Курт Воннегут

Нежно-голубой дракон

Худой молодой человек с испачканными руками вышел из агентства по продаже автомобилей, где он работал, и, перейдя размякший асфальт главной улицы приморской деревушки, вошел на почту. Когда-то деревушка была портом китобойных судов. Теперь ее жители обслуживали хозяев и арендаторов особняков на пляже.

Молодой человек отправил несколько писем и купил марок для босса. Затем по своим делам зашел в соседнюю аптеку. Когда он входил в аптеку, из нее вышли два дачника его возраста, мужчина и женщина. Он хмуро глянул на них, как будто их здоровье, их богатство и ленивая самоуверенность несли в себе насмешку над ним.

Он попросил аптекаря, который хорошо его знал, оплатить ему его собственный чек на пять долларов. Чек был выписан на его счет в банке соседнего города. В деревушке банка не было. Его звали Кайе. Кайе перевел свои деньги с накопительного счета на чековый. Чек, который Кайе протянул аптекарю, был первым, который Кайе вообще выписывал. Это был чек номер один. Кайе вовсе не были нужны пять долларов. Он хотел быть уверенным, что чек, выписанный им, представляет собой настоящие деньги, что им можно расплачиваться.

— Мое имя написано там, наверху, — сказал он.

— Я вижу, — сказал аптекарь. — Ты выходишь в люди.

— Не беспокойтесь, — сказал Кайе, — все в порядке.

Да что там в порядке! Кайе подумал, что аптекарь упал бы в обморок, если бы знал, что значит этот чек.

— Почему я должен беспокоиться по поводу чека от самого честного и работящего парня нашего города? — Аптекарь поправил себя: — Счет в банке делает тебя таким же значительным человеком, как Дж. П. Морган.

— На какой машине он ездит? — спросил Кайе.

— Кто?

— Дж. П. Морган.

— Он умер. Ты что, судишь о человеке по машине, на которой он ездит? — Аптекарю было семьдесят лет, он очень устал и искал человека, который купил бы его магазин. — Ты, должно быть, весьма невысокого обо мне мнения, я ведь езжу на подержанном «Шеви». — Он протянул Кайе пять купюр по доллару.

Кайе немедленно назвал модель «Шеви»:

— Малибу.

— Похоже, что работа у Даггетта сделала тебя психом по части машин.

Даггетт был хозяином агентства напротив, где он торговал спортивными машинами. И у него был еще магазин в Нью-Йорке.

— Где ты еще работаешь, кроме Даггетта?

— На бензозаправке. И обслуживаю столы по уик-эндам на Шканцах.

Кайе был сиротой, он жил в меблированных комнатах. Его отец служил у подрядчика по садовым работам, мать была горничной в «Хауард Джонсон» на выезде из города. Они погибли при столкновении лоб в лоб, прямо перед «Хауард Джонсон», когда Кайе было шестнадцать лет. Полиция сказала, что катастрофа произошла по их вине. У его родителей не было денег, их подержанный «Плимут Фьюри» был полностью разбит, так что даже машины не осталось.

— Кайе, я тревожусь за тебя, — сказал аптекарь. — Только работа и никакой радости. Все еще не накопил на машину?

В деревне все знали, что Кайе так много работает, чтобы купить машину. У него не было девушки.

— Слышали когда-нибудь о «Мариттима-фраскати»?

— Нет. И думаю, что вообще никто о такой не слыхивал.

Кайе с сожалением посмотрел на аптекаря.

— Два года подряд выигрывала гонки в Авиньоне — была лучше «ягуаров», «мерседесов» и всех остальных. Гарантированно делает сто тридцать по прямой. Самая прекрасная машина в мире. У Даггетта есть одна такая в нью-йоркском магазине. — Кайе привстал на цыпочки. — У нас здесь никто ничего подобного не видел. Никто.

— Почему ты не хочешь поговорить о «форде», или «шевроле», или еще о чем-нибудь, что мне известно? «Мариттима-фраскати»?

— Не тот класс. Вот почему я о них не говорю.

— Класс! Вы только послушайте, кто рассуждает о классе! Он моет полы, драит машины, обслуживает столы, заливает бензин, и ему нужен класс или ничего!

— У вас свои мечты, у меня — свои, — сказал Кайе.

— Я мечтаю о том, чтобы быть молодым, как ты, и жить в деревне такой же милой и приятной, как эта, — сказал аптекарь. — Ты можешь получить класс и...

Когда Кайе вошел, осанистый Даггетт, типичный житель Нью-Йорка, который держал открытым это отделение своего магазина только летом, продавал машину джентльмену в твиде, с изысканными манерами.

— Мистер Даггетт, я вернулся, — сказал Кайе.

Даггетт не обратил на него никакого внимания. Кайе уселся на стул ждать и мечтать. У него сильно колотилось сердце.

— Понимаете, это не для меня, — сказал посетитель. Он с удивлением смотрел на МГ, приземистую спортивную машину. — Это моему мальчику. Он говорил об одной из этих штучек.

— Прекрасная машина для молодого человека, — сказал Даггетт. — И для спортивной машины вполне разумная цена.

— Он сейчас бредит какой-то другой машиной, что-то вроде Мара...

— «Мариттима-фраскати», — сказал Кайе.

Казалось, Даггетт и посетитель удивились, обнаружив рядом с собой Кайе.

— М-м, да, именно это, — сказал покупатель.

— У меня в городе есть одна такая. В начале недели я мог бы доставить ее сюда.

— Сколько?

— Пятьдесят шесть сотен и пятьдесят один доллар, — сказал Кайе.

Даггетт вяло, с досадой ухмыльнулся.

— У тебя, Кайе, хорошая память.

— Пятьдесят шесть сотен! — сказал покупатель. — Я люблю моего мальчика, но у любви есть пределы. Беру эту. — Он вынул из кармана чековую книжку.

Длинная тень Кайе легла на чек, который выписывал Даггетт.

— Кайе, будь добр. Ты загораживаешь свет.

Кайе не двинулся.

— Кайе, что тебе нужно? Почему бы тебе не подмести заднюю комнату или заняться бы еще каким-нибудь делом?

— Я просто хотел сказать, — сказал Кайе, часто дыша, — что когда вы закончите с этим джентльменом, я хотел бы заказать «Мариттима-фраскати».

— Ты что? — сердито спросил Даггетт.

Кайе вынул свою чековую книжку.

— Отстань! — сказал Даггетт.

Покупатель засмеялся.

— Вы поняли, что у меня к вам серьезное дело? — сказал Кайе.

— Я займусь тобой, детка. А сейчас сядь и подожди.

Кайе сидел, пока покупатель не ушел.

Тогда Даггетт медленно, со сжатыми кулаками двинулся к Кайе.

— Ну-с, молодой человек, твое дурацкое дело чуть не сорвало мне продажу.

— Мистер Даггетт, даю вам две минуты на то, чтобы позвонить в банк и узнать, есть ли у меня деньги, или я куплю себе машину в каком-нибудь другом месте.

Даггетт позвонил в банк.

— Джордж, это Билл Даггетт. — Он презрительно хихикнул. — Слушай, Джордж, Кайе Хиггинс хочет выписать мне чек на пятьдесят шесть сотен долларов... Вот и я говорю. Ручаюсь, что он... О'кей, я подожду. — Он постукивал пальцами по столу и старался не смотреть на Кайе. — Прекрасно, Джордж. Спасибо. — Он повесил трубку.

— Ну? — спросил Кайе.

— Я позвонил, чтобы удовлетворить свое любопытство, — сказал Даггетт. — Поздравляю. Я поражен. Вернемся к делу.

— Это мои деньги. Я их заработал, — сказал Кайе. — Я работал и копил их четыре года, четыре долгих паршивых года. Теперь я хочу эту машину.

— Я думал, ты шутишь.

— Я не могу думать ни о чем, кроме этой машины, и вот теперь она может стать моей. Этот проклятущий автомобиль, которого здесь никто отродясь не видывал.

Даггетт еле сдерживал раздражение.

— «Мариттима-фраскати» — это игрушка для махараджи или для Техасского нефтяного барона. Парень! Пятьдесят шесть сотен долларов! Что у тебя останется на счете?

— Хватит на страховку и несколько баков горючего. — Кайе встал. — Если вы не хотите иметь со мной дела...

— Ты, должно быть, болен, — сказал Даггетт.

— Вы, мистер Даггетт, поняли бы, если бы выросли здесь, а ваши родители разбились бы насмерть.

— Вздор! Да что такого особенного в этой деревушке? Ты еще не пожил в городе. Как бы то ни было, для чего тебе эта машина?

— Эта машина чертовски много значит для меня — и как раз вовремя. Я собираюсь начать жить, мистер Даггетт. Так что в начале следующей недели, мистер Даггетт?

Послеполуденная тишина деревни была нарушена жужжанием стартера и благородным рокотом великолепного мотора.

Кайе погрузился в лимонно-желтое кожаное кресло нежно-голубой «Мариттима-фраскати», вслушиваясь в сладчайший шум, который следовал за каждым ласковым нажатием носка его ботинка. Кайе ослеплял чистотой, его волосы были только что пострижены.

— Не гони, пока не пройдешь тысячу миль, слышишь? — сказал Даггетт. У него было приподнятое настроение, пришедшее на смену удивлению от причудливого поступка Кайе. — Там под капотом — драгоценность высокой пробы, и лучше обращаться с ней по всем правилам. Первую тысячу — не превышай шестидесяти, потом до трех тысяч — не больше восьмидесяти. — Он засмеялся. — И не пытайся понять, на что она действительно способна, пока не проедешь на ней пять тысяч. — Он хлопнул Кайе по плечу. — Смири свое нетерпение, парень. Не беспокойся — все будет в порядке!

Кайе снова включил зажигание. Казалось, он вовсе не обращает внимания на собравшуюся вокруг него толпу.

— Как вы думаете, сколько таких во всей стране? — спросил Даггетта Кайе.

— Десять—двенадцать. — Даггетт подмигнул. — Не волнуйся. Все они в Далласе или в Голливуде.

Кайе спокойно кивнул. Ему хотелось выглядеть человеком, который сделал разумное приобретение и теперь, довольный вложением своих денег, собирается отвезти покупку домой. Он переживал прекрасный, радостный момент, но он не улыбался.

Он впервые выжал сцепление. Это было легко.

— Прошу прощения, — сказал он стоящим у него на пути. Он предпочел газануть, а не гудеть.

Когда Кайе вывел машину на шестиполосную магистраль, он перестал чувствовать себя самозванцем в этом мире. Он был такой же его частью, как облака и море. Со снисходительной усмешкой бога, путешествующего инкогнито, он позволил «Кадиллаку» с откинутым верхом проехать мимо него. Симпатичная девушка, сидевшая за рулем машины, улыбнулась ему.

Кайе слегка нажал на газ и пронесся мимо девушки. Он засмеялся, увидев в зеркало заднего вида, как она превратилась в пятнышко. Стрелка температуры поползла вверх. Кайе сбавил скорость «Мариттима-фраскати» и тут же простил себя. Только разок — можно рискнуть. Вот это жизнь!

Девушка и «Кадиллак» снова проехали мимо него. Она улыбалась и пренебрежительно указывала на крышку своего капота. Ей нравилась его машина. Она ненавидела свою.

У въезда на идущую по кругу дорогу к отелю, девушка посигналила, помахала рукой и свернула внутрь. «Мариттима-фраскати» последовала за ней, мурлыча при въезде на стоянку, будто она приехала домой. Человек в униформе помахал рукой, ласково улыбнулся и указал Кайе место рядом с «Кадиллаком». Кайе проследил, как девушка исчезла в вестибюле, каждым своим шагом приглашая следовать за ней.

Когда Кайе проходил по площадке, усыпанной белым гравием, на солнце наползло облако и, вздрогнув от неожиданного холода, Кайе замедлил шаг. Он снова почувствовал себя самозванцем в этом мире. Он остановился на ступеньках вестибюля и посмотрел через плечо на машину. Низкая, утонченная, пожирающая расстояние машина ожидала своего хозяина — Кайе Хиггинса.

Умывшись, Кайе спустился в прохладный вестибюль. Девушка в одиночестве сидела в угловой кабинке. Она, опустив глаза, развлекалась, играя палочками для размешивания коктейлей. В комнате не было больше никого, кроме бармена, который читал газету.

— Кого-то ищешь, сынок?

Сынок? Кайе показалось, что он въехал на «Мариттима-фраскати» прямо в бар. Хотелось надеяться, что девушка не слышала.

— Дайте мне джин с тоником, — сказал он холодно, — и не забудьте лайм.

Девушка подняла глаза. Кайе панибратски улыбнулся, у него было преимущество в лошадиных силах, на дороге.

Удивившись, девушка снова наклонила голову и вернулась к своим палочкам.

— Получай, сынок, — сказал бармен, ставя перед ним выпивку. Он схватил свою газету и уткнулся в нее.

Кайе сделал глоток, прокашлялся и сказал девушке:

— Хорошая погода.

Девушка будто бы и не слышала, что Кайе что-то сказал. Кайе обернулся к бармену, как если бы с самого начала обращался к нему.

— Вы любите ездить на машине?

— Иногда, — сказал бармен.

— Такая погода дает человеку почувствовать, что в самом деле можно выжать из его машины.

Бармен, не отвечая, перевернул страницу.

— Но я еще пока только укрощаю свою и не должен превышать пятидесяти.

— Полагаю, так и надо.

— Соблазн велик, если знаешь, что она точно делает сто тридцать.

Бармен раздраженно опустил газету.

— О чем это вы?

— О моей новой машине, моей «Мариттима-фраскати».

Девушка заинтересованно подняла голову.

— Ваше что? — сказал бармен.

— Моя «Мариттима-фраскати». Это итальянская машина.

— Название точно не американское. Вы у кого шофером?

— У кого я шофером?

— Ага. Кто ее хозяин?

— Как вы думаете, кто ее хозяин? Я ее хозяин.

Бармен снова поднял газету.

— ОН ее хозяин. Он ее хозяин, и она делает сто тридцать. Счастливый паренек.

В ответ Кайе повернулся к нему спиной.

— Хелло, — сказал он девушке и подумал, что сказал это слишком уверенно. — Как Кад обходится с вами?

Девушка засмеялась.

— Мой автомобиль, мой жених или мой отец?

— Ваш автомобиль, — сказал Кайе, почувствовав себя дураком, который не смог найти ответа поостроумней.

— Кады всегда хорошо со мной обходятся. Я теперь вас вспомнила. Это вы были в той миленькой голубой штучке с желтыми сиденьями. Я как-то не связала вас с той машиной. Вы с ней так не похожи. Как вы ее называли?

— «Мариттима-фраскати».

— М-м. Никогда не смогу это произнести.

— В Европе эта машина очень известна, — сказал Кайе. Все шло как по маслу. — Знаете, она дважды выигрывала гонки в Авиньоне.

Она улыбнулась чарующей улыбкой.

— Нет! Я этого не знала.

— Ручаюсь, что идет со скоростью сто тридцать.

— Господи! Я и не думала, что машина может развивать такую скорость.

— Таких в стране только двенадцать.

— Всего-то? Позволено ли мне спросить, сколько стоит эта великолепная машина?

Кайе вытянулся у стойки.

— Готов ответить. Кажется, что-то между пятью и шестью.

— О, вот как? Точно между тем и этим...

— О, я думаю, она того стоит. У меня нет ощущения, что я выбросил деньги на ветер.

— Это существенно.

Кайе радостно кивнул и уставился в изумительные глаза, в которых он видел бездну восторга. Он открыл рот, чтобы сказать что-нибудь еще, чтобы продолжать и продолжать восхитительную игру, как вдруг обнаружил, что ему нечего сказать.

— Славная погодка.

В ее взгляде промелькнула скука.

— Не скажете ли, который час? — спросила она у бармена.

— Да, мэм. Семь минут пятого.

— Что вы сказали? — спросил Кайе.

— Четыре, сынок.

Прокатиться, подумал Кайе, может быть, она хочет прокатиться.

Распахнулась дверь. Бодрый, уверенный в себе, привлекательный молодой человек в теннисных шортах, прищуриваясь, с улыбкой оглядел комнату.

— Марион! — воскликнул он. — Слава богу, ты еще здесь. Ты просто ангел, что дождалась меня!

Ее лицо излучало обожание.

— Ты не так уж сильно опоздал, Пол. Я тебя прощаю.

— По глупости дал себя вовлечь в парную игру, и это длилось бесконечно. В конце концов я просто бросил играть. Я испугался, что потеряю тебя навсегда. Чем ты занималась, пока ждала меня?

— Дай вспомнить. Ну, я играла с палочками для размешивания коктейля и, ух — ууууух! Я познакомилась с чрезвычайно интересным джентльменом, у него машина, которая едет со скоростью сто тридцать миль в час.

— Ну, дорогая, тебя ловко обманули, этот джентльмен наврал насчет своей машины.

— Ты слишком резок, — сказала Марион.

— Да ну? — изумился Пол.

— Принимая во внимание, что джентльмен, которого ты назвал лжецом, находится в этой комнате.

— О господи, — Пол оглядел комнату с выражением наигранного страха на лице.

Его взгляд скользнул по бармену и Кайе.

— Нас здесь всего лишь четверо.

— Вон тот парень. Не расскажите ли Полу о вашей «Ванила Фраппе»?

— «Мариттима-фраскати».

— Хорошо, — сказал Пол, — должен сказать, что это звучит так, будто она проходит двести в секунду. Она здесь?

— На стоянке, — ответил Кайе.

— Я это и имел в виду, — сказал Пол. — Я должен выучиться изъясняться точнее. — Он посмотрел на стоянку. — Ого, вижу. Маленькая голубая штучка. Оч-чень хорошенькая, странная, но роскошная. И она ваша?

— Я же сказал.

— Должно быть, вторая по скорости машина в этой части страны. Возможно.

— В самом деле? — саркастически сказал Кайе. — Хотел бы посмотреть на первую.

— Хотели бы? Она тоже на стоянке. Вон та, зеленая.

Это был «Бритиш Хэмптон». Кайе хорошо знал эту машину. До того, как Даггетт показал ему картинки «Мариттима-фраскати», он начинал копить деньги на нее.

— Моя ее сделает, — сказал Кайе.

— Сделает? — Пол засмеялся. — Держу пари на что угодно, моя одолеет вашу.

— Послушайте, — сказал Кайе. — Я даю голову на отсечение, что моя машина обогнала бы вашу, если бы я ее уже объездил.

— Жаль, — сказал Пол. — Отложим до другого раза. — Он обернулся к Марион. — Еще не обкатана. Пойдем?

— Пол, я готова, — сказала она. — Нужно предупредить служителя, что я вернусь за «Кадиллаком», не то он подумает, что меня похитили.

— И он будет прав, — сказал Пол. — Увидимся, Ральф, — обернулся он к бармену.

Они были знакомы.

— Пол, я всегда рад тебя видеть, — сказал Ральф.

Таким образом Кайе узнал имена всех троих, но никто не знал, как его зовут. Никто не спросил. Им было неинтересно. Не все ли равно, какое у него имя?

Кайе видел в окно, как Марион разговаривала со служителем на стоянке и потом уселась в распластавшийся «Хэмптон».

Ральф обратился к безымянному посетителю:

— Вы механик? Кто-то попросил вас проверить машину на трассе? Советую поднять крышу, собирается дождь.

Гравий, брызнувший из-под задних колес нежно-голубого дракона с лимонно-желтыми кожаными сиденьями, ударил по ногам служителя автостоянки. Привратник у выезда еле успел отпрыгнуть, чтобы спасти свою жизнь.

Кайе, нежно подбадривая машину, приговаривал:

— Все хорошо, поехали, поехали. Я тебя люблю... — и так далее. Он менял передачу так, что машина ускоряла ход, хотя он чувствовал — в его действиях нет необходимости, машина лучше, чем он, знает, куда ехать и что делать, именно для этого она была рождена.

«Мариттима-фраскати» так неслась по дороге, что казалось, будто другие автомобили и грузовики стоят неподвижно. Стрелка показателя температуры на приборном щитке уже дрожала против черточки на краю красной зоны.

— Хорошая девочка, — сказал Кайе. Иногда он разговаривал с машиной, как с мальчиком, иногда, как с девочкой.

Машина обогнала «Хэмптон», когда была уже на волоске у предела скорости. «Мариттима-фраскати» слегка замедлила ход так, что стала двигаться вровень с «Хэмптоном», и Кайе погрозил пальцем Марион и Полу.

Пол покачал головой и помахал Кайе рукой, затем нажал на тормоз и оказался далеко позади. Никаких гонок.

— У него не хватило выдержки, бэби, — сказал Кайе. — Давай-ка покажем всему свету, что такое настоящий характер. — Он до упора выжал педаль газа.

Мотор пронзительно завизжал в агонии, и Кайе, как о случившемся факте, сказал:

— Взрывайся, взрывайся.

Но мотор не взорвался, не загорелся. Его точнейшие, ювелирно подогнанные детали просто сцепились друг с другом, и мотор перестал быть мотором. Все в нем замерло. За счет последнего ничтожного усилия инерции движения удалось откатить машину на обочину автострады.

«Хэмптон», с Полом и Марион на борту, так и не появился. Они, должно быть, свернули где-то далеко позади, подумал Кайе.

Кайе оставил машину там, где она погибла. Автостопом он добрался до деревни, даже не выдумав никакой истории, чтоб объяснить, почему его подвезли. Он вернулся в магазин к Даггетту и стал вести себя так, как если бы пришел работать. МГ все еще стояла в зале. Человек, который сказал, что купит ее для своего сына, передумал.

— Я отпустил тебя на весь день, — сказал Даггетт.

— Я знаю, — сказал Кайе.

— Ну и где же машина?

— Я погубил ее.

— Ты, что?

— Я довел до сорока пяти, когда было сказано, что можно только до тридцати пяти.

— Ты шутишь.

— Сами увидите, — сказал Кайе. — Увидите мертвый спортивный автомобиль. Вы должны послать, чтобы его отбуксировали.

— Господи, мальчик, почему ты это сделал?

— Зовите меня Кайе.

— Кайе, — повторил Даггетт, решивший, что имеет дело с безумцем.

— Кто знает, почему человек совершает тот или иной поступок? — сказал Кайе. — Я не знаю, почему я ее убил. Я только знаю, что рад, что она умерла.