Литагент «Эксмо»334eb225-f845-102a-9d2a-1f07c3bd69d8 Алексей Навальный. Гроза жуликов и воров / Константин Воронков. Эксмо Москва 2011 978-5-699-53227-8 Все права защищены. Никакая часть настоящего издания ни в каких целях не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, будь то электронные или механические, включая фотокопирование и запись на магнитный носитель, если на это нет письменного разрешения издателя. © Воронков К., 2011 © Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2011

Константин Воронков

Алексей Навальный. Гроза жуликов и воров

От автора

Алексей Навальный – главная политическая сенсация России последних двух лет. Звучит странно: как можно быть сенсацией два года (и не следует ли назвать подобную сенсацию модой)? Однако он умело подбрасывает своим поклонникам и ненавистникам (а последних у него куда больше, чем оппонентов) все новые информационные кости, лихо повышает градус, меняется вместе с публикой. Алексей Навальный – торжество свободной конкуренции, от отсутствия которой, как принято считать, так страдает российская политическая жизнь.

Сам себя он считает простым, обычным, даже заурядным русским парнем. У него есть образование – не МГУ, поступая на юрфак которого после школы он не добрал один балл, но и не совсем заборостроительный вуз: институт Дружбы народов им. Патриса Лумумбы (ныне РУДН), добротное советское высшее образование, к которому позже добавилась Финансовая академия. Небольшая пикантность, пожалуй, лишь в том, что обладателю диплома института Дружбы народов Навальному впоследствии будут весьма настойчиво лепить ярлык фашиста (впрочем, Гитлеру до сих пор ищут еврейскую бабушку; и не факт, что рано или поздно не найдут).

У него есть жена – умная, но верная. Двое детей, квартира в спальном районе. Он все еще немного стесняется своей славы, но это скоро пройдет. Одно из его фирменных выражений – «давайте потыкаем острой палкой». У него много фирменных выражений, но это замечательно тем, что он сам превратился в острую палку – одно его имя уже стало синонимом слова «неприятность» для всех тех, кто притащил в современность понятийный аппарат 90-х: эти «откаты», «распилы», свое «горячее сердце» и «чистые руки».

Его первым «фанатом» можно считать прозорливого Владислава Суркова[1] – Навального начали «мочить» еще тогда, когда сам он был никем, а Путин был президентом. Со временем фанатов (уже без кавычек) стало много. Однако фанаты зачастую столь требовательны к кумиру, что могут с легкостью его и покалечить. Вряд ли их стоит за это осуждать, просто на них нельзя положиться. Наступит момент, когда из виртуального Бэтмена, за подвигами которого хорошо следить, сидя с попкорном перед монитором, Алексей превратится во влиятельный фактор российской политики, и ему будут нужны люди, которым нравится не только он сам, но и то, что он делает. Вместо обожания фанатов ему потребуется поддержка сторонников. И тогда им захочется узнать о нем больше, чтобы решить для себя главное – можно ли ему доверять.

Наверное, про Навального напишут и другие книги, в которых расскажут, как звали его первую учительницу и кем был его дедушка. Я же с помощью Алексея, его близких и друзей попытаюсь ответить на вопрос, который часто задаю себе сам: кто он, этот мистер Навальный, на самом деле? Борец за правду? Политикан? Провокатор? Или человек, решивший заменить традиционное для России милицейское понимание слова «гражданин» на то, что было в нем изначально, тысячи лет назад – свободный человек, наделенный правами и обязанностями и знающий, что с ними делать? И «мистер» ли он вообще, ведь именно в этом его чаще всего обвиняют. Кто он – господин, товарищ? А главное – зачем он нам нужен?

* * *

В начале 2005 года внутренняя политика российского государства неожиданно для многих сменила ориентацию: если раньше основным спарринг-партнером власти представлялись эмиссары международной ваххабитской закулисы, то после массовых выступлений и отмены итогов президентских выборов на Украине[2] эта роль перешла к доморощенной «пятой колонне». Главным политическим трендом на несколько лет вперед была объявлена «оранжевая угроза» (на Украине эту угрозу назвали революцией, потому что там она превратилась в реальность). Пока одни сотрудники Администрации президента решали, кого назначить в «пятую колонну», другие с наступлением нового года занялись более важным делом – созданием передовых отрядов для борьбы с нею же. Эти отряды должны были стать энергичным и бескомпромиссным упреждающим ответным ударом всем тем, у кого торжество украинской демократии вызовет ненужные иллюзии. Было ясно, что лучше всего с этой ролью справится молодежь.

В феврале газета «Коммерсантъ» в статье «Обыкновенный „нашизм"» сообщила о планах по созданию движения «Наши». В апреле появилась «Россия молодая», позже учредили «Молодую гвардию Единой России». Их основной целью было объявлено – противостоять. Первому постсоветскому поколению, которое ничего, по большому счету, не разъединяло, старшими товарищами было предложено вернуться к старой проверенной игре – поиску внутренних врагов. В новых условиях в способности молодых к диалогу друг с другом больше не было нужды. Так получилось, что мое знакомство с Алексеем Навальным началось именно с попытки предложить альтернативу этим «новым условиям».

Осенью того же года политолог Сергей Евдокимов и начинающий политик Дмитрий Гудков придумали общественную организацию, которую назвали «Молодежной общественной палатой». Настоящая Общественная палата при президенте должна была вот-вот учредиться, про нее много писали, и молодежная организация со схожими целями и названием казалась идеей весьма перспективной. Правда, по своей сути она была полной противоположностью президентской: денег у государства брать мои друзья не собирались, а принимать хотели не только общественников, но и представителей политических партий – целью было организовать диалог всех со всеми. За составление списков членов «взрослой» палаты отвечал известный адвокат Анатолий Кучерена, с которым я был знаком. Поэтому Сергей и Дима пришли ко мне – поддержка Кучерены казалась залогом успеха (он действительно очень заинтересовался, но после того как мы отказались дружно «влиться» в его общественное движение «Гражданское общество», возникший интерес постепенно угас). Так или иначе, палата была создана. Я пригласил своего однокурсника Диму Янина, председателя КОНФОПа, а остальных вербовал Гудков: там были и коммунист Юрий Афонин, сейчас депутат Госдумы, и молодогвардеец Алексей Шапошников, и другие «официальные лица». Оппозицию олицетворяла Маша Гайдар[3] и ее движение «ДА!». Маша и привела Навального, который был тогда заместителем руководителя московского отделения «Яблока». Первая встреча происходила в зале гостиницы «Националь», за который заплатил один из учредителей – политтехнолог Максим Григорьев, и напоминала китайские переговоры, только без подарков.

Идея МОП всем понравилась, иначе бы они не пришли; но взгляды и речи участников, в первую очередь, оппозиционного крыла, наводили на мысль, что присутствие на той первой конференции потребовало от них большого-пребольшого усилия над собой. Речи были осторожны, длинны и не сулили ничего конкретного. Само место проведения – помпезная пятизвездочная гостиница – вызвало у некоторых приступ обсессивно-компульсивного расстройства, обсессию в котором представляла витающая в их воображении над роскошными залами «Националя» тень Владислава Суркова, а компульсию – потребность немедленно выйти (не успев никуда войти)[4]. Роль Навального была не ясна: хоть он и подписал тогда Декларацию о создании палаты, оставалось ощущение, что все это ему было не интересно и участвовал он исключительно за компанию с Машей. После этого мы встречались еще несколько раз. Впечатления на меня Алексей тогда не произвел: он в основном молчал, и вопрос: «Зачем я здесь?» был написан на его лице большую часть времени. Очень скоро он на встречи ходить перестал.

Только спустя пару лет, узнав Навального лучше, я понял, что было причиной показавшегося мне столь мутным поведения: он не мог и не хотел петь в общем хоре, пусть даже и таком демократичном, какой собрал Дима Гудков. Политическая тусовка ради себя самой ему была чужда, и он не понимал, зачем создается эта организация, а потому не хотел тратить на нее свое время.

Вообще, он относится к времени очень трепетно, я так и не понял – оттого, что у него его мало, или потому, что ему его просто жалко. Сначала Алексей принципиально не хотел участвовать в создании этой книги (в конце концов, уговоры подействовали, и я ему благодарен, ведь без его участия мы бы вряд ли много о нем узнали), и причиной этого был именно вопрос времени. Не ее «преждевременность», в чем он пытался меня убедить, и уж тем более не его скромность: Навальный занимается политикой 10 лет и прекрасно знает, что публичности много не бывает и что степень известности – залог того, что с ним будут считаться. Чтобы расстаться со своим главным сокровищем – временем, – ему нужны были аргументы. Как только он понял, что в этой книге заинтересован не меньше автора или читателя, время на беседы со мной сразу нашлось. И нашлось его достаточно, чтобы мы удовлетворили свое любопытство.

Русский пионер

Сейчас, в 2011-м году, Алексею Навальному 35 лет. Детство его прошло в четырех разных военных городках. Отец – офицер ракетных войск, мать – жена офицера (а заодно экономист). Для Википедии здесь можно было бы перечислить еще много разных фактов (что он высокий и блондин, например), но они ничего не добавят к портрету героя; скорее интересно наблюдение: на вопросы о себе и своей биографии Алексей отвечает прилежно, и кажется, он делает прилежно все, насчет чего принял решение – «делать». У него есть какая-то несоветская презумпция правоты спрашивающего: если человек интересуется, значит, ему это нужно.

Навальный не любит Советский Союз. Не ненавидит, а именно не любит; возненавидеть он его не успел по молодости лет: слишком сложное чувство для подростка, в пятнадцать обычно занимаются первой любовью, а не первой ненавистью. К тому же, по советским меркам семья Навальных была вполне успешной: ни с уважением, ни с деньгами проблем у них не было, а ненавидеть родину за отсутствие колбасы мелко даже для советского человека (в своем блоге он, кстати, так себя и называет – «совок»; и это не поза и не кокетство, а осмысленная констатация: надо быть «совком», чтобы последовательно не любить советскую власть и посвятить свою жизнь выдавливанию ее из себя, а в случае Навального – еще и из общества).

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Главное детское воспоминание – я стою в очереди за молоком. Все время стою в очереди за молоком. Когда мне было семь лет, у меня родился брат. И пока он был маленький, ему было нужно много молока. И за ним все время приходилось стоять в очереди. Нужно было прийти к 14 часам, когда привозили это молоко, – а я как раз возвращался из школы – и стоять. Когда мне сейчас какие-то люди, особенно молодые, которые Советский Союз не застали, начинают рассказывать байки, как там было прекрасно, – мне этого рассказывать не нужно, я стоял за этим молоком. Мать с отцом до сих пор вспоминают, что в 5 утра нужно было идти занимать очередь за мясом. И это было в военном городке, где было хорошее снабжение. Я не считаю, что Советский Союз нужно как-то огульно ругать, но сейчас мы живем точно лучше, чем тогда, и у меня никакой ностальгии по нему нет. И жрать нечего было в Советском Союзе. Мы из Москвы на Украину возили гречку. Туда, где эту гречку выращивают.

Потом, я полдетства провел, сдавая бутылки. Когда мы переехали в военный городок в Таманской дивизии, там была плохая вода из крана, мы покупали газировку в бутылках, и можно было эти бутылки сдать. Причем бутылка стоила достаточно дорого – 20 копеек. И у них никогда не было тары. Ты прешь эти бутылки, чтобы сдать, а у них нет тары. Эти бутылки и это молоко для меня были символами. Причем было видно, что эти бутылки не были нужны никому. И тара не нужна никому. Но есть странный ритуал, что всех заставляют сдавать бутылки, а принимать не хотят. В 80-е, кажется, в КВН даже был скетч, в котором переделали известную песню и пели: „Я никогда не буду с тарой!“ Эта ерунда была поистине всенародной проблемой. И осознание бессмысленности экономического уклада, бесполезности и бардака происходило через это.

Каждое лето до 1986 года я проводил под Чернобылем, в деревне у бабушки. Еще в 30-м году ее раскулачили, и она ненавидела Ленина. В семье есть история, как мой двоюродный брат ездил с Украины в Москву и, естественно, сходил в Мавзолей. Дома он прибежал к бабушке и закричал: „Я Ленина видел!“ А она говорит: „Ты в него плюнул?“ Бабушка считала, что есть вещи поважнее советской власти: например, она нас всех крестила.

У меня сохранились совершенно прекрасные воспоминания о том времени. И сейчас, когда есть возможность, мы туда ездим, чаще всего на майские праздники. Интересно смотреть, как там вокруг все заросло…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Прошу прощения, что затянул с официальными комментариями – находился в той части Украины, где вместо энторнета – варэники, а вместо ЖЖ – налистники.

Возвращаясь домой, Алеша начинал говорить с родителями по-украински и шутил, что забыл русский язык. Вообще, знаменитый стиль Навального – стеб и ирония – не его изобретение, это язык, на котором говорят в его семье. Поэтому можно надеяться, что главный российский обличитель не зазнается – дома всегда найдутся желающие потыкать острой палкой в него самого.

Украинская бабушка не только крестила своего внука, не спросив разрешения у его партийного отца, – вместе с ним она молилась и ходила в церковь. Вернувшись однажды осенью в детский сад, он принялся читать «Отче наш», чем сильно рассмешил воспитательниц. Родителям же было не до смеху – в то время из-за этого могли быть неприятности. Неприятности, правда, могли быть и из-за другого: после ввода советских войск в Афганистан его отец, Анатолий Иванович, купил коротковолновой приемник, и с тех пор в их доме не умолкал «Голос Америки» (так что те, кто сейчас говорят, что Навальный – агент ЦРУ, могут примерно представить, когда он был завербован!).

В школьные годы в церковь он уже не ходил, даже когда бывал у бабушки. Более того, октябренком, а потом пионером он возил ей книжки из серии «Библиотечка атеиста» и доказывал, что бога нет. Сейчас, глядя, как Навальный, завидев купола, начинает креститься, в это трудно поверить. Еще в институте он был воинствующим атеистом. Верить начал постепенно, наблюдая за своими детьми – как ребенок рождается из ничего и становится человеком. (Правда, и сейчас, считая себя православным, он кое в чем не соглашается с церковью – например, что всякая власть от Бога.)

Родителей, как известно, не выбирают, значит, можно сказать, что Алексею повезло: основой его семьи были, конечно, и долг, и любовь, но главное – уважение. Вряд ли он тогда уже знал юридический термин «презумпция», но в семье Навальных она точно была – презумпция самостоятельности каждого, даже самого младшего ее члена. Все вольны были принимать самостоятельные решения, а потому в его семье все ответственны друг за друга. Ему повезло и в другом: можно было многое в себе не изобретать, перед его глазами всегда был отец, на которого он очень похож. Вообще, Навальный очень семейный человек – самое большое удовольствие он получает от семейных праздников, выездов на шашлыки, когда вокруг все близкие, «свои».

Он хорошо учился. Когда в 3-м классе начал приносить домой первые четверки, избалованные пятерками родители его отругали. «Не хочешь учиться – заставим!» – пообещали они вполне по-военному. Это был последний раз, когда его заставляли. На следующий день девятилетний Алеша вообще отказался идти в школу, заявив, что считает ниже своего достоинства делать что-то из-под палки. С оценками, впрочем, проблем не было, проблемы были с поведением: время от времени у него возникали конфликты с учителями, которым он не стеснялся говорить, что они неправы. Для него не существовало авторитетов; не в том смысле, что он никого не уважал, просто его уважение, независимо от возраста и должности, следовало заслужить.

Теперь, правда, Навальный – гордость своей школы, и учителя с интересом расспрашивают родителей о его делах.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…К счастью, у нас в военных городках не было никаких смотров, никаких слетов. Я ходил в кружок астрономов, книжки любил читать, причем все подряд, занимался самбо. Потом я ездил в пионерские лагеря. Каких-то воспоминаний, как мы бодро там маршировали, у меня нет. В мое время над этим уже все смеялись. Выродилось все к тому времени. Пару раз меня выбирали старостой класса, но я этого не хотел и никогда не был общественным активистом, не организовывал никакие дискотеки, это совершенно точно. Мое поколение застало Советский Союз в том виде, когда это уже была абсолютная игра и обман. Даже дети это все понимали. „Взвейтесь кострами, бочки с бензином, мы пионеры, дети грузинов…“

Перестройка для меня связана с музыкой, начиная с Башлачева и заканчивая группой „Крематорий“. Еще „Кино“, „ДДТ“, „Алиса“. Их тогда начали показывать во „Взгляде“, потом появилась „Программа А“. Их песни я помню наизусть до сих пор. У меня был проигрыватель, на котором слушались выходившие пластинки, потому что магнитофон, а уж тем более видеомагнитофон, мы себе позволить не могли. Во всех военных городках, где я жил, все люди были одинаковые, никто никогда не был за границей. А в последнем городке, где родители и сейчас живут, там уже были дети, чьи отцы служили в Германии, Венгрии, Афганистане. И то, что они привозили, это был шок – настоящие жвачки с настоящими вкладышами; дома у них были японские телевизоры; они рассказывали „про заграницу“. Это был другой мир. А у нас ничего не было. И стала заметна разница. Эти люди были, вроде, такие же советские офицеры. Но те советские офицеры, которые послужили в Германии, они были совсем другие советские офицеры. Я не чувствовал социального неравенства, и они не были богаче нас. Но они там были, а мы нет. И поэтому было понятно, что мы разные люди. Было понятно, что вся эта поганая система построена на обмане, и все эти агитаторы и пропагандисты, которые здесь живут и рассказывают сказку про свою партию, мечтают только о том, чтобы получить путевку в Болгарию, купить здесь часы, там их обменять на какие-то духи и два магнитофона, чтобы один здесь сдать в комиссионку. Все хотели поехать за границу. А за границу ездили только те, кто больше всего полоскал нам мозги – какой распрекрасный Советский Союз, советский строй. Осознание этого, плюс программа „Взгляд“, рок-музыка – все это сформировало из меня отъявленного, адского демократа и либерала.

Нужно было быть ребенком, чтобы чувствовать всю ненормальность окружающей действительности – вокруг царило „совковое“ лицемерие, которого взрослые почти уже не замечали. Трудно сказать, удалось ли нам от него освободиться, но внешние проявления „совковости“ точно живут до сих пор. Я могу зайти в ресторан за границей и сразу вижу, где сидят наши русские-советские люди: шныряют испуганно глазами и пытаются произвести впечатление. Наверное, я хотел бы избавиться от этой советской затравленности, которая во мне точно есть – когда люди смеются, ты думаешь, что они смеются над тобой. Если посмотреть на китайцев в возрасте, они точно такие же; они радикально отличаются от китайской молодежи. Советские люди всегда ищут подвоха. Я, наверное, в меньшей степени, чем те, кто меня старше. Мой младший брат – он уже не такой. А дети мои совсем не такие. Они не чувствуют себя несвободными и комплексуют совершенно по другим поводам. Но ведь все это можно назвать иначе – культурным кодом. То, что мы презрительно называем „совковостью“, это наш культурный код. Вот такой он и есть.

Я всегда читал газеты. В семье выписывали „Известия“, еще что-то, а когда начались нормальные газеты, мы выписывали „Московский комсомолец“, „Аргументы и факты“. Я всегда знал, кто у нас какой министр, кто замминистра и всегда влезал в политическую дискуссию, у меня всегда были политические взгляды. Многие свои тогдашние взгляды я сейчас считаю наивными, но они у меня были. Не понимаю, как можно не знать, каких ты политических взглядов. Когда человек мне говорит, что не интересуется политикой, я считаю его просто глупым. Или это отговорка, чтобы плыть по течению, чтобы объяснить свою лень или подлость.

Детство прошло в военной среде, БТР был заурядной вещью, а солдаты – кем-то вроде дворников. Но во всех военных городках, где мы жили, с боеприпасами было строго, а вот в последнем, в Таманской дивизии, была удивительная вольница, просто анархия. Патроны были доступны детям, и я долго увлекался всякими взрывами. У нас было развлечение, которое называлось „ловить патроны“. Рядом с полигоном, куда, кстати, могли зайти все желающие, было озеро. И в него выкидывали патроны, оставшиеся после стрельб. Офицеры отстрелялись, патроны нужно везти обратно и сдавать на склад, а им лень. И они их выкидывали в воду. А мы брали магнит из мотора, привязывали к веревке и забрасывали, а когда доставали, он был с патронами. У солдат на еду можно было выменять ящик автоматных патронов или снаряд, который потом распилить, достать порох, завернуть в фольгу и пускать ракеты. Патронами дети торговали в школе – 10 копеек стоил автоматный, 15 копеек – трассер. Моему однокласснику изуродовало все лицо. В одном из военных городков, где я жил, от таких же развлечений погибли двое детей.

Так что весь конец Советского Союза я взрывал, слушал музыку и читал…»

19 августа 1991 года пятнадцатилетний Алексей Навальный дома, в подмосковном поселке Калиненец, смотрел пресс-конференцию ГКЧП. Весь день до нее Центральное телевидение показывало балет «Лебединое озеро», отменив остальные передачи. Интернета еще не было, и можно быть уверенным, что у часового бенефиса шестерых косноязычных заговорщиков был тогда грандиозный рейтинг. За годы перестройки советский человек превратился в информационного наркомана, и маленькие лебеди во время больших событий вызвали у него настоящую ломку: многие так и сидели с утра перед телевизором, словно пытаясь разглядеть происходящее за кулисами. Настроение большинства скакало галопом: от эйфории почти участия в чем-то по-настоящему историческом до истерических опасений, что в телевизоре, кроме лебедей, снова поселятся одни лишь Игорь Кириллов[5], Юрий Сенкевич[6] и тетя Валя[7]. Единственным человеком в СССР, не смотревшим трансляцию, был президент СССР Михаил Горбачев, запертый на даче в Крыму. Окруженный домочадцами, с помощью японского приемника он слушал «Голос Америки», который по его же предусмотрительному решению за несколько лет до того перестали глушить. Были, правда, и те, кто сами в тот день стали ньюсмейкерами. Уже с утра они собирались у ельцинского Верховного Совета – единственный в российской истории случай, когда с риском для жизни люди отправились на баррикады не отстаивать свои убеждения, а защищать собственную свободу.

О том, что в Москве что-то происходит, Алексей узнал одним из первых в стране: именно его соседи находились внутри танков, которые были введены в тот день в столицу. Он говорит, что ни у кого вокруг не было ни капли страха. Все понимали, что офицеры Таманской и Кантемировской дивизии съездят в Москву, постоят и вернутся. Советская власть была уже не способна заставить их стрелять в народ. Ее не уважали и не боялись. Достаточно было посмотреть на смеющихся над гэкачепистами во время той пресс-конференции журналистов, чтобы предсказать очень скорое будущее всей авантюры. Он хорошо помнит «трясущиеся руки Янаева»[8] и чувство, что наблюдает агонию режима.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Союз должен был развалиться, большинству людей он казался обузой. Было бы прекрасно, если бы у нас была такая страна, но к тому времени это было уже нежизнеспособное образование. Было огромное число негативных последствий: русские – крупнейший разделенный народ Европы; в республиках произошли гражданские войны. Но это было логично с исторической точки зрения. Его развалили не демократы, а коммунисты, комсомольцы, ГКЧП. Сейчас стало модно говорить, какая это ужасная „главная геополитическая катастрофа двадцатого века“. Но все республики голосовали за независимость. Я прекрасно помню, какие жаркие споры были с родственниками на Украине. Они говорили: вот отделимся, вам нечего будет жрать. Потом, правда, оказалось, что это им скорее жрать нечего. Августовский путч и декабрьские Беловежские соглашения для меня тогда не выделялись из ряда событий, которые происходили. Ведь Союза уже все равно не было. Один фонтан „Дружба народов[9] на ВДНХ. Так он и до сих пор стоит. Конечно, было бы замечательно, если бы сейчас мы жили в единой стране с Украиной и Белоруссией, но я думаю, что рано или поздно это все равно случится: общее культурное и языковое пространство сохранилось, и оно будет существовать в обозримом будущем. Русская культура – это единственное, что по-настоящему объединяло ту страну и продолжает объединять Российскую Федерацию. Почему сейчас разговоры, что Кавказ может отделиться, настолько реальны? Потому что там русских нет. Его ничего и не держит…»

Демократ

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…В 17 лет мне казалось, что мои политические взгляды сформированы, о чем я гордо всем и заявлял. Сейчас об этом смешно вспоминать, потому что за прошедшие годы эволюция этих взглядов была очень сильная. Но тут нет ничего страшного. Страшно было бы это отрицать.

Я был продуктом советской эпохи: когда все развалилось, никто ничего не понимал, ни в экономике, ни в жизни, и все строилось по принципу: „Сейчас мы все расфигачим, продадим в частную собственность, и начнется прекрасная жизнь“. Я был абсолютно с этим согласен: Чубайс[10], Ельцин, все приватизировать, Верховный Совет расстрелять! Все мы помним расстрел Белого дома в 93-м году, когда все бегали, и я в том числе, и кричали „раздавить гадину!“ Я тогда учился на первом курсе, и мы с другом Андреем Смолячковым поехали на экскурсию по горячим точкам столицы. По Новому Арбату бегали спецназовцы и прятались от снайперов: бежит чувак в каске, приседая за машинами, а вокруг стоят человек шестьсот с открытыми ртами и на него смотрят. Очень смешно. Мы перелезли через забор зоопарка, чтобы поближе подобраться к Белому дому. Вокруг слышна стрельба, в клетке мечется перепуганный тигр. Вот тогда как раз было понятно, что всех разгонят, подавят и расстреляют.

Все это заложило основу тому, что происходит сейчас. Все это сделал не Путин. Это сделали Ельцин и вся та комсомольская сволочь, которая стала великими реформаторами и великими приватизаторами. Но, разумеется, действовали они при полной поддержке таких людей, которые говорили: „Давайте все снесем и будем в полном шоколаде! Пусть приходят иностранцы! Пошлины отменить!“ А тем, кто мне говорил, что есть пенсионеры, и что-то еще, я был готов выцарапать глаза. Должна быть рыночная экономика, а кто не вертится – тот лишний! С другой стороны, если бы я не был тогда таким, то не смог бы сформировать своих нынешних политических взглядов. Думаю, что многие ядерные демократы, вся эта гозманщина и чубайсовщина, все это понимают не хуже меня, просто не хотят признавать своих ошибок. Они просто были взрослее и несут за то, что случилось, прямую ответственность. И поэтому они так и продолжают говорить, что нужно было уничтожить «красных директоров» и все раздать. Сейчас, когда в это уже совсем мало кто верит, они запустили легенду, что, дескать, мы остановили гражданскую войну и голод. Это, конечно, ложь. Голода у нас не было. Да, многого не хватало. Но мы все жили в Советском Союзе, там тоже продуктов не было. А гражданскую войну они не остановили, она случилась в половине республик.

Теперь я, конечно, понимаю, что разделяю за произошедшее тогда ответственность с огромным количеством людей, потому что стоял на позициях „Раздавить Хасбулатова[11]! Всех расстрелять! Ельцин, вперед!“. Эта фундаменталистская позиция и привела нас туда, где мы сейчас находимся. В конечном итоге она привела к власти Путина. Непосредственную ответственность несут, конечно, те, кто принимал решения, и в том числе Хасбулатов, когда стал раздавать автоматы. И Ельцин со своим незаконным указом о роспуске Верховного Совета. И вся эта творческая интеллигенция, которая вопила – что это за Конституция?! Освободите нас от этой Конституции! Разогнать Верховный Совет! Всем тогда казалось, что идеалы важнее закона. Не нужно теперь посыпать голову пеплом, а нужно просто признать, что это было ошибкой и привело к тому, что мы сейчас здесь имеем…»

У Навального есть целая теория насчет места своего поколения в истории (он называет его «76–82», по годам рождения принадлежащих к нему людей). В двух словах она сводится к набору очевидностей вроде: мы получили полную дозу облучения Советским Союзом, но взрослая жизнь началась уже в другой стране; ветер перемен продул наши не до конца сформировавшиеся мозги, превратив нас в хунвейбинов либерализма; новый мир строили те, кто был немного старше, а те, кто был немного младше, прекрасно в этот мир вписались, потому что не знали другого. Мы же так и остались стоять враскоряку, став очевидцами интересных времен, но ничего от них не получив и не зная, как себя применить. Впрочем, в исполнении Навального это больше похоже на брюзжание: ему приятно сознавать, что, в отличие от многих, у него главное всегда было в будущем, а не в прошлом. К тому же любое обобщение требует ретроспективы. В ретроспективе же превратившееся в прошлое настоящее выглядит печально по той лишь причине, что его уже не вернешь. Иначе говоря, все любят свою юность и скучают по ней.

В 1993-м все мечтали учиться на юриста или экономиста и работать менеджером. Мало кто хотел идти на инженера, за предыдущие пару десятилетий эта главная советская профессия стала синонимом полного социального фиаско. Никого не волновало, что рыночной экономике стали учить преподаватели социалистической политэкономии, а юристы продолжали изучать законы, большинство из которых – от Конституции до Уголовного кодекса – на глазах умирало. Всем был нужен диплом. Смена строя не означала замену советских людей на капиталистических; девиз позднего застоя: «Без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек!» – крепко сидел в головах большинства абитуриентов. Новой экономике были нужны энергичные люди с мозгами и знаниями, и если энергии в те годы у молодежи было полно и мозги еще не догадались утекать в западное полушарие, то знания было попросту неоткуда взять. Парадокс заключался в том, что законы физики и математики в новой России продолжали действовать. Фундаментальное естественно-научное образование, в котором в одночасье перестала нуждаться страна, в то время исправно функционировало; преподаватели социалистической физики и химии оказались замечательными преподавателями физики и химии капиталистической. Но невидимая рука рынка уравновесила спрос и предложение и указала всем их новое место: в то время как экономические и юридические факультеты вербовали товароведов и заведующих складами старшими преподавателями, старшие преподаватели технических вузов отправлялись торговать мороженым.

Алексею было все равно, кем стать, при условии выбора между экономистом и юристом. Экономика отпала сама по себе – там требовалась математика, с которой он, по его словам, не дружил. Он пошел на юридический факультет Московского государственного университета им. Ломоносова. Но не добрал один балл. И тогда успел поступить на юрфак в институт Дружбы народов им. Патриса Лумумбы. По крайней мере, из его «ближнего» Подмосковья туда было удобнее ездить. Как и положено студенту, у него началась интересная жизнь: он стал проводить большую часть времени вне дома, ходил в гости к однокурсникам и в ночные клубы, правда, то ли не пил, то ли хорошо шифровался – родители ни разу не видели его пьяным (жена Навального Юлия утверждает, что он не пьет вообще, ему это скучно; пьяным она видела мужа лишь однажды, на его день рождения, еще до свадьбы). Телефона в военном городке не было, и каждый раз, когда Алексей экспромтом решал остаться на ночь в Москве, он сперва ехал за город, чтобы предупредить родителей. Его мама, Людмила Ивановна, говорит, что не потому, что боялся скандала: мать человека, который сегодня едва ли не каждый день заставляет ее хвататься за сердце, уверена, что главное для него – душевное равновесие близких.

В начале 1990-х Людмила Ивановна работала на фабрике, где плели корзины и мебель. В школьные годы Алексей тоже подрабатывал там чернорабочим – ошкуровщиком, чистил лозу. Дела шли неплохо, пока в 1993 году вдруг не оказалось, что склад забит, а заказчики больше не хотят их продукции. Тогда это было в порядке вещей: экономические отношения менялись, как и отношения между людьми, нужное в то время становилось ненужным, а важное – неважным. Помыкавшись несколько месяцев без зарплаты, Людмила Ивановна загрузила корзины в машину и поехала продавать их на трассу. Через неделю, когда весь склад был распродан, а сотрудникам выплачена зарплата, его родители решили стать капиталистами. Вместе с Алексеем они составили бизнес-план и открыли свое небольшое дело – Кобяковскую фабрику по лозоплетению, которая со временем оказалась одним из немногих предприятий, сохранивших традиции русского плетения. Как мог, он помогал вести дело (позднее он будет шутить, что именно там научился плести заговоры), пока в 21 год не начал самостоятельную жизнь – скрепя сердце, ему попросту указали на дверь. Мать очень боялась, что он вырастет, но так и не научится летать. Его, конечно, не выставили на улицу – у семьи в Москве была квартира, в которой Алексей, закупив побольше сгущенки, и поселился. Уже через год он встретил свою будущую жену Юлию. Родители вспоминают, что на вопрос, кто эта девушка на фотографиях, двадцатидвухлетний Навальный, поразмыслив, ответил: «Если у меня когда-нибудь будет жена, надеюсь, что это будет она». Таким образом, его желудок был спасен. Отъезд из отчего дома омрачило лишь одно: любимый белый кот Алексея Хома не выдержал расставания и вскоре умер от разрыва сердца.

Уже со второго курса он рассылал резюме. Тогда у него еще не было опыта, который бы говорил за него, поэтому приходилось расхваливать себя самому. Он писал про свою активную гражданскую позицию и мероприятия, с успехом организованные в институте. Все это было беллетристикой – никакую особую позицию Навальный в те годы не занимал, равно как и ничего не организовывал. Он не из тех, кто занимается всем сразу; он предпочитает сосредоточиться на чем-то главном. А главным в то время было получить образование, найти работу и быстро разбогатеть.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Рыночным фундаменталистам вроде меня казалось, что они все станут миллионерами. Все думали: раз мы такие умные, мы очень быстро разбогатеем. С третьего курса я начал работать юристом в разных местах. Все мне почему-то казалось неинтересным: сидишь, перекладываешь бумажки, когда люди вокруг зарабатывают свой миллиард. Но потом вдруг стало заметно, что богатыми становятся только те, кто так или иначе причастен к власти. Стало понятно, что в России источник денег – это не предпринимательские способности, а либо наследство от Советского Союза, как у директоров, которые стали хозяевами, либо близость к власти. В России деньги рождаются от власти. Только у одного моего однокурсника получилось сделать быструю карьеру в бизнесе. Он пошел работать в Госкомимущество, а потом стал президентом одного из крупнейших сырьевых предприятий. Такие люди, как он, смекнули, как надо делать деньги: устроиться на государственную должность, поучаствовать в приватизации, и тогда ты заработаешь.

Но вообще, наше поколение оказалось уже не „там“, но еще и не „здесь“. Те, кто были старше, – это хитрые комсомольцы, они понимали, как все работает, они грамотно обогатились, для них это было время возможностей. А у нас никаких возможностей не было. Только сейчас наше поколение в силу естественных причин приходит в политику и экономику и начинает влиять на развитие страны. Но большинство застряло между Советским Союзом и рыночной экономикой. У них оказались размытыми нравственные и этические ориентиры. Те правила они презирали, а новые у них не сложились…»

Политик

В Бэтмена и Человека-паука Алексей превратился не сразу. Причиной прихода в политику для честного человека обычно становится осознание несовершенства мира и потому желание его изменить. Мир же, существовавший в воображении последних советских подростков и заменявший многим из них реальность, был идеален. В нем не надо было ничего менять, нужно было всего лишь напрячься, чтобы найти свое, наверняка приготовленное благосклонной судьбою, место. Первые борозды на лаковой поверхности той эйфорической картины процарапали президентские выборы 1996 года. Оставшийся по их итогам на второй срок Борис Ельцин начал предвыборный год с рейтингом в несколько процентов. Личность политика, его достижения и провалы – все отошло тогда на второй план. Главными стали политические технологии, благодаря которым его соперник Геннадий Зюганов оказался гибридом Гитлера, Сталина и графа Дракулы. «Не допустить упыря Зюганова и его шайку до власти» стало лейтмотивом президентской кампании. Мало кому тогда приходило в голову, куда в итоге заведет страну принцип выбора наименьшего зла, положенный в основу предвыборной стратегии ельцинскими пиарщиками во главе с Анатолием Чубайсом. Смута 1993-го, поставившая закон на службу политической целесообразности, и выборы 1996-го, коррумпировавшие дух политической элиты, определили будущее России на годы вперед и открыли дорогу людям, вскоре пришедшим на смену ельцинской власти.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Первым, кто заявил, что мы не готовы к свободным выборам и что наши люди выберут не того, был Чубайс. Он об этом сказал в интервью New York Times. Под этим соусом сделали очень много, начиная с фальсификации выборов Ельцина в 1996-м. Все это чушь. Да, есть некий продвинутый образованный класс, на котором лежит большая ответственность – тянуть всех остальных. Если кто-то валяется пьяный, ты за него несешь ответственность. Это не он быдло, а тебе повезло в жизни, и ты обязан сделать так, чтобы он тоже перестал быть быдлом. И к власти должны прийти люди, которые будут этим руководствоваться. Не бабки зарабатывать и не охранять свою власть, а делать то, что им положено по инструкции. Общество от них ждет именно этого. Но у всех людей – и у пьяницы из Рязани, и у сотрудника телевидения из Москвы – система ценностей одинаковая. Каждый понимает, что коррупция – это плохо, а некоррупция – хорошо. Преступление – плохо, а соблюдение закона – хорошо. Не нужно обманывать друг друга, что есть быдло, а есть элита. Просто для людей, которые сидят вон там, это повод обманывать себя и общество и на этом основании решать за других…»

Несколько лет работы Навального в разухабистых компаниях 1990-х и наблюдений за происходившим вокруг «грандиозным мухлежом» логично увенчались экономическим кризисом 1998 года. Именно тогда появившиеся у него в институте сомнения в возможности заработать миллиард отлились в вопрос, изменивший впоследствии всю его жизнь, – а в миллиарде ли счастье?

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Когда случился кризис, и все грохнулось, люди стали наперегонки друг друга кидать. Во власти тоже началась чехарда, менялись все эти Кириенки, Примаковы. Но у меня не было и мысли пойти в политику, пока не появился Путин и не начались первые разговоры, что нужно увеличить барьер для прохождения в Госдуму. Сразу они его не повысили, но стало понятно, что это произойдет. И что демократы тогда никуда не пройдут…»

9 августа 1999 года Борис Ельцин назначил мало кому тогда известного директора ФСБ Владимира Путина исполняющим обязанности премьер-министра и официально назвал его своим преемником на посту Президента России. Конечно, он не мог назначить Путина на высшую должность указом, но миру было объявлено, кого хотят видеть во главе страны родственники Ельцина и приближенные к ним бизнесмены и чиновники, так называемая «семья» – дочь Татьяна Дьяченко, будущий зять Юмашев, глава администрации Волошин, а также люди вроде Абрамовича и Березовского. (Последний будет потом утверждать, что это именно он, член-корр Академии наук, сделавший обычную для советских академических кругов интрижку основным инструментом политической жизни молодого российского государства, и привел Путина к власти.) Разумеется, очень скоро им предстояло на себе испытать традиционный для русской политики принцип «клан кланом вышибают», уступив командные высоты жадным до жизни мужчинам из питерской мэрии и дачникам из кооператива «Озеро», бывшим коллегам и нынешним друзьям ельцинского наследника. В следующем десятилетии политически значимые должности из всей волошинско-березовской команды удалось сохранить лишь нескольким бывшим пиарщикам «Альфабанка» и «Менатепа» во главе с Владиславом Сурковым, окопавшимся в кабинетах 14-го корпуса Кремля и одной старой московской площади.

Ельцинская немощь; самоубийственная внешняя политика; козни «семибанкирщины», заполнившие деловую, светскую и криминальную хронику; задержки зарплат шахтерам, учителям и врачам; кризис 1998-го; «Банду Ельцина под суд!» – все это привело к тому, что граждане, словно в стихотворении Мандельштама, перестали «чуять под собою страну». Путин же был новый и молодой, ничем особо не скомпрометированный. За ним не было не только банды, но даже еще панды и лабрадора Кони. Он начал «мочить в сортире» немного подсохших с прошлых выборов террористов, наводить конституционный порядок и говорить о повышении уровня жизни. Очень скоро очень многие в него поверили. И даже те, кто не поверили, – поверили, что поверили.

Справедливости ради надо сказать, что альтернативой Путину и сколоченному Березовским «Единству» на думских выборах 1999 года были Лужков с Примаковым и их «Отечество», вполне способные стать худшим из зол – их победа с большой вероятностью означала бы и победу Лужкова на последовавших вскоре президентских выборах[12]. Однако история «голосуй или проиграешь» 1996-го повторилась, но, как и положено, уже в виде исполненного телевизионным душегубцем Сергеем Доренко еженедельного фарса с лейтмотивом: «Казалось бы, причем здесь Лужков?!».

Поддавшись магии чисел и настойчивости присных, 31 декабря 1999 года первый Президент России Борис Ельцин ушел в отставку и уступил свое полуночное место в телевизоре Владимиру Путину. «Я ухожу, я сделал все, что мог!» – извиняясь то ли за прошлое, то ли за будущее, заявил он в последнем обращении к нации.

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Людей, которые для развлечения рифмуют и сочиняют стешки, я всегда считал дурачками.

И внезапно для себя активно поучаствовал в поэтическом контесте у milonga все началось с ее

Пахнет наркотиком рейвер-трясучка,
Пахнет «Шанелью» модная сучка-штучка,
Бризом канадским пахнет Моряк(тм),
И лишь В. В. Путин не пахнет никак.

Мною добавлено:

Здесь пахнет Слиска мигалкой несданной,
Пахнет Белов Кондопогою пряной,
Пахнет Кадыров Ксюшей Собчак,
Лишь В. В. Путин не пахнет никак.

Пахнет Зураб скульптурой огромной,
Пахнет Сурков обаянием скромным,
Битцевским лесом пахнет маньяк,
Лишь В. В. Путин не пахнет никак.

Пахнет Фрадков бегемотиком добрым,
Пахнет маца чем-то скоромным,
Ну и клопами пахнет коньяк,
Лишь В. В. Путин не пахнет никак.

Пахнут враждою кремлёвские башни,
У юзера ksue_shen вновь с кем-то шашни,
Кашиным пах журналист Растиньяк,
Лишь В. В. Путин не пахнет никак.

Вот. Я поэд.

* * *

В избирательной кампании в Госдуму третьего созыва 1999 года принимали участие 26 политических партий и избирательных блоков. Среди них были замечательные, по-своему ностальгически милые экземпляры, функционировавшие на уровне статистической погрешности: некая «Русская социалистическая партия» под руководством В. Брынцалова, И. Брынцалова и Ю. Брынцалова (набрала 0,24 % голосов); «Наш дом – Россия» (в народе осведомленно именуемый «Наш дом – Газпром»; в тройке Черномырдин, Рыжков и Аяцков; результат – 1,19 %); «Партия мира и единства» легендарной Сажи Умалатовой (0,37 %) и тому подобные субъекты реальной политики. Еще несколько партий не попали в бюллетень, в том числе даже ЛДПР.

С маркетинговой точки зрения, прошедшие в парламент характеризовались следующим образом: КПРФ – для всех любителей СССР и части ненавистников ельцинского режима; «Единство» – для тех, кому государство как таковое важнее программы и идеологии, а также для всей растущей армии фанатов Путина; «Отечество – Вся Россия» – то же самое, что «Единство», только для фанатеющих от Лужкова и тащащихся от Примакова; «Союз правых сил» – для молодежи, среднего и малого бизнеса и всех тех, кто еще верил в себя; «Блок Жириновского» – для поклонников таланта Жириновского. Шестой (и последней) из преодолевших проходной 5 %-й барьер была партия «Яблоко», возглавляемая Григорием Явлинским. Эта партия всегда стояла особняком в российской политике: как и всякая оппозиция, она была против многих действий власти; однако в отличие от других почти всегда предлагала альтернативу. Если бы в России был возможен либерализм в европейском его понимании, «Яблоко» следовало бы назвать социал-демократической партией. Основным его электоратом было принято считать творческую и научную интеллигенцию.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Выбор, по большому счету, был между коммунистами и „Яблоком“. Жириновский очень талантливый политик, но никто и никогда его не воспринимал как человека, который борется за власть, никто не относился к нему серьезно. Поэтому как политическую партию ЛДПР я никогда не рассматривал. Коммунисты же были номенклатурой, у них были свои губернаторы, и сама эта советская идея совершенно не годилась, они идеологически были для меня неприемлемы. А „Яблоко“ выступило против Путина, и там не было этих комсомольцев, как в СПС. Альтернативы ему к 1999 году не было. К тому времени стало понятно, что это единственная последовательная демократическая партия, которая говорила об идеях и не разменивала эти идеи на деньги, должности или посты. И когда я оказался внутри, я только в этом убедился. У „Яблока“ была куча проблем, связанных с вождизмом Явлинского, с тем, что оно превращалось в секту, не было никакого управления, но это были люди, которые отстаивали свои политические взгляды. У них была идеология, у них была система ценностей и, в целом, они действовали последовательно.

Подавляющее число людей туда пришло из личной симпатии к Явлинскому. А я не был таким человеком. Я на него не молился, а всего лишь считал самым порядочным и честным политиком. Когда-то я его ненавидел, потому что он был против Ельцина и Чубайса, но к концу 90-х понял, что комсомольская сволочь все разворовала и Явлинский был прав. Когда пошли разговоры про барьер, было понятно, что это направлено, в первую очередь, против него. Тогда я решил – из принципа вступлю! И пошел в „Яблоко“. А надо сказать, тогда они все были крутые. У них были депутаты, которые были вообще небожители. Чтобы вступить в партию, надо было сперва стать сторонником, потом стать кандидатом в члены, собрать какие-то рекомендации, потом тебя на год подвешивали и только после этого принимали.

Офис партии находился на Новом Арбате. Я туда пришел прямо с улицы, без предупреждения или какой-то рекомендации, позвонил в дверь и вошел. Не знаю, чего я ждал, но первое впечатление не соответствовало моему представлению о парламентской партии: там был адский бомжатник, клуб опустившихся активистов. Они обсудили меня на какой-то комиссии и после этого отправили в отделение в Юго-Восточном округе, где я жил. Я прихожу, там сидит какая-то тетушка и очень подозрительно на меня смотрит. Не знаю, может быть, к ним давно никто не заходил, а может, это входило в ее обязанности – так на всех смотреть. А я прилично оделся, в костюм. Появляются еще какие-то люди. И они начинают меня спрашивать – для чего вам это надо? Такое ощущение, что вот-вот начнут отговаривать. Они-то все думают, что ты пришел что-то мутить. Это начало путинского времени, тогда в партии по убеждениям уже почти не вступали. И потом меня это в „Яблоке“ все время сопровождало – никто не мог понять: а что я там делаю? Разговоры были примерно такие: денег мало или вообще нет, почему ты не идешь работать, не займешься чем-нибудь нормальным? И меня это очень бесило, в этом была главная проблема: они сами осознавали свое убожество, не верили в собственные политические силы…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Будни партстроительства

Только что объявление по громкой связи в офисе РОДП «ЯБЛОКО»: «Уважаемые сотрудники, женский туалет на третьем этаже возобновил свою работу».

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…За первый год работы зарплату я не получал. Потом получал, но небольшую. Параллельно подрабатывал как юрист: помогал оформлять разные бумаги, консультировал, что-то делал для Антимонопольной службы. Много денег это не приносило, но когда в „Яблоке“ вообще переставали платить, семью я мог содержать.

Единственная осмысленная деятельность в партии заключалась в том, что некоторые люди ездили в регионы и контролировали выборы, за что получали какие-то деньги. А в 2001 году стало понятно, что надо начинать готовиться к выборам в Госдуму 2003 года. И появились два таких товарища, Даниил Мещеряков, который в Хельсинской группе работал директором, и Тимофей Нижегородцев, ставшие моими политическими отцами. Они как-то охмурили Явлинского, и он их назначил главными по выборам. Потом, правда, разогнал, как он это всегда делает. Они оба живут в Марьине, мы были в одной партячейке, и, может, поэтому они мне сказали: „Давай вместе заниматься выборами“. Денег никаких не платили, но мало-помалу я стал включаться в эту работу. И увидел, насколько все развалено и убого, и что все несчастья демократов и партии „Яблоко“ связаны не с тем, что их цензура как-то зажимает или телевидения у них нет, а с тем, что никто ничего не может делать. Лишь бы урвать, коррупция там чудовищная. Как и в любой партии формата 90-х годов. Там же до сих пор одни и те же люди, одно и то же кочующее из одной партии в другую жулье и ворье. Эти профессиональные политтехнологи, профессиональные партийцы, они побывали во всех партиях, на всех выборах поработали, все, что можно, курировали. И я решил – значит, нужно заниматься самому.

Мы были первыми, кто занялся уличной политикой. Я возглавил в партии группу проведения акций, в этой группе очень хорошо работало „Молодежное Яблоко“, которым руководил Илья Яшин[13]. Концепция Мещерякова и Нижегородцева, которую я реализовывал, была такая: раз в СМИ не попадешь без информационных поводов, нужно создавать эти информационные поводы самим. Сейчас это может показаться странным, но тогда централизованно этим никто не занимался. Все делали мероприятия и акции под существующие события. А мы стали эти поводы изобретать сами. Это было особенно важно, потому что партия „Яблоко“ катилась по наклонной, она должна была биться за выживание. Митрохин, руководитель московского отделения, который потом стал председателем вместо Явлинского, эту идею поддержал, и поэтому, когда случились выборы 2003 года, я возглавил московский предвыборный штаб. Мы работали как проклятые. Например, приходит фура с агитационными материалами в четыре часа утра. Я звоню Яшину и говорю: езжай в Бирюлево и разгружай эту фуру. И он ехал, искал каких-нибудь таджиков и сам всю ночь ее разгружал. И все это, разумеется, на энтузиазме. Зарплата была 300 долларов. Мы были очень политически мотивированы.

Я на своей шкуре испытал эволюцию взаимоотношений милиции и манифестантов. Когда мы начали это делать в 2001 году, мы проводили митинги и пикеты прямо у 2-го подъезда Госдумы. Это не было проблемой: нам давали разрешения и не задерживали. И постепенно с 2003 года начались административные задержания, суды и штрафы за каждую акцию. Сначала нам не разрешали возле Думы, потом только на другой стороне, потом только у Карла Маркса, а потом вообще запретили. У Мосгордумы можно было пикетировать прямо у входа, а потом только где-то в сквере на Тверском бульваре. У меня административных задержаний, наверное, штук тридцать.

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Мировой судья:

– Как я могу слушать дело, если ваша личность не установлена? У вас совсем нет никаких документов?

m_gaidar:

– Нет. Никаких нет.

Мировой судья:

– Ну что же делать тогда?

m_gaidar:

– Слушайте, ну зайдите в Интернет, там полно моих фотографий.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Никто не верил, что „Яблоко“ может провалиться, но стратегии через десять лет стать депутатом у меня тоже не было. Я шел в политику для того, чтобы отстранить от власти одних людей и привести к ней других. Я, конечно, не верил, что Явлинский станет президентом, но надеялся, что создастся большая демократическая коалиция, которая отхватит себе большой кусок власти. Мы хотели продвигать конкретных людей, чтобы они стали депутатами. А мы бы были их помощниками. Борьба одних людей против других была тем, что меня больше всего интересовало. Мы хотели показать, что предвыборная кампания не означает, что сразу крадут все деньги и не будут ничего делать. Мы проводили кампанию нового типа, по крайней мере, для „Яблока“: раздавали листовки на пикетах, агитировали лично.

Что такое избирательная кампания? Это очень сумбурная деятельность в сжатые сроки, когда нужно мобилизовать огромное количество людей и решить кучу проблем. Было и сложно, и интересно. Мы соревновались и с другими регионами внутри партии, потому что боялись показать худший результат, чем они. Но когда выборы прошли, выяснилось, что другие регионы в конкуренции не участвовали, а просто украли деньги. В общем, в России так и происходят все избирательные кампании. Задача любого штаба – сразу украсть все деньги. Выборы пройдут, никто ни за что не спросит; твое начальство точно так же ворует, только больше.

У нас был единственный регион, который улучшил свои показатели по сравнению с предыдущими выборами, – мы набрали более 10 %. Были регионы для „Яблока“ куда более перспективные, например, Питер. Везде был абсолютный провал. Помню, как в ночь выборов считают-считают, показатель „Яблока“ по стране дошел до 4,6 % и расти перестал. А мы уже в особняке партии на Пятницкой отмечаем победу. В 6 утра я поехал домой и был уверен, что проснусь и узнаю, что мы преодолели проходной барьер.

Когда я проснулся, у нас так и оставалось 4,6 %. В это было крайне сложно поверить. Я был даже не столько разочарован, сколько взбешен. Мы-то отработали нормально! Если бы остальные хоть что-то потратили на работу, „Яблоко“ бы прошло.

С другой стороны, такой подход к делу считался в партии нормальным. Задачи проведения реальной кампании перед этими людьми никогда не ставилось: проведешь – молодец, нет – так от тебя этого никто и не ждал. Там все решения принимает Явлинский, а он не верит в политтехнологии и избирательные кампании. Он верит только в некие договоренности, что нужно прийти и договориться, чтобы тебя пропустили. И еще он верит в свои выступления по телевизору. Он считает, что все остальные только мешают. Отчасти так оно и есть. Точнее, так оно и было. Все люди, которые голосовали за „Яблоко“, голосовали конкретно за Явлинского. Им нужен был Явлинский, выступающий по телевизору, и больше ничего. Все остальное он считал пустой тратой денег. Это прекрасно работало в 1990-е. Он был очень популярен. И немного это еще работало даже в 99-м году. Но в 2003-м это не сработало, а дальше уже работало в минус. Каждый должен понять, что нельзя оставаться столько времени распрекрасным и перспективным, ничего не делая, когда ты уже отметился везде по двадцать раз и не можешь сказать ничего нового.

С того момента и началось это отвратительное вранье, что „Яблоко“ никуда не проходит из-за фальсификаций. Оно тогда действительно не прошло, потому что не набрало 5 %. И это вранье с тех пор повторяется на всех выборах: „У нас украли победу! Мы набрали 20, а нам оставили 2 %. Мы набрали 10, а нам оставили 1 %. Мы набрали не меньше 12, а нам оставили 0,5 %!“ А на самом деле, все так и есть – вот столько вы и набрали. Они все были депутатами Госдумы и думали, что так будет всегда и можно в жизни больше ничего не делать. Потом они еще по инерции пару лет надували щеки, а сейчас это просто политическая шантрапа…»

Поражение на выборах, как ни странно, имело и положительную сторону: многие партийные функционеры были деморализованы и не готовы к работе в новых условиях, и это давало «яблочной» молодежи шанс показать себя. В партии образовалась достаточно автономная фракция, объединившая наиболее активных единомышленников, которые не хотели, чтобы их и дальше воспринимали как клуб молодых интеллигентов, они хотели действия. Илья Яшин вспоминает последовавшие пару лет как очень веселые: без оглядки на старших они придумывали акции и сами их проводили.

Это было отнюдь не махание флагами на набережной Тараса Шевченко: когда однажды митинг не разрешили, они забрались в кузов грузовика и митинговали оттуда; в другой раз они облили краской барельеф Юрия Андропова, незадолго до того повешенный на здании ФСБ (последствия, правда, были не очень веселыми – по словам Яшина, их товарищей не просто задержали, но и били). Они даже вопреки установкам партии участвовали в «Маршах несогласных», про которые Григорий Явлинский сказал, что «идеологическое и политическое содержание этих акций неприемлемо для „Яблока"».

Поначалу Алексей не решался выходить на первый план, то ли стеснялся, то ли полагал, что есть более заслуженные и достойные. Но постепенно он начал играть самостоятельную политическую роль и брать на себя политическую ответственность. Во многом благодаря его энергии в 2005 году стало возможно объединение «Яблока» и СПС на выборах в Мосгордуму: этого объединения не очень хотели в СПС, и взаимной симпатии со стороны «Яблока» тоже не было: Явлинский относился к этим коллегам по либеральному лагерю даже хуже, чем к коммунистам. Навальному пришлось взять на себя не только организационные вопросы: политическое лавирование и «разруливание» вышло тогда на первое место. В обеих партиях мало кто верил в успех, но вместе они преодолели 10 %-й проходной барьер и получили в московском парламенте три места из тридцати пяти. Многие даже надеялись, что долгосрочный союз либералов наконец состоится, но история распорядилась иначе, дальше общего списка дело не пошло.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…После выборов 2003 года очень много людей из партии ушло. Но мои ценности и система координат оставались прежними, проигрыш или выигрыш на это не очень влияли. Из партии я уходить не собирался. К тому же впереди были очень важные выборы – в Московскую городскую думу. И тогда, и сейчас депутат Мосгордумы круче, чем депутат Госдумы. Мы занимались выборами, занимались Москвой, которую я хорошо знаю, и в Москве у „Яблока“ были сильные позиции.

Именно тогда я получил первый опыт такой гражданско-политической борьбы. Это был „Комитет защиты москвичей“ – организация, которую мы создали для борьбы с уплотнительной застройкой. В 2004–2005 годах Лужков запланировал на месте каждой песочницы построить дом. Это была колоссальная проблема. У меня самого под окнами что-то строили. Получилось все как всегда само по себе. В партию приходили люди, жаловались. Мы раз сходили к ним на митинг, другой раз помогли, написали какие-то запросы и увидели, насколько эти практические действия были полезны как людям, так и партии. Огромное количество людей мобилизовано, у всех падает стоимость квартир. Возникла идея объединить эти разрозненные инициативные группы в „Комитет защиты москвичей“. Я стал его исполнительным секретарем. Митрохин был председателем, он больше выполнял политическую функцию, а я занимался практической работой: юридической помощью, ездил на митинги, приглашал прессу. Думаю, это была самая большая общественная организация в Москве, занимавшаяся реальной работой. Это была супермуторная работа. Но потому она и была успешна – потому что это была работа.

„Комитет защиты москвичей“ давал реальную отдачу людям. Ко мне постоянно приезжали СМИ, для которых я что-то комментировал. Это позволяло „Яблоку“, когда пресса уже была закрыта, в ней все-таки появляться. Мы чувствовали, что нас боятся: мы действительно создавали проблемы этой коррумпированной лужковской власти. Это была настоящая политическая деятельность. Но, повторю, это было очень тяжело, и физически, и организационно. В сто раз тяжелее, чем позже „РосПил“ и другие вещи. Это была работа с людьми, очень разными, у каждого из которых своя правда. Аргументы их, как правило, были полной ерундой, но мы понимали, что стройка все равно незаконная, и должны были все обосновывать с самого начала. Все это было бы невозможно без Митрохина и его энергии. Он тогда не был лидером партии, но фактически уже тащил ее на себе. В результате всей этой работы он стал депутатом Мосгордумы, мы отменили несколько строек. Конечно, в большинстве случаев побеждала власть, потому что у нее было невозможно выиграть в суде. Но мы и котлованы засыпали, и заборы сносили, и работать им не давали…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Пришла на приём инициативная группа. Ул. Генерала Глаголева. Уж на что я привык слушать про «строительные шалости» наших властей, но всё равно сидел, слушал и офигевал. Автосалон решил расширить территорию за счёт сквера. Дважды подавали документы на разрешение. Дважды им отказывали из-за того, что сквер, и растут деревья. И они нашли выход. Во двор внезапно приезжают чуваки из НПО «Радон», объявляют, что сквер радиоактивный. Ломают детскую площадку. Огораживают сквер забором. И начинают пилить деревья. Называется всё это «работы по дезактивации».

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…С „Комитета защиты москвичей“ началось то, чем я занимаюсь сейчас: не абстрактной идеологией, а беру конкретную проблему и в процессе ее решения придаю ей политическое звучание. Я ничего не притягиваю за уши, а просто, сказав „а“, я говорю „б“: если в вашем дворе незаконно строится дом, он строится потому, что какие-то жулики заплатили взятку в мэрии. И никто вам не помогает – ни „Единая Россия“, ни остальные. А мы, партия „Яблоко“, вам помогаем. Мы боремся против коррупции, против строительства дома, против этих конкретных людей, создавших всю эту систему. Здесь море политики и идеологии: голосуя за нас и голосуя против них, вы можете сохранить свою детскую площадку. И это ровно так и есть. В этом и есть правда. Разговоры про то, что не нужно политизировать проблемы, привели к тому, что все эти школьные стадионы застроили. Вся несправедливость, коррупция в городском хозяйстве – это политическая проблема…»

Шоумен

В 2005 году постмодернизм победно дожевывал последние страницы великой русской литературы, стильно мерцал на экранах телевизоров, но к политике он только начинал осторожно подбираться: его кремлевские жрецы тогда еще не решились полностью заменить рецепты заклинаниями[14]. Однако конкуренция мнений и взглядов – суть реальной политики – уже была не угодна; содержание вовсю уступало место форме и здесь. На телевидении появились так называемые «стоп-листы» – списки запрещенных политиков, и «темники» – перечень запрещенных тем. Собиравшие огромную аудиторию телевизионные дискуссионные шоу либо закрылись, либо начали выходить в записи. Содержание этих программ теперь определялось не авторами и редакторами, а чиновниками.

Изъятие из жизни масс осмысленной политической дискуссии привело к ее расцвету в полуподпольных, подчас ожесточенных условиях: молодые люди, не превратившись еще от безысходности в хипстеров, в то время интересовались не только тем, во что себя втиснуть, но и тем, что втиснуть в себя, и переместившаяся с экранов телевизоров и из академических аудиторий в прокуренные клубы политическая дискуссия оказалась заманчивым предметом их интереса. Клубные дебаты заменили многим концерты и вечеринки. Именно тогда Навальный начал свой путь к роли политической звезды; еще не в качестве политика, но уже вполне себе селебрити. Он начал вести политические дебаты и быстро добился успеха – дебаты чуть было не стали всероссийским политическим хитом.

Каждый использует тот ресурс, который имеет. Ресурсом Марии Гайдар и Алексея Навального, окрестивших себя в 2005-м году движением «Демократическая альтернатива!» («ДА!»), были их знакомые политики и блогеры. Оставалось только придумать, как этот ресурс использовать. Целью Движения не были глобальные политические цели – борьба за отставку Путина (тогда Навальный еще предпочитал бороться с тем, что тот делает, а не с ним самим) или установление парламентской республики. Их концепцией, во многом сформулированной Алексеем, было изменять мир посредством пусть небольших, но осязаемых дел и проектов. Самым громким их проектом в феврале 2006-го и стали политические дебаты, названные скромно и оригинально – «Политические дебаты» (или, для краткости, «ДА! – дебаты»). Первыми участниками были известный журналист «из Интернета» Максим Кононенко и Никита Белых. Проект быстро раскрутился, и скоро приглашать они могли уже не только знакомых, но и просто интересных политиков и активистов.

Схема у «ДА! – дебатов» была простая: на сцене сидели два человека, желательно из разных идеологических лагерей, – один известный (политик, философ или журналист), другой – «перспективный», которые друг с другом спорили. Это было жестокое соревнование, и авторитет не имел особого значения: оплошность в аргументации или попытка запудрить аудитории мозги тут же оборачивались публичной обструкцией. Никто никого не стеснялся: крики, угрозы и мат существовали в этом пространстве наравне с интеллектуальными откровениями и борьбой мировоззрений. Навальный прогуливался по сцене и модерировал: задавал вопросы и направлял ход дискуссии. Не притворяясь подставкой для микрофона, каким-то образом он все равно почти всегда умел оставаться нейтральным. Что бы ни говорили, а для любого ток-шоу нет ничего плохого, если его хозяин не глупее участников – те придут и уйдут, а на него зрителям смотреть из раза в раз. Успешный шоумен – готовый политик, и для Алексея испытание сценой стало проверкой на быстроту реакции и способность держать удар, иногда за других. Зрители, не скованные телевизионными условностями, не давали расслабиться людям на ринге: они не только задавали вопросы, но кричали, свистели и топали ногами. Вход был бесплатным, и зал набивался до отказа. В конце жюри, состоявшее из популярных блогеров, называло победителя.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Проект стал очень популярным. Мы звали всех на свете. Главный критерий – способен ты дебатировать или нет. Интересно тебя слушать или нет. Тогда я почувствовал, что это и есть политика в ее чистом виде. Люди спорят, убеждают оппонента и зрителей. Там рождались некие политические сущности, про это писали, благодаря этому начинали обсуждать какие-то важные темы, например, национализм. Это был политически важный проект. Главное было – столкнуть точки зрения, разные идеи, подходы.

Довольно скоро Администрация президента нашла его опасным: они это назвали «масштабированием неверных политиков». В общем, они были правы, мы действительно масштабировали, только новых политиков. И они начали подсылать провокаторов, чтобы потом сказать: это не политика, это хулиганы собираются, пьют пиво и дерутся. А политика – это совсем другое. Вот у нас по Первому каналу – там политика! А это фигня на палочке!

Закончилось все после того знаменитого эпизода со стрельбой в октябре 2007 года, когда они прислали футбольных фанатов, которые кидались в зале бутылками. Удивительно, как долго мы все это терпели. Видео есть в Интернете. Кончилось тем, что один, который больше всех нажрался, полез драться. И тогда я, в соответствии со всеми правилами использования травматического оружия, с расстояния трех метров выстрелил четыре раза ему в корпус, что на него не возымело никакого действия, и все превратилось в обычную драку. Пришла милиция и нас обоих задержала. Но было человек двести свидетелей, и было медицинское освидетельствование и меня, и его. Материалами расследования установлено, что я был трезвый, а он был пьяный. Пределов необходимой самообороны я не превысил. В Администрации президента было совещание, и, как мне рассказали его участники, Сурков сказал: «Сажать его!» Дело возбуждали и отменяли раз десять. В последний раз на уровне Генеральной прокуратуры. Они приложили все усилия, чтобы его раскрутить. В конце концов, оно так распухло, что выглядело как дело об убийстве. Но придраться там было совершенно не к чему. В итоге дело прекратили, пистолет мне вернули и признали, что я никакого закона не нарушил.

Тогда мы поняли, что это не прекратится, и мы попросту не можем гарантировать безопасность участников и зрителей. Так что своего они добились – это были последние дебаты. Но параллельно происходила еще одна история, благодаря которой я смог понять, как устроено наше телевидение…»

Главными политическими дебатами страны тогда была программа «К барьеру!» Владимира Соловьева, выходившая на НТВ. Ее успех, во многом следствие профессионализма ведущего, сделал жанр дебатов очень популярным. Каждый канал мечтал иметь что-то похожее. Московский ТВ-Центр, называющий своим фирменным стилем «избегание крайностей», что, видимо, означает отсутствие оригинального продукта, на третий год существования «К барьеру!» тоже захотел выпустить свое дискуссионное шоу. К тому времени Навальный стал в этом жанре столь успешен, что его пригласили на пробы, после которых утвердили ведущим новой программы – «Бойцовский клуб». Однако у программы кроме названия и ведущего ничего больше не было, и Алексей предложил формат: он попросту пригласил телевизионщиков на свои дебаты.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Когда они пришли, у нас дебатировали Белов и Рыжков, и был совершеннейший трэш. Телевизионщики посмотрели и сказали: ничего другого нам не надо, хотим ровно так! Мы записали пилот, после которого мне позвонили и сказали, что меня приказано с ведущих снять. Но на том этапе проект без меня существовать не мог, поэтому меня перевели в шеф-редакторы. Мы записали две передачи, их даже показали. Но с ведущими что-то не клеилось, и руководство канала как-то пробило, чтобы меня вернули в ведущие. После того как мы записали еще одну программу, которая в эфир так и не вышла, передачу закрыли вообще. В общем, на федеральном экране я так и не появился.

Факт появления телека давал ощущение победы, потому что они сами пришли и решили наши дебаты запустить в эфир. Потратив минимальные деньги, группа активистов сделала интересный и конкурентный проект. ТВЦ, конечно, не Первый канал, но все равно было любопытно посмотреть, как это работает. Я был уверен, что на фоне всех остальных политических шоу, этого голяка и тухлятины, мы сделаем что-то стоящее, сможем показать интересных людей, привлечь принципиально новую аудиторию, сделать качественный продукт. И сам процесс съемок был весьма увлекательным: приезжала целая фабрика. Меня это захватывало. И я, конечно, понимал, что для моей политической деятельности, где вопрос узнаваемости имеет значение, это было тоже важно. Но не я один оказался такой хитрый. Сурков и все те, кто запретили мне быть в кадре, они были не идиоты и точно так же это хорошо понимали. Но все равно в качестве шеф-редактора я определял темы, командовал ведущими. Для меня стало открытием, что ведущий на телевидении совершенно не обязательно что-то решает. В общем, это должно было быть полноценной работой. Несколько месяцев шли переговоры. Я советовался с разными людьми, и мне сразу предсказали, что тебя ждет яркая, но короткая телевизионная жизнь…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

barabanch учинил очередное расследование. На этот раз про закрытие «Бойцовского клуба». Почти всё верно. Но почему-то он не упомянул эпизод, когда мне звонил Путин и угрожал, а я бесстрашно кричал ему: «Вы не смеете! Конституция гарантирует нам свободу слова! Ведь вы же клялись на ней!»

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Можно предъявлять претензии Соловьеву, что у него бесконечно Проханов, Жириновский и Веллер, но понятно почему. Ему просто не разрешают. Когда его спрашивают, почему вы не приглашаете Навального или еще кого-то, а он пишет – я с националистами дела не имею, это просто смехотворно. Потому что ты понимаешь, что не он решает, кто будет гостем. Им выдают в Кремле список, кого можно, кого нельзя, и вот с этим списком попробуй получи рейтинг.

Но я не собираюсь никого из них жалеть, ни Познера, ни Соловьева. У меня к ним нет ни малейшего чувства жалости, ни даже уважения к их великой профессии. Никто не заставляет это делать. И профессионализм здесь ни при чем. Я посмотрел изнутри и понял, что никто из них не будет голодным, если останется честным гражданином. Не думаю, что Лобков[15] был очень счастлив, но он развернулся и пошел снимать передачи про растения. Если ты профессионал, ты сможешь делать продукт, за который тебе не будет стыдно…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Вчера на ОРТ смотрел ток-шоу «Решайте сами» (или как-то так).

Главное политическое ток-шоу страны.

Тема: «Хочет ли Запад сделать Россию сырьевым придатком?»

Ведущий – небритый чувак в полосатом костюме по имени Максим – завершил программу следующим образом:

«Сам Господь Бог, а никто иной, повелел России быть сверхдержавой!»

Впрочем, от похода на телевидение польза была: весной 2007-го предвыборного года Алексей стал первым российским политиком, кто понял, что пришло время осваивать новые (единственно доступные оппозиции!) медийные технологии – Интернет. В «Яблоке» его идеи не пригодились, и тогда он убедил Марию Гайдар (первый номер в Московском списке партии «Союз правых сил») и Никиту Белых (председателя СПС) провести избирательную кампанию в Сети. Навальный обратился к профессионалам, которые сняли десять видео для Белых и несколько десятков роликов для Гайдар[16].

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Я подружился с Белых и давал им кое-какие советы. Никита был новый человек, восприимчивый к новым идеям, и мы с Гайдар смогли его убедить. Это был очень интересный опыт: они смогли добиться определенного накала борьбы; они в тот момент занимались реальной политикой, стали врагами Кремля, их мочили. Вот у них-то как раз тогда отрезали: они не получили 5 %, но больше 3 % набрали точно.

Вся избирательная кампания была сведена к тому, что надо мочить СПС. Недаром прямо перед выборами в телеке был активирован так называемый журналист Мамонтов, главным обвинением которого было то, что Маша с друзьями отмечала свой день рождения в ночном клубе. Но Гайдар им весело ответила роликом „Дявол“ про Путина. Это был настоящий фурор, газеты печатали из него скриншоты, все обалдели от ее смелости…»

Националист

В последние дни лета 2006 года в городе Кондопога недалеко от Петрозаводска произошли события, которым еще предстоит занять свое место в учебниках новейшей истории России. По официальной версии, двое местных жителей поспорили в ресторане с официантом, нелегальным иммигрантом из Азербайджана, спор перерос в драку, азербайджанец позвал на подмогу представителей кавказских диаспор, которые стали избивать всех подряд. Погибли двое случайных прохожих.

Начавшиеся как пьяная драка и переросшие затем в массовые беспорядки события, в ходе которых местные жители требовали не только найти и наказать виновных, но и выселить всех приезжих кавказцев, а заодно и азиатов, не стали чем-то совсем неожиданным; вопрос, витавший в воздухе несколько предыдущих лет, был лишь в том, где и когда загнанный внутрь конфликт выйдет наружу. Расцветшая пышным цветом так называемая этническая преступность, на которую власти многие годы предпочитали закрывать глаза – либо по коррупционным мотивам, либо чтобы «не создавать напряженность», – послужила для многих причиной обострения национального чувства, принявшего в Кондопоге форму погромов. Обществу стало понятно, что национальный вопрос вышел на первый план российской политической повестки и замалчивание или репрессии не способны его разрешить.

Нелегальная и бесконтрольная миграция и ее последствия были той темой, к открытому обсуждению которой Навальный всегда призывал. Последовавший за Кондопогой год оказался для него насыщенным: впервые в России он предложил провести избирательную кампанию в Интернете; чуть было не стал телеведущим и уголовником, но главное – вместе с Сергеем Гуляевым[17], Захаром Прилепиным и другими национал-демократами учредил политическую организацию – Национальное русское освободительное движение «Народ». В своем Манифесте народники заявили:

«Если Россия не обретет национальную программу будущего, то страна распадется и исчезнет с политической карты мира. России нужна новая, национально мыслящая и социально ответственная власть. Представители сегодняшней элиты, какими бы лозунгами они ни прикрывались, не в состоянии привести страну ни к чему, кроме развала и исторического краха. Борьба за радикальную смену элит – важнейшая задача движения НАРОД, которое мы создаем. Первого в новейшей истории России национально-демократического движения».

Большинство либералов, друзья и семья Навального были в шоке: одно дело говорить о своих взглядах, и совсем другое – объединяться в организацию с теми, кого они считали чуть ли не маньяками, – с националистами. Людмила Ивановна просто попросила сына больше с ней о политике не говорить. Она была уверена, что им больше нечего обсуждать.

Родители Навального играли в ту же игру, что и вся страна: проблема, конечно, есть, но говорить о ней неприлично. Он и не стал никого убеждать, объяснений со временем оказалось достаточно: сперва близкие согласились с его правом на свою точку зрения, а потом, когда оказалось, что речь идет о нации, но не о составляющих ее национальностях, постарались его понять. Со временем его аргументы поняли даже многие несогласные с ним либералы. Они признали, что замалчивать проблему – не лучшая стратегия. Сегодня коллеги-политики называют его демократом с националистическими убеждениями, а не националистом с демократическими. Мария Гайдар говорит, что главное для него – закон и мораль, и не боится, что идея может их перевесить.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Вся либеральная общественность меня знала. И все они знали о моих взглядах. Все они со мною работали на правозащитных проектах и видели, что мы из одной тусовки. Просто они играли в такую детскую игру – „да“ и „нет“ не говорите, следовали сложившейся в их среде аксиоме – националистам трибуну давать нельзя! А аксиома эта давно не работает. Они замалчивают совершенно реальные, актуальные темы. Но ведь это глупость. Отчасти они даже со мной соглашаются, но им не нравится само слово „национализм[18], оно их напрягает. Но что они могут возразить содержательно, когда я говорю, например, что нужно ввести визовый режим со странами Закавказья? Когда это говорит Белов[19], они начинают рвать на себе рубашку – фашисты! А когда это говорю я, то, вроде, и нормально, это, мол, его точка зрения…»

«Народники» отнеслись к Движению серьезно: они писали программные документы, участвовали в «Русских маршах», выпускали видеоролики против нелегальных эмигрантов и в защиту этнических русских. На «Народ» Алексей возлагал большие надежды, рассчитывая, что Движение станет той полностью отвечающей его взглядам платформой, с помощью которой он начнет играть уже самостоятельную политическую роль. Однако оно, несмотря на все усилия, не состоялось. В начале 2007 года общество, как и семья Навального, не хотело даже слышать про национал-демократию; по большому счету, тогда оно не делало никакого различия между нею и шовинизмом или даже фашизмом. Последовавшая эволюция взглядов стала особенно заметна к следующему выборному циклу 2011-го, когда все российские политические силы принялись растаскивать национальную идею по своим предвыборным кампаниям. Впрочем, и сами националисты оказались не готовы к созданию широкой коалиции, на что рассчитывал Алексей.

Тем не менее главной цели участники «Народа» добились: они не собирались создавать политическую партию, их первой задачей было вывести проблему из того темного угла, куда ее определили современники. Сама дискуссия, которую им удалось начать на табуированную тему, показала, что убеждения и честная аргументация важнее формальной организации.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Я уверен, что партийный способ существования оппозиции себя изжил. Создавать партию ленинского типа, рязанское отделение, тульское отделение, – все это чудовищно дорого и неэффективно. Кроме того, весь смысл сегодняшнего существования партий в России в их традиционном виде только в том, чтобы зарегистрироваться в Минюсте, получить бумажку от Суркова, а потом участвовать в выборах на условиях: захотят – допустят, не захотят – не допустят. Это не является настоящей политикой и это не является настоящей оппозицией.

Настоящая политика – это говорить то, что ты действительно думаешь, заниматься общественной и политической деятельностью, не спрашивая ни у кого разрешения. Я реализую те проекты, которые направлены на некоторое общественное благо, и мне наплевать, что о них думают Сурков, Костин[20] и Путин. Кто больший политик – Чирикова[21] или все эти экологи из „Яблока“, которые неизвестно где существуют? Да они никто!

А Чирикова – политик, который сумел навязать свою повестку дня.

Я не склонен переоценивать количество своих сторонников, но они у меня есть, в отличие от некоторых людей, которые зарегистрировались в Минюсте и всем рассказывают, что они политики, потому что у них есть бумажка, их зовут на ТВ-Центр и в программу Соловьева. Меня по телевизору не показывают, и я действую так, словно никакого телевизора не существует. Политик – это человек, который совершает те действия, которые считает правильными, а не то, что ему написано и очерчено кем-то еще…»

Но тогда он все еще верил в «Яблоко» и надеялся, что сможет оживить его новой национал-демократической идеей. В партии же надеялись, что он образумится и вернется в ее идеологическое лоно. Ему не только грозили исключением за ересь, но и искушали: «Алексей, потерпи, – говорил Григорий Явлинский, – мы сделаем тебя мэром Москвы».

Однако чем дальше, тем яснее становилось, что партия должна сделать выбор: стать «Яблоком» имени Навального (или «фашиста Навального») или объявить его персоной нон грата. Коллеги по партии, правда, говорят, что Алексей не метил на место отца русской социал-демократии, он всего лишь хотел, чтобы тот ушел; они говорят, что, как и многие, он всего лишь хотел перемен, но, в отличие от многих, не стеснялся об этом говорить. Постепенно ему стало понятно, что меняться партия не будет, что Григорий Алексеевич не выпустит вожжи управления этой стремительно превращающейся в тыкву каретой, и Алексей перестал стеснять себя в выражениях: критика Явлинского все больше принимала форму насмешек, и казалось, что он сознательно приближает свое исключение.

Наверное, так оно и было. В конце концов, под самый занавес года, когда завершилась избирательная кампания, которую партия закончила с первым в своей истории по-настоящему маргинальным результатом, для Навального началась новая жизнь.

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Григорий Алексеевич в своём репертуаре:

«В числе союзников, вместе с которыми „Яблоко" может выдвинуть единого кандидата, он перечислил экологические партии, в том числе партию „зеленых", правозащитные движения, союз солдатских матерей, общественные организации, защищающие права женщин, и молодежные движения».

То есть в числе наших союзников есть только наши фракции. Все пять штук.

– зелёная;

– молодёжная;

– гендерная;

– правозащитная;

– солдатско-материнская.

Вместе с ними мы и выдвинем единого и неделимого Григория Алексеевича Явлинского.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Московское „Яблоко“ всегда немножко покусывало федеральное „Яблоко“, поэтому прекрасных отношений с Явлинским у меня никогда не было. Они были неплохими, но я всегда работал с Митрохиным, чьим заместителем по Москве стал к 2005-му году. А к 2007-му, когда я уже был членом федерального совета, стало понятно, что в партии полный кризис: идей, организационный, финансовый, по всем фронтам.

Объединение с СПС на выборах в Мосгордуму в 2005-м позволило пройти, но оно не получило никакого организационного продолжения. Стало понятно, что Явлинский, при всех его замечательных прошлых заслугах, является грандиозным тормозом. Без него не решается ни один вопрос, а он при этом ни один вопрос решать не хочет. И я стал критиковать, говорить, что нам необходима смена парадигмы развития. В том числе я говорил, что „Яблоку“ необходимо стать более консервативным и двигаться в сторону национально-демократической идеи. Я начал действовать в рамках движения „Народ“ и предлагал использовать те же идеи в „Яблоке“.

Это не было технологическим ходом, направленным на реанимацию партии за счет каких-то популистских идей. Мне было очевидно, что то, о чем говорят на „Русском марше“, если мы абстрагируемся от людей, которые кричат: „Зиг хайль!“, отражает реальную повестку, волнующую очень многих.

Я нормально общаюсь с Крыловым[22], Беловым, организаторами марша. В том, что они говорят, есть много здравого. С чем-то я не согласен, но под многим подпишусь и не вижу никаких противоречий в том, чтобы быть либералом и одновременно говорить о нелегальной эмиграции и этнической преступности. Для меня здесь нет никакой дилеммы, нет никакой трансформации моих взглядов. Я всегда так и считал. Но у нас исторически сложилось, что либералы и демократы формата 90-х годов все время боролись с красно-коричневыми. Для них националисты – это какие-то сумасшедшие советские патриоты. Они все еще борются с ними, с этими фантомами.

У нас, конечно, есть нацисты в том смысле, в каком это слово понимает общественность: группы людей, которые бегают и бьют по национальному признаку. Это реакция маргинальных слоев общества на реально существующие, но замалчиваемые проблемы. Когда в телевизоре говорят – давайте не будем называть национальность преступников, у нас дружба народов, единая нация, а в Чечне не выгоняли русских, – такие люди таким образом реагируют на эту ложь и лицемерие. Но большинство подобных групп, я в этом уверен, находятся под контролем спецслужб, и здесь ничего не изменилось со времен Зубатова[23] и Гапона[24]…»

Летом 2007 года в студии на окраине Москвы Навальный стоял на фоне зеленой тряпки с тапком в руке и рассказывал притчу, как надо поступать с заползшими в дом насекомыми. На столе перед ним лежал пистолет. Зеленая ткань за его спиной не была символом ислама, как можно заключить из предыдущего предложения, и он не записывал обращения из подполья. То была лишь дань телевизионной технологии: путем компьютерной обработки зеленый цвет в кадре удаляется, а за спину человеку «вклеивается» любая картинка – чеченские леса, Флоренция или декорация из «Звездного пути». Алексей снимался в агитационном клипе своего движения «Народ», в котором призывал легализовать короткоствольное огнестрельное оружие[25].

Это был один из серии роликов, которые он сделал тогда для раскрутки движения и пропаганды своих взглядов на национальный вопрос: еще о мигрантах и о положении русских за границей. После обработки изображения рядом с ним появился экран, на котором под слова: «Что делать, если таракан окажется слишком велик, а муха не в меру агрессивна?» – обнимались лесные братья во главе с Шамилем Басаевым. В следующую секунду в кадр врывалось нечто в черной парандже и с кинжалом, которое после выстрела Навального из пистолета издавало жалобные звуки и заваливалось на стол.

Чтобы снять финал с «агрессивной бабушкой» (как фигуру в черном сразу назвали в комментариях), было сделано не меньше дюжины дублей: по режиссерской мысли, за ее спиной должен был красиво падать софит, который, разумеется, падал невовремя или не туда. Лишних рук не было, и Маше Гайдар, чей ролик должны были снимать следующим, пришлось, распластавшись на полу, по команде ронять его вослед человеку с кинжалом. «Так нельзя!» – восклицала Мария, крепко обхватив штатив софита. «Я совершенно с этим не согласна!» – повторяла она на следующем дубле и снова бросала прибор. «Это же фашизм!» – возмущалась она, аккуратно закалывая на актере сделанную из куска черной ткани паранджу.

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Сегодня имел интересный разговор с m_gaidar:

– Слушай, а ты знаешь, что меня занесли в список 25 людей, которых нужно убить как можно скорее?

– Не-а, а кто составлял?

– А-а, какие-то русские люди, которых ты так поддерживаешь.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Я не против того, чтобы к нам кто-то приезжал. Но они должны вести себя в соответствии с общепринятыми нормами. Когда мы едем в Объединенные Арабские Эмираты, нам говорят, что не нужно куда-то ходить в шортах, женщинам не нужно ходить в открытой одежде, не надо употреблять на публике алкоголь. И мы этого не делаем.

А у нас нормально не танцевать лезгинку на Манежной площади.

И задирать женщин на улицах нельзя. У нас своих хамов и хулиганов достаточно. Они видят женщину в юбке и без косынки и считают, что имеют право ее оскорблять. У меня есть жена и дочь, поэтому таким гражданам России я говорю: „Уматывайте к себе домой!“ Мне все равно, какой у них паспорт.

Если мы поедем в Грозный, хотим мы того или нет, нам придется соблюдать их правила и традиции. Я хочу, чтобы и здесь они соблюдали наши правила и традиции. Поэтому дело не в национальности. Если тот же чеченец вырастет в Москве и закончит московскую школу, он будет обычным москвичом, и ему в голову не придет делать все эти вещи. Про азиатов же я вообще ничего не говорю, потому что с ними нет никаких проблем в Москве…»

О чем бы Алексей ни говорил, его увлекательно слушать: он хорошо формулирует, потому что не говорит про то, о чем не знает; и у него грамотная речь, потому что он в детстве много читал. Более того, он говорит с сарказмом и иронией, часто направленными на себя самого. Все меняется, когда речь заходит о двух вещах: ворах в российских госкомпаниях – видно, что о них он просто не может говорить спокойно; и о национальном вопросе – ирония исчезает, в голосе появляется жесткость, Навальный начинает рубить воздух рукой. «И пусть перестанут сидеть на корточках!» – восклицает он. «Чем же не угодили корточки?» – удивляюсь я. «Меня это бесит!» – на полном серьезе отвечает Навальный.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Современный националист достаточно сильно отличается от того, что принято называть этим словом. Особенно сильно он отличается от того, что называют русским националистом иностранные журналисты или какие-то наши замшелые либералы. Они скорее под этим понимают некоего бытового ксенофоба. То есть обычного гражданина, который всех обзывает „чурками“, но которому на самом деле все по фигу, он не является никаким националистом, а просто естественным образом реагирует на внешний раздражитель.

Националист – это настоящий патриот, который ставит интересы страны и нации выше своих интересов. Который не видит ничего ужасного, пугающего и табуированного в национальных темах. Это европейски ориентированный человек.

Русский национализм – это идеология, близкая к европейскому мейнстриму куда больше, чем принято думать. Он ближе к нему, чем русского формата либерализм, все это правое дело. У него, может быть, есть какие-то изоляционистские позиции, но такие позиции есть у половины партий Великобритании или Швейцарии. В этом нет ничего пугающего…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Если в заведении под названием «Хурма» все напиваются и кричат «Слава России!», это фошызм?

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…В общем, все это никого особенно не трогало, пока я не начал критиковать Явлинского. Например, в Красноярске у нас был член партии Владимир Абросимов.

У него есть здание в центре города, на котором он однажды вывесил огромный лозунг „Россия для русских!“. В партии, конечно, был скандал, но его не исключили, потому что этот Абросимов лояльно относился к Явлинскому и спонсировал предвыборную кампанию[26]. Поводом к исключению стало мое участие в „Русском марше“ в 2006 году.

Мы в московском отделении приняли тогда заявление, что его необходимо разрешить, независимо от содержания, как право граждан на свободу собраний. И в качестве наблюдателя я пришел на оргкомитет „марша“, который проходил в Думе в кабинете Рогозина[27]. Когда появились фотографии с этой встречи, некий Рыклин написал статью, в которой называл меня кремлядью, а я написал ему ответ. Этот ответ[28] стал фактически моим национал-демократическим манифестом, поворотным моментом в моем политическом самоощущении, после него стало возможно движение „Народ“.

Меня стали обсуждать на бюро федерального политсовета партии, где Иваненко[29] вопил, что вы там заседаете в кабинете Рогозина, какой кошмар! А я ему ответил, что когда вы в кабинете у Суркова, и никто вас не фотографирует – это, значит, не кошмар? И вот после этого все впали в истерику и начали меня исключать. Исключали целый год. „Яблоко“ выпустило какую-то книжку, на обложке которой была фотография с одного из шествий.

Изначально на фотографии был я и нес в руке флаг. Но на фотографии на обложке флаг был, а меня не было. Флаг висел в воздухе. Они меня просто стерли. Был большой скандал, история получила название „Оруэлл в ‘Яблоке’“…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Мне отчасти лестно оказаться таким локальным Троцким или Бухариным, фамилию которого отовсюду вымарывают, а на фотографиях закрашивают. Но и обидно, конечно. Именно потому, что это фотография с митинга. Именно потому, что я в «Яблоке» долгое время отвечал за массовые мероприятия и акции и, думаю, добился определённых успехов. Именно потому, что сам Григорий Алексеевич флагов не носит, а на митинг приезжает на машине и долгое время сидит в ней, пока ему не сообщат, что собралось достаточное количество журналистов и участников. Тогда он выходит и озаряет своим появлением публику. А если камер мало, то не выходит. Уезжает домой. Писать статью «О честности в политике».

В общем, так. Из «Яблока» я теперь точно не выйду. Внутри партии буду заниматься созданием национально-демократической фракции.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Мне говорили: уходи сам! А я им: идите к чертовой матери, не уйду! В конце концов, мне прислали телеграмму, хотя я сидел с ними в одном здании, что „вам необходимо явиться на заседание Бюро“. А на само заседание меня не пустили, выставили охрану. Пригласили только на обсуждение собственно моего вопроса. Это было немного странно, потому что я был членом федерального совета и по Уставу партии они не имели права меня не пускать. Но я не стал скандалить, а просто вернулся к назначенному времени.

Апофеозом стали розданные материалы, которые должны были обосновать мое исключение. Это были цитаты из моего ЖЖ, и все до единой они были критикой Явлинского. Все, что я говорил про Явлинского, может, даже на грани фола, собрали на нескольких листах и раздали присутствующим. Ни о каком национализме речи не шло. Я сказал гневную речь[30] и со словами „Слава России!“ вышел. И вот тогда меня исключили, и началась моя жизнь как несистемного оппозиционера. Единственным, кто голосовал против, был Яшин. И один человек, Борщев[31], воздержался. Но потом изрядную часть того бюро тоже исключили. Кого за национализм, кого за дружбу с СПС, кого за поддержку „Солидарности“. Если посмотреть, кто работал в партии в 1990-е, многие из них исключены…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Явлинский предусмотрительно ушёл до того, как меня пустили в здание, и во время рассмотрения моего вопроса так и не появился. Видимо, спрятался у себя в кабинете и, глядя в окно, мечтал о том, как станет президентом. Смелый человек.

Миноритарный акционер

Свой блог в «Живом журнале» Навальный начал 19 апреля 2006 года. Он не планировал с его помощью за что-то бороться, кого-то обличать или захватывать власть. Сперва он даже не собирался вести дневник как таковой. Целью была публикация текстов программы «Градостроительные хроники», которую он раз в неделю делал вместе с журналисткой Евгенией Тен на «Эхе Москвы» по мотивам работы «Комитета защиты москвичей».

ЖЖ Навального прошел три этапа – вторым этапом стало его функционирование в качестве дневника: после того, как Алексей выложил четыре передачи, он опубликовал свою фотографию с «ДА! – дебатов». Первый комментарий был такой: «Какой у тебя яркий и разнообразный днефник!». Трудно сказать, поверил ли он, но второй этап начался, и в следующие несколько лет там появлялось все: и шутки-прибаутки, и критика Явлинского, и отчеты о «Русских маршах», и фотографии из путешествий, и рассказы о политических инициативах, и даже хроники семейной жизни.

Однако главной функцией дневника для Навального стала публикация собственного мнения о важных общественных событиях. К тому времени телевизионная пропагандистская машина превратилась в главный механизм государства, и оппозиции требовались альтернативные способы распространения информации – никакие, даже самые оригинальные информационные поводы уже не позволяли ей выйти на массовую аудиторию. Навальный был далеко не первым, свой блог уже был и у коммунистов, и у беспартийных, но мало кто понимал, что с ним делать.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Причиной, почему я стал постепенно туда писать, была цензура. Другого пути не было. За границей блоги такого формата не популярны, потому что все, что мы пишем в блогах, у них пишут в газетах. У них есть нормальные СМИ. И ролики там могут появляться на телевидении. Сначала меня зафрендили знакомые – политические журналисты, политические активисты. Уже тогда это был эффективный инструмент коммуникации с журналистами, уже к тому времени было видно, как отстают партии и политики, которые не перешли к новым технологиям. Они по-прежнему делают пресс-релизы и распространяют их по факсу. Мы тоже так делали, но в 2001 году. А потом стало понятно, что достаточно написать пост в ЖЖ, и все. Все журналисты сидят во френд-ленте, и все сами возьмут. А те, кто этого не понимали, очень сильно проиграли. Изменилась технологическая платформа, где существуют новости. Даже журналисты, работающие на государство, ведут себя в блогах довольно свободно.

Со временем мой журнал сам превратился в СМИ. Если раньше я мог вообще написать все что хочу и когда хочу – хочешь, пиши про зубную боль, хочешь, месяц вообще ничего не пиши, – то сейчас я вынужден вводить странные самоограничения. Потому что ты думаешь: а ведь это за один день прочитают сто пятьдесят тысяч человек. Как они это оценят? Было бы глупо говорить, что я это все игнорирую. Блог превратился в нечто, принадлежащее не только мне. Я вынужден думать, что скажут те, кто меня поддерживают, как это отразится на наших проектах, на делах против корпораций. Все эти факторы я с некоторых пор вынужден учитывать, но, тем не менее, стараюсь повторять избитую, но оттого не менее верную максиму: „Делай, что должен, и будь, что будет“.

Никакого другого подхода, кроме морального оправдания, не существует. Никакой другой шкалы правильности, кроме соотнесения с каким-то внутренним компасом, нет. О моральном подходе, к сожалению, в России говорят в основном с иронией, это еще от Пелевина пошло. Например, знаменитое его, переиначенное из Солженицына: „Жить не по лжи. LG“. Но все равно моральный подход – единственно правильный. Сейчас, в условиях странной политологии, странной политики, постоянного предательства, то, что есть внутри у каждого человека, и есть то единственное, на чем можно стоять. Неважно, что это звучит пафосно, суть именно такая, ничего кроме этого нам не остается…»

С такими идеями в 60-х можно было выпускать «Новый мир», но к концу нулевых его блог если и не стал новым миром, то уж точно его провозвестником. «СМИ» – слишком скромное название для navaLny.LivejournaL.com на следующем этапе его существования; со временем журнал превратился в пропагандиста и агитатора. Этот этап, благодаря которому Алексей стал по-настоящему известен, начался не в один день, переход к нему происходил постепенно. Но все-таки можно выделить один пост, от 29 апреля 2008 года, открывший путь к его превращению в «главного миноритарного акционера РФ».

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Кто на шашлыки майские, кто-то в заграничные турнЭ (есть и такие), а я поехал в город Сургут. Там, между прочим, +1 и снег. Когда уже исправят ситуацию с погодой в стране победившего барреля и нанотехнологий? Пора бы.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…После юридического я закончил „Ценные бумаги и биржевое дело“ в Финансовой академии. Но случился финансовый кризис, я проиграл те немногие деньги, что у меня были, и дальше заниматься этим так и не пришлось. К тому же, как оказалось, этим нельзя было заниматься по принципу „а вот я еще немножко трейдер“, как хобби, а посвятить себя торговле на бирже я был не готов. Однако я всегда внимательно следил за фондовым рынком, и в 2007 году решил инвестировать в ценные бумаги какие-то личные средства.

Я купил сразу все Blue chips, акции всех ликвидных российских компаний, и одновременно стал акционером всех жуликов, потому что многие большие компании в России, на мой взгляд, – жулики. Я это понимал, но все равно покупал, потому что считаю, что, например, компания „Транснефть“ – прекрасный объект для вложения денег. Если бы там не воровали, он был бы еще лучше. Но даже сейчас он хороший. И Газпром тоже. Отдельно стоит ВТБ – это, по-моему, полный трэш. Но вообще, крупные сырьевые компании, а из финансового сектора это Сбербанк – прекрасные объекты для вложений. Я это и всем иностранцам говорю, когда перед ними выступаю: в Россию нужно вкладывать, это хороший и выгодный объект для инвестиций. Только вложения влекут ответственность. Если у вас воруют, нужно биться за эффективность своих инвестиций. Биться за то, чтобы люди, которые получают твои деньги, наемные менеджеры, не были таким ворьем…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

У меня часто спрашивают: а сколько у тебя процентов акции такой-то компании? Я раньше не мог ответить на этот вопрос. Сейчас могу. По крайней мере, применительно к самой большой нефтяной компании России – ОАО «Роснефть».

У меня 0.00000326 % акций. Это сама Роснефть посчитала.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Когда я посмотрел дивидендную доходность, то понял, что она мизерная. Было ясно, что в России главный доход дает рост курсовой стоимости акций, но все равно, дивидендная доходность должна быть выше, поскольку у нас нет технологического сектора. Например, какие-нибудь Майкрософты платят очень мало дивидендов, потому что у них есть рост стоимости. А у нас не высокотехнологичная экономика. Всякая энергетика, нефтянка – они зарабатывают прибыль и должны ее распределять среди акционеров. У нас же этого нет. Но это еще не преступление. В конце концов, это хоть и не справедливо, но не противозаконно. Закон они нарушают по-другому…»

При советской власти государственная (то есть «социалистическая») собственность имела приоритет над частной (точнее, личной, потому что частной собственности в Советском Союзе не было). Так, наказание за угон государственного автомобиля было выше, чем за угон личного. Частная собственность появилась в России в 1990 году, и сегодня, по Конституции, все формы собственности равны. Многие государственные предприятия приобрели форму открытых акционерных обществ и, с точки зрения рынка, выступают равноправными, но не привилегированными участниками коммерческих отношений. Единственное отличие состоит в том, что большинство их акций принадлежит государству.

Однако со времен ОБХСС[32] особое отношение к государственным предприятиям никуда не исчезло, оно лишь зеркально отобразилось в рыночных условиях: их все так же мало кто воспринимает как компании, чья главная цель – получение прибыли на благо акционеров, но при этом в их отношении со стороны государства и его органов действует презумпция правоты менеджмента – ошибки в управлении не становятся причинами отставок, а хищения не влекут за собой уголовных дел. В то же время крупнейшие частные компании, образовавшиеся на осколках советской промышленности, безнаказанно нарушают права миноритариев.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Началось все с „Гунвора“. Про него всем было известно, про него все писали: что есть такой „Гунвор“, который создали несколько товарищей, которые даже не граждане Российской Федерации. Геннадий Тимченко – „наполовину“ гражданин Финляндии. Торнбьорн Торнквист – гражданин Швеции. Они создали фактически офшор, находящийся в швейцарском округе Цуг. Тимченко знакомый Путина, и я убежден, что крупнейшие компании заставили продавать нефть через него. У нас в России пять таких компаний: „Роснефть“, ЛУКойл, „Сургутнефтегаз“, „Газпромнефть, ТНК-BP. За исключением ЛУКойла, все продают значительную часть своей нефти через „Гунвор“. При этом никто не знает, по какой цене, на каких условиях, какое точно количество.

У нас самая большая страна в мире. У нас очень много ядерных ракет. У нас больше всех нефти, мы экспортер номер один. Мы против системы ПРО, и мы не поступимся своим суверенитетом ни на йоту. Но при этом главным нашим богатством торгует какая-то контора из округа Цуг, в которой сидят иностранные граждане, и на этом становятся миллиардерами. Незаконность и несправедливость этого очевидна. Но при этом понятно, что система этих людей не сдаст, потому что на этом все базируется. Всем очевидно, ради кого персонально и по чьему указанию работает Тимченко.

Как акционер я имею полное право знать о таких принципиальных вещах, и если мне кажется, что есть более эффективные пути торговли, предлагать их и выносить на обсуждение. Но поскольку информации в открытом доступе не было, мне стало интересно – как система будет корежиться, когда я приду с совершенно законными требованиями, но для них будет невозможно мне что-то ответить. И тогда я эмпирически проверил, что для всех этих компаний само слово „Гунвор“ абсолютное табу. В их переписке со мной оно даже не упоминается. Такой Тот-Кого-Нельзя-Назвать. Естественно, они мне отказали в любой информации. Тогда весной 2008-го я подал на эти компании в суд с требованием ее предоставить…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Прекрасно выступил представитель «Роснефти». Чувак прямо заявил: «Мы посчитали, у этого акционера какие-то миллионные доли процента. Какой смысл предоставлять ему информацию, если он не влияет на принятия решения?».

Здесь, правда, даже судья смутилась: это, говорит, к делу не относится, дальше эту тему не развивайте.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Когда я подал в суд, то поехал в Сургут на собрание акционеров „Сургутнефтегаза“. Пришел, зарегистрировался. В зале сидят бабушки – трудовой коллектив, который уже вышел на пенсию, получил какие-то акции. Для них это собрание – главное развлечение в году. Каждого неместного видно, поэтому на меня сразу начали смотреть. Все очень удивились, зачем я приехал. Сидит президиум, что называется, седые строгие мужчины. В нем дедушка читает по бумажке: „Такой-то вопрос, доклад заслушали. Спасибо. Вопросы есть? Вопросов нет. Следующий вопрос“. Дали слово Богданову, генеральному директору. Он читает по бумажке доклад. Дальше дедушка тоже по бумажке читает: „Спасибо. По первому вопросу больше выступлений нет“. А я поднимаю руку и говорю: у меня выступление по первому вопросу. Они понимают, что в сценарии этого нет, и зависают. Потом говорят: „Хорошо“.

Выхожу на трибуну, сразу после Богданова, начинаю толкать речь. Они все в полном шоке. Начал я с того, что благодарю всех замечательных тружеников Сургута за то, что они несут трудовую вахту. Они мне, разумеется, улыбаются, но особенно интересно им становится, когда оказывается, что начальство начали ругать. В Сургуте это нонсенс. Never ever![33] Я задал вопросы по документам, которые нельзя получить, по „Гунвору“. Бабушки сначала ничего не понимали, а когда поняли, что начальство ругают, стали хлопать. Я сорвал свою долю аплодисментов. Весь президиум парализовало. Для них выступления акционеров – это нонсенс, они продолжают себя чувствовать подразделением советского министерства. Наконец Богданов сказал, что никакой „Гунвор“ не имеет никаких привилегий и что всю информацию по трейдингу они мне предоставят. Сразу обратился в зал к какому-то человеку, что вот, выдайте акционеру в перерыве все, что он хочет. К перерыву первый испуг у них прошел, и, естественно, когда я подошел к этому дядечке, он весело рассмеялся и сказал, что они мне ничего не дадут. Тогда я окончательно понял, чем буду заниматься.

Некоторые вещи вызрели еще во время движения „ДА!“. У нас тогда был проект подавать в суды по каким-то простым вещам. В защиту общественных интересов. Но по нашему законодательству это может делать только прокуратура. Поэтому нужно найти такой способ, где ты фактически можешь подать в суд в защиту всех, но от своего имени. На самом деле это можно делать по миллиону поводов, по ЖКХ и так далее. И, став акционером и увидев весь творящийся беспредел, я подумал, почему бы мне не подать в суд в защиту всех миноритарных акционеров Российской Федерации, пользуясь тем, что были нарушены мои права: меня как акционера обирают.

Если рассуждать рационально: будет ли человек, который, как я, инвестировал 20 000 долларов в акции, подавать в суд на „Газпром“, ВТБ, „Транснефть“ и остальных? Ответ – нет. Потому что все эти суды будут дороже, чем стоимость всех потенциальных дивидендов и даже всех вложений. Меня всегда возмущало, что меня обкрадывают. Но только ради того, чтобы вернуть эти деньги, я бы не стал судиться. Я не скрываю, что большая часть моей мотивации, в условиях, когда все боятся, – это судиться за весь народ. Вопрос, каким образом из России экспортируется нефть, – это не вопрос акционеров „Роснефти“ или „Сургутнефтегаза“. Это вопрос, как вообще устроена власть в России. Вопрос справедливости. Вопрос распределения национального богатства. И пафос моего подхода, когда я начал, он был ровно такой. Именно поэтому в конце 2007-го я начал писать запросы во все эти компании, и поскольку не воспринимал свою деятельность лишь как частную, то начал освещать ее в ЖЖ…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Весь день провел на Газпроме, после которого в субботу пребывал в ярости, а в воскресенье успокоился и составил план операции. Пока не решил, какое кодовое имя присвоить – «Гнев и возмездие» или «Возмездие и справедливость».

К реализации приступаю уже сегодня. Бойтесь меня, газпромщики.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Следующий очевидный случай был – благотворительность „Транснефти“. Она не только монополист по транспортировке нефти, но и крупнейший благотворитель в России, один из крупнейших в мире. В 2007–2008 годах они потратили на благотворительность полмиллиарда долларов. Никто не видел даже следов этой немыслимой суммы. Как акционеру мне, конечно, стало интересно, кому они отдали эти деньги, и я потребовал элементарную вещь – чтобы они указали их получателей. Это абсолютно законно. Это благотворительность, а не коммерческая тайна.

И снова я заставил систему выйти на очевидные незаконные решения. Я с ними сужусь, про это пишет пресса, закон на моей стороне, но суды мне отказали. „Транснефть“ до сих пор не раскрывает получателей. Они на благотворительность тратят больше, чем на содержание и ремонт трубопроводов, которые им принадлежат. Это, конечно, бред, но я их заставил его формализовать.

С одной стороны, все понимают, что это за благотворительность, но с другой – ты формализуешь эти вещи. Ты приходишь и говоришь: всем выйти из тени! Они сразу не поняли, что бывает, когда ты делаешь рожу кирпичом и говоришь: а я имею право, давайте! Я играю с государством в ту игру, в которую оно в лице чиновников играет со всеми остальными.

Когда тебя останавливает гаишник и спрашивает, где твой техосмотр, его не будет интересовать, что ты вчера приехал из отпуска и поэтому не успел его пройти. Он говорит: штраф! Или взятка. Никто не будет входить в твои обстоятельства и слушать твои объяснения. И я начал играть с ними в эту игру. Понятно, что они крутые и могут нарушать правила, а меня игнорировать. Но это заставляет их идти на очевидные нарушения закона. Я заставил их занять эту позицию официально. Пока удалось раскрыть только одного получателя – фонд „Кремль-9“, который учрежден бывшими сотрудниками ФСО…»

Навальный убежден, что «благотворительность» «Транснефти» является прикрытием для незаконного вывода средств. В своем блоге и в публичных выступлениях он утверждает, что эти огромные деньги тратятся на подкуп чиновников и представителей спецслужб и что именно благодаря им злоупотребления в компании остаются безнаказанными. Изучив за годы своей борьбы многие крупные компании, он особенно выделяет индивидуальный почерк «транснефтяников», как он их называет.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…„Транснефть“ – это такая четкая, компактная, эффективная, сплоченная, закрытая группа. Из ВТБ информация течет направо и налево. Здесь же не получишь ничего. С приходом Токарева[34] она сейчас работает по всем признакам спецслужб. Кодекс чести им заменяет вся эта херь, которую они несут про интересы России, смешанная с ересью про офицерскую честь, Феликса Эдмундовича и чистые руки. Самое адское ворье, когда оно собирается в бане, очень любит петь „С чего начинается родина“, про Штирлица, говорить „мне за державу обидно!“.

Когда, сидя под портретом Дзержинского, начинают петь „С чего начинается родина“ и говорить „мне за державу обидно!“ – это верный признак, что недавно что-то украли. И чем больше они воруют, тем больше они это поют.

Они реально считают, что они по праву стали хозяевами страны. „Если я не украду, то украдет другой, но он дурак и не патриот и работает на американцев! Я же пашу! По субботам! Ночей не сплю! А нервы какие трачу! А что эти сто миллионов?! Я не украл, я их заработал!“…»

В 2008 году Алексей начал свое первое настоящее расследование. Он не стал размениваться на мелочи, а сразу занялся национальным достоянием, точнее, «национальным достоянием», также известным как Открытое акционерное общество «Газпром», одна из крупнейших энергетических компаний мира. Если провести на улице опрос, десять из десяти российских граждан скажут про крупнейшие государственные компании: «Воруют!» Однако общественного мнения и голословных утверждений юристу Навальному было недостаточно. Он решил действовать иначе: расследовать конкретный эпизод и довести его до суда – историю с закупкой газа подразделением Газпрома «Межрегионгаз» у компании «Новатек».

Описание самой схемы распила умещается в несколько слов, что только подчеркивает ее гоголевский размах: «Новатек» предложил «Межрегионгазу» купить добытый им газ по 500 рублей за тысячу кубометров; «Межрегионгаз» сказал, что денег нет, и купил только половину; на следующий день в «Новатек» обратилась компания «Трастинвестгаз» и купила оставшийся газ по той же цене. А еще через пару дней газ у «Трастинвестгаза» покупает «Газпром», но уже по 915 рублей. Разница остается у «Трастинвестгаза». Особенно увлекательной эта история становится, если знать, что газ посредник покупал на кредит «Газпрома», который тот ему щедро предоставил для этой цели.

Результат: участники операции, передвинув по столу несколько бумажек, «зарабатывают» более полутора миллиардов рублей. История стала достоянием гласности, про нее написала газета «Ведомости», пост Навального в «Живом Журнале» «Как пилят в Газпроме» стал хитом Интернета. Промежуточные результаты расследования обнадеживают: ГУВД Москвы открывает уголовное дело, обвинения предъявляют высокопоставленным сотрудникам как «Межрегионгаза», так и «Новатека». Некоторых даже объявляют в розыск. Алексей Навальный признан потерпевшим.

Однако затем происходит предсказуемая, но оттого не менее удивительная вещь: дело забирают в Главное управление МВД по Центральному федеральному округу, где создают специальную группу для его расследования, и та начинает выводить из него обвиняемых с формулировкой «за отсутствием состава преступления». В отчаянии Навальный, потративший почти год на раскрутку «газового дела», пишет в своем ЖЖ очередной пост. Он составляет текст жалобы и призывает всех неравнодушных отправить ее в Следственный комитет на сайте МВД. Он также публикует шаблон сообщения, которое просит всех «запостить» в блог президенту. И сразу предупреждает, что в обоих случаях нужно указывать личные данные, анонимные заявления не годятся.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Этот пост стал одним из тех постов, которые скачкообразно увеличивают популярность моего ЖЖ. В течение дня люди отправили несколько сотен заявлений. Мне потом рассказывали, что из Администрации президента звонили в милицию и орали. Всем же было понятно, что там взяли взятку, чтобы замять дело. И через два дня решение отменили и снова предъявили обвинение. Это был успех. Голое общественное давление. Мне это ничего не стоило. Я попросил помощи людей, и они стали массово бомбардировать заявлениями…»

Так родился «метод Навального»: не пустая депутатская болтовня о многообразии национальных беззаконий, а вовлечение граждан в активную борьбу с помощью заявлений. Навальному удалось нащупать замечательный механизм: с одной стороны, многие хотели поучаствовать в борьбе за справедливость, а с другой – мало кто желал тратить на нее много времени и усилий. «Метод Навального» угодил всем: Алексей приобрел юридически очень важную поддержку армии дееспособных граждан России, а сами граждане получили не самый плохой инструмент для поднятия собственной самооценки.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Такой метод массовых обращений, когда гражданин требует, чтобы ему прислали официальный ответ, не нов, его давно использовали, например, Amnesty International. Здесь нет ничего изобретенного мной. В каком-то смысле моим ноу-хау было его соединение с Интернетом. Самый громкий и массовый пример использования этого метода был по делу „Даймлера“ в 2010 году, когда корпорацию изобличили в том, что она платила взятки на территории разных стран. По законам США это преступление. Против них в Минюсте США было начато дело, они были вынуждены признаться, и их оштрафовали на 200 миллионов долларов. Помимо прочего, они официально заявили, что платили взятки в России: в МВД, ФСО, Министерство обороны, правительство Москвы, в Башкирии и в Новом Уренгое.

Газеты об этом написали раз, написали два – в России не происходит ничего. И в каком-то интервью кто-то вроде генпрокурора говорит – а заявлений нет, как мы начнем расследование преступления, если нет потерпевших? И тогда я написал пост: давайте писать, они хотят заявлений. Мы написали за сутки порядка 1500 заявлений. В результате Генеральная прокуратура отключила свою интернет-приемную, то ли потому, что все рухнуло, то ли чтобы остановить их поток. У них на сайте висел очень смешной баннер в разделе „Борьба с коррупцией“: „Извините, сервис временно недоступен“.

Они были вынуждены возбудить уголовное дело, которое расследуется до сих пор. Меня как инициатора вызывали для дачи объяснений в УБЭП города Москвы. Милиционеры ничего не поняли, они просто выпали в осадок – а вы кто? А я гражданин России! А почему такой кипеж, дело на контроле и такое громадное количество заявлений? Они думали, что я кого-то представляю. Это снова была ситуация, при которой мы поставили власти в клинч. С одной стороны, Министерство обороны и ФСО брали взятки, и это не простые сотрудники, и обвинять придется руководство. А с другой, игнорировать это невозможно. Поэтому дело возбудили и, видимо, ждут, когда выйдут сроки давности.

С этим связан эпизод, когда президент Медведев в Давосе давал интервью газете „Ведомости“. У него спросили, что с делом „Даймлера“. И он ответил, что нам американские партнеры не дают документы. Я надеюсь, что президент России просто очень плохо информирован, потому что иначе придется думать, что он покрывает преступление. Эти документы получил даже я. Они есть на сайте Минюста США. Американцы их передали в Генпрокуратуру. К сожалению, я не являюсь формальным потерпевшим, поэтому они не обязаны сообщать мне детали, но они обязаны огласить какие-то результаты расследования, кому предъявлено обвинение. Рано или поздно им придется что-то сделать, потому что в деле есть список офшоров, куда перечислялись взятки…»

* * *

Ночь с 13 на 14 ноября 2009 года Алексей Навальный неожиданно для себя провел в весьма необычном месте – в полузаброшенном доме отдыха в лесу неподалеку от аэропорта Внуково. Туда его определила компания «Газпромавиа», но не в качестве утонченной мести за разоблачение жуликов из «Межрегионгаза», а потому, что ее ночной самолет в Новый Уренгой, на который у него был билет, не вылетел по расписанию. Утром промерзших пассажиров погрузили в автобус и после еще нескольких часов ожидания в аэропорту отправили по назначению. Самого Нового Уренгоя Алексей и летевший с ним телеоператор не увидели, их знакомство с городом ограничилось лишь наблюдением аэропорта: будто за границей они прошли через паспортный контроль; в зале прилета, словно с целью подтвердить первое «заграничное» впечатление, их встретила толпа кавказцев, наперебой предлагавших такси. Такси, однако, Навальному с компаньоном было не нужно: их уже ждали, чтобы отвезти за 300 км в поселок Пурпе. В их распоряжении был всего лишь один следующий день, воскресенье, и они успели сделать все, ради чего тащились в такую даль – за несколько светлых часов они сняли сенсационные кадры: бескрайнее поле, заваленное нераспакованным буровым оборудованием стоимостью полмиллиарда долларов. Эти кадры очень скоро должны были стать кульминацией самостоятельного расследования акционеров, сговорившихся на очередном ежегодном собрании.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Раз в год наступает момент, когда акционеры возят мордой об стол Сечина[35], Костина[36] и так далее. Называется это ежегодным собранием акционеров. Сначала они показывают какие-то графики и говорят, как все прекрасно, потом выходят акционеры и говорят, что все очень плохо, нет ни роста курсовой стоимости акций, ни дивидендов, на вопросы вы не отвечаете, куда дели деньги, не говорите, все разворовали! Все они молча сидят с красными лицами и смотрят в стол. Фактически три часа позора – и ты можешь еще год продолжать в том же духе. Дотерпели – большое спасибо!

Сейчас они сделали все еще хитрее: поскольку их все время поливают, они, и в „Роснефти“, и в ВТБ, внесли поправки в регламент, и если раньше вопросы и выступления акционеров были после каждого доклада, то теперь они их согнали в конец. Все это вождение мордой по столу они спрессовали в один час, который нужно вытерпеть, отсидеть и скорее бежать…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Трэш какой-то. Выступить никому не дают. Сечин сказал: все желающие выступить смогут это сделать после того, как закончится повестка дня. Ну, я ору с места: это нарушение регламента, если я хочу выступить по вопросу 3-й повестки, то хочу выступать при обсуждении вопроса 3, а не в конце собрания. Но он не дурак и слушать, как Роснефть размазывают акционеры, не хочет.

Выяснилось, кстати, что впереди и позади меня посадили охранников. Как начал выкрикивать, чувак сзади стал настойчиво стучать меня по плечу. Как потом сказала одна корр-ша – хорошо, что не прикладом по голове.

В перерыве подхожу к Сечину. Вы че, говорю, меня охранниками обсадили? А он смеется: это для вашей безопасности.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Вообще, все эти собрания акционеров для них парадоксальная вещь, потому что они считают, что акционеры – это их подчиненные. Милиция, судьи – тоже их подчиненные. Это чисто российская вещь. Формально эти компании субъекты рынка. Но никто не считает их частными – ни люди, ни чиновники, ни руководители, никто. Все их считают государственными. В результате их государство не контролирует, потому что по закону они могут делать что хотят. Но и с моей стороны, когда я пытаюсь использовать механизмы контроля за частными акционерными обществами, это тоже не работает. Суды считают их начальством. У меня были очень смешные ответы из милиции: „Мы принесли запрос в компанию ‘Транснефть’, а нас не пустили в здание“. Они не воспринимают себя как бизнесменов. У них у всех мигалки, вертушки – у Сечина, Костина, Миллера[37]. Но моя деятельность выходит за эти рамки. Я их беспокою почаще, чем раз в год. Если я считаю, что в их компаниях что-то украли, я несу заявление в прокуратуру.

Самое интересное – это посетить собрание акционеров ВТБ. На этих собраниях все время жесткач, и я там далеко не самый кровожадный. Например, на последнем выходит человек, берет стойку микрофона, разворачивается спиной к президиуму и говорит: „Я буду обращаться к вам, а к президиуму буду стоять спиной“. Другой человек на каждом собрании говорит: „Костин, вы жулик и вор, вы грабите компанию, и если это не так, подайте на меня в суд“. В следующем году он приходит и говорит: „В прошлом году я сказал, что Костин жулик и вор, он на меня в суд не подал, значит, он согласен с тем, что он жулик и вор, поэтому я хочу повторить – он жулик и вор!“.

Таких выступлений большинство. Дело в том, что люди, которые купили акции „народного[38] IPO, до сих пор в минусе. Эти акции даже не вернулись к начальной стоимости. Разместили их по тринадцать копеек с небольшим. Уже через пару дней они упали, а в кризис упали вообще до двух копеек. На мой взгляд, это грандиозная махинация. И Путин, и Кудрин фактически участвовали в рекламе, были задействованы государственные механизмы, 185 000 человек стали акционерами. Некоторые вложили серьезные суммы – миллион рублей и больше. А потом выяснилось, что банк в ужасном состоянии, цена размещения была рассчитана слишком высокая. Все люди, вложившие деньги, проиграли. Причем, дело не в кризисе. У Сбербанка был кризис, и у „Роснефти“, но у них все выросло. Там же собралась компания людей, компетентность и чистоплотность которых у меня вызывают большие сомнения, а кадровая политика построена на найме родственников и детей всяких влиятельных чиновников. И это превращается для людей в конкретные убытки.

И вот однажды я пришел на очередное собрание акционеров ВТБ, перечислил какие-то явные нерыночные и странные сделки, привел примеры их вранья и двурушничества. После этого несколько акционеров мне сказали: они после IPO потратили аж полмиллиарда долларов, купили 30 буровых установок, которые теперь валяются на Ямале под дождем и снегом, займитесь этим. Я довольно долго не обращал на это внимания, мне слали много писем, а потом, когда набралась уже критическая масса, решил позаниматься и начал искать.

Достаточно быстро нашлась одна из обиженных контор. Контракт очень большой, а ВТБэшники на каждом этапе, начиная с покупки и заканчивая доставкой и разгрузкой вагонов, везде включили посредников. Посредники обманывали друг друга. И один из таких обманутых посредников сказал: „Да, есть эти установки, валяются.¹¹ А сколько они стоят? Мы быстро выяснили, что ВТБ их купил по 15 миллионов долларов. А один из посредников нам сказал, что они стоят по 10 миллионов. Как это доказать, было непонятно. И мы сделали очень простую вещь. Мы зашли на сайт китайской компании-производителя, где лежат годовые отчеты, сколько они отгружают по какому направлению. И стало все понятно. Мы взяли их прибыль, посмотрели, сколько ее приходится на установки, и тупо разделили. Оказалось, что китайцы установки действительно продали по десятке кипрской компании-посреднику „Классетер лимитед“, которую учредили прямо перед этой сделкой. А ВТБ у посредника купил их уже по пятнадцать. И стало ясно, что нужно копать.

Тогда я начал искать специалистов по буровому оборудованию. Остальное было делом техники. Обманутые посредники ненавидели друг друга. ВТБэшники кинули кучу народа, этот народ кинул друг друга, все разворовали. В итоге мы вышли на грузополучателя, компанию „Грант“, которая так и не получила оплаты за то, что несколько лет охраняет на своей территории это оборудование, а это 4500 вагонов! Сейчас она в нашем суде против ВТБ заявляется третьей стороной. Они имели значительную часть документов. В том числе у них был контракт на установки между ВТБ и посредником по 15 миллионов долларов.

Потом мы потратили очень много времени, чтобы получить второй контракт, между посредником и китайцами, в котором установки стоили по 10 миллионов. В ВТБ поначалу утверждали, что посредник был нужен, потому что оказывал какие-то услуги. Но когда мы нашли второй контракт, стало ясно, что это вранье, эти договоры идентичны, там только разные суммы. Мы написали заявление в милицию, опубликовали документы. В результате, за прошедшее с тех пор время мы отследили всю цепочку и нашли все документы, фактически провели работу следствия. Если бы у нас еще был свой суд, можно было бы начинать заседания…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Я с коллегами уже потратил на все это кучу времени и сил. Потрачу еще. Но сделаю все, чтобы упечь парочку «эффективных менеджеров» туда, где пинаколаду делают из пяти пачек чая.

А то вообще уже оборзели.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Руководство банка сначала утверждало, что ущерба нет, но сделка проблемная и ее организаторов они уволили. Потом они стали говорить, что ущерб есть, но они пытаются его минимизировать. Тут возникает два вопроса: если есть ущерб, почему никто не наказан? А потому, что банк не хочет признавать этот ущерб официально, они не хотят поддерживать уголовное дело. И второй вопрос: как вы собираетесь минимизировать ущерб? На установках столько накрутили, что попытки сдать их в аренду или продать ни к чему не приведут, деньги за них вернуть невозможно, потому что рыночная цена все равно ниже. Вместо того, чтобы признать ущерб, списать убытки и попробовать сдать или продать эти установки хоть за сколько-нибудь, банк продолжает вешать всем на уши лапшу.

Если вы ни в чем не виноваты, почему вы так упорно покрываете воров? Ответ здесь может быть только один. Это очень большая сделка, ее стоимость полмиллиарда долларов. Ее размер сопоставим с объемом всех денег, которые они направляют за год на выплату дивидендов. А по некоторым годам даже превосходит. Я никогда не поверю, что руководство банка в ней не замешано. Все понимали заранее, что покупают через посредника.

Если ты пойдешь просить кредит на дом, тебя заставят собрать кучу документов. Если ты будешь покупать что-то у кипрской компании и попросишь прокредитовать сделку, банк у тебя попросит имена владельцев компании. Даже если речь идет о 50 тысячах долларов. У нас же сделка на 600 миллионов, если считать с таможенными платежами. И ситуация с нею просто комическая. Договор заключается с человеком, у которого какая-то доверенность. Его спрашивают, откуда у вас доверенность. Он говорит – принесла такая-то женщина. Женщина эта оказывается женой советника банка. Спрашивают ее: „Откуда у вас доверенность на заключение сделки на 500 миллионов долларов?“ И она отвечает: „Я была в отпуске на Кипре, где ко мне подошли люди и дали эту доверенность“.

Нужны какие-то комментарии? Если встать на сторону закона и разума, то нужно признать: эти люди заключили невыгодную сделку, пропали 150 миллионов, что повлечет за собой обвал акций банка и судебное преследование его руководства. Признать то, что мы правы, то есть признать очевидное, означает, что всех этих людей нужно посадить. Мы власть ставим в патовую ситуацию. Картина, которая мне видится, следующая. Отказать нам – означает показать, что в России нет ни суда, ни закона, ни милиции. Согласиться с нами – будет означать, что первые лица страны должны сами себя посадить в тюрьму. Если посадить Костина, он расскажет, кому он платил деньги. Одно потянет другое. Здесь нельзя посадить часть этого истеблишмента. Какой-нибудь боровичок на поверхности, а под землей – грибница на квадратные километры. Они понимают, что единственная для них возможность оставаться на свободе и сохранять свои капиталы заключается в продлении политической жизни этого режима.

В Италии, например, происходило слияние мафии и высшего руководства. Но по сравнению с нами они отдыхают. Там она сплеталась с губернаторами, чиновниками, другие же на нее наступали, шла фактически война. У нас никакой войны нет, потому что мафия является основой и сущностью режима. Коррупция в России полностью разрешена, но это лицензируемый вид деятельности. Ты должен получить лицензию, платить за нее – и пожалуйста, воруй. Более того, эти люди не считают, что они воруют. Они делают такой cash-кулак. Когда какие-то экстремисты начнут „раскачивать лодку“, у них будет резерв, чтобы содержать верные им войска. По такому же принципу действовал Каддафи. А поскольку они себя отождествляют с государством, то они почти искренне верят, что их возможные проблемы – это проблемы государства. Если завтра составить список на двадцати страницах, в который включить всех этих людей – „черных кассиров“, милиционеров, прокуроров, фсбэшников, судей, высшее руководство, всю эту шайку – и посадить или отправить в Абхазию, ничего страшного в стране не случится. Никакого кризиса управления не будет. Горячая вода не отключится и заводы не рассыплются. Примеры современная история знает – Гонконг, Грузия. Но они не могут осудить сами себя.

Все понимают, что такое хорошо, а что такое плохо. И большинство людей будет с удовольствием жить честно. Но ключевой вопрос здесь это политическая верхушка. Первые двадцать человек. Если они живут по закону, они могут заставить и всех остальных так жить. А если основа их деятельности – это коррупция, то, конечно, остальных никакими методами не заставишь быть честными…»

В последний день ноября Навальный опубликовал в своем дневнике пост «Как пилят в ВТБ», который позже подкрепил фильмом с кадрами валяющегося на Ямале оборудования. Он не зря тратил время и деньги, искал документы, ходил в милицию, терпел лишения в «газпромовском пансионате», летел через полстраны и трясся по заснеженной сибирской дороге. Несмотря на обилие подробностей и графических схем, а может, благодаря им, его расследование сразу стало сенсацией. Его начали обсуждать везде, где было можно: в Интернете, на страницах газет, в эфире радиостанций и в курилках телекомпаний.

«Дело буровых установок» только начиналось, для миноритариев банка его польза была еще не очевидна, но для страны – вполне. Деятельность Навального, и это один из главных ее результатов, вернула многим уставшим от российского политического пустословия надежду. Опустившиеся было руки поднялись и стали строчить восторженные отзывы и жалобы в прокуратуру. Благодаря буровым установкам к 2010 году Алексей перестал быть просто «инвестактивистом» или «главным миноритарным акционером России», он наконец превратился в политика, не только по самоощущению, но и в глазах публики. Ни один разговор о политике, не важно кто в нем участвовал – блогеры, журналисты или депутаты Госдумы, – более не обходился без упоминания Навального, вопрос был лишь в том, на первой или пятой минуте это произойдет. Он стал аргументом в спорах. Его имя превратилось в синоним слова «альтернатива». И все потому, что он не начал с традиционного – предложить в виде альтернативы себя. Он предложил другое. Вместо несогласия он предложил действие.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…У нас все боятся, причем непонятно, чего боятся. Ну кто тебя накажет, если ты будешь писать жалобы? Все эти страхи – они в основном выдуманные. Мы боимся собственного страха. Каких-то фантомов. Мне кажется, я это показываю своей деятельностью. Вот мои орудия труда – компьютер, Интернет, какие-то юридические знания. Каждый может это делать, и многие делают и не боятся. Просто мы их не видим. Так получилось, что я стал известен и по сравнению с ними нахожусь даже в более выигрышном положении. Это не так уж и опасно. Быть журналистом, который занимается Северным Кавказом, намного более опасно.

Конечно, у меня нет горячего желания, чтобы мне дали по голове. Я возвращаюсь домой поздно и каждый раз, когда захожу в подъезд, я не боюсь, но испытываю неприятные ощущения. И моя жена это испытывает. За мной раньше ездила машина. Сейчас я ее не замечаю. К этому вряд ли можно привыкнуть. Пули над головой, конечно, не свистят, но все эти комментарии – ты молодец, но тебя скоро убьют. Проблема в том, что их читают моя мать, моя жена. Это несет дискомфорт. Они переживают. Когда-то мы это обсуждали. Но потом я запретил – какой смысл толочь воду в ступе. Это контролировать нельзя. Если я хочу это минимизировать, я должен все бросить. А я ничего не брошу.

Я не понимаю, как можно по-другому. У нас распространен такой конспирологический подход, что никто ничего не делает просто так. Это наследие циничной политики 1990-х, когда политика была продажная, пиар был продажный, средства массовой информации были продажными, все продавалось и покупалось.

Например, очень часто приходится слышать, что Навальный занимается гринмейлом. Те, кто это говорят, просто глупые люди. Они не понимают, что такое гринмейл. Это когда я покупаю акции твоей компании и начинаю лезть к тебе с какими-то придирками, пока ты не предлагаешь эти акции у меня выкупить по хорошей цене. Можно себе представить, что кто-то занимается гринмейлом в отношении „Роснефти“ или „Газпрома“? Я не сумасшедший. Как только я попытаюсь потребовать с этих людей какие-то деньги, меня сразу арестуют. То, что я подобных вещей не делаю, – главная гарантия моей безопасности. Даже эти Токаревы и Костины – они ведь меня в гринмейле не обвиняют, они говорят, что я зарабатываю политические очки, что я американский агент, что угодно, но не это. Даже они понимают, что обвинение в гринмейле в мой адрес смехотворно. Это говорят люди, которым нравится повторять иностранное слово и выглядеть умными или информированными.

Я зарабатываю другим. Я адвокат Московской адвокатской палаты и в качестве юриста добился определенных успехов по получению информации от акционерных обществ. От „Сургутнефтегаза“, кроме меня, вообще никто ничего не получал. По делам, которые я веду, принимались постановления Конституционного и Верховного судов. Поэтому акционеры с хорошими пакетами, когда им нужна полагающаяся по закону информация, приходят и говорят: „Алексей, подай на них в суд“. И я говорю: „Я это сделаю. Но это будет стоить дорого“.

Не нужно искать кошку в темной комнате. Люди, которые ведут все эти разговоры – журналисты, политологи, какая-то шушера, – это те, кто в своей жизни никогда ничего не делал забесплатно или за идею. Никогда. Поэтому они и не верят, что я могу это делать за идею. Многие активисты партий, кремлевские чиновники действительно уверены, что я этим занимаюсь, потому что это кто-то заказал. А я им показываю, что честность приносит большие политические дивиденды. Наступила эпоха новой искренности, может быть, вынужденно, но наступила. Политическая проституция уже не проходит, она уже неэффективна, не работает. Так, Путин получил свой пост в результате назначения Ельциным, но популярность – от людей.»

Без энтузиазма тысяч своих сторонников Навальный не добился бы ни известности, ни резонанса по расследованиям против коррупционеров, ни даже завалящего определения Конституционного суда. Однако у энтузиазма иногда бывает оборотная сторона. Еще в 20—30-е годы прошлого века, когда широкие народные массы совершали трудовые подвиги за идею, а не из-под гулаговской палки, и до брежневского равнодушия оставались десятилетия, родилось слово «кампанейщина».

Тем, кто не застал Советский Союз, сейчас трудно вспомнить, что это такое – кампания по достижению какой-нибудь цели, основанная не на системной и кропотливой работе, а лишь на властном импульсе и мобилизации ресурсов либо на энтузиазме масс. Но оттого, что слово вышло из оборота, само явление никуда не делось. Большинство инициатив как власти, так и оппозиции (последней даже в особенности!) уже после 91-го года не приводили ни к какой конкретике именно потому, что, как только от них проходили первоначальные пиар-эффект и энтузиазм, их авторы сразу переключались на следующие. Все прогрессивные инициативы и эффектные идеи быстро забывались. Именно из-за этого как среди политиков так и в обществе, сложилось мнение, что всем правит пиар. Можно сказать, что эта тактика и привела к тому, что российская политика, во всех своих проявлениях, превратилась в одно сплошное «бла-бла-бла».

Навальный действует иначе: за каждым громким постом и разоблачением остаются невидимыми десятки исков и судебных процессов, тысячи страниц подготовленных и изученных документов – вся та скучная рутинная работа, заниматься которой многим «системным» и «несистемным» политикам не интересно. Главным его качеством многие называют именно «въедливость»: в отличие от других Навальный не только умеет ломать заборы и проводить пикеты – словно бухгалтер он ежедневно разбирает десятки документов. С утра до позднего вечера он и молодые сотрудники его маленькой фирмы сидят на работе и изучают цифры, пишут апелляции, разрабатывают стратегии защиты и нападения, рисуют маркерами схемы на доске и проводят «мозговые штурмы». Прежде чем заняться новой темой, он взвешивает «за» и «против», чтобы понять, сможет ли ее потянуть с учетом своих ограниченных ресурсов. Но взявшись, уже не отпускает: несмотря на поражения, он не отступается от «Гунвора»; последовательно борется за прозрачность «Транснефти» и ВТБ. В этом ему помогает собственная система аутотренинга.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Я понимаю, что ненависть как мотив, наверное, звучит не очень, но все равно 80 % моей мотивации – это ненависть. Иначе я бы не смог этим так долго заниматься. Тема „с холодной головой“ здесь не работает. Я их ненавижу всеми фибрами души, персонально и лично. И поэтому меня не надо заставлять быть изобретательным. Когда мне лень что-то делать, я подумаю об этих харях, которые сидят в президиуме, и лень пропадает. Вроде понимаешь, что все равно проиграешь и потратишь кучу времени и денег, вместо того чтобы поработать на какого-то клиента. Но я сразу вспоминаю эти ухмыляющиеся рожи, которые приезжают с мигалками, которые на самом деле никто и ничто, но они считают, что схватили бога за бороду, что они хозяева страны и говорят от имени государственных интересов. При этом все понимают, что это обычное ворье, причем довольно глупое ворье. В результате случайностей, совпадений, круговой поруки они стали людьми, которые решают вопросы. Они на каждый украденный рубль еще разбазаривают пять. Именно с ними я веду войну.

Так что, во-первых, меня мотивирует ненависть, а во-вторых, вера. Я верю, что рано или поздно их накажу. Я смогу этого добиться. Причем не когда мне будет 100 лет, а в обозримом будущем. Кушать спокойно не могу, когда про них думаю. Когда я нанимаю людей, они, разумеется, профессионалы, но тем, чем я занимаюсь, невозможно заниматься без эмоциональной вовлеченности. Грамотные юристы, которые знают Арбитражный кодекс и все отрасли права, но при этом им все равно, за кого судиться, хоть за меня, хоть за Путина, мне не нужны, они не смогут нормально работать. И я с ними работать не смогу. Мне не интересно работать с людьми, которые не разделяют мои взгляды и отношение к этой власти. Я работаю с людьми, которые тоже считают, что их ограбили и всех ограбили.

Есть куча отличных кейсов, которые мне присылают и которыми я хотел бы заняться, но я не могу их охватить. Если бы у меня здесь сидели пятьдесят юристов, и я не должен был думать, где взять деньги на их зарплату, я бы сделал в двадцать раз больше. Даже по ВТБ я занимаюсь только буровыми установками, потому что на большее меня не хватает. Из тех акций, что у меня есть, я еще не занимался „Норильским никелем“, ЛУКойлом. Не потому, что они такие хорошие. Просто у меня есть естественный ограничитель – это мои организационные возможности…»

Трудно представить, какого масштаба разоблачений следует ждать от него в ближайшем будущем, потому что через год после истории с пропажей 150 миллионов долларов в ВТБ он потряс общественность новой серией своего блокбастера «Как пилят в…»: в сезоне осень-зима 2010 года он обнародовал расследование и фильм «Как пилят в „Транснефти"», в которых рассказал о предполагаемом хищении уже 4 000 000 000 долларов в компании «Транснефть» при строительстве трубопровода «Восточная Сибирь-Тихий океан» (ВСТО).

Основой расследования стал доклад Счетной палаты России, подготовленный по итогам проведенной ею проверки строительства трубопровода. С документами доклада, предоставленными Счетной палате самой компанией, в той или иной степени были знакомы многие, имеющие отношение к нефтяной отрасли. Но от широкой общественности они оказались скрыты, результаты проверки были засекречены. Злоупотребления, описанные на 154 страницах, имели столь грандиозный размах, что возникал резонный вопрос: не был ли вообще этот проект века затеян с одной-единственной целью – личной наживы. Деньги исчезали на стадии проектирования, на закупке труб, на их прокладке – на каждом этапе огромного, по сути национального проекта.

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Над этим делом я с коллегами работаю уже много месяцев. Буду очень благодарен всем, кто прочитает и поможет. Но прежде чем вы начнете читать, загляните в свой бумажник. Может, вы и не заметили, но из него пропало примерно 1100 рублей. Не так много для каждого из нас, но эту сумму украли у каждого совершеннолетнего жителя России. Всего, по нашей оценке, по ходу этой истории было украдено не менее 4 миллиардов долларов.

Этот пост получил максимально возможные 10 000 комментариев и до сих пор остается на первом месте в рейтинге «Живого журнала». Про историю с «Транснефтью» вынуждены были высказаться и президент, и премьер. Однако дальше общих фраз дело не пошло, единственный официальный комментарий по существу дал руководитель Счетной палаты Сергей Степашин – он подтвердил, что проверка действительно проводилась, а ее материалы были направлены в МВД и Генпрокуратуру. Сочтя свой долг выполненным, а общественность успокоенной, главный российский контролер сошел со сцены, и официальные обвинения так никому и не предъявили. Руководитель же «Транснефти» Токарев, не отрицая обнародованных Навальным фактов, сосредоточился на обсуждении его личности: широкая общественность узнала, что это «фашизоидный тип», которого «облизывает» бывшая госсекретарь США Мадлен Олбрайт. Правда, доклада Счетной палаты в подтверждение своих слов он не представил.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Когда я занимался буровыми установками, мне говорили: что ты здесь копаешься, ты бы „Транснефтью“ занялся. Знаешь, сколько они сперли на ВСТО?! И когда я сам спрашивал, какие есть примеры коррупции, мне все говорили, что самый трэш – это то, что творится на строительстве ВСТО. Я слышал об этом много раз и понимал, что без коррупции там не могло обойтись. Особенно когда стало понятно, что стоимость прокачки нефти по ВСТО не окупает затрат на трубу. Если геополитически он еще какую-то функцию выполняет, китайцам мы что-то продаем, то как бизнес он нерентабельный. Этой восточносибирской нефти нет в нужном количестве, чтобы его окупить. Сам нефтепровод построен ужасно некачественно, все время протечки, нужны средства на модернизацию. Но что касалось коррупции – все знают и говорят, а информации нет.

Когда я наконец стал искать, довольно скоро выяснилось, что их проверяла Счетная палата и что есть ее доклад, до меня его видело огромное количество людей. Только потом все спрятали. В общем, один добрый самаритянин мне его и слил. Я по-прежнему не могу сказать, кто именно, но это и не важно. После того, как я его опубликовал, куча журналистов разразились статьями, что все видели, что все знали, что в руках держали. Эти документы побывали в милиции, Госдуме, ФСБ, в Счетной палате. В проверке принимали участие сотни человек, документы подписали десятки должностных лиц. Эти документы появились как результат войны между Токаревым и Вайнштоком. После отставки Вайнштока Токарев заказал проверку, которая нашла множество нарушений. Понятно, что ему не хотелось отвечать за миллиарды, украденные при другом руководстве.

Но мне все равно, кто из них хороший, а кто плохой. Меня интересует, почему эти документы засекретили, вместо того чтобы всех виноватых весело посадить в тюрьму. Это очень простая постановка вопроса. Я хочу, чтобы за каждый эпизод, который здесь описан, кто-то был наказан. И Медведев, и Путин были вынуждены сделать заявления. Они сказали, что все должно быть расследовано. Я продолжаю искать людей, у которых есть доказательства. Направляю запросы. Пишу в милицию, в прокуратуру, в следственный комитет. В общем, делаю все то, что может делать человек, который не хочет прибегать к вооруженной борьбе.

Дело ВСТО тоже дало качественный прирост читателей в моем блоге. Я ведь что делал: писал какие-то нудные бумажки, вывешивал их. У нас в стране беспредел, но кого этим удивишь? Я не ожидал, что бумажки с подчеркиваниями красным маркером вызовут такой интерес. После этого люди стали приходить ко мне в ЖЖ, чтобы почитать мои смешные истории. Для многих, кто наблюдает со стороны, это превратилось в сериал – чья возьмет.

По „Гунвору“ я проиграл все суды. Понятно, что не потому, что не прав или плохо их веду, а потому, что так оно устроено. Когда государство входит в клинч, я проигрываю, это понятно, иначе система рухнет. Но мы выигрываем много промежуточных судов, процессуальных, а периодически выигрываем и суды сущностные, как, например, по раскрытию информации. Это одна из главных тем, которые я веду как миноритарный акционер.

Я последовательно судился по всяким элементарным вещам, для того чтобы довести это до абсурда. Когда я довел это до абсурда, всем стало понятно, что если я проиграю еще один раз, то миноритарные акционеры вообще будут лишены прав на информацию, и все потуги правительства по организации в Москве международного финансового центра и привлечению инвестиций будут смехотворны, потому что мои дела будут использованы как прецедент. Им скажут: о чем с вами можно говорить, если даже по этому поводу Навальный проиграл в суде.

Мы намеренно построили такую стратегию: мы затребовали все более и более элементарные документы. В конце концов, мы начали затребовать протоколы совета директоров, про которые черным по белому в законе написано, что они обязаны их предоставить, которые не являются никаким секретным документом. „Роснефть“ и „Транснефть“ отказались это сделать. Был очень долгий процесс. Было понятно, что они могут выбить нужное им решение суда, но и было понятно, что, выбив это решение суда, они начинают действовать против государства. Разбирательство было приостановлено, когда „Роснефть“ обратилась в Конституционный суд. И он вынес решение в нашу пользу. Было решение президиума Высшего арбитражного суда, которое разъяснило вопросы тоже в нашу пользу. И в конце концов, „Транснефть“, несмотря на все надувание щек и разговоры, что они проходимцу Навальному ничего не дадут, прислала мне 4500 листов этих протоколов. И „Роснефти“ это придется сделать тоже…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Возможно, кто-то из москвичей слышал сейчас крик со стороны Краснопресненской набережной. Крик бешеный, страстный и дикий – крик простреленной навылет волчицы. Не пугайтесь. Это кричал Сечин Игорь Иванович, председатель совета директоров ОАО «НК Роснефть». А кричал он потому, что сегодня в арбитражном суде города Москвы ОАО «НК Роснефть» была жестоко нахлобучена и понуждена предоставить мне как акционеру протоколы совета директоров.

Поэтому вскоре я буду первым за всю историю «Роснефти» акционером – их обладателем.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Раньше они надеялись, что мне надоест и я отступлюсь. Наверное, теперь у них уже нет в этом такой уверенности. Я все равно буду это делать, потому что оно будет иметь результат. Сейчас, через год, через три, но всем сестрам достанется по серьгам. Я верю, что рано или поздно я посажу всех, кто воровал в „Транснефти“ или в ВТБ. Они все будут наказаны. В современном информационном обществе спрятать миллиард или сто пятьдесят миллионов из ВТБ невозможно. Могут выйти сроки давности, и какие-то люди могут уйти от ответственности, но справедливость рано или поздно мы восстановим в любом случае. И я жду возмездия. Я готовлю для него почву.

Возьмем ВТБ. У них есть люди, которые подписывали; люди, которые сидели в совете директоров и молчали; чиновники, отвечающие за надзор; прокуроры; милиционеры. Они все замешаны. Но самое замечательное, что теперь они замешаны не по понятиям. Я очертил формальный круг людей, и теперь они замешаны юридически, потому что я подтвердил это бумагами. Теперь никто не сможет сказать: „А я не знал!“ Костин может сколько угодно говорить, что они тоже обращались в милицию, когда у меня в материалах дела есть бумажка, что они не считают это ущербом. Я их заставляю все писать на бумаге. Поэтому когда я скажу: „Вот этих людей нужно наказать, – под этим будут основания. Не просто „все члены КПСС должны быть наказаны“. Все это современное Политбюро должно быть наказано, но почему? Потому что вот вам ВТБ, а вот вам „Транснефть“, а вот вам „Газпром“. Когда настанет момент их всех наказывать, на основании просто газетных публикаций кого-то наказать будет проблематично. А на основании конкретных отказов по уголовным делам и расследований будет можно. В этом и есть главная цель и суть моей работы…»

Чиновник

Довольно долго войну Алексея с корпорациями СМИ называли борьбой миноритарного акционера за свои права. Понадобилось два года, чтобы всем – и читателям его блога, и журналистам – стало ясно, что это всего лишь одно из описаний нового этапа деятельности политика Алексея Навального. В его стратегии мало что изменилось со времен «Комитета защиты москвичей»: он так же брал кажущуюся частной проблему, политизировал и придавал ей общественное звучание. Постепенно политизированных проблем накопилось так много, что стало возможным предложить способы борьбы не с их последствиями (посадить воров в тюрьму), а с причинами (как сделать так, чтобы не воровали).

Весной 2010-го Навальный с помощью добровольных экспертов сформулировал несколько идей, часть из которых год спустя отлилась в президентские инициативы по борьбе с коррупцией. Среди них были и обеспечение доступа миноритарных акционеров публичных компаний к информации об их деятельности, и изгнание членов правительства из советов директоров госкомпаний, и обязательная публикация результатов проверки жалоб на коррупцию. Ссылки на их вдохновителя от президента, правда, не последовало.

В конце концов, всем стало понятно то, что знал г-н Сурков давным давно: политики в действиях Навального намного больше, чем в воскресном «Времени» или в «Вестях недели». Превратившись в «несистемного» политика № 1, Алексей стал в каком-то смысле властителем дум, про него даже стали сочинять анекдоты (например, что Путин и Медведев сядут и договорятся, а Навальный договорится и сядет). Но реальной власти это ему никакой не дало: в России к ней относятся серьезно и не отдают в чужие руки. Однако благодаря его другу Никите Белых еще в начале 2009 года ему представилась возможность ее слегка пощупать.

Осенью 2008-го было объявлено о роспуске «Союза правых сил» и создании из него и пары других партий (политическую идеологию которым заменяло маркетинговое позиционирование) «Правого дела». История получилась долгоиграющей и скандальной: сперва говорили о том, что СПС станет основой для объединения «несогласных» либералов, а после возник спродюсированный в Кремле сценарий учреждения «Правого дела» – «системной» либеральной партии, которой так не хватало для украшения российского политического ландшафта.

Процесс создания новой партии сильно напоминал допэмиссию с размыванием доли основных акционеров. Сама она была после этого помещена в политический депозитарий, чтобы к выборам 2011 года заменить «Справедливую Россию» в роли спарринг-партнера для «Единой России». Многие эспэсовцы, не захотевшие превращать политику в бизнес, остались за бортом. В «Правое дело» не пошел даже Егор Гайдар, инициатор создания и идеолог всех его прототипов. Тихо и с достоинством удалился председатель СПС Никита Белых, заявивший, что не видит для себя места в кремлевском проекте. Коллеги по либеральному лагерю, потерявшие в результате ликвидации СПС последнюю надежду получить законную площадку для участия в выборах, наградили его в этой связи сдержанными аплодисментами. Однако спустя считаные дни начали циркулировать слухи, что Белых обменял кресло председателя на пост губернатора.

Навальный, живо участвуя в начавшемся в ЖЖ бурлении, до поры не высказывался по существу, предпочитая иронизировать над всеми сторонами. Но через день после внесения президентом имени бывшего председателя СПС на утверждение в Законодательное собрание Кировской области ему пришлось это сделать.

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Я какбе Никиту клеймлю, но в отличие от других ни капли не удивлен. Белых стал губером потому, что никогда особо оппозиционером-то и не был.

Я переживал за Белыха, когда видел, что его участью может стать сидение на бесконечных совещаниях в компании сбитых летчиков и плетение увлекательных интриг: надо перетереть с группой немытых делегатов съезда, чтобы они скооперировались с группой в драных пиджаках для противостояния с группой нечесаных делегатов, потому что нечесаные блокируют меня в политсовет. Если все получится, то именно я, а не кто-то другой, буду обсуждать важнейшее заявление о поддержке Грузии в компании Юрия Самодурова.

Ну, видимо, сам Белых тоже переживал и не хотел себе такой участи)))

Это не сейчас Никита кого-то предал подставил продал. Это когнитивный диссонанс случился с ним, когда он влез во все эти Солидарности и еще раньше, когда, приехав в Москву, он зачем-то спутался со всей демшизовой бандой. Даже не демшизовой (чтобы не обижать честную демшизу), а с той, которая вроде как демшизовая и любит потрещать про «нерукоподатность», а на самом деле продается оптом и в розницу.

Белых из таких чуваков, которые считают, что можно привести страну к демократии путем строительства моста через реку Каму. Ну, вот пусть и строит свой мост.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…С Никитой мы часто общались, ему была интересна моя миноритарная деятельность. Конечно, когда пошли разговоры, что он может стать губернатором, мы это тоже обсуждали. Но я не очень верил. С моей стороны это выглядело так: ха-ха, хи-хи, губернатор! Казалось, что он выдает желаемое за действительное. А потом оказалось, что это правда.

Ему нужна была команда, и он сказал – приезжай, будешь советником, поможешь разобраться, что происходит с собственностью, управлением акциями, которые принадлежат области. Я практически сразу согласился, потому что, что бы ни говорили, это возможность, это опыт, получить который мечтает (или должен мечтать) каждый политик. Надо ведь понимать, что на Белых смотрели и ждали, что он ошибется, типа вот вы либералы все говорите, а попробуйте что-нибудь сделать. Хотя назначали его, конечно, не с этой целью. Было понятно, что он будет эффективен не меньше других, у него уже был опыт управления регионом, где он хорошо себя показал. В общем, приехал туда десант. Кто-то был из Перми, кто-то из Москвы. Я приехал на Рождество и в итоге провел там целый год, вторую половину года с семьей.

То, что Никита начал именно с формирования собственной команды, было совершенно правильно. Думаю, тех, кто не справится, он просто не приглашал. Нужно понимать, что в каждой области власть обрастает обычаями, родственными и дружескими связями, поэтому какие-то вещи, которые можно элементарно исправить, исправить невозможно в силу сложившихся обстоятельств: нужно убрать Ивана Ильича, а он Заслуженный тренер России, к тому же его жена работает в налоговой, и их неудобно обидеть, потому что ты его много лет видишь каждый день, ходишь с ним на рыбалку и тому подобное. Когда приходят новые люди, у них есть полгода на то, чтобы это сделать, потому что они еще не обросли этими связями, не ходили ни к кому на дни рождения, не крестили ни у кого детей. Здесь не нужно все разодрать и разорвать и устроить мегареформы. Нужно всего лишь сделать очень простые вещи, которые все всегда хотели сделать, но не могли по субъективным причинам. Белых это прекрасно понимал и смог обойтись без революций.

Несмотря на то, что я работал внештатно, меня в области довольно скоро узнали. Дело в том, что пока там менялись губернаторы, некие предприимчивые люди решили провести дополнительную эмиссию акций спиртоводочного завода, а это, между прочим, крупнейший налогоплательщик в Кировской области. Администрации принадлежало 25 %, и их хотели размыть. Нам удалось это заметить и отменить. И кировские СМИ начали писать, какой Навальный молодец, хотя этим занимались несколько человек, это не только моя заслуга…»

В течение года Навальный вникал в работу кировских предприятий, искал пути оптимизации их деятельности и борьбы с коррупцией. Мария Гайдар вспоминает, что именно в этом была его главная функция: фактически он был аудитором губернатора, которому тот мог доверять. Довольно скоро работа перестала его радовать; всегда острый на язык он даже перестал шутить. Система организации власти и управления собственностью его явно не устраивала, но чтобы ее изменить, ее надо было разрушить; полномочия советника этого, конечно, не предусматривали. Главным опытом вхождения Навального во власть, по мнению Гайдар, стало понимание того, что невозможно что-то радикально изменить, находясь внутри и оперируя частностями.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Мне было очень любопытно изнутри изучить, как работает наша власть. Посмотреть взаимосвязи между региональными и федеральными органами, между региональными и муниципальными, как осуществляется коммуникация, где формируется запрос на те или иные решения. Как оно все устроено. В общем, увидеть собственными глазами, на самом ли деле оно так, как про это говорят. Действительно ли никто ничего не делает и все воруют.

Очень скоро оказалось, что вот как люди про это думают, именно так оно и есть. Нельзя сказать, что чиновники ничего не делают – они ходят каждый день на работу. Просто большинство вещей, которыми занимается власть, совершенно бессмысленны. 90 % времени они сидят на совещаниях. Причем эти совещания никому не нужны. Самая большая проблема нашей власти, которую я увидел, или самая большая проблема населения, смотря с какой стороны посмотреть, – это то, что она бесполезна.

Главный вывод, который я сделал: если в понедельник всех, кто пришел на работу в здание администрации Кировской области, забрали бы на Луну или они бы испарились, то в течение довольно долгого времени этого бы никто не заметил. Никто не стал бы жить хуже, наоборот, стало бы даже лучше. По-прежнему бы открывались школы и магазины, поступала бы горячая вода, все бы прекрасно работало без них. Это такая самозанятость.

Я ни капли не преувеличиваю, это буквально так. И это не значит, что так только в Кирове. Оно так везде. У любого чиновника есть только две мотивации: это деньги для себя и своих бизнесменов либо расширение и охранение своих полномочий. Все, что делается, делается для достижения одной из этих двух целей, или обеих сразу. Ты пытаешься у кого-то что-то отгрызть, а они у тебя отгрызают, ты отбиваешься. Парк Юрского периода. Постоянный конфликт между ведомствами. Они наехали на твоего бизнесмена, ты наезжаешь на их бизнесмена. Те, кто принимают решения, занимаются этим, а все остальные обслуживают этих людей. Поэтому властный сигнал не выходит даже за пределы комнаты. Все посовещались с губернатором, что-то решили, вышли и забыли.

Для меня было откровением, что губернатор в нашей системе власти – это не очень большой начальник. Мэр Москвы, конечно, большой. Но средний губернатор – это человек, которого все шпыняют, любой вшивый замминистра. Это какая-то мелочь пузатая, особенно если речь идет о дотационном регионе. Задача губернатора – ездить и выпрашивать федеральных денег, возить им какие-то грибочки, подарки, обслуживать их интересы, организовывать охоту. Работать снабженцем. В рамках своих полномочий он может сделать себя божком, но единственный его рычаг – когда федералам что-то нужно из того, что в его компетенции, он начинает торговаться.

40 % времени губернаторы сидят на бессмысленных федеральных совещаниях. А кроме того, у них огромное число ритуальных обязанностей, когда они должны физически олицетворять власть – школу открывать или что-то посещать. Это еще 40 %. На сколько-то процентов они организуют собственные бессмысленные совещания: антитеррористическая комиссия, комиссия по свиному гриппу, по пожарам…

Например, Маша Гайдар. Она была заместителем губернатора. Ее постоянно заставляли участвовать в селекторных совещаниях. Все свое заместительство она просидела на этих совещаниях, которые проводил Минздрав. Они никому не нужны, пользы от них ноль, они отнимают время и деморализуют людей. Но любой замминистра будет очень ругаться – если он проводит совещание, то должен сидеть замгубернатора. Она курировала социальное развитие, здравоохранение и занятость, и каждый начальник из Москвы, который за это отвечает, проводит эти совещания чуть ли не каждый день.

Каждый регион уйму времени по видеосвязи рассказывает про свои дела. Каждый – от ведущего и до последнего участника – понимает, что это бесполезно и никому не нужно, иллюзий ни у кого нет. И тебя тоже никому не интересно слушать. Но так положено. Все вопросы решаются в Москве, и им нужна галочка, что они провели очередное совещание. Поэтому ты будешь делать то, что им взбредет в голову…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Сижу на аппаратном совещании правительства Кировской области… Уже больше двух часов…

убейте меня… убейте меня…

убейте меня… убейте меня…

убейте… меня меня….

убейте меня…. убейте меня….

убейте меня………..убейте меня….

убейте меня…..убейте меня….

убейте меня…… убейте меня….

убейте меня…. убейте меня….

убейте меня…. убейте меня….

убейте меня…. убейте меня….

убейте меня…. убейте меня………. убейте меня….

убейте меня…. убейте меня….

убейте меня. убейте меня….

убейте меня…. убейте меня….

убейте меня………. убейте

меня…. убейте меня…. убейте

меня…. убейте меня………

убейте меня…. убейте меня..

убейте меня…. убейте меня..

убейте меня…. убейте меня..

убейте меня…. убейте меня..

убейте меня…. убейте меня..

убейте меня…. убейте меня..

убейте меня…. убейте меня..

убейте меня…. убейте

меня………. убейте меня…

убейте меня…. убейте меня..

убейте меня…..убейте меня.

убейте меня…. убейте меня..

убейте меня…..

Восхищен Белыхом, который умудряется ещё и вылавливать смысл из этой всей лабуды, и даже задавать вопросы. Хотя, возможно, это его робот-двойник. Человеку такого не выдержать.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Мой любимый пример, который Белых очень не любит.

Я решил провести в здание правительства Wi-Fi. Идет заседание правительства, сидит пресса, а Интернета нет, очень неудобно. Даже из Кремля нам показывают червяков. А здесь нет. В результате я организовал четыре совещания. На всех этих совещаниях был губернатор. Каждый раз мы принимали решения. Но Wi-Fi мы так и не сделали. Есть люди, которым просто неохота это делать, несмотря на то, что они подчиняются губернатору. Сначала они говорят, что это очень дорого. Тогда я выясняю, что у нас безлимитный Интернет, цена здесь ни при чем. Тогда они говорят: а вот, нам запретило ФСБ. Но если на соседнем здании установят мощный передатчик, на этом вашем секретном этаже будет все работать. Мобильный Интернет здесь работает уже сейчас, независимо от вашего дурацкого ФСБ и инструкций. Нет, говорят, мы должны сделать запрос. Когда Медведев собирался в Кировскую область, приехали люди и сказали: чтобы Wi-Fi был! И тогда все сделали за сутки! А когда он уехал, демонтировали.

Есть, конечно, губернаторы, которые начинают стучать кулаком и всех увольнять. Но практика показывает, что такие губернаторы долго не задерживаются. В рамках системы ручного управления сделать невозможно ничего. Поэтому не удался ни один национальный проект. Есть главный федеральный инспектор, федеральная милиция, ФСБ, другие федеральные органы. Их всех поощряют конфликтовать с губернатором и друг с другом. Им указаний дать нельзя. Уволить их тоже нельзя. С ними можно только разруливать. Нужна им пристройка – они приходят к тебе за разрешением. Нужно решить какой-то личный вопрос – они идут к тебе. Тебе что-то нужно от твоего местного чиновника из Росимущества? Ты ждешь, пока к тебе обратится с просьбой министр из Москвы. Его родственнику, например, нужно согласовать стройку. И вот тогда ты ему говоришь: хорошо, но за это сделайте нам то-то и то-то. Вроде, ты это делаешь не для себя, а исключительно из интересов области, но ты вовлекаешься в коррупцию. Именно с этого она и начинается. Пусть даже и ради хороших вещей. Факт заключается в том, что все чиновники, все губернаторы вовлечены в ежедневную коррупцию, чтобы помогать своей области. Но сегодня они вовлечены, чтобы делать хорошие дела, а завтра они начинают делать немножко для себя. И в результате ничем, кроме этого, никто не занимается.

Изменить это одновременно легко и просто. Ничем иным, кроме как голой политической волей высшего руководства, реформировать это нельзя. Первые 20 человек, а конкретно Медведев должен не быть плюшевым медвежонком с айпадом, не бояться Путина, а проявить волю. Далеко ходить не нужно. Дело Магнитского. Ведь все уже давно понятно, даже известно, кого надо арестовать. Или дело ВТБ – арестовать завтра всех, сделать показательную порку! Или дело „Даймлера“ – все доказано. Но система ручного управления не способна решать эти задачи. Она для этого не приспособлена. А тем, кто ее создавал, это и не нужно, у них другие цели. Эта система власти на низовых уровнях реформированию не подлежит. Все идеи о том, что приходит команда умных и хороших ребят с губернатором, его помощники и советники, совершенно наивны. Реформировать можно только сверху. Если ты будешь на своем примере показывать, что ты не вовлечен в коррупцию, и не будешь заставлять людей заниматься всякой фигней, они будут нормально работать.

Когда Медведев говорит про децентрализацию власти, это совершенно верно. Каждый раз, когда меня спрашивают, что они должны сделать, я говорю: они должны начать делиться властью, в широком смысле слова – с прессой, с муниципалитетами, с общественными организациями, с губернаторами. Они нахапали себе полномочий, а справиться с ними не могут. Но в то же время отдать всю власть главам республик или губернаторам будет колоссальной ошибкой, потому что снова начнется сепаратизм.

Власть должна быть там, где люди живут, а именно в городах. Это мое твердое убеждение. Там и должны приниматься все важные решения – начиная от размера штрафа за парковку в неположенном месте и заканчивая распределением денег на здравоохранение. Никакого опасения, что начнется бардак, у меня нет. Например, в Америке каждый город может решить: у нас нельзя продавать водку. И запрещают! Люди начинают ездить в соседний город за спиртным, потому что так решило большинство. Захотело – и решило! А кто-то скажет: хотим, чтобы развивался бизнес. Они введут высокие налоги на имущество и низкий налог с продаж, и все начнут у них открывать магазины. А другие делают наоборот, чтобы был жилой район.

Другое дело, что это будет работать только в том случае, если прекратится узурпация власти, а именно: необходимо запретить снимать кандидатов на выборах под любыми предлогами, запретить отказывать в участии в выборах. Ситуация снятия должна быть исключена. Финансирование выборов должно быть облегчено. И ничего страшного в этом нет, нормальный активист или профсоюзный лидер легко выиграет на муниципальных выборах у любого богатея, потому что люди понимают, за кого они голосуют. Полиция подчиняется мэру, и все счастливы. И нужно начать выбирать шерифов, потому что это будут люди, которым доверяют. А если он что-то не так сделает, его не выберут, или приедут федералы и быстренько все зачистят. Конечно, люди хотят ощущать некую вертикаль, чтобы, если что не так, сразу навели порядок. Но это должно быть только по необходимости, если нарушен закон. Для меня это самая важная политическая вещь, которую необходимо сделать…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Когда m_gaidar сказала, что вместе со Всемирным банком запустит программу местных инициатив в Кировской области, над ней все смеялись. Типа какой там Всемирный банк? Какие местные инициативы? Какие там сходы населения? Болтовня. Фантазии москвичей, не знающих сермяжной правды. В Боливии, может, и работает, а наши люди не поймут. Не знаете вы их. Давайте ничего не будем делать, а лучше намажем щеки свеклой, наденем валенки и завалимся на печь с хорошей толстой бабой.

Я пару раз съездил с Гайдар, как это называется, «в районы», и даже меня стали терзать смутные сомненья. Тяжело представить, что в поселении какого-нибудь Тужинского района (800 человек в трех усадьбах на расстоянии 5-10 км друг от друга) возможны сходы, обсуждения программы и (самое главное) правильное оформление документации. Но аццкое упорство и воля к победе сделали свое дело. Проект запущен. Люди на сходы ходят. Местная власть тему с удовольствием поддерживает, а не саботирует, как опасались.

Критики посрамлены.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Я понимаю, что в нашей стране и у наших людей нет особых традиций самоуправления. Это, кстати, самый распространенный аргумент тех, кто говорит, что это не нужно или не получится. Да, это правда, опыт небольшой. Но разве это причина, чтобы ничего не делать? Мы живем не в семнадцатом веке, когда Рязань казалась другой планетой и непонятно было, как ею управлять. Есть опыт других стран, он доступен, результаты понятны. Не надо мерить людей по себе. Если вам в Москве все равно, что происходит в деревне на Урале, то людям, которые живут в этой деревне, не все равно. И они точно знают, как им лучше. Возьмем нашумевшую историю в Сагре, когда из деревни выгнали цыгана, который торговал наркотиками, а потом туда приехала целая банда кавказцев и устроила бойню. Если бы у них был свой шериф, то до этого бы просто не дошло. А теперь жители, которые не получили помощи от милиции и встали на защиту своих семей, обвиняются в преступлении.

Это очевидные вещи, я всегда был их сторонником, а в Кировской области получил хорошую возможность убедиться, что люди этого хотят и сами прекрасно справятся. У нас и при царизме, и при советской власти было, и сейчас никуда не делось такое отношение: есть государство, еще есть какая-то большая власть, а все остальные – это крепостные, которые живут для этого государства и для этой власти. О какой модернизации можно говорить, когда мы в самых основных вопросах живем по понятиям, которые устарели 100 лет назад.

Все должно быть наоборот. Власть должна быть для людей, а там, где это возможно, то есть практически везде, сами люди и должны быть властью…»

«Агент Госдепа»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Девочки и мальчики, мне посчастливилось – таки попасть в программу Йельского университета. Поэтому вторую половину 2 010 года я проведу в городе Нью Хэйвене Коннектикутской волости Новоанглийского уезда.

– А как же наши милые Эффективные Менеджеры? – спросите вы. – Неужели палка с острым гвоздем на конце выпадет из твоих рук прямо в пыльную московскую траву?

Не выпадет.

1. За прошедшее время многие из вас начали точить такие палки, и, я надеюсь, вы продолжите наши весёлые опыты.

2. Собственно говоря, я и еду повышать квалификацию в области палкотыкания. Хочу серьезно расширить инструментарий нашей работы и научиться/понять, как использовать против Эффективных Менеджеров всякие законы о зарубежной коррупции, анти-отмывочное законодательство США/ЕС, биржевые правила и т. д. Мы должны уметь мочить ЭМ там, где их не защитят алчные жулики из Генеральной прокуратуры и российских судов.

Поэтому наша деятельность только расширится. В конце концов, я целый год торчал среди медведей, снегов и ламантинов Кировской области. И ничего. С Интернетом в Нью-Хейвене точно лучше, чем в Кирове. Не надо доказывать на совещаниях, что WiFi – это не дьявольское изобретение ЦРУ для хищения совсекретных сведений о падении поголовья КРС.

Офис в Москве продолжит работу.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Есть такой Сергей Гуриев, ректор Российской экономической школы. Он меня подвиг на это. Мы с ним сталкивались по разным делам, например, он в Сбербанке в совете директоров, а я в комитете миноритарных акционеров. Он и Олег Цывинский, профессор экономики в Йеле и мой приятель, сказали: тебе нужно ехать учиться за границу. Ты сидишь здесь и думаешь, что занимаешься чем-то важным. Но на самом деле ты сидишь в маленькой комнате и не понимаешь, что происходит вокруг. Твоя эффективность очень низкая. Если ты действительно хочешь заниматься корпоративным управлением, ты должен поехать туда и посмотреть лучшие практики. Ты должен понять, как все устроено в глобальной экономике и политике.

Туда хотела поступать Маша Гайдар, но она была занята со своим замгубернаторством в Кировской области, и вместо нее поступил я. Сначала я все это делал для отмазки, чтобы сказать Гуриеву, Маше и всем остальным, что да, я подал документы. Но потом меня это захватило. Было очень интересно попробовать пожить какой-то другой жизнью. И, конечно, главное, зачем я туда поехал, – это учиться, как русских жуликов преследовать за границей. Судить „Газпром“ или „Роснефть“ в российском суде невозможно, а поскольку все наши жулики прячут ворованные деньги там, я бы мог изучить практические механизмы, как их преследовать за отмывание денег.

Нужно признать, что мои наивные представления оказались наивными представлениями. Это гораздо сложнее, чем может показаться. В первую очередь, из-за очень большой дороговизны юридических услуг. Заниматься этим там может любой, но это крайне непросто: ты будешь с ними бороться, но у них ровно такие же права тебе противодействовать, а финансовые ресурсы бесконечны. Такого, что все побежали навстречу помогать мне бороться с русскими жуликами, не было. Там есть реальная состязательность и нет никакого желания решать наши проблемы. Тебя выслушают, посочувствуют, но это твои проблемы, ты их и решай. Они будут что-то делать в той части, где это касается их: если американцы в России платят взятки, то ты их можешь там преследовать. А если русские на отмытые деньги покупают кондоминиумы в Майами, то, в целом, это не нравится, но не более того. Они понимают, что как только эти жулики там что-то нарушат, их сразу же посадят. У них с этим проблем нет, они не боятся какой-то русской мафии. И все эти русские миллиардеры и крутые пацаны ведут себя там как паиньки, потому что прекрасно понимают: чуть что не так, и за тобой приехало ФБР.

Йельский университет находится в городе Нью-Хейвен, полтора часа на электричке от Нью-Йорка. Это такой небольшой городок. Университет в его жизни играет большую роль, это вообще типично американская вещь: многие там не учатся по месту жительства, как у нас, а постоянно живут в университетах. Все крупные университеты – это по сути целые города со своими кампусами и спортивными сооружениями.

Программа, по которой я учился, называется Yale World Fellows, в группе всего 15 человек. По ее условиям ты можешь изучать то, что ты хочешь изучать. Если тебе интересна ядерная физика, учи ядерную физику, если считаешь, что для твоего будущего полезен санскрит – учи санскрит. Я работал с юридическим факультетом, это знаменитая Школа права Йельского университета, лучшая в мире, где учились Билл Клинтон, Хиллари Клинтон, Джордж Буш и огромное количество других известных людей. У юридического факультета и школы менеджмента есть совместный центр корпоративного управления, где я слушал курсы, общался с профессорами, проходил индивидуальные занятия. Я смог понять универсальные международные стандарты работы корпораций и теперь знаю, чего требовать от иностранцев при работе здесь. Никаких суперновых откровений я там не получил, но это обучение очень практическое, там выступают известные менеджеры, для которых самих это честь.

В группе разные люди из разных стран, которых объединяет то, что они активисты в своих странах, причем совершенно разных форматов. Там была девушка из Южной Африки, которая занимается проблемой СПИДа;

дипломат из Южного Судана; журналист из Германии; девушка из Мексики, которая занимается борьбой с наркотрафиком; директор школы из Афганистана; преподаватель университета из Индонезии; парень из Великобритании, который занимается вопросами расизма и взаимодействием различных этносов. Совершенно разношерстная публика. Поступить туда очень престижно. Для меня самым большим наслаждением было то, что ты постоянно находишься в компании очень умных людей, большая часть из которых гораздо умнее, чем ты.

По условиям программы, Йель оплачивал все: приезд, проживание, пять тысяч долларов в месяц стипендия. Со всех этих денег я заплатил налог российскому государству. Это программа, которая сделана для уже взрослых людей. Они понимают, что ты не можешь все бросить и поехать, что у тебя есть семья, поэтому платят достойную стипендию. И я поехал с семьей – с женой и двумя детьми…»

С женой Навального Юлией до начала работы над этой книжкой я виделся лишь однажды, в июне 2006-го на политических дебатах на празднике МК, куда Алексей пришел поддержать Илью Яшина и Наталью Морарь[39], а я – Молодежную палату. Дебаты газета почему-то анонсировала как «политстриптиз года», но, несмотря на жару, никто так и не разделся. Я совершенно не помню, о чем тогда спорили, наверняка о судьбах России, но Юлию запомнил – с первого взгляда было заметно, что ей доставляет удовольствие находиться на публике рядом с мужем.

Они познакомились в 1998-м году на отдыхе в Турции. Родители отговаривали Алексея туда ехать, на носу были выпускные экзамены, и поездка казалась блажью, но оказалась судьбой. Через два года они поженились. Алексей сделал предложение по всем правилам; на колено он, впрочем, не вставал, как и не просил руки у ее родителей. Она вспоминает, что, если посмотреть назад, к этому шло, но все равно он застиг ее врасплох, говорил трогательно и непохоже на себя – очень серьезно. Через год после свадьбы у них родилась дочь Даша, а еще через семь лет сын Захар.

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Несколько радостных известий

1. Наконец-то в моём доме появятся танчики, солдатики, пистолеты и железная дорога (!!!). Они разбавят армию всяких барби и братц, разросшуюся до неприличных размеров. Розовый цвет перестанет быть преобладающим.

2. Я смогу наложить руку на знаменитый материнский капитал, и, таким образом, немного нефтяных сверхдоходов достанется и моей семье.

И все это потому, что

3. Вчера ночью у меня родился сын. 50 см. 3200 гр. Жена чувствует себя хорошо.

Навальные живут в той же квартире в московском районе Марьино, где Алексей поселился еще в 97-м. Они ровесники и очень этим довольны: у них общий жизненный опыт, благодаря которому они с полуслова понимают друг друга. Они даже часто заканчивают друг за друга фразы, хотя у Юлии это получается чаще; наверное, женская интуиция. У них есть разделение домашнего труда: за дом отвечает жена. Правда, однажды, после трех лет обещаний, он испек на 8 Марта яблочный пирог. Те, кто ел, говорят, что было вкусно.

У них вообще каждый занимается своим делом: Юлия – детьми, а Алексей сражается за их будущее. Иногда он, конечно, ходит на собрания в школу и водит их в кино; он также занимается их воспитанием, но не бытом. Навальные стараются быть своим детям не только родителями, но и друзьями. Неизвестно, хотят ли те быть друзьями родителям, но друг за друга, хоть и частенько дерутся, заступаются: «Не кричи на нее! Она моя сестренка, я пошел ее жалеть», – заявил как-то раз Захар маме. «Бабушка, у нас в семье с ним так никто не разговаривает», – сделала замечание Даша бабушке, когда та отругала ее брата.

Судя по всему, у Навальных очень традиционная семья: все в ней равны, но муж и отец равнее. Они стараются не расставаться надолго, потому что уверены, что семья на то и семья, чтобы быть вместе. Когда Алексей стал советником Никиты Белых, первые несколько месяцев он жил между Москвою и Кировом, но, как только стало ясно, что это надолго, жена и дети переехали к нему. А потом из Кирова, с заездом на пару месяцев в Москву, они точно так же все вместе отправились в Америку.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Чему нас только ни учили: и охрана окружающей среды, и экономика, и развитие городов. График был очень напряженный. Каждый вечер мы ужинали с сенаторами, известными журналистами, политиками, фотографами, астрофизиками, с разными выдающимися людьми. Они перед нами выступали, мы им задавали вопросы. Там есть культура лекторства: надо не просто нести знания, а уметь их интересно подать, это считается немаловажным достоинством, к этому стремятся. В результате люди учатся не только потому, что им это нужно, но и потому, что это интересно и доставляет удовольствие.

Все это устроено таким образом, что от них получишь немало, но они из тебя высосут в десять раз больше. Помимо того, что ты сам получаешь знания, к тебе прикреплены два студента колледжа, так называемые „связные“, которые связывают тебя с определенным колледжем. Для них самих это очень почетно, они проходят конкурс, чтобы ими стать. И у тебя есть два студента, уже полноценных, которые тебя связывают со школами, по-нашему с факультетами. Одна студентка связывала меня со школой права, а другая со школой менеджмента. Ты должен приходить в колледж, общаться со студентами, рассказывать о своей работе, они задают тебе вопросы. Потом ты постоянно в разных школах выступаешь, каждую неделю, перед новой аудиторией, и каждый раз ты должен готовиться. Если в Йеле есть студенты, которым интересно, что происходит в российской политике, корпоративном управлении, которым интересна тема борьбы с коррупцией, то специально для них есть Навальный, который ходит и рассказывает, что происходит по всем этим направлениям. Если кому-то интересна тема борьбы со СПИДом, то вот для вас еще участник программы, которая ходила везде как проклятая, каждый вечер где-то выступала, потому что эта тема там крайне интересна. Тебе, конечно, все оплачивают, но из тебя выжимают реальные знания. Тебя фактически нанимают как преподавателя, причем достаточно эксклюзивного. Там огромный конкурс, 1500 человек со всего мира претендовали на 15 мест в нашей группе. И это не просто 1500 случайных желающих; это люди, которых рекомендовали авторитетные представители или организации их стран.

Ясно, что таким образом они показывают Америку тем, кто будет определять политику в своих странах или так или иначе на нее влиять. Другое дело, что они никого не подкупают: они показывают, что у них есть хорошего, чем ты мог бы воспользоваться в интересах своей собственной страны. Но и ты получаешь возможность влиять на их политику и представления: осенью я поеду к ним на слет, и о России они будут узнавать от меня. Благодаря таким программам ты сам выходишь на глобальный уровень: теперь, чтобы узнать, что на самом деле происходит в Афганистане, я могу обратиться к директору крупнейшей афганской школы, и он меня просветит.

Главная их задача – это защита безопасности страны и безопасность их граждан по всему миру. Когда человек приезжает туда учиться, он может сам решить, несет Америка угрозу его стране или нет. На основе собственных наблюдений, а не пропаганды. И таким образом степень угрозы для США снижается. Естественно, есть конкуренция, есть национальные интересы, но это уже совершенно другое.

Посмотрев на это, я понял, что наша страна должна действовать точно так же. Мы должны везде посылать своих людей, звать всех сюда учиться, хотя бы тех, кому наше образование еще интересно. Экспериментальным путем американцы создали оптимальную модель, некий networking. Это люди, с которыми они могут вступать в контакт, которые их понимают. Это, конечно, не означает, что они завербовали себе агентов по всему миру. Нет такого, что они нажимают кнопку, и у меня здесь вещает громкоговоритель: ты должен сделать то-то и то-то!

В Йеле есть концепция, что через 20 лет в мире останется всего лишь несколько глобальных университетов – семь или десять. А все остальное станет местечковой самодеятельностью. Эти несколько университетов будут глобальными носителями мировых знаний. Йель хочет быть одним из этих университетов и поэтому всячески поддерживает процесс интернационализации. В нем они видят свою миссию. 40 лет назад там был лишь 1 % иностранных студентов, а сейчас их больше половины, причем за многих из них платит сам университет. И каждый американский студент в течение срока обучения минимум полгода проводит за границей, они интенсивно ездят по обменам, стажируются в других странах, очень распространено последипломное образование. Благодаря этому они остаются лидерами, они актуальны, в то время как мы превратились в провинцию.

Ведь в чем проблема провинции – не выезжая из нее, ты не понимаешь, насколько провинциален. Нет ничего страшного в том, чтобы быть провинцией и даже быть неконкурентоспособным, если тебя все устраивает и не волнует, что происходит вокруг. Но нас-то как раз очень волнует, мы хотим быть не хуже других, у нас есть амбиции. Нет ничего смешнее амбиций, не подкрепленных ничем, кроме самомнения. А именно это сегодня лучше всего характеризует нашу систему гуманитарного образования.

К ним приезжают лучшие профессора, читают лекции, а потом уезжают обратно. Они не крадут знания, сейчас их невозможно украсть. Но можно создать стратегию, при которой максимальный объем этих знаний будет концентрироваться именно у тебя. Вот этим они и занимаются. Мы с нашей нефтью сейчас достаточно богаты, чтобы делать то же самое. Только нужно этим по-настоящему заняться. Другого пути нет. Сейчас ровно так же уезжают, только никто уже не возвращается. Весь Йель заполонен китайцами. В Америке огромное число китайских студентов. У нас этого нет, они все считались бы шпионами. В Китае 13 % членов политбюро Коммунистической партии училось в Америке. Они ежегодно десятки тысяч человек, тех, кто смог поступить, отправляют в лучшие университеты. Кто-то остается, кто-то возвращается, сейчас людей уже нельзя контролировать. Но это целенаправленная государственная политика. Таким образом, они из развитых стран высасывают знания.

Русских там нет, они не учатся, хотя могут поступать так же, как и все остальные. Когда я ехал в Йель, у меня было представление, что там одни дети богатых родителей. Оказалось, что 60 % студентов учатся бесплатно. Университет достаточно богат, они готовы платить за толковых студентов, и нам было бы выгодно отправлять туда людей. Разговоры про такие программы постоянно идут, но они так и остаются разговорами. Уверен, что физику или математику можно эффективно учить в России, но что касается гуманитарных наук, хотим мы того или не хотим, это факт, нужно отправлять людей учиться за границу. Госуправление, юриспруденция, социология, экономика – все это можно учить только там. Здесь, к сожалению, этого нет. Не менее чем 10 000 человек в год нужно давать гранты: если ты смог поступить, Россия за тебя заплатит. Вернешься, не вернешься – другой разговор. Можно подписывать контракт – если не вернешься, возвращаешь деньги. Это нормально. Но мы должны отправлять туда людей, они будут влиять и работать на нас. Огромное количество молодежи хочет уехать и уезжает. Они это делают зачастую незаконно, потом уже как-то пытаются устроиться. У кого-то получается, у кого-то нет, многие так и остаются людьми второго сорта. Но главное даже не это, а то, что эти люди навсегда потеряны для России: они уже никогда не вернутся и они уже никогда не будут что-либо делать для нашей страны.

Там не так, как у нас, когда какой-то человек стал депутатом и пошел заодно профессором на кафедру политологии. Там наоборот, профессора и академические круги являются поставщиком политических и экспертных кадров. Там нормально, когда человек отучился, пошел преподавать, потом пошел в политику, потом еще что-то, потом снова пошел преподавать. Это нормальный круговорот. Кроме того, там чудовищная конкуренция. Если у тебя нет статей в нормальных журналах, а не в каком-то вестнике какой-то фигни, нормальных научных статей с рецензиями, ты просто не будешь считаться ученым. Ты должен быть ученым, которого постоянно критикуют. Ситуацию, когда академика Некипелова обвинили в плагиате[40], а сейчас он председатель совета директоров «Роснефти», там невозможно представить. В Германии был смещен министр обороны из-за подозрений в плагиате диплома.

Чтобы не потерять нашу систему образования, мы должны создать специальную программу, по которой отправлять туда наших профессоров и преподавателей повышать квалификацию. А если ты не знаешь английский, не можешь читать и публиковаться – до свидания! Знания сегодня существуют на английском языке. Если ты на нем не читаешь и не пишешь, ты автоматически не можешь быть нормальным преподавателем. Когда другой наш академик возмущается, зачем мы должны учить английский, пусть остальные учат русский, это тоже позиция. Но она приведет к полной и окончательной деградации.

Конечно, есть другая сторона проблемы: те, кто знают английский и на что-то способны, либо вообще не пошли в преподаватели, либо уехали за границу. Значит, нужно объявлять конкурс: если ты сможешь сдать экзамены, мы отправим тебя в Гарвард за свой счет и еще стипендию дадим. Только подпиши контракт, что вернешься. Пусть человек поучится в стандартах, где никто никогда не давал взяток преподавателю. Эти стандарты, уверен, установятся у нас достаточно быстро. Нам нужно примерно 5000 таких преподавателей. Скажем, за каждого мы будем платить пусть даже 50 тысяч долларов в год. Получается 250 миллионов долларов. Это немаленькие деньги. Но в „Транснефти“ на строительстве ВСТО украли 4 миллиарда долларов. Инвестиции в знания вернутся, это нечто гораздо более ценное, чем деньги.

Хотим мы или не хотим, нравится нам это или не нет, но в гуманитарной сфере мы обязаны нечто подобное сделать. Здесь у нас провал, связанный с тем, что гуманитарные науки в Советском Союзе были идеологизированы, этот марксизм-ленинизм пустил корни везде. А потом все развалилось, оно стало не актуально и никому не нужно. Так получилось. Надо этот факт просто принять и начать что-то делать. За пять лет, я уверен, ситуацию можно изменить. Нужны государственная воля, нормальные финансы, последовательная программа. А сейчас родители тратят огромные деньги, чтобы устроить своих детей в МГУ или МГИМО, где их учат преподаватели, в профпригодности которых я сильно сомневаюсь, и где они могут стать наркоманами. Либо не стать и благополучно устроиться в Газпром. Сути это не меняет.

Самым неприятным открытием в Йеле для меня было то, что Россия, что называется, out of agenda[41]. Ее там никто не обсуждает. Вообще никто. Это очень важно понять каждому. В повестке – Бразилия, Индия, Китай, Индонезия, Корея. Есть, конечно, люди, которым это интересно, такие старенькие дедушки-кремленологи, но они уже вымирают. Никто не учит русский язык. На факультетах славистики никого нет. И это крайне печально, потому что изучают то, что интересно и потенциально может принести выгоды или проблемы. Россия выпала из числа подобных стран. Когда я участвовал в Йеле во внешнеполитических дебатах, слово „Россия“ за все время употребили раза три за два часа. И то, они скорее говорили про Советский Союз, а не про Россию. Вопросы внешней политики в Америке интересуют 1 % населения. А тех, кто из этого процента интересуются Россией, наверное, исчезающе малое число. С Россией никто не борется, с ней всем все понятно. Нам до сих пор кажется, что кто-то против нас строит козни. Это не так. Нужно отдавать себе отчет, что эта война давно проиграна. Да, у нас есть место в Совете безопасности и куча ядерных зарядов, что дает нам еще какой-то вес, но это всего лишь дань прошлому. Даже наше первое место по добыче нефти не имеет никакого значения, потому что всем понятно: что бы ни случилось с Россией, она будет продавать нефть и газ ровно так же, как и сейчас. Никого этим мы шантажировать не можем, потому что заинтересованы в своих нефти и газе больше, чем их покупатели. Без них у нас все сразу грохнется. Если мы посмотрим на времена, когда разваливался Советский Союз, мы по ВВП превосходили Китай примерно на 30 %, а сейчас отстаем в несколько раз. Для американцев абсолютно понятно, что происходит в России. Им абсолютно понятно, каким образом контролировать российские элиты: через их родственников и их деньги, размещенные в Европе, в США, в Великобритании.

Оппозиции не стоит ждать никакой помощи от заграницы по той простой причине, что их интересует только один вопрос – наличие одного конкретного и понятного человека, который бы контролировал ядерный арсенал. Им не нужно пять человек, с которыми нужно договариваться. Есть один Путин, у него куча минусов, но он стережет бомбу. Пока есть Путин, страна не развалилась, и все это ядерное и неядерное вооружение не расползлось, зенитно-ракетные комплексы лежат на складе, их все устраивает. У них, конечно, есть претензии, но в целом – лучше так. От добра добра не ищут, и неизвестно, кто там в этой России придет вместо него. Это основа американской политики в отношении России. Никто России не противостоит, она никого не интересует, причем это не потому, что они как-то хотят нас унизить, нет, мы им просто не интересны. Это очень горькое понимание, но для меня к нему было необходимо прийти.

Пока ты не поучишься полгода в Гарварде или Йеле, ты не поймешь, насколько смехотворны разговоры, что за Йелем стоит Государственный департамент. Все эти институции – они круче, чем Госдеп. Внешняя политика формируется там, а уже потом транслируется в Госдеп, а не наоборот. Йель очень ориентирован на внешнеполитическую деятельность, это центр, где формируется внешнеполитическая доктрина США. Там можно наблюдать, как взаимодействуют академическое сообщество, власть и лоббисты. Лоббисты оказывают на власть очень сильное влияние. И они не смогли бы это делать без привлечения академического и экспертного сообщества, за которым часто фактически остается решающее слово. Один раз даже я выступал в Конгрессе.

Там есть такая Хельсинская комиссия, которая с подачи Браудера[42] пытается заставить принять билль по Магнитскому. Он никому не платит взятки, а просто приезжает и проводит презентации, приглашает экспертов типа меня, чтобы все могли узнать о коррупции в России из первых уст. И они спросили – не хочешь брифинг? Это вообще довольно распространенная вещь, комиссия Конгресса проводит встречи с различными интересными людьми. Формально это называется свидетельством перед Конгрессом, что весьма почетно, ты можешь записать это себе в резюме. Но на самом деле у меня это было не как в фильмах, когда тебя конгрессмен о чем-то спрашивает, а ты ему под присягой отвечаешь. Конгрессменов на моей встрече не было. Фактически это выглядело как пресс-конференция. Я сделал презентацию, а потом мне задавали вопросы. Это был Вашингтон, где к нашей стране сохранился хоть какой-то интерес еще с прежних времен, поэтому кто-то на меня пришел. Но поскольку Россия out of agenda, то людей было немного, человек тридцать: пресса, сотрудники Конгресса.

В таких мероприятиях очень полезно поучаствовать, чтобы понять, как тупо бездействует наша власть, когда не использует подобные инструменты. В своей чудовищной конспирологии они считают, что там все решает Обама и что нужно договориться с пятью людьми, как у нас, – с Путиным, Сурковым и Сечиным. А там такого нет. Там есть куча групп влияния, которые постоянно борются. Поэтому нужно нанимать своих лоббистов, отправлять туда людей, печатать брошюры и открывать аналитические центры. И это будет совершенно легально. Чтобы мы могли на государственном уровне на это реагировать, нужно наводнить Вашингтон и властные круги нашими вполне легальными людьми. Коррупцию они, конечно, защищать не смогут, но у России есть немало интересов, которые не связаны с коррупцией и которые нужно защищать на международном уровне и именно в Америке: система ПРО, поправка Джексона-Вэника, ВТО. По большинству тем между нашими странами идет дискуссия на уровне президентов, которые встречаются раз в год. Или изредка собирается какая-нибудь комиссия Гор-Черномырдин. А ниже нет ничего, пропасть. А ведь в Америке именно там все и решается. Та же поправка Джексона-Вэника была бы давно отменена, даже американцы понимают, что она устарела. Но никто этим не занимается. Самое продвинутое, что мы сделали, – это наняли пиар-агентство Ketchum, чтобы оно продвигало Россию, Олимпиаду и тому подобное. Это один из важных элементов, но он не создает никакой системы, и с его помощью невозможно отстаивать действительно важные экономические и политические интересы.

Проблема в том, что те, кто должны принимать подобные решения, не способны этого понять в принципе. Есть Дворкович[43], который, наверное, понимает, что надо делать все по-другому, но в основном там сидят люди типа Токарева, которые почему-то считают, что всем управляет ЦРУ. А ЦРУ совсем ничем не управляет. В этой системе оно не может ничем управлять, даже если захочет. Оно – один из элементов, государственный институт. Эти люди просто не понимают, как влиять на американскую политику. Они по-прежнему считают, что Анна Чапман должна ехать и воровать секреты. Конечно, должны быть люди, которые будут воровать секреты, но это вещь прикладная. Влиять же сейчас можно наиболее эффективно именно легально. Все обсуждения военной и других доктрин проходят открыто. Или эта бесконечная песенка, что миром правит Государственный департамент, этот вашингтонский обком. Да этот несчастный Госдеп там самая забитая организация. Не могу сказать, что я много общался с американскими чиновниками, но многие из тех, с кем общался, – самые большие лоббисты российской коррупции. Именно от них ты услышишь, что ничего нельзя сделать, что государственные связи важнее. Последнее, что им интересно, – это люди, борющиеся в России с коррупцией или с властью. Я скорее опирался на какие-то нон-профит организации, академические круги, корпорации – вот это, пожалуй, наиболее важные институты, где можно рассчитывать на поддержку. А главные путинские лоббисты все сидят в Госдепе, как это ни парадоксально. Их главная повестка – это нераспространение ядерного оружия.

Влиять на процесс принятия решений в Америке возможно. Но мы этих возможностей не используем. Те же израильтяне или китайцы этим активно пользуются. Они создали огромное легальное лобби, которое преодолеть внутри американской системы нельзя. Они смогли навязать свою повестку. Они действуют через университеты, Конгресс, через общественные организации и комитеты. Хорошо это или плохо, но это так. И мы могли бы сделать свое лобби. Причем половину еще на американские деньги. Америку нужно наводнить агентами влияния, тем более что там и так уже сотни тысяч русских. Наверное, мы ведем такую работу. Но, видимо, крайне мало.

Американцам особенно интересны социальные сети в России, потому что политика у нас закрытая и цензура в СМИ, а Интернет свободный. Это одна из немногих наших вещей, которая их по-настоящему интересует. Гарвард делал большое исследование российских блогов. И поскольку я достаточно заметная часть российской блогосферы, они, узнав, что я в Штатах, пригласили меня съездить в Вашингтон на презентацию…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Завтра буду в городе Вашингтоне. Инспектировать работу Вашингтонского—обкома. Выступлю на презентации исследования русской блогосферы, которое сделал Гарвард – Blogs & Bullets: Mapping the Russian Blogosphere. Гарвард создал какую-то супермашину, которая не только готовила попкорн, но и анализировала 11 000 русскоязычных блогов и поняла Тайну Русских Блогов. Возможно, даже услышим ответ на главный вопрос блогосферы: как стать тысячником.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Они создали программу, которая механически анализирует, как развивается наш Интернет, выявляет взаимосвязи. С ее помощью выявляются группы и сообщества по интересам: где и в какой пропорции националисты, где либералы и остальные, как они пересекаются. Это тот случай, когда научный анализ попросту подтвердил то, что мы и так знаем. Но все равно было интересно посмотреть, как они красиво и наглядно нарисовали, как оттуда смотрятся наши политические технологии. Они выяснили, что у либералов, националистов, левых – у них все само двигается, потому что люди, которые распространяют информацию, в ней заинтересованы и хотят, чтобы ее получили другие. А так называемое облако „нашистов“ идентично „инструментальному“ облаку. То есть это те же люди, которые используют технические алгоритмы для продвижения идей. Сегодня они распространяют информацию для „нашистов“, завтра для кого-то еще. Эти „нашисты“ не смогли породить самовоспроизводящуюся систему распространения информации: им сказали разместить пост – они разместили. Не сказали – ничего дальше не пошло. Оно не живое.

Несмотря на то что у кремлевских молодежек формально есть какая-то массовость, даже по их работе в блогах видно, насколько все у них не получается. Для того, чтобы, что называется, „вывести в топ“ какой-то пост, они используют технические возможности накруток. У них нет даже тысячи человек, которые могут консолидированно что-то писать, создавать контент. Каждому нужно объяснить: заходи в коммент и пиши дословно вот это. Им совсем не удалось сформировать хоть сколько-нибудь значимую идеологическую группу. Хотя бы тридцать человек. Идей у них нет. Есть немногочисленные люди, которые могут им написать умные тексты про идеологию – Чадаев[44] или Ашкеров[45], – но это совершенно не соответствует той действительности, которую видят обычные люди, когда выходят из подъезда. А у тех, кто все это организовывает, нет никакой философии. Это, по сути, сетевой маркетинг, у них для этого есть много денег. Это превратилось в замечательный бизнес и источник прибыли для кучи людей.

Я рад, что был в Америке. Идея поехать учиться за границу казалась сперва совершенно дикой: чужая страна, все советское внутри меня этому противилось. Как любой советский человек я панически боялся и до сих пор боюсь говорить на английском языке. У меня есть мечта поехать в Японию или Новую Зеландию и пожить там несколько месяцев, посмотреть на мир глазами другого человека. Но такой возможности нет и, видимо, уже не будет никогда. Поэтому побыть в Америке не туристом, а посмотреть на всамделишную жизнь – это был немаловажный фактор. Мне кажется, это крайне важно – понять, как там все устроено. Избавляешься от многих предрассудков. Ты можешь миллион раз прочитать, что полицейский друг человека, но до тех пор, пока ты не увидишь, что именно на твоей улице на месте дорожных работ или уборки опавших листьев он регулирует движение, пока ты не пойдешь в полицию по какому-то делу, ты не поймешь, что система подчиненности, взаимоотношений между обычными гражданами и представителями власти совсем другая.

Любому нашему человеку было бы полезно там побывать и почувствовать, как само общество заставляет тебя жить по закону. Если есть знак, что парковка запрещена, можешь быть уверен, что машину увезут. Оставил на пять минут – привет, у тебя на стекле штраф на 40 долларов. У нас же сразу начнут кричать: „Как быть?! Нет места! Куда ставить?!“ А никуда не ставить. Не надо ездить на машине, если тебе ее некуда ставить. Это сделано для общего удобства, а не для твоего, чтобы люди могли по тротуарам ходить. Меня несколько раз штрафовали. В результате я парковался, а потом шел пешком километр. Это неудобно и неприятно. Но когда ты понимаешь, что это касается всех, ты просто начинаешь жить по этим правилам. Ты о них знаешь, ты им следуешь, и жизнь становится простой. Люди не только установили правила, но они их сами соблюдают. Там нет взаимоотношений власти и общества. Точнее, государства и общества, потому что власть она и есть само общество: там бесконечное число гражданских организаций, каждый чем-то занят, многие поют в хоре, все студенты вовлечены в нон-профит, и никто никого не заставляет.

Для этого есть несколько существенных предпосылок: первое – это, конечно, традиция. Это считается почетным, правильным. Если ты живешь на своей улице и ты добропорядочный гражданин, ты обязательно состоишь в каком-то обществе. Это воспринимается как свое, как личное дело, которое ты делаешь для себя. Потом там поощряется финансирование нон-профит организаций: ты можешь отдать им часть денег, которые заплатил бы в качестве налога. Эти организации могут собирать достаточно большие деньги, некоторые из них очень богаты. Они не стоят, как у нас, перед Общественной палатой с протянутой рукой и не выпрашивают государственные гранты. Они сами скорее на всех смотрят свысока, потому что, по большому счету, ни от кого не зависят и не существуют по принципу «лояльность в обмен на деньги». Они имеют возможность выражать действительно общественный интерес. Вся власть там внизу, поэтому и организации создают внизу, чтобы воздействовать на власть. И если общество многодетных матерей выступает против мэра и говорит: „Тебя не переизберут!“ – то он с ними будет еще как взаимодействовать. И с остальными тоже. Он будет с ними сотрудничать, выполнять их требования, бороться, что угодно делать, но игнорировать он их не сможет – это реальные избиратели.

Все эти люди, крошечные сообщества и организации и есть власть. И все это сделать очень просто: им не нужно регистрировать общественную организацию, создавать юридическое лицо, искать бухгалтера. Назначили себе казначея – и собирайте деньги. Это ваша организация и ваши деньги, и вы вправе поступать с ними по собственному усмотрению. Вы собрались, чтобы скидываться деньгами, покупать на них краску и каждую третью субботу ходить что-то красить? Пожалуйста, скидывайтесь и красьте, это ваше личное дело! Сколько какой школе дать денег, как регулировать местное здравоохранение – они решают сами у себя в муниципалитете, исходя из того, что нужно именно им. Когда ты понимаешь, что источник власти лежит внизу, насколько по-другому все работает, за этим очень интересно наблюдать. Это невозможно понять, пока ты не почувствуешь сам, пока ты не проведешь там хотя бы полгода.

Тем не менее остаться в Америке мне не хотелось. Пока я там был, эту тему полгода мусолили в Интернете. Но было понятно, что я вернусь. Все, чем я занимаюсь, все, что мне дорого и чего я достиг, – оно здесь. И я хочу этим заниматься дальше. И моя семья это отлично понимает. Дочка не хотела возвращаться, потому что там учиться гораздо легче. Она ходила в частную школу, и ей очень нравилось. Я сам менял школы и помню, какой это был чудовищный стресс. Мы сперва за нее очень боялись, к тому же новый язык. Но там все очень дружелюбно, и это не показное. С тобою будут возиться, пытаться тебя интегрировать, она приобрела много друзей. Но поскольку ей девять лет, то ее мнения никто не спрашивал.

Я считаю, что эмиграция – это капитуляция. Нужно быть бойцами. Мы несем ответственность за тех, кто не может уехать. Мы должны не бросить все, а сделать так, чтобы все остальные жили нормально. Это наша обязанность. Да, жизнь одна, но она не для того, чтобы провести ее с комфортом в другой стране, а для того, чтобы изменить свою собственную, чтобы тебе и всем остальным было комфортно именно здесь. Со мной, наверное, многие не согласятся, но мы не имеем права этого не делать…»

Виртуальный мэр

В сентябре 2010-го в России произошло историческое событие: мэр Лужков, точнее, мэр Москвы Юрий Лужков был отправлен в отставку. Блицкриг против одного из самых одиозных российских политиков был молниеносным, но проходил по всем правилам военной науки: с артподготовкой в виде «разоблачительных» фильмов на федеральных телеканалах и с последовавшим за ней ультиматумом о капитуляции – требованием уйти добровольно. В конце концов, точечным ударом в виде указа Президента об увольнении «в связи с утратой доверия» один из последних политических тяжеловесов был отправлен на покой. Весь сентябрь, пока на телевидении шла операция по принуждению сопредседателя «Единой России» к отставке, в Интернете обсуждали, насколько глубоким будет его неминуемое падение. Навальный, годами требовавший уголовного преследования всех олицетворявших российскую коррупцию чиновников, иллюзий не питал с самого начала.

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Наихудший вариант развития событий для Лужкова в путино-медведевском формате «борьбы с коррупцией» – быть награжденным орденом, провести торжественную передачу власти какому-нибудь Собянину и в целости и невредимости поехать в Австрию, где он с супругой купил уже все, вплоть до ледников и альпийских гномов.

Примерно так оно в результате и получилось. Через две недели после этого предсказания Лужков написал президенту письмо, в котором ни с того ни с сего заговорил о демократии и свободе слова и пнул зачем-то напоследок Бориса Немцова. На следующий день он был отправлен в отставку. Вряд ли, конечно, из-за промашки с Немцовым.

Из кого именно президент будет выбирать его преемника, было неизвестно еще 11 дней, и этого времени оказалось достаточно, чтобы пользователи Интернета выбрали себе мэра прямым голосованием. Идея принадлежала газете «Коммерсантъ» и интернет-порталу Gazeta.Ru. В избирательный бюллетень были включены 10 кандидатов и графа «против всех»: семерых волевым решением вписала редакция «Коммерсанта», а трое, в том числе и Навальный, были выбраны из 120 кандидатур, предложенных избирателями (помимо людей выдвинуты были, например, Всевышний и Олимпийский мишка). В голосовании приняли участие 66 500 человек.

8 октября, за день до представления «Единой Россией» президенту своего списка кандидатов, Навальный был объявлен «виртуальным мэром Москвы». Он получил 45 % голосов[46]. Следующим стал пункт «Против всех», набравший более 13 %. Сергей Собянин, вскоре наделенный полномочиями реального мэра, получил меньше 3 %.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Конечно, я знал, что газета „Коммерсантъ“ проводит виртуальные выборы мэра Москвы. Более того, не буду скрывать, я проголосовал за себя, потому что считаю, что из всего их списка был бы лучшим мэром. Но меня никто не спрашивал, хочу я участвовать или нет, они сами меня внесли и объявили голосование. На определенном этапе была одна проблема: я не мог это анонсировать и призывать за себя голосовать, потому что моя аудитория в блогах больше, чем у других кандидатов. Она бы за меня проголосовала, но все это превратилось бы не в выборы мэра, а в выборы Навального. Но, к моему удивлению, за меня начали агитировать другие очень уважаемые блогеры, в том числе вообще не имеющие отношения к политике. И уже после этого, за несколько дней до окончания голосования, я написал пост, что бы я делал на посту мэра…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Количество моих знакомых, ещё не приславших мне эсэмэски типа «Ну что, сделаешь меня вице-мэром?» или «Предлагаю руку и сердце. Е. Батурина», стремительно приближается к нулю.

Мне справедливо пишут: вот голосуем за тебя на сайте, а что ты за кот в мешке? Какая у тебя программа?

Вот то, что нужно делать «здесь и сейчас». То есть не в абстрактной идеальной ситуации, а с учетом текущих политических и экономических реалий.

Он написал восемь пунктов, вместе предлагающих направления решения самых острых московских проблем: жилищной, транспортной, градостроительной. Речь также шла о приватизации «непрофильных» городских активов и создании механизма контроля за расходованием бюджета. И хотя реальным мэром Навальный не стал, в течение следующего года добрая половина его тезисов воплотилась в инициативах нового мэра и президента: от развития метро и создания нормального городского такси до расширения Москвы и выведения учреждений из города.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Думаю, это имело для меня политическое значение, потому что голоса, может, и были виртуальные, но они принадлежали реальным людям. В Интернете происходит достаточно много голосований, и я достаточно часто в них побеждаю. Наверное, здесь важно было, что это организовали „Коммерсантъ“ и „Газета“. И, конечно, свою роль сыграло то, с каким отрывом я победил. А что про это думают в Кремле, мне все равно. Я за их голоса не борюсь. Было приятно увидеть, что они предложили сделать то же, что и я. Неважно кому принадлежит идея, если она принесет пользу людям…»

Гражданский активист

Последние несколько лет на наших глазах в России на смену «суверенной» идет самая обычная, во многом даже либеральная демократия. На фоне фарса с регистрацией политических партий (точнее, невозможностью их регистрации), «триумфального» шествия Общероссийского народного фронта «Единой России» и похожих на карточный фокус выборов Валентины Матвиенко муниципальным депутатом в Петербурге подобное заявление может показаться издевательством, но это всего лишь парадокс. Более того, чем контрастнее этот фон становится, тем сильнее он оттеняет происходящие в обществе процессы.

10 лет назад граждане объединялись, чтобы бороться с точечной застройкой. Разумеется, ими двигало не желание перемен, наоборот, они хотели, чтобы во дворе их дома все оставалось как прежде. Называть их гражданами в этом контексте не приходило в голову ни прессе, ни чиновникам, ни им самим. «Жильцы» – вот кем они были с любой точки зрения. Потом появились обманутые дольщики, потом борцы за сохранение лесов и против разливов нефти, за отмену мигалок и против произвола милиции. Их лидеры, поначалу не более чем спикеры на ту или иную актуальную тему, постепенно превратились в героев некой альтернативной политической реальности.

Выйдя однажды из дома, чтобы погулять с собакой в близлежащем лесу, и увидев на деревьях отметки об их будущей вырубке, жительница подмосковных Химок Евгения Чирикова неожиданно для себя самой через пять лет стала политиком, о котором ирландский певец Боно рассказывает российскому президенту. Осенью 2010 года я предложил провести «Всероссийское совещание капитанов гражданского общества», и в разговоре с нею, согласившейся стать его председателем, упомянул Навального. В это трудно поверить, но оказалось, что она никогда до того об Алексее не слышала. Уже через несколько месяцев они вместе участвовали в «Антиселигере», где не просто рассказывали о своих проектах, а фактически проводили мастер-классы для самых разных гражданских активистов.

Как же получилось, что за 10 лет «жильцы», «автовладельцы» и «экологи» превратились в политиков больших, чем лицензированные партийцы? Ответ известен любому, кто жил в эти годы в России и хоть немного следил за новостями, он даже уже несколько раз всплывал в этой книге: тому причиной ложь, коррупция и пустые обещания наверху властной вертикали и бездействие и снова коррупция у ее основания. Намного интереснее, куда это все заведет. Похоже, что людям, чья деятельность начиналась как реакция на бытовую несправедливость, становится тесно в рамках объединивших их проблем. Эти привычные всем проблемы, обычно называемые «российскими реалиями», постепенно заставляют многих выходить на вполне предсказуемый уровень обобщений – что бороться с причиной куда эффективнее, чем со следствием.

Для Навального пробуждение этого гражданского самосознания имело в некотором смысле печальные последствия – его почтовый ящик превратился во всероссийскую жалобную книгу, а сам он то ли во всенародного управдома, то ли в дедушку Калинина.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Есть проблема завышенных ожиданий: я стал таким человеком, который придет и все поправит. Многие ждут каких-то моментальных успехов, но заблуждаться не надо. Чем выше ожидания, тем выше падать. Я отдаю себе в этом отчет, поэтому заявлять о каких-то проектах, которые не смогу потянуть, не буду и не хочу. А у людей это рождает нетерпеливость – чего ты сидишь, давай немедленно сделай то, сделай это! Давай немедленно баллотируйся в президенты! Организовывай свою партию! Вот выборы в декабре, на прошлой неделе занялся бы партией, уже бы к понедельнику собрал! Не нужно на это вестись. Не нужно никуда бежать.

Да, в последнее время я получаю достаточно много поддержки, люди пишут, но именно потому, что я не хочу их разочаровать, я не обещаю того, чего не могу. Чтобы что-то сделать, нужно выбрать правильный формат. Все зависит от подхода. Сложилась такая ситуация: что ни заяви, сразу 700 человек – да, поддерживаем! Но дело в том, что ответственность все равно будет лежать персонально на мне…»

В то время как само имя Алексея становится нарицательным – «будешь себя плохо вести, пожалуюсь Навальному!», – он, не желая хвататься за все подряд, все-таки в меру сил берется за «непрофильные» проблемы. В августе 2010-го он занялся новым для себя, но вполне логичным для России направлением – поупражнявшись на дураках, он перешел к дорогам.

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Я получил письмо. Такие письма приходят не очень часто, но всегда делают меня счастливым. Поделюсь своим счастьем.

Живет в городе Красногорске чувак по имени Федор Езеев. У чувака рядом с домом дорога, а на дороге пара здоровых ухабов. Ничего, в общем, оригинального, у каждого из нас рядом есть дорога с ухабами. Ну, так вот, Федора эти ухабы бесили неимоверно. Что тоже не новинка. Каждого из нас бесят ухабы на дороге рядом с домом. Но, в отличие от всех нас, Федор не поленился и не сказал себе «я слишком занят для этого». Он решил пнуть систему. Как сам он написал в своем письме:

«Начитался твоего ЖЖ и решил тоже завести палку с гвоздем, чтобы тыкать ею в администрацию города Красногорска».

Федор просто погуглил «Дорожный ГОСТ», выяснил, что яма перед его домом ГОСТу не соответствует (это было очевидно, но надо на что-то сослаться), и написал письмо в местное ГИБДД. Через некоторое время пришел ответ. Ну, а самое приятное – дорогу рядом с домом Федора починили.

История имела такой успех, что через неделю Навальный решил сделать в Интернете специальный дорожный проект: на сайте Google он создал группу, в которую вошли несколько десятков человек и начали вместе работать. Идея была следующей: граждане, недовольные ямами (или торчащими рельсами, или выпирающим колодцем) на дорогах, фотографируют их, загружают фото и описание на сайт, и тот сам генерирует жалобу в ГИБДД. Если яма вовремя не заделана, то автоматически генерируется жалоба в прокуратуру. Пользователю нужно только отсылать документы по указанным адресам.

Меньше чем через два месяца сайт был готов, оставались небольшие, но многочисленные доработки. Алексей рассчитывал, что члены группы совместно доведут его до ума методом краудсорсинга, но не тут-то было: менеджера проекта сразу не нашлось, а у него не было ни опыта создания таких сайтов, ни времени этим заниматься. В конце концов, еще через три месяца он заказал сайт у профессионалов.

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Забесплатно не получилось, но после пламенных призывов и запугивания они согласились сделать всё по минимальной цене. Если кому любопытно, то у нас секретов нет – 200 тысяч российских рублей, из которых 100 тысяч я уже заплатил. Денег, конечно, жалко, но тут никто не виноват – репутация дороже. Если сказал, что проект запустим, но не смог запустить через краудсорсинг, – плати сам.

В мае 2011 года сайт РосЯма наконец заработал. Скоро появились и приложения для iPhone, полностью автоматизирующие процесс – от фотографирования до подготовки жалоб. К августу в базе РосЯмы было 7500 дорожных дефектов, из которых 1300 за лето исправили.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…В этом сайте моя идея заставлять власти жить по собственному уставу, наверное, выражена лучше всего. Они от нас требуют, чтобы мы соблюдали дебильное законодательство о митингах и выборах, а мы им говорим: а давайте-ка соблюдайте, что про вас самих написано – ваш ГОСТ, ваши правила дорожного движения и так далее. Яма есть? 6 см глубиной? Мне плевать, что у вас нет денег в бюджете. Заделайте! А если в течение 10 дней не заделаете, вас будут штрафовать. Не хотите жить по хорошему, будете жить по уставу. Таков ответ общества этим людям. Потому что, когда ты приходишь к ним регистрировать свою партию, они тебе говорят: у тебя есть один умерший на 60 000 человек, от мертвого осла тебе уши, а не партию. На что я им в ответ говорю: раз так, пошел заделывать яму! Это мелкий проект, но в нем все прекрасно отражается. У нас есть иногда возможность к ним так же юридически придираться.

Получилось очень смешно. Я объявил о создании сайта, а в тот же день выступал Путин, который говорил, что нужно создать национальную систему мониторинга качества дорог. Вот мы такую систему сделали сами. Поэтому в хитрых муниципалитетах наш сайт именно в этом качестве и рассматривают. Например, во Владимире, – мэрия его мониторит и сама все ямы заделывает. Там, где сидят дураки, они сопротивляются, мы судимся, но все равно оно реально работает. Это вписывается в мою концепцию, что каждый должен посвятить 15 минут в день борьбе с режимом – я облегчаю людям возможность это делать.

Из РосЯмы может вырасти много подобных проектов. У меня, конечно, есть замысел сделать нечто подобное с ЖКХ, с самой большой черной дырой нашего государства, где мало кто ворует централизованно, но где воруют немыслимые деньги. Там же на каждый подъезд выделяются деньги на кучу работ, которые списываются, но никто их никогда не делает: чистить воздуховод, мыть окна и так далее. Выделяют сотни тысяч на покраску стен в подъезде, а в результате красят дешевой фасадной краской, от которой люди задыхаются, и делают это таджики, которым платят 500 рублей.

Если каждый из нас, по крайней мере, в Москве, узнает, сколько денег «тратят» на наши подъезды, у нас волосы зашевелятся на голове. Другое дело, что сказать легко, а сделать трудно. Это очень сложная задача, и главная проблема в моей деятельности, что у меня не хватает организационных возможностей, времени, людей. Вон сколько я с РосЯмой возился. Доверие трудно завоевать, но очень легко потерять. Сейчас многие ждут моей ошибки. И никто не будет входить в мое положение, что я не успел или мне нужно искать деньги, чтобы заплатить за офис и зарплату сотрудникам. Но я это сделаю. Меня никто не заставлял, я сам вызвался, и я совершенно счастливый человек, потому что занимаюсь любимой работой, она мне нравится, я даже могу на ней нормально зарабатывать и делаю полезное дело…»

Название «РосЯма» родилось не сразу. Первые полгода, пока шла работа над сайтом, возникали разные варианты, и ни один так всех и не устроил. Его появление стало следствием оглушительного успеха другого проекта Навального – РосПил, запущенного ранее.

В соответствии с 94-м Федеральным законом поставки товаров выполнение работ и оказание услуг для государственных и муниципальных нужд в большинстве случаев должны проводиться через открытый конкурс или аукцион. При этом организация, планирующая потратить деньги налогоплательщиков, в обязательном порядке размещает заявку на проведение конкурса на государственном сайте закупок, где каждый желающий может ее изучить.

В октябре 2010 года Навальному прислали ссылку на конкурс по созданию социальной сети «для общения медицинских работников и пациентов», организованный Министерством здравоохранения и социального развития. Стоимость проекта была оценена в 55 миллионов рублей, а создать эту сеть предлагалось за 16 дней. В своем блоге он предположил, что, судя по условиям конкурса, сайт уже готов, исполнитель известен, деньги распилены, а конкурс нужен лишь для проформы. Он снова предложил писать жалобы по методу своего имени, на этот раз в Антимонопольную службу. На следующий день, получив 1600 жалоб, антимонопольщики позвонили и взмолились – пожалуйста, больше не надо, уже работаем! Не дожидаясь предписания из ФАС, Минздравсоцразвития само отменило этот конкурс.

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Безо всякого огорода со Сколково и модернизацией есть заказ. Два миллиона долларов. Разыграйте его честно. Пусть какие-то очкарики-программисты получат его. Он позволит их конторе жить года два и изобретать что-то гениальное. Но нет. На пути этой красивой идеи стоит начальник департамента информатизации Минздравсоцразвития. Его брови, как золотое руно в Древней Колхиде, перекрывают реки бюджетных денег. Все золотые песчинки прилипают к этим бровям.

Так работает модернизация в России. И президент Медведев, глядящий в айпад, как в магический кристалл, ничего не может с этим поделать.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Мы нашли этого человека, начальника департамента информатизации, которого назвали „мистер Брови“, и начали травить. Нашли у них еще несколько подобных конкурсов, опубликовали, и их тоже все отменили. И как-то получилось, что за три дня мы лихо отменили конкурсов на более чем 100 миллионов рублей. А еще через неделю этого информатизатора уволили, что стало маленькой success story, победой „метода Навального“. Все это было замечательно, но для меня имело печальные последствия: с момента отмены конкурса мне стали присылать по тридцать подобных писем в день, а когда его уволили, вообще накрыло цунами, ведь число сомнительных и явно коррупционных конкурсов на сайте госзакупок бесконечно. Я просил своих сотрудников остаться после работы, чтобы писать жалобы, сам писал. А все в это время ждут, что я буду продолжать.

Тогда я предложил: давайте создадим некую систему, которая будет работать по определенным правилам и с определенной целью – отменять эти конкурсы. После этого начали писать еще больше, и стало окончательно ясно, что нужно создавать специальный проект – сажать юристов, специалистов, которые будут этим заниматься. Но у меня нет возможности стать антимонопольной службой. Я сказал: все сделаю, если соберете деньги. Оплачивать будем все вместе. Я готов внести 30 000 рублей, давать офис, покрывать какие-то расходы, но зарплату юристам нужно платить самим. И что я готов сделать все совершенно прозрачно: открою счет на Яндекс-Деньги, сделаю наблюдательный совет, каждого юриста мы представим. Задача минимум была собрать три миллиона рублей за год, задача максимум – пять миллионов. Мы собрали пять миллионов за три недели. Когда сумма достигла семи миллионов, я приостановил сбор, потому что больше мы не смогли бы освоить. Меня это самого очень сильно удивило.

Скажу честно, я стал собирать деньги только в тот момент, когда был уверен, что соберу три миллиона рублей. До этого мне не раз предлагали сделать что-то подобное, но я не был уверен, что соберу больше, чем будет стоить администрирование. Когда я понял – в феврале – что необходимый минимум соберу, я начал. Но то, что это произойдет за две недели и что в этом поучаствуют 15 000 человек, было для меня шоком.

Я наблюдал много гражданских проектов, и никто из них никогда не собирал деньги с людей – это всегда были гранты либо спонсоры. Никто не верил, что можно собрать сколь-нибудь существенную сумму. В партии „Яблоко“ не было членских взносов, и вместе с Митрохиным я организовывал сбор добровольных пожертвований. Мы собирали, но собирали какие-то маленькие деньги. Никому и в голову не приходило, что в России можно вот так собрать миллионы. А оказалось вон оно что.

У наших НКО какая парадигма? Если тебе нужны средства на проект, надо пойти к олигарху и попросить. Никто не хочет связываться с этой тягомотиной по сбору денег. На самом деле мне помогла Америка. Не в прямом смысле, конечно. У нас в Йеле на одном из ужинов выступал лидер демократического большинства в Конгрессе. В том числе он рассказал и о финансировании Обамы, у которого среднее пожертвование было меньше 250 долларов, при этом он собрал рекордные даже для Штатов деньги. Он также говорил и про свою собственную кампанию, что среднее пожертвование было 25 долларов. Но то Америка, там другая культура и традиции, там много лет на все что угодно собирают, там другое количество кредитных карт, там гораздо проще это администрировать. И я подумал – чем хуже Россия? Есть сотни тысяч людей, которые одновременно пользуются Интернетом, имеют кредитные карты и хотят перечислить деньги. Пусть не 25 долларов, а 300 рублей. Я понял, что стоит попробовать, потому что ты соберешь денег больше, чем с любого олигарха, и сделаешь довольными еще кучу людей. Так и получилось – у нас среднее пожертвование 400 рублей. В новейшей истории России мы впервые показали, что деньги, измеряемые в сотнях тысяч долларов, можно собрать таким способом.

Мне удалось преодолеть кризис доверия, в том числе потому, что я создал систему, которая была неудобна для меня, но которая была абсолютно прозрачна для всех. Яндекс-Деньги – это инструмент, там куча отчетов. Координатор РосПила, Костя Калмыков, очень недоволен, что ему все это приходится делать. Но он делает, потому мы и собрали эти деньги. Сейчас всякие „нашисты“ пишут, что Навальный забирает деньги себе, какой-то офис на них снял, но любой человек знает, что это чушь, потому что все абсолютно прозрачно, есть наблюдательный совет из известных людей, которые в любой момент могут все проверить, и они проверяют. Мне никто никогда не предъявит, что я с ними сделал что-то не то. Прозрачность – мощная штука. Очень многие это недооценивают.

Коррупция настолько всех достала, что люди фактически наняли меня как такого народного прокурора. Мне очень многие пишут и спрашивают – чем я могу тебе помочь? Теперь был изобретен способ предоставить людям возможность помочь. Это фактически система, когда люди сами выбирают шерифа и платят ему зарплату. Они знают этого человека и доверяют ему. Получается парадоксальная вещь: они платят налоги, на которые это должно быть сделано, но поскольку ничего не делается, они готовы заплатить еще раз, но уже адресно, тем, кто гарантированно будет этим заниматься. Чем еще может помочь обычный человек? На митинг может сходить. Проголосовать. Я его к этому сейчас и призываю – проголосовать против „Единой России“. В Америке то же самое – на выборы пойти и денег отправить. И каждый занимается своим делом. Если же он готов посвятить свою жизнь, вырвать как Данко сердце из груди, он может поработать волонтером, скажем, два часа в день. Но у меня такой неквалифицированной работы нет. Когда начнется кампания перед выборами, может быть, понадобится наклейки клеить, тогда предложу. А сейчас и предложить нечего.

Наверное, я мог бы собирать чисто под свой авторитет, дескать, переводите на мое имя, я сам решу, что с ними делать, ничего не украду. Я бы ничего и не украл, и многие бы мне поверили и перечислили. Но это не то. Даже тем, кто мне верит, я все равно покажу все отчеты…»

К весне РосПил заработал. Был создан сайт, а на собранные деньги Алексей нанял юристов, которые начали бороться с коррупционными и неэффективными госзакупками. Уже в апреле жюри и пользователи Интернета выбрали РосПил победителем международного конкурса Best Use of Technology for Social Good. Однако очень скоро многие спонсоры проекта начали получать странные звонки. Звонившие представлялись журналистами и спрашивали, что побудило их пожертвовать деньги. Особенно странным было то, что «журналисты» знали об этих людях вещи, которых не должны были знать.

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Когда я открывал счет, то задал яндексовцам прямой вопрос: «Проект точно не понравится Кремлевским Воришкам, рано или поздно придут от них ходоки, кому и на каком основании могут быть предоставлены данные о транзакциях?». На что получил прямой ответ: «По формальному письменному запросу спецслужб мы предоставим им все данные. Больше никогда и никому». На этом я и успокоился. Для запроса нужны же основания какие-то. Должно быть нечто формальное, где написано:

– Навального финансирует ЦРУ.

– ЦРУ финансирует Навальный.

– Навального финансирует Бен Ладен.

– Бен Ладена финансирует Навальный.

– РосПил – террористическая сеть.

– Навальный ест детей.

– Все, кто перечисляют деньги на РосПил, едят детей.

– РосПил создан, чтобы запретить Медведеву танцевать и отнять у него айпад.

Представьте себе моё удивление, когда Яндекс ответил: «Информация, касающаяся вашего счета, была передана ФСБ РФ по их официальному запросу».

Это поразило меня до глубины души. Ведь так долго я пытался привлечь внимание этих ребят. Три последних года я регулярно пишу в это ведомство различные жалобы и заявления. И ни разу. Ни разу эти мощные борцы за денежные знаки не сочли мою писанину достойной своего внимания. Один раз за все время с меня взяли объяснения по одному из «газпромовских» дел, но на этом всё и закончилось. Их не заинтересовал ни один из коррупционных конкурсов, обнаруженных и обжалованных РосПилом. Сотни людей копаются в госзакупках, а тысячи перечисляют деньги на проект потому, что нет никаких надежд на ФСБ, милицию, ДЭБ, прокуратуру, СК и всех прочих дармоедов. Но угрозу дармоеды видят как раз только в том, что люди сами объединяются на борьбу с коррупцией, да еще и сами финансируют такую борьбу.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…К моменту запросов ФСБ мы собрали достаточно денег, чтобы не собирать дальше, но этот наезд сразу увеличил объем поступлений. Вот Чичваркин, типичный пример. Он дал деньги именно после того, как они начали на нас давить. Это не связано с тем, что они делают нам рекламу. Это самая настоящая месть – ах, вы так, тогда я вот так! Я, может, могу сделать против вас мало, но я это делаю!

РосПил оказался намного более рутинным делом, чем я думал поначалу. В нем по плану должны работать шестеро юристов, но пока мы их не набрали, работают четверо. Я исхожу из того, что лучше меньше, да лучше. Это очень специфическая отрасль права, мало людей, кто ее знает, поэтому отбираем тех, кто разбирается или может разобраться. По каждому человеку я отчитываюсь в Интернете, по каждому даются показатели. Вся информация о работе публикуется на сайте. Как оказалось, здесь значительно меньше вещей, которые можно попиарить и всем рассказать, что мы снова победили жуликов и воров, чем мы думали сначала. Нет такого, что мы каждый день можем демонстрировать какие-то успехи. Но текущая работа идет: мы находим нарушение в документации, пишем жалобу, они исправляют нарушение.

Рассказывать тут особо не о чем, но это происходит постоянно, и всеми признается, что после появления Рос-Пила качество конкурсной документации существенно выросло. Они перестали, по крайней мере, допускать какие-то грубые нарушения. С другой стороны, можно сказать, что коррупция стала более изощренной. Но никто и не обещал победить их за полгода. Теперь, когда они готовят документацию, включается такой „фактор Навального“: они все держат в голове, что мы это проверим и напишем жалобу…»

Подозреваемый

Есть классическая фраза, приписываемая Махатме Ганди: «Сначала тебя не замечают, потом над тобой смеются, затем с тобой борются. А потом ты побеждаешь». Правда это или нет, знают только те, кто прошел всю цепочку до конца. Неизвестно, суждено ли это Навальному, но пока события развиваются именно так: стадия глумления со стороны «эффективных менеджеров» закончилась, теперь с ним воюют на равных.

После публикации доклада по «Транснефти», когда Алексей еще был в Америке, в его офисе раздался телефонный звонок. Звонивший – по голосу, пожилой мужчина – заявил: «Мишень не один Навальный! Вам всем будет плохо!». Узнав о звонке, Алексей сразу потребовал от своих сотрудников написать заявление в милицию. Дело, конечно, возбуждать не стали. «Он же не сказал, что придет в четверг и зарубит вас топором!» – обосновали отказ милиционеры. «А то, что вам будет плохо… Всем нам рано или поздно будет плохо, дедушка прав…» – философски добавили они.

Навальный говорит, что пока это был единственный случай прямой угрозы, да и звонивший, признает он, скорее всего был не вполне психически нормален. Его противники не хулиганы, и действовать они предпочитают с помощью более им привычных и эффективных инструментов – провокаций и уголовных дел. Давление на многочисленных спонсоров РосПила дало противоположный эффект – поток пожертвований после звонков из ФСБ только увеличился, – но в дело идет все. Однажды возле проходной Кобяковской фабрики по лозоплетению остановился джип, и вышедший из него человек заявил отцу Навального Анатолию Ивановичу, что привез деньги на РосПил. На резонное предложение жертвовать через Интернет, человек из джипа сообщил, что не умеет им пользоваться. Разумеется, он уехал несолоно хлебавши. Но это не значит, что противники Навального не изобретут что-то, что рано или поздно сработает.

Конечно, Алексей осторожен: он не может себе позволить давать взятки гаишникам или платить «черные» зарплаты, на него смотрят даже не через увеличительное стекло, а прямо через электронный микроскоп. Наверное, памятуя об истории с Катей Муму (Мумугейт[47]), он не сможет завести себе и любовницу, даже если захочет. Но есть методы, уже неоднократно обкатанные, которые при настойчивости и умении правильно пользоваться правоохранительной системой дают результаты.

Пример тому – дело «Кировлеса», метко прозванное в Интернете «делом криволеса», тянущееся за Навальным с 2009-го.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…„Кировлес“ – это гигантское предприятие, самое большое унитарное предприятие в регионе, фактически монополист в своей области. В тот момент, когда Белых пришел, у него уже была задолженность 200 миллионов рублей. Там творился полный бардак: они говорили, что у них огромные остатки продукции, но продукции этой никто не видел. На каждом совещании у губернатора их обсуждали, потому что они все время требуют денег. Денег им дать не из чего, даже если бы было желание. Местный Минфин их ненавидит, потому что не хочет давать дотации этой черной дыре. Они же говорят – дайте, а иначе уволим 4000 человек. В общем, кошмар. Всем ясно, что надо либо как-то оптимизировать, либо банкротить.

Когда стали в первом приближении смотреть, оказалось, что они заготавливают и продают лес через 38 филиалов. Причем никто не знает, сколько и по какой цене, из документов это понять нельзя. Даже нет единой бухгалтерии. Кому-то может показаться, что такое невозможно в 2009 году, но это факт. Самое забавное, что все эти филиалы не были юридическими лицами и не имели права продавать, то есть они занимались незаконным предпринимательством.

Первое, что я им сказал, – все продажи, пожалуйста, делайте через единый головной офис, чтобы вас можно было контролировать. Им это крайне не понравилось, потому что за годы там, разумеется, была выстроена своя система: все филиалы делают чего хотят, с кем надо – делятся, и все довольны.

Кроме того, там был один важный политический момент: из этих 38 филиалов некоторые в своем отдаленном лесном районе были градообразующими предприятиями. Поэтому директор филиала вместе с главой района и главным милиционером – они и есть власть, которая дает людям работу, они вместе там всем управляют. Таким образом, отнять право решать, кому давать лес, а кому не давать, означало нарушить сложившуюся систему взаимодействия этих местных микроэлит. На самом деле, пусть бы оно так и оставалось, если бы они сами справлялись. Но 200 миллионов рублей долгов, задолженность по зарплате нарастает, и стало понятно, что необходимо предприятие банкротить. Поэтому я им говорил, чтобы централизовали продажи, чтобы начинать считать и запускать процедуру. Параллельно Белых усиленно агитировал по всей стране, чтобы в регион приезжали работать предприниматели.

Одним из тех, кто приехал, был некто Офицеров. Хочу, говорит, заниматься лесом. Тогда ему, как и всем остальным, сказали – иди в „Кировлес“ и занимайся. Он заключил договор, начал торговать. Дело у них сразу не пошло, он все время приходил на них жаловаться. И в конце концов, все бросил и уехал. Ну, уехал и уехал, его право. А потом, по прошествии некоторого времени, директор „Кировлеса“ придумал „гениальную“ комбинацию и написал заявление в милицию, что это я его принудил заключить договор с Офицеровым и что именно из-за этого предприятие находится в таком плачевном состоянии. Разгорелся скандал, обвинение же серьезное. Стали разбираться. В результате оказалось, что в объеме продаж „Кировлеса“ этот несчастный Офицеров занимает 1,3 %, общий объем их торговли был 12 миллионов рублей. А самое главное, что все деньги, на которые Офицеров торговал, они у него в фирме остались, было совершенно ясно, что никто никуда ничего не выводил. Нельзя было сказать, что их кто-то похитил.

Это все ненадолго затихло, а потом, насколько я могу судить, корпорации, с которыми я сужусь, начали что-то на меня искать и нашли это заявление. Стали пытаться собрать из этого уголовное дело. Дело все время разваливалось, потому что было понятно, что все это не стоит выеденного яйца. Хищения или мошенничества инкриминировать так и не удалось, но сейчас, когда они уже по-серьезному за это взялись, они насчитали так называемую упущенную выгоду. Например, они говорят, что Офицеров покупал у них пиломатериалы по цене, скажем, 3000 рублей, а рыночная была – 3300 рублей. Но в это же время „Кировлес“ кому-то еще отгружал по 2700 рублей. Получается, что упущенной выгоды не было? Или надо так же сажать всех остальных контрагентов?

С одной стороны, это конечно смешно, но, с другой стороны, совершенно не смешно, потому что дело возбуждено и у этого Офицерова, который совершенно очевидно страдает из-за меня, пятеро детей. Он же совершенно ни при чем, что называется, оказался не в то время не в том месте. Если бы не он, они бы придумали другого.

Дело рассматривали на уровне Кировской области, и оно развалилось. Потом его отправили на уровень Приволжского федерального округа. Там тоже не нашли состава преступления. И тогда его забрали на самый высокий уровень, в Главное следственное управление, начальник которого и возбудил уголовное дело…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Так как даже смелые транснефтяные умы не могут заявить, что этот миллион я, типа, похитил, то дело идет по ст. 165 – «Причинение имущественного ущерба при отсутствии признаков хищения». Статья занятная – главным образом она применяется к железнодорожным проводникам, подсаживающим «зайцев». Однако по 3-й части – до пяти лет.

Весьма знаменательное для меня событие, потому что за свою деятельность я отправлял в правоохранительные органы десятки заявлений о хищениях на сотни миллионов долларов, но НИ РАЗУ не удостоился того, чтобы телеследователь Маркин появился ради меня на экране в своих погонах, лычках, эполетах и аксельбантах. Для того, чтобы из полной выдумки слепить всамделишную уголовку, понадобилось поднять ее на самый высокий уровень – СК РФ. На уровне Кирова вынесли отказ в возбуждении дела, на уровне ПФО тоже. Всего «отказных» в деле, как я понимаю, уже штук пять.

Самое крутое, что все мои заявления о миллиардных хищениях идут вниз: Генпрокуратура – Прокуратура Москвы – Прокуратура ЦАО – Подзаборная прокуратура. Сфабрикованное дело против меня неуклонно двигалось вверх: СК Кировской области – СК ЦФО – СК РФ.

Очень мне любопытно, есть ли в производстве СК РФ и следователей по особо важным делам еще одно дело масштаба «О причинении ущерба на 1,3 миллиона рублей без признаков хищения».

Сомневаюсь.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Любой человек, который почитает эти материалы, увидит, что это полная ерунда. Но от этого не легче, дело существует. В результате появился такой дуализм: если я буду действовать эффективно, а именно к этому я стремлюсь, шансы на то, что оно дойдет до суда, сильно возрастают. Чем лучше я работаю, тем выше вероятность, что они попрут напролом. Правда, я не очень понимаю, как они это все будут доказывать в суде. Там же дойдет до экспертизы, надо будет реальные документы изучать. Они пытаются придумать мотив и доказать мой умысел, но сделать это весьма трудно, потому что из документов дела всем понятно, что нет самого преступления. Кроме того, все решения принимались на комиссиях, а не то что я приходил и диктовал – делайте то-то и то-то.

Там была такая смешная штука. Им же, чтобы говорить о причинении ущерба без признаков хищения, в чем меня обвиняют, нужно доказать, что с моей стороны был обман. Я работать начал в январе, а бумажку, что я советник, подписали в мае. Бумажка эта никому не была нужна, все равно советник без полномочий, приходи к губернатору и советуй, то есть формально ее действительно не было. И теперь они говорят, что я вводил всех в заблуждение, потому что советником не являлся. Но при этом как советника меня всегда представлял губернатор. И возникает вопрос: кто тогда вводил в заблуждение – я или губернатор? В общем, все это «дело» выглядит примерно так.

Потом, они все время повторяют, что я сбежал из Кирова, чтобы скрыться от следствия, видимо, именно это должно служить доказательством моей вины. На самом деле несколько месяцев, пока я был в Москве, до июля, когда я уже уехал в Америку, никто мне никаких претензий не предъявлял. А после этого они, разумеется, заявили, что я скрылся за границей. Может быть, надеялись, что не вернусь.

Впрочем, нужно признать, что, несмотря на абсурдность самого уголовного дела, в их настойчивости есть своя логика. С одной стороны, когда я их называю ворами, они не могут ничего ответить по существу, но с другой, – они вынуждены защищаться. Вариант защищаться в суде для них не годится, потому что они лучше всех знают, что я прав. Поэтому они начинают делать то, что всегда делают преступники, имеющие власть, – пытаются ошельмовать того, кто их обвиняет. Никто ведь не будет разбираться, что там на самом деле было с этим „Кировлесом“, многие люди воспринимают это по принципу „то ли он украл, то ли у него украли, но дело точно про воровство“. Их задача не отомстить мне или как-то наказать. Их цель в другом. Кто поверит человеку, который сам жулик? Поэтому сейчас они пытаются любой ценой слепить что-то, чтобы можно было сказать: Навальному нельзя верить. Это не их изобретение, не я первый и, конечно, не я последний. Я прекрасно понимаю, что они будут изобретать все новые способы меня скомпрометировать, потому что мой главный ресурс – это доверие людей. Не получится с этим, попробуют что-то другое. Они не учитывают или просто не понимают одного – сколько веревочке ни виться, а конец все равно будет.»

Борец с режимом

Алексей часто выступает на разных радиостанциях. То, что он говорит и как он говорит, наверняка повышает им рейтинг, и его с удовольствием зовут. Он бы с радостью повышал рейтинг и телеканалам, но это не от него зависит. Журналистам приятно иметь дело с Навальным – у него на все готов экспромт. Иначе говоря, у него обо всем есть собственное мнение, даже если он его никогда до того не артикулировал. Ему, правда, немного обидно: давать интервью приходится так часто, что вопросы начинают повторяться.

– Как победить коррупцию?

– Важнейшие условия борьбы с коррупцией – это политическая конкуренция, свобода средств массовой информации и децентрализация власти.

– Каким должно быть наказание?

– Неотвратимым! Дело не в тяжести. Потенциального преступника пугает не тяжесть кары, а ее неотвратимость. Каждый раз, когда у нас что-то взрывается, мы слышим: нужно ужесточить ответственность за происшествия на транспорте. Очередной скандал с наркотиками – введем за торговлю наркотиками смертную казнь!

Можно еще ввести четвертование или сожжение. Да хоть что ты введи! Это ерунда. Если все знают, что можно откупиться, это не работает. Путь хоть год, но человек должен знать, что за свои проступки будет наказан.

– А что тогда со смертной казнью?

– У нас, да и во всем мире, система правосудия не идеальна. Всегда существует возможность судебной ошибки, и мы не имеем морального права никого казнить. Кроме того, пожизненное заключение куда более серьезное наказание, чем смертная казнь. И публичность наказания совершенно не исключена. Пожалуйста, проводите публичные процессы и приговаривайте к пожизненному заключению. Процессы даже должны быть публичными.

– Где вы берете информацию для своих расследований?

– Коррупция у нас настолько открыта, что всю информацию о ней можно получить из отчета компании. В 99 % случаев мне присылают темы по электронной почте. Если я вижу, что информация заслуживает внимания, я пытаюсь ее проверить. Но чаще всего ничего толкового не сообщают. Иногда я общаюсь с людьми очень испуганными. У них есть для этого причины, но они все равно хотят передать информацию. Назначают встречу на улице. Подъезжает одна машина, потом она тебя отвозит к другой. Я сам стараюсь больше говорить по Скайпу, потому что мои телефоны прослушивают.

– Можно ли отличить жулика с первого взгляда?

– Я людей насквозь не вижу. Мне многие говорят, что я сам выгляжу как человек, которому невозможно поверить, что он делает все это искренне.

– Нужно ли легализовать марихуану?

– Надо бороться не с косяками, а с теми, кто продает героин. Марихуана должна быть запрещена, но сажать молодежь за 3 г не нужно. Борьба должна идти в сторону серьезного, репрессивного ограничения табакокурения и употребления алкоголя. Многие со мною не согласятся, но это должно быть сделано, потому что мы вырождаемся. Путин может это сделать, но ради сохранения популярности не делает.

– Как вы относитесь к Сталину?

– Сталин и Гитлер – главные палачи русского народа. Роль Сталина крайне негативна. Но суд над ним не нужен. Люди должны быть образованными и учить историю, читать мемуары Жукова, „Архипелаг ГУЛАГ", и им не придется изживать тоталитарное сознание. Те, кто хотят разобраться, посмотрят и увидят, что там, где Сталина не было, индустриализация прошла не хуже, только при этом никого не гноили. Говорить, что мы не сможем что-то сделать, пока что-то не осмыслим или не переосмыслим, – пустая трата времени. Осмыслять нужно то, что происходит сейчас, кто такой Путин и какова его роль. Если кто-то хочет заниматься десталинизацией, пусть занимаются, это их право. Мне это не интересно. Нужно не бороться, а просвещать. Нация не может и не должна жить в режиме самоуничижения. Люди хотят гордиться страной. Мы-то за что должны каяться? Вот я поддерживал расстрел Верховного Совета, я за это и каюсь».

– Нужно ли захоронить Ленина?

– Можно провести референдум и спросить граждан. Лично мне не нравится, что есть Мавзолей и кладбище вдоль Кремлевской стены, куда никого не пускают, лучше бы там лавки стояли. Нужно либо всех перезахоронить, либо пусть там люди свободно ходят. Как православный я считаю, что лучше захоронить.

– Нужна ли нам новая революция?

– Я сторонник возможного и полезного. Эволюция лучше революции. Но если завтра люди решат, что не могут больше терпеть, выйдут на улицы и потребуют свободных выборов, я в них буду обязательно участвовать и буду претендовать на лидерские позиции. Но будет конкуренция, все повылезают и тоже захотят возглавить. Тогда я буду заниматься политикой в ее традиционном понимании – что-то создавать и участвовать в выборах, писать законопроекты и предлагать программы. Но для этого ведь я все сейчас и делаю.

– Кто из исторических фигур для вас образец для подражания?

– Кумира у меня нет. Не из принципа. А просто нет. Ты сам определяешь масштаб, сам определяешь горизонты своей деятельности. Мне кажется тупостью: „Кто ваш политический идеал? – Столыпин!". Или – ваш девиз? И сиди, выдумывай какую-то фигню.

– Про вас сочиняют анекдоты.

– Чего скромничать, мне нравится быть героем анекдотов. Я отлично понимаю, что если о человеке начали придумывать анекдоты, то это признание.

В феврале 2011-го Навальный был гостем радио Финам-ФМ в программе Юрия Пронько «Сухой остаток». Все шло как всегда: в студии ведущий, напротив него Алексей, один задает вопросы, другой на них отвечает. На пятой минуте эфира журналист спросил: «Как вы относитесь к „Единой России"?». Это был один из тех вопросов, на которые Алексею уже много раз приходилось отвечать – сперва себе, а потом и другим. Экспромта в этот раз Юрий Пронько не ждал, ему были нужны знаменитые навальновские честность и прямота. И Алексей не обманул ожиданий. «К партии „Единая Россия" я отношусь очень плохо, – произнес он без запинки, и добавил: – Это партия коррупции, партия жуликов и воров». И разговор пошел дальше.

Ничего нового Навальный не сказал, на разные лады эту мысль много лет повторяли все оппозиционеры, и он в том числе. Более того, слова «жулики» и «воры» давно и прочно вошли в его собственный словарь. Если по примеру анализа Посланий Президента провести разбор текстов и выступлений Алексея за последние лет пять, скорее всего окажется, что по частоте употребления они идут одними из первых, где-то между личными местоимениями и словом «Путин».

Новое было в другом: когда приходит время идти в атаку, кто-то должен развернуть красный флаг. Слова про жуликов и воров как раз и стали тем флагом, который подхватили и левый фланг, и правый, и благополучные тылы, предпочитающие обсуждать новости с передовой в своих «уютных жежешечках», в буржуазных кофейнях и даже на лавочках у подъездов. Как и бывает со всяким «мемом», мем «„Единая Россия" – партия жуликов и воров» родился непреднамеренно, без усилия со стороны автора.

«Выражается сильно российский народ, и если наградит кого словцом, то пойдет оно ему в род и потомство, утащит он его с собой и на службу, и в отставку, и в Петербург, и на край света», – написал Николай Гоголь еще 170 лет назад в «Мертвых душах».

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Это правда, просто достаточно удачно сформулированная. Люди именно так ощущают, так оценивают эту партию и эту власть. А второе, почему фразу сразу подхватили, – не нужно надрыва. Все должно быть легко и весело. Вот есть партия жуликов и воров, она отравляет всем нам жизнь, нас это, конечно, бесит и раздражает. Но не надо рвать на себе рубашку. Не нужно биться головой об стену. Просто приди и проголосуй против них. Понятно, что сейчас они узурпировали власть и могут что-то с нами сделать, а мы с ними ничего. Ну и что? Это твой личный протест, твоя личная месть. Это твоя возможность лично ткнуть в них острой палкой и получить от этого удовольствие.

Хотим мы того или нет, но это „мы“ и „они“ существует. Они все для этого сделали. Эта вертикаль власти – они создали в государстве опричнину. Они же сами это педалируют, очень любят говорить: „Мы – государевы люди!“. Они навешали на себя всяких атрибутов, подчеркивающих их положение, сделали специальное брендирование себя. Они сделали абсолютно все, чтобы противопоставить себя обществу. Можно быть „мы“, а можно стать „они“. Для этого нужно вступить в „Единую Россию“ и повторить все те лживые заклинания, которые они повторяют. Правда, тогда будь готов, что повторять придется долго. Ты должен долго врать и обманывать, чтобы получить доступ к тому, чтобы воровать. Конечно, в этой партии есть люди, которые в ней состоят по стечению обстоятельств или по малодушию. Я знаю немногих нормальных, даже приятных людей, которые говорят – ну, так получилось. Но я не могу их уважать. Я нормально с ними разговариваю, могу ценить какие-то их прошлые достижения, я могу оценить их хорошие человеческие качества, если они у них есть. Но эти люди сознательно пошли на подлость и сознательно работают против своего народа и против своей страны. Их никто не заставлял под дулом пистолета туда вступать и отождествлять себя с этой властью, которая нас всех грабит. Сейчас не Советский Союз, когда вступление в КПСС было для многих единственной возможностью чего-то добиться в жизни. Сейчас все возможно без этого, все имеют выбор.

В „Единой России“ другое – они сами этого жаждут. Поэтому я не собираюсь входить в их положение. Они сами присасываются к этой свиноматке. Некоторые из поросят надевают круглые очечки и говорят, что смотрят авторское кино, и поэтому считают себя более продвинутыми. Но от этого они не перестают быть свиньями. Вся эта прислуживающая интеллектуальная элита, режиссеры и театральные деятели, творческая интеллигенция, которые скажут – что ж ты меня жуликом называешь, когда я „Оскара“ получил или крутой роман написал? Да ты еще хуже! Потому что это двойная подлость. Если ты такой успешный, тебе-то зачем это нужно? И чем больше у тебя заслуг, тем более гнусным выглядит твой поступок.

Все эти спортсмены или звезды шоу-бизнеса в их фракции – это ширма. Это фронтмены, чтобы можно было сказать, что у них есть люди с заслугами, которых все знают. Выйдет Навальный и скажет, что они жулики и воры. Тогда сразу выпустят одного из них, и он заявит: „Я на борцовском ковре за страну кровью харкал, а ты что сделал?“.

Что касается законов, которые по идее должна принимать Дума, все они сейчас пишутся в правительстве и Администрации президента. Они к этому не имеют никакого отношения. Ельцин не мог ничего сделать, у него всегда был конфликт с Думой. В этом смысле у Путина был уникальный шанс, и он его использовал до 2003 года. Кое-что правильное они сделали – подоходный налог, например. Через „Единую Россию“ они реализуют политическую волю, штампуют законы. Они могли бы сделать любую полезную реформу. Но все возможности они растрачивают неизвестно на что. Когда возникает угроза настоящего волеизъявления, они принимают закон против референдумов. Когда начинают расти оппозиционные настроения, они принимают закон, по которому никто без их разрешения не может создать партию. Когда люди выходят на улицу, они принимают закон, который уменьшает возможность проведения митингов. Их идеи могут завтра же превращаться в реальность. Мало кто из людей, управляющих государством, имеет такую возможность.

Было заявлено немало хороших вещей: реформа армии, доступное жилье, здравоохранение. Мы ничего этого не получили. Одни разговоры. Они могут принять прекрасный закон о госзакупках, об этом много говорят, но они этого не делают. Не потому, что они не понимают, что это нужно, они про это сами говорят. Но над этим надо работать, а у них другая повестка – им пофигу, потому что „бабки“ идут.

Конкретный пример: почему не могут принять закон, по которому можно было бы на территориях, прилегающих к большим городам, переводить землю из одной категории в другую в уведомительном порядке? Сделать нормальный ликвидный рынок земли? На нее сразу упала бы цена. Например, вокруг Кирова какие-то люди скупили всю землю и сидят на ней. Пусть сидят, это частная собственность. Но если ввести налог, скажем, 1000 рублей за каждую сотку сверх какого-то количества, эта земля поступит в оборот, и она не будет стоить заоблачные деньги, потому что ты тоже будешь платить этот налог, а значит, не будешь скупать ее в гигантских количествах. Московская область размером с Бельгию, там навалом земли, но она все равно безумно дорогая. Если это сделать, уже завтра земля будет доступна очень многим. Но есть Росреестр, есть Росимущество, земельные комитеты, кадастры, и у всех своя повестка – каждый на этом зарабатывает деньги, это их коррупционный ресурс, и ничего не проходит.

Властный импульс сразу разбивается о кучу маленьких коммерческих интересов разных чиновников и ведомств. Президент же реально хочет, чтобы его поручения выполнялись. А они не выполняются. Сами создали вертикаль власти, а та оказалась неэффективной. Она работает для сбора денег, насаждения везде портретов, организации выборного процесса, подчиненности силовых структур, которые будут выполнять твои приказы. Но для реформ и улучшения жизни она оказалась непригодной. Это плата. Все имеет плюсы и минусы. Они создали систему личной власти и в режиме ручного управления могут решить любой вопрос, но системно это совершенно беспомощно[48]. Поэтому их власть, с точки зрения общества, стала бесполезной и бессмысленной. Единственная основа этой власти – популярность Путина. Сейчас он уже теряет ее из-за „Единой России“, но у него нет другого выхода, они стали заложниками друг друга. Поэтому изобретают этот „Народный фронт“, чтобы, сохранив инструмент, не очень сильно ассоциироваться с „Единой Россией[49]. Но сути это не меняет. В Думе все равно будет „Единая Россия“, и она будет выполнять ту же самую функцию. Неважно, как персонально будут звать ее депутатов, они будут делать то, что им скажут…»

Кроме Навального, были еще два человека, благодаря которым словосочетание «партия жуликов и воров» стало лейтмотивом избирательной кампании 2011 года. Точно следуя духу гоголевских заветов, они попытались опровергнуть сделанное Алексеем заявление и высекли сами себя. Первым был некий адвокат Горгадзе, кавалер ордена «За профессионализм, честь и деловую репутацию» III степени. Впечатлившись успехом речи

Навального, он захотел получить свои 15 минут славы. Этот правозащитник усмотрел в выступлении Алексея «состав» и, в соответствии со своими представлениями о профессионализме, решил вступиться за честь и деловую репутацию всей «партии жуликов и воров». Услуга, правда, оказалась еще той «третьей степени».

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…В этом интервью я много разных вещей сказал, его много людей послушало, много посмотрело на YouTube, но все бы его благополучно забыли, если бы не нашелся этот деятель. Он написал в Интернете, что к нему обратились какие-то возмущенные простые члены партии и что он подает на Навального в суд за фразу про „партию жуликов и воров“. Мне тут же 100 человек прислали это ссылками в твиттер. И я сам написал, что „Единая Россия“ подает на меня в суд, потому что обиделась на „партию жуликов и воров“.

А незадолго до этого были процессы, где был суд Немцова и Милова против Путина, когда тот на своей пресс-конференции про них сказал, что в 90-е они поураганили и украли миллиарды[50]. А еще раньше был суд с Грызловым, после того как он сказал, что газета „Ведомости[51] – пособник террористов, который он выиграл, потому что это было признано оценочным суждением. И Путин удивительным образом выиграл у Немцова и Милова, потому что это тоже оказалось оценочным суждением. И тогда я сказал: „Я пойду в этот суд и дословно повторю всю аргументацию Путина и Грызлова, и посмотрим, выиграю я или проиграю“. В своем блоге я повесил опрос, считаете ли вы „Единую Россию“ партией жуликов и воров, где написал: хочу, чтобы проголосовали 10 тысяч человек. В итоге проголосовали почти 40 тысяч, из которых 96 % согласились, что „Единая Россия“ – это партия жуликов и воров. В результате никакого суда, конечно, не было…»

Вторым человеком, приложившим руку к раскрутке лозунга, стал председатель комитета Госдумы по экономической политике и предпринимательству Евгений Федоров, депутат от «Единой России». Впервые за много лет функционер этой партии столь высокого ранга согласился (или даже вызвался) дебатировать с представителем «несистемной» оппозиции. Трудно сказать, что было целью его участия в следующей программе Юрия Пронько – слова Навального он оспаривать не стал, а в основном напирал на некий мировой заговор против своей партии, членом которого, судя по всему, с его точки зрения, является Алексей. Битва Навального и Федорова благодаря последнему стала шедевром жанра stand up comedy: даже сотрудники радиостанции собрались за стеклом студии и давились от хохота. После передачи осталось всего два вопроса: 1) Как мог этот человек так долго занимать столь высокий пост? и 2) Почему он после своего выступления все еще продолжает его занимать?

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Весьма занятна оценка дебатов самой «Единой Россией»:

Навальный не смог очернить «Единую Россию».

От Навального, который в Интернете известен своими разоблачениями коррупции в органах власти и госкомпаниях, ожидали большего – фактов, документов, доказательств. Однако блогер ограничился лишь голословными заявлениями и основывал свои суждения лишь на собственных наблюдениях и неподтвержденной информации.

По-поводу заголовка отлично сказали в твиттере: «Навальный не смог очернить „Единую Россию", потому что воры и жулики из этой партии украли всю чёрную краску».

Депутат Фёдоров заодно обвинил меня в том, что я расследую «дело Транснефти», чтобы «получить у неё подряд». На видео с 46:20. Видимо, хочу построить скромный нефтеналивной терминал.

Евгений мужчина серьёзный, слов на ветер не бросает. Обещал предоставить документы.

Ждём.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Хитрый Пронько решил эту тему развить и позвонил мне, сказав, что Федоров согласился со мной дебатировать. Я к этой идее поначалу отнесся достаточно прохладно, но поскольку тот председатель комитета по экономики Госдумы, бросил мне вызов, то отказываться было глупо. Не знаю, так ли это было на самом деле, но мне было подано, что если ты откажешься, то струсил. Тогда я подготовился: посмотрел выступления этого Федорова, посмотрел в Интернете его декларацию о доходах, написал заранее пост в Интернете. В результате многие стали это воспринимать как некую битву „Единой России“ против меня, хотя она таковой не являлась.

В конце программы провели sms-опрос, и я выиграл с результатом 99,1 %. Причем, наверное, если бы этот Федоров молчал, я бы выиграл с меньшим результатом. Он сделал совершенно все, чтобы я победил. Он не использовал абсолютно никакой другой аргументации, кроме того, что вокруг один сплошной американский заговор и вы все американские засланцы. Он сам себя высек. Его даже было немного жалко. На этих так называемых дебатах было миллион раз повторено про жуликов и воров, и его усилиями „жулики и воры“ окончательно превратились в мем, дебаты стали хитом, их посмотрело 800 000 человек, что для почти часовой программы в Интернете, где сидят две говорящие головы, было настоящим рекордом. Это, наверное, стало и новым шагом в моей популярности.

Против меня и до этого регулярно появлялись заказные статьи – по ВТБ, „Транснефти“ и так далее, – но конкретно пошла заказуха именно после „жуликов и воров“. После них я окончательно стал врагом Администрации. Они нашли в моем лице главного врага и мочат меня. Это мне доставляет массу удовольствия, потому что я понимаю, что это для них болезненно. Мне же вдруг стало понятно, как и с помощью каких механизмов может быстро распространяться информация через Интернет и доноситься до людей, которые находятся далеко от него: через неделю бабушки в Удмуртии стояли на улице с плакатами про „партию жуликов и воров“. По большому счету, никто это определение не придумывал, оно родилось само, так получилось, в короткой фразе выразилась вся сущность этой партии и этой власти, которую люди сразу ухватили. Но на меня оно наложило некую обязанность, что я должен делать это дальше. Это превратилось в проект…»

Стоит ли говорить, что никаких документов о своем «сотрудничестве» с «Транснефтью» от депутата Федорова Навальный не дождался. Более того, возвращаться к дискуссии единороссу было явно не с руки, поскольку общее мнение Интернета – как его пользователей, так и новостных сайтов – сводилось к одному слову в качестве резюме – «позор». Многие, правда, высказывались в том духе, что необходимо продолжить дебаты с участием членов «Единой России», поскольку это очень весело и поднимает настроение. Так или иначе, как это всегда и бывало раньше, сама жизнь дала Алексею ответ на любимый вопрос всех русских революционеров – «что делать?». Через три дня после эфира Навальный решил закрепить успех: он объявил конкурс плаката на тему «„Единая Россия" – партия жуликов и воров», а заодно обнародовал свою новую стратегию.

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Вынужден признать, что горячо любимая мной тема бойкота выборов провалилась. Ну, не работает это. То есть на выборы никто, конечно, не ходит, но не потому что бойкотирует, а потому, что просто уже не обращает внимание. Думаю, для всех нормальных людей в нашей стране настало время сменить политическую стратегию.

Цель кампании проста. Средствами онлайн и офлайн максимально продвинуть два простых месседжа:

1. Единая Россия – партия жуликов и воров.

2. Обязательно приходи на выборы и голосуй против «Единой России». За любую другую партию.

У нас нет дедлайна. У нас нет технических показателей. Нет сроков. Мы никуда не торопимся. Строго говоря, текущие выборы и их результат ничего для нас не означают. И вообще, всё это можно делать, не напрягаясь, развлекаясь и получая удовольствие.

За неделю на конкурс было прислано 400 плакатов, а каждый новый пост Алексея в ЖЖ, посвященный кампании, собирал тысячи отзывов, причем авторы их подавляющего большинства его поддержали (отзывы противников носили в основном характер шаблонных оскорблений, чем наводили на мысль о своем «инструментальном» происхождении). И хотя не все «несистемные» политики поддержали идею «проголосуй за любую партию, кроме „Единой России"» (некоторые все так же предлагают бойкот выборов или порчу бюллетеня), уже никто не сомневается в способности Навального мобилизовать большое число людей. В 2011 году к его многочисленным занятиям – судам с корпорациями, РосПилу и другим – сама собою добавилась роль главного политического оппонента российской власти. Заиметь Алексея в своих рядах теперь хотят очень многие: в ЛДПР обсуждали, не пригласить ли его в партию; незарегистрированный ПАРНАС делал ему предложение стать сопредседателем; лидер «Справедливой России» Сергей Миронов заявлял, что он его союзник (в партию, правда, не звал, поскольку понимает, что Навальный все равно не пойдет). Вряд ли только «Единая Россия» рассматривала идею предложить ему что-нибудь.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Успешность этой кампании окончательно определила мою стратегию на выборах, которые состоятся в декабре. Из этого родился лозунг „Приходи на выборы и проголосуй за любую партию, кроме ‘Единой России’“. Родилась концепция политического действия: голосуй против „Единой России“, агитируй за любую партию, кроме „Единой России“. Каждый из нас может посвятить свои 15 минут в день борьбе с режимом. Многие телевизору верят больше, чем другим источникам информации, поэтому каждый нормальный гражданин должен сделать очень простые вещи: сказать своей бабушке, что „Единая Россия“ – это партия жуликов и воров, сагитировать одного человека, выбрать плакат, который ему нравится, распечатать и повесить его в своем подъезде. Вот и все. И не нужно никаких глобальных концепций.

Я приложу все усилия, чтобы вовлечь в эту кампанию много людей. Уверен, что это достижимо через Интернет и принесет реальную пользу, несмотря на отвратительность всех остальных партий. „Единая Россия“ обладает политической монополией. Эта монополия должна быть разрушена. У меня нет иллюзий: понятно, что они включат административный ресурс, будут рисовать себе голоса. Но все не нарисуют, и это намного более болезненно, чем бойкот, за который я агитировал на прошлых выборах. Бойкот – это нормальная гражданская позиция, но это демобилизация общества: совесть у каждого будет чиста, но в целом ничего не изменится. А прийти и проголосовать против „Единой России“ – это мобилизация, призыв ко всем. Мы все давно хотим сделать нечто по-настоящему общее – это как раз такая возможность, причем для самого широкого круга людей. Практически для всех. Мы покажем сами себе, что мы способны что-то сделать вместе. Это правильная национальная оппозиционная политическая идея, которой давно не было. Она особенно ценна тем, что родилась коллективно и продвигается коллективно. Есть различные концепции протеста: самоисключение из списков избирателей, испортить бюллетень и другие. Но в них я не смогу убедить даже своих друзей. А бабушку в них убедить точно не смогу, потому что это слишком сложно. Мы должны предложить нечто одновременно единое, эффективное и понятное миллионам людей. Интуитивно правильное. И это именно то, что я смогу разъяснить всем…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Конечно, не стоит увлекаться и заблуждаться насчет «у „Единой России" нулевой рейтинг». Путин, возможно, долго будет являться самым популярным политиком. Но с рейтингом в 35 %. Планомерная работа оппозиции должна вернуть рейтинг ЕР туда, где он должен быть – 20–25 %. Население отлично и без ФОМа с ВЦИОМом чувствует силу власти. Кожей. Реальную легитимность даёт реальная поддержка, а не галочки в бюллетенях. Поддержка рассыпается. Вот по этому трухлявому (но все еще большому) пню и должен быть нанесен удар.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Выборы большинством будут все равно восприняты как легитимные. Оттого, что мы останемся дома, мы не сделаем их менее или более нелегитимными. Явка все равно будет. Голоса тех, кто не пришел или испортил бюллетень, при распределении все равно идут в пользу „Единой России“. Так устроена у нас система подсчета.

Да, у меня нет иллюзий по поводу коммунистов, „Правого дела“, „Яблока“ и т. д. Эти партии жаждут такой кампании, но они слишком слабы и трусливы, чтобы ее объявить. Они сидят под своим камнем и потирают лапки, такие осторожные маленькие гады, в смысле рептилии. Они высовывают головки, водят язычком, но осмелеют они, только когда мы это сделаем. Когда мы заявим, что берем удар на себя. Они тоже считают это хорошей кампанией, но никогда не проартикулируют, они слишком зависимы. И когда мне говорят, что моими руками будут загребать жар все эти «системные» партии, я это понимаю. Но это все равно нужно делать. Мы должны ослабить монополию „Единой России“, чтобы эти маленькие трусливые земноводные немножко осмелели в Думе. Если случится чудо, и „Единая Россия“ потеряет свои 50 %, она будет вынуждена с ними договариваться. Тогда они сразу надуют щеки, но и это хорошо.

Заставить „Единую Россию“ договариваться, идти на компромисс – это, возможно, не задача максимум, но это реальная, достижимая цель. Потому что сейчас они могут делать вообще что угодно. Это первый важный шаг. Кроме того, нужно понимать, что агитация против них – это снижение их реального рейтинга, потому что легитимность Путина, легитимность его режима базируется не на каких-то силовиках, а на реальной поддержке граждан. Поэтому критическая атака и развенчание всех мифов о Путине и „Единой России“ лишает его реальной поддержки, большое количество людей от него отвернется.

На самом деле, кампания против „Единой России“ – это кампания против Путина. Мы будем ходить и рассказывать про этих его фсбэшников, которые устроили детей в банки, мы будем говорить про новый феодализм, про „Гунвор“, про Ротенбергов, про Ковальчуков, про дачный кооператив „Озеро“. Какое-то число людей это услышит, какое-то число людей наконец-то осознает, что у нас бандитский режим, что у нас постоянно крадут и нас постоянно обворовывают. Когда наступит время провести над преступниками процесс, будет огромное число свидетелей. Неважно, когда это произойдет. Очень многие думали, что с ними этого никогда не случится, – и Мубарак, и Бен Али, и Пиночет. Рано или поздно случится.

У меня есть четкая стратегия, у меня есть принципы, на которых я стою. Нет никаких „окон возможностей“ и нет никаких дедлайнов. Ты должен делать то, что ты делаешь, то, что считаешь правильным, не оглядываясь ни на что. Поддерживают меня сегодня – спасибо. Перестанут поддерживать – я все равно буду это делать. Я буду осуществлять действия, которые болезненны для власти, оказывают на нее практическое давление. РосПил – это давление на конкретных чиновников, на конкретные департаменты. „’Единая Россия’ – партия жуликов и воров“ – это практическое давление на конкретную партию. И другие проекты точно такие же. Я уверен, что давить на власть очень эффективно. Грызть ее, откалывать от нее куски. Могут быть разные векторы. Кто-то пишет статьи. Другие говорят, что идут в Госдуму, чтобы принимать законы, давить, получить трибуну и так далее. Это имеет право на существование. Но эффективность этого по соотношению цена/качество очень низкая. Такой низкий КПД меня не устраивает, и я этим заниматься не буду. Возбудить дело против „Газпрома“ я считаю намного более эффективным и полезным. Писать какие-то программы и бегать с ними к Суркову – это требует слишком много энергии, а какой от этого будет результат, все уже много раз видели собственными глазами. Продвигать кампанию про партию жуликов и воров куда более эффективно. Если меня мочат и пишут заказные статьи, значит, я работаю эффективно. Когда против меня возбуждают уголовное дело – это наивысшая оценка моей эффективности.

В Йеле у нас в группе был один человек из Туниса, предприниматель и политик, уже за сорок лет. Мы много обсуждали политическую ситуацию у нас и у них: они были очень сходны, но у них не было свободного Интернета, они были зажаты и забиты, и он очень завидовал. Про свою страну он говорил: как ужасно, оппозиция может работать только из Франции, население поддерживает этого кошмарного Бен Али, полиция подконтрольна, армия подконтрольна, уровень жизни достаточно высокий и никто не ропщет. К нам на занятия приезжал какой-то их местный блогер, показывал акции, которые они проводили. Эти акции выглядели совершенно убого; наше 31-е число по сравнению с этим настоящая феерия. Три участника, семь журналистов – это были самые мощные их протестные акции. И, конечно, лейтмотивом было, что у России гораздо больше шансов на перемены, а в Тунисе никогда ничего не произойдет.

Это было в декабре. А в январе все рассыпалось, и этот блогер стал министром информации. Это произвело на меня огромное впечатление: они, представители оппозиции, были последними людьми, кто верил, что возможны какие-то перемены…»

Послесловие

Когда читаешь рассуждения Алексея Навального о российской коррупции, возникает стойкое ощущение, что погружаешься в пространство романов Виктора Пелевина – столь абсурдной и инфернальной предстает отечественная политическая реальность. Однако в отличие от героев «Generation П» и других книг знаменитого отшельника, запутавшихся в лабиринтах российского абсурда, Навальный пытается с абсурдом бороться и противопоставляет ему обезоруживающую логику здравого смысла – качества исключительно редкого в обществе, не первый год живущего по законам двойного стандарта.

Символично, что феномен Навального возник именно тогда, когда это самое «поколение „Пи"», однажды совершившее цивилизационный выбор в пользу «пепси», подошло к тому рубежу, за которым начинает маячить историческое безвестие, когда вверенный ему электорат, несмотря на уколы пропагандистского ботокса, начинает посматривать по сторонам, и не помогает даже политическая виагра. Именно Навальный сейчас является индикатором того, что происходит с современной российской политикой, носителем вируса неизбежности перемен.

А происходят с ней следующие вещи…

Очевидно, что мы переживаем конец определенного цикла, связанного с повсеместным торжеством управленческой формулы «лояльность в обмен на деньги». Монетизация политической власти и «окэшивание» национальной экономики привели к тому, что государство из посредника в регулировании разностремительных общественных интересов превратилось в защитника интересов только одного привилегированного класса – углеводородного нобилитета, а степень гражданской свободы стала определяться размером «заноса» – кто больше занес, тот, соответственно, и прав. Если оперировать понятиями самого Навального, российское государство превратилось в акционерное общество, где обладатели контрольного пакета безнаказанно нарушают права миноритарных акционеров. И в этом смысле защита прав миноритариев есть фактически защита прав каждого из нас.

Мы также являемся свидетелями кризиса полит-технологического подхода к реальности, при котором «казаться» становится намного важнее, чем «быть». Банальная мысль, но нулевые стали всеобщей игрой на понижение: смысла, протеста, ценности человеческой жизни; и временем появления целого параллельного мира, где все относительно и всему можно создать свой безжизненный клон. Георгиевские ленточки вместо исторической памяти, «басманное правосудие» вместо независимого суда, «Наши» и Селигер вместо автономного социального лифта. Неслучайно именно в это десятилетие возникло понятие «аватара» – виртуальной проекции личности, подменяющей собственное «я».

Отчасти в этом заключается причина ползучего камбэка 90-х как эпохи, индивидуализировавшей политический процесс. Снова возник спрос на ярких лидеров, способных увязать слово и дело (все нулевые бюрократия последовательно разводила их, превращая в пустотелые риторические муляжи) и вернуть ценностное измерение политике (столь популярная у хипстеров «новая искренность», только в политическом преломлении). Отсюда разворачивающийся на наших глазах ренессанс пассионарных правдолюбов 90-х – Шевчука, Доренко и подросшей смены вроде Навального (которого называют чуть ли ни новым Ельциным) и Нойза МС.

Растущее признание Навального свидетельствует также о том, что меняется сущность не только современной политики, но и политика – он все меньше становится похож на патриархального чиновника в костюме цвета селедки, а все больше – на продвинутого пользователя, разбирающегося в хитросплетениях и слабых местах Системы и знающего, как заставить ее работать на себя.

Эта генерация политиков не хочет ждать, когда ее «авторизуют» в Кремле, она начинает действовать там, откуда государство ушло или по каким-то причинам пренебрегает своими обязанностями. Одни увидят в этом реванш «обиженного» поколения, опоздавшего на «пир победителей», другие назовут долгожданным «прорывом в реальность» и обретением своего политического лица.

Должно быть, историческая задача каждого нового поколения – это реставрация эпохи своей молодости – «потерянного времени», переосмысленного как политический проект. Для поколения «шестидесятников» таким проектом стала перестройка, для нынешнего политического истеблишмента реставрация «совка», поколение «76–82», о котором говорит Навальный, видимо, обречено тем или иным образом реанимировать дух 90-х (не такая уж и плохая эпоха, если подумать).

Можно любить или не любить Навального, восхищаться им или считать американским агентом, но он стал первым, кинул пробный шар. И даже если его борьба с коррупционным монстром закончится поражением, он тем не менее сможет честно сказать себе и своим детям: «По крайней мере, я пытался что-то изменить…»

Сергей Евдокимов,

кандидат политических наук

Приложения

Приложение 1

О том, кто должен был организовать «Русский марш»

3 НОЯБРЯ 2006 г. АЛЕКСЕЙ НАВАЛЬНЫЙ

2-го ноября на сайте «Ежедневного журнала» вышла статья Александра Рыклина, в которой, в частности, в конспирологическом ключе обсуждается моё присутствие на оргкомитете «Русского марша». Статья начинается со слов: «Кажется, они доигрались».

Я тоже начну свой ответ с этой фразы.

Кажется, они доигрались. Идеология, которую поддерживают миллионы и которая необходима миллионам, подарена нацистам.

В какой-то момент – уже сложно сказать, в какой – все вдруг решили, что идея национального возрождения русских абсолютно равноценна идее национального превосходства русских над остальными.

То есть, конечно, на круглых столах и в аналитических статьях доказывалось обратное. Но только вот есть такой термин «практика применения». Практика применения слова «русский» была удручающей. И наша либерально-демократическая общественность со своим излюбленным изречением «Патриотизм – последнее прибежище негодяя» решила сдать позиции без боя.

Мало того, было сделано всё для того, чтобы не просто отдать фашистам эксклюзивное право говорить о национальном самосознании, но и завернуть этот дар в красивую упаковку. Чего стоит только параноидальная привычка из принципа заменять слово «русский» на «россиянский» или публичные заявления о том, что лозунг «Слава России» несёт такую же смысловую нагрузку, как и «Зиг Хайль». Абсолютно симптоматичным в этом ключе выглядит позорнейшее решение оргкомитета по проведению антифашистского митинга 4-го ноября о запрещении российских флагов на мероприятии.

Развал империи всегда сопровождается мощным подъемом национального движения. Для нас этот развал означал ещё и то, что миллионы наших сограждан оказались вне России. И почти везде в униженном положении. Это реальная проблема. Это задевает наш народ. Люди об этом думают. Они хотят действия и внятной политической позиции.

Но. На этом фоне псевдодемократы, непонятно отчего, как обычно завуалированно намекают, что это какая-то «излишняя» любовь к своей стране. Любить свой народ и свою нацию – это как-то некрасиво, подозрительно, неполиткорректно и попахивает погромом. Бюрократы традиционно не могут предложить вообще никакой идеологии, кроме «коррупция во имя мира». И здесь на первый план выходит чудик, который, не стесняясь, говорит на очевидные, но замалчиваемые темы. Даёт простые ответы на актуальные вопросы.

Этот чудик кричит «Хайль Гитлер» и носит свастику, но, как ни парадоксально, он добивается успеха. За ним идут не только «трудные» подростки, но уже и квалифицированные рабочие, и средний класс.

А потому это, что работает он вне всякой политической конкуренции. Ультрарадикалы национального движения стали в России и его главными лицами, и его главной движущей силой. Мы зачем-то приняли это. И, пытаясь противостоять этим людям, мы ведём борьбу с самим национальным движением. С идеей возрождения стодвадцатимиллионного народа. Излишне говорить, что эта борьба не увенчается успехом.

Что же делать? Для меня этот вопрос ясен. Мы должны отнять у фашистов право на провозглашение национальных идей. Мы должны лишить их лидерских позиций в русском движении. Мы должны их вообще вышвырнуть оттуда. Тогда те, кто занимается пропагандой национальной розни, окажутся там, где должны оказаться – на скамье подсудимых. А радикалы лишатся значимой поддержки и превратятся в маргинальные группы.

Что касается «Русского марша», то убеждён, что лучший способ бороться за то, чтобы он не повторился в прошлогоднем малоприятном варианте, – это не писать слезливые письма в мэрию, а организовать свой «Русский марш».

«Русский марш» нормальных людей, для которых осознание того, что они русские, и гордость за это в принципе не связана и не может быть связана с желанием оскорблять и унижать другие народы.

И лично я сделаю всё возможное, чтобы в следующем году такой «Русский марш» состоялся.

И последнее. Относительно «присутствия активиста „Яблока" на фашистском шабаше», как выразился Александр Рыклин.

Задача ответственного политика – адекватно реагировать на вызов дня. И раз уж сейчас «Русский марш» проводится в том виде, в каком он проводится, то любой из нас обязан сделать всё возможное, чтобы:

1. Предотвратить насилие на улицах Москвы.

2. Исключить нацистские эксцессы, подобные прошлогодним.

3. Если такие эксцессы всё же случатся, виновные понесли бы наказание.

4. Соблюсти конституционное право граждан собираться мирно и без оружия.

Нам совершенно небезразлично, куда разбегутся сотни участников марша, когда их разгонит милиция. И мне не нравится ситуация, при которой в московском метро тысяча омоновцев будет разгонять тысячу манифестантов. И если для того чтобы предотвратить это, мне понадобится сесть за стол с людьми, с которыми в другой ситуации я бы общаться не стал, я сделаю это без колебаний.

К сожалению, больше никто из представителей демократических и правозащитных организаций не захотел поступить так же.

Естественно, ни о каком участии «Яблока» в нынешнем «Русском марше» речи не идёт. Получив информацию не из газет, а напрямую, наша партия прямо и чётко заявила о своей позиции в специальном заявлении. И если бы уважаемый Александр Рыклин потрудился его прочесть, то многие вещи встали бы для него на свои места.

Приложение 2

Выступление на Бюро РДП «Яблоко»

navalny

December 17th, 2007

Как и обещал, выкладываю текст Обличительной Речи (тм), которую я произнёс на Бюро РДП «ЯБЛОКО» при рассмотрении вопроса о моём исключении.

Добрый день!

Я рад, что имею возможность выступить при рассмотрении вопроса о моём исключении из партии «Яблоко».

Я также благодарю руководство РДП «Яблоко», поставившее вопрос о моём исключении на первое же заседания после весьма драматического провала на думских выборах, начала операции «Преемник», первых реальных сигналов к тому, что Путин останется руководить страной в должности премьер-министра. Это говорит о том, что вопрос моего исключения рассматривается как ключевой политический вопрос и важнейший этап выхода «Яблока» из кризиса. Я немного смущён этим вниманием, но всё равно спасибо.

В ходе подготовки к этому заседанию и сейчас прозвучало немало оценок моей политической позиции и результатов работы в «Яблоке». Кульминацией обсуждения, несомненно, является сегодняшнее заявление одного из заместителей Председателя партии о том, что я агент Кремля, проводящий линию Суркова и Чурова.

Поэтому я не могу не сказать пару слов о моей работе и о том, как она повлияла на «Яблока».

Несмотря на то, что многое мне не удалось сделать, я могу заявить, что я горжусь той работой, которую проделал вместе с моими товарищами. Я утверждаю, что с 2002 года, с момента, когда я фактически начал работать в партии на профессиональной основе, в «Яблоке» не было ни одного успешного проекта, над которым не работал я и мои коллеги, представители моей команды.

Именно благодаря нашей команде в демократической политике возник жанр уличных акций. Благодаря нам и в формате коротких акций, проводимых «Молодёжным Яблоком», и в формате массовых шествий «Яблока» в течение нескольких лет фактически монополизировало уличную политику. И все, что происходило потом и происходит сейчас, во многом развитие темы, которую начали мы.

Я и мои коллеги были основателями фактически главной и самой успешной правозащитной организации Москвы – Комитета защиты москвичей.

При моём непосредственном участии исключительно Московское «Яблока» и Молодёжное «Яблока» были единственными значимыми политическими составляющими, на которых держалась наша партия в сложный период с 2003 по 2005 год.

Мы в Московском «Яблоке» первые организовали систему сбора пожертвований, которую переняло потом федеральное Яблоко.

Во время выборов в МГД я единственный самостоятельно привлёк достаточно большое финансирование в свой округ, причём не в одномандатную кампанию, а в списочную. И несмотря на то, что штаб полностью игнорировал этот округ, он дал максимальный прирост голосов по сравнению с предыдущими выборами.

Пресс-служба Московского «Яблока» стала вообще самой эффективной частью всего партийного аппарата. Именно он выводил нас из пресловутой информационной блокады, работая на всю партию, когда федеральная пресс-служба демонстрировала только свою беспомощность.

И многое другое. Без всякого сомнения, возможность всей этой работы была обусловлена потрясающей энергией Сергея Митрохина. Но факт остается фактом. Энергия по-прежнему есть, но каких-то новых прорывов мы не видим. Хотя определённая работа ведётся.

Поэтому я знаю цену своей работе, и мои товарищи знают ей цену.

Но, достаточно успешно работая в «Яблоке», я всегда имел проблему. Лучше всего, точно и кратко обозначил её один из представителей таинственной команды Председателя партии, которую он всегда привлекает на выборы и которая потом так же таинственно исчезает.

«Алексей, – сказал он, – твоя проблема в том, что ты не любишь Григория Алексеевича искренне».

Да. Есть такое дело. Уважаю за некоторые его прежние заслуги, но совсем ни капельки не люблю.

Предлагаемая причина моего исключения: публичная пропаганда националистических идей.

Да, действительно, я утверждаю, что только отказ от тупиковой, узколобой лево-либеральной идеологии и переход к созданию национально-демократического движения может стать путём возрождения демдвижения. Это доказывает опыт многих сопредельных стран.

И только это может быть эффективно противопоставлено пещерному и действительно опасному разжиганию межнациональной розни. И недавний опыт Югославии, где дикий, безумный, тоталитарный национализм Милошевича был сокрушён не жалкой либеральной оппозицией, а национально-демократическим движением Коштуницы, получившим массовую поддержку избирателей, – хороший тому пример.

Утверждаю, что бесконечные знаки равенства между национализмом и фашизмом идут просто от примитивности мышления и просто политической безграмотности.

По прежнему утверждаю, что и в Манифесте движения «НАРОД», и в последнем докладе, опубликованном нами, нет ни одной фразы, которая противоречила бы Уставу и Программе партии «Яблоко».

Я предлагал устроить широкую внутрипартийную дискуссию в партии на эту тему, но, видимо, наша демократическая партия не готова к этому.

Так или иначе, я никогда не приму ни одного упрёка относительно создания мною движения «НАРОД» от вот этих вот товарищей из президиума. И вот почему.

Вчера в городе Серпухове был похоронен нацбол Червочкин, убитый сотрудниками УБОПА, которые выполняли приказ о «прессовании нацболов». Этот приказ был отдан той самой «Администрацией», возможностью вести переговоры с которой так кичится руководство партии. На последнем съезде было просто с обструкцией отвергнуто предложение о запрете любых контактов с АП. «Ведь в этом же и есть политика», – было заявлено нашими лидерами.

Так вот, люди, которые сидят в этих приёмных, согласовывают графики финансирования и вообще ведут переговоры с теми, кто отдаёт приказы о политических убийствах, избиениях, провокациях, с теми, кто фальсифицирует выборы, узурпирует власть; эти люди не имеют вообще ни малейшего права высказывать какие-то политические претензии кому-либо.

Потому что они сидят за одним столом с теми, по сравнению с которыми любое ДПНИ просто гёрл-скауты.

Реальная причина моего исключения в том, что я открыто заявляю: «Яблоко» полностью провалилось на этих выборах.

И меня не устраивает сладкий сиропчик о том, что «у нас украли победу». Мы, мол, набрали семь процентов. Некоторые даже говорят 15. В доказательство этого придумываются какие-то экзит-пул.

Никаких экзит-пулз наша партия не проводила. Все, кто наблюдал за кампаний, это отлично знали.

И распространение этой, мягко говоря, неправды унизительно для партии и для всех нас.

Мы уже проходили это в 2003 году. Когда было заявлено, что наш параллельный пересчёт показал, что мы преодолели 5 %. И все здесь присутствующие знали, что пересчёт этот, который вели сотрудники аппарата, ничего такого не показал. Это была ложь.

То же самое было на выборах в МГД. Когда, получив честные 11 процентов, было зачем-то заявлено, что у нас 20. Хотя у нас были протоколы с почти всех избирательных участков и наш пересчёт официально не выявил расхождений с официальными данными.

Да. Конечно. Дело не в подсчёте. Выборы нечестны и несправедливы. Но в условиях честных выборов мы получили бы ещё меньше. Потому что честные выборы – это не только прямой эфир для Григория Алексеевича.

Но это и допуск к участию всех, кто этого желает. Это означает, что в этом же прямом эфире были бы и более популярные Каспаров и Рыжков. Это означает, что в выборах принял бы участие Касьянов с финансовыми ресурсами. Это означает, что вопросы объединения демократов решались бы не в Администрации Президента, а в открытом диалоге. Не уверен, что руководство партии готово к такому диалогу.

Я утверждаю, что главной причиной нынешнего краха является то, что «Яблоко» превратилось в засушенную замкнутую секту. Мы требуем от всех быть демократами, но сами ими быть не хотим. Мы требуем от власти ответственности и отставок. Но не видим, что власть-то уже сменилась трижды. Зато в «Яблоке» всё как в 96-м году. И чем хуже результаты, тем крепче позиции руководства. Тем теснее мы должны сплотить свои ряды вокруг него.

Поскольку, возможно, это моё последнее выступление как члена «Яблока», то я обращаюсь с призывом прекратить самообман на тему наших высоких результатов, на тему возможной кражи голосов. Прекратить врать на эту тему. Делать выводы и принимать решения. И первое решение, которого я требую как член Федерального Совета партии, избранный Московской организацией: немедленная отставка председателя партии и всех его заместителей. Это требование я выдвигаю от себя и от всех своих товарищей.

Я также призываю съезд партии отправить в отставку и переизбрать не менее 70 % Бюро, которое своей молчаливой покорностью покрывает некомпетентное руководство.

В заключение я хочу сказать, что не испытываю иллюзий относительно сегодняшнего решения. Партийный способ существования оппозиции себя исчерпал и любые включения/исключения просто смешны.

Поэтому я благодарю всех членов партии «Яблоко» и сотрудников аппарата, с которыми сталкивался в своей работе, которые помогали мне, и даже тех, с кем подчас я конфликтовал. Работа в «Яблоке» была для меня бесценным опытом, который я постараюсь использовать в деле создания новой, реальной оппозиции.

А членам Бюро, которым предстоит сейчас голосование, я хочу сказать, что сила в правде. И правда всё равно победит.

Слава России!

Приложение 3

Алексей Навальный:

«В детстве я ходил в кружок астрономов, книжки любил читать, занимался самбо».

В начале 80-х, пока мама Людмила Ивановна и отец Анатолий Иванович были на работе, Алеша каждый день стоял в очереди за молоком для младшего брата Олега.

Алексей Навальный: «В „Яблоке" я возглавил группу проведения акций. Мы были первыми, кто занялся уличной политикой».

Алексей Навальный: «„Комитет защиты москвичей" давал реальную отдачу людям».

В «либеральной тусовке» Навального всегда считали своим. На фото: с лидером «Яблока» Григорием Явлинским (справа) и председателем СПС Никитой Белых (в центре).

Со временем блог Навального превратился в пропагандиста и агитатора (фото из блога).

Хороший шоумен – готовый политик. На фото: Навальный что-то доказывает писателю Сергею Минаеву (справа).

В центре – соведущий «Бойцовского клуба» Дмитрий Губин.

В дебатах Гарри Каспарова (слева) и Никиты Белых, судя по всему, победила дружба.

Последние «ДА! – дебаты1» закончились дракой с провокаторами…

…и задержанием ведущего.

Через год после свадьбы у Алексея и Юлии родилась дочь Даша, а еще через семь лет сын Захар.

Таким Навального видят только близкие.

Алексей знаменит своей въедливостью: за каждым громким разоблачением стоят десятки судебных процессов и тысячи изученных документов.

Алексей Навальный: «Главное, зачем я поехал учиться в Йель, было понять, как русских жуликов преследовать за границей».

Навальный во время обучения в Йеле рассказывал о том, чем занимается в России.