Ламур Луис
Там, на сухой стороне
Луис Ламур
Там, на сухой стороне
Перевод Александра Савинова
Глава 1
Всю эту весну я боялся. Я так никогда и не узнал, почему именно отцу вздумалось остановиться именно на участке Чантри. Может быть, просто от того, что он уже устал и хотел остановиться хоть где-нибудь, неважно где.
Когда мы подъехали к самому дому, то увидели на ступеньках у самой двери мертвеца. Он был уже мертв давно, в округе не было никого, кто бы мог его похоронить и я испугался.
Дом был крепок. Его строили прочно, на века, будто тот, кто этим занимался, думал остаться здесь надолго. Это было еще до того, как пришли индейцы.
В доме не было ни души и все кругом было разграблено ... Ну да, конечно же... Дом, наверное, пустовал недели. Быть может, месяцы. Этот человек уже давно был мертв.
От него осталось совсем немного клочок рваной кожи, высохшей словно пергамент, да кости. Одежда вся изорвана и в крови.
Отец долго простоял над ним, глядя себе под ноги.
- Не совсем понятно,- буркнул он наконец.
- Что такое, пап?
- Индейцы всегда снимают одежду с трупа. А эти ничего не взяли.
- Но зато вывернули карманы.
- Я вижу, сынок. Над этим стоит задуматься,- он отвернулся.- Сбегай-ка до фургона и принеси лопату. Надо бы его похоронить.
Он обошел тело и потянул дверь дома. Она открылась наполовину и отец заглянул внутрь, словно бы боясь увидеть там что-то страшное, но как я и сказал, бояться было нечего.
Когда я вошел вслед за ним, то увидел то же, что и он. Кровать, с двух сторон прибитая к стенкам, стол, два стула. Все сделано на совесть человеком, руки которого любили дерево.
Отец всегда говорил, что человека, который любит дерево, всегда можно узнать по тому, как он обращается с вещами - ничего не брошено на полпути, но сделано так, что любо-дорого посмотреть. Сам отец не смог бы так сделать, но такое мастерство его всегда восхищало и поэтому мне тоже нравилось работать с деревом и, надо сказать, у меня получалось. Если уж тонкая работа так поражала отца, то, значит, в этом на самом деле что-то есть.
- У меня никогда и ни к чему не было таланта, сынок. Всю свою жизнь я упорно трудился, но таланта у меня нет. Я только-то и сумел, что научился не бояться тяжелой работы, и поэтому уважаю людей, способных к чему-либо изящному. На их работу приятно посмотреть.
Мы перенесли мертвеца на холм позади дома и выкопали могилу. Когда яма была готова, мы положили тело на одеяло, запеленали его как младенца и потихоньку опустили в землю, а затем отец прочитал над ним молитву из Библии. Не знаю, откуда он так хорошо помнил Библию, потому что читал он ее далеко не часто.
Мы забросали могилу и отец сказал:
- Завтра придем и поставим крест.
- А что мы напишем? Мы ведь не знаем, кто это?
- Не знаем. Но это место зовется участок Чантри, так что, я думаю, это и должно быть его имя,- отец остановился, опершись на свою лопату.
- А что мы будем делать сейчас, пап? Уже ведь поздно выезжать?
- Останемся здесь. На этом месте. Мы больше никуда не едем. Знаешь ведь, сынок, я не так уж и удачлив. Пожар выжег мой дом и я потерял все до последней иголки. В Миссури посевы пожрала саранча, а в Канзасе урожай побило градом. И к тому же, я не очень-то разбираюсь в земле.
Твой дед - вот он в этом деле дока. Ему достаточно было только посмотреть, что на ней растет, чтобы сразу все понять. Он мог проскакать по участку галопом и затем рассказать где лежат лучшие угодья. А я... я был всего лишь горячим самоуверенным парнем, который не стал бы слушать ни одного старика. Я заранее знал все, что он мог бы мне сказать. Поэтому я так ничему и не научился. Да, сынок, приходится в этом признаться. Какую бы землю я ни брал, она всегда оказывалась самой негодной. Конечно, саранча, град и все прочее тоже сделали свое дело, но на тех участках все равно бы ничего не выросло.
А теперь эта земля... Ее занял другой человек. Я слышал кое-что о семье Чантри и люди говорили, что у них есть голова на плечах. Человек, построивший этот дом, знал что делает. У него был талант. Поэтому я думаю, что и землю он взял себе неплохую. А теперь сюда пришли мы. И больше никуда отсюда не уйдем.
И тогда мы занялись уборкой. Мы драили пол и протирали пыль совсем как парочка женщин, но зато когда закончили работу, все вокруг так и сверкало.
Сарай с конюшней тоже были построены на совесть и в сарае мы нашли целую кучу добротного инструмента, который лежал будто только что оставленный хозяином.
Совсем рядом с домом, не далее тридцати футов, тек ручей с хорошей холодной водой. Никогда не пробовал ничего вкуснее. Ручей окружала стенка из булыжника, футов восьми или десяти высотой, так что можно было набрать воды и вернуться обратно в дом, оставаясь открытым только спереди. И даже здесь тебя защищала небольшая земляная насыпь.
Дом стоял посреди поля, а к конюшне был пристроен загон. Лошади все разбежались, так же как и прочий скот, который был у Чантри. Мы подогнали свой фургон и разобрали вещи.
Не скажу, чтобы это мне очень нравилось. Честно говоря, мне это совсем не нравилось. Всякий раз, выходя из дома, мы переступали через то место, где лежал мертвец. Меня так и пробирало.
Отец сказал:
- Не обращай внимания, сынок. Тому человеку только понравилось бы, что кто-то пользуется тем, что он построил. Ни один умелец не станет строить для того, чтобы потом оставить ветру и дождю. Он строит для того, чтобы пользоваться этим и было бы стыдно бросить все без хозяйского глаза на верную разруху.
- Но поблизости отсюда нет ни одного соседа.
- Но нам сейчас и не нужны соседи. Нам нужно время и силенка. Если эта земля так богата, как я думаю, то соседи появятся. Но только когда они придут, они увидят, что мы уже застолбили себе изрядный кусок земли.
- А вдруг индейцы вернутся?
Он только посмотрел на меня.
- Сынок, твой отец хоть и не такой пройдоха, как некоторые другие, но он достаточно умен, чтобы знать, что индейцы снимают с убитых одежду, потому что она им нужна.
- Но ведь его одежду не взяли,- сказал я, желая поспорить.
- Ты прав. Взяли не одежду, а что-то другое. Ты помнишь его карманы, малыш?
- Они были вывернуты.
- Точно! Значит, кому-то было дело до того, что лежит у него в карманах. Деньги и так далее. Индейцы в этой части страны не делают денежных запасов. Им нужны товары. Им нужны вещи. В их вигвамах нет денег.
- Ты хочешь сказать, что это были не индейцы?
- Я не видел ни одного следа мокасина, сынок. Но зато предостаточно следов сапог. Этого человека убили не индейцы. Это были белые.
Отец сказал это за ужином и меня так и пробрал озноб. Если это были не индейцы, тогда мы в опасности, потому что индейца нетрудно узнать. Его видно за версту. Но белого? Кто может отличить хорошего белого от плохого?
Я поделился своими опасениями с отцом. Тот посмотрел на меня и ответил:
- Сынок, если увидишь здесь чужих, сразу же скажи мне, слышишь? И если заметишь их первым, немедленно беги с глаз долой.
У меня не было времени, чтобы хорошенько обдумать все это, потому что мы много работали. Казалось, отец словно чувствует какую-то вину перед мертвецом, так как он работал куда как упорнее, чем раньше - от темна до темна. И я вместе с ним.
Мы отмерили четыре участка земли - четыре квадратных мили полей, лесов и лугов, по которым протекал ручей.
Мы посеяли кукурузу и немного овощей - акров сорок кукурузы и примерно акр отвели под огород. Здесь было много разных ягод.
Но мне никогда не забыть того мертвеца.
Незнакомец появился один.
Это был высокий, худощавый мужчина с сухим, смуглым лицом и высокими скулами. На нем был одет черный, купленный в магазине костюм, на голове повязан шейный платок - совсем как на картинках, где рисовали старых пиратов. Черные сапоги его были начищенными, но изрядно запыленными. Он ехал на прекрасном вороном коне с бело-розовым носом.
Он остановился вдалеке, и тогда-то я его заметил. Он приподнялся в седле, закрыв глаза ладонью от солнца, и рассматривал меня и отца, который в это время работал мотыгой в кукурузе.
- Па? - тихо сказал я.
- Все в порядке, сынок, я его вижу.
Поблизости от дома, в кустах отец припрятал винтовку в чехле, и теперь, продолжая работать мотыгой, двинулся в том направлении, однако незнакомец уже подъезжал, ведя в поводу заводную лошадь... точнее, вьючную, которую я раньше не заметил. Наверное, она стояла за его вороным.
Он подъехал к дому, свободно сидя в седле, и я увидел, что у него тоже есть винтовка в чехле. Рядом с рукой. Из-под пиджака виднелся краешек кобуры.
Отец был недалеко от дома, но он не стал подходить, а встал у кустов, где у него лежала винтовка. Незнакомый мужчина подъехал поближе.
- Ничего, если я попрошу у вас попить? Мы приехали издалека, очень хочется воды.
Отец взял винтовку и зашагал к дому, оставив мотыгу лежать на земле.
- Пейте сколько угодно, - сказал он. - Дорога, небось, пыльная.
Черты лица незнакомца немного разгладились, как будто он собирался улыбнуться, да только мне показалось, что он не слишком-то привык улыбаться.
- Да, это точно. Похоже, все мои дороги пыльные. - Он мельком огляделся. - Это ранчо Чантри?
- Так его называют.
- Вы Чантри?
- Нет. Когда мы сюда приехали, ранчо было заброшено, а на крыльце лежал мертвец. Мы его похоронили и решили остаться. Слишком уж хорошее место, чтобы оставлять его пустым. - Отец секунду-другую помолчал. - Даже если бы земля не была такой богатой, я бы, наверное, тоже остался. Этот Чантри, если это он выстроил ранчо, был хорошим мастером. Жаль было оставлять его на разруху.
Мужчина пристально посмотрел на отца.
- Славно сказано. Думаю, Чантри был бы не против.
Он попил из подвешенного у дома бурдюка. Вода была холодной и вкусной; я знал, как приятно пить такую воду после долгой и жаркой дороги.
Отцу незнакомец понравился сразу, я это понял с первого взгляда. Он выглядел одиноким и неприступным, но была в нем какая-то теплота, как будто томившаяся в нем жажда дружбы искала выхода.
- Можете остаться на ночь, - сказал отец. - Поблизости жилья нет, кроме того, места тут дикие...
- Ну, - заколебался незнакомец, - Вообще-то лошадям нужен отдых. Спасибо, мы останемся.
- Помоги ему, сынок, - сказал отец, - а я пойду пожарю бекон.
Мы пошли в конюшню. Мне она всегда нравилась. Даже в самую жаркую погоду там было прохладно и темно. Стены были толстые, крыша высокая, а в одной стороне мы устроили сеновал для сена, которое накосим осенью. Я люблю запах свежескошенного сена, лошадей, седел и упряжи.
- У вас хорошие лошади, мистер, - сказал я.
Он кивнул, ласково положив руку на плечо вороного.
- Да. На хорошую лошадь всегда можно положиться, сынок. Ухаживай за ней, и она выручит тебя из любой беды.
Первой мы расседлали верховую, второй вьючную. Она несла тяжелый груз еды и скатку одеял. Судя по весу скатки, там по меньшей мере была спрятана еще одна винтовка... или две.
Затем незнакомец начал чистить лошадей. Он вынул щетку и тщательно над ними поработал - вначале над одной, потом над другой.
- Долго вы здесь живете, сынок?
- Приехали ранней весной, и как только убрались в доме, начали сев.
- Почистили? Неужели там был такой беспорядок?
- Нет, сэр, только очень пыльно и все такое. Конечно, там немного похозяйничали те, кто что-то искал...
- Искал?
- Те люди, которые убили хозяина. Они все перевернули, будто что-то искали. - Я помолчал, подыскивая слова. - Отец думает, что это не индейцы.
- Почему?
- Мертвеца оставили в одежде, а карманы вывернули. Отец говорит, что индейцы его бы раздели, а ранчо скорее всего сожгли.
- Твой отец прав. - Он постоял, положив руки на спину лошади. - Мне он понравился, сынок. Похоже, он честный человек, и по-моему, Чантри не стал бы возражать, если он тут останется.
Он взял седельные сумки и винтовку, и мы направились к дому, ощущая запах сосновых поленьев и жарящегося бекона. Незнакомец постоял на крыльце и огляделся. Оттуда много можно увидеть - расстилающиеся внизу поля и леса и даже немного дальше. Вид был красивый, и незнакомец стоял, любуясь облаками, которые заходящее солнце начинало окрашивать в розовый цвет.
- Да, - сказал он, - это то самое место. Он все время такое искал .
Пол внутри был чисто подметен и вымыт. Он огляделся кругом и в его глазах я увидел одобрение. Отец тоже это заметил.
- Я никогда не был особенно богат, но я знаю достаточно для того, чтобы понять, что дом не будет уютным, если ты за ним не следишь. Весьма непросто построить дом, но и содержать его в порядке не легче.
Ужин был вкусным, а уж кофе-то у отца всегда удавался. Я знал это по словам других, потому что мне он кофе не давал, не считая тех раз, когда по утрам было особенно холодно.
- Не повезло прошлому хозяину,- неожиданно произнес незнакомец.Кто-нибудь знает, кем он был?
- Я заезжал в город всего лишь один раз и никому не говорил о случившемся, разве только то, что обнаружил тело и похоронил его. Мне кажется, об этом Чантри никто ничего толком не знал, ни о нем, ни о его участке.
В городе ведь нет даже окружного шерифа. Всего лишь городской, а ему и дела нет до того, что творится за окраиной. Я думаю, что покойник был именно тем Чантри, в честь которого и прозвали эти земли, но сейчас уже никто не скажет правда это или нет. В его карманах ничего не было.
- А в доме тоже ничего?
- Только книги. Множество книг - штук тридцать или сорок. Я сам в них так ни разу и не заглянул. На чтение просто не остается времени ни у меня, ни у мальчика. Хотя у него к этому, кажется, есть охота. Совсем как его мать... Вот уж она-то любила посидеть с книгой.
Отец помолчал, а потом продолжил тихим голосом:
- Друзья моей жены говорили, что я ей не ровня. Это было одной из причин нашего переезда на запад. Только она недолго была с нами. Она умерла в Вестпорте от холеры.
- А больше ничего от него не осталось?
- Посмотрите в столе. Там бумаги и разная мелочь. Все это было разбросано по полу когда мы вошли сюда в первый раз. И все было в пыли. А местами и в крови.
Отец помолчал.
- Знаете что, мистер, я никогда и никому не говорил этого, даже своему сыну, но мне кажется, что вместе с Чантри здесь жил кто-то еще. Этот кто-то или ушел с теми, кто убил Чантри, или убийцы забрали его с собой. А может быть, он успел убежать еще до прихода бандитов.
Незнакомец посмотрел на него:
- А вы наблюдательный человек!
Отец пожал плечами и налил гостю еще кофе.
-Видите тот альков? Там еще стоит кровать? В другой комнате есть другая кровать, а этот альков был задернут занавеской. Когда мы пришли, занавеска была сорвана, но, спрашивается, зачем она вообще была нужна, если в доме не жила женщина? Я думаю, что эта женщина или сбежала, или ее похитили, а если бы она сбежала, то вернулась бы назад, чтобы похоронить своего друга.
- Итак, тайна сгущается,- улыбнулся незнакомец, блеснув из-под черных усов своими ровными белыми зубами.- А вы изрядно подумали над этим!
- Конечно. У меня было достаточно времени. Работа ведь держит занятыми только руки, но не голову. К тому же, от этого зависело наше будущее, ведь если это были белые, то у нас есть два варианта. Или они пришли, чтобы ограбить его и они его ограбили, или они искали что-то. Если же они искали, но не нашли, они вернутся еще.
Отец поглядел на меня.
- Мальчик тоже об этом думал и это его тоже беспокоит.
- А давайте-ка спросим его самого,- предложил незнакомец.- Мне кажется, ваш сын достаточно умен.
- Меня беспокоят не убийцы,- выпалил тогда я разом,- а та женщина!
- Женщина?- незнакомец смотрел на меня.
- Та девушка... та... женщина! Если она когда-нибудь вернется, то отнимет у нас эту землю. Выходит, что отец работает ни за что!
- Если она и вернется,- ответил незнакомец,- то, я думаю, будет только рада, что вы позаботились о ее друге и следите за домом. Я просто уверен, что она будет вам очень признательна. Я не могу, конечно же, говорить за нее, но я прошу вас жить без страха и если она все-таки вернется, то вы увидите, что не потеряли ничего, а выиграть можете многое.
- Они ее не поймали,- сказал я.- Она сбежала.
Отец в удивлении уставился на меня. Вилка гостя замерла на полпути ко рту. Он очень медленно опустил ее.
- Откуда ты знаешь?
- Я видел следы. Это были старые следы, но их еще можно было различить. Кто-то подъезжал к дому, не спеша, легким галопом. Внезапно лошадь резко остановили, и она встала на дыбы, аж копыта ушли в землю. Затем всадник развернулся и по своим собственным следам как молния поскакал в направлении гор.
- А другие следы ты видел?
- Да, сэр. За ней погнались. Их было двое-трое ... ну, может быть, четверо. Но лошадь у нее была хорошая, да и отрыв от преследователей не маленький.
- Но, все же, они могли ее схватить.
- Ничего у них не вышло. Она скрылась в горах, которые знала как свои пять пальцев. Она...
- Как ты обо всем этом догадался?- перебил отец.
- По тому, как она бросилась по направлению к горам, ни разу не остановившись и даже не задумавшись. Она скакала прямиком в горы и добралась там до небольшой долины, а потом погнала стадо скота...
- Какого скота?- опять удивился отец.- Никогда не видел никакого скота поблизости!
- Там был скот!- настаивал я.- Она повела стадо за собой, а потом погнала их обратно так, чтобы они затоптали ее собственные следы. Затем она пустила лошадь по мягкому песку, где не остается совсем никаких следов.
- И все равно они могли отыскать ее.
- Нет, сэр, не могли. Они шли за ней до самых гор, но потом потеряли ее среди следов скота, как она и рассчитывала. Они долгое время искали ее, но вернулись обратно ни с чем.
- Те следы еще сохранились?
- Нет, сэр. Сейчас уже ничего не осталось. Они и тогда-то сохранились только потому, что накануне прошел дождь и земля была мягкой.
- Доби,- отец не часто называл меня по имени, видать, сейчас он был настроен очень серьезно,- Доби, почему ты мне ничего не сказал?
Я так и почувствовал, что начинаю краснеть.
- Папа, тебе ведь так понравилось здесь. Ты привязался к этой земле, как ни к чему другому. И я, я тоже полюбил ее. Я боялся, что если ты все узнаешь, ты можешь все бросить и уехать. Ты запряг бы лошадей и мы опять потряслись бы в своем фургоне куда глаза глядят. Я хочу остаться, папа. Я хочу остаться здесь! Я хочу увидеть что получится из нашей работы и я хочу иметь место, которое мог бы назвать своим домом.
- Оставайтесь,- сказал незнакомец.- Думаю, что могу обещать вам, что все будет в порядке.
- Но как можно обещать, ничего не зная?- спросил его отец.
- Я могу,- ответил тот.- И я знаю. Меня зовут Чантри. Покойник, которого вы похоронили, был моим братом.
Ну, тут мы на него так и уставились. Отец был поражен, да и я, в общем-то, тоже немного удивился. У меня все это время было какое-то странное предчувствие, только я боялся, что он один из тех.
- Даже так!- ответил, наконец, отец.- А что вы скажете про его дочь? Или жену, или кем там она ему была? Нет ли у нее права первого голоса?
- Дело вот в чем,- спокойно начал Чантри,- мой брат был вдовцом и у него не было ни жены, ни ребенка. Он был много старше меня. И если здесь и жила какая-то женщина, я не имею ни малейшего понятия кем она ему была и что она тут делала.
Глава вторая
Когда отец решил возделывать землю на этом ранчо, он взвалил на нас двоих достаточно тяжелую работу, и к тому же, поскольку он любил свежее мясо, а поблизости не было дичи, кроме редкого оленя на лугу, мне время от времени приходилось отправляться в холмы.
В воскресенье на рассвете я взял старую отцовскую винтовку, оседлал серого в яблоках коня и, ничего не сказав ни отцу, ни Чантри, уехал.
Неподалеку начинались низкие, пологие холмы, которые переходили в скалистое плато, пересеченное многочисленными обрывами, а затем - в горы. Пока я высоко не забирался, но они манили меня, они знали - и я тоже знал , - что когда-нибудь проеду по их тропам.
У меня была одна мысль, и не только охота была причиной, по которой я направился в горы. Ведь та девушка или женщина скакала туда, словно знала, что делает, и ни я, ни кто-то другой не нашли ее. Во всяком случае, я об этом не слышал. В первый день они ее точно не нашли.
Если она знала дорогу, значит, ездила здесь и раньше, может быть, не единожды, а если в горах было убежище, то ей о нем было известно.
Меня не слишком беспокоило, кто она. Она либо была свидетелем убийства, либо много о нем знала. Когда началась стрельба, она не стала тратить время зря, и сразу рванула в горы.
К этому времени все ее следы исчезли, если только она не продолжала скрываться и не оставила новых. Как бы то ни было, она бежала в какое-то определенное место, которое считала безопасным, и я надеялся узнать, какое. Во всяком случае, я так думал.
Лицо обдувал приятный свежий ветер. Серому, как и мне, нравились длинные тропы, и он устремился к холмам, будто уже знал, куда мы поедем. Там, наверху, трава будет сочной, а вода студеной и вкусной.
У меня никогда не было другого оружия, кроме винтовки. Хотя мне давно хотелось иметь револьвер, но денег на него не было. Однако винтовка была хорошая - настоящий "генри". На поясе также висел нож, которым можно было бриться - такой он был острый.
Серый направился в седловину между холмами, потом поднялся по склону, и мы выехали на вершину пологого холма, где ветер начал трепать его гриву и где открывался великолепный вид на мир, привольно раскинувшийся впереди и сзади.
Наша земля лежала за спиной, но я не оглядывался. Мне было шестнадцать, и где-то в горах жила девушка. За все шестнадцать прожитых лет я всего раза три или четыре стоял рядом с ровесницами, и это всегда меня пугало. Они выглядели так, будто знают все на свете, а я - ничего.
Этой женщине, ускакавшей от ранчо, могло быть четырнадцать, сорок или девяносто три - я ничего о не знал о ее возрасте, но в моем представлении она была молодой, золотоволосой и прекрасной. Для меня она была той самой принцессой, о которых рассказывали в сказках, и я собирался познакомиться с ней.
Я уже три-четыре года спасал красавиц от индейцев, медведей и бизонов. В мечтах. Но еще не разу не домечтал до того момента, когда начинал разговаривать с ними. Я вроде как стеснялся, потому что даже в мечтах не знал, о чем с ними говорить.
Сидя в седле на вершине холма, я оглядывал горы. Ехать по ним или через них совсем не просто, хотя там должно быть много разных троп, но если вначале как следует изучить ситуацию, обязательно найдешь выход.
Мне показалось, что по травянистому склону одного из холмов вьется едва заметная тропка. Я рискнул и двинулся к ней, а серый словно того и ждал: он сразу же обнаружил тропу и, ступив на нее, уже не терял.
Иногда тропа исчезала, но не для коня. То ли он ее видел, то ли чувствовал, но ни разу не сошел. Мы спустились с холма на луг, игравший такими яркими красками, что на него было больно смотреть, потом переправились через буйную, порожистую речушку, летящую среди камней, словно она куда-то опаздывала, и очутились среди деревьев.
Обогнули небольшой осинник, и там я увидел лося. Это был еще не заматеревший бычок, но уже очень упитанный. Его мяса хватило бы недели на две, и это при том, что часть мяса мы могли бы завялить на зиму. Я начал было поднимать винтовку, но остановился.
Выстрел отразится от стен каньона и пойдет гулять по горам, предупреждая всех и каждого, друзей и врагов, что я выбрался на охоту. С тяжелым сердцем я позволил лосю уйти. Стрелять еще рано - сначала нужно разведать горы, а потом уж давать знать о себе.
На опушке осиновой рощи я натянул поводья, остановил серого и прислушался. Лось ушел, не обращая на меня внимания. Ну и пусть его. Я взглянул вверх, на полого уходящую ввысь тушу огромной горы. По ее склону маршировали батальоны осин, стройными рядами, как солдаты, останавливаясь у подножья. Ниже расстилалась ровная трава, кое-где чередующаяся во впадинах с густым низкорослым кустарником. Тропа, по которой ехали мы, или ее двойник ниточкой вилась по этому склону.
Тропы в горах часто прокладывают животные, и их трудно увидеть, если только не смотреть сверху. Тропы могут также быть индейскими, либо проложенными каким-нибудь старателем, который застолбил в горах участок или даже построил себе хижину.
Чантри сказал, что у его брата не было ни жены, ни дочери. Кто же тогда эта таинственная девушка или женщина?
Может быть она просто жила с Чантри? А может быть нуждалась в заботе и он ей помогал?
Серый шагал легко. Мы спустились в овраг, пересекли его и стали подниматься по противоположному склону? петляя между осин, когда вдруг на тропе передо мной, загораживая дорогу, появились два всадника.
Один из них был коренастым, широкогрудым мужчиной с толстым, жестким лицом и крохотными глазками. Другой был похож на первого, только намного крупнее.
- И куда это ты направляешься? - спросил тот, что поменьше.
- Охочусь, - осторожно ответил я. - Думал, может лося подстрелю.
- Эта тропа закрыта, малец- сказал другой. - У нас там участок. Мы не хотим, чтобы в нас попала шальная пуля, так что или охоться ниже, или поезжай в другое место.
Его хмурое лицо - как трещина камень - расколола ухмылка.
- Да ведь если здесь станут почем зря палить, мы можем неправильно понять. Мы можем подумать, что стреляют в нас, и выстрелить в ответ. Тебе ведь это будет не очень приятно, малец?
Но меня на пушку не возьмешь. Он мне с самого начала не понравился, и я не поверил, что у них в горах участок.
- Нет, сэр, - сказал я, - мне будет не очень приятно. Мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь подумал, что я в него выстрелил и промахнулся. Такие вещи, - добавил, - могут подмочить репутацию.
Они оба уставились на меня. Видно, приняли за молокососа, которого можно легко напугать, но меня так просто не напугаешь.
Несколько лет назад однажды ночью, когда отца не было дома, я услыхал шум в свинарнике, схватил заряженное картечью ружье, фонарь и пошел посмотреть, что там случилось. Открыл дверь и увидел, что свиньи сбились в угол, а на них, глядя как удав на кроликов, наступает взрослый коугар. В этот момент он повернулся ко мне и поджал уши, а хвост его так и хлестал из стороны в сторону. Никто в здравом уме не станет становиться на дороге у коугара, потому что он на вызов всегда отвечает дракой. Но я не собирался отдавать ему наших свиней и выстрелил в ту же секунду, как он на меня прыгнул.
Огромная кошка сбила меня с ног, я кубарем вывалился на улицу, стукнулся головой о камень и потерял сознание. Но когда отец вернулся, шкура коугара уже сушилась во дворе.
- Послушай, малец, - сказал тот, что был покрупнее, - ты еще мал, хоть и вымахал самого себя шире. Если не будешь выбирать слова, кто-нибудь тебя хорошенько выпорет.
- Может и так, - сказал я. - Но ему придется пороть меня с куском свинца в пузе. А если их будет двое, то они оба получат по пуле. Это свободная земля, открытая для всех, и если вы боитесь, что в вас выстрелят, валите к себе на участок и копайте на здоровье, потому что я смогу отличить работающего человека от оленя и не стану стрелять в его сторону - если он сам не напросится. Я приехал в горы за мясом и спущусь, только когда достану мясо.
Я держал винтовку поперек седла. Оба мужчины были вооружены револьверами, а у одного в чехле лежал винчестер, но ведь он был в чехле, да и револьверы, прежде чем стрелять, нужно было достать из кобуры, а мой "генри" смотрел прямо на них.
- Поезжай за своим мясом, - сказал коренастый, - но держись подальше от этого склона, иначе будет тебе и стрельба, и все, что захочешь.
Они развернули лошадей и поехали обратно вверх по тропе, и как только они скрылись из вида, тоже повернул серого и поспешил убраться под деревья. Я не горел желанием ввязываться в перестрелки, особенно из-за такого пустяка, но и отступать перед ними был не намерен. Поэтому немного проехал вверх по склону, свернул на север, потом на запад, следуя складкам местности, и неожиданно выехал на вершину столовой горы или небольшое плоскогорье, поросшее огромными соснами с длинными иголками и редкими елями и осинами. Пробираясь между старыми высокими деревьями, я наткнулся на хижину.
Она стояла на скалистом основании, и перед ней открывалась широкая панорама лежащей внизу земли. Рядом высились утесы Спящего Юты выступающей на равнину части плоскогорья Меса-Верде, а вдали виднелись Абахо и Ла-Саль - отроги гор Юта. Хижину скрывали растущие на краю обрыва деревья, но человек с хорошим биноклем мог бы разглядеть едущего по равнине всадника.
Тот, кто построил это жилище, прорубил в скале пазы и очень аккуратно уложил в них обтесанные, почти двухфутовые бревна. Они подходили друг к другу будто склеенные, а крыша была прочной и крепкой.
Я постучался, хотя ответа не ждал. Его и не последовало. Отодвинув засов, вошел внутрь.
Хижина была пустой, однако пол был выметен, очаг вычищен, все сияло чистотой. В ней царил запах, какого не бывает в заброшенных помещениях свежий аромат вымытого дерева. Оглядевшись, увидел на полке горшок с цветами и ветками можжевельника.
Цветы сорвали дня два назад, в горшке еще оставалась вода, в которой они стояли.
Не было ни постели, ни одежды, развешенной по стенам, ни кухонной утвари, только на столе сиротливо стоял кофейник.
Снаружи у двери была вкопана скамейка, трава под ней была примята, словно время от времени на скамейке кто-то сидел. Этот кто-то отсюда легко мог видеть наше ранчо. Оно находилось за много миль от хижины, но горный воздух был таким прозрачным, что дом лежал как на ладони.
Хижина стояла милях в трех от того места, где я встретил двух задиристых незнакомцев. Доехал я сюда не по тропе, а по нехоженой местности, и тем не менее я знал, что к хижине должна вести какая-то тропа, может даже не одна.
Тщательно обследовал местность вокруг домика. Я считаю, что умею читать следы, и никто этого не оспаривает, поэтому к тому времени, как закончил и уселся на скамейку, кое-что узнал.
Сюда приезжала девушка или женщина, она появлялась нечасто, но приезжая, любила посидеть здесь. Кроме ее следов, я ничего не нашел, даже отпечатков копыт.
Она должна была приезжать сюда на лошади, наверное оставляла ее где-нибудь в зарослях. Место было заброшенное и одинокое, я подумал, что девушке тоже нравилось побыть одной.
Та ли эта, которая жила у Чантри? Я чувствовал, что это была та же самая девушка. Отсюда ей хорошо было видно ранчо Чантри.
Наверное, она смотрела отсюда вниз и удивлялась, кто поселился на ранчо.
Наверное.
Однако кто бы ни построил эту хижину, он знал, что делает. Перед ней земля на сотню ярдов полого уходила под уклон, и там, где заканчивалась трава, росли несколько высоких сосен, закрывавшие обзор снизу. Домик невозможно было разглядеть даже через мощный бинокль.
Дальше лежал крутой, заросший лесом склон, по которому не пройдет никакая лошадь, и даже пешему подъем дастся с большим трудом. За хижиной лес взбегал по склону горы.
Неожиданно у меня появилась идея. Эта женщина убиралась в доме и оставляла цветы. Она любила это место, любила порядок. У меня возникло желание дать ей знать, что не одной ей здесь понравилось, что есть еще один человек, который оценил ее выбор. Который полюбил то, что любит она.
Под притолокой я нашел небольшой глиняный горшок, как следует его сполоснул и наполнил водой. Потом на поляне перед домом нарвал цветов и поставил их в воду. Горшок я оставил на столе, где он сразу бросался в глаза.
Закончив, внимательно изучил окрестности и нашел ведущую вниз едва заметную тропу, но все же по ней время от времени ездили. Следы на тропе были недельной давности. Я прошел по ним и обнаружил отпечатка копыт маленькой лошадки весом не больше восьмисот фунтов, с легким, ходким шагом. Женщина, которая на ней ехала тоже была миниатюрной, потому что мне попались отпечатки лошади, когда она была без седока и когда женщина села в седло. Глубина почти не отличалась, значит вес женщины был небольшим.
Я понимал, что тропа должна куда-нибудь вести, и догадывался, что ведет она к логову тех двух мужиком, что остановили меня на дороге. Запомнив направление, я свернул в лес и погнал коня прямиком к ранчо Чантри. Домой.
Отец работал возле сарая. Когда я въехал во двор, он выпрямился.
- Ты первый раз приезжаешь без добычи, сынок. Что случилось? Никого не выследил?
- Выстрел не получился. В следующий раз буду аккуратнее.
- Нам нужно мясо, малыш. Пройдусь-ка я на закате на луг. Иногда там кормятся олени.
С крыльца спустился Чантри. Он бросил на меня быстрый жесткий взгляд. Чантри стряхнул пыль с черного костюма и тряпкой начистил сапоги. Пока я наполнял водой ведро, он стоял на ступеньках. Некоторое время я был занят своими делами, а Чантри своими мыслями.
Приближался вечер, когда отец взял винтовку и направился к лугу. Чантри стоял, глядя ему вслед.
- Хороший человек, твой отец, - сказал он. - По-настоящему хороший человек.
- Да, сэр. Хотя нам долго не везло.
- В этих местах не так-то просто жить, - ответил мне Чантри. - Мне нравится его настойчивость.
- Он полюбил ранчо... и все то, что сделал ваш брат. Он не может взять и оставить его.
- Знаю. - Чантри пристально посмотрел на меня. - А теперь расскажи, что ты сегодня видел.
- Что видел? Я... - начал было врать я, но он стоял, глядя мне в глаза и чуть улыбаясь, и мне вдруг расхотелось врать. Я выложил ему все от начала до конца. Кроме истории с цветами.
- Думаешь, она и те люди из одной команды?
- Да вроде рядом с нами не так уж много команд. Они могут быть заодно, а могут и не быть. Она женщина... Возможно, ей не нравится, что они делают.
- Не исключено, что причина в этом. И честный человек может попасть в переделку, из которой не знает, как выбраться. А что насчет хижины? Что-нибудь тебе там показалось странным?
- Да, сэр. По-моему, ее собрал тот же человек, что построил ранчо. Работа похожа... Только хижина старее. Наверное, он сначала жил в ней и присматривал себе место на равнине, а потом решил спуститься и поселиться здесь.
- Возможно, ты прав. А возможно ему были нужны два дома, один наверху, другой внизу.
Он снова посмотрел на меня.
- Как твое имя, сынок?
- Добан Керноган, а называют Доби.
- Стало быть, ирландец... Ну, в нас течет одна кровь, Доби. Я тоже ирландец - большей частью. Моя семья давным-давно покинула Старый Свет, один из предков уехал на Ньюфаундленд, потом на полуостров Гаспе, а оттуда - сюда. Вообще-то это долгая история.
- А у вас есть имя, мистер?
- Оуэн. Говорят, это имя распространено и в Ирландии, и в Уэльсе. Ну да имена часто меняли, Доби, особенно ирландцы. Много веков назад им приказали сменить фамилии на английские и чуть позже, в 1465 году во всех четырех ирландских графствах они должны были взять в качестве фамилий названия городов, цветов или профессий. Скажем, городов Саттон, Честер, Корк или Кинсейл. Или любых цветов, которые им нравились. Или профессий: Карпентер - плотник, Смит - кузнец, Кук - повар либо Батлер - дворецкий.
Некоторые сменили фамилии, потому что боялись репрессий. В моей семье, например, многих убили, и когда мой прадед сбежал в Англию, ему посоветовали не разглашать свою настоящую фамилию, а взять другую, иначе за ним стали бы охотиться. Он выбрал Чантри, хотя почему именно эту, мне не известно. Может быть ему просто нравилось ее звучание, может быть он восхищался человеком, который носил ее - не знаю. Как бы там ни было, она хорошо нам послужила, и мы, надеюсь, не посрамили ее.
- Я немного знаю историю Ирландии, - сказал я.
- Это хорошо, Доби, но запомни, что теперь твоя родина здесь. Неплохо знать историю и обычаи страны, из которой вышли твои предки - в этом нет ничего постыдного, но живешь ты здесь. Эта земля тебя кормит. Конечно, есть такие, которые стыдятся своего происхождения. В городах на Восточном побережье не берут на работу людей с ирландскими фамилиями или похожих на ирландцев. Сюда приезжают разные люди, в основном бедняки, хотя есть отпрыски самых знатных родов Европы, и никто не знает и не хочет знать их прошлого.
С другой стороны, некоторые прибавляют к своим фамилиям приставки "О" или "Мак", чтобы они звучали по-ирландски. Однако человек есть то, кем он стал, и неважно, какая кровь в нем течет или какие дворянские титулы он имеет.
- А как ваша настоящая фамилия, мистер Чантри?
- Давай не будем о ней, Доби. Прошло три сотни лет, ее знает каждый младенец, родившийся в нашей семье, но ни один не произнес ее вслух. И мы не станем. Мы взяли себе фамилию Чантри, Чантри и останемся.
- Вы приехали, чтобы получить ранчо брата? Отец говорит, что по праву оно ваше.
- Нет, парень, я приехал не для этого. У меня была другая идея, хотя прежде всего я хотел повидать брата. Ранчо ваше - твоего отца, а за ним твое, однако вы будете владеть им без права продажи. С этим условием я оформлю дарственную. Но я хочу время от времени наведываться сюда, а хижину в горах оставлю себе.
Что-то в моем лице привлекло его внимание, а я забеспокоился, подумав о девушке.
- Что такое, малыш? Что тебя тревожит?
- Девушка... женщина, сэр. По-моему, ей нравится то место в горах. По-моему, она ездит туда, чтобы побыть одной. Она там оставила цветы...
- Если ей нравится то место, она сможет приезжать, когда ей вздумается, но его я никому не отдам. - Оуэн постучал себя по нагрудному карману. - У меня здесь документы на всю землю, в том числе на ту, на которую вы подали заявку. Даже склон горы принадлежит мне, не считая еще кое-какой земли в округе. Твой отец застолбил четыре участка, и он их получит. Тридцать других я оставлю за собой, потому что люблю эти края и наверное приеду сюда, когда закончу некоторые свои дела.
Это был самый длинный наш с ним разговор за несколько дней, предыдущих и последующих.
На рассвете меня разбудило эхо выстрела, и я в испуге вскочил. Отец, одной рукой натягивая брюки, другой тянулся к ружью.
Но мы никого и ничего не увидели, Чантри и его коня тоже. Но через час, когда он въехал во двор, с седла его свисали завернутые в шкуру отборные куски оленины.
- Вот вам свежее мясо, - сказал он. - Я не хочу жить трутнем, Керноган.
Чантри много работал в лесу, он отлично управлялся с топором, уверенно и легко, без видимых усилий, срубая деревья. Тем не менее далеко от дома он не отходил, проводя много времени на крыльце, откуда в бинокль изучал склоны гор.
Однажды я попросил посмотреть в бинокль.
- Валяй, - сказал он, - но обращайся с ним поосторожней. Он, наверное, единственный в своем роде, много лет назад его сделал мастер из далекой страны. Он был величайшим умельцем, а линзы полировал вручную.
Поднеся бинокль к глазам, я был потрясен тем, как горы буквально прыгнули на меня. Мне хотелось протянуть руку и дотронуться до деревьев, я даже различал хижину, спрятавшуюся между стволами, и скамейку у двери.
Не это ли он так долго рассматривал? Я почувствовал укол ревности. Неужели Чантри хотел увидеть ее?
Глава третья
Это была одинокая земля. Когда приехал Чантри, он привез свежие новости, а так мы ничего не слышали о том, что творилось вокруг. В холмах иногда работали старатели, но они побаивались индейцев и старались не попадаться на глаза, наскоро приходили, наскоро трудились и наскоро уходили.
Говорили, что к югу от нас, в Нью-Мексико, белых совсем не было. Те, что навроде нас приезжали с востока, либо направлялись дальше на запад, либо оставляли свои скальпы в индейских вигвамах.
Некоторые пропадали без следа. К югу от ранчо, в овраге отец как-то нашел ржавый "кольт Паттерсон", сгнившие кости и несколько металлических пуговиц - все, что осталось от человека, который хотел поселиться на этой земле.
Но индейцев здесь было великое множество, хотя на глаза они попадались мало. Вокруг и к северу жили юты, на западе и юге - навахо, а на востоке апачи. Некоторые племена были дружественными, некоторые отчаянно враждебными. Некоторые же сторонились всех, не желая вмешиваться в дела внешнего мира.
- Никогда о них не задумывался, - сказал отец. - Как и о белых. Они просто люди и живут по своим законам, а мы - по своим. Если наши пути пересекутся, мы постараемся договориться, а если не получится - будем драться.
- Нельзя всех индейцев сваливать в одну кучу, - согласился Чантри. Всякий раз, когда кто-то говорит, что индейцы такие-то, мексиканцы такие-то, англичане такие-то, он ошибается. Каждый человек - уникален, среди любого народа можно найти и хороших людей, и плохих.
Однако не похоже было, что Оуэн Чантри очень уж полагался на хороших людей. Когда утром он надевал брюки, тут же цеплял оружейный пояс с револьвером. Большинство людей первым делом надевают шляпу, он же вначале застегивал пояс с кобурой, а потом одевал сапоги.
- Думаете, у нас будут неприятности? - спросил я его как-то раз.
Он жестко посмотрел на меня.
- Малыш, - сказал он, - когда человек в меня стреляет, я делаю вывод, что он хочет подраться, и не в моих правилах его разочаровывать. Мне не нужны неприятности, и я их не жду, но не хочу оказаться трупом, потому что был излишне оптимистичен. У меня есть оружие и здравый смысл, и если я буду думать, что говорю и что делаю, возможно, мне удастся избежать неприятностей.
Он так и не сказал, зачем вообще приехал сюда, но это был тот вопрос, который не задают вслух. Хочет жить здесь - милости просим. В те дни можно было проехать сотни миль и не встретить ни души.
Чантри был прирожденным рассказчиком. Когда на него находило, он мог часами сидеть у очага, где пламя отбрасывало на стены пляшущие тени, и говорить, говорить... Он побывал во многих землях, прочитал массу книг о древних временах, об Ирландии, море и народе, который называли троянцами. Они жили где-то за горами и все время воевали с греками из-за какой-то женщины. Он много рассказывал о Ричарде Львиное Сердце - великом воине и плохом короле, - и о Жане Анго, чьи корабли приплыли в Америку еще до Колумба, и о Бене Джонсоне - поэте, который поднимал над головой бочонок вина и выпивал его до дна. Рассказывал о кочевниках, которые жили в черных шатрах в огромной пустыне, начинавшейся у горной страны Тибет.
Наш тесный мирок словно становился шире. В красноречии Оуэну Чантри нельзя было отказать, но тем не менее он был жестким и опасным человеком. В этом мы убедились одним холодным тихим утром, когда с холмов спустились незнакомцы.
Я пошел в конюшню, чтобы задать корм скоту и, когда это случилось, стоял на сеновале с вилами в руках. Отец был во дворе и запрягал мулов для пахоты.
Они подскакали по тропе - пятеро крутых, вооруженных мужчин, ехавших тесной группой на лучших лошадях, чем мы могли себе позволить.
У ворот они осадили лошадей. Один из них вытянул лассо, набросил петлю на створку ворот и начал их открывать .
- Эй! - закричал отец. - Что это вы делаете? Прекратите сейчас же!
- Мы их разнесем на кусочки, чтобы после тебя тут меньше осталось. Когда ты свалишь, - ответил крупный, мускулистый мужчина в серой шляпе.
- Мы никуда не уедем, - спокойно сказал отец. Он уронил упряжь и повернулся к ним лицом. - Здесь наш дом.
В группе были те двое, которых я встретил на тропе в горах, но моя винтовка осталась дома. Папина тоже. Мы оказались безоружными перед этими людьми.
- Свалите, никуда вы не денетесь, - сказал мускулистый, - и свалите еще до захода, а мы сожжем ранчо, чтобы сюда никто не вернулся.
- Сожжете? Этот прекрасный дом, построенный мастером? Вы сожжете его?
- И тебя вместе с ним, если вы не смотаетесь. Мы вас сюда не приглашали.
- Это свободная земля, - сказал отец. - Я лишь первый на ней, но скоро придут другие.
- Никто не придет. Ладно, хватит болтать. Выметайтесь отсюда. - Он огляделся. - Где твой паршивый сынок, который так любит бахвалиться? Один из моих людей хочет задать ему хорошую трепку.
Я соскочил с сеновала и остановился в дверях конюшни.
- Вот я, а ваш человек сам получит взбучку... если только драка будет честной.
- Драка будет честной.
Слова прозвучали с крыльца и мы оглянулись. На ступеньках стоял Чантри в своих черных брюках, начищенных ботинках и белой рубашке с узким галстуком.
- А это еще кто такой? - сердито спросил мускулистый, хотя видно было, что ему это все равно.
- Меня зовут Оуэн Чантри.
Коренастый мужчина, знакомый мне по встрече на тропе, спрыгнул с коня и вышел вперед. Он стоял и ждал, что из всего этого выйдет.
- Твое имя мне ничего не говорит, - с презрительной гримасой произнес мускулистый.
- Скажет. А теперь уберите лассо с ворот.
- Еще чего! - заорал человек, набросивший петлю.
Тогда, в 1866 году к западу от Рокки-Маунтинз никто даже не слыхал о том, как надо быстро выхватывать револьвер. В Техасе (об этом мне впоследствии рассказал Чантри), этим приемом пользовались Каллен Бейкер и Билл Лонгли, но этим, пожалуй, все и кончалось.
Никто не заметил, как он двинулся, но все услышали выстрел и увидели, как человек с лассо уронил его, будто что-то его обожгло. Так оно и было на самом деле.
Лассо лежало на земле, а у державшего его парня не хватало двух пальцев.
Не знаю, куда метил Чантри - в два пальца, один или всю ладонь, но два он отстрелил.
После этого Оуэн Чантри спустился на одну ступеньку, потом на другую. Он стоял с оружием в руке, а его черные начищенные сапоги ослепительно сияли на солнце. В первый раз я увидел его револьвер не в кобуре.
- Меня зовут Оуэн Чантри, - повторил он. - На этом ранчо жил мой брат. Его убили. Теперь здесь живут эти люди, и они здесь останутся. Я тоже останусь на этой земле, и если среди вас есть люди, которые принимали участие в убийстве брата, ваш единственный шанс остаться в живых - повесить их. Даю вам две недели, чтобы их найти и наказать. Две недели...
- Ты здорово управляешься с револьвером, - сказал мускулистый, - но мы еще вернемся.
Чантри спустился еще на одну ступеньку. Ветерок пошевелил спадающую на лоб прядь волос и прижал тонкое полотно белой рубашки к мышцам груди и рук.
- Зачем же возвращаться, мистер Фенелон? - приветливо отозвался Чантри. - Можем поговорить здесь и сейчас.
- Ты знаешь мое имя?
- Конечно. И многое другое, правда, ничего лестного. Положим, вы сбежали от своих грехов, но от памяти не сбежишь. Да и люди о них помнят.
Чантри сдела к нему шаг, не убирая револьвер.
- Вы уже здесь, мистер Фенелон. Выбор оружия за вами.
- Я подожду, - сказал Фенелон. Он не отрывал тяжелого взгляда от Чантри, но было заметно, что он его остерегается, что ему не нравится такой оборот дела.
- А вы? - Чантри посмотрел на коренастого мужчину, который хотел меня избить. - Вы тоже подождете?
- Нет, клянусь Господом. Я приехал научить молокососа вежливости и я это сделаю.
Чантри ни на секунду не отпускал их из вида.
- Доби, хочешь разобраться с ним сейчас или попозже?
- Разберусь сейчас, - сказал я и вышел во двор, а коренастый пригнувшись пошел на меня.
Отец приехал в Америку, когда был еще мальчишкой, и поселился в Бостоне, где жило много ирландцев, а среди них - немало отъявленных драчунов. Там он научился драться, а когда я подрос, он показал мне кое-что из этой науки. Сам отец не был хорошим бойцом, но оказался отличным тренером, он научил меня кулачному бою и некоторым приемам корнуэльской борьбы.
В детстве я начал драться тут же, как только меня вынули из пеленок. Впрочем, как и многие в то время.
Сейчас же мне было шестнадцать и мои руки привыкли к топору, плугу, кайлу и лопате. Поэтому, когда противник, пригнувшись и расставив руки, приблизился ко мне, я собрался, ухватился обеими руками за его загривок и резко рванул вниз, не забыв одновременно выставить вперед колено.
В этих двух простых движениях заключается нечто, весьма неприятное для цвета лица и формы носа.
Он отшатнулся назад, чуть было не упал на колени, но удержался и выпрямился. Вместо носа было кровавое месиво. Признаюсь, выдержка него была. Он снова двинулся на меня и я врезал ему прямо по тому, что осталось от его носа.
Он выстоял и принялся махать своими кулачищами, которые были довольно тяжелыми. Он зацепил меня сначала одним, потом другим, но я стоял крепко, выдержал эти удары и врезал ему снова, на этот раз в живот.
Он застыл на месте, хватая ртом воздух, и у меня появилась прекрасная возможность нанести ему парочку ударов, от одного он увернулся, но второй пришелся ему прямо в ухо. Он схватился за голову и я снова врезал ему в живот.
Тут он отступил на шаг. Мой следующий удар опрокинул его, и он рухнул на колени.
- Достаточно, Доби, - сказал Чантри. - Отпусти его.
Я отступил, но глаз с него не спускал. По правде говоря, я страшно испугался. Я рисковал собственной шеей, обращаясь с ним таким образом. Просто-напросто, он меня слишком уж сильно разозлил во время нашей встречи на тропе.
- Итак, джентльмены, - сказа Чантри. - Я полагаю, вы поняли в чем дело. Эти славные люди хотят только одного - мирно жить на своем ранчо и обрабатывать эту землю. Что касается меня, то я уже объяснил, чего жду от вас. Мне известно, что либо вы, либо кто-нибудь из ваших приятелей убил моего брата. Решайте сами. Повесьте убийц или я повешу вас. Одного за другим. А теперь ступайте. И без шума, пожалуйста.
Они ускакали. Коренастый плелся позади, утирая нос рукавом. Сначала одним, потом другим.
Отец в изумлении посмотрел на меня:
- Доби, я и не знал, что ты умеешь так драться.
Я тоже взглянул на него, смущенный:
- Я и сам не знал, пап! Он просто дал мне избить себя.
После ужина, следя за облаками, сгрудившимися вокруг горных вершин, я думал о той девушке и пытался понять, кем она была для этих людей и что случилось после их возвращения домой.
- Вы ведь не думаете, что они на самом деле повесят своих? - спросил отец.
- Не сразу, - спокойно ответил Чантри, - не сразу.
Мы уставились на него, но он, если и заметил это, не подал виду, и я поразился тому, насколько он сам верил в свои слова.
- Вы и в самом деле их повесите? - опять спросил отец.
Оуэн Чантри помолчал с минуту, а когда заговорил, голос его звучал глухо:
- Это молодая страна и здесь еще мало белых. Но если когда-нибудь сюда придет цивилизация, если люди приедут сюда и поставят здесь свои дома, им нужен будет закон. Люди часто думают, что закон - это набор запретов, но закон не должен быть таким, если не доводить его до крайностей. Законы дают нам свободу, потому что они охраняют нас от жестокости, зверства и воровства.
В любом обществе - даже в самых диких шайках преступников - есть свои законы, пусть даже это страх перед главарем. Закон быть должен, иначе не будет ни безопасности, ни развития. Сейчас у нас еще нет четких законов. У нас нет ни полиции, ни шерифа, ни судьи. И до тех пор, пока все это не появится, кто-то должен бороться со злом.
Один человек был убит. Вы и сами получили предупреждение убраться из этих мест. Но этой земле нужны такие люди как вы. Вы сами, наверное, так не считаете, но вы - первопроходцы цивилизации. Вслед за вами придут другие.
- А вы, мистер Чантри? - спросил я.
Он улыбнулся мне с неподдельной искренностью.
- Ты, Доби, задаешь самый важный вопрос. Кто я такой? Я человек, который умеет обращаться с оружием. Я буду нужен, пока сюда не приедет достаточно много людей, а после этого необходимость во мне отпадет. Не помню другого такого периода в истории, когда жили бы люди, подобные мне. Обычно порядок в стране обеспечивало дворянство или глава государства, но на этой земле зачастую достаточно человека с ружьем.
- Не верю я в оружие, - неожиданно произнес отец. - Мне кажется, должен быть другой выход.
- Мне тоже, - ответил Чантри. - Но если бы не оружие, твоего сына сегодня избили бы, и не в одиночку, а толпой. Твою ограду повалили бы, а дом подожгли.
Цивилизованность - дело тонкое. Для многих это всего лишь внешняя оболочка. Если живешь среди людей, то можно с уверенностью сказать, что человека два из десяти только выглядят цивилизованными. И если бы не было закона. если бы не было давления общественного мнения, они стали бы в высшей степени дикими. Даже те люди, которых, кажется, хорошо знаешь. Многие принимают справедливость ограничений, потому что знают, что так должно быть. Они понимают, что если живешь среди людей, то должен уважать права окружающих. Наши друзья с гор этого не понимают. Они приехали в этот заброшенный уголок для того, чтобы быть свободным от любых ограничений, чтобы быть грубыми, жестокими и злобными как им того хочется.
- Вы говорите как школьный учитель, мистер Чантри, - сказал я.
Он взглянул на меня.
- Я хотел бы быть учителем в школе, Это самая почетная из профессий, если знаешь свое дело, - он улыбнулся. - Может быть, я и есть учитель, в некоторым смысле.
- Вы говорите, что когда сюда приедет достаточно людей, вы станете не нужны, - спросил я дерзко. - Сколько времени на это потребуется?
- Лет десять, а то и двадцать. Но не более тридцати. Люди становятся цивилизованными не сразу. Им нужно приспособиться друг к другу, найти компромиссы.
- Такой человек как вы, с вашим образованием, мог бы добиться кое-чего в жизни, - сказал отец.
Чантри невесело улыбнулся.
- Нет, - ответил он, - у меня отличное образование и прекрасные возможности, но я был воспитан ничего не делать. Быть джентльменом, надзирать за землями, управлять другими. Для всего этого нужна власть или деньги. У меня нет ничего.
Я много читал, а езда верхом на далекие расстояния в одиночестве дает много времени для размышлений.
- А что с той женщиной, там, наверху? - спросил отец.
- О ней стоит подумать. Совершенно определенно, подумать стоит.
Что-то в том, как он произнес эти слова, встревожило меня. Он мне нравился. Ну, он был настоящим мужчиной, но что-то в нем беспокоило меня, и он это понимал. Вдруг меня озарило. Его проблема была в том. что он знал о себе все. Что бы он ни делал, какая-то часть его стояла в стороне и наблюдала за происходящим.
Он вышел на крыльцо и закурил одну из своих тонких сигар. Он стоял там один, в темноте и после того, как я помог отцу управиться с посудой, тоже вышел на крыльцо.
- Ты видел ее, Доби? Я говорю о той девушке наверху. Ты видел ее?
- Нет.
Он немного помолчал. Огонек сигары горел в темноте. Наконец, он произнес:
- Я собираюсь съездить туда, Доби. Расскажи мне, как добраться до этой хижины.
Я молчал. Во мне шла борьба чувств. Эту хижину нашел я. Для чего он собирался туда? Что для него значила это женщина?
- Я, наверное, не смогу. Это совсем не просто.
- Ты не можешь или не хочешь?
- Мистер Чантри, в эту хижину она приходит, чтобы побыть одной. У нее есть не это право. Мне кажется, ей нужно это место, и я не хочу...
- Доби, - терпеливо произнес он. Я чувствовал его терпение. И его раздражение тоже. - Это моя хижина. Я собираюсь жить там и возвращаться туда, куда бы я ни уезжал. Мне тоже нужно место, где бы я мог побыть один.
- Я не собираюсь, - продолжил он после паузы, - мешать ее уединению. В лесу и в горах есть и другие места, где ее никто не будет беспокоить. Я же обязан туда съездить. У меня есть дело, и, может быть, я хочу с ней повидаться.
- Вы принесете ей несчастье, мистер Чантри.
- Доби, - его терпение кончалось, - ты ведь даже не знаешь эту девушку... или женщину. Ты не знаешь, кто она и что она, и воображаешь то, чего нет на самом деле.
- Мне это просто не нравится, - упрямо повторил я. - Она следит за домом, вытирает пыль, ставит в горшок цветы. Она делает все, что надо. Она любит этот дом...
- Может быть и так, - спокойно сказал Чантри, - но это мой дом и я туда поеду.
Мне внезапно пришла в голову мысль, которая могла все изменить.
- А ваш брат? Может быть, он разрешил ей приходить туда. Может быть даже, что он подарил ей хижину?
Это был вопрос, и он все прекрасно понял.
- Только не хижину, Доби, - ответил он мне. - Все, что угодно, но только не хижину.
- А какая разница? - настаивал я.
- Огромная, - его голос стал резким. - Не вмешивайся в дела, в которых не смыслишь, мальчик. Запомни одно: это моя хижина, и ты еще очень многого не знаешь.
Ну,... может быть. Совсем неожиданно я почувствовал, что он мне совсем не нравится.
И все же, нужно быть справедливым. Он говорил со мной вполне откровенно. Это было его ранчо, и он отдал нам его. Что же еще от него требовать, ведь он мог просто выгнать нас? Он этого не сделал и, к тому же, выручил в трудную минуту.
Но я все терзался.
Справедливость так справедливость. Мне пришло в голову, что больше всего меня задело его вторжение в мою мечту. Я не переставал мечтать о девушке из той хижины, о девушке, которую я считал своей. При этом я даже ни разу не видел ее, даже не знал, была ли она молода. Она могла вполне оказаться взрослой женщиной или даже бабушкой.
Может быть, так получилось от того, что у меня в жизни не было другой мечты и другой девушки, о которой я мог бы подумать. А мечты должны на чем-нибудь основываться. Именно поэтому, если разобраться, я боялся встретить эту девушку. После нашей встречи моя мечта могла бы испариться раз и навсегда.
Она могла пренебречь мной или сама могла оказаться не стоящей внимания мужчины. Если женщина всего лишь убирает дом и ставит цветы в горшок, то это еще не делает ее принцессой. Или хотя бы девушкой, которую приглашают погулять вместе.
Она могла быть толстой и старой. Она могла быть замужем и иметь много детей. Она могла быть кем угодно.
Беда была в том, что никакими размышлениями невозможно было поколебать мою мечту о молодой золотоволосой красавице.
Она должна была быть красавицей! Должна и все!
Глава четвертая
На рассвете Оуэн Чантри оседлал своего коня и поскакал со двора. Я видел, как он поехал по тропинке, ведущей в холмы, и бросился было к своему серому.
- Доби! - голос отца звучал далеко не так приветливо, как обычно, куда это ты собрался?
- В горы, - ответил я. - Я собираюсь посмотреть, что ему там нужно. Что он собирается делать.
- Стой там, где стоишь. У нас куча работы, сынок, и ее надо сделать, если мы хотим собрать урожай и нарубить достаточно дров на зиму. У нас с тобой нет времени разгуливать по горам и любоваться природой.
- Папа, я...
- Оставь его в покое. Он отдал нам все это, не так ли? Он здорово помог нам, разве нет? И мы теперь будем совать нос в его дела?
Но там ведь еще была и девушка, а отец не хотел этого понять.
- Сынок, выбрось все это из головы. Он хороший человек, хоть и непростой. Он ни у кого не станет спрашивать разрешения. И если ему нужна всего лишь та хижина в горах, то это не так уж и много.
Отец был прав. Но я все равно не хотел, чтобы он ездил туда. Он все испортит. Может быть, она туда больше не придет. Как я тогда ее разыщу?
Но все это время я чувствовал, что веду себя глупо. Я не знал ничего о ней, а она - обо мне. Да и кто я такой? Всего лишь зеленый мальчишка, деревенщина, не видавший в жизни ничего, кроме лошадей и скота. Мне ведь едва исполнилось шестнадцать. Как я мог понравиться девушке, кто бы она ни была?
Я еще не успел все это обдумать для себя, мне нужно было время для этого. Но больше всего я не хотел, чтобы Чантри взял и испортил все одним махом. Поэтому я отправился работать, как велел отец, и начал копать ямы и вырезать жерди для ограды. Но то и дело я останавливался и смотрел на горы, воображая, что скачу на коне по осиннику по той же тропинке, что и он.
Оуэн Чантри направил своего вороного в каньон. С того момента, как он выехал с ранчо, он описал широкий полукруг, тщательно и без спешки изучая окрестности.
Это места были ему совсем незнакомы, и он старался как можно точнее определить местоположение хижины. Доби Керноган вышел на нее совершенно случайно и с другого направления и его представление о положении хижины было менее, чем точным, если только он не напустил туману намеренно.
Чантри в задумчивости нахмурил брови. О чем так беспокоился Доби? Только из-за этой девушки? Но ведь он ее не видел и ничего о ней не знал.
Сам же Чантри знал только то, что эту хижину в горах построил его брат. Левой рукой он держал поводья, правая лежала на винтовке. За свою жизнь он научился быть осторожным. Он никогда не ложился спать ночью без готовности немедленно вскочить на ноги при малейшей опасности. И никогда не садился за обеденный стол с уверенностью, что благополучно закончит трапезу.
Он медленно пробирался вперед. Керноган ничего не знал ни о людях, которые пытались согнать его с места, ни о том, кем они приходятся девушке. Без сомнения, они были вне закона.
Справа от него вздыбился кусок хребта. Скалы стояли почти отвесной стеной, но были достаточно изломаны и изрезаны, чтобы по ним мог взобраться какой-нибудь ловкач, если понадобится. Вершина заросла лесом. Сосна или ель - он не мог различить на маком расстоянии. Эти скалы были похожи на огромный длинный ломоть хлеба, отколотый от буханки гор.
Он изучил лежавшие перед ним горы. Ему надо было проехать немного к востоку, так как в том направлении, казалось, на плоскогорье было легче подняться. К тому же, маленькая тропинка, по которой он ехал, вела туда же. На тропинку перед ним вышел олень, не заметив человека. Он медленно ступал по ней, а затем, вдруг увидев Чантри, бросился в гущу деревьев и исчез. Над головой сверкало невозможно голубое небо с белыми облаками. Ближе к полудню они соберутся вместе, почернеют и прольются дождем. Дождь шел каждый день, но всегда недолго, иногда перемежаясь с хорошей погодой.
На тропе, по которой он ехал, виднелись только оленьи следы. Возможно, об этой тропе никто не знал. Тем не менее, Чантри ехал с осторожностью. Никогда не стоит недооценивать противника, считая, что он знает меньше, чем ты.
Может быть, они были ренегатами с Юга, бежавшими на Запад после войны? Или людьми из банды Кровавого Билла Андерсена?
Он въехал под пеструю тень осиновой рощицы и вгляделся в тропу перед собой, изучая деревья, землю, прислушиваясь к птицам...
Знали ли они о хижине на плоскогорье? Возможно, это была тайна той девушки, если она действительно приходила туда, чтобы побыть одной, как считает Доби. Он не видел ни других следов, ни знаков присутствия других людей.
Чантри вытащил свою винтовку из чехла и двинулся дальше по тропе.
Кругом стояла тишина. Он свернул с тропы и въехал под прикрытие деревьев. Через некоторое время он опять остановился. Через просвет в стене деревьев ему была видна вся местность к западу отсюда - прекрасная панорама с громадой Спящего Юты, подпирающего горизонт.
Он забрался уже высоко. В десятке метров земля резко обрывалась пропастью глубиной футов в двести. Деревья подходили к самому краю обрыва. Именно это место он видел, стоя на крыльце ранчо. Хижина должна быть где-то рядом.
Он спрыгнул с коня и прислушался. Вдалеке из зарослей вышло несколько лосей и принялись пощипывать траву под пушистыми соснами с длинными иголками. Он медленно шел вперед, пересекая участок голых скал, вымытых недавними дождями. Ему попалось несколько старых пней, деревья были срублены уже давно и, без сомнения, пошли на строительство хижины, которую он искал.
Вдруг он заметил ее, полускрытую зарослями кустов и елями. Да, эту хижину построил его брат, привычный к пиле и топору. Чантри понравился ее внушительный вид, но он удивился, увидев камин, который, казалось, был значительно старше дома. Так же, как и сама хижина, он был глубоко вделан в скалы.
За свою жизнь скитальца, Оуэн Чантри повидал множество самых разных сооружений, но эта хижина была построена весьма интересным образом. На первый взгляд, это была обыкновенная бревенчатая постройка, но уж очень тщательно и заботливо были подогнаны ее бревна, да и само ее местоположение заставляло задуматься, хотя она сама и была замаскирована деревьями, от нее открывался великолепный вид на запад и почти такой же хороший обзор на север и юг. Восточный же горизонт закрывали деревья и мощный хребет Ла-Плата, с его голыми пиками, каменистыми обрывами и поросшими лесом склонами.
Возле хижины Чантри не заметил ни малейшего движения. Привязав свою лошадь под деревьями, он подхватил винтовку и пересек поросшую редкой травой лужайку перед домом. Дверь была заперта на щеколду.
Он поднял ее, открыл дверь и вошел. Внутри было тихо и спокойно. Все чисто подметено и вымыто. На столе два горшка с цветами. Холодный очаг с давно остывшей золой.
Он подошел к открытой двери и посмотрел сквозь деревья на запад. Скрытая от чужих взоров, хижина, тем не менее, была прекрасным наблюдательным пунктом, с которого можно было следить за всем, что делалось внизу на всей этой обширной территории, что распростерлась во всех направлениях.
Воздух был прохладен и наполнен еловым ароматом. Красивое место, где так приятно побыть одному. Оуэн Чантри прислонился к дверному косяку.
На таком расстоянии горы на горизонте казались голубыми. Дальше к северу возвышался еще более призрачный силуэт Ла-Саль. До самых этих гор раскинулась дикая, почти неизвестная страна. А еще дальше начинался лабиринт каньонов. Лет сто назад здесь прошли отец Эскаланте и Ривера, изучая эти земли. Но, увлеченные поиском дороги на запад, они вряд ли обратили внимание на саму эту землю.
Он еще раз огляделся кругом. Впервые за тридцать лет своей жизни Чантри почувствовал, что вернулся домой.
Зимы здесь, должно быть, холодные, на такой-то высоте. Придется заготовить изрядный запас провианта, чтобы пережить такую зиму, ведь надо будет рассчитывать только на свои силы.
Он вернулся в хижину. Внутри она была такой же опрятной, как и снаружи. Чантри в задумчивости обследовал стены. Бревна были прочно и тщательно подогнаны друг к другу без единой щели или трещины. И не удивительно, так как поверхности бревен, прилегающие друг к другу, были заботливо обструганы рубанком - чтобы не было ни малейшего зазора. Стена была фута два толщиной, а может и больше. Пол строитель красиво выложил каменной плиткой.
У комнаты был потолок, а следовательно, в доме имелся и небольшой чердак. Рубленые доски потолка лежали от балки к балке, так же тщательно подогнанные друг к другу, как и все остальное. Казалось даже, что...
Снаружи послышался отчетливый звук...
К дому не торопясь подошла лошадь, остановилась... Совсем рядом...
Оуэн Чантри бесшумно обернулся, сжимая в руках винтовку.
Глава пятая
Лошадь остановилась, всхрапнула, скрипнуло седло. Оуэн Чантри вышел за дверь.
На него широко открытыми глазами смотрела девушка. Несколько мгновений они изучали друг друга.
- А вы красивее, чем я предполагал, - начал он.
- Кто вы?
- Не догадываетесь? Вы знали моего брата, я думаю, а он был на меня немного похож.
- Так значит вы Оуэн Чантри? Да, у вас есть что-то общее. Я знала Клайва. Он был хорошим человеком. Молчаливым, загадочным, но хорошим. он не заслужил того, что с ним случилось.
- Об этом стоит поговорить, - спокойно сказал Чантри. - Там внутри я заметил кофейник, но кофе не нашел. Вы привезли его с собой? Я гляжу, у вас есть все для завтрака.
Ее глаза изучали лицо Чантри. Он был высок, более худощав, чем ей показалось вначале, но широкоплеч. Лицо было обманчиво спокойным. Обманчиво, потому что она многое знала об этом человеке.
Клайв называл его странным и угрюмым. Он слишком рано научился владеть оружием. И слишком хорошо. В начале Гражданской войны Оуэн был дерзким и безрассудным командиром кавалерийского отряда, но война его изменила. Война и все остальное.
Она сняла с лошади свою сумку и прошла мимо него в дом. На пороге обернулась.
- Вы не разожжете огонь? Я думаю, здесь хватит слегка перекусить на двоих.
- Легкие завтраки, обеды и ужины стали моей привычкой, - усмехнулся Оуэн. - Хотя я знавал и лучшие времена.
Он пошел на опушку леса и наломал с нижних веток деревьев маленьких сухих веточек, которые начали было расти, но затем засохли. От упавшего ствола он отодрал немного коры и со всем этим вернулся в дом. Там Чантри склонился над очагом, разломил кору и бросил ее на холодную золу, а сверху положил ветки. Когда сушняк занялся, он добавил веток покрупнее. В доме было достаточно дров, да к тому же у стены дома стояла поленница, но дрова в ней были уже старые и начали гнить.
- Вы знаете о том, что вассобираются убить? - спросила девушка.
- Имею представление. Я встретил нескольких парней из их шайки, но в тот раз они были не расположены покончить со мной.
- С ними не было ни Строуна, ни Фрики.
Он внимательно посмотрел на нее:
- Том Фрика и Джейк Строун?
- Да.
- Ну, ну. Это, разумеется, слегка меняет дело.
- Так вы их знаете?
- Мы ни разу не встречались, если вы это имеете в виду. Но я знаю о них по слухам. Да, я их знаю. Я бы сказал, что вы выбрали себе неподходящую компанию.
- Да? А если я их не выбирала? А если я просто попала к ним, сама того не желая?
Чантри мягко улыбнулся:
- Это с каждым может случиться. Я считаю, что судить об истинной сущности человека можно по тому, как высоко он над этим может подняться, затем он добавил уже без улыбки. - Мне высоко подняться не удалось.
Она повернулась к нему и спросила:
- Вам все известно?
Он пожал плечами.
- Кто может знать все? Но я пожалуй, знаю довольно много. Но я никогда не верил всему, что рассказывают - Чантри криво усмехнулся. - Люди многое болтают... Заброшенные подземелья, закрытые сокровища разбойников... По округе гуляют сотни таких историй, большая часть из которых - полнейшая чепуха. Если у людей есть золото, то они его обычно не зарывают в землю. Клайва золото не интересовало, я думаю. У него был ум ученого, что и привело его в Мексику. Вы были близки с ним?
- Нет, не очень. Он не доверял мне.
По комнате разнесся запах кофе.
Чантри откинулся назад и выглянул за дверь, следя за лучами солнца, пробивавшимися через листву осин.
- Мне тоже, - произнес он. - После своего возвращения из Мексики он стал очень скрытным.
Девушка обернулась к нему.
- Да, и очень мягким.
- Мак Моуэт, да и другие тоже, считают, что здесь зарыто сокровище или что-то в этом роде. Но все это плод их воображения. Все это весьма призрачно.
Он снова улыбнулся, и девушка была поражена тем, как сразу потеплело и посветлело его лицо. Ей вдруг пришло в голову, что этот человек редко улыбается.
- Ценность вещей каждый измеряет по-своему, - продолжал Чантри. - То, что представляет огромную ценность для одного, может быть абсолютно бесполезно для другого. Ваши друзья мечтают о золоте и драгоценностях.
- А вы?
- Послушайте, - тихо произнес он, - ни вы, ни я не знаем об этом наверняка. Но мой брат был человеком знания, исследователем, ученым, человеком с пытливым умом. Самой ценной вещью для него могла быть книга, древний манускрипт, ключ к разгадке какой-нибудь исторической тайны.
- Книга! Подумать только! - Она была поражена и не сводила глаз с Чантри. - Ну и ну, да они ведь просто сойдут с ума от омерзения! Они никогда не поверят в это! Они просто не способны поверить! Все эти усилия за что-то, сделанное не из золота!
- У них есть вера, - ответил он. - Члены вашей семьи верят в это. Они живут одной мыслью - найти сокровище, которого возможно и нет. Но убелить их в его отсутствии просто невозможно.
- Вы и в самом деле думаете, что золота там нет?
- Да.
- Нам придется пить из одной чашки, - сказала она.
- Прекрасно! - снова улыбнулся он. - Это большая честь для меня!
Девушка показала на цветы в одном из горшков:
- Это вы оставили их здесь?
- Нет, я думал, что это ваши, - он вдруг усмехнулся, - Доби... Клянусь, что это Доби!
- Должно быть, это тот юноша, который живет с отцом в доме Клайва, там внизу. Я их видела отсюда.
- Совершенно верно. Он сын Керногана. Они заняли дом Клайва. Именно Доби всыпал одному из ваших парней.
Она изменилась в лице:
- Это был Уайли. Мне он никогда не нравился. Впрочем, так же , как и Олли Фенелон.
- Это ваши родственники?
- Уайли нет.
- По-моему, Доби видит вас во сне. Это он обнаружил эту хижину и был совсем не рад, когда я отправился сюда. Он хотел, чтобы вас оставили в покое.
- Я думаю, Доби мне понравится.
- Ему шестнадцать лет и он очень одинок. Мне знакомо то, что он чувствует, потому что со мной было то же самое. Я тоже мечтал о золотоволосой принцессе, которую я спасал бы от различных опасностей.
- Вы больше об этом не мечтаете?
Он улыбался, глядя через всю комнату в ее глаза.
- Мечты никогда не кончаются. Мне нравится Доби. Он славный парень. У него отличный отец, который трудится не разгибаясь, даже тогда. когда все шансы против него.
Она налила кофе в чашку и протянула ее ему.
- Эти люди убьют вас и вы это знаете. Их слишком много.
- Все мы умрем. Раньше или позже. Но не думаю, что им будет легко убить меня. Сколько их?
- Человек пятнадцать-двадцать. Кто-то приходит, кто-то уходит.
- Кем вы им приходитесь?
- Мак Моуэт мой отчим. Моя мать умерла. Меня зовут Марни Фокс. Мне рассказывали, что прежде наша фамилия была Шаннах, пока англичане не заставили нас сменить ее.
- Это опасные люди.
- Некоторые из них плохие, - она говорила с жаром, - а некоторые нет. Кое-кто просто предан Маку Моуэту. Среди них есть мерзавцы, но Фрэнк не из таких. Это старший сын Мака. Если бы не Фрэнк... - она помолчала. - Фрэнк другой. Ему хочется завести где-нибудь свое ранчо. Это хороший человек, надежный, но он слушается своего отца. И он совсем по-отцовски относится ко мне...
Они сидели молча, слушая мягкий шелест осиновых листьев. Чантри выпил кофе и протянул чашку Мери. Она вновь наполнила ее из стоявшего на углях кофейника. Он опустился на колени перед очагом и подбросил в огонь еще пару поленьев. День пошел на убыль и Марни вскоре должна была уехать. Если она задерживалась надолго, существовала опасность, что ее хватятся.
- Проклятая человеческая глупость, - произнес Чантри в раздражении. Никто толком не знает, что же здесь на самом деле лежит. Двое человек отправились из Мексики на север. Это были Чантри и Моуэт. Они везли с собой что-то, что Чантри считал очень важным. Они здесь перезимовали, а потом Моуэт, согласно рассказам одних, умер. Другие утверждают, что его убили. Третьи считают, что отсюда-то и возникла вражда. Говорят, она пошла, когда Моуэта обвинили в том, что он бросил Клайва. Это было давным-давно. С каждым годом слухи росли и наконец доросли до огромных сокровищ. И из-за веры в эти сокровища начали гибнуть люди.
- Но вы не верите в них?
Он покачал головой.
- Марни, я просто не знаю. Но Клайв был близок нам всем по своим интересам, которые могли быть интеллектуальными, историческими и прочими такого же рода. Некоторые из нашей семьи хорошо умели обращаться с деньгами, а иногда даже чертовски хорошо, но все это скорее благодаря случаю, чем намерению. Поэтому я думаю, что Клайв нашел что-то, представляющее исторический интерес, что-то неизмеримо ценное по его мнению.
- А Моуэт знал об этом?
- Возможно. А может быть и нет. Он ведь, наверное, даже не умел читать. Таких еще много. А у Клайва были большие способности к языкам.
- И что с того?
- Он мог привести с собой оттуда что-нибудь, что было ему интересно. Из Мексики, я имею в виду. А что могут привезти с собой два человека? Они ведь ехали через земли апачей. Насколько "огромным" могло быть это сокровище?
Чантри встал.
- Вам лучше вернуться, да и мне тоже.
Она собрала свои вещи и пошла за лошадью.
- Вы собираетесь сюда переехать?
- Да, вскоре.
- Они найдут эту хижину, мистер Чантри. И вас они тоже найдут.
- Зовите меня Оуэн, - он легко улыбнулся. - Но вы ведь им не скажете?
- Нет... Я им ничего не должна. Быть может, немного Маку Моуэту. И Фрэнку. Фрэнк заботился обо мне, когда я была еще маленькой девочкой.
- Ваша мать вышла замуж за Мака Моуэта?
- Да, хотя он и был значительно старше ее и у нее уже была я. Мой отец был армейским офицером. Мак знал его. Мак впервые встретился с моей матерью когда он приехал навестить моего отца, не зная, что тот уже умер.
Она вскочила в седло.
- Будьте осторожны, Оуэн. Они шутить не станут и некоторые из них опасны, и даже очень опасны. Для них сокровище реально и они уже успели поделить его между собой. Они убьют вас так же быстро, как убили Клайва.
Он проследил за тем, как она уехала, а затем отправился за своим конем. Чантри подвел его к самому дому, а сам вошел внутрь. Сейчас там было сумрачно, прохладно и тихо. Поленом он разбросал угли и вылил на них остатки кофе.
После этого он встал и медленно огляделся кругом. Здесь было что-то спрятано. Что-то такое, что он непременно должен найти.
Он не верил ни в какие сокровища. Но он должен был найти спрятанное, иначе ему никогда не стать свободным, а свобода - это все, что ему нужно. Да еще эта хижина.
Поселиться бы здесь, сидеть на скамейке у стены дома с книгой в руках и следить за тем, как солнце скрывается за Спящим Ютой... Ничего другого и не надо...
И не обязательно жить здесь одному. Он поймал себя на том, что подумал об этом впервые за долгое время.
Глава шестая
Весь день я провел в ожидании, когда же вернется Чантри. Отец заметил мое беспокоство и пару раз остановился было, чтобы что-то сказать, но так ничего и не сказал. Было уже совсем темно, когда мы наконец услышали перестук лошадиных копыт на дворе. Он поприветствовал нас и скрылся в конюшне, чтобы разнуздать вороного.
Отец оставил на столе мяса и бекона, но Чантри поел совсем немного.
- Я слегка перекусил в горах, - объяснил он.
Я-то знал, что он ничего с собой не брал, значит, его кто-то накормил. Неужели он встретился с ней?
- Так вы нашли то место? - спросил отец.
- Я провел там большую часть дня, - спокойно ответил Чантри. - И я теперь понимаю, почему оно произвело на Доби такое впечатление. Мой брат очень любил эти места.
- Удивляюсь, как он нашел его, - сказал отец. - Туда не так-то просто попасть.
- Может, он забрался туда во время охоты, - предположил я.
- Или специально искал, - ответил Чантри.
Тут оба мы посмотрели на него:
- Вы имеете в виду, что он знал о том, что там что-то есть? - спросил я.
- Мой брат знал очень много о самых разных вещах. У него был талант к языкам. Ему достаточно было только услышать новый язык - так мне рассказывали - и через несколько дней он уже говорил на нем. По-моему, отправившись на север, он искал место, о котором ему кто-то рассказал. Не думаю, что это было случайностью.
- Но почему? - на отставал я.
Он пожал плечами.
- Иногда человеку просто интересно, что происходит вокруг и почему. Знаешь, Доби, это ведь земли индейцев юта, а к западу и югу отсюда живут навахо. Но даже они впервые пришли сюда лишь в конце первого тысячелетия, продвигаясь с севера. Они были такими же переселенцами, как и мы сейчас. Они пришли и отвоевали эти места у тех, кто жил здесь раньше и поселились на этих землях. Всего лишь в нескольких милях к востоку от нас на краю плоскогорья стоят дома с призраками. Так говорят индейцы юта. Ни один белый не видел их, но я им верю. Кто построил эти дома? Откуда они пришли? Сколько здесь прожили? Кто был здесь первым? Сами ли строители придумали конструкцию своих домов? Или они строили по образу и подобию других домов, стоящих неизвестно где?
- Вы задали кучу вопросов, - проворчал я, - и все они без ответов.
Он улыбнулся.
- В этом-то и есть вся прелесть подобных вопросов, Доби. Иногда огромное удовольствие доставляет сама попытка найти ответ. И неважно, удастся это или нет.
Отец поставил на стол кофейник, а я сидел словно на иголках, все не решаясь спросить Чантри, видел ли он ее, так как он явно не собирался рассказывать об этом, пока я не спрошу. Я чуть с ума не сошел, глядя как он сидит себе спокойненько с чашкой кофе и болтает о всяких пустяках. Наконец, я не вытерпел:
- А ее вы видели? Ну, ту девушку?
- Да, и не только видел.
- Значит, вы с ней говорили?
- Примерно с час или около того. Мы с ней вместе обедали. Что-то вроде пикника.
Чантри глядел на меня совершенно спокойно. Ну может быть. в его взгляде и была искорка смеха, трудно сказать.
- Ее зовут Марни.
- Она одна из них?
- Не совсем. Она падчерица старого Мака Моуэта.
Надо было видеть, как встрепенулся отец при этих словах. Он резко повернулся к Чантри:
- То есть, вы хотите сказать, что это люди Мака Моуэта?
- Да.
Отец выглядел так, будто увидел привидение, встающее из могилы.
- Мак Моуэт... У него руки в крови, Чантри. Я даже и не думал, что они вообще могут быть здесь.
- Вы их знаете?
- Знаю. Я знал их еще раньше, до войны. Много лет назад. Еще тогда они были грязной шайкой, а уж после войны и совсем превратились в подлых убийц. Как раз после того, как к ним присоединились Строун и Фрика.
- Того здоровяка звали Олли Фенелон. А того парня, которого ты, Доби, поколотил - Уайли.
- Какая она? - невпопад спросил я, совсем не обращая внимание на то, что они говорили о Моуэте и всех них. Я думал только о девушке.
- Она не блондинка, Доби. Волосы совсем не золотые, а глаза не голубые. Боюсь, что тут тебе не повезло.
- Она... безобразна? - спросил я в отчаянии.
- Нет, она очень мила. Очень. Ростом примерно пять футов четыре дюйма, темно-русые волосы и зеленоватые глаза. Приятный цвет лица. Зовут ее Марни Фокс и она ирландка.
- Сколько ей лет?
- Она старуха, Доби. Ей не меньше двадцати!
Двадцать лет... На четыре года старше меня.
Четыре года! Это много, просто ужасно много! Но я обязан был запротестовать.
- Она совсем не старуха!
Мы поговорили еще. Наконец, я ушел в свою комнату и лег спать, но еще долго не мог заснуть. Очертания моей мечты словно бы растворялись в туманной дымке. Двадцать лет... Многие женщины выходят замуж гораздо раньше. Однако, она хорошенькая. Может быть, даже красивая.
Тут же я принял решение. Я должен увидеть ее своими глазами. Я не видел женщин больше года.
Однако, надо было быть поосторожнее. По тому, как вел себя отец, было ясно, что Мак Моуэт - это что-то страшное. А о Строуне я и сам слышал много всего. Он был настоящим убийцей, это уж точно.
Когда он жил в Канзасе, о нем много говорили. Он убил человека около Эйбилина и еще одного при перегоне скота. В те дни о подобных ему людях всякое рассказывали. Эти истории ходили по всем дорогам. Газет не было, но где бы ты ни остановился, тебе обязательно кто-нибудь, да расскажет что-нибудь новенькое. Говорили о тропах, ганфайтерах, индейцах и всем прочем, а еще рассказывали байки о диких мустангах навроде знаменитого Белого Иноходца. Эти истории всякий слышал не по одному разу и все в разных вариантах. Добавьте сюда еще россказни о злобных быках с точным упоминанием длины их рогов и о скачках, которые рассказчик выигрывал.
Дикие лошади запада были дикими и горячими. Они жили на просторных равнинах совершенно свободными, паслись на вольных пастбищах вдали от источников и время от времени по нескольку дней добирались до воды, чтобы напиться и потом умчаться вновь.
В те дни их табуны были огромными. Сотни лошадей паслись вместе, иногда даже тысячи и среди них встречались совсем неплохие скакуны. Конечно, так не могло долго продолжаться. Охотники за мустангами постоянно охотились за лушими лошадьми.
На следующий день я серьезно поговорил с Оуэном Чантри. Он был суровым человеком, который прошел много трудных дорог и был закален трудностями. Однако, в тот раз, когда он прострелил руку тому джентльмену, он мог бы и убить его и, вообще говоря, должен был это сделать.
Все это я высказал ему прямо. Он посмотрел на меня пронзительным взглядом:
- Да, мне следовало сделать это. Но иногда я допускаю ужасные глупости. Мне надо было убить его, потому что кто-нибудь другой все равно это сделает.
Когда же мы остались наедине, он произнес:
- Хорошо, что ты так поступил, Доби. Я говорю о цветах в хижине.
Я залился краской от стыда. Никогда бы не подумал, что ему и это известно.
- Я нашел горшок, ну и... Мне показалось, что ей одиноко...
- Ты правильно сделал, - он помолчал немного, глядя на запад. - Когда ты поедешь туда, Доби, обязательно возьми с собой винтовку и держи глаза открытыми пошире. Эти люди опасны.
- Может быть, - ответил я.
Он посмотрел на меня:
- Ты думаешь иначе?
- Быть может, они станут поприветливее, ведь... они из ее семьи.
- Это не кровное родство.
- Не важно. Я не собираюсь ни в кого стрелять.
Он опять взглянул на меня и отошел на другой край веранды. У меня в голове была только одна мысль - снова поехать в горы. Я очень хотел встретиться с той женщиной, той девушкой и увидеть все своими глазами.
Говорить было не о чем, мы ждали завтрак. За столом Чантри разговаривал с отцом о том, чтобы пригнать сюда немного скота. На этой, сухой стороне горного хребта, воды было не много, но для скота вполне достаточно, а корма можно было заготовить вдоволь.
А я пока думал о той девушке и о золотых сокровищах, о которых рассказывал Чантри и которые так упорно искал Моуэт. Оуэн Чантри не придавал этому большого значения, но, может быть, тем самым он хотел и нас отговорить от поисков. Но только вряд ли кто станет искать неприятностей из-за какой-то там безделицы. У меня в голове не укладывалось, что взрослый человек может придавать такое значение вещице, сделанной не из золота и драгоценностей.
Мне представлялось ужасной глупостью рисковать своей жизнью только для того, чтобы спасти какую-нибудь старую книгу, которая имееет ценность лишь для книжных червей. Нет, там наверху должно быть именно золото.
Мне в голову пришла одна мысль, но я тут же отогнал ее. Я подумал о том, что может быть, я смешал в своих грезах золотоволосую девушку с золотыми монетами клада. Но я не придал этой мысли никакого значения. Я ведь даже еще не видел этой девушки и не поверю рассказам Чантри до тех пор, пока сам все не увижу.
В тот момент я не очень-то думал о нем. Он был резким, суровым человеком, у которого были свои причины поступать так, как он поступает. И не было секретом, что его черный сюртук уже протерся на сгибах локтей, а ботинки, которые он полировал до блеска каждый вечер перед сном, были далеко не новы.
Мы с отцом, в общем-то, были одеты не лучше, но мы и не заносились так высоко, как он.
- Как ее зовут? - спросил я снова. Я помнил ее имя. Оно звучало волшебным звоном и было ужасно красиво.
- Марни Фокс. Она ирландка, Доби, - ответил Чантри, - или в ней течет часть ирландской крови. Там на востоке ирландцев не очень-то любят. Слишком многие из нас были нищими, когда приехали сюда. Но это хорошая земля и ты найдем на ней свое собственное место.
- Мне папа рассказывал, как им было тяжело вначале. Почему люди так ведут себя, мистер Чантри?
- Такова жизнь. За морем у каждого есть свое место и очень трудно бросить его. Мы должны найти свое собственное место, Доби, как и все остальные. Солнце светит равно для всех, не делая различий ни в религии, ни в философии, ни в цвете кожи. Ни одни человек не имеет права на особые поблажки ни от папы, ни от президента. И в этой стране даже ярче чем во всех остальных видно, что ты должен всего добиваться сам. С тобой не будут обращаться как с избранным, пока ты им сам не станешь. Некоторые преступают закон. Они не могут жить честно, поэтому и идут путем силы. Но все против них и выиграть им не удастся.
- Человек должен учиться, - сказал я.
- Учиться никому не помешает. Каждая книга сама по себе целая школа. Любая из них может научить тебя чему-нибудь. Но и просто наблюдая, можно многое узнать. Самым богатым торговцем, которого я знал, был человек, начавший с торговли в разнос. Он, кстати, тоже был ирландцем. Он достиг вершин своего бизнеса, но подписывать свое имя научился только после сорока.
Когда ему исполнилось пятьдесят, он уже говорил на четырех языках и писал не хуже других. Но состоятельным человеком он все-таки стал еще до того, как выучил алфавит.
- Если вы такой умный, почему бы вам не заняться чем-нибудь получше? спросил я грубо, - Карманы у вас золотом не набиты, все ваше имущество одна-единственная лошадь, однако, вы тащитесь на ней на самый край света. Зачем?
Он поглядел на меня и взгляд его стал ледяным.
- Я не преуспел в своей жизни, Доби, только потому, что всегда шел за Синей Птицей. Однажды я узнаю, что это такое на самом деле - он немного помолчал. - Твой вопрос справедлив. Я знаю, что надо делать, но никогда не делал этого. Может быть, передо мной было слишком много рек, которые я хотел переплыть, слишком много каньонов, по которым я еще не прошел и слишком много городов с пыльными улицами, по которым я еще не проехал.
Самое неприятное в таких странствиях заключается в том, что в один прекрасный день ты останавливаешься, чтобы оглядеться кругом и видишь, что горизонт так никуда и не делся, что существует еще множество безымянных рек и каньонов, совершенно неизвестных человеку. Но человек этот смертен и старость уже не за горами. Мечта так и осталась мечтой, но ревматизм и старческая немощь не оставляют тебе ни малейшего шанса идти дальше. Ты еще увидишь меня лет через пять, Доби... Или через десять.
Я молча глядел на него. Он уже не обращал на меня никакого внимания и просто смотрел вдаль, занятый своими собственными мыслями. Я тоже задумался о своем.
Затем Чантри вышел из дома и направился к конюшне. Всякий раз, когда он хотел подумать о чем-нибудь, он шел чистить своего коня, он прямо-таки трясся над ним. Можно было подумать, что его вороной был ребенком. Впрочем, и с вьючной лошадью он обращался ничуть не хуже.
Я вошел в дом. Отец сидел у огня.
- Пап, как ты думаешь, он говорил правду?
- Кто? Чантри? - удивился отец. - Конечно!
- А если у них были свои причины убить его брата?
- Мы нашли труп, сынок. И я знаю Моуэта и его шайку. Я много слышал о них.
- Ты слышал! Не ты ли тверди все время, чтобы я не верил всему, что слышу?
- Ты и сам с ними не очень-то поладил, Доби.
Ну, на это трудно было что-то возразить. Что правда, то правда. Они вели себя ужасно грубо со мной. Поэтому я сказал только:
- Это ничего не доказывает.
Впрочем, аргумент был слаб и я сам это понимал.
Нам нужны были жерди для ограды, раз уж мы собрались заводить огород, поэтому на рассвете следующего дня я собрался и поехал в горы нарубить осины.
Осина вырастает высокой и тонкой - как раз то, что нужно для ограды, если использовать ее на стойки. Я захватил топор и как только добрался до ближайшей рощи, спешился и взялся за работу.
Шестнадцать лет - это не так уж и много, но я был силен и умел обращаться с топором. В моих руках он быстро и глубоко вонзался в древесину. К полудню я нарубил уже вполне достаточно жердей. Половину я связал, накинул петлю на луку седла и вытащил их на полянку, где легко найду их, когда вернусь сюда с лошадьми.
Затем я точно также притащил и оставшееся. После этого, я направил коня к ручью и, когда он напился, отвел его на полянку, где лежали жерди и где росла хорошая трава.
Сам я уселся у ручейка и развернул пакетик с едой. Выглядела она неважно, хлеб весь помялся и с виду был похож на комок грязи. Но вкус у него был просто замечательный.
Покончив с едой, я пошарил в кустах в поисках дикой малины, но ягоды были еще маленькие и зеленые. В урожайный год их должно быть здесь полным-полно, если, конечно, тебя не опередят медведи и птицы. Все же я отыскал пару горстей ягод и уже было повернул коня к дому, как краем глаза уловил какое-то движение.
Моя винтовка была в чехле у седла, поэтому я спрятался под ближайшими деревьями на опушке рощи, надеясь, что меня никто не заметил.
Я кончил рубить жерди примерно с час назад, значит, с того момента никто не мог услышать от меня ни звука, если, конечно, он не стоял в нескольких шагах.
Глядя вверх, в направлении, где заметил движение, я замер и терпеливо ждал.
Склон, заросший осинником, поднимался вверх до самого подножия красной стены, выходящей на плоскогорье, где стояла та хижина. До нее была миля, ну, может быть, две, через каньон. Если глядеть прямо через каньон, то легко можно ошибиться с расстоянием.
Горный воздух был удивительно чист на этой сухой стороне хребта и я увидел, как у подножия красных скал что-то движется прямо по каменной осыпи. Это было место, куда я сам никогда бы не сунулся, но что-то определенно двигалось вдоль скальной стены.
Зрение у меня было хорошее и, моргнув несколько раз, я устремил взгляд на скалы и совершенно отчетливо опять увидел движение. Вдоль основания обрыва что-то двигалось, сомнений быть не могла. И пока я смотрел, этот кто-то или что-то прошло вдоль стены и, наконец, скрылось из виду. Я подождал еще немного, но все было тихо.
Тогда я задумался. Это могло быть какое-нибудь животное, но я так не думал. Мне показалось, что это был человек или даже всадник и кем бы он ни был, он искал путь наверх.
Если найти здесь проход через скалы наверх, это здорово сократит путь к хижине - несколько миль туда и обратно, то есть около часа в каждую сторону. Вдруг меня как громом поразило - ведь это мог быть Оуэн Чантри!
Он искал быстрый и легкий путь наверх!
А почему бы и нет? Я и сам мог бы сделать то же самое. Я вернулся назад ярдов на пятьдесят уселся на пенек и принялся изучать эти красные стены.
Большая ее часть была так крута, что нужно быть достаточно ловким скалолазом, чтобы отважиться взобраться по ней. Но на южной стороне стены была пара трещин, которые выглядели многообещающе. Когда я заметил Чантри, он ехал на север вдоль западной стороны стены.
Я поглядел на солнце. Слишком поздно. Чтобы добраться домой до заката, мне придется поспешить, так как мне нужно было спуститься в каньон, где протекает ручей, и подняться вверх на другую его сторону, делать это в темноте не очень-то приятно. Это и днем-то было непросто, даже с такой опытной горной лошадью, как у меня.
Вот завтра... Да, завтра я возьму с собой лошадей и приеду сюда за жердями. Тогда-то я поднимусь к скалам, а лошадей оставлю стреноженными на лужайке.
Тут я забеспокоился. Какое право я имел бросить работу и болтаться просто так, ради собственного удовольствия? Отец делал свое дело, и я должен был делать свое. Ему были нужны и эти жерди, и лошади, и я, и мое время. Мы честно поделили всю работу на двоих.
И все же, сколько времени все это отнимет? Час, может быть два. Я подобрал топор, собрал свои вещи и направился к каньону.
А если я стреножу лошадей и вдруг придет пума и задерет их? Или медведь? По правде говоря, медведи редка нападают на домашних животных, разве только им знаком вкус их мяса или они голодны.
Мы не могли лишиться наших лошадей, ни одной из них.
Когда я подъехал к каньону, на дне его уже сгущалась темнота, но на вершинах гор еще играло солнце. Двигаясь по этой тропе, так и чувствуешь, как волосы встают дыбом. Но если бы часть склона не поросла лесом, было бы еще ужаснее.
Я спустился на дно. Внизу было уже совершенно темно, только поверхность воды отблескивала серебром. Мы переправились через реку и начали подъем на гребень. Пройдя треть пути, я дал лошади передохнуть и оглянулся назад.
Я ничего не увидел, но зато услышал плеск воды и звон подковы о камень.
Я сжал ногами бока своей лошади и мы двинулись дальше. Я не понял, что было там позади нас и не имел ни малейшего желания пойти на разведку. Это было ужасно страшное место, и даже если меня преследовал всего лишь один человек, я не хотел бы затевать с ним перестрелку на этой тропе толщиной в волос.
Поднявшись на вершину гребня, я бросил поводья и помчался к дому. До него было недалеко, но я пустил коня галопом. Это был самый быстрый в мире конь, если пустить его к дому. Я никогда еще не встречал лошади, которая так сильно любила бы свое стойло. Он мчался к нему так, словно под хвост ему набросали углей.
Огни дома были просто прекрасны!
Я влетел во двор, соскользнул с коня и отвел его на конюшню. В дверях появился отец:
- Почисти коня и заходи, сынок. Ужин на столе.
Когда я снял уздечку, я пошел повесить ее на месте и увидел Вороного Оуэна Чантри. Повесив седло, я ласково заговорил с конем и положил руку на его круп.
Конь был вычищен, он даже успел отдышаться... Но кожа была влажной. Я был в этом абсолютно уверен.
Когда я вошел в дом, я увидел, что Чантри сидит за столом вместе с отцом. Он поднял голову и улыбнулся мне. Это меня взбесило. Что он себе воображает? И как ему удалось обогнать меня перед самым домом? А если это был не он?
Тут меня как громом ударило. Кто же тогда это мог быть? Кто ехал за моей спиной там, на тропинке?
Глава седьмая
Оуэн Чантри был обеспокоен и раздражен. Он страстно хотел почитать что-нибудь, но Керноганы не были чтецами. У них был всего лишь экземпляр "Илиады", принадлежавший когда-то его брату. И это было странно, ведь Клайв всегда любил читать.
- Керноган, - упрямо начал Оуэн, - а не было ли здесь каких-нибудь книг, когда вы приехали? Клайв был из тех, кто любит почитать. Я думал, что у него-то всегда найдется парочка книг.
- Книги? Да, разумеется! Целая куча! Мы сложили их в ящики и отнесли на чердак. Они только занимают место и собирают пыль, поэтому мы и убрали их подальше.
Я сам не привык читать помногу, да и Доби тоже. Его больше интересуют лошади и оружие.
- Если вы не возражаете, я гляну на эти книги. Может быть, найду что-нибудь интересное.
- Пожалуйста. Я заглянул в некоторые из них, но, по-моему, все это чепуха. Всякие там истории, древние греки и прочее. Ничего, что было бы полезно для возделывания земли.
Рассвет пришел вместе с холодным воздухом с гор, который принес с собой сосновый аромат и прохладу скалистых пиков, где еще лежал прошлогодний снег, ожидавший следующего снегопада.
Оуэн подошел к поленице и взялся за топор. Полчаса он рубил дрова для очага, время от времени отдыхая, опершись на рукоятку топора. Его глаза изучали горы, замечая каждый каньон, каждый перевал и укладываю все это в цепкой памяти.
К северу отсюда лежал Затерянный каньон - огромный, поросший лесом провал, спускавшийся вниз с северо-востока. С той точки, где стоял Чантри, его едва было видно. Он наткнулся на этот каньон еще во время своей первой разведки. По дну каньона бежал ручей... Придет день, и он туда еще вернется.
Эти места были одними из последних в Штатах, до которых добрались поселенцы. Ривера дошел до сюда в 1765, а в 1776 их пересек Эскаланте. Других свидетельств посещения этих мест белым человеком не осталось, хотя многие были здесь в поисках дичи или золота. Всегда находится какой-нибудь любопытный, который идет дальше других и пересекает долину за долиной, но только тех, кто привлекает внимание к тому, что они видели и сделали, люди называют первооткрывателями.
Покончив с работой, Оуэн взобрался на чердак и принялся рыться в книгах. "Оды" Горация на латинском ему совсем не подходили. В их семье только Клайв был любителем латыни.
Затем ему попался двухтомник стихов Альфреда Теннисона, изданный в 1842 году. Чантри уже читал кое-что из его стихов и они ему нравились. Остальное могла подождать. Он прихватил с собой оба тома и спустился вниз.
Усевшись на последней ступеньке лестницы, он просмотрел свою находку, листая страницу за страницей и переводя взгляд с одного стихотворения на другое. Одно из них было заложено клочком газеты. Стихотворение называлось "Улисс". Он закрыл книгу и отложил ее, чтобы почитать попозже.
Когда он опять появился во дворе, и Керноган, и Доби уже уехали. Лошадей тоже не было, их забрал с собой Доби. Оуэн пошел было обратно, но заметил троих всадников, спускавшихся к дому вдоль перевала.
Чантри принес из комнаты свою винтовку и спрятал ее за дверью.
Вдруг в кустах у конюшни что-то шевельнулось. Его рука уже метнулась к оружию, когда раздался возглас.
- Не стреляй, Оуэн!
Это был Керноган, вооруженный только мотыгой.
- Стой где стоишь или спрячься в сарай, - посоветовал ему Чантри.
Он смотрел на всадников. Одни жеребец был ему знаком. Это был крупный конь весом в двенадцать сотен фунтов или даже больше. Он был очень резв и выиграл множество скачек по всей стране.
Хозяином коня был Строун и кроме Строуна на нем никто никогда не ездил.
Где Строун, там должен был быть и Фрика. Так звали одного негодяя, финна по происхождению, который жил в колонии скандинавов в штате Юта, пока те не выгнали его. Все знали, что он отлично владеет оружием и его имя была связано с несколькими жестокими убийствами, произошедшими за последние годы.
Всадники въехали во двор и остановились, завидев Чантри, встречавшего их в дверях дома.
- Привет, Чантри! - небрежно крикнул Строун. - Давненько мы не виделись!
- Еще с форта Уорт, не так ли? - ответил на это Чантри.
Фрика оказался высоким блондином в клетчатой рубашке. Третьим был грузный мужчина, с грудью, похожей на бочку, шеей быка и бритой головой. Чантри его не знал.
- Путешествуете? - спросил Чантри.
- Исследуем местность. Ты бывал когда-нибудь на Ла-Платас?
- Раз или два.
- Суровые края, хотя и ужасно богатые. Нальешь нам выпить?
- Воды или кофе? Виски у нас нет.
- Сойдет и кофе, - Строун спрыгнул со своего жеребца, а за ним и остальные. Не торопясь, они пошли к дому. На полпути Фрика неожиданно обернулся и посмотрел на сарай, выжидая, а затем шепнул что-то своему приятелю, похожему на бочку, тому, который был ближе к нему.
Оуэн Чантри снял с полки четыре чашки и кофейник. Они все уселись вокруг стола и Чантри налил им кофе.
- Сахара нет, - добавил он. - Мед подойдет?
- С медом даже лучше, - ответил ему Строун.
Это был симпатичный мужчина со слегка вытянутым лицом и высоким лбом. Волосы его были тщательно расчесаны и разделены на пробор. Ему было около тридцати, но выглядел он моложе. С оружием обращаться умел неплохо. Он участвовал в нескольких "овечьих войнах" и в поре перестрелок.
Третьего звали Джейк. Время от времени он менял свои прозвища, но это было его настоящее имя.
- А ты далековато забрался, Чантри, - продолжал Строун. - Я считал тебя городским жителем.
- Мне нравятся дикие края. Чем глуше, тем лучше.
- Тогда ты нашел то, что хотел. Здесь-то сотни миль в любую сторону и никого не встретить. Совсем никого.
- Не считая Моуэта с его шайкой, - добавил Чантри.
Строун усмехнулся:
- Ты видел их?
- Они нанесли нам визит, но долго не задержались.
Строун уставился на него, а затем улыбнулся:
- Ну, ну! Значит, ты вышвырнул их вон? Ты дал пинка Маку Моуэту?
Чантри еще подлил кофе.
- Тебе ведь все известно, Строун. Мак знал, что шансы были неравны. Быть может, ему было просто скучно. Или он ждал кого-нибудь.
Строун ухмыльнулся.
- А знаешь, ты мне нравишься, Чантри. В самом деле. Надеюсь, мне не придется стрелять в тебя когда-нибудь.
- Было бы жаль, не так ли? Кто-нибудь уже предлагал тебе это сделать? Ты ведь и сам еще не слишком стар.
Глаза Строуна блеснули, но он опять лишь усмехнулся:
- Хороший кофе, Оуэн. Я рад, что мы сюда завернули.
- Знаешь, Джейк, а я хотел с тобой поговорить. Ты знаешь меня лучше, чем Моуэт и ты знаешь, что я еще не разу не солгал.
- Ты? - удивился Строун. - Да я пристрелю любого, кто в этом усомнится!
- Моуэт что-то ищет. Но он ищет то, чего здесь нет и никогда не было. Мне известно далеко не все, но я точно знаю, что сокровищ здесь нет. И здесь нет ничего, что представляло бы хоть какую-нибудь ценность для кого бы то ни было, кроме ученых.
- Что это значит? - внезапно проснулся Фрика.
- Это значит, что когда мой брат приехал сюда из Мексики, он привез с собой что-то такое, чему придавал огромное значение. Отсюда и пошли все слухи о сокровищах.
- То есть?
- Он привез, кстати, признаюсь сразу, сто я это не видел, какие-то сведения. Книгу, рукопись, какие-нибудь записи, быть может, что-то вроде таблиц. Для человека, стремящегося восстановить историю, это имеет свою ценность, но для простых смертных - это пустяк, безделица.
Фрика раздраженно улыбнулся:
- Вы, должно быть, думаете, что все мы такие простаки, что тут же поверим в подобные россказни. С чего бы это взрослый человек будет рисковать своей жизнью из-за такой ерунды?
Джейк Строун в задумчивости смотрел на них:
- А раз там ничего нет, то мы, значит, впустую машем руками?
Чантри пожал плечами:
- Ты когда-нибудь слышал, чтобы Моуэт выпускал из рук свое добро? Послушай, Джейк, ты проскакал много миль точно так же, как и я сам и ты знаешь, что только сумасшедший, только совершенно очумелый малец станет драться, не надеясь на прибыль. Только не в этом мире. Значит, если нет прибыли от сокровища, откуда же взяться добыче? Ты знаешь, что я умею обращаться с оружием. И я знаю, что и ты стреляешь не хуже меня. И я чертовски не хочу столкнуться с тобой даже ради забавы, да и ты, я думаю, не хотел бы сшибиться со мной без расчета хоть на малейшую прибыль.
- И ты говоришь, что золота там нет?
- Да. Я вот что думаю, Джейк. Вы с Фрикой должны поговорить с Моуэтом. Разложите ему все по полочкам. Я уверен, что все, что он делает - это лишь погоня за мечтой. Кто-то однажды рассказал ему интересную историю, затем он услышал ее еще раз и еще и каждый раз сокровище становлось все больше и больше. Чантри возвращается из пустыни, нагруженный золотыми сокровищами. И рядом скачет Моуэт. Как они могли вдвоем увезти столько золота?
Строун был уже наполовину убежден, Чантри это ясно видел. Но Фрика даже не слушал его. На самом же деле, он усиленно старался сделать вид, что разговор его не интересует.
- Байки, - произнес он. - Моуэт не дурак, он знает чего хочет.
- Как и сотни прочих глупых старателей, перелопачивающих горы земли к востоку отсюда и жаждущие золота, которого им никогда не видать, - Чантри допил свой кофе. - Подумай над тем, что я сказал, Джейк. Ты наешь меня, а я знаю тебя.
- Тогда почему ты здесь? - допытывался Фрика.
- Хороший вопрос, Фрика. У меня убили брата. Но это еще не все. Боюсь, что дальше тебе трудно будет меня понять. Я проехал эти все земли вдоль и поперек. Я пускался во всякие авантюры и дрался, убивал людей из-за причин, которые другому могут показаться не стоящими внимания пустяками. Я участвовал в "овечьих войнах", в городских перестрелках, сражался за право железных дорог на землю и за многое другое. Я никогда не был богат и не ждал богатства, но я отдал десять лет своей жизни на то, чтобы добавить своей собственный маленький кусочек в дело познания мира.
У нас, Чантри, есть своя слабость мы привыкли завершать то, что начали. Я знаю историю своей семьи за двести лет не хуже, чем ты знаешь дорогу до Санта-Фе. И мы всегда заканчивали то, что начали, или умирали на пути к желаемому. Это что-то вроде упрямства быть может, даже глупость. Послушай, Строун, миллионы лет назад или даже еще раньше, человек начал накапливать знание. На протяжении веков знание складывалось кусочек за кусочком и теперь оно образует стену, защищающую нас от невежества.
Я думаю, что Клайв Чантри привез с собой из Мексики кусочек узора на этой стене, свой собственный кирпич. Может быть, это был ключ к загадкам пропавшей цивилизации, может быть, рецепт лекарства против смертельной болезни, может быть, новый способ выращивания пшеницы. А может быть, это одна из книг Майя, уцелевшая от огня. Единственное, в чем я уверен - это то, что золота там не было.
Фрика зевнул:
- Джейк, давай поедем отсюда. От этого разговора меня клонит в сон, он поднялся с места. - Ты складно поешь, Чантри, но я не дам за это ни гроша.
Строун тоже встал:
- Ты предлагаешь, Чантри, что я отступлюсь?
- Нет. Мы с тобой оба добровольцы, наемники, которым платят. Все, что я хочу - это чтобы ты все ясно себе представлял. Если я поднимаю оружие против такого человека, как ты, я хочу быть уверенным в том, что мне за это заплатят, так или иначе. И я получу свою плату, я это знаю. Но вот что достанется тебе? Если мы сшибемся лбами, Джейк, один из нас умрет. А скорее всего, мы оба. Я видел тебя в деле и знаю, что ты неплох. Просто чертовски неплох. И я думаю, что и меня ты тоже знаешь.
- Точно!
- Ну тогда пусть Моуэт сам занимается своими делами.
- Ему что-то известно. Он ведь и пальцем не ударит ради выеденного яйца.
- Разве? А сколько он болтал о сундуке "Уэллс-Фарго", доверху набитом золотом, и которым оказался совершенно пустым?
- Может быть, ты и прав, Чантри. Но Фрику на это не купишь. Он хочет убивать. И он хорошо умеет это делать, Чантри. Чертовски хорошо.
- Надеюсь, что когда я испытаю сам его мастерство, ты не подстрелишь меня из-за угла, Джейк.
- Черт побери, у меня и своих дел достаточно! Но я хотел бы посмотреть на вас обоих!
Строун взял свою шляпу и вышел вслед за Джейком и Фрикой, которые уже были во дворе.
- Еще увидимся, Оуэн, - он помолчал. - Я поговорю со стариком.
Оуэн Чантри встал в дверях и следил, как они уезжают.
Керноган медленно подошел к дому:
- В чем дело?
- Это Строун и Фрика, убийцы, нанятые Маком Моуэтом. Опасные парни.
- Долго ты с ними толковал. Мне показалось, что вы старые друзья.
- Нет. Мы с Джейком Строуном знаем друг друга заочно, по слухам и репутации. Мы с ним одного поля ягоды. Фрику раньше я не видел, но, говорят, он просто горлопан.
- А Строун нет?
- Он один из самых ловких в обращении с револьвером людей из всех, кого я когда-либо видел, и немало свинца понадобится для того, чтобы отправить его не тот свет. Я знаю, что его ранили шесть раз и тем не менее, он прекрасно дышит. А те, кто в него стрелял, уже на небесах. Я просто пытался убедить его, что здесь золотом и не пахнет, а значит, и заплатить ему не из чего. Он-то почти поверил, но только не Фрика. Фрике все равно.
Керноган минуту помолчал, а затем произнес:
- Чантри, я собираюсь уехать. Мы с мальчиком родились не для этого и я не хочу, чтобы ему было больно.
Чантри пожал плечами:
- Твое дело, Керноган, но у тебя здесь прекрасные угодья. Ты можешь неплохо жить, разводя скот. Здесь есть пара лугов, на которых можно косить сено и есть вода. Чтобы найти такое же местечко, придется немало порыскать.
- Может быть. Но я не хочу, чтобы моего мальчика застрелили ни за что, ни про что. Я не люблю стрелять в людей и я не хочу, чтобы он закончил так же, как Строун и все остальные.
- Такие как я? - спросил Чантри.
- Такие как ты. Я о тебе не так уж много знаю, Чантри, но если все то, что ты рассказывал, правда, тогда тебе пришлось здорово пострелять.
- Да уж. И ты прав, Керноган. Но не бойся, тебя они не тронут, я об этом позабочусь. Только отговори Доби от поездок в горы. Он вроде как влюбился в ту девушку.
- Но он ведь ее ни разу не видел!
- Но ведь он совсем один, Керноган. Ты разве не помнишь самого себя? В шестнадцать лет у каждого есть девушка мечты. А в этих местах она одна-единственная.
- Пусть себе мечтает. Вреда от этого не будет.
- Если только он не свяжется с шайкой Моуэта лишь для того, чтобы быть поближе к ней.
Керноган выругался:
- А я-то удивился, с чего бы это ему понадобилась скаковую лошадь, когда он утром отправился за шестами! - Он замолчал в испуге. - Но он ведь вернется! Я знаю, что он вернется!
Внезапно в голову Чантри пришла одна мысль:
- Керноган, когда вы пришли сюда, книги уже были сложены в ящики?
- Нет, они стояли вон на той полке, - показал тот в ответ.
- А там больше ничего не было?
- Нет, я бы запомнил, - Керноган сел за стол. - Тот бедняга умер не сразу. Это было ясно видно.
- Как? Он ведь был уже давно мертв, когда вы приехали, ты сам говорил.
- Да, мертв. Но не ступеньках были знаки. Вот почему я подумал, что здесь должны быть сокровища. Он пытался написать какие-то цифры.
- Покажешь мне?
- Конечно! Сейчас-то они уже полустерлись. У него был всего лишь огрызок карандаша.
Они вышли на крыльцо.
На лестнице между первой и второй ступенями едва видными буквами было нацарапано одно-единственное слово: "Дес"...
- Он лежал здесь, весь скрюченный. Конечно, волки да койоты могли и повернуть его тело, но я думаю, что он начал было писать какие-то буквы и умер, не успев закончить.
Оуэн Чантри выпрямился, разочарованный. Он так надеялся, что найдет ключ к разгадке!
Клайв был умным человеком. Он знал, что если Оуэн жив, он придет. И он не был бы Клайвом, если хотя бы не попытался оставить какое-нибудь послание, какой-нибудь след, ведущий к разгадке.
Но ничего подобного не было. Ну, совсем ничего!
Глава восьмая
Когда я опять вернулся на то место, где оставил шесты, я стреножил всех лошадей, кроме верховой. И тут на меня напали сомнения. Даже под ложечкой защемило. Отец никогда бы не бросил этих лошадей так, как я, собираясь уходить неизвестно куда на неопределенный срок.
В горах полно хищников, а у стреноженных лошадей даже не будет никакого шанса постоять за себя. Это были здоровые кони и обычно они не давали себя в обиду, если приходилось драться.
Но я мог думать только о девушке. Оуэн Чантри, может быть, и не врал, но я должен был все увидеть сам. Я его все-таки недолюбливал. Он был чертовски самоуверен и я не мог понять, взаправду ли он был таким сильным и благородным.
Итак, еще раз внимательно оглядев окрестности, я вскочил в седло.
Отец был на ранчо и Чантри тоже. Я был предоставлен сам себе. Я только разведаю, что и как, а потом вернусь, соберу шесты и постараюсь привезти их домой еще до сумерек.
Достаточно уверенно я добрался до той расщелины в скальной стене и обнаружил путь наверх. Правда, мне пришлось изрядно покарабкаться, но подо мной была хорошая горная лошадь и мы с ней все-таки выбрались на вершину плоскогорья. На минуту я остановился, чтобы отдышаться и оглядеться.
Затем повернул коня и направился прямо через плоскогорье в поисках тропинки, ведущей к хижине. Когда я вышел на поляну, я смог осмотреться. Прямо передо мной лежал каньон, совсем недалеко, а за ним - густые заросли леса.
Где-то там, наверное, и скрывался Моуэт. Я хотел было поехать туда и объявить ему, что раз уж мы оказались соседями, то почему бы нам не помириться? Но, с другой стороны, несмотря на всю мою неприязнь к Чантри, я не был уверен, что поступлю правильно. И тогда я повернул коня к хижине.
Уголком глаза я заметил какое-то движение среди деревьев и резко обернулся в седле, чтобы посмотреть назад.
Ничего. Наверное, до хижины осталось полмили или даже три четверти. Я пустил лошадь шагом. Тут и там на стволах деревьев виднелись отметины - это дикобразы грызли кору. Дай им время и они испортят хорошее дерево.
Вокруг хижины было тихо. Лошади нигде не было видно и это меня разочаровало. Я слез с коня, подошел к двери и поднял засов.
Внутри было прохладно, сумрачно и тихо. В горшке, который я поставил на стол, стояли свежие цветы. Я еще раз оглядел все вокруг, затем повернулся и вышел наружу.
Меня встретили трое на лошадях и один из них был тот самый Уайли. Они просто уставились на меня и ухмылялись во весь рот.
Я оставил свою винтовку в чехле у седла, а моя лошадь паслась по другую сторону от всадников.
- Ну, ну! - усмехнулся Уайли. - Вот о нем-то я вам и рассказывал.
Рыжеволосый мужчина, которого я раньше никогда не видел, перекинул через седло винтовку.
- Хочешь, я подстрелю его? - спросил он Уайли, ухмыляясь. - Или, может быть, стоит отрезать ему уши? - Ну, - промычал Уайли, словно бы взвешивая это предложение, - нет, не стоит. Я поклялся, что сам это сделаю, а если ты отстрелишь эти уши, мне-то что останется?
- Послушайте, ребята, - сказал тут я, - нам не имеет смысла ссориться друг с другом, ведь мы все же соседи. Почему бы нам просто не присесть к столу и не познакомиться друг с другом? Мы с отцом не одной крови с Оуэном Чантри. Мы его ни разу не встречали до тех пор, пока он сам люда не приехал.
- В чем дело, малыш? Ты нас боишься? С чего это ты вдруг стал таким приветливым?
Уайли, не теряя времени, слез с седла. Я шагнул было к своей лошади, но рыжий направил на меня свою винтовку:
- Стой спокойно, малыш, если ты не хочешь, чтобы твой желудок выпал не травку.
Третий, который был тогда с Уайли в нашу первую встречу, уже отвязывал веревку от своего седла. Вдруг я действительно испугался. Я был здесь совсем один против троих, которые явно задумали что-то нехорошее. Я пожалел, что у меня нет револьвера и прикинул, успею ли скрыться в доме и захлопнуть дверь.
Бежать в лес было бесполезно - меня или догонят, или пристрелят. Рыжий не переставал ухмыляться. Уайли направился ко мне и я прыгнул к двери.
Но рыжий накинул петлю мне на шею еще до того, как я ступил на первую ступеньку, его лошадь встала на дыбы и я упал на землю. Я слышал, что, бывало, людей душили насмерть такой петлей, поэтому обеими руками ухватился за веревку. Но он снова дернул и петля затянулась. Тогда Уайли подошел ко мне, держа в руках дубинку фута четыре длиной..
Только я встал, меня опять свалили наземь, а Уайли начал колотить меня этой дубинкой. Я угадал его движение и попытался увернуться. Наверное, я немного опоздал, потому что он хлестнул меня прямо по плечу и нацелился снова. Я попробовал встать, но веревка опять уложила меня и после этого я помнил только ужасную боль от пробоев. Уайли замахнулся своей дубинкой. Он бил меня по голове, по плечам и по спине.
Я собрался, вскочил и бросился на него, ударив его своей головой, отчего он повалился на траву. Тогда я прыгнул на него обеими ногами. Они опять опрокинули меня веревкой и я упал навзничь, но когда Уайли накинулся на меня, я обеими ногами пнул его в колено изо всех сил.
Он опять упал, рыча от боли и ярости, а я перекатился и устремился на него. Мне показалось, что рыжий не очень-то старался и что он был совсем не против падения Уайли. Они оба со своим приятелем так и покатывались со смеху.
Уайли опять ударил меня по голове и я рухнул на колени. Я чувствовал, как мои глаза заливает кровью, и снова бросился на него. Он увернулся и ударил меня неуклюжим движением. Затем он замахнулся еще раз, но я вернул ему удар и он упал.
Израненный и весь измученный, я смог только попытаться броситься на него. Но когда он поднялся, он принялся за меня серьезно. Позже я так и не смог вспомнить сколько раз он ударил меня, помню только, как он хлестал меня в ужасной ярости. Когда я, наконец, опять попытался встать, он нанес мне ужасный удар в бок, я почувствовал страшную боль и просто рухнул на землю. Боль охватила меня и я вцепился зубами в траву, чтобы они не слышали моих стонов.
Уайли встал надо мной и я услышал, как рыжий говорит ему:
- Эй, Уайли! Пусть себе полежит! Ты свое отплатил.
- Я убью его!
- Брось! Черт возьми, ты его здорово отделал! Так он никогда не доберется до дома. Я думаю, последним ударом ты переломал ему ребра. Оставь его!
Сознание я не потерял и ясно слышал все, что они говорили. Мне было все равно, убьют меня или нет, так у меня все болело. Наконец, я услышал как они отъезжают. Я остался лежать, думая о том, что скоро наступит ночь и наши лошади останутся один на один с хищниками.
Вскоре я впал в забытье и когда опять открыл глаза, было уже совсем темно. Должно быть стемнело уже давно, потому что я совершенно вымок от росы. И замерз так, что едва мог дышать.
Цепляясь за траву, я пополз к лестнице. Ко мне кто-то приближался. Это оказался мой конь.
- Брауни! - позвал я его. - Брауни! Он подошел поближе, тихонько похрапывая, так как от меня пахло кровью, и встал рядом. Мне удалось приподняться немного и ухватиться за стремя. Я подтянулся и мой бок пронзила такая боль, словно бы туда воткнули нож, поэтому я уткнулся в бок коня и шепотом начал успокаивать его.
Моя голова трещала, да и все тело мучительно болело. В седло мне не забраться. Я просто не смогу это сделать. Оставалось только добраться до хижины и развести огонь.
Кое-как я взял поводья и завязал их за переднюю луку седла, затем достал винтовку из чехла и снял седельные сумки, в которых лежала еда. После этого я оперся на винтовку похлопал жеребца по холке со словами:
- Домой, Брауни! Иди домой! - Брауни отошел немного и остановился.
Он не хотел уходить. Потом я, наверное, опять забылся, потому что очнулся только от холода и озноба. Кое-как заполз в дом. Винтовку я затащил с собой и закрыл дверь.
В доме были дрова и все, необходимое для очага. Мне удалось разжечь огонь. Я подложил побольше поленьев и снова отключился.
Ночью я наполовину проснулся от слабости и боли. Огонь потух. Я подбросил еще дров и заметил кофейник.
Внутри осталось немного кофе, но слишком мало для меня. Я поставил его на угли. После этого я сел, весь дрожа и чувствуя боль в голове и в ребрах, а также озноб и ломоту во всем теле.
Все остальное время я провел в бреду, но когда сознание опять ко мне вернулось - я очнулся от боли, наверное, - в комнате стоял запах кофе. У меня в сумках вместе с едой лежала чашка. Я достал ее и налил себе кофе. Мне удалось сделать один или два глотка, все остальное пролилось. Как бы то ни было, но кофе был вкусный. Я опять впал в забытье, измученный до предела болью и слабостью. Почему я не послушал Чакнтри! Не стоило приезжать люда и вообще доверять этим людям!
Меня нашла она. Та девушка. Я был очень слаб. Она пересекла плоскогорье и обнаружила меня в хижине. Стоял ясный день и я полностью пришел в себя, н двигаться еще не мог. Я просто лежал на полу, слабый и больной, ожидая смерти.
Я слышал, как к дому подошла лошадь. Сначала я думал, что это Брауни или что это вернулись те трое, но никак не дикая лошадь. Она подошла к самой хижине и я услышал скрип седла.
Затем кто-то вскрикнул - наверное, она увидела кровь на ступеньках. Дверь распахнулась и я опять услышал вскрик. Все было как во сне, будто я еще не совсем проснулся или что-то в этом роде. Я чувствовал, как она прикасается к моему плечу, как поворачивает меня на спину, но это было так больно, что я закричал.
Следующим, что я помню, был треск ломаемых дров и запах дыма. Я услышал, как горит огонь. Я слышал, как потрескивают сосновые дрова и почуял их запах. Я чувствовал себя очень плохо и не был в состоянии ни говорить, ни шевелиться.
Она взяла какие-то тряпки и вытерла мне лицо, промыла раны, мягко прикасаясь тут и там. Затем она ощупала меня всего в поисках переломов и больных мест. Когда она дошла до ребер, я сразу же закричал.
Она вышла за водой и принесла еще дров. И когда мои глаза опять открылись, я увидел ее. Само собой, она была красавица, хоть и не блондинка. Ее волосы были не золотыми, а темно-рыжими с легкой позолотой и куда краше любой золотоволосой девушки, которую я когда-либо видел в жизни.
- Отец, - прошептал я. - Я бросил его лошадей... Я резал шесты. Я бросил их...
- Не беспокойся об этом, - ответила она. - С ними все будет в порядке.
- Папа очень ценит этих лошадей. Я должен...
- Лежи спокойно. Я передам весточку твоему отцу, а лошадей заберу потом.
Она приготовила суп и немного покормила меня. Я чувствовал, как ее пальцы прикасаются к моему телу, которое болело от каждого прикосновения. Вскоре я опять забылся и когда очнулся опять, услышал его голос. Голос Чантри.
- Его конь прибежал домой один, - говорил Чантри, - и я убедил его отца остаться охранять дом. Эти люди сразу же его сожгут, дай только шанс.
- Вы приехали сразу сюда?
- Я прошел по следам Доби до лошадей. С ними все в порядке. Я напоил их, снова стреножил и поехал сюда. Он нашел проход через расщелину и я тоже прошел по ней. Я знал, что он пойдет сюда.
Чантри подошел поближе и наклонился надо мной. Мне казалось, что между нами сотни километров и я плыву в каком-то сонном царстве. Голоса долетали до меня слабым эхом:
- Ему здорово досталось, - услышал я слова Чантри. - Думаю, у него сломана пара ребер и палец.
Он поднял мою руку:
- Видите? Ожог от веревки. Они связали его и он пытался ухватить веревку. Видимо, их было как минимум двое, а может и больше. Этот парень настоящий боец.
Он ощупал мое тело. Я почувствовал его пальцы на своих ребрах и вздрогнул от этого прикосновения. Затем я опять услышал его голос:
- На палец мы наложим шину. Штаны придется разорвать и крепко перевязать бок, чтобы закрепить ребра на месте. Я умею так срастить ребра, что и следа не останется. Остальное - это лишь порезы да ссадины. Если есть другие серьезные повреждения, время покажет. Он получил несколько крепких ударов по голове.
- А как мы его повезем?
- На травуа - индейских волокушах. Точно так же, как индейцы с равнин перевозят свое добро и раненых. Я пойду вырежу пару шестов и мы соорудим носилки.
Они еще поговорили и Чантри ушел. Когда я опять почувствовал себя лучше, мы были в хижине одни - я и она. Я открыл глаза. Каждая частичка меня ныла, а голова ужасно раскалывалась.
Когда она заметила, что я проснулся, она подошла и покормила супом с ложечки. Суп был очень вкусный.
- Спасибо, - пробормотал я.
- Сколько их было?
- Трое. Один набросил на меня лассо, но я все равно свалил Уайли. Даже два или три раза. Мы боролись на поляне, а рыжий...
- Громила Бэйнс.
- Он держал меня на лассо достаточно свободно для того, чтобы я мог драться. Думаю, что может быть он совсем не возражал против того, чтобы я побил Уайли.
- Разумеется. Громиле на все наплевать. Но он ценит выдержку. Если ты показал свой характер, ему могла это понравиться.
- Я отделал его. Я отделал-таки Уайли.
- Молодец. А сейчас отдыхай.
Мы спускались с гор ужасно долго. Грузовые лошади шли сзади и волочили шесты, которые я нарезал. Были моменты, когда я отчетливо осознавал происходящее, а временами проваливался в забытье. А иногда дорожная тряска вызывала просто нестерпимую боль. Но они довезли меня до дому. Чантри и она.
Отец ждал нас с ружьем в руках. Он стоял у ворот и следил за тем, как мы приближаемся. Когда он меня увидел, он чуть не заплакал, а уж плаксой его не назовешь.
- Он выглядит хуже, чем есть, - успокоил его Чантри. - У тебя крепкий парень, Керноган.
- Он хороший мальчик, - ответил отец. - Он всегда был славным и всегда мне помогал. Я думал найти для него землю, чтобы ему было легче, чем мне, начать свою жизнь. Но сейчас... Я просто не знаю. Наверное...
- Не надо. Оставайтесь здесь. Это хорошее место, - голос Чантри вдруг изменился. - Это хорошая земля, выкупленная по закону у индейцев. Придет время, и я передам тебе все права на нее.
Еще долгое время после того, как они внесли меня в дом и уложили в постель, я слышал как она разговаривала с ними. Она не была блондинкой с золотыми локонами, но она была красива, она невероятно прекрасно. А двадцать мет - это совсем немного. В следующем году мне будет уже семнадцать и я стану совсем взрослым мужчиной. К тому же, она сама сказала, что у меня есть выдержка.
Некоторое время спустя я слышал, как отец сказал:
- Если здесь ничего нет и ты в этом уверен, почему бы не рассказать им все начистоту?
- Я пытался. Они слишком недоверчивы, Керноган. Люди откажутся от чего угодно, но только не от своей веры. И они возненавидят тебя, если ты скажешь, что они верят в ничто. А если доказать им это, они возненавидят тебя за то, что ты выставил их дураками. Иногда они все понимают, но любить тебя все равно не будут. Я видел людей, которые приходят на место, где по слухам зарыты сокровища. И хотя вся земля там уже перекопана вдоль и поперек, они роют еще одну яму, а за ней еще. Одно я знаю точно - мой брат жил здесь некоторое время. И если бы здесь было что-нибудь ценное, он бы нашел. А будучи аккуратным человеком, обязательно оставил бы ключ к разгадке. Я так думаю, - Чантри помолчал. - Кроме того, зная его, я могу предположить, что он оставил такой ключ, что только один я способен найти его.
- Что это может быть? Чантри пожал плечами. - Я должен вспомнить наши с ним отношения и определить какие из моих наклонностей он знал лучше всего. Клайв был прекрасным человеком, куда лучше, чем я, с какой стороны ни посмотри. И у него был изощренный ум, как и у меня. И что бы ни представлял из себя ключ к разгадке, любому другому просто бесполезно искать его.
- Ну, что ж, - сказал отец, - мне так и в жизнь не догадаться, что это за ключ и как ты его собираешься искать.
- Мне надо возвращаться, - сказала Марни. Чантри повернулся к ней:
- Нет, оставайся здесь.
- Я должна вернуться. Хотя бы в последний
раз. Там мои вещи. Они мне нужны.
- А они не узнают, что ты была в хижине?
- Нет, не думаю. Но они туда еще придут. Мак Моуэт наверняка подумает, что сможет отыскать там клад. Они растащат дом по бревнышку.
- А может быть и нет, - сказал Оуэн Чантри. - Может быть, они найдут там меня.
- Одного? Против всех?
- Я буду не в доме. Я собираюсь сохранить за собой свободу действий.
Я услышал, как Чантри заходил по комнате.
- Да, мне кажется, я так и сделаю. Я должен быть там, когда они придут. Я хочу спасти эту хижину.
- Это дикое, ужасно дикое место, - сказал отец. - Зимой эту хижину может запросто занести снегом. Должно быть, высота там не меньше девяти тысяч футов.
- Я бывал и не в таких переделках.
Я так и не увидел, как она ушла. Когда я проснулся, ее уже не было и только в воздухе остался легкий запах ее духов. Но я боялся за нее, я по-настоящему испугался. У меня было плохое предчувствие. Не надо было ей возвращаться назад...
Я попытался сесть, но мой бок пронзила такая боль, что я тут же повалился обратно, хватая ртом воздух.
Она ушла и я ничего не мог с этим поделать. Если бы у меня была моя старая винтовка и я был бы в тех скалах! Ну, может быть, у меня ничего бы и не получилось, но я хотя бы попытался!
Вдруг у кровати появился Чантри:
- С тобой все в порядке, Доби? Я слышал, как ты вскрикнул...
- Это случайно. Да, я в порядке. Но только я хочу, чтобы вы привели ее назад. Это очень плохие люди. Я хочу, чтобы вы помогли ей, Оуэн Чантри.
- Я буду неподалеку от хижины. Она знает это... если ей удастся туда добраться. Я боюсь. Мне страшно за нее. Она не думает, что им известно, что она знает про эту хижину, но ведь они могли просто заметить там цветы.
Чантри помрачнел и лицо его потемнело. Он был довольно красивым мужчиной, но в нем была какая-то холодность, которая иногда просто пугала.
- Я поеду туда, Доби. Я поеду наверх, в горы. Сегодня... прямо сейчас.
Он не терял ни минуты. Он уселся на своего вороного, взял с собой вьючную лошадь и отправился в горы. И глядя на то, как он уезжает, я все гадал, что же произойдет, когда он и Моуэт столкнутся лицом к лицу.
Может быть, он и будет один против нескольких, но это не будет неравная битва. Даже если он и будет совсем один, и неважно, сколько выйдет против него.
В этом человеке было что-то такое, что заставляло вас верить в него. Даже меня, а я до сих пор не очень-то желал верить в то, что касается Оуэна Чантри.
Несмотря ни на что, ни на сломанные ребра, ни на все остальное, я должен быть там, в горах, когда дело дойдет до стрельбы.
Глава девятая
У Оуэна Чантри не было иллюзий. Ничто из его опыта не убеждало его в том, что он находится под особым покровительством судьбы. Он много раз видел, как хорошие люди умирают, а плохие продолжают жить и он знал, что он так же уязвим, как и всякий другой.
Ни один человек не станет командовать кавалерийским отрядом, отправляться в разведку в лагерь индейцев, управлять каретой или пускать в ход ружье, если он не знает своих возможностей.
Жизнь Чантри зависела только от его собственной ловкости и некоторой доли чистой случайности. Если он был не фут от того место, куда попадала пуля, это было лишь стечение обстоятельств и объяснялось тем, что он двигался чуть быстрее или чуть медленнее человека, в которого угодила пуля. Оуэн Чантри не просил у судьбы поблажек. Он доверял себя своим собственным навыкам, доброму коню и хорошему ружью.
Он пересек каньон в том месте, где к нему с востока выходил другой каньон, и начал взбираться вверх по неровной, но не слишком сложной тропинке. Это место все поросло лесом. В осиннике было множество запруд, которые так любили бобры и лоси.
Он не торопился. На такой высоте не стоит спешить, даже имея под собой выросшую в горах лошадь. Мак Моуэт был старым и опытным дезертиром, которые знал все до единой уловки и был способен и сам изобрести парочку новых, если это понадобится. Его дружков тоже не стоило сбрасывать со счетов. Все они выросли на границе. На границе с остальными людьми.
У бобрового пруда Чантри остановился ненадолго, чтобы дать лошадям напиться, а сам в это время огляделся кругом.
Он всегда старался выбирать для остановок такие место, чтобы сливаться с окружающей обстановкой. Вот и сейчас, с расстояния в несколько ярдов он был почти неразличим для постороннего глаза.
Он изучал горный склон не торопясь, ярд за ярдом, не оставляя без внимания ни дерево, ни камень, ни малейшую тень. Иногда он бросал быстрый взгляд на только что изученное место.
На ветку неподалеку уселась белка и с любопытством принялась рассматривать его. В нескольких ярдах от нее по соседнему стволу спускалась вниз головой еще одна. останавливаясь временами, чтобы оглядеться. Чантри поговорил со своим конем и повернул в осинник, петляя между тонкими и изящными белыми стволами, объезжая буреломы и одинокие валуны, упавшие с гор.
От горного пика, названного Шлем, отделялся крутой хребет, поросший лесом на вершине, с неровными, почти отвесными стенами. Перед ним торчали похожие на башни скалы, называвшиеся Отвесные Холмы. Чантри избегал дороги, по которой ехал в первый раз, а воспользовался тропинкой, найденной Доби Керноганом.
Его задача была довольно проста. Он должен был забрать из хижины Марни Факс и если хватит времени, добраться до предмета своих поисков. Он ни на минуту не верил, что это было золото.
Повсюду ему встречались следы лосей и оленей, а дважды он наткнулся даже на след гризли, отличавшегося от остальных медведей длинными когтями на передних лапах. Этот гризли разломал ствол одного дерева, попавшегося Чантри на пути, чтобы добраться до живших в нем термитов.
Одни раз он задержался около маленького ручья, чтобы понаблюдать за оляпкой, которая, подпрыгивая бегала по скале вверх-вниз. Он увидел в ручье стайку форели, спрятавшейся в тенистом месте, где над водой низко нависали ветви деревьев. Сколько бы он ни смотрел, природа не могла ему наскучить и ему было знакомо каждое движение и каждый звук в лесу.
Было очень тихо. Сидя на своем коне в гуще деревьев, Чантри глядел поверх вершин красных утесов на чистое голубое небо, по которому плыл целый флот белых облаков.
Вдруг он ощутил какое-то движение. Это не был звук, просто в нем возникло предчувствие, какое-то ощущение, от которого сразу же напряглись все нервы. Он положил руку на ложе винтовки и замер. Он чувствовал вес своего пистолета и сидел тихо, прислушиваясь.
Ни звука... Слегка сжав ногами бока своего вороного, он тронулся вперед, придерживаясь самых густых зарослей. Он сидел прямо, объезжая деревья и неожиданно выехал на маленькую полянку, которую пересек быстрым шагом.
Сейчас он был почти под самыми скалами. И вновь он остановился и прислушался, изучая узкую полоску открытого пространства перед собой. Чантри негромко выругался сквозь зубы. Ему очень не нравились такие места. Если там наверху засел кто-нибудь с винтовкой...
Он осторожно выехал вперед, рысью подъехал к ущелью и начал подниматься вверх. Подъем был крут, но чем быстрее он его преодолеет, тем лучше.
Поднявшись к началу расщелины, он осторожно въехал под деревья, остановился и спешился. Затем он, как обычно, привязал коня к дереву скользящим узлом, и опять вернулся под деревья. Там он внимательно осмотрелся вокруг, а затем вышел к началу ущелья, лег на землю среди камней и кустарника и притаился в ожидании.
Прошло несколько минут, но он не заметил ни звука, ни шороха. Удостоверившись, что его никто не преследует, он вернулся обратно под деревья.
Моуэт уже знал об этой хижине и если он еще не растащил по бревнышкам в поисках того, что он надеялся найти, то, несомненно, еще растащит. Усевшись на землю, Чантри опять вспомнил все, что знал о своем брате.
Клайв спрятал это здесь? Или где-то в другом месте? Клайв всегда был очень осторожен и все всегда делал досконально, не упуская ни одной мелочи.
Что представлял из себя этот ключ? И где его искать?
Они с Клайвом подолгу были в разлуке, но всегда понимали друг друга. У них были одинаковые вкусы. Но Клайв был больше книжником, чем Оуэн и, если можно так сказать, больше отшельником.
Его любовь к диким местам была глубокой и всепоглощающей. Мак же, как и его понимание их. В его натуре было что-то поэтическое. Это был человек, который чувствовал себя богатым и счастливым даже без денег, живя в пустыне наедине с книгами.
Он должен постараться поставить себя на место Клайва.
Клайв не собирался уезжать отсюда, он хотел жить здесь . ОН должен был с е предусмотреть - включая свою смерть. Он должен был оставить весточку для Оуэна.
Опять взобравшись в седло, Оуэн продолжил свой путь среди осин. Это было непросто, так как деревья росли близко друг к другу и между ними было много поваленных стволов.
Древесина осины ломка и часто подвергается атакам насекомых, а потому деревья часто падают, затрудняя движение путнику. Многие дикие цветы, что растут под осинами, растут очень быстро. Он ехал по необычной дороге, поэтому его следы вряд ли найдут.
Когда он приблизился к хижине, он слез с коня и отвел вороного в густые тенистые заросли. Он привязал его так, чтобы длина веревки позволяла коню щипать траву.
Он перешел из осинника под росшие близко друг к другу ели и подобрался к хижине поближе, затем присел на корточки и наблюдал за ней несколько минут. Его глаза осмотрели траву. По ней никто не проходил, судя по нетронутой росе. Из трубы камина не поднималось ни малейшего дымка.
Он должен провести внутри как можно меньше времени. Для этого он со всей тщательностью прокрутил в уме свои действия и мысленно исследовал каждую стену. Затем некоторое время он посвятил камину, сложенному из тщательно подогнанных каменных плит. Он оглядел в уме весь дом снизу доверху, чтобы потом не терять времени, но не нашел ни одного места, где можно было бы спрятать сокровище.
Стены были прочны - тщательно вырубленные бревна, умело подогнанные одно к другому. Окна. их было всего три, были чуть больше бойниц, слегка вытянутые вверх, закрывались прочными ставнями без единой щели и закреплялись двумя засовами каждое. Ставни можно было притворить так, чтобы ветерок доставал до любого уголка дома. Однако, окна были прорублены в прочных бревнах и вряд ли там можно было что-нибудь спрятать.
Вот в очаге - другое дело. Но, зная Клайва, Оуэн сразу же отверг этот вариант. Он был слишком очевиден и Клайв наверняка придумал был что-нибудь похитрее.
Нет, это должен быть ключ, очевидный для одного Оуэна. Какие-то сведение, привычки, которые были общими для них обоих, что-то такое, что, по предположению Клайва, смог бы понять только Оуэн и никто другой.
С винтовкой в руках он вышел из своего укрытия и пошел через луг к хижине. Поднял засов, он толкнул дверь. Она скрипнула петлями и медленно подалась внутрь. Комната была пуста.
Стоя в дверях, Оуэн Чантри прислушался, но ничего не услышал. Быстро окинув взглядом обстановку, он не обнаружил никаких следов того, что с его последнего визита сюда кто-нибудь заходил.
Неторопливо осматривая комнату, он изучал то, что пропустил во время своего мысленного обыска. Ничего нового он не нашел. Если в доме и были тайники, найти их можно было только разобрав сам дом. Доски пола были плотно подогнаны друг к другу. Между плитами очага не было ни щели.
Где же тогда?
Какое-то время Оуэн стоял, глядя через дверной проем на траву лужайки и вдаль, на горизонт. Затем он выглянул в каждое из окон. Он увидел лес, из которого приехал, заросли позади дома и беспорядочную мешанину скал, деревьев и кустарника.
Если бы он представлял себе, что он ищет, ему было бы легче, подумал он сердито. Если бы знать хотя бы размер вещи, на что она похожа. Но у него не было ни малейшей подсказки.
Число десять, нацарапанное на ступеньках... Ключ? Или просто надпись, сделанная в бреду?
Десять чего? Десять футов? Ярдов? Миль? В каком направлении?
Чантри осмотрел землю вокруг хижины, обойдя ее по окружности радиусом в десять футов. Ничего.
Он попытался отыскать десять деревьев, десять скал, что-нибудь, что своей формой, конструкцией или очертанием могло бы дать ответ на эту загадочную десятку. Все впустую.
Он поднял голову. В доме должен был быть чердак или просто пустое место между потолком и крышей. Он не заметил никаких признаков входа, который мог бы вести туда.
Вдруг он услышал звук копыт приближающейся лошади. быстро обернувшись, он посмотрел в окно. Человек на серой лошади с черное гривой и хвостом стройная лошадь, воплощение скорости и выносливости.
На вид этому человеку было около сорока пяти, ну, может быть, на год-два меньше. Он подъехал к дому:
- Чантри?
Оуэн Чантри вышел на крыльцо и они принялись изучать друг друга.
Незнакомец на вид был спокойным человеком с крупными чертами лица и серо-голубыми глазами. Сегодня он явно еще не брился. Однако, его пышные седые усы были ухожены и одет он был довольно опрятно, хоть и грубовато.
- Я Фрэнк Моуэт.
- Я слышал о тебе много хорошего, - приветливо ответил Чантри. - От Марни Фокс.
- Она с тобой?
- С Керноганами, надеюсь.
Этот вопрос удивил его. Он думал, что она с ними, раз ее не было здесь.
- Нет, я только что от них, точнее, проезжал неподалеку. Там ее нет.
- А у вас? Ч имею в виду вашу шайку?
- Нет.
- Ничего на понимаю! Если ее нет ни там, ни там, где же она тогда может быть?
Фрэнк Моуэт был явно обеспокоен:
- Послушай, Чантри, мы с тобой можем вскоре оказаться по разные стороны баррикад, но эта девушка мне сродни. Это прекрасная девушка и ее мать была хорошей женщиной. Я хочу, чтобы ты знал это.
- Давай не будем спорить об этом, Фрэнк. Я не думаю, чтобы ее перехватили на полдороге. Если дела идет о Марни, можешь на меня рассчитывать,. Сейчас нам остается только разыскать ее.
Фрэнк Моуэт сдвинул шляпу на затылок.
- Она пришла ко мне ночью и сказала, что хочет сбежать. Я ответил, что это самое рискованное предприятие из всего, что оно может сделать и попросил ее больше ничего никому не говорить. Ну, а потом я начал беспокоиться за нее и пошел в ее хижину. Она, разумеется. исчезла вместе с своими вещами. Она забрала с собой все, что могла унести. Я поехал за ней, но потерял след за Турецким ручьем. Я пошарил было вокруг, но без успеха и тогда решил поскакать к дому старого Чантри. Ее и там не оказалось, вот я и приехал сюда.
Оуэн Чантри нахмурился, а затем вдруг поднял голову:
- Фрэнк, а из ваших все на месте? Том Фрика, например?
- Почему он?
- Он уже был замешан в таких делах. Однажды у Форта Гриффин была убита танцовщица и хотя причастность Фрики к убийству доказать не удалось, многие думали, что это сделал именно он.
- Я не помню, чтобы видел его, но это ничего не значит. Вообще говоря, ни он, ни Строун не часто попадаются мне на глаза.
Чантри подождал, размышляя. Ему был близок этот усталый и одинокий человек, связанный кровным родством с людьми, совсем ему не подходящими.
Куда уехала Марни? Куда могла она подеваться среди этой огромной дикой пустыни? Очевидно, пыталась добраться до Керноганов. Они были близки ей и она их знала, также как и Оуэна Чантри.
Знала его? Ну, вообще говоря, не очень. По крайней мере, они хоть поговорили. Казалось, их объединяло какое-то невысказанное взаимопонимание, какая-то теплота. Было ли это всего лишь их одиночеством? Или чем-нибудь еще?
Одно он знал точно: ее надо найти. И защитить.
Это было проклятие всех Чантри - а, мажет быть, и всех ирландцев - они изводили себя горем и старой грустью, прежними печалями.
- Поезжай назад, Фрэнк. Если она вернется, ты ей понадобишься.
- Я не смогу ничего для нее сделать. У нас все решает мой отец.
- И даже за Строуна?
Фрэнк Моуэт удивленно поглядел на него:
- А ты сомневался? Если так, то ты совсем ни знаешь Мака Моуэта. Где бы он ни был, он всегда все решает сам.
- Я выехал сегодня из дому, чтобы найти ее, Фрэнк. И, может быть, наши дороги пересекутся.
- Они убьют тебя так же, как убили твоего брата.
- Если им это удастся, я обещаю тебе, Фрэнк, что у моих ног ты похоронишь пару псов из их шайки. Не суди обо мне по тому, что случилось с Клайвом. Он был более доверчив, чем я. И чуть хуже обращался с ружьем.
- Строун говорил, что в этом смысле ты мастер.
- Я этим не хвастаюсь. Просто делаю то, что нужно сделать тогда, когда для этого приходит время. И не более того. Я найду ее, Фрэнк.
- Ты ее любишь?
- Я еще не знаю. И она, похоже, тоже. На этот вопрос не так-то легко ответить.
Фрэнк кивнул в ответ.
- Кроме любви ведь есть еще сочувствие, симпатия, дружба. И все это не менее важно, - продолжал Чантри.
- Согласен, - ответил Фрэнк.
- Фрэнк?
Он повернулся и посмотрел на Чантри.
- Ты не мог бы сказать им кое-что? Я не думаю, что здесь есть сокровища. Здесь нет ничего из того, что им нужно. Они ведь не понимают ничего, кроме золота, клада, денег и тому подобного.
- Так ты думаешь, что нет никакого зарытого клада?
- Зачем, черт возьми, Клайву его зарывать? Если бы это было сокровище, и если бы он был человеком, который ценит такие вещи, он просто не стал был зарывать его. Он уехал бы с ним туда, где можно его потратить.
- А если у него не было для этого времени?
- Подумай-ка сам! У него хватило времени на то, чтобы построить этот дом и, поверь мне. это совсем не простое дело, если работаешь в одиночку. Ты ведь и сам умеешь обращаться с топором. У него должно было быть и время и терпение.
- А что же это может быть, если не золото?
- Я уже говорил. Мы, Чантри, испытывает страсть к истории, к знанию. Я думаю, что здесь был оставлен какое-то фрагмент из белых пятен истории, ключ к разгадке одной из ее тайн.
- И ты не знаешь что это.
- Нет, не знаю. Но я знаю свою семью. И хотя иногда у нас водились деньги, мы никогда не придавали им особого значения.
Фрэнк неожиданно рассмеялся.
- Хорошенькое дело для отца и всех остальных! - он слабо улыбнулся, а затем покачал головой. - Они никогда этому не поверят.
- А ты?
Фрэнк колебался:
- Ну, не знаю, может быть, - он выглядел смущенным. - У меня ведь нет никакого образования. Самое большее - два класса школы, да несколько прочитанных газет. И еще я прочитал целую книгу, хотя своих у меня никогда и не водилось.
Оуэн Чантри почувствовал неосознанную тягу этого человека к тому, что он не знал.
- Нет предела тому, что человек может узнать, если только у него достаточно любознательный ум, - приветливо ответил ему Чантри, - а нам, Чантри, как раз такой ум и достался. Не знаю только, в награду или в наказание.
- Тебе бы лучше уехать отсюда, - неожиданно произнес Фрэнк. - Они не собираются крутить вокруг да около. Ты здесь и они думают, что тебе кое-что известно. Они или убьют тебя, или заставят говорить.
- Посмотрим, - холодно ответил Оуэн. - А ты мне нравишься, Фрэнк. Мне кажется, что ты хороший человек, слишком хороший для твоих дружков. Прошу тебя, уезжай от них.
Фрэнк посмотрел на Чантри и повернул лошадь:
- Это моя семья. И я буду там же, где и они.
И он уехал, пустив лошадь шагом, а затем переведя ее на рысь. Оуэн Чантри проследил за ним взглядом, а потом вернулся в хижину.
Еще раз он быстро тщательно осмотрел все вокруг. Ничего, никакого ключа. Если он что-то проглядел, это не имеет значения. Раз уж он, с его знанием образа мыслей Клайва, не нашел ничего, то уж они-то и подавно не найдут.
Он вышел из дому, пересек лужайку и подошел к своей лошади. Пора было ехать.
Прежде всего, надо было разыскать Марни.
Он почувствовал, как внутри поднимается страх. Страх и беспомощность. Как он отыщет ее не этих безлюдных просторах?
Глава десятая
Оуэн Чантри направил своего вороного на север. Возвращаться к Керноганам, чтобы рассказать им о своих намерениях, было бы лишней тратой времени. Лучше было этого не делать. К тому же, Доби, скорее всего, захочет поехать с ним, а Оуэн не хотел, чтобы ему мешали. Это были дикие места, обширные и безлюдные земли.
Он ехал на восток, пока позволяла местность, и наткнулся на тропинку, идущую с севера на юг. Именно по этой тропе он добрался до хижины на плоскогорье в первый раз. Здесь он и повернул на север. В пыли перед ним виднелись следы Фрэнка и Оуэн ехал, не останавливаясь. Сидя по следам, Фрэнк тоже торопился.
Чантри въехал на вражескую территорию, поэтому держал винтовку в руках, готовый в любую минуту открыть огонь или, если понадобится, спрыгнуть с лошади с скрыться в чаще.
С плоскогорья в северной части каньона спустилась на тропинку цепочка следов еще одной лошади. Всадник, кто бы он ни был, проехал здесь до Фрэнка.
Воздух был прохладен и очень чист. Остановившись, чтобы изучить следы перед собой, Чантри глубоко вдохнул свежий горный воздух. Судя по растительности вокруг, он находился на высоте десять тысяч футов.
Высоко над головой на синем небе чертил круги орел. Где-то вдалеке прогремел гром. После полудня, как обычно, будет гроза. На фоне черных облаков ярко вспыхнул зигзаг молнии. Его вороной двинулся вперед сам по себе и Чантри не мешал ему. Уши жеребца прижались к голове - он чуял тревогу своего хозяина.
Чантри взял винтовку наизготовку - следы, по которым он сейчас ехал, были совсем свежими.
Вдруг след раздвоился и Чантри встал. Следы нырнули вниз и пересекли мелкую речушки. Ее чистые и холодные воды быстро бежали между камней. Он переехал реку, поднялся на противоположный берег и поехал по следу, внимательно изучая его.
Пять коней... и еще один, который держался в стороне от тропинки. Среди травы и полевых цветов были ясно видны свежие отпечатки. Ему были знакомы следы лошади Марни и он был уверен, что видит их снова.
Теперь он скакал быстро, в глубоком волнении. Тропа вела его по самому дну каньона, который в этом месте был в полмили шириной. Чантри пересек еще один ручей, спускавшийся с обрыва, и поднялся наверх через провал, образовавшийся в стене каньона после того, как часть ее обвалилась.
Вдруг характер следов изменился. Чантри изучал их около часа, все лошади перешли на бег. Как давно это случилось? Час, два часа назад? Скорее всего, еще раньше. Очевидно, всадник на первой лошади, который ехал сбоку от тропинки и который, по мнению Чантри, была Марни, Заметил своих преследователей и пустил лошадь галопом. В смертельно опасной скачке она проехала по узкой и извилистой тропе, спускавшейся между деревьями на большую поляну и ее лошади несколько раз пришлось прыгать через действительно опасные ямы. Затем вдруг, на пересечении с другой тропой, огибавшей поляну, следы ее лошади просто исчезли.
Преследователи тоже остановились, чтобы осмотреться вокруг. Тропинка, на которую выехала Марни, вела на запад и на восток, но вот в какую же сторону она поехала?
Где она?
Ее преследователи повернули на запад и поскакали быстрым галопом. Оуэн Чантри не стал спешить и сам все оглядел, не желая повторить их ошибку, если они действительно ошиблись. От этого могла зависеть жизнь Марни.
И они в самом деле ошиблись, так как повсюду были видны и следы, ведущие в обратном направлении и перекрывавшие собой все прочие отпечатки.
Однако, Чантри все еще не двигался. Он начал не торопясь размышлять. Она была необычайно проницательной девушкой и знала лес. Он подумал, что здесь, выиграв немного времени, она решила оторваться от преследователей.
Он должен был догадаться! Он должен был восстановить то, что не знал.
Чантри повернул на север и перевалил через горный хребет, похожий на расческу, который отходил на запад от горы, возвышавшейся прямо перед ним. Высота этой горы была тринадцать тысяч футов или даже больше. Он пересек быстрой рысью еще один луг, шаря взглядом по траве в поисках следов, и объехал еще одно озеро.
Вдруг он очутился на тропинке, едва видной и давно заброшенной. Она вела на запад мимо бобровых запруд и все еще стоящих, но уже мертвых деревьев, и скрывалась в сгущавшейся лесной тени.
Здесь было влажно и прохладно. Он чувствовал запахи леса - запах сосны и ели, свежей травы и тонкий аромат цветов. Вдруг он разом остановился. Звук... Что-то двигалось неподалеку. Жеребец всхрапнул и попытался было повернуть назад. Тут-то Чантри его и увидел.
Огромный гризли, стоящий на всех своих четырех лапах, почти такой же высокий, как и конь Оуэна, и уж наверняка в половину тяжелее. Медведь стоял на тропе прямо перед ними и явно не собирался никуда уходить.
Оуэн тихонько заговорил, успокаивая своего коня и держа винтовку в правой руке. Конь под ним перебирал копытами, готовый умчаться прочь.
Медведь поднялся на задние лапы, пытаясь разглядеть их в неясной полутьме.
- Все хорошо, малыш, - спокойно произнес Чантри, обращаясь и к коню, и к медведю. Затем он добавил чуть громче, уже только для одного медведя, Мы на собираемся нападать на тебя. Иди своей дорогой, а мы пойдем своей.
Медведь не нападает, стоя на задних лапах, а этого огромного гризли, казалось, просто разбирает любопытство. Медведи предпочитают есть муравьев, гусениц, ягоды, орехи и корешки и лишь некоторые из них охотятся за мясом.
Вороной попятился, храпя. Медведь следил за тем, как копыта жеребца стучат по тропе. Оуэн Чантри придержал коня, уговаривая его тихим голосам, но не опуская винтовки.
На таком расстоянии, если медведь решит напасть, они могли хлебнуть лиха. Медведь на коротких дистанциях может двигаться со скоростью молнии, а этот выглядел просто чудовищем, хотя в неясном свете и мог показаться Оуэну больше, чем был на самом деле. Его жеребец тоже был весьма проворен и мог развернуться на пятачке. Лучше всего было бы выстрелить и бежать прочь, но Чантри надо было во что бы то ни стало проехать по тропе, которую загораживал собой медведь.
Наконец, после, казалось, нескончаемо долгой проверки, Чантри услышал как медведь фыркнул, пытаясь уловить их запах, затем спокойно повернулся и скрылся в чаще.
Чантри подождал, сдерживая коня, пока звуки шагов медведя затихнут вдалеке, а затем двинулся дальше по тропе.
- Не стоит волноваться, - громко сказал он своему коню. - Он просто очень любопытный.
Уже сильно стемнело и следы не были видны. Чантри доверился чутью жеребца. Конь не сойдет с тропы, а по его ушам и по его реакции Чантри узнает обо всем, что будет твориться вокруг и что потребует его вмешательства.
Его конь шагом шел вперед по едва заметной тропе. Наступила ночь, принеся с собой холод. Со снежных вершин вокруг задул легкий ветерок. До границы леса оставалось всего лишь около тысячи футов вверх и там как раз играли последние лучи солнца.
Он устраивался на ночь и собирал валежник возле упавших деревьев уже при свете луны. Неподалеку слышалось журчание маленького ручейка, образовавшегося от таяния снегов, и, выбрав самое удобное место для ночлега, он разжег небольшой костерок и поставил кофе. Пожевав полоску солонины, он стал смотреть через черную бездну неба на звезды, появлявшиеся в сгущающихся сумерках у него над головой.
Сколько еще горит одиноких костров? Сколько фимиама возносится в небо в честь богов одиночества? И сколько зажжется новых?
Он криво усмехнулся и достал сковороду. В костер полетела еще пара сосновых шишек и пламя взметнулось вверх. Он был очень огорчен и раздражен тем, что не нашел Марни Фокс, и тревожился от мысли, что не найдет ее никогда.
Чантри положил ветчину на сковороду, поставил ее на пару камней и принялся наблюдать за тем, как она шипит и брызжет.
- Эй, у костра! - послышался голос из холодной ночи.
- Прошу в гости, если ты не против! Садись, где тебе удобнее!
К костру приблизилась лошадь - седой конь с седым седоком. Старик был одет в одежду из оленьих шкур, а на его старом сером лице молодо блестели серые глаза.
- Увидел вот твой костер, - сказал он, - и подумал, что тебе, наверное, скучно одному.
- Точно, но тебя я не ждал. Вот неприятности - другое дело.
- Со мной они тоже случаются, время от времени. Я, в общем-то, и сам не стал бы нарываться, но запах ветчины и кофе стоит того, чтобы рискнуть.
- Тогда слезай с коня и садись к огню, - Чантри внимательно наблюдал за стариком. У того была винтовка пятидесятого калибра и, как минимум, охотничий нож. Пистолета Чантри не заметил, если он вообще был.
- В этих горах не очень людно, - продолжал Оуэн.
- Так было, - ответил старик, возясь с седлом. - Они простояли совершенно безлюдными многие годы. Можно было прожить всю жизнь и тебя никто бы не побеспокоил. А за сегодня я увидел больше народу, чем за целый год.
- На тропе были следы, - добавил Чантри.
- Черт побери, - пробормотал старик. - Скалы окрасятся кровью еще до того, как мы догоним эту шайку. Крови не миновать.
- Их было четверо? - спросил Оуэн.
- Угу, четверо. Подлые и жалкие одновременно. Я заметил их и спрятался в скалах, а затем перебрался со своей старой Мэри сюда, вниз. Если бы они на меня наткнулись, я бы их перестрелял, точно. Я никогда не связывался с такими, как они и не собираюсь этого делать. Я бы повесил их скальпы на высокий шест или на какое-нибудь дерево, пусть посушатся.
- Где они сейчас?
- Милях в четырех-пяти к западу, под горой. Я поднялся наверх, чтобы избавиться от них и от их вони, как вдруг увидел проблеск твоего костра и подобрался поближе, чтобы посмотреть, кому это еще вздумалось гулять в горах.
- А ты больше никого не видел?
- А разве не хватит на один-то день? Мистер, я уже годы скачу по этим горам вверх и вниз и за все это время не встретил ни души. Правда, два года назад я встретил было одного, но мне этого хватило. А сейчас люди выскакивают одни за другим прямо из камней, куда ни глянь. Если так и дальше пойдет, про покой можно забыть.
- Я советую тебе забраться повыше и устроиться там. Это плохие парни.
- Ты это мне говоришь? Я их и сам видел.
- А еще кого-нибудь? Одинокого всадника, например?
Старик приблизился к огню и подцепил своим ножом кусок ветчины прямо со сковороды. Одновременно он сверлил Чантри из-под седых бровей своими серыми глазами.
- А ты кого-нибудь ищешь?
- Да, - ответил Чантри. - Я ищу девушку. И дай бог мне найти ее вперед тех, внизу. Это за ней они охотятся.
- Даже сейчас? Давай-ка мы с тобой спустимся к ним, пока еще солнце не взошло, да и перестреляем всех четверых. Меньше хлопот.
- Перестреляем? Совершенно хладнокровно?
- Хладнокровно! Вот у них я не знаю какая кровь - холодная, горячая или тепловатая. Они хищники. Хищники! Я читал это на их лицах и вдыхал с их запахом. И я сказал себе: "Пристрели их!" Пристрелить и оставить мухам. И я бы сделал это, до мне одному так быстро четыре раза не выстрелить. А у тебя шестизарядные пистолеты, да еще и винтовка. Черт возьми, если бы у меня была такая винтовка. они бы уже валялись мертвыми.
- Они гонятся за прекрасной леди, - продолжал Чантри, - и я не хотел бы, чтобы она попала им в лапы.
- Пристрелим их! Ничего хорошего от них ни дождешься. Ни один из них не бы рожден матерью! Давай пристрелим их, говорю тебе!
Он съел свою ветчину и подцепил другой кусочек. Чантри достал свои запасы и отрезал еще полдюжины ломтиков.
- А я видел, как ты за ними гонишься, - сказал старик с набитым ртом. - Я следил за тобой сверху, в стеклышки, - и он махнул рукой в сторону вершин.
- Стеклышки? Ты имеешь в виду бинокль?
- Нет, у меня есть труба. Отличная подзорная труба.
Он подошел к своим сумкам и из свертка с одеялами извлек четырехфутовую морскую подзорную трубу. Оуэн Чантри видел такую в последний раз еще когда был мальчиком, да и тогда уже она считалась антиквариатом.
- Через эту штуку я могу видеть все, что творится там внизу. Я видел, как ты шел по их следам. И их я тоже видел. Они гнались за той девушкой. А еще я видел, как она от них ускользнула.
Он уничтожил остаток ветчины, вытер лезвие ножа о рукав и спрятал его в ножны.
- На рассвете ты с тобой сможем нагнать ту девушку. Я знаю дорогу через горы, по которой мы доберемся до девушки вперед них.
- Да уж, лучше мы, а не эта шайка.
Старик внимательно изучал его лицо:
- А ты не родственник тому Чантри, который построил ранчо неподалеку?
- Родственник. Ты его знал?
- Знал ли я его? Я сейчас засмеюсь. Да, я знал его. Я же приехал в эти горы вместе с ним и помогал ему рубить тот дом в скалах. Я знал его. Хороший человек.
Оуэн Чантри молча глядел на него. Этот старый седой человек знал Клайва Чантри.
Глава одиннадцатая
Оуэн Чантри видел слишком много в своей жизни, чтобы испытывать излишние сомнения. Он был умен. В нем была здоровая толика скептицизма, но, проехав по бесчисленным дорогам и прочитав огромное количество книг, он научился понимать, что невозможные в виду вещи иногда все-таки случаются.
Пока старик ел и болтал, Чантри внимательно наблюдал за ним. Старик был быстр и резв в движениях, весьма худощав, жилист и силен.
Самые старые люди, известные Чантри, жили именно в горах, где не было многих болезней только из-за того, что разносящие их вирусы просто не выживают в холодном, чистом воздухе. А может быть, здесь слишком мало людей, чтобы разносить эти болезни.
- Если ты знаешь дорогу, по которой ты сможем их опередить, тогда нам лучше встать пораньше, - сказал Чантри.
Старик посмотрел на него через плечо:
- Беспокоишься за нее? Правильно, я бы тоже беспокоился. Эти ее преследователи страшные люди, жалкий сброд.
Чантри подбросил в огонь несколько веток покрупнее, а затем растянулся на земле. Он устал. Он даже не осознавал как он устал.
Однако, он уснул и спал хорошо. Было еще темно, когда он услышал как старик ломает ветки для костра. Когда Оуэн проснулся, тот спросил его:
- Я видел, у тебя есть кофе. Давненько я его ни пил. Бывает, найдешь в лесу немного цикория, но ведь это совсем не то.
Чантри сел, осторожно встряхнул сапоги, чтобы убедиться, что за ночь там никто не поселился, и натянул их на ноги. Старика этого он не знал, поэтому предпочел приготовить кофе сам.
Костер ярко пылал. Чантри огляделся кругом. Ночевка была прекрасной укрытая от ветра, частично от дождя, с запасами дров и воды.
Сварив кофе и бросив на сковороду ветчину, он свернул свою постель. Старик занимался своими вещами так, словно был в полном одиночестве сводил лошадь на водопой и принялся укладываться. Оуэн занялся тем же самым и после того, как они поели, затоптал костер. Когда он уже хотел было выплеснуть остатки кофе, старик отобрал их у него и бережно завернул в лоскут выцветшей материи.
- Давненько я не пробовал кофе, - приговаривал он при этом, давненько. Я тут ничего не выбрасываю до тех пор, пока от этого уж совсем никакого проку не будет.
Они тронулись в путь. Старик проехал довольно быстрым шагом по очень крутой тропинке ярдов сто, а затем перешел на легкий галоп.
Издалека донесся выстрел. Один-единственный выстрел, и затем тишина. Старик разом остановился. Глаза Чантри обшарили местность одним быстрым цепким движением.
Все было спокойно. Ни движения, ни звука больше. Казалось, выстрелили где-то неподалеку перед ними, но в чистом горном воздухе звуки разносятся далеко.
Чантри погнал вперед, только копыта лошадей шуршали по траве.
Он держал винтовку в правой руке, готовый в любую минуту выстрелить.
Затем, прямо перед собой, он увидел следы нескольких лошадей, скакавших галопом. На тропе валялись комки земли с травой, вырванные лошадиными копытами. Люди, скакавшие так быстро, могли гнаться только за ясной целью, не сомневаясь в направлении.
Внезапно, в полумиле через луг, он увидел троих всадников, мчавшихся во весь опор - две гнедых лошади и серый.
Старик вдруг заговорил:
- Чантри, если я исчезну, не беспокойся. Я буду неподалеку.
- Только не становись мне поперек дороги, - ответил Чантри. - А так можешь делать все, что хочешь.
- Что ты задумал?
- Я собираюсь вмешаться и вытащить оттуда девушку.
- Ты ее видишь?
- Нет, но ты глянь-ка на тот скальный выступ, вон там! Со следом лавины. Видишь поваленные деревья? Я думаю, что она там, пытается занять оборону.
- Ну, да, - ответил старик. - Одного они оставили внизу, чтобы он стрелял не переставая, а остальные в это время пытаются зайти в флангов. Смотри, сам не попадись им на мушку. Я не справлюсь с тремя-четырьмя бандитами один. Вот если бы выследить их поодиночке...
- Ну, тогда выслеживай, только держись подальше от меня. Когда я целюсь, я не желаю думать о том, в кого еще может угодить моя пуля.
Чантри погнал своего коня вперед, держась в седле прямо и ничего не упуская из виду.
Сейчас он вспомнил о том, как во время войны он воевал под Чаттанугой. Он возглавлял кавалерийский отряд и им пришлось сражаться с окопавшейся пехотной частью. Всадники точно так же, как он сам сейчас, появлялись из-за деревьев, совершенно невидимые для тех, кто лежал в окопах под ними.
Но сейчас шла совсем другая война и она уже не командовал отрядом. На его стороне был только он сам, да старик, о котором ему не было известно ничего.
Он перешел на рысь, шаря глазами в поисках четвертого бандита.
Он услышал еще один выстрел и увидел дымок, поднимавшийся от скального выступа, заросшего осинами. Почти сразу же прозвучал ответный выстрел разбойника и тогда Чантри увидел его. Он лежал за кустами на холме и уже поднимал винтовку для следующего выстрела.
Оуэн развернул своего коня, вьючная лошадь тут же последовала за ним, и они погнал во весь опор.
Когда стрелок заметил его, было уже слишком поздно. Он повернулся и поднял было винтовку, но сделал это слишком поспешно. Он не успел прицелиться и в следующее мгновение Чантри уже наехал не него, стреляя из винтовки, которую держал свободной рукой.
Противник дернулся, повернулся и упал. Он начал подниматься и Чантри натянул поводья, описав вокруг него небольшой круг.
Он был, несомненно, ранен. Не его правом боку выступили пятна крови.
- Ты играешь с огнем! - закричал он.
Бандит выглядел весьма угрожающе, но не испуганно.
- Ты явно купил себе билет в ад! - сердито продолжал он. - Старик сдерет с тебя за это скальп!
- А что будет четверым здоровым мужчинам за то, что они преследуют одну молоденькую девушку?
- Ты Оуэн Чантри?
- Да, и требую оставить эту девушку в покое! Ты понял?
Собеседник сплюнул:
- Это ты расскажешь тем парням. Они совсем не собираются отстать от нее. Она их уже достала своими замашками. Что она о себе воображает?
- А почему бы тебе не спросить об этом Моуэта? - предположил Чантри.
Тот опять сплюнул.
- Черт побери, Моуэт и сам не знает что делает. Эта девчонка даже ему не родня.
Бандит схватился за ногу обеими руками - первоначальный шок уже начал проходить. Боль нарастала и он даже прищурил глаза, но старался, чтобы Чантри этого не заметил.
Не обращая больше на него внимания, Чантри повернул прочь. Однако, краем глаза он следил за тем, чтобы бандит не дотянулся до винтовки. Но тот был полностью поглощен своей раной и даже не поднял головы.
Чантри ехал вперед, но никто уже не стрелял. Когда он поднялся на небольшой холм, он среди зарослей деревьев разглядел лошадь Марни.
- Марни! - позвал он тихонько.
- Сюда, сюда! - она говорила так, чтобы он расслышал. - Но только вы приехали в неподходящее место.
Он проехал через заросли и спешился. Она приподнялась из-за кучи поваленных деревьев. На щеке у нее было пятно грязи, а юбка совсем помялась.
- С вами все в порядке? - спросил он.
- Пока да, но ведь осталось еще трое и они не заставят себя ждать.
Он быстро огляделся вокруг. Заросли деревьев были диаметром не более пятидесяти-шестидесяти футов в любом направлении, и там было множество всяких ям и крупных валунов. Все пространство вокруг них довольно хорошо простреливалось.
- Они придут, но когда обнаружат, что ты не одна, повернут обратно. А ты тем временем сбежим.
Она поглядела на него:
- Можете не беспокоиться, я и сама могу от них уйти.
Ей опять пришло в голову, что очень уж холодное у него лицо. Его черты были сильными и резкими, но тепла в них было мало, если только он не улыбался. Еще в них проглядывало одиночество, но не было ничего, что вызывало бы симпатию. Этот человек долгое время жил один и не умел делиться своими чувствами - быть может, только потому, что ему не с кем было ими делиться.
- Вы, наверное, привыкли жить в одиночестве? - спросила она.
Он пожал плечами, глядя сквозь деревья на луг.
- Лучше жить совсем одному, чем с тем, кому не доверяешь.
- Вы не умеете делиться своими чувствами.
- А кому они нужны? Я привык держать их при себе.
Она заметила среди веток какое-то движение.
- Там кто-то есть.
- Я вижу.
- Вы будете стрелять?
- Нет, пока я не увижу, в кого стреляю. Дурак тот, кто стреляет вслепую. Разбойник, ворочающийся в кустах, может оказаться твоим лучшим другом. Когда я нажимаю на курок, я знаю куда я стреляю.
- Но ведь у нас здесь нет друзей!
- У нас есть Доби и его отец... И тот старик, которого я встретил прошлой ночью.
- Старик?
- Он, кстати, знает вас. У него есть подзорная труба и он знает о нас почти все. Еще у него есть ружье пятидесятого калибра.
- Сколько ему лет?
- Он выглядит так, как будто появился здесь самым первым, а уж горы выросли потом. Но он весьма живой, даже проворный, и смышленый.
Справа послышался громкий вопль и когда Оуэн обернулся, он увидел их, всех троих. Всадники рассыпались по сторонам и мчались на них изо всех сил.
Чантри вскинул свою винтовку, словно охотился на уток, и выстрелил три раза слева направо.
Ни мгновения не было потрачено ни на лишние движения, ни на лишние эмоции. Он просто поднял винтовку и выстрелил по мишеням. держась совершенно прямо и посылая пулю за пулей.
Первый из всадников резко дернулся в сторону и выронил винтовку, а затем свалился на землю и покатился вниз по склону. Второй выпал из седла, ударился о траву и остался лежать на месте. Третий стремительно развернул лошадь и попытался скрыться. Чантри подождал, пока тот сделает три длинных скачка и только тогда выстрелил.
- Я взял слишком высоко, - объяснил он, извиняясь. - Пуля могла пройти навылет и убить доброго коня.
Лошадь вместе со своим всадником уже скакала по ровному полю, но всадник держался в седле нетвердо и одна его рука безвольно болталась.
- Лошадь? А человека?
- Человек сам искал неприятностей себе на шею. Он гнался за беззащитной женщиной, да еще в такой компании, поэтому что бы с ним ни случилось, ему все равно будет мало. А у лошади выбора не было. Ее силой загнали в самую гущу битвы, так что страдать ей совсем незачем, - Чантри перезарядил винтовку. - Когда вам хочется потанцевать, вы платите скрипачу, - он улыбнулся ей. - На этих же танцах на скрипке играет сам дьявол, а платить приходится кровью.
Он оглядел скалистый выступ, поросший лесом:
- А это место мне нравится. Выбирая место для обороны, вы поступили совершенно верно.
Последнее эхо выстрелов замерло вдали. Не осталось ни малейшего запаха пороха, будто ничего и не случилось. Только лежавшее на траве тело говорило о ином, выделяясь черным пятном на фоне зелени.
Когда они уйдут, все останется таким же. Несколько шрамов, оставшихся на деревьях, спокойно зарастут. Тела, даже если их не потревожат хищники, истлеют, и после них останутся несколько пуговиц да медная пряжка от пояса. Люди приходят и уходят, а трава после них снова распрямляется, на их стоянках снова разрастаются леса и скоро от их пребывания не остается ни следа.
- Лучше поедем, - сказал он. - Хватит нам того, что здесь произошло.
- Ты знаешь, они не остановятся. Мак Моуэтт больше не контролирует ситуацию. Теперь им нужна кровь, они придут за тобой, Оуэн, и за мной тоже. Но все, что они хотят, - это сокровище.
- Сокровище! - раздраженно отозвался он. - Сокровище перед тобой, - он махнул рукой в стороны, - сокровище это земля!
Он помог ей забраться в седло, затем вспрыгнул сам и подобрал поводья вьючной лошади. Они поехали через луг.
Неожиданно из зарослей сосняка появился старик и направился к ним. Он подъехал, резко натянул поводья и гневно уставился на Чантри.
- Мог бы оставить парочку мне! Ты вычистил дом, прежде чем я успел поднять свою пятидесятку. Вот это стрельба, скажу я вам! На бизоньих пастбищах из нас с тобой получилась бы славная команда.
Оуэн Чантри уводил караван на юг. Он вымотался и ему не хотелось разговаривать. Драка была его образом жизни с тем пор, как он себя помнил, но теперь он устал от нее.
Ощущая его настроение, Марни молчала. На далеком горизонте возвышалась громада Спящего Юты, а ближе к небу взмывалоо плато Меса-Верде.
- Знаешь, что говорят? - вдруг спросила она. - У нас некоторое время работал метис навахо, так вот он утверждал, что там, наверху, есть города-призраки: дома, ограды, комнаты, и кругом пусто и тихо.
Оуэн поднял глаза к огромному плоскогорью.
- Может быть, - сказал он, - хотя там обживались реже, чем в наших горах.
- Зависит от того, что вы ищете, - возразил старик. - Если вы на землях диких индейцев, вроде апачей или навахо, тогда, наверное, стоит подумать о местах, которые можно защитить.
Оуэн Чантри промолчал. Он думал совсем о другом и теперь остановил коня на краю невысокого уступа, откуда открывался широкий вид на запад.
Вдалеке поднималась к небу тонкая струйка дыма костра. Чантри тихо выругался.
Марни встревоженно спросила:
- В чем дело, Чанри?
- Они подожгли ранчо, - ответил он и указал на дым. - Оно горит... или горело.
- Что же с Карниганами? - спросила она, чувствуя за них внезапную тревогу.
Не знаю, - сказал он. - Я просто не знаю.
Глава двенадцатая
Отец как раз запрягал, когда я увидел, как они подъезжают. Он застегивал упряжь, когда я заметил пыль на дороге и закричал:
- Па! Банда Моуэтта!
Признаться, никогда не видел, чтобы он действовал более быстро или более решительно. Я даже не подозревал, что он на такое способен. Он казался мне обычным человеком, и когда я думал о героях, то его в их число не включал. Но тут он времени не терял.
Мой конь был уже оседлан, потому что я собирался отправится в холмы. Отец обтянул меня всего куском ткани так, что я стал похож на мумию, он сказал, что так ребра срастаются быстрее, и я буду чувствовать себя лучше.
Стало быть конь был готов, винтовка и дополнительные патроны тоже. И запас провизии.
А когда отец увидел то облако пыли, он рванул к дому. Я кинулся было за ним, но он заорал через плечо выпустить скот. Это означало коров - одну молочную и несколько мясных, и я тут же разбросал жерди корраля и разогнал их так, что они трусцой побежали по лугу.
Отец выбежал из дома с одеждой и некоторыми припасами. Как я потом понял, он предвидел такую ситуацию, потому что заранее знал, что надо брать с собой. Он побежал к лошадям.
- Па! - закричал я, - а что с домом?
- Когда мы приехали сюда, у нас не было дома, сынок. У нас был наш скарб и скот, так что, вперед!
И мы рванули вперед.
По тому, как скакал отец, я уяснил, что он не бежит без оглядки, у него был план. И скоро я его понял.
Он направлялся прямо в Потерянный Каньон.
Иногда, время от времени мы выбирали тропу и ее исследовали. Еще до того, как здесь остановиться, мы проезжали через множество больших и маленьких рощ, и отец все время прикидывал, как в случае чего лучше скрыть следы.
Там, где мы спустились в каньон, он был не больше пятнадцати сотен футов от края до края, но не меньше пятисот футов глубиной, и склоны от кромки до дна были покрыты густым лесом. Это было хорошее укрытие.
Времени мы зря не теряли. Как только доскакали до края, тут же потерялись из виду. Лошадям пришлось спускаться по такой крутой тропе, что дух захватывало: они не шли, а скользили, поджав задние ноги и вытянув передние.
Я смело ехал за отцом - мне не хотелось, чтобы он подумал, что я испугался крутизны, но к тому времени, как мы проскользили сотню футов, я пожалел, что родился на свет.
Мы выбрались на дно каньона рядом с проносящимся по нему ручьем - по моему мнению в этом ручье должна водиться лучшая в мире форель, а у меня ни удочки, ни времени, чтобы посидеть с нею.
Время от времени отец, не говоря мне ни слова, уходил разведывать окрестности. Видно, он здесь побывал, потому что быстро провел меня к месту, где излучина ручья высекла в утесе что-то вроде впадины, закрытой лесом. Нападавшие деревья создавали естественный корраль, и там мы оставили наш скот. Отец спешился.
- Оставайся здесь, Доби. Мне надо кое-что сделать наверху.
- Ты хочешь вернуться?
- Они не сожгут ранчо, не узнав, что я это не одобряю, - сказал он. Я просто пару раз выстрелю и опять спущусь.
- Я пойду с тобой.
- Вот что, сынок, ты останешься со скотом. Я не для того растил тебя с пеленок до взрослого мужика, чтобы тебя подстрелил какой-нибудь бандит. Сиди здесь, жди меня: а когда я вернусь, мы сообразим, что делать.
- Знаешь, па, если ты растил меня для того, чтобы я сидел и смотрел, как мой отец один идет в драку, то ты точно потерял время зря. Я иду с тобой.
Мы пошли вместе и я никогда не чувствовал себя ближе к нему, чем тогда. Мы выбрались из каньона и рощей побежали обратно к ранчо. Шайка Моуэтта кружила вокруг дома, крича и стреляя.
Из трубы шел дым, и я понял, что они не знают, что мы убежали. Для хорошего выстрела было слишком далеко, но если они рванут за нами, нам нужно было успеть добраться до каньона, поэтому отец улегся в камнях, долго прицеливался и наконец медленно нажал на спуск. Старая винтовка в его руках дернулась, и одна из лошадей встала на дыбы, словно ее что-то ужалило; всадник покатился на землю. А потом они разбежались во все стороны так, что только пятки сверкали.
Но я успел-таки сказать свое слово. Я долго целился в крупного мужика с белыми подтяжками, держа мушку чуть ниже того места, где перекрещивались подтяжки, и осторожно сгибая указательный палец, пока не прогремел выстрел.
Я не убил его, но подранил. Дал понять, что в него стреляют. Однако они не разъехались далеко. Один из них поджег факел и бросил его на крышу дома, но тот скатился.
Мы с отцом открыли огонь и слегка их побеспокоили, но через несколько выстрелов они поняли, что палят не из дома, развернулись и понеслись к нам.
Зрелище, скажу я вам, было потрясающим.
Бандитов было человек четырнадцать-пятнадцать, все на прекрасных лошадях, и они летели на нас, как отряд наступающей кавалерии. Внушительное зрелище. Красивее я не видел, восхищался и теперь, глядя на них в прицел винтовки. Но на сей раз ошибки быть не могло: после моего выстрела один из них вскинул руки, грохнулся на землю, несколько раз перевернулся и остался лежать. Отец тоже выстрелил и только потом сказал:
- Пора уходить, сынок.
И мы ушли.
Даже убежали. Отец, оказывается, хорошо бегал. Мы неслись во всю прыть, когда услыхали сзади крик.
Они заметили нас.
- Стой, сынок, - сказал отец.
Он упал за бревно и выстрелил, прежде чем коснуться земли. Я на секунду опоздал и стрелял, укрывшись за толстым деревом.
Они подожгли дом. Мы видели, как к небу поднимается дым.
Всадники стали брать нас в кольцо, и мы опять рванули к каньону. Когда перевалили через край и повалились на землю, пули поднимали вокруг нас фонтанчики пыли. Мы быстро отстреливались.
Бандиты ушли в лес вправо и влево от нас. Я стал перезаряжать винтовку и взглянул на отца. Вся его рубашка была в крови, а лицо бледным, как полотно. Я испугался.
Подползя к нему, я взвалил его на плечи и, неся обе винтовки кое-как, с горем пополам, спустился на дно каньона. Нельзя было так обращаться с раненым, но выбора у меня не было. Занес его в наш новый корраль, обмыл лицо и попытался снять рубашку.
Я снял и верхнюю рубашку, и нижнюю, обнажив его до пояса, и увидел входное отверстие, где пуля раскрошила кость плеча и порвала мышцы, остановившись у спины. Там она выпирала синеватым бугром, и я решил, что лучшее, что смогу сделать - это вытащить ее оттуда. Вынул свой нож, надрезал кожу, и пуля сама выскочила в подставленную ладонь.
Он потерял много крови. Он потерял чертову уйму крови, но рана не казалась мне смертельной, хотя я мало что в них понимал. Но все же надо было что-то делать, поэтому я замотал рану обрывками его нижней рубахи, немного его обмыл и уложил на землю.
Боль от раздробленной кости, наверное, вызвала шок, потому что он где-то по дороге потерял сознание.
Я взял его винтовку, перезарядил ее и стал ждать банду Моуэтта. Но никто из них так и не появился. Я приготовился перебить чуть ли не всю шайку, однако они не пришли.
По-моему, они подумали, что убили нас. Или напугали так, что мы здесь больше не покажемся. Или что-нибудь в этом роде. А возможно, им не светила мысль спускаться в каньон, где за каждым деревом может ждать выстрел или даже два.
И вот я сидел на дне Потерянного каньона, а отец лежал, страдая от потери крови, а я не имел понятия, что делать.
Всегда считал, что отец мало что знает, однако он часто помогал людям или врачевал их, а я хоть и много болтал, не знал, что делать в этих случаях.
В эти часы я точно не думал о золотоволосых и синеглазых девушках, просто жалел, что не знаю, что предпринять, да и посоветоваться было не с кем.
Развел маленький костер и на одном из котлов, что привез отец, начал кипятить воду. Клянусь, он все продумал заранее, потому что захватил все, что могло понадобиться.
Распаковав вьюки, начал копаться в вещах, чтобы посмотреть, что у нас есть. Нашел банку белого порошка, которую отцу дал один старый джентльмен и сказал, что он помогает при царапинах от колючей проволоки. Ни разу не видел колючей проволоки, но что такое царапина, как не маленькая ранка? Поэтому когда я в очередной раз промывал рану отца, я засыпал ее этим белым порошком.
Когда люди живут вдалеке от врачей, они готовят собственные лекарства, и некоторые из них действуют на удивление здорово. Я поставил кофейник и набрал еще хвороста для костра. И укрепил наше укрытие.
Откуда я знал - может банда Моуэтта сидит на краю каньона и ждет ночи, чтобы на меня напасть.
Приготовив кофе, оставил на секунду отца и спустился к ручью набрать воды для бульона.
Когда вернулся, отец немного шевелился. Не знаю, как долго у него продолжалось кровотечение, прежде чем я его заметил. Может после первой пули, но то, как его рубашка пропиталась ею, испугало меня до жути.
Никто из бандитов не показывался. Наверное, они вообще не спускались в каньон, но я не стал рисковать и подниматься наверх. Если меня убьют, отец останется здесь умирать или выкарабкиваться в одиночку.
И вот я сидел, ждал и хотел: чтобы пришел хоть кто-нибудь. Только вряд ли кто-нибудь придет, разве только Оуэн Чантри, но и он едва ли найдет нас в этой дыре.
Я действительно волновался за отца и никогда в жизни не чувствовал себя таким одиноким.
Когда отец открыл глаза, полдень давно прошел. Я тут же принес ему кофе и поддерживал голову, пока он сделал пару глотков.
- Что случилось? - спросил он.
- Тебя ранили, па. Не слишком тяжело, это наверняка, но ты потерял много крови. Ты должен лежать, не двигаясь, и отдыхать. Никто не приходил. Я ухаживал за скотом, и построил оборонительные укрепления, и зарядил винтовки, и все ждал, что кто-нибудь придет...
Он закрыл глаза, затем выпил еще немного моего кофе. Похоже он ему помог, и тогда я настрогал в кастрюлю вяленого мяса и хорошенько размешал его над огнем. Скоро у нас был готов отличный бульон.
- Чантри придет, - сказал отец. - Тогда все будет в порядке.
Его замечание вроде как разозлило.
- Он нас не найдет, даже если захочет. А если и найдет, то все равно не справится с Моуэттами и убежит. Нам надо сидеть здесь, пока ты поправишься, а потом выбираться отсюда и уезжать.
- Здесь наш дом, сынок. Мы никуда не уедем. Мы вернемся на ранчо и снова отстроим дом. Я уже достаточно побродяжничал - шатался по белу свету с тех пор, как помню себя, но хватит - теперь останусь здесь. Может это не самая лучшая земля, может она далеко от всяких городов, но я могу назвать ее своей. Мы остаемся.
К тому времени, как я напоил его бульоном, солнце скрылось, по стенам каньона начинали красться тени. Я допил бульон, затем отвел скот на водопой и обнаружил лужок, растянувшийся вдоль ручья. Притащив несколько жердей, валунов и сучьев, соорудил подобие корраля. На ночь травы хватит.
Потом взял винтовку и окликнул отца:
- Па?
Он что-то ответил. Но ответил не то: у него начался жар, и он бредил. Я хотел подняться на край каньона, чтобы осмотреться.
Я поворачивал голову, когда заметил, что Мэри настороженно подняла уши. Мэри - это наша тягловая лошадь, большая и сильная, но с кротким и добрым характером. Она внимательно вслушивалась в темноту - кто-то приближался.
Не было слышно ни звука. Ни шороха. И я тоже прислушался изо всех сил.
Уши Мэри все еще стояли, но она уже не казалась такой настороженной. Может это был какой-нибудь зверек. Я начал ставить винтовку, когда кто-то заговорил:
- Доби? Мне можно войти в лагерь?
Это был Чантри. Это был он - точно, как день.
- Заходите, - сказал я, чувствуя, что у меня гора с плеч свалилась. Никогда в жизни не ощущал такого облегчения, ведь теперь я был не один с больным отцом на руках.
Чантри пешим вышел из-за деревьев и остановился, чтобы я убедился, что это именно он, потом подошел к костру и кинул взгляд на отца.
- Как он?
И я ему все рассказал. Отец спал, и Чантри сказал, пусть спит, сон, мол, лучший лекарь, но когда он проснется, Чантри посмотрит его рану. А потом добавил:
- Со мной Марни и старик.
- Какой старик?
- Он много лет живет в горах... во всяком случае, так он утверждает.
- Никогда не видал здесь никакого старика. Вы уверены, что он не один из них?
- Уверен. Во время недавней перестрелки у меня был случай убедиться.
Он подошел к опушке рощи и тихо позвал.
Они вышли - девушка, уставшая, но все равно очень красивая, и старик до того древний и седой, что мне показалось, что он встал из могилы. Однако двигался он довольно резво, а по тому, как он схватил кофейник, можно было подумать, что он его собственный.
- Поспи, Доби, - сказал мне Чантри, - я погляжу за твоим отцом.
Ну... я и вправду устал.
Они подбавили хвороста в костер, и когда я улегся спать, расселись вокруг выпить кофе.
Наш дом сожгли, скот разогнали, а отца ранили. У меня была пара сломанных ребер, на краю каньона ждали люди, готовые убить нас, но я заснул. Только я закрыл глаза, как пришлось открыть их, потому что вовсю светило солнце. Вокруг было тихо.
Я сел и огляделся. У костра сидела Марни Фокс. Невдалеке лежал отец, под его головой была сложенная куртка.
Чантри не было.
- Где Чантри? - спросил я.
- Поехал к дому.
- Там нет дома, его сожгли. Он зря тратит время.
- Нет, не сожгли, Доби. Старик посмотрел в подзорную трубу и оказывается, что он стоит. Верно, часть его сгорела, но он стоит.
Конечно, я должен был догадаться. Надо очень постараться, чтобы поджечь такие крепкие, отесанные, хорошо подогнанные бревна.
Я пошел к ручью, умылся, сполоснул рот и как можно тщательнее причесался пятерней.
Когда вернулся к костру, Марни налила мне кофе. И в это время вернулся Оуэн Чантри со стариком, который выглядел, как ходячий скелет.
Чантри нес охапку книг, некоторые из них были чуть обуглены.
- Дом не сгорел, Доби. Только часть крыши и часть крыльца.
- Вы принесли книги, - сказал я. - Это все, что вы искали?
- Мне хотелось почитать Теннисона, - сказал он, - я... - В его глазах появилось странное выражение, и он посмотрел на Марни. - Теннисон... Над этим стоит подумать.
Глава тринадцатая
Они все собрались в кружок.
- Я читала иногда, - сказала Марни, - но у нас здесь мало книг. Если бы не Мак...
- Моуэтт много читает?
- Между прочим, читает. Судя по тому, где он жил, я думаю, образование у него лучше, чем у многих.
- Брат любил Теннисона, - сказал Чантри, - и я тоже, а самая любимая наша поэма называлась "Улисс".
Не время было обсуждать книги и поэзию, нужно было думать, как выбраться из этой переделки. Моуэттам нанесли урон, и они этого не простят. Они вернутся.
- По-моему, нам надо навестить Моуэтта, - сказал Доби.
- Клайв всегда поступал не так, как все, - вслух раздумывал Чантри, и если он хотел мне что-то передать, то передал бы по-своему.
- Эти Моуэтты нам тоже кое-что передали, - зло высказался Керноган. Они будут нас искать, а мы тут расселись, будто леди на чаепитии!
- Ты, конечно, прав, - сказал Чантри, - но я не думаю, что они придут сейчас. Раньше или позже мы покинем этот каньон, и когда мы это сделаем, они нас атакуют.
Марни принесла Чантри кружку кофе. Он с благодарностью взял ее и кинул взгляд на Доби. Он понимал, что младший Керноган не испытывает к нему приязни, и это, наверное, из-за Марни. Ну, этого и следовало ожидать. Главное, не довести это до крайностей. Чантри и сам знал, что часто бывает несдержан, но ему нельзя быть несдержанным с Доби, который был неплохим парнем и наверняка станет настоящим мужчиной.
Несмотря на свои уверения остальным, Чантри тоже понимал, что ситуация непредсказуемая. Насколько Мак Моуэтт контролировал своих людей покажет ближайшее будущее.
Он устал, ему нужно было побриться... Вдруг Чантри почувствовал злость. Доби прав. Пора заканчивать это дело.
- Поеду к нему, - неожиданно сказал он.
Остальные непонимающе посмотрели на него.
- Поеду к Маку Моуэтту и заставлю его отозвать своих псов.
- У тебя совсем крыша поехала! - Старик очнулся прежде остальных. Тебя убьют до того, как ты к нему подойдешь. И он никого не станет отзывать, даже если смог бы.
- Посмотрим.
Марни снова вскочила на ноги. Она, широко раскрыв глаза, не отводила от него взгляда.
- Они не послушают, - протестующе сказала она. - Они убьют тебя.
Естественно, они были правы, но он тоже был прав. Возможно, Моуэтта удастся уговорить. Если так, это намного облегчит им жизнь. Попасть к нему будет проблемой, однако в Оуэне Чантри вместе с нормальной осторожностью уживалось безрассудное ирландское упрямство - некоторые так называли эту черту характера. Другие назвали бы ее явной дуростью. Но в нем это было сжать кулаки и переть напролом. И уж лучше он, чем другие.
- Они меня не ожидают, - сказал он более выдержанно - Я спокойно войду.
- Спокойно войдете, - хмуро отозвался Доби, - но никогда не выйдете.
- Тебе бы это понравилось, верно, Доби? - в порыве гнева вырвалось у Чантри и он тут же пожалел об этом.
Все сразу насторожились. Доби покраснел.
- Нет, сэр, - сказал он. - Мы с вами, наверное, не сойдемся в поединке, но мне не хотелось бы, чтобы вас убили. Наверняка не хотелось бы.
Доби сглотнул.
- Дело в том, что я иду с вами. Я могу стрелять и во мне есть смелость. Вы пойдете вместе со мной и увидите, что вы тут не единственный мужчина.
- Я никогда не сомневался в этом, Доби, - искренне сказал Чантри. - Но мне нужно пойти одному. В конце концов, они убили моего брата. Что бы они ни искали, принадлежит мне.
- Может и так, - упрямо произнес Доби, - а может и не так. Может это зарыто в землю или спрятано в пещере, тогда оно достанется тому, кто найдет.
Чантри пожал плечами.
- Что бы это ни было и где бы это ни было, - сказал он спокойно, брат надеялся, что найду я, а значит, спрятал соответствующим образом.
Ему хотелось, чтобы все поскорее прошло, точило подсознательное желание закончить игру и встать из-за стола, как случалось уже много раз. Но разве это, само по себе, не является некоей формой трусости?
Чантри смахнул с рукава пепел костра. Ему нужен новый сюртук, этот почти протерся до основания. Он подтянул его и зашагал к коню. Здесь его друзьям оставаться опасно, но... Он посмотрел вверх на склоны каньона.
Страшно не хотелось уезжать. Керноган тяжело ранен. Чантри подумал, что хорошо бы найти другое место для лагеря, однако им придется рискнуть и остаться здесь.
- Сидите тихо, - сказал он. - Я поеду взгляну что и как.
- Если вы едете к Моуэтту, - упрямо настаивал Доби, - я поеду с вами.
- Ты останешься здесь. Кто будет приглядывать за твоим отцом?
На это Доби нечего было возразить, и он больше не спорил.
- Вы сильно рискуете, - только и сказал он.
Чантри взглянул на Марни.
- Я вернусь, - произнес он, и, коснувшись шпорой коня, тронулся к тропе.
У него не было определенного плана и не могло быть, пока он собственными глазами не увидит положение вещей.
Тропа со дна каньона до края месы была слишком крутой для коня, и Чантри спешился и повел вороного в поводу. Кругом щебетали птицы. На земле, возле камней сидела белка.
Теперь ему нужно просчитывать каждое свое движение, потому что бандиты, окружавшие Моуэтта все до одного были людьми Запада. Единственное его преимущество может заключаться в их беспечности.
Он вел коня по самым затаенным уголкам, время от времени останавливаясь, чтобы прислушаться. Его беспокоила какая-то неопределенная мысль, бродившая по краю сознания, которую он никак не мог выразить. Каждый раз, как он пытался ухватиться за нее, она ускользала.
Что-то о Теннисоне, брате и о нем самом. Они писали друг другу...
Конь мягко ступал по траве и полевым цветам, которые густо росли на опушке. Чантри отправился кружным путем, но у него не было никакого желания оказаться на открытом пространстве, хотя дорога там была короче.
Когда он оказался в достаточном отдалении от Потерянного Каньона, то двинулся быстрее.
Воздух был прохладным, на подлеске появилась роса. Что-то зашевелилось, и он резко натянул поводья. В темноте двигались несколько теней. Чантри ждал, затаив дыхание, затем медленно расслабился. Лоси. Они любили кормиться ночами на высокогорных лугах.
Он уловил слабый запах дыма и попытался определить направление. Запах исчез. Он шагом повел коня дальше, не сводя взгляда с его ушей.
Уши поднялись, и Чантри ощутил интерес коня. Он что-то почувствовал дым костра, лошадей, людей...
Легкий ветерок зашелестел листьями и пропал. Чантри провел коня еще несколько шагов, у него было ощущение, что он близко к лагерю, но пока никаких признаков лагеря не было.
Сквозь листву Чантри уловил сияние - вода. Подъехав ближе, он увидел, что это маленькое озеро, скорее, пруд, и тем не менее не заметил ни блеска костра, ни запаха дыма. Он не спеша объехал озеро. Бросил взгляд на звезды - до рассвета еще много времени. Неожиданно он снова уловил запах дыма - очень легкий, но отчетливый.
Похоже, он доносился точно спереди. Держась самой темной тени, Чантри продолжал ехать вперед.
Вначале он заметил лошадей, почувствовал, как его конь во вздохе раздул бока.
- Тихо, малыш, - прошептал Чантри, - тихо.
Ему не хотелось, чтобы вороной заржал, предупреждая лагерь. Он осторожно спешился и привязал коня в самой сумеречной тени. Он был с подветренной стороны лошадей Моуэтта, но через несколько минут или даже через несколько секунд они почуят его вороного.
Он осмотрел спящий лагерь. Часовых не было, поскольку они явно не сомневались, что кто-нибудь осмелиться атаковать их. Привыкший к порядку Чантри поразился грязи и неухоженности в лагере. Его глаза пробежались по лежащим, пока он не выделил Моуэтта - огромного человека, накрытого бизоньей шкурой чуть в стороне от своих людей.
Легко ступая, Чантри прошел прямо в середину лагеря и присел на корточки рядом с Моуэттом. Только тогда он увидел, что глаза пожилого человека открыты и смотрят на него, и что в руке Моуэтта сжат револьвер.
- Мистер Моуэтт, - тихо сказал он.
- Я тебя давно заметил, - прошептал тот и приподнялся на локте. Заметил, как только ты показался... а услышал еще раньше. У меня уши, как у кошки, - похвалился Моуэтт. - Всегда слышал лучше других.
Он потер подбородок и прищурился на Чантри.
- А ты не из робкого десятка. Надо же - взять и приехать прямо сюда. Если ребята проснутся, распишутся пулями на твоей шкуре.
- В вашем собственном лагере? - Чантри изобразил удивление. - Я думал, что вы - хозяин команды. Даже апачи уважают гостя в своем лагере...
- Некоторые индейцы уважают, это точно. Чего тебе нужно?
- Марни говорит, что вы читаете.
- Читаю? Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? Конечно, я читаю! Все-таки кое-чему учился, правда, большую часть уже забыл. Вот мой отец по-настоящему любил читать. У него было целых восемь или десять книг!
- Именно поэтому я приехал. Хочу поговорить с вами, прежде чем умрет кто-нибудь еще. Золота нет, Моуэтт. И никогда не было.
Тот в ответ фыркнул.
- Думаешь, я этому поверю? Мы уже слыхали о сокровище, как все это золото привезли из Мексики...
- "Все это золото"? Подумайте, дружище. Когда мой брат приехал сюда, у него был один, может быть, два вьючных мула. У него было немного снаряжения, немного еды, и ехал он через земли апачей. Он физически не мог привезти много золота, даже если бы оно у него было. К тому же я знаю его достаточно хорошо, чтобы утверждать, что деньги его не волновали. Если бы у него было золото, к чему бы ему останавливаться здесь? Где он мог его истратить? К чему останавливаться здесь, если он проделал такой путь из Мексики?
- Тут ты может и прав. Я тоже насчет этого удивлялся. Думал, он какой-нибудь сумасшедший или скупердяй или что-то вроде этого.
- По-моему, он что-то привез, - продолжал Чантри, - но не думаю, что это было материальным сокровищем. Я хочу поговорить с вами, потому что вы можете понять, можете уяснить себе идею, которая им, - Чантри махнул в сторону спящих, - я уверен, недоступна.
- Исключая, - добавил он, - вероятно Фрэнка Моуэтта. - Чантри посмотрел в глаза Маку Моуэтту. - Знаете, мистер Моуэтт, Фрэнк - лучший из всех них. Он останется с вами, потому что он хороший сын и предан вам. Но он единственный из вас, кто чего-то стоит, и это включает вас.
Старик неверяще уставился на него.
- Ну ты и нахал! Так разговаривать с Маком Моуэттом!
Даже Чантри удивился своим словам:
- Мое нахальство проявилось в том, что я сюда приехал, и можете мне поверить, я уеду целым и невредимым. Однако я думал, что сумею убедить вас. У вас крутая команда и жаль переводить ее в погоне за чем-то, что не будет стоить здесь пару бутылок виски. Я говорю правду.
- Ты знаешь, что это?
- Нет... но догадываюсь. Брат интересовался древними цивилизациями Мексики. Он был умным, образованным человеком. Большая часть семьи Чантри путешествует без определенной цели, однако мне кажется, что брат направился в Центральную Америку не случайно. И мне кажется, что там он нашел что-то, имеющее отношение к истории.
Чантри помолчал.
- Его никогда не интересовали деньги, он имел несколько возможностей заработать состояние, но ему всю жизнь хотелось заглянуть за горизонт, изучать историю человечества.
- Может оно и так. - Моуэтт приподнялся и потянулся к сапогу. - Ты приехал, чтобы рассказать мне это?
- Нет. - Оба медленно отходили от лагеря. - Я хотел поговорить с вами. Я ничего против вас не имею, так зачем убивать вас? Или любого из вашей команды? Я приехал на эту землю, чтобы остаться. Повесить револьверы на стенку и заняться хозяйством.
- Ты? - скептически протянул Моуэтт. - Поверю только когда увижу собственными глазами.
- Вам нужно сделать то же самое. Обзаведитесь землей, пока есть свободная, постройте дом и выращивайте скот. - Чантри замялся. Он обязан это сказать. - Главная причина, почему я сегодня приехал в лагерь, - Марни.
- Марни? - Старик обернулся к нему. - Она не имеет к тебе никакого отношения. Не впутывай сюда Марни.
- Она имеет самое прямое отношение. Вчера мне пришлось пристрелить пару ваших парней. Они гнались за ней несколько десятков миль. Я убил одного и нашпиговал свинцом троих.
- Марни? Мои парни? Ты врешь, Чантри!
Он задыхался от гнева. Наконец, сказал:
- Что ты знаешь о Марни?
- Она добрая и красивая молодая женщина, которая уважает и любит вас, презирает ваших холуев и заслуживает лучшей жизни. Кстати, именно из-за нее я сегодня приехал. Вы ее отчим. Я хочу просить руки Марни. И вашего разрешения на это.
Глава четырнадцатая
- Ты - что?
- Вы самый старший ее родственник. Полагаю, что по закону вы ее опекун. Поэтому я пришел к вам.
- Будь я проклят! Ты!... - Моуэтт неверяще смотрел на Чантри, потом начал смеяться. - Чтоб мне всю жизнь проходить трусливым койотом, если я слышал о чем-то подобном! Мои ребята за тобой охотятся, а ты заявляешься ко мне только за тем, чтобы сказать такую штуку!
- Она леди, - спокойно продолжил Чантри, - и где-то под вашей толстой шкурой тоже кроется джентльмен, человек, который знает, как делаются подобные вещи.
- Ты ей об этом что-нибудь говорил?
- Нет. Для нее это будет сюрпризом. Она может даже рассмеяться мне в лицо, но я должен это сделать.
- Ну и дела! - Мак Моуэтт выплюнул окурок сигары и раздавил его носком сапога. - Можно подумать, мы опять в Ричмонде или Чарльстоне или каком-нибудь таком джентльменском месте. - Он покачал головой. - Ответ нет. Ты бродяга-ганфайтер, Чантри.
- Чтобы выручить ее из этой переделки, понадобится ганфайтер и никто другой. Вы потеряли контроль над своими людьми и...
- Потерял контроль? Черта с два! Я могу...
- Я же говорил, что собираюсь осесть и заняться хозяйством, если вы отзовете свою команду.
- Что ты хочешь сказать, "я потерял контроль"?
- Ведь ваши парни гнались за Марни, верно? Один из них сказал, что она перед ними зазнается и они ей еще покажут.
- Надеюсь, ты убил наглеца?
- Он получил пулю в ногу, которая не принесет ему никакой пользы, и насколько я знаю, он все еще там.
Чантри встал.
- Теперь вы все знаете, Мак Моуэтт. Я хочу ухаживать за Марни и пришел к вам как джентльмен к джентльмену. Отзовите своих ребят, иначе будет война.
- И сколько ты думаешь продержаться? - Мак Моуэтт тоже поднялся.
- У меня один серьезный противник - Джейк Строун.
- А Том Фрика?
- Я думал, он возглавляет погоню за Марни. Мне доподлинно известно, что он убил по меньшей мере одну женщину. Уберите его из округи, или я убью его.
Мак Моуэтт потер подбородок.
- Черт возьми, Чантри, ты мне нравишься! Точно говорю, нравишься. Ты настоящий мужик. Но у меня есть мои парни, а когда ты ведешь такую команду, ты должен вести ее, должен держаться впереди всех. Не знаю... Правда, не знаю. А почему бы вам с Марни не убежать? В долине Сан-Луис есть проповедник, а в Санта Фе и подавно.
- Это моя земля, Моуэтт. Я вернулся домой. Если твои парни хотят войну, они ее получат. Мой вам совет - держитесь Строуна. Он и ваш сын Фрэнк - единственные мужчины в этой компании.
Моуэтт пожал плечами. Он сделал свой выбор.
- Ты со своими фермерами, Чантри, многого не стоишь. Мои ребята перебьют вас, как куропаток.
- Значит, война?
- Война, - ответил Моуэтт. - Но вот что я тебе скажу, Чантри: если ты каким-то образом останешься жив, и Марни захочет видеть в тебе своего мужчину, считай, что ты получил мое разрешение. Если так оно и выйдет, постарайся сделать ее счастливой. Она хорошая девушка.
Чантри повернулся и вошел в лес. Он ничего не выиграл.
Он медленно и осторожно пробирался обратно к своему коню, в каждую секунду ожидая выстрела.
Он уловил смутный отсвет луны на отполированной коже седла и услышал, как вороной переступил копытами. Что-то мелькнуло в ночной тьме, и низкий голос произнес:
- Мне всю жизнь хотелось убить большого человека, одного из самых известных ганфайтеров, и вот почему: я всегда считал, что вся их меткость и быстрота - не больше, чем пустые разговоры. Ты знаешь, кто я, Чантри? Я Трэшер Бейнс, и ты у меня на мушке.
Внезапно Чантри почувствовал огромную усталость. Ему все надоело. Почему люди - такие неисправимые идиоты? Он никого не хотел убивать. Ему приходилось стрелять на войне - и не на одной, ему приходилось стрелять на службе закону, но он не хотел, никогда не хотел, прославиться как убийца.
Трэшер Бейнс стоял в темноте. Трэшер Бейнс заметил Чантри и ждал, что тот ответит, потому что по ответу узнает его точное местоположение.
Оуэн Чантри тоже ждал, прислушиваясь к малейшему звуку. Если Трэшер шевельнется... Справа от Чантри стояло дерево, слева футов на шесть протянулась полянка, а за ней - его конь.
Трэшер снова заговорил. На сей раз голос его прозвучал на тон выше.
- В чем дело, Чантри? Испугался? Боишься разговаривать со мной? Я убью тебя.
Чантри не двигался. Его винтовка была направлена на голос, палец на спусковом крючке, свободный ход подтянут... Он знал, что стрелять нужно будет немедленно и стрелять три раза - один на голос, второй - ниже и правее, а третий левее.
Если он попадет с первого выстрела, и Трэшер начнет падать, у Чантри будет хорошая возможность всадить вторую пулю.
- Трусишь, да?
Сейчас сбегутся все. Это дело времени.
Чантри выстрелил на звук. Один раз, потом второй и третий - так быстро, как мог передергивать затвор. Затем он подошел к коню, одним рывком развязал узел и забрался в седло.
Позади что-то билось в кустах. Потом затихло.
Оуэн Чантри знал где и как бежит тропа. Он погнал вороного галопом. Он сделал все, что нужно было сделать; то, что случилось сейчас будет лежать на их совести. Он и не надеялся, что сумеет отговорить их от драки, ибо знал человеческую натуру и знал, что нельзя требовать от нее слишком многого. И тем не менее он рассказал Маку Моуэтту о том, что его шайка выходит из подчинения.
Под деревьями он немного замедлил бег коня, но ехал так же ходко. Воздух был прохладным, легкий ветер с гор освежающим. Тропу заливал яркий свет луны.
Он попросил руки девушки прежде, чем попросил саму девушку или даже поговорил с ней о своей любви. Ну не дурак ли он? Сможет ли она, или любая другая женщина, полюбить его?
Сможет ли он быть достойным мужем Марни Фокс... если выживет?
Он объявил войну, и это была война одного против многих. Его война. Они убили его брата. Это его земля, из-за которой разгорелся спор. То, что оставил Клайв - его наследство, будь это сокровище, знания или мечта.
Дом ранчо не сгорел дотла, его твердые, хорошо подогнанные бревна выдержали, некоторые лишь обуглились. Выгорела часть крыши, но послеполуденный дождь, обычный в этих горах, потушил пламя. Чтобы починить дом нормальному человеку с инструментом потребуется пара дней, а чтобы полностью устранить последствия пожара - не больше недели.
Тем не менее, туда нельзя возвращаться, дом слишком уязвим.
Теперь банда Моуэтта будет за ним охотиться. Он спешился и отвел коня напиться. Отойдя подальше от воды, он вытянулся с седлом под головой и смотрел, как заходит луна.
Он задремал, проснулся, чтобы прислушаться к ночи, и вновь задремал. Он знал не только все звуки ночи, но и то, что они означали. Его конь тоже все время оставался настороже, как может вести себя лишь бывший дикий мустанг, слишком долго живший бок о бок с опасностью.
Чантри почти не помнил времени, когда спал всю ночь напролет. Он давно приучил себя просыпаться при малейшем звуке или дуновении ветра.
Когда небо только начало сереть на востоке, он сел, натянул сапоги и пару раз притопнул, чтобы они удобнее сели. Снова напоил коня, оседлал его и задумался.
Вероятно придется убить всех из банды Моуэтта, но он не желал такого конца, и тем не менее был один против многих. А поражение будет означать его смерть.
Он думал о предстоящем без сожаления и жалости. Единственное, что осталось теперь от недавнего джентльмена, - это его великолепный вороной конь.
Доехав до дома, он собрал несколько полусгоревших тряпок и связал их крепкой бечевкой, которой Керноган стягивал стебли кукурузы.
Затем Оуэн Чантри сел на вороного и выехал на битву. Не было ни развевающихся стягов, ни боевых труб, однако ирландцы привыкли бесстрашно воевать за заведомо проигранное дело.
Он выехал на битву, и его единственным оружием были хитрость и горький опыт прошлого.
Глава пятнадцатая
Во время долгой ночной поездки от ранчо до Потерянного Каньона Оуэн Чантри пересек каньон Ручья Индейки и на южном склоне повернул на запад, безостановочно исследуя местность.
Если они пойдут по его следам, они поедут там, где сейчас едет он, а они обязательно пойдут по следам, потому что иначе потеряют его.
В роще, из которой открывался вид на тропу на несколько сот ярдов назад, он спешился, приласкал вороного и поговорил с ним. Конь повернул голову и толкнул Чантри носом.
Трава вдоль здешних троп была высокая и более сухая, деревьев было меньше. Он взглянул на небо; по нему плыли обычные ватные комочки облаков. К полудню они разрастутся, и вероятно пойдет дождь.
Чантри знал способ запереть врагов в ловушке.
Он увидел поднятую всадниками пыль прежде, чем различил их. Тонкий темный столб, поднимающийся от сухой травы. Он подошел к коню, взял поводья и вспрыгнул в седло. Они шли по его следу, как он и рассчитывал.
Чантри послюнявил палец и поднял его. Ветер дул с востока, по направлению к Потерянному Каньону. Преследующая его шайка потеряет время на краю каньона, поскольку там тропа пролегала по скалам, и им в поисках следов придется спуститься в небольшой тупиковый каньон, пересекающий Потерянный.
Когда они проехали, он двинулся за ними. Действовать нужно быстро, потому что длина тупикового каньона была не больше мили.
Увидев их следы, Чантри натянул поводья и определил поперечную линию по отношению к меньшему каньону, затем зажег спичку и поднес ее к свертку, который сделал из собранных в доме полуобгоревших тряпок и сухой травы. Сверток был большим и чтобы поджечь его, у него ушло больше времени, чем хотелось бы. Когда тряпки разгорелись, он прыгнул в седло, накинул другой конец бечевки на луку и повел коня на запад, волоча за собой горящий сверток. Ветер не был достаточно сильным, но огонь поднимет свой ветер.
Он вел вороного поперек входа в тупиковый каньон, и вначале занялась трава, за ней кустарник. Чантри перевел коня на рысь, и, проехав вход, отвязал бечевку. Затем развернулся и быстро поехал прочь. Через полмили оглянулся. Сзади поднимались клубы дыма, он увидел внезапную стрелу огня, когда полыхнуло сухое, смолянистое дерево.
Он понимал, что не причинит им вреда. Это были слишком опытные люди. Они найдут место, где огонь не занялся либо переждут его в небольшом пруде на краю каньона. Все, что он хотел, - это не дать им успокоиться, заставить их все время ожидать нападения. Пусть знают, что легко им не будет, пусть думают о возможности поражения, о смерти. Пусть попотеют, пусть охота за ним опротивет им так, что они сбегут.
Чантри ехал рысью, высматривая тропу к лагерю. Он не боялся, что пожар перекинется в Потерянный каньон, потому что путь ему преграждали голые скалы тупикового каньона.
Я подкидывал в костер хворост, когда увидел, как он спускается по склону. Похоже, сколько и где бы он ни ездил, он всегда будет сидеть в седле, как на военном параде. Я даже позавидовал ему. Он, конечно же, был джентльменом, хоть и потертым на обшлагах.
- Чувствуете дым? - спросил я его.
- Не волнуйся, Доби. Огонь прекратится через несколько минут.
От ручья к нам шла Марни, на ходу причесывая волосы. Радость в ее глазах беспокоила меня еще больше, чем сам Чантри. Что она нашла в нем, таком старом?
- Как Керноган? - спросил Чантри.
- Ему лучше. Он съел суп и попил кофе. Думаю, дел идет на поправку. Она взглянула на его осунувшееся лицо, кажущееся еще более худым в утренних лучах солнца. - Ты хоть немного спал, Оуэн?
Надо же, называет его по имени!
- Достаточно много. Но если у вас найдется что-нибудь поесть...
- Все готово.
- Где старик?
- Исчез в лесу.
На земле прыгали солнечные зайчики, пробивающиеся сквозь листву. Чантри немного поел, потом уселся с винтовкой на коленях. Кажется, он никогда с ней не расставался. И пусть даже сейчас ему хотелось спать - в любую секунду он готов был встрепенуться и открыть огонь.
Подошла Марни, чтобы налить ему новую кружку кофе, но он уже спал.
- Он совсем устал, - заметил я. - Скорее всего, скакал всю ночь. Хотел бы я знать, чем он занимался.
- Я рада, что он вернулся, - сказала Марни. - Вместе с тобой и стариком...
- Не нравится мне этот старик. Говорит, что живет здесь чуть ли не со времен потопа, но я его тут не видал. Не знаю, что у него на уме, - вряд ли что-то хорошее, да и сам он...
- Он говорил, как его зовут?
- Упоминал пару имен, да ни одно из них не его, это точно. Когда он говорил их, то вроде как улыбался. Он их даже и не помнит как следует. Не верю, что он тут долго живет. Мы бы его видели.
- Доби, сколько медведей ты видел в этих горах?
- Вообще ни одного. Коугаров тоже, но они здесь водятся.
- Правильно.
Я взглянул на нее как-то по-другому.
- Понял, что вы хотите сказать, - признался я. - Он вроде как коугар или медведь. Если я их не видал, это не значит, что тут их нет.
Он подошла к отцу. Он открыл глаза и посмотрел на нее. Этим утром он не бредил и казался лучше, как она и сказала. Никогда не чувствовал себя в своей тарелке рядом с больными, потому что не знал, что с ними делать. Несколько раз собирался спросить отца, чтобы он объяснил мне, да наблюдал, что в таких случаях делают другие. Особенно женщины: они, похоже, от рождения знают, как обращаться с больными, но почему знают - хоть убейте не понимаю.
Я взял винтовку и пошел к ручью, чтобы прислушаться к окрестностям, но ручей звенел так громко, что слышно было плохо. Тогда я прошелся с полмили вверх по течению, но не увидел ничего, кроме множества форели в воде, а когда вернулся обратно в лагерь, Чантри уже проснулся и чистил револьверы. Никогда не видел, чтобы человек так трясся над револьверами. И еще над конем. Проходя мимо него, я по этому поводу что-то высказал, и Чантри взглянул на меня.
- Мы ими живем, Доби. Человек без оружия и лошади в этих краях полностью беспомощен. Позаботься о них, и они позаботятся о тебе.
Конечно, то, что он сказал, имело смысл, но все равно слишком уж он над ними трясся. Отец тоже всегда меня ругал - не мог видеть, как я ставлю нечищенное ружье после охоты.
Потом вернулся старик, он все время хихикал. Налил себе кофе, посмотрел на Чантри и захихикал еще сильнее.
- Ну ты и сыграл с ними шутку, - сказал он. - Отличную шутку. Та шайка рвет и мечет. Ты загнал их в пруд, а некоторых - даже по уши. Ты здорово их осадил.
Когда мы спросили, что случилось, старик рассказал, как Чантри устроил пожар.
- Я и сам в них пальнул, - сказал старик, - просто для острастки. Я был далековато для хорошего выстрела, но одного из них задел. Здорово задел - выбил у него из рук винтовку, и он кинулся в кусты, словно заяц. Потом, правда, вернулся за винтовкой, но ее кто-то уже забрал.
- Прекрасно, - улыбнулся Чантри. - Не каждый день находишь хорошую винтовку.
Это точно, и я пожалел человека, который потерял ее, одновременно радуясь, что эту винтовку в нас уже не нацелят.
Чантри посматривал на старика и наконец спросил его, когда он сюда приехал. А старик наклонил голову и глаза его хитро засверкали. Он глотнул еще кофе и ответил:
- Я не обращаю внимания на годы. Не видел ни часов, ни календаря с тех пор, как был мальчишкой. Но вот что я вам скажу: когда я впервые появился на сухой стороне, то был уже мужчиной и мог справиться с любым, кто придет по мою душу. Только никто не пришел.
- Но ты был знаком с Клайвом?
- Я знал его. Он был книжным червем, но при этом хорошим парнем... да, хорошим парнем. У него всегда был готов для меня кофе - никогда не ждал, пока он его приготовит. Один раз путешествовал с ним в Мексику. С ним и еще одним парнем по имени Моуэтт. Но нас прогнали. За нами долго гнались, но у Клайва был друг - индеец отоми, он знал местность и вывел нас оттуда. В драке его убили, однако перед смертью он рассказал Клайву о каких-то бумагах. Индеец видел, что тот все время читает, и расссказал, что у его племени тоже есть бумаги и где они спрятаны. Древние бумаги, разная резьба и все такое прочее.
Ну, Клайву ничего не оставалось, как отправиться искать их, и он нашел. И не только это, а еще кучу неприятностей впридачу. Клайв Чантри построил хижину на уступе горы и зарыл либо спрятал то, что нашел.
- А много у него было золота? - вставил я.
Старик засмеялся.
- Золота? Малыш, там и наперстка не наберется. Я-то уж знаю! Я был с ним! У нас троих было немного золота, пока не случилась та драка в Мексике, тогда нам повезло, что вообще удрали! У нас были лошади и два мула, на них мы нагрузили припасы. Везли порох, свинец и больше ничего. Золото? Чепуха!
Вот такие дела! Если только он не врал или сам не перепрятал золото. Я взглянул на него еще раз. Может он и старый, но хитрый, как лис.
- Ни разу не слыхал про индейцев отоми, - пробормотал я.
- В Мексике много племен, - сказал Чантри, - и у каждого свой язык. Я ничего не знаю про индейцев отоми, слышал только, что их язык отличается от других, у него нет родственных языков среди других индейских наречий. Правда, это могут быть лишь слухи.
- Тот отоми был хорошим парнем, - сказал старик, - но бродягой, каких свет не видывал. Никак не мог усидеть на одном месте.
- И все-таки я верю, что золото было, - объявил я. - Или драгоценные камни, или что-нибудь в этом роде. Не представляю, зачем человеку тащить всю дорогу из Мексики какие-то старые бумаги. Мне вот только интересно, куда он их закопал?
Старик пожал плечами.
- Кто знает? Клайв умел хранить тайны. Никто не знал, куда он их спрятал. Не найдешь.
Чантри отошел под деревья и завернулся в свои одеяла, а старик остался сидеть у костра, смотрел в тлеющие угли и разговаривал сам с собой. Я взял винтовку и опять пошел на разведку к краю каньона. Добравшись, устроился среди скал и кустарника и принялся следить за тропами.
Банда была гнусная, и я не доверял им ни на грош. Чантри сказал, что поговорил с Моуэттом, но я не знал, верить ему или нет. По-моему, нельзя просто так прийти в лагерь к преступникам и поговорить с главарем, тебя же убьют в ту же секунду. А может и поговорил.
И старика я не мог раскусить. Трудно поверить, что он здесь прожил так долго, а мы его даже не заметили. А там кто его знает... Марни правильно сказала насчет медведей и коугаров - если они могли жить, скрываясь в лесу, почему этого не мог сделать старик? Эта идея пришлась мне не по вкусу - не очень-то приятно думать, что кто-то на тебя смотрит, а ты его не видишь. Я даже огляделся вокруг.
Я сидел, стараясь ни о чем не думать, а в голову стучалась одна мысль, которую я все время прогонял: оказывается есть люди, которые могут рисковать жизнью ради каких-то бумаг. Неужели они представляли для них такую ценность? Это было для меня внове.
Перехватив поудобнее винтовку, поглядел на тропу. Пыли нет. Дыма нет. И все же что-то меня беспокоило.
Нужно подумать и о еде. У нас ее осталось не так уж много. Может наловить рыбы? Я мог смастерить удочку и наловить речной форели - будет очень вкусно.
Я поглядел повнимательнее на тропу и все равно ничего не увидел. Изучил окрестности, потом выбрался из кустов и спустился обратно в лагерь.
Когда я подошел к костру, Оуэн Чантри чистил сапоги.
- Что-нибудь увидел, Доби? - спросил он.
- Все спокойно, - ответил я. - Что, вы думаете, они собираются делать?
- Если у них осталось хоть немного разума, в данную минуту они убираются прочь. Но я не думаю, что у них есть ум или они готовы признать, что зря потратили время, поэтому лучше всего им сейчас закопаться до тех пор, пока я не найду то, что они считают сокровищем.
- А не слишком ли долго это займет? - спросил я, думая как живой человек может прочитать мысли мертвого. Здесь десятки квадратных миль земли, трещины в скалах, дупла в деревьях - тысячи мест, куда можно что-то спрятать. Я так и сказал.
- Клайв знал меня, а я знал его, - согласился Чантри. - Он наверняка придумал какой-нибудь ключ, который бы поняли мы оба. Но я ничего не могу сделать, находясь здесь. Мне нужно подняться в хижину, осмотреться и постараться понять ход его мыслей.
- Как это? - спросила Марни.
Чантри положил тряпку, которой чистил сапоги.
- Я поставлю себя на его место. Он мог догадываться, что его убьют.
Марни вспыхнула.
- Я понятия не имела, что его застрелят. Понимаешь, они думали, что клад спрятан в его доме... на ранчо. Я тоже так считала.
- Ну и что? - Чантри холодно смотрел на нее в упор.
- Они сказали мне, что убьют его, если он не скажет, где клад, а я умоляла их не делать этого. Я познакомилась с ним во время конной прогулки, мы разговорились... Он был старше... Он показался мне гораздо старше тебя, Оуэн. Мне он понравился, он был настоящим джентльменом, а после того, как я побыла с ними... О, он мне понравился! Мне нравилось, что он обращался со мной, словно с леди, нравилось слушать его, узнавать новое. Как правильно вести себя, что носить. По-моему, Клайв знал про все на свете. И когда они сказали, что убьют его, я стала упрашивать их не делать этого, сказала, что сама попытаюсь найти клад. Они согласились.
Я спустилась вниз и сказала Клайву, что убежала, что боюсь их, и это была почти правда. Мне очень хотелось убежать, но я всегда боялась... всегда. Он оставил меня на ранчо, сказал, что защитит, пока не придумает безопасный способ вывезти меня отсюда. А когда он уходил, я искала сокровище, но единственное, что я обнаружила - его нельзя было спрятать в доме.
Мы много разговаривали. Неожиданно он показался мне очень одиноким. Чаще всего он говорил о тебе, Оуэн. Читал стихи и другие вещи. А когда я поняла, что в доме нет ничего ценного, я пошла к ним и все рассказала, просила за него, умоляла, но они не слушали. Думали, что я их обманываю. Наконец, Мак пообещал, что они ничего ему не сделают, по крайней мере, я так его поняла. А потом они убили его, обыскали дом и ничего не нашли... ничего.
А он был мертв. Клайв Чантри был мертв.
Глава шестнадцатая
Мак Моуэтт сидел, сгорбившись, на полене в Чертовой Дыре - небольшой низине по течению среднего рукава протекавшей по равнине реки. Над ним высилась тысячефутовая громада одинокой горы.
Место для лагеря было не слишком хорошим, и настроение у Моуэтта тоже было не слишком хорошим. Он хмуро глядел на пламя костра, а в голову шпорами вонзались слова Оуэна Чантри. Допустим, он говорил правду? Допустим, все поиски сокровища напрасны? Допустим, что все впустую ожидание, горести, потеря нескольких хороших парней, переделка, в которую они попали?
Все из них успели забраться в пруд, прежде чем приблизился пожар, но некоторые обгорели и теперь страдали от ожогов. Горящий лист поджег волосы Олли Фенелона раньше, чем он успел сбить пламя, и кожа головы сгорела. А бедро крупного коня Тома Фрики ожгла пуля, выпущенная неизвестно кем, неизвестно откуда.
Его собственная одежда еще не успела высохнуть, потому что большинство бросились в воду и погрузились по горло. Их одеяла были сырыми, вымокла и большая часть припасов. Пиерс Моуэтт, его двоюродный брат - лучший повар в команде - возился у костра, пытаясь что-нибудь приготовить. На углях стояло несколько кофейников, а потому жизнь скоро может показаться получше.
- Я убью его! - вдруг заревел Фрика. - Я сломаю ему ноги и поджарю на медленном огне!
Джейк Строун перекатил во рту табачную жвачку и сплюнул.
- Если у тебя появится такая возможность, лучше не пытайся встать с ним лицом к лицу.
- Думаешь, он такой уж непобедимый? - презрительно ухмыльнулся Фрика.
- Ага. Он лучший, кто мне встречался... не считая меня. - Строун был в благодушном настроении. - Он молодец. Возьми любое оружие - нож, револьвер или дубину - он отлично владеет любым.
- Я убью его! - повторил Фрика.
- Отец? - подал голос Фрэнк, и Мак Моуэтт взглянул на него. - Я еду в Санта Фе. Может в Эль Пасо. Приглашаю тебя.
Воцарилось минутное молчание, затем Мак двинул ногой.
- Не говори так, Фрэнк. Ты нужен здесь.
- Мне не нравится все это шараханье в кустах и все потому, что кто-то сказал, что где-то есть золото. Именно так он думал и чувствовал. Когда Фрэнк продолжил, он отчасти говорил для остальных. - Я хочу увидеть женщину. Я хочу увидеть огни города и поесть нормальной пищи, а не той, что мы готовим сами. У границы ходят дилижансы. Там есть скот, который можно украсть и продать на той стороне границы. И наоборот. Мы зря здесь тратим время, отец.
- Здесь должны быть горы золота, - сказал Мак. - Ведь в Мексике за ними гналась целая армия! Зачем бы им их преследовать? Неужели из-за тех дурацких бумажек, которые, как говорят, нашел Клайв.
- Кто сказал тебе насчет армии, отец? - мягко осведомился Фрэнк. - Это все сплетни, ты и сам прекрасно знаешь. А если у них было золото, почему они его не потратили? К чему зарывать его в землю? Разве мы зарываем деньги?
- Зачем их зарывать? - спросил Пиерс.
- Это-то я и имею в виду, - спокойно сказал Фрэнк. - К чему прятать золото? Если бы за ними была погоня, и им надо было облегчить груз вероятно. Если его так много, что невозможно везти - вероятно. Но если за Беном Моуэттом и Клайвом Чантри гналась армия, то куда она делась?
Фенелон поднял взгляд.
- Что ты хочешь сказать?
- За ними гналась армия, верно? В те дни это была испанская территория, верно? Так чего же они вдруг остановились? Моуэтта убили, а Клайв поселился здесь, значит, испанцы легко бы его нашли.
- Пошел ты к черту! - воскликнул Фенелон. - Мы знаем, что их преследовала армия! Ведь Чарли Адамс из Сокорро, он все об этом знает. Он говорит, что там были мексиканские солдаты, а он как раз в это время был на границе.
- Никакой границы не было, - спокойно произнес Фрэнк. - В те дни не было. Я слыхал, что Чарли появился в этих местах только перед войной.
Он вынул трубку и набил ее. Ему больше не хотелось разговаривать. Это были обозленные на жизнь неудачники, пусть себе поварятся в собственном дерьме. Сокровища! Потерянные шахты! Сколько таких историй он слышал? Некоторые имели смысл, некоторым можно было поверить, но большая часть полнейшая чепуха.
Фрэнк встал и направился к берегу реки. Едва он сделал шаг, как услышал гулкий стук. Фрэнк начал поворачиваться на звук, увидел, что происходит, и заорал что есть мочи:
- Бегите! Обвал! Бегите!
И они побежали во все стороны. Кто-то с размаха налетел на Фрэнка, и оба упали, растянувшись на земле, и вовремя - их едва миновал валун размером с хорошую лошадь. Он ударился о скалу и пролетел над их головами. Люди, проклиная все на свете, падали, сбитые с ног обломками камней. Кто-то закричал. Грохот прошел мимо, простучало несколько запоздавших камней, прошуршала галька, и все стихло.
Затем зазвучали проклятья.
- Помогите! - позвал чей-то голос. - У меня сломана нога.
Люди вылезали из реки, выжимая воду из одежды, садясь на землю, чтобы вылить ее из сапог.
- Где лошади? - заревел Мак Моуэтт. Проклятья продолжались.
- Разбежались, черт бы их побрал, - сказал Пиерс.
Костер был погребен под морем камней и гравия, ссыпавшихся с утеса. Пролитые кофейники были смяты или похоронены в камнях. Там же находились остатки еды.
Это был не слишком большой камнепад, но достаточно большой, чтобы распугать лошадей, стереть с лица земли лагерь и уничтожить ужин.
- Какого дьявола, - пробормотал Пиерс, - это должно было случиться сейчас?
- Случиться? Черта с два! - закричал Олли Фенелон. - Это не случилось! Это было подстроено! Кто-то нарочно столкнул на нас обвал.
Моуэтт выругался, а Фрика снова сказал:
- Я убью его, будь он проклят. Я убью его!
Джейк Строун собирал все, что можно было собрать из снаряжения и припасов. Когда Фрэнк подошел, чтобы помочь ему, Строун сказал:
- Эль Пасо звучит все лучше и лучше.
Строун нашел один помятый, но целый кофейник, остальные нашли или раскопали большую часть снаряжения. У одной винтовки был сломан приклад, а на одном из седел - деревянное стремя, но все это можно было со временем починить, в том числе и приклад.
Когда кофе закипел, пили его по очереди, потому что одного кофейника было мало. Ужин тянулся до одурения долго, но наконец они поели и устроились на ночь в сотне ярдов от бывшего лагеря.
Через час после полуночи все заснули, даже Мак, который, размышляя, сидел в сторонке.
Позже поднялась луна и осветила каньон и русло реки. Вдруг первозданную безмятежность горной ночи разорвал тяжелый грохот винтовочного выстрела, прозвучавшего неестественно громко в лунной тиши.
Том Фрика с яростным криком вскочил, и когда он выпрямился, пуля ударила в землю в дюйме от его ног. Он отпрыгнул, споткнулся о Фрэнка Моуэтта и повалился мешком. Прогремел еще один выстрел, и опять наступило спокойствие.
Еще не проснувшиеся, с красными от усталости глазами люди озирались, а с утеса чей-то голос насмешливо затянул:
- Мы на славу отдохнули, так давайте же споем...
Том Фрика разрядил винтовку на голос.
- Спокойной ночи, ребята, - это был Оуэн Чантри. - Утром можете поспать подольше.
Уайли с горечью выругался, и через минуту или две, все опять завернулись в одеяла. Но заснули они нескоро. Из темноты вышел Пиерс Моуэтт и зашагал по берегу, он разжег трубку, хотя опасался выстрела, однако выстрелов больше не было.
Вся штука в том, рассуждал Мак Моуэтт, что теперь никто не уверен в своей безопасности. Никто не зажжет спичку, не поставит на огонь кофейник или не сядет поест, не ожидая внезапной пули.
Есть два выхода: убраться с этих земель или выследить Оуэна Чантри и убить его. Он поделился с Томом Фрика...
- Есть еще один, - сказал Фрика. - Он неровно дышит к Марни. Если она вернется, он придет за ней.
- Нет! - Голос Моуэтта прозвучал решительно и твердо. - Марни - моя родственница, оставь ее в покое.
- Тогда готовь свои похороны, - сказал Фрика, но мысли не оставил. Если он получит Марни, он убьет двух зайцев: попользуется девчонкой и заманит Чантри в ловушку... сладкую ловушку.
Джейк Строун - крупный, сильный, опытный, участвовавший в нескольких местных войнах за землю и отсидевший в двух тюрьмах - взглянул на Фрику. Том Фрика мог кому-то показаться таинственным, но Джейк читал его, как открытую книгу. Он с отвращением отвернулся и закрыл глаза. Когда находишься по ту сторону закона, приходится делить компанию со всяким отребьем - вот в чем вся штука.
Рассвет пришел в лагерь в Потерянном Каньоне вместе с красноватым сиянием верхушек скал. Оуэн Чантри, который спал всего два часа, спустился к ручью, умылся студеной водой и промыл глаза. Он встал, стряхивая влагу с пальцев. Проблема была в том, что и противник мог ответить тем же, чем ночью занимался он.
Пора переносить лагерь. Керноган выздоравливал и набрал достаточно сил, чтобы сесть на лошадь, если ехать придется не слишком далеко. Чантри посмотрел на белку, выскочившую из скал рядом с водой, и повернулся к лагерю.
Он устал, очень устал, и усталость давала о себе знать. Тем не менее он понимал, что ему придется продержаться несколько дней... он должен продержаться несколько дней.
- Десять, - сказал он вслух. - Десять, одиннадцать, двенадцать...
Что хотел этим сказать Клайв? Вчера он опять едва не уловил ускользающую мысль, но она опять исчезла, так и не отпечатавшись в сознании.
Он прошел в лагерь и сел. Марни уже встала и расчесывала волосы. На них играло пробивающееся сквозь листву солнце, и Чантри залюбовался ею. Каждое ее движение было необычайно грациозным.
- Доброе утро, - тихо сказал он.
- Где ты был прошлой ночью? Я беспокоилась.
Он мягко рассмеялся.
- Пел колыбельную тем парням.
Она непонимающе посмотрела на него. Он взял томик стихов и пролистал его. Клайв часто читал этот томик, его любимым был "Локсли Холл", Оуэн тоже очень любил его. Рядом лежал "Мармион" Вальтера Скотта с подогнутыми страницами и пометками Клайва. Чантри неожиданно остро почувствовал одиночество. Он больше никогда не увидит Клайва.
Вдруг он понял. Оуэн неожиданно понял, где находится спрятанное сокровище Клайва Чантри.
Глава шестнадцатая
Мак Моуэтт сидел, сгорбившись, на полене в Чертовой Дыре - небольшой низине по течению среднего рукава протекавшей по равнине реки. Над ним высилась тысячефутовая громада одинокой горы.
Место для лагеря было не слишком хорошим, и настроение у Моуэтта тоже было не слишком хорошим. Он хмуро глядел на пламя костра, а в голову шпорами вонзались слова Оуэна Чантри. Допустим, он говорил правду? Допустим, все поиски сокровища напрасны? Допустим, что все впустую ожидание, горести, потеря нескольких хороших парней, переделка, в которую они попали?
Все из них успели забраться в пруд, прежде чем приблизился пожар, но некоторые обгорели и теперь страдали от ожогов. Горящий лист поджег волосы Олли Фенелона раньше, чем он успел сбить пламя, и кожа головы сгорела. А бедро крупного коня Тома Фрики ожгла пуля, выпущенная неизвестно кем, неизвестно откуда.
Его собственная одежда еще не успела высохнуть, потому что большинство бросились в воду и погрузились по горло. Их одеяла были сырыми, вымокла и большая часть припасов. Пиерс Моуэтт, его двоюродный брат - лучший повар в команде - возился у костра, пытаясь что-нибудь приготовить. На углях стояло несколько кофейников, а потому жизнь скоро может показаться получше.
- Я убью его! - вдруг заревел Фрика. - Я сломаю ему ноги и поджарю на медленном огне!
Джейк Строун перекатил во рту табачную жвачку и сплюнул.
- Если у тебя появится такая возможность, лучше не пытайся встать с ним лицом к лицу.
- Думаешь, он такой уж непобедимый? - презрительно ухмыльнулся Фрика.
- Ага. Он лучший, кто мне встречался... не считая меня. - Строун был в благодушном настроении. - Он молодец. Возьми любое оружие - нож, револьвер или дубину - он отлично владеет любым.
- Я убью его! - повторил Фрика.
- Отец? - подал голос Фрэнк, и Мак Моуэтт взглянул на него. - Я еду в Санта Фе. Может в Эль Пасо. Приглашаю тебя.
Воцарилось минутное молчание, затем Мак двинул ногой.
- Не говори так, Фрэнк. Ты нужен здесь.
- Мне не нравится все это шараханье в кустах и все потому, что кто-то сказал, что где-то есть золото. Именно так он думал и чувствовал. Когда Фрэнк продолжил, он отчасти говорил для остальных. - Я хочу увидеть женщину. Я хочу увидеть огни города и поесть нормальной пищи, а не той, что мы готовим сами. У границы ходят дилижансы. Там есть скот, который можно украсть и продать на той стороне границы. И наоборот. Мы зря здесь тратим время, отец.
- Здесь должны быть горы золота, - сказал Мак. - Ведь в Мексике за ними гналась целая армия! Зачем бы им их преследовать? Неужели из-за тех дурацких бумажек, которые, как говорят, нашел Клайв.
- Кто сказал тебе насчет армии, отец? - мягко осведомился Фрэнк. - Это все сплетни, ты и сам прекрасно знаешь. А если у них было золото, почему они его не потратили? К чему зарывать его в землю? Разве мы зарываем деньги?
- Зачем их зарывать? - спросил Пиерс.
- Это-то я и имею в виду, - спокойно сказал Фрэнк. - К чему прятать золото? Если бы за ними была погоня, и им надо было облегчить груз вероятно. Если его так много, что невозможно везти - вероятно. Но если за Беном Моуэттом и Клайвом Чантри гналась армия, то куда она делась?
Фенелон поднял взгляд.
- Что ты хочешь сказать?
- За ними гналась армия, верно? В те дни это была испанская территория, верно? Так чего же они вдруг остановились? Моуэтта убили, а Клайв поселился здесь, значит, испанцы легко бы его нашли.
- Пошел ты к черту! - воскликнул Фенелон. - Мы знаем, что их преследовала армия! Ведь Чарли Адамс из Сокорро, он все об этом знает. Он говорит, что там были мексиканские солдаты, а он как раз в это время был на границе.
- Никакой границы не было, - спокойно произнес Фрэнк. - В те дни не было. Я слыхал, что Чарли появился в этих местах только перед войной.
Он вынул трубку и набил ее. Ему больше не хотелось разговаривать. Это были обозленные на жизнь неудачники, пусть себе поварятся в собственном дерьме. Сокровища! Потерянные шахты! Сколько таких историй он слышал? Некоторые имели смысл, некоторым можно было поверить, но большая часть полнейшая чепуха.
Фрэнк встал и направился к берегу реки. Едва он сделал шаг, как услышал гулкий стук. Фрэнк начал поворачиваться на звук, увидел, что происходит, и заорал что есть мочи:
- Бегите! Обвал! Бегите!
И они побежали во все стороны. Кто-то с размаха налетел на Фрэнка, и оба упали, растянувшись на земле, и вовремя - их едва миновал валун размером с хорошую лошадь. Он ударился о скалу и пролетел над их головами. Люди, проклиная все на свете, падали, сбитые с ног обломками камней. Кто-то закричал. Грохот прошел мимо, простучало несколько запоздавших камней, прошуршала галька, и все стихло.
Затем зазвучали проклятья.
- Помогите! - позвал чей-то голос. - У меня сломана нога.
Люди вылезали из реки, выжимая воду из одежды, садясь на землю, чтобы вылить ее из сапог.
- Где лошади? - заревел Мак Моуэтт. Проклятья продолжались.
- Разбежались, черт бы их побрал, - сказал Пиерс.
Костер был погребен под морем камней и гравия, ссыпавшихся с утеса. Пролитые кофейники были смяты или похоронены в камнях. Там же находились остатки еды.
Это был не слишком большой камнепад, но достаточно большой, чтобы распугать лошадей, стереть с лица земли лагерь и уничтожить ужин.
- Какого дьявола, - пробормотал Пиерс, - это должно было случиться сейчас?
- Случиться? Черта с два! - закричал Олли Фенелон. - Это не случилось! Это было подстроено! Кто-то нарочно столкнул на нас обвал.
Моуэтт выругался, а Фрика снова сказал:
- Я убью его, будь он проклят. Я убью его!
Джейк Строун собирал все, что можно было собрать из снаряжения и припасов. Когда Фрэнк подошел, чтобы помочь ему, Строун сказал:
- Эль Пасо звучит все лучше и лучше.
Строун нашел один помятый, но целый кофейник, остальные нашли или раскопали большую часть снаряжения. У одной винтовки был сломан приклад, а на одном из седел - деревянное стремя, но все это можно было со временем починить, в том числе и приклад.
Когда кофе закипел, пили его по очереди, потому что одного кофейника было мало. Ужин тянулся до одурения долго, но наконец они поели и устроились на ночь в сотне ярдов от бывшего лагеря.
Через час после полуночи все заснули, даже Мак, который, размышляя, сидел в сторонке.
Позже поднялась луна и осветила каньон и русло реки. Вдруг первозданную безмятежность горной ночи разорвал тяжелый грохот винтовочного выстрела, прозвучавшего неестественно громко в лунной тиши.
Том Фрика с яростным криком вскочил, и когда он выпрямился, пуля ударила в землю в дюйме от его ног. Он отпрыгнул, споткнулся о Фрэнка Моуэтта и повалился мешком. Прогремел еще один выстрел, и опять наступило спокойствие.
Еще не проснувшиеся, с красными от усталости глазами люди озирались, а с утеса чей-то голос насмешливо затянул:
- Мы на славу отдохнули, так давайте же споем...
Том Фрика разрядил винтовку на голос.
- Спокойной ночи, ребята, - это был Оуэн Чантри. - Утром можете поспать подольше.
Уайли с горечью выругался, и через минуту или две, все опять завернулись в одеяла. Но заснули они нескоро. Из темноты вышел Пиерс Моуэтт и зашагал по берегу, он разжег трубку, хотя опасался выстрела, однако выстрелов больше не было.
Вся штука в том, рассуждал Мак Моуэтт, что теперь никто не уверен в своей безопасности. Никто не зажжет спичку, не поставит на огонь кофейник или не сядет поест, не ожидая внезапной пули.
Есть два выхода: убраться с этих земель или выследить Оуэна Чантри и убить его. Он поделился с Томом Фрика...
- Есть еще один, - сказал Фрика. - Он неровно дышит к Марни. Если она вернется, он придет за ней.
- Нет! - Голос Моуэтта прозвучал решительно и твердо. - Марни - моя родственница, оставь ее в покое.
- Тогда готовь свои похороны, - сказал Фрика, но мысли не оставил. Если он получит Марни, он убьет двух зайцев: попользуется девчонкой и заманит Чантри в ловушку... сладкую ловушку.
Джейк Строун - крупный, сильный, опытный, участвовавший в нескольких местных войнах за землю и отсидевший в двух тюрьмах - взглянул на Фрику. Том Фрика мог кому-то показаться таинственным, но Джейк читал его, как открытую книгу. Он с отвращением отвернулся и закрыл глаза. Когда находишься по ту сторону закона, приходится делить компанию со всяким отребьем - вот в чем вся штука.
Рассвет пришел в лагерь в Потерянном Каньоне вместе с красноватым сиянием верхушек скал. Оуэн Чантри, который спал всего два часа, спустился к ручью, умылся студеной водой и промыл глаза. Он встал, стряхивая влагу с пальцев. Проблема была в том, что и противник мог ответить тем же, чем ночью занимался он.
Пора переносить лагерь. Керноган выздоравливал и набрал достаточно сил, чтобы сесть на лошадь, если ехать придется не слишком далеко. Чантри посмотрел на белку, выскочившую из скал рядом с водой, и повернулся к лагерю.
Он устал, очень устал, и усталость давала о себе знать. Тем не менее он понимал, что ему придется продержаться несколько дней... он должен продержаться несколько дней.
- Десять, - сказал он вслух. - Десять, одиннадцать, двенадцать...
Что хотел этим сказать Клайв? Вчера он опять едва не уловил ускользающую мысль, но она опять исчезла, так и не отпечатавшись в сознании.
Он прошел в лагерь и сел. Марни уже встала и расчесывала волосы. На них играло пробивающееся сквозь листву солнце, и Чантри залюбовался ею. Каждое ее движение было необычайно грациозным.
- Доброе утро, - тихо сказал он.
- Где ты был прошлой ночью? Я беспокоилась.
Он мягко рассмеялся.
- Пел колыбельную тем парням.
Она непонимающе посмотрела на него. Он взял томик стихов и пролистал его. Клайв часто читал этот томик, его любимым был "Локсли Холл", Оуэн тоже очень любил его. Рядом лежал "Мармион" Вальтера Скотта с подогнутыми страницами и пометками Клайва. Чантри неожиданно остро почувствовал одиночество. Он больше никогда не увидит Клайва.
Вдруг он понял. Оуэн неожиданно понял, где находится спрятанное сокровище Клайва Чантри.
Глава семнадцатая
Во всяком случае, у него был ключ. И даже с ключом понадобится много времени, чтобы найти спрятанное. Но Чантри уже понимал ход мыслей Клайва.
Клайв Чантри был ученым с выдающимися лигвистическими способностями. Он походя, не прилагая большого труда, выучил к пятнадцати годам несколько языков и продолжал изучать другие, если этого требовала его работа или просто возникал интерес. За несколько лет путешествий, большая часть которых прошла в Южной и Центральной Америке, а также Мексике, он выучил несколько индейских языков.
Хотя Клайв не был ученом в полном смысле этого слова, он отдавал себе отчет о требованиях науки, и потому в своих путешествиях он добирался до почти неизвестных мест и вступал в контакт с малоисследованными народами.
Там действительно может лежать сокровище.
Оуэн Чантри смотрел, как причесывается Марни, но мысли его были далеко, хотя девушка была очень красива.
Мак Моуэтт не простит ему ночное нападение, он просто не осмелится, если надеется остаться главарем шайки. Его парни разозлились и требуют мщения. И на этот раз они всерьез настроены убивать.
- Нам надо перенести лагерь, - неожиданно сказал Чантри.
- Куда? - спросил Доби. Он тихо сидел наедине со своими мыслями. - Как только мы выберемся на открытое место, нас всех перебьют.
Чантри взглянул на старика, который сидел, оперевшись на винтовку, и наблюдал за ними живыми серыми глазами.
- Вы лучше всех знаете местность. Здесь есть поблизости надежное укрытие?
- Парочка найдется. Тебе, наверное, хочется отправиться к хижине на плоскогорье? Там есть одно место...
- А как насчет воды? - протестующе сказал Доби. - Там нет воды.
По крайней мере, он не помнил, чтобы видел воду.
Старик засмеялся.
- Эх вы, молодежь! Да ведь вы не смотрите. У вас не глаз! Да там рядом с порогом полно воды! Справа, за кустами. Старый Клайв был не дурак! Человеку нужна вода, и он построил плотину. В овраге, чтобы задержать талую и дождевую воду. И сток для нее приготовил. И валун, чтобы, если надо, задержать сток. Позавчера шел дождь, поэтому вода будет. Галлонов пятьсот, а то и раза в два больше.
- Я не хочу, чтобы отца засунули в какую-то хижину. Если мы туда поднимемся, то попадем в западню.
- Не волнуйся, сынок. Чантри, ты служил в армии. У хижины можно устроить круговую оборону, организовать пути отхода. Да там есть места, где человек с винтовкой может обороняться от целой армии! Я вам покажу, где. И если вы на самом деле...
- На самом деле, - резко сказал Чантри. - Собираемся.
Через несколько минут они выехали - старик впереди, за ним Марни и Керноган, потом Доби. Замыкал кавалькаду Оуэн Чантри. Он держался далека позади, чтобы в случае необходимости прикрыть отход.
- Не то время выбрали, - ворчал старик. - Ночью я бы спокойненько вас туда провел, а сейчас нужно держать ухо востро, вроде как остерегаться.
- Мы можем остановиться где-нибудь по дороге, - сказал Чантри. Только бы убраться отсюда!
Старик сплюнул, поудобнее перехватил винтовку, потом сказал:
- Знаю я такое местечко! Им потребуется неделя, чтобы нас там найти.
- Далеко?
- Мили четыре, пять. Около того. - Он указал вперед длинным, костлявым пальцем. - На юге.
Старик вел караван вниз по каньону. К их удивлению, склоны каньона постепенно становились более пологими, и скоро он начал превращаться в небольшую долину со сменяющими друг друга лугами. Старик обогнул низкий холм, провел их вверх по склону, и они въехали в лес.
Чантри держался сзади, не выпуская из рук винтовку. Он беспокоился. Они слишком легко покинули каньон, хотя все его чувства подсказывали ему, что беда рядом. И все же старик был хитер. Весь путь они проделали под прикрытием скал или деревьев, так что оставался шанс, что им удалось ускользнуть незамеченными.
День был жарким и безветренным. Все кругом было спокойно, слишком спокойно. Он послал коня рысью, чтобы догнать остальных. Доби вел вьючных лошадей, включая собственную гнедую.
Сколько людей осталось в шайке Моуэтта? Несколько человек были убиты, хотя он знал только о трех. Несколько раненых...
Чантри пригнул голову по нависающей над тропой веткой, взглянул на Доби с вьючными лошадьми и на изгиб тропы, где солнце поймало волосы Марни, и они блеснули рыжим, ну, не совсем рыжим, и однако...
Он услышал незнакомый звук и резко обернулся в седле.
Ничего...
Пробежал зверь? Вспорхнула птица? Или зашуршала ветка, колеблемая ветром? Въехав в густую рощу, он снова осадил коня и огляделся - ничего.
Чантри галопом проскакал маленький луг и опять оглянулся.
Куда ведет их старик? До этого они медленно продвигались вперед, чтобы воспользоваться малейшими укрытиями, и, должно быть, проехали три или четыре мили. Теперь укрытий не будет, во всяком случае, надежных. Здесь росли, в основном, кедры и сосны. Земля была скалистой и безводной. Ничьих следов Чантри не заметил.
Он снова оглянулся. Никого.
Оуэн Чантри вытер пот с лица и пожалел, что у него не было шляпы. Он на несколько дней взял шляпу у Керногана, но она осталась в доме. Свою он потерял, когда ехал на север.
Становилось все жарче. Из травы выпрыгнул кузнечик. Над головой кружил стервятник. Чантри снял сюртук и положил его перед собой на седло.
Наконец они добрались до пещеры, которая сплошной стеной была заслонена деревьями. Старик, довольный собой, рассмеялся:
- Это место ниоткуда не увидишь. Надо знать, что оно здесь, либо просто на него наткнуться. Тут останавливались индейцы. Мы здесь переждем, и пускай они на нас охотятся. А завтра перед рассветом тронемся.
Они не разговаривали. Поели, потом отдыхали, спали. Время от времени Чантри или старик выскальзывали за деревья и уходили вниз или вверх по каньону, приглядываясь, прислушиваясь...
Позже, они лежали, когда на скалах наверху послышался стук копыт. Затем он затих.
- Черт побери, - сказал кто-то. - Они не могли спуститься вниз. Это же западня!
- Будь я проклят! - отозвался кто-то еще. - Они же не исчезли просто так! Они где-то рядом.
- Ты видел следы? Мне попалось несколько вон там, в пыли, но они пропали. Во всяком случае сюда они бы не сунулись. Эта дорога ведет на равнину, там негде спрятаться! По-моему, они поднялись наверх, где видно все вокруг.
Затем всадники уехали, и Чантри поставил винтовку на землю. Солнце медленно заходило, окрашивая вершины гор золотом и охрой.
Старик поднялся на скалы. Когда он вернулся, покачал головой:
- Никого не видно. Можем попить кофе да поесть, потому что к хижине дорога дальняя.
На небе высыпали звезды. Крохотное пламя костра потерялось в громадной темноте. Воздух вокруг пещеры был влажным благодаря ручью и растущей на нем траве. Лошадей привязали возле воды - они могли вволю пить или плескаться.
Чантри подошел к Керногану. На его осунувшемсе лице с ввалившимися глазами играло изменчивое пламя костра.
- Как ты? - спросил Чантри.
- Нормально. Есть кое-какая усталость, но рана заживает.
- Нам завтра предстоит долгий путь.
- Я так и понял. Вперед, мистер Чантри, я не стану вам помехой.
Он несколько минут помолчал, а Чантри сидел на бревне рядом и прихлебывал кофе.
- Как там мой мальчик? - спросил Керноган.
- Он молодец. Работает за двоих. О нем не стоит беспокоиться.
- Еще бы. Хотя все равно беспокоишься. Для парня его возраста тяжелые времена - нет ни приятелей, ни подружек, ни танцев, ни школы - ничего такого. Да он лет с восьми не видел корзину для пикников.
- Это будет чудесная земля, - сказал Чантри. - Скоро сюда приедет много людей. В долине Сан-Хуан уже собралось множество, а несколько лет назад человек по имени Бейкер провел партию в горы Сан-Хуан. Мы первые. Скоро у Доби будет куча приятелей.
Они выехали, как только поднялась луна. Впереди шел Чантри - он начал с резвой рыси и долго не сбавлял хода. Тропы были узкими, но хорошо виднелись в лунном свете.
С Чантри поравнялся старик
- Езжай осторожней, молодой человек. Эти парни могут быть повсюду.
Время от времени Чантри натягивал поводья, прислушиваясь, принюхиваясь к дыму костра.
Он сомневался, что банда ушла так далеко на восток, но осторожность не мешала.
Ночь была тихой и прохладной, почти холодной. Вершины гор резко вставали на темно-синем, усыпанном звездами небе. Тишину не нарушало ничего, кроме стука копыт и скрипа седел. Однажды Керноган кашлянул. Оуэн Чантри смотрел вперед, винтовка удобно лежала в его руке.
Старик ушел в хвост каравана, чтобы на какое-то время сменить Доби с вьючными лошадьми, и мальчик выехал вперед и тихо спросил Чантри:
- Как вы думаете, где они?
- Не знаю.
Костер погас.
Мак Моуэтт сидел сгорбившись, привалившись спиной с стволу дерева, и жевал оленину. Он чувствовал себя злым, раздраженным и старым.
Фрэнк исчез. Вышел из игры. Мак так до конца и не верил, что Фрэнк уйдет, хотя было очевидно, что затея с золотом ему не нравится. Мак злился, будто старый гриззли с больным зубом. Он уставился на Олли Фенелона, который втирал какую-то дрянь в воспаленную кожу скальпа, и теперь она стала отходить клочьями. Потом перевел взгляд на Пиерса и на костер.
Джейк Строун отошел от остальных и сидел в стороне. Во всяком случае, Строун был мужчиной. И сейчас Моуэтту особенно вспомнился совет Чантри: быть поближе к Строуну и подальше от остальных.
Скольким из своих людей он мог доверять? Он знал ответ - возможно, ни одному, если только это не его родственники, да и тем не полностью. Ему припомнились потери: убитые, раненые, парень со сломанной ногой... Чантри их переигрывал. Это терзало его. Они проведут в холмах слишком много времени и ничего за это не получат. Даже несмотря на его аргументы, некоторые из его парней начали сомневаться, а есть ли вообще сокровище?
Фрэнк исчез. Моуэтт знал, что многие из шайки любили и уважали Фрэнка. На него можно было положиться. Он был рядом, и ты знал, что он рядом. Строун был всего лишь ганфайтером-бродягой, а Том Фрика вообще перестал обращать внимание на указания Моуэтта.
Он поднял к губам кружку с кофе и в этот момент услышал лошадей. Том Фрика вскочил на ноги, словно кошка. Моуэтт бросил кружку на землю и быстро встал.
Чантри замедлил ход коня и старик поравнялся с ним. Доби оглянулся на отца. И в следующий момент они оказались в лагере Моуэтта.
Шок был обоюдным. Первым пришел в себя Фрика, который, вскочив на ноги, схватился за револьверы, но Оуэн Чантри уже быстро двинул коня вперед, и тот плечом ударил Фрику в ту секунду, когда он поднимал оружие. Ганмен был сбит на землю и всем корпусом ударил Строуна, который только-только начал подниматься на ноги.
Уайли, стоя, поудобнее перехватил винтовку. Держа свою одной рукой, как пистолет, Чантри направил ее на него и выстрелил. Уайли издал задыхающийся крик и упал навзничь с окровавленной грудью и раскинутыми ногами. А затем началось светопредставление: грохот выстрелов, вопли, крики, ржание, отпрыгивающие люди и атакующие кони. Мак Моуэтт бросился вперед, выстрелил и тут же отскочил, чтобы не быть сбитым вьючной лошадью.
Затем все кончилось.
Это были две дикие, сумасшедшие минуты стрельбы, людских криков и лошадиного ржания. Потом стрельба затихла, осталась горящая одежда, расплесканный кофе, и люди Моуэтта стали появляться из-за раскатанных бревен костра.
Всадники умчались. Фрика, стоя, все еще искал по земле потерянные револьверы. Найдя их, он повернулся и побежал к лошадям.
Моуэтт ругался и выкрикивал приказы.
- Ну-ка все по коням! - орал он. - Ловите их, черт вас дери! Ловите их!
Все кидались выполнять приказы.
Строун встал и стряхнул с одежды пыль и грязь. Остальные, за исключением Мака Моуэтта и Пиерса, который с сожалением смотрел на последний раздавленный копытом кофейник, уже ускакали. Мак направился было к собственной лошади, но заколебался. Через пару секунд подошел к собственной кружке, увидел, что она перевернута и выругался.
- Пусть себе едут, Мак, - посоветовал ему Строун. - Ни хрена они не найдут, а если и найдут, то тут же пожалеют об этом.
- Думаешь, они это нарочно сделали? - спросил Пиерс.
- Не-а, - сказал Строун. - Они наткнулись на нас случайно. - Он показал кивком головы на тело Уайли. - Лучше погляди на него. По-моему, он покойник: Оуэн Чантри не часто промахивается.
Пиерс подошел к упавшему бандиту.
- Мертв, как дохлая мышь. Похоже, пуля прошла сквозь сердце. - Он повернулся к Маку. - Давай-ка убираться отсюда. Следующий труп может быть наш.
Убираться? - загремел Моуэтт. - Да будь я проклят, если это сделаю! Говорю я вам, здесь есть золото. Золото!
Джейк Строун огляделся.
- Ну и что из того? Сколько, по-твоему, ты протянешь со своей шайкой? Большинство их убьет тебя за те несколько монет, что звенят у тебя в кармане. Мое мнение: надо уходить и пока здесь не появляться. А потом мы, несколько человек, которые доверяют друг другу, тихо-спокойно возвращаемся.
Пиерс кивнул.
- Мне нравится эта идея. По-настоящему нравится. К этому времени у Чантри будет золото, и мы поймаем их врасплох.
- А наши согласятся уехать без золота? - спросил Моуэтт.
- Возможно уедут... Кроме Фрики. Этому нужна Марни.
- Что? - Моуэтт поднял голову. - Том Фрики? Я сначала убью его!
- А ты за ним ничего не заметил? - спросил Строун. - Он ненормальный. У него не все в порядке с головой.
- Я убью его, - пробормотал Моуэтт.
- Может и убьешь, - тихо отозвался Строун. - Может и убьешь.
Глава восемнадцатая
Хижина на плоскогорье спокойно стояла под рассветным солнцем. Ее охраняли высокие сосны - неприступные, как монахини на молитве. Листья осин дрожали под ветром, и высокие вершины далеких гор были покрыты золотом рассвета.
Усталые лошади вошли в тишину, довольные близостью воды и отдыха.
Оуэн Чантри спешился и помог сойти с седла Марни на секунду раньше Доби. Тот нахмурился и, сделав вид, что вовсе не собирался помогать ей, подошел к отцу помочь сойти ему, и, полунеся на себе, завел в хижину.
- Старик, - сказал Чантри, - поехал бы ты разведал вокруг. Огляделся бы. Ты среди нас, наверное, лучший разведчик.
- Может и лучший, да ты и сам ничего. Здесь нам некого бояться. Человек, конечно, может сюда подняться, но наделает кучу шума, продираясь через кусты.
Когда с лошадей сняли вьючные мешки и занесли в дом, Керногану сделали постель. Оуэн Чантри взял винтовку и вышел на откос. От высоких горных масс тени тянулись на запад, где перед глазами открывались сотни миль земли. Откос сперва слабо клонился вниз, но потом заканчивался громаднейшим утесом высотой футов в двести.
И все же скалы утеса были неоднородными, но разбитые и в трещинах. Неожиданно рядом с местом, где встречались два уступа, он увидел пролом между валуном и выступающей частью стены.
Здесь было отличное место для снайпера - подъем мог контролировать однин человек с винтовкой, хотя троп здесь вилось несколько.
- Это буду я, - сказал он вслух. - Или старик.
К нему подошла Марни.
- Ты видел их?
- Они нас еще не нашли.
- Ты обнаружил, где искать его? Я имею в виду то, что спрятано?
- Думаю, теперь знаю.
Она посмотрела на лежащие внизу леса и луга.
- Это великолепно. Почему со всей этой благодатью, которую подарил нам Господь, на свете есть беды и неприятности?
- Это труднейший вопрос истории, Марни, вопрос, которые люди задавали себе во все времена, на протяжении всех веков. Многие люди хотят иметь то, что имеют другие. Люди часто жадные, ревнивые и мстительные существа. Либо они смотрят в огород соседа и думают, что трава там зеленее. Они преследуют пустые мечты, вот такие, например, как это "сокровище". - Чантри посмотрел на горизонт. - Умерли люди, целые месяцы "охоты" потрачены зря - чтобы получить то, чего не существует. И конца этому не видно.
Марни взглянула на него.
- Что с нами будет?
- Они придут за нами. Они посвятили себя определенному делу, и если сейчас бросят его, все их усилия пойдут прахом. Поэтому они его не бросят.
- Когда они придут?
- Не знаю. Но мы должны остановить их... если сможем.
- Надеюсь, Мак Моуэтт не придет с ними. Не хочу видеть, как его застрелят.
- Я тоже.
Лежащая внизу земля осветилась светом приходящего дня, светом посветлевших небес.
Это была хорошая земля, в основном, пастбищная, но то там, то здесь попадались клочки, на которых можно было выращивать богатые урожаи. Здесь мог прожить человек. А когда начнут разрабатывать минералы и полезные ископаемые дальних гор - а они обязательно будут - скотоводы могут продавать мясо шахтерам. И овощи, и зерно.
Чантри нагнулся и поднял горсть земли. Богатая... очень богатая. Здесь росло множество деревьев и растений. Могут вырасти и другие. Внизу в долине - тоже. Там протекло больше воды. Растения, которые дадут самый богатый урожай, можно выбрать, изучив те, что растут поблизости на той же самой воде и на той же самой воде.
Он облокотился о скалу и поставил винтовку рядом. Его глаза вновь обежали лежащую внизу обширную зеленую землю. Какое великолепное место выбрал Клайв Чантри для своей хижины! На свете не могло быть более великолепного и более обширного вида.
Он устал. Теплое солнце прогрело мышцы, и он расслабился.
- Когда все кончится, Оуэн, где ты будешь жить?
- Здесь... если выживу. Или там внизу.
И тогда он увидел их. Четыре всадника в маленькой компактной группе выехали из узкого оврага около каньона, пронеслись галопом через луг, въехали в рощу и появились опять.
- Марни? Посмотри!
Она взглянула туда, куда он указывал. Они ехали тесной группой, иногда растягиваясь, затем опять сходясь, как фигурки в танце.
- Отсюда, - спокойно сказала она, - это выглядит очаровательным!
- Да, - согласился он, наблюдая, как они исчезают и появляются.
- Сколько до них?
Он пожал плечами.
- Полторы-две мили. Теперь они замедлили шаг и, я думаю, смотрят на нас.
- Ты хочешь сказать, они видят нас?
- Нет. С такого расстояния нас не разобрать, но они смотрят наверх в поисках пути.
- Надо предупредить остальных, - сказала Марни.
- Хорошо. - Но он ждал, обыскивая глазами горизонт. - Знаешь, где-то другими путями идут остальные.
- Хочешь, я позову Доби?
- Нет, скажи, чтобы посмотрел как там его отец, потом нашел старика и работал с ним. Они должны прикрыть тропу со стороны ручья. Это может быть длинная драка, а может быть очень короткая.
Всадники приближались. Чантри поймал отблеск света от ствола винтовки. Он наблюдал за ними, и с этой позиции он почти всегда видел их.
Он прижал приклад к плечу, прижал щеку к ложе и навел прицел на всадников, ведя их. Они были еще слишком далеко для выстрела, и он не спешил. Да и не хотел зря тратить патроны.
Внезапно он встревожился. Всадники должны были знать, что они здесь. Всадники наверняка должны были знать, что сверху их хорошо видно. Тогда почему?..
Он резко повернулся и побежал к хижине.
Чантри подбежал к хижине и увидел сидящего в постели Керногана.
- Что случилось? Что такое? - спросил его Керноган.
Его винтовка стояла в углу около двери, и Чантри схватил ее левой рукой и перебросил раненому.
- У нас неприятности, - сказал Чантри.
Он вынырнул из двери и бросился к деревьям. Неожиданно там мелькнула тень. Чантри увидел поднимающийся винтовочный ствол и выстрелил от бедра. Пуля попала в дерево рядом с лицом человека и осыпала его щепками и корой. Чантри передернул затвор и снова выстрелил. Бухнула винтовка незнакомца, но звука пролетающей пули не последовало. Чантри увидел, что человек в деревьях прижался к стволу, обхватив его. Он смотрел широко открытыми пустыми глазами, его губы шевелились, но слов не было слышно, его слов уже никогда не будет слышно.
Оуэн Чантри пробежал мимо умирающего человека, прихватив по дороге его винтовку. Она оказалась системы "генри" - хорошей системы. Вдруг он остановился и вернулся к человеку, который уже наполовину лежал на земле, привалившись грудью и плечом к дереву.
Без сожаления или колебаний, он сорвал с него оружейный пояс. В нем, кроме кобуры, было двадцать патронов 44-го калибра.
Они все прекрасно рассчитали. Четверо всадников внизу, должно быть, ждали где-то в укрытии, пока остальные кружным путем добрались до тропы наверх. Пока Чантри наблюдал за четырьмя, эти люди окружили дом. К счастью, он вовремя разгадал их планы. Но разгадал ли?
Здесь должны быть другие. Где они? Где Марни? Где старик с Доби?
Ни звука, ни выстрела.
Был ли убитый или раненый им человек единственным около дома? Вряд ли. Где же другие?
Он пригнулся за толстой сосной в том месте, где на нее упала другая. Укрытие было почти идеальным.
Где-то впереди него раздался голос:
- Выходи, Чантри! Сдавайся! У нас мальчишка и Марни Фокс!
- Мак Моуэтт с вами? - отозвался Чантри.
Секундное молчание. Затем:
- Нет его с нами. Это совсем другое. Выходи или мы убьем их обоих.
- Хотел бы я услышать, как ты сказал бы это Маку Моуэтту, - крикнул он.
- Выходи. Бросай оружие и выходи.
Чантри чуть переместился, отыскивая место, откуда можно незаметно напасть, ощупывая глазами землю, чтобы определить, много ли шуму наделает, выдвигаясь вперед. Ему показалось, что он определил обладателя голоса.
Где старик? Знала ли о нем банда Моуэтта?
- Выходи, черт тебя побери, или мы начнем отрубать мальчишке пальцы!
- Кто убил Клайва? - спросил Чантри чуть слышно. - Я говорил, чтобы вы их - или его - повесили. Вы сделали это?
- Ты что, сошел с ума? Здесь командуем мы!
- Неужели?
Сколько их там? Вдруг Чантри стало совершенно ясно, что их там не больше трех, может быть, двое, и если они действительно поймали Доби и Марни, мальчик и девушка были не с ними.
Он быстро и бесшумно пробежал двадцать ярдов и присел на колено.
Где Моуэтт, Фрика и Строун?
Чантри готовился двинуться снова, когда услышал неожиданный грохот выстрела тяжелой винтовки и чей-то вопль. Затем раздались беспорядочный винтовочный залп, а после небольшого затишья - новый тяжелый грохот. Потом ругань.
С обеими винтовками он осторожно пополз в сторону шума. Вдруг он бросил собственную винтовку и бросил к плечу чужую. Несколько человек вырвались из кустов и бежали по диагонали к нему. Он открыл огонь. Один из них споткнулся и упал, другой быстро обернулся и выпустил в Чантри три пули. Что-то жестко ударило его, и он упал. Еще одна пуля сбила с дерева кору в том месте, где только что находилась его голова. Чантри снова выстрелил, но люди уже исчезли.
Он, поднимаясь, встал на колени, когда из кустов выскочил еще один и бросился прямо на него. Чантри махнул винтовкой и попал человеку по лодыжкам. Тот в вопле открыл рот, но Чантри уже прыжком вскочил на него и он упал. Человек попытался встать, попытался навести винтовку, и Чантри, у которого не было возможности по-настоящему размахнуться, всадил тому приклад прямо в подбородок.
Сам Чантри пошатнулся и оперся о дерево.
Человек, кем бы он ни был, отключился. Чантри забросил его винтовку в лес и сорвал оружейный пояс. Его левая нога жутко болела, однако крови не было.
Чантри решил, что запасная винтовка - непосильный для него лишний груз. Он прислонил ее к дереву, полускрытую низко нависающими ветвями.
Затем двинулся к другому дереву, затем к густым зарослям кустов. Теперь сквозь деревья завиднелся угол хижины. Он направился к ней, когда его остановил голос:
- Все, Чантри! Это Строун! Не двигайся!
Делать было нечего. Чантри оставалось только спокойно стоять, когда к нему подошли и отобрали оружие.
Глава девятнадцатая
Одно-единственное неверное движение - любое движение - и он труп. Со Строуном шутить нельзя. Он не был злобным человеком, но он убивал и будет убивать, и стрелял он как настоящий снайпер.
Двинуться означало умереть, а Оуэн Чантри не был готов умереть.
- Похоже, этот раунд за тобой, Джейк, - мягко сказал он. - Я надеялся, что тебя здесь нет.
- Он здесь, будь спокоен, и я тоже!
Это, должно быть, Олли Фенелон. Еще двое из банды Моуэтта приближались по лесу.
- Черт возьми! - воскликнул один из них, - это не буйволиная винтовка, это "генри"!
- Ну и что? Ты ведь ее слышал? Точно бухнула как буйволиная винтовка! Бухнула, как "шарпс" 50-го калибра! Я бы поставил...
- Мак хочет видеть тебя, Оуэн, - сказал Строун. - Иди спокойно и не заставляй меня убивать себя.
У Чантри не было другой возможности, кроме как подчиниться приказу.
Когда они подошли к лагерю Моуэтта, у горящего костра их ждал Мак.
- Ну, Чантри, - Моуэтт сидел, его сильные руки были сомкнуты на коленях, - ты доставил нам много неприятностей. Но теперь ты за все заплатишь.
- Всегда рад быть полезным, - сказал Чантри, садясь на камень. - Что я могу для вас сделать? Вот что могу посоветовать: если хотите покинуть эти земли, поезжайте по той тропе и...
- Оставить эти земли? На хрена нам их оставлять? - спросил Моуэтт.
- Ну, - на полном серьезе сказал Чантри, - мне кажется, что если ты хочешь, чтобы у тебя в шайке вообще остались люди, ты так и должен сделать. Я посчитал, что Строун поймал меня, потому что вам нужен проводник в горах, а это уж я умею.
- Черт тебя побери, Чантри, - сказал Моуэтт, - все, что нам от тебя нужно, это сокровище. Покажи нам, где оно спрятано, и мы тебя отпустим.
Чантри улыбнулся.
- Ну же, Мак, давай говорить по-честному. Вы меня никогда не отпустите. Ты прекрасно понимаешь, что если я достану оружие...
К ним присоединился Том Фрика.
- Без рук не достанешь! Что если мы отрубим тебе руки, Чантри? Сейчас у тебя две руки, но у меня есть охотничий нож, а у Пиерса есть топор, которым рубят дрова.
- Вот это в твоем стиле, Фрика, - спокойно ответил Чантри. - Ты готов отрубить мне руки, потому что знаешь, что я стреляю быстрее и точнее, чем ты. Ты боишься, Фрика. Ты просто-напросто боишься.
- Боюсь? - Фрика вытащил из костра горящую ветку. - У тебя сейчас два глаза. Хочешь остаться с одним?
- Брось ее, Фрика, - сказал Моуэтт. - Я могу убить человека, но будь я проклят, если буду его пытать.
- Тогда как ты собираешься найти сокровище? - спросил Фрика. - Думаешь он вот так все и расскажет?
- А почему бы и нет, Фрика? - спросил Чантри. - Моуэтт - джентльмен, Строун - человек, который держит свое слово. Я доверюсь любому из них. - Он вытянул перед собой раненую ногу. - Моуэтт, Марни и Доби у тебя?
- У меня. Поймал их вроде как врасплох. Да, Они все у меня. Вон там, внизу.
Моуэтт ткнул пальцем за спину.
- Отпусти их. Отдай им лошадей и пусть уходят вместе с отцом Доби. Тогда, если смогу, я отведу вас к тому месту, где лежит то, что спрятано.
- Думаешь, мы этому поверим? - с презрением сказал Фрика.
- Я ему верю, Фрика, - сказал Строун.
Моуэтт уселся поудобнее и вынул трубку.
- Я так считаю, Чантри: у нас есть ты. У нас есть они. Отец мальчишки довольно сильно болен. Нам незачем ни с кем спорить и незачем ни с кем заключать сделки. Или ты даешь нам то, что мы хотим, или мы просто дадим Керногану умереть. Мы даже можем пристрелить Доби.
Моуэтт несколько раз продул трубку, затем начал набивать ее табаком.
- Мы даже можем убить тебя.
- Можете, но вряд ли сделаете, - сказал Чантри. - И все потому, что ты любишь Марни.
- По-моему, ты не понял, - сказал Моуэтт. - Ты не в том положении, чтобы торговаться. Просто отдай нам сокровище, и у тебя больше не будет проблем.
- Отпусти моих друзей, - спокойно сказал Чантри, - потом повесь человека, который убил Клайва, - и я покажу, где скрыто сокровище.
- И ты собираешься слушать эти бредни? - фыркнул Фрика.
- Ну, не знаю, не знаю, - сказал Пиерс Моуэтт. - Кажется, сделка справедливая.
- Наверное, справедливая, - сказал Джейк Строун. - Мы ничего не имеем против мальчика или его папаши.
- Чантри - смутьян, - сердито сказал Фрика. - Вы что, не видите этого? Он старается стравить нас.
- По моему мнению, - сказал Чантри, - убийца должен сам набросить себе петлю на шею, просто чтобы помочь своим друзьям.
Он легко улыбался, но мысли его работали с лихорадочной быстротой.
- Где сокровище, Чантри, - напрямую спросил Моуэтт.
Чантри пожал плечами.
- Вы, ребята, задали мне столько работы, что у меня не было времени взглянуть.
Они забрали его револьвер, они забрали его винтовку, но где-то недалеко, с полмили, все еще стояла прислоненная к стволу захваченная им винтовка.
- Чантри, - Моуэтт говорил спокойно, тщательно подбирая слова. - Я хочу, чтобы ты понял одно: мы затратили очень много времени и сил и не допустим, чтобы они пошли впустую. Даю тебе еще один шанс. Найди то, что Клайв Чантри привез из Мексики. Если не найдешь, я не стану отдавать тебя своим парням, я пристрелю тебя собственноручно.
- Похоже, у меня мало выбора, - сказал Чантри, - но все, что у меня есть - это ключ.
- Какой еще ключ? - требовательно вопросил Пиерс.
- Я знаю, какой ключ, однако еще не могу прочесть его, - признался Чантри. - Хотите вы или нет, но мне потребуется время. Когда Клайва застрелили, он не был мертв, когда вы его бросили. Поэтому он оставил мне кое-что, над чем нужно подумать.
- Что у него могло быть, если мы его бросили умирать, - опять встрял Фрика.
- Он кое-что написал на крыльце. Он написал слово "десять".
Они непонимающе уставились на него.
- "Десять"? Что это значит? - потребовал ответа Фрика. - Десять чего?
- Вы читаете мои мысли, джентльмены, - произнес Чантри. - Десять чего? Тогда я подумал: если он хотел сказать "десять футов", "десять миль", "десять дюймов", почему не написал измерение? Почему лишь слово "десять"?
- Чушь какая-то, - пробормотал Олли Фенелон. - Точно чушь.
- Ты уже догадался? - спросил Моуэтт.
- Может быть. По-моему, он хотел написать "Теннисон".1 - сказал Чантри.
- Теннисон? Это еще что такое? - с подозрением спросил Пиерс.
- Это не что, - сказал Моуэтт. - Это кто. Это имя человека.
- Чье имя?- спросил Олли. - Никогда не слышал такого имени.
- Это писатель, - сказал Мак. Он свирепо оглядел остальных. - Если бы вы когда-нибудь что-нибудь читали, вы хоть что-нибудь знали. Теннисон был писателем. - Моуэтт взглянул на Чантри. - Он ведь был англичанином?
- Англичанином. И поэтом. Очень хорошим поэтом.
- Поэтом? - Олли был в шоке. - На что человеку писать имя поэта, если он умирает?
- Я люблю поэзию, - спокойно ответил Чантри. - Клайв тоже ее любил. Он не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме меня нашел то, что он спрятал. Поэтому он хотел дать ключ, который разгадал бы только я.
- Черт! - сплюнул Фрика. - Если какую-то штуку может найти один, ее может найти и другой.
- Ты, по-моему, пробовал, - сказал Чантри, - и что ты нашел? Приглашаю продолжить поиски. В этом деле есть место для каждого. Вперед, джентльмены!
- Если ты что-нибудь знаешь наверняка, брось болтать и расскажи нам, сказал Моуэтт. - Он оставил что-то в одной из книг?
- Конечно.
Чантри встал и потянулся. На него были направлены три револьвера, и люди, которые их держали, были готовы убить его. Но не сейчас. Они хотели узнать то, что знал он.
- Мы оба любили Теннисона, - сказал Чантри. - Некоторые стихи Теннисона нравились нам больше всего, поэтому Клайв естественно пытался придумать что-то, о чем бы подумал и я. Тайна сокровища спрятана в одном из стихотворений Теннисона.
- В стихотворении! Кто бы мог подумать! - с отвращением сказал Фенелон. Но вдруг его настроение изменилось. - Я тебе не верю! Не верю ни единому поганому слову. Ты все придумал!
- Может быть кое-что, - сказал Строун, - но я видел это слово "десять" и не придал ему значения.
Мак Моуэтт внимательно наблюдал за Чантри.
- Ладно, что потом? - спросил он наконец.
- Мне нужна книга Теннисона, - сказал Чантри.
- Ты уверен? - пристальным, тяжелым взглядом посмотрел на него Моуэтт. - Разве ты не помнишь? Разве ты не знаешь его наизусть?
- Нет, - сказал Чантри. - Не выучил. Я даже не знаю, в каком это стихотворении. Мне нужна книга и некоторое время, чтобы изучить ее в хижине.
- У нас нет времени, - сказал Фрика.
- Мы пойдем все вместе, - сказал Моуэтт. - Все, кроме Уайти и Слима. Чтобы всем быть вместе. Не хочу, чтобы что-нибудь сорвалось.
Чантри про себя выругался. Во рту пересохло и чувствовалась горечь. Это был его последний шанс.
Глава девятнадцатая
Одно-единственное неверное движение - любое движение - и он труп. Со Строуном шутить нельзя. Он не был злобным человеком, но он убивал и будет убивать, и стрелял он как настоящий снайпер.
Двинуться означало умереть, а Оуэн Чантри не был готов умереть.
- Похоже, этот раунд за тобой, Джейк, - мягко сказал он. - Я надеялся, что тебя здесь нет.
- Он здесь, будь спокоен, и я тоже!
Это, должно быть, Олли Фенелон. Еще двое из банды Моуэтта приближались по лесу.
- Черт возьми! - воскликнул один из них, - это не буйволиная винтовка, это "генри"!
- Ну и что? Ты ведь ее слышал? Точно бухнула как буйволиная винтовка! Бухнула, как "шарпс" 50-го калибра! Я бы поставил...
- Мак хочет видеть тебя, Оуэн, - сказал Строун. - Иди спокойно и не заставляй меня убивать себя.
У Чантри не было другой возможности, кроме как подчиниться приказу.
Когда они подошли к лагерю Моуэтта, у горящего костра их ждал Мак.
- Ну, Чантри, - Моуэтт сидел, его сильные руки были сомкнуты на коленях, - ты доставил нам много неприятностей. Но теперь ты за все заплатишь.
- Всегда рад быть полезным, - сказал Чантри, садясь на камень. - Что я могу для вас сделать? Вот что могу посоветовать: если хотите покинуть эти земли, поезжайте по той тропе и...
- Оставить эти земли? На хрена нам их оставлять? - спросил Моуэтт.
- Ну, - на полном серьезе сказал Чантри, - мне кажется, что если ты хочешь, чтобы у тебя в шайке вообще остались люди, ты так и должен сделать. Я посчитал, что Строун поймал меня, потому что вам нужен проводник в горах, а это уж я умею.
- Черт тебя побери, Чантри, - сказал Моуэтт, - все, что нам от тебя нужно, это сокровище. Покажи нам, где оно спрятано, и мы тебя отпустим.
Чантри улыбнулся.
- Ну же, Мак, давай говорить по-честному. Вы меня никогда не отпустите. Ты прекрасно понимаешь, что если я достану оружие...
К ним присоединился Том Фрика.
- Без рук не достанешь! Что если мы отрубим тебе руки, Чантри? Сейчас у тебя две руки, но у меня есть охотничий нож, а у Пиерса есть топор, которым рубят дрова.
- Вот это в твоем стиле, Фрика, - спокойно ответил Чантри. - Ты готов отрубить мне руки, потому что знаешь, что я стреляю быстрее и точнее, чем ты. Ты боишься, Фрика. Ты просто-напросто боишься.
- Боюсь? - Фрика вытащил из костра горящую ветку. - У тебя сейчас два глаза. Хочешь остаться с одним?
- Брось ее, Фрика, - сказал Моуэтт. - Я могу убить человека, но будь я проклят, если буду его пытать.
- Тогда как ты собираешься найти сокровище? - спросил Фрика. - Думаешь он вот так все и расскажет?
- А почему бы и нет, Фрика? - спросил Чантри. - Моуэтт - джентльмен, Строун - человек, который держит свое слово. Я доверюсь любому из них. - Он вытянул перед собой раненую ногу. - Моуэтт, Марни и Доби у тебя?
- У меня. Поймал их вроде как врасплох. Да, Они все у меня. Вон там, внизу.
Моуэтт ткнул пальцем за спину.
- Отпусти их. Отдай им лошадей и пусть уходят вместе с отцом Доби. Тогда, если смогу, я отведу вас к тому месту, где лежит то, что спрятано.
- Думаешь, мы этому поверим? - с презрением сказал Фрика.
- Я ему верю, Фрика, - сказал Строун.
Моуэтт уселся поудобнее и вынул трубку.
- Я так считаю, Чантри: у нас есть ты. У нас есть они. Отец мальчишки довольно сильно болен. Нам незачем ни с кем спорить и незачем ни с кем заключать сделки. Или ты даешь нам то, что мы хотим, или мы просто дадим Керногану умереть. Мы даже можем пристрелить Доби.
Моуэтт несколько раз продул трубку, затем начал набивать ее табаком.
- Мы даже можем убить тебя.
- Можете, но вряд ли сделаете, - сказал Чантри. - И все потому, что ты любишь Марни.
- По-моему, ты не понял, - сказал Моуэтт. - Ты не в том положении, чтобы торговаться. Просто отдай нам сокровище, и у тебя больше не будет проблем.
- Отпусти моих друзей, - спокойно сказал Чантри, - потом повесь человека, который убил Клайва, - и я покажу, где скрыто сокровище.
- И ты собираешься слушать эти бредни? - фыркнул Фрика.
- Ну, не знаю, не знаю, - сказал Пиерс Моуэтт. - Кажется, сделка справедливая.
- Наверное, справедливая, - сказал Джейк Строун. - Мы ничего не имеем против мальчика или его папаши.
- Чантри - смутьян, - сердито сказал Фрика. - Вы что, не видите этого? Он старается стравить нас.
- По моему мнению, - сказал Чантри, - убийца должен сам набросить себе петлю на шею, просто чтобы помочь своим друзьям.
Он легко улыбался, но мысли его работали с лихорадочной быстротой.
- Где сокровище, Чантри, - напрямую спросил Моуэтт.
Чантри пожал плечами.
- Вы, ребята, задали мне столько работы, что у меня не было времени взглянуть.
Они забрали его револьвер, они забрали его винтовку, но где-то недалеко, с полмили, все еще стояла прислоненная к стволу захваченная им винтовка.
- Чантри, - Моуэтт говорил спокойно, тщательно подбирая слова. - Я хочу, чтобы ты понял одно: мы затратили очень много времени и сил и не допустим, чтобы они пошли впустую. Даю тебе еще один шанс. Найди то, что Клайв Чантри привез из Мексики. Если не найдешь, я не стану отдавать тебя своим парням, я пристрелю тебя собственноручно.
- Похоже, у меня мало выбора, - сказал Чантри, - но все, что у меня есть - это ключ.
- Какой еще ключ? - требовательно вопросил Пиерс.
- Я знаю, какой ключ, однако еще не могу прочесть его, - признался Чантри. - Хотите вы или нет, но мне потребуется время. Когда Клайва застрелили, он не был мертв, когда вы его бросили. Поэтому он оставил мне кое-что, над чем нужно подумать.
- Что у него могло быть, если мы его бросили умирать, - опять встрял Фрика.
- Он кое-что написал на крыльце. Он написал слово "десять".
Они непонимающе уставились на него.
- "Десять"? Что это значит? - потребовал ответа Фрика. - Десять чего?
- Вы читаете мои мысли, джентльмены, - произнес Чантри. - Десять чего? Тогда я подумал: если он хотел сказать "десять футов", "десять миль", "десять дюймов", почему не написал измерение? Почему лишь слово "десять"?
- Чушь какая-то, - пробормотал Олли Фенелон. - Точно чушь.
- Ты уже догадался? - спросил Моуэтт.
- Может быть. По-моему, он хотел написать "Теннисон".2 - сказал Чантри.
- Теннисон? Это еще что такое? - с подозрением спросил Пиерс.
- Это не что, - сказал Моуэтт. - Это кто. Это имя человека.
- Чье имя?- спросил Олли. - Никогда не слышал такого имени.
- Это писатель, - сказал Мак. Он свирепо оглядел остальных. - Если бы вы когда-нибудь что-нибудь читали, вы хоть что-нибудь знали. Теннисон был писателем. - Моуэтт взглянул на Чантри. - Он ведь был англичанином?
- Англичанином. И поэтом. Очень хорошим поэтом.
- Поэтом? - Олли был в шоке. - На что человеку писать имя поэта, если он умирает?
- Я люблю поэзию, - спокойно ответил Чантри. - Клайв тоже ее любил. Он не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме меня нашел то, что он спрятал. Поэтому он хотел дать ключ, который разгадал бы только я.
- Черт! - сплюнул Фрика. - Если какую-то штуку может найти один, ее может найти и другой.
- Ты, по-моему, пробовал, - сказал Чантри, - и что ты нашел? Приглашаю продолжить поиски. В этом деле есть место для каждого. Вперед, джентльмены!
- Если ты что-нибудь знаешь наверняка, брось болтать и расскажи нам, сказал Моуэтт. - Он оставил что-то в одной из книг?
- Конечно.
Чантри встал и потянулся. На него были направлены три револьвера, и люди, которые их держали, были готовы убить его. Но не сейчас. Они хотели узнать то, что знал он.
- Мы оба любили Теннисона, - сказал Чантри. - Некоторые стихи Теннисона нравились нам больше всего, поэтому Клайв естественно пытался придумать что-то, о чем бы подумал и я. Тайна сокровища спрятана в одном из стихотворений Теннисона.
- В стихотворении! Кто бы мог подумать! - с отвращением сказал Фенелон. Но вдруг его настроение изменилось. - Я тебе не верю! Не верю ни единому поганому слову. Ты все придумал!
- Может быть кое-что, - сказал Строун, - но я видел это слово "десять" и не придал ему значения.
Мак Моуэтт внимательно наблюдал за Чантри.
- Ладно, что потом? - спросил он наконец.
- Мне нужна книга Теннисона, - сказал Чантри.
- Ты уверен? - пристальным, тяжелым взглядом посмотрел на него Моуэтт. - Разве ты не помнишь? Разве ты не знаешь его наизусть?
- Нет, - сказал Чантри. - Не выучил. Я даже не знаю, в каком это стихотворении. Мне нужна книга и некоторое время, чтобы изучить ее в хижине.
- У нас нет времени, - сказал Фрика.
- Мы пойдем все вместе, - сказал Моуэтт. - Все, кроме Уайти и Слима. Чтобы всем быть вместе. Не хочу, чтобы что-нибудь сорвалось.
Чантри про себя выругался. Во рту пересохло и чувствовалась горечь. Это был его последний шанс.
Глава двадцатая
- Мы тебе все не нужны, - сказал Фрика. - Я останусь здесь, вместе с Уайти, Слимом и пленниками.
- Ты пойдешь с нами, - непреклонным тоном сказал Моуэтт.
Фрика медленно встал и сплюнул в костер.
- Если Уайти может остаться, то и я тоже могу, - сказал он.
Оуэн Чантри почувствовал, как расслабляются мышцы, но чувства его словно обострились. Это может быть последний акт действа, и если...
- Ладно, Том, - неожиданно легко согласился Моуэтт. - Может ты просто устал. Посиди, пока мы сходим за этим золотом. Посиди. - Он перевел взгляд на Уайти, человека с суровым лицом. - Уайти, ты отвечаешь за людей, которых мы здесь держим. За всех. Их нельзя обижать.
Уайти кивнул.
- Понял тебя, Моуэтт. Их не обидят.
Моуэтт повел людей от лагеря. Когда они отошли на достаточное расстояние, Пиерс предложил:
- Может мне вернуться?
- С ними все будет в порядке, - сказал Моуэтт.
- С Фрикой я не оставил бы даже старуху, - сказал Чантри.
- Не твое дело, Чантри, - грубо ответил Моуэтт. - Твое дело - отвести нас к сокровищу.
Они дошли до хижины.
Чантри остановился на поляне чуть не доходя до дома. В его спину уткнулся ствол.
- Почему ты остановился? - требовательно спросил Пиерс.
Чантри не ответил.
- Ладно, пошел вперед, - сказал Моуэтт.
Чантри двинулся вперед, увидел, что дверь слегка приоткрыта, и мягко толкнул ее. Дверь тихо отворилась внутрь.
Комната была пуста, постель заправлена. В очаге тлели несколько углей, из почерневшего чугунка медленно поднимался пар. Чантри быстро огляделся. Здесь не было ни оружия, ни того, что можно было бы использовать в качестве оружия. Он почувствовал, словно его ударили ниже пояса. Он надеялся... он и сам не знал, на что надеялся.
Моуэтт грубо толкнул его в спину, и Чантри покачнулся.
- Заходи ты, черт тебя побери!
Моуэтт вошел вслед за ним, яростным взглядом оглядывая комнату.
Книги лежали на столе там, где он их и оставил. Чантри выглянул из окна, выходящего на север. Как и южное окно, оно было маленьким - почти бойница, хотя чуть большим, верхний свод его представлял собой арку.
- Теперь гляди в свои книги и побыстрее, - сказал Моуэтт.
Он брал книги по одной и пролистывал их. В одной из книг на стихотворении "Улисс" обнаружилась закладка из клочка бумаги. Моуэтт медленно, двигая при чтении губами, прочитал его, иногда хмурясь над каким-нибудь словом или пытаясь угадать значение слова.
- Черт побери, - сказал он, - здесь ничего нет!
Только он был неправ.
Моуэтт дал книгу Чантри и тот сделал вид, что внимательно переворачивает страницы в поисках ключа. Олли Фенелон и Пиерс вышли, и Чантри услышал, как они бормочут что-то вроде "Чушь и ерунда".
Чантри знал, что "Улисс" было любимым стихотворением Клайва. Они часто цитировали друг другу определенные строфы.
Чантри особенно запомнилась одна, начинавшаяся со слов: "Вся наша жизнь - лишь арка, в чьем проеме
Мерцает неподвижный мир. Его границы
Все время меркнут, пока я двигаюсь."3
Он вышагивал по комнате, читая одно стихотворение за другим. Остановившись, выглянул в окошко, выходящее на север - только густые деревья за небольшим скальным полем, разбросанный тут и там кустарник да молодые осинки.
И все же верхнюю часть окна можно было назвать аркой. Он снова начал переворачивать страницы.
Чантри сел на край постели.
- Черт возьми, - сказал он, стараясь звучать раздраженно, - это же должно быть здесь.
- Лучше бы оно так и было, - сказал Моуэтт.
И снова Чантри начал вышагивать по комнате. На этот раз он остановился у посреди комнаты, читая вслух строки из "Локсли Хилл", словно что-то ища в них. Затем он выглянул из окна, выходящего на юг.
Небо было ярко-голубого цвета. На нем ослепительно сияло солнце. Над зеленью травы возвышалась большая гранитная скала.
Чантри начал поворачиваться, когда поймал какое-то мерцание - неясное отражение света. Он с трудом оторвал глаза от окна и вновь принялся переворачивать страницы.
- На что ты глядел? - требовательно спросил Моуэтт.
- Просто думал, - ответил Чантри. - Клайв был непростым человеком. Я должен постараться думать так же, как и он. Тебе может показаться, что я о чем-то мечтаю, но на самом деле я думаю.
Мак Моуэтт поерзал на стуле.
- Это твои похороны, - лаконично сказал он, - но у меня кончается терпение. И у моих ребят тоже.
- Ты еще не повесил убийцу моего брата, - сказал Чантри. - Я дал твоим людям две недели.
Моуэтт вскочил и тыльной стороной ладони ударил Чантри в рот. Тот отшатнулся, ударившись о стену. Люди, стоявшие снаружи, немедленно появились в дверях.
Моуэтт махнул рукой.
- Все в порядке, успокойтесь. Просто он мне надерзил. Я с ним справлюсь.
Моуэтт снова сел, и Чантри поднял упавшую книгу. Во рту чувствовался привкус крови, а губа стала быстро распухать.
- Попридержи язык, - сказал Моуэтт. - У меня нет лишнего времени.
Чантри поднял глаза на окошко. Там, рядом с большой гранитной скалой, где вниз вела тайная тропа, виднелось мерцание - кусочек слюды в камне, отражающий свет. Чантри оторвал от него глаза и понял, что нужно делать. Риск был велик, очень велик. Не исключено, что придется вступить в перестрелку на близком расстоянии, где его вполне могли убить.
Он улыбнулся.
- Чему это ты улыбаешься? - потребовал ответа Моуэтт.
Чантри продолжал улыбаться.
- Просто думал, как вытянутся ваши лица, когда я найду это, - ответил он, - потому что я уверен, что найду не то, что вы думаете. Ты был дураком, Моуэтт, ведя своих людей за радугой. Нескольких из них убили, нескольких ранили, и все из-за ничего.
Чантри хотел, чтобы Моуэтт снова подошел, может быть, снова ударил. Он должен подойти.
- Я также улыбался, - добавил он, - думая о том, какие мы же все глупые. Всякий когда-нибудь умрет. Единственное, что мы знаем о жизни, это то, что из нее никто не выходит живым, так почему бы не прожить ее гордо? Моуэтт, ты вонючий трус, потому что ударил невооруженного человека. Ты не джентльмен, и даже не тень джентльмена. Ты - главарь трусливой банды ублюдков, и ни один из них не выстоит против любого молокососа в честной драке. И ты, Мак Моуэтт, считаешься предводителем? Я видел, как ты уступил Фрике - испугался встать с ним лицом к лицу.. Ты - ничто, Моуэтт, ничто. Даже мышь смелее тебя.
Чантри был готов к нападению, но оно не последовало. Мак Моуэтт, усмехаясь, откинулся в кресле, глядя на него холодными, хитрыми глазами.
- Слишком много разговариваешь, Чантри, - сказал он, - но у тебя ничего не выйдет. Я знаю, на что ты надеешься - думаешь я разозлюсь, кинусь на тебя, а ты попробуешь выдернуть мой револьвер и завязать перестрелку. Нет, ничего у тебя не выйдет. Да, я разозлился, это точно! Что же касается Фрики, я с ним еще разберусь, и без твоей помощи. А тем временем даю одну минуту, чтобы ты сказал, где спрятано золото.
Моуэтт вынул из кобуры револьвер и покачал его на руке дулом вверх.
- Читай, - зарычал он.
- "Вся наша жизнь - лишь арка, в чьем проеме
Мерцает неподвижный мир. Его границы
Все время меркнут, пока я двигаюсь."
- Ничего мне не говорит. - Револьвер твердо лежал на его ладони, направленный в грудь Чантри.
- Смотри, Моуэтт: окно - это арка, а глядя из него, ты увидишь отражение солнца в слюде. Это мерцание. Если ты чуть отвернешь голову, мерцание исчезает. Это "Все время меркнут, пока я двигаюсь.".
- Спасибо, Чантри, - усмехнулся Мак Моуэтт. - Теперь ты дал мне все, что нужно.
Он отвел курок револьвера.
Что там с ними происходит, я не знал. Знал только, что если нам с Марни суждено выбраться из этой ситуации живыми, надо что-то делать, и делать быстро.
Уайти был крутым, тертым мужиком, с которым по собственной воле никто связываться не станет. Он сидел и раскладывал пасьянс засаленной колодой карт, сидел лицом к нам, так что и двинуться было нельзя, с картами в руках и шестизарядником под боком - на куске коры, которую он отодрал от разбитой молнией сосны.
Слим вернулся и наблюдал за игрой Уайти, и вдруг я поднял глаза и увидал руку. Она мне махала - это был старик. Он стоял на опушке леса и вроде как подавал какие-то знаки - махал, как мне показалось вначале на Слима, а потом на себя.
Я тут же понял, что он хотел сказать: он собирался снять Слима, а мне оставлял Уайти. Ну, скажу я вам, он брал на себя задачку куда полегче. Связываться с этим Уайти - все равно, что лезть в пасть гриззли, но я был готов и к этому.
Я протянул руку, коснулся запястья Марни и чуть пожал его, чтобы она знала, что сейчас кое-что будет, одновременно согнув ноги для быстрого прыжка. Я до нее дотронулся в первый раз.
Старый охотник прицелился из своего старого буйволиного ружья, а я глянул на Слима и не мог удержаться, чтобы не сказать: - Прощай, Слим, - и он поднял на меня глаза, в этот момент грохнул выстрел.
У меня не было времени посмотреть, что он с ним сотворил, потому что одним прыжком кинулся на Уайти и снизу двинул его прямо в рожу. Он повалился на землю, пытаясь схватить шестизарядник, который свалился с куска коры, а Слим уже лежал рядом со мной, суча ногами.
Уайти поднялся, но я двинул его еще раз, и револьвер как-то оказался у меня под ногами, я нырнул и попытался схватить его, но Уайти треснул меня ногой по голове так, что я растянулся на траве. И тут услыхал выстрел и подумал, что я уже покойник.
Открыв глаза, увидел, что Марни стоит с револьвером, а Уайти мертв. Я начал подниматься, и вдруг что-то ударило меня по черепу, я услышал крик и еще один выстрел, а потом почувствовал, что качусь по земле, ломая упавшие с деревьев ветке, а в голове бьется гром и жуткая боль.
Глаза заливала кровь, но я все-таки увидел Тома Фрику на коне. Он держал перед собой Марни, и она была, похоже, без сознания. Они скакали прочь через лес.
Уайти лежал на земле там, где Марни застрелила его, чтобы спасти меня, и я бросился к нему, стараясь отыскать револьвер, который она выкинула. Нашел и встал, держа его.
Вдруг появился человек, которого я никогда не видел. Он бежал, а когда увидел меня, встал как вкопанный и сказал: - Брось оружие, малыш, или я тебя убью! - и я выстрелил ему в грудь.
Глава двадцать первая
Чантри не верил в счастливый случай, но когда тот ему представился, он не растерялся.
Курок на револьвере Мака Моуэтта отошел назад, и в это мгновение где-то снаружи бухнула крупнокалиберная буйволиная винтовка. Ее гром на какое-то мгновение отвлек Моуэтта, и Чантри воспользовался этой возможностью.
Вытянутой ногой он подцепил ножку стула Моуэтта и резко дернул. Стул вместе с Моуэттом перевернулся, револьвер громыхнул и пуля вошла в потолок.
Чантри швырнул в Мака книгу Теннисона и бросился за ней; пока тот пытался разобраться, где книга, а где стул, Оуэн пнул его в живот и вырвал оружие из рук. Он услышал свист пули, пролетевшей мимо уха, глухой стук, когда она вонзилась в стену, и выстрелил. Моуэтт затих.
Следующая пуля Чантри поймала Олли Фенелона в дверях, а третья впилась в него, когда тот мешком валился в комнату. Шестизарядник Олли выпал из его рук и Чантри схватил его, отпрыгнув к двери: у Пиерса была винтовка. Она поднималась, когда Оуэн выскочил из дома, и он выстрелил в Пиерса Моуэтта из обоих револьверов; тот сделал шаг назад, упал, попытался подняться, затем замер.
А на другом конце маленькой полянки с револьвером в кобуре стоял Джейк Строун.
- Чантри, бери моего коня, - сказал он, - боюсь, Том Фрика увез твою девушку.
Его крупный гнедой стоял рядом, оседланный и приготовленный к путешествию, Чантри без лишних слов запрыгнул в седло.
- Спасибо, - прокричал он и погнал гнедого галопом.
Время от времени Джейку Строуну нужен был быстрый конь, а этот мог обогнать любого в округе.
Чантри услышал вдалеке выстрелы и предположил худшее.
Доби оказался в лагере Моуэтта, он стоял, качаясь на негнущихся ногах, лицо его было залито кровью, рядом лежали два человека. Он закричал, показывая направление и гнедой снова помчался галопом. Следы Фрики были совсем свежими, а конь, казалось, догадывался о цели скачки.
Тропа была узкой, тонкие стволы молодых осинок перекрещивались над ней, словно шпаги на свадьбе офицера. Впечатление было такое, словно едешь по туннелю, где в нос забивается поднятая пыль. Наконец Чантри выехал на просторный луг.
Не зная здешней округи, Фрика в спешке заехал в тупик. Он искал тропу, ведущую с луга, когда увидел крупного гнедого и подумал, что за ним гонится Строун.
- Не вмешивайся, Джейк! - закричал Фрика. - Эта девчонка моя!
Затем он понял, что всадник - Чантри, и его лицо побелело. Он отпустил Марни, которая соскользнула с седла на землю. Конь Фрики отступил от упавшей девушки.
- Как ты получил этого гнедого, Чантри?
- Его дал мне Джейк. Он сказал, что ты увез мою девушку.
- Не знал, что она твоя, а то бы увез ее раньше, - сказал Том. - Я вижу, ты достал револьвер. Это дает тебе преимущество.
- Неужели ты никогда не пользовался преимуществом, Фрика?
Чантри был непреклонен. Марни зашевелилась. Она хотела встать, но увидела, что происходит, и осталась лежать.
- Не знал, что великому Оуэну Чантри нужно преимущество. Убери свой шестизарядник в кобуру и я опережу тебя.
- Может опередишь, а может и нет. Но я не собираюсь тебя щадить, ведь ты - жалкий убийца женщин.
Чантри бросил револьвер в кобуру. Он увидел, как рука Фрики рванулась к рукоятке револьвера, но поскольку его собственная рука уже висела над кобурой, он просто снова выхватил револьвер и выстрелил.
На темно-голубой рубашке Фрики были белые перламутровые пуговицы. Та, что застегивала левый карман, исчезла, и на ее месте появилось кровавое пятно.
Чантри подвел гнедого поближе, в то время как Фрика пытался поднять свой внезапно потяжелевший револьвер.
- Я не женщина, Фрика, - сказал он. - Тебе следовало бы продолжать убивать женищин.
Не было нужды тратить на него еще одну пулю. Оружие выскользнуло из пальцев Фрики, и он осел в седле, однако все еще держа поводья и не отрывая глаз от Чантри.
- Он дал тебе своего коня. Не знал, что он...
- Джейк Строун - человек, Фрика. Плохой человек, но человек.
Фрика упал с коня. Его нога зацепилась за стремя, конь отошел на несколько шагов, волоча его лицом по грязи.
Оуэн Чантри подвел гнедого и освободил ногу. Затем он подъехал к Марни Фокс, ведя в поводу коня Фрики.
- Нам лучше вернуться, - мягко сказал он. - О нас будут беспокоиться.
Когда Чантри и Марни подъехали к хижине, там их ждал Строун. Оуэн соскочил на землю.
- Спасибо, Джейк. Мне повезло, что он был оседлан.
- Рад услужить тебе, Чантри, - сказал Строун. - С меня достаточно команды Моуэтта. Те, кто остался в живых, разбежались. Думаю, поеду-ка я в Эль Пасо да повидаю Фрэнка.
- Фрэнк - нормальный парень, Джейк. Хороший парень.
Джейк Строун забрался на своего гнедого, потом повернулся в седле.
- Как оно было, Оуэн? Я имею в виду Фрику.
- Он больше не будет убивать, - сказал Чантри.
- Это он застрелил Клайва, - сказал Строун.
- Я так и думал, - сказал Чантри. - Но тем не менее очень тебе благодарен. Я рад знать наверняка.
Строун тронул коня.
- Джейк?
Тот натянул поводья.
- Если ты когда-нибудь захочешь продать своего гнедого...
- Никогда в жизни! - ответил Джейк и ускакал.
Чантри медленно оглянулся. Керноган, бледный и осунувшийся, вышел из осин. С ним был Доби и старик, который опирался на свою буйволиную винтовку и выглядел еще более поседевшим.
- Все кончено, Оуэн?
- По-моему, кончено, Доби. - Чантри улыбнулся. Он чувствовал себя так, словно это была его первая улыбка за многие месяцы. - Осталось похоронить мертвых и найти сокровище. Как тебе понравится найти сокровище?
- Сейчас?
- Сейчас, - сказал Чантри и медленно направился к скале. За ним последовали Марни, Керноган и Доби.
От основания скалы, откуда начиналась тайная тропа, открывался прекрасный вид. Чантри на минуту остановился, наслаждаясь его великолепием.
Клайв хорошо выбрал место. Поблизости осколок слюды найти было почти невозможно. Чантри отступил и в задумчивости посмотрел на центр скалы, затем внимательно изучил правую и левую стороны. Наконец, он вошел в расщелину и принялся рассматривать скалу вблизи.
Как только он нашел его, тайник вряд ли можно было назвать таковым. Скорее всего Клайв убрал его подальше от огня или пожара, возможность которого всегда существовала в хижинах с открытыми очагами.
Тайник представлял собой просто небольшую дыру в скале, прикрытую камнем. Убрав его, Чантри достал заржавевшую металлическую шкатулку. Он вскрыл его. Внутри оказался свиток пергамента, прикрывающий связку бумаги. Пергамент был завернут в дождевик.
Доби наклонился и посмотрел в дыру, потом на пустую шкатулку.
- Это и есть сокровище? - спросил он.
Не отвечая, Оуэн Чантри вынул пергамент из дождевика и осторожно развернул его. Он был коричневатого цвета и надписан твердым, красивым почерком: "Эта рукопись должна быть передана моему другу Жану Жаку Тремулену в Париж, Франция. Легенды народа отоми, собранные Клайвом Чантри".
Чантри прочитал эти слова вслух. Все в изумлении смотрели на пергамент, а Чантри потряс дождевик, и оттуда вывалился на землю крохотный золотой самородок.
Доби в благоговении уставился на него. Он никогда еще не видел настоящего золота, но как только увидел, тут же узнал его.
Сокровище... золото... и его цена...
Чантри знал, что бедному деревенскому парню сегодня предстоит понять многое, хотя это будет непросто.
- Во всяком случае, теперь мы будем соседями. Война закончена, сказал он и взял Марни за руку.
Потому что это на самом деле была война.
- Я здорово рад, - сказал Керноган. - Мы внизу, вы наверху. Вы сильно великодушный человек, Чантри.
Он был еще очень слаб, но мог идти сам.
- А ты, Доби, поскольку мы живем поблизости, должен почаще приходить к нам в гости, - сказала Марни.
Доби ухмыльнулся. В любом случае она была для него немного старовата. Как-нибудь он просто съездит в Эль Пасо.
В покое горной рощи над ними старик смотрел вниз на людей, живых и мертвых.
Он помог. Он сделал свои выстрелы, когда они были нужнее всего и где они были нужнее всего.
Окруженный тишиной, нарушаемой только щебетанием птиц, старик нагнулся, напился из протекающего рядом ручейка и вытер рот рукавом.
- Вся штука в том, что люди слишком сильно шумят, - вслух сказал он.
1 ten (англ), то есть "десять", звучит как "тен".
2 ten (англ), то есть "десять", звучит как "тен".
3 Перевод Е.Н. Лебедева