Команда полковника Иванова называется «Экспертно-аналитическое бюро». Но ее стихия – война. Безжалостная, бескомпромиссная, кровавая война с наркомафией. Особенность этой войны еще в том, что на «мероприятия» бойцы Команды отправляются, как правило, без оружия. Впрочем, это не мешает им побеждать. И все бы шло своим чередом, но тут в борьбу с наркомафией вмешивается какая-то третья сила. Цели у нее вроде бы те же, что и у Команды, но вот методы «работы» просто шокируют. Полыхают коттеджи наркобаронов, на подступах к городу безжалостно уничтожаются наркокурьеры, стучат пулеметные очереди – это без суда и следствия расстреливают торговцев «дурью». Но самое любопытное, что в самом городе идет легальная торговля легкими наркотиками. Команда полковника Иванова пытается раскрыть двуличных «мстителей» и приступает к своей самой рискованной и самой жесткой операции…

Жесткая рекогносцировка

Тактика выжженной земли

Триумфатор

2009 ru Miledi doc2fb, FB Writer v2.2, FB Editor v2.0 2009-03-14 http://www.litres.ru/ Текст предоставлен издательством «Эксмо» 7862931c-6031-102c-a9ac-5025ca853da2 1.0 Спецы: лучшая проза о борьбе с наркомафией Эксмо М.: 2009 978-5-699-33626-5

Лев Пучков

Спецы: лучшая проза о борьбе с наркомафией

Жесткая рекогносцировка

Некоторые события, описанные в книге, выдуманы.

Названия ряда населенных пунктов, учреждений и организаций намеренно изменены.

Изменены также многие фамилии, встречающиеся в тексте.

Пролог

«Cool! Cool! Cool!!!»

«…Жизнь прекрасна.

Нет, это не просто цитата из классики. Это вполне емкое и исчерпывающее определение текущего момента.

Мне восемнадцать. Я абсолютно здорова, умна, недурна собой…»

– Да ладно скромничать, ты у меня просто краса писаная!

«Это папа. Папа неадекватен: оценивает меня оч-чень даже необъективно. Я для него – свет в окошке, это понятно. Эмм… Ну и понятно также, что у меня прекрасные родители, потрясающие перспективы и просто фантастическое будущее…»

– Брось свой дурацкий диктофон и прекрати кормить кота со стола! У него диета, ему нельзя мидии!

«Это мама. Потрясающе хороший человек, но оч-чень эмоциональна. Да и не мудрено: шутка ли, такой дом держать на своих хрупких плечах!

Так… Угу… Угу…

А, вот: особенно отчетливо ощущаешь, что жизнь прекрасна, когда в праздничный день, солнечным утром, неспешно завтракаешь с семьей в зимнем саду. Повариха Матильда подсматривает с кухни, расплющила нос о дверное стекло. Три минуты назад спросила горничную Дусю, понравились ли маме кексы. Дуся не смогла дать вразумительного ответа, теперь Матильда переживает…»

– Матильда, не переживай! Кексы – фантастика! Хи-хи…

«Так, Матильда удрала. Графиня в страшном смятении бежит к пруду… Хи-хи… Эмм… А, да: Восьмое марта, весна, солнце. Вижу: по двору слоняются секьюрити, тот, что ближе к оранжерее, – Миша, он по мне тайно вздыхает. Хи-хи… Дурачок…»

– Кто вздыхает?!!!

«Это специально для папы: проверка реакции. Папа – брось. Неужели не понятно: слуги всегда тайно хотят дочь босса, даже если она корявая, хромая и горбатая. А уж если у нее все на месте и от нее не воняет протухшими памперсами… Гхм-кхм… Ну, в общем, понятно: это ведь азы психологии…»

– Ну-ну, я присмотрюсь. Если что, всю вздыхалку повыдираю, под самый корень!

«Папа, папа… Все хочет составить дочурке счастливую партию. Спит и видит, как бы удачно пристроить свое неразумное дитя за какого-нибудь принца…»

– Кстати, насчет партии. На сегодняшнем балу тебе надо быть обязательно…

«Ну вот, началось! Балы, ассамблеи, премьеры, бенефисы… Боже мой, какая жуткая скукотища! Все каменно и чопорно, все друг друга ненавидят и картонно улыбаются, хотя каждый прекрасно понимает: это фикция. Зачем?!!! Неглупые ведь люди, неужели не жаль так бесславно тратить свое драгоценное время? Решительно не понимаю, зачем этим монстрам, динозаврам, рулящим страной, все эти маскарадные сборища…»

– …Президент будет!

– И что с того? Президент не в моем вкусе. Мне больше нравятся полные курчавые брюнеты с большими влажными глазами.

– Пфф… Кто-то спросил про твои вкусы? Что ты можешь понимать в таком возрасте?!

«Эх, мама… Мама, видимо, надеется, что президент мгновенно мною пленится, загорится, воспылает, бросит Первую Леди и женится на мне. Да, признаю: выглядит это весьма заманчиво. Вот это точно – хорошая партия…»

– Вот дуреха-то, прости господи… Ну ты только послушай, что ты несешь! Вот прокрути назад и послушай!

«Мама негодует. Раздувает ноздри, взор ее сверкает. Мамочка, не надо, не стоит оно того…»

– Слушай, брось это свое идиотство! Я его сейчас об пол тресну!

– Мам, это не идиотство. Это я к курсовой готовлюсь. А диктофончик все-таки немало стоит. Не бог весть какие – но все же денежки. Ты лучше скажи, хотела бы президента зятем? Как тебе такая перспектива?

– Боже, дай мне терпения…

– Окси, не ерничай, – вовремя вмешался глава семьи. – Мама упомянула про президента исключительно для того, чтобы подчеркнуть особый формат мероприятия. Особый статус. Там будут люди очень высокого полета.

– И что мне эти ваши люди?

– Ну как – что?! Надо пользоваться случаем. Ты у нас уже не ребенок, пора потихоньку устраивать свою будущую жизнь.

– Ага… Удачная партия?

– Ну, партия не партия… Но – осмотреться, показаться, оценить обстановку… Тебе в июне уже девятнадцать будет…

Оксана укоризненно покачала головой и вздохнула. «Осмотреться, показаться, устраивать жизнь…» Что за бред? Разве можно тратить время на всю эту нудистику, когда каждый твой день и без того до отказа насыщен жизненно важными и совершенно неотложными делами? Учиться, самообразовываться, набираться ума (это три совершенно разные вещи) для великих свершений, срочно переделывать наш неправильный мир, который от этой своей неправильности в любой момент может рухнуть, и вообще существует до сих пор только ввиду какого-то чудовищного недоразумения…

– Ну что ж, глубокоуважаемые предки… У меня для вас две новости.

– Боже мой, доченька… Ты…

– Успокойся, мама, это совсем не то, что ты думаешь!

– Да, это не то, – с ходу выловил суть мудрый папа, спокойно подливая себе чаю. – Она просто не поедет с нами на бал.

– Да, не поеду. У меня мероприятие.

– Какое мероприятие? Что у тебя может быть за мероприятие, которое важнее этого? – удивилась мама.

– Поверь мне, мое мероприятие стократ важнее этого вашего бала. Я бы даже сказала так: вопрос жизни и смерти. Тебе лучше как: дохлая дочка на балу или живая-здоровая, но вне бала?

– Да что там за мероприятие такое?! – мама растерянно всплеснула руками. – Ты понимаешь, в какое положение ты нас ставишь?! Куда это ты собралась – на важное такое? Это кто такие вообще?

– Четыре вопроса. Акцентов приоритета не уловила – все равноправно и одинаково сумбурно. В какой последовательности отвечать?

– Ну ты уж совсем-то из меня дуру-то не делай! Думаешь, если мать без высшего образования, так над ней и глумиться можно?!

– Мам, ну что за глупости? При чем тут образование?

– Куда ты собралась?!

– Лучшие по успеваемости студенты нашего курса собираются в «Поземке». С руководителем и всем деканатом в полном составе.

– Что-то я не поняла… Откуда у тебя такая любовь к сокурсникам? То они для тебя – «биомасса», то ты ради них готова вдрызг разругаться с родителями?

– Поясняю. «Биомасса» здесь ни при чем, если ты прослушала, уточняю: там будет наша профессура. И я буду делать научный доклад, как раз по этой теме, которую набалтываю на диктофон. Теперь понятно?

– Ну… Час от часу не легче… А чего это – Восьмого марта?

– А чем этот день лучше других?

– Так праздник же!

– Это у вас праздник. Такой ваш тупой совковый праздник, который придумали ваши тупые коммунисты для забитых, затурканных судьбой женщин. Триста шестьдесят четыре дня в году ты – скотина и быдло, а сегодня, так и быть, на тебе, почувствуй себя человеком.

– Ну что ты опять несешь!

– Правда всегда нелицеприятна, мама, это закон жизни! Посмотри на Европу, для нормальных людей 8 Марта – обычный день, ничем таким особым не примечательный.

– Ну вот… Гхм-кхм… Даже и не знаю…

– Моя порода, – одобрительно крякнул папа. – Врет и не краснеет. Да еще как вдохновенно врет!

– Что значит «врет»? – тревожно вскинулась мама.

– Врет, врет! Глумится над нами. У нее сегодня вечернее рандеву с «Народным ополчением».

– Это кто?!

– Это – «что», Машенька, а не «кто».

– И что это?

– Шайка юных бездельников, мнящих себя спасителями мира.

– Антиглобалисты, что ли? Буйные, нет?

– Да ну что ты, Машенька, какие антиглобалисты… Ничего такого, о чем можно было бы беспокоиться. Я же сказал – бездельники. Пустое место…

– Сами вы пустое место! Что вы можете понимать в таких вещах?!

Оксана обиженно хлопнула ресницами и испепелила папу взглядом.

– Родители-то у них хоть приличные, нет? – озабоченно уточнила мама.

– Увы, ничем утешить не могу. Самый крутой папа там – завуч в общеобразовательной школе.

– Боже мой! Да как же… Кто допустил… Как с такими отбросами… Ты на какой свалке их откопала?!

– Сами вы свалка!

– Не выражайся!!!

– А по Интернету, по нему, родимому. До этого все – в чате да на форуме, потом – по телефону. А сегодня, стало быть, у них первая встреча. Знаешь песню: «Первая встреча – последняя встреча…»

– Тупая песня!

– «Утро туманное», старинный русский романс. Не оскорбляй классику…

– Я тебя туда не пускаю! – решительно подбоченилась мама. – Не для того я загибалась-горбатилась, дочь растила, чтобы она со всяким сбродом…

– А я тебя и не спрашиваю! Я совершеннолетняя! Дождетесь – соберу сейчас вещи и уйду от вас!!!

– Совсем сдурела?! Чего это на тебя нашло?!

– Спокойно, Маня, спокойно… На полтона ниже, пожалуйста… «Если у вас проблемы с родителями-ретроградами, мы дадим вам приют, обогреем и накормим…» Ага?

Оксана опять испепелила папу взглядом и растерянно прикусила губу. Черт, а не папа! Есть ли в мире информация, которой он не владеет?! Везет же некоторым: папы у них простые олигархи или тупоголовые губернаторы, которые и со своими делами разгрестись не успевают, не то что отслеживать какие-то левые телодвижения отпрысков…

– Папа – гад. – Папа ловко утянул из-под носа расстроенного чада диктофон и нажал запись. – Испортил, гад, всю малину. А так было бы все славно… Вопрос: на что вообще рассчитывала?

– В смысле?

– Все табельные маршруты утверждены на неделю вперед, по любому изменению – немедленный доклад. Никого из этой шатии в те места, где ты бываешь, даже на пушечный выстрел не подпустят. Ну, допустим, в ту же «Поземку». Никак, начальника охраны охмурять собралась?

– Да больно надо! – Оксана забрала диктофон, отложила в сторону, подальше от папы, и, непримиримо выровняв спину, скрестила руки на груди. – И вообще, можешь не волноваться: никакой малины ты не испортил.

– То есть?

– Куда хочу, туда и пойду. И без всякой охраны. Они ведь мне руки вязать не будут?

– Не будут, радость моя. И ноги – тоже. Они к тебе пальцем не смеют прикоснуться, и ты прекрасно это знаешь.

– Господи, Оксанка, да что с тобой сегодня…

– Хватит, мама! Попили моей кровушки, и будет. Иду куда хочу – и все тут! Что вы мне сделаете – из дому выгоните? Да на здоровье! Уйду с большим удовольствием!

– А куда уйдешь, если не секрет? – деловито уточнил папа.

– Не ваше дело! Куда хочу, туда и уйду.

– Очень приятно, – папа поманил пальчиком притаившуюся в углу горничную Дусю. – Притащи из кабинета мобильник.

– Который?

– В коричневом чехле из крокодиловой кожи.

– Сию секунду…

– Значит, так, – папа, непримиримо выровняв спину (это, вообще, его манера – а дочка просто невольно подражает) и скрестив руки на груди, глянул исподлобья. – Идти тебе некуда. Все, с кем ты общаешься, в курсе, что почем и каким концом потом им достанется. Остается один вариант: вот это идиотское «Народное ополчение».

– Оно не идиотское…

– А я сказал – идиотское! Дебильное – тупоголовое – дегенеративное!! Пока ты с ними общалась по сети и телефону, я терпел. Можешь продолжать и далее в таком же духе, это не возбраняется.

– Вот спасибо!

– Пожалуйста. Но я не допущу, чтобы ты общалась с ними непосредственно, «вживую».

– Да ну! И что ты сделаешь?

– Я их уничтожу…

Тут как раз явилась горничная и притащила телефон.

– Погоди… Что ты имеешь в виду? В смысле – морально?

– А вот это понимай как хочешь, – папа дважды пикнул кнопками и задержал палец на «вводе». – Сейчас ты дашь мне слово, что никогда не будешь с ними встречаться. Ты ведь мой ребенок и слово держать умеешь.

– А если не дам?

– Тогда я дам.

– Что ты дашь?

– Команду. Прямо сейчас, при тебе. И до исхода сегодняшнего дня от этих ублюдков останутся одни воспоминания.

– Погоди-погоди… Ты чего так сразу – с места в карьер? – не на шутку разволновалась Оксана. – Давай поговорим об этом, обсудим…

– Не собираюсь я это обсуждать! У тебя есть двадцать секунд, чтобы принять решение.

– Нет, ты мне скажи: что значит – «уничтожу»? В каком плане – «уничтожу»?!

– Я сказал – понимай как хочешь. Все, засекаю время…

Так… Ну и что теперь делать? С ходу, не задумываясь, дать слово – потом ведь держать придется. Это значит, все грандиозные замыслы и прекрасные идеи отодвигаются на неопределенный срок. По телефону и сети – это, конечно, здорово… Но главное ведь – это личное общение! Чтобы понять, что стоит за безликими никами и стандартными телефонными голосами, надо смотреть людям в глаза, видеть их рефлексии, дать своей интуиции поработать на живом материале: правильные ли это люди, стоят ли они того или ну их к черту…

– Десять секунд…

А если дать и не держать? Нет, понятно, что всю жизнь держала, чего бы это ни стоило – воспитывали так, с самого детства, всегда ставили личную надежность и внутриклановую честь во главу угла… Но ситуация-то какова?! Ведь это из ряда вон, никогда ранее ничего подобного не было!

Не держать – опасно. Во всех отношениях. Оступишься, словчишь раз, другой – все равно рано или поздно отследят и доложат. Вот ведь позор будет!

Но позор – это всего лишь ее личное дело, траченое реноме, моральные минусы…

А реальная опасность в том, что ее папа, без всяких скидок и условностей, может ВСЁ. Думаете, от нечего делать прицепилась: «…что значит – „уничтожу“? В каком плане – „уничтожу“? Да как бы не так! Если в двух словах, то речь в данном случае идет не о том, чтобы „разогнать и осложнить жизнь“ (папа на такие мелочи просто не будет размениваться), а устроить неприятности в диапазоне от „состряпать уголовное дело и надолго усадить в тюрьму“ до убийственно простого „устранить физически“. Все понятно, нет?

Ну и как теперь выкрутиться из ситуации?

– Время вышло. Решение?

– Слово.

– Конкретнее?

– Я не буду пытаться с ними встречаться. Достаточно?

– Так… Ага, понял. Думаешь, хитрее всех?

– А что тебе не нравится?

– То есть ты, конечно, пытаться не будешь… Но если вдруг тебя застукают с кем-нибудь из этой шатии, всегда можно будет сослаться на форс-мажор. Они подошли сами, заговорили со мной, а я даже без понятия – кто такие…

– Погоди…

– Не пойдет!

– Ну а что ты хочешь?

– Смени формулировку.

– Хорошо. – Оксана тяжело вздохнула и выдала требуемое: – Я не буду с ними встречаться. Ни при каких обстоятельствах.

– Слово?

– Слово.

– Ну вот и славно, – папа поманил пальчиком горничную и сдал опасный телефон. – Умница!

И принялся как ни в чем не бывало помешивать остывший чай. Хотя заметно было – украдкой облегченно вздохнул и слегка расслабился.

Хорошо, когда дочь – умница. Не надо лишний раз давать команду, чтобы кого-то неправедно упекали за решетку или вовсе уничтожали физически. Зачем без надобности грех на душу брать?

Плохо, что умница чересчур впечатлительна и склонна к самокопаниям. Сидит сейчас с потухшим взором, бездумно смотрит в окно и тихо ненавидит всех подряд…

– Ты пойми, я ведь это не из вредности. Да я за тебя умереть готов, горе ты мое! Просто есть вещи, которые тебе в твоем возрасте пока что не понять…

– Прекрати, папа! Оставь это для своих тупоголовых дуболомов, ладно?

– Ну хорошо, хорошо…

– Так ты едешь с нами на бал, или как? – осторожно поинтересовалась мама, совсем потерявшаяся в этой внезапно налетевшей буре страстей.

– МА-МА!!!

– О боже… Да чего я такого сказала-то?!

– Не трогай ее, Маня, – мягко посоветовал мудрый папа. – Какой, на фиг, бал? У нас траур, надо ждать, пока рассосется.

– Ну и что теперь, будешь в праздник дома сидеть?

– Маня…

– Чего – «Маня»? Сорок пять лет уже Маня! Съездила бы хоть в «Поземку» эту вашу, развеялась…

– А что – хорошая идея, – в потухшем было взоре Оксаны появился какой-то нездоровый проблеск. – Поеду, развеюсь… Нажрусь там, как свинья, перебью всю посуду, драку устрою, опозорю вас на весь свет!

– Господи, да какая муха тебя сегодня укусила?! – У мамы от огорчения даже губы затряслись – сейчас заплачет.

– Да на здоровье, – папа хладнокровно пожал плечами. – Это ты себя опозоришь. Мы в твою «Поземку» не ходим, мнения ее завсегдатаев нам глубоко безразличны, ты человек взрослый, отвечаешь за себя сама…

– Ага! Насчет этого, значит – «взрослый»?

– Угу, взрослый. Так что – приятного вечера, радость моя…

* * *

Интересно, почему эти дебилы всегда врубают музыку на полную мощность?

Децибел тут – чересчур. Как зайдешь, с непривычки на уши давит – жуть! Хочется тут же выскочить обратно. Светоэффектов тоже через край. В глазах рябит, двоится и троится. Нужно долго привыкать, чтобы хоть как-то ориентироваться во всех этих сполохах, вспышках, заревах и протуберанцах. Пока отыщешь взглядом знакомые лица, глаза сломаешь: людей тут полно, они не просто сидят, а активно перемещаются, и от этого кажется, что их в два раза больше!

И вообще, всего тут много, и все тут почему-то очень бестолково.

«Поземка» – «элитный» ночной клуб. Тусуются тут дети первых людей страны и разные именитые знаменитости. Могли бы, наверное, как-то все организовать поприличнее, на более достойном уровне. Или, может, это некий отголосок «социальной справедливости»? В смысле, в стране бардак – и у элиты на вечеринках то же самое?!

Так, а вот и сокурсники – почти половина группы собралась, несколько столиков сдвинули вместе.

– Привет, биомасса!

– Привет, синий чулок.

– Кх-а-аа! Кх-то прише-ел!!! Кха-кхая чессь для нашшшего болота!

– Окси! О-о-оуу! Оу-кси! Ну все!

– На рейв-парти у нас нынче тетка – первый класс! И воще, блин, воще – сегодня полный расколбас!!!

– О-о-оуу!!!

– Ксю-ха! Ксю-хха!! Ксю-кхы-кхы…

– Ага… Уже наширялись?

– Нет, тебя ждем.

– Совсем мозги кончились? Когда это я с вами ширялась, придурки?

– Да, ты у нас не такая. Но ты, не такая, только намекни – мы тебе…

– Ага, все бросила, помчалась намекать… Чего там у нас сегодня в меню?

– Да так – все как обычно…

С сокурсниками Оксана не церемонится. Смысла нет. Это она для них, оперируя понятиями папиного круга, – прекрасная партия. А они для нее – никто, мелочь пузатая. По табели о рангах даже в один разряд никто не попадает. Пример: «Поземка» охраняется как режимный объект, секьюрити тут высшей категории, контролируется каждый квадратный метр, хозяева отвечают за безопасность гостей в буквальном смысле головой. Первое правило режима: охрану посетителей в клуб не пускают. Плечистые хлопцы и накачанные девицы с резиновыми мышцами дисциплинированно ожидают предписанные к хранению тела в дорогих машинах на утыканных камерами слежения парковках. Есть небольшое исключение: с охраной в клуб имеют право зайти ровно пять человек в мире. Билл Гейтс и Джордж Буш в этот список не входят, на первом месте там стоят дочки президента, а на четвертом – Оксана Зубова. Кроме того, ее охрана может потребовать пересадить посетителей из-за любого столика, если они затрудняют наблюдение за объектом с целью обеспечения его полной безопасности.

Вот вам разница в разрядах.

Но дело, в принципе, даже не в табели о рангах. Ребята из «Ополчения», по определению папы, – «пустое место», однако Оксана общается с ними с большим удовольствием. Потому что они умные, нестандартно мыслят, имеют твердые намерения сделать мир лучше, и хотя бы уже за это их можно уважать.

А за что уважать этих бездарных детей вельможных родителей, которые сами по себе, без пап и мам, ровным счетом ничего собой не представляют?

Вот Петя Иванов, сын министра, холеный ленивый красавец, неформальный лидер их группы и полнейший бездарь (уже год как капает слюной в сторону Оксаны, все какие-то там планы строит, дубина!). Вот выдержка из разговора Оксаны с Петей по существу вопроса:

– Петя, ты чего себе вообразил?

– Ну че, я те вооще, что ли, совсем не нравлюсь, ннэ?

– А ты еще чего-нибудь можешь, кроме как «зажигать, отрываться, тусоваться, оттягиваться»?

– Ну, ты понимаешь, Окси… Мммэ… Ну, мы сейчас, типа, молодые, надо все успеть…

– Нет, ты мне ответь конкретно-прямо: на что ты способен?

– Ну, я че-то не понял, вооще, че ты имеешь в виду… Я че, слабо упакован, ннэ?

– Петя, барахло, бабки и крутые тачки – это не твое. Это тебе папа дал. Этого добра у нас у всех – сынков и дочек – хватает. А вот конкретно тебя: в одних трусах, на лужайке, без всего, что тебе предки дали, – за что тебя, голого Петю, можно не то чтобы любить, а хотя бы просто уважать как личность?

– Ну, Окси, ты че-то загнула…

– Если ни одной извилины нет, я тебе сама отвечу: не за что, Петя! Без своего большого папы ты – полный ноль. Ничтожество. До папиного уровня тебе не подняться – папиных мозгов нету, значит, будешь всю жизнь пользоваться его заслугами, паразитировать и впустую коптить небо. Ну и на фиг ты мне нужен, такое недоразумение ходячее?!

Ну вот, примерно в таком ключе. Уважать не за что, скрывать свое отношение нет смысла. Да и приятно это – лениво хамить тупоголовым вельможным отпрыскам, заведомо зная, что проглотят, как миленькие: удачно и едко парировать – мозгов нет, а грубить никто не посмеет, потому что можно тут же, «не отходя от кассы», огрести от охраны…

Сегодня Оксана вела себя примерно. Всем приятно улыбалась, сверх меры не хамила, общалась со знаменитостями и «звездами» (тут этого добра едва ли не больше, чем сынков и дочерей) и потихоньку налегала на французское шампанское. Не то чтобы исправилась или вдруг в одночасье поменяла мировоззрение… а просто был у Оксаны на этот вечер весьма определенный план.

План простой и бесхитростный: в общих чертах – нализаться в доску и устроить дикий скандал с битьем посуды и всех подряд противных рож, что подвернутся под руку; а также конкретная задача номер два: под шумок крепко отдубасить Петю Иванова.

Насчет Пети сомнений не было: он длинный, но дохлый, на физкультуру давно забил, злоупотребляет кокаином и регулярно глотает «экстази». А Оксана, напротив, давно и регулярно потеет в популярном среди «верхов» клубе айкидо, ничем не злоупотребляет и, вообще, имеет довольно крепенькую стать.

То есть Петю сделать – раз плюнуть. Пусть потом обтекает, сволочь: тоже мне, красавец, с девчонкой не мог справиться!

А приятно улыбалась всем и вела себя паинькой для того, чтобы усыпить бдительность окружающих и своей охраны. Внезапный удар будет особенно хорош, когда вся эта золотая биомасса нажрется, наглотается, обнюхается и начнет благостно гукать и пускать розовые сопли. Вот тогда я вам устрою, сволочи!

Откуда бы это у нее? Сама родом из того же инкубатора, от остальных-прочих отличается лишь рангом папы, личным повышенным трудолюбием да чрезмерной вдумчивостью… Спроси сейчас кто – вряд ли даст внятный ответ. Просто, сколько себя помнит, презирала и терпеть не могла всю эту тупоголовую «золотую молодежь» и трущихся вокруг нее «звезд», алчных до подачек и дармового угощения. Считала почему-то, что на их месте должны быть другие, одаренные и талантливые, которые действительно заслужили право вести такой образ жизни…

В зале, где «зависала» Оксанина группа, нельзя было разговаривать по телефону: шум вокруг стоял – как на каком-нибудь металлургическом комбинате в самый разгар производственного цикла. Трижды Оксана выходила в просторное фойе поболтать: два по двадцать – для души, с «Ополчением», раз на полторы минуты – по делу, поругаться с мамой.

– Ты там с шампанским полегче! Третий фужер уже пьешь!

– Мама, я совершеннолетняя! Что хочу, то и пью! Сколько хочу, столько…

– Будешь продолжать в том же духе – все брошу, приеду и вставлю там всем вашим подавальщикам-барменам! Пусть тебе будет стыдно, что люди из-за тебя пострадали!

– МА-МА!!! О, боже… Да когда, в самом деле, вы уже прекратите мне нервы трепать…

И в таком духе – еще шестьдесят секунд. До красных пятен на щеках и до еле контролируемого желания с размаху шваркнуть телефон о паркет.

Обычное явление: охрана доложила о ходе культурного мероприятия. Предатели. В обе стороны работают. Неплохо было бы, если бы, допустим, какие-нибудь террористы напали да перестреляли всех к известной матери. Вокруг – трупы, а она – совсем одна. Свобода!

Оксана вернулась в зал, со злости осушила свой на две трети наполненный фужер, сделала официанту пальчиком – «повторить», нащупала взглядом примостившихся через два столика телохранителей и показала им нехороший американский жест. До большего опускаться не стала: бессмысленно. Работа у них такая. Вот помрут папа с мамой, будет она хозяйкой, тогда они будут ее слушаться и докладывать о каждом шаге ее чад. Если таковые чада вдруг образуются когда-нибудь…

Пока гуляла туда-сюда, многие однокашники, судя по поведению, нюхнули, да не по разу, а некоторые и вовсе приняли общеизвестной дряни с выраженными эффектами. Вели себя как заведенные кем-то механизмы с ограниченной программой: не по-человечьи бодренько отплясывали, дергаясь, как ужаленные в причинные места, жутко потея и поглощая лошадиные дозы напитков, непринужденно орали, изливаясь потоками труднопонимаемого косноязычия (а полчаса назад многие двух слов связать не могли – только мычали да «чекали»), реготали неестественными голосами, причем ни с чего, на ровном месте – что называется, «с пальца перлись».

Ну за что их уважать, скажите? Такого рода мероприятия Оксана посещает редко, но каждый раз – одно и то же. Через полчаса после начала все нанюхаются-наглотаются, и обстановка начинает напоминать хлев.

Есть мнение, что великие художники и прочие незаурядные творческие личности принимали наркотики, чтобы раскрепоститься, полнее раскрыться, дать своей великой фантазии вольно воспарить над ограниченной плоскостью реальности. И якобы они в эти минуты были просто прекрасны, великолепны, неподражаемы и, вообще, богоподобны. Очень может быть, очень может быть… если есть чему раскрываться и парить.

А если там, внутри, пусто? И мало того, не просто пусто – вакуум, а пустота эта до отказа наполнена душевным мусором, всевозможным хламом и грязью?!

Вот и представьте себе, что будет, если это чудо-юдо папо-мамино вдруг сглотнет «колесико» да раскроется, раскрепостится в компании себе подобных.

Короче – быдло, оно и есть быдло…

Так… В общем, Оксана залпом осушила свой фужер, услужливый мальчик притащил другой, повертела его за ножку (фужер, а не мальчика), пытаясь стряхнуть негативные эмоции, оставшиеся от разговора с мамой… И вдруг поняла, что с ней происходит нечто странное и необъяснимое.

Кто-то прибавил звук – не музыки, а вообще всего вокруг: отчетливо слышно было, что орут танцующие и люди за столиками. А музыка неузнаваемо трансформировалась: мелодия потерялась, аранжировка пропала, остался один лишь ритм. Дум-дум-дум… И колошматил этот ритм, казалось, в самое сердце, как будто какой-то неутомимый работяга лупил по мембране молотком. Дум-дум-дум… Ноги непроизвольно дернулись несколько раз, как судорогой свело – хотели ноги танцевать, сами, без участия остального тела. Краски сделались резче и ярче, причем красный преобладал – как будто местный светотехник чего-то там нахимичил с фильтрами.

– А-а-а, рожи!!!

Да, рожи… Рожи однокашников за сдвинутыми вместе столами как будто приблизились, стали крупнее, отчетливее, рельефнее… Даже в полумраке, в ослепляющих сполохах стробоскопа хорошо различимы веснушки на вспотевшем лбу сидящего рядом Пети Иванова. Глазки масляные, хитрые, смотрит как-то выжидающе, с прищуром, как кот на мышку… А так ничего себе рожи… Даже нет, скорее – лица. Рожи бывают у плохих людей, а тут все свои, родные… И вовсе они не противные, как обычно, что-то с ними сейчас случилось, этакое приятственное, изменились они в лучшую сторону… Улыбаются, смотрят приветливо, гыкают… Да вообще – милые ребята!

– Гы-гы… – непроизвольно выдала Оксана, впадая в общий контекст. – Гы-гы-гоо…

– Ну, как самочувствие?

– Ой, су-у-уки… – шибануло вдруг откуда-то изнутри остатком здравого смысла. – «Экстази» в шампанское подмешали…

– Ну, подмешали, – честно признался Петя Иванов. – Гы-гы… ну а че те – плохо, что ли?

– Мне? Гм… Уфф… Не, не плохо.

– Ну вот, и тащись, как все приличные люди. Все намана?

– Намана… – Оксана облизнула пересохшие губы – слюны во рту вдруг не стало, язык прилипал к нёбу – и потянулась за фужером.

– Окси, ты брось это – на шампань не налегай, – предупредил опытный Петя. – Лучше колу пей. Алкоголь того – типа, того, усиливает…

– Да ну, какая фигня, – Оксана залпом опрокинула фужер и тут же отняла у Пети початую бутылку фанты. – Дай-ка…

– Ну че, пошли подергаемся?

– Па-а-ашли!!!

И пошли.

Танцевать, оказывается, это просто здорово. Оксана, танцевавшая редко и по жизни равнодушная к развлечениям подобного рода (пустая трата времени, в мире есть масса гораздо более интересных и полезных дел), почувствовала себя вдруг как минимум королевой бала. И не важно, что при этом она всего лишь прыгала на месте, высоко подбрасывая колени и отчаянно мотая головой. Оксана была занята важным делом: пыталась руками поймать ритм, который стал подобен некоему материальному стержню, вонзавшемуся в нее под разными углами со всех сторон. Ритм ловко ускользал – Оксана чертыхалась и весело визжала от избытка чувств. Если бы в горле не сохло да нижнюю челюсть не сводило бы судорогой, – вообще все было бы здорово!

– Побольше пей, – Петя, исчезнув на минуту, вернулся с большой бутылкой колы, – и все будет намана. Ну как ты?

– На-ма-на!!!

– Ну и молоток. Поцелуемся?

– Только не взасос. А то в харю тресну. Ммм-ммм… Фу, соленый какой-то…

– Гы-гы-гы!!!

– Ты потише прыгай – людей задеваешь…

– Да че там люди! Смотри, как могу: ы-ыхх!!!

Оксана, ловко сгруппировавшись, сделала безукоризненное сальто назад. Как учили. Приземлилась, в общем, удачно, но одного товарища задела ногой да на завершающей стадии приземления крепко саданула второго товарища локотком. Неумышленно – тесно ведь. Публика восторженно заорала, захлопала.

– Только один раз – и только для вас! – Оксана изобразила книксен и манерно раскланялась.

Ушибленные товарищи попробовали было заявить о своих правах, но Петя быстро их поправил:

– Куда прете, скоты, не видите – кто?! Еще слово, и вас тут закопают!

Петя – душка! И вообще, все так классно, все так здорово!

– Шампанского! – завопила Оксана от избытка чувств. – Гарсон, ведро шампанского людям! Йю-ххууу!

– Ты потише ори, – озаботился Петя. – Вон, смотрят…

– И что?!!!

– Да нет, твои смотрят. Гляди, загоношились…

Точно, телохранители стоят, пялятся озабоченно, начальник охраны направляется в фойе, на ходу доставая телефон. Стучать побежал, сволочь!

– Ну е-мое! – не на шутку обиделась Оксана. – Я кто – швея-мотористка, что ли?! Мне теперь че – и поорать нельзя?!

– Да можно, все можно, – горячо поддержал ее преданный Петя. – Уж если тебе не поорать, то кому же? Но только не здесь.

– А где?

– Хочешь, свалим отсюда, тут рядом местечко есть – че хошь мона делать, хоть на голове ходить.

– Нереально. Охрана вон, глаз не спускают. Потом, тут у них камеры везде понатыканы…

– Я знаю, как можно выйти. Давай, двигай потихоньку наверх, на антресоли.

– И?

– Постой рядом с диджеем, я сейчас – быстренько все организую.

– Хорошо, давай…

По дороге зацепила из бара две бутылки шампанского – все равно охрана уже доложила, хуже не будет, – пристроилась рядом с кучкой поклонниц диджея, оперлась о перила, чтобы не выпадать из поля зрения телохранителей, а то ведь наверх попрутся! Стояла так и дергалась в такт музыке, опасно постукивая бутылками о благородный мореный дуб перил, одно неверное движение – и внизу кто-нибудь получит травму…

Потом откуда-то возник сноровистый Петя – почему-то с мокрыми волосами, приволок из гардероба Оксанино соболье манто (как пронес по лестнице – не понятно, то ли охрана по какой-то причине не отреагировала, то ли чертовски ловок, гад!), зашептал жарко на ухо:

– Давай, потихоньку, не торопясь, два шага назад… Так… А теперь – быстро!

И вприпрыжку помчались по верхнему коридору в дальний конец. А сзади что-то зашумело, заверещало: спохватившиеся телохранители протискивались на антресоли сквозь плотный строй облепивших перила девчат.

– Быстро, быстро…

Выскочили наружу: балкончик из металлического прута, пожарная лестница, под козырьком – аж целых три камеры слежения, тревожно подмигивающие красными огоньками.

– Камеры же!

– Да и хрен на те камеры, – Петя, не поворачиваясь лицом к камерам, принял бутылки, завернул их в манто. – Давай. Удержишься?

– А то!

– Пошла, пошла…

Внизу уже ждали трое однокашников: две девчонки и Женя, друг Пети, – подпрыгивая и повизгивая от нетерпения и переполнявших их чувств, приняли Оксану на руки, тут сверху кулем рухнул Петя, накинул на плечи королеве бала манто, бутылки сунул к себе в карманы, и вся компания дружно припустила за угол.

Короче, удрали. Камеры, конечно, все это безобразие зафиксировали, но разбор полетов будет завтра, когда поймают. А сегодня – СВОБОДА!!! Держите меня трое, и прячься в панике, родной город! Ух, теперь-то я вам тут устрою…

* * *

До того чудесного местечка, где, как обещал Петя, было все можно, добирались пешком.

– Тут три квартала, прогуляемся…

Впервые в жизни Оксана гуляла по ночному городу абсолютно без какой-либо охраны и вообще была предоставлена сама себе.

– Свобода! Сво-бо-да!!!

Дула шампань из горла, неумело свистела и вопила в полный голос – компания единодушно ее поддерживала, не слушая уговоров благоразумного Пети малость обождать и добраться все-таки до безопасного места.

Напоролись на одинокого прохожего – какой-то мучившийся бессонницей старичок вышел прогуляться, скакали вокруг него, как туземцы вокруг белого миссионера, орали, визжали, пытались угощать шампанским. Бедолагу чуть кондратий не хватил. Потом белугой ревели спартаковскую речевку (Женя научил – он фанатеет по футболу) и дружно послали в известные места какого-то паршивого интеллигентика, взывавшего из форточки к порядку.

– Тоже мне – спать ему хочется! Да мы те все окна переколотим, сволочь! Ты че, скотина, не в курсе, что страна гуляет?!

А время было как раз без пятнадцати час.

Интеллигентик оказался негодяем – вызвал милицию. А может, она сама вызвалась или просто ехала по маршруту, но, в общем, вскоре наши гуляки узрели мигалку «лунохода».

– Ничего, один звонок – и они тут все строем будут топать. – Оксана полезла было за телефоном.

– Сдурела, что ли? – образумил ее многоопытный Петя. – Какой звонок – первым же делом предкам сдадут! Ходу!

Удирали от милиции по подтаявшим сугробам, как заправские хулиганы, прятались в каком-то проходном дворе, перебежками просочились через темную улочку, потом рвали во все лопатки через широченный яркий проспект, чуть под машину не угодили – машина жутко скрежетала тормозами, стукнулась в столб, там оказались какие-то кавказцы, хотели драться, но были они какие-то толстые и не догнали…

Ух! Вот это житуха!! Вот это приключения!!!

– Кул, кулл, куллл!!! – сипло верещала охрипшая от переполнявших ее эмоций Оксана. – Я вас всех люблю, мерзавцы!!! Вот она – свобода…

Да, верно, следовало все же слушаться опытных товарищей. Так получилось, что из всей компании никто, кроме Оксаны, шампанское не пил: ребята давно приноровились к популярным в их кругу «витаминкам», не раз испытали разные побочные состояния и выработали некую своеобразную этику: если «торчишь» – алкоголь по минимуму или вообще без него.

В общем, пока добрались до места, Оксана, мучимая не проходящей жаждой, высосала обе бутылки шампанского. Прибавьте – в клубе, до этого, выпила почти бутылку и суммируйте: для непьющего человека, даже без всяких «таблов», этого вполне достаточно, чтобы надежно стоять на бровях.

Так что детали интерьера того чудесного местечка, куда они в конце концов попали, Оксана воспринимала как декорации некоего футуристического спектакля, который, к тому же, показывали через крашеное стекло. И вообще, все вокруг так здорово ехало и плыло, что она с большим трудом представляла себе, что с ней происходит и где она находится…

Судя по всему, это был подвал, спортзал или какой-то спортивный клуб: несколько помещений, в одном – баскетбольные щиты, сетка по стенам, в другом – борцовский ковер, маты – почти новые и совсем непыльные, в третьем – ринг, груши, какое-то железо на стойках и кронштейнах, опять маты.

Да, люди тоже были. Людям было нескучно: играла музыка, кто-то дико хохотал, где-то что-то пели, бегали, топоча как слоны, надсадно визжали, и так далее. Развлекались, в общем. Туалет тоже был, и даже не загаженный. В общем, все сносно.

Петя… Петя – славный парень. Завел в небольшую комнату, где стояли тренажеры и стеллажи с гантелями, уложил на маты, пристроился рядом, мычал что-то на ухо, потом жарко дышал в затылок, надсадно сопел… Почему в затылок? У Оксаны джинсы тугие. Долго терзал джинсы (Оксана от хохота чуть не уписалась), едва сумел стянуть до колен, потом бросил это безнадежное дело, перевернул, уложил животом на маты, а сам взгромоздился сзади. Хи-хи…

Потом Петя переживал и душевно содрогался. Кровь увидел. Ну да, не надо делать круглые глаза, у Оксаны это было первое грехопадение(!!!) – недаром однокашники дразнят «синим чулком». Петя, хоть и двинутый порядком, это дело оценил: долго пускал слюни, всхлипывал, обещал, что никому ее не отдаст, всех за нее убьет и готов, в принципе, если надо, умереть сам. Хи-хи! Ну и ладно…

Потом чего-то курили и глотали, после этого все вокруг надолго провалилось в вязкий сиреневый сумрак…

Когда к Оксане вновь вернулось более или менее отчетливое мироощущение, действительность была настолько нехороша, что хотелось как минимум опять нырнуть в тот сиреневый сумрак, а в идеале – быстро и безболезненно умереть.

Взгляд застилала густая красная пелена, мир перед глазами ритмично дергался, тонко подвывал, временами взрыкивая как тигр, и вонял каким-то приторно-сладким сиропом. Сердце бешено стучало, лупило со всего маху о грудную клетку, грозя в любой момент выскочить наружу. Пронзительно и остро болела голова, как будто в нее воткнули раскаленный штырь – каждый удар сердца штопором ввинчивался в виски.

Катастрофически не хватало воздуха. Оксана в буквальном смысле задыхалась, придавленная сверху какой-то непонятной тяжестью. Посмотрела вправо, влево, помотала головой, пытаясь добиться ясности панорамы…

Слева, уткнувшись лицом в мат, спал Петя без штанов. Вернее, штаны на нем присутствовали, но были спущены до колен. Пете было трудно в таком положении, он пускал пузыри и надсадно храпел: в помещении было душно, топили тут, как в бане. Справа, лениво зевая и смоля какую-то длинную сигаретку, возлежал Петин друг Женя. И был он не просто без штанов, а совершенно голый.

И при ближайшем рассмотрении оказалось, что вовсе это не мир перед глазами дергается, а взгромоздившийся на Оксану какой-то совершенно незнакомый парень. Нет, скорее – мужик, глубоко за тридцать, толстый, курчавый и совершенно смуглый! Национальность – фиг разберешь, короче, представитель нерусского оккупационного корпуса. Без штанов, но в черной толстовке с товарищем Че на животе.

Нельзя сказать, что курчавый получал от этого дела особое удовольствие: глаза у него были стеклянные, подвывал он вполне ритмично, как бы на автопилоте, и вообще больше всего был в этот момент похож на робота некоего гнусно-целевого назначения.

– А-а-а-ааа!!!

Мгновенно миновав стадию недоумения и душевных мук, Оксана с ходу свалилась в боевой транс: с не женской силой оттолкнула курчавого, свела ноги вместе и, издав воинственный клич, мощно лягнула его в грудь!

Курчавый рухнул на пол, скрючился, как зародыш, и, суча голыми ногами, начал смешно разевать рот, пытаясь вдохнуть.

– Уп-пью, с-скот…

Оксана встала, пошатываясь и кренясь на бок (голова – как будто чугунная, гудит, раскалывается, ровно держаться не желает), двинулась к курчавому. На ходу зацепила со стеллажа гантель полегче… А самая легкая была в пять кило, видимо, неслабые ребята тут тренировались.

– Нн-на!

Курчавый в последний момент дернулся – гантель, просвистев в паре миллиметров от его головы, долбанула в пол, вылущив длиннющую острую щепу.

– Ты че, совсем дура?!!! – удивился голый Женя.

– Нн-на!!!

Увы, вторая попытка тоже не удалась: курчавый справился со спазмом и бодро отполз, да тут еще сзади подскочил Женя, вцепился, начал руки крутить.

– Убью, гады!!! – истошно завопила Оксана, пытаясь развернуться и укусить Женю, – все айкидо почему-то вылетело из головы. – Я вас всех!!! УНИЧТОЖУ!!! А-а-а-ааа!!!!

Тут проснулся Петя. За несколько секунд въехал в ситуацию (а ведь не совсем дебил, соображает быстро), принялся помогать Жене. Подключился курчавый, втроем они минуты три боролись со своей беснующейся забавой, которая за это время впала в полноценный приступ берсеркской ярости. Оксана бешено рычала и билась головой об пол, изо рта у нее шла пена, а глаза так налились кровью, что, казалось, вот-вот лопнут. Из соседних помещений на шум явились люди: кому-то поломали кайф, кого-то просто разбудили. Люди тупо таращились на происходящее, а одна укуренная девица с блуждающим взором начала орать, чтобы срочно вызывали «Скорую». А то, мол, может помереть.

– Да ты совсем е…, дура!!! – горестно взвыл Петя. – Ты знаешь, что с нами со всеми сделают, если ее в таком виде «Скорая» заберет?!!

– Держите, я сейчас… – Курчавый передал свой фронт работ (Оксанину правую ногу) инициативной девице и не совсем проснувшемуся лысому юнцу с физиономией задумчивого жирафа и куда-то убежал.

Вернулся он довольно быстро, уже в штанах, притащил пятикубовый шприц с каким-то раствором и жгут.

– Давай, навалитесь все разом, надо руку зафиксировать.

– Зачем?

– Надо ее в веняк двинуть.

– А чем? – озабоченно уточнил Петя.

– Чем-чем… Гердосом, естественно!

– Ты че, дурак?!

– Сам дурак! Она у вас «стимула» переела. А опиаты в данном случае – своего рода антагонисты.

– Чего переела?

– Ну, это уж вам виднее, чего вы там ей пихали – «колеса» или «марки».

– «Витаминки».

– Ну вот. По-любому – стимуляторы. А у герыча – обратный эффект.

– А хуже не будет? – засомневался Петя.

– Да куда уж хуже, – буркнул курчавый. – Вообще, метод проверенный. Когда я еще плохо жил, мои знакомые «винтовые» с «отходняка» только так и «снимались».

– Так она же не с «винта» едет!

– Разницы нет, там и там – стимулятор. Вообще, смотрите – дело ваше. Тут больница в двух кварталах, хотите – тащите. Если только она по дороге вас не загрызет или от разрыва сердца не кончится…

– Ар-ррр!!! – В этот момент Оксана, почуяв слабину (инициативная девица с лысым юнцом, заслушавшись умных людей, утратили бдительность и ослабили хватку), высвободила ногу, лягнула юнца и, вывернувшись змеей из захвата, шустро и целенаправленно поползла к роковой гантели.

– Навались! – рявкнул курчавый.

Ну и навалились. Бросились всей кучей, поборолись маленько, припечатали к полу, зафиксировали левую руку. Курчавый быстро наложил жгут, с первой попытки вогнал иглу (кожа тонкая, борьба нешуточная, вена – вот она), безо всякой стерилизации, жгут – долой, «контроль», надавил поршень, вводя раствор…

– А че, спирта нет? – недовольно засопел Петя.

– Да ну брось ты, какой спирт… Ну вот, видите!

– Видим, – Петя растерянно хлопнул ресницами и уставился на Оксану, – не понял… Чего это, а?

Оксана, едва курчавый вытянул иглу, сразу обмякла и, синея лицом, безвольно уронила голову набок.

– Не понял… – Курчавый с недоумением осмотрел шприц, как будто в первый раз видел эту загадочную штуковину, отбросил его в сторону и, схватив Оксану за плечи, принялся изо всех сил ее трясти:

– Э… Э! Как звать?!

– Кого?!

– Да ее, б…, ее!

– Оксана.

– Промеж себя как зовете?!

– Окси.

– Ну так зовите!

– Зачем?!

– Ну, б…, идиоты! Не видите – передоз!!!

– Ты, сука, ты че!.. Ты же сказал… – страшно зашипел Петя, хватая курчавого за грудки.

– Слушай, давай мы ее малехо откачаем, потом будем разборки лепить! – с холодным бешенством процедил курчавый, отшвыривая Петю в сторону и вновь принимаясь трясти Оксану. – Чего вылупились?! Зовите, б…, зовите – хором!!!

– Окси… Окси!

– Громче, б… орите, на…! Прямо в уши!

– Ок-си!!! Ок-си!!! ОК-СИ…

Если бы кто-нибудь в этот миг зашел в помещение, то наверняка бы подумал, что тут какие-то молокососы-забавники проводят спортивные соревнования.

– Ок-си!!! Ок-си!!!

Окси соревноваться ни с кем не хотела. Лежала, синяя, на полу, дергаясь, подобно тряпичной кукле, от реанимационных процедур, и упрямо не желала открывать глаза.

– Ок-си! Ок-си!!!

Курчавый трудился со скоростью и сноровкой заправского санитара: яростно тер ей уши, что есть силы лупил по щекам, тряс за плечи, стукая головой об пол… Во взглядах окружающей публики, сорвавшей голоса от крика, застыло тупое отчаяние, приправленное слабенькой надеждой, – смотрели на курчавого, как на волхва, вроде бы утратившего связь с богами: в принципе, чудо явить может, но особо рассчитывать на это не стоит…

– Ок-си! Ок-сиии…

– Да ну вас в ж…, придурки! – не выдержала наконец инициативная девица. – Все, звоню в «Скорую»!

– Погоди, погоди – секунду… – курчавый, разуверившись в действенности обычной интенсивной терапии, затравленно посмотрел по сторонам – ну да, смотри не смотри, помощи ждать неоткуда, затем склонился над Оксаной и… что есть силы вцепился зубами ей в ухо.

– «Хрусть!» – нежно выдал насквозь прокушенный хрящик.

– Вы ч-че-е так-хие нут-ные? – еле слышно прошептала Оксана, скривив лицо в гримасе жуткого разочарования. – Вы п-плин, так-хой кайффф оп-пламали…

– А-а-а!!! – восторженно завопила публика. – Получилось! Получилось!!!

– Да куда ты, на хер, денешься, – устало буркнул курчавый, промакивая портретом товарища Че обильно вспотевший лоб. – И не таких откачивал, блин…

И тотчас поставил задачу инициативной девице с юнцом:

– Натягивайте на нее штаны, подымайте, водите.

– В каком плане – «водите»?

– Берите ее и таскайте по коридору! – раздражился курчавый – вот же дилетанты, ни фига не знают! – Говорите с ней, трясите, бейте по щекам – короче, уснуть не давайте. Глаза должны быть постоянно открыты. Чего встали – шевелитесь!

– Давай, я этим займусь. – Петя взял джинсы Оксаны и принялся ее одевать.

– Пш-шел вон! – Оксана вяло отбрыкивалась. – Дай-те посс-сспать, уроды!

– Я кому сказал этим заниматься?! – рявкнул курчавый, отпихивая Петю. – А вы с Жекой бегом одевайтесь.

– Зачем?

– Потащите ее в больницу.

– Чего это…

– Да тут рядом, два квартала.

– Не, зачем вообще в больницу? Вроде бы – все…

– Ни хрена не все! Надо срочно в больницу. Чего вылупились – одевайтесь, я сказал!

– А почему пешком? У тебя там тачка стоит, давай…

– Не хватало мне еще там свою тачку светить… – буркнул курчавый. – Я сказал – пешком! Ее надо прогулять по свежему воздуху – полегчает маленько.

– А ты че, с нами не пойдешь?

– Нет.

– Между прочим, это ты ее ширнул, – напомнил молчаливый Женя. – Из-за тебя передоз получился.

– Ага, а вы ее колесами перекормили – чуть лыжи не сдвинула! Небось первый раз, а?

– Ну, понимаешь…

– Понимаю. Колесо в клубе, наверх – литр шампани, колесо – здесь… Не слишком ли круто для первого раза?! Я вообще удивляюсь, как она у вас сразу не сдохла!

– Ну, понимаешь…

– Понимаю. Не поставь я ей гердоса, загнулась бы от сердечного приступа или от инсульта. Так что вы мне по гроб жизни должны, это даже без базара!

– Ну, в общем…

– Короче: шевелитесь, доходяги! Сдать с рук на руки дежурной – это обязательно, понятно?

– Да понятно, че там…

– Нет, ты запомни: ни в коем случае не бросать под дверью, именно с рук на руки! Представляться не обязательно: сдадите – и бегите оттуда. Все молча. Ясно?

– Ясно.

– Ну все, одевайтесь и дуйте… Эй там, че вы ее гладите? Заснет – опять реанимировать придется! Я сказал – бить и трясти, б…!!!

Спустя несколько минут Петя с Женей уже тащили Оксану к сто двадцать четвертой городской больнице, что располагалась в двух кварталах от «уютного местечка».

Шевелить ногами вредная королева бала категорически не желала, то и дело роняла голову на грудь и норовила отключиться. Приходилось ежеминутно останавливаться и производить предписанные опытным курчавым процедуры: трясти, шлепать по опухшим от ударов щекам и шипеть в ухо всякие гадости, провоцируя вялое возмущение.

Слава богу, на улице было пусто: близилось утро, столица, отплясав свое и выпив праздничную норму, постепенно отходила ко сну, лишь редкие такси везли домой подгулявших граждан.

Когда до ярко освещенного парадного больницы оставалось метров сто, осведомленный Женя (он тут вырос, это его родной район) начал притормаживать.

– Ну ты че, я не понял?! – возмутился взмыленный Петя. – Не тормози, чуть-чуть осталось!

– Там это… – Женя замялся. – Ну, короче, там охрана. В вестибюле мент сидит. Или даже два…

– И что?

– Ну так это… Они же там постоянно, опытные. Сразу поймут, что Окси под кайфом.

– Так… – задумался Петя.

– Ну и чего будем говорить?

– Так… Нет, с ментами нам говорить не о чем, это понятно… А точно там менты? Ты когда там был в последний раз?

– Ну… Эгм-кхм…

В настоящий момент Женя, как и Петя, состоял на учете в ЦКБ, а местную больницу в последний раз посещал, когда ему было лет семь.

– Ну, короче, мой кореш тут недавно был. Они одного приятеля привезли с травмой, на рэйсинге влетел, хотели сдать по-тихому, а там менты сидели. Пришлось, короче, отмазываться…

Петя затравленно глянул в сторону парадного и судорожно вздохнул. Да, вот это новость… одно дело – сестра, фельдшер, врач там, на худой конец… И совсем другое – милиция. Общаться с милицией сейчас нельзя ни в коем случае, это даже не вопрос…

– Вот же влипли… Ну и как нам теперь сдать это сокровище?

– Ну, вариант один: подтащим к самым дверям, поставим – и ходу!

– Двери стеклянные, по бокам витрина, свет… Короче – увидят. Побежим, так сдуру могут и пальнуть.

– Ну, тогда давай дадим им на лапу. Какие проблемы?

– А если не возьмут?

– Да ну, на фиг! Менты – и не возьмут?!

– Да не в том дело, что не возьмут совсем, – могут просто прикопаться, чтобы подороже содрать. Начнут крутить, документы потребуют…

– Ну и какие проблемы? Покажешь им студенческий, скажешь, кто ты, – они тут же и обхезаются от страха…

– Совсем идиот?! Сразу же бате доложат! А за такие фокусы он меня собственноручно пристрелит, даже не станет ждать, как отреагирует ее пахан…

– Ну, короче, в любом случае остается одно: очень быстро бежать.

– В смысле?

– Подведем ее вдоль стены к самому крыльцу. Сбоку, прижмемся к стене, не видно будет. На первую ступеньку поставим – и ходу.

– Да она самостоятельно и двух шагов не сделает, – покачал головой Петя. – Как поставишь, так и обрубится!

– Надо ее мобилизовать.

– Куда?!

– Не куда, а на сколько. На минуту хотя бы. Ну, чтобы смогла до дверей дотопать.

– Пффф! И как ты ее мобилизуешь?

– Ну, не знаю… наверное, напугать надо.

– Да ей сейчас все по барабану, хоть убивай!

– Маму боится?

– Не знаю. По-моему, она вообще ничего не боится. Упертая и наглая, как танк.

– Насчет мамы… Гхм… Думаю, все же стоит попробовать. Чтоб взяла себя в руки. У нее же железная самодисциплина. Одно слово – «синий чулок».

– Ну, давай…

Петя без особой надежды встряхнул Оксану и вполголоса рявкнул ей в ухо:

– Мама, Окси! Ма-ма! Ну?

– Мам-мма… – Оксана, медленно подняв голову, с трудом разлепила веки. – Где?

– Мама смотрит! – обрадованно заспешил Петя. – Мама! Смотрит!

– Гы-де?

– А ты пьяная! А она смотрит!

– Я пффьяная?!

– Да, да! Хуже того, ты под кайфом! Она сейчас подойдет и увидит!

– Даффай уй-тем, – вполне отчетливо выразила желание Оксана, самостоятельно делая два неверных шага вперед. – Даффай… уй… демм…

– О! – обрадовались приятели. – Работает! Поехали…

Подтащили свой драгоценный груз вдоль стены здания к самому крыльцу (пока перемещались, груз успел обрубиться до полной отключки), кое-как привели в чувство, утвердили на нижней ступеньке и принялись наперебой дуть в уши про маму, которая смотрит.

– Надо дойти до двери, открыть и зайти внутрь, – горячо шептал Петя. – И все! Тогда мама тебя не увидит!

– Нне уффидит…

– Да, да, не увидит! Только иди ровно, не спотыкайся. А то поймет, что ты под кайфом. Ты можешь идти ровно?

– Пффф… Я могу… Ровно…

– Ну вот и молодец. Дойдешь до двери, откроешь, войдешь внутрь – и все! Мама не увидит!

– Да… Все, пошшла…

Оксана сделала два неверных шага, титаническим усилием воли выровняла чугунно-тяжелую голову, норовившую свалиться на грудь, и тихо потопала по ступенькам к дверям.

Ближе… Ближе… Вот они, двери! Ручка… На себя… Уфф, ну и тяжелые же, блин… Оп! Все, мы на месте…

– Есть!!! – Петя от радости так треснул приятеля промеж лопаток, что у того перехватило дыхание. – А теперь – ходу!

И две длинные тени шарахнулись от крыльца в темноту…

Оксана шагнула в вестибюль, с облегчением прошептала:

– Все. Не видно…

И несколько секунд стояла, покачиваясь и тупо глядя на огромный плакат прямо напротив, на стене:

«РЕМОНТ. ВХОД СО СТОРОНЫ АМБУЛАТОРНОГО ПРОЕЗДА».

Краска на стене была ободрана, рядком стояли заляпанные белилами козлы, какие-то ведра, бачки… Справа от плаката располагались двустворчатые стеклянные двери, загороженные козлами и занавешенные с другой стороны больничными простынями…

– Не видно…

Оксана, опершись спиной о стену, сползла на пол. Счастливо улыбнувшись, свернулась калачиком и с огромным облегчением сомкнула веки.

Как хорошо… Тихо… Никто не бьет по щекам и не орет тебе в ухо… Здравствуй, бархатная тьма, возьми меня – я твоя…

Да, ребята, вот такая получилась фигня.

Столица устраивалась отдыхать после бурного празднования дня весны, многие респектабельные граждане уже видели третий сон, кто-то на прощание целовал возлюбленную, кто-то лихорадочно искал недостающий утренний букет…

А в небеленом вестибюле сто двадцать четвертой городской больницы умирала дочь одного из самых могущественных людей Российской империи. Умница-красавица, непьющая и некурящая, светлая и чистая…

Умирала, как последняя подзаборная шлюха, от вульгарного героинового передоза.

А-у, империя, ты где? Жуткая темень вокруг, и как-то странно воняет…

Глава 1

Сергей Кочергин

Всем привет. Представляюсь по случаю попадания в зону вашего внимания. В рифму? Совершенно случайно, без злого умысла, жизнерадостный идиот тут ни при чем. Просто молодость в жилах звенит, бьет копытом, как жеребец стоялый.

Зовут меня Сергей Кочергин, 23 года, старший лейтенант ГРУ, временно прикомандирован к ЭАБ при НИИ СПР ССНГ под патронажем СПП РФ по ЦФО. Так, наверное, надо расшифровать: Экспертно-аналитическое бюро при Научно-исследовательском институте стратегических проблем развития стран СНГ, где ректором является спецпредставитель президента России по Центральному федеральному округу.

Неплохо звучит, правда? Рассказывать, что есть на самом деле вся эта байда и каков наш генеральный план, сейчас недосуг. Возможно, как-нибудь позже мы к этому вернемся. Если вы уже знакомы с Командой № 9, прошу любить и жаловать, это опять мы, только в несколько иной ипостаси. Как говорит наш суровый френд Петрушин, «те же яйца, только в профиль!».

Да, еще: если вы знакомы с К-9, вы, наверное, будете сейчас смеяться. Или плеваться – это уже зависит исключительно от вашего индивидуального мировосприятия.

Итак, 2005 год, первое августа, 8.50 по московскому времени, Москва, Юго-Западный административный округ, мы сидим в засаде. Хе-хе…

Если еще не смешно, слушайте дальше. Мы тут не все сидим: я, Петрушин и Ростовский уже не первый час кряду лежим, и не брюхом кверху, на солнышке, а в скрадках. Сие простое приспособление делается так: аккуратно снимается дерн – по возможности без порывов, одним пластом, – затем точно по контуру вынимается полкуба землицы. В получившийся окоп укладывается подкладка, на нее – человечек, сверху, в качестве распорок, – крепкие ветки, на ветки – дерн. Земля тщательно рассеивается по округе – это обычно, а в нашем случае просто сваливается на плотный целлофан и оттаскивается как можно дальше от укрытия. Потом привлекается лучший в мире разведчик, отдельно взятый Вася Крюков с инфракрасным ночным зрением (шутка!.. Или не шутка? Черт его знает, короче, этот вредный мелкий тип ночью видит!), поправляет сверху все это дело, придирчиво оценивает со стороны и определяет, как оно будет смотреться в светлое время суток. Да, скрадки мы делали ночью, думаю, это понятно.

Легли мы в четыре утра, сейчас… так… сейчас уже 8.52. Если кто на себе не испытывал, поверьте на слово: даже для специально подготовленного и обученного человека подобное времяпровождение – серьезное испытание на прочность. Жарко, как в бане, плаваешь в собственном поту, воздуха не хватает, в кроссовках ползает какой-то шершавый букаш, а ликвидировать его нельзя – рука не дотягивается, конфигурация окопа не позволяет привстать или изогнуться!

Так… Если еще не смеялись, самое время. Все эти мытарства – исключительно ради пятиминутной видеозарисовки о таджико-азербайджанской дружбе. «Мочить», ловить и крутить никого не собираемся, задача: заснять в нескольких ракурсах встречу и записать беседу посредством узконаправленного микрофона. Вот и все.

Ну и напоследок: у нас нет оружия. Хе-хе… Мы уже четвертый месяц занимаемся сугубо исследовательской деятельностью, которая предполагает отсутствие вооруженного вмешательства в изучаемый процесс. Не надо нам оружия, вот что. Поэтому и не выдают. Разве что у Петрушина с Васей их боевые ножи (хлопцы до сих пор не понимают, как нормальный человек может обходиться совсем без оружия, для них это нонсенс). Но, сами понимаете, в серьезной схватке на дистанции свыше трех метров ножи – это не оружие…

– Второй – Шестому, – едва слышно прошелестел в гарнитуре Лизин голос (громкость на минимуме, как положено).

– Слушаю, – отозвался Петрушин.

– Вижу объект. Свернул к вам.

– Понял, спасибо. Внимание – всем! Режим радиомолчания. Связь только в экстренном случае…

Ну вот, слава богу, ситуация стронулась с места. Десять-пятнадцать минут – и поедем домой принимать холодный душ и дуть ледяное пиво. Вообще, надо вам сказать, эта научно-исследовательская работа – до того нудное и неинтересное дело, что порой душа наполняется самой черной меланхолией, а стосковавшиеся по оружейному металлу руки так и тянутся к пулемету на монохромной литографии «Тачанка»…

Чтобы понятно было, где мы и как, рассказываю диспозицию.

Залегли в засаду мы чуток восточнее Ясенево. Справа-сзади, в трехстах метрах, грохочет МКАД, прямо в тридцати пяти метрах – плотоядно вгрызшийся в лесопарк строительный участок, обнесенный сплошным забором из рифленой нержавейки. Ну, не совсем сплошным: один пролет, аккурат напротив нас, слегка сдвинут в сторону и осквернен наскальной живописью – небольшим желтым скорпионом в неровном круге.

Через образовавшийся проем, судя по тропинке, иногда путешествуют люди. Люди-таджики, которые строят дом под руководством турецких мастеров для условно-русских обеспеченных товарищей. Будет кому-то элитное жилье в Битцевском лесопарке – вон, два этажа уже готовы. В общем, таджики строят дом и живут, как водится, тут же, в нескольких дрянных вагончиках, ободранные крыши которых возвышаются над металлическим забором.

Вдоль забора – чисто символическая полоса отчуждения, метров пять-шесть, густо поросшая репейником и лопухами, сразу за полосой, по всему периметру, – редкий молодой ельник, тянущийся сплошным массивом до МКАД. От секретного проема в заборе, как я уже говорил, по полосе отчуждения протоптана тропинка: люди путешествуют не праздно, а по делу, в магазин, что в километре отсюда, на МКАД.

В общем, неплохо. Дом построят, по полосе проложат аллею с фонариками, будут гулять по ней упитанные жильцы с питбулями, любоваться елочками, и никто из них даже не заподозрит, что тут рядышком закопаны трупики…

Так, к трупикам позже (если они вообще образуются). Гхм…

Располагаемся мы следующим образом: я и Петрушин с разносом в две сажени, в тридцати метрах от проема, под углом пятьдесят два градуса к забору. Такая дистанция для комфортной видеосъемки не совсем безопасна, но других вариантов нет: это единственное место, где директриса наименее забита деревьями и кустами. Проще говоря, в кадр попадают не только ветки и листва, но и небольшой пятачок у проема.

Ростовский отдыхает в таком же скрадке, но значительно левее, метрах в двадцати от проема (это если идти по полосе со стороны магазина), под углом 20 градусов к забору. Не хотелось, конечно, его там размещать, это довольно рискованно, но выбора не было. Это запасная позиция на тот случай, если вдруг приехавшие со стороны МКАД машины перекроют нам с Петрушиным сектора. А то, представляете, как обидно будет, столько тут потели и страдали – и все для того, чтобы заснять левые борта пары джипов!

Каждый из нас троих выступает в роли видеооператора, с задачей вести самостоятельную съемку намечающейся встречи. Вася Крюков – контроль. Прячется в кустиках метрах в десяти за лежкой Ростовского, ничего не снимает, за всем смотрит. Вася у нас самый примечательный товарищ – примечает то, на что другие просто не обращают внимания. Короче, Зоркий Глаз.

Вероятность того, что подопытные заметят наблюдение, весьма незначительна, но она присутствует. А мы не авантюристы, привыкшие полагаться на авось и слепую удачу – мы тут работаем. Поэтому учитываем все возможные варианты развития событий. Последовательность действий и маршруты эвакуации отработаны. Если Вася почует что-то нехорошее и подаст сигнал, мы с Петрушиным, не вступая в боестолкновение, шумно стартуем первыми (таким образом отвлекаем на себя всю вражью активность) и ломимся во все лопатки к трассе. Спустя несколько секунд после нашего старта Вася аккуратно эвакуирует разлегшегося в опасной близости Ростовского. Как видите, все просто и без изысков.

Боестолкновение тут категорически противопоказано: оружия нет, а публика нам противостоит вполне серьезная – люди Андижо (все – бадахшанские, как и сам босс) имеют боевой опыт. Эти не пожалеют.

И последний элемент боевого расчета: группа прикрытия, она же – сторожевое охранение. На МКАД, в ста пятидесяти метрах по обеим сторонам от поворота на стройку, сидят в одинаковых серых «девятках» Лиза и Костя и следят за дорожной обстановкой. Общая экипировка: три камеры, микрофон с приемником и радиостанции с беспроводной гарнитурой. Оружие – увы, но вы уже в курсе…

– Напоминаю – тишина в эфире! – грозно прошипел Петрушин в моем наушнике.

По полосе отчуждения со стороны МКАД медленно и вальяжно прикатил черный внедорожник «Мерседес». Встал, не доехав до проема метров десять.

Спасибо, дорогой, это здорово облегчает нашу задачу. Камера, мотор… Выходить будем? Неплохо бы погулять в кадре, показаться в разных ракурсах…

Гхм… Выходить будем, но не все сразу.

Из «Мерседеса» вылезли двое дюжих чернявых хлопцев. Один стал внимательно осматриваться, другой прямиком потопал к проему. Из проема тотчас же материализовались две тщедушные фигурки: застыли на месте в сторожевой стойке суслика, уставились с подозрением на большого мужика, чуть что не так – юркнут обратно. Подвид – таджикос-натуралес, категория – недокормленный дехканин-хлопкороб.

Большой парень показал руки – пусто, хлопцы, расслабьтесь; перекинулся с дехканами парой фраз. Узконаправленный микрофон на изготовку, слушаем:

– Мы от Сохроба (слышно не очень хорошо: помехи – на стройке экскаваторы злобно урчат, краны гудят, как голодные носороги)…

– Харашо, харашо! Что сказаль? Сохроб какой слово назваль?

– Желтый скорпион.

– Правилна, харашо! Хазяин твой как зват?

– Анвар.

– Харашо, правилна. Гыдэ он?

– В машине.

– Зачем не выходит?

– Не хочет.

– Зачем?

– Да я откуда знаю, э! Большой человек, да! Что хочет, то и делает.

– Ну ладно. Жды зыдэс…

Один дехканин юркнул в проем, второй остался подпирать забор.

Через минуту дехканин вернулся, да не один, а с неким смуглым упитанным товарищем. Тоже, видимо, таджик, но из другой категории – у которой особых проблем с питанием нет.

Упитанный, игнорируя больших парней, сразу направился к «Мерседесу» и выпал из зоны визуального контроля. Мягко хлопнула дверь, внедорожник едва заметно качнулся, и – тишина. Окна задраены, микрофон бесполезен, записывать нечего. Разве что гудение кранов и рокот экскаваторов.

Да, товарищ Анвар… То ли ты такой весь из себя продуманный, то ли просто ленивый после сытного завтрака… Но вот именно этот участок работы ты нам запорол наглухо. Лето, природа, птички-елочки, замечательные люди в кустиках – мог бы выйти да подышать воздухом!

Ладно, пока они там «трут» промеж себя, скажу пару слов о нашем объекте и его сиюминутных интересах.

Анвар Расул-Заде, 1970 г. р., уроженец города Нахичевань. Малозаметный представитель азербайджанской диаспоры Москвы. Малозаметный – потому что неглупый. В глаза не бросается, пальцы без надобности не гнет, не жжет стодолларовые купюры в кабаках (есть среди них такие типчики), ведет себя вполне скромно. Вместе с тем в свои тридцать пять лет наш хлопец занимает довольно солидное место в клановой иерархии. Держит приличный кусок наркодилерского пирога, решает вопросы с большими людьми, вхож во многие влиятельные «семьи».

За Анваром мы наблюдаем не индивидуально-целенаправленно, а в общем порядке, интересует он нас ровно так же, как и другие прочие злыдни, системно пасущиеся на героиновых плантациях. А вот эта острая любовь: засада, скрадки, камеры с трех ракурсов и все такое прочее – это обусловлено его индивидуальными «профессиональными» особенностями…

Справка по теме

Не все граждане нашей страны одинаково хорошо владеют ситуацией по наркобизнесу в России, поэтому есть смысл пояснить некоторые моменты, хотя бы приблизительно, «на пальцах».

Понятно, что по всему рынку ситуация колеблется и постоянно меняется (в последнее время, например, кое-где здорово «приподнялись» узбеки), но на исследуемом нами участке все более или менее стабильно. Если вкратце, то выглядит это так: таджики везут, азербайджанцы продают. Развиваем тему: у таджиков – непосредственный контакт с производством и отлаженный канал транспортировки, у азербайджанцев – хорошо организованная и эффективная дилерская сеть. Между таджиками и азербайджанцами джентльменское соглашение, они друг другу не конкуренты, каждый спокойно работает в своей сфере. Конфликтуют крайне редко, и то в основном по мелким «производственным» вопросам.

Не надо мешать в кучу всех подряд таджиков: гастарбайтеров-рабов – дворников и строителей, и организованную структуру, условно именуемую в дальнейшем как наркомафия. Не надо и категорически разделять. Надо просто понимать разницу между таджикским товарищем на джипе, с галстуком за двести евро, и работягой, вкалывающим шестнадцать часов в сутки за сто баксов. Это, как говорит Вася Крюков, «ноги-руки и рот»: организм один, функции разные.

Короче говоря, по степени участия в наркообороте внутри нашей многострадальной страны таджиков можно четко разделить на мафию (организованная структура, большой бизнес) и дилетантов – неорганизованных товарищей из нижних слоев, пробующих обогатиться на свой страх и риск. В процентном соотношении даже и сравнивать не стоит: практически весь массив смертоносного импорта держит в своих цепких ручищах мафия, а на долю дилетантов приходятся лишь жалкие крохи.

Кстати, именно вот эти крохи нам и показывают по TV, победно вопя об очередном успехе ФСКН. Четыреста граммов героина изощренный и коварный наркокурьер в попе вез! Поймали, поймали! Всем немедля крутить дыры для орденов и пить шампанское!

Вернемся к Анвару-деловару.

В своей «семье» он отвечает за конкретный участок работы с почти автономным технологическим циклом. Выглядит все это следующим образом: Анвар покупает у Андижо (контрагент Анвара, в таджикском землячестве имеет примерно такой же статус) энное количество героина и в течение определенного времени сдает его мелкими партиями своим дилерам. Дилеры уже крутят товар как хотят, но деньги за него отдают сразу. Это касается постоянных клиентов. Те, кто пребывает в стадии прикармливания, могут получить кредит: на тебе пятнадцать грамм чудесного порошка, расплатишься, когда продашь. Не расплатишься – потеряешь в сто раз больше: здоровье, квартиру и так далее.

В общем, дилеры торгуют как умеют, а Анвар периодически решает их мелкие проблемы с властями, ведет анализ состояния рынка, потребности и возможности и заказывает Андижо очередную партию. То есть все как на обычном рынке, фруктово-овощном и цветочном…

Примечание по теме

Азербайджанцы по природе своей все поголовно коммерсанты, это у них на генном уровне. Поэтому не стоит удивляться тому, что они «держат» практически всю российскую торговлю. Овощи, фрукты, наркотики – особой разницы нет, лишь бы выгода была. Будет выгодно, будут «толкать» ядерное оружие.

Видят они себя в нашей перспективе примерно так: русский Ванька-дурак беспробудно лакает дешевое низкопробное пойло (надо комментировать, кто получает выгоду от реализации этой отравы?!), ему плевать на глобальные проблемы, дай прожиточный минимум, хлеба и зрелищ – и делай, что хочешь. Жирный чиновник исправно получает «на лапу» и всячески потворствует иноземной экспансии на российский рынок, высокое начальство правоохранительных органов вдумчиво изучает планировку нового особняка на Рублевке и поощрительно кивает, а Мамед тихо радуется и продолжает расширять бизнес. Широко шагает Азербайджан!

Это же как надо не уважать свой народ, чтобы отдать один из самых прибыльных видов рыночной деятельности иноземцам?! Без боя, без принуждения, просто – за деньги… По большому счету, если разобраться, это тянет как минимум на измену Родине и угрозу национальной безопасности!

Только не надо думать, что я в чем-то обвиняю азербайджанцев. Да, было дело, сначала я по юношеской эмоциональности ненавидел всеми фибрами души и их, и чеченов, и вообще всех хитрожопых иноземцев, что вольготно живут на Руси за счет «титульной» нации…

А потом вдруг понял…

Они все хорошие. Они просто замечательные ребята! Потому что каждая нация в первую очередь по законам жизни призвана заниматься выживанием. То есть прилагать все возможные усилия для создания благоприятных условий существования принадлежащих к ней людей. Если надо – воевать за земли, рынки и ресурсы, если надо – вставать единым фронтом на защиту своих интересов по любому поводу, от военного вторжения до пустяшных экономических вопросов. Зачем Природа-Мать создала нации? Чтобы отдельно взятые слабые человечки не сдохли в диком и яростном мире. Чтобы сплотились в кучку по определенным признакам, стояли горой друг за друга, охраняли от чужаков свою территорию и дрались за каждую пядь родной земли. Если нация жила хорошо и множилась, воевали за земли соседей, тут уж – кто сильнее. Вся история существования человечества – это история войн за земли и ресурсы. То есть экспансия и аннексия – это обычная историческая практика. И не надо думать, что цивилизованность спасает нас от этих ужасных пережитков прошлого. Человек остался таким, каким он был миллион лет назад. Ни капельки не изменился…

Вот они и создают условия – во все лопатки, не жалея сил и энергии, единым фронтом. В чем их можно обвинить – в усердии, сплоченности и крепости родовых обычаев, которые для них важнее наших цивилизованных Законов? Или в том, что мы позволяем им пользоваться собой за недорого, как ленивые пожилые шлюхи?! Вы можете себе представить, чтобы рынки Баку «держали» русские? Если можете, скажите об этом азербайджанцам – они будут икать от смеха…

А то, что наркотиками пичкают да жуткой сивухой – это не со зла. Не надо тут искать какой-то злодейский умысел или умышленное вредительство. Это просто бизнес. С их точки зрения это вовсе не аморально. Это ведь НЕ ИХ нация поголовно колется и умирает от алкогольного отравления! Это сугубо наш, добровольный выбор…

Мотивация азербайджанского землячества в этом деле очевидна и в комментариях не нуждается. Торговля наркотиками на данный момент – самый прибыльный бизнес. Вот вам конкретный пример прохождения одного килограмма «геры», зафиксированного нами в процессе беспристрастного наблюдения за рынком. Андижо продает Анвару кило героина кондиции «999» (весьма качественный порошок) за триста тысяч рублей. Анвар тут же расталкивает порошок дилерам по шестьсот рублей за грамм. Как и чем они там его бадяжат и за сколько сбывают потребителям, его не волнует – это уже их дела, а чистая прибыль – сами видите какая. С трех кило героина землячество, особо не напрягаясь, получает на ровном месте без малого миллион рублей прибыли. Для сравнения: чтобы получить такую же прибыль на фруктовом рынке, надо удачно продать тридцать тонн хурмы. Разницу чувствуете? Три кило – и тридцать тонн. Понятно, что тут тоже присутствует «амортизация», утряска вопросов с властями и так далее. Но, когда все налажено и везде «пробито», как в нашем случае, затраты на амортизацию минимальные.

Так, подъехали вплотную к индивидуальным особенностям нашего фигуранта.

Несмотря на свою солидность, принадлежность к очень влиятельной «семье» и довольно значительное положение в клановой иерархии, Анвар не чурается мелкой и «грязной» работы. Трудоголик, э! Зачем ему это?

Тут все просто: прибыль от основного оборота получает «семья», а не собственно Анвар. Наш фигурант в данном случае выступает в роли менеджера, получающего за свой труд определенное вознаграждение (кстати, какое именно, нам так и не удалось установить, хотя пытались – было жутко интересно, сколько он имеет на этом деле). Ну так вот, как и всем прочим, Анвару хочется побольше денег, только и всего. Почему бы и нет? Специфика производства вполне позволяет иметь сторонние связи, вот он и выруливает как может, подмолачивает по мелочи.

Мелочь в данном случае – те самые неорганизованные таджики-дилетанты.

Справка по теме

В отличие от обычного потребительского рынка, наркорынок имеет некоторые специфические особенности. На обычном монополисты-гиганты либо не обращают внимания на трущихся рядышком редких «мелких частников», либо вяло отмахиваются от них, как от томных осенних комаров. Они, если и в самом деле редкие (то есть явление не принимает массовый характер), для монополистов не конкуренты и вообще, на рынке долго не живут.

А серьезные люди, типа Андижо, в сторону своих неорганизованных земляков, самостоятельно пробующих силы в их бизнесе, в буквальном смысле неровно дышат.

Ловят в первый раз – жестоко наказывают, отбирают товар, предупреждают и депортируют домой. Лежи себе в юрте, лечи побои и переломы кизячными лепешками и думай, Бычий Уй, куда лезешь!

Если ловят вторично, поступают просто и сурово: с ходу всех валят и сообщают родственникам – за что. Чтобы, значит, другим неповадно было. Короче – Азия, господа!

Суровые нравы. Не дают никому почем зря топтать свою маковую грядку. Относились бы мы этак вот к своему бизнесу, глядишь, – давненько уже ходили бы в супердержавах.

Иногда, правда, допускаются трогательные отступления от правил. Засветившихся вторично дилетантов сдают «своим» ребятам из ФСКН и милиции (ну помните – это те самые победные репортажи об отловленных с героином в попе наркокурьерах). Для отчета, стало быть, для статистики и всеобщего благоденствия. Это что-то типа помилования. Радуйтесь! Посидеть, конечно, придется, но жизни не лишаем…

В «семье» Андижо этими дилетантами занимается некто Сохроб. Основная «должностная» обязанность у него – вычисление и отлов дилетантов. Короче, что-то типа контрразведки по «чайникам». Ну и, как полагается по нормальной азиатской логике, любой маленький начальник в первую очередь использует занимаемое им место для извлечения максимальной выгоды для себя лично, а уже во вторую – исполняет свои должностные обязанности.

Сохроб хороший охотник и неслабый специалист по выявлению дилетантов, но сдает Андижо далеко не всех, кого поймал. Мы так и не вычислили, какими мотивами он руководствуется при этом кастинге, но некоторых отловленных им дилетантов Сохроб соответствующим образом обрабатывает и… замыкает прямиком на Анвара. Никакой личной дружбы – просто тихое деловое партнерство за спиной босса.

Анвар покупает у этих хлопцев товар по цене вдвое меньшей, чем та, что он дает Андижо. На такие мелкие мероприятия ездит сам лично, маскируется-конспирируется, своих старших в это не посвящает. Вывод: втихаря подрабатывает сугубо для себя, мимо общей кассы. Дилерская сеть под рукой, помешать не пойми какой порошок с качественным – не проблема, вот вам и маленькая сиюминутная выгода…

После некоторой паузы «Мерседес» выпустил в наши сектора упитанного таджика и долгожданного героя видеозарисовки – Анвара.

Спасибо, добрый человек! Я уже начал было опасаться, что ты сегодня нас так и не осчастливишь.

– Я быстро. Тры минут… – сказал упитанный и исчез в проеме.

Понятно: скорее всего, приносил образец для презентации, убедился в безопасности сделки, теперь пошел за всей партией. Удачи вам в бизнесе.

Однако что-то у нас пока полная тишина со стороны контрагентов. Может, они вообще не отреагировали на сигнал? Печально, если так! Получается, зря страдали?

Анвар зевнул, лениво потянулся, шагнул к ближайшей елочке и полез в ширинку. Анфас он как раз к Ростовскому, занимательнейший кадр должен получиться…

– Джип. К вам… Едет… – прошептал Костя в моем наушнике.

Получилось застенчиво и смущенно: Петрушин установил режим радиомолчания, а в качестве исключения упомянул лишь экстренный случай. Тянет это на экстренный или нет?

Все нормально, Костя, можешь не волноваться. Контрагенты – это как раз тот случай. Уж как мы их ждали!

Далее все было, как в голливудском блокбастере. Андижо – артист, умеет быть эффектным и, вообще, любит показать себя во всей красе.

По полосе отчуждения с обеих сторон к проему подкатили два краповых джипа (тот, что со стороны магазина на МКАД, видимо, продирался где-то через посадки – наше наблюдение его не зафиксировало) и разом встали. Один впритык к «Мерседесу» Анвара, сзади, второй – метрах в пятнадцати от проема.

Дехкане, подпиравшие забор, юркнули было в спасительный проем, но спустя пару секунд возникли обратно: спиной вперед, с поднятыми руками. Вслед за ними таким же манером выпростался упитанный, с удрученным выражением лица и безразмерной печалью в глазах. А секунду спустя проем изверг в наши сектора причину этой печали: двоих чистеньких поджарых хлопцев в шелковых рубахах (подвид – гангстер таджикский, московско-адаптированный). Хлопцы имели в руках «калаши» со складными прикладами, а тот, что слева, в придачу еще и некий загадочный пакет.

Из джипов быстренько высадились еще по паре хлопцев с автоматами, встали у передних бамперов, как бы обозначая габариты. И в завершение из того джипа, что пристроился за «Мерседесом», вылез и предстал пред взором восхищенной публики сам мистер Андижо. Медленно и вальяжно, в белоснежных брюках и такой же рубашке, с сигарой в ручке на отлете, с оттопыренным мизинчиком (это не нарочито – просто платиновый перстень грамм на двести, попробуй тут не оттопырь!) и ослепительной улыбкой во все «тридцать два – норма».

Ну, это мы – публика, «пацанам» поровну, а пойманные с поличным наркокурьеры, понятное дело, никакого восхищения не испытали, скорее наоборот!

– Ай, Анвар – ты тоже здесь?! Вот те раз! Здравствуй, дорогой, рад тебя видеть…

Комментарий по теме

Андижо – товарищ завидно осведомленный, всегда держит руку на пульсе событий и следит за меняющейся обстановкой. В общем, он в курсе, что Анвар промышляет подобными «левыми» делишками. У нас в активе есть материалы «прослушки» и один факт. Материалы: в общении с близкими Андижо не раз сетовал на то, что Анвар – неплохой, в общем, парень, чрезвычайно жаден до денег и из-за этого не гнушается мелкими пакостями. А наводит, мол, кто-то из наших, по-другому никак. Найду кто – убью!

Факт: за период нашего наблюдения Андижо разок застукал Анвара едва ли не с поличным. Аккурат два месяца назад, совершенно случайно, пересекся с Анваром, когда тот ехал вот с такой же сделки. Пока партнеры обнимались, на виду у поста ДПС, один из охранников (сабсэм калхознык, э!) возьми да и спроси: а не перепрятать ли порошок – вдруг на посту «шмонать» станут?!

Какой такой порошок? Оп-па… Наш парень как раз ехал со стороны одной из таких вот таджикских строек, подвоха не ждал и с ходу не сумел толком объяснить, что почем. Еле выкрутился.

Андижо тепло распрощался с контрагентом и сразу рванул на стройку. Поставил там всех в положение «а-ля краб» и мгновенно нашел лишнего товарища (не из бригады – у них там своя статистика и учет). После минутного общения истекающий кровью «лишний» показал, где спрятал деньги, вырученные за товар, признался, что имел сделку с Анваром, и тотчас же был публично расстрелян. Андижо его собственноручно исполнил. Осерчал, в общем.

А вечером в кругу друзей опять сетовал: нервы ни к черту, голова плохо работает, надо было спросить, кто свел! Да уж, точно – надо было…

Вот этот пробел мы и восполнили, как только образовался благоприятный момент. То есть тихонько сдали Андижо предстоящую сделку, а заодно и доброго парня Сохроба. Детали подачи информации опускаю, это была целая оперативная комбинация (надо же было предвосхитить все дурные вопросы из серии «а что это за доброжелатели такие?!»), но в итоге сдали гладко и чисто. Правда, в служебном плане у нас получилась художественная самодеятельность: активно вмешиваясь в процесс, мы вышли за рамки должностных полномочий, предписывающих «чистое» исследование. Но, надеюсь, тут нас понять несложно. Мы уже довольно долго пялимся на всю эту благодать – сторонне и безучастно, а тут вдруг появилась прекрасная возможность этак ненавязчиво принести стране немного пользы (это оправдание) и малость потешить душу (а вот это уже ближе к теме).

Есть, знаете ли, надежда, что Андижо в припадке справедливой ярости тоже выйдет за рамки и шлепнет Анвара… Товарищ внешне выдержан и вроде бы благоразумен. Но есть факты – несколько раз убивал людей именно в спонтанном припадке дикой ярости.

Костя Воронов – большой специалист по хитросплетениям человечьих страстей – анализировал его психотип и вынес вердикт:

– В общем, есть вариант. Процент небольшой, но вполне обнадеживающий: примерно два к десяти, что он его шлепнет…

Что это значит? В идеале война между таджиками и азербайджанцами. Особенно, если не пускать события на самотек, а продолжать активно корректировать и стимулировать ситуацию. А в норме, если войны не будет, как минимум затяжной производственный конфликт, разборки и раздрай. Тоже неплохо, согласитесь. Хоть какая-то практическая польза от нашей научно-прикладной деятельности…

– Здравствуй, Андижо… Я… тоже рад… Гхм-кхм…

А не похоже. Личико Анвара закаменело, голос дрожит, паузы какие-то ненужные. Нежданчик называется!

Шкафчики Анваровы тоже подрастерялись: стоят как столбы, глазами хлопают. Ну и чего тут делать? Если вдруг что – попробуй выступи на пару супротив шести автоматов (не думаю, что они в тот момент сообразили, что разом палить по ним могут только двое от забора – те, что у машин, были друг у друга в секторах, да и Андижо торчал у них на линии огня)!

Пока боссы здоровались, хлопцы Андижо привели дехкан и упитанного в агрегатное состояние: пнули положенное количество раз и пристроили у забора – на колени, руки на затылок, смотреть вниз!

Андижо поманил пальчиком – из джипа вылез… Сохроб. Так, вот это уже интересно…

Сохроб бледен, с трудом натягивает дежурную улыбку, руку Анвару подал сухо-официально… Изо всех сил старается показать, что все в порядке и ничего такого особенного не происходит…

Андижо с напускной веселостью похлопал Анвара по плечу:

– Поболтайте, я быстро – разберусь с этими…

И направился к застывшей у забора троице.

Нервы в порядке? Если нет – переверните страницу. Андижо всегда славился изощренной жестокостью по отношению к предателям. Если в порядке – продолжаем трансляцию с места событий.

Андижо приблизился к упитанному, коротко спросил по-русски (это на публику – мог бы и на своем переговорить):

– Тебя кто с Анваром свел?

Упитанный, серея лицом, пожал плечами и что-то неразборчиво пробормотал.

– Говори мне правду, – предложил Андижо, сдувая пепел с сигары. – И тебе не будет больно.

Упитанный опять что-то пробормотал, опуская взгляд.

Андижо толкнул парня ногой в грудь – тот упал на спину, – наступил ему на голову, прижимая к земле, и… ткнул тлеющим концом сигары в глаз.

Раздался душераздирающий вопль – мне показалось, что отчетливо запахло паленым, хотя ветерок дул от нас к ним.

Сохроб побледнел еще сильнее и обреченно покосился на Анвара. Анвар, тоже стремительно теряя приятный румянец щек, отвернулся.

– Говори мне правду, – опять предложил Андижо, быстро пыхая растрепавшейся на «рабочем» конце сигарой. – Пых-пых-пых… Не хочешь? Ну, давай еще…

– А-а-а!!! – Несчастный дернулся как ударенный током. – Сохроб!

– Кто?

– Сохроб!!!

– Это который Сохроб? – Андижо убрал ногу и приподнял парня за шиворот. – А ну, пальцем покажи?

Упитанный, зажимая ладонью глаз, не глядя ткнул пальцем в сторону «Мерседеса».

– Ну, тут у нас все понятно, – Андижо резво направился к «Мерседесу». – Тут у нас один Сохроб, правильно?

И протянул правую руку ладонью кверху.

Один из «хлопцев» у джипа, стоявшего за машиной Анвара, вытянул из-за пояса пистолет, быстренько подскочил, услужливо вложил оружие в ладонь хозяина.

Андижо, адресуясь к Сохробу, бросил короткую фразу на шугнано-рушанском. Сохроб, не поднимая глаз, покачал головой и сокрушенно развел руками.

– Он тебе нужен? – вежливо поинтересовался Андижо у Анвара.

Да, вопросец… Окончательно утративший румянец Анвар машинально промокнул платком вспотевший лоб и неопределенно пожал плечами, также избегая смотреть в глаза Андижо. «Шкафчики» его, как мне показалось, дышали через раз и притворялись столбами, а хлопцы Андижо, как по команде, чуть приподняли стволы автоматов и поменяли угол прицеливания.

– Ну, я так и подумал. Кому нужно такое дерьмо? – Андижо, зловеще прищурившись, кивнул: – Попрощайся с ним.

– В смысле? – не понял Анвар.

– Ну, руку ему пожми или обними. Нормальный ведь парень был, правда?

Анвар, косясь на пистолет в руке Андижо, шагнул к Сохробу и протянул ему руку.

В этот момент Андижо быстро приставил «ствол» к виску Сохроба.

– Ту-дух!

Шлепнуло глуховато – звук выстрела утонул в рокоте работающей за забором техники.

Сохроб кулем рухнул наземь. Андижо сильно рисковал, выбирая такой угол выстрела, но рассчитал все правильно: большая часть того, что брызнуло из несчастного Сохроба, попала Анвару на лицо и рубашку.

– Апф… Апф… – Анвар, даже не пытаясь обтереться, сел на корточки и вернул в мир то, что было съедено им на завтрак.

– Извини, не хотел, – вроде бы даже искренне сказал Андижо, отдавая пистолет телохранителю. – Езжай домой, тебе надо отмыться… Давай, чего встали?!

Последнее предложение было адресовано «шкафчикам» Анвара. Не заставляя страшного контрагента повторяться, они подхватили плохо владеющего собой босса под руки и усадили его в «Мерседес». Спустя несколько секунд роскошный «немец», живенько обрулив стоящий позади него джип, со спринтерской скоростью припустил по полосе отчуждения прочь.

Андижо, согнав улыбку с лица, плюнул вслед уехавшим и ткнул пальцем в сторону коленопреклоненной троицы у забора. Один из «хлопцев», стерегущих проем, прислонил автомат к забору, достал из-за пазухи небольшой нож с кривым лезвием и схватил упитанного товарища с подпаленным глазом за шиворот…

* * *

Видели, как баранов режут? Если видели, вам будет все понятно. Если нет, живописать не стану – больно уж удручающее зрелище.

Упитанного и одного из дехкан «хлопец» прирезал сноровисто и быстро. Андижо безучастно наблюдал за процессом, закурив новую сигару, а его водила с одним из автоматчиков в это время упаковывали Сохроба в багажник джипа, заблаговременно выложенный, как выяснилось, целлофаном. Человек не чужой, из клана, похоронить надо с подобающими почестями.

Да уж, спонтанной вспышкой ярости тут и не пахнет – целлофан все объясняет. Напрасно мы понадеялись на Андижо, не оправдал он наших чаяний. Получается, зря пыхтели. Сдавать видеоматериал в органы – это даже не смешно. У нас в стране представителей наркомафии такого ранга не сажают в принципе

А со вторым дехканином получилась небольшая загвоздка.

Вроде бы, как и первые двое, он впал в ступор, прямо воплощение слепой покорности судьбе, стоял на коленях, обреченно склонив голову… Но, почуяв прикосновение к шее смертоносной стали, внезапно рванулся, как раненый барс, сшибая наземь палача, и во все лопатки припустил в глубь посадок!

– Пятый – ложись! – глухо прошипел в наушнике голос Петрушина.

– Есть, – мгновенно отозвался Вася Крюков. – Дальше что?

«Габариты» у дальнего джипа рефлекторно вскинули автоматы, повели «стволами»… Тот, что ближе к забору, через секунду поднял «ствол» (товарищ в секторе), начал смещаться вбок.

Наверное, дехканин ушел бы: был он удивительно резв – куда там «энерджайзеру», но… Вдруг провалился одной ногой в землю, едва ли не по самый пах!..

«Товарищ в секторе», как и полагается опытному бойцу, не замедлил воспользовался ситуацией.

– Та-та-та! – экономно выдал автомат, перечеркивая жизнь резвого дехканина. И тут же добавил для контроля: – Та-та, та-та…

Парень обмяк и завалился на бок. Двое у дальнего джипа, взяв оружие на изготовку, тотчас же направились к нему…

– Пятый, берешь обоих, – бесстрастно скомандовал Петрушин.

…А проблема заключалась в том, что бедолага провалился аккурат в скрадок Ростовского! Товарищ, видимо, глубоко штатский, бежал ровно по директрисе, где меньше растительности и легче перемещаться. Любой мало-мальски опытный вояка сразу бы нырнул в кустики…

– Работаешь через две секунды после нашего старта. Восьмой – выламываешься через секунду, как крикну. Потом оба лупите с места по забору и ближнему джипу – там водила. Перемещаться не надо, попадете к нам в сектор.

– Понял, – ответил Вася.

– Понял, – голос Ростовского показался мне каким-то болезненным.

– Седьмой, берешь ближнего к тебе у правого джипа. Потом – водилу, он без оружия. На мое «ложись» не реагируешь. Три, два, раз… Понеслась!!!

Уф-ф! Ох и тяжко после пяти часов неподвижного лежания, без разбега, сваливаться в режим боя… Когда лежишь в засаде и ждешь команды для нападения, есть время продышаться, разогнать организм, потянуть мышцы специальными упражнениями – короче, подготовить свою боевую машину к напряженной работе.

А тут получилось – как внезапный старт двигателя после ночи на морозе. Дрынь-дрынь – и поехали.

Из скрадка я выламывался целую вечность.

– Ложись!!! – бешеным буйволом взревел Петрушин…

…а я еще только-только справился со слоем дерна и даже окончательно не распрямился в своем разрушенном окопе.

Петрушин, как всегда, опередил: оглушительно рявкнул, метнул что-то в направлении джипов и помчался вперед.

Я заметил, в такие моменты время резиново растягивается и тобой постоянно владеет паническое чувство: не успеваю, не успеваю, медленно все делаю!!! Да, я тут все медленно делаю, как последний тюлень, а рядышком торчит куча народу с автоматами и с интересом наблюдает…

Оказавшись на воле и толком не сориентировавшись, я рванул во все лопатки к обозначенной цели, на бегу впитывая обстановку.

Спасибо Андижо – держит в охране воевавших товарищей. На «ложись» и летящий предмет среагировали правильно: мгновенно рухнули кто где стоял и прикрыли головы руками.

Эти двадцать пять метров до джипа я бежал страшно долго – наверное, секунды четыре, а то и пять. За это время успел освоиться с обстановкой и рассмотреть следующие моменты:

– к тем двоим, что упали в паре метров от скрадка Ростовского, из кустов вымахнула маленькая серая тень. Пока из вспучивающейся на глазах кочки рождался Ростовский, тень успела дважды коротко блеснуть тусклой сталью, забрала автомат у последнего, ею убиенного и, кульбитом уйдя в сторону, изготовилась для стрельбы лежа за елью;

– Андижо – большой респект от всех, кто понимает в военном деле. Ну просто очень реактивный товарищ. За неполные четыре секунды успел: упасть вместе со всеми, оценить обстановку, опять вскочить и даже принять какое-то подобие боевой стойки! Вот это боец, вот это лидер!

– Петрушин свистящим болидом походя снес со своего курса безоружного Андижо и, одним прыжком покрыв расстояние до джипа, скрылся из поля моего зрения. Его объект – автоматчик у правого фонаря, а я топал к багажнику;

– двое у забора (самые дальние) среагировали быстрее всех – к тому моменту, когда мне оставалось до джипа каких-нибудь три метра, они уже начали подниматься;

– а лично на моем участке работы случилась беда: водила оказался штатским!

То есть рядом лежал боец с автоматом, прикрыв голову руками, а водила, разинув рот (даже не попытался укрыться!), держался одной рукой за распахнутую крышку багажника, смотрел на меня широко раскрытыми глазами и… тянул из плечевой кобуры пистолет.

– Ту-дух!

Он успел таки достать пистолет и шлепнул навскидку – в последний момент я «щучкой» прыгнул ему в ноги, уходя с линии выстрела, и сшиб стрелка на землю.

– Та-та! Та-та! Та-та! – заработало совсем рядом, с той стороны от джипа, куда пару секунд назад рывком ушел Петрушин.

У забора кто-то коротко, с подвывом, вскрикнул.

– Та-та-та! – обнадеживающе застрекотало с позиции Васи и Ростовского. – Та-та! Та-та! Та-та!

Со всей дури рубанув ребром ладони по горлу водилы, я забрал у него пистолет, извернулся, как уж, и, не дожидаясь реактивности начавшего подниматься бойца, дважды пальнул ему в голову. Посмотрел на водилу – готов, признаков жизни нет.

Все, у меня «чисто».

– Погоди, брат! – истошно взвизгнул Андижо. – Брат! Я…

– Та-та! – непримиримо вынес вердикт Петрушин.

– Аррр…

– Та! – и точка.

И – тишина.

Я осторожно выглянул из-за багажника: Андижо, подергивая ступнями, тихо отходил в лучший мир.

Двое у скрадка Ростовского, один у дальнего джипа (водила), двое у забора, двое у меня, один у Петрушина. Плюс Андижо собственной персоной.

– Четырнадцать, – подытожил Петрушин. – Кого-то зацепило?

Петрушин всегда считает. Привычка такая. Четырнадцать – это время, а не трупы. Четырнадцать секунд с момента старта – чистое время боя.

– В порядке, – подал голос Вася.

– А мне ляжку отдавили, – пожаловался Ростовский.

– Серый?

– Я в порядке! – Голос мой прозвучал этаким несолидным хриплым дискантом.

Ну вот, неожиданная встреча закончилась со счетом девять – ноль.

Вообще-то, не планировали. Как я уже говорил, в наши обязанности не входит прямое вмешательство в исследуемый процесс. Увы, что поделать – издержки производства, сами понимаете…

Глава 2

Дилер

Во вторник, второго августа, хоронили Андрея Ивановича Исаева.

Погода была… Впрочем, сейчас уже и не вспомню, как там насчет погоды – в тот день у меня на душе было так скверно, что на подобные мелочи я просто не обращал внимания. Что там погода – я, «шифруясь», машину оставил где-то на подступах к кладбищу, а потом, когда уже все уехали, не сразу ее и нашел. Так расстроен был, что забыл, где поставил.

Вопреки ожиданиям народу на кладбище было немного, так что моя надежда затеряться в толпе не оправдалась.

Как-то так вышло, что, дожив до тридцати двух лет, я – Игорь Прыгунов – ни разу не участвовал в похоронах ветеранов правоохранительных органов. Наш кинематограф по этому поводу весьма скромен и молчалив, поэтому я руководствовался исключительно голливудским стандартом: сверкающий катафалк, вереница не очень новых, но вполне приличных и крепких авто, вся полиция штата в полном составе, жены, дети, оркестр, журналисты – в общем, изрядное столпотворение, на фоне которого некий тайный друг усопшего ни у кого не вызовет вопросов.

А здесь было, без учета квартета убогих из похоронной команды, всего одиннадцать человек. Мать, жена, сын, дочь и семеро сотрудников – наверное, самые преданные и верные. Вот поди тут и затеряйся!

Я стоял на чьем-то «семейном» участке, располагавшемся неподалеку от свежевырытой могилы, и наблюдал за ходом погребения. Руки мои, совершенно непроизвольно и безо всякой надобности, крепко вцепились в почерневший от времени штакетник невысокой оградки, взгляд застилала красноватая влажная пелена, а к горлу подступал здоровенный ком, готовый в любую минуту выскочить наружу и превратиться в безудержные рыдания.

Странно…

Исаев не был мне близким человеком. Не друг, не брат – курирующий опер. То есть связывали нас сугубо «производственные» отношения, началом которых был жесткий шантаж с его стороны. Так что, по идее, этак убиваться мне не стоило. Особенно в свете последних событий – те, кто побывал в моей шкуре, поймут, что я имею в виду.

Неделю назад Андрей Иванович учудил: отдал мне папку с моим «оперативным делом» и сообщил, что мою подписку он уничтожил.

Я в буквальном смысле впал в ступор. То есть разинул рот, сидел как истукан и хлопал глазами. Андрей Иванович усмехнулся, легкомысленно подмигнул мне (он был слегка подшофе) и совершенно спокойно заявил:

– Меня, по всей видимости, скоро завалят. Вот, хочу на прощание долги раздать. Чтобы, значит, никто из-за меня не пострадал…

– ???!!!

– Нет, я не шучу… В общем, ты теперь сам по себе, товарищ Бубка. В моем сейфе на тебя ничего нет. По всем документам ты проходишь под оперативным псевдонимом, без «привязок». Так что – свободен. Гуляй, куда хочешь…

Помимо всего прочего, кстати, следует заметить, что Андрей Иванович в любой момент мог упрятать меня на нары – минимум лет на десять.

Любой сексот «на подписке» (да и просто «на доверии») скажет: повезло! Это как индульгенцию выдали за все прошлые прегрешения, подарили чудесную возможность начать новую жизнь…

Теперь домовину с телом моего куратора тихонько опускают в жадно разверстую пасть земли. А всю компру на себя, которую он вернул мне, я сжег в тот же день.

Казалось бы, надо радоваться, благодарить судьбу за милость и строить планы на светлое будущее.

А я, как видите, не радуюсь.

Я в шоке.

Объясняю. Представьте себе: приходит к вам человек, этак мимоходом, хихикая и ковыряясь в ухе, сообщает, что его скоро убьют… А ровно через три дня вы узнаете, что человек и в самом деле умер. Это нормально? Да, следует, наверное, добавить: я среднестатистический тепличный индивид, профессия у меня самая мирная – врач. То есть смерть для меня, конечно, не в диковинку – в силу специфики работы, но до сего момента среди моих знакомых никто никогда этак вот планово, предварительно уведомив об этом, не умирал…

Знаете – как будто к Бездне прикоснулся. Насчет того, что она существует, я был в курсе… Но как-то в общих чертах: это были совсем чужие и безразличные мне люди…

А вот так близко никогда ранее с нею сталкиваться не доводилось. Между нами всегда был прочный и надежный буфер – дядя Андрюша.

А теперь, стало быть, у нас прямой и непосредственный контакт.

Ну и сволочь же ты, Андрей Иванович… Нехорошо поступил. Это то же самое, как если бы машинист разогнал локомотив до критической скорости и спрыгнул, предварительно сообщив пассажирам: ну все, я пошел… А вы тут давайте – как-нибудь сами!

В общем, бросил на произвол судьбы. Я ведь уже привык считать себя частичкой Системы. У меня была защита, «крыша», помощь на все случаи жизни. Если проще – я был «правильным».

Теперь я один на один со всем этим. Я просто преступник, безо всяких скидок и уважительных причин. Если захочу, воспользовавшись паузой в судьбе, «завязать», это надо будет очень сильно постараться. Аналогия с разогнанным локомотивом – это ведь не просто так, от фонаря. В нашей кухне, даже если очень захочешь, соскочить на полном ходу будет чертовски сложно. Как минимум можно ноги переломать и со здоровьем распрощаться…

А еще меня поразило мужество этого человека. Вот ведь не ожидал…

Я его всегда считал подленьким. Не подлецом и негодяем с большой буквы, а именно подленьким. То есть реального вреда он никому не делал, а так – пакостил помаленьку, пользуясь своим незаурядным умением манипулировать человеческими пороками и слабостями. Комплекция и облик у него, кстати, были как раз под стать: этакий мелкий тип с добреньким личиком и замашками школьного ябеды.

Ну так вот – человечек знал, что его убьют. Это было не какое-то там расплывчатое гипотетическое утверждение из серии «Все мы смертны и рано или поздно сдвинем лыжи, тут уж ничего не поделаешь…», а конкретное: «Через три-четыре дня меня завалят».

Он не стал сучить ножками, вопить о несправедливости судьбы, не забился в угол, обмирая от страха. А в первую очередь, как он выразился, – «раздал долги». То есть позаботился о том, чтобы устроить дела людей, которые от него зависели. И на которых, по большому счету, ему было наплевать.

Не уверен, что я на его месте смог бы вести себя хотя бы наполовину так же стоически. Так что земной поклон тебе, Андрей Иванович. Жил как придется, а смерть принял с большим достоинством…

Гроб опустили и начали засыпать.

Вообще, похороны были очень скромные, никаких тебе обрядов, служителей культа или просто даже оркестра.

Самоубийца…

Тишина стояла в буквальном смысле гробовая, и даже через две оградки был слышен скрежет вонзающихся в землю лопат и глуховатый стук ударяющихся о крышку гроба комьев земли…

Представил вдруг – живо, как наяву: Андрей Иванович лежит с вечной своей ехидной ухмылкой, а на лицо ему сыплется земля…

Некоторое время бездумно стоял, вслушиваясь в этот душераздирающий стукоток… Потом забыл про конспирацию – такое смятение чувств навалилось, что совсем перестал соображать, – перелез через оградку, через вторую, подошел к могиле… У вдовы лицо каменное, взгляд безумный, такое впечатление, что она не понимает, что вообще сейчас происходит… Любила? Оказывается, и таких мелких пакостников кто-то любит…

Бросил горсть земли в могилу, взял за руку вдову, понес какой-то бред соболезнующего характера…

– А вы кто ему?

Это мать Андрея Ивановича. Из-за плеча безутешной вдовы, негромко, но требовательно.

Практичная дама. Такой момент, такой момент… Вроде бы убиваться надо, заходиться в рыданиях, в могилу лезть: на кого ты нас покинул, сынуля, сиротинушками оставил!!! Ммм-да…

– Я это… Ну…

А голова совсем не соображает – вопрос-то вроде простой, соврать что-нибудь и вся недолга… Друг детства? Мать наверняка бы знала… Коллега? Вон коллеги стоят, насупились, уставились подозрительно…

– …в общем – никто.

– ?!

А что сказать? «Я простой наркодилер, толкал „гердос“ под крепкой „крышей“ вашего сына»?!

– Понимаете… Я ему очень обязан. Очень. Ваш сын спас меня от тюрьмы…

* * *

Перечитал кучу книг, пересмотрел километры кино в рамках темы. Не то чтобы люблю терзаться, но иногда бывает – накатывает. Что-то внутри меня восстает против всего того…

Как правило, в сюжетах, близких к моему (из серии «как я стал драгдилером»), всегда присутствует какая-нибудь душераздирающая история слезоточивого характера. Вариантов море: дорогая операция смертельно больной матери, вызволение из цепких лап правосудия оступившегося младшего брата, спасение от кровожадных бандосов попавшей на «кидняк» сестрички – и далее в таком духе, семьдесят три страницы. Общая суть: внезапно и остро нужна куча денег для благого дела, а взять негде. Скрепя сердце и горько плача ночами от безысходности, переступаем через общечеловечьи принципы и начинаем творить зло: воруем, грабим, становимся наемными убивцами, сутенерами… Или просто барыгами: начинаем потихоньку торговать драгами. Наркотой, то бишь.

Не знаю, есть ли в таких историях какая-то доля истины, или все это сплошь художественное вранье… Но лично у меня никакого извинительного мотива нет. То есть денег, конечно, не хватало, как и всем вокруг, но не так уж, чтоб совсем совесть продать и пуститься во все тяжкие. Получается, что я гад? Давайте я вам коротенько расскажу, как я докатился до жизни такой, а вы сами решите, так оно или нет.

Для начала скажу пару слов о моем родном городе. Дальнейшие события будут разворачиваться именно здесь, поэтому, если кто не знает, есть смысл поверхностно ознакомиться с пейзажем.

Черный Яр – небольшой городок в ста километрах к северу от Москвы, уютно раскинувшийся по обеим берегам самой знаменитой русской реки. Это наукоград во всех отношениях: научно-исследовательский центр ядерной физики, к которому прилагается необъятный комплекс лабораторий и опытных площадок, собственный университет, давший миру немало знаменитостей, и «силиконовая долина» – обширный жилой массив, заселенный молодыми специалистами, учеными, компьютерщиками и прочей творческой интеллигенцией.

С момента основания и до 2000 года Черный Яр был «закрытым» городом. «Распечатали» его, как видите, аж пять лет назад, но в плане администрации и порядка жизни все осталось практически в исходном состоянии.

Пример: один знакомый недавно попробовал зарегистрировать на своей жилплощади нерусского друга детства, который приехал искать работу в столице. Казалось бы, чего такого, да? В Москве некоторые бабуси в одной комнате по сорок человек регистрируют за деньги, и никто на это не обращает внимания.

А тут – не дали. Мотивировали так: вы что, забыли, где живете? Вы, может быть, думаете, что у нас «первый отдел» упразднили?!

Знакомый возмутился: моя частная квартира, что хочу, то и делаю! Ну, тут вы не правы, сказали знакомому. Переезжайте в другой город – и пропишите у себя хоть весь Северный Кавказ. А у нас этот номер не пройдет. Жаловаться? Да на здоровье! Хоть в Комиссию ООН по правам человека…

Как видите, все по-прежнему строго, четко и с полоборота – у нас не забалуешь.

Я свой город люблю, но расхваливаю его вовсе не из-за этого. Просто хотел наглядно провести параллель: если то, о чем я расскажу ниже, есть у нас, можно себе представить, что творится в других городах, не обремененных сенью влияния «первых отделов».

Сколько себя помню, у нас всегда на подстанциях «Скорой помощи» потихоньку торговали «кислотой» (ангидрид уксусной кислоты). Многие знают, для чего сия вещица нужна, а кто не в курсе – это значит, что вы просто счастливый человек! Оставайтесь и далее в приятном неведении, спать крепче будете.

Я до недавнего времени работал врачом «Скорой помощи». В «кислотном» процессе не участвовал по чисто техническим причинам, но кухню знаю. Участвуют там сестра, фельдшер и охранник (торгуют, как правило, ночью) – с высокого благословения начальства, которому и уходит львиная доля дохода. Выездной бригаде места в этой приятной цепочке нет, она в полном составе (бригада, а не цепочка) со свистом пролетает.

Ну так вот, я как-то сдуру проявил смекалку и изобрел способ втихаря и помалу тырить общественный ангидрид. Не подумайте чего плохого – это вовсе не для продажи или, упаси господь, для себя! Для друга брал. Сугубо из альтруистских побуждений.

Есть у меня такой друг – Людвиг Зверев… Не буду распространяться на старую избитую тему насчет подмены понятий «друзья – приятели – собутыльники», все и так в курсе. Людвиг как раз друг, и, пожалуй, даже единственный в жизни. Остальные – так, приятели.

Да уж, Людвиг… Как говорится – светлая печаль моей жизни. Родители мечтали, чтобы он стал великим музыкантом, этак вот обозвали с благими намерениями и вовсе без злого умысла. Представляете, как дитя мучилось в процессе становления?! За одно лишь «погоняло» (без вариантов – «Люда»!) можно было проникнуться к предкам лютой ненавистью и потом мстить им всю жизнь.

Но Людвиг добрый. Он у нас – местная мать Тереза. А докатился до жизни такой, подозреваю, все же из-за имени. Потому что в детстве и юности постоянно приходилось всем доказывать, что он вовсе не Люда, а весь из себя «крутой чувак». Приходилось поступки совершать. Делать вещи, присущие «правильным пацанам», показывать, что тебе не «слабо». Вот и привык.

Людвиг – студент-недоучка. Мы с первого класса этак бодренько бежали вместе по жизни, легко и просто поступили в «мед», а в конце четвертого курса он сошел с дистанции. Не то чтобы остался на обочине – плетется помаленьку дальше… Но без прежнего задора и планов на будущее. Какие тут могут быть планы?! «Планы» – это детские шалости. Это уже пройденный этап. Людвиг давно и системно «торчит» на опиатах. А в последнее время, благодаря одной скотине, – конкретно подсел на героин. Да, скотина – это я. Прошу любить и жаловать…

Короче, для Людвига я периодически совершал мелкие служебные преступления: списывал препараты группы «А», выправлял ему левые «терки», а под завязку крал «кислоту». «Под завязку» – потому что это длилось недолго. Вычислили меня быстро и без особых хитростей. Это ведь если вся система работает, воровать легко: снизу продают, сверху списывают и актируют. А когда у них самих воруют, они это дело моментально высчитывают, потому что это уже не государственное, общее, а свое, кровное.

Если бы меня просто поймали за руку на месте преступления, можно было бы как-то вырулить. Сами понимаете, врачу нетрудно найти объяснение для единичного использования препарата ограниченного доступа. Но коллеги мои оказались натуральными иезуитами! Засекли – сразу шум подымать не стали, а решили развлечься шпионскими играми. Следили целый месяц, помимо воровства ангидрида, зафиксировали несколько эпизодов необоснованной выдачи рецептов на сильнодействующие лекарства (а попросту – те самые левые «терки») и пару списаний якобы применявшихся на экстренных вызовах обезболивающих инъекций.

Самое обидное – шпионила сестра из моей бригады, которой я доверял, как себе. Стучала, сволочь, как туземный бубен! Наверное, злобу лютую затаила за то, что не проявлял к ней должного мужского интереса. Она, в общем, дамочка ничего себе, но я как-то привык по жизни не мешать чувства с работой и всегда придерживался этого правила.

Короче, как бы там ни было – сдала она меня с потрохами.

Иезуиты и здесь не отказали себе в удовольствии: предъявили не все сразу, а поэтапно, эпизодами. Не зная, что у них на руках полный расклад, я подло врал и изворачивался, как тот уж в клюве у цапли. Истерично качал права:

– А сами-то вы, сами!!!

– А ты нас за руку ловил?

– Да чего тут ловить, и так все знают!

– А за клевету не желаешь привлечься?

– Какая, на фиг, клевета?! Да вы тут все уроды и хапуги, как я с вами работал – ума не приложу!!!

Потом анализировал: получалось, что выглядел я тогда мерзко. Мало того, что ворюга, так еще и этакий мелкий гадкий враль, и двуличный подлец. Всем улыбался, ручки жал, на корпоративных вечеринках блистал – а как прижали, так оно и поперло изо всех щелей. Как вспомню – краснею, хоть и прошло уже довольно много времени.

В общем, выперли меня «по-семейному». Тихо, без скандала, «по собственному желанию», с мотивацией «отсутствия достойного денежного содержания». Обычное дело по нашим временам. Не в их интересах было скандалить – я ведь не стал бы молчать, хотя мне и намекнули, этак прозрачно и недвусмысленно: разговорчивость в данном вопросе может оказаться весьма вредной для здоровья. Я просто тогда не совсем отдавал себе отчет, с чем имею дело…

Ну что можно сказать в свое оправдание? Наверное, ничего. Сам виноват, большой уже, надо было соображать, чем все это может кончиться.

Ничего, переживем. У нас в стране для такого, как я, всегда работа найдется…

А вообще, если отбросить глупую браваду, для меня это был удар. Как и для любого законопослушного товарища, который вырос в привычной системе координат и вдруг, в одночасье, из-за какой-то тупой случайности оказался вышиблен за пределы оной системы. Сидит с разинутым ртом, глазами хлопает… Вот так ни фига себе! Система координат едет дальше, а я остался на обочине…

Поехал сгоряча к Люде, с ходу устроил ему выволочку, в процессе которой основательно помял лицо. Из-за тебя все, гад!!!

Спустя полчаса помирились, сели анализировать ситуацию и, как водится, напились как свиньи.

К сведению: Людвиг у нас в буквальном смысле полиглот. Системные «опиюшники» алкоголь, как правило, не употребляют, а тех, кто пьет, презрительно называют «синяками». Мой уникальный людо-зверь с двух рук вмазывается всяким «хмурьем», глотает «колеса», до недавнего времени (пока я не стал барыгой) вовсю «отвинчивал», а при «отходняках» и на ремиссии непременно жрет водку. Литрами! Да, когда уже совсем ничего нет, может вспомнить былое и раскумариться травой. Большой спец по всякой вредной химии, ходячая энциклопедия психоактивных веществ и способов их добычи из вполне легальных препаратов.

До того как я стал барыгой, а Людвиг моими «ногами», он варил дома всякую гадость. У него, знаете ли, прекрасные условия для подобного рода деятельности. Впрочем, про условия чуть позже, но вот факт: результатами его экспериментов «двигалась» значительная масса торчащей братии, и никто ни разу не умер. Хотя овердозы и тривиальные отравления случались. Но тут уж ничего не поделаешь, такова специфика: если потребляешь всякую гадость, будь готов к самым непредсказуемым последствиям.

В процессе анализа я пришел к неприятному выводу: карьера врача для меня закончилась.

Людвиг не согласился: работать можно, просто теперь меня не возьмут на престижные места. А так как я и ранее не мог даже и надеяться попасть на престижные места (не в той семье родился, не в том кругу вращался), то мне ровным счетом не о чем беспокоиться. И вообще, радоваться надо. Чему? Ну как – чему? Из передряги выскочил легко, практически без потерь, и вообще, все у меня только начинается…

Людвиг у нас неисправимый добряк и оптимист. Это не лечится, видимо, врожденное.

Не менее десятка раз он пребывал в состоянии клинической смерти: как водится, это были овердозы, на которых вашему покорному слуге невольно пришлось поприсутствовать. Сценарий всегда один и тот же, действо стартует с неожиданного звонка в три часа ночи:

– Игореха, тут твой корень собирается кеды сдвинуть!!! Давай бегом!!!

– Ну, мать вашу трах-тередох-тередох… Чем «ставился»?

– Полтора квадрата «черняшки».

– Всего лишь?! Не понял – ремиссию развязал, что ли?

– Ну, это… кхм… на два пласта радедорма…

– Вот же уроды!

– Ну так че?

– Трясите, таскайте, бейте лицо. Еду…

Налоксон, капельница, такси, помчались. А куда деваться? Сам в «Скорой» работаю, в курсе: адреса «системных» известны (в нашей деревне все друг друга знают) – по вызову туда никто не поедет. Пусть сдыхает сволота, торчок поганый! Следует заметить: «системные» – народ опытный в таких делах, тривиальные передозы решают сами, подручными средствами. Если уж привлекают врача, значит, все – человек действительно одной ногой в могиле.

Ну так вот, за последние пять лет Людвиг не менее десятка раз побывал на Великом Пороге. Организм его, по-моему, на 99% состоит из ядовитой химии. И выглядит он под стать внутреннему своему содержанию: худющий, что ваш Кощей, кожа с синюшным или даже с зеленоватым оттенком, глаза как у некоего сказочного существа – огромные, зеленые, с каким-то мистическим флуоресцентным отливом.

По всем известным канонам психосоматической типологии Людвиг должен быть желчным истериком с явно выраженной предрасположенностью к МДП (маниакально-депрессивному психозу). Но он плевать хотел на каноны. В его ненормативным образом устроенных глазах всегда ровно горит безразмерная любовь к окружающему миру и величайшее удовольствие от того, что он в этом мире живет.

Кто его не знает, думают сначала – сумасшедший. Нормальный человек не может с такой любовью относиться к этому дурному миру и в таком полутрупном состоянии вовсю радоваться жизни. Если солнечно – может полдня сидеть на лавке и глупо улыбаться в пространство. Если снег идет – будет часами созерцать снежинки за стеклом и при этом хихикать, как деревенский дурачок. Удивительно, что все эти нирваны на ровном месте органично сочетаются с ясным мышлением и безупречной логикой. Интеллектуал, философ, обладает энциклопедическими знаниями. Лучшего собеседника я не встречал. За редкую по нынешним временам возможность умно и остро дискутировать на любые темы Людвигу можно простить все его странности и несуразности. Уникум, короче.

Необоснованно много времени уделил Людвигу? Да, если учесть, что ключевой роли он играть не будет, видимо, много. Просто, наверное, потому, что Зверев – мой единственный друг. И во мне постоянно живет великая досада, что этот друг – умница и очень способный товарищ – конченый торчок. Абыдна, да! Вокруг столько бездарей и посредственностей – и ничего, ни в одном глазу… А тут попадется весь из себя такой – один на десять тысяч – и надо же, тратит свой талант исключительно на то, чтобы травить себя всеми доступными способами и средствами! Загадка природы, блин…

Ладно, хватит причитать. Каждый сам кузнец своего счастья и возница колесницы своей судьбы.

В общем, я с этим торкнутым кузнецом насчет не совсем утраченных перспектив моей медицинской карьеры отчасти согласился. Но по поводу второй части резюме не совсем понял. Чему радоваться, конь ты наш троянский? И – ну-ка, поподробнее – чего это у нас там «только начинается»?

Людвиг, мечтательно таращась в окно, поделился планом…

Сказал и тут же усомнился – а правильно ли поймут? План ведь разный бывает! Вот уж точно, с кем поведешься…

Ну, скажем для точности: изложил свой перспективный план.

В далеком Джезказгане у него проживает тетушка, замужем за казахом, председателем колхоза имени какой-то матери, то ли совхоза. У них там все здорово: прекрасные климатические условия и полный правовой беспредел. Мы могли бы поехать туда, выращивать мак, доить ханку, резать «солому» и возить всю эту благодать сюда. Можно сказочно обогатиться.

Ну правильно, мог бы даже и не спрашивать! Кому что, а голому – одеться.

– Долго думал, укурок?

– А чего? Знаешь, какие бабки можно сделать? Вон, у меня в Торквелове хорошие знакомые – очень достойные люди – уже давно этим занимаются. И все в шоколаде. С ног до головы…

Торквелово – это тут рядышком, двадцать минут езды. Такой гадюшник, что любого нормального человека в дрожь бросает. Славится едва ли не на всю Россию, а по статистике двух областей железно сидит в тройке лидеров. «Достойные люди» – это цыгане, у которых Люда со товарищи покупают ханку и «солому». Торгуют всем, что можно колоть, вдыхать, глотать, сосать и лизать – другими словами, чем можно «трескаться», «ставиться» и «вмазываться». Будь моя воля и полномочия, давно бы спалил этот торчковый рай к чертовой матери.

Почему никто не принимает мер? Да какие тут меры, все повязано и проплачено. Правоохранительные органы сами же усердно крышуют все это дело. Как-нибудь будет досуг, расскажу – сейчас у нас о другом разговор.

– Если там все так благоприятно и круто, чего же ты до сих пор здесь? Взял бы кого-нибудь из своих корешей да поехал. Я тебе зачем?

– Из моих камрадов ты один не торкаешься, – улыбчиво щурясь, пояснил Людвиг. – «Огород» растить да «дербанить», в принципе, не бог весть какая сложность. Главное – возить. Торчка нельзя посылать с товаром через всю страну. Моментом спалится. А ты у нас такой умный, представительный, да при дипломе…

– Ну, брат, уважил! Спасибо за доверие… А что? «Кислоту» воровал, теперь, по логике, в самый раз наркокурьером подмолотить…

В общем, я от всей души послал Людвига в задницу и отправился устраивать свою новую жизнь. Ну, не то чтобы прямо с ходу (прямо с ходу я был крепко пьян), а сначала проспался, объяснился с женой, а уже потом отправился…

* * *

Чтобы не было иллюзий, скажу сразу: ни в одно медучреждение нашего города меня не взяли. Вернее, устроиться я пробовал в два основных, поочередно, там получил полный афронт по всем позициям и на этом остановился. Просто не было смысла пробовать дальше. Говорю же, у нас большая деревня, на одном конце кто-то вспорет воздух тугой струйкой несанкционированных газов – на другом будут носики морщить.

Спасибо добрым людям, оформили врачом юношеской сборной по футболу. Хлопцы там здоровые, как буйволы, если травмы случаются, все равно обращаются в ведомственную больницу, так что врач им нужен как метеорологический зонд багатурам Чингисхана. Зарплату и премии добрые люди делили промеж себя, а от меня требовалось всего лишь раз в квартал выехать с командой на соревнования.

Если кто совсем далек от медицины и не понял, зачем это мне, поясняю: для сохранения диплома. У нас ведь как: если не работаешь по специальности в течение определенного времени, диплом аннулируется.

Ну вот, о дипломе я позаботился, потом отправился искать, чем бы на жизнь заработать.

Вы будете смеяться, но я не нашел ничего более достойного, чем место в бригаде грузчиков на товарной станции пресловутого Торквелова. Тут рядом, двадцать минут.

Я сделал для себя удивительное открытие: оказывается, с работой у нас сложно! Искал две недели, обегал весь Черный Яр и окрестные населенные пункты – по нулям. Нормальные места давным-давно заняты, а ненормальных почему-то нет вовсе. Три утренние электрички с интервалом в двадцать минут увозят весь дееспособный люд в Москву. Все простые смертные трудятся там. Непростые – ученые и обслуживающий персонал режимных объектов, как выяснилось, пополнять свои ряды категорически не желают. Особенно за счет недобросовестных врачей.

А в Торквелове, как выяснилось, сложно с рабочими руками и крепкими спинами. То есть «офисные» вакансии, как и повсюду, давно укомплектованы, а хронически не хватает именно работяг (это те, кто занимается тяжелым физическим трудом). Все поголовно «торчат», работать никто не желает!

Платят там очень даже неплохо, за первый месяц я заработал в два с половиной раза больше, чем на «Скорой». Сначала думал, что об этом славном местечке никто не знает, но бригадир меня разубедил: оказывается, их объявления расклеены по всему Черному Яру.

Странно… Почему люди прутся в Москву (я знаю несколько товарищей, которые там работают как раз «такелажными рабочими»), когда тут под боком есть вполне сносная работа?

Потом как-то между делом привычно пофилософствовал на эту тему с Людой, и он мне раскрыл страшный секрет.

Людвиг считает, что подавляющее большинство черноярцев страдают неким заболеванием, которое он обозвал «наукоградовой спесью». Заболевание сложное и в суровых условиях провинциального климата лечению не поддается.

Надо же, я тут родился и вырос, а никогда даже и не подозревал, как у нас все запущено!

Основной симптом: «Мы не просто так – провинция, а самый крутой в мире наукоград! Мировой прогресс двигаем. В общем – всем встать, шапки долой!!!». И не важно, что из сорока тысяч горожан прогресс реально двигают всего лишь несколько десятков светлых голов. Мы же тут живем, значит, тоже причастны.

Так что понимать надо, это вам не хухры-мухры. Нерусских не регистрируем, работаем только у себя, на худой конец – в столице. До столицы мы еще можем снизойти. А ехать в какой-то торчковый тупичок (это от Москвы аж на двадцать километров дальше нас), да еще вкалывать там грузчиком… Это что, такая тупая шутка?!!!

Вот так-то.

В общем, стал я работать, помаленьку освоился. Меня эта страшная зараза, открытая медиком-недоучкой Людвигом, как-то не коснулась: то ли адаптированный мутант, то ли иммунитет, но ничего зазорного для себя я тут не видел. Ездить близко, платят сносно – жить можно.

Единственное: жить можно, пока молод и здоров. Поставили меня в бригаду «спортсменов» (все малопьющие, крепкие, от тридцати до сорока), за день мы делали три нормы «синюшных» бригад, состоящих из обычных алкашей. Поэтому и зарабатывали неплохо: «левого» боя стекла и порчи имущества у нас практически не было, начальство это ценило. Зато домой я приезжал абсолютно никакой. Особенно тяжело было поначалу, не привык на прежней работе поднимать что-либо тяжелее медицинского баула. Так что несколько лет в таком режиме поработать можно, а потом надо будет чего-нибудь соображать.

Итак, с добычей хлеба насущного более-менее я определился. Одновременно разобрался с любовью и семейной жизнью.

Увы, супруга моя нежная этот отборочный тур судьбы благополучно провалила.

Вот ведь парадокс получился! Приносил семь тысяч – терпела. «…Мой муж – доктор (не „врач“, а именно „доктор“!), выходец из семьи потомственных эскулапов…» Выперли – переживала, но в истерику не впадала. Люду хорошо знает, жалеет его, понимает прекрасно, почему все так получилось, верила – это временно, все образуется.

«Ты только никому не рассказывай, ладно?..– это насчет того, что я устроился грузчиком (а куда устроился – вообще жуть!), – …А то перед людьми неудобно. Хорошо?»

Хорошо, но не совсем понятно. Чего тут неудобного? Денег в два раза больше, плюс каждый раз с работы чего-то на халяву везу – не краду, так дают, за ударный труд. Все ночи – дома. Раньше, бывало, порой до десяти дежурств в месяц набегало! Это, считай, двадцать дней вылетало: сутки на смене, сутки восстанавливаешься.

Потом оказалось, что все это вовсе не временно, и формулировка «мой муж – грузчик в Торквелове» стала для нашей семейной идиллии роковой. Месяц, второй, на третий перевалило… Какая-то информированная подружка не пойми откуда узнала и тут же всех ввела в курс.

На меня стали смотреть сочувственно… Кто-то по простоте душевной ляпнул: ничего, милая, грузчик – это не приговор, все у вас образуется… Только вот – в Торквелове… Это же нехорошо!

В общем, это долго рассказывать, сразу выдаю резюме: развод. Супруга моя, увы, как и многие прочие, была поражена «наукоградовой спесью», которая оказалась сильнее душевных чувств, совместно прожитых лет и светлого будущего нашего ребенка.

Кроме того, болезнь жены протекала в тяжелой форме, вызванной особенностями ее происхождения. Ну не может дочь академика спать с грузчиком из Торквелова, и все тут! Видимо, грузчик грязный или просто слишком вульгарный для такой благородной леди – уж я не знаю…

Так. Без эмоций: последствия. Квартиру в свое время нам дали как «молодым специалистам» – исключительно благодаря стараниям отца моей благоверной. Записана квартира на нее, я там на птичьих правах. Скандалить не стал, съехал к родителям, выторговав право по выходным встречаться с дочерью.

Этот удар я принял стоически, даже в глубокий запой уходить не стал. То есть запой место имел, но не полноценный – до полной отключки и выпадения из временного контекста (знаете, наверное, как это бывает: «Слышь, брат, а какой сейчас месяц?!»).

Сразу после работы ехал к Люде, по дороге брал два литра. Таким образом сорвал ему устоявшийся график торчкования. В течение двенадцати дней мы каждый вечер и полночи напролет отравляли организм алкоголем, и ввиду этого печального обстоятельства Люда вынужден был вне плана сесть на ремиссию. Постоянные клиенты, которые системно «висли» на хате у Люды, были крайне недовольны. Пришлось в пьяном угаре несколько раз крепко объясняться с торчащей братией, не все там было гладко, порой доходило до привлечения сторонних сил, а местами даже правоохранительных органов.

В общем, досуг организовали неслабо: развлеклись, пообщались и походя заглушили душевную печаль.

Правда, был у всего этого развеселого времяпровождения один явно выраженный побочный эффект…

Внезапно пропал смысл бытия. В один прекрасный день я проснулся и вдруг понял, что мне теперь незачем жить.

Зачем вкалывать и напрягаться? Раньше понятно – для семьи. А сейчас для кого?

Себя я в расчет не брал. В тот момент мне самому для себя ничего не хотелось и не нужно было. На душе было сумрачно и тяжко, несколько раз возникала предательская мыслишка: пойти, что ли, Волгу переплыть да ненароком под баржу угодить…

Люда меня поправил.

Что характерно: я не жаловался и внешне никак не проявлял своих летальных устремлений. Он просто почувствовал: что-то со мной не то. Интересно… Это существо все время витает в царстве своих полинаркотических грез, можно сказать – из нирваны не вылезает, а так тонко чувствует душевное состояние близкого человека… Загадка природы! Аурой, что ли, ощущает?

– Деньги на «ствол» есть?

– ?!

– Я чего интересуюсь: как ты собираешься убивать мать?

– ???!!!

– Зрачки твои все чаще принимают форму петли… Я не прав?

– А при чем здесь мать, Люда?! Ты бредишь, что ли?

– Я тебя знаю больше двадцати лет. Я столько же лет знаю твою мать. У тебя, конечно, много недостатков… но ты не садист. Мать тебя очень любит, ты и твой ребенок для нее – единственный смысл жизни. Если ты сдохнешь, она ведь сразу не умрет от разрыва сердца, а минимум год будет угасать в страшных душевных муках.

– Бред какой-то…

– Угу, бред… Тебе все по фигу – ты коньки отбросишь. А те, кто здесь останется, пусть крутятся, как хотят. Мать пусть загибается от тоски, дочка пусть болтается как г… в проруби – вскорости станет проституткой…

– Ну ты достал, укурок! Ты че несешь?!

– Я в чем-то неправ?

– Ты кругом неправ! У дочки мать есть. Да и дед с бабкой не последние люди на деревне – академики…

– Мать – педагог – смешная зарплата, академики у нас сейчас – это только звучит громко, а на деле с хлеба на воду перебиваются. У них вон на даче весь штакетник сгнил, поменять нет денег… Другая бабка – твоя мать – пенсионерка. Папка – долбарик – в ящик сыграет. Гы-гы… Ну, при таком раскладе единственный путь выбиться в люди – на панель.

– Дурак ты, Люда, и не лечишься.

– Какие совковые выражения. Прямо-таки кондовые! Ммм-дяя… Я чего про «ствол» спросил… Ты тип неглупый, должен соображать как минимум на три хода вперед. Тебе, перед тем как в петлю лезть, есть все резоны сразу шлепнуть тетю Галю и дочку. Чтоб, значит, не мучились в отсутствие тебя…

– Вот же идиот, прости господи…

Короче. Под это дело мы, как водится, крепко приняли на грудь (вопрос-то дюже острый, ясность мысли при его анализе только мешает, надо смягчить грани, растечься плазмой по лезвию) и некоторое время занимались полемикой.

Доводы Люды: только лишь для того, чтобы обеспечить безбедное существование дочери и дать ей достойное образование, мне в ближайшие десять лет придется вкалывать не разгибаясь. Есть смысл жить – раз. Мать в гроб не загоню своей тупой выходкой – есть смысл жить – два. Если повезет, найду нормальную работу по специальности, спасу от смерти множество людей. Хороший довод в рамках данной сессии: если каждый овердоз Люды считать за раз для нормального человека, десятерых я уже спас – то есть тенденция присутствует в полном объеме. Уже только ради этого есть смысл жить – три. Или сделаю научное открытие, важное для всего человечества. Далее: я не старый, могу нечаянно жениться, родить еще пару детишек, тогда вообще вкалывать, не разгибаясь, придется до упора. Есть смысл жить четыре, пять и так далее.

У меня контрдоводов не было, я просто немного поразмыслил и согласился. Обещаю в кильватере грузовых судов не плавать, с завтрашнего дня перестаю пить водку и берусь за ум. Дикси!

Мужик сказал – мужик сделал. Пить я перестал, посидел в интернет-кафе, составил список учреждений, которым грозит перспектива иметь меня в рядах своих сотрудников. Состряпал резюме, выправил на фиктивной работе хвалебные отзывы. Выходной стал брать в середине недели и начал неспешно наносить визиты.

Да, следует уточнить: сугубо государственные учреждения в мой список не вошли по причине наличия у их сотрудников смешных зарплат. Уж если трудиться не разгибаясь, так и получать за это надо приличное вознаграждение. Благо в последнее время частных и смешанного типа клиник и больниц в столице развелось так много, что у пациентов просто глаза разбегаются!

В первой клинике получилось нехорошо. В детали вдаваться не буду, а суть такова: «навели мосты» с моей прежней работой, поинтересовались, зачем уволили такого замечательного парня. Официальная формулировка их отчего-то не удовлетворила. Почему не на новое место, где я числился? Потому что на новом месте я числился всего четыре месяца, а там работал с момента выпуска из института, и вообще, в той клинике товарищи по отбору персонала не зря едят свой хлеб с маслом. Ну и, понятное дело, заведующая подстанцией, вредина толстая, сказала им, что я полная посредственность, да к тому же еще и нечист на руку!

Знаете, я их ни в чем не виню. Будь я на их месте, сам бы такого мерзавца не взял.

При второй попытке вышла такая же беда, с той только разницей, что в первом случае мне просто вернули документы, не мотивируя отказ, а здесь вызвали на беседу и вкрадчивым голосом задавали каверзные вопросы. Но итог был тот же: не нужны нам сейчас такие сотрудники.

Понятно…

Третья попытка состоялась наполовину: я обратился, они стали, как обычно, «наводить мосты»… Тут звонит моя бывшая начальница и этак по-свойски, без обиняков, предлагает:

– Давай пять штук – и все будет тип-топ.

– ?!

– Ну, тут опять тобой интересуются. Пять штук – и будешь ты у нас весь золотой и чистый, с ног до головы.

– Пять штук чего?

– Да ну баксов же, естественно! Что за вопрос…

– Мне надо год работать, чтобы собрать такие деньги.

– Ну, это твои проблемы. Займи у друзей, у родственников попроси… Соглашайся – клиника богатая, «отобьешь» моментом.

– Анжела Артуровна…

– Да?

– Я вот тут подумал и решил… Гхм… Идите-ка вы в задницу, голубушка!

– Ну смотри, дело хозяйское. Дальше можешь даже и не пытаться – ты нашу систему знаешь, куда бы ты ни сунулся, везде о тебе будут наводить справки. Бывай, грузчик…

В такие моменты особенно остро ощущается отсутствие в приусадебном хозяйстве пулемета. Где ты, верный друг с вороненым «стволом», с коробчонкой на двести патронов?! На худой конец, какое-нибудь плохонькое ружьецо, но обязательно чтоб восьмого, или даже четвертого, калибра и патроны с крупнорубленой картечью. Увы мне, увы – нету!

Есть скальпель. Но это не то. Это несерьезно…

Люда, знаток изнаночной стороны человечьего мироощущения, посоветовал придумать реалистичную сказку с грустным концом. То есть рассказывать все как было, только мотивацию и обстоятельства немножко подправить в свою сторону. Был друг, светлый и радостный гений – но безнадежно больной, таскал для него помаленьку. Получилось, зря таскал и напрасно прогнали: помер друг, свезли в крематорий…

– Почему помер?

– Так если остался, значит, брать тебя нельзя – опять таскать будешь! А так – помер, и все, нет повода для таскания. И благостный мотив присутствует: не для себя брал!

– Ну что ж, логично…

Отрепетировали, отточили акценты и интонации, записали на камеру (имущество, которое мне досталось при разводе, – ледащая любительская камера и телевизор), посмотрели. Вроде бы нормально.

Знаете, сработало! В двух следующих местах меня чуть было не взяли. Все-таки люди у нас по большей части не черствые, ничто человеческое им не чуждо. Выслушали с пониманием, вошли в положение… А не взяли лишь потому, что им нужны были специалисты определенной квалификации, а у меня общетерапевтический (лечебный) профиль. Ну, по крайней мере, так они мне сказали. Все-таки хочется думать о людях хорошо…

А потом я напоролся на сюрприз. Прихожу в очередную клинику, на собеседование к главврачу… Смотрю: да это же Мамед!

– Мамед, мать твою оглы!!! Ты чего тут делаешь?!

– Да так, работаю помаленьку…

Мамед – дитя солнечного Кавказа, наш с Людой однокурсник. Не сказать, чтобы совсем уж друг, но приятель точно. Учились в одной группе, терлись в одной компании, развлекались вместе, он у меня на свадьбе гулял, как-то летом гостил в усадьбе Люды.

Дитя Кавказа мне искренне обрадовался. Облапил, чуть ребра не сломал – он и так был здоровенным кабаном, вольной борьбой занимался, а за эти годы наел пару пудов, заматерел, такой бугай – впору в фильмах про мафию снимать. Черный, солидный, весь в золоте, в дорогом костюме с иголочки, взгляд такой значительный, важный…

Рабочий день насмарку, пошли обедать в ресторан, пообщались вволю.

Итак, Мамед – главврач клиники, хозяин которой его родной дядя. Неплохо, правда? Поведал ему, как на духу, о своих злоключениях, громко обсудили Людину судьбу, посокрушались, что такой гениальный товарищ этак вот бесславно загибается. Над «кислотной» историей мой сокурсник от души посмеялся:

– Ну вы там совсем дикие, от жизни отстали! Я думал, такими вещами уже лет пятнадцать никто не занимается.

– Что поделать, дорогой сэр, – провинция…

– Ну все, твои проблемы позади, – отобедав, резюмировал Мамед. – Я тебе такую работу дам – пальчики оближешь. Минимум три штуки в месяц будешь иметь – на первых порах.

– Баксов?

– Пфф… Дурацкий вопрос! А чего же еще?

– А что за работа?

– Да увидишь… Работа – не бей лежачего. Если лениться не будешь, потом сможешь и в два, и в три раза больше поднимать. Это уж как пожелаешь, все в твоих руках…

В общем, домой я возвращался в тот день на автопилоте: сидел в экспрессе и радужно лыбился в окно, весь погруженный в приятные размышления о том, как в самом скором будущем у меня все будет здорово и распрекрасно. Жена меня вновь полюбит и вернется, люди вокруг резко зауважают, лет через десять буду я каким-нибудь светилом…

* * *

На следующий день я прибыл утренним экспрессом в столицу и уже в половине десятого торчал у Савеловской эстакады. Это Мамед позаботился: чтобы, значит, мне не трястись в душном метро, его человек подберет меня и доставит куда надо. Я, конечно, мог бы и потрястись, не велика беда, но раз предлагают – чего отказываться? Мне удобно – тут рядышком, от вокзала триста метров.

Вскоре возле меня притормозил темно-синий «BMW». Из окна высунулся курчавый череп с солидной проплешиной посередке (по всему – соотечественник Мамеда) и уточнил:

– Игорь?

– Он самый.

– Садись, поехали.

Сел, поехали… Но недалеко. Заехали почему-то на рынок, встали между двумя длиннющими фурами. Я не совсем понял, чего нам тут надо, но беспокоиться не стал: товарищ от Мамеда, какое тут может быть беспокойство?

Ду-би-на… Люду ругаю, а сам, помнится, всегда хотел думать о людях только хорошее. Может, это особый такой провинциальный настрой или просто в жизни до этого момента ни разу не попадал в подобные ситуации. В общем, слышали, наверное, такое определение: непуганый идиот? Вот-вот, это как раз про меня…

Через пару минут сзади подъехал «Лендкрузер», встал впритык к нам.

– Хозяин, – глянув в заднее зеркало, сказал курчавый. – Иди, разговаривай.

Я пожал плечами: как-то все это странно было, как будто мы собирались заняться чем-то противозаконным… Но пошел без лишних вопросов. Задняя правая дверь «Лендкрузера» открылась, из салона уточнили:

– Игорь?

– Он самый.

– Заходи, дорогой, садись.

Сел, закрыл дверь, осмотрелся. Рядом, на заднем сиденье, соплеменник Мамеда – симпатичный полноватый брюнет примерно моих лет, румяный, красиво стриженный, чисто выбритый, пахнущий дорогим французским парфюмом, прикинут по последней салонной моде. За рулем – детина, косая сажень в плечах, смотрит в зеркало внимательно, с прищуром. Рядом – примерно такой же экземпляр. Оба явно земляки брюнета.

Помнится, подумал: «Мамед что, меня в психушку определил?!» Больно эти двое спереди были похожи на санитаров психиатрической клиники.

– Меня Анвар зовут, – представился симпатичный. – Будешь работать у меня.

– А по батюшке?

– Зачем?

– Ну… Как-никак, начальник…

– Да ладно! Ты же не чужой человек, Мамед за тебя слово сказал.

Ну что ж, для начала неплохо! Не всякий начальник – вот так по-доброму…

– Давай делом займемся. Может, у тебя какие-то вопросы есть?

– Что у вас за учреждение? Где располагаетесь?

– Да тебе, я думаю, без разницы, – Анвар усмехнулся, – ты будешь у себя дома работать.

Ну что ж, отлично! Не надо будет каждый день вскакивать спозаранку и тратить кучу времени на дорогу.

– Ага… Вы что, собираетесь открыть в Черном Яре филиал?

– Филиал? Гхм… Да, собираемся. Ты будешь нашим филиалом…

Тут Анвар переглянулся в зеркало со своими «санитарами», и все трое дружно заржали. Я тоже за компанию улыбнулся.

Анвар достал из дверного контейнера небольшой пакетик и протянул его мне.

– Это что? – я не торопился брать пакетик – приучен не хватать с ходу все, что предлагают.

– Героин.

– Гы-гы… – я по инерции улыбался. – Шутка?

– Нет.

– Не понял…

Дальше все было сумбурно: от неожиданности я натуральным образом впал в шок и не очень хорошо помню, чего говорил и какими аргументами оперировал. Знаете, я парень опытный, в разных ситуациях участвовал. Приедешь, бывало, на травму (особенно в праздник), а там натуральная поножовщина, и что самое занимательное – с вполне вероятным продолжением. Но к этому ты готовишься, примерно знаешь, на что можно рассчитывать и как уберечься в случае возможных осложнений.

А тут – как из-за угла медным тазом по личику. Неожиданно, с размаху, мир вокруг вибрирует, в ушах гул… У меня, помнится, даже давление подскочило – в висках застучало, сердечко запрыгало, как некормленый крол… Вот это Мамед! Ай да благодетель!

– Шутишь, что ли? Что значит «не буду»?!

– Это вы шутите! Кто вам сказал, что я соглашусь торговать героином?

– Мамед сказал, что ты свой человек. И что на тебя можно положиться.

– Да он не то имел в виду!

– Нет, дорогой, он имел в виду то самое. Иначе не направил бы тебя ко мне.

– Так, все, я пошел. – Я взялся было за ручку двери…

И замер. «Санитары», сидевшие спереди, как по команде повернули головы в мою сторону и тоже взялись за дверные ручки. Честное слово, получилось так, словно два волкодава по едва слышному «фас!» вдруг ощетинили загривки и приняли боевую стойку!

– Си-деть… – тихо скомандовал Анвар. – Теперь все, дорогой.

– Что – «все»?!

– Теперь ты все знаешь.

– Да что за глупости?! Ничего я не знаю! Ничего я никому не скажу, и вообще…

– Прекрати истерику. Теперь ты или с нами, или – никак. Короче, без порошка я тебя не отпущу.

– Давай, – я решительно протянул руку. – Давай свой порошок.

– Держи, – Анвар отдал мне пакетик.

– Все, теперь могу идти?

– А ты в курсе, как все делать, да? Ничего спросить не хочешь?

– Чего тут спрашивать? Что я, не знаю, что это такое? Гидрохлорид диацетилморфина, точную формулу не помню, но факт – соль.

– Соль?!

– Соль, соль.

– Гхм… Ну, молодец, – похвалил Анвар. – Значит, как бадяжить – сам сообразишь. Ты уже продавал героин?

– Тебя это волнует?

– В общем – нет. Меня волнуют только деньги. Если ты думаешь, что поедешь сейчас к Мамеду и бросишь ему этот пакет в лицо…

Я чуть не поперхнулся. Именно так я в тот момент и думал! Ну, блин, психолог!

– …то ты здорово ошибаешься. Мамед за тебя его продавать не будет. У него другая работа. Я тебе даю неделю, потом надо будет вернуть деньги.

– Сколько?

– Шестьдесят тысяч рублей.

– Сколько-сколько?!

– Здесь сто десять грамм. Для барыги это большой вес, но ты – свой человек, за тебя Мамед слово сказал.

– Ага, спасибо Мамеду…

– Это точно. Не раз еще будешь его благодарить, – вполне серьезно заметил Анвар. – Дальше. Грамм по шестьсот рублей. Это очень маленькая цена за порошок такого качества, меньше в Москве и области нет. «Три девятки», очень хороший порошок. Десять грамм тебе аванс для старта, подарок. И времени даю много. Ну, чтобы ты осмотрелся у себя, клиентуру подобрал.

– Шестьдесят штук – это большие деньги. Мне надо полгода вкалывать, чтобы отдать тебе такую сумму. Вы что, меня «разводите»?

– Шестьдесят штук – это мелочь. – Анвар небрежно плеснул ручкой. – Теперь тебе вкалывать не надо. Ты врач, умный, легко справишься. Главное – сам не употребляй, и все будет нормально.

– Ага. Особенно нормально мне будет на зоне, по статье «за сбыт и распространение».

– Держи. – Анвар протянул визитку.

Я глянул: золотым тиснением – Анвар Расул-Заде, доктор философии, доцент МГУ, телефоны. Ни фига себе, заявочки!

– Ты доктор?

– Да.

– И доцент?!

– Угу.

– А что заканчивал?

– Кулинарный техникум в Ордубаде.

– Это где? Эмираты, что ли?

– Нет, маленько не угадал, – Анвар опять переглянулся с санитарами, и они дружно заржали, – это поселок в Нахичевани.

– А как же тогда…

– А у вас тут за деньги все что хочешь можно купить. Женщин, звания, степени, чиновников…

– Да уж…

– Если будут проблемы с органами – сразу звони. Я все решу.

– Так уж и все?

– Что по делу – все. Ну, если ты кого-то там завалишь или поставишь ларек с героином возле мэрии – конечно, это будет непросто…

– Гы-гы, – с готовностью осклабились «санитары».

– Но ты парень неглупый, думаю, у нас проблем не будет.

– Угу… Все, могу идти?

– Да. Этибар тебя отвезет.

– Кто отвезет?

– Это он, – Анвар кивнул в сторону «BMW».

– Да я сам…

– Не надо – «сам», – жестко возразил Анвар. – Первый раз с товаром, я тебя одного не пущу. Все, давай…

* * *

Когда я вернулся, то направился сразу к Люде. Не тащить же эту дрянь домой. Курчавый «Плейшнер», кстати, который меня привез, остался доволен: подозреваю, что Анвар дал команду отконвоировать меня еще и для того, чтобы посмотреть, в каких условиях я буду работать. В общем, ему понравилось, что это отдельная усадьба в частном секторе. Хотя, если Анвар будет общаться на эту тему с Мамедом, мой дорогой однокашник наверняка скажет, что дом не мой.

Люда от восторга весь светился. Раскрыл пакет, ходил вокруг кругами, пялясь на отраву пламенеющим взором, пробовал на ощупь, нюхал, постанывая от вожделения и что-то бессвязно бормоча.

– Ка-акой красавец, а… Отборный… «999», говоришь? Что-то я как-то даже и не слыхал… «666» – вроде что-то такое было, но «три девятки»?.. Живем тут, в захолустье, прозябаем, а там люди давно уже, значит, «три девяточки» вовсю пользуют… Гм… Ну, просто чудо как хорош… Надо опробовать…

Я сидел на продавленном диване, отрешенно глядя в окно, и вяло размышлял о проблемах совмещения судоходного фарватера с участком акватории у городского пляжа. Лето, тепло… Может, пойти купаться? Так оно все надоело – просто жуть. Что-то так устал от этой поездки, будто неделю, не разгибаясь, мешки с цементом таскал…

Жизнь кончилась. Скатился на самое дно – связался с наркоторговцами. Сейчас налетят Людины «камрады», мгновенно сожрут весь порошок, а через неделю Анваровы «санитары» деловито свернут мне головенку, как недокормленному цыпленку. И поделом! Нечего связываться с кем попало.

– Ну и пусть, – сказал я вслух. – Все равно жизнь не удалась…

Перспектива релаксации (нажраться с Людой до поросячьего визга и таким образом хотя бы временно избавиться от негативных эмоций) надежно умерла: Люда уже названивал самым лепшим камрадам, приглашал принять участие в эксперименте по апробации нового чудодейственного зелья. Тут же вспомнил о насущном:

– Слушай, денег сейчас ни у кого нет… Давай как-нибудь в долг, отпили хоть маленькую толику…

– Десять граммов отсчитай.

Люда тотчас же с готовностью отвесил на аптекарских весах десять граммов, бережно завернул в кулек…

– Это даром. На апробацию…

Взрыв эмоций. О, как же я прекрасен! Просто душка. Я мессия. Несу в мир благодать. И так далее, короче, излияние чувств. Медик и нарик – братья навек.

– Ладно, ладно – я в курсе, что я молодец. Остальное спрячь подальше, надо будет думать, как потом продать.

– Сам спрячь. – Люда честный, он ни себя, ни меня никогда не обманывает. – Ты же знаешь нашу публику… Короче, за сохранность не отвечаю.

Я пошел во двор, закопал пакетик за баней, среди лопухов. Изощряться в изготовлении хитрых тайников нет смысла: я точно эту публику знаю. В период ломки у них появляется паранормальный нюх на наркоту – найдут где угодно, как ни прячь.

– Смотри, аккуратнее, – предупредил я Люду на прощание. – Если качественный – значит, сильный. На первый раз ставьте меньше, потренируйтесь.

– Ну да, поучи меня, поучи. А то я не в курсе, как и каким дозняком ставиться. Гы-гы…

Поехал домой, отметился:

– Здравствуй, мама, жив-здоров, все в порядке. С работой пока неопределенно – обещали, надо будет подъехать в следующие выходные…

– А чего такой хмурый? Случилось что?

– Да нет, в самом деле – все нормально. Просто устал…

Однако релаксацию никто не отменял.

Созвонился с Палычем (водитель «Скорой»), завернул в магазин, взял литр. Через пятнадцать минут уже сидели у него в гараже: тихо, спокойно, безлюдно, вид на Волгу… Лепота!

– Ну – будем…

Только приняли по одной – звонит Люда.

– Давай бегом, у нас сразу два овердоза…

– Да чтоб вы все сдохли! Как вы мне надоели, укурки проклятые…

Бросил Палыча, помчался. Две капельницы, налоксон (кстати, скоро кончится – запасы-то не безразмерные), такси.

Точно, пора под баржу. Теперь, наверное, у меня такие деньки будут частенько случаться. На фиг вообще такая жизнь?

Приехал, оценил обстановку. Двое «камрадов» Люды в конкретной коме, впору звать «Скорую» и обещать по штуке за визит. Однако зря, что ли, небо коптил столько лет, вкалывая «штурмовиком»? За дело, хлопцы, за дело…

Откачивали всей толпой (вместе с хозяином дома было шесть человек, плюс я, минус два тела – стало быть, впятером), реанимация завершилась успешно. Устал, как собака. Поставил капельницы, принял сто пятьдесят, прилег отдохнуть, приставив к телам дежурную сиделку (Люда, естественно, – вариантов нет).

Проснулся, устроил разбор полетов. Люду особо драконить не стал, он и так чувствовал себя виноватым.

– Вот же ты урод, Люда! Говорил же: осторожнее, новая фича, надо аккуратнее…

Короче, ставились они, в принципе, «стандартно» – то есть втроем с грамма. На шестерых, стало быть, зарядили две грамули. Обратите внимание: для «системных» это едва ли не минимальная доза, даже если порошок качественный и барыга добросовестный, мешал не по-жлобски. У «системных» рецепторы тренированные, они могут позволить себе дозу, вдвое превосходящую норму среднестатистического «дилетанта». Но! Порошок новый, не опробованный. По всему, надо было ставить полдозы и смотреть, какие будут ощущения. А потом уже, если мало – доставиться, сколько надо. Это азы. Так что овердоз в данном конкретном случае – непростительная ошибка для таких мастеров ширяния.

Теперь надо было определиться, что делать с остальной «гуманитарной помощью» и вообще со всей партией. Я, конечно, не специалист, но если это «белый китаец», надо будет, пока не поздно, пообщаться с Анваром на эту тему. Потому что с этой дрянью такие проблемы будут постоянно – в практике Люды было несколько эпизодов аналогичного характера.

Надо сказать, что «белый китаец» – это синтетический наркотик триметилфентанил, сильнее героина примерно в тысячу раз. Ввиду такого соотношения очень трудно рассчитать правильную дозу. Из-за этого опытные потребители избегают им пользоваться, и недобросовестные дилеры частенько толкают его под видом героина, мешая с инертной массой на свое усмотрение.

– Пока я спал, никто не «двигался»?

– Нет, не рискнули.

– Ну и на том спасибо. Ну что, это «китаец», нет?

– Знаешь, не похоже. Обрубились сразу, игла еще в вене была. То есть торкает, как от нормального «геры». От «китайца» кайф наступает не сразу, а спустя некоторое время.

– А сам как?

– Так я не успел. В два «баяна» ставились, Семен и Фаза первыми были, сразу и отъехали. Остальные рисковать не стали.

– Ясно. В общем, давай так: дальнейшие эксперименты под моим контролем. А то уже запарило летать сюда на такси сломя голову…

Долго экспериментировать не пришлось, получилось все с полпинка. Люда разогнал грамм на пять доз, одну поставил себе, вторую – самому проверенному и непрошибаемому камраду – Элефанту (погоняло по комплекции). Да, если кто не пробовал грамм порошка делить на пять частей, сообщаю, дело это очень трудоемкое, так что надо заблаговременно этот грамм развести некоторым количеством инертной массы (Люда это делает толченым аспирином, большинство используют сахарную пудру, а некоторые изуверы – стиральный порошок).

Поставили – живы, реакция в норме. То есть реакция, как с грамма на двоих, взятого у цыган в Торквелове (это я пересказываю ощущения Люды). У них вообще дрянной порошок. Люда тут же разогнал другой грамм на четыре части и поставил по дозе еще двоим камрадам. А вот их торкнуло конкретно – просто полный улет.

В общем, путем нехитрых вычислений Люда вывел универсальную формулу: можно смело бадяжить (мешать) один к полутора и толкать как высококачественный порошок, с предписанием «для своих» в обычном режиме ставиться втроем с грамма. Рецептура для чайников и «своих» после ремиссии – грамм на пятерых. Кто превысит – сами виноваты.

– А по сколько продавать?

– Ну, это тебе решать. Твой же порошок.

– Да я же не в курсе, сколько оно в розницу… А по сколько наши городские барыги толкают?

– Наши городские… Так… Наши… Гм… Слушай, интересное дело… А у нас ведь своих барыг нет.

– В смысле – «нет»?

– Ну так – нет. У нас тут все продают торквеловские. Или сами цыгане, там, у себя, или, если здесь, – их «ноги» из местных жителей. Но это для чайников. Все системные сами ездят туда, закупаются сразу, оптом… Получается, ты будешь первым, кто от Москвы работает.

– Какая высокая честь! Вот обрадовал.

– Да нет, не в том дело… Понимаешь, тут запросто может конфликт получиться.

– В смысле?

– Ну, если ты будешь регулярно… Короче, если ты торквеловским рынок перебьешь, будут разборки.

– Ничего, думаю, Анвар эту проблему разрулит. Он же ведь какие-то расчеты делал, когда захотел на наш рынок зайти. Не думаю, что он не в курсе по местной ситуации… Ты лучше посоветуй, по сколько продавать?

– Так… Короче, со ста граммов сразу бадяжим сто пятьдесят и продаем по восемьсот рублей за грамм.

– Думаешь?

– Угу. Чуть дороже, чем у торквеловских, поэтому сразу насторожиться они не должны. Но качество на порядок лучше, чем у них, так что расхватают как горячие пирожки. Потом, конечно, они просекут, что почем, если это будет регулярно… Но если твой Анвар разберется… Гхм…

– Ладно, хорошо. А кому будем продавать?

– Ну, это пусть тебя не волнует – я только лишь по своим растолкаю все за пару дней…

– Да нет уж, дорогой друг, – я решил это дело на самотек не пускать – лучше сразу все систематизировать, чем потом тягостно решать на ходу внезапно возникающие проблемы с овердозами, суицидами или стремительной сдачей в правоохранительные органы, – давай-ка приведем это в систему…

Я смотался домой, взял из старых запасов чистый журнал амбулаторного приема и, вернувшись к Люде, с его слов составил список потенциальных клиентов, разбив их по категориям.

Получилось четыре категории: «свои» (системные); «регулярные» – те, кто уже никуда не денется с подводной лодки и в скором времени войдет в ряды «системных» или сдвинет лыжи; «борцы»; и «чайники» – начинающие. Есть еще категория – «контролирующие», но она столь малочисленна, что ею смело можно пренебречь. Это те, кто ведет нормальный образ жизни и полностью контролирует свое роковое пристрастие. То есть «ставятся», когда захотят, в выходные, например, с комфортом и в соответствующей обстановке, а не по насущной потребности организма. Это, если верить Люде, очень мощные духом люди, чуть ли не йоги, способные обуздать физиологию силой воли. Как врач, я не очень-то верю в таких «титанов духа» – физиологию побороть нельзя, рано или поздно они все равно попадут в «системные».

Самая проблемная в плане потенциальных неприятностей категория – «борцы». Название взято из сути явления: это люди, которые все время пытаются бороться со своей пагубной привычкой. Часто и некстати садятся на ремиссию, так же некстати «развязывают», да сплошь и рядом в глубоко пьяном виде, по этой причине неправильно рассчитывают дозу, что приводит к закономерному итогу. Или выбрасывают ключи, сидят дома взаперти, терпят ломки, потом бросаются из окон, вскрывают вены. И так далее, и тому подобное.

К таким нужен особый подход. И вообще, если задаться целью и к каждому подходить индивидуально, можно ведь так продавать, что передозов не будет вовсе или будут они случаться как редкое исключение. Это я вам как врач говорю.

Так, расписали всех, разложили по полочкам, получилось немногим более пяти десятков страдальцев. Это все – личные знакомые Люды, сам бы я, естественно, долго бы набирал клиентуру. «Системному» доза нужна каждые четыре-пять часов, остальным – минимум раз в сутки, отсюда можно будет делать расчет на потребное количество порошка.

Теперь следовало обезопасить себя в другом плане – выявить тех, кто предрасположен к сотрудничеству с властями. То есть, проще говоря, потенциальных стукачей.

Я написал внизу «Стукачи», подчеркнул, поставил двоеточие, озадачил Люду:

– Так, давай думать, кто может сдать. Ты этих людей знаешь, соображай, кто представляет в этом плане опасность…

Люда, даже не задумываясь ни на секунду, взял у меня ручку, после двоеточия большими буквами написал «ВСЕ!» и, лучисто улыбаясь, развел руками. Увы, мол, камрад, но в данном вопросе порадовать ничем не могу…

– Погоди… что значит – «все»? Как это – «все»?

– Да вот так – все. Никому доверять нельзя! В случае чего, сдадут на раз.

– Ну, тогда поздравляю. Ты дружишь с кучей сволочей.

– Поздравления не принимаются. Ты врач, должен понимать, что к чему.

– Ага… Физиология?

– Физиология – это узко. Я бы даже сказал глубже и объемнее: организм. Бери любого наркозависимого, изолируй, когда ломки начнутся – проси за дозу что хочешь. Родную мать убьет! А уж камрада сдать – за милую душу.

– Понятно. Надо будет учитывать.

– Надо. Но, пока у тебя есть порошок, ты для всех них – царь и бог.

– Ага, слышал я эти сказки про добрых барыг…

– Нет, понятно, что ты для них кровосос и гад, наживаешься на их беде. Это факт. Но ради твоего порошка они тебя будут беречь. Тем более если качественный, сравнительно недорого да иногда, когда совсем впритык, в долг давать – вообще будут пылинки с тебя сдувать!

– Ну и на том спасибо…

Потом мы помешали порошок один к полутора и сразу условились с Людой: заниматься будет он, за десять процентов от прибыли в порошковом эквиваленте. Возьмет сразу при фасовке.

– Ладно. Давай посмотрим, как это у тебя получится…

Получилось элементарно: сразу откусил от разбадяженного порошка ровно пятнадцать грамм и досыпал аспирина. В общем, наколол потенциальных покупателей, вместо грамма получат по 0,9.

– Да это почти без разницы – на эффект практически не влияет…

Целый вечер убили на расфасовку по граммам. Люда лучился обворожительной улыбкой: если ставиться строго в «личку», без пассажиров, – на декаду затарился. Плюс остаток с десять грамм «бонуса» – вообще здорово!

Ну и ладно…

Подробностями трейдинга утомлять не буду, скажу только, что Люда продавал, а я контролировал – на всякий случай, не потому что не доверяю, просто во избежание каких-нибудь инцидентов. За неполных пять дней спокойно сплавили всю партию по восемьсот рублей за грамм, на выходе получилось ровно сто двадцать тысяч. Инцидентов не было.

Я созвонился с Анваром, условился о встрече. На следующий день встретились там же, на Савеловском. Антураж уже привычный: «Лендкрузер», красавец Анвар, два «санитара» на передних местах.

Я отдал Анвару все до копейки.

Он пересчитал:

– Сто двадцать?! Не понял…

Пересчитал вторично.

– Ты по сколько продавал?

– Здесь все деньги, которые выручил за порошок. Себе не взял ни рубля. Надеюсь, теперь я свободен?

– Ну ты упорный! – Анвар укоризненно покачал головой, со скоростью кассового аппарата отсчитал половину и бросил мне на колени. – Мне твои деньги не нужны, забирай.

– Я не хочу больше этим заниматься! Это понятно?!

– Это понятно, – Анвар сочувствующе кивнул, достал из дверного контейнера пакет и протянул его мне: – Это истерика. Будь мужчиной, возьми себя в руки…

А санитары на переднем сиденье дружно повернулись в мою сторону и многозначительно повели плечищами. Черт, почему я такой слабый и нестойкий духом?! Полжизни бы отдал, чтобы прямо сейчас на пару минут стать одним из братьев Кличко! Уж я бы им тут устроил…

– Это хорошая работа, выгодная. Если все правильно делать и не зарываться, можно хорошо приподняться по деньгам.

– Зачем мне такие деньги? Мне вполне хватало того, что я зарабатывал до недавнего времени. А сидеть на таких деньгах и ежесекундно дрожать от страха, ждать, когда к тебе вломится наркоконтроль…

– Дрожать долго не будешь, это я тебе гарантирую. – Анвар мудро усмехнулся. – Совсем один, сам на сам, «капусту» рубить – тоже недолго будешь. Очень скоро к тебе прилепится кто надо.

– Кто «прилепится»?

– Увидишь. И давай больше не будем обсуждать этот вопрос, хорошо? Забирай товар, езжай домой…

Вот, собственно, и все. За пять дней, особо не напрягаясь (если не считать потраченных нервов и душевных мук), я одним махом заработал шестьдесят тысяч рублей. Это примерно мой средний заработок за полгода мытарств врачом на «Скорой».

Ну вот. Так я и стал дилером…

Глава 3

Управление «Л»

Здравствуйте, люди добрые. Я – Андрей Горбенко, мне двадцать восемь лет, холост, сирота, детдомовец.

Внешность у меня вполне заурядная: среднего роста, крепкий (но не плечистый, я, скорее, на брусок похож, весь ровный, без выпуклостей). Русый, глаза серые, лицо круглое, незапоминающееся.

Впрочем, внешность моя вряд ли кого заинтересует: я «серый», один из многих миллионов ничем не примечательных людей, что тихо и незаметно живут и умирают на просторах нашей некогда великой страны.

Вас, скорее всего, заинтересует моя профессия.

Я убийца. Нет, я не скрываюсь от властей, живу спокойно и за свою работу получаю достойное вознаграждение. Потому что я штатный убийца на службе правоохранительных органов Российской Федерации. Правда, должность моя именуется «оперуполномоченный», но суть от этого не меняется.

Чтобы не вводить в заблуждение сведущих товарищей, сразу оговорюсь: я не являюсь бойцом расстрельной команды. У нас мораторий – такие команды уже долгое время не функционируют.

Впрочем, не буду интриговать да заигрывать, я вам сейчас расскажу, кто я есть и чем занимаюсь.

Биография у меня очень короткая. Детдом, армия, погранвойска (таджико-афганская граница), работа в милиции. Заочно окончил «вышку», стал офицером, оперуполномоченным Балашихинского РОВД.

В Балашихе у меня никого нет, мне там дали квартиру, вот и живу. Все в курсе, что сиротам положены квартиры. Но мало кто знает, что квартиры достаются немногим, причем такие халупы, что жить в них страшно. Муниципалитет, в сговоре с начальством детдома, выделяет хорошую квартиру в пределах Садового кольца, по пути к детдомовцу она превращается в развалюху под снос на окраине Балашихи. И это еще не самый худший вариант. Чаще всего оформляют опекунство, и квартира вообще уходит в никуда. Случается, за эти проклятые квадратные метры нашего брата просто убивают.

Ладно, это мало кого интересует, кроме тех, кто сам все испытал на своей шкуре.

Многие подробности своей сиротской жизни я опущу, сразу подхожу вплотную к теме. Так, как бы назвать тему… «Убийство себе подобного»? Как-то натянуто звучит, высоко, надо бы проще. Кроме того, наверное, есть разница: если мы с вами пили водку, повздорили и вы меня саданули в сердце кухонным ножом – правильно, это убийство себе подобного. А если вы ночью залезли грабить мою хату, а я впотьмах пальнул в вас из ружья и уложил наповал – это уже другое дело. Вы мне в данном случае не подобны, потому что вы – грабитель, а я защищался.

Давайте обозначим это так: «Проблема применения оружия». Как раз нормально будет – все по теме, ничего лишнего и никакой тебе патетики.

В Чечне мне побывать не довелось, но полтора года (полгода в «учебке» – я был сержантом) службы на Пяндже, думаю, можно смело приравнивать к полноценным боевым действиям.

Общая ситуация. Если обнаружили, что ночью кто-то переправляется на нашу сторону, по нему будут с азартом долбить все, кто в этот момент окажется на данном участке границы с нашей стороны. Потому что политика командования погранотряда такова: «К нашему берегу должно прибивать только трупы и мешки с наркотой. Кто желает живьем и без мешков – добро пожаловать через пограничный контроль». И никто не сомневается, что это правильно. Курьеров этих никто не жалеет, и ни у кого не дрогнет рука.

Частная ситуация. Ночью была стрельба, с рассветом идем «шмонать» плавни. Авось чего прибило.

Туман, видимость слабенькая. Натыкаемся на двоих чучмеков с автоматами. Чучмеки мокрые, только что переплыли, тоже в поисках – где-то тут может быть их товар (переплыли, потому что туман – так бы не рискнули по свету).

Выходим на них неожиданно, они к нам спиной, но в любой момент могут обернуться. Наш командир – молодой лейтенант, впадает в ступор. Ну, в буквальном смысле – застыл столбом, рот разинул. Я из-за его плеча без раздумий, навскидку, кладу чучмеков одной очередью.

Лейтенант в истерике. Надо было, типа того, по уставу: «Стой, стрелять буду, положить оружие!» – и так далее.

Ага, щас! Заметь они нас первыми – уложили бы весь наряд, забрали свой товар – и ходу.

Вот такие дела.

Позже, работая в милиции, обратил внимание: подавляющее большинство сотрудников избегают применять оружие. Избегают даже в ситуациях, когда применять его можно и нужно. Это понять нетрудно: нормальный человек, без патологии, всегда сделает все от него зависящее, чтобы только не стрелять в себе подобного. Я вам больше скажу. Что там сотрудники – даже в среде криминалитета (то есть бандиты по определению) найдется немного людей, готовых без раздумий пустить в ход оружие. Одно дело – понты и рисовка, другое – хладнокровно достать «ствол» и без лишних слов застрелить человека. У них таких деятелей немного, их можно пересчитать по пальцам, и отношение у братвы к ним особое. В двух словах – «безбашенные отморозки», вот вам и все отношение.

Пример из личной практики. Спецназ в рамках нашей разработки штурмует дом с вооруженными бандитами, мы идем следом. Все известно: сколько людей, кто такие, на что способны, какие «стволы» и так далее.

Спецы – люди бывалые, мероприятия такого характера – их профиль. Что они делают? Взрывают дверь, стремительно врываются в дом и шустро валят всех подряд без разбору? Да уж куда там! Орут в мегафон, обещают стереть в порошок, торжественно «объявляются» (операцию проводят такие-то!) – типа того, всем лежать и бояться! Потом минут пять долбят в дверь кувалдой, в это время под окнами рычит БТР, мигалки вовсю наяривают, сирена орет, служебные собаки гавкают.

Короче, пугают. Дают бандитам понять, в какое дерьмо они вляпались. Потом врываются с шумом и тяжкими матюками, орут истошно, на психику давят…

В общем, зря некоторые правозащитники говорят, что спецназ у нас – звери. Это очень гуманные ребята. Они дают бандитам шанс сдаться и сохранить жизнь. Они применяют оружие только в крайнем случае. И часто из-за этого сами несут потери.

Зря, на мой взгляд. Валили бы всех подряд без разбору, куда как больше пользы было бы. Штурм, вооруженное сопротивление – все очень даже способствует, потом слова никто против не скажет. Чем меньше в мире отморозков, тем ярче светит солнце для людей.

Еще пример. Был у нас старший опер – Бурцев Дима. Опытный, бывалый, обстановкой владел просто на диво, на своей «земле» весь «контингент» знал от и до, всю подноготную на каждого. Пятнадцать лет проработал. В тире все упражнения выбивал на «отлично», стрелок был отменный, да и насчет рукопашки тоже молодец. На первенствах выступал.

За всю службу ни разу не применил оружие. Начальство расценивало это как глубокий профессионализм. Это правильно, в общем-то, опер в первую очередь должен работать головой и языком, потом уже – ногами (не бить ногами, а по «земле» бегать), а пускать в ход оружие можно лишь тогда, когда других решений ситуации попросту не существует. То есть – все, край, осталось только стрелять.

Если кто не в курсе, я открою маленький секрет нашей кухни и разочарую любителей лихих милицейских боевиков с погонями и стрельбой по-македонски. Подавляющее большинство сотрудников так и работают, наподобие Бурцева. Попугать пистолетом при задержании, пальнуть в воздух для острастки – это я не отношу к практике применения оружия.

Применение – это когда целенаправленно, с умыслом, стреляют в человека. Не обязательно, чтобы убить. А чтобы, допустим, прекратить агрессию. Тут нюанс: чтобы сохранить жизнь вооруженному агрессору, надо быть специалистом. Я видел, как работает спецназ (это не наш, милицейский, дело еще на Пяндже было): в мгновение ока продырявили человеку плечи, забрали оружие, а потом уже «дружелюбно» побеседовали. Знаете – рассказал все, что знал. Минутное дело! А до этого он хотел всех убить. Потом медик наш сказал, что пленный останется на всю жизнь инвалидом: плечевые суставы в буквальном смысле были уничтожены.

Ну так вот, за секунду таким образом обездвижить противника – это прерогатива специально обученных и тренированных людей, с адаптированной психикой и особыми личностными параметрами, готовых применить оружие в любую секунду.

А рядовой сотрудник – простой человек с оружием. Как вы, и я, и сосед через дорогу. Простой человек, даже умеющий стрелять в тире по мишеням, как правило, к этому не готов. Просто хотя бы уже потому, что вся система, в которой он живет и работает, категорически запрещает ему это делать. Нет, декларативно, конечно, стрелять можно и нужно, есть закон и инструкции, регламентирующие все это дело. Но каждый сотрудник прекрасно знает: если ты стрелял и попал в человека, будь готов к тому, что эту ситуацию подвергнут самому пристальному и суровому расследованию, тебе придется исписать вагон бумаги, таскаться по судам и вообще потратить полжизни на делопроизводственную волокиту. Это в том счастливом случае, если ты все сделал безукоризненно и правильно.

Если же ты стрелял немножко неправильно (попробуйте во время внезапной схватки, что длится считаные секунды, все сделать по инструкции – я на вас посмотрю!), тебя вообще сотрут в порошок. У нас, например, были случаи – за это людей просто сажали. Вот так.

Ладно, хватит об этом. Надеюсь, по проблеме применения все понятно.

В завершение скажу, как умер образцовый опер Дима Бурцев.

Был Бурцев по оперативной надобности на ночной дискотеке. То ли с «клиентурой» работал, то ли еще зачем, это уже не важно. Пошел в уборную – без всякой оперативной надобности, просто «до ветру», а там водевиль: обдолбленный в дым парниша с пистолетом дрессирует двух своих корешей. Тычет «стволом» им в личики и орет, как бык на бойне: куда вы, подонки, дели мои «колеса»?!

Бурцев парнишу знал: натуральный отморозок без тормозов, мозгов нет, сплошь лобная кость. Откуда «ствол» взял – не понятно, но перспектива вырисовывалась более чем реальная: сейчас рассчитает своих корешей и пойдет «искать правду» в широкие массы отдыхающей молодежи. Со «стволом» и безнадежным безумием в страшно вытаращенных глазах!

Бурцев зашел тихо, парниша весь был сконцентрирован на своих дружках, стоял к двери боком, в общем – не видел его.

Анализирую ситуацию как опер.

Вариант № 1: так же тихо выйди обратно, подопри дверь чем придется и звони в отдел. Мало ли, что ты опер и вооружен – ты один, и ты не Чак Норрис!

Вариант № 2: вали, на фиг, с ходу. Пока он тебя не видит, преимущество за тобой. Доставай «ствол», и…

Бурцев выбрал третий вариант. «Ствол» доставать не стал, а ласково заговорил с этим ублюдком. Типа того, брось, Колян, дурью маяться, найдем мы твои «колеса», это не проблема…

Колян «без базара», без секундной паузы на размышление, высадил в Бурцева весь магазин.

Стрелок еще тот – Дима умирал восемь часов. Сделали все, что от нас зависело, поставили на уши всех столичных врачей, но спасти человека уже не смогли…

Вот так печально закончилась быль об умном менте, который всю жизнь работал головой и, как и подавляющее большинство коллег, старался всячески избегать применения оружия.

Я хорошо знал Диму Бурцева. Это был талантливый опер и вообще широкой души человечище. И мне до слез обидно, что он так глупо умер. Не заслужил он такой смерти. Помнится, на его похоронах я дал себе слово: со мной такого не случится никогда. Ни-ко-гда. Лучше я сяду за превышение, чем умру от пули обдолбленного отморозка…

А я бы этого удода шлепнул не раздумывая. Для этого имелись все основания. А потом исписал бы гору бумаги и спокойно пошел бы пить пиво. И вся Балашиха мне за это в пояс поклонилась бы.

Я, в отличие от покойного Бурцева и многих других коллег, готов применять оружие. И морально, и физически. Открыл в себе я это качество, когда служил в армии. Нет, я не патологический убийца, ни к чему такому меня не тянет, и вообще, я хладнокровный товарищ. Просто у меня не возникает сомнений на этот счет (не знаю, почему так, копаться не пробовал, образования не хватает): когда нужно, я делаю это без малейших колебаний. Что называется, навскидку.

Теперь самое время рассказать, к чему привела эта моя небольшая особенность…

* * *

За всю службу и до настоящего момента (это без малого восемь лет) я применял оружие шесть раз. В среднем получается раз в полтора года. Для тех, кто судит о работе милиции по фильмам и книгам, это – мизер. А спросите любого сотрудника, что они думают о таком результате, вам скажут примерно следующее: «Ну, е-мое, просто ворошиловский стрелок!» Да и то, четыре раза стрелял, когда еще на ППС ходил.

Из шести эпизодов убил двоих, обоих намеренно, и уже не на ППС, а когда опером работал.

Предпоследний эпизод. Чуть более года назад.

Иду по делам мимо школы. Смотрю, парень в пальто ведет девчонку лет семи-восьми за руку.

Июнь, а он в пальто. Нестрижен, волосы засалены донельзя, грязный весь, неухоженный. Вывод? Точно, он самый.

Я этих наркоманов терпеть не могу, особенно после смерти Димы Бурцева. Это предатели Родины. Они дезертировали с поля битвы еще до начала сражения. Родина в полной ж…, каждые рабочие руки и светлая голова на счету, надо бы встать единым фронтом, противопоставить свою жизнеспособность и сплоченность засилью непьющих иноверцев… Так нет же – полстраны бухает, полстраны – ширяется. Нормально. Такими темпами мы все скоро будем просыпаться под крики муэдзина, купола наших храмов перекрасят в зеленый цвет и вместо крестов над ними будут полумесяцы.

Короче, будь моя воля, валил бы всех этих предателей Родины на месте, где бы только встретил. Отличить их от нормальных людей – раз плюнуть, так что с идентификацией проблем бы не было.

Однако не в этом дело. Мне не понравилось, как он обращался с девчонкой. Он ее не просто вел, а буквально тащил за руку. Это было несколько мгновений, шаг, другой, третий – и все, они скрылись в переулке. Пройди я мимо десятью секундами позже, кто его знает, что бы там получилось…

Может, показалось? Решил на всякий случай проверить.

Бросился в переулок, смотрю – точно, тащит. Девчонка упирается, бубнит что-то. Странно, что не визжит, – может, знает его?

– А ну стой!

Парень обернулся – глаза навыкате, кажется, сейчас из орбит выскочат, челюсти крепко стиснуты, красный, весь дрожит от возбуждения, часто дышит. Знакомая картина. «Навинтил», удод, с избытком щелочи, все равно что конского возбудителя хапнул. Ему сейчас без разницы – кого, лишь бы побыстрее.

Короче, на мой окрик он отреагировал неадекватно: вместо того чтобы пуститься наутек, выхватил из кармана скальпель, прижал девчонку к себе и приставил лезвие к ее горлу.

– Пшшел вон отсюда! Пшел, а то я ее кончу!

А я уже на «автопилоте», без раздумий вытащил «ствол» и прицелился.

– А ну брось скальпель, отпусти ребенка. Бегом, я сказал!

– Пошел вон!!! – Он аж взвизгнул от ярости. – Бросай «ствол», а то щас кончу ее!!!

В этот момент у девчушки потекла кровь – на лезвие нажал, сволочь, сильно…

Я рядом, семь-восемь шагов, от его дурной нестриженой башки до головы ребенка – полкорпуса, он, скотина, даже присесть не догадался, «винт» все мозги выбил.

В общем, не буду рассусоливать – шлепнул я его. В тот самый момент, как у девчонки кровь потекла, как будто мне кто-то отмашку дал: ВАЛИ!!!

«Бах» – и готов.

Точно в лоб.

Одним ублюдком меньше…

Отписывался я долго. Комиссия, расследовавшая этот инцидент, сочла, что я поторопился. Не использовал в полной мере все возможности для мирного разрешения ситуации. Спасибо, родители девчонки и вся местная педагогическая общественность встали за меня горой. Под эту шумиху, кстати, прикрыли три «винтоварни», аккурат напротив школы, и уволили участкового, который «крыл» все это безобразие.

Последний эпизод. Совсем недавно, девятого мая сего года, в День нашей Великой Победы.

У нас на майские праздники всегда «усиление». С первого и по девятое весь оперсостав сутками напролет пашет на ниве общественной безопасности. То есть занимается профилактической работой по предотвращению терактов. В последнее время у нас развелась куча всякой сволочи, охочей до этого дела, вот и приходится по праздникам заниматься работой ФСБ. Мало того, что надо пешочком, ножками, периодически обходить нарезанную тебе «делянку» (проверять подвалы, чердаки, бойлерные, трансформаторные будки и так далее), так еще нужно перетрещать со всем «контингентом» – нет ли каких «левых» движений в нашем районе, все ли путем…

В общем, три дня подряд спал урывками, по три-четыре часа, сутками на ногах. Я не оправдываюсь, просто хочу сказать, что не следует ждать от человека в таком состоянии особой взвешенности и толерантности.

Едем с коллегой по делам на моей раздолбанной «шохе». Время – три часа пополудни, парады и торжественные речи отгремели, публика хаотично бродит, повсеместно пахнет шашлыком, хриплые репродукторы транслируют ностальгические песни военных лет. Празднично.

Смотрю, сосед мой, дядя Ваня, фронтовик-орденоносец, куда-то целенаправленно ковыляет со своим костылем. Нетвердо этак ковыляет, покачивается – пьяненький уже.

Я фронтовиков здорово уважаю. Есть за что. Это лучшее, что у нас осталось от Союза. Старая гвардия, которая выиграла в чудовищной войне и пережила страшный геноцид русского народа, устроенный бандой нелюдей под предводительством рябого грузинского маньяка. Поколение победителей. Полжизни отдал бы, чтобы принадлежать к этому поколению. У них нет обязательств перед потомками, они отдали долг Родине на десять тысяч процентов. Мне перед ними стыдно. Потому что мое поколение сейчас беспечно прос…ет то, за что они в свое время проливали кровь.

В общем, по этому поводу можно долго расточать словеса, но факт – соседа уважаю и всегда помогаю ему, чем могу.

Короче, остановился, поздравил, спросил, куда путь держит. Говорит – в «Незабудку». Какой-то доброхот там ветеранам стол накрыл. Это кафе на самой окраине, почти в лесу, – отсюда пешком далековато будет, даже для молодого и здорового.

Усадили деда в машину, подвезли до «Незабудки». Пока ехали, он разомлел, носом клюет, зевает. Говорю – может, ну ее, эту «Незабудку», домой поедем?

– Шутишь, что ли? Однополчане ждут, нельзя подводить!

Ну ладно. Проводил его до крыльца, разворачиваюсь…

Вдруг в помещении кафе – «Ту-дух»! По звуку похоже, как из «ТТ» пальнули. Ни фига себе, гуляют ветераны!

Я оттеснил соседа, осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

Шум, гам, дым коромыслом – посреди зала стоит мужик лет сорока, в белом костюме, в руке – «ствол». Мужик – натуральный хач, лицо смутно знакомо, где-то я его видел. Напротив мужика – могучий такой дед, бородатый, седой как лунь, весь пиджак в орденах, в глазах – гнев и презрение, руки скрючены – вот-вот вцепится!

Пояснительная записка по ситуации – это уже потом все стало известно, в ходе расследования.

Мужик в белом – «вор», Зураб Эбуа, «погоняло» по имени. Я его до этого живьем не видел, знал только по ориентировкам, он питерский, приехал в гости к земляку. Между нами, если разобраться, Зураб – такой же «вор», как вы и я. Короновался за деньги, «апельсин», совсем «без понятий» (вор не должен носить «ствол»).

Сидел этот Зураб на веранде (там красивый вид на лес), узнал, что ветераны гуляют, зашел поздравить. От всей души, от чистого сердца. «Подогнал» старикам ящик водки к столу, тост сказал… Да, видимо, немножко не так сказал, как надо…

Тост примерно так звучал, со слов очевидцев: «За Победу, за ветеранов, за великого Сталина, с именем которого вы шли в бой… Я горжусь, что это мой земляк», и все такое прочее…

Тут один дед возьми и встрянь: «Да сволочь был твой Сталин! Как немец напал, он со страху обос…ся, три дня из сортира не вылезал. Левитан за него речь говорил. И вообще, такие чудовищные потери как раз из-за того, что во главе страны стоял ссыклявый грузин, который от тени своей шарахался. Все фрицам ж… лизал, думал, за его лакейство они на нас не нападут. Его тысячу раз предупреждали, п…са этакого, а он все голову в песок прятал, как страус. А ж…, значит, оставлял снаружи – засаживайте, типа того, кто хочет, я сделаю вид, что ничего не замечаю…»

Обидные слова, правда? А кому в лицо брошены? «Авторитету», «вору».

Короче, Зураб потребовал, чтобы дед свои слова обратно забрал. И вообще, говорит, я не убил тебя за такое оскорбление только потому, что ты наш гость (кафе принадлежит его другу, к которому он приехал). Извинись, не испытывай судьбу.

Дед ему в ответ (дословно, из протокола): «Это русская земля. Я здесь хозяин. Это ты у меня гостем можешь быть. Но нам такие гости на х… не нужны, тварь ты чернож…, так что уе… отсюда, не порти людям праздник!»

Ну вот, примерно в этот торжественный момент я и приоткрыл дверь.

Зураб успел шмальнуть в потолок – дед и ухом не повел, руки тянет, хрипит, сейчас вцепится. Зураб пятится, «ствол» выставил перед собой, сначала просто так, наобум, потом смотрю – целенаправленно поднимает его на уровень головы ветерана (дед высокий – здоровый такой, богатырь). Вижу его профиль: губы в бешенстве закусил, лицо перекошено гримасой. В какой-то момент я отчетливо понял – все, сейчас выстрелит.

Короче, выхватил я «ствол» и спокойно, как в тире, всадил Зурабу пулю в башку.

Все.

На этом моя работа в Балашихе закончилась.

Кто в курсе, уверенно скажут: и не только работа, но и жизнь кончилась. Не жилец ты, паря, на этом свете.

Кто не в курсе, сообщаю: шлепнуть на людях «вора» – это вовсе не то же самое, что, допустим, уложить рядового наркомана, который тащит в переулок девчонку. Пусть даже вор этот «апельсин» – это никого не волнует. Он «вор», за ним стоят «люди» (это они так себя называют – другие, типа того, не люди!), и тот, кто имел неосторожность совершить публично такую глупость, обречен.

Хорошо – семьи нет. Неделю я сидел под «домашним» арестом в кабинете. От дел отстранили, оружие отняли, на улицу выходить запретили. Сообщили, что будут думать, куда теперь меня эвакуировать.

Приезжали из Совета ветеранов ВОВ, заверили, что за меня встанет вся страна, судилища над геройским опером никто не допустит. Спасибо на добром слове…

Судилища надо мной никто устраивать и не собирался. Применение оружия сочли правомерным, расследование провели на диво быстро, в приказе объявили благодарность.

И все смотрели на меня как на обреченного. Какое тут судилище… И так приговорен – заочно, без права на кассацию…

Неделя прошла – приехал генерал Азаров из МВД. Вот такой я большой человек стал – такие шишки ради меня в наше захолустье наезжают!

Генерал полистал личное дело, коротко переговорил со мной. Потом зачем-то стал уточнять, сколько раз и при каких обстоятельствах я применял оружие за весь период службы.

Я ответил на все вопросы. Скрывать смысла нет, у него, как я заметил, на меня была подробная справка – видимо, наши кадровики подготовили.

– А что там за история, когда в погранвойсках служил?

Ага, и про это подняли. Ну что ж, шила в мешке не утаишь. Рассказал я и про ту историю. Потом осторожно поинтересовался: а для чего все это?

– Скоро узнаешь. – Азаров как-то неофициально подмигнул мне, вроде бы даже по-свойски. – Собирайся, тебя отвезут.

– Куда?

– А тебе не все равно? По-моему, тебе сейчас без разницы – куда.

– Ну, в общем – да. Лишь бы это было подальше отсюда. А еще было бы здорово, если бы никто не знал, куда вообще я делся.

– Это можно устроить. Собирайся…

Ну вот и все. Так я и попал в управление «Л»…

* * *

Черный Яр – небольшой город на границе Московской и Тверской областей, один из самых известных в России наукоградов. Город разделен пополам рекой Волгой, немного выше по течению – огромное водохранилище, плотину делали специально для электростанции, обслуживающей местный научно-исследовательский ядерный центр. Здесь вообще все предприятия так или иначе связаны или напрямую с научно-исследовательской деятельностью в области «ядра», или работают на обеспечение этой деятельности.

Вот на одно из таких предприятий меня и привезли. Вроде бы ехали по городу, свернули в небольшой переулок – смотрю, кругом двухэтажные старые коттеджи, опушка леса, какой-то карьер и – высоченный бетонный забор, насколько хватает глаз, убегает вправо и влево. Металлические ворота на электроприводе, застекленная будка охраны. Что за забором – не понятно, там тоже лес, ничего не разглядишь.

Проверились, заехали, дорога хорошая, «бетонка». Едем дальше, постепенно вырисовывается окружающая обстановка. Справа и слева – такие же заборы, с сигнализацией и датчиками поверху. Среди деревьев, на аккуратно вырубленных полянках, видны ангары, бетонные корпуса зданий, какие-то технические сооружения. Мимо одного КПП проехали – справа, у дороги, потом мимо второго, третьего… Получается, мало того, что на общем въезде ворота и охрана, так еще каждое предприятие имеет свою отдельно выгороженную территорию и пропускной пункт. Ничего, работает система. Я думал, это уже все в прошлом.

Место, куда меня привезли, называлось «Двадцать седьмая лабораторная площадка». Как и повсюду, здесь отдельный въезд, КПП, застекленная будка, забор с сигнализацией. Ехали мы сюда минут двадцать. Получается, все эти предприятия, объединенные общим производственным циклом, – еще один отдельный город, только уже на самом деле закрытый для посторонних глаз (Черный Яр до недавнего времени имел статус «закрытого города»).

Несколько трехэтажных бетонных корпусов, три ангара, перед ними – огромная бетонированная площадка, с желтой «вертолетной» разметкой (!) посредине. Как и повсюду, здесь везде деревья, аккуратные аллейки с фонариками, в вечернее время все светится. Если не брать во внимание отдельно стоящие ангары и площадку, вполне похоже на уютный дом отдыха. Тихо, воздух свежий, напоенный смолистым ароматом, птички поют.

В корпусе, куда меня определили, верхний этаж был жилой, там располагались номера наподобие гостиничных «полулюксов», на двоих жильцов. В номере две комнаты, гостиная и спальня, телевизор, холодильник, мягкая мебель, санузел с ванной и отдельной душевой кабинкой.

На втором этаже – офисы, библиотека и медицина, на первом – столовая, просторный конференц-зал на полторы сотни человек (он же – кинотеатр, там висел экран и стоял проектор), хорошо оборудованный спортзал и кафе-бар.

Все работало: во всех помещениях, которые я перечислил, находились люди. Людей было немного, но вели они себя вполне непринужденно и занимались кто во что горазд: кто-то там по груше лупил, трое под кольцом мячом стучали, в баре играла музыка, несколько человек беседовали, футбол смотрели, чего-то пили, из столовой аппетитно пахло, а в конференц-зале аж для четверых показывали кино «Бой с тенью». Прошелся я по второму этажу, в кабинете стоматолога кому-то зуб сверлят. Бормашина зудит, но никто не орет. Наверное, хороший доктор. Это радует. Жуть как боюсь зубы лечить. Лучше пусть ножом в ляжку пырнут, чем зуб сверлить!

В общем, все нормально, жить можно.

Меня поселили в номер, человек, который занимался мной, предупредил:

– Не распространяйся, кто ты такой. Будешь знакомиться, назови имя, этого достаточно.

– А если будут спрашивать?

– Не будут.

– Точно?

– Точно. Сам тоже дурных вопросов не задавай, тебе совсем не обязательно знать, кто кем работал и так далее. Понятно?

– Понятно.

– Ну все. Отдыхай. Если какие вопросы по проживанию – администратор на первом этаже…

Сначала решил: пустили меня по «Программе защиты свидетелей». Есть у нас такая программа – власть предержащие хотят показать всему цивилизованному сообществу, что мы тоже не варвары, печемся о законности, защите интересов граждан и боремся с преступностью. Другой вопрос, что никто из сотрудников никогда не слышал, чтобы эта программа работала. Я как-то пробовал, по простоте душевной, задать начальству вопрос: надо было спрятать одного свидетеля, готового «расколоться» на хороший материал в обмен на гарантии безопасности. Меня обозвали идиотом и посоветовали поменьше смотреть импортные боевики про работу «правильных» полицейских.

А теперь подумал – ага, вот оно! Наверное, вот так она и работает, эта замечательная программа.

Сходил на обед – кормят замечательно, побродил по округе, освоился, на людей посмотрел… Программа, может, и замечательная, но с конспирацией тут у них явно нелады. Узнал двоих – пересекались на службе, оба сотрудники, молодые-ретивые, один из Долгопрудного, другой из Юго-Западного округа.

Недолго думая, сбегал на второй этаж, к «куратору».

– Я извиняюсь, но… Короче, двоих узнал. Общаться будем – они меня наверняка вспомнят. Я к чему: думал назваться другим именем. А теперь, получается…

– Другим именем – смысла нет, – покачал головой «куратор». – Работать будем преимущественно в этом регионе, по службе придется часто пересекаться с прежними коллегами. Ну и будут тебя все время окликать по настоящему имени. Согласись, масса поводов для возникновения щекотливых ситуаций.

– Да уж, это точно…

– Но ты не расстраивайся. Здесь тебя никто не достанет. Из здешних тебя никто не сдаст. Потому что здесь все сами такие…

Да, это я слишком хорошо о них подумал. Значит, нет никакой программы, а просто – будем работать?! А еще: здесь все сами такие?! Ну и в какую сторону мы все такие будем здесь работать?

Пошел, встретился с теми сотрудниками, которых узнал. Они меня сразу вспомнили, даже по имени назвали. Смотрят снизу вверх, благоговейно, как на какого-то рембу.

Ага, понял. Я «вора» уложил. Весь город об этом трещит, я теперь – знаменитость. Не было бы этого эпизода, никто бы и не вспомнил, кто я такой и как меня звать.

Но «куратор» прав, мне теперь имя менять смысла нет. Потому что прогремел «по самое не могу», все будут мгновенно узнавать и вспоминать.

Парни нормальные, смекалистые, с юмором, пообщались в охотку, вопросов по работе не задавали – видимо, получили такой же инструктаж, как и я. Пошли переоделись, сетку натянули в спортзале. Пока натягивали, публики прибыло – быстренько образовали четыре пятерки и до ужина с азартом рубились в волейбол.

Не знаю, чем мы будем заниматься, но в целом мне здесь понравилось. Жить можно…

* * *

Неделя прошла в таком же спортивно-оздоровительном режиме. Ели-спали, занимались физкультурой, вечером смотрели кино. Народ все прибывал – только не совсем у нас, а несколько наособицу. Между корпусами поставили сетчатые заборы, в заборах – металлические калитки, ключи только у администрации. Прямо как в зоне – «локалки», чтобы не бродили где попало. В нашем корпусе было около трех десятков людей, примерно столько же – в соседнем, и появились они все разом: привезли их в одно утро на «Икарусе». В третьем корпусе тоже кто-то жил, но тех было плохо видно – далековато.

– С соседями пока общаться не обязательно, – такое объявление сделал администратор на завтраке в тот день, когда привезли людей во второй корпус. – Вы, конечно, люди свободные, никто вам ничего не запрещает, но… В общем, это пожелание руководства. Пока – не надо. Начнете работать, там все будет ясно…

«Соседи» наверняка получили такое же предупреждение, но истолковали они его превратно. Полдня они возились с лопатами на лужайке перед своим корпусом, беспощадно выдирали кусты, уничтожали клумбы, таскали какие-то булыжники и к обеду соорудили практически полноценное футбольное поле. А через час после обеда с их стороны к калитке подошел угрюмого вида крепыш и отвязно заорал:

– Эй, опера! Хорош дрыхнуть! А ну давай старшего сюда, для переговоров!

Основная масса «наших» валялась по номерам, набиралась после обеда сил для очередной волейбольной баталии. Короче, многие вышли на лоджию, посмотреть, кто там орет, коротко посовещались и уполномочили меня сходить к этому горлану, пообщаться. Знаете, я в лидеры не набивался, среди нас были люди и постарше, с опытом, солидные такие. Просто так получилось за эту неделю, что все остальные относились ко мне с каким-то особым уважением. Это все из-за «вора», которого я имел неосторожность шлепнуть.

Спустился я к этому горластому, посмотрел на него вблизи… Что-то личико знакомое. Точно! Он раньше, года три назад, в СОБРе был, в ЦРУБОП. В общем, несколько раз доводилось участвовать в совместных мероприятиях.

– Оп-па! – горластый, рассмотрев меня, изменился в лице. – А ты не Андрей Горбенко?

– Он самый. А что?

– Ну… Ничего. Просто – респект тебе от всего спецназа. Если что – только намекни. Мы за тебя полстолицы уложим. А другую половину раком поставим…

Да уж… Грубо, но… приятно. Скажу прямо, я всегда побаивался этих головорезов и рядом с ними чувствовал себя неполноценным. Это же машины для убийства, боевые роботы. Они нашего брата – рядового сотрудника – за чмошников держат. Вроде бы одно дело делаем, от нас зависит очень многое, без нас у них просто не будет работы… А все равно относятся всегда с высокомерием, как к низшей касте. Они уважают только себя и подобных себе. Такие люди, что поделать.

– А ты зря не в маске. Я тебя тоже узнал, ты – Серега Разуваев.

– Да я и не прячусь. Мне без разницы, прятаться уже просто смысла нет. Так что клал я на их конспирацию. Короче, давай – собирайте команду. Мы вас вызываем на футбольный матч. Играем на ящик пива, даем фору – два мяча.

– Это вы нам – фору?!

– Угу. Солдат ребенка не обидит.

– Да мы вас – как тузик грелку…

– Да ну?! Ну давай, раз такие борзые – на два ящика пива, без форы.

– Заметано.

– Ну все, готовьтесь. Начало ровно в шестнадцать ноль-ноль.

– А как к вам пройти?

– Что значит – «как пройти?» Ножками!

– Через забор сигать?

– Зачем? Скажи администратору, пусть откроет.

– Думаешь, откроет?

– Да куда он, на хер, денется! Ну хочешь, я скажу.

– Скажи.

– Будешь подыматься к себе, в дверь стукни – пусть выйдет на пару ласковых…

Так… Да, администратор с Разуваевым даже спорить не стал, мгновенно открыл калитку. Попробуй с таким поспорь! Команду мы собрали бегом, и так же бегом соседи нас вынесли со счетом восемь – два. Ну просто хоккейный счет получился. Играли, кстати, они не грубо, но до их физических кондиций нашему брату – как от Урюпинска до Гваделупы в коленно-локтевой позе. Кроме того, они играли очень слаженно, взаимодействие, как мне показалось, у них буквально на ментальном уровне.

Вот вам и вся конспирация. Соседи наши – это спецназ, особым образом подготовленные и обученные бойцы. Нет, все-таки интересно, чем это таким мы тут будем заниматься?

* * *

Через некоторое время, после того как заселились «соседи», мы начали работать.

Для начала нам «спустили» распорядок. И соседей, и загадочных типов из третьего корпуса кормили в нашей столовой, и чтобы мы лишний раз не пересекались, нам всем установили время для приема пищи: первый поток – соседи, потом – мы, последние – хлопцы из третьего корпуса. Завтракаем, потом всех (вот это уже была «обязаловка») загоняют на организационный час в конференц-зал. Так что с людьми из третьего корпуса никто из нас не общался вообще. С соседями тоже общались только на футбольном поле, криками и тычками: поиграли – разбежались, никаких особых отношений не возникало в силу их пресловутой «кастовости», о которой я уже упоминал. Видимо, администрация это понимала, и наши ежедневные футбольные баталии никто не пресекал. Что характерно – люди из третьего корпуса в футбол не играли и спецы даже не предпринимали попыток их приглашать. Загадочные товарищи…

Наладили распорядок, потом объявили штатную структуру и задачи. Довели специфику.

Управление «Л» состоит из четырех отделов: оперативно-разыскного, НТО (научно-технического), физической защиты и обеспечения. Плюс – руководство, офицеры управления.

Представили начальника нашего отдела. Да, основная масса тех, кто живет в нашем корпусе, – это и есть оперативно-разыскной отдел. За исключением четверых доходяг среднего возраста, что компактно ютятся в двух номерах по соседству (это весь штат НТО). Начальник – Владимир Филимонович Доценко, сорок два года, служил в ОБНОНе, потом в ФСКН. Вполне симпатичный дядечка, солидный такой, увесистый, взгляд прямой, открытый, в глазах ум светится. Вроде бы не спесивый, а там дальше видно будет.

Отдел наш состоит из двух отделений: розыска и оперативного. Деление получилось неравномерным: в отделении розыска пятнадцать человек, а у нас – всего семеро. Типа того, семеро козлят. Причем «козлят» – глагол. Шутка.

Угадайте, кто у нас начальник оперативного отделения? Ну разумеется, товарищ Горбенко, лучший в мире истребитель «воров».

Интересно… Неужели наше начальство при назначении руководствовалось именно этим фактом? По деловым качествам я на новом месте проявить себя никак не успел, так что даже и не знаю…

Насчет «Л» кто-то пошутил, что это, дескать, «ликвидация». Шутника мягко поправили: ликвидация – это, конечно, дело хорошее! Возможно, некоторые элементы такого плана в нашей работе и будут присутствовать… Но в целом название взято исходя из основного направления деятельности управления.

А что это за основное направление? Оказывается – легализация.

Ничего себе новости! Оказывается, мы будем заниматься наркомафией. Но не в том плане, как это делает ФСКН, а несколько иначе.

Перед тем как перейти к задачам, в двух словах обрисую ситуацию – как нам ее представили товарищи из руководства.

Насчет наркомафии все в курсе, про колоссальный оборот наркотиков наверняка слышал каждый, какие огромные там деньги крутятся, вполне можно себе представить. Но так уж привыкли в последнее время, что основной акцент всегда делается на деньгах и обороте. Привычная формула «товар – деньги – товар», человека за ней не видно, ему вроде бы нет места в этой связке.

Между тем наркоман – потребитель вот этого самого товара, на котором мафия делает деньги, – является основанием всей этой огромной и громоздкой пирамиды. Наркозависимый человек – фундамент наркобизнеса, без него этот бизнес просто не может существовать.

Мы будем проводить эксперимент на базе Черного Яра. Если он удастся, эту практику потом запустят в масштабах России. Наша конечная задача, не вдаваясь в подробности всех промежуточных этапов, выглядит примерно так.

Небольшая городская клиника для наркозависимых. Все наркоманы состоят на учете, на каждого составляется индивидуальный график, по которому человек получает из рук медперсонала бесплатную инъекцию. В последующем с каждым будет постепенно проводиться заместительная терапия по западным методикам (но не метадоновая, сказали, что это порочная практика), одновременно в клинике будет функционировать ознакомительный центр для молодежи и подростков. За бесплатность каждый наркозависимый должен быть готов к участию в публичных мероприятиях агитационного характера и показу по телевидению. Почему наркоманы обязательно пойдут в клинику? Потому что им больше негде будет взять дозу. Дилерская сеть и оптовики в данном районе и прилегающих окрестностях будут ликвидированы.

В данном проекте преследуются две основные цели.

1) Сформировать правильное общественное мнение по употреблению наркотиков в целом и статусу наркомана в частности. То есть перевести наркомана из разряда изгоя и врага общества в положение, которое он и должен занимать, – тяжело больного человека, нуждающегося в лечении и заслуживающего жалость и презрение. И таким образом (это побочная, но, пожалуй, по значимости даже главная цель) уничтожить в глазах молодежи «крутизну» и престиж употребления наркотиков.

Судите сами. Одно дело – собраться с кучей единомышленников в подвале и «ширнуться». Это круто. Менты ловят. Тайна. Приобщение к особому кругу «избранных». Вызов обществу. Я треснулся «марочкой» (сожрал «витаминку», «поставился» и так далее), и потому я крут. Это запретно, это манит, это ставит меня в исключительное положение.

Буду ли я крут, если стану трескаться инсулином? Я крутейший диабетик, от меня вам всем приветик! Нет, пожалуй, не буду. Все прекрасно знают, что диабетики – несчастные больные люди, все им сочувствуют и говорят про себя: «Как здорово, что эта участь миновала меня, как славно, что я здоров и не должен таскать с собой инсулин». Инсулин можно купить в любом аптечном киоске, но кому он нужен, кроме больных?

Вот в таком примерно направлении эта программа и должна работать. Убрать к чертовой матери весь этот флер таинственности и крутизны, постоянно показывать по специально выделенному каналу жалких, неряшливых, трясущихся наркоманов с синяками на предплечьях, доходчиво, без зауми, объяснять, что к чему. Хочешь быть таким? Хочешь быть беспомощным, несчастным, обреченным на гниение заживо? Нет проблем. Если это твой выбор, прятаться по подвалам тебе не надо. У нас это теперь легально. Приходи, регистрируйся, мы внесем тебя в список больных

2) Уничтожить наркомафию. Заметили, в вышеуказанной схеме наркомафии просто нет места? Госучреждение – больной, прямой контакт без каких-либо посредников. Всю эту громоздкую пирамиду по добыче денег можно за ненадобностью выбросить на помойку.

Вот так все это выглядит. Просто, правда?

На мой взгляд, обе задачи невыполнимы.

По первому пункту: будет очень трудно приучить обывателя к мысли, что наркоман – это не подонок, добровольно травящий себя гадостью, а тяжело больной человек, заслуживающий сочувствия и презрения. Это я по себе сужу. Я, вообще, подумал, когда управленцы начали разводить бодягу насчет того, что «…наркозависимый человек – фундамент наркобизнеса, без него этот бизнес просто не может существовать…»: неужели будем наркоманов отстреливать?! Дело негуманное, конечно… Но, в принципе, если разобраться… Кхе-кхе… Гхм-кхм…

Вот так я, обыватель, отношусь к наркоманам. И таких, как я, – подавляющее большинство. По-другому думают только сами наркоманы, их родственники и мафиози, которые делают деньги на зависимости этих несчастных. Так что, повторюсь: сформировать правильное общественное мнение – это задачка еще та!

Что касается молодежи. Молодежь всегда тянет на запретное. Это заложено в сущности молодого человека, и это не искоренить ничем. Если что-то разрешить, все равно будут искать другое, что запрещено. Это я опять по себе сужу.

Помню, у нас в детдоме одно время был «продвинутый» зав. Курить разрешил. Курилки сделали, урны поставили. Рассуждал, видимо, так: разрешу, сладость «запретного плода» исчезнет, дети побалуются и перестанут. Неинтересно ведь, когда не запрещают, не гоняют, не ловят…

Дети и в самом деле курить стали гораздо меньше. Но стали нюхать клей. Причем со страшной силой, это было что-то наподобие эпидемии.

Вот ведь как получилось: гоняли за курево – прятались, изощрялись, это было клево и весело. Случаи употребления клея были крайне редки, потому что это вообще было что-то запредельное (уже значительно позже, общаясь с ребятами, я узнал, что теперь это стало нормой практически во всех детдомах). А разрешили курево – перешли на клей. Полагаю, если бы разрешили клей – вскорости весь детдом начал бы в массовом порядке колоться…

По второму пункту: напомню, я восемь лет опером работал. Кое-что в этом деле понимаю. Я лично знал людей, которых за «неправильное» изъятие просто убивали. Да, именно так, никаких там разборок, «наездов»: изъял сотрудник ОБНОН полкило героина, заактировал, а на другой день его шлепнули прямо во дворе родного дома. Потому что изъял не то, что можно, без договора действовал, «выставил» уважаемых людей на деньги. А когда расследование проводили, начальник его развел руками и прямо заявил: что поделать, действовал на свой страх и риск – не согласовал. Вот видите, к чему такая самодеятельность приводит…

Это я к тому, что отдельно взятой наркомафии у нас в стране, как таковой, просто нет. У нас в это грязное дело так или иначе вовлечена огромная армия людей, поставленных государством с этим делом бороться. Нет, я не говорю, что все поголовно, что вы! Упаси бог клеветать на коллег. Всех поголовно туда просто не подпускают. Это определенный уровень.

Пример из личной практики. В рамках одной разработки нечаянно берем совершенно «левого» товарища, не вовремя явившегося в адрес, с которым мы работаем. У товарища при себе аж пятьдесят граммов кокаина (кто не в курсе – это много и дорого). Мы не эксперты, но и так понятно. «Кокаин?» Товарищ соглашается: «Да, кокаин». – «Чей?» – «Мой. Люблю, знаете ли, побаловать себя, „снежком“ попудрить носик, не могу без этого…» Причем даже не пытается юлить и оправдываться, сволочь, держится очень независимо, требует, чтобы ему дали позвонить, и обещает, что если мы его не отпустим прямо сейчас вместе с его «баловством», то здорово пожалеем об этом.

Поскольку товарищ нерусский и ведет себя при этом как хозяин нашего города, мы его маленько воспитываем, в пределах нормы, оформляем изъятие и сдаем. Мы люди бывалые: предварительно сами везем порошок в лабораторию, в присутствии задержанного получаем заключение – и только потом уже сдаем все это добро куда следует.

А назавтра нас берет в оборот УСБ, и на всех заводят дело за превышение. Товарищ оказался кристально чистым, законопослушным, никакого кокаина у него не было, а мы просто поймали его и издевались. Экспертиза? А нету. Какая, на фиг, экспертиза?! Вы что, такие пьяные были, что ничего не помните?!

Это один из множества подобных эпизодов. Просто небольшая иллюстрация: зачем вовлекать в это дело всех поголовно, когда можно пустить к кормушке только избранных, у которых в руках рычаги, и все будет тип-топ. Остальных же, если ненароком подойдут близко, можно просто пинать сверху – не лезь куда не надо, вшивый опер, занимайся своей пузатой мелочью!

Так что по второму пункту большущий вопрос. Одна из колоссальных составляющих наркомафии – государевы люди. Без них наркомафия просто не могла бы существовать. «Уничтожить наркомафию»… Это что же, будем делать тотальные чистки в своих же рядах?! Как в пресловутом тридцать седьмом? Занимательно…

Мои сомнения по этому поводу отчасти разрешились, когда нас ознакомили со спецификой.

Специфика: существование любой мафии без спайки с госструктурами и правоохранительными органами невозможно, это аксиома. Наркомафии – тем более. Мафия, собственно, это не просто структура «оптовик – дилер – сеть». Это не мафия, а обычная ОПГ. Мафия – это ОПГ плюс «свои» большие и малые люди в органах, плюс курирующие все это дело государственные чиновники самых разных рангов.

Посему рассчитывать на помощь местных органов не приходится. Более того, во избежание каких-либо нюансов следует считать всех представителей местной правоохранительной системы и органов государственного управления потенциальными врагами. Ввиду этого следует соблюдать полное инкогнито и всячески избегать контактов с вышеуказанными врагами. Вопросы?

Нормально… А как работать? По опыту: если пара чужих людей в небольшом районе с устоявшимся «контингентом» начнет проявлять даже незначительную активность, примерно дня через три местный опер будет об этом знать. Если только он не полный забулдыга и хоть чуть-чуть работает. Нас здесь – не пара, и активность, я думаю, будет весьма значительная.

По этому пункту эксперты нам пояснили: данный вопрос учтен, можете не волноваться. И вообще, многие процедурные вопросы продуманы до мелочей по всем параметрам. Черный Яр не зря выбран в качестве плацдарма для эксперимента. Здесь масса закрытых предприятий с особым допуском, куда даже директора ФСБ не пустят без соответствующего разрешения, не то что там каких-то местных сотрудников. Наше управление имеет статус совершенно секретного КБ с автономным производственным циклом, так что делайте выводы.

По поводу активности. Особенности методики оперативной работы на местной «земле» начальник нашего отдела знает, по ходу дела все объяснит.

Далее. Черный Яр выбран в качестве экспериментальной площадки еще и потому, что тут рядышком, под боком, располагается мощный узел наркотрафика буквально «всесоюзного» значения – Торквелово. Проводить подобный эксперимент где-нибудь в захолустном сибирском селе было бы проще простого. Ставь клинику и объявляй об успешном выполнении задачи.

А здесь все будет очень наглядно. Вот он, враг, подходи на дистанцию штыкового боя и нарабатывай методику борьбы с наркомафией во всероссийском масштабе. Борьба будет не на жизнь, а на смерть, здесь крутятся огромные деньги и задействованы могучие силовые резервы, которые нам придется преодолеть.

По специфике более-менее понятно. Теперь задачи. Задачи вроде несложные, вполне укладываются в рамки обычной оперативной работы – за одним маленьким исключением…

Задачи первой очереди:

– определение группы потребителей (наркозависимых), организация их учета и сортировка по категориям (короче, кто чем трескается). Выявление дилерских сетей по «товарным группам» («трава», опиаты, «синтетика» – обычно каждым видом занимаются разные люди, но не факт, могут одни и те же все гнать), выявление поставщиков-оптовиков, параллельно – создание клиники.

Задачи второй очереди:

– ликвидация дилеров и оптовиков. Начало работы клиники. Выявление мафиозной составляющей в госструктурах и силовых ведомствах (они начнут разборки чинить по дилерам и оптовикам и наезжать на клинику, вот сразу и выявим). «Оборона» клиники силами отдела физической защиты. Ликвидация мафиозной составляющей.

Задачи третьей очереди:

– выявление возможных каналов новых поставок всяческой отравы. Жесткое пресечение попыток возобновления поставок. Оперативный контроль за ситуацией в нашем «городе без наркомафии» и оборона от всяческих попыток враждебного вторжения извне. На первых порах такие попытки ожидаются в изобилии.

Вот и все. Вся специфика и задачи.

Термин «ликвидация» мне понравился. Хороший такой термин, добротный… На правах вновь назначенного начальника отделения я поинтересовался, что именно следует понимать под этим термином. Например, что имеют в виду уважаемые руководители, говоря «ликвидация дилеров и оптовиков»? Мы что, их «мочить» будем?

Руководители, переглянувшись с начальником нашего отдела, застенчиво улыбнулись и ответили:

– А это уж как получится. Если не будет иных вариантов решения задачи – значит, «мочить». А что, есть какие-то сомнения на этот счет?

Интересное дело! Нет, сомнений нет, все это правильно, но… У нас обычно все наоборот: насчет применения – только в крайнем случае, в порядке исключения… А тут – на тебе…

– А какие у нас полномочия? Мы, вообще, как будем позиционироваться? Я так понял, если мы собираемся работать нелегально, у нас не будет ни удостоверений, ни защиты в случае какого-либо «прокола» или явного преступления, допущенного при выполнении служебных обязанностей…

– Все у нас будет, товарищ Горбенко, – твердо пообещал начальник отдела. – И удостоверения с указанием управления, и перечень утвержденных в законодательном порядке полномочий… И будь уверен – никто не даст тебя арестовать, если даже ты шлепнешь в центре города пару покровителей наркомафии в генеральских погонах.

Вот так даже… Ну не знаю. Никогда еще в таких условиях работать не приходилось, поэтому верится с трудом. И вообще, мне вот эта «нелегальщина» немножко того… На мой взгляд, тут явно попахивает волюнтаризмом. Как-то все это: «эксперимент», «борьба с наркомафией в отдельно взятом городе» и «мочить всех подряд» – выглядит не очень серьезно. Игрушки это вам, что ли? С наркомафией собрались бороться… Какой-нибудь сановный затейник решил себя проявить? Так ведь, как только дело коснется первого попавшегося покровителя с Большой Дмитровки, сразу всем под зад дадут! Затейника, если в чинах, отправят в отставку, а все рядовые, кто успел натворить дел, попадут под такую раздачу, что мама не горюй!

Думаю, взгляды остальных сотрудников выражали примерно то же самое.

– Я так понял, что есть сомнения по поводу легитимности всего нашего предприятия, – сделал вывод один из управленцев. – Ну, это не проблема. Думаю, нужна встреча с руководством. Тогда все вопросы отпадут…

Назавтра, в половине двенадцатого, нас всех собрали в конференц-зале. Всех – это я имею в виду и соседей, и загадочных хлопцев из третьего корпуса. Рассадили так: наш отдел и НТО – на первых местах, три ряда пустых, затем – спецы Разуваева, опять три ряда пустых и самые последние, позади – товарищи из третьего корпуса. Их было человек тридцать, и все – в черных вязаных шапочках с дырками для глаз…

– А шо такое, пацаны, замерзли? – сразу прицепился хулиганистый Разуваев. – Может, оперов попросить, пусть одеяла приволокут?

На этот безобидный «прикол» задние ряды ответили ледяным молчанием, и бесшабашный Разуваев даже несколько стушевался.

– Какие мы нежные… Гхм-кхм… Ну че, опера, вазелин приготовили? Тут Андрюха давеча стращал меня матч-реваншем…

К двенадцати подъехало начальство. Начальство было такое, что основные вопросы по легитимности снялись разом. Шестеро генералов аж из трех ведомств, и все шестеро – депутаты, трое широко известных представителей правительства, и на десерт – сам председатель Совбеза.

Председатель представил начальника управления – генерала Азарова (это тот самый, что забрал меня из Балашихи), объявил, что наше управление пользуется правами самостоятельного ведомства, в силу «технических» причин не подотчетно ни МВД, ни ФСБ и замыкается напрямую на правительственный комитет по безопасности. По МВД понятно, что это за причины – наше родное ведомство насквозь коррупция проела. А насчет ФСБ, не знаю, я не в курсе, может, просто не доверяют.

Затем председатель довел наши основные задачи, разъяснил специфику и начал было объяснять, какие на нас возлагаются надежды, но в этот момент с улицы послышался рокот заходящего на посадку вертолета.

– Ага, – председатель посмотрел на часы. – Ну, сейчас вам все объяснят более красочно и доходчиво…

«Вертушка» села – рокот не успел стихнуть, в конференц-зал вошел господин Зубов собственной персоной, в сопровождении небольшой свиты. Ну, е-мое, у нас на костре – лучшие люди села! Никогда не думал, что мне придется видеть персону такого ранга буквально в десятке метров от себя.

Зубов толкнул речь.

«Вы – последняя надежда… Это война на уничтожение… Вы – авангард всего лучшего, что мы можем противопоставить этой заразе…»

Речь была без бумажки, сумбурной, прочувствованной, искренней и ввиду этого весьма зажигательной. У меня, помнится, даже слезы на глазах проступили. Но не по поводу присутствия такой значительной персоны.

Просто все мы прекрасно знали, что случилось с его дочерью. Об этом знала вся страна.

Правильно говорят, народ у нас не любит своих правителей. Правители – сволочи, это даже не вопрос, это аксиома.

Но народ у нас отзывчивый к чужому горю. Если даже Зубова пригласили просто в качестве пиар-хода, то тот, кто придумал это, рассчитал все очень верно.

Мы в первую очередь воспринимали его как несчастного отца, дочь которого, не будучи наркоманкой и, вообще, вся из себя правильная и хорошая, в результате какого-то чудовищного недоразумения погибла от передозировки.

Никаких комментариев и других гарантий нам уже не требовалось: Зубов был лучшей гарантией и комментариями. Думаю, у остальных тоже вопросов больше не возникнет. Теперь понятно, откуда вообще пошла вся эта крамольная инициатива – взяться не по-детски за наркомафию и показать всем этим ублюдкам, кто в стране хозяин…

Глава 4

Бюро

Руководствуясь суровой критикой постоянных читателей серии, биографические данные, а также предысторию команды, даем в усеченном виде: ровно столько, чтобы тем, кто впервые взял книгу в руки, было понятно, о чем идет речь.

Команда, с которой вы познакомитесь двумя абзацами ниже, была создана в августе 2002 года стараниями молодого и чрезвычайно пробивного спецпредставителя президента по ЮФО (для своих – Витя, а фамилию не скажем, это военная тайна) для решения ряда «специфических задач». В основу формирования был положен принцип селекции так называемых «социометрических звезд отрицательной направленности». Проще сказать, собрали в кучу самых отчаянных негодяев, которые давно проели плешь своим командирам и начальникам, и заставили работать во благо общего дела.

Сразу оговоримся – для тех, кто впервые знакомится с командой, – это не какой-нибудь там наикрутейший спецназ, который сутками напролет все подряд взрывает и пачками валит злобных врагов Отечества. Основной задачей данного формирования, как прежде, так и на нынешнем этапе жизнедеятельности, является добыча закрытой информации нестандартными методами.

Итак, знакомьтесь. Нумерация по позывным, безо всяких предпочтений.

№ 1. Иванов Сергей Петрович. Сорок четыре года, женат, двое детей. Полковник, до недавнего времени начальник оперативного отдела контрразведки Северо-Кавказского военного округа. В настоящий момент числится на генеральской должности в Главном управлении военной контрразведки, но в собственной должности не был ни дня. Сразу с Кавказа бессрочно откомандирован (с сохранением жалованья и всего соцпакета по постоянному месту службы) в распоряжение спецпредставителя Президента РФ по ЦФО. Сразу оговоримся: остальные члены точно так же откомандированы туда же, с пребыванием в штате по прежнему месту службы.

Пожалуй, самый приличный товарищ в команде, без каких-либо сдвигов. Главарь всей этой банды. Взяли за то, что умница и прекрасный аналитик. Дополнительные характеризующие черты: неплохо стреляет и слывет большим либералом (при условии, что подчиненный – тоже умница). Страдает аллергией на дешевые сигареты и идиотов.

№ 2. Васильев Семен Глебович. Сорок три года, холост. Подполковник, начальник инженерной службы ДШБр (десантно-штурмовой бригады). Специализация – взрывотехника, а вообще – просто золотые руки, из пачки гвоздей и отрезка канализационной трубы может миномет собрать. Соавтор семи пособий по саперному делу. Во время прохождения службы в Афганистане был два месяца в плену. Взорвал базу моджахедов, на которой содержался. Бежал, прихватив с собой двух оставшихся в живых контуженных охранников, месяц прятался в горах. Непонятно как выжил, ушел от всех облав, добрался до своих, в процессе путешествия обоих моджахедов… съел. После лечения в психбольнице вернулся в строй, живет в «горячих точках», дома – проездом. Хобби: любит в пьяном виде, с завязанными глазами разминировать МВУ (минно-взрывные устройства) повышенной категории сложности.

Дополнительные характеризующие черты: болезненно свободолюбив, не выносит хамов, отсюда постоянные конфликты с начальством. Терпят исключительно ввиду высочайшего профессионализма – другого такого, пожалуй, во всех Вооруженных Силах не сыщешь.

№ 3. Петрушин Евгений Борисович. Тридцать восемь лет, холост. Майор, зам по БСП (боевая и специальная подготовка) командира седьмого отряда спецназа ВВ. Профориентация – специальная тактика. Прозвище – Гестапо. Живет там же, где и Глебыч, дома – проездом. В Первую чеченскую три недели был в плену, сидел практически в самой южной точке республики, высоко в горах. Не укокошили сразу только потому, что хотели обменять на известного полевого командира. Посидел три недели – надоело, вырезал всех лишних и удрал. Обозначил ложное направление движения, обманул погоню, забрался во двор хозяина района – одного из полевых командиров, наглухо упразднил охрану, самого командира взял в заложники и, пользуясь им, как живым щитом, на его же джипе добрался до расположения наших. Командира сдавать не пожелал – застрелил на глазах бойцов блокпоста. Видимо, был не в настроении.

Хобби – пленных не брать. Вернее, брать, но до штаба не довозить. Есть информация, что лично любит пытать пленных, и вообще слывет мастером допросов. Даже самые крутые горные орлы «раскалываются» на пятой минуте общения. Видимо, отсюда и прозвище. Обладает молниеносной реакцией, специалист практически по всем видам стрелкового и холодного оружия, бесстрашен, беспощаден к врагу и слабостям соратников. Персональный кровник девяти чеченских тейпов. Имеет маленький пунктик: вызывать на дуэль плохо обращающихся с ним старших чинов. Понятное дело – на дуэль с этим головорезом согласится не каждый, да и закона такого нету! Но прецедент, как говорят, место имеет…

№ 4. Воронцов Константин Иванович. Тридцать восемь лет, женат, двое детей. Майор, военный психолог. Кадровый военный, психологом стал, заочно окончив столичный «пед». Единственный в войсках доктор наук, проходящий службу в действующей части.

Среди своих имеет обусловленные профессией прозвища – Псих, или Доктор. Автор двух диссертаций, имеет нехорошее отклонение: страшно не любит тупых начальников и подвергает их всяческой обструкции. Прекрасный педагог, мастер психологического прогноза, специалист по переговорам в экстремальной ситуации и так называемым «обменам». В начале второй кампании был в плену: на переговорах взяли в заложники. Посидел пять дней, от нечего делать расколупал психотипы охранников и каким-то образом умудрился так их поссорить меж собой, что те вступили в боестолкновение с применением огнестрельного оружия. Проще говоря, перестрелялись. Психолог, воспользовавшись суматохой, завладел оружием одного убитого стража и принял участие в ссоре – добил двоих раненых. И удрал, прихватив с собой других пленных. Короче, хороший солдат.

№ 5. Крюков Василий Иванович. 28 лет, холост. Майор, начальник разведки энской бригады. На должность назначили в конце прошлого года, хотя ВРИД ходил года три. Мотивация была простая: молодо выглядит, да и вообще… хулиганит маленько. Имеет репутацию отъявленного грубияна и задиры.

Потомственный сибиряк-охотник, мастер войсковой разведки, недоброжелатели утверждают – мутант, ночью видит, нюх как у собаки. Может бесшумно перемещаться по любой местности, сутками напролет лежать без движения, прикинувшись бревном, «читать» следы и так далее. Дерсу Узала, в общем, войскового розлива.

В жизненной концепции Крюкова отсутствует пункт, необходимый для успешного продвижения по службе. Вася не признает чинопочитания и относится к людям сугубо с позиции человечьего фактора. Если человек достойный, но всего лишь солдат, Вася будет пить с ним водку и поделится последней банкой тушенки. Если же это генерал, но хам и «чайник» в своей сфере, Вася запросто выскажет ему в лицо свое мнение или просто пошлет в задницу. В общем, тяжелый случай.

Если подходить к вопросу с официальной точки зрения, Вася – военный преступник и полный кандидат в группу «Н» (склонен к суициду). Примеры приводить не станем, это долгая история. Вот наиболее яркий: как-то раз, чтобы разгромить базу боевиков, скоординировал нашу артиллерию метр в метр на точку своего нахождения!

Особенности: страдает графоманией. Сочиняет жутко скабрезные стишки и два года подряд рожает военно-полевой роман. Если таковой вдруг когда-нибудь родится, все, вместе взятые, литературные грубияны страны могут отдыхать…

№ 6. Старший лейтенант ГРУ Кочергин Сергей Александрович. Выглядит как минимум на тридцать. На самом деле парню в апреле сего года исполнилось двадцать три года. Взрослый товарищ. Выпускник МГИМО. Из семьи высшего столичного света. Холост, естественно.

Плюсы: свободно владеет чеченским, английским, арабским и фарси. Отменный рукопашник и стрелок. В совершенстве знает компьютер. В общем, полезный малый. Дополнительные характеризующие особенности: несмотря на светское воспитание, в некоторых случаях склонен к силовому решению конфликтов. Было дело, избил двоих полковников своего ведомства, якобы оскорбивших его сослуживца. Кроме того, если верить оперативным данным, в биографии молодого человека имеет место какой-то расплывчатый эпизод с десятком трупов чеченской принадлежности. Эпизод четырехлетней давности, нигде официально не значится, но информация присутствует. Будучи еще гражданским лицом, находился в плену на базе Умаева-младшего (Итумкалинский перевал). Организовал и возглавил побег (опять оперативные данные, фактов нет) полутора десятков пленных, в результате которого небольшой отряд Умаева был полностью уничтожен. Больше ничего по нему нет.

№ 7. Васильева Елизавета Юрьевна. Уроженка Санкт-Петербурга. Майор ФСБ. Двадцать восемь лет, вдова. Муж, полковник ФСБ, погиб при выполнении особого задания в конце Первой чеченской. Детей нет.

Специалист по радиоэлектронике, устройствам видеоаудиовизуального контроля (читай – шпионской техники). Владеет английским, разговорным чеченским, сносно знает турецкий (и, соответственно, азербайджанский). Серебряный призер Северо-Западного управления по стрельбе, мастер спорта по биатлону. Хобби – китайская философия, у-шу, макраме.

В свое время была сослана в команду за нанесение «тяжких телесных» непосредственному начальнику. Вроде бы этот непосредственный воспылал к Лизе нездоровой страстью и пытался в условиях командировки неправильно воспользоваться своим служебным положением. Такое частенько случается: вдали от семьи, на чужбине, дивчина симпатичная и так далее…

Однако что-то там у них не заладилось. Задумчивая Лиза к начальственным поползновениям отнеслась без должного понимания и… прострелила непосредственному мошонку. Из табельного оружия. Трижды. И, как утверждает пострадавший, сделала это без какого-либо оттенка скандальности. Задумчиво улыбаясь и глядя вдаль туманным взором. Вот такая тихоня.

№ 8. Ростовский Валерий Иванович. Вдовец. Отличный спортсмен. Единственный в команде штатский товарищ. Однокашник Воронцова и Петрушина, в прошлом – офицер спецназа, затем оперуполномоченный убойного отдела, последнее место работы – горнолыжный инструктор. В некоторой связи с деятельностью команды потерял работу, оказал ряд неоценимых услуг, за что и взят в штат. Товарищ полезный: хорошо знает Москву и область, имеет неплохие связи в правоохранительных органах, владеет спецификой оперативно-следственной работы.

Все, по составу полный расклад.

Теперь пара слов о большом мужике Вите. Сразу, чтобы не было никаких недомолвок: Витя – бывший чекист, человек из Питерской Команды, лицо, особо приближенное к Хозяину. А то знаете, как бывает – подпустят туману и намекают постоянно: высокое покровительство, какие-то там офигенные связи, потому, мол, все и решается на раз… Нет, тут все просто и ясно, хотя, если честно, на раз или даже на раз-два-три что-то решается крайне редко, а в норме – с большими потугами и страшным скрипом.

В свое время Витя пытался единолично бороться с разнообразными иноразведками и их вредными резидентами на Северном Кавказе. Потом парню на Кавказе стало тесно, и он решил, что пора перебираться в центр и попробовать свои силы в каком-нибудь очередном грандиозном предприятии. Пробовал силы в качестве спецпредставителя Президента по ЦФО, одновременно будучи председателем Государственной комиссии по борьбе с коррупцией.

Команду перетащил с собой в полном составе. Не потому, что полюбил всех, как братьев, а просто привык. Удобно, знаете ли. Надежный, проверенный агрегат для решения разного рода вопросов. Если обратиться к практике повышений, такое зачастую случается даже без учета какой-либо полезности той или иной составляющей прежнего бытия. Человек получает новую должность, переезжает в новый кабинет – и тащит с собой, допустим, какие-нибудь старинные часы с кукушкой или обшарпанный письменный прибор. Ему бы, конечно, новые аксессуары дали, современные, красивые, эргономичные и так далее… Но он привык к старым вещам. Они удобны, и в некотором роде уже не просто вещи. Они – свидетели карьерного роста, сожители, соучастники, если хотите. А все новое, кстати, надо осваивать, подгонять под себя, доводить до ума, тратить на это достаточно много времени.

Будучи главой Государственной комиссии по борьбе с коррупцией, своенравный Витя вел себя не самым лучшим образом. Как бы это помягче… В общем, порой не совсем корректно обращался с некоторыми господами из разряда сильных мира сего.

Интимные детали опустим, сразу сообщаем результат: вышеуказанным персонам и их кругу это здорово не понравилось и, несмотря на довольно большие достижения на избранном поприще, Витю решили наказать.

Совсем упразднить его не получилось – сам персона высшего ранга, член «клана», заслуженный деятель и прочая, и прочая.

Но в почетную ссылку отправили. В настоящий момент, номинально оставаясь в статусе спецпредставителя Президента по ЦФО, Виктор Николаевич занимает должность ректора НИИ стратегических проблем развития стран СНГ.

Имелась робкая надежда, что команду в полном составе вернут к месту постоянной службы. Всем порядком надоело состоять в полугражданской организации и заниматься черт знает чем (просто не те люди, чтобы радоваться безделью).

Однако Витя, не изменивший своей дурной привычке переезжать на новое место со старым инвентарем, сообщил уже паковавшему документы Иванову:

– Я там смотрел штат… Короче, у них там какое-то дебильное структурное деление: не отделы, а кафедры. И никто не знает, чем занимаются соседи!

– А зачем вы это мне говорите?

– Вы правильно делаете, что собираетесь, – мы переезжаем. Я решил внести новацию. Будет им новое подразделение – бюро.

– Бюро?

– Да. Это вы. Привыкайте к новому названию: Экспертно-аналитическое бюро…

* * *

Иванов вошел в огромный вестибюль, отделанный черным мрамором, и привычно проследовал к турникету. Дежурно улыбнувшись девице в оконце справочной, приложил пластиковый прямоугольник пропуска к экрану детектора и миновал линию охраны. Секьюрити за стойкой, оживленно обсуждавшие турнирную таблицу, даже не посмотрели в его сторону.

Нормально. Гаси, террорист, полковника Иванова (на генеральской должности, кстати), бери пропуск и заходи. Никому до тебя нет дела. А на третьем этаже, между прочим, располагается бывшая Команда № 9, за голову каждого представителя которой некоторые «одиозные» деятели готовы с ходу выложить немалые деньги.

Иванов чертыхнулся, с досадой покачал головой и стукнул по кнопке вызова лифта. Нет, жить, конечно, можно… Работа не пыльная, платят вдвое больше, чем на фактическом месте службы, исполнением обязанностей никто не напрягает… Но вот эта бардачная безалаберность гражданских организаций иногда достает. Попроситься, что ли, в коменданты этого заведения да показать всем этим шпакам, где раки зимуют? Так ведь не возьмут – у них, кажется, и должности такой нет…

Третий этаж, широкий длиннющий коридор, цветной паркет вековой давности, ковровая дорожка. По обеим сторонам коридора – массивные двери из потемневшего от времени дуба, с бронзовыми табличками. Заходим в этот коридор, идем до небольшого холла с фикусами и кожаными диванчиками. Справа – выход в лоджию, слева – свежая дверь под орех. На двери, сверху, – герб (двуглавый орел – золото на вишне), чуть ниже, под стеклом, огромными буквами – «РОССИЯ», еще ниже, практически на уровне пупка Петрушина, петитом на скромной латунной табличке – «Экспертно-аналитическое бюро».

Не стоит обольщаться: это только буквы большие да местечко несколько наособицу. На самом деле эта дверь на третьем этаже вовсе не самая главная. Еще в феврале здесь было три общественно полезных помещения, каждое с отдельной дверью: туалет с курилкой, склад инвентаря и «ксероксная».

Теперь на этом месте располагается ЭАБ (Экспертно-аналитическое бюро), а туалета с курилкой на этаже нет. Все вынуждены спускаться на второй этаж. Неудобно.

Однако никто из старожилов не попрекает членов Бюро этим печальным фактом. И вообще, команда Иванова пользуется в институте непререкаемым авторитетом. Спросите в кулуарах мнение любого «аборигена», вам непременно скажут: ну что вы, «Русское бюро» – это круто! Это ребята что надо.

Согласитесь, про любимчиков нового босса такое вряд ли скажут. Это определенным образом характеризует. Попробуйте придите в новый коллектив и на ровном месте завоюйте в нем за три месяца такое отношение.

К уважению вернемся чуть ниже, объясняем, почему – «Русское бюро».

Вступив на территорию института и слегка освоившись, наши наблюдательные товарищи обнаружили некоторую странность в существующем порядке вещей. Как верно заметил новый руководитель данного учреждения (да Витя же, Витя), все подразделения здесь в соответствии с обычным институтским делением звучно именовались кафедрами. Кафедра стран Азии – две третьих второго этажа (там еще администрация располагается), кафедра стран Балтии – целиком третий этаж, Грузия, Армения, Азербайджан – четвертый, Украина, Белоруссия, Молдова – пятый.

Кафедры России в институте не было… То ли у России отсутствуют стратегические проблемы развития, то ли она не совсем страна СНГ, но факт – не было такой кафедры!

Данное обстоятельство вызвало у членов Бюро недоумение. Инициативный Вася Крюков предложил скинуться с «подъемных» и упразднить это странное недоразумение.

Скинулись, упразднили. Орел – РОССИЯ – Экспертно-аналитическое бюро.

– Ну вот, теперь у нас есть «Русское бюро», – рассеянно заметил завкафедрой стран Балтии, по старой памяти прибежавший в холл «привязать коня». – Сортир, правда, упразднили… Но хоть что-то русское появилось в нашем заведении. Кафедры, конечно, нет, но хоть Бюро… Короче – давно пора!

Так, с легкой руки завкафедрой стран Балтии, все стали именовать новое подразделение «Русским бюро».

Теперь пара слов об уважении. Сотрудники других подразделений понятия не имеют, чем занимается «Русское бюро». Интересоваться такими вещами в данном учреждении не принято (исследование стратегических проблем, в числе прочего, предполагает и действия разведывательного характера, отсюда и соответствующая этика отношений), так что об уважении за какие-то особые профессиональные качества речь не идет.

Речь идет о физкультурном досуге. У НИИ есть прекрасная спортивно-оздоровительная база за городом, а в самом институте имеется отличный спортзал. НИИ по праву гордится своей сборной по волейболу, которая не первый год прочно держит первенство среди столичных и областных научно-исследовательских учреждений. Так вот, с момента своего возникновения Бюро засаживает всем институтским командам и самой сборной в буквальном смысле «в одну калитку».

– Да уж, эти ваши звери из «Русского бюро» жгут не по-детски, – с большим уважением заметил зам ректора по научной работе – капитан сборной.

Собственно, шороху наводит не все Бюро, а конкретное трио: Лиза – Ростовский – Петрушин. Лиза – единственная дама в институтских командах, и мало кто может взять ее подачу. «Блок» Петрушина над сеткой подобен титановому противопульному щиту, а Ростовский «гасит» так, что все оппоненты в ужасе приседают и прикрывают голову руками. Но более всех страшен мелкий Вася Крюков. Толку в игре от него немного, но он так жутко орет во время чужих подач, что оппоненты теряют присутствие духа и часто ошибаются – то в сетку запулят, то в потолок.

Однако только лишь волейболом наши физкультурно озабоченные товарищи не удовольствовались. Побывав на загородной спортивно-оздоровительной базе, они с удивлением узнали, что сие живописное местечко традиционно используется для пикников и корпоративных вечеринок, не постоянно, а от силы пару раз в месяц. Все остальное время там живет полупьяный сторож Игнат.

– Вот же уроды! – констатировал Петрушин и тут же поставил задачу Ростовскому: – Наведи мосты со своими «динамовцами», давай сделаем здесь что-нибудь путное…

Ростовский быстренько соотнесся со своими приятелями из «Динамо», достиг принципиального соглашения, и всю неделю члены Бюро вкалывали на базе, оборудуя полигон. Ректор выделил два грузовика, приятели Глебыча подарили мешки, Серегины знакомые бесплатно отдали целый вагон старых автомобильных покрышек.

Полигон получился на славу, и в следующую субботу на спортивно-оздоровительной базе НИИ был организован первый пейнтбольный турнир. Мероприятие всем понравилось и с той поры вошло в традицию: каждую субботу на базе НИИ в обязательном порядке устраиваются пейнтбольные баталии, на которые съезжаются команды едва ли не всех НИИ столицы и области, а также спонсоры – «динамовцы». Сборной института по праву руководит Петрушин, и она стабильно сидит в тройке лидеров.

Вот вам и уважение. Ребята из Бюро, может быть, чучела варанов готовят для Экспоцентра или колотят орехи телефонными трубками – это совершенно никого не волнует. Зато по части спортивного досуга – полный респект.

– Свои люди, с такими не пропадешь!

Нашим тоже неплохо. Если по линии профессиональной деятельности особыми успехами похвастать пока не получается, то в плане физподготовки у них полный порядок. Четверг – волейбол до упаду, суббота – пейнтбол до потери пульса, вторник – вторая половина дня и до полуночи – стрельбы на полигоне дивизии Дзержинского. Петрушин договорился: у него там в учебном центре каждый второй – боевой брат, а каждый первый – бывший сослуживец. Так что, если насчет результативной работы еще бабушка надвое сказала, то хотя бы о том, чтобы слегка поддерживать форму, уже позаботились. И это радует…

Да, следует, наверное, пару слов сказать и о работе.

У нас сейчас не Средневековье, просто так, на ровном месте, содержать команду профессионалов для личных нужд не дадут никому. Даже государеву человеку такого ранга, как Витя. Будь ты хоть личным другом президента или общепризнанным и горячо любимым наргером (народным героем), но или крепко обоснуй необходимость существования данной штатной единицы, или распускай всех по прежним местам службы.

Обоснование для функционирования своего любимого инструмента Витя придумал играючи: исследование процессов, представляющих угрозу национальной безопасности страны. Согласитесь, дело нужное и важное, под такое обоснование можно попросить целый полк в личное пользование, не то что какое-то там бюро. А вот по специфике были вопросы, особенно на первых порах. Процессов, содержащих в себе прямую или косвенную угрозу национальной безопасности страны, у нас – вагон и маленькая тележка. Структур и организаций, которые занимаются аналогичной деятельностью (исследованием вышеуказанных процессов) – тоже хватает. Занимаются, надо заметить, совершенно безуспешно, какая-либо реальная польза от этих исследований отсутствует напрочь.

Чем заняться и как проявить себя? Как показать результат там, где до тебя все остальные потерпели фиаско или выдавали на-гора круглый нуль в сумме? Для чиновника любого ранга это вопросы далеко не праздные. Об их, чиновников, полезности судят именно по результатам, фактическим или липовым – это уже другой вопрос. Главное, чтобы эти результаты были.

Впрочем, Витя не долго думал, чем бы таким интересным занять свое Бюро.

Незадолго до того, как на третьем этаже института прекратили свое существование общественно полезные помещения, в столице случилось печальное событие: от героиновой передозировки умерла дочь Бориса Зубова, одного из первых людей страны. Странная, кстати, история: девочка была умненькая, одаренная и правильная, никогда и ничем не злоупотребляла…

Ну так вот, отец месяц был в шоке, вообще на люди не показывался. А потом слегка оправился и, горя справедливой жаждой мщения, развил кипучую деятельность. В чем конкретно выражалась эта деятельность? Ну, сами подумайте, чем может заниматься убитый горем отец, неадекватный в своем восприятии этого жестокого мира, даже если он один из могущественнейших людей России. Брызгая слюной, голословно обвинял крупных чиновников и госдеятелей в связях с наркомафией, клялся всех подряд посадить, сколотил какой-то думский комитет по контролю за деятельностью ФСКН и милиции, вроде бы нанял за большие деньги бригаду частных детективов, чтобы занимались слежкой за большими людьми в погонах, – типа того, они и есть основные мафиози, причем не покровители, а как раз самые активные члены…

Практической пользы от всех этих телодвижений было немного. Единственное, что удалось несчастному отцу, так это всколыхнуть общественное мнение, причем в самых что ни на есть верхах. Верно ведь подмечено: человек – это такое животное, которое волнует только то, что касается его лично. Вот, например, в Уганде люди повально мрут от укусов мухи цеце. Это, конечно, печально, но… Это, вообще, где? А, это где-то там, у негров? Ну и черт с ними, пусть себе мрут – нас-то это каким боком касается?

А если эта пресловутая муха вдруг тяпнет вашего соседа, с которым вы двадцать лет пили водку в гараже? Да тяпнет не где-нибудь в рейсе, а именно в этом самом гараже, да на ваших глазах?!

Короче, верхи волновались и гудели. Это же надо! Вроде бы так славно отгородились от быдла: в общественном транспорте с ним не ездим, дрянные продукты, что едят все, не покупаем, паленую водку, которой поим их, сами не пьем, в убогих больницах, где их лечат синие от недоедания врачи, не бываем…

И вот – нате вам! Оказывается, не в безвоздушном пространстве живем. И если такая страшная беда случилась с правильной дочкой Зубова, которая, что называется, никогда «ни в одном глазу», то что там говорить о наших оболтусах, с их хроническим кокаиновым насморком и еженедельными «кислотными» дискотеками?!

Верхи горели страстным желанием: разобраться, почему у нас в стране не ведется эффективная борьба с наркомафией. Вроде бы и ведомство есть, специально созданное ради этой высокой цели. Мало было милиции – вроде бы они там срослись какими-то местами не с тем, с кем надо, вот и создали новую структуру… Какие-то научно-исследовательские центры есть, вроде бы изучают это дело… Чего изучают-то? А, у вас все цифры на руках, «закрытая» статистика? Ну-ка, предъявите. Да ничего, пусть закрытая – мы открывать никому не собираемся… Что?! Ежегодно от наркотиков гибнет сто тысяч человек, из них семьдесят тысяч – молодые люди?! Вы что там, совсем офонарели?! Ответьте хоть кто-нибудь внятно, почему у нас в стране такая ужасная статистика? Семьдесят тысяч лиц репродуктивного возраста мрут от наркотиков, а никто даже и не почешется?! Вы что там, совсем охренели, такие цифры нам показывать? Вы еще опубликуйте это, пусть народ ахнет!

В общем, верхи хотели разобраться. Если смотреть по процентному соотношению, примерно половина депутатов и членов правительства вошли в негласную фракцию Зубова и готовы были поддержать его в любых начинаниях на данном поприще.

Другая половина депутатов и членов либо не реагировала на общественные брожения, либо наблюдала за всеми этими мутациями со сторонним интересом.

– Хе-хе… ну вот они как раз и есть та самая наркомафия, – шутил Витя. – Если по составу прикинуть – бороться будет либо очень сложно, либо сабсэм импосибал, как говаривал, бывало, один мой кавказский приятель… Гы-гы… Шутка!

Да уж. Хочется надеяться – и в самом деле шутка…

Развиваем тему. Витя – друг Зубова. Вместе в свое время в чекистах хаживали, только несколько в разных уровнях, принадлежат к одному «клану». Если брать по клановой иерархии, Витя для Зубова – младший брат. Ну и как водится, личные предпочтения решают все. Муха цеце, мистическим образом попавшая в ваш гараж, сделала беду далекой Уганды вашей личной проблемой.

– Так, все эти угрозы отложим на потом, никуда они не денутся. А займитесь-ка, господа хорошие, наркомафией…

Вот такая примерно задача была поставлена Иванову.

– Интересно… – удивился Иванов. – А тут у нас ФСКН есть. Солидная организация – куда нам до них! Вроде бы уже давно занимаются, ловят там кого-то, изымают что-то…

– Да упаси вас боже кого-то ловить и тем более что-то там изымать, – успокоил Витя. – Ваша задача – исследовать процесс, не вмешиваясь в него. То есть посмотреть со стороны свежим взглядом.

– Цель?

– Цель… Цель такая: внятно и с фактологическим обоснованием ответить на интересующий всех вопрос: почему у нас в стране не эффективна борьба с наркомафией…

* * *

Апартаменты у Бюро весьма скромные, не сравнить с монументальными палатами исполкома Государственной комиссии по борьбе с коррупцией. Всего-то апартаментов: оперативный зал, кабинет Иванова, лаборатория НТО (научно-технического отдела). НТО у нас, как водится, это Глебыч и Лиза. А в настоящий момент – одна Лиза. Глебыч в отпуске, в пьяном виде катается по Дону на катере (сам собрал из разного хлама) в компании разухабистых земляков-станичников. Как приедет, придется недельный курс реабилитации проводить. Всем хорош инженер: руки золотые, лучший в мире сапер, но… Больно уж неравнодушен к дружеским посиделкам. Одно слово – мастер спорта по военно-прикладному застолью.

– Товарищи офицеры!

– Всем привет. Присаживайтесь.

– Товарищи офицеры!

Вот вам еще один ностальгический анахронизм из военной жизни. Командир входит в помещение, первый увидевший подает команду. Когда в последний раз надевали форму, наверное, уже и забыли. Но каждый представитель подразделения с сугубо штатским названием «Бюро» – офицер. Это уже в крови, от присяги и до смерти. Если Париж – это праздник, который всегда с тобой, то офицер – это диагноз, который всегда в тебе.

Обратите внимание на команду «Товарищи офицеры» (ранее, до еврейского переворота 1917 года, – «Господа офицеры!»). Интересная команда, доставшаяся нам в наследство от легендарной Русской армии. Офицерам не командуют «смирно», как рядовым или смешанному контингенту на плацу. «Господа офицеры!» – то есть обратите внимание, кто пришел, и поступайте по своему разумению. Получается, можно не вставать и не приветствовать? Так точно, можно. В дореволюционной русской армии были четкие и бескомпромиссные требования к офицерскому достоинству и чести. И если кто-то из присутствующих офицеров имел основания полагать, что командир по каким-то причинам не соответствует этим требованиям, он мог позволить себе не вставать и не приветствовать. Разумеется, этому офицеру потом пришлось бы объясниться с коллегами и крепко обосновать свое наглое сидение. Но факт – мог, имел полное право, исходя из либерального характера команды. Кстати, были случаи (правда, очень редко, по пальцам можно перечесть), когда при появлении командира не вставали ВСЕ присутствующие офицеры. В таких случаях командир, даже не вдаваясь в подробности, сразу шел стреляться…

– Ну что, господа офицеры… Подведем итоги работы за истекшие сутки…

У господ серые от бессонной ночи лица и круглые от кофеинового передоза глаза. Этой ночью никто не спал, каждый на своем рабочем месте активно занимался рутиной. Кто-то шпионствовал – по графику, кто-то, сопя от усердия, обрабатывал материал. Вид, однако, у всех бравый: господа довольны собой и проделанной работой. А в круглых глазах вызывающе светится: ну да, понятно – малость напортачили. Задачу никто не ставил… Но по факту: уложили девять ублюдков наркомафии. Плохо, что ли?

Витя, кстати, на происшествие отреагировал на редкость терпимо. Кипеть и возмущаться не стал, только ехидно уточнил:

– Я что-то запамятовал… Какова основная задача вашего Бюро? Физическая ликвидация активных членов этнических группировок?

И, видимо прочитав во взгляде Иванова недвусмысленное: «…а было бы неплохо! Хорошая задача, я вам скажу…», покачал головой:

– Да уж, это, наверное, на генном уровне. Сколько волков ни корми…

А уже спустя минуту, прочитав рапорт Иванова, смеялся… Нет, давайте прямо: просто ржал, как некормленая артиллерийская лошадь, и в экстазе стучал кулаком по столу.

Чтобы понятно было, что же так развеселило большого государственного мужа, приведем выдержку из рапорта (весь рапорт оглашать не будем, он довольно подробный, кроме того, там содержится информация для служебного пользования).

Вот выдержка:

«Довожу до вашего сведения, что в ходе повседневных мероприятий научно-исследовательского характера были совершенно случайно убиты девять членов таджикской ОПГ, специализирующейся на торговле героином…»

– «Случайно»! «Совершенно случайно»!!

От избытка чувств Витя вспотел, стал опасно багровым и как-то непредсказуемо певучим:

– Какое замечательное слово! «Случайно»… «Когда мы встретимся совсем случайно, ваш взгляд, быть может, мне откроет тайну!» Мгм… Гхм-кхм… А может, и не откроет. Потому что вы будете немножко убиты. Ну – совершенно случайно убиты! А мертвые, как известно, весьма неразговорчивы и потому не открывают никаких тайн. Эмм… Ну и что – много пользы вы получили, укокошив этих несчастных таджиков? Результат какой-нибудь есть?

Увы, насчет результата пока что был полный провал. После вчерашнего происшествия и вплоть до сегодняшнего утра «слушали» и азербайджанцев, и таджиков. Никаких намеков на какие-либо изменения в отношениях между указанными группировками не обнаружили.

Анвар весь день молчал как рыба. Ближе к вечеру через какие-то источники узнал о трагических последствиях своей встречи с Андижо, тут же перезвонил «старшим» и стал оправдываться:

– Я здесь ни при чем. Это таджики сами друг друга перестреляли. При мне Сохроба грохнули, собирались остальных мочить. Я уехал. Думаю, у тех, которых они собирались мочить, оказалась хорошая поддержка. Короче, я тут ни при чем.

– Ты зачем по телефону о таких вещах болтаешь? – сурово одернули Анвара сверху. – Ни при чем – молодец, сиди спокойно. Будут от таджиков звонить – ты ничего не знаешь…

Это все, что касается азербайджанской стороны – перевели с ходу, без задержек. Лиза знает азербайджанский.

Таджики, наоборот, трещали без умолку весь день, вечер и полночи. Проводили свое расследование.

И вот тут возникли непредвиденные сложности. Клан, к которому принадлежал Андижо, в полном составе родом из Шахдаринского района Горного Бадахшана. То есть они, конечно, таджики, но… промеж себя почему-то общаются исключительно на шугнано-рушанском языке!

Записной полиглот команды – Серега – таджикский, в принципе, знает (как он утверждает, это просто изуродованный фарси), а вот шугнано-рушанским владеет на уровне «здравствуйте, спасибо, все было очень вкусно». Знаете, как-то не было мотивации учить шугнано-рушанский. В поле зрения Бюро «бадахшанские» попали примерно в то же время, что и азербайджанцы – в одной связке шли, но с контрагентами они общаются исключительно на русском, а с остальными членами таджикского землячества – на «общетаджикском». Материалов прослушки, которые требовали перевода с шугнано-рушанского, было мало – основной упор делали на азербайджанцев с их разветвленной дилерской сетью и крепкими связями с власть предержащими. Таджики-оптовики вообще достаточно закрытая система, проявляют себя мало, подступиться к ним трудно. В общем, пока как-то обходились.

Со вчерашнего утра и где-то до трех ночи информации от таджиков поступило больше, чем за весь истекший квартал. Вся информация была в аудио (для добычи распечаток нужно время), и это значительно усложняло задачу. На добывании работали двое, меняясь по графику, все остальные члены Бюро занимались обработкой: делили информацию на фрагменты – на слух, по интонации, фрагменты распределяли между собой и искали в разговорниках похожие слова. Да, пришлось вчера побегать в поисках шугнано-рушанских словарей и разговорников! Хорошо – столица, попробовали бы где-нибудь в горах поискать эти пресловутые разговорники…

Работа очень трудоемкая, целую ночь убили на то, что заняло бы у профессионального переводчика полчаса. Увы, приглашать специалиста со стороны по понятным причинам было нельзя.

– Ну все, достали! – озверело рявкнул Серега, потея над очередным фрагментом телефонной беседы. – С завтрашнего дня сажусь учить шугнано-рушанский. А заодно ваханский и всю восточно-иранскую группу! Чтоб они там все в одночасье сдохли, в своем распрекрасном Бадахшане…

В результате вышеперечисленных титанических усилий удалось выяснить следующее: таджики расследование провели, по существу дела далеко не продвинулись и вообще пребывают в полном неведении. Выражаясь интернациональным языком контингента, с которым теперь приходится работать Бюро, «кругом сплошные непонятки».

Да, еще – у таджиков имеется хиленькая версия об участии в этом деле некой «третьей силы». С кем встречался Андижо, никто не в курсе: инициаторы сделки выбыли по техническим причинам, таджики-строители знают только то, что родственники одного члена бригады привезли героин и хотели втихаря его продать. Ну да, покупателя им нашел Сохроб, есть такое дело. И – тишина.

Вполне закономерно, что Андижо, узнав о таком нехорошем поступке земляков, решил их наказать своими методами. Вопрос, кто наказал самого Андижо, остается открытым, отсюда и вытекает версия о «третьей силе».

«Привязать» Анвара к этому происшествию никто из таджикских «дознавателей» не догадался, его имя в телефонных разговорах вообще не упоминалось.

В общем, получилось нехорошо. Для чего, спрашивается, старались? Вся работа насмарку. Единственный плюс: убрали за собой грамотно, никаких приметных улик, способных хоть как-то пролить свет на ситуацию, таджики на месте происшествия не нашли.

В прессе и сводках правоохранительных органов по данному происшествию – полное молчание. Как будто его и не было. Впрочем, другой реакции и не ожидалось. Интервенты, ведущие преступную деятельность на русской земле, делают все от них зависящее, чтобы общественность как можно меньше знала об их жизненной активности. У нас и так не любят иноземцев, а если все подряд предавать огласке, так ведь вообще будут бить без разговора где только поймают – и не только пресловутые скинхеды, а буквально все подряд!

– Вот ведь незадача… Что-то я слишком хорошо о них подумал, – пробормотал Иванов, рассеянно листая рукописный перевод телефонных разговоров «бадахшанских». – Вроде бы такие крутые… С такими деньгами… Все везде схвачено… И не смогли сосчитать Анвара, проскочили мимо! Что-то у них там непорядок по части оперативной работы.

– Ну так давайте поможем людям, – предложил Серега. – У нас для них есть весьма интересная запись, аж с трех ракурсов. Вернее, с двух, но в трех экземплярах.

– Если выбрать правильный фрагмент, не нужно будет никаких комментариев и пояснительных записок, – поддержала Лиза. – Например, эпизод, где Андижо стреляет в Сохроба. Эффектный кадр получился, особенно если смотреть в замедленном режиме. Выстрел – маленький такой взрыв, как мгновенно распустившийся бутон смерти, – и весь внутренний мир Сохроба низвергся на Анвара…

Тут Лиза мечтательно прищурилась вдаль и на секунду умолкла, как бы вновь прогоняя этот мерзкий эпизод перед своим мысленным взором.

– Да, это получилось прекрасно… Операторы сработали хорошо: после выстрела – плавный «наезд» на Анвара, при трехкратном увеличении картинки видны все эмоции. А эмоции там – просто прелесть. Три часа понадобится, чтобы описать…

Иванов выпал из состояния рассеянной задумчивости и со вниманием посмотрел на Лизу.

В команде трудятся замечательные люди, каждый сам по себе – самородок, недаром ведь отбирали из огромного числа специалистов… Однако в процессе работы довольно часто возникают ситуации, когда командиру приходится всерьез задумываться: а не отправить ли всех этих замечательных людей на длительное лечение принудительного характера?!

Безусловно, Лиза рассуждает как технический специалист. Очень может быть, что вот это ее пристальное внимание к эстетике смерти имеет сугубо утилитарный характер и никак не связано с индивидуальным восприятием мира… Но она же в первую очередь женщина! Хранительница очага, мать, Создание божие, предназначенное для Любви и Добра…

– По этому вашему прекрасному эпизоду не все так просто, – Иванов недовольно покачал головой. – Много нюансов. Видно, что снимали со стороны, любой дилетант влет сделает вывод: значит, не свои снимали, прятались! Это раз. Потом, мне представляется неподъемно сложным придумать, как правильно подкинуть таджикам эту вашу замечательную запись. Как это сделать, чтобы не возникало вопросов насчет пресловутой «третьей силы»? Выходит на крылечко, а оно лежит себе на перилах, в подарочной упаковке с розовым бантиком? Как вы вообще себе все это представляете?!

– Насчет «со стороны» – не проблема, – Лиза небрежно плеснула ручкой. – Я вам этот фрагмент за пять минут обработаю так, что будет выглядеть, будто снимали непосредственно из-за плеча Андижо.

– Насчет «правильно подкинуть», думаю, тоже не проблема. – Серега кивнул в сторону Кости Воронцова, подпиравшего голову рукой и сонно таращившегося в окно. – Зря, что ли, мы кормим целого доктора психологии?

Костя перестал подпирать голову и наморщил лоб.

– Эмм… Ну, в общих чертах… Гм… Да, в принципе, это все решаемо. Надо будет подумать…

– Тогда начинай думать прямо сейчас, – Иванов несколько оживился, – если есть хотя бы один шанс поправить это дело, надо им воспользоваться.

– Да, конечно, будем думать… Эмм… Однако…

Тут Костино лицо исказила гримаса страдания – вот именно сейчас титан мозгового штурма не был готов рожать продуктивные идеи. Бессонная ночь, непосильная нагрузка, отсутствие сиюминутной внятной мотивации: а ведь никто не пострадает, если начать думать в этом направлении не прямо сейчас, а, допустим, завтра с утра…

– Ну, понял, – Иванов подытоживающе стукнул ладонью по столу, – поработали неплохо, за собой прибрали, короче, все нормально. Всем спасибо. Евгений – график дежурства на «прослушке», двое на посту, остальные – отдыхать.

– Есть.

– Набирайтесь сил, думать будем завтра. Кстати, все по крупицам перемололи, а главное упустил… Жень, а чего бросал-то?

– В смысле?

– Ну, «ложись!» – и понеслась. А что бросил? Только не говори мне, что у тебя с собой была граната!

– Естественно, не было. – Петрушин как-то странно переглянулся с Васей и слегка заалел щеками. – Что ж я, по-вашему, совсем дикий – в городе гранаты таскать? Бросил первое, что под руку подвернулось.

– И что подвернулось?

– Рация.

– Ну ты выдумщик! И как поживает эта твоя чудесная рация?

– Никак не поживает. Умерла.

– Да, я смотрела – ремонту не подлежит, – доложила Лиза.

– Ну и бог с ней, – махнул рукой Иванов. – Умерла так умерла – спишем, дадим новую. Зато все остальные живы-здоровы.

– Нехорошо – без оружия, – насупившись, буркнул Петрушин. – Постоянно пасем всяких уродов, а они-то с оружием. Мало ли как в другой раз получится…

– Да не вопрос. Сейчас переговорю с Витей, обоснуем использование, выпишем вам ПСС для оперативной надобности.

– ПСС – это, конечно, уже кое-что, – Костя зевнул и неодобрительно помотал головой. – Но вот в данной ситуации скорее навредил бы.

– Думаешь?

– Угу. Начали бы Петрушин с Серегой «маятник» качать от лежек к забору да палить на ходу – ну и сделали бы люди Андижо из них решето.

– Это точно, – подтвердил Петрушин. – В два смычка от забора – моментом. Что этот пугач против автомата?

– Ну вот. А так – ничего не было, у Петрушина включилась эвристическая механизьма, – резюмировал Костя. – Проявил смекалку на пустом месте, угробил рацию, всех спас.

– Нет уж, извините, – Иванов язвительно хмыкнул. – Я все, конечно, понимаю, но… За автоматы даже и просить не буду. Тут вам не здесь, это не милый вашему сердцу солнечный Кавказ. Москвичи – люди дикие, не поймут, если будете по городу с автоматами разгуливать…

* * *

Разогнав личный состав – кого спать, кого бдить, Иванов сел составлять для шефа ежемесячную «аналитичку». Дело уже привычное, за пару часов полковник, практически никуда не заглядывая, составляет объемный отчет на три раздела: наркомания – наркомафия – борьба. Первый раздел – абзац, второй – три, весь остальной текстовой массив – борьба с первыми двумя. Первые два раздела деятельности Бюро практически не касаются и упоминаются лишь в связи с третьим, как неотъемлемые части единого целого.

Бюро исследует процесс борьбы с наркомафией. А если объективно – причины патологического отсутствия данного процесса. За квартал Иванову удалось более-менее разобраться в существующем порядке вещей и разложить по полочкам основные составляющие вот этой всероссийской фикции с громким названием «Борьба с наркомафией». Глубинной спецификой травить вас мы не будем, сообщим лишь самую суть из того, в чем разобрался Иванов, да приведем несколько цифр. Это чтобы было понятно, не напрасно ли поднимает шум «фракция» Зубова, громогласно заявляя о победе наркомафии и об отсутствии борьбы с ней как таковой в принципе. Может, у нас с этим делом все в порядке и Зубов с единомышленниками просто с жиру бесятся, пиар себе делают?

Смотрим статистику. Во избежание упреков в предвзятости и использовании дутых цифр, все данные – из официальных источников, от первых лиц ФСКН. Помните, наверное, один умный товарищ сказал: «В нашей стране нет необходимости проникать в секретные архивы, снимать на камеру объекты особой важности и вообще заниматься шпионажем. Просто читайте в прессе, что говорят наши высшие чиновники, и сопоставляйте цифры. Эти ребята до того простые, что частенько сами себя сдают – со всеми потрохами…»

Приведем несколько прямых цитат:

«Увеличение потока наркотиков афганского производства в Наркоконтроле напрямую связывают с изменением режима охраны таджикско-афганской границы. Худшие предположения о последствиях вывода российских пограничников из Таджикистана, похоже, начинают оправдываться. Федеральная служба по наркоконтролю (ФСКН) уже несколько месяцев высказывает озабоченность в связи с тем, что поток наркотиков афганского производства в Россию неумолимо растет. Как сообщил корреспонденту „Труда“ начальник оперативно-разыскного департамента ФСКН Алексей Чуваев, с начала года на территории России изъято более 50 тонн зелья, полторы из которых – героин. В Наркоконтроле это напрямую связывают с изменением режима охраны таджикско-афганской границы. Наркомафии, по сути, развязали руки. Так называемый Северный канал, идущий из Таджикистана через Киргизию и Казахстан в Россию и дальше в Европу, действует все с большей нагрузкой. Партии перебрасываемых наркотиков, что вызывает озабоченность российских спецслужб, день ото дня становятся все крупнее. В Подмосковье на днях удалось ликвидировать наркобанду, состоявшую в основном из представителей незаконных таджикских вооруженных формирований. У них изъято 165 килограммов героина. С учетом того, что местные дилеры, которым таджики сдают героин, разбавляют его то мукой, то крахмалом, то аспирином, эта партия „тянет“ на 6—8 миллионов доз. Их цена на черном рынке составляет около 1,5 миллиона долларов. В конце июля опять же в Московской области оперативники Наркоконтроля изъяли 240 килограммов героина. Почти одновременно их коллеги из ФСБ взяли с поличным банду наркоторговцев, состоявшую из нескольких граждан России и восьми таджиков, торговавших наркотиками в областях Центральной России.

Между тем в Агентстве по контролю за наркотиками Таджикистана, как заявил его официальный представитель Аваз Юлдашев, не считают, что с выводом российских пограничников наркобизнес на афганско-таджикской границе начал расцветать пышным цветом. С начала года своими силами погранведомство республики изъяло более трех тонн наркотиков, половина из которых – героин. России, однако, от этого не легче. Урожай афганских наркотиков в нынешнем году эксперты оценивают не меньше чем в 420 тонн – это на 50—60 тонн больше, чем в прошлом. Как минимум половина этого потока оседает в нашей стране».

Источник – газета «Труд», август 2005 г.

Еще цитата:

«МОСКВА (Рейтер) – „Незаконный оборот наркотиков в России превышает 15 миллиардов долларов в год, а криминальные группировки наводнили страну героином из Афганистана“, – сказал в четверг заместитель директора Федеральной службы РФ по наркоконтролю (ФСКН) Владимир Зубрин на пресс-конференции. „Некоторые называют бо́льшие цифры, некоторые меньшие, однако на самом деле они, вероятно, выше. Потребление наркотиков возросло после распада СССР, причем Россия стала главным потребителем не только афганского героина, но и синтезированных наркотиков из Европы, поставляемых хорошо организованными преступными группами“.

Эти оценки, одни из самых высоких, которые назывались российскими властями, означают, что незаконный оборот наркотиков может превышать прибыль крупнейшей российской компании Газпром, составившую за девять месяцев порядка $8 миллиардов. «Получаемые от сбыта наркотиков деньги отмываются через банки и финансовые схемы, а потом их вкладывают во всевозможные активы как в России, так и за рубежом», – отметил Зубрин.

«Опий-сырец, получаемый с маковых плантаций в Афганистане, преобразовывается в героин и доставляется через Центральную Азию в Россию, по „Северному пути“ через Таджикистан, Казахстан и Киргизию. Для нас поступление героина из Афганистана в Россию является главной проблемой», – заметил Зубрин.

«Прошлый год принес еще один хороший урожай опиума в Афганистане… и его значительная часть пошла в Россию по так называемому „северному наркотрафику“, – сказал он.

По словам Зубрина, поставки героина выросли после того, как российские пограничники в прошлом году прекратили патрулировать границу протяженностью 1340 километров между Афганистаном и Таджикистаном, который в 2004 году потребовал от России вывести свои войска.

Россия начала охранять границу более 100 лет назад, когда Таджикистан был частью Российской империи, и продолжила делать это после распада СССР в 1991 году. «ФСКН намерена открыть представительство в Кабуле в этом году», – сказал Зубрин. «Широкое обращение в России наркотиков, вводимых в организм внутривенно, способствует распространению ВИЧ/СПИДа и ведет к росту преступности, сообщают контролирующие ведомства. Число смертей от передозировки наркотиков растет. В прошлом году это стало причиной смерти более 100 000 человек по сравнению с 70 000 в предыдущем году», – сказал Зубрин. «Это страшные цифры, – сказал Зубрин. – От умышленных убийств в России в год погибает 30 000 человек, около 35 000 – в результате ДТП».

«Число наркоманов в России может составлять пять-шесть миллионов при населении 143,5 миллиона человек», – отметил Зубрин, подчеркнув, что на самом деле цифра может быть еще выше…»

Итак, от употребления наркотиков в России ежегодно умирают в среднем около ста тысяч человек. Из них семьдесят процентов – люди в возрасте от 12 до 30 лет (в эту возрастную категорию и входит основной массив наркозависимых).

То есть это наша с вами цветущая молодежь, которая закладывает стратегическую базу генофонда нации. Все наши совокупно взятые войны последней четверти века – детские шалости по сравнению с потерями на этой необъявленной войне, которую ведет против нас наркомафия.

А теперь займемся арифметикой. Опять же, во избежание обвинений в предвзятости, будем округлять «вверх» для удобства подсчета.

За полгода изъяли полторы тонны героина. Будем верить в деловые качества бойцов с наркомафией и предположим, что за оставшиеся полгода они изымут столько же, не меньше. Получается, в среднем у нас изымают три тонны героина за год.

Грамм героина на просторах нашей необъятной Родины имеет разную цену, в зависимости от близости к «караванным путям», – от двухсот до тысячи рублей. Нас мало волнуют цифры в оптовом звене «Андижо – Анвар», берем розничную цену от «барыг», причем значительно выше средней – тридцать долларов за грамм (это почти под потолок). Нетрудно посчитать, что на выходе за кило героина получается тридцать тысяч долларов. Тонна будет стоить тридцать миллионов.

Таким образом, у нас в год изымают героина на сумму девяносто миллионов долларов. Округлим для ровного счета – пусть будет сто миллионов.

Поверим на слово зам директора ФСКН Зубрину и возьмем за основу, что «Незаконный оборот наркотиков в России превышает 15 миллиардов долларов в год».

По содержанию нетрудно разделить рынок на три основные «рабочие группы»: это каннабис (конопля), «синтетика» и опиаты с явно выраженным преобладанием героина. Группа каннабис традиционно держит первенство по товарной массе, но так как «трава» на порядок дешевле «синтетики» и героина, можно смело делить доход от оборота наркотиков на три равные доли. То есть получается, что за год у нас в стране наркомафия в среднем продает героина на пять миллиардов долларов.

Изымаем на сто миллионов, продают на пять миллиардов. Получается, изымаем ровно два процента от всего оборота.

Ну вот и приехали. Вам дали подразделение, отобранное из лучших бойцов, экипировали всем необходимым и положили в засаду. Задача – уничтожить колонну из ста танков, идущих на ваш родной город. Вы уничтожили два танка и побежали с победным рапортом к руководству: готово, работа проделана!

А девяносто восемь уцелевших танков врага под прикрытием пехоты вошли в ваш родной город…

Скажите, вот такая статистика – это нормально? А еще скажите, Зубов и иже с ним – параноики или где?

А в завершение, чтобы не скучно было, еще два кусочка статистики: от главы полицейского департамента Испании и от мэтра Антонио Мария Коста (заместитель генерального директора ООН, исполнительный директор Управления ООН по наркотикам и преступности).

Испания не больше нас, верно? И народу там не больше, что-то около сорока миллионов, ну, пусть будет пятьдесят – вместе со всеми курортами. Так вот, в правительственном докладе (30 июля 2003 года – извините, более свежих данных нет) глава полицейского департамента Испании сообщил, что за прошедший период 2003 года на курортах Испании полицейские изъяли 19 тонн кокаина и немногим более 80 тонн героина.

Сравните с нашими тремя тоннами за год – скромники-то какие, прости господи…

Дадим слово Антонио Мария Коста. Выдержка из «ВСЕМИРНОГО ДОКЛАДА ПО НАРКОТИКАМ (WDR) ЗА 2005 ГОД»:

«Среднегодовой объем незаконного оборота наркотиков в мире оценивается в 320 миллиардов американских долларов, что выше показателей внутреннего валового продукта 90% стран мира. Нам противостоит не просто враг – это монстр, чудовище, устойчивость которому придает столь мощный капитал. Давайте вооружимся новыми знаниями, словом и реальными делами, уверенностью в битве за безопасность людей, существованию которых угрожает наркорынок…»

Это к вопросу об утверждении, что «Незаконный оборот наркотиков в России превышает 15 миллиардов долларов в год». Сразу предупреждаю: вот здесь – никакой конкретики, просто досужие рассуждения на основе приведенной цифры (предлагаю верить Антонио Мария Коста – товарищ компетентный, на таком уровне врать просто неприлично). Делим мир на две части – по полушариям. В Западном у нас землицы поменьше, поэтому дадим им треть, а Восточному – две третьих от указанной суммы. Ну гляньте в атлас, все правильно поделили? Если правильно, рассуждаем далее: на долю нашего полушария приходится где-то двести миллиардов с мирового незаконного оборота. На Африку и Австралию (самый низкий уровень употребления, самые обширные площади на душу населения) щедро дадим тридцать миллиардов. Остается сто семьдесят. А теперь опять гляньте на карту и прикиньте, какой примерно процент от общей численности приходится на нашу долю. Да, еще не забудьте учесть, что практически все азиатские опиаты идут в Европу транзитом через Россию…

Если верить докладам ФСКН за истекший период (с начала функционирования службы – 1 июля 2003 года), арестованы десятки тысяч членов наркомафии и ликвидированы тысячи притонов. Ну-ка, навскидку, назовите фамилию хотя бы одного посаженного наркобарона? Фамилию хотя бы одного высокого покровителя наркомафии, взятого за мягкое место?!

Не будем приводить добытые в ходе работы Бюро разнообразные материалы, наподобие тайных показаний очевидцев-сотрудников, которые утверждают, что даже при проведении образцовых (для прессы и TV) актов уничтожения наркотиков мак обязательно с надрезами, а в мешках пополам с технической «лысой» коноплей – лопухи и сено. Это безосновательно и попахивает явной компрометацией органов (да неужто настолько жадные, что не дали «недоенного» нормального мака для съемок?!). Лучше послушайте резюме Иванова по общему состоянию борьбы с наркомафией в нашей стране.

Резюме.

Берут только тех, кого намеренно, для статистики, сдают «свои люди в наркомафии» (!!!). Изымают только то, что позволяют изымать «свои люди». В общем, борьба, как таковая, отсутствует напрочь.

Все. Коротко и по существу.

Объясняется все очень просто. На данном этапе торговля наркотиками – это САМЫЙ выгодный бизнес из всех существующих в мире видов коммерческой деятельности. Деньги в нем крутятся просто огромные, сопоставимые, как мы видим, с бюджетами самых крупных государств. И люди, как водится, в этом бизнесе – самые талантливые, влиятельные и могущественные. В буквальном смысле продавшие за успех в делах душу дьяволу.

А теперь, после всего вышесказанного, кто-нибудь еще надеется, что рядовому оперу ФСКН Пете Распердяеву дадут изымать все что ему вздумается и сажать кого поймает?! Да пусть только попробует – мгновенно вобьют в землю по самые уши…

Иванов не успел закончить «аналитичку» – позвонила Лиза (она по графику «сидит на прослушке»):

– Анвар завтра встречается с кем-то из правоохранительных органов. Сотрудник из Черного Яра. Встреча в десять на Савеловском рынке.

– Интересно… Сотрудник?!

– Да, сказано было так: «новый начальник».

– Угу, понял… Ты с кем?

– С Васей.

– Дрыхнет поди?

– А все равно делать нечего. Никто пока не нападает, а с техникой только я работаю.

– Да типун тебе на язык – «не нападает»! Так… Кто и во сколько вас меняет?

– В десять вечера. По графику – Серега с Костей.

– Вот и передашь им: пусть завтра прокатятся аккуратно за Анваром да посмотрят, что это за сотрудник такой. Пусть снимут, потом разберемся.

– Есть.

– Ну все – удачи…

Глава 5

Дилер

Анвар как в воду глядел: автономно баловался я совсем недолго. Месяца не прошло – загребли.

Я ждал этого момента и все время представлял себе, как это будет. Знаете, ввиду отсутствия личного опыта, были такие, сугубо кинематографические, образы: темная ненастная ночь, засада возле усадьбы Люды, машины с громкоговорителями, снайперы на соседских крышах, вертолеты с камерами стрекочут, прожекторами светят, спецназовцы в камуфляже, слезоточивый газ в окна, штурм, стрельба… Гхм…

Сижу в полдень дома, обедаю. Звонят в дверь, мать открывает.

– Игоря можно?

– Одну минутку. Игорь, иди, к тебе пришли… Проходите в зал.

– Да нет, спасибо – я буквально на пару минут…

Выхожу в прихожую, утираясь салфеткой – смотрю, тщедушный мужчинка с добрым лицом, похож на в меру пьющего участкового ветеринара. В руках потертый старенький портфель. Лицо знакомое – город у нас небольшой, видел я этого типа неоднократно, но кто такой – что-то не припомню…

– Чем обязан?

– Извините за беспокойство, – мужчинка раскрыл портфель и достал какую-то книгу. – У нас там небольшие проблемы по работе…

В этот момент я рассмотрел книгу: мой журнал амбулаторного приема, с рисованной Людой ромашкой в правом верхнем углу. Тут же вспомнил, где видел этого типа: у местного отдела ФСКН. Это недалеко от нас, я часто мимо хожу, так что видел неоднократно…

В общем, увидел, вспомнил, осознал – и тотчас же впал в ступор…

– …так что неплохо было бы прокатиться, кое-что уточнить…

Плохо помню, как оделся и вышел из дому – взгляд застилала красная пелена, дышать было трудно, соображать вообще перестал… В голове гудело набатом: «Попался, мерзавец!!! Попался!!!»

У подъезда стояла новенькая белая «Мазда», на заднем сиденье сидел грустный Люда.

– Это не я… Они сами… Они следили… Они…

– Ну что, голуби, как общаться будем? – ласково спросил мужчинка, поворачивая ключ в замке зажигания.

– В каком плане?

– Все расскажете сами или заставите меня поработать?

– Это недоразумение, – выдавил я. – Это… Так получилось… Понимаете…

– Ну, тогда поехали…

Поехали в отдел. По прибытии Люду сразу определили в камеру, а меня провели в кабинет. В кабинете, с ходу врубая кофеварку и с комфортом устраиваясь за столом, мужчинка представился:

– Андрей Иванович Исаев, начальник межрайонного отдела Госкомдури (это он так ласково ФСКН обозвал).

И тотчас же обозначил рубежи наших отношений:

– Явка с повинной и полное сотрудничество со следствием – от полутора условно до двух лет общего режима. Запирательство и вранье – от десяти до пятнадцати строгого.

– Но позвольте…

– Не позволю. Материала, чтобы усадить тебя прямо сейчас и навсегда, у меня достаточно. Зверев у нас «ноги», а ты основной, я ничего не перепутал?

– Даже и не знаю, как вам объяснить… Понимаете…

– Да, все правильно, ты – барыга. Так что общаться будем с тобой. Возражений нет?

Возражений, сами понимаете, не было. И вообще, не буду злоупотреблять вашим терпением, скажу сразу: мафиози из меня получился весьма скверный. Точнее, вообще не получился. На первом же получасовом отрезке «доверительной беседы» (а ведь не пытали, не били, даже не орали в ухо!) сдал все, что знал и о чем догадывался. Анвара, Мамеда – присочинил для убедительности, что он у них главный, – и всю азербайджанскую диаспору до кучи. Вот они, первейшие негодяи и мафия, шейте дело, арестовывайте, везите всех разом в карьер.

Андрей Иванович полистал журнал амбулаторного приема (заметно было, что он с ним уже ознакомился, листал бегло, не задерживаясь), усмехнулся:

– Первый раз встречаю такого барыгу…

– Какого?

– Такого аккуратного…

– Спасибо.

– …и такого тупого.

– ?!

– Ну ты же сам себя сдал этим журналом! Даже без всяких «стуков» и наблюдений, бери журнал, делай графологическую экспертизу – и лепи срок. Ну ты что, совсем идиот? Зачем всякую дрянь в журнал писать?!

– Понимаете… Эмм… Я врач… Привычка… Пациенты…

– Точно – идиот, – покачал головой Андрей Иванович и, добравшись до раздела «Передозировки», уточнил: – Что, за месяц ни одного передоза не было?

– Не было, – подтвердил я. – Вот только те два, что на апробации.

– Интересно… А почему?

– Почему не было?

– Да.

– Ну, понимаете… Тут у меня индивидуальный подход… Я врач…

– Давай конкретнее. Объясни мне в двух словах, как ты сделал так, что у тебя целый месяц регулярно кололись полсотни самых разных «наркомов» и ни один не схлопотал передоз?! Мне это жутко интересно.

– Вот видите, все разнесены по группам.

– Вижу. И что?

– Мы знаем, что можно ожидать от каждого. Ну не совсем, абсолютно, – тут даже сам господь бог не даст гарантии…

– Конкретнее! На примере.

– Пример: человек садится на ремиссию, страдает, употребляет всякую дрянь для смягчения синдрома отмены, пьет водку…

– Потом, нажравшись как свинья и потеряв контроль, топает на автопилоте по знакомому адресу и просит грамм. Дальше!

– Да, вы владеете существом вопроса…

– Ну еще бы! Работа такая. Дальше!

– Можно продать и забыть. Пятьдесят на пятьдесят, что он тут же схлопочет овердоз. Неправильно рассчитает дозу, потому что пьян, или просто поставит себе привычную норму – а он неделю не употреблял, организм отвык, рецепторы почистились малость, дезадаптация…

– Короче!

– Можно не продавать. Послать его подальше и все.

– Да ну, вот проблема! Найдет в другом месте – не все такие правильные. А еще торкнется спьяну какой-нибудь отравой и откинет копыта.

– Точно. Поэтому надо ему сделать полдозы от нормы, желательно сразу заправить шприц и тут же поставить. И посмотреть, как он оприходовался…

– Ты гонишь, доктор. Какой «приход» от героина?

– Ну, в смысле, какова реакция на инъекцию.

– Угу… Интересно… И что – со всеми вот так возитесь?

– Ну а чего? Не так уж много народу у нас на ремиссиях. С «борцами» сложнее – приходится постоянно контролировать, где они и чем занимаются. Хорошо – их тоже немного. В основном все правильные, «системные».

– Понятно… Так, а вот эта графа – «Шприцы». В каком смысле – «шприцы»? Заправленные, что ли?

– Нет, просто шприцы. У нас «обязаловка»: к каждому грамму прилагаются три одноразовых шприца и три ампулы с дистиллированной водой.

– Это что, «в нагрузку»?

– Это бесплатно. Исходя из цены грамма – можем себе позволить.

– Ну блин… Прямо-таки какой-то наркодиспансер! Тут тебе и врач, и шприцы, и подход индивидуальный…

– Это что, плохо?

– Да, дела…

Андрей Иванович, склонив голову набок, некоторое время рассматривал меня с нездоровым любопытством, как некое загадочное чудище. Знаете, агрессии в его взгляде я не уловил. Недоумение, интерес, какие-то проблески необъяснимой досады – да. А злобы не было.

Это меня несколько ободрило и успокоило. Хорошо, когда человек, от которого зависит твоя судьба, не испытывает к тебе личной антипатии. Можно на что-то надеяться…

– Вот что, голубь. Ты посиди маленько, я поеду кое-куда, наведу справки по этому вашему Анвару и прочим…

«Посиди маленько» потянуло на остаток дня и всю ночь.

И камера, и сам «прием» – все в этом заведении было как-то неправильно, вне поля общепринятой милицейской специфики. При аресте не обыскивали, все, что было, осталось при нас. Камера – обычный кабинет, помещение четыре на четыре, в ряду прочих на первом этаже, только окна зарешечены да дверь (без «глазка») обита листовым железом. Чистые топчаны, обтянутые дерматином, три стула, стол – ничего не привинчено к полу, – шахматы, кипа газет, в отдельно выгороженном закутке – унитаз и раковина.

Специально нас никто не охранял, вертухай в коридоре отсутствовал, за дверью – глухая тишина, и вообще, создавалось такое впечатление, что в отделе никого нет!

– «Нарики» у них тут не сидят, – пояснил многоопытный Люда. – Здесь, вообще, по делу мало кто сидит. Если ловят какие-то там чмошные «ноги» торквеловские, содержат в ИВС, в горотделе. У них там отдельная камера зарезервирована. Тутошние госкомдурщики с ментами крепко дружат, у них общий бизнес. А тут держат барыг – если возьмут с грехом пополам раз в полгода. Чтобы, значит, прониклись и легко отстегивали потом. Публика известная, бежать им некуда, в общем, все по-свойски, сам понимаешь…

– А ты что, уже был здесь?

– Нет, бог миловал. Камрады рассказывали. Я вообще здесь только как бесплатное приложение к твоей теме. Как пристяжь. Ты, конечно, извини, но с меня взять нечего, поэтому крутить будут именно тебя. Так что готовься. Заработать ты не успел, наверное, придется хату продавать…

Каков режим содержания, такова и отдача. Нас никто не беспокоил, к сумеркам мы освоились и вели себя вполне непринужденно. Если бы не мое подавленное состояние и неопределенность ситуации, можно было бы счесть все это забавным приключением.

Люда позвонил по моему мобильному, камрады принесли ему два «снаряда» (заправленные шприцы) и без особых предосторожностей передали через форточку. Меня это немного развеселило: вспомнил тупую шутку Анвара насчет «ларька с героином у мэрии». Мэрия через площадь наискосок, из нашего окна виден фрагмент ее парковки. Хе-хе…

Люда поставил дозу с моей помощью (на руках и левой ноге – тромбы, ставит под коленку правой, лодыжку бережет на резерв, а зеркала здесь не было) и прилег на топчан. Я к тому моменту успел проголодаться, тоже самую малость обнаглел и позвонил приятелям. Вскоре нам притащили ужин с пивом и постель и таким же макаром передали через форточку.

Приятели мои по плану выходного дня и ввиду вечернего времени были уже в норме пьяными и потому бесстрашными. Несмотря на мои протесты, пошли «наводить мосты» с дежурной службой отдела (а просто подушки через решетку не пролазили – остальное кое-как протащили).

Вернулись они спустя пару минут, с ошеломляющим известием: входная дверь заперта, тишина, и вообще, кроме нашего помещения, в отделе нигде нет света! Короче, отдел закрыт, все ушли на фронт.

Определенно, все-таки есть какой-то особый флер в этой специфической безалаберности провинциальных учреждений…

Утром идиллия кончилась – я вновь угодил в цепкие объятия товарища Исаева.

– Ну что… Не получится у нас Анвара за ж… взять, – скучным голосом сообщил Андрей Иванович. – Я детально навел справки, так что… Короче, он уже из той категории, что у нас не сажают. Или если сажают, то по очень высокому указанию, целевым решением… Гхм…

– И что теперь?

– Что теперь? Да вот, думаю – что теперь… – Андрей Иванович задумчиво смотрел в окно, постукивая пальцами по столу. – Это ведь Анвар для меня недоступен. А ты у меня вот где, – моему взору тотчас же был явлен небольшой крепенький кулачок. – Как говорится, со всеми потрохами!

– Да уж… – согласитесь, не очень утешительное заявление. – Ну и как мы теперь?

– Как мы теперь? Гхм… Знаешь, ты ведь у меня один такой – от Москвы работаешь (интересно… Люда давеча примерно то же самое сказал. Нет ли в этом какой-то связи?!)… Порошок у тебя хорошего качества… Опять же, врач – вон, журнал вел… Идиот, блин…

– И?

– Ну что – «и»? Усадить тебя – проще простого. Но практического смысла в этом я не вижу, хоть убей.

– Я с вами категорически согласен! – горячо поддержал я. – Очень правильная мысль!

– Да еще бы ты был не согласен. Выглядишь ты как нормальный маменькин сынок. Думаю, тюрьма для тебя – хуже смерти.

– Удивительно верное наблюдение!

– Ну так вот… Я сюда пришел в 2003 году. И все это время борюсь с торквеловской наркомафией. А до этого работал в местном ОБНОНе. И также боролся с ней же…

Тут Андрей Иванович вычленил в моем взгляде вотум недоверия и счел нужным поправиться:

– Ну, скажем так: пытаюсь бороться. У меня, между прочим, работа такая: борьба с незаконным оборотом наркотиков.

– Я в курсе.

– Ну так вот. Несколько человек мы посадили, но это все – «ноги». Разобраться – несчастные люди, типа твоего Зверева, который не сегодня-завтра помрет… Мм-да… Ну, одного барыгу усадил, было дело…

– Да, работа у вас – не позавидуешь…

– Ладно, это все туфта, тебе это не обязательно. В общем, получается такая штука. План по сдаче психоактивных веществ я выполняю и даже перевыполняю. Но в числе прочей статистики есть такая дрянь, как соотношение количества учтенных наркозависимых и количества смертей от употребления наркотиков на душу населения. Занижать не можем – это не по нашей теме, это местная медицина считает. И тут у нас полный провал.

– Что, все так плохо?

– Да уж, хуже некуда. Процент этот зашкаливает за триста от нормы! Прикинь? Это закрытая статистика, не всем доступно… Короче, получается парадокс. На территории города нет ни наркомафии, ни хотя бы даже одного нормального, полноценного дилера-барыги. Все рядышком, в Торквелове, здесь – только «ноги». Ну вот. А процент смертей от передоза на порядок выше, чем даже в самом Торквелове! Прикинь? С другими наукоградами даже сравнивать не стоит, на фоне нас они все – детский сад просто…

– Так рядом с ними нет такого гадюшника, как наше Торквелово.

– А кого это волнует? Есть статистика. А есть люди, которые отвечают за конкретный участок работы.

– Да, печальная история…

– Еще бы не печальная! Знаешь, почему меня не гонят за такую статистику?

– Почему?

– Потому что начальство в курсе всех дел и все прекрасно понимает. А сделать никто ничего не может: у этой торквеловской мафии очень сильные покровители. Везде все схвачено и подмазано. Вон, особняки у них там по десять «лимонов» баксов, все знают, на какие доходы, и никто даже пальцем не шевельнет… Мне только выговоры лепят за статистику да сочувствуют: давай работай, мы все понимаем! Но извини – в квартальном приказе мы тебя опять накажем…

– В общем, я так понял, что вы торквеловских ребят за это сильно не любите.

– Не люблю?!!! Хм… Да уж, точно, – не люблю. Так не люблю, что спать не могу. А не люблю в основном не за сам факт принадлежности к наркомафии, а за жадность, неряшливость и неразборчивость. Системы нет. Даже и не пахнет. Торгуют всем, что под руку подвернется: в диапазоне от «пластилина» и ханки до «белого китайца». Этот «китаец» – вещь вообще редкая, так и не разобрался, где достают. Одно хорошо – он в обороте нечасто появляется. А все остальное дрянного качества, и им плевать, как там будет чувствовать себя их клиентура на территории соседнего города. Пусть, типа того, хоть все разом сдохнут, все равно к нам две области ездят за «товаром». Мысль уловил?

– То есть… Гхм… В общем, я так понял, что моя методика индивидуального подхода к пациентам вам импонирует…

– Но-но! Ты шибко-то не воображай. «Импонирует»! Скажем так: тебя спасает твоя аккуратность и некоторым образом, как ни странно, твоя глупость. Надо же – амбулаторный журнал… Хе-хе…

Андрей Иванович достал из сейфа папку с надписью «оперативное дело» и древний «Полароид».

– Ну-ка, сядь ровно. Улыбаться не надо – птичек не будет…

Через пару минут моя синюшная фотография с красными глазами (как у Терминатора в одноименном фильме) уже красовалась на чистой анкете, а передо мной на столе лежали формализованные бланки, которые, как я понял, надо будет сейчас же заполнить.

– Позвольте… А что мы собираемся делать?

– Писать явку с повинной.

– А разве вы меня не…

– Это обязательно. Страховочный материал.

– Страховочный… Эмм…

– Для меня страховочный. Я тебя отпущу безо всего, а ты потом отопрешься – знать не знаю, ведать не ведаю. Такое случается, так что надо подстраховаться.

– Понятно… А эти бланки зачем?

– А потом оформим тебя как сексота на подписке.

– Как кого?!

– Секретного сотрудника. Сокращенно – сексота. Я тебе уже и оперативный псевдоним придумал – «Бубка».

– Но почему…

– Фамилия – Прыгунов. Псевдоним, согласись, очень даже в тему. Гы-гы…

– Нет, я не то имел в виду…

– А что ты имел в виду?

– Эмм… Понимаете… Есть маленькая проблемка…

Тут я слегка напрягся. В нашем городке, осененном высоким покровительством и недреманным оком Первого отдела, к такого рода сотрудничеству отношение несколько специфическое. Дело в том, что многие тутошние уважаемые люди либо происходят из семей, где кто-то занимался наукой, сидючи в лагерях, либо сами вышли из печально знаменитой Шарашки.

В общем, это дело у нас на обывательском уровне как минимум не приветствуется. Если моя мать – интеллигент старой школы – вдруг узнает о том, что ее сын – сексот… Гхм… Ей будет стыдно смотреть в глаза друзьям, коллегам и просто знакомым!

– Ага… На совесть пробило? – Андрей Иванович, все так же мило улыбаясь и ничуть не изменившись в лице, вдруг выдал: – Интеллигенция вшивая. Гнилье пакостное…

– Простите?!

– «Проблемка», видите ли, у него! Угу… А ты, оказывается, не только тупой барыга. Ты еще и по жизни полный тормоз!

– Да что случилось-то?!

– Случилось так, интеллигентик ты мой лоховатый, что у тебя просто нет выбора. А ты, сволочь, не понимаешь этого!

– Андрей Иванович…

– Он еще и сомневается! С совестью, бл… такая, сверяется! Думает, сволочь, как это будет вязаться с его моральными принципами! Героином торговал – совесть не мучила?

– Зачем вы так, Андрей Иванович?

– Короче, я тебя уговаривать не собираюсь. У тебя выбора нет – заруби это себе на носу. Вернее, есть, но только такой: или тюрьма – или сотрудничество. Третьего не дано.

– Но почему вы…

– Рот закрой, сволочь! Я тебе даже час на размышление не даю. Прямо сейчас берешь ручку и начинаешь заполнять бумаги. Считаю до десяти, потом сажусь и оформляю дело. Раз!

– Ну что за глупости, Андрей Иванович?! Что вы со мной, как с нерадивым ребенком?

– Два!

– Ну просто бред какой-то… Вы еще секундомер возьмите…

– Три!

– Ну все, все – уже пишу!

– Да я и не сомневался. Ты хоть и тупой барыга, но взгляд у тебя вполне осмысленный…

– И на этом спасибо.

– …как у той старой суки, которая вполне осознает, что ее везут на живодерню.

– Андрей Иванович!

– Не нравится? Не тормози, и оскорблять не буду. Пиши давай, что неясно – спрашивай.

– Пишу…

Ну вот. Так я и стал сексотом…

* * *

Сразу оговорюсь: денег Андрей Иванович у меня не брал. И для первого знакомства наказал довольно мягко: изъял оставшиеся в усадьбе Люды пятьдесят грамм разбадяженного порошка и все деньги, что Люда выручил за день и не успел сдать мне.

Как он зарабатывал деньги – я в курсе. Но темы это не касается, поэтому распространяться не буду.

Дав подписку о сотрудничестве, я был отпущен восвояси вместе с Людой и своим амбулаторным журналом. Копию, впрочем (с журнала, а не с Люды), Андрей Иванович снял: сфотографировал своим страшным «Полароидом», а на всякий случай еще и отксерил.

Люда отнесся к этому «забавному приключению» крайне легко. То ли не сомневался, что все закончится благополучно, то ли ему действительно глубоко до лампочки. Впрочем, в тюрьму он не хотел:

– Нашему брату без поддержки в неволе трудно. Особенно попервости, пока не освоишься да не наведешь мосты насчет бесперебойного снабжения ширевом…

Некоторое время я напряженно выжидал, когда же меня начнут вовлекать в полную смертельного риска оперативную работу, которая потребует мобилизации всего моего творческого потенциала. Думаю, не надо объяснять, каковы были мои представления об этой самой оперативной работе. Про тяжкий труд сексотов и разных агентов под прикрытием я только читал книги да смотрел кино.

– Ты там не умер, Бубка? – спустя неделю позвонил мне Андрей Иванович. – Притих чего-то, не слышно, не видно тебя. Работать когда собираемся?

– Да я всегда… Я готов… Вы скажите, что надо делать, я тут же займусь…

– Ну ты странный! Что значит – «скажите»?! Ты там на месте сам смотри, чем можешь быть полезен.

– А чем я могу быть полезен?

– Да, тяжелый случай… Я же тебе сказал, кто меня интересует. Попытай этак ненавязчиво свою клиентуру – кто чем «мажется», да где берут, помимо тебя. В плане того, как там поживают конкуренты, можно ли их перебить…

– «Перебить»?!

– Ну, в смысле, потеснить с рынка! Чтобы, типа того, в твоем районе брали только у тебя. Это будет наглядно и подозрений не вызовет – зачем интересуешься. Давай, не пропадай…

Вот так. Оказывается, я сам должен проявлять инициативу и искать себе приключения на седалищный нерв.

Пытать никого не стал, просто сказал Люде:

– Пришло время платить за свободу. Нам нужна любая информация о торквеловских, которой располагаешь ты и твои камрады.

– Записывай!

И Люда, благостно улыбаясь, продиктовал список всех «ног», которых знал, а также дилеров, которых знал лично или слышал что-то о них, адреса, «явки», кто и что конкретно продает.

С этим списком я на крыльях оперативного рвения полетел к Андрею Ивановичу.

– Угу… – бегло глянув на список, Андрей Иванович зевнул. – А есть что-нибудь конкретное?

Оказывается, он в курсе всей этой обстановки. Знает всех в лицо, где живут и кто чем занимается.

– Интересно… Ну а чего тогда вам еще надо? Арестуйте их, и вся недолга…

Оказывается, это нереально. Для организации полноценной «наружки» только лишь за одним торчком, который за дозу работает на барыгу и, гордо именуясь «ногами», таскает ширево своим собратьям, не хватит всего штата тутошнего отдела ФСКН! А «ног» этих в городе – что собак нерезаных, живут и носят дурь они неупорядоченно, можно сказать, хаотично и непредсказуемо.

– Понятно… И что вам нужно?

– Отвечаю. Мне нужна конкретная «наводка»: когда и где «ноги» берут у барыги дурь. Требование: дури у барыги должно быть больше, чем на десять разовых доз по классификатору. То есть чтобы можно было смело хватать и заводить дело.

– Кхм… И как вы себе это представляете? Дать телефончик барыге: звякни, родной, когда у тебя при себе будет двадцать доз?!

– С иронией у тебя все в порядке. Со смекалкой – проблемы.

– Ну, объясните.

– Объясняю. Ваш тандем, ты и Зверев – случай нетипичный. Ты привозишь порошок, прячешь, часть выдаешь Звереву, к нему идут торчки, покупают и уносят. Или тут же сразу и колются.

– Верно.

– Да еще бы неверно. Хм… Прячешь порошок, кстати, там же, в усадьбе Зверева. Не боишься?

– Мы с самого детства дружим. Я ему доверяю.

– Ну-ну… Так вот, Зверев у тебя – не «ноги», а скорее менеджер.

– Почему?

– Потому что «ноги» – ходят. И носят. Наглядный пример: в парке у тубдиспансера сидит Химик – погоняло такое, вроде газетку читает. Имеет при себе 0,9 грамма порошка, за это не сажают, ты в курсе. По классификатору это девять разовых доз, а на деле с такого веса только-только двоим в «системе» торкнуться. Потому что порошок у них – дрянь. Подходят торчки, берут. Химик скинул порошок, пошел, еще 0,9 взял. Так это и работает. Вот это – «ноги».

– А он к дилеру ходит?

– Да ну, брось ты – к дилеру! Барыга сидит в Торквелове, выдает Химику на день по десять грамм, Химик прячет, где ему в голову взбредет, и носит помаленьку.

– Нас интересует момент, когда дилер дает Химику дневную партию?

– Точно. Вот этот самый ключевой момент… Короче, не думаю, что Химик ежедневно ездит в Торквелово.

– Почему?

– Потому что у каждого основательного барыги как минимум пять-шесть, а порой и около десятка приторченных «ног». То есть больные, по сути, люди, в дороге с ними может случиться что угодно. Нельзя их с товаром посылать. Я себе это так вижу: барыга едет сам, на своей машине, у него везде все пробито и подвязано, его никто не тронет. Назначает место, «ноги» туда подтягиваются, ждут. Барыга подъезжает, отоваривает их, забирает выручку за вчерашний день и убывает восвояси. Вот такая схема.

– Откуда вам известна эта схема?

– Тот барыга, которого мне удалось посадить, работал именно так. Не думаю, что за это время что-то принципиально изменилось.

– Но если они провалились на этой схеме, должны по идее что-то менять…

– Да брось ты! «Провалились»… Его свои же «бароны» сдали. Крысятничал он, они знали, но за руку поймать не могли. Больно ловкий был товарищ. Вот и сдали – чтобы я, как мне видится, малость поуспокоился да не ломал их тихую идиллию.

– Извините…

– Да?

– Гхм… Не хочу вас обидеть, но… Вы говорите так, словно представляете для них опасность. Это ведь мафия…

– Я тоже не один работаю, – Исаев сказал это уверенно, как человек, знающий себе цену, – за мной стоят люди. Понимаешь, о чем я?

– Понятно… Значит, вам нужна явка?

– Нравится шпионская терминология? Хм… Ну, пусть будет явка. Короче говоря, мне нужно место, где барыга раздает товар «ногам». И время. А беда в том, что у них куча таких укромных местечек и они каждый день «забиваются» встретиться на новом. Страхуются, короче.

– Да уж… Надо будет продумать способы. Думаю, это будет непросто.

– Непросто? Ха! Это будет единственно возможно только в том случае, если вам удастся перевербовать кого-то из «ног» одного из торквеловских барыг. И – никаких других способов. Даже и не пытайтесь. Только время потеряете да спугнете еще ненароком.

– Перевербовать?! В каком плане?

– Да, Бубка, еще раз убеждаюсь, что со смекалкой у тебя нелады. Намекаю: у тебя хороший порошок.

– И?

– У торквеловских против твоего – полный отстой. Слабый, хрен знает с чем мешанный – постоянно травятся с него. Но твой дороже. Твой грамм – восемьсот, у торквеловских – пятьсот. Поэтому, кстати, вы пока не схлестнулись. Ты не перебиваешь им рынок. У вас берут только знакомые Зверева, и то не все, а те, которым эта цена по карману. Получается небольшой замкнутый кружок.

– Так… Нет, я все понял, но… что-то не понял…

– Вот ты тормоз, Бубка. – Андрей Иванович сокрушенно вздохнул. – Поболтай на эту тему со Зверевым. Может, вы попробуете прикормить пару-тройку «ног» своим хорошим порошком. Ради такого случая можно малость упасть в цене, чтобы люди к вам потянулись…

Я обсудил этот вариант с Людой.

– Да запросто! – блаженно улыбаясь, заявил Люда (уже и не помню, когда в последний раз видел его не под кайфом). – Но… Тогда мы вступим в конкретную конфронтацию с торквеловскими. Нам оно надо?

– Предлагаешь забить на Исаева? Идея – дрянь. Озвереет и опять арестует. Теперь уже навсегда. Нам оно надо?

– Да ладно, если надо – сделаем. Какие проблемы? Но ты будь готов. Просто так, без последствий, это не прокатит.

– Всегда готов…

Так. За три… нет, даже за два дня Люда безо всяких хитростей и уловок прикормил сразу троицу чужих «ног». «Ноги», обратите внимание, были от разных барыг! То есть мы, выражаясь языком Андрея Ивановича, взяли в оперативную разработку сразу трех дилеров.

Гиганты. Весь местный отдел ФСКН за год поймал одного дилера, а мы с Людой – нате вам!

Тут нюанс: эти хлопцы хорошо знали Люду, для них он был свой. Публика эта весьма недоверчивая, «стремаются» по любому поводу. Вряд ли они пошли бы на контакт с чужим – каким-нибудь опером, допустим. Тем более в таком небольшом городе, как наш.

Люда угостил отобранных для вербовки хлопцев нашим порошком, те «конкретно заторчали» и выпали в осадок. Вот так ни фига себе! Есть, оказывается, счастье на этом свете (все познается в сравнении: после торквеловской гадости, естественно, наш «999» показался им манной небесной).

– Ну а какие проблемы, камрады? – поставил вопрос Люда. – Берите у нас и носите, как раньше делали. Десять грамм бадяжьте на одиннадцать, один – ваш. Пойдем на уступки широкой публике, грамм будете сдавать по семьсот. Ничего не меняется: даже с тем, что вы помешаете, два наших грамма по силе эквивалентны трем торквеловским. Считайте, три по пятьсот – полторы, два по семьсот – тысяча четыреста. То есть по цене плечо в плечо встанем. А уж про качество и говорить не стоит: небо и земля.

– Хорошее дело, – одобрили «ноги». – А что с нашими барыгами?

– Да сдадим их в утиль, на фиг. Хватит, побаловали – и будя…

Вот этот пункт, как и следовало ожидать, вызвал массу нареканий и поверг камрадов в тягостные размышления. Люде стоило значительных усилий, чтобы убедить объектов вербовки: об их неблаговидном поступке никто и никогда не узнает. «Ног» хватает, поди угадай, кто сдал.

– Мы будем у вас брать, а другие – нет, – высказал один из вербуемых трезвую мысль. – Ну и влет вычислят, кто сдал.

– Ну… Остальные тоже будут у нас брать, – неожиданно осенило Люду. – Так что вот именно этот пунктик пусть вас не заботит.

– Лады, – одобрили камрады. – Хватит «ставиться» всякой гадостью, даешь чистый продукт! Идем всей кучей под вас, банкуйте. Только вы того… Будьте готовы. Торквеловские просто так это не оставят…

Эта плодотворная идея Люды была для меня полной неожиданностью.

Я обругал его последними словами, попричитал сколько положено, получил полную информацию по специфике и тут же забился с Анваром на «экстру». Прошу прощения, это идиотская специфика влияет: конечно же – просто договорился с Анваром о внеплановой срочной встрече.

Встретились, объяснил ситуацию. Привирать ничего не стал (а что-то еще пожить охота), рассказал все как есть. Пойман с поличным, отпущен под подписку, нужно отрабатывать право быть свободным.

– А я тебе говорил: недолго будешь сам на сам развлекаться, обязательно кто-нибудь прилепится.

Теперь возникла такая ситуация: есть возможность при помощи ретивого начальника отдела одним заходом подмять под себя солидный кусок черноярского рынка наркоторговли. То есть, если изъять из оборота троих торквеловских дилеров, а их клиентов взять под себя, все правобережье Черного Яра по факту будет нашим! Но последствия могут быть очень нехорошими: вплоть до кровопролитной войны с торквеловскими.

– Сколько один «нога» за сутки продает? – насчет «войны» Анвар как-то даже и не отреагировал, а целиком сосредоточился на «солидном куске».

– До десяти грамм – их. Нашего, следовательно – шесть-семь грамм.

– Почему так?

– У них слабее.

– А, понятно. Но мы же дороже продаем. Может, не так хорошо будут брать.

– Будут. Считаем три их за два нашего, падаем до семисот за грамм, по факту на выходе получается два грамма нашего хорошего на сто рублей дешевле трех грамм их дрянного. И гарантированно никто не траванется, это они уже опробовали.

– Ай, молодец! – Анвар, похоже, не на шутку обрадовался – глазенки сразу заискрились, ручки начал потирать. – Сколько «ног» у одного торквеловского барыги?

– Минимум пять. Минимум.

– Пять «ног» – по шесть граммов за день. Тридцать. Три барыги по пять «ног» – девяносто граммов за день. Это брат, почти что твоя пятидневная норма!

– Да, получается резкий прирост интенсивности продаж.

– Какие умные вещи говоришь, э! Ты один за пять дней сдавал сто. А теперь, с этими «ногами», будешь сдавать больше полкило!

– Гхм… Тут есть проблемка…

– Торквеловские?

– Да.

– Ну, это просто. Их дилеров посадят, вашим нарикам чем-то ширяться надо? Надо. Мы дадим им, чем ширяться. И лучшего качества.

– Они новых дилеров пришлют.

– Пришлют – а все уже, место занято! «Ноги» уже наши. И клиенты тоже наши.

– Не думаю, что они просто так уступят нам этот фрагмент рынка.

– Мы у них последний кусок хлеба не отнимаем. Я про них все знаю, у нас есть совместные дела. Они всю Тверскую область и половину Московской кормят. Основной оборот – трава, «пластилин», химия и ханка. Чисто героином торгуют немного, потому что в основном у них покупают бедные люди, у которых нет денег на героин. А у вас там профессура, академики и студенчество – вообще не их рынок. Все эти категории в основном едят импортные дорогие вещи: ЛСД, «экстази», кокаин. Так что, вот эти полкило за неделю – за них никто даже не почешется.

– Ну, не знаю, тебе виднее.

– Нет, если проблемы возникнут – я с ними все решу, ты не волнуйся. Они не станут с нами ссориться из-за этого, я говорю, у нас есть большие совместные дела. А если этот твой опер хорошо дилеров посадит – так, что отмазать не сумеют, а потом и новых дилеров так же ловко повяжет… Тогда вообще ни с кем договариваться не придется.

– Ну так что, заниматься этим?

– Обязательно, дорогой. Все бросай, занимайся. Ежеминутно держи меня в курсе, если что – звони сразу…

Деталями утомлять не буду, сообщу результат. За неделю товарищ Исаев с нашей подачи «принял» троих дилеров. «Принял» правильно и грамотно, а тут еще какая-то кампания по стране катила – пару-тройку каких-то вроде бы покровителей наркомафии показательно травили (наверно, пожадничали, делиться не пожелали), – так что «отмазать» этих дилеров никому не удалось.

«Ноги», с которыми мы договаривались, сразу перешли под нас, а за ними и остальные, с которыми не договаривались. И вербовать никого не пришлось: оставшиеся без хозяев «ноги» быстро навели «мосты» и в добровольном порядке попросились к нам под крылышко.

От торквеловских, конечно, приезжали, пытались наладить разрушенную сеть и мгновенно вышли на нас. Задали ряд процедурных вопросов: от кого торгуете, под кем ходите, с кем дружите и так далее. Сослались на Анвара – все вопросы к нему.

Больше никто не приезжал и вопросов не задавал.

Таким образом мы буквально за неделю забрали под себя все правобережье Черного Яра. Не бог весть какой контингент – едва ли две сотни, но все же. Левый берег традиционно остался за торквеловскими. Это ведь у нас на правом – «Силиконовая долина», университет и вся прочая интеллигенция. А у них там ЧМЗ (черноярский машиностроительный), «Риф» и прочие предприятия промышленного обеспечения. Короче, рабочая окраина, которая традиционно «мажется» ханкой и прочими недорогими гадостями, а по большей части со страшной силой «синячит». Бухает, то бишь.

Андрей Иванович был доволен: статистика овердозов резко пошла на убыль, торквеловские так же резко потеряли к нашему берегу интерес. Анвар все-таки решал с ними вопросы, это он потом мне сказал.

Анвар тоже был доволен – шутка ли, разом расширил рынок в пятикратном размере, не прилагая к этому никаких усилий. Сказал, чтобы я переговорил с Исаевым: не желает ли встретиться, обсудить перспективы…

Я передал его предложение. Андрей Иванович отреагировал в присущей ему манере:

– Больно много чести будет для какого-то урюка – со мной встречаться. Ну, разве что поцеловать меня в попку за то, что рынок ему освободил. Если он этого хочет, передай – пусть приезжает…

Я ничего передавать не стал, просто сказал – не хочет. Анвар пожал плечами: вольному воля, я ему хотел денег предложить за хорошее дело.

Вот так мы и зажили, счастливо и весело. За год я купил себе машину, однокомнатную квартиру, переехал от матери, сделал евроремонт, обставился с ног до головы…

А Люда забил тромбами вену под правой коленкой и перешел на резервную лодыжку.

* * *

После похорон я взял литр, поехал к Люде.

– Мне по фигу, есть у тебя в планах ремиссия или нет. Но сегодня я собираюсь напиться в хлам. Один я не пью, так что делай выводы…

Люда с пониманием отнесся к проблеме, шуганул парочку студиозусов, приторчавших на веранде, рядом с калиткой повесил на штакетник драный носок (тайный знак – товара нет), достал из холодильника банку огурцов и приступил к жарке безразмерной яичницы с салом и зеленым луком.

Только сели, опрокинули по рюмке за упокой – вдруг тихонько заскрипела входная дверь.

– О! – Люда удивленно хмыкнул. – А ты кто?

Смотрю, в дверях стоит угрюмый, коротко стриженный товарищ, среднего возраста, невысокий, но на диво объемный. Про таких говорят: «Проще перепрыгнуть, чем обойти».

Стоит и смотрит. Взгляд его мне не понравился: смотрел так, словно это он был здесь хозяином, а мы с Людой без спросу и без стука вломились в его хату.

– На калитке, между прочим, звонок есть, – сурово заметил я незваному гостю и выразительно посмотрел на Люду – ты хозяин или где?!

– Не хами, Бубка, – незваный гость, криво ухмыльнувшись, без спросу взял стул, сел за стол и кивнул Люде: – Наливай.

Я в ступоре. Челюсть до колен, аналитическое устройство работать отказывается. Хорошего живописца сюда – и запросто можно брать с меня эскиз на тему «Пит здесь подкрался незаметно».

Люда с готовностью метнулся, приволок стакан (у него на кухне жуткий бардак, нормально посидеть за столом можно только в зале).

– Спидные из него не пили? – деловито уточнил незваный гость, осматривая стакан на свет.

– Спидных не держим, – заверил Люда. – У нас даже с гепатитом никого нет.

– Молодцы, – похвалил незваный гость. – Наливай… Ну, пусть земля будет пухом…

Выпили. Закусили. Пауза. Вернее – зловещая пауза. Чего думать, даже и не знаю…

– Я новый начальник отдела, – увесисто заявил наш гость. – Собакин моя фамилия. Григорий Ефимович. Теперь вы автоматически переходите под мою эгиду.

– Я дело собственноручно сжег, – зачем-то начал запираться я – безо всякого повода, просто вдруг такой стих нашел, не понравился мне этот толстун, и все тут! – У вас на меня ничего нет. Так что, никуда мы не переходим. И вообще, вам не кажется, что вы адресом ошиблись?

– Я просил не хамить. Не люблю повторяться, – Собакин вдруг повел плечами и…

…без замаха долбанул мне в лицо тыльной стороной кулака.

Шлеп! Получилось весьма увесисто: я опрокинулся вместе со стулом и на миг утратил способность к мироощущению. Во мгле передо мной рассыпались снопы белых искр, какие-то расплывчатые багровые протуберанцы плавали и набухали…

Спустя секунду я услышал звук оплеухи и болезненное «Ай!», завершившееся глухим стуком. Друг не бросил в беде, заступаться полез. Зря, друг. У такого бугая шибко не забалуешь.

Помотав головой, я кое-как восстановил функции восприятия и ощупал лицо. Нос цел, но «очки» обеспечены. Я очень не люблю Собакиных. Никогда ранее не встречал их, но теперь знаю: это плохая фамилия.

Люда сидел на полу и прикрывал голову руками.

– Ну что, голуби? Будем общаться, или мне придется постоянно лечить вас от хамства?

Ага, с Андреем Ивановичем знаком, «голуби» – это его.

– Общаться, – не раздумывая, решил я.

– Ну и ладно, – одобрил Собакин. – Приведи себя в порядок, прокатимся.

– Куда? – осторожно поинтересовался я, наблюдая за могучими кулаками гостя.

– В отдел. Да ты не дрейфь, арестовывать я тебя пока не собираюсь. Просто надо перетолковать по теме. И бить тоже больше не буду. Веди себя культурно – и обойдемся без этого…

По дороге в отдел Собакин доходчиво объяснил мне, почем за рыбу деньги и как бледно я буду выглядеть, если не проникнусь серьезностью ситуации.

– Андрей Иванович был мужиком. Сказал – сделал. То есть никаких писулек у нас на тебя нет, это ты правильно подметил…

Тут резонно было спросить, откуда, в таком случае, он знает мой оперативный псевдоним и вообще, почему в курсе, что есть такой сексот – Бубка.

Собакин намеренно выдержал паузу, давая мне возможность задать глупые вопросы.

Я молчал. За год общения с Андреем Ивановичем кое-чего нахватался, представление о процессе имею.

Если такой опытный опер, как Исаев, говорит, что его скоро шлепнут, это не просто измышления пьяного ботаника. Значит, чуял, что обложили. Следили, по всей видимости, слушали-писали, «маяки» лепили. Да и шлепнули, скорее всего, свои же. С кем-то профиль не поделил или дорогу перешел. Это умозаключение на основе практического опыта: год назад он «принял» разом троих дилеров, за прекращение дела предлагали деньги – отказался, посадил всех троих. «Бароны» его не тронули, хотя имели все резоны. Потому что не по просто так, по своей инициативе, он куролесил, за ним, как он сказал, «люди стояли».

А сейчас – что называется, на ровном месте, без всяких громких арестов и прочих дел – и нате вам…

Однозначно – свои. Может быть, подмели вот под этого самого толстяка, что без раздумий пускает в ход кулаки. На похоронах, кстати, его не было…

– …но ты парень не дурак, сам прекрасно понимаешь… – Собакин, не дождавшись глупых вопросов, похоже, слегка меня зауважал. – Работать без оперативного прикрытия тебе будет сложно. Точнее, вообще никак не будет. Все по тебе известно, даже пасти тебя не надо. В любой момент возьмем с порошком и посадим.

– Что я должен буду делать?

– Ничего особенного. Как работал с Андреем Ивановичем, так и со мной будешь. Только теперь ты будешь не «на подписке», а «на доверии»…

Итак, мой оперативный статус изменился. Теперь я сексот на доверии. Прошу любить и жаловать…

В кабинете Андрея Ивановича все осталось по-прежнему. Собакин даже аксессуары на столе не поменял.

Невольно пришло на ум: быстро они… Человека только что не стало, а на его место тут же назначили другого. Обычно какое-то время проходит, выставляется вакансия, подыскивают кандидата…

Ну точно – свои. Может, вот этот самый толстяк его и…

– Садись, черти. – Собакин дал мне бумагу, тонкие фломастеры и офицерскую линейку.

– Чего чертить?

– Схему распространения.

– Эмм… Я думал, вы в курсе всего…

– Я в курсе всего. Но у меня есть одна мысль. Я хочу, чтобы ты подтвердил либо опроверг ее. Черти покрупнее, чтобы в фигурах писать можно было.

Начертил. В самом верху, посредине, большой круг (пустой), от него стрелка вниз, кружок поменьше – я, от меня куча стрелок к треугольникам. «Ноги», стало быть. Вот и вся схема. Зачем бумагу портить – непонятно.

Собакин взял фломастер, вписал в большой кружок «Анвар». Сбоку от моего кружка пририсовал прямоугольник, написал в нем «Зверев», соединил нас красной линией. Затем достал из кармана блокнот и, сверяясь с ним, аккуратно вписал в треугольники «погоняла» моих «ног». Пришлось ему дорисовывать два треугольника, я ненароком обсчитался (это новые «ноги», просто светить их не хотел, думал, про них никто не знает).

Закончив графические работы, Собакин спрятал блокнот, скрестил ручищи на груди и выжидающе уставился на меня.

Я развел руками и покачал головой. Понял, не дурак: все знаете. Запираться нет смысла, будем работать.

– А дальше? – Собакин, оказывается, смотрел на меня совсем в другом контексте.

– В смысле – «дальше»?

– За «ногами» – что?

– За ногами? Клиенты. В смысле, наркозависимые. Вряд ли они вам интересны – это, скорее, уже по медицинскому профилю.

– Напротив. Как раз они-то меня и интересуют. Напиши, кто и где из твоих «ног» работает, в каком районе, количество клиентов, какой примерно контингент. Ну, социальный состав, к какому слою общества принадлежат и так далее.

Вот новости! Андрей Иванович никогда такими вещами не занимался. У него было железное кредо: «Бороться не с наркоманами, а с наркомафией. Наркоманы – больные люди, их лечить надо!»

– Я точное количество не знаю. Да и по составу, боюсь, могу лишь приблизительно…

– Ничего, пусть будет приблизительно. Изложи все, что знаешь. – Собакин поощрительно подмигнул мне. – Мне нужна вся информация, которой ты владеешь. В нашем деле все сгодится…

Я подумал: вряд ли это как-то навредит нашим клиентам. За употребление у нас не сажают, только за распространение. В общем, напряг извилины и за час изложил на бумаге все, что знал.

Собакин внимательно изучил мои каракули и стал задавать вопросы:

– Не понял… Что, возле университета никто не торгует?

– Нет. Возле университета, возле школ, рядом с дошкольными учреждениями и детско-юношескими секциями и кружками – не торгуем.

– Ну надо же! Кодекс чести, что ли?

– Да ну какой, на фиг, кодекс… Это было требование Андрея Ивановича. Сказал так: поймаю кого в этих местах, заведу за угол и шлепну без разговора. Против него никто идти не смел, боялись. Вот и не торговали.

– Круто, – уважительно заметил Собакин. – Вот это мужик был!

– Да уж, это точно…

– Так. Получается, у Зверева контингент – в основном из благородных семей? Интересно…

Да, получается. Люда у нас из семьи академиков. Родители от непосильного «физического» труда рано умерли (да просто старые были, Люда – поздний ребенок, брат гораздо старше его). Брат – физик-теоретик, лет двадцать как вкалывает за бугром. Квартира в Европе, квартира в Штатах, дом на Окинаве. Сейчас трудится в Японии, ежемесячно шлет Люде штуку баксов на пропитание. И практически все камрады Люды – из этой же среды. Он и живет-то в академическом дачном поселке.

– Да и у «ног» в клиентах практически никого нет из рабоче-крестьянского сословия. Угу… Студенты, интерны, сотрудники, инженеры… Гхм…

– Потому что у нас правый берег, – пояснил я. – Институтская часть. А работяги живут на левом берегу.

– Угу… – Собакин взял чистый лист, нарисовал круг и разделил его на две части. – Вот что у нас получается. Город у нас немногим более сорока тысяч. Делим на две части, примерно выходит в каждой по двадцать тысяч. Левый берег пока оставим, смотрим, что у нас на правом. А на правом у нас примерно две сотни торчков. Тех, что берут у тебя порошок. Так?

– Верно.

– То есть получается, что на двадцать тысяч жителей правобережья – всего двести наркоманов?

– Ну да, выходит так.

– Так это же прекрасная статистика! – Собакин вдруг обрадовался, словно эту статистику он сделал собственноручно. – Это же один на сотню. То есть всего один процент!

– Ну вы особо-то не обольщайтесь насчет процентов, – не без скрытого злорадства осадил я толстого оптимиста. – Двести человек, что я указал, это только те, кто систематически употребляет так называемые «тяжелые» наркотики. В первую очередь героин.

– И что?

– Как там у нас: «Если более пяти процентов нации – наркоманы, нация обречена на вырождение»?

– Ну да, есть такое… И что?

– Вынужден вас огорчить. Если посчитать всех, кто употребляет наркотики вообще, а не только лишь героин, статистика у нас получится просто ужасная. Это я вам как врач говорю.

– Да ты что? Серьезно, что ли?!

– Да ладно вам, сами, наверное, прекрасно все знаете. Почти все студенты поголовно глотают стимуляторы – ЛСД и «экстази» и курят травку, как простой табак. Профессура, вся местная богема и прочие, и прочие, которые побогаче – нюхают кокаин. Вот соберите все эти категории в кучу и приплюсуйте к жалкой кучке наших системных… Такая статистика получится – закачаешься!

– Да это я в курсе… – Собакин покачал головой и задумчиво уставился в мои каракули. – Ничего нового ты мне не открыл, однако… Слушай, друг Бубка…

– Да? – Друг – это уже хорошо. Как минимум бить не будут.

– А вот скажи мне, как ты думаешь… Какова опасность того, что эти категории, которые употребляют «легкие» наркотики… Ну, допустим, если оставить их безо всего этого…

– Что, где-то в верхах витает мысль перекрыть все каналы? Ну, это они зря – вы скажите им: ничем хорошим это не кончится.

– Почему?

– Физиология, батенька, физиология, – тут я совсем распоясался – почувствовал себя в своей тарелке. – Если человек привык регулярно получать какой-то кайф и его вдруг этого кайфа лишат, он непременно будет искать заменитель.

– И?

– Если разом перекрыть каналы доставки «колес», «марок» и «снежка» – чисто студенческо-профессорской забавы, поступающей к нам из Питера, все подряд перейдут на усиленное потребление травы, всякой дряни из амфетаминовой группы и производных опиатов. Тут Торквелово рядышком, если вы забыли…

– А если Торквелово перекрыть?

– Ну, не знаю. До сих пор никому это не удавалось.

– Ну, предположим – перекрыли. Дальше что?

– А мою сеть оставили?

– Ну да, предположим, что пока оставили.

– Все железно сядут на героин. Это к гадалке не ходи. То есть что есть, тем и будут трескаться, так уж устроен человечек. А поскольку привыкание к героину практически моментальное, вся эта ваша богема и студенчество очень быстро переедут в разряд «системных». А закроете мою сеть – будут клей нюхать и синтезировать в подпольных лабораториях отраву наподобие «белого китайца». Народных умельцев по этой части у нас – пруд пруди, так что… Короче, если вдруг такие мысли витают где-то там в верхах, вы посоветуйте: не стоит экспериментировать. А то ведь такую статистику получите – вся страна ахнет. Было двести «системных», станет две тысячи. А то и больше.

– Угу… – Собакин, налившийся багрянцем, машинально расстегнул верхнюю пуговку рубашки, нервно дернул кадыком и как-то странно посмотрел на меня. – Гхм-кхм…

– Что-то не так?

– Да нет, все нормально… Гхм… Когда, говоришь, тебе за товаром?

Вообще-то ничего такого я не говорил.

– А вам зачем? – осторожно уточнил я.

– Есть мысль встретиться с твоим Анваром. Перетолковать о перспективах совместной деятельности…

Опять новости! Андрей Иванович от такого рода общения всячески открещивался, а этот, не успел в права вступить и в ситуации разобраться – сам лезет.

– Ну… Гхм… Давайте, я позвоню, спрошу…

– Звони.

– Прямо сейчас?!

– А что?

– Эмм… Ну хорошо, давайте. Когда вам удобно?

– Мне без разницы. Пусть скажет – когда, подъедем с тобой, познакомишь. Только пусть он будет один. Не хочу, чтобы меня с ним кто-то видел.

– Понятно…

Я созвонился с Анваром. Голос у моего босса был какой-то странный, как будто его только что смертельно напугали.

– Что-то случилось?

– Это тебя не касается. Что хотел?

Я передал ему предложение нового куратора.

– Ай, молодец! – Анвар, похоже, слегка приободрился. – Давно бы так. Давай завтра, в одиннадцать утра, на Савеловском. Пусть не волнуется – буду совсем один…

Глава 6

Управление «Л»

С божьей помощью дело сдвинулось с мертвой точки. Начали потихоньку работать, как говорил незабвенный лидер – «процесс пошел».

Заборы сняли, загадочных товарищей из третьего корпуса (это и есть «отдел обеспечения») увезли. Куда и зачем – никто не знает. Просыпаюсь утречком, смотрю: заборов нет, люди с широкими лицами и в синих спецовках укладывают последние метры сетки в фуру, из третьего корпуса спецы таскают в первый ангар какие-то доски и ящики, четверо наших доходяг из НТО скромно ждут, когда спецы освободят вход – хотят занести свое оборудование…

На стоянке у нашего и соседнего корпусов появился транспорт. Возле нашего – четыре «Газели»-«технички» и несколько иномарок: неброские, недорогие, внешне вроде бы уже хорошо побегавшие. Опробовали. Работают как часы, все отлажено и пригнано. Кто-то подбирал, готовил, чтобы не выделяться из числа прочих в городе (а наверное, вот этот самый загадочный «отдел обеспечения»).

У корпуса спецов – три микроавтобуса «Тойота» и четыре внедорожника «Ниссан Патрол». Тоже на вид вроде бы побитые, латаные, а моторы рычат вполне зверски, заводятся с полпинка, с места прыгают. Разуваевские хлопцы резвились на площадке перед ангарами, выписывали виражи с заносами и на радость всей честной публике демонстрировали залихватские «полицейские развороты». Впрочем, резвились они недолго, вскоре Разуваев загнал всех в первый ангар оборудовать тренировочный полигон.

Нам выдали мобильники со «служебными» номерами (вроде бы с защитой от «прослушки» – но любой опер в курсе, что полной защиты в этом деле не бывает в принципе) и радиостанции. Насчет личного оружия сказали, что оно хранится в арсенале у спецов и по мере надобности его можно будет получить буквально за считаные минуты. Понятно…

В основном на первом этапе работало отделение розыска. Ничего оно не разыскивало, а просто активно добывало информацию. Молодежи у них было немного, в основном солидные на вид люди, и, как я понял, дело свое они знали. К исходу первой недели с начала работы у нас уже был вполне отчетливый абрис местной ситуации по обороту наркотиков, имелся приблизительный круг лиц, участвующих в этом обороте, и массив данных для работы. Вечером мое отделение собиралось у них в оперативном зале, и мы совместно с розыскниками разбирали, что удалось им добыть за предшествующие сутки. Нарабатывали базу. Да, из «розыска» присутствовали обычно человека три-четыре. Остальные дежурили на «прослушке» и в «наружке» (в наблюдении).

Днем мое отделение в полном составе на несколько часов прикомандировывалось к спецам. Разуваев обучал нас работать в коллективе (парами, тройками и всей кучей сразу) в режиме «адреналина» и в таком же режиме палить из разных видов стрелкового оружия, а также пользоваться холодным оружием и подручными предметами.

Надо вам сказать, тяжелые это были тренировки, хоть мы все молодые и крепкие. Поначалу я был жутко недоволен: зачем оперов гонять по программе спецназа?! Они этим годами занимаются, а мы вот-вот начнем активно работать, за неделю-другую все равно ничего путного из этого не выйдет…

Потом кое-что понял и смирился.

Одного парня из своего отделения я знаю, доводилось по работе встречаться. Такой же, как и я, звезд с неба не хватает, «серенький», скромный… Но – тоже «ворошиловский стрелок». Несколько раз за недолгий период службы применял оружие, и, по-моему, раза три – наповал.

Остальных не знаю, но все у меня как на подбор: жилистые, крепкие, молчаливые, тихие, скромные… Тренировки показали – все хорошо переносят нагрузки и боль и все неплохо стреляют. Даже крепко покувыркавшись, нахватав плюх от разуваевских садистов и побегав под завывание турбины, показывают стабильный результат…

Ага, вон оно что… Ну-ну… Не понял только, почему именно мы… У нас же спецназ есть! И вообще, поначалу я думал, что разными щекотливыми делами будет заниматься загадочный «отдел обеспечения». Зря, что ли, на них шапочки натягивали? Ну ладно, посмотрим, что из этого получится…

Больше всего из тех тренировок мне запомнилась «виолончель». Это Разуваев так ласково обозвал авиационную турбину. В тот же день, как убрали заборы, нам привезли несколько фур с кучей всякого хлама для полигона, и в числе прочего – авиационную турбину. Жуткая вещь, я вам скажу. Врубают эту турбину – и такой страшный рев стоит, что можно не только из обычного оружия стрелять, но, пожалуй, из гранатометов садить залпами. Турбина все глушит. А уж на нервы действует – я те дам! Вибрация, глухота, полная дезориентация. Поначалу, пока не привыкнешь, не то что стрелять по мишеням – непросто даже понять, что от тебя хотят вообще!

Думаю, для окружающих все вполне естественно: новое «КБ» занимается какими-то техногенными разработками. Тут, я заметил, таких звуков в округе хватает: частенько сирена орет истошно, как на учениях гражданской обороны, что-то завывает в разных местах наподобие нашей «виолончели», а то и помощнее, по ночам какой-то загадочный мелодичный звон раздается, странные выхлопы слышны, наподобие этаких «мягких» взрывов, при этом ощутимо потряхивает, как при подземных толчках, по небу разноцветные сполохи скачут…

Вообще, интересное здесь место. Постоянно какие-то чудеса творятся. Правильно придумали именно в этом месте расположить нас: тут можно запросто дивизию спрятать, не то что там какое-то управление численностью едва ли в сотню лиц…

По выходным наше отделение осваивало «землю».

Тут следует сказать об особенностях, которые упоминали управленцы при ознакомлении нас с местной спецификой.

С понедельника до вечера пятницы Черный Яр как будто вымирает. Все взрослое население, не работающее в «закрытых» учреждениях, уезжает на заработки в Москву. Зато вечер пятницы, суббота и воскресенье здесь – столпотворение. Волга, лес, огромное водохранилище – настоящее море, берегов не видно, с многочисленными укромными островками, великолепными песчаными пляжами и заводями. Короче, маленький летний курорт всего в ста километрах от столицы. Скажу для примера: тут с некоторых пор проводят чемпионат мира по водным видам спорта, так что делайте выводы. Как только Черный Яр «распечатали», москвичи тут же быстренько распробовали, как здесь все здорово, и повадились ездить сюда толпами. Многие за бешеные деньги снимают у местных квартиры на три летних месяца, устраивают себе что-то типа «шорт-тура». Местные гостиницы летом ориентированы исключительно на отдыхающих, работают в режиме курортных пансионатов, также исправно функционируют несколько домов отдыха, располагающихся в живописных местечках.

В общем, по выходным можно было спокойно работать, не утруждая себя «легендами». Разъезжай, где не перегорожено, знакомься с обстановкой и снимай, что пожелаешь, на видеокамеру. Где надо, стоят КПП и шлагбаумы, и все скрыто в густом лесу, так что лишнее снять не получится при всем желании.

Мы ездили по городу, отрабатывали оперативное взаимодействие, знакомились с местностью и достопримечательностями. Разделились так: три пары, три машины, плюс я – тоже на машине, но в связке с начальником отдела. Доценко хорошо знал город, ездил со мной, все показывал и объяснял.

Не знаю, почему Доценко катался со мной. Я изначально предложил такое деление: три рабочие пары и отдельно я – «основной», координатор. В таком составе удобно работать: вести «объект», чередуя машины, прикрывать «основного» при контактах с контингентом и так далее. Опер в обычном порядке на своей «земле» вообще, как правило, работает один, на свой страх и риск, три обеспечивающие пары – это предел мечтаний.

Доценко с таким раскладом согласился, но сказал, что на первых порах он меня малость «постажирует». Как будто бы я и сам не справился…

Черный Яр мне понравился. Красивый и тихий провинциальный городок, как будто застрявший в суровой эпохе сталинизма. Все здесь было сделано добротно и прочно, на века. Строили его, когда у страны было полно денег и на масштабные проекты не жалели средств. Повсюду сохранились лозунги из серии «Мирный атом – в каждый дом» и «Атом – не солдат, атом – рабочий». Теперешнее руководство города, неумело пытаясь заниматься коммерческим туризмом и строительством, палец о палец не ударит, чтобы поддерживать в порядке все, что им досталось в наследство от эпохи великих свершений. Набережная облицована великолепными гранитными плитами, от долгой неухоженности по стыкам проросла трава, кое-где плиты совсем сползли в воду. Огромный прибрежный парк в полном запустении, фонтаны, выложенные дорогущим разноцветным мрамором, не работают, фонари примерно через один выдраны с корнем, аллеи заросли. Спасибо, мусор убирают – столичные туристы жалуются, не дают совсем впасть в анабиоз.

Да, мусор убирают – но в девять утра, когда уже все гуляют и любуются видами. Лень встать пораньше. И вообще, все здесь существует в этакой меланхоличной полудреме. Любимая присказка местных – «Спокойнее, куда вы торопитесь?», обращение к незнакомцу – «товарищ». «Товарищ, это ваш „Лексус“ на аллее стоит? Уберите, мне тележку с мусором надо провезти. Нет, вы мне не советуйте, когда мне вставать и во сколько начинать мести – у меня на это начальник ЖЭУ есть. Вы просто машину уберите, и все…»

Ни одного живого профессора или просто физика-теоретика не видел (они, говорят, отдыхают так же закрыто, как и работают, тут для этого полно укромных местечек), зато вся местная прислуга ведет себя так, будто это именно они двигают мировой прогресс вширь и вглубь. На москвичей смотрят свысока, с ленивой спесью, обслуживают в магазинах так, словно делают великое одолжение, жалобных книг тут нет в принципе. Вообще на всех, кто не принадлежит хоть каким-то боком к научно-исследовательской касте, смотрят как на людей третьего сорта. Поневоле вспоминается классик: «…сами хозяева были милейшими людьми, но вот их прислуга… Ох и лютые же лакеи были у графьев Шереметевых…».

Вот такой славный городишко. Обидно, что совсем рядом со столь благодатным местечком (а по совместительству – величайшим наукоградом России) располагается Торквелово – величайшая наркодеревня России. Но ничего, бог даст, мы это дело вскорости поправим…

* * *

К концу первого месяца работы мы уже имели на руках практически полный расклад по всем коллизиям местного наркорынка.

Левый берег (так называемый «рабочий» район) прочно держали торквеловские. Никакой более-менее отчетливой системы рынка здесь не было, царил полнейший бардак и хаос, и удалось выявить только одну закономерность: вся «дурь» на левый берег приходит из Торквелова, других поставщиков нет (да и не нужны они), и все, что там имеет спрос, – дешево и отвратительного качества. Одно слово – отрава.

Работать в бардаке и хаосе всегда труднее (нет единой системы – придется работать с каждой отдельной составляющей этого хаоса). Поэтому для начала мы сосредоточились на правом берегу (институтская часть и «Силиконовая долина»).

В этом районе можно было наблюдать прямо противоположную картину. Здесь в полном объеме присутствовала классическая рыночная система с тремя дилерскими сетями, во главе которой стоял… только не надо падать в обморок… короче, здесь всем рулил начальник местного отдела ФСКН Андрей Иванович Исаев.

Сразу хочу внести коррективы. Не следует считать Исаева этаким злым гением и вообще исключительной личностью. Несмотря на кажущуюся значимость, он просто винтик, деталь отлаженной системы. Но он – активный винтик.

Я вам так скажу, по собственному опыту: среди оперов и сотрудников вообще есть две категории – активные и пассивные. Есть процесс – торговля наркотиками. Ты можешь пробовать что-то изменить, если приставлен для этого государством, но процесс все равно будет идти. Потому что у нас система такая: есть больные люди, наркоманы, есть мафия, которая на их наркозависимости делает огромные деньги, покровители мафии (вообще, на мой взгляд, ненужный термин – это просто те же мафиози, только высокого ранга), «крыша» на местах и так далее…

Вдаваться в подробности нет смысла, уже и так сказано много. Если ты являешься главным борцом с наркотиками в каком-нибудь отдельно взятом населенном пункте нашей страны, у тебя, по сути, только два пути, и выбор каждого из них зависит от твоих личных качеств.

Первый – пассивный. Ты не пытаешься ломать систему, создаешь видимость борьбы с отдельными, особо злостными, ее проявлениями, на кое-что закрываешь глаза и за это получаешь небольшие подношения. Бороться с системой нельзя, потому что тебя попросту тут же уничтожат физически, ты это прекрасно понимаешь. Живешь спокойно, дивиденды небольшие, зато чувствуешь себя уверенно, спишь без судорог.

Второй – активный. Ты также создаешь видимость борьбы с системой, выдаешь какие-то показатели… А сам активно встраиваешься в эту систему. Допустим, берешь под себя какой-то ее участок. Это если у тебя хватит крутизны, чтобы вытеснить того, кто возглавлял этот участок до тебя, и обоснованно доказать всей системе, что так будет лучше. В противном случае система тебя скушает. Если все удалось – дивиденды неплохие, но надо постоянно отстаивать свое место под солнцем, демонстрировать свою значимость, показывать зубы, крутиться. Во сне вздрагиваешь, под подушкой держишь «ствол».

Это не только в наркорынке – все точно так же и в любой другой системе, связанной с криминалом.

Еще один вариант второго пути. Так сказать, местный, заточенный под Черный Яр. По ряду причин ты – круче всей местной мафии. Это, сразу скажу, большая редкость, но в данном конкретном случае получилось именно так. Потому что это непростой, необычный городок с особым статусом. Ты круче всех не только благодаря своим личным качествам, а потому, что за спиной у тебя стоят очень влиятельные люди (это главное, без этого твоя крутизна будет болезненной и недолгой). Ты активный, поддержка есть, делаешь ряд телодвижений и за какой-то небольшой период ухитряешься возглавить практически всю систему. Практически – это потому что есть еще левый берег, на котором работает другая система.

Но это мы рассмотрим позже, а сейчас вернемся к главе местной наркомафии и по совместительству к главному борцу с наркотиками – Андрею Ивановичу Исаеву.

Общий обзор. Исаев – «универсал», на одной специализации не зацикливается. Обеспечивает «дурью» три категории граждан: студентов, местную элиту и героиновых «торчков». Так… По третьей категории прошу извинить, малость оговорился. Скажем так: дает возможность обеспечивать.

В отличие от подавляющего большинства подобных образований в других местах, героиновая дилерская сеть в Черном Яре довольно цивилизованна и на диво упорядоченна. У руля стоят два друга: некто Людвиг Зверев, отпрыск знаменитого академического семейства, наркоман со стажем, и бывший врач, Игорь Прыгунов – просто выходец из семьи интеллигентов, без регалий и вредных привычек. Порошок у них хорошего качества, берут в Москве, у азербайджанцев. Обслуживание наркоманов организовано едва ли не по стандартам нормальной клиники. Вплоть до того, что у них выдаются бесплатные шприцы, ведется амбулаторный журнал и существует индивидуальный подход к каждому клиенту.

Короче, мне про такое ранее слышать не доводилось, хотя я со всеми этими делами тесно соприкасался по работе и вволю общался с коллегами из ФСКН. На этих двоих – Звереве и Прыгунове – замыкаются десятка полтора «ног», которые таскают порошок за дозу – вот вам и вся сеть. Если сопоставить с другими городами, героинщиков в Черном Яре немного, особенно в процентном соотношении с употребляющими другие категориями «дури». Едва ли под пару сотен наберется. Это еще учтите, что тут под боком такая помойка, как Торквелово. Так что процент небольшой.

Что удивило поначалу: если судить по всему массиву полученных данных, Исаев со своей героиновой сети не получает ни копейки. Странно, правда? Зачем тогда ее держать?

Мы это дело анализировали и пришли к выводу: Исаев умный, и у него есть своеобразный кодекс чести. Понимает, что колоться все равно будут, хоть всех дилеров перестреляй. Найдут, где взять, это дело нехитрое. Вот он и упорядочил все и взял под свой контроль. По имеющимся данным, раньше на правом берегу тоже торквеловские промышляли, и была тут плохая статистика по передозам. В прошлом году Исаев одним махом посадил сразу трех дилеров (для одного местного отдела, я вам скажу, это – результат), и теперь торквеловские на правом берегу вообще не работают. И статистика по передозам практически нулевая.

Знаете, я его за это дело даже зауважал. Нет, понятно, что гад – мафиози и все такое прочее… Но умный гад. И с принципами. Раз не берет деньги с героиновой сети, значит, считает это зазорным. Типа того – не пачкается, хотя и мог бы.

Деньги Исаев делает на кокаине и «экстази». Тут, видимо, его принципы со всем в ладу: от «экстази» мрет не так уж много народу (а просто потихоньку становятся дебилами), от кокаина – тем более, и вообще, в народе дурь этих категорий называют легкими наркотиками, почти на уровне с «травкой».

Кстати, о «травке»: Исаев борется с этим делом. Студенты частенько покуривают, берут на левом берегу, у торквеловских. Так вот, если кого на правом с «травой» поймают, карают безжалостно, местечковыми методами (или просто бьют, или на ночь «закрывают» и бьют).

Исаев и его люди – все здешние, работают в тесном контакте с местной милицией. По-другому в принципе и быть не может: в тех местах, где ФСКН и МВД конфликтуют, спокойно работать с наркотиками никак не получается. Ловят друг друга, «сигнализируют» в верхние инстанции по любому поводу, сдают коллег за любой пустяк – какая уж тут работа.

А тут сплошное кумовство. Главный мент – друг Исаева, помогает, чем может, деньги, понятно, честно «пилят» и регулярно отстегивают наверх. Если кто-то думает, что я навожу поклеп на коллег, присмотритесь внимательно, как это все работает в вашем районе.

Итак, благополучный правый берег Исаев единолично взял на себя, остальные сотрудники его отдела занимаются «борьбой» на левом берегу и на трассе Черный Яр – Торквелово, в связке с местной милицией. Контроль трассы, постоянные разборки с торквеловской милицией (это вообще отдельная тема и отдельная мафия), выполнение показателей по статистике – ребята заняты по уши, график у них плотный, имеют с этого хороший кусок хлеба, и начальник их (Исаев) в эти дела особо не вникает. Провалов нет, статистика хорошая, люди довольны – ну и ладно.

Кокаин для местной элиты. Кокаин Исаеву возят из Питера, небольшими партиями, канал установить удалось. Реализует через двоих местных художников-«передвижников», которые и возглавляют местный бомонд.

«Экстази» для молодежи. В реализации участвуют полтора десятка человек из числа технического персонала (в основном лаборанты) университета. Это самая большая по объему категория. Молодежи тут море, как студенты, так и молодые сотрудники исследовательского центра, плюс летом – толпа приезжей столичной молодежи из числа «курортников». Статистика простая: пять с половиной тысяч человек три раза в неделю посещают местные дискотеки, ночные клубы и «плавучие танцполы» (те же ночные дискотеки, только на прогулочных теплоходах). Если хотя бы половина (а неофициальная статистика – 80%) сожрет раз в неделю по «витамину», это уже как минимум две с половиной тысячи таблеток. «Экстази» здесь стоит недорого (двести рублей таблетка), многие приезжие закупают впрок, а основная масса активных посетителей дискотек ест как минимум три таблетки в неделю. Вот и считайте, сколько это примерно по деньгам в сумме за неделю.

По каналу – провал. Из Черного Яра Исаев не выезжает, ведет оседлый образ жизни: такое хозяйство надо контролировать ежеминутно, а переложить обязанности не на кого. Откуда получает «экстази», пока не выяснили, но каждую пятницу регулярно раздает дилерам. У него, вообще, пятница – основной рабочий день недели. Утром, после завтрака, раздает «витаминки», к полудню наведывается в студию к художникам и выдает им «снежок», а потом трое суток напролет контролирует, как все это дело реализуется. Спит урывками, по три часа в сутки, весь понедельник потом «отдыхает». Суровая работа, что и говорить…

Да, с каналом поставки «экстази» получилась какая-то странная штука. Вели Исаева плотно, каждый шаг его – на контроле. За месяц отследили четыре раздачи таблеток дилерам, а факт получения оптовой поставки так и не установили. Откуда же он их берет?!

– У него, наверное, завод в погребе, – кисло пошутил Доценко. – За неделю наштамповал, в пятницу – раздал…

По добытой информации: до 2003 года канал тут был – через Тверь, из Питера, вполне устоявшийся и стабильный. В марте 2003-го в соседнем селе Плотина (двенадцать километров отсюда) были обнаружены двое мертвых курьеров. Почему так сразу – курьеры? А при них была партия «экстази» и «марок» (ЛСД).

Я так скажу, опять же, без лишней профанации деятельности коллег, просто по-житейски: обычно те сотрудники, что находят такого рода трупики, хорошие вещи забирают себе. Ну, то есть партию таблеток и «марок» уж забрали бы обязательно. И было бы в сводке обычное: «обнаружены два мертвых трупа с тупыми следами насильственной смерти…». Хе-хе…

А тут, как на вернисаже, оставили все для всеобщего обозрения.

Некоторые скажут: ну и что, всякое бывает…

В том же апреле, спустя две недели, в том же селе – опять два трупа и опять с партией того же добра!

Все четыре трупа с огнестрельными ранениями из «ПМ» (табельное оружие).

А Андрюха Исаев в то время возглавлял черноярский ОБНОН…

И все, как отрезало: больше ни в закрытых сводках, ни в статистике ДСП (для служебного пользования) – ни слова про «экстази» и ЛСД в районе Черного Яра. Не буду резюмировать, скажу только, что молодежь в Черном Яре не повымирала в одночасье и ночные дискотеки с клубами никто не закрывал… Так что выводы делайте сами.

Образ жизни. Я бы не сказал, что Исаев живет как король и швыряется деньгами. Просто человек с достатком. Квартира в городе, усадьба на Волге (в академическом дачном поселке), две машины – «Мазда» для работы и «Хаммер» для души, аккуратная яхта со спутниковой связью, на которой он позволяет себе раз в неделю прокатиться на острова с молоденькими девчатами на грани совершеннолетия, несколько вполне разумных по размерам счетов в банке, питание в лучших ресторанах – вот вам и все дивиденды от напряженного труда на грани мозгового вывиха…

Насчет банка и связи. Исаев товарищ, вообще, педантичный, прямо как тот немец. Раз в неделю, по вторникам, во второй половине дня, Исаев делает вклады и сразу же отправляет переводы в три адреса. Затем звонит по трем номерам, уважительно обращаясь по имени-отчеству, докладывает, что все отправил и дела идут нормально. Наша «наружка» все это дело зафиксировала.

Чтобы залезть в банковскую систему и взять данные у операторов мобильной связи, нужны полномочия, тут просто лишь одним «шпионством» что-то раздобыть довольно затруднительно (но при большом желании можно).

У нашего начальства такие полномочия были. Азаров быстренько «пробил», что почем, но решил полученными сведениями с нами не делиться, и свое решение честно обосновал на ближайшем утреннем совещании начальников служб:

– Так, ребята… Давайте сразу определимся насчет разграничений по уровням компетенции. Я вам всем доверяю и могу прямо сейчас сказать, кому Исаев звонит и отправляет деньги. В оперативном плане это для вас – полный ноль, потому что работать на этом уровне вам не придется. Никогда. Просто не дадут. Информацию эту самостоятельно использовать вы не сможете. Опять же – не дадут. А если вдруг наш проект когда-нибудь зайдет в тупик… Гхм-кхм… Ну, вы меня поняли, я думаю. Давайте я один буду нежелательным свидетелем. Мне все равно уже – знаю столько, что впору прямо сейчас снайперов засылать.

– Неужели так высоко? – удивился Доценко. – Какой-то там паршиво-провинциальный начальник отдела…

– Да, так высоко… Но все равно – огромное вам спасибо. Мы это обязательно используем в качестве «рычага влияния». Причем в самое ближайшее время. А материалы «наружки» по всем этим «высоким» выкрутасам Исаева – изъять и передать мне. Думаю, не надо объяснять, что такие «сувениры на память» держать у себя не следует…

Ну вот вроде бы и все, что удалось добыть за месяц по «сетям» и Исаеву. Надо было побыстрее устанавливать канал по «экстази» и завершать разработку. «Топтуны» наши докладывали, что Исаев нервничает. Нет, они работали грамотно и правильно, но не следует забывать, что в данном случае их «объектом» был матерый и талантливый опер, по ряду причин примкнувший к мафии. Думаю, он просто нутром чуял, что его «ведут». По себе знаю, когда тебя кто-то «пасет», ты вскоре начинаешь это чувствовать (меня за службу несколько раз разрабатывало родное УСБ, у них активные опера всегда в особом почете), и, естественно, тебе при этом как минимум некомфортно…

В конце июля Доценко решил пересмотреть график работы моего отделения по выходным. Обычно мы выезжали в пятницу после обеда, когда в городе уже было полно народу. А в ту пятницу начали работать с утра, в связке с отделением розыска, которое «вело» Исаева.

Исаев, как обычно, позавтракал на террасе «элитного» кафе на набережной, топтуны наши фиксировали его на видео и слушали узконаправленным микрофоном…

По пятницам и вторникам (напомню, пятница – основной «рабочий» день, вторник – «отчетный») весь наш «розыск» все бросал и полностью сосредоточивался на Исаеве. Завтракает он – пара слушает, пара внимательно следит за его машиной (вдруг курьер в это время втихаря положит товар, а потом даст знак), еще три пары «на перекладных» ждут команды – менять «сопровождение», когда он будет выдвигаться к пунктам встречи с дилерами. Если сопровождать одной или даже двумя машинами, опытный опер это заметит быстро, тут нужно разнообразие. Ну, это уже детали.

Так вот, неделя тотальной слежки: никто из иногородних, кроме питерских с маленькой барсеткой (это те, что кокаин возят), к нему не приезжает, он город не покидает, и, вообще, по докладам «наружки», никто ему ничего не передает. А в пятницу, значит, он едет после завтрака в университетский спорт-клуб, где раздает «экстази» полутора десяткам дилеров. Пять тысяч таблеток в кармане не унесешь, верно? Верно. Вопрос остается открытым: ну и где берет?!

Может, у «наружки» от постоянной монотонной работы глаз замылился – не обращают внимания на какую-то с виду незначительную деталь, которая может все объяснить?

Короче говоря, в ту пятницу утром «розыск» передал нам Исаева сразу после завтрака: от кафе на набережной и до самого вечера его вело мое отделение. Работали четырьмя экипажами, вооруженными узконаправленными микрофонами, видеокамерами и двенадцатикратными биноклями (я был один, Доценко в этот раз не поехал).

Я сидел в машине у спорт-клуба, ждал, когда подъедет объект. С другой стороны на стоянке уже торчала «техничка» нашего розыска, приготовились в очередной раз слушать раздачу таблеток дилерам. Объект задерживался – по времени уже должен был бы подъехать, тут недалеко. Позвонил старшему пары, которая его вела, спросил, где они. Старший доложил:

– На стоянке в сервисе, колесо меняет.

– Пробил, что ли?

– Не знаю. Вроде нормально ехал.

– Ты его видишь?

– Да, он не заезжал. Стоит возле сервиса на стоянке, техники уже поменяли колесо, сейчас поедет.

– Колесо их?

– Эмм… Да вроде бы нет…

– Что значит – «вроде бы»?

– Ну, я особо не разглядел… Но факт – они его запаску сняли.

– Так… А старое куда дели?

– На место запаски поставили…

– Хорошо, смотри внимательно, если что – звони…

В общем-то, понятное дело. Товарищ тут в авторитете, ему, возможно, такого рода услуги бесплатно оказывают. Если и в самом деле что-то с колесом – он одет в костюмчик, пачкаться не хочет, вот и заскочил…

Не успел я как следует поразмыслить над ситуацией, как меня стал домогаться старший ведущей пары.

– Короче, тут такое дело… Он дал техникам деньги.

– Ну… бывает. Значит, честный и не гордый.

– Нет, ты не понял. Он дал им много денег! Я в бинокль смотрел – достал из кармана пиджака пресс евро толщиной в два пальца и отдал. Потом пожал обоим руки и поехал.

– Вы едете за ним?

– Естественно! А что…

– Тормозите.

– Не понял?!

– Тормозите, разворачивайтесь и поезжайте обратно к сервису.

– Гхм… Понял… А зачем?

– Наблюдайте. Объект – вот эти два техника. По любым перемещениям – немедленный доклад.

– Понял…

Я позвонил Доценко, попросил уточнить у «розыскников», не было ли чего похожего в прошлую и позапрошлую пятницу. Доценко перезвонил спустя пару минут: есть такое дело, в прошлую пятницу точно так же заезжал и менял колесо. А по позапрошлой информации нет, тогда его еще так плотно не вели.

Ну вот: есть повторяющаяся закономерность.

В общем, не буду рассусоливать: один из этих техников сразу после убытия Исаева переоделся и куда-то поехал. Мы его «пропасли», и вывел он нас на небольшую усадьбу в пригородном дачном поселке Северный. В течение последующих двух суток мы несанкционированно посетили эту дачку и в подвале обнаружили… мини-завод по синтезу «экстази».

Как видите, мрачная шутка Доценко насчет завода в подвале оказалась пророческой. Мы добыли образец, провели экспертизу – нормальный «экстази», вполне достойного качества.

Все, вопрос по каналу закрыт. Можно, в принципе, принимать меры…

* * *

Я хорошо запомнил тот день. 28 июля 2005 года, четверг…

Никакой патетики, все просто и обыденно.

В конце утреннего совещания начальников служб Азаров сказал:

– А вас, братья-хохлы, я попрошу остаться…

Это он так дразнит начальника оперативного отдела и меня. Доценко – Горбенко. Мы оба русские, но фамилии – сами видите.

Остались. Азаров подошел к доске, на которой он обычно рисует мелом схемы, раздвинул занавески и явил нашим взорам свое последнее творение.

Наш генерал, если погоны снимут, с голоду не помрет. Нет, он, конечно, не Дали, но то, что в нем умер прекрасный график, – факт.

Доска разделена двойной линией, точно повторяющей географические изгибы Волги, мост где положено прорисован, по обоим берегам – схемы. Слева – торквеловские сети, справа – исаевские.

На левой половине сам черт ногу сломит, описывать – это целое руководство на десяти листах надо приводить. Поэтому остановимся на правой половине. Большую часть правой половины доски занимает композиция «Домик». Центр композиции – очень правдоподобный огромный подсолнух. В нем два чертика с подписями «Бубка» и «Люда». Лепестки также все поименованы готическим шрифтом и пронумерованы – это «ноги». А вокруг, как мыльные пузыри, разнокалиберные кружочки. Клиенты, стало быть. Все это добро заключено в фигуру «домик с колоннами», от которой вверх идут две жирные стрелки: к ромбу с фамилией «Исаев» и к треугольнику, внутри которого написано «мамеды». Рядом с домиком два обычных овала, там обошлось без фауны, в первом – две фамилии художников – передвижников кокаина, во втором – лаборанты. От первого овала стрела к треугольнику «Питер», от второго ничего нет – тут все в своем цикле.

– В принципе, мы готовы к старту активной фазы, – сказал Азаров, с удовольствием рассматривая свое меловое творение. – Задачи первой очереди выполнены. По клинике все проведено, документы оформлены, ремонт сделали, краска обсохнет – через пару дней можно оборудование ставить да запускать…

Клинику я видел. Называется «Лечебно-диагностический центр „Последняя надежда“. И не где-нибудь на отшибе, а практически в центре города, в паре кварталов от муниципалитета. Отличное трехэтажное здание сталинской эпохи, монолитное и надежное, стоять будет века. В детали нас не посвящали, но, судя по размаху, наш проект имеет в этом мире довольно ощутимый вес.

Хотя, если честно, с трудом верится, что все это будет работать. Ну, то есть что в эту клинику будут свободно ходить пронумерованные и зарегистрированные наркоманы и получать бесплатные инъекции… Сказка какая-то!

– Разрешите вопрос?

– Да?

– По бесплатным инъекциям. Это, конечно, не по моей части, но мне просто интересно…

– Из каких фондов средства?

– Ну да, типа того…

– Ну, это не вопрос. Если проект попрет, того, что мы изымем, хватит, чтобы разом весь континент «посадить на иглу»! Хе-хе… Короче, поначалу проблем с фармацевтической частью не будет. А потом уже будут как-то решать, у нас там, наверху, полно умников, пусть думают. Наверное, будут все же переходить к практике обычных продаж, как и любого другого лекарства. Но только уже по фактическим ценам, в соответствии с графиками, рецептами и так далее. Гхм… Впрочем, это не наша с вами забота. Наша забота – запустить проект…

Генерал взял мел и написал на фасаде «домика»: «КЛИНИКА». Большими буквами.

Интересно… Какой неожиданный подход…

– Спасибо товарищу Исаеву. С контингентом он нам здорово помог. Я, признаться, поначалу был в тягостных раздумьях: как же мы будем все это стадо в клинику загонять…

Да, это точно. Бери этот «подсолнух» и целиком помещай в клинику. Переход из одного агрегатного состояния в другое. А убери, допустим, вот этих двоих из сердцевины – Прыгунова и Зверева, замучаешься ведь потом всех их клиентов собирать до кучи, да попробуй при этом убеди их, что это все для их же блага…

– А они согласятся?

– А кто их спрашивать будет? Знаешь, когда у человека есть альтернатива – тюрьма надолго или работа на государство, он почему-то всегда выбирает работу на государство. Исключений я пока что не встречал…

А Доценко почему-то вопросов не задает. Как будто он уже в курсе всего. Это что получается, весь этот цирк для меня устроили?

– Теперь к деталям. – Азаров взял губку и двумя мягкими движениями – как кот лапой – стер ромб с «Исаевым» и треугольник с «мамедами».

Пфф… Эмм… Ну вот, приплыли. Такой щекотливый момент – я даже почему-то засмущался, щеками заалел, глазками забегал… Интересно, как это будет: «от имени и по поручению…», «возлагая особые надежды…». Или как?!

– Изымаем из системы Исаева. Отрезаем схему от поставок: перекрываем героиновый и кокаиновый «каналы». И все – можно начинать работу. Вопросы?

– А «экстази»?

– Что – «экстази»?

– Ну, завод этот, дилеры, молодежь…

– Ну, это уже проблема сугубо местного характера, никаких перспектив в оперативном плане она не представляет. Завод зарегистрируем, оформим, как положено, пригласим специалистов, доведем до ума технологический цикл. В клинике будет несколько аптечных киосков, где любой совершеннолетний гражданин, имеющий справку о нормальном состоянии здоровья, сможет купить «экстази» по реальной цене фармакологического продукта. Норма отпуска – одна таблетка в руки…

Ни фига себе! Какая жуткая крамола с точки зрения действующего законодательства… Слышали бы сейчас мафиози, делающие состояния на «экстази», и их лобби в госструктурах, что мы тут замышляем!

– Дальше уже идут задачи второй и третьей очереди: охрана и оборона клиники и пресечение попыток создания новых каналов поставок. Вот это – да, этим мы и будем заниматься. Но – позже. А на данном этапе наши задачи: изъять из системы Исаева и отрезать систему от поставок… Вопросы?

– Что значит – «изъять»? – Я не наглый, просто вот именно в этом вопросе хотелось бы полной конкретики. – Как мы это сделаем?

– В данном случае существует три варианта решения этого вопроса. Первый – уговорить его не маяться херней и бросить все это дело…

Тут генерал покрутил головой и, не удержавшись, хихикнул. Для любого, кто хоть чуть-чуть разбирается в существе вопроса, это полный бред. Для тех, кто не разбирается, поясняю: поймали мы на нашем берегу чучмека с баллоном опия-сырца, объяснили ему, ша, теперь тут хода нет, здесь мы стоим, все из себя до задницы крутые и неприступные. Потребовали дать слово, что больше – ни-ни, и… отпустили обратно!

Да, чучмек через нас теперь плавать не будет. Он в другом месте переплывет. И всем расскажет, что тут теперь стоят крутые, переплывать надо в другом месте…

– Второй – посадить. Вариант вполне реальный, но в крайней степени непрактичный. Посадим – спалим всю сеть, открытие клиники затянется на неопределенный срок. Кроме того, сами понимаете: сразу же ведь нового поставят. Свято место пусто не бывает. Потом придется его выпасать, разрабатывать и сажать – и так до бесконечности…

Это верно. Исаев крут, но он всего лишь винтик в существующей системе. Сядет – сдаст всех, кто под ним (кто над ним – все равно выкрутятся, им все это как с гуся вода). Громкое дело для прессы, куча «дилеров» – безнадежные наркоманы, что за дозу носят порошок себе подобным… Клиенты останутся. Поставят нового товарища, слепят сеть по новой, и, правильно заметил генерал, так до бесконечности…

– Третий вариант – ликвидировать физически. То есть попросту – убить.

Эээ… Я не ослышался? Что, вот так все просто, в лоб?!

– Чего ты так смотришь? Что-то непонятно? Спрашивай, не стесняйся.

– Эмм… Так сами же сказали – на его место поставят нового. Того потом тоже будем валить? Потом еще кого-то поставят – опять валить, и так до бесконечности?

– Вон ты о чем… – Азаров смотрел на меня пристально, как бы взвешивая, стоит ли обсуждать со мной эту тему или нет. – Нет, это все продумано, я сейчас доведу… А вот по самой формулировке… Может, какие-то вопросы морального плана…

– Нет, Иван Алексеевич, вопросов такого плана не будет. Мы не про студента-наркомана говорим. Не про карманного воришку. Я с самого начала в разработке, прекрасно знаю, что это за тип. Надо – убьем, это не проблема. Есть вопросы чисто технического плана.

– Уфф… – Азаров с видимым облегчением вздохнул, машинально расслабил безукоризненно завязанный узел галстука и признался: – Честно говоря, основное затруднение было как раз этического характера. Все-таки дело необычное, новое… Экхм… Ну хорошо… Эмм…

– Вопросы.

– Да, вопросы. Слушаю.

– Кто конкретно будет исполнять?

– Ты. Лично. Надо – привлекай людей из своего отделения. В общем, на твое усмотрение.

– Понятно…

– Объяснить, почему именно ты?

– Да нет, в принципе…

– Ну уж нет, давай сразу расставим все точки где надо. Чтобы между нами не было недомолвок.

– Вообще, есть такой вопрос. Вот там у нас есть отдел обеспечения. Такие все из себя секретные…

– Хм… – генерал озадаченно нахмурился. – Вот не ожидал… И что, остальные тоже так думают?

– У нас в управлении люди не особо-то разговорчивые… Но есть такое дело – когда они тут были, все косились, догадки строили…

– Пусть не строят. Сообщаю: это сплошь технический персонал, специалисты разных профилей самого высокого класса. Каждый на вес золота, поэтому бережем. В оперативных мероприятиях не участвуют, и вообще, вся наша кухня их не касается, это совсем другая категория. Чем именно занимаются – извини, сейчас объявлять не уполномочен. Может быть, как-нибудь позже, когда проект уже на ноги встанет…

Интересно… Если это сплошь технический персонал и специалисты, почему они не в штате НТО и не работают вместе с ребятами из НТО? Им бы точно люди не помешали, на весь отдел – всего четыре человечка.

Отдел обеспечения… Что конкретно они будут обеспечивать?

Спрашивать, однако, я не стал: судя по предыдущему пояснению, ответа на этот вопрос я все равно бы не получил.

– Понятно… Вопрос снят.

– Почему именно ты?

– Да, почему?

– Давай не будем юлить: тебе уже, грубо говоря, все до одного места. Ты обречен.

– Ну, спасибо…

– Пожалуйста. Вне этого коллектива, этой закрытой зоны и этого проекта ты можешь жить только в том случае, если убежишь куда-нибудь в сибирские леса. И будешь жить в избушке-сторожке. И то, прежде чем идти в поселок за порохом-спичками-солью, тебе придется обрасти до колен бородой. Потому что в тамошних поселках хватает сидельцев, которые в курсе всех дел на Большой Земле.

– А в проекте, значит, я могу чувствовать себя спокойно?

– Ну, не знаю насчет «спокойно»… Но участие в этом проекте – это твоя путевка в жизнь, в прямом смысле слова. Это твой последний шанс. Тебе, в принципе, не надо прыгать выше головы, если ты просто будешь работать как привык – добросовестно и с полной отдачей, руководство проекта сделает все, чтобы обеспечить тебе нормальное будущее. «Пластика», новые документы, переезд в другую страну, в конце концов…

– Ясно… А вот тут у нас еще такой замечательный парень есть – Серега Разуваев. Так вот, ему вроде бы тоже нечего терять. И хлопцы у него как на подбор – головорезы еще те…

– Да, есть такой парень. И головорезы… Но… Когда понадобится стрелять из пулемета, что-то взрывать или жечь, мы это поручим им. А здесь все надо будет делать тонко. Понимаешь? Здесь нужен подход бывалого опера – умного, ушлого, расчетливого… Понимаешь, о чем я?

– Понимаю… Ну все, в принципе. Остаются детали. Где, когда, как, и почему это все-таки целесообразно, если потом все равно поставят нового.

– Рассказываю. Без фамилий и званий, просто схема. Слушай внимательно, сразу привожу сроки и время…

Есть большой начальник, от которого многое зависит, в том числе и назначения в межрайонные отделы ФСКН. Пригласят этого начальника в пятницу, ровно в полдень, в один интересный кабинет и ласково ему предъявят: у вас там трудится некий Исаев, и занимается он вот такими нехорошими вещами. Есть такой вот интересный счет в числе прочих, на которые он перечисляет доходы от своих нехороших дел. Счет знакомый, нет? А когда этот начальник начнет, заикаясь и бледнея, лепетать, что это какое-то жуткое недоразумение, он-де сейчас же разберется… ему скажут: да мы в курсе, что это недоразумение, а на самом деле ты весь белый и пушистый. Поэтому ты, пушистый, чтобы доказать свою преданность режиму, нам поможешь. Сей момент организуй приказ о снятии с должности Исаева и назначении на эту должность вот этого товарища – на тебе фамилию. Разбираться не надо, мы сами будем там наводить порядок, а ты в течение квартала забудь вообще об этом отделе. Не лезь туда. А то ведь, если будешь лезть да влиять, кое-кто может и в самом деле подумать, что это вовсе не недоразумение и счет такой нарисовался не случайно. Да – приказ должен выйти до исхода дня…

Генерал умолк и выпил воды из стакана. Товарищ, вообще, выдержанный, но, как мне показалось, сейчас немножко нервничает. Я, признаться, тоже. Честно говоря, до сих пор с трудом верится, что мы всем этим занимаемся. Всем этим утопичным на первый взгляд проектом «Л», и, в частности, решением проблемы с Исаевым и прочими. Кстати, о прочих:

– Героиновый канал будем перекрывать так же?

– В каком плане?

– Оптовика, который продает Прыгунову героин, будем ликвидировать?

– Ну, это уж как получится…

– Боюсь, по-другому не получится. Вот этот Исаев… Он ведь не производит впечатления кровожадного типа. А всех питерских курьеров, которые возили «экстази», завалил. Или сам, или кто другой – это уже просто вопрос техники, но факт: убрали их. Демонстративно. Чтобы другим было понятно: не надо сюда кататься с такими кругленькими штучками. Можно нечаянно умереть. И мы, кстати, не откопали, что было потом. Подобные вещи просто так не прощают, наверняка были какие-то разборки, выяснение отношений и так далее.

– Давай сначала с Исаевым решим. Понятно, почему приказ – в пятницу? Это уже завтра будет, кстати.

– Понятно. У Исаева «рабочий» день. Чтоб весь цикл не рухнул, надо дать отработать обычным порядком… А уже после полудня можно будет… Гхм-кхм…

– Да, ты толковый парень. Все на лету схватываешь. Это радует… Есть просьба.

– Да?

– Если будет возможность… В общем, хотелось бы, чтобы это выглядело по возможности естественно… – Голос генерала вдруг предательски дрогнул. – Гхм… Он, конечно, мерзавец, но… Это наш мерзавец. Семья у него, и все такое прочее… Позор ведь… Гхм-кхм… Короче, пусть как-нибудь споткнется, что ли, шею себе нечаянно сломает…

– Хорошо, я все понял. В пятницу, сразу после полудня?

– Да. Думаю, этот товарищ, которого «опустят на счет» в полдень, обязательно будет ему звонить, бить тревогу и все такое прочее… Так вот, желательно, чтобы вопрос был решен сразу после того, как он отдаст кокаин художникам. То есть не надо затягивать.

– Понятно… А кого посадят на его место, если не секрет? Тот человек как-то с нами связан?

– И не секрет, и связан. Это наш человек – Собакин.

Собакина я знаю. Серьезный парень из «розыска», раньше работал в ФСКН, уволен со скандалом – пробовал бороться с Системой. Однако…

– А, я понял. Получается, у нас весь розыск – будущие руководители? Они на месте лично ознакомились с ситуацией, вошли в курс… Потом потихоньку, по мере развития проекта, мы поменяем весь местный руководящий состав…

– Ну ты сказанул! – Генерал хмыкнул, окончательно развязал галстук и погрозил мне пальцем. – Ты неправильно понял. Это уже на тихий переворот похоже. Ничего такого у нас в планах нет. Еще вопросы?

– Нет, все ясно.

– Письменный приказ нужен?

– Письменный приказ…

Я на несколько секунд впал в раздумье. Генерал – камикадзе. Из практики – когда что-то случается, начальники всегда отмазываются отсутствием зафиксированных на бумаге распоряжений: «Я его туда не посылал, знать ничего не знаю!» Это обычно касается рутинных, но вполне законных мероприятий, в ходе которых было допущено превышение полномочий, нарушения какие-то и так далее…

– Интересно… А как вы себе это представляете, Иван Алексеевич? Там формулировка какая будет? «Уничтожить физически» или просто «Шлепнуть!»?

– Мне таких приказов ранее писать не доводилось, – генерал укоризненно посмотрел на меня и вздохнул. – Но если надо, напишу все что угодно. Потому что знаю – мы с тобой тут не просто так развлекаемся и с жиру бесимся. Мы сейчас, извини за пафос, делаем великое дело. Я даже не знаю точно, скажут нам потом спасибо или просто тихо расстреляют в подвале… Но одно знаю твердо – это дело верное, и ради него можно многим пожертвовать. Если надо – и жизнью тоже. Так что приказ я тебе подпишу, формулировку можешь выбирать любую, какая нравится.

– Не надо…

– Приказ не надо?

– Да. И так обойдусь.

– Уверен?

– На все сто.

– Ну и ладно. Если больше вопросов нет, тогда все. Удачи…

* * *

Оказывается, это непросто…

Пустить пулю в «вора», когда он держит в руке оружие и готов убить старика, – просто. Завалить наркомана, который прижал лезвие скальпеля к горлу ребенка, – нет проблем.

Непросто убить себе подобного. Такого же опера, как ты сам, работягу, «отличника» и все такое прочее…

Возможно, я погорячился. Даже ведь возражать не стал, сразу начал детали уточнять, обсуждать технические вопросы…

Короче, я долго думал и решил это делать в одиночку. Никого из отделения привлекать не стал. Вообще решил, что моим людям не нужно знать об этом. Нет, понятно, что он мерзавец. Но правильно заметил генерал: это наш мерзавец. Не знаю, как отреагируют ребята из моего отделения, когда я скажу, что мы идем убивать сотрудника. Я знаю их не очень долго, чтобы на сто процентов поручиться за каждого. Люди ведь неглупые, могут возникнуть нездоровые ассоциации. Из серии «…сегодня – мы его, завтра кто-нибудь из своих точно так же – нас…».

Так что подумал: не стоит экспериментировать, это может привести к самым непредсказуемым последствиям.

После завтрака получил у спецов табельный «ПМ» с одним снаряженным магазином.

– Зачем тебе эта пукалка? – Разуваев со значением посмотрел на меня (я в первый раз за все время получал оружие «на вынос»). – У нас тут есть чем экипироваться, ты только намекни, в каких условиях работать собираешься…

– Верно заметил – собираюсь работать. Стрелять не собираюсь. Это так – для поддержки штанов.

– Ну-ну…

Я и в самом деле не собирался стрелять. Генерал попросил: «…чтобы это выглядело по возможности естественно…». А когда человеку всаживают пулю в башку, согласитесь, это не совсем естественно. Богатырем Исаев не выглядит, так что вариант с «нечаянным спотыканием» подобрать можно.

Потом наведался в НТО. Без особой, впрочем, надежды: никто из нас к ним еще не обращался, что они умеют – никто не знает. Может, они, как обычные эксперты в отделах, будут «стволы» в трубу отстреливать, пули идентифицировать да разные анализы изучать.

Объяснил, что мне надо. Надо мне электромагнитный номерной замок на дверях подъезда открыть. Набирать наобум коды квартир и хриплым голосом бурчать в домофон «забыл ключ!», придерживать выходящей бабульке двери (а они здесь все – «чекистки»), вообще как-то проявлять активность возле подъезда мне стоило только в самом крайнем случае. Тем более красть у кого-то ключи с брелком от подъездной двери. Если следствие будет, такие интересные факты всплывут быстро, а хотелось бы как-нибудь обойтись без этого.

Мне нужно войти быстро, «в одно касание». Других вариантов я не допускаю. Если не получится, буду быстро искать местечко попроще.

Начальник отдела Виталий уточнил, что это за замок. Я объяснил – накануне интересовался, да и особых новаций там не было, стандартный замок, как и на сотнях других подъездов, может, даже одна фирма их здесь ставит.

– Не вопрос, – сказал Виталий. – Тащи зажигалку с пьезоэлементом. Лучше в металлическом корпусе.

У меня зажигалки нет вообще никакого типа – я не курю. Пошел трясти наших куряк. Нашел зажигалку в металлическом корпусе, с откидной крышкой и суровым названием «Tiger» и, клятвенно пообещав вернуть, потащил в НТО.

Оказывается, угадал.

– То, что надо, – одобрил Виталий. – Следи за руками…

Двенадцать секунд работы – зажигалка трансформировалась в универсальную отмычку для электромагнитных замков.

– Держи свою «гаджетину». Открывает все замки такого типа, что ты описал. Если не мочить и не швырять об пол, будет работать безотказно…

Я внимательно следил за руками мастера, думаю, что теперь сам могу такую «отмычку» сделать. Ввиду явной простоты процесс трансформации и принцип действия оглашать не буду, иначе все восьмиклассники с пивом и сигаретами тут же попрутся в чужие подъезды, а фирмы, выпускающие системы коллективной безопасности, подадут на меня в суд.

На всякий случай взял у них плоскогубцы и полотно по металлу и поехал опробовать «гаджетину». Машину поставил, прогулялся пешочком по прилегающему к месту предстоящей акции району. Без какого-либо отбора, наобум, попробовал открыть несколько запертых на номерные замки дверей в подъездах, возле которых не было людей.

Работает. Замки открываются одним щелчком. Единственно – надо очень проворно дергать дверь за ручку. Удержание ригеля происходит буквально полсекунды, потом он отщелкивает обратно.

Уфф… Ну, пора на место происшествия. Наверное, не совсем правильно назвал: место происшествия – это когда там уже что-то случилось. Просто так привычнее. В общем, пора отправляться в район расположения художественной студии. Времени осталось не так уж и много, надо провести рекогносцировку.

Студия располагается в трехподъездном четырнадцатиэтажном доме, фасад которого выходит на набережную Волги. Художники-«передвижники» выкупили на верхнем этаже среднего блока две квартиры и оборудовали себе гнездышко для работы и черт знает еще чего. Внутри никто из наших не был, но когда добывали информацию, общались с местными жителями. Один соседский дед пожаловался: чтобы сделать панорамные окна с видом на Волгу, «гомики проклятые» раздолбали на своем этаже всю несущую стену. Теперь всю середину четырнадцатого этажа занимают две огромные продолговатые линзы с голубоватым отливом. Если смотреть с другого берега или проплывающего по реке прогулочного теплохода, кажется, что дом надел солнцезащитные очки. Вот уж точно – «…я художник, я так вижу…»!

Выставляются художники исключительно «местно», никуда свои шедевры не возят, продаются весьма вяло… А дела у них тем не менее идут неплохо. Цены на квартиры здесь почти сопоставимы с московскими, да и каприз этот – «очки», думаю, влетел им в копеечку…

Машину я оставил у соседнего дома, взял большой пластиковый пакет с заблаговременно приготовленной имитацией, вошел в подъезд «в одно касание»… Но нарисовался. У подъезда на лавках бабки сидят, щебечут, на Волгу любуются, тут же рядышком две молодые мамаши с колясками, лясы точат, чуть ниже (здесь набережная ступенчатыми уступами спускается к воде) несколько юных оболтусов на роликах катаются.

Ничего, это не смертельно. Ничего запоминающегося я не сделал (с замком не возился, вопросов не задавал, вошел как хозяин), а по внешности прицепиться не к чему. Я «серый», говорил уже. Если потом и вспомнят, что накануне кто-то незнакомый заходил в подъезд, так ведь и описать его толком не смогут. Ни одной особой приметы я им не подарил.

Имитация: два пакета поменьше, набитые травой. Замечено: в провинции незнакомый человек, который входит с вещами, привлекает меньше внимания, чем без ничего. Внимание рассеивается, распределяется равномерно, если человек невзрачный и ничем не примечательный. Два объекта – вещи и человек. Если вещей нет, все внимание сосредоточивается на человеке. А так – к кому-то пришел, чего-то принес. Интересно, чего это он тащит? Общественное сознание окраины не успело перестроиться: люди в провинции больше боятся воров, чем террористов. Вот если бы зашел пустой, а вышел с вещами – тогда бы точно без раздумий в милицию позвонили. А что он может бомбу пронести – это вряд ли, у нас такого случиться не может, кому мы нужны…

На последний этаж я поднялся пешком. Лифт – ловушка. Если надо сделать что-то срочное-важное и здоровье позволяет, лучше не рисковать. Шанс застрять сравнительно невелик, но он присутствует, и нельзя им пренебрегать. Кроме того, лифт лишает свободы маневра. Бывает ведь так, что приехал на этаж, выходишь из лифта – и нос к носу с каким-нибудь старожилом. Контакт. А поднимаешься по лестнице – всегда можно послушать, что творится в блоке, избежать встречи, вообще, как-то сманеврировать.

Дом сравнительно новый, с мусоропроводом. Мусоропровод, в целях экономии места, между этажами, на лестничной площадке. Поднимаешься по лестнице, слева – лифт, справа – небольшой пятачок перед дверью с матовым стеклом в секцию с квартирами. Дверь заперта, на косяке слева четыре кнопки звонков – по количеству жильцов. Чем-то это мне напомнило коммуналку, в которой живет один мой коллега.

Еще один лестничный марш – прямиком на «технический» этаж (чердак). На чердачной двери весит огромный ржавый замок. Пилить надо будет минут сорок!

Так… Пилить не надо. Замок висит в одной петле, намертво прибитой к косяку, от накладки даже следа не осталось. Видимо, ключ утрачен навсегда, все в курсе, но видимость соблюдают – с площадки кажется, что с замком все в порядке.

Прятаться тут негде. Пошли на чердак.

Дверь оглушительно скрипит, кажется, слышно на улице. Прислушался – тишина, никто не выскакивает. Ничего, вполне нормальный скрип – просто чувства сейчас обострены, любой звук кажется пугающе громким.

Несколько раз открыл и закрыл дверь, вроде бы скрипеть стала поменьше. Масло взять не догадался, растяпа, выходить уже не стоит. Ладно, и так сойдет.

Исследование чердака заняло едва ли даже двадцать секунд. Здесь было пусто, шаром покати. Справа от входа в нескольких метрах – короб шахты лифта. Последний лестничный пролет на крышу, такая же дверь, как из блока на чердак, только эта уже совсем без замка. Осторожно открываем…

Скрипит так же нехорошо, но это уже неважно – закрывать не надо. Крыша в плане техники безопасности не выдерживает никакой критики: ограждающих барьеров нет, по периметру – ржавый железный фальшборт в два прута, высотой мне по… эмм… ну, немногим выше колена.

Полюбовался на Волгу, подошел к другому краю, глянул вниз…

«Внутренний» двор, как таковой, здесь отсутствует. С этой стороны у нас небольшая зеленая полоса с кустами сирени и прилегающая к ней неширокая улочка. С другой стороны улочки сетчатый забор и какое-то трехэтажное учреждение. Нормально.

Ну все, можно возвращаться на чердак. Отрегулировать положение двери в блок так, чтобы осталась крохотная щель для прослушивания, дослать патрон в патронник…

И ждать.

За то время, что я ждал, лифт работал пять раз. Кто-то поднимался или спускался – я не уловил разницы, потому что особо не прислушивался.

Исаев не должен сейчас пользоваться лифтом.

Сегодня он работает простым курьером. Ну, не совсем простым, недельная доза кокаина для всей местной элиты – это большие деньги. Такое можно поручить только человеку, которому безоговорочно доверяешь. Если такого человека нет, приходится все делать самому.

Я бы, кстати, в подобной ситуации тоже все делал сам. Когда занимаешься такими вещами, весь процесс, от начала и до упора, нужно постоянно держать под личным контролем. Иначе придется частенько «разруливать» в экстренном порядке разные осложнения. Например, бегать по всему Черному Яру в поисках парочки предприимчивых оболтусов, отнявших в подъезде товар у одного вальяжного художника. Или выковыривать другого вальяжного художника из ДТП, решая на ходу вопросы с любопытными ребятами из ГИБДД.

Так что лучше – самому. Невелика жертва для молодого здорового мужика – раз в неделю сбегать на четырнадцатый этаж…

Кто-то поднимался по лестнице.

В блоке стояла тишина, шаги легкие, еле слышные. Человек бодренько топал наверх и что-то насвистывал.

Человек добрался до последнего этажа, шумно перевел дух и уже буквально в трех метрах от меня незлобиво пробормотал:

– Вот же забрались, педрилы…

И вдруг несколько изменившимся голосом протянул:

– Ага!

Я перестал дышать. Влип спиной в стену, крепко сжал рукоять пригревшегося под мышкой табельного «ПМ» и напружинил ноги для толчка.

Раздался негромкий, приглушенный перекрытием звонок. Спустя несколько секунд – щелчок отпираемого замка, сладенький певучий голос (не понял, мужик или баба?!):

– Ой, а мы уж заждались!

– Да брось ты – «заждались»! На часы посмотри, как договаривались – минута в минуту!

Щелчок замка, легкий стук двери… Тишина.

Я осторожно приоткрыл дверь. Пусто.

Только сейчас заметил: за эту минуту я вспотел так, словно в хорошем темпе кросс пробежал.

Интересно… Если все нормально, то по какому поводу вот это «ага!» изменившимся голосом?

Выдержав трехминутную паузу, я взял свои пакеты и спустился к мусоропроводу между тринадцатым и четырнадцатым этажом. Открыл лоток, положил в него один пакет, в очередной раз проверил, хорошо ли вынимается пистолет из «оперативки».

Опять ждем…

В этот раз ждать долго не пришлось. Буквально через пару минут раздался уже знакомый щелчок замка, сладкий голос проблеял:

– Доброго здоровья вам. Если что – позвоним.

– Ну уж нет, давайте обойдемся без этих ваших «если что»!

– Хи-хи…

Я повернулся лицом к мусоропроводу, краем глаза фиксируя лестничный марш.

Стук двери. Щелчок замка. Теперь он прозвучал как опускаемый вниз переводчик автоматного предохранителя.

Легкие шаги, силуэт на лестничном марше…

Ну теперь-то уж «пустой» – что, на лифте принципиально не катаемся?!

Я резко обернулся, выставил «ствол» и негромко скомандовал:

– Стой.

Товарищ Исаев собственной персоной. Смотрит как-то странно…

– Не делай резких движений…

Нет, он не испуган. В глазах – усталость, безысходная горечь и глубокое понимание происходящего. Вот такой непростой и насыщенный коктейль чувств.

Из-под полы пиджака видна рукоять упакованного в плечевую кобуру пистолета. Дальше все должно быть, по идее, как обычно в похожих ситуациях: руки на затылок, лицом к стене, ноги врозь, «ствол» изъять в первую очередь…

Но я не делаю этого. Мне немного не по себе. Да нет, даже не «немного»…

Я почти что в ауте.

Это, оказывается, очень непросто. Этот взгляд…

– Гхм… Пошли на крышу.

– Пошли…

Исаев послушно разворачивается и топает на чердак. Я следую в четырех шагах сзади.

Для меня сейчас лучший исход – перестрелка. Он не спецназовец, такой же опер, как и я, мы имеем примерно одинаковую подготовку. Мы даже чем-то похожи…

Я по-любому успеваю раньше, у меня преимущество. Дам ему выдернуть «ствол» из кобуры, подожду, пока развернется, и легко пущу пулю в сведенное гримасой боевой ярости лицо. Легко. Потому что это уже будет схватка. Не на жизнь, а на смерть. Кто кого.

И плевать на просьбу генерала насчет «нечаянно споткнется и сломает шею». Хорошо просить о гуманности, не представляя себе, что будет чувствовать человек в этот последний, решающий момент. Попробовал бы сам…

Мы поднялись на чердак. Я сократил дистанцию до двух шагов, буквально дышал в затылок Исаеву, провоцируя его к решительным действиям.

Мой конвоируемый на провокации не реагировал. Мы без проблем миновали насыщенное полумраком пространство чердака, в котором так легко было уравнять шансы, и вышли на ярко освещенную крышу.

Свет резанул по глазам: хороший момент, противник несколько секунд слеп, как и ты, вот они равные шансы…

Исаев так ничего и не предпринял.

Вот черт… А я бы поборолся. Ух, как я бы поборолся! До последнего патрона. А потом, когда патроны кончились, зубами бы грыз…

Исаев без команды, не останавливаясь, сразу пошел к противоположному от Волги краю крыши.

Такой момент… Вроде бы должно быть по фигу человеку – куда, и хрен на ту душевную травму, что получат дети и молодые мамаши у парадного подъезда…

Остановился на краю, посмотрел вниз, несколько секунд стоял, покачиваясь с пятки на носок. Спросил, не оборачиваясь, севшим до сиплого шепота голосом:

– Других вариантов нет?

Я молчал.

В горле комок, слова не лезут. Если скажу что-нибудь, разрыдаюсь, как истеричная барышня…

– Да понятно, что нет, – пробормотал Исаев. – Понятно… Я знал. Чувствовал…

Поставил правую ногу на ржавый прут фальшборта, подался вперед, замер…

Я опустил «ствол». Руки дрожали, ладонь, обхватившая рукоять пистолета, была мокрой, и от этого рукоять стала скользкой, как змея…

– Помоги… – попросил Исаев. – Не могу сам…

Я сунул пистолет в кобуру, сделал два шага вперед и сильно толкнул стоявшего на краю крыши человека в спину.

Короткий вскрик – и все.

Нет человека.

Не помню, насколько правильно я ушел с места происшествия, грамотно ли… Соображал я в тот момент скверно, слезы душили меня, хотелось выть в голос и биться башкой об стену. Помню только, что перед парадным никого не было. Из-за угла раздавались крики, гомон толпы – видимо, кто-то увидел, что человек упал, и все пошли смотреть.

Будь ты проклят, тезка. У тебя был «ствол», и ты умел с ним обращаться. Ты мог бы умереть в короткой яростной схватке, как подобает мужчине.

А теперь тебя похоронят неупокоенным. Потому что никто не скажет местному батюшке, что ты не сам, по своей воле, шагнул вниз с этой ярко освещенной солнцем крыши…

Глава 7

Сергей Кочергин

В начале одиннадцатого утра мы с Костей Воронцовым подъехали к Савеловскому рынку. Машину поставили на платную парковку, взяли сумку с камерами, оптикой и микрофоном и пошли на рынок.

Купили коробку конфет «Коркунов», покинули рынок через северный вход и, миновав по внешнему периметру грузовой двор, вошли в вестибюль монументального, довоенной постройки дома из серого камня.

Седой мужчина за конторкой вопросительно поднял бровь. Незнакомый товарищ – месяц назад его не было.

– Вы нас не помните? Мы здесь передачу снимали.

– Я неделю как работаю. Вы к кому?

– К Никифоровой из планового.

– В отпуске.

– Так… Тогда к Соловьевой.

– В отпуске.

– Шутите? Вы позвоните…

– Весь плановый в отпуске. За исключением… – седой глянул в список. – Татьяны Федоровой. А на службе я не шучу. Служба, она – служба. Чего хотели?

– Поговорить можно?

– Пожалуйста, – седой набрал номер и протянул мне трубку.

– Слушаю.

– Здравствуйте, Татьяна. Это Сергей, мы у вас кино снимали.

– Да-да, помню.

– Мы к вам по тому же вопросу. Не возражаете?

– Да, пожалуйста. Передайте трубочку.

Передал. Седой выслушал, важно кивнул:

– Ваши фамилии?

– Во как! Теперь так, да?

– Да, теперь строго.

– Пугачев и Болотников.

– Хорошо, – седой опять важно кивнул (без намека на усмешку), записал в журнал фамилии. – Документы какие-нибудь есть?

– Нету. Зачем нам документы? Мы дома.

– Ну… – седой секунду посомневался и махнул рукой. – Проходите. Все равно вас знают…

Через пару минут мы уже по-хозяйски обустраивались для стационарной съемки на двух широченных подоконниках планового отдела, располагавшегося на третьем этаже. Татьяна, загорелая веселая пышка чуть за тридцать, заваривала чай, распаковывала конфеты и щебетала о последних новостях отдела. Новости были очевидны: все, кроме нее, в отпуске. Она только что вышла. Ездила в Крым с подругой – дикарями. Точнее, дикарками. Там все классно, только хохлы что-то уж совсем жадные стали… да, что-то татары там опять бучу затевают… а у них в учреждении новый начальник охраны… на море так здорово…

Вид отсюда – лучше не придумаешь. У нас в секторах – полрынка: весь грузовой двор, платная парковка с этой стороны, ворота с прилегающими окрестностями и вроде бы пешеходная стометровая аллея, по обеим сторонам которой расположились сотни полторы разнообразных машин. Это паркуются «свои люди», которые здесь «делают вещи» и парковками не пользуются в принципе, а также недисциплинированные сотрудники располагающихся рядом с рынком учреждений.

Это замечательное местечко мы обнаружили в конце мая сего года, когда начали исследовать Анвара как образчик типичного представителя столичного наркорынка.

Анвар старается проявлять изворотливость во всех аспектах своей деятельности. В частности, было замечено, что с разными людьми он встречается в разных местах. С некоторыми – прямо вот на этой аллее, с другими – на грузовом дворе. Позже удалось выяснить, что там он обычно раздает дилерам наркотики. Однако вначале мы не знали, чем он там занимается, а снимать и слушать на территории грузового двора не получалось: мешал забор. Посторонних туда не пускали – там не просто равнодушная охрана, а свои люди, из диаспоры, кровно заинтересованные, чтобы чужие здесь не шастали.

В общем, ходили мы здесь кругами и любовались на близлежащие дома. Уже была готова многоходовая хитрая комбинация конспиративного освоения одного из чердаков, оставалось лишь подобрать место получше.

Так, я сказал «мы ходили»? Ну, «мы» – привычное отождествление с командой, а в тот раз ходили конкретно Ростовский и Вася. Вася – главный спец по разведке, выбору и оборудованию наблюдательного пункта. Ростовский – первый опер на деревне.

Так… Да – тепло было. Люди в соседних с рынком учреждениях повсеместно распечатывали закупоренные на зиму окна и приводили их в порядок.

Помните школьное «мама мыла раму»? Теперь-то понятно, что детям не говорили всю правду. Чья мама, насколько молода и хороша собой, в какой позе и с какой степенью остервенения, на каком этаже, почему именно раму, а не все окно в целом, кто именно созерцал процесс мытья и довел до потомков крылатую фразу… Как видите, вопросов много.

Я в тот день на службе не был, привожу свидетельства очевидца – Ростовского.

Итак, гуляют Вася с Ростовским мимо этого замечательного дома и созерцают такую картину: на третьем этаже, аккурат над входом, дамочка моет окно. С тротуара взору гуляющих доступен только фрагмент дамы: розовое колено, изгиб бедра с произвольно задравшейся юбкой и туго обтянутая пышная округлость той прелестной части, что у дам находится ниже талии. Окружность эта ритмично двигается в такт моющим движениям, и выглядит все это в комплексе весьма завлекательно.

Звуковое сопровождение: женский смех, разговоры, радио, орущее очередной туповатый выкидыш современной эстрады.

– Мама мыла раму, – резюмировал Ростовский, обозрев вновь открывшиеся обстоятельства, и хлопнул по плечу Васю, который сосредоточенно смотрел наверх, задрав подбородок. – Пошли, хорошего помаленьку. Нам работать надо.

– Вот это ж… – простодушно поделился Вася посетившим его сиюминутным драйвом. – Вот это бы я впендюрил!! Уххх, я бы ее…

И знаете, как порой бывает – попал точно в паузу. В этот момент как раз кончилась отвратительная песня по радио, отзвучал женский смех и на третьем этаже буквально на пару секунд воцарилась мертвая тишина.

Розовое колено тотчас же исчезло – и показалась дамская голова. Изрядно растрепанная, но вполне хорошенькая.

– На словах-то вы все гиганты, – с сомнением сказала голова. – А как до дела дойдет…

Терминатор Вася от неожиданности страшно сконфузился и стремительно удрал за угол.

– Ну вот, я же говорила, – печально констатировала голова и, получше рассмотрев Ростовского, с надеждой уточнила: – Вы монтажники?

Кто не в курсе – Ростовский у нас обаяшка. Чемпион-красавец, породистый такой коняка, видный.

– Ну… В общем, да – и монтажники тоже, – согласился Ростовский. – Бывает, знаете ли, на досуге смонтируем что-нибудь… Но вообще мы больше опера… эмм… операторы. Мы кино снимаем, ищем хорошие ракурсы.

– А что хотите снимать?

«Для начала блузку и юбку, а там видно будет», – подумал одухотворенный лицезрением розового колена Ростовский, а вслух сказал:

– Ну, в общем, некоторые сегменты рынка. Аллею вот эту, грузовой двор…

– Так подымайтесь к нам, – предложила голова. – У нас тут весь рынок как на ладони. Подымайтесь, я скажу, чтобы на вахте пустили…

Ростовский поднялся один – Вася отказался наотрез, так и остался торчать за углом. В отделе было пятеро дам от тридцати до сорока. Та, что оконфузила Васю, – начальник отдела, Ирина Никифорова. Окна отдела – просто идеальная позиция для съемок и индивидуального заслушивания отдельных личностей.

Однако пришлось отвечать на вопросы.

– С какого канала? Сотрудниц отдела покажут, нет? Что за передача?

Ростовский недолго подумал и решил, что хитрить не стоит – все равно в процессе все поймут. Показал свою красную «ксиву» (не сдал, когда увольнялся из органов) и признался:

– Вот такой у нас канал. Сотрудниц отдела по нему не покажут, и этому надо только радоваться. А передача называется «Ребятам – о зверятах». Наши ребята хотят знать, чем тут у вас занимаются эти развеселые зверята… Возражений не будет?

– Да ради бога! Давно пора тут порядок навести. Из окон стрелять не будете?

– Ну что вы! Мы же не варвары.

– А жаль. Было бы неплохо…

Снимали и слушали отсюда мы плодотворно и долго. У Ростовского с Ириной получилась непродолжительная тесная дружба. Воплотил он Васину мечту. А непродолжительной дружба была потому, что Ирина счастливо замужем, дама во всех отношениях практичная и умная. Наш Ростовский – трудный партнер, на него ведь буквально все женщины «западают». Иными словами, сплошная нервотрепка при минимуме удовольствия.

В общем, они довольно быстро разбежались. На отношении к нам это не сказалось, здесь нас принимали как и раньше. У Ростовского, при всех его недостатках, есть один уникальный талант: он умеет расставаться со своими дамами без скандалов, они потом вспоминают его по-доброму и почему-то не держат на него зла. Феномен!

Единственно, все время приставали с вопросами: когда же мы тут начнем порядок наводить?

– Что-то вы, ребята, слабенько работаете. Снимаете-пишете, а толку нет – зверят все больше и больше. Каким там местом ваши егеря груши околачивают?

…Без пятнадцати одиннадцать подъехали наши фигуранты.

Большого желтого плаката «ЭТО МЫ!!!» у них на машине не было, а узнали мы их так: когда плохонькая грязно-белая «Ауди» скромно пристроилась с самого конца скопища разнокалиберных авто у аллеи, из нее вышел дилер и начал крутить башкой, озирая окрестности.

– А вот и наши, – удовлетворенно буркнул Костя, разворачивая камеру. – Здравствуй, дружок…

Дилера зафиксировали в самом начале разработки Анвара. Парень из Черного Яра, имеется фото во всех возможных ракурсах, регулярно получает товар у Анвара на грузовом дворе.

Других данных на него нет. До сего момента он был нам неинтересен – так, одна из многих серых фигур, как-то связанных с Анваром. Черный Яр – захолустье, провинция, город инфантильных очкариков (там физики и ядерщики). Что там может быть для нас интересного? Все варится и крутится здесь, в столице.

Так вот, до недавнего времени это был отдельно взятый дилер, торговал себе помаленьку, никому до него дела не было. А сейчас с центром нашего оперативного мироздания (это Анвар – центр) собирается встретиться какой-то тамошний начальник из правоохранительных органов. Такая связка – это уже претензия на вливание черноярского «куста» в стройные ряды московской мафии. Растет наш ага (это его так Иванов иногда называет, Анвар, вообще, турецкое имя) вширь и вглубь, крепнет день ото дня. В научно-практическом аспекте эта новая связь может представлять некоторый интерес, поэтому мы ею и занимаемся.

Я развернул и отрегулировал микрофон, проверил, как работает приемник, попробовал выставить уровень записи. Помех много. Людей на аллее практически нет, машины поставили и ушли по делам, но рядом шумит рынок, создает мощный шумовой фон. Уровень настроить не получается: дилер молчит, с тем, кто сидит в машине, не разговаривает. Человека в машине не видно: она стоит к нам кормой, да и стекла тонированные. Почему, вообще, я решил, что в машине есть кто-то еще? Дилер вылез справа, с пассажирского места. Простая логика.

Без двух одиннадцать прибыл наш «основной». Ярко-красный «Ягуар» свернул с шоссе на аллею и встал в самом начале, с противоположной стороны от дилера. Это прогулочный автономный вариант: обычно Анвар катается на черном немецком внедорожнике, в сопровождении пары солидных шкафчиков. Значит, встреча эксклюзивного характера.

Неплохо. Не зря пришли.

Анвар вышел из машины, с ходу нащупал взглядом дилера, хозяйским жестом пригласил: давай ко мне. И встал, уперев руки в бока.

Костя снимал, я отложил камеру и приготовился настраивать микрофон: выводить уровень, разворачивать, если пойдут к Анвару.

– Это он? – глухо рявкнуло у меня в наушнике.

Ага, надо убавить и низы чуток убрать.

– Да, он.

– Точно? Далековато будет – не обознался?

– Шутите? Я его за километр узнаю. Чего тут «далековато» – ста метров не будет.

– Хорошо. Зови его сюда.

– Может, сами пойдем? Неудобно – он уже позвал.

– Я сказал – зови!

Понял. Ничего менять не надо, болтать будут в дрянной «Ауди». А что-то товарищ начальник нервничает…

Дилер призывно замахал рукой. Анвар недовольно покачал головой, бросил «Ягуар» с раскрытой дверью прямо на аллее и пошел куда звали.

Я опять взял камеру и стал снимать.

– Первый, объект подтвержден, – раздался в моем наушнике голос «начальника».

Не понял, кому это он?

– Это точно он? – послышался сторонний голос на фоне характерного шипения рации.

– Он, он – можете работать, – подтвердил «начальник».

– Все понял. Приступаю…

– Ни фига себе… – удивлению моему не было предела. – Если я все правильно понял – похоже, сейчас Анвара будут брать!

– Титаны! – восхитился Костя. – На первой же встрече! Нормально… Ну, тут одно из двух: либо это провинциалы – отчаянно храбрые идиоты, которые совсем не в курсе обстановки… Либо «кремлевские» решили немного подрессировать «азеров». Наверное, мало отстегивают, от рук отбились…

Не надо удивляться насчет «кремлевских». В нашем слаженном коллективе в силу специфики работы существует устойчивое мнение, что у нас в стране ВСЕ структурные составляющие органов управления, исполнения и государственной власти – суть разнокалиберные ОПГ (организованные преступные группировки) с соответствующим укладом, «понятиями» и иерархией. То есть коррупции у нас не может быть в принципе. КОРРУПЦИЯ (от. лат. corruptio – подкуп) – это имеет смысл в цивилизованных странах, где большинство начальников честные, а кое-кого подкупают. У нас подкупать кое-кого смысла нет, потому что ВСЁ начальство по определению состоит в мафии. Тут масса оттенков и нюансов, но общий принцип устройства всех этих управленческих институтов один – ОПГ. Или ОПС (сообщество). По-другому в нашей стране пока просто не может быть. Понятно, что самые крутые из всей этой верхней братии – «кремлевские», у них и рычаги в руках, и силовые ресурсы, и много еще чего хорошего. В данном случае Костя судит несколько общо, относя правоохранительные органы к «кремлевским» (мы не знаем, кто встречается с Анваром – из милиции, чекистов, ФСКН?), – очень может быть, что какая-то отдельная ОПГ одного из перечисленных в скобках ведомств сейчас решает свои мелкие личные вопросы и могущественные «верхи» не имеют к этому никакого отношения…

– Кого-то будут арестовывать? – заинтересовалась Татьяна.

– Да, вот этого толстяка.

– Это который по аллее идет?

– Угу…

Из ряда припаркованных машин выскользнула серая «Хонда» и тихонько поехала вслед за Анваром. Так-так…

Татьяна взяла наш бинокль, посмотрела…

– Да он не толстяк. Очень даже симпатичный мужчина. Опрятный такой…

– Ну, опрятный – это ненадолго, – с эстетствующим злорадством ухмыльнулся Костя. – Сейчас грубые люди из группы захвата вытрут им пыль на всей аллее. И будет он неопрятным. И несимпатичным.

– А мы это дело снимем, – поддержал я. – И это будет кадр недели. А то и месяца.

– Да уж… В последнее время нам такие кадры частенько попадаются, – пробурчал Костя (наверное, вспомнил, что мы позавчера утром отсняли). – Были бы стрингерами – давно бы разбогатели…

Когда Анвару осталось каких-нибудь пятнадцать шагов до дилера, «Хонда» нагнала его и коротко посигналила. Наш «основной» принял влево, повернулся и недовольным жестом показал что-то из разряда: «Проезжай, да! Тебе что, аллея узкая, э?!»

«Хонда» начала объезжать Анвара с правой стороны.

– Какие мы нежные… – кровожадно пробормотал Костя. – А личиком в асфальт не желаем?

– «Ту-дух!» – глуховато шлепнуло из левого заднего окна «Хонды» на фоне короткой неяркой вспышки.

Анвара дернуло вбок, он завалился между машинами и перестал быть виден.

– Ни х… себе… – потрясенно пробормотал Костя, опуская камеру и поворачиваясь ко мне (он вообще-то воспитанный товарищ – а тут даже про присутствие дамы забыл!). – Они что, совсем…

– Снимай! – буркнул я, максимально «наезжая» на «Хонду».

Левая задняя дверь открылась, выпуская наружу субъекта в маске. Субъект подскочил к тому месту, где между машин лежал Анвар, и произвел еще один выстрел.

Контроль.

Затем нырнул обратно в машину и закрыл дверь. «Хонда» быстро, без рывков, разогналась, пулей вылетела с аллеи, мягко вписавшись в поворот шоссе, и спустя пару секунд исчезла из виду.

Эвакуация.

Такие знакомые термины.

Да, дела… А что – дилер?

Плавный перевод ракурса на дилера…

Однако! Парень застыл столбом, жестикуляция и движения отсутствуют. В шоке. Похоже, не ожидал.

Впрочем, монументом он работал недолго. Буквально в следующую секунду из «Ауди» высунулась рука, ухватила парня за ремень и одним рывком втащила в салон. Хлопнула дверь, «Ауди» с добротным рыком выскочила на аллею и умчалась прочь.

Все. Поди теперь, поищи их…

По аллее, со стороны ворот, бежали люди. Трое водителей, подъехавших припарковаться как раз в тот момент, когда все началось, неуверенно направлялись к тому месту, где между машинами лежало тело. Кто-то у ворот надсадно заорал, послышался женский визг…

– Бум! – раздалось у меня за спиной.

Я рефлекторно дернулся в сторону, одновременно разворачиваясь и принимая боевую стойку.

На полу лежала, закатив глаза, развеселая пышка Татьяна. Ее великолепный крымский загар словно ветром сдуло: дамочка была бледна как смерть…

* * *

Первым делом мы закрыли окна.

Кучка соплеменников Анвара, первыми прибывших на место происшествия, быстро разрасталась, тех троих мужиков, что имели неосторожность припарковаться в последний момент, уже взяли в оборот и с пристрастием допрашивали – крики были слышны даже без микрофона.

Если все соотечественники убиенного прибегут сюда с рынка, тут будет настоящая манифестация и обычный бардак. Возможно, будут таскать труп по городу – у нас уже такое случалось, когда одного зарезали.

А если кто-то умный все отрегулирует и подключит милицию, тогда будут обходить окрестные учреждения и опрашивать возможных свидетелей.

Мы привели в чувство Татьяну, коротко посовещались, потом Костя побеседовал с ней. Ситуацию довел практически в подлиннике, с небольшими купюрами в нашу пользу:

– Вот этот мужик, которого только что хлопнули, – крутой авторитет. Мы думали, что он будет встречаться с кем-то из правоохранительных органов, хотели это дело заснять. А это, оказывается, была «подстава»: от лица какого-то известного ему сотрудника органов его пригласила конкурирующая мафия и шлепнула. Это понятно?

– Да… – Татьяна кивнула головой, но понимания ситуации в ее глазах пока что не было: взгляд блуждающий, дамочка все еще в ступоре.

– Нет, так дело не пойдет. У нас времени нет… – Костя наклонился и грозно прошипел Татьяне в ухо: – Тебя убьют!

– Нет… – Губы Татьяны задрожали, глаза мгновенно наполнились слезами. – Нет!!! За что?!

– Если ты хоть кому-то скажешь, что ты видела, тебя убьют! – продолжал злобно и настырно шипеть Костя, жарко дыша в ухо несчастной женщины. – Дети есть?

– Да! И муж… Господи, за что…

– Если ты кому-то скажешь, что ты видела, убьют не только тебя, но и всю твою семью, это понятно?!

– Господи, да за что же…

– Если хочешь спасти свою семью, слушай меня внимательно.

– Я не знаю! Я ничего не знаю! За что?!

– Крики и слезы здесь не помогут, – тихо и медленно проговорил Костя. – Ты должна понимать, что попала в смертельную ловушку и обратного пути нет.

– О господи…

– Помочь тебе можем только мы. Слушай внимательно, я скажу тебе, что делать.

– Что делать?

– Я скажу тебе. Слушай внимательно… Ты готова?

– Да, готова. – Татьяна прерывисто вздохнула, вытерла платочком слезы и уставилась на Костины часы, которые он зачем-то снял с руки и, держа за браслет, покачивал сантиметрах в тридцати перед ее лицом.

– Мафия, к которой принадлежал этот человек, будет искать его убийц. Объявит большое вознаграждение за любую информацию. Но вопрос в том, что те, кто его убил, – тоже мафия. Так вот, если выяснится, что есть свидетель, который может дать какие-то ценные сведения, этого свидетеля мгновенно убьют. А для страховки – мало ли кому из близких он успел чего-то сказать – убьют всю его семью. Это понятно?

– О господи… Что же мне теперь делать?

– Танечка, все хорошо, не надо так убиваться. – Костя убрал часы, лучезарно улыбнулся, присел на корточки перед Татьяной и нежно взял ее за руки. – Ну? Все хорошо! Вот как раз делать-то ничего и не надо. Надо просто молчать. Понятно?

– А если придут… Спросят…

– Окна закрыты, радио кричит, ты вся в работе. И ничего не знаешь. Ни-че-го. «Да что вы говорите?! Убили?! Кого убили?! Вы что, серьезно?!» Вот в таком ключе. Понятно?

– Понятно…

– Это если придут сегодня. А если завтра – «Да, слышала, где-то рядом с нами убили человека. Надо же, какие страсти – средь бела дня, в людном месте… Куда страна катится!»

– Хорошо. Я все поняла. Ой, господи, вот беда-то…

– Танюша, никакой беды нет. – Костя отпустил Татьянины руки, распрямился и подпустил в голос металла. – Только что одни подонки шлепнули другого подонка, который жил за наш с тобой счет и при этом еще травил своей наркотой наших детей. Нам бы с тобой сейчас на радостях пойти в ресторан да напиться как следует!

– Ну скажешь тоже…

– Таня, беда будет, если из-за разборок этих подонков пострадают нормальные люди. Я, он, ты, твои близкие…

– Да я все поняла, хватит агитировать. Ничего не видела, ничего не знаю…

Костя оставил Татьяне номер своего мобильного – чтобы немедля звонила в случае каких-либо непредвиденных осложнений, и мы покинули это замечательное местечко. Нужно было скоренько мчаться в институт, чтобы огорошить последними новостями господина полковника.

* * *

– Значит, хлопнули нашего агу… Агу… Угу…

Шеф у нас умный – просто жуть. Он обладает поистине стратегическим мышлением и способен без единой пометки на бумаге родить в уме многоходовую оперативную комбинацию, не допустив при этом ни одной «технической» погрешности.

Но он страсть как не любит внезапных радикальных изменений обстановки. А тем более сноса основных ориентиров и отмены вроде бы незыблемых констант. Это в буквальном смысле повергает его в ступор.

Анвар был для нас константой и основным ориентиром. Мы тут ползали себе потихоньку в кустиках, на дальних подступах к вражьим позициям, делали на карте пометки, планы строили и все время поглядывали на основной ориентир: вот она, водонапорная башня, видна черт знает из какого далека. Ближе нам нельзя, не пустят, но, опираясь на данные авиаразведки, мы в курсе, что вокруг этой башни все крутится: там у них укрепления, где-то рядом штаб, парк техники, узел связи и так далее.

И вдруг в одно прекрасное утро какие-то похмельные артиллеристы (то ли наши, то ли противника – сразу и не разберешь!) случайным залпом снесли эту водонапорную башню к известной матери. Все, нету ориентира. К чему теперь делать «привязку», если вокруг все лысо, ничего более-менее приметного не торчит?!

…Иванов гонял по столу ручку и бездумно смотрел в окно. Никаких намеков на рождение продуктивных идей в его пустом взгляде я не уловил: полковник просто впал в нирвану и перестал реагировать на окружающий мир.

Понимаю. Не то чтобы мы Анвара полюбили, как родного. Мы знали его как облупленного, изучили всю его подноготную, привыкли. В принципе, как объект изучения он для нас уже утратил первоначальный интерес: изучать там было нечего, разобрали все по крупицам. Просто мы на него, образно выражаясь, имели виды. Планы строили. Знаете, в научной работе, помимо основного типа деятельности – пассивного наблюдения за объектом исследования, есть еще ряд разновидностей творческого труда. В том числе и эксперимент. Вот мы и собирались самую малость поэкспериментировать: если попросту – стравить две этнические группировки и посмотреть, что из этого выйдет. Если бы вышел толк, можно было бы рекомендовать такую практику к повсеместному применению, а наш патрон Витя наверняка получил бы за новации в методологии верховное «одобрям-с».

А тут получилось одно к одному: сначала случайно умер Андижо, потом, с интервалом всего в сутки, – Анвар. Теперь надо крепко подумать, как работать в этой непростой ситуации. Надо ведь не просто выйти из нее с наименьшими потерями (таджики еще долго будут искать виновных в смерти Андижо), но и попробовать извлечь из этого всю доступную пользу. Проще говоря, одним движением отодвинуть в сторону обломки рухнувшей системы, которую строили целый квартал, и на новом месте быстренько родить новую, ни в чем не уступающую той, что мы потеряли.

А это непросто. Я вот, например, умница, хороший аналитик, полиглот, схватываю все на лету… Но абсолютно без понятия, что мы будем делать в ближайшие сутки. Кроме как съездить в Черный Яр да заочно познакомиться поближе с этим загадочным «начальником», устроившим сегодня утром сафари на аллее у рынка, – ничего продуктивного в голову не лезет…

– Хороший повод для развязывания войны, – полковник наконец выпал из ступора и принялся размышлять вслух. – Позавчера – Андижо, сегодня – Анвар… Эгхм-кхм… Если отыскать факты, красноречиво свидетельствующие о взаимосвязи этих двух событий, да правильно подать… Ннн-да… Знать бы, где начинать…

– «Начальник» из Черного Яра, – скромно напомнил я.

– Нет, это вряд ли относится к теме, – отмахнулся полковник. – Это совсем другая линия. Но линия еще та… Надо же – попросил дилера познакомить… Хм… И на первой же встрече – получи, фашист, гранату… Хе-хе… Ладно бы, долго работали вместе, чего-то там не поделили… Короче, линия до того загадочная и непонятная, что хочется все бросить и заниматься только ей. Уж больно интересно, что за всем этим кроется.

Согласен. Это что-то принципиально новое в нашей практике. При всем моем богатом воображении, верх экстрима, который можно было ожидать со стороны сотрудника правоохранительных органов по отношению к Анвару – это грубое задержание с «товаром» на руках. Так что хотелось бы разобраться в этом вопросе просто уже для того, чтобы удовлетворить свой сугубо познавательный интерес. Это что там за звери такие завелись, в провинции? А может, это система, а мы даже и не в курсе?!

– Так… Черный Яр – наукоград мирового значения. Хотя статус «закрытого города» с него и сняли, но особисты там должны работать в прежнем режиме. То есть легендироваться будет весьма сложно…

– У меня есть знакомые, которые там регулярно отдыхают, – сообщил я. – Могу навести справки.

– Отдыхают? У них там что – родственники?

– Насколько мне известно – нет. Просто ездят развеяться, на катере погонять по Волге, с удочкой посидеть и все такое прочее.

– С удочкой посидеть – у реактора?! Однако… – удивился Иванов. – Туда что, пускают всех подряд без разбора?

– Я могу поинтересоваться.

– Давай, интересуйся…

Я позвонил знакомым и за пять минут добыл всю нужную нам информацию. Оказывается, ничего сложного там нет и можно обойтись совсем без «легенды». Нужны только деньги и двадцать минут, чтобы добраться до турфирмы, которая в числе прочего продает путевки в пансионаты, располагающиеся на берегу Волги в районе Черного Яра.

Вечером того же дня авангард Бюро, состоявший из Ростовского, Васи Крюкова и вашего покорного слуги, убыл на двух служебных «девятках» в Черный Яр, имея на руках недельные путевки в пансионат с буйным названием «Торнадо».

– Осмотритесь, прощупайте обстановку, – напутствовал нас Иванов. – Задача одна: познакомиться с загадочным «начальником» и досконально выяснить, какую роль он играет в этой темной истории. А мы тут тем временем попробуем все-таки увязать «таджико-азербайджанский вопрос». Если что – не стесняйтесь, я с удовольствием подъеду проинспектировать вашу работу. Удачи…

Глава 8

Дилер

– Двадцать третий – Зениту. Ты что, уснул там?!

– Слушаю вас, слушаю!

– Ну, ты разобрался?

– Нет, пока нет.

– Что значит – «пока нет»? Стреляли, нет?

– Да вроде бы стреляли.

– Ну, а труп?

– Нету трупа. Кровь есть – трупа нет.

– Так отправлять группу, нет?

– Да не знаю я! Пока не понял.

– Ну давай, разбирайся. Там еще есть кто?

– Патруль с рынка. Сказали, сейчас участковый подъедет с местным опером.

– Ну, пусть опрашивают. Там полно народу, кто-нибудь наверняка что-то видел.

– Да, они уже опрашивают. Пока – ничего…

Вот такие дела. Мы едем домой. То есть по Дмитровке на север. Собакин слушает рацию, настроенную на милицейскую волну. Никаких тебе «перехватов», «колец» и прочих мероприятий заградительного характера. Как-то у них все вяло и неторопливо. Зато соплеменники Анвара шустрые – дальше некуда. Пока мы добрались до Тимирязевской, кто-то забрал труп. Нормально!

– «Таких не берут в космонавты»…

Собакин в приподнятом настроении. Послушал рацию, прибавил звук автомагнитолы, фальшиво подвывает:

– Таких не берут в космонавты…

Тупая песня. Если бы в прямом эфире расстреляли тех, кто ее поет, я бы, наверное, порадовался…

Я в трансе. Мне кажется, что это дурной сон: то, что сейчас происходит, мне видится как бы несколько со стороны, словно все это не со мной… Кровь прилила к голове, в ушах щелкает, как при перепадах давления, в горле комок, трудно дышать. В таком состоянии ясно и трезво размышлять непросто. А надо…

На моих глазах только что убили человека. Я, конечно, врач, видел немало травм, оказывал первую помощь в «полевых условиях» – на обочине, в машине, в канаве… Но такого – чтобы на моих глазах, с моей же подачи…

Нет, давайте сначала. Сначала они убили Исаева. Убили, убили, не сам он спрыгнул с крыши – теперь-то понятно… Потом меня попросили показать Анвара: «Встретиться надо». Показал. «Бах» – и нет человека. И спокойно уехали.

Да, он гад – героином торговал. Я знал его целый год, привык, приспособился и даже перестал считать гадом, хотя, естественно, лучше он от этого не стал.

Я тоже торговал героином. Значит, тоже гад. Вывод? Нет, может, я сейчас плохо соображаю, чтобы отчетливо представить себе всю мотивационную подоплеку, разобраться в намерениях, которые движут этими людьми… Но я почему-то сейчас уверен, что…

– Гляди бодрей, все нормально! – Собакин дружески хлопнул меня по плечу и весело подмигнул.

Хлопнул от души – ручища у него увесистая, и этим хлопком как будто выдрал меня из прострации.

Я – следующий. Это даже к гадалке не ходи.

Не умею прятать эмоции. Раньше никогда не надо было, практика отсутствует. Собакин, только глянув мне в глаза, мгновенно все «расшифровал»:

– Гхм-кхм… Слушай, ну ты успокойся… В самом деле – все нормально. За город выедем, я тебе все объясню…

«За город»!

Жить мне осталось минут пятнадцать…

Когда миновали развязку у Петровско-Разумовского, я решился. Да, таких, как я, не берут в космонавты. Но тяга к жизни присутствует даже у такого никчемного существа. Когда-то я этак сторонне размышлял, что неплохо было бы угодить под баржу и таким образом рассчитаться со всеми своими ошибками и проблемами.

Теперь я понял, что это все наносное.

Я хочу жить. Я слаб по сравнению с Собакиным, мне с ним не тягаться. Ему даже пистолет не понадобится – голыми руками задушит.

Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти свою дрянную шкуру…

Ждать пришлось недолго: неподалеку от рынка наша машина встала на светофоре.

Ну, ноги, не подведите…

Дернул ручку – дверь не открывается.

Еще разок. Безрезультатно. Замуровали!

Волна паники мгновенно смыла остатки здравого смысла и лишила возможности быстро соображать. Физиология тотчас же пустилась вразнос: сердце шибануло о грудную клетку так, что казалось, сейчас ребра сломаются, и забухало с тяжкой отдачей, как баскетбольный мяч об тонкую трехслойную фанеру.

– Тошнит? – озабоченно прогудел Собакин севшим на три тона голосом и медленно потянулся к бардачку. – Щас-ссс…

Нет, это у меня все медленно. Кровь вязнет в жилах, виски вибрируют в такт тяжким ударам сердца, багровый мир вокруг загустел и набух.

Не боец я, увы. Надо бы сейчас двигаться молниеносно, соображать быстро, а получается все наоборот. Вот так, наверное, и погибают в первом же бою такие, как я – обычные неподготовленные люди, не умеющие обуздать свою физиологию и просто впадающие в ступор перед лицом смертельной опасности.

– Нет ничего, – вязко сообщил Собакин, поковырявшись в бардачке. – Давай через окно, хрен с ним…

И, потянувшись через меня, нажал кнопку стеклоподъемника.

Стекло поехало вниз.

Я послушно поволок тяжелую голову в окно и взглядом зацепился за «утопленный» по самую шляпку штырек блокировки.

Ду-би-на…

Разблокировал дверь, открыл, полез наружу.

– Эй, ты че делаешь…

На негнущихся ногах (это не метафора – ноги и в самом деле едва слушались, казались чужими) обогнул стоявшую в соседнем потоке «Газель»…

– Ты куда, Бубка? Совсем сдурел?!

…перемахнул через парапет и, подвывая от ужаса, бросился в переход.

– Извините… Простите… Пардон…

Народу много, это хорошо. Собакин в два раза толще, у меня преимущество. Ага, я, кажется, уже начал продуктивно соображать! Это хорошо, сейчас это очень кстати…

Попетлял по рынку, встал в укромном уголке, отдышался. Осмотрелся – массивной фигуры моего страшного попутчика нигде не было видно. Это ничего не значит: вызовет подмогу, прочешут рынок, быстро найдут. Надо быстрее двигать отсюда.

Быстро пересек рынок, выскочил к стоянке такси.

– В Долгопрудный поедем?

– Хоть в Монте-Карло. Любой каприз за ваши деньги.

Сел, поехали. Кажется, никто не преследует. Уффф…

Поживем еще.

Вроде бы выпал из ступора – вспотел, правда, как свинья. Врач ведь, мог бы догадаться: когда у тебя паника, надо двигаться. Перед лицом смертельной опасности организм самопроизвольно впрыскивает себе гормональный допинг: чтобы кровь лучше свертывалась в случае ранения, чтобы можно было работать на пределе своих немалых возможностей. Если тупо сидеть на месте, можно запросто сдвинуть лыжи от «адреналинового передоза». Надо гонять кровушку, двигаться, драться, бежать…

Почему в Долгопрудный? Не знаю, просто это первое, что в голову пришло. В нашем направлении, в то же время несколько в стороне от трассы. Надо убраться из Москвы, а дальше видно будет…

Выйдя в Долгопрудном и расплатившись с таксистом, я первым делом позвонил Люде.

Трубку долго не брали. Неужели отключили? Вот только этого сейчас не хватало. Мобильного у Люды нет и, насколько помню, не было никогда, за проводной он не платит в принципе (принцип такой: ни цента на коммунальные расходы, все до копеечки – на «дурь»). Свет и телефон у него не отключают только из уважения к заслугам семьи и ввиду уверенности в щедрой компенсации. Обычно брат приезжает и оплачивает разом все задолженности и пени, а также благодарит добрых людей разными подношениями. Но бывает так, что брат отсутствует по полгода и более…

Наконец Люда взял трубку и ответил расплывающимся трюфельным голосом:

– Нннэ? Базза торпфедных катерофф. Мичман Бенкендорфф у аппфарата.

Ай как плохо… Товарищ уже крепко в производственном цикле. То есть адекватной оценки ситуации ждать не приходится. А она сейчас не помешала бы!

– Люда, возьми себя в руки. Мне нужен твой ясный ум.

– Оо-оу, это вы, виконт!

– Люда, мать твою! Слушай меня внимательно!

– Слушаю!

– За мной гонится банда киллеров. Едва оторвался…

– По полной оторвался?!

– Люда, соберись! Сейчас тебя приедут убивать, ты понял?!

– Не понял… В смысле – «принимать»? Ты разругался с Собакиным? Я сейчас же все спрячу…

– Люда – убивать приедут! У-би-вать! Они только что хлопнули Анвара, я еле ушел!

– Мне кажется, ты чем-то расстроен, – Люда сострадающе вздохнул. – Даже и не знаю, что тебе сказать, друг мой…

– Не надо ничего говорить, ты слушай.

– Я слушаю.

– Бери самое необходимое и немедленно уматывай из дому. Спрячься где-нибудь у камрадов. Ты понял?

– Понял.

– Дома тебе быть нельзя, ты понял, нет?

– Точно, ты расстроен. Ты разговариваешь со мной, как с последним дебилом.

– Короче, тебе нельзя находиться дома. Немедленно удирай!

– Понял я, понял. Еще что?

– Это все. Убирайся из дому. Не мешкая. Иначе тебе крышка…

Отговорив с Людой, бросил телефон на асфальт и тщательно растоптал его ногами. Останки запинал в решетку водостока.

Я тоже не лыком шит, меня голыми руками не возьмешь. Я видел в кино, как по мобильному отслеживали всяких-разных агентов. И даже ракеты с самолетов наводили. У меня дорогой телефон с кучей «наворотов», в которых даже, по-моему, дипломированный связист не разберется. Не знаю, может, там, в числе прочего, есть какая-нибудь скрытая функция определения местонахождения абонента. Пусть теперь попрыгают, сволочи, поищут меня безо всего…

Прогулялся по местным торговым точкам, приобрел «набор для выживания» в произвольном формате: две полуторалитровые бутылки «Аквы», два батона сырокопченой колбасы, три зажигалки, складной нож, шерстяное одеяло в плотном пластиковом пакете на молнии, две пары трусов, футболок и носков, спрей от кровососущих насекомых, небольшой рыболовный набор и фонарик.

Все, я готов к жизни изгоя. Прими меня, природа-Мать твою так, я иду к тебе!

* * *

Так… Долгопрудный в качестве буфера для перехода в первобытное состояние мне как-то не приглянулся. Далековато. Решил я перебраться поближе к дому, взял такси и убыл в Яхрому. Почему в Яхрому? А все, наличные кончились, на большее денег не хватило. Да и не надо мне было ближе. Это, как я тогда посчитал, могло быть опасно…

Покинув Яхрому, я добрался до Астрецово. Здесь я почувствовал себя надежно удаленным от полного опасностей Дмитровского шоссе и прямо через поля двинулся на север. Неспешно брел по зеленовато-золотистым просторам, периодически сверяясь с солнцем, чтобы не сбиться с направления, и хвалил себя за предусмотрительность.

Собираясь сегодня утром в Москву, я надел кроссовки. Дорогие, прочные, удобные. А также джинсы и плотную джинсовую рубаху – у нас с утра прохладно было. Хорош бы я был сейчас, одевшись, допустим, как Анвар, в модельные мокасины, белые брючата и шелковую рубашонку.

Вообще, куда ни кинь, кругом я молодец. Нашел в себе силы геройски удрать от страшного Собакина и волевым решением вырвал свою хилую тушку из сферы контроля спецслужб и злобных мафиози. Пусть теперь ищут меня в населенных пунктах, на шоссе, железной дороге и транспортных узлах.

А я в полях. Широка Россия. Есть где укрыться беглому человеку.

Я сделал привал в небольшой рощице: поел колбасы с хлебом, умылся из бутылки, с удовольствием повалялся на травке, давая отдых усталым членам.

Хорошо здесь было. Покойно. Пахло травами. По небу с ленивой величавостью плыли жирные облака, было удивительно тихо – только птички негромко щебетали, да где-то, на пределе слышимости, сыто и уютно урчал трактор. Прелесть-то какая! Лепота…

Повалялся, успокоился, даже вздремнул немного.

Пригрезилось мне тематическое видение в цвете: голый Анвар на столе в секционном зале. С черной дыркой во лбу, предположительно без затылка. Ага…

Вздрогнул, подскочил, перекрестился. Фу ты, господи, привидится же такое!

Это какое-то неправильное видение. Если соплеменники забрали, должен бы, по идее, явиться при полном параде и в ковре. У них принято хоронить до захода солнца.

Прозевался, попил водицы, спрыснул личико, окончательно пришел в себя.

Ничего, жить можно. Не так уж все и плохо. И вообще, лучше скитаться по полям, чем валяться без затылка в какой-нибудь тухлой яме.

Я собрался, уложил вещи в пакет с одеялом, пошел далее, все так же держа направление на север.

Зачем на север? Там мой город, место, где я родился и вырос, родной дом. Понятно, что сейчас мне нельзя появляться дома, но… Мне просто больше некуда было идти.

Ближайшую задачу жизни я сформулировал так: добраться до окраины города, оборудовать какое-нибудь временное убежище, затаиться и думать. Думать, думать… Я товарищ неглупый, должен в конечном итоге придумать что-нибудь толковое. Есть мнение, что если долго и упорно соображать в заданном направлении, то можно найти выход из любой, даже самой тупиковой ситуации.

От Яхромы до Черного Яра по прямой немногим более шестидесяти километров. Шоссе у нас далеко не европейского качества, но этот небольшой отрезок пути я обычно проскакивал на своей машине минут за сорок.

Путешествие пешком по бездорожью – это несколько иной формат перемещения. Я все это предусмотрел и сделал соответствующие расчеты: полпути пройду сегодня до исхода дня, переночую на свежем воздухе, с первыми лучами солнца встану, свеж, бодр и полон сил, где-то к полудню буду на месте и сразу приступлю к оборудованию уютной берлоги.

Гладко было на бумаге, да забыли про овраги. А по ним ходить…

Да уж… Вообще, по молодости мне довелось бывать в полях и вкусить малую толику сельского быта. В институте каждую осень ездили в колхоз турнепс дергать. Было там весело и необременительно: поработали до шести вечера, обильно поужинали – и на дискотеку. До упаду. Насчет «экстази» и ЛСД мы тогда были не в курсе, а для поднятия тонуса вполне обходились местными аперитивами: бражкой и самогоном. Спали вповалку на матрацах в спортзале местной школы, а было ли жестко, не помню, поскольку ни разу не ложился почивать настолько трезвым, чтобы объективно оценить комфортабельность своего спального места…

Поля здесь, оказывается, неровные – сплошь в каких-то кочках и буераках. И вообще, местность в этом районе сильно пересеченная, полно балок, оврагов, ручьев, действующих и пересохших, и прочих разновидностей нерукотворного ландшафтного дизайна.

В общем, не буду перегружать вас деталями, просто скажу, что гулять тут тяжело и неудобно.

Я героически плелся на север до самого заката. К тому моменту, когда западный край небесного свода покраснел, сострадая моему бедственному положению, я в буквальном смысле шатался от усталости и едва держался на ногах.

Когда солнце село окончательно, я выбрал местечко поровней и рухнул на ночевку.

Вообще, по плану следовало бы развести костер, пожарить на прутике хлеб и колбасу, а потом мечтательно таращиться в огонь. Хорошее средство для снятия стресса. Увы, на это уже не было сил. Сил хватило только на то, чтобы съесть кусок колбасы с хлебом и выпить воды. Потом я побрызгался спреем и, завернувшись в одеяло, практически мгновенно уснул.

Проснулся от жуткого озноба. Посветил фонариком на часы – два пополуночи. Днем я потел от жары, а сейчас было страшно холодно – по крайней мере, так мне тогда показалось. Темень – глаз выколи, ночую в поле, дров для костра не собрать. От непривычной нагрузки все тело гудело, суставы противно ныли, любое движение причиняло боль. Отвык организм от работы, год валял дурака, жирок копил. Нечто подобное у меня было год назад, после первого рабочего дня в бригаде грузчиков. Правда, с душевным состоянием тогда все было в порядке и чувствовал я себя вполне бодро.

Сейчас состояние было настолько скверным, что хотелось умереть.

Да, теперь понятно, что при комплектации «набора для выживания» я дал маху. В нем катастрофически не хватало литра водки. Или хотя бы пол-литра. Сейчас бы это здорово пригодилось.

До рассвета я промучился, борясь с ознобом. Трясло меня не на шутку, челюсти сводило так, что даже стонать было трудно.

Думаю, это было больше нервное, нежели просто реакция на непривычную физическую нагрузку. Этакий психофизиологический «отходняк». Да, перемкнуло меня здорово: врач, как-никак, в первую очередь должен был подумать о том, что после таких потрясений надо будет расслабиться сугубо народным методом.

Когда рассвело, я с большим трудом взял себя в руки и опять побрел на север. Какая там, к чертям, бодрость и свежесть! Чувствовал себя окончательно разбитым и изломанным. Шел в буквальном смысле «на автопилоте». Просто потому что поставил сам себе такую задачу: надо идти, и все тут.

Зачем я все это рассказываю? Возможно, бывалые люди посмеются над злоключениями «дитяти асфальта», но то, что я пережил в эти сутки, было для меня серьезным испытанием. Вспомнил поневоле Владимира Семеновича:

Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф…

Вот это точно – про меня. Теперь я понимаю, что писатели-«приключенцы» скорее всего безбожно врут нам, вдохновенно живописуя, как обычный офисный клерк, не державший за свою жизнь в руках ничего тяжелее… эмм… ну, скажем, ручки, попадая в смертельно опасные передряги, совершает чудеса мужества и героизма, лихо удирая по лесам, пустыням и техногенным зонам от злобных киллеров и нечистых на руку сотрудников спецслужб. Это ничего, что убийцы специально обучены и подготовлены, обычно клерк (хоть он, по сути, всего лишь простой книжный червь) до того ушлый, что просто уши в трубочку сворачиваются. Бегает этот клерк от спецов сутками напролет, мытарится по канализациям и складам, при этом на ходу умудряется экстренно придумывать всякие хитрости-премудрости, всех подряд «накалывает», пускает по ложному пути и так далее. «В эти страшные часы, когда на карту была поставлена сама жизнь, его интеллект работал с полной отдачей, как внезапно стартовавшая гоночная машина с мощным мотором, до сего момента сонно дремавшая в гараже под пыльным брезентом…»

Хе-хе… Нет, даже так: хрю-хрю.

Я не клерк. У меня по части мытарств есть определенная практика: бессонные ночи на дежурствах, работа с травмами и несколько месяцев тяжелого физического труда.

Так вот, всего лишь на второй день испытаний мой интеллект не работал вообще. Просто, скотина этакая, взял отпуск: «Ушел в себя, не беспокоить!» Это я еще ни от кого не бегал, не ползал под пулями, не был ранен – просто шел! Топал и топал на север. Бездумно, безучастно, как заведенный механизм.

Пакет с вещами я скоро бросил (отсыревшее за ночь одеяло показалось мне свинцово тяжелым). Просто руку разжал, он и выпал…

Не помню, чем я тогда руководствовался в выборе оптимального пути… Смотрю – топаю уже по проселку. Идти заметно легче. А то, что это небезопасно, уже вроде бы и несущественно. Плевать на все…

В общем, в третьем часу пополудни я по обочине трассы дотопал прямо до Черного Яра и, падая с ног от изнеможения, ввалился в первый же попавшийся по пути знакомый адрес.

Эта квартира некогда была и моей тоже: сейчас здесь проживали моя дочь и моя бывшая супруга.

– Пить… – хрипло прорычал я, когда мне открыли.

– Боже мой… На кого ж ты похож! – У бывшей супруги от удивления глаза стали размером с юбилейный рубль.

– На папу! – пробурчал я, бездумно глядя на свое отражение в трюмо – да, пугало еще то. – Чего вылупилась – пить дай!!!

– Сейчас… – Бывшая супруга опасливо попятилась и юркнула в кухню. – Секунду…

Вместо нее в прихожую вышли двое двоюродных братьев Собакина. То есть такие же здоровенные и угрюмые. А по-моему, даже и физиономическое сходство присутствовало.

У меня уже не было сил визжать от ужаса. Сполз по косяку на пол, обхватил голову руками, прохрипел:

– Обидно… На фига, спрашивается, мучился?! – и горько заплакал.

– Да, док, не бережешь ты себя, – участливо заметил один из «родственников» Собакина. – Дайте ему воды, да поедем.

– А он не буйный? – опасливо уточнила с кухни бывшая супруга.

– Сама ты буйная, б… такая! – взрыднул я. – Предательница!!!

– Ты ругаешься матом?! – удивилась дочь академиков, передавая мне через посредника стакан воды. – Боже, как ты пал! Хорошо хоть, дочери нет – не увидит тебя в таком ужасном состоянии.

Я с огромным наслаждением выпил стакан воды, смачно просморкался в футболку…

– Фу, животное…

…и заявил отсыревшим голосом:

– Дочь меня уже никогда не увидит. Сейчас меня убивать повезут. Спасибо тебе, родная, услужила.

– А говорили – не буйный…

– Да нет, это так… Временное помешательство, – «родственники» Собакина нежно приняли меня под локотки и повлекли на выход, – не обращайте внимания, мы это дело быстро поправим…

* * *

Угадайте, куда меня повезли? Не в подвал, в коллектор или на пустырь… А просто домой. В мое уютное холостяцкое гнездышко.

В моем гнездышке царил Собакин. Ходил в моих тапочках и моем же банном халате, не запахивавшемся на его могучей волосатой груди. Это меня поразило до такой степени, что я мгновенно утратил остатки разума и с рычанием бросился на узурпатора.

Успокоили в секунду – с такими не забалуешь. С ними был какой-то тип не из их стаи – худенький, постарше всех и с умными глазами. Это оказался мой коллега – достал из саквояжа шприц и быстренько соорудил мне инъекцию.

– Цианид?

– Реланиум, – поправил меня коллега. – А теперь – в душ.

– А если не пойду?

– Тогда они вас помоют, – кивок в сторону «родственников» Собакина.

– Ладно, я сам…

Помылся в душе, послушно выпил чаю с молоком и улегся в постель. И почти мгновенно отъехал в царство Морфея…

Проснулся на следующий день, часов в десять утра. Привычно проанализировал свое состояние: сонливость, вялость, слабость. Апатия. Полное безразличие к дальнейшей судьбе: ну и ладно, если надо, пусть убивают…

Минут десять сидел на кровати, бездумно таращась в стену. Потом побрел в кухню – на запах.

Собакин варил кофе. Топтался у плиты в моем халате, фальшиво напевая: «Таких не берут в космонавты…». Ага! Значит, он не железный. Отпечаталось в подкорке.

На столе стояла самая большая сковорода из тех, что у меня были. В сковороде аппетитно шкворчала яичница.

– Давай, садись, а то я уже проголодался, – сказал Собакин, узрев мой силуэт боковым зрением.

Потом развернулся, посмотрел на меня и хмыкнул:

– Может, хоть трусы наденешь?

Я гол? Точно, как-то даже и не обратил внимания.

– Халат отдай.

– Держи. – Собакин послушно скинул халат на стул, оставшись в трико и с голым торсом, и вновь бросился к плите: как раз в этот момент процесс варки кофе вступил в завершающую стадию.

– Ты теперь будешь здесь жить? – Я понюхал халат, он пах Собакиным.

– Что? А, нет, не бери в голову, – Собакин сгрузил кофе на подставку и приветливо улыбнулся: – Просто я тут в засаде сидел. Сей момент же съеду…

Позавтракали.

Побеседовали.

– Вижу, убивать меня вы не собираетесь…

– Дурак ты, Бубка, – Собакин неодобрительно покачал головой. – Ты, вообще, с чего взял, что тебя собрались убивать?

– Анвара шлепнули…

– И что? Может, скажешь, что он этого не заслужил?

– Я тоже торговал героином. Получается, что тоже заслужил?

– Ты врач. Ты торговал героином, но относился к своим клиентам, как хороший врач относится к пациентам. Это уникальный случай. И мы это оценили.

– И чего вы от меня хотите?

– Да я же тебе сказал уже. Просто будешь работать. Ничего сложного делать не надо, все тебе знакомо… Короче, сам увидишь.

– Тут меня один вопрос занимает…

– Да?

– Андрея Ивановича вы убили?

– А, вон что тебя занимает… Гхм… Ну, тут еще как посмотреть…

– Что значит «как посмотреть»? Тут одно из двух: убили или нет!

– Да нет, тут не все так просто… «Вели» его долго. Собрали компромат – на три пожизненных потянет. Побеседовали, ознакомили. Он долго размышлял. Потом принял решение.

– И все?!

– А что, мало? – У Собакина кристальный взгляд непорочного ребенка – он верит в то, что говорит. – Знаешь, я бы на его месте тоже особо долго не раздумывал. Ну прикинь: а если бы он не сиганул с крыши? Арест, следствие, позор семье, позор органам. В итоге все равно – пожизненное. Вот ты, окажись на его месте, что бы сделал?

– Ну… Даже и не знаю…

– Короче, думай, как хочешь. Я тебе сказал. Если судить по причине, да – мы его убили, по факту так и выходит.

– Ну ясно…

После завтрака Собакин дал мне десять минут привести себя в порядок и сказал, что мы едем на работу.

– Куда?!

– На работу.

– Это куда?

– Поехали, сам все увидишь…

* * *

Собакин привез меня в учреждение, которое, судя по вывеске, являлось лечебно-диагностическим центром «Последняя надежда». Я видел, как ремонтировали этот дом, спрашивал знакомых, что это за учреждение, «от кого» будет работать, но толком никто ничего объяснить не мог. Загадка! Обычно в нашей деревне по мероприятиям такого рода все известно еще задолго до того, как первый мазок раствора ляжет на свежеошкуренную стену.

Теперь понятно, откуда такой «режим секретности».

– Ну вот, это твоя клиника.

– Моя?

– Да, – Собакин широко улыбнулся. – С завтрашнего дня ты – заведующий этой клиникой.

– Эмм… Гхм-кхм… Эмррр… Даже и не… А что, меня даже не спросят, согласен ли я…

– Нет, – Собакин, все так же широко улыбаясь, покачал головой.

– То есть мое мнение в данном случае…

– Да. Не колышет никого твое мнение. Куда ты денешься, Бубка? Заведующий – неплохая должность. Скажи спасибо, что ассенизатором не заставили работать.

– Спасибо…

После такого короткого «ввода в должность» Собакин потащил меня на экскурсию:

– Сейчас я тебе все покажу и обрисую…

Турникет, рамка с фотоэлементом, охрана – парочка в отутюженной новой униформе, тоже «родственники» Собакина. У них тут что, целый питомник где-то поблизости? Эти, правда, более поджарые, собранные, чувствуется в них какая-то особая порода… Пожалуй, один такой песик запросто загрызет пару Собакиных. И дюжину Прыгуновых. Интересно…

Просторный мраморный вестибюль, диванчики, фикусы, картины на стенах, кое-где – плоские плазменные экраны разной величины. Все очень солидно, впечатляет с первого взгляда…

– Первый этаж – киоски, ресепшн, информация. Второй – кабинеты, процедуры, диагностика. Третий – стационар…

Прямо напротив входа – окно киоска с надписью «Экстази».

Ни фига себе… Поморгал, щипнул себя за четырехглавую мышцу бедра… Видение не проходит.

«Экстази». Киоск. Я сошел с ума? Беспомощно оглянулся на Собакина. Собакин широко улыбается. Что-то все утро ходит сегодня и лыбится. А при первой встрече был такой угрюмый, что я подумал – это врожденное.

– Смотри, знакомься, времени у нас полно. Что непонятно – спрашивай… Эй, там, ну-ка – картинку дай.

– Сию минуту…

Смотрю. На окне табличка: «Лица до восемнадцати не обслуживаются. Отпуск – таблетка в одни руки. При первой покупке вы автоматически заноситесь в нашу базу данных для упрощения дальнейшего обслуживания. При себе иметь паспорт и справку о состоянии здоровья. Если нет справки, можно пройти экспресс-обследование в кабинете функциональной диагностики на втором этаже. Приятных глюков!»

Над окном киоска – большой плазменный экран. А вот и картинка: видеозапись с молодежной дискотеки. Обдолбленные в дым хлопцы и девчата активно дрыгаются под… Да нет, не «под», а просто дрыгаются и издают звуки. Какие-то рукастые товарищи отфильтровали музыку. Эффект – просто полный улет. Представьте себе, в полной тишине, что называется, на ровном месте, ребятки с остекленевшими взглядами и зверским оскалом скачут, как заведенные, хрюкая, подвывая и вопя нечто нечленораздельное.

Очень неожиданно, надо признать. Я бывал на дискотеках. С музыкой все это смотрится вполне органично. А вот без музыки… Ребята и девчата (вне дискотеки, видимо, нормальные люди) выглядят сейчас как гамадрилы в период гона. Короче, полный зоопарк.

По верхнему и нижнему обрезу экрана – бегущая строка.

Снизу: «С пятого августа на всех дискотеках и танцполах Черного Яра вводится тотальный видеоконтроль. Купи „витаминку“ – и завтра тебя покажут здесь. Приводи родню, пусть полюбуются, какой ты кульный и стильный!»

Сверху: «Человек – это целая вселенная. Все, что только можно себе представить, есть в человеке. Человек с богатым воображением может легко извлечь из своей сущностной бездны самые яркие ощущения, погрузить себя в экстремально острые переживания, мысленно путешествовать по невероятным, фантастическим мирам. Но Господь создал людей разными. Не всем в этом мире достает силы воображения. Ты не умеешь грезить наяву и мечтать без психоактивных веществ? Очень хорошо! Здравствуй, тупое животное, – ты наш клиент!»

Справа от экрана – сверху вниз – профессионально выполненная фотосессия. Девочка с мальчиком у вот этого же киоска – милые лица, приятные улыбки. Девочка с мальчиком на танцполе – дебильные рожи, позы павианов. Мальчик, пардон… вставляет девочке у мусорного бака. Позиция «а-ля краб», у мальчика зверский оскал, у девочки глаза косые, изо рта течет слюнка. Далее: девочка одна – с безумной тоской во взоре смотрит вправо. Это самое нижнее фото, далее события развиваются по горизонтали. Слева мальчик – удирает прочь, подтягивая штаны и испуганно озираясь на ходу. А справа…

Справа четыре фото разных новорожденных: даун, заячья губа, ребенок со сросшимися ножками и просто какой-то бесформенный кусок мяса. Все – в цвете.

Рядышком табличка с неброской надписью красным по черному: «Не бери в голову, подруга. Есть и хорошие новости: скоро мы будем самой уродливой нацией в мире. И все будут нас бояться…»

В киоске сидит… Химик.

– Здорово, шеф!

– ?!

– Он теперь тут работает.

– Нормально…

Химик – наш клиент. Удивительно уродливое и неряшливое существо. Просто натуральный Страшила. На нем фирменная майка с надписью на пузе: «MDMA».

Однако…

Справа от входа – киоск с кокаином. Все, уже привык, не удивляюсь. Допуск: «Лица до тридцати лет, без диплома о высшем образовании и результатов теста не обслуживаются». Справа дверь с табличкой: «Тест IQ».

В окне видна Фиалка. Поэтесса из местной богемы, жутко страшная, похожа на лягушку, но не царевну, серьезно страдает сексуальной озабоченностью. Увидела нас:

– Ух, сейчас отдамся!

– Да не дай бог! – Собакин в испуге шарахнулся от окна. – Пошли лучше к твоему приятелю…

Слева киоска нет. По центру – дверь без каких-либо табличек и надписей. Над дверью – вывеска, красным по черному:

«Хочешь быть больным и разлагаться заживо?

Нет проблем! Регистрация в 222 кабинете, на втором этаже».

Рядом с дверью, справа и слева, огромные плазменные панели. На левой, разделенной на несколько экранов, разные наркоманы в крайней стадии ломки. Зрелище не для слабонервных, даже описывать не стоит. Ни одного знакомого лица.

– Потом мы сюда поместим особо злостных из твоих клиентов. Специально пропустим их через это, чтоб наглядно было: вот они, свои, родные, все их знают.

– Думаешь, они согласятся?

– А кто их спросит? – Собакин фыркнул. – Это нетрудно. Изолируем, не будем давать дозу. И будем все это снимать…

– Садисты.

– Это же для пользы дела…

На правой панели медленно крутится какая-то трехмерная фигура, похожая на человека. Камера плавно наезжает на фрагмент фигуры… Фу, какая гадость! Это истыканное иглами предплечье наркомана. Места живого нет. Отличное разрешение, отчетливо видна каждая пора, а дыры от игл, увеличенные в десятки раз, выглядят как отвратительные рваные раны. Камера отъезжает, фигура крутится, опять наезд – на этот раз лодыжка…

В кабинете несколько медицинских кушеток, стол, стеклянные шкафчики. За столом сидит Люда, весь в датчиках и проводах. Рядом крутятся трое в синей униформе.

– Голограмму снимают, – пояснил Собакин. – К вечеру должны закончить.

– Я теперь как Белка и Стрелка, – пожаловался Люда. – Хорошо, хоть в космос без скафандра не запускают…

Пошли на второй этаж, присели у меня в кабинете. Кабинет скромный, небольшой, обставлен сугубо по-офисному.

Обсудили перспективы.

– Это, конечно, здорово – агитация и все такое прочее… Но многие люди не любят публичности. Это я говорю о здоровой молодежи, которая иногда употребляет «экстази» и ЛСД. Про «системных» вообще говорить не стоит, они к этому заведению на пушечный выстрел не приблизятся.

– Ну, если здоровая молодежь будет стесняться сюда ходить – тем лучше. Пусть привыкают отдыхать без «экстази». – Собакин мудро прищурился. – А что касается всех остальных, у них просто не будет выбора.

– Выбор всегда есть. Будут покупать у яких «левых» барыг, найдутся предприимчивые типы, станут возить сюда…

– Никто ничего возить не будет, – уверенно заявил Собакин. – И покупать будет не у кого. Перекроем все каналы. Клиника станет единственным местом, где можно будет что-то приобрести. Любую попытку проноса-провоза будем жестоко карать.

– А как карать, если не секрет?

– А как получится. Особо настырных будем просто валить без разговора…

Вот так все сурово. Вообще, с трудом верится, что из этого получится что-то толковое. Больно уж утопично выглядит вся эта затея…

Представляете вообще, что это такое? Вся мафия, которая получает от нелегального оборота наркотиков просто невероятные деньги, вдруг одним движением отправляется на пенсию. Раз! И гуляйте, ребята. Вы теперь не нужны.

– Слушай, Собакин…

– Гриша.

– Да, Гриша… Ты, вообще, понимаешь, что это – война?

– Да, понимаю, – Собакин с готовностью кивнул.

– Нет, секунду… Я тут немного крутился в этом деле, кое-что знаю… Это ведь целая система. Могущественная и боеспособная, широко разветвленная, с большими связями…

– Игорь, хватит мне лекцию читать, – Собакин перестал улыбаться и одарил меня серьезным взглядом. – «Я тут немного крутился»… Я пятнадцать лет занимаюсь борьбой с незаконным оборотом наркотиков. И тоже кое-что знаю. Так что ты не беспокойся – насчет войны я в курсе.

– Ну, извини… А могу я узнать, какими силовыми резервами вы располагаете?

– Не можешь, – покачал головой Собакин. – Но будь уверен – располагаем. Мы тут не одни. За нами люди стоят…

– Ага, понял… Знаешь – Андрей Иванович тоже говорил что-то в таком же духе…

– А потом он умер – ты это хочешь сказать?

– Ну, в общем…

– Правильно подметил. Только тут есть небольшая разница. За Исаевым стояла вот эта самая мафия, с которой нам предстоит воевать.

– А за вами?

– За нами, Игорь, – за нами! Ты теперь с нами, поезд едет, прыгать на ходу нельзя – разобьешься.

– Ну, за нами…

– За нами стоит государство. И весь народ, который несет страшные потери в этой войне. Игорь, война уже идет. Давно. Просто до этого момента мы сидели в глухой обороне, а сейчас переходим в наступление. Вот и все.

– Занятно…

– Да ты не бери в голову, все будет нормально. Твоя задача простая, ты врач. Работай спокойно, с войной тут найдется кому разобраться. Потом – это все будет не сразу, с бухты-барахты, не завтра и даже не через неделю. Так что для адаптации времени у нас достаточно…

– Ладно, посмотрим…

* * *

Вечером того же дня, когда я в гордом одиночестве валялся дома на диване и размышлял о превратностях судьбы и странностях последних дней, мне по проводному телефону позвонил… Мамед.

– Здравствуй, дорогой! Что-то ты пропал куда-то, не слышно тебя, не видно…

С Мамедом я не общался год – с того момента, как он пристроил меня к Анвару. Ничего хорошего я ему сказать не мог, а за плохое, подозреваю, мог быть наказан. Мой телефон, судя по всему, он взял из записной книжки покойного Анвара – других объяснений у меня нет.

– Что ты хочешь?

– Зачем такой сердитый, э? Разве так с друзьями разговаривают?

– Что ты хочешь, Мамед?

– Ух, какой… Ладно. Ты в курсе, что случилось с Анваром?

– Да, в курсе.

– Жалко Анвара. Хороший парень был.

– Да, парень был нормальный. Когда человек погибает, всегда жалко…

– Теперь ты будешь работать с другим человеком. Подъезжай завтра к десяти утра на старое место, познакомишься.

– Я завязал.

– Не понял. Что ты сказал?

– Я не буду больше работать с вами. Все, хватит, я выхожу из дела.

– Шутишь?

– Нет, не шучу.

– Ну, если не шутишь, тогда все равно приезжай. Поговорим, обсудим наши дела, перспективы.

– Я не приеду. Нечего мне с вами обсуждать.

– Да нет, дорогой, нам есть, что обсудить. Хотя бы по Анвару: ты откуда знаешь, что с ним случилось?

– В каком плане? – Я вдруг почувствовал, что начинаю покрываться противной испариной страха. – Что ты имеешь…

– Кто тебе сказал, что он погиб? Кто конкретно, фамилия?

– Я в газете видел… И потом, по телевизору…

– Игорь, не ври мне.

– С чего ты решил…

– Наши сразу забрали тело. Ни в газетах, ни по телевизору об этом ничего не было. Ты можешь знать об этом, только если сам его убил или видел, как это было.

– Я не…

– Я верю, что ты не мог его убить. Ты не такой человек. Значит, ты видел, как это было, да?

– …

– Игорь, зачем молчишь?

– Я не знаю… Я ничего не знаю!

– Ладно. Не хочешь приезжать, мы не гордые – сами приедем. Давай, до встречи…

Ду-би-на…

Минут десять я сидел, обхватив голову руками и раскачиваясь наподобие китайского болванчика.

Ну все – допрыгался. Теперь-то уж ты попал окончательно, никчемный докторишка…

Потом вдруг вспомнил:

«Мы тут не одни. За нами люди стоят…»

Дрожащими руками достал из портмоне визитку Собакина, даденную им мне накануне, набрал номер.

– Слушаю.

– Это я… Есть новости.

– Это уже не новости.

– В смысле?

– Извини, но у тебя там микрофоны торчат кое-где. Ты ведь теперь у нас объект физической защиты номер один, находишься под круглосуточным контролем.

– Так… И что мне теперь делать?

– Записывай.

– Секунду, – я взял ручку и листок бумаги. – Готов.

– Плотно поужинай…

– Угу…

– Пойди погуляй на свежем воздухе…

– Так… Ты что, издеваешься?

– Нет. Ты спросил, что делать. Я тебе отвечаю.

– А что с Мамедом?

– Ну, это пусть тебя не беспокоит. Мы решим эту проблему.

– Каким образом?!

– Пусть это тоже тебя не беспокоит.

– Ну, я даже и не знаю…

– Не бери в голову. Я же тебе сказал: занимайся спокойно своей работой. А все остальное мы решим.

– А если Мамед опять будет звонить?

– Пошли его в ж…!

– Что, прямо вот так…

– Ну, прямо, криво – это твое дело. Тебе ведь этого хочется?

– Ну, в принципе…

– Ну вот и доставь себе удовольствие. И не только в ж… – пошли его везде и всюду. И не беспокой меня по пустякам!

Я положил трубку и отправился готовить ужин. Поставил сковороду на плиту, достал из холодильника яйца…

Потом подумал: а почему бы и нет? Зачем ждать, когда он мне позвонит?

Ткнул кнопку АОН, набрал номер последнего звонившего мне абонента.

– Мамед?

– Ай молодец! Хорошо, что позвонил. Знаешь, между друзьями иногда бывают недоразумения…

– Мамед!

– Да?

– Пошел ты в ж…, Мамед.

– Что-что?!!!

– Ты че, в уши долбишься? Я сказал – пошел в ж…!!!

И с чувством исполненного долга отключил телефон.

Все, говорить нам больше не о чем.

Теперь все вопросы с тобой будет решать товарищ Собакин и прочие волкодавы из его питомника…

Благодарности

Сотрудникам ФСКН Ч… межрайонного отдела Московской области: Андрею Ивановичу, Виталию, Андрею (большому), Людмиле Петровне, Марату и служебной собаке Фоксу. Что бы я без вас делал! Довожу до общего сведения: все, что описано в книге, – плод больного воображения автора. На самом же деле подавляющее большинство сотрудников ФСКН на своем боевом посту изо всех сил пытаются бороться и выполняют свой долг. А если вы наблюдаете что-то похожее, не берите в голову: просто у нас в стране система такая – ну, вы в курсе…

Сотрудникам ГОВД г. Ч…: Сергею Павловичу, Григорию Васильевичу, Володе, а также всему 2-му ГОМ. Век не забуду.

«Камрадам» г. Ч…: Химику, Элефанту, Мазепе, Семену, Фиалке, Фазе, Саймону и прочим. Будьте здоровы, бросайте дурью маяться.

Врачам «Скорой помощи» г. Ч… Артуру и Валере. Поменьше вам вызовов на праздники.

Директору ночного клуба «Этель» Виктору Андреевичу Кудрявцеву. Довожу до сведения всех: того, что было в «Поземке», в «Этели» не бывает! Там все культурно, чинно и по-домашнему. И живая музыка.

Отдельное спасибо камраду Люде. В тебе умер великий поэт. В тебе умер великий художник. Великий режиссер тоже умер – там же и при схожих обстоятельствах. Короче, в тебе умерли все. Придется теперь тебе долго и упорно жить за всех разом…

С уважением – ЛЕВ ПУЧКОВ

Тактика выжженной земли

Некоторые события, описанные в книге, выдуманы.

Названия ряда населенных пунктов, учреждений и организаций намеренно изменены.

Изменены также многие фамилии, встречающиеся в тексте.

Глава 1

Сергей Кочергин

Третьего августа 2005 года, в 20.07 мск. разведгруппа «Русского Бюро»[1] в составе Валеры Ростовского, Васи Крюкова и вашего покорного слуги прибыла в славный городок Черный Яр и остановилась в пансионате «Торнадо».

Так… Такое впечатление, будто что-то упустил.

Время, место, состав… А, ну да – для тех, кто впервые взял книгу этого автора в руки: я – Сергей Кочергин, старший лейтенант ГРУ, двадцать три года от роду, временно прикомандирован к ЭАБ при НИИ СПР ССНГ под патронажем СПП РФ по ЦФО. Расшифровываю: экспертно-аналитическое бюро при Научно-исследовательском институте стратегических проблем развития стран СНГ, где ректором является наш куратор – спецпредставитель президента России по Центральному федеральному округу. Чем занимаемся конкретно – долго рассказывать, все постепенно прояснится в процессе, а пока что давайте вернемся к пункту нашего прибытия.

«Торнадо» – один из пансионатов, принадлежащих тутошнему научно-исследовательскому комплексу. В первоначальном исполнении эти пансионаты были предназначены для проживания импортных физиков, которые наезжают сюда для разных симпозиумов, коллоквиумов и прочих полезных мероприятий. А поскольку в последнее время ученый импорт частенько отсутствует (говорят, приезжают едва ли не на порядок реже, чем при социализме: то ли у нас в Отечестве с физикой неладно, то ли, напротив, у них там все здорово), пансионаты стали работать как обычные коммерческие заведения подобного типа. То есть принимать отдыхающих.

Заведует пансионатом пожилая леди Элеонора Вагановна Дзен-Дистурбова, внешне похожая на «железную» Марго Тэтчер. Для своих продекларированных шестидесяти пяти выглядит очень даже бодро. Перманентная принадлежность к околонаучной номенклатуре наложила на характер заведующей неизгладимый отпечаток: с постояльцами Элеонора общается как строгая мамаша с тупыми бесноватыми детишками, склонными к тотальному разрушению и хроническому воровству сладостей из буфета.

– И что за манера – на ночь глядя?

– А что, это проблема?

– Нормальные люди приезжают в первой половине дня!

– Эмм… Понимаете, мы…

– И слушать не хочу! Ну-ка, сумочки поставили – и быстренько заполняем анкеты. Шевелитесь!

Обратите внимание – ни даже намека на вежливую почтительность, свойственную вышколенному персоналу европейских учреждений подобного типа. Как с таким отношением ей удалось всю жизнь проработать с иностранным контингентом? Подозреваю, что этот контингент на досуге немного резвился вовсе не по-европейски, а потом, в обмен на лояльность персонала, готов был терпеть такое вот совковое отношение.

– У вас брата-близнеца нету? – поинтересовался Ростовский.

– Так… А чем вызван такой провокационный вопрос?

– Да так… Был у меня командир полка, похож на вас – как две капли…

– Не надо ерничать, молодой человек. Вот бланки, садитесь и заполняйте.

– Не надо командовать, – поддержал Вася коллегу. – У нас и без вас хватает начальников. Так что давайте не будем взаимно невежливы…

– Давайте-давайте. Шевелитесь быстрее, мне надо до девяти с вами разделаться.

– А что в девять?

– «Спокойной ночи, малыши».

– ?!

– С внучкой посмотреть надо. А то – скандал.

– Ну-ну…

Между тем Элеонора – наиболее доступный для нас источник информации (старый аппаратный кадр, наверняка до сих пор сотрудничает с местными чекистами), посему с первой же минуты знакомства с ней следовало «наводить мосты». И я, конечно, не Костя Воронцов – мастер спорта по задушевному общению, но решил эту функцию узурпировать. Потому что Ростовский с Васей, как видите, отнеслись к пожилой леди без особого пиетета. Наверное, ожидали увидеть тут ледей помоложе.

– Скажите, а почему – «Торнадо»?

– Вы шутите? Вы что, не знаете природу происхождения этого названия?

– Мы впервые в вашем городе. Так что заранее просим прощения за невежество…

– О, ничего страшного! Я вам все расскажу…

И тут же, мгновенно, проступил на вроде бы монолитном полотне чеканной гравюры «Элеонора» этакий живительный штришок: «железная леди» не чужда обычной провинциальной склонности к многословию, любит поболтать на отвлеченные темы и ценит внимательного слушателя.

– Вообще-то до недавнего времени пансионат назывался «Баварский подвальчик»… А «Торнадо» – это с начала лета сего года.

– А чем это вызвано?

– А вот слушайте…

В общем, пока Ростовский заполнял анкеты, Элеонора кратко ознакомила нас с основополагающими аспектами местного фольклора.

Оказывается, наукоград строил товарищ Берия. Ну, не то чтобы лично мастерком орудовал или кирпичи таскал: он по заданию товарища Сталина осуществлял общее руководство со всеми отсюда вытекающими. А собственно все здесь строили пленные немцы. И вот этот пансионат – тоже. Бригада, которая занималась строительством, состояла целиком из уроженцев Баварии. Отсюда и название – в благодарность от зэков-ученых мастеровитым фашистским хлопцам…

– Эти баварцы, если еще живы, сейчас совсем деды, – заметил Вася Крюков. – Наверное, дуют щас там у себя баварское пиво и вспоминают…

– Да нет, никто ничего не вспоминает…

– Ну почему же? – Вася мудро прищурился. – Это, вообще, символично. Мы, типа, с Россией воевали – да не завоевали. А потом в плен попали и где-то на гадючьих болотах наукоград строили. Теперь, значит, там всякие пизики со всего света науку двигают…

– Никто. Ничего. Не вспоминает, – сурово отчеканила Элеонора (да – «пизики», это, пожалуй, перебор… Да и – «гадючьи болота»…).

– Ну почему же?

– Да потому. Всю бригаду расстреляли в подвале этого дома.

– ???!!!

– А вы как думали? Наукоград – строго засекреченный объект атомной отрасли. Проектом руководил некий лысый грузин – фамилию напомнить?! В общем, всех немцев, что тут строили, вывели в расход. До единого человечка.

– Ну ни фига се…

– А что вы хотели? Это же враги. Поехали бы, рассказали у себя в Баварии, где тут что и как…

– Значит, «Баварский подвальчик»?!

– Угу…

– И сколько лет?

– Да как основали – с пятидесятых годов.

– Ну-ну… А почему с начала лета – «Торнадо»? Тоже с какой-нибудь подоплекой?

– Обязательно!

– И что там, если не секрет?

– Вообще-то секрет…

– Ну же, Элеонора Вагановна!

– Ну, если только в порядке исключения – лично для вас…

Оказывается, местные ученые, помимо всего прочего, занимаются разработкой метеорологического оружия. Это, естественно, совершенно секретная военная тайна, но местные почему-то все до единого об этом знают. Просто потрясающая осведомленность. Ну вот они там разрабатывали это самое оружие, напрягались в поте лица, вкалывали как папа Карло, а первого июня, в честь праздника, решили маленько расслабиться.

Гуляли в этом пансионате.

– И не спрашивайте, почему именно здесь – это уже совсем тайна…

Ладно, тайна так тайна.

Далее, за полночь, когда уже все нафизичились до молекулярного состояния, кто-то вспомнил, что чего-то там на работе не доделали. Сели на служебный автобус, который их сюда доставил, и поехали на работу. Там по причине вышеизложенного неадекватного состояния чего-то неправильно соединили, замкнули, не туда нажали…

В общем, результат: в Америке затопило целый штат, а у нас тут образовался смерч, который снес, к известной матери, половину деревьев в местных парках, вырвал с корнем телеграфные столбы на автомагистрали и таким образом парализовал на сутки движение железнодорожного и автотранспорта на всем северном направлении.

Короче, погуляли…

– Неужели правда?

– А как вы думаете? Будете ездить по округе, посмотрите – до сих пор кое-где поваленные деревья распиливают и увозят на грузовиках!

Да уж… Не совсем понятно, что это такое: этакий местный околонаучный трэш или все на самом деле так сурово и неоднозначно…

– А когда остальные подъедут? (Мы оформили коллективную заявку на два семейных номера.)

– На выходные, скорее всего.

– Понятно. Вот ваши ключи. Двадцать первый, двадцать второй номера, второй этаж. Располагайтесь сами, если будут вопросы – кабинет номер один в конце этого коридора, попросту – администраторская. Но! С девяти до девяти двадцати – не беспокоить.

– Да, мы уже в курсе – просмотр вечерней сказки.

– Ну вот и хорошо. Так…

Элеонора, прищурившись, внимательно осмотрела нас и выдала рекомендации по правилам поведения.

– Девчат не водить. – Сие высказывание было адресовано Валере Ростовскому…

– В окна не лазать… – а это уже Васе…

– Телевизор и радио не разбирать, плафоны не снимать! – ну и мне досталось малость.

Однако! В секунду разложила постояльцев по полочкам, безошибочно определив, кто во что горазд.

– Че это я – в окна?! – надулся Вася. – Я, между прочим, не дикий какой-нибудь вам…

– А давайте я сам разберусь насчет девчат! – хмуро пробурчал Ростовский. – Чай, большой уже, оформлять опекунство не обязательно.

– Разбирайтесь где хотите. У нас тут хватает мест, где можно заниматься развратом и прочими сопутствующими гадостями. А «Торнадо» – приличный семейный пансионат.

– Ага, приличный! – Ростовский злорадно хмыкнул. – Так нализались, что целый штат затопили!

– Так это же не в пансионате. Это на работе. А здесь все было пристойно. Доктора наук, профессура… Гхм-кхм… Короче, будете нарушать – выселю. – Элеонора приятно улыбнулась. – А при форс-мажорном выселении деньги обратно не возвращаем.

– Чего это вдруг?

– Анкеты подписали?

– Ну?

– Так почитайте еще разок. «С правилами поведения ознакомлен, обязуюсь выполнять, в случае нарушения готов…» и так далее.

– Вот черт… Предупреждать надо!

– Читать внимательно надо.

– У нас вообще-то социализм давно кончился…

– А у нас нет.

– Мы вообще-то вам деньги заплатили…

– А у нас тут хватает желающих платить деньги. Так что это не повод для разгильдяйства.

– Ну е-мое… Куда мы попали?

– Да все нормально, попали вы куда надо. На вид вы вполне симпатичные молодые люди, так что ничего страшного – жить можно. Главное, не злоупотребляйте, и все будет нормально…

Пару слов о «Торнадо». Пансионат располагается в живописной излучине великой русской реки, на опушке не менее живописного соснового бора, что вольготно раскинулся неподалеку от северного выезда из города. Дом трехэтажный, кирпичный, стены метровой толщины, потолки – в три человечьих роста (это если мерить нормальным ростом – не Васиным).

В пансионате пусто. Знакомые подробно просветили меня: в теплое время года основной наплыв публики, склонной платить за комфортный отдых, приходится на выходные. Те, кто платить не желает, приезжают с палатками или просто на машинах. Живописных мест для кемпингов здесь хватает, «дикарей» никто не гонит, но местные пожарные, милиция, природоохранные службы и самодеятельный Гринпис лютуют не по-детски: непрерывно и зорко следят, штрафуют за любое нарушение – распитие на опушке (а для чего приехали, спрашивается?!!!), мусор на берегу, рыболовство, плавание в неположенных местах, и так далее – за неправильный костер, например, вообще сразу дело заводят. Социализм, короче. В пансионатах же все оборудовано для активного отдыха: огороженные пляжи, стационарные мангалы, спортплощадки и ряд других прелестей; иными словами, те, кто отдыхает за деньги, чувствуют себя привилегированным классом.

Наши «семейные» номера на втором этаже в конце коридора. Чисто, опрятно, но в целом, как в ведомственных советских санаториях: небольшая прихожая с холодильником и встроенным платяным шкафом, совмещенный санузел с ванной и собственно жилая площадь – огромная квадратная комната. В трех углах – полутораспальные кровати, у каждой – тумбочка военного образца (на одной – массивный черный телефон с диском и гербом), в четвертом – телевизор на подставке, на стене – радиоточка, посреди комнаты большой круглый стол с тремя стульями. Никаких тебе изысков, типа кресел и дивана – вся эта благодать в холле, на другом конце коридора. Лоджии нет, имеется маленький балкончик с двумя плетеным креслами.

Вид на Волгу присутствует. И потрясающий вид, я вам скажу: непривычные к такому роскошеству горожане, наверное, надолго впадают в экстаз и потому не обижаются на сугубо социалистический антураж.

Да и вообще, здорово здесь. Чистый воздух, тишина, пейзаж – просто застрелись!

И – ностальгия. Как будто сели в машину времени и приехали в семидесятые. Здравствуйте, товарищи!

Очень может быть, что именно вот за этим сюда и приезжает деловой люд из столицы. Купи себе немного ностальгии на выходные и почувствуй разницу…

Гараж в пансионате отсутствует как функция. Тех товарищей, для кого тут все строили, возили на служебном транспорте. Им не надо было. А все прочие обходятся парковочной площадкой, что оборудована на заднем дворе – аккурат под нашими окнами. Туда мы и поставили свои машины. При большом стечении отдыхающих такое расположение, конечно, будет доставлять некоторые неудобства (особенно ежели кто наладится в три утра на зорьку), зато своя техника всегда под контролем.

При более детальном рассмотрении выяснилось, что во встроенном в стену прихожей платяном шкафу имеется сейф. Или, если точнее, несгораемое хранилище для документов. Открываем шкаф, видим три обычные ореховые панели (спинка и боковые). Выдвигаем правую панель на себя, за ней видна стальная дверка со скважиной для ключа. Хранилище, вмурованное в стену, имеет полтора метра в высоту и не более полуметра в ширину. Если примерно, навскидку – в самый раз для хранения охотничьего оружия. Или… для нескольких чертежных тубусов со схемами. Кто знает, чем тут импортные научные хлопцы занимаются?

Сходил во второй номер – и там в шкафу точно такое же хранилище. Видимо, тут такой общий стандарт для всех номеров. Переждав опасное время (пока сказка не кончилась), прогулялся вниз, уточнил у Элеоноры насчет этих хранилищ.

– Да, это для секретных документов. Ключи даем только научным сотрудникам, которые работают с документами «на вынос». Или постоянным клиентам, у которых есть охотничий билет.

Я предъявил удостоверение НИИ СПР ССНГ, проникновенно сообщил, что мы тут вообще-то не совсем отдыхаем… а на досуге будем работать с совершенно секретными документами… и после недолгого взвешивания ситуации был награжден двумя ключами.

– Дубликатов нет, – лучезарно улыбнулась Элеонора. – Если что-то запрете и потеряете ключи – будет куча проблем.

– То есть как это – нет дубликатов? Не существуют в природе?

– В пансионате нет. Дубликаты в «секретке» исследовательского центра. Если теряет наш сотрудник – проводят расследование, составляют акт и в своей мастерской делают новый замок и два ключа к нему. Потом дубликатом открывают старый замок и ставят новый. После этого старый замок и оставшийся ключик к нему уничтожают.

– О как!

– А вы как думали? Вдруг кто-то украл этот ключ? Тут люди работают с секретными документами, рисковать нельзя.

– Понятно. А если ключ потеряет не сотрудник, а просто отдыхающий?

– Если отдыхающий – процедура та же, просто он платит за это.

– А что, уже бывало такое?

– Бывало.

– И сколько стоит все это удовольствие?

– За все – одиннадцать тысяч рублей.

– Шутите?! За допотопный замок и пару ключей к нему – триста евро?!

– А не теряйте. И платить не надо будет…

Я сложил в хранилище выданные мне под расписку шпионские причиндалы и свой ноутбук, запер дверку, ключ уложил в потайной карман джинсов, а карман застегнул на «молнию».

А вообще все тут организовано правильно. Замок мощный, дверка толстая, основательно утоплена вглубь, если вдруг что – замучаются ломать. По-другому открыть хранилище нельзя, разве что втихаря снять слепок с моего ключа. А я не дам снимать.

Все-таки здешний первый отдел не зря ест свой бутерброд с салом. Вот говорят: все развалилось, система умерла. Значит, кое-где не совсем умерло. Работают люди!

Разместились, наскоро привели себя в порядок после дороги, пошли проводить рекогносцировку и заниматься организацией питания. Мелочь вроде бы, зачем упоминать? Да просто возникли вполне закономерные опасения: если здесь все по социалистическому укладу живут, то в будний день после девяти вечера еды нигде не достанешь. Мы-то с Ростовским ладно, перетерпим до утра… Но с нами, прошу помнить, потомственный зверолов Вася Крюков. В последний раз питались в обед, до полуночи осталось два с половиной часа, попробуй не покорми – ночью на охоту пойдет. Нам это надо? Не надо. Не стоит начинать работу в чужом городе с мелких пакостей. Да и вообще, пока время для безделья есть, надо как следует осмотреться на местности.

В самом пансионате еды для нас не было.

– Манную кашу будете?

– Шутите?

– А что? Я внучку кормлю – ничего, ест…

Ничего более существенного не нашлось. На первом этаже был просторный обеденный зал с несколькими столами, стульями и кухонным уголком: плитой, разделочным столом и мойкой. Отсюда можно было пройти на террасу – тоже со столиками и стульями, рядом с которой, под навесом, был оборудован дровяник, мангалы и огромный очаг с решеткой для барбекю, сосисок и вообще всего, что можно жарить на открытом огне.

– А сотрудники тоже каждый вечер шашлык жарят?

– Вообще-то сотрудников кормят на рабочем месте. Три раза в день. Привозят уже сытыми, после ужина. Но…

– Да?

– Знаете, все равно почти каждый вечер дрова жгут… – Элеонора свойски подмигнула. – Сидят до часу ночи, жарят на решетке все подряд – сосиски, колбасу, сало… А под это дело, бывает, так нарежутся – утром некоторые без посторонней помощи до автобуса добраться не могут, чтобы на работу ехать…

Помимо столовой без еды, на первом этаже имелся киоск с сувенирами и прочими ненужными вещицами, а также двойная телефонная кабина для международных разговоров. Элеонора заверила, что, несмотря на возраст, кабина работает как швейцарские часы, потому что обслуживается узлом связи исследовательского центра.

На этом весь пансионатский сервис и заканчивался. Социализм так социализм, нечего тут баловать клиента разными излишествами.

Международно говорить мы не стали – не с кем было пока что (да и прослушивается – сто пудов, зря, что ли, обслуживается ведомственным коммутатором?). А в киоске глазастый Вася заметил туристическую схему Черного Яра, которую нам тут же, не смущаясь отсутствием мерчандайзера, собственноручно продала пани Элеонора.

Задав ряд наводящих вопросов, мы с огромным облегчением узнали, что круглосуточные магазины еды в городе имеются, получили два адреса и поехали осваивать окрестности.

* * *

В шесть утра Ростовский растолкал нас с Васей и сообщил, что мы должны немедля выдвигаться в сосновый бор для утренней пробежки.

Меня такое рацпредложение изрядно удивило: Ростовский – «сова» и в обыденности ко всем утренним мероприятиям относится враждебно.

Вася воспринял инициативу без энтузиазма, но вполне ответственно. Молча встал и начал одеваться (все-таки сказывается воспитание Петрушина). А меня такой физкультпривет внезапно пробил на продуктивную идею из области оперативно-разыскной тематики.

Я тоже облачился в спортивную форму, вышел с физкультурниками на улицу, но никуда не побежал, а в двух словах объяснил им суть идеи, и мы быстренько состряпали фотосессию на фоне ленивой утренней Волги, подернутой романтической туманной дымкой. Последовательность сетов: я – Вася, я – Ростовский, Ростовский – Вася, Вася один – но с сосредоточенно-тупой физиономией.

Потом я вернулся в номер и за двадцать минут смонтировал в «фотошопе» ряд картинок с использованием материалов оперативной съемки.

Я такими экзерсисами балуюсь давно, изрядно набил руку… но в этот раз получилось не очень хорошо. Нет, собственно с монтажом – совмещением фонов, подгонкой по цветам, яркости и контрасту – все было в порядке. А вот в стилях поведения был явный тематический разнобой.

По замыслу мы все на снимках должны были выглядеть друзьями. Но поскольку дилер всегда был запечатлен в моменты, когда он получал товар у Анвара, выглядел он мрачным и напряженным, и поправить это никак не получилось.

Вася же с Ростовским должны были дружелюбно смеяться, глядя на пустое место, куда я потом вставил дилера. Желая помочь мне, они в самом деле добросовестно улыбались по команде… но получилось почему-то отнюдь не дружелюбно, а как-то хищно и многообещающе. Типа того: ну все, голубчик, беги за вазелином – скоро мы доберемся до твоей тушки…

Однако особого выбора у меня не было – негде взять другие выражения лиц, так что пришлось довольствоваться тем, что есть.

После завтрака мы прокатились в ближайшее фотоателье и распечатали мои гнусные поделки, по три копии с каждого снимка.

Потом, сверившись со схемой, поделили правобережье на три неравные части и отправились отрабатывать свои сектора. Судя по количеству населения, Черный Яр – небольшой город, но по площади он довольно обширен (многие объекты, как говорят местные, значительно удалены друг от друга на случай ядерного удара), так что левый берег мы планировали отработать завтра.

Мне досталась южная часть, Ростовскому – северная, а «безлошадному» Васе Крюкову (у нас всего две машины) – центр с бульваром, обширным запущенным парком и набережной.

Работать планировали в таком ключе: показывать фото праздным дамам в районе семидесяти и далее, ласково улыбаясь, интересоваться, не видели ли они вот этого славного парня, запечатленного в центре портретной группы. Для чего нам славный парень? Да вот, мы весело отдыхали вместе, и он забыл у нас свой фотоаппарат. Ну да, потому-то личико такое грустное – видимо, предвосхищал он, что непременно что-нибудь забудет во время этого напряженного отдыха.

Так что теперь неплохо было бы отдать – вещь дорогая, нехорошо расстраивать человека…

Почему именно в районе семидесяти и далее? Потому что, если спрашивать всех подряд, есть риск напороться на близких знакомых или друзей, которые с ходу предложат позвонить разыскиваемому или даже прокатиться к нему домой. А в случае нашего отказа потом сообщат ему: тут тебя искали, так что делай выводы. В общем, сами понимаете, если такое произойдет – вся наша конспирация насмарку.

Бабушки, конечно, тоже могут сообщить «объекту» при встрече, что его искали, но тут имеет место совсем другая категория восприятия информации: пожилые люди вечно что-то путают, страдают рассеянностью, забывчивостью и так далее.

Вот поэтому и выбрали такой «фильтр», значительно ограничивающий категорию опрашиваемых. Особо торопиться нам некуда, лучше перестраховаться и потратить больше времени на розыски, чем делать все быстро, но с риском загубить на корню всю работу в самой начальной стадии.

Я свою «делянку» прополол часа за три и к полудню возвратился в пансионат. Мой личный результат был равен нулю – зря только бензин потратил. Делая ставку на праздных бабушек, мы не учли некоторых местных особенностей и в итоге маленько промахнулись. Следовало бы помнить, что все эти дамы «в районе семидесяти и далее» в свое время трудились на режимных объектах закрытого города и имеют поистине кагэбэшную выучку.

Короче говоря, пришлось изрядно попотеть, объясняясь с некоторыми особо дотошными экземплярами и на ходу додумывая правдоподобные детали: для чего же на самом деле нам нужен этот славный парень с грустным лицом. Сказка о забытом фотоаппарате для тутошних бабушек оказалась не совсем ликвидной, а местами совсем глупой и даже оскорбительной.

Наш великий разведчик уже был «дома»: валялся на кровати, обложившись и обставившись пакетами с соком, чипсами и конфетами и… читал Воннегута.

Читающий Вася Крюков – явление достаточно неординарное. Меня такое отклонение изрядно озадачило, и я стал интересоваться, что это за чудовищный катаклизм произошел в центре города, пока мы с Ростовским раскатывали по окраинам.

Разведчик не стал запираться и честно рассказал мне, как он провел три часа, отпущенные на оперативную работу.

Прогуливаясь по парку, Вася напоролся на группу местных детей, с которыми какой-то очкастый массовик-затейник проводил юмористическую викторину (говорю же, тут до сих пор социализм – в полный рост!). Дело было на открытой летней площадке с кучей лишних скамеек, для нашего разведчика такое мероприятие было в диковинку, поэтому он присел сбоку и немного послушал.

И надо же – как раз в тот момент, когда Вася присоединился к группе развлекающихся детишек, массовик задал вопрос, который поразил разведчика до глубины души и вызвал долговременное смятение чувств.

Вопрос звучал примерно так: «Немецкий фельдфебель Отто Шац никогда не пользовался ЭТИМ при отправлении гигиенических процедур, поскольку не был уверен, что при производстве ЭТОГО всегда использовался стерильный и абсолютно здоровый материал. Итак, что ЭТО такое?»

Детишки, задорно хохоча (а викторина-то – юмористическая), хором ответили – мыло.

А Вася не понял. Ни юмора, ни сути вопроса. Ну и поинтересовался, почему – мыло? Ему тут же популярно объяснили.

– Ты в курсе, что они из людей мыло варили?! – с надрывом уточнил Вася, прерывая повествование.

– Да, Вася, в курсе. Это же в школе проходят. Зверства фашизма и все такое прочее.

– А, ну да – в школе… (Наш разведчик в школе не учился, недосуг, надо было зверей ловить – это такой семейный бизнес.) Ну, я тебе скажу, они и лютые, эти баварцы! Чехи против них – просто эти… ну, блин, как их – младенческие бараны…

– Агнцы?

– Во, точно – агнцы. Подумаешь – глотки режут да головы рубят. А тут – мыло…

В общем, эта викторина подвигла Васю на решительный поступок: он вдруг понял, что совершенно случайно ряд интереснейших моментов истории просквозил мимо него просто со сказочным свистом, и тут же пошел и записался в библиотеку, которая находится неподалеку от парка.

– Ну ты даешь, коллега! Ты же засветился.

– Да, паспорт пришлось показать, – виновато кивнул Вася. – А что делать? Без паспорта записывать не хотели. И то – прописка неместная, сначала не хотели – типа, вдруг уедешь и книги утащишь. Пришлось дать в залог пятьсот рублей…

В библиотеке Вася попросил дать ему что-нибудь доступное про войну и плюс еще что-то конкретное про концлагеря. Дали «Фабрики смерти Третьего рейха» и на выбор предложили одну книгу с полки по военной тематике (больше двух в руки не дают). Вася, недолго думая, выбрал «Бойня № 5». Никаких стилистически обособленных предпочтений – просто название понравилось. И правда, хорошее такое название, теплое, многообещающее.

Получив книги, Вася забросил оперативную работу и отправился «домой». А по дороге купил дополнительной еды, поскольку для него чтение книги – дело изрядно трудоемкое и требующее больших энергетических затрат.

Первым делом он стал читать «Фабрики» – про мыло хотел узнать побольше, но протокольный стиль быстро его утомил, и Вася переключился на «Бойню». Тут дело пошло заметно веселее.

Вот так мы организовали оперативную работу.

Чуть позже позвонил Ростовский, сообщил, что тоже имеет в активе дубль пусто, и обедать мы можем без него, поскольку он нашел очень ценный источник информации и в настоящий момент занимается его разработкой.

Короче, как и следовало ожидать, наш дон Хуан познакомился с какой-то симпатичной дамочкой и занимается организацией своего личного досуга на ближайшие выходные. И теперь выходит, что по работе у нас у всех дубль пусто и докладывать в Москву, собственно, не о чем…

Тут я спохватился и мимолетно, без всякой надежды уточнил у Васи, не прогуливался ли в районе библиотеки наш дилер.

Вася так же мимолетно, глядя в книгу и сосредоточенно хрустя чипсами, протянул мне покрытый жирными отпечатками пальцев листок.

На листке Васиным почерком были накарябаны имя, фамилия, адрес и телефон, а внизу еще приписано: «был врачем скотопомощи», «т» зачеркнуто, сверху добавлена «р».

– Так… И кто это у нас?

– Это наш дилер.

– Не понял… Это что, шутка такая?!

– Не-а…

Тут Вася периферийным зрением отметил крайнюю степень удивления на моей физиономии, отвлекся от книги и, излучая большое профессиональное удовольствие, сообщил следующее. Когда он брал книги, фотографии положил на библиотечную стойку. Библиотекарь, пожилая культурная дама, увидела фото, сообщила, что тут запечатлен ее знакомый, и поинтересовалась, а по какому поводу запечатлен?

Вася объяснил: ищем. Однако врать не стал. Библиотекарь на вид умненькая, Вася подумал, что соврать убедительно не получится, и просто сказал: у человека проблемы, надо быстро найти, иначе он попадет в беду. Библиотекарь сразу согласилась: да, говорит, мальчишка из прекрасной семьи, был врачом на «Скорой помощи», потом с работы выгнали, развелся, в последнее время все в его жизни как-то неправильно. Одним словом, запутался…

Ну и дала его координаты.

Итак, Вася Крюков, на которого в принципе мы даже и не возлагали никаких надежд (он мастер войсковой разведки, но как оперативник пока весьма слаб), нашел нам дилера.

Все, задача первого этапа выполнена. Можно докладывать в Москву и начинать работать.

Глава 2

Дилер

Незадолго до старта эпохи освоения правобережного рынка один из камрадов Люды попал в небольшую передрягу.

Камрад откликался на прозвище Измена, объективно даденное ему друзьями за некие личные качества, а небольшой передрягу можно было считать потому, что хотя вес экспроприированного им порошка и составлял девяносто граммов (это довольно приличная сумма), но проблему запросто можно было решить.

Тут вся соль в том, у кого он отнял порошок, при каких обстоятельствах и как после этого себя вел.

Но сначала – о неких личных качествах. Как говорится, для полноты картины.

Можно было бы просто сказать, что Измена – трус, но это очень общее и для данного случая совершенно убогое определение. Скажем так: Измена был высочайшим профессионалом по данной части. Возможно, он не являлся чемпионом мира по стремингу, но в первую десятку входил однозначно. Да, стреминг – это обиходный термин местных камрадов, производное от «стремно» и «стрематься» (перевод: «страшно» и «бояться»).

Всю свою сознательную «наркомовскую» жизнь Измена работал «ногами» у одного из торквеловских барыг. На улице он вел себя как трижды раненный в задницу интендант в районе боевых действий: всегда выбирал такие места, где можно было прижаться спиной к стене и имелся отличный обзор подступов к точке стояния. Выберет такое местечко, прижмется к стеночке, стоит, весь обратившись в слух, и непрерывно сканирует окрестности, вертя башкой на сто восемьдесят градусов. Если ему казалось, что кто-то из постоянных клиентов (а с другой категорией он и не общался) ведет себя подозрительно, он тотчас же бросался бежать сломя голову и в тот день на «точку» уже не возвращался.

Хорошо – постоянные. Знали, где найти и какие слова сказать. А то ведь такими темпами можно было весь бизнес на корню порушить.

Находясь в помещении, Измена большую часть времени проводил у входной двери. Либо пялился в глазок, либо, припав ухом к двери, слушал подъезд, вздрагивая от каждого шороха. Такой образ жизни доставлял Измене немало трудностей и неудобств, но бороться с этим он даже и не пытался. Просто привык, и все тут.

Примечательно, что на всем протяжении «ножной» карьеры Измену ни разу не «приняли». Может, поэтому и была у него такая психопатическая форма мировосприятия: поймали бы хоть разок, глядишь, и понял бы, что вовсе это не так страшно, как мнится. С другой стороны, может быть, потому и не приняли ни разу, что он так активно дрожал каждой клеточкой своей отравленной сущности. Короче, тут сам черт ногу сломит.

Когда грянуло щедро пролоббированное «баронами» постановление № 231, «ноги» всей нашей великой страны с большим облегчением вздохнули и перешли на легальную схему. Теперь любой олух мог иметь «на кармане» 0,9 грамма без риска заполучить статью. Лепота!

Измена повел себя в данной ситуации странно: по-прежнему таскал с собой пять граммов (примерно треть его обычной дневной нормы продажи), все так же крутил башкой на сто восемьдесят и продолжал изображать раненного в известное место военного интенданта. Дружеские разъяснения «коллег» по поводу этого волшебного указа он попросту игнорировал:

– Да это все фигня! Мало ли что – постановление, «таблица»… Это все лажа. Если им надо будет – все равно посадят. Так что лучше не попадаться…

Анализируя эту ситуацию сейчас, я понимаю, как врач, что у Измены с течением времени просто развилась мания. Он настолько привык постоянно бояться, что уже не мог без этого обходиться. В буквальном смысле «подсел» на стреминг, как на наркотик. Но камрады Измены ничего анализировать не стали, а просто махнули на него рукой, руководствуясь принятым в их среде правилом: каждый сходит с ума как хочет, главное, чтобы это не было опасно для окружающих.

Возможно, наш чемпион-бояка этаким манером резвился бы и по сей день, но наступил наконец тот самый ключевой момент, которым он жил и дышал все эти годы.

Измену «приняли». С пятью граммами на кармане. Попал, бродяга…

Он был так потрясен произошедшим, что в буквальном смысле впал в ступор. Товар не «скинул», «отмазываться» даже и не пробовал, мало того, мгновенно сдал с потрохами своего дилера!

Ну, дальше уже сугубо процедурные вопросы: понятно, что Измениному барыге пришлось хорошенько попотеть и как следует раскошелиться, чтобы «разрулить» эту ситуацию.

После этого с Изменой провели воспитательную работу. Не буду строить загадочную рожу и интриговать на ровном месте: его просто долго и обстоятельно били и при этом настойчиво рекомендовали не носить в кармане больше 0,9 грамма. Никогда и ни при каких обстоятельствах!

По окончании процедуры Измена проникся всей полнотой корпоративной ответственности и поклялся, что впредь будет работать точно так же, как это делают остальные благоразумные «ноги». Ну их в гудок, все эти стреминги-экстримы. Жизнь дороже.

В новом для себя формате Измена существовал ровно трое суток. Видимо, отсутствие необходимости дежурить у дверного глазка, прижиматься задницей к стене, крутить башкой на сто восемьдесят и вообще жить в режиме постоянного стреминга было для Измены настолько диким и противоестественным, что его психика не выдержала и дала сбой.

Забравшись в соседский чулан, Измена спер много лет пылившуюся в шкафу двустволку (без патронов) и за ночь соорудил из нее обрез. А утречком следующего дня, натянув вязаную шапочку с наспех вырезанными дырами для глаз, взял на абордаж своего барыгу, направлявшегося на ежедневную раздачу.

Дилер безропотно отдал налетчику заготовленный для «ног» порошок (шесть пакетиков по пятнадцать граммов) и спокойно направился к месту сбора. Сотворить такую глупость мог только кто-то из своих, осведомленных о маршруте и графике перемещения дилера. И очевидно, что у этого «своего» не все в порядке с головой. Потому что любой товарищ в здравом уме должен отдавать себе отчет, что жизнь его после этого будет безрадостной и очень недолгой.

Приезжает дилер на место сбора – пятеро «ног» ждут, а Измены нет. Все ясно, вопросов нет…

Сразу после ограбления барыги Измена «ушел в горы»: взял продукты, шприцы и засел где-то на чердаке, то ли в подвале – в общем, пропал.

Наверное, в эти дни он был счастлив. Лето, тепло, стремно… Лежал где-нибудь на чердаке, весь обратившись в слух, припав глазом к проверченной в шифере дырке, и сканировал окрестности, вздрагивая при виде каждой знакомой рожи. Порошка, что он отнял у барыги, ему хватило бы месяца на полтора (если «ставиться в одно лицо»). Деньги, вырученные за проданный накануне товар, он не сдал.

Короче, жить можно. Хоть недолго – зато со смаком. Полная свобода и жуткая стремнина. Поймают – убьют. Без вариантов. Так что стреминг на все сто: лежи себе, втыкайся сколько влезет и бойся до посинения.

«Бароны» между тем Измену не искали. Куда он, на фиг, денется с подводной лодки! Порошок кончится – прибежит. Да, кстати, насчет порошка. Под дверь сунули записку: «Верни деньги и товар – и будешь жить. Штраф – гараж…»

У Измены от нормальной жизни осталась хорошая квартира в престижном районе и великолепный кирпичный гараж с отоплением. Машину давно продал. Гараж за такие выкрутасы – это еще по-божески. Это просто амнистия в полном смысле слова.

Думаю, тут все дело в том, что Измена далеко не мальчик, раньше он был уважаемым гражданином, примерным семьянином, работал в «закрытом» учреждении, и многие по инерции продолжали к нему хорошо относиться. Наверное, поэтому и решили его пощадить – все-таки товарищ заметный, это тебе не какого-нибудь бомжа на свалку выкинуть.

Однако явка с повинной не состоялась. То ли заметный товарищ не появлялся дома и был не в курсе насчет записки, то ли окончательно ошизел в своем разнузданном стреминге и вообще перестал мыслить хоть сколько-нибудь рационально.

В один теплый дождливый вечер Измена выполз из своего убежища, чтобы запастись продуктами. На обратном пути он напоролся на двух своих клиентов, которые как раз топали за граммом к кому-то из других «ног». Клиенты обрадовались и хотели «перетереть с ним по теме», но Измена вообразил себе невесть что и бросился от них в ближайшую подворотню. Клиенты были на грани ломки и потому соображали туго. По-хорошему, надо было бы оставить товарища в покое, все ведь в курсе, что он жутко «стремается».

В общем, они начали его преследовать, и вскоре вся троица оказалась на вроде бы охраняемой территории ДСК (домостроительного комбината). Измена, спасаясь от назойливых клиентов, не придумал ничего лучше, как забраться в трансформаторную будку. А было мокро, дождик шел…

Непонятно, почему на той будке не оказалось положенного по правилам безопасности замка, но факт – после этого там еще неделю воняло паленым мясом.

Вот так.

Зачем я вообще рассказал эту историю? Да так… Наверное, потому, что мне это все очень близко. Когда-то этот Измена был другом моей и Людиной семей, профессором, самым молодым кандидатом наук в нашем городе и преподавал физику в местном университете. У него была жена, двое детей и блестящие перспективы.

Горечь иронии тут даже не в том, что бывший профессор, презрев законы физики, полез в дождь в трансформаторную будку. Это в принципе легко объяснимо: когда человек «в системе», законы физики для него не работают.

Горечь в том, что «клиенты», от которых он туда спрятался, некогда были его студентами и тоже подавали большие надежды.

Вот такая грустная быль…

* * *

Пробуждение было ужасным.

Мой воспаленный мозг разбухал, как дрожжевое тесто в теплой кухне, и просился вон из черепной коробки. Удобного отверстия с прямым доступом в черепе не нашлось, и мозг пробовал выйти через те, что имелись. Я с трудом дышал через рот, нос был намертво забит, глаза открывать больно – сейчас лопнут, а в ушах от давления на перепонки ритмично тикало и временами как-то нездорово потрескивало.

Уфф! Боже мой, это же как надо себя не любить…

Мне бы сейчас лоботомию – то-то было бы облегчение…

Видимо, кто-то был в курсе моих страданий и как раз сейчас работал в этом направлении: в затылке назойливо сверлило длинными трелями, резонансом отдаваясь во всем черепе и отчего-то сообщая корню языка кисловатый металлический привкус. Меня это здорово удивило: лоботомию вообще-то с другой стороны делают…

С трудом разлепив веки, я ощупал затылок и понял, что дрель здесь ни при чем и сверлящий звук имеет несколько иную природу.

– Если выживу, надо будет поменять звонок, – это была первая рациональная мысль сегодняшнего дня. – Какой ужасный звук…

Раньше я как-то не обращал внимания, что у меня такой скверный звонок. Вот ведь как получается: чтобы постичь некоторые свойства вроде бы обыденных вещей, надо привести свой организм в некое особое состояние…

Поднявшись в три приема с кровати, я с минуту стоял, фиксируя панораму и обретая равновесие, и прислушивался к странным ощущениям в теле.

Выяснилось, что, помимо всего прочего, у меня болят все мышцы: как будто я накануне вспомнил молодость и весь вечер разгружал вагон с цементом. Вот те на! И чем же это я вчера занимался?!

Несколько придя в себя, я осторожно направился в прихожую, стараясь при этом держать голову ровно. Казалось мне, что, если утрачу нулевой дифферент, содержимое моей головы немедля выплеснется на пол.

Из прихожей было видно, что на кухне царит страшный беспорядок. На полу пустые бутылки из-под разных видов крепких напитков, осколки разбитой тарелки, остатки салата, надкусанные куски хлеба, перевернутая пепельница, окурки и небольшая лужица какой-то непрозрачной жидкости.

Что за животное тут пировало? Так, а я же не курю. Сигареты держу исключительно для гостей… И кто же у меня вчера был? Хоть убейте – не помню.

– Ой-е-е… Это что ж такое? Вот такая избирательная амнезия – это первый признак…

У входной двери была оборудована баррикада. Основу баррикады составляло придвинутое спинкой к двери кресло, в кресле – пенал из кухонного гарнитура, в пенале – гантели, утюг и сковороды, а снаружи – ящик со слесарными инструментами.

Во как! Просто так нас не возьмешь.

Кресло тяжеленное и габаритное, когда мебель покупал, помню, грузчики из магазина полчаса кряхтели, кантуя его через прихожую в зал. Пришлось снимать межкомнатные двери – не пролезало.

Интересно, какой имбецил догадался приволочь сюда кресло? Если в одиночку – титанический труд. И ночью ведь! Когда вчера я приехал из клиники, кресла здесь точно не было. Бедные соседи…

Неужели это все – я?!

А самое главное, дверь-то наружу открывается. Что же это получается, мозги совсем отпуск взяли?!

Надо же, как все запущено…

Звонок продолжал настырно сверлить.

– Сейчас открою! – собравшись с силами, крикнул я и принялся разукомплектовывать пенал.

Звонок стих. Жить сразу стало ощутимо проще. Волоча гантели в зал, я даже попробовал сосредоточиться для реконструкции событий вчерашнего вечера.

Так… Отчетливо помню: делал себе ужин. По рекомендации Собакина позвонил Мамеду и нахамил. Удовлетворение получил на все сто, местами даже сопоставимое с самым ярким проявлением репродуктивной функции.

Угу… После короткой эйфории накатил приступ панического страха и одиночества. Собакин со своим питомником был далеко, а я – вот он, тут, один на один с отчетливым пониманием происходящего и легко прогнозируемой перспективой ближайшего будущего.

Я ведь не с улицы заскочил, полюбопытствовать. Я в этом бизнесе, что называется, по самые уши, в курсе, что это такое. И прекрасно представляю, во что ввязался…

Короче, я так напрягся, что почувствовал острый позыв к немедленной релаксации. Нужно было крепко схватить свой страх за горло и безжалостно утопить его в разливанном море огненной воды.

Эмм… Да, кажется, хотел выйти из дому: мне нужна компания, один я обычно не пью. Ага…

И не смог. Страшно было выходить за дверь…

Хотя, если мыслить рационально, злыдни Мамеда чисто физически не сумели бы домчаться от Москвы до Черного Яра за те несколько минут, что прошли после нашей милой беседы.

В общем, я остался дома. Я человек с достатком, имею приличный запас дорогого качественного алкоголя для гостей и для души… Гхм…

– Ну ты че там, умер?! – глухо крикнул кто-то из-за двери.

– Минуту!

Я эвакуировал инструментарий, неимоверно напрягшись, снял пенал, поставил его к стене и, перегнувшись через спинку кресла, открыл дверь.

Кресло кантовать я не собирался. Это работа для бригады грузчиков. Или вломившегося в припадок берсеркской ярости норманна. Поистине, человек – очень патентное существо. В нем скрыты такие возможности, о которых он порой даже и не догадывается.

На пороге стоял высокий худощавый мужчина в расцвете сил, в сером костюме, с черным элегантным «дипломатом» и суровым взглядом. Лицом мужчина был очень похож на тов. Л. Берия, крепко севшего на диету. Только без харизматичного пенсне.

– Не понял… – Мужчина щелкнул ногтем по обивке кресла. – Это для чего?

– Эмм… Понимаете… Гхм… – Несмотря на крайне скверное состояние, я нашел в себе силы покраснеть от неловкости. Как в двух словах объяснить природу мотивов, заставивших кресло переместиться к двери?

– Понял. Отойди, – скомандовал родственник тов. Берия.

Я послушно попятился. Мужчина в два приема, без особых видимых усилий подвинул тяжеленное кресло, вошел и закрыл дверь.

Здоровый парень. Даром что худой…

Не разуваясь, гость рысьим шагом обошел мои апартаменты, осмотрел зачем-то окна и потолок. Вернулся к двери, открыл, тщательно проверил замки, вновь закрыл. Задумчиво посмотрел на кресло, перевел взгляд на меня и спохватился:

– Так… А ты меня не знаешь?

– Не знаю.

– Нормально… А на фига тогда дверь открыл?

– Эмм… Эгхм-кхм… – Я не нашелся с ответом. Такое скверное самочувствие, что даже думать трудно.

– Ну ты даешь. А если я – киллер?

– Эмм… Гхм…

Ну что тут сказать? Не знаю. Какая-то атрофия мировосприятия. Полная. Вчера трясся от страха, за дверь боялся выйти. В пьяном угаре баррикаду строил. Видимо, чтобы помешать убивцам тихонько проникнуть в квартиру – другие объяснения для такого сооружения просто на ум не приходят.

А сегодня открыл дверь первому встречному. Попросили – и открыл. Без раздумий. Кто таков, понятия не имею.

– Ну, понятно. – Гость внимательно посмотрел на меня и кивнул. Проникся. Сообразительный парень. – Тебе повезло. Я не киллер…

Он прошел на кухню, ловко переступая через разбросанные на полу гадости, и с минуту сосредоточенно изучал вид из окна.

– …Но так тебе везти будет не всегда. Я тебя прошу: побереги себя. И нам работы меньше будет…

Гость покинул кухню, прошел в зал и опять принялся рассматривать через окно планировку двора.

– Так… Не понял… Ну и где тут у тебя трансформатор?

– Трр… Кхм-кхм… Какой трансформатор?

– В который ты ночью лазил.

– ???!!!

– Ты что, не помнишь?

– Знаете… Эмм…

– Короче, все ясно. – Гость невесело хмыкнул и кивнул в сторону прихожей. – Здорово ты вчера нализался. Это ж сколько надо выпить, чтобы забыть, в какую сторону у тебя дверь открывается!

– Да, я… Я понимаю… Вообще, странно…

– Еще бы не странно. Как кресло в прихожку попало – тоже не помнишь?

– Знаете… Не помню.

– Ну ты даешь, брат. – Гость укоризненно покачал головой. – Я тебя прошу – не надо так делать. У нас впереди работы невпроворот, обстановка очень сложная. Расслабляться будем, когда победим. Если победим…

– Да-да, я понимаю… Я постараюсь…

– А как Собакину звонил, помнишь?

– Помню, – слегка приободрился я. – Вот это помню!

– Интересно… – удивился гость. – По голове не били? Получается: тут помню – а тут не помню. Погоди… А во сколько ты звонил Собакину?

– Вечером, часов в девять.

– А ночью?

– Эмм… Что, я и ночью звонил?

– В половине третьего. Не помнишь?

– Пфф…

Я добросовестно напрягся, пытаясь припомнить хоть что-то из событий этой кошмарной ночи. И не припомнил. Как будто от непосильного напряжения какой-то предохранитель вылетел: до какого-то момента все помню, потом – шлеп, и привет. Часов на восемь полный пробел.

Зато я узнал о себе много нового. Я, оказывается, в таком «выключенном» состоянии большой безобразник. Неумеренно жру водку «в одно лицо», курю, все бросаю на пол, как нормальный питекантроп, развлекаюсь перемещением мебели по квартире, сооружаю баррикады и в половине третьего ночи звоню официальным лицам.

Здорово. Интересно, что я в таком виде мог сообщить Собакину?

Гость – товарищ весьма толковый, как я успел заметить, не счел нужным более терзать меня загадками и коротко посвятил в суть. Он раскрыл свой элегантный «дипломат», в котором был ноутбук, и дал послушать цифровую запись нашего ночного перезвона.

Эмм… Ну, нельзя сказать, что Собакин – тип утонченный и добросердечный. Если помните, этот товарищ даже не прочь иногда порукосуйствовать на досуге. Но для грубого сильного человека, разбуженного среди ночи идиотским звонком, вел он себя довольно корректно.

Весь наш диалог приводить не буду сугубо из эстетических соображений.

Мои реплики по большей части состояли из мычания, междометий и всхлипов. Информационное содержание таково: мне страшно, одиноко… И мне кажется… Кажется, я забрался в трансформаторную будку. В связи с этим вопрос: не мог бы Собакин посмотреть – дождь на улице идет или как?

Реплики Собакина, если ставить точки в вульгаризмах, будут больше похожи на скриптограмму (пример: «Ну ты совсем е…, у… ты е…!!!), поэтому тоже доведу лишь содержание. Собакин уточнил, где я нахожусь, а когда узнал, что дома, выразил неодобрение по факту моего поведения и недоумение по поводу наличия у меня трансформаторной будки.

Внятно ответить насчет наличия будки я не смог, но продолжал настаивать: я в будке. А если сыро, последствия могут быть… Учил ли Собакин физику? Понимает ли, каковы могут быть последствия?

Собакин опять уточнил, где я, и задал ряд наводящих вопросов (он у меня тут жил несколько десятков часов) по обстановке. Когда убедился, что я действительно дома, выдал ряд скриптограмм, взял с меня слово, что я запрусь, не буду никуда выходить и никого к себе не пущу. А утром ко мне приедут.

Я дал слово, сказал, что пойду запираться, но по поводу трансформаторной будки продолжал настаивать. Я – там. И очень жаль, если идет дождь…

– Ну так что?

– Понимаете… Эмм… Гхм-кхм… Это, скорее, метафора.

– То есть?

– В моей жизни было некое психотравмирующее событие…

– А попроще?

– Понимаете… Один из моих близких знакомых…

– А, понял! В детстве залез в будку, и его долбануло?

– Да не в детстве. А уже в глубокой зрелости… Эмм… И не просто долбануло…

– Сгорел?

– Да. В прямом смысле.

– И что с того?

– «Что с того»?! Вы шутите?

– Нет. – В глазах гостя застряло странное непонимание. – Знакомый сгорел – а ты-то тут при чем?

– Ну… Даже и не знаю… Понимаете, для меня это было потрясением…

– Понимаю. Ну-ка… – Гость зачем-то схватил меня за руки и начал осматривать предплечья.

– Что вы себе…

– Тихо! Стой ровно…

– Вы невежда, сударь. Наркоманы, как правило, не пьют водку. И не болеют с похмелья.

– А мне попадались такие, что и бухали, и кололись. Причем без системы, а просто так – как на душу ляжет.

– Это большая редкость. Я, например, тоже одного такого знаю. Но это скорее исключение…

– Ну, извини. – Гость, не обнаружив ничего предосудительного, отпустил мои руки и кивнул в сторону ванной. – Давай, быстренько приводи себя в порядок, и поехали.

– Куда?!

– Что значит – «куда»? На работу, естественно!

– Эмм… А вы, простите, кто будете?

– Гы-гы… Вовремя спросил. На будущее: вот это надо делать до того, как открываешь дверь.

– Да, я понял. И все же хотелось бы знать…

– Я твой начальник СБ.

– Начальник… чего?

– Начальник службы безопасности твоей клиники. Борис Смирнов. Можно просто Боря.

– Вообще, как-то неожиданно… Скажите, Борис… А разве в штате клиники предусмотрена такая…

– В твоей клинике – предусмотрена. И хватит «выкать», я тебе не начальник и не старше по возрасту. Давай топай в душ, и поехали…

* * *

В клинику мы поехали на моей машине. Борис рулил. Не то чтобы я был совсем уж в ауте, просто он сказал, что мне лучше в таком состоянии за руль не садиться. Ну и ладно.

Когда мы выехали со двора, за нами сразу же пристроилась серая «Мазда».

– Эмм…

– Свои, – пояснил Борис. – Сопровождение. Привыкай.

– Понял…

Клиника располагается не очень далеко от моего дома. Если останавливаться на светофорах и соблюдать ПДД, можно спокойно добраться минут за пятнадцать. (Это я к чему сказал? Привык, знаете ли, в прошлой «безлошадной» жизни: если ты в машине, сидишь рядом с водителем, а в одном из пунктов автомаршрута находится медицинское учреждение – значит, ты на дежурстве и мчишься кого-то спасать. Без правил, кратчайшим путем и с сиреной…)

Проснуться за эти пятнадцать минут я толком не сумел, зато успел потешиться мрачными размышлениями на тему дня. Потравил себя меланхолией. Видимо, виной тому была неопределенность ближайшего будущего, а также мое скверное состояние, как душевное, так и телесное.

Объектом моих размышлений был пресловутый проект «Л», как любит говорить Собакин. А попросту – ЛЕГАЛИЗАЦИЯ….

Знаете, у меня большие сомнения по поводу этого загадочного проекта.

Нет, я не против легализации как таковой в целом. Идея прекрасная и во всех аспектах правильная, это понятно любому мыслящему члену общества.

Если вы не член… То есть не особо мыслящий… В общем, если не совсем непонятно, я вам, как врач и гражданин, в двух словах объясню, в чем тут прекрасность и правильность.

Первый аспект: санитарно-демографический.

Наркоманы традиционно являются разносчиками опасных заболеваний. В норме это гепатит, в каждом третьем случае – ВИЧ-инфекция. От этого они мрут как мухи, мало того – все их окружение, включая родственников, в любой момент может постичь та же участь. Почему это происходит – ввиду наплевательского отношения к себе, особой личной неряшливости или еще по каким причинам, это вопрос второго плана. Главное, что такой факт присутствует, и все усилия здравоохранения и общественности в этом направлении имеют нулевой эффект.

Наркоманы пачками гибнут от передоза. Объясняется это просто: почти все психоактивные вещества – это сильные яды, наркоманы в основной своей массе не владеют специальными медицинскими либо фармацевтическими знаниями, зачастую «ставятся» наобум, как получится, либо в таком состоянии, что просто не соображают, как правильно произвести дозировку.

Есть мнение, что так им и надо, торчкам поганым. С точки зрения самопроизвольного очищения общества от недостойных элементов это мнение, может быть, и имеет рациональный смысл… Однако настораживает статистика. У нас сейчас депопуляция. Причем явно выраженная. То есть, если считать местечковыми масштабами, на десять умерших людей мы имеем примерно шесть-семь новорожденных. Нас с каждым годом становится все меньше.

Так вот, только по официальной статистике, у нас ежегодно умирает от передозировки от семидесяти до ста тысяч человек в возрасте от двенадцати до тридцати лет. Сколько наркоманов умирают от тривиальных болезней, с которыми не справляется пораженный ВИЧ-инфекцией организм, мы не знаем, потому что это уже рутинная медицинская статистика, не относящаяся к случаям чрезвычайного характера, каковым, например, является передозировка. Все дети, рожденные от наркоманов, имеют разной степени тяжести патологические отклонения, и статистикой об их количестве мы тоже не владеем. Это, опять же, рутина. А на выходе получается, что мы потихоньку мрем и вырождаемся.

Мне пришлось вволю пообщаться с этой неблагополучной категорией нашего общества. Заметил: наркоманами становятся далеко не идиоты и вообще не самые худшие люди. Скажу более, наркоманы в основной массе – люди с тонкой душевной структурой и почти поголовно творческие личности. Сравните для примера процесс употребления у наркоманов и алкоголиков. Что проще, махнуть не глядя стакан сивухи или грамотно «поставиться»? С риском добыть грамм, озираясь и сканируя окрестности, добраться до «хаты», «замутить», филигранно выверить «дозняк», сделать инъекцию (а если «в одно лицо» и под коленку?!). Или зайти в магазин, взять пузырь, выйти и тут же нахлобучить. Разница есть, верно?

Наркоманами становятся профессора и ученые, инженеры, программисты, артисты, писатели и просто талантливые люди, которые при других условиях могли принести обществу немало пользы. Есть, конечно, и моральные уроды, как в любом другом слое общества, но подавляющее большинство в прошлом приличные люди, и мне их просто жаль. Измену, например (в прошлом – профессора Леонова), вообще жалко до слез. Какой человек пропал! А сколько их, таких Измен, ходит по Руси?

Короче. Не буду рассматривать причины, по которым эта часть общества выключена из процесса борьбы за выживание нации и умирает в расцвете сил. Это прерогатива специалистов. Скажу просто, что не согласен с мнением, приведенным четырьмя абзацами выше.

Поверьте мне, очевидцу: это не самоочищение общества.

Это война, на которой снайперы противника методично и грамотно выбивают цвет нашей молодежи.

До ста тысяч потерь за год – неплохая военная статистика, верно?

Аспект второй: идеологический.

Наркотики – понятие до упора табуированное. Понятие в корне криминогенное, не имеющее права на существование в виде отдельного медицинско-фармакологического института вне криминальной тематики.

Для нашей молодежи это основной параметр привлекательности. Не «один из…», а, пожалуй, самый главный.

Скверно соображающая и остро чувствующая молодежь всегда против. Всегда вразрез. Сам был такой. Ваши законы тупые и несправедливые, ваш мир устроен неправильно! Почему? Да хотя бы потому, что воры и негодяи чувствуют себя в нем вольготно, а честные люди именуются лохами.

Что возразить? По факту так и получается. Это с возрастом приходит понимание всех оттенков и нюансов. А в молодости, когда юное существо думает вместо мозгов гормонами, мир для него исключительно черно-белый, и никаких оттенков оно не приемлет.

Это общее правило, и бороться с этим невозможно.

«Колеса», «трава», «стекло» – это, по сути, одна из протестных форм, в последнее время принимающих массовый характер. Добавьте сюда клубно-дискотечный флер таинственности и эстетической привлекательности употребления, которым целенаправленно приправляют свое детище «бароны» – и наркотикам можно смело ставить высший балл по молодежной шкале противостояния обществу.

Это круто. Это кульно. Это полный расколбас.

Аспект третий: стратегический.

Давайте придушим на миг привычное наше прекраснодушие и тотальную политкорректность и будем рассуждать рационально.

ЭКСПАНСИЯ (от лат. expansio – распространение) – расширение сферы господства, влияния, распространение чего-либо за первоначальные пределы (напр., территориальная, экономическая, политическая экспансия).

Ребята, у нас с вами экспансия.

Называется эта экспансия так: исламизация России. Если не вдаваться в тонкости и сформулировать суть процесса в двух словах – это попросту замещение славян мусульманами. У нас хроническая депопуляция – у них перманентный демографический взрыв. Поэтому они едут к нам и забивают собой все пустые места. Славян все меньше, мест, как следствие, все больше, экспансия крепнет и мужает, растет вширь и вглубь.

Возьмем для примера азербайджанцев и таджиков. Без всяких предвзятостей, просто потому что представители этих двух наций давно и крепко сидят в наркобизнесе и интересны нам именно этим.

Мы давным-давно не производим ничего, что могли бы у нас покупать другие страны (кроме ВПК, сто процентов продукции которого мы продаем ребятам, с коими завтра будет воевать весь цивилизованный мир). Мы живем исключительно за счет экспорта своего стратегического сырья, объем которого, кстати, далеко не безразмерен. Нас смело можно назвать торгово-строительной офисной страной. Ничего не производим, зато всем подряд торгуем, поголовно сидим в офисах и непрерывно строим, строим, строим…

Теперь угадайте с трех раз, в чьих руках сосредоточены почти сто процентов наших рынков и торговых комплексов? Если угадали, тогда еще вопрос: кто работает на наших бесчисленных стройках? И не в строку, но по теме: последний вопрос по столичному региону. Точнее, не вопрос, а этакий простенький тест-драйв. Встаньте на обочину автострады в любом месте столицы. Поднимите руку. И задайтесь целью уехать на частном извозчике славянского происхождения.

Гы-гы… Я не Кассандра, но могу предположить, что уезжать будете полдня.

Короче. Поскольку мы торгово-строительная страна, с государственной точки зрения торговлю и строительство правильно будет считать стратегическими высотами.

Ну так вот, ребята, у меня для вас новость: с попустительства предателей-чиновников почти все наши стратегические высоты крепко и надежно заняты оккупантами. Гы-гы…

Не новость? Тогда вот это точно новость: в ближайшем будущем предателей-чиновников расстреливать за госизмену никто не будет. Мораторий и все такое прочее… Более того, посмотрите внимательно: в рядах этих самых предателей в последнее время все больше оккупантов. Деньги есть, упорства – выше крыши, лезут потихоньку во все щели, окапываются, укрепляются… Надо объяснять, чьи позиции они будут отстаивать и какую линию гнуть?

Далее. Наркотики – самое мощное оружие оккупантов. Не будем рассматривать «экстази» и кокаин (это преимущественно подарки от Запада и развеселых латиносов), сосредоточимся на том, от чего в основном гибнут наши люди. На опиатах и их производных.

В нашей стране опиатами традиционно торгуют таджики и азербайджанцы. В тесной связке. Таджики – оптовики, имеющие прямой доступ к производству, азербайджанцы – распространители, владельцы мощной и разветвленной дилерской сети. Еще торгуют цыгане – и от таджиков, и вообще всем подряд, но по сравнению с азербайджанским массивом это мелочь.

Для тех, кто не допер, объясняю, почему наркотики – это оружие.

Они им убивают наш генофонд, тут все просто. Видимо, мрем от водки не так быстро, как хотелось бы.

Мало того, это бинарное оружие. Средства, вырученные от продажи наркотиков, целиком идут на финансирование экспансии. Привезем к вам на эти деньги партию новых таджиков и азербайджанцев, захватим очередной русский рынок (если такой существует в природе!), подкупим еще с десяток высокопоставленных русских предателей, или, что гораздо лучше, протолкнем в их ряды очередного своего парня.

Здорово, правда? Вы покупаете нашу отраву и дохнете от этого, а мы на ваши деньги продолжаем латентный геноцид вашей нации. Удачи вам, братья-славяне…

Вот вам три аспекта.

Теперь давайте немного помечтаем.

Представим, что мы провели легализацию. По науке, по уму, грамотно и всесторонне, с полным контролем и тотальным охватом, а не абы как (как обычно у нас осуществляются все национальные проекты).

Тогда все вышеперечисленные аспекты аннулируются. Повсеместно работают клиники, наподобие нашей, наряду с квалифицированным медобслуживанием торчащего контингента проводится мощная профилактика, в минусе передозы, ВИЧ и иные сопутствующие заболевания, в плюсе – сто тысяч сохраненных жизней. Ну, пусть для начала не сто, а хотя бы половина – и то хлеб! Для вымирающей нации сейчас ценен каждый спасенный человечек.

Наркоман – больной, наркотики – медпрепарат, не имеющий к криминалу никакого отношения. Потому что им теперь торгует государство. Это в пределах законных норм, это легально, и потому вовсе не круто. Привлекательность для молодежи резко падает. Где тут, блин, протестная форма? Давайте, в противовес утраченному, запретим им быстро бегать на короткие дистанции. От этого ведь могут быть инсульты, травмы и все такое прочее! Вот увидите, начнут по ночам втихаря тусоваться на стадионах, бегать сотку со всем напряжением сил, тренироваться, делать ставки, родят подпольный тотализатор для этого дела, и так далее. Это кульно, это круто, это полный расколбас! Раскачанные менты-бегуны облавы делают, трейсеры (так величают себя экстремальные побегушники) от них валят по крышам и гаражам, через заборы сигают. Лепота! Прикинь, Саймон (перевод: Семен) вчерась Эванса (перевод: Иван) порвал на британский флаг. На две десятых обошел, мазефакер четов! Фотофиниш заглючил, судьи передрались – не сошлись во мнении. Короче, пропали мои триста евриков…

А если кто-то попробует торговать как-то «слева» (а будет ли смысл вообще?), Собакины моментом расстреляют. Пуля в голову – и трупик падает между машин. Дилер в шоке, стоит, разинув пасть. Гхм-кхм… Эмм…

Да, согласен – это негуманно.

Но, по-моему, очень действенно…

Ну а с криминалом в этом случае вообще все понятно. Огромная армия оккупантов и их холуев из наших в этом случае остается без работы. И без дохода. Раз! И – на пенсию, ребята. Отдыхайте, мы тут как-нибудь сами…

Вот что такое легализация.

Вместо резюме по теме расскажу вам две короткие сказки про одно и то же, но с разными концами.

Сказка первая. Житейская.

Живете вы и ваши девяносто девять родственников в старом, огромном, благоустроенном доме. Это коммуналка, у вас не особо шикарно, но ничего, жить можно. Однако родственники ваши, к глубочайшему сожалению, довольно быстро умирают. А рожают не в пример медленнее. Отчего так? Да потому что неумеренно лакают огненную воду – как это ни прискорбно, большинство ваших родственников алкоголики, и от этого никуда не деться. Короче, убывает ваше народонаселение.

А ловкий пройдоха управдом (тоже вроде бы свой товарищ), задобренный подношениями, селит к вам на место каждого вашего умершего родственника по мусульманину. Ему, управдому, по тулумбасу, с кого взятки брать – лишь бы брать.

Ну, вроде бы ничего такого: ребята работящие, непьющие, берутся за любую грязную работу, которой ваши обленившиеся родовичи по обычаю чураются. А то, что иноверцы – ну и бог с ними, с басурманами, мы вообще по натуре своей народ веротерпимый.

Глядишь – их уже с десяток. Они формируются в определенную структуру, постепенно отчетливо вырисовывается не желающая ассимилироваться под ваш уклад ксения, или, что привычнее для слуха, диаспора. Ваша родня, как выясняется, мрет не так быстро, как хотелось бы, так они придумали потихоньку травить самых молодых и умных, которые в случае конфликта могут дать отпор или просто вольно мыслить не в том направлении.

Это, конечно, нехорошо, но за руку ведь никто не ловит, а так – одни слухи…

Потом в один прекрасный момент оказывается, что их уже пятьдесят.

Теперь вас поровну. Критическая точка пройдена: вы уже чисто физически не в состоянии выгнать их вон, даже если очень захотите. Потому что вас пятьдесят со стариками, женщинами и детьми, бойцовское сословие в минимуме, оно или спилось, или сдохло от наркоты, а их – пятьдесят крепких здоровых мужиков. В драке «стенка на стенку» вам, увы, уже не выстоять.

Чуть погодя, лет через пятнадцать-двадцать, их уже семьдесят, а вас всего тридцать…

И теперь уже вы метете полы и выносите мусор. А они вовсю рулят и решают, пускать вас на кухню или наказать за плохое поведение лишением обеда. Потому что их больше.

Ну и, закономерно, наступает момент, когда вас остается с десяток, а их уже девяносто. И тогда они вам ласково говорят, почесывая жесткую щетину вострым ножиком: а примите-ка вы ислам, болезные. Чтобы были как все, обрезанные по самое не могу. А то как-то нехорошо получается – все люди как люди, а вы какие-то не такие.

А не примете – придется с вами решать вопрос радикально…

Идиотская сказка? А вы бросьте пить дня на три и посмотрите с холодным вниманием вокруг. Пристально вглядитесь в детали. Не находите ничего похожего? А вы вообще в курсе, что у нас не так давно потребовали ввести пост вице-президента от мусульман?!

Сказка вторая. Скотская.

На огромном заливном лугу пасется здоровенное стадо коров. (Почему коров? Да просто такая навязчивая аллегория, Россия – добрая корова, которую сосут все, кому не лень.) А в заболоченной низине неподалеку обосновалась стая импортных волков, спустившихся с гор и прибежавших из далеких южных долин.

Волки эти потихоньку коровами обедают, но особо разгуляться им не дают: на лугу полно молодых здоровеньких бычков с острыми рогами, так что обеды – довольно рисковое занятие. И вообще, волчье житье в данной местности пока что особым комфортом не отличается. Логово в болоте, перемещаться приходится все время ползком – а то бычки заметят и на рога подымут; мясо на обед достается невкусное, потому как при таком положении дел удается грызть только больных и истощенных буренок.

Какова генеральная задача волков в данной ситуации? Обеспечить себе более комфортабельные условия существования и расширить ареал своего влияния. Хотя бы для того, чтобы оборудовать логово в сухом подлеске, рядом с лугом, и не нести большие потери при каждом акте добычи пищи.

Назначать генеральное сражение на лугу – самоубийство, коров на порядок больше, пробегутся разок по волчьей стае и затопчут к скотской матери, тут даже и рога не нужны.

Поскольку волки склонностью к суициду никогда не страдали (это один из самых живучих подвидов), они из своего болотца изучают коровье житье, находят в нем закономерности и приступают к маневрам.

Ничего тут особо стратегического нет, вся суть маневров состоит в доставке некоей особой травки а́ la дурман[2] из региона произрастания и внедрении ее в коровий быт. Травка в небольшом количестве встречается повсеместно, но здесь ее совсем мало, и она какая-то слабенькая. А в далеких южных долинах ее полно, и до того она там забористая, что рога в кучу сводит.

Волки из далеких южных долин быстренько сгоняли до дому, переболтали с сородичами и моментом наладили канал поставки. Волки горные, более многочисленные, хитрые и проворные, в три приема навели мосты с некоторыми своекорыстными быками-ренегатами и организовали потребительский рынок.

И пошло дело. Бычки вовсю хряпают дурман – некоторые привыкают, а по большей части мрут как мухи. Глядишь, вскорости почти все младое скотопоголовье втянулось.

Волки только лапы потирают и хвостами крутят. Потихоньку оборудовали логово в сухом лесу, да не одно, а с запасом. На вырученные от продажи средства выписывают себе подкрепление – новые стаи из родных гор и далеких южных долин. Все больше их, ходят уже в рост, гордо и по-хозяйски, порой задирают понравившихся коров с краю стада средь бела дня. Потери при добыче, правда, бывают, но уже поменьше. Сидят, клыки точат да слюни пускают: вот ужо скоро все норовистые бычата перемрут, то-то погуляем! Останутся одни коровы да пара дряхлых быков на развод. Чтобы, значит, было кому потомство плодить, а то ведь если совсем обедать некем будет – тоже нехорошо…

И вдруг в один прекрасный день прибегают к вожакам разведчики и сообщают: у нас, аксакалы, для вас три новости.

Вожаки удивлены: это че за фигня такая вразрез с традициями? Обычно бывают две новости, одна хорошая, другая плохая.

Нет, тут три, и все плохие.

Ну давайте, вываливайте.

Первое. Крупнорогатые у нас больше траву не берут. У них, типа того, своя появилась откуда-то. Более того, взрослые особи придумали какую-то там хитрую дозировку, от которой бычата уже не мрут! Еще более того: их постепенно от этого дела отучают, переориентируют на васильки и ромашку.

В связи с этим вторая новость: скотопоголовье бойцовского класса сокращаться больше не будет. И посему наша мечта о том, что способные к сопротивлению особи вымрут и останутся одни податливые буренки, окончательно погибла.

Вот так ничего себе! А ну, все подъем, траву в зубы и бегом к стаду. Впаривать по любой цене, в убыток себе, если припрет – вообще задаром отдавать! Перебить ту цену, что установили крупнорогатые, завалить рынок товаром, бегом марш!

А все, уже не получится, уныло сообщили разведчики. Вот вам третья новость: крупнорогатые везде посадили волкодавов. Огромных, злобных, жутко клыкастых, отчаянно тупых и «никому ни кабельных». Ну, то есть совершенно неподкупных. Какие-то они аномально кровожадные, на подношения из сахарных косточек не реагируют совсем, питаются исключительно теплой волчатиной.

И что, никак не подобраться к стаду? Всегда ведь есть какие-то пути, лазейки, тайные тропы…

Никак. Пробовали уже. Моментально рвут в клочья. Вот вечерком начнете считать своих курьеров, посмотрите. Выжили один-два, самые шустрые и проворные, и обратно они уже не пойдут ни за какие потроха. Потому что видели и знают: от всех остальных остались одни окровавленные серые уши.

Вожаки в ауте. Это что же такое получается? Получается, мы им теперь вроде как совсем без надобности?! И что нам сейчас, возвращаться несолоно хлебавши в родные горы и далекие южные долины?!! А мы ведь одну только траву, на манер парнокопытных, жрать не можем! Нам мясо надо! Мы же теперь все передохнем, мать вашу так!!! Вау-у-у-ууууу!!!

Вот такая сказка из серии «Акела промахнулся»…

В общем, правильная легализация – это здорово.

А сомнения вот по какому поводу.

Наркотики – это огромные деньги. Добывает эти деньги огромная армия. У этой армии, в отличие от тех, кто сейчас пробует ей противостоять в нашем локальном случае, прекрасные позиции и отличные перспективы. Они у нас тут давным-давно окопались, пристрелялись и заняли все господствующие высоты. Я не особо соображаю в стратегии и тактике, но по курсу военной кафедры помню, что для успешной наступательной операции соотношение между атакующими и теми, кто сидит в обороне, должно быть три к одному. Тогда есть шанс победить. То есть примерно так: двоих убьют, а третий успеет добежать до вражеской траншеи.

А тут, боюсь, такая пропорция не получается. И даже один на один не получается. А смотрится все так, будто взвод отчаянных хлопцев под руководством какого-то сумасшедшего пьяного лейтенанта пробует наобум взять штурмом глубоко эшелонированный район обороны мотострелкового полка.

Вот так мне это видится.

И еще… Понимаете, нет прецедентов. В истории нашей страны никому пока что не удавалось достичь в этом плане хоть каких-то успехов. Одни победные рапорты и жуткая закрытая статистика.

Вот маленький пример из соседней темы (в нашей, увы, вообще никаких примеров нет), которая зеркально похожа на нашу, только на порядок более глобальна.

Есть такой замечательный генерал Николаев. Я не знаю, нормальный он или маньяк, хорош ли как руководитель или полный бездарь, каков в быту и так далее – совершенно ничего не знаю об этом парне.

Но я горжусь, что являюсь его соотечественником. Я, в числе прочих миллионов патриотов Отчизны, снимаю шляпу перед этим былинным богатырем только лишь за один его поступок.

Будучи главой пограничной службы нашей страны, Николаев на сутки перекрыл доступ «левого» спирта через кавказскую границу. Отдельное спасибо отчаянным репортерам, которые посмели все это дело снять и показать нам с вами. Вообще, тогда еще присутствовало некое подобие свободной прессы: думаю, сейчас это было бы невозможно в принципе.

Мы с вами имели редчайшую в новейшей истории возможность лицезреть безразмерную колонну спиртовозов, застывшую у нашей границы в ожидании разрешения конфликта. И любой обыватель, даже слабенько владеющий арифметикой, мог на глазок прикинуть, какое неимоверно чудовищное количество отравы ежесуточно загоняют горячие кавказские парни в нашу коммуналку нелегальным порядком. Иными словами, нам явили товар лицом.

Генерала, ясен пень, мгновенно сняли. Почему сразу не убили – это уже чисто технический вопрос. Думаю, имел он крепкую поддержку на самом верхнем уровне, иначе бы просто так целые сутки не продержался. Однако никакая поддержка не смогла спасти его карьеру и уж тем более решить вопрос хотя бы даже насчет частичного ограничения ввоза в нашу страну «левого» спирта.

Но мы с вами это видели…

Господа и дамы, понятны ли масштабы бедствия? Очевиден ли объем работы, которой собираются заняться эти сумасшедшие «укамикадзенные» Собакины?

Не знаю… Мне пока что все это кажется весьма утопичным. Впрочем, может быть, это просто мое состояние не способствует оптимистическому взгляду на проблему, а на самом деле не так уж все и плохо. Короче, поживем – увидим…

Глава 3

Управление «Л»

Привет. Я Андрей Горбенко, и мы уже знакомы. Так что особо разгоняться не буду, малость поплачусь в жилетку, и сразу переедем к нашим баранам. Или к баронам – как вам будет приятнее.

Вот есть такой – Яша Белый. Сорока пяти лет от роду, небольшого роста, но такой весь из себя розовый, упитанный, красивый и важный.

У Яши особняк за двенадцать «лимонов» у. е. в ста километрах от Москвы, две яхты на Волге – за пару получается чуток дешевле особняка, целый парк дорогих престижных иномарок и очень нескромные счета в разных банках. По поводу счетов – это не из серии ОБС (одна бабка сказала), мы его разрабатываем, вся информация проверена и подтверждена.

Яша пользуется большим авторитетом, имеет солидные связи и огромное влияние, на местном уровне он всемогущ. Короче, почти что бог местечкового розлива. Местные силовики и ребята из юстиции почитают за честь разделить с ним трапезу, администрация частенько обращается с просьбами решить разные проблемы, местная общественность, игриво улыбаясь и податливо оттопыривая попку, величает его бизнес «нашим градообразующим предприятием».

Вопрос. За что человек удостоился такой чести? Какую пользу принес стране, чем таким занимается, что у него разве что птичьего молока нет, и все на руках носят?

Ответ. Яша Белый – двойной барон. Он цыган. Глава местной цыганской банды (другого определения от меня не дождетесь), или барон, как они любят себя величать. А еще Яша «держит» всю наркоторговлю в Торквелово и окрестностях. Если попросту, в обиходе – наркобарон.

То есть это тот самый человек, который целенаправленно убивает нашу молодежь и наносит колоссальный вред нашему генофонду, крестный отец всех торквеловских и черноярских даунов.

Блин… Нет, не поймите превратно, это не маразм – я давно в этой кухне, в курсе, что почем и кому на Руси жить хорошо…

Просто иногда находит. Е-мое, где логика?! Это как же, вашу мать, извиняюсь, понимать?! Все все знают, сокрушенно разводят руками, по центральным каналам раз в год показывают эти особняки (тут в Торквелово целая улица такая – кстати, не падайте: улица называется «проспект Яши Белого») и рассказывают, чем занимаются их хозяева…

И – ни фига. Все остается на своих местах. Милиция, ФСКН, ФСБ, Совет безопасности и прочая и прочая… И Яша Белый. Почетный гражданин г. Торквелово, уважаемый человек, благодетель, меценат и попечитель учреждений среднего образования. На свои деньги построил школу – там все очень здорово, оборудовано по последнему слову техники, приглашены лучшие педагоги… и учатся одни цыганские дети – по телевизору недавно показывали, восторгались, как это все зашибись…

А вот, к примеру, есть еще Андрей Горбенко. Сирота, детдомовец, бывший погранец, нищий мент, все имущество – копеечная «шоха» и развалюха в Балашихе (и то бросил, и бог знает, удастся ли еще на той «шохе» поездить и в той развалюхе пожить).

И сейчас ситуация сложилась так, что этому Горбенко буквально все до одного места. То есть он так влетел по жизни, что все равно убьют – при любом раскладе, это лишь вопрос времени. Так что, сами понимаете, для него надуманных дилемм не существует, одним ублюдком больше, одним меньше – разницы буквально никакой.

Эй вы там, наверху! У нас по Руси ходят тысячи таких Горбенко. Тысячи! Намек понятен? Если нет, пригласите на собеседование, я прямо скажу, если вы такие тупые, сами не догадываетесь…

Уфф… Все, пар выпустил. Спасибо за терпение. Плавно переезжаем к теме.

– Девятый – Первому.

– На приеме Девятый.

– Что-то ты совсем заснул.

– Да не о чем докладывать. Все нормально.

– Что, совсем никого?

– Ну, минут пятнадцать назад два черных джипа проезжали. Но они даже не притормозили.

– А посетители?

– Нету посетителей. Час назад последние двое вышли, больше никого не впускают. Табличку повесили – «спецобслуживание».

– Ну, понял. До связи…

Собакин едет на встречу с Яшей Белым. Пятница – «день гр. стакана» по местному летоисчислению, полдень.

Мы в обеспечении. С Собакиным в экипаже я и мои «руки» (опера из моего отделения – Виталий Белов и Витя Семенов, похожи друг на друга, как будто в самом деле близнецы). Плюс еще четверо оперов в двух машинах. Кроме того, неподалеку на трассе стоит микроавтобус с отделением Разуваева. Это резерв – на всякий случай.

То есть от ведомства, с представителем которого желает встретиться Яша Белый, присутствует один Собакин. Если вдруг что не срастется – все остальные вроде как и не при делах.

Вообще у нас за последнюю неделю уже наметилась определенная методика: Собакин прет паровозом, его направление генеральное, остальные наподобие состава, едут тихонько сзади, прячась за его широкой спиной. Типа того, что это он тут самый главный половой разбойник, по своей личной инициативе сурово любит всех, кто пасется на местном рынке.

Идея, в общем-то, простая, и особой оригинальностью не отличается: ошизевший начальник межрайонного отдела, со всепобеждающей грацией бульдозера прокладывающий себе путь вверх по карьерной лестнице. Неуправляемый, дурной, никакое начальство справиться не может (легенда – крепкая волосатая рука на самых верхах), семьи нет, бесстрашный, как пьяный самурай. Короче, полный камикадзе. Маленький эксперимент в рамках общей программы: что в условиях современной России может сделать на месте руководитель средней руки, если у него «железное очко», никто не пинает сверху, а на самого себя ему глубоко плевать.

Эксперимент, правда, не совсем «чистый». В природе, как правило, не бывает таких людей, которым буквально нечего терять – всегда можно откопать что-то такое, что даже самому распоследнему отморозку дороже его никчемной жизни. Ну а такого, чтобы начальство вообще отошло в сторону и опустило руки, – такого вообще не может быть в принципе. У нас повсюду – жесткая вертикаль кормления, так что в «реале» такого типа давно бы сняли, перевели, уволили, убили.

Но тут, видимо, решили чистотой пренебречь – то ли других вариантов нет, то ли еще по какой причине.

И все вроде неплохо: управление в тени, на виду только злобный, вконец отвязавшийся Собакин…

Однако получается, что он и в самом деле камикадзе. Я тут про себя, любимого, горько и возвышенно грустил: вот он я, современный герой нашего времени, истребитель воров, положивший жизнь на алтарь служения Отечеству…

Но я-то в тени, спрятался, сижу тут, как в окопе, на охраняемом объекте, и никто не знает, куда вообще я делся.

А Собакина выставили на всеобщее обозрение. Как мишень в тире. Нате, любуйтесь, палите, кому не лень.

Думаю, надо иметь немалое мужество, чтобы добровольно подписаться на такой вот расклад. Я Собакина знаю мало, но уже лишь только за одно это он заслуживает самого глубокого уважения. Респект тебе, товарищ Собакин. Если тебя быстро убьют, я буду сильно расстроен…

– Первый – Девятому.

– Слушаю?

– Приехали.

– Конкретнее?

– Белый «Мерседес» заехал на стоянку. Объект и с ним двое – охрана, судя по всему, вышли, направляются ко входу. Так… Все – зашли.

– Больше никого?

– Никого.

– Хорошо. Мы сейчас подтянемся, смотри – не будет ли еще каких телодвижений…

Да, до настоящего момента мы ехали на встречу довольно вяло, а вернее будет сказать, просто стояли в укромном уголке неподалеку от назначенного места и выжидали. Собакин намеренно опаздывает (назначили на 13.00) – то ли хочет важной шишкой показаться, то ли таким образом выказывает отношение к объекту – не знаю, он не делился на этот счет.

– Так, хлопцы, все сидим на связи, ждем команды. В «Данко» едем вчетвером, нечего там толпу создавать…

Опера остались на месте, Собакин, я и «близнецы» поехали на встречу.

Встреча назначена в кафе цыганского театра «Данко», что размещается в старинном купеческом особняке на окраине Торквелово.

Для справки: этот городок не всегда имел такое скверное имечко и еще более скверную репутацию. До еврейского переворота здесь жили преимущественно тороватые купцы и ремесленники, известные по всей России своим мастерством. Город назывался Марьин Посад, помимо всего прочего славился своими монастырями, в которые ездили лечиться убогие со всей Руси, крестьянство окрестных деревень отличалось рачительностью и трудолюбием, а местные ярмарки бывали не хуже знаменитых нижегородских. Ловкие интернационалисты изничтожили крестьянство и купечество как класс, монахов расстреляли, монастыри перепрофилировали в тюрьмы, ремесленников забрали в Красную Армию, а в окрестных деревнях стали сеять коноплю для нужд революции.

Значительно позже, уже в хрущевский период, город переименовали в честь товарища Торквемады, который вроде бы где-то когда-то чего-то выжигал огнем и выковыривал мечом. Я интересовался данным товарищем: оказывается, он не только слыл большим мастером массового отжига, но на досуге, между делом, был инициатором изгнания евреев из Испании.

Как видите, тот, кто так неласково обозвал этот городок, был большим циником.

В хрущевский же период сюда за каким-то трюфелем понаехала целая орда Будулаев. То ли здесь климат особый, то ли еще где – но только лишь сезонными наездами дело не кончилось: вся таборная массовка в конечном итоге прочно обосновалась и угнездилась в этом славном местечке.

Теперь в бывшем театре русской драмы размещается цыганский театр «Данко». Театральное кафе пользуется огромной популярностью, здесь по вечерам тусуется местная элита. А в дневное время почтенный горожанин Яша Белый принимает в нем гостей и встречается с нужными людьми.

Собакин – нужный человек. Глава межрайонного отдела ФСКН. С того момента как его назначили, Яша Белый искал случай встретиться с ним. До сего дня Собакин ловко уклонялся, а теперь вдруг сам «навел мосты» и предложил пересечься. Для чего, спрашивается? А я не в курсе – подробностей Собакин не раскрывал, просто сказал, что надо поехать, пообщаться. У нас не принято без повода проявлять любопытство: если по делу что-то надо, скажет.

Единственно, немного напрягает: если едем просто общаться, зачем прикрытие, да еще и резерв на трассе? Непонятно.

Впрочем, сейчас все узнаем…

* * *

Машину мы припарковали на стоянке, борт в борт с роскошным белоснежным фашистом, бликующим в лучах полуденного солнца всеми цветами радуги. Наша поношенная серая «Мазда» смотрелась рядом с этим красавцем, как канализационная крыса у ног полярного медведя, но зрелищем насладиться было некому: разве что швейцару у входа.

– Так… Вы, хлопцы, берете охрану.

– В смысле, валим сразу, как заходим?

– В смысле: контроль – следите за каждым жестом. Товарищ непредсказуемый, так что подстраховаться не помешает… И вообще – посерьезнее.

– Понятно.

– За Яшей сам присмотрю. Стволы доставать только в самом крайнем случае. Прошу проявить выдержку…

– Че-то так стращаешь, будто к конченым отморозкам собрались. Яша – товарищ интеллигентный, кроме того, мы тут не на пустыре…

– Не, понятно, но… Короче, будьте готовы.

– К чему?

– Да увидите. Ко всему, короче.

– Однако заинтриговал!

– Ну все, потопали…

Швейцар у входа «прикинут по теме»: хромовые сапоги, плисовые шаровары, кумачовая атласная рубаха, кушак, кудри. Не в тему только цвет прически и национальность: парень явно славянских кровей, к тому же яркий блондин.

– Ну и как оно – в холуях у чернож?.. – походя уточнил Собакин, грузно поднимаясь на деревянное крыльцо с резными столбцами.

– Ничаво… – буркнул белый «цыган», поворачиваясь в профиль и пряча густо напудренный синяк под левым глазом.

– Ну-ну…

В кафе просторно и уютно. Небольшое фойе с гардеробом, две лестницы, справа и слева от входной арки (двери нет, только разноцветные висюльки), убегают на бельэтаж. Зал просторный, с высоченным потолком, аккурат по центру – сцена. Судя по всему, раньше это был зрительный зал. Получается, они тут все разломали и сделали три в одном: жрут, пьют и смотрят представление. А там, где сейчас бельэтаж, раньше был балкон с ложами.

По периметру бельэтажа – кабинеты, затянутые бархатными шторами. Один кабинет, справа по курсу (некогда – крайняя ложа), расшторен, как заходишь в арку, сразу бросается в глаза – там сидят трое: милицейский, прокурорский и какой-то товарищ в штатском.

Имеет место этакая предпраздничная суета, сдобренная всеобщим приподнятым настроением. Несколько столов посередке сдвинуты в ряд, бегают симпатичные официантки в ярких цыганских тряпках, таскают холодные закуски, по ходу дела хихикают и всем подряд строят глазки. С кухни доносится веселое переругивание поваров, в зале пахнет так вкусно, что хочется сразу же присесть к столу и чего-нибудь быстренько слопать. На сцене разминаются артисты, мужчинка микрофоны отлаживает, музыканты гитары настраивают.

Эх, гуляй, ромалы! Собакина, что ли, так встречают?! Здорово! И чего я не начальник всей местной Госкомдури? К нам приехал, к нам приехал…

Двое здоровенных мужчин в черных костюмах стоят справа от входа, едят нас глазами. Судя по физиям – цыгане, мал-мал курчавые, черноглазые. Костюмы просторные, непонятно, есть у них оружие или нет. А даже если и нет: непросто будет справиться. У нас, правда, один Собакин троих стоит – но ребята больно уж здоровы…

Так, а вот и Яша.

Яша страшно занят. Идет вдоль столов, берет одной рукой бутылки с напитками, придирчиво рассматривает, крутя во все стороны, в другой руке держит телефон и с кем-то деловито общается, умудряясь при этом периодически прерываться, чтобы отдать какие-то указания метрдотелю. Метрдотель, одетый не по форме (все в ярком, а он затянут в классический смокинг), почтительно шествует сзади, записывает за хозяином, прилежно склонив голову набок.

– А, Гриша! Здравствуй, дорогой. Ты извини, я тут немного в запутках с планами: у меня, оказывается, сегодня московское правительство гуляет. Сейчас быстренько все организую – потом с тобой… Минутку, ладно?

Ага, вот оно что… Это что – представление? Специально, чтобы поставить Собакина в стойло? Типа того, я звал, ты не ехал, теперь ты сам захотел, а я занят – и вообще, ваше место в кассе у биотуалета!

Если так – это круто. Это уже само по себе впечатляет: столько телодвижений, чтобы «посадить на понятия» злобного варяга, ворвавшегося в местную сонную благодать. Стой теперь, как дурак, посреди зала и осознавай, какой ты весь из себя никчемный. И по ходу дела строй перспективы, соображай, что с тобой могут сделать высокие покровители Яши, ежели вдруг поведешь себя как-нибудь неправильно.

– Да-да, я сказал – яхта уже готова… Нет, не стоит… Ну что ты как маленький! Я в курсе, что Юрий Владимирович любит футбол… Да, организую – какие проблемы, дорогой? Первый раз, что ли?… Хорошо, сделаю… Да нет, можешь даже не звонить больше – все будет…

Интересно… Остаться посмотреть – москвичи приедут или это одни понты? То, что местных вельмож подтянул для важности, – это дело житейское, люди свои… Но если, в самом деле, и москвичей приурочил специально для того, чтобы разом расставить все точки над где надо, – тут уж я не знаю… Глыба, матерый человечище!

– Уфф, вроде бы все. – Яша спрятал телефон, манерно оттопырив пальчик, промокнул и без того сухой лоб шелковым платочком. – Опаздывают – будут только через три часа. Устал я от них. Катаются, как к себе на дачу. С другой стороны – люди нужные, надо уважение оказывать… Ну что – пойдем, присядем…

Тут Яша дружески принял Собакина под локоток и широким жестом указал наверх – в сторону открытого кабинета на бельэтаже, где терпеливо ожидала троица местных вершителей судеб.

– …перекусим, чем бог послал, заодно и поговорим…

Собакин решительно забрал руку, отстранился с дежурно-брезгливым видом – как дератизатор от очередной крысятины…

И с расстановкой, внятно и довольно громко произнес:

– У нас на Руси не принято ломать хлеб с врагами и бесчестными людьми.

Яша заметно растерялся: развел руками, нервно огладил красивую серебристую бородку…

– Ну… Гхм-кхм… Эмм… Ты знаешь – я маленько нерусский…

…метнулся глазками, напоролся на мой тяжелый, изучающий взгляд, дернулся от неожиданности – будто током ударило, скомкал в руке платочек…

– Гхм-кхм… А ты у меня в гостях, так что…

– А я – русский, – непримиримо заявил Собакин. – И здесь ты тоже все попутал: это моя земля, и ты у меня в гостях. Так что жрать мы с тобой не будем. У нас и базара-то всего на полминуты: я тебе доведу, ты скажешь «да», и – разошлись.

Яша обескураженно крякнул и стал стремительно алеть щеками. Не ожидал.

– Ну, Гриша… Ну давай, объявляй…

– Не «объявляй», а доводи, – сурово поправил Собакин. – Довожу. Считая от сего дня, с четырнадцати ноль-ноль, у тебя ровно семьдесят два часа. За это время тебе надо продать все свое имущество, свернуть бизнес, собрать в кучу всех сородичей и свалить отсюда подальше. Как минимум за триста километров. Все понятно?

В зале вдруг стало тихо. Замерли на месте официантки, боясь звякнуть посудой, застыли, как изваяния, люди с гитарами на сцене, мэтр шикнул через раздачу – на кухне тоже воцарилась тишина. Слышно было, как наверху, в кабинете, кто-то из троицы властей предержащих нервно прочистил горло…

– Не понял… – Вид у Яши был такой, словно ему на званом обеде оглушительно пукнули в лицо. – Ты это… Ты вообще сам понял, что сейчас сказал?!

– Расшифровываю, – терпеливо пояснил Собакин. – Через семьдесят два часа в Черном Яре и Торквелово начнет действовать государственная программа «Контроль». Все наркозависимые регистрируются в Черноярской клинике, где они будут получать квалифицированную помощь. Реализация любых психоактивных веществ целиком и полностью переходит в государственную монополию. А все, кто попробует незаконно торговать наркотиками, будут уничтожены.

– Ты хотел сказать – арестованы…

– Я сказал что хотел. Повторю: будут уничтожены. Физически. У тебя в банде двести тридцать пять лиц наркоторгового возраста. Мы внесли в список всех, кто так или иначе связан с процессом торговли, включая детей от десяти лет и дальше. Так вот, чтобы избежать ненужных жертв, я делаю тебе щедрое предложение…

– Не понял… – Теперь Яша откровенно пошел пятнами. – Ты что, вообще…

– Слушай, урюк, ты че такой тупой? – Собакин сделал два шага к Яше (телохранители справа от входа заметно напряглись – мы с «близнецами» демонстративно развернулись в их сторону и сунули руки под мышки), взял его за галстук и с отеческой заботой стал поправлять узел. – Я тебе в третий раз повторяю, макака ты дебильная…

– Еще шаг – стреляю. – Я мгновенно выдернул из оперативки пистолет и направил на телохранителей, рванувшихся было к месту событий.

«Близнецы» тотчас же последовали моему примеру. У меня не особенно внушительный вид, но когда достаю оружие, люди верят тому, что я говорю: «шкафчики» замерли на месте и, спрятав руки за спины, стали пожирать нас взглядами.

Теперь ясно: нет у них оружия. Не ожидал Яша, что все будет вот так, чувствовал себя в безопасности, как в собственном доме…

– …у тебя семьдесят два часа, чтобы собрать в кучу всю свою чернож… банду и с…ться отсюда на свою е… историческую родину…

– Э, коллега! – прокурорский товарищ вылез из кабинета, перегнулся через перила и, негодующе тряся сочными брылами, воззвал к собакинской служебной этике: – Ты чего тут устроил? Ну-ка, немедленно прекрати!

– Пи…сам слово не давали! – деловито огрызнулся Собакин на прокурорский окрик и, еще плотнее затянув галстук на шее Яши, страстно продолжил:

– Я не знаю, куда вы потащите свои грязные жирные ж… – в свою е…чую Бессарабию, или, е… пид…скую Трансильванию…

– В Индию, – зачем-то подсказал один из «близнецов» – грамотный Виталька Белов.

– Чего?! – Собакина аж перекосило – типа того, какого хрена ты лезешь, когда не спрашивают?!

– Цыгане происходят из Индии. По факту они – индусы…

– Да мне по х…, кто вы по факту, мрази е…! Индусы – так уе… в свой б…ский Мадрас или е… Бомбей. Короче – куда хотите. Но чтоб через семьдесят два часа ни одной вашей наркоторговой твари тут не было. Ты меня понял, сладкий мой?!

– Да что ж это такое! – взвизгнул прокурорский. – Да скажи же что-нибудь, Виктор Михалыч, арестуй его, что ли…

– А ну прекращай! – теперь к прокурорскому присоединился милицейский из кабинета: погон снизу видно не было, но лицо – в три дня не объедешь. – Я тебя сейчас…

– Так, вы, там, наверху! – Взгляд Собакина метнулся наверх, преисполнился высшей степенью кровожадности и стал похож на двустволку. – А ну! Быстро! Захлопнули вафельницы! И – бегом в будку!!!

– Да ты…

– В будку, бл…!!! Че, х… поднимаете?! Ща арестую обоих за пособничество! У меня, б…, на каждого из вас – материал и санкция генерального. Только, б…, вякните мне еще че-нибудь!

Черт… Надеюсь, он знает, что делает. Один звонок – и нас будет выковыривать отсюда вся местная милиция вкупе с ОМОНом и под руководством прокуратуры…

– Ну смотри, Собакин, – со смертельной обидой в голосе прошипел прокурорский. – Теперь-то ты уж точно допрыгался…

Ага, так он его знает! Ну, популярный у нас Григорий – просто ужас. Удивительно, как с такой известностью – и до сих пор жив-здоров…

– Так ты меня понял, нет?! – с придыханием уточнил Собакин, возвращая свою «двустволку» к Яше.

– Понял, – тихо ответил Яша, отступая на шаг назад и раздергивая туго затянутый узел галстука. – Я тебя понял… Бесстрашный ты человек, Гриша. У тебя семьи нету?

– Нету. – Собакин издевательски хмыкнул. – И клал я с разбега на все ваши угрозы. Кстати, заметил – вот этот паренек на тебя как-то так пристально смотрит?

Тут Собакин вполне дружелюбно подмигнул Яше и кивнул в мою сторону.

Так, а вот это совсем зря – мы так не договаривались!

– Это тот самый опер, что шлепнул Зураба.

Яша на миг даже забыл про унижение и ненависть: с большим интересом уставился на меня, как будто отмечая что-то в своей «оперативной памяти»…

– А теперь угадай с трех раз, чего он тут делает. Угадаешь – будет тебе подарок.

– Подарок?

– Да. Неплохой такой подарок – жизнь называется. Все, Яша, бывай. У тебя есть семьдесят два часа. Подумай о своем народе…

* * *

Обедали на базе.

– Ничего… Меня и здесь неплохо кормят, – тихонько вздохнул после обеда Собакин.

Раньше на Руси, нанимая работников, хозяин накрывал им стол и смотрел, кто как ест. Была такая примета: если у человека отменный аппетит, значит, он и работник хороший.

Если судить по Собакину, то примета верная. Собакин – большой любитель пожрать. Я в принципе тоже отсутствием аппетита не страдаю, но до него мне далеко. Уже через час после обильного обеда он опять готов чего-нибудь пожевать, а когда о чем-то отвлеченно размышляет и «выключается» из обстановки, периодически бормочет что-то вот в таком духе:

– Пельмешек бы, с полсотни… Или сковородку картошечки с грибочками… Ммм…

Доводилось мне с такими товарищами трудиться. Они в буквальном смысле «горят» на работе: круглые сутки на ногах, постоянно поспешают, во все вникают и тратят на порядок больше энергии, чем остальные, – и физической и духовной. Ну и, понятно, при таких тратах возникает потребность в усиленном питании. Кстати, если таким людям удается дожить до пенсии, они потом стремительно толстеют и превращаются в этаких ленивых жирных Обломовых. Не тех, что всем подряд устраивают обломы, а которые просто валяются на диване наподобие хрестоматийного героя Гончарова из одноименного романа.

Думаю, Собакин так сурово разговаривал с Яшей еще и потому, что в тот момент его душила крепенькая жаба: там было столько всяких деликатесов – но, увы, не для нас. Это ведь, наверное, надо быть вообще бессовестным, чтобы принять угощение от человека, а потом трепать его за галстук и говорить в лицо гадости.

Понятно, что после разносолов в Яшином заведении нашу кухню можно назвать более чем скромной. Хотя, если не сравнивать с ресторанным меню, кормят у нас довольно вкусно и питательно.

Я спросил у обедавшего с нами Доценко (если кто запамятовал – это начальник нашего отдела), есть ли какие-нибудь материалы на тех прихлебателей, что сидели у Яши на бельэтаже.

– Есть. – Доценко свойски подмигнул. – У нас много чего есть. И много на кого.

– А ты думал, я их просто вот так запросто на «понт» взял? – Собакин хмыкнул. – Обижаешь, коллега. Не та публика, чтоб понтами бросаться. Тут надо быть готовым ответить за каждое слово…

– А когда успели? – удивился я. – Мы за Яшу только-только взялись, с того краю еще никого не разрабатывали…

– Да мы тут ни при чем, – рассеянно буркнул Доценко, просматривая вполглаза какой-то список. – Это отдел обеспечения данные готовит…

Понятно… Отдел обеспечения – это те загадочные товарищи, что на общем собрании скрывали свои лица под вязаными шапочками. Поначалу я думал, что это именно они будут выполнять разного рода «деликатные поручения». По ходу работы выяснилось, что все деликатные поручения выполняет как раз наш отдел. А эти загадочные хлопцы просто сидят на охраняемом объекте и, судя по торчащим из-за забора антеннам, работают с какими-то информационными технологиями. Может быть, занимаются технической разведкой, шпионажем или еще чем-то в таком духе.

Не понял только, зачем их заставляли прятать лица от остальных сотрудников. Тоже мне, великая тайна: местные менты и прокуратура в доле с наркобаронами. Думаю, такая жуткая тайна есть в каждом приличном городе нашей необъятной Родины и любой местный опер в нее посвящен с ног до головы. И ничего – обходимся как-то без шапочек…

Под персиковый компот обсудили незавидные собакинские перспективы. Прикинули примерный срок, когда разобиженные торквеловские все подчистую «пробьют» и начнут целенаправленно мстить. Раньше чем через неделю гранат в кабинет и киллеров на собакинских маршрутах ждать вряд ли стоит, но осторожность следует проявлять уже прямо сейчас. Вот допьем компот, выедем с базы – и сразу начнем проявлять.

– Про Зураба впарил? – уточнил Доценко.

– Да. – Собакин лукаво улыбнулся и покосился на меня. – Хм…

– Ну и как?

– «Как» мне или «как» им?

– Как вообще.

– Лично я получил огромное удовольствие. И от ультиматума и от сдачи Андрюхи. Чуть не кончил. Гы-гы…

– Однако и сволочи же вы, дорогие коллеги…

– А Яша?

– Яша, по-моему, тоже был на грани оргазма. Видел бы ты его лицо в тот момент! Короче, признаюсь: я таких тасок никогда раньше не испытывал. Верно замечено: правду говорить легко и приятно. А в этом случае было – ну просто очень приятно!

Понятно. Значит, этот вопрос был решен заранее – никакой самодеятельности, все по плану. Я даже не стал спрашивать, с какой целью меня сдали, – ответ наверняка будет: «оперативная необходимость», и вообще, тебе все равно уже все по…

– С этого момента один по городу не перемещаешься, – распорядился Доценко, сунув список в папку и соорудив суровый взгляд. – Минимум – с «близнецами», а лучше в сопровождении еще одного экипажа. Думаю, активность по твою душу начнется также не раньше, чем через дня три-четыре… Но надо постоянно быть начеку. Все, шутки кончились. Вступаем в фазу боевых действий…

* * *

После обеда я взял «близнецов» и отправился с дружеским визитом к художественным педрюкам. Или к педрюковским художникам – это уж как хотите.

С этими нехорошими художниками у нас получился прокол.

В рамках операции по ликвидации «Питерского канала» на одной из парковок у набережной стояла «техничка» и «слушала» «окна-очки» студии на четырнадцатом этаже. Устанавливать «наружку» за художниками смысла не было: они целыми днями торчали в студии, иногда там же и ночевали, а три вечера в неделю – пятницу, субботу и воскресенье – проводили в ночном клубе. А следить за каждым отдельно взятым посетителем студии – людей не хватит, у них там не студия, а проходной двор для «розово-голубой» публики.

Из-за отсутствия «наружки», или, проще говоря, людей, готовых в любой момент следовать за объектом куда угодно, мы упустили курьера.

До сего момента «питерский канал» работал по стандартной схеме: созванивались с Исаевым, «забивались» насчет доставки и «заряжали» человека с товаром. Исаев встречал человека, забирал товар, отдавал художникам и контролировал процесс. Как видите, все просто.

Скромное «самоубийство» подмосковного наркополицейского центральными каналами не освещалось. Мы не располагали фактами, свидетельствующими о том, что покровители Исаева были как-то связаны с поставщиками. Напротив, судя по всем данным, Исаев являлся единственным связующим звеном между местным рынком и «питерскими».

То есть не факт, что «питерские» вообще знали о гибели Исаева.

Ожидаемые действия «питерских»: звонок в никуда, озадаченность, посылка людей для «пробивки» ситуации. Нет подтверждения о безопасности канала – нет смысла отправлять курьера с дорогой посылкой. Послали людей, прояснили ситуацию, начали «наводить мосты» с новыми фигурами на игровом поле. То есть с Собакиным и прочими. Думаю, дальнейшее развитие событий понятно: за Собакиным для наркомафии начинается выжженная земля. Хе-хе…

А получилось все с точностью до наоборот. «Питерские», всегда отличавшиеся утонченностью стиля и раздражающей многих интеллигентской витиеватостью, в этот раз почему-то сработали нагло и прямолинейно. То есть «пробивать» они ничего не стали. В четверг, как обычно, прибыл курьер, прямиком направился к художникам, сдал товар и спокойно убыл восвояси.

Сонный парниша на «прослушке» не сразу и понял, что случилось. Думал, очередной кадр из местной нетрадиционной братии, слушал вполуха… Потом дважды прокрутил запись, «включился» и позвонил на базу: ой, ребята – чего скажу!

В общем, упустили курьера.

У нас было два варианта. Первый: дать художникам спокойно торговать (и таким образом отчасти саботировать работу клиники) и ждать следующего визита питерского курьера. Второй: форсировать события.

После непродолжительных размышлений был безоговорочно принят второй вариант, с некоторым уточнением: грубо форсировать события.

* * *

По понятным причинам мне было неприятно заниматься этим делом. Неприятен дом, неприятен четырнадцатый этаж и особенно крыша…

Впрочем, на крышу подниматься не было нужды, ограничились верхним этажом, а «близнецы» по поводу моих неприятных ассоциаций были вообще не в курсе и отнеслись к мероприятию с веселым любопытством.

– Я буду Жана, а ты – Пьера, – определился шустрый Витя Семенов, ознакомившись в машине с ориентировками на художников. – Тебе стройненькие нравятся?

– Мне больше пухлые нравятся, – застенчиво поделился Виталий. – Как вытянешь по ж… пээром, как оно завизжит – аж на душе светло становится…

– Ну ты, садюга! А не пробовал сначала ласковые слова говорить?

– Ласковые слова… Я – солдат и не знаю слов любви!

– Поэтому сразу – пээром?

– Да, сразу. И потом, я думаю, мы там будем мебелью работать. А все ласковые слова скажет командир.

– Эт ты точно подметил. И вряд ли нам дадут потрогать кого-то за разные места. Верно, командир?

– Да нет, я сегодня добрый. Разбирайте, кто кому нравится, и сразу с порога начинайте трогать.

– Серьезно?!

– Вполне. Слушайте сюда: в общих чертах мне это видится следующим образом…

«Близнецы» всего на три года моложе меня. Смотрят мне в рот, с полпинка выполняют любое распоряжение, почтительно называют командиром.

Если бы нас троих поперли из органов, из нас получилась бы крепкое ядро ОПГ. У нас очень много общего. Мы все трое – детдомовские (я уже говорил, по какому основному признаку отбирали людей в мое отделение), служили в погранвойсках, работали оперуполномоченными в разных районных отделах и не по разу применяли оружие.

«Близнецы» – парни «в духе», тертые и крепкие, не курят, не злоупотребляют алкоголем, в свободное время качаются, жестко спаррингуются друг с другом и по этой причине постоянно ходят с синяками и царапинами. В любом сироте детдом застревает до конца жизни, это люди особой формации. По сравнению с нормальными детьми они как волчата рядом с ласковыми домашними щенками. Я сам такой, в курсе, что почем.

Завоевать безоговорочный авторитет у таких типов непросто. Мой авторитет в данном случае, как мне кажется, несколько натянут обстоятельствами. Я просто завалил «вора». Теперь «близнецы» (и ряд других соратников) относятся ко мне с особым пиететом, которого я не заслужил. Мне от этого немного неудобно. Как будто всех подряд обманул и теперь пользуюсь какими-то не положенными мне льготами…

В дом вошли в одно касание, как и в прошлый раз. Славную зажигалку подарили мне товарищи из НТО, наверное, еще не раз пригодится.

Поднялись на четырнадцатый этаж, полюбовались на дверь в секцию – закрыто, как и следовало ожидать. Спустились на площадку между этажами и стали ждать.

Ждали, когда гости захотят покинуть срамную обитель и кто-то из хозяев пойдет проводить до двери секции. Или припрется в гости очередной педрюковатый знаток искусства.

До этого созвонились с прослушкой, получили информацию: сидят там у них двое, пьют кофе, тематически чихают (забористый порошочек!) и лячат тосы. Если уйдут быстро, это самый приятный вариант: неожиданно и вполне элегантно. До свиданья, милый – здравствуйте, Пьер, вот вам без ордера, но в дыню, пройдемте в апартаменты. Если новый гость – уже сложнее, мало ли какой там у них панорамный глазок? Надо будет четко рассчитать момент, подскочить секунда в секунду, как только откроют дверь в секцию.

Вариант насчет просто позвонить и сурово представиться по вполне очевидным причинам не рассматривался вовсе. В рамках этого этапа разработки нам надо было сохранить весь кокаин и деньги, которые они успели выручить за сутки. Создавать форс-мажор, который мог бы оправдать в глазах «питерских» уничтожение вещдоков, категорически не рекомендовалось.

Девять с половиной минут мы стояли у парашки, обратив свои уши к двери в правую верхнюю секцию и пребывая в готовности рвануть по лестничному маршу вверх, как только она откроется.

«Близнецы» разминали ручонки и кровожадно сверкали глазками, а я, как и подобает мозгу всей банды, вяло генерировал варианты ответов для бдительных граждан, не имеющих отношения к педрюковатым художествам.

Мы – кто? Спецовок, разводных ключей, амперметров и прочих полезных вещей у нас нет. Пива-водки тоже нет, более того, мы даже не курим. Ну и чего мы тут делаем?

Так… На будущее: надо продумывать такие вещи заранее. Понятно, что мы мало похожи на бомжей, но надо учитывать местные особенности. Девять из десяти досужих пенсионеров в этом городе в свое время работали в «закрытых» учреждениях, в связи с чем страдают повышенной бдительностью и гипертрофированным бесстрашием. То есть у меня в Балашихе, например, четверо из пяти бабок, увидев на площадке незнакомых молодых людей с бесстыжими лицами, быстренько прошмыгнут мимо. А пятая, осмелившаяся спросить, какого черта эти молодые торчат в ее подъезде, вполне удовлетворится ответом «не твое дело» и отсылом в разные известные места.

Здесь такой вариант не пройдет. И спросят, и проверят твою байку, а ответишь неправильно – тут же подымут шум. Местная специфика.

По истечении девяти с половиной минут дверь в секцию неожиданно распахнулась, выпуская наружу отчетливый клуб аромата поджариваемой на сале картошки. В комплекте к аромату прилагалась круглая бабуся в клетчатом фартуке, с мусорным ведром в одной руке и пыльным мешочком от пылесоса в другой.

– Ага! Кто такие? К кому?

Ну, е-мое… Как-то быстро она выкатилась, мы даже не успели сделать шаг вверх по лестнице. Придумать что-либо толковое в оправдание нашего торчания здесь я так и не сумел, а потому пошел на крайность: доверчиво достал свою милицейскую «ксиву», предъявил честное пионерское лицо и потыкал пальцем в сторону распахнутой двери.

– Давно пора! – одобрительно буркнула бабуся. – А чего ждем?

– Ждем, когда от них кто-нибудь выйдет, – приоткрыл я оперативный секрет. – Понимаете… Эмм… если просто так позвонить и представиться – успеют спрятать…

– Понимаю, – со значением кивнула бабуся. – А если от них за три часа никто не выйдет?

– Ну… Значит, будем ждать три часа. Хотя, конечно, будем надеяться на…

– Ладно, я помогу, – заговорщицки подмигнула бабуся. – Грамоту дадите?

– Грамоту? В смысле…

– За оказание содействия. А я ее в рамочку и под стекло. А то нехорошо: помру скоро, а от милиции – ни одной грамоты.

– Вообще-то просто так мы грамоты не раздаем… – Я быстро прикинул: десять минут на поиски картинок в сети, пять – оттиск местного УВД в «мастере печатей», пять – текст, пятнадцать секунд – вывод на печать… – Гхм-кхм… Но ввиду исключительной важности… Фамилия, имя, отчество?

– Агриппина Францевна Бадягина. Связист первой категории!

– Записать, – бросил я через плечо.

Виталий дисциплинированно достал блокнот с ручкой, а Витя состроил озабоченную физиономию и внес коррективы по срокам:

– Только прямо сразу это не получится. Давайте так: пиндосы – сейчас, грамота – вечером.

– Договорились. Сейчас только мусор брошу…

Через две минуты мы уже торчали у входной двери в квартире Агриппины Францевны: я смотрел в глазок, а «близнецы» жарко дышали мне в затылок, клацали зубами и капали слюной на паркет.

Сама Францевна, игнорируя звонок, лупила кулаком по обитой голубым бархатом «сейфовской» двери напротив и орала на удивление противным голосом:

– Открывай, сволочь! Открывай, а то дверь подожгу!

– А че-то как-то грубовато, – высказал озабоченность Виталий. – Не кажется?

– Да уж, по-моему, перебарщивает, – поддержал Витя. – Как-никак, жопошники, чувствительные натуры…

– Она рядом с ними живет, – напомнил я. – Думаю, знает, что делает…

Заветная дверь напротив слегка приоткрылась – я замер и поднял сжатый кулак. На старт. Внимание…

– Опять вы орете! – просочился в секцию гнусавенький голос неопределенной тональности – не поймешь сразу, мужик или баба. – Ну и что мы сделали не так на этот раз?!

– А ты цепь скинь да выдь в секцию – я те покажу, что не так!

– И не подумаю! Опять какие-нибудь гадости… Я вам уже сто раз говорил – мы не выбрасываем кондомы!

– Ну и черт с тобой. Тогда я это в милицию сдам. Мало ли – вдруг там бомба…

– Минутку… Что – «это»?

– Да тут у вас за дверью пакет… – Францевна двинулась вправо, выпадая из узкого сектора собеседника, ограниченного дверной цепочкой.

Заветная дверь захлопнулась и вновь открылась – теперь нараспашку. На пороге стоял стройный Пьер в атласном синем кимоно.

Я распахнул дверь и благоразумно шагнул в сторону.

Марш!

Близнецы рванули с низкого старта, как два ротвейлера за кроликом, в мгновение ока снесли Пьера с порога и вместе с ним влетели в студию.

– Ляжать, б…!!! Всем ляжать!!! Это операция!!! Если кто дернется – это будет операция на почки!

– Пошли и мы, посмотрим, – предложил я Францевне, и мы тоже вошли в студию.

В большой прихожей, обитой мрачноватой бархатной драпировкой трех оттенков бордо, шла задушевная беседа на тему:

– Где порошок, б…?!!

Беседующие разбились на пары по интересам: прямо возле входа Витя оседлал Пьера и, стукая его головой об пол (хорошо, ковер толстый – амортизация) и подбадривая смачными оплеухами, пытался добиться взаимопонимания.

У широкой арки, ведущей в просторный зал, расположился Виталий и проделывал аналогичные манипуляции с субъектом, облаченным в такое же кимоно, как у Пьера, но ярко-вишневого цвета.

За антикварной софой в зале кто-то неловко прятался: виднелась торчавшая из-за подушки дюже волосатая башка и круглые от страха глаза.

– Ага… Вот так, значит…

Я достал ориентировку и произвел беглую идентификацию. Башка за софой в сферу наших интересов не входила. Понял, вычеркиваем.

– Понятые нужны? – возбужденно прядая ноздрями, уточнила Францевна.

– Понятые… Понятые… Нет, оформлять ничего не будем. Это профилактика.

– Профилактика?

– Ага. Знаете, у нас все эти опоссумы на учете, так вот – раз в квартал, по графику… Ну, вы понимаете…

– Где порошок, б…?!! Отвечать, скотина!!!

– Хорошее дело! – одобрила Францевна, с восторгом наблюдая за «близнецами». – Это вы здорово придумали. А то ведь совсем распустились…

– Стараемся. Но вообще, сейчас вам лучше уйти, – вежливо предложил я.

– Почему? – Францевне, судя по всему, происходящее здесь безобразие доставляло острое наслаждение.

– Да так – сейчас допрашивать будем… Вдруг сломаем кому-нибудь чего-нибудь? У них же сейчас такие ушлые адвокаты – моментом привлекут вас как свидетеля.

– Да хоть совсем удавите обоих – я ничего не видела!

– Ой, не зарекайтесь! Знаете, какие эти адвокаты сволочи? И потом, раз понятые не нужны, как вы себя видите в перспективе дальнейшего допроса?

– Ладно, поняла, – пробурчала слегка разочарованная Францевна. – Раз понятые не нужны – пойду я. Занимайтесь. Насчет грамоты…

– Вечером. Я такие вещи не забываю, что вы!

– Ну, хорошо. Пошла уже…

Наша добрая самаритянка вышла и закрыла за собой входную дверь. И всем сразу стало вольготнее.

– Я щас расчленю тебя, п…с горбатый!!! Где порошок?!!

– Да не знаю я! Какой порошок, о чем вы говорите?!

Так. А что-то маленько не сходится… С Пьером понятно. А Жан, судя по ориентировке (а вообще, Иван и Петр – это просто такие затейливые творческие псевдо), – этакий пухленький розовощекий милашка.

Тип, которого оседлал Виталий, такой же стройненький, как и Пьер. Насчет лица ничего сказать не могу: оно багровое от оплеух, искажено от боли и страха, да и ракурс не совсем привычный.

Но факт налицо – субъект не пухленький!

Да, это мы маленько промазали.

Помимо арки, в прихожей были две двери с разноцветными стеклами. Обойдя Витю с его стройным подопытным, я толкнул наобум ближнюю ко мне дверь, миновал небольшой коридор, открыл еще одну дверь и оказался на сплошь забранной в черный мрамор кухне.

На плите пританцовывал пухлый милашка в банном халате и, причитая от страха, пытался пропихнуть в вентиляционное отверстие под потолком нечто, упакованное в черный пакет. На полу валялась небольшая ажурная решеточка.

Получалось у пухлого из рук вон: то ли сверток больше отверстия, то ли руки не туда заточены – короче, не лезло!

Ну вот, товарищ Жан собственной персоной.

– Бонжур, мсье! Ну-ка, сволочь, спрыгнул на пол и отдал пакет.

Жан посмотрел на меня с тоскливой обреченностью и взял трехсекундный тайм-аут для размышления.

– Быстро! Повторять не буду.

То ли крики из прихожей сообщили Жану общее настроение инспекционной группы, то ли просто товарищ по жизни догадливый, но повторять не пришлось. Жан неловко сполз с плиты и послушно отдал пакет.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что к свертку привязана короткая леска, на конце которой был маленький рыболовный крючок. Хитро!

– Это Андрей Иванович научил?

Жан судорожно вздохнул, потупился, как красна девица, и кивнул.

– Ну-ну…

Я взял из подставки кухонный нож и вскрыл сверток. Внутри был еще один сверток, раза в три меньше, завернутый в три… женских платья. В общем, объем собственно порошка был немногим больше обычного мужского кулака.

– Идиоты! – Я тряхнул платьем перед пунцовым личиком Жана. – Этому тоже Андрей Иванович научил?

– Нет… – Жан сконфуженно прикусил губу. – Это мы сами…

– Идиоты, – подтвердил я первоначальный диагноз. – Был бы один чистый «вес» – в момент бы спрятал. Ну пошли, хороший мой…

Дальше было неинтересно: после кульминации со свертком художники мгновенно подняли лапки и легко сдали оставшиеся мелочи: немного расфасованного для продажи кокаина и деньги, вырученные от торговли за сутки.

Сдав все подряд и слегка успокоившись, Жан запоздало показал норов:

– Мы имеем право на адвоката! И еще имеем… эмм… на телефонный звонок!

– Это ты в кино видел, скотина?

– За кого вы меня принимаете?! Я развитой член общества, законы знаю!

– Смотри сюда, развитой член. – Я бросил на стеклянный журнальный столик визитку Собакина. – Вот координаты. Передай питерским – все вопросы вот по этому телефону. Если что непонятно, спрашивай, пока мы здесь.

Жан взял визитку и внимательно ее изучил. Впрочем, изучать там было нечего: одна фамилия и один телефон. Собакин – 2-22-22. Крутой номерок, от предшественника достался. Накануне Собакин наштамповал себе сотню таких визиток и, задумчиво улыбаясь, заметил:

– Думаю, на всех местных сволочей должно хватить…

– Ага… Так вы, значит, оформлять нас не будете?! – прозрел Жан.

– Угадал. Ты точно – развитой член.

– А «снежок»? – робко вмешался Пьер. – Деньги – ладно, бог с ними. Но такой «вес» «снежка» – это… эмм…

– Это большие деньги, да?

– Да, вы правильно понимаете. Вы – умный человек…

– «Снежок» ваш мы себе забираем. И без всякого оформления, как вы верно заметили.

– ?!.

– Это штраф за некорректное поведение.

– А, понял – шутка! – Жан, похоже, никак не мог «въехать» в ситуацию.

– Нет, ты плохо понял. Это не шутка. Передай: на нашей земле все делается только с нашего ведома. Так что штраф – это еще по-божески. На будущее: любой, кто сюда полезет с каким-то делами, будет убит без предупреждения. У меня все.

– Не понял…

– Чего ты не понял?

– Насчет штрафа – не понял. Насчет «без предупреждения» – тоже… Разве такое бывает? Вы же представители…

– А все, привыкайте – теперь так будет всегда и везде. Ты запомнил, что я сказал, или мне повторить?

– Да я-то запомнил… только… Гхм…

– Ну рожай, сволочь, че ты мнешься?

– Ну, вы понимаете… Вопросы возникнут… «Вес»-то приличный…

– Повторяю: все вопросы – вот по этому телефону. А лучше, передай им мои искренние пожелания: пусть совсем забудут про нас. Для них эти деньги – невелика потеря. Зато все будут живы.

– Я передам.

– Ну и молодец. Все – бывайте, пора нам. И так тут с вами кучу времени потеряли…

Глава 4

Сергей Кочергин

Вот так с ходу отправляться в адрес к дилеру Вася был не готов.

– Ну и что теперь, я должен все бросить и ехать пасти этого полудурка? – Тут Вася обвел руками жизненное пространство, занимаемое им в данный момент времени: кровать, книги, сок, конфеты и чипсы. – Мы его за три часа нашли! Теперь можно как минимум три дня отдыхать.

– «Полудурка»? Это что-то новое. Ты не рассказал мне о каких-то характеризующих данных?

– Да ну, какие там данные… Ну смотри сам: был бы дурак – давно бы убили. Был бы умный, не стал бы связываться с этими мразями. Из хорошей семьи, врачом был… Значит – кто?

– Вообще определенный резон есть. Но подход очень усредненный. Надо сначала добыть характеризующие данные, а уже потом…

– Короче, Кочергадзе! До завтра это никак не подождет?

– Ладно, я один поеду, – покладисто сказал я и принялся укладывать в свою сумку «стекла» – бинокль, видеокамеру и фотоаппарат. – Заодно и пообедаю. Я в том районе катался: там неподалеку уютное такое кафе… Мясо в горшочке «по-домашнему» готовят – просто язык проглотишь. Даже местные туда ходят.

– Так… Ну нет, я не могу бросить тебя в такой суровый момент. – Вася резвенько вскочил, вытряхнул на кровать из пластиковой сумки несколько пакетов с чипсами и засунул туда обе книги. – Мясо в горшочке – это… Гхм-кхм… В смысле служба – это святое. Поехали…

Заезжать во двор дома, где проживал дилер, мы не стали. Въезд узкий, две машины не разминутся, со стороны видно, что двор закрытый, оборудован добротно, по-хозяйски, совместными усилиями жильцов. Значит, живут тут все «свои», друг друга знают, любая чужая машина сразу привлечет внимание. А мы не ищем внимания публики, нам и так неплохо.

Мы припарковались через дорогу от въезда, я оставил Васю в машине, а сам пошел прогуляться на предмет оценки обстановки.

Зашел во двор, осмотрелся. Чисто, уютно, под окнами акации растут. У каждого подъезда аккуратная парковочная разметка, кое-где стоят машины. В дальнем конце двора детская площадка с ярко окрашенной песочницей, качелями и лесенками, детишки возятся. Тут же, рядком, на лавочке три бабуси сидят.

Хороший двор. Я бы сказал, провинциально-пасторальный. Сам бы в таком дворе жил с удовольствием.

Ориентируясь по табличкам возле дверей, добрался до блока, в котором находилась квартира дилера. Рядом с подъездом стояла чисто вымытая пожилая «Ауди» первоначально белого окраса, но малость порыжевшая от времени.

Заходить не стал: на двери номерной замок, бабушки в мою сторону подслеповато таращатся, шеи тянут, как злые гусыни.

Ну все в принципе: местонахождение квартиры установлено, если использовать бинокль, за входом в блок можно наблюдать, не заезжая во двор, с того места, где мы поставили машину. Теперь пора уходить – надо только отметиться для профилактики. Прошел немного в сторону детской площадки, не дойдя шагов пятнадцати, остановился, вежливо спросил, где здесь располагается нотариальная контора.

Бабушки пристрастно уточнили, какой мне нужен нотариус – честный или для мерзавцев. Я такой постановке вопроса несколько удивился: уже начал привыкать к тутошнему социализму.

– А какая между ними разница?

– Ну, если вы поведете одинокого пьянчугу дарственную на квартиру подписывать, честный вас не примет. Можете не тратить время – даже и разговаривать не станет.

– Нет, я такими вещами не занимаюсь. А далеко тут «честный»?

Бабушки заметно потеплели и подробно объяснили, как добраться до нотариуса. Я поблагодарил за справку и с чувством исполненного долга пошел вон со двора.

Проходя мимо дилерского подъезда, опять зацепился взглядом за изначально белую «Ауди», и тут вдруг мне стукнуло.

Так… Ну не остолоп ли? Следовало бы сразу вспомнить: дилер и его таинственный собеседник на место убийства Анвара приехали на грязно-белой «Ауди». Ну и, как следствие, уехали на ней же. Причем уехали очень быстро – даже номера не удалось рассмотреть.

Шибко радоваться не стал: не факт, что это именно та машина. На просторах нашей необъятной Родины полным-полно таких образчиков немецкого вторсырья. Вернулся к Васе, успевшему всецело погрузиться в чтение, поделился результатами.

– Машина – это хорошо. – Вася заложил книгу конфетным фантиком и деловито уточнил: – Так мы обедать идем или где?

– Слушай, тебе в самом деле глубоко по барабану, как у нас идут дела? – Честно говоря, я был немного обескуражен Васиной реакцией – думал, он как минимум обрадуется, что добытая им информация подтвердится таким приятным дополнением, как подозрительная белая «Ауди». – Или ты так отрабатываешь амплуа невозмутимого шпиона?

– Нет, не по барабану, – невозмутимо ответил шпион Вася. – Служба – это святое. И ампулы здесь ни при чем. Какие, на фиг, ампулы? Просто, чтобы нормально службу нести, надо хорошо питаться. Разве не так?

– Ну, в общем… Эмм…

– Ну так и поехали обедать! Чего ждем-то?

– Ждем клиента. И вообще, считай, что мы уже заступили на дежурство. Объект может появиться в любой момент, так что…

– Так что поехали, быстрее пожрем, а уже потом начнем дежурить. В ближайший час он не появится, это я тебе гарантирую.

Я подумал семь с половиной секунд, сбросил вредность до минимума и согласился. Вася обладает уникальным чутьем на неприятности и разного рода отклонения от нормы. Чутье это ведет себя как капризный ребенок, работает, когда ему заблагорассудится, но факт есть факт: если Вася говорит: «Хлопцы, там что-то не так. Давайте-ка мы не пойдем туда!» – лучше прислушаться и не пойти. Проверено на практике неоднократно.

Мы неспешно, с аппетитом отобедали, вернулись обратно и сразу начали активно дежурить: Вася углубился в чтение, а я откинулся в кресле и уснул.

Без пяти три пополудни Вася разбудил меня и, ткнув пальцем в окно, флегматично буркнул:

– Кажется, наши…

Как раз в этот момент напротив интересующего нас подъезда остановилась серая «Мазда», из нее вышли двое и потащили из салона третьего. Я взял бинокль и посмотрел: точно – «наши»! Третий, которого выволокли из салона, был наш горячо любимый дилер.

Мы с Васей, не сговариваясь, занялись съемкой, я орудовал своим фирменным фотоаппаратом, Вася – камерой.

Ничего такого эпохального снять не удалось: дилер был печально послушен, а молодые крепыши, кантовавшие его, вели себя подчеркнуто дружелюбно и ласково улыбались на триста шестьдесят градусов. Больше всего в этот момент они были похожи на двух наглых котов, втихаря утащивших праздничную колбасу с хозяйского стола.

Пока крепыши уверенно набирали код на электронном замке (такое впечатление, как будто к себе домой пожаловали), из «Мазды» вышел еще один товарищ. Был он заметно старше своих радостных спутников, худощавый, с саквояжем…

– Главарь всей мафии, что ли? – Вася возбужденно шмыгнул носом и сфокусировался на худощавом.

– Скорее, доктор…

Худощавый и в самом деле был похож на врача со стажем: типичный потомственный эскулап из интеллигентной семьи, а саквояж, наверное, еще от прадеда остался.

Компания очень недолго позировала перед нашими объективами: спустя несколько секунд возле подъезда опять было пусто, и нам оставалось лишь полюбоваться в бинокль на реакцию бабусь у детской площадки. Судя по всему, вот такое таскание дилеров тут производится нечасто: бабуси сокрушенно качали головами и оживленно обменивались мнениями. Вроде бы тоже сочувствовали, как та дама из библиотеки, давшая Васе информацию.

Обычное дело: парень из хорошей семьи, многие его тут знают, и в курсе, что в последнее время дела у него идут не лучшим образом…

Спустя незначительное время из подъезда вышли трое: один из крепышей, что конвоировали дилера, худощавый интеллигент с докторским саквояжем и некое новое лицо…

Так, где там мой бинокль…

Ага… Следует заметить – большое такое лицо! Как у нас говорят, в три дня не объедешь. Этакий приземистый коренастый тип с комплекцией отставного тяжелоатлета, переставшего посещать спортзал, но продолжающего питаться в привычном тренировочном режиме.

Большое лицо вело себя начальственно: отдало распоряжение крепышу, подкрепив посыл уверенным жестом, село в полубелую «Ауди» и поехало прочь со двора. Крепыш с «эскулапом» уселись в «Мазду» и двинули следом.

Мы записали номера, сделали несколько снимков и, отпустив вражий транспорт на дистанцию почтительного лицезрения, ненавязчиво пристроились сзади.

На первом же перекрестке наши хлопцы разъехались: «Ауди» направилась прямиком в центр города, а «Мазда» свернула к северному выезду.

Дилемму решали одиннадцать секунд – уложились как раз до светофора:

Вышел Ваха из тумана,
Вынул ножик из кармана,
Буду резать, буду бить,
Все равно тебе – п…ц, чмо горбатое!

Васин палец с обкусанным ногтем остановился на удаляющейся к центру «Ауди».

– На толстого попало. Едем за ним?

– А если бы традиционная концовка была – «все равно тебе водить»?

– А ты посчитай. Всяко разно на толстого попадало.

– Ну, раз так – едем за толстым…

Впрочем, тут я не просто слепо доверился Васиной удачливости и закону случайных чисел. Точно такая же «Ауди» была на месте убийства Анвара, вот что главное. А «Мазда» – это уже работы второй очереди. Номера мы переписали, публику засняли, если что – можно будет поискать…

«Большое лицо» не сочло нужным развлечь нас обстоятельной экскурсией по наукограду: миновав муниципалитет, «Ауди» припарковалась у типичного для здешнего архитектурного ансамбля здания эпохи сталинизма. Судя по оформлению фасада, это было какое-то государственное учреждение.

– Отдел, – доложил Вася, любуясь на вход в здание через мой бинокль.

– Отдел чего?

– Отдел… Фэ… Эс… Ка… Ну е… Я думал, их переименовали еще куньк знает когда… А! «Эн». Звыняйте, дядьку!

– Итого?

– Отдел ФСКН.

– Ну вот, уже теплее…

Итак, «большое лицо» работает в антинаркотическом ведомстве. Общается с дилером. И не просто общается, а ведет себя в его доме натурально и естественно, можно сказать, по-хозяйски.

И ездит на белой «Ауди». На аналогичной машине Некто с дилером были на месте ликвидации одного из столичных наркобаронов.

– Почти все в строчку… Такие перышки, такой носок… Послушать бы еще, блин, голосок…

– А ты взял?

– Нет.

– Ну а чего ждем? Давай, сгоняй, я посижу тут.

– Хорошо…

Я высадил Васю с книгами и биноклем на ближайшей скамейке и поехал в пансионат за «акустикой».

По дороге созвонился с Ростовским, задал вопрос: не желает ли этот страшно занятой товарищ принять участие в общем деле, ради которого, собственно, мы сюда и приехали?

Товарищ, часто и прерывисто дыша в трубку, заверил: да, безусловно, желает! Но, увы, прямо сейчас – никак. Потому что именно в этот момент как раз собирается завершить некую хитроумную оперативную комбинацию…

Пока мы беседовали, где-то там совсем близко были слышны задушевные женские всхлипы и иные звуки самого недвусмысленного характера.

Я понял, что товарищ и в самом деле очень занят, и прервал разговор.

Пусть себе спокойно завершает эту замечательную оперативную комбинацию. Мы тут как-нибудь сами управимся…

В пансионате, помимо «акустики» (узконаправленного микрофона с диктофоном), я взял свой ноутбук и, мало подумав, пассивный маяк с настроенным передатчиком. Если хотите технически грамотно – пассивный уголковый радиолокационный отражатель. То есть сам ничего не излучает, отражает направленный в его сторону сигнал определенной частоты, и потому детектировать его обычными средствами обнаружения довольно сложно.

Пока я занимался техническим оснащением, Вася времени даром не терял. Он успел немного поработать, прочесть два отрывка из разных книг и сделать сравнительный анализ, который в очередной раз поверг его в состояние душевного смятения.

– Нет, ты прикинь, а…

– Что такое?

– Да вот, посмотри. Это же ведь ни в какие ворота не лезет…

«Англичане были аккуратные, жизнерадостные, очень порядочные и крепкие. Они пели громко и согласно. Все эти годы они пели хором каждый вечер.

Кроме того, англичане все эти годы выжимали гири и делали гимнастику. Животы у них были похожи на стиральные доски. Мускулы на ногах и плечах походили на пушечные ядра. Кроме того, они все стали мастерами по шахматам и шашкам, по бриджу, криббеджу, домино, анаграммам, шарадам, пинг-понгу и бильярду.

Что же касается запасов еды, то они были самыми богатыми людьми в Европе. Из-за канцелярской ошибки в самом начале войны, когда пленным еще посылали посылки, Красный Крест стал посылать им вместо пятидесяти по пятьсот посылок в месяц. Англичане прятали их так хитро, что теперь, к концу войны, у них скопилось три тонны сахару, тонна кофе, тысяча сто фунтов шоколаду, семьсот фунтов табаку, тысяча семьсот фунтов чаю, две тонны муки, тонна мясных консервов, тысяча сто фунтов масла в консервах, тысяча шестьсот фунтов сыру в консервах, восемьсот фунтов молока в порошке и две тонны апельсинового джема.

Все это они держали в темном помещении. Все помещение было обито расплющенными жестянками из-под консервов, чтобы не забрались крысы.

Немцы их обожали, считая, что они точно такие, какими должны быть англичане. Воевать с такими людьми было шикарно, разумно и интересно…»

– Нет, ты понял, нет? А наших в это время: пачками! Тысячами! Десятками тысяч… В топки… Газовые камеры… На мыловарни… А? Людей – на мыло, б…!!! Это как так, а?!.

– Ну, Вася… Как бы тебе это… Ну, давай будем условно считать, что это несопоставимые противоречия романо-германской и славянской цивилизаций…

– «Условно»? Какие, в ж…, противоречия?! Одним – апельсиновый джем и домино, а других – на мыло? Это откуда, б…, такие противоречия?!

– Ну, если совсем просто – они нас за людей не считали. Мы для них варвары. Даже нет, варвары – это все-таки люди. Они нас считали этакими уродливыми свинками. Есть нельзя – мясо некондиционное, а жир и щетину использовать можно. Ну вот и использовали…

– Не понял… Это что, ты так шутишь?

– Вася, это они так шутили. При чем здесь я?

– Ну, короче, я не знаю… Что-то здесь как-то неправильно…

– Согласен. Жизнь, вообще, если присмотреться, со всех сторон какая-то неправильная и неровная… Слушай, а можно отвлечь тебя на секунду от этих животрепещущих проблем и задать пару вопросов по службе?

– Да ладно прикалываться. – Вася сунул мне бинокль и ткнул пальцем в сторону муниципалитета. – Короче, не одни мы такие любопытные. Этого толстого помимо нас уже кто-то пасет.

На парковке рядом с муниципалитетом стояло несколько машин. Бегло осмотрев их в бинокль, я не заметил ничего необычного.

– А конкретнее?

– Черная «ГАЗ-31». Бортовой номер «555 ДРЮ».

– Вася, никаких «бортовых»! Просто номер. Где ты тут видишь бронетехнику?

– Да уж, точно – не вижу я ее… – В голосе разведчика сквозанула этакая отчетливая ностальгическая нотка. – Пусть – просто номер, мне без разницы.

– Так… – Я стал внимательно рассматривать «Волгу», стоявшую справа от выезда с парковки. – Ну и что тут… Кагэбэшный синдром? Или просто с детства не нравятся черные «Волги»?

– Хе-хе… Ну, короче, подъехал вон тот серый «Ниссан»…

– «Электрик».

– В смысле – монтер? – Вася высунул голову в окно и озабоченно осмотрелся. – Да ну, брось! Я бы сразу заметил. Ты че так плохо о людях думаешь? Они что, совсем дебилы – со столба наблюдать за объектом? Это только в тупых фильмах бывает!

– Цвет покраски «Ниссана» – «электрик». Вася, будь точнее в определениях.

– А, вон что… – Вася порозовел и смущенно кашлянул. – Ну, блин… Ну, короче, встал этот электрик – долбарик справа, загородил им отдел, из «Волги» вышел мужик – вали отсюда! А тот ему – рукой, из окна – да пошел ты! Этот ему – ксиву и пальцем тычет назад, на мэрию. Тот сразу – ж… в горсть и переставил тачку. Этот обратно сел. И, короче, смотрю – торчит у них там какая-то хренотень.

– Так… Занимательный такой рассказ…

– Не, если что-то непонятно…

– Да нет, спасибо, все понятно…

При детальном рассмотрении можно было обратить внимание на то, что «Волга» стоит не как все машины на парковке, а под прямым углом к воображаемой линии, проведенной от муниципалитета к отделу ФСКН. Расстояние от выезда с парковки до отдела немногим менее ста метров, если «Ниссан» заезжал на эту виртуальную линию, он, безусловно, загораживал сектор ребятишкам в «Волге». Сами виноваты: надо было совсем с краю встать. Кроме того, из правого переднего «Волги» в самом деле торчала какая-то занимательная штуковина…

Отрегулировав бинокль и зафиксировав его, я сконцентрировался и определил, что сия вещица есть не что иное, как решетка направленного микрофона.

– Да уж, интересные новости! А давай-ка отъедем отсюда, коллега.

– Плохо стоим?

– Да нет, стоим нормально. Плохо смотримся. Причем уже второй раз за час.

– Ну так поехали…

Мы чинно сдали задом за ювелирный магазин, утратив таким образом визуальную связь с муниципалитетом, развернулись и, обогнув сквер, встали неподалеку от ДК «Энтропия».

Отсюда отдел был виден весьма скверно. То есть нас разделял сквер с аккуратно постриженными шпалерами декоративного кустарника, над которым видны были лишь верхние половины окон первого этажа.

Впрочем, на данный момент нам было вполне достаточно и этого. Я нащупал биноклем два перспективных окна, развернул микрофон и принялся его настраивать. Вася привычно потянул из пакета книгу, напоролся на мой взгляд, преисполненный укоризны, и, недовольно пробормотав: «Ну е… Так и помру неучем!» – принялся крутить башкой на триста шестьдесят градусов. ДК рядом – люди гуляют. А публика тут поголовно страдает повышенной бдительностью, так что надо смотреть в оба.

Микрофон – не лазерное устройство для съема информации со стекла, безнаказанно прилепить акселерометрические датчики возможности нет, так что «перспективные» окна – это попросту те, в которых открыты форточки. Таких окон в моем секторе было ровно два, другие варианты отсутствовали, поэтому я не спеша и обстоятельно послушал оба: сначала ближнее, слева от входа по центру здания, затем дальнее, в правой оконечности.

Слева от входа, судя по некоторым признакам, была дежурка. Там сердито кричал футбольный телекомментатор и, как бы вторя ему, грустно ругался матом некий обладатель хрипловатого мужского голоса. Обладатель болел за команду, дела у нее шли из рук вон. Обладатель от этого был печален и за четыре с половиной минуты прослушивания один раз некорректно ответил по телефону:

– Да, Катодов слушает… Да, у себя… Да хрен его знает! Он что, мне докладывает, что ли?!

В общем, по этому окну все понятно.

В правой оконечности здания разговаривал по телефону некий мужчина. Голос у него был вполне «толстый», органично вписывающийся в рамки типажа «большого лица», что приехало в «Ауди».

Мужчина показал себя циником и грубияном: все одиннадцать отслушанных минут он почти непрерывно трещал с разными абонентами и никому даже слова доброго не сказал. От одних требовал информацию, другим ставил задачи, кого-то напористо убеждал – но всем им, огульно, в конечном итоге обещал показать некую мать и где раком зимуют. Вот так – прямо и нелицеприятно.

В общем, товарищ вел себя как небольшой капризный босс местечкового масштаба. Примерно половину из того, что он говорил, удалось отчетливо записать, и этого было достаточно для поверхностной идентификации.

Я включил ноутбук, раскрыл каталог с записями разговора дилера и загадочного незнакомца на месте ликвидации Анвара и уже хотел было заняться вот этой самой идентификацией…

Но грубый товарищ, будто телепатическим образом угадав мои намерения, прекратил разговаривать и вышел из кабинета. Через минуту он покинул здание отдела, сел в «Ауди» и куда-то поехал.

Немного подождали, не пристроится ли за товарищем дежурный «хвост» от муниципалитета. Товарищ завернул за угол, две, три секунды – «хвоста» нет…

– Мы его теряем, мы его теряем! – гнусаво крикнул Вася – но не совсем отвязно, а с должной долей тревоги.

Вообще верно: первый же перекресток, и мы его потеряем.

Надо ехать!

Мы осторожно высунули нос из-за ювелирного магазина: ленивая «Волга» на месте, «хвосты» на сегодня, судя по всему, не планируются, или мы просто чего-то не знаем. Кроме как в третий раз за два часа нарисоваться в секторе наблюдателей, иной альтернативы не было: мы аккуратно завершили маневр и, свернув за отделом, прибавили газу.

Улица была пуста.

Проскочив до первого перекрестка, мы наконец увидели желанную машину – как раз в этот момент она в двухстах метрах справа сворачивала на проспект.

– Ну, слава яйцам! – нервно пробормотал Вася. – Вообще, это надо сильно себя не любить, чтобы вот так, на одном «визуале», работать! Близко подъедешь – высекут на раз. Отстанешь – скачи потом по всему городу, ищи его.

– Ну вы избалованный, коллега… А как, по-твоему, раньше «наружка» работала, когда не было всех этих хитрых прибамбасин? Так же вот, сугубо за счет филигранного маневрирования, на пределе видимости…

– Да я не знаю, как они там раньше… Но нам-то на фига сейчас это садомазо? Давай уже быстрее засадим ему маяк и заживем как люди!

– Все, уболтал. Как догоним – сразу и засадим…

С переменным успехом держась вот на этом хрестоматийном пределе, мы благополучно довели объект до спортивного магазина «Марк Красс», что располагается неподалеку от прибрежного парка. Там «Ауди» встала, и «большое лицо» зашло в магазин.

Мы остановились, не доехав метров пятьдесят, я торжественно вручил Васе «маяк» и отправился поглазеть на товары (я что-то в последнее время не люблю слово shopping, особенно в кириллической транслитерации).

«Большое лицо» хозяйственно и конкретно обосновалось в рыболовной секции, судя по запросам, нам в скором времени предстоит стать свидетелями грандиозной рыбалки.

Я вдумчиво созерцал логотипы дрянных китайских тренажеров в соседнем отделе и совмещал полезное с приятным: фиксировал деловую активность «объекта» и вполглаза, боковым зрением, наблюдал за Васей.

Чего, спросите, приятного? Да так… В очередной раз хотел засечь момент, когда Вася будет ставить «маяк».

Наш дремучий разведчик – великий мастер по части производства мелких пакостей, требующих особой ловкости и незаметности. Знаете, есть такое расхожее определение совершенно неожиданной неприятности: «Пит здесь» подкрался незаметно»? Вот это как раз про него. Подкрасться, проползти этакой неслышной серой змейкой, что-нибудь вульгарно стырить либо, напротив, подложить нечто ненужное и опасное – тут Васе нет равных.

Да, безусловно, среди разведчиков хватает ловких товарищей, способных мастерски делать вышеперечисленные штуки. Но Васина уникальность состоит в том, что его в отличие от остальных собратьев по ремеслу никто ни разу при этом не поймал. Любимое развлечение в «мирное время»: скрытое проникновение в расположение какого-нибудь подразделения или на охраняемый объект. На спор. В полном «реале», без всяких скидок: если часовые заметят, будут стрелять, как по обычному врагу. А иначе – какой кураж?!

Впрочем, Вася скромный – больше чем на ящик «сгуща» не спорит.

Есть мнение, что Вася чувствует взгляд. Это, безусловно, противоречит всем законам нормальной логики и больше похоже на мистику. Однако иного объяснения его мастерству просто нет. На деле многократно проверено: пока на Васю смотришь, он работать не будет. Причем неважно, сидишь ты рядом в кустах или пялишься в бинокль хоть с километра – он это каким-то особым образом чувствует…

Вася гулял у магазина, томно помахивая пакетом с книгами и любовался видами.

Не совсем понял, почему он не оставил книги в машине, но факт: с пакетом Вася выглядел как-то по-домашнему и совсем безобидно.

Приближаться к «Ауди» разведчик не торопился. Я контролировал ситуацию и мог дать стопроцентную гарантию, что сейчас на него не смотрит никто, кроме меня. Меня он не видел, потому что ни разу не повернул голову в мою сторону, кроме того, рассмотреть через бликующую на солнце витрину направление взгляда находящегося в глубине помещения человека почти нереально.

Интересно…

Между тем «большое лицо» достаточно быстро и компетентно отобрало все, что нужно, и, довольно мурлыча какую-то малоприятную мелодию, двинуло к кассе.

Встревоженный такой неожиданной скоростью покупок, я на несколько секунд целиком сосредоточился на «объекте» и выпустил Васю из вида.

«Большое лицо» расплатилось, забрало коробку с покупками и проследовало на выход. Я вернул Васе свое внимание: мелкий негодяй по-прежнему томно прогуливался у крыльца, так и не попытавшись войти в контакт с «Ауди». Хотя почему негодяй? Наверное, это я виноват: не надо было пялиться, испытывая его пресловутое шестое чувство. Тоже мне, нашел время для экспериментов!

«Большое лицо» погрузило коробку в багажник и поехало по шоссе вдоль набережной. Отпустив «Ауди» на вполне пристойную дистанцию, мы не замедлили последовать за ним.

– Не терзайся, брат, ты тут ни при чем. Это я виноват.

– Ладно, не буду. – Вася достал из сумки локатор и щелкнул тумблером. – Эта хрень настроена, нет?

– Не понял… Ты что, поставил «маяк»?!

– «Не понял», – передразнил Вася. – А мы на фига туда ходили – вафли кушать?

– Ну, Вася… А когда успел?

– Да там делов-то – три секунды.

– Да не, я не про то! Ты это… По каким критериям выбирал время установки?

– Ну, е… Спроси че полегче! Ты че вообще от меня хочешь?

– Ну вот ты ходил, ходил… А потом в какой-то момент тебе стукнуло: все, пора ставить! Вот в этот момент – чем руководствовался?

– Да ничем. – На экране передатчика возникла точка и медленно поползла вперед. Вася расплылся в улыбке и даже тихонько заурчал от удовольствия. – Ну вот – совсем другое дело. Теперь заживем!

– Чем руководствовался, гад ты вредный?!!

– Серый, ну че ты приколупался? Ничем, я же сказал! Ходил, смотрел, потом – ага! – вот теперь самое время ставить…

– А я думал – после всего, что мы пережили вместе…

– Да ладно, брат, че ты прям на этом зациклился…

– Не брат ты мне, особь ты мутированная! Признавайся, где там у тебя радар встроен!

– Хе-хе… Где-где… Где и у всех!..

По целеустремленности, с которой объект направлялся к окраине города, можно было предположить, что мы сей момент едем на рыбалку. Я уже было не на шутку призадумался, чего мы там будем есть (прошу помнить – со мной Вася), но тут «большое лицо» неожиданно поменяло план: почти у самого выезда «Ауди» свернула в какой-то узкий переулок, петлявший меж старых двухэтажных коттеджей.

Отпустив объект подальше, мы въехали в переулок, миновали пару десятков коттеджей и встали. Здесь переулок планомерно переходил в бетонное шоссе, проложенное по дамбе, что разрезала на две части огромный карьер. За карьером, насколько хватало глаз, тянулся высокий бетонный забор, расположенный перпендикулярно дамбе.

В бинокль можно было рассмотреть, как «Ауди» проезжает через КПП (контрольно-пропускной пункт): из застекленной будки возникла фигура, склонилась на пару секунд к окну машины, затем открылись ворота, и наш объект благополучно улизнул из зоны визуального контакта. «Маяк» на экране развернулся на девяносто градусов и неспешно пополз влево.

– Спускаемся в карьер и погнали вдоль забора? – Вася возбужденно шмыгнул носом. – Поглядим, где встанет, выберем местечко – я залезу…

– Есть подозрение, что там присутствуют камеры, датчики и прочие средства обнаружения. На разведку подступов и поверхностную оценку системы охраны у нас сколько уйдет?

– Ну, думаю, минут за двадцать разберемся. Это если не вдаваться в графики постов и патрулей, а только брать заборы и полосы.

– А если он на десять минут заехал? Допустим, в гости, блесны подарить кому-нибудь?

– Да, че-то не подумал… Ладно, давай подождем.

– Давай…

Мы покинули переулок и встали рядом с карьером, укрывшись от возможного наблюдения со стороны КПП за густыми кустами акаций.

Воспользовавшись оперативной паузой, я раскрыл ноутбук, вставил в ухо мелкий наушник и занялся голосовой идентификацией.

Вася, недовольно морщась, смотрел на экран передатчика.

«Маяк» вел себя несолидно. Вместо того чтобы чинно удаляться от центра экрана в каком-то фиксированном направлении, он неспешно нарезал круги в зоне уверенного приема, временами останавливаясь на десять-пятнадцать секунд.

– Не понял… Это столько там у них КПП? – Вася озадаченно нахмурился. – Это, вообще, к кому он там в гости наладился? Полазить бы там, посмотреть…

– Да не обязательно в гости. Может, там какое-то водохранилище безразмерное. Разводят, допустим, элитные сорта рыб, а всякие чинуши ездят побаловать себя рыбалкой.

– Думаешь?

– Иногда – да. Но вот именно сейчас просто так брякнул, не думая.

– Так… А, это ты, типа, так прикололся?

– Нет, это я, типа, так немного занят, если ты заметил.

– А, ну так и скажи: отвали, работаю.

– Да нет, сударь, не так воспитан.

– Да пошел ты в ж… – «не так воспитан»! Ты че, намекаешь, что я, типа, тупой мужлан?!

– Слушай, вот ты зануда… Я провожу голосовую идентификацию, так что будь добр – заткнись и дай поработать.

– Ну вот, сразу бы так. А то в ухо вставил, а на фига вставил? На экране полоски скачут – мало ли, может, музыку слушаешь в одну харю, от меня зажал…

Даже при поверхностном прослушивании было очевидно, что голос, взятый с места убийства Анвара, и образцы сегодняшней записи принадлежат одному человеку. А когда я сделал выборку одинаковых слов из разных фрагментов, сомнений в этом уже не оставалось.

Итак, «большое лицо» – это тот самый загадочный «сотрудник», которого дилер возил знакомиться с Анваром. Маленько, правда, не довез – метров сто… И по ряду причин недознакомил…

– Слинял все-таки, гад, – беззлобно буркнул Вася, констатировав, что «маяк» таки исчез с экрана. – Ну что, поехали теперь дилера пасти? Или поищем эту тупую «Мазду»?

– Нет, Вася, мы никуда не едем.

– Чего так?

– Идентификация прошла успешно.

– Так это точно он?

– Отвечаю чем хочешь.

– Ну так… Мы молодцы, нет? За полдня выпасли основного! Звони Иванову, пусть премию дает!!! Кучу вкусного всего купим…

Точно, самое время доложить в Москву о результатах. Насчет премии – это, конечно, такая сугубо васяцкая шутка. Но результат налицо, в этом Вася прав: можно приглашать вторую половину команды и, засучив рукава, приниматься за работу…

Глава 5

Дилер

Возле клиники происходило что-то неладное. За решетчатой оградой с копьевидными наконечниками виднелась многочисленная толпа, обступившая витринный эркер, выдающийся слева от входа несимметричной вспученностью. Вчера как-то не обратил внимания, а сейчас заметил: справа ровная стена, а этот выступ слева, судя по всему, задумывался как выставочная витрина для автомагазина. И зачем в клинике такая штуковина?

Толпа сплошь состояла из разновозрастных подростков с разнокалиберными великами, роликами и скейтами (тут недалеко парк на набережной), в наколенниках-налокотниках, с пластиковыми шлемами и просто встрепанными вихрами.

И все они молча пялились на эркер. Знаете, такая сюрреалистическая зарисовка: полсотни детей на колесах, замерших в безмолвном изумлении и глядящих в одну точку. Если бы не хриплые вопли, раздававшиеся от эркера, я бы решил, что меня посетил мимолетный трансцендентальный глюк, вызванный жутким похмельным синдромом.

Пока Смирнов ставил машину, я пошел посмотреть, что там творится.

Пробившись к эркеру сквозь глазеющую публику, я тут же уподобился всем присутствующим: с минуту стоял, разинув рот, хлопал ресницами и таращился на открывшееся моему взору зрелище.

Маленькая некрасивая женщина с морщинистым лицом сидела на коленях перед эркером, склонив голову набок, размеренно стукала кулачками по стеклу и временами издавала хриплые вопли. Создавалось устойчивое впечатление, что женщина тут уже давно и порядком устала от такого времяпрепровождения. Руки ее покраснели и опухли, а вопли особой эмоциональной насыщенностью не отличались – сквозила в них какая-то трагическая безысходность.

Внутри эркера было оборудовано некое подобие палаты для буйнопомешанных: задняя стенка и дверь обиты пробковыми матами, слева от двери сдвинутая в сторону ширма, за которой виден унитаз, справа – толстый надувной матрац, рядом пластиковая бутылка с водой. Ввиду особой конфигурации эркера внутри помещения всего два угла, в одном матрац, в другом унитаз.

В том углу, где был матрац, загибался Людин камрад Мазепа.

Он забился в угол, пытаясь укрыться за матрацем от любопытных взглядов, и лежал на полу, скрючившись в позе эмбриона. Мазепу било крупной дрожью, больше похожей на конвульсию, он издавал мучительные стоны и скрежетал зубами – стереоколонки над эркером услужливо доносили до присутствующей публики каждый звук, издаваемый несчастным.

Ну, вот вам. Реалити-шоу «ЛОМКА» к вашим услугам.

Женщину я узнал – ездил пару раз к ним домой на передоз. Мать Мазепы. Сотрудница одной из закрытых лабораторий, герой труда. Папа Мазепы работал примерно там же, помер от непосильной «физической» нагрузки.

– Чего это вы тут устроили?

– Стекло противоударное. – Поджарый охранник с волчьим взором, скучающий на крыльце, снисходительно ухмыльнулся. – Пусть хоть башкой с размаху бьется – по фигу.

– Да нет, я не то имел в виду…

– Пошли, сейчас тебе все объяснят, – подоспевший Смирнов принял меня под локоток и повлек ко входу.

Стеклянные двери, турникет, «рамка». Еще один поджарый товарищ в отутюженной униформе сканирует взглядом вестибюль.

В вестибюле тоже толпа, но поменьше и постарше. Сплошь – студенчество. В киосках никто ничего не берет, все молча стоят и смотрят на мониторы, расположенные на стене слева от входа.

На мониторах Мазепа в разных ракурсах. Поверху, опять же, стереоколонки. Один из мониторов дает крупный план: лицо Мазепы, метр на полтора, видна каждая капелька нездорового мутного пота. Мазепа закрывает лицо рукой, глаза спрятаны за исколотым предплечьем, но запекшиеся губы, ни на секунду не прекращающие извиваться сухими черными змеями, вкупе с мучительным стоном из колонок, создают потрясающе убедительный по силе воздействия эффект.

Садисты. Разве можно так – с живым человеком?!

Попытки прорваться в процедурную (вход в эркер – оттуда) успеха не имели. У двери еще один товарищ в униформе, просто не пустил, и все тут.

– Я заведующий!

– Не знаю. Нам вас не представляли.

– Борис, скажи!

– Да ладно, не скандаль. Я сказал – сейчас тебе все объяснят.

– Это Собакин распорядился?!

– Пошли, пошли… Вон, люди смотрят…

В моем кабинете привычно владычествовал улыбчивый Собакин. Сидел в моем кресле, пил пиво с сухариками и смотрел телевизор.

Я первым делом подошел поближе и тщательно его обнюхал.

– Ты че, док, совсем ошизел?!

Да нет, характерный сладковатый запашок отсутствует. Не курило оно вроде бы. Чего обнюхал-то: когда мы с ним познакомились, товарищ был до того угрюм и мрачен, что я решил – это патология такая. А в последние два дня только и делает, что постоянно лыбится.

Аномалия!

– Там Мазепа…

– Так… – Собакин глянул на часы. – Докладаю по Мазепе. В полшестого утра пришел за дозой. Уже вело его вовсю – пару «вмазок» просрочил, так что соображал совсем плохо. Ну вот, сразу взяли и посадили. Сейчас половина двенадцатого, считай сам.

– Ты что, с полшестого здесь торчишь?

– Зачем? Просто дал команду – взять первого, кто придет с утра, и посадить. И вообще, я против формулировки «торчишь»! Гы-гы…

– Очень смешно. Ты в курсе, что он может умереть?

– В курсе. Я тебе больше скажу: мы все умрем! Когда-нибудь. Ты в курсе?

– Гриша…

– Ась?

– Ну нельзя такие вещи делать! Ты что, не понимаешь? Вы вообще что творите?! Там молодежь… Толпа детей собралась… Смотрят…

– И это правильно, – одобрительно кивнул Собакин. – Такая задумка и была. Пусть смотрят.

– «Пусть смотрят»?! Ты садист, Григорий! Ты чего вообще творишь?! Разве можно детям такие вещи показывать?

– Нужно, док. Нужно. Я почему-то уверен, что эти дети потом десять раз крепко подумают, стоит ли колоться – или ну его в задницу, такой кайф…

– Да нельзя такие эксперименты – без врача! Мало ли, что там у него? Ты его истории читал? А если он поломается еще пару часов, да и сдвинет лыжи?! В любом случае такими вещами заниматься – только после тщательного обследования, под ежесекундным контролем опытного нарколога…

– Так, а вот это как раз уже по делу. – Собакин внезапно перестал улыбаться и ткнул в меня обличающим перстом. – Где у тебя нарколог?

– У… Кхм-кхм… – Я от возмущения даже охрип. – У меня?!

– У тебя! Ты заведующий этой клиники?

– Да, я заведующий. Но…

– А почему у тебя эксперимент проводится при наличии отсутствия квалифицированного специалиста?

– Ну, е… Ну ты даешь! Я ж только вчера…

– А кто тебе виноват, что ты шарахаешься где-то по полям, вместо того чтобы штат комплектовать? Ты приказом уже трое суток в должности. Ну, и где твой штат?

– Гриша…

– Да сорок лет уже – Гриша! – Собакин окончательно помрачнел и начал наливаться нездоровым багрянцем. – У тебя тут сейчас один-единственный тип с медицинским неоконченным. Товарищ Зверев. Трое суток кряду рулит за всех! Как сел в процедурной, так и не уходит, всех подряд обслуживает. Нормально, нет? Слепили клинику по европейскому стандарту, а персонал – один наркоман-недоучка!!! Где твой штат?!

Мрачный Собакин у меня почему-то ассоциируется с официальным исполнителем смертных приговоров. От него веет опасностью и готовностью к немедленному рукосуйству. Нет уж, пусть лучше тупо улыбается.

Я на всякий случай отодвинулся к двери и сунул руки под мышки. Элементарная патология: трясущиеся руки жертвы могут вызывать у палача неоднозначную реакцию. Реакции в пограничном состоянии не изучены, так что – ну его…

– Чего молчишь?!

– Не знаю, что сказать… и вообще…

– Ну?

– Я тебя боюсь. А когда мне страшно, я плохо соображаю…

– Да не надо меня бояться! – досадливо рявкнул Собакин, трахнув кулаком по столу. – Работать надо! А не шарахаться, где попало! Не жрать водку до полного аута и не звонить потом куда ни попадя в три часа ночи!

– Я…

– Ну?!

– Постараюсь…

– Да уж постарайся. – Собакин утих так же неожиданно, как и возбудился. Достал из тумбы папку, положил ее на стол и вполне миролюбиво предложил:

– Глянь-ка.

Я глянул. Штат, требования, минимальные должностные оклады и прочая организационная рутина. И что?

– Солидный штат. Одних наркологов – пять штук. Справишься сам, нет? Смотри, если нет – скажи сразу, не стесняйся. Никто тебя за это ругать не будет, поручим специалистам…

Я еще раз просмотрел документы. Да, штат солидный. Оклады тоже. И вообще, судя по всему, не последние люди в России спонсируют все это дело. Так… Справлюсь, не справлюсь? Конечно, проще всего поручить это дело их специалистам. Но. Их специалисты укомплектуют мне штат не пойми какими людьми со стороны, а мне с ними потом работать. Знакомиться, притираться, формировать коллектив…

Нет, я за такие деньги сам наберу персонал. Я в медицине не первый год, знаком и дружен с целой кучей талантливых врачей, которые мыкаются за нищенскую зарплату по районным больничкам или уволились из-за невозможности содержать семью посредством неблагодарного эскулапова труда.

– Я справлюсь. Думаю, за неделю укомплектую. И возьму не абы кого, а самых лучших.

– А я и не сомневался. – Собакин дружески подмигнул мне. – Я вообще верю в тебя. Ты, главное, не распускайся, соберись маленько – и все у нас будет нормально. Нельзя нам сейчас расслабляться. Вот наладим все, потом можно будет отдохнуть. А пока, извини, придется как следует попотеть. Так что хорош дурака валять, давай, настраивайся…

– Я все понял. Больше такого не повторится. Сейчас выпью аспирина, приду маленько в себя – и с головой в работу…

– Ну и молодец. От меня еще что-нибудь нужно?

– Да нет в принципе. Единственно…

– Да?

– Насчет вот этого тупого реалити-шоу «Ломка»…

– А, да, хорошо, что напомнил. Как штат наберешь, надо будет организовать круглосуточное дежурство наркологов. Ты прав, это тупое шоу должно проходить под жестким контролем специалиста.

– Гриша, ты не понял. Я сейчас же прекращаю все это безобразие. Так что никакого шоу не будет.

– Это ты не понял. – Собакин опять соорудил строгий взгляд. – Вот это шоу – одно из основных условий функционирования клиники. В любое время суток, в любую погоду, при любом политическом режиме – за стеклом должен постоянно сидеть страдающий наркоман. Ты понял, нет? По-сто-ян-но! И так до тех пор, пока в городе не останется ни одного наркомана.

– Но это аморально… По какому праву, вообще!

– А вот тут список с подписями. – Собакин похлопал ладонью по тумбе.

– Список чего?

– Зверев собрал, со всех своих корешей. Все, хочу заметить, добровольно. За бесплатное обслуживание. То есть понимают, что на халяву колоть никто не будет, нужна какая-то отдача…

– Да, неслабую работу вы проделали…

– Так это твоя работа, док, цени! Пока ты там где-то мотался, тут твой золотой Зверев волчком крутился!

– Да, я понимаю… Но…

– Ну что еще?!

– Неправильно все это. Это, в конце концов, вопреки всем элементарным канонам человечности…

– Я в курсе, – согласился Собакин. – Но это надо. А раз надо, значит, будет. Это понятно?

Да уж… Железная логика.

Я ничего не ответил, покачал головой и демонстративно уставился в окно. Выражение лица, надо полагать, у меня в этот момент было исчерпывающе скорбным.

– Так… – Чтобы проникнуться, Собакину потребовалось как минимум полминуты. – Ну и о чем мы там сурово задумались?

– Да так… Думаю, это будет дня три, не больше…

– Чего – «дня три»? В смысле – «дня три»?

– Продержимся дня три. Как только пресса об этом пронюхает, налетят, наедут, одним словом, шум поднимут – все, конец всей этой дурной затее. Впрочем, даже и прессы не надо: первая же комиссия Минздрава – и привет! Это же… Это все просто незаконно как минимум! На каком основании? Вообще сам факт существования такой клиники – самая жутчайшая дикость, которую мне когда-либо доводилось встречать…

– Тебя только это беспокоит?

– Этого мало?!

– Тогда пусть тебя это не беспокоит. – Собакин беспечно махнул рукой. – Ни одна комиссия тебе не страшна. Это я тебе отвечаю чем хочешь. Ни Минздрав, ни пожарная инспекция, ни милиция, ни мое ведомство, даю ляжку на отсечение, тебя точно беспокоить не будет, гы-гы… Короче, все пробито и заточено. От всех отбрехаемся.

– Ну, не знаю. Как-то все это странно…

– А тебе и не надо всего знать. Твоя главная задача – обеспечить нормальную работу клиники. Давай, впрягайся, разгрузи меня. А то я и так все бросил, в последнее время только и занимаюсь твоими проблемами.

– Что значит «моими»?!

– Ну вот смотри: «экстази» берут на ура. Даже требование предъявлять справку о здоровье никого не останавливает – не ленятся сбегать в центральную поликлинику для обследования… Кстати, опять твой пробел, у тебя тут наикрутейший кабинет диагностики, а специалистов нету, люди идут в другое место – деньги мимо нашей кассы… Ну вот, короче, с молодежью порядок. С «системными» тоже – тут твой корень Зверев тебя выручает, колет всех, кто у нас в списке…

– А с чем проблема?

– Проблема с кокаином.

– Нет кокаина?

– Кокаин есть. Покупателей нет. За все время ни одной понюшки не взяли.

– Ага… Значит, в городе есть «левый» кокаин?

– Точно, док. Правильно мыслишь. Пока мы тут тебя искали, топтались и сопли жевали, какие-то ловкие товарищи быстренько заполнили нишу.

– Ну… Нет, я понимаю, но… Я как-то могу повлиять на ситуацию?

– Да. Можешь прямо сейчас засучить рукава и заняться делом. А я поеду разбираться с этой проблемой.

– Хорошо. Можешь считать, что уже засучил.

– Лады. Можешь считать, что уже разобрался.

– А зачем тогда ехать?

– Гы-гы… Вижу, помаленьку приходишь в норму. Ну все, поехал я. Работайте…

* * *

Вступление в должность было сумбурным и совершенно неупорядоченным. Весь день приходил в себя, принимал «хозяйство», пробовал по телефону комплектовать штат и решал проблемы.

День тяжелый, состояние скверное. Шипучий аспирин, как и следовало ожидать, не помог. Переступив через служебную этику, вынужден был принять триста тридцать граммов пива и зажевать это безобразие мятной пластинкой. Состояние несколько выровнялось, но день от этого почему-то легче не стал.

– Пять по пятьдесят, под горячую закуску, – предложил житейски опытный Родимый. – И сразу все выровняется.

От предложения я стоически отказался. Я категорически поддерживаю традиционные методики ликвидации похмельного синдрома, но… На мой взгляд, начинать новую карьеру пьянкой с подчиненным в рабочее время – последнее дело.

Федор Иванович Родимый – мой завхоз, или, если будет угодно, заместитель заведующего по хозяйственной части. Белобрысый, белобровый, краснощекий крепыш слегка за пятьдесят, невысокий и увесистый. Водянистые хитрые глазки, сильные цепкие руки, держится очень уверенно, подчиненным не выглядит. Сразу понятно, что с «питомника». Смирнов с ним разговаривает уважительно. Думаю, приставлен ко мне в качестве основного соглядатая.

При решении кадровых вопросов выяснилось, что Собакин умный и дальновидный (каковым не кажется), а я – самонадеянный болван. А может, просто день тяжелый? Короче, с кадрами пока что было туго. Толковые однокашники-приятели-коллеги в основной массе были более-менее пристроены и вот так с ходу менять место работы не торопились, даже будучи обласканы самыми заманчивыми посулами. Бестолковые, сами понимаете, мне были не нужны. Кому они вообще в этой жизни нужны? Обзвонил всех, кого смог достать, в итоге нашел всего лишь пятерых кандидатов: нарколога, терапевта, фармацевта, старшую сестру для стационара и медбрата для туда же.

Немного поразмыслив, вынужден был признать, что несколько поторопился. Представьте, звонит вам давным-давно не виденный приятель, про которого вы знаете, что его выкинули из цеха за нарушение корпоративной этики, и сиплым похмельным голосом предлагает лучшую долю. Предложение вроде бы заманчивое, но вот голос… Да и репутация у приятеля…

В общем, надо будет завтра на свежую голову попробовать заново. И продумать как следует саму форму презентации. Чтобы все было весомо и не вызывало никаких вопросов.

Пара слов о документации.

Гарантирую чем хотите: для любого врача, не владеющего ситуацией, даже поверхностное ознакомление с документацией клиники могло бы стать серьезным испытанием психики.

Я с ситуацией знаком, но все же некоторое время пребывал в прострации. Нет, по цифрам и категориям тут был полный порядок, все учтено, разложено по полочкам и, как положено, «проведено» по всем статьям (Федя Родимый – основательный малый)…

Но среди прочих заурядных документов присутствовали накладные на героин, «экстази» и кокаин, а также инструкции по порядку учета и хранения, а также рекомендации по реализации. Что характерно, никаких ссылок на законодательные акты либо каких-то иных разрешительных документов, хоть как-то оправдывающих получение, учет и хранение вышеуказанных веществ, не было и в помине.

То есть никакого формального обоснования всему этому безобразию не было. Приедет комиссия Минздрава, посмотрит и в полном составе дружно рухнет в обморок. Или без комиссии, просто любой случайный товарищ из Госкомдури заскочит по наводке, мельком глянет, и столбняк ему обеспечен.

Медицинское учреждение легально торгует всеми видами популярных наркотиков.

Нормально?

Собакин, правда, обещал, что все документы буду сделаны в самое ближайшее время… Но люди, увы, смертны. А порой, как заметил классик, внезапно смертны.

Мало ли, что может случиться с Собакиным и вообще со всем его несуразным питомником? Вот (гипотетически) помрут они все в одночасье, и как я тогда во главе этой клиники, без каких-либо обоснований, буду выглядеть?!

В общем, на душе было неуютно и тревожно. Сырой с похмелья внутренний голос настырно вещал:

– Зря ты влез в это дело, идиот. Загребут тебя со всей этой шайкой. Ой загребут…

А под конец дня, на десерт, «системные» устроили тихий бунт. Отрядили делегацию в пять лиц и предъявили ноту. Требования: прекратить шоу, сделать для «своих» отдельный вход, чтобы в вестибюле на них не пялились, и убрать мониторы. Иначе грозились в полном составе уйти под торквеловских и пастись на левом берегу.

Оборзели! Двуличные мерзавцы. Собакина боятся, ему поперек никто даже и не пискнул. Эту свою тупую хартию, которую Люда собирал, подписали единогласно, лучезарно щурясь в предвкушении халявных «вмазок». Никто, между прочим, силком не заставлял, все сугубо в добровольном порядке.

А мне, значит, как своему рубахе-парню, теперь решили права покачать.

Я рефлексировать не стал, сказал, что эти требования они могут затискать как угодно глубоко в самые укромные уголки своей физиологической сущности. А насчет угрозы предупредил:

– Это ваше право, паситесь где хотите. Однако прошу не забывать: Собакин поклялся пристрелить любого, кто будет дружить с левым берегом. Вопросы есть?

Вопросов не было. Вволю побубнив и раскритиковав на разные лады мои управленческие таланты, делегация гуськом убыла в процедурную. Думаю, никуда они не побегут. Халява, дамы и господа, – страшная сила.

Да, между делом один из «системных» – Мухомор – неожиданно проявил некое подобие корпоративной этики и добровольно сел в эркер вместо вконец посиневшего Мазепы. Парнишка намеренно шел на ремиссию без какой-либо замещающей отравы и, чтобы не сорваться, решил таким образом себя самоизолировать.

Спасибо, выручил.

Вообще я пока что плохо представлял себе, как мы будем претворять в жизнь этот обязательный пункт насчет «шоу». Мухомор – исключение на грани нонсенса, ни один нормальный камрад не ляжет добровольно на публичную ломку.

Над этим тоже надо будет крепко подумать. Короче, думать надо много о чем, в ближайшую неделю голова без работы не останется.

* * *

…Освободился я только в девятом часу вечера. Когда домой поехал, запад уже начал оптимистично розоветь, обещая в ближайшее время положить конец этому суматошному и никчемному дню.

Голова пухла от хаотичного нагромождения мыслей, хотелось принять ванну, поесть горячего, выпить водки и лечь спать. А еще лучше: немедля забыть обо всех проблемах и присесть на берегу Волги в компании бесхитростных здоровенных парней с товарной станции. Уха, водка, тупые анекдоты, отдых в спальнике на свежем воздухе. Лепота!

Увы мне, увы, я лишенец. Я несу чудовищную моральную и общественную нагрузку и в связи с этим лишен возможности приятно проводить время в компании хороших людей. Лишен статуса обычного законопослушного гражданина, который может рассчитывать на сочувствие широкой публики. Лишен семьи. Лишен обещанной охраны.

Кстати, насчет охраны…

О последнем пункте я вспомнил, когда уже въезжал во двор своего дома.

Напротив моего подъезда, на заботливо размеченном жильцами парковочном пятаке, стоял шикарный внедорожник «Мерседес».

И пусть бы себе стоял, но… Это был «Мерседес» Анвара.

Черных немецких внедорожников в природе нашей страны предостаточно. Почему этот – именно Анвара? Нет, я даже и номер не помнил: просто у распахнутой передней двери машины торчали Анваровы «санитары» и лениво беседовали с кем-то, кто сидел в салоне.

Я машинально утопил педаль тормоза в пол, разинул рот и на какое-то мгновение превратился… Пожалуй – в статую. Я в буквальном смысле закаменел от потустороннего ужаса, шарахнувшего незримой волной от зловещего черного «Мерседеса».

Почудилось мне вдруг… Ой, ну глупость же, конечно, теперь-то это очевидно…

Почудилось мне вдруг, что тот незримый пассажир в машине, с которым болтают «санитары», – мертвый Анвар.

Боже мой…

Машина моя отрегулирована, как часы, сейчас работает практически бесшумно, они меня пока не видят – стоят в профиль… Но в любой момент повернут носатые личики в мою сторону – «о, какие люди!»… И из «мерса» выглянет трупья башка с ужасной зияющей раной…

Бр-ррр…

Из «мерса» вдруг бдительно вышагнул дородный белобрысый товарищ в милицейской форме, ткнул пальцем в мою сторону и спросил чего-то у «санитаров».

Я мгновенно вспотел, выпал из ступора и врубил заднюю передачу.

«Би-би!» – возмущенно завопил сзади «запор» моего соседа по площадке.

Это даже не «незадача». Это судьба. Въезд узкий, не разминуться. В сутках двадцать четыре часа, в часе шестьдесят минут. Чтобы неспешно въехать во двор, надо ровно двадцать секунд. В общем, тут даже не сто к одному: шанс был один к четырем тысячам, что кто-то захочет заехать во двор в одно время со мной.

И этот шанс мне выпал.

«Би-би!»

– О боже…

– Ну ты че там, заснул?! Проезжай, мать твою, чего встал?!

Мне же положена смирная собака! Тьфу, оговорился – охрана мне положена! Собакин обещал… И Смирнов тоже…

Они меня бросили! Подставили!!!

«Бежать!» – завопил весь мой объятый паникой организм. Как тогда, от Собакина. «Санитары» особо резвыми не выглядят, такие мясистые «шкафчики» вряд ли хорошо бегают. Я местный, а они – нет, я тут каждый закоулок знаю.

Короче, вроде бы единственно правильный выход из этой ситуации.

– Да проезжай ты уже, м…к ты е…! – злобно рявкнул грубый сосед. – А то я ща твою цацку на бампер насажу!!!

«Санитары» с некоторым сомнением развернулись и двинулись в мою сторону. Стекло у меня тонированное, они пока меня не видят…

С другой стороны, а куда бежать? Какой смысл?

Они ведь не сами по себе прикатили. Вон, милиционер с ними. Получается, вроде как официально действуют?! А Собакин со Смирновым меня бросили… Последние полдня я их не видел… Может, я чего не знаю? А что, если за эти полдня все радикально поменялось и теперь меня берут не просто как свидетеля убийства Анвара, а именно в качестве заведующего этой левой клиникой?!

Короче, не боец я, увы… Сидел я вот так, пень пнем, лихорадочно решал дилемму, обмирая от страха, и молча наблюдал, как «санитары» топают к моей машине. Как та тупая мартышка под стеклянным удавьим взглядом.

Дотопали, открыли дверь, мгновенно провели идентификацию.

– О, какие люди! Вилизай, пашли…

Не стали они дожидаться, когда я вылезу – на меня навалилось закономерное оцепенение, – выволокли из салона и потащили к своей машине.

– Э! – грубый сосед тотчас же перестал меня ненавидеть и проникся национальной солидарностью. – Э, «звери» – вы совсем о…?! Вы куда его тащите?

– Производим задержание наркодилера, – очень уверенно провозгласил прикативший с «санитарами» милиционер. – В понятые пойдете?

– Да пошли вы все в ж…! – с тихим ожесточением выдал сосед. – Надо же, менты со зверьем заодно. А на вид вроде славянин, мать твою… Куда страна катится?

– Не понял? – напористо уточнил милиционер. – Чего ты там пробормотал?!

– Ничего… И что теперь с его тачкой? Вам теперь тоже не выехать, узко тут.

– Вот проблема! – Милиционер кивнул одному из «санитаров», тот пошел отгонять мою машину, а сам он со вторым «шкафчиком» в три приема упаковал меня в салон «Мерседеса». То есть не посадили обычным образом, а пропихнули, как тюк, и уложили сзади на пол, лицом вниз. Примечательно, что надевать на меня наручники, равно как вязать какой-нибудь паршивой веревкой, даже и не подумали. Типа того: оно такое ничтожество, что сама мысль о том, что оно может попробовать бежать или оказать сопротивление, – это просто нонсенс.

Через минуту мы покинули мой двор и поехали в неизвестном направлении.

Дородный милиционер сел сзади и тотчас же поставил на меня ноги.

– Что вы себе… – Я было заворочался, пытаясь стряхнуть с себя тяжелые чуждые подошвы.

– Не вошкайся, чмо, – лениво процедил милиционер. – Лежи тихо.

– Что вы себе позволяете?! Уберите ноги!

– Какой ты скандальный, – недовольно крякнул милиционер. – А если так?

Тут он пребольно долбанул меня правой пяткой в ребра, а левую ногу поставил на затылок и надавил так, что у меня разом хрустнули все шейные позвонки.

Я изо всех сил напрягся, пытаясь освободиться, – не тут-то было! Ощущение было такое, будто на шею мне опустили многотонную чугунную балку. Развернуться невозможно, руки под грудью – не вытащить, нос расплющился о ребристый коврик, дышать нечем…

Короче, через несколько секунд я натуральным образом начал задыхаться и пару раз конвульсивно дернулся. Вот так, наверное, в беснующейся толпе давят упавшего – мелькнула совершенно ненужная мысль…

– Думаешь, я всю жизнь был полковником и сидел в высоких кабинетах? – Милиционер доброжелательно хрюкнул. – Хр-хр… Нет, малыш, и мне пришлось в свое время попотеть. Пришлось вот этими самыми ножками топтать патрульные маршруты… И не только маршруты…

– Хрр… – задушенно выдал я. Да, точно, на погонах у него по три большие звезды. Но мне-то сейчас какая разница? Что тебя сержант затопчет, что полковник – один фиг…

– Крххх-кх-кх…

– А ты лежи тихо, и все будет нормально. – Милиционер переместил свою безжалостную подошву с моего затылка на лопатку. – Ты меня понял?

– По-кх-кх… Понял, – с великими облегчением прохрипел я.

– Ну и молодец. Тут недалеко. Сейчас приедем, побеседуем…

Уфф… Жить – хорошо. Однако… Подозреваю, что где-то в глубине моей внутриличностной сущности затаился мазохист. Ну, не то чтобы уж совсем здоровенный, махровый и наглый, а такой: маленький, дрябленький, с потертым плюшевым рыльцем. Сидит себе скромно в уголке и ждет, затаив дыхание, когда его как следует стукнут или засадят в задницу раскаленную спицу… Гхм-кхм…

Собакин меня побил, и я стал к нему относиться лучше. Потом его люди на моих глазах застрелили человека. Вообще как родной стал. Парадокс? Вроде бы ненавидеть должен, если подходить по общепринятым канонам…

Милиционер меня пребольно двинул в ребра и едва не задушил. И я сразу успокоился и проникся к нему какой-то нездоровой симпатией. Что-то нехорошо получается… Как-то не замечал раньше… Может, подбить под это дело мотивацию, чтобы убедить себя – я нормальный, а это все просто так, случайно… Может быть, симпатичен он мне не сам по себе, а на фоне страшных Анваровых «санитаров»? Да, скорее всего. Свой брат, славянин. Кроме того, милиционер – значит, уже не убьют. Следствие и все такое прочее… Допрос… Да, понятно, что «санитары» тут не просто так: Мамед проводит свое расследование, и в этом пункте они как-то пересеклись с органами…

Прости, Собакин, быть тебе кругом в сдаче. Партизан из меня никудышный, чуть-чуть придушат – выложу все на первом же допросе.

Жаль мужика. Мало того, что за эту идиотскую легализацию пострадает, так еще и организацию убийства на него повесят. Может, меня как раз сейчас на «очняк» с ним везут…

* * *

Через несколько минут «мерс» с заметным креном (я въехал головой в дверь) повернул налево и мягко запрыгал, как по стиральной доске.

У нас в округе только одно такое местечко – мощенная положенными встык бетонными плитами длиннющая старая дамба, что выходит прямиком на заброшенный полигон лаборатории ядерной физики. Кусты, лес, гектары пустошей, утыканных полуразвалившимися железобетонными конструкциями непонятного предназначения.

Бетонка – не самый приятный вариант, местные этой стиральной доской пользуются крайне редко. Когда нет распутицы, на полигон можно пробраться по нескольким вполне пристойным грунтовкам. Когда распутица, там просто нечего делать. Сейчас сухо, дороги нормальные, так что гонять по бетонке будет только плохо знакомый с местностью товарищ.

Зачем вообще ездить на полигон? А по грибы. Там растут просто сказочные белые грибы, в таком количестве, что можно весь город накормить.

Только вот вопрос: за каким чертом они меня туда везут?! Неужели…

– Сматры, э! – воскликнул вдруг сидевший за рулем «санитар».

– Оп-па… – живо отреагировал милиционер. – Откуда тут эти клоуны…

– Убигаим?! – нервозно предложил второй «санитар». – Мащщин – звэрр, прарвомса!

– Совсем дурак? – осадил инициатора мент. – До первого поста ты прорвешься! Ведите себя смирно, делайте все, что скажут, и не вые…тесь. И ради бога, молчите. Говорить буду я.

– Стоять!!! – раздался снаружи суровый приказ.

– Стоим, – буркнул мент. – Тормози, а то стрелять будут…

«Мерс» встал. Звук открываемых дверей, поток свежего воздуха, леденящий душу крик:

– Ля-жать!!! Ля-жать, б…, руки за голову!!!

Какая-то нездоровая возня, глухие удары, вопли…

Между делом, констатация – со стороны полковника, без особого удивления, как нечто ожидаемое:

– Собакин, что ли? Ну-ну…

Короче, всю упоительную насыщенность сцены захвата я, увы, упустил: лежа вниз лицом, с чугунной от прилива крови головой, непросто все охватить и увязать в единый контекст.

Но факт: взяли. Когда меня достали из «мерса» и установили в вертикальное положение, я увидел три непрезентабельные пожеванные иномарки, Собакина, Смирнова и еще четверых поджарых хлопчиков с «питомника». Все с оружием на изготовку.

Прости, Гриша, – усомнился. Душевную слабость проявил. Рано я списал со счетов вашу псарню, рано…

Видимо, я исполнял роль «живца». Каковы мерзавцы, а?! Судя по всему, следили издалека, а когда увидели, что мы свернули на бетонку, быстренько метнулись наперерез по грунтовке через ДСК. Самый короткий путь.

«Санитары» к совету бывалого милиционера так и не прислушались. А может, просто непуганые табльдоты, никогда ранее не бывали в такой ситуации и потому проявили некоторую строптивость.

Зря. Тут травка, не особенно грязно, можно было сразу прилечь, не дожидаясь повторного приглашения.

В общем, через минуту они были в наручниках, с ног до головы чумазые, грустные и покорные. И с великой печалью лежали лицом в траве. Может, не очень грамотный и исчерпывающий оборот, но все было именно так: их могучие побитые спины источали вселенскую скорбь, и я это чувствовал.

В отличие от строптивых «санитаров», к блондинистому милиционеру (или ментоватому блондину?) отнеслись вполне лояльно: ронять на землю и заковывать в наручники не стали.

Просто стерегли его. То есть стояли широким полукругом, центром которого был «мерс», и держали в руках оружие. Проверять документы и отнимать пистолет (у него под мышкой «оперативка» была) никто даже и не пытался.

Интересно… Большая «шишка», и все его знают? Если так, непонятно, почему он лично занимается такой мелочью, как ваш покорный слуга…

– Хлопцев знаешь? – спросил меня Собакин.

– Да, это люди Анвара.

– Понятно… А с Сергей Палычем знаком? – кивок в сторону милиционера, прислонившегося к багажнику «мерса» и скрестившего на груди руки.

Ручки, кстати, даже не подрагивают, скрестил не для того, чтобы скрыть тремор, а так, просто встал в «закрытую» позу… Собакин ведет себя вежливо, видимо, точно – какая-то общеизвестная шишка…

– Первый раз вижу.

– Понятно… Сергей Палыч, можете объяснить, что вы тут делаете с этими… – Тут Собакин запнулся, как будто ему было неудобно проводить параллель между важным полковником и грязными «санитарами». – Эмм… Ну – с этими…

– Могу, – величаво кивнул полковник. – Но не буду. Кому объяснять – тебе? Ты не много ли о себе возомнил, Собакин?

– Я, между прочим, при исполнении, – позволил себе слегка обидеться Собакин. – Так что…

– Ну так и исполняй себе на здоровье, – разрешил полковник. – А за каким чертом ты мешаешься в чужие дела?

– Почему «чужие»? Это наше чудо. – Кивок в мою сторону, как на нечто неодушевленное. – Зачем вы его взяли?

– Это «ваше чудо» – главный свидетель в деле о заказном убийстве. – Полковник едко хмыкнул. – То есть теперь, Собакин, он не просто наркодилер, который под твоей «крышей» толкает дурь. Это уже другой уровень компетенции. Так что тебе лучше всего прямо сейчас быстренько извиниться и валить отсюда, пока я добрый. Я не злопамятный, мстить не буду.

– С каких это пор у нас главк занимается убийствами? – неосторожно уточнил Собакин.

– Слушай, а вот это уже не твое собакинское дело! – Полковник сердито насупился и ткнул в Собакина пальцем. – Ну-ка, быстро – набери мне своего начальника.

– Зачем вам мой начальник?

– Набери, набери. Я с ним быстренько переболтаю, и он тебе популярно объяснит, какой твой номер по жизни и какого вообще ты цвета и запаха.

– Я бы попросил…

– Да не тормози, набирай! Быстро, я сказал!

– Да пожалуйста. – Собакин дисциплинированно достал из кармана мобильный телефон. – Только грубить необязательно. Я, между прочим, при исполнении…

Так… Это что же получается, ничего еще не кончилось? А я уже расслабился… Боже мой, как же у них тут все непросто…

Пытался поймать взгляд Собакина и отчаянно сигнализировал ему всеми своими флюидами: не отдавайте меня! Я же всех сдам, неужели непонятно?!

Собакин на меня – ноль внимания. Выглядел он смущенным и слегка растерянным, сразу видно – не ожидал напороться на такого важного дядьку.

– Ну ты че там, до девяти считать разучился? – полковник достал из кармана записную книжку. – Тебе номер напомнить?

– Да я набрал – трубку не берут…

Собакину наконец ответили. Он, запинаясь, коротко доложил обстановку, пытаясь втиснуть всю суть ситуации в два предложения.

Вот как она выглядела, суть-то.

При проведении оперативного мероприятия задержан полковник Ренегатько, который с двумя активными членами этнической ОПГ столицы пытался вывезти из города гр-на Прыгунова, мотивируя свои действия тем, что упомянутый гр-н проходит главным свидетелем по делу об убийстве. А поскольку задержанный является старшим офицером главка и к оперсоставу – никаким боком, ситуация выглядит достаточно двусмысленно…

– Да хорош начальству лапшу вешать, дай сюда! – Хамский полковник, не дав Собакину закончить доклад, вырвал у него трубку и с ходу перехватил инициативу:

– Здорово, Семен. Значит, так. Ваш Кабардосов по всему в курсе, они с Рашидом все перетерли, поэтому можешь даже и не вникать. Просто дай команду этому му. ку, пусть уматывает, пока я добрый… Не понял…

Тут, видимо, полковник услышал нечто такое, что выходило за рамки его понимания. Он хрюкнул, побагровел, посмотрел на Собакина с многообещающей страстью и насильственно растянул губы в улыбке:

– Да, узнал, Иван Алексеич… Извините – тут этот идиот что-то напутал. Он должен был набрать своего начальника… Да, сейчас… А у вас как дела? А, хорошо, рад слышать…

Полковник отдал телефон Собакину, сцепив пальцы, хрустнул костяшками и начал покачиваться с пятки на носок, глядя на бедного Григория сверху вниз. Типа – вот это ты отчудил, скотина! Сейчас буду наказывать. И, вполне вероятно, не только морально.

А мужик-то здоров, даже крепышу Собакину придется несладко…

– Так точно. – Собакин покосился в сторону «Мерседеса». – Никак нет… да, виноват – сейчас исправлюсь… Никак нет… Да, понял, будет сделано…

– Ну скажи мне, сахарный ты мой, ты совсем дебил или у тебя затмение какое-то? – Полковник едва дождался, когда Собакин выключит телефон.

– А что случилось, Сергей Палыч?

– Я тебе кого сказал набрать?! – Голос полковника был насыщен атакующей хрипотцой.

– Начальника.

– Так на фига ж ты мне Азарова набрал, дубина?! Сидит уважаемый пенсионер на даче, вдруг звонит какой-то дебил…

– Вы не владеете информацией, Сергей Палыч. Генерал Азаров не на пенсии и в настоящий момент является моим прямым начальником. – Собакин деликатно кашлянул и кивнул в сторону «мерса». – Есть предложение, Сергей Палыч. Давайте машину досмотрим.

– Секунду… Погоди… – Гладкое лицо полковника посетила гримаса недоумения. – Что значит «Азаров – твой начальник»?

– Это долго объяснять, Сергей Палыч. Ну, так вы не будете возражать, если мы досмотрим машину?

– Ты кто такой, Собакин, чтобы мою машину досматривать?! – привычно буркнул полковник, задумчиво поглаживая браслет золотого «Ролекса». – У тебя постановление есть?!

– Это не его машина, – робко вклинился я. – Это Анвара тачка.

– А ты вообще заглохни, мразота! – рявкнул полковник, схватившись за кобуру. – Закрой свой рот, сволочь, пока я тебя не шлепнул!

– Спокойнее, Сергей Палыч. – Собакин отодвинул меня плечом подальше от опасного полковника. – Примите добрый совет – не трогайте оружие. Иначе может нехорошо получиться… Так это не ваша машина?

– Собакин…

– Ответьте, пожалуйста, на вопрос.

– Ох, Собакин, зря ты все это…

– Ну, тем лучше. А ну, хлопцы, досмотрите машину…

Открыли багажник, а там – две штыковые лопаты и плотный влагонепроницаемый чехол для транспортировки трупов.

У меня, в буквальном смысле, челюсть отвисла.

Боже мой… Это что же такое творится?! А я-то… Милиционер, славянин, свой брат…

В салоне обнаружили две спортивные сумки: в одной – видеокамера и диктофон, в другой – фирменный электрошокер, газовая горелка, плоскогубцы, спицы, набор игл и ряд других малосимпатичных приспособлений вполне определенного характера.

– Так… Ну что, Сергей Палыч, как прокомментируете?

– Да пошел ты… Ты кто такой, чтобы мне вопросы задавать? – Полковник начал наливаться нехорошим помидорным багрянцем и достал из кармана мобильный телефон. – Погоди, я те щас…

– Руки! – Собакин выхватил из кобуры пистолет и направил на полковника. – Телефон на капот, руки за голову!

Смирнов тут же встал рядом и продублировал движения старшего товарища.

– Не понял… – Во взгляде полковника сквозило безразмерное удивление. – Это ты мне – «руки»?

– Сергей Палыч, давайте обойдемся без крайностей. – Собакин был вежлив, но тверд. – Насчет «рук» – извините, по привычке… Я вас прошу: телефон, оружие, документы – на капот. Пожалуйста.

– Собакин… Ты на меня – ствол… Ты что, собираешься меня арестовать?!

– Никак нет! Но… Понимаете, я провожу оперативные мероприятия, а вы мешаете. Я еще раз повторяю: положите телефон, оружие и документы на капот и отойдите на три шага. Пожалуйста.

Полковник пристально посмотрел на Собакина… Обвел взглядом присутствующих на поляне оперативников…

Не понял – он что, на какое-то сочувствие рассчитывает?

Потом тяжело вздохнул, положил телефон на капот, снял «оперативку» с пистолетом, аккуратно уложил рядом, присовокупил извлеченное из кармана удостоверение и отошел на три шага.

Ура! Наши победили. Надеюсь, теперь-то уж все. Теперь меня не отдадут страшному соплеменнику.

– Ну, Собакин…

– Спасибо, Сергей Палыч. Я прошу вас, сядьте в машину, на заднее сиденье, и закройте дверь.

– Зачем?

– Я буду проводить конфиденциальный допрос. Вы знаете, что это такое.

– А ты уверен, что тебе это надо? – Полковник зловеще понизил голос и прищурился.

– В каком смысле?

– Ну, мало ли что тебе эти «звери» наболтают… Ты же в курсе, есть такие вещи, о которых лучше вообще не знать.

– Да, я в курсе.

– Короче, я тебя по-свойски предупреждаю, Собакин. Брось ты это дело, пока не поздно. Забирай своего барыгу, а мы поедем помаленьку… А, Собакин?

– Садитесь в машину, Сергей Палыч. Пожалуйста. И не опускайте стекла, пока я не закончу.

– Ну смотри, Собакин. Я тебя предупредил!

Полковник остро и выразительно глянул на Собакина, покачал головой, затем залез в машину и захлопнул дверь. К нему тотчас же присоединился один из оперов Собакина: сел в «Мерседес» спереди.

– Уфф… – Собакин с заметным облегчением вздохнул. – Вот же напоролись…

– Большая шишка? – шепотом спросил я.

– Да, шишечка приличная, – так же шепотом ответил Собакин, озираясь, как будто мы тут творили что-то непристойное. – Непонятно, вообще, какого хрена он сам приперся с тобой разбираться… Но тут вопрос не собственно в шишечке, а в том, под кем он работает…

– И под кем же?

– А вот это тебе не обязательно. – Собакин кивнул в сторону разложенных на траве «санитаров». – Стой здесь, я пойду побеседую с нашими гостями…

* * *

Так… Процесс допроса живописать не буду, я не садист. Скажу только, что «санитаров» били. И не просто били, а с какой-то звериной жестокостью – Собакин, сволочь, по ним прыгал всей своей неподъемной тушей, как на батуте, прямо-таки втаптывая в землю.

Вы в курсе, у меня нет повода испытывать к «санитарам» какие-либо теплые чувства. Я вообще не против, если бы какой-нибудь добрый человек с ружьем потихоньку расстрелял их где-нибудь в укромном местечке, так, чтобы я не видел…

Но даже для меня, скажу я вам, это было тягостное зрелище.

Когда люди дерутся, всегда присутствует мощный всплеск эмоций: вопли, крики, угрозы и так далее…

А тут все было тихо и страшно. Собакин что-то спросил у «санитаров», послушал, что они сказали, – видимо, ответ его не удовлетворил…

Тогда он буднично и деловито заявил:

– Нет, ребята, так не пойдет. Если вы не скажете мне правду, я забью вас до смерти…

И тотчас же начал скакать по ним, как тот зимбабвийский бабуин в период гона. Я явственно слышал, как у них там что-то хрустело, как будто кости ломались…

Слава богу, кончилось все это безобразие быстро: уже через минуту с начала экзекуции «санитары» «сломались».

Удивительное дело… Эти здоровенные ребята, привыкшие смотреть на всех свысока, плакали, как дети, и наперебой давали показания со скоростью правительственного телетайпа. Короче, затоптал их Собакин во всех смыслах.

Да уж… Умеют у нас в органах ломать человеков…

В общем, «санитары» дали показания, которые записали на их же камеру и диктофон.

Увы, никаких чудесных недоразумений не произошло: все было именно так, как выглядело. То есть меня предполагали пытать, записать показания, потом шлепнуть и закопать.

Боже мой, куда же это я попал…

Чехол изнутри смазан специальным составом, чтобы «отбить» собак, буде вдруг по моей персоне воспоследуют поисковые мероприятия.

Полковник – большой человек. Мамед приказал забыть о том, что он неверный, и слушаться его, как самого старшего родственника из их рода.

Понятно… Нет, понятно, но не совсем. Если он такой большой человек, зачем все-таки собственнолично занимается такой грязной работой? У них там что, в их ОПГ, сержанты и лейтенанты кончились?!

Собакин подробно доложил по телефону о результатах досмотра машины и беседы с «санитарами». Я сунулся было напомнить, что по мобильной связи о таких вещах говорить не совсем безопасно, но тут же устыдился: это их работа, они в курсе, что почем, так что – не стоит…

По окончании доклада Собакин, судя по всему, получил распоряжение, которое ввергло его в состояние крепкого замешательства.

– Вы серьезно? Эмм… Нет, я все понял, но… Да, я понял… Понял… Хорошо…

Ну вот, опять здравствуйте! Что значит вот это «вы серьезно?». Не отдать ли меня, а самим уматывать отсюда, как и советовал злой полковник?!

– Что там – насчет меня, что ли?

– Насчет тебя, что ли… – задумчивым эхом отозвался Собакин, покачивая в ладони мобильный телефон и тупо глядя в землю. – Да-а, дела…

– И что там насчет меня?

– Насчет… Да нет, ты тут ни при чем. Расслабься…

Собакин отозвал в сторону Смирнова и пару оперов, что стояли поближе, и о чем-то с ними пошептался. Смирнов и опера, кивнув, трусцой припустили в разных направлениях, держа между собой прямой угол. Так… Чего это они?

– Собакин, ты закончил? – Дверца «Мерседеса» распахнулась, выглянул озабоченный полковник.

– Да, Сергей Палыч, закончил.

– Я могу выйти?

– Безусловно.

– Угу… – Полковник тотчас же вылез, потянулся, как тигр, и с деланым пренебрежением мотнул подбородком в сторону своих избитых подельников:

– Ну и чего они тебе напели?

– Да вы, наверное, знаете.

– Угу… Ну… А где мое оружие?

– У нас в машине. – Собакин кивнул в сторону трех непрезентабельных иномарок, стоявших несколько поодаль.

– Ну так, а за чем дело стало? Тебе стволов не хватает? Или ты их коллекционируешь?

Тут полковник нервозно хмыкнул, зыркнул по сторонам – не отреагирует ли кто на вельможную шутку, – и, в очередной раз не получив моральной поддержки, состроил суровое выражение лица.

– Так… Ну и чего ждем? Мы теперь что, тут жить и работать будем?

– Сейчас прокурорские подъедут. – Собакин до сих пор чувствовал себя не в своей тарелке – вид имел виноватый, смотреть полковнику в глаза не смел. – Эмм… Ну, санкцию на ваше задержание…

– Ага… – Полковник слегка сник. – Значит, все-таки дали… Ну, я вам… Так… Кто у нас тут прокурор?

– Свиридов.

– Ну, это уже лучше. – Полковник заметно приободрился. – Решим со Свиридовым, не проблема…

– Ну, я не знаю, он сам приедет или пришлет кого…

– Да меня вообще только генеральная имеет право арестовать! – Полковник выпятил грудь. – Я – старший офицер главка… Эмм… Слушай, э-э… Ефим…

– Григорий.

– А да – Григорий… Григорий Ефимович, верно?

– Так точно.

– Ну вот! Помню же… Слушай, Григорий… Ты же у нас целую вечность прослужил… Чай, не чужие, а?

– Звонить не дам, – все так же глядя в сторону, отрезал Собакин. – Даже и не просите.

– Угу… Ну – зря ты так, зря… Я ведь уже через полчаса все вопросы решу, и будете вы кругом виноватые… Слушай, а ты, может, не в курсе? Ты знаешь, кто я такой по нынешнему раскладу?!

– Я в курсе, Сергей Палыч. Вы верно заметили, я долго у вас прослужил, отношения с коллегами поддерживаю, держу руку на пульсе.

– В курсе, говоришь… Что ж… В таком случае, Григорий, ты просто самоубийца!

– Ну, жизнь покажет… – Собакин, видимо, не желая более общаться с сердитым полковником, буркнул оперу, стерегущему сановного пленника: «Наблюдай!» – и ушел в другой конец поляны – к «санитарам».

* * *

Минут через пятнадцать подъехал микроавтобус «Тойота» с тонированными стеклами. Из «Тойоты» вышли люди: четверо в черной униформе, с короткими автоматами – трое в шерстяных шапочках с дырами для глаз, а четвертый – в берете, но с таким лицом, что лучше бы он был в шапочке. Короче, Собакин в кубе – не по объему, а по страхолюдности: мне, как его я увидел, сразу стало как-то не по себе.

У этого страшилы был при себе предмет, который никак не вязался с автоматом, черной формой и вообще со всем его обликом: симпатичная кожаная папка для бумаг с изящной посеребренной застежкой.

Занимательно… Пристрелил по пути сюда какого-нибудь банкира и отнял папку?

– Надо же, какая честь. – Полковник криво ухмыльнулся. – ОМОН прислали меня конвоировать…

– Мы не ОМОН, – буркнул товарищ в берете и, игнорируя полковника как личность, прямиком направился к Собакину.

– Не ОМОН? А кто же…

С ними прикатил еще один товарищ – явно не из питомника, худенький, постарше всех, и с умными глазами. Ага, этого типа я уже видел, и не далее как позавчера. В тот раз он тоже имел при себе этакий приятный для взора, старомодный докторский саквояж.

– О! – встрепенулся полковник. – Ты с прокуратуры?

– Нет, я врач.

– Врач? Не понял… – Полковник, было, начал морщить репу, но быстро сообразил: – А, понял!

Тут он кивнул в сторону своих подельников и, понизив голос, «настучал»:

– Слушай, ты внимательно смотри, там следы побоев должны быть сильные. А то ведь потом на вас свалят. Надо бы актик составить…

– Да я, собственно, не по этому вопросу…

– Не понял… – Полковник выглядел окончательно сбитым с толку. – А по какому?

– А сейчас… Уже скоро…

Товарищ в беретке дотопал до Собакина. Голос он не понижал, слышно было все до последнего слова:

– Здорово, Григорий. Оцепление выставил?

– Да.

– Где стоят?

Собакин показал направления.

– А юго-западный сектор?

– Людей нема. Один, вон, полковника контролирует, один – азеров.

– Ну все, я здесь – можешь отправлять обоих.

– Хорошо…

Собакин позвал двоих оставшихся оперов и отправил их куда-то в тыл.

Ничего не понял… Когда в институте учился, по программе военной кафедры нас возили на полигон. Так вот, так выставляли оцепление во время проведения стрельб. Это понятно – меры безопасности.

А зачем нам сейчас, скажите на милость, оцепление?!

– Что-то я не врубаюсь… – Полковник проследил взглядом за трусившими в тыл операми и обратился к врачу, который поставил саквояж на капот «Мерседеса» и как раз в этот момент доставал из кармана сигареты с зажигалкой: – Вы кто такие?

– Управление «Л».

– А ведомство?

– А без ведомства. – Врач прикурил и со вкусом затянулся. – Прямое подчинение правительственному комитету по безопасности.

– Что-то я… Гхм… Что-то в первый раз… А по какому профилю?

– Ой, ну зачем вам это все? Расслабьтесь, отдыхайте, наслаждайтесь жизнью. Курить будете?

– Не курю.

– А пьете?

– Смотря что.

– Спирт будете? – Врач с готовностью взялся за застежку саквояжа.

– Слушай, ты обо мне не беспокойся. Я через час буду с вашим начальником коньяк пить. Кто у вас начальник?

– Генерал Азаров.

– Ну вот. Эмм… Вообще-то я думал, что он на пенсии. Ну, раз такое дело…

– Я вас уверяю: через час вы ничего и ни с кем пить не будете. Поверьте мне на слово. Может, все-таки спиртику тяпнете?

– Нет-нет, спасибо. Мне сейчас надо быть трезвым.

– Ну, смотрите – воля ваша…

Опера, отправленные в тыл, вскоре скрылись из глаз. Собакин запросил по рации обстановку. Четверо абонентов ответили ему: «Чисто».

– Все чисто, – продублировал Собакин, обращаясь к товарищу в берете.

– Хорошо…

Бойцы в черной форме подошли к полковнику.

– Ну что?

– Да ничего, адекватен, – доложил врач. – Спирт предлагал – не хочет.

– Ну и ладненько, – буркнул страшный товарищ в берете, доставая из папки пластиковый скоросшиватель, в котором был виден какой-то листок с гербовой печатью. – Займемся делом. Давайте его чуток левее – там деревья погуще.

– Отойди на пять шагов влево, – скомандовал полковнику один из людей в шапочках.

– Не понял?! – вскинулся полковник. – Это ты мне – «отойди»?! Ты кто таков, хамло, чтобы мне…

«Бац!»

Товарищ в шапочке, слова лишнего не говоря, мощно лягнул полковника тяжелым ботинком в солнечное сплетение. Полковник повалился наземь, скрючился в три погибели и стал хрипеть.

Двое других бойцов, подхватив его под локти, оттащили влево, шагов на пять.

– Коллега, вы что, не видите – у него спазм? – счел нужным вмешаться я: полковник, выпучив глаза, хватал воздух, как выброшенная на сушу рыба, и дергал ногами.

Врач как-то странно посмотрел на меня, покрутил головой и неодобрительно крякнул:

– Шутник вы, коллега. Побойтесь бога – имейте хоть каплю милосердия…

– На, зачитай. – Тип в берете протянул листок Собакину.

– А че – я? – Собакин брать листок не торопился и смотрел на него почему-то с опаской и подозрением.

– Ты старший мероприятия.

– Ну, спасибо – удружили! – Собакин судорожно вздохнул, взял-таки листок, прочистил горло и срывающимся хриплым голосом начал читать:

«Именем Закона Российской Федерации…» Кхм-кхм… «…За предательство интересов своего народа, выразившееся в многолетнем сотрудничестве с азербайджанской ОПГ, соучастие в семи умышленных убийствах, незаконной торговле наркотиками и преступное злоупотребление служебным положением, Ренегатько Сергей Павлович, 1958 г. р., лишен звания „полковник“, снят с должности начальника главного управления по борьбе с организованной преступностью…»

– Кх-кх-гхы! – Полковник – мужик здоровый, сам справился со спазмом, хватанул солидную порцию воздуха и, еще не продышавшись как следует, слезно выкрикнул: – Вы че?!! Мужики, вы че, совсем… Кх-кх…

– Слушай, хватит дурью маяться. – Собакин опустил листок. – Давайте уже…

– Там мало осталось – заканчивай, – неумолимо буркнул страшный товарищ в берете.

– Вот ты трудный… – Собакин осуждающе покачал головой и продолжил:

«…лишен всех правительственных наград и приговорен к смертной казни через расстрел…»

– Да нету у нас такой статьи!!! Какой, к е… матери, «за предательство интересов народа»?!! – Полковник, окончательно продышавшись, стал подниматься на ноги. – Вы че тут устроили, клоуны?!

«…Приговор привести в исполнение немедленно»…

– Целься, – негромко и деловито скомандовал товарищ в берете.

Трое в масках слаженно вскинули свое оружие, широко расставили ступни и развернулись вполоборота к полковнику.

– По предателю Родины… ОГОНЬ!!!

«Тр-р-р» – совсем негромко прошелестели короткие автоматы черных людей.

Полковник, дернувшись в разные стороны, как тряпичная кукла в руках буйствующего ползуна, рухнул наземь.

Остро запахло жженым порохом.

– Проверь, – буркнул товарищ в берете и, развернувшись, направился к «санитарам».

Врач подошел к телу, присел, достал тонкий китайский фонарик…

«Буммм» – в голове у меня что-то некачественно загудело, как будто пьяный пономарь долбанул в треснувший поминальный колокол, мир поплыл перед глазами, и все вокруг закачалось…

Я отказывался верить своим глазам, ушам и обонянию.

Этого не может быть! Это… Это же просто бред какой-то…

Мой плавающий взгляд напоролся на взгляды «санитаров», лежавших на земле на другом краю поляны. Им бы сейчас уползти в кусты, все заняты, и фиг с ним, что в наручниках, – есть шанс удрать…

В глазах «санитаров» пульсировал первобытный ужас. Они были буквально парализованы страхом: застыв в неудобных позах и вывернув шеи, смотрели, не отрываясь, на жуткого товарища в берете, который медленно приближался к ним, снимая на ходу с плеча свой автомат.

Боже мой…

– Готов, – подтвердил врач.

– Хорошо. Упакуйте, – не оборачиваясь, бросил товарищ в беретке.

Трое в масках достали из «Тойоты» чехол – точь-в-точь как тот, что привезли с собой «санитары», – и стали укладывать в него тело.

Товарищ в берете, дойдя до «санитаров», остановился и негромко скомандовал:

– Встать.

«Санитары» команду истолковали превратно: вместо того чтобы вставать, поползли к мучителю и дружно заблажили, пытаясь облобызать его ботинки:

– Нэ убива-аай!!! Что хочиш – все сделаим…

– Встать!

– Нэ убивай! Что хочиш…

– Хочу, чтоб вы встали и заткнулись. Имею сказать нечто важное.

«Санитары» как по команде заткнулись, поднялись с земли и с горящей во взорах надеждой уставились на товарища в беретке.

Все-таки сильна в человеке надежда на спасение. Даже перед лицом явной гибели люди изо всех сил цепляются за любой намек на спасение и не хотят верить, что смерть неизбежна…

– Возвращайтесь к хозяину. Скажите, что ваш холуй казнен за предательство своего народа… – Товарищ в берете говорил негромко, но отчетливо и увесисто, выплевывая каждое слово, как тяжелую винтовочную пулю. – Скажите, что посылать сюда больше никого не надо. Потому что со всеми, кто попробует здесь проворачивать какие-то дела с дурью, поступят точно так же. Это понятно?

«Санитары» дружно кивнули.

Это понятно.

Это наглядно.

Повторять не надо.

– Ну все – свободны. – Товарищ в берете бросил наземь ключи от наручников, повесил автомат на плечо, развернулся и пошел обратно.

– И, кстати… – на полпути он вдруг остановился…

«Санитары», дрожащими руками пытавшиеся открыть наручники, замерли, как изваяния, и с ужасом уставились на страшного человека.

– Хм… Да не, все нормально – продолжайте в том же духе. Просто хотел добавить… Скажите хозяину: вот так, как здесь, скоро будет по всей Руси. Так что пусть делает выводы…

Глава 6

Управление «Л»

На следующий день, с рассветом, десять хлопцев Разуваева оседлали двухкилометровый участок питерской трассы на подступах к Черному Яру.

Ух, как по-военному доложил: «оседлали», да «на подступах»… Да просто молодость вспомнил, не обращайте внимания.

На самом деле ничего они не седлали (перевалов и ущелий тут, слава богу, сроду не было), а просто сели в лесу, у дороги, с интервалом в двести метров, вооружились биноклями и приступили к наблюдению.

В первой половине дня мое отделение в полном составе занималось «витаминными жуками». В пятницу вечером мы посетили дискотеки и без особого труда выявили, что имеет место «левая» торговля. Нашлись-таки предприимчивые ребята, сообразившие, что некоторая часть молодежи постесняется тащиться в клинику за «витаминками» и проходить медосмотр для получения справки. Кроме того, довольно приличная аудитория любителей «витаминов» состоит из лиц, не достигших 18 лет: эта публика благодаря нашим инициативам вообще оказалась изолирована от «колес» и прочей благодати, бывшей ранее в свободном доступе.

В общем, получилось так, что некие товарищи, стремительно оценив изменение ситуации на местном рынке, уже к концу пятницы начали потихоньку приторговывать «витаминками» и «марками» (соотв.: «экстази» и ЛСД).

Теперь нам следовало установить, что это за товарищи и чья вообще инициатива (читай: от кого торгуют). И, естественно, пресечь эту дурацкую инициативу самым жестким образом.

Собакин решал какие-то вопросы в клинике. Да, следует отметить: у Григория радость – возвращение блудного заведующего. Без этого блудного Собакину приходилось, помимо всего прочего, заниматься еще и клиникой. Понятно, что дела там шли из рук вон: Собакин и медицина – понятия несовместимые. Вообще-то возвращение состоялось еще в четверг, но этот заведующий более-менее пришел в себя лишь сегодня, так что окончательно забыть о клинике и сосредоточиться на своих делах Собакин сможет только завтра.

Так, полагаю, надо пару слов сказать насчет таинственного сидения в кустах разуваевских парней и кое-что пояснить по «питерскому каналу».

Неофициально вломившись к художникам, мы намеренно обострили ситуацию и безнадежно выпали из правового поля.

Зачем?

Тут все просто: нам нужно как можно быстрее закрыть вопрос по пресловутому каналу, и потому имеется острое желание в самое ближайшее время поиметь приватное рандеву с «питерскими».

Если бы мы «приняли» художников и установленным порядком оформили изъятие, обычная «пробивка» и «разруливание» ситуации со стороны «питерских» могли бы занять весьма много времени.

А мы тупо вломились, забрали и ушли. Без единой бумажки. То есть буквально ограбили дилеров, «выставив» серьезных людей на приличные деньги. И с особым цинизмом оставили паршивую визитку.

Поскольку ни у кого из нас в практике такого никогда не было, всем теперь было жутко интересно, как же поступят «питерские». Начнут в экстренном порядке подбивать к Собакину клинья через свои связи? Или, как в старые добрые 90-е, попросту «забьют» нам «стрелу» и потребуют ответить по понятиям? Хе-хе…

Да, а трассу взяли под наблюдение потому, что Собакин с местными органами почему-то не дружит. Как-то не сложилось пока. На контакты не идет, грубит да прет не пойми куда параллельным курсом. То есть посадить на посты ДПС по человечку, как принято при добрососедских отношениях, да ориентировки раздать или просто попросить «отработать» все прибывающие питерские номера – увы, это не про нас…

До обеда мы так и не доехали: буквально в сотне метров от КПП базы меня настиг звонок Собакина:

– Андрей, «близнецы» с тобой?

– Да.

– Давайте ко мне.

– А мы тут…

– Да мне поровну, что вы там делаете! Все бросайте, езжайте ко мне.

– Мы в трех минутах от обеда (для Собакина это веский довод). Заехать, помыть руки, зайти в столовую…

– Бери «близнецов», и – пулей ко мне! Если все получится складно, я вас в ресторане покормлю.

– Ловлю на слове. Ты где?

– В клинике, где же еще.

– Все, едем…

Мы заехали в «кунсткамеру» (у них там в фойе куча дебильных фоток и мониторов со всякими гадостями – нормального человека в дрожь бросает), приняли на борт Собакина и убыли к его основному рабочему месту, на котором он может не появляться сутками. То есть в отдел Госнаркоконтроля.

По дороге Собакин довел до нас обстановку:

– Короче, «питерские» уже здесь.

– Ну! Шустрые, однако. Думал, дня три пройдет.

– Да вот то-то же. Шустрые…

– Разуваевские отследили?

– Угу. На двух тачках: «Лендровер» и «Ауди». «Лендровер» свернул в лес, не доезжая двенадцатой лаборатории, а «Ауди» поехала в город. А чуть погодя звонит дежурный по отделу: ко мне приехал какой-то интеллигентный товарищ. Из Питера. Типа того, у нас аудиенция назначена.

– Клюнули! – Впечатлительный Витя Семенов возбужденно потер ладошки.

– А кто-то сомневался? – Собакин мудро прищурился. – Вы готовы?

– Всегда, – заверил я и на всякий случай уточнил: – А к чему?

– Ну, мало ли… – Собакин неопределенно пожал плечами. – Мало ли, что интеллигент… Питерские – товарищи развитые. Всего можно ожидать…

– Да ладно! С интеллигентом-то мы по-любому разберемся. Меня больше беспокоит, кто там в этом «Лендровере». Сколько их, чего умеют, что привезли…

– А вот это меня как раз совершенно не беспокоит. – Собакин небрежно плеснул ручкой. – Люди Разуваева присматривают за тачкой. Далеко не уехала, стоит на поляне, в полукилометре от трассы. Кроме того, туда сейчас подтянется сам Разуваев с резервом. Так что забудьте об этом «Лендровере». Давайте лучше сосредоточимся на интеллигенте…

Ну что сказать: приятно работать в таких условиях. Если бы я, будучи обычным опером, вот так нагло и открыто натянул местную наркомафию на полкило «снежка», остались бы от меня только рожки, да… нет, даже не ножки, а копыта. Потому что рога и копыта тупоголовых баранов в пищу не пригодны. Остальное сожрали бы в один присест. Впрочем, и Собакин – не просто опер, а целый начальник, и то – пошути он таким образом, не будучи в проекте, попал бы в такие неприятности, что хватило бы разгребаться до конца жизни. И была бы эта жизнь недолгой и печальной…

Подъехали к отделу, издалека оценили кремовую «Ауди» на стоянке и привалившегося к капоту крепыша. А что-то не похож на интеллигента…

Припарковались. Крепыш молод, с нормальной прической – мы с «близнецами», с нашими армейскими стрижками, на бандосов больше похожи, – взгляд спокойный, с аппетитом жует не первый по счету пирожок (на капоте два пакета с рисунками блинчиков, один по объему вполовину меньше другого), запивает колой. Отдел практически в центре города, тут рядом блинная, где пекут весьма сносную домашнюю сдобу. Мы частенько берем там пирожки и рыбные расстегаи.

Так… А что-то он совсем не волнуется. Странно. Я бы, например, перед такой судьбоносной встречей не стал бы жрать: кусок в горло не полез бы…

– Вы ко мне? – ласково уточнил Собакин.

– Нет.

– А что здесь делаете?

– Как видите – ем. А что, нельзя?

– Это, вообще-то, стоянка отдела.

– У нас визит. К начальнику отдела. Босс зашел, я жду.

– Босс?

– Ну – шеф, босс… Начальник, короче.

– Ясно. Ну – приятного аппетита.

– Спасибо. Пирожки у вас тут делают – язык проглотишь.

– Да, я в курсе. – Собакин вдруг схватил пакет побольше и направился к крыльцу, совершенно серьезно бросив через плечо: – Это штраф за парковку в неположенном месте.

– Не понял… – Крепыш даже слегка растерялся от такой наглости. – Ну блин!.. Ну, ладно. И вам – приятного аппетита.

– Спасибо…

А крепыш силен. При ближайшем рассмотрении видно: волнение присутствует, но вполне рабочее, все в рамках. Короче, держится неплохо, видно, что опытный. При задержании будет реагировать быстро, надо учитывать…

Дежурный по отделу доложил обстановку: за истекшие сутки происшествий не случилось, сотрудники все «на объектах», в отделе никого нет, к вам посетитель.

Посетитель терпеливо скучал в коридоре: сидел на стуле у дверей кабинета Собакина и читал «толстушку». На вид в самом деле интеллигентный молодой человек: модно стриженный худенький блондин в свободно сидящей на нем английской «скинхедовской» ветровке, отутюженных костюмных брюках и до зеркального блеска начищенных туфлях (а вроде бы всю ночь в машине трясся).

Заметный представительский штрих: дорогие очки в изящной золотой оправе.

– Вы ко мне?

– Вы начальник отдела?

– Да.

– Тогда к вам.

– А по какому вопросу?

– По личному.

– Извините, но я сейчас на работе. – Собакин невозмутимо вытащил связку ключей, отобрал нужный и отпер дверь кабинета. – По личным вопросам – после восемнадцати.

– Не хочу показаться назойливым, но этот личный вопрос как раз таки касается вашей профессиональной деятельности. – Блондин искательно улыбнулся и как-то очень по-интеллигентному сконфузился: – Эмм… Думаю, вы понимаете, что я имею в виду.

– Не понимаю. – Собакин, по обыкновению, соорудил удивительно тупую рожу. – Но, раз «профессиональной» – что ж, заходите, послушаем…

У Собакина в кабинете казенно и неуютно. Ни тебе картинки на стене, ни безделушки на столе, ни цветочка на подоконнике. Вещи прежнего хозяина и часть обстановки кабинета Собакин вернул семье Исаева, а из своего практически ничего не принес. Сейф на тумбе, на сейфе – три немытых стакана, полпачки дешевой заварки и пожелтевший маленький кипятильник. Рядом с сейфом – неподъемный металлический шкаф для бумаг, посреди кабинета – два стола буквой «Т» и семь стульев. «Хозяйский» стул за рабочим столом ничем не отличается от остальных, стоящих с обеих сторон от стола для совещаний. Мне, в числе прочего, доводилось заниматься сидячей работой, так что скажу по собственному опыту: даже самый непоседливый опер обязательно подыщет себе какой-никакой стульчишко поудобнее. А уж главный местный наркобоец, с его возможностями, мог бы одним щелчком организовать себе дорогое офисное кресло, да и вообще, комплект мебели поприличнее.

Короче, этакий обезличенный, глубоко казенный кабинет. В сейфе у Собакина лежит цифровая камера последнего поколения и ноутбук со всяческими наворотами, но если сейф не открывать, то стороннему взгляду тут просто не за что зацепиться. А посему у любого вдумчивого посетителя наверняка возникает мысль: хозяин здесь отбывает номер. Временный товарищ…

Собакин указал гостю на стулья у стола для совещаний, сам сел на свое место, а мы с «близнецами» остались стоять у двери. Получилось нехорошо: как будто конвой. Кабинет небольшой, если сядем с другой стороны стола – опять неладно будет, как на смотринах. В общем, как ни крути, получалось, что мы в этом разговоре лишние.

– Итак?

– Григорий Ефимович, надо бы тет-а-тет. – Блондин бросил извиняющийся взгляд в нашу сторону – дескать, это не я такой вредный, просто обстоятельства так сложились. – Разговор очень конфиденциальный.

Точно – шустрые. Быстренько все «пробили». На визитке была только фамилия и телефон.

– Да ничего, это свои. – Собакин покосился на нас, недовольно поджал губы и показал мне глазами – сядь. – Излагайте…

Я послушно сел за стол совещаний с противоположной от блондина стороны, а «близнецы» продолжали работать конвоем. Лучше и уютнее от такой перестановки не стало.

– Извините, Григорий Ефимович, но я вынужден настаивать… – Блондин достал платок и промокнул лоб – вспотел, бедолага, от смущения. – Понимаете… Ну очень конфиденциальный вопрос! И он касается только вас лично.

– Да ничего, валяйте! – Собакин простецки хмыкнул. – Это мои молочные братья. Мне от них скрывать нечего.

– Есть такие вещи, о которых… эмм… которыми нельзя делиться даже с самыми близкими людьми. – Блондин от неловкости пошел пятнами. – Мне неудобно вам говорить… Гхм… Повторюсь: это касается только вас. И это… гхм-кхм… это не очень благовидные вещи…

– Да ну! – Собакин изобразил нешуточное удивление. – Кто-то заснял, как я баловался рукоблудием в общественном месте?

– Григорий Ефимыч – ну что вы, право…

– А! Видимо, до общественности дошли слухи, что я отнимаю еду у тех, кто слабее меня. – Собакин живенько достал из пакета пирожок, понюхал его и с аппетитом принялся жевать. – Знаете… Ммм-ням-ням… Мне очень стыдно, но… Ммм-ням-нямррр… Да, есть такой грех! Умр-ррр… Как увижу, что кто-то жрет пирожки рядом с отделом… Мрр-ням… Обязательно отниму!

– Речь идет о двух местных художниках. – Блондин опять промокнул лоб платком и, пытаясь не смотреть на жующего Собакина, сосредоточился на подборе формулировки. – И… Эмм… Как бы это… Ммм… А! Скажем так: о некоем незаконном изъятии… Вы понимаете, что я имею в виду?

– А, вот вы о чем… – Собакин доел пирожок, и, жмурясь от удовольствия, достал следующий. – Эмрр… И что?

– Вы по-прежнему не желаете говорить со мной тет-а-тет?!

– Не желаю. – Собакин откусил разом полпирожка и заурчал. – Какой шмышл? Мрр-ням-ням-ррр… Валяйте – открытым текстом, без всяких там. Все равно мы все здесь – одна банда.

– Понятно… – Блондин выглядел растерянным. – То есть не совсем понятно… Вы хотите сказать, что вот эти все ваши сотрудники… эмм… простите… с вами в доле?!

– Точно! – Собакин дожевал пирожок и широко улыбнулся. – Я же сразу сказал, можете не стесняться! Выкладывайте, что там у вас.

– Ну, раз так… Гхм-кхм… Вообще, знаете – это несколько необычно… Вот ваш предшественник, например…

– Что?

– Ну… Он сам подобные вопросы решал… Так скажем – в единоличном порядке… Кхм…

– Да, решал. – Собакин согнал с лица улыбку. – А потом умер. В единоличном порядке.

– Мы к этому никакого отношения не имеем, – поспешил заверить блондин. – Сами подумайте – какой нам резон? Это местные заморочки, вы разберитесь как следует…

– Может, о деле поговорим?

– Да, разумеется… Давайте вернемся к этому незаконному изъятию…

– Возражаю.

– В смысле?

– Насчет формулировки «незаконное изъятие».

– Так… Ну, давайте рассмотрим… Вы ворвались в частную квартиру без постановления и каких-либо оснований для силового вторжения, как то: явные признаки, указующие на совершение особо опасных преступлений, террористическую деятельность и прочие общественно опасные деяния… Документы не предъявляли, не представлялись… Так?

– Так.

– Избили двух граждан, допросили их с применением силы, произвели обыск без понятых, изъяли полкило кокаина без оформления… Так?

– Точно. Так и было.

– И вы будете утверждать, что это законное изъятие?!

– Не буду.

– А как тогда прикажете понимать ваше возражение?

– Это было не изъятие.

– А что тогда?

– А ничего. Мы просто отняли у педерастов ваш «снежок».

– ?!

– Да, взяли – и отняли… – Собакин глумливо хмыкнул. – И предупредили: не надо больше сюда ездить. Вам передали?

– Эмм… Я по выражению вашего лица не пойму – вы так шутите, или…

– Так вам передали или нет?

– Не извольте беспокоиться, передали все дословно. Только вот…

– А зачем тогда приехали?

– Ну… Пфф… Что значит – зачем?! Вы же специально оставили визитку…

– …на которой была фамилия и телефон, – подхватил Собакин. – И сказано было так: если возникнут вопросы – звонить вот по этому телефону! А ехать сюда – не надо!

– Да, Григорий Ефимович… – Блондин скорбно поджал губы и с большим неодобрением покачал головой. – Я не понял, какую вы тут игру затеяли… Но так дела не делаются.

– А как они делаются?

– Ладно, с этим мы еще разберемся…

– Да на здоровье. Мы сегодня до сути доберемся?

– Да, конечно… В общем, если вы настаиваете, извольте – «открытым текстом». Мы предлагаем вам сотрудничество. На тех же условиях, что и с вашим предшественником. Что скажете?

– Спасибо за предложение. – Собакин попробовал изобразить признательность – получилось из рук вон (с таким личиком это ой как не просто!). – И что для вас делал мой предшественник?

– Да ну, перестаньте, Григорий Ефимович…

– Нет, на полном серьезе – понятия не имею!

– То же, что и все на его месте: обеспечивал безопасность бизнеса и получал за это деньги, – подобравшись, отчеканил блондин. – Вульгарно выражаясь – был «крышей» на данном конкретном участке.

– Ну что ж. – Собакин благосклонно передернул бровями. – Скажу сразу, без обиняков: я согласен!

Блондин сдвинул изящные очочки на нос и испытующе глянул на своего визави. Да уж, на таком непробиваемом личике трудновато прочитать какие-либо оттенки и нюансы. Пойди тут определи, шутит товарищ, или где?

– Хорошо. – Блондин вернул очки на место и, покосившись на подпиравших косяки «близнецов», понизил голос: – Обсудим условия?

– Нет, обсуждать не будем, а вы просто послушайте. – Собакин вытер жирные пальцы носовым платком и непримиримо скрестил руки на груди. – Через двое суток в нашем городе начинает работать государственная программа «Контроль». Поскольку дело это новое, расшифровываю: вся торговля наркотиками переходит в руки государства. Все наркозависимые персонажи регистрируются в государственной клинике. Любой, кто попробует на свой страх и риск торговать «слева», будет ликвидирован. Последнее расшифровываю особо: уничтожен физически, убит на месте без суда и следствия. Вам все понятно?

– Григорий Ефимович… – Блондин, потеряв терпение, забыл о пиетете и досадливо скривился. – Ну, я не знаю… Мы можем обойтись без шуток? Вопрос-то серьезный…

– Это не шутка. Вы запомнили, что я сказал?

– Григорий Ефимович, у меня прекрасная память! Однако…

– Ну вот и здорово. Поезжайте домой, передайте боссам: больше сюда посылать никого не надо.

– Ага… То есть наше сотрудничество вы представляете примерно вот в таком ключе…

– Не примерно, а точно так, как я сказал. А за этот добрый совет я с вас даже денег не возьму. Просто забудьте об этом городе, и, таким образом, вам всем будет обеспечена полная безопасность бизнеса.

– Ну – спасибо…

– Пожалуйста. Но! Безопасность бизнеса – это ненадолго. В самом ближайшем времени наша практика будет применяться повсеместно. А начнут, как обычно, с Москвы и Питера.

– Занятно… – Блондин имел такой вид, словно его наконец-то пригласили в спальню давно и горячо желанной девицы, а вместо девицы там оказался здоровенный усатый гренадер. – Григорий Ефимович…

– Да?

– Вы в самом деле такой упертый, как вас характеризуют? Или это такая своеобразная методика построения имиджа?

– Эка вы завернули! – Собакин глуповато хмыкнул. – А вы что – справки обо мне наводили?

– Безусловно. Иду общаться с человеком – правила хорошего тона предписывают как минимум поинтересоваться, что он собой представляет хотя бы в общих чертах.

– Ясненько. Ну, формулировка «упертый» мне не нравится. Но в целом вынужден признать: да, я товарищ твердый и целеустремленный… А вот вы все время спрашивали, шучу я или нет… Это почему? Я что, так легкомысленно выгляжу?

– Да нет, вид тут ни при чем… Я не знаю, откуда вы все это берете… Но при всем уважении к вам, Григорий Ефимович, выглядит это в высшей степени утопично. А если это вам спустили сверху, так сказать, в директивном порядке, тут вообще одно из двух: либо над вами зло пошутили, либо у вашего начальства самая настоящая паранойя!

– А вы не допускаете, что это может быть принципиально новая позиция государства? – Собакин остро и внимательно глянул на собеседника. – Такое глобальное новаторство с прицелом на тотальное оздоровление общества?

– Нет, не допускаю. – Блондин с сомнением покачал головой и посмотрел на Собакина, как случайный прохожий на инфекционного больного за стеклом изолятора – сторонне, но с сочувствием. – Ну что за бред, Григорий Ефимович? Этот бизнес был, есть и будет. Пока живо человечество. И даже смешно думать, что у нас в России может работать хотя бы какое-то слабое подобие нидерландских сценариев! Не было этого никогда и не будет.

– Ну что ж, спасибо за откровение. – Собакин приветливо улыбнулся и демонстративно посмотрел на часы. – Подытоживая нашу беседу, хочу заострить ваше внимание… Знаете – никаких шуток. Все очень серьезно. Если ваши боссы прислушаются к моим советам, от этого выиграют все. Мы избавим себя от лишней работы, вы сохраните людей… Думаю, вы понимаете, что я имею в виду.

– Да, разумеется. – Блондин встал, прижал левую руку к груди и, перегнувшись через стол (а получилось, как будто почтительно поклонился на китайский манер) протянул Собакину правую руку. – Спасибо, что уделили время.

Зря ты так, товарищ интеллигент! В лучшем случае проигнорирует, в норме брезгливо отстранится, как было при встрече с Яшей, а в худшем просто пошлет открытым текстом и напомнит тебе, что ты грязный ублюдок, наживающийся на больных людях.

Собакин, однако, тепло улыбнулся блондину, крепко пожал ему руку и, потряхивая ее, внушительно произнес:

– Приятно было поговорить с умным человеком. Я очень надеюсь, что вы последуете моим рекомендациям и никто не пострадает.

– Обязательно. – Блондин легонько тряхнул левой дланью, выпуская из рукава ветровки хромированное кольцо наручников, и в мгновение ока застегнул это кольцо на правом запястье Собакина.

Однако! Рисковый товарищ: у Собакина здоровенные ручищи, запястья гораздо шире обычных человечьих – мог ведь и не застегнуть. Тренировался, видимо, не один вечер.

«Близнецы» шагнули вперед, я вскочил со стула – но без особой тревоги: этот поступок настолько не вязался с интеллигентным обличьем блондина, что казался каким-то недоразумением или, скорее, просто нелепой шуткой.

– Не понял… – Собакин машинально потянул руку на себя, и всем стала видна хромированная цепь в пять звеньев и второе кольцо браслетов, пристегнутое к левому запястью блондина.

В общем, как поется в песне: «скованы одной цепью». Арестовал блондин Собакина. Хе-хе…

– Сдурел, что ли? – негромко возмутился Собакин. – Ты че сделал, рахит ты желтушный – сам-то понял, нет?

– Сейчас объясню. – Блондин снял свои изящные очки, сунул их во внутренний карман ветровки…

А когда достал руку обратно, в ней оказалась оборонительная граната «Ф-1».

Упс…

Нет, наверно, лучше так:

Епрст…

На какое-то мгновение мы все дружно впали в ступор, и блондин не замедлил этим воспользоваться: вцепился зубами в колечко предохранительной чеки, усики которой оказались предусмотрительно разогнуты почти до упора, вырвал оную чеку из запала, сплюнул на стол вместе с крошками зубной эмали и, воздев руку с гранатой вверх, свистящим фальцетом скомандовал:

– Всем стоять!

– Стоим. – Собакин укоризненно покачал головой. – Ты перегрелся, дружок?

– Если кто-то двинется – разожму пальцы. – Блондин качнул рукой с гранатой и демонстративно шевельнул пальцами.

Да, нехорошо получилось. Парень слабенький, Собакин снес бы его одним ударом. И фиг с ней, с гранатой: помню по армии – запал горит от трех до четырех секунд, спокойно успели бы в полном составе выломиться из кабинета…

Но сейчас Собакин у окна, перед ним – стол, а на левой руке грузик как минимум на семьдесят кило… На окне – решетка. Рамы двойные, форточка высоко и – небольшая такая…

Пятьдесят на пятьдесят, что с первого раза гранату не выбросить.

А второго уже не будет.

Короче, при любом раскладе – не успеваем.

– А на вид такой интеллигентный товарищ… – робко заметил я. – Житель культурной столицы…

– Всем молчать! Кх-кхм… – Блондин прочистил горло, судорожно выдохнул и, собравшись с духом, добавил уже более взвешенно: – Знаете, я никому не хотел причинять вреда. Но вы мне просто не оставили выбора!

– Спокойнее, приятель. – Собакин, как ни странно, выглядел вполне доброжелательно. – Если ты заметил, все стоят и ждут твоих команд. И никто не пытается совершать подвиги.

– Так, вот эту вашу тупую иронию – не надо! Надеюсь, вы понимаете, что мы все в любой момент можем погибнуть?! – Блондин опять качнул рукой с гранатой и опасно шевельнул пальцами.

– Понимаем. – Собакин – сама покладистость! – Какая уж тут ирония… А ты понимаешь, что только что взял в заложники четверых сотрудников Госнаркоконтроля и теперь твои действия будут квалифицироваться как терроризм?

– Да ну, прекратите, Григорий Ефимович! – Блондин, нервно усмехнувшись, медленно опустил руку с гранатой, смахнул кольцо с чекой на пол и запинал его под металлический шкаф для бумаг. – Какие сотрудники, о чем вы говорите?! Мы банда, и вы – банда. Тут все просто: сугубо бандосовские разборки, никакой политики и федерализма.

– О как! – Собакин удивленно округлил глаза. – Неожиданный подход…

– Неожиданный? А чего вы ожидали? Вы обули нас на деньги и полкило «снежка»? Обули. Ну вот – а мы с вас сейчас за это взыщем.

– И как вы собираетесь это сделать, если не секрет?

– Не секрет. Сейчас мы с вами проедем в одно замечательное местечко. И там более предметно обсудим наши проблемы. А чуть позже ваши подельники подвезут туда порошок, наши деньги и… некоторую сумму неустойки.

– Не понял… Я не ослышался? Вы собираетесь взять неустойку с ФСКН?!

– По неустойке сказать ничего не могу. Это вы уже будете решать не со мной.

– Ну, блин… Похоже, вы там, в Питере, от сырости совсем опухли…

– Короче! Ведите себя правильно, и все будет в пределах нормы.

– Ну, если для вас норма – с гранатой в Госкомдурь, я просто не знаю…

– Да ладно вам! Держались бы в рамках закона – не было бы сейчас этого разговора. Влезли в бизнес – будьте готовы жить по его понятиям.

– Ладно, давай к сути. Что делать будем?

– В общем, так, ведите себя благоразумно, и через час-другой мы сообща решим все наши проблемы и разбежимся по своим делам. А может, в процессе совместной работы вы измените свое мнение и все-таки начете с нами сотрудничать…

– Совместной работы с паяльником и утюгом?

– Ну, Григорий Ефимович! Это просто оскорбительно – у вас такие замшелые представления о «питерской команде»… Короче, нам пора ехать.

– А мы одного его никуда не отпустим, – угрюмо пробурчал от двери Виталий.

– Григорий Ефимович, научите своего бойца не встревать, когда старшие беседуют. – Наш террорист в сторону «близнецов» даже и не глянул – только недовольно поморщился. – И сделайте это как можно быстрее. Иначе будут проблемы – моментально сядут на шею. И ножки свесят.

– С удовольствием. – Собакин осторожно, двумя пальчиками, достал из кармана связку с ключами (блондин заметно напрягся) и бросил на стол. – Раскуй меня, и я прямо здесь и сейчас организую ему челобитную. Если ключи от наручников далеко – на связке есть.

– Ваши не подойдут, у меня другая модель. – Блондин глянул на связку и предупредил: – Так что, если появились какие-то замыслы – не стоит. Ключи у меня и в самом деле далеко, ваши не подходят – по-любому не успеете.

– Да ну, какие там замыслы! – успокоил Собакин нашего своенравного гостя. – Все хотят жить и надеются на лучшее.

– Ну и ладно, коли так. – Блондин кивнул на встроенный в стену одежный шкаф казенного типа. – Одежда есть?

– Зачем?

– Наручники прикрыть. – Блондин тряхнул прикованной к Собакину рукой. – Неприлично в таком виде – мимо дежурки, да по улице…

– Одежды нет. – Собакин внимательно посмотрел на гранату и вдруг хмыкнул. – И вообще, никуда я с тобой не поеду, дружок.

– Это еще почему?! – заволновался блондин.

– А ты, видимо, в армии не служил, дружок…

– Прекратите обзывать меня собачьим именем! При чем здесь армия?!

– При том. Граната у тебя – учебная. Тебе кто такую дрянь подсунул?

– Ага… Это, я так понял, пробивка на вшивость, да?! – Блондин угрожающе вздел руку с гранатой вверх и, сузив глаза, свистящим шепотом предложил: – Ну что, проверим?

– Проверяй сколько влезет, студент. – Я подпустил в тон столько сочувствия, сколько смог выжать из себя. – Граната учебная – это факт. Ты на маркировку глянь!

– А твои выходки мы терпим исключительно ради оперативной разработки. – Собакин тряхнул прикованной рукой. – Все, хорош выеживаться – рука затекла. Отмыкай, нам работать надо.

– Не может быть… – Блондин поднес гранату к лицу и близоруко прищурился. – С чего вы взяли? Она ж зеленая…

В этот момент Собакин дернул блондина на себя, накрыл руку с гранатой своей лапищей, сжал ее мертвой хваткой, и…

– Что вы себе…

– Бац!

…от души долбанул нашего гостя своей чугунной башкой в переносицу.

Нокаут! Публика сдержанно ликует.

Блондин податливо сполз по Собакину на пол и повис на наручниках, запрокинув голову назад.

Собакин, неловко извернувшись, зафиксировал гранату второй рукой и почему-то шепотом уточнил:

– Мы можем что-нибудь сделать, нет?

– Запросто! – рявкнули в одни голос Витя с Виталием и метнулись к шкафу для бумаг.

– Рука не пролазит, кольцо далеко… линейка есть?

– Нету.

– Зря, надо бы завести…

«Близнецы» рванули шкаф – а он прикручен к полу!

– Ну, е-мое… Быстрее, рука устает! – пожаловался Собакин.

– Учитесь, дети мои, пока я жив. – Я взял из органайзера скрепку, разогнул ее, чуть повозившись, вставил в запал и опять согнул, зафиксировав спусковой рычаг.

– Отпускай.

Собакин разжал ладонь. Граната, скользнувшая из безвольной руки питерского гостя, тотчас же была мною подхвачена и обезврежена: запал я выкрутил, уложил его в ящик стола, гранату же отдал Собакину.

– Сувенир на память.

– В гробу я видал такие сувениры… – Собакин от подарка отказался – кивнул на связку ключей: – В сейф поставь. А вы обыщите студента – у меня в самом деле рука уже затекла.

Я спрятал гранату в сейф, «близнецы» тем временем нашли в карманах блондина ключи от наручников и освободили Собакина.

– Ну вот, один – ноль, – буркнул Собакин. – Но вообще… Не ожидал, что все будет именно вот так. Какие-то резвые интеллигенты пошли – просто ужас…

Потом «близнецы» реанимировали нашего экстравагантного гостя, по мере возможности привели его в божеский вид посредством изъятого у дежурного полотенца и воды из графина и заковали в его же наручники в положении «руки спереди».

Собакин тем временем позвонил Разуваеву и уточнил обстановку.

Разуваев рассказал последние новости: пока мы тут развлекались с интеллигентом, к питерским ребятам на поляне подъехали двое хлопцев на белой «Ниве» и привезли стволы. «Ниву» быстренько пробили по базе – оказалось, торквеловская машинка.

Что ж – разумно. Ехать в чужой город со своим оружием небезопасно. Одну гранату спрятать – вполне посильная задача, но вооружение для целого отделения – это уже проблема. Если есть возможность, лучше одолжить у местных на время проведения мероприятия.

Только вопрос: какого мероприятия? Чего они с этим оружием будут делать?

Да, и еще штришок: получается, питерские с торквеловскими на этом этапе в одной команде. Договаривались заранее, местечко укромное показали, стволы подвезли…

А у Исаева, насколько мне известно, с тем берегом всегда была конфронтация, и питерские наверняка об этом знали.

В общем, быстро переориентировались. Нездоровая такая оперативность, надо пресекать на корню…

– Так… Че-то я не понял… – Собакина, похоже, также интересовал этот вопрос. – На фига вам стволы привезли? Типа того, если у тебя вдруг что-то не срастется – отдел штурмом брать?!

Гость к конструктивному общению не был расположен. Запрокинув голову, скованными руками прижимал мокрое полотенце к разбитому носу, немигающе глядел на казенный плафон и ритмично сосал ртом воздух – звук был такой, словно работает автоматическая помпа.

На публику не реагировал. Хамы, что с вас взять…

– Понятно… – Собакин рассеянно потащил из пакета пирожок. – У нас два варианта: общаемся или «закрываем» за гранату. С терроризмом заводиться не будем – это долго и хлопотно… Но и гранаты хватит – за глаза. Что выбираем?

– Что вы хотите от меня? – Гость с видимым одолжением оторвался от плафона и перевел взгляд в горизонтальную плоскость.

– Как звать?

– Да, самое время познакомиться… – прошамкал блондин, глядя, как из-за бруствера, поверх мокрого полотенца и изо всех сил стараясь держаться мужественно. – Эдуард.

– Очень приятно, Эдуард.

– А вас – Григорий Ефимович. Я в курсе. Не скажу, правда, что тоже приятно…

– Ну, насильно мил не будешь… А расскажи мне, Эдик, чего вы собрались делать с этими стволами? И за каким трюфелем вообще меня надо было тащить на эту поляну?

Блондин затравленно глянул на Собакина, особо грустно втянул воздух и заявил:

– Оформляйте за гранату. Общаться не будем.

– Это твое последнее слово?

– Да. Без адвоката я вам больше ничего не скажу.

– Ладно. Хозяин – барин. – Собакин дожевал пирожок, вытер пальцы платком и достал из стола стопку бумаги. – Оформляю протокол по гранате. А ты пока расскажешь ребятам, зачем вам стволы и чего от меня хотели на поляне.

– Не понял…

– Чего ты не понял?

– Вы сказали – общаемся или закрываем…

– Сказал. Я лицо процессуально обязанное, с тобой больше не общаюсь, пишу протокол. А вот ребята… Они тут вроде бы просто так, с улицы зашли. И, полагаю, они найдут способы получить от тебя нужную им информацию.

«Близнецы» переглянулись, глумливо хмыкнули:

– Не вопрос!..

И тотчас же занялись нехитрыми приготовлениями. Витя вытащил из органайзера резак, пошарив в ящиках стола, извлек широкий скотч и положил все это на стол для совещаний. Сверившись взглядом с Собакиным, заглянул в сейф, обнаружил там протирку для пистолета и присовокупил к скотчу с резаком. Виталий взял с сейфа кипятильник и красноречиво подвинул один из стульев к розетке. Сел на стул, наклонился и демонстративно произвел замер длины провода: кипятильник приставил к заднице, а вилку поднес к розетке.

– В самый раз…

Я тоже поучаствовал: приоткрыв дверь, выглянул в коридор, затем плотно прикрыл дверь, защелкнул замок и положил на стол свою чудо-зажигалку. Из-за «апгрейда» эта простая вещица выглядит довольно необычно и даже несколько устрашающе.

– Пугаете? – Во взгляде Эдика недоверие боролось со страхом.

– Нет. – Собакин смотрел на парня пристально, без улыбки.

– Да ладно вам, хорош тут имитировать… Вы же сотрудники…

– Да ну! А ты ничего не забыл? – Собакин извлек из внутреннего кармана диктофон, несколько секунд погонял запись и увеличил громкость:

«Какие сотрудники, о чем вы говорите?! Мы банда, и вы – банда. Тут все просто: сугубо бандосовские разборки, никакой политики и федерализма…»

– Это ты точно заметил. Мы – банда. И вы – банда. И мы тя щас сугубо бандосовскими методами заставим говорить. – Собакин кивнул «близнецам». – Разминаться не будем, давайте сразу – с кипятильника…

«Близнецы» подхватили парня под локотки и легко перебросили на стул у розетки. Витя взял со стола резак и решительно вцепился в брючный ремень пленника.

– Я буду! – отчаянно прогнусавил Эдик.

– Что будешь – чай, кофе? – уточнил Собакин.

– Сотрудничать…

– Да насчет этого я вообще не сомневаюсь. – Собакин скорчил страхолюдную физиономию и сладострастно цыкнул зубом. – Но ты тут нам маленько кровушки попортил. Короче, хотелось бы просто так, для души…

– Без проблем. – Витя мгновенно располовинил ремень пленника, двумя пилящими движениями разрезал пояс брюк, ухватил получившиеся фрагменты и дернул в разные стороны.

Раздался отчетливый треск разрываемой материи. Виталий поднес вилку кипятильника к розетке.

– Не надо! – отчаянно крикнул Эдик, роняя на пол окровавленное полотенце и судорожно цепляясь за гульфик. – Я прошу вас – все, что хотите!!!

– Хотим правду и только правду. – Собакин предостерегающе поднял указательный палец – «близнецы» послушно замерли на полуфазе движения.

– Я скажу! Я все скажу, спрашивайте!!!

– Ладно. – Три секунды подумав, Собакин сделал знак «близнецам» – отползай, ребята. – Мы не кровожадные. Но если мне покажется, что ты врешь…

– Да чтоб я сдох!

– Ну, не обязательно так радикально… В общем, повторяться не буду: первая же попытка соврать – кипятильник в попу. Итак…

Через пять минут мы имели полный расклад по намерениям «питерских».

И ничего там такого особенного не было.

Основной вариант: договориться с Собакиным о сотрудничестве и вернуть кокаин. Насчет денег, что художники успели выручить за проданный порошок, никто и не настаивал – пусть забирает в качестве премии за инициативу.

В процессе скоротечной «пробивки» (времени было мало, торопились) выяснили, что Собакин – товарищ до упора быковатый и ни под кого пока что лечь не пожелал. В связи с этим запланировали и резервный вариант: силовым путем вывезти в лесок, заставить подельников отдать порошок, а самого потом просто шлепнуть. И никаких реверансов. Просто чтобы преемникам неповадно было…

Эдика послали парламентарием ввиду того, что он с ног до головы потомственный интеллигент, товарищ в хорошем смысле языкастый, имеет диплом психолога и неплохо зарекомендовал себя на разных «терках» (то есть деловых встречах). Крепыш у «Ауди» на стоянке – Вова, служил в десантуре, воевал в Чечне, отменный рукопашник и хороший водитель. В общем, тоже славный парень, надо будет это учесть при задержании.

Оповещение: Эдик должен в любом случае позвонить Марату – лидеру группы (архаичное «бригадир» так и не прозвучало – вот что значит воспитание!), который сейчас ждет на лесной полянке, и доложить о результатах. Если договорились – доложить: «Мы едем». Не договорились и пришлось действовать по силовому варианту: опять же, перед выдвижением доложить.

Если до 15.00 доклада не последует, Марат будет считать, что все сорвалось и Эдика с Вовой повязали.

Для чего торквеловские хлопцы привезли им оружие, Эдик понятия не имеет. Но Марат сказал примерно следующее: «…не дрейфь, держись мужиком, если что – мы тебя вытащим…».

В принципе все это мы подразумевали и в какой-то степени были готовы к вариациям. Единственно, никто не думал, что старт будет таким неожиданным и начнется прямо в кабинете, во время аудиенции.

– Понятно… – Собакин глянул на часы – до истечения установленного Маратом лимита осталось сорок восемь минут. – Ты ничего не упустил?

– Я сказал все, что знал. – Эдик с тревогой покосился на кипятильник. – Можете у Вована спросить…

– Обязательно. – Собакин возбужденно цыкнул зубом и покрутил головой, разминая шею – как борец перед ответственным выходом на ковер. – Ну что, поехали?

– А звонить? – напомнил я.

– А смысл? – Собакин пожал плечами. – Эдик, ваш Марат, случайно, не дебил?

– Нет. Он очень толковый человек.

– А может быть такое, чтобы он сейчас был в три звезды пьян?

– Ну, скажете тоже! У нас в команде на мероприятиях – ни капли. За это можно так огрести, что мало не покажется.

– Ну вот, – с сожалением развел руками Собакин. – Марат не дебил. И не пьян. А Эдик не может дышать носом и вообще маленько не в себе. Короче, Марат по тону поймет, что у нас тут не все в порядке. А если они договорились насчет каких-то кодовых слов… Кхм…

Эдик опустил взгляд и принялся сосредоточенно рассматривать залитые кровью носки туфель.

– Ну вот – видишь…

– Думаешь, звонить нет смысла?

– Думаю – да. – Собакин достал из сейфа ноутбук с камерой, уложил их в безразмерный хозяйственный пакет и подытожил: – В таком положении без разницы, что звонить, что не звонить.

– Ну смотри, тебе решать… А чего ты там собрался снимать?

– Ну, мало ли? Может, виды будут хорошие. Поехали?

– Поехали…

Поехали – но не сразу. Сначала следовало склонить к сотрудничеству крепыша Вову, который терпеливо ожидал своего напарника на стоянке отдела.

Собакин поручил процедуру склонения мне, а сам завел Эдика в дежурку и сказал, что будет осуществлять руководство дистанционно (там пульт наблюдения с картинками от четырех камер, установленных снаружи).

Мы с «близнецами» кратко обсудили порядок действий, вышли на улицу и с озабоченным видом направились к своей машине. При этом я на ходу звонил в никуда по мобильнику (вроде как совсем занят и на Вову не обращаю внимания вообще), а «близнецы», обратив лица друг к другу, деловито мычали и резво раскидывали на пальцах.

То ли мы никудышные актеры, то ли питерские ребята и в самом деле все из себя неординарные и интуитивные… Короче, Вова выкупил нас на два счета: едва мы спустились с крылечка и сделали пару шагов по направлению к машинам, он запрыгнул в свою «Ауди» и с полпинка завел двигатель.

– Взяли! – скомандовал я, бросаясь к «Ауди» и на ходу вынимая из оперативки пистолет.

Витя коротко разбежался и, высоко подбрасывая колени, прыгнул ногами вперед прямо на вражью машину.

И при этом заорал так, что я чуть пистолет не выронил:

– Банзаааай!!!

В этот момент «Ауди», злобно рыкнув, с пробуксовкой стартовала.

Наш самодеятельный снаряд, получив дополнительное ускорение, просквозил задницей по капоту, вынес напрочь лобовое стекло подошвами кроссовок и финишировал по пояс в салоне, упираясь руками в переднюю грань крыши.

«Ауди» прокатилась по инерции несколько метров и встала.

Однако!

– Ну и как ты? – Я в общем-то не особо склонен к чрезмерному состраданию, но такой акробатический этюд для любого нормального человека непременно должен завершиться какими-нибудь травмами.

– Да вроде в порядке, – возбужденно буркнул Витя. – А этот – не знаю. Правой ногой точно в башку въехал. И неслабо въехал! Я и щас на нем стою. Не – лежу, наверно…

Виталий открыл дверь и деловито поволок наружу крепыша Вову.

Вова выглядел скверно. Координация нарушена – Виталий держит его за руки, чтобы не упал, изрезанное осколками лицо окровавлено, правая скула сизо-сине опухает буквально на глазах. Взгляд потерянный, ничего не соображающий: товарищ, похоже, так и не понял, что с ним произошло.

– Рукопашник, говоришь? – Виталий хмыкнул, усадил парня на бордюр и достал наручники. – Ну-ну… Давай посмотрим, что тут у нас…

– Ну ты экспериментатор, эть твою так! – Пока Виталий обыскивал Вову и заковывал его в наручники, я помог Вите выбраться – он таки располосовал штаны осколками стекла и схлопотал несколько порезов на интересном месте. – Скажи спасибо – дешево отделался. Тебе оружие для чего выдали?

– Это не эксперимент, – вступился за друга Виталий. – Он уже такую фигню делал, в Долгопрудном – когда Петю Полупездова «принимали».

– И как?

– А тоже было – как сейчас. Нормально, в общем. Стрелять нельзя – живым нужен. Стволами пугали – не остановился. Ну и… Единственно, в салон заехал по горло – попал ногами между спинками сидушек.

– Пришлось потом душить этого Петю, – простодушно признался Витя. – Не останавливался, сволочь – мы еще с минуту катались по кругу, все мусорные баки собрали, пока он на газ давил.

– А что – нормально! Потренировался, теперь все получилось. Только на будущее, я тебя прошу – не надо. Ладно? Ты все-таки опер, а не акробат.

– Ладно. Но сейчас-то я все правильно сделал?

– Ну… Думаю, он вряд ли сам остановился бы, даже если бы стволы наставили. Так что – молодец.

– Служу Отечеству!!!

– А без этого никак было нельзя? – начальственно поинтересовался Собакин, спускаясь с крыльца и волоча за собой понурого Эдика. – Как вы теперь поедете без лобового стекла?

– Тепло, не замерзнем, – пожал плечами Витя. – Да и обзор стал получше.

– Ну-ну…

Виталий сбегал в дежурку за веником, мы вымели осколки и обыскали машину. Ничего запретного питерцы с собой не привезли. Зато комплектация автомобиля была в полном порядке: обнаружилась аптечка, при помощи которой нам удалось на скорую руку обработать попу Вити и множественные порезы на физиономии Вовы. При этом последний стал здорово похож на больного оспой якутского оленевода из замечательного фильма «ДМБ».

– Гы-гы! – развеселился Витя. – Привет, брат по разуму…

– А гранату где прятали? – задним числом уточнил Собакин.

– Не знаю. – Эдик покосился на Вову. – Марат дал, как сюда поехали…

– Молчи, тварь… – еле слышно пробормотал медленно обретающий ясность мысли Вова. – Без адвоката – ни слова…

– Да уже и не надо, – хмыкнул Собакин. – Уже обо всем поговорили…

Потом мы разделились на экипажи: Собакин, Эдик и я сели в нашу машину, а «близнецы» с Вовой – в питерскую «Ауди» с великолепным панорамным обзором, – и наконец-то отправились в путь.

По дороге я внес рацпредложение:

– На базу заскочим?

– Зачем? – Собакин достал из своего безразмерного пакета камеру, включил запись и навел на Эдика. – А ну скажи: «Собакин едет на „стрелку“ с Маратом».

– Вы объектив пальцем перекрываете, – уныло буркнул Эдик. – А палец у вас толстый…

– А, да… Так… Давай!

– Григорий Ефимович Собакин едет на деловую встречу с Маратом, – глухо пробубнил Эдик. – Довольны?

– Да! Снято. Вот вам – воспитание. Не хухры-мухры!

– Так мы на базу заедем, нет? Через пять минут уже будет поздно.

– Зачем?

– «Броники» наденем.

– Зачем? – странно, но в преддверии такого ответственного мероприятия, возможно, даже опасного для жизни, Собакин выглядел в высшей степени легкомысленно.

– Ну… – Я покосился на сидящего сзади Эдика. – Чай без звонка едем, незваные.

Собакин перехватил мой взгляд и пренебрежительно поморщился (типа – нашел, кого стесняться!).

– И что?

– Эдик, как там у твоих приятелей с нервишками? – открытым текстом уточнил я.

– А что нам до их нервишек? – Собакин тотчас же состроил тупую рожу. – Да ты не стесняйся, Эдик – парень свой!

– Ну как что… Пойдем общаться, а они вместо «здрасте» палить начнут… Ты такой вариант не предусматриваешь?

– Расслабься. – Собакин беспечно улыбнулся и ненароком сдал себя: тоже украдкой покосился в зеркало заднего вида. – Общаться с ними я не собираюсь.

– Не понял… А на фига тогда едем?

– Эмм… Кхм… Ну, короче, приедем – сам увидишь…

Где конкретно располагается это замечательное местечко, мы не знали (живописных полян тут полно, некоторые вполне пригодны для пикников с шашлыками, некоторые перегорожены колючей проволокой с табличками «Стой! Запретная зона…», и вместо пикника можно схлопотать пулю от охраны), поэтому Собакин связался с Разуваевым, и он сориентировал нас, как добраться туда кратчайшим путем.

За двенадцатой лабораторией свернули на поросшую травой грунтовку, метров пятьсот прокатились по густому сосновому бору и выехали на довольно большую поляну, посреди которой красовалась живописная группа обветренных валунов.

Рядом с валунами гордо возвышался «Лендровер» цвета «темный металлик», в тыл которому скромненько пристроилась, как бедная родственница, потрепанная белая «Нива».

Ага… Торквеловские хлопцы любопытные – остались посмотреть представление. Ну-ну…

Перед машинами дымил переносной мангал, рядом стоял раскладной стол – чего-то там было накрыто, от нас не видно, – из «Лендровера» народный Розенбаум довольно громко, но в целом деликатно просил москвичей показать ему Москву без прикрас, а в жирном шашлычном дыму весело махали руками люди – человек семь, общались, стало быть…

Ну что, неплохо устроились! На пикник товарищи приехали. С Собакиным доболтаются – тут же и обмоют это дело. Не доболтаются – так хоть поедят как следует. Вот так, по-хорошему, видимо, и следует трактовать известный термин «накрыть поляну».

Мы остановились метрах в сорока от пикника, и Собакин дал команду спешиваться.

Вышли, выгрузили Эдика. Публика у валунов при нашем появлении утратила беспечность: как только Эдик был идентифицирован, все замерли, как вкопанные, – стояли на месте и таращились в нашу сторону.

– Не ждали! – Собакин обвел взглядом перспективу и пытливо глянул на Эдика. – Ну что, студент… Палить без предупреждения не начнут?

– Не знаю. – Эдик смятенно вздохнул. – Не позвонили ж… Теперь не знаю, чего и думать…

– Ну, ладно. – Собакин обернулся к «близнецам», застывшим сзади в боевой стойке. – Вову – на рубеж.

«Близнецы» вывели Вову перед бампером нашей машины и сняли с него наручники.

– Дернешься – огонь на поражение, – предупредил на всякий случай Витя. – Стой смирно.

Собакин достал телефон и набрал номер Разуваева.

– Ну что, вы готовы?.. Угу… Хорошо… Хорошо, я понял.

Собакин спрятал телефон и, кивнув в сторону пикника, скомандовал Вове:

– Давай, топай к Марату.

– И что сказать? – Вова еще не успел окончательно прийти в себя, стоял криво, покачиваясь, и, выворачивая шею, косил на Собакина заплывшим глазом.

– Скажи, пусть Марат сюда идет. Как только он начнет движение, я пойду навстречу. Сходимся на середине, будем говорить. Понял, нет?

– Понял.

– Один идет! И без оружия. Остальные стоят на месте.

– Да, я понял. Один и без оружия.

– Ну все – пошел…

Вова нетвердым шагом заковылял к пикнику.

Собакин зачем-то достал из салона камеру.

– Гриша…

– Ась?

– Ты зачем Разуваеву звонил при Вове?

– Так надо.

– Ну, смотри – ты большой…

– Точно. Я – большой. Следите за командами, будьте внимательны…

Достойно выполнить миссию посла Вова не сумел: где-то на середине пути нервы у него не выдержали:

– Подстава! Пацаны, ща всех повяжут, это засада!!!

И хромыми зигзагами бросился к внедорожнику.

Пикниковая публика, как по команде, дружно шарахнулась за машины. Укрылись, ощетинясь стволами в нашу сторону, только головы торчат кое-где, да из-за передка «Нивы» кто-то тактически неграмотно показывает полкорпуса…

– Ложись. – Собакин включил камеру и спокойно прилег рядом с машиной. – Мало ли – тут близко…

– Нич-че не понял! – Я огорченно вздохнул, но послушно лег рядом с Гришей – «близнецы» бесцеремонно уронили наземь Эдика и последовали нашему примеру, только во втором эшелоне. – Гриша, ничего, что мы ведем себя, как клоуны? «Питерские» – публика серьезная, сам говорил…

– Это уже без разницы. Эдик, смотри внимательно, – скомандовал Собакин. – Я все запишу, но все равно – смотри в оба…

– Чшшшш… – метрах в пятидесяти справа от нас, в кустах на опушке что-то резко зашипело – поляну перечеркнули две отчетливые линии инверсионного следа, метнувшиеся к «Лендроверу» и «Ниве»…

– Ба-бах! – уши мгновенно заложило, я рефлекторно уткнулся носом в землю и на несколько секунд замер в таком положении.

Когда я вновь поднял голову, искореженные машины уже горели, исходя густым черным чадом. От опушки к центру поляны шли люди Разуваева в черных масках, держа автоматы на изготовку для стрельбы стоя. Точнее, они не просто так гуляли, а двигались приставными шагами и, синхронно останавливаясь на одну-две секунды, короткими очередями прицельно долбили в направлении горящих машин.

Собакин, опершись на локоть, снимал все это безобразие на камеру.

Эдик, белый, как дембельский подворотничок, немигающим взором таращился на горящие машины и тихонько икал. Взгляд у него был безумный. Судя по всему, рассудок парня пока что не был готов принять то, что только что случилось с его товарищами.

Люди Разуваева дошли до горящих машин, несколько секунд потоптались там и двинулись к нам.

– Все? – уточнил Собакин.

– Да, готово, – будничным тоном ответил идущий впереди Разуваев (как обычно – в одном берете, без маски).

– Снято, – буркнул Собакин, выключая камеру и поднимаясь с земли. – Щас, минутку…

Мы встали, отряхнулись, «близнецы» стали поднимать с земли Эдика.

Эдик тотчас же ожил: подниматься не пожелал, стал цеплялся за траву, цепляться ногтями за землю и, тонко подвывая, скулить:

– Не надо… Дяденьки… Не НАДО!!!

Собакин скинул запись на ноутбук, оттуда – на флэшку. Подошел к Эдику и несколько раз крепко хлопнул его по щекам, приговаривая:

– Все, все – все уже! Тебя никто не тронет. Ну? Успокойся, сейчас домой поедешь…

Вот так с ходу все же ничего не вышло: чтобы более-менее привести парня в чувство, нам понадобилось некоторое время. Помог доктор (он, оказывается, со спецами в кустах сидел). Осмотрев трупы, он пришел к нам, дал Эдику понюхать нашатырь и чего-то вколол ему.

Констатировав, что взгляд подопытного обрел более-менее осмысленное выражение, Собакин показал ему флэшку.

– Видишь это?

– Да…

– Хорошо. – Собакин вложил во внутренний карман ветровки Эдика флэшку и застегнул «молнию». – Передашь хозяину. Это запись – береги. Ты понял меня?

– Да, понял…

– Сейчас хлопцы отвезут тебя на автосервис, – кивнул Собакин в сторону «близнецов». – Стекло вставить надо, а то далеко без стекла не уедешь, на первом же посту остановят. Потом поедешь домой. Понятно?

– Вы меня отпускаете?! – сказано это было таким тоном, словно парню предложили отправиться на Марс.

– Да. Возвращайся домой. Передай хозяину: ездить сюда не надо. Вам русским языком два раза сказали: НЕ НА-ДО! Говорю в третий раз. Не надо. Ты понял, нет?

– Да… Я…

– С любым, кто попробует здесь заниматься «бизнесом», поступят точно так, как сейчас поступили с твоими корешами. Тебе все понятно?

– Да, все понятно. Григ… Икх… Григорий Ефимович…

– Ну?

– Спасибо вам… – У Эдика вдруг задрожали губы – он упал на колени, обнял ноги Собакина и, кривя рот в плаксивой гримасе, стал всхлипывать: – У меня мать… Ыыы… мать одна – учитель… заслуженный… она бы не вынесла… Ыыыы!!!

– Про мать вспомнил… А про тех матерей, у которых дети сдохли от вашей дури, не хочешь вспомнить?! – Собакин, зло скривившись, оттолкнул Эдика и пошел к машине: – Все, я сказал! Домой. Расскажи, что видел. И передай слово в слово все, что я сказал.

– Я передам…

Глава 7

Сергей Кочергин

Вася у нас поэт. По моим наблюдениям, эта порочная страсть жила в нем не всегда – она проявилась сравнительно недавно, когда разведчик стал работать в команде.

Объективно оценить его опусы довольно сложно: с точки зрения любого вменяемого литератора они маразматичны и непредсказуемы, как резиновая бомба, – куда прыгнет следующая строфа, совершенно непонятно.

Однако в Васиных скабрезных стишатах есть некая изюминка, которая нравится суровому ратному люду. Нам то бишь. Вася это знает. Родив очередного рифмованного уродца, он никогда не упустит возможность вкусить заслуженной славы. Обычно он подкидывает тетрадку со своими виршами на видное место и терпеливо ждет, когда кто-нибудь обратит внимание и прочитает. А потом сурово и гордо выдает: «Ну, давайте, критикуйте!» (хвалите меня, хвалите – я красавец!).

В этот раз тоже все было в соответствии с устоявшимся ритуалом: утомленные ночными приключениями, мы с Валерой после завтрака прилегли отдохнуть (к приезду шефа надо быть бодрыми и свежими), а Вася засел на кровати со своей тетрадкой. А когда мы проснулись через часок, я обнаружил, что Вася как-то задумчив, а на столе лежит раскрытая тетрадка со свеженьким хокку-танко-лимериком.

Ага!

Как на Дрезденской, на мыловарне
Бился в патрубке парубок гарный,
И под рокот прощальный турбин
Ухмылялся фельдфебель-блондин.
А потом прилетела невеста
(америкозочка, на полставки в ВВС),

Разнесла[3] к епеням это место.
Чем теперь оберст Шац моет руки,
Нам с тобою, увы, неизвестно…»

– Там что – космодром? – мечтательно таращась в окно, уточнил Ростовский.

– Не понял… При чем здесь космодром?!

– Ну… Турбины рокочут… Патрубок, опять же…

– Надо же… – Вася презрительно оттопырил нижнюю губу. – Какая узость мышления!

– Ни фига себе… – изумился Ростовский, выпадая из мечтательного состояния. – Серый, это ты научил?

– Костя.

– Вы – это… Прекращайте это дело! Вы чего творите? В кого превращаете боевого офицера?!

– Да я говорил Косте: зря ты так, не стоит. Но ты попробуй переубеди эту интеллигенцию…

– Не понял… Вы че, намекаете, что я тупой?

– Что ты, Вася, как можно! Просто ты специалист экстра-класса узкого профиля.

– Узкого?! А, так это у меня узость мышления, так, что ли?!

– Да ну, перестань! Узкий профиль предполагает концентрацию на каком-то определенном направлении, дисциплине. Только так можно достигнуть выдающихся успехов. А если распыляться по мелочам, пробуя охватить все, ничего хорошего из этого не выйдет. Потому что человек – не робот, у него есть определенный запас прочности и границы потенциала.

– Ага… Ну, если так… А как стих?

– Да стих классный, что и говорить.

– Не, вы давайте – объективно. Покритикуйте, может, где там перегибы или это… эмм… а! фабула хромает – во.

– Боже мой… – Ростовский схватился за голову. – Неудивительно, что тебя после всего этого какая-то тупая бабка ловит прямо в форточке.

– Она не тупая. – Вася густо покраснел. – Она эта… фурия, короче. Оч-чень хитрая! И коварная. А потом, ну кто без разведки сразу лезет?! Я же тебя предупреждал: ни фига доброго из этого не выйдет.

– Да, Вася, извини – это я во всем виноват. С меня ящик сгуща.

– Ну, добро. Так что там насчет стишка?

– Стих классный. – Ростовский взял с Васиной тумбочки Воннегута и «Фабрики смерти Третьего рейха» и, как бы взвешивая, покачал их в руках. – «Фабрики» читал, давно, правда… А эта про что?

– Не читал, что ли? – Васины глаза стали размером с юбилейный рубль.

– Не-а…

– Ну ты даешь, Коза ностра!

– Эээ… Может – Казанова?

– Да по фиг, кто! Главное – где, кому и в какой позиции! Ты что, разве можно мимо таких книг проходить?!

– Так про что тут?

– Ну – про что… Про жизнь! Про людей. Про войну… Да, там еще америкосы неправильно Дрезден бомбили.

– А, понял – это насчет той варварской бомбардировки Дрездена. Понял… Вот собственно в Дрездене, по-моему, не варили мыло из людей… Но в принципе понятно: у тебя в голове получилась мешанина из двух книг…

– У самого у тебя «мешанина»! Ты давай объективно критикуй! Типа – рифма, размер там, то да се…

– Так… Ну, парубок – понятно, какого-то хохла ненароком замылили… Но почему «в патрубке»? Может, лучше будет «в камере»?

– Не, лучше – да. Хотел сразу «в камере». Но… Не звучит. Аллитерация не та!

– Че-го?!!!

– Да тебе не понять… Ну, короче, «патрубок» и «парубок» – это круче. Такая… плюющая аллитерация.

– Ой, бл…! Вот же довели человека…

– Да хорош прикалываться! Стих – как?

– Вася, не показывай этот стишок Глебычу.

– Почему?

– Закритикует насмерть. Вася, ты патрубок видел?

– Не понял… Намекаешь, что я в технике совсем тупой?

– Вась, человек в патрубок не влезет! Если только это не патрубок ракеты-носителя! Я потому и спросил: там что – космодром? Фашистские космонавты варят мыло из хохлов?!!

– Не, погоди… Ты че, намекаешь…

– Да не намекаю! Я тебе конкретно и прямо говорю…

– Вася, а зачем вот эти два уточнения в скобках? – Я решил вмешаться и откатить обсуждение от конфликтной точки. – Вот это: «америкозочка, на полставки в ВВС» и «разнесла – это значит произвела плановое бомбометание»? Мне кажется, это совершенно лишнее: и так ведь все понятно.

– Это тебе понятно. – Вася глянул на Ростовского исподлобья и с превеликим осуждением покачал головой. – А ведь есть такие уро…

– Вася, ты не в окопе – развивай культуру!

– А, ну да… Искьюзь ми, сэр, вашу маму так-с… Короче, такие деби…

– Ва-ся!

– Ну, короче, эти, у которых нету… А – лишенцы! Вот. Эти вот лишенцы – они же не читали Курта! Ну и не поймут ведь ни хрена, ептэть!

– Вот же не свезло так не свезло! – Ростовский приложил ладонь к сердцу и с покаянием поклонился. – Да, не читал я вашего Курта. Я лишенец! Пойти, что ли, в Волгу броситься?

– Да просто надо головой думать, а не гульфиком. – Вася неприязненно скривился. – И грамотно таскать своих баб – чтобы не подставлять боевых братьев. А то – патрубок ему не нравится…

– Ну все, он теперь меня заклюет! – Ростовский горестно всплеснул руками. – Привезут табельное оружие – застрелюсь…

Да, следует, видимо, сказать пару слов о ночном происшествии.

Дело было вот как. Вчера утром у Ростовского приключилась светлая романтика с одной местной дамой. Процесс развивался бурно, и к полудню светлая романтика переросла в нечто более осязаемое со всеми приличествующими атрибутами. Я, кстати, имел честь незримо соприсутствовать в эти минуты, разговаривая с Ростовским по телефону. Звуковое сопровождение было очень даже ничего!

К вечеру вот это «нечто более осязаемое» почему-то не сошло на нет, а, напротив, окрепло, налилось силой и потребовало определенных условий: свечей и шампанского, а также отдельного помещения с крепкой и относительно просторной кроватью.

Так… Надо уточнить для циников-прагматиков: когда я звонил, Валера с подружкой любезничали, по-моему, прямо на ее рабочем столе, в служебном помещении. Или криво на столе, а может, вообще, в каких-то иных ракурсах, не доступных приземленному пониманию прагматиков. А свечи – это не те, что вставляют куда-то для чего-то, а те, что дают небольшой огонек, который мерцает во мгле, даря людям волшебный таинственный свет.

В общем, не буду злоупотреблять вашим терпением: к полуночи Ростовский привез даму в пансионат и позвонил мне от входа, чтобы я спустился, открыл двери и отвлек Элеонору. Я спустился – Элеонора в самом деле заперла двери на щеколду в десять вечера, но отвлекающий маневр не понадобился: она была в администраторской и, по-моему, уже видела десятый сон.

Я открыл двери, впустил романтическую парочку и мимоходом оценил дамочку. Как всегда – на десять баллов по пятибалльной системе. У Ростовского талант: он даже в самой глухой пустыне обязательно отыщет не просто привлекательную дамочку, а настоящую королеву!

От всей души позавидовав коллеге и мысленно пожелав ему пожизненной импотенции, я отправился спать. Ну их всех до ветру, с их романтикой: завтра шеф приезжает, надо быть бодрым и собранным.

Скажу вам, что Ростовский с дамочкой вели себя не совсем прилично и помимо потребления шампанского развлекались еще каким-то особым образом. Короче говоря, из забронированного нами номера доносились ритмичные стуки и самозабвенные вопли, которые благополучно достигли ушей Элеоноры.

Вмешиваться в процесс заведующая не стала (житейский опыт присутствует, знает, что в таком состоянии люди могут реагировать неадекватно – вдруг еще прическу испортят!), а просто пошла в вестибюль и заперла двери на ключ.

Далее. Не знаю, какие обстоятельства заставили подружку Ростовского покинуть пансионат в столь ранний час, но в пять утра Валера разбудил Васю и сообщил, что срочно требуется помощь. Двери заперты, замки такие, что и ломом замучаешься вскрывать, окна наглухо задраены на зиму, или еще с прошлой зимы не распечатаны, а замазка там – как камень. Короче, раскупоривать – целое дело, проще забраться через форточку в администраторскую и элементарно умыкнуть у Элеоноры ключи.

Ну что, слабо развлечься тривиальным воровством?

Вася сладко зевнул, сказал, что «слабо» – это вообще не вопрос, но… неплохо было бы провести рекогносцировку. Посмотреть помещение при свете, понаблюдать за Элеонорой – куда и что кладет, и вообще, изучить ее распорядок и повадки, а уже потом можно в темное время суток лезть в форточку. А если лезть прямо сейчас – это очень даже чревато.

Ростовский не стал спорить и вдаваться в подробности, а просто сказал с тихой скорбью в голосе:

– Вот ведь как бывает… Никогда не верил, что брат бросит меня в такой момент. Мне трудно выразить словами, что я чувствую… Это одна сплошная боль! Боль смертельно раненного солдата, брошенного в выжженной степи на территории врага…

– Е…е вы все по голове! – сказал суровый воин Вася, вскакивая и принимаясь одеваться. – Как же вы задолбали со своей долбанутой любовью! Вот же долбарики… Правильно ведь говорят: «Если х… в голове – медицина бессильна!»

Короче, Ростовский с Васей ушли, я повалялся немного, понял, что заснуть уже не удастся, и решил потратить это внезапно образовавшееся время с пользой. Встал, оделся, достал из сейфа инструмент и принялся обследовать номер на предмет обнаружения «закладок».

С чего бы вдруг, да? А вот: мне не понравилась вчерашняя «Волга» на стоянке у муниципалитета. Точнее, не собственно «Волга» – нормальная, в общем-то, тачка, – а тот факт, что мы за пару часов трижды нарисовались в поле зрения ее пассажиров.

Есть старое доброе правило: если следишь за кем-то, будь готов к тому, что за тобой тоже могут следить…

Между тем внизу события развивались по следующей схеме. В холле на нашем этаже Вася вылез в форточку, прошел по карнизу до водосточной трубы, спустился во двор, оторвал где-то доску и, используя ее как лестницу (окна первого этажа расположены очень высоко от земли), полез в форточку администраторской.

В тот момент, когда Васина верхняя половина благополучно проникла в комнату, Элеонора включила свет.

– Доброе утро, – мучительно краснея, сказал Вася. – Вы не думайте, это не то…

– Грабят!!! – завопила Элеонора и, стремительно покинув помещение, рванула в вестибюль.

А в вестибюле, у входной двери – сладкая парочка. Да еще и присели за фикусом, вроде как замаскировались.

Согласитесь, не самое респектабельное положение.

Возмущенные крики я опущу: разобрались достаточно резво – Валера, чтобы урегулировать ситуацию, сразу во всем признался. Элеонора, как водится, сообщила даме, что она думает о ее поведении (а они знакомы – представляете пикантность момента?!).

Ростовский, как водится, заступился за даму и лишь самую малость перешел на личности:

– А вам самой не стыдно? Шпионите тут, пакости мелкие строите… В засаде сидите – вон, в одежде спите!

– Да, такая старуха, а ведете себя прямо как какая-то газель! – поддержал успевший прийти в себя Вася, этакой скромненькой тенью просочившийся в вестибюль из администраторской.

Надо сказать, что Элеонора и в самом деле была одета. То есть факт – шпионила! Однако настроена она была скорее скептически, чем фискально: чистосердечное покаяние, вино, коробка конфет – и вопрос был решен…

Но простодушный Вася не совсем корректно упомянул про возрастной ценз, и госпожа Дзен-Дистурбова на несколько секунд превратилась в этакую заколдованную статую, пронизывающую мелкого мерзавца испепеляющим взором.

– А вы, наверное, не в курсе! – Вася догадался, что сказал нечто лишнее (а вот что именно – не догадался), и тут же попробовал исправить ситуацию: – Ну знаете, есть козел – газел по-импортному, а есть казель – газель по-ихнему же. Короче, козлячья самка. Ну, она скачет так резво, прыгает по горам, ж… своей трясет там – ну, блин, точь-в-точь как вы – гы-гы! Короче, прикольно у вас получается…

В общем, Элеонора от Васиных реверансов мгновенно пришла в бешенство, сообщила, что идет писать заяву в наше ведомство по поводу нашего же неспортивного поведения, и напористо уточнила, кто из нас троих старший.

Ростовский, смалодушничав, назвал меня (а де-факто старший группы он сам!). Элеонора отперла входные двери и резво поднялась наверх, дабы так же напористо высказать в мой адрес конструктивную критику.

Так… Может, не будем о грустном? Хотя чего уж там – я почти все рассказал, осталась концовка.

К тому моменту, когда Элеонора вломилась в номер, я успел снять все плафоны и отвинтил предохранительную панель у телевизора. Не баловства ради, прошу заметить, а исключительно на предмет проверки отсутствия «закладок»…

Короче, ей-богу, мне до сих пор стыдно! Если помните, при вселении госпожа Дзен-Дистурбова порекомендовала нам кое-что не делать – каждому индивидуально…

Наверное, вы уже догадались, что разговор получился не совсем теплый и дружественный. Я тоже смалодушничал (да просто неожиданно ворвалась – растерялся!), отказался от щедро делегированной мне привилегии старшего и поспешил заверить, что настоящий старший – цельный полковник на генеральской должности – будет сегодня не далее как в десять утра.

– Очень хорошо! – желчно обрадовалась Элеонора. – Я представлю ему подробный отчет о том, чем вы здесь занимались. Готовьтесь, молодые люди, у вас будет непростой день…

* * *

Без десяти десять к наши двум «девяткам» на стоянке под окнами пансионата присоединилась служебная «Волга» полковника Иванова. Без пяти я торжественно вручил коллегам ключ от сейфа в резервном номере, куда они сложили привезенную экипировку. А ровно в десять полковник и прибывшие с ним Женя Петрушин и Костя Воронцов сидели у нас в апартаментах, пили кофе и слушали незатейливое повествование о местечковых достопримечательностях и развлечениях.

Первой выступала Элеонора. Мы же рыцари, как не пропустить даму, особенно если она так настойчиво рвется пообщаться с начальством?

Полковник выслушал ее доклад с глубоким вниманием, сердечно поблагодарил докладчицу за бдительность и активную жизненную позицию и, вручив Элеоноре фирменный бланк Бюро, попросил написать подробную объяснительную по обстоятельствам происшествия. А когда госпожа Дзен-Дистурбова уже собиралась покинуть номер и с чувством исполненного долга шагнула в коридор, полковник доброжелательно уточнил, что отдельно следует упомянуть, по чьей вине оказалась заперта входная дверь круглосуточно работающего заведения, в котором предусмотрен постоянный двусменный пост на обслуге (как у нас любят сейчас говорить – на ресепшен).

Элеонора застыла на месте и озадаченно нахмурилась.

– Нам рекомендовали этот пансионат как весьма респектабельное заведение, – пояснил Иванов. – Абы как и куда попало мы не ездим. Перед тем как заказать здесь номера, я тщательно изучил организацию сервиса в вашем заведении. И я никогда не поверю, что в таком замечательном пансионате один человек совмещает сразу три должности. Вы понимаете, о чем я?

Элеонора дважды отчетливо моргнула и открыла рот.

– А у них и продавщицы нету, – тихо «настучал» Вася, на всякий случай прячась за могучую спину Ростовского. – Она сама торгует!

– Ага! – Иванов скептически хмыкнул. – Надо же, с каждой минутой все интереснее…

– Я эти грязные намеки даже слушать не желаю! – Элеонора нервно дернула плечиком и окатила полковника ледяной волной неприязни. – Лучше сразу прямо говорите, что вы от меня хотите!

– Да господь с вами, голубушка, ничего я не хочу! – Иванов свойски подмигнул Элеоноре. – Просто будьте чуть-чуть более снисходительны к людским слабостям. И вот увидите: за доброту вашу воздастся вам сторицей!

– Аминь, – тихонько прошептал Вася из-за спины Ростовского.

– Хватит паясничать, – буркнул полковник, мгновенно утрачивая любезность. – Все, сударыня, я вас более не задерживаю. У вас и так дел невпроворот – за троих-то вкалывать!

Элеонора, слова лишнего не говоря, вышла и тихонько прикрыла за собой дверь.

– Здорово! – Вася одарил полковника восхищенным взглядом. – У меня, наверное, никогда вот так не получится. Даже когда буду такой же старый, как вы сейчас.

– Ничего здорового. Ты поменьше в форточки лазай, побольше головой думай – глядишь, и получится.

Вася закономерно покраснел, а мы с Ростовским дружно потупили взор. Ситуация, сами понимаете, вышла самая что ни на есть идиотская. Вроде бы люди взрослые, при деле… И, кажется, ничего такого не сотворили, а в итоге выходит, что нашкодили, как тот прыщавый гитлерюгенд. Ну очень несолидно получилось!

– Да вы не подумайте – это совершенно случайно вышло!

– Кто бы сомневался. – Иванов отхлебнул остывший кофе и недовольно поморщился. – Вопрос. Вы тут, помимо амуров и прочих сопутствующих экзерциций, еще что-нибудь делали? Если да, то самое время рассказать об этом. А то я уже начинаю потихоньку наливаться нехорошими чувствами.

Я доложил о результатах работы с «большим лицом». Вася вставил пару неуклюжих, но вполне уместных комментариев по загадочному объекту возле карьера. Затем я представил картинки и дал послушать все аудио, что удалось наскрести за сутки: в том числе и результаты голосовой идентификации.

Пока Иванов работал с материалами, я перемигнулся с Костей, на языке жестов поделился с Петрушиным впечатлениями о незаурядных кавалерских достоинствах Ростовского, и, обратив внимание на отсутствующий взгляд последнего, спохватился.

А что-то мы маленько промахнулись насчет формы подачи информации. Не подумали, не обсудили – в общем, упустили этот момент.

Иванов у нас, конечно, умница, блестящий стратег и мастер логического мышления. Ему не надо объяснять, почему получилась вот эта тупая несуразица, из-за которой троим взрослым мужикам приходится краснеть, как юным шалопаям. Он сам в мгновение ока просчитает ситуацию и все скрупулезно разложит по полочкам. Но! Как ни крути, вся эта глупая история приключилась из-за того, что Ростовский привел в гости даму. При любом раскладе он – главный виновник.

То есть докладывать следовало Ростовскому. Не акцентируя внимания на индивидуальных достижениях членов команды, ставя во главу угла коллективный результат. Ну, знаете, как это делается: «Мы нашли… мы выяснили… мы добыли». Группа добыла результат, Валера старший группы, на выходе имеем тривиальный силлогизм: Валера – молодец.

А теперь получается, что этот старший группы не пойми чем занимался, в то время как результат добыли вроде бы даже совсем без его участия!

Согласитесь – нехорошо…

Иванов закончил ознакомление с материалом и с чувством глубокого удовлетворения отметил:

– Ну что, неплохо поработали. Можете еще разок залезть в форточку и снять плафоны, если есть такое желание.

Затем внимательно посмотрел на Ростовского и уточнил:

– Есть что добавить?

– Да, есть. – Ростовский невозмутимым тоном доложил: – В рамках оперативной разработки произведена вербовка потенциально ценного информатора в интересующей нас среде.

– Так… – Иванов заинтригованно поднял бровь. – И что это за ценный информатор?

– Да вот эта самая дама, которая навещала меня с дружеским визитом…

– Валера, прекрати! – Полковник болезненно скривился. – Команды «тупо шутить» не было, я тебя по делу спрашиваю.

– А это как раз по делу, Сергей Петрович. – Валера, преданно глядя в глаза шефа, достал из кармана блокнот и раскрыл его. – Если позволите, я быстренько поясню…

– Давай, Валера. Только в самом деле – быстренько! Времени у нас не так уж и много, нам работать надо…

– Минутку…

Ростовский несколько секунд шевелил губами и морщил лоб, бегая карандашом по своим записям в блокноте. Затем сосредоточился и быстро, но подробно доложил о порядке вербовки.

Не раз уже замечал: внешность здорово влияет на стереотипы. При прочих равных условиях люди одного профиля, но с разной внешностью будут вести себя по-разному. Проще говоря, урод пойдет копать канаву, а красавец сладко улыбнется жене бульдозериста.

Вот мы, например, с Васей уродами себя не считаем, но… как мы понимаем оперативную работу в сложившихся условиях? Да очень просто: садимся в машину и едем утюжить выделенный нам сектор приложения усилий. То есть копаем помаленьку.

А как понимает оперативную работу Ростовский? А вот так: клал он вприсядку на все подряд сектора! Он тоже садится на машину, но ничего не утюжит, а сразу едет искать женщину.

Размышлял Валера примерно так: город небольшой, объект наверняка найдем быстро и без особых усилий. И что дальше? Если объект окажется перспективным, понадобятся новые источники информации. То есть трудиться в этом направлении придется в любом случае.

Для такой категории мужчин, как Ростовский, самый простой в плане доступа источник информации – супруга либо подруга какого-нибудь высокопоставленного лица.

Где можно без особых проблем познакомиться с любушкой высокопоставленного лица? В одном из местных заведений для «элиты».

Ростовский быстро разузнал, что тут имеется в наличии из этой сферы. В категории «общедоступные заведения» (в яхт-клуб, например, человеку со стороны просто так не пробраться) были представлены две номинации: фитнес-клуб «Ла Пута» и косметологический центр «Лямблия».

Как и подобает любому приличному спортсмену, Валера косметологический центр сразу задвинул на задний план и сосредоточился на фитнес-клубе.

Подъехал, зашел, улыбнулся. Есть желание взять абонемент. Нельзя ли ознакомиться?

Да запросто: есть такая услуга для потенциального клиента – экскурсия.

К сожалению, в залах было пусто (видимо, все праздные дамочки в эту раннюю пору еще нежатся в своих постельках и мечтают о мускулистом товарище с незаурядными мужскими достоинствами). Зато на месте оказалась владелица клуба – она же генеральный директор, тридцатипятилетняя красавица Елена Ивановна Бубизюк.

Директриса с ходу заинтересовалась симпатичным посетителем, отправила инструкторшу заниматься делами, а экскурсию с Валерой провела сама – в полном объеме.

Недолго поразмышляв, Валера пригласил Елену позавтракать. Приглашение было принято: парочка прокатилась в расположенный неподалеку отель и скушала по десерту на открытой террасе с потрясающим видом на Волгу. После завтрака они вернулись в клуб и, как водится, занялись просмотром спортивной литературы, в результате чего очень быстро и плотно подружились прямо на столе.

После этого им захотелось дружить в отдельном номере с крепкой кроватью.

Наверное, коллизии опустим – вы уже отчасти в курсе кое-чего, так что сразу будем рассматривать результаты.

Следует обратить внимание на статус подруги Ростовского в местном сообществе и особенности некоторых ее знакомств. Супруг – заместитель мэра, пожилой умный дядечка, ведает всем местным строительством, имеет двоих детей, старший сын моложе Елены на целый год. Третий брак, любит без памяти, лелеет, носит на руках, пылинки сдувает. Елена занимает почетную должность советника мэра по культуре и спорту (это так, для развлечения), считает себя натурой тонкой и возвышенной, но… при всем при том жутко порочной и испорченной, о чем сразу после первой дружбы и предупредила Ростовского. Так и сказала:

– Я жутко порочная и развратная, так что, если у тебя есть какие-то серьезные планы, лучше сразу от них отказаться…

В чем порочность? А вот: у Елены уже целый месяц есть тайный любовник. Это московский генерал, который выполняет здесь важное и совершенно секретное задание. Познакомилась с ним на барбекю у мэра, где генерал присутствовал в качестве друга директора исследовательского центра.

Над порочностью (а скорее, над «серьезными планами») Валера хрипло посмеялся, а насчет совершенно секретного генерала намотал на ус и в процессе ночных поэтических дебатов кое-что этак ненавязчиво выяснил. Ненавязчиво – это так: Ростовский акцентированно имитировал ревность и допытывался, чем они там с генералом вообще занимаются. Такой подход изрядно польстил самолюбию порочной Елены (наш парень знает, на каких струнках женской души следует играть, чтобы войти с ней в резонанс), и она, маленько потерзав свою новую игрушку, кое-чем поделилась.

Генерал – пожилой, но очень подтянутый, спортивный и вообще весьма интересный мужчина. Дружат они уже месяц, и он в ней души не чает. Пару раз высказывал мысль: отбить у заммэра и жениться.

А теперь – внимание… Генерал, развлекая Елену, возил ее на пару секретных объектов.

Первый объект – тот самый, за карьером, куда наведывалось наше «большое лицо». Там у них есть полигон, на котором генерал давал Елене пострелять из разных видов оружия. Ей жутко понравилось, правда, маленько оглохла на оба уха.

Второй объект располагается на одном из островов местного искусственного водохранилища. Там они катались на катере с воздушной подушкой, ели шашлык и на панели с мониторами смотрели через компьютер, вроде бы связанный со спутником, что происходит в разных уголках страны. Судя по описанию, похоже на систему спутниковой навигации NASA. Раньше на этом острове располагался совершенно секретный филиал «Коралла», который делает торпеды с каверной, но пару лет назад этот филиал прикрыли, а опытную площадку зарезервировали. А месяца три назад там опять что-то развернули, понаставили кучу антенн, забор подняли в два уровня, натянули проволоку и выставили охрану…

Валера уточнил: объект режимный, вас там, наверное, обыскивали? На что Елена с королевской беспечностью заявила: генерал там главный, никто их не обыскивал – так запустили, да еще честь отдавали и в струнку тянулись…

Вот такая история. А фамилия генерала – Азаров.

– Надо же! – удивился Иванов. – Если это Иван Алексеевич Азаров – я его знаю.

– Я тоже Азарова знаю, – поддержал Ростовский. – Лично не знаком, но на совещаниях видел. Только вот – чего он тут делает?

– Да, вопрос… Может, какой-то другой Азаров? Ума не приложу, что может эмвэдэшный генерал делать на местных режимных объектах…

– А что там делает «большое лицо»? – вставил Вася. – Госкомдурь – а туда же.

– Да, с этим еще надо будет разбираться… Но вообще не факт, что они как-то связаны с Азаровым. Не факт, что генерал ездил на тот же объект, что и наше «большое лицо». У них тут, я знаю, бывает за одним здоровенным забором куча объектов на отдельных выгороженных площадках, со своими КПП и охраной…

– Получается, зря старался? – Ростовский с выверенной дозировкой подпустил в голос грустинки и виновато опустил голову.

– Да нет, не зря. – Иванов лукаво ухмыльнулся. – Если она все это не выдумала для красочности и подчеркивания своей «порочности», действительно, информация ценная и дамочка очень даже перспективная. Можешь стараться дальше. Только не проси нас ночью впятером спать в одном номере – как-нибудь сам выкручивайся.

– Да это понятно. – Ростовский молодецки расправил плечи и глянул орлом. – С этим я как-нибудь разберусь…

Разобравшись в обстановке, Иванов, к вящему неудовольствию Петрушина, заявил, что завтрак они проморгали, до обеда еще далеко, и посему мы все прямо сейчас отправляемся работать. После чего мы были разбиты по экипажам и в самом деле – отправились. Сразу видно: шеф приехал! Шалости кончились, начались суровые будни…

* * *

В пять минут двенадцатого мы уже торчали неподалеку от дома дилера. Вчера мы таки дождались возвращения «большого лица» с объекта за карьером и от нечего делать пасли его до самых сумерек. Удивительно, но факт: ночевать он приехал к дилеру. То есть за сутки выяснить место его проживания не получилось, но удалось установить, что в дилерском дворе он ведет себя как хозяин. Вот такой наглый тип.

«Ауди» «большого лица» стояла на том же самом месте. Вообще не ожидали: думали, он давно умотал куда-нибудь – один экипаж оставим у дилера, а парой прокатимся по установленным пунктам пребывания, поищем.

– Что-то долго спит ваше «большое лицо», – заметил Костя. – Или там уже все трупы?

Да, разбивка по экипажам была произведена в следующем порядке: Иванов – Вася, Ростовский – Петрушин, ваш покорный слуга – Костя Воронцов. То есть, как обычно, по функциям: оперативник – специалист.

Когда мы работаем в режиме «война» и нет необходимости делиться по функциям, Вася всегда просится в пару с Костей. Он от его интеллекта, простите за вульгаризм, буквально «прется», как сумасшедший фанатик от озаренного божественным светом гуру. Костя проводит «внутри Васи» просветительскую работу и заодно оттачивает на нем свои психологические опыты, так что ему тоже с ним нравится. А все остальные, если есть свобода выбора, предпочитают дежурить с Васей. Он дремучий, и с ним нескучно. А еще он разведчик от бога и всегда видит то, на что другие порой просто не обращают внимания. Может, видит как раз именно потому, что его голова не забита всяким ненужным хламом и дикие чувства открыты для обостренного восприятия. Как бы там ни было, но когда несешь службу с Васей, всегда есть дополнительный шанс показать хороший результат и весьма увесистая гарантия от внезапного нападения.

Короче говоря, наш Вася – этакий переходящий талисман.

Теперь этот талисман на правах главаря забрал себе полковник. Ну и ладно: удачной охоты. Мы и сами ребята не промах, как-нибудь справимся…

В 11.15 «большое лицо» с дилером вышли из подъезда и сели в «Ауди». «Большое лицо» лучилось оптимизмом, а дилер выглядел так, словно его только что выпустили из реанимации. Чего они с ним делают, непонятно, но факт: в жизни парня в самом деле сейчас сплошная черная полоса. Жирная такая, с кляксами.

Наши фигуранты куда-то поехали, мы отпустили их подальше и пристроились следом. Наш экипаж «вел», остальные чинно катились сзади. Приятно работать с «маяком»: никаких тебе неожиданных рывков и лихорадочной подмены машин после каждого случайного сокращения дистанции.

«Большое лицо», в очередной раз выказав небрежение служебными обязанностями, прямиком направился в клинику «Последняя надежда».

– А он, вообще, в отделе бывает? – поинтересовался Костя.

– Бывает, но редко и недолго. И там в основном трещит по телефону. Когда успевает делами занимается – непонятно.

– Наверное, гений. Или мы чего-то не знаем…

Близко подъезжать мы не стали, остановились на расстоянии прямой видимости и стали наблюдать через бинокль.

«Большое лицо» с дилером зашли в клинику. При этом совершенно рутинном эпизоде отчетливо обозначилась характерная деталь: навстречу вышел поджарый парнишка в форме секьюрити, что-то сказал «большому лицу» (а со стороны выглядело так, будто доложил – даже обозначил некое подобие строевой стойки!), а когда наши фигуранты скрылись за дверью, не поленился подойти к воротам и внимательно осмотрел улицу.

Хорошо, что мы догадались остановиться подальше!

Бдительный секьюрити вернулся в клинику. Через минуту вышел высокий худощавый парниша в сером костюме и прямиком направился к «Ауди» «большого лица». При себе у парниши был «дипломат», который он положил на капот, раскрыл, достал какой-то прибор и быстро, но вполне мастеровито просканировал машину.

– А у нас там «маяк»? – озаботился Костя.

– Да, но сейчас локатор выключен…

Я, впрочем, тоже слегка напрягся: понятно, что «маяк» пассивный, но мало ли…

Парниша в сером костюме уложил прибор в «дипломат», достал зеркало на раскладной рукоятке и осмотрел днище машины. Затем открыл бензобак и, действуя рукоятью зеркала как щупом, произвел какие-то замеры.

– Это что за клиника такая? – выразил недоумение Костя. – Это что за начальник отдела такой загадочный?!

– Да, брат, вот такая занимательная клиника…

Судя по всему, результат осмотра товарища в сером удовлетворил: он закрыл «дипломат», похлопал ладонью по капоту и вернулся в здание.

Я позвонил Иванову, доложил о том, что увидел. В принципе у нас есть при себе радиостанции с «кодированным» каналом, но пользоваться ими предписано только в случае крайней необходимости. Допустим, когда кого-то из нас будут убивать или нужно экстренно связаться для передачи информации критической важности. Типа: «Вася – найден грузовик сгуща! Бегом ко мне!!!»

Хе-хе… Шутка (а для Васи – не шутка…).

Просто в наше время на большинстве охраняемых объектов любой уважающий себя техник норовит воткнуть радиочастотный сканер. То есть велика вероятность прослушивания всего рабочего диапазона радиостанций, имеющихся на вооружении у оперативных служб. «Кодированный канал» – это, попросту, марсианский язык или санскрит, выбирайте, что больше нравится: в эфире ничего не разберешь, но можно записать и расшифровать на соответствующей аппаратуре. А для любого спеца такая абракадабра, отловленная сканером, – верный признак того, что рядом работают враги.

Так что лучше и надежнее по телефону. Родина платит, хоть часами болтай или эсэмэсками перекидывайся. При таком способе связи тоже никаких гарантий нет: в наше время можно за деньги или по службе получить распечатку любого разговора. Однако для сиюминутной оперативной работы это не критично. Кроме того, мы давно трудимся вместе и привыкли безо всяких шифровальных таблиц маскировать информацию в обиходных выражениях и намеках. То есть, если даже при самом неблагоприятном раскладе спустя пару недель ребята из СБ вот этой клиники получат мой доклад Иванову, там будет примерно следующее: «Наши хлопчики зашли здоровье поправить, машинку сдали на ТО. Обзор от них просто великолепный, так что близко подъезжать нет смысла – и так все видно…»

Иванов оценил доклад: сказал, чтоб мы не скучали, не забывали о нем, и тут же отключился. Мы на правах «ведущего» остались на месте, остальные разъехались по схематичному плану: Иванов с Васей – справа от клиники, через сквер с фонтанчиком, Ростовский с Петрушиным – слева, рядышком с оживленным перекрестком. В общем, куда бы ни поехала машина от клиники, она в любом случае проследует мимо одного из наших экипажей.

Прошла минута, другая… десять… Как это часто бывает на мероприятиях такого рода, возникла неизбежная оперативная пауза. А пока у нас тут пауза, думаю, есть смысл пояснить тем, кто не в курсе, с какой целью мы сюда прибыли и чем вообще в настоящее время занимаемся.

Институт, в структуру которого входит наше Бюро, как явствует из названия, исследует стратегические проблемы развития стран СНГ. А собственно Бюро занимается изучением стратегических проблем развития России как одного из субъектов СНГ. На данном этапе основную задачу, которая стоит перед Бюро, можно сформулировать прямо и конкретно: нам нужно ни много ни мало… дать ответ на вопрос, почему у нас в стране неэффективна борьба с наркомафией.

Хе-хе…

Знаете, чем больше мы занимаемся этой проблемой, тем больше убеждаюсь: вопрос очень простой, и для ответа на него не нужно никаких институтов и бюро…

Впрочем, нашему патрону, по инициативе которого было создано Бюро, безусловно, виднее – он большой и умный. Так что продолжаем спокойно работать и не спешим без надобности давать идиотские ответы на аналогичные вопросы. Кто его знает: может, еще какой-то толк из всего этого выйдет…

Недавно произошел случай, который всех нас здорово озадачил. Если вкратце, без всех деталей, получилось вот что: сотрудник антинаркотического ведомства пригласил на встречу столичного наркобарона, где его (наркобарона) элементарно шлепнули. Если кто не понял, не по попе шлепнули, резвясь и играя, а просто убили – без каких-либо «предъяв» и «разборок».

Теперь нам нужно выяснить, что это: случайное явление или закономерность.

С большой вероятностью можно предположить, что это просто тупые забавы местечкового наркоборца, малость двинувшегося на почве пьянства и хронического безделья. Если так, то это – не наше. Пусть этим районный психиатр дядя Федя занимается.

Однако есть еще пара версий – пусть дрябленьких таких, сморщенных, маловероятных, но пренебрегать ими тоже не стоит.

Версия первая: это не отдельное явление, а тенденция, способная радикально повлиять на традиционно сложившийся в стране институт наркомафии. Если так, это уже совсем другое дело. Это уже как минимум интересно.

Версия вторая: вирус вседозволенности и тотального беспредела мутировал в некую особую форму, и мы присутствуем при рождении этакого повального поветрия. То есть теперь провинциальные опера в массовом порядке начнут наведываться в столицу и колбасить всех центровых мафиози, что подвернутся под руку.

Гы-гы… Версия, конечно, непроходимо тупая и с точки зрения здравого смысла абсолютно немотивированная… Но такая приятная для слуха!

Ну, собственно, и все, вот этим и занимаемся сейчас…

Минут через двадцать позвонил Иванов, сказал, чтобы я оставил Костю любоваться видами и шел гулять в сквер.

Я прогулялся, куда было предписано, минутой позже к нам присоединился вызванный полковником Ростовский, и мы выслушали последние новости.

Оказывается, шеф времени даром не терял и по телефону «пробил» через свои «источники» все, что удалось достать про «большое лицо» и вот эту клинику. Фамилия товарища – Собакин, довольно долго служил в МВД, когда упразднили ОБНОНы, перевелся в ФСКН, откуда был уволен из-за фатальных трений с начальством. Совсем недавно опять восстановлен в ФСКН, назначен на должность начальника местного отдела. Талантливый опер, умница, трудоголик, в качестве специфической характеризующей детали отмечена жесткость на грани жестокости и несгибаемая воля к победе.

Ну вот, уже хорошо: теперь по фамилии можно, а то «большое лицо» – как-то не очень. А фамилия, я вам скажу… Хе-хе… Ну прямо как характеристика.

По клинике все было в полном порядке, по крайней мере внешне. Владелец установлен, по линии Минздрава вроде бы все в полном ажуре, специализация: лечение наркозависимости. То есть информация общего доступа – больше ничего узнать не удалось.

Обсудили ситуацию. Тот факт, что главный местный дуребор начинает рабочий день с визита в клинику, ни у кого нареканий не вызвал. У каждого своя методика построения оперативной работы. Не совсем понятно было по системе охраны: это вообще-то лечебное учреждение, а не режимный объект.

Немного подебатировали на тему «стоит ли слушать и смотреть клинику». Решили, что если в ближайшее время ничего нового не выяснится, то определенно стоит. Затем немного поэкстраполировали, как будем слушать и смотреть. Уравнение, в общем-то, тривиальное, но одним из его условий является наличие хорошо организованной службы безопасности, и с этим нужно считаться.

Не успели как следует поспорить, позвонил Костя и доложил, что во двор клиники заехал черный «Мерседес», из него вышел высокий мужчина в возрасте, и теперь они с Собакиным общаются на крылечке.

– Высокий? – Иванов на миг призадумался. – Пойти, что ли, глянуть? Нет, не стоит: знакомы шапочно, но все равно – может узнать…

– Вы насчет Азарова? – уточнил Ростовский.

– А, да – ты же его знаешь. – Иванов оживленно потер ладони. – Давайте по местам, хлопцы. Валера, пусть Петрушин сядет за руль, прокатитесь тихонько мимо клиники, глянь в бинокль – он, нет?

– Сделаем…

Добравшись до своей машины, я первым делом забрал у Кости бинокль и посмотрел: точно, Собакин на крыльце клиники беседует с высоким мужчиной в возрасте. Рядышком с крыльцом – черный «Мерседес».

Как-то мы не продумали этот вопрос. Если этот Азаров такая известная личность, можно было бы разжиться его картинками, а то получается, что его знают только Иванов да Ростовский.

Через пару минут машина экипажа Ростовский – Петрушин медленно проехала по прилегающей к клинике улице. А еще примерно через пару минут высокий товарищ закончил беседовать с Собакиным, пожал ему руку и сел в машину.

«Мерседес» покинул двор клиники и поехал в сторону оживленного перекрестка, откуда только что убыли Петрушин с Ростовским.

Так, ну и чего делать? Команды никакой не было…

Спустя несколько секунд «Волга» Иванова вырулила из-за сквера и двинулась вслед за «Мерседесом».

– Ага! – Костя саркастически хмыкнул. – Есть мнение, что мы умные – сами догадаемся, что делать?

– А мы не такие?

– Мы такие, но лучше уточнить.

– Ладно. – Я набрал Ростовского. – Ну что, как там твой приятель?

– Ха! Приятель… Был бы это мой приятель, я бы тут с вами не парился.

– Так это он?

– Он.

– А пожелания какие-нибудь были?

– Мы отдыхаем по плану. Развлекаемся с нашим «большим лицом». А с приятелем папа сам займется.

– Понял, спасибо…

* * *

В девять вечера мы закончили планово развлекаться с Собакиным, прибыли в пансионат и присели у полковника в номере на десять минут для подведения итогов. Вася отсутствовал.

Сначала отчитались мы. Увы, порадовать было нечем. Собакин чем-либо интересным развлечь нас не пожелал, занимался рутиной: ездил встречаться с кем-то в торквеловский театр «Данко». Перед встречей, правда, выписывал какие-то непонятные круги – кучковался с себе подобными в сторонке от трассы, чего-то выжидал, но в итоге ничего занимательного не случилось. Потом объект за карьером, отдел, клиника, опять объект за карьером. В общем, по нулям.

Иванов сказал, что у них тоже ничего особенного не происходило, и дал мне фотоаппарат – перегнать снимки на ноутбук. Пока я возился, полковник коротко сообщил, что им удалось узнать.

Главное: Азаров был на некоем охраняемом объекте. Тот ли это объект, про который говорила подружка Ростовского, не совсем ясно, но система охраны там вполне приличная, и располагается он на одном из островов водохранилища. Генерал добрался туда на катере, который ожидал его у охраняемого же причала.

– Значит, не зря старался, – скромно заметил Ростовский и демонстративно посмотрел на часы.

– Да молодец, что там говорить! – Иванов ухмыльнулся. – Что, старатель, есть какие-то планы на вечер?

– Есть, – подтвердил Ростовский. – На ночь тоже. Если Родине надо…

– Надо, надо. Смотри, не подведи там – держись мужиком. И, кстати, попробуй очень аккуратно провентилировать вопрос: нельзя ли в следующий раз, когда поедут кататься на катере, пронести на объект одну вещицу…

– Да думал уже! – Ростовский озадаченно почесал затылок. – Формулировочку бы поэлегантнее… Как подать?

– Насчет «поэлегантнее» – это к доктору, – кивнул Иванов в сторону Кости. – Извольте поработать, коллега.

– Так… – Костя встрепенулся и аппетитно зевнул. – Ну, это несложно… Утрешнее приключение не отбило охоту встречаться?

– Не отбило, – подтвердил Ростовский. – Сегодня опять хочет. У них на даче.

– Ага… В первый же день знакомства согласилась прогуляться с мужчинкой к черту на рога. – Костя критически осмотрел Ростовского. – Мужчинка, следует заметить, стоит того – это факт… Но тем не менее… Гхм… Скандал ее не остановил, невзирая на последствия, готова опять куролесить… Да, однозначно: рисковая дамочка, можно поиграть с ней в шпионов… Так… Нам туда что-то воткнуть надо?

– Да ты на детали не отвлекайся, – поправил Иванов. – Что нам надо – это не твоя забота.

– Да понятно – просто пытаюсь спрофилировать, как это выглядит и что ей потребуется делать.

– Короче, нам нужен вид изнутри. – Иванов кивнул на экран ноутбука. Я как раз листал сделанные издалека фото объекта. – «Воткнуть» – нереально. Она не спец, моментом «спалится». Да и найдут быстро: у них там наверняка присутствует профилактический регламент. В общем, нам там кое-что поснимать надо.

– Хм… А снимать – не «спалится»?

– Вмонтировать портативную камеру в сумочку, показать, как пользоваться, отрепетировать – провести пару тренировок в аналогичных условиях… Нет, это нетрудно и относительно безопасно – при условии, что не будет досмотра. Да я же сказал: ты не зацикливайся на технических нюансах, завершайся по предрасположенности. Можно, нет?

– Можно. – Костя уверенно кивнул. – Подача такова: Азаров сейчас на пенсии, никакими госделами не занимается, а вешает ей лапшу, чтобы уважала. На самом деле он – мафиози, крутит на этом объекте разные черные дела. Валера – из Интерпола, так что всю эту мафию очень скоро повяжут, но для полноты картинки нужно кое-что поснимать на территории объекта. Вот и все.

– А если сдаст? – усомнился Иванов.

– Если бы это был ее муж, от которого зависит благосостояние семьи, – наверняка сдала бы. А тут семья в стороне, имеет место тривиальный выбор между любовниками. Поставьте Валеру рядом с генералом и сравните. Кого, по-вашему, выберет дама?

– Васю! – басом пробурчал Петрушин.

– Точно, Вася – лучший!

– Хорошо, – одобрил Иванов. – Валера, занимайся. Только я тебя прошу: очень деликатно! И внимательно проследи за реакцией на свою просьбу.

– Понял, сделаем, – пообещал Ростовский. – Разрешите удалиться?

– Да, сударь, удаляйтесь.

И Валера не мешкая отправился готовиться к романтической встрече.

Согласитесь, все-таки есть приятные моменты в оперативной работе…

Но не для всех!

– А вы, судари, бросайте жребий: кому к полуночи везти Васе камеру, а потом забирать его в три часа ночи. – Полковник вырвал из тетрадки листок, расчленил его натрое, на одном обрывке нарисовал дулю, тщательно смял все три фрагмента и принялся перемешивать, как тот стародавний наперсточник на базаре.

И по ходу перемешивания пояснил Васино отсутствие. Наш разведчик остался «добивать» систему охраны объекта на острове. Расписание смен часовых, график патрулей, доклады постов, реакцию на сработки ТСО (технических средств охраны), и прочее и прочее. Сказал, чтобы к полуночи привезли ему наполовину накачанную автомобильную камеру, а в три ночи забрали – и обязательно привезли побольше еды!

Клочок с дулей вытянул Костя.

– О боже… Вот же непруха…

Ну, слава богу. Хоть эту ночь дадут спокойно поспать.

– Ну все, господа офицеры, не смею более задерживать. – Иванов подмигнул насупившемуся Косте. – Не хмурься, я вам с Васей дам поспать подольше. Рекомендую всем как следует отдохнуть, возможно, завтра будет немало работы…

Глава 8

Дилер

Говорят, что все барыги рано или поздно становятся «торчками». Это не какое-то частное высказывание, а устойчивое мнение, довольно распространенное среди широкой публики. Знатоки с умным видом приводят способствующие факторы: неограниченный доступ к «дури» (халява, сэр!), нервная работа и глубокий внутриличностный конфликт совершенно тупикового плана.

В общих чертах все выглядит вполне правильно, а по поводу внутриличностного конфликта могу добавить, как очевидец, логическую цепочку. Она простая и короткая: ты продаешь «дурь» и зарабатываешь хорошие деньги, но тем самым убиваешь людей. Ты не можешь отказаться от этих денег и постоянно оправдываешь себя: больным людям всегда будет нужна «дурь» – и всегда найдутся те, кто ее продаст. Ну и какая разница, кто будет продавать – я или кто-то другой?

Оправдание логически безупречное, но в моральном плане весьма слабенькое. Ты все это прекрасно понимаешь, живешь с этим – отсюда и конфликт. Это так, в двух словах…

Вообще, конечно, это твоя личная проблема, ты волен сам выбирать: продавать или нет. А насчет приведенного выше мнения, распространенного среди широкой публики, скажу без обиняков: оно радикально неверное.

Не следует путать барыгу (дилера) с «ногами» – с больным, который за дозу носит чужую «дурь». Барыга, по определению, совершенно вменяемый человек без зависимости, нацеленный на зарабатывание денег и изначально позитивно настроенный (вот ужо немного подмолочу, срублю деньжат – и «соскочу», начну нормальную жизнь без всей этой дряни!).

Так вот, этот жадный до денег человек без зависимости очень быстро проникается глубочайшим отвращением буквально ко всему, что связано с «дурепотреблением». Для этого не обязательно быть врачом-специалистом, отчетливо представляющим себе всю пагубность злоупотребления психоактивными веществами. Достаточно просто регулярно контактировать с наркозависимыми и видеть, как и в каких условиях они существуют.

Что видит и с чем ежедневно сталкивается этот здоровый жадный барыга? Жуткая антисанитария, совершенно наплевательское отношение к телесной оболочке, в которую странствующая по волшебным мирам наркотических грез душа возвращается лишь для приема очередной дозы, как следствие – целый букет болезней и стремительное саморазрушение. Как норма – самое натуральное рабство, на которое себя добровольно обрекает любой наркозависимый «в системе». За «дурь» зависимый отдаст не только честь, совесть, мать и почку: на определенном этапе запросто согласится, чтобы ему отрезали руки и ноги – при условии, что резать будут с анестезией и после этого кто-то будет бесплатно «ставить».

В общем, барыга будет «вмазываться» только в том случае, если его силком подсадят «на иглу». Во всех остальных случаях он тривиально «синячит». То есть бухает – потребляет алкоголь. Сначала просто так, от случая к случаю. Снять напряжение, заглушить вот тот самый тупиковый конфликт (люди на глазах становятся заживо разлагающимися зомби, и я принимаю в этом самое живое участие… Брр… ну-ка, вмажу рюмашку-другую, авось полегчает…). Потом привыкает и уже не может жить без этого.

Резюме: ребята, не спешите доверять распространенным мнениям. Практически все барыги рано или поздно становятся алкоголиками.

Я вроде бы уже не барыга, но совершенно определенно – я буду алкоголиком. Все к тому идет…

Если сказать, что после вечернего моциона на полянке я был растерян и напуган, то это будет очень упрощенное описание моего состояния в тот момент.

Я был в полном смятении.

Я двигался, говорил, восприятие работало: запахи, звуки, картинка – все вроде бы присутствовало… Но было такое стабильное впечатление, что все это происходит не со мной и вообще в другой плоскости. Мир как будто перевернулся с ног на голову и выкинул меня вон из себя. Я находился где-то сбоку, в стороне и наблюдал.

Нет, наверное, не так… Черт… Жаль, я врач, а не писатель – я бы рассказал…

В общем, вот этот чехол для транспортировки трупов… Для меня его привезли. Не злобные отморозки какие-то, не маньяк-душегуб – родной мент, «дядя Степа», мать его, на вид такой добрый и честный, свой брат-славянин! И лопаты в комплекте к чехлу… Представляете?! Вот так запросто: взяли возле дома, упаковали на глазах у всех в машину, а в багажнике – чехол с лопатами!

Ну вот… А потом точно в такой же чехол (возможно, даже в одной мастерской шили) упаковали самого «дядю Степу».

В общем, какая-то фантасмагория получается. Будто сама Смерь шагнула на ту злополучную полянку, постояла рядом, посмотрела пристально, обдала ледяным дыханием… И забрала другого.

Но точно в таком же чехле…

Короче, я попросил Собакина переночевать у меня. Я даже думать боялся, что мне придется остаться одному в эту ночь!

Собакин согласился, но с присущим ему мужланством прямо заявил, что желает расслабиться, а инфантильные мальчики-медики не в его вкусе.

Я вызвонил двух экстремалок – тонких ценительниц убойного досуга, по дороге мы закупили «горючее» и по прибытии домой устроили вполне скотскую оргию со всеми вытекающими.

Бедные соседи…

Кажется, экстремалки остались довольны. Дикий Собакин отработал в парном заезде, а было ли хорошо мне, не помню, поскольку я очень быстро нализался до полной утраты мировоззрения. Из ощущений запомнилось вот что: кто-то, сопя и урча, влажно жевал мое ухо – я почему-то решил, что это собака. Наличие в квартире посторонней собаки меня удивило и напугало: вдруг это овчарка, да к тому же еще и не привитая?! В общем, я уполз в ванную, там заперся и мгновенно отключился.

Еще было видение, или сон – не понял, но сопровождалось сие явление выдворением меня из ванной для чьих-то сиюминутных нужд и водружением на диван.

Виделся мне чехол для транспортировки трупов.

Он крутился в трех проекциях, как на голограмме, а к замку была приделана стандартная мертвецкая бирка с выдавленным клеймом «Бубка»…

Воскресное утро было насыщено привычным уже страданием и неожиданной опрятностью. Комнату кто-то тщательно прибрал и проветрил. В кухне – идеальная чистота, на плите шкворчит огромная яичница с ветчиной, на столе – две запотевшие бутылки пива, на холодильнике – две золотистые визитки. У окна – розовый и нездорово свежий Собакин с улыбкой во все лицо. Улыбка почему-то не глумливая, а местами даже добрая.

Чему-то радуется. Взгляд мечтательный, слегка затуманенный.

Вот так сразу сформулировать вопрос я не сумел: получился только слабый жест и сдавленный хрип, но Собакин все понял.

– Девчата нас покинули. Помогли прибраться, попили кофе и поехали домой. Давай в душ да завтракать, а то жрать уже охота – сил нет!

Да, Собакин – просто уникум какой-то. Экстремалок я знаю давно – это очень своенравные и совершенно неуправляемые экземпляры. Короче, сами кого угодно заставят прибираться и уж точно не дадут первому встречному дядечке свои визитки.

Интересно, чем это чудище их так очаровало?! Я даже взревновал немного…

За завтраком Собакин объявил новость: сегодня у нас рабочий день.

Новость мне не понравилась. Какая, на фиг, работа после вчерашнего?! Мне теперь как минимум неделя нужна для полноценной реабилитации!

Собакин, лучезарно улыбаясь, сообщил, что крыл он аллюром все мои переживания и у меня, ко всему прочему, сегодня не просто рабочий день, а самая натуральная инспекторская проверка. Более того, у него полно дел, так что в клинику он не поедет. А инспекцию буду принимать я сам, с помощью Родимого (это завхоз, если кто запамятовал) и начальника СБ, который минут через пятнадцать подъедет, чтобы отвезти меня на рабочее место.

Дебаты опущу – жалкое зрелище. Не умею я спорить с Собакиным – тем более в таком состоянии.

В общем, прения я мгновенно проиграл, завтракать не стал – душа ничего не принимала, к пиву не притронулся (это я так борюсь – пока еще могу), силком влил в себя две чашки крепкого чая и убыл со Смирновым в клинику.

* * *

Начало рабочего дня было обманчиво спокойным и необременительным. Совещание проводить я не стал – не освоился еще в ипостаси начальника. Первым делом поставил чайник и занялся личным планированием.

По графику у нас было открытие стационара и инспекция. До полудня я спланировал себе напиться чая и как следует выспаться. Если и будет инспекция (в чем я сомневался – думал, Собакин просто так припугнул, чтобы не расслаблялся), то наверняка после полудня. А стационар вообще плевое дело: пациенты – свои люди, с этой стороны никаких подвохов можно не ожидать.

В процессе чаепития меня поочередно посетил местный рабочий люд, как ни странно, недовольный отсутствием совещания и постановки задач на день. Пришел Родимый, приволок кучу бумаг (те самые обещанные разрешения и акты), сказал, что к инспекции мы кругом готовы и я могу особо не волноваться – если что, он все «разрулит». Я не совсем понял, почему должен волноваться, но на всякий случай вежливо поблагодарил.

Потом меня посетила бухгалтер, отчиталась по продажам. Затем прибыла старшая сестра Василиса Игоревна – ВрИО заведующего стационаром. Василиса доложила, что к открытию мы в принципе готовы, и пациенты уже пришли, но… мне придется маленько поработать наркологом и одновременно медбратом.

Оказывается, нарколог не знал, что сегодня рабочий день, поэтому он сейчас на островах с компанией и уже так пьян (или еще так пьян – они вчера уплыли), что вряд ли стоит за ним посылать – толку все равно не будет. А медбрат пришел, но лучше бы его не было: в таком же состоянии, как и нарколог, и, соответственно, пользы от него будет ровно столько же.

– Уволить мерзавца! – мгновенно осерчал я. – Немедля уволить!!! Вот же скот… Говорили мне добрые люди – бери только женщин, никаких, блин, медбратьев…

В общем, выспаться не получилось: до полудня мы с Василисой уложили двенадцать «системных» на детоксикацию по новомодной европейской методе, потом опробовали первый обед в столовой стационара. Затем я разбирался с двумя корешами Люды, умудрившимися «вмазаться» прямо под капельницей (а добровольно ведь легли, гады!), пока мы с Василисой обедали.

Ну а после обеда, как и обещали, началась инспекция. Не обманул Собакин!

Первыми, как водится, прибыли пожарные.

В принципе у нас не надо было ничего тушить, но эти энергичные люди перемещались так резво и целеустремленно, что у меня в глазах зарябило.

Примерно через час по итогам их перемещений был составлен акт, содержавший тридцать два мелких, двенадцать средней тяжести и пять особо злостных нарушений правил пожарной безопасности.

Короче говоря, в соответствии с этим актом наша клиника подлежала немедленному закрытию.

– Насчет взятки даже и не заикайся, – шепотом предупредил Родимый. – У них задача – закрыть нас. Хоть рубль предложишь – тут же и инкриминируют…

Теперь я понял, почему Родимый советовал не волноваться. Но не понял, как вообще можно «разрулить» эту тупиковую ситуацию, и потому некоторое время пребывал в панике.

Позвонил Собакину – занят, болтает с кем-то. Что делать? Ума не приложу…

Родимый «разруливать» ничего не стал: пригласил зачем-то Смирнова. Смирнов как будто сидел в засаде за дверью моего кабинета: явился тотчас же и приволок какую-то папку.

Главный пожарный полистал папку и внезапно утратил официальный вид. С минуту он о чем-то размышлял, печально и задумчиво глядя в окно, затем раздергал галстук и попросил выпить.

У меня в сейфе была водка: как принял должность, первым делом создал запас для непредвиденных обстоятельств.

Дали водки. Пожарный выпил разом граммов сто, занюхал рукавом и произнес спич:

– Вы по всем делам в курсе, так что лишнего говорить не буду. Дело не во мне. Не я, так другой – результат будет тот же… Ну, и что делать будем?

– Отсрочка на месяц, – подсказал Родимый. – Перечень недостатков, подлежащих устранению, срок – тридцать дней.

– Ну… Это можно. – Пожарный налил еще водки. – Месяц, конечно, многовато…

– Нет, именно месяц, – уперся Родимый.

– Ну хорошо, я придумаю, как обосновать… Но что этот месяц вам даст?

– Да это уже наши дела, – уклончиво буркнул Родимый.

– Просто смысла не вижу, – пожарный, не поморщившись, еще выпил водки. – Что сейчас, что через месяц, один кран – закроют вас.

– Ну, это мы еще посмотрим. – Родимый свойски подмигнул нашему гостю. – Твое дело маленькое – дай нам месяц, а там мы разберемся…

– Ладно, договорились. Это я заберу? – Пожарный ткнул пальцем в папку.

– Да, конечно. – Смирнов благосклонно кивнул.

– А у вас, наверное, копии есть?

– Есть, – не стал запираться Смирнов. – Но нам нет смыла их тиражировать. Сам понимаешь: лучше иметь лояльного чиновника – если не поможет, так хотя бы мешать не будет, – чем обидеть, а потом он будет мстить.

– Тоже верно. – Пожарный грустно вздохнул, закрутил водку, привычно сунул бутылку в карман и забрал папку. – Ладно, поехал я. Месяц можете дышать спокойно…

По убытии пожарного я спросил Смирнова, что было в папке.

– Да так – разные шалости. Компра, короче.

– Очень предусмотрительно, – похвалил я. – Ты как будто знал, что он явится. Не понял только – когда успел?

– Это не я.

– А кто?

– Да так… Есть люди.

– Ага… А на другое начальство есть?

– Конечно, есть. Вообще, на всех местных «шишек» есть досье – на всякий случай…

Через некоторое время после ухода пожарных одновременно прибыли аудиторы и общественная палата.

Последней я опасался меньше всего и, как оказалось, напрасно. В составе комиссии присутствовал прокурор, главный местный милиционер и представитель центрального управления Госнаркоконтроля.

Звоню Собакину – опять не отвечает, скотина! Самое время подскочить да встать грудью – или хотя бы отчитаться перед шефами по своей части…

Дабы не прослыть сластолюбивым извращенцем, опущу захватывающие подробности этого узаконенного группового изнасилования. Несмотря на присутствие всех необходимых бумаг и наличие разрешений, подписанных в наивысших инстанциях, безжалостные люди из комиссии имели меня как хотели, изощренно, долго и мучительно.

Сопротивляться я не мог по одной простой причине: мы открыто торговали запрещенными психоактивными веществами, а все наши разрешения и нормативные акты опирались на закон, который, как оказалось, вступит в силу не ранее чем через месяц! Представляете?! Для меня самого данный факт был полной неожиданностью.

Проект этого закона с мая сего года пребывал в стадии рассмотрения, а принятие его было отложено по причине летних думских каникул.

Начиная с нынешней весны в заоблачных высотах политического олимпа шла тяжелая позиционная война между мощным лобби наркомафии и негласной фракцией Зубова, многие посвященные и заинтересованные были в курсе всех этих перипетий, в том числе, без сомнения, и члены комиссии. И для всех было очевидно, что, если законопроект примут, это станет началом тотального отмирания наркомафии как изжившей себя структуры, совершенно лишней в связи с тривиальным перемещением реализации психоактивных веществ из исторически сложившейся криминальной сферы в область государственной программы здравоохранения.

Но пока что это был не более чем проект, и все большие люди (очевидно, друзья Зубова), мужественно подписавшие наши бумажки, проявили верх цинизма и нарушили все действующие законодательные акты. И за это им – низкий поклон. Безумству храбрых поем мы славу…

Так… Итог: закрывать нас эта суровая комиссия не стала – у них, оказывается, таких полномочий нет. Но по каждому нарушению законодательства был составлен акт. И нас честно предупредили, что все эти акты лягут в основу громкого расследования по факту вопиющего волюнтаризма, допущенного «зарвавшейся мафией Зубова».

В завершение, когда комиссианты уже покидали вестибюль, прибежала Василиса и сообщила, что еще один проныра в стационаре умудрился «поставиться». Василиса была в чувствах, говорила недостаточно тихо, хлопцы из комиссии услышали и мимолетно отреагировали.

– Мрази вы все, – полыхая жирной ненавистью, заявил багровый прокурор. – Сталина на вас нету!

– Стрелять вас всех надо, – уточнил милицейский начальник. – Без суда и следствия – как в тридцать седьмом…

* * *

К концу этого непланового рабочего дня я был так вымотан и опустошен, что принял твердое решение – надо бежать! Вот такой вариант: продать, не торгуясь, квартиру, умотать в Сибирь, построить в таежной глуши заимку и жить там вдали от всех, выходя в люди раз в месяц – за порохом и солью. Есть у меня приятель, родом оттуда. Он утверждает, что в Сибири полно таких мест, где на триста километров в округе нет ни одной живой души. А если и имеются живые души – так это дикие люди, тунгусы или иные хлопцы из остатков Кучумова войска. Сосватать у них глухонемую тунгуску (чтоб лишних вопросов не задавала), наплодить кучу новых диких людей и основать племя…

Короче, не знаю… Ничего более продуктивного на ум не приходило. Устал я. Жить и бороться не хотелось – сил не было…

Между тем Родимый и Смирнов в обстановке особой секретности сняли решетку с окна кладовки на первом этаже (окно с тыльной стороны выходит на сквер). На мой вялый вопрос по существу сего деяния было заявлено, что ночью будет штурм и мы готовимся к обороне.

Я обнюхал обоих – алкоголем не пахло, зрачки – в норме… Что ж, бывает – по всей видимости, просто переволновались. Да и немудрено – денек выдался еще тот…

В семь вечера позвонил Собакин и сказал, чтобы я ждал его и один не уезжал. А я и так собирался оставаться: дома у Василисы какие-то проблемы, ночевать не может, так что кроме меня приглядеть за камрадами в стационаре некому.

В 20.00 Смирнов, Родимый и Василиса убыли домой. В клинике остался я, двое охранников да двенадцать пациентов.

В начале десятого подъехал Собакин. Я как раз спустился из стационара, проходил по холлу второго этажа и имел удовольствие через окно лицезреть восшествие основного местного «дуребора» на крыльцо клиники.

Собакин был сильно пьян, качался, как моряк на штормовой палубе, что-то напевал и мотал головой в такт. В левой руке у него был увесистый пакет, в правой – полуторалитровая бутылка водки с ручкой.

Добравшись до моего кабинета, Собакин мгновенно протрезвел и, выгружая из пакета на стол кучу всякой еды, сообщил, что возле клиники обнаружены два вражьих наблюдательных поста, штурм следует ожидать ориентировочно после полуночи, а подмога прибудет с минуты на минуту – как стемнеет.

Выглядел мой толстый патрон вполне вменяемо, так что я его обнюхивать не стал, но попросил уточнить пару моментов.

– На фига, вообще, кому-то штурмовать клинику? Ничего ценного у нас нет. Инкассация была в 19.00, «дури» и медикаментов группы «А» осталось совсем немного. И потом, «штурм» – военный термин. На нас что, будут наступать автоматчики с бронетехникой?

Собакин сказал, что медикаменты наши никому не нужны и автоматчиков, скорее всего, ждать не стоит. Будь на то вражья воля, они с огромным удовольствием сбросили бы на клинику пару десятков авиабомб, а потом для верности добавили бы из огнеметов. Но поскольку таковой воли нет, нас, скорее всего, будут элементарно поджигать. Так что стоит рассчитывать на десяток лиц с битами и монтировками, приправленных малой группой поддержки с огнестрельным оружием и какими-то техническими средствами для перевозки ГСМ.

– Поджигать?!

– Да, поджигать…

Здорово! Недолго тут у нас шалила цивилизация. Добро пожаловать обратно в родное и уютное Средневековье…

Вскоре инкогнито прибыла подмога: Смирнов и трое коллег Собакина, с которыми он везде разъезжает. Как они подъехали, я не видел (окна моего кабинета расположены справа от крыльца, на втором этаже, двор виден как на ладони), посему сделал вывод, что хлопцы влезли через окно со стороны сквера.

– Если увидят, что народу много, – не полезут, – пояснил Собакин.

– Так, может, и к лучшему?

– Не, пусть нападают. Прищучим разом, чтоб потом не маяться. Сходи погаси везде свет. Пусть будет внизу в вестибюле, на посту в стационаре – ну и тут, естественно…

Я прогулялся, выключил лишний свет, проверил камрадов в стационаре и предупредил, что Собакин здесь (они его боятся – глядишь, постесняются лишний раз «ставиться»). Потом я принял душ и вернулся в кабинет с намерением внести предложение – для релаксации помалу вкусить из сосуда, что Собакин приволок с собой.

Намерение мое несколько запоздало: «дуреборы» уже вкушали, и не помалу – Смирнов, оказывается, принес еще литр.

Оставалось только присоединиться к честной компании и ради проформы задать актуальный вопрос.

Актуальный вопрос (насколько хороши будут пьяные сотрудники в качестве защитников клиники?) Собакина слегка обидел:

– А кто будет пьяным?! Тут от силы по четыреста на брата получается! Как раз только-только расслабиться…

Пьяным стал я – и очень быстро. «Дуреборы» наливали споро и деловито, где-то через полчаса я был хорош настолько, что с трудом выговаривал слова. Собутыльники мои между тем выглядели бодро и свежо и спокойно общались на профессиональную тему – я мало что понимал из их разговора.

Да, видимо, я сильно устал за последнюю неделю. Никогда ранее так стремительно не пьянел. Если так и дальше пойдет – быть мне алкоголиком.

Между делом Собакин пару раз кому-то позвонил: по вопросам было ясно, что корреспондент находится где-то неподалеку и наблюдает за обстановкой возле клиники. Это меня успокоило: значит, мы тут не одни, где-то поблизости сидит в засаде резерв. Или засада в резерве – короче, кто-то тут есть еще.

И вообще, можно не волноваться. От меня сейчас мало что зависит: люди с «питомника» контролируют ситуацию и сделают все, как надо…

* * *

Через некоторое время что-то произошло: видимо, я в очередной раз клюнул носом, потому не понял, что именно, но все мои собутыльники вдруг организованно встали и покинули кабинет.

Поборовшись с заплетающимися ногами, я с трудом одержал верх и тоже вышел вон.

«Дуреборы» сгрудились у раскрытого окна в темном холле и прислушивались к звуку, доносившемуся с улицы. Звук был похож на сдвоенное урчание мощных моторов, например дизельных тягачей.

Вообще-то это нонсенс, в такое время суток по улице возле клиники вообще никто не ездит, а движение тяжелого транспорта через центр города категорически запрещено.

Я открыл было рот, чтобы задать вопрос о природе звука, но Собакин, каким-то мистическим образом угадавший в темноте мое намерение, дернул меня за руку и прошипел прямо в ухо:

– Тихо! Молчи, слушай. Вон – к окну встань, смотри…

Звук медленно, но уверенно приближался. Теперь было совершенно очевидно, что это мощные автомобильные моторы.

Перед воротами клиники вдруг откуда ни возьмись возникла милицейская машина с включенной «мигалкой». Развернувшись, она сдала назад и прижалась к обочине, словно желая кого-то пропустить.

Спустя несколько секунд звук моторов превратился в рев – из темноты шарахнуло ослепительным светом фар, закрытые на ночь ворота вдруг сложились, как пластиковая изгородь детского конструктора, и во двор клиники ввалилась тупая «камазья» морда, волокущая за собой многотонную цистерну.

– Понеслась!!! – скомандовал Собакин, и «дуреборы» с воплями и гиканьем ломанулись к лестничному маршу.

Я остался на месте (да просто туго соображал – не понял, что делать) и успел заметить, что во двор лезет второй «КамАЗ» с цистерной, а от сломанных ворот бегут к крыльцу какие-то серые фигуры. И показалось мне с пьяных глаз, что их там неимоверно много!

Сообразив наконец, что надо как-то действовать, я неуверенной трусцой припустил к кабинету, на ходу решая дилемму: мне теперь как – просто спрятаться или все же примкнуть к рядам защитников клиники?

Едва я успел добраться до кабинета, внизу сочно лопнула витрина и победно заорал хор злобных голосов. Дилемма была решена в пользу активной обороны: с детства ненавижу вандалов!

Я схватил со стола пустую бутылку с ручкой, покинул кабинет и осторожно спустился вниз.

В вестибюле было пусто. Через разбитую витрину с улицы несло бензином. Я немного постоял в нерешительности, прислушиваясь к воплям и звукам ударов, раздававшимся снаружи, а что-то там было не особенно комфортно! Собравшись наконец с духом, я распахнул двери и грозно шагнул на крыльцо, переполненный решимостью примкнуть к рядам защитников.

А примыкать уже не было смысла: ввиду отсутствия необходимости в защите.

В общем, пока я перемещался и размышлял (это от силы минут пять – даже со ссылкой на пьяные ноги), тут уже все урегулировали без меня.

Люди в форме, с заброшенными за спину короткоствольными автоматами, деловито волокли пленных к невесть откуда взявшимся у сломанных ворот микроавтобусам. Как они здесь оказались, для меня было загадкой, но вели себя эти нежданые хлопчики как хозяева: сопротивление задержанных подавлялось стремительно и жестоко, о чем свидетельствовали непродолжительные сдавленные крики, наполненные болью и страхом.

Прямо под демонстрационным эркером лютый Собакин привычно прыгал на ком-то и, пересиливая вопли допрашиваемого, ритмично интересовался:

– Кто?! Вас?!! Послал?!!

Люди в форме трудились не только во дворе и у ворот: на дороге они зачем-то били двух милиционеров и тоже что-то у них спрашивали. В сполохах мигалки это было похоже на мексиканский танец, а о чем шла беседа, я не понял: спрашивали слишком быстро, слов не разобрать, да и далековато все это происходило от крыльца.

Еще через несколько минут двигательная активность вовсе сошла на нет. Допрашиваемый ответил Собакину нечто такое, что ему пришлось по душе, и милиционеры на дороге, судя по всему, тоже проявили благоразумие: их перестали бить и вместе с остальными пленными погрузили в один из микроавтобусов.

Потом коалиционное командование потратило какое-то время на решение участи захваченных цистерн. Собакин, приплясывая на месте от нетерпения, азартно спорил с каким-то мужиком в форме: предлагал подогнать «КамАЗы» к ул. Упырева, 266 (там усадьба прокурора, а рядом – главного милиционера) и расстрелять из гранатометов прямо перед воротами супостатов.

Мужик в форме упирался и не торопился делиться подлинной причиной своего нежелания дать Собакину потешить душу.

– Не, ну ты скажи, на хрена они тебе?!

– Да нужны, я ж сказал…

– Не, ну ты скажи…

Я присмотрелся, узнал мужика и вздрогнул.

Это был тот страшный парень – любитель вольных стрельб на полянах. Только без берета – поэтому я его сразу и не опознал…

– Ну на фига они тебе?! На АЗС толкнуть? Не получится – у них тут кругом мафия!

– Гриша, ты чего такой приставучий? Я сказал – нужны. Завтра вечером они мне понадобятся.

– Для чего?!

– Для дела.

– Завтра вечером? Не понял… Ты что, хочешь сказать…

– Тихо, Гриша, тихо! Давай завтра об этом поболтаем. Лады?

– Лады… – Собакин вдруг утих и разом посерьезнел. – Ну… Тогда – до завтра.

– Ну вот и славно. Все, хлопцы, по машинам!

Через несколько минут во дворе было пусто и тихо. И лишь разбитая витрина да стойкий бензиновый аромат во дворе клиники напоминали о неудачном штурме…

Глава 9

Сергей Кочергин

С утра Иванов отдал распоряжения и бросил нас на произвол судьбы – укатил в Москву. Но не потому что манкирует службой, а по уважительной причине: позвонила оставленная «на хозяйстве» Лиза и сообщила, что есть важная информация по нашей давней таджико-азербайджанской разработке, которая требует немедленного вмешательства.

Напомню: наше основное направление – это как раз вот эта разработка. А в Черном Яре мы вроде как побочно резвимся, не более того.

Костя с Васей вполне заслуженно спали до десяти утра. Шеф убыл в половине девятого, а в девять, шатаясь от усталости и подволакивая левую ногу, прибыл Ростовский.

Под глазами у нашего бабоукладчика залегла сочная синь.

– Не, я все понимаю, но… И чего это она с тобой делала? – удивился многоопытный Петрушин.

– Крепко и беззаветно любила, – пробормотал Ростовский, доставая из холодильника бутылку «Туборга» и даже не пробуя улыбнуться.

– Сурово… – В тоне Петрушина явственно обозначилось глубокое сочувствие. – Выглядишь так, будто всю ночь вагон с сахарным песком разгружал.

– А я разгружал по молодости. – Ростовский тремя жадными глотками осушил бутылку и рухнул на кровать. – И должен заметить, коллеги… уффф… если сравнивать – все-таки труд грузчика попроще…

Мы с Петрушиным коротко посовещались, пришли к выводу, что в таком состоянии наш первый опер вряд ли сможет принести пользу Родине, и поехали работать одни. То есть одним экипажем в два лица. На спящее трио бандуристов в ближайшие полдня можно было не рассчитывать.

Собакин, как водится, первым делом поехал в клинику. Мы стали привыкать к такому положению дел: тот факт, что данное лечебное учреждение служит стартовой позицией в распорядке дня главного местного «дуремара», уже ни у кого не вызывал удивления. Теперь надо думать, как бы половчее взять это интересное учреждение под тотальный аудио-, видеоконтроль и разобраться, что там происходит…

Стояли скучно и долго. Пассивное наблюдение почти всегда вгоняет Петрушина в состояние черной меланхолии. Он как будто в спячку впадает: односложно отвечает, может часами неподвижно сидеть с полузакрытыми глазами и молчать, тупо глядя перед собой. То есть как объект для общения – ноль или вообще даже минус. Такой здоровенный хмурый минус.

Петрушин хорош, когда нужно действовать в состоянии драйва. Догнать и пленить, догнать и убить, не догонять вовсе, но пленить, допросить, а потом убить… и куча подобных вариантов в рамках «охотничьей» тематики. Вот тогда он весел, остроумен и приятно возбужден – общаться с ним в такие моменты интересно (если только ты с ним в одной команде, а не по другую сторону).

Однако сейчас пока что догонять никого не надо. В этом сонном городишке, похоже, даже подраться не с кем, не то что «догнать и пленить»…

Через час с небольшим позвонил Ростовский и чугунным голосом сообщил: любушка только что его уведомила – сегодня после обеда она приглашена покататься на катере.

– Ага! Сгоняй к ней, возьми сумочку: я сейчас подъеду.

– Ой… Ну, блиц твой тур!..

По тону было понятно, что более всего в данный момент Валере хочется послать всех в места далекие и неприглядные и опять завалиться спать. Но служебный долг оказался сильнее.

– Ну хорошо… Сейчас еду…

Так, а главное-то забыли!

– А ты ее посвятил в суть?!

– В суть? О да… Я ее так посвятил… И в суть – тоже…

– И как она отреагировала?

– Да нормально отреагировала – как и ожидалось…

– Согласилась, нет?

– Ну ты сказанул… Да куда ж она денется!

– Титан! Ладно, поезжай. Потом отдохнешь, как все сделаем…

Я выгрузил Петрушина на пару с его меланхолией подышать свежим воздухом и поехал в пансионат.

Через некоторое время Ростовский привез сумочку и… дамочку. Пока я в номере монтировал аппарат, они о чем-то беседовали в машине, припаркованной у ворот пансионата. Видимо, у Валериной подружки так и не возникли теплые чувства к Элеоноре – пройти в номера она категорически отказалась.

Потом я спустился к ним, мы прокатились до парка и там обучили нашу шпионку-неофитку пользованию камерой. Затем она минут пять поработала в экзаменационном режиме: мы придирчиво наблюдали, не будет ли нарочитых поз для выбора ракурса и других огрехов.

Пока наблюдали, я между делом поинтересовался, как там поживает летучий хулиганистый пацан с луком и стрелами.

Валера, сонно зевая, поделился:

– Она согласна на жертвы.

– Ну?! Какие?

– Сказала, что ради нашей любви не будет отдаваться генералу на катере. А только подразнит его.

– Ни фига се… Какое высокое чувство!

– Не, это чистое чувство. – Ростовский кисло ухмыльнулся. – Потому что на водах. А высокое будет на вертолете.

– Они собираются летать на «вертушке»?

– Точно. Обед, потом – на катере, потом – воздушная прогулка.

– Насыщенная программа! А где «вертушка»?

– На объекте. Там есть посадочная площадка.

Интересно… А на снимках, что сделали полковник с Васей, ничего не видать. Хорошо хлопцы замаскировались…

Потом Валера повез даму домой, а меня высадил у пансионата.

Я вернулся к нашему НП у клиники и подобрал сумрачного Петрушина. Мы поскучали еще полчаса, потом Петрушин оживился: близилось время обеда, и наш терминатор начал строить планы, в какое питательное заведение мы отправимся, буде вдруг не воспоследуют изменения в обстановке, и как и чего там можно будет много и вкусно поесть.

Увы, планам этим не суждено было осуществиться. Во втором часу пополудни оперативная обстановка перестала быть томной: приехали какие-то злыдни на серой «Мазде», забрали Собакина и куда-то помчались, словно пришпоренные.

Машина Собакина осталась у клиники, а мы получили неприятную перспективу вести «объект» без «маяка» да еще и одним экипажем!

К счастью, Собакин не стал испытывать на прочность наши навыки и двинул прямиком к отделу. Там он коротко пообщался с парнем, скучавшим возле «Ауди» с питерскими номерами, и вместе с тремя своими спутниками зашел в здание.

Я вызвонил Ростовского и поставил в известность, что его отдых переносится по техническим причинам.

– Буди Костю, если он еще дрыхнет, и поезжайте к отделу. Нам срочно нужен второй экипаж.

– Терпеть не могу москвичей. – Валера тоскливо зевнул в трубку. – Мы, ребята с периферии, все-таки как-то помягче, сердечнее, что ли…

– Так вы едете, нет?

– Едем, едем – скоро будем…

В последующие полчаса я неоднократно похвалил себя за то, что догадался прихватить микрофон. В кабинете Собакина давали премьеру: постановка была настолько захватывающей и драматичной, что мы с Петрушиным слушали, разинув рты и затаив дыхание.

Даже не заметили, как приехал Ростовский с Костей.

– Футбол, что ли, передают? – поинтересовался Ростовский, открывая заднюю дверь и усаживаясь к нам в салон.

– Спектакль, – буркнул Петрушин, недовольно морщась. – Потише – мешаешь!

– Спектакль? – удивился Ростовский. – С каких это пор вы… А что за спектакль?

– Соло для гренадера с квартетом оперов, – пояснил я. – Партию гренадера исполняет питерский гость.

– Ох ты! – заинтересовался Ростовский. – А послушать…

Увы, наушники у нас в стандартной комплектации не приспособлены для трехухих мутантов: Валера даже не закончил – быстро сам все понял, печально вздохнул и покинул нас, бросив на прощанье:

– Ладно, пойду – встанем за отделом. Аккуратнее: у мэрии опять эта «Волга» торчит.

– В курсе. Похоже, они там живут…

Честно говоря, я активно переживал. Сейчас рванет Собакина этот псих – и кранздец всей работе. Вот будет обидно! Тогда это будет натуральная эстафета «ликвидов». Напомню: совсем недавно таким же примерно образом канула в Лету тщательно подготовленная и спланированная оперативная разработка – после того как некие злые ухари без всякого пиетета шлепнули Анвара.

А наш объект в группе риска: заразная, вообще, штука, эти «ликвиды» – стоит только разок побывать на месте преступления, и можешь ненароком подхватить смертельный вирус.

Собакин держался молодцом: заявленное в первом акте хрестоматийное ружье (в местном случае – граната) так и не прозвучало.

Я ему мысленно поаплодировал. Вообще, если честно, я уже начал проникаться симпатией к этому упертому бронебойному толстяку. Что-то в нем такое было – особенное…

Чуть позже мы с Петрушиным имели удовольствие лицезреть, как хлопцы Собакина взяли мальчугана, скучавшего у «Ауди» с питерскими номерами. Перемещение от крылечка к месту задержания показалось мне явно целеустремленным и вообще грубовато прямолинейным – однако в итоге парня все равно окольцевали, так что это не суть важно.

Акробатический этюд в исполнении одного из оперов вызвал у Петрушина припадок теплых чувств:

– Оп-па!!! Вот это по-нашему. Молодца!

Этак, глядишь, скоро мы их полюбим как братьев, перестанем «пасти» и будем совместно играть в футбол и пить пиво. Хе-хе…

Впрочем, теплые чувства были недолгими: вышел Собакин со вторым парнем (парень в наручниках, физиономия потоптана), вся компания села в серую «Мазду» и питерскую «Ауди» без стекла и умотала в лес, оставив нас на обочине жизни. То есть никаких аллегорий, все было именно так: миновав какой-то здоровенный охраняемый объект, расположенный недалеко от выезда из города, свернули на поросшую травой грунтовку и скрылись в сосновом бору!

Преследовать их мы не посмели: в таких условиях достаточно посадить в кустиках одного человека и – привет всей тщательно конспирируемой «наружке». Посему мы встали в двухстах метрах от съезда на грунтовку и стали «чиниться», а Ростовский с Костей проехали за поворот.

Как далеко и надолго ли убыл «объект», мы понятия не имели, поскольку вредный Собакин бросил «маяк» у клиники. Так что нам осталось лишь сидеть и ждать, чем все это закончится.

Пока стояли, осмотрелись, изучили обстановку. Не то чтобы собирались чем-то здесь развлечься, а скорее так – по привычке.

Неширокое шоссе, справа по ходу движения – какой-то безразмерный охраняемый объект с лазурными шашечками изоляторов над высоченным бетонным забором. А вокруг, насколько хватает глаз, – густой сосновый бор. Тишина, птички поют, воздух насыщен концентрированным хвойным ароматом. Лепота!

Впрочем, если немного постоять, присмотреться придирчивым взглядом и взыскательно прислушаться чисто мытым ухом, окружающая благодать перестает быть похожей на прогулочные угодья санаторного комплекса.

Над сосновым бором то там то здесь торчат верхушки корпусов и стальных конструкций как просто смутно определяемой функциональной принадлежности, так и совсем непонятного предназначения. У поворота, за которым встали Ростовский с Костей, видны опоры высоковольтной линии, убегающей в лес, а чуть дальше начинается забор еще одного охраняемого объекта.

Да и тишина здесь – понятие довольно относительное. Где-то в глубине леса ползет нечто железнодорожное: не думаю, что сильно ошибусь, предположив, что это маневровый тепловоз, деловито волокущий пяток груженых платформ. Вдалеке тихо подвывают тяжелые моторы тягачей, на пределе слышимости мерно рокочет какая-то турбина (совсем как в Васином стишке, только не прощально, а, напротив, очень даже жизнеутверждающе), иногда доносится скрежет раскачиваемых на ветру металлических мачт на растяжках.

Наособицу можно различить звуки работы каких-то загадочных механизмов: приглушенный гул и лязг, ритмичный стук, как будто паровой молот наяривает, и спонтанные хлопки, похожие на объемные взрывы – только более мягкие и какие-то… одомашненные, что ли.

В общем, целая симфония тайной жизни научно-производственного комплекса, укрытого от нескромных глаз в густом хвойном лесу…

Где-то неподалеку «пухнули» два очередных хлопка. Только на этот раз немного иначе, чем все предыдущие. Прозвучало так, будто пьяный в дугу Полифем сдуру саданул дуплетом из своей циклопической двустволки. Будь мы в другом месте, я бы с уверенностью предположил, что это…

– С «Мухи» влупили, – Петрушин заинтересованно вскинул бровь. – Надо же!

– ?!.

– Точнее, двумя «Мухами», с небольшим разносом. – Петрушин зевнул, почесал грудь и поправился: – Еще точнее – чем угодно из этой оперы: «Агленями», «Таволгами» – отсюда не разобрать… Но факт – рванули два эрпэгэшных выстрела.

– Думаешь?

– Сто пудов.

– Хм… Интересно, чем это они там развлекаются?

– Да, мне тоже интересно…

Через некоторое время из леса приехала питерская «Ауди» без лобового стекла: выползла на шоссе и неспешно укатила в город.

Петрушин прилежно «чинил» машину, а я, укрывшись в салоне, успел сделать несколько снимков.

Немного погодя на грунтовке показалась знакомая серая «Мазда», а за ней… три микроавтобуса «Тойота» с тонированными стеклами!

И вся эта дружная кавалькада тоже проследовала в город: неторопливо и уверенно, как-то даже по-хозяйски, что ли…

Для верности мы выждали еще пятнадцать минут и, предупредив Ростовского, чтобы следовал за нами, отправились осваивать загадочную грунтовку.

Не буду затягивать описание: мы быстро и без приключений добрались по грунтовке до большущей поляны, в центре которой обнаружили до чесоточного зуда знакомую картину…

– Так это что ж, получается, они «двухсотых» с собой увезли? – задумчиво пробормотал Петрушин, осматривая лоснящийся «пятак» примерно десять на десять (кто-то заботливо вылил здесь несколько канистр машинного масла), в центре которого тихо чадили два искореженных автомобильных остова.

– Да… Хорошие пацаны! Они мне все больше нравятся…

* * *

К пяти часам пополудни любушка Ростовского доложила о благополучном выполнении задачи. Снимков получилось около сотни, примерно половину можно было оценить на твердую троечку, а доброму десятку из этой половины следовало смело ставить пять – как за качество, так и за информационную насыщенность.

Это был явный успех. Успех же, как известно, у некоторых меркантильных особей отчетливо ассоциируется с заслуженной наградой.

– Вторую такую ночь кряду я не вынесу. – Ростовский, присев на корточки, с тревогой смотрел в окно – на парковке пансионата, рядом с нашими рабочими тачками, раздувая ноздри и бия копытом, нетерпеливо порыкивал новенький серебристый «Фокус», в котором шпионка-неофитка ожидала заслуженной награды.

– Ты что, опозорить нас хочешь?!

– Да ну, при чем тут – «опозорить»?! Вы не понимаете… Это не женщина, а натуральный Везувий!

– Ну, ты же у нас чемпион! Возьми себя в руки, не раскисай!

– Да все понятно, но… Мне хотя бы сутки надо – восстановиться… – Голос Ростовского предательски дрогнул. – Мужики – выручайте!!! А то совсем пропаду…

Проявляя мужскую солидарность, мы крепко наморщили лбы и родили идею: ночная операция по мотивам добытых снимков – как водится, совершенно секретная и жутко опасная.

Подготовка уже идет полным ходом, отвлекаться нельзя.

– Дамочка любит всякие шпионства, должно сработать, – заверил Костя. – Жека, предупреждать пойдешь ты.

– Почему я?! – Петрушин конфузливо зарделся. – Ты самый умный – ты и иди!

– А ты самый свирепый, – бесхитростно пояснил Костя. – Тебе трудно не поверить. Серега молод, я – добрый, не могу врать даме, Вася слишком брутальный…

– Это че, типа – тупой? – подозрительно прищурился Вася, переставая чесать пузо.

– Нет, это типа – нет в тебе той всеобъемлющей экзистенции, что так мила сердцу избалованной светской львицы.

– Вот ептэть… Ни хрена не понял… но запомню. – Вася что-то записал в свою секретную тетрадь и вернулся к пузу.

– Ну хорошо, раз так – схожу, – буркнул Петрушин. – Валера, пиво я не буду. С тебя две палки сервелата…

В седьмом часу вечера из Первопрестольной вернулся Иванов.

Полковник привез одну сумку с дополнительным «реквизитом» и пару вагонов скверного настроения. Нет, это, наверное, звучит слишком абстрактно. Вот так ближе к реалу: шеф был зол, как взвод голодных Вась Крюковых, и молчалив, словно глухонемой Петрушин на допросе в контрразведке.

Робкие попытки выяснить причину такого странного настроения полковника успехом не увенчались. Приняв душ, шеф коротко сказал, чтобы мы готовились к совещанию, и пошел ужинать в близрасположенное кафе «Урановые зори».

Все из себя заинтригованные, мы тут же позвонили Лизе.

– Сорвалось, – сообщила Лиза.

– Что сорвалось?!

– Да все сорвалось! Кранздец пришел всей нашей разработке…

– Лиза!!!

– Ой, извини – злая, как черт. Сижу тут, подчищаю «хвосты»…

Лиза быстренько обрисовала ситуацию: если в общих чертах, то выходит, что мы целый квартал зря вкалывали и всей этой таджико-азербайджанской зарисовке в самом деле пришел некий модифицированный кран.

Печально!

В общем-то, по поводу успеха никто у нас особо не обольщался. Все «концы» завязали на Анвара, который просто обязан был умереть от руки одного веселого таджика. Когда он умер неправильно и внезапно, шансы на успех упали до минимума, но надежда все же оставалась. Теперь, судя по всему, об этом проекте можно забыть…

Первым делом Иванов просмотрел снимки и видеозапись с политой маслом поляны. Послушал наши с Петрушиным мнения. С минуту молчал, сосредоточенно глядя в окно и барабаня пальцами по столу.

– Интересно… И на кого это мы напоролись? – Полковник перестал стучать пальцами и принялся просматривать на ноутбуке фото с объекта. – Так все занимательно, что от любопытства аж чешусь весь…

– Могу навести справки по Азарову, – предложил Ростовский. – Есть связи…

– Спасибо, не надо, – отказался Иванов. – Уже навел. Азаров – на пенсии.

– А не слишком ли активный отдых у этого пенсионера? – Костя кивнул на экран ноутбука – очередной слайд как раз демонстрировал волевой подбородок генерала на фоне здоровенной спутниковой антенны. – Что-то он слишком целеустремленный и начальственный для пенсионера.

– Согласен. – Иванов с сожалением вздохнул. – Но, кроме того, что он консультирует Совбез по какому-то совсем закрытому проекту, – вообще ничего больше нет.

– Совбез? – хором удивились мы с Ростовским.

– Да, понимаю – странно звучит. – Полковник невесело хмыкнул. – Где Совбез – а где Собакин…

– Просто в голове не укладывается… – Ростовский с недоумением пожал плечами. – Как Совбез может быть связан с Анваром, с вот этими чудачествами на поляне, и вообще…

– Да, наверное, никак, – буркнул Иванов. – Просто больше ничего нет! В прошлом: чистая биография, прекрасный послужной список. Единственное из настоящего: консультант Совбеза. Короче – работать надо.

– Может, все-таки попытать насчет Азарова у моих бывших коллег? – опять предложил Ростовский.

– Не стоит, – покачал головой Иванов. – Если все так, как я предполагаю, можем вызвать ненужные подозрения.

– А как вы предполагаете? – тотчас же прицепился я. – Может, хоть намекнете? А то ходим тут, все из себя не в курсе, да играем в угадайку…

– Не играйте, придет время – скажу. – Иванов что-то пометил у себя в блокноте. – Ладно, буду разбираться с этим делом. А пока вот что… Ребята нам попались на удивление безапелляционные. Людей валят с какой-то нездоровой легкостью, если не сказать – играючи… Посему – всем вооружиться. Перемещаться только парами, постоянно поддерживать связь, в случае отсутствия устойчивого телекоммуникационного контакта немедленно докладывать мне. При любом намеке на опасность оружие применять в соответствии с моим приказом номер один. Вопросы?

Вопросов нет, все предельно ясно.

Пункт 7.1.1 Приказа № 1 по организации СБД (служебно-боевой деятельности) Бюро радикально отличается от аналогичных пунктов инструкций силам и ведомствам по применению оружия.

Если свернуть все запреты и многочисленные параграфы этих документов до голой сути, то получится, что оружие следует применять только в самом крайнем случае и если присутствует явная угроза жизни и здоровью бойца (сотрудника).

Пункт 7.1.1 Приказа Иванова гласит: оружие следует применять немедленно, если есть основания полагать, что такая угроза может возникнуть. Почувствуйте разницу. Если не чувствуете, спросите знакомых бойцов (сотрудников), они разъяснят, что к чему.

Официально утвердив такой интересный пунктик, Иванов здорово подставился. Он по своему произволу, в приказном порядке нарушил все действующие законодательные нормы! Теперь, если кто-то из нас неправильно стрельнет, полковнику придется ответить.

Но его, похоже, это особо не волнует: он верит в нас и знает, что без веского повода палить мы не станем.

«Полистав» снимки с объекта, Иванов заметно оттаял и почти нежно посмотрел на Ростовского:

– Орел! Что бы мы без тебя делали…

– Стараюсь. – Ростовский скромно потупился. – Работаю не покладая рук и… эмм… ну, короче, всего остального – тоже…

– Молодец! А почему не на рабочем месте?

– Эмм… Гхм… Ночь была довольно напряженной… Понимаете…

– Да понимаю, понимаю. Никогда не приветствовал оголтелого фанатизма в этом вопросе. Но все равно особо расслабляться не стоит.

– В таком деле успех следует подкреплять ежедневными результатами, – поддержал Костя. – А то моментально охладеет!

– Да что я, отказываюсь, что ли? Завтра – обязательно…

– Ну и молодец. – Иванов, отодвинув ноутбук, взял Васины схемы. – Давай, Вася, что там у нас по объекту…

Вася дал пояснения по схемам и прокомментировал состояние системы охраны объекта. Иванов послушал и опять загрустил.

Наш мелкий разведчик, как обычно, блестяще проделал свою работу, но легче от этого никому не стало.

Вася тщательно исследовал организацию системы охраны и провел небольшой эксперимент: не поленился сплавать на соседний островок и пустил по течению в направлении объекта камеру автомобильного колеса.

Реакция последовала незамедлительно. Обычной в таких случаях суматохи не было, тревожная сигнализация молчала, но на периметре моментально выставили «усиление», а камеру подобрал невесть откуда вынырнувший патрульный катер!

Эксперимент состоялся в первом часу пополуночи: в три, когда Костя подъехал за Васей, «усиление» все еще стояло, а катер прилежно утюжил акваторию объекта.

Резюме.

Помимо стандартного пакета инфракрасных, ультразвуковых и емкостных СО (средств обнаружения) объект оснащен качественной радиолокационной защитой. Сообщение с «большой землей» происходит по воде (катера курсируют) и отчасти по воздуху, вертолетом. Оба причала, на объекте и на берегу водохранилища, грамотно охраняются. По прибытии к причалу объекта катера проходят тщательный досмотр.

В общем, система охраны организована добротно и умело.

Вердикт: в настоящих условиях скрытое проникновение на объект практически невозможно.

Надо сказать, что такое заявление для всех нас было полной неожиданностью. И вовсе не из-за того, что нам попался такой неприступный объект. Мало ли в мире объектов с перспективой проникновения на уровне «практически невозможно»?

Просто заявление прозвучало из уст Васи Крюкова, который при большом личном желании может забраться «практически на любой» объект!

– Ага… – Петрушин хитро прищурился. – А если поспорим на пару ящиков сгуща?

– Да хоть на пару «Уралов» сгуща! – Вася причмокнул губами и с сожалением вздохнул. – Не, попробовать, конечно, можно. Но почти на сто процентов – будет примерно так же, как с ключами Элеоноры.

– Ну тогда нет смысла и пробовать, – прекратил полемику Иванов, вновь подвигая к себе ноутбук. – Серый, что скажешь насчет вот этой картинки?

Да, это, пожалуй, картинка номер один всей коллекции. Разумеется, вертушка на посадочной площадке, спутниковая антенна и огромная панель с мониторами смотрятся очень даже неплохо. Но вот эта картинка – с таким многообещающим подтекстом, что сразу возникает желание с большим пиететом расцеловать подружку Ростовского во все доступные места.

Вот что у нас на картинке. Просторное помещение с высоченным потолком, слева видны несколько компьютерных терминалов, прямо по курсу – уже упомянутая выше панель с мониторами, перед панелью – два кресла, рядом – два товарища в штатском, неумело имитируют положение строевой стойки. На головах у товарищей – шапочки с дырочками для глаз.

Вообще-то еще тепло. Вася, например, вчера ночью купался – так даже не чихнул потом ни разу.

Ну что, уже интересно? А вот и нет, это не то: смотрите на правый угол картинки, весь подтекст как раз там.

В правом углу у нас дверь из бронелиста, с небольшим оконцем. Оконце, судя по некоторым признакам, выполнено из пулестойкого стекла, да еще и армировано мелкоячеистой решеткой. Справа от двери – электронный замок с номерным набором. Слева – крепенький мужчинка в шапочке: в отличие от расхлябанных товарищей возле кресел стоит уверенно и прочно, широко расставив ноги, заложив руки за спину и расслабив плечи. В общем – поза профессионального охранника, привыкшего большую часть своей жизни бдительно сторожить и не пущать.

Никаких надписей и табличек на двери нет, через оконце смутно виден фрагмент чьей-то отсвечивающей лысины и верхушка «башни» серверного системного блока.

– Занимательная картинка, – одобрил я выбор шефа. – И, кстати, обратите внимание: лысина за стеклом – без шапочки.

– Да, я заметил. – Иванов обернулся к Косте: – Ну-ка, в двух словах: каковы перспективы получения комментариев по этой занимательной комнатушке?

– Не понял… – Костя удивленно округлил глаза. – Вы что, хотите взять пленного?!

– Костя, будь добр, включи голову! – Иванов недовольно поморщился. – Комментарии – от Валериной дамы.

– А, вон что… Точно, притормозил – прошу прощения… Перспективы, безусловно, есть: девчонка напористая, активная, наверняка интересовалась. Можете даже и не звонить. Ситуацию легко реконструировать на основе общих фактов: «А что там за этой замечательной дверкой? А это секрет, о звезда моих очей. Ой как интересно! А можно мне туда зайти? Звезда, вам же русским языком сказали – секрет, мать вашу везде! И потому вам туда – низззяяяя!»

– Зачем реконструировать, если можно просто позвонить. – Иванов кивнул Ростовскому: – Мы можем потревожить вашу даму, коллега?

– Попробуем. – Валера достал телефон и пошел к двери: – Если не возражаете, я – приватно…

Костя оказался прав: любушка Ростовского и в самом деле просилась в таинственную комнату и неожиданно получила решительный отлуп. Из-за этого они с генералом даже немного повздорили на тему «говорил – готов для меня на все, а тут в какую-то паршивую комнатушку не пускаешь?! Это вот так ты меня любишь?!».

– И чем все закончилось?

– Да ничем особенным. Сказала с невыразимой горечью: «Я, конечно, понимаю, что служба важнее какой-то случайной бабенки»…

– Про горечь – это она или сам придумал? – живо заинтересовался Костя.

– Сам, – признался Ростовский. – Просто уже немного изучил ее, знаю…

– Костя – оно тебе сейчас так важно?! – Иванов нетерпеливо пристукнул ладонью по столу. – Дальше что?

– Дальше… Генерал рассыпался в извинениях, уверял, что любит, но пускать туда все равно никого нельзя… Гхм…

– А про горечь – в самом деле важно, – как бы мимоходом заметил Костя. – Если она тут хоть чуточку сфальшивила, генерал – далеко не дурак, я полагаю, – может заподозрить неладное.

– Так… – Иванов на секунду задумался. – Ну, теперь мы уже не вольны что-либо поправить, даже если и так… Чем все закончилось?

– Помирились и поехали кататься на катере. Высадились на острове, жарили шашлык из осетрины, пили шампанское. На вертолете не летали – не успели.

– О как! – Иванов заинтригованно шевельнул бровями: – Здесь что, осетры водятся?!

– Ничего такого здесь не водится, – выступил я со справкой. – Два форельных хозяйства и дикая рыбешка в формате «карась-подлещик». Осетрину, по всей видимости, заблаговременно выловили в другом месте. Или просто купили.

– Понятно. И что – генерал?

– Генерал был от нее без ума и очень расстроился, что она отказала ему в плотских утехах.

– Какая цельная девушка! – одобрил Костя. – Обещала не отдаваться на катере – и сдержала слово! Чем мотивировала?

– А просто сказала, что маленько сердится на него. – Валера расправил плечи и глянул орлом. – Он звал ее сегодня же на романтический ужин в ресторане. Она отказалась. Сказала, что ему теперь придется постараться, чтобы вернуть ее расположение… Но я думаю, она сделала это по другой причине…

– Да, безусловно, ты – лучший, – похвалил Костя. – И мотивация здесь настолько прозрачна, что не нуждается в комментариях…

– Хорошо, что у нее хватило ума вовремя остановиться. – Иванов что-то пометил в блокноте и вывел на экран снимок с волевым генеральским подбородком на фоне спутниковой антенны. – В самом деле: дяденька умненький, мог бы все испортить… Вообще повезло нам с этой дамой. При всех прочих прелестях еще и голова на месте. Редкое, скажу я вам, сочетание!

– Да вы же знаете, я с дурами не дружу, – скромно отметился Ростовский. – Не мой стиль!

– Достоинства ваши не знают границ, – совершенно серьезно заметил Костя. – И скромность – тоже…

– Так… – Полковник, закончив любоваться генеральским подбородком, вновь вернулся к таинственной комнате. – Расскажи-ка нам, что ты думаешь об этой занимательной комнатушке?

Последняя реплика – вроде бы в пространство. Полковник задумчиво смотрит на экран ноутбука и ни к кому конкретно не обращается. Такое бывает, когда шеф сконцентрирован на проблеме и сосредоточенно анализирует. Мы к этому уже привыкли: каждый в команде отвечает за определенный участок работы, и в таких случаях обычно выступает тот, по чьей специфике задан вопрос. «Занимательная комнатушка» – это наша с Лизой кафедра. Поскольку Лизы нет, выступаю я.

– Отдельная охрана. Кодовый замок. Солидная такая дверка – и стеклышко под стать. Единственное место, куда генерал не счел возможным впустить человека, ради которого до этого нарушил кучу инструкций и параграфов. В общем, режимный объект на режимном объекте… Лысина – скорее всего – специалист-аналитик, работающий с массивом данных. Так… По критериям информации: ну, вряд ли здесь сосредоточены какие-то совсем уж запредельные секреты. Такого рода секреты аналитикам не доверяют и хранят обычно в персональной генеральской голове, а отправные пункты для памяти кратко шифруют в блокноте, да так, что кроме носителя фиг кто разберет. Так надежнее. Но! Если там еще одна такая же «башенка», или парочка – вне всякого сомнения, массив данных может быть очень даже обширным и весьма содержательным.

– Ага… То есть если мы, допустим, упрем жесткие диски с этих компьютеров…

– Да, в этом случае мы будем точно знать, чем занимается эта загадочная компашка. Даже при отсутствии ключевых фактов, раскрывающих до конца всю подоплеку, – направление деятельности все равно будет очевидным.

– Костя?

– По мотивациям? В специфике я ни бум-бум, но ясно вижу в данной ситуации одно: если так сурово охраняют и не пущают – значит, есть что скрывать! Иначе какой смысл во всех этих режимных нагромождениях?

– Угу… Угу… Так, а там же, наверное, все подряд запаролено и зашифровано.

– Это не проблема.

– Есть люди?

– Есть.

– Категория?

– Категория… Хм… Да так – без категории. Но вскроют все, что угодно, уже только лишь ради спортивного интереса. А если в качестве бонуса будут фигурировать некие зеленоватые бумажки…

– Ну, за этим дело не станет, – заверил Иванов. – За такие вещи можно и нужно платить.

– Значит, осталась самая малость: сбегать на объект и позаимствовать жесткие диски.

– Хорошая шутка. – Костя весело хихикнул. – Вот за что люблю я молодежь: с ними не соскучишься…

– Хе-хе, – поддержал его Иванов. – Только это не шутка. Не зря у нас аналитик деньги получает: с ходу суть ухватил.

– Вы хотите сказать, что мы планируем… нападение на объект?! – осторожно уточнил Ростовский.

– Слово «нападение» мне не нравится, – решительно возразил Иванов. – Оно неверно отражает суть мероприятия, которое мы собираемся провести в ближайшее время.

– А в чем суть?

– Это будет просто дружеский визит, – охотно пояснил Иванов. – Подъедем, прокатимся на катере, сходим в оперативный зал, откроем комнатушку, заберем диски со всех «компов», что понравятся, и – домой.

– Здорово, – категорически одобрил Петрушин. – Мне нравится!

– Мне тоже! – с воодушевлением подхватил Вася, улыбаясь во все лицо. – Хоть делом заняться, а то уже запарило тут пасти всех подряд!

– «В безумных глазах варвара загорелась дикая радость», – тихонько прокомментировал Костя. – Товарищ полковник…

– Я в порядке, Костя, не смотри так!

– Да нет, я не про то… Вы это прямо сейчас придумали?

– Да, прямо сейчас, – признался Иванов.

– Десять минут посмотрели снимки, схемы, послушали доклады…

– Точно! И что?

– Ну… – Костя прочистил горло, покачал головой и развел руками. – Кхм-кхм…

В номере воцарилась тишина.

Петрушин с Васей, досадливо нахмурившись, уставились на Костю. Ростовский озадаченно морщил лоб, пытаясь собраться с мыслями. Полковник, легкомысленно мурлыча под нос «…мама, как меня плющит…», принялся бегло набрасывать на стандартном листке какую-то схему.

Я, грешным делом, на минутку усомнился во вменяемости шефа. Покурил чего или как? Вроде бы не пахнет. Да и где успел взять? Разве что в «Урановых зорях» гашиш в похлебку добавляют…

Думаю, нужен комментарий по столь драматичному расхождению реакций присутствующей публики на заявление шефа.

Иванов – признанный гений оперативного мышления, МСМК (мастер спорта международного класса) по организации хитромудрых многоходовых комбинаций, умница и превосходный аналитик. Но при всех этих качествах он у нас тугодум – в хорошем смысле этого слова. То есть пока не продумает каждый возможный вариант на сто ходов вперед и не разложит по полочкам все до единой мельчайшие детали, работать никому не даст. Самое неприятное наказание для шефа – трудиться в режиме жесткого цейтнота и на ходу, в экстренном порядке, менять тщательно продуманный накануне план.

Теперь сопоставьте вот этот характеризующий штрих с сиюминутным поведением полковника, и вам будет понятна наша реакция. Нет, в самом деле, десять минут посмотрел картинки, вполуха послушал доклады по обстановке, и – нате вам!

Иванов закончил набрасывать схему:

– Подходим, смотрим, слушаем…

…и буквально за пять минут изложил свой план: поэтапно, в деталях, с обоснованием всех спорных моментов.

План был крепок и удивительно прост. Фееричной искрометностью и спонтанностью тут даже и не пахло: все выглядело добротно и надежно. У специалистов по поведению и «боевке» (Костя – Петрушин) вопросов не возникло.

То есть в принципе – можно работать!

– Когда начнем готовиться? – уточнил Петрушин, возбужденно потирая свои ручищи, давненько уже не державшие врага за горло.

– Да особо и готовить-то нечего. Кое-кому позвонить, кое-что купить, кое-что пошить, кое-что стырить…

– Стырить! – Вася оживился. – Что нам надо?

– Пару местных номеров для наших «девяток».

– Нет проблем. Как стемнеет – сделаю.

– Угу. Теперь – позвонить даме…

– Даме? – Ростовский слегка встревожился.

– Да, Валера, придется.

– Зачем?!

– Пусть порадует генерала: она принимает его приглашение отужинать в ресторане.

– Эмм… Думаете, она…

– Да, она хочет этого. Зачем терзать человека? Пусть парень исправляется, покажет себя галантным кавалером.

– Почему вы решили, что она захочет…

– Потому что ты намекнешь ей: если будет вести себя хорошо – пусть сегодня опять ночует на даче…

– Сергей Петрович… – Мужественное лицо Ростовского посетила несолидная плаксивая гримаса. – Мне хотя бы сутки надо…

– Валера, возьми себя в руки! Никто тебя не заставляет топить ее в потоках твоей безудержной похоти. Просто нам нужно, чтобы генерал отвез ее после ресторана на дачу. А вот эти намеки – чтобы она не оставила его ночевать. Короче, пусть будет одна. Я доступно излагаю?

– То есть это что же получается… Мы что, ее обманем? Мы, офицеры…

– Думаешь, я в восторге? Да мне больно даже думать об этом! Однако ситуация такова, что… Так, секунду… Слушай, а ты нам в принципе не нужен этой ночью…

– Ну уж нет – давайте обманем!

– Тогда звони и обманывай побыстрее.

– Хорошо. – Валера достал телефон и привычно направился к двери. – Я – приватно…

– Давай. А я сейчас – список…

Полковник быстро набросал три коротких списка вещей, которые нам понадобятся в ходе предстоящего мероприятия.

Через три минуты Ростовский вернулся из коридора и сообщил, что дама в полном восторге от нашего плана.

– Ну и славно, – одобрил полковник. – Держите…

Мне, Ростовскому и Петрушину были вручены списки, с предложением немедля выдвинуться в торговые точки.

– Поторопитесь. – Полковник посмотрел на часы – было 19.05. – Насколько мне известно, «спорттовары», «игрушки» и лабазы, торгующие дрянными «мобилами», здесь работают до 20.00.

– Я не понял… Мы что – займемся этим сегодня?! – постиг наконец очевидную истину Костя.

– Нет, завтра. – Иванов приятно улыбнулся. – От 00.30 до 01.00 – это уже завтра. А сегодня у нас целый вагон времени, чтобы подготовиться и как следует все отрепетировать…

* * *

В 23.05 мы заняли стартовую позицию неподалеку от въезда в академический дачный поселок, где располагается летняя резиденция подружки Ростовского.

Вооружение штатное: у всех ПСС в оперативных кобурах, с двумя магазинами, а у Васи с Петрушиным наверняка что-нибудь колюще-режущее – эти товарищи без такого рода предметов на мероприятия не ходят.

Экипировка и дополнительное оборудование: бинокли, узконаправленный микрофон, шапочки с прорезями для глаз, два муляжа с пультами управления, широкий упаковочный скотч, три пары наручников.

Кроме того, по случаю вечернего променада мы все приоделись в свежекупленые спортивные костюмы – дрянные, китайские, с жуткими капюшонами – как у балахонов куклуксклановцев. Когда выходили из номера, Вася шел последним: вид нашей стройной колонны в китайских костюмах почему-то вызвал у него приступ истерического хохота – пришлось затаскивать в номер и сбрызгивать водичкой.

В соответствии с планом Иванова разделились на два экипажа:

1) исполнители: Петрушин, Вася, ваш покорный слуга;

2) обеспечение: Иванов, Ростовский, Костя.

Боевая техника: две «девятки» с украденными в соседних дворах номерами.

К выполнению боевой задачи готовы, ждем команды!!!

Хе-хе…

Короче, не обращайте внимания: это я просто по настоящему делу соскучился. Как ни крути, а прав Вася: оперативная работа – дело скучное, во многом неблагодарное и требующее титанического терпения. Иногда так и хочется малость размяться да порезвиться.

На самом деле у нас тут обычный вечерний променад с привлечением высшего командного состава МВД (в запасе). Сейчас подъедет дженераль, потолкуем, прокатимся кое-куда и – по домам…

В 23.32 из правого переднего окна стоящей сзади нас «девятки» показалась одна из светлейших голов русского оперативного искусства и вальяжно распорядилась:

– Катитесь, господа. Готовность – пятнадцать минут. Охраны нет, водитель вооружен.

Ага. Стало быть, любушка Ростовского пошла попудрить носик и доложила по телефону, что они вот-вот покинут ресторан.

Мы въехали в дачный поселок, прокатились, как и было сказано, по центральной улице примерно до середины, свернули налево и, оставив указанную накануне Ростовским усадьбу в тридцати метрах позади, припарковались за аккуратной выгороженной площадкой с мусорными баками. От усадьбы нас не видно, но, если кто-то подойдет поближе, обязательно обратят внимание – чужие! Остается надеяться, что в такую пору мусор выносить никто не станет.

Я вышел из салона, осмотрелся и прислушался.

Было тихо. На улице – ни души, откуда-то доносится негромкая музыка. Изредка лениво и как-то даже снисходительно взлаивают академические собаки, ожиревшие от размеренной поселковой жизни. С норд-норд-веста ветерок доносит запах жареного лука, дивно сочетающийся с ароматом последней стадии кипения малинового варенья. Вдоль по улице расставлены старинные фонари с чугунными завитушками: вместо газовых горелок в них сейчас лампочки, светят, правда, неярко – но в целом получается очень стильно и респектабельно.

Хорошо живут академики и прочие большие люди местного масштаба. Уютно тут у них, спокойно, так и прет из всех углов размеренной замшелой пасторалью.

В таком месте даже пакостить не хочется…

Петрушин достал фонарик и еще раз проверил муляжи. На мой взгляд, все получилось вполне добротно и убедительно. Технологию доводить не буду (если кто не в курсе: помимо нас с вами, добрых и верноподданных, книги иногда читают разные зловредные маньяки), скажу только, что за пару часов мы соорудили очень похожий на оригинал радиоуправляемый «пояс шахида» и внушительного вида СВУ (самодельное взрывное устройство) – тоже «радиоуправляемое», – вся эта взрывоопасная благодать общим тротиловым эквивалентом что-то около шести килограммов. Используемый материал: одна китайская елочная гирлянда, две китайские же радиоуправляемые машинки «Акамутокуевато», десять кусков хозяйственного мыла, несколько плотных непрозрачных пакетов для мусора и два ремня от поясных сумок – китайских же, понятное дело. Вообще, хочется много теплых слов сказать в адрес наших луноликих собратьев: спасибо, товарищи хунвейбины, за весомый вклад в отечественное оперативное искусство. Что б мы без вас делали – особенно без дешевых дрянных костюмов с капюшонами.

В 23.51 к усадьбе подъехал «Мерседес».

Шкодливо выглядывая из-за ограды мусорной площадки, я принялся наблюдать.

Близрасположенный к усадьбе фонарь светил довольно тускло, но этого было вполне достаточно, чтобы рассмотреть, как от машины отделились два силуэта и скрылись за калиткой.

Через несколько мгновений легкий стук каблучков стих, и где-то в глубине двора включили свет: сквозь ажурную решетку ограды было отчетливо видно желтоватое матовое пятно.

Где-то в непосредственной близости от этого пятна начался негромкий диалог. Отдельные слова разобрать было невозможно, но интонация весьма красноречиво свидетельствовала о содержании беседы. Все было просто и обыденно: мужчина ласково, но напористо склонял даму принять его точку зрения, дама игриво капризничала и, судя по некоторым признакам, склоняться не желала.

– Далековато, – поделился я своими сомнениями с соратниками. – Водила сидит лицом к нам, если всей толпой попрем, пять раз успеет прокачать ситуацию.

– Не надо всей толпой, – буркнул Петрушин. – Вася, иди отними у него ключи и беги сюда.

– Запросто. – Вася выскользнул из машины, обогнул ограду мусорной площадки и рэперской походкой двинул к «Мерседесу».

Петрушин тоже покинул салон: встал за моей спиной и принялся неспешно разминать плечи.

Поравнявшись с машиной, Вася заурядно-торчковым голосом поинтересовался:

– Дядь, вы к кому приехали?

– Не твое дело, – грубо ответил водила. – Вали отсюда, пока не началось.

– А что «не началось»?

– Да лучше тебе не знать. Вали, я сказал!

– А закурить у вас нету?

…тут Вася неуловимой тенью прянул к левой передней дверце, на мгновение слился с темным силуэтом «Мерседеса» и, так же неуловимо отпрянув, трусцой припустил к мусорной площадке.

– Ах ты ж сучонок!!! – рявкнул водила, грузно вываливаясь из салона. – Да я тебя…

– Что там у тебя? – недовольно поинтересовался мужской голос со двора усадьбы.

– Да пацан тут! Щас я, быстро… – на ходу ответил водила, устремляясь за Васей.

– Ну-ка… – Петрушин отодвинул меня плечом, встал за углом ограды и хрустнул костяшками пальцев.

Мимо деловито пробежал Вася, взбудораженно напевая под нос «…Ландыши, б… буду, ландыши…».

Через несколько мгновений послышалось надсадное сопение приближающегося водителя.

Петрушин вышагнул из-за угла и, словно забивая в стену железнодорожный костыль, мощно долбанул кулаком сверху вниз.

– Тук! – глухой удар, короткий вскрик-выдох, обмякшее тело в два приема распростерлось рядом с мусорной площадкой.

Не знаю, то ли я навык утратил (давно не практиковал), то ли Петрушин дал с большим «запасом», но пульс на этом крепком мужике я искал с минуту, не меньше! Не было его, и все тут. Ни на шее, ни на запястьях. Лежит как труп – и никаких тебе признаков жизни.

– Ну, Жека…

– Да че-то скорость маленько не рассчитал. – Петрушин чувствовал себя виноватым. – Сработал как по стоячему, а оно бежало. А что делать? Если «шлагбаум» – смотри какой грузный, вообще бы сразу скопытился…

– Надо бы воды – побрызгать!

– Нет воды, – пробурчал Вася, крутя на пальце кольцо с трофейными ключами. – А! Давай пос…м на него – должно помочь…

– Вот же варвары… – Я рванул на водиле рубашку и припал ухом к груди.

Сердце тихонько билось.

– Вроде живой!

Я несколько раз крепко стукнул по щекам бездыханного – он чуть шевельнулся и замычал.

– Ну, слава яйцам. – Петрушин облегченно вздохнул и потащил из кармана наручники. – Надо тренироваться почаще, переучиваться помаленьку…

Пленного разоружили, надели наручники, залепили рот скотчем и уложили на заднее сиденье нашего авто. В ближайшие полчаса (а то и больше) можно было не опасаться, что он проявит какую-то опасную активность.

В «мерсе» устроились в три захода: Вася серой мышью шмыгнул за руль, открыл левую заднюю дверь, потом этаким перекормленным гусем прокрался Петрушин, затем пришел я и приволок, на правах младшего, сумку с экипировкой и дополнительным оборудованием.

Мы открыли правую переднюю дверцу, надели неприятно колющие лицо шапочки с дырами и стали с интересом ждать, чем закончится диалог на крылечке усадьбы.

– Вот будет интересно, если он ее уболтает, – тихонько вздохнул Петрушин. – Ты уже подумал, как мы его оттуда будем выковыривать?

– Не уболтает, – уверенно заявил я.

– Думаешь, у нее принцип?

– Думаю, у нее принц.

– Чего?

– Она ждет прекрасного принца Валерия. Так что у дженераля – никаких шансей.

– Ну-ну…

Вскоре разговор стих, свет во дворе усадьбы погас и тихонько хлопнула входная дверь. Второе окно справа от крыльца озарилось изнутри зеленоватым свечением – видимо, включили настольную лампу, или торшер.

– Вася – заберешь у генерала ствол, – прошептал Петрушин.

– А где носит? Под мышкой, на поясе?

– Инфо отсутствует. Полезет за стволом, увидишь – где. Заберешь.

– А, понял. А точно полезет?

– Полезет, – обнадежил я. – Костин прогноз. Всю жизнь в номенклатуре. Его ни разу не задерживали. Большой человек, чувствует себя здесь самой толстой шишкой, и вообще, Костя сказал, что у него «комплекс бога».

– Это как?

– Это значит «борзянки облопался» так, что дальше некуда! В общем, обязательно будет рефлектировать.

– Да – вот так понятнее… А он здоровенький – придется травмировать.

– Ну и что – здоровенький? Постарайся поласковее: ты же у нас ловкач…

Минули две минуты – генерал не возвращался.

– Ага! – Вася возбужденно шмыгнул носом и просунул меж спинок сидений руку. – Серый – давай на ящик сгуща, что он ее уболтал!

– А давай! – не раздумывая согласился я, хватая Васину потную ладошку. – Жень, разбивай.

– А ты говоришь – нет?

– Да, я говорю: не уболтал…

В этот момент со двора усадьбы послышался негромкий стук: как будто кто-то стучал костяшками пальцев в дверь. И тут же ветерок донес до нас аромат табачного дыма.

– Все, передумал! – Вася дернул руку назад.

А не тут-то было! Я крепко вцепился в ладонь разведчика, а Петрушин тотчас же произвел ритуальный удар ребром ладони.

– Пари считаю состоявшимся.

Стук повторился: через несколько секунд мы вновь услышали голоса. На этот раз мужчина говорил просительно и даже униженно, а в интонации дамы преобладали сердитые и раздраженные нотки.

– По ориентировке – генерал не курит. – Петрушин понюхал воздух. – Или я чего-то упустил?

– С такой закуришь, – недовольно буркнул Вася. – Это я пошутил: такое пари не считается!

– А все, уже поздно – разбили, – беспощадно уведомил его Петрушин.

– Да нечестно так! Он насильно руку держал!

– Насильно?!! О, брат мой… Что этот негодяй сделал с тобой!

– Да пошли вы оба в ж…!

– Да ладно тебе. Погоди, может, еще договорятся…

Разговор в усадьбе вновь стих. Через несколько секунд послышались шаги – кто-то приближался к выходу.

Негромко скрипнула калитка. Вышел генерал, встал к нам вполоборота и несколько секунд смотрел на фонарь, раскачиваясь с пятки на носок. Лица его видно не было, но, судя по безвольно опущенным плечам, в душе большого человека сиюминутно царила скорбь.

– Ну все, все… Собрался, взял себя в руки… – увещевающим тоном пробормотал генерал, в самом деле, обхватывая себя руками за плечи и разворачиваясь к нам лицом. – А чего ты хотел? Правильно ведь сказано: все бабы – суки!!!

Получилось горько, неискренне и с плаксивой ноткой.

Высказавшись таким образом по существу текущего момента, генерал решительным шагом направился к машине, сел на переднее место и, со всего маху хлопнув дверцей, властно бросил:

– На базу!

– Добрый вечер, Иван Алексеевич, – почтительно поздоровался я. – Не будете возражать, если я попрошу вас сдать оружие?

– Буду, б…!!! – рявкнул генерал, всем телом разворачиваясь на голос и производя правой рукой какие-то манипуляции – темно, не видно ни фига!

– Забрал! – сказал Вася.

– Ай, б….!!! – вскрикнул генерал. – Пальцы сломаешь, сволочь!!!

– Пятый, ты чего?

– Да шустрый оказался – еле успел! – Вася передал между спинок сиденья пистолет.

Петрушин взял его и осветил фонариком: это была облагороженная «Гюрза» с инкрустированным затвором и позолоченными надписями.

– Ну ни фига се… Не лень такую дуру таскать?

– Да, интересный пистоль. Хотя, с другой стороны, у большого человека – должен быть большой…

– Скажи, пусть палец отпустит!!! – звенящим от боли и бешенства голосом потребовал генерал. – Вы че, совсем озверели?!!

– А у вас больше нету оружия?

– Да нету, б…, нету!!! Я вам что – ходячий арсенал, что ли?!

– Пятый – отпусти.

– Хорошо, – покладисто согласился Вася.

– Значит, так, хлопцы, я сегодня не в духе, – честно предупредил генерал. – Поэтому играться с вами не собираюсь. Так что, давайте сразу определимся по ситуации.

– Да, это будет разумно, – горячо поддержал я. – Кстати, вы не волнуйтесь – оружие мы вам вернем.

– А я и не волнуюсь. – Генерал зловеще хмыкнул. – Куда вы, на хрен, денетесь, родные мои!

– Ну, это еще вопрос…

– Не нукай, сынок, не запряг! Слушайте внимательно. Убивать меня вы не хотите – хотели бы, давно бы уже шлепнули. В подвал тащить или еще куда там – тоже не планируете. Иначе бы – мешок на голову, да не постеснялись бы как следует по репе навернуть. Значит – что? Значит, хотите вы со мной просто побеседовать. Вот так я мыслю.

– Верно мыслите, Иван Алексеевич, – одобрил я.

– Да еще бы не верно! Только вот вопрос… С чего это вы взяли, гуси мои лапчатые, что я с вами разговаривать буду?! Я что, для этого какой-то повод давал? Или у вас есть веские основания считать, что я все брошу и вот так на ровном месте начну с вами дружить?

– Иван Алексеевич, вы разумный человек и потому наверняка понимаете…

– Короче, любезный! Давай-ка, быстренько: кто вы такие и чего вам вообще надо? И где, кстати, мой водила?!

– Водителя вашего мы разоружили, надели на него наручники и поместили в нашу машину, – охотно пояснил я. – Поскольку вел он себя некорректно, пришлось его один раз ударить. Теперь ему потребуется длительное лечение.

– Вот это вы зря сделали!

– Сзади вас сидит человек, который ударил водителя. Ни на что такое не намекаю, но хотелось бы, чтобы вы вели себя корректно…

– Ребята… – Голос генерала скатился до угрожающего шепота. – Вы даже не представляете, в какое г… вы угодили! Вы кто такие?!!

– Это не имеет к делу никакого отношения. Но сотрудничать вам придется в любом случае. Третий, покажи.

Я включил фонарик, при свете которого Петрушин бегло произвел презентацию нашего СВУ: открыл коробку из-под зимних китайских кроссовок «Пума», продемонстрировал устрашающего вида начинку и вытащил две пары проводов. Я передал Васе пульт и посветил фонариком, чтобы генералу было лучше видно. Вася активировал выключатель и нажал красную кнопку.

Между оголенными концами одной пары торчавших из коробки проводов громко щелкнула синяя искра.

Генерал ощутимо вздрогнул.

– Эть! – Вася жизнерадостно гыкнул и с удовольствием нажал кнопку еще три раза.

Что поделать – неандертальцу понравилась искорка.

– Хорош баловать!

Петрушин отнял у Васи пульт – я сопровождал его лучом фонарика, – выключил тумблер, аккуратно соединил две пары проводов посредством переходника и упрятал в коробку. Затем замотал коробку упаковочным скотчем и вручил Васе.

– Установи на стену, под окно, где горит зеленый свет.

– Есть, – буркнул Вася и, покинув салон, устремился к калитке.

– Тупые у вас шутки, я вам скажу… – В голосе генерала недоверие боролось с растерянностью, и растерянность, похоже, потихоньку брала верх.

– Да ну, какие уж тут шутки, – безжалостно изрек я. – Вы же сами все видели.

– Погоди… Не, я не понял – девчонка-то здесь при чем?! – растерянность окончательно поборола недоверие и большими корявыми буквами написала на непробиваемой стене генеральской гордыни «Здесь был Вася!!!». – Ребята… Вы че – совсем?!!

– Да я понимаю, что она вам – никто, – поддержал я беседу. – Но она – живой человек. И теперь ее жизнь целиком и полностью в ваших руках. Это так, страховка на тот случай, если вам на себя наплевать. Если вы неправильно себя поведете, она просто сдохнет.

– Это просто пит здесь какой-то… – потерянно пробормотал генерал.

– Да, видимо, это он.

– Ты еще иронизируешь?!

– Да так – разговор поддержать.

– Вот же б…во… Черт-те что и сбоку бантик…

Через минуту вернулся Вася и официально доложил:

– Установка произведена.

– Хорошо, – похвалил Петрушин. – Поехали…

Спустя три минуты мы уже стояли на шоссе рядом с машиной Иванова, и генерал – прошу заметить, совершенно добровольно, без дополнительных мер воздействия – сняв рубашку, надевал на себя наш фирменный «пояс шахида». Этому, правда, предшествовал короткий диалог, в ходе которого мы уточнили один, сугубо технический, вопрос:

– А если не надену?

– Тогда мы вас вырубим, наденем, а потом приведем в чувство. Как видите, никакой разницы – на конечный результат это не влияет…

Мы не стали демонстративно искрить проводкой на «поясе» (это уже будет явный фарс): я просто уведомил генерала, что устройство снаряжено, показал второй пульт и уложил его в карман.

– Сколько здесь? – угрюмо поинтересовался генерал, застегивая пиджак и осторожно проводя руками по животу.

– Полтора кило.

– Ну вы, блин… Тут бы и ста граммов – за глаза!

– А это с запасом. Если вдруг что – всем хватит.

После этого я отдал пульт от коробки с мылом первому экипажу и уведомил генерала, что эти мерзавцы остаются здесь и в случае чего, не колеблясь, взорвут невинную жертву к известной матери.

Затем мы посадили высокопоставленное лицо в нашу машину и поехали к причалу.

По дороге к причалу генерал поинтересовался нашими планами на ближайшие два часа.

Вопрос был вполне закономерный, и я не счел нужным запираться: очень скоро все станет известно, а секретничать без нужды как-то несолидно.

– Это очень плохая затея, – с величайшим неодобрением отметил генерал. – Натуральное самоубийство! Это кто придумал?!

– Да какая вам разница, Иван Алексеевич? Для вас это имеет какое-то значение?

– Для меня – нет. А для того, кто придумал, имеет, да еще какое! И для всех остальных тоже.

– Для всего человечества?

– Да хватит паясничать! Для всех, кто принимает участие в этой идиотской затее – для вас троих в первую очередь… Вы из какого ведомства?

– Ну зачем вам…

– Да не мне, дурашка, не мне! Вот же вы упертые какие, просто не знаю… Ну, что не из моего – ясно… ГРУ? Да вроде нет: те вообще разговаривать бы не стали. ФСБ?

– Не скажу.

– Ну и дурак! Сто раз потом пожалеешь!

– Спасибо на добром слове.

– Пожалуйста. Пока едем, подумай как следует. Еще не поздно решить вопрос с вашим руководством…

* * *

На причале обошлось без эксцессов. Охрана – два бойца среднего сложения, без каких-либо признаков специальной подготовки – даже не попробовала поинтересоваться, чем вызван ночной визит и что это за сторонняя троица в шапочках прибыла с генералом. Открыли ворота, доложили обстановку, вызвали катер.

Для человека с поясом в полтора кило Азаров держался довольно уверенно, я бы даже сказал – мужественно. Пришел катер с экипажем в три лица, бросили трап, генерал вполне спокойным голосом предложил:

– Добро пожаловать на борт, господа юнкера. Путешествие будет коротким, но не сухопутным. Надеюсь, вас не укачивает…

На причале объекта (он же – КПП) все повторилось один к одному: трап, доклад, и – никаких вопросов по существу неурочного визита и присутствия посторонних.

Правильного парня мы выбрали. Он здесь в самом деле главный. Понятно, что все к этому сходилось, но определенный процент сомнения все же присутствовал: генерал вполне мог выступать в роли консультанта или (что вероятнее) просто быть другом какого-нибудь загадочного вождя местной самостийной банды.

В этом случае конечный вариант проникновения в заветную комнату подлежал бы экстренному пересмотру. Проще говоря, пришлось бы всех подряд посвящать в генеральскую взрывоопасность и вступать в долгие и мучительные переговоры с вождем.

С публикой здесь было немного побогаче: трое бойцов, дежурный по КПП – он же и доложил – плюс экипаж пришвартовавшегося катера.

Петрушин деловито осматривался: впитывал обстановку на предмет экстренной эвакуации. Генерал пока что держится молодцом, но на всякий случай надо быть готовым к любым девиациям…

Генерал выслушал доклад и, кивнув в нашу сторону, отрывисто бросил:

– У нас гости. Примите меры.

Мы синхронно замерли (думал, это только у меня – смотрю, Петрушин с Васей тоже застыли, как прилежные детишки по команде «Замри!»).

– Понял. – Дежурный вполне будничным тоном уточнил: – Циркуляр?

– Нет, только в штаб.

– Понял. – Дежурный прошел в застекленную будку, щелкнул по пульту и сообщил кому-то:

– Бубен, Первый гостей привез. Передай оперативному – в штаб поведет.

– Принял, – ответил искаженный динамиком голос. – Патрулям тоже?

– Да.

– Хорошо, понял…

Отомри!

Вроде бы ничего такого страшного не случилось…

Мы миновали «шлюз» с двумя воротами и оказались на внутренней территории.

– Что значит – «гости»? – вкрадчиво уточнил я.

– Стандартная процедура, – пояснил генерал. – Персонал натягивает вот такие же идиотские шапки, что сейчас надеты на вас.

– Понятно… А почему на КПП – без шапок?

– Внешняя охрана. С персоналом не контактирует…

Внутренняя территория объекта более всего напоминает… пионерлагерь. Одноэтажные кирпичные бараки, ровные шпалеры акаций, разноцветные беседки, прямые как струна асфальтированные аллеи, освещенные точно такими же фонарями, как в академическом дачном поселке. Летняя ночная идиллия: тишина, ненавязчивое стрекотанье сверчков да едва слышимый из-за высоченного забора плеск разыгравшейся волны – совсем недавно стало ощутимо поддувать с северо-запада.

О том, что это действующий режимный объект, напоминают только едва видимые в темноте силуэты сторожевых вышек да помеченная огоньками радарная башенка на крыше административного корпуса. А так – полное впечатление, что находишься на территории дешевенького дома отдыха, на скорую руку переделанного из старорежимного оплота юных ленинцев.

От КПП до административного корпуса (единственного здесь двухэтажного здания) пролегает широкая аллея, хорошо освещенная фонарями, – своеобразная ось, делящая весь объект примерно на две равные части.

Не пройдя и половины этой оси, мы напоролись на трио гуляющих товарищей с рациями, фонарями и поясными кобурами – как водится, в стандартно-дырявых шапочках.

Трио неожиданно вывернулось из-за акаций, дисциплинированно вытянулось во фрунт, один товарищ бодро доложил генералу о ходе службы.

Оказывается, это патруль. С каждым шагом убеждаюсь, что идея Иванова насчет захвата генерала была не просто лучшей по стратегическому замыслу, но, пожалуй, единственно верной. Попробуй мы ломиться сюда через забор, аки ночные ниндзи, неизвестно еще, сколько пришлось бы положить лишней публики, праздношатающейся по объекту меж кустиков и беседок.

В оперативном зале оказалось неожиданно много народа. Двое за пультом, у панели с мониторами, четверо за компьютерными терминалами, оперативный дежурный (очередной доклад – третий раз за последние пять минут!) и двое охранников у заветной двери с пулестойким стеклом.

Тривиальное «…откройте дверку – мы глянем…» здесь не работало. Оперативный куда-то позвонил и сообщил генералу, что секретчик будет минут через пять. Мы присели на стулья у пустующих терминалов, стали ждать: генералу дали журнал наблюдения – тяжеленную конторскую книгу с кучей закладок, а мы рассматривали огромное панно с интерактивной схемой России. Больше смотреть было не на что: как только мы вошли, хлопцы за пультом услужливо вырубили панель с мониторами.

Пока мы рассматривали панно, охранники у двери любовались на нас: не так, как все иные присутствующие – с вежливым интересом, а профессионально, оценивающе. А тот, что слева, невысокий, коренастый, слегка косолапый – почему-то «запал» на Васю. В буквальном смысле пялился на него. Я бы даже сказал – с каким-то нездоровым любопытством пялился…

В общем, секретчик пришел минут через десять, и все это время я решал дилемму: за каким ржавым дюделем левый охранник пялится на Васю?! Простое ли это любопытство (маленький парень, в шапочке, лица не видно – пацан, что ли?) или нечто большее? Вот поди тут и разберись с ходу…

Вскрывали заветную дверку, как в хорошем банковском депозитарии. Секретчик и оперативный вставили в оба замка по ключу и, после того как секретчик ввел код, разом их повернули.

Обстановка в комнате была, прямо скажем, спартанская: три стола с тумбами, три компьютера с высокими и массивными системными блоками, одно офисное кресло на колесиках да толстый пучок кабелей на кронштейнах, убегающий в круглое отверстие в стене.

Никакой загадочной лысиной здесь и не пахло, зато имелась еще одна дверь, задернутая зачем-то занавеской из камуфляжной ткани.

Генерал уверенно прошел к занавеске и постучал в дверь.

– Подъем!

– Ну что за тупые шутки? – раздался из-за двери сонный голос. – В стране переворот или мы напали на Штаты?

– Подъем, я сказал! – мимолетно раздражился генерал.

– Иван Алексеевич? – Сонный голос выдал отчетливую нотку удивления.

– Натягивай шапку и выползай. У нас гости.

– Понял…

Через пару минут к нам присоединился неслужебно одетый упитанный гражданин (шорты, тельник, сланцы ну и, разумеется, всепогодная шапочка с дырками) с явно выраженным пивным брюшком и сильно похудевшими от тоски по физическому труду руками.

Генерал, впрочем, на одеяние упитанного никак не отреагировал: без обиняков кивнул на кресло и распорядился дать нам справку по порядку хранения информации.

Упитанный с заметной растерянностью уставился на шефа, прочел в его взгляде подтверждение и, пожав плечами, в двух словах объяснил суть. Три компьютера, в каждом по два жестких диска емкостью 350 ГБ, один диск – рабочий, остальные пять – точные его копии. Резервное копирование производится два раза в сутки, в 00.00 и 12.00 по принципу «один к одному». Объем информации на рабочем диске – 270 ГБ. 3 ГБ – текст, 24 ГБ – картинки, остальное – аудио-видео.

– То есть на данный момент все диски синхронизированы?

– Точно так, – кивнул упитанный. – Последний бэкап был в полночь.

– Очень хорошо, – одобрил я. – Все значительно упрощается. Пусть снимет нам любой из шести дисков – какой не жалко.

– А чего так скромно?! – упитанный весело хмыкнул. – Вас трое, возьмите каждый по блоку – и не надо будет с отверткой ковыряться.

– Делай как сказано, – вмешался Азаров. – И поживее – некогда нам тут…

– Не понял… – Упитанный опять с недоумением уставился на генерала. – Это что – не шутка?!

– Да кто ты такой, чтобы с тобой тут шутили? – Генерал стал наливаться нехорошим багрянцем. – Ты не много ли о себе возомнил, гусь ты мой лапчатый?!

– У меня есть инструкция, написанная лично вами, – вежливо, но твердо заявил упитанный. – Без акта комиссии либо личного вашего указания, «проведенного» через аппаратный журнал, – ни одного винтика на вынос…

– Давай сюда свой долбанутый журнал! – генерал злобно скривился. – И поживее ручонками двигай – я что, тут ночевать должен?!

– Пожалуйста. – Упитанный достал из ящика стола тощий гроссбух, обернутый в краповый дерматин, ручку и отвертку. – Зря вы сердитесь, Иван Алексеевич, я просто выполняю свою работу. И соблюдаю инструкции…

– Шевелись давай! – Азаров взял ручку и раскрыл журнал. – Понабрали, блин, умников на свою голову…

– Ну что – выбирайте, какой больше нравится. – Упитанный поочередно ткнул отверткой в два системных блока.

– А какая разница?

– Никакой. Вот этот центральный трогать нельзя – «воркстейшн», а эти два – совершенно одинаковые.

– Есть предложение, – доброжелательно выступил я. – Прежде чем снимать диск, скиньте нам на него сводную таблицу паролей. Массив здоровенный, паролей, наверное, куча, если просто на принтер вывести – замучаешься потом каждый раз ручками набирать.

– Не вопрос, – кивнул упитанный и запоздало уточнил: – Иван Алексеевич, я парольную базу скину?

Генерал испепелил упитанного взглядом, не сдержавшись, горестно вздохнул и, опустив голову, принялся сосредоточенно рассматривать носки своих модных туфель.

Да, Иван Алексеевич, верно подмечено: узкие специалисты – мастера своего дела, редко бывают разносторонне развиты. Ну что стоило сначала свериться взглядом с шефом, а потом этак непринужденно заявить: ввиду ограниченного доступа к носителям паролей нет вообще. На худой конец – есть, но только для входа в собственно базу и, допустим, в основные каталоги. Нет, понятно, что легко проверить… Но шанс все-таки был: цейтнот, слабая осведомленность получателей в существе вопроса, тривиальная глупость и так далее…

– Так мне скинуть базу, нет? – Упитанный реакцию генерала истолковал сугубо в личностной проекции – прозвучало так: «Самодур ты, шеф! Где-то чего-то тебе там недодали, а на мне теперь злобу срываешь!»

– Скидывай, – глуховато буркнул генерал. – Только давай побыстрее – у меня еще дел по горло…

Через шесть с половиной минут жесткий диск (с паролями в комплекте) был извлечен из блока и упакован в две газеты и легкомысленного вида пакет с логотипом «Веселого Роджера». Оставалось взять его со стола, уложить в сумку и…

– Один момент. – Азаров кивнул упитанному: – Погуляй минут пять, мы тут посекретничаем.

– Понял. – Упитанный послушно направился к занавеске.

– Не туда, – поправил генерал. – Совсем выйди.

– Иван Алексеевич! – Упитанный в нерешительности замер. – Вы же сами запретили нам на смене выходить…

– Слушай, хватит уже тормозить! – Азаров досадливо скривился. – У тебя что, ночью башка совсем не работает?! Дуй отсюда, я сказал!

Упитанный, обидевшись всеми дырами своей непрезентабельной шапочки, покинул помещение.

– Зачем вы его прогнали? – живо поинтересовался я.

– Затем, что хочу предупредить вас в последний раз. – Генерал машинально достал носовой платок и вытер вспотевшие ладони. – Зря вы все это затеяли!

– Иван Алексеевич, мы в курсе, что это самоубийственная акция, вы уже говорили…

– Дай мне закончить! – В голосе генерала неожиданно обозначилась просительная нотка. – Мне нужно три минуты – и вам все будет ясно.

– Хорошо, Иван Алексеевич, излагайте. Я вот только не совсем понял, чем вызвана такая трогательная забота? Если это в самом деле такая уж самоубийственная акция – ну, шлепнут нас, вам-то какое дело? Тремя мерзавцами больше, тремя меньше…

– Да не мерзавцы вы – чувствую я! Я пожил достаточно, командовал, управлял, работал – я людей вижу… Такие же служаки, как я и те, что там за дверью стоят. Просто добросовестно выполняете свою задачу. Да и те, кто команду вам дал, скорее всего, тоже не в курсе. Здесь вас трое, там еще, наверное, столько же, получается как минимум – шесть лишних трупов. Плюс тот, кто команду дал, а там, глядишь, еще и группа обеспечения… Ну и зачем?!

– Как-то у вас бессвязно выходит и, скажем прямо, не очень-то логично.

– Да просто я в отчаянии, вот и бессвязно! Для меня все очевидно, а вот вам… Помяни мое слово: через трое суток вы эту идиотскую железяку с извинениями вернете обратно! Получите команду с самого верха – и…

– Получим – вернем, – не стал перечить я. – Не получим – извините. У вас все?

– Нет, не все. Я вам в двух словах… Короче, так: здесь информация о жизнедеятельности очень больших людей. Добавлю: очень многих больших людей, очень важная информация. Короче, все – очень, понимаете? А, черт… Короче, долго объяснять, просто примите к сведению: если мы победим – вы будете жить. Если мы проиграем – любой, кто хоть пальцем прикоснулся к этой информации, будет уничтожен. В обязательном порядке. Без всяких исключений. И вы, и ваше начальство, и те, кто дал команду…

– Спасибо, мы приняли это к сведению.

– Не убедил?

– Нет, Иван Алексеевич. – Я взял диск, уложил его в свою поясную сумку и застегнул замок. – Вообще, вы уж извините – но все это звучит как бред…

– Убьют вас, ребята. – Генерал горестно покачал головой. – Лучше бы ты в свою сумку гранату без чеки засунул. Безопаснее было бы…

* * *

Убытие от прибытия отличалось лишь отсутствием докладов. Охрана на причале пожелала генералу спокойной ночи, и мы сели в «Мерседес».

– Ну и как я себя вел? – напомнил Азаров, едва мы захлопнули двери.

– Да, Иван Алексеевич, я помню.

Я набрал Иванова и нарочито официальным голосом доложил:

– Груз взяли, осложнений не было. Выдвигаемся к установленному пункту. Прошу дать команду – пусть уберут устройство…

Затем мы отъехали от причала и минут пять подождали: генерал желал получить подтверждение о дезактивации смертельно опасной коробки на стене дома любимой женщины.

После того как подтверждение было получено, Азаров заметно расслабился, и мы поехали за город.

Генерал всю дорогу молчал и смотрел в окно. Я сочувствовал этому умному немолодому мужику, привыкшему повелевать, и отчасти даже испытывал угрызения совести. Может, не говорить ему про пояс и СВУ? Прямо день какого-то всеобщего обмана получается – вакханалия тотальной лжи. Генерала обманула любимая женщина и мерзавцы-захватчики (муляжи подсунули, сволочи!). Любимую женщину обманул сладкоголосый негодяй Ростовский. Нас, вполне возможно, обманывает злодейка-Судьба – черт его знает, в самом деле, что за дрянь записана на этом диске…

В трех километрах от города, на живописной полянке, осененной мертвецким светом бледной луны, нас ожидал экипаж Иванова на двух «девятках».

Мы вернули Азарову успевшего прийти в себя водителя и отдали оружие.

– Машину вашу подгоним ко двору клиники, – пояснил я. – Извините за неудобство, но вам придется прогуляться пешком. Вот грунтовка, идите по ней никуда не сворачивая, вскоре выберетесь к шоссе. Телефоны и пистолетные магазины будут лежать под дорожным указателем «На острова» – это примерно в двух километрах отсюда, мимо не пройдете. Да, если водитель не в состоянии перемещаться, можем подбросить до медпункта…

Ударенный водитель, проявляя служебное рвение, от госпитализации отказался. А генерал был сильно расстроен и потому даже не обратил внимания на такую прекрасную возможность подправить ситуацию (из медпункта можно было бы позвонить куда следует, объявить тревогу и попробовать взять нас «по горячим следам»).

Когда мы уже собрались уезжать, генерал спохватился:

– Эй, хлопцы, а поясок что, на память мне оставите?!

– Иван Алексеевич, – сами снимите да выбросьте.

– Не понял…

– Да это муляж. И в той коробке, что поставили вашей подружке, – тоже муляж. Вы точно заметили: мы не мерзавцы, а просто служилые люди…

Генерал на несколько мгновений утратил дар речи и застыл с протянутой к нам скорбящей дланью, аки памятник вождю мировой революции. Правда, вместо традиционной кепки в этой длани был бесполезный сейчас пистолет, но в целом композиция имела потрясающее внешнее сходство.

Мы не стали ждать, когда памятник оживет, а просто быстренько удрали с поляны. Как-нибудь и без генеральских комментариев обойдемся – мы и так все про себя знаем…

Глава 10

Управление «Л»

Барыга – базовое звено системы реализации наркотиков.

Вообще, можно для удобства сравнить наркоторговлю со зданием. Земля, на которой стоит здание, – это «торчки», фундамент – барыга, стены и внутреннее убранство – барон и «пристяжь», ну и крыша есть, ясный перец – это уже в каждом отдельном случае по-разному, а если выводить по общему знаменателю – тот, кто окажется круче всех из верхней чиновничьей сволочи.

Если внезапно, разом, выбить из-под стен фундамент, здание рухнет – думаю, с этим очевидным фактом спорить никто не будет.

Так… Дальше последует небольшая справка для нормальных людей, которые ко всей этой дряни никакого отношения не имеют. Опера и прочие сотрудники, а также «структура» и «контингент» – могут смело перевернуть страничку: им все это известно.

Для начала давайте сразу определимся по эмоциям.

Не надо делать круглые глаза и возмущенно размахивать руками – просто примите все, как данность, и смиритесь: для нашего общественного устройства это привычное и нормальное положение дел, как-то бороться и остро реагировать просто бессмысленно.

Итак. Все до единого барыги правоохранительным органам известны. Известен их род деятельности, принадлежность (чей пацан), территориальная «привязка», товарооборот и даже средний личный доход. Более того, на каждого барыгу заведено досье, в котором можно прочесть немало интересного о жизнедеятельности данного субъекта местной «педерации».

Барыга часто контактирует с оперативными сотрудниками и сплошь и рядом бывает «двойным агентом»: молотит одновременно и на хозяина, и на опера. Тут, однако, следует уточнить, что последнее возможно только с разрешения хозяина – в противном случае молотит недолго и очень быстро умирает.

Можно было бы обстоятельно и подробно расписывать, какие оси и вертикали проходят через звено «барыга», но это уже сугубо местные, индивидуальные особенности для каждой отдельно взятой «земли», поэтому не буду на них застревать, а лучше в двух словах поясню, почему всем известного мерзавца, торгующего наркотиками, никто не «принимает».

Ребята, вот это зловещее и грозное определение – «мафия»[4], оно для нашей страны неприемлемо.

Та «мафия», что у нас есть, она ни фига не тайная и никуда там не проникала и не встраивалась.

У нас просто вот такая специфическая структура управления, с самого высокого верха и до последнего постового или клерка в мэрии, имеющего право поставить подпись под нужным документом. Соответственно, и «наркомафии» как таковой вне этой структуры не существует.

Так… Все равно длинно получается. Вот еще короче.

Представьте себе, что Яша Белый пригласил к себе всю местную структуру – прокурора, главного милиционера, главного чекиста, мэра и прочих, от кого хоть что-то зависит, и торжественно объявил: все, ребята, с этого дня я с вами больше не дружу. Дальше буду работать один, а вы передайте вверх по инстанции, что вертикаль кормления с «дури» теперь заканчивается непосредственно на мне, и вообще, идите-ка вы все в глубокие и ароматные места!

Хе-хе… Понравилась картинка…

Вот после этого всех Яшиных барыг «примут» в течение пары часов. И всех «ног» заодно с ними.

А до того момента, пока он не сошел с ума и не сделал такое интересное заявление – никто их и пальцем не тронет.

Надеюсь, я достаточно популярно объяснил суть вопроса…

В воскресенье с утра поехали изымать из оборота левобережных барыг.

В самом городе их было трое и одна лихая семейка промышляла в пригородном поселке Урюково. Все эти веселые ребята, сами понимаете, работали от Яши Белого.

Накануне Собакин разослал им повестки с указанием прибыть к десяти утра сего дня для «ознакомительной беседы». В десять утра, разумеется, никто не явился, поэтому мы выждали для верности полчаса, попили кофе и поехали изымать.

А, да, наверное, надо перевести с наркоторгового на общечеловечий. Если барыга не явился по приглашению главного местного дуремара – это вопиющая залепуха. И фиг с ним, что воскресенье – это в данном случае не оправдание!

Тут можно предположить две равновероятные причины: либо барыга внезапно и остро приболел на всю голову, либо получил соответствующую команду от барона. А барон, в свою очередь, мог дать такую команду только в том случае, если по дуремару вопрос решен окончательно и бесповоротно и в самое ближайшее время его уберут (снимут, повесят, повысят, опустят, убьют и т. д. – короче, не будет его здесь).

– Значит, уже списали меня, – констатировал Собакин. – А что-то вы поторопились, ребятки. Я еще здесь и кое-что могу решать…

С первым по списку товарищем проблем не было. Он мирно опухал дома после традиционно тяжкого «вчерашнего». Жена барыги открыла без всяких мер предосторожности, а на заявление: «Мол, надо бы поговорить…» – жутко расхохоталась нам в лицо и многозначительно сказала:

– Ну, попробуйте!

Верно она сказала…

Реанимировали мы его минут пятнадцать, с нашатырем, холодной водой и сопутствующим массажем. А когда все же привели в чувство, парень долго не мог понять, где находится и что от него хотят. А потом его пришлось еще и одевать.

В общем, пока усадили в машину – намучались…

Второй барыга тоже был крепко после «вчерашнего», но на момент нашего прибытия уже сидел на балконе и мрачно сосал пиво. Посмотрев на наши удостоверения, он молча оделся и пошел с нами, даже не спросив, зачем и куда. То ли в самом деле такое у него было мощное похмелье, то ли просто фаталист – не знаю…

Третьего не было дома. Жена сказала, что он уехал вчера с друзьями на острова, и дала примерный ориентир, где их можно поискать.

Взяли катер (тут есть такой сервис летом – водное такси), поплыли с Собакиным искать – «близнецов» оставили с барыгами.

Нашли довольно быстро: таксист-моторист оказался опытный, знает здесь все места, но пообщаться не получилось. Товарищ был так пьян, что реанимировать его мы не сумели, как ни старались. Единственный вменяемый член компании пояснил, что банкет закончился с рассветом и то только потому, что все повырубались. Так что теперь придется ждать до вечера, когда «наш» выспится и проснется сам.

Мы не были расположены ждать до вечера, поэтому просто погрузили барыгу в катер и покинули это расчудесное местечко.

А интересная тенденция вырисовывается. Получается, что все левобережные барыги квасят как-то совсем не по-человечьи. С чего бы это вдруг?

* * *

В половине первого пополудни мы сдали троих барыг ожидавшему на 112-м километре Разуваеву, наскоро перекусили в придорожном кафе и покатили в Урюково.

Урюково – Торквеловский форпост в пригородной зоне Черного Яра. Этакое своеобразное пограничье. Когда город имел «закрытый» статус, КПП был сразу за околицей Урюково, а крайние дома поселка стояли впритирку к линии «запретки». «Дурью» тут торговали очень давно, а поскольку в «закрытый» город лишних не пускали, все черноярские «торчки» регулярно ходили сюда. У них тут была этакая местная торчковая тусовка.

В настоящий момент торговлей в Урюково занималась целая семья. Тетя Маша (русская, замужем за цыганом Яном), двое их несовершеннолетних сыновей, дочка и зять – тоже цыган, но Иван. Если взять по процентным долям, семья, пожалуй, перекрывала всех троих городских барыг, а по летнему времени торговала вообще с особым цинизмом.

Во дворе под навесом стоял стол, на котором ровными рядками лежала расфасованная «дурь», у дыры в заборе дежурили сыновья (ворота заперты на огромный замок) и по одному впускали страждущих, которые за забором выстраивались в приличную очередь. Тетя Маша отоваривала, папашка занимался доставкой, зять – Яшин дальний родственник, решал вопросы безопасности и прочие сопутствующие проблемы, а дочурка прилежно растила наркоторговую смену – аж троих курчавых сыночков.

Информации было в избытке, схема и снимки двора имелись, поэтому мы не стали тратить время на разведку, а просто остановили первый попавшийся «ЗИЛ», быстренько принудили водилу к сотрудничеству и заехали.

Ну, то есть буквально: разогнались, вынесли ворота бампером и – бегом во двор.

Витя рванул к дыре в заборе, на ходу приветствуя наркоторговых подростков привычным служебным стереотипом:

– Всем ляжать!!! Ляжать, б…!!! Это операция! Кто дернется – это будет операция на почки!!!

Собакин величаво и неспешно двинулся в глубь двора, к тете Маше под навес. В самом деле, куда торопиться? Такую кучу дури за несколько секунд не спрячешь и не «скинешь».

А мы с Виталием свернули к дому: на просторной открытой веранде папа Ян и зять Иван пили чай и играли в нарды.

Ян вел себя достойно – поднял руки вверх и деловито уточнил:

– На пол? Или так обойдемся?

А Иван, внезапно побледнев, как колумбийский «снежок», после трехсекундного ступора вскочил и бросился в дом.

Я, кивнув Виталию, чтобы держал Яна, обнажил оружие и поспешил за Иваном.

Дом большой, комнат много – не сразу сориентировался, замер в прихожей, прислушиваясь.

Из зала вовсю перло дрянной громкой музыкой. Заглянул: трое детишек играют на персидском ковре с высоченным ворсом, на диване сидит очень даже симпатичная молодая мадам, вяжет, смотрит концерт попсы на огромной плазменной панели. Колонки «кинотеатра» наяривают вовсю – наше вторжение в этом помещении осталось незамеченным.

– Не отвлекайтесь, я по делу… – пробормотал я и побежал осматривать другие комнаты.

Мадам, однако, отвлеклась: вырубила «кинотеатр», и, истошно завопив, бросилась вслед за мной. Да, это я не очень удачно заглянул!

Заскочил наобум в две комнаты – пусто. Пока осматривался (секундное дело, но приходилось ведь останавливаться), мадам настигла меня и начала хватать за плечи, царапая коготками и страстно визжа.

– Да на службе я, не приставайте!!!

Я не без труда отцепился от мадам и вбежал в третью комнату.

Нижний ящик комода вывернут, на полу – белье, окно распахнуто настежь. Не раздумывая, махнул через подоконник – Иван уже висел на заборе, зажав в зубах небольшую сумку.

– Стоять!!! – рявкнул я, бросаясь следом. – Падай! Падай, я сказал – стрелять буду!!!

Иван на секунду завис – видимо, оценивал ситуацию. Оценил верно: пока подтянешься да перевалишься – пять раз продырявят, – спрыгнул, развернулся, прижался к забору спиной и, дернув «молнию», полез в сумку правой рукой. На лице – гримаса отчаяния, взгляд метущийся…

– Брось!!! – Я припал на колено и взял Ивана на прицел. – Брось сумку – стреляю!!!

– Подавись, сука… – процедил Иван, выхватывая что-то из сумки.

– Бах! – табельный «ПМ» норовисто прыгнул в руке, изрыгая пулю.

Ивана вбило спиной в забор, он поднял руку с каким-то зажатым в ней предметом и протянул ко мне.

– Бах! Бах! Бах! – не раздумывая добавил я.

Иван дернулся в такт выстрелам и завалился на бок. Взгляд его, намертво вцепившийся в меня, стремительно угасал – спустя несколько секунд парень утих и перестал подавать признаки жизни.

– А-а-а-а-а!!! – истошно орала мадам из окна. – Уби-и-или!!!

За углом послышался топот нескольких пар ног.

Я осторожно приблизился к Ивану… В руке его была зажата толстая пачка долларовых купюр, перетянутых желтой резинкой. В сумке было несколько таких же пачек и два пластиковых пакета с героином, общим весом, на глазок, граммов на триста.

Оружия не было.

Твою мать…

Через полминуты симпатичная мадам и тетя Маша пробовали рвать меня на части, а Собакин их оттаскивал. Виталий на веранде боролся с Яном – услышав женские вопли, цыган быстренько утратил свое благоразумие и бросился драться. Сыновья отскочили от дыры в заборе, презрев Витин командный рык, и моментально кинулись на помощь отцу.

Получилась весьма эмоциональная потасовка. Ян оказался довольно крепким парнем, а дамы метались, как неистовые фурии, пока мы там топтались, успели основательно расцарапать мне физиономию.

Ситуацию вытащил Собакин: осерчав, он одним мощным ударом вырубил Яна, вторым – тетю Машу, отшвырнул цыганят, как щенков, и, ухватив симпатичную мадам за прическу, ткнул ее лицом в клумбу с цветами.

На пару секунд воцарилась тишина, нарушаемая сдавленным яростным мычанием.

– Если ты не заткнешься, я убью твоих детей! – воспользовавшись паузой, грозно рявкнул Собакин.

Мадам, сидя на коленях, с полминуты раскачивалась, как маятник, зажимая рот обеими руками – крик рвался наружу, взгляд у женщины был сумасшедший, но упоминание о детях возымело магическое действие: она справилась с собой и умолкла.

Умеет Собакин находить слова утешения.

Мы погрузили тетю Машу и Яна в машину, подростков, сковав одними наручниками, усадили в другую. Открыв хозяйский гараж, Собакин полюбовался на новенькую «Ауди» и «Тойоту» и спросил у мадам, так и не вставшей с колен, умеет ли она водить машину.

Мадам кивнула – умеет.

– Тогда у тебя пять минут: бери документы, деньги, детей – и дуйте отсюда.

– Зачем?

– Затем, что этот дом сейчас загорится…

Думаете, Собакин этак вот тупо пошутил? Ничуть не бывало! Усадьба стоит глубоко на отшибе, ближайшие соседи в ста метрах, так что палить можно безнаказанно, никто посторонний не пострадает.

«Близнецы» слили с хозяйских машин бензин, взяли еще одну канистру, что стояла в гараже, и пошли разливать его на полу в доме. Поняв, что злой пришелец не шутит, мадам молча метнулась в дом и через три минуты вывела детей. Она завела «Ауди», выгнала из гаража и, усадив детей на заднее сиденье, побежала к забору, где лежал труп ее мужа.

Я думал, Собакин пресечет этот порыв, но наш вождь молчал. Мадам выдернула из мертвой руки пачку долларов, сунула ее в сумку, застегнула «молнию» и трусцой припустила к машине.

На прощанье Собакин произнес спич:

– Поезжай к Яше или вообще к вашим – куда хочешь, короче. Напомни, что завтра в два часа истекает срок ультиматума. Кто останется, со всеми поступят точно так же. Поняла?

– Поняла.

– Скажи, пусть все уезжают, пока не поздно. Время еще есть. Давай…

«Ауди» выехала вон, отстучав на поверженных воротах прощальную трель. «Близнецы» закончили в доме довольно быстро, затем облили для комплекта и гараж, вывели бензиновую дорожку к воротам и подожгли.

Когда мы покидали поселок, на месте барыжной усадьбы весело полыхал гигантский костер.

И знаете, что интересно? На улицу высыпало полно народу – полюбоваться. Но никто даже не подумал бежать с ведрами и тушить…

* * *

В этот день мы более не делали ничего, заслуживающего внимания. Сдали цыганское семейство, съездили по ориентировке, отловили пару «ног», потом как следует расслабились в клинике и приняли Яшиных людей, прибывших для злодейского поджога. Нет, «приняли» – это уже, пожалуй, в понедельник, потому что Яшины люди прибыли за полночь.

Спросил Собакина, как будем оформлять Ивана.

– Никак, – беспечно отмахнулся Собакин. – Просто забудь об этом…

Да, я постараюсь. Он был наркоторговцем и негодяем, травил людей дурью… Но убил его я неправильно. У меня была железная установка, что он достанет ствол. Откуда такая установка взялась, это уже другой вопрос – но она была и руководила мною в той ситуации.

А он достал деньги.

В общем, неправильно все это. Во мне сидит не просто чувство вины. Чувство катастрофичности ситуации – вот так будет вернее. Нет, я понимаю, что мы делаем очень нужную и тяжелую работу, от которой будет немалая польза обществу.

Но мне кажется почему-то, что нас всех за эту работу рано или поздно сурово покарают…

Собакин, кстати, разделяет мое мнение. Нет, он мне ничего такого не говорил и вообще никогда не откровенничал, что у него на душе. Но это видно. Зачем, спрашивается, позволил вдове Ивана забрать сумку? Там ведь не только неправедные деньги были, но и «гера» – и немалый вес, минимум «кусков» на пять «зелени».

А ведь ни слова не сказал. Значит, считает, что мы виноваты…

В понедельник утром принимали участие в массовой облаве на «ноги». Разуваев плотно поработал с барыгами, и те сдали все, что знали, а может, еще и придумали что-то для веса. Серьезный парень Серега Разуваев, с таким не забалуешь.

В общем, взяли около двух десятков «ног», оформили, силком уложили в стационар клиники и приставили охрану – чтобы не разбежались.

Заведующий клиникой, судя по физиономии, мечтал об эвтаназии: не ожидал, бедолага, что подкинут столько чужих «торчков». До этого он возился исключительно со своими, правобережными, знал их всех и работал, как мне кажется, спустя рукава. А сейчас придется попотеть.

Ничего, пусть привыкает. Кому сейчас легко?

Таким образом, в понедельник утром можно было констатировать результат: мы уничтожили Черноярский филиал большого бизнеса Яши Белого. Понятно, что будут попытки реанимации, налаживания новой сети, появятся отдельные ловкачи с дурью и все такое прочее.

Но прецедент имел место: на одиннадцать утра восьмого августа в Черном Яре система незаконной и неконтролируемой торговли психоактивными веществами приказала долго жить.

* * *

Ровно в полдень Азаров собрал всех начальников служб на специальное расширенное совещание. Расширенным оно было потому, что помимо начальников присутствовало мое отделение и все хлопцы Разуваева, не занятые на службе, а «специальность» заключалась в разъяснении одного весьма щекотливого вопроса. Вопрос возник не спонтанно – скорее всего, накануне его задал Собакин (и, очень может быть, как раз после вчерашнего), и генерал счел нужным ответить публично и в самое ближайшее время.

Опущу все корректные формулировки и полутона из серии «непропорциональная жестокость в достижении поставленных целей», приведу вопрос в чистом виде.

Вопрос такой: почему мы убиваем людей?

Отвечал начальник загадочного отдела обеспечения. Видно было, что вопрос для него не нов, но актуален, и надо отметить, что ответил он четко, без запинки, очень уверенно и с полным фактологическим обоснованием.

Вот ответ – вкратце, моими словами.

При формировании Управления «Л» и выработке алгоритма его работы была тщательно исследована вся известная история незаконной наркоторговли и, соответственно, борьбы с этим злом. Знаете, наверное, ничто само по себе не растет на ровном месте, любое великое открытие закономерно вытекает из уже известных фактов. Короче, надо было определиться, какую методику взять за основу при проведении эксперимента.

История борьбы свидетельствует, что наиболее быстро, дешево и эффективно все получалось у жестоких диктаторских режимов: расстреляли всех подряд, ввели смертную казнь за хранение – и вопрос решен.

Однако у этого дешевого метода есть два существенных недостатка.

Первый: общественно-политический. На стадии эксперимента в принципе попробовать можно – тихонько, без лишнего шума и ненужного муссирования в прессе. Но локальный эксперимент предназначен для обкатки методики, которая в последующем будет использоваться широко и повсеместно. Мы силимся предстать перед мировым сообществом в ипостаси демократической державы и не можем себе позволить делать такие ужасные вещи. Не поймут, заклеймят, отвернутся, ополчатся – и так далее.

Второй: собственно методический. От того, что расстреливали дилеров, наркозависимость самопроизвольно не исчезала. Диктаторский способ не решал саму проблему: хоть всех перестреляй, наркоманы были, есть и будут, рано или поздно найдутся люди, которые продадут им «дурь», так что процесс этот имеет перманентное свойство.

История незаконной торговли оказалась во всех отношениях более лояльной, поэтому основу методики для эксперимента взяли именно оттуда.

Методика называется просто – «передел», она тысячекратно подтверждена на практике, работала с незапамятных времен, наверное, еще в эпоху правления Рамзеса Второго, и благополучно функционирует по сей день как во всем мире, так и у нас.

Если кто совсем не в курсе, вот вам суть методики: на смену одной банде приходит другая, более сильная и жестокая – тех, кто раньше стоял у дел, вытесняют, тех, кто не хочет вытесняться, – уничтожают физически.

Жестокость в данном случае обусловлена следующим фактором: люди, вкусившие радость добычи легких и больших денег, добровольно от них не откажутся и будут активно ломиться на рынок. Но! Когда всем ясно, что любого, кто попробует ломиться, сразу «без базара» валят, – после череды печальных примеров такая активность падает почти до нуля. «Почти» – потому что всегда найдутся авантюристы, которые время от времени будут пробовать сломать систему. Убиваем авантюристов – со временем их становится все меньше и меньше, а остальная почтенная публика постепенно формирует твердое мнение: не стоит даже и думать лезть в этот бизнес, толку мало, а умереть можно – бегом!

Безусловно, сам факт того, что государство вынуждено пользоваться бандитской методикой, – неслыханное и вопиющее кощунство (это сказал начальник отдела обеспечения – лично я таких фактов знаю великое множество, только по одной лишь оперативно-разыскной деятельности!). Но беда в том, что другой методики в нашу эпоху просто нет. Это единственно возможный способ уничтожить «наркомафию» и перевести реализацию психоактивных веществ в рамки государственной медицинской программы.

В завершение начальник отдела обеспечения привел статистику стратегических расчетов и сравнительный анализ. Ничего себе статистика – можно сказать, убийственно циничная. И в то же время вполне наглядная.

Вот вам статистика.

Ежегодно в России от «передоза» умирает примерно сто тысяч человек в возрасте до тридцати лет. Если итоги нашего эксперимента будут признаны удовлетворительными, общий «передел» по стране займет около полугода. В процессе «передела» будут уничтожены порядка семи тысяч активных наркоторговцев. Затем последует примерно годичный период режима «обкатки» новой системы, в течение которого возможно уничтожение еще двух-трех тысяч авантюристов, что будут пробовать вернуться на рынок.

Цифры, прямо скажем, неприятные и даже возмутительные. Как можно планировать массовое убийство, это же просто кошмар какой-то!

Однако, если сделать сравнительный анализ, поневоле возникают разные интересные мысли. Перевод наркоторговли в сферу государственной программы обещает резкое снижение смертности от «передоза» – вплоть до уровня статистики летальных исходов от злоупотребления препаратами общего доступа, – и практически полную гарантию от тяжелых заболеваний типа гепатита и ВИЧ – постоянных спутников традиционной подпольной системы употребления наркотиков.

А по убойным цифрам получается вот что: единожды уничтожив до десяти тысяч мерзавцев (никто не будет доказывать, что наркобарон и барыга – пушистые белокрылые ангелы?), мы в последующем сохраним для страны миллионы людей репродуктивного возраста.

Безусловно, это аморально и преступно: сопоставлять количество смертей и спекулировать при этом принципом меньшего зла… Но можно ведь поступить проще: все бросить, ничего не делать и молча наблюдать, как умирают эти миллионы, хороня вместе с собой свои семьи и в конечном итоге будущее нашей несчастной страны…

После совещания я спросил Собакина, чья это была инициатива. Он честно признался – да, есть такой грех, он насел на генерала. Настроение мое, видишь ли, ему вчера не понравилось – решил, что это характерно не только для меня и нужно быстренько провести ликбез по ситуации.

Ну вот, так я и думал.

Потом Собакин, застенчиво улыбаясь, показал нам розовую открытку с золоченой вязью. Оказывается, сегодня у Яши Белого день рождения, и Григория свет Ефимыча просят быть непременно – вместе с друзьями, которых позволено привести в любом количестве!

Листья дубовые падают с ясеня – вот ни… себе, так ни… себе!

– Ну и что ты думаешь? – уточнил я, оправившись от первого шока.

– Ну… Пойдем на день рождения. Большой человек, неприлично отказывать.

– А если у тебя батальон друзей?

– Не, батальон – это уже по-хамски. Но пару взводов – точно приведу.

– Погоди… Это что, будет операция?!

– Точно – угадал.

– Это будет операция на почки и вообще на все сразу! – воодушевленно поддержал Витя. – Возьмем скопом всех ублюдков!

– Ну, всех не всех – а ровно тех, кто есть в списке Доценко. Там будет полно лишнего народу, так что придется вежливо сортировать.

– Это что ж получается… Ультиматум как раз подгадали под Яшину днюху?

– Это ты у Азарова спроси. Но факт – выходит, приурочили. И предвосхитили, что ультиматум будет проигнорирован. Так что – быть всем к семи вечера, трезвыми и с оружием…

* * *

В семь часов вечера мы подъехали к резиденции Яши Белого, располагающейся на проспекте Яши Белого.

Хе-хе… Нескромно-то как…

Вообще, улица во всех отношениях нескромная. Справа, слева, через дорогу – насколько хватает глаз, везде видны величественные помпезные особняки в три этажа, обнесенные высоченными заборами с камерами наблюдения. Такое впечатление, что здесь у нас не заурядное логово районных наркобаронов, а самый натуральный филиал Рублевки.

Скромнее надо быть, ребята! Глядишь, меньше внимания будут обращать…

Перед усадьбой скопилось множество машин, в основном – дорогих иномарок, минут пять пришлось колесить, выбирая место. Наконец пристроились с краешка, но сразу во двор не пошли: Собакин сказал, что будем ждать остальных, а потом зайдем всей толпой.

Сидели, ждали, слушали доносящуюся со двора музыку, принюхивались к запахам вкусной еды.

Собакин почему-то был печален. Наверное, опять переживает, что приехали по делу и все деликатесы – мимо нас! А что поделать: арестовывать людей и одновременно есть то, что у них стоит на столах, – это как минимум неприлично.

Минут через двадцать со стороны города показалась колонна – по порядку следования: «мерс» Азарова, машины нашего отдела, микроавтобусы Разуваева и… полтора десятка пассажирских «Икарусов»!

Не понял, мы что, собираемся разом всю улицу арестовать?!

Вдалеке за колонной плелись еще две какие-то машины – с места нашего стояния не разобрать, что за транспорт, судя по габаритам – большегрузные прицепы. А может, это и не наши, просто едут куда-то сами по себе…

Колонна встала наособицу, метрах в ста от усадьбы Яши, наши спешились и, возглавляемые Азаровым, двинулись к воротам. Мы не замедлили присоединиться.

Двор огромный – наверное, в половину футбольного поля. Столы накрыты буквой «П», основанием к дому, а сидели за ними навскидку – минимум пара сотен человек. И чего только на этих столах не было…

Первые семь минут нашего пребывания во дворе были насыщены гневом и возмущением собравшейся публики. Публика была тороватая и именитая – собственно цыганских товарищей, как я заметил, присутствовало едва ли десятка три, все остальные – начальство, «шишки» и известные в столице и стране(!!!) личности. Ну и возмущение, естественно, было яростным и необузданным: пока мы сортировали публику по списку Доценко, полсотни людей разом звонили во все верховные инстанции, сообщая о вопиющем произволе, и тут же бежали к Азарову – пробовали совать ему трубки, чтобы он немедля переговорил с тем или иным большим человеком.

К Азарову никого не подпускали – двое хлопцев Разуваева бесцеремонно отпихивали этих звонарей, невзирая на их пол и чины, звонари возмущались еще больше, и от этого стоял во дворе страшный шум.

Наконец сортировка закончилась: по списку отобрали двадцать шесть товарищей, в числе коих были несколько прокурорских, милицейских, больших людей из собакинского ведомства, столичного правительства и прочих уважаемых организаций. Главный местный мент и тутошний прокурор, естественно, присутствовали в первых рядах.

После этого остальным через мегафон была предложена альтернатива: все немедля – по домам, а кто останется, будет задержан на семьдесят два часа для дачи показаний. Такая альтернатива мало кого испугала: к выходу потянулись единицы, остальные продолжали яростно возмущаться. Тогда Азаров внес уточнение: семьдесят два часа – это не в местном отделе, и даже не в одном из столичных, а на охраняемом объекте, доступ на который не имеют даже силовые министры страны.

Тут публика стала убывать заметно оживленнее. Вдогон генерал сообщил, что сейчас из числа присутствующих будут отобраны очевидцы задержания особо опасных преступников, и процесс убывания публики ускорился на порядок: из-за забора стали раздаваться характерные звуки бьющихся друг о друга машин, хозяева которых так спешили покинуть сие неблагоприятное местечко, что не особенно разбирали, куда едут.

Я выглянул полюбопытствовать и увидел, что в конце улицы стоят две отнятые вчера у Яшиных людей десятитонные цистерны: с бензином и соляркой.

Ага… Стало быть, это они и ехали позади колонны. Не понял, зачем вообще их пригнали? Мы собираемся стращать кого-то в случае особо злостной несговорчивости?

У цистерн стояли несколько ребят Разуваева и чего-то ждали, глядя в сторону Яшиной усадьбы…

Во дворе между тем взмокший Доценко «добивал» идентификацию задержанных: у многих при себе не было документов, приходилось звонить в разные места, уточнять, точно ли это тот человек, что в списке, или нет.

Задержанных отвели в сторонку, к стене огромного кирпичного гаража – охраняли их всего пятеро парней Разуваева, но бежать никто не пытался – люди солидные, опытные – знают: это потом все можно купить, развалить, «разрулить», воспользоваться телефонным правом, – а в момент «приема» грубые парни в масках без колебаний вершат «народную справедливость» и с особым удовольствием пнут кого угодно, невзирая на чины и регалии.

Между делом Яша успел шепнуть своей семье, чтобы укрылись в доме: все его домашние потихоньку зашли внутрь и заперлись! На окнах – толстенные решетки, двери – титановые, если захотим войти за уликами, придется попотеть. В окнах были видны лица Яшиных детей – взрослые отсутствовали, наверное, прятали все лишнее.

Азаров, впрочем, оставил этот тактический ход без внимания – похоже, его совершенно не занимала ни семья главного барона, ни его апартаменты.

К тому моменту, когда состоялось выяснение личности последнего задержанного, во дворе осталась едва ли пара десятков самых близких из Яшиного окружения, не побоявшихся быть зачисленными в очевидцы, и съемочная группа местного телеканала: молодая репортерша, отчаянно сверкая глазищами, заявила Азарову, что не даст властям творить произвол и будет снимать все до последнего, пока группу не выкинут силой! Оператор – пожилой мужчина с уставшим лицом, явно не разделял мнение коллеги, но бросить девчонку в такой ситуации не мог и от этого был мрачен.

– Да на здоровье, голубушка, – неожиданно уступил Азаров. – Снимайте сколько угодно. Только отойдите подальше – вон, к воротам. А то мало ли…

Так… Надо собраться с мыслями, чтобы без эмоций, коротко и верно описать, что было дальше…

В общем, Доценко в последний раз сверил задержанных со своим списком и передал его Азарову. Генерал не поленился лично провести перекличку: некоторые задержанные при этом конкретно и прямо заявили ему, что он теперь не жилец и может заказывать оградку.

После этого генерал кивнул Разуваеву, достал из папки прозрачный скоросшиватель, в котором виднелся лист с гербовой печатью и, прокашлявшись, начал читать хрипловатым голосом:

– Именем Закона Российской Федерации…

Разуваев что-то скомандовал в рацию и отправил бойцов, чтобы оттеснили оставшуюся публику подальше от гаража.

…За геноцид против российского народа, осуществляемый посредством привлечения к употреблению психоактивных веществ и систематического умерщвления наркозависимых путем передозировки…

Люди у гаража слушали и недоуменно пожимали плечами: генерал читал приговор четко, с расстановкой, произнося вслух очевидные для каждого вещи, которые никогда ранее не находили воплощения в официальном порядке.

Во двор вошли двое коренастых бойцов с «ПК» (пулеметами Калашникова), к которым были пристегнуты коробки на двести патронов. Бойцы деловито сорвали с двух столов скатерти, установили на столах пулеметы и направили их на людей у гаража.

У репортерши вытянулось лицо и пропал дар речи – до этого она что-то непрерывно щебетала в микрофон. Оттесненная в глубь двора публика притихла.

– Клоуны! – бросил кто-то из задержанных. – Азаров – что за дешевые понты, мать твою? Ты на старости лет совсем с глузда съехал?!

Азаров дочитал список задержанных и резюмировал:

– …и приговорены к смертной казни через расстрел. Приговор привести в исполнение немедленно. Серега – давай…

– Целься, – негромко и деловито скомандовал Разуваев.

Бойцы за столами широко расставили ноги, оперлись локтями об стол – будто собирались с кем-то померяться силами на руках, и припали плечами к прикладам. Во дворе воцарилась полная тишина – люди застыли, боясь пошевелиться…

– По предателям Родины… ОГОНЬ!!!

– Та-та-та-та-та…

Длиннющие тяжелые очереди вспороли тишину двора и в несколько мгновений ровными стежками проштопали застывших у гаража людей.

Не знаю… Мне показалось, что это длится вечность, но на самом деле пулеметчики стреляли от силы секунд десять – они и по полкоробки не выпустили, а у гаража уже все лежали.

Потом Разуваев подошел к гаражу и сделал несколько выстрелов из пистолета.

Контроль.

Откуда-то возник наш доктор: подошел к телам, стал проверять, есть ли признаки жизни…

Репортерша отчаянно рыгала в клумбу с цветами. Глаза ее были безумными. Оператор, бросив камеру, сидел на коленях, тряс головой и бил себя ладонями по щекам. Оставшаяся публика упала наземь и прикрыла головы руками – я не видел, уложили их бойцы Разуваева, или они сами – короче, на ногах никто не остался.

Со стороны дома раздавались отчаянные вопли, слышался звон битого стекла: оказывается, бойцы Разуваева подперли двери, а женщины Яши пробовали вырваться во двор и били стекла кулаками, в кровь разрезая руки.

– Давай, – скомандовал Разуваев в рацию.

Из-за забора на крышу дома обрушились две струи какой-то жидкости – тотчас же резко запахло солярой и бензином. Буквально за минуту облили весь дом, вокруг натекли солидные лужи.

– Все готовы, – доложил врач.

– Хорошо, – кивнул Азаров. – Серега – как я сказал.

И пошел к дому.

– Поехали к соседям, – скомандовал Разуваев в рацию.

Азаров подошел к разбитому окну, у которого, просунув через решетки изрезанные руки, голосила Яшина вдова Ася. Ей вторил многоголосый хор домочадцев – вопль стоял такой, что ушам было больно.

– Пусть все заткнутся – или я сожгу твоих детей, – властно скомандовал в мегафон Азаров.

Надо же – стандартная, оказывается, схема. Интересно, это Собакин у него научился или как?

Схема, однако, работала безупречно: Ася пару секунд размышляла, кусая дрожавшие губы, потом яростно крикнула – и все разом утихли. Дисциплина, однако, тут у них…

– Уезжайте, – негромко сказал генерал с безразмерной усталостью и скорбью в голосе. – У вас есть пятнадцать минут, чтобы собраться. Поручи собрать вещи дочерям, сама пробегись по соседям – то же самое и их касается. Вывезут вас в поселок Дрюково – это в трехстах километрах отсюда. И запомни, Ася… Запомни и передай остальным: бросьте вы эти наркотики. Гадайте, песни пойте, железо куйте, как встарь, если уж совсем невмочь – лошадей воруйте… Но не смейте прикасаться к наркоте! Она убьет ваш народ. И гораздо быстрее, чем вы думаете. Все – свободны…

Спустя двадцать минут колонна битком набитых «Икарусов» покинула поселок. Проспект Яши Белого опустел, на улице не было ни единой души.

Мы тоже поехали – а Разуваев остался.

Уже подъезжая к выезду из поселка, мы увидели, как над проспектом занимается багровое пожарное зарево…

Глава 11

Сергей Кочергин

В воскресенье утром мы эскортировали груженного диском Иванова в столицу.

Поначалу у шефа была мысль прокатиться одному – он даже от моих услуг отказался (сами понимаете – жутко интересно было взглянуть, что там на диске!).

– Оставайся, здесь ты нужнее.

– Думаете, сами справитесь?

– Лизу привлеку. Она не хуже тебя в компьютере соображает.

– Зря вы так! С такой информацией – и в «одно лицо»? – не одобрил Петрушин.

– Один человек меньше привлекает внимания. В таком деле чем скромнее – тем лучше.

– Зато толпой отбиться легче, – возразил Петрушин. – И в три транспорта всяко-разно легче маневрировать, если будет нападение, засада или просто «блок» на дороге, с досмотром.

Иванов перестал собираться и на минуту задумался.

Дилемма!

В самом деле, если сейчас люди генерала проводят стандартные поисково-заградительные мероприятия, один товарищ заурядного вида на неброской машине имеет гораздо меньше шансов привлечь к себе внимание, чем команда в шесть лиц на трех тачках.

А если мероприятия не совсем стандартные? Кто даст гарантию, что где-то на пустынном участке шоссе в кустиках не торчат вооруженные до зубов хлопцы, которые останавливают всех подряд выезжающих из города и тщательно обыскивают с ног до головы?

Вот тут точно в три транспорта много проще. Первая машина – разведдозор, при остановке экипаж подаст условный сигнал, а следующие на некотором удалении вторая и третья могут маневрировать по обстановке: попробовать объехать пост по лесу, прорваться, вернуться назад и так далее – вариантов немало.

– Ладно, собирайтесь. Прокатимся в Первопрестольную…

Оперативно-разыскной активности на трассе мы не обнаружили, чему немало подивились. В норме, если у людей с возможностями прут такого рода информацию, они потом всю округу ставят на уши. А тут – тишина.

Иванова это насторожило и озадачило.

– Странно как-то… Что-то не нравится мне все это. Вы тут без меня смотрите – поосторожнее…

Доставив ценный груз по назначению, мы вернулись обратно в Черный Яр, пообедали и поехали работать.

Вообще, накануне Костя высказал ценную мысль, что после столь славной добычи можно немного расслабиться. Иванов, однако, такое мнение решительно осудил:

– Нельзя пускать оперативную работу на самотек и терять инициативу. Намеченный объект должен быть в разработке ровно двадцать четыре часа в сутки, и ни секундой меньше. Что на диске – неизвестно. Может, про Собакина там вообще нет ни слова. Так что – трудитесь, дети мои, и да воздастся вам потом как-нибудь кем-нибудь по самое не балуйся…

«Объект», кстати, мы так и не нашли. У клиники машины Собакина не было, у дома дилера – тоже, покатались по округе с локатором, в надежде отследить маячок: безуспешно. Хотели поставить экипаж в привычном месте напротив клиники – а там уже кто-то окопался! Стоит «Ниссан» на нашем удобном НП, в нем двое шустрых пацанов, наблюдают за клиникой.

Вот новости… Кто такие? На служивых хлопцев, что живут в «Волге» на парковке муниципалитета, явно не похожи: натуральные босяки, курят, пиво пьют, музыку слушают.

– Мне нужна минута, чтобы узнать, кто это такие, – пообещал Петрушин (наш экипаж выехал в первую смену). – Результат гарантирую.

– А потом катать их в багажнике?

– Ну… Если окажется, что это местная наркомафия, не обязательно в багажнике. Двумя мразями больше, двумя меньше…

– Не надо так радикально. Нам такую задачу не ставили.

– Точно, не ставили. А жаль…

В общем, «пробивать» – кто это такие, мы не стали, а просто встали в другом месте. Не так удобно, но наблюдать можно, а главное – подальше от клиники, меньше шансов «спалиться».

В 21.00 нас поменяли Костя с Васей и сообщили, что Ростовский убыл к своей агентессе на предмет укрепления доверительных отношений. Меня это немного задело: данная агентесса нам теперь вроде как без надобности, в экипаже Костя – Вася нет ни одного полноценного оперативника, а Ростовский на всем протяжении разработки явно манкирует дежурствами.

Пока ехали, я быстро проанализировал свои чувства и признался себе: да я просто завидую ему! Я вот тоже вроде бы недурен собой, сложен неплохо и местами умный весь из себя… Но так стремительно завязывать близкие отношения с красивыми (а главное – оперативно полезными) дамами у меня никогда не получалось. Это, видимо, особый талант – не всем дано…

Не успели добраться до пансионата – позвонил Костя:

– Эсквайр Собакин прибыли-с. В три звезды пьяные-с. Шатаются. Наши действия?

Так… А с нового НП крыльцо не видно – только ворота!

– Он у ворот вышел, или вы ближе подъехали?

– Просто проехали мимо клиники потихоньку – вроде как по своим делам. – Костя самую малость смутился – понял, что напортачили. – Спорили тут – прохлопали машину, заметили, когда уже почти весь заехал. Ну и решили посмотреть – он или нет.

– Тем же путем не возвращайтесь – дайте круг, по другой улице прокатитесь до перекрестка и встаньте на место. Наблюдайте. Если будут изменения обстановки – звони. И я тебя прошу: не надо кататься без веских поводов. У вас там хорошее место, глаза никому не мозолите – стойте спокойно.

– Ладно, больше не будем.

А все-таки не прав Ростовский! Взял бы свою агентессу – и до полного изнеможения дежурил бы с ней в машине у клиники. Там действительно хорошее местечко, никто бы их не услышал.

Приехали, попили чаю с колбасой, легли спать: если Собакин с дилером не отправятся ночевать домой, в три часа придется менять Костю с Васей. Ну неугомонный этот Собакин, просто сил нет! Нет чтобы спать дома, как все люди, – шарахается где попало…

В полночь нас разбудили и дали послушать трансляцию побоища между Собакиными и неизвестными. Транслировал Костя, а Вася тихонько подобрался с камерой поближе и все снял. Побоище длилось недолго и завершилось полной победой Собакиных. В качестве трофеев им достались две цистерны с ГСМ. Пленных увезли с собой люди в форме, Собакин остался в клинике.

– Что теперь делать?

– Снимайтесь, езжайте спать. Менять вас мы не будем.

– Почему?

– Думаю, лимит приключений на сегодня исчерпан: больше ничего интересного не будет.

– Ладно, мы едем…

* * *

В понедельник было спокойно и скучно. Со стороны наблюдали за массовыми мероприятиями по отлову каких-то совершенно диких наркоманов на левом берегу. Собакин приволок туда, по-моему, целый батальон своих коллег и людей в форме, так что о каком-либо предметном наблюдении даже и речи быть не могло.

Ну, слава богу – наконец-то проснулся и занялся работой по прямому назначению. Скоро, глядишь, бросит развлекаться всякими «левыми» делами, и нам не надо будет за ним наблюдать.

Отловленных наркоманов Собакин сдал в клинику и уехал на объект за карьером. Мы выставили на уже привычном НП экипаж и стали ждать.

После полудня позвонил Иванов, сказал, что по ряду причин задержится, но это не повод расслабляться: наш девиз должен быть, как обычно, – «работать, работать и работать!!!».

Звонок принимал я, поскольку Валера, дон Хуан наш эбонитовый, отсыпался после зверски насыщенной ночи. Я не выдержал угрызений зависти и сдал дона: работать, конечно, надо, но наш главный опер все время спит и спит (ночью спит целенаправленно и предметно, после этого днем просто спит, силы восстанавливает), ввиду чего экипажи получаются неравноправно оснащенными в оперативном плане!!!

– Да, это все, конечно, печально… Но ты заметь, какую колоссальную пользу он принес, – заступился за Валеру Иванов. – Это ведь его «связь» подвела нас к «папе». Так что вы там давайте как-нибудь утрясите этот вопрос. У меня тут и так дел полно, некогда мне с вами…

Ждали до четырех часов пополудни – тишина.

Опять новости. Думали, Собакин пообедает и, как обычно, метнется по делам. А он почему-то застрял там.

Поразмыслили и пришли к выводу: парень славно порезвился на выходных, сегодня с утра хапнул хорошую «добычу» – ну и, судя по всему, решил взять сегодня отгул. Наверное, сидит там где-нибудь у искусственного озера и ловит форелей. Зря, что ли, снасти брал? Или просто надулся пивом и спит.

Придя к таком выводу, мы цинично извратили пожелание шефа насчет «работать – три раза» и тоже взяли отгул. Посетили кинотеатр, сходили в ресторан, славно поужинали, познакомились с девчонками и как следует отдыхали до самого утра.

Во вторник спали до полудня, потом пообедали и вяло взялись за работу: мы с Петрушиным встали у карьера, Ростовский с Костей – у клиники, а Вася остался дома читать книги.

У нас на локаторе было пусто, позвонил Ростовскому – он сказал, что Собакина в клинике нет и, если есть желание, мы можем прокатиться по привычным пунктам, поискать «маячок».

Желания, сами понимаете, не было, а была почему-то уверенность, что Собакин до сих пор дрыхнет на объекте за карьером. Поэтому мы остались на месте и пристроились по очереди дремать.

Примерно через полчаса позвонил встопорщенный Иванов и ядовито-ласково спросил:

– И каким же местом вы там груши околачиваете, Аргусы вы мои всевидящие?!! У вас там под боком – массовый расстрел, поджог целой улицы, ажиотаж на всю страну, а вы мне – ни полслова?! Немедля лезьте в Интернет, покупайте прессу, смотрите кино, разбирайтесь – короче, доклад через час!!!

Созвонился с Ростовским, он только что получил такую же пилюлю. Теперь, бросив клинику, они едут в Торквелово, посмотреть, что там случилось, а нам, в самом деле, лучше взять прессу и прокатиться в какое-нибудь интернет-кафе.

Это что ж, получается, мы вчера чего-то проглядели?! Ничего себе – взяли отгул…

Интернет-кафе – это анахронизм, съездили в пансионат за моим ноутбуком, по дороге купили кучу прессы, взяли еду и вернулись к карьеру. Такой товарищ – ни на минуту нельзя оставлять без внимания. Вчера вон тоже сняли наблюдение – и привет на всю страну! Хотя, кто его знает – может, он тут ни при чем и вообще весь этот ажиотаж – мимо нашей разработки.

Петрушин взял на себя разбор печатных новостей, а я подключил телефон к ноутбуку и принялся рыться в Сети.

Недолго порыскав в недрах Интернета, я нашел «исходник»: правозащитная организация «Хроники произвола» рано утречком выложила информацию о вчерашнем расстреле ядра торквеловской наркомафии с прихлебателями самого высокого ранга и поджоге тамошнего же цыганского поселка.

Информация сопровождалась кучей некачественных фото, на которых явно кого-то убивали, но кого именно – не разобрать, и еще более некачественным роликом, снятым в вечернее время.

Картинку ролик давал – оторви да брось, какие-то скачущие вспышки, фонари и расплывчатые силуэты (видимо, оператора основательно штормило, или парень был по самые брови пьян эмоциями), зато были отчетливо слышны пулеметные очереди и отчаянные вопли, а особенно отчетливо – как совсем рядом кто-то громко и натужно возвращает Матери-земле съеденный накануне обед.

Реакция на информацию была лавинообразной и в подавляющем массиве совершенно убойной. Видимо, эти «хроники» никогда не покидали пределы Садового кольца и понятия не имели о настроениях народных масс по стране в целом.

Массы в массовом порядке, простите за тавтологию, громко и откровенно радовались. Прошло всего полдня, но Рунет был переполнен коллективными письмами, мгновенно разбухшими форумными темами, сообщениями разного рода, с общей направленностью, которую можно было выразить одним-единственным словом: «НАКОНЕЦ-ТО!!!».

Имелись сообщения, что в провинции проходят стихийные митинги, на которых люди требуют немедля воплотить такую замечательную практику повсеместно.

Вообще, у меня сложилось впечатление, что это не ошибка правозащитников, а, напротив: вполне продуманная акция – умные люди целенаправленно дали информационный блок такого характера, заранее предвосхитив, какова будет реакция широкой публики.

В прессе, по обыкновению, все было очень скупо, сухо и до предела отредактировано. «Слухи о массовом расстреле проверяются» и «ввиду несоблюдения мер пожарной безопасности в Торквелово выгорела дотла целая улица…».

Тут же, в Сети, посмотрели трехчасовой выпуск новостей, в котором с коротким сообщением по теме выступил президент. Да уж, занимательные новости – не часто первое лицо страны комментирует происшествия такого рода.

Президент, уверенно глядя в камеру, сказал, что все это какая-то провокация, никто никого не расстреливал – и даже думать смешно, что у нас это возможно, – мы демократическая страна на пороге вступления в ЕС и ВТО! Улица выгорела сама – русским же языком сказали, ввиду грубого нарушения пожарной безопасности!

А в конце вдруг ни с того ни с сего, обаятельно-сурово прищурившись, добавил: «А с наркомафией мы боролись, боремся и будем бороться – со всей беспощадностью и всеми доступными средствами и методами».

Пффф… Аут!

Вот сиди теперь, среднестатистический обыватель, и думай…

* * *

В половине пятого на локаторе появился «маяк», и вскоре через КПП за карьером выехала хорошо знакомая нам полубелая «Ауди».

– Ага! – Петрушин завел двигатель и с какой-то странно приязненной ноткой произнес: – Вот он, наш поджигатель…

Следуя по «маяку» за «Ауди», мы довольно быстро добрались до строящегося в лесном массиве на берегу Волги жилого комплекса «Стронций», состоящего из трех двадцатиэтажных многоподъездных зданий. Собакин летел как угорелый – как будто опаздывал с кем-то на встречу.

Интересно, какого рожна ему надо на стройке. Может, у него тут «контакт» среди таджиков?

Ворота Собакин принципиально проигнорировал: проскочив мимо вахты, «Ауди» уверенно проехала вдоль дощатого забора почти до самой набережной и встала. Из дыры в заборе возник небольшого росточка человечек: я посмотрел в бинокль – вполне азиатский товарищ, возможно – таджик.

В общем-то, ничего особенного: глава местного антинаркотического ведомства «наводит мосты» с основными оптовыми поставщиками опиатов на предмет тотального пресечения поставки опиатов, или, наоборот, – собирается взять все это безобразие под свою надежную «крышу». Рабочий момент, одним словом. Непонятно только, чего он через ворота постеснялся заехать – большой человек, такому здесь везде двери открыты.

У «Ауди» между тем возникла небольшая заминка: Собакин прикатил не один – из машины вышли еще два человека и, оживленно жестикулируя, о чем-то с ним спорили. Азиат тоже участвовал: он несколько раз показывал пальцем вдоль забора – дескать, там где-то есть нечто такое, на что стоит обратить внимание.

Спор быстро разрешился в пользу Собакина: сердито потыкав пальцем куда-то в сторону стройки (туда же, куда указывал азиат), он вслед за своим мелким проводником пролез в дыру и выпал из поля зрения.

Товарищи Собакина сели в машину, «Ауди» свернула за угол и по набережной поехала вдоль забора: видимо, к следующему неофициальному проходу.

Воспользовавшись отсутствием посторонних, я вооружился биноклем, живенько вскарабкался на крышу «девятки» и продолжил наблюдение. Петрушин заглушил двигатель и тоже покинул салон. На крышу лезть постеснялся (у нас не «Хаммер» – двоих крыша «девятки» вряд ли выдержит), но стал живо интересоваться, как там дела за забором.

Собакин с проводником шли к крайнему левому зданию, на верхних этажах которого шла интенсивная работа: там копошилась целая рота парней в оранжевых касках, рядом работали краны, какие-то механизмы, и вообще было очень шумно.

Когда они миновали угол здания и пошли вдоль западной стены, через ворота на территорию комплекса заехала бежевая «шестерка» и припустила по пыльной грунтовке к крайнему левому строению.

«Шестерку» я увидел боковым зрением, сначала не обратил на нее внимания, но спустя пару секунд вдруг понял, что движется она вполне целенаправленно и появилась тут как-то уж очень своевременно.

– Жека, заводи.

– А что там?

– Пока не понял, но, по-моему, сейчас что-то будет…

Петрушин, чертыхнувшись, полез в салон и запустил двигатель.

«Шестерка» проехала вдоль южной стены крайнего левого здания и остановилась в паре метров от угла. Из нее резво высадились двое парней в черных спортивных костюмах и в считаные секунды изготовились к акции: натянули шапочки с дырами для глаз, вытряхнули из сумок «АКС-74», откинули приклады и свернули за угол.

«Шестерка» сдала назад и стала тихонько разворачиваться.

Собакин с проводником между тем спокойно топали вдоль западной (тыльной) стены здания, от угла с бойцами это было где-то метров семьдесят.

Я скатился вниз и очень коротко и быстро объяснил ситуацию: по-моему, за пару секунд уложился.

Петрушин парень понятливый – особенно в таких случаях, только буркнул:

– Погнали! – и резко рванул машину с места.

Коротко разогнавшись, наша «девятка» протаранила дощатый забор, влетела на территорию стройки и, стремительно набирая обороты, рванула к крайнему левому зданию.

Спасибо колоссальному присутствию строительной техники: из-за ее шума бойцы не услышали треска разлетающихся досок и жиденького рева нашего мотора.

Добрались мы до них секунд за пять: за это время успели оценить степень угрозы и объем работ.

Парни быстро двигались мягким «кошачьим» шагом, ни дать ни взять – леопарды, подкрадывающиеся к жертве, а оружие держали так, словно оно являлось естественной природной частью их организма.

Проще сказать – словно они с ним родились.

– Наши люди! – одобрил Петрушин. – Правый – твой. Готов?

– Да.

– Держись!

К этому моменту стремительно двигающиеся бойцы приблизились к медленно топающей вдоль стены парочке метров на двадцать пять, дружно присели на колено и синхронно вскинули оружие.

– Плюх! – со всего маху ударив правого бойца в пояс, «девятка» протащила его несколько метров и встала.

Левый каким-то непостижимым образом в последний момент успел кульбитом уйти с линии движения – наш гнутый забором бампер только хищно поцеловал его правую лодыжку и придал парню дополнительное вращательное движение.

– Страхуй! – рявкнул Петрушин, вываливаясь из машины и бросаясь к бойцу.

С моей стороны дверь была прижата к стене (впритирку проскочили). Выхватив пистолет, я зафиксировал взгляд на автоматчике и через водительское сиденье бурно полез наружу.

Лез я мучительно долго, наверное, секунды три, и там, снаружи, справились без меня.

Петрушин поймал бойца на выходе из счастливо затянувшегося кульбита – до обретения равновесия и рокового вывода ствола в горизонт, обеими руками ухватил его автомат и со всей дури шарахнул башкой в переносицу.

После такого удара нормальные люди не встают, но этот оказался на удивление живучим!

Резиново прогнувшись, он отшатнулся назад и стремительно попятился. Помотал головой, обретая ясность панорамы, выхватил из-за пазухи боевой нож и, зарычав, как раненый зверь, черной молнией метнулся к Петрушину.

– Та-та-та! Та-та-та! – две короткие очереди вспороли тренированную плоть и остановили ее смертоносный порыв на последней фазе.

Петрушин стрелял из неудобного положения: не было даже лишнего мгновения, чтобы поменять руки, левым указательным пальцем жал на спусковой крючок, но попал как надо.

Профессионал, мать его…

– Хррр… – пузыря кровью, боец выронил нож, обхватил ноги Петрушина и сполз по ним наземь. – Хррр…

Я к тому момент выбрался и проверил правого. Мертвее не бывает – мы его буквально сломали пополам.

– Как второй?

– Готов.

– Ну, блин… – Петрушин присел рядом с умирающим бойцом и без особой надежды спросил: – Кто тебя послал, братишка? Скажи нам – тебе ведь уже все по х…

– Хррр… – боец выдал на прощанье последнюю порцию розовых пузырей и утих.

– Ствол – угол, – скомандовал Петрушин. – Бегом! Я прикрою.

Я схватил трофейный автомат и бросился к углу – увы, «шестерки» уже и след простыл. Петрушин, видимо, предвидел такой результат – даже с места не двинулся.

Я вернулся к нашей машине. Собакин с проводником стояли рядом и с удивлением таращились на трупы. От дальней дыры в заборе в нашу сторону бежали двое – те самые, что приехали с Собакиным.

– Поехали, – буркнул Петрушин, усаживаясь в машину.

– Вы кто такие, парни? – запоздало поинтересовался Собакин. – За кого, блин, молиться-то?

– Да такие же обалдуи, как и ты, – горько бросил Петрушин и кивнул на трупы: – Такие же, как вот эти… Служаки, короче, мать нашу за ногу. Вон – машину из-за тебя угробили…

И, внезапно осерчав «на ровном месте», рявкнул на меня:

– Чего встал?! Садись быстрее – сваливаем отсюда…

* * *

Генерал был прав. Мы вернули диск через трое суток. По вельможному указанию с «самого верха».

Хе-хе…

Перед тем как ехать на встречу, Иванов собрал нас всех в кучу и поделился:

– Вот что, хлопцы… Думаю, вы должны знать об этом. В общем, тут такое дело…

Ладно, давайте скажу короче, своими словами.

Генерал был с нами честен: на диске, в числе всего прочего, хранилась информация о преступной деятельности многих «больших людей». Фракция Зубова собиралась использовать эту информацию (а может быть, уже вовсю использует) для давления на многих нехороших товарищей при голосовании за закон «О легализации психоактивных веществ…», которое состоится в начале сентября сего года. И якобы благодаря именно этой информации закон проскочит как по маслу в первом чтении, и, таким образом, нашей родной наркомафии настанет конец.

Ну вот, примерно так. А так долго Иванов торчал в Москве потому, что Витя, наш патрон, усиленно размышлял, как бы ему половчее эту информацию использовать. Он, вообще, ушлый парень, наш патрон. А с этой информацией, если правильно подойти, можно было здорово приподняться: например, попросить у многих людей кучу денег или услуг каких-нибудь…

Но Витя так и не придумал ничего хорошего: сказал, что от такой информации пахнет смертью, лучше держаться от нее как можно дальше, и велел Иванову, пока не поздно, вернуть диск назад.

Получается, мы немного перестарались, грабя генерала, и теперь все, кто так или иначе причастен к этой операции, попадают в зону большущего риска.

Но есть и хорошие новости. О нашей причастности, как и вообще о том, что эта летальная информация хранится именно здесь, никто, кроме генерала и Вити, не знает. То есть ничего страшного вроде бы не произошло: мы можем отдать диск и спокойно возвращаться домой, забыв о Собакине и вообще о том, что мы сюда приезжали…

На встречу поехали Иванов и я.

Спросил шефа, почему именно я, – он ответил, что Азаров просил привезти шустрого мальчугана, который командовал группой в процессе того беспардонного ограбления.

Вообще-то командиром группы был Петрушин, а я только слова говорил… Но я понял, что именно генерал имел в виду.

Забрав диск, Азаров долго и внимательно рассматривал меня, потом покрутил головой и хмыкнул:

– Молодой такой… Если погонят – приходи, я тебя к себе возьму.

– Вообще-то работает нормально, так что гнать пока никто не собирается, – заметил Иванов.

– Ну, мало ли… – Генерал протянул мне визитку и по-доброму улыбнулся, как хорошему знакомому. – Умеешь ты с людьми обращаться! Вот ведь пакость-то сотворили – убить хотел! А зла на тебя нет. Обходительно так разговаривал – вежливо, корректно… Молодчина. Сейчас закон примут, у нас работы будет – невпроворот. Очень большие перспективы. Карьерный рост – просто дикий. Подумай.

– А если не примут? – осторожно предположил Иванов.

– Ну нет, хлопцы, вы уж молитесь, чтобы приняли. – Генерал прекратил улыбаться и разом стал мрачен. – Потому что если не примут – все мы очень быстро сдохнем.

– Все – это кто?

– Я, мое управление – ну и вы, само собой.

– А мы-то здесь при чем?!

– А я вот ему говорил. – Генерал кивнул в мою сторону и зло скривился. – Не надо было этот паршивый диск брать! А вы взяли…

– Так об этом никто не знает…

– Ничего, когда отстрел-разбор пойдет – узнают, – уверенно кивнул Азаров. – Так что, хлопцы, отныне следите за политическим курсом. Очень внимательно следите! И если, не дай бог, не примут… В общем, после этого сразу продавайте имущество и – бегом из страны. Куда глаза глядят.

– Ну уж прямо так…

– Бегом, я сказал! Ни секунды не раздумывая! Даже не ждите, когда меня шлепнут: я еще немного повоюю – сразу чемодан в зубы и куда-нибудь в Африку. Такие, как вы, там всегда в цене…

Вот такой замечательный товарищ этот генерал Азаров. Честный и открытый – просто душа-человек. Сразу назвал все своими именами и четко обозначил перспективы…

– Ну и насколько все это серьезно? – спросил я Иванова, когда мы ехали обратно. – Или, может, это просто такой генеральский маразм?

– Честное слово, Серый, понятия не имею, – до странности тихим голосом ответил Иванов. – Сентябрь не за горами. Доживем – увидим…

Триумфатор

Куда бегут шершавые мужчины?

(Пара слов о новом виде спорта «Метание диска в глубину»)

Некоторые события, описанные в книге, выдуманы.

Названия ряда населенных пунктов, учреждений и организаций намеренно изменены.

Изменены также многие фамилии, встречающиеся в тексте.

* * *

Здравствуйте, уважаемый читатель.

Вы держите в руках последнюю книгу трилогии «Неприкасаемые». Если вы не читали первые две книги – «Жесткая рекогносцировка» и «Тактика выжженной земли», нижеприведенная информация может оказаться для вас полезной.

Итак, слушайте коротенькую сказку о суровых реалиях нашей с вами страны.

Жил-был господин Зубов. Очень большой и влиятельный человек, и, как водится – мерзавец редкостный. А как вы хотели? Можете себе представить, какими качествами должен обладать товарищ, пробившийся в первую десятку самых могущественных персон России, через какое количество трупов перешагнуть, скольких близких предать – это же уму непостижимо!

Короче говоря – столп Российской империи. Ни убавить ни прибавить.

Наверное, дальнейшая судьба этого столпа была бы во многом схожа с судьбами иных серых кардиналов России, о которых мы узнаем только по прошествии значительного срока после того, как эти «двигатели истории» уходят из жизни.

Но случилось так, что на семью Зубова обрушилась страшная беда: его дочь – самый любимый в мире человечек, единственное существо, ради которого, собственно, он и жил на этом свете, по какому-то чудовищному недоразумению умерла от наркотической передозировки…

Зубов тяжело и мучительно переживал потерю. Обладая чудовищной жизнестойкостью и титаническим упорством, этот человек не стал стреляться и, вопреки старой доброй русской традиции, не ушел в запой.

Вместо этого он решил уничтожить зло, которое отняло у него ребенка. Как человек системы, Зубов прекрасно понимал, что затея эта – бредовая и во многом даже самоубийственная, но, обладая немалой властью и могущественными силовыми рычагами, решил идти до конца. Образно выражаясь, «включил викинга»: топаем прямым ходом в Валгаллу, но отнюдь не в гордом одиночестве, а прихватив по дороге как можно больше врагов. Что может доставить воину большее наслаждение, чем лицезрение остывающего трупа врага? Лицезрение сотни трупов. Если уж помирать – так с музыкой и при значительном скоплении скоропостижно отдающих концы супостатов.

Если бы такое решение приняли вы или я – простые обыватели с охотничьим ружьем и набором самозатачивающихся кухонных ножей, – толку от этого было бы немного: нас с вами даже к самому плохонькому «барону» на пушечный выстрел не подпустили бы.

Но Зубов, напомню, – столп.

Собрал этот столп вокруг себя единомышленников (надо сказать – немало таких оказалось, которым вся эта «дурь» надоела хуже горькой редьки), начал двигать Закон о психоактивных веществах и проводить эксперимент на основе имеющегося в мировой практике опыта борьбы с наркомафией.

В рамках эксперимента было создано управление, не подчинявшееся ни одному силовому ведомству страны, которое замыкалось прямиком на предсовбеза. Да, тут немаловажная деталь: предсовбеза являлся близким другом Зубова.

Задача управления была сформулирована просто и четко: уничтожить наркомафию в отдельно взятом административном районе. Обкатаем модель, если получится – запустим в массовом порядке по всей стране.

В качестве полигона выбрали университетский городок, который по странному стечению обстоятельств (а может, и не такому уж странному) располагается рядышком с одним из самых известных в России центров наркоторговли.

Контингент для управления подбирали исключительно из самых «отмороженных» сотрудников разных ведомств, имеющих опыт «служебного убийства», трения с системой на почве принципиального отношения к делу и не связанных семьями.

Что значит – «отмороженных»? Вот вам пара примеров.

Андрей Горбенко, балашихинский опер, детдомовец, холост, безоговорочно приговоренный «истребитель воров». Работает в связке с «близнецами» Витей и Виталием – тоже детдомовцы, опера и опять же, заметьте, имеют опыт результативного применения оружия на службе.

Гриша Собакин – бывший борец с оргпреступностью, бывший сотрудник ФСКН, с последнего места службы изгнан за бунт против системы. Холост, сирота, имеет опыт результативного применения оружия на службе…

Серега Разуваев, командир спецназа управления – скажем одно: на все операции ходит без маски. Товарищ сделал так много полезного для страны, что маска ему уже не поможет…

Всех этих результативных, принципиальных и странно одиноких людей собрали в кучу, поселили в охраняемом городке, поставили задачу и наделили поистине безграничными полномочиями.

Работайте, ребята. Наркомафия в этом районе должна быть уничтожена. Какими методами вы будете для этого пользоваться – ваше личное дело…

Итак, на протяжении первых двух книг трилогии мы с вами пытались проследить за деятельностью этого загадочного управления. Впрочем, не только мы с вами: деятельность управления совершенно случайно заинтересовала Русское Бюро, также известное как «Команда № 9». Просто получилось так, что в один прекрасный день спецы управления ненароком исполнили самого важного и полезного «объекта», которого Бюро долго и успешно разрабатывало на предмет стравливания двух огромных этнических группировок. Ребята из Бюро, желая разобраться, кто же это так странно шутит, не придумали ничего лучшего, как умыкнуть с территории управления диск с информацией особой важности.

Акция прошла успешно, но полезной ее назвать можно было лишь с огромной натяжкой. Дня через три руководство управления и Бюро полюбовно «разрулили» этот вопрос, и диск с извинениями вернули обратно. А ретивых хлопцев из Бюро вежливо уведомили, что с сего момента они автоматически попадают в реестр «нежелательных свидетелей», поскольку на протяжении трех суток имели доступ к источнику данных, содержащему компромат буквально на всех представителей верхнего эшелона власти. И теперь им надо молиться, чтобы «фракция» Зубова в целом и управление в частности существовали как можно дольше. Потому что при насильственном упразднении этих двух составляющих безумного крестового похода против наркомафии в первую очередь вспомнят о тех, кто имел доступ к информации особой важности.

Ну вот, собственно, и вся сказка. Последняя книга трилогии расскажет вам о завершающей фазе успешного эксперимента по уничтожению наркомафии в отдельно взятом административном районе. О перспективах применения такого опыта в масштабах страны. И о последствиях нездорового любопытства ловких товарищей из Русского Бюро…

С уважением,

Лев ПУЧКОВ

Глава 1

Управление «Л»

Утром 2 сентября мы с «близнецами» натощак выпили кофе и поехали на смотрины в Плотину. Мы – это я, оперуполномоченный управления Андрей Горбенко, и наши же опера Виталий Белов и Витя Семенов, действительно похожие друг на друга.

Если кто подзабыл, я освежу ваш фольклорный багаж: раньше, в незапамятные времена, в числе прочих русских традиций было такое замечательное мероприятие, когда родовичи собирались в кучу и всей толпой шли смотреть на невесту. И вовсе не любопытства ради, а пользы дела для: ежели вдруг девица окажется хромой, горбатой, да к тому же еще ненароком страдает кликушеством – не брали. И правильно: кому надо такое добро?

«Невесту» нам сосватал один добрый камрад в благодарность за «клинические» процедуры. А мы непривередливые, возьмем с любыми огрехами. В нашей ситуации особо выбирать не приходится…

Плотина – небольшой поселок в двенадцати километрах от Черного Яра. До недавнего времени градообразующим предприятием здесь была собственно плотина, которая является стратегическим объектом. Если враг будет наступать, плотину рванут, и весь Черный Яр с его жуткими секретами в мгновение ока окажется под водой. При этом область останется без воды, поскольку водохранилище перестанет существовать, но эта мелочь мало кого волнует: главное, чтобы врагу не достались секреты. Пойдите потом, поныряйте за ними на тридцатиметровую глубину, супостаты звездно-полосатые!

Некоторое время назад какой-то умник придумал построить в Плотине стандартный филиал торгового комплекса «Мега». А еще большим умником был тот, кто дал разрешение на строительство оного филиала в такой опасной близости от стратегического объекта. Теперь весь Черный Яр регулярно ездит сюда отовариваться, а батальон охраны перманентно пребывает в режиме усиления и потеет от страха. Потому что все черноярские торгаши люто ненавидят «Мегу» и мечтают ее взорвать. Или как минимум по старой доброй русской традиции пустить «красного петуха».

Для нас же эта самая Плотина примечательна тем, что именно здесь в свое время ныне покойный товарищ Исаев показательно рассчитал питерских «экстазистов». Занятно, правда? Нет, я не утверждаю, что это напрямую связано с нашей ситуацией, но… Согласитесь – очень уж многозначительное совпадение.

Машину поставили на парковку, сами прошли в торговый комплекс, поднялись на третий этаж, почти полностью посвященный чревоугодию, взяли в одном из трех десятков кафе еду и присели за столик поближе к центральному входу. Бегать по комплексу на предмет рекогносцировки нам не надо: вчера вечером приезжали, неспешно все осмотрели и даже план составили, на случай непредвиденных изменений обстановки.

Жующей публики было немного: день только начался, большинство из тех, кто собрался сегодня избавиться от лишних денег, еще не проснулись. Обшарив взглядом огромный зал, я не обнаружил нашего информера и решил на скорую руку развлечься экспресс-анализом.

Из присутствующей массовки бегло отфильтровал всю «некондицию» (кондиция – половозрелая особь мужеска полу до тридцати лет) и, похрустывая невкусной жареной картошкой, принялся перебирать претендентов на роль основного злыдня дня.

– Согласен, – поддержал Виталий, отметив направление моего взгляда. – Пухлый прыщ с девахой – самое то.

– Аргументы? – лениво подключился Витя.

– Ведут себя так, будто чего-то сперли. Или планируют какую-то гадость.

– Нет, это вряд ли, – возразил Витя и, едва заметно кивнув в противоположную сторону, вынес вердикт: – Вон туда гляньте. К гадалке не ходи – кто-то из этих студентов. А может, все сразу. За километр же видно – полжизни на «колесах».

– А я думаю – вон тот парнишка, – сказал я.

– Почему? – заинтересовался Витя. – Чем он тебе не понравился?

– Да нет, ничем таким особенным. Ну просто – интуиция.

– Нет, ну почему, объясни?

– Потому что он начальник, а мы – дурак, – хмыкнул Виталий. – И ему виднее…

Претендентов было пятеро, и все они имели примерно равные шансы на победу в моем необъявленном конкурсе под лозунгом «Привет, курьер, – веди к барыге!».

Через три столика от нас нервно поедала мороженое молодая пара: чрезвычайно прыщавый рыхлый толстячок, внешне похожий на Гайдара (но не того, что на коне и с шашкой, а более позднего, который много ел и мало двигался), и готического вида девица с густо напудренным личиком. Девица смотрела на толстяка взглядом голодной кобры и эпизодически бросала реплики. При этом ее губы, напомаженные радикально фиолетово, вели себя как брошенные на раскаленную сковороду пиявки. На миг мне даже показалось, что слышу шипение и ощущаю аромат горелого мяса.

Толстяк молча лопал мороженое, посматривал на часы и все время возвращался взглядом к центральному входу. За минуту он дважды промокнул платком лоб. Между тем в зале было довольно прохладно, да и мороженое – отнюдь не то блюдо, что может вызвать обильную испарину.

Через два столика от толстяка с девицей и чуть левее от нас заседала троица вполне студенческого обличья. Одеты недорого и безвкусно, стрижены абы как, пьют дрянное пиво с такими же чипсами, но перед каждым на столе, как непременный атрибут принадлежности к ожиревшей умирающей цивилизации, – «навороченный» мобильник. Все трое явно чем-то озабочены, регулярно озираются (можно даже сказать – с каким-то нездоровым подтекстом озираются) и бросают полные вожделения взгляды на центральный вход. Кто из них основной? Выделить кого-то довольно проблематично: какие-то они одинаковые, словно в одном инкубаторе сделаны.

Пятый претендент – одинокий парнишка едва за двадцать. Сидит далеко от нас, ведет себя прилично: спокойно завтракает, неторопливо листает какой-то разноцветный журнальчик из местной бесплатной рекламы, резких движений не делает.

Почему обратил на него внимание? Да так – показалось мне, когда зашли, что глянул он на нас как-то по-особому. Этак оценивающе, опытным взглядом, нетипичным для такого салаги. Других претензий нет.

В общем, в плане выбора злыдня дня я так и не определился. Да, было одно конкретное уточнение: «крепкий» – но наш информер весит сорок пять, может при случае спрятаться за швабру и для него любой человек нормального веса выглядит вполне крепким.

А мне тут все понравились – оптом бы арестовал да пообщался в рамках темы. И еще, вполне вероятно, что нашего объекта вообще здесь нет. Ну, мало ли – не подъехал еще, заболел, умер, внезапно и резко исправился.

Вот этим и интересны такого рода оперативные этюды. Когда ты при наличии минимального набора исходных данных и примерно равных по значимости объектов решаешь задачку задолго до подтверждения информера – чувствуешь себя потом этаким гением и матерым сыщиком. Самому приятно. А если и промазал – ничего страшного, досадно, но не смертельно. Со всяким может случиться, ну не гений я, что тут поделать…

Пока информера нет, в двух словах обрисую ситуацию, сложившуюся в Черном Яре за последние две недели.

Ну, ничего так ситуация – вполне даже обнадеживающая и перспективная (тьфу три раза). Тяжелыми наркотиками никто не торгует, все местные камрады прилежно посещают нашу клинику, тутошняя чиновничья банда притихла и со злобным бессилием ожидает дальнейшего развития событий.

А вот с «экстази» беда – с недавних пор какие-то злыдни регулярно торгуют мимо нас. Прямо на дискотеках. Пока все силы были брошены на основное направление, мы как-то не обращали внимания на эти детские шалости. А сейчас немного разгрузились и решили заняться: а то ведь оборзеют, если пустишь на самотек, начнут тут развиваться вширь и вглубь.

Собакин по этому поводу заметил:

– Все-таки дурной у нас народ. Понимают только, когда кувалдой – да по башке. Баловней по «снежку» предупредили чисто по-человечьи: не надо ездить, убьем. Все равно приехали! Убили. Теперь никто не ездит. Геродотов всех этих долбанутых тоже предупредили: прекращайте, а то убьем. Не поверили! Опять убили. Все – как отрезало, ни одна сволочь не лезет. Ну и что теперь, мать их экстазявую – этих тоже завалить, чтобы никто не ездил?! Вот же дебилы – просто зла не хватает…

Собакин, конечно, товарищ своеобразный, но в его словах есть определенный резон. Народ у нас жуть какой упрямый. Пока самолично не удостоверятся, что овчинка выделки не стоит и за малый вес можно схлопотать пайку свинца, – будут возить и торговать. И что характерно: память у них короткая, что ствол моего табельного оружия. Трех лет не прошло, как Исаев шлепнул двоих барыг вот в этой же Плотине. Это что же теперь, каждому новому начальнику местной госкомдури показательно валить по паре удодов на всеобщее обозрение?! Жадные тупые ублюдки, больше и сказать нечего…

Пара слов о сегодняшней теме.

Информера нашего зовут Степой, трудится он уборщиком в обеденном зале «Меги». Утром позапрошлой пятницы ходил Степа по залу, еще не «вставленный», мрачно размышлял о насущном и мимоходом забрал отставленный в сторону поднос с недоеденным завтраком у попивающего кофе и читающего газету хлопца. А хлопец то ли планировал добить жирную сосиску, то ли просто не в духе был – прицепился, короче, и давай пилить уборщика за бесцеремонность. В общем, рассказал ему все, что думал.

Степа перечить не стал – моментом вылетишь с работы или, паче чаяния, из окна третьего этажа (хлопец заводной и на вид вполне крепкий – хилому камраду с ним не тягаться), но злобу затаил.

В воскресенье Степа с двумя другими камрадами плавал на дергаче «Падучая Звездень» (натурально – плавал, это пароход, оборудованный под дискотеку) и вдруг заметил там своего давешнего обидчика.

Ага! Давай, говорит камрадам, ввалим этому парнокопытному «по самое не горюй» – нас трое, справимся.

Да запросто – согласились камрады.

Поймали момент, когда хлопец пошел в направлении ватерклозета, выждали минуту и увязались было следом – а он возьми и вернись обратно. Быстрый олень!

Минут пять проходит – опять туда же порулил. Через минуту вернулся. Что за беда такая?!

В общем, не буду растягивать – проследили они за ним и выяснили, что хлопец прямо под лестницей толкает «витаминки» («экстази»).

Камрады Степы сразу по тормозам: если это чьи-то «ноги», значит, он под кем-то ходит, связываться не стоит, закопают. Логично?

Степа сам не со стороны, давно и крепко в теме, согласился – да, все правильно, не стоит такого трогать.

А потом, когда уже домой приплыл, вдруг дошло: какие, к бениной маме, «ноги»?! Все, не работает тут система, а работает клиника и Собакин. Собакин и клиника – близнецы-братья, кто более чьей-то там матери ценен? Мы говорим – клиника, подразумеваем – Собакин, мы говорим – Собакин, подразумеваем – клиника.

В общем, если этот корень что-то толкает, так это исключительно от себя, на свой страх и риск. Да, вот это я промазал – опечалился Степа. Плохо быть тормозом, иногда следует голову пораньше включать.

В следующую пятницу Степин обидчик опять появился в обеденном зале «Меги», позавтракал, попил кофе и ушел. Степа быстренько пораскинул мозгами на полбаяна и, как и подобает опытному камраду, сделал глубоко уходящий корнями в тему вывод: да этот хмырь сюда за «весом» ездит! Пятница – первый дискотечный день, вот он и заряжается на весь трехдневный марафон.

Что делать? Дать по тыкве, забрать «вес» и слегка обогатиться – такая замечательная мысль посетила Степу буквально на секунду и тут же была отброшена включившейся «системной» логикой: если парень ездит к барыге, значит, система опять работает – пусть даже вразрез с Собакиным и клиникой. А если есть система, то за такие выкрутасы обязательно накажут – да так, что ни одному ритуальному бюро материала не останется.

Ну и ладно. Пусть я тут ничего не выгадываю, но вам тоже хорошо не будет, решил Степа и пошел к проверенному и авторитетному камраду Люде (это лепший корень заведующего клиникой).

И с легким сердцем сдал своего обидчика.

Ну вот, собственно, и все. Спешить с выводами не будем, тот факт, что парень приезжает сюда по пятницам за «витаминками», – отнюдь пока что не факт, а плод недобравшего ремиссии воображения.

Однако, если этот загадочный хлопец приведет к барыге, мы Степе будем весьма обязаны.

А еще – хотите, сугубо личное? Больно уж тут местечко замечательное. Я бы даже сказал – историческое. Тутошний климат для барыг чрезвычайно вреден и даже опасен…

* * *

Спустя какое-то время появился Степа – с тележкой, веником и глубокой отрешенностью во всем своем тщедушном организме. Я начал было тихонько бросать маяки (если на общечеловечьем – попробовал осторожно обратить на себя внимание), но мог бы и не тихонько – камрад был глубоко в нирване. Что-то там в его мирах происходило важное и глобальное, ничего, однако, не имеющее общего с нашей обыденной реальностью.

Степа на автопилоте доехал до середины зала, запрограммированно притормозил у стола с двумя грязными подносами и, напоровшись наконец стеклянным взглядом на мой вопящий взор, вывалился в наше измерение.

Вот за это я их и не люблю. Они инопланетяне. Все время плавают там на своих тарелочках, на краткое время съезжают на колесиках в наш мир – за дозой, и опять отъезжают обратно. Вроде бы – и пусть себе, но во время этих приездов-отъездов они частенько с небывалой легкостью воруют, насилуют и убивают. Это же Матрица – щас перезагрузимся «баяном» на троих, и не будет этого окровавленного трупа…

Степа с полминуты размышлял, таращась на нас, потом вспомнил – плеснул ручкой, озарился неким подобием улыбки и ткнул пальцем в строну одинокого парня, на которого я обратил внимание при входе.

Пфф… Вообще-то договаривались «едва заметно кивнуть» или даже «показать взглядом». По счастливому стечению обстоятельств, объект сидит спиной к Степе и ничего не видит. А то ведь завалил бы все дело, мерзавец обдолбанный. Ох и не люблю я их!

– Пристрелил бы удода, – процедил Витя.

– Которого? – уточнил Виталий. – Степу или этого подонка, которого, кстати, босс выкупил с первого взгляда?

– Хорошо прогнулся, – одобрил Витя. – И так гладенько – вроде бы мимоходом, не нарочно. Но факт – мы с тобой не угадали, а он попал в точку.

– Вот поэтому он начальник, а мы – дурак…

Наш объект доел завтрак, неспешно выпил кофе, несколько раз глянул на часы, но уходить не торопился. Ждал чего-то.

Минут через пятнадцать ему кто-то позвонил. Коротко переговорив по телефону, парень направился к выходу.

Выбрав оптимальную дистанцию, я направился за ним, а «близнецы» потопали к боковому выходу: Витя на парковку, за машиной, а Виталий – для страховки, если объект пойдет по северо-западной галерее через игровой зал.

Выйдя из зала, объект пошел по юго-восточной галерее, заметно прибавив темп. Пришлось тоже немного подсуетиться – в результате Виталий сразу выпал из поля зрения, и я остался в гордом одиночестве. Ну да ладно, меняться пока не надо, он на меня ни разу не обратил внимания.

Объект спустился на первый этаж, посмотрел на часы, недовольно покачал головой и, опять прибавив темп, ускакал через боковой выход на улицу.

Я не замедлил последовать за ним. Вообще, нехорошо получается с этой непредвиденной спешкой. Если бы кто-нибудь предвзято смотрел со стороны, моментально вычислил бы наблюдение. Смена темпа – простейший способ провериться насчет «хвоста». Хорошо, что мы имеем дело с дилетантом, особо напрягаться не имеет смысла. А вообще, по большому счету, для такого мероприятия надо бы как минимум две сменные пары.

Когда я оказался на улице, объект уже сворачивал за угол. В этот момент Витя как раз подходил к парковке – увидев меня и не обнаружив поблизости нашего поднадзорного, он недоуменно передернул плечами. Я экономным жестом обозначил направление – Витя понятливо кивнул и поспешил на парковку, а я трусцой припустил за угол.

Только повернул, смотрю – этот шустрый мерзавец уже вбегает в распахнутые ворота грузового двора.

– Ну погоди, гаденыш, доберусь я до тебя, – злобно пробормотал я, устремляясь к воротам. – Устроил тут эстафету, сволочь…

За воротами – бетонная полоса, слева – пакгауз с дверями складов, справа – несколько фур. Из той, что ближе к воротам, трое дородных мужиков в спортивных костюмах, пыхтя от напруги, кантуют большую коробку. Рядышком стоит пассажирская «Газель» с распахнутой кормой, сбоку стройный товарищ в съехавших на нос очках что-то пишет на картонке.

А парня нет. Ну, е-мое…

– Мужики, тут пацан пробегал только что…

– В серой толстовке? – уточнил стройный товарищ, остро глянув поверх очков.

– Точно!

– Андрей Горбенко, – товарищ вдруг тепло улыбнулся. – Я не ошибся?

– Точно, – я немного смутился – не помню, чтобы мы когда-то встречались. – А вы…

– Да тебе это без разницы, – товарищ кивнул мужикам: – Взяли.

Мужики вдруг с диковинной легкостью отшвырнули коробку и разом шагнули ко мне. Я даже удивиться не успел: двое подхватили под локотки, третий в секунду ощупал, выдернул из кобуры пистолет, забрал мобильник и отдал все очкастому.

Я попробовал было дернуться – не тут-то было, ручищи у них – как тиски, стоят по бокам, ни пнуть, ни боднуть, никуда, короче!!!

На мгновение расслабившись, я рванулся что было силы. Держатели мои только чуть качнулись, а третий, что все забрал, шустро подскочил и с маху саданул кулачищем под дых.

Я скрючился в три погибели, в глазах потемнело от боли и обиды. Вот же дурак-то, господи!

– Не со зла, – спокойно пояснил ударивший меня мужик. – Просто не надо дергаться. Веди себя смирно, и мы тебя не тронем.

– Грузите, – распорядился очкастый, и меня поволокли в «Газель»…

* * *

Мужики легко забросили меня в «Газель», влезли сами и закрыли задние двери. Товарищ в очках сел рядом с водителем, буркнул:

– Поехали…

…и достал телефон.

И поехали.

Не знаю, проскочили мы мимо Вити или он даже с парковки выехать не успел – было так больно и обидно, что я на какое-то время утратил способность рассуждать и оценивать обстановку. Какая, в поддувало, обстановка! Я в тот момент был целиком и полностью сосредоточен на своем бедственном состоянии.

Матерый опер, говоришь?! Авторитетный истребитель воров!

Попался, как самый распоследний стажер-шалопай…

Когда Бубку возле дома спеленали, мы, помнится, дружно осклабились: ну чайник же, что с него взять. Вот я бы на его месте – ух!

Но Бубку «вели» от первой до последней минуты, и «опека» была такой плотной, что ему практически ничто не угрожало.

Получается, они нас «слушали»? Если нет – как пацана подвели ко мне? Не думал, что воры будут заниматься такими шпионствами – это прерогатива совсем других злыдней.

А я просто идиот. Сказано же было русским языком: ходить везде втроем, не разделяться ни на минуту! Можно, конечно, возразить – а как тогда работать? Однако сейчас это уже не имеет значения. Блин, обидно-то как…

Слегка продышавшись и придя в себя, я разогнулся и осмотрелся. Серо-голубой монолит «Меги» неторопливо съеживался к северу. Мы ехали в столицу. Как говорится – в последний путь…

– Полегчало? – Очкарь мимолетно глянул на меня в верхнее зеркало, небрежно бросил: – Раздевайся…

…и набрал номер на телефоне.

– В смысле – «раздевайся»?

– До трусов, – подсказал очкарь и приложил палец к губам: – Тихо – хозяин…

– Не понял…

– Не дури, – тип, что давеча саданул меня под дых, с готовностью привстал и многозначительно тряхнул ручищей.

– Понял, – я принялся снимать одежду.

Благоразумие подсказывало, что нарываться без нужды не стоит – сразу не завалили, значит, для чего-то нужен. Какая-никакая отсрочка, а там поглядим, мало ли, как еще карта ляжет.

Пальцы дрожали, руки слушались плохо, в голову лезли совсем никчемные сейчас аналогии из области чекистско-расстрельных мероприятий «раздевайтесь, гражданин, проходите, лицом к двери – ближе, еще ближе…».

Заметьте, они меня даже не связали. Смысла нет. Все трое квадратные, раза в два шире меня, ручищи здоровенные – наверное, на спор могут костыли из шпал рвать. Водила тоже крепыш.

Это было необычно: как-то привык, что уголовники по большей части – субтильные личности, этакие доходяги, оставившие здоровье на зэковских шконках.

И где только они таких здоровяков взяли…

– Взяли, – с ходу доложил трубке очкарь – не представился, абонента по имени не назвал. – Да, все чинно… Нет, не было… В смысле – «куда»? Куда ты сказал… Оп-па! А че так?… А, ну понял… Да понял, понял… Ну ты ж меня знаешь – все будет как в банке. Пока…

– Запутки? – уточнил любитель бить под дых, сноровисто ощупывая швы моих брюк.

– Не, все ништяк. Просто по делам отъехал – и вроде бы надолго, – очкарь задумчиво почесал за ухом и обратился к водиле: – Давай прикинь, как нам покороче проехать в Дрюково.

– К Афанасу, что ли?

– Ага.

– Прикинул, – водила сбросил газ и посмотрел в зеркало.

– Ты че тормозишь? – нахмурился очкарь.

– Проехали поворот. Раньше не мог сказать?

– Хорош гнать – при тебе ж звонил!

– Да я не про тебя… Мог бы звякнуть, предупредить.

– Да ладно – че теперь… Рули давай.

Мы развернулись и поехали обратно.

Вот так, дорогие мои коллеги и прочие, кто не будет допущен на похороны. Выходит, взяли меня люди Прохора – московского «законного» вора.

Откуда такой вывод? Афанас – старый жулик, кореш Прохора, от дел давно отошел, сидит в Дрюкове, варит самогон и продает окрестным пейзанам. Сам по себе ничем не знаменит, по оперданным проходит исключительно как «связь» Прохора.

Все-таки здорово быть опером. Когда знаешь, кто конкретно тебя убьет, на душе как-то легче. Это примерно то же самое, как если тебя расстреливают, а ты немного разбираешься в оружии. О, из «ПК» будут мочить, коробочка на 100 патронов, калибр 7,62 – все понятно. Надежная штука, сразу убьют.

А был бы полный дуб в оружии, стоял бы и гадал: блин, что это за фигня? А не буду ли мучиться? Хе-хе…

Нет, понятно, что это истерический смех, как продукт агонии сознания, – однако хорошо, в самом деле, что взял меня именно Прохор. Какая для меня разница? Поясняю.

По всем раскладам Прохор должен сдать меня грузинам. А он, как видите, не торопится это делать и дал команду везти меня к своему корню.

Значит, хочет пообщаться и кое-что разузнать. И я даже догадываюсь, что именно.

И вот еще деталь: можно надеяться, что до сдачи грузинам мытарить меня особо не будут. Потому что Прохор – один из немногих «динозавров», уважающих «традиции». Если бы я шлепнул настоящего «вора», таскали бы меня на пинках до самой сдачи. Но Зураб был «апельсином», короновался за деньги и мимо «понятий», так что и отношение к нему у таких, как Прохор, – соответствующее.

Остается надеяться, что мне удастся сохранить твердость духа и ясность мышления – чтобы не упустить свой шанс, буде вдруг Судьба захочет мне как-то улыбнуться в этой безвыходной ситуации. А не захочет… Ну, так хоть умереть достойно, не валяясь в ногах и не вопя о пощаде.

Знаете… Не уверен я, что у меня это получится. Как-то не приходилось раньше умирать – опыта нет…

* * *

То ли люди Прохора не в курсе законов жанра, то ли я отстал от жизни и чего-то не понимаю – но глушить меня не стали, равно как и надевать на голову пыльный мешок. Так я и ехал, как обычный пассажир, прижатый к окну могучим плечом конвоира. Здраво порассуждать в заданном направлении не получалось: как-то все вокруг было вверх ногами и ничего путного в голову не лезло.

Воры средь бела дня арестовали опера и, совершенно не заботясь о конспирации, везут его «на хату»… Скажите, это нормально? Разве не должно быть все с точностью до наоборот?!

Бред какой-то…

Минут через пятнадцать мы подъехали к Дрюкову.

За это время боль от удара растворилась в клокочущем котле безысходного отчаяния, а мое супер-эго, вскормленное на сугубо детдомовском болезненном стремлении к справедливости, поставило вопрос ребром.

Если в цивилизованной стране с развитой и мощной правоохранительной системой преступники могут схватить представителя этой самой системы в общественном месте и отвезти его на казнь, это несправедливо и вообще в корне неправильно. Думаю, это понятно даже тем, кто о детдомовском воспитании имеет самое поверхностное представление. Из этой неправильности вытекает закономерный вывод: сотруднику этому в данной ситуации никто не поможет, и шлепнут его при любом раскладе. Хоть наизнанку вывернись – приговор уже вынесен, осталось лишь исполнить. При хорошем поведении умрет он через несколько часов, при плохом, возможно, прямо сейчас.

В таком случае, какая тебе разница, обреченный ты наш? Эти несколько часов ведь ничего не решают, верно?

Верно.

Ну так и рассуждать больше нечего: хочешь побороться за жизнь, начинай прямо сейчас. В худшем случае проведешь последние пару часов со сломанными ребрами и перебитыми конечностями – на общую ситуацию это не повлияет ровным счетом никак…

Подробно описывать Дрюково нет смысла: это типичное явление новейшей эпохи, одна из тысяч умирающих деревень Центральной России. Асфальтированная улица здесь всего лишь одна, и ввиду уникальной длины (от съезда с шоссе до сельпо – метров двадцать пять) ее можно смело заносить в Книгу рекордов Гиннесса.

По обеим сторонам от этих двенадцати саженей индустриальной эпохи прижались друг к другу четыре невзрачных зданьица с обшарпанными вывесками: «сельсовет», «милиция» – справа, «шиномонтаж», «сельпо» – слева.

Наша железная колесница повела себя в полном соответствии с исторической достоверностью: мгновенно проскочила крохотный отрезок цивилизации и, не успев как следует притормозить, со всего маху ухнула в здоровенную выбоину, притаившуюся сразу за неровно отгрызенным краем асфальта.

В последующие десять секунд мой раздетый до трусов организм вел себя независимо от впавшего в ступор сознания, которое даже не пыталось контролировать ситуацию, а только фиксировало отдельные моменты происходящего.

Итак: сильный крен на правый борт, сидящий рядом конвоир выпадает в проход, я, естественно, за ним следом – но не втыкаюсь, как он, в правый ряд, а рикошетом отскакиваю от могучей спины и финиширую прямо у пассажирской двери.

Потная ладошка цепляется за ручку, щелчок – дверь резко распахивается, примерно на треть, упирается в грунт – я, как по трапу, выкатываюсь наружу.

Едва оказавшись на ногах, мчусь обратно к шоссе. То есть это по факту я – мчусь, а кажется мне, что еле переставляю ноги, ставшие враз такими тяжелыми, словно на них нацепили водолазные башмаки. Сердечко надсадно бухает в груди, грозя вырваться наружу: «Бежать! Бежать!! Бежать!!!», надо бы лететь стрелой, но почему-то все получается так медленно и величаво, что от досады хочется выть!!!

В этот момент включается сознание и пробует управлять ситуацией.

Ну и куда бежать, буй ты мой перекрашенный?! Кругом поля, до посадок далеко, враги на транспорте – сейчас выберутся из ямы, развернутся и…

В здании с надписью «милиция» одно окно распахнуто настежь, из него доносятся негромкие звуки вполне обывательского характера.

Ага!

Ни секунды не раздумывая, проскакиваю через улицу, влетаю на крыльцо и, с разбегу ударив плечом в дверь, вваливаюсь внутрь.

Изрядно пожеванный сейф, древний телевизор на тумбочке, три стола, стулья, вешалка, портрет на стене (угадайте – чей), рядом – сильно выцветший график статистики правонарушений.

Ну, слава богу – я дома!

На одном столе антураж: карточная колода, газеты, небольшая кучка мелких отечественных дензнаков, двухлитровая бутыль «Бон-Аква» (но там, совершенно очевидно, отнюдь не «аква» и вряд ли «бон»), стаканы, огурцы, хлеб, пара солидных луковиц и изрядный шмат сала.

За столом сидят трое, в руках – карты. Двое в форме – старлей и сержант, третий в штатском, но за километр видно – тоже из органов, а ежели подойти поближе, то понятно, из каких именно.

Старлею чуть за сорок, сержанту едва за тридцать, в штатском – совсем салага.

Здравствуйте, родные мои! Как же я вас всех люблю сейчас: был бы девицей, отдался бы оптом – да не по разу!

На мое чудесное появление троица отреагировала адекватно.

– Во б…, – старлей положил карты на стол, прикрыл деньги газеткой и поставил сверху стакан.

– Мужик, а ты остановкой не ошибся? – штатский хмыкнул и стал с интересом меня рассматривать. – Клиника на сто девятнадцатом километре, это минут десять езды отсюда.

– Ты че, совсем оборзел – в таком виде вваливаешься сюда? – сержант грозно нахмурился и привстал со стула.

– Андрей Горбенко, опер из Балашихи, на операции! – на одном дыхании выпалил я. – Щас сюда вломится банда!! Выручайте, мужики!!!

Бравый сержант выхватил из кобуры пистолет, наставил его на меня и грозно рявкнул:

– А ну, руки в гору, лицом к стене! Быстро, я сказал!

– Ствол – это зашибись, пригодится, – я ткнул пальцем в дверь. – Только с предохранителя сними и туда направь.

– Погоди, – лицо старлея посетила гримаса понимания. – Ты тот опер, что Зураба завалил?

– Точно.

– Тебя уволили, – штатский сочувственно причмокнул. – В прошлую пятницу на «читке» доводили. Ты от воров сорвался?

– Точно!

– И они, типа того, щас прямо сюда вломятся?!

– Точно!!

– Ну так давай, – штатский указал на одно из окон с противоположной от входа стороны: – Раскрывай да сигай туда – и дуй по полям до леса.

– Не понял… Вы что, мне не…

– Давай, че ты встал! – прикрикнул штатский. – Ты уволен – не врубаешься, что ли? Ты не опер, не сотрудник, никто, короче, – ты теперь сам по себе.

– Точно, – сержант опустил ствол и соболезнующе причмокнул: – Извини, брат, – помощи тебе не будет. Давай, в самом деле – в окно…

– Стоять! – негромко скомандовал старлей. – А ну, подыми ствол и возьми его на мушку.

– Не понял… – сержант пожал плечами, но послушно выполнил команду. – Это к чему?

– Думаю, за него можно неплохие бабки получить, – пояснил старлей, открывая сейф. – Он вора уложил. Значит – что?

– Мужики… Вы че – совсем?! – От обиды я был готов заплакать – хоть убейте, не ожидал такого поворота! – Вы же своего…

– Да какой ты, на хер, свой! – старлей недовольно поморщился. – Правильно Леха сказал, ты теперь – никто…

В этот момент входная дверь распахнулась, и в помещение вошел очкарь.

– Не помешаю?

Вошел, надо заметить, не как в опорный пункт правопорядка, а будто бы к себе домой, уверенно, по-хозяйски.

– Так, – старлей, не суетясь, достал из сейфа наручники, сунул в карман брюк, затем вытащил «АКС-74У», присоединил магазин и аккуратно уложил на стол. – Ты чей будешь?

– Я от Прохора.

– Ага… И сколько вас тут? – Старлей взял со стола автомат и взвесил его в руках.

– Не, тут у вас ниче не выходит, – очкарь криво ухмыльнулся и впился взглядом в автомат. – Как взяли его, я сразу позвонил Прохору. Так что все уже в курсе, ждут, готовят встречу.

– Понятно… – Взгляд старлея наполнился разочарованием и досадой. – То есть ты хочешь сказать, что можно вот так запросто прийти, взять сотрудника…

– Он уже неделю не сотрудник. Вам что, приказы не доводят?

– Ну это уже наши дела, что там нам доводят, а что нет, тебя это никак не касается.

– Короче, я не понял… – очкарь нарочито понизил тон и зловеще уточнил: – Ты что… с Прохора хочешь деньги взять?!

Пауза была недолгой, но насыщенной. Старлей – парень простой, душа нараспашку, во взгляде легко читается самое сокровенное. Да, хочет он деньги взять, ой как хочет! Деньги взять, всех ненужных – в расход, и вроде бы по ситуации он самый главный сейчас (с автоматом, блин!), но…

– Нет, не хочу. – Старлей положил автомат на стол, тяжело вздохнул и потянулся за бутылкой. – Забирайте и валите отсюда. Живее!

– Понял, – очкарь приоткрыл дверь. – Пацаны – заходи…

* * *

Наказали меня тут же, не отходя от оплота правопорядка.

Обойдемся без умствований насчет неправильности мироустройства – сам спровоцировал. А просто «перемкнуло» от обиды и отчаяния.

Держали крепко, вырваться – никак, но когда спускались с крылечка, я извернулся этакой скользкой гадиной и, животно зарычав, впился зубами в запястье одного из конвоиров.

– Ах ты ж, хучело чуево!!!

Били недолго, но основательно: от всей души и навылет – в дыню, и потом еще в порядке трамбовки, вдогон – ногами куда придется.

В итоге я на какое-то время перестал ориентироваться в пространстве (было темно и звездно, как на экскурсии в планетарии), сплюнул два зуба и вволю напился собственной кровушки.

Да ладно – что там зубы, на фиг они мне теперь нужны…

Афанас проживал где-то неподалеку – к тому моменту, когда мы въехали во двор его усадьбы, у меня перед глазами еще плавали козероги и раки, а также прочие представители классического гороскопа. Ну, разве что чуток посветлело – можно было различать покачивающиеся предметы обстановки.

Обширный двор был похож на пункт приема… эмм… приема всего, что притащат. Детали от сельхозмашин, металлолом, автозапчасти, древесина всех кондиций, арматура, швеллер, листовое железо, гора проводов, с десяток бронзовых бюстов вождей разных эпох и, по всей видимости, совершенно секретный хлам – какие-то кучки, накрытые брезентом.

На прибытие дорогих гостей хозяин отреагировал не сразу: он как раз азартно торговался с тремя мутантами, притащившими холодильник.

Мутанты имели проблемы с речью, зрением и координацией, были дико волосаты и одеты в какие-то невообразимые лохмотья. Они нечленораздельно мычали, постоянно наклоняли головы набок, чтобы было удобнее смотреть заплывшими глазами, и асимметрично дергали конечностями.

Афанас на свою ориентировку был похож примерно так же, как я на Собакина: за годы мирной жизни он опух, растолстел, окривел на один глаз и обзавелся костылем – что, впрочем, не мешало ему резво хромать вокруг холодильника в поисках недостатков на предмет сбивания предложенной мутантами цены.

Очкарь не вмешивался и терпеливо ждал окончания торгов. Как будто бы мешок картошки привез (менять на самогон), а не одного из главных извергов столичного воровского мира. Афанас, даром что старый, еще в авторитете – молодежь его уважает и побаивается.

Спустя несколько минут холодильник был успешно обменян на две двухлитровые бутылки «Бон-Аквы» (!). Мутанты уволокли добычу за ворота, двое шустрых парней потащили холодильник в сарай, а довольный Афанас наконец-то соизволил обратить на нас внимание.

– Люди говорят, ты детдомовский?

Странно, но в действующем глазу старого уголовника я не заметил кровожадности или какого-то даже намека на торжество. А интонация была насыщена сочувствием и, страшно сказать, – уважением! Ну надо же…

Я бы вот такую популярность с удовольствием обменял на полную безвестность – в отличие от некоторых мне не нравится, когда детали моей биографии становятся достоянием широкой публики. Да еще такой публики.

– Жалко, что ты мент, – резюмировал Афанас, так и не дождавшись ответа. – Я бы тебе руку пожал. И даже бухнул бы с тобой. В наше время такие люди – редкость. Но ты – мент. И этим все сказано…

Да, вот это старая школа. В наше время многие блатные легко садятся за стол с сотрудниками, занимаются совместным «бизнесом» и даже строятся рядышком. Типичное соседство: стоит дом вора, а рядом – прокурора.

Короче, нормальное ворье вырождается как класс. Скоро работать будет не с кем. Хотя это уже до лампады – мне теперь вообще ни с кем не работать. Я уволен! С работы, из жизни, в общем, отовсюду…

В книгах обычно пишут, что пленников пихают в различные глубинные подвалы и зловещие погреба, где они в великой тоске дожидаются своей участи. В усадьбе Афанаса ничего такого не нашлось: думаю, он никого и никогда под стражей не содержал – не его профиль. А в дом меня хозяин пускать не захотел, аргументировав это простеньким «западло».

Несколько минут очкарь рядился с Афанасом насчет моего размещения: приводил разные аргументы в пользу необходимости единовременного попрания «понятий», стращал Прохором, пробовал давить на «патриотизм» – все тщетно.

– Не пущу мента в дом – и точка. Я сказал. А что Прохор будет недоволен – мне глубоко поровну, можешь так и передать. У меня тут, по-вашему, что – КПЗ, что ли?!

– А если Прохор задержится – нам что, теперь до вечера с ним в машине сидеть?

– Да где хотите, там и сидите. Можете вообще отпустить – это ваши дела.

– Ну давай хоть в сарай посадим.

– Ну ты умник! А если он сопрет что-нибудь?

– Ха! И куда он это «что-нибудь» себе засунет?! У тебя там есть что-то, что можно в труселях спрятать?

– У меня там много чего есть… – Афанас задумчиво поскреб щетину и смерил меня оценивающим взглядом. – Хотя щас оно ему уже ничего не надо… Ладно, давай в сарай. Только пусть кто-то из твоих постоянно с ним там сидит и смотрит.

– Ну это само собой, – слегка приободрился очкарь. – Спасибо и на этом, добрый человек, думал уже, ты нас вообще за ворота выставишь.

– А упорите пару «косяков» – и выставлю, за милую душу. Я не подряжался у вас попкарем работать…

В сарае было то же самое, что и во дворе, только помельче и подороже: холодильники, плиты, стиральные машины, мебель, велосипеды, гора электрических чайников, посуды и прочей утвари. Короче, склад всякой дряни, которую тащили Афанасу окрестные мутанты. В числе прочего было с десяток инкрустированных спинок от довоенных (а может, и дореволюционных) кроватей – с полированными стальными прутьями и потускневшими от времени шариками. Рамы с сетками отсутствовали – кто-то целенаправленно пер именно спинки, а обратил я на них внимание потому, что к одной из таких спинок меня тут же и пришвартовали. Наручников у ворюг не было: в качестве связующего звена использовали длинный обрезиненный кабель, который нашли в куче утвари.

– Не со зла, – объяснил любитель бить под дых, сооружая на моих запястьях какие-то мудреные узлы. – Сам виноват – прыткий больно.

– Да че ты перед ментом рассыпаешься? – прошепелявил я. – Со зла, не со зла – мне какая разница?

– Разница есть, – вмешался очкарь. – Мы к тебе ничего не имеем. Если ты заметил – относимся нормально, можно даже сказать – с уважением.

– Ага, с уважением…

– Не, ну ты сам косяка упорол – чего бросился-то?! Веди себя прилично – и до грузин доживешь в полном порядке.

– До грузин?

– До них самых. Вот грузины будут тебя мордовать на полную катушку. Сразу ведь не завалят, будут медленно распускать на фарш. Так что ты не рыпайся, отдыхай, силы береги. Они тебе понадобятся.

– А что-то мне не хочется к грузинам, – признался я. – У меня к вам предложение. Если вы в натуре ко мне ничего не имеете – развяжите и на минуту отвернитесь.

– О как! А ты нам – что?

– А я вам – жизнь. Отпустите меня и останетесь в живых.

– Хых! – почти синхронно сверкнули фиксами «атлеты».

– А ты точно пацан в духе, – очкарь криво ухмыльнулся. – Знаешь, что сдохнешь через несколько часов – причем без вариантов, а все прикалываешься.

– А хотелось бы, чтобы рыдал и на коленях ползал?

– Ни хрена не хотелось бы, – буркнул очкарь. – Сиди спокойно, и никаких запуток с нами у тебя не будет…

Стоять на часах в первую смену выпало «незлобивому» молотобойцу. Вернее, не стоять, а сидеть, и вовсе даже не на часах, а на совершенно новом диване, затянутом в целлофановый чехол. Не иначе, какой-то мебельный магазин обнесли.

Для меня ничего приличного поблизости не нашлось, диван находился далековато, так что расположиться пришлось прямо на земляном полу.

Немного посидел, осмотрелся, попривык…

Оценка диспозиции бодрости не прибавила. До дивана далеко, пока добегу, страж успеет два раза зевнуть и потянуться, так что о внезапном нападении говорить не приходится. Да и спинка тяжелая, наверное, в пару пудов – особо не разбежишься. Завязали в три звена: кольцо вокруг запястья в три тура – отрезок сантиметров в десять – узел на дужке. Получилось не хуже наручников: и руки не затекают, и узел не ослабишь раскачиванием, как если бы примотали прямо к железяке.

Примерно через полчаса сидения на земле я остыл, продрог и в полной мере насладился результатом недавнего покушения (вернее – укушения): щеку разнесло как футбольный мяч, а боль была такая, словно за ухо вогнали толстую тупую спицу, острие которой пронзило челюсть насквозь и вышло из подбородка.

Брр… Мне бы «анестезии» сейчас – граммов двести, а то и два раза по столько.

Не знаю, на какие безрассудства меня подвигла бы эта тупая ноющая боль, побудь я с ней тет-а-тет еще с полчаса, но довольно скоро приперся очкарь и сделал предложение:

– Хозяин велел написать докладную.

– ???!

– Ну, чем там в Черном Яре ваш отдел занимается. Типа доклада. Подробно, со всеми деталями – че по чем, короче. Он будет часа через три, времени полно, так что – давай.

– Ты ничего не путаешь? – опухшей фистулой уточнил я. – У меня хозяев нету. Я вольный. Твой хозяин – ты и пиши. С какого это перепуга я вам должен что-то…

– Мы тебе дадим одеться, вмазать и пожрать, – заговорщицки подмигнул очкарь. – А не будешь писать – тоже дадим. Сам угадаешь – чего или подсказать?

– А кто-то давеча сказал: сиди смирно, и никаких проблем не будет. Да еще чего-то там насчет уважения. Было, нет?

– Ну сказал, и что?

– Сижу смирно, писать ничего не собираюсь – проблемы. За слова отвечаешь?

– Ну, знаешь… – очкарь недовольно насупился. – Ты меня на понятия не сади, понял?! Хозяин сказал – докладную, и баста! Так что выбирай: шмотки – хавчик – водяра или мешок зипдюлей с довеском.

– С детства не люблю таскать тяжести.

– Это ты к чему?

– Это насчет мешка.

– Хе-хе… Ну вот, сразу бы так!

Меня отвязали и дали одеться.

Потом притащили тумбочку и табурет с номерами (неужто соседскую в/ч обнесли?!), стопку дешевой серой бумаги и древнюю шариковую ручку за десять копеек.

Затем меня принайтовили обратно, но всего лишь за левую руку, налили стакан водки и дали колбасы с хлебом.

От яств я отказался:

– А че-то зубы слегка приболели. Кариес, видать, расшалился…

– Гы-гы!

А водку с удовольствием нахлобучил. И, с грехом пополам состроив протокольную рожу (с раздувшейся щекой это непросто), потребовал:

– Пусть никто не смотрит, чего пишу.

– Ну ты совсем оборзел, ментяра!

– Там будет кое-что конфиденциальное про Прохора и других воров.

– Конфиденциальное?

– Ну, короче, такое, что посторонним знать не следует.

– Это кто – посторонний?!

– Да мало ли… В общем, не думаю, что Прохор обрадуется, когда узнает, что вы это читали. Более того, ему, может быть, после этого придется вас – того… Гхм…

– Да ладно гнать-то!

– Я не шучу. Не веришь – наведи справки, чем занимается наш отдел…

Очкарь долго и внимательно смотрел на меня – видимо, пытался определить, гон это или незамысловатая действительность. Определил или нет, я так и не понял, но вид у него был растерянный и даже самую малость подопущенный.

– Ну еп… Короче, ладно. Пиши, никто смотреть не будет…

Оделся, согрелся, сел по-человечьи, «анестезия подействовала» – и сразу полегчало.

Немного поразмышляв, начал писать разную дрянь из серии: «…наш отдел в Черном Яре под предлогом борьбы с незаконным оборотом наркотиков занимается планированием, подготовкой и исполнением ликвидаций воров и криминальных авторитетов…». Уж коль скоро взяли меня в качестве истребителя воров – ну так и получите фактуру в рамках заявленной темы.

Конвоир мой поначалу наблюдал, как я пишу, но скоро привык к монотонному подрагиванию колпачка дрянной ручки и стал дремать.

Однако особо обольщаться на этот счет не стоило: бывалый урка дремал как на «сборке», где ему предстояло торчать несколько часов в компании незнакомых «коллег». Стоило мне изменить положение корпуса или просто перестать двигать правой рукой – он тотчас вскидывал голову и обращал ко мне свой взыскательный взор.

– Че не пишешь?

– Думаю.

– А че думаешь?

– Думаю, как бы не написать чего лишнего.

– А тебе щас не все равно?

– Мне – да. Но после меня люди останутся. Им жить.

– Ну-ну…

Минут за пятнадцать удалось открутить три шарика с четвертой и третьей от моей «коновязи» спинок. Дальше «узда» не пускала – по-хорошему, надо бы откручивать с самой дальней, у стены, меньше шансов, что заметят.

Ввиду чуткой дремы моего конвоира перегнать железяки из руки в руку и далее в карман не получилось – оставил на резьбе, закрутив обратно на пару оборотов. Затем быстро накатал три воззвания, сунул под стопку бумаги и стал ожидать, когда стражу приспичит подставить лицо соленому ветру. Несложные подсчеты указывали, что это могло произойти в самое ближайшее время: мне, например, хотелось еще у милицейского крыльца, да как-то недосуг было – сначала кусал кое-кого, потом бодался с чужими ботинками.

Характерной разминки перед генеральным позывом (дерганье коленями и сопутствующие гримасы) не было. Просто наступил такой момент, когда мой конвоир – человек суровый и решительный, встал с дивана и стремительно направился к двери.

– Сиди спокойно, я щас…

Ага, вот оно!

– Эй, малой, поди-ка сюда.

На зов тотчас же кто-то явился – очевидно, один из пацанов, что давеча таскали холодильник.

– Присмотри за ментом, я отойду на секунду.

– А че делать надо?

– Делать как раз ничего не надо. Посиди на диване, я быстро.

– Мне в сарай нельзя.

– С чего это вдруг?

– Афанас запретил без него заходить. Боится, что скрысятничаем че-нибудь.

– Да брось ты! Если что, скажешь – я попросил.

– Если что – он и спрашивать не будет, сразу ж… на барабан. Так что извини…

– Ну мля… Ну тогда хоть у двери постой!

– А че делать?

– Да ниче! Просто присмотри. Если попробует выйти – шумнешь.

– Лады…

Спасибо, Афанас! На Страшном суде тебе это обязательно зачтется. Посадили меня у фронтальной стены, дверь до конца не закрывается – холодильник мешает, чтобы осмотреться, нужно обязательно зайти внутрь – хотя бы на шаг.

Конвоир и в самом деле отсутствовал не более двух минут. За это время я успел снять шарики (пацан так и не заглянул ни разу), обернуть их воззваниями и рассовать по карманам брюк – каждый по отдельности.

Хорошо, что я предпочитаю свободные штаны, – в данной ситуации это здорово выручило. Впрочем, это, скорее, закономерность, нежели счастливое совпадение: не помню ни одного опера, который таскал бы брюки в обтяжку. Просто специфика работы как-то не располагает ко всякого рода модным изыскам.

По возвращении стража я выждал минут десять и напомнил о том, что жив и ничто человеческое мне не чуждо.

Особого энтузиазма моя просьба не вызвала, но возмущаться и чинить препятствия страж не стал. Немного поразмыслив, он достал мобильный и позвонил:

– Короче, тут опер на дальняк просится. Пусть кто-нибудь подойдет…

Пришел еще один крепыш, меня отвязали и повели на этот самый «дальняк», который, как оказалось, действительно был в самом дальнем углу двора.

– Как положено по наставлению – за пятьдесят метров от пищеблока, – прошепелявил я, желая отвлечь внимание (показалось мне, что шарик в заднем кармане этак нездорово оттопыривается).

– Это ты к чему? – уточнил спец по рукосуйству.

– Привычка – вторая натура. Человек давно на воле, а устроил у себя все, как на зоне.

– До х… ты знаешь, умник! – оживленно подхватил второй крепыш. – Афанас все сроки мотал здесь, в Подмосковье. А тут везде канализация. Таких дальняков нету. А вот я в последнюю ходку был в Краслаге – вот там как раз…

– За метлой следи, – негромко буркнул мой персональный рукосуй.

– А че?

– Ниче. Тебе че, побазарить не с кем?

– Да ладно тебе! Ему уж все по х… А потом – ну и че я такого сказал?

– Пока ничего…

Сложенный из кирпича сортир был экономно пришвартован к забору, который являлся его четвертой (тыльной) стеной. Не помню досье, но, думаю Афанас – этнический немец. Или даже еврей. Для человека с таким достатком экономить полкуба кирпича на возведении одного из важнейших в хозяйстве сооружений – натуральное скопидомство.

В сортире было чисто, пахло хлоркой и какой-то травой, пара пучков которой висела на боковой стене.

Между тыльной стеной (забором) и крышей зияла жирная щель, в которую запросто можно было просунуть руку.

Щель вызвала у меня мощный прилив теплых чувств, но вредные громилы испортили светлый сортирный праздник – не дали, сволочи, закрыть дверь. Отошли метров на пять и, скрестив руки на груди, принялись наблюдать за мной.

С минуту посидев со спущенными штанами, я покраснел от злобы, как пожарная машина, весь надулся и заявил скорбным голосом:

– Мужики – не получается. Нет привычки. Понимаете?! Даже в камере очко от людей отгораживают…

– Да брось ты! – рукосуй весело хмыкнул. – Если в натуре приспичит – и в зале суда сходишь, прямо на приговоре.

– Не могу, мужики… – печаль в моем голосе была искренней и берущей за душу (если тут было за что брать). – Не дадите закрыть – буду терпеть до последнего. А грузины начнут прессовать – обхезаюсь к е… маме. Они вам что, заплатили, чтобы вы меня на позор выставили?!

Громилы переглянулись, пожали плечами…

– Ладно, закрывай, – разрешил рукосуй. – Только давай так: ты говори что-нибудь.

– Спасибо, – я, не дожидаясь повторного приглашения, тотчас же затворил дверь. – А зачем говорить? Я что, по-вашему, в очко могу нырнуть?! Оно ж узкое!

– Хых… Все равно – говори. Так спокойнее.

– А что говорить?

– Да что хочешь. Ну – стишок расскажи.

– Стишок?!

– Да.

– Ладно, сейчас… – Я достал первый шарик, примерился и аккуратно бросил его на улицу через щель под потолком. С той стороны забора послышался едва различимый глуховатый шлепок. Есть контакт!

– Ты че примолк? Рассказывай давай!

– Одну минуту – я тут маленько занят…

– А ты в перерывах, когда дуешься и воздух стравливаешь. Давай не молчи!

– Светит месяц в вышине…

– Так…

Я изменил угол броска и послал второй шарик по более крутой траектории. На этот раз шлепок прозвучал метрах в пяти левее. Близко! Надо кидать с большим разбросом…

– Свежий запах сена.

– Это что, в деревне, что ли?

– Точно – в ней самой…

– Дальше.

Я бросил последний шарик, прислушался – вроде бы попал хорошо, метрах в десяти правее первого – и с чувством исполненного долга присел обслужить организм.

– Че ты там опять затих?! Дальше давай!

– Бьют кого-то в тишине…

– Хых!

– Головой об стену.

– Ни х… себе, стишок! А дальше?

– Дальше не придумал.

– Не понял… Ты че, это сам сочинил?

– Точно. Только сейчас и – специально для вас.

– Ну ты, мля… Роберт, мля, Рождественский, мать твою…

– А сейчас, если не возражаете, я хотел бы взять маленькую паузу. Секунд на двадцать.

– Ладно. Но не больше – я время засек.

Я быстро завершил мероприятие, пошуршал газетой и вышел в люди.

– Спасибо, мужики. Родина вас не забудет…

– Да ладно!

– И везде найдет.

– Ну нет, вот это уже – хренушки…

Глава 2

Сергей Кочергин

Всем привет. Я Сергей Кочергин, мы давным-давно знакомы, так что реверансов не будет – сразу к делу.

Место действия: столица нашей Родины, перекресток проспекта Адыгезалова – ул. Намблдяна, ресторан «Бадахшан». Хе-хе… Есть сомнения, что это Москва? Уверяю вас, это она самая, мой родной, и как говорит Вася Крюков – до ж… интернациональный городишко. Я тут родился и вырос, каждый уголок знаю.

Декорации, действующие лица и исполнители: Костя Воронцов и ваш покорный слуга – на втором этаже, в отдельном кабинете, Петрушин, Вася – в двух машинах на парковке у ресторана, отдельно взятый Ростовский в третьей – в квартале отсюда, притворяется инициатором сделки.

Ресторанчик, я вам доложу, еще тот: кастовое местечко, абы кто сюда не забредает, все клиенты – исключительно свои люди, а для несведущих посторонних на двери вывеска: «Закрыто на спецобслуживание». Помнится, мальцом еще пробегал мимо – вывеска присутствовала. Этакое перманентное и целенаправленное спецобслуживание, причем, прошу заметить, в одном из лучших районов столицы. Только раньше здесь зависали партийные боссы с пристяжью, а сейчас – чего уж там, давайте без обиняков – это штаб-квартира одной известной азиатской ОПГ.

Мы здесь по делу. В полдень у нас назначена встреча с неким Джавдетом Кулябовым, в официозе – атташе по культуре, а в миру – одним из самых уважаемых азиатов Москвы и по совместительству лидером этой самой ОПГ, которой принадлежит ресторан.

Сейчас уже двенадцать минут первого, Джавдет задерживается (именно задерживается – такие люди в силу статуса и ранга уже не опаздывают) и, как мне кажется, делает это намеренно. Видимо, чтобы показать разницу в положении и сбить цену на предлагаемую нами информацию. Проще говоря, поставить нас в стойло.

Кабинет шикарный: расшитые золотом гобелены, антикварная мебель, которой, наверное, пользовалась в свое время верхушка русского дворянского сословия, тяжелые и мрачные бархатные портьеры, наполовину закрывающие эркер, из которого открывается вид на одно из самых известных в Москве исторических мест… Ладно, не будем причитать на тему – кто допустил и как такое могло произойти, вот вам факт: ресторан – собственность азиатской ОПГ, и кормить нас здесь не собираются. Стол не накрыт, никаких намеков не было, даже минералки для приличия не предложили. Хотя, все это логично и последовательно: знайте свое место, быдло, сидите проникайтесь и хорошенько подумайте, сколько запросить. Может ведь и так случиться, что задаром отдадите – только чтобы выйти отсюда в целости-сохранности и с надеждой, что о вас сразу же и навсегда забудут.

– Хорошее местечко, – мы с Костей определились – говорить только на нейтральные темы, тут с давних пор оборудование не хуже, чем в звукозаписывающей студии. – Мебель – ух! А смотри, какая лепнина на потолке…

– Да, местечко знатное, – согласился Костя. – А вот люди здесь – полное г…

Я чуть не поперхнулся: мы так не договаривались!

– Почему так думаешь? – я мимолетно состроил козью морду – не забывай, где находишься.

– Мне доводилось иметь дело с азиатами, – Костя на мои знаки – ноль внимания. – За ними всякое водится, но насчет гостеприимства эти ребята всегда были на высоте. «Гость в дом – радость в дом» – это для нас просто слова, а для них – закон. А один мой приятель узбек – о-очень мудрый товарищ – как-то сказал: «Если тебе вдруг попался азиат, который не соблюдает закона гостеприимства, можешь сразу разворачиваться и уходить. С таким человеком нельзя иметь никаких дел».

– Почему?

– Потому что такой азиат – выродок и дегенерат. От него даже свои шарахаются.

– Так… А как это касается нашего случая?

– Это ресторан. Мы тут уже полчаса паримся. А нам даже водички не предложили…

Я убрал козью морду и пожал плечами. Стратегию беседы определяет Костя. Я тут в обеспечении: по-быстрому убить кого-нибудь, пока не подтянется «тяжелая артиллерия», послушать, если вдруг промеж себя будут на фарси шушукаться, подстраховать, короче. Насчет «прослушки» Костя предупрежден, знает, что хозяин наверняка будет слушать запись: так что за все, что он сейчас наболтал, будет отвечать в полном объеме, без всяких скидок на неведение.

– Да ладно, перебьемся – не маленькие. Сейчас дело сделаем, пойдем перекусим где-нибудь.

– А если он до вечера не придет?

– Ну…

– Посиди-ка – я быстро, – Костя встал и направился к выходу.

– Ты куда? Он может появиться в любой момент!

– Да ничего страшного – подождет. Мы дольше ждали…

Ага… Понятно… Нет, ни фига не понятно. Или это какая-то хитрая методика, в которую я не могу «въехать» вот так с ходу, или наше светило просто-напросто тупо капризничает. Мы играем среднестатистических обывателей, людей неглупых, но обыденно-простоватых, рискнувших ради денег встретиться с большим мафиози. Хамить нас никто не уполномочивал.

Ладно. Пока Костя гуляет, введу вас в курс, за каким ржавым дюделем мы тут боты протираем и почем инфо в конце сезона.

Двадцать первого августа в Измайловском парке убили Ахмеда Ильясова. Кто убил – не в курсе, мы тут совсем ни при чем. Ахмед – журналист Эн-эн-си, сотрудничал с несколькими российскими агентствами, специализация: горячие точки, горячие темы и неофициальные съемки – так называемый «рэйп». Проще говоря – стрингер.

Вообще, история там запутанная и темная. Если бы я был писателем, обозвал бы все это как-нибудь типа «Кровавое наследство стрингера» и накатал бы целый рассказ, а то и повесть. Но поскольку я всего лишь скромный офицер ГРУ, занимающийся последние пару лет черт знает чем, держите простую пояснительную записку.

Освещение событий в горячих точках и запретная съемка – работа крайне вредная и зачастую смертельно опасная. Журналистов, которые занимаются этим, валят пачками, а статистику смертей (в процентном соотношении по группам) можно смело сопоставить с боевыми потерями в последних войнах. Мимолетно склоняю голову, скорбя обо всех этих безвременно ушедших талантливых ребятах, но никто из них не привлек наше внимание. За исключением Ахмеда.

Почему нас заинтересовал Ахмед?

Он был дружен с Андижо, которого пережил всего лишь на пару декад. Раз.

Гостил у него в Бадахшане и снимал кое-какие бадахшанские шалости. Два.

Через пару дней после его гибели в Интернете появилось несколько скандальных роликов об этих шалостях и некоторых иных забавах – уже кавказского плана. Авторство приписывалось Ахмеду, и вообще все это было подано именно как анонс «Наследства стрингера», которое может прозвучать в любой момент. Три.

Особую ценность в этом аспекте для нас представлял ничем с первого взгляда не примечательный ролик: без стрельбы и взрывов, без претензий на оригинальность, добротно снятый в стиле домашнего видео. Обычное застолье в главном зале ресторана «Бадахшан»: свадьба детей каких-то больших азиатов. А понравились нам несколько средних планов, на которых были запечатлены сидевшие рядом Андижо и Анвар.

Вот с этого, в принципе, все и началось. Иванов посмотрел, почесал затылок, ткнул карандашом в монитор и изрек:

– Ну так вот же оно! А ну – мозги в кучу, будем работать…

В общем, не буду тянуть: мы просто реанимировали идею стравить две основные составляющие русской (!) наркомафии: кланы Андижо и Анвара. В недавнем прошлом мы эту славную идею практически довели до ума, но забросили ввиду отсутствия двух ключевых моментов: повода и формата подачи. Теперь повод есть. А формат вполне закономерно вытекает из сложившейся ситуации, спровоцированной гибелью Ахмеда. Ты уж извини, Ахмед, за утилитарность – но, уйдя в мир иной, ты здорово помог хорошему делу…

Пришел Костя, приволок две громадные порции шаурмы, полуторалитровую бутылку дешевого кваса и два пластиковых стакана. Разложил всю эту благодать на антикварном столе, плюхнулся в кресло и непререкаемым тоном скомандовал:

– Налетай, не стесняйся.

– Да я, в общем-то, не очень…

– Жуй давай! Когда еще этот урюк заявится – неизвестно. Что нам теперь, с голоду подыхать?

Меня опять одолели сомнения. А мы не перебарщиваем? Нашу простоватую обывательскую суть можно запросто подать в диалоге – Костя мастер в таких вещах. Ну и зачем такие сложности?

– И где ты взял эту вкуснятину?

– У метро. Тоже урюки жарят – может, от этого же ресторана.

По своей воле я такую дрянь не стал бы есть, наверное, даже ввиду перспективы голодной смерти. Нет, против азиатской кухни я ничего не имею. Но не уверен, что собачки, из которых готовится это блюдо, поголовно проходят ветконтроль и привиты от бешенства. Костя, однако, принялся самоотверженно уплетать принесенное яство и подарил меня таким красноречивым взглядом, что было понятно: возражение в данном случае будет эквивалентно предательству и срыву боевой задачи.

– Какой дивный аромат…

Ну, держи заразу, организм: Родина требует жертв.

То ли Костя по ходу движения навел справки и филигранно рассчитал время, то ли просто так совпало: но как только мы начали есть, в кабинет вошел долгожданный Джавдет Кулябов.

Ага! Пожилой импозантный бай в отлично сшитом костюме застыл в дверном проеме и несколько секунд с искренним недоумением пялился на наши жующие хари. Выпав из ступора, он негромко уточнил на фарси, даже не удосужившись скосить взгляд:

– А кто сказал кормить?

– Они с собой принесли, – виноватым голосом пояснил маячивший за спиной бая метрдотель.

– С собой?!

– Да. Сидели, ждали. Потом вот этот – толстый, сказал, что люди здесь нехорошие, гостеприимство не соблюдают, пошел и принес еду.

– Почему пустили с едой?

– Насчет этого ничего не говорили, – метр от смущения пошел пятнами. – Главное же, чтобы на «рамке» ничего не звенело…

– А сам додуматься не мог?

– Извините, виноват…

– Пошел вон…

Бай прошел в кабинет, расстегнул пиджак и сел за стол. Печальный метр тихонько прикрыл дверь с той стороны. Думаю, если поступит команда пустить нас в расход, теперь он сделает это не то чтобы без сожаления, а просто с большим удовольствием.

– Это что за демонстрация?

По-русски бай говорит отлично. А выглядит вообще на все сто: весьма симпатичный, породистый интеллигент, в каждом движении – врожденный аристократизм, до безобразия уверен в себе (и мы доподлинно знаем, что для этого имеются все основания). Такому человеку поневоле хочется нравиться, расположить его к себе, и уж естественно – ни в коем случае не хамить.

Я чувствую себя последней скотиной. По-моему, Костя явно перегнул палку: шаурма – это лишнее.

– Какая демонстрация? Ты опоздал на встречу. Мы ждали, ждали – проголодались, у нас как раз обед по распорядку…

– Почему вы мне «тыкаете»?!

Бай сердит. При всей его непоколебимой уверенности чувствуется, что сейчас он испытывает досаду и неловкость. Нехорошо получилось. Вроде бы мелочь пузатая – тараканы какие-то, можно одним движением придавить… А все равно неприятно. Как ни крути, получается, что бай – хреновый хозяин. Уж если люди к нему в ресторан со своим харчем прутся…

– Ну, это… – Костя по-пацански шмыгнул носом. – Не нравится – будем «выкать». Нам, в принципе, без разницы…

– Ладно, это не имеет значения, – бай досадливо дернул ртом. – Где запись?

– Щас. – Костя положил шаурму на стол, суетливо вытер руки о штаны и достал вчетверо сложенный листок. – Вот.

Бай водрузил на нос очки в тонкой золотой оправе, брезгливо морщась, развернул лист и принялся читать.

В этот момент он был похож на моего профессора-арабиста, известного эстета и лощеного франта, а Костя, словно в пику ему, выглядел вполне свински. На листке остались отчетливые жирные пятна.

– Не понял… Это что такое?

– Это описалово содержимого ролика, – охотно пояснил Костя.

– Содержимое у вас в желудке, молодой человек, – бай говорил тихо и спокойно, но видно было, что взор его постепенно наполняется холодным бешенством. – И если вы сейчас же не дадите мне запись, мы совместно ознакомимся с этим содержимым.

Ай, как все скверно… Как бы половчее одернуть зарвавшегося друга? Еще пара реплик в этом направлении – и нас отсюда вынесут.

– Да на улице запись, рядом тут, – испуганно заторопился Костя. – Вы же понимаете, мы должны подстраховаться. Ща по деньгам сойдемся – сразу же созвонимся и отдадим.

– Никаких денег, пока не посмотрю запись, – гнев тут же уступил место привычной деловитой хватке. – Мало ли, что тут понаписано? Может, вы все это придумали.

– А что, такое можно придумать? – Костя кивнул на листок.

– Ну, в жизни всякое бывает… Вы знаете, кто я? – Бай положил листок на стол и спрятал очки в простенький с виду кожаный футляр с золотым вензелем.

– Да, нам сказали. – Костя покосился на шаурму, сглотнул слюну, но брать не посмел.

– Хорошо. Это упрощает дело. Я даю слово, что отдам деньги сразу после просмотра записи. Десять тысяч евро, как договаривались.

– Не пойдет, – Костя потупил взгляд и неуступчиво насупился. – Запись короткая и это… ну, короче – красноречивая. Посмотрите, и сразу будет все понятно. И тогда не надо будет нам деньги платить.

– Что ж – резонно, – вопреки моим опасениям, вспышки гнева не последовало – в нашем собеседнике проснулся прирожденный делец. – А вы сами запись видели?

– Да, видели, – не стал отпираться Костя.

– И кто там?

– Гена разве не сказал? Там ваш племянник.

– Нет, это ясно. А кто с ним?

– Этого Гена не говорил.

– Но вы же видели?

– Так мы же его не знаем! Мы и про племянника – со слов Гены…

– И как он выглядит?

– Ну как… Нерусский. Кавказец. Может, армянин, может, азербайджанец – сразу и не разобрать…

– Так… – бай нетерпеливо побарабанил пальцами по столу. – Ну заинтриговали. Звоните, пусть несут.

– А деньги?

– Вот деньги, – бай достал из кармана пачку купюр достоинством в сто евро в банковской упаковке и небрежным жестом бросил на стол. – Звоните.

– Так это… – Костя достал телефон и замялся.

– Что такое?

– Нам отсюда еще выйти надо, – Костин голос нешуточно дрогнул.

Получилось очень естественно и натуралистично – никакого намека на игру.

– Хорошо, что вы это поняли, – одобрительно кивнул бай. – Плохо – что поняли поздно. Знаете… Если сделать человеку очень больно, он с легкостью отдаст самое дорогое.

– Запись у Гены, – опять заторопился Костя, с видимым сожалением и раскаянием бросив взгляд на недоеденную шаурму (типа – вот же идиотская затея!). – А мы с ним даже не друзья – просто давно друг друга знаем. Вы можете нас хоть по косточкам разобрать – он просто уедет, и все тут.

– Кстати, – «вспомнил» бай. – Кто такой этот Гена? Откуда у него такая запись?

Ростовский, когда договаривался о встрече, сказал, кто он и откуда. Бай нас проверяет?

– Гена – прокурорский, – не моргнув глазом, пояснил Костя. – Входит в бригаду, которая расследует убийство Ахмеда Ильясова. Просматривал архив его записей, нашел вот эту. Ну, видимо, решил по-быстрому деньжат срубить…

– А если вы даже не друзья, как он вам доверил такое дело?

– Ну, не знаю… Может, с коллегами делиться не захотел. Они же там все ушлые – дальше некуда…

– А вам сколько обещал?

– По пятьсот на брата.

– Давайте я вам дам по тысяче – и скажете, кто там.

– Да не знаем мы его, я же вам сказал!

– Это Гена записи Ахмеда в Интернет выставил?

– Насчет этого ничего не знаю, – покачал головой Костя. – Но… Думаю, если кто-то что-то и выставлял, то точно не Гена. Он прирожденный деляга. Если можно что-то продать, никогда просто так не отдаст.

– Это правильный подход, – одобрил бай. – А обмен Гена продумал?

– Да, продумал. Мы спустимся вниз, отойдем к парку. Гена подъедет на машине, вы деньги в окно передадите. Он вам – камеру. Посмотрите – запись короткая, – заберете флэшку с копией, камеру обратно отдадите. Мы сядем в машину и уедем. А! Вы будете один, без охраны. Пусть они у крыльца останутся.

– Зачем?

– Ну как – зачем? Чтобы они не могли нам ничего сделать.

– Ладно, – неожиданно легко согласился бай. – Если это какая-то подделка, вы все глубоко об этом пожалеете.

– Такое нельзя подделать, – покачал головой Костя. – Да вы сами все увидите… Кстати. Эту запись, наверное, можно было бы продать куда-нибудь на Запад. Они там за такие вещи большие деньги дают.

– Не думаю, что они вам дали бы больше, чем я. – Бай встал и положил деньги в карман. – Так что вы зашли по правильному адресу. Пошли, познакомимся с вашим умником Геной.

– А он, по ходу, не горит особым желанием с вами знакомиться, – розовея от смущения, заявил Костя. – Сказал – будет говорить через стекло, чтобы вы его не видели.

– Почему? – искренне удивился бай. – Из их шатии многие просто мечтают познакомиться со мной.

– Не знаю. Боится чего-то. Ну вот смотрите – что мешало взять и самому прийти? Мы, честно говоря, думали… Гхм-кхм… А вы – интеллигентный, солидный человек и все такое… И штуку бы сэкономил.

– Ну, хозяин – барин, – недовольно поморщился бай. – Навязываться не стану. У меня прокуроров-друзей и так полный штат. Звоните – мы идем.

Костя позвонил Ростовскому:

– Все нормально… Да, деньги есть. Давай подъезжай – мы уже выходим…

За дверью нас поджидали четверо крепеньких потомков Ходжи Насреддина – без тюбетеек, но в костюмах от Версаче. Почтительно пропустив бая, они пристроились за нами и потопали след в след, буквально дыша в затылок.

Пока мы спускались, шустрый Ростовский подъехал на серой «девятке» к парку – это в полусотне метров от центрального входа в ресторан.

Сойдя со ступенек крыльца, бай бросил охране на фарси:

– Стоять здесь. Не отпускать, пока не подам знак…

После чего вручил мне пачку денег и привычно-повелительным тоном распорядился:

– Вы постойте здесь с ребятами, а мы сходим к машине. Не волнуйтесь. Будете вести себя примерно, ничего с вами не случится.

– Мы так не договаривались, – тревожно нахмурился Костя. – К чему эти экспромты?

– Вся наша жизнь – сплошной экспромт, – бай улыбнулся одним уголком рта и, ухватив Костю под локоток, повлек его к парку. – Не волнуйтесь. Если запись – то, что надо, деньги будут ваши. Я не тот человек, чтобы устраивать сцену из-за такой суммы.

Костя с баем пошли к парку, а двое потомков Насреддина встали по обеим сторонам от меня в любимой позе Адика Шикльгрубера. Каких-либо признаков наличия оружия у них я не заметил. Либо умеют правильно носить, либо просто полагаются на свои рукопашные навыки. Если второе – зря они так. Я мальчуган проворный и подготовленный, если ситуация свалится в штопор, могу доставить немало хлопот…

Костя с баем дошли до машины. Ростовский приспустил стекло и передал камеру Косте.

Бай даже не сделал попытки заглянуть в салон: сразу взял камеру у Кости и стал смотреть запись.

Аристократ. Лично я обязательно полюбопытствовал бы, что это там за Гена-умник, который стесняется знакомиться с таким большим человеком.

Физиолептику от крыльца не разобрать – далековато, но было видно, что бай смотрит запись очень внимательно и сосредоточенно.

Так… Вы, наверное, в курсе, что сейчас смотрит наш аристократ? Если нет, то я в двух словах доведу.

Это сцена возле новостройки, состоящая из двух неравных фрагментов. Первый – без малого две минуты, второй – двадцать восемь секунд.

На первом фрагменте Андижо мило беседует с Анваром и устраивает ему косметическую процедуру из мозгов Сохроба. Финальный кадр – забрызганное кровью лицо Анвара крупным планом.

Второй фрагмент: резюме. То же место, те же люди – но мертвые. Без Анвара. Финальный кадр – распростертое на траве тело Андижо. Крупным планом.

Бай досмотрел запись, несколько секунд подумал и, посмотрев в нашу сторону, кивнул.

– Можно идти, – вежливо сказал один из потомков Насреддина.

Я подошел к машине и через узкий оконный проем передал деньги Ростовскому. Валера дал мне флэшку, которую я тотчас же вручил баю.

– Это что?

– Это запись, – пояснил Костя. – Копия.

– Хорошо…

Бай сунул флэшку в карман, но камеру не вернул: поставил ее на крышу машины и, надев очки, просмотрел запись еще раз.

Лицо его было скорбным и суровым, во взгляде легко читалась великая озабоченность. Мы принесли большому человеку большие же проблемы, которые нужно решать безотлагательно. Решение этих проблем чревато самыми непредсказуемыми последствиями, так что озабоченность весьма уместна.

– Гена? – Бай досмотрел запись и отдал камеру Косте.

– Я вас слушаю, – глуховато отозвался Ростовский из салона.

– Здесь две серии, – бай говорил, стоя к машине спиной и почему-то в упор глядя на меня. – У меня такое впечатление, что это первая и третья. Так вот, Гена… Я дам любые деньги за вторую серию. Она у вас есть?

– Нет, по данному происшествию – только два вот этих фрагмента, – не задумываясь, ответил Ростовский. – Если бы была, как вы сказали, «вторая серия», я бы в первую очередь предложил ее вам. Ну, возможно – за совсем другие деньги.

– Понятно… – задумчиво протянул бай, продолжая глядеть на меня – и поверьте, это было очень непросто, стоять с тупой рожей и равнодушно моргать, как будто я никакого отношения к этой «второй серии» не имею и совсем не в курсе, о чем, вообще, идет речь. – Ладно… Спасибо, что обратились ко мне. Ваша информация стоит этих денег. Всего доброго…

Бай развернулся и пошел к крыльцу.

– Мне жаль вашего племянника, – запоздало прорезался Ростовский из проема. – Примите мои соболезнования.

– Мне не нужны ваши соболезнования, – неожиданно сырым голосом проскрипел бай, не соизволив даже обернуться. – Убирайтесь, пока я не передумал…

* * *

Сделка номер два была назначена на 15.00 в районе Савеловского рынка. Пока ехали к рынку, провели с Костей экспресс-дискуссию по методике подачи себя любимых сторонним мафиози.

– Знаешь, таким чмо я себя еще никогда в жизни не чувствовал.

– Хе-хе… Значит, хорошо получилось. Фальши не уловил?

– Насчет фальши – не знаю… Но выглядел ты как последний свин. Да и я с тобой на пару.

– А о чем они говорили?

– Когда?

– Как только Сам вошел в кабинет.

– Про твою шаурму говорили. Кто принес да зачем пустили. Тебя, кстати, толстым обозвали.

– А вот это точно наговор.

– Почему наговор? Умей признавать свои недостатки. Заниматься надо больше – и все рассосется.

– Да ладно! У меня вполне стандартная фигура. Это я просто на фоне тебя кажусь толстым. Когда один – никто не обзывает.

– Ты от темы не уклоняйся. Нам обязательно было вот так свинячить? Этот бай теперь будет считать, что мы конченые ублюдки.

– И это славно, – совершенно серьезно заявил Костя. – Он очень неглупый, этот бай. Нет, не так: он очень умный. Если бы мы вели себя прилично – это было бы нехорошо. Сам посуди: пришли люди, пытаются понравиться. Значит – что? Стандарт для любого «развода».

– А пришли люди – притащили шаурму и стали жрать? Это в ресторане-то! Вот это точно не стандарт и очень даже запоминающееся событие. Мы насильно вбили себя ему в память. Разве нет?

– Нет. Шаурма – экспромт, такое заранее не придумаешь. А вдруг бы он приказал нам стол накрыть? Думаю, мы были первые, кто к нему в ресторан приволок свою дрянную еду. Это неприятно. Это неудобно. Это вообще – шок. Рисковали: был бы не такой уравновешенный, мог бы приказать завалить на месте.

– Ну спасибо!

– Да нет, наводили же справки, прогноз какой-никакой я составил. В общем, не буду детализировать, скажу общо: он постарается об этом как можно быстрее забыть. То есть насильственно вычеркнет нас – мелких гаденьких типчиков с нашей отвратительной шаурмой – из своей жизни и заместит чем-нибудь более значимым и приятным. Например, охотой на убийц своего племянника и сладостной местью.

– Ну – не знаю… Ты доктор, тебе виднее. Но ты, доктор, как мне кажется, в данном случае все усугубил и подверг мероприятие ненужному риску.

– И за это тебе придется накрыть «поляну», – подытожил Ростовский.

– С чего это вдруг? – удивился Костя.

– Серый вел себя достойно?

– Ну, в общем – да, все было в пределах нормы…

– Я все сделал правильно?

– Да, молодец – по тебе никаких претензий. Опять же, экспромт со «второй серией» отыграл очень натурально, с ходу, без зловещих пауз…

– Ну вот, видишь? Мы молодцы. А ты все усугубил. Значит – что?

– Ничего это не значит! – почти что всерьез обиделся Костя. – Я старший мероприятия, на ходу подстраиваюсь под ситуацию…

– И усугубляешь.

– Да все было нормально! Просто вам – быдлу, вот так с ходу этого не понять. Ваш привычный алгоритм: увидел – ударил – повез труп на опознание – а кого, собственно, убил?! А здесь работают иные принципы. Дня через три до вас дойдет, и вы придете ко мне с покаянием…

– И все равно «поляна» – за тобой…

– Да пошли вы в задницу! Я старший – и я прав. И точка…

На Бутырском Валу подобрали Лизу и без десяти три подъехали к Савеловскому рынку. Петрушин с Васей заехали на платную парковку (это рядом с аллеей, на которой исполнили Анвара) и остались на страховке, а мы пошли общаться.

У ворот рынка нас поджидал разбитной курчавый кругляш в шелковой косоворотке и кожаной жилетке. Глазки шустрые, так и бегают, уши большие и оттопыренные, цепкие ручонки ни секунды не знают покоя – постоянно жонглируют всем, до чего дотянутся: сигаретами, брелоком, зажигалкой. Короче – жулик.

– Вы из прокуратуры?

– А вроде бы без вывески ходим…

– Мне вас описали. Девушка в светлом деловом костюме, в сопровождении трех мужчин. Вы к директору?

– Возможно.

– Пойдемте, я провожу вас. Вы уже встречались с нашим директором?

– Нет, а что?

– Ну… Он немножко своенравный. Взяток не берет, не торгуется, скромный и не любит, когда хамят.

– Да мы сами такие. Так что найдем общий язык…

Кругляш провел нас в административную секцию, открыл ключом стандартную офисную дверь со скромной табличкой «Директор» и широким жестом пригласил:

– Заходите, располагайтесь. Директор сейчас на обеде, будет с минуты на минуту.

И приемная, и собственно кабинет не страдали даже какими-либо намеками на роскошь. Дешевые письменные столы, такие же плохонькие стулья, обшарпанная стоячая вешалка в углу, все стены – в стеллажах, погребенных под грудами папок с бумагами.

Кругляш предложил расположиться в кабинете: там места побольше, – и спросил, не желаем ли мы пить-есть.

– Прошу вас, не стесняйтесь. Вы у нас в гостях, так что…

Мы не стали опускаться до тривиального: «Это вы у нас в гостях, а мы вас тут терпим», а просто отказались – хотя желали и то и другое. Кругляш поставил на стол четыре бутылки минералки, пластиковые стаканчики, пепельницу – курите, если хотите, – и вышел.

– Скромненько тут у них, – осмотревшись, резюмировала Лиза. – У нас и то побогаче. А еще – рынок…

Да уж, это точно. Как-то по телевизору видел кабинет директора какого-то рынка – название не помню, так там был мореный дуб, паркет, китайские вазы и прочие излишества подсудного характера. Апартаменты тутошнего директора больше похожи на склад технической документации. То ли, в самом деле, очень скромный малый (а как такой попал в директора?!), то ли ловко маскируется, сволочь…

Посидели, помолчали. Все обговорено заранее, поправлять пока ничего не нужно, да и небезопасно это: в наш-то век технического прогресса и тотального шпионажа.

Для хлопцев из клана Анвара не стали придумывать ничего нового. Здесь мы продолжаем наработанную линию «Наследства стрингера». Только Лиза у нас не следователь, а сотрудница секретариата Генпрокуратуры. Почему Лиза? Она знает азербайджанский. Кроме того, азербайджанцы больше симпатизируют русским женщинам, чем русским мужчинам. Наших мужиков они вообще за таковых не считают, а наших женщин просто любят – и даже больше, чем своих. Вот такая особенность менталитета.

Предмет торга: аудиозапись телефонного разговора Анвара с неким Равшаном Котакдехкуевым, формализованный бланк распечатки этого разговора с подправленной на одну циферку датой и сорокавосьмисекундная видеозапись ликвидации Анвара сторонними умельцами. В разговоре товарищ Котакдехкуев просит Анвара срочно встретиться с ним у Савеловского рынка, решить один вопрос деликатного характера. Хороший такой разговор, красноречивый и толсто намекающий – но за пять дней до ликвидации. Поэтому пришлось проделать определенную работу по подтасовке даты: не только на бумаге, но и в базе оператора.

Логическая связка здесь простая и бесхитростная: Лиза прочла объявление в инете, вспомнила, что в материалах по разработке Котакдехкуева (активного члена ОПГ из клана Андижо) было что-то из этой оперы, сопоставила с недавно просмотренными материалами из архива Ахмеда Ильясова и сняла копию.

Да, пара слов по объявлениям. Через некоторое время после безвременной кончины Андижо и Анвара оба клана разместили в инете и СМИ объявления, что готовы заплатить значительные суммы за информацию об обстоятельствах их гибели. Разница была только в том, что бадахшанские заявили честно и рыцарски: «трагически ушел из жизни», а хитросфинктерные нахичеванские написали: «за информацию о происшествии возле платной парковки Савеловского рынка» и указали дату и время. Заметьте, о характере происшествия – ни слова.

Ну так вот: дата на видеозаписи ликвидации присутствует в естественном формате, а разговор датировали тем же числом и часом раньше. Нетрудно все это сопоставить и сделать соответствующие выводы.

В общем, инициатор продажи – Лиза, а мы просто группа поддержки: знакомые ребята из органов. Сами понимаете, негоже молодой даме в одиночку встречаться с горячим мафиози южных кровей.

Горячий мафиози заявился в двадцать минут четвертого, совместно с секретаршей – вертлявой круглопопой девицей с приятным рязанским личиком и весьма заметным житомирским акцентом. Вместе с ними притащился навязчивый аромат шашлыка, свежей зелени и хорошего вина: для необедавших людей – веский повод начать общение как минимум с предвзятого отношения или даже откровенной неприязни.

Для рынка такой кондиции директор был непривычно молод – едва за тридцать, зело волосат и румян, а одет, в самом деле, показательно скромно и неброско. На крепком запястье вызывающе скромнели дешевые отечественные часы на кожаном ремешке, крепкие и надежные белорусские туфли военного фасона были начищены до блеска, а драгметаллы отсутствовали как класс. Ни даже тебе перстенька завалящего с черепом или зажима с паучком.

Оставив секретаршу в приемной, директор плотно прикрыл дверь и поздоровался со всеми за руку, а Лизе отвесил персональный поклон. Потом он сел за стол и, деликатно кашлянув, намекнул:

– Информация конфиденциальная, я правильно понял?

– Да, – Лиза намеков понимать не желала.

– Ну… Тогда, может быть, как-нибудь с глазу на глаз…

– А они в курсе, – Лиза дежурно улыбнулась. – Так что можете при них говорить все что угодно.

– Ребята тоже из прокуратуры?

– Нет, ребята не из прокуратуры, но тоже из органов.

– Понятно… Могу я посмотреть ваши документы?

– Не можете, – отрезала Лиза. – Я дорожу своим местом и хочу сохранить конфиденциальность.

– Так… – Директор в замешательстве побарабанил пальцами по столу. – А как, в таком случае, я могу застраховаться от обмана?

– Не знаю, – Лиза пожала плечами. – У нас в стране полно мошенников и всяких проходимцев. Так что от обмана никто не застрахован.

– Какой-то несерьезный у нас разговор получается, – директор обиженно накуксился.

– Почему? Нормальный разговор. Я принесла вам информацию, вы оцените, стоит ее покупать или нет. Не понравится – откажетесь, и все тут, никто вас не неволит.

– Хорошо, – сдался директор. – Давайте, что у вас там.

Костя поставил на стол камеру, повернул ее к директору и включил запись.

С первых же секунд просмотра наш собеседник замер и впился взглядом в дисплей. Его большие карие глаза в этот момент вели себя как суслики-разведчики, заприметившие приближение вражьей стаи.

– В объявлении говорится о происшествии на аллее у платной парковки вашего рынка, – уточнила Лиза, выдержав эффектную паузу. – Имелось в виду вот это происшествие или я что-то напутала?

– Откуда у вас эта запись?!

– Вы не ответили. Я вам принесла то, что надо, или как?

– Да, это именно то самое происшествие… Гхм-кхм… Так откуда у вас эта запись?

– Это из архива Ахмеда Ильясова, – пояснила Лиза. – Помогала обрабатывать материал ребятам, которые ведут дело об его убийстве, сняла копию. Большего вам знать не нужно.

Директор повторно прокрутил запись и задумчиво кивнул:

– Ну что ж… Похоже на настоящую. Не думаю, что так можно сыграть. Но все равно – надо проверить, это реал или монтаж.

– Да, разумеется, – кивнула Лиза. – Мы же с вами обговорили этот аспект. Проверяйте сколько угодно. Если у вас нет знакомых, мы можем прямо сейчас проехать по одному адресу, там независимые специалисты быстро и недорого сделают экспертизу. Это недалеко…

– Не надо, – жестом остановил ее директор. – Я привез своих экспертов, они ждут в соседнем кабинете. Вот как раз сейчас и проверят.

– Да-да, пожалуйста.

– Только вот какое дело… – директор замялся.

– Что такое?

– Эта запись не стоит десять тысяч евро. Ну смотрите сами – ни номеров, ни людей, никаких деталей – вообще ничего нет. Только сам факт, что его убили. А мы и так знаем, что он не сам умер, без всякой записи!

– Согласна. Одна эта запись – не стоит, – Лиза достала из сумочки запечатанный конверт из плотной бумаги и флэшку. – Но к ней имеются кое-какие дополнительные материалы. Вы компьютер подготовили?

– Да, у Ани ноутбук есть, – кивнул директор. – Что за дополнительные материалы?

– Это информация из материалов разработки по одному активному члену ОПГ, – пояснила Лиза. – Разработка актуальная, поэтому, если станет известно, что я передала материалы сторонним лицам…

– Да не волнуйтесь, я все понимаю! – с нетерпением перебил ее директор. – Никому я не собираюсь ничего говорить, мы такими вещами вообще никогда не занимаемся. Что это такое, скажите?

– Запись с «прослушки» разговора фигуранта этой разработки с Анваром. И в этом разговоре фигурант просит о встрече. Разговор происходит примерно за час до происшествия.

– Ага… – Директор весь подобрался и с вожделением уставился на флэшку. – А в конверте?

– Распечатка этого разговора.

– Та-а-ак… – Директор оживленно потер ладони. – Давайте послушаем. Аня!

На зов явилась рязанская мордашка.

– Тащи свой ноутбук!

Девица принесла ноутбук, поставила на стол и включила.

– Посмотрите – пойдет такой, есть там куда воткнуть? Вроде бы из самых последних купил ей – дорогой…

– Да, пойдет.

– Хорошо. – Директор повелительно дернул бровью – девица удалилась и захлопнула за собой дверь.

– Вы наверняка знаете этого человека. – Лиза не торопилась демонстрировать «дополнительные материалы». – По прослушивании разговора и прочтении распечатки наша сделка, в принципе, утрачивает смысл. Поэтому прошу: сначала покажите деньги.

– Не вопрос. – Директор с готовностью достал из кармана перетянутую желтенькой резинкой пачку банкнот достоинством в сто евро и протянул Лизе. – Считайте, проверяйте.

Лиза сноровисто пересчитала деньги – как будто всю жизнь только этим и занималась, – достала из сумочки детектор, выборочно проверила несколько банкнот, удовлетворенно кивнула и, укатав пачку в резинку, хотела было спрятать ее в сумку.

– Не торопитесь, – Директор неожиданно потянулся через стол и забрал деньги. Лиза – девушка воспитанная, рывков и бросков не последовало. – Давайте сделаем так. Вы деньги видели, проверили – все в порядке. Верно?

– Ну, в общем – да… А в чем, собственно, дело?!

– Да все в порядке, вы не волнуйтесь! Мы сделаем так: посмотрим запись, почитаем распечатку, дадим экспертам – пусть разом все проверят, и видео, и аудио, и бумагу, если надо. Если выяснится, что все нормально, тогда и будем рассчитываться. Идет?

Лиза призадумалась. Костя многозначительно крякнул. Во взгляде Ростовского явственно оформился вопрос. Нет, не «бить или не бить» – тут вопросов не было, а по формату бития: сразу насмерть или просто «выключить»?

– Нет, не пойдет, – решительно покачала головой Лиза.

– Почему?!

– Это ваш рынок. Тут везде ваши люди. Вы сейчас послушаете разговор, узнаете имя – и просто не дадите деньги. Не будем же мы с вами драться. Нам с вами не справиться – вас тут в сто раз больше.

– Да прекратите! – Директор возбужденно хохотнул. – Мы же цивилизованные люди – так дела не делаем. Давайте запись, будем слушать…

– Нет, не пойдет, – уперлась Лиза. – Давайте как-нибудь по-другому вопрос решать. Придумайте что-нибудь, вы же умный человек – на таком месте сидите.

– Ну, а как по-другому?

– Вы нам дайте деньги – и пусть ваши эксперты сколько угодно проверяют записи. Ни я, ни ребята из следственной бригады с записями не колдовали, так что в этом плане сюрпризов не будет, тут я уверена на все сто.

– Я тоже с вами драться не собираюсь, – покачал головой директор. – Вы из прокуратуры, ваша стража – из органов. Зачем мне неприятности?

– Ну, я рада, что не собираетесь. Вы придумали, как будем расходиться?

– Давайте сделаем так. Я кладу деньги сюда, – тут директор достал из кармана заветную пачку в желтенькой резинке и положил на подоконник – подальше от нас. – Вот они лежат, пожалуйста, – деньги ваши. Но вы их пока не трогайте, ладно? Смотрю, слушаю, даю экспертам, они проверяют и как только дают добро – забирайте на здоровье. А до того момента – не трогайте и сидите на своих местах. Так пойдет?

– Вам самому не смешно? – Лиза выглядела обиженной. – Ну прямо детский сад какой-то…

– Да ничего смешного нет, – совершенно серьезно заявил директор. – Это же деньги. Мы их зарабатываем, а не из воздуха делаем. Сами подумайте – кому хочется платить за совершенно ненужные вещи?

– Ладно. – Лиза скопировала на ноутбук аудиофайл и копию видеозаписи, вскрыла конверт и отдала директору распечатку. – Я верю, что вы благородный человек и в самый последний момент не станете подличать…

Директор послушал, почитал, сокрушенно покачал головой…

– Знаете… Мы примерно то же самое думали…

– Но-но! – вскинулась Лиза.

– Да нет, оплата тут ни при чем, это я о другом, – Директор покосился на пачку денег, тяжело вздохнул и позвал: – Аня!

Рязанская мордашка – тут как тут.

– Отнеси Андрею, – Директор кивнул на ноутбук. – Пусть проверит обе записи – и аудио, и видео. И вот еще распечатку возьми – пусть тоже посмотрит.

Девица забрала ноутбук с распечаткой и удалилась.

– Я в этих делах не разбираюсь, – простецки сообщил директор. – Вам-то, наверное, такие вещи ближе… Это долго будет, нет?

– Я не специалист, – открестилась от близости к «таким вещам» Лиза. – Но, в общем, определить – чистая запись или монтаж – можно довольно быстро. Если это действительно специалисты и у них в компе есть вся программная база – минут за десять-пятнадцать разберутся.

Так… А вот это не прокол ли? Лиза-то как раз специалист и, не задумываясь, ответила на вопрос по специфике. Будем надеяться, что директор на самом деле в таких вещах не разбирается и спросил просто так – чтобы разговор поддержать.

– Ну и ладно. Вам что-нибудь заказать? – радушно предложил директор. – Покушать, выпить?

– Нет, спасибо, – отказалась Лиза. – Давайте все быстренько сделаем и разбежимся. А покушаем и выпьем дома.

– Хорошо. – Директор встал и направился к двери: – Я пойду, отдам кое-какие распоряжения, а вы посидите.

Открыв дверь и ступив за порог, директор вдруг обернулся и многозначительно потыкал пальцем в потолок:

– Кабинет оборудован системой видеонаблюдения. Просьба: пока меня нет, не берите денег и не пробуйте уйти с ними. А то будет несолидно, если за вами погонится разом вся охрана рынка.

– За кого вы нас принимаете? – Лиза пожала плечами. – Даже как-то обидно…

– Да нет, это я просто – чтобы вы были в курсе… – Директор мило разулыбался и вышел.

Пятнадцать минут мы честно высидели, не проронив ни слова. Однако работать истуканами довольно быстро надоело, и следующие пять минут мы стали вполголоса общаться, выпили воду, а Ростовский даже выглянул в приемную – спросить секретаршу: нельзя ли уточнить, как там продвигается экспертиза?

Спрашивать, однако, было некого: секретарша отсутствовала. Выглянули в коридор: пусто. Подергали ручки соседних дверей – все закрыто.

– Что за халатность! – возмутилась Лиза. – Бросили с деньгами и пошли шататься где-то. Что за люди…

– Не понял, – самый зоркий из нас – Ростовский – вдруг обратил внимание, что вывеска на двери директора отсутствует.

– Это что за дела? Заходили – висела, а сейчас: нету! Ушла гулять вместе с директором и секретаршей?!

Тут в секцию въехала тележка с моющими средствами и щетками, за ней – пожилая мадам в фирменном комбезе, с недобрым лицом и взыскательным взором.

– А вы что тут делаете?

– Ну так это… Директора ждем, – растерянно пробормотал Костя.

– Какого директора?

– Как – «какого»? Директора рынка!

– А чего ж вы его здесь ждете?

– Как это – «чего»? Это же кабинет…

– Какой кабинет?! Это склад технической документации! Вас кто сюда пустил?!

Бросились смотреть деньги: первая и последняя купюра – качественно отксерены, начинка – резаная бумага.

– «Кукла», – Лиза, оттянув желтенькую резинку, шлепнула пачкой по стеклу и вполне истерично хихикнула: – Надо же – на кидняк напоролись. И так незатейливо – просто любо-дорого…

– Не понял, – Костя выглядел, как пассажир, у которого на транзитном вокзале разом сперли все чемоданы. – Это, вообще, что такое было?!

– Не знаю, что там у вас было, на улице разбирайтесь, – непреклонно заявила мадам, беря швабру на изготовку. – Уматывайте отсюда, мне убирать надо…

Глава 3

Управление «Л»

Хуже нет – ждать и догонять.

Эту поговорку наверняка придумали люди, весьма далекие от оперативно-разыскной специфики. Когда ты кого-то преследуешь, ты по горло занят, забываешь о времени и целиком сосредоточиваешься на цели, спина которой зазывно маячит где-то на пределе видимости.

Догнать любой ценой. Достичь. Добиться. Обыграть. Пересилить…

Если у тебя и жизнь устроена подобным же образом – есть ярко обозначенная цель и четко сформулированная мотивация ее достижения – ты весь срок своего пребывания в этом измерении будешь лететь как по рельсам, испуская моторный рев и искрясь от переполняющей тебя энергии.

А если у тебя нет такой цели? Нет мотивации для ее достижения? Нет никакой мотивации вообще?!

Что ты делаешь в таком случае? Целыми днями тупо сидишь на ж…, периодически задаваясь вопросом: на фига, вообще, я живу? Ради чего? Зачем я здесь?! И ждешь, когда с тобой произойдет что-нибудь из ряда вон. Пусть даже не очень хорошее, но непременно что-то экстраординарное, радикально меняющее надоевший образ жизни и вот это томительное никчемное ожидание.

Короче. Поговорка верна наполовину. В жизни нет ничего хуже ожидания. А особенно – страшного в своей неотвратимости ожидания смерти, о времени прихода которой тебя уже поставили в известность.

Вор задерживался. Я исписал кучу бумаги своими идиотскими сказками про истребительный отдел, выпил еще водки, с грехом пополам поел, глотая непережеванные куски, вздремнул и вновь протрезвел – а мой назначенный случаем судья все не ехал.

Рукосуя поменял любитель поболтать (на этот раз, правда, он работал глухонемым послушником: сидел на диване и молча лицезрел кучу барахла), его, в свою очередь, сменил третий супертяж, про которого и сказать-то нечего.

Вот так просто сидеть в ожидании конца было мучительно и муторно. Временами возникало острое желание плюнуть на все и броситься на сатрапов с кроватной спинкой наперевес. Единственно, что согревало в эти минуты, – крохотный лучик надежды. Я бросил на волю три воззвания. Если хотя бы одно из них дойдет до адресата, у меня есть шанс на спасение…

Прохор явился уже в первых лучах заходящего солнца (типа – Гесперида из централа!).

Живьем я его не видел ни разу, но фото на ориентировке было вполне актуальным – узнал, как только вошел.

Прохор не вписывается в стандартные рамки воровского облика, впечатанного в массовое сознание стараниями режиссеров и писателей. Никаких тебе благообразия и монументальности – это мелкий тип, шустрый, юркий, востроглазый и вообще какой-то по-пацански несолидный.

Тем не менее не следует забывать, что Прохор – один из крупнейших столичных авторитетов и вообще во всех отношениях большой человек. Вот вам пример, когда внешний облик никоим образом не соответствует статусу персоны.

– Били? – уточнил Прохор, ощупав меня цепким взглядом.

– Сопротивлялся, – очкарь слегка порозовел от смущения. – Эээ… Короче, хотел свалить – вон, Санька укусил.

– Ну-ну… – Прохор достал из кармана мятый листок и сунул очкарю: – На, читай.

– Это что?

– Читай. Вслух.

– Вслух?

– У тя че – уши заложило?

– Да не, я понял…. Гхм… Эмм… «Ящик непаленой водки…»

Я чуть с табурета не рухнул. Е-мое… Это ж мое воззвание!!!

– «…получишь ты, если позвонишь вот по этому телефону и скажешь: „Андрюху приняли. Четвертый по списку. Спросить близнецов, они в курсе“. Не забудь назваться и указать место, куда подвезти водяру. Гарантирую получение в течение часа после звонка…»

– Не понял… – В голосе очкаря сквозило безразмерное недоумение. – Это че такое?!

– А сам не догоняешь? – Прохор язвительно хмыкнул. – Это вот так вы его тут стерегли?! Глаз, говоришь, не спускали?

– Ну еп… Да как же… Ну, мля… Все время под присмотром…

– Дай-ка сюда, – Прохор забрал воззвание и сунул его в карман. – Так… На дальняк водили?

– Да, но…

– А ну, Афанас, пошли пацанов, пусть на улице за парашей поищут… – Прохор подошел ко мне и уточнил: – Сколько кинул?

Я сидел ни жив ни мертв – в буквальном смысле дар речи потерял. Нет, это вовсе не из-за близкого присутствия вора – человека, по слухам, жестокого, своенравного и непредсказуемого.

Мне сейчас было глубоко поровну, кто рядом: Джек Потрошитель, Чикатило или белокуро-оргастическая мечта шаловливой юности – Мэрилин Монро. Просто я был в шоке от того, что моя авантюра завершилась столь плачевно. Столько времени прошло, я уже начал верить, что у меня что-то получилось, и вдруг – нате вам!

– Раз, два, три, – Прохор сосчитал отсутствующие шары, прикасаясь пальцем к резьбе, и подмигнул мне: – Три малявы. Одна у меня. Осталось две.

После этого он сел на диван, закинул ногу за ногу и, дергая остроносой, до блеска начищенной туфлей, принялся сосредоточенно изучать дисплей своего мобильного.

Остальные молча стояли рядом. Очкарь был багров и глубоко несчастен, а мои конвоиры не смели поднять глаз.

Мои соболезнования, хлопцы. Ей-ей – не хотел. Ни причинять вам неудобства, ни, вообще, хоть как-то пересекаться с вами…

Вернулись пацаны Афанаса, доложили: пусто, на улице за сортиром ничего нет.

– Двое – на шоссе, – не отрывая взгляда от мобильника, распорядился Прохор. – Ждать, кто выйдет просить телефон. Остальные в деревню – работать ментами.

– В смысле – «ментами»?!

– Опрос местного населения, че непонятно?! У вас полчаса – добыть две оставшиеся малявы. Все – пошли.

Очкарь и мои конвоиры безропотно удалились. Остались двое крепышей, приехавших с Прохором, – наверное, телохранители.

– А ты шустрый, – одобрительно буркнул Прохор, продолжая пялиться в дисплей мобильного. – Неплохо придумал. Но ты, шустрый, маленько промахнулся. Знаешь, в чем?

Я подавленно молчал. В таком деле «маленько» не бывает. Если уж промахнулся, так на всю катушку, без скидок и права на апелляцию. Так что особой разницы – в чем именно промахнулся – нет.

– Тут телефонов ни у кого нету, – не дождавшись реакции, доброжелательно пояснил Прохор. – Давным-давно все с хат снесли и пропили до нитки. Какие, на хер, телефоны… Осталось два варианта: идти к ментам, просить трубу или с той же целью голосить на трассе: авось, кто из проезжающих сжалится и притормозит. Врубаешься? К ментам, понятное дело, никто не пойдет: тут сплошь наш народ, «хозяйский». А на трассе голосить можно до глубокой темноты. Потому что при свете дня хрен кто остановится – больно уж рожи у них страшные. И вообще, видуха такая, что в оторопь бросает. Хе-хе…

– А чего ж тогда вы остановились? – неожиданно для себя спросил я. (Ей-богу, минуту назад я даже и не планировал с ним разговаривать! Вот же харизматичная сволочь: несколькими фразами может расположить к себе кого угодно!)

– Да просто узнал бродягу, – Прохор мотнул туфлей в сторону Афанаса, который все это время подпирал спиной холодильник у двери. – Женя Крендель.

– А, да, – кивнул Афанас. – Хороший пацан был. Спился.

– Не с твоей ли помощью? – буркнул Прохор. – Я его едва узнал – страшный, совсем на себя не похож.

– Каждый сам себе хозяин, – Афанас обиженно поджал губы. – Я силком в рот никому не заливаю. Сами лезут, как тараканы, через все щели, и днем и ночью…

– Хорош гундеть! – чуть возвысил голос Прохор. – Иди спаивай народ дальше – мне с ментом переболтать надо.

Афанас скорбно покачал головой и уковылял прочь.

– Вы тоже – гулять, – Прохор ткнул носком туфли в сторону крепышей.

– Жора говорит – он кусучий…

– Потому его и посадили на привязь, – снизошел до объяснения Прохор. – Далеко не ходите, встаньте метрах в десяти, если что – позову.

Крепыши покинули сарай и закрыли за собой дверь.

– Меня интересует, что это за список, – негромко сказал Прохор. – В котором я – четвертый…

Я взял паузу и принялся медитировать на небольшое оконце под потолком, которому вдруг вздумалось прикинуться этаким здоровенным рубином в розовых лучах заката.

Нет – это я не из вредности, просто обдумывал, сказать правду или соврать что-нибудь половчее в свою пользу.

Со списком все просто: это картотечный каталог, в котором ориентировки на известных авторитетов расположены в алфавитном порядке. Фамилия Прохора – Аверченко, так что делайте выводы. Список этот хорошо знаком каждому оперу в любом райотделе, а «близнецы» – отличники боевой и политической подготовки – знают его наизусть. Прохору, безусловно, известно, что его досье лежит на почетном месте во всех ОВД, но почему он об этом спрашивает?

А! Кажется, я понимаю – почему. С кем он сейчас имеет дело? Правильно – с истребителем воров, злобным терминатором Горбенко. Ну так, может быть…

– Вообще думал, ты соображаешь получше, – недовольно буркнул Прохор. – Ты же опер, знаешь, что заставить человека говорить – это как два пальца об асфальт…

– Просто думаю, стоит вам об этом рассказывать или не надо.

– Типа – недостоин?

– Типа – информация для служебного пользования. Знаете такое понятие?

– Ха! «Понятие»… Тебя шлепнут через три часа, юноша. Тебе сейчас не все равно?

– Нет, не все равно.

– Ну… Молодец! Пацан в духе, держишься мужиком. А почему ты ко мне – на «вы»?

А потому что твое досье читал, сволочь. Ты терпеть не можешь фамильярности и ценишь уважительное отношение.

– Вы много старше меня. Воспитали так, к старшим – с уважением и на «вы».

– Ну вот – нормально воспитали! Люди говорят, ты детдомовский?

– Да, и это хорошо.

– Чем хорошо?

– Никто не будет плакать, когда сдохну.

– Ну… Кхм… Ладно, так и быть, я тебе в двух словах объясню, почему тебе стоит быть со мной откровенным.

– Можете не утруждать себя – я в курсе. Личных претензий ко мне у вас нет, и до передачи грузинам вы будете относиться ко мне хорошо.

– Ну… А что, по-твоему, этого мало?

– Учитывая, что через три часа меня шлепнут, – это вообще ничего. Знаете, как говорят в народе – перед смертью не надышишься.

– Понял. Значит, так…

– Но я вам все равно скажу. И знаете почему?

– Почему?

– А вы, возможно, измените свои планы насчет моей передачи.

– Ух ты! Вот это ты залупил, ментеныш… Ну давай, удиви меня. Я весь внимание.

– Я так понял, что времени у нас не очень много, – я взял исписанные листки и внушительно потряс ими. – Поэтому все подряд рассказывать не буду. Вот тут я написал кое-что, в общих чертах. Если внимательно читать…

– Да я почитаю, ты не волнуйся. А сейчас скажи мне насчет списка. Что это за список?

– Список плановых ликвидаций.

– Типа – расстрельный?!

– Ну, в общем…

– И я там четвертый?

– Да.

– Гхм-кхм… Эмм… А кто первый, второй, третий?

– Первый – Зураб.

– А, ну да…

– Второй – Боба Пургенов.

– Так…

Лицо вора утратило безмятежность. Боба Пургенов был убит месяц назад при весьма странных обстоятельствах, в которых, насколько я знаю, до сих пор не смог разобраться не только воровской мир, но даже его семейный клан.

– Так это вы, что ли, Бобу уронили?

– Ну…

– Ни хера себе… А третий?

– Яша.

– Погоди… Яша не вор! Почему он попал в список?

– А кто вам сказал, что в списке только воры?

– А кто тогда?

– Авторитеты, которые активно работают по «белому». На Яшу были плотно завязаны многие большие люди, которые промышляют «белой» темой. И вы их знаете. В общем, решили сразу рубануть по узлу.

– Так…

Прохор сунул мобильный в карман, встал с дивана, подошел поближе и, скрестив руки на груди, принялся смотреть мне прямо в глаза. Взгляд его был как кинжал – пронзительный и острый.

А я не чувствовал ни страха, ни смущения. Чего бояться? Если каким-то чудом не грохнут сейчас – сделают это в самое ближайшее время. Теперь они знают, где меня искать. Смущаться своего вранья – перед кем?! Перед мерзавцем, на котором клейма ставить негде? Не дождетесь…

– Пытаетесь определить, гон – не гон?

– Ага.

– И как?

– Да хер его знает… Ты вообще пацан в духе, с тобой непросто…

– Включите логику. Я вам перечислил три факта исполнения приговора по списку. Я в чем-то соврал? И вообще, какой смысл мне врать?

– Нет, врать-то смысл есть – жить захочешь, еще и не такое наврешь. Но вот факты… Мля… Никогда не думал, что такая херня будет! У нас же, блин, демократия и все такое…

– Честно говоря, я тоже не поверил, когда в этот отдел позвали. Но знаете – времена меняются…

– Погоди, а ты че, намекаешь, что можешь посодействовать, если я тебя отпущу?

– Ну, в общем…

– Но ты же ничего не решаешь. Ты кто? Просто пехота, верно? Боссы сами никогда руки не марают.

– Да, я пехота. Но я со своими людьми разрабатываю каждый «объект», готовлю его и… эмм… довожу до конечного результата. А еще я могу подсказать, как избежать участи остальных.

– Не, а это че, типа, не разовая акция? Это че теперь – везде вот такая хрень будет?

– Через неделю Дума примет закон, который проскочит в первом же чтении. И – да, по этому закону вот такая хрень начнется везде. Причем в массовом порядке.

– Ну и как мне «откосить»?

– Если вы меня отпустите – это, безусловно, вам зачтется. Но только лишь за одно это вас не отпустят с миром.

– Да ты покороче – че делать надо?

– Надо как можно быстрее соскочить с «белого». А еще лучше – встретиться с моим руководством и заявить о намерениях. Типа – выхожу из белой темы, можете про меня забыть. Тогда вы лично мое ведомство интересовать не будете вовсе.

– И где я найду твое руководство?

– Я могу организовать встречу. Если не доверяете – продумайте гарантии своей безопасности, выберите место на удобной вам территории.

– Ну, не знаю… – Прохор вернулся к дивану, сел и задумался. – Блин, как серпом по организму. Легко сказать – выйти из белой темы… А у меня на этой теме, считай, вся база построена. Мало того, что лишусь семидесяти процентов дохода, так еще придется все перестраивать, перекраивать все отношения… А если ты меня сейчас динамишь и ни хрена этого не будет? Ты прикинь, каким дураком я буду выглядеть!

– Я сказал все, что знаю. Вам решать, как поступить. Не буду даже пробовать убеждать вас, но верю, что вы, как мудрый человек, примете правильное решение.

– А жить хочется, да?

– Странный вопрос!

– Это я насчет – «мудрый человек». А вроде мужиком держался.

– Да нет, это не комплимент – это констатация факта. Вор – это общепризнанная величина. Глупец или даже просто человек с ординарными способностями никогда не достигнет таких вершин.

– «Вершин»! – Прохор рассеянно усмехнулся. – Много ты знаешь про нас, юноша… Зураб, царствие небесное, был натуральным идиотом и психопатом. Завалив его, ты многим оказал большую услугу. Так что на будущее – не берись рассуждать, о чем не знаешь. И тогда не будет косяков.

– Спасибо за совет, но… не думаю, что он мне понадобится. Родичам Зураба на мое мнение наплевать, а после них я больше ни с кем беседовать не буду.

– Да, ты парень в духе… Короче, так. Отпустить тебя я не могу. Уже договорился насчет передачи. Если слово нарушу, можно сразу вскрываться. Вскрываться не хочу – ты мне не брат и даже не кореш.

– Ну что ж, извините… Зря потратил ваше время.

– Нет, не зря. – Прохор достал из кармана мое воззвание. – Это чей номер?

– Руководства.

– Ага… Сделаем так. Я сейчас тебя передам – это тут, недалеко, и позвоню вот по этому номеру. Сразу.

– Это будет поздно.

– Ни хера не поздно. Зураб на Котляковском похоронен. Тебя туда повезут. Это три часа езды. Вертолет у вас есть?

– В общем-то есть, но… А зачем – на кладбище?

– Ну как зачем? Шлепнуть тебя на могилке, – Прохор приятельски подмигнул мне. – Чтоб, значит, пролить на Зураба твою кровь и его душа успокоилась, почувствовала себя отомщенной.

– Блин, что за дикость…

– Да не скажи! – Прохор приятно улыбнулся. – Хороший обычай, мне нравится. В общем, у ваших будет три часа, чтобы тебя вызволить. Успеют – будешь мне должен. Поможешь откосить от этого списка. Не успеют – ну, значит, не судьба. Сам как-нибудь разберусь, и не в таких запутках бывал…

– Вот не свезло… И вообще, почему его не в Питере похоронили? – вконец раскапризничался я. – Он же питерский!

– Он из московской «семьи», – терпеливо пояснил Прохор. – Короновали его здесь. А в Питере за районом «смотрел».

Да в курсе я, в курсе… Я вообще-то опером работаю, мне такие вещи по профилю положено знать – тем более о господине, которого пришлось исполнить самолично. Просто в такие минуты цепляешься за любую соломинку, ищешь любой повод, который может хотя бы ненадолго отдалить твой последний час. Согласитесь, Питер – это здорово! Сколько можно было бы еще пожить – пусть даже избитому до полусмерти…

– Вот же незадача… Так бы в Питер прокатились – вообще вагон времени.

– Да ладно, три часа тоже нормально.

– А пораньше никак нельзя?

– Никак. Черный Яр рядом, вдруг твои зашустрят не по-детски – еще мероприятие мне сорвут.

– Блин… А кто даст гарантию, что они меня раньше не шлепнут? Или что по дороге не будут резать меня на кусочки?

– Никто не даст, – Прохор согнал улыбку с лица. – И вообще, я сильно сомневаюсь, стоит ли мне звонить по этому номеру.

– Лучше бы вы меня отпустили, – обреченно вздохнув, буркнул я. – И тогда вы и ваши люди остались бы живы.

– Ха! – Прохор одобрительно покрутил головой и посмотрел на часы: – Молодец, люблю таких. Однако все: рамсы побоку, ехать надо…

* * *

Вы мне не поверите, но в царстве Прохора – владельца заводов, газет, пароходов – таки не нашлось даже самых завалящих наручников. У любого извращенца они есть, а у такого большого человека не оказалось: отвязав меня от кроватной спинки, крепыши тотчас же сковали мои запястья гибким велосипедным замком в нежно-голубой пластиковой оболочке и препроводили на заднее сиденье внедорожного «Мерседеса».

Велосипедный замок, поверьте на слово, – не самый лучший заменитель наручников, он жесткий, неудобный и негигиеничный. Руки тотчас же начали затекать.

– Для вас непринципиально – привезти меня грузинам с руками или без?

– А че такое?

– Кровоток перекрыли. Есть вариант довезти не просто без рук, а и с инсультом.

– Ослабьте, – бросил Прохор крепышам, устроившимся на заднем сиденье по обе стороны от меня.

– Опасно, – усомнился тот, что по правую сторону. – Слабину дать – может освободиться.

– Ну так а на хера вы там сидите? Боитесь – держите за руки.

Тот, что справа, немного ослабил замок, нервно вздохнул и развернулся ко мне вполоборота. То же самое сделал тот, что слева.

Правильно – бойтесь меня. И не важно, что мне не тягаться с вами в силе и сноровке и каждый из вас задавит меня за пять секунд. Я – истребитель воров, и баста.

Глупость, конечно, но под конец жизни начинаешь испытывать от этой натянутой и незаслуженной харизматичности какое-то нездоровое наслаждение.

– Спасибо.

– Не за что, – буркнул Прохор и кивнул водиле: – Поехали…

По дороге вор позвонил моему конвою, занимавшемуся оперативной «ментовской» работой, и потребовал доложить о результатах.

С момента отправки «опергруппы» не прошло и получаса, так что вопрос насчет результатов можно было рассматривать как откровенный глум. Получив вполне ожидаемый ответ, руководитель «оперативного штаба» незамедлительно выдал:

– Да при чем здесь время? Вам хоть сутки дай, толку все равно не будет. У вас еще пять минут. Если не найдете – сворачивайтесь и езжайте к Дмитровскому мосту. Подстрахуете на всякий случай.

У меня тут же возникло острое желание уточнить, что это может быть за случай, который требует подстраховки. Сами понимаете: недомолвки, недоверие и разногласия в стане врагов – это подарок, от которого не стоит отказываться в любой ситуации. А уж в моей – тем более. Я уже начал было лихорадочно подбирать слова, чтобы покорректнее сформулировать вопрос, но Прохор, не покладая трубы, позвонил еще кому-то и, даже не удосужившись поздороваться, сообщил:

– Буду минут через пятнадцать. Вы где?.. Ну, вы даете! Ну и что – пробка! Летайте на вертолете, вы богатые… Понял… Ага, понял… Не, я понял – ты не переживай. Но все равно, поторопитесь, я там до полуночи ждать не буду. Кому, в натуре, это больше надо – вам или мне?.. Хорошо, я немного подожду. Давай поспешайте…

Я понял, с кем он говорил, и желание что-то уточнять мгновенно пропало. Какой смысл? Будь здесь сейчас хоть целая банда дипломированных психологов с мировым именем, им не удалось бы убедить Прохора не отдавать меня грузинам. Ну так и не стоит метаться: лучше попробовать расслабиться, отдохнуть и собраться с силами. Очень скоро они мне понадобятся…

* * *

Минут через пятнадцать впереди показалось Дмитровское шоссе и мост через небольшую речушку. Не доехав до шоссе метров сто пятьдесят, мы с нарушением правил встали на левой обочине проселка, левым же бортом к заросшему густой травой берегу.

Тихо. Мрачно. Безлюдно… Справа – лес, слева, далеко за речкой, просматриваются очертания многоэтажек, окна которых семафорят мне пожарными сполохами заката: «А тебя, уе…ще, отвезут на кладбище! И устроят стрельбище, на грузинском капище…»

Тьфу ты, всякая фигня в голову лезет! Хотя насчет капища – это вовсе не от фонаря. Наши катались к могиле Зураба – по делам (сам я не ездил, как-то все недосуг), подивились: вместо привычного креста или плиты – его статуя в два человечьих роста, и скульптурная группа из троих близких «пацанов», которых ему ненадолго посчастливилось пережить. И вроде бы даже все это безобразие ваял его именитый тезка.

А многоэтажки, судя по всему, – это славный град Дмитров…

Хорошее место выбрал вор. От шоссе далеко, даже если удастся рвануть – пока добежишь, пять раз решето сделают. Единственный вариант с элементом неожиданности – слабенький такой, игрушечный, – если во время передачи кто-то вдруг поедет по проселку в сторону моста. Шумнуть, привлечь внимание, что там еще можно сделать? В общем-то, вполне очевидно, что ничего толкового сделать нельзя: если меня родная милиция бросила на произвол судьбы, что уж говорить о простых гражданах… Ну так хоть попытаться напоследок что-то предпринять, подергаться маленько.

Видимо, вот это и имел в виду вор, когда передавал распоряжение моему конвою насчет подстрахуйства. Больше тут страховаться не от чего: смешно даже предполагать, что грузины попробуют как-то обнести такую персону, как Прохор, да еще в таком принципиальном для них деле.

Прохор скомандовал:

– Сидеть…

…И вышел вон, оставив дверь открытой.

Мы сидели, как и было сказано, а он разгуливал по обочине перед машиной и делал вид, что любуется пейзажем.

Пейзаж тут был – оторви да брось. Камыш, ряска, обрывки пакетов и целая флотилия пластиковых бутылок из-под дряннейшего пива. Поэтому я и сделал вывод: товарищ просто не хочет со мной общаться.

Вот ведь как интересно получается! Злодей, душегуб, всю жизнь работает мерзавцем и мерзавцами же рулит – а поди ж ты, совестно ему. Человека на смерть отдает. Пусть маленького, плохонького, мусор, по их понятиям, – а все равно, неудобно.

Потому что этот мусор один раз в жизни сделал для целой кучи мерзавцев благое дело. Вон, Афанас – старый жулик, почитающий «закон», прямым текстом заявил: молодец, парень, имеешь с меня респект – не будь ты ментом, вообще бы закорешили…

А может, я просто о себе возомнил черт знает что. Может, Прохору надо побыть одному и собраться с мыслями. Ситуация неординарная, не каждый день такое случается. Как бы вы отнеслись к тому, что вас вдруг этак мимоходом занесли в расстрельный список? А к необходимости сдавать «коллег» врагу в обмен на какие-то зыбкие обещания поспособствовать в решении вопроса жизни и смерти? Согласитесь, тут есть над чем поразмышлять…

По истечении какого-то времени мобильный Прохора подхалимски промурлыкал:

– Вам звонят, сэр!

Несмотря на мрачность момента, я невольно хмыкнул. Мама сэра была потомственной швеей-мотористкой, а на извечный русский вопрос третьего разряда – «Ху из э фазер Джон?!» до сих пор не нашла ответа ни одна оперативная служба страны.

– Ты че лыбишься? – насторожился бдительный крепыш справа. – Злое удумал?

– Удумал, – подтвердил я из вредности. – Завалить вас всех – и поехать к стоматологу.

– Х… не страдай, – с юмором у крепышей были нелады – ну буквально ни малейшего проблеска. – Как там оно еще сложится – непонятно. А тут, только дернись – сразу порвем. Понял, нет?

– Понял.

Прохору, очевидно, звонила грузинская сторона на предмет доклада о продвижении. Вор глянул за речку, кивнул и что-то ответил. Затем почесал трубой висок, посмотрел на часы и, в свою очередь, позвонил куда-то сам.

По всей видимости, это был звонок в никуда: вор негромко матюкнулся, сунул трубу в карман и, подойдя к машине, бросил водиле:

– А ну, позвони Жоре. Че-то трубу не берет.

– Может, перебои в сети…

– В голове у них перебои! Тут пять минут езды – какие, в очко, перебои! Звони давай.

Этот звонок также был безрезультатным. Прохор недоуменно пожал плечами:

– Совсем оборзели, бакланы недотоптанные. Номер Санька есть?

– Да, есть.

– Звякни.

– Вы что, думаете, Жора спецом трубу не берет?

– Ты че, поумничать решил?

– Все, уже звоню! – водила послушно принялся перебирать номера.

В этот момент на притихшем шоссе, за речкой, разом возникли три пары фар и едва различимые в закатном полумраке силуэты машин, следующих друг за другом с незначительным интервалом.

– Ну все, готовься. Вот они, твои палачи, – без интонации пробурчал вор и зачем-то сел в машину. – Свет включи.

Водила включил в салоне свет и уточнил:

– Ну че теперь – звонить Саньку, нет?

– Да все, уже не надо. – Прохор достал из кармана мое воззвание и, сверяясь с жирно выделенными цифрами, стал набирать номер на мобильном.

Я впился взглядом в три сдвоенных огонька, медленно пересекающих мост, и затаил дыхание. Трудно подобрать слова, чтобы описать состояние, охватившее меня в тот момент. В принципе, предупредили ведь: все, конец тебе, парень, готовься… А все равно, как увидел фары – нахлынуло…

Наверное, вот так же чувствует себя попавший в капкан олень, завидев приближающуюся волчью стаю. Сердечко скачет, как заяц, дышать трудно, мысли о том, как бы не опозориться и достойно встретить смерть, куда-то напрочь пропали… Вообще пропали буквально все мысли, и голова решительно отказывается работать! Просто страшно, и все тут – хочется упасть на колени и умолять Прохора, чтобы отпустил, пока есть возможность. И пусть грузины стреляют вслед – ничего, я с огромным удовольствием побегаю по местным пустошам, чем сидеть вот так, безмолвно трясясь и глядя, как приближаются эти адские фары…

В общем, я так нырнул в свои переживания, что перестал обращать внимание на то, что творилось рядом, – Прохор с «пацанами» в этот момент были мне как родные, привык я к ним, приноровился, перестал считать за врагов…

Между тем Прохор с кем-то разговаривал, и, судя по отдельным фразам, воспринимаемым моим мечущимся сознанием, разговор шел обо мне.

– …в смысле – «зачем»? До кладбища три часа езды – всяко-разно успеете… Да не, мы с ним все перетерли… Просто ты меня тоже пойми… Что значит – «уже не надо»? Как так «не надо»?! Погоди… Что передать? Не, ты погоди…

Вор с недоумением посмотрел на мобильный и развел руками.

– По-моему, твой начальник уже конкретно угашенный. Говорит – «уже не надо». Передал, чтобы ты падал, – и отключился. Ты че-нить понял, нет? Что значит – «падал»?

– Нет, не понял, – пробормотал я, не отрывая взгляда от успевших добраться до правой оконечности моста огоньков. – То есть… надеяться мне больше не на что?

– Да ты не ссы, я позвоню еще, как вы поедете, – несолидно заторопился вор. – Давай на всякий случай, кому еще можно позвонить. Мобила где?

– У Жоры. Давайте, я лучше продиктую…

– Не, уже некогда. – Вор кивнул водиле: – Свет погаси… Жора подъедет, я гляну. Кому там?

– Виталий и Витя – без разницы. Оба железно не подведут. Как раз все последние звонки – с ними. А это… эмм…

– Ну?!

– А вдруг Жора не подъедет?

– Да куда он денется! Ну – щас не подъедет, может, чуть попозже…

– А вон они, – водила, послушно погасивший свет в салоне, кивнул на зеркало заднего вида. – Летят, как в попу ужаленные, – чуют, что проворовались.

– Точно они? – усомнился вор, подслеповато щурясь в зеркало на приближающийся сзади свет фар.

– Да их «газелюха», – уверенно заключил водила. – Больше некому.

– Ну вот, а ты боялся, – Прохор не к месту хмыкнул и полез наружу. – Держись мужиком – все будет ништяк…

Грузинский кортеж встал метрах в десяти спереди, на нашей обочине. Из первой и последней машин высадились шестеро хлопцев и быстренько изобразили на дороге некое подобие оцепления. Спустя пару секунд из второй машины вышли двое и неспешно направились к нам.

Багровая полоска на западе была тонкой, как нить, закатный полумрак обещал в ближайшие минуты стать полноценной непроглядной теменью, да и стекло мешало, и я не мог как следует рассмотреть лица своих палачей.

Зачем мне их лица? Да нет, я понимаю, что все это глупости… Но в тот момент я почему-то отчаянно надеялся, что это будут благородные грузинские «князья» старой школы – сдержанные и рассудительные. Тогда можно было бы рассчитывать, что они с мудрой скорбью посмотрят мне в глаза, скажут: «Мальчик, ты совершил глупость – и теперь умрешь», – и до самого кладбища ко мне больше никто не прикоснется.

Ой как хотелось мне этого! Я в душе молил: «Господи, ты же у нас с грузинами один, общий, так сделай же последнее одолжение тупому оперу, не дай вкусить адской боли заживо…»

Потому что если это вовсе не «князья», а такие же подонки, как Зураб, они прямо с ходу начнут рвать меня на части.

И будет этот процесс долгим и мучительным…

Вор встретил грузин в паре метров от бампера – видимо, следуя какому-то неведомому мне протоколу, пожал обоим руки и хрипловато скомандовал:

– Выводи!

Правый крепыш открыл дверцу, вышел и, ухватив меня за руку, поволок наружу. Левый пихал сзади: я вдруг, неожиданно даже для себя, уперся, растопырился и не желал покидать такой уютный и безопасный салон.

Мама, роди меня обратно – не хотелось мне наружу и все тут!

– Ну че ты дуркуешь? – натужно шипел правый, пытаясь выволочь меня из салона. – Вылазь, нах, а то питзить бум!

– Да давай же, вылезай, мля! – нервно подбадривал левый, пихая меня в спину. – Ну держись же ты мужиком, не позорься, мля…

В этот момент «Газель» добралась до нас и встала на правой обочине, вровень с воровским «мерсом».

Прохору такое нарушение субординации не понравилось – мгновенно выпадая из протокола, он раздраженно прикрикнул:

– Ну и че ты вылез?! А ну, бегом сдал назад!

А мне вдруг в голову стукнуло: там же Жора! Надо спросить, мой телефон у него или оставил в усадьбе? Если оставил, плохи мои дела – пока вернутся, пройдет время, и время это сейчас работает против меня. Если телефон у него с собой, шансов побольше – как отъедем, даст Прохору, он позвонит – укуренный Собакин (обдолбанный, бухой, короче – не в себе, судя по последнему разговору с вором), может, придет в себя и примет правильное решение. Или «близнецам» позвонит…

С этой мыслью я слегка расслабился и дал выволочь себя наружу.

Вопреки распоряжению вора, «Газель» осталась на месте, а экипаж ее стремительно спешился: спереди и сзади возникли фигуры в знакомых спортивных костюмах, водительская дверь распахнулась, выпустила наружу товарища в Жориной ветровке, который зачем-то пятился задом и не спешил к нам поворачиваться, и вновь захлопнулась.

Стекло дверного окна медленно поехало вниз.

Почему «товарища»? Да потому что он стал приземистее и в два раза здоровее с того момента, как я его в последний раз видел!

– Жора – мой телефон у тебя?!

Товарищ в Жориной ветровке шагнул вправо и повернулся к нам лицом – в руках у него был автомат.

Стекло дверного окна встало в нижнем положении… и наружу высунулся пламегаситель пулемета.

Вот же еппер ты мой поппер… У меня что, бред?!

Это же Разуваев!!!

– Падай, – тихо скомандовал Разуваев, мгновенно выводя ствол автомата в горизонт и припадая на колено.

– Че за еп… – Крепыши разом отпустили меня и полезли за пазухи.

– Падай! – рявкнул Разуваев, направляя ствол на левого крепыша и вскидывая левую руку вверх.

Понял!

Я рухнул, где стоял, и уткнулся носом в землю.

– Та-та-та-та-та!!!

Пулемет радостно выдал длиннющую сочную очередь – казалось, ей конца не будет. Когда он все же стих, пространство вокруг меня наполнилось специфическими запахами, звуками и движениями.

Справа, совсем рядом, кто-то надсадно кряхтел – покореженный пулеметной очередью слух не сразу разобрал, что это такое, казалось, что скребут ногтями по ржавому листу железа.

Слева, чуть подальше, упруго и негромко взлаивали экономные автоматные очереди, на фоне которых кто-то по-звериному выл, заходясь от боли и ярости.

Остро воняло пороховой гарью – немного подзабытый, но такой знакомый запах, исключающий какие-либо иные объяснения происходящего…

Осторожно приподняв голову, я осмотрелся.

Правый крепыш агонизировал: булькал кровавыми пузырями, всхрапывая и словно пытаясь сдуть с подбородка надоедливую муху. Левый не подавал признаков жизни.

У грузинских машин деловито сновали фигуры в спортивных костюмах. Звериный вой длился недолго: после глухого шлепка он оборвался на самой высокой ноте, и на дороге стало тихо.

Перед бампером «мерса» сидел на корточках Разуваев и, досадливо морщась, рылся в карманах у лежавших навзничь Прохора и грузинских вождей, скошенных, очевидно, одной очередью.

Я встал и подошел поближе.

– Три вора, – буркнул Разуваев, распихивая по карманам «разгрузки» телефоны и записные книжки. – Что обидно – торчали слева от директрисы, можно было сберечь. А Ванька, как обычно (Разуваев кивнул в сторону «Газели», из которой в этот момент как раз вылезал товарищ с ПК), начал слева – снизу, по всей «мишенной обстановке» оптом…

– «Сберечь»?

– Не, они в расходном ордере, без вариантов… Но они без оружия, я бы их легко спеленал. Можно было маленько поболтать… Эти товарищи много чего знают, пригодилось бы.

– Ага, так они тебе все и рассказали…

– Куда бы они, на хер, делись, – с непоколебимой уверенностью произнес Разуваев и встал. – Ты как?

– Два зуба выбили. В остальном – норма.

– Ну, молоток. Че за хрень у тебя на руках?

– Велосипедный замок.

– Ключ есть?

– Вон там два пацана лежат, у одного ключ… Собакин где?

– С группой захвата сидит на Дмитровке, за мостом. Те, которых в селе взяли, сказали – была команда к мосту ехать. А куда именно «к мосту», они и сами толком не знали. Сейчас звякнем, подъедет.

– А кто сказал, что я здесь?

– Участковый местный.

– Участковый?!

– Ага. К нему приперся кто-то из местных ханыг и попросил позвонить. Типа – ящик водки, обещал в долю взять.

– Ясно… – значит, ошибся Прохор насчет «хозяйских» – нашелся-таки предприимчивый товарищ… – А когда позвонили?

– Да часа четыре назад.

– И вы все это время знали, где я, и ни фига не делали?!

– Да ну, перестань! Все делали как надо, спокойно и без суеты. Ты в порядке – что еще надо? Короче – в итоге все получилось нормально…

Я набрал было воздуха в грудь, чтобы возмутиться (это ведь не ему пришлось душевно страдать все это время в ожидании смерти!), но в этот момент подошел зам Разуваева и доложил:

– Чисто.

– Все «двухсотые»?

– Так точно. Гильзы собирать будем? Темно уже.

– Не будем. Давай – грузитесь и поскакали. А то вон, уже любопытные начинают подтягиваться…

В самом деле – на пустынном еще недавно шоссе, у моста, замерли несколько пар фар, а одна, наиболее придурковатая пара, сползая по дороге вниз, явно намеревалась податься в нашу сторону.

Мы быстренько попрыгали в «Газель»…

– И хрен с ними, с ключами, ножовкой распилим…

…И оперативно удрали с места происшествия.

Глава 4

Сергей Кочергин

…Пока шли к парковке, Лизе позвонил директор рынка и спросил, где ее черти носят. Мол, нехорошо, голубушка! Сами же назначили встречу на пятнадцать ноль-ноль, а теперь шатаетесь не пойми где.

Лиза стала оправдываться и коротко описала ситуацию, в которую мы попали. Костя в это время изнывал от нетерпения и досады: успей мы дойти до машины, можно было бы подключить мобильный к ноутбуку и напрямую снимать разговор в файл. Для чего? Чтобы слушать интонационные вибрации, высчитывать длительность пауз и так далее – короче, чтобы определить, играет человек или говорит искренне. Костя у нас мастер на такого рода экзерциции.

Переговорив, Лиза сунула мобильный в сумку, загадочно ухмыльнулась и резюмировала:

– Ну точно – детский сад какой-то…

– Давай рассказывай! – потребовал Костя. – Что там? Интонации, эмоции, акценты…

– Да ну, какие там «интонации-эмоции», – Лиза пренебрежительно сморщила носик. – Он даже не стал утруждать себя напяливанием маски озабоченности. Его голос буквально пропитан торжеством: ай да я! Ловко же я вас – скотинку кучерявую – обул-одел и оптом приголубил…

– Оба-на! – обрадовался Вася, поджидавший нас у машин. – Это че-то новое, надо записать. А ну, поделись, что это за скот такой – кучерявый?

– Это бараны, – совершенно серьезно сказала Лиза. – Или овцы – без разницы, суть одна и та же.

– Что, вот так явно? – Костя был несколько обескуражен. – Ни даже тебе какой-то игры…

– Он говорит, а там, рядом, кто-то тихонько хихикает, – Лиза досадливо нахмурилась. – Знаете – никакого уважения к противнику. Бессовестные, наглые сволочи, чувствуют себя хозяевами. А! В конце он себя окончательно сдал – и сам не понял.

– Сказал детали, о которых вроде бы знать не должен?

– Точно. Значит, говорит, вот так вы дела делаете? Кстати, вот эта тупая мамедская тавтология – «дела делать» – меня всегда достает…

– Не отвлекайся! – поправил Костя. – Детали.

– Ну, говорит: что ж вы, взяли и отдали все материалы первому встречному проходимцу? У вас что, голова совсем не работает?!

– «Все материалы»?

– Точно. А я ему ни словом не обмолвилась, что там будет. Может, я несла ему одну-единственную запись – он ведь этого не знал.

– Ну что ж… Будем надеяться, что ты права, – Костя сокрушенно вздохнул. – Надо было побыстрее булками шевелить – успели бы до машины дойти и подключить телефон. Все-таки неплохо было бы прослушать вашу болтовню…

…Выслушав Лизин доклад, Иванов издевательски хохотнул и кивнул на Костю:

– А у вас там, между прочим, целый доктор психологии был. Что ж вы так? Прямо как на наперстках вас развели: вот оно – вроде бы тут лежит. А оказывается – это вовсе и не оно!

– Во-первых, основная задача была: деликатно слить инфо, – слегка покраснев, стал оправдываться Костя.

– А, ну да, конечно…

– Во-вторых, мы в их администрации ни разу не были и директора этого никогда в жизни не видели.

– А кто мешал? Такое понятие, как рекогносцировка, вам знакомо?

– Ну… Гхм-кхм… В общем – да, но понимаете… Кстати, обстановка и антураж были подогнаны настолько органично, а подставное лицо играло так здорово, что тут запросто прокололся бы весь вместе взятый факультет психологии МГУ.

– Да, да, разумеется…

– Ну и в-третьих… Гхм… Считаю, что задачу мы выполнили успешно. Более того, благодаря сложившейся ситуации с этим «разводом» мы заработали отличный бонус.

– Какой такой бонус?

– Информация у них. Они считают, что обманули нас…

– И правильно считают. Товар взяли – денег не дали. Обманули. Или это уже как-то по-другому называется?

– Короче, они чувствуют себя победителями: радуются и довольно потирают лапки. Эйфория у них. То есть в плане подачи информации никаких подозрений нет и не будет: все принято за чистую монету.

– Да никто вас и не ругает, – Иванов пожал плечами. – В обоих случаях сработали хорошо, молодцы. Просто получилась довольно занимательная ситуация: мы «разводили» их, а они «развели» нас. Короче, век живи – век учись. А вообще, если опустить все детали, а только по факту: смешно получилось.

– Так что поляна за тобой, – похлопав Костю по плечу, целеустремленно подмигнул Ростовский и погладил себя по животу: – Кстати. Сейчас это было бы очень кстати.

Костя затравленно втянул голову в плечи, покосился на Иванова и растерянно пробормотал:

– Это… Ну, короче, сейчас – не могу. Получка пятнадцатого. Я сейчас на мели, все в семью отдал…

– Кстати. – Ростовский достал байские евро. – Что с деньгами?

– Десятка?

– Так точно.

– Трофей, – Иванов, даже секунды не думая, изобразил этакий небрежный жест зажравшегося мецената, заметившего протекающую крышу в своем вновь приобретенном музее искусств.

– Да! – одобрительно прорычал Петрушин. – Трофей – это правильно.

– По штуке на брата, не забудьте Глебычу отложить. Остаток – в чайный фонд.

– Вот чаю-то напьемся! – обрадовался Вася. – Купим тонну сгуща и будем смоктать целыми днями.

– Бу сде, – с готовностью кивнул Ростовский и тотчас же отсчитал Косте десять купюр. – Ну так что?

– Поляна за мной, – Костя с облегчением вздохнул. – Поехали в «Пздерж», я вас обедом угощу.

– Да ладно, возьмите из чайного фонда, – разрешил Иванов. – Поехали, слегка отпразднуем это дело…

После обеда или ужина, это уж как пожелаете, все разбежались по делам. Петрушин с Ивановым поехали отсыпаться – один дежурил, второй до утра сидел на «прослушке». Лиза отправилась в Бюро поработать с документами – она сегодня по графику дежурит. Ростовский с Васей и мы с Костей, в два экипажа, планово «сели на хвост» товарищу Котакдехкуеву. Что-то нам подсказывало, что в судьбе данного товарища в самое ближайшее время наступят некие загадочные изменения. Нет, на сиюминутные катаклизмы никто не рассчитывал, для запуска такого процесса необходим определенный период «созревания» – однако с этого момента следовало постоянно держать руку на пульсе событий и пребывать в готовности в любой момент подкорректировать ход истории…

* * *

Местоположение Котакдехкуева определили без особого труда: в его машине уже неделю торчит недорогой стандартный «маячок». Каких-либо сложностей технико-конспирологического плана при установке сей полезной вещицы не возникло, и вообще, надо заметить, что наблюдать за товарищем Котакдехкуевым было легко и приятно. За все время, что мы его «вели», товарищ ни разу не сделал попытки провериться, бросал машину где попало, иногда с незапертыми дверьми, а о том, что в природе существуют СТО, судя по всему, ему сказать никто не удосужился. То есть принадлежность к могучему клану сыграла с товарищем злую шутку: он был так уверен в своей безнаказанности и безопасности, что размениваться на элементарные меры предосторожности просто не считал нужным.

За полтора часа вечернего наблюдения товарищ Котакдехкуев посетил две новостройки, съездил на небольшой круглосуточный филиал овощного рынка, пятнадцать минут провел в бизнес-центре «Хорезмийские проказники» и примерно в половине девятого приехал к себе домой – на Малую Фэньшуйскую.

Вот тут его и взяли. Быстро, ловко и незамысловато: поставил машину у дома, пикнул брелоком, сделал три шага к подъезду – подскочили трое, дали в репу, дали в брюхо, бросили в джип и укатили. Ну а мы, понятное дело, за ними.

Джип двигался на восток, затем на юг. После ряда целенаправленных маневров стало ясно, что следует он в Царицыно. Мы с этой публикой работаем давно и плотно, все их нычки-точки срисовали и взяли на учет. В том районе, куда его везут, одно из наиболее удобных мест для доверительной беседы – спортклуб закрытого типа «Апшерон», расположенный на Кавказском проспекте. Это спортзал с глухим и надежным подвалом, где, помимо биллиарда и сауны, есть немало помещений для работы по специфике.

– «Апшерон»? – предположил Костя.

– Да, скорее всего. Хотя чего гадать – сейчас подъедем и увидим.

Вообще в Царицыне достаточно «теплых местечек» для курчавой братии, но вот этот «Апшерон» зарекомендовал себя особо: за время работы с кланом Анвара мы несколько раз наблюдали, как сюда возили должников и иных несговорчивых товарищей.

– Кто на этот раз у нас будет добрым самаритянином?

– Лиза, – не раздумывая определился Костя и достал мобильный. – Без вариантов – Лиза.

– Погоди, давай до места доберемся.

– Да пока просто проинструктирую. А уже позвонит, когда все определится… Ага! Сударыня, вы свободны? Нет, я не в том плане… Минут через пять-десять надо будет кое-что кое-кому передать. Номер записывай… – Костя продиктовал номер. – Готово? Теперь включи диктофон и слушай. Готово? Поехали. Ты Света, подружка Равшана Котакдехкуева. Он дал тебе этот телефон на тот случай, если с ним что-то произойдет. Так вот: это самое «что-то» с ним как раз сейчас и произошло. Его только что взяли какие-то люди кавказской наружности и куда-то повезли. Он был с тобой, вышел из машины, а они – тут как тут. Ты сейчас едешь за ними, далеко позади, боишься, что засекут. На момент прозвона как раз приедешь. Они его затащили в спортклуб «Апшерон», что на Кавказском булеварде. Если уточнят, поехал сам или нет, скажешь, что не сам: ударили несколько раз и бросили в машину, тебя отшвырнули, как ту изнеженную визгливую шавку… Не стоит? Да, это я увлекся – не стоит. В общем, похитили его. Пусть сразу скажут: помогут или нет. Если не помогут, ты будешь звонить в милицию. Это надо обязательно сказать, хорошо? Вот вроде бы и все… Нет, прямо сейчас звонить не надо, я тебе скажу – когда. Не болтай ни с кем, могу позвонить в любой момент. А! Ты еще пишешь? Хорошо. Голос у тебя должен быть нервозно-истеричный, с отчетливыми нотками безумия. Почему безумия? Ну так Света же звонит, откуда там ум… Как? Ну, я не знаю – об стену ударься пару раз, по полу покатайся, когтями пупок изорви – вообрази себе невесть что. Придумай, короче, что-нибудь, ты же у нас умница. Давай, будь на связи…

Да, это Костя правильно придумал. У Котакдехкуева в столице – выездной гарем (официальная семья – в Бадахшане), четыре девицы, три из них – Светы. Все четверо, кстати, совершенно однообразный стандарт: длинноногие блондинки – голубоглазые и до крайности светлокожие, с минимальной оперативной памятью и слабенькими процессорами едва ли не первого поколения. Ну, просто мания какая-то у нашего шоколадного бабая на Свет-блондинок.

То есть пока разберутся – кто именно звонил, пройдет немало времени. Если вообще будут разбираться: у них женщина – существо второго порядка, годное исключительно для обслуживания и удовлетворения суровых мужчинских прихотей.

Наши предположения оказались верными. Миновав пару принадлежащих базарным парням местечек, которые также могли бы сгодиться для прикладной психотерапии, джип обогнул спортклуб и встал у черного входа. Котакдехкуева выволокли из машины и затащили в помещение. Тяжелая железная дверь захлопнулась с ржавым лязгом – как та хрестоматийная заслонка паровозной топки, джип тотчас же укатил восвояси. И воцарилась тишина.

Костя позвонил Лизе:

– Давай, Лизавета, включай Свету. И да пребудет с тобой Сила…

Подъехали Ростовский с Васей, спросили, не нужно ли чего.

– Да нет, в общем, хотя… Центнер тротила, и Глебыча сюда, – мечтательно выразил свое пожелание Костя. – И тогда мы сможем с удовлетворением лицезреть отдаленно напоминающие ранний Колизей руины. И таким образом ублаготворим свои эстетические запросы.

– Ну тогда уж лучше сразу: эшелон тротила и бригаду выкормышей Глебыча, – предложил радикальный Вася.

– Плохая затея, – решительно не одобрил я. – Их у нас сейчас так много, что, если рвать всю принадлежащую им собственность, от моего родного города мало что останется.

– Ну ладно – не будем, – великодушно согласился Вася. – Тогда просто наберем побольше патронов и всех подряд перестреляем. Дома будут целыми.

– Патронов не хватит, – покачал я головой.

– Да ну вас всех в задницу! – возмутился Вася. – Пацифисты уевы, маму вашу е! С такими настроениями вы все скоро отсюда съедете, и будет тут не Москва, а какой-нибудь Ньу-Стамбул.

– Ньу?

– Да ладно, не цепляйся. Историческая цикличность – знаешь такое? Был Константинополь – стал Стамбул. Была Москва, а станет – сам догадайся.

– Какие чудовищные познания… Доктор, это вы подсуетились?!

– Сам прочитал, – открестился Костя. – Он в последнее время долго и нудно читает, причем без всякой системы, все, что под руку подвернется…

Позвонила Лиза, доложила: сигнал прошел, вроде бы все получилось хорошо, реакция была вполне адекватная. Когда уточнила, будет ли помощь или сразу звонить в милицию, заверили: помощь будет обязательно и прямо сейчас, а в милицию звонить не надо ни в коем случае. Разговор записала, можно будет послушать.

После этого мы разъехались: Вася с Ростовским остались любоваться через стекла железной дверью, а мы с Костей подыскали позицию поудобнее, расположились неподалеку от центрального входа в клуб и стали ждать дальнейшего развития событий.

Замечено: когда на кону стоят интересы клана, потомки Насреддина сплошь и рядом проявляют чудеса ловкости и проворства. Этот случай тоже не стал исключением – не прошло и пятнадцати минут, как в поле нашего зрения появились расторопные бадахшанские хлопцы.

Вторжение проходило быстро и организованно: к парадному крыльцу подлетели четыре «бумера», из них разом высадились полтора десятка крепеньких хлопчиков и ворвались в здание. Там они немного пошумели, звякнули выбитым стеклом, семь раз глуховато стрельнули, вызвали серию воплей боли и страдания, вытащили наружу успешно окровавленного Котакдехкуева, погрузились в «бумеры» и стремительно умчались прочь.

Все произошло так молниеносно, что мы ничего не успели подкорректировать. А, наверное, и не надо было – чем оно естественнее, тем лучше. Мы только сняли все на камеру, для истории. Когда-нибудь сдадим в музей дружбы народов. Ох и непросто развивается эта пресловутая дружба…

Потом мы поехали заниматься протокольными делами: я и Костя укатили на Старый Арбат, слушать и писать байскую хатенку (у него еще и на Рублевке домишко – типа, дачка такая на пару гектар), а Ростовский с Васей – в Жуковку, слушать и писать загородную резиденцию главы клана Анвара. Вернее, просто писать: все равно ведь ни фига не понимают, неучи. Вместо того чтобы по девкам бегать и всякую дрянь читать тоннами, давно бы уже выучили турецкий и фарси – в будущем неоднократно пригодится…

Уже во втором часу ночи мы с добытыми материалами вернулись в Бюро. Дежурная Лиза бессовестно дрыхла на диване в оперативном зале. На предложение срочно перевести жуковский оживленный перезвон послала всех в известные места и сказала, что это сто пудов подождет до завтра, а у нас на почве служебного рвения развился маниакальный синдром – нормальные люди поехали бы домой и легли спать.

В общем-то, в этом предложении был определенный резон: уже того, что мы с Костей услышали на Старом Арбате, было достаточно для совершенно определенных выводов по ситуации в целом. Тем не менее для полноценного анализа нам нужен был перевод разговоров второй стороны, поэтому мы настойчиво растолкали Лизу и заставили ее маленько поработать. Потом все суммировали, и в итоге получилась довольно впечатляющая картина. Впрочем, не буду загружать ваше внимание мелкими деталями: сразу доведу основные итоги этого насыщенного событиями дня.

В «Апшероне» убиты два человека из клана Анвара, еще двое ранены. Гнев и возмущение переполняют сердца вождей кланов, души убиенных (и тех, что уплыли в астрал месяц назад, и свеженьких) вожделенно взывают о мщении. На завтра назначена «стрелка», на которой будут лично присутствовать атташе по культуре, с одной стороны, и президент Российской торговой гильдии – с другой.

Короче. Оба клана стоят на пороге затяжной междоусобной войны. Что и требовалось доказать. Осталось лишь проследить, чтобы встреча прошла в максимально теплых тонах, и в случае нужды несколько подкорректировать ход событий…

* * *

Встреча высоких персон была назначена на одиннадцать утра у одной из новостроек Западного Бирюлева.

В восемь утра мы разделились на четыре экипажа: Иванов – Петрушин, Лиза – Костя, я – Вася и универсальный Ростовский сам на сам, – и отправились осваивать дальние подступы к этой новостройке.

Начало было довольно многообещающим. На самой стройке, которая, кстати, вовсю функционировала, проворные потомки Абулькасима Фирдоуси организовали засаду по всем правилам военного искусства. Судя по тому, что нам удалось рассмотреть через бинокль, на втором и четвертом этажах сидели четыре огневые группы по три-четыре стрелка, экипированные автоматическим оружием. Если будут встречаться на пустыре позади стройплощадки, дистанция от огневого рубежа до целей – немногим более полусотни метров. Разумеется, кинжальным огнем тут даже и не пахнет, но если как следует изготовиться через подоконник, можно неплохо навредить даже и без оптики.

На седьмом этаже соседней новостройки (дистанция – около трехсот метров) с разносом в две секции, засели снайперские пары. Нет, их вооружение мы рассмотреть не сумели, но если людей посадили на позиции, наверняка в руки дали что-нибудь результативное для такой дистанции.

Кроме того, на самой стройке трудилась куча народу, примерно пятая часть которого, по самым скромным подсчетам, могла оказаться бойцами резерва.

В половине десятого к гаражам в километре от новостройки подъехали три микроавтобуса «Газель». Массового исхода курчавой братии не последовало, но за полчаса наблюдения удалось установить, что в микроавтобусах скучает пара десятков бойцов. Публика подобралась не особо дисциплинированная: хлопцы свободно бродили по округе группками по два-три человека, а особо ретивая парочка влезла на крышу гаража и беспардонно пялилась в бинокль в сторону новостройки.

Потомки Абу Абдаллаха Рудаки в этом плане во всех отношениях были на голову выше. С их стороны за все время сидения ни разу не блеснуло стеклышко, и вообще, боевая активность никоим образом не проявлялась. Приезд оппонентов они зафиксировали (если мы снизу рассмотрели, то сверху-то и подавно) и наверняка сделали оргвыводы.

Всего в массовке с обеих сторон принимало участие более полусотни лиц – это только те, кого нам удалось рассмотреть. С боссами наверняка приедет еще по десятку. Как видите, мероприятие обещает быть оживленным и занимательным…

Сидели, наблюдали, ждали прибытия боссов. Вернее, я наблюдал в бинокль, а Вася хмуро читал Покровского.

От нечего делать провели короткий, но удивительно высокоинтеллигентный историко-диалектический диспут о влиянии литературы на судьбу общества.

– Что-то ты, Васятка, не с того конца начал.

– В смысле?

– Ты зачем сразу Покровского взял? Для начала было бы неплохо прочитать школьные учебники истории, чтобы составить стандартное представление о…

– Ага, все бросил и пошел читать ваши тупые учебники!

– Почему – «тупые»?

– Да потому что в этих учебниках всякую х… пишут.

– О как… Откуда знаешь? Ты же их не читал. Как можно судить о книге, не удосужившись даже поверхностно пролистать ее?

– Не читал и не собираюсь. А сужу по результату.

– По какому результату?

– Ну вот вы все читали эти учебники: ты, Иванов, Лиза, Петрушин, Костя – ну, короче, все. Правильно?

– Правильно. Это заложено в программе общеобразовательного курса. И каждый гражданин СССР, а потом – России, был обязан…

– Ну вот, видишь?! Вы, значит, всю эту хрень читали, в результате СССР совсем умер, а Россия – в глубокой ж…!

– Гхм… Какая неожиданная корреляция…

– Да ну, нах, какая там неожиданная! Реляция как реляция. Вот смотри: великий поэт сказал: «Если, путь прорубая отцовским мечом, ты соленые слезы на ус намотал…» Эмм…

– «…если в жарком бою испытал что почем – значит, нужные книги ты в детстве читал», – подсказал я. – И что?

– Вот! Вот. Очень правильные стихи. А так как у вас страна в глубокой ж… – значит, что? Значит, вы читали не то!

– «У нас»? А это не твоя страна?

– Моя, почему же… Но пока вы тут развал и бардак делали, я в Сибири жил. Людям зверя добывал. Так что я тут ни при чем, не надо на меня стрелы переводить.

– Да, это очень удобная позиция…

– Да ни хрена она не удобная! Она просто правильная. Кстати, из-за вашего расп…ва мою Сибирь скоро хунхузы захватят. Вот буквально – со дня на день. Этих хунвоебинов там щас столько развелось: в белку стрельни, обязательно попадешь в какого-нибудь луноликого брата. Под каждым кустом сидят!

– Вот тут точно – совершенно необоснованные обвинения. Какое отношение, например, лично я имею к твоей Сибири?

– Это ж – житница! Как же вы без житницы-то будете, дебилы вы мои начитанные?!

– Ну, Вася… Это просто какой-то махровый нигилизм…

– Ниги где?

– Ниги тут! С чего, вообще, ты взял, что страна в глубокой ж…? Да, у нас сейчас непростой период, согласен. Имеет место некоторая нестабильность финансово-экономической ситуации, непропорциональное соотношение между доходами разрастающейся олигархии и стремительно беднеющих широких масс…

– Ты меня вафлями не корми, – небрежно отмахнулся Вася. – Будь мужиком, признай честно: страна в ж…! И довели ее до такого состояния вы – умники х…!

– Да с чего ты взял, что она в ж…?! Тут очень сложная оценочная градация, надо подходить дифференцированно…

– Да е… я ваши городации вместе с деревняциями. Я просто по фактам сужу. А факты такие: ремесла умерли, какие-то прыткие хмыри торгуют нашим стратегическим ресурсом…

– А, понял: это Костина пропаганда.

– Да ни хера это не пропаганда. Это просто правда. Маленькая кучка сволочей толкает за бугор наш общий ресурс и так богатеет, что просто не знает, куда девать деньги, в то время как вся остальная страна с голодухи пухнет. Ну и кто довел страну до такого?! Кто тут жил на Арбатах всяких, читал учебники истории, в университетах учился?!

– Нет, Вася, это очень упрощенно…

– А муслимов у вас тут сколько развелось за последние годы? Да это ж вообще п…ц!!! Не Москва, а какая-то Махачкала или Баку! Вы куда смотрите, умники х…?! Ты че, не знаешь, что такое цикличность истории? В Византии тоже ведь такая херня была. Великая, великая, а потом – ррраз! И турки уже сидят там. Через калитку, бл… такие, зашли, значит… И все – и п…ц великой Византии. Мехмед сказал – присобачьте на Софию серп, буду вечерком там намаз делать…

– Ой, Вася…

– Да х…ля – «ой»! Ой не ой – а вот такая же херня скоро у вас и здесь будет. Начитаетесь всякой хрени, потом творите хрен знает что…

Вот так славно поговорили. Чингачгук вылез из фигвама, прошел сто метров и с удивлением обнаружил, что, оказывается, не все заняты звероловством и борьбой с терроризмом, в мире есть богатые и бедные и повсеместно присутствует полный набор социальной несправедливости. И его это жутко возмутило…

Пропикало одиннадцать – боссов нет. Что ж, обычная история. Каждый хочет показать свою значимость и намеренно задерживается. Ничего, подождем еще немного…

Прошло пятнадцать минут – тишина. А в половине двенадцатого микроавтобусы, стоявшие у гаражей, развернулись и уехали в город. Ничего себе, новости… Откуда такой неуместный волюнтаризм?!

Через некоторое время потомки Хафиза покинули свои удобные огневые позиции, расселись по машинам и разъехались кто куда.

– Интересно… Это что за пацифизм?

– А эти козлята – неглупые ребята, – одобрил Вася. – Поняли, что воевать невыгодно, перетерли, наверное, промеж себя и разбежались. Думаю, насчет «гражданской войны» мы опять в пролете…

Минут еще через пять Иванов дал команду сконцентрироваться.

Съехались на развилке у магистрали, обменялись впечатлениями. Каких-либо вразумительных объяснений по поводу сорвавшейся «стрелки» ни у кого не было.

– Может, объявили всеобщий джихад? – с затаенной надеждой предположил Костя. – Почувствовали себя настолько сильными, что решили: хватит прикидываться овечками, пора открыто выступить против кяфиров единым фронтом, и потому все междоусобные распри – побоку…

Иванов прозвонил к себе в управление (в контрразведку), поинтересовался, нет ли свежих новостей глобального характера. Доклад дежурного обескуражил нашего вождя: он внимательно слушал, хмурил брови и молчал – только тихо угукал, как тот растерянный филин, на родовой поляне которого проворные китайские юннаты разом сожрали всех мышей и хомяков.

Послушал, переварил, поделился. Оказывается, пока мы тут пружины давим и спорим о роли литературы в жизни звероловов, в столице вовсю бушует общегородская операция. В мероприятии якобы участвует министр и вся верхушка МВД, а возглавляет все это безобразие лично предсовбеза. Беспардонно хватают самых больших и до сего момента неприкосновенных негодяев и куда-то оптом свозят. Куда – секрет. И наших стрелочников тоже загребли – до кучи.

Вот такие дела.

Поехали в Бюро, дополнительно навели справки по всем информационным каналам, к которым имели доступ. Все подтвердилось. Общегородская операция предсовбеза и министра. Наших фигурантов взяли едва ли не в первую очередь. А куда увезли – никто не знает.

Присели на десять минут, коротенько посовещались по ситуации. Иванов без обиняков выдвинул два предположения: либо нас «ведут», либо попросту «сдали». Итог один: мы тут, значит, рогом упирались, горбатились-уродовались, а как дело дошло до кульминации – товарищей изъяли из оборота и упрятали от греха подальше.

Немного подискутировали на эту тему.

– Не проще ли было элементарно предупредить: ребята, вас стравливают, будьте начеку, не поддавайтесь на провокации?

– Да, безусловно, предупредить проще и дешевле, – согласился Иванов. – Ведь такая операция – дело очень громоздкое и дорогостоящее. Но… Если сделали именно вот таким образом, значит, для этого были свои резоны, недоступные нашему пониманию. У нас ведь просто так ничего не делается, всегда есть какой-то тайный умысел.

В связи с предположениями вождя возник закономерный вопрос:

– Если сдали, то кто? Если ведут, каким образом? У нас тут многоуровневая система страховки и защиты информации…

– От первого вопроса пока уклонюсь, – честно заявил Иванов. – А насчет второго: давайте прямо сейчас займемся генеральной уборкой.

– Пустая трата времени, – пожала плечами Лиза (она отвечает за информбезопасность). – Кто найдет хоть одно «насекомое», отдам годовую зарплату. В «рабочей зоне» окон нет, а на тех, что в промежуточных секторах, три рубежа антисканерной защиты: сетка, генератор, отражатели.

– Да, я в курсе, – кивнул Иванов. – Но все равно: засучивайте рукава, будем проводить «генералку»…

Сказано – сделано. Вооружились спецаппаратурой, колюще-режущими предметами и дружно принялись за тотальную дезинфекцию. За полдня перевернули все вверх дном, проверили каждый квадратный сантиметр, отодрали все панели, вскрыли проводку, прозондировали вентиляцию, простукали стены – короче, сделали все, на что хватило фантазии.

Ну и, как и предрекала Лиза, ничего не нашли.

– А я предупреждала, – укоризненно пробурчала Лиза. – Теперь опять полгода будем ремонтироваться, как при заезде…

Дело в том, что при въезде в эти апартаменты мы проделали аналогичную процедуру, после чего потом долго и мучительно ремонтировались своими силами. Тогда, кстати, нашли дюжину «жуков», которые Лиза торжественно вручила главе институтской службы безопасности: вы, хлопцы, слушайте где-нибудь в другом месте, мы тут как-нибудь сами, без вас обойдемся…

Посидели, поразмышляли вслух. Отсеяв вероятность тривиального «съема» информации сторонними специалистами, остановились на двух равновероятных вариантах.

Первый: без всякой «сдачи». Все получилось спонтанно – высокие покровители, узнав о готовящейся «стрелке», решили уберечь «рабочую группу» от междоусобной войны. Ничего лучшего не придумали и попросту решили временно изолировать вождей кланов под предлогом общегородской операции. Да, это громоздко, дорого и с первого взгляда – совершенно нецелесообразно. Но такая версия с некоторой натяжкой вполне имела право на существование, учитывая чудовищную прибыль, которую приносит этот бизнес.

Второй: собственно «сдача». Сдал наш патрон и ангел-хранитель – Витя. Вариант, конечно, дикий и местами даже абсурдный, но других просто не было. Потому что больше никто в мире нас сдать не мог. Он единственный человек, который был в курсе всех наших телодвижений, и, образно выражаясь, держал руку на пульсе разработки. Кстати, сделать это он мог безо всякого злого умысла, а попросту проболтаться спьяну где-нибудь на высокой тусовке.

Вот этот последний вариант Иванов обозначил в общих чертах, обсуждать в деталях его не стал и попросил нас воздержаться от комментариев. А резюме по теме было таково: в связи с туманными обстоятельствами провала мероприятия и невыясненным характером утечки информации мы немедленно переходим в режим усиления. Потому что, если допустить предположение, что о нашей деятельности стало известно противнику (в данном случае – обоим кланам, которые мы долго и безуспешно пытались стравить), каждый из нас в любой момент может стать мишенью для боевиков из обоих кланов.

«Усиление» у нас отработано. Собираем чемоданы, семьи Иванова и Кости – к родственникам, сами дружно садимся «на казарму» (оптом переезжаем жить в Бюро, ждем, не будет ли эксцессов, – обычно в первые сутки все и проявляется). Если первые сутки проходят спокойно, Лиза – в Питер к родичам, все остальные – ко мне на дачу.

В данный момент моя дача была занята, так что я быстренько обзвонил друзей семьи, нашел товарищей, которые в ближайшее время не собирались выезжать на лоно природы, и договорился о недельном гостеприимстве вне городской черты. А именно: в восемнадцати километрах от Москвы, на Вешняковских дачах, с видом на озеро Бисерово.

Мы оснастили свои квартиры камерами, собрали чемоданы и сутки бездельничали в Бюро. Сутки миновали: тишина. На исходе дня 4 сентября усадили Лизу на фирменный полуночный, убедились, что компания в купе вполне приличная: две питерские дамы в возрасте и интеллигентнейший древний академик, – и убыли на дачу.

Наверное, это было самое мудрое решение за последний квартал. Все лето мы вкалывали, как рабы на галерах, так что имеем право немного отдохнуть и расслабиться…

Глава 5

Управление «Л»

– Претензии ко мне есть?

– К вам?

– Ко мне, к управлению в целом…

– Нету.

– Нет уж, давай сразу определимся по всем скользким сторонам. Чтобы не было недосказанностей и затаенных обид.

– Да ну, какие обиды?

– А чего тогда в сторону смотришь?

Да просто бухой, вот и смотрю в сторону: пьяные глаза прячу, отворачиваюсь, чтобы не травить начальство выхлопом. Пока ехали до базы, на радостях хряпнули по чуть грамм с Собакиным и Разуваевым. Что характерно: у воров пузырь высосал сам на сам – и ни в одном глазу. А тут принял три по пятьдесят – и уехал так, что до генеральского кабинета смог добраться только с помощью Собакина. Видать, расслабился после страшного напряжения – не прошло даром многочасовое ожидание смерти…

– Да он пьян как свинья, – с готовностью настучал Собакин, излучая счастливую улыбку. – Мы тут по кустам ползали, штаны рвали, а он там с Прохором квасил.

– Неправда! – Я собрал волю в кулак и попробовал совладать с заплетающимся языком. – Вор с ментом – «квасить»? Если уж сдаешь – скажи как есть: по пути тяпнули чуток…

– Да то что пьян – бог с ним, это не беда, – махнул рукой Азаров. – Что я, не понимаю, что ли? А вот насчет «сдачи» – хотелось бы определиться. Давай сразу все обговорим, чтобы не было недомолвок и кривотолков.

– Не стоит, Иван Алексеевич, – уверенно возразил Собакин. – Он и так все прекрасно понимает.

– То есть ты по дороге все объяснил?

– Не объяснял и не собираюсь, – улыбка сползла с лица Собакина, и оно стало привычно хмурым. – Чего ему объяснять? Он опер. Этим все сказано.

– И что с того, что он опер?

– Ну, понимаете… Вот вы всю жизнь на командных должностях…

– Гриша, ты что, решил меня ликбезом развлечь? – Азаров недовольно поморщился.

– Ни в коем случае! Просто специфика такова, что…

– Так, а вот это – не надо, – Азаров решительно выставил ладонь вперед, как бы загораживаясь от доводов Собакина. – Я тут не совсем с неба упал, так что насчет «особой касты» и всего прочего – не надо.

– Да я и не собирался…

– Давай попроще. Если человек выбрал профессию, которая состоит в постоянном распутывании чужих интриг и плетении своих, он должен быть готов к тому, что в любой момент может сам стать жертвой интриги. Ты это хотел сказать?

– Это вот так – «попроще»? – Собакин почесал затылок. – Ну, в принципе – в общих чертах…

– Ну вот и не прав ты, Гриша.

– Почему?

– Потому. Кем бы ни был он по профессии… – Азаров кивнул в мою сторону, – …он в первую очередь – человек. Со всеми присущими человеку слабостями. Вот поэтому мы с тобой сейчас все быстренько ему объясним. Чтобы не было обид и недомолвок.

– Да ну, какие обиды! – нарочито бодренько выдавил я, желая как можно быстрее покинуть кабинет.

– А ты вообще молчи! – неожиданно осерчал Азаров. – Тоже мне, мастер хренов – дал облапошить себя, как последний… эээ… черт, даже и не знаю, с кем сравнить! Короче, как последний везде!

– Просто ситуация так сложилась, – осторожно заступился за меня Собакин. – Любой из нас мог оказаться на его месте. Ну а в итоге – все ведь срослось, верно?

– «Срослось»! – язвительно пробурчал Азаров. – Просто повезло, вот и «срослось». Не подбери ханыги шарики, нам бы осталось только труп опознать. Если бы было что опознавать…

– Ну работа у нас такая, – Собакин развел руками. – Всякое может случиться: на войне как на войне. И, кстати, мы ведь учитывали подобный вариант, просто здесь ситуация немного…

– Короче, – Азаров жестом остановил Собакина и кивнул мне: – Соберись. Я в двух словах, простенько растолкую насчет вот этих «вариантов» и почему, вообще, тебя не поставили в известность…

Если дословно цитировать генеральские «простенько» и «в двух словах», это будет долго и нудно. Так что давайте я вам скажу самую суть, и мы побежим дальше.

В общем-то, прав Собакин – объяснять необязательно. Я давно сам все понял, работа у меня такая.

Насчет «не поставили в известность» – это дважды два: воры – публика опытная и очень чуткая, любую подставу вычислят на раз. Желательно, чтобы человек, попавший в орбиту их интересов, вел себя обыденно и естественно. Другими словами, лучше ему не знать, что его «ведут» и могут в любой момент «принять».

Это я к тому, что Азаров и Собакин прекрасно знали, что сразу после сдачи воры «пробили» меня через родное министерство и устроили мышку-«наружку» при помощи наймитов-ренегатов – бывших оперов, работающих в частном детективном агентстве.

Честно говоря, не ожидал. Косность, ограниченность мышления – как хотите назовите, но, будучи в контрах с ворами, я все это время ждал типично блатной расправы (типа, шило в почку – в толпе) и был готов к этому. А насчет профессионально организованной «выводки» как-то даже и не подумал.

К слову. Обидно, конечно, но следует признать: ренегаты оказались умнее и толковее меня – я ровным счетом ничего не заметил! Как видите, напрасно Азаров обозвал меня мастером. Мастера, по большей части, – они постарше, и, как это ни прискорбно, в большинстве своем трудятся там, где платят хорошие деньги. Это неприятно, но это факт. А я – просто оборзевший спец, уверовавший (почем зря!) в свою непогрешимость.

Теперь насчет «вариантов».

Воры очень плотно сидят в «белой» теме. И не только в «белой» – воры традиционно занимают одно из лидирующих положений в общем наркообороте страны. Я бы не стал утверждать, что Россия «сидит на игле», она просто сидит – в массовом порядке, в местах не столь отдаленных. То есть в стране присутствует огромный контингент, который сидел, сидит и будет сидеть. Довольно значительный процент этого контингента системно употребляет разного рода психоактивные вещества. Поэтому наркотики – привычная расходная статья для «грева» зон.

Но главное, разумеется, в том, что наркоторговля – сверхприбыльный бизнес, поэтому воры будут заниматься этим ВСЕГДА. Это аксиома, вряд ли кто возьмется ее оспаривать, так что не стоит тратить время на какие-либо обоснования этого типичного явления.

Теперь спрогнозируем развитие событий на самое ближайшее время. Выходит Указ о легализации – управление, засучив рукава, принимается за внедрение черноярского опыта по всей стране разом – повсюду бардак, паника и тотальные боевые действия…

Что делают воры в аналогичных случаях? Оптом «ложатся на дно». Они в этом плане самые приспособленные и неуязвимые, затаятся так, что днем с огнем не найдешь, – и пойди потом их повыковыривай из потаенных щелей. Нетрудно просчитать, что в таком случае мы получим с воровских «делянок»: по паре обдолбанных в дым «ног» с квартала и спецом сданного за каждый городок барыгу – чтобы граждане начальники не чувствовали себя вконец обиженными и могли насладиться хоть каким-то результатом.

Сами понимаете, в таком случае процесс реализации Указа на местах грозит затянуться на неопределенно долгий срок.

Поэтому непременно нужно нанести превентивный удар – желательно накануне принятия Указа.

А как его нанести в нынешних условиях?

Ну, понятно, что нужно обязательно устроить облаву, собрать всех до кучи и чего-то с ними сделать. Потому что, если отлавливать по одному, остальные, опять же, быстро все «просекут» и лягут на дно.

Устроить облаву, собрать всех до кучи и расстрелять?

Мысль продуктивная, но Европы нас не поймут. Больно много у нас воров и «авторитетов» – такая массовка получится, что тут недалеко и до второго холокоста. Это тебе не местечковую банду исполнить в составе одного барона с пристяжью и нескольких ожиревших покровителей, тут будет совсем другой масштаб.

Устроить облаву, собрать всех до кучи и в категоричной форме предупредить?

Типа: вот вам трое суток – быстренько соскочить с «белого» и вообще навсегда завязать с темой тяжелого ширева (на травку, так и быть, мы на первых порах готовы смотреть сквозь пальцы). Не послушаетесь – всех подряд убьем.

Хе-хе… А ведь не поверят. Это вообще патологически недоверчивая публика (напомню, их генеральный лозунг: «Не верь, не бойся, не проси»), чтобы от них чего-то добиться, надо действовать предельно конкретно и максимально убедительно.

Если не углубляться в хитросплетения, а рассуждать на доступном для общего понимания уровне, можно сказать следующее: воры и авторитеты по жизни руководствуются тремя основными институтами – «понятия», сила и выгода. Причем «понятия» – это производное от силы и выгоды. Воры сплошь и рядом используют понятия с выгодой для себя, а когда чувствуют, что сила на их стороне, во многих неудобных ситуациях попросту их игнорируют.

Итак, для начала валим вора. Тот факт, что он «апельсин», особого значения не имеет. Он вор, и точка.

По всем понятиям, откат за это страшное злодеяние должен быть таким, чтобы просвещенная публика содрогнулась. Так что тут и усердствовать не надо – осталось лишь показать, где обитает злодей, и ждать, когда подтянется карательный корпус.

Подтянулся? Хорошо. Не останавливаясь на достигнутом, валим инициаторов наказания. Обратите внимание: не «пацанов», заряженных для акции, а именно инициаторов. Чем больше, тем лучше. Парочка – хорошо, троица – совсем здорово. Пусть теперь следующие инициаторы, которым заблажит ответить по понятиям за смерть этих инициаторов, крепенько призадумаются…

А вот теперь, после вышеперечисленных нехитрых манипуляций, соберем всю авторитетно-воровскую публику до кучи и сделаем два объявления.

Первое.

Ребята, вот этих товарищей шлепнули безо всякого повода, исключительно в порядке назидания. Чтобы всем было понятно, сколько в рамках грядущего Указа стоят ваши никчемные жизни, и не возникало лишних вопросов по поводу законности, гуманности и прочей ненужной пошлятины аналогичного характера.

Второе.

Ребята, кому жизнь дорога – быстренько все бросили и завязали «дурью» маяться. Гляньте по сторонам: вокруг полно других «тем», вот и занимайтесь на здоровье. А тех, кто не бросит, перестреляем как собак. И не важно, сколько вас будет, таких тупых и упертых, – имеем полный карт-бланш валить всех без разбора, лишь бы добиться результата.

А на десерт, в порядке информационной поддержки, дать послушать аудиозапись: как добрый и честный рыцарь белого порошка Собакин предупреждает Яшу Белого о все той же насущной необходимости немедля завязывать с дуремарством. И в завершение напомнить о печальной судьбе торквеловской наркомафии, не внявшей предупреждению.

Вот, примерно, в таком аспекте я все это вижу. Понятно, что я не профессор криминалистики и могу где-то ошибаться. Но зачем в таком случае меня показали Яше Белому?

Нет, думаю, все обстоит именно таким образом – ну, разве что с какими-то незначительными расхождениями. Впрочем, завтра все узнаем: в конце беседы Азаров сказал, что нужно как следует отдохнуть. Потому что с утра придется, невзирая на психостоматологические потери, засучить рукава и плотно поработать. Будем проводить операцию «Сантьяго».

* * *

Насчет «как следует отдохнуть» – это генерал либо неудачно пошутил, либо откровенно поглумился. В четыре утра меня растолкал возбужденный Собакин и сообщил, что в половине пятого будет общее построение. То есть у меня есть полчаса, чтобы привести себя в порядок, позавтракать и получить экипировку.

Спросонок я попробовал было высказаться по существу вопроса:

– Да идите вы все на… со своими е… построениями!

…Но за ночь, помимо десны, у меня опух еще и язык, так что получилось что-то совсем нечленораздельное. Прямо-таки шипение какое-то – как у злого деревенского гусака, шарахнутого по вые бабкиной клюкой.

– Да ладно прикидываться! – жизнерадостно вопил Собакин. – Руки-ноги целы, башка на месте, значит, все путем! Подумаешь – зуб выбили!

– Тффа! – возмутился я.

– Ну – два, какая, хер, разница! Нет, ты, конечно, можешь оставаться – ты у нас, типа, раненый герой и все такое прочее… Но ты подумай – какое мероприятие пропустишь. Название-то какое – «Сантьяго»! Ммм… Да такое раз в жизни бывает! И потом, что же это получается: заварил кашу, а сам – в кусты?! Нехорошо, брат. Давай, не дуркуй – умывайся и дуй в столовую. Мы тебя ждем…

Я умылся, прополоскал рот раствором, который вчера навел мне наш врач, взял брюки в руки и ненадолго призадумался.

Ехать – не ехать?

Насчет «заварил кашу» вчера популярно объяснил Азаров: вот это сегодняшнее «Сантьяго» целиком и полностью базируется на факте моего счастливого освобождения. Иными словами, работать нужно как можно быстрее, пока не успели очухаться.

А то, что такое мероприятие бывает раз в жизни, – это факт. Ничего подобного на моей памяти не было и, подозреваю, не будет больше никогда.

Может, все-таки поехать? А чувствую себя на редкость скверно… Внутренности морды лица болят – как-то нехорошо там все разбухло и налилось, в ушах какой-то мерзавец молоточками постукивает…

Насчет завтрака – это Собакин погорячился. Совать сейчас в рот даже хлебный мякиш было бы настоящей пыткой. Поэтому в столовую я пошел исключительно для того, чтобы попить чаю, и совершенно неожиданно напоролся на трогательную товарищескую заботу. Дежурный повар специально для меня исполнил куриный паштет и подал его в здоровенном шприце для заправки тортов. Заправившись таким образом под сочувственные взгляды «близнецов» и глумливую ухмылку Собакина, я понял, что зубы – отнюдь не самая главная часть организма.

В общем, решено – поеду, поприсутствую. Раскрывать рот совсем необязательно, а в качестве поддержки, возможно, буду полезен.

Инструктажа не было: видимо, командиров и начальников озадачили накануне. Мы просто расселись по машинам и практически в полном составе (за исключением, разумеется, дежурной службы и караула по охране базы) убыли в столицу.

Когда выехали, глянул: колонна получилась довольно внушительная. А все-таки мы – сила. Сила, с которой не так-то просто совладать. Работаем, помаленьку добиваемся результатов, движемся вперед…

Еще месяц назад я сильно сомневался, получится у нас хоть что-нибудь или все будет как обычно: пафосные лозунги сверху и тихий саботаж в низах (какими бы реформами ни развлекались верхи – они в конечном итоге обязательно договорятся с теми, против кого эти реформы направлены, а за все «косяки», как обычно, ответят исполнители).

А сейчас уже видно: кое-что получается. Раньше я был твердо убежден, что наша страна безнадежно погрязла в коррупции и обречена на вечный произвол чиновничьей мафии. Теперь я знаю, что при большом желании и некоторых возможностях все это безобразие можно и нужно поправить. Короче – будем работать…

* * *

В половине седьмого мы прибыли на стадион «Рывок» спортивного клуба «Динамо», расположенный в Северном административном округе. Поставили транспорт на линейке, вышли, осмотрелись…

Еппер мой поппер! Такого количества ментов в форме и штатском, собранных до кучи чьим-то недюжинным волевым усилием, я не видел, пожалуй, никогда в жизни. Даже по самым поверхностным подсчетам – тысячи три, не меньше.

И как же это нашему генералу (по факту – пенсионеру) удалось сотворить такое чудо за одну ночь?

– Общегородские учения, – Собакин верно угадал мой немой вопрос. – Сбор, проверка оповещения сотрудников, смотр экипировки, тревожных чемоданов.

– И что? – я пожал плечами. – У нас от этих учений и внезапных сборов косят все, кому не лень, особенно вечно занятой оперсостав.

– Предупредили: кто не явится – минус премия за год, а тех, кто особо нужен, – вплоть до увольнения.

– Ну-ну…

Присутствующий личный состав выстроили по подразделениям и быстренько организовали нечто вроде строевого смотра. Руководили всем этим безобразием непосредственно: товарищ Зубов, председатель совбеза, и наш министр, для которого, судя по выражению его лица, все происходящее было полной неожиданностью.

Да, теперь понятно, почему все этак резвенько подпрыгнули.

Строевой смотр был странным. Ничего не проверяли, а только развели по категориям: вельможная троица вызвала на центр поля все начальство, о чем-то с ним перетолковала, и после некоторого замешательства министр объявил в мегафон:

– Это не учения. Сейчас силами личного состава ГОВД под руководством управления генерала Азарова будут проведены профилактические мероприятия строго конфиденциального характера. Внимание всему личному составу! Распоряжения сотрудников управления генерала Азарова выполнять беспрекословно, точно и без лишних вопросов. Можете считать, что эти распоряжения отдаю я лично.

Высказавшись подобным образом, министр поставил мегафон на траву, отошел в сторону и, заложив руки за спину, принялся покачиваться с пятки на носок. Вполне красноречивая поза: ребята, это не я придумал – нечего так на меня смотреть!

Председатель совбеза, держа в руках красную папку, разгуливал перед строем милицейских начальников и с каменным выражением лица зачитывал им какие-то прокламации. С чувством, толком, расстановкой. Было очевидно, что развлекаться подобным образом он собирается долго.

Начальники, почти поголовно, имели такой вид, будто им какие-то злобные хулиганы сунули в штаны линяющего дикобраза. Кто не в курсе, каково это – с линяющим дикобразом, скажу по-другому: начальники вертели головами, переминались с ноги на ногу, пыхтели-сопели-багровели, а в судорожных движениях их крепких хозяйских рук явственно угадывалось страстное желание немедля куда-то звонить.

Звонок, звонок – полж… за звонок!!! Да ну, какой-то – пол! Всю сразу, в полном объеме – дайте только позвонить…

Зубов лучезарно улыбался. Похоже, в этот момент он был счастлив.

Ммм-дяяя… Вот ведь ситуация…

Ладно, оставим начальство с их переживаниями и перейдем к низам.

В низах царило всеобщее оживление и этакая предпраздничная суматоха. Споро и без лишней суеты формировались группы захвата по десять-пятнадцать человек. Каждую такую группу возглавлял наш сотрудник, имеющий на руках адрес, постановление и подробные инструкции.

Весь этот процесс сопровождался недоверчивыми ремарками из серии «Да ну на…!», удивленными возгласами из разряда «Вот так ни… себе!!!» и робким вопросительным эхом «А если что не так – кто ответит?!».

Вообще было заметно: низы категорически за нас. Однако настроение у разных групп было неоднозначным. Если собровцы, омоновцы и прочий ратный люд откровенно радовались и кровожадно потирали руки, то башковитый оперсостав был настороженно задумчив.

Я сам такой, потому прекрасно их понимаю.

Видите ли, «если что не так – кто ответит?» – это вовсе не из-за врожденного жлобства или душевной черствости, приобретенной в процессе работы с отмороженным контингентом. Это нормальный инстинкт самосохранения. Просто есть у нас печальная статистика: не было еще такого случая, чтобы какую-либо громкую реформу правопорядка доводили до логического завершения. Обычно все ограничивается шумной кампанией сугубо декларативного характера и какой-нибудь пафосной показательной акцией. Потом, как правило, следует мировая между участниками процесса и разбор полетов – как с той, так и с другой стороны. И если, не дай бог, в процессе пафосной акции кто-то из низов сдуру проявил ретивость и инициативу, имеется реальная перспектива огрести, что называется, «по самое не могу» – оставшись при этом один на один со своей проблемой и совершенно без какой-либо защиты со стороны государства.

И никакая это не гипербола, спросите у сотрудников, многим довелось это испытать на собственной шкуре.

Ладно, пока что все идет нормально, так что не будем о грустном.

Наши вожди довольно быстро сформировали группы и отправили захватчиков по адресам. Остались: два десятка хлопцев Разуваева (для организации концлагеря), которые, как мне показалось, торчали подозрительно близко к шеренгам милицейского начальства, сам Разуваев, Собакин, «близнецы» и ваш покорный слуга.

– Да, у нас будет спецзадание, – Собакин опять правильно истолковал мой немой вопрос. – Сейчас генерал санкцию испросит – и поедем.

– Произволом займемся?

– Нет, постановления есть, на всех заготовили. Просто тут особый случай…

Дождавшись, когда Азаров отправит последнюю группу, Собакин напомнил ему об «особом случае», после чего генерал подошел к Зубову и под аккомпанемент рубленых фраз председателя совбеза о чем-то с ним пошептался.

Зубов ненадолго призадумался, затем решительно кивнул и подтвердил кивок красноречивым жестом.

Жест более всего походил на движение руки рачительного хозяина, ухватившего за шкирку вконец оборзевшего котяру, который так увлекся поеданием хозяйской сметаны из запретной крынки, что не заметил приближения опасности.

– Ну все, – довольно проурчал вернувшийся Собакин. – Едем брать.

Через пару минут мы убыли на спецзадание в следующем составе: Разуваев с десятком своих бойцов на двух микроавтобусах «Тойота», Собакин, «близнецы» и ваш покорный слуга – в потрепанной, но надежной «Мазде».

Количество спецов меня несколько насторожило. Воры – публика солидная, при внезапных «приемах» обычно не опускаются до беготни по крышам и стрельбы по площадям.

Интересно, кого мы будем брать?

* * *

В восемь часов мы подъехали к скверу у площади Курчатова и встали рядом с «техничкой», которая нагло функционировала при открытых дверях прямо на пешеходной аллее. «Техничку» стерегли двое хлопцев Разуваева, а все это безобразие в комплексе охранял милицейский патруль в три лица, сидевший неподалеку на лавочке и лузгавший от скуки семечки.

Безлюдный утренний сквер – островок затишья в огромном городе, фургон с аршинными желтыми буквами «Техническая служба», а понизу, чуть поменьше, голубенькими: «У вас проблемы. Мы вас слушаем!» (какой-то негодяй соскреб вопросительный знак после «проблемы», оставив точку), «Наше Радио» из открытой двери – видимо, для развлечения охраны, и среднестатистическое благодушие на служебных лицах.

Короче – этакая оперативная идиллия. Мы тут вроде как вообще лишние.

– Отдел обеспечения, – негромко пояснил Собакин, когда мы выходили из машины. – Знакомиться не надо. Спрашивать тоже ничего не надо, все, что нужно, они скажут сами.

В техничке сидели двое немолодых хлопцев с опухшими от систематического интеллектуального труда фигурами и что-то рассеянно слушали через наушники. Один был рыжий, с обкусанными когтями, а другой – плешивый и в очках. Но, в общем-то, это не важно, потому что обоих я видел в первый и наверняка в последний раз в жизни.

Собакин поздоровался со слухачами (те кивнули в ответ без малейшего намека на дружелюбие) и спросил, где Женя с Саней. Товарищ с плешью сказал, что Женя с Саней на позициях, просили перед началом прогуляться по маршруту, проверить видимость.

– А клиенты где?

– Только выехали.

– Если будут какие-то нестыковки, предупредите, ладно?

– Ладно. В принципе, когда начнется, мы можем дать вам послушать.

– О! Вот за это – отдельное спасибо…

Я ровным счетом ничего не понял, но от дурных вопросов решил пока что воздержаться. Если надо, Собакин сам все объяснит.

Так и получилось. Мы отошли в сторонку, и Собакин коротко посвятил нас с «близнецами» в детали. Разуваев, судя по его невозмутимой физиономии, был по всем пунктам «в теме».

– Объект: Экипидор Кечальгет-Заде…

Собакин намеренно взял паузу – дал нам проникнуться.

Не вопрос: прониклись сразу.

Ух ты! И чего мы с ним будем делать? Поприсутствуем возле дома, чтобы аппетит пропал, или попортим нервы пикетами у офиса?

– Дело, в общем-то, нехитрое – надеваем наручники и везем на стадион…

Гхм-кхм… Наверное, надо сказать так: «ух ты!» в квадрате.

Кто не совсем понял, в чем дело, я доведу: Экипидор – президент Российской торговой гильдии, мультимиллионер, депутат Госдумы и де-факто – серый кардинал всей столичной азербайджанской мафии. Вхож везде, где только можно, дружит с теми, об аресте которых простому оперу даже в страшном сне не приснится, у самого – депутатская неприкосновенность, недавно из рук первого лица страны получил орден за… эмм… За что не помню, но получил – это факт, мы видели по телевизору – Собакин громко ругался матом и хотел расстрелять экран из табельного оружия.

Вот вам объект. Ну и как такого брать? У нас что, в стране революция намечается?!

– Постановление подписано лично Генеральным прокурором. Так что неприкосновенность Экипидора – теперь не наша забота…

Да, в такой компании можно работать. Зубов, предсовбеза, теперь вот – Генеральный. Нормальные, я вам скажу, пацаны…

– Наша забота – принять этого пассажира.

То есть остался чисто технический вопрос: взять, надеть наручники и отконвоировать на стадион. Казалось бы, чего проще: если имеется санкция Генерального, что может спасти человека от ареста?

– Дома и в офисе брать нельзя. Мощная служба безопасности, солидное соседство, не обойтись без затяжной баталии и шумного скандала с привлечением всех подряд СМИ. Поэтому экстракцию будем производить на ходу, по дороге из дома в офис.

– А как его в дороге охраняют?

– Хорошо охраняют. Ездит в три тачки, с восемью «телками»: трое – в первой, старший охраны, водила-страж и объект – во второй, трое – в замыкающей. «Телки» – элита, одно из лучших отечественных агентств, которое охраняет самые дорогие тушки нашей страны.

Так… А вот это мне не очень понравилось. Теперь я подумал: а не маловато ли мы взяли людей? Даже при рядовом задержании каких-нибудь самопальных бандосов из Нижнего Популярвовска желательно создать как минимум тройное превосходство, чтобы с запасом перекрыть все возможные неожиданности. В нашем случае перевес получается всего лишь двукратный, а хлопцы, которые будут нам противостоять, – профессионалы.

– Да мы не одни тут работаем, – обнадеживающе улыбнулся Собакин. – Всего в операции, не считая группы захвата, задействовано полсотни лиц и двенадцать единиц техники.

– О как! И чего эти лица делают?

– Два «блока» грузовиками, две «пробки» и одно ДТП.

– А «пробки» что, без ДТП?

– Не, там тоже ДТП, но вот это ДТП – эмм…

– Короче, это ДТП будет особое, – Разуваев зевнул и потянулся. – Дэтэпее всех дэтэпэ вместе взятых.

– Точно, – подтвердил Собакин. – В исполнении двух каскадеров – мастеров по автотрюкам.

– Вон оно как! Серьезно тут у вас…

– У нас, – поправил Собакин. – Ты с нами или как?

– Конечно, с вами! А что конкретно я с вами буду делать?

– Ты и «близнецы» – собственно и осуществляете экстракцию. Ваша задача – выдернуть пассажира… – тут Собакин достал фото в трех экземплярах, дал мне и «близнецам» (а мог бы и не трудиться – мы его как минимум раз в неделю в телевизоре наблюдаем), —…и резво утащить в нашу тачку. Ни на что больше не отвлекаться, сосредоточиться только на этом. Задача ясна?

– В общих чертах.

– Да, важное уточнение. Экипидора бить нельзя.

– То есть совсем…

– Да, ни в какой форме – ни пинать, ни тыкать…

– А если он будет плохо себя вести?

– А он обязательно будет плохо себя вести, – Собакин глумливо хмыкнул. – Потому что очень вредный. Но на то вас и трое: наденете наручники – и в машину. Запомните: бить, грубить, хамить – нельзя!

– Понятно…

– Еще вопросы?

– Диспозицию обрисуешь или это секрет?

– Теперь уже не секрет, – Собакин достал из папки схему, показал расположение элементов боевого расчета и объяснил, кто чем занимается: – Серегины хлопцы стоят вот здесь, выезжают и блокируют дорогу по прохождении объектом контрольной точки. Они будут «держать» телков. Не знаю, поможет, нет, но на всякий случай прикинули их в атрибутику совбеза. КТ – пересечение Курчатова и Первого Пехотного, здесь наши каскадеры изнасилуют их первую тачку. Варианты для маневра транспорта с персоной и замыкающей машины постарались свести к минимуму: там немного подготовили место, спереди «блок» – ДТП из трех тачек, плюс наша на встречной, а чуть позади на страховке «техничка», потом подтянется грузовик номер два. Справа по ходу движения – парк, сзади – две Серегины машины. Вроде бы ничего не упустили: колечко должно получиться максимально плотным. Каскадеры стоят на Сосновой и в Первом Пехотном, ждут команды. «Блоки» – два грузовика с прицепами, один – в Первом Пехотном, второй – на Василевского. Так… Я организую инсценировку со старшим охраны, в процессе открою вам дверь. Вы изымаете, я заканчиваю со старшим и прикрываю ваш отход к нашему транспорту. Вот вроде бы и…

– «Инсценировку»? То есть, получается, что старший работает на нас?

– Да, получается, – с какой-то странной неохотой признал Собакин.

– Ну ты гигант! А я-то думаю – вот умницы-то какие, все так четко пробили по маршрутам, времени прохождения… Как «ведут» – непонятно. «Маяк» зарядили – каким образом – при наличии такой серьезной охраны?! А на нем, наверное, микрофончик, да?

– Да, на нем микрофон. – Собакин кивнул в сторону «технички»: – Вот его они как раз и слушают. И вообще все построено на взаимодействии с этим товарищем.

– А ты молодец, – искренне похвалил я. – Вербануть парня из элитной охранной фирмы – это вам не какие-нибудь обдолбанные ноги с косяком выпасти.

– Это не я, – покачал головой Собакин. – Чем я его мог вербануть? Ни денег, ни посулов. И вообще, вербовка тут ни при чем: парень просто выполняет распоряжение главы охранной фирмы. А вот главой фирмы занимался лично товарищ Зубов.

– Да ну!

– Точно. Просто он знаком с хозяином этой охранной фирмы, а то бы и вообще не подъехал, несмотря на положение. Фирма, которая стережет нашего кекса, очень дорожит своей репутацией, так что можешь себе представить, каких трудов стоило уломать ее хозяина. Согласился только под железные гарантии – что клиент обратно больше не вернется. То есть фирме не придется в будущем не только заниматься его охраной, но и вообще хоть как-то с ним пересекаться.

– Вообще товарищ Зубов, конечно, большой человек, но парень рисковый, – усомнился я. – Он так уверен, что ему удастся усадить Экипидора далеко и надолго? Я что-то не припомню, чтобы у нас сажали персону такого ранга.

– Почему сразу «усадить»?

– А что с ним еще можно сделать? Выдоить банковские счета и депортировать? – хмыкнул я.

– Ну, мало ли… – Собакин как-то странно переглянулся с Разуваевым. – С человеком всякое может случиться. Времена нонче суровые, я бы даже сказал – непредсказуемые…

– Да ну вас в задницу, – тихо обиделся я. – Чего-то знаете и молчите – тоже мне, ЦРУ из Бздяхо-за-Ипатовска!

– Да ладно, не дуйся, – успокоил меня Собакин. – Не торопи события, скоро сам все узнаешь. По ситуации вопросы есть?

– По ситуации… По ситуации… Вся охрана в курсе, что они сдают клиента, или только старший?

– Только старший.

– Понятно. Тогда вопрос: как поведут себя остальные «телки»? Не получится так, что они с ходу начнут палить, невзирая на массовку и атрибутику совбеза?

– Я все больше с бандосами и террористами, – Разуваев неуверенно повел могучими плечами. – Честно говоря, вот с этими «элитными» никогда дела не имел. Не пускали нас к таким.

– Мне тоже не доводилось, – покачал головой Собакин. – Этот парень предупредил, что его люди натасканы мгновенно реагировать на любое враждебное действие по отношению к охраняемой персоне. Из короткоствола они стреляют в разы лучше любого спецназовца…

– Да ну на…! – недоверчиво хмыкнул Разуваев.

– Ну, так, по крайней мере, он утверждает. Давай поверим на слово и не будем проверять на практике – у нас сейчас другая задача. Эмм… В общем, они все такие из себя крутые, но в то же время четко соблюдают закон… В общем, будем надеяться, что старший охраны сделает все как надо и успеет «распознать» в нас сотрудников до того, как остальные откроют огонь. Тогда нам останется лишь морально пережать их – и обойдемся совсем без стрельбы.

– Да, хорошо бы…

– Однако на всякий случай – будьте готовы…

* * *

Воспользовавшись затишьем в эфире, мы организовали репетицию: наплевав на конспирацию, провели тренировку и в общих чертах отработали взаимодействие между элементами боевого расчета. В общем-то все получалось легко и просто – при условии, что каскадер попадет точно в цель, а охрана объекта не откроет огонь на поражение до первого мегафонного вопля…

В 8.37 из «технички» выглянула плешь, и мы были уведомлены, что можем подойти поближе.

Подошли. Убедившись, что поблизости нет посторонних, наш плешивый соратник доверительно подмигнул:

– Мы на динамики выведем – послушайте. Пусть ребята оглядываются, чтоб рядом никого не было…

Вот же грусть мою за ногу! В последнее время меня не покидает ощущение, что я участвую в какой-то авангардной постановке вконец спятившего режиссера, который видит мир вверх ногами и делает все по принципу зеркального отражения. А проще говоря – все через ж…

Есть мерзавец, который заработал как минимум на пару пожизненных сроков, есть постановление об его аресте. Зачем дело стало – пойди да арестуй, верно?

А вот фиг вам! Разрабатывается громоздкая и трудоемкая операция, сотрудники, аки разбойники перед ограблением, прячутся в сквере, воровато озираются, опасаясь, как бы кто не подслушал, шушукаются промеж себя, производят массу шпионских телодвижений…

Ребята, мы где вообще?! Нет, я не про бедственное положение народа, тут все предельно ясно – в каком мы месте. Я к тому, что вроде бы живем в цивилизованном правовом государстве. И не должны, по идее, в таком государстве воры с особым цинизмом, средь бела дня, ловить сотрудника прямо в торговом центре. И не должны, по идее, сотрудники при аресте отъявленного мерзавца вести себя так, словно они собираются ограбить банк…

Наверное, наши договорились со старшим охраны насчет подачи условного сигнала. Красная ракета в зенит, три очереди по два патрона с интервалом в полторы секунды, ну, мало ли, что там еще, может, просто «что-то сложная сегодня дорожная обстановка» – однако в тот момент, когда плешивый соратник переключил звук на динамики, тематический диалог как раз только начался.

«… – Не понял, что за маневры?

– Разворачиваемся, едем по третьему маршруту. На первом, втором – пробки.

– Это что, опять на Кольцевую?!

– А по-другому не получится…

– Так это же на полчаса больше!

– Ну, не на пол – от силы минут на двадцать…

– Какие двадцать, э? Тут полно дорог, смотри – люди поворачивают. Давай хотя бы вон на Курчатова сворачивай и поехали!

– Это небезопасно.

– Почему?

– Там парк, переулки, возможны всякие варианты…

– Ну и что – «переулки»?

– Я обязан учитывать любую…

– Да ну на х… – «учитывать»! Кто на меня в этом городе может свой хвост поднять, э?! Я тут всех давно купил!

– Да, я в курсе. Но моя задача – обеспечить вашу…

– Да идет на х… твой «обеспечить»! Я сказал – ехайте через Курчатова! Быстро! Хоть против движения, хоть боком, хоть ж… вперед, мне по х…!!! Через полчаса я должен быть в офисе, ты понял, нет?!

– Я понял. Я выполню ваш приказ, но это неправильно.

– Все, я сказал! Еще против скажешь – уволю, другого возьму…»

Однако! Такой большой человек, а визжит, аки резаное порося. Ну прям натуральная истерия: похоже, в детстве частенько стукался головкой о твердые кучки кизяка на родном пастбище.

– По местам! – скомандовал Собакин. – Двигаем на исходные позиции, ждем команду на начало операции.

* * *

Разуваевские «Тойоты» проехали мимо переулка и метров через тридцать свернули в парк. Мы же, напротив, остановились на правой обочине, не доезжая метров тридцати до переулка. «Близнецы» остались в машине, мы с Собакиным вышли, пересекли улицу и направились к месту злодеяния по левой обочине.

За пешеходным переходом, со стороны парка, торчали четыре полосатых бетонных блока, составленных в одну линию. Создавалось такое впечатление, что здесь им не место. Почему? Да потому что они напрочь перегораживали пешеходную аллею – ни проехать, ни пройти.

– Наша работа?

– Ага. Водила у него классный. Поставили на всякий случай, чтобы подстраховаться…

Миновав пешеходный переход, мы встали напротив переулка, Собакин достал рацию и стал проверять связь. А я попробовал угадать, какая из машин в переулке – наша (там их было десятка полтора).

– «Болид» – «Гундосу».

– Слушаю.

– Как видимость?

– Нормально. Как пойдут, сориентируйте, ладно?

– Хорошо. Будут с минуты на минуту, приготовься.

– Я готов.

А камера, видимо, пришпандорена вон на том столбе возле перехода – иначе бы Собакин в поле зрения не попал. Серьезные ребята – все у них продумано и выверено…

– «Груз» – «Гундосу».

– Выезжать?

– Да, давай потихоньку.

– Понял, выезжаю.

– «Вектор», как слышишь?

– Нормально. На нас не отвлекайся, как проскочат – сразу выезжаем.

– Понял. Двенадцатый – «Гундосу».

– Да, – раздался в рации вальяжный баритон плешивого соратника. – Я тоже понял – как будет общая команда, сам поеду, можешь не отвлекаться.

– Ну и добро…

С улицы Сосновой на Курчатова вырулил «ЗИЛ»-самосвал и медленно поехал в нашу сторону, следуя ровно посреди полосы.

– Хорошо, – одобрил Собакин в рацию. – Можешь немного ускориться, они вот-вот появятся.

– Да ты не волнуйся, со скоростями мы как-нибудь разберемся, – весело пообещал «Груз».

– Чайник, блин, зарапортовался, – тихонько обругал себя Собакин, промакивая платком вспотевший лоб. – Взялся мастеров учить… «Блок-раз» – «Гундосу».

– На месте.

– Перекрывай, как услышишь, что едут.

– Да, я в курсе.

– «Блок-два» – «Гундосу».

– Все, я понял – выезжаю.

– Хорошо, – Собакин покачал рацию в руке, морща лоб. – Так… Вроде бы ничего не упустил…

– Вопрос.

– Да?

– Со старшим «телком» все понятно… Но почему была уверенность, что обязательно поедет по Курчатова?

– Старший сказал – удобнее всего объезжать по Курчатова.

– Нет, я не про то. Почему вообще он должен был куда-то сворачивать? Они же там варианты маршрутов разрабатывают – что мешало согласиться со старшим и ехать по третьему маршруту, с ущербом по времени?

– Да потому что психопат и истеричка, – Собакин нервно усмехнулся. – Чуть что не по его – сразу скандал закатывает. И вообще, когда раздавали терпение, его дома не было – «дурью» на Черкизовском торговал.

– Интересно, как такой отмороз стал главой Русской торговой гильдии?

– Не знаю, – буркнул Собакин. – Я его туда не выбирал. И ты, думаю, тоже.

– Короче, я понял: хлопцы из отдела обеспечения выдали прогноз, что должен свернуть в любом случае?

– Да, выдали… А вот, кстати, и наш глава – собственной персоной…

Со стороны Волоколамского шоссе приближался кортеж: три серебристых «MercedesG-Wagen».

– Вот они, – сообщил Собакин в рацию. – «Груз», «Болид» – как видите?

– Вижу, – подтвердил «Груз» – самосвал тотчас же немного ускорился.

– Ну все, поехал я, – совершенно спокойно заявил «Болид». – Отойдите от перехода – снос будет как раз в вашу сторону.

Мы покинули обочину и немного прошли в сторону сквера, от которого к нам уже неспешно ехала «техничка». Пока переулок был в поле зрения, я успел заметить, как издалека начала разгоняться какая-то несуразная тачка, похожая на «Волгу». Тачка была метрах в ста от выезда на Курчатова, а кортеж двигался быстро. Я подумал: далековато, стартует с места – вдруг не успеет? И вообще были у меня сомнения: как они могут все вот так филигранно рассчитать (на четверть секунды обмишулился – и пролетит мимо!), ориентируясь лишь по камере на столбе, без предварительных промеров скоростного режима, практически наобум? Если попадет как надо, до конца жизни буду утверждать, что наши каскадеры – лучшие в мире!

«Груз» сработал с точностью хорошего компьютера: кавалькада догнала его у самого переулка и сбавила обороты – передний «Гелентваген» мигнул левым подфарником и принял влево, собираясь обогнать медленно ползущий самосвал.

В этот момент «ЗИЛ», грубо нарушая ПДД, повернул влево – с явным намерением проехать в переулок.

Второй «мерс», резко сбросив скорость, сунулся вправо, на обочину, передний джип попробовал завершить маневр, беря круто влево…

– Бац! – из переулка пушечным ядром вылетела жеваная «Волга» с какой-то футуристической ребристой штукой вместо бампера и со всего маху шарахнула передний «Гелентваген» в бок, буквально впечатывая его в борт самосвала.

– Ой, б… – Собакин втянул голову в плечи. – Убил, на хрен…

«Гелентваген» вместе с самосвалом, несмотря на совокупную массивность, унесло вперед – вправо, к блокам (а «Волга» почему-то упруго отскочила, как мячик, и встала нараскоряку поперек дороги), а весь этот колесный конструктор снес с дороги не успевший просквозить второй «мерс», который отпружинил биллиардным шаром от борта самосвала и очень жестко финишировал у третьего от дороги блока, теряя при этом колесо.

– Пошли! – скомандовал Собакин, устремляясь к «мерсу».

Я последовал за ним, отметив, что «близнецы» без напоминаний припустили к месту происшествия, позади кавалькады на дорогу выезжают разуваевские «Тойоты», а сами разуваевы, облаченные в жилетки с аршинными надписями «Совбез РФ», берут в полукруг замыкающий «Гелентваген».

– Операция Совета безопасности! – заорал мегафонный Разуваев. – Оружие на землю! На землю, я сказал!!!

Какое оружие?!

Да, точно, несмотря на все катаклизмы, охрана сработала моментально: двери второго и замыкающего «Гелентвагенов» были приоткрыты, и в нашу сторону враждебно смотрели пять стволов!

Собакин запоздало выдернул пистоль и наставил его на старшего охраны, который, не переставая держать нас на мушке, успел выбраться из-под сработавшей подушки безопасности и изготовился для стрельбы через крышу.

– Положить оружие! Руки на затылок! Кто старший?!

– Я! Вы кто такие?!

– Оружие положи – полномочия предъявлю!

– Предъявляй, кто мешает?

– Оружие, я сказал! Ты че, плохо понимаешь?!

Я тоже вытащил ствол и присоединился к Собакину – «близнецы» взяли на прицел водилу, который, даже будучи придавлен подушкой, за какие-то секунды изловчился выкарабкаться из салона, с хрустом захлопнуть изрядно «поведенную» переднюю дверь с паутиной вместо стекла, достать оружие и прижаться спиной к задней двери, наглухо перекрыв таким образом доступ к VIP-тушке.

Типа – только через мой труп!

Ну прямо циркачи какие-то…

– Мочи!!! – истошно визжал кто-то из салона – не видно было, что это за голосистая тварь, стекла тонированные. – Мочи их всех, я отвечаю!!!

Повисла невыносимо долгая (секунд пять, не меньше!) тягостная пауза: мы целились в старшего и водилу, восемь бойцов – в троицу из замыкающего «Гелентвагена», еще двое застыли у переднего «мерса», но там, похоже, кроме «Скорой», уже ничего не требовалось.

Хрипло орал мегафонный Разуваев, перекрывая вопли Экипидора (хлопцы в джипе – ноль внимания, смотрят на своего старшего), Собакин дважды страстно повторил дежурное требование, приплясывая от нетерпения под нацеленными на него стволами…

А старший выполнять это требование отчего-то не торопился.

Во взгляде старшего плескалась неуверенность вкупе со страстным желанием немедля открыть огонь на поражение. «Вы все убиты, чайники! – вот что говорил его взгляд. – Мы бы вас давно уже перещелкали, как утят, и спокойно поехали бы дальше – в две тачки…»

И знаете, трудно было с этим не согласиться. Мне не раз приходилось принимать участие в операциях по задержанию «одиозных» личностей – в том числе вооруженных, «крутых» и так далее. Все они, без исключения, в момент внезапного ареста испытывали шок, что позволяло брать их буквально «тепленькими».

А эти – нет. Короче: не было бы договора со старшим – была бы куча трупов. Не знаю, успели бы сделать что-нибудь спецы Разуваева, но… Судя по тому, как молниеносно отреагировали «телки», у меня возникло впечатление, что они запросто перестреляли бы нас всех – спецов в том числе (слишком близко подошли – не использовали преимущество дальней дистанции для автоматного огня) – и кортеж, лишившись одной транспортной единицы, укатил бы дальше…

То есть как ни крути, но по факту из-за одной мрази пострадала бы куча нормальных людей.

– Вы че, по-русски не понимаете?! – с неподдельной злобой рявкнул Собакин. – У меня приказ: в случае сопротивления живым его не брать! Даю три секунды положить оружие! Потом проверяю пулестойкость стекол…

С этими словами наш вождь стремительно обогнул «мерс» и, приставив ствол к стеклу правой задней двери, зловеще отчеканил:

– Раз! Два!! Три!!!

Старший, тяжко вздохнув, аккуратно положил пистолет на крышу и воздел руки на затылок. Водила немедля последовал его примеру – троица в замыкающем «Гелентвагене» тоже дисциплинированно выложила стволы.

Ну, слава богу – я уж думал, это никогда не кончится…

Разуваев добил прикладом стекло на передней двери и грубовато отпихнул водилу. Собакин с неожиданным для его комплекции проворством посунулся в салон и изнутри открыл заднюю дверь «мерса».

– Взяли!

Мы с «близнецами» ухватили Экипидора и потащили его наружу.

Собакин с Разуваевым забрали оружие, развернули старшего и водилу лицом к машине, заставили положить руки на крышу и зачем-то приставили стволы к их головам.

То же самое проделали бойцы Разуваева с хлопцами из замыкающего «Гелентвагена».

Зачем, спрашивается?

– Ой, б…! – вскрикнул Витя. – Да я тебе, падла, все зубы выбью!

Понял. Продуманный шаг.

– Не бить! – напомнил Разуваев. – Поласковее!

Экстракция Экипидора превратилась в душераздирающее зрелище: глава Русской торговой гильдии неистово визжал, аки покрываемая слоном мордовская выхухоль, извивался жирной змеей и кусал все, что оказывалось в опасной близости от его огромной зубастой пасти.

И чего, спрашивается, не вести себя, как подобает мужику, – гордо и с достоинством?

В общем, пока доволокли его до нашей машины и упаковали, с нас семь потов сошло. Чтобы выполнить требование Собакина, пришлось приложить титанические усилия: руки так и чесались (а как ноги чесались!) вломить визгливой сволочи по полной программе!

Теперь я понял, почему Собакин для такой рутинной вроде бы процедуры отрядил отдельный элемент боевого расчета.

В процессе этого увлекательнейшего занятия нам всем было железно гарантировано, что нас расстреляют, а охране совершенно определенно сказано:

– Я ваше все е…, п… вы е…

Эмм… Дальше – в каждой строчке только точки, так что я просто сообщу суть: вы все уволены, на фига мне такие тупые охранники – и больше вас никуда работать не возьмут, уж я об этом позабочусь.

Короче, «продуманный шаг» не помог. Остается надеяться, что Зубов выполнит свое обещание и Экипидор застрянет в тенетах надолго. Иначе охранной фирме и в самом деле не поздоровится.

На этой печальной ноте наше дорожное происшествие и завершилось. Мы вызвали «Скорую» для экипажа первого «Гелентвагена», вернули оружие охране и убыли на стадион.

* * *

Вернулись мы в половине одиннадцатого.

За время нашего отсутствия стадион заметно преобразился: поклонники стиля милитари сказали бы – «изрядно похорошел и изменился в лучшую сторону».

Центральный вход был оборудован КПП, на котором дежурили суровые омоновцы. Совместно с омоновцами дежурили аж четыре немецкие овчарки, которые служебно лаяли на посетителей и охотно демонстрировали великолепные белоснежные клыки.

Посетители – по большей части хорошо одетые нерусские дамы – скорбно голосили, рвали на себе волосья и хотели пройти, однако предусмотрительно поставленные рогатки с колючей проволокой вкупе с овчарками не оставляли им никаких шансов.

Вдоль средней линии располагался длинный прямоугольный вольер из стальной сетки, похожий на цирковой загон для хищников, размером примерно тридцать на десять.

Вольер, в котором уже отдыхали около сотни одиозных личностей, охраняли хлопцы Разуваева: по одному на каждом углу и двое у калитки.

За правыми от входа воротами в двухшереножном строю стояли тентованные «Уралы», «Уазы» и одна «КШМ», громко транслировавшая музыку социалистической эпохи.

В районе левых ворот разместились четыре большие палатки и две работающие полевые кухни, от которой вовсю несло дымом и ни с чем не сравнимым ароматом солдатской каши.

Повсюду на трибунах были видны вооруженные люди в форме, рассевшиеся небольшими группками, – так что омоновский караул по периметру стадиона (по паре на каждые полста метров), на мой взгляд, был совсем не нужен. Потом я узнал, что это четыре десятка (!) ГБР[5], готовые по первому приказу мчаться, куда прикажут, в рамках грядущей следственной деятельности.

В VIP-ложах, на скамейке игроков, в «судейской», раздевалке и вообще, как мне показалось, во всех помещениях спорткомплекса были оборудованы «следственные кабинеты».

Биотуалетов неподалеку от вольера я не заметил, из чего сделал вывод, что выводить до ветру арестантов будут либо в здание спорткомплекса, либо… вообще не будут.

– «Чипок», «чипок»[6] – как много в этом звуке для сердца русского слилось! – возбужденно пробормотал Разуваев, оценив обстановку при входе на стадион. – Погодите, вот ужо закон выйдет – мы вам устроим…

Да, над стадионом витал дух некоей всепоглощающей чрезвычайщины, наглядно подытоженный страховидным вольером посреди поля, в котором, как дикое зверье в клетке, сидели хорошо одетые и на вид вполне приличные люди.

При помещении в вольер Экипидор вел себя скверно: пинал ногами все, до чего мог дотянуться, грязно ругался и, брызгая слюной, как аэрозольный распылитель, щедро отвешивал посулы всем, находящимся снаружи вольера.

В числе прочего, как водится, прозвучала яростная клятва, что по выходе на свободу Экипидор вые… эмм… им будут произведены насильственные действия сексуального характера в отношении членов семей присутствующих сотрудников, автомобилей сотрудников, их бытовой техники, домашних животных и отчасти даже предметов интерьера.

– Я гвозд в…, на котором ваш сэмейный партрэт висит, мамой клянус, э!!!

Ну, вот примерно в таком аспекте.

Я с затаенной надеждой ждал, что разуваевские дуболомы если уж и не выпишут мерзавцу по полной программе, то хотя бы успеют до вразумительного начальственного окрика отвесить пару крепких тумаков и провести добротную бороздку личиком по канадской травке.

Увы, надежды мои не сбылись. Один принимающий боец утерся, скрипнув зубами, второй, матюкнувшись, потер ушибленную голень, но трогать Экипидора никто не посмел. Его просто швырнули в вольер и заперли калитку.

Вот ведь незадача! Трепетно ожидаемый момент выездного трибунала или хотя бы просто эскорт-услуг так и не состоялся. Сердце просто кровью обливается: тупоголовое начальство лишило нас светлого праздника.

«Выездной трибунал» и «эскорт-услуги» – это мы так называем процесс общения с экипидороподобными типами от момента задержания до сдачи следственным органам.

Понятно, что потом высокопоставленные покровители и адвокаты вытащат, «отмажут» и «отмоют» – но уж в момент задержания рабоче-крестьянские парни в масках непременно выпишут полный пакет социальной справедливости. И тут уж как повезет: если экипидорообразный ведет себя в меру хамски, он просто получит «эскорт-услуги» – то есть обязательная пайка сразу и на пинках – до самого изолятора. Ну а ежели оно насквозь испорчено своей крутостью и абсолютной вседозволенностью и сдуру достанет ствол – вот тут вполне может состояться пресловутый «выездной трибунал» без права на эпиляцию. Какая, в звезду, эпиляция – трупы все равно потом обрастают, это я сам видел…

В общем, это единственный радужный момент в системе отечественного правосудия.

Сдав Экипидора, мы с удовольствием навернули гречки с мясом из полевой кухни и пошли в палатку травить анекдоты с омоновцами, свободными от службы.

Настроение у всех было приподнятое, я бы даже сказал – праздничное. Чувствовалось, что мы делаем большое и важное дело, хоть и рисковое в своей начинательной неизведанности, но совершенно очевидно – полезное и перспективное.

Единственно, как мне показалось, маленько подкачало звуковое оформление. Из динамиков «КШМ-ки» лилась громкая музыка тематической направленности.

Подлинность не гарантирую, но что-то типа:

Ты, брат, не прячься, не молчи, тебя земля зовет со стоном!
Ты слышишь выстрелы в ночи, их гонит смерть со стадиона.

Или вот:

Арбитров не тревожьте – напрасные труды.
На гаревой дорожке – кровавые следы.
Уставший от агоний, приклад – по голове,
Лежал на стадионе курчавый человек…

Вот такой, примерно, репертуар.

Люди в палатках и на трибунах слушали эту музыку и недвусмысленно ухмылялись. Получался какой-то неуместный гротеск с этаким махровым маскарадно-фестивальным оттенком.

Я спросил у Собакина:

– Музычку отдел обеспечения подбирал?

– Ага. Нравится?

– По-моему, ребята переборщили. Товарищи в вольере могут проникнуться: ага, значит, хлопцы дурачатся, стращают, а на самом деле все это понарошку…

– Ты слишком хорошо думаешь о товарищах в вольере. Они в большинстве своем росли под Аркашу Северного, мугам и рубаи, а эту музыку вообще в первый раз слышат. Кроме того, им сейчас не до музыки, так что они на нее даже внимания не обращают.

– Ну-ну…

– А мне нравится, – сказал Разуваев. – Хорошая музыка – душевная…

…Андалузия знала, и Валенсия знала.
Отчего ж ты, земля, под ногами убийц не стонала?!

– Гы-гы… Класс!

* * *

Около четырех часов пополудни был доставлен последний задержанный в рамках операции «Сантьяго».

По моим подсчетам, в вольере было человек триста. Не сказать, чтобы уж «как сельдей в бочке», но тесновато, примерно по квадратному метру на брата, так что вальяжно прогуливаться не получится.

В этническом плане имело место пестрое разнообразие: в частности, я заметил в толпе несколько именитых славянских и азиатских воров и авторитетов, однако численный перевес, безусловно, был на стороне «сэрьозных каффкасских мущщин». Не думаю, что в управлении окопались ярые славянофилы, – просто брали тех, кто наиболее плотно «сидит» в нашей теме, вот и получился такой закономерный результат.

В толпе присутствовало несколько окровавленных буйных дебоширов, которые выкрикивали лозунги охрипшими от ругани голосами, но в целом люди вели себя тихо, сдержанно и настороженно. Народ подобрался бывалый, знающий себе цену и не привыкший попусту бакланить на ровном месте.

Экипидор (напомню – товарищ никогда не сидел в пенитенциарном учреждении) чувствовал себя в своей тарелке: вокруг него кучковалась значительная массовка соплеменников, которые относились к нему с большим уважением – буквально в рот смотрели.

У меня мелькнула мысль: зря его взяли. Изгадит нам, сволочь, всю малину. Люди прекрасно знают, что товарищ абсолютно непотопляемый, с гигантскими связями и авторитетом. Ведет себя агрессивно и нагло, бить его нельзя, так что запросто может настроить публику в вольере в духе массовой «отрицаловки».

Вообще мне интересно: тот, кто придумал водворить Экипидора в загон, он чем руководствовался?! Хотел показать кавказским ворам, что мы все такие из себя крутые – самого ушлого вашего покровителя на шконку опустили?! Ну так ведь еще неизвестно, во что это выльется в конечном итоге, а неприятности мы может огрести уже прямо сейчас, на начальном этапе следственных действий…

* * *

В 16.45 подъехал Азаров.

Собрав народ в палатке, оборудованной под столовую, генерал подвел итог первой фазы операции «Сантьяго», поблагодарил за безупречную работу и сказал, что у нас есть примерно пара часов на отдых.

– А что будет через пару часов? – явно подыгрывая шефу, спросил Собакин.

– Через пару часов наше ворье возьмется за ум и в массовом порядке начнет ударно сдавать свой «белый» бизнес. Так что работать придется засучив рукава, без сна и отдыха, буквально – не разгибаясь.

– Что-то ты, Иван Алексееич, слишком хорошего мнения о нашем ворье, – седой омоновский командир (видимо, давний знакомый Азарова) недоверчиво хмыкнул и покачал головой. – Ты что, собираешься их травить каким-то хитрым газом?

– Хитрым? Хе-хе… Я бы их лучше бесхитростным хлорпекрином траванул, если бы дозволили!

– Ага… И чего ты хочешь с ними делать?

– А давай – на ящик водки! – Азаров решительно протянул седому полковнику руку. – Два часа – это край, с запасом. Начнется все гораздо раньше: как только первая тройка сдастся, остальные в очередь встанут, еще и торопить будут.

– А если не будут?

– Значит, водка твоя.

– Думаю, она уже и так моя, – командир омоновцев скрепил рукопожатие. – Хотя… Ради того, чтобы это увидеть, я не то что ящик, квартиру бы отдал. За такое – не жалко.

– Да кому нужна твоя хрущоба с тараканами! – Азаров нервно усмехнулся и машинально выпил чей-то чай, стоявший на столе. Вообще было заметно, что генерал слегка на взводе. – Пошли покажу, как это работает. Остальные тоже могут присутствовать. Единственная просьба – никаких охов-вздохов и прочих эмоций. Стоим молча, слушаем, делаем суровые и умные морды лица…

Дважды приглашать никого не пришлось – все присутствующие организованно двинули к вольеру.

Азаров остановился в трех метрах от калитки и, не повышая голоса, нарочито ровно и спокойно сделал заявление:

– Сейчас я сообщу важную для вас информацию. Повторять не буду, так что слушайте внимательно. Если кто-то что-то пропустит – это ваши проблемы, так что можете не дышать, не двигаться – все замрите и слушайте в оба уха. Итак…

– Э, генерал, ты кто, э? – мгновенно «включился» Экипидор, протискиваясь к калитке. – У Президента я тебя не видел, в Думе – тоже. Ты кто?

– Правильно, вы не могли меня там видеть. Я в таких местах не бываю.

– Конечно, не бываешь! Ты кто, э?

– Фамилия моя – Азаров, я руководитель управления, которое будет проводить с вами следственные мероприятия. Итак…

– И… я твой «итак»! – куражливо взвизгнул Экипидор, хватаясь за сетку и несколько раз дергая калитку на себя совершенно недвусмысленным образом. – Я твой «итак» – вот так! Вот так!

– Что вы себе…

– Телефон, адвокат, переводчик, потом уже – «итак»! А пока – иди на х…, никто тебя слушать не будет! Ты меня понял, нет?!

– Зачем вам переводчик? – прицепился к слову Азаров, игнорируя одобрительный гул в вольере. – Вы что, плохо понимаете по-русски?

– Та, плехо! Отшень плехо! Пиривотчик тавай!

– Вы полжизни живете в Москве…

– Пиривотчик – в студию!

Одобрительный гул в вольере креп и размножался, как вредоносный вирус: многие улыбались, опустив головы, а некоторые откровенно скалились. Черт-те что – ну и как теперь генерал собирается управлять ситуацией?!

– …являетесь главой Российской торговой…

– Я нэруськи! – продолжал измываться Экипидор, нарочито ломая язык. – Зыдэс отшэнь многа нэруськи! Ти поняль, турак?! Давай пиривотчикк!!!

– Хорошо, – с неожиданной покладистостью согласился генерал. – Переводчик!

– Тута! – из группы сотрудников вывинтился Разуваев, обогнул генерала и встал перед калиткой.

– Ты переводчик? – удивился Экипидор, от неожиданности перестав ломать язык.

– Я солдат, – тихо сказал Разуваев, снимая с плеча автомат. – А переводчик – вот. Ща поставим его на «одиночный» – на всякий пожарный…

С этими словами Разуваев сдвинул переводчик на автомате в крайнее нижнее положение, опустил приклад, придавая оружию угол в сорок пять градусов, и, просунув ствол в ячейку сетки, ткнул компенсатором под подбородок Экипидора.

– Э!!!

– Перевожу…

– Тахх! – затылок Экипидора рванул на волю, щедро оросив стоящих сзади кровавой кашей.

Толпа дружно охнула, колыхнулась в стороны, ощутимо шатнув вольер, и замерла в оцепенении. Тело главы Российской торговой гильдии рухнуло на траву.

– Ни х… себе… – потрясенно пробормотал омоновский командир.

– Без эмоций, – шепотом напомнил Собакин.

Какой там, в ж… – «без эмоций»! Я сам был в шоке!!!

Это вообще что такое?! Нет, я понимаю – на полянке, без посторонних глаз, тихонько исполнить вельможного гада, у которого руки по локоть в крови… Но вот так – на стадионе, при таком скоплении народа – ТАКУЮ персону…

– Кому еще нужен переводчик? – спросил Разуваев у застывшей в ужасе толпы.

Гробовое молчание было ему ответом. Люди в вольере, казалось, даже дышать перестали – как и советовал Азаров.

– Они все понимают, – доложил Разуваев, отходя в сторону.

– Хорошо, – голос генерала слегка охрип и сел на два тона – видать, непросто далось ему это представление. – Слушайте внимательно, повторять не буду. Итак… У вас есть ровно сутки, чтобы окончательно и бесповоротно завязать с торговлей наркотиками. После того, как я закончу говорить, пойдет отчет времени. За двадцать четыре часа вам надо успеть сдать подчистую весь свой бизнес: каналы, связи, сети, барыг, курьеров, товар – короче, все, что хоть как-то имеет отношение к наркоторговле. А теперь – внимание! Все, кто не уложится в двадцать четыре часа, будут расстреляны прямо вот в этом вольере. Тот, кто попробует хитрить и водить за нос следственную группу, будет расстрелян. Кто будет бузить и дебоширить – будет расстрелян. Это все. Больше мне вам сказать нечего. Детали доведет мой помощник…

Генерал тряхнул рукавом и посмотрел на часы.

– Сейчас 16.55. Отсчет времени начнется с семнадцати ноль-ноль. Запомните эту цифру…

Резко развернувшись, генерал пошел к выходу со стадиона.

Толпа в вольере продолжала хранить молчание и неподвижность: все неотрывно смотрели на Собакина, который подошел к калитке и раскрыл красную папку.

– У меня так коротко не получится: надо вам кое-что довести, так что запаситесь терпением. Мы пробовали работать с некоторыми из вас индивидуально. Была надежда, что люди возьмутся за ум и прекратят этим заниматься. Ничего хорошего из этого не вышло. Чтобы было понятно, я назову имена и последствия.

Боба Пургенов: предупредили – не понял – убит. Зураб: предупредили – не понял – убит. Прохор – предупредили – не понял – убит. Братья Сискадрадзе – та же история.

Мы также пробовали работать с отдельными коллективами. Опять неудача: думаю, вам известно, что стало с Яшей Белым и его командой. Яшу, кстати, я предупреждал лично. И в назидание потомкам записал наш разговор…

Тут Собакин достал диктофон, взял у омоновского командира матюгальник и дал послушать публике отрывок беседы с Яшей – в той части, где было сказано, что если в течение семидесяти двух часов барон не свернет свой бизнес, он будет уничтожен физически совместно с наиболее активными членами банды.

Я не уловил, впечатлило это публику в вольере или нет: люди по-прежнему неподвижно стояли, пялясь на Собакина, и в буквальном смысле ловили каждое его слово, каких-либо изменений в поведении не было. Однако, судя по растерянным взглядам, большинство из тех, кто был за сеткой, не могли поверить, что все это происходит с ними здесь и сейчас! Они словно ждали, что злые чары вот-вот рассеются, вольер вместе с трупом и страшным Разуваевым растает, как утренний туман, вновь взойдет воровское солнышко и можно будет, с облегчением вздохнув, спокойно разойтись по своим обычным блатным делишкам.

– Ну вот, вы слышали. И знаете, чем это закончилось, – подытожил Собакин. – Теперь предпоследний этап. Мы решили поработать со всей толпой сразу. Потому что времени у нас мало – через двое суток будет принят Закон, и надо успеть откатать методику, чтобы устроить вот такую херню по всей стране.

Все, я закончил. Вопросы?

Пауза длилась, наверное, минуты две. Никто не отважился задать вопросы – люди косились на злыдня Разуваева и продолжали хранить молчание.

Наконец древний «тубичный» вор Никита Арбатский, который и так уже стоял одной ногой в могиле, подковылял к калитке и поднял сугубо бытовую тему:

– Мы тут уже давно сидим, начальник. На дальняк бы…

– Туалета не будет, – отрезал Собакин и, предваряя дальнейшие вопросы в данном направлении, уточнил: – Воды – тоже. Еды – сами понимаете. Кто хочет жить, пить, ср… и сс… – извольте сотрудничать со следствием.

Никита тяжело вздохнул, перевел взгляд на труп Экипидора и разинул было рот.

– Труп будет лежать здесь! – перехватив взгляд старого вора, отчеканил Собакин. – Будет лежать до тех пор, пока последний вор не сдаст свою «белую» тему. В ваших же интересах расстараться, чтобы этот момент наступил как можно быстрее. Потому что вас много, а следственная группа не резиновая. И те, кто не успеет, ровно через двадцать четыре часа лягут рядом с этим трупом.

Все, вопросы больше не принимаются. Время, кстати, семнадцать ноль две, так что, господа воры, блатные и приблатненные, желаю удачи…

Глава 6

Сергей Кочергин

– А книга называется «Мужик с топором». Занимательная, я вам скажу, книжица – местами коряво и как-то хаотично, но в целом очень даже брутально и свежо. Давненько ничего подобного не читал.

– Интригующее название. Автор – психиатр?

– Автор, кстати, Серегин однофамилец, мастер боевых искусств. Здоровенный детина под два метра, легко и непринужденно ломает бетонные блоки и преподает науку убивать сотрудникам сразу нескольких спецслужб. Типаж – я те дам, у нормальных людей при встрече невольно возникает желание немедля перебежать на другую сторону улицы.

– Интересно… И что – вот такой товарищ, и постоянно держит под сиденьем машины топор?

– Да, держит. И вполне ответственно заявляет, что, находясь в городе, не чувствует себя в безопасности.

– Может быть, он маленько маньяк?

– Может быть, может быть… Но мыслит и излагает вполне адекватно. Просто товарищ по специфике работы постоянно сталкивается с агрессией. Поэтому лучше многих специалистов осведомлен о том, что угрожает современному горожанину, в какой степени и с какой стороны.

– Да уж… Вообще – да, есть такое дело… В последнее время люди будто озверели: чуть-чуть краску поцарапают на машине – и давай дубасить друг друга битами, или еще там чем потяжелее, или даже стрелять… Мы-то как-то в системе, в команде, вроде бы от этого отчасти изолированы… Гхм…

– Ну вот, теперь прикиньте: если такой знатный боец не чувствует себя в безопасности, что уж говорить о простых смертных, типа нас с вами?

– Надо Петрушина спросить: какие ощущения у боевых роботов в режиме «мир» на улицах мегаполиса?

– Хе-хе… Петрушин, кстати, судя по поведению, тоже не чувствует себя в безопасности. Постоянно начеку, насторожен, подозрительно так смотрит… Я вот что думаю – может, Марс близко подошел?

– Насчет Марса – не знаю, это, по-моему, полная херомантия… Но вот что верно: да, в последнее время как будто наблюдается ощутимый всплеск тотальной агрессии. Может, перенаселенность сказывается? Ну, это нормально, нет: за помятый бампер могут забить до смерти?!

– Не хочется уподобляться ностальгирующим по СССР пенсионерам, но… Хочется заметить – раньше такого не было. Скажи, Серый?

– Такое было всегда, просто вы не обращали на это внимания, – лениво резюмировал я. – Потому что все ваше «раньше» прошло в горячих точках и в явном режиме «война». А теперь вы живете и работаете в городе, а какой режим тут – сразу и не поймешь.

– Ну, может быть, и так, – Иванов лениво зевнул и подставил чашку под кран самовара. – Где у тебя эта книга?

– Собственно, книги у меня нет. – Костя ткнул пальцем через плечо: – Есть текст на КПК – из сетки качнул. Если желаете, возьмите, почитайте…

Хорошо развлекаться вялотекущей беседой о тотальной агрессии в обществе вот в таком интерьере: сидючи на веранде с видом на переливающееся солнечным серебром озеро, попивая чай с чабрецом из самовара и вслушиваясь в непривычные для городского уха звуки не проснувшейся толком деревни. Справа – яблоневый сад, слева – огород с морковкой, петрушкой и прочей некриминальной травкой, за забором куры кудахчут, тупые козы блеют да корова раз в пять минут лениво мыкнет – зачем, мерзавцы, не выгнали вовремя на пастбище (соседка будет носить нам молоко, сметану и масло – хозяева договорились). А в общем и целом, если не брать во внимание все это животноводство, в округе царит такая тишина, что с непривычки аж в ушах звенит.

Да, такой антураж хорошо подходит для философских рассуждений о неизбежных вызовах сорвавшегося с цепи мегаполиса, насквозь пропитанного гибельными ароматами «паленого» бензина и раскаленного асфальта. Сидишь тут, нюхаешь пахучее яблоко и глупо улыбаешься, вспоминая оставшуюся во вчерашнем дне суету и толчею. Контрастно, знаете ли… Это примерно так же, как в ненастный осенний вечер со шквальным ветром и громовыми раскатами сидеть в уютной теплой комнате у горящего камина, все подряд выключить и, бездумно глядя на пламя через старинную узорчатую решетку, прислушиваться к яростной битве стихий за окном… Очень, знаете ли, располагает к лирическому настроению. Где-то там, вне моей системы координат, кипят и бушуют страсти, жизнь бьет ключом – и зачастую так бьет, что не сразу и оправишься… А у меня тут – тихо, покойно и безопасно…

Вчера, по случаю приезда, мы позволили себе немного расслабиться. Иначе говоря, до четырех утра пили водку под шашлыки – на свежем воздухе. Думали, будем дрыхнуть до вечера, но половина команды – Иванов, Костя и я – подскочили, как по звонку, в восемь утра и стали бесцельно бродить босиком по округе. Сходили на озеро, полюбовались видами, надергали на огороде овощей и зелени, собрали упавшие яблоки, достали из погреба варенье, раскочегарили самовар и сели пить чай. Что удивительно: самочувствие было великолепное, будто спали двенадцать часов кряду и вчера не пили ничего тяжелее кефира. Вот что значит свежий воздух и деревенская тишина. Странно, однако, что на Васю, Петрушина и Ростовского это не действует: до сих пор спят без задних ног, и, похоже, если не разбудить, не встанут до завтрашнего утра. Это, видимо, у них профессиональное: замечено, что спецы и опера, если есть возможность, могут спать сутками напролет – как будто запасают энергию впрок, аккумулируют ее для многодневной тяжелой работы в режиме безостановочной гонки.

На озере были видны два небольших катера: кто-то спозаранку томно рыбачил. В сарае есть надувная лодка и снасти, как освоимся, обязательно поедем ловить рыбу и сделаем царскую уху. А то Иванов, бывало, спросит в сердцах (рабочий момент): вы что, ребята, уху ели? А мы и не знаем, что ответить. Теперь сделаем, поедим и тогда уже можем бодренько этак отвечать со знанием дела: да, господин полковник, мы уху ели.

А вообще местная первозданная дикость мне пока что нравится. В доме нет ни телевизора, ни радиоточки, газеты доставлять никто не будет. Вот отдохнем-то от информационного вала и прочих назойливых прелестей цивилизации! Еще бы мобильники в городе оставили – было бы совсем здорово…

У Иванова на поясе интригующе запикал мобильник. Полковник, пересекаясь со мной мыслью, поморщился:

– Надо было телефоны в городе оставить. Не дадут ведь отдохнуть…

Ну, это он лукавит. Наш вождь без телефона – никуда, привык держать руку на пульсе событий. Вот и сейчас – вышел из дома в шортах, босиком и по пояс голый, однако не забыл нацепить барсетку, в которой таскает сразу три телефона.

Иванов достал мобильный, глянул на дисплей и пожал плечами:

– Странно…

– Что такое?

– Лизавета…

– СМС с докладом о прибытии?

– Да нет… Картинки какие-то прислала… Аж пять штук и в большом разрешении…

– Вот новости, – Костя усмехнулся. – Наверное, всю ночь квасила с землячками, а под утро на нее снизошло откровение. Или озарение. Или остервенение. В общем – снизошло…

Да, это не в характере Лизы. Она у нас дама скромная и экономная, без крайней необходимости даже СМС не отправит. А уж картинки, тем более – шефу, это конкретный вывих по диагонали…

Иванов смотрел картинки, и выражение его лица стремительно менялось вот в такой последовательности: недоумение – растерянность – тревога.

– Что там?

– Ноутбук, – сипло скомандовал полковник. – Гхм-кхм… И это – у меня в сумке шнур. Быстро…

Я метнулся в спальню. Дернул из-под кровати сумку Иванова, стал лихорадочно выкидывать вещи – пока достал шнур, всех перебудил.

– Серый, ты че буянишь?

– Там с Лизой что-то…

– Что?!

– Да пока сам не понял. Сейчас…

Взял ноутбук, вернулся на веранду. Подсоединил телефон полковника, скинул картинки…

Снимки были качественными и натуральными (похоже, без редакции), а их содержание, совершенно недвусмысленным.

Первый: Лиза в поезде, с тремя мужчинами в штатском, один из которых показывает ей удостоверение.

Второй: Лиза на улице, возле «Волги», сзади, на ближнем плане – небольшой вокзал, в ярком свете вспышки (съемка в темное время суток), отчетливо видно название одной из станций неподалеку от Питера. Рядом те же трое в штатском, один держит открытой дверь, рука на отлете, приглашающий жест – садитесь, голубушка. Лиза хмурится, а выражение глаз не разобрать – зрачки получились красные.

Третий: Лиза в небольшом помещении жилого типа, видно, что это не офис и не каземат – простенькие обои, на стенах висят фотографии. Стол, стулья, сервант. На руках нашей дамы – наручники. На лице растерянность, в глазах – страх и предвкушение какой-то неизбежной гадости, от которой невозможно уклониться.

Четвертый: Лиза без наручников, с сигаретой в руке, зрачки неестественно расширены, на щеках лихорадочный румянец, а взгляд… Взгляд просто сумасшедший, иначе не скажешь. Судя по запечатленной в кадре жестикуляции, что-то оживленно рассказывает, ведет себя непринужденно.

Пятый: Лиза вновь в наручниках. Сидит за столом, уронив голову на руки, лица не видно. Рядом мужчина в штатском, приставил к голове Лизы пистолет со взведенным курком. Второй в штатском останавливает его жестом левой руки, в правой – мобильник, поза выражает готовность немедля куда-то звонить.

Все.

– П…ц – приехали… – тоскливо прошептал Вася. – Куча мужиков, б…, не смогли одну девку уберечь…

Да, как вы поняли, картинки мы смотрели в полном составе – разбуженные мною «силовики» резвенько подскочили и выползли на веранду.

Я машинально потянулся выдернуть шнур – Иванов остановил:

– Не надо. Открывай рекордер, готовься к записи: сейчас звонить будут.

Я сделал, что было сказано, а полковник достал второй телефон и стал названивать нашему патрону на предмет доклада о происшествии.

Витины мобильные номера отвечали зловещим молчанием. Оба домашних – аналогично. В институте сказали, что шеф еще не приходил, а когда явится – неизвестно.

Какое странное совпадение…

Минут через пять раздался звонок. Иванов даже не стал взывать к тишине – все и так застыли, как статуи, вслушиваясь в каждое слово. При включенном рекордере можно было слушать весь разговор, но я впопыхах не догадался притащить наушники, поэтому пришлось убрать громкость до нуля и довольствоваться лишь тем, что говорил полковник.

– Слушаю… Да, это я… Да-да, я уже понял… Угу… Угу… А что, она вам не сказала?… А, ну понял. Вешняковские дачи… «Девятка». Серая. Номер? Записывайте… Да, в порядке, все нормально, могу выехать в любой момент… А какой смысл?… Понял-понял, хорошо… Какие гарантии?… Нет, я понял, но… Хорошо… Хорошо, я понял. Единственно: не подскажете, с какой целью вы все это затеяли?.. Да понял, понял – не волнуйтесь…. Да ну, какие там глупости – в моем-то возрасте… Минутку, я запишу. Мытищи… поселок Дружба… Недалеко от авторынка, есть… Кропоткинский… Второй Бакунинский… Все, понял. Да, если можно, я хотел бы по прибытии сначала переговорить с ней по телефону, чтобы убедиться… Понял, понял… Хорошо, я выезжаю буквально через десять минут. Сейчас соберусь, заскочу заправиться – и сразу на трассу…

Иванов несколько секунд всматривался в номер на дисплее, потом отсоединил шнур, осторожно покачал в руке мобильник – словно это была оборонительная граната, прерывисто вздохнул и сунул его в барсетку. Затем скрестил руки на груди и бездумно уставился на свое мутное отражение в самоваре.

Ступор. Никакого проблеска мысли, никаких эмоций – наш гений оперативных комбинаций просто в шоке. Знаете, не каждый день такое случается…

– Запись послушаем? – предложил я.

Полковник молча кивнул.

Послушали запись. Особо напрягаться для домысливания образа оппонента не пришлось: хорошо поставленная дикция, уверенность в голосе, спокойный тон, акцента нет, лексикон вполне специфический. Резонно предположить, что товарищ из спецслужб. Заметно, что товарищ весьма борзый и самоуверенный: полагает, что всесторонне контролирует ситуацию, а мы, тупицы, никуда не денемся с подводной лодки. Ну-ну…

Товарищ хочет немногого. Ровно в полдень Иванов должен в гордом одиночестве стоять на Кропоткинском проезде, неподалеку от авторынка. То есть допускается, что кто-то привезет полковника на место встречи, тут же развернется и укатит восвояси – не выходя из машины. Все дальнейшие переговоры – с глазу на глаз, один на один. Если рядом с Ивановым будет находиться кто-то посторонний – все контакты прекращаются, Лиза умирает. Учитывая жесткий дорожный трафик, дается зазор в полчаса. Если Иванов опаздывает на большее время – Лиза умирает.

Сурово.

Зачем все это затевалось, товарищ объяснить отказался – все будет доведено при личной встрече.

– Это не таджики, – хмуро буркнул Вася. – И не азеры.

– И вообще, я так понял, что эти скоты никакого отношения к нашей разработке не имеют, – поддержал Петрушин.

– Точно, – очнулся Иванов. – Судя по всему, это привет из Черного Яра.

– Значит, прав был Иван Алексеевич, – вставил Ростовский.

– Это кто? – отстраненно уточнил Иванов.

– Генерал Азаров.

– А, да… Да, прав: зря мы брали этот диск. И вообще зря влезли во все это…

– Ну и что мы сейчас будем делать? – требовательно вопросил Петрушин.

– Ничего, – покачал головой Иванов. – Вы остаетесь здесь, я поеду встречаться с лиходеями.

– Как это – «ничего»?! Значит, эти чучела че хотят, то и…

– Вы слышали, что он сказал. Если будет кто-то посторонний – Лиза пострадает. Вот сами подумайте: у нас время как раз, только чтобы добраться до места встречи. Мы о них ничего не знаем. Где они, что они – полный информационный вакуум. Тут даже о разведке вопрос не стоит, не говоря уже о каких-то действиях. Так что ничего делать не будем: я поеду, а вы останетесь. Сергей, собирайся, отвезешь меня.

– Да я, в принципе, готов.

– Хорошо – я сейчас…

Иванов встал и, глядя в пол, пошел к двери.

– Петрович!

– Да?

– Может, это… Я на заднем сиденье, калачиком… Я маленький…

– Вася, верни мозги на место, – у полковника бесцветный, слабый голос – будто его только что ранили навылет. – Они же сказали: привезли – развернулись – уехали, никто из машины не выходит, я остаюсь один…

– А теперь напрягитесь на тридцать секунд, я доведу свое видение ситуации, – воззвал ко вниманию Костя, дождавшись, когда наш вождь зашел в дом. – Если кто-то не понял, я расшифрую: Лизу и Иванова будут убивать. Ву компрене?

– А че это – только их?

– А потому что с этим паршивым диском работали только они. Лиза побольше, Иванов поменьше – но факт: они оба с ним работали. Еще его просматривал Витя, но это совсем другой уровень: подозреваю, что он все знает и уже давно куда-то надежно удрал. А нам, кстати, ни полслова, скотина этакая… Ну так вот – остальные к этому диску даже и не прикасались. Лизу допрашивали в режиме «пси», она, естественно, все рассказала. Вы заметили – подход у ребят сугубо профессиональный. Они не стали валить всю команду оптом. Потому что это хлопотно и шумно…

– Плевать им на «хлопотно и шумно», – покачал головой Ростовский. – Они не положили всех, потому что не знали конкретный адрес. Лиза только название населенного пункта знала – это нас и спасло.

– Ну, узнать – это не проблема…

– Да как раз таки проблема. Сюда на выходные приезжают несколько сотен москвичей. Все улицы забиты их тачками, в каждом втором дворе – гости или постояльцы. Найди-ка за пару часов тех, кто нужен, я на тебя посмотрю. А поднимать данные на всю команду и изымать логи операторов – это нужно время.

– Ну, пусть будет так – это сейчас не суть важно. Итог: ребята дернули одного – самого удобного для изъятия человечка, по счастливому совпадению этот человечек оказался тем, кто работал с диском, допросили, сняли всю нужную информацию. Теперь дернут второго. И если мы не вмешаемся – просто убьют обоих. И все, проблема решена.

– А если вмешаемся? – прицепился к слову Вася.

– А мы обязательно вмешаемся, – подхватил Петрушин. – Слушайте сюда, браты. Я вам свой сумбур изложу, если что не так – поправьте…

Через пять минут мы в полном составе были готовы к выезду. Моторы обеих «девяток» радостно взрыкивали в предвкушении длительной гонки по пересеченной местности.

– Не понял – это что за самодеятельность? – Иванов на секунду утратил обреченность и привычно-начальственно нахмурился. – Вы куда собрались?

– Петрович, вы спокойно поезжайте, куда было сказано, – пояснил Петрушин. – Валера вас отвезет. А мы заскочим в одно местечко, возьмем экипировку и пересечемся с вами позже.

– Жень, ты бредишь?! – с отчаянным бешенством воскликнул полковник. – Какая, в п…, экипировка?!

Да, надо заметить – реакция насчет экипировки вполне адекватная. По «тяжелому» вооружению мы прикреплены к управлению Лизиных коллег по Москве, чтобы что-то получить, надо за сутки подать заявку и обоснование на применение. Если экстренно – нужен личный звонок Вити. Витя, вы в курсе, куда-то очень вовремя пропал. Но будь он на месте и срочно позвони – если все это проделки Лизиных коллег, мы таким экстренным обращением сдали бы себя с головой. А потом, даже если игнорировать все вышеперечисленные факторы, мы просто не успеваем по времени: пока доедем отсюда до центра, получим, а потом от центра к точке встречи – надежно истекут все дополнительные лимиты…

– Пусть это вас не волнует, – Петрушин заговорщицки подмигнул. – Экипировку мы добудем. А ваша задача: определить, кто там главный, и зафиксировать его в момент, когда все начнется.

– Не понял… – растерянно пробормотал Иванов. – Вы что собираетесь делать?

– Ну, как обычно: убить всех лишних и быстренько допросить главного. Ваша задача: определить, кто главный, и показать его нам, чтобы сохранили.

– Так… – взгляд Иванова принял осмысленное выражение. – Интересное кино… А насчет «момента, когда все начнется» я как узнаю? Получу фельдъегерскую почту?

– Не знаю, – честно признался Петрушин. – Это уже – по обстоятельствам. Но сами понимаете – нам нужен будет кто-то живой, чтобы снять инфо. Желательно, чтобы этот кто-то был осведомленным товарищем. Иначе как мы узнаем, где Лиза?

– Так… – В голосе Иванова прорезалась заинтересованность и какая-то слабенькая надежда. – Думаете, у нас есть варианты?

– Есть, – солидно заверил Вася. – К тому моменту, когда вы там встанете один – возле этого сраного кладбища…

– Возле авторынка, – машинально поправил Иванов.

– Да без разницы – мы, один хер, сделаем там кладбище, – короче, когда вы там встанете, мы уже будем за вами смотреть. Из кустов. Ну, или еще откуда там – поглядим. Главное – информера определите и зафиксируйте. Чтоб не вальнули ненароком.

– В общем, может случиться так, что вы сами начнете, – определился Петрушин. – Если почувствуете, что все – больше никого не будет, сейчас сажают в машину и везут, – хватаете главного, валите наземь и падаете рядом.

– Бред какой-то, – с сомнением покачал головой Иванов. – Он может не выйти из машины. Пятьдесят на пятьдесят – что не выйдет. Он может просто не подъехать к точке встречи – пошлет другой экипаж и будет по рации управлять. Наконец, они могут меня шлепнуть прямо на месте, едва установив личность. Серый, что там за место? Я как-то не особо…

– Там с одной стороны дороги сплошняком – парк. Лосиный остров.

– Ну вот, видите – удобно для этого дела… Хотя, конечно, интереснее сначала отвезти меня в укромное местечко и поболтать по душам… Короче, там может случиться все, что угодно! И вообще, как можно: без планирования, без тщательной подготовки, вот так, наобум, на авось…

– Короче, полковник, – Петрушин сурово нахмурился. – Там может случиться все, что угодно, я в курсе. Но других вариантов у нас нету. Поэтому будем пробовать вот этот. Либо мы вас вытащим обоих, либо все вместе там сдохнем. Все – поезжайте. И будьте готовы: операция может начаться в любой момент с первой секунды контакта. Если чувствуете, что готовы, начинайте сами, мы подхватим.

– А если я начну, а вас к тому моменту там не будет? Вот будет клоунада!!!

– Мы будем там в любом случае. Даже если в Москве рванет ядерный заряд или город целиком уйдет под землю, мы до вашего приезда будем на позициях. Все, хватит болтать. Погнали – убьем всех, заберем Лизу и поедем обедать…

* * *

Вот так сразу, конечно, не «погнали»: минут пять определялись с Ростовским, каким образом лучше подъехать к точке встречи. Определили три варианта, как устроимся, отправим Валере одну циферку. Это так, на всякий случай: вдруг перехватчики уже «сидят» на всех наших номерах. В таком деле подстраховаться никогда не мешает.

Отпустив Иванова с Ростовским, мы немного выждали и тоже убыли из поселка – только через восточный выезд, влившись в довольно приличную толпу поздних гостей, покидающих берега живописного озера.

Автомобилем управлял ваш покорный слуга. Первоначально за руль рвался Петрушин, но нам удалось отговорить его от такого опрометчивого шага. Нет, он прекрасный водитель и отлично справляется буквально со всем, что имеет колеса и мотор. Но при этом ездит как-то неистово и яростно, будто в последний раз в жизни. А одна из главных задач для нас сейчас была: доехать до места в целости и сохранности. Кроме того, я лучше знаю окрестности, а при выборе кратчайшего пути это немаловажный фактор.

Мы остановились у первого попавшегося пригорка, вскарабкались наверх и, поймав в бинокль машину Иванова, некоторое время за ней наблюдали.

Долго ждать не пришлось. Наши не успели доехать до АЗС – откуда-то из кустов (в буквальном смысле – вынырнула из лесопосадки!) на трассу вырулила белая «Волга» и, пристроившись в кильватер «девятке», пошла в одном с нею темпе, на дистанции немногим более ста метров.

– Ведут? – уточнил Петрушин.

– Угу, – я передал ему бинокль.

– Вот ведь парадоксальная ситуация, – выдал запоздалую сентенцию Костя. – В данном случае получается, что нас всех спасло от гибели незнание товарищем всей информации о нашем местонахождении. А представьте себе – если бы Лиза знала адрес…

Да, так оно и есть. Им надо было брать меня. Из всей компании я один знал точный адрес. В принципе, понятно, что неподготовленный ночной штурм частного дома – мероприятие, чреватое самыми непредсказуемыми последствиями. Особенно если учесть, какой контингент засел внутри этого дома. Однако при острой необходимости такое мероприятие можно организовать – даже в моей недолгой практике бывали аналогичные случаи.

– Даже не прячутся, скоты… – буркнул Петрушин, отдавая мне бинокль. – Так нагло и уверенно «ведут», как будто спецом себя сдают. Типа – знайте, мы на контроле, не балуйте тут…

«Девятка» заехала на АЗС, вышел Ростовский и стал заправлять машину – обстоятельно, не спеша, как и договаривались. Мы, не дожидаясь завершения сей рутинной процедуры, покинули свой НП, проскочили по проселку до Черного, выбрались на шоссе и, «врубив форсаж», во все лопатки рванули в сторону Балашихи.

Теперь все зависит от нашей расторопности. Если успеем сделать все, что задумали, и пересечься с Ивановым на последнем этапе, у нас есть некоторые шансы на успех.

По дороге Петрушин вызвонил одного из своих балашихинских боевых братьев и, не вдаваясь в подробности, в двух словах обрисовал проблему:

– Привет. Ты где? Понял. А твои на полигоне?.. Очень хорошо! Короче. У меня беда. Срочно нужно «железо». Бросай все, выходи на Спортивную – мы там проезжать будем… Нет-нет, никаких заявок, никаких приказов – все неофициально…

Боевой брат попался на диво толковый и бестрепетный: я бы, например, задал кучу вопросов и по беде, и по «железу». Брат, видимо, ничего подобного спрашивать не стал, потому что Петрушин удовлетворенно буркнул:

– Гут. Минут через сорок выходи – думаю, успеем…

– Ну, давай, доктор, – нетерпеливо потребовал Вася, дождавшись, когда Петрушин отговорит. – Рассказывай нам, как мы будем жить в ближайшие три часа.

Вася терпеть не может неопределенности. Ему обязательно надо все разложить по полочкам и в деталях расписать перспективы. Ежели, допустим, сказать ему, что за следующим поворотом будет ждать вражеская штурмовая бригада в таком-то составе – списочная численность, вооружение, боеприпасы, – это будет для него более приемлемым, чем встреча пусть с небольшой, но совершенно неизведанной неприятностью абсолютно непредсказуемого характера.

– Предлагаю послушать Серегу, – Костя с ходу делегировал мне полномочия. – Операцию проводят в некотором роде его коллеги, так что он лучше владеет существом вопроса. А я уже потом откорректирую…

– Они мне такие же коллеги, как тебе и Васе, – открестился я. – Это Лизины коллеги-ренегаты. Вот она бы нам сейчас точно выдала что-нибудь стоящее…

– Э, хорош препираться! – возмутился Вася. – Скажите уже что-нибудь толковое, время-то идет!

– Давай, Серый, рассказывай, – поддержал Петрушин. – Корректировать будем все вместе, по ходу изложения.

– Я тронут вашим доверием. Но я среди вас самый молодой – могу сдуру где-нибудь косяка упороть…

– Давай уже, не выеживайся! – рявкнул Вася.

– Хорошо… Итак: кто нам противостоит?

– А лучше – от лица оппонента, – предложил Костя. – Так нагляднее. Натяни на себя его гнусную личину. Почувствуй себя в его вонючей шкуре.

– Ладно. Кто я такой? Наемный чекист, отставной или действующий, – но в любом случае работающий за деньги…

– Это неважно, дальше давай!

– Это важно, – поправил Костя. – Если человек выступает в привычном амплуа слуги государева, у него одни мотивации и методы решения поставленной задачи. А если за деньги, сугубо для себя и от себя – совсем другие.

– Да ладно! Что те, что другие – все делают одинаково…

– Расшифрую, – терпеливо пояснил Костя. – Если у слуги государева при решении служебной задачи возникнет дилемма: убить человека или нет, он десять раз подумает – а стоит ли? Каковы будут последствия и так далее. А тот, кто делает это в личное время и за деньги – тем паче, за большие деньги, ориентируется исключительно на результат и долго раздумывать не будет. Поэтому для простоты сразу берем крайний вариант: Серега – наемник.

– Ага, я наемник. Почему я беру Лизу? Именно – Лизу?

– Потому что ты чекист – и она чекист, – вставил Петрушин.

– Мужики, вот это уже точно – не важно! – Вася от нетерпения подпрыгнул на месте. – Ну давайте же к делу, маму вашу е! Считайте, что она просто одна поехала домой, отбилась от банды – вот и все.

– Да, это, пожалуй, особого значения не имеет, – согласился Костя. – Хотя, конечно, интересно, почему именно Лиза, и вообще, откуда течет инфо… Это ведь могло быть только в том случае, если контору Азарова разгромили, взяли всех в оборот – допустим, вчера в полночь, и, добравшись до основного хранилища информации, начали пытать хранителей на предмет: а кто вообще имел доступ к данным?

– Ага, а мы туда ходили с табличками, где были адреса и фамилии, – съязвил Вася.

– Нет, табличек не было, – Петрушин как-то странно покосился на Васю. – Но ты знаешь, у меня тогда возникло интересное предположение…

– Не отвлекайтесь, коллеги, – у меня аналогичное предположение тоже возникло, но в настоящий момент нам от этого не было никакой пользы. – В общем, изъял я Лизу – и как чекиста, и как отбившуюся от банды, – допросил в режиме «пси» и выяснил, что доступ к диску имели трое. По одному вопрос сразу отпал: это Витя, о нем я уведомил работодателя, – этим типом теперь будут заниматься отдельно, другие люди и, скорее всего, другими методами. Оставшиеся двое – «низы»: Иванов и Лиза. С «низами», сами понимаете, вопрос решается просто и радикально. Лиза уже и так у меня – осталось выдернуть Иванова. Беру Лизин телефон, шлю картинки, общаюсь. Иванов – патриот и рыцарь, ситуация аховая, время прибытия подобрано так, что шаг вправо, шаг влево – неизбежная перспектива опоздания на финише…

– Ну так мы все это и так знаем! – Вася опять подпрыгнул на месте. – Давай к сути! Вот Петрович приехал на место – дальше что?

– Дальше… Почему я выбрал именно это место?

– Да фиг тебя знает… – Петрушин тяжело вздохнул. – Москва большая, мог выбрать где угодно…

– Нет, я не о том. Я выбрал данное место в первую очередь потому, что у меня где-то рядом – база, будем так это называть, где сидят мои люди и где мы держим Лизу.

– А чего мы ее держим? – живо подхватил Костя. – Может, мы ее уже грохнули и закопали?

– Э! – Вася грозно нахмурился.

– Это образно, – с тоской в голосе пояснил Петрушин.

– Да е… я такое «образно»!

– А Иванов – умница, сказал, что в точке встречи хочет переговорить с Лизой, прежде чем куда-то там отправляться, – напомнил я. – Устранить ее мы всегда успеем, будем пока держать на всякий случай – вдруг и вправду полковник заупрямится и потребует доказать, что она жива.

– Ну то-то же… – Вася облегченно вздохнул. – А откуда инфо, что она где-то рядом?

– Вася, это просто предположение. Я пытаюсь рассуждать, как бы вел себя на месте оппонента. Приглашать Иванова сразу в адрес – верх легкомыслия. Назначать встречу слишком далеко – нерационально: нам нужно решить вопрос как можно быстрее и доложить о результате, так что безразмерным временным ресурсом мы не располагаем. Я бы, например, в этом случае назначил встречу не далее полутора-двух километров от базы. За неимением других сведений, предлагаю исходить из этого расчета.

– Ну-ну, дальше…

– Буду вести его одним экипажем. Как только останется один, этот экипаж доложит мне о готовности. Посмотрю обстановку, когда буду уверен, что он точно один, подъеду, уточню личность, посажу в машину, надену наручники. Отвезу на базу, допрошу в режиме «пси», удостоверюсь, что информация дальше вышеуказанного круга лиц не ушла, – и если так и будет, просто шлепну обоих и спрячу трупы. Все, дело закрыто. Деньги в карман, прощай, работодатель. Если в отставке – поеду на дачу, если действующий – пойду дальше следить за инакомыслящими и ловить террористов.

– Да, в теории-то выглядит все просто, – Петрушин озабоченно нахмурился. – А вот как оно будет на деле… Доктор, что думаешь?

– Возражений нет, – заключил Костя.

– Хорошо… Еще разок: как будешь забирать?

– В две тачки. Одна ведет, вторая стоит где-то поблизости от места встречи. Его машина прибывает, высаживает, разворачивается и уезжает. Он остается один. Немного понаблюдаю, нет ли сопровождения, – хотя какое тут сопровождение при таком временном режиме… В общем, убедившись, что он один, подъеду двумя машинами: Сергей Петрович? Да! А позвольте-ка документик. Пожалуйста. Хорошо, вижу – это точно вы. Присаживайтесь, дорогой!

– То есть выходить не будешь?

– А зачем? Сам сядет – не барин.

– Плохо, – огорченно покачал головой Петрушин. – Если так – как определить, где старший?

– Очевидно, в той машине, что будет ждать на месте встречи.

– Почему? Что мешает старшему вести его от поселка?

– Ничего не мешает. Рассуждаю по принципу «Я начальник – ты дурак». Если я старший, на фига мне мотаться туда-обратно? Пошлю «пацанов», сам подожду, как «подведут» вплотную, сообщат, выеду, встану, встречу…

– Ладно, пусть будет так. Куда сядет Иванов?

– Очевидно, в ту машину, где будет старший. На заднее место, за водителем.

– Ну, это не факт… – возразил Костя.

– Не, так нормально, – поддержал Вася. – Водила занят, ему коситься недосуг. Контроль – двое, один рядом, на заднем сиденье, второй на месте рядом с водилой, вполоборота. Даже если в наручниках, все равно нужен контроль.

– Ну вот, собственно, и все.

– Берем за основу, что старший сидит в первой машине, спереди, рядом с водителем, – резюмировал Петрушин. – Наша задача: быстро убить всех, кроме старшего, пока Иванов не сел в салон. Даже если это будет не старший – он наверняка даст инфо по базе. Других вариантов просто не вижу.

– Надо будет правильно сесть, чтобы Иванов в сектор не влез и старшего не зацепить, – озабоченно буркнул Вася. – Серый, там, говоришь, лесок есть?

– Лесок? Там огромный парк. Так что насчет «правильно сесть» – не проблема. Главное, правильно все посмотреть, чтобы нас не высветили до приезда Иванова, – эти ребята тоже не дураки насчет разведки на дальних подступах.

– Сделаем, – уверенно заявил Вася. – Это я беру на себя.

– Ну что ж, на словах все получается легко и без запинки. – Петрушин хмуро посмотрел на часы. – Осталось взять «железо» и добраться до места…

* * *

В Балашихе мы подобрали военного. Военный был одет в камуфляж, лицо смутно знакомое (такое впечатление, что мы с ним где-то пересекались) и, что странно, довольно интеллигентное. Сразу и не скажешь, что коллега Петрушина. Интеллигентность подчеркивали дорогие очки в изящной золотой оправе – товарищ явно не бедствует.

Вася с Костей военного знали. Общались они так, словно расстались на прошлой неделе.

– Ты когда уже похудеешь? Собирался ведь!

– Да уж, «девятке» не вынести пятерых. Уточню – вот таких пятерых…

– Хорош п…болить, – практичный Петрушин с ходу поставил вопрос ребром: – «Железо» даешь, нет?

– Состав?

– Шестеро.

– Задача?

– Штурм жилого дома.

– Ну… можно подобрать.

– Слава яйцам, – Петрушин облегченно вздохнул. – Серый, давай на полигон. Дорогу знаешь?

– Угу.

– Хорошо. Давай – рысью…

Да, дорога на полигон мне знакома. Как, впрочем, и сам полигон. Меня по этому полигону в свое время немало погоняли: сначала неофициально, в формате сугубо юношеских забав, затем в общем порядке, по служебной линии.

– Напомню, – военный снял очки и стал неспешно протирать их носовым платком. – Если оброните на месте хоть один ствол, меня посадят.

– В курсе, – с готовностью кивнул Петрушин.

– Если даже все будет в комплекте, но кому-то станет известно, что мое «железо» ходило на сторону…

– Игорь, ты напрасно тратишь время, – Петрушин гнусно усмехнулся. – Ты сразу в конец переходи.

Я вспомнил, где и при каких обстоятельствах мы с этим военным пересекались. В свое время Петрушин служил под его командованием. Короче, был он когда-то конкретным терминатором…

– Ладно… – военный слегка нервничает – в данной ситуации так тщательно тереть очки вовсе не обязательно. – Если что – как к вам попало мое «железо»?

– Сп…ли, – не задумываясь, выдал Вася. – Со стрельбища.

– Так… А вы знаете, где и как оно лежит? Как туда подобраться?

– Ну так… Будем брать – и посмотрим, – Вася пожал плечами. – А что, там что-то перестроили?

– Нет, все как прежде.

– Ну тогда зря спрашиваешь. – Петрушин подмигнул военному: – Не дрейфь, брат, все будет пучком. Я скорее сдохну, чем тебя подставлю.

– Я в курсе. – Военный, озабоченно вздохнув, вернул очки на место. – Что будем брать?

– Шесть «валов», два «КС» с «черемухой», противогазы, «разгрузки». Рации… Нет, рации не надо, а вот пару биноклей – не помешает. И это… – Петрушин свирепо прищурился. – Эмм… Пожалуй, две «В-94». Ну и по полтора БК на все.

– Жень, ты озверел? – военный заинтригованно изогнул бровь. – Ты где в городе собрался работать с «В-94»?

– Тебе не все равно?

– Я вижу, что ты зол. То есть готов порвать всех в клочья. То есть маленько неадекватно оцениваешь ситуацию.

– Ну, допустим… Предложения?

– Возьми две «СВУ». Проще-легче-удобнее. Неужто с километра и дальше будешь работать?

– Не, это вряд ли… Да, пожалуй, «СВУ» пойдет.

– Все?

– Надо бы еще отрезок кабеля в пластике – у твоих связистов должен быть, – вставил Вася.

– Зачем?

– Кольцо скрутить – может, на гладкое дерево придется лезть.

– Там на пульте катушка валяется. Можешь хоть всю забрать, если утащишь.

– Всю – нет, но пару метров отрежу. Будет очень кстати.

– Все?

– Да.

– Хорошо. Все есть, все дам. Ситуацией поделиться не хотите? «Беда» – это понятно, а конкретнее?

– А тебе зачем лишние заботы?

– Ну, может, что толковое посоветую…

Петрушин коротко объяснил ситуацию. Военный выслушал и посоветовал толковое:

– Как собираешься Петровичу ориентир переслать?

– Ориентир?

– Выбрали вы позицию относительно пересечения улиц. Но оно – пересечение – не точка, а площадь. А вам нужна точно выверенная директриса, иначе завалите их старшего и останетесь без инфо. Или еще хуже – Петрович влезет в сектор.

Теперь прикинь – Петрович приедет, весь в чувствах, оценит место – ну и встанет, где сочтет удобным. Может, даже на другой стороне дороги. Он, конечно, классный «контрик», но не совсем спец…

Ага! Вот поэтому, наверное, военный был командиром отряда, а Петрушин – его замом по БСП.

– Да, дельная мысль… – Петрушин принялся чесать затылок. – Позвонить – так его уже слушают, наверное. СМС? Тоже, видимо, могут снять… Картинку?

– Любая «цифра» легко снимается, – поправил я. – Картинка – не исключение. Пошлем фото перекрестка с крестиком – где встать, оповестим врага, что планируем операцию.

– Тогда картинку, которая будет понята только ему одному, – порекомендовал военный. – Слать не обязательно, нарисуете на месте. Помнишь, как в Бамуте?

– Да, тогда здорово получилось, – Петрушин, вспомнив что-то приятное, улыбнулся. – А где я здесь найду такую кучу грязи?

– У меня на стрельбище мелок возьмете, на асфальте намалюете небольшой значок, чтобы в глаза не бросался, и понятную только ему ссылочку на этот значок. Он глазастый, рассмотрит.

– Хорошая мысль, – одобрил Петрушин. – Слушай, не зря ты со мной столько времени служил: научился кое-чему!

– Вот же наглая рожа! Как говорится, сколько волка ни корми…

– …у медведя все равно толще, – закончил Вася. – А какой значок?

– Ну, это уже сами придумайте. Вы с ним долго воюете, вспоминайте что-нибудь из ряда вон, что могло в душу запасть…

Оружие получили моментально. Военный продиктовал пожилому старшему прапорщику, что нам нужно, пожилой потянулся за книгой приема-выдачи оружия и уточнил:

– На кого?

– Ни на кого.

– Понял, – пожилой, отодвинув недрогнувшей рукой книгу, пошел открывать решетку КХО (комнаты для хранения оружия).

Вообще, заметил, что все, кто так или иначе связан с Петрушиным, отличаются повышенной понятливостью и немногословностью. Видимо, специфика работы сказывается…

* * *

Последний участок маршрута решили сократить и рванули прямиком через парк. По атласу – там вполне внятный проезд, а на деле, буквально на последних сотнях метров, пришлось на пределе моторной мощности выписывать виражи меж деревьев и буераков. В какой-то момент уже хотели бросить машину и двигаться пешком – тут рукой подать, но остановила необходимость открыто нести оружие. Все-таки город, публика дикая и непуганая – не поймут.

Впрочем, это была минутная слабость – вскоре показалось шоссе. Перед тем как выбираться на асфальт, высадили Васю с биноклем – разведчик сделал несколько шагов по направлению к авторынку и растворился среди деревьев, – а уже потом выехали на Кропоткинский проезд у пересечения с 1-й Парковой. Вот он – поселок Дружба, часть города Мытищи.

11.18…

До назначенного времени осталось сорок две минуты. Надо шевелиться побыстрее.

Вышли, осмотрелись. Присутствие транспорта почти нулевое – от авторынка ползет панелевоз, из центра едет инвалидный «запор», кроме этого на шоссе – ни души. Каких-либо признаков наблюдательной активности (припаркованных на обочине машин, имитации дорожных работ и т. д.) мы не заметили.

Сели, поехали по Кропоткинскому проезду. Если враг так хорошо спрятался, что мы его не вычислили влет, – мы едем в противоположную сторону от точки встречи и вроде бы как совсем не при делах.

Свернули на 4-ю Парковую, машину оставили за поворотом, вышли на обочину, еще раз осмотрелись – уже более обстоятельно, с биноклем. Результат тот же: тихо, пусто, никаких признаков наблюдательной активности.

Вернулись в машину, двинули по проезду к точке встречи, внимательно осматривая окрестности.

11.25…

Однако пора и честь знать. В любой момент могут появиться оппоненты, а мы тут раскатываем себе, видами любуемся.

Подобрали Васю, тридцать семь секунд посовещались.

– Есть две новости…

– Короче!

– Враги отсутствуют. Нормальная огневая позиция – тоже.

– Вот же непруха… А ненормальная?

– Вон тот бугорок, – Вася ткнул пальцем. – Видите?

– Да я этот бугор тоже заприметил, – Петрушин недовольно поморщился. – Просто думал, ты что-нибудь поприличнее найдешь.

– Восемьдесят метров от перекрестка, – доложил Вася. – Директриса – пятнадцать градусов к шоссе. Угол острый, сектор узкий, метров на пятнадцать. Шаг вправо, шаг влево – перекрытое пространство. На самой позиции в секторе надо кусты поломать, а то стрелкам придется работать с колена.

– Да уж, не фонтан. Точно больше ничего нет?

– Точно.

– Ладно. Будем работать с тем, что есть…

Васе вручили мел и оставили на точке встречи. Сами заехали вглубь по директрисе, насколько было можно, влезли на бугорок, посмотрели.

– Да ничего, не так уж все и плохо, – слегка приободрился Петрушин. – Сектор, да – узковат. Спилить бы вон те четыре дерева…

– Нереально, – возразил я.

– Сам знаю. Надо будет Иванова поставить точно по центру – тогда обе машины влезут.

Отрегулировали Васю по центру сектора и занялись оборудованием позиции. Вася довольно быстро управился с наскальной живописью и присоединился к нам: нужно было не маскировать позицию, а, наоборот, ломать кусты в секторе, чтобы стрелки могли работать лежа. Пока работали, провели боевой расчет, проговорили последовательность действий и запасной вариант. Запасной вариант – это если Иванов не вкурит насчет рисунка и встанет где-то в другом месте. Понятно, что он парень толковый и жутко интуитивный, но мало ли… Правильно военный сказал: человек расстроен, внутренне готовится к непростому диалогу с супостатами, короче – весь в себе, может вообще не обращать внимания на детали окружающей обстановки.

11.41…

Все, надо убирать машину с директрисы – вот теперь-то уж точно, оппоненты могут появиться в любую секунду. Вася с Костей взяли «СВУ» и остались дальше чистить сектор, а мы с Петрушиным прыгнули в машину и помчались по 4-й Парковой.

Отъехали от точки встречи метров двести (шоссе отнюдь не как стрела, присутствуют углы и изгибы, видимость весьма ограниченная), загнали машину в парк. Экипировались, снарядили «валы» – я оставил свой в машине и при помощи кольца из кабеля влез с биноклем на дерево. Петрушин сел за руль и оставил дверь открытой.

11.45…

Ну все, мы готовы. Где вы, оппоненты, ау!

Сидели, ждали. Я спустился и влез на другое дерево: с того было плохо видно.

Минул полдень: тишина, ни оппонентов, ни Иванова. Шоссе пустое, за то время, что мы здесь кувыркались, мимо проехало всего несколько машин. Каждую мы придирчиво рассмотрели и обсудили: по ряду признаков ни одна из них (на наш взгляд) не могла принадлежать оппонентам.

12.07…

С 3-й Парковой выехала «Мазда» цвета «металлик» и неспешно покатила на запад.

У поворота во 2-й Бакунинский переулок «Мазда» остановилась. Из салона вышел мужчина и с полминуты осматривался – не воровато и поспешно, как это недавно делали мы, а этак обстоятельно и по-хозяйски.

– Ага!

– Что?

– По-моему, наш парень…

– Излагай.

– Коренастый, среднего роста, лет сорока… Ведет себя… Ммм… Ну, в общем – уверенно. Знаешь, вполне возможно, что это и есть тот самый «старший»…

– Где сидит?

– Рядом с водителем.

– О! Может, в самом деле – старший. Запомни его.

– Зачем? Вася с Костей его наверняка видят, и гораздо ближе. А потом, когда начнем работать, через стекло все равно не различить подробностей. В лучшем случае – силуэт.

– Все равно запомни. Может, мы первыми до него доберемся.

– Запомнил. Лицо не рассмотрел. Бежевая однотонная толстовка, светло-коричневая кожаная жилетка, бежевые брюки, светлая обувь. Стиляга.

– Гут. Звони Васе – этого убиваем последним.

– Я вообще-то маленько занят…

– Ладно, сам позвоню…

Закончив осмотр, коренастый сел в салон. «Мазда» свернула во 2-й Бакунинский и скрылась из вида.

Беседа с Васей была короткой и до предела зашифрованной.

– Ты вот эту колбасу не ешь – на ужин оставь…

Отзвонив, Петрушин уточнил:

– Кстати, что там с рисунком?

– Ты знаешь, как-то не догадался спросить: оценил он наши художества или нет.

– Да ладно глумиться, я тебя о деле спрашиваю!

– Ну не понял я, заметил он или нет. Не прыгал он, как гамадрил, руками не махал, буйную радость по поводу обнаружения вражьих знаков не выражал. Короче, если даже и увидел, то явным образом это никак не выказывал.

– Понятно… Как сидится?

– Нормально. С какой целью интересуешься?

– Звонить можешь?

– А сам?

– СМС. Пальцы большие, пока натыкаю – полгода пройдет.

– Ладно. Кому?

– Валере.

– Содержание?

– «По Бакунинской. Смотрите на забор».

– Жень, мы же определились по порядку связи. Жми Валерин номер, жми цифру три – и все.

– А если Иванов не догадается?

– Думаю, догадается. Но если на Валерином номере уже сидят, такая СМС выдает нас с головой.

– Ладно, – Петрушин недовольно поморщился, но спорить не стал и быстренько скинул Ростовскому номер маршрута.

«Цифра три» – это Бакунинская улица. Если ехать с Ярославского по 2-му Бакунинскому, Иванова, по логике, удобнее высаживать либо на другой обочине, либо вообще со стороны парка. А если по Бакунинской улице, то как раз на том месте, где Вася развлекался художественными изысками.

12.13…

Прибыли наши. Валера молодец, не подкачал – высадил Иванова где надо. Ему и разворачиваться не пришлось: сразу же свернул во 2-й Бакунинский и скрылся из глаз.

– Наши.

– А что-то уж совсем ползли. Почти на пятнадцать минут за лимит вылезли, – проворчал Петрушин. – Валера уехал?

– Да.

– Как Петрович?

– Петрович… Ты знаешь, пока – никак…

Вид у Иванова – как у примерного семьянина, проигравшего по пьяни все фамильные ценности. Плечи безвольно опущены, руки сунул под мышки, смотрит в пол, зябко ежится, будто замерз (а жарко – мы, вон, все упрели), взгляд потухший. Стоит на месте, никуда не идет, только покачивается с пятки на носок… Да, про взгляд я приврал – полковник стоит боком, выражения глаз не рассмотреть. Но я давно и хорошо знаю этого человека, могу легко домыслить, какую гамму чувств выражает сейчас его взгляд.

Однако самое главное сейчас вовсе не его настроение: общаться с супостатами и блистать интеллектом ему все равно не придется – мы не дадим.

Но вот тот факт, что встал он неправильно, может загубить на корню всю боевую задачу…

– В смысле – «никак»?!

– До сектора не дошел.

– Вот епп… На забор смотрел?

– Никуда он не смотрел. Весь в себе.

– Ладно, тогда вот так. – Петрушин достал телефон.

– Кому?

– Иванову.

– Жень, запорем всю операцию. Ну обсудили же все эти аспекты…

– А я говорить не буду. Просто позвоню, чтоб встряхнуть, из ступора выдернуть.

Петрушин набрал номер.

– Смотри.

– Да и так смотрю.

Через несколько секунд Иванов встрепенулся, полез в барсетку и воровато оглянулся по сторонам.

И тут взгляд его споткнулся об надпись на заборе – полковник застыл как вкопанный и даже слегка отшатнулся назад, словно стукнулся лбом об стену.

На заборе – каракули, такое впечатление, что нацарапал только что освоивший азбуку пятилетний мерзавец: «Сдезь былъ Вася» – и жирная стрелка вправо.

Иванов приложил телефон к уху, еще пару секунд смотрел на забор, потом уверенно двинулся к нарисованному на асфальте условному знаку.

Отсюда знак не видать – угол не позволяет, но вас, так и быть, я в этот дикий секрет посвящу. Там намалеваны девчачьи классики – для отвода глаз (пришлось Васю отдельно инструктировать, в тех местах, где он рос, классикам предпочитают игру «завали хунхуза с первого выстрела»), а рядом, в полуметре, кривоногий волосатый мужик, писающий по навесной траектории на угол армейской палатки.

Надпись под мужиком жаловалась: «Генацит!!!»

Для тех, кто не в курсе, расшифровывать не буду – это просто такая старая командная притча, которая вспоминается при каждом застолье примерно в районе седьмого тоста.

Иванов сделал двенадцать шагов, остановился, убрал телефон в сумку и еще раз осмотрелся. Затем он расправил плечи, молодецки подбоченился и вполне деловито глянул на часы.

12.15…

– В секторе. Точно посередке.

– Ну, слава яйцам, – облегченно пробормотал Петрушин. – Так недолго и неврастеником стать…

С Бакунинской вырулила белая «Волга», миновала Иванова и, проехав в нашу сторону, остановилась на обочине в сотне метров от точки встречи. Соответственно, и от нас – где-то в сотне метров.

– У нас проблема.

– Ну?

– Разделение целей.

– Одна сюда поехала?

– Да, машина сопровождения. Встала от нас в сотне метров. Хитрые сволочи, страхуются.

– Значит, они умрут первыми, – Петрушин даже бровью не повел. – Хитрые, глупые – нам без разницы. Умирают все одинаково…

Как только «Волга» встала, из 2-го Бакунинского выехала «Мазда» и остановилась рядом с Ивановым.

– Может, Васе звякнуть? – занервничал я. – Думаю, теперь уже можно открытым текстом…

– Не дурак, сам догадается, – Петрушин был монументально спокоен. – Ты не отвлекайся, а то прозеваешь самое главное.

– Хорошо…

Иванову что-то сказали из «Мазды» – он склонился, прислушиваясь. Покорно кивнув, полковник обогнул машину, встал напротив правой передней двери и полез в барсетку. Видимо, его остановили – Иванов с готовностью поднял руки, сделал полшага вперед и даже выгнул спину.

Из оконного проема вынырнула рука и залезла в барсетку.

Иванов схватил эту руку, резко дернул ее на излом и, распахнув дверь, в одно касание выволок из салона бежевого товарища.

– Понеслась!!! – рявкнул я, съезжая вниз по шершавому стволу и обдирая в кровь руки и брюхо.

В тот момент, когда я прыгнул в машину, со стороны перекрестка раскатисто шлепнул первый выстрел.

До цели мы добирались невыносимо долго: секунд двенадцать или даже пятнадцать – от волнения опять забыл считать про себя.

За это время экипаж «Волги» успел выпасть из ступора, оценить ситуацию и принять фатально неверное решение: присоединиться к коллегам и вступить в бой.

Удирать им надо было, удирать! Зажигание, педаль в пол – и вперед…

На восьмом выстреле мы с маху поцеловали в левый борт не успевшую завершить разворот «Волгу» и, держа оружие на изготовку, разом высадились из обеих дверей.

– Тр-р-р! Тр-р-р! Тр-р-р!

Два «вала» наперегонки выплюнули по два десятка пуль, превращая стекла «Волги» в осыпающуюся сверкающим крошевом паутину.

Смена магазинов, двери настежь, контроль. Еще контроль…

Ребята наверняка бывалые и опытные – всем за тридцать, но… самое большее, что они успели, – это достать оружие.

– Минус три. Погнали…

Прыгнули в машину, проскочили к точке встречи.

Работы для нас здесь уже не было.

«Мазда» протекала кровью и бензином – кто-то из наших славных снайперов, то ли из вредности, то ли ненароком, пробил бак. Признаков жизни в салоне и рядом (двое успели выскочить) мы не наблюдали – обошлось без контроля.

– Минус три. Итого – минус шесть.

Иванов лежал на бежевом товарище, припечатав его к асфальту, от позиций к дороге бежали снайперы.

Метрах в двадцати от точки встречи, на обочине, растопырилась криво въехавшая в кювет «99-я» с распахнутыми дверьми. Водила и пассажирка – молодые люди едва за двадцать, вереща от страха и высоко вскидывая ноги, удирали в парк. Видимо, перспектива стать случайными свидетелями неожиданного происшествия им совсем не улыбалась.

– Оцепление. Звонок Валере, – распорядился Петрушин, перевешивая оружие за спину и доставая боевой нож. – Петрович?

– Норма. Ребята, вы… вы просто волшебники.

– Угу. Вася?

– Норма, – доложил слегка запыхавшийся Вася, пряча винтовку в салон и вынимая из багажника «вал». – Инфо?

– Угу, – Петрушин подошел к пленному и кивнул Васе: – Допрос, режим «Б».

– Отъедем или здесь? – деловито уточнил Вася, в свою очередь вытаскивая нож.

– Здесь. Времени в обрез. Потом – прибраться же надо.

– Хорошо.

Мы с Костей встали по обеим сторонам от места происшествия, в готовности остановить любой транспорт, я тут же позвонил Ростовскому, который нетерпеливо ждал команды у Ярославского шоссе, и сказал, чтобы он пулей летел сюда.

Петрушин с Васей оттащили пленного на обочину, подальше от дырявой «Мазды», уложили на спину и, молниеносным движением разрезав ремень, стащили штаны.

Пленный, как любой нормальный мужик, принял такое обращение близко к сердцу и рванулся всем своим коренастым организмом, желая смести и уничтожить гнусных негодяев. Негодяи одели его на колено, с разбегу совместили лицо с гравием – для верности повторили процедуру трижды и вернули в исходное положение.

Петрушин приставил к глазу поверженного острие ножа и слегка надавил. Вася – да простят меня дамы за вульгарность – натянул мошонку пленного на лезвие своего ножа и поддел. Но не слегка – кровь брызнула.

Пленный завыл дурным голосом и дернулся. Петрушин прижал его коленом, глубже вдавил нож в глаз и посоветовал:

– Дернись еще разок – останешься без глаза.

– И без яиц, – кровожадно добавил Вася.

– Мужики! – сипло крикнул пленный, сплевывая кровавое крошево из камня и зубов. – Мужики!!! Ну вы хоть спросите, что надо, – что ж вы сразу…

– Спросим, – пообещал Петрушин. – Петрович, можно.

– Я задам несколько вопросов, – сообщил Иванов, вставая на колено рядом с пленным и вынимая у него из карманов жилетки записную книжку, два телефона и КПК. – Отвечать быстро, не задумываясь, и только правду. Если мне покажется, что ты врешь, – они отрежут тебе яйца и выколют глаз. Понятно?

– Да! Мужики – вы бы…

Петрушин надавил чуть сильнее – Васе уже тянуть было некуда, он просто легонько подергал в разные стороны.

Пленный ломающимся от ужаса голосом крикнул:

– Да все, все – я понял!

– Где Лиза? Адрес?

– Калашникова, 12!

– Это где?

– Садовый участок – тут рядом.

– Схема проезда, ориентиры?

– По 4-й Парковой до упора, потом направо. Увидите, дом строят – котлован роют, следующая усадьба, через один двор.

– Дверь?

– Стальная. С сейфовым замком.

– Решетки на окнах?

– Да, да – есть решетки.

– Если стоять лицом к фасаду – в какой части дома сидит Лиза?

– Слева, в самой задней комнате. Это детская.

– Детская? Там что, дети есть?!

– Нет-нет, никого нет, только мы.

– Лиза сидит одна?

– Нет, с ней постоянно один человек – охраняет.

– Сколько сейчас людей в доме?

– Четверо.

– Точно?

– Да, да!

– Ты старший?

– Да.

– Кто ставил задачу?

– Гафаров.

– Так… В смысле – генерал Гафаров?

– Да.

– Интересное кино… Разработка по Черному Яру?

– Да.

– Откуда информация?

– Я не знаю – клянусь чем хотите! Все данные получил от Гафарова!

– Где собирались захоронить трупы?

– Мужики…

Петрушин с Васей сделали уже привычные движения.

– Да там же, на огороде!!! Мужики… ну ей-богу – это же работа, ничего личного…

– Все, – Иванов встал, спрятал трофеи в барсетку и отряхнул колени. – Он нам больше не нужен.

Петрушин с Васей отпустили пленного, спрятали ножи и переглянулись.

Пленный суетливо натянул штаны, застегнул «молнию» – а на пуговицу координации не хватило, колотило его так, словно только что из морозильника вылез.

– Мужики… Мужики, вы даже не… Ну я прошу вас – НЕ НАДО!!!

«Шлеп!»

Ствол Петрушина легонько дернулся, завершая еще один жизненный цикл. Петрушин с Васей подхватили тело, отволокли его к «Мазде» и посадили на переднее место рядом с водителем. Двоих, лежавших у машины, вернули на заднее сиденье.

Из 2-го Бакунинского вылетела «девятка» Ростовского – Валера гнал так, словно его преследовала банда возбужденных гомосеков.

12.20…

Вся акция, вместе с допросом и упаковкой тел, заняла немногим более четырех минут. Быстро управились.

– Нам пора, – Иванов озабоченно посмотрел на часы и пошел к багажнику – экипироваться. – Кстати, у нас проблема.

– Какая?

– Никто не курит.

– Ща, гляну, – Костя бесстрашно метнулся к протекающей «Мазде», поковырялся там и притащил сразу две зажигалки и пачку сигарет.

– Ну ты мародер… А сигареты зачем?

– Как зачем? Лизу освободим – она первым делом курить захочет…

– Выкинь на хер! – Петрушин отнял у Кости сигареты, швырнул в траву и суеверно сплюнул через левое плечо. – Ты освободи сначала, благодетель уев…

Мы подогнали «Волгу» вплотную к «Мазде» – борт в борт и для паритета продырявили ножом бензобак. Петрушин смочил носовой платок бензином и предусмотрительно отошел подальше.

– Все, по машинам!

Через несколько секунд мы уже летели во весь опор по 4-й Парковой. Позади ярко полыхал погребальный костер для семерых чекистов, так фатально совместивших дела службы и личные интересы…

* * *

Влетели на Калашникова, встали в квартале от строящегося дома (там рядом экскаватор рыл – хороший ориентир, за километр видно), быстренько полюбовались на нужную усадьбу.

Дом одноэтажный, под черепицей, а больше и сказать нечего: там такой солидный забор из кирпича, видны только верхние фрагменты переплетов оконных рам. Ворота массивные, металлические, раздвижные, в одну створку. Поверх забора натянута «егоза» – вот так с ходу замучаешься перемахивать.

– Экскаватор, – предложил смышленый Ростовский. – Участок ровный, бордюров нету. Проломим забор, заодно угол дома – и с дверью возиться не надо.

– Годится, – одобрил Петрушин. – Пошли изымать.

Изъятие прошло без проблем, на фазе сотрудничества получилась нестыковка.

– Забирайте на здоровье, – пожилой экскаваторщик послушно вылез из кабины, взял бутылку с водой и присел рядом с отдыхающими на лопатах потомками Насреддина. – И рулите сами, сколько влезет.

Мы с надеждой посмотрели на Петрушина.

– Да, я маленько умею, но… Нам же нужна точечная проходка, одним рывком. Боюсь, у меня не получится.

– А если мы тебя пристрелим? – предложил радикальный Вася. – За сопротивление властям при проведении контртеррористической операции?

– Валяйте, – экскаваторщик равнодушно кивнул. – Мне один хрен – скоро помирать.

– А за деньги поедешь? – нашелся изворотливый Ростовский.

– А они оттуда не пальнут?

– Так тебе ж один хрен – скоро помирать.

– Ну… – экскаваторщик слегка смутился. – Одно дело, когда власти шлепнут, другое – какие-то отморозки…

– Демагогия, – неодобрительно буркнул Костя.

– Они стрелять не будут, – твердо пообещал Петрушин. – Просто не успеют – мы не дадим.

– А мы люди государевы, поэтому нищие, – завершил полемику Ростовский. – Если скинемся – от силы наскребем тыщу рублей. Проехать тридцать метров и по ходу сломать две стены – по-моему, нормальная цена.

– Ладно, – экскаваторщик поставил бутылку в тенек и встал. – Давайте деньги, да поедем…

Деньги на деда потратили не зря: был он настоящим мастером и сработал просто филигранно.

Коротенько разогнавшись, экскаватор вынес фрагмент забора, ленивым увальнем перетек по кирпичам во двор и, с ходу развалив ковшом угол дома, сдал назад.

На все ушло не более семи секунд.

– Вперед, – скомандовал Петрушин, и мы в колонну по одному ввалились в образовавшийся проем, изрыгающий густые клубы рыжей пыли.

Двоих в зале убили сразу: они, по-моему, и не поняли, что происходит, – так и сидели на диване, напротив рухнувшей с потревоженной стены плазменной панели, и даже привстать не попытались.

Третий оказался пошустрее: он успел открыть входную дверь и сделать два шага за порог – то ли хотел посмотреть, кто там так странно развлекается, то ли все понял и попробовал удрать. Смерть настигла его на последней ступеньке крыльца.

Дверь в детскую была заперта.

Первым у двери оказался Ростовский. Коридор узкий, не разогнаться, не размахнуться как следует. Валера прижался спиной к стене, сконцентрировался и, с криком выдохнув, богатырским ударом плеча распахнул дверь, «с мясом» вырвав замок и фрагмент косяка.

И тут же, за порогом, замер как вкопанный.

– Ну че ты тормозишь… – обиженно пискнул Вася, ткнувшись носом в могучую спину товарища.

– Стой, – тихо скомандовал Петрушин, заглянув в комнату через плечо Ростовского. – А ну, сдали назад…

Сдали, прилепились к стене в одну шеренгу, замерли, пытаясь рассмотреть через силуэт, что там происходит.

Не видно ни фига…

– На колени, – скомандовал кто-то дрожащим от напряжения голосом.

Валера послушно сел на колени, и сразу стало видно, что почем.

Комната маленькая, интерьер нулевой – только тощий матрац на полу да рядом пластиковая бутылка с водой. На матрасе, в дальнем углу, прижавшись спиной к стене, сидит молодой парень. Перед парнем, лицом ко входу, сидит Лиза – он держит ее «замком» за шею, крепко прижимая к себе, да еще и обнял ногами, скрестив ступни, как в борцовском захвате.

Лиза в наручниках, но выглядит вполне нормально.

Тут бы облегченно вздохнуть и с наслаждением хихикнуть над Петрушинским «Ну, слава яйцам…».

Но вот беда: левой рукой парень держит Лизу, а в правой у него граната «Ф-1». Без чеки. Колечко с чекой надето на средний палец той руки, что держит Лизу.

– Оружие передал назад. На меня смотреть, не оборачиваться! Шевелись!

Ростовский передал «вал» Васе.

– «Разгрузку» туда же.

Валера снял «разгрузку» и тоже отдал Васе.

– Тенниску снял, карманы брюк вывернул. Живее!

Ростовский быстро и безропотно выполнил команду.

– Хорошо. Теперь корпус тела назад, опираемся на руки. Еще назад. Хватит. Ноги выпрямляем. В стороны. Еще шире. Еще! Хорошо. Сидеть так, не двигаться. Теперь все отошли от стены и убрали головы из проема. Будем говорить.

– Может, лучше со старшим пообщаешься… – попробовал было взять инициативу Костя.

– Ребята, я такой же, как и вы, – пробормотал парень, в три приема сдувая свисающую с брови каплю пота. – Не пробуйте подсунуть мне психолога, это бессмысленно. Говорить буду с ним, остальные стоят в коридоре, не вмешиваются, не заглядывают. Говорить будете, если я задам вопрос. Все: ушли, убрали головы!

Мы отпрянули от проема, встали у стены и обратились в слух.

– Как звать?

– Валера.

– Ну что, Валера… Давай, быстренько придумывай, как будем расходиться. Я так понял, что всех остальных вы убили – остался один я…

Наверное, лучше всего сейчас нам отсюда тихонько слинять и как-то уведомить об этом Ростовского. На окне довольно мелкая решетка, комната маленькая, укрыться не за что. Единственный вариант – если бросит гранату, подобрать и выкинуть в коридор. Валера шустрый, реакция у него молниеносная, справится.

А пока мы в коридоре – никаких вариантов. Парень выглядит опытным, даром что молод: за четыре секунды поменять положение, отнять у него Лизу и обоим вывалиться в коридор – задача не просто архисложная, а прямо-таки фантастическая.

– А! Ну-ка, двое положили руки на косяк, чтоб я видел, что здесь кто-то есть. Э, вы слышали, нет? Я хочу видеть две руки. С разных сторон.

Черт, как же непросто все…

Петрушин и Вася положили ладони на боковые стойки дверной рамы.

– Хорошо, так держать. Ну что, Валера, как будем расходиться?

– Вставь чеку, отпусти Лизу, и мы тебя не тронем. Слово офицера.

– Твое «слово» для меня пустой звук. Все наши мертвы, правильно?

– Правильно. Но мы никому из них ничего не обещали…

– Да прекрати! Значит, всех убили, а меня пощадите? Бред. Давай не будем тратить время, напомню – я такой же, как и вы. Валера, как мне отсюда выбраться?! Варианты есть?

– Варианты всегда есть…

– Конкретнее.

– Машину выгоняем на улицу. Выходите, садишься, отпускаешь Лизу – и дуй куда хочешь…

– Нет, нет, так не пойдет, – парень старается говорить внятно и твердо, но голос его предательски дрожит: товарищ на пределе, малейший вывих с нашей стороны – и сорвется. – С гранатой и Лизой я в безопасности только в этой каморке. Уже в коридоре, в двух шагах от детской, меня можно валить – гранату запнете в комнату и все. А уж на улице – тем более. Да что там улица… Не дойду я до улицы, что ж я, не понимаю, что ли…

– Спокойнее, брат… Не все так безнадежно, как кажется.

– Валера, не лечи меня – я ситуацию не хуже тебя понимаю! Придумай что-нибудь, чтоб я мог спастись… Эй, в коридоре!

– Да?! – одновременно ответили Иванов, Петрушин и Костя.

– По одному!

– Костя, – тихо скомандовал Иванов.

– Я слушаю, – с готовностью включился Костя. – Заглянуть можно?

– Да ты не слушай. И заглядывать не надо. Глаза мои хочешь видеть? Ты психолог, да? Не надо! Ты просто говори. Говори, как мне отсюда выбраться. Говори реальный выход, чтобы меня нельзя было убить. И помни – я такой же, как и вы, все лазейки вижу сразу.

– Мы положим оружие в комнате.

– Так…

– Заходим по одному, все в угол складываем…

– Тут места мало, еще один не влезет. То есть влезет, но контролировать уже нельзя будет.

– Хорошо, мы не заходим – в коридоре разоружаемся, просовываем руку, в угол складываем.

– Дальше?

– Потом выходим во двор – под окно, чтоб ты видел. Если хочешь, можем до трусов раздеться…

– Не пойдет.

– Почему?

– Что мешает вам спрятать одного вооруженного во дворе? Что мешает ствол заныкать во дворе? Не пойдет! Давай быстро еще варианты!

– Слушай… Ты подумай хорошенько – это же самый лучший вариант…

– Ну я так и понял: нету у нас вариантов. Нету! Мне в любом случае – хана… Бл…, что за х…, ну как же так получилось, а…

– Спокойнее, все нормально…

– Ага, нормально – я подыхаю. Ну что ж… Извините, мужики, зря потратил ваше время. Держите…

Из детской послышался негромкий стук – металл о дерево.

– От двери!!! – рявкнул Ростовский.

Я, Иванов и Костя дисциплинированно прянули в стороны, расчищая спасительные метры узкого коридора, а Петрушин с Васей плечом к плечу шагнули к проему и устремили в детскую горящие взгляды-прожекторы.

Короткая возня, удар, глухой вскрик…

– Ловите!

Из проема головой вперед выпорхнула Лиза: Вася с Петрушиным словили ее в четыре руки и тотчас же, в одно слаженное движение, прыгнули вбок, выпадая из габаритов дверного косяка.

«Ба-бах!!!»

Пол подо мной прыгнул, стена ощутимо ударила в бок, в ушах тягуче зазвенело. Поскользнувшись и чуть не грохнувшись на выбитой из стены штукатурке, я рванул в детскую: я ближе всех оказался, Иванов с Костей – с той стороны, а Петрушин с Васей валялись на полу.

Захватчик наш был мертв. Не думаю, что граната тому виной – судя по положению головы, Ростовский успел свернуть ему шею.

На Валеру было больно смотреть. Он лежал на спине, угасающим взором глядя в потолок, тихо кашлял кровью и пульсирующими толчками кровоточил сразу из трех рваных ран. Лежал головой к дверному проему – видимо, Лизу швырнул через себя, а самому не хватило инерции выйти из этого смертельного кульбита.

Несколько секунд он еще был в сознании – заметил меня, чудовищным усилием воли собрался в последнем усилии и одними губами прошептал:

– Лиссс…

– В порядке, – едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, сказал я. – С ней все нормально.

– Ну вот… – кашлянув последний раз, Валера уронил голову набок и затих.

Глава 7

Управление «Л»

Если меня не шлепнут в самое ближайшее время и по какому-то чудовищному недоразумению мне удастся дожить до пенсии, напишу диссертацию. Тема диссертации будет такая: «Стадионный синдром: уркагано-ментовская дрючба на фоне злыдней в черных масках». Хе-хе…

В первую партию сдались самые умные. Было их двенадцать человек, инициативу проявили сами, можно сказать – не раздумывая, с ходу, буквально на пятой минуте с начала отсчета.

Пока остальные переваривали случившееся, отходили от шока и медленно выползали из ступора, эти, самые умные, успели сообразить, что очень скоро начнется борьба видов за выживание, победить в которой будет не так просто, как кажется на первый взгляд. И быстренько сдались – пока не началось.

Сама процедура сдачи была несложной.

Человека уведомляли, что по окончании экспресс-расследования его протестируют по всем ключевым моментам на полиграфе (тут же демонстрировали эти полиграфы, что разместились в раздевалке аж в трех экземплярах) и предупреждали: будешь уличен во лжи – расстрел на месте. А последний контрольный вопрос будет такой: все сдал, ничего не забыл?!

После такой вот ласковой преамбулы подследственного брали в оборот сразу несколько человек: обкладывали камерами и диктофонами и с пулеметной скоростью засыпали вопросами, на которые следовало отвечать не раздумывая, искренне, наотмашь.

Собрав необходимый массив информации, сотрудники вместе с подследственным отправлялись в адреса: брать людей и груз.

Как видите, если опустить тысячу оперативно-следственных нюансов, неизбежно возникающих при проведении такого рода мероприятий, выглядит все довольно просто.

Однако вся эта «простота» требовала определенного количества времени: Москва – сельцо немаленькое, а следственная бригада, как верно заметил камрад Собакин, – не резиновая.

Ну так вот, разобрали первых, выдоили, разъехались по адресам…

Время идет, на стадионе – тишина под идиотскую музыку и губительный аромат вечноработающих полевых кухонь, труп коченеет, вздутие пузыря прогрессирует, воры давно выпали из ступора и все чаще посматривают на часы: да что ж это за пляттство – уж полночь близится, а херрмана все нет!

В общем, публика в вольере закономерно и обоснованно начинает волноваться.

Тут выползает какой-то заспанный сотрудник и лениво сообщает: по первой партии все путем, две группы уже едут, три группы сейчас отконвоируют задержанных в СИЗО и тоже подъедут, так что давайте, кто желает, записывайтесь в следующую дюжину.

Зря он так – на самотек все это пустил.

Самые маститые воры заявили: давай, записывай, и стали фамилии диктовать.

Тут авторитеты – которые не воры, быстренько «предъявили»: а чего это вы первыми лезете, по какому праву?

По своему законному праву: по понятиям, мы тут главные.

Ну и что – «по понятиям»? А мы что – не люди, что ли? Мы тут вроде как все в одинаковом положении!

В общем, не буду рассусоливать: в итоге, как и следовало ожидать, дело дошло до потасовки. Разуваевские «маски смерти» хранили гордое молчание и в процесс не вмешивались: Собакин с Разуваевым решили в данной ситуации благоразумно «забить» на генеральское «кто будет бузить и дебоширить – расстрел».

Да, вот еще интересный момент: давно заметил, что в ходе претворения в жизнь глобального проекта очень многое зависит от исполнителей на местах. Зубовы и генералы могут, конечно, рожать стратегические планы для всей страны и постсоветского просранства, но вот конкретно, допустим, на том же стадионе «Рывок» в ходе второй фазы операции «Сантьяго» все решают Собакины и Разуваевы. Как они захотят, так и будет. И хорошо, если эти Собакины оказались нормальными пацанами – не истеричками и психопатами. Могли бы ведь, без всяких, полвольера перестрелять, когда драка началась. А что? Команда была: за дебош – расстрел!

Ладно. Воры с авторитетами сами разобрались, без нашего вмешательства. В результате пятерых авторитетов заочно сослали очком торговать (одного вора сильно побили), авторитеты, в свою очередь, торжественно объявили, что заказы на троих воров можно считать оформленными – но все дружно определились, что все это потом, после, когда свершится счастливое избавление. Если свершится.

А в настоящий момент постановили доверить решение вопроса проказнице фортуне и устроили лотерею. Попросили бумагу с ручкой, пересчитались, нарвали клочков, написали номера, перемешали их в завязанной узлами рубахе, и все стали честно тянуть под строжайшим визуальным контролем товарищей по несчастью.

В конце процедуры не обошлось без рецидива бузотерства-дебоширства: три последних номера достались довольно авторитетным хлопцам, а один из первой десятки – не особенно серьезному (для данной аудитории) господину.

В общем, эти трое, не сговариваясь, начали окучивать счастливого обладателя бумажки с однозначным числом, а остальные принялись их растаскивать.

«Маски смерти» и на это нарушение не отреагировали, а когда стало ясно, что процесс грозит затянуться на неопределенно долгое время, появился Собакин и в мегафон напомнил, что господа «воры-блатные-приблатненные» в общей сложности уже минут сорок развлекаются кулачными боями и лотереей, а между тем время идет…

Возня мгновенно прекратилась, по результатам лотереи составили список, пятерых из второй дюжины тут же забрали для работы (больше свободных групп не было), остальные притихли и уселись ждать своей очереди.

К чему я это все вам рассказываю? Да просто меня удивило, как влияют на поведение людей некоторые специфические обстоятельства. Брали ведь не простых скокарей: все люди солидные, под каждым, по минимуму, – несколько барыг, и по большому счету, для всех, кто был в вольере, «белое» – далеко не единственная статья доходов. В общем, все – тузы, большие люди в нашем первопрестольном публичном доме. А попали в ситуацию – и ведут себя как те пресловутые пауки в банке.

Короче. Как говаривал, бывало, старина Шопенгауэр: «Чем больше узнаю людей, тем больше нравятся собаки…»

На первую дюжину потратили много времени, как обычно бывает в начале каждого нового дела, потом систему обкатали, наловчились, и процесс пошел значительно живее. Воры сотрудничали прямо-таки с чудовищной активностью, взаимодействие наладилось буквально в считаные часы, вскоре хлопцы в вольере знали всех членов следственной бригады в лицо и по имени и излучали в нашу сторону едва ли не физически ощутимый поток воровской приязни, надежды и веры в счастливый конец. Хе-хе… Нет, наверное, лучше так: в счастливое разрешение большущих проблем малым сроком за хранение и распространение.

И каких только ласковых слов мы ни наслушались в эти часы! Ребятушки, голубчики, вы уж побыстрее – я ж вас, соколы вы мои сизокрылые, с ног до головы озолочу – это от шестидесятилетнего вора, что с малолетки и всю жизнь общается исключительно на фене – молодым операм, об которых он еще вчера, не раздумывая, вытер бы ноги.

«Маски смерти» – да, это были враги. Люди в вольере прятали от них взгляды, опасливо жались к центру, стараясь держаться подальше от углов, рядом с которыми стояли эти нехорошие товарищи (от калитки бойцов убрали, тут был рабочий рубеж общения со следственной бригадой).

Когда лиходей Разуваев раз в час делал обход вокруг вольера, все дружно смолкали, опускали головы и смотрели в землю – не поверите, но некоторые, стоявшие близко к сетке, начинали дрожать.

Странно… Мерзавцы, душегубы, бандиты, не раз смотревшие в лицо смерти, которая стала непреложным атрибутом их ремесла…

Они все страстно хотели жить. Среди них не нашлось ни одного человека, который бы подошел к калитке и гордо заявил: «Да пошли вы всех на…, мусора… – нате, стреляйте, ни хрена вы от меня не получите!»

Ни одного. Все поголовно изрыгали массовую приязнь к следственной бригаде и наперебой рвались сотрудничать. Это было что-то вроде общего психоза, который я и обозвал по аналогии с известным явлением – стадионным синдромом.

Ладно, думаю, хватит вас утомлять живописанием составляющих «стадионного синдрома», это удел специалистов, а широкую публику в любом процесс в первую очередь интересует результат.

Результат.

Управились мы, вопреки опасениям вольерной аудитории, примерно за восемнадцать часов. Да, пахать пришлось не разгибаясь, без сна и отдыха. Ну так на то они и особые обстоятельства, чтобы выкладываться по полной: сейчас не воспользуешься – другого раза не будет.

Так… Про то, как загадили вольер, думаю, вам неинтересно, а все остальное в цифре выглядело следующим образом:

– около трех тысяч человек оформили по статьям за хранение и распространение, из них примерно 80 процентов (в которые вошли поголовно все, кто был в вольере) – по явке с повинной;

– изъяли почти полтонны героина и две с половиной тонны «травы» и прочей «дури».

Для скептиков: понятно, что людей можно набрать новых, а товар нетрудно подвезти. Но признайте, что в целом все это – большое, хорошо налаженное хозяйство, которое исправно функционировало не один год, принося колоссальную прибыль, и вдруг в одночасье накрылось одним известным местом. Для восстановления такого хозяйства понадобится масса времени, ресурсов и незаурядной личной отваги, а в связи с неизбежно грядущим Законом все это как минимум на ближайшие полгода просто утрачивает смысл.

Короче.

К полудню четвертого сентября наркодилерская сеть в столице нашей Родины была уничтожена.

Мы разобрали рогатки, помогли омоновцам собрать палатки и с триумфом убыли на базу…

* * *

В 16.45 меня растолкал Собакин и сказал, что нас приглашают на торжественное собрание.

Лег я в три пополудни с твердым намерением дрыхнуть ровно сутки кряду, при пробуждении первым делом ощутил, что выбитые зубы – это вовсе не сон, а трагическая явь, так что, сами понимаете, ожидаемого взрыва энтузиазма товарищ по борьбе со вселенским злом от меня не дождался. Более того, спросонок я почти дословно процитировал безвременно почившего Экипидора, пообещав вступить в интимные отношения не только с этим собранием, но и со всем, что имеет к нему хотя бы даже самое отдаленное отношение.

Заразная это штука – экипидорщина, пристает сразу и надолго.

– Там будет много жратвы, – Собакин был радостно возбужден, бодр и ясноглаз, будто и не вкалывал сутки без продыху. – Нет, жратва – это грубо. Там будут самые лучшие яства, какие только можно себе представить! И самое высококачественное пойло! Французские коньяки, ликеры, эксклюзивная водка, коллекционные вина… И подарки дадут – ценные. В смысле, в натуре – дорогие.

– А п…лей там не дадут – совсем задаром или хотя бы по демпинговым ценам?

– Да ну тебя! А! Еще там будут продажные девки. Из самого крутого публичного дома. Под видом официанток…

– Это ты про рай рассказываешь?

– Нет, я вполне серьезно!

– Думаешь, если нас расстреляют, то мы туда попадем? Да вот вам крендель с бубенцами, дорогой друг! Таких, как мы, в рай не пускают. На пушечный выстрел.

– Давай собирайся! Через пятнадцать минут выезд.

– Так это еще куда-то ехать надо?! Я думал – это здесь, у нас. Не, я пас. Я раненый герой, так что имею право…

– Зубов собирает руководство управления, – «расшифровался» наконец Собакин. – И наиболее отличившихся сотрудников. Торжественное собрание – подарки – банкет. Отказы не принимаются. Начало в 21.00.

– Вот епп… Мы что, общество тайных убийц? У всех нормальных людей торжественные собрания в девять утра. Почему у нас в девять вечера?! Завтра с утра – никак?

– Завтра будет слушание Закона. Если примут, сразу засучивать рукава и на квартал – вот в таком режиме, как в последние сутки. Если не примут… Гхм… Ну, сам понимаешь…

– Понимаю. А чего – начало в девять, а выезжать за четыре часа?

– Собрание будет в загородной резиденции Зубова. Это на Рублевке.

– Ух ты! Да неужто нас с тобой туда пустят?!

– Ну так я и говорю: поехали, пожрем как следует, вмажем на халяву, короче, стресс снимем. Не думаю, что нас еще когда-то в такой дом пригласят – так что давай, будет что детям рассказать.

– А гордость?

– Не понял?

– Ну, помнишь: «Человек – это звучит гордо»? Мы, значит, плебеи без роду-племени, люди третьего сорта, по каким-то соображениям допущены в дом к великому господину Зубову…

– Да пошел ты в ж… со своими моральными перепадами! Человек весь мыслями в завтрашнем дне, завтра в буквальном смысле судьба решается, а не забыл о простых исполнителях, решил отблагодарить…

– Да понял, понял… Ладно, уболтал – так и быть, снизойду до вашей прогнившей аристократии…

* * *

«Наиболее отличившихся» было аж четверо – Собакин, Разуваев, какой-то хмурый член коллектива, которого я видел впервые (не иначе – из загадочного отдела обеспечения), ну и, разумеется, ваш покорный слуга. Остальные – руководство управления. В итоге вышло полтора десятка лиц.

Встречающая сторона была представлена товарищем Зубовым, предсовбеза и тремя каким-то вельможами, которых я до сего момента видел только по телевизору. Вопреки ожиданиям, Зубов со товарищи вели себя по-свойски (или просто очень ловко притворялись), без какого-либо намека на чванство и закономерно ожидаемого снобизма.

Как такового, торжественного собрания не было: мы расселись в гостиной, кто на чем придется, Зубов коротко поблагодарил всех за работу, сказал, что нет таких слов, чтобы выразить, как он нам признателен за героизм и самоотверженность, и потому – вот нам подарки. Тут же были розданы эти самые подарки: камеры-фотоаппараты-ноутбуки, а нашему генералу дали именной пистоль с позолоченной инкрустацией на затворе. Эмм… Не совсем понял: это от всей души или с каким-то намекающим подтекстом?

Быстренько разделавшись с официальной частью, Зубов извинился, что не смог пригласить все управление, хотя, безусловно, остальные сотрудники тоже этого заслуживают, и обязал генерала вручить всем остальным подарки от его имени. Две коробки подарков охрана уложила в наши машины, а всех присутствующих Зубов попросил быть его гостями, не церемониться и вести себя как дома.

После этого хозяин наскоро прогулял нас всем гуртом по усадьбе на предмет показа местных достопримечательностей. В рамках приема полноценных гостей, ранее в усадьбе не бывавших, это выглядело вполне пристойно, однако мне экскурсия показалась продуманной пиар-акцией.

Кто мы для Зубова? Низовые исполнители, не более того. Пешки. Кто такой Зубов? Это очень большой человек. И человек непростой. До таких вершин добираются только особые люди, умеющие идти по трупам и поступаться всем, чем угодно, ради карьеры.

Так на фига же такому человеку таскать по усадьбе целую ораву никчемных для него людишек и ласково с ними обращаться?

А чтоб показать, как небогато и простецки он живет. Этакий парень из народа, свой в доску, не ворует, довольствуется малым, короче – редкий типаж слуги государева с человечьим лицом. И пусть потом об этом расскажут всему управлению, которое, если все сложится, еще долго будет служить в качестве надежного и отлаженного инструмента для осуществления далекоидущих амбициозных планов этого редкого типажа.

Кстати… Не в моей компетенции делать прогнозы такого рода, но Зубов и так популярен в народе, а если у него получится успешно применить обкатанную в Черном Яре методику в масштабах всей страны… Короче, без всяких преувеличений – у супруги Зубова есть неплохие шансы в самое ближайшее время стать первой леди России…

Хатенка и в самом деле оказалась более чем скромной (по сравнению с дворцами соседей). Небольшой двухэтажный дом из красного кирпича на пять комнат, во дворе гараж, за домом – просторная беседка-терраса с видом на японский сад камней. Проходим дальше по мощенной булыжником тропинке, петляющей меж вековых сосен, до деревянной баньки, за которой примостился искусственный грот из тех же булыжников, в гроте – бурлящий горячий гейзер, исполненный в виде пятиместного джакузи из камня, углубленного в грунт и обнесенного поверх кладкой из природных валунов. Пожалуй, это единственная роскошная вещь на всем подворье.

А вот чего здесь было много – это метров. Усадьба размещалась на довольно обширной площади, между воротами и парадным крыльцом было метров пятьдесят, и примерно столько же между домом и баней.

Как видите, до загородной резиденции усадьба явно не дотянула. Это, скорее, летняя дача.

Всезнающий Собакин просветил: семья живет на Старом Арбате, собственно «загородная резиденция» у него в Сочи, а это – точно, дача, причем государственная, выделенная во временное пользование.

Конечной точкой экскурсии была баня. Зубов объявил, что баню топили специально для гостей, «долина гейзеров» будет функционировать всю ночь, так что желающие – без церемоний могут разоблачаться и развлекаться физиотерапией.

Единственная просьба – давайте сначала нажремся до поросячьего визгу, а потом уже делайте что хотите.

Я, вообще, сначала подумал, что это такая барская шутка. Знаете, как обычно бывает на званых банкетах такого уровня: три тоста, хозяин, сославшись на занятость и важные государственные дела, уходит в кабинет, гости для приличия сидят еще минут десять, потом начальник тихо командует: ну все, пора и честь знать, – и все разъезжаются по домам, голодные и трезвые, чтобы уже потом, в тесном кругу, исполнить вот эту замечательную директиву: «нажраться до поросячьего визгу». Или до разноцветных галлюцинаций, это уж как повезет.

Стол накрыли в беседке. Беседка просторная, но для двух десятков здоровых мужиков было тесновато: сидели плотно, в буквальном смысле локоть к локтю.

Ага! Даже посадили не просто так, а с подтекстом…

В течение всего этого вечера мне повсюду мерещились какие-то многозначительные намеки и двусмысленности. Может, зубовный недостаток был тому виной или просто мало спал и много получал в последнюю неделю – весь организм превратился в сплошной комок нервов.

Ну вот сами посмотрите: в гостиной не накрыли. Значит – что? Знайте свое место, плебеи!

Усадили тесно: вот вам напоминание о корпоративной спайке. Не забывайте, мы тут все повязаны кровью, скованы одной цепью, и пока мы вместе, мы – сила.

Так… Продажных девок не было. Ни дорогих, ни дешевых. Непродажных, впрочем, тоже не было. Обманул Собакин. Провиант и горючее по мере надобности подносил пожилой повар в белом переднике, ему помогали двое крепких парней с гарнитурой радиостанции в ухе (ага!), а обслуживали мы себя самостоятельно – Зубов, например, наливал всем, до кого мог дотянуться. Ой, блин, как демократично! Ну точно, рубаха-парень, свой в доску и простой как три копейки – запомните и передайте остальным…

Стол, действительно, накрыли по-царски. Такой концентрации вкусной еды на одной площади ранее мне наблюдать не доводилось. Яшино застолье в ожидании москвичей – просто диетическая столовая. Однако я в этой области не авторитет, моя специфика: кефир-батон-котлета, так что тут я могу быть необъективен. А вот в собакинских глазах отчетливо читалось вожделение с оттенком легкой скорби. Все ведь сожрать за раз не получится, а унести с собой не дадут, да и неприлично солидному мужику такими вещами заниматься.

Наверное, в эти минуты Собакин мечтал превратиться в верблюда. Кто не в курсе, эта такая горбатая скотина, которая жрет редко, но много – про запас. Потому что злые арабские террористы, которые на этой скотине ездят, в рейде ее совсем не кормят. Вот это умение сейчас бы здорово пригодилось…

На протяжении трех первых тостов все было пристойно и чинно.

«За успех» суеверно не пили. Подняли «за результат», «за нас с вами и х… с ними», и, как положено, «за тех, кто не с нами».

Четвертую пришлось ждать. Зубов двинул прочувствованный спич на тему: мы молодцы, он в нас верит и надеется, что наша выносливость не уступает самоотверженности. Потому что начиная примерно с послезавтра на нас обрушится прямо-таки титаническая работа. Пахать придется без выходных, по восемнадцать часов в сутки, на протяжении неопределенно долгого периода – короче, пока не победим.

Тут в спич осторожно вклинился предсовбеза, напомнив, что завтра еще предстоит голосование, а там возможны нюансы, так что, может быть, не стоит преждевременно…

– Да куда они, на х…, денутся! – моторно воскликнул Зубов, крепко сжимая кулак и выставляя его на всеобщее обозрение. – Они у меня вот где! Мы их всех за яйца держим! У нас на весь депутатский корпус столько материала, что хоть сейчас подгоняй эшелон и поголовно всех – на Колыму, без суда и следствия. И они прекрасно это знают! Так что проголосуют как миленькие, это даже без вариантов…

Эмм… По-моему, получилось несолидно и даже как-то легкомысленно. Наверное, в другой компании это прозвучало бы внушительно, но здесь аудитория подобралась несколько иная: как раз те люди, что по крупицам собирали этот самый «материал» и знают, о чем идет речь.

Товарищ Зубов имеет в виду компромат на ряд народных избранников, которые так или иначе связаны с наркомафией. Основной массив компры добывал отдел обеспечения, но мы к этому благому делу также приложили руку (особенно на последнем этапе: при проведении мероприятия «Сантьяго», например, ворье так ударно сдавало своих покровителей, что прямо сейчас с ходу можно заводить дела на целую кучу высокопоставленных мерзавцев), так что о проценте вовлеченности представление имеем.

Короче. Не буду вдаваться в детали, но насчет «поголовно» – это товарищ Зубов загнул. Два десятка акул и с полсотни резвых пираний – это, конечно, повлияет на судьбу голосования, но отнюдь не радикально. Так что прав предсовбеза, нюансы возможны – как и в любом аналогичном предприятии массового характера.

Другой вопрос, что эти два десятка – очень серьезные и влиятельные ребята, они могут сделать погоду и устроить большущие неприятности любому, кто выступит против них явным образом, не располагая мощным тылом и ресурсами.

Наверное, корректнее было бы сказать так: «основных» мы нейтрализовали, руки у них связаны намертво, а с остальными провели работу по интересам, так что шансы на успех у нас довольно приличные…

Возражать, однако, никто не посмел: аудитория уважительно выслушала спич, вмазала и стала поспешно закусывать.

Я грешным делом подумал: ну все, сейчас эта псевдодемократическая сказка закончится. Зубов скажет, что ему надо готовиться к завтрашнему судьбоносному заседанию, пожелает нам приятного отдыха и покинет общество. А мы, как подобает воспитанным людям, не сочтем возможным злоупотреблять гостеприимством большого человека и тоже куда-нибудь отправимся. Надеюсь, наш генерал продумал этот вопрос, и мы поедем в какое-нибудь хорошее место, чтобы продолжить так славно начавшийся вечер. Ну, на худой конец, вернемся домой, вмажем три по пятьдесят и завалимся спать. Тоже неплохо, верно?

Собакин, видимо, подумал то же самое: он нервно откромсал огромный кусок копченого мяса и, рискуя вывихнуть челюсть, обеими руками принялся запихивать его в рот. О! Зрелище, я вам доложу, было еще то…

Товарищ Зубов, как и ожидалось, решил подготовиться к завтрашнему дню, однако сделал это довольно своеобразно, на свой лад. Никуда он не пошел, а напомнил нам, что собирается нажраться как свинья, и в двух словах объяснил практический аспект данного деяния:

– Если буду трезвый или даже полупьяный – бессонная ночь мне обеспечена. Завтра действительно судьбоносный день, как-то на что-то повлиять уже не получится, а переживать все равно буду. В общем, чтобы спокойно выспаться, мне надо быть мертвецки пьяным. Так что, братья по оружию, прошу – поддержите старика в этом славном начинании…

Вы удивитесь, но уламывать никого не пришлось. В таких делах мы ребята покладистые и отзывчивые.

Сказано – сделано. Товарищ Зубов тотчас же задал темп, причем не абы как, на глазок, а методически грамотно и с научным подходом. Один из ребятишек с посторонним предметом в ухе приволок шахматные часы и поставил по левую руку от хозяина. И начали мы звенеть рюмками с интервалом в три минуты четырнадцать секунд. Откуда взялось это магическое число, я так и не понял, но, судя по всему, товарищ Зубов по этой части был большой дока: примерно через час мы все были в меру неадекватны, причем некоторое особи неадекватны двояко, а то и вовсе не в меру.

Оковы официоза как-то сами собой распались, за столом воцарилась атмосфера всеобщего дружелюбия, благодушия и поистине братской любви.

Да! Братья по оружию – это товарищ Зубов верно подметил. Мы братья!!! Вообще, не понял: и чего это я давеча искал тут какие-то намеки и подтексты? Откуда такое желчное недоверие и махровый скептицизм?! Ну и сволочь же я… Все вокруг – просто душки и былинные богатыри.

Ну, вы, наверное, уже поняли: мне было хорошо. Скорбь по утраченным зубам временно оставила меня, и в какой-то момент я понял, что прямо сейчас могу отчетливо сформулировать определение отдельно взятого, локального счастья. Счастье – это когда ты сытый и пьяный сидишь на пиру победителей, в компании братьев по оружию, тебе не надо ни о чем беспокоиться, а впереди отчетливо прорисовываются самые радужные и многообещающие перспективы – потому что ты принадлежишь к самой лучшей на свете организации, которая в этом мире зла занимается праведным делом.

Вот это счастье.

И вообще, все было здорово и прекрасно. Свежий воздух, ночная прохлада, сказочные огоньки разноцветных фонариков, освещавших сад, богато накрытый стол, аромат поджариваемого на углях мяса, приятная ненавязчивая музыка…

Короче, не вечер, а сплошная земная благодать!

Хотя, может быть, для кого-то это было всего лишь приятной обыденностью, а я испытывал особенно острое ощущение счастья ввиду того, что совсем недавно пережил страх неотвратимой смерти и каким-то чудом умудрился в последний момент выскочить из ее липких объятий…

Братья по оружию, судя по всему, тоже чувствовали себя неплохо.

Собакин наконец-то ублажил демона чревоугодия: сидел, раскачиваясь, как китайский болванчик, и, сыто икая, благодушно посмеивался над анекдотами, которые заплетающимся языком рассказывал коллега из отдела обеспечения.

Вечно розовый Разуваев был странно бледен и задумчив. Но задумчив не отрешенно и пасмурно, а как-то светло и даже величаво. А может, он просто музыку слушал: из колонок, выставленных во дворе, лилась берущая за душу лирическая мелодия – я не особо силен в музыке, не знаю, что это было, но было здорово.

Остальные вели себя вольготно и вовсю галдели, а наш генерал, перешагнув через вбитую многолетней службой субординацию, окончательно и бесповоротно подружился с Зубовым и осмелился-таки задать ему вопрос сугубо интимного характера.

Суть вопроса: а нет ли у товарища Зубова в особняке пресловутой секретной комнаты? Тут давеча генерал смотрел импортное кино, где какая-то богатенькая дамочка с ребенком заперлась в такой вот комнате и долго и счастливо оборонялась от вломившихся в ее дом злых бандитов. Генерал совершенно точно знает, что в последнее время для персон высшего ранга, типа Зубова, по статусу ввели такие комнаты. Получается, на пенсию вышел, а ни разу не видел, так что интересно было бы глянуть, как оно устроено. Это что-то типа герметичного бронебойного сейфа с автономной подачей воздуха или как?

Зубов, весело гогоча, заявил, что да – такие комнаты в природе существуют, но они ему на фиг не нужны. Потому что…

– Это мой город! Моя страна! И здесь ни одна падла не посмеет поднять на меня свой облезлый хвост…

Тут Собакин, в очередной раз сыто икнув, некстати вспомнил, что Экипидор говорил примерно то же самое своему телохранителю.

К чему это он – я не понял, но, по счастью, кроме меня и бледненького Разуваева никто это идиотское замечание не услышал.

Так вот, эта импортная секретная комната Зубову совсем без надобности, но в доме есть стандартная дежурка, которой оборудованы все госдачи (помещение, где сидит охрана). Дежурка эта, типа того, натуральный дот: окна-бойницы, стены – броня, боезапас, противогазы и все такое прочее. Так что при случае можно запереться и в течение суток успешно держать оборону против целого полка.

Генерал выразил желание взглянуть на дежурку, Зубов повел его показывать, а мы с Собакиным потащили Разуваева рыгать.

Вот уж не ожидал от нашего железобетонного терминатора! Теперь понятно, что символизировала эта его томная бледнота, – ни фига он там не слушал и ни о чем не думал: брат по оружию тривиально боролся с позывами. И, может, это не от водки, а потому что за столом, с молчаливого попустительства хозяина, многие курили. Или понервничал накануне. Или все в куче…

Рыгали прямо в саду, рядом с баней. До самой бани маленько недотянули: хотели вообще-то воспользоваться тамошними санитарными удобствами – но, видать, не судьба.

Собакина этот процесс почему-то забавлял: он жизнерадостно хихикал и сыпал идиотскими шутками:

– Вы чего такой бледненький, сэр?

– Уээээррг…

– А-а-а, взбледнулось?!

– Уооррг…

– Гы-гы! Это крик души или просто вокал развиваете?

Основательно оросив кусты, Разуваев сел прямо на землю и, спрятав лицо в ладонях, начал тихонько всхлипывать.

– Во, бл… – плачущий убийца! – Собакин вцепился в Разуваева и поволок его к бане. – Типа того – на раскаяние проперло?!

– Куда ты его тащишь? – удивился я.

– Там освещение получше, – деловито пояснил Собакин. – Ни разу не видел Разуваева плачущим. Раритет, бл…!

– Да иди ты на х…, долбо…! – Разуваев вяло сопротивлялся. – Оставьте меня, я потом подойду…

– Дурак ты, Гриша, – я решительно взял сторону Разуваева. – Ни хрена не понимаешь. Оставь человека в покое.

– А чего тут понимать? – В голосе Собакина звучало недоумение. – Мы что-то неправильно делали? Он что – детей убивал?! Калек, женщин, стариков – ну, не знаю – простых работяг или пусть даже невинных уличных бл…?! С кем мы работаем, напомнить?! Это ж были натуральные мрази…

– Это были люди!!! – тонко крикнул Разуваев и забился в рыданиях. – Все они – люди…

Из темноты неслышно нарисовалась парочка крепких хлопцев с инородным предметом в ухе. Хлопцы поинтересовались, что происходит, быстренько вникли в суть, сочувственно покивали и так же неслышно растворились в темноте.

Разуваев рыдал, а мы сидели рядом и ждали, когда кончится приступ. По опыту знаю: в такой ситуации помочь человеку ничем нельзя, жалеть противопоказано, надо просто подождать, когда утихнут эмоции.

Когда кризис миновал, мы потащили «плачущего убийцу» умываться. В баню он не захотел – жарко там, поэтому воспользовались «гейзером».

От верхней грани кладки до бортика в уровень с бурлящей ватерлинией было довольно далеко, координация у пьяных – сами понимаете, короче, не удержали товарища, и он булькнул в «гейзер», прямо в одежке. Мокнуть мы не планировали, посему попытались эвакуировать утопленника с помощью подручных средств: вооружились прислоненной к стене щеткой на длинной массивной деревянной ручке и начали имитировать рыболовную активность.

Получалось из рук вон: мы конски ржали, пару раз уронили щетку и все с ног до головы забрызгались. Кроме того, саботажник Разуваев обратно вылезать не пожелал: нашему парню неожиданно понравилось в каменном джакузи, он с удобством разместился на центральном сиденье и заявил, что теперь будет здесь жить.

Мы коротко посовещались и решили: жить, это, безусловно, перебор, но почему бы не воспользоваться случаем? Когда еще выпадет возможность посидеть в таком распрекрасном «гейзере»?

Короче, мы разделись и нырнули к Разуваеву…

* * *

До сего момента баловаться физиотерапией такого рода мне не доводилось. Как-то все недосуг было воткнуть джакузи в свою развалюху: то весь в работе, то денег не хватает, то метров – а у знакомых не было, потому что все мои знакомые, как и я, – голь перекатная.

Кто не пробовал, поверьте на слово: это просто мистика какая-то. Особенно если в ж… пьян и правильно подобран температурный режим. Вода нагрета до температуры тела или что-то около того, мощные пузырчатые потоки вибрируют вокруг тебя, и через некоторое время наступает ощущение невесомости. Ты перестаешь чувствовать свое тело и силу земного притяжения и словно бы паришь, аки дух бесплотный. Над каменной купелью клубится густой ароматный пар, белесым туманом растекается по всему пространству грота и медленно плывет к зияющему ночной мглой широкому входу – кажется, еще немного, и этот тягучий плотный поток подхватит тебя, утащит в темноту и вознесет прямо к звездам…

Короче – обалдеть!

– Здорово, – расслабленно пробурчал Собакин. – Красота… Завтра у нас день свободный. Последний выходной перед затяжным авралом…

– Не выйдет, – возразил я, уловив ментальный посыл брата по оружию.

– Что – «не выйдет»?

– Ты хочешь соорудить у нас такую же «долину гейзеров»?

– Ну а что тут сложного? Смотри: яма, цемент, камни, трубы, насос. Так?

– Ну, в общем…

– Нас – толпа. Скинемся, купим что надо. Яму выкопаем за час: и экскаватора не надо. У Разуваева есть Жуков – мастер на все руки.

– Ага – и на все ноги. Глупости все это.

– Ну почему глупости? С такой толпой – да мы за полдня все сделаем! Не, грот, конечно, – это лишнее, возни много, а вот сам бассейн… Серый, Жукова дашь?

– Мммм… – Разуваев, похоже, впал в нирвану: откинул голову, закрыл глаза – короче, ушел в себя, не беспокоить.

– Серый!

– Оружие есть? – уточнил Разуваев, с неохотой разлепляя веки.

– Не понял… Ну-ка, быстренько: какая связь между оружием и бассейном?

– Пристрелите меня, – попросил Разуваев. – Так хорошо уже не будет. А хуже – не хочу…

– Серый, ты бредишь. Генерал же при тебе сказал: на банкет – никаких стволов. Так что ничем помочь не можем.

– Ну… у охраны пистоль попросите.

– Да ну тебя! Давай лучше сделаем у себя такой же бассейн. И будет тебе каждый день вот так же здорово – и стреляться не надо…

– Ну, если так…

В этот момент в усадьбе погас свет.

Без какой-либо привычной преамбулы, типа грозового разряда, искр и хлопка в трансформаторе или мигания лампочек, как при перепадах в сети… А просто:

Раз! И кромешная тьма.

Два! Мгновенно смолкла музыка.

Три! Прощально вскипев последними пузырьками, заткнулся «гейзер», и воцарилась полная тишина.

– Ну вот, началось, – капризно пробурчал Собакин.

Где-то снаружи полыхнула тусклая вспышка – как отдаленная зарница, а мгновение спустя в районе ворот…

Бабах!!! – шарахнуло так, будто рванул баллон с пропаном.

Не успело эхо от взрыва прогуляться до бани и обратно, как со стороны ворот донесся новый звук: какой-то странный импульсивный скрежет, словно неведомая сила рвала на части толстый лист железа.

– Точно, – совершенно трезвым голосом подтвердил Разуваев. – Началось.

Где-то во дворе между воротами и домом неожиданно громко и хлестко защелкали пистолетные выстрелы.

– Охрана, – оживленно прокомментировал Разуваев. – Недолет! А ну – гранаткой их…

Опять полыхнуло, сочно и раскатисто шлепнул взрыв – раздался надсадный вопль, вибрирующий боевой яростью, не находящей выхода… и тотчас же стих, оборванный на полуфазе.

– Без снайперов, – буркнул Разуваев. – И ни фига не стесняются: просто грубый и прямолинейный штурм – как у себя дома… Интересно, кто это?

Со стороны беседки послышались крики, полные ужаса и недоумения. Выстрелов слышно не было: только жуткие крики в тишине… И от этого казалось, что во тьме мечется огромное чудовище, без разбору рвущее людей, по недоразумению вторгшихся в его охотничьи угодья.

Смотрите, сколько я всего рассказал, а на самом деле прошло едва ли две минуты. Время, казалось, растянулось и стало осязаемым: каждую секунду можно было потрогать, погладить и проводить в последний путь…

Боже мой… До меня только сейчас дошло: там, в беседке, умирают люди.

Это не учения, не розыгрыш, не чья-то дурная шутка.

Нас просто пришли убивать.

Собакин, словно мысля со мной в унисон, грузно всколыхнулся и полез вон из воды.

– Сидеть, – скомандовал Разуваев.

Сказано было тихо, но жестко и властно – сразу понятно, человек привык в самых сложных ситуациях рулить отчаянными головорезами и добиваться беспрекословного повиновения.

Собакин машинально выполнил команду: вернулся на исходную, но тотчас же – сам неслабая личность – выломился из-под контроля:

– Ты чего, Серый?! Их же там убивают!!!

– Оружие есть?

– Откуда?!

– Ну и что хорошего ты там сделаешь? Геройски сдохнешь вместе со всеми?

– А что делать?!

– Сидеть и ждать.

– Чего ждать?!

– Спецназ работает, – с леденящим душу спокойствием пояснил Разуваев, будто речь шла о каких-то совершенно посторонних людях на другом континенте или вообще в иной галактике и не о людях. – Сто пудов, прежде чем зайти, смотрели обстановку. Экран. Красные точки. Баня и бассейн – горячие, два больших красных пятна. Нас сейчас не видно. Но. Они видели, как три точки двигались сюда и пропали. Значит, что?

– Что? – эхом отозвался Собакин.

– Значит, скоро сюда придут.

– И что? Сидеть и ждать?!

Крики в районе беседки стихли. Вся эта кромешная жуть – от стихшего вопля перед воротами до последнего крика в беседке – длилась, наверное, всего несколько десятков секунд.

Быстро они управились…

Опять рвануло – возле дома, глуховатый такой шлепок, сопровождаемый акустическими эффектами и улучшением цветоощущения. Короче, там что-то загорелось и слышны были крики – на улице, возле дома. На сводчатом потолке грота возникли едва распустившиеся лепестки отблесков пожарного зарева.

– О, это уже лучше, – одобрительно буркнул Разуваев. – Сопротивление. Потери. Зашибись!

Да, теперь отчетливо была слышна стрельба из дома. Судя по звукам, палили из карабинов и пистолетов. На улице возле дома продолжали громко переговариваться и даже покрикивать.

– Охрана в дежурке, – Разуваев довольно крякнул. – Нормально. Ненадолго оттянут на себя основные силы.

– Ну так что делать-то?! – В тоне Собакина отчетливо сквозила обреченность.

– Придут двое, – уверенно заявил Разуваев. – Остальные заняты в хате, а по одному не ходят. Шансы у нас – практически нулевые. Но. Побороться все равно стоит. У нас просто нет другого выбора.

– Как – «побороться»?!

– Молча. Тихо. Быстро.

– Без оружия? Против спецов?! Ну, епп… Да хоть трижды быстро и тихо – один хер… Ты вообще как это себе представляешь?!

– Андрюха – сядь тихонько ж… на бортик. Только без резких движений, плавно.

– На куда? – от ужаса мой рассудок отказывался функционировать.

– Шепотом говори, – терпеливо поправил Разуваев. – Вот у тебя локти на чем лежат – это бортик. Давай.

Я сел как было сказано, поставив ноги на каменное сиденье.

– Протяни руку, пошарь у стены.

Протянул, пошарил – нащупал прислоненную к стене грота щетку с деревянной ручкой. Надо же, я про нее и забыл.

– Взял?

– Да.

– Передай, садись обратно. Спокойно, плавно…

Передал, сел, но не плавно. Неловко оступившись, негромко плеснул водой и, рухнув на сиденье, зашиб бок.

– Ой, бл…

– Тупица.

– Я не нарочно… Да и негромко вроде…

– Все, молчите, слушайте…

Мы успели вовремя: спустя буквально несколько секунд негромко скрипнула дверь в бане.

Ухх…

От страха у меня перехватило дыхание. И без того скверно работающее сознание рвали на части страшные сомнения в правильности разуваевского решения.

Нет, он, конечно, опытный, сам спец, но…

Весь мой отравленный адреналином организм буквально вопил: БЕЖАТЬ!!! Какого рожна мы тут высиживаем?! Бегом отсюда, пока не поздно!!! В доме суматоха, те, кто пришел по нашу душу, – сейчас в бане, можно попробовать проскользнуть…

– Нельзя бежать, – словно уловив мои сомнения, прошептал Разуваев. – Три шага от бассейна – красная точка – команда по радио – «двухсотый». Сидеть!

– Да ну тебя на х…! – Собакин, видимо, не выдержав напора тех же самых сомнений, вскочил и полез вон из бассейна. – У ворот охрана полегла – может, стволами разживемся… Пока они там в бане – можно по кустам…

– Сидеть!!! – прошипел Разуваев, пробуя ухватить Собакина за ногу.

– Отцепись, бл…! – скользкий Собакин легко вывернулся из захвата, вылез наружу и побежал к воротам.

– Пересядь на его место, – скомандовал Разуваев.

Я не стал спрашивать – зачем, просто пересел спиной ко входу в грот. Был бы один – ни за что бы не сел затылком к Смерти, но тут командовал Разуваев, а ему виднее…

– Дзеньк! – где-то в бане треснуло стекло, в кустах неподалеку, в той стороне, куда побежал Собакин, раздался сдавленный хрип и треск ломающихся веток.

Господи, неужели…

– Си-деть, – прошептал Разуваев. – Руки вытяни перед собой.

– Ага…

– Ладонями вверх.

– Ага…

Я безропотно вытянул руки и, чтобы хоть как-то обуздать бьющееся в агонии восприятие, попробовал сосредоточиться на ближайших деталях обстановки.

Разуваев зашевелился. Чего он делал, я не понял – мы, считай, в яме сидели, тусклые отблески на потолке света не добавляли, а только сумятицу вносили, – но пару раз тихо скребануло дерево по камню.

Ага, это он щетку ворочает. Интересно, что можно сделать этим дрыном против двух вооруженных спецов?!

Вновь скрипнула дверь бани.

В кустах что-то прошуршало, буквально в десяти метрах от грота кто-то деловито доложил:

– «Двенадцатый». Минус один…

Гриша… Нет, этого просто не может быть…

Мой рассудок отказывался воспринимать происходящее. Да ну на хрен, что за чушь!

– Сейчас к тебе на руки упадет оружие, – еле слышно прошептал Разуваев. – Стрелять не надо. Просто держи, не урони в воду…

Оружие? Он что – совсем спятил?!

– Замри…

Да я и так замер: буквально окаменел, как статуя.

Потому что услышал шаги.

Вообще не ожидал, что на фоне «рабочей обстановки», прущей от дома, услышу, как к нам идут люди, специально обученные в любой ситуации ступать мягко и негромко.

Может, это от того, что другой информации о приближающейся смерти не было и я весь буквально обратился в слух…

Человек подошел к «гейзеру», встал прямо за моей спиной и склонился над каменной кладкой – не поверите, но я услышал его дыхание.

Хрясть! – в воздухе что-то просвистело, раздался противный хруст.

– Бл…!!!

На мои вытянутые руки увесисто шлепнулась какая-то железяка, которую я тотчас же судорожно сжал.

– Че там? – спросил кто-то у входа в грот.

Неведомая сила вырвала железяку у меня из рук, мгла передо мной колыхнулась, формируясь в возносящийся над ватерлинией плотный черный кокон, который дважды негромко и упруго провибрировал:

– Тр-р-р-р! Тр-р-р!

Рывок, брызги, справа-сзади – грузный мокрый шлепок по каменному полу, и опять:

– Тр-р-р-р! Тр-р-р! Тр-р-р-р-р-р!

Хрип, какое-то противное бульканье, короткая возня у входа…

– Вылезай, – тихо скомандовал слегка запыхавшийся Разуваев, склонившись над кладкой. – Твоя задача: быстро одеться, молчать и слушать. Ни слова – иначе хана. Понял?

– Понял, – я на негнущихся ногах полез наружу.

Разуваев включил трофейный фонарь, положил его на пол, лучом к противоположной от входа стене, ткнул пальцем в лежавший у «гейзера» труп, под которым быстро растекалось темное пятно, и шепотом нарычал мне в ухо:

– Куртка, ботинки, штаны, разгрузка. Шлем и броник[7] не надо. У тебя минута. И – ни слова!

– Да понял, понял…

О брезгливости и естественном природном пиетете по отношению к мертвым в тот момент как-то даже и не вспомнилось: я с такой лихорадочной поспешностью рвал одежку с еще не остывшего трупа, что обломал себе все ногти.

Знаете, я ведь уже похоронил себя. В тот момент, когда услышал шаги за спиной. И это не паника, не упадок духа, а просто трезвый расчет.

Мне приходилось общаться и работать со спецами. И до сего дня я твердо знал: при штурме спецназа шансы выжить у безоружного человека равны нулю. Не «примерно», не «около», а просто нулю – без вариантов.

Короче. Можно смело утверждать: только что на моих глазах Разуваев совершил чудо.

Кому такое испытать не довелось, поверьте на слово: чудо – жутко заразительная штука. Пробирает буквально до глубины души. Может, потом и будет скептический анализ на трезвую голову, но вот непосредственно после чуда свято верится, что с этим кудесником можно горы свернуть. Ты готов идти за ним хоть в ад. И если он прикажет за минуту не то что раздеть труп, а расчленить его трофейным ножом – расчленишь как миленький.

Ух ты… Получилась ода Разуваеву.

Не поторопился? Нам еще выйти отсюда надо. Так что лучше засунуть щенячий восторг в глубины организма и поживее шевелить трясущимися окровавленными ручонками…

Итак, я приступил к мародерству, а Разуваев снял с трупа гарнитуру рации, которая сердито шипела, аки придавленная корягой гадюка, вставил ее в ухо и, прерывисто дыша, мученическим голосом прохрипел:

– На приеме «Двенадцатый»… Не, гарнитура слетела… У нас «минус два»… И мы оба «трехсотые»… «Тринадцатый»? Да жив, жив! Просто – тяжелый… Что? Не, я сам… Щас, щас… Щас только жгут наложу – течет он…

Облачились мы минуты за полторы. С благодарностью вспомнил армию, где «сорок пять секунд – подъем![8]» было нормой жизни.

Ботинки были велики на пару размеров, если придется долго бегать – беда. Разуваеву обувь пришлась впору, а вот «кольчужка» не сошлась на груди – на что, впрочем, он даже не обратил внимания. Свои вещи мы оставили: взяли только документы, телефоны и записные книжки.

Разуваев молча сунул мне в каждую руку по гранате, тисками сжал мои кулаки и пару раз тряхнул.

Понял. Держать крепко, не разжимать.

Затем Разуваев деловито выдернул чеку из одной гранаты, выкинул эту чеку в бассейн и то же самое проделал со второй гранатой.

Эээ… Не понял. У меня от такого откровения даже язык к гортани прилип. Я что теперь, типа того – камикадзе?

Ободряюще похлопав меня по плечу, Разуваев поменял магазин, оружие «тринадцатого» запасливо повесил на шею, поднял фонарик с пола, погасил, легко взвалил меня на плечо и покинул грот.

Грот – не совсем помещение, но все же там было лучше, чем на улице.

На улице пахло гарью и порохом, а со стороны дома активно несло какой-то кислятиной. По мере приближения к беседке этот запах усиливался – по-моему, это был газ.

Беседка горела.

Стрельба в доме продолжалась, там тоже что-то горело, но не так сильно, как в беседке, которая, без всяких преувеличений, превратилась в погребальный костер.

Пожарную активность я почему-то воспринял как нечто само собой разумеющееся.

Они обязательно все сожгут.

Мы же спалили особняки «баронов». Ну вот и эти – тоже сожгут. И это даже не месть, а просто своеобразный диалектический эквивалент. Подобное – подобным.

Вроде бы, кажется, чушь, надо бы в такой момент подумать о чем-то более целесообразном…

А не думается. Душа сжалась в комок, так и норовит выпрыгнуть из неуклюжего тела и умчаться за ворота. Одно устремление: быстрее, быстрее, еще быстрее – бегом отсюда!!! Так и хочется наподдать Разуваеву, который, как мне кажется, двигается страшно медленно…

Да, знаю: где-то в кустах лежит мертвый Собакин, в беседке – братская могила…

А нету. Ни жажды мести, ни скорби. Только всепоглощающее желание: драпать отсюда без оглядки.

Наверное, это защитная реакция. Или проще: я эгоист и трус.

Нет, потом, конечно, коли выживу, я поплачу и отомщу – если получится, но сейчас…

БЕЖАТЬ!!!

Очень хотелось, чтобы бой в доме был вечным. Ну, пусть не вечным, но достаточно долгим. Нет, я не надеялся, что люди в дежурке выживут. Не мечтал о том, что кто-то придет к ним на помощь, если сопротивление затянется.

Знаю, может сложиться впечатление, что я – бездушная скотина, но люди, засевшие в дежурке, воспринимались мною исключительно как второй фронт, который отвлекал на себя основные силы врага.

Поэтому я от всей души желал им удачи в бою и долгих минут жизни. И побольше патронов.

Однако там, наверху, мои пожелания услышаны не были. Видимо, на этот счет имелась иная точка зрения.

Короче. Едва мы миновали беседку и выскочили на прямую видимость к воротам, стрельба в доме стихла.

Вот некстати-то!

Так… В тот момент самих ворот я не видел, потому что Разуваев волок меня кормой вперед.

Я, вывернув шею, во все глаза глядел на крыльцо с горящими стропилами. Когда ступили во двор – там никого не было, а несколько мгновений спустя, словно ниоткуда, возникли силуэты. Три безликие темные фигуры на фоне отблесков пожарного зарева.

Люди-тени.

Кто-то из этих троих, пренебрегая рацией, гаркнул в полный голос:

– Все чисто! По нулям.

По нулям…

Вот ведь как получается. Зубов сказал, что в дежурке можно сутки держать оборону против целого полка. А вышло – несколько минут против одной штурмовой группы. Элементарное несоответствие проектных данных жизненным реалиям. Жаль…

– Сань, ты? – окликнули от ворот.

– Да, я…

Кто-то включил фонарик, нас осветили.

– Не понял?!

– Тр-р-р-р-р-р-р! – мгновенно ответил Разуваев, бросая меня и кувыркаясь вправо. – Гранату – за ворота!

Я больно шмякнулся на булыжник, поймал мечущимся взором зияющий в отблесках пламени воротный проем и швырнул туда гранату, зажатую в правой руке.

– Буххх!!!

И тут же, эхом, хлопок послабее и раскатистый грохот:

– Пухх-бабах!

Похоже, что-то сдетонировало. А четырех секунд не было: бросал недалеко, рвануло сразу, как упала – над головой ощутимо свистнули осколки. Граната мгновенного действия, что ли?!

На улице, за воротами, кто-то надсадно заорал. Разуваев выпустил две короткие очереди в темный проем, вскочил, рывком поднял меня с пола и рявкнул в ухо:

– Гранату к дому. Подальше!

Я с разворота швырнул гранату в сторону крыльца, с которого к нам уже стекали люди-тени, и маленько сплоховал, не докрутил корпус, да еще бросал левой рукой – недалеко получилось.

– Граната! – заорал Разуваев, хватая меня под локоть и волоча к воротам. – Шевелись…

Люди-тени на крик отреагировали: краем глаза я успел заметить, что три силуэта пружинами прянули в стороны и припали к земле.

– Ходу! – прикрикнул Разуваев, вжимая голову в плечи и толкая меня перед собой. – Нн-но, мертвая!

– Буххх!

– Бл…!!! Я ж сказал – подальше!

Мы маленько не успели за забор: были еще в воротах, сзади прилетело и досталось обоим – мне в левое плечо и ногу, Разуваеву, по-моему, побольше – он сзади был, все принял на себя.

– Ходу, ходу, ходу! – яростно шипел Разуваев, прихрамывая и продолжая толкать меня перед собой, мы бежали к лесу, полоса которого чернела совсем рядом – в сотне метров.

– А может, машину…

– Какая, в ж…, машина?! Давай, родной, давай!

То ли штурмовики не успели прийти в себя после моей гранаты, то ли не сориентировались, куда мы подались, но никто в усадьбе не орал, не стрелял нам в спину, пули не свистели над головой: спустя несколько секунд мы проломились через кусты, окаймлявшие опушку, и оказались в лесу.

Оторвались…

Глава 8

Сергей Кочергин

Писать про горе – тяжелая и неблагодарная работа. Дело в том, что каждый человек, независимо от степени воспитанности и добросердечности, в первую очередь – явно выраженная индивидуальность и обособленная личность, замкнутая на себя, своих близких и своих ценностях. А горе – это очень индивидуальное и глубоко личное понятие.

Вот, например, узнал я о том, что тутси с хуту устроили резню, в результате чего погибло что-то около двух миллионов человек. Это ведь не пять веков назад, а буквально в наши дни… Реакция? Боже мой, ну что за невыносимая жестокость, это какая же жуткая трагедия, как так можно… Так, а во сколько там у меня тренировка? Не опоздать бы…

Нет, я не черствый сухарь, не бездушная скотина – просто эта страшная резня случилась где-то далеко, вне моей системы координат, и ни меня лично, ни моих близких не коснулась.

Вот точно так же реагируют на ваше персональное горе все, кого это не касается лично. Безусловно, они вам посочувствуют, скорчат сострадательную гримасу, украдкой глянут на часы и при первой удобной возможности пойдут заниматься своими делами.

Никаких обвинений в бездушии, никаких претензий – просто так устроен человек, он пропускает все происходящее в мире через фильтр своего личностного восприятия. Если где-то на другом континенте будут воевать не тутси и хуту, а два миллиона моих соплеменников, я буду волноваться и следить за событиями. Если среди этих двух миллионов будут мои знакомые и приятели, волноваться буду вдвойне, а скажи мне кто, что я могу поехать туда, чтобы как-то им помочь, – наверное, поеду. Оценю ситуацию: мое участие реально поможет или это будет бестолковая авантюра, без всякой поддержки? Если авантюра – прежде крепко подумаю. Ну а ежели там не дай бог окажутся мои близкие – без всяких предложений и оценки все брошу и сломя голову помчусь на помощь. И плевать, что авантюра и могу глупо погибнуть, – это МОЕ, и баста.

Однако там воюют тутси и хуту. Поэтому я, безусловно, возмущен до глубины души таким варварством и разделяю всеобщее горе, но… для меня сейчас важнее вечерняя тренировка.

Резюме: человек по сути своей – эгоист. А тот, кто будет утверждать обратное, – демагог и ханжа.

Вот я теперь и думаю: а оно вам надо? Зачем описывать в подробностях, как по-звериному выла Лиза, буквально впав в безумие и неловко пытаясь скованными руками закрыть зияющие раны мертвого Ростовского, – как будто это могло ему как-то помочь? Как бил башкой в стену Петрушин, по-бабьи причитая: бл…, ну что ж ты так, чучело ты х…, всего-то на полсекунды не успел… А что вам, лично вам, даст детально выписанная сцена, когда уже потом, несколько позже, мать Ростовского – интеллигентная, воспитанная дама – вцепилась в лицо Иванова и страшно кричала, пытаясь выцарапать глаза нашему вождю, взявшему у нее живого, здорового сына-красавца и вернувшего труп?!

Короче – не буду. Просто скажу: мы потеряли боевого брата, и у нас горе. Какой там, в гудок, боевой дух, стремление к победе, желание переиграть соперника, азарт, кураж и прочие составляющие любой борьбы! Глубокое уныние и меланхолия, вот так вкратце можно охарактеризовать состояние, охватившее всех нас после гибели Ростовского. Желание отомстить? Ну, не знаю… Кровожадный Вася постоянно бубнил что-то типа «всех убью – один останусь», но все остальные об этом даже и не заикались. И так уложили кучу народу: одиннадцать – один, согласитесь, счет достаточно внушительный, тризна по Валере получилась вполне адекватная…

Особенно остро переживал Костя. Диалог с молодым дураком, убившим себя и угробившим Валеру, огненными буквами врезался в память нашего доктора. Он считал себя основным виновником того, что произошло. Он полагал, что, если бы нашел в последний момент нужные слова, а не стал отстаивать отвергнутое предложение, все могло бы сложиться иначе…

* * *

Постфактум.

Когда везли Валеру к матери, позвонил наш обожаемый патрон. Нашелся-таки, хитрый лис.

Витя сообщил, что в связи с непредвиденными трудностями его некоторое время не будет, а нам всем следует немедля пойти в краткосрочный отпуск и взять тур куда-нибудь за бугор. Институт все оплатит. И надо поберечься.

Очень вовремя…

От чего именно беречься, сказано не было, но прозвучал совет: внимательно читать газеты, смотреть телевизор и покопаться в Интернете. И тогда нам все будет ясно – мы умные, сразу догадаемся.

Впрочем, может быть, не все так страшно, как кажется. Вполне возможно, что нас эти проблемы не коснутся…

Иванов сказал, что уже коснулось, и в двух словах обрисовал ситуацию.

Витя был искренне ошарашен. Некоторое время молчал: переваривал и приходил в себя – Иванов уже хотел дать отбой. Однако наш патрон – парень жутко сообразительный и реактивный – быстро взял себя в руки и сказал примерно следующее: он скорбит вместе с нами, мать Валеры не будет ни в чем нуждаться, он все устроит. Сейчас готов помочь чем угодно – деньгами, связями, но лично рядом с нами быть не может, поскольку находится за пределами страны. Далеко за пределами. И возвращаться планирует только тогда, когда все утрясется.

Шустрый мальчуган. Еще вчера вечером ужинал в «Праге», а сегодня – «за пределами».

Иванов не стал говорить грубых слов, сообщил, что мы пока что справляемся сами, и спросил, как связаться, если будет нужна помощь. Витя честно уведомил, что напрямую с ним пока что связаться нельзя, и дал координаты посредника – что-нибудь понадобится, можно звонить в любое время.

Короче – пройдоха. Сначала сам устроился, а уже потом, задним числом, вспомнил о своем «рабочем инструменте». Однако, спасибо, что вообще вспомнил: в нашей ситуации пригодится любая помощь…

* * *

Первым делом мы переехали на другую дачу и поменяли телефоны. Дача располагается на берегу Клязьмы, это не так далеко от Москвы, как хотелось бы, но других вариантов я не нашел – среди давних знакомых моей семьи не так уж много товарищей, готовых пускать друзей с компаниями в свои «загородные резиденции».

Обустроились, осмотрелись, взялись за работу: Костя накупил газет, уселся листать, Иванов занялся прозвоном своих проверенных «связей», мы с Лизой в два ноутбука принялись серфить Интернет, а Петрушин с Васей пошли обслуживать технику. Нет, никто не говорил, что нам в ближайшее время придется много и часто кататься. Просто нашим терминаторам надо чем-то занять себя. Для них нет ничего хуже, чем сидеть сложа руки и ждать, когда ситуация урегулируется сама по себе. От такого пассивного времяпровождения перед лицом опасности они впадают в меланхолию на грани депрессии.

– Спать и сгущ сосать будем, когда победим. А сейчас надо что-то делать. Не можешь стрелять – ползи и смотри. Не надо ползать и смотреть – сделай что-нибудь полезное…

Для того чтобы разобраться в ситуации, много времени не понадобилось. Не буду приводить развернутый анализ деятельности управления Азарова с позиции стороннего наблюдателя – кроме общих фраз типа «круто взялись» и «сгорели на работе», тут и сказать-то нечего.

А вот на их последнее мероприятие стоит обратить внимание. И вовсе не потому, что эта акция грубо порушила нашу тщательно взлелеянную разработку. Это, конечно, обидно и досадно, но… когда происходят глобальные катастрофы такого масштаба, все, что не имеет к ним прямого отношения, автоматически отодвигается на второй план.

Мероприятие оказалось последним во всех отношениях. Для Зубова и его команды. Для многообещающего проекта, успешно миновавшего экспериментальную стадию. Для страны в целом, в очередной раз упустившей шанс избавиться от огромной армии захребетников, делающих колоссальные деньги на пагубном пристрастии наших медленно умирающих сограждан. Короче, для всех, кто не входит в наркомафию.

Ребята элементарно перегнули палку.

Нет, понятно, что хотели как лучше: встретить принятие Закона не шумной, но очень эффективной акцией, которая значительно облегчила бы первые шаги по его претворению в жизнь. Это ведь даже и декларировать не надо, любому, кто хоть немножко в курсе, ясно, для чего затевалась вся эта экзотика.

Ребята поторопились.

Понятно, что «каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны», но мне кажется, что следовало дождаться принятия Закона. А уже потом, собравшись с силами, потихоньку, помаленьку, не спеша, спуститься с холма и перелюбить все стадо. И пусть бы это заняло на порядок больше времени и сил, зато не было бы такого печального финала.

Своими стадионными чудачествами Зубов со товарищи до смерти перепугали высокопоставленную верхушку отечественной наркомафии. Вот в этом, на мой взгляд, была их главная ошибка.

Когда где-то в тридевятом государстве (сто двадцатый километр от столицы – это для многих моих земляков в буквальном смысле иное измерение) кто-то занимается шокирующими экспериментами с какими-то товарищами из нижнего и среднего звена, на это многие небожители либо смотрят сквозь пальцы, либо не смотрят вовсе. Кроме того, будет из этого толк или нет – неясно, перспективы там вырисовываются самые туманные, так что можно особо не волноваться. Это примерно так же, как в случае с тутси и хуту. Да, безусловно, если все успешно обкатают да жахнут по всей стране разом – многим заинтересованным придется туго, надо бы принимать меры, но… Пока ведь все нормально, верно? Верно. Ну так и давайте решать проблемы по мере их поступления. А сейчас для нас важнее вечерняя тренировка (казино, спектакль, ночной клуб – нужное подчеркнуть)…

А когда одного из небожителей нагло и безапелляционно выдергивают из круга неприкасаемых и публично расстреливают на стадионе – это совсем другой формат событий. Это касается лично всех и каждого, кто к данному кругу принадлежит. Не надо обладать развитым воображением, чтобы продолжить логическую цепочку: сегодня за колючую проволоку собрали всех воров и авторитетов и шлепнули одного из самых уважаемых людей столицы – завтра, по выходу Закона, то же самое могут сделать с каждым из нас.

Все, ребята, тренировки и клубы отменяются, надо срочно принимать меры. Теперь это наше личное дело…

Не знаю, как там оно было на самом деле, но если хотя бы половина из того, что есть в СМИ об операции «Сантьяго» и расстреле главы Российской торговой гильдии, – правда, ребята не просто перегнули, а буквально спровоцировали развязывание активных боевых действий. Каждый из высокопоставленных негодяев примерил шкуру расстрелянного на себя и сделал вывод: это если до выхода Закона они вот таким образом развлекаются, то что будет после того, как его примут?!

Ребята сами подписали себе смертный приговор.

Проще говоря, с этим «Сантьяго» получилось все очень наглядно и убедительно – негодяи элементарно испугались и резко приняли меры.

Неизвестно, что там на самом деле случилось с Зубовым и Азаровым, но я очень сильно сомневаюсь, что последний с бандой каких-то отморозков исполнил первого со товарищи и «ушел в горы». Очень может быть, что их убили вместе и тут же, не мудрствуя лукаво, родили нехитрую легенду для обывателя. В общем, о судьбе этих товарищей можно только догадываться.

А вот по итогам пресловутой операции «Сантьяго» все известно. Операция признана неправомерной, всех, кого взяли в ходе этого мероприятия, выпустили на свободу, уголовные дела прекратили одним волевым решением.

Законопроект о психоактивных веществах снят с рассмотрения и «отправлен на доработку». Иными словами, все – похоронили этот законопроект.

«Связи» Иванова отчасти дополнили картину, читаемую среднеобывательским взглядом в СМИ и Интернете, но в целом ничего принципиально нового не добавили.

Резюме.

Наркомафия, как всегда, оказалась сильнее. Попытка реформации была грубо оборвана на завершающей стадии – когда до победы осталось буквально полшага. Всем, кто хоть как-то планировал в будущем заниматься подвижничеством в данной сфере, преподали наглядный урок: нельзя идти против системы, которая кормит не одну тысячу сильных мира сего, это неразумно и смертельно опасно.

А главное то, что из всего этого стихийно возникшего «Сопротивления» выдернули стержень. Зубов – один из великих столпов Российской империи, являлся зачинателем, инициатором и вдохновителем этого странного для нашей страны движения. У него в этом деле был личный интерес: система убила его ребенка. Это исчерпывающе объясняет все его последние устремления и маниакальную зацикленность на борьбе с наркомафией.

Проще говоря, у этого человека не было «тормозов» и сдерживающих факторов: потеряв самое дорогое, он намеревался идти до конца и был готов положить свою жизнь на алтарь борьбы с «белой смертью».

Ну вот и положил…

Все-таки роль личности в истории имеет колоссальное значение. Теперь Зубова нет – казалось бы, ну что тут такого, всего лишь один человечек… Но бороться с системой больше некому. Надеяться на то, что в один «прекрасный» день история повторится и у кого-то из наших вседержителей (не дай бог!) дитя погибнет от передоза, не стоит: на Олимпе такое случается крайне редко.

Так что система может спать спокойно: в ближайшее время рецидивов «Сопротивления» можно не ожидать…

* * *

Как обычно, едва разобрались в ситуации, сразу возникли два извечных русских вопроса.

Первый вопрос в настоящий момент был явно вторичен: какая теперь разница, кто виноват и откуда враг узнал о нашем роковом прикосновении к этому смертоносному диску? Узнал, и все, факт состоялся, ответить на этот вопрос мы сейчас не можем, значит, нечего и голову ломать.

В настоящий момент для нас важнее определиться: что делать?

За ужином провели развернутую дискуссию по существу текущего момента. Иванов, как обычно, попросил высказываться, а сам сидел, вполуха слушал, думая о чем-то своем и помечал в блокноте особо ценные «перлы».

В сфере генерации идей самым продуктивным был реактивный Вася. Пока другие тугодумы морщили лбы, обсчитывая великое множество параметров сложившейся ситуации, Вася с ходу выдал:

– Бросаем все к бениной маме и возвращаемся обратно в группировку. Там нас ни одна скотина не достанет.

– А как только ты приедешь, тебе предъявят приказ об увольнении, – мгновенно отреагировал Петрушин. – И вот ты на «гражданке», один на один со своими проблемами и заморочками… И что изменилось? Нет, это плохая идея.

– Ладно, – не сдавался Вася. – Тогда валим Гафарова и едем ко мне домой.

– При чем здесь Гафаров? – уточнил Костя.

– Ну… Кто-то же должен ответить за все, что случилось.

– Интересная мысль. Но, в таком случае, надо валить всех, кто хоть как-то принадлежит к верхнему эшелону наркомафии.

– А мы их знаем?

– В общих чертах…

– Не, а конкретнее?

– Ну, это надо работать с информацией…

– А про Гафарова мы знаем все точно. Кто он такой, чем занимается и как к нему подобраться.

– Гафаров, это, конечно, утопия… А зачем нам к тебе ехать?

– Там тайга.

– И что?

– Тайга большая. Можно армию спрятать – никто не найдет. Я, например, знаю кучу типов, которые там с незапамятных времен живут вообще без документов. Можно сказать, что в люди выходят только за порохом и солью.

– Ну, это до поры до времени. Если очень сильно захотеть, можно найти человека где угодно…

– Да вот уж хрен вам по всей морде, уважаемый коллега! В тайге нас ни одна падла не достанет, – твердо пообещал Вася. – Это я вам гарантирую чем хотите. Нам бы только до Красноярска добраться, а дальше я за все отвечаю.

– И чего мы там будем делать?

– То же, что и все остальные. Зверя добывать, рыбу ловить, птицу бить, грибы-ягоды собирать. Короче – жить. Семьи с собой возьмете. Тайга прокормит.

– Замечательные перспективы! Всегда мечтал вырастить из своих детей диких, неграмотных звероловов, которые будут есть с ножа и сочинять скабрезные стишата…

– Зачем – неграмотных? Вы у нас все из себя такие умные, лучше любого преподагога выучите. Я вон по телику смотрел – один «новый русский» в леса ушел, сам детей всему выучил. А вы в три раза умнее, так что дети будут в порядке.

– Ну, в общем-то…

– Да ладно отмазки лепить! Все будет пучком. И потом, есть такие, что в школу не ходили, – и ничего, сами по себе развиваются, – тут Вася горделиво подбоченился. – Так что по детям – это вообще не проблема. И потом, там у каждого зверолова своя спутниковая «тарелка» – инфо можно грести лопатой…

– Ну, не знаю… Вообще, с трудом представляю, как всю жизнь можно прожить в тайге? Ладно – по молодости… А с возрастом? А если какое-нибудь серьезное заболевание?

– Костоправов и травников там хватает, – легко парировал Вася. – И вообще, со всем, от чего лечит медицина, наши знахари справляются одной левой. И с тем, от чего не лечит. А! Вот что заметил: наши таежники никогда не болеют вашими тупыми городскими болезнями.

– Это какими же?

– Ну, типа – неврозами там всякими, раками и прочими вредными депресняками.

– А чем они болеют?

– В основном переломами, травмами, редко – простудами. И ни разу не слыхал, чтобы у кого-то глаз дергался или розовые кролики мерещились.

– Наверное, так оно и есть, – вывалилась из задумчивой меланхолии Лиза. – Там нет привычных для мегаполиса стрессовых нагрузок, перенаселенности, вечной спешки и прочих прелестей сугубо городского характера… Там, наверное, все по-другому…

– А женщины там есть? – сурово уточнил Петрушин.

– А то!!!

Понемногу все втянулись в полемику и назадавали Васе кучу вопросов – что удивительно, он очень четко и обстоятельно отвечал и в качестве доказательной базы приводил весомые и всем понятные аргументы.

Ну и немудрено: товарищ вырос в тайге, это его дом, привычная среда обитания, и он прекрасно знает, о чем говорит.

Как ни странно, Васино предложение заметно всех приободрило и по-хорошему встряхнуло. Видите – безвыходных ситуаций не бывает. Какое-никакое, а все же решение проблемы. Короче, не надо заранее хоронить себя – жизнь продолжается.

– Ладно, в тайгу удрать всегда успеем, – вмешался Иванов. – Давайте попробуем сначала сделать что-нибудь полезное здесь и сейчас. Есть предложения по текущему моменту?

– Исполнить Гафарова, – упрямо напомнил Вася.

– Вася – прекрати!

– Ну почему сразу – «прекрати»?! Мы знаем, кто он, где он, мы можем шлепнуть его в любой момент!

– А практическая сторона вопроса? Что нам это дает?

– Моральное удовлетворение, – буркнул Вася. – И потом: остальные козлы будут бояться. Будут знать, что нас голыми руками не возьмешь. И десять раз подумают: стоит ли этих страшных ребят искать и вообще хоть как-то с ними затеваться.

– Акция с Гафаровым – это явный перебор, – выступил Костя. – А вот идея насчет того, что «будут бояться и десять раз подумают – стоит ли связываться», заслуживает более тщательного рассмотрения. Если надо, могу обосновать.

– Обоснуй, – заинтересовался Иванов.

– Здесь простейшая логическая схема на три хода. Рассуждаем с позиции противника. Мне нужно выявить и уничтожить людей, которые имели доступ к важной информации. Я отряжаю для этого команду…

– Раз, – загнул палец Вася.

– Нет, Вася, «раз» – это «мне нужно выявить и уничтожить». Любая схема начинается с мотивации.

– Да ладно, не отвлекайся.

– Итак, мне нужно выявить и уничтожить. Я отряжаю команду. Ее в полном составе кладут, задача не выполнена. Итог: я потерял своих людей и ничего не добился. Хотя внешне задачка была простой и совсем нетрудоемкой – первого человечка я изъял элегантно и непринужденно. Вопрос: как я после всего этого буду относиться к врагу?

– Хороший враг – мертвый враг, – кровожадно прищурился Вася. – Я отправляю еще одну команду, более сильную и опытную.

– Это при условии, что у тебя неограниченный людской ресурс и ты делаешь все официально, – поправила Лиза. – Нас до сих пор не подали в розыск, и вообще по данному инциденту нет никаких сообщений – даже типа «в результате ДТП сгорели две машины». Резонно предположить, что вся работа по нам проводится совершенно неофициально, как следствие, ресурсы у них вовсе не безграничные.

– Согласен, – поддержал Иванов. – Каким бы он гениальным руководителем ни был, восполнить потери и быстро найти новых исполнителей – это не так просто, как кажется на первый взгляд. Особенно, если команда была слаженная и работала под его руководством долго и успешно. В общем, надо какое-то время, чтобы оправиться от такого удара. Однако давайте не будем обольщаться насчет «официально-неофициально». Наверняка мы это не знаем, так что это еще под большим вопросом…

– А похоже на правду, – сказал Костя и, слегка порозовев, уточнил: – Это я по поведению юного гренадера…

– А что там в его поведении?

– Ну… Его последние фразы… – Лицо нашего психолога стало несчастным, голос предательски дрогнул. – Знаете, он говорил как человек не просто обреченный… А твердо знающий, что он делает что-то неправильное… Ну, как бы это… В общем, он же молодой, а такая тоска была в голосе, как у старика, что прожил жизнь и вдруг понял, что не так прожил, как надо бы… Короче, он вел себя не как боец правопорядка, которого террористы зажали, а это… Ну, как бы наоборот, что ли… Хотя он отчетливо понимал, что мы такие же, как он, и говорил об этом. И вместе с тем… А, блин… Не знаю, как объяснить…

– Да не надо, и так понятно, – Петрушин осторожно похлопал Костю по плечу. – Скот он был, вот что я тебе скажу. Боец правопорядка не стал бы брать женщину в заложники и потом рвать себя и ее гранатой.

– Легко сказать – «скот». Нет, там все гораздо сложнее… Ну, я не знаю… Короче, не было веры в его голосе, – собравшись, завершился Костя. – Он понимал, что умирает за неправедное дело. И – никакой патетики – тоска была как раз от того, что осознавал: дурак я, дурак – влез куда не надо, теперь умираю глупо и бездарно…

– Интересное наблюдение, – без эмоций отметил Иванов. – Нам это как-то поможет?

– Предсмертные метания вот этого юного гренадера – никак. А тот факт, что они теперь нас будут опасаться или даже побаиваться – да, поможет.

– Каким образом?

– Если мы сейчас затеем с ними комбинационную игру, имеем полное право выступать с позиции этаких «крутых перцев», каждое слово которых будет подкреплено не какими-то там абстрактными обещаниями и угрозами, а готовностью к немедленным действиям, подтвержденной отчетливой конкретикой – одиннадцатью трупами. Согласитесь, это весьма убедительный аргумент.

– Ух, как складно сказанул, – бесхитростно восхитился Вася. – Потом повторишь – я запишу.

– Да, интересная мысль, – Иванов сделал очередную пометку. – Лиза, есть что сказать?

– Мне понравился Васин вариант.

– В смысле?

– Исполнить Гафарова.

Ну вот… И не поймешь – шутит или как. Взгляд вполне серьезный.

– Да, кровожадность – заразная штука, – покачал головой Костя.

– Рискуя показаться неоригинальным, повторю вопрос, – Иванов досадливо прищурился: – Если опустить моральное удовлетворение, что нам это даст в сугубо практическом плане?

– Я могу его опознать, – словно не слыша вопроса, тихо сообщила Лиза. – Видела его неоднократно. Когда еще муж был жив…

Лизин муж был довольно большим человеком в Питере. Вращался в соответствующих кругах. Гафаров, как и большинство всех наших «неприкасаемых», – из «питерской команды».

– Так, а вот это нам пригодится, – Иванов рефлектировать не стал, сделал пометку в блокноте и погрозил Лизе пальцем: – Ты это… Не разлагай мне тут…

Лиза как-то неопределенно пожала плечами, но разлагать, в самом деле, не стала и, немного подумав, покорно кивнула.

– Женя?

Петрушин деликатно кашлянул, покосился на Васю, потом на Лизу и от высказываний воздержался.

– Сергей?

– А вы, наверное, уже все придумали. Давайте теперь вас послушаем.

– Я спросил твое мнение.

– Ну, я могу только подытожить. Насчет потери исполнителей и обретения нами статуса «крутых перцев»: неплохая мысль. Понятно, что к услугам противостоящих нам людей – все бойцы наркомафии нашей страны. Но вот в данный момент, у данного человека, с которым мы имеем дело, – у него, образно выражаясь, из рук выпал удобный и привычный инструмент. Теперь ему надо либо отрастить себе новый, либо как-то реставрировать старый. Для этого нужно время. То есть у нас есть какой-то небольшой промежуток, в течение которого против нас не будет активных действий. Если собираемся что-то предпринимать, надо делать это как можно быстрее. Пока наша крутая харизма не увяла и враги не перехватили инициативу. Это где-то двое-трое суток – потом момент может быть упущен.

– Вот же языкастый! – похвалил Вася. – Я бы так сказал – надо бить, пока не очухались. А ты смотри как завернул…

– Все?

– Да, у меня все.

– Ну все, я вас всех послушал…

– А меня что – даже не спросите? – обиделся Вася.

– Вася, это разве не ты здесь больше всех говорил? – Иванов не смог удержаться от усмешки. – Мы знакомы с твоим мнением: ты хочешь убить Гафарова. У тебя еще что-то есть?

– Да. У меня есть: как это сделать. Между прочим, легко и просто. Мы с Лизой сами все сделаем: надо будет только прикрыть до и эвакуировать после…

– По Гафарову вопрос закрыт, – Иванов решительно рубанул ладонью воздух. – Если у самих мозгов не хватает, могу объяснить – почему.

– Не хватает, – Вася упрямо насупился. – Объясните.

– Гафаров – единственное связующее звено, через которое мы можем выйти на остальных членов ареопага. Неужели не понятно?

– Так… – Вася оживленно потер ладошки. – Это уже интересно! То есть мы выйдем на остальных, а потом всех разом завалим?!

– Мы вообще никого не будем валить. Отвыкайте, валить – это моветон.

– А чего мы будем?

– Мы попробуем с ними договориться.

– Договориться насчет чего? – уточнил Петрушин.

– Насчет того, чтобы они отстали от нас, оставили в покое и дали нам гарантии личной безопасности.

– Ух ты… – тут даже Костя удивился. – А у нас есть что им предложить?

– Нет, у нас нет ничего такого, что могло бы их заинтересовать. Но договориться все равно можно попробовать.

– Это каким же образом?

– Во-первых, до недавнего времени они полагали, что у нас есть то, что им нужно. Пытаясь заполучить это, они потеряли одиннадцать человек. Теперь они не просто полагают, а буквально уверены в том, что у нас есть то, что им нужно. То есть убеждать их ни в чем не надо. Осталось только поставить их в такие условия, чтобы они вынуждены были сделать то, что я перечислил выше: оставили нас в покое и дали гарантии личной безопасности.

– Да, но на самом-то деле у нас нет того, что им нужно…

– Но ведь они об этом не знают!

– Не понял… – Петрушин озадаченно почесал затылок. – Вы что, собираетесь этих хлопцев «развести»?

– Да, собираюсь.

– Вот это новости… – Костя неодобрительно поджал губы. – И как вы себе все это видите?

– Элементарно. Слушайте, дети мои, и учитесь, пока папа жив…

Как и большинство рожденных нашим вождем комбинаций, план был гениален и прост. Был в нем один лишь маленький изъян: отсутствие того самого золотого ключика, из-за которого, собственно, все и затевалось.

– Итак… – первой отреагировала Лиза. – Взяли мы с них гарантии. Записали, транслировали… Наступил момент передачи диска.

– Да, момент не просто щекотливый, а прямо-таки до упора неловкий, – поддержал Костя. – Ни за что в жизни не хотел бы оказаться на вашем месте в этот момент… И что мы делаем?

– Когда будем обговаривать условия встречи, скажем, чтобы взяли своих специалистов по допросу в режиме «пси» и прихватили дядю с полиграфом, – нимало не смутившись, сообщил Иванов. – И я попросту скажу им правду: ребята, нет у нас никаких копий. И никогда не было. Можете спать спокойно, вся «компра» на вас – у вас, и вообще, зря вы все это затевали. А чтобы в этом удостовериться, можете протестировать меня на полиграфе и допросить в режиме «пси».

– Возникает резонный вопрос, – Костя озабоченно нахмурился. – Зачем, в таком случае, вы все это затевали?

– Затем, что в противном случае с нами просто не стали бы разговаривать, – с готовностью выдал Иванов. – А продолжали бы ловить и убивать. И еще неизвестно, сколько бы при этом полегло народу с обеих сторон.

– Ну что ж, – поразмыслив, одобрил Костя. – Хорошее завершение комбинации. Безусловно, досада и даже обида будут иметь место. Но если они разумные люди, по прошествии некоторого времени…

– А я бы убил за такой «кидняк», – неодобрительно пробурчал Вася. – И мне по фигу, что у вас ничего не было и нету. Если бы меня так «развели» – да я бы, блин, по стенке размазал за такие выкрутасы!

– Это потому что ты не такой, как они, – мудро прищурившись, заявил Костя. – У тебя нет высокого общественного положения. Нет семьи. Нет огромного легального капитала, репутации и власти. И нет перспективы лишиться всего этого из-за какой-то глупой случайности в лице полковника Иванова с командой. Вот поэтому-то тебе и по фигу, а им – нет. Им есть что терять.

– Надо будет учесть вот это Васино замечание, – совершенно серьезно заметил Иванов, делая пометку в блокноте. – Когда будем с ними работать, нужно будет внимательно присмотреться, что за типы. Если среди них будет хотя бы один, кто мыслит как Вася, шансы наши падают практически до нуля. Нужно будет принимать экстренные меры.

– Присмотримся, – пообещал Костя. – Дайте только добраться до них.

– Кроме этого пункта еще какие-нибудь нарекания есть?

– Этот пункт самый важный, – непримиримо буркнул Вася. – За такие вещи обычно убивают.

– Обычно – да, – кивнул Иванов. – Но наша ситуация до того необычная, что подходить к ней с позиции общепринятых стандартов нельзя. И потом… Как ни крути, у нас просто нет других вариантов. Это наш единственный шанс. Так что отдыхайте, коллеги, завтра спозаранку закатываем рукава и принимаемся за работу…

* * *

Седьмого сентября, в 17.45, Лиза в гордом одиночестве заступила на боевое дежурство в Фуркасовском переулке, напротив дома номер один на Большой Лубянке.

В руках Лиза держала плакатик формата А3 (для Вась Крюковых – это два сложенных вместе стандартных листа), развернув его так, чтобы проезжающим по переулку была видна картинка.

На картинке запечатлен в цвете жесткий диск – полдня потратили, чтобы найти похожий на тот, что брали у Азарова, а внизу – игривый посул зелеными буквами: «Полюблю – подарю!»

Гордое одиночество было показушным. Метрах в двадцати от Лизы, ближе к площади Воровского, сидели в машине Иванов, Костя и ваш покорный слуга. Метрах в двадцати пяти с другой стороны – Петрушин с Васей.

Мы очень надеялись на то, что Гафаров будет вести себя прилично, но на всякий случай наша дама держала в изящной поясной кобуре «ПСС» с досланным патроном. При инструктаже Иванов не стал в категоричной форме требовать полного пацифизма.

– Смотри по обстановке. Если все же вдруг будут брать и почувствуешь, что мы не успеваем помочь, с чистой совестью работай на поражение. Практика показывает, что вынимать тебя из плена – занятие дорогостоящее и трудоемкое. Так что легче предотвратить, чем потом опять ковыряться…

Охранять информацию в Лизином ведомстве умеют. За день нам не удалось узнать про Гафарова ровным счетом ничего, кроме того, что у нас уже было.

Чтобы установить маршруты и удобные для контакта места, которые объект имеет обыкновение регулярно посещать, нужно время и специалисты. Объективно оценивая наши возможности, Иванов сказал, что нам самим не потянуть долговременную грамотную «наружку» за такой персоной, как Гафаров.

Поэтому решили работать «с колес», нагло, наобум, практически без подготовки, довольствуясь теми обстановочными факторами, которые имеются в наличии. Уж коль скоро для организации полноценной «выводки» такого объекта у нас нет ни времени, ни возможностей, придется рисковать, полагаясь, скорее, на удачу, чем на какие-то мудрые расчеты. Получится – молодцы. Ну а не получится, значит, не судьба.

С 18.30 до 19.00 из внутреннего двора дома номер один выехали три пары машин (Гафаров ездит парой, с охраной в четыре лица), но интереса к нашей рекламной акции никто не проявил.

В 19.15 выехали два темно-синих «бумера» – тот, что шел спереди, резко, как вкопанный, притормозил возле Лизы. Дверное стекло сзади – справа поехало вниз, показалась рука и поманила Лизу пальчиком.

Лиза отрицательно покачала головой, натянуто улыбнулась и ткнула пальцем в нашу сторону. Двери первой машины распахнулись, из них вышагнули двое дородных, крепких хлопцев – водила и тот, что сидел с ним рядом, и уставились на Лизу, выражая готовность по первой же команде приступить к погрузочным работам.

– Приготовились, – тихо скомандовал Иванов.

Лиза согнала с лица улыбку, что-то сказала и, положив правую руку на пояс, зажатым в левой плакатом ткнула в сторону дома общества «Динамо», где раньше был известный 40-й гастроном.

Хлопцы тотчас же сели обратно. Лиза опять натянула улыбку, пару раз кивнула и что-то пообещала. Через несколько секунд задняя правая дверь первой машины распахнулась, и наружу вышел коренастый мужчина чуть ниже среднего, в строгом деловом костюме, с усами, как у Сталина, стриженный под Сталина и с трубкой в руке.

– Это Гафаров? – уточнил Костя.

– Возможно, – Иванов неопределенно пожал плечами. – Я его только по телевизору видел.

– А звать его…

– Иосиф. Иосиф Арифович.

– Ну, епп… Вот это влипли! – с ходу расстроился Костя.

– В смысле? – не понял Иванов.

– На маньяка напоролись. Хлебнем мы с ним.

– Да ладно! Ты даже с ним парой слов не перекинулся.

– Слова тут не нужны, и так все понятно…

Осмотревшись, генерал задержал взгляд на крыше дома общества «Динамо» и, следуя приглашающему жесту Лизы, пошел в нашу сторону. Хлопцы из обоих «бумеров» вышли на тротуар и, выстроившись в шеренгу, стали пожирать нас взглядами.

– Присаживайтесь, Иосиф Арифович, – Иванов радушно распахнул дверь. – Мы вас надолго не задержим – думаю, минуты за три управимся.

– В машину я не сяду, – голос у Гафарова низкий, с хрипотцой, чуточку неровный – волнуется товарищ. – Выходи, будем говорить здесь. И давай без глупостей, а то мои люди с вами быстро…

– Твои люди только умирать умеют быстро, – жестко оборвал Иванов, покидая салон. – Так что про людей – не надо. Насчет снайперов на крыше дома тебе сказали?

– Сказали. Ты что, думаешь, меня можно таким образом запугать?

– Нет, не думаю, – покачал головой Иванов. – Просто предупреждаю. Пусть только кто-нибудь дернется – и будет вам тут братская могила.

– Ну-ну…

– Еще разок так «нунукнешь», и тебя завалят прямо на месте, – очень тихо, с холодной ненавистью в голосе пообещал Иванов. – Ты что, скот, сомневаешься, что мы на это способны?

Внезапно Иванов сделал два шага вправо, словно освобождая «сектор», и достал телефон.

Хлопцы у «бумеров» замерли, напряглись и, положив руки на пояса, впились взглядами в крышу дома «Динамо». Хе-хе… Ребята, вы что, серьезно: с пистолетами – против снайперов?!

Гафаров подался назад, машинально втянув голову в плечи, и хрипло пробурчал:

– Э, хорош! Че ты психуешь – я ж по-доброму…

– По-доброму?!

– Да понял я все, понял. Дергаться никто и не собирается, давай вопрос решать…

Как видите, диалог с самого начала не задался. Я покосился на Костю – во взгляде его читалось одобрение. Значит, вождь делает все правильно? Мне показалось, что тон для задела выбран не просто жестковатый, а, прямо скажем, непозволительный в диалоге такого формата.

Однако Костя прав – харизма «крутых перцев» работает. Гафаров – большой человек, привыкший играючи распоряжаться чужими судьбами, сдал позиции на удивление легко. Хотя, с другой стороны, это может быть всего лишь хитрый ход. Может быть, товарищ вовсе не такой прямолинейный трактор, каковым кажется, а весь из себя гибкий и интуитивный…

– За этим, собственно, и приехали, – Иванов вернулся на место и спрятал телефон. – Давай решать вопрос.

– Диск у тебя?

– Угадай с двух раз.

– Угадал. Что собираешься делать?

– Отдать.

– Кому? Кто больше заплатит?

– Тому, кому это нужнее.

– Ну так… Значит, мне, да?

– Слушай, есть еще люди, которым это нужно. Ты почему только о себе думаешь?

– Так… По-крупному играешь, да? Хочешь со всех деньги взять, да?

– Иосиф, можешь мне не верить, но даже и мысли такой не было. Знал бы, что вообще на этом диске, ни за что в жизни не стал бы его брать.

– Ну – что сделано, то сделано… И что теперь?

– Короче. Отдам не просто так. А только если все, кто кровно в этом заинтересован, дадут мне и моим людям гарантии, что после этого нас никто не будет преследовать.

– И все?

– В смысле?

– Ну – только гарантии, и все?

– Гарантии под запись. Для страховки.

– На видео?

– Да.

– То есть денег с нас ты совсем не возьмешь?

– Ну я же сказал: нет! Не нужны мне ваши деньги – буду жив, сам заработаю…

Иосиф задумался.

Не было облегчения в его взгляде, не читалась на лице радость по поводу найденного решения проблемы: наш враг тщательно и напряженно размышлял, как будто пытался найти какой-то хитрый подвох…

– Иосиф, тебе что-то не нравится?

– Да нет, все нормально…

– Я насчитал двенадцать человек, которые что-то решают. Ты знаешь, о ком я говорю. Вам надо собраться и дать под видеозапись гарантии – текст я подготовлю, он устроит и нас, и вас. Чтобы у вас не было сомнений и вы были уверены, что информация не гуляла налево, я готов в присутствии всех пройти тест на полиграфе – с вашим специалистом. И на допрос с психотропными веществами – понятное дело, тоже с вашими специалистами. То есть я вам даю стопроцентную гарантию, что пока больше об этом никто не знает. Ну уж и вы мне – такие же гарантии. Иосиф, что из того, что я сказал, невыполнимо?

– Ну, в общем все выполнимо. Думаю, никаких проблем не будет. Я сегодня же свяжусь со всеми, обговорим этот вопрос. Когда и где?

– Послезавтра, в 11.30. Сбор у кинотеатра «Азербайджан».

– Так… А если кто-то где-то по делам…

– Меня это не волнует. Я даю достаточно времени, чтобы прилететь из любой точки земного шара. Если не будет хотя бы одного, встреча не состоится.

– Хорошо. Я оповещу всех.

– Иосиф, засадами можешь себя не утруждать, – честно предупредил Иванов. – «Азербайджан» – это только пункт сбора. Убедившись, что вы собрались в полном составе, я назову место встречи, и мы все вместе туда прокатимся. А там уже все будет оборудовано по моим запросам. Это понятно?

– Понятно.

– Ну все. Если вопросов нет, не смею больше задерживать. Встречаемся послезавтра, за полчаса до полудня…

Глава 9

Андрей Горбенко. Сирота

Здравствуйте, люди.

Я Андрей Горбенко, гражданин великого государства российского. Бывший опер. Бывший сотрудник управления «Л» с неограниченными возможностями и привилегиями. Бывший истребитель воров. И вообще, кругом – бывший.

Я сирота. Название главы видели? Это не позерство, не надрывная попытка выжать слезу сочувствия, а просто тупая констатация факта.

Я, в общем-то, детдомовский, вы в курсе. Но сиротой себя никогда не считал. У меня была работа. Я ею жил. То есть отдавался ей весь без остатка, вкалывал беззаветно и самозабвенно, и не потому, что заставляли, а потому что у человека обязательно должна быть цель в жизни, – и эта работа была моей единственной целью.

Потом было управление, которое занималось очень нужным делом. Ради этого дела не жалко было и жизнь отдать. Без всяких сентенций и пафоса, а просто: нужно, значит, отдадим, дело стоит того.

А теперь у меня ничего нет. Нет управления. Нет людей, с которыми сражался против вселенского зла. Нет работы. Более того, моя работа теперь меня ищет: я во всероссийском розыске.

Еще меня ищут воры. Но в свете последних событий это уже несущественно. Потому что у моей работы гораздо больше шансов найти меня, и понятно, что ворам уже вряд ли что достанется.

Короче. Я круглый сирота. Единственное, что у меня осталось от прежней жизни, – это Разуваев. Однако Разуваев сам точно в таком же положении, так что можно смело утверждать, что мы оба сироты. И жить нам в этом сиротском приюте осталось совсем недолго. Потому что официально дана команда живыми нас не брать, при обнаружении немедленно открывать огонь на поражение.

Спасибо, Родина, спасибо. Ты – великая страна, и материнская любовь твоя к чадам твоим тоже велика: она так горяча и неистова, что может испепелить любого, кто за особые заслуги перед тобой будет ее удостоен.

Однако давайте по порядку…

* * *

Как поведет себя раненый человек, чудом избежавший гибели от рук специально обученных убийц и оказавшийся ночью в лесу?

Думаю, главное стремление его простое и всем понятное: как можно быстрее убраться из района, где эти убийцы могут его искать. Последовательность осуществления этой задачи тоже вроде не особенно сложна: кратчайшим путем добраться до шоссе, добыть транспорт (голосовать, изъять – без разницы) и умчаться как можно дальше.

Логично?

Вот и я тоже думал, что логично. Оказалось, я ошибался. В такой ситуации надо неспешно трусить параллельно шоссе, держа его в поле зрения, но не приближаясь, и при этом, понятное дело, стукаться башкой обо все попавшиеся на пути деревья, цепляться ногами за коряги и обдирать и без того израненное тело о сучья. Темно, ни фига не видно, фонарь включать нельзя. Короче: сплошной мазохизм.

Некоторое время я послушно топал за Разуваевым, но вскоре выпал из эмоциональной комы (наверное, равномерное движение регулирует концентрацию адреналина в крови) и стал потихоньку капризничать.

– Нельзя на шоссе, – буркнул Разуваев, не переставая ритмично хромать куда-то в неведомую даль. – Поток плотный, скорость высокая. Голосить – никто не встанет, тормозить – собьют. Но не это главное.

– А что главное?

– Прямая через лес – точка выхода на шоссе – наиболее вероятное направление ухода.

– И?

– Все подряд перекрыть они не могут. Людей не хватит. А сюда послать могут. Прикинь: они едут – а тут мы голосуем…

Прикинул. Да, все так и выходит. Если даже прямо сейчас объявить общегородскую операцию с перекрытием всех узловых точек на шоссе и магистралях – это долго и хлопотно. Кроме того, надо же продумать повод, довести ситуацию до ума, а то получится, как в дрянном кино: ребята, мы тут кое-кого расстреливали, а двоих совершенно случайно не убили – давайте, ату их, мочите, где поймаете!

Короче, насчет общегородской операции прямо сейчас – это еще вопрос. А вот послать пару экипажей прокатиться в наиболее вероятном направлении эвакуации – это запросто.

Вообще-то мог бы и сам додуматься – это азы. Что-то голова совсем не работает. Наверное, слишком плотно поел за ужином…

– Ну и куда мы теперь?

– До перепихабельного проселка.

– До какого проселка?

– Перепихабельного.

– Ага…

Я Москву и окрестности знаю достаточно хорошо. И совершенно точно могу сказать, что такого идиотского названия в природе просто не существует.

– А, это сами придумали, что ли? – да, что-то туговато голова сегодня работает!

– Ага. Короче, богачи туда баб возят. На предмет перепиха. Посадил в тачку, свернул с шоссе, заехал в кустики – и вперед.

– Вообще-то такими вещами публика попроще занимается. У богачей для этого найдутся места поприличнее.

– Не, я те говорю – богачи. Там такие тачки! А такие бабки за молчок отстегивают – можно не работать…

– За «молчок»?

– Ага. Мы там три года назад промышляли помаленьку. Наездами.

– Не понял… Вы что, рэкетом занимались?!

– Ну ты сказанул – «рэкетом»! Так, по мелочи. Будет время – расскажу…

– Понятно… И далеко этот проселок?

– Да тут рядышком – два кило.

– Два километра?!

– Ага.

– Ну ты даешь, Серый!

– Чего это я даю?

– Давай хоть на пару минут встанем, перевяжемся. Тут в нарукавном кармане пакет есть…

– Нельзя нам стоять, – отрезал Разуваев, даже и не думая сбавлять темп. – Доберемся – перевяжемся.

– Серый, я могу и не добраться. В ботинке липко, кровь натекла.

– Потерпи маленько, – неожиданно мягко попросил Разуваев. – Артерии целы, остальное не страшно.

– Не, я понимаю… Просто уже хлюпает! Ботинки большие, болтаются…

– Да и хрен с ним, пусть хлюпает. Ты идешь, злишься, значит – давление в норме, крови хватает. Не хватало – упал бы уже.

– Ну, спасибо!

– Пожалуйста. Нельзя нам останавливаться. Соберись: чуть-чуть осталось…

«Проселок», на самом деле, оказался вполне приличной асфальтированной дорогой. Однако в отличие от шоссе здесь не было ни одного фонаря, а растительность лепилась вплотную к дорожному полотну – в некоторых местах кусты в буквальном смысле выбегали на дорогу.

Думаете, мы присели в кустиках и стали ждать? Как бы не так! Мы с ходу вцепились в первый попавшийся дорожный знак и стали с остервенением выдирать его из земли. У меня даже времени возразить не было: Разуваев буркнул исключающим пререкания тоном:

– Взяли!

И взяли.

Вообще такого рода вандализмом ранее мне развлекаться не доводилось, и со стороны эти знаки казались хрупкими и несерьезными. А на деле это довольно толстая и массивная металлическая труба, не просто вкопанная на метр в землю, но еще и залитая бетонным «фундаментом» – этакой здоровенной болванкой центнера в полтора.

Короче – жуть!

Думаю, в нормальной обстановке нам бы понадобились лопаты, транспорт и минимум полчаса. А здесь одолели ручками и буквально за несколько минут. Помогло злое отчаяние, жравшее душу в течение последнего страшного часа. Разумеется, лучше бы примкнуть штыки и с диким воплем – в атаку… Но столб – тоже вполне достойный объект для выплеска клокочущих эмоций.

– Спасибо, Разуваев, ты настоящий психотерапевт…

– На здоровье.

Эмм… Оказывается, столб рвали с корнем вовсе не для утоления застоявшейся боевой ярости, а исключительно в практическом аспекте.

Мы им просто перегородили дорогу.

– Плохая затея, – высказался я, с трудом переводя дыхание. – Лежит низко, издалека не видать. Влетит с трассы какой-нибудь лихой ездун – и хана тачке.

– А нам не пох?

– Ну, вообще-то… Но нам на этой тачке потом ехать.

– Так… Молодец, – одобрил Разуваев. – Соображаешь. Давай – взяли.

– В смысле – «взяли»?

– Оттащим подальше. Чтобы было время для тормозного пути.

– Серый, ты сдурел? Пока мы его рвали, я весь кровью истек!

– Ну, тогда я один потащу.

– Да вперед!

В этот момент с шоссе на «проселок» свернула машина. Мы предусмотрительно отскочили в сторону – и правильно сделали. Машина начала тормозить слишком поздно, смачно ткнулась в болванку и, сминая бампер и зажмуриваясь на один глаз, протащила столб с десяток метров.

– Не успели, – огорчился Разуваев. – Придется на аварийной тачке ехать. Давай ты свети, а я буду общаться.

Я включил фонарь, и мы наскоро пообщались с пострадавшими.

Пострадавших было двое: зрелый дородный мужчина со скверными манерами («Да вы знаете, кто я такой?! От вас места мокрого не останется, скоты! Вы у меня г…но жрать будете – пригоршнями!) и юная леди, которая была настолько пьяна, что так и не поняла, в какую неприятную историю она угодила.

Разуваев беззлобно одел крикуна на колено, отнял у него и у леди мобильные телефоны и напутствовал следующим образом:

– Вы е…ться приехали? Ну вот и е…тесь на здоровье. А мы поедем потихоньку.

После чего мы придушили сработавшие подушки безопасности и, в самом деле, сели и поехали. Мощная «бэха», несмотря на аварию, словно бы рекламировала марку: работала так, будто только что выкатила за ворота автосервиса.

Я рулил, а Разуваев командовал:

– Поехали в город.

– Ты ничего не перепутал? Нам бы лучше наоборот.

– В город.

– Ну, смотри…

По дороге Разуваев поинтересовался, нет ли у меня в других городах надежных друзей. Я с ходу уловил суть и позвонил корешу в Воронеж: спросил, не примет ли он пару мерзавцев на предмет с недельку отсидеться.

– Эмм… От чего отсидеться?

– Потом скажу, по приезде…

Кореш, естественно, замялся, но пригласил в гости: типа, какие вопросы, тебе всегда тут рады.

После разговора я выкинул мобильный в окно и посоветовал Разуваеву сделать пару звонков – если надо – и подобным же образом расстаться с телефоном.

– На фига? – удивился Разуваев.

Туповатая простота брата по оружию меня несколько покоробила, но я взял себя в руки и прочел короткий ликбез: при покупке телефона твои данные заносят в базу, так что если ты в розыске…

– Ну – обидел! – оскорбился Разуваев. – Что ж я, по-твоему, совсем шпалой вдаренный, чтоб телефон покупать? Он у меня изъятый, причем тридцатый или сороковой по счету, так что – пусть ищут…

Так…

– Серый, а у тебя машина есть?

– А на чем мы сейчас едем?

– Нет, своя машина – в мирной жизни.

– Да, есть.

– Изъятая?

– А то!

Ага… Часы у него «изъятые» – как-то мельком обмолвился (интересовались, откуда у бедного спеца такие дорогие часы), телефон – «изъятый», тачка – аналогично, на досуге имеет обыкновение изымать лишние деньги у спаривающихся на природе богачей… Короче, вся жизнь – сплошное изъятие. С интересной стороны открывается товарищ Разуваев…

– Кстати, спасибо, напомнил. Я мобилу искупал сдуру, эти две, что взяли у парочки, наверняка купленные в магазине, так что надо будет новую изъять, «серую».

– Ну вот…

– Не, ты че, думаешь, я полный бандос, да? Я тебе так скажу: ни разу в жизни не взял у честного человека. Ни разу, ты понял?

– Серый, мне глубоко до звезды, у кого ты брал, это твои дела.

– Не, просто чтоб было ясно. У вора и бандита можно забрать все до последней копейки. Это не дети, они умеют за себя постоять. Если забрал – значит, ты сильнее.

– А вот сейчас тачку мы взяли не пойми у кого: может, они честные.

– Честные на такой тачке не ездят. Ну и не насовсем мы ее взяли: скоро бросим – найдут быстро. И потом: у нас сейчас ситуация. Нам простительно. Мы, между прочим, через пару минут будем грабить аптеку и магазин. Так что, если есть какие-то принципы – говори сразу.

– Серый, хорош придуряться! Какие, в ж…, принципы, чего ты завелся?! Что, я не понимаю, что ли…

Насчет «грабить» – это как-то серьезно и громко: грабят обычно банки и казино. А мы просто набрали продуктов в первом попавшемся круглосуточном магазине и не заплатили.

– Денег у нас нету, – пояснил Разуваев пожилой продавщице, мимоходом поводя стволом в сторону тощего охранника, потянувшегося было за дубиной. – Поэтому берем все просто так. Водка паленая?

– Паленой не торгуем, у нас тут не ларек, – обидчиво поджала губы продавщица. – И на кого мне все это списать?

– А, это операция? – с надеждой уточнил охранник. – Вы в форме, вы… эмм… ранены…

– Мы в форме и ранены, – согласился Разуваев. – Но это не операция. Так что можете смело звонить в милицию и заявлять, что вас ограбили оборотни в погонах.

В дежурной аптеке бдел в меру нестриженный молодой человек в очках и с пожеванным томиком Стругацких, судя по виду – студент-практикант. Пока опытный в таких делах Разуваев выбирал медикаменты, студент сочувственно рассматривал нашу окровавленную форму и морщил лобик.

– Вы сотрудники… Но в госпиталь не едете, а берете для первой помощи. Что это значит?

– Мы искореняли коррупцию, а теперь за нами охотятся свои же, – зачем-то признался Разуваев. – И это не операция. Не, это операция, но на нас.

– Значит, денег не дадите?

– Не-а. Нету денег.

– Так…

– Да, как отъедем, можешь звонить в милицию – тебя ограбили.

– Ага… Ну, давайте я вам хотя бы другой физраствор дам.

– А с этим что?

– Левый. Родной Вьетнам из Химок. Вот, держите, это нормальный.

– Спасибо. Пинцеты есть?

– Не за что. Пинцетов нету.

– Щипцы?

– Тоже нету.

– А иглы кривые?

– Есть. Вот, держите. Вот нитки. Стерильные, открывать только в процессе операции. Звонить через час?

– Нет, можешь сразу.

– Ладно. Удачи вам…

– Это мы так «светимся» – ложное направление показываем? – на всякий случай уточнил я после аптеки.

– Это мы так берем харч и медикаменты.

– Нас уже ищут. Номер тачки, куда едем – уже все знают. В любой момент можем нарваться.

– Да я в курсе. Щас возьмем одежку и «серые» мобилы, потом быстренько поменяем тачку и уберемся из города.

– А перевязаться? Я скоро рухну! Плечо уже совсем онемело.

– Потерпи немного. Быстро все сделаем, потом уже перевяжемся. Тут осталось-то чуть-чуть…

Зарулили в какой-то парк – Разуваев командовал, он тут, как мне кажется, повсюду «промышлял» – притормозили группу сильно пахнущих анашой молодых таджиков, привычно охотившихся за поздними девицами на предмет группового изнасилования. У таджиков изъяли два комплекта одежды и все мобильные телефоны.

– Стрелять в спину не буду, – рыцарски пообещал Разуваев. – У вас ровно десять секунд. На старт. Внимание. Марш.

Таджики дунули во все стороны и уже на счете «восемь» исчезли из поля зрения.

– Да, вот это, может быть, простые работяги, – признал Разуваев. – Но ты мне скажи, какого буя эти простые обкуренные работяги ошиваются в половине первого в парке? Разве им не положено крепко спать в преддверии трудового дня?

– Да я ничего и не говорю. Машину мы где будем менять?

– А, щас. Поехали, тут рядом…

Разуваев – патологический врун. Все у него рядом и до всего осталось чуть-чуть. А ехали мы минут двадцать! К тому моменту, когда добрались до места, я уже так вымотался и душевно, и физически, что мне было на все наплевать: лишь бы поскорее обработать раны и упасть. Скажи сейчас Разуваев: давай взорвем Думу и вот ужо после этого отдохнем, взорвал бы не думая.

Проехали мимо двухэтажного дома с мерцающей вывеской «Казино „Дредноут“, встали неподалеку: отсюда был виден примыкавший к казино обширный двор – створки ворот распахнуты настежь, – в котором торчали десятка полтора вполне приличных на вид иномарок.

– Что у нас тут?

– Катран, как видишь.

– А кого ждем?

– Тачки во дворе видел?

– Ну?

– Это свои ставят. Все пришлые паркуются снаружи.

– Так… А там, во дворе, наверное, охрана.

– А мы туда и не пойдем. Подождем, когда подъедет кто-нибудь из своих, перехватим на подъезде.

– Понял. Мне что делать?

– Сиди, отдыхай. Я сам. Мотор не глуши – готовность номер один…

Улочка за казино была тихая: пока стояли, мимо не проехала ни одна машина. Минут через семь на следующем перекрестке возник силуэт внедорожника, который уверенно проскочил на красный и двинул в нашу сторону.

– Давай на встречную – и вперед.

– В лобовую, что ли?!

– Да.

– Ну, пи…!

Я вывернул на встречную и медленно поехал на сближение. За полметра до поцелуя внедорожник резко затормозил, вильнув на правую обочину. Из машины быстро высадились две объемные фигуры, эмоционально излагавшие свою точку зрения на наше неправильное поведение:

– Да вы совсем е…лись, е…ны вы е…е! Да мы вас щас…

Разуваев тоже высадился.

Водила с ходу получил в дыню и пропал из поля зрения. Секундой позже пассажир, успевший вцепиться в ручку с моей стороны и уже пытавшийся открыть дверь, тоже получил, но никуда не пропал, а сел на асфальт и задумался о жизни. Что меня удивило – Разуваев бил со всей дури, как кувалдой, даже не пробуя регулировать силу удара. Хорошо – пацаны здоровые, человека нормального сложения, наверное, убил бы сразу.

Разуваев сунулся в салон внедорожника, ругнулся, вернулся к водиле.

– Ключи!

– Ты кто такой, б…?!

– Бац!

– А-а-а, б…! Ну, сука, пи… тебе!

– Бац! Бац!

– Ой, б…!!!

– Бац!

– Да на, на, подавись!

– Бац!

– Да отдал же, б…! Ты че творишь, сука?! Кто такой, вооще?!

– А то ты не знаешь.

– Б… буду – ни хера не понял! Ты от кого?!

– А ты подумай, – Разуваев махнул мне – я прихватил необъятный пакет с нашими пожитками, покинул салон и сел за руль «Лендкрузера» – теперь рассмотрел, что это за тачка.

– Держи ключи.

Разуваев сел рядом, я завел двигатель, и мы быстренько умотали с места происшествия.

– Ты его знаешь?

– Не-а.

– Гм… А как понял, что это те, кто надо?

– А че тут не понять? В час ночи, на джипе, так торопится в казино, что проскакивает на красный…

– Ну-ну… А вел себя так, будто вы знакомы.

– Да я, считай, со всеми этими «крутышами» знаком. Они почти все одинаковые. Головастых – по пальцам сосчитать можно, в основном тупое мясо, живут недолго, умнеть не успевают. Уже лет двадцать прошло, как оно все началось, а как было бычье, так и осталось. Говорить им умные слова – бессмысленное занятие. Понимают только силу и только на живом практическом примере…

После этого наконец-то мы направились к выезду из города. Проскочили на окраину, в нескольких местах медленно проехали по узким улочкам с выключенными фарами. Для чего мы это делали, я не понял, так как уже совсем плохо соображал, – плечо распухло и ритмично пульсировало, казалось, туда переселилось сердце, и вообще, чувствовал я себя крайне скверно.

Мы встали в каком-то безлюдном месте – вокруг грузовые ангары и пакгаузы – и при свете фар занялись прикладной хирургией на свежем воздухе.

Разуваев сказал, чтобы я сначала обработал его. Я возражать не стал, но во взгляде, наверное, отразилось, что я думаю по этому поводу, – даже в свете фар все было понятно без слов.

– Ты еле на ногах стоишь, – счел нужным пояснить Разуваев. – Если я тебя сейчас кромсать начну – вообще рухнешь. Ну и кто тогда у меня железяки будет выковыривать?

– А ты не рухнешь? – почему-то обиделся я.

– Я покрепче, – отрезал Разуваев. – Давай – вперед. И без церемоний. Надо – рви с мясом.

Ноги у Разуваева были чистые.

– А чего хромал все время?

– Потянул ногу, когда прыгал из бассейна. Перед такой акробатикой как следует разминаться надо…

В спине Разуваева застряли несколько довольно крупных осколков. Его куртка и штаны были насквозь пропитаны кровью, и вообще выглядело все это настолько удручающе, что хотелось немедля свистнуть «Скорую» и везти парня в больницу. То-то он в машине все бочком сидел, старался раны не потревожить. Как он с такой спиной двигался, дрался, вел себя адекватно? Удивительно. Железный дровосек да и только.

Пинцеты и щипцы отсутствовали. Инструментарий был представлен кривыми иглами, боевым ножом и плоскогубцами, обнаруженными в машине.

– Будет больно, – предупредил я, ухватывая плоскогубцами кусок железа, торчащий из разуваевской спины.

– Рви, – буркнул Разував.

Пфф… Не буду живописать, скажу только, что это зрелище не для слабонервных. Не знаю, для кого это было большим испытанием: Разуваев только рычал, стиснув зубы, и надсадно-ритмично пыхтел, а меня в процессе этого мероприятия чуть наизнанку не вывернуло.

В двух местах следовало немедля шить, но это уже было выше моих сил. Обработал раствором, положил марлевые тампоны, заклеил пластырем – и рухнул, как и было предсказано. Даже до обработки не дотянул.

– Серый, дай мне водки – и ну их в ж…, эти раны, – я лучше посплю маленько…

– Держись, – ободрил Разуваев, вооружаясь окровавленными плоскогубцами. – Я быстро – тут работы-то на пару минут…

Ну ведь врун же! Мучил он меня бесконечно долго.

Сначала осмотрел плечо – протянул:

– Ннн-да…

И присвистнул, скотина…

– Что, все так плохо?!

– Да не, все пучком…

– А чего тогда – «мм-дяя»?! На фига свистишь?

– Да просто по привычке. Плечо мы – позже. Давай сначала ногу…

Мне слегка рассекло икру – осколок просвистел мимо, задев краешком, но мой палач счел нужным зашить рану. Было очень больно и муторно – мне казалось, что Разуваев занимается не тем, чем надо, я с ним спорил, чуть не плача, – нервы были на исходе, одно желание владело мной: все бросить, выпить водки и завалиться спать прямо на месте. И пусть придут и пристрелят – на фига жить в таком гадском состоянии!

С плечом была беда. Мелкий осколок вошел глубоко и застрял где-то посередке. Судя по ощущениям, сустав был в порядке – рука двигалась нормально, но плечо сильно распухло и ритмично дергалось. Казалось, что какие-то злобные садисты забили в него гвоздище, подвели электропроводку и теперь, балуясь, пускают разряды.

Разуваев – Пирогов доморощенный, пень ему в грызло – придумал такую штуку: разломал у «Лендкрузера» складную антенну, наскоро простерилизовал тонкий отрезок и с умным видом заявил:

– Держись, будет немножко больно.

– Ты чего собираешься делать?

– Шунтировать.

– Это че такое?

– Сейчас увидишь. Точнее, почувствуешь.

– Ты уверен, что это правильно? – Я в принципе понял, что он собирается делать, и это меня совсем не обрадовало.

– Не уверен. Но у нас просто нет вариантов. Это единственный способ удалить осколок.

– Ну, если единственный… Постарайся все сделать быстро.

– Постараюсь. Встань на колени и держись за бампер.

Я сделал, как было сказано. Разуваев некоторое время регулировал позицию: выше, ниже, свет не попадает, а так попадает – но упора нет, а погоди-ка, надо тряпку вчетверо свернуть, чтоб ладонь не поранить…

У меня все эти телодвижения вызывали совершенно определенные чувства. Примерно вот так же у нас в учебке двое пьяных механиков парковали БМП. Один рулил, другой командовал, в итоге чуть не разворотили весь бокс, а «бэшку» все равно поставили криво.

– Серый, ты что, боишься, что ли?

– Кто боится?! Ты сам попробуй – не видать ни хрена…

– Слушай, давай уже побыстрее!

– Сейчас, потерпи маленько. Так… Да, вот так будет нормально.

– Все?

– Все. Значит, так. По моей команде глубоко вдохнешь. Потом берешь бампер…

– Да уже и так взял!

– Ну ладно тебе, не капризничай… Штангу поднимал?

– Было дело. Но так – для себя, в спортзале.

– Ну вот. Бампер – штанга. А ты делаешь рекордный рывок. Только вот в такой вот дебильной позе. Короче, тянешь на себя бампер и мощно выдыхаешь. С криком.

– С криком?

– Ага.

– А если услышат?

– Да глухомань тут. Сторожа услышат? На здоровье. Пока туда-сюда – мы уже свалим. Ты все понял, нет?

– Понял.

– Ну, давай, – Разуваев приставил железяку к моему пульсирующему плечу и дал отмашку на запуск процедуры.

– Вдох!

– Ххххх-ап!

– Выдох!!!

– Арррр!!!

Вообще я себе это так представлял: один короткий сильный удар, острый болевой проблеск сведен на нет выдохом-криком (насчет «штанги» Разуваев хорошо придумал – молодец) – и долгожданное чувство освобождения: вот он, твой осколок, держи на память…

А на деле вышло так: Разуваев не ударил, а навалился всей своей немалой массой и давай давить что есть дури!

– Ррраз! – ни фига.

– Ддва! – аналогично.

– Тррри! – а вот хрен вам по всей морде, чтобы голова не качалась.

В итоге этот штырь погнулся, осколок остался на месте, а я за эти три попытки весь превратился в одну сплошную боль.

Почему-то остро заболели отсутствующие зубы, все давешние переломы, многократно битая голова, а раненое плечо утратило первоначальное значение и стало центром организма и мироздания в целом.

– Убей меня, животное! – я брызгал слюной и орал как бешеный, вцепившись Разуваеву в ноги и пытаясь повалить его, – у него есть нож, надо срочно разрезать плечо, достать эту дрянь или даже вообще ампутировать себе руку. – Отрежь мне плечо, б…!!!

Разуваев возился со мной, как с больным ребенком: бить не стал, прижал к земле, подождал, когда приступ ярости сошел на нет, и дал водки. Я высосал полбутылки прямо с горла, при этом чуть не задохнулся, долго кашлял, потом притих и пожелал немедленно умереть. Жить в таком гадском состоянии мне не хотелось: это может показаться глупостью, но вся вселенная для меня в тот момент сосредоточилась на крохотном куске железа, что сидел в моей рваной плоти. Он жрал меня изнутри, грыз, как злобный стальной хомяк, и посылал болевые импульсы в каждую клеточку моего многострадального организма. Если эту мерзость нельзя достать – надо убить себя, чтобы хотя бы таким образом прервать этот кровавый триумф воплощенной боли.

– Серый, отрежь мне плечо. Или пристрели – не могу больше…

– Да-да, сейчас… – Разуваев возился с одним из трофейных мобильников – морща лоб, пикал кнопками – видимо, вспоминал номер.

– Ты куда звонишь?

– Медику.

– Зачем?!

– Сами мы не справимся. Я тут сглупил, конечно, думал, получится…

– Нельзя нам в больницу. Возьмут обоих.

– В больницу и не поедем.

– А куда?

– У нас есть медик, который сто пудов не сдаст.

– Это кто?

– Это Бубка. Заодно спасем его никчемную жизнь – если еще не поздно.

– Это бред, Серый. Мы что, в Черный Яр поедем?!

– Да, вариант – не фонтан… Но – это единственный вариант.

– Я никуда не поеду.

– А я тебя и не спрашиваю. Заткнись на минуту – не могу номер вспомнить…

– А я говорю: плохая идея!

– Да, идея не фонтан, но… А, вот, кажется, это оно самое… Бубка?.. Гунн в пальто! Слушай внимательно. Бери все лекарства и инструменты – какие есть. Надо осколок из плеча достать. И – бегом из дома. Ты понял, нет?.. Нет, не шутка. Очень скоро тебя придут убивать. Вообще странно, что до сих пор еще не пришли: глянь в окно, никто там не прется?.. Да не шутка, я же сказал! Никуда не заезжай, особенно в клинику – они уже там. А, да: у тебя телефон «серый» или с магазина?.. С магазина? Ну и дурак. Выкинь его… Да затем, что слушать будут, если уже не слушают… Да, серьезно. Короче! Надо достать осколок из плеча. Глубоко сидит. Подумай, что тебе пригодится… Что значит – «куда»? Сам не догадался?.. Слушай, ты давай: включай мозги прямо сейчас, а то они тебе больше не понадобятся. Короче, дуй на ту поляну, где тебя чуть не закопали. Понял, нет?.. Ну вот, молодец. Доедешь до бетонки, тачку бросишь, дальше – пешком… Да, обязательно! За тобой может быть «хвост». Все, давай – удачи…

Пообщавшись с врачом, Разуваев деловито влил в меня еще полстакана водки, откинул спинку водительского сиденья, и мы убыли на север. Разуваев, естественно, рулил – я был совсем никакой.

Так… А, ну да: дорога – враги – в любой момент могут перехватить…

А страха не было. Ну совсем ни капельки. Как-то уже все глубоко безразлично было, буквально полнейшая апатия. Сами понимаете: за один вечер столько всего навалилось – иному и за всю жизнь испытать не доведется. Помнится, одна дилемма меня занимала: они нас «бэтээром» давить будут или с гранатомета пальнут? Или просто изрешетят из пулеметов? Мы же теперь в ранге «вооружен и очень опасен», так что разговаривать с нами никто не станет.

А потом я перестал париться и успокоился: какая разница, как убьют? Мы обречены, и точка – а способ нашего умерщвления в данном случае особой роли не играет.

* * *

Помните, я сказал, что ехать в Черный Яр – чистейшей воды самоубийство? Я был не прав. За то время, что мы здесь свирепствовали, Разуваев изучил окрестности, как карту эрогенных зон любимой женщины, и прекрасно знал, куда – можно, а куда – даже и пытаться не стоит. То есть мы запросто объехали лесом три поста и по проселочной дороге вырулили прямиком к лаборатории ядерной физики. А оттуда до заветной полянки было рукой подать.

Бубка был не один: он притащил с собой Людвига Зверева. Это его лучший друг, вечно угашенный человек-цветок, живущий в мире разноцветных глюков.

Разуваева такое отклонение от первоначального плана вовсе не обрадовало. Зверствовать он не стал – сдержался, но в мягкой форме выразил недоумение:

– Слышь, доктор, ты совсем дебил?! Ты на хера приволок этого обдолбыша?

– Он тоже человек, – заступился за друга Бубка. – Что ж, теперь я, значит, в бега, а его пусть убивают?

– Вот его-то как раз никто бы не тронул, – пробурчал Разуваев. – Ты – завклиникой, идешь в первом списке. А он – никто. Про него даже и не вспомнят.

– Я пригожусь, – Людвиг был обдолбан в меру, ситуацию понимал, чувствовал себя виноватым. – Я тут столько нычек знаю – год можно прятаться…

А мне было по фигу, хоть Людвиг, хоть весь персонал клиники в полном составе – один черт. К тому моменту у меня вполне развилось лихорадочное состояние и все вокруг плавало в красной дымке.

– Ребята, вы или пристрелите меня, или достаньте уже эту дрянь – я больше не могу.

– Достанем, – пообещал Бубка, наскоро осмотрев нас с Разуваевым при свете фонарика. – Садитесь, я вас отвезу куда надо…

«Куда надо» оказалось каким-то древним бункером в глубине леса. Толстенные ржавые двери с винтовыми задвижками, сырость, грязь, воняет плесенью, никакого тебе электричества и даже намека на элементарные удобства, освещение – керосиновые лампы, от которых почему-то несет солярой…

Короче – полная антисанитария и замшелый архаизм. Был бы в себе – ни за что не позволил бы ковырять свою плоть в таких дрянных условиях.

– Он боль плохо переносит, – предупредил Разуваев. – Надо бы чем-нибудь ширнуть или водки влить побольше.

– Вот же скот, – вяло возмутился я. – Давай вставим тебе в рану железяку и даванем что есть мочи. И посмотрим, как хорошо ты переносишь боль.

– Может, поставим ему кубик? – заботливо предложил Людвиг, похлопав себя по карману куртки. – Враз отъедет.

– Что за варварство, – Бубка открыл свой баул и достал шприц. – У нас есть вполне стандартные средства анестезии. Так что оставьте свои экстремальные предложения для другого случая.

В общем, он ввел мне какой-то препарат, и я быстренько уехал из этого поганого бункера в мир Людвига Зверева, наполненный вечным счастьем и незыблемым покоем…

* * *

В книгах пишут обычно: «пробуждение было ужасным». Это когда героя где-то там отрубят, он плавает в прекрасном мире грез, потом очухался, пытается вспомнить, что с ним, глядь – а уже в плену. Или просто в каком-нибудь нехорошем месте.

В этом плане мне не повезло: никакого счастливого забытья не было. Я еще не успел толком обрести сознание, а уже все про себя знал: ранен, в розыске, в сыром схроне, в пиковой ситуации, и вообще, глубоко в ж…

Плечо саднило, но той тупой всепоглощающей боли, распирающей организм изнутри, уже не было. Икра тоже вела себя вполне прилично. Ага, уже хоть что-то положительное.

Открыл глаза, осмотрелся, принюхался: обстановка тоже несколько похорошела. Товарищи по несчастью прибрались, протопили печь, и пропала острая солярная вонь – наверное, кто-то прочистил воздуховод.

А еще в воздухе витал слабенький остаток аромата какой-то вкусной еды. Такое впечатление, что чего-то сварили и съели. Без меня.

– Суп из тушенки? – хрипло пробормотал я.

– Уже нету, – сообщил Разуваев. – Еще вчера съели. А тем, кто в отключке, есть не положено, так что извиняй, брат…

– Вчера?

– Ага. Считай, полсуток провалялся.

– Который час?

– Двенадцать двадцать пять. Пятое сентября.

– Жаль, телика нету. Глянуть бы хоть глазком, чего там… Дума сегодня должна Закон принимать…

– Газеты есть. Люда принес.

– Люда?

– Ну, Людвиг – Бубка его так зовет.

– Бубку, кстати, Игорем зовут.

– Я в курсе.

– Понял. А где они?

– Наверху, приемник слушают. Здесь не ловит.

– Пойдем пообщаемся – на предмет обстановки.

– Да я уже и так все знаю. Ты иди, я сейчас с мобилой разберусь – подойду…

Я полагал, что мы прячемся где-то в глухом лесу, но оказалось, что это не совсем так. То есть объект, на котором мы находились, точно был в лесу, а на внутренней территории в приятном изобилии росли молодые сосны, но назвать это местечко глухим язык не поворачивался.

Вот что я увидел: высоченный бетонный забор, убегающий куда-то в бесконечную даль хвойного моря, повсюду огромные ангары, корпуса цехов (или лабораторий – с ходу и не разберешь), многочисленные островки ржавеющего под открытым небом допотопного транспорта без колес и кузовов – и крайне неприятная для любого беглеца людская активность.

Неподалеку работает кран – таскает металлолом, по путям небольшой маневровый тепловоз толкает пару запечатанных вагонов, в сотне метров команда грузчиков волочет из склада в «ЗИЛ» какие-то ящики, рядом рабочие копают канаву, чуть подальше надсадно визжит пилорама…

Вот это мы спрятались!

Вход в убежище, как и полагается, был оформлен в обветшалой трансформаторной будке, в которой, сами понимаете, трансформаторами и не пахло. Ворота ближайшего ангара были распахнуты настежь: внутри стоял трофейный «Лендкрузер» и лежали штабеля свежих досок.

Возле ангара на лавочке сидели Игорь и Людвиг, слушали приемник и потребляли чипсы с квасом. Оба были в шлепанцах и шортах, волосы мокрые – видимо, недавно где-то искупались. Ну прямо-таки домашний идиллический пейзаж – иначе не скажешь. Только вот вид у пейзан несколько мрачноватый, какие-то они притихшие и хмурые.

Пообщались. Для начала эскулап подвел медицинские итоги нашей вчерашней жизнедеятельности. У меня почти полный порядок: икра зашита правильно, рана незначительная, осколок из плеча извлекли. Да, Разуваев, оказывается, был на верном пути: единственно, следовало сделать надрез с противоположной стороны, а уже потом толкать. Теперь только руку на перевязь – и не беспокоить. А вот Разуваеву наложил три шва, ему нужно прямо сейчас лечь на живот и не вставать как можно дольше. Или хотя бы до минимума ограничить подвижность – иначе будет долго заживать и постоянно кровоточить.

– Ща все бросим и пойдем лежать и ограничивать, – пробурчал Разуваев, как раз вылезший из бункера. – Знаешь, есть такая народная примета: мертвые не потеют. Если мы тут будем валяться, очень скоро придут люди в масках и тогда уж точно ограничат подвижность – раз и навсегда. До минимума…

По ситуации.

Людвиг, как самый невостребованный в разыскном плане, смотался в город: разведал обстановку, взял кое-какие вещи и купил свежие газеты.

В самом городе тихо и спокойно. Однако камрады доложили, что на островах и по всей акватории водохранилища было какое-то движение. Всю ночь кого-то искали, в массовом порядке и с привлечением служебных животных.

– Ну скажи просто – с собаками!

– Просто – не могу, – покачал головой Людвиг. – Вам же как можно точнее надо, верно? Ну вот. Камрады, которые давали информацию, – интеллигентные люди, сказали про служебных животных. А я, дурак, не уточнил – как-то не придал этому значения…

– Да ладно тебе, это и в самом деле не важно! – Игорь нервно дернул плечиком. – Все они – служебные животные, что собаки, что менты или чекисты – без разницы…

– Тогда мы тоже – служебные животные, – тихо сказал Разуваев. – По крайней мере, были ими до сегодняшней ночи.

– Да я совсем не то имел в виду! – Игорь сконфузился. – Вы-то тут как раз совсем ни при чем…

В общем, всю ночь в районе островов было движение, а с утра там же летали «вертушки» – часа два, не меньше.

В клинике – чужие. Людвиг сам туда не ходил – Разуваев запретил, – а пообщался с другими камрадами, которые в курсе всех клинических дел. Вломились ночью, арестовали всю дежурную смену, опечатали кабинеты, пациентов разогнали.

– Массированное наступление по всему фронту, – резюмировал Разуваев. – Думаю, в управлении было то же самое. Только разгонять никого не стали. И на островах, у «обеспеченцев» – аналогично.

– Да уж… Интересно, к чему тогда разыскная активность в тех краях?

– Значит, ушел кто-то, – Разуваев мрачно хмыкнул. – И – сто пудов – кто-то из моих. Других претендентов на побег там нету.

Я выразил опасение: а не перекинется ли поисковая активность с островов на сосновые боры с ангарами и кранами?

Людвиг сказал, что если и перекинется, то для полного охвата понадобится целая армия и масса времени. Потому что таких объектов тут – море, часть действующие, часть зарезервированные, все принадлежат разным КБ, на каждый нужно истребовать отдельный допуск, а это – целое дело. Полигон Черного Яра – обломок гигантского научно-технического потенциала СССР, сооружался с таким невиданным размахом, что и по сей день сами руководители без подробного списка не смогут разобраться, где, что и «под кем» функционирует или стоит на консервации. Кроме того, высокое начальство по ряду причин заинтересовано в том, чтобы даже на не представляющие интереса в плане госсекретов объекты не пускать посторонних. В общем, все не так просто, как кажется на первый взгляд. Так что прочесать острова и окрестности – это одно, а проводить поисковую операцию разом на всей режимной территории – совсем другое. Да и потом: тех, кто свалил с островов, скоро наверняка поймают и поиски прекратятся.

– Ну, это мы еще посмотрим, – Разуваев задумчиво нахмурился и зачем-то покачал в руке мобильный телефон. – Если мои, ловить будут долго. И безуспешно. Но вот факт: нас с тобой тут точно искать не будут. Мы по всем оперативным эпизодам «укатили на юг»…

В связи с вышеизложенным у меня возник закономерный вопрос. Если это режимный объект – как нас сюда пустили?

– Ну я же сказал – буду полезен! – скромно напомнил о себе Людвиг. – Пока я с вами, вы здесь повсюду, как дома…

Оказывается, предки Людвига были какими-то там научными светилами, а его старший брат (тоже маститый ученый, в настоящий момент трудится где-то за бугром) имеет совместный бизнес с замдиректора тутошнего исследовательского центра. Да, кстати, все, что здесь движется в поле зрения, к науке никакого отношения не имеет (объект на консервации), а есть не что иное, как частный бизнес высокопоставленных сотрудников исследовательского центра. Этакая своеобразная оффшорная зона, в которую нет доступа «конкретным ребятам», налоговым инспекторам, пожарным и прочему государеву люду.

– Неплохо устроились, – одобрил я. – Теперь понятно, что пускать сюда посторонних будут только в том случае, если все начальство поснимают. А что за бизнес у брата, если не секрет?

– Не секрет. Эксклюзивные сувенирные поделки для иностранцев. Вон в том ангаре мастерская. Материалы и менеджмент – замдиректора, клиенты, промоушн – брат, расходы пополам, прибыль – не знаю даже, как они там договариваются, короче, их дела.

– Понятно…

Потом я ознакомился с передовицами трех центральных газет и полюбовался на фоторяд. Не буду приводить полный текст – написано там было довольно много. Вкратце все выглядело примерно следующим образом: великодушный и доверчивый Зубов – титан и глыба – пригрел на своей широкой груди страшное чудовище, которое в один прекрасный момент показало свою подлинную суть и сожрало своего благодетеля.

Якобы Зубову стало известно, что созданное им управление занимается ужасными вещами и вместо того, чтобы все подряд искоренять, полным ходом превращается в наркомафию номер один. Иначе говоря, в банду, не имеющую аналогов: с государственной поддержкой, правом беспошлинно валить конкурентов любого ранга, с собственными клиниками, которые легально распространяют запрещенные психоактивные вещества.

Зубов вызвал к себе руководство управления для выяснения отношений, высказал все, что думает, и таким образом совершил роковую ошибку. Это оборзевшее вконец руководство на критику отреагировало крайне болезненно: укокошило самого Зубова, предсовбеза, пару-тройку высших госчиновников, а с ними заодно всю охрану – и смылось в неизвестном направлении. Вот они, мерзавцы, смотрите, граждане, – страна должна знать своих врагов в лицо. За сведения о любом из этих типов: миллион рублей. Вооружены, очень опасны, ни в коем случае не пытаться задерживать самостоятельно, всем сотрудникам: при обнаружении – немедля открывать огонь на поражение. И на всю страницу семнадцать довольно крупных, но не очень отчетливых фото. Азаров, его замы, руководство управления и кое-кто из среднего звена. А именно: Собакин, Разуваев и ваш покорный слуга.

Особый цинизм тут был даже не в полном изврате ситуации – у нас легко переворачивают все с ног на голову, мы привыкшие…

А в том, что мы совершенно точно знали: все эти люди погибли.

Все, кроме меня и Разуваева.

– Это что ж получается… – потерянно пробормотал я. – Они же нас заочно приговорили…

– Да, получается, – подтвердил Разуваев. – И приговорили, и похоронили. То есть исполнять будут в любом случае. Без вариантов.

– Мужики… Простите меня! – со слезой в голосе выдал Игорь. – Я не хотел!

– Чего не хотел? – удивился Разуваев.

– Ну, насчет служебных животных… Это я не вас имел в виду!

– Заткнись, б…! – у меня вдруг комок подступил к горлу: доктор, конечно, потомственный интеллигент, чуткий и трепетный – переживает, что неосторожным сравнением оскорбил чувства товарищей по несчастью, но сейчас это совсем некстати. – Тебя вообще кто за язык тянет? Уже давно забыли про это!

– Мужики… Мужики, я все понимаю, – губы доктора предательски дрожали, лицо кривилось в плаксивой гримасе. – Я же знаю, как для вас это важно! Вы тут – день и ночь, не разгибаясь, не щадя живота своего… А они с вами – вот так…

И вот в этот момент, когда доктору осталось полвздоха до тяжких рыданий, я совершенно неожиданно для себя перехватил инициативу и рухнул в истерику.

– А-а-а-аааа, б…!!!

Бросился на Игоря, схватил за горло, повалил и, стукая головой оземь, стал хрипло орать:

– Заткнись, б…!!! Закрой свой е… рот, сука!!! Что ты об этом знаешь, интеллигент х…!!!

А тут же публика неподалеку: грузчики да землекопы. Не знаю, смотрели они или нет, мне в тот момент не до этого было, но Разуваев мудро оттащил меня от доктора и уволок в бункер.

Ну а в бункере, почуяв свободу, я уже разошелся вовсю. Опрокинул стол, раскидал табуретки, содрал со стены полку с железными кружками, повалил двухъярусную железную кровать: короче, рвал и швырял все, что попадалось под руку, истошно орал и все время выкрикивал идиотский вопрос:

– За что?! За что они с нами так?!

Вволю побуянив, рухнул в угол, обхватил голову и несколько минут сидел в таком положении, раскачиваясь как маятник и скрипя зубами, – пытался взять себя в руки.

Такого со мной раньше никогда не было. Это было ново и дико для меня. Вот это ты отчудил, старина Андрэ… Ей-богу – не ожидал.

Нет, понятно, что обида гложет сердце: ты к Родине – со всей душой и полным самозабвением, не щадя себя, а она к тебе, как и полагается: неподтертым задом. Но ведь это закономерно, разве не так, коллега? Так. Ты прекрасно знал, что у нас все устроено именно таким образом. Ну так к чему твое безобразное буйство, удод ты вафельный? Головка совсем отпуск взяла? Да нет… Просто свалилось все в одну кучу… Вот и сдали нервишки. Все, все – уже в норме. Больше не повторится. Хотелось бы, правда, выговориться, чтобы не держать на душе…

Разуваев работал нянькой – хотя было видно, что ему самому впору разреветься или начать крушить все подряд и палить от живота.

Крепкий мужик. Надежный. С таким хоть в пекло.

– Серый, я все понимаю… Мафия бессмертна, и все такое… В нашей стране искони правят негодяи, и они сильны… И в этот раз тоже победили они – чудес-то ведь не бывает… Я понимаю… Но вот ты мне скажи… Вот скажи: эти люди, что пришли нас убивать… Они ведь такие же, как мы с тобой. Точно такие же «служебные животные». Скажешь, нет?

– Почему нет? Да, такие же, как и мы. Понятно, что короли сами не делают грязную работу – посылают валетов.

– Ага… Ну вот – и как они нас? А? Не понимают, что убивают таких же, как они сами?

– Андрюха, прекрати! К чему весь этот тупиковый базар?

– Не, я все понимаю… Но ты мне скажи – может, я чего-то не понимаю? Как так получается: эти скоты там наверху жируют… бабки меж собой пилят, страну натягивают во все скважины, травят, колют, спаивают, как хотят… А мы тут, внизу, друг друга мочим по их прихоти?!

– Тебе какая разница, кто тебя «мочит»? Не один ли хер: такой, как ты, или другой? Результат-то в итоге один, в любом случае!

– Нет, я хочу понять…

– Да х… тут понимать?! Вот мы торквеловских исполнили…

– Это были подонки. Однозначно. Аналогия – просто никакая.

– Ладно, хорошо. А вот полковника на полянке?

– Ну так он тоже был конченый гад – пробы ставить негде.

– Точно?

– Точнее некуда. Все факты свидетельствовали об этом.

– Факты… А у него, между прочим, дети сиротами остались.

– А не предавай! Живи по совести!

– «По совести»? Ну ты сказанул – прям как замполит… Вот эти спецы, что по нашу душу приходили: они тоже наверняка были уверены, что будут валить отъявленных подонков.

– С чего бы это вдруг? Агитация? Нереально. Сейчас не то время, чтобы можно было людям лапшу на уши вешать. Все грамотные, ящик смотрят, прессу читают, слушают радио, в Интернете лазят. Короче, понимают, что почем, сами делают выводы и верят только фактам.

– Фактам? Ну так вот тебе факты: особо опасная банда с госприкрытием, конкурентов всех подряд валят, прибрали к рукам наркоторговлю в целом районе, легализовали всю наркоту – построили свою клинику, в которой толкают изъятое ширево, как пирожки, честных сотрудников, что пытались противостоять, казнили с особой жестокостью. А теперь собираются через Думу протащить закон, чтобы сделать вот такую херню по всей стране. Нормально? А насчет фактов: если кто сомневается – вот вам полные данные, проверяйте, если хотите.

– Погоди…

– Чего – «погоди»?! Если проверять, выяснится, что все так и есть: эти факты подтвердятся. Да и проверять не надо, все так или иначе звучало в новостях и было в прессе. Ну и как: дрогнет рука у спеца Пети Псевдопопова или нет? Слушай, Серый…

– Ну?

– Вот ты только что сказал…

– Да, я понял. Не исключаю, что и нам кое-что недоговаривали про наших «объектов»…

– Не, я не про то… Насчет банды с госприкрытием…

– И что?

– Слушай… А не может быть такого, что мы с самого начала жестоко заблуждались…

– Не понял… Ты это о чем?

– Может, все на самом деле так и есть? То есть мы – банда с госприкрытием?

– Ну ты, б…, сказанул! Ты че, Андрюха, совсем с горя е…ся?! Ты забыл, чем занимался последние три месяца?

– Да нет, я помню… Такого же опера, как я сам, с крыши пихнул, барыг колол и валил, их дурь сдавал в клинику, где ее потом легально толкал наш интеллигентный доктор…

– Андрюха, прекрати! Я думал – все, истерика кончилась.

– Прекратил. Только легче от этого не стало. Потому что теперь вся страна будет знать, что мы – банда под высочайшим патронажем. И все, что мы делали, будет подано именно так, как по твоему описанию для спеца Пети Псевдопопова. И никто ведь не узнает, чем мы тут реально занимались.

– Да и хрен с ними. Достаточно того, что мы с тобой это знаем. – Разуваев кивнул на дверь: – Они знают. Да и управление все вряд ли перебили – так что те, кто выжил, тоже знают.

– Не знаю, не знаю…

– Короче! Не забивай этим голову. Сейчас наша главная задача: выжить. Потом разберемся, кто чем и в какую сторону занимался…

* * *

Припадок правдоискания не прошел даром. У меня на плече разошлись швы.

– Давай продолжай в том же духе – и «людям в черном» ничего не достанется, – пробурчал Игорь, готовя к работе «походную операционную». – Абцесс – гангрена – ампутация. Это в минимуме. В стандарте: сепсис – летальный исход.

– Шить нормально надо было, – огрызнулся я. – Сам схалтурил, а теперь наезжает! Это что за швы такие – сразу разошлись?

– Я, между прочим, не хирург! – возмутился Игорь. – А зашил едва ли не образцово – вон, Люда подтвердит…

В общем, они меня перешили. Игорь работал, Людвиг ассистировал: он тоже медик, только малость недоученный. Короче, шарит – и не только в фармакологии.

Однако в этот раз мою плоть ковыряли под местной анестезией, где-то, видимо, недокололи, и было больно и муторно. А может, эти медмерзавцы меня таким образом наказали за буйство.

Ну и ладно, переживем. Бывало и похуже…

Сварили суп, как вчера, пообедали. Я хотел было заявить, что за вчерашний пропуск мне полагается двойная порция, но передумал. Почему-то совсем не было аппетита.

После обеда прилег подремать – не получилось. Спать совсем не хотелось. От нечего делать понаблюдал за товарищами по несчастью.

Игорь, судя по всему, морально мучился больше всех. С его лица запросто можно было лепить маску Скорби для сатанинского бала.

Я его понимаю. Интеллигент, из прекрасной семьи, можно сказать, местная элита. Было дело – упал на дно. Но ведь вытащили, воткнули в многообещающий проект, можно сказать, вдохнули новую жизнь в человека.

А теперь все рухнуло. Мне приходилось в жизни соприкасаться с аналогичными судьбами. Люди с тонкой душевной организацией – интеллигенты в полном смысле слова, – волею случая сумевшие выползти со дна ямы, в которую единожды скатились, повторное падение переносят особенно тяжело. Или – что чаще – не переносят вовсе. Просто сил не хватает.

Надо следить за парнем: в любой момент может вскрыться.

Людвигу, судя по всему, было все поровну. Он планово, по графику, «вставился» и завалился на лавке у ангара – вылавливать из соседних измерений разноцветные глюки.

Ну вот теперь и скажите мне, кому живется весело, вольготно на Руси?

По всей видимости, вот эта торчковая нирвана – заразная штука. Посмотрел я на Людвига, поразмышлял – как ему вообще… И на меня вдруг ни с того ни с сего навалилась полная прострация. Короче, тоже стало все поровну.

Странно… Попробовал вызвать в воображении распаленное похотью розовое чудо с торчащими сосками – никакого эффекта. Чудо с недоумением пожало плечами и нырнуло обратно в глубины зажатого в тиски обстоятельств либидо.

Да уж… Зачем жить, жрать и размножаться, если жизнь кончена? Списали, приговорили, похоронили – осталось лишь исполнить…

Разуваев, напротив, вел себя так, словно ему в потаенные недра организма вставили бодрого электрического кролика. Слонялся из угла в угол, возился с трофейными телефонами, зачем-то переставлял свою моченую карту в разные трубки.

Я вяло поинтересовался, зачем он это делает.

– Мои могут звонить. Ну, в смысле: если кто на воле остался…

Никто нам не звонил. Видимо, мы одни остались на воле.

От нечего делать я перечитал газеты. При первом прочтении не обратил внимания на одну деталь: в одном из материалов говорилось, что практически все сотрудники управления арестованы, в офисах идут обыски, создана специальная правительственная комиссия, которая уже вовсю ведет расследование деятельности нашей загадочной организации.

Ага… Значит, не всех убили. Вообще, глупо было бы полагать, что все управление разом выведут в расход. Больно много народу! Получается, прав Разуваев. Мы – не одни такие. Людей, которые знают, чем именно занималось управление, довольно много. То есть рано хоронить себя, и ну ее в задницу, эту негаданную прострацию. Есть смысл немного пожить и побороться…

В четыре пополудни собрались «на дело». С собой взяли Людвига – кто-то в городе обещал ему бланки спецпропусков на транспорт. Тут я сообразил: Игорь останется один, – и шепнул Разуваеву, что это чревато. Ну, то есть, надо бы подумать, как поделикатнее подойти к этой ситуации…

– Ты че, доктор, вскрываться, что ли, собрался?! – не раздумывая, рявкнул Разуваев.

– С чего ты взял?!

Ага, это вот так – поделикатнее?

– Короче! Если бы не твоя помощь, Андрюха бы уже сдох. Да и я, возможно, тоже. Ну – сам же говорил, септик и все такое прочее…

– Сепсис, – машинально поправил Игорь.

– Ну вот, я и говорю. Знаешь: никто тебя нянчить не будет. Хочешь вскрываться: твое личное дело. Но! Только после того, как нас с Андрюхой завалят. Мы воевать собираемся, ты понял, нет?

– Да я, в общем-то…

– Короче! Нам в любой момент может понадобиться доктор. Ты понял, нет?!

– Да понял я, понял…

– Ну вот. Ты нам нужен. Так что вскрываться – равно как и вздергиваться, и топиться в ставке – не имеешь права. Мы, может, еще кого найдем, вдруг там тоже раненые.

– Да понял, понял – поезжайте спокойно. С чего, вообще, взяли…

– Все, давай не дури тут. Помни – кроме нас у тебя никого не осталось. Так что твоя главная задача: заботиться о нашем никчемном здоровье…

– Ну, Серый, ты просто невъ… дипломат! – заметил я, как только мы отъехали. – Деликатность прямо из всех щелей прет.

– А некогда тут детсад разводить, – буркнул Разуваев. – Он – факт – нам нужен. И должен понимать это.

– Все было очень правильно, – неожиданно одобрил Людвиг. – Игорь привык постоянно о ком-то заботиться: это смысл его жизни.

– Ага, и когда барыгой был, тоже заботился.

– Ну… Барыгой – да, но… Да вы, наверное, знаете – у него никто не умер от овердоза. Никто не подхватил «гепу», все вовремя падали на ремиссию, а кое-кто вообще завязал. Я понимаю, что это звучит неправдоподобно, но это было. Так что лучший способ удержать его от опрометчивого шага: дать ему понять, что он сейчас остро нужен и без него вы не справитесь…

На КПП нас притормозил дежурный: он же часовой, он же начальник караула – крепенький бородатый дедок с добрым лицом и волчьим взглядом. Людвиг вышел, пообщался, спустя минуту нас выпустили.

– Чего хотел?

– Напомнил, чтобы я пропуск на ваш транспорт оформил. Я сказал, что вечером привезу.

– Понятно… А как, вообще, ты нас представил?

– Зачем представлять? Сказал, что вы будете работать в мастерской брата. В течение двух недель вас надо будет внести в штатный список, оформить пропуск на машину – вот и все. Ну а Игоря он знает.

– А что будет через две недели?

– Да просто плановая проверка. Точнее, не через две, а шестнадцатого. Два раза в месяц Первый отдел проверяет по списку всех, кто тут работает. Все-таки режимный объект, хоть и на консервации. Думаю, вы до того времени управитесь.

– Да постараемся. Дедок, поди, военный пенсионер?

– Подполковник запаса, комитетчик.

– Ух ты…

– Ага. Тут у нас в охране почти все – бывшие чекисты. Берут по знакомству, все – свои люди, так что волноваться не о чем. Если что – насчет вас я буду знать первым…

Пока ехали по полигону, уточнил у Разуваева планы на будущее.

– Значит, воевать собираемся?

– Да нет, это я так сказал, чтобы доктора в тонус привести. С кем воевать-то?

– Ясно. Я думал – серьезно… А что делать собираемся?

– Понятия не имею.

– Нет, но мы же сейчас куда-то едем? Надеемся там кого-то найти, верно?

– Точно.

– Ну вот найдем мы там кого-то… А дальше что?

– Гхм… Слушай, ты ведь сам не дурнее меня! Чего такие идиотские вопросы задаешь? Если найдем – привезем на объект, дальше будет видно.

– Ага… А тебе не кажется, что все это – бессмысленно?

– Что именно бессмысленно?

– Вообще все эти наши телодвижения. Едем куда-то, суетимся, кого-то ищем, волнуемся, переживаем… Зачем все это?

– Так… Че-то ты меня утомил…

– Нет, ну признай честно, положа руку на сердце: жизнь кончилась. Разве нет?

– А, вон ты о чем… Слушай, а ты, когда вора завалил, не считал, что жизнь кончилась? Ты ж тогда себе подписал смертный приговор. Тебе, по идее, с того самого момента должно быть все по барабану…

– Меня Азаров в управление забрал. Если бы не это, наверное, давно бы уже убили. И вообще, это разные вещи. Одно дело, когда тебя хотят воры шлепнуть. Это, конечно, фатально, но – это же воры. И совсем другое – когда тебя ищет вся страна…

– Не надо страну равнять с этими мразями, – Разуваев сурово нахмурился. – Страна, между прочим, это в том числе и ты, и я, и Людвиг с доктором. Ну и тысячи других, таких, как мы, или даже миллионы. Так что жить можно. И нужно. Надо только голову включить – наверняка из нашей ситуации есть выход, а то и не один…

Мы высадили Людвига неподалеку от города, а сами свернули на просеку и покатили на север, вдоль высоковольтной линии.

По дороге Разуваев в двух словах объяснил, куда мы едем. При формировании управления – еще на стадии комплектации кадров – Азаров приказал Разуваеву оборудовать ЗКП (запасной командный пункт). Расположение не указал – сам большой, выберешь, а требования были такие: место должно быть укромное, в противоположном от Москвы направлении и не на режимной территории. Ну и, понятное дело, чем меньше народу будет об этом знать, тем лучше.

Разуваев прокатился с картой по окрестностям и убедился, что вся пятнадцатикилометровая зона вокруг Черного Яра – сплошь режимный объект. Не тратя времени зря, он сразу махнул на двадцатый километр в противоположном от Москвы направлении и довольно скоро нашел среди болот местечко, по всем параметрам удовлетворявшее генеральским запросам.

Не буду зря будоражить ваше любопытство – нет там никаких подземных бункеров с разветвленной системой потайных ходов, и содержать на этом ЗКП высокопоставленных узников никто не собирался. Обычный замаскированный блиндаж в один накат, с небольшим запасом продовольствия, медикаментов и предметов первой необходимости. В случае чего – недельку можно отсидеться.

То есть прозорливый генерал, едва вступив в должность, уже предполагал, что наша убойная благодеятельность может завершиться в любой момент и самым плачевным образом. Вот только воспользоваться плодами этой прозорливости ему не довелось.

– А чего мы сразу туда не поехали?

– Больно много народу об этом месте знает. Полтора десятка человек из моего отдела там трудились. А потом: ночью там запросто можно заплутать и утонуть в болоте.

– Понятно… А чего тогда сейчас едем? За истекшие полсуток твои полтора десятка забыли об этом укромном местечке?

– Да я в курсе, что ты вредный, можешь особо не напрягаться, – Разуваев беззлобно хмыкнул. – Мы все по-тихому сделаем, на рожон лезть не будем. Семь раз посмотрим, один раз пойдем. Или вообще не пойдем, если что-то не понравится…

Контрольная точка была обозначена на редкость тривиально: белой краской на опалубке высоковольтной опоры – «Спартак – чемпион!!!».

– Так… Это какой-то шифр?

– Это какой-то удод, – буркнул Разуваев. – По фамилии Леха Сидоров. У нас все болеют за «Динамо», а он – за «Спартак».

– То есть никакого скрытого смысла нет?

– Какой, в ж…, смысл? Сказал ему пометку сделать – вот и сделал…

Мы загнали машину в кусты и двинулись в глубь чащи. Лес был довольно густой, но без бурелома и непроходимых зарослей. Я с некоторым разочарованием отметил, что обещанной укромностью местечко вовсе даже не страдает и сюда случайно может забрести любой грибник. Однако минут через десять мы вышли к болоту, и все претензии автоматически отпали.

Болото здесь было классное. Матерое такое, дремучее, с классической туманной дымкой, жирной трясиной, небольшими «окнами» и лохматыми кочками – оно тут неплохо жило и без нас, лениво булькало пузырьками газа, дышало и чавкало, как будто что-то пережевывало. А когда мы подошли, мне показалось, что оно притихло и с любопытством уставилось на нас глазами-«окнами». Идите-ка сюда, голубчики, я вас маленько засосу…

– Ух ты… Надеюсь, мы туда не полезем? – я ткнул пальцем в глубь болота. – По краешку обойдем, верно?

– Неверно. – Разуваев пошарил в кустах и вытянул двухметровый осиновый дрын. – Обойти тут нельзя – оно километров пятнадцать тянется. Глянь в кустах, там еще пара шестов заныкана.

– Понятно… А без дрынов – никак?

– Да просто неудобно будет. Нашел?

– Нет тут никаких дрынов.

– Не понял… – Разуваев обшарил все окрестные кусты и тоже ничего не нашел. – Ага… Ну, значит, там точно кто-то есть.

– Вопрос только: кто? Если наши – хорошо. А если…

– Да чего гадать: сейчас шест смастерим, пойдем и узнаем…

На изготовление дрына ушло полчаса. Не сказать, чтобы уж совсем руки из тыла выросли, но пока нашли подходящее деревце, пока его сгубили боевым ножом (было огромное желание сбегать обратно к машине – там топорик в инструментарии) да обрезали сучки – время и пролетело.

Потом еще минут пять слушали обстановку. Было тихо: болото размеренно дышало и причмокивало, ничего такого, что свидетельствовало бы о наличии враждебной активности, мы так и не услышали. Я бы посидел подольше: мне тут неожиданно понравилось. Тихо, уютно, спокойно, враг незаметно не подберется – болото…

А там, за болотом, – неизвестность. Не собираюсь порочить бойцов Разуваева, но нельзя забывать, что они в первую очередь – люди, смертные создания, плохо переносящие боль и мучения и готовые на многое ради сохранения своей жизни. И вообще тут многое зависит от деловых качеств инициаторов поисковой операции и целого ряда сопутствующих факторов. Например, от того, насколько важен для этих инициаторов удравший товарищ.

– Есть соображения, кто там может быть?

– Да кто-то из моих «вратарей», больше некому, – уверенно заявил Разуваев.

– Почему так думаешь?

– Так это же очевидно… В районе базы управления розыск не ведут – шмонают только острова и акваторию. Значит, свалил кто-то из отдела обеспечения. Ну ты ж знаешь, кто там у них – сплошь брюхатые технари и «вохра». Так что единственные кандидаты на рывок – мои «вратари».

– Ну да, логично…

Пара слов о «вратарях».

Где-то через месяц после начала активного функционирования управления Разуваеву дали команду подготовить четверых самых лучших людей для выполнения особого задания. Серега проявил редкую добросовестность (обычно в таких случаях руководитель с радостью «сбрасывает балласт») и действительно выбрал наиболее достойных. Через пару месяцев кто-то из этих хлопцев приехал в управление за получкой и, естественно, зашел проведать своих.

Разуваев закономерно поинтересовался: если не секрет, намекни, почем фугасы оптом и вообще каким местом вы там груши околачиваете. Боец сказал, что от командира секретов нет, и поделился: они там охраняют одну калитку и пару плешивых рахитов. То есть рахит сидит в конуре и забивает в комп всю информашку, что ему тащат денно и нощно, аки пчелки мед в улей, сотрудники отдела обеспечения. Через сутки его меняет второй рахит – и так по кругу.

Собственно дежурства как такового нет, а просто бойцов поделили на пары, и каждая пара постоянно пасет одного рахита. Сидит рахит в конуре – надо находиться рядом (хотя внутрь входить запрещено), можно сутки напролет валяться на диване или гонять в нарды – главное, ни на шаг не отлучаться от опекаемой персоны. Сменился, пошел отдыхать – заступает другая пара, ответственная за второго рахита, а первая со своим подопечным убывает в жилой корпус и продолжает пасти его там. Живут вместе с ним, в одних апартаментах, только комнаты у всех разные. В общем, бессрочная и бессменная служба: от безделья и хронического перееда-пересыпа уже опухли.

Разуваев, помнится, тогда здорово возмущался:

– Надо же, взяли лучших бойцов и поставили на ворота! У них там что, своих толстож… «вохровцев» не хватает?!

А я узнал об этом сугубо в спортивно-оздоровительном аспекте. Собрались как-то в очередной раз мяч погонять, смотрю – парочка особо зловредных игрунов с их стороны отсутствует. Поинтересовался, Разуваев и пожаловался. А по большому счету, если разобраться – элементарная утечка информации. Думаю, ни мне, ни Разуваеву не полагалось знать, чем там занимаются его люди. Если бы полагалось, нам сказали бы.

К чему вообще рассказал про этих «вратарей»? Да просто сейчас для нас вопрос «кто да кто в домике живет?!» без всяких натяжек жизненно важен. Мне самому по роду деятельности частенько доводилось принимать участие в разыскных мероприятиях. И я прекрасно знаю, что формат этих мероприятий целиком и полностью зависит от параметров объекта поиска.

Ежели, допустим, удрал заместитель третьего помощника младшего клозетного смотрителя, искать его будут, как выражается Разуваев, «вохровцы», лениво почесывая толстые зады и вяло имитируя поисковую активность для большого начальства, которое с легким сердцем поставит галочку и доложит на самый верх, что мероприятие проведено в полном объеме, с привлечением всех доступных сил и средств.

А вот если ушел какой-нибудь особо важный «носитель» – это совсем другое дело. Тут наверняка привлекут мастеров, которые вспашут каждый квадратный метр в районе поиска, прошерстят любые возможные «связи», поставят на уши всех, кого можно и нельзя, и вообще всем подряд устроят веселую жизнь и покажут, где раком зимуют.

В связи с этим меня очень остро интересует вопрос: хлопцы Разуваева удрали одни или уволокли с собой подопечного «носителя»? Если одни – с чего тогда такой сыр-бор и циклические вертолетные прогулки? Сами-то они в разыскном плане ничего из себя не представляют: их даже в помещение, где работал «носитель», не пускали…

– Хватит уже сидеть, потопали.

– Может, еще немного послушаем?

– Ну тихо же – чего тут слушать? На болоте – пусто.

– Да, на болоте-то пусто… А там?

– Тут с полкилометра идти, не меньше: если на том берегу засада, все равно ничего не услышишь. Подойдем поближе, еще посмотрим.

– Ладно, пошли. Как будем двигаться?

– Молча, тихо, не спеша. Давай топай за мной и запоминай дорогу.

– Не понял? Зачем мне…

– Если меня шлепнут – просто так, наобум, не проберешься.

– Если тебя шлепнут, меня, скорее всего, тоже шлепнут. Так что – запоминай, не запоминай…

– А ты все равно запоминай. Может, не только тебе пригодится…

Вопреки моим опасениям, с болотом мы справились без проблем. «Дорогу» я так и не запомнил, однако, подозреваю, ее как таковой не было вовсе: в некоторых местах Разуваев делал остановки и подолгу тыкал дрыном в соседние кочки, проверяя их наступательную благонадежность. Вот тут он оказался прав: без дрына в болоте не просто «неудобно», а прямо-таки фатально неудобно.

Выбравшись на сухое место, мы резко взяли вправо и обошли стороной пологий бугор, обильно утыканный вековыми елями. За бугром пряталась поросшая кустами длиннющая ложбина, в которой, по-моему, можно было спрятать целый танковый полк.

Углубляться в ложбину мы не стали: присели за толстой развесистой елкой и принялись наблюдать.

– И где это?

– Прямо перед тобой.

– Ну где – передо мной?

– А вот угадай. Ты ж погранец, глаз должен быть наметан.

С минуту посидели, послушали, посмотрели: тишина. Где блиндаж, я так и не разгадал. То ли навык утратил, то ли замаскировали мастерски – в общем, никаких признаков.

Смотрю – Разуваев малость озверел. В смысле: по-собачьи ноздрями прядает, шерсть на загривке встала дыбом, взгляд немигающий, в одну точку устремлен. Ну прямо борзая, почуявшая дичь.

– Ты чего?

– Тихо…

– Да и так тихо! – Мы говорили еле слышным шепотом. – Чего встопорщился?

– Там кто-то есть.

– Это ты как определил? По запаху, что ли?!

– Ну… Просто чувствую.

– Ага… Лично я ничего не чувствую. Но верю в твою интуицию.

– Не, точно – там кто-то есть. И оно сейчас смотрит в нашу сторону.

– Ну нет, это уже мистика какая-то!

– Да какая в ж… мистика! Ты что, не чувствуешь, что на нас кто-то смотрит?

– Хорош придуряться. Скажи лучше, что делать будем.

– По моей команде встаем и медленно идем к ложбине. Спокойно, медленно, без резких движений.

– Может, один будет прикрывать, один пойдет?

– Смысла нет.

– Почему?

– Да спалили нас, все уже, – с патологическим спокойствием резюмировал Разуваев. – Если враг – не уйти, по болоту шибко не разбежишься, на раз срубят. Так что вариантов нет. Раз-два – встали!

– Ой, б…! Чую, не то делаем…

– Пошли, пошли…

Мы вышли из-за елки и неспешно двинулись к ложбине. Не успели сделать и пяти шагов – в пятидесяти метрах спереди, из кустов, вывернулся какой-то чумазый крепыш и бросился к нам с радостным воплем:

– Командир!!!

– Леха Сидоров, – с огромным облегчением констатировал Разуваев. – Ну все, мамаша, – уродец будет жить…

Вслед за Лехой на свет божий выползли еще двое субъектов РФ, похожие друг на друга как братья-близнецы: упитанные товарищи с пивным брюшком, только один совсем лысый, в скорбно поблескивающих очках и засаленном тельнике, а другой – богато плешивый, в рыжей толстовке и бейсболке.

Ну вот и приплыли. Вот это непруха! Самые худшие мои опасения оправдались. А если точнее: оправдались двояко…

– Мужики, у вас мобила есть? – озабоченно спросил Леха, наскоро обнявшись с Разуваевым и пожав мне руку.

– У нас много чего есть, – барски осклабился Разуваев. – Ты давай рассказывай, как с объекта удрали. Позвонить всегда успеешь.

– Мужики, позвонить надо – просто до зарезу, – взгляд у Лехи блуждающий, кипит в нем смертельная озабоченность, правый глаз нервно подергивается. – Я одного человечка подставил так, что дальше просто некуда. Надо срочно поправлять это дело.

– Держи, – понятливый Разуваев без лишних слов протянул телефон. – А что это за подстава такая, если не секрет?

– Не секрет, – Леха, нервно дрожа пальцами, начал тыкать кнопки. – Так… Сейчас звякну, попрошу, чтобы его поискали, потом все расскажу. Я ж его номер не знаю, а тут буквально каждая минута все решает…

Глава 10

Сергей Кочергин

«С глаз долой – из сердца вон» – это как раз про нас, да не в бровь, а в глаз.

Насчет того, что неплохо было бы предупредить Глебыча о свалившихся на нас проблемах, вспомнили только поздно вечером седьмого сентября: после того, как разложили по полочкам рандеву с Гафаровым и раздали задачи на завтра по подготовке к судьбоносной встрече в верхах.

Нет, понятно, что кататься по захолустным донским станицам и искать Глебыча среди крепко пьяных казачьих компаний – перспектива для врага еще та. Но если существует вероятность, что могут искать, предупредить надо в обязательном порядке. А то получается, мы тут вовсю воюем, а он там – ни в одном глазу. Нехорошо.

Кроме того, телефоны мы поменяли, и теперь связаться с нами он не может. Надо это дело исправлять.

Иванов нашел в блокноте последний мобильный Глебыча, позвонил и в общих чертах обозначил проблему.

Глебыч был изрядно в тонусе: сказал, что прямо сейчас все бросает и немедля мчится на помощь. До нормальных дорог далековато – они сейчас сидят где-то в камышах, но есть катер, а в соседней станице можно угнать кукурузник, так что попасть к рассвету в Ростов – это не вопрос…

Иванову стоило большого труда уговорить нашего Во́дичку оставаться на месте и ничего не угонять. Умная Лиза подсказала аргумент: мы в конспиративном режиме и появление Глебыча может «спалить» нас подчистую. Так что если не хочет оказать медвежью услугу, пусть занесет номер в память и продолжает сидеть в камышах. Взрывать пока что ничего не надо, так что справляемся сами. Ну а надумаем взрывать – непременно позовем.

Глебыч с такими доводами согласился, но был ужасно недоволен.

О том, что мы потеряли Ростовского, Иванов говорить не стал. Тут бы никакие доводы не помогли: все кукурузники были бы наши. А заодно и сломанные челюсти, простреленные колени и прочие прелести сугубо казачьих способов решения внезапно возникающих задач – вкупе с милицейскими протоколами и нездоровым вниманием органов правопорядка.

Приедет – скажем. А сейчас у нас и без того проблем хватает.

Прощаясь, Глебыч вспомнил: тут Васю уже вторые сутки разыскивает сослуживец, хочет сообщить какую-то архиважную информацию. Кто такой – он не знает, передали номер через третьи руки, сказали, чтобы Вася позвонил по нему как можно быстрее. Вот вам номер. За последние три цифры не ручаюсь, коряво написано…

Вася взял номер и, злонамеренно проигнорировав замечание Кости (даже язык показал, мерзавец этакий) насчет того, что начало двенадцатого – не самое подходящее время, чтобы беспокоить сто лет не виденного боевого брата, у которого могут быть, например, маленькие дети или больные родители, тотчас же позвонил.

Вася у нас товарищ непосредственный и дикий, внезапно обретенным боевым братьям радуется так, словно выиграл в лотерею импортный внедорожник или почетное право расстрелять разом всех более-менее известных отечественных буржуинов. То есть, если не вдаваться в подробности, а только в общих чертах – его телефонные беседы в таких случаях невольно навевают ассоциации с брачными оргиями бабуинов (недавно по BBC показывали – страшное это дело, я вам доложу!).

Поэтому разведчика сразу же выставили на веранду, чтобы не мешал остальным своими воплями и радостными прыжками.

Мы с Костей смотрели по местному каналу нетленку «Карты, деньги, два ствола», Иванов с Петрушиным играли в нарды и вполуха – вполглаза соучаствовали в просмотре, Лиза читала с Костиного КПК книгу – поэтому, в общем-то, к Васиной беседе никто особо не прислушивался. Судя по отдельным громогласным репликам, доносившимся с веранды, Вася сначала хвалил своего боевого брата, потом ругал, а в завершение (а это, скорее, норма, нежели какая-то девиация) советовал немедленно пристрелить каких-то рахитов, поскольку будут от них одни проблемы, а взять с них все равно нечего. Или есть чего?

– Петрович, нам диск уже не нужен, правильно я понял? – поинтересовался Вася, заглянув в гостиную.

– Да, Вася, не нужен. Купили уже.

– А, ну я так и сказал, – Вася вернулся на веранду, неплотно прикрыв за собой дверь. – Не, Леха, тут мы уже все сами разрулили. Так что пусть свернет в трубочку – и… Не сворачивается? Ну, значит, плашмя… Гы-гы-гы! Ну давай – береги…

– Вася – дверь!

– А все уже, переговорили…

Вася вернулся, скромно присел в уголке дивана и стал молча смотреть телевизор. Наверное, на этом все бы и кончилось, если бы бдительная Лиза не стала донимать Васю расспросами: кому звонил, кого и за что следует пристрелить и что за диск предлагал загадочный Леха.

– Да фигня это все, тебе оно не надо…

– Не поняла: почему это мне не надо? Мы в режиме конспирации, ты только что засветил номер человеку, которого я не знаю, а я, между прочим, отвечаю за информбезопасность. Так что давай, гусь ты мой трубчатый, колись быстрее, пока не началось…

Вася продолжал отнекиваться и почему-то стал мучительно краснеть. Это мгновенно заинтересовало всех присутствующих: мы поддержали Лизу и потребовали у мелкого негодяя отчитаться – а ну, ответь, по какому поводу пигментируешь?!

Не выдержав коллективного напора, Вася быстро сдался:

– Короче, ребята… Это я во всем виноват… Леха Сидоров узнал меня, когда ночью приходили…

– А подробнее?

– Ну… Леха – мой боец, служил у меня. Узнал, короче. Потом с рахитом терли – кто приходил ночью, сболтнул, не подумав. Когда эти вломились, рахита чуть колупнули – он сразу и сдал. Те, быстро – Леху: иди сюда, мой белый хлеб! А Леха – раз! И свинтил. И рахита прихватил. Не – двух. Ствол к башке, все дела – наш человек! А те, понятно – личное дело со штаба: где служил, кто командир… Ну а дальше уже как два пальца – сами понимаете… Ну вот, так и узнали.

– Какое исчерпывающее изложение, – заметил Иванов, раскрывая свой блокнот. – А теперь давай: подробно и по пунктам.

– Не, Петрович, ну в самом деле… Уже ж договорились, что теперь-то без разницы, откуда протекла инфо…

– Да тебя что, кто-то ругает, что ли? Просто нужно восстановить последовательность событий, увязать все факты – может, пригодится…

– А что за диск предлагал Леха? – напомнила Лиза.

– Да когда вламывались эти, рахит эвакуировал какой-то диск с инфо.

– И?

– Ну и теперь, типа, у них вроде бы как есть этот диск, и они готовы поделиться. Сами, типа, не знают, чего с ним делать. Сидят там в лесу, недалеко от города, репы морщат, как быть…

– Давай все же по пунктам… Кто такой «рахит»? Когда и где тебя узнал Леха? Где он работает, этот Леха?

– Ну, Петрович… Вроде бы и так все по полочкам разложил…

– Вася!

– Ну, короче, когда мы за диском на остров – на катере… Леха на дверях, у секретки, а рахит – это который диск нам давал…

– Вася!!! – страшным голосом крикнул Иванов, нехорошо багровея и выкатывая глаза. – Ва-ся!!!

– Ну а че…

– У них есть диск?!!!

– Ну, вроде как…

– А ты сказал, что он нам не нужен?!!

– Не, ну вы ж сами…

– Ва-ся!!!

– Ну нет – все, пойду, на фиг, застрелюсь…

– Где они?!

– Да в лесу, рядом с Черным Яром…

– Бегом звони своему Лехе!!! Бегом, я сказал!!!

– Понял, – Вася с готовностью потащил из кармана телефон. – На завтра, на утро?

– На сегодня, через три часа! Выезжаем сейчас же!

– А спать?!

– В дороге поспишь. Рулить тебя никто не заставляет. Звони, уточняй ориентиры – выезжаем немедля…

* * *

Злые языки утверждают, что Москва – большая деревня. Это они правильно утверждают. Могу добавить, что сама Россия – деревня ненамного большая, а Объединенная Группировка, в которую ссылают со всей России, – вообще крохотное сельцо, где каждый второй знает каждого третьего. А каждого первого, если и не знают, то непременно видели, и не один раз.

Короче. Не надейтесь, что можете гарантированно спрятаться от прошлого, набедокурив в одном конце страны и переехав в другой. У нас это не работает.

Петрушин и Вася с ходу опознали Разуваева: было время, он не вылезал из командировок и неоднократно пересекался с ними в Объединенной Группировке. При последующем общении выяснилось, что Андрей Горбенко был знаком с Ростовским, и на протяжении нескольких лет они регулярно контактировали, участвуя в целом ряде совместных мероприятий.

Ну а Леха Сидоров, как вам уже известно, опознал Васю – и шапка не помогла.

Наверное, надо было не брать его с собой в тот раз. Приметная личность. Интересно, как бы все обернулось, если бы в ту ночь Васи с нами не было?

На закрытый объект нас не повезли, сказали, что слишком много народу, замучаешься на всех пропуска оформлять. Сигать через болото мы не пожелали: не маленькие, чай, замаскированными бункерами нас не удивишь.

Мы с комфортом расположились неподалеку от высоковольтной линии, пожарили шашлыки (прихватили по дороге мясо-зелень-водку, угли и мангал в дежурном магазине – думали, они тут бедствуют, хотя на деле вышло, что хлопцы в полном порядке, умеют о себе позаботиться), немного выпили и славно поговорили за жизнь.

В общем-то, встречать водкой рассвет – это не наш стиль, но уж коль скоро жизнь дала трещину и пошла вразнос по всем позициям, некоторыми принципами можно пренебречь. Глебыч бы нас категорически одобрил.

Поначалу Разуваев с недоверием косился на Лизу, но Петрушин тихонько отрекомендовал:

– Из «винта» с сотни сигарету гасит. И это так – хобби. Еще хобби: мужикам гульфики отстреливает. На досуге, по настроению. Ну а профиль: шпионская техника – и там она шарит в пять раз лучше, чем стреляет.

– Ух ты! – бесхитростно восхитился Разуваев. – Наш человек…

Рассказ оставшихся в живых «управленцев» произвел на нас неизгладимое впечатление. То, что они нам поведали, было больше похоже на какую-то кошмарную сказку, нежели на суровую реальность – сказку, невероятную даже для нашей многострадальной страны, вволю насмотревшейся на самые разные злодеяния.

Нет, понятно, что с этим пресловутым «Сантьяго» Зубов переборщил. Но чтобы разом уложить пятерых представителей высшего эшелона власти, да не по одному и в ходе каких-то тайных следственных процедур, а оптом, при штурме усадьбы такого человека, как Зубов…

Такого себе даже товарищ Сталин не позволял. А уж насколько этот товарищ был крут по отношению к своим врагам, думаю, известно каждому.

Послушал я «управленцев», поковырялся между делом в своих сложных чувствах и еще раз убедился, что человек – животина крайне субъективная, себялюбивая и эгоистичная.

Знаете, как хорошо и покойно на душе, когда против тебя ополчилась совокупно вся наркомафия огромной страны? Да это просто прелесть! Нет-нет, я не оговорился: именно хорошо и покойно. И на меня отнюдь не снизошла вызванная колоссальными переживаниями, внезапная и острая переоценка ценностей.

Просто человек так устроен: если моему соседу во много раз хуже, чем мне самому, на душе от этого становится спокойнее и радостнее. То есть, если не желаете ощущать себя конченой сволочью, можете мыслить от обратного: мне сейчас во много раз лучше, чем соседу.

Да, Гафаров и иже с ним имеют к нам большие претензии, при первом же удобном случае убьют и на радостях спляшут гопака на наших могилах.

А вот товарищи «управленцы» – Горбенко и Разуваев – они оба в федеральном розыске, и на них охотится вся страна, как на особо опасных преступников. И плюс к тому, Гафаров и иже с ним имеют к этим людям те же претензии, что и к нам.

Вот и делайте выводы. Наше положение, если сравнивать его с положением этих парней, – просто комфортный круиз с эпизодическим щекотанием нервов для поддержания общего тонуса…

Вторым номером программы слушали Леху и «рахитов».

Уж не знаю, за что Леха с Васей их так обозвали: нормальные ребята, интеллектуалы, ну разве что неспортивные, слегка ожиревшие и обзаведшиеся солидными животиками от малоподвижного образа жизни.

Не буду приводить диалог целиком и эмоции во всей полноте цветопередачи: сказано было так много и ярко, что в случае детального изложения это займет немало времени. Так что доведу только суть и отдельные ключевые реплики.

Дело было так. Леха Сидоров в процессе нашего ночного посещения базы «отдела обеспечения» опознал Васю… и Петрушина. Когда они виделись в последний раз, Вася уже был в команде: мы тогда, помнится, работали в Сарпинском ущелье, совместно с подразделением ОМОНа, в состав которого входил Леха. Ну вот Леха и сопоставил, не мудрствуя лукаво: маленький Вася – большой Петрушин. Фамилию, его, впрочем, он не помнил, и понятно, что без Васи бы не опознал. Мало ли больших мужиков ночером по делам приходят? Или все же мало?

– Да вот вы одни только и приходили – больше за все время никого не было…

Буквально на следующий день, после смены, Леха сообщил об этом Роме (это один из «рахитов», оператор, что давал нам диск, – второго зовут Геной, но к тому Гене, что хрестоматийно описывает палатки, он не имеет никакого отношения). Сказано это было не в качестве пустого трепа, или, упаси боже, тривиального бахвальства, а в сугубо воспитательных целях и для поднятия боевого духа. К вечеру того же дня Рома по непонятным причинам (а может, как раз таки по понятным, но не для всех) раскис, упал духом и начал мрачно предрекать скорый конец управления в частности и всего проекта в целом. Типа того, уже столько набрали «компры» на сильных мира сего, что за это можно все управление в расход пустить. И уж коль скоро начали диски с такой информацией давать на вынос каким-то «левым» проходимцам – все, пиши пропало…

Леха, желая приободрить поднадзорного, тотчас же и заявил: типы эти вовсе не «левые» и не проходимцы, а самые что ни на есть геройские ребята. Один – мой бывший командир, служил с ним год, второй – терминатор всея объединенной группировки, и оба они до недавнего времени трудились в какой-то крутой команде. А сейчас, стало быть, работают на нас! Иначе бы, сам понимаешь, не видать им такой информации – не стал бы Азаров кого ни попадя таскать в святая святых проекта. То есть радоваться надо: к нам идут лучшие люди страны, значит, наше дело правое и победа близка.

Все. Вот так и было раскрыто наше инкогнито. Просто и незамысловато…

Операцию по захвату базы отдела обеспечения возглавлял лично товарищ Иосиф.

– А вы что, с ним знакомы?

– Да уж куда нам, – Гена усмехнулся. – Но у нас на него столько всякой дряни было – как родного знали. Изучили каждое движение, каждую волосинку в усах и все изгибы любимой трубки…

Интересно… Получается, что захват базы был важнее, чем даже ликвидация вождей? Если сопоставить показания «управленцев» и «операторов», нетрудно заметить, что штурм усадьбы Зубова и захват базы происходили примерно в одно время. Или, может быть, ликвидацией руководил кто-то еще более крутой, чем Гафаров? Интересно…

Собственно, захвата как такового и не было. Подъехал Гафаров с бойцами, вытребовал оперативного на катере, предъявил ультиматум. Что там был за ультиматум и связывались ли по этому поводу со штабом (потом стало известно, что к тому моменту штаб уже был захвачен), Леха и операторы не знают – они в ту ночь отдыхали. Но это не столь важно: главное, что дежурная смена во главе с оперативным добровольно сложила оружие, и вторжение на объект прошло без единого выстрела. А все, кто не дежурил, были без оружия: их просто пересчитали по списку, локализовали в одном из блоков жилого сектора и приставили охрану. Операторов – Рому и Гену, сразу же, при первой проверке, отсортировали, посадили отдельно от всех, в соседнем корпусе и приставили к ним аж четверых охранников.

По прошествии примерно полутора часов – около двух ночи – Рому с Геной отконвоировали в служебный сектор и провели в родную «секретку». Там сидел Гафаров и о чем-то задушевно беседовал с Сашей Панкратовым, который в ту ночь дежурил. Саша сидел на полу (там одно кресло), Гафаров – за столом, курил трубку и пил коньяк. Вид у него был такой, словно он полдня копал яму, а когда закончил работать, оказалось, что копать следовало совсем в другом месте – скажем, километрах в пятнадцати отсюда.

В общем, был он усталый и жутко недовольный.

Вот что было на столе перед Гафаровым: ополовиненная бутылка «Арарата», пластиковая бутылка с водой, стальной стаканчик, трубка, зажигалка, журнал учета посетителей с КПП, журнал приема-сдачи дежурств оперативных дежурных (пардон за тавтологию – а по-другому не скажешь, так называется), аппаратный журнал операторской, несколько исписанных листков, три ручки и… пистолет.

На соседнем столе мирно покоились пять дисков – все три блока были вскрыты.

В помещении было душно, потно и сильно накурено – видимо, Гафаров находился тут уже довольно много времени.

Иосиф пригласил операторов садиться на пол, одним движением брови выдворил охрану и, раскурив потухшую трубку, заявил:

– Ребята, я не злой. Не сатрап, как многие считают. Но сейчас мне позарез нужна информация, а времени на всякие глупости совсем нет. Поэтому я вас прошу: врать мне не надо. Мне нужна правда и только правда. За ложь карать буду беспощадно. Это понятно?

Операторы синхронно кивнули: Гена с Сашей недоуменно пожали плечами – им вроде бы врать было не о чем, а Рома заметно напрягся, уже предвкушая, какого рода вопросы сейчас будут заданы.

– Ребята, диска у Азарова нет. Перевернули все вверх дном в квартире, на даче, в обоих кабинетах, в вашем управлении – нет, и все тут. В связи с этим вопрос…

Тут Иосиф ткнул пальцем в раскрытый журнал и поинтересовался:

– Что вы знаете о людях, которые приходили в ту ночь с Азаровым? Мне пригодится любая информация…

Саша с Геной опять пожали плечами – причем вполне искренне, а Рома, на беду свою, не выдержал и опустил взгляд…

И хотя это было всего лишь одно мимолетное движение, Иосиф – даром что измотанный, уставший и уже порядком хмельной – заметил его и мгновенно отреагировал:

– Вот молодец! Порадовал… Давай вываливай – все, что знаешь. Давай…

Вот ведь хватка! Прямо-таки сверхчеловек какой-то.

Ну а Рома, с перепугу, возьми и брякни: я ничего не знаю и вообще понятия не имею, о чем это вы…

А ведь он в ту ночь дежурил. Ну сказал бы спокойно: они были в шапочках, лиц не видел, а представить их генерал почему-то забыл…

– Ты дежурил в ту ночь, – Иосиф сверился со своими записями и взял со стола пистолет. – Ты нам нужен. А эти – не особенно… Давай так: я тебе дам еще один шанс. Скажи мне правду, и все будет хорошо.

Рома продолжал упорствовать, но уже поправился: да не знаю я их, не я же их привел, а Азаров…

– Зря ты так, – Иосиф дослал патрон и, поочередно тыча стволом в Гену и Сашу, стал медленно считать: – Вышел, немец, из тумана, вынул, вафлю, из кармана, немец, сцуко, моло дец, а, тебе, пришел —…

При произнесении финального слова считалочки ствол остановился на Саше Панкратове.

– Не передумал?

– Ну я же вам сказал…

– Зря, – Иосиф осуждающе покачал головой…

И выстрелил Саше в голову…

Прошло трое суток с того страшного момента, а парни до сих пор были под впечатлением. В этом месте повествования Рома умолк и, судорожно вздохнув, уставился в землю. Гена, закрыв лицо руками, стал всхлипывать и часто-часто мотать головой.

– Ну вот, опять! – буркнул Леха и ободряюще похлопал Гену по плечу. – Ну хорош уже! Все, все, все позади…

– Он должен был – в меня… – сыро просипел Гена, сбрасывая Лехину руку. – Он «молодец» разделил… А это же одно слово… Он совершенно не разбирается в словообразовании…

– Зато с чувством ритма и тактическим мышлением у него полный порядок, – заметил Петрушин.

Леха, Вася и Разуваев синхронно хмыкнули. Остальные восприняли замечание индифферентно, а операторы перестали рефлектировать и враждебно уставились на Петрушина.

– Нет, ребята, я его не оправдываю и – упаси бог – не одобряю, – с небывалой мягкостью пояснил Петрушин. – Я просто пытаюсь мыслить с его позиции – как учит наш доктор Кинстинтин… После того, как он убил Сашу, ты все рассказал?

– Да, – Рома развел руками. – Но на моем месте любой бы… Это было так страшно… Это просто шок… Я даже на миг себе представить не мог, что он такое сделает… А он сразу наставил ствол на Гену: соврешь, говорит, он тоже умрет…

– Может, для вас это прозвучит дико, но он поступил очень рационально, – подала голос Лиза. – Вы трое все равно были обречены. Возиться с допросом в профильных режимах – это время и трата сил. Он и так потратил много времени, устал, результат же нужен был незамедлительно…

– Он поступил бы очень рационально, если бы пару раз ударил Сашу лицом об стол и спросил, где диск, – перестав всхлипывать, пробурчал Гена. – Думаю, Саша сразу бы все рассказал.

– Да, кстати – насчет диска, – встрепенулся я. – Почему на столе было пять дисков? Почему Гафаров сконцентрировался на той ночи, когда мы с Азаровым изымали диск? Мы ведь его практически сразу же вернули.

– Вы потом кому-то еще давали диск? – уточнил Иванов.

– Никому ничего не давали, – покачал головой Рома. – Это был первый и единственный случай… Просто, согласно устной инструкции, которую каждый из нас получил лично от Азарова, Саша, поняв, что происходит захват объекта, эвакуировал первый попавшийся «хард». Они же все синхронизированы – вы в курсе.

– А как эвакуировал? – Лизу интересовала специфика. – Пневмопровод с сервоприводом?

– «Серво» – что? – Рома невольно усмехнулся. – Мусорное окно, две скобы, резина, стилизованная под импровизированный эспандер, – в любой аптеке за восемьдесят рублей можно взять, титановый контейнер с крючком и ручкой – чтобы удобно было цеплять и тянуть. Вот и вся «серво».

– Интересно… А поподробнее?

– В секретке и комнате отдыха окон нет, если не считать небольшие смотровые на дверях, – пояснил Рома. – В комнате отдыха есть небольшое отверстие в стене, закрытое такой толстой дверкой… Эмм…

– Если верить тому, что показывают по телевизору, – это как «кормушка» в тюремной камере, – пришел на помощь коллеге Гена. – Это наша мусорка. Корзина наполнилась, открыл «кормушку», высыпал…

– А «кормушка» выходит в маленький внутренний дворик, – продолжил Рома. – Дверь под сигнализацией, опечатана, выведена на пульт. По забору – проволока под током, датчики. Но это для проформы – охранять там нечего, кроме мусорного бака, во дворе ничего нет. Раз в неделю – «субботник»: оперативный, секретчик и двое свободных операторов идут туда, коллегиально вскрывают дверь и уничтожают мусор.

– И чего, интересно, вы могли там секретного выкинуть? – удивился таким премудростям Вася.

– Ну, мало ли… – Гена пожал плечами. – Например, флэшку с информацией. Для врага.

– А когда успели законтачить с врагом? Вы живете внутри объекта, за вами двадцать четыре часа в сутки смотрят двое охранников, никуда не выходите…

– Вася, не приставай, – погрозил Иванов пальцем. – Продолжай, Рома.

– Да уже все вроде бы рассказал. Если захват: снимаем диск, тискаем в контейнер, резинка в два слоя, с узлами на концах – цепляем за скобы, открываем «кормушку», хватаем контейнер за ручку, крючком – за резинку, отходим к двери, прижимаем к полу – у порожка, отпускаем… Все. Две минуты на все – еще и успеваем обратно прикрутить стенки системного блока. Чтобы вопросов не возникало.

– Тренировались?

– Да. Неоднократно. Под личным руководством Азарова. «Вводная» называется «Враг у ворот». Приедет поддатый и давай чудить: одного на вышку – смотреть, куда упадет, катер уже там, рядом, с водолазом…

– То есть об этом знали не только вы трое?

– Да, не только. Но остальные-то не знали, что это за штуковина.

– Понятно… И далеко летит?

– 70—80 метров. Контейнер довольно увесистый, дальше не получается.

– А акватория там…

– Полторы сотни метров, – мгновенно выдал Вася. – Это северо-западный сектор, до ближайшего острова – около ста пятидесяти.

Вася в курсе – было дело, он там служебно купался.

– Приемник, излучатель? – уточнила Лиза.

– Просто литой титановый контейнер с герметичной крышкой на мощной пружине, – покачал головой Рома. – Никаких «маячков».

– А как же тогда доставать?

– Ну так достали же… – Гена подтянул к себе тощий рюкзак, развязал его и вывалил на всеобщее обозрение плоский титановый контейнер с крючком и ручкой, очень похожий на обычный базарный безмен на десять кило – только не круглый, а продолговатый.

– Исторический момент, – затаив дыхание, пробормотал Вася. – А он там не крякнул, в воде?

Да, Вася попал в точку: все мы замерли, рассматривая заветную железяку. Вот он, носитель смертоносной информации, из-за которой уже погибло столько людей…

– Контейнер абсолютно герметичный, – Гена щелкнул крышкой и достал жесткий диск, завернутый в пупырчатый розовый целлофан. – Траектория пологая, удар незначительный. Тренировались с действующими дисками, все потом прекрасно работали.

– А как же все-таки доставали? – прицепилась Лиза. – Не думаю, что там идеально прозрачная вода и везде видно дно…

– Это надо будет у Люды с Бубкой спросить, – Разуваев подарил компании улыбку с едва заметным штришком садизма. – А также их камрадов, которых они попросили помочь.

– И долго ныряли?

– Часов пять. В три смены.

– Да уж… Трудоемкий груз.

– Ну так… Надеюсь, он стоит того.

– Стоит, – заверил Иванов, пряча «диск» обратно в контейнер. – Я забираю?

– Да, конечно, – легкомысленно кивнул Рома, словно отдавал коробку со спичками. – Сами-то мы все равно с ним ничего сделать не сможем.

– И все же один вопрос остается открытым, – Лиза озабоченно нахмурилась. – Почему Иосиф не ударил Сашу лицом об стол?

– Потому что Саша не сделал запись о приеме диска обратно, – угрюмо сообщил Рома. – Я отдавал – записал. Азаров расписался. Возвращал он же, лично. Дежурил Саша. Ну и не записал, дубина…

– Да ладно, сразу – «дубина», – заступился за павшего коллегу Гена. – Ты бы тоже ничего не записал. И я бы не записал. У нас был приказ: ни винтика на вынос. И мы всегда его очень четко выполняли: за исключением вот этого единственного случая. Ну и привыкли…

– Да, наверное, ты прав, – подумав, согласился Рома. – В этом журнале одна-единственная запись. И вообще за все время его открывали только один раз. Он, в принципе, и не нужен был. Ну вот, Гафаров открыл его, глянул – стоит число и роспись. Открыл журнал посетителей с КПП: число, «Первый» плюс три. То есть Азаров и с ним трое. В двух блоках по два диска, в одном – один. Все, есть корреляция. Никаких сложностей.

– Он просто неправильно сформулировал вопрос, – с горечью резюмировал Гена. – Ему надо было спросить: парни, где диск?! Не скажете – убью. И напугать… Ну, стрельнуть над ухом, что ли…

– Да, залепуха получилась знатная, – покачал головой Вася. – Я только не понял, почему вы ему потом про диск не сказали: когда он уже Сашу убил и начал вас колоть.

– А он и не спрашивал, – пояснил Рома. – Он был весь нацелен на то, что Азаров взял диск и не вернул. А мы в тот момент были в шоке, отвечали только на те вопросы, что задавали.

– А когда шок прошел? Почему потом не сказали?

– Потом нам там надоело, и мы ушли, – вставил Леха Сидоров. – То есть ушли, когда они еще в шоке были. Так что – просто не успели.

– Ну, Леха, ты просто сама скромность, – похвалил Разуваев. – Расскажи людям, как это вы «просто ушли», им интересно будет.

Как и подобает суровому воину, Леха (вот точно – Васин выкормыш) был краток и в меру косноязычен. Так что его рассказ можно привести целиком и без купюр: думаю, много времени это не займет.

– Ну, короче, уже начало третьего, тащат в административный корпус. Оперативный зал, родная дверь. Смотрю, рядом, в уголке – эти, – Леха кивнул на операторов. – Бледные, потные, морды такие, будто тока что жабу живьем съели. Ну, думаю, что-то у них там неправильно вышло. Рядом четверо охранников – здоровые такие пацаны. В зале еще с десяток бойцов – тоже все здоровые, шкафы такие, как на подбор, и с оружием.

Завели в секретку. Первый раз в жизни туда попал: до этого – только через смотровое окно. Этот уже там сидит. Дым – хоть топор вешай. Трубку курит.

Смотрю: на стене потеки, на полу сыро. Ага, понятно: кого-то шлепнули. Эти двое там, значит, Саню. Дрянь дело, думаю: нас тоже не пощадят.

Этот мне – присаживайся. А некуда. Да ладно, говорю, я постою. Ну, стой.

– Ствол на столе? – азартно подсказал Вася.

– Ага, – кивнул Леха. – На столе, но с его стороны, рядом с ним. Если просто так броситься, с порога – успеет весь магазин высадить.

– Наручники, охрана?

– Охрана – да, двое пацанов по бокам стоят, шкафы такие – ну, я говорил… А наручников нет. С жилого в административный кучу народу на допросы таскали, если всех кольцевать – нужен чемодан наручников… Да и не надо это: с объекта никуда не денешься, а такие быки справились бы разом со всей толпой, и оружия не надо. Короче – без наручников.

Так… А этот говорит: сейчас из управления твое личное дело подвезут, а пока, говорит, давай побеседуем. Ну-ка, расскажи, кто это такие приходили тогда ночью – давай поподробнее.

Понял. Рому, значит, до самой задницы раскололи. И даже понял – как. Не зря ж там потеки, на стене.

Ну я так помялся маленько, для вида, на смотровое глянул – типа, в зал, говорю: Рома все рассказал, да? Он говорит: да, все рассказал, так что врать тебе смысла нет.

Ну, собрался с духом, подмигнул, говорю: коньяком угостите – все расскажу. Эти, рядом, слегка дернулись, зашевелились, он на меня с полминуты смотрел так, внимательно: убить или просто сказать, пусть ребра переломают? А ты что, говорит, привык с генералами коньяк пить? Да случалось, говорю – скромно так, но твердо, я много кого охранял и много с кем за жизнь говорил. Да я не настаиваю, если жалко – не наливайте, перебьюсь. Просто малость нервничаю, хотелось бы чуток расслабиться. Короче, усмехнулся он в усы, покачал головой, плеснул в свой стакан железный, подвинул к краю стола. На, говорит, пей.

Я к столу, а эти вместе со мной шагнули. Дрессированные. Каждое движение ловят.

Я коньяк нахлобучил, стакан поставил и назад, но не шагнул, а качнулся, будто собрался шагнуть. А эти шагнули. А я тем финтом как раз инерции набрал – прыгнул боком на стол, ствол – хвать и съехал туда, к этому на колени, и вместе со стулом смахнул на пол. За горло его, замком, ствол к башке, курок взвел. Все – готово дело. Быстро сделал: пара мгновений, эти даже среагировать не успели. Не ожидали такой наглости…

– Да, это правильно. – Вася подмигнул Разуваеву: – Смотри, какого я тебе бойца воспитал!

– Ага – а я, значит, с ним сутками напролет чаи гонял…

– Ну, короче, эти тупо так смотрят на меня, оторопели – привыкли, что ли, что у них все по струнке ходят, никто не рыпается… – продолжал Леха, гордо приосанившись. – А дальше и рассказывать нечего. Этому – мне выйти надо, больше ничего, – не дергайся, и никто не пострадает. Этот сказал, да, делайте, как говорит. Короче, бойцов выгнали, сами – в зал, по стеночке, бочком – к выходу, этих (кивок в сторону операторов) – с собой, как щит, они перед нами, приставными шагами. КПП, катер, причал. Где твоя тачка? Вот она. Ага. Сели, его с собой. Отъехали немного, выпихнул его, еще отъехали чуток – обозначил направление, сами выскочили, в другую сторону… Ну все – вот так и ушли.

– Сильно, – похвалил Вася. – И просто. Никаких тебе псих-этюдов и прочих заморочек.

– Да, с наручниками они крепко промазали, – покачал головой Петрушин. – Недооценили противника.

– Это нормальная ведомственная спесь, – подтвердила Лиза. – Существует общепринятое мнение – и оно не лишено некоторых оснований, – что наш спецназ на голову выше милицейского. Ну и, вы извините, конечно, но Леша – парень, безусловно, сильный и крепкий – в сравнении с нашими орлами выглядит как вполне обычный штатский хлопец. Так что верно: недооценили.

– Единственное, что сделал неправильно, – отпустил этого козла живым, – Вася укоризненно покачал головой. – Надо было шлепнуть прямо на месте: потом бы нам не пришлось мучиться.

– Да, это я недоработал, – кивнул Леха. – Хотя кто его знает? Может, если бы шлепнул его – искали бы в три раза активнее…

– Ребята, вы сделали большое дело, – резюмировал Иванов. – Сказать, что мы вам благодарны, значит, ровным счетом ничего не сказать. А давайте-ка мы вас делом отблагодарим. Короче: у меня к вам предложение.

– Это то самое, от которого невозможно отказаться? – грустно усмехнулся Разуваев.

– Нет, это не то предложение. Не хотите – отказывайтесь, неволить никто не станет. Но на мероприятии, которое мы собираемся проводить в ближайшее время, ваша помощь нам здорово пригодится. Заодно и на себя поработаете: не хочу травить пустыми посулами, но вполне может случиться так, что удастся решить ваш вопрос.

– Так за чем же дело стало?! Кого там надо убить?

– Убивать как раз никого не надо. А надо будет поработать в качестве свидетелей злодеяния и заодно помочь в обеспечении безопасности мероприятия.

– Сделаем, – Разуваев радостно встрепенулся: – Мы ребята работящие, без дела сидеть не любим. Так что – командуйте…

* * *

9 сентября, в 11.50, все приглашенные Ивановым товарищи в полном составе прибыли в гостиницу «Псдерж» и расселись за огромным овальным столом в банкетном зале на втором этаже.

В соответствии с регламентом мероприятия, оговоренным заранее, перед каждым гостем на столе стоял микрофон и табличка с ФИО и порядковым номером. Номера распределены не абы как или просто по алфавиту, а в соответствии с негласными рангами в теневой иерархии. Еще на столе стоит вода: есть основания полагать, что после некоторых новостей у гостей может пересохнуть в горле.

Поскольку присутствующие – товарищи донельзя известные и невыносимо влиятельные, давайте обойдемся без ФИО и будем называть их по порядковым номерам. А то ведь обидятся, по судам потом затаскают.

Во главе стола восседал наш патрон Витя, который, собственно, и организовал всестороннее обеспечение мероприятия. Хочу заметить: что бы мы там до этого ни говорили, Витя – мужественный человек, способный на решительные поступки.

Иванов позвонил Вите и сказал:

– Мы добыли диск. Есть план, как вполне реально выторговать гарантии. Нужна помощь. Причем одних связей и денег будет мало: необходимо ваше личное присутствие. Нет, мы, конечно, можем сами, но… мы для них – никто, так что даже о каком-то подобии паритета в договорном процессе можно сразу забыть. А с вами они будут говорить на равных…

В общем, Витя все бросил и прилетел. Сидит теперь во главе стола, оживленно потирает лапки и только изредка косится на своих гвардейцев, застывших по обе стороны от входных дверей.

Молодец, патрон. Не каждая персона такого ранга согласится покинуть хорошо защищенное безопасное убежище и прилететь туда, где ее могут, вульгарно выражаясь, убить. Можно сказать, что это своего рода подвиг.

Не буду живописать, какой тут прекрасный банкетный зал, многие сами бывали в «Псдерже» или видели по телевизору: обрисую антураж в двух словах.

Лишние столы сдвинуты к стенам, шторы на высоких стрельчатых окнах до упора раздвинуты, в зале так светло, что буквально режет глаза.

Рядом с овальным столом примостилась на стойках большая плазменная панель. Пульт у Иванова – полковник сегодня работает в обеспечении. Впрочем, мы сегодня все в обеспечении. Петрушин, Вася, Костя и ваш непокорный слуга – сидим на стульях неподалеку от входных дверей, стрижем ушами обстановку. Разуваев, Горбенко, Леха и Лиза несут вахту этажом выше, в конференц-зале.

Казалось бы, можно особо не напрягаться: у самих дверей Витина охрана – бодигарды еврокласса, прекрасно обученные и вооруженные.

Однако их главная задача – беречь Витю. На нас эта задача не распространяется, так что маниакальную бдительность никто не отменял.

Вокруг стола, на разном удалении, стоят несколько треног с камерами. Хозяева камер заблаговременно выбрали удобные ракурсы и удалились в бар: пьют кофе и ждут команды.

Камеры нашим гостям не нравятся. Они с явным неодобрением рассматривают потертые треноги и щурятся. А может, им просто не нравится яркий свет: насчет того, что гарантии надо будет давать под запись, гости были уведомлены задолго до начала мероприятия.

А еще нашим гостям не нравится шум. Над нами раздается топот множества ног – перекрытия здесь толстые, но этажом выше деловито топчутся добрых полторы сотни человек, так что получается довольно шумно.

– Там у них что, свадьба, что ли? – неодобрительно поморщился Номер Один (нет, это не Витя – патрон вообще остался без номера и таблички, обнесли парня), ткнув пальцем вверх.

– Пресс-конференция, – охотно пояснил Витя. – Да вы не волнуйтесь, они нам не помешают.

– Да мы не волнуемся, – Номер Первый кисло усмехнулся. – Просто можно было бы как-то со временем определиться… Чтобы было тихо и спокойно…

– А он это – нарочно, – свойски подмигнул Гафаров (Номер Девять – единственный рассекреченный гость). – Он теперь с нами по-нормальному встречаться боится. Теперь только так: в людных местах, при большом скоплении народа. Мы же страшные…

– Боюсь, боюсь – есть такое дело, – покорно кивнул Витя и посмотрел на часы. – Начинаем через восемь минут. Давайте быстренько все обговорим, чтобы потом не возникало вопросов…

– Вообще – обидел, – Номер Два дернул массивным подбородком и, в свою очередь, ткнул пальцем в потолок: – К чему весь этот маскарад? Мы что, не могли встретиться у кого-нибудь дома и порешать это вопрос по-свойски, промеж себя?

– «По-свойски» – это как с Зубовым? – Тон у Вити ровный и доброжелательный – умеет товарищ вести деловые переговоры.

– Ну вот, – Номер Три печально вздохнул и стал протирать очки. – Ну зачем сейчас – об этом? Мы так ни до чего путного не договоримся.

– Договоримся, – Витя приятно улыбнулся Номеру Три и взял лежавший на столе листок с обращением, отпечатанным крупным шрифтом. – Обязательно договоримся… Перед каждым из вас лежит текст, который надо будет начитать на камеру. Будет общий план, вступительное слово, потом отдельный «наезд» на каждого, по порядку номеров. Текст короткий, управимся быстро. Если память хорошая, общий массив можно своими словами, но цифры должны быть переданы один к одному. Единственная просьба – говорить отчетливо, слова не глотать.

– Это все? – уточнил Номер Один.

– Да.

– Хорошо…

Гости взяли листки и принялись изучать текст. Чтобы было понятно, о чем речь, я доведу вам содержание.

«Я, ФИО, должность (звание), подтверждаю, что на данном жестком диске (модификация, номер) содержатся компрометирующие меня материалы в размере (для каждого – свой) ГБ, представленные (кол-во) изображениями (кол-во), видеозаписями, (кол-во) аудиозаписями и (кол-во) текстовыми файлами. В обмен на добровольную передачу данных материалов я гарантирую личную безопасность нижепоименованным лицам: (список: мы и „управленцы“), – и обязуюсь никогда не предпринимать против них никаких действий».

– Так… – Номер Один прочел текст и задумался. – Ну, в принципе, ничего – пойдет. Только давай так: мы тебе гарантии – и ты нам тоже.

– Всегда пожалуйста, – с готовностью кивнул Витя. – Какие гарантии вы хотите?

– Где диск?

– Секунду, – Витя повернулся к Иванову и плеснул ручкой.

Иванов скомандовал в переговорное устройство:

– Лиза – блок, – и щелкнул пультом. – Звук не нужен.

На плазменной панели возник «разутый» системный блок крупным планом, затем камера «наехала», так что жесткий диск стал виден во всех подробностях.

– Похож, – подтвердил Иосиф.

– «Похож»… – Номер Пять пожал плечами. – Откуда мы знаем, что это точно он?

– Лиза – оглавление, – скомандовал Иванов.

Камера плавно взяла вправо, показывая такую же плазменную панель, что была у нас. Спустя несколько мгновений на панели появился список файлов.

– А там, рядом, есть еще кто-нибудь? – всполошился Номер Восемь (лучший друг Иосифа – тоже генерал, но уже целый министр).

– Конечно, есть, – успокоил Витя. – Как же без этого?

– Пусть уберет!

– Так это оно?

– Оно, оно! Пусть уберет!!!

Витя плеснул ручкой – Иванов скомандовал:

– Выключи.

Панель на экране погасла, камера взяла влево и опять «наехала» на системный блок.

Иванов щелкнул пультом – наша панель тоже погасла.

– Это где? – уточнил Номер Первый.

– Это недалеко, – в тон ответил Витя.

– Ясно… Теперь вопрос такого порядка: где будет храниться запись? Кто конкретно будет отвечать за ее сохранность? Условия хранения? Вообще какие гарантии, что эта запись не уйдет «налево»?

– Записи не будет, – Витя помотал головой и опять приятно улыбнулся.

– Не понял? – Номер Первый зловеще прищурился: – То есть как это…

– Будет прямой эфир. – Витя глянул на часы: – Через пять минут. По пяти каналам – трем нашим, двум – западным. Так что учите текст, прихорашивайтесь – времени осталось немного…

Так… Не буду расписывать всю гамму эмоций, что охватила наших гостей, скажу коротко: ребята сильно удивились и отнюдь не обрадовались.

Номер Первый в общем взрыве возмущения участия не принимал: только пристально смотрел на Витю, словно хотел проткнуть его пронзительным взглядом. Когда шквал страстей слегка поутих, он тихо, этак по-семейному, спросил:

– Витя, ты совсем сдурел? Ты вообще кем себя вообразил, Пулитцер ты наш неошкуренный?

– А что, разве плохо придумано? – Витя опять включил свою фирменную улыбку. – Гарантии – на две тысячи процентов. Теперь, если с кем-то из нас что-то произойдет…

– Теперь с вами точно что-то произойдет, – Номер Первый решительно встал, рванул пополам листок с текстом, бросил его на стол и, резко отодвинув кресло, направился к выходу. – Идиот, б…

– То есть гарантий мне не будет? – уточнил Витя в спину главы ареопага.

– Да пошел ты… – печально буркнул Номер Три и тоже встал. – Ну в самом деле – устроил тут…

– В таком случае я буду работать по второму варианту, – громогласно объявил Витя. – Не желаете послушать, в чем суть второго варианта?

Номер Один даже не обернулся – так и шел к дверям, неторопливо, уверенной господской походкой, – только сердито дернул плечом.

Остальные гости, единогласно подавшиеся к выходу вслед за вождем, проявили большее любопытство: кое-кто обернулся, а Номер Восемь вообще остановился и потребовал:

– Ну-ка, быстренько – что это за второй вариант?

– Пресс-конференция, – Витя ткнул пальцем вверх, кивнул Иванову и добавил: – В 12.20. С вашим диском…

– Лиза, покажи народ, – скомандовал Иванов в переговорное устройство и щелкнул пультом. – Да, и звук дай.

– …И вашими недобитыми свидетелями…

На панели возник конференц-зал. Камера медленно проехала из угла в угол, показывая пеструю публику с камерами и фотоаппаратами.

Гвалт стоял, как на хорошем базаре, кто-то там уже ругался – передние места не поделили.

На нескольких сдвинутых вместе журнальных столиках, расположенных у помоста рабочей группы, красовался внушительный штабель разнокалиберных микрофонов – создавалось такое впечатление, что мы наблюдаем трансляцию из магазина аудиотехники, объявившего о своей скоропостижной ликвидации.

– Звук убери, – скомандовал Иванов в переговорное устройство. – Покажи свидетелей.

Звук пропал. Камера плавно развернулась к входным дверям и наехала на «управленцев».

– Е… твою мать… – пробормотал Номер Восемь.

Сказал он это тихо, но в воцарившейся тишине прозвучало отчетливо – с заметным оттенком растерянности или даже обреченности.

– Операторы, – негромко попросил Иванов.

Камера развернулась и «наехала» на задние ряды, показывая Рому и Гену.

– Хватит, – кивнул Витя.

– Спасибо, Лиза, – поблагодарил Иванов. – Если можно, скажи, пусть поменьше ходят – у нас тут все слышно.

Панель погасла.

В зале появился высокий курчавый товарищ с длинным вислым носом и, сердито хмурясь, показал Вите часы.

– Эфир через три минуты, – Витя щелкнул ногтем по циферблату своих часов. – Наверху у нас представители тридцати восьми компаний: двадцать две наших и шестнадцать импортных. Тема конференции: «Белая» смерть на службе у серых кардиналов России»…

– Сука ты, Витя, – свистящим шепотом протянул Иосиф. – Ты даже не представляешь, какая же ты сука…

– Да я в курсе… Ну так что, будем работать, или я пошел наверх?

– Будем, – хрипло пробурчал Номер Один, возвращаясь на свое место.

– Хорошо, – Витя махнул рукой. – Заходи!

В зал просочились пять съемочных групп и заняли свои места у камер.

Гости вернулись за стол, сидели тихо, не рефлектировали. То ли на эмоции уже сил не осталось, то ли, в самом деле, были настолько потрясены открывающимися перспективами, что буквально дар речи потеряли.

– А ты не подумал… Гхм-кхм… – Номер Один натужно прокашлялся, залпом махнул стакан воды и ткнул пальцем в потолок: – Не подумал, что с тобой будет после этого?

– Подумал, – спокойно ответил Витя. – Но на прощанье я бы вас так г… облил, до конца жизни не отстирались бы.

– Да, способный мальчуган… – Номер Один с беспокойством посмотрел на часы, покосился на камеры и, взяв свой порванный пополам листок, попросил: – Слушай… Ну давай хотя бы цифры уберем. Пусть будет – «содержатся компрометирующие меня материалы» без размеров и цифр – разве этого недостаточно?

– Держите, – Витя толкнул по полированной столешнице целый листок с текстом. – Убирать ничего не будем – читать как есть. И поправьте галстук: вы будете выступать первым, сразу после моего вступительного слова.

Долговязый товарищ с вислым носом поднял руки, показал пальцами нули и дал отмашку.

Эфир.

Все, хватит болтать: пусть теперь говорит Витя и наши высокопоставленные гости. Может быть, договорятся до чего-нибудь хорошего…

И тогда никому больше не придется умирать.

section
section id="n_2"
section id="n_3"
section id="n_4"
section id="n_5"
section id="n_6"
section id="n_7"
section id="n_8"
Для тех, кто не был в армии: по этой команде спящий солдат должен проснуться, одеться по «форме четыре» и занять свое место в строю. За сорок пять секунд. Правозащитники видят в этом издевательство, но мы-то с вами знаем, что это просто базовый элемент боеготовности подразделения.