Как трудно порой влюбленным понять друг друга. Особенно если встречаются такие разные люди, как Робин Эллиот — скромная служащая небольшой компании и Стюарт Норт — известный рок-певец. Но настоящая любовь творит с людьми чудеса, открывая мир пылкой страсти и глубокой нежности.

Кэтрин Мэллори

Нежная победа

Глава 1

— Снести!

Робин Эллиот еле сдержалась, чтобы не вздрогнуть. Встреча с Луизой Броган шла не так, как этого бы хотелось.

— Снести все это! — повторила великолепная мисс Броган, сопроводив фразу весьма колоритным жестом. — Броган-Хаус вызывает у меня только досаду. Знаете ли вы, во что обходится содержание этого чудовищного нагромождения камней?.. Пятьдесят пять тысяч долларов в год! Если бы им распоряжалась я, а не отец, я бы уже давно его продала. А теперь, когда Броган-Хаус стал моей собственностью, я заявляю вам, что я от него избавлюсь!

Сидя на краешке дивана, на который обычно усаживают гостей, Робин сдержанно слушала эту тираду, стараясь сохранять спокойствие и не напрягаться. Ей хотелось откинуть назад сползшую на лоб прядь своих блестящих черных полос, но она знала, что этот жест выдаст ее нервное состояние. Она отметила про себя, что Луиза Броган всегда старалась поудобнее усадить гостей, даже если собиралась угощать их одними лишь речами. Конечно, размышляла Робин, тот, кто получил в наследство контрольный пакет акций такой компании, как «Броган бэнк энд траст», может позволить себе все что угодно.

О значении компании для финансового благополучия Соединенных Штатов красноречиво свидетельствовало расположение ее штаб-квартиры. Из просторного кабинета, где беседовали женщины, открывался великолепный вид на финансовый район Нью-Йорка. Невдалеке были видны обе башни Международного торгового центра и несколько более мелких небоскребов. За ними каньоном тянулась Уоллстрит.

Ближе к горизонту открывался красивый вид на залив Нью-Йорк-Харбор, который поблескивал серебром под солнцем этого июньского дня. На крошечном островке одиноко тянулась вверх зеленоватая статуя Свободы.

Луиза, сидя за аккуратно прибранным, внушительных размеров столом, умолкнув, вопросительно смотрела на Робин.

Строгий синий костюм на дородной фигуре женщины около пятидесяти лет придавал ей элегантность светской дамы и одновременно делал похожей на тюремную охранницу.

Робин понимала, что необходимо должным образом ответить своей собеседнице.

— Мисс Броган, — начала она, — я, конечно, могу оценить ваши громадные расходы на содержание Броган-Хауса. Я ничуть не удивлена, что вы хотите избавиться от него. Так поступил бы каждый разумный человек. И именно поэтому я здесь и хочу сделать вам предложение от имени «Массачусетс историкл траст».

Луиза Броган подозрительно прищурила глазки.

— Ваши люди уже начинали переговоры со мной, но условия их оказались неприемлемыми. Я надеюсь, в этот раз будет что-нибудь получше.

Предложение, с которым Робин приехала сейчас, было не лучше, но девушка знала, что не может сказать об этом открыто.

— Мы приготовили для вас более выгодные условия, — произнесла она дипломатично. — За несколько более низкую цену мы можем предложить вам твердый процент со всех доходов после того, как Броган-Хаус будет открыт для публики. Вы также получали бы свою долю всех частных пожертвований. И от таких доходов, как, например, сдача его внаем кинокомпаниям и тому подобное. Вам бы не помешали постоянные поступления денежных средств. Оставив за собой Броган-Хаус, вы бы могли получать весьма неплохую прибыль.

— О!.. — с сарказмом произнесла пожилая женщина. — Кинокомпании! Это все разговоры о воздушных замках, моя дорогая. Вы всего лишь подтверждаете, что вы не можете дать более той ничтожной цены, которую уже предлагали.

Вряд ли восемьсот тысяч долларов можно было счесть ничтожной суммой, мелькнуло в голове у Робин, но вслух она собиралась сказать другое.

— Мы… — бодро начала она.

— Я думала о вашем варианте, — перебила мисс Броган. — Сожалею, но земля этого поместья была оценена выше, чем может заплатить ваша организация. Занимающийся этим вопросом агент по недвижимости сообщил мне, что он уже получил предложение от частной проектной фирмы, в три раза превышающее вашу сумму.

«Беркшир дивелопментс».

Робин уже было известно об их предложении, кругленькая сумма — в два с половиной миллиона долларов. Именно это заставило ее прилететь из Бостона и сделать последнюю попытку спасти Броган-Хаус для общественности.

— Мисс Броган, — умоляюще произнесла она, — не передумаете ли вы? Броган-Хаус — один из самых ярких примеров архитектуры Возрождения в нашей стране. Многие специалисты ставят его в один ряд с дворцами в Ньюпорте и резиденцией Астора в Нью-Иорке. Вы не можете позволить его снести только для того, чтобы создать современные невыразительные строения!

— Почему бы и нет? — пожала плечами Луиза Броган. — Здание, в котором мы сейчас с вами находимся, одна из тех коробок из стекла и стали с сомнительными достоинствами, что были построены в двадцатом веке в Америке. Уж не думаете ли вы, что спустя сотню лет после нас кто-нибудь пожалеет о том, что его снесут? Конечно же, нет! Старое должно уступать дорогу новому, мисс Эллиот. Земля должна производить, а земля, на которой стоит Броган-Хаус, боюсь, бесплодна.

«Новое. Производить». Робин доводилось и до этого слышать эти расхожие слова, и она их ненавидела. Это были всего лишь извинения не блистающих умом людей для оправдания чудовищных несправедливостей по отношению к природе, истории и культуре страны.

Она должна была бы догадаться раньше, еще осматривая кабинет Луизы Броган, что эта женщина будет прикрывать свое решение этими фальшивыми принципами. В этой комнате Робин не увидела ни одной статуэтки, ни одной картины, чтобы как-то смягчить холодный утилитаризм обстановки. Вместо произведений искусств в одну из стен было встроено шесть мониторов. Они постоянно показывали колебания индекса Доу-Джонса, котировки золота, обменные курсы валют и цены на нефть на местных рынках.

Робин, однако, старательно скрывала свое возмущение. Она повернулась к окну, и солнце на мгновение осветило ее длинные шелковистые черные волосы. Ее широко посаженные большие глаза блестели, выдавая явную убежденность в своей правоте.

— Мисс Броган, — сказала она, — действительно, мы не можем вам предложить рыночную цену за Броган-Хаус. Но я уверена, что вы слышали о том, что для многих людей его ценность не может быть измерена деньгами.

— Броган-Хаус — это живая история. — Она набрала воздуха, прежде чем продолжить. — Здесь в разные годы бывали четыре президента, а также многие американские поэты и писатели. Это один из самых прекрасных домов с летней архитектурой, свидетель процветания на переломе веков. Его интерьер великолепен и имеет огромное значение для истории прикладного искусства нашей страны. И, кроме того, он просто красив сам по себе. Мне нравится дом вашей семьи, мисс Броган, и я не хочу, чтобы его снесли, как неизвестную развалину.

Каменное лицо Луизы Броган словно смягчилось:

— Прекрасная речь, моя дорогая, но я просто не могу позволить себе оставить за собой этот дом.

Последняя надежда Робин стала таять как дым.

— Но вы могли бы его подарить… Подумайте о налоговых льготах.

Пожилая дама покачала головой, выражая сожаление по поводу столь малых знаний Робин в области финансовых операций.

— Правильно, я бы много сэкономила на налогах. Но при продаже этого участка земли и дома я заработаю деньги. Между зарабатыванием денег и их экономией — большая разница.

— Мисс Броган… — Робин собрала всю убедительность, которая могла прозвучать в ее низком контральто. Пора разыграть последнюю карту. Если это не сработает, то можно расставаться со всеми надеждами на успех. — Если законодательная палата штата Массачусетс признает Броган-Хаус историческим памятником, то вы будете ограничены в выборе вариантов.

Совсем не испугавшись, Луиза Броган, кажется, нашла это забавным.

— Уж не губернатор ли посоветовал вам это сказать? Сомневаюсь. Компания «Броган бэнк энд траст» могла бы причинить много неприятностей штату Массачусетс, и губернатор знает это. Вот почему Броган-Хаус до сих пор остается частной собственностью.

— Пожалуйста, мисс Броган! Вы должны помочь нам! Послушайте, вам совсем необязательно полностью передавать право собственности. Я знаю, вы бы хотели избежать ежеквартальных налогов на Броган-Хаус, но срок платежей наступит только через два месяца. Не можете ли вы дать нам еще немного времени, чтобы мы могли найти частного покупателя, который сохранит его. Броган-Хаус так много значит для…

Робин остановилась, понимая, что такой призыв не должен прозвучать чересчур пылко. Они теряют Броган-Хаус, и теряют окончательно. Она до смерти боялась возвращаться с такой новостью к Джерри Бартлетту.

Наступило долгое молчание. Луиза Броган смотрела на нее из-за стола, задумчиво постукивая указательными пальцами по листу бумаги. Ее лицо оставалось непроницаемым, но Робин решила, что эта женщина готова выставить ее.

Девушка была очень удивлена, когда мисс Броган сказала:

— Вы очень милая молодая женщина, мисс Эллиот, и вы выполнили ваше домашнее задание. Вы совершенно правы: нет смысла полностью избавляться от Броган-Хауса. У вас есть полтора месяца на поиски частного покупателя, если только такое возможно. И скажу вам по секрету: я могла бы несколько уступить по сравнению с ценой «Беркшир дивелопментс», если бы удалось сохранить здание. Не так уж и ненавистно мне мое родовое гнездо.

— Благодарю вас! — От облегчения у Робин чуть не закружилась голова.

Меня тронули ваши взволнованные слова. Передайте этому старому козлу Джерри Бартлетгу, что он поступил правильно, послав ко мне такую хорошенькую женщину, — улыбнулась мисс Броган с неожиданной теплотой.

Вдруг она снова стала по-деловому сдержанной.

— Но предупреждаю: найти человека, чтобы тот купил Броган-Хаус за стоящую цену, будет нелегко. Сейчас я позвоню своему агенту, чтобы он помог вам получить его. Уверена, что такая перспектива его не обрадует. Он ждет от этой сделки самые высокие в его жизни комиссионные.

— Благодарю вас, — повторила Робин с признательностью, поднимаясь с кресла.

Луиза Броган даже пожала ей руку, провожая к двери.

Выйдя в вестибюль, Робин прислонилась к дверце лифта, сделанной из нержавеющей стали; прижав кожаную сумочку к груди, перевела дух.

Только в такси, назвав водителю аэропорт Ла-Гуардиа, она окончательно осознала, что добилась совсем немногого. Полтора месяца! У них было всего полтора месяца на поиски покупателя здания за два с половиной миллиона долларов. Это приблизительно то же самое, что затащить слона на Джомолунгму.

Робин опустила стекло, и теплый ветер ворвался в салон машины, повернувшей на север. Она уже могла представить себе возражения потенциальных покупателей. Броган-Хаус был построен на восьми акрах и находился в Беркшире, где зимы всегда были холодными, а топливо — дорогим. Хуже того: дом был очень древним. Только в недавно выстроенном крыле сделали современную звукоизоляцию и установили современную электропроводку и сантехническое оборудование.

Робин выпрямилась и нервно сжала в руках сумочку. По крайней мере можно было бы попытаться, решила она. Джерри отправил ее на эти переговоры, уверенный в полном отказе, а она выиграла шестинедельную отсрочку. И теперь нужно попытаться спасти Броган-Хаус от сноса.

Она приехала в Ла-Гуардиа за десять минут до отправления рейса в Бостон. Торопясь на посадку, она не удивилась тому, что самолет почти полон, хотя была только середина дня.

Те, кто частенько летал этим рейсом, называли его «людовозом», и она понимала, почему. Она втиснулась на сиденье между двумя респектабельного вида мужчинами, и каждый, стараясь сделать это незаметно, быстро и оценивающе осмотрел свою спутницу, прежде чем снова заняться своими бумагами.

Робин не обиделась — это была обычная реакция. Она знала, что даже в этом приталенном деловом костюме выглядит исключительно привлекательно. У нее была безупречная кожа, и изысканность ее тонко очерченного лица — об этом говорили не раз многие — надолго оставалась в памяти. Другие в ее чертах видели что-то экзотическое: этот сочный, полный рот и глаза — большие, глубокие, серого цвета, со слегка приподнятыми уголками. Ее шелковые черные волосы ниспадали на спину и были изящно зачесаны на одну сторону.

Насколько она помнила, именно эта экзотичность впервые привлекла внимание Хэла, ее экс-мужа. Он был настолько очарован взглядом Робин, что потратил едва ли не состояние, чтобы заказать сотни ее снимков, многие из которых — знаменитым и модным фотографам. Он развесил их повсюду: по всему их дому в Бостоне, на стенах своего офиса и даже в комнате отдыха своего частного самолета. Что-то стало с ними после их развода?..

Вспоминая сейчас свое замужество, Робин считала эти фотографии свидетельством, насколько их отношения были неправильны. Хэл любил не ее, а только саму идею быть женатым на ней. Она была в конце концов потрясающе красивая молодая женщина, но оставалась всего лишь украшением его жизни, как любимая бриллиантовая заколка.

После того как самолет поднялся, Робин обнаружила, что в задумчивости намотала свою тонкую золотую цепочку — на которой висела одна-единственная жемчужина — вокруг указательного пальца. Это был один из тех нескольких из бесчисленных дорогих подарков Хэла, от которых она еще не отказалась. Робин распутала цепочку с пальца и опустила ее в вырез открытой блузки. Она не хотела думать о Хэле. Их брак в прошлом, и она не желала туда возвращаться.

Робин попробовала сосредоточиться на работе, которую взяла с собой. Это были большей частью обращения в «Массачусетс историкл траст», содержащие просьбы о помощи при восстановлении какого-нибудь здания. «Массачусетс историкл траст» было полугосударственное агентство, занимавшееся сохранением культурного наследия нации в Массачусетсе, и в качестве старшего помощника директора Джерри Бартлетта она должна была просматривать заявления о пособиях, касавшиеся сохранения архитектурных сооружений.

Работа поднимала ее настроение. Она любила архитектуру и все, что имело к ней отношение. В колледже она изучала историю искусств и чувствовала, что ей повезло с работой, в которой могла использовать свое дорогое, непрактичное в современной жизни образование. Эту непыльную работу нашел для нее Хэл, напомнила Робин сама себе, но она сохранила ее за собой и даже продвигалась по служебной лестнице — своими собственными усилиями.

Броган-Хаус был самым большим проектом из тех, над которыми ей до сих пор приходилось работать. Под руководством Джерри она добилась почти полмиллиона долларов частных пожертвований. Добавив собственные, весьма ограниченные, средства из фондов агентства, они надеялись купить и подновить Броган-Хаус. Но взвинченные цены на недвижимость и «Беркшир дивелопментс» расстроили их планы.

В аэропорту Логан-Интернэшнл Робин взяла такси и в пять тридцать была возле стройного здания, где размещалась штаб-квартира «Массачусетс историкл траст», напротив зеленых лужаек перед зданием муниципалитета Бостона. Заплатив водителю и получив от него чек, она стала подниматься по мраморным ступеням. Через полчаса должна была начаться запланированная встреча с Джерри.

Жалованье Робин вряд ли можно было назвать большим. Но в работе было несколько привлекательных сторон, которые отчасти компенсировали этот недостаток. Одна из них — ее комфортабельный, с высоким потолком офис на третьем этаже. Два длинных французских окна во всю стену открывали вид на муниципалитет, и, выкладывая стопку заявлений на стол, она бросила взгляд на зеленый газон.

Служащие, набросив на плечи пиджаки, по причудливо неровным дорожкам парка шли домой; на железных скамейках сидели парочки; на Серпантине дети крошили белый хлеб лебедям, быстро вытягивавшим головы на изогнутых шеях за брошенными в воду комочками. Знаменитая лебедь-лодка плыла в направлении своей стоянки, оставляя за собой расходящиеся, как длинные усы, волны.

На мгновение Робин тоже захотелось очутиться там и понежиться в этом солнечном свете на излете дня. Но ее рабочий день еще не закончился, и она быстрым шагом прошла в офис Джерри. Сьюзан, его секретарша, уже ушла, и она негромко постучала в дверь.

Не дожидаясь ответа, она вошла, сама открыв дверь, и увидела своего шефа сидящим за его широким столом стиля ампир.

— Извините, что опоздала. Машин на улицах — видимо-невидимо, — извинилась она.

— Ничего, — успокоил ее Джерри, откладывая в сторону толстую перевязанную папку. — Садитесь и рассказывайте, чего вы добились от этого дракона с Уолл-стрит.

Присаживаясь, Робин улыбнулась. В свои пятьдесят пять Джерри совсем не был «старым козлом», как его назвала вгорячах Луиза Броган. Он располагал к себе — высокий, скорее долговязый, с утонченно аристократическим лицом и проседью в редеющих волосах. Многие считали его ограниченным пуританином, но Робин знала, что сдержанные, старомодные манеры принадлежали человеку довольно чувствительному, страстно преданному американскому искусству.

Робин в двух словах описала свою встречу с Луизой Броган. Когда она закончила, лицо Джерри выражало восхищение.

— Я поражен! Вам действительно удалось пронять эту старую ведьму, пусть даже чуть-чуть. Перо — в вашу шляпу!

— Только если эти полтора месяца приведут нас хоть к какому-то результату, — напомнила она.

Лицо Джерри потемнело.

— При всем уважении к тому, что вы сделали, я не знаю, каким образом это возможно. Большую часть года мы потратили на то, чтобы найти восемьсот тысяч долларов. Вряд ли нам удастся утроить эту сумму всего лишь за шесть недель.

— Нет, но даже в этом случае мы должны попытаться спасти Броган-Хаус. Мы наверняка найдем покупателя, который хотя бы сохранит этот памятник.

Джерри удрученно улыбнулся:

— Робин, ваш энтузиазм поистине обнадеживает, но я думаю, вы знаете, что эти упования нереальны. Броган-Хаус — дряхлый динозавр, один из многих. Потребовалось бы целое состояние — несколько состояний! — чтобы оживить его. Кто сможет вложить в него такие деньги?

— Обязательно найдется кто-нибудь.

— Возможно, но даже если такое великодушное создание и существует, то как и где мы будем искать эту особу полтора месяца?

— Я не знаю, Джерри, но должен же существовать какой-то способ! Мы потратили слишком много сил на этот проект, чтобы закрыть его сейчас!

— Хм-м-м… — Джерри откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Для Робин это означало, что ее шеф сейчас серьезно обдумывает эту проблему и никто не должен мешать ему, пока он не проанализирует все возможности.

Она терпеливо ждала, осматривая комнату. Офис Джерри был полной противоположностью холодному и пустынному кабинету Луизы Броган. От фигурных стеклянных канделябров над головой до персидского ковра под ее изящными босоножками на каблуках — все здесь представляло собой возвышенную античность. Живописные полотна на стенах тоже были восхитительны, особенно внушительных размеров пейзаж с церковью Святого Фредерика над головой Джерри.

Наконец Джерри открыл глаза. Робин наизусть знала его послемедитационные привычки. Она с нежностью смотрела, как шеф, надув щеки, шумно выдыхает воздух. Потом он потер лицо руками и положил локти на стол. Я считаю, Робин

— Я считаю, Робин, — начал он, — что обычные методы торговли недвижимостью — посредники и газетная реклама — в этом случае будут давать отдачу слишком медленно. Наша надежда только на передачу о Броган-Хаусе в теленовостях. Вы знаете, какую реакцию вызывают слова «архитектурный памятник в опасности». Вероятно, это поможет обнаружить нашего неуловимого покупателя.

Робин закусила нижнюю губу.

— Не знаю… — Она пожала плечами. — Я бы поостереглась дразнить Луизу Броган. Вдруг она подумает, что мы давим на нее. Она совершенно непредсказуемо может назло нам продать Броган-Хаус «Беркшир дивелопментс».

— Правильно, — кивнул Джерри, — но я думаю, мы сможем не указывать ее имя. Билл Уотт — мой должник. С этого и начнем. Кто еще?

Его глаза, на мгновение сузившись, вновь приняли лукавое выражение.

— Ну конечно же, Тони Фаррелл. Он до сих пор работает на телестудии.

Робин обхватила руками голову и простонала.

Она бы с удовольствием наслаждалась непрерывной чередой светских приемов, куда ее постоянно приглашали — еще одна приятная особенность ее работы, — если бы не неизбежное присутствие не в меру навязчивого Тони Фаррелла, хозяина программы «Доброе утро, Бостон!». Во время их первой встречи он казался любезным и внимательным, но уже с первых минут можно было угадать его единственное намерение — затащить Робин в постель. Странно, но ее неоднократные отказы от свиданий только усиливали его прыть.

— Джерри, неужели я должна позвонить Тони Фарреллу?!

— Успокойтесь, — уверил он ее. — Я позвоню ему сам. Я знаю, что он был бы рад выделить вам время в своем шоу.

— Мне?! Вы же директор «Массачусетс историкл траст», ваше выступление было бы как нельзя лучше.

— Если бы речь шла о радио или о газетной статье, я бы так и поступил. Но что касается телевидения, мы постараемся привлечь внимание зрителя такой потрясающей молоденькой женщиной, как вы, а не таким странным старикашкой, как я.

— Вы совсем не старикашка, — возразила Робин. — Многие хотели бы выглядеть так, как вы.

— Благодарю, но тем не менее вы наша лучшая модель для телерекламы. Я знаю ваши возражения против Фаррелла. Робин, но это ради пользы дела. Что вы об этом думаете?

Робин стиснула зубы. В словах Джерри не было приказания, но его тон говорил о том, что он не ждет ничего, кроме ее согласия. Она знала также, какой вывод сделает неугомонный Тони Фаррелл, когда услышит, что она желает попасть в его передачу. Робин потом и вовсе не сможет избавиться от него. С другой стороны, нужно принять во внимание Броган-Хаус.

— Хорошо. Если только ради нашего проекта — я готова сделать это, — сказала она.

— Вот и прекрасно! — Джерри кивнул, словно говоря, что иного и не ожидал.

Не теряя времени, он полистал адресную книгу, затем набрал номер.

Телефонистка с коммутатора телестудии попросила подождать. Прошло довольно много времени, прежде чем Тони Фаррелл соблаговолил взять трубку. Но едва он узнал, по какому поводу слышит голос Джерри, как все было решено.

— Все улажено, — повесил трубку Джерри. — Вам нужно быть в студии в семь тридцать сегодня вечером. Они запишут выступление на пленку и покажут завтра утром.

— Быстро сработано! — мрачно отозвалась Робин.

Джерри широко улыбнулся:

— Это неплохо — ведь у нас так мало времени. А сейчас давайте составим небольшую речь и подготовим видеоматериал, который вы возьмете с собой.

Они быстро набросали основные тезисы ее выступления в эфире и выбрали несколько слайдов из тех, что Робин обычно показывала потенциальным дарителям во время кампаний по сборам средств. Когда они закончили подготовку, на часах было десять минут восьмого, и чтобы успеть вовремя, Джерри сам подвез ее до студии.

— Вы поднимитесь посмотреть запись? — спросила она, выходя из машины.

— Нет. Вы и без меня прекрасно справитесь, — ответил он. — К тому же Уинфред уже ждет меня дома. И, кроме того, я выношу Фаррелла не больше, чем вы.

Робин бросила на него раздраженный взгляд и с силой захлопнула дверцу. В следующее мгновение Джерри направлялся домой к жене и в конце концов, заключила успевшая проголодаться Робин, к хорошему ужину. Она толкнула стеклянные двери студии, чувствуя себя тельцом, отданным на заклание.

К счастью, ее встретила приятная молодая помощница директора, представившаяся Дианой. Она проводила Робин в гримерную для гостей, болтая на ходу что-то успокаивающее. Несколько минут потребовалось, чтобы освежить макияж Робин и пудрой оттенить лицо.

— Хорошо. Все очень естественно, — сделала ей комплимент Диана. — Давайте откроем ваше лицо и уложим волосы так, чтобы… Вот так. Отлично!

— Костюм подходит? У меня не было времени его сменить.

— Костюм соответствует случаю. Вы выглядите очень профессионально, — успокоила ее Диана. — Вы нервничаете?

— Вовсе нет.

Это была правда. Никогда в жизни Робин не испытывала страха перед выступлениями. Наоборот, она испытывала удовольствие, если произносила публичную речь, особенно когда у нее была возможность заранее тщательно обдумать каждое слово.

Диана привела ее в студию программы «Доброе утро, Бостон!», которая была освещена раскаленными, белыми прожекторами. Теперь, когда Робин увидела ее не с экрана телевизора, она заметила недостатки в хорошо знакомой картине: не совсем точно прилегали друг к другу стеновые панели, краска на них неожиданно кончалась чуть ниже крышки стола диктора.

Диана объяснила, что оператор и вся съемочная группа были из шестичасовых новостей. Они работали сверхурочно, ни на секунду не отвлекаясь и явно торопясь побыстрее закончить запись и разойтись по домам. И Робин подумала, что Тони Фаррелл организовал все это, может быть, только ради нее.

В это время с озабоченным видом влетел Тони.

— Робин, дорогая, как дела? — спросил он с таким участием, словно она еще накануне была тяжело больна.

Несмотря на всю неприязнь к нему, она все-таки должна в душе согласиться, что Тони хорошо выглядел. У него было по-мужски красивое типично американское лицо и копна высветленных солнцем волос. На нем был твидовый пиджак, штаны цвета хаки — последний писк моды.

— Нормально, — ответила она, не поддерживая его панибратского тона.

Тони улыбнулся, обнажив ряд зубов — слишком белых и ровных, чтобы быть настоящими.

— Хорошо, хорошо!..

По-хозяйски положив ей руку на плечо, он проводил девушку туда, где совещались Диана и Бенни, технический директор программы. Робин скорчила гримасу по поводу этой демонстрации собственнического отношения. Тони явно старался дать понять всем в студии, что в своей диете он строго придерживался этого превосходного блюда.

— Бенни, я бы хотел, чтобы ты познакомился с… моим очень близким другом — Робин Эллиот.

Они пожали друг другу руки, и Робин заметила взгляд, брошенный Бенни на Диану. Хорошо. По крайней мере их не введет в заблуждение поведение Тони.

Робин кратко пересказала, о чем будет ее выступление, и показала принесенные с собой слайды.

— Отлично! Вы неплохо подготовились, — сказал Бенни, когда она закончила. — Я думаю, можно уложиться минут в пять, не так ли, Тони? Мы снимем два средних плана и вставим между ними крупный. А где-нибудь в середине покажем слайды. Только предупредите нас жестом, Робин, когда надо будет показать следующий слайд. Вы сможете это видеть на мониторе.

— Хорошо.

— Если вы что-нибудь напутаете, не беспокойтесь: мы всегда можем начать запись заново или при монтаже вырезать неудачный кусок, хорошо? А сейчас давайте начнем.

Тони нахмурился. Он явно не намеревался быстро закончить съемку. Ему выпала такая великолепная возможность произвести впечатление на Робин на собственной сцене! Однако он провел ее между большими катушками кабелей в ослепительный белый свет, где на платформе стояла напротив друг друга пара вращающихся стульев. Они сели.

— Теперь глубоко вдохните и расслабьтесь. И не беспокойтесь, я буду рядом, — сказал Тони. — Не обращайте внимания на камеру, смотрите на меня. Сейчас легче, так?

Он успокаивал ее как ребенка. Робин не отвечала.

Бенни зашел в закрытую кабину. Теперь она слышала его голос через студийный динамик.

— Тридцать секунд…

Две большие камеры наехали и прицелились. Микрофоны зависли над головами.

— Десять секунд… пять, четыре, три…

На камере, наведенной на Тони, загорелась красная лампочка. Выражение его лица стало серьезным, голос авторитетным:

— Одному из великих, забытых памятников архитектуры графства Беркшир угрожает снос. Его название — Броган-Хаус. Робин Эллиот из «Массачусетс историкл траст» расскажет нам об этом. Добро пожаловать в нашу программу, Робин!..

— Благодарю вас, Тони!.. — ослепительно улыбнулась она.

Тони мягко перехватил инициативу вопросом о «Массачусетс историкл траст», и интервью пошло в быстром темпе. Вопросы Тони были простыми, и Робин отвечала емко и кратко, не отклоняясь от темы. Чтобы не выглядеть зажатой, она время от времени сопровождала свою речь эмоциональными жестами, стараясь, чтобы они попали в камеру.

Затем Робин прокомментировала меняющиеся слайды, и после нескольких заключительных вопросов Тони поблагодарил ее за участие в его программе. Для тех телезрителей, которые могли потратить два с половиной миллиона долларов на Броган-Хаус, он произнес номер телефона «Массачусетс историкл траст».

— Стоп! — крикнул Бенни.

Красный огонек на второй телекамере погас, и съемочная группа разом зааплодировала. Нечасто случалось, что запись проходила безупречно с первой попытки.

— Отлично! — донесся голос Бенни из кабины. — Я не вижу необходимости во второй пробе. У кого есть возражения? Нет? Благодарю вас, Робин. Это было очень профессиональное выступление. Мы пригласим вас в следующий раз, если у нас будет свободный эфир.

— Конечно! И спасибо, — откликнулась она, поднимаясь со своего кресла.

Тони остался сидеть с разинутым ртом, но видя, что добыча собирается ускользнуть от него, резко поднялся и схватил Робин за локоть.

— Это было чудесно, дорогая! — слабо улыбаясь, проговорил он. — А теперь, что вы скажете о том, чтобы отметить ваше выступление ужином? Сегодня я угощаю.

В животе у Робин защемило при слове «ужин», но она заранее решила, что ни в коем случае не поддастся на его уговоры.

— Благодарю, но в этом нет необходимости, — пробормотала она.

Он натянуто улыбнулся, но был не в силах скрыть свое разочарование.

— Не стоит беспокойства. У вас, конечно, есть время, чтобы хотя бы быстренько перекусить? Это вам выбирать, как отблагодарить за эту услугу.

Робин сразу поняла, что материал о Броган-Хаусе по решению Тони может быть в два счета снят из программы. Ей придется потакать ему. По крайней мере до тех пор, пока запись пройдет в эфире.

— Тони, разумеется, с вашей стороны это предложение очень мило, но я правда слишком устала. Я быстро вам наскучу. Хотя давайте назначим другое время.

Тони торжествующе ухмыльнулся, с удовлетворением сверкая зубами.

— Конечно, неожиданное выступление на телевидении вас непременно должно было утомить. Я позвоню вам через пару деньков.

Это было ужасно, но Робин ответила вежливо:

— Я буду ждать вашего звонка.

Он отпустил ее, и через несколько минут девушка стояла на тротуаре и смотрела в небо, слегка подсвеченное на западе почти ушедшими сумерками. Она глубоко вздохнула и поблагодарила Всевышнего за то, что освободил ее от общества Тони Фаррелла на этот вечер.

Оставшись без ужина и изнывая от голода, она поймала такси, и водитель рванул на фешенебельную Бейкон-Хилл. Робин откинулась на подголовник и вздохнула. Весь день прошел как одна нескончаемая поездка.

Уже через несколько минут они поворачивали на ее улицу. Машина остановилась напротив двери, и глубокое ощущение слабости охватило ее.

Она дала водителю щедрые чаевые, несмотря на его каскадерскую езду.

В ее крошечной квартирке кухня была объединена с единственной комнатой. Однако маленький размер этого жилища компенсировался тем, что в нем было окно во всю ширину стены — не особенно большое, но все-таки достоинство для квартиры в центре Бостона.

Робин украсила комнату со вкусом подобранной эклектической смесью антикварной и современной мебели. Жесткость прямых линий смягчали живопись и милые занавески; одну стену полностью закрывали книжные полки с бесценной коллекцией альбомов по искусству.

Здесь она находила заветное убежище от злоключений жизни. Едва успев приняться за салат и сыр с фруктами, как почувствовала себя неспокойно. За едой Робин просмотрела почту и отбросила в сторону журнал по искусству — единственное, что ее интересовало. Сейчас она явно не была расположена к чтению.

Из-за чего же она оказалась так раздражена? Она чувствовала себя взвинченной и была в каком-то нервном возбуждении, будто в течение дня выпила слишком много кофе. Возможно, причиной тому стала встреча с Тони Фарреллом, которая ее совершенно выбила из колеи.

Почему многие мужчины оказывались такими, как он? От ограниченности таких намерений ее бросало в дрожь. Ведь нельзя же о ней сказать, что она не любит секс. Наоборот, первый год ее семейной жизни с Хэлом был полон сексуальных событий…

Ну вот! Уже второй раз за день она думала о нем.

Это расстроило ее, особенно потому, что она вспоминала о нем с приязнью. Честно говоря, Хэл превратил их брак в сплошной суд Божий. Робин вспомнила, какое светлое чувство радости охватило ее, когда она наконец набралась мужества оставить его два года назад. Почему вдруг этот мужчина снова был в ее мыслях?

Она знала, почему. Она знала это уже несколько месяцев. Ей не хватало не Хэла, а теплой близости, которую испытывала, когда они занимались любовью.

От этой жизненной суеты, от постоянных проблем у нее часто возникали подобные чувства. Так было бы приятно прийти домой и скользнуть под одеяло с кем-нибудь, кто бы о ней по-настоящему заботился. И тогда исчез бы этот помешанный мир, и остались бы только они двое на острове их кровати, далеком от всех бурь.

И не было, к сожалению, рядом никого, чтобы сделать эти фантазии реальностью, хотя таких, как Тони Фаррелл, полным-полно — только позови. Уф!

Но ей не нужны такие, как он. Ей всего лишь было нужно, чтобы любящий мужчина обнимал ее и мягкий, ничего не требующий голос шептал ей о том, как она желанна.

«Ох, хватит мучить себя!» — подумала она с раздражением.

Стоя у раковины, Робин старалась вспомнить все доводы в пользу своего одиночества. У нее, в конечном счете, есть свобода, которая — после всех экспериментов с Хэлом — сделала девушку счастливой. У нее была замечательная квартирка, полнокровная общественная жизнь и интересная работа на достаточно высоком уровне. Ее даже покажут в популярной телевизионной программе!

И все же внутри звучал голосок о том, что все это лишь самообман, что, вообще-то говоря, истинный смысл жизни требовал чего-то еще. Но ей уже было двадцать семь, и сейчас эта цель казалась ей еще дальше, чем когда она была лишь подростком и ходила в закрытую школу для девочек.

И когда, чуть позже, она плелась в постель, голосок все пилил и пилил ее. «Заткнись!» — сказала она ему утомленно и погрузилась в темный, без сновидений сон.

На следующее утро ее испорченное настроение было совершенно забыто. Закрыв за собой дверь, она направилась в сторону муниципалитета в прекрасном расположении духа; посвежевшая и спешащая на работу. Хотя бодрости ей прибавило не только утреннее солнце. Она только что смотрела программу «Доброе утро, Бостон!», и ей понравился отснятый накануне сюжет.

Вначале было потрясающе видеть себя на экране и слышать свой голос — который она всегда считала слишком низким, — но после первого шока она досмотрела выступление объективно. Мысль была выражена ясно и эффектно. И выглядела она, согласилась Робин сама с собой, довольно привлекательно.

После того как закончился показ, ей стали звонить с поздравлениями Джерри, ее родители, жившие в Марблхед, и некоторые друзья. Такие похвальные речи если и не могли помочь, то хоть улучшили настроение. Она повесила сумку на плечо, тряхнув головой, откинула волосы на спину и отправилась на работу.

В офисе Робин принимала поздравления, пока шла по коридору к своему кабинету. Наконец она добралась до своей двери и, толкнув ее, вошла к себе. На столе звонил телефон; это была одна неутомимая общественница, которая стала ей рассказывать, как бесконечно чудесно и великолепно она выглядела.

Робин благосклонно приняла похвалу и постаралась поскорее закончить разговор. Стараясь опередить очередной звонок, Робин успела набрать номер коммутатора:

— Могли бы вы сообщать всем, кто будет мне звонить, что в ближайшие два часа я буду на встрече? Я перезвоню им позже. Спасибо.

Облегченно вздохнув, она села в кресло. Если дело и дальше так пойдет, она мало что сможет успеть сегодня. Кроме Броган-Хауса, она курировала еще несколько проектов, и ее полочка с входящей корреспонденцией со вчерашнего дня наполнилась приличной горкой бумаг. Открыв окно, она принялась перебирать почту. Робин едва успела вскрыть третий конверт, как телефон зазвонил снова.

— Черт! — сердито вырвалось у нее, и, сняв трубку, она проворчала: — Слушаю.

— Это был не коммутатор, а Цинтия, старший администратор главного холла:

— Робин? Тебя хочет видеть один джентльмен, время ему не назначено, но… Подождите! Сэр! Вы не можете!..

Ее голос затих, раздался какой-то шум, затем Цинтия проговорила в трубку:

— Робин? Извини, но он поднимается прямо к тебе. Я хотела остановить его, но…

— Ты сказала ему, где я?

— Да, он спросил. Я и не думала, что он без приглашения побежит сразу по лестнице! — взволнованно сказала женщина.

— Ты не виновата, — успокоила ее Робин, однако она определенно была раздосадована. — Он назвал свое имя?

— Стивен, нет… Стюарт, Стюарт Норт.

— Подожди, кажется, это тот, о ком я подумала… Однако он одет довольно странно…

— Не знаю, но мне, кажется, придется взять это на себя, — ответила Робин и повесила трубку.

Она знала, кто такой Стюарт Норт. Не знать его было почти невозможно — это один из самых популярных певцов рок-н-ролла.

Более того, он считался бунтарем и декадентствующим прожигателем жизни — по крайней мере пресса его таким представляла. Его философия «Спеши жить и умирай молодым» поставила его во главе культа, распространившегося по всей стране. Он был особенно почитаем в Бостоне, потому что вырос на его грубой северной окраине Норт-Энд, давшей ему сценическое имя.

Этот певец впервые поразил Робин в конце шестидесятых, когда она была еще девчонкой. Направления в поп-музыке весьма недолговечны, но Стюарт Норт оставался на плаву, постоянно изменяя свой собственный, стилизованный под блюз рок. Его песни до сих пор были в первых строчках рейтингов и постоянно звучали на радио. Личные вкусы Робин склонялись к Гайдну или Моцарту, поэтому она не слишком интересовалась его творчеством. Хотя она все же знала о нем одну подробность: за ним тянулась репутация ужасного, невыносимого секси. Она вспомнила, как ее одноклассницы впадали в пароксизм от зависти, когда он женился на семнадцатилетней актрисе.

Робин и тогда не разделяла их энтузиазм, и сейчас его репутация не производила на нее большого впечатления. Ведь, как правило, герои, созданные средствами массовой информации, никогда не оказывались такими, как их расписывали. Естественно, что тот, кто знает свое дело и может заработать целое состояние записью песен, не может быть настоящим бунтарем. Возможно, что на самом деле он не так уж и привлекателен, как считали многие. Можно не сомневаться, что его жена думала так же. Хотя Робин где-то читала, что он уже развелся.

Будь он хоть сто раз бунтарем, он не имеет права вытирать ноги о сотрудников «Массачусетс историкл траст», решила разъяренная Робин. Слава не давала ему никаких привилегий перед ней. Если он хотел увидеть ее, то он и поступать должен был соответствующим образом.

И в этот момент прозвучал требовательный стук в дверь.

Робин поднялась и оправила юбку. Сейчас господин Стюарт Норт получит наставление, которое он никогда не забудет. Она легким движением поправила прическу, откинула волосы назад, прошла со сверкающими глазами через всю комнату и рванула дверь на себя.

— Послушайте, господин Норт, здесь существуют правила и… э-э… требования… и… — Ее голос предательски сорвался на шепот.

Перед ней, с легким нетерпением покачиваясь на носках ботинок, как ни в чем не бывало стоял самый сногсшибательный мужчина из всех, кого она когда-либо видела.

Он был великолепен — высокий, широкоплечий, мускулистый. Робин сразу его узнала, он был гораздо интереснее, чем на фотографиях. Стюарт Норт был одновременно груб и чувствен. Его глаза, которые ее откровенно оценивали, были такого же цвета, как и у Робин, — пронзительно серые. Откинутые наверх солнечные очки лежали на небрежно причесанных каштановых волосах.

Но в безмолвное состояние девушку привел не его взгляд, а необъяснимое ощущение, что она знала этого мужчину, возможно, знала его всегда. Ощущение не простого знакомства, а каких-то более глубоких отношений.

Впрочем, это какие-то фантазии. Они никогда не встречались.

Он заговорил:

— Робин Эллиот? Привет! Я — Стюарт Норт. Извините, что вламываюсь к вам таким способом, но у меня чрезвычайно мало времени. Я бы хотел переговорить с вами. Разрешите войти?..

Отклонить такую вежливую просьбу не было никакой возможности. Нет, поняла Робин, она этого и не хотела. Она молча шагнула назад, открывая дверь.

Он прошел за ней, держась осмотрительно, но уверенно, как дикий хищник вступает на незнакомую территорию. У Робин перехватило дыхание, когда она наблюдала за ним. Его движения были четко выверены и сильны, словно непокорный порыв мог быть сдержан только большим усилием.

Норт выглядел совершенно странным в этой консервативной обстановке. Бегло она приметила его одежду: видавший виды кожаный пиджак, несколько свободная белая рубашка и узкие черные джинсы, которые облегали его стройные и длинные ноги. Картину довершала пара красных кожаных сапог. В воздухе неожиданно повисло молчание, словно ожидание приближающейся бури.

— Могу я присесть? — спросил он.

— Да, конечно.

Робин почувствовала, как глупо, должно быть, выглядит в этот момент. Она хотела поставить его на место и с треском провалилась. Закрыв дверь, она прошла за стол. Но и теперь, взглянув на него, она не нашлась что сказать.

Стюарт Норт расположился в кресле напротив стола и, изображая изящную усталость, положил нога на ногу, небрежно оставив один локоть на подлокотнике. Эта не случайно выбранная поза была настолько откровенная, недвусмысленная поза самца, что заставила ее в изумлении оцепенеть. К счастью, в это время он осматривал кабинет и ничего не заметил.

— Очень мило, — заметил он наконец, даря ей очаровательную улыбку.

Случилось нечто такое, чему трудно дать разумное объяснение. Язык отказывался ей повиноваться. Стюарт Норт уже привык, вероятно, к такому благоговейному трепету.

— Я думаю, вы уже знаете, почему я здесь, — подсказал он ей.

— Нет. Почему? — Она и вправду не имела ни малейшего представления.

— Из-за вашего, естественно, чудесного появления на телевизионном экране сегодня утром. Маленький экран не позволяет воздать вам должное, кстати говоря.

Он осматривал девушку так же спокойно и уверенно, как минуту назад осматривал кабинет. Ее тело словно жгло там, где его касался взгляд Стюарта. Робин была в замешательстве от внезапного впечатления, что он только что занимался любовью — или собирался. Но вдруг он резко изменился:

— Но перейдем к делу. Я хочу купить Броган-Хаус.

Глава 2

Потребовалось время, чтобы эти слова дошли до нее.

— Вы… вы хотите купить Броган-Хаус? — повторила она неуверенно.

— Правильно, — кивнул он.

— Но что вы с ним будете делать?

— Разумеется, я буду там жить. — Он поднял брови.

Робин понимала, что производит впечатление тугодума, но она была обескуражена и немного смущена. С чего это рок-звезда хочет жить в Броган-Хаусе? Это здание такое степенное, старинное… А Стюарт Норт такой — пришла она к мнению — раскрепощенный. Заметив, что его взгляд пропутешествовал вниз, к мягким линиям ее блузки, Робин охватило жарким пламенем. Обычно она игнорировала такую мужскую внимательность, но его взгляд, кажется, касался ее почти физически. Явно нервничая, она попыталась отвлечь его.

— Господин Норт, я, насколько помню, сказала, что Броган-Хаусу не совсем подходит роль сельского домика. Он довольно большой.

— Сегодня утром вы это объяснили совершенно ясно, — признал он; их глаза вновь встретились. — Однако именно такое место я и ищу.

— К тому же это далековато. Несколько часов езды от ближайшего крупного города, — добавила она.

— Так это хорошо! Я бы хотел уединиться.

— Потребуется большой ремонт, чтобы привести его в порядок.

— Если Броган-Хаус мне понравится, я готов взять это на себя, вот и все.

— И в довершение ко всему — он дорогой. Владелец просит более двух миллионов долларов.

Внезапно он вышел из себя:

— Послушайте, неужели вы думаете, что я бы примчался сюда в такую рань, если бы эта цена меня не устраивала?

Робин поежилась, наткнувшись взглядом на тень, пробежавшую в его глазах.

— Нет, конечно, нет.

— Хорошо, — выиграв очко, он откинулся в кресле и обаятельно улыбнулся. — Наверное, вы находите странным, что такому человеку, как я, нужно такое место, как Броган-Хаус.

Робин действительно так считала, но опасалась вновь обидеть своего потенциального покупателя. Его моментальный гнев задел ее, хотя она не понимала, почему.

— Н-нет…

— Ваше недоумение меня вовсе не задевает. Я понимаю, что эта идея кажется вам довольно-таки странной.

Почему странной? — Она рассеянно вертела в руках карандаш. — Вы имеете право, как любой другой человек, заинтересоваться Броган-Хаусом.

Он пожал плечами.

— Кажется, я неправильно принял выражение ваших глаз за смущение. Вы знаете, они очень выразительны.

Карандаш неожиданно выскочил из рук и, сделав дугу в воздухе, упал на пол. Робин покраснела, не понимая, почему это банальное замечание словно осыпало ее дождем удовольствия. Она решила изменить направление разговора.

— Ну хорошо… Вы заинтересовались Броган-Хаусом и, разумеется, хотели бы взглянуть на него?

— Да! Именно поэтому я и пришел.

— Замечательно!.. — сказала она, листая настольный календарь. — Я уверена, мы сможем договориться. Когда вам было бы удобно?

— Сегодня.

— Сегодня?.. — Ее рука повисла в воздухе.

Он кивнул:

— Совершенно верно, прямо сейчас. Насколько можно предполагать, это единственное свободное время, которое у меня будет в ближайшие две недели. Теперь, как представитель владельца, вы захотите поехать вместе со мной и показать его достоинства?

— Да, но…

— Хорошо, тогда хватайте вашу сумочку, — скомандовал он, поднимаясь со своего кресла. — Моя машина внизу. Мы должны выехать немедленно, не то позже начнутся пробки на улицах.

Робин машинально встала и взялась за сумочку, висевшую на спинке кресла, и тут до нее дошло, что происходит. Она остановилась. Это было абсурдно! Она никак не могла позволить себе побежать за ним по первому же зову. Девушка уставилась на него, удивляясь, как легко ему удалось поднять ее с кресла.

— Ну? — спросил он, словно в этом ничего странного не было.

Она оперлась о стол, словно пытаясь найти позу, позволяющую ей остаться при своем мнении.

— Послушайте, господин Норт, вы, может быть, привыкли срываться с места, куда вам нравится и когда вам нравится, но у меня работа и ежедневные обязанности. Если вы хотите посмотреть Броган-Хаус, то вам нужно назначить встречу со мной в другое время.

Эти доводы его не остановили.

— Позвольте, правильно ли я понял вас? — спросил он, складывая руки на груди. — Сегодня утром вы, кажется, сказали, что у вас всего шесть недель, чтобы спасти дом, стоящий два с половиной миллиона долларов, от сноса. К вам пришел человек с деньгами, чтобы сделать это. Сегодня — единственный день, когда он свободен и может посмотреть его, а вы не можете отложить дела, чтобы сопровождать своего клиента?

Внутри Робин все кипело. Он был прав: ей следовало сделать все, чтобы создать для него наилучшие условия. А она вдруг запротестовала. Он слишком легко манипулировал ею.

— Я… я… — Ее глаза гневно сверкали, но она не нашлась, что сказать. Его доводы оказались слишком логичны.

Он усмехнулся:

— Похоже, из-за меня вы потеряли дар речи. Довольно мило, однако. А какой восхитительный огонь в ваших глазах!..

Она не понимала, как это может быть, но ей хотелось одновременно и растаять и взорваться. Уж слишком этот Стюарт Норт самоуверен!

Вне всякого сомнения, он привык к тому, что женщины падают к его ногам, и мастерски применил свои приемы на Робин.

Его глаза прошлись по ней с нескрываемым одобрением, и ее предательское тело ответило слабым, но заметным волнением.

— Так что же, — спросил он бодрым голосом, — мы идем или нет?

Внезапно порочный лучик промелькнул в его глазах, и Робин похолодела так же быстро, как мгновение назад вспыхнула.

— Нет! — отрезала она.

Он развеселился:

— Да? Почему?

— Потому что сейчас мне трудно поверить, будто вы и в самом деле хотите посмотреть Броган-Хаус.

— А!.. Тогда зачем же я здесь? — спросил он разумно.

— Вы сами сказали, что идея довольно странная. Может быть, у вас что-то иное на уме? — предположила она.

— Продолжайте. Это интригует.

— Возможно, вы увидели по телевизору женщину с приятной внешностью и решили посмотреть, как далеко вы сможете зайти с ней, так, ради забавы? — хитро сказала она.

Усмешка медленно проползла по его лицу.

— Любопытная теория! И я понимаю, как вы пришли к ней. В конце концов за мной ведь репутация неукротимого Дон-Жуана.

На мгновение Робин засомневалась в своем обвинении. Оно не захватило его врасплох, значит, либо оно не имело под собой никаких оснований — и в этом случае она сама сотворила глупость, либо оно соответствовало истине, но он демонстративно проигнорировал его.

— Вы считаете, что ваша репутация явно преувеличена?

— Все зависит от того, как вы на это смотрите. — Он махнул рукой. — Меня знают как человека, способного броситься за тридевять земель за женщиной, поразившей мое воображение.

— Хм…

— Если говорить о моем бурном прошлом, то однажды я за один день слетал из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк и обратно только для того, чтобы позавтракать с одной девушкой: мы тогда перехватили несколько хот-догов у уличного торговца. Я вернулся буквально за несколько минут до выхода на сцену. Но ее красота не стоит и половины вашей.

Робин сжалась. Стюарт Норт явно любовался собой, но если этот супермен думал произвести на нее впечатление, то он шел совершенно не тем путем. Она не хотела попусту тратить время и собиралась высказать ему это, но ее собеседник продолжал говорить, не сводя с нее глаз:

— Как я уже сказал, ваша теория интересна, но можете вы допустить, что она ошибочна? Люди, достаточно богатые, чтобы купить Броган-Хаус, приходят сюда не каждый день. И, кроме того, в глубине души вы вовсе не прочь съездить туда со мной.

— Что?.. — взвилась она. Она хотела отдать себя в руки этого кота-террориста с явно сексуальными намерениями?! — Это смешно! У меня есть дела поважнее, чем…

— Я вижу, что прав, — прервал он. — А ваш горячий отказ лишь подтверждает это. И, как я уже сказал, ваши глаза говорят о многом.

Это уж слишком! Робин пыталась подобрать слова, чтобы вышвырнуть его вон. Но они почему-то не находились. В это время кто-то вежливо постучал в дверь.

— Войдите! — резко бросила Робин.

Джерри Бартлетт, не торопясь, зашел в комнату, словно только что прогуливался по коридору.

— Робин! Я хотел спросить… — и остановился, увидев Стюарта. — О, здравствуйте! Я слышал, что вас видели здесь, но ушам своим не поверил. Вы Стюарт Норт? Меня зовут Джерри Бартлетт, я директор этого заведения, — проговорил он мягко, протягивая руку.

Стюарт пожал ее и очаровательно улыбнулся:

— Приятно познакомиться!

— Мои ребятки любят вашу музыку, — продолжал он безжалостно, — она не совсем в моем вкусе, но благодаря им я ее слушаю целыми днями.

— Я уверен, вы уже готовы лезть на стенку? — усмехнулся Стюарт.

— Вовсе нет! — Джерри, смешно протестуя, поднял брови. — Легко запоминающиеся вещички, правда! Ну, я полагаю, Робин к вам достаточно внимательна?

Робин смотрела на него убийственным взглядом. Джерри никогда не заходил к ней в кабинет; он всегда вызывал ее к себе, если хотел ее видеть. Шеф зашел явно из любопытства.

Стюарт незаметно посмотрел на нее:

— О да! Робин была как нельзя более любезна. Я собираюсь купить Броган-Хаус, и она согласилась съездить со мной посмотреть его.

— Замечательно! — просиял Джерри.

— Когда-нибудь в другой раз, не сейчас! — рассердившись на ложь, отрезала Робин, делая усилие, чтобы сказать это более дружелюбно. — Я объяснила господину Норту, что мы сегодня очень заняты, Джерри, что наше совещание по рассмотрению грантов[1] и все…

Шеф казался озадаченным.

— Наше совещание… по рассмотрению… грантов… — еще раз медленно проговорила она с ударением.

Джерри с неодобрением махнул рукой.

— А, это!.. Забудьте об этом. Совещание можно перенести. Важно, чтобы мы решили нашу проблему с Броган-Хаус. — Он пристально посмотрел на нее.

— Превосходно, Джерри, — сказала Робин мрачно.

— Да, спасибо, — поблагодарил его Стюарт. — Хорошо, что вы зашли. Но нам нужно выезжать прямо сейчас. Моя машина стоит внизу.

— Не буду вас задерживать, — быстро согласился Джерри.

Они оба оглянулись на Робин, которая по-прежнему стояла за своим столом. Ее полные губы сжались в тонкую линию, а темные глаза пылали огнем. Как легко удалось этому супермену добиться своего! Вряд ли она могла противиться пожеланиям шефа, и Стюарт это знал наверняка. И даже надеяться объяснить ему, что это был лишь хитрый ход, она не могла.

Робин не видела способа выпутаться. Ей придется терпеть общество Стюарта до Броган-Хауса и обратно, а это целый день езды на машине! Почему же тогда она чувствовала какое-то странное предвкушение, откуда это щемящее ощущение где-то внутри?

Видя, что мужчины ждут, пока она сдвинется с места, Робин с непроницаемым лицом взяла сумочку со спинки кресла, повесила ее на плечо и, обогнув стол, вышла из кабинета, не произнеся ни слова.

Весь путь, спускаясь по лестнице, Стюарт, не обращая на нее внимания, о чем-то переговаривался с Джерри. Выйдя в фойе, она сложила руки на груди, нетерпеливо ожидая окончания их беседы. Несомненно, Стюарт не слишком спешил, несмотря на его заявления.

Помахав им рукой, Джерри наконец их оставил, и Робин пошла впереди через хлопающие стеклянные двери, которые перед ними придержал седой охранник. Она стрельнула по нему обличающим взглядом: где он был, когда Стюарт прорвался в ее кабинет?

Выйдя на солнечный свет, рок-звезда повернулся к ней:

Приятный человек, ваш начальник… Моя машина вон там.

Кипевший в ней гнев сменился любопытством, когда она ее увидела. Это был низкий, обтекаемый автомобиль с затененными стеклами и блестящей поверхностью — нержавеющая сталь, поняла она.

— Это «дилорен»?

— Верно.

Вопреки желанию Робин это произвело на нее впечатление. Он открыл перед девушкой поднявшуюся вверх, как крыло чайки, дверцу, и внутри оказалось необычно низкое сиденье.

Опускаясь на свое место, Робин почувствовала, как облегающие хлопковые в полоску блузка и юбка еще плотнее обтягивают ее. Посмотрев вверх, она заметила, что Стюарт с интересом пробежал по ней глазами. В уголках его губ скрылась улыбка.

Она сердито оправила юбку на своих длинных изящных ногах и постаралась смотреть на него бесстрастно, не отводя взгляда. Впрочем, это было трудно, поскольку он и сам выглядел таким соблазнительным.

Через секунду он мягким, грациозным движением водворил себя на водительское сиденье и опустил за собой дверцу.

— Нравится?

— Да! — согласилась Робин сорвавшимся голосом. Красивая машина — это красивая машина, чья бы она ни была. Девушка поправила ремешок сумки на-плече.

Стюарт повернул ключ, мотор заурчал, машина рванула вперед, и внезапно из динамиков раздалась оглушительно громкая музыка. Робин сжалась.

— Что это? — выкрикнула она, хватаясь за подлокотники кресла.

— Это регги! — Перехватывая руки, он вывернул руль на крутом повороте.

На огромной скорости они вылетели на магистраль, ведущую из Бостона, но от музыки, ломившей в ушах, Робин плохо соображала. Резкие ритмы синкопы грохотали на весь салон машины, как артиллерийские орудия.

Ей следовало бы ожидать нечто подобное, подумала она, морщась. Стюарт Норт явно не считался ни с кем, кроме самого себя. Как можно быть одновременно и таким приятным, и таким невыносимым! Ей нужно прекратить этот фарс, пока есть возможность.

Через десять минут мучений Робин в конце концов демонстративно закрыла уши руками. Он коснулся ее руки, и она чуть не подскочила. Ее обдало необычным ощущением и холода, и жара одновременно, когда Робин поняла, как близко они сидят.

Она опустила руки.

— Вам не нравится? — посмотрел он искоса.

Чересчур громко! Вы можете сделать потише?

— О, простите!..

Повернув регулятор, он убавил громкость до едва различимого шепота, и Робин с облегчением вздохнула. Урчание двигателя и свист кондиционера действовали успокоительно. Теперь, когда она могла вслушаться, музыка показалась ей приятной.

— Извините меня, я постоянно забываю, что большинство не переносит такой громкой музыки, — извинился он.

— А вам по душе такое оглушительное звучание? Удивительно, как у вас до сих пор уши целы.

— Это издержки профессии, и, хочешь не хочешь, приходится быть осторожным, — признал он. — Можно оглохнуть к сорока пяти, если не следить за этим.

Она скептически посмотрела на него:

— Я считала, что таких людей, как вы, совершенно не заботит, чем они будут заниматься в сорок пять.

Он рассмеялся:

— Боюсь, что все эти лозунги типа «Спеши жить и умирай молодым» — спектакль. А правда в том, что я собираюсь продержаться до девяноста.

— Только не говорите мне, что вы собираетесь забавляться с гитарой до столь почтенного возраста, — нечаянно улыбаясь, произнесла она. — Трудно себе представить это.

Он пожал плечами.

— Может быть, но только потому, что рок-н-роллу не так уж много лет и все его исполнители еще слишком молоды.

Робин украдкой бросила на него взгляд, стараясь, чтобы он этого не заметил. Трудно было представить его старым. Хотя Стюарт был намного старше нее, по его виду этого не скажешь. Только несколько едва уловимых морщинок в уголках глаз и губ. Его волосы почти по-мальчишески беззаботно вились вокруг воротника. При довольно напряженном образе жизни рок-звезды он по сравнению с другими замечательно сохранился.

— И все же, сколько вам лет? — спросила она напролом.

— Тридцать семь. А вам?

— Двадцать семь. Слишком стара для вас, — парировала она, провоцируя.

— Вы намекаете на возраст моей знаменитой юной жены?.. — Он поморщился.

— Да.

Внезапно он постарел.

— Это была огромная ошибка. Я благодарен, что все закончилось так скоро и никому серьезно не повредило.

Хотя этот самоуверенный тип того и заслуживал, Робин пожалела, что нанесла запрещенный удар. Но с другой стороны, это было всего лишь невинное замечание.

— Если вас это может утешить, то, когда я еще училась в школе, мои подруги страшно ей завидовали.

Он внимательно посмотрел на нее, и озорной огонек промелькнул в глубине глаз.

— А вы — нет?

— Нет.

Он снова уставился на дорогу.

— Скверно.

— Вы что же, надеялись, что я паду к вашим ногам, встретившись с вами лицом к лицу после давнего школьного увлечения?..

— Такое вполне могло бы случиться.

Вспомнив обстоятельства знакомства, она задохнулась от бешенства. Подумать только, ведь она только что почувствовала к нему какую-то симпатию!

— Послушайте, если это только лишь увеселительная поездка, то лучше развернуться прямо сейчас! Я не собираюсь терять целый день только потому, что вы видели меня по телевизору и вам взбрело в голову соблазнить меня!

Ее вспышка ничуть не устрашила Стюарта. Напротив, эта гневная тирада его очень развлекла.

— Да, день наверняка не пропал бы даром, если бы я так и сделал.

К своему удивлению, ей пришлось сопротивляться притягательности его ненавязчивого предложения.

— В списке моих развлечений на досуге борьбы с вами нет! Если это все, чего вы добиваетесь, то я советую вам повернуть обратно и выбросить это из головы!

— Вернуться? Так и не увидев Броган-Хаус?

Слова «Броган-Хаус» охладили ее, как ведро холодной воды. А он умен, пришлось ей согласиться. Он знал, как завлечь Робин. В конце концов ее первой обязанностью было сохранить Броган-Хаус. Она должна была использовать для достижения заветной цели любую возможность, независимо от того, что придется стерпеть при этом ей самой.

— Вы хотите сказать, что всерьез интересуетесь Броган-Хаусом.

— Совершенно верно. Неужели в это так трудно поверить?

— И все-таки согласитесь, что Беркшир не совсем то место, где вы бы захотели жить, — возразила она.

— Почему?

— Я… я не уверена, — честно призналась она, — но мне кажется, что вам ближе стиль Малибу-Бич или Канн.

И в самом деле, теперь, когда она подумала об этом, более естественно было представить Стюарта в его доме на солнечном побережье Средиземноморья. Возможно, это был его рутинный цирковой трюк или даже один из наступательных приемов, применяемых к женщинам.

— К вашему сведению, я уже жил и в Южной Калифорнии, и на Лазурном Берегу. — Бросив взгляд в зеркало заднего вида, он нажал на акселератор. — Там приятно отдыхать, но там отсутствует ощущение постоянства, которого мне так не хватает.

— Но в Массачусетсе так холодно зимой! Почему вы решили жить здесь, если можете выбрать место более теплое и солнечное?

— Вы же живете здесь, — возразил он.

— Да… но это я, — неуверенно ответила она.

Он хмыкнул.

— Ну, в некотором роде и я тоже. Верите вы в это или нет, я даже скучаю по холодной зиме. Я родился и вырос в Массачусетсе, и даже спустя столько лет я считаю его своим домом. К тому же здесь вся моя семья: родители, родственники.

Робин не знала, что на это ответить, и сменила тактику.

— Но я не могу поверить, что вы согласитесь с тем, будто в Броган-Хаусе удобно жить. Это — слишком старомодное сооружение.

Он посмотрел на нее с любопытством.

— Вы думаете, я бы предпочел современное красное дерево со стеклянными стенами и горячей ванной?

— Почему бы и нет?

— Нет, в самом деле — нет.

В его голосе пропали поддразнивающие интонации, Стюарт стал просто перечислять факты.

— Мне больше по душе старые дома. В них есть стиль и характер. Если взглянуть на такой дом повнимательнее, то можно многое узнать о людях, которые строили его, которые сменяли друг друга в нем в течение многих лет. Я люблю это живое ощущение истории, царящее в доме. Мне нравится думать, что дом, в котором я живу, может быть, через сотню лет расскажет что-нибудь и обо мне.

Робин обескураженно молчала. Он только что пересказал, слово в слово, многие из ее собственных впечатлений от старой архитектуры. Совершенно неожиданно она услышала это от него и вместе с тем абсолютно убедительно.

Оказывается, она неправильно судила о нем: в самом деле, эта поездка не была уловкой. Чувствуя себя довольно глупо, Робин начала извиняться за то, что сгоряча обвинила его во всех смертных грехах.

— Перестаньте! — прервал он. — Откуда вы могли знать о моих пристрастиях к старинной архитектуре. Я сознаю, что это никак не подходит к моему облику бунтаря рок-н-ролла.

— Да, не соответствует, — согласилась она.

Ей стало понятно: за внешним фасадом в этом человеке кроется совсем иной мир, недоступный постороннему наблюдателю. Робин решила изменить и свое отношение к Стюарту, и свою тактику, если она хочет, чтобы Броган-Хаус пришелся по вкусу такому тонкому любителю старины.

Странно, но Робин по-прежнему не могла принимать его всерьез. Было что-то очень привлекательное в нем, и это беспокоило девушку. Она не хотела чувствовать себя рядом с ним уязвимой. Он умел проникнуться ее настроением и изменять его по своему желанию — как давний знакомый любовник, подумала она с ощущением какой-то неловкости.

Чтобы вывести себя из этих раздражающих рассуждений, она стала смотреть на расстилающиеся за окном поля. Они проезжали среди низких холмов Массачусетса, покрытых то там, то здесь соснами.

— Между прочим, правильно ли я еду? Я знаю только то, что Броган-Хаус находится где-то в Беркшире, — неожиданно, перебив ее мысли, спросил он.

— Вы абсолютно правы. Держите на запад по этой дороге. Это возле Ли.

— Так далеко? Это почти на границе штата. Нам ехать не меньше трех часов.

— Два, если все время лететь с такой скоростью, — вставила она сухо.

Стюарт снял ногу с акселератора.

— Верно. Я еду слишком быстро. У меня должно быть больше времени увлечь вас своим опасным очарованием.

Эти слова прозвучали странно легко, но достигли сознания такой приглушенной, сокровенной волной, что заставили ее пульс биться чаще. Почему-то Робин знала, что этот мужчина может добиться того, о чем сказал. Однако не было заметно, чтобы он спешил. Стюарт с непроницаемым видом молча глядел на дорогу.

Она положила голову на подголовник и засмотрелась на мелькающий за окном пейзаж. Бело-зеленые дорожные указатели появлялись, увеличивались в размерах и исчезали из виду с монотонной периодичностью. Робин медленно отвела взгляд с картины за стеклом и стала украдкой посматривать на своего спутника.

В профиль его лицо казалось совсем иным. Было что-то чувствительное и серьезное в этих серых глазах, чего она не заметила раньше, и некая задумчивость в складках рта. Эта бессознательная улыбка. Ей нравилось его лицо…

Она очнулась от созерцания и решительно уставилась на дорогу. Не хватало только позволить себе стать жертвой привлекательности этого супермена!.. Она стала слишком уязвимой. Воспоминание чувства одиночества, которое охватило ее прошедшей ночью, было еще свежо.

Робин с внимательным видом рассматривала какие-то промышленные строения справа от дороги, но чем больше она старалась выгнать Стюарта из своего сознания, тем сильнее чувствовала присутствие мужчины рядом с собой. Боковым зрением она видела его длинные, мощные ноги на педалях и сильные руки на руле.

Ее кожа разгорячилась, и она направила воздух кондиционера себе в лицо. Возможно, было бы лучше взять быка за рога. И Робин отважилась на разговор. Осторожно спросила она его о регги, и уловка сработала.

— Регги? Это ямайская музыка, вы знали об этом? Нет? Я сейчас вам объясню.

Несколько минут он говорил со знанием дела о различных влияниях в музыкальных течениях, об ее политических и религиозных обертонах.

Постепенно Робин расслабилась. Ее интересовала его собственная музыка, и вопросы стали более авантюрными. Как она и подозревала, такая огромная популярность не могла прийти совершенно случайно. Стюарт оказался знатоком не только в музыке, но и в бизнесе, культуре и многих других, совершенно не связанных между собой областях.

Их разговор в машине, пересекавшей штат Массачусетс с востока на запад, переходил с одной темы на другую. И, когда они остановились в Спрингфилде, чтобы купить несколько гамбургеров, Робин уже могла считать себя изрядно информированной и о том, что корни рок-н-ролла следует искать в мелодиях блюза, и о влиянии курса казначейских облигаций на банковские проценты.

Блестящий «дилорен» свернул с магистрали раньше, чем она думала, и поехал, петляя по извилистому шоссе, между холмами просторов Новой Англии. Дорога лежала среди полей, на которых изо дня в день, из года в год паслись коровы, около стен, построенных из неотесанных камней, взятых с этих же полей не одну сотню лет тому назад. Вдоль бесконечно тянущихся лесов и маленьких, добела вымытых городков с конгрегационалистскими церквями.

Робин с волнением ожидала нового свидания с Броган-Хаусом. Последний раз она видела это чудо архитектуры более года назад. Увидеть его снова, и так неожиданно, — в этом было особенное удовольствие. Она чувствовала себя школьницей, сбежавшей с уроков.

Вероятно, ее душевный трепет и тревога были связаны и со Стюартом тоже, но она не позволяла себе анализировать свое ощущение слишком глубоко…

Наконец они подъехали к дому. Следуя указаниям Робин, Стюарт остановил машину в центре небольшого городка, возле офиса агента, распоряжавшегося недвижимостью Луизы Броган. Как и предвидела Робин, агент действительно не очень обрадовался их приезду. С неудовольствием глядя на Стюарта, он неохотно передал им ключи от владения. Они быстро вернулись в машину, и «дилорен» весело заурчал по извилистой тенистой дороге. Проехав около мили, они оказались перед высокими коваными воротами, почти невидимыми с дороги. Большая буква «Б» была тщательно сработана на самой вершине арки.

Робин сняла цепь с ворот и с немалым усилием распахнула одну из тяжелых створок. «Дилорен» легко проскользнул во двор.

До дома оставалось проехать несколько сотен метров. Дорога, расточительно извиваясь серпантином без видимой на то причины, вела к зданию, поднимаясь по пологому склону.

Хозяева явно не стремились сделать дорогу к дому легкой, — заметил Стюарт.

Да, они желали создать иллюзию большого пространства, чтобы подъезд казался более величественным. Впрочем, на лошадях он был, наверное, еще труднее.

Весь дом открылся им лишь с последнего поворота — вместе с несколькими вязами, стоявшими небольшой группкой. Хотя до этого Робин уже много раз видела Броган-Хаус, девушку снова поразила его элегантность.

Здание было меньше, чем казалось на фотографии, но вид его был не менее впечатляющий. Фасад дома был выложен гладкими серыми камнями. Верх окон отделан широкими карнизами. Увенчанные капителями колонны с каннелюрами поддерживали треугольный фронтон над входом. Над домом поднималась медная куполообразная крыша.

Стюарт остановил машину и на мгновение замер в восхищении, не говоря ни слова. И тихо присвистнул.

— Подождите, мы еще не вошли! — пообещала Робин.

С вершины входной лестницы они смотрели на открывшийся вид. Отлогие гряды холмов, постепенно становясь темно-синего цвета, простирались до самого горизонта. Из-за ближней аллеи торчала свечой местная церковь. Оставленная внизу машина Стюарта казалась странным, футуристическим анахронизмом в этом буколическом пейзаже.

Но, рассматривая здание вблизи, Робин начала замечать следы разрушения, которые были не видны на расстоянии. Краска на потолке портика отслаивалась, и в бетонных ступенях паутиной разбегались трещины. Большой железный ключ, вставленный в замочную скважину, никак не хотел поворачиваться.

Однако ей удалось заставить замок сработать, и, толкнув, Робин открыла высокую дверь. Внутри она нашла выключатель, и пыльный канделябр зажегся.

— По крайней мере электричество есть, — сказал Стюарт.

— Всего лишь. Здесь провели проводку в двадцатых годах, но, к сожалению, только северное крыло, построенное после войны, модернизировано, — объяснила Робин.

Они находились в круглом холле, и их голоса эхом возвращались к ним.

Одновременно задрав головы, они посмотрели на купол потолка, расписанный в псевдоклассическом стиле. Крылатые херувимы с чашами и флейтами и пухлые фигуры в одеяниях изображали играющих богов.

— Вакханальная сцена! Как вовремя! Вино! Музыка! И поиск удовольствий! — воскликнул Стюарт.

Робин чуть не подскочила на месте, поняв, что они стояли слишком близко друг к другу. Стюарт посмотрел на нее сверху вниз сияющими глазами.

— Вам нужно заняться иконографией, — нервно проговорила Робин. — Она призвана внушать умеренность.

Усмешка на его лице дала ей понять, что его мысли были далеко не умеренными.

— К счастью, я никогда не был примерным студентом, — сказал он.

Гипнотически медленно его рука протянулась к Робин и погрузилась в ее волосы. Стюарт притянул девушку вплотную к себе, и она почувствовала тепло мужского тела. Его глаза изумленно заблестели, когда он подушечками пальцев свободной руки коснулся ее щеки.

— Боже мой! Если б вы знали, как я мечтал дотронуться до вас! С того момента, как вы сегодня утром открыли мне дверь, — мягко произнес он.

Для нее это не было неожиданностью, и все же она оцепенела с широко распахнутыми глазами; ее губы оставались слегка раскрыты, но дар речи покинул ее. Одним из самых ошеломляющих ощущений в мире стало это прикосновение. Невольно ее голова склонилась к его ладони.

— Ах, вот вы какая!.. — улыбнулся он; его торжествующие глаза читали испуганное удовольствие в ее взгляде. — Вы как пушистый котенок, холодный и равнодушный, и которого так легко приручить одним прикосновением.

Стюарт наклонил голову, и его губы устремились к поцелую.

— Нет! — порывисто высвободилась Робин из его объятий и шагнула назад, стряхивая это ненужное наваждение. Она рассердилась: — Вы обманули меня! Сами говорили мне, что хотите посмотреть этот дом. А теперь, едва сняв руки с руля, начинаете их распускать!

Шутливым жестом, словно сдаваясь, он поднял руки.

— Ну что вы! То, что я сказал о моих намерениях, было правдой. В этом я вас не обманул. Но это не значит, что я не могу одновременно увлечься и вами.

— Может быть, и так! — резко ответила она. — Но вы ошибаетесь, если думаете, что я тут же упаду в ваши объятия.

Это была жалкая ложь, и, чтобы прикрыть ее, Робин повернулась и зашагала прочь. Выиграв несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, она остановилась возле сурового мраморного бюста, стоявшего в нише стены, и повернулась к Стюарту спиной.

Он небрежно сунул руки в карманы и пошел к ней. Его проникновенный голос совершенно сводил с ума:

— Вы определенно должны что-то сделать с вашими красивыми глазами. Они каждый раз предают вас. Они выдали вас в тот момент, когда мы впервые увидели друг друга. Какая-то искра проскочила между нами и зажгла огонь в ваших глазах, и он еще не погас.

Ох, он и это чувствовал! Впрочем, ей было все равно. Робин лишь хотела быстрее выбраться из-под этой мужской гипнотической силы. Он стоял вплотную к ней.

Девушка шагнула в сторону.

— Я думаю, нам лучше обойти дом, — бросила она через плечо, но сильная рука остановила ее.

— Рано еще. Сначала мне хотелось бы узнать, чем все-таки вызван блеск в ваших глазах.

Его руки обняли девушку и, внезапно изогнув ее ставшее вдруг беспомощным тело, притянули к себе. И на этот раз она не оттолкнула его и не сопротивлялась его приближающимся губам.

Глава 3

Его поцелуй был очень властным, и она знала, что другого и быть не могло. Он увлек ее в сокрушительный ураган чувственности.

В конце концов она устала сопротивляться порыву. Сдаваясь неотвратимому, она перестала напрягаться, и ее тело обмякло в его руках. Ладони девушки, которые только что были готовы оттолкнуть Стюарта, потянулись вверх и обняли его за шею.

Целую минуту ею владело удивительное желание: принадлежать этому мужчине целиком. Чувствуя, что она сдается, губы Стюарта ослабили повелительное давление и ласкали Робине с неизвестной ей до сих пор артистичностью. Ее губы охотно раскрылись, и его язык проник между ними, проворно исследуя самые укромные уголки. Девушку окатило головокружительным чувством желания.

Каждая мышца ее тела медленно расслаблялась, голова шла кругом…

Когда наконец Стюарт отнял свои губы, Робин была будто во сне; ноги стали словно ватными.

Но его кривая улыбка триумфа рывком вернула девушку к действительности.

— Удовлетворены? — Она постаралась вложить в вопрос сарказм, но голос почему-то был мягким и дрожащим.

Его же голос, наоборот, демонстрировал управляемое волнение.

— Вполне удовлетворен. А вы?

— Что-то не так.

— Почему? Такой красивый поцелуй — и вдруг «что-то не так»?

Что-то было не так, но в смятении она не могла объяснить, почему. Все труднее и труднее становилось вообще думать. Руки Стюарта по-прежнему обнимали ее, и он начал медленно увлекать ее в мир наслаждений. Она почувствовала, как земля уходит из-под ног.

— Если говорить обо мне, то я получил удовольствие, целуя вас. Так почему бы и вам не насладиться, целуя меня, не так ли? Если вы не замужем? — добавил он. — Но у вас нет кольца.

А остановило бы это его? — подумала она.

— Я разведена.

Он проложил дорожку из поцелуев вниз по ее шее.

— Значит, ничто не мешает.

Кажется, новая мысль пришла ему в голову.

— Может быть, вы, как говорят, заняты?

Он спрашивает, живет ли она с кем-нибудь, поняла Робин. В первый момент ей хотелось ответить утвердительно. От этого его намеренное соблазнение стало бы весьма неловким. Но удовольствие ощущать его губы на чувствительной коже шеи сделало обман невозможным.

— Нет.

— Тогда объясните, что помешало вам сейчас забыться в этом поцелуе? — поддразнил он.

Робин очень быстро неслась за ту грань, после которой она вообще ничего не смогла бы объяснить. Девушка только учащенно дышала и отчаянно жаждала быть снова зацелованной.

— Я не могу наслаждаться в ваших объятиях! Я вас совсем не знаю!

Стюарт легко, чуть дразня, коснулся ее губ.

— Напротив, вы меня очень хорошо знаете. Например, вы точно понимаете, как манипулировать мною с помощью этих соблазнительных глаз. Они так невинны, но метят прямо в сердце. Ну вот! Еще один выстрел, и я не могу устоять…

Он стал обводить кромку ее губ влажным кончиком языка. Она отлично видела логику его отступления — это ведь он манипулировал. Но и думать нечего было о том, чтобы опровергнуть его слова. Робин лишь хотела остановить этот головокружительный ураган и ускользнуть.

— Скажи мое имя, — вдруг попросил он.

— С-Стюарт… — Она собиралась его язвительно прошипеть, а вместо этого получился благоговейный шепот.

— И как оно звучит?

— Великолепно! Сладко! Словно выпила глоток хорошего вина. Она не хотела сознаваться ему в этом, но бесхитростный взгляд выдавал ее.

— Вот видишь. Оно звучит на твоих губах естественно, как будто ты произносишь его уже много лет. И ты видишь меня насквозь!

— Прекратите! — Она вывернулась из его объятий. Он забавлялся ею. — Какая в этом логика? Я совершенно ничего о вас не знаю. Кроме того, что вы умны, коварны и… и…

— Неотразим? — подсказал он.

— Ну хорошо, да, — призналась она. Теперь, когда влекущая сила его рук была далеко, сознание стало возвращаться к ней. — Сознаюсь, что меня очень тянет к вам. Я вряд ли могу отрицать это после… после того, что сейчас произошло. Ну и что? От этого мы не стали автоматически любовниками!

— Почему же нет? — лениво спросил он. — Кем же нам еще быть?

С решительным видом Робин стала поправлять блузку.

— Мы всего лишь знакомые. Нет, даже меньше! Покупатель дома и временный агент по недвижимости. Поэтому, если вы не возражаете, давайте закончим осмотр и вернемся к машине.

Робин было приятно слышать, что убежденность снова появилась в ее голосе.

Стюарт тоже ее слышал. Разглядывая каменное, неодобрительное лицо мраморного бюста, он пожал плечами.

— Хорошо, я сумею выбрать более подходящий момент для тактического отхода. Я меняю тему — на время. Ведите. Я хочу осмотреть весь дом.

Робин протяжно вздохнула и повела его из холла в широкий коридор, который вел в другие комнаты.

Ее каблучки гулко стучали о мраморный пол. Робин понемногу стала приходить в себя и перестала теребить блузку, прошлась дрожащими пальцами по волосам. Она была потрясена тем, что полностью сдала свои позиции этому мужчине. Даже Хэл не был способен сделать ее такой податливой, довести ее до такого состояния мелкой дрожи и тем более так быстро. Робин не привыкла выпускать инициативу из своих рук.

Когда они дошли до центра коридора, девушка подумала о том, легко ли им теперь будет вернуться к обычным прежним отношениям. Стюарт небрежно отодвинул занавес общественных декораций и раскрыл в ней такую глубину чувств! Трудно будет возвратиться к притворству вежливого безразличия.

И все-таки она сделала такую попытку, вежливо указывая на лепнину потолка так, как это делают экскурсоводы. Он молча кивнул и пошел вперед, и Робин с облегчением увидела, что он отвлекся. Может быть, увидев, насколько обветшал дом, он потеряет интерес к этой архитектурной диковинке, и они вернутся в Бостон. Но сейчас нужно воспользоваться своим пребыванием здесь и осмотреть Броган-Хаус еще раз.

Робин обошла дом, и ей стало грустно от того, что она увидела. Считалось, что в нем регулярно проводят уборки, но везде лежал толстый слой пыли, все выглядело обшарпанным и неухоженным. Мебель была отнесена на хранение, и на стенах были видны контуры, оставшиеся от четырех больших портретов. Повсюду царил дух запустения. Они перешли в бальный зал с высоченным потолком, занимавший добрую половину переднего крыла. Их шаги по паркетному полу возвращались эхом, напоминая ей, что, кроме нее и Стюарта, здесь никого нет. Она старалась не смотреть ему в глаза, рассказывая об этом доме. И почти бегом повела его через весь зал в маленькую освещенную комнату.

Здесь, во всяком случае, оказался ковер, заглушавший их шаги. Но было кое-что еще. Возле стен стояло несколько оставленных кресел, укрытых чехлами. Холодной, черной дырой зиял камин. В слабом свете единственной, висевшей под потолком лампочки комната выглядела заброшенной.

— Здесь так безжизненно, — заметил Стюарт. — Как в пустой игровой комнате. Сюда бы больше света!..

Подойдя к окну, он раскрыл длинные ставни. Пыльные лучи уходящего солнца полились в комнату. На мгновение Робин увидела комнату, какой она когда-то была: здесь собирались все домочадцы, туда-сюда сновали слуги, словно играя в огромном спектакле жизни, — визиты, обручения и помолвки, поздравления. Эта комната все еще хранила величие предназначения, несмотря на потерянный вид.

— Что там? — спросил Стюарт, показывая в сторону двери.

— Музыкальный салон.

— Стоит взглянуть.

Огромный рояль, казалось, занимал всю маленькую комнату — единственное, что осталось из всей мебели. С нескрываемым удовольствием Стюарт поднял крышку и пробежал по клавишам несколько октав.

— Хм! Нужно настраивать.

Однако он стал играть. Робин не знала, что ожидала услышать, но только не нарастающе мягкое звучание обманчиво тонкого ноктюрна Шопена. Стюарт играл удивительно хорошо, с полным ощущением нежности мелодии.

Это была пробуждающая, внушающая почти суеверный, необъяснимый страх пьеса. Медленный темп. Аккорды лениво сменяли друг друга от одной минорной клавиши к другой. Музыка словно обнимала, наполняя слабым, но ясным ощущением страстного желания. Робин осознала, что он снова плетет свою паутину, только в этот раз он ее не касался.

Стюарт неожиданно прекратил играть.

— Неплохой инструмент. Но требует чуть-чуть внимания.

— Это был Шопен!

— Ты удивлена? С пяти лет меня обучали игре на фортепиано. Мои родители свято верили в музыкальное образование, — пояснил он.

— Но вы играли так красиво! А я-то думала, ваше пристрастие — рок-н-ролл.

— Да, но я все еще занимаюсь и классикой… — Он пожал плечами. — Не могу бороться со старыми привычками.

«Еще бы! Разве легко избавиться от привычки волочиться за каждой свободной женщиной, попавшей в поле зрения?» — недобро подумала Робин. Снова принявшись осматривать дом, она задумалась о Стюарте. Очевидно, что быстрая езда на автомобиле и такой же стремительный стиль жизни были только одной стороной этого человека. Такое великолепное исполнение музыки Шопена требовало нечто большего, чем просто рутинная практика. Оно требовало зрелости, вдумчивости и даже, может быть, в большой степени, — осознания самого себя. Это были качества, которые она никак не могла связать с образом рок-н-ролльного бунтаря свободного полета.

К своему удивлению, Робин обнаружила, что ее спутник мог быть обезоруживающе вежлив. Он распахивал перед ней двери с непринужденной куртуазностью и внимательно выслушивал все ее высказывания. У него был очаровательный дар собеседника — с ним девушка чувствовала, что ее слова были ему безумно интересны. Робин знала, что ей нельзя расслабляться, но когда Стюарт похвалил ее за знание дома, она, несмотря на все старания, покраснела от удовольствия.

Когда Робин вела его по спальным комнатам на верхних этажах, по бесконечной веренице кухонь, буфетов и кладовых в подвалах, его вопросы стали более практичными. Время от времени он, о чем-то размышляя, молчал, словно обдумывая новое назначение каждого помещения.

Однако Робин не могла поверить в серьезность его намерений. Более чем когда либо ей хотелось, чтобы Броган-Хаус был восстановлен в его прежнем виде, но не хотела лелеять напрасные надежды.

И все же ей не удалось скрыть энтузиазм в голосе, когда они вышли из подвала на залитый солнцем прямоугольный двор, огороженный высокими кирпичными стенами.

— Что это за двор? — спросил он.

— Когда-то это был огород.

Если здесь и были когда-то ровные грядки овощей, то теперь от них ничего не осталось. На их месте плотной стеной стояли заросли сорняков, между которыми можно было разглядеть каменистую дорожку. Стюарт поддел носком ботинка несколько стеблей, пробившихся сквозь неплотно подогнанные камни.

— Неплохо бы привести эту тропинку в порядок… Кстати, я, кажется, потерял ориентировку. Где мы сейчас находимся?

— В конце северного крыла, — сказала она, оглядываясь на кирпичный фасад сзади них. — По форме дом напоминает большую вытянутую подкову. Это трудно представить, потому что здесь, за стенами, этого не видно.

— Тогда давайте обойдем, — предложил он. — И почему это огород упрятали в такой каменный мешок?

Шагая на цыпочках через сорняки, завоевавшие дорожку, Робин рассмеялась:

— Не знаю, но так устраивали огороды во всех больших владениях в течение нескольких веков. Может быть, от кроликов.

В задней стене была низкая железная калитка, ажурный узор которой оказался весь увит вьющимися растениями, которые им пришлось оборвать, прежде чем ее открыть.

Протиснувшись в калитку друг за другом, через затененную аллею, лежавшую вдоль внешней стороны стены, они вышли на широкую, залитую солнцем площадку. Отсюда хорошо была видна центральная часть здания, напоминавшая собор, и ряды окон, протянувшиеся в обе стороны. Возле каждого угла стояла каменная урна.

Сорняки, проросшие сквозь трещины в бетонном покрытии двора, делили его словно на клетки огромной шахматной доски. Двор простирался большим полукругом и оканчивался вдали низкой каменной балюстрадой. Несколько ступеней вели вниз, на аллею, вдоль которой в два ряда росли, теряясь вдали, вязы.

— Чудесно! И жарко! — сказал Стюарт.

— Солнце так напекло этот бетон!..

— Давайте пройдемся по этой аллее. Я хочу посмотреть на дом откуда-нибудь издали, — предложил он.

Они сошли по ступеням и между деревьями вышли на тропинку, в самом начале которой цветущая виноградная лоза обвивала калитку. Здесь было мило, но и тут требовался ремонт. Лоза свисала вниз как безжизненные щупальца; часть решетки обвалилась.

— Больно глядеть на все это, — сказал он. — Как можно было так запустить это прекрасное поместье?!

Робин подумала о Луизе Броган в ее манхэттенском небоскребе и нахмурилась.

— И еще одно я не могу понять, — продолжил он. — Вы говорите, что дом хотят снести, чтобы создать совместное владение…

— Да, летние домики, — вставила Робин.

— Да что угодно! Зачем сносить все это? Ведь под новое строительство можно купить пустой участок!

— На этой земле уже ничего нет. Дешевле снести один дом, хотя бы и такой большой, как этот, чем очищать от деревьев три или четыре гектара леса.

Они прошли по тенистой аллее, не нарушая тишины. Здесь, далеко от Бостона, от всех городских шумов, было замечательно. Лишь только щебетание птиц и спокойный шорох ветра по траве. Ей так хотелось остановиться у одной из каменных скамеек, расставленных вдоль тропинки, и смотреть на деревья, мечтая наяву.

Наконец они подошли к концу аллеи и, войдя в залитые солнцем ряды вязов, увидели круглый каменный фонтан. Они присели возле него и оглянулись на Броган-Хаус. Обрамленный деревьями, он выглядел большим и внушающим уважение.

Вокруг площадки буйно разрослась высокая трава; высохшая бетонная поверхность фонтана потрескалась и облупилась. Робин, оглядевшись вокруг, искоса посмотрела на Стюарта и увидела, что он ее изучает.

— Вы хотели бы жить здесь, не так ли? — утвердительно спросил он.

Девушка пожала плечами.

— А кто не хотел бы?

— Многие, взглянув на Броган-Хаус, содрогнулись бы от того, что здесь предстоит сделать.

— Значит, таким людям следует жить в стандартном доме где-нибудь в пригороде, — безразлично сказала она.

— Но вас никогда это не привлекало, не так ли?

Она быстро посмотрела на него.

— Дом в пригороде? Почему бы и нет?

— Этот тон, которым вы сейчас говорили о Броган-Хаусе. Он был замечателен: вы не просто описывали его, — вы передавали сам дух этих мест! Дом износился и пуст, но вы будто влили какую-то живую струю.

— И что?

— Требуется особое чувство красоты, чтобы уметь говорить нечто подобное, исходящее из души. Нет ничего плохого в этой комфортабельной городской жизни, но она не может сделать вас счастливой. Вам страстно хочется совсем другого.

Внезапно ее вновь поразило ощущение, что они далеко не чужие, а знают друг друга долгое время. Ей мешало то, что он мог так тонко улавливать ее сущность. Робин не хотела, чтобы этот мужчина знал ее самые сокровенные мысли.

— Это не так! — непокорно ответила она. — Если бы рядом со мной был человек, который сделал бы меня счастливой, то не имело бы значения, где я живу.

— Может быть, — сказал он, отводя взгляд. — Но кто мог бы вас сделать счастливой? Тот, основным достоинством которого была бы его предсказуемость? Случись такое, вы бы задохнулись от таких отношений.

Неожиданно она подумала о Хэле и вспомнила, что к финалу их брака он ей страшно надоедал. Это был факт, с которым она нечасто соглашалась. Пожалуй, именно из-за монотонности отношений с мужем Робин и решилась на развод, правда, затем слишком часто думала, что виноват в их разрыве он.

— Вам нужен мужчина, который будет постоянно возбуждать ваш интерес, — продолжал Стюарт. — Тот, кто не помещается в общепринятые рамки. Вот почему вас сейчас тянет ко мне.

Робин резко поднялась и рукой отбросила назад волосы.

— Здесь солнце слишком печет.

Она зашагала к вязам, и он направился следом. Едва Робин вошла в тень, как он схватил ее за руку и резко остановил.

— В чем дело? Разве так неприятно слышать правду?

Она стряхнула его руку и зашагала прочь, не ответив на вопрос. То, что он неожиданно пронзил ее броню, заставило ее почувствовать себя очень уязвимой. Робин прислонилась к могучему стволу дерева и, чуть успокоенная этой твердой опорой, повернулась к Стюарту лицом.

— Вы, кажется, решили, что много знаете обо мне? — с вызовом заявила она.

Он усмехнулся:

— Я знаю о вас больше, чем вы думаете.

— О?!.

— Да. — Он неторопливо подошел к ней, не спуская с нее своих гипнотических глаз. — Я, например, знаю, что сегодня, хотя вы с этим и не согласитесь, вы хотели приехать сюда со мной.

— Это лишь ваша навязчивая идея! Вы ошибаетесь! С чего бы мне так желать этой поездки?

— Прежде всего чтобы снова посмотреть Броган-Хаус.

— Никто бы об этом не догадался!

— Верно, но есть и другие причины, — сказал он, подходя так близко, что у нее перехватило дыхание. — Вам, например, любопытно, как ваше тело реагирует на мою близость, потому что вы не умеете им управлять.

Робин оторопела от его дерзости, и все-таки он был прав. Ее грудь вздымалась, почти касаясь его рубашки. По ее мышцам разливалось смертельно опасное, плавящее тепло. Она вжалась в ствол дерева, уловив его движение вперед.

— Вы, вероятно, не в себе! Почему вы решили, что мое тело реагирует на вас?

Он мягко рассмеялся:

— А вы считаете — нет?

Страх и желание, одновременно, он увидел в глазах Робин. Кровь жарко билась в ее венах. Она ненавидела его власть над собой, но в этот момент, как никогда в своей жизни, хотела, чтобы он целовал ее. С легкой улыбкой в уголках губ он наклонил голову и смял ее губы своими. Их прикосновение пронзило ее словно пламя.

Она застонала.

— Почему ты так настойчив?

— Ты знаешь, почему. Никто из нас не может удержаться.

Его губы снова и снова встречались с ее губами, и Робин чувствовала, как пламя охватывает ее, угрожая спалить все на своем пути.

— Стюарт, ты меня с ума сводишь! — Она едва переводила дух.

— А разве ты возражаешь? — искусительно прошептал он.

Робин не нашлась, что ответить, и он, не колеблясь, снова пошел в атаку. Его рот вновь овладел ее ртом со сладкой решительностью. Вначале он целовал ее медленно и размеренно, мягко удерживая девушку своей чарующей силой.

Смешанный со свежим запахом ветерка, аромат мужчины подействовал на нее как эликсир. Пока его губы продолжали соблазнительные исследования, Робин отчаянно жаждала вновь почувствовать близость Стюарта. Ощущение этой могучей груди, едва касающейся ее сосков, и его бедер, слегка подталкивающих ее бедра, было сумасшедшим. Она обвилась вокруг него и притянула к себе.

Целуя прикрытые глаза девушки, он сдавленно засмеялся.

— Я думал, твое тело не реагирует на меня, — прошептал он.

Бесполезно было что-либо опровергать. Стюарт снова целовал ее, и она потерялась в ощущении его влажных, блуждающих губ и его языка.

Казалось, это продолжалось вечность. Когда наконец он полностью подчинил ее своей власти, девушка почувствовала себя словно частичкой этого мужчины. Робин понимала, что он делает. Стюарт демонстрировал свое полное господство над ее волей. И теперь, когда ему это удалось, она уже никогда не сможет успокоить себя удобной мыслью, что в ее власти контролировать свое влечение к нему.

Робин давала себе отчет, что никогда раньше у нее не было такого сильного желания сдаться мужчине. Она самоотреченно отвечала на его поцелуи, ее язык яростно боролся с его языком. Когда Стюарт сжал ее своими бедрами, рык вырвался из его горла, и девушка застонала, не отрываясь от его губ, когда сильная рука начала ласкать ее грудь. Его большой палец стал теребить соски под бюстгальтером и блузкой. Она бессильно извивалась от удовольствия. Ее пальцы утонули в непокорных волосах и все сильнее притягивали его к себе.

Робин знала, что теперь полностью принадлежит ему. Она не имела ни малейшего понятия, куда ее заведет такая покорность, но ей было все равно. Существовал только этот момент и все поглощающая потребность в этом мужчине.

Затем одним головокружительным движением он оторвался от нее.

С какой-то немыслимой отчужденностью стоял Стюарт позади Робин, опершись одной рукой о ствол дерева и наблюдая за выражением ее лица.

Она могла представить себе, что он видит: женщину, терзаемую желанием. Робин тяжело дышала, ее полураскрытые влажные губы трепетали. Вырвавшись из этого потока удовольствия, Стюарт почти физически ощутил ее боль. Ее глаза умоляли о продолжении.

Он улыбнулся и покачал головой:

— Нет, на этот раз я только открыл в тебе огонь, который воспламеняется от одного прикосновения. Я еще не могу позволить тебе сгореть.

Робин была ошеломлена чувством нереальности. Никогда раньше ее рассудок не отступал перед чувствами. В первый раз она встретила мужчину, во власть которого она так безропотно себя отдала.

— Тебе всегда удается так легко добиваться женской покорности? — выдохнула она.

Он легко рассмеялся и оттолкнулся от дерева.

— Ты говоришь так, словно для меня это так привычно!

— А разве нет?

Он с любопытством посмотрел на нее.

— Нет, хотя я не жду, что ты этому поверишь. Правда, однако, в том, что пока я не стал богатым, преуспевающим музыкантом, женщины обращались со мной как с отверженным.

Робин не знала, что и ответить на его откровенность. Да и может ли женщина сопротивляться такому взгляду и очарованию?

Они пошли к дому.

— Непохоже, что ты веришь мне, — заметил Стюарт, — но это правда. Еще подростком я был парией из-за происхождения.

— Ты имеешь в виду Норт-Энд? — спросила она. На ходу она стала постепенно приходить в себя и обретать дар речи. — Уже двадцатый век, и эти вещи ничего не значат.

— Сейчас тебе легко говорить, но что сказали бы твои родители, если бы ты, будучи еще девчонкой-подростком, заявилась домой с неотесанным парнем, который изъясняется на наречии Норт-Энда?

— Я… — Она остановилась, стараясь представить ситуацию. — Я не знаю.

— Зато я знаю! Они бы ужаснулись, — сказал он. — Понимаешь, всегда были девочки определенного типа — девочки из частных школ, в юбках из шотландки и в гольфах, — которые были вне моей досягаемости.

— Ты имеешь в виду, такие, как я?

— Да… — Он рассмеялся. — Хотя трудно представить такую безукоризненную красавицу, как ты, в гольфах! Как бы то ни было, я мечтал о тех девочках, когда поступил в университет, но я их мог заинтересовать, только если бы прилетел с Марса!

Робин прекрасно понимала его: она выросла и ходила в школу как раз с тем типом девочек, о которых он говорил. Они нередко бывали жестоко высокомерны по отношению к любому, кто не достиг равного с ними социального положения и благополучия. В чувствительном юношеском возрасте такого рода унижение ощущается особо сильно.

Робин и Стюарт, не торопясь, прошли по освещенной солнцем поляне, и оно согрело ее тело через тонкую хлопковую блузку, а затем они снова оказались в прохладной тени.

— Минуту назад ты признался, что тебя тянет ко мне, — проговорила она небрежно. — Может быть, тебя потому и влечет ко мне, что я напомнила тебе тех девочек, перед которыми ты преклонялся в юности?

— Может быть, — сказал Стюарт рассеянно. Они снова подошли к заросшей калитке, и он смотрел на цветущую лозу.

Так вот почему этот супермен предназначил ее себе как объект соблазнения! Для него она была реальной женщиной из его фантазий, неосознанная замена тех девочек, которые третировали его много лет назад! Конечно, он не сказал об этом прямо. А ведь его тон действительно был легким и шутливым.

Но за небрежными шутками часто скрывались более глубокие тайны, и она готова была побиться об заклад, что сейчас именно такой случай. Весь день он обращался с ней так, словно испытывал свою мужественность. К чему бы этому любимцу фортуны, который, несомненно, потерял счет женщинам, уделять такое внимание ей, если не для того, чтобы доказать что-то самому себе?..

Ее сердечко замерзло, превратившись в холодную, бесчувственную льдинку. Робин не собиралась позволять ему использовать ее для удовлетворения каких-то затянувшихся юношеских амбиций. Пришло время положить конец этой игре.

Она повернулась к Стюарту:

— Я хотела бы закончить осмотр здесь. Ты хочешь взглянуть еще на что-нибудь?

Если он и заметил новые интонации в ее голосе, то не показал этого.

— Да, очень много. Ты, кажется, сказала, где-то здесь есть конюшня?

Робин показала ему конюшню, а потом солярий. После этого Стюарт захотел обойти вокруг дома и снова пройтись по южному крылу.

Все это время Робин кипела от бешенства.

Какой был в этом смысл, если он не собирался покупать Броган-Хаус! Загадка слишком затянулась. Она хотела быстрее вернуться в Бостон и подальше от опасных ответов, которые он мог вытягивать из девушки вопреки ее собственному желанию.

Глава 4

Приближался вечер, когда они наконец заперли за собой ворота. По иронии, Робин уже была рада уехать из Броган-Хауса. После такого дня этот дом будет у нее всегда ассоциироваться со Стюартом.

Пока они мчались к городу, Робин начала сердиться на себя. Даже то, что теперь она знала причины, по которым Стюарт решил соблазнить ее, не меняло тот факт, что ему это удалось. Она не могла притворяться, что в течение нескольких великолепных минут хотела его. К тому же он полностью завладел ее чувствами.

— Становится поздно, — снова прервал Стюарт ее мысли. — Что ты скажешь на то, чтобы остановиться поужинать перед дальней дорогой?

Ее первым порывом было сказать «нет», но через секунду он был опротестован чувством голода.

— Почему бы и нет?

За ужином он вряд ли мог бы еще больше выбить ее из равновесия.

Вернув ключи от Броган-Хауса агенту по недвижимости, в одной из провинциальных гостиниц они разыскали уютный ресторанчик. Было еще рано, и они оказались единственными посетителями. Интерьер, основными материалами которого послужили дубовые панели и латунные декоративные элементы, казался очаровательным, а короткое меню было обычным для Новой Англии.

Ужин, когда его подали, был отличный. В другое время Робин шумно выразила бы свой восторг по поводу вкусного блюда, но сейчас она только поковыряла в нем вилкой.

И снова Стюарт был обезоруживающе приятен. А может, сцена страсти под вязами — только плод ее фантазии? Он наполнял ее бокал, когда тот пустел, и развлекал Робин забавными историями о своих гастролях с рок-группой. Она смеялась, когда нужно было смеяться, но внутри нее становилось все холоднее.

За ужином ей было легко скрывать свою тревогу, но большую часть длинного пути в Бостон они провели в зловещем молчании. В автомобиле стало темно и уютно после того, как солнце за их спинами скрылось в красках заката. Она осталась наедине со своими мыслями.

Не в силах успокоиться, Робин старалась найти объяснение всех возможных причин, из-за которых она не смогла справиться со своими эмоциями. В это утро он свалился как снег на голову и даже не скрывал свое влечение к ней, а потом… странная романтичная пустота Броган-Хауса.

Но ничто не могло разъяснить ей, отчего же появилась эта сокрушительная, всепобеждающая потребность в нем, которая затмила все ее чувства. Робин не была уверена, что могла бы остановить его или себя, если бы он снова дотронулся до нее.

Все же ей следовало бы попытаться. И если бы он захотел заняться с ней любовью, то это стало бы опустошительно, как ураган. Боль внутри нее, если бы он ушел из ее жизни, была бы невыносимой, а это обязательно случится.

Они наконец добрались до Бостона. Робин смотрела на город сквозь шторки на окнах автомашины, и он казался ей мозаикой крошечных огоньков. Голос Робин едва заметно дрожал, когда она объясняла ему, как проехать до ее дома.

Когда «дилорен» притормозил напротив двери, Робин была поражена, что ее улица выглядела одновременно и знакомой, и чужой. Словно она возвращалась после долгого отсутствия — более долгого, чем один день. Широко распахнутыми глазами она смотрела в одну точку.

— Спасибо. Больше не нужно меня провожать.

— А я хочу, — сказал он просто.

До того, как Робин успела возразить, Стюарт уже вышел из машины и, взяв ее под руку, перевел через дорогу. Его прикосновение вызвало уже знакомое ощущение теплоты.

Он взял у нее ключи и открыл замок, но Робин остановилась в дверях. Теплый вечерний бриз обдувал их, пока она подыскивала нужные слова.

— Я не собираюсь приглашать тебя войти, — наконец произнесла она.

— Почему?

— Ты знаешь, почему. Ты сегодня удачно провел день, но пора положить конец этому развлечению. Я не собираюсь и дальше участвовать в этом любопытном спектакле.

— Ты боишься своих чувств? — В его голосе явно слышалось неудовольствие.

— Я совсем не боюсь своих чувств!

Она солгала, глядя куда-то за его спину. — Они есть, ну и что? Только лишь потому, что я немного увлеклась, не значит, что я должна идти до конца и провести ночь с тобой.

— Посмотри на меня! — приказал Стюарт.

Робин демонстративно отвернулась, но он п» ял ее за подбородок и повернул лицо к себе.

— Теперь ты можешь честно сказать мне, что не зовешь меня?

И глядя ему в глаза, она поняла, что ее дело уже безнадежно. Его воля была сильнее ее, присутствие его мужской плоти слишком подавляло своей мощью. Она оказалась неспособна сопротивляться, и Стюарт знал это.

— Ты не должен входить, — слабо повторила она.

— Тогда мне придется сделать это здесь.

В следующее мгновение он собрал в кулак волосы девушки на затылке и провел губами жгучую линию по ее шее. Неожиданная близость ошеломила Робин. Она была парализована и могла лишь с трудом ловить воздух, а чувственность все росла в ней. Все произошло так, словно она только что открыла для себя мир заново.

Стюарт будто спешил воспользоваться ее беспомощностью. Поцелуями он покрывал ее шею, поднимаясь все выше и стараясь касаться ее подбородка снизу, там, где он наиболее чувствителен к поцелуям.

Мощный импульс удовольствия сотряс все ее тело. Все его движения были деспотическими. Когда он целовал уголки ее губ, только слегка их касаясь, словно гуляя между ними, она думала, что сойдет с ума от желания. Но когда напряжение становилось почти невыносимым, он вдруг подчинялся ее воле и целовал в самые губы.

В ней проснулось пугающее, ненасытное чувство. Их тела слились, руки девушки крепко сжались за широкой мужской спиной; Робин прижималась к Стюарту, страстно требуя, чтобы он овладел ею.

Обвив одной рукой ее талию, другой рукой он трепетно изучал стройное тело. Ее кожа пылала под его прикосновениями. Его пальцы нежно погладили девушку по спине, затем оказались на мягкой округлости ее груди, опустились к талии…

Робин была шокирована своим распутством, которого так и не смогла пресечь.

На своей щеке она ощущала его теплое, неровное дыхание.

— Пойдем, Робин. Если ты и дальше будешь продолжать, то я займусь тобой здесь, прямо на ступенях.

— Я… я знаю… — прошептала она.

— Проведи меня.

Робин кивнула. Сейчас он вел к цели. Не было смысла выставлять себя насмех перед соседями.

Очутившись внутри, Стюарт захлопнул дверь и закрыл замок прежде, чем Робин успела сориентироваться. Она стояла лицом к гостиной, когда он принял ее в свои объятия, и девушка бессильно упала в них, отдавая свою упругую плоть в его руки. От предчувствия чего-то неизбежного она мелко дрожала.

Мягко, но уверенно его руки нашли ее груди. Он окружил их своими ладонями, сквозь одежду терзая кончиками пальцев соски. Судорога экстаза пронзила ее тело.

Его лицо зарылось в ее волосах.

— Боже мой!.. — прошептал он. — Ты вся горишь. Позволь мне любить тебя!

Робин попыталась вырваться, но его руки были слишком настойчивы. Она извивалась, упираясь в его мускулистые плечи.

— Я не хочу спать с тобой, и все же я, помимо своей воли, подчиняюсь тебе. Как ты можешь так управлять мною?

— Это легко, если ты сгораешь от желания!

Трудно было формулировать свои мысли в то время, как его губы ласкали чувствительную кожу, но она вновь задала вопрос:

— Почему ты не отступаешься от меня?

— Ты знаешь, почему, — прошептал он, не поднимая головы. — С того момента, как мы увидели другу друга сегодня утром, какая-то сила свела нас вместе. Не борись с ней!

— Я буду бороться! Я не верю в любовь с первого взгляда, — справилась она.

— Может быть, ее нет, но ты должна поверить в то, что твое тело говорит мне сейчас.

Его ладонь решительно заскользила вниз по ее телу, остановилась на бедре, давая ей почувствовать исходящее из ее тела тепло.

Ее оглушила такая интимность. Робин изогнулась в усилии отодвинуться назад, но тут его рука коснулась ее самого чувствительного места. Мгновенно слабые разряды удовольствия, словно электричеством, прострелили ее. Она сжала руками его плечи и поднялась на цыпочках, откинув назад голову и прикрыв чуть-чуть глаза.

— О!.. Пожалуйста!..

— Да!

Он легко поднял девушку и на руках отнес на кушетку. Когда прошло головокружение, она открыла глаза. Свет настольной лампы, которую она всегда оставляла включенной, мягко освещал комнату.

Стюарт стоял рядом с кушеткой, вытягивая рубашку из джинсов. Свет странно играл на его лице. Его глаза ярко горели.

Робин еще не собралась с духом, чтобы сказать о том, что нет смысла раздеваться и что она вовсе не собирается заниматься любовью с ним. Стюарт снял рубашку и, опустившись на колени, стал ласкать, поглаживая ее рукой. Ее глаза медленно скользили по представшей перед ней мужской плоти. Предательски ее рука протянулась вперед и коснулась его гладкой и упругой, удивительно теплой кожи.

Робин с изумлением наблюдала, как его пальцы расстегивали пуговички блузки. Словно ее тело принадлежало другой женщине, которая совершенно не сомневалась в своем желании. Его руки раздвинули блузку и нашли переднюю застежку кружевного бюстгальтера. Одежда слетала с нее почти магическим образом. Робин не издала ни звука, когда он навалился на нее всем своим весом, — слишком волнующим было ощущение от их прижавшихся друг к другу обнаженных тел. Ее руки обвились вокруг него, и она стала нежно поглаживать его спину.

Его рот снова смерчем увлек ее в пропасть ощущений. Она потерялась в поцелуях его настойчивых, требовательных губ, отдавая им все, что они искали.

Тропинка из его поцелуев спускалась все ниже и ниже по ее шее. Пальцы Робин скручивали его волосы, когда он языком принимался тепло и влажно обводить ее соски, переходя с одного на другой и возвращаясь снова. Они отвердевали под его губами, и она чувствовала, как жар охватывает все ее тело.

Грудь Робин сильно поднималась, дыхание рывками вылетало из легких. Происходило что-то невероятное. Она никогда не позволяла мужчине — почти первому встречному — так воспламенять ее. Как будто он повернул ключик, о существовании которого она и не догадывалась, и ее тело стало реагировать независимо от сознания.

Только когда его губы начали двигаться ниже, к мягкой коже ее живота, он взялся развязывать узелок ее тонкого пояска, до нее дошло полное понимание того, что происходит.

— Стюарт! Подожди… пожалуйста!

Он посмотрел ей в лицо, усмешка мелькнула в уголках его губ.

— Подождать? И не сделать того, о чем мы мечтали весь день?

— Я хочу, чтобы ты остановился. Пожалуйста! Я не понимаю этого, но по какой-то сумасшедшей причине я не могу сопротивляться этому безумию. У меня нет сил.

— Тебе они не нужны, Робин! Только расслабься и наслаждайся.

— Я не могу! И не буду!

Стюарт понял, что Робин не шутит, и его лицо потемнело.

— К чему начинать такую бесцельную игру! Ведь мы уже далеко зашли. Посмотри на себя: ты же дрожишь от желания.

— Я знаю! — простонала она. — Но ведь не имеет значения, что хочет мое тело. Важно, что я хочу… или не хочу. А я не хочу продолжать это.

Он протяжно и глубоко вдохнул. Робин стало ясно, какая борьба сейчас шла внутри него. Глупо было заходить так далеко.

Ее голос стал жалобным:

— Послушай, пожалуйста! Я… я не хотела, чтобы это произошло. Я знаю, как это выглядит, но ты должен… понять, что на самом деле не могла удержаться. Ты прав о притяжении между нами. Но со мной такого никогда не случалось. Я имею в виду то, что я потеряла контроль.

Она до сих пор едва дышала, и ее речь была быстрой и отрывистой. И она подумала, достаточно ли понятно она говорит.

Стюарт присел на край софы и посмотрел в ее темные, испуганные глаза.

— Девочка, ты, может быть, водишь меня за нос?.. Ты сломалась, как тростинка, едва я коснулся тебя! Ты не новичок в любви.

— Я не могу быть близка с тем, кого я почти не знаю! Пожалуйста, поверь мне.

Он долго молчал, стараясь найти правду в ее глазах. Кажется, он нашел в них ответ на мучивший его вопрос, и, подняв голову, Стюарт посмотрел в потолок. Глубоко вздохнул.

— Хорошо, — произнес он наконец.

— Спасибо!.. — прошептала она.

Он поднялся и стал мрачно надевать рубашку, заправляя ее в брюки. Его взгляд бегал по ней вверх-вниз, задерживаясь на ее раскрасневшемся, утонченном лице. Робин догадалась, что она стоит перед ним полуобнаженная.

— Сядь, — сказал он. — Так ты слишком соблазнительна.

Она присела и накинула блузку на себя, придерживая ее на груди скрещенными руками.

— Так-то лучше. Гораздо невиннее. Это больше подходит тебе.

Сарказм уколол ее. Впервые она почувствовала, что в своем стремлении к скромности сделала что-то неправильное, как будто предала что-то для себя важное.

Стюарт сконфуженно улыбнулся:

— Извини. В этом не было необходимости.

— Я ведь просила об этом, — жалобно произнесла она. — Я не должна была этого допускать.

— Я рад, что ты позволила себе хоть это. Я убедился, что не ошибся в тебе. Или, может быть, нужно сказать — в пас? — Он опустился в кресло, которое податливо приняло форму его тела. — Могу я попросить тебя о чашечке кофе? Я думаю, мне сегодня долго не удастся заснуть.

Наверное, с какой-нибудь женщиной, которая, не колеблясь, отдаст ему все, что бы он ни попросил, подумала она. Не было смысла рассуждать на такую тему, но от этой мысли ей стало больно.

— Конечно, — ответила она.

На кухне, поставив кофе на плиту, ожидая, когда он закипит, Робин застегнула кофточку. Она внесла кофе в комнату на лакированном подносе, со сливками и сахаром, но Стюарт предпочел черный.

Они вели вежливую беседу, но она показалась Робин мучительно банальной. Когда она спросила его о работе, Стюарт рассказал ей о новом альбоме, о том, что прошлым летом ездил в рекламное турне, но она с трудом улавливала смысл его слов.

Ее глаза постоянно блуждали по его захватывающе мужественной фигуре, комфортно развалившейся в кресле.

Сердце Робин екнуло, когда он поднялся, чтобы уйти. Было странно и больно видеть, как легко — почти не потеряв духа — он согласился с ее решением. Его легкий, нетребовательный поцелуй был всего лишь тенью того, как он целовал ее раньше.

— Эй, не смотри так! — сказал Стюарт. — День был неплохой. Погода была прекрасная, Броган-Хаус великолепен, и компания — насколько мне известно, однако — замечательная. Спасибо!..

В прощальной улыбке приподнялись уголки его губ. И он приоткрыл дверь.

Робин, измученная и подавленная, тяжело прислонилась к ней. Какая-то частица ее хотела позвать его обратно, чтобы погасить все еще ноющее в ней ненасытное чувство. Но не позвала. Лучше позволить ему уйти. Вероятно, Стюарт так и не поверил, что она говорила всерьез.

Робин слышала звериный рев его машины и, прислушиваясь к ее удаляющемуся звуку, искала в себе чувство облегчения, которое, она знала, должно было прийти и которое так и не смогла найти.

На следующий день в офисе Робин чувствовала себя разбитой как никогда, словно кто-то постоянно мешал ей сосредоточиться на координации движений; все буквально падало из рук.

В эту ночь она скверно спала. В первый раз за несколько лет она проснулась вместе с солнцем, наполнившим ее окно ярким светом. Это вовсе не обрадовало Робин.

Новость о том, что она провела день со Стюартом Нортом, уже знали все.

Единственным человеком, который сумел тактично скрыть интерес, был Джерри. Шеф вызвал ее в свой кабинет в девять тридцать, но только после того, как они закончили отложенное совещание по поводу грантов, он откинулся на спинку кресла и задумчиво принялся постукивать пальцами по крышке стола.

Между прочим, Робин, я намеревался спросить вас о поездке в Броган-Хаус с господином Стюартом Нортом. Собирается ли он купить его?

При имени Стюарта она с удивлением оторвала взгляд от стопки заявлений на предоставление грантов. Через мгновение Робин уже была готова ответить на его вопрос.

— Нет, поездка оказалась впустую. Броган-Хаус произвел на него впечатление, но это не его стиль.

— Скверно!.. А, кстати, день был все-таки приятным, не так ли?

Робин смотрела вдаль застывшим взглядом.

— Он в конце концов довольно привлекательный экземпляр, Робин, — подсказал он деликатно.

— Ну, если вам такие нравятся… — ответила девушка с подчеркнутым равнодушием, пожав плечами.

Она питала к Джерри довольно теплые чувства и могла доверить ему почти все, но в этот момент не собиралась рисковать и предоставлять малейшую возможность для сплетен. Было бы лучше, если бы она никогда больше не услышала даже имени Стюарта Норта.

После такого неинтересного отчета Джерри выглядел разочарованным.

— Да, ты выглядишь очень усталой сегодня утром. Мне просто стало интересно: может быть, ты продолжила рабочий день вечером в каком-нибудь интересном клубе с приглушенным светом?.. — не унимаясь, прощупывал он.

Робин бросила на него колючий взгляд.

— Сожалею, что разочаровала вас, Джерри, но мы всего лишь проехались, посмотрели все и вернулись обратно, — сказала она как можно непринужденнее. — Я уж и думать о нем забыла.

Она поднялась с кресла, и тут же стопка заявлений на гранты выскользнула у нее из рук и разлетелась по темно-синему персидскому ковру, как колода карт.

— Понятно, — заметил Джерри, поднимая бровь.

В полдень, когда ее стол был еще завален работой, она, отъехав на кресле к окну, посмотрела на здание муниципалитета. В ее мыслях снова и снова всплывала вчерашняя сцена в ее квартире, как плохой фильм, который было трудно забыть.

Телефонный звонок выдернул ее из задумчивого состояния.

— Робин Эллиот, — сказала она в трубку.

— Робин, это Тони…

— Тони?..

— Да?

— Здравствуй, сладенькая, как насчет того благодарственного ужина, что ты обещала мне? Я заказал в ресторане «У Пола» сегодня на вечер. В восемь тридцать?

Тони Фаррелл. Робин скорчила гримасу, вспомнив «Доброе утро, Бостон!» и свое опрометчивое обещание умиротворить его ужином. Она бы предпочла, чтобы Тони по меньшей мере создал видимость, что у нее есть выбор, вместо того чтобы с ходу ставить ее в известность о предстоящем ужине. И все же выхода у нее не было.

— Да, хорошо. В восемь тридцать будет кстати, — согласилась она после секундной задержки.

— Колоссально! Я заеду за тобой в восемь.

Робин со стоном положила трубку. «У Пола» был один из самых шикарных ресторанов Бостона. Тони решил в этот раз превзойти себя, чтобы поразить ее. Ночь предстояла бурная…

Однако, принимая душ и одеваясь после работы, девушка была почти благодарна за такое развлечение. Образ Стюарта Норта неясно, но настойчиво преследовал ее весь день. По крайней мере она была сейчас занята планированием оборонительной стратегии.

И все же, накладывая лучший вечерний макияж и закручивая волосы, она не могла удержаться от желания одеваться ради кого-нибудь еще.

Ее длинное, синее, как полуночное небо, шелковое платье будет потрачено для Тони.

Оно лестно обнажало плечи, закрывая ее тело до самого пола. Если бы он захотел составить себе мнение о ее фигуре, то у него это вряд ли получилось бы.

Рассматривая себя в большое зеркало на дверце стенного шкафа, Робин решила из всех украшений надеть лишь золотые серьги в форме ракушек. Ей не хотелось потерять что-нибудь ценное в возне, которая наверняка произойдет возле ее двери в момент расставания.

Затем она постояла с флаконом духов в руке, раздумывая, не подушиться ли менее провоцирующим ароматом. Ну вот, пока решала, успела побрызгать на локти и шею. Тони был истинным наказанием, даже если бы она умылась только капустной водой.

Он ее не разочаровал. С того самого момента, как он оказался возле ее двери в своем вечернем черном костюме, модельных кожаных ботинках, со сверкающими зубами, его руки тянулись к ней.

Робин страшно удивило, как много причин он находил, чтобы коснуться ее.

Его сухие, ящероподобные пальцы задержались на плечах девушки перед уходом из дома и в ресторане, когда он суетливо накидывал шаль. Стоило ей, извиняясь, подняться из-за стола, как он бросился поддерживать ее, словно она была не в силах подняться на ноги. В ночном клубе, куда они потом отправились танцевать, их медленные танцы скорее напоминали армрестлинг, чем неосязаемую близость двух тел.

По иронии судьбы, вечер переставал быть невыносимым, только когда она расслаблялась и ее мысли неизбежно возвращались к Стюарту. Ей было по-прежнему странно ощущение его прикосновения, от которого сладкая теплота растекалась по всему ее телу… Во время танца Тони представлялась возможность опасно низко гладить своими руками ее спину, а она не испытывала ничего, кроме холодной щекотки.

Она задумалась, где мог Стюарт проводить этот вечер. Где-нибудь в необычном месте. В затемненном рок-клубе, в каком-нибудь подвале с неоновыми лампами и пивом в бутылках. Никогда бы раньше Робин не подумала, что ей захочется пойти в такое место, но в этот вечер оно казалось ей раем.

Она изрядно устала, когда Тони привел ее к своему «линкольну-континенталь», чтобы отвезти домой. Робин не могла вспомнить ничего из того, что она ела, ни мелодию, под которую они танцевали. Возле двери — только после борьбы, напоминающей схватку тяжеловесов, — Тони наконец понял, что, как неоднократно твердила Робин, она не собиралась приглашать его на чашку кофе.

Он горделиво отступил в сторону с видом явного неудовольствия на потемневшем лице. «Массачусетс историкл траст» больше никогда не будет упомянута в его программе, но Робин это уже нисколько не беспокоило.

Следующий день была суббота, и она растянулась как вечность. Беготня за антикварными ценностями и многое другое, для чего ей никогда не хватало времени, — все это по какой-то причине потеряло для нее привлекательность. Чего-то или кого-то недоставало в ее жизни.

Дольки грейпфрута, разрезанного ею на завтрак, смотрели на нее холодно и укоризненно. Не стоит думать о Стюарте.

Ее кофе и тосты остывали, а она не могла не сравнивать его с Тони. Ее свидание с Тони накануне вечером вспоминалось как кошмар, а поездка в Броган-Хаус за день до этого, казалось, заняла собой все мысли. Каждое мгновение того дня запомнилось с фотографической точностью.

Робин резко встала и выбросила недоеденный грейпфрут в ведро. Нет, эту историю лучше забыть! Времени на бесплодные раздумья не оставалось, нужно было хоть что-нибудь сегодня сделать. Робин плеснула недопитый кофе в раковину.

В спальне ее шелковое платье, трогательно беззащитное, небрежно валялось на спинке кресла. Сегодня она оденется только для своего удовольствия, решила она. Что-нибудь простое и удобное. Робин натянула свои лучшие, плотно прилегающие, протертые джинсы, засунула ноги в любимые юфтевые сапожки и решила, что под ее мужской студенческой рубашкой без бюстгальтера она будет агрессивнее. Плевать, что подумают другие!

Но когда она вышла на улицу, чтобы отнести в химчистку платье и кое-что из других вещей, то уже не чувствовала себя такой жизнерадостной, как ей хотелось бы. Очарование теплой, солнечной погоды достигло кульминационной точки. В такой день нельзя оставаться одной. В такой день нужно было ехать на пикник с тем, о ком думаешь.

Вздохнув, Робин пошла вниз по улице, в сторону Чарлз-стрит. Может быть, потом она пройдется по антикварным магазинам.

И тут в поле ее зрения попал серебряный «дилорен». Робин долго не сводила с него глаз, прежде чем поняла, что это не фантазия. Он на скорости поднялся в гору и, круто развернувшись на сто восемьдесят градусов, остановился рядом с ней.

Дверь открылась вверх, и через мгновение — невероятно, невозможно! — перед ней стоял сияющий Стюарт.

Глава 5

— Привет!..

— Привет, — ответила она почти неслышно.

— В прачечную, да? — сказал он, кивая в сторону пакета с одеждой.

— Да нет, в химчистку.

— Я так понимаю, что субботы как раз для этого и придуманы.

— Да.

Самый тривиальный разговор, и он не имел никакого значения. Самое главное — он был здесь. Она даже не спросила себя, почему.

— Послушай, э-э… — он странно запинался, — почему бы тебе не позволить мне довезти тебя до химчистки? Может быть, потом ты сможешь проехаться со мной куда-нибудь?

На это мог быть только один ответ:

— Конечно.

Он взял пакет из ее рук и кинул на заднее сиденье. Садясь в машину, Робин подумала, а не слишком ли быстро она согласилась. Весь предыдущий день она убеждала себя, что была бы счастлива никогда снова не встречаться с этим мужчиной. Слишком велика в нем сила искушения. А сейчас, не сопротивляясь ни одной секунды, она села к нему в машину. И даже не поинтересовалась, куда они поедут. Впрочем, ей было все равно. Облако неловкости, висевшее над ней накануне, ушло, и ей хотелось насладиться внезапно наполнившим ее приятным чувством отрады. Один раз она согласится со своими инстинктивными импульсами и не будет задумываться о последствиях.

До химчистки была всего минута езды. Сдав одежду и выйдя на улицу, Робин увидела Стюарта, стоявшего сложа руки на груди и опершись на автомобиль. Он оглядел ее с ног до головы и медленно покачал головой.

— Ты знала, что я за тобой сегодня заеду, не так ли?

— Нет.

— Знала, — настаивал он на своем. — Ты специально оделась так, потому что понимала, что от этого моя кровь снова взыграет.

Она вспыхнула и движением головы отбросила волосы назад.

— Зачем мне это делать?

— Потому что ты ведьма, — рассуждал он, пожав плечами. — Потому что ты любишь оттачивать свое очарование на таких невинных мальчиках, как я…

Она рассмеялась. И ее сверкающий взгляд был очень невинен. В его мужском теле не было ничего мальчишеского. Ее дыхание становилось чаще только от одного взгляда на него. Он откашлялся.

— Нам лучше поехать, а то снова мне в голову придут какие-нибудь несвоевременные идеи. Было бы очень неловко осуществить их здесь, прямо на тротуаре.

Они забрались в машину, и «дилорен» рванул с места. Прохожие оборачивались, когда они проносились, как привидения, мимо. В Стюарте все было необычно. Одно его присутствие переворачивало все ее представления с ног на голову. Разве правильно было думать о том, как он выглядит под одеждой? Минуту они ехали молча, пока Робин обдумывала уместную тему для разговора.

— Куда мы едем? — спросила она наобум.

— Ко мне на студию. Я подумал, что ты захочешь посмотреть, как работает моя группа.

— Хотелось бы. — Она помолчала. — Ты и в самом деле приехал ко мне из-за этого?

Он хлопнул себя рукой по лбу.

— Нет! Я почти забыл! Я приехал сообщить тебе приятное известие. Я решил купить Броган-Хаус.

Эта новость не сразу дошла до нее. Она совсем забыла о Броган-Хаусе. Они проскочили два перекрестка на желтый свет, прежде чем она снова могла говорить.

— Т-ты покупаешь его? В таком виде?

Он улыбнулся, довольный ее реакцией.

— Нет, не в таком виде. Мой друг, инженер, и подрядчик по строительным работам посмотрели вчера дом. Вчера же по телефону они сообщили мне свое мнение. Старая часть дома нуждается в капитальном ремонте, но это мне по средствам.

— Ты уже сделал предложение? — спросила она, не веря своим ушам.

— Да, сегодня утром. До того, как приехать к тебе. Я позвонил агенту по недвижимости и назвал ему свою цену. Она его не обрадовала. Думаю, у него был лучший вариант от проектной фирмы, но владелец дал ему указание принимать любые предложения от частных лиц в определенных рамках.

Итак, Луиза Броган сдержала свое слово! Новость наконец-то начинала становиться реальной. Броган-Хаус может быть спасен.

— Значит, ты действительно покупаешь его! — В радостном порыве она потянулась и от счастья чмокнула его в щеку.

— Ого! За это стоило выложить два миллиона долларов! — экстравагантно сообщил он.

Ее глаза подозрительно сузились.

— Ты ведь делаешь это не для того, чтобы произвести на меня впечатление?

Он удрученно улыбнулся.

— Я бы хотел сказать «да», но это была бы неправда. Это слишком большая сумма, чтобы производить впечатление на кого бы то ни было. Я его покупаю, чтобы доставить удовольствие себе. Однако если ты ненароком упадешь в мои объятия, то я буду считать это желанной дополнительной прибылью.

Робин, краснея, откинулась на спинку. Она не знала, что ее больше взволновало: новость о Броган-Хаусе или его легко высказанное, непритязательное желание обладать ею. Его предложение упасть в его объятия было подано так просто, что, казалось, было бы неразумным поступить иначе. Но последует ли она этому предложению? Робин чувствовала, что все больше склонялась к нему. У нее был целый десяток доводов отклонить его посягательства на следующую ночь, но сейчас она не могла вспомнить ни одного из них. Судьба давала ей второй шанс с этим мужчиной, и только глупец сказал бы дважды «нет».

Они остановились перед красным светом. Несмотря на включенный кондиционер, через окно чувствовалось жаркое дыхание солнца, и Робин стала закатывать рукава.

Внезапно Стюарт схватил ее за кисть.

— Боже мой! Что случилось?

Робин ошеломил гнев в его голосе. Она не сразу догадалась, о чем идет речь. Несколько бледных фиолетовых пятен от пальцев на предплечье — подарок Тони.

— Ну? — настаивал он.

Она постаралась смягчить ответ:

— У меня было свидание с парнем, который думал, что он Мохаммед Али, но ко второму раунду он был в ауте. Вот и все.

Стюарт не шутил.

— Вот и все! — почти выкрикнул он. — Какая обезьяна сделала тебе это? Кто он?

В его голосе отчетливо слышалась угроза.

— Ну это же не твое дело, правда? — вполголоса произнесла она.

— Мое. Такой маньяк — по-настоящему мужское дело. Не могу поверить, что ты защищаешь того, кто унизил тебя!

Робин не понравились все прозвучавшие выводы.

— Он меня не унизил! Послушай, я уже взрослая женщина, Стюарт, и сама могу справиться в трудной ситуации. Как видишь, я жива и здорова.

— Жива, но вряд ли здорова. — Стюарт повернул кисть ее руки, чтобы посмотреть отпечатки. — Кто это был?

Робин попробовала выдернуть руку, но Стюарт ей этого не позволил. Зажегся зеленый, и сзади них раздался клаксон машины.

— Тебе лучше поехать, — сказала она, стараясь придать властность своему голосу.

— Ты не сказала, кто тебе это сделал!

— Стюарт, пожалуйста! Ты делаешь мне больно!

Сзади них снова послышался автомобильный гудок. Стюарт, отпустив запястье, тронул машину с места.

— Извини, — пробормотал он.

Робин стала перебирать в памяти причины, по которым он ей не нравился. Он был дерзок, непредсказуем и относился к ней странно собственнически для человека, который знал ее всего несколько часов. Кроме того, чувство грубого мужского протекционизма не было среди качеств, которыми она восхищалась, а от насилия она страдала. Робин закипела от злости, встревожившись, что при этом он может оказывать на нее влияние.

Переключая скорость, Стюарт глубоко вздохнул.

— Извини. — Голос его снова стал спокойным. — Действительно, не мое дело совать нос в твою жизнь.

В слове «жизнь» она услышала горечь.

— Меня просто бесит от мысли, что кто-то может причинить тебе боль.

— Я не твоя вещь! — хлестнула она в ответ. — И не китайская статуэтка, которую нужно защищать от бестолковых мужиков. И если тебя раздражает мысль, что какой-то другой мужчина касался меня, то это очень плохо!

— Ты сам знаешь, что не так уж и давно я была замужем.

— Я знаю, — произнес он, не разжимая губ. — От этой мысли я схожу с ума!..

— Это хорошо! — съязвила она.

Они долго и враждебно сидели молча. Он вывел машину на дорогу Сторроу-Мемориал-драйв и повернул в сторону от центра. Справа медленно текла Чарлз-Ривер. На ее поблескивающей водной глади то там, то здесь были видны крошечные лодки.

Стюарт первым прервал молчание:

— Кажется, мы не можем найти общий язык, не так ли?

— Нет, — согласилась Робин. — Да и зачем?

— На этот вопрос я не знаю ответа, — спокойно произнес он. — Но для меня очень важно все, что мы делаем.

Робин не нашлась, что ответить на это, и поэтому промолчала. Она направила воздух из кондиционера на себя и устроилась поудобнее. Ей не хотелось продолжать этот разговор. Она знала, чем он закончится.

— Я постоянно думал о тебе с того вечера… — Он нажал на газ. — Между нами есть что-то общее. Я почувствовал это с того момента, как увидел тебя.

Робин с интересом рассматривала противоположный берег реки. Она хотела согласиться с тем, что ее впечатление было таким же, как и у него, но гнев удерживал девушку.

— Весь день у меня было ощущение, что я в прекрасном сне, — продолжал он. — Потом, когда ты не позволила мне остаться с тобой, я пережил такое чувство, словно меня вытряхнули вон. Я понял, что сон ускользнул от меня…

Именно в этом разница, подумала Робин. Для него это был сон — приятная фантазия. Переспать с «первой» красавицей, похожей на недосягаемых девочек из детства. А для нее это было реальной жизнью.

Эта идея казалась слишком сложна, чтобы объяснить ее человеку с совершенно иным мировоззрением. И вместо этого она сказала:

— А что ты думал, я буду делать? Я едва знаю тебя.

— Важно ли это, если притяжение так сильно?

— Я думаю, что да. Я не могу легко прыгнуть в постель, особенно если есть вероятность, что отношения продлятся всего одну ночь. Ты ведь не обещал мне достать Луну!

— Правильно! Я рассуждал в общем и целом… — Он горько усмехнулся. — Да ты бы мне и не поверила. Все мои обещания прозвучали бы фальшиво.

— Это было верно. Робин неловко заерзала.

— Если говорить откровенно, та ночь была бы единственной. Ты же не мог полагать, будто я верю в твои невысказанные планы!

Его лицо прояснилось, он снизил скорость и свернул на более спокойную дорогу. Что-то в нем неуловимо изменилось, но Робин по-прежнему чувствовала присутствие рядом с собой мужской мощи.

— Нет, ты права, — ответил он. — Гарантий не было. И до сих пор нет. Я не могу сказать, что я хотел бы провести остаток своей жизни с тобой, и ты тоже не можешь. Откуда нам это так быстро узнать? Мы лишь можем принять ситуацию такой, как она сложилась, и попытаться. А ситуация, как я ее понимаю, такова, что я хочу… нет, я вынужден заняться любовью с тобой, Робин Эллиот. Между нами есть что-то такое сильное, что нельзя игнорировать.

Его слова были опасно убедительны. Частичка Робин, та ее частичка, которая начинала волноваться при откровенных разговорах о любви, хотела бездумно отдаться ему. С каким блаженством она бы прекратила размышлять о последствиях и сбросила на него всю ответственность!

Но другая ее часть не хотела сдаваться. Эта ее часть была замужем и знала, что отношения так легко не устанавливаются. Для этого требовались немалые усилия и компромиссы, они должны основываться на глубоких и продолжительных обязательствах. Без этого хорошие отношения рассеиваются как дым.

Однако Робин никак не могла рассказать ему свое понимание этой же ситуации. Она сидела молча, не в силах быть откровенной.

Эта возможность скоро вообще исчезла. Они проезжали между какими-то заводами и складами. Стюарт включил сигнал поворота и повел машину по уходящей вниз дороге.

«Дилорен» свернул на маленькую улочку и еще через полминуты — на стоянку какого-то весьма подозрительного склада. Здесь уже стояли десяток машин и два седельных тягача.

— Вот мы и приехали, — сказал он и повел ее к воротам склада.

Увиденное внутри заставило Робин сразу замереть на месте. У нее возникло ощущение, что она попала в другой мир. Он чем-то напоминал киностудию. С рампы над головой свисали «солнечные» прожекторы. Другие были установлены по два на двух шестах. С одной стороны она увидела маленькую пирамиду огромных черных концертных акустических колонок и рядом — микшерский пульт.

В самой середине склада лентой, натянутой по полу, была отделена воображаемая сцена. На этой «сцене» стояли барабаны, усилители, микрофоны, гитары и поленница клавиатур. Из этого нагромождения электронных инструментов странно выглядывало большое блестящее фортепиано.

Стюарт изучал ее реакцию:

— Ну, что ты об этом думаешь?

— Для чего все это? — спросила она, сразу почувствовав себя глупой.

— Мы начинаем репетировать в конце лета программу для турне, о котором я тебе говорил… — начал объяснять он.

Ничего больше он рассказать не успел. Их заметили, и к ним подошли человек пять, заговорившие все разом:

— Стю, у нас еще нет девочек…

— Тебе нужно посмотреть этот новый синтезатор! Ты не поверишь, он такое может…

— Привет, Стю, кофе будешь?

Многие фразы показались Робин непонятной абракадаброй. Стюарт терпеливо разбирался с каждым музыкантом и техником. Казалось, что каждая мелочь требовала его решения, и она чувствовала свою бесполезность и неловкость своего безучастного присутствия. Робин ощутила на себе несколько любопытных взглядов, но никто не поинтересовался, почему она здесь.

В конце концов Стюарт повернулся к ней с извиняющимся видом:

— Прости, но, кажется, у меня здесь больше дел, чем я думал. Может быть, ты пока осмотришься? Во время перерыва я тебя со всеми познакомлю.

— Я… — заколебалась Робин.

— Я отвезу тебя домой, если ты хочешь, но, надеюсь, ты останешься. Нам кое-что надо обсудить.

Разговоры ничего не могут решить, подумала она. Она хотела уехать домой, но догадалась, что если б он повез ее обратно в Бей- кон-Хилл, то Стюарту пришлось бы отложить репетицию. Его команда нетерпеливо крутилась вокруг, задавая Стюарту вопрос за вопросом.

— Я останусь, — неохотно сказала она.

Возле дальней стены она нашла шезлонг и, устроившись в нем, стала наблюдать за происходящим. Вначале работа шла медленно. Все ждали решения то одной, то другой проблемы.

Казалось, этому не будет конца и края. Когда же они, кажется, были готовы начать репетицию, все одновременно потянулись на свои места, хотя никто не давал команды. Два длинноволосых парня, которых Робин приняла за музыкантов, уселись за звуковой пульт. Другой, примерно ровесник Стюарта, в костюме, без галстука, с торчащей во все стороны стрижкой, повесил бас-гитару на плечо. Ударник, соло-гитарист, саксофонист и клавишник — ни одного из них она до этого не замечала — все внезапно появились на своих местах.

На несколько минут возникла тяжелая тишина, пока звукооператор настраивал в последний раз свою аппаратуру. И по команде Стюарта в огромном помещении склада вдруг невероятно громко, пронзительно загрохотала музыка.

Робин не сразу настроилась слушать, но через минуту шум сам собой перешел в блюз.

Он был одновременно свободным и тесным, поддерживаемый синкопированным темпом ударных. Потом Стюарт хрипловатым голосом запел в своем безошибочно узнаваемом, грубом, чувственном стиле. Она не была готова увидеть его в таком качестве, и это сбило ее с толку. Он стоял лицом к своей группе, но, и глядя на него со спины, она видела, что его движения безукоризненно совпадают с ритмом музыки.

Музыка была неплохой, но совсем чуждой Робин. Больше, чем раньше, Стюарт казался ей загадкой. Тот Стюарт, который заставлял ее смеяться и краснеть за ужином, был совсем не тем Стюартом, который сейчас крутился и изгибался с микрофоном в руках. И она могла надеяться, что будет понимать его?

Тишина обрушилась на нее посередине песни. Они о чем-то поговорили и начали снова. По всей видимости, то, из-за чего они останавливались, не получалось, потому что второй раз мелодия оборвалась на том же месте. Затем снова начали.

Через полчаса Робин стала чувствовать беспокойство. Она осмотрела склад.

И заметила группу девушек, сидевших у противоположной стены на звуковых колонках. Их было три, все удивительно красивы и поразительно молоды.

«Группички» — девушки группы. Секс-игрушки рок-н-ролльного мира. Робин читала о таких.

Хотя Робин никак не могла знать наверняка, она инстинктивно почувствовала, что Стюарт никогда не пользовался их присутствием. Он себя слишком высоко ценил для них. Не ревность заставила ее вспыхнуть. Ее бросило в жар от понимания, что, как подруга Стюарта, она будет похожа на них: бесполезная вешалка.

Вновь заиграла музыка, и Робин задумалась, почему вдруг она позволила себе развлечься идеей стать любовницей Стюарта, даже временной. Это были безнадежные выдумки, обреченные с самого начала на неприятный финал. Она не принадлежала к этому миру, он не принадлежал к ее. Она выставила себя в глупом виде.

Поднявшись, она как можно незаметнее вышла наружу, на солнечный свет; музыка методично била сквозь стены склада.

Едва она пошла вниз по разгрузочной площадке, как металлическая дверь чуть отъехала в сторону, выпуская музыку, и из нее выскользнула одна из «группичек» — приятная блондинка с калифорнийским загаром.

— Эй! — позвала она. — Ты — новая девушка Стю?

— Нет, я не новая девушка Стю. — Робин медленно покачала головой.

Не дожидаясь ответа, она выскочила на улицу. К счастью, ее догнало случайное такси, возвращавшееся в город после вызова. Не раздумывая, она села в машину, машинально повторяя свой адрес.

Она провела весь уик-энд в гнетущих попытках отбросить все мысли о нем. С ее стороны было очень невежливо ругать его, не считая себя виноватой, но она не могла сдержаться. Не было никакого смысла в дальнейших встречах… По всей вероятности, он пришел к такому же мнению, потому что и он не пытался найти ее.

К тому времени, как наступило утро понедельника, она стала полагать, что у нее уже вполне может получиться не думать о нем в течение нескольких часов, но ее оптимизм был сокрушен звонком Джерри по внутреннему телефону:

— Робин? Мне только что звонили от Луизы Броган. Кажется, Стюарт Норт все-таки покупает Броган-Хаус. Ты знала?

— М-м… да, я слышала, — призналась она.

Откровенно говоря, она была удивлена, что ты нашла покупателя так быстро, и просила передать тебе поздравления.

— Спасибо, — сухо ответила Робин, благодаря его, что не спросил, откуда она могла это знать.

— Как бы то ни было, подписание контракта о продаже состоится в среду, во второй половине дня. Она нас приглашала.

Робин запаниковала — там наверняка будет Стюарт!

— Джерри, вы серьезно собираетесь туда идти?

— А почему нет? Хотя мы купили его не для себя, сохранение Броган-Хауса — это все-таки наш триумф. И отпраздновать это событие было бы кстати.

— Но, Джерри, мне кажется, я не смогу найти свободное время на этой неделе. У меня полно работы.

Джерри недовольно замолчал.

— Луиза Броган особенно настаивала, чтобы была ты. Я не хочу пренебрегать ею. Кроме того, это ведь ты заслуживаешь приза за такое маленькое чудо.

Робин молча закусила губу. Она узнала коварные интонации в голосе Джерри. Таким же тоном он предлагал сняться в программе Тони Фаррелла. Он не то чтобы приказывал ей пойти на эту встречу, но…

— Хорошо, я думаю, найду время.

— Ладно.

Положив трубку, она утешила себя тем, что до среды было еще два дня. У нее будет уйма времени, чтобы подготовиться к тому, чтобы снова встретиться со Стюартом лицом к лицу…

Но среда налетела с удивительной быстротой. Утром, закрывая дверь квартиры и стараясь выбросить Стюарта из головы, Робин внушала себе, что это просто рабочий день. В том, что она полтора часа провела перед зеркалом, выбирая, что надеть и как причесаться, не было ничего необычного. По правде говоря, ее свободное платье было, возможно, слишком фривольно для работы, ну и что? Каждому нужно иногда менять стиль.

В животе у нее, однако, защемило, когда она и Джерри приехали в шикарный, многокомнатный офис юридической фирмы, представлявшей интересы Луизы Броган. Вокруг уже толпилось немало людей. Все присутствовавшие, кроме них, были со своими юристами, включая и агента по недвижимости, который, по мнению Робин, выглядел не очень несчастным. Несмотря на проигрыш фирмы «Беркшир дивелопментс», его комиссионные были более чем достаточны.

Луиза Броган тоже была здесь. Она выглядела замечательно в своем до мелочей продуманном костюме. Она небрежно поздоровалась за руку и с любопытством взглянула на Робин.

И у Робин возникло странное ощущение, что она лишь участник спектакля, который эта женщина организовала для своего развлечения. Они обменялись лишь краткими приветствиями.

Ее снова удивило, как слабеют колени и дрожат пальцы, едва она увидит Стюарта. Так же случилось и в этот раз. Она сразу узнала его беспечно взъерошенные волосы. Его сокрушающая красота произвела бы на нее такое же впечатление, даже если бы он был на противоположной стороне футбольного стадиона, а не у другой стены комнаты.

На нем был модельный костюм по последней миланской моде. На ком-нибудь другом он выглядел бы неестественно броско, но на нем он только подчеркивал его уникальную мужественность. Юристы по сравнению с ним в своих одинаковых костюмах в голубую полоску терялись в безликой массе.

Стюарт вежливо кивал в ответ на все, что они ему говорили, пока его глаза не встретились с ее взглядом. Робин почувствовала почти физический удар. Охваченная панической тревогой, она увидела, как он прервал разговор и решительно пошел к ней.

Ей некуда было скрыться, даже если бы ее дрожащие ноги были способны подчиняться ей. В следующее мгновение он взял ее за локоть и без извинений вытянул из группы собеседников.

Его темные глаза смотрели на нее с интересом и вопросительно.

— Почему ты сбежала от меня в тот день? — сразу спросил он.

Все отрепетированные за эти два дня речи мигом вылетели из ее головы.

— Я… потому что… — Ее рассердило, что его голос мог сделать из нее возбужденную идиотку.

— Что? — спросил он.

Робин могла говорить только правду:

— Потому что не было смысла оставаться.

И она подумала с горечью, что Стюарт прекрасно знал, потому что еще один час вместе с ним породил бы пугающие, неизбежные последствия. Зачем он мучил ее этими вопросами, словно она собиралась разрушить его жизнь?

— Сейчас ведь не время говорить об этом, Стюарт, — прошептала она неуверенно.

— Мне все равно, — заявил он. — Я лишь хочу знать, почему ты не захотела дать мне возможность уладить отношения между нами?.. Я несколько дней ломал голову, зачем мне это нужно, но ни один из ответов не дает мне покоя.

— Ты не знал, что я буду здесь? — оттягивая время, спросила она.

— К счастью, Луиза Броган решила не ждать введения официального представления присутствующих друг другу. Она решительно подошла к Стюарту.

— Значит, это вы — развращенная рок-звезда, которая покупает это фамильное поместье?.. — сказала она, улыбаясь. — Ну, я надеюсь, дом вам пришелся по душе. Один Бог знает, что мне никогда не нравилась эта развалина.

Стюарт оторопел от такой неприятной эксцентричности. Он вопросительно посмотрел на Робин.

— Это Луиза Броган, — сказала она. — Она бывшая владелица Броган-Хауса. Мисс Броган, это Стюарт Норт.

Они вежливо пожали друг другу руки.

Пожилая женщина внимательно посмотрела поочередно на Робин и Стюарта, и в ее глазах мелькнуло что-то похожее на одобрение.

— А!.. — рявкнула она своим командным, сержантским голосом. — Я подозревала, что у вас был кто-то в запасе. Только поэтому вы могли надеяться продать Броган-Хаус за полтора месяца.

Стюарт сдержанно улыбнулся:

— На самом деле, мисс Броган, на прошлой неделе мы встретились в первый раз.

Луиза Броган не обратила внимания на это объяснение, предпочитая собственный сценарий.

— Он тоже неплохо выглядит. Поздравляю! А вы хитрее, чем о вас можно подумать, моя дорогая! — сказала она восхищенно.

С ужасом Робин подумала, что эта женщина может решить, будто она использовала Стюарта, чтобы самой получить Броган-Хаус. Однако она не успела ее разубедить. В это время один из юристов, заглушая шум общей беседы, предложил начать встречу.

Чтение документов, казалось, растянется на целый час. Копии каждой статьи летали через длинный стол из красного дерева до тех пор, пока у каждого юриста не оказалось по полному экземпляру условий сделки.

Робин не слышала ни одного слова. Она могла лишь время от времени отводить взгляд от спокойного, но внимательного лица Стюарта. Ей стало невыносимо присутствие стольких людей в этой комнате, и в то же время она до смерти боялась остаться с ним наедине. Она не хотела вновь столкнуться со своими предательскими эмоциями.

Наконец, и к удовлетворению каждого, чтение документов было закончено. Копии контракта пустили по кругу — на подпись каждой стороне. После этого внесли фужеры с шампанским, и все поднялись со своих мест.

Через несколько минут Робин, пройдя всю комнату, села на подоконник. Меньше всего ей нужна была эта выпивка. Ей уже и так становилось не по себе.

— Не хочешь выпить? — услышала она за спиной знакомый голос Стюарта.

Робин повернулась и, нервно сглотнув, запинаясь, произнесла:

— А, нет… да, я обычно не пью в первой половине дня.

Она заметила, что он почти опустошил свой стакан.

— Я вижу. А сейчас о том, о чем я тебя уже спрашивал…

— А, вот вы где! — снова их прервала Луиза Броган. — Вы можете отложить ваш разговор тет-а-тет. Как раз сейчас я хочу знать все о том, как живет рок-звезда. Кажется, я становлюсь — как это называется? — «группичкой»!

Дородная женщина так не походила на стройных девушек, которых она видела, что Робин невольно улыбнулась. Речь Луизы Броган стала определенно мягче — шампанское быстро произвело на нее благоприятное действие.

— Что бы вы хотели знать? — спросил Стюарт, предупреждая Робин взглядом, что с ней разговор не закончен.

— О, все! Во-первых, что вы собираетесь делать с таким монстром, как Броган-Хаус?

— Отдыхать. Расслабляться. Писать песни. В общем, уйти от этих сумасшедших турне и звукозаписи.

— О?! — произнесла Броган, осушив свой бокал. — Я, честно говоря, не понимаю, как вы или кто-то другой вроде вас может в Броган-Хаусе расслабляться. Но если он подходит вам…

— Не совсем, — сказал он ровным голосом. — Я немного переделаю кое-что в доме. Мне, например, нужна комната с хорошей акустикой для работы. Для этого я собираюсь перестроить бальный зал.

Внезапно Робин насторожили его планы:

— Ты собираешься перестроить бальный зал? Насовсем?

— Почему нет? — Он посмотрел на нее с любопытством. — Как говорит мисс Луиза, это отвечает моим целям. Это — единственное достаточно большое помещение, где могли бы работать музыканты.

— Но что ты намерен переделывать? — спросила она с тревогой.

— Изменю акустику потолка, заменю штукатурку стен на какой-нибудь другой, более подходящий материал… Не знаю. А разве это имеет значение?

— Да! Очень большое! — Весь день в ней тлел бунтарский гнев. Теперь было на кого его выплеснуть. — Внутреннее устройство Броган-Хауса имеет такую же историческую ценность, как и внешний вид. Ты не можешь изменять его!

Стюарт смотрел непонимающе:

— Почему? Он теперь мой. Я могу делать с ним все что захочу.

— Не можешь! — Ее глаза загорелись. — Разве у тебя нет чувства ответственности? Ты взял на себя заботу о выдающемся культурном памятнике! Этот бальный зал особенно примечателен в истории декоративного искусства Новой Англии. Если и должно быть что-то сохранено, так именно он!

Джерри проходил возле них с бокалом в руке, и Робин призвала его на помощь:

— Джерри! Стюарт планирует уничтожить бальный зал в Броган-Хаусе!

— Ни в коем случае, — мягко сказал, подходя к ним, Джерри. Он улыбнулся Стюарту.

Стюарт оставался суров и непреклонен.

— Как я только что объяснял, если кто-нибудь меня слушал, мне нужна студия, в которой можно работать. Размеры бального зала для этого подходят, но нужно изменить его акустику. Если для этого придется повесить новый потолок и заменить стены, то тогда… — Он не успел закончить свою мысль.

Лицо Джерри потемнело, когда он понял, насколько Стюарт был серьезен.

— Подождите! Возражения Робин справедливы. Этот бальный зал уникален. Было бы преступлением разрушить его. Может быть, для вашей студии подойдет какая-нибудь другая комната?

— В настоящее время я выбрал эту, — сухо ответил Стюарт.

— Это ужасно! — с несчастным видом проговорил Джерри. — Луиза, как бывший владелец, не вступитесь ли вы? В конце концов ваша семья владела им восемьдесят лет.

— Вмешаться? Ну уж нет! — произнесла она с сияющим видом, наслаждаясь стычкой. — Как вы знаете, я ненавижу его.

Робин и Джерри обменялись беспомощными взглядами. Должен же быть какой-то способ заставить его понять разумность их доводов. Джерри приготовился к борьбе, стараясь отобразить на лице самое достойное выражение.

— Послушайте, снос Броган-Хауса был бы ужасной несправедливостью. Вы должны понять это. Я знаю, этот дом ваш, но разве нельзя прийти к какому-то компромиссу? Мы ведь надеялись, что новый владелец восстановит его, а не разрушит.

— Что вы предлагаете? — бесстрастно спросил Стюарт. — Принимая во внимание то, что мне нужно, разумеется.

Джерри задумался, и все в ожидании смотрели на него. Робин по своему опыту знала, что в поисках приемлемого решения он мог думать очень быстро, и это сделало его замечательным администратором. Он бывал великолепен, если того требовали обстоятельства.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Я хочу сделать предложение. Я не знаю точно, что вам требуется, я имею в виду — какая студия. В моих интересах сохранить Броган-Хаус, поэтому я не могу помочь вам решить эту проблему…

— Вы сказали, что хотите сделать какое-то предложение? — нетерпеливо прервал его Стюарт.

— Да, — с посветлевшим лицом проговорил Джерри. — Оно состоит в том, что вы можете сэкономить достаточно денег для создания собственной студии, абсолютно соответствующей вашему вкусу. Как вы знаете, «Массачусетс историкл траст», или, более справедливо, — Робин, уже собрала значительную сумму для сохранения Броган-Хауса.

Он признательно посмотрел на Робин.

— И теперь, если вы, во-первых, согласитесь сохранить Броган-Хаус в его настоящем виде и, во-вторых, открыть дом для периодических посещений студентов и школьников и небольших экскурсионных групп, то тогда мы выделим эти деньги на реставрацию.

Он помолчал перед тем, как нанести последний удар, добивающий раненого зверя.

— Эта сумма составит около двухсот тысяч долларов.

Робин была в восторге. Он добился своего! Это было великолепное решение! Стюарт вряд ли сможет отказаться от этих денег. Он обязательно согласится сохранить бальный зал. Она едва смогла сдержаться, чтобы не броситься на шею Джерри и не расцеловать его.

Затаив дыхание, они ждали реакции Стюарта, который, казалось, тщательно изучал пустой бокал. По его лицу трудно было сказать, что ему только что предложили весьма неплохое состояние.

— Ну, — произнес он наконец, — я не знаю…

Сердце Робин замерло. Он был совершенно безразличен к Броган-Хаусу! Или сейчас он пытался наказать ее за уязвленное мужское самолюбие?

Джерри моментально бросился на прорыв:

— Послушайте, если нужно, я также могу бесплатно для вас организовать консультацию специалистов. При их содействии вы можете быть спокойны за качество реставрационных работ, но за минимальную стоимость.

И в глазах Стюарта мелькнула искра интереса.

— Да? Я хотел бы лучших экспертов, — медленно сказал он.

— Они у вас будут! — величественно пообещал Джерри, чувствуя победу. — Курировать весь проект будет Робин!

Глава 6

— Что?..

По лицу Робин было видно, что она потрясена. В ее поспешном ответе явно слышалась неуверенность. Что он наделал? Как он так может обещать ее услуги?!

— Джерри! — Она сердито зашипела.

— Я не смогу сделать это! Два месяца займут только поиски подрядчика и разработка плаца работ!

Джерри бесстрастно посмотрел на нее, не обращая внимания на ее отчаяние.

— Совершенно верно. Я хочу, чтобы ты на некоторое время отошла от повседневных дел и усиленно поработала на площадке, Робин. Ты получишь богатый практический опыт. Кроме того, никто лучше тебя не знает Броган-Хаус.

— Но, но… — Она с отчаянием искала способ отговориться. — Я же не могу так надолго отойти от текущих дел. Наших средств, выделяемых на командировки за весь год, не хватит на мои расходы!

— Хм… — засомневался Джерри Робин была в чем-то права.

Стюарт прокашлялся.

— Можно найти простое решение, — сказал он небрежно. — В обмен на экспертизы Робин я буду рад доставлять ее в Броган-Хаус. Это было бы очень экономно для вас.

— Отлично! — воскликнул Джерри.

— Нет! — крикнула Робин.

Но ее протест никто не услышал в общем гомоне обсуждения остальных собеседников. Голова у нее шла кругом. Все произошло слишком быстро. А теперь Робин приговорена провести лето в Броган-Хаусе со Стюартом и была не в силах оспорить это решение. Предложение Джерри казалось неуязвимым.

Оглушенная, она невнимательно слушала их замечания о себе. Стюарт скоро уезжал в Париж — на запись альбома. Она должна была ехать в Броган-Хаус и, не дожидаясь его возвращения, начинать поиски подрядчика. Джерри со счастливым видом перечислял все чудеса, которые может сотворить Робин.

Да, предстоит по-настоящему «жаркое» лето, несчастно подумала Робин. Да уж, худшего мучения она для себя выдумать не могла. Никак не выпутаться…

Она продолжала размышлять о всевозможных вариантах, возвращаясь домой после работы. Робин предлагала Джерри другого консультанта, когда они ехали на такси после встречи, но тот даже слушать не захотел об этом.

— Такая практика пойдет тебе на пользу. Кроме того, ты и господин Норт уже так хорошо ладите.

Слишком поздно было объяснять ему действительное положение дел. Надежда на то, что предложенный Джерри план сорвется, была очень слаба.

Когда вечером Робин повалилась, совершенно разбитая, в постель, она знала только одно: нужно уволиться из «Массачусетс историкл траст». Но такой вариант был так же плох, как и перспектива провести лето в Броган-Хаусе. Она любила свою работу. И таких компаний, как эта, с ее узкой специализацией, было слишком мало.

К тому же чем она смогла бы объяснить Джерри свой уход, когда он будет допрашивать о причинах? Что испугалась собственных чувств? Что ей двадцать семь лет — и она не может управиться с одним мужчиной?

Нет, Робин не могла уйти. Она попала в ловушку. Холодные, торжествующие глаза Стюарта преследовали ее с того момента, как она вышла из юридической конторы. Лето замаячило впереди, как надвигающийся шторм…

Четыре недели спустя, солнечным утром, Робин сидела на краешке своей кровати с четырьмя столбиками по углам и натягивала самую изношенную пару туфель.

Было полседьмого. В другое время такое раннее пробуждение повергло бы ее в состояние, близкое к параличу, но сейчас она вставала и даже была одета к этому времени каждый день. Она любила спокойствие этого часа. Ее двуспальная кровать обладала удивительным свойством ловить ранний солнечный свет. И только легкий щебет птиц прорывался снаружи.

Странно, как одна неделя жизни в Броган-Хаусе изменила ее! Все было не так, как она ожидала, и самым непонятным оказалось поведение Стюарта.

Остановившись перед зеркалом в дубовой оправе, Робин нахмурилась и повязала шарфик вокруг головы. На прошедшей неделе она нечасто виделась со Стюартом, и — что смущало ее — она скучала по нему. Они приехали в Броган-Хаус в один день: она — из Бостона, он — из Парижа. Робин поразилась его изможденному виду и не совсем удивилась, когда он скрылся в своей комнате, расположенной этажом ниже, как раз под комнатой Робин, и проспал не меньше десяти часов.

В то утро прибыл нанятый ею подрядчик со своими людьми, чтобы приступить к реставрации. С этого момента она целыми днями была занята — проверяла планы, сметы, счета, выясняла у мастеров, как идет работа.

Тем временем Стюарт спал каждый раз до полудня, потом запирался в музыкальном салоне и писал аранжировки для ближайшего турне.

Он продолжал работать и после ухода мастеров, до поздней ночи.

Теплыми летними вечерами звуки его рояля вплывали в комнату Робин. Ей нравилось, забравшись на кровать с ногами, с открытой книгой или незаконченным письмом на коленях, прислушиваться к звукам рояля, свидетельствовавшим о его присутствии. Ближе к полуночи, отдыхая, Стюарт принимался играть классические пьесы, и она засыпала под чарующую, потустороннюю музыку Дебюсси или Пуленка.

Кроме нескольких раз, когда Робин пришлось побеспокоить Стюарта из-за подписи на чеках подрядчика и поставщиков, она встречалась с ним только однажды. В тот вечер он пригласил ее в ресторан, где они были во время их первой поездки. Она ожила под его нескончаемыми комплиментами и очаровательными манерами, но после возвращения в Броган-Хаус он вновь взялся за работу.

Сейчас, включив верхнее освещение в кухне цокольного этажа дома, Робин попыталась убедить себя в том, что довольна тем, что, по-видимому, он решил не брать ее с собой, когда поехал в Бостон. В конце концов ничего не изменилось.

Возможно, ничего, кроме нее. Она уже знала, что не сможет быть прежней после этого лета. Внутри нее что-то настроилось на другой лад. И виной тому и теплый летний воздух, и тяжелый аромат диких цветов, и мягкие звуки пианино, плывущие по ночам в ее комнату…

Робин очнулась и постаралась выбросить эти одурманивающие образы из головы. Она вынула из огромной железной печки крошечный рогалик, налив кофе, села за стол посередине кухни и раскрыла лежащую перед ней вчерашнюю «Бостон-Глоб».

Она читала первую страницу, держа недоеденный рогалик и недопитый кофе, и вдруг интуитивно посмотрела на дверь. Она ничего не слышала, ни единого шороха, но тем не менее в дверном проеме увидела Стюарта.

Как обычно, воздуха, казалось, перестало хватать, и все вокруг померкло. Он был так знаком — и так загадочен! Каждая черточка его лица навсегда запечатлелась в ее памяти, и все же каждый раз, когда она видела его, это был захватывающий дух момент открытия.

Он был идеально выбрит, одет в сапоги, джинсы и натянутую на широкую грудь темно-синюю тенниску. Присмотревшись внимательнее, она заметила его затуманенный взгляд.

— Уф!.. — проворчал он. — Как ты можешь вскакивать в такую рань?

Волна неожиданного влечения прошла по ее телу. Было что-то совершенно по-человечески простое в этом «уф…».

— Я слышу запах кофе, — сказал он снова неуверенно. — Что-нибудь осталось?

— Да, на плите.

Стюарт налил себе чашку и сел за тот же стол напротив нее. Он с явным наслаждением пил кофе маленькими глотками; затем посмотрел на нее таким благодарным взглядом, словно она спасла ему жизнь. Его глаза заискрились жизнью.

— Ох, теперь лучше!..

— Почему же ты встал так рано, если это так трудно? — спросила Робин.

— Разве можно заснуть, когда твои работнички крушат все вокруг? — ответил Стюарт.

Она поняла, что со всех сторон по дому раздавался топот тяжелых сапог. Где-то били кувалдой. Посмотрев на свои наручные часы, Робин поднялась из-за стола.

— Мне нужно идти, — сказала она, относя посуду в раковину. Сполоснув чашку, она поставила ее на полку и направилась к двери.

И в этот момент его рука быстро ухватила девушку за запястье. Она резко остановилась, вздрогнув от неожиданного прикосновения.

— Что за спешка? — спросил Стюарт. — Рабочие обойдутся несколько минут без тебя.

— Разве есть причина остаться? — возразила она, стараясь не выдавать волнение. Его прикосновение заставило ее пульс биться чаще, и это показалось ей тревожным симптомом.

— Может, останешься и составишь мне компанию? — спросил он с надеждой. — Было бы приятно перекинуться с тобой хоть парой слов. Я почти не видел тебя на прошлой неделе.

Робин с горечью подумала, что это не ее вина. Он был хозяином своего времени, и, судя по всему, сам не особо стремился к встречам. И все же ей следует приспосабливаться. В конце концов сейчас он ее босс.

— Кажется, у меня есть несколько минут, — согласилась она с показной неохотой. — И наконец отпусти мою руку.

— Ох, извини! — произнес он немного сконфуженно.

Через минуту Робин уже сидела с чашкой кофе в руке.

— Уж не хочешь ли ты еще раз пригласить меня в ресторан? — спросила она равнодушно.

— Сейчас? Нет. Я хотел узнать, нет ли у тебя каких-то планов на конец недели.

Горячий кофе обжег ей рот. Он, должно быть, и сам знает, что никаких. Из благоразумия ей следовало бы вернуться в Бостон в конце недели, но она была не в силах запланировать это.

— Мы оба неплохо поработали, — продолжал он, — и, по-моему, заслуживаем небольшого поощрения. Что ты об этом думаешь?

— Что ты задумал? — спросила она осторожно.

— Сегодня пятница. Как насчет пикника завтра? Мы сходим в одно место, которое я нашел, позагораем, перекусим и отдохнем как следует.

Робин рассердилась на себя. Ну почему это предложение звучит так соблазнительно? Стюарт игнорировал ее присутствие, когда ему было удобно, а теперь он просит о свидании. Он считает, что она не сможет устоять.

— Я согласна, — сказала она слишком быстро.

— Хорошо, — кивнул он. Он уже знал все, на что она согласится. — Мы выйдем около полудня.

Сердясь на самое себя, она поднялась из-за стола.

— И еще, Робин… — она повернулась в двери и увидела умопомрачительно привлекательную улыбку в уголках его губ, — оденься специально для меня?

Она вышла, не говоря ни слова…

Но Робин не могла продолжать сердиться на себя на следующий день, когда, опершись на локоть, полулежала на покрывале, расстеленном Стюартом.

— Как красиво! Как же ты нашел это местечко?

Они расположились на краю поросшего травой поля. Отсюда было меньше мили до Броган-Хауса, догадалась она, хотя совершенно нельзя было понять, сколько времени они потратили, чтобы добраться до этого места через заросли по скользкой траве. Но никакие трудности не имели значения. Она была готова идти весь день, чтобы попасть в такой райский уголок.

Поле находилось на плоскогорье, и деревья не загораживали прекрасный вид беркширских холмов.

Стюарт был рядом и открывал плетеную корзину под тенистой сосной.

— Я нашел его случайно, — сказал он, — как и все самое хорошее в жизни.

Робин старалась догадаться, какой смысл вложил он в последние слова, но в конце концов отказалась от этой попытки. В такой день лучше было ни о чем не задумываться. Он был прав, в такой день лучше всего нежиться на солнышке и ничего не делать. Небо над головой было ярко-голубым и усыпано пушистыми белыми облаками.

Хотя рукава были закатаны почти до локтей, в льняном пиджаке все же становилось жарковато. Она встала, снимая его, и тут же пожалела, что пришлось нарушить впечатление от ансамбля. Легкая хлопковая юбка — белая, в тонкую голубую полоску — длинными складками прикрывала ноги до половины икр. Прямой двубортный и длинный пиджак подчеркивал ее высокую, стройную фигуру.

Робин стянула пиджак, открывая под ним элегантный маленький топик. В его кружевах она вдруг почувствовала обнаженность своих чувств, но тепло согревавших солнечных лучей приятно ласкало кожу. Она растянулась на покрывале и расправила юбку.

Неожиданно она подняла глаза. Стюарт стоял над ней с бокалами в одной руке и бутылкой белого вина в другой. От его взгляда на ее безупречно гладкую кожу Робин стало теплее, чем от солнца. И как часто случалось, когда он так смотрел на нее, она сильнее стала чувствовать желания своего тела.

Она бросила взгляд на вино.

— Холодное?

Он словно очнулся от сна, но, догадавшись, о чем она спрашивает, ответил:

— Да. Налить немного?

— Пожалуйста.

Стюарт выложил на раскладной столик все, что держал в руках, и пошел к корзине, стоявшей в тени. Он быстро вернулся со штопором, ножом и большим персиком. Стоя на коленях, он нарезал ломтики персика в оба бокала, снял обертку с горлышка бутылки и ввернул штопор в пробку.

Для чего ты нарезал персик? — спросила она.

— Чтобы снять кислоту вина, и для вкуса, конечно. Дольки съедаешь, когда выпиваешь все вино.

— М-м-м… Так вкусно звучит, но я надеюсь, ты не думаешь, что мы расправимся с целой бутылкой!

— А почему бы и нет? — улыбнулся он. — В корзине еще одна.

— Стюарт, — запротестовала она, — на такой жаре лучше знать меру и не напиваться!..

— Это было бы забавно, — усмехнулся он, с хлопком вынимая пробку.

— Для тебя, может быть, и забавно.

Он плеснул золотистого вина в каждый бокал.

— Как ты угадываешь мои мысли?

— Все и так слишком ясно!

Стюарт широко и зловеще улыбнулся, подавая ей бокал. Она ощутила в пальцах приятную прохладу. Тонкая пленка влаги собралась на его стенках.

Он приподнял свой бокал:

— Это — искушение!

— Мы всегда можем избежать его, — закончила за него Робин, легким жестом сдвигая бокалы. Она пригубила вино, смотря на Стюарта поверх бокала.

В мягких шведских полусапожках, белых брюках широкого покроя и спортивного стиля рубашке он чем-то напоминал пирата, хотя его взгляд ничуть не говорил о его беззаботной жизни.

В его глазах блестел смех, когда он поставил бокал.

В искушении не обязательно есть что-то плохое. Зачем избегать его? Сколько удовольствия в жизни мы бы пропустили, если бы все время старались уклониться от него!

Но мы избавили бы себя и от страданий, — подвела она черту.

Растянувшись в опасной близости от нее и тоже опершись на локоть, он, казалось, изучал женщину, отказавшуюся от предложенного им удовольствия. Как же ей было трудно удержаться, чтобы не запустить свои пальцы в его густые, взлохмаченные волосы! Только большим усилием ей удалось подавить этот порыв.

Стюарт глубоко вздохнул, и его взгляд стал серьезным.

— Прошлая неделя была ужасна! Я по тебе очень скучал…

Ее пульс забился чаще. Он определенно создавал ей трудности! Робин тоже прекрасно помнила, что ей не хватало этого мужчины. Осторожно поставив бокал, она обвела взглядом холмы, закрывавшие горизонт.

— Почему ты скучал по мне? Все это время я была в этом же доме, — сказала она, скрывая волнение.

— Я ведь об этом знал! Но ты казалась мне такой далекой и такой занятой, словно ты была на другом конце земли!

— Это я-то была далекой?! Нет, это ты занимался самим собой и своим роялем.

Стюарт пожал плечами.

— Я думал, что могу попытаться сосредоточиться на работе, если сумею убедить себя, что ты меня волнуешь не больше, чем я тебя.

— Но это… — Робин осеклась, поняв, что плывет прямо ему в руки.

Прикосновение кончиков его пальцев парализовало девушку. Он провел линию по обнаженной коже ее руки. Дрожь удовольствия стала нарастать в ней, и она кусала губы, стараясь подавить ее. Что бы ни случилось, она не должна выдавать, что творится у нее внутри.

— Робин, посмотри на меня.

Он просил то, что было невозможно. Она знала, что Стюарт увидит в ее глазах испуганное желание. Он приподнялся и взял ее голову в руки, погрузив свои пальцы в волосы. По-прежнему отводя взгляд, она чувствовала, как он придвигается к ней, и ощутила какой-то холодок.

Но когда его губы нашли мягкую, чувствительную точку где-то возле уха, ее глаза закрылись, и она поняла, что снова уплывает куда-то. Это было такое чудесное ощущение! Его поцелуи ползли по щеке, и она застонала, проклиная в душе его мощную чувственность. Робин повернула голову, и их губы встретились.

Она была удивлена той быстротой реакции, с которой ответила на его поцелуи. Со вчерашнего дня Робин знала, что в такой обстановке у нее будут приступы желания, и готовилась дать им отпор. Она убеждала себя, что в ней есть для этого сила, а теперь почти бессознательно целовала его губы, наслаждаясь чудесным ощущением поцелуев. Робин страстно провела пальцами по его волосам и принялась ласкать его плечи, стараясь обнять все сразу.

Быстро растущее желание обладать им испугало девушку. Если сейчас не остановиться, то скоро станет поздно. Вскрикнув, она отвела свои губы.

— Мне следует прислушиваться к своим инстинктам, когда речь идет о тебе, — усмехнулся Стюарт. — Это самый неделовой поцелуй в моей жизни!

— Что в тебе такого, что заставляет меня терять голову? — вслух спросила она, тряхнув головой.

Он откинулся на локти.

— Не знаю. Может, мое агрессивное очарование?

— Ты подавляешь, ты самоуверен и… и… — довольно отвратительными эпитетами она описывала его. — И все же, когда я с тобой, что-то вспыхивает внутри меня, что-то ломается. Словно я схожу с ума.

— И разве это не восхитительно? — улыбнулся Стюарт.

— Нет, это ужасно! Мне вообще не нужно было приходить сюда с тобой.

— Почему? Ты любишь загорать, правда? Запах чистой травы, аромат вина…

— Да, да, да, — согласилась она нетерпеливо, — но…

— Тогда почему бы тебе не согласиться с другим моим утверждением? — прервал он ее. — В жизни есть столько всего, чем можно наслаждаться, и так мало времени для наслаждения.

Робин закрыла рот. Было бессмысленно пускаться с ним в дискуссию. Он мог провоцировать желания, но его собственные казались ничтожными и неблагоразумными.

— Может, пора что-нибудь поесть? — спросила она наконец.

— Я думаю, да, — сказал он, не задумываясь. — Сейчас будет подано.

Он соблазнительно поцеловал ее в уголок рта и пошел за корзиной с продуктами. Робин взяла свой бокал, сделала торопливый глоток и дрожащей рукой поставила его на место.

Ее нервозность начала постепенно растворяться, когда Стюарт протянул поднос с соком, паштетом и маленькими пшеничными крекерами. На нем лежал и холодный цыпленок, приправленный травами, пастой Примавера, украшенный разноцветьем всевозможных фруктов: апельсины, сливы, персики.

— Ты что, все это сам приготовил? — спросила она недоверчиво.

— Нет, — признался он, подавая ей большую салфетку. — Я по телефону сделал в городе заказ, и его привезли сюда.

— А я-то думала, ты стоял у плиты с самого рассвета! Ты хоть что-то приготовил сам?

— Приготовление пищи не относится к моим достоинствам, — сказал он с удрученным видом, выкладывая на столик вареные яйца.

По ее улыбке он мог судить, что это не имело значения. Не все ли равно, кто готовил, если было так вкусно? Прогулка по лесу и бодрящий, свежий воздух заставили ее проголодаться, и она набросилась на еду, полностью отбросив какие бы то ни было церемонии. Она, извиняясь, посмотрела на него.

— Не думай о правилах приличия, — сказал он, поймав ее взгляд. — Можешь вести себя как поросенок!

Смех в его глазах смягчил укол оскорбления. Она прожевала, элегантно вытерла губы и показала язык.

— Я уже заметила, что ты не стараешься придерживаться привычек, — отомстила она.

— Это верно, — подтвердил он.

После такого обмена любезностями разговор стал менее натянутым. На вопрос, нравится ли ей угощение, Робин с готовностью ответила, что Стюарт оказался просто на высоте. Затем в течение часа разговор плавно переходил с одной темы на другую. Постепенно Робин расслабилась, окончательно забыв про свое напряжение. Занятая обедом, она снова почувствовала, как приятно быть рядом с этим мужчиной.

В завершение трапезы Стюарт принес несколько шоколадных пирожных с орехами и разлил остатки вина. Робин с удивлением заметила, что бутылка из-под вина опустела, однако она даже не почувствовала опьянения. Ощущение ленивого довольства сошло на нее, и, вероятнее всего, от съеденной пищи.

Она отказалась от пирожных, которые Стюарт протягивал ей, и отклонилась назад, опираясь на локти. В воздухе сладко пахло травой и сосновой хвоей. Облака проплывали над головой; тени от них скользили по далеким холмам… Она планировала закончить пикник как можно раньше, чтобы не показаться невежливой, но оказалось, что ей совсем не хочется даже трогаться с места. Посмотрев на запястье, она увидела, что забыла надеть часы.

Стюарт доел пирожное и лег на спину, заложив руки за голову.

— Ох… какое блаженство!

Робин улыбнулась, молча соглашаясь с ним. Еще до замужества она часто представляла себе такую картину. Она никогда не думала, что это осуществится, но теперь, со (гюартом, так и получилось. Наблюдая за ястребом, лениво парящим в восходящих пороках воздуха, она старалась вспомнить, как кончалась та ее давняя фантазия, но не смогла. Возможно, в своей невинности она не подозревала, что когда-нибудь может наступить конец.

Робин представила, как может закончиться этот день. Одеваясь в это утро, она считала, что знает. Они вернутся с пикника так же, как и ушли: два человека, которых на время свели вместе обстоятельства.

Сейчас она уже не была уверена в этом. За прошедшую неделю она забыла, как сильно ее тянуло к этому мужчине, а теперь она автоматически уходила с намеченного курса, едва он касался ее. От него, пожалуй, целиком зависело, как закончится этот день.

Робин украдкой взглянула на него. Его глаза были закрыты, грудь ровно поднималась и опускалась.

— Стюарт?.. — мягко позвала она. Ее мучитель безмятежно спал.

Глава 7

В тысячный раз Робин всматривалась в линии его лица и обрамленный волосами лоб. И во сне его тело сохраняло напряжение мускулатуры, наполнявшей его такой энергией, когда он бодрствовал.

Что-то шевельнулось в ее сердце, и она с усилием отвела глаза. Даже просто рассматривать его было рискованно для нее. В какой-то момент она хотела тайком уйти в дом, пока он спал. Однако эта мысль не превратилась в поступок. Робин была слишком расслабленна, чтобы решиться на какое-либо действие, требующее усилий, и, наслаждаясь солнечным теплом, разлеглась, как ленивая кошка. Она засунула руку в свою плетеную корзинку и достала толстый роман, который пыталась читать в свободные минуты. Книжная закладка едва отмечала четверть книги.

Надев солнечные очки, чтобы от страниц не так сильно отсвечивало, она пыталась вникнуть в смысл прочитанного. Ей это не удавалось. Слова принимали неясные очертания, а мысли по-прежнему бродили где-то возле Стюарта.

У нее было чувство замечательной опасности оттого, что она сейчас с ним одна на покрывале, брошенном на мягкую траву, в каком-то далеком поле. Конечно, ей и раньше приходилось испытывать такое головокружение. Но теперь это не имело значения. Важно было то, что он был рядом. Заложив книгу пальцем, она думала о том, что его присутствие вызывает в ней какую-то дрожь. Стюарт заставил ее глубже чувствовать себя и еще глубже понять себя как женщину. Многие мужчины говорили ей, что она красива, но каждый раз его слова звучали так, словно слышала это в первый раз. Из-за него она совсем по-другому задумалась о своей сексуальности и о том, из-за чего они были разными.

Внезапно облако загородило солнце. Сразу стало прохладнее, и Робин поняла, как нужен ей этот мужчина. Всю прошлую неделю у нее было такое же ощущение оторванности, как от единственного надежного источника тепла и жизни во всем мире.

Книга выпала у нее из рук, когда осознание того, с чем она боролась, вдруг со всей ясностью пронзило ее. Она влюблялась в него!..

Робин даже почувствовала огромное облегчение оттого, что наконец приняла это для себя как факт. И все же в следующий момент это новое, приведшее ее в смятение понимание вернуло ее на землю. Она влюблена! Это меняло абсолютно все, о чем страшно было подумать.

А подумать все-таки нужно. Нужно принимать решения и не бояться смотреть им в лицо.

Но вскоре мысли начали предательски путаться, веки потяжелели, и стало трудно удерживать голову прямо. Робин положила ее на сгиб локтя, чувствуя себя совершенно опьяневшей. Она посопротивлялась, но это было тщетно. Словно пелена опустилась на ее сознание, и ее последняя хмельная мысль была о том, как все это нелепо: самый важный момент жизни, а она спит!

Робин проснулась и сразу почувствовала смятение. Ей снилось… Нет, это был не сон. Нежно убаюкивая, руки Стюарта обнимали ее. Несколько раз раньше во сне она видела себя в его объятиях. Голова девушки удобно покоилась на его плече, пальцы вцепились в его рубашку. Вздрогнув, она резко вскочила, разорвав кольцо его сильных рук. Глаза слепило солнце — он снял с нее солнечные очки. Постепенно привыкнув к свету, она увидела, что солнце уже касается верхушек деревьев, стоящих поодаль. Тени сосен легли на их покрывало. Был уже ранний вечер.

Стюарт весело смотрел на нее.

— Привет! Ты спала так крепко, что я подумал, тебя придется будить бомбой.

Звук его голоса действовал, как мягкое снотворное, но она боролась с этим.

— Лучше бы ты не позволял мне это!

— Что именно? Приютиться в моих руках? Почему? Это было такое наслаждение! Выражение твоего лица было мягким и кротким, как у ребенка.

Теперь она окончательно пришла в себя. Буря противоречивых эмоций охватила ее. И каждая стремилась взять верх. Часть ее хотела в панике убежать — и чем дальше, тем лучше. Другая часть хотела снова утонуть в его руках и с замирающим сердцем отдаться удовольствию.

Ой подобрал брошенную книгу и взглянул на название.

— «Война и мир». Слишком серьезная тема для выходного дня. — Он раскрыл ее на закладке. — Что сейчас — война или мир?

— Всего понемногу, — ответила она.

Он вернул книгу и потянулся к пальцам ее руки. Мягко по очереди целуя кончики, он слегка сжимал их губами. От этого простого жеста она испытала мощный эротический шок.

Робин вырвала руку.

— Я хочу вина, — быстро произнесла она.

Он пристально и долго смотрел на нее, давая понять, что его не введешь в заблуждение таким приемом. Он абсолютно точно знал, что в этот момент она хотела его.

— Разумеется, — сказал он, соглашаясь с ее просьбой. И не поспешил выполнить ее.

Ты знаешь, если бы я встретил тебя несколько лет назад, я бы почти обезумел от нетерпения заняться любовью с тобой. Но я изменился. И теперь нахожу более приятным вкушать предощущение.

Она уловила скрытый смысл. Он не собирался больше ей позволять скрывать свои желания. У нее перехватило дыхание.

— О?! Уж не хочешь ли ты сказать, что в конце концов надеешься на успех?

— Надеюсь, — подтвердил он.

Стюарт поднялся и принес вторую бутылку вина. Она запотела, и Робин отвлеченно подумала, что в корзинке, должно быть, есть холодильник для вина.

Она не могла долго задерживаться на отвлекающих ее мыслях. Он вытащил пробку и налил вино в бокалы — ровно столько, чтобы залить дольки персиков, которые до сих пор оставались на дне. Они молча отпили несколько глотков, пристально всматриваясь вдаль. Ранний вечер медленно занимался янтарным цветом, но Робин ничего не замечала. Она ощущала только этого мужчину, сидящего в мучительной близости от нее. Она слишком сильно хотела его, и это было слишком скверно.

— Стюарт, я хочу вернуться.

— Нет!..

Она с удивлением посмотрела на него. Его категорический отказ был неожиданным.

— Я не готов. Мне сейчас хорошо, — обстоятельно объяснил он.

— Отведи меня назад! — потребовала Робин.

Непреклонное выражение его лица было таким же, как у нее.

— Не сейчас. Нам надо кое-что решить.

— Что?

— Куда мы с тобой идем.

— Мы идем в Броган-Хаус, и прямо сейчас!

— Я имею в виду, куда мы идем в наших отношениях.

Робин стиснула зубы. Незачем это обсуждать.

— Никуда.

— Черт возьми! — взорвался он. — Ты что за сцены здесь разыгрываешь? Я же не дурак! Ты слишком красива, чтобы потерять самообладание, но в тебе кипит страсть. И она готова взорваться. Ты не можешь притворяться, что это не так.

— Что из этого? Почему я должна что-то делать с этим? — У нее чуть не сорвался голос. Ее взгляд умолял закончить пытку. Его глаза были холодны, как сталь.

— Потому что ты хочешь что-нибудь с этим сделать. Ты хочешь заставить меня заняться с тобой любовью.

— Я…

— Ты любишь меня.

Она не знала, что ответить. Отрицание лишь убедило бы его в правоте. Робин не могла уклониться от правды. Ее волосы разлетелись по плечам, когда она, резко тряхнув головой, отстранилась от него.

Наступила минута тягостного молчания.

Затем она почувствовала нежное прикосновение его руки к своему плечу и услышала мягкий голос:

— Робин, скажи, что беспокоит тебя? На прошлой неделе ты была убийственно враждебна ко мне. Не держи эту злость в себе. Скажи, что не так?

— Все не так! — воскликнула она. Она повернулась к нему, но глаза ей застилали слезы. — Я хочу тебя, но не могу пойти на этот шаг! Посмотри правде в глаза, Стюарт! Мы совершенно разные люди, у нас совершенно разная жизнь. Мы чужие!

— Возможно, — терпеливо начал объяснять он. — У нас впереди целое лето, чтобы узнать друг друга, если мы захотим. А почему бы нам не захотеть? В конце концов мы оба пожалеем, если упустим такую возможность.

Снова он воздвиг эту непроницаемую стену логики. Он был прав: существовало нечто такое, что притягивало их. Искушение отдаться ему могло обернуться чем-то редкостным и особенным или чем-то губительным. Она этого никогда не узнает, если не попробует.

— Как у тебя все просто! — упрекнула она. — Ты предлагаешь заняться любовью так небрежно, словно нам нечего терять.

— Нечего. Мы можем только приобрести, — возразил он. — Ты сейчас не очень разумна, Робин.

— Я боюсь! — вырвалось у нее. — Я боюсь того, что ты заставляешь всю меня дрожать, когда целуешь, и того, что я совсем теряюсь в мыслях, когда ты рядом.

— Естественно. Ты любишь.

— Да! — Признаваться было и радостно, и больно. — Да, люблю! И поэтому очень важно, будем ли мы физически близки с тобой или нет! Если мы станем любовниками, а потом ты уйдешь от меня, то я умру тысячи раз!

Стюарт задумался.

— Есть такой риск.

— И я не уверена, что у меня есть мужество выдержать, — сказала она. Слеза покатилась по ее щеке; она нетерпеливо схватила салфетку и вытерла ее. — Как же я могу пойти на это, если у нас нет будущего!

Он задумчиво взял бокал и провел пальцем по ободку.

— Я не могу предсказать будущее, Робин. Я могу лишь заглянуть в свое сердце и быть честным в моих чувствах. И я увидел, что начинаю любить тебя.

Его слова прошли сквозь нее, как электрический удар. Робин была изумлена, она и не смела надеяться, что такое возможно. Ее темные глаза широко распахнулись в немом вопросе.

— Смешно, но я никогда не ожидал, что такие чувства придут ко мне вновь, — продолжал он. — Иногда мне казалось, что я выше такой простой штуки, как любовь, иногда я спрашивал себя, может быть, я бесчувственный истукан, потому что не смог справиться с таким сложным чувством, как любовь. Теперь я вижу, что нужно было всего лишь найти свою женщину. Тебя.

Время остановилось. Она хотела рассказать — выплеснуть любовь, которая созрела в ней и готова была вырваться наружу, — но на сердце оставалась тяжесть.

— Ты для меня не просто временное наваждение, Робин, если это то, о чем ты беспокоишься. Я готов сделать все, что могу, чтобы продлить наши отношения. Что еще я могу обещать?

Ничего, она это знала. Не зная, что сказать, она осушила бокал и достала дольку персика со дна. Она откусила половинку и собиралась бросить остаток обратно, когда Стюарт нежно перехватил ее кисть.

— Подожди.

Он поднес ее руку ко рту и съел вторую половинку.

Молчание тянулось бесконечно долго, и она очутилась в его руках, прижатая к его твердой груди; их губы встретились с одинаковой и растущей страстью, жадно наслаждаясь остатками вина и персика. Ее руки обхватили его широкую спину, а Стюарт оторвал губы, ища ее взгляд.

— Пожалуйста, не сопротивляйся больше тому, что происходит между нами. Это невыносимо!

Робин видела его боль и знала, что это правда. Ей это тоже причиняло огромные мучения. Она поняла, что хотела его с самого первого дня их встречи, и с тех пор это неисполненное желание не давало ей душевного покоя каждый день.

Полюби меня! — выдохнула она. — Пожалуйста!

— Мне кажется, что я ждал сотни лет, пока ты скажешь это, — хрипло прошептал он.

Он снова целовал ее в губы, и волна сексуального напряжения переполнила ее. Она не могла остановиться в своем стремлении почувствовать его. Она изо всей силы прижималась к мужскому телу. Его желание было таким же сильным. Его язык раздвинул ее губы и вторгся в рот, исследуя самые потаенные уголки. Они уже стояли на коленях, держа друг друга в крепких объятиях. Руки Стюарта ласкали ее спину, опускаясь все ниже и все сильнее притягивая к себе девушку. Она нетерпеливо вдавила в него свои бедра, и немой стон донесся из самой глубины его горла. Его губы начали путешествие по шее, и одновременно руки приподняли бюстгальтер и накрыли ее крепкие груди. Большие пальцы легли на чувствительные соски, и они упруго затвердели.

Стюарт начал снимать с нее одежду. Она остановила его, удержав за кисти рук:

— Здесь?

Он кивнул.

На несколько миль вокруг никого нет. Нам никто не помешает.

Робин никогда раньше не занималась любовью и даже никогда не раздевалась донага под открытым небом. Эта мысль немного отрезвила ее, но это колебание улетучилось с новым поцелуем.

«Почему бы и нет?» — подумала она и выбросила из головы все общепринятые правила морали. Стюарт поставил с ног на голову все ее ожидания. У нее в голове крутилось множество незаданных вопросов, но ни один из них не имел сейчас никакого значения. Он любил ее — этого было более чем достаточно.

Поднявшись, он помог ей встать на ноги. Она затрепетала, когда Стюарт снимал с нее бюстгальтер. Его глаза заблестели, когда он взялся за ее налившиеся желанием груди безупречной формы. Она приложила все усилия, чтобы устоять под его изучающим взглядом, и ей это удалось, ведая, что он хочет выпить каждую частичку ее тела так же, как она стремилась запомнить каждый дюйм его тела. Он провел ниточку поцелуев на груди, опускаясь на колени, чтобы расстегнуть юбку. Робин поежилась от странного чувства радости, когда юбка соскользнула по ногам вниз вместе с кружевными трусиками. Теплый ветерок заиграл на ее обнаженной коже. Она уже сняла свои белые босоножки и босиком сошла с одеяла.

Было немножко странно, но вместе с тем совсем естественно стоять перед ним совершенно обнаженной. Ее грудь приподнялась, когда она, не стыдясь и подняв обе руки, откинула волосы назад.

Он вздохнул и смял девушку в руках. Одежда Стюарта грубо царапала ее мягкую кожу. Его руки нежно двигались по обнаженной спине Робин.

— Ложись! — приказал он неожиданно.

Она легла, откинувшись на пятнистые тени шерстяного покрывала, неровно бугрившегося на жесткой траве.

Робин слышала только пение птиц и шуршание ветра, пока он снимал одежду. Она с интересом наблюдала, как на свет появлялось совершенство тела любимого мужчины.

Он лег рядом с ней. Под ее пальцами его кожа была твердой и гладкой, а его губы снова искали отзывчивые на ласки точки на ее шее. Она застонала, чувствуя, как требовательная жажда ощущений брала над ней верх.

— Ты такая… невероятно красивая… — прошептал он, дразня ее губы короткими мягкими поцелуями.

И нечем было погасить огонь, который бушевал внутри нее. Кожа внезапно вспыхнула жаром, и она захотела ощутить каждой своей клеточкой его прикосновения. Она положила руку Стюарта себе на грудь и провела своей по его животу.

Она услышала его быстрый вздох возле самого уха.

— Ох, Робин, — сдерживая себя, прошептал он. — Если бы ты знала, как искушаешь меня!

Он ласкал ее руками и губами, а затем прижал Робин к земле весом своего тела в искусном согласии с желаниями девушки. Его прикосновения пламенем проходили по ее телу. Его язык влажно обводил трепещущие соски. Он довел ее до неистовства, и она стала хватать ртом воздух.

Потом его губы стали, терзая, исследовать мягкую кожу живота и внутренней стороны бедер. Робин извивалась в экстазе. Ее пальцы вплелись в его волосы. Удовольствие от прикосновений этого мужчины превзошло все, что она до этого испытывала.

Глаза Стюарта весело заблестели, когда в ее умоляющих глазах он увидел ненасытный голод. Ее шелковистые черные волосы в беспорядке рассыпались вокруг головы, пушистая челка сбилась в сторону. Он знал, что Робин принадлежала ему — полностью, до конца.

— Моя ведьмочка. Такая холодная всегда, а сейчас такая горячая. Я люблю чувствовать твое великолепное, неуправляемое, жаркое тело. Сколько помню себя, я всегда мечтал о такой женщине, как ты.

Какое-то воспоминание выскочило из закоулков памяти. Что-то подобное Стюарт уже говорил, когда они встретились в первый день. Она понимала: для нее это чрезвычайно важно, но мысль улетучилась прежде, чем она успела уловить ее. Он ласкал Робин так, что лишал способности соображать, и до основания разрушал все, что вмещает в себя разум. Он коленями раздвинул ее ноги, налегая всем весом. Лежа под ним, она выгнулась, прижавшись к нему, страдая от невыносимого желания из-за того, что он мучил ее короткими, отрывистыми движениями.

— С-Стюарт, пожалуйста… давай!

Одним невероятно нежным, ослепляющим движением он вошел в нее, наполняя и ошеломляя ее. Робин крепко обвила его руками и ногами, стараясь ближе прижать Стюарта. Обнимая его, она словно обнимала весь мир — поле, холмы вдалеке, высокую голубизну неба…

Вначале его движения были медленными, не спеша направляя их вверх, в царство, в котором тела любимых сливаются в одно целое. Она охотно подчинилась ему, чувствуя его удовольствие как свое собственное. Объединенные одним желанием, одной целью, они с замирающим дыханием вовлеклись в вихрь ощущений. Мгновение парения на пороге наивысшего наслаждения, и обвал через пик ни с чем не сравнимого удовольствия.

Чувства Робин полыхали, сливаясь в череде мелькавших, как белые молнии, вспышек. Она цепко держала его, в экстазе вскрикнув в минуту освобождения. Он сразу же ответил ей вздохом в полную грудь, и они разом лишились сил, обвивая друг друга и падая сквозь темноту…

Следующий месяц для Робин был одиссеей, наполненной чувствами. Они снова и снова встречались для любви. Каждый раз это было будто впервые, и каждый раз — потому что с ней был Стюарт — одинаково нежно.

Но она наслаждалась не только физическими ощущениями. У нее были и другие удовольствия, которые Робин любила не меньше: увидеть, как он внезапно появляется в конце коридора, прогуляться вдвоем в сумерках, проснуться рано утром в его кровати.

Прошло несколько дней, прежде чем она догадалась, что старомодная прислуга, ежедневно приходившая для уборки, находила ее постель нетронутой. Робин подумала о том, что, может быть, стоит по утрам сминать простыни, но потом решила, что бессмысленно притворяться. Да пусть хоть весь мир узнает о том, что они спят вместе, и ей было все равно! Они любили друг друга, и это все оправдывало.

Их разговорам не было конца и края. Они беседовали за долгими обедами в своем любимом ресторане и в длинные дождливые воскресные вечера, когда они, скрестив ноги, сидели среди кусков брезента и ведер со штукатуркой в большом бальном зале. Они разговаривали поздней ночью над бутылочкой сухого красного вина, и ей приходилось вставать совсем измотанной, проспав лишь несколько часов. Их беседы были и просты, и глубоки. Они рассказывали друг другу о своей жизни, и иногда, слушая его, Робин удивлялась собственному впечатлению, словно кто-то говорил о ее собственной юности. Внешние обстоятельства их жизни были очень разные, но развитие их внутреннего содержания шло параллельными дорогами.

Стюарт был старше и более опытен, чем она. Ему приходилось спускаться по темным тропинкам души, о которых Робин никогда не догадывалась. Когда он описывал свой жизненный путь, она могла только смотреть тревожными глазами, не всегда понимая, но тем не менее ощущая боль, которую ему пришлось испытать.

И только будущее они не обсуждали. Существовало лишь настоящее и счастливая реальность быть вместе с любимым мужчиной.

Уходили в прошлое летние, жаркие, кончавшиеся длинными вечерами дни, и Броган-Хаус превращался в их маленький, закрытый мир. Рабочие, прислуга, садовники, посыльные — все они приходили в этот мир каждый день, но они казались ненастоящими. Они были как немые роли на сцене. Более живым казался сам дом.

Робин изучила каждый дюйм этого памятника архитектуры. Она осмотрела его с подрядчиком и наблюдала, как сносятся его обветшалые, старые части, оголялся его остов. Поначалу было странно и неудобно видеть, что на ночь он остается в таком печальном виде, в то время как она и Стюарт так счастливы вместе. Как свою собственную, она чувствовала наготу и беззащитность Броган-Хауса. Впрочем, он так же постепенно, как ее осознание самой себя, восстанавливался. Снова становились прочными стены, и на них стала появляться свежая краска. Она видела не только его внешнюю красоту. Было нечто волшебное в Броган-Хаусе. Это был мир теплоты, неторопливых летних вечеров, тайных уголков и, конечно же, Стюарта — смеющегося и колкого, неотразимого и раздражающего — главного волшебника…

Построенная ими хрупкая иллюзия счастья вдвоем разлетелась вдребезги жарким утром в начале августа. В коротких шортах и красной тенниске Робин вышла из бального зала, где она проверяла ход реставрации фигурной лепнины на потолке.

В бальном зале Робин сразу остановилась, увидев двух стоявших там людей. Не сразу, но она узнала их с той репетиции со Стюартом. Они были из его группы. Высокий, стройный, с вьющимися волосами был Десмонд — бас-гитарист. Она решила, что другой, должно быть, Джон, ударник. Джон показывал пальцем на потолок, но когда она вошла, посмотрел на нее.

— Привет! — бодро сказал Десмонд, оглядывая ее стройные, гладкие ноги. — Ты, наверное, Робин? Стю где-то здесь? Мы хотели спросить, где разгружать фургон.

— Фургон? Я скажу ему, что вы здесь Подождите.

Озадаченная, она прошла в его комнату Стюарт уже проснулся и валялся на королевских размеров кровати, одетый только в джинсы. Он листал газету.

— Стюарт! Приехали Десмонд и Джон!

Он поднял на нее глаза.

— В самом деле? Один раз приехали слишком рано.

Робин смутилась.

— Ты ждал их?

— Конечно, — сказал он, скатываясь с кровати. — Сегодня мы снова начинаем репетировать, разве не помнишь?

— Нет.

Он сунул ноги в тапочки.

— Мы говорили об этом на прошлой неделе. Помнишь, мы ходили в поле на пикник?

— Я… — Она хорошо помнила тот вечер. Они еще раз сходили на то поле, где он полюбил ее в первый раз, и снова утонули в своих телах, когда солнце красиво опускалось в пурпурно-оранжевый слепящий свет.

Вставая, Стюарт усмехнулся:

— Хотя, мне кажется, ты не помнишь ничего, что в ту ночь было сказано, не так ли?

— Нет, — созналась она.

— Хорошо, я говорил тебе, что я просто должен подготовиться к этому турне. Оно продлится меньше месяца… — Направляясь к двери, он поцеловал ее в лоб. — Из-за тебя я отодвигал его, как мог, но сейчас я должен вернуться к работе. Я устроил так, что могу остаться здесь, с тобой, чуть дольше.

— Что ты имеешь в виду? — Она шла за ним в зал, стараясь поспевать за его широким шагом.

— Мы вначале собирались репетировать в Бостоне, но поедем туда только за неделю до начала концертного турне, чтобы прогнать все шоу вместе со звукооператорами и осветителями. А до тех пор я заманил всю группу на две недели обещанием солнечного света и деревенского воздуха.

— Но где мы их разместим?

Покраска в спальнях южного крыла уже закончена, так? Там они и будут жить. Не беспокойся: прислуга возьмет на себя все.

Но где вы будете репетировать? Не в бальном же зале! Вся штукатурка слетит от такого шума.

Он рассмеялся:

— Это точно. Я приказал поставить прожекторы в солярии; он теперь весь опутан проводами прожекторов и кабелями питания для усилителей. Мы будем работать там.

Стюарт пошел в зал здороваться со своими музыкантами, и Робин, сбитая с толку, осталась одна.

Разве он предупреждал ее, что его группа будет жить здесь? Она не была в этом уверена. Впервые Робин поняла, что едва прислушивалась к тому, о чем он с ней говорит. Разве так можно? Зачастую она лишь смотрела на него во все глаза, запоминая каждое его новое выражение, и это поглощало все ее внимание.

Остальные члены группы приехали после обеда, и к вечеру звуки завывающих гитар и сокрушительных барабанов уже заглушали даже шум работы. Перед ужином они позвонили в город, и вскоре к ним прибыл рассыльный фургон с дюжиной гигантских двойных бутербродов и ящиком холодного пива.

Робин снова перестала видеть Стюарта, пока он, уставший, не добирался до кровати в два часа ночи. Он обнимал ее, но уже через пару минут засыпал, и она слушала его ровное дыхание.

К ее нарастающему неудовольствию, такие отношения продолжались еще две недели. С полудня до поздней ночи их музыка раздавалась по всему поместью. Одну за другой она прослушала аранжировки, переложенные Стюартом с рояля на грохочущие гитарные струны с ритмичным сопровождением басов и ударных.

Потихоньку Робин начинала ненавидеть эти звуки. Они постоянно напоминали, что Стюарт, находящийся так близко, в то же время так далек от нее! Теперь она даже мечтала, чтобы он уехал в Бостон. После месяца такой близости с ним было обидно не иметь даже возможности прислониться к нему тогда, когда хотелось, и обвить его руками. Хуже того: она скучала по тем вечерам, когда он увлекал ее в постель, смеющуюся и протестующую, еще до того, как садилось солнце.

Пять членов его группы в те редкие случаи, когда она сталкивалась с ними, были безупречно вежливы с ней. Робин знала, что они и не могли по-другому относиться к ней: все знали, что она новая «леди» босса. И даже за их скрытым любопытством она ощущала обиженную настороженность, словно именно она захватила Броган-Хаус. Все это похоже на какой-то мальчишеский клуб, решила она. Девочек сюда не принимают.

Она гораздо лучше поняла их отношение, когда однажды пробралась в солярий, чтобы Стюарт расписался на чеке. Звук, включенный на полную мощность, внушал благоговейный страх. Была какая-то пугающая атмосфера неограниченной мощи, но для музыкантов это была кровь жизни и энергии, которая сплавляла их в нечто единое целое.

В ожидании окончания быстрого, мчащегося во весь опор музыкального номера она впервые поняла, как тяжела их работа, как трудно им было найти свой собственный стиль! Во время перерывов она видела, как на заднем дворе они смеялись и бросали летающий диск — точь-в-точь как беззаботные студенты, но за работой они были профессионалы. Они полностью сосредоточивались и отдавались работе.

После стольких лет такой совместной работы было неудивительно, что они старались беречь друг друга. Как признался Стюарт, она была для него хорошим средством отдыха. А все, что отвлекало Стюарта, было угрозой единству группы — если не вспоминать их доходный бизнес.

Конечно, им не стоило беспокоиться. Сейчас она видела, что, несмотря на сладкие, почти фантастические денечки, которые они провели вместе, Стюарт нисколько не изменился. Его анархический, свободолюбивый дух по-прежнему звучал в его песнях. Он целиком был предан этой музыке — нет, всему образу жизни, который она не понимала и в котором она не принимала участия.

Это была жизнь «на колесах». Романтическая «ночная» жизнь постоянных разъездов. Он говорил ей, что это очень изнурительно, и все же, хотя он больше не испытывал нужды в деньгах, Стюарт продолжал работать на износ в студиях записи и в турне. Очевидно, он заполнял этим какую-то глубокую, первичную для него потребность — потребность, не имевшую ничего общего с Робин.

Постепенно многое из того, о чем ей говорил в то лето Стюарт, начинало пугать ее своей реальностью. Он описывал ей свое состояние, возникающее при взгляде на таинственный свет, царивший в сумеречном мире задника сцены, перед их выходом. Если им приходилось задержаться по какой-то технической причине, то из двадцатипятитысячной толпы слушателей обязательно раздавались нетерпеливые хлопки и улюлюканье в ритмах диких племен. И обязательно раздавался рев одобрения, когда наконец гаснет освещение зала, и еще более громкий рев, когда блуждающие прожекторы освещают сцену — и они начинают играть.

Какое место занимала она в этом мире? Как она могла надеяться отстоять у двадцати пяти тысяч орущих фанов право на Стюарта? Та ее часть, что отличалась рациональностью, знала, что глупо ревновать его к группе и к безликой массе поклонников. Не раз Стюарт говорил ей, как холодно и одиноко бывало ему на сцене и какой теплотой, близостью отличались часы и дни, проведенные ими вместе! И все же теперь, когда Стюарт неожиданно погрузился в работу, именно она почувствовала одиночество. Броган-Хаус уже больше напоминал не райский уголок, а хрупкий романтический фарс.

Лето быстро ускользало от них. После двухнедельных репетиций будет небольшой трехдневный перерыв, а затем Стюарт должен будет поехать в Бостон. Там ему предстоит последняя неделя подготовки перед турне. Реквизит на грузовиках отвезут в Лос-Анджелес на открытие шоу, и он снова отправится в дорогу, в ту жизнь, которая ему явно больше по нраву.

Вместе с тем Робин понимала, что ее работа в Броган-Хаусе почти подошла к концу. Почти все счета от подрядчика уже пришли, и Робин их дважды очень внимательно проверила. Это было все, что поручал ей Джерри. Он наверняка захочет, чтобы после окончания работ Робин вернулась на свое место в «Массачусетс историкл траст». Что будет после того, как обстоятельства разведут их по разным дорогам?

Она знала, что поступала очень глупо, избегая расспрашивать Стюарта о будущем, но теперь ей придется. Ее психика могла не выдержать такого напряжения.

Но пока не уедет его группа, вряд ли представится возможность начать этот рискованный разговор. Робин нервно считала дни, наполовину страшась, наполовину страстно желая того момента, когда они снова останутся одни.

Как это часто происходит, произошло еще одно непредвиденное обстоятельство. В то утро, когда группа собиралась уехать, из Бостона позвонил Джерри:

— Робин? Я знаю, ты очень занята, но нужно, чтобы ты на один день вернулась на работу: возникло несколько маленьких вопросов, которые только ты можешь решить.

Моментально растерявшись, она даже не знала, что ответить своему шефу.

— Это может подождать несколько дней?

— Понимаешь, я бы хотел, чтобы ты вернулась завтра. Два-три дела довольно-таки срочные.

Робин ругнулась про себя. Втайне она уже решила провести весь следующий день — свой день рождения — со Стюартом. Но не могла же она сообщить об этом Джерри. В конце концов она была еще служащей в «Массачусетс историкл траст».

— М-м… Хорошо. Кажется, к вечеру я постараюсь взять в аренду машину в Спрингфилде. Завтра рано утром я выеду. Вы уверены, что все это займет не больше одного дня? Я бы хотела вернуться завтра же вечером, если можно.

— Я полагаю, что это возможно, — произнес Джерри. — До встречи завтра.

— Хорошо. До свидания, Джерри.

Неожиданно для нее, когда на следующий день она выехала на арендованной машине в сторону Бостона, от счастья у нее на душе было легко. Проснувшись утром, она попыталась потихоньку выбраться из кровати, но обнаружила, что Стюарт уже не спит. Он снова затянул ее под одеяло и принялся звучно целовать:

— Поздравляю с двадцать восьмым днем рождения, красавица!

Ты знаешь? — удивилась она. Из-за того, что она вообще не любила болтать о своем дне рождения, она и ему не сказала ни слова. — Как ты это узнал?

— Я подглядел в твои водительские права, — широко улыбнулся он. — Ну, была ли ты послушной девочкой в этом году?

— М-м… Да!

— Тогда у меня для тебя специальный сюрприз, когда ты вернешься сегодня вечером домой.

Слово «дом» наполнило ее нежностью.

— О! Дай его сейчас!

— Нет, — он покачал головой. — Я хочу, чтобы ты спешила вернуться ко мне. Поэтому я немного тебя поддразню.

Однако, приближаясь к знакомым очертаниям Бостона, обещание загадочного сюрприза Стюарта немного стерлось в ее памяти. Все страхи, переполнявшие ее предыдущие две недели, снова овладели ею. Они даже стали еще сильнее, когда к обеду она вернулась в свою квартирку на Бейкон-Хилл забрать почту и кое-что из одежды. Открыв дверь и войдя в знакомую, уютную комнату, она резко остановилась. На секунду она почувствовала, что никуда не уезжала, — словно не было нескольких недель в Броган-Хаусе.

Упаковывая одежду в нейлоновую спортивную сумку красного цвета, которую она привезла с собой, она старалась побороть в себе чувство нарастающей тревоги. Но холодная логика рассуждений брала верх. Она вспомнила, что в их первую встречу Стюарт внес в ее жизнь опасное смятение.

И с тех пор основные аргументы не изменились. Между ними сохранилась прежняя разница: он музыкант, звезда. Он родился для странствий, ей же для жизни нужно было стабильное положение и безопасность. Тщательно обдумав все, что произошло, Робин поняла: время, проведенное в Броган-Хаусе, оказалось лишь миром воображения.

Ее вдруг зазнобило. Воображение! Слабое воспоминание, которое ускользнуло от нее в ту их первую ночь, возникло сейчас как вспышка. В тот день, когда они встретились впервые, он признался, что его тянуло к ней потому, что она напомнила ему девчонок, которые издевались над ним в школе.

Безымянный страх стукнулся в ее сердце. Чтобы успокоиться, Робин, отсортировав почту, отобрала пачку поздравительных открыток от родителей и друзей.

Закрывая за собой дверь, она попыталась внушить себе, что глупо было и надеяться на что-то серьезное. Она была для него не больше, чем сбывшаяся юношеская фантазия. Они ведь и в самом деле не брали на себя обязательств друг перед другом, но они любили. Все остальное придет со временем. Придет ли?..

Она была на грани срыва, когда направилась в этот вечер в сторону Беркшир. Сентиментальные мечтания ее школьных подруг — девичьи грезы, в которых Стюарт Норт женился на каждой из них — вернулись к ней мучениями. Может быть, она была такой же фантазеркой, как и они?

Робин, впрочем, знала, что не была молодой и глупой. Красивый роман между ней и Стюартом был реальностью. И все равно ей нужно было, чтобы его сильные, успокаивающие руки обнимали ее.

Солнце уже село, когда она вернулась. Небо становилось темно-синим. Броган-Хаус темнел, как призрак.

Подъехав к дому, она почувствовала, что сердце чуть не выпрыгнуло из груди: уникального «дилорена» Стюарта не было на месте!

Она взбежала по ступенькам к массивной двери и задергала беспомощно ее ручку. Дверь не поддавалась.

Они никогда не запирали дверь! Рабочие приходили рано утром. Лихорадочно она порылась в сумочке, и через минуту борьбы с замком ей наконец удалось с ним справиться, и она толкнула тяжелую дверь.

— Стюарт! — крикнула Робин в отчаянии.

Ее голос отдался эхом в пустоте. Только в зале горело несколько светильников. Внезапно она испугалась. Бросив сумку с вещами, она побежала в комнату Стюарта. В ней было темно, и она бросилась к настенному выключателю, боясь того, что могла обнаружить.

Свет вспыхнул, и она увидела пустую комнату. А в центре кровати лежала записка.

Робин взяла ее дрожащими пальцами. Она была написана ужасным почерком.

«Р.

Катастрофа! Запись гитары стерта в студии звукозаписи в Лос-Анджелесе. Вылетаю немедленно. Позвоню, когда приеду».

Записка дрожала в ее руке. Она была вне себя. Вот как Стюарт собирался отметить ее день рождения! Одна, в пустом доме, со страхами своих рассуждений. Ну и черт с ним!

От слез защипало в глазах. Робин провела с ним все лето, полностью отдаваясь ему. Она без стыда предложила ему всю себя, и, испытывая трепет от удовольствия, он взял ее. Теперь Робин была одна и сильно испугана. Ей хотелось, чтобы любимый мужчина ее успокоил, а куда он уехал? В Лос-Анджелес! И даже не предупредил! Всего лишь маленькая, холодная записка. «Вот тебе и день рождения!» — подумала она с горечью.

Плача, она упала на кровать, и прошло еще много времени, прежде чем ее рыдания утихли и она начала понемногу приходить в себя. В груди у нее что-то защемило, и эта тупая боль никак не хотела уходить. В ванной она с ужасом посмотрелась в зеркало. Покрасневшие глаза, по щекам размазана краска. Ее блестящие черные волосы, которые она аккуратно уложила сегодня утром, были в страшном беспорядке.

Робин плеснула водой в лицо, смывая черные потеки. И потом, вытираясь полотенцем, она поняла, что все надежды на счастье рухнули. Она была привлекательной женщиной, ей было двадцать восемь. Умная, преуспевающая, влюбленная. И все же одинокая и несчастная, она расплакалась, когда ее жизнь должна была бы наполниться смехом.

Ужасно было то, что это могло повториться снова. Снова и снова. Такие сцены стали бы привычными для нее, если бы она продолжала верить в глупую мечту о совместной жизни со Стюартом. Его карьера всегда будет на первом месте — с ней ли или с другой женщиной. Да это и не могло быть иначе. Как притягательно для артиста поднебесье славы, если он бросается спасать эту славу в Лос-Анджелес по сиюминутному призыву, не замечая, что любящая женщина предлагает совсем другую, земную альтернативу!.. Возвращаясь в спальню, она уже знала, как нужно поступить: прекратить эту головоломку до того, как она зайдет слишком далеко. Она остановилась на этом решении, пошла в комнату и стала собирать вещи…

Глава 8

Вполне понятно, что Джерри был удивлен, увидев, что на следующее утро она вышла на работу. Когда Робин сухо сообщила ему, что она сделала все, что могла, в Броган-Хаусе, он молчаливым кивком согласился с ее решением. Холодный, запретный свет в ее глазах говорил о том, что эту тему продолжать не стоит.

Из своего кабинета она позвонила подрядчику и просила прислать ей на утверждение окончательный расчет стоимости работ в Бостон. Подрядчик был озадачен одновременным отсутствием ее и Стюарта, но, как и Джерри, не стал ничего выяснять, сказав, однако, что Стюарт Норт звонил дважды из Лос-Анджелеса и, по-видимому, огорчился, узнав, что ее там нет.

— Господин Норт знает, где найти меня, — сказала она лаконично и повесила трубку.

Робин в задумчивости посмотрела на телефон, спрашивая себя, правильно ли поступила. Она не сообщила Стюарту, куда едет, и он мог напрасно волноваться о ее безопасности.

Впрочем, это было смешно. Если он не интересовался ее переживаниями, то и ей можно не беспокоиться о том, что чувствовал он. Кроме того, подрядчик сообщит ему о ее звонке, и Стюарт будет знать, что она жива и здорова.

После этого беспокойство снова овладело ею. Попытается ли он дозвониться? Весь день ее глаза блуждали по кипам бумаг, наваленных на ее столе, и возвращались к стоявшему на нем черному телефонному аппарату. Она срывала телефонную трубку при каждом звонке, но звонок, которого она хотела — и боялась, — так и не прозвучал.

Возвращаясь вечером домой под моросящим дождем, она уговаривала себя, что ей нужно только радоваться тому, что происходит. Стюарт даже не пытался дозвониться до нее, и это лишь подтверждало все ее ожидания: в его жизни она была нужна, лишь когда ему удобно.

Почему же тогда она не могла заснуть до трех утра? И почему в офисе она вглядывалась в каждого, кто в тот день попадался ей на пути?

В обед она стала рассуждать сама с собой. Может быть, ей нужно было вернуться в свою рутину, работать у себя дома и встречаться с друзьями? Она решила принять первое же приглашение, которое ей сделают.

Телефон снова зазвонил в три часа. Она была удивлена и тут же расстроилась, узнав в трубке неискренний голос Тони Фаррелла, который приглашал ее отведать морских блюд в баре «Юнион Ойстер».

Робин вспомнила, что обещала сама себе. Она прекрасно понимала, в какие проблемы влезает, принимая это приглашение, но ей было все равно. Все лучше, чем страдать целый вечер в пустой квартире!

Как это было и в прошлый раз, для ужина Тони выбрал самый неудачный день. Она не могла собраться с мыслями и стала легкой добычей для его бесцеремонного внимания. Быстро проглотив десерт и кофе, Робин попросила отвезти ее домой пораньше, и Тони, неправильно поняв ее спешку, с радостью согласился.

У ее двери он продемонстрировал нечеловеческую настойчивость. Он никак не уходил, хотя она устала повторять ему, что вечер закончен.

— Робин, дорогая, — говорил он, улыбаясь, — у меня кончается терпение, когда я гляжу на эту терзающую меня игру. Почему ты согласилась пойти со мной, если не собиралась хорошо закончить вечер?

Робин поежилась. Идея «хорошего конца» в его понимании казалась ей сущим кошмаром.

— Давай хотя бы обсудим это у тебя дома, — предложил он, — мы же не дети.

Робин вздохнула. Впустить его было бы неправильно, но она уже устала топтаться возле двери.

— Хорошо.

Она открыла замок, и Тони проскользнул, как голодный пес. Через пять минут она уже боролась с ним на кушетке. Его рука зажала ее, как клещи, и в первый раз она по-настоящему испугалась.

— Тони, нет!

— Разве я тебя неправильно понял? — настаивал он. — Я начинаю думать, что ты противоречивая особа — говоришь одно, а делаешь другое.

Его пыл остудили сильные удары в дверь. Адреналин, уже стучавший в висках Робин, подскочил еще выше. Стук повторился громче, чем прежде.

— Ты кого-то ждешь? — спросил Тони.

— Нет.

— Тогда это какой-нибудь пьяный маньяк. Сейчас выпровожу его.

Он вразвалку подошел к двери и небрежно открыл ее.

— Послушай, приятель…

Больше Тони ничего не сказал. Дверь, отбросив его к стене, распахнулась. Какая-то темная фигура ворвалась из уличной темноты на свет.

Стюарт.

На нем было надето то же, что и в первый день: черные джинсы и потертый, в трещинках, кожаный пиджак. Его глаза гневно горели в темноте. Ноздри раздувались. Подходя к Робин, он казался почти сумасшедшим, но заговорил холодно и членораздельно:

— У тебя начинает появляться привычка уходить из дому, не предупредив меня, и я хочу знать, почему. Пожалуйста, объясни.

— Я… — Робин застыла на месте. Она испугалась его вида, но даже к нему такому ее притягивало его животной чувственностью. Странно, но она впервые за два дня почувствовала настоящий прилив жизненных сил.

— Эй! Что это значит?

Это Тони, очнувшись после танго с дверью, решился защищать то, что он считал своей территорией.

Стюарт покосился на него, его рот насмешливо скривился:

— Из-за этого клоуна ты уехала от меня?

Робин, широко раскрыв глаза, покачала головой.

— Теперь послушай меня, — сказал Тони. — С чего это ты решил, что можешь вламываться сюда?

Стюарт медленно повернулся, смотря на Тони, как на не в меру надоедливого комара.

— С чего это ты решил, что можешь остаться?

С этой женщиной у меня назначено сегодня вечером свидание, — ответил Тони, но уверенность быстро исчезала в его голосе.

— Хорошо, свидание окончено. Уходи!

— Обожди-ка пока…

— Ты оглох? Я сказал — убирайся! — рявкнул Стюарт с окаменевшим лицом.

Робин съежилась. Тони нерешительно пошевелился, столкнувшись с мучительным выбором между ущемлением своей гордости и осторожным оставлением позиций. Возникла напряженная пауза.

Глаза Стюарта стали сужаться.

— Я узнал тебя. Ты — Фаррелл, тележурналист.

Издевательство в его голосе отдавало зловонием болотного гриба.

Хотя Фаррелл и был на несколько сантиметров выше, казалось, что Стюарт, как башня, навис над ним. Но, к чести Тони, он не побежал.

— Все правильно, — подтвердил он, распрямляя плечи. — А вы — Стюарт Норт, не так ли? Вы опасно играете, понятно? Эта сценка может стоить вам плохой рекламы.

— Обязательно воспользуюсь, — спокойно произнес Стюарт. — А теперь вы уйдете сами или показать вам дорогу?

В отчаянной попытке спасти положение Тони воззвал к Робин:

— Он сумасшедший! Я не могу оставить тебя с ним одну!

Оба мужчины остановились и посмотрели на нее в ожидании ответа. На лице Стюарта была написана спокойная решимость, а Тони всем своим видом умолял найти способ решить эту стычку милосердно.

Робин была напугана одной только мыслью о возможной потасовке. Она была уверена, что Стюарт в такой момент был способен на насилие. А Тони мог оказаться достаточно глуп, чтобы спровоцировать его. Она хотела, чтобы они оба ушли, но было ясно, что сейчас она должна сделать выбор.

Она опустила глаза.

— Извини, Тони, я… — Она беспомощно умолкла.

Больше ей ничего не нужно было говорить. Признав свое поражение, Тони упал духом.

— Так! У меня было ощущение, что меня обводят вокруг пальца! — заскулил он. — Мне не нравится, когда со мной так обращаются…

Подняв глаза, Робин заметила гневный блеск во взгляде Стюарта. Она быстро вскочила с кушетки и провела Тони к двери.

— Пожалуйста, не огорчайся! — пожалела она его шепотом. — Все не так, как ты думаешь.

— Значит…

— Нет, будет лучше, если ты уйдешь.

Возле двери Тони бросил последний затравленный взгляд на Стюарта.

— Ты уверена, что с тобой будет все в порядке? — зашептал он ей. — Я могу позвонить в полицию из первой же телефонной будки.

Робин покачала головой.

— В этом нет необходимости. Я улажу все сама. И все же спасибо. И спасибо за ужин, — добавила она, запинаясь.

— Когда позвонить в следующий раз?

Она сразу напряглась.

— Будет лучше, если ты вообще не будешь звонить.

— Понятно.

Все стало недвусмысленно ясно. С ненавистью посмотрев на нее, Тони вышел. Закрывая за ним дверь, Робин надавила на нее плечом. Она предпочла бы физическую борьбу с Тони эмоциональному поединку, который ей предстоял со Стюартом.

Он сидел посередине кушетки, раскинув руки на ее спинку и положив нога на ногу. Холодное выражение его лица внезапно рассердило Робин.

— Если думаешь, что на меня произвело впечатление это отвратительное зрелище, то ты ошибаешься! Это было опасное ребячество!

Его взгляд не изменился.

— У тебя с ним что-то есть?

— Нет, — призналась она. — Но это не извиняет твоего поведения!

— У меня было ощущение, что ты проводила его с облегчением.

— С кем я хожу и какие у меня к ним чувства — это не твое дело!

— Да, черт их возьми, — сказал он, держа себя в руках. — То, что произошло между нами в это лето, дает мне право думать, что я могу знать о твоих чувствах. Если только я не ошибся в тебе. Может быть, ты одна из тех женщин, которые спят каждый день с разными мужчинами?..

— Как ты смеешь! — прошипела она. — Я не собиралась спать с ним! Я…

Она запнулась, поняв, что начинает извиняться, когда это он должен был объясниться, и, обняв себя за плечи, принялась ходить взад-вперед по комнате.

— Сядь!

— Нет! Почему я должна делать то, что ты говоришь? Почему я должна держать ответ перед тобой, если ты так обошелся с моими чувствами?

Стюарт перестал покачивать ногой.

— Боюсь, я не понимаю, что ты имеешь в виду.

Она повернулась к нему.

— Я должна объяснить? — спросила Робин недоуменно.

— Пожалуйста.

Она с трудом держала себя в рамках.

— Хорошо! Я говорю об ответственности по отношению к чувствам другого человека. Того, кто поделился с тобою телом и душой. Представь себе чувства этого человека, который вернулся в конце дня — а это был день рождения — и видит, что в доме нет ни души.

Стюарт поморщился.

— Я могу представить более того! Я точно знал, что ты будешь чувствовать! Знаешь ли ты, чего мне стоил мой поспешный отъезд?

— Я думаю, не слишком много, если ты все-таки уехал.

Стюарт откинул голову и медленно, протяжно вздохнул. Робин стояла перед ним — уже не в силах думать о чем-либо. В комнате раздавалось только тиканье ее настенных антикварных часов. Наконец он снова поднял голову.

— Робин, пожалуйста, сядь и послушай меня одну минуту, — произнес он мягко. — Я хочу сказать то, что сказал бы по телефону, если бы ты дождалась меня в Броган-Хаусе.

— Ты мог найти меня здесь! — крикнула она.

— Это правда, — кивнул он. — Но не только у тебя есть чувства! Когда я понял, что ты снова поехала в Бостон, я рассердился. Обидно было думать, что ты не доверяешь мне и не ждешь меня, чтобы выслушать объяснения. Весь вчерашний день я убеждал себя в том, что обошелся с тобой небрежно, а сегодня примчался к тебе. И вот наконец нашел тебя здесь. После четырехчасового ожидания в машине мне посчастливилось увидеть, как ты привела к себе другого мужчину. Представь себе такие ощущения!

Робин посмотрела на него. Затем, не говоря ни слова, села в кресло напротив него.

— Спасибо, — произнес он с признанием. — Ты только что говорила об ответственности. Я думаю, ты прочитала мою записку, которую я нацарапал прежде, чем погнал на машине в аэропорт?

Она кивнула.

— Хорошо! Значит, ты знаешь, зачем мне понадобилось поехать в Лос-Анджелес. Инженер студийной установки случайно стер запись гитары на своей основной копии записи для нового альбома. Мне пришлось проделать весь этот путь только для того, чтобы снова проиграть эту трехминутную партию, и они могли начать выпуск по графику. Глупо звучит, не правда ли?

Стюарт расположился на кушетке поудобнее.

— Однако это не так уж и глупо. После того, как в начале лета мы закончили в Париже запись этого альбома, был составлен очень плотный график. Магазинам была объявлена дата выпуска альбома. Исходя из этой даты были запланированы рекламные интервью и трехнедельные концерты по всей Америке. Начинаешь понимать ситуацию?

Робин снова кивнула.

— Тогда я не буду вдаваться в подробности. Только представь, что произошло бы, если бы альбом вовремя не появился в магазинах западного побережья. Все бы потеряли деньги. Не только я и звукозаписывающие компании, а все! Концерты в Лос-Анджелесе и Сиэтле были бы отменены, и даже контролеры на входе, отрывающие билеты, и продавцы содовой на трибунах не заработали бы своих денег. А им этот доход нужен больше, чем мне! Видишь, я отвечаю не только за тебя и себя. Я отвечаю за сотни людей, чей заработок зависит от моей работы.

Робин, смирившись, опустила голову. Ничего подобного ей и в голову не приходило! Возможно, она была слишком себялюбива. Нет, в этом недоразумении было еще что-то. Существовало что-то другое, из-за чего она уехала из Броган-Хауса. Хотя сейчас ей было трудно вспомнить эти причины.

Своим тихим и мягким контральто Робин спросила, не хочет ли он кофе.

— Кажется, тебе сейчас надо взбодриться, — добавила она.

Стюарт провел рукой по утомленному лицу и кивнул. Через несколько минут он уже отпивал из керамической чашки кофе маленькими глотками, а она смотрела на свои сплетенные пальцы. Она не смела взглянуть на него. Робин слишком хорошо помнила тепло его объятий и тяжесть его, прижавшегося к ней, тела.

— Стюарт, — начала она, — извини, что я не дождалась звонка от тебя. Может быть, это было неправильно, но я все равно поступила бы так. Я имею в виду, уехала бы от тебя и вернулась бы в Бостон.

— Но почему? У нас так много общего!

— Я знаю! — Ее сердце разрывалось на куски. — Разве ты не видишь, что у нас по-прежнему нет будущего! Твоя жизнь в корне отличается от моей. Мне нужен покой, дом. А ты все время на колесах.

— Это не значит, что мне так нравится, что я не хочу такой же тихой, уютной жизни, как и ты.

Она покачала головой, по-прежнему глядя на свои руки.

— Я слушала твои песни, в некоторых из них прославляется жизнь в дороге…

— Ты слушала невнимательно, — прервал он ее. — Да, жизнь дорог романтизируется, но, как и многие другие блюзы и песни в рок-н-ролле и кантри, они заканчиваются пожеланием где-то остановиться и прекратить шататься.

— Это всего лишь песни, — промолвила она.

— Правда. Но чувства в них достаточно честные. Подумай! Зачем мне покупать такое огромное, дорогое здание, как Броган-Хаус, если бы я не собирался проводить в нем большую часть времени?

— Я… я не знаю. К тому же то, что ты купил Броган-Хаус, не меняет основной твоей профессии. Всегда будут какие-нибудь срочные вызовы в Лос-Анджелес или куда-нибудь еще. И какой смысл во всем этом разговоре! — взорвалась она. — Я все равно не могу жить с тобой!

— Почему же? — спросил он.

— Потому что мне нужно больше, чем незавершенные отношения. Я слишком люблю тебя, чтобы жить в ожидании дня, когда ты не вернешься. Как ты однажды сказал, гарантий нет…

— До настоящего момента.

Эти слова, произнесенные с особым значением, заставили ее поднять голову.

Робин заметила выражение его глаз, и сердце ее екнуло. Она снова отвела глаза в сторону и услышала, как он поставил свою чашку. Стюарт обошел овальный кофейный столик и присел на него. Они были очень близко, колени их соприкасались.

— Робин, посмотри на меня, — попросил он.

Она молча повиновалась.

— Ты ошибаешься, если думаешь, что я буду вынуждать тебя к чему-то ничтожному, вроде незавершенных отношений. Помнишь, я обещал тебе сюрприз в то последнее утро?

— Да, — ответила она, хотя теперь уже об этом совсем забыла.

— Вот что это было… — Он вынул из кармана маленькую бархатную коробочку и откинул крышечку. Капелька бриллианта сверкнула в лучах света.

Он тихо засмеялся:

— Я никогда не думал, что сделаю что-нибудь такое ординарное, но я купил это, когда в тот день, три недели назад, поехал в Бостон, и хранил до дня рождения. Дело в том, что я хочу жениться на тебе.

Робин пристально посмотрела на кольцо, в горле застрял комок. Потом она встала, бросив на пол коробочку.

— Нет!

Она не хотела, чтобы Стюарт видел ее плачущей.

Робин быстро пошла к двери и вышла на ночную улицу.

Глава 9

Для этого времени года на улице было довольно прохладно, но Робин не обращала внимания. Ее лицо пылало, а из глаз лились горячие слезы. Только пробежав метров двадцать, она, рыдая, остановилась и, закрыв руками лицо, прислонилась к какому-то припаркованному автомобилю.

Стюарт подошел к ней и за плечи нежно повернул к себе. Сквозь слезы Робин увидела в его глазах боль. Это перевернуло в ней все: она не хотела, чтобы он страдал хоть одно мгновение. Она его так сильно любила! Когда Стюарт обнял ее, Робин расплакалась о них обоих и об их любви. Она ведь была так невозможна!..

Когда наконец рыдания стали утихать, он нежно вытер ее лицо.

— А теперь как ты объяснишь мне все это? Я ничего не понимаю. Я думал, что, предложив тебе выйти за меня замуж, я решу все проблемы раз и навсегда.

Ее голова лежала в крепких мужских ладонях. Его пальцы нежно перебирали ее волосы, но Робин тряхнула головой и отстранилась от Стюарта.

— Я н-не могу объяснить. Я только знаю, что не могу выйти за тебя замуж.

У нее было чувство, что она произнесла смертный приговор и роковым обвиняемым была она сама.

— Я не могу согласиться с этим, — сказал он поникшим голосом. Он оперся о крышу машины, пригвоздив Робин своими руками. — Я вижу, что ты чем-то обижена, но ты должна все откровенно объяснить мне!

Она глубоко вздохнула, чтобы успокоить бешено стучащее сердце. Он стоял к ней мучительно близко. Робин хотела отдаться ему каждой своей частицей, но понимала, что, несмотря на свое желание, не может позволить себе насладиться счастьем его любви. Слишком много было поставлено на карту.

— Свадьба ничего не изменит в наших отношениях, — наконец объяснила она. — Я буду всего лишь дополнением к твоей жизни. Маленькая прихоть, о которой ты скоро начнешь сожалеть…

— Прихоть! — Он, явно не соглашаясь с ней, покачал головой. — Ты действительно не веришь, что это серьезно?

— Ты помнишь, что говорил в тот первый день в Броган-Хаусе? Ты сказал, что я привлекательна для тебя потому, что напоминаю о… о всех красивых, липнувших к тебе поклонницах, которые так сильно желали тебя и никак не могли добиться! Я всего лишь плод твоих фантазий!

Робин совсем не ожидала от него такой реакции на жесткую правду. Стюарт отнюдь не бросился отрицать ее обвинения. Он убрал руки и тихо рассмеялся:

— Неужели я такое говорил?

— Да! — Освободившись из клетки его рук, Робин перешла в наступление: — Каждый раз, когда ты говоришь мне, что я красива, мне становится не по себе! Я хочу, чтобы ты вообще исчез или испарился!

— Что?!

— Ведь только тогда я перестану быть девушкой твоей мечты. И мне не будет так мучительно больно быть рядом с тобой… Ты вряд ли сможешь это понять! — Внезапно какое-то осознание боли поднялось по струнам души откуда-то из ее глубин. — Я однажды уже была замужем, но ведь совместная жизнь ничего не исправит, если люди не понимают друг друга.

И Робин снова не сдержала слез. Он принял ее в свои руки, прижимая к холодной мягкой коже своего пиджака.

— Успокойся, — шепотом произнес он. — Ты только выслушай меня. Как я понимаю — хотя мне и трудно это понять, — ты любила своего мужа, так?

Она кивнула, вытирая пальцами мокрые щеки.

— И ты очень похож на него… Нет, я не это имею в виду. Ты очень добр и тепло относишься ко мне, этим мой муж никогда не отличался. Но ты богат и так же преуспеваешь, как Хэл. Ты можешь получить все, что пожелаешь, включая красивую женщину, чтобы показать всем, как хорошую картину или редкое вино. Не настоящего человека, а предмет смакования, его сексуальную одежду и дорогие духи…

Ее голос снова задрожал с новым приступом слез.

— Робин…

— И потом… и потом, когда кончится свежесть и новизна отношений, я снова окажусь лишь обузой! — вырвалось у нее. — Мной начинают пренебрегать, даже в постели…

И она снова тяжело заплакала, снова ее тело задергалось в конвульсиях горячих, рвущихся наружу рыданий.

Прошла вечность, пока буря наконец утихла. Когда Робин наконец снова стала понимать, что происходит, она уже лежала на своем пикейном покрывале. Каким-то образом Стюарту удалось увести ее домой, и он стал нежно вытирать махровой салфеткой ее залитые слезами щеки. Последние рыдания затихли, и она лежала, опустошенная пронесшимся шквалом эмоций.

— Так-то лучше. Тебе было так плохо, что я думал, ты потеряешь сознание.

— Прости… — начала она.

— Не надо. Ты должна была выплеснуть все, что в тебе накопилось.

— Я не вспоминала о Хэле тысячу лет, но, оказывается, все, что я думала, когда расставалась с ним, подсознательно беспокоило меня. Сейчас-то это легко понять, но до сегодняшнего вечера я не знала, насколько это тяготило меня, — сказала она глухим голосом.

Беспокойство Стюарта понемногу исчезало.

— Меня просто удивило, что ты могла спутать меня с ним, хотя бы и подсознательно!

— Я не спутала, правда, — успокоила она его.

— Того, кто тобою бы пренебрегал, можно по меньшей мере считать дураком.

— Спасибо! — Она слабо улыбнулась.

— А теперь сознаюсь, что одна из причин, по которой меня влечет к тебе, это действительно юношеские воспоминания. Но после всего, что произошло между нами, ты должна была бы понять, что мои чувства гораздо глубже этого. Если бы ты оставалась всего лишь предметом моего воображения, я уже давно потерял бы интерес к тебе.

Робин прикрыла глаза, устыдившись приступа враждебности к нему. Кончики его пальцев едва коснулись ее лба, и она взглянула на него снова.

— Поверь мне, — сказал Стюарт, — я никогда не дам тебе повод думать, что ты нежеланна, никогда не вызову у тебя чувство неудовлетворенности, особенно в постели! — Он улыбнулся. — Но что это мы все говорим? Я тебе лучше покажу.

Робин чувствовала себя обессиленной, ее душа все еще пребывала в смятении, но ведь он предлагал ей самое надежное средство: ослепительную игру любви. Она молча кивнула, соглашаясь.

Стюарт бесконечно нежно раздел ее, и она оказалась лежащей совершенно обнаженной в мягком желтом свете ночника. Его глаза с любовью пробежались по ее телу. Затем он наклонился, и их губы встретились в мягком поцелуе… Он успокаивал… Он что-то шептал… И в конце концов отозвался в ней знакомым призывом.

Робин с радостью отозвалась на первое же побуждение чувств. Ее руки с жадностью обнимали любимого мужчину. Ее страсть к Стюарту, как налетевший из пустыни горячий ветер, захлестнула девушку полностью. Робин удивило, как легко ему удалось разжечь ее чувства, — ее тело жаждало любви. Его руки волшебными движениями находили самые чувствительные места. Ее тело трепетало, когда его губы смыкались над сосками.

Внезапно ей показалось очень важно доставить ему столь же сильное удовольствие, какое она познавала с ним. Отведя руки Стюарта, Робин стала медленно снимать с него одежду, понимая, как возрастает его эротическое напряжение. Расстегивая пуговицы, она после каждой останавливалась, чтобы поцеловать его могучую грудь. Пульс Робин бешено заколотился, когда она расстегивала пряжку его ремня, и все же она продолжала выдерживать темп.

И вот Стюарт — обнаженный — стоял над ней в своем мужском великолепии. Взяв ее за руку, он без ненужной спешки потянул ее в постель.

— Боже мой, ты ведьма!.. — осипшим голосом прошептал он, требовательно и ослепительно целуя ее в губы.

Робин увернулась от него и стала с удивившей ее саму смелостью исследовать его гладкое мускулистое тело. Ее руки жадно ласкали это тело. Своими поцелуями она усыпала его шею, грудь, живот. Она услышала, как резко он вдохнул, и испугалась той сильной страсти, которую она разбудила в нем.

Его пальцы перебирали ее волосы. Стюарт поймал руку Робин и притянул к себе, чтобы ошеломить поцелуем, превзошедшим все ее ожидания. Она прижалась к его губам в вихре вечности, их языки увлеклись диалогом друг с другом.

Наконец лихорадочная жажда овладела ими, и они объединились в движении. Робин громко постанывала, наслаждаясь ощущением наполнившей ее полноты, и отбросила все сдерживающие рамки ради взрыва освобождения.

И когда наступил момент, она закричала в экстазе под выгнувшимся над ней Стюартом, стремительно взмывшим с ней в запредельное царство чувств. Они парили там безмерно долго, тесно слившись телами, как одно целое.

Чуть позже, в абсолютной ночной темноте, Робин почувствовала, как он прислонился к ней.

Я люблю тебя, — прошептал Стюарт. — Выходи за меня замуж.

Он отбросил в прошлое ее страхи и не думал о смутном будущем. Одно Робин знала определенно: Стюарт любил ее, и этого было достаточно.

— Да, — ответила она, ища его губы.

Спустя две недели воскресным утром Робин оказалась в доме своих родителей — огромном доме, построенном в викторианском стиле, смотрящем на Атлантический океан из очаровательного городка Марблхед. В этом доме она выросла, и в этот дом она возвращалась, как сейчас, когда ее переполняли накопившиеся проблемы.

Робин была одна на холодной, закрытой только от ветра веранде, где был расставлен сервиз, имитирующий античное серебро, для ленча на восемь человек. Тонкие предметы, которые она расставляла на столе, накрытом бледно-голубой скатертью, чуть дрожали в ее пальцах.

На третьем пальце левой руки Робин, рядом с сияющей капелькой бриллианта, было обручальное золотое кольцо. Через пару дней после того, как они окончательно выяснили отношения, Стюарт ворвался к ней домой, и после недолгой церемонии в городской регистрационной конторе она стала миссис Стюарт Норт.

Это была ужасная ошибка! Робин поняла это сейчас, и Стюарт, возможно, тоже пришел к такому мнению. Несколькими днями раньше, когда она в бостонском отеле, где они жили после свадьбы, объявила, что не будет сопровождать его в Лос-Анджелес на открытие турне, он не сказал ни слова.

Вместо этого Стюарт кивнул, согласившись с ее решением, не выказав никаких возражений. Как и было запланировано, вечером он вылетел в Лос-Анджелес, и с тех пор она не слышала о нем.

Терзая себя попытками отвлечься от болезненных воспоминаний, Робин старалась аккуратно расставлять хрустальные бокалы. Ей было хорошо оттого, что у нее было простое, незамысловатое занятие. Со дня свадьбы у нее не осталось никаких дел, кроме того, что размышлять в номере отеля над своим безрассудным, плохо продуманным обещанием стать женой Стюарта. Или наблюдать за ним на репетициях в студии на складе — еще более пустое времяпрепровождение.

Последний бокал был уже водворен на свое место, когда вошел отец Робин, внося стопку фарфоровых тарелок. Красивый, высокий хирург, волосы которого стали безупречно седыми. Робин была его единственным ребенком, и он обожал ее. Под мышкой он нес журнал.

— Твоя мать просила меня показать тебе.

— Ты это видела? — Поставив на стол тарелки, отец протянул ей журнал.

Это был свежий выпуск светского издания, в котором печатались подробности жизни актеров, певцов и всех остальных представителей шоу-бизнеса. Не раскрывая его, она знала, что в этом номере снимки ее и Стюарта, сделанные в день свадьбы, такие уже появились в нескольких газетах.

Робин положила журнал на стол не открывая.

Отец удивленно сдвинул брови.

— Тебе не хочется взглянуть, дорогая?

Робин покачала головой.

Брови сдвинулись еще сильнее.

— Почему ты не хочешь посмотреть? Там есть твой снимок с каким-то странным выражением на лице. Я до сих пор не могу поверить, что ты могла так выглядеть в день своей свадьбы.

Робин знала, что была прекрасна в тот день. Платье было замечательно, великолепна была и одинокая белая гардения в красиво уложенных волосах. Но тем не менее что-то очень беспокоило невесту. Фотографы умудрились поймать озадаченное выражение ее лица. Может, оттого, что события развивались слишком быстро?

Робин посмотрела на своего отца, и чувство вины вдруг охватило ее. Как она может сообщить ему, что все, ради чего она выходила замуж, закончилось, едва начавшись? Больше, чем унижения, которое не миновало бы ее, если бы это раскрылось, она боялась причинить боль своим родителям — особенно отцу. Он был так горд, когда его дочь приехала познакомить их со своим мужем.

— Я… — Она попыталась найти самое простое объяснение, сглаживающее это затруднение, и не смогла.

— Дорогая, — сказал отец, — у тебя несчастный вид с той самой минуты, как ты переступила порог дома! Что произошло? Я могу чем-то помочь?

— Спасибо, папа, — покачав головой, Робин уселась. — Думаю, что мне вряд ли кто поможет.

— Ну-ка давай, — сказал он, придвигая свое кресло. — Новобрачная не должна выглядеть так грустно. Почему бы тебе не рассказать мне о том, что тебя тревожит?

Робин задумчиво посмотрела на него. Отец всегда был сильным и поддерживал ее. Он был единственным человеком, на понимание которого она могла рассчитывать.

— Я… это… ох, папа! Я сделала ужасную ошибку! — выпалила она. — Я вообще не должна была снова выходить замуж. Начало нашего романа было поспешным и глупым, и теперь я довела дело до логического конца.

Сдерживая слезы, она кусала губы.

— Дорогая, что же все-таки происходит? — разволновался отец.

Взяв себя в руки, она рассказала, что случилось в их гостиничном номере в тот день, когда она и Стюарт должны были вылетать в Лос-Анджелес.

— Но почему ты не поехала с ним?

— Потому что я бы чувствовала себя такой же бесполезной, как чувствую себя каждый день после того, как мы поженились. Мне ведь там нечего делать, кроме того, что фотографироваться рядом со Стюартом и играть роль жены рок-звезды! У Стюарта не остается для меня ни одной секунды! Его внимание всегда занято кем-то или чем-то.

— Это и неудивительно! Я уверен, большое концертное турне не происходит по мановению волшебной палочки. Кто-то должен управлять шоу, и Стюарт такой человек, которому нравится самому вникать во все детали. Так и должно быть. Он из тех людей, которые теряют аппетит, если что-то не удается, пусть даже и не по его вине. Я не удивлен, что он очень занят.

— Я все это понимаю! — простонала Робин. — Однако это заходит слишком далеко. Все сводится к тому, что я ему не нужна! Для него я дополнение к обстановке — он обзавелся красивой женой для отдыха в свободное время.

Отец откинулся на спинку кресла, сурово скрестив руки на груди.

— Откровенно говоря, я этому не верю. Я видел, как он смотрел на тебя, когда вы приезжали знакомиться. Твой муж любит тебя!

— Может быть, но свою работу он любит больше. Я не переношу, когда мною пренебрегают, как мало мне достается внимания между турне и записями. То же самое было и с Хэлом — это становится каким-то кошмаром!

— Ты не даешь человеку никакого шанса! Вспомни, вы поженились как раз перед началом его трехнедельного турне по всей стране. Вне всякого сомнения, у него будет больше времени для тебя, как только они отыграют несколько концертов и Стюарт немного освободится. Где он сейчас выступает?

— Вчера вечером они закончили в Лос-Анджелесе, а сегодня переезжают в Сиэтл. Завтра у них там концерт.

— Почему бы тебе не вылететь туда и не встретить его в Сиэтле?

Робин покачала головой.

— Не могу! После моей детской выходки несколько дней назад я, кажется, стала неприятна ему. Это было ясно написано на его лице, когда он выходил из комнаты. Кроме того, — добавила она, — даже если я поеду к нему сейчас, проблема все равно останется.

— Хм-м. — Седовласый хирург посмотрел на нее, сузив глаза. По веранде пролетел легкий ветерок. — Видишь ли, я начинаю думать, что проблема не в том, в чем ты полагаешь.

— Что ты хочешь сказать?

— Я ведь твой отец и знаю твой характер лучше, чем кто-либо другой. Тебе нужно осознание цели твоей жизни. Не иметь иного занятия, кроме того, что болтаться возле Стюарта в то время, как он занят, это значит быть постоянно озабоченной своей ненужностью. — Да.

— Разве ты не видишь, что проблема не в том, нуждается ли в тебе Стюарт или нет — ясно, что — да! Проблема в том, что тебе нечего делать.

— Я понимаю, куда ты клонишь. Ты хочешь сказать, я должна найти способ, чтобы принимать участие в его жизни, быть полезной во всем.

— Совершенно точно.

— Но как я смогу? Я ничего не знаю ни о рок-н-ролле, ни о том, как организовывать турне.

— Наверняка есть что-то такое, что ты умеешь, — возразил он.

— Ничего, кроме того, что могу быть прислугой или надоедать, — ответила она. — У Стюарта есть люди, чтобы выполнять все — от установки оборудования на сцене, когда группа приезжает, и до оплаты гостиничных счетов, когда они уезжают. А звукозаписывающая компания манипулирует всем общественным настроением и хором рекламных агентов. Честно говоря, тебе следовало бы понимать, как все это организовано!

— Тогда, может быть, стоит подумать о новой работе по твоей специальности?

Идея поразила Робин как молния. Конечно! Как она не подумала об этом! Ей было очень трудно сказать Джерри, что она уходит с работы в «Массачусетс историкл траст». Эта работа так много значила для нее! Неудивительно, что, не имея никакого подобного занятия, она сходила с ума!

Рассеянно играя вилкой, она размышляла. Если она вернется на работу, то это не сделает ее более необходимой для Стюарта, чем сейчас, но поможет поднять уважение к себе самой. По меньшей мере ей было бы чем заняться во время его частых отъездов.

Но Джерри уже нашел ей замену, а при ее довольно редкой специальности на какую работу она сейчас могла надеяться?

Ответ нашелся в тот же вечер.

Одним из гостей ее отца был Курт Соломон, владелец одной из самых старых и престижных художественных галерей в Бостоне. И хотя они никогда не встречались, оказалось, что он знает о ней все.

Джерри Бартлетт рассказывал мне не один год о той чудесной работе, которую вы для него делали, — сказал Курт Соломон, когда они садились за обеденный стол.

Он был коренаст, хорошо одет — с едва уловимыми признаками знатока.

Теперь, когда вы замужем, я думаю, вас не может интересовать другая работа, а?..

Робин была ошеломлена. Она бросила взгляд на отца, но тот был увлечен беседой.

Работа… какая?

Ответственный помощник в галерее «Соломон», — пожал он равнодушно плечами.

Робин едва не уронила ложку в суп из моллюсков. О такой работе можно было только мечтать — за такую должность после колледжа она бы отдала все на свете! Потом она нахмурилась.

Это соблазнительное предложение, но тогда, наверное, мне придется жить в Бостоне?

— Нет, это необязательно, — ответил он. — Мне нужно лишь, чтобы вы ездили, оценивали коллекции и организовывали выставки.

Замолчав, он вопросительно поднял брови.

— Это интересно. Расскажите, пожалуйста, подробнее, — успокоила она его.

— Оценка — это легкая часть работы, — продолжил он. — Трудность в том, что нужно убедить коллекционера позволить галерее «Соломон» выставить работу, которую он хочет продать. Наша галерея имеет большой опыт и хорошие рекомендации, но только вот расположены мы не в Нью-Йорке и не в Лондоне.

— Господин Соломон…

— Курт, пожалуйста.

— Благодарю, Курт. Почему вы решили, что я подхожу для такой работы? Произвести оценку я, конечно, могу, но…

Он улыбнулся.

— По двум причинам. Во-первых, если быть цинично честным, вы чрезвычайно привлекательны. Это может стать очень убедительным фактором при разговоре с перспективным коллекционером. Разумеется, я не хочу, чтобы вы думали, будто я предлагаю что-нибудь недостойное…

— Нет, конечно, нет… — кивнула Робин. — И вторая причина?

— У вас репутация работника, который может творить чудеса. Джерри хвастался, как вам удалось убедить Луизу Броган согласиться на меньшую сумму за Броган-Хаус, и я должен сказать, что, хотя он не страдал от отсутствия гордости, на меня это произвело впечатление.

К ее удивлению, он вынул листок бумаги из тонкого бумажника и ручкой с золотым пером вывел на нем цифру.

— Мое предложение совершенно серьезно, Робин. Это будет ваша начальная ставка. В первый год, думаю, вы не будете получать комиссионные, но командировочные у вас будут более чем достаточные.

Робин взглянула на сумму и чуть не упала в обморок. Это было в два с половиной раза больше того, что ей платил Джерри. Конечно, деньги для нее были не главное — Стюарт имел больше чем достаточно для обоих, — но возможность снова заняться любимым делом была слишком привлекательна, чтобы упустить ее.

— Когда вы хотите, чтобы я приступила? — спросила она, подводя итог сделке.

— Как можно раньше! — ответил он, приятно улыбаясь. — Видите ли, есть одно срочное дело, которое, я думаю, сделать сможете только вы…

Глава 10

Таким образом, Робин через две недели оказалась в большом ветшающем палаццо в Венеции — в гостях у Гилии Делла Бланка, графини Дарийской.

— Черт!

Она с раздражением положила телефонную трубку. Как и все в палаццо, телефон графини был древним и, по всей видимости, себе на уме. Сегодня уже в четвертый раз ее разговор прерывал оператор международной линии. Обеспокоенная, она встала из-за мраморного столика с телефонным аппаратом и прошла через выложенный плиткой зал.

Ни разу за две недели она не смогла связаться со Стюартом! Она оставила ему письма в трех разных отелях с сообщением, что она в Венеции. Почему же он не звонит ей?

Открыв высокие двойные окна, она вышла на балкон и посмотрела вниз, на канал, протекавший двумя этажами ниже.

Робин постаралась все обдумать хладнокровно. Было только одно совершенно логичное, или, скорее, нелогичное, объяснение, почему Стюарт не позвонил: итальянская телефонная система. Ей было невероятно трудно дозвониться по своим номерам, и поэтому приходилось считать, что он испытывает те же трудности.

Хотя было и другое объяснение. Оно настолько оглушило, что ей пришлось схватиться за железные перила балкона, чтобы не пошатнуться. Может быть, он не звонил просто потому, что у него не было желания разговаривать с ней?!. По каналу проплывала гондола, усами волн разрезая узкий канал. Заметив красивую, печальную signora, рулевой приветливо помахал рукой. Робин не ответила.

Она старалась отбрасывать мучившие ее мысли. Если бы Стюарт понял, что, женившись, он совершил ошибку, то это было бы к лучшему. Она уже давно пришла к этому выводу.

Но в глубине ее души поднимался протест. Робин знала, что ей придется противостоять его карьере, и все же она бы научилась жить с ним столько времени, сколько он ей уделит! Минуты счастья, а потом долгие часы и дни ожидания — гораздо лучше, чем ничего.

В ней сейчас боролись две Робин, и ни одна из них не могла взять верх.

Наконец она вернулась в зал. Она думала снова попытаться позвонить, но в конце концов отказалась от этой мысли. На душе было слишком пусто.

Она задумалась о Гилии Делла Бланка, о том, какую военную хитрость ей применить, чтобы престарелая графиня наконец подписала контракт с галереей «Соломон».

Курт нашел графиню во время поездки в Венецию, за год до этого. Она совершала ежедневную прогулку, и он сумел вовлечь ее в разговор — свидетельство его ловкости, потому что, как узнала Робин, старая женщина избегала каких бы то ни было разговоров с незнакомыми людьми. Она, однако, разговорилась с Куртом, и он разузнал, что у нее есть одно или два полотна итальянских мастеров, казавшихся ей «интересными».

Курт убедил ее показать их, и, как оказалось, это были не две, а почти два десятка картин огромной ценности, работы мастеров студии Тициана и старшего Джорджоне. И это ослепительное сокровище было полностью сокрыто от мира искусства.

Сама посмотрев картины, Робин прекрасно поняла волнение Курта, когда графиня, между прочим, заметила, что она думает продать их. У нее не было наследников, и она хотела оставить кое-что на благотворительные цели. Как сказала графиня, для этого удобнее иметь деньги, а не картины.

Робин знала, что это будут крупные торги. Галерея, которая смогла бы их провести, заработала бы на этом не только целое состояние, но и громкое имя. Проблема была в том, что и через год, в течение которого Курт приводил самые убедительные аргументы, графиня не соглашалась подписать с ним контракт. И теперь он беспокоился, что конкурирующая галерея обнаружит эту коллекцию и переманит столь выгодного клиента.

Резная дверь в покои графини тяжело пахла лаком. Робин тихонько постучала.

— Avanti!

Она толкнула тяжелую дверь и вошла, вложив в улыбку всю свою приветливость.

— Buongiorno, Гилия. Как вы себя чувствуете?

— Cosi-cosi.

Так себе.

Маленькая старая женщина сидела на краю кровати работы семнадцатого века. Ей было восемьдесят шесть лет. Служанка сделала ей обычный яркий макияж, не изменивший ее возраста. Она выглядела, как высушенный персик.

— Prego. Присядьте и позвольте мне посмотреть на вас. Ах! — Глаза графини поднялись вверх. — Сегодня вы милы как никогда!

Опустив глаза, Робин улыбнулась. Она приехала в Венецию, взяв с собой только самое необходимое, но ее пребывание растянулось на две недели, и она не отказала себе в удовольствии пройтись по дорогим магазинам. На ней было полосатое красно-синее платье из тонкого шелка. Она обычно не носила такие яркие вещи, но оно особо подчеркивало ее темные волосы и линии фигуры, и Робин не отказалась от такого искушения.

Сама графиня сидела в своем обычном бесформенном черном платье, на ногах была тяжелая ортопедическая обувь. Трубчатая конструкция, помогавшая ей в передвижениях и без которой она не смогла бы сделать и шага, стояла перед ней.

— Благодарю вас, — сказала Робин.

— А как вы себя чувствуете? — спросила графиня своим дрожащим голосом.

— Va bene, — ответила Робин, исчерпывая этим свой запас итальянских слов. — Вы готовы идти на прогулку?

Графиня покачала головой.

— Нет, давайте сначала поговорим.

Робин навострила уши. Две недели она осторожно знакомила ее с предметом контракта. И каждый раз графиня вежливо слушала несколько минут и потом теряла интерес. Готова ли она наконец принять решение?

— Увы, ее женский ум витал в других сферах.

— Расскажите мне еще раз о вашем муже, дорогая! Так приятно послушать о влюбленной молодежи!

Робин вздохнула. Хотя она рассказывала о Стюарте уже семь или восемь раз, женское любопытство старой графини было неиссякаемо. Она начала говорить то, о чем рассказывала раньше, но графиня кивала и улыбалась, словно для нее все было в новинку.

Наконец Робин решилась перейти к делу.

— Гилия, могу я побеспокоить вас по поводу картин? Господин Соломон хочет помочь вам продать их. Когда я разговаривала с ним по телефону, он сказал мне, что уже нанял прекрасных реставраторов, чтобы подчистить их и придать им лучший вид…

Графиня скорчила гримасу.

— Ах, si! Я слишком эгоистично заставляю вас ждать. Знаете, так приятно, что вы здесь, такая красивая и молодая! От этого я чувствую…

— О картинах… — подсказала ей Робин.

— Si. Их нужно почистить. Воздух сейчас такой грязный! Это все заводы в Магера, — конспиративно зашептала она. — Они разрушают Венецию! На днях небо было желтым.

Голос графини начинал дрожать, когда внимание ускользало от нее. Робин нахмурилась. Сегодня у графини был не самый удачный день. Она постарается снова заговорить о контракте после ужина.

Гилия, не хотите ли вы сейчас выйти на прогулку? Я думаю, сейчас на солнце хорошо!

Si, давайте пройдемся. Andiamo! — сказала графиня с неожиданной решительностью. Она сама поднялась с кровати, а ведь ей так мучительно больно было это сделать.

Она двигалась очень медленно. Подтолкнув конструкцию, графиня сделала два маленьких шажка и снова толкнула раму. За пятнадцать минут она спустилась по лестнице и вышла во двор через пустой первый этаж, на выцветших обоях которого размытые пятна показывали уровень, до которого поднималась acqua alta — медленно подмывавшие фундамент Венеции воды в ужасные дни наводнений.

На улице солнце, казалось, оживило графиню, и они хорошо провели время, хотя оно и тянулось для Робин мучительно медленно.

Я думаю, вам не нравится ходить так медленно, — извиняющимся тоном сказала графиня, — но у нас есть поговорка: «Chi va piano va sono e va lontano». Она означает: «Тише едешь — дальше будешь».

— В Америке тоже есть нечто похожее, улыбнулась Робин. — «Терпение и труд все перетрут».

— Что перетрут? — спросила графиня, толкая раму вперед.

Робин рассказала историю о черепахе и зайце, которая восхитила старушку и заняла большую часть пути до piazza — места их обычных прогулок. Графиня прогуливалась здесь каждый день в течение девяти лет, если не мешали наводнения. Вряд ли это была самая большая из открытых венецианских площадей, но Робин она пришлась по душе. Здесь стояла церковь семнадцатого века, а по соседству, в терракотовых домах, расположились современные торговцы — мясник, табачник и другие. Выйдя на площадь, они спугнули стаю голубей, одновременно поднявшуюся в воздух и опустившуюся на несколько ярдов поодаль.

Впрочем, Робин сегодня не думала о Венеции. Мысленно она была в Америке, со Стюартом.

Его турне должно было закончиться вчера. Был ли он уже в Броган-Хаусе? Или вообще вернулся к себе домой? Чем чаще она думала об этом, тем больше ей казалось, будто он понял, что не хотел этого брака. Этот поступок противоречил тому образу жизни, который он предпочитал. Он никогда не вел оседлой жизни, и почему он должен начать ее сейчас?

Эта мысль заставила ее сердечко сжаться от унижения. Жизнь без Стюарта, казалось, не стоила того, чтобы о ней думать. Если бы она могла хотя бы услышать его голос! Это дало бы ей силы жить дальше.

Они остановились под стенами церкви. В первый момент ее привело в ужас, что такая старая и милая церковь обречена на разрушение. Правда, она с тех пор не раз слышала, что это — обычное дело в Венеции, где церквей гораздо больше, чем у людей возможностей их содержать. Она даже не знала ее название. Что-то наподобие Santa Maria dei.

Как и каждый день, графиня рассматривала ангела, закрепленного низко на фасаде церкви. Его каменные крылья почернели от сажи, а лицо было изъедено смесью серы и влаги, забивавшимися в Венеции во все щели.

— Как сегодня наш ангел-хранитель? — спросила графиня. — Сегодня солнечно, но смотрит он нерадостно. Ему печально из-за вас, я думаю.

— Из-за меня? Почему? — удивленно посмотрела Робин на старушку.

— Потому что вы печальны. Впрочем, я понимаю вашу причину — вы недавно замужем — и уже в разлуке! Вы думаете о нем. Думаете, любит ли он вас по-прежнему.

Робин застыла в изумлении. Конечно, это была лишь догадка, но абсолютно точная.

— К-как вы узнали?

— Я слушаю! — загадочно произнесла графиня. — Я слушаю телефонные звонки. Никто больше не звонит такой старухе, как я, но я знаю, что если муж любит жену, он позвонит ей, если она уехала. Я слушаю вот уже две недели, как вы приехали, но телефон молчит.

— Я… — Робин не знала, что ответить. Это была правда: у прислуги был свой телефон на кухне. Телефоном на верхних этажах пользовалась только графиня и ее гости, и он ни разу не зазвонил с тех пор, как она приехала.

— А сейчас я скажу вам другую нашу поговорку, — продолжала графиня сочувственно. — «Chi ama crede». Это значит: «Кто верит — любит». Вы должны верить в своего мужа, дорогая. Вы вышли замуж по любви! Хотя я не знаю его, я верю, что ваш муж любит вас. Какой мужчина не смог бы любить женщину, которая так добра и красива, как вы!

— Благодарю вас, — благодарно сказала Робин. Импульсивно она поцеловала ее в щеку и была награждена сияющей улыбкой.

— Bravissima! Я надеюсь, вы больше не будете тревожиться! Пойдемте, давайте возвращаться. Может быть, он вам позвонит сегодня, а?..

Однако когда они вошли в палаццо, полная служанка графини уже ждала их.

— Наконец-то вы вернулись! Signora, — сказала она, обращаясь к Робин, — один джентльмен хочет видеть вас. Он ждет вас в вашей комнате. Я просила его подождать в общей гостиной, но он отказался. Он сказал, что хочет увидеться с вами наедине! Signora, может быть, вызвать полицию?

Ее колотящееся сердце подсказало, кто это был. Ангел с церкви Santa Maria dei услышал ее робкую молитву!

— Нет, спасибо. Я встречусь с ним в моей комнате.

Силуэт Стюарта, стоявшего возле окна, вырисовывался на светлом фоне полуденного солнца. Она вошла, и он повернулся. Он думал увидеть ее лицо, пылающее от гнева, и ошибся. Оно было уставшим.

— Стюарт! Что ты здесь делаешь?

— Этот вопрос я должен был бы задать тебе, — сказал он.

При виде любимого мужчины почти забытая теплота снова стала заполнять ее. Она хотела броситься в его объятия, но было что-то холодное и воспрещающее в выражении его лица, что остановило ее как вкопанную. Он так и остался стоять у окна. И скрестил руки на груди.

Воцарилась напряженная пауза, и его безразличное отношение к ней заставило ее занять оборонительную позицию.

— А почему я не могу быть здесь? — сказала Робин. — У меня новая работа, и я приехала сюда по делу.

— Но ты могла бы сказать мне, — ровным голосом ответил Стюарт.

— Я пыталась! — выкрикнула она. — Я пыталась позвонить тебе до того, как уехала, но ты был между Сиэтлом и Денвером, и я не могла дозвониться!

— Я понимаю, как это могло случиться, — кивнул он.

Холодность его тона заставила в страхе сжаться ее горло.

— Но разве ты не прочитал мои письма, которые я оставляла перед отъездом?

— Прочитал, но из них не все было ясно. У меня было лишь твое имя и телефон в Венеции. Никаких точных объяснений, почему ты сорвалась так поспешно. Мне пришлось звонить твоим родителям, чтобы все выяснить. Ты можешь понять, как это было трудно?

— Почему ты не позвонил мне?

— Я пытался несколько раз, но не смог пробиться. Потом я рассердился, — сказал он глухо.

Отчаяние тенью пробежало по ее лицу. Отсутствие выражения на его лице было хуже, чем гнев. Это говорило, что никакие объяснения не могли смягчить его.

Оглянувшись на комнату, Робин впервые ощутила, насколько мала она была и в то же время насколько просторна. Как будто они оказались по разные стороны океана. Невыносимо было оттого, что он стоял рядом после такого долгого отсутствия и до сих пор не обнял ЄС.

— Стюарт! — взмолилась она. Обними меня!

Он оцепенел.

— Поверь мне, в такой момент я бы не сделал ничего иного. Но я не собираюсь…

— Пожалуйста! — Из ее груди вырвался мучительный крик.

— Нет, пока мы не уладим несколько мелочей.

Внезапно ее ноги отказали ей. Она опустилась на кровать, сжав кулачки так, что побелели костяшки пальцев.

Стюарт прислонился к подоконнику, обняв себя за плечи. Свет окутывал его, придавая его волосам золотистый оттенок. Каким-то образом он стал частью этой декорации. У него была красота и огонь ума черного принца из эпохи Возрождения. Снова ее поразило, как мало она его знала.

— Что ты хочешь уладить?

— Продолжать или нет этот брак.

Слова придавили ее, как тяжелая каменная глыба. Он хочет разорвать их союз! Она и раньше знала, что к этому все и идет, но где-то в глубине ее таилась надежда. Теперь она была подавлена: ведь Робин теряла смысл жизни.

Стюарт продолжал ровным, бесстрастным голосом:

— Во время этой поездки я многое передумал. О моей жизни, куда она идет, и о тебе. И я пришел к тому мнению, что то, что ты несколько раз говорила, — правда. Мой образ жизни несовместим с браком. Между ними есть принципиальные противоречия…

Каждое слово ранило ее как острый нож. В ее воображении она уже не раз слышала, как он произносит эти слова, но теперь это стало реальностью. Боль была чудовищна. Ее нижняя губа задрожала, и она прикрыла рот рукой.

— …но я тебя так сильно желал, что не позволил себе согласиться с тем, что осторожность, которую я чувствовал в тебе, имеет серьезные основания. Я думал, что раз мы с тобой женаты, ты будешь рядом со мной. И только когда ты отказалась поехать со мной в Лос-Анджелес, я понял, что ты осознавала мою фактическую жизнь лучше меня, поэтому и противилась всегда нашим отношениям.

— Я не хотела!.. — Она резко подняла голову.

— Поэтому я многое обдумал и решил найти тебя в Венеции и попросить дать мне шанс изменить мою жизнь. Робин, я не хочу, чтобы ты уходила от меня!

Мольба, вдруг прозвучавшая в его голосе, была совершенно неожиданна. Робин запуталась в собственных мыслях.

— Оставить тебя! — воскликнула она. — Зачем мне это делать? Это ты никогда не хотел этого брака!

— Я, должно быть, устал больше, чем думал. — Стюарт с недоверием покачал головой. — Я правильно тебя понял?

— Да! Стюарт, я и вправду верю, что этим летом в Броган-Хаусе ты действительно думал, что хочешь жениться на мне. Мысль о семье и жене привлекала тебя. Но я знала, что это слишком хорошо и не сможет продолжаться долго! Твоя первая любовь — это твоя музыка, толпа…

Она остановилась, в волнении не находя нужных слов.

В комнате стало тихо. Они даже услышали плеск воды на канале.

И Стюарт рассмеялся.

— Это не смешно! — почти завопила Робин. — Это рвет мне душу!

— Обожди! — сказал он твердо. — Ты что, не слушала меня минуту назад? Я не могу допустить даже мысли, что ты уйдешь от меня, Робин. Я хочу, чтобы наш брак продолжался. Гораздо сильнее, чем ты думаешь!

— Но… но… — До нее стал медленно доходить смысл слов. — Но как твоя карьера? Жена не вписывается в твой стиль жизни! Никто из твоей группы не женат.

Он казался пораженным.

— Некоторые женаты! Разве ты не знаешь? Десмонд, например…

— Десмонд?!

Этот бас-гитарист с гребешком на голове меньше всего походил на женатого человека.

— Он женат?

— Уже девять лет. И у него шестилетняя дочь. Он очень счастлив, и ты не представляешь, как я ему завидую!

Робин сидела как громом пораженная.

— Ну и как он справляется?

— Это непросто — быть с нами все время в дороге, но у него получается. Его жена, Сандра, очень терпеливая и понимающая.

Стюарт бросил на Робин значительный взгляд.

Внезапно весь этот разговор показался ей жутко глупым. Последние остатки недоверия улетучились, и ее захлестнула волна нежности.

— Ох, Стюарт!..

И она слетела с кровати в его объятия. Пустота, которую она ощущала эти недели, заполнилась теплотой и лаской, едва он поднял ее и поцеловал в губы со страстью, такой искренней и до невозможного сладкой.

Ощущение прикосновения его губ, его рук, таких забытых, но ставших сейчас такими близкими, снова разожгло в Робин огонь, который тлел в ней с того момента, когда она впервые увидела его. Она старалась удержать его всей своей силой, боясь отпустить Стюарта хоть на миг. Робин не хотела быть где-то еще, кроме того места, где она была сейчас.

Стюарт отнял губы:

— Скажи, что ты будешь рядом всегда — до нашей смерти.

Она беспокойно взглянула на него:

— Да! Но я буду страдать, когда ты будешь со своей любовницей…

— Моей карьерой? Да, это будет всегда, я думаю, но другим образом. Это турне было последнее.

— Что?

— Может быть, не мой последний концерт, но наверняка мое последнее турне. Я уже говорил, что кое-что обдумал и решил, что для тридцати семи я немножко староват участвовать в гонках. Я не хочу сгореть на работе.

— Я думала, что ты хочешь этим заниматься до девяноста.

— Хочу, но для этого мне придется вести более степенную жизнь. Это лето с тобой в Броган-Хаусе многое изменило во мне. Я обнаружил, что можно довольствоваться спокойствием и любованием красот мира, особенно когда поблизости ты.

Сильные руки обняли Робин так, что она ойкнула.

— С-Стюарт, ты же будешь несчастным без работы?..

Он улыбнулся:

— О, я же по-прежнему буду писать песни и записывать их, только, вероятно, чуть меньше. Мне и в самом деле не нужно больше денег. И хочется попробовать кое-что новенькое. Например, создавать новые талантливые группы. — Он снова смотрел серьезно. — Ну, когда ты будешь готова поехать домой?

— Я еще не довела дело до конца!

Вкратце она рассказала о своей работе и о графине.

— Хм-м… Контракт у тебя с собой?

Да. — Думая, что он хочет лишь прочитать его, она разорвала кольцо его рук и принесла контракт из тонкой кожаной папки.

Он выхватил его и пошел из комнаты.

— Стюарт! Подожди! Куда ты его понес?!

— Убедить графиню подписать его, — объявил он вполголоса.

— Не сходи с ума! Я пыталась сделать это две недели! Пожалуйста, Стюарт, ты ведь погубишь все дело в такой спешке.

Он снова взял ее за руки и посмотрел в глаза.

— Ты не доверяешь мне? Я знаю один-два переговорных трюка, и если у тебя до сих пор ничего не получилось, это значит, что ты шла неправильно. Давай я попытаюсь. Обещаю, что ничего не испорчу.

— Я…

— Ну вот и прекрасно!..

Стюарт поцеловал ее и стремительно вышел из комнаты.

Меряя шагами комнату, Робин нетерпеливо ждала. Она непозволительно глупо поддалась на его уговоры. Когда Курт узнает, что дело провалилось, потому что она разрешила своему мужу — который ничего не понимает в изящном искусстве — вмешаться, он будет взбешен!

Стюарт вернулся через пять минут с подписанным контрактом.

— Вот!

Робин удивилась:

— Не могу поверить! Как ты заставил графиню подписать контракт?

— Очень просто, — сказал он, снова беря ее руки в свои. — Я вошел и представился твоим мужем. Я рассказал ей, что не могу больше и дня оставаться без тебя, а ты не можешь уехать, пока не будет подписан контракт. Ты ей явно пришлась по душе, потому что она целую минуту щебетала о том, как хорошо, что ты нашла настоящую любовь. И потом, будучи доброй, любящей семью итальянкой, она поставила свою подпись.

— Это блестяще!

— Я знаю, — сказал он нескромно.

Широкая улыбка медленно появилась на ее лице.

— Я уверена, мы сможем улететь сегодня вечером. О, дорогой, ты не знаешь, как мне не хватало тебя эти дни, особенно в постели!

— Хм-м… — промычал он, покрывая ее шею чувственными поцелуями. — Я не уверен, что смогу дождаться нашего возвращения в Массачусетс, чтобы начать наверстывать упущенное.

Глаза Робин закрылись, и голова откинулась назад.

— О! Не здесь!

Графиня не помешает нам. Да и в двери есть замок, не так ли?

— Да-а… — прошептала она, обвивая Стюарта руками.

Его губы прижались к ее рту, и Робин — душой и телом — снова была готова к любви. Она знала, что ни за что не сможет уклониться от поглощающей ее страсти.

— Кроме того, я всегда хотел заняться любовью в Венеции.

Вскоре после этого и Венеция, и само время перестали существовать для Робин. Было только ее тело, слившееся с телом Стюарта в огненной лаве любви…

Grant (англ.) — дар, пожертвование, безвозмездная ссуда.