Корин, Сорен и другие совы Лучшего в мире клюва отправляются в путешествие по Реке ветра на поиски легендарного царства, населенного загадочными голубыми совами. Тем временем Эглантина и Примула, облетая знакомые территории, узнают ужасную новость. Оказывается, Нира во главе отряда Чистых тоже прознала о далеких землях и задумала отправиться в погоню за Ночными стражами, чтобы застать их врасплох на чужой территории. Но никто даже не подозревает, какие сюрпризы преподнесет знакомство с голубыми совами и какие опасности ожидают Великое Древо после прибытия на него Стриги, одной из голубых сов Серединного царства.

Обман

Автор выражает огромную признательность Рэю Брэдбери за его книгу «450 по Фаренгейту», в которой блестяще изображено общество, где интеллектуальная свобода полностью уничтожена, а сожжение книг стало нормой.

Пролог

— Отулисса, я бы хотела услышать ваше мнение по поводу моей передовицы, — попросила Фритта, весьма усердная молодая сова из семейства воробьиных сычиков, одна из лучших учениц Отулиссы и одновременно заместительница редактора «Вечернего уханья» — ежевечерней газеты, которую они с Отулиссой начали издавать вскоре после воцарения Корина. Отулисса подняла глаза от книги.

— Да-да, я слушаю.

— «Трехдневный Праздник урожая, по праву считающийся одним из самых веселых в череде многочисленных празднеств Великого Древа, в этом году пройдет намного более скромно. Такое решение было принято в знак уважения к нашему гостю Стриге, уроженцу недавно открытого нами Серединного царства, который несколько месяцев назад спас от верной гибели малышку Белл, одну из дочерей Сорена и Пелли. Стрига также сыграл решающую роль в разгроме так называемого захват-отряда Чистых и срыве их злодейского плана убийства нашего короля и уничтожения стаи Сорена. Исходя из пожелания Стриги, в этом году на дереве не будет ни музыки, ни пения. Это станет большим разочарованием для многих из нас, ведь мы с таким нетерпением ожидали дебютного выступления юной Блайз, которая собиралась петь вместе с гастролирующей вокальной группой пестроперых, столь многочисленных в последние годы в наших Пяти царствах. Также мы хотим заранее предупредить наших читателей, что в этом голу на Празднике урожая не будет молочникового эля», — Фритта закончила чтение и спросила: — Ну, как?

— Отвратительно, — процедила Отулисса.

Глава I

Упрощенный Праздник урожая

— Нет, Белл, я все равно не понимаю! Мы с мадам Плонк все лето репетировали эту песню для Праздника урожая, и вот теперь ты заявляешь, что я не должна петь! С какой стати? Я не понимаю. Мадам Плонк подумает, будто для меня это ничего не значит!

— Но это и не должно ничего для тебя значить, Блайз! — горячо воскликнула Белл.

— Это еще почему? Я же так старалась!

— Ты должна понимать, что пение — это проявление гордыни, — с легкой запинкой сообщила Белл.

— Гордыни? — переспросила Блайз, уставившись на сестру своими огромными черными глазами.

— Да. И еще это излишество.

Блайз поморгала. После того как на острове появилась эта странная голубая сова по имени Стрига, кругом только и слышно, что излишество да излишество! Но совы Великого Древа чувствовали себя в долгу перед Стригой, и в первую очередь ему были благодарны родители трех Бэшек. Да и как могло быть иначе, если эта голубая сова спасла жизнь маленькой Белл! Стрига перелетел через Бескрайнее море и случайно столкнулся с Белл, которую унесло бурей во время учебной летной тренировки. Малышка сбилась с курса, перевернулась в воздухе и серьезно повредила крыло. Если бы не Стрига, она бы непременно погибла. Но это было лишь началом ее приключений. Когда Белл приходила в себя после ранения, их со Стригой похитили Чистые во главе со своей ужасной предводительницей Нирой. И это в то время, когда совы Пяти царств были уверены, что с Чистыми покончено навсегда, их силы рассеяны, а сама Нира погибла! Оказывается, они заблуждались. Чистые сумели не только набрать новых добровольцев, но и обосноваться в пустыне Кунир, где под руководством хитрой пещерной совы по имени Тарн выстроили себе целый подземный лагерь со сложной системой ходов, нор и туннелей.

Стрига и Белл сумели сбежать из плена, но во время своего заточения они узнали об ужасном плане Ниры, задумавшей убить короля Корина и стаю. Что и говорить, это был бы смертельный удар, нанесенный в самый желудок Великого Древа! Страшно даже представить, что стало бы со всеми ними, если бы не Стрига. Выходит, что не только семья Белл, но и все Великое Древо было в неоплатном долгу перед этой загадочной голубой совой. В знак глубочайшей признательности юный король и стая пригласили Стригу на Великое Древо, и тот вскоре воспользовался этим предложением, покинув Серединное царство и блистательный Двор Дракона, в котором он много лет жил в неслыханной роскоши и невиданной праздности.

— Послушай! — радостно воскликнула Белл. — Если ты откажешься петь на Празднике урожая, то Стрига в награду даст тебе свое голубое перышко!

— Зачем мне старое линялое перо? — опешила Блайз.

— Это не простое перо! Оно означает, что ты станешь членом клуба, понимаешь? Он так и называется — Клуб синего пера. Неужели ты не хочешь туда вступить? Это же так чудесно!

Блайз внимательно посмотрела на младшую сестру. Она просто не знала, что ей сказать. Что чудесного в этом клубе? Петь — вот это действительно чудесно!

«Белл в последнее время сильно изменилась», — подумала про себя Блайз.

— Не понимаю я этого, — недовольно пробурчал Сумрак.

— Чего? — спросила Гильфи.

Сумрак повернул голову и посмотрел в маленькие глазки сычика-эльфа.

— Скажи мне честно, Гильфи. Разве это похоже на ночь перед Праздником урожая? Где, спрашивается, украшения из побегов молочника?

— И где молочниковый эль? — добавил Копуша, взлетая на жердочку в главной галерее Большого дупла. — Судя по отсутствию запаха, его в этом году решено не варить. А гильдия арфисток отменила все репетиции. Честно говоря, все это больше похоже на подготовку к Последней церемонии, чем на предпраздничные хлопоты.

— Я согласен, — вздохнул Сорен. — Хотя справедливости ради должен признать, что в последние годы наш праздник стал несколько разнузданным. Скажите честно, разве могли мы когда-нибудь полумать, что своими глазами увидим захмелевшую Отулиссу? Ведь она чуть не растоптала беднягу Мартина!

— Она просто любит танцевать! — вступился за Отулиссу Копуша. — Я еще не забыл, как она закружила тебя в глаук-глауке в первый год нашей жизни на острове!

— И ни капельки я не захмелела! — проухала Отулисса с верхнего яруса галереи. — Спросите у Мартина, он подтвердит. Это он запнулся и чуть не свалился посреди танца! Да будет вам известно, что я абсолютно невосприимчива к молочниковому вину.

— Так-то оно так, но мне кажется, что в прошлый раз кто-то закрепил это вино забродившим соком, — вздохнула Гильфи. — Ужасное сочетание, у меня от него сразу начинается несварение желудка. В прошлый раз я три дня после этого не могла смотреть на осенних мышей, а ведь я их обожаю! Ох, меня даже сейчас мутит при одной мысли об этом пойле.

— Это все потому, что ты такая крошка, — снисходительно пояснил Сумрак. — Ты так мала, что твой организм просто не принимает крепкий алкоголь — в любой форме и в любом количестве.

— Я требую, чтобы ты немедленно оставил оскорбительные замечания относительно моих размеров! — воскликнула Гильфи, бросив суровый взгляд на Сумрака. Она была самой маленькой в стае и очень болезненно воспринимала любые намеки на свой рост. В свое время она даже возродила на острове CMC, или Сообщество малых сов, некогда основанное ее прабабкой с целью предупреждения жестоких и обидных замечаний в адрес миниатюрных представителей совиного мира.

— Успокойся, Гильфи, — вздохнула Отулисса. — Сумрак вовсе не хотел тебя оскорбить. Научно доказано, что малые совы обладают меньшей переносимостью молочникового эля и забродившего сока. Существует даже особая формула: берешь свой вес, умножаешь на квадратный корень из величины размаха крыльев, делишь на длину тела от головы до хвоста и получаешь точное число глотков, которое можешь безболезненно выпить. Все очень просто. Тебе придется смириться с тем, что твоя предельная доза очень мала. Насколько я могу судить, не больше одной десятой обычного глотка.

— Я считаю весь этот разговор возмутительным! — взвилась Гильфи. — Это ты чуть не свалилась во время глаук-гла-ука! Мадам Плонк, которая, между прочим, ростом с Сумрака, каждый год напивается до отключки! А я всего лишь рыгаю — и вот уже меня клеймят, как пьяницу! Где справедливость?

— Я никак тебя не клеймила, — спокойно возразила Отулисса. — Я всего лишь дала тебе формулу, по которой ты сама можешь рассчитать свою дозу.

— Успокойтесь, — устало перебил их Копуша. — В этом году никакие формулы никому не понадобятся, потому что на празднике не будет ни эля, ни вина.

— Кстати, — заметила Отулисса, — мне кажется, что в этом году и праздника-то никакого не будет. По крайней мере, никто к нему не готовится. Дырка от дупла, а не Праздник урожая!

Отулисса крайне редко позволяла себе столь резкие заявления, поэтому четверо сов, словно по команде, повернулись к Сорену. Тот смущенно втянул голову в плечи.

— Я понимаю… Я все понимаю. Да, Стрига слегка странный. Но мне кажется, нам нужно набраться терпения и подождать, пока Корин придумает, как с ним быть.

Сорену очень хотелось напомнить друзьям о том, в каком они все долгу перед Стригой, но он удержался. Его верная стая и так знала, насколько они с Пелли благодарны Стриге.

— Но что Корин может сказать? — вздохнула Гильфи. — С тех пор как мы вернулись из Серединного царства, он стал ужасно задумчивым и рассеянным. Но почему? Казалось бы, ему следует радоваться! Мы спаслись от захватотряда. Великое Древо не пострадало. А самое главное, мы получили могущественного союзника в лице Серединного царства! Другой бы на его месте ликовал, а он в последнее время почти не высовывает клюва из своего дупла!

— Все время тоскует, — подтвердил Копуша. — Вечно унылый, погружен в себя, словно высиживает что-то. Я имею в виду мысли, а не птенцов.

Гильфи моргнула, и ее желтые глаза вспыхнули новым блеском.

— Между прочим, отличная мысль, Копуша!

— Какая?

— Может быть, нам стоит подыскать Корину подругу? Возможно, в его жизни не достает романтики?

— Неплохая мысль, — задумчиво протянул Сумрак. — Пора бы ему остепениться. Покончить с одиночеством!

— Кто бы говорил! — расхохотался Сорен. Из всей стаи только он один успел обзавестись семьей.

— Ах, Сорен, ты же меня знаешь! — загудел Сумрак. — Я по природе одиночка. Я не рожден для семьи! — Друзья украдкой переглянулись. Они уже знали, что сейчас последует. — Как ни крути, а ведь я прошел суровую школу сиротства. Где уж мне нянчиться с птенчиками?

— Мне кажется, — мягко заметил Сорен, — у тебя бы это получилось намного лучше, чем ты думаешь.

— Великий Глаукс, что делают эти совята? — вдруг воскликнула Отулисса, заметив небольшую стайку молодых совят, которые летали кругами по залу, размахивая зажатыми в когтях голубыми перышками.

— Кажется, это так называемый Клуб синего пера, — отмахнулся Сорен. — Не обращайте внимания. Очередная мода, она скоро пройдет. Моя Белл целыми ночами пристает к Блайз и Баше, уговаривая их вступить туда.

— Кажется, Блайз собиралась петь на Празднике урожая? — спросила Гильфи.

— Да. Мадам Плонк говорит, что у нее редкий талант, особенно для сипухи. Надеюсь, Блайз все-таки будет выступать, ведь она так старательно репетировала. Хотя… — он с тоской вздохнул и замолчал.

— Что? — переспросила Гильфи.

— Да нет, ничего. Пустяки, — отмахнулся Сорен.

Но Гильфи, знавшая его лучше других, сразу поняла: Сорена что-то очень тревожит.

Глава II

Зачем тут голубое перо?

Блайз было запрещено петь. На Празднике урожая не будет ни эля, ни танцев. Короче говоря, никаких излишеств. И что самое печальное, этот приказ исходил от самого Корина.

— Только на этот раз. Вы же знаете, скольким мы ему обязаны. Мне кажется, так будет правильно, — такими словами король объяснил друзьям необходимость упростить программу празднеств.

Члены стаи растерянно переглянулись. Они сидели на жердочках в дупле Корина, а король нервно переводил взгляд с одного лица на другое.

— Вы же понимаете, правда?

— Не совсем, — с присущей ему прямотой заявил Сумрак.

— Не усложняй, Сумрак, — попросил король.

— Я не усложняю. Я искренне не понимаю.

— Я тоже не понимаю, до какой степени мы должны идти навстречу прихотям Стриги, — поддержала его Гильфи.

Корин выпрямил спину, сразу став казаться выше ростом, и распушил перья на грудке.

— Это не прихоти! — горячо заверил он. — Вы только вспомните, что творилось на острове чуть больше года тому назад, в эпоху Золотого Древа! Разве вы забыли этот ужасный культ угля? Ночные стражи сделались одержимы церемониями и помпезностью. Они начали поклоняться углю Хуула! Это было отвратительно. Весь этот блеск и пышность не имеют никакого отношения к подлинной совиности. Это все пошло от Других! Разве не ты первый говорил об этом, Сорен?

Сорен захлопал глазами. Корин был прав. Ко всем ритуалам следует относиться с опаской. В свое время Стрига восстал против ослепительной роскоши и бесцельного существования при Дворе Дракона в Серединном царстве. Протестуя против пышности и праздности, он претерпел мучительную боль, но все-таки обкромсал свои излишне длинные перья. Что и говорить, у этой совы были причины с опаской относиться к излишествам, распущенности, легкомыслию и вульгарности, неизбежно сопровождавшим любой праздник. Серьезно обдумав все это, Сорен вынужден был признать, что Корин очень тонко напомнил им о временах Золотого Древа и пагубном влиянии ритуалов и церемоний, поддерживавших культ угля.

Вся стая, как всегда, посмотрела на Сорена. Во всем, что касалось отношений с королем, друзья обычно полагались на мнение Сорена, приходившегося Корину родным дядей.

— Ты затронул очень интересный вопрос, Корин, — тихо проговорил Сорен. — На этот раз мы готовы с уважением отнестись к твоему решению.

Сумрак вытаращил глаза, даже не пытаясь скрыть своего возмущения.

 — Ничего себе! Но Хулиганская ночь-то у нас будет? — ухнул он.

— Обязательно! — пообещал король.

Хулиганская ночь отмечалась в первое новолуние после Праздника урожая. Несмотря на то что это был любимый праздник детей и молодежи, взрослые совы в эту ночь тоже старались не отставать. Хулиганская ночь была временем веселых розыгрышей, сладостей и карнавальных масок. Стайки юных совят в масках облетали дупла Великого Древа и в обмен на угощение плясали, пели или проделывали акробатические трюки в воздухе. Строго говоря, Сумрак был староват для таких увеселений, однако он по праву считался главным заводилой и самым бесшабашным хулиганом всей Хулиганской ночи. Нацепив маску воробьиного сычика, могучий вояка до утра носился по острову вместе с птенцами, подбивая их на разные безумные шалости.

— Хулиганская ночь должна быть! — буркнул Сумрак. — Кому нужна жизнь без разгула и доброго старого хулиганства?

Сорен покидал королевское дупло последним. Прежде чем перелететь на ветку, он на минуту задержался и внимательно посмотрел на своего племянника.

— Ты уверен в том, что делаешь, Корин?

— Да, дядя. Мы должны с опаской относиться ко всем ритуалам и церемониям… — Но Сорен уже не слушал его, поскольку неожиданно увидел в дупле Корина нечто такое, чего до сих пор не замечал. В одной из ниш, в которых король хранил свои любимые вещи, торчал кончик голубого совиного пера.

«Зачем, во имя Глаукса, Корин хранит в дупле старое перо? Мне казалось, это отличительный знак детского клуба. Но ведь Корин уже давно не птенец!»

Глава III

Странный разговор

Отулисса не принимала участия в беседе с королем. В дополнение к своим основным многочисленным обязанностям она еще замещала библиотекаря всякий раз, когда старую пещерную сову по имени Уинифред одолевал очередной приступ артрита. Поэтому в то время как стая дискутировала с Корином по поводу Праздника урожая, Отулисса приглядывала за библиотекой. Эта работа была ей по душе, поскольку давала возможность продолжить метеорологическое исследование, начатое сразу после возвращения из Серединного царства, где Отулисса впервые столкнулась с близнецовыми ветрами и сложной воздушной системой под названием Река ветра, расположенной между Га'Хуульским миром и Серединным царством. Отулисса всегда умела с головой уходить в работу. Она не слышала ни хихиканья стайки совят, сгрудившихся вокруг сборника шуток и анекдотов, ни шагов совы, приближавшейся к столу, за которым она сидела. Здесь следует заметить, что Отулисса обычно работала за бывшим столом Эзилриба, прославленного наставника, ученого, поэта, историка и некогда великого воина Великого Древа.

— Кхе-кхе, — кашлянула сова.

Вздрогнув от неожиданности, Отулисса подняла голову от бумаг. Перед ней сидел Стрига.

— Ох, простите. Я чересчур увлеклась, — пробормотала она.

— О, я не хотел вас побеспокоить.

«Однако именно это ты и сделал, — с раздражением подумала Отулисса. Она терпеть не могла неряшливого использования слов. — Неужели нельзя было прямо сказать: „Извините за беспокойство, но мне нужно с вами поговорить?“»

— Могу ли я полюбопытствовать, в изучение какого вопроса вы столь глубоко погрузились? — спросил Стрига.

— Я занимаюсь изучением погоды и воздушных течений. Возможно, вы знаете, что я работаю в клюве всепогодников.

— Ах, вот оно что! — жизнерадостно воскликнул Стрига. — Это я одобряю.

Отулисса несколько раз моргнула. Честно говоря, она не совсем поняла, что он имел в виду.

— Что именно вы одобряете? — спросила она, склонив голову к плечу. «Во имя Глаукса, что тут нуждается в одобрении? И потом, кто ты такой, чтобы одобрять или не одобрять что-то?» Разумеется, она была слишком вежлива, чтобы задать эти вопросы вслух.

— Я одобряю полезные исследования, подобные изучению погоды, — охотно пояснил Стрига, медленно поворачивая голову. — Но при этом осуждаю любые непрактичные и, если мне будет позволено так выразиться, легкомысленные занятия. Сии занятия и книги я называю еретическими.

— Еретическими?

— О да. Вы ведь понимаете, что я имею в виду? Вредоносные, антиглауксовые книги, подобные той, над которой потешаются вот эти юные создания, — с этими словами Стрига кивнул на совят, сгрудившихся вокруг стола и весело хихикавших над книгой.

— Но это же сборник шуток! Было бы о чем говорить! — воскликнула Отулисса, а затем солгала, что вообще делала крайне редко: — Я сама читала его в детстве!

На самом деле Отулисса никогда не читала сборники анекдотов, однако ей и в голову не приходило отрицать право других сов наслаждаться подобными книгами.

— Но ведь эти книги есть не что иное, как легкомысленное излишество и суетное потакание собственным слабостям!

Отулисса пристально посмотрела на Стригу. «Что он несет?» И вообще, слово «излишество» в последнее время стало ей порядком надоедать.

— Боюсь, я не совсем понимаю, что вы имеете в виду под словом «излишество» применительно к литературе.

— Литература? — переспросил Стрига. — Ах, Отулисса, зачем вам думать о литературе, ведь вы ученая сова, занимающаяся полезными дисциплинами, такими как… я хотел сказать… в общем, погодой и тому подобным. Кстати, что вы сейчас читаете?

Этот вопрос совершенно не понравился Отулиссе. Что за навязчивость, как не стыдно совать свой клюв в чужие дела? С какой стати она должна докладывать ему, что читает и чем занимается? Хотя ей нечего было скрывать. Более того, Отулисса гордилась книгой, которую читала, поскольку она была написана Стрикс Эмерильдой, одной из ее дальних родственниц, замечательной ученой и предсказательницей погоды прошлого века. Книга имела довольно занудное название «Атмосферное давление и турбулентность: вводный курс», поэтому Отулисса с удовольствием перевернула ее обложкой вверх.

— Вот. Написана моей прапрапратетушкой по материнской линии.

— Думаю, вы должны ею гордиться, — тихо прошелестел Стрига.

— Разумеется. Я очень горжусь, — коротко ответила Отулисса.

— Но остерегайтесь гордыни, моя дорогая.

— То есть все того же излишества? — уточнила Отулисса, слегка подавшись вперед, чтобы повнимательнее рассмотреть своего собеседника. Только теперь она заметила, как сильно изменилось лицо Стриги с того дня, как он впервые появился на Великом Древе. Перья на лицевом диске стали гораздо реже. Глаукс великий, да его лицо почти совсем облысело! Под редким налетом синевы виднелась серая сморщенная кожа.

— Именно так, Отулисса, именно так.

Отулисса склонила голову к одному плечу, потом к другому, а затем завертела ею в разные стороны, как будто хотела разглядеть голубую сову во всех возможных ракурсах.

— Мне просто любопытно, — задумчиво произнесла она. — Что конкретно вы понимаете полсловом «излишество»?

— Ах, дорогая, как я счастлив, что вы задали мне этот вопрос!

«Охотно верю», — подумала про себя Отулисса.

— Как вам должно быть известно, я происхожу из Двора Дракона, самого непрактичного места на свете, — Стрига сделал особое ударение на слове «непрактичного». — Вы спросите, что сделало его непрактичным? Я отвечу — излишек роскоши, неги и всевозможное потворство собственным желаниям. Но сердцем и движущей силой этих отвратительных явлений, топливом для костра этой роскоши были именно излишества!

— Но что такое излишества? — повторила Отулисса.

— Ответ прост. Излишества суть все лишнее в жизни, безделушки, мишура и непрактичность, кои отвлекают нас от Глаукса и нашей подлинной совиности.

— Подлинной совиности? — вытаращила глаза Отулисса.

— Разумеется! Ведь мы, совы, по природе своей весьма скромные существа.

— Хммм, — фыркнула Отулисса, вспомнив о Сумраке. «Вот уж точно всем скромникам скромник!»

— Мы должны следовать путем скромности, — продолжал Стрига. — Все иное есть излишество. Суета, так сказать.

Отулиссе очень хотелось заметить: «У всех свои представления об излишествах», но она вовремя удержалась. Вместо этого она сказала:

— Позвольте задать вам еще один вопрос, последний.

— Разумеется! — прошелестел Стрига, но при этом так и впился глазами в ее лицо.

— Скажите, пожалуйста, вы страдаете облысением? Я заметила, что перья на вашем лицевом диске заметно поредели.

— Ах, не стоит беспокоиться! Это совершенно не то, что вы подумали! — с непонятной радостью воскликнул Стрига. — Нет-нет. Видите ли, на протяжении долгого времени я был отягощен грузом излишне развитого оперения. Эти длинные перья были не чем иным, как воплощением излишества. Мы, драконовы совы, отращивали их с омерзительной смесью гордости и удовольствия и целыми днями ухаживали за своим оперением. У нас были даже особые слуги, вся работа которых заключалась в том, чтобы перебирать и расчесывать наши перышки. — Стрига так разволновался, что у него даже голос задрожал. — Не могу вам передать, насколько все это было омерзительно!

— Однако вы делали это. Вы тоже ухаживали за своим длинным голубым оперением.

— Я не знал лучшей доли. Я был обманут, — ответил Стрига.

Отулисса поморгала. Вообще-то она очень многого не понимала в жизни дворца Панцю и Двора Дракона. В последнее время она нередко вспоминала о Тео, благородном мудреце далекой древности, герое старинных легенд. Во время своего пребывания в Серединном царстве Отулисса узнала, что Тео изобрел оригинальный способ обезвреживать сов со злыми намерениями — окружать их неслыханной роскошью. В результате Двор Дракона стал средоточием великой праздности, а его обитатели были настолько поглощены собой и своими прихотями, что у них не оставалось сил ни на что другое. Эта гениальная стратегия позволила полностью обезвредить опаснейших сов, некогда отыскавших путь в Серединное царство.

— Боюсь, я все-таки не совсем вас поняла, — заметила Отулисса. — Как так случилось, что у вас стало меньше перьев, чем у любого из нас? Особенно на лице.

— Я их выщипал, дорогая. Это жестокое наказание, которое я самолично возложил на себя. Таким образом я избавляюсь от излишеств.

— Честно говоря, я никогда не думала, что перья могут быть излишеством. По-моему, они являются одной из наиболее существенных составляющих нашего тела, — заметила Отулисса и, помолчав, добавила: — Иными словами, в них воплощена наша совиность, — она намеренно подчеркнула последнее слово.

— Вы совершенно правы! Перья относятся к телу, но не к духу. Как может дух воспарить к бессмертию, если он отягощен излишеством костей и оперения? — спросил Стрига, уставившись на Отулиссу своими бледно-желтыми глазами.

Отулисса совершенно запуталась. Что значит «воспарить к бессмертию»? Всем известно, что жизнь существует здесь и сейчас. Можно воспарить в воздух, оторваться от земли и полететь. Но не более. И потом, разве не является выщипывание перьев оскорблением самого Глаукса, подарившего совам оперение, чтобы они были сами собой? Спор всегда был стихией Отулиссы, но сейчас у нее не было никакого желания дискутировать со Стригой по этому вопросу. Более того, после этого странного разговора она на некоторое время онемела, что случалось с ней всего несколько раз в жизни.

Глава IV

Простота

Но не только у Отулиссы этим вечером состоялся странный разговор со Стригой. Когда стая выпорхнула из дупла Корина, молодой король почувствовал себя очень странно. Ему вдруг показалось, что это не он только что разговаривал с Сореном и друзьями. Однако это был он. После появления Стриги на острове Корин чаще других членов стаи общался со своим странным гостем. Несмотря на то что их жизни были совершенно разными и Корин никогда не знал ничего похожего на роскошь и праздность дворца Панцю, слова Стриги вызывали глубокий отклик в его желудке. Детские годы Корина прошли в суровых, неприветливых каньонах, во всем отличных от Двора Дракона. Его никто никогда не баловал, мать постоянно шпыняла, ругала и безжалостно муштровала, стараясь воспитать его достойным будущим предводителем Чистых. От одного этого слова — «Чистые» — смердело за целую лигу. Ибо Чистые полагали, что только сипухи, или Tyto Alba, являются настоящими совами. Все остальные считались нечистыми и низшими существами, проказой совиного мира. Такова была базовая идея. Ее неизбежными спутниками были насилие и жестокость, в чем Корин убедился на собственном опыте в ту страшную ночь, когда Нира на его глазах убила его лучшего друга.

И вот теперь, после разгрома Ниры и Чистых в Серединном царстве, на острове появился Стрига, приглашенный Сореном и всеми членами стаи. В схватке с Чистыми Стрига показал себя храбрецом, хотя его боевые приемы противоречили обычаям сов Серединного царства. Он пролил слишком много крови, однако хуульские совы все равно были у него в долгу.

Стрига проповедовал, что в каждой сове с рождения заложена «подлинная простота». Но чтобы обрести ее, нужно очиститься от всех излишеств, от суетности бытия. Его призыв был совсем несложен: «Сжечь дотла излишества». Лишь полностью очистившись, сова сможет достичь состояния подлинной простоты и обрести вечное благословение Глаукса.

Корин так глубоко погрузился в размышления, что не заметил, как Стрига влетел в дупло.

— Как все прошло? — вкрадчиво осведомился гость.

— Даже не знаю…

— Но они согласились? — Да.

— Замечательно.

— Да, — повторил Корин, горячо закивав головой. На миг ему показалось, будто он старается убедить в этом самого себя. — Именно так. Да. Я уверен, что так оно и есть. Но…

— Что? — быстро спросил Стрига.

— Видишь ли, все эти нововведения — то есть новая форма проведения Праздника урожая — очень непривычны для нас.

Я обещал своим друзьям, что это не навсегда, что мы просто посмотрим, как это будет. И что мы непременно проведем Хулиганскую ночь.

— Ну, разумеется! — горячо согласился Стрига. Он впервые слышал об этом празднике, однако сразу почувствовал, что сейчас не лучший момент давить на Корина.

— И еще мне кажется, что Сорен немного расстроен из-за того, что Блайз не будет петь.

— Она будет петь еще лучше, когда достигнет простоты! Тогда ее искусство перестанет быть излишеством, — заверил его Стрига и, помолчав, сообщил: — Только что у меня состоялся весьма интересный разговор с Отулиссой.

— Правда? — поднял глаза Корин.

— О, она очень умная сова.

— Да она просто гений! — воскликнул Корин.

— Да-да, конечно. Ты знаешь, она всецело поглощена одним весьма … весьма интересным исследованием.

— Да, я знаю. Она изучает близнецовые ветры и течения Реки ветра. Они с Сореном ветераны клюва всепогодников, их обучал сам Эзилриб!

— Я полагаю, что эти исследования весьма полезны. Не кажется ли тебе, что если бы Отулисса получила возможность углубить свои познания, это пошло бы на пользу всему Великому Древу?

— Конечно! Она сама говорила, что собирается ненадолго отлучиться с острова, чтобы провести несколько научных экспериментов. Опыты с полетом пера и тому подобные исследования.

— Полет пера? — нахмурился Стрига.

— Ну да. Это делается для изучения ветра и воздушных течений. Специально маркированное перо пускают в воздух, а затем следят за ним, отмечая различные изменения в скорости, направлении и так далее.

— А кто проводит такие исследования? Клюв всепогодников?

— Все проходит под руководством Отулиссы, но вообще это очень интересная работа, поэтому чаще всего понаблюдать за ней отправляются и другие члены стаи. Видишь ли, ты должен знать, что наша стая — это совершенно особый отряд сов. Они все настолько талантливы, что могут с легкостью заменить собой любой клюв. Гильфи, которая возглавляет на острове клюв навигаторов, обычно точно фиксирует каждую точку на пути маркированного пера. Копуша и Сумрак считаются лучшими следопытами острова, поэтому работают в паре.

— Могу я высказать одно предложение, Корин?

— Конечно.

— Тебе не кажется, что если бы наши друзья прямо сейчас отправилась проводить это замечательное исследование, это позволило бы им отвлечься от невеселых мыслей по поводу упрощенного Праздника урожая?

Глаза Корина радостно заблестели.

— Ты думаешь, что Отулиссе и стае следует полететь на изучение близнецовых ветров?

— Вот именно. Надеюсь, они с радостью исполнят эту службу, которая, если мне будет позволено так выразиться, развеет их сожаления по поводу Праздника урожая.

— Прекрасная идея! Я немедленно пошлю за ними! — встрепенулся Корин.

Но Стрига предупреждающе поднял коготь.

— Когда будешь говорить с ним об этих экспериментах, постарайся убедить своих друзей в том, что их работа исключительно важна для благополучия всего Великого Древа. Не забудь упомянуть, что можешь поручить это задание только им, ибо всецело полагаешься на их глубочайшую компетентность, мудрость, таланты и энциклопедические познания. Сделай упор на том, что они самые лучшие, а порученное им задание имеет колоссальную важность для всего дерева! Кстати, мне только что пришло в голову, что ты мог бы объявить об этом перед всем парламентом, дабы придать миссии, возложенной на наших друзей, подобающую ей значимость.

После этих слов Корин еще больше зауважал Стригу. Он был в восторге от его предложения, но еще больше его растрогало то, что Стрига так высоко оценил работу Отулиссы. Король был искренне поражен и обрадован. Ах, как жаль, что стая не слышала, как Стрига заботится об их чувствах! «Мне кажется, они излишне строги к нему, — думал про себя Корин. — Если бы только они могли быть здесь! Но ничего, им нужно время. Очень скоро они увидят, насколько это разносторонняя сова! Причем все стороны у Стриги просто замечательные!»

Глава V

Всестороннее изучение близнецовых ветров

— Мы созвали это вечернее заседание парламента, чтобы выдвинуть одно предложение, — начал Корин.

— Если это насчет того, чтобы испортить Хулиганскую ночь, то я против! — процедил Сумрак.

— Тише! — шикнул Сорен, сурово покосившись на друга.

— Все мы знаем, что наша Отулисса является величайшей ученой совой всего Великого Древа.

Стрига заметил, что при этих словах Отулисса слегка приосанилась и распушилась. «Очень хорошо…»

— Ее великие познания и мудрость известны во всем совином мире, включая Серединное царство. Однако остальные члены стаи тоже по праву считаются великолепными исследователями окружающего нас мира, поэтому я собрал вас здесь, чтобы получить одобрение следующего плана.

Что-то во всей этой речи очень не нравилось Сорену, но он пока не мог понять, что именно, поэтому продолжал слушать. Почему Корин не сообщил им о своем плане раньше? Ведь это касалось каждого из них!

— В последнее время, — продолжал Корин, — наша Отулисса занимается изучением близнецовых ветров Реки ветра. — Лицо Отулиссы стало серьезным и очень внимательным. — И я предлагаю, чтобы стая во главе с Отулиссой отправилась для сбора дополнительной информации…

— Дополнительных данных, — перебила его Отулисса. «Почему Корин не посоветовался со мной, прежде чем делать заявление в парламенте?» — подумала она.

— Дополнительных данных, — поправился Корин, — которые позволят углубить и дополнить исследование. Мы все должны признать, что это самые лучшие, самые мудрые, самые одаренные и самые…

«Не слишком ли много прилагательных? — подумал Сорен. — Зачем столько похвал? Неужели он пытается к нам подольститься?»

Тем не менее предложение было весьма заманчивым. Сорен до сих пор с восторгом вспоминал метеорологические экспедиции, в которые посылал их когда-то Эзилриб.

Подняв коготь, Отулисса спрыгнула со своего места на изогнутом стволе белой березы, где полукругом сидели парламентарии.

— Могу я взять слово? Прежде всего, хочу сказать, что я поль… — Внезапно она почувствовала укол тревоги и замолчала на полуслове. В чем дело? — Я польщена… — еле слышно закончила Отулисса, и едкая желчь опалила ее горло, когда она выговорила это слово. — … тем, что ты находишь мою работу интересной и полезной. В любое другое время я бы с огромным удовольствием возглавила эту экспедицию, но, к сожалению, сейчас это не представляется возможным.

Стрига выкатил глаза. Этого он никак не ожидал!

— У меня слишком много обязанностей на дереве, — продолжала Отулисса, — особенно теперь, когда бедняжка Уинифред снова слегла с артритом. — Стрига изо всех сил старался скрыть свое разочарование. — Кроме того, моя подлинная работа состоит не в сборе данных, а в их обработке и анализе, в подведении теоретической базы под фактологический материал и выведении соответствующих… — и Отулисса пустилась в пространные рассуждения о природе серьезного научного исследования. В итоге было принято следующее решение: стая летит, а Отулисса остается.

— Итак, — сказала Отулисса, когда стая вновь собралась в библиотеке. — Сейчас я вкратце расскажу вам о сути работы.

Она сняла с полки огромный том Стрикс Эмеральды и несколько научных монографий, добавила в стопку ворох разных карт, а затем достала древние свитки, написанные Эзилрибом в его бытность великим воином Северных королевств под именем Лизэ из Киля.

— «История войны Ледяных когтей»? — удивился Копуша. — Но при чем тут эта сага? И зачем тебе «Сонеты Северных королевств»?

— Сейчас объясню. Вы не поверите, но я впервые наткнулась на слово «близнецовый ветер» в одном из сонетов, написанных Лизэ в честь своей подруги Лил! В этом сонете наш будущий Эзилриб сравнивал себя и Лил с парой близнецовых ветров, неразлучно связанных друг с другом вопреки всем расстояниям. Как вы понимаете, настоящий ученый не должен пренебрегать никакими свидетельствами. Я должна прочесть все, что может оказаться полезным — научные монографии, поэмы, исторические летописи… — Отулисса замолчала, а потом вдруг добавила: — Даже сборники анекдотов.

— Сборники анекдотов? — прыснули друзья.

— В каком смысле? — спросила Гильфи. Смущенно потупившись, Отулисса пожала плечами.

— Сама не знаю, к чему я это сказала. Надеюсь, вы поняли главное. Настоящий ученый должен читать и мыслить шире привычных рамок.

— И какие у тебя догадки относительно близнецовых ветров? — спросил Сорен.

— В каком месте мы должны будем провести исследование? — поинтересовалась Гильфи.

— Я хочу, чтобы вы попытались точно определить их местоположение и провели несколько экспериментов с маркированными перьями. Судя по моим прикидкам, у близнецовых ветров могут быть ответвления в Темном лесу, поэтому я попрошу вас отправиться туда. Вам понадобятся самые обычные инструменты — маячки из помеченных перьев, аэропоплавки, страховочные фалы и, разумеется, термоскоп. — Термоскопом назывался хитроумный прибор, изобретенный Эзилрибом для измерения изменений температуры. Помолчав, Отулисса обвела глазами библиотечное дупло и поморгала.

Почти полная луна все выше поднималась над островом, заливая светом все дерево. — Кажется, это все, — вздохнула Отулисса. — Вам пора лететь. Вы только взгляните на эту луну! Какая красота… Что ж, прощайте. Не думаю, что вы будете жалеть о том, что пропустите нынешний Праздник урожая.

— Но мы непременно вернемся к Хулиганской ночи! — ухнул Сумрак, стукнув когтем по столу.

Сидя на главной ветке библиотечного дупла, Отулисса провожала взглядом удаляющихся друзей, силуэты которых четко вырисовывались на фоне встающей луны. В другое время она бы лопалась от счастья при мысли о том, что кто-то отправился собирать драгоценный материал для ее исследований. Но в эту ночь Отулисса не испытывала знакомого лихорадочного волнения. Возможно, она просто устала? Наверное, ей стоит ненадолго покинуть библиотеку и отправиться в свой любимый уголок размышлений — висячий садик.

Здесь мы остановимся, чтобы сказать несколько слов об этом удивительном месте. Если бы Отулисса не создала свой садик первой, до этого непременно додумалась бы какая-нибудь другая сова. Дело в том, что на самой вершине дерева существовали глубокие трещины, получившие название стволовых карманов, куда годами ссыпались опавшие листья и прочие органические остатки. Со временем эти остатки перегнивали, превращаясь в почву, в которой охотно прорастали занесенные ветром семена. Чаще всего, как ни странно, там росла черника. В нижней части кроны находился небольшой садик, который Отулисса привыкла считать своим и за которым прилежно ухаживала.

Она открыла, что многие растения, произрастающие на земле, с успехом приживаются в стволовых карманах Великого Древа. В висячем саду Отулиссы росли цветы, мох, лишайники и даже орхидеи. Устроившись среди свисающих побегов плюща, под прелестным кустиком печеночницы, нежившейся в лучах лунного света, Отулисса глубоко задумалась о том, почему ее нисколько не радует научная экспедиция стаи. Она совершенно не испытывала того восхитительного пузырящегося восторга, который столь часто сопутствовал ей на пути научных открытий. Более того, желудок у нее сжимался от тревоги и нехорошего предчувствия. В чем же дело? Прежде всего в том, что она осталась на дереве не только из-за своих многочисленных обязанностей. Артрит Уинифред был лишь удобным предлогом. Нет-нет, ее удержало что-то другое. И почему она упомянула сборник анекдотов, когда объясняла друзьям необходимость расширить круг чтения? Может быть, ее расстроила вся эта история с «упрощенным» Праздником урожая? Нет, не только. Чем больше Отулисса думала, тем яснее понимала, что большая часть ее тревог имеет какое-то отношение к библиотеке. К библиотеке и ее драгоценным книгам. «Нет, — поправила себя Отулисса. — Это не только мои книги. Они общие».

И тут в садик опустилась одна из нянечек, пестрая неясыть по имени Глиннис. Нянечки на Великом Древе ухаживали за маленькими совятами, работали в лазарете и на кухне.

— Не хотите выпить глоточек молочникового чайку, Отулисса? — предложила Глиннис. — У меня тут в чайнике как раз осталось на чашечку! Ночи нынче прохладные, самое время согреться горячим чайком.

— С удовольствием, Глиннис, — кивнула Отулисса.

— Опять заработались допоздна? — участливо спросила Глиннис, наливая ей чай.

— Да… да. Нужно было доделать кое-какие дела в библиотеке.

Отпив глоток чая, Отулисса почувствовала дрожь решимости, поднимающуюся со дна желудка. Вот тебе и успокаивающее воздействие висячего садика! Поставив чашку, она поблагодарила Глиннис и полетела в библиотеку. Очутившись внутри, Отулисса сразу направилась к задним полкам, где недавно толпились смешливые совята. Она хотела взять книгу, которую читали птенцы, но случайно взгляд ее упал на другую обложку с надписью: «Вредные стишки для испорченных умишек». Отулисса никогда в жизни не читала такой пакости. Хотя разве не она сегодня выступала за расширение круга чтения? Жаль, что сова, называющая себя Стригой, не видел ее в эту минуту! В этой книге оказалась целая глава, посвященная «пометным шуточкам». Отулисса прочитала первый стишок и невольно прыснула со смеху.

Одной чайке по имени Джон Захотелось отведать бульон.

Вот поймал он селедку, громко крикнул: «Похлебка!» И заправил пометом бульон.

Отулисса вздохнула. Что поделать, совятам нравится именно такой юмор, как раз такие шуточки они вычитывают и пересказывают друг другу в столовой, за что их регулярно выставляют из-за стола. Это возрастное… «Но может быть, — пробормотала себе под клюв Отулисса, — и нам, взрослым совам, время от времени полезна толика незамутненной глупости? Отчего же так бесится эта странная голубая сова? Отчего она так топорщит свои и без того редкие перышки?»

Глава VI

Жженая бумага

Итак, стая снова была в воздухе. До рассвета оставалось еще не меньше часа, и друзья вовсю наслаждались полетом. Все было прекрасно. «Даже слишком прекрасно», — подумал Сорен. Странное дело, на этот раз он покидал остров почти с облегчением. Кажется, его любимая Пелли тоже почувствовала это, и хотя Сорен подробно рассказал ей о целях научной экспедиции, она сразу поняла, что у ее друга есть какие-то другие причины побыть вдали от острова. Она знала, что Сорен тревожится о Корине. Сорен переживал за юного короля ничуть не меньше, чем за собственных дочек. И неудивительно, ведь он приходился Корину родным дядей! Кроме того, Сорену казалось, что если ему с детства посчастливилось попасть под крылышко благородному Эзилрибу, то теперь он просто обязан стать таким же наставником для Корина. Эзилриб всегда был для Сорена лучшим примером в жизни. В глубине души он до сих пор приписывал все лучшие качества своего совиного характера влиянию любимого учителя. Не было ночи, чтобы Сорен не тосковал по старому Эзилрибу. Если он сможет сделать для Корина столько, сколько сделал для него его мудрый наставник, ему больше не о чем будет беспокоиться в жизни.

Корин был совой, наделенной великими и загадочными способностями. В ранней юности он с беспримерной отвагой перенес немыслимые бедствия, вышел победителем из множества испытаний и дослал уголь Хуула из жерла вулкана в краю Далеко-Далеко. В то же время он был сыном Ниры и Клудда — ужасных, чудовищных, безумных предводителей Чистых. Это было страшное и грозное наследие, с которым молодой король вел постоянную борьбу в своем сердце, разуме и желудке. В глубине души Сорен надеялся, что Корин никогда не найдет себе подругу и не передаст потомству свою дурную кровь.

С недавних пор Сорен вновь стал тревожиться за своего племянника. Он и сам не понимал, откуда исходит эта тревога. У них и раньше бывали плохие времена, взять хотя бы эпоху так называемого Золотого Древа, но сейчас все было позади, уголь был надежно спрятан в кузнице Бубо, однако после того, как на острове появился этот загадочный Стрига, Корин стал вести себя очень странно. Сорен знал, что его племянника все время преследуют мысли о Нире. К сожалению, после битвы в Серединном царстве ее тело так и не было найдено, но Сорен подозревал, что даже если бы смерть злодейки была подтверждена со всей определенностью, это ничуть не умерило бы страхи молодого короля.

Подняв голову, Сорен окинул взглядом бескрайнее темно-синее небо и заставил себя выкинуть из сознания тревожные мысли. Ьму очень не нравилась вся эта странная история с Праздником урожая. Вероятно, следовало бы поговорить с племянником пожестче. Ладно, теперь уже все равно поздно. Что сделано, то сделано, а их ждет увлекательная научная экспедиция!

— Чувствуешь? — спросила Гильфи, когда они подлетели к границе между Темным лесом и Серебристой мглой. Остальным совам потребовалось какое-то время, чтобы принюхаться, но в конце концов они тоже почувствовали запах гари.

— Это не лесной пожар, — заметил Сорен. — Сейчас для них не время.

— И запах не такой, как от горелой древесины, — согласилась Гильфи.

Тогда Сорен, отличавшийся самым совершенным слухом, стал изгибать свой лицевой диск, чтобы уловить все доносящиеся снизу звуки.

— Я не слышу треска живицы, — сообщил он.

Дело в том, что хвойные деревья и клены, в изобилии растущие в этих краях, особенно богаты древесным соком, или живицей. Во время пожара соки в горящем дереве нагреваются и закипают, издавая характерное потрескивание. Если пожар случается в пору выделения сока, то горящее дерево может попросту взорваться, разлетевшись на куски.

— Что-нибудь слышишь? — спросил Копуша.

— Ничего. Здесь были пожары, но очень незначительные. Теперь они просто дотлевают. Это трудно описать.

В самом деле, как передать на словах звук умирающего огня? Сорену смерть огня всегда казалась похожей на песню — затихающий трепет углей, почти угасших, испустивших весь свой жар, и мерцающий свет, просачивающийся сквозь их толщу. И в то же время достаточно было легкого дуновения случайного ветерка, чтобы эти угли вспыхнули вновь, возродившись к своей огненной жизни. Но Сорен чувствовал, что этот пожар был надежно потушен водой. «Странно. Очень странно», — подумал он.

— Чудной запах, тебе не кажется? — спросила Гильфи.

— Вот именно. Я понимаю, что ты хочешь сказать, — заметил Копуша. — Он не похож на тот, который производит дым естественного пожара.

— Пахнет бумагой, — внезапно сказал Сорен и, подумав, добавил: — Жженой бумагой.

— Точно! — воскликнула Гильфи.

Уже занимался рассвет, когда стая устроилась в дупле голубой ели. Это дерево было им хорошо знакомо по прошлым визитам в лес. Сумрак и Копуша сразу же отправились на охоту и вскоре вернулись с несколькими земляными белками. Надо сказать, что земляные белки Темного леса считались редким деликатесом, славившимся на весь совиный мир своим терпким ореховым привкусом.

— Мммм, — промычал Сумрак, откусив голову первой белке.

— Ох, какая прелесть! — закивала Гильфи.

Однако несмотря на вкусную еду, никто из друзей не чувствовал никакой радости. За едой они были непривычно молчаливы. Все устали. Возможно, поэтому они обменялись всего несколькими словами и замечаниями, прежде чем отойти ко сну? Но нет, дело было не только в физической усталости. Строго говоря, перелет через море был довольно легким. Но непонятное напряжение облаком висело в воздухе, и к нему примешивалась невысказанная тревога о Великом Древе, которое они только что покинули. Был почти полдень, когда совы, наконец, уснули.

Глава VII

Клуб синего пера

— Вот скукотища! — прошептала Блайз своей сестре Баше. Все три Бэшки и несколько других юных совят собрались в игровом дупле, где молодые совы проводили время, когда плохая погода не позволяла им играть на свежем воздухе. Однако сегодня, в первую ночь Праздника урожая, погода выдалась прекрасная — полнолуние и легкий ветерок. Самая чудесная ночь для полетов!

Стрига начал выкликать имена присутствовавших.

— Тише, — цыкнула Белл, и Блайз недовольно покосилась на нее. С тех пор как этот Стрига появился на острове, младшую сестренку было не узнать!

«Вообще-то сегодня Праздник урожая, на котором я должна была исполнять песню. Но вместо этого я стою тут, как дура, с каким-то идиотским синим пером!» — удрученно подумала Блайз. Они с Вашей впервые слышали, чтобы во время праздника на Великом Древе было так тихо. До Хулиганской ночи оставался всего лишь один лунный цикл. А вдруг ее тоже запретят?

«Только бы они не устроили такой скукотищи в Хулиганскую ночь!» — думала Блайз. Они с Вашей и друзьями уже давно репетировали особую воздушную фигуру под названием «крутая бочка». Для того чтобы правильно выполнить этот хитрый летный трюк, нужно было научиться летать вверх тормашками и задом наперед. Когда же еще демонстрировать все эти фокусы, как не на Хулиганскую ночь!

Три Бэшки пока успели принять участие только в одной Хулиганской ночи — это было год назад, когда они только-только оперились. Они сразу же полюбили этот праздник и визжали от восторга, летая вокруг дядюшки Сумрака, который совершенно обезумел, отмачивая все новые и новые шутки.

— Я очень рад видеть вас здесь, — прошелестел Стрига, откладывая список присутствующих. Он обращался к собравшимся совятам с главной жердочки дупла.

Разве такого Праздника урожая они ждали? Обычно в первую ночь торжества гильдия слепых змей-арфисток без устали перебирала струны травяной арфы, и волшебные звуки взлетали из главного дупла к вершине дерева. Все совы, юные и старые, кружили в танце среди побегов молочника, рдевшего медным румянцем, в честь которого осенняя пора получила на острове название сезона медного дождя. Но сейчас на Великом Древе царила зловещая тишина. «А ведь сегодня я должна была петь в первый раз!» — мрачно подумала Блайз.

— Могу ли я увидеть улыбки на юных лицах? — спросил Стрига, уставившись прямо на Блайз.

— Чему радоваться-то? — угрюмо буркнула она.

— Ах, дорогая, как раз об этом я и собирался с вами поговорить! Я уверен, что все вы найдете повод для ликования, выслушав мой рассказ об опасностях порочного мира, откуда я прибыл, и о новых радостях, которые я обрел, ступив на путь простоты и отказа от излишеств.

— А у вас кровь над глазом, — пискнул Джастин, маленький мохноногий сычик, совсем недавно появившийся на свет. Он был первенцем Мартина и его подруги Геммы.

— Это тоже часть моей истории, — ответил Стрига. — Итак, давным-давно, в далеком прошлом, я жил при Дворе Дракона. Целыми днями мы только и делали, что ухаживали за своими перьями. Но даже этого мы не могли делать самостоятельно, поэтому нам помогали слуги.

Несколько совят дружно захихикали. Но только не Блайз. И не Баша.

— Это глупо! — сказал какой-то малыш, все еще похожий на крохотный шарик, покрытый первым детским пушком.

— А при чем тут кровь? — выкрикнула Блайз.

— Не перебивай! — шикнула на нее Белл. — Мне стыдно за тебя!

— Я как раз подхожу к этому, милая, — ласково ответил Стрига.

У Блайз неприятно екнуло в желудке. Этот Стрига не имел права называть ее «милой»! Так ее могли звать только мама, папа и миссис Пи.

— Так вот, из-за этого бесконечного ухода за оперением, порочной роскоши и всевозможных излишеств… — тут Стрига глубоко вздохнул, давая понять, что само воспоминание о тех днях причиняет ему боль.

«Так я и знала, что он снова заведет про эти „излишества“», — подумала Блайз, переглядываясь с Вашей. Недавно они летали в библиотеку и специально посмотрели значение этого слова в «Большом Хуулианском словаре», причем не в детском издании, а в версии для начинающих читателей. Тем временем Стрига продолжал свой рассказ:

— … мои перья стали очень густыми и достигли невиданной длины…

— И вы никогда не линяли? — перебил Джастин.

— Редко и мало. Вот почему я так счастлив на вашем дереве. Здесь я линяю, как нормальная сова.

«В тебе нет ничего „нормального“!» — сердито подумала Блайз.

— Но даже сейчас я линяю недостаточно обильно, посему мне приходится самостоятельно выщипывать себе перья. Вот откуда эта капелька крови на моем лице.

— А что такое «посему»? — пропища кто-то из птенцов.

— Это значит — «потому», — прошипела в ответ Баша.

— А это больно? — поинтересовалась Хеджети. — Самому себя ощипывать?

Стрига слегка склонил голову набок и тихонько засмеялся.

— Не очень, милая. Я бы сказал, что это благословенная боль и очищающая мука. Ничтожный пустяк в сравнении с ужасом роскоши, взрастившей эти перья!

«Чушь какая-то!» — устало подумала Блайз. Она горько жалела о том, что они с Вашей пришли на это собрание. И зачем только они пообещали Белл посетить хотя бы одно заседание этого дурацкого Клуба синего пера? Глупышка Белл была в таком восторге от всего этого! Кроме того, она получала дополнительные очки за каждого нового члена, которого ей удастся пригласить в клуб. Когда Баша спросила, зачем ей эти очки, малышка долго мямлила и заикалась, но так и не смогла дать вразумительного ответа. Старшие сестры были поражены произошедшей с ней переменой. Зачем ей какие-то очки и вообще что бы то ни было от этой странной голубой совы? Понятно, что Стрига спас ей жизнь и выхаживал после ранения, но любой благодарности есть предел! Тем не менее они все-таки согласились прийти на это собрание и даже изо всех сил изображали энтузиазм. Но Блайз уже твердо решила, что никогда в жизни не вступит в этот клуб, и не сомневалась, что Баша пришла к такому же выводу.

— Только избавившись от излишеств, — продолжал Стрига, — мы сможем стать любимыми детьми Глаукса и после смерти вознестись в сияющую глаумору.

— Это еще нескоро! — пропищал Джастин. — У меня только-только начали отрастать первостепенные перья!

— Вот здесь ты глубоко заблуждаешься, мой милый. Близится ночь Великого очищения, когда погибнут все, кроме нескольких избранных.

— Кроме избранных? — выкрикнула Хеджетти. — А кто их будет избирать? И что с ними будет? И вообще, кто все это решает?

— Прекрасный вопрос, милая. Те немногие, которые сумеют отринуть излишества, вознесутся прямо в глаумору, — ответил Стрига, проигнорировав все остальные вопросы Хеджетти.

Блайз покрутила головой по сторонам. Она заметила, что самые маленькие птенцы и едва оперившиеся малыши в страхе сбились в кучку. «Мне это не нравится, — решила она. — С какой стати Белл хочет затащить нас в этот клуб? Неужели эта отвратительная голубая сова запугала ее своей болтовней о смерти? Да это же куча погадок, а не разговор! Терпеть не могу этого Стригу!» Будь она покрупнее, она бы отрыгнула хорошую погадку прямо в клюв этому противному Стриге!

— Но почему? Я не понимаю! — громко сказала Блайз. — С какой стати должно наступать это Великое очищение? Почему мы должны умирать молодыми или возноситься куда-то в небеса?

Стрига сурово посмотрел на нее и заговорил:

— Великое Древо тяжело больно. Разве вы не слышали от родителей рассказы о времени Золотого Древа, обо всех этих возмутительных украшениях, излишествах и великом позоре? Я думаю, что сам Глаукс избрал это древо и его благородных Ночных стражей, дабы указать путь всему совиному миру. А вы, детки, должны вести за собой взрослых, дав торжественную клятву избавиться от излишеств. Принеся клятву, каждый из вас получит синее перо и станет членом нашего клуба. Давайте же, смелее! — и он сделал пригласительный жест своим почти лысым крылом.

— Ума не приложу, как он летает на таких крыльях! — прошипела Блайз.

Однако Стрига летал. Если во время жизни при Дворе Дракона он едва мог самостоятельно оторваться от пола, то теперь летал наравне с лучшими совами острова. Блайз недоверчиво вытаращила глаза, увидев, как маленькие совята с готовностью поскакали к Стриге, державшему в лапе пучок своих синих перьев. Сама Блайз и ее сестра Баша лишь крепче вцепились когтями в жердочку, не трогаясь с места.

— А теперь, милые детки, повторяйте за мной: «Я торжественно клянусь своим желудком и всем, что мне дорого, отказаться от излишеств, ложных ценностей и пустых украшений, дабы достичь подлинной простоты и избежать Великого очищения…»

Блайз и Баша с изумлением смотрели, как маленькие совята отдавали Стриге свои драгоценные ожерелья из желудей, кусочки витражных стекол из старых церквей Других и редкие камешки, которыми они так дорожили. Некоторые из старших расстались даже со значками отличия, заработанными во время летной практики.

«Еще чего не хватало! Если этот чокнутый синий выскочка ждет, что я отдам ему свой значок за полет сквозь малый шторм во время практики всепогодников, ему придется ждать до Великого очищения!»

— Что у них тут творится-то? Никак Последняя церемония? — ахнула торговка Мэгз, опускаясь на ветку дерева возле бывшего дупла Эзилриба, где осталась жить старая толстая слепая змея по имени Октавия. Что и говорить, лихая сорока вряд ли могла выбрать худшее время для визита на остров, ведь именно в этот момент маленькие совята расставались со своими «суетными» наградами, а вместо веселой музыки в ночь Праздника урожая на дереве царила гробовая тишина. Высунувшись из дупла, Октавия покачала головой туда-сюда, подбирая слова, чтобы объяснить торговке происходящее.

— Это… как бы сказать… Ох, так сразу и не объяснишь, но я надеюсь — вернее, мы все надеемся! — что это временно.

У Октавии были свои причины расстраиваться, ведь она не только прислуживала мадам Плонк, но и на протяжении многих лет была членом прославленной гильдии арфисток.

— Ничего не понимаю! — выпалила торговка Мэгз.

И тут на ветку опустилась ее помощница, весьма глупая особа по имени Болтушка.

— Где будем раскладывать товары, мадам?

— Не думаю, чтобы в эту ночь у вас было много покупателей, — вздохнула Октавия.

Торговка Мэгз была известна во всех Пяти Хуульских царствах как лучший торговец всевозможными диковинками из каменных развалин Других. Сощурив свои пронырливые глазки, так что они стали похожи на две черные блестящие точки, она пристально уставилась на Октавию. Как известно, Октавия была слепа, однако обладала высокоразвитой чувствительностью. Вот и сейчас она почувствовала на себе проницательный взгляд торговки и снова вздохнула.

— Это как-то связано с синей совой? — неожиданно спросила Мэгз.

— Еще бы! Ты его знаешь? — внезапно насторожилась Октавия. — Ведь он живет у нас чуть меньше месяца.

— Возможно, на вашем дереве он появился всего месяц тому назад, но по нашим лесам он шлялся намного дольше, уж можешь мне поверить!

Октавия встревоженно вытянулась вверх.

— Тебе нужно срочно переговорить с Отулиссой! — прошипела она.

Болтушка, никогда не блиставшая интеллектом, мгновенно разинула клюв:

— Ой, да что вы! Разве ей что продашь? Ей наши безделушки без надобности!

— Я уверена, что сегодня вы сможете ее заинтересовать, — сдержанно ответила Октавия.

— Октавия предлагает нам потолковать с Отулиссой, а не торговаться с ней, простофиля ты этакая, — рявкнула торговка, отвесив Болтушке подзатыльник. Поправив свою красную бандану, она быстро спросила: — Где Отулисса?

— Думаю, в библиотеке, а если не найдете ее там, поднимитесь в висячий садик, — пояснила Октавия. Она выползла на ветку, свесилась вниз и покрутила головой, вбирая в себя малейшие колебания воздуха, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. — Расскажите ей, что Стрига, оказывается, провел в наших краях гораздо больше времени, чем мы думаем, — прошептала она.

— А где Бубо? — спросила Мэгз.

— У себя в пещере. Думаю, уже набрался, — фыркнула Октавия.

— То есть напился?

— Вот именно, — кивнула слепая змея.

— А где же гильдия арфисток? Они чем сегодня занимаются?

— Ничем!

— Невероятно! — ахнула торговка Мэгз.

— К сожалению, так оно и есть, — мрачно ответила Октавия.

Глава VIII

Сильные желудочные боли

Торговка Мэгз бесшумно влетела в библиотеку и направилась прямиком к жердочке, на которой Фритта вычитывала гранки «Вечернего уханья».

— Ах, Мэгз, я и не слышала, как ты влетела, — пробормотала Отулисса. — Боюсь, сегодня не твой день.

Если раньше Отулисса не жалела суровых слов, критикуя Мэгз и ее деятельность, то в последнее время она стала относиться к торговке с определенным уважением. Все дело в том, что сразу после воцарения Корина ушлая сорока умудрилась оказать немалые услуги острову. В то время, которое теперь по праву называют эпохой Великого процветания, именно Мэгз добывала для острова бесценные предметы, необходимые для создания и строительства новых инструментов. Достаточно сказать, что благодаря сороке на острове появилась настоящая типография и совы Га'Хуула получили возможность печатать книги и прочие материалы, в том числе ежевечерние выпуски «Вечернего уханья».

— Да я уж поняла. Но Октавия считает, что я должна с тобой поговорить.

— О чем?

— Об этом вашем синюшном госте. Октавия думает, что тебе будет интересно узнать, что этот парень обретается в наших краях гораздо дольше, чем вы думаете.

— Что ты хочешь этим сказать? — внезапно насторожилась Отулисса.

— А то, что на ваше дерево он, может быть, прилетел в новолуние, я не спорю. Но факт тот, что до этого он чуть не целый месяц прожил на материке.

— Это правда? — вытаращила глаза Отулисса. — Но где он жил?

— Да повсюду! Сегодня здесь, завтра там, — небрежно тряхнула головой торговка. — Ты же знаешь, что ко мне стекаются слухи из самых разных мест. Такая уж у меня работа, тут без информаторов не обойдешься.

— И что же ты слышала? — спросила Отулисса.

— Слыхала, что молодые совята летают за ним хвостом. Да ты небось и сама знаешь — синие перышки, и все такое.

У Отулиссы екнуло в желудке.

— Клуб синего пера? — переспросила она, и голос ее почему-то дрогнул.

— Да-да, кажется, это так называется. Или нет… Может, Синяя бригада?

— Он и тут что-то такое затевает, — вставила Фритта.

— Ты знаешь, чем они занимаются? — спросила Отулисса у Мэгз. — Вся эта Синяя чепуха?

— Вот об этом мне мало известно, врать не стану. Знаю только, что на своих встречах они разводят костры на земле.

— Костры? — хором переспросили Фритта и Отулисса. Странное занятие для диких сов, живущих обычной лесной жизнью! На Великом Древе огонь разводили для приготовления пищи, освещения и, разумеется, для кузнечных дел. — Но для чего им это?

— Сама удивляюсь. Честно говоря, я никогда не подлетала так близко, чтобы как следует разглядеть.

— Может быть, они жарят белок или полевок? — предположила Фритта. — Возможно, Стрига устраивает для детишек пикники?

— В дикой природе совы не жарят пищу, — покачала головой Отулисса. — Только на нашем острове принято готовить еду на огне.

— Нет-нет, жареным мясом там и не пахнет, — уверенно закивала Мэгз. — Вот сейчас вспомнила, что запах от их костров очень странный. Чудной какой-то.

— Но здесь он, по крайней мере, никаких костров не разводит, — фыркнула Отулисса. — Иначе мы бы заметили! — И все-таки на желудке у нее было неспокойно. Теперь она вспомнила, что за неполный месяц, который Стрига прожил на острове, он несколько раз улетал на материк. Корин объяснял друзьям, что их гость покидает дерево, когда устает от суетности островного бытия и чувствует потребность в одиночестве. Отулисса подозревала, что Стригу раздражает не столько суета, сколько порядки, царящие на Великом Древе. Тем не менее все это было весьма тревожно.

— Где же они берут растопку для этих костров? — внезапно спросила она. — Ведь среди малышей, которых Стрига набирает в свои клубы, не может быть ни кузнецов, ни угленосов!

— Ах, Отулисса, дорогуша, да покажи мне кузнеца или угленоса, который не хочет подзаработать на стороне! Уж поверь старой Мэгз, покупатели на все найдутся! — махнула крылом торговка и вдруг испуганно вытаращила глаза.

— Что такое? — всполошилась Отулисса.

— Я вдруг кое-что вспомнила! — прошептала Мэгз, изумленно покачивая головой. — Как-то раз я пролетала над одним из этих затушенных костров и вдруг заметила на земле что-то странное. Мне показалось, будто это было что-то знакомое. Какие-то блестяшки, хотя и сильно закопченные пламенем. Я тогда не придала этому значения, поскольку торопилась куда-то, а теперь вот вспомнила.

— И что же это было такое? — спросила Отулисса.

— Неужели не понимаешь? Те самые блестящие, сверкающие штучки, которые ты так не любишь, а мадам Плонк, наоборот, обожает! Откуда им взяться-то, как не от меня? Но неужели кто-то решил нарочно бросить их в огонь? Подумать только, у кого поднялась лапа сжечь прекрасные сокровища, которые я испокон веку без устали разыскиваю по всей земле! Совы всегда любили мои побрякушки — как они могли позволить их сжечь?

— Я не знаю, — медленно произнесла Отулисса, вновь почувствовав болезненный укол в желудке. — Но мне кажется, что эти камни и драгоценности не могли издавать никакого запаха при сгорании.

— Никак не могли! Уж не знаю, чем там так пахло. Точно не горелой тканью и не кожей. И даже не металлом, как от кузницы.

— Но чем тогда? Постарайтесь вспомнить, Мэгз!

— Может, бумагой? — помолчав, предположила сорока.

В тот же миг к ним подлетала взволнованная Фритта.

— Отулисса! Я не могу найти сборник стихотворений Лизэ из Киля! Книгу никому не выдавали, но она исчезла. Я хотела вставить цитату в статью, но не могу найти книгу.

— Кстати, я тоже заметила пропажу! — воскликнула старая библиотекарь Уинифред, влетая в библиотеку, сильно кренясь на свое скрюченное артритом крыло. — Хоть убей, не могу найти одну книжку!

— Что за книжка? — помертвев, спросила Отулисса, чувствуя, как содрогается ее желудок.

— Да мемуары нашей мадам Плонк: «Чудесные страницы, или занимательная история жизни, посвященной любви и песне». Ты же понимаешь, я сейчас чувствую себя такой развалиной, а эта книга всегда поднимает мне настроение. Кстати, я заметила, что в отделе песенников не хватает и некоторых других книжек.

— Вот как? — спросила Отулисса. Дрожь в ее желудке прошла, сменившись нарастающим предчувствием беды. — Прошу меня извинить, — выпалила она. — Я должна немедленно поговорить с Октавией!

Глава IX

Видения хагсмира

Корин сидел в своем дупле. Ему тоже было немного странно торчать взаперти в чудесную ночь полнолуния, открывавшую Праздник урожая, однако он убедил себя в том, что наслаждается покоем. Чтобы не тратить времени даром, Корин с головой ушел в изучение карты Пяти царств и воздушных течений над Бескрайним морем. Сидевший на жердочке Стрига не сводил с короля пристального взгляда своих бледных желтых глаз.

— Скажи мне, Корин, — внезапно проговорил он, — веришь ли ты в существование глауморы?

— Конечно, верю.

— А в хагсмир?

Это был сложный вопрос. Корин не знал ответа. Если хагсмир существует, то его отец Клудд сейчас находится именно там, и будет заточен в нем на веки вечные. И если его мать Ни-ра все-таки умерла, то она тоже отправилась в хагсмир. Однако Корин предпочитал не думать о посмертной жизни своих родителей, будто то в хагсмаре или в глауморе. Он хотел, чтобы они просто исчезли, а их души растворились в полном и окончательном небытии.

— Я не знаю, — наконец ответил он.

— А как же глаумора? — настойчиво спросил Стрига.

— Конечно, я в нее верю! Должно же быть место, куда после смерти уходят добрые души, скрумы достойных сов.

— Достойных сов? — моргнул Стрига. — Что это за совы такие?

— Например, наш Хуул, первый король этого дерева, был великой и достойной совой. Но чтобы быть достойным, необязательно быть великим. Да и совой быть тоже необязательно!

Стрига изумленно похлопал глазами:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну, взять, например, миссис Плитивер.

— Домашняя прислуга? Слепая змея? — с ноткой отвращения переспросил Стрига.

— Да.

— Но она ведь простая служанка! Ее предназначение в том, чтобы делать нашу жизнь проще и роскошнее!

— Это так, но миссис Пи не только прислуга! Она еще талантливая музыкантка и занимает самое почетное место в гильдии арфисток.

— Да-да, — холодно процедил Стрига и больше не прибавил ни слова.

— А кроме этого, она просто очень хорошая. Чувствительная, отзывчивая, добрая, мудрая. Любящая. И так далее.

«Бесполезное скользкое существо, вот кто она такая, — подумал про себя Стрига. — Ее музыка есть такое же излишество, как побрякушки, которые собирает эта отвратительная певица, мадам Плонк!» Однако вслух он ничего этого не сказал. Вместо этого он тяжело вздохнул и с самым скорбным видом потупил взор.

— Тебя что-то огорчает, Стрига? — встревожился Корин.

— Разве тебе есть до этого дело? — вздохнула голубая сова.

— Ну, разумеется! Ведь мы все стольким тебе обязаны.

— Ты ничем мне не обязан! Это я обязан поделиться с тобой всем, что знаю и прежде всего своими взглядами на мир, который может подойти — и очень скоро подойдет! — к концу в ночь Великого очищения. Мне открыто это, Корин.

Корин внезапно съежился, став не толще ветки, на которой сидел.

— Не обижайся, но я должен сказать тебе самое главное. Ты сам себе враг, Корин. Самый страшный враг.

— Как это? — пискнул Корин, внезапно почувствовав тошнотворный вихрь в желудке. Он даже испугался, что он сейчас отрыгнет мокрую непереваренную погадку.

— Неужели ты сам не видишь? — вкрадчиво спросил Стрига.

— Что я должен видеть?

— Хагсмир реален, Корин. Мы с тобой оба жили в нем. Мы оба выстояли и выжили в двух разных видах этого хагсмира. Я — во Дворе Дракона, а ты — в каньонах, вместе со своей матерью Нирой. Ты ведь помнишь те времена, Корин?

— Как я могу их забыть?

В то время Корин был юным невинным птенцом, мечтавшим стать таким, каким его хотела видеть мать. Он не догадывался о ее лжи, не видел всей глубины ее маниакальной злобы, не представлял, как далеко она готова зайти. А потом Нира попыталась заставить его убить своего лучшего друга, а когда он отказался, сама убила несчастного Филиппа.

Стрига перелетел на ветку, где сидел Корин, и приблизил свое лицо к его лицу. Заглянув в блестящие черные глаза Корина, он увидел в них свое отражение и зашептал:

— Разве ты не видишь? У нас с тобой есть нечто общее. Между нами есть связь, какой нет между другими совами, — голос его стал хриплым, наполнившись новой силой. — Когда я жил в своем хагсмире, мне было видение — видение о грядущем общем хагсмире! Но мы можем обрести глаумору, если будем готовы. Мне было дано выстоять и выжить, дабы я смог рассказать миру о своем прозрении. Но ты, Корин, ты ведь тоже прошел через все это! Кто еще, кроме нас с тобой, знает, что такое хагсмир? Посмотри на меня, Корин — когда-то мое оперение было таким густым и длинным, что заполнило бы все это дупло и свесилось бы вниз через отверстие. И вот я стою перед тобой — голый, почти полностью очистившийся. И при этом я могу летать и летаю без всех излишеств, суетных безделок и побрякушек, которыми некогда столь бездумно наслаждался. Но оперение было лишь началом моих излишеств…

Искорка света, похожая на огонек свечи, зажглась в темных глазах Корина.

— У нас есть нечто общее, не правда ли? — с жаром проговорил он, и Стрига молча кивнул.

Молодой король вспомнил о своем хагсмире — суровом пустынном краю, прорезанном глубокими каньонами. Там не было ни лугов, ни деревьев, но никакая суровость земли не могла сравниться с жестокостью его собственной матери, с ее безумным желанием вырастить его столь же свирепым и безжалостным, как она сама. У Стриги тоже был свой хагсмир — великолепный дворец, в котором совы были отягощены столь роскошным оперением, что не могли летать. Эти глупые совы становились безразличны ко всему, кроме собственных удовольствий. Говорят, они даже считали свой дворец глауморой. Таковы были все совы Двора Дракона, кроме одной — кроме той, что отныне звалась Стригой. Каждый раз, когда Корин задумывался об этом, он невольно поражался силе духа этой совы. Если Корин бежал от суровой жестокости бесприютных каньонов, то Стрига добровольно отказался от немыслимой роскоши и всевозможных удовольствий. Как такое возможно? Нет, к словам этой совы нужно относиться серьезно. Стрига не понаслышке знает о том, что такое излишества!

— Расскажи мне, Корин! — вдруг попросил Стрига. Куда подевались жар, настойчивость и волнение, звучавшие в его голосе всего несколько мгновений тому назад? Теперь он говорил лениво, спокойно и почти небрежно. — Расскажи мне об угле.

Глава X

Это низко!

— Вот оно, нашел! — проухал Сумрак.

— Наконец-то! — перевела дух Гильфи. — Лететь за ним, Копуша?

— Сначала давай посмотрим, откуда оно идет.

Вот уже десять ночей подряд стая проводила в юго-восточной части Темного леса исследования для проекта Отулиссы. При помощи маркированных перышек они прослеживали истоки трудноуловимых вспомогательных воздушных течений, которые, по гипотезе Отулиссы, были связаны с Рекой ветра. До сих пор им не удалось установить ничего существенного. Гильфи и Сумрак летели над самой землей, не сводя глаз с едва заметных пуховых перьев, медленно круживших в нескольких дюймах над травой. Одно из перьев было отмечено зеленым ярлычком.

— Ну вот, — вздохнула Гильфи. — Это перышко мы выпустили три ночи тому назад на широте сорок три градуса к северу и сто Двадцать градусов к западу. — За последние несколько лет Гильфи, считавшаяся лучшим навигатором во всей истории Великого Древа, существенно расширила свои научные познания. Относительно недавно она нашла способ с еще большей точностью определять географическое местоположение предметов. Изучая разрозненные документы в библиотеке Дворца туманов, Гильфи наткнулась на описание небольшого прибора под названием хронометр, позволявшего измерять время, и немедленно загорелась идеей создания такого инструмента. И вновь, как уже не раз бывало в эпоху Великого процветания, торговка Мэгз оказала неоценимую помощь делу науки. Она не только отыскала несколько важнейших деталей для будущего хронометра в своей сокровищнице, находившейся в развалинах часовни в лесу Серебристой мглы, но и преданно обшарила более отдаленные руины, оставшиеся от эпохи Других. Бубо выковал недостающие мелкие детали и, наконец, были готовы настоящие часы, пусть и совсем маленькие.

Что и говорить, с тех пор как Корин достал уголь Хуула, совы Великого Древа добились огромного прогресса во всех сторонах жизни. В этом заключалась часть волшебного воздействия угля. Однако нельзя было забывать о том, что таинственная сила угля могла быть как благословением, так и проклятием, ибо сам по себе он не был ни добрым, ни злым.

Сумрак и Гильфи опустились на землю рядом с все еще кружащимся в воздухе пером. Гильфи откинула крышечку маленького хронометра, который всегда носила с собой, и произвела быстрые подсчеты.

— Ну вот, отлично! Думаю, это очень интересные данные! — торжествующе воскликнула Гильфи. — Давай поскорее вернемся к Сорену и Копуше.

— Уху! — прогудел Сумрак, вскидывая коготь в небо. — Приз наш!

Они договорились, что тот, кто сделает первое важное открытие, получит на ужин желудок следующей земляной белки. Желудок считался вкуснейшей частью этого редкого грызуна, поэтому неудивительно, что именно его назначили призом. В эту ночь Сорен и Копуша облетали другую часть Темного леса, более известную под названием «котловина».

— Я их нигде не вижу, — воскликнул Сумрак.

— Я тоже, — отозвалась Гильфи. В тот же миг на вершине высокого кедра появился Сорен.

— Быстро, летите за мной! — приказал он, слетая вниз. — Я вас еще издалека услышал.

Лицо его было мрачным.

— Говори сразу, вы нашли маркированные перья? — спросил Сумрак. — Потому что если да, то придется порвать желудок пополам.

— Забудь о перьях. Летите за мной, — бросил Сорен, делая резкий разворот с креном. Ночь выдалась облачной, луна до сих пор была в фазе роста и тонким серебряным когтем царапала темное небо. Повернув голову, Сорен быстро сказал Сумраку и Гильфи: — Мы полетим очень высоко, а потом резко снизимся. Делаем тайный нырок.

Тайный нырок? Гильфи и Сумрак переглянулись. Этот маневр обычно использовался в бою, а не во время научной экспедиции! Значит, Сорен хочет показать им нечто очень серьезное. Не давая никаких других пояснений, Сорен крутой спиралью взмыл в небо, а через несколько мигнут начал снижаться.

Однако на этот раз их целью была не вражеская сова и не Дичь, а одно из нескольких исполинских деревьев, росших в котловине. Друзья опустились в самую густую часть кроны, где их уже ждал Копуша. Покачав правым крылом, Копуша подал им знак вести себя тихо, а затем повел их на одну из веток. Когда все сгрудились на краю ветки, Копуша кивнул головой, призывая друзей посмотреть вниз.

Что и говорить, странное зрелище открылось их взгляду. Внизу что-то горело, но дым низко стелился по земле. Гильфи и Сумрак не сразу разглядели, что именно хотят им показать Сорен и Копуша, но вот порыв ветра всколыхнул воздух и отнес дым в сторону, оставив лишь слегка окрашенное синевой марево.

В этом мареве друзья увидели небольшую группу сов, стоявших вокруг костра. Лица сов были озарены пламенем огня, черные тени причудливо плясали в лужицах света за их спинами. Большинство участников были совсем юными, но попадались и совы постарше. «Достаточно взрослые, чтобы быть поумнее!» — мрачно подумал про себя Сорен. Они с Копушей чуть не остолбенели, когда неожиданно наткнулись на эту странную церемонию. Сначала им было просто любопытно, но желудки у них болезненно содрогнулись, когда они увидели, как какой-то пещерный совенок шагнул к костру с зажатой в клюве книгой и швырнул ее в огонь.

— Смотрите! — прошипел Сорен Гильфи. Еще одна сова вышла к огню и бросила в пламя следующую книгу.

«Так вот откуда взялся этот запах!» — подумала Гильфи, вспомнив загадочный привкус гари, который они почувствовали в воздухе на границе между Серебристой мглой и Темным лесом. Тем временем к огню подлетела еще одна сова. Это была совсем юная крошка из семейства сычиков-эльфов, сжимавшая в клюве нитку разноцветных бусинок. У малышки был такой вид, словно она сейчас разрыдается, и она никак не могла расстаться со своим сокровищем. Тогда другая сова, постарше, подошла к ней и ободряюще потрепала по крылу. Склонив голову, Сорен услышал слова этой совы:

— Это к лучшему! Твои бусины есть не что иное, как излишество. Предай их огню, дорогая, пусть одни сгорят и будут развеяны ветром. Пусть подлинная простота займет их место в твоем желудке, и тогда в ночь Великого очищения ты будешь готова вознестись в глаумору.

«Она ведь совсем дитя! — вскипел Сумрак. — Это омерзительно, это низко!»

На их глазах маленькая сычиха бросила в огонь свои бусинки. Старшая сова наградила ее синим пером и раздала по перу четырем другим птенцам, в том числе тем, что сожгли книги. Стая в ужасе переглянулась, чувствуя ледяной холод в желудках. В этот миг им всем показалось, будто холодный ветер пронесся по их полым костям.

Глава XI

Страница за страницей, книга за книгой

Наши друзья не знали, что в ту же ночь две другие совы летели над морем Хуулмере. Обеих переполняло отчаяние, желудки их дрожали от омерзения. Отулисса и Фритта летели медленно, поскольку были нагружены поклажей. Они несли в когтях громоздкие свертки со свитками, а на спинах у них были привязаны стопки книг, только у Фритты стопка была поменьше, поскольку она была воробьиным сычиком и не могла много поднять. Встречный ветер еще сильнее замедлял их продвижение вперед. При такой скорости они могли рассчитывать добраться до мыса Глаукса только к рассвету. Конечно, Отулисса была бы рада попросить кого-нибудь о помощи, но она боялась вызвать лишние подозрения. После той страшной ночи, когда была обнаружена пропажа книг, Отулисса педантично спланировала операцию по спасению сокровищ Великого Древа. Но первым делом она тогда отправилась в дупло Эзилриба, чтобы посоветоваться с Октавией. Сейчас в ее памяти вновь всплыл произошедший между ними разговор.

— У нас проблемы, — начала было Отулисса, но Октавия перебила ее на полуслове.

— Будто я не знаю! — прошипела слепая змея.

— Стрига уже был здесь? — в ужасе подскочила Отулисса.

— Да, но ушел с пустыми когтями.

— Что ему нужно было?

— Он спрашивал легенды, песни, «Историю войны Ледяных когтей» в двух томах, — Октавия перечислила оригиналы рукописей, написанных Эзилрибом под именем Лизэ из Киля. Все эти книги были надежно заперты в потайном отделении дупла, о котором знали лишь немногие доверенные совы.

— Он уже забрал из библиотеки копии этих песен и еще несколько книг, — вздохнула Отулисса.

— Что ты собираешься делать? Обвинишь его?

— Не сейчас, — покачала головой Отулисса.

По дороге к Октавии она успела наскоро все обдумать. Больше всего ее пугало то, что у этой голубой твари, называющей себя Стригой, могло оказаться гораздо больше сторонников, чем она думала раньше. Возможно, некоторые из них находились на самом дереве, поскольку здесь недавно появилось несколько новых сов. При этом на остров постоянно прилетали новые совы, некоторые из них оставались здесь навсегда, но большая часть задерживалась лишь на время обучения. Страшнее всего было то, что у Стриги могли быть многочисленные сообщники на материке. Отулисса пока точно не знала, что он мог им предложить, однако признавала, что экзотическая внешность Стриги, его голубое оперение и вкрадчивый голос с заметным чжоученьским акцентом вызывают большой интерес у большинства хуульских сов. Хорошенько все взвесив, Отулисса решила не торопиться, однако это не означало, что она собиралась сидеть сложа когти, ожидая у моря погоды.

Тем временем в библиотеке обнаружилась недостача еще нескольких книг. Однажды, когда Стрига с глазу на глаз беседовал с Корином, — трудно передать, насколько тревожила Отулиссу ежедневно крепнущая близость между королем и этой синей тварью! — она тайком пробралась в гостевое дупло, в котором поселился гость из Серединного царства, и нашла в его жаровне обгоревшие клочки бумаги и пергамента. Несколько слов еще можно было разобрать: «бульон», «Джон», «пометом». Отулисса сразу узнала страницу из книги «Вредные стишки для испорченных умишек», которую взяла почитать сразу после того, как Стрига заявился к ней в библиотеку и, нагородив всякого вздора, между делом похвалил Отулиссу за практическую полезность ее научных изысканий. Она даже вздрогнула от отвращения, вспомнив его елейный голосок. «Лесть!» — молнией пронеслось в голове Отулиссы, когда она стояла над клочками обугленной бумаги. Никакая это была не похвала, а самая настоящая, бессовестная лесть!

С этого момента все факты начали выстраиваться в стройную картину. Описывая свою жизнь при Дворе Дракона, Стрига не раз повторял, что излишества были топливом, питавшим бессмысленную дворцовую жизнь. Но топливо нужно еще разжечь, и такой растопкой служила лесть, каждый час, ночь за ночью, источаемая многочисленными слугами драконовых сов.

— Великий Глаукс! — с изумлением и ужасом прошептала Отулисса. — Да ведь он пытался и меня так же обработать!

В тот же миг она поняла, что именно так Стрига воздействует на Корина. Глаукс великий, до чего же он умен!

Вот тогда, в дупле у Стриги, где были найдены обгоревшие остатки книг, в голове у Отулиссы начал складываться план. Первая часть этого плана заключалась в том, чтобы тайком переправить самые ценные книги во временный тайник. Потихоньку, одну за одной, они смогут это сделать. Затем нужно будет перетащить все эти книги во Дворец туманов. Отулисса надеялась, что к этому времени стая уже вернется на остров, и они вместе придумают, как избавить Великое Древо от опасной голубой совы.

Отулисса посмотрела на звезды, сверяя курс, и перевела взгляд на то и дело сбивавшуюся с ритма Фритту. Кажется, маленькая сычиха уже начала уставать. Но Отулисса знала, что Фритта никогда в этом не признается, ведь она так давно мечтала своими глазами увидеть Дворец туманов. Лишь немногие совы на Великом Древе знали о существовании этого загадочного места, которому они были столь многим обязаны. Умная не по годам Фритта уже давно догадалась о существовании некоей другой библиотеки, расположенной вдали от острова, и с тех пор страстно хотела хоть разок побывать там. Узнав о плане Отулиссы, она не могла скрыть своего счастья, хотя отлично понимала, какому отвратительному преступлению обязана этой удачей.

Кроме Фритты, Отулисса посвятила в свой план только двух сов — Пелли и Бубо. Оказалось, что Пелли уже давно с недоверием относилась к Стриге. Она не на шутку встревожилась, выслушав рассказ Ваши и Блайз о собрании Клуба синих перьев, и даже хотела заставить Белл вернуть перо, но Отулисса уговорила ее не делать этого, чтобы не вызвать подозрений у Стриги. Пелли чуть с жердочки не свалилась, когда Отулисса рассказала ей о сожжении книг.

— Глаукс великий, да как такое возможно? Подумать только, и это сова, которая спасла мою Белл! Что же нам теперь делать?

Отулисса велела ей ни в коем случае не показывать своего волнения детям и тем более — Стриге.

— Ты должна притворяться очень спокойной, Пелли. Словно ничего не видишь, ничего не замечаешь. Это сейчас единственный способ быть в безопасности до возвращения стаи.

— Но Корин! Как мог Корин…? — Пелли не закончила свой вопрос.

Вот о чем вспоминала Отулисса, летя над морем Хуулмере.

— Земля! — крикнула она, оборачиваясь к Фритте.

Светало, и на горизонте отчетливо проступила зазубренная линия бухты Глаукса. Ветер стих. Море было так спокойно, что с высоты совиного полета казалось эмалью, подкрашенной первыми розовыми лучами рассвета.

Глава XII

Черная меланхолия

— Еще одну сказочку, мамочка! Ну, пожалуйста! — попросила Баша. Первый свет подходил к концу, и наступало время, когда все совы Великого Древа отправлялись ко сну. У Пелли слипались глаза. «Глаукс, как же я устала! — подумала она. — И это без всякого Праздника урожая!» Просто поразительно, как быстро тревога высасывает из совы всю жизненную энергию! Но Пелли не хотела показывать дочкам свое беспокойство.

Все дело было в том, что этой ночью она встречалась с Кориной. Он пригласил ее в свое дупло и в присутствии Стриги зачитал полученное от стаи письмо, в котором друзья сообщали, что собираются задержаться на материке для продолжения научных исследований. К сожалению, до сих пор им не удалось Добиться сколько-нибудь существенных успехов в изучении близнецовых ветров, поэтому они намеревались продлить свою командировку. Когда Пелли спросила, не прислал ли Сорен личного письма для нее, Стрига быстро ответил, что никаких Других посланий они не получали. После чего небрежно, даже слишком небрежно, повернул голову и многозначительно посмотрел на Корина.

— Вы же знаете стаю, дорогуша. Они привыкли держаться особняком и частенько забывают о тех, кому стольким обязаны!

— Я вас не понимаю, — холодно заметила Пелли. — Я жена Сорена, и он должен был написать мне.

Она изо всех сил старалась не проявлять излишней настойчивости. Нужно держаться спокойно, как и советовала Отулисса.

— Насколько я могу судить, они прежде всего преданы друг другу, а уж потом всем остальным, — прошелестел Стрига, бросив еще один взгляд на Корина.

— Я тоже порой чувствую себя лишним, — вздохнул Корин, сочувственно глядя на Пелли. Она покачала головой. Она вовсе не чувствовала себя лишней! И ей почему-то очень не нравилось это странное письмо, присланное стаей. Весь остаток ночи Пелли терзалась тревогой и не успокоилась до тех пор, пока не пришло время укладывать спать Бэшек.

— Только одну сказочку! — подхватила Блайз. — Я их так люблю!

Пелли читала дочкам детские сказки, основанные на сюжетах знаменитых совиных легенд. Примула мастерски пересказала для малышей несколько самых интересных преданий, а талантливая пещерная сова по имени Венцель нарисовал к ним тушью картинки. Пелли отметила про себя, что на этот раз Белл не присоединилась к сестрам, умолявшим почитать еще одну сказку. Повернув голову, она посмотрела на свою младшую дочку и сразу поняла, что та не спит, а только притворяется спящей. Что с ней такое творится?

«Я тоже люблю эти сказки, — думала в это время маленькая Белл. — Ужасно люблю, особенно про волков из Дали. Но что сказал бы об этом Стрига?»

Именно такой вопрос Стрига учил задавать себе во всех сложных ситуациях. Если тебя одолевают сомнения, говорил он, нужно взять в когти синее перышко, посмотреть на него и спросить себя: «Что сказал бы об этом Стрига?» Но ведь сейчас Белл не могла взять перышко, иначе все бы догадались, что она не спит… «Что же мне делать? Неужели я поступаю плохо, слушая эти истории?» — мучительно размышляла она.

— Ну ладно, — услышала Белл слова Пелли. — Еще одну… Тихий мамин голос заструился в молочном свете занимающегося утра, лившегося в отверстие дупла.

— «В далекой таинственной стране, которая называется Далеко-Далеко, издавна жили кланы страховолков. И один такой волк по имени Фенго крепко подружился с первым угленосом Гран ком…»

Когда мать закончила сказку, ее дочки уже крепко спали. Вздохнув, Пелли отошла в угол дупла и взяла книгу, которую недавно начала читать. Это были легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого стола. Пелли очень нравилась эта книга, но сейчас мысли ее блуждали где-то далеко, и она никак не могла сосредоточиться. Она тревожилась за Корина. С тех пор как стая покинула остров, король больше не появлялся в общей столовой, ел в одиночестве в своем дупле, и Пелли не раз видела, как он сидит на голой ветке дерева, с тоской вглядываясь в ночь, словно ища ответа. Он худел на глазах и казался погруженным в черную меланхолию. Да-да, именно так! Это слово Пелли встречала в книгах Других и знала, что такое состояние намного опаснее обычного совиного уныния. Жизнь больше не радовала Корина. Но как он может предаваться черной тоске здесь, на этом чудесном дереве, на островке благодатной, Глауксом данной земли посреди великого моря Хуулмере? Пелли подошла к отверстию дупла и выглянула наружу. Переливавшиеся на солнце медные побеги молочника окрашивали дневной свет волшебным золотистым сиянием, а в просветах между ветвями виднелось море Хуулмере, сверкавшее, подобно алмазу. Опустив глаза на книгу сказок, оставленную открытой на полу, Пелли задержала взгляд на изумительной картинке, изображавшей страховолка, стоявшего в озере лунного света. Это было искусство, а никакое не излишество.

Неужели Корин во всем этом прекрасном мире видит лишь печаль и пустоту?

В то самое время, когда Пелли размышляла над причиной меланхолии Корина, молодой король сидел в одиночестве в своем дупле, не сводя остановившегося взгляда с места, где когда-то лежал уголь Хуула, заключенный в ажурный ларец в форме слезы. С некоторого времени держать уголь в дупле стало слишком опасно. Стоило Корину очутиться в поле его воздействия, как в голову ему начинали лезть самые странные мысли. Его страшила собственная беззащитность перед силой угля, которая все чаще казалась ему несоразмерной его собственным силам. Со временем стая и близкие Корину совы заметили его страх перед углем, поэтому Отулисса предложила перенести загадочное сокровище в кузницу Бубо и спрятать в обычной угольной куче. Там, в окружении других углей и на расстоянии от дерева волшебный уголь больше не мог оказывать такое сильное воздействие на сов. Местонахождение угля хранилось в глубочайшей тайне, которую знали только Корин, Отулисса, стая и Бубо.

Однако последнее время Стрига постоянно приставал к Корину с расспросами насчет угля. Он не спрашивал прямо, где хранится уголь, однако всякий раз огорчался, когда Корин отказывался открыть ему свои секреты.

— Я чувствую, — прошелестел Стрига этим утром, заглянув навестить Корина, — что ты не вполне откровенен со мной. — Корин промолчал, поэтому Стрига решил перейти в наступление. — Ах, Корин! — грустно вздохнул он. — Ты же знаешь, что между нами не может быть никаких секретов!

— Я знаю, — глухо ответил Корин, по-прежнему избегая смотреть в бледные глаза Стриги, горевшие едва заметным желтым огнем. — Меня это очень огорчает, — добавил Корин, но Стрига ничего не ответил. От этого молчания, казавшегося бесконечным, Корин почувствовал себя еще хуже.

Наконец Стрига открыл клюв и сухо сообщил:

— Сегодня вечером я отправляюсь в путешествие, дабы предаться созерцанию.

— Ты хочешь очиститься? — спросил Корин.

— Да, я собираюсь это сделать. Возможно, после того, как я вырву с кровью свои собственные перья, я смогу понять причину той пропасти, что пролегла между нами.

Корину показалось, что желудок его сейчас разорвется от боли, и он не смог удержаться от стона.

— Нет! — прошептал он.

— Ах, Корин, — ласково проговорил Стрига. — Это даст нам обоим время для размышлений. Мне кажется, я разочаровал тебя чем-то. Возможно, вдали от Великого Древа с его суетными соблазнами мне удастся понять свою ошибку.

— Ты ни в чем не виноват! — в отчаянии вскричал Корин.

Но Стрига был непреклонен. С первыми сумерками он отправился в путь, а Корин с каждым часом стал все глубже погружаться в тоску, казавшуюся бездонной. Но хуже всего было то, что его печаль, похоже, оказалась заразной. Иначе почему в разгар поры медного дождя, когда ночи ясны, звезды ярко сияют в черноте небес, а дни купаются в солнечном свете, глубокое уныние тонкой дымкой окутало дерево? Мертвая тишина царила на острове все дни Праздника урожая. Каким-то загадочным образом струны травяной арфы оказались порваны, и ее никак не могли починить. С тех пор на дереве не было ни пения, ни музыки. Казалось, жизненная энергия медленно вытекает из дерева, словно кровь из открытой раны.

Глава XIII

Мир сошел с ума!

Если на острове Хуула стояла прекрасная погода с полным штилем и ясными небесами, то на материке все было иначе. Вот уже несколько дней свирепые ветры и осенние шквалы бушевали у берегов за мысом Глаукса, прорываясь вглубь материка. Неудивительно, что нагруженные книгами Отулисса и Фритта добирались до Дворца туманов намного дольше, чем рассчитывали. Маленькая Фритта была очень щуплой даже для воробьиного сычика, однако она прекрасно летала и никогда не жаловалась. Отулисса давно заметила, что эта маленькая сова во многом похожа на нее саму в юности. Во всяком случае Фритта умела с железной решимостью встречать любые трудности. Наконец совершенно выбившиеся из сил совы влетели в библиотеку и бросили свертки со свитками на стол. Мохноногая сычиха Бесс помогла им отвязать книги от спин.

— И что все это значит? — озадаченно спросила она. Никогда еще Бесс не видела Отулиссу в таком мрачном настроении. Отулисса помолчала, соображая, как лучше объяснить Бесс все случившееся. Трудность заключалась в том, что Бесс была очень странной совой. Начать с того, что она никогда не покидала Дворец туманов. Бесс была ученой до мозга костей. Достаточно сказать, что она самостоятельно выучила чжоученьский язык и могла бегло разговаривать на нем. Задолго до этого она выучила язык Других и с огромным удовольствием переводила написанные ими книги для читателей Великого Древа. Но при этом Бесс была во многом не от мира сего. Она жила одна и почти ничего не знала о землях, лежавших вокруг Дворца тумана.

— Ты помнишь ту голубую сову, которая спасла Белл, предупредила нас о рейде захватотряда и все такое?

— Да, — озадаченно кивнула Бесс.

— Ну так вот, эта голубая сова, которая называет себя Стрига… — выговорив это имя Отулисса так сморщила свой лицевой диск, что темные пятнышки по сторонам ее клюва встали торчком. — Этот Стрига! — с омерзением повторила она. — К несчастью для всех нас, он стал оказывать очень плохое влияние на наше дерево и, в особенности, на короля Корина.

— Например?

— Например, эта голубая сова одержима тем, что он называет «излишествами». Ему противны все игры, украшения, праздники и песни. В результате в этом году у нас не было Праздника урожая.

— И Корин это одобрил? Отулисса мрачно кивнула.

— Но зачем вы принесли сюда все эти книги? — спросила Бесс, переводя взгляд на стопки, которые Фритта и Отулисса выгрузили на стол. — Неужели он и книги считает излишеством?

Отулисса снова кивнула, а потом подошла к Бесс вплотную и прошептала:

— Он сжигает книги!

Бесс пошатнулась, вытаращила глаза и с трудом перевела дух. Она уже поняла, что только очень серьезные причины могли заставить Отулиссу привести сюда эту юную воробьиную сычиху. Отулисса и стая всегда очень щепетильно относились к затворническому образу жизни Бесс.

— Ты в порядке? — Отулисса наклонилась, с тревогой прислушиваясь к затрудненному дыханию мохноногой сычихи.

— Нет, я не в порядке! — Туман, висевший над водопадами, за которыми был построен каменный дворец, начал потихоньку просачиваться в библиотеку. — Да разве можно быть в порядке, услышав такое? — Бесс с трудом выровняла дыхание. — Теперь я поняла, зачем вы принесли сюда эти книги.

— Это наши самые ценные сокровища, — ответила Отулисса и вкратце рассказала Бесс о том, как книги начали исчезать из библиотеки и как она лично обнаружила в дупле Стриги обугленные клочки сборника анекдотов. — Я совсем не уверена, что Стрига ограничивает свою деятельность границами нашего дерева. Боюсь, что большую часть книг он сжигает на материке. За то время, что он живет на нашем дереве, он несколько раз отлучался в так называемые созерцательные путешествия. Говорит, будто нуждается в медитативном уединении, но кто знает, чем он занимается на самом деле! Ты же знаешь, что с началом эпохи Великого процветания совы стали гораздо больше читать. Да что там совы, другие животные тоже пристрастились к книгам. А с появлением на острове типографии книг тоже стало намного больше.

— Есть что сжигать, — мрачно процедила Бесс.

— Вот именно, — кивнула Отулисса.

— Все это просто ужасно, — вздохнула Бесс. — Но, учитывая мой уединенный образ жизни, неудивительно, что я ничего об этом не слышала! — Она моргнула, и грозный свет зажегся в ее глазах. — Отулисса, ты понимаешь, что сейчас более чем когда-либо важно сохранить существование Дворца туманов в тайне? — В голосе сычихи прозвучало что-то похожее на отчаяние.

— Да, — сказала Отулисса. Страшно подумать, что может произойти, если об этом прекрасном каменном дворце в гуще Сумрачного леса станет известно Стриге!

Покидая остров, Стрига и не подозревал, что за ним, держась на безопасном расстоянии, незаметно следует Док Яроклюв. Лучший следопыт во всех Хуульских царствах и новый супруг мадам Плонк был вне себя от гнева и огорчения. Эта поганая синяя сова каким-то образом втерлась в доверие к Корину, и король запретил мадам Плонк петь для сов Великого Древа! А вскоре после этого у травяной арфы вдруг порвались струны. Лишившись возможности петь, милая Плонки, как Док ласково называл свою дорогую подругу, впала в глубокую печаль и затосковала. Это было возмутительно! Док решил во что бы то ни стало выяснить, что затевает эта синяя тварь, позор всего совиного рода.

Вот почему он тайком последовал за Стригой. Несмотря на свои лысые крылья, голубая сова отлично летала и почти не чувствовала усталости. При этом крыльями она работала очень шумно и неаккуратно, оставляя заметные следы по всему маршруту полета. Вскоре Док Яроклюв убедился, что воздушный канал, оставленный Стригой, ведет его прямиком в Пустоши — пустынную, лишенную деревьев территорию к северу от Амбалы. Вскоре ему стали попадаться следы пещерных сов, издавна селившихся в таких местах. Эти совы предпочитали жизнь в подземных норах или туннелях, которые выкапывали своими сильными длинными голыми лапами. Сверху земля казалась совершенно ровной, но Док знал, что под ней полно укрытий, в которых можно спрятаться. Через какое-то время он увидел, как к Стриге присоединилась небольшая стайка сов, у каждой из которых в оперении торчало по маленькому синему перу.

Пролетев еще немного, стая приземлилась на территории, получившей название «сад валунов». Здесь повсюду, насколько хватало глаз, тянулись гряды огромных камней. Пещерные совы очень любят рыть подкопы под высокие скалы и валуны, возможно, они чувствуют себя в большей безопасности, зная, что их норы находятся под защитой каменных гор. Поколебавшись немного, Док подкрался поближе, чтобы подслушать разговор Стриги с совами.

— Ты говоришь, что здесь живут нарушители? — спросил Стрига у одного из своих соратников.

— Да, Стрига! Они окружили себя излишествами.

— Но мне казалось, что в этой пустынной земле нет места безделушкам и украшением.

— Да тут не столько украшения, сколько книги! — воскликнул виргинский филин. — С тех пор как на Великом Древе заработала типография, эти книги стали распространяться, как чума или другая какая болезнь!

— Да, болезнь распространяется, — тихо проговорил Стрига. — Думаю, нужно нанести удар немедленно. Преподадим им урок. Так вы говорите, что у нас есть конкретная цель? Пещерная сова-нарушительница?

— Да, сэр, — доложила малая ушастая сова. — Это в четверти лиги отсюда, и мы уже приготовили отличный погребальный костер!

«Погребальный костер? — изумился Док Яроклюв. — Это еще что такое?» Он никогда не слышал такого выражения, однако у него тревожно екнуло в желудке. Зловещее предчувствие охватило Дока, он почти не сомневался в том, что за всей этой затеей стоит что-то ужасное. Неслышно выбравшись из-за камня, он спрятался за большим кустом дикого хлопчатника. В это время года его белые пушистые коробочки уже раскрылись, предоставив отличную маскировку для полярной совы. «Что же здесь происходит?» — думал Док.

Ему не пришлось долго ждать ответа на этот вопрос, потому что сразу полдюжины молодцов отделились от большой стаи в двадцать с лишним сов и бросились в пещеру неподалеку от укрытия Дока.

— Кало!! — дикий совиный визг прорезал воздух. Затем послышался оглушительный шум, и совы начали в панике выбегать из соседних нор и туннелей. — Синяя дружина! Синяя дружина! — слышалось со всех сторон.

— Вас предупредили о том, что вы подвергнетесь нападению, если откажетесь добровольно выдать имеющиеся у вас книги, — проскрипел Стрига, обращаясь к толпе. — Приготовьтесь зажечь погребальный костер!

И тут Док Яроклюв увидел, что такое погребальный костер. Надо признать, это было весьма остроумное решение! Голубая сова и ее помощники использовали для разжигания костров росшую поблизости растительность. Рядом с пещерой имелись кусты черники и креозотника, известные как самые легковоспламеняющиеся растения в Южных королевствах. Поскольку в Пустоши не было деревьев, Стрига и его сообщники могли не опасаться лесных пожаров. Тем не менее огонь есть огонь, с ним шутки плохи. Оцепенев от ужаса, Док Яроклюв смотрел, как члены Синей дружины обшаривают норы в поисках объектов для сожжения. Они выносили наружу свитки, книги и немногочисленные блестящие безделушки.

— Кало, отдай им ее! Она того не стоит! — закричала какая-то пещерная сова. — Прошу тебя, Кало!

Красивая пещерная сова стояла в центре прогалины, сжимая в когтях книгу.

— Я только недавно получила эту книгу! Разумеется, она того стоит! — воскликнула она. Крупный виргинский филин с синим пером, лихо воткнутым прямо между надбровными кисточками, с силой рвал книгу у нее из лап.

— В чем дело, фельдмаршал Крам? — подлетел к нему Стрига.

— Да вот, очередная защитница книг! Не отдает! — пропыхтел Крам.

— Что за книга? — спросил Стрига, желая убедиться, что речь не идет о каком-нибудь практичном научном исследовании, посвященном, скажем, металлургии или пользе умеренности.

— Кажется, сказки какие-то или легенды, — ответил Крам.

— Заберите книгу! — рявкнул Стрига. — Безделушки нашли?

— Только жемчуг. На вид очень ценный, — доложил фельдмаршал, показывая низку розовых жемчужин.

— Он ценный! — крикнула сова по имени Кало. — Настоящий морской жемчуг! Возьмите его, только оставьте мою книгу!

— Книги, жемчуг — нам без разницы. Это все — излишества, — прогудел виргинский филин.

— Оставьте ей книгу! — крикнул какой-то юнец из семейства пещерных сов. На вид он был моложе Кало, но не настолько, чтобы приходиться ей сыном.

— Не вмешивайся, Корин, — приказала Кало.

— Что ты сказала? Корин? — вдруг съежился Стрига. Его подельники тоже заметно растерялись.

— Да, — ответила Кало. — Хотя иногда мы зовем его просто Кори. — Крепко упершись своими длинными голыми ногами в землю, она вытянулась в полный рост и гордо посмотрела на своих противников. — Моего брата назвали в честь нашего короля! — Горизонтальная полоса белых перьев, опоясывавшая бурую головку Кало прямо над ее желтыми глазами, придавала взгляду пещерной совы особую выразительность. Док Яроклюв искренне восхищался этой совой. Вот это характер! Что и говорить, такую сову не запугаешь!

— Это кощунство! Вы не имеете право присваивать себе имя нашего досточтимого короля! — взвизгнул Стрига.

— Я знала нашего досточтимого короля в то время, когда он был обычным мальчишкой, а я — простой девчонкой. Мы оба были совсем юными, — проговорила Кало, и все совы вокруг невольно смолкли, ловя каждое ее слово. — В ту пору он был не королем, а изгнанником. — Она вытянула крыло и ласково дотронулась до плеча своего младшего брата. — Корин спас яйцо моей матери. Из этого яйца появился на свет наш Кори.

— Папа, а что делает мама? — пискнул совсем маленький птенчик, прячась между лап своего отца.

— Тише, Сив, — шикнула Кало.

— Сив? — нахмурился Стрига. — Где-то я уже слышал это имя… Кто она такая?

— Королева. Королева из далекого прошлого, из времени легенд. А это — ее история! — воскликнула Кало. Как известно, пещерные совы могут без труда стоять на одной лапе, не теряя равновесия, поэтому Кало подняла вторую лапу и крепко прижала к груди зажатую в когтях книгу, озаглавленную «Сив. История королевы».

Док сморгнул невольные слезы. Что за прекрасная сова эта гордая Кало!

Стрига широко разинул клюв и завизжал:

— Зажигай!

Раздался громкий хлопок, и куст креозота превратился в огненный шар. Резким движением Стрига вырвал книгу из когтей Кало.

— Кто дал вам право… на это безумие? — закричала Кало, стараясь перекричать рев пламени.

— Ваш драгоценный король, мадам, ваш драгоценный король! — ласково пропел Стрига.

«Что? — ахнул про себя Док Яроклюв. — Неужели весь мир сошел с ума?» Словно в подтверждение этой догадки над головой у него раздалось злобное торжествующее уханье. Отряд сов из Синей дружины кружил над погребальным костром. У каждого в когтях была зажата книга, и они по очереди швыряли их в огонь. Казалось, языки пламени жадно тянутся к книгам, вожделеют их, изнемогая от желания поскорее заключить в свои объятия, а когда книга падала вниз, огонь приветствовал ее ликующим ревом. Стайки белых страниц опаленными голубками взлетали вверх, но потом края их крыльев чернели, сворачивались, и страницы рассыпались в вихрях пепла.

Док Яроклюв все это видел. Он ни разу не отвел взгляд, ибо чувствовал, что не имеет на это права. У этого кошмара должен быть свидетель. Желудок у него трясся как в лихорадке, вбирая в себя мельчайшие детали происходящего. Прежде чем свежая книга вспыхивала ярким пламенем, с ней происходил целый ряд превращений. Сначала ее страницы, подхваченные раскаленным ветром, начинали перелистываться сами собой. Потом вскипал клей в корешке, и тонкие струйки темного дыма с шипением взвивались ввысь. Наконец края страниц обугливались, затем чернели, и книга умирала. Некоторые книги, вероятно новые, в которых клей был посвежее, просто взрывались в костре.

Наконец Док Яроклюв оторвал взгляд от костра и со смесью ужаса и любопытства заглянул в лицо Стриги. Оранжевые отсветы пламени плясали по морщинистой коже этого голого лица, почти полностью лишенного перьев. В этот момент Стрига был поистине страшен. Широко разинув клюв, он смотрел в огонь своими блестящими желтыми глазами, завороженный жуткой красотой пожарища.

— Да он сумасшедший! — прошептал Док.

«Надо поскорее забрать Плонки и лететь отсюда — чем дальше, тем лучше! — подумал он. — Может быть, переберемся в Северные королевства? Плонки могла бы стать пестроперой, ведь они ей, как-никак, родня».

Впервые за долгое время знаменитый следопыт был по-настоящему напуган. Если сейчас эти совы сжигают книги, то за кого они примутся дальше? Может быть, за сов? И начнут, скорее всего, с артистов и великих певцов, таких, как мадам Плонк, любовь всей его жизни.

Глава XIV

Туманы Амбалы

— Я ждала вас, — прозвучал знакомый голос.

Воздушные ленты клубящегося тумана, только что совсем прозрачные, стали густеть, распадаясь на пятна света и тени, и постепенно обрели форму, очень похожую на фигуру пятнистой совы. Прямо перед ними, на краешке огромного орлиного гнезда сидела призрачная и загадочная сова, известная в Хуульских царствах как Мгла, ибо лишь немногие знали ее подлинное имя — Гортензия.

— Гортензия! — воскликнул Сорен. Они с Гильфи познакомились с этой совой в раннем детстве, во время своего заточения в каньонах Сант-Эголиуса.

Призрачная тень слабо замерцала.

— Уууху! — воскликнула Гортензия. — Как приятно вновь услышать свое настоящее имя! Вы знаете, меня ведь больше никто так не называет, хотя по всей Амбале летают десятки маленьких Гортензий.

Это была чистая правда, ибо в Амбале имя Гортензия было самым популярным как для мальчиков, так и для девочек.

В Амбале была даже особая поговорка, звучавшая так: у героя может быть только одно имя, и это имя — Гортензия. Почему так случилось? Корни этой истории уходят в далекое прошлое. До появления Чистых банда сов из Сант-Эголиуса сеяла страх в Южных королевствах, похищая птенцов и воруя яйца из гнезд. В это время Гортензия секретно проникла в Сант-Эголиус, прикинувшись юным, беспомощным совенком. Ей удалось заслужить особое доверие главарей шайки, и ее распределили на работу в инкубатор, откуда она при помощи двух белоголовых орлов сумела спасти множество совиных яиц. С годами Гортензия все сильнее выцветала, словно таяла, становясь почти прозрачной. Сама Гортензия приписывала это чудо загадочному воздействию крупинок, которые в изобилии встречались в почве и водоемах Амбалы и могли оказывать очень странное воздействие на ее обитателей, становясь благословением или проклятием всей их жизни. Однако члены стаи никогда не видели в Амбале других сов, хоть чем-то похожих на Гортензию. Она была легендой, но для стаи, в особенности для Сорена и Гильфи, она была настоящей. Ее вид, как всегда, завораживал их.

— Ты знала, что мы прилетим, Гортензия? — спросила Гильфи.

Гортензия никогда не любила ходить вокруг да около, поэтому сразу перешла к самому главному:

— Вы хотели поговорить со мной о сожжении книг и Синих дружинах?

В этот миг два огромных орла спустились с небес и сели на противоположный край своего исполинского гнезда. Как всегда, они прилетели в сопровождении двух летучих змей.

— Ты говорила, что они прилетят! — воскликнул Гром, меньший из двух орлов. Его подруга Зан была немой, поэтому просто кивнула. Она потеряла свой язык много лет назад в жестокой битве с совами Сант-Эголиуса. — Это из-за сожжения книг, да?

Сорен кивнул головой.

— Мы даже не представляли, насколько это широко распространено. Мы видели только один случай, и это было в Серебристой мгле, около котловины.

— Там это происходит чаще всего, — сказал Гром. — Но только что мы видели огромный пожар в Пустошах.

Две блестящие ярко-зеленые змеи издали дружное шипение. Члены стаи уже не раз встречались с ними при самых разных обстоятельствах, однако все равно невольно втянули головы в плечи. Во всем совином мире не было существ, похожих на летучих змей Амбалы. Они носили в себе самый страшный в мире яд, который, при правильном использовании, мог излечить все, кроме смерти. Эти змеи однажды спасли жизнь Сумраку, когда тот получил в битве ранение, которое все считали смертельным. И вот теперь Хитрисса и ее муж Укусе хором шипели, раздувая щеки от ярости:

— Подумать только! — казалось, слова ручейком соскальзывают с раздвоенного языка Укусса. — Ведь это мы научили его читать!

— Вот именно! — подтвердила Хитрисса. — Неужели это было так давно? Что же случилоссссь?

— О чем вы говорите? — спросил Копуша.

— О сссссожжжжении книг, — прошипел Укусе.

— Вы научили голубую сову читать? — непонимающе переспросил Сорен.

— Нет! Нет, никогда! Ни за что! — возмущенно зашипела Хитрисса. — Это вссссе Корин! Корин, который тогда всссе ещщщще звался Нирок. Мы написссали его имя в небе, небесными буквами, и перевернули его! — Хитрисса взлетела с края гнезда, и Укусе последовал за ней. Очутившись в воздухе, они принялись извиваться всем телом, и вскоре друзья увидели появляющиеся в небе буквы. — Видите? Это была его идея! Пересссставить буквы в ссссво-ем имени задом-наперед, чтобы Нирок сссстал Корином! — Хитрисса на миг замолчала, задумавшись. — Этот мальчик был гением!

— Даааа. Почему же теперь он есстал таким дураком? — спросил Укусе.

Стая непонимающе переглянулась. Сорвавшись с места, Сорен бросился в погоню за змеями, продолжавшими извиваться в воздухе.

— Это Стрига сжигает книги! При чем тут Корин?

— При том, что это он отдал такой приказ, — прошипела Хитрисса. — Этот Ссссстрига действует по указзззке Корина.

Сорен пошатнулся в полете. Зана, самая крупная из двух орлов, немедленно подлетела к нему.

— Она тебя поймает, Сорен! — закричала Гортензия. — Она тебя поймает!

— Я в порядке, не беспокойтесь, — пробормотал Сорен, не желая признавать, что действительно едва не рухнул с небес на землю.

На этот раз вся стая была ошарашена.

— Я просто не верю в это! — покачала головой Гильфи. — Да, мы все знаем, что в последнее время Корин очень сблизился со Стригой, но я никогда не думала, что эта голубая сова имеет на него такое влияние!

— Мы прилетели сюда за информацией, и мы ее получили, — ухнул Сумрак, пристально глядя на Гортензию, парившую в небе рядом с Громом.

— И что нам теперь делать? — спросил Сорен. — Ведь это даже не война в полном смысле слова.

— Но легко может в нее превратиться, — заметил Сумрак.

— Но пока речь идет только о книгах, — продолжал упорствовать Сорен.

— Книгах и совах, — поправила его Гортензия. — Этот Стрига со своими Синими дружинами обыскивает гнезда, дупла, пещеры, выгребает оттуда книги и вещи, которые считает излишествами, разоряет совиные дома! — Облако тумана, свившееся вокруг Гортензии, печально замерцало. — Ходят слухи, что библиотека Великого Древа подвергается разграблению прямо под клювами библиотекарей и что книги выносятся с острова на материк, где предаются огню.

— Нет! — хором выкрикнули все четверо членов стаи.

— По-моему, это уже война, — брякнул Сумрак.

— Ты прав, Сумрак, — туман слегка заискрился, когда Гортензия повернулась к могучей неясыти. — Вопрос в том, что делать в том случае, если это война? — Сумрак хотел было ответить, но Сорен вытянул крыло и легонько дотронулся до его плеча, приказывая молчать и слушать. Это было не в обычае Сумрака, однако Сорен знал, что Гортензия чрезвычайно умна, и хотел выслушать ее мысли по этому поводу. — Я не думаю, что речь идет о войне. Эта голубая сова живет на Великом Древе, и она сумела втереться в доверие к вашему королю. Что вы можете сделать в этих условиях? Напасть на остров? Не думаю, что это разумно. Пока еще есть время, вы должны первым делом спасти книги, а затем остановить чудовищное уничтожение искусства, то есть тех самых излишеств, как эта синяя дрянь называет все сколько-нибудь красивое. — Гортензия очень серьезно посмотрела на Сумрака и сказала: — Понимаешь, знание во многом может сравниться с силой. — Она помолчала, а потом добавила: — Я прочла об этом в сборнике под названием «Избранное», где собраны великие мысли Других. С тех пор я стала думать, что знание — это сила, и книги могут быть не менее важны, чем боевые когти.

— Она смеется над нами! — пробормотал Сумрак. Сорен поспешно лягнул его лапой и попросил:

— Продолжай, пожалуйста!

— Здесь, в Амбале, я начала составлять нечто вроде программы.

— Программы! — с плохо скрытым отчаянием простонал Сумрак.

— Да. Видите ли, некоторое время назад мы стали опасаться деятельности Синих дружин, поэтому устроили в Амбале один тайник, который назвали Место живых книг.

— Расскажи нам о нем! — попросил Копуша.

Гортензия слегка замерцала, так что капельки тумана, из которых она была соткана, уплотнились и перемешались.

— С тех пор как на острове заработала типография, совы Амбалы стали страстными читателями и любителями книг. Тем не менее, к нам попадает очень мало книг. Думаю, во многом это объясняется той извечной подозрительностью, с которой совы привыкли относиться к нашему краю, столь богатому таинственными крупинками. Так или иначе, мы до сих пор остаемся так называемой лесной глушью, лежащей вдалеке от проторенных летных путей. Даже торговка Мэгз не часто заглядывает в наши края. Однако и у нас есть несколько книг, и мы дорожим ими, как настоящим сокровищем. Вот почему, когда до нас дошли слухи о сожжениях, мы решили сделать все, чтобы защитить свои книги.

— И что вы сделали? — спросил Сумрак. — Что это за Место живых книг?

— Признаться, на этот раз я тут ни при чем. Идея принадлежит молодой пятнистой совке по имени Брайти. Если хотите, мы можем сегодня же отправиться в это укрытие, однако путь туда долгий, а ночь уже на исходе. Вы же знаете, что я плохо летаю, — помолчав, добавила Гортензия.

Делать было нечего, и совы устроились отдыхать в огромном гнезде, устроенном на самом высоком горном пике Амбалы. Серебристые облака прогоняли последние остатки ночи. Летучие змеи резвились в небе вокруг гнезда, радостно сверкая в ярких лучах восходившего солнца. Поскольку змеиный режим сна существенно отличается от совиного, Укусе и Хитрисса добровольно вызвались нести дневную стражу.

К сожалению, летучие змеи настолько увлеклись составлением небесной азбуки, что не заметили пещерную сову, ловко прятавшуюся в густом кучевом облаке. Под одним из кроющих перьев этой совы виднелось маленькое синее перо. Это был шпион, и только что он увидел нечто весьма любопытное. Он не сомневался, что сможет выгодно продать эту информацию. Нельзя сказать, чтобы шпиону особо нравилось носить дурацкое синее перо, однако он был сторонником разумного компромисса. Ради щедрой награды можно и покривляться. В конце концов, прежде всего нужно думать о собственных интересах, ведь после битвы в Серединном царстве его будущее стало гораздо менее определенным.

Глава XV

Слово за словом

— Этого не может быть, правда, миссис Плитивер?

— Боюсь, однако, что это так.

Сорен заглянул в свое дупло и увидел горько плакавшую Пелли.

— Но почему? Почему он нас бросил? — причитала она. — Почему они все нас покинули?

— Но я вас не бросал! — закричал Сорен. — Я здесь! Вот же я! Почему ты меня не видишь? — Он влетел в дупло и опустился на свою старую жердочку, с которой обычно читал Бэшкам перед сном. Но Пелли и дочки по-прежнему его не видели. Что происходит? Неужели он сам превратился в туман, стал скоплением мельчайших воздушных капель? Желудок у Сорена оцепенел от ужаса. — Это я! — закричал он. — Я!

— Проснись, Сорен, проснись! Тебе снится сон. Просто сон, — твердила Гильфи, летая над головой своего лучшего друга. Бешено работая крылышками, она обдувала лицо Сорена, пытаясь поскорее вырвать его из когтей кошмара.

— Но он был такой настоящий!

— И все-таки это просто сон, — повторила Гильфи. Сумрак и Копуша испуганно переглянулись. Они все знали, что для Сорена не существовало «просто снов». Их друг с рождения обладал редчайшим даром, известным как «звездное озарение», и во сне порой видел будущее или же события, происходившие в каком-нибудь отдаленном месте. Члены стаи никогда не расспрашивали Сорена о подробностях этих видений, понимая, что лучше не лезть ему в желудок.

— Смотрите-ка! — с напускной беспечностью воскликнул Копуша, изо всех сил стараясь, чтобы голос его не дрожал. — Вот и сумерки наступили! — И в самом деле, небо было уже прочерчено лиловыми полосами приближающегося вечера. Через несколько минут должна была опуститься ночь. — Может, полетим в книгохранилище?

— Что, без еды? — ухнул Сумрак. — Между прочим, я умираю с голоду!

— Я предпочитаю лететь налегке, — сказала Гортензия, и стая едва удержалась, чтобы не расхохотаться. Налегке? Да разве можно быть еще легче, чем Гортензия, давно превратившаяся в полупрозрачную тень, сотканную из капель росы? — Но не огорчайся, Сумрак, — добавила Гортензия. — Мы полетим над лугом, где полно полевок. Ты сможешь поесть на лету.

Умение есть на лету было искусством, которое Ночные стражи довели до подлинного совершенства, ведь им часто приходилось так поступать во время войны. Чтобы пообедать в полете, нужно камнем упасть на землю, схватить дичь и тут же взмыть в воздух, разорвав и разделив еду прямо в полете.

Почти сразу же после вылета друзьям удалось поймать сочную полевку.

— Вы только поглядите, сколько жира сумел сберечь этот маленький разбойник, — пробормотал Сумрак. — А ведь осень уже на исходе.

— Наверное, он только и делал, что валялся в своей норе, належивая бока, — сказала Гильфи.

— Должно быть, там этому толстяку было тесновато, — фыркнул Копуша.

Друзья весело засмеялись. Копуша, как пещерная сова и превосходный строитель подземных нор, был экспертом в этом вопросе.

— С меня довольно языка полевки, — сказала Гортензия.

— Точно? — спросил Сорен.

— Да. С некоторых пор я совсем не ем жирного. Стая снова изумленно переглянулась, но промолчала.

Как вы уже знаете, Сорен был наделен превосходным слухом сипухи, поэтому вскоре он едва не оглох от скрипа и скрежета, поднявшегося в желудках его товарищей, переваривавших кости и шкуру полевки, прессуя их в плотные катышки, которым вскоре предстояло стать погадками. Чтобы спастись от шума, Сорен полетел вперед, сгорая от желания поскорее услышать первые звуки Места живых книг.

Гортензия догнала его и полетела рядом. Ее собственный желудок вел себя абсолютно тихо. Какие бы процессы ни проходили в нем, на слух они больше напоминали трепет мотыльковых крылышек, чем работу мускульного желудка.

— Ты ничего не услышишь, пока мы не окажемся на месте, — сказала Гортензия.

— Правда?

— Да, и ты скоро сам в этом убедишься. Наш Брайти настоящий гений, и он очень тщательно выбирал место для хранилища. Оно расположено в местечке, которое мы раньше называли моховой норой. Это такая глубокая ложбина в лесу, а на ее крутых склонах растет самый густой мох, который ты когда-нибудь видел. Он поглощает все звуки.

— Ты говоришь, что раньше называли это место моховой норой. А как вы его теперь называете?

— Брэд, — ответила Гортензия.

— Брэд? — переспросил Сорен.

— Брайти все тебе объяснит, — Гортензия на миг замолчала, а потом прибавила: — Всему свое время.

И действительно, вскоре все начало проясняться. Ровная зеленая земля под крыльями сов резко оборвалась, спускаясь в небольшую долину.

— Это кроны деревьев ядровой породы? — спросил Копуша, указывая на сочные густые листья, ковром укрывавшие обрывистую низину. — Мне кажется, они недостаточно высокие.

— Да, ты не ошибся, — ответила Гортензия. В Амбале деревья с ядровой древесиной вырастали до невероятных размеров, и если бы они не утопали в поросшей мхом ложбине, их густые кроны царапали бы небеса, возвышаясь над окружающим лесом. Во всем совином мире только эти деревья могли соперничать своими размерами с Великим Древом Га'Хуула. Гортензия начала круто спускаться вниз, и совы последовали ее примеру, резко теряя высоту. Чем ближе они спускались к деревьям, тем шире становилась ложбина. Теперь друзья уже видели, что рощица деревьев стоит на дне порошей мхом круглой котловины, похожей на глубокую миску. По мере того как совы крутой спиралью спускались вниз, освещение стало меняться. Теперь воздух мерцал вокруг, приобретя едва уловимое янтарное сияние. Легкий ветерок, долетавший до дна долины, нес с собой нежный аромат мяты. Поистине это было волшебное место!

Наконец совы опустились на что-то мягкое и пушистое, похожее на бархатные подушки из последней «интерьерной коллекции» торговки Мэгз. Только это была не подушка и не диванный валик, а поросший мхом камень. Теперь друзья поняли, почему Гортензия так расхваливала это место. Они очутились в укромном уголке, выстланном густым слоем пушистого мха и настолько отрезанном от всего внешнего мира, словно это убежище находилось на звезде. Около двадцати сов сидели, бродили или летали кругами над дном этой удивительной ложбины. Бесчисленные слова потоком текли из их клювов. Маленький сычик-эльф бормотал нараспев:

«Зовите меня Гранк. Сейчас я уже глубокий старик, но я должен поведать вам свою историю или хотя бы начать этот долгий рассказ. Нынешние времена сильно отличаются от той поры, когда я был молод. Я родился во времена хаоса и непрекращающихся войн…»

Совы изумленно переглянулись. Этими словами начинался первый том Легендарного цикла — «Сказание о первом угленосе»!

— Потрясающе! — еле слышно воскликнул Копуша. В этот миг мимо них пролетел коренастый виргинский филин, и друзья услышали, как он произносит глубоким грудным голосом:

«Какие чувства одолевали меня в ту ночь, когда мы с моей преданной служанкой Мирртой сидели, тесно прижавшись друг к другу, пытаясь защитить яйцо, из которого должен был появиться на свет мой первенец, если только судьбе не будет угодно предать его в когти хагсмаров? Пусть я королева, но не думаю, чтобы мои чувства чем-то отличались от чувств любой матери…»

Было довольно странно слышать, как глубокий мужской басок с едва заметной картавостью читает «Сказание о королеве». Эта небольшая книга, содержавшая историю королевы Сив, матери Хуула, была обнаружена совсем недавно. Долгие столетия она, нетронутая временем, лежала в глубокой нише Ледяного дворца, где Сив скрывалась в период жестоких войн.

Казалось, призрачная Гортензия замерцала с новой силой.

— Вот оно, наше Место живых книг. Облетите весь совиный мир, и вы не найдете края, где бы книги ценили столь же высоко, как в Амбале! — она покачала головой, и капельки тумана на миг смешались, потеряв очертания. — Не знаю, чем это объяснить. Возможно, всему виной эти крупинки! — Она тихонько рассмеялась. — Но каждая из этих сов посвятила свою жизнь запоминанию одной книги, слово за словом, абзац за абзацем.

Теперь мимо них пролетела полярная сова, и Сорен, громко ахнул, услышав первые слова:

«Случилось так во времена Утера Пендрагона, когда он был королем и властвовал над всей Английской землей, что жил тогда в Корнуэлле могучий герцог, прозывавшийся герцогом Тинтагельским, и в замке этого герцога родился Артур от Игрейны…»

Полярная сова цитировала легенды о короле Артуре! Сорен и Пелли любили эту книгу больше всех других историй Других, даже больше пьес Другого по имени Шекс. При мысли о Пелли Сорену показалось, будто он снова заглянул в разорванную ткань своего сновидения. Милая Пелли его не узнала! Нет, это было уже слишком!

— А вот и наш Брайти! — воскликнула Гортензия, помахав своим коротким крылом.

Пятнистая совка прервала чтение и опустилась на пенек неподалеку от камня, на котором сидели друзья. На вид она была совсем юной, почти птенцом.

— Значит, ты и есть тот юноша, который организовал все это? — проговорила Гильфи.

— Я просто люблю читать, — ответил Брайти.

— Он очень скромный, — заметила Гортензия. — Расскажи моим друзьям, что это за место и почему мы называем его Брэд.

— С удовольствием, — вздохнул Брайти. — Когда до нас дошли первые слухи о сожжениях, мы сразу решили спрятать свои книги. Но потом я хорошенько подумал, и вот что пришло мне в голову. Конечно, мы можем спрятать книги, но что если их найдут? Что тогда?

Четверо сов с острова Хуула растерянно переглянулись.

— Вот именно! — кивнул Брайти. — Но что если каждая сова, любящая читать, сама станет книгой? Запомнит ее слово в слово, страницу за страницей? — Он помолчал. — Так мы и сделали. И теперь каждый из нас есть не просто комок перьев, но обложка книги! — Брайти слегка распушил мягкую опушку на своих крыльях. Оперение у него было красивого серого цвета с щедрой россыпью белых крапинок поверх кроющих перьев. В этот миг он вдруг стал настолько похож на Эзилриба, что стая невольно затаила дыхание. Однако никто из них не произнес ни звука. — Признаюсь честно, это не моя идея. Совсем не моя. Меня натолкнул на нее один Другой.

— Другой? — ахнули все четверо.

— Да. Писатель, на которого я наткнулся, выучив наизусть первый том «Избранного». К сожалению, до нас дошли лишь отрывки произведений этого писателя. Не знаю, где их нашли, однако факт остается фактом.

Друзья нервно переглянулись. Они прекрасно понимали, что сейчас, как никогда, важно хранить в глубочайшей тайне местонахождение Дворца туманов.

— Полное имя автора нам неизвестно, — продолжал Брайти. — Мы называем его Рэй Брэд. Вероятно, это лишь часть его имени, но как бы там ни было, он писал о сожжении книг. Я полагаю, что Другие некогда пережили то же, что творится сейчас у нас. Чтобы спасти свои книги, они начали их заучивать. Вот откуда я почерпнул эту идею. И вот почему мы называем это место — Брэд. Это Место живых книг, названное по имени умершего автора.

— Вымершего рода, — бухнул Сумрак.

— Сумрак! — зажмурилась Гильфи. Порой она приходила в ужас от его бестактности. Как ему удается говорить такие глупости в самый неподходящий момент?

— Исчезнувшего, — тихо поправил Копуша.

— Да ладно, велика разница, — проворчал Сумрак. — Главное, что их род исчез без следа.

— Но ведь в этом-то все и дело! — с новым жаром вскричал Брайти. — Рэй Брэд не исчез без следа! По крайней мере, полностью. Его труд остался, вот здесь! — он поднял лапу и постучал когтем по своей красивой голове. — И здесь! — Он легонько дотронулся до живота, указывая на желудок.

— Добро пожаловать в Брэд. Книги должны храниться! — С этими словами Брайти расправил крылья и улетел. Еще какое-то время стая слышала, как он читает наизусть свою книгу, но потом в Брэд спустился туман, и Брайти бесследно растворился в нем.

Внезапно весь окружающий мир показался Сорену пугающе хрупким. Интересно, Копуша, Гильфи и Сумрак тоже чувствуют это? Нужно как можно скорее возвращаться на Великое Древо. Снова приближалось время полнолуния, а значит, они отсутствовали почти целый месяц! Каких результатов они добились в своих метеорологических экспериментах? Практически никаких. А что они видели? Нечто такое, чего до сих пор они и представить себе не могли! Сожжение книг — чудовищное злодеяние, направленное в самый желудок Великого Древа, совершаемое по приказу его короля!

Глава XVI

Это темнодейство!

— Ты говоришь, скрум? — Стрига приблизил свое выщипанное лицо к лицу пещерной совы по имени Тарн. — Ты своими глазами видел, как эти четверо общались со скрумом из Амбалы?

— Да. На вершине горы, в гнезде двух орлов.

— Ты проследил за ними дальше?

— Нет, сэр. Они остались там на целый день. Я подумал, что должен как можно быстрее предупредить вас! Ваша мудрость, ваша невероятная проницательность…

— Не надо мне льстить! — резко оборвал его Стрига-. Он был настоящим экспертом во всех видах лести и знал толк в угодливых словах. Однако желудок у него выворачивался наизнанку, когда кто-то пытался воздействовать на него самого при помощи лести и подхалимства. Ибо Стрига знал, что в основе лести всегда лежит обман. Этот Тарн был умен. За ним нужен глаз Да глаз. До сих пор Стрига мало знал о нем. Он слышал, будто Тарн прибыл откуда-то из пустыни Кунир, где в подземных туннелях жили какие-то совы, однако сейчас ему было некогда размышлять об этом. Он хотел хорошенько обдумать только что услышанные новости. Какая удача! Лучшего и желать было нельзя. Нужно подумать, как лучше использовать полученную информацию. Это будет первый ход в сложной игре по удалению стаи с Великого Древа — в игре, которая должна закончиться окончательным падением самых опасных противников Стриги. «Осторожнее, осторожнее!» — предупредил себя Стрига. Повернув голову, он уставился на Тарна своими бледными желтыми глазами, похожими на два водянистых желтка. — Спасибо тебе. Ты сослужил мне хорошую, полезную службу. Я оценил твои качества. — «Вот таким образом, — усмехнулся про себя Стрига, — можно незаметно польстить любой сове». Короткая, искренняя речь без всяких пошлых излишеств. Однако именно такой подход быстрее всяких заискивающих слов поможет ему завоевать доверие Тарна. Со временем он подбавит подхалимства, но тонко, очень тонко. Все должно делаться потихоньку, шажок за шажком. — А теперь оставь меня. Я должен обдумать эти возмутительные новости.

«Я принесу это известие на Великое Древо! — думал Стрига. — Но когда это лучше сделать? После Хулиганской ночи! Точно, как же я сразу не догадался? Совы уверены, что этот праздник тоже будет запрещен. Они будут счастливы до соплей, когда Сорен объявит, что праздник состоится…»

Но тут в голову Стриге пришла еще одна мысль. Что если стая вернется на остров до Хулиганской ночи? Несмотря на то что это был праздник для детей и молодежи, взрослые тоже любили наряжаться в карнавальные костюмы, а Сумрак, говорят, обожал Хулиганскую ночь больше всех других веселий.

Это может оказаться проблемой… Хотя маски могут стать отличной маскировкой для Синей дружины. Скрывшись под карнавальным оперением, верные Стриге совы смогут незамеченными проникнуть на остров, прибывая небольшими группками, чтобы не вызвать подозрений.

Наконец план был полностью готов. Сначала нужно распустить на материке слухи о чудовищном предательстве стаи. Подумать только, эта четверка общается со скрумами, вызывает мертвецов, занимается темнодейством! Когда новости как следует распространятся, преступникам не будет места на дереве. Нет, лучше пойти еще дальше: пустить слушок, будто стая Сорена покинула древо и подалась на службу в Северные королевства. Какой позор — Ночные стражи нарушили свою клятву и переменили оперение! Затем их можно будет законным образом выслать, как предателей и чародеев. Стрига знал, что сумеет этого добиться. До Хулиганской ночи оставалось чуть меньше недели. Когда он улетал с дерева, совы уже начали заниматься приготовлениями к празднику. Нужно послать Корину весточку и сообщить, что сейчас лучшее время для устройства большого веселья. Хулиганская ночь состоится. Мадам Плонк будет петь. Пусть совы займутся приготовлениями к своему дурацкому карнавалу, это отвлечет их от более важных дел. Тем временем он позаботится о том, чтобы по материку расползлись слухи. В совином мире есть два способа быстро распространить информацию, и Стрига собирался использовать оба. Во-первых, это делается через пьяные деревья, а во-вторых — через объявления. Он пошлет Синюю дружину на пьяные деревья — поболтать и как бы между делом пустить слушок об измене стаи. Второй способ еще проще. Стрига знал, что в моеледние годы в совином мире быстро росла грамотность, поэтому он без труда сможет найти сов, которые перепишут или перепечатают официальное объявление. Он использует их. Но сначала нужно послать на Великое Древо сообщение по поводу Хулиганской ночи.

Гонец прибыл перед самым рассветом, и его сразу же проводили в дупло Корина. Молодой король до сих пор терзался мыслью о том, что он ужасно оскорбил своего лучшего друга Стригу и тот больше никогда не вернется на дерево. После отлета Стриги Корин не знал ни минуты покоя. Подумать только, эта чудесная сова, спасшая их всех своей беспримерной отвагой и самопожертвованием, возможно, навсегда покинула остров из-за его упрямства!

Корин поспешно отослал гонца, чтобы в одиночестве прочитать письмо.

«Дорогой Корин! Я много размышлял о нашем последнем разговоре и хочу сказать, что понимаю твои опасения по поводу угля. Но знай, что ты недооцениваешь собственную силу! Ты более чем способен противостоять так называемому дурному влиянию угля. Здесь, на материке, я повсюду вижу свидетельства твоего королевского могущества. Распространение культуры — полезной культуры, которую я одобряю и которая призвана улучшить наш скорбный мир, не может не вызывать восторга в желудке каждой честной совы. Позволь сказать тебе, что ты наделен беспримерным умом, отвагой и врожденным даром вести сов за собой. Я слышал истории о твоем предшественнике, древнем короле Хууле, но уверяю тебя — ты намного превосходишь его по своим достоинствам. Теперь я понимаю, что во многом был излишне суров к тебе. Ты проявил величайшее самопожертвование, отказавшись от празднования Праздника урожая. После долгих размышлений я пришел к выводу, что Хулиганская ночь должна состояться. Этот невинный праздник, столь любимый нашей славной молодежью, развеселит подданных. Прошу тебя, отдай приказание о подготовке к торжествам. Я вернусь накануне праздника или даже раньше.

Преданно твой, Стрига».

Корин едва не расплакался от счастья и облегчения. Он еще дважды перечитал это письмо, а потом немедленно отдал приказ. О, это будет такая Хулиганская ночь, какой еще не бывало на острове!

Прошло уже два дня с тех пор, как стая покинула Амбалу. Друзья давно забыли о метеорологических опытах, послуживших главной причиной их путешествия на материк. Теперь их гораздо больше интересовал вопрос о том, как далеко распространилось влияние Стриги и его Синих дружин. Чтобы выяснить это, приходилось действовать тайно. Они летали невысоко над землей, большей частью в сумерках, на закате или перед самым рассветом. Конечно, при таком способе путешествия существовала опасность подвергнуться нападению ворон, однако в последнее время, с тех пор как прославленный следопыт и друг ворон Док Яроклюв поселился на Великом Древе, эти мерзкие создания стали гораздо реже атаковать Ночных стражей. Вот почему наши друзья все чаще и чаще продолжали путешествие с наступлением утра или даже в дневные часы. Каждый день им попадались все новые и новые следы злодеяний Синих дружин. Они находили огромное количество дымящихся кострищ, усыпанных обугленными остатками «излишеств», некогда купленных у торговки Мэгз: бесчисленными книгами, закопченными драгоценными камешками, почерневшими клочками картин.

Однажды вечером, вскоре после вылета из Амбалы, внимание стаи привлек кусок бумаги, прикрепленный к стройному стволу березы. Друзья снизились, чтобы прочитать объявление.

— Что за… — ахнула Гильфи. Она первая долетела до плаката и, паря над ним, прочитала вслух:

«Четверо Ночных стражей Га'Хуула, известных в совином мире под названием „стая“, были замечены в сношениях со скрумами и совершении еретических обрядов темнодейства. Все эти страшные деяния они проделывают под прикрытием так называемым научных экспериментов. По последним данным эти беззаконные совы нарушили свою клятву Ночных стражей и заключили союз с Северными королевствами. Посему парламент Великого Древа Га'Хуула запрещает всем совам предоставлять этим предателям убежище в своих дуплах, а также вести любые дела с ними. Предупреждение: эти совы особо опасны!»

Хорошо, что они зависли над самой землей! Друзья дружно переглянулись, бессильно опустили крылья и мягко рухнули на землю.

— Это возмутительно! — завопил Сорен.

— Нас выслали, — добавил Копуша.

— Сумрак, что ты там делаешь? — завизжал Сорен. — Ты только взгляни на это объявление, нацарапанное каким-то грамотеем! Совершенно возмутительно!

Гильфи повернула голову к Сумраку, застывшему над все еще дымившимся костром. Огромный вояка стоял, неподвижно уставившись в груду углей. Он был так неподвижен, что казался одной из статуй во Дворце туманов.

Что могло так подействовать на Сумрака? Друзья бросились к нему и тоже посмотрели на пепелище.

Перед ними был обугленный скелет совы, привязанный к обгоревшему остатку деревянного шеста.

— Это темнодейство! — сиплым от ужаса голосом прошептал Сорен.

Глава XVII

По следам крыльев Бао

А в это время далеко-далеко от Хуульских царств, на другом конце Реки ветра, сидела синяя сова. На протяжении бесчисленной вереницы лет мудрец Тенгшу был привратником Блистательных жемчужных врат. Сидя на ветке медитации, он смотрел на Реку ветра, над которой в порывах восходящего воздуха плясал его легкий цюй.

Тенгшу запускал в небо цюй по разным причинам. Чаще всего он делал это ради чистого удовольствия, но иногда цюй был нужен для сбора важной метеорологической информации о воздушных течениях, скорости ветра и прочих характеристиках близнецовых ветров. Порой мудрец запускал цюй для того, чтобы поразмышлять над каким-то вопросом, и сегодня был как раз такой случай, ибо Тенгшу испытывал великое беспокойство в желудке и как никогда нуждался в медитации. Он чувствовал, что в Хуульском мире дела идут не так, как должны идти. Тенгшу особенно беспокоился о своих добрых друзьях, четырех совах, известных как «стая». Он знал, что голубая сова, ныне называющая себя Стригой, больше никогда не вернется в Двор Дракона. Стрига улетел вскоре после битвы в горной совители, во время которой отличился не столько отвагой, сколько отвратительной жестокостью своей кровавой расправы. Такое поведение противоречило всем заповедям Даньяр, или пути благородной кротости. После битвы Хуульские совы пригласили своего спасителя в свое царство, и Тенгшу подозревал, что бывшая драконова сова отправилась именно туда.

Наряду с этой догадкой в нем зрело еще одно предчувствие, заключавшееся в том, что не только стае, но всему Великому Древу угрожает какая-то страшная опасность. Это было всего лишь предчувствие. У Тенгшу не было доказательств, однако с каждым днем его тревога становилась все сильнее. Сам он никогда не посещал Хуульские царства, но его мать побывала там несколько сотен лет тому назад. Обязанность цюй-дуна Блистательных жемчужных врат заключалась в том, чтобы встречать всех сов, сумевших преодолеть Реку ветра. По правде говоря, делать это приходилось нечасто, ибо немногим совам удавалось благополучно совершить столь опасное путешествие. Тенгшу вел очень уединенную жизнь, полную созерцания и медитации. Он сочинял стихи, рисовал, но в случае необходимости мог сразиться с врагом. Но это тоже случалось крайне редко.

Когда лучи солнца пробились сквозь завесу туч, Тенгшу понял, что должен действовать немедленно. Он должен лететь. Вести жизнь отшельника в такое время было бы непростительным себялюбием. Тенгшу вспомнил о своей матери Бао. Несколько сот лет назад она проделала этот путь по причине, которая в то время была ему не очень понятна. Бао сделала это, не колеблясь ни секунды, оставив супруга заботиться о Тенгшу и его сестрах и братьях. «Довольно!» — приказал он себе. Не тратя ни секунды на размышления, он раскинул крылья и поднялся в воздух. Следуя по линии цюй, Тенгшу поднялся к близнецовым ветрам, без малейших усилий воспарил над ними и окунулся в великую и стремительную Реку ветра. «Я лечу по следу крыльев моей матери, — думал он, отдавшись течению. — По следу крыльев Бао!»

Глава XVIII

Уголь в опасности!

Хулиганская ночь началась. Все совы были счастливы, что этот старинный праздник, отмечавшийся на протяжении сотен лет, не был отменен, как недавний Праздник урожая. Настроение на дереве заметно улучшилось. Для сегодняшнего праздника были сделаны значительные уступки и послабления. Мадам Плонк не только позволили петь, но даже разрешили надеть для торжества роскошный костюм пестроперой, в котором она выступала каждую Хулиганскую ночь. Док Яроклюв не мог оторвать восхищенных глаз от своей подруги. Несмотря на все свои опасения, он решил, что было бы несправедливо лишать душечку Плонки возможности спеть на празднике. Он так и не сказал ей, что они должны будут улететь сразу после Хулиганской ночи. Пелли вздохнула с облегчением. Она чувствовала, что Док настолько огорчен отношением Корина к его подруге, что задумал покинуть Великое Древо. Не зря же он сказал, что хочет поговорить с ней об очень важном деле, но только после Хулиганской ночи!

Этой ночью мадам Плонк исполняла старинную балладу Северных королевств. При первых звуках арфы у Дока Яроклюва задрожало в желудке, ибо слова этой песни показались ему пророческими:

Улетим вдвоем, моя милая —
Без тебя мне так одиноко.
Улетим вдвоем, моя милая —
Нам повсюду открыта дорога
Улетим вдвоем, под луной споем,
Улетим вдвоем, моя милая.

«Неужели они в самом деле улетят? — горько думала Пелли. — Это будет огромная потеря для всех нас!» И тут что-то привлекло ее внимание. Что это было? Какой-то странный жест, сделанный голубой совой? То, как Стрига наклонялся к самому уху Корина, нашептывая ему что-то? Слуху Пелли, как у всякой сипухи, был превосходный. Она решила во что бы то ни стало узнать, что тут происходит.

Все время, пока волшебный голос мадам Плонк струился над Великим Древом под аккомпанемент недавно починенной травяной арфы, на которой играли домашние змеи из гильдии арфисток, Пелли не сводила глаз со Стриги и Корина. Теперь она ясно видела, что Стригу страшно раздражает столь вопиющая демонстрация всего, что он считал проявлением опасных излишеств. Пелли видела, как съежившийся Корин то и дело украдкой поглядывает на Стригу, стараясь предугадать его реакцию. При этом виду него был очень обеспокоенный. Самое возмутительное, что король беспокоился не о дереве и не о совах, наконец-то избавившихся от уныния, в котором они пребывали со времени Праздника урожая. «Нет! — вне себя от тревоги, думала Пелли. — Он беспокоится об этом Стриге! Он заключил с ним какую-то сделку. Но какую? Позволил нам отпраздновать Хулиганскую ночь, а потом? Что потом? Что Стрига потребовал у него за это?» Не успела она задать себе этот вопрос, как почувствовала страшный холод в желудке. Уголь! Пелли не сомневалась — углю угрожала опасность. Нужно немедленно разыскать Бубо. Да, вот только как это сделать? Все вокруг были в масках. Совы так истосковались по веселью, что даже старики этой ночью нарядились в костюмы и закрыли лица масками. Как же узнать, под какой из них Бубо?

Пелли в отчаянии покрутила головой, осматривая галереи дупла в поисках кузнеца. Рядом с ней топтался виргинский филин, завернутый в крапчатый плащ пятнистой совы, из-под которого торчали его собственные рыжеватые перья. Подлетев к филину, Пелли оттянула его маску и заглянула прямо в лицо.

— Простите, мадам? — холодно спросил филин, крайне возмущенный ее бесцеремонностью. Он беседовал с какой-то пещерной совой.

— Ох, простите меня, пожалуйста, — извинилась Пелли. — Я обозналась.

Между прочим, она впервые видела и этого филина, и эту пещерную сову. Когда они тут появились? Хотя на праздники к ним на остров всегда слеталось множество сов с материка. И все-таки этой ночью здесь было слишком много незнакомцев. Ладно, сейчас не время думать об этом. Где же Бубо?

Слепые змеи из гильдии арфисток заиграли веселую джигу, и многие совы вылетели плясать на свежий воздух. Может быть, поискать снаружи?

Прошло еще четверть часа, но поиски так и не увенчались успехом. Пелли вернулась в дупло, и тут внимание ее привлекли рыжие перья, мелькнувшие из-под белоснежного оперения полярной совы и пушистые надбровные кисточки, плохо скрытые белой маской. На этот раз Пелли не сомневалась, что перед ней не кто иной, как Бубо, кружившийся в медленной глаукане, разновидности совиного вальса, с Отулиссой. Какое счастье! Эти двое должны немедленно узнать о ее желудочных подозрениях! Отулисса в эту ночь прятала лицо под маской серой неясыти, но Пелли сразу ее узнала. Она танцевала намного лучше Бубо и кружилась с огромным изяществом, делая стремительные и четкие повороты.

— Мне нужно немедленно поговорить с вами обоими, — прошипела Пелли. Миссис Плитивер, в этот момент проделывавшая головокружительный скачок через октаву, резко повернула головку в ее сторону. Она почувствовала в воздухе едва уловимую паутинку напряжения, резко контрастировавшего со всеобщим весельем. Все остальные совы Великого Древа впервые за долгое время ликовали от души, наслаждались долгожданным праздником.

Бубо и Отулисса тоже почувствовали панику, звеневшую в голове Пелли.

— Где мы встретимся?

— В кузнице, — ответила Пелли. — Только вылетайте по одному и через разные выходы. Я пойду внутренним коридором. Они решат, что я просто устала и хочу вернуться в свое дупло.

Они… Это слово показалось Отулиссе зловещим. Повернув голову, она посмотрела на Стригу и Корина.

Пелли первая добралась до кузницы Бубо. Когда остальные двое вошли внутрь, то увидели, что она молча стоит над кучей с углями-живцами. В тот же миг совы поняли, что задумала Пелли.

— Уголь в опасности, да? — выпалила Отулисса.

— Я знал, что этот праздник слишком хорош, чтобы быть настоящим, — вздохнул Бубо, стягивая маску и плащ полярной совы.

— Меня словно осенило. Сама не знаю как. Я просто смотрела на Корина и Стригу, когда вдруг почувствовала, что наш Корин ужасно ослаб и уже готов прийти сюда за углем. Я в этом уверена.

— И что нам делать? — спросил Бубо.

Черные глаза Пелли так ярко заблестели, что выйди она из кузницы наружу, в них без труда отразились бы луна и звезды.

— Мы унесем его отсюда. И подменим другим.

— Подменим? — недоверчиво переспросил Бубо. — Думаешь, Корин не догадается?

Повертев головой, Отулисса посмотрела в черные глаза Пелли своим светящимся янтарным взглядом.

— Ты думаешь, что наш Корин до того ослабел, что не заметит подмены?

— Возможно, — кивнула Пелли.

— Думаешь или надеешься? — прямо спросила Отулисса.

— Наверное, и то, и другое, — вздохнула Пелли. — Но что нам терять?

Отулисса знала, что она права. Что им терять? В крайнем случае, уголь будет надежно спрятан в тайном месте. Она повернулась к Бубо и спросила:

— У тебя найдется живец, примерно похожий на уголь Хуула?

— Примерно похожий? — Бубо задрал коготь и как следует поскреб голову между надбровными кисточками. — Пожалуй, что нет, но я попробую зарядить огоньком один подходящий уголек.

Зарядить огоньком на языке кузнецов означало раскалить уголь до такой степени, чтобы изменить его внутреннюю структуру, позволив на какое-то время светиться с большей интенсивностью.

Бубо подошел к одной из угольных куч и при помощи щипцов вытащил уголь.

— Вот он, красавец!

В клещах был зажат пылающий уголь. В самой его глубине, в желудке, горел язычок голубого пламени, окруженный пульсирующим зеленым ободком. Казалось, сам воздух вокруг угля начал слегка потрескивать от напряжения. Они все это почувствовали. Стоило углю Хуула отделиться от остальных живцов в куче, как его сила стала еще более очевидной. Поразительно, но все это время Бубо спокойно жил в своей кузнице, не испытывая никакого вредного воздействия угля. Но ведь Бубо был кузнец. Его закаленный желудок был более устойчив к чарам угля, тем более когда тот был смешан с другими живцами, игравшими роль щита.

— Вот эту зелень будет непросто подделать. Она ведь не простая, а цвета волчьих глаз! — пробурчал Бубо. Он говорил о волках края Далеко-Далеко, которые на протяжении столетий охраняли уголь, спрятанный в жерле вулкана Хратгар. — Но кто знает, авось Корин и не заметит.

— Нужно поскорее унести уголь с острова, — сказала Отулисса. — Как вы думаете, где мы его спрячем?

— Во Дворце туманов! — не задумываясь, ответила Пелли.

Отулисса закрыла глаза. Она ждала, что Пелли это предложит. Пелли никогда раньше не бывала во Дворце туманов. Бесс вряд ли обрадуется появлению еще одной непрошенной гостьи, но, похоже, другого выхода у них не было. Отулисса с удовольствием отнесла бы уголь сама, но они с Фриттой уже столько раз отлучались с острова, перетаскивая книги, что ее новое исчезновение могло вызвать подозрения Стриги. Пелли отлично летала, и если она отправится в путь немедленно, то никто даже не заметит ее отсутствия.

— Ладно, я дам тебе все координаты. Но лететь нужно прямо сейчас. А ты, Бубо, найди подходящий уголь и начинай заряжать его огнем.

— Я уже присмотрел один уголек. Но тут вот какое дело — если Пелли полетит с углем Хуула, нам придется положить его в очень прочный тубус, да хорошенько присыпать другими живцами, чтобы защитить ее от воздействия этого угля.

— А у тебя осталась шкатулка, в которой мы раньше хранили уголь?

— А как же! Тут она где-то.

— В таком случае, тебе лучше все приготовить заранее. Корин может в любое время прийти за углем.

При этих словах у Отулиссы болезненно сжался желудок. Как такое могло случиться? Она ведь так верила в Корина! Она была его первой учительницей в Дали. Она учила его добывать угли. Конечно, Корин был прирожденным угленосом и все ловил на лету, но все-таки… Отулисса своими глазами видела, как Корин совершил свой фантастический нырок в жерло вулкана Хратгар и вылетел оттуда с зажатым в клюве углем. При этом он даже перышки опалить не успел! Но теперь он, образно выражаясь, закоптился с клюва до хвоста, был полностью ослаблен и до неузнаваемости изуродован загадочной голубой совой, на беду появившейся на Великом Древе.

Глава XIX

Запах хагсмира

До самого утра Бубо работал в своей кузнице, заряжая уголь. Теперь он отложил клещи и задумчиво смотрел на занимающийся рассвет. Ему всегда казалось, что первый свет похож на холодный уголь, встающий над горизонтом. Вскоре солнце раскалит его добела, и тогда наступит настоящее утро. Для Бубо все на свете было похоже на угли, золу и пламя. Это были главные инструменты его жизни, ими он измерял весь окружающий мир. Но когда Отулисса рассказала Бубо о клочках обгорелой бумаги и книгах, которые они с Фриттой унесли с острова, чтобы спасти от сожжения, старый кузнец был потрясен. Никогда раньше он не думал о том, что огонь может пожирать бумагу и пергамент. Железо, металлы — вот для чего нужен добрый кузнечный огонек! Пламя горна раскаляет их докрасна, размягчает, позволяя молоту ковать их, создавая нечто новое, до сих пор не существовавшее в мире. Но сжигать бумагу? Какой в этом смысл? Она же только испортится, вот и все. Металлы — серебро, железо, золото и прочие благородные материалы — были достойными противниками кузнечного молота, они покорно вспархивали на насест наковальни, готовясь принять удары. Но у бумаги и пергамента было совсем другое достоинство. Они были чистым материалом, готовым с той же покорностью принимать росчерки птичьего пера, обмакнутого в чернила, или кисти, набравшей капельку краски на кончик. При чем тут огонь? Нет, сжигать книги было неправильно. Бубо так глубоко ушел в свои мысли, что не заметил приближающегося цоканья когтей по камням снаружи.

— Бубо?

Кузнец обернулся. «Корин? Быстро же ты объявился!»

— Корин! Что привело тебя ко мне?

Значит, Пелли была права. Как хорошо, что он успел зарядить поддельный уголь!

— Бубо, пришло время забрать у тебя уголь. Я — король. Уголь принадлежит мне. — Корин говорил очень сбивчиво, громоздя один довод на другой. Бубо решил, что будет неправильно отдать ему уголь без колебаний. Это могло вызвать подозрения, так что лучше для виду немного поупираться.

— Ты обсудил это со стаей?

— Стаи нет на острове, и ты об этом знаешь, — с некоторой резкостью ответил Корин.

— Ну… это… Может, подождать чуток, пока они вернутся? Обсудили бы все, честь по чести, а потом и решили?

— Нет, я не вижу никакого смысла в ожидании, — покачал головой Корин. Бубо показалось, будто черные глаза короля утратили живой блеск, став совершенно тусклыми. Можно было подумать, что король подвергся лунному ослеплению!

— Ох, даже не знаю, Корин.

— Я — твой король. Тебе не нужно ничего знать, это сделаю за тебя я.

Эти слова, произнесенные тусклым, холодным голосом, напугали Бубо даже сильнее, чем требование отдать уголь.

— Ладно, — вздохнул он. — Как скажешь.

Корин ничего не ответил. Достав ларчик в форме слезы, Бубо взял в когти клещи и, подойдя к угольной яме, сделал вид, будто роется в ней, а затем вытащил поддельный уголь. Стараясь не смотреть на Корина, Бубо молча взмолился Глауксу. Честно признаться, Бубо не умел молиться. Даже обращаясь к Глауксу, он с трудом удерживался от своих обычных грубых словечек. Его молитвы больше напоминали удары молота по наковальне, чем смиренную просьбу. «Енотий помет! Дай мне провернуть это дело, Глаукс! — просил кузнец. — Страшно подумать, какой поднимется скандал, если он распознает эту фальшивку!» Затем он поспешно бросил уголь в ларец, не давая Корину возможности как следует рассмотреть свое сокровище. Больше всего Бубо тревожил зеленый отсвет, отсутствовавший в поддельном угле.

— Ну вот, — буркнул он, вручая ларец Корину. Король взял его, избегая смотреть Бубо в глаза.

— Не тревожься, Бубо. Я теперь очень изменился. Старый кузнец едва удержался, чтобы не брякнуть: «А то я не вижу!» Однако он заставил себя крепко сжать клюв. Корин уже выходил из кузницы, когда Бубо резко окликнул его:

— Корин!

На этот раз Корин все-таки посмотрел на него, и Бубо заглянул ему прямо в лицо своими горящими золотыми глазами.

— Ты уж правильно распорядись этим угольком, Корин. Не ошибись.

Внезапно лицо Корина исказилось, и он слегка пошатнулся.

— Не беспокойся, — хрипло выдавил он и, собрав все силы, повторил еще раз: — Не беспокойся.

— Поверьте, мне ужасно неудобно, что наше знакомство происходит при таких ужасных обстоятельствах. Ведь я столько слышала о вас, Бесс! — смущенно говорила Пелли, присев на краешек пюпитра для словаря в библиотечном зале Дворца туманов. — И конечно, я давно мечтала своими глазами увидеть это место! — добавила она, крутя головой во все стороны. На деревянном пюпитре лежал самый огромный словарь, который ей когда-либо доводилось видеть. В нем было не меньше тысячи страниц, а слов, наверное, целый миллион!

— Ах, не стоит извиняться! Насколько я могу судить, ситуация сложилась поистине угрожающая. И вы совершенно правильно поступили, перенеся уголь сюда. Не тревожьтесь, я знаю надежный тайник, где можно спрятать уголь. Но заранее прошу меня извинить — я предпочитаю хранить это место в секрете. Не хочу подвергать вас лишней опасности.

— Да, конечно. Чем меньше сов будут знать об этом, тем лучше, — горячо закивала Пелли. — Но скажите, вам известно что-нибудь о деятельности этой голубой совы на материке?

— Нет. Я знаю лишь то, что он творит на Великом Древе. Мне рассказала об этом Отулисса, когда прилетала сюда со своей юной помощницей…

— Фриттой?

— Да-да, Фриттой. Они приносили сюда книги. Мне кажется… — тут Бесс нервно притопнула лапой по застекленной витрине, на которой сидела. — Мне кажется, что я могла бы вылететь на разведку и провести собственное расследование. Но понимаете, я не могу заставить себя покинуть это место. Это моя… слабость.

— Я понимаю, — мягко ответила Пелли. Сорен рассказывал ей о том, что Бесс боится покидать Дворец туманов. — Я не думаю, что это слабость. Вас удерживает здесь не страх, а преданность и любовь.

Бесс медленно покачала головой:

— Не знаю, не знаю. В последнее время я уже ни в чем не уверена. Тем не менее я готова сделать все, чтобы помочь вам, стае и Ночным стражам. В этом вы можете не сомневаться.

— Скажите, пожалуйста, стая не останавливалась здесь недавно?

— Нет, я их не видела с самого начала этих метеорологических экспериментов, о которых мне писала Отулисса.

— Ах, как бы я хотела их разыскать! Понимаете, они прислали Корину письмо, в котором сообщили, что решили продлить свою экспедицию.

— Корину? Вы хотите сказать, что не получали от мужа никакого личного послания? — Бесс нахмурилась, а когда Пелли скорбно покачала головой, задумчиво добавила: — Это странно.

— Да, мне тоже так показалось! — вздохнула Пелли. — Ну ладно, мне нужно немедленно отправляться обратно, пока никто не заметил моего отсутствия. Я оставила Бэшек под присмотром миссис Плитивер.

— Ах, милая миссис Пи! Потрясающее создание.

Пелли рассчитывала прямиком отправиться из дворца домой, но по пути ее внимание привлекла какая-то бумажка, трелетавшая на широком крапчатом стволе платана. Резко снизившись, Пелли зависла на уровне середины ствола, чтобы прочитать бумагу. Это было объявление, написанное совиной лапой и крепко примотанное к дереву побегами плюща. Пелли прочитала его вслух:

«Четверо Ночных стражей Га'Хуула, известных в совином мире под названием „стая“, были замечены в сношениях со скрумами и совершении еретических обрядов темнодейства. Все эти страшные деяния они проделывают под прикрытием так называемым научных экспериментов. По последним данным эти беззаконные совы нарушили свою клятву Ночных стражей и заключили союз с Северными королевствами. Посему парламент Великого Древа Га'Хуула запрещает всем совам предоставлять этим предателям убежище в своих дуплах, а также вести любые дела с ними. Предупреждение: эти совы особо опасны!»

— Глазам своим не верю! — ахнула Пелли. Ужасная горечь поднялась со дна ее желудка, и ей показалось, что ее сейчас стошнит. Опустившись на ветку прямо под объявлением, Пелли запрокинула голову за спину и еще раз перечитала бумагу. Ей показалось, будто вся ее жизнь вдруг разлетелась вдребезги. Разумеется, она ни на миг не поверила тому, что тут было написано. — Держись! — приказала она самой себе, изо всех сил цепляясь за тонкую ветку, на которой сидела. — И думай, думай!

Пелли сделала несколько глубоких вдохов. Постепенно мысли ее стали приходить в порядок. Если стая уже видела это объявление, то их первым порывом будет полететь на Великое Древо и открыто объявить, что это наглая ложь.

— Но как раз этого они и не должны делать! — прошептала Пелли. — Потому что это может быть ловушка!

Значит, она должна им это сказать! Но как их разыскать? Как? Мгла!

Стоило Пелли подумать об этом, как ее разум и желудок радостно встрепенулись. Ей показалось, будто на нее пролился поток света. Пелли часто навещала Мглу, или Гортензию, как называли ее Сорен и Гильфи. Более того, Гортензия была Глауксовой матерью трех Бэшек. Путь в Амбалу был неблизкий, но Пелли понимала, что на поиски стаи у нее уйдет еще больше времени. Мгла, двое орлов и летучие змеи всегда знали обо всем, что происходит на материке, так что Пелли даже сэкономит время, если отправится прямо к ним. А по дороге она сможет придумать какое-нибудь объяснение на случай, если ей придется вернуться позже, чем она рассчитывала.

Пелли изо всех сил пыталась подбодрить себя, но с каждой минутой ее все сильнее охватывал страх. До сих пор Стрига не знал о ее исчезновении с острова, однако если она задержится настолько, что ее отсутствие станет заметным, он может заподозрить неладное. Он может догадаться, что Пелли видела эти объявления! И что тогда? Ладно, не время об этом волноваться. Сейчас важнее всего разыскать стаю. Слава Глауксу, что они вовремя унесли уголь с острова!

— Слава Глауксу, — повторила Пелли. Только бы Бубо удалась его уловка с подменой угля! Внезапно Пелли пришло в голову, что уголь был далеко не единственной подделкой, имевшей место в последнее время. Как насчет письма, которое зачитал ей Кори? Того письма, в котором стая сообщала, что решила продолжить свои «эксперименты»? Разумеется, это была подделка! Как она сразу не догадалась? А это объявление? Что плохого в том, чтобы общаться со скрумами? Многие совы на протяжении жизни не раз встречаются со скрумами своих близких или любимых. Опасно иметь дело не со скрумами, а с хагсмарами! И тут Пелли сделала тот же вывод, к которому совсем недавно пришел ее супруг: — Да это же темнодейство!

Но она не остановилась на этой мысли, а пошла еще дальше.

«Темнодейство проникло на само Великое Древо! Пусть перья у этого Стриги не черные, а голубые, пусть он выглядит и летает, как сова, а не как ворона, но, клянусь Глауксом, он — настоящий хагсмар!»

Глава XX

Несколько преданных сов

Гортензия сидела в ветвях высокого дерева над поросшей мхом котловиной и молча смотрела перед собой. Она вспоминала все, что узнала за последние несколько дней. Когда стая вернулась с ужасающими известиями о приказе, объявляющем их вне закона, и о найденных останках сожженной совы, Гортензия попросила их повторить этот рассказ не два, а целых три раза. Это было просто невероятно. Это не укладывалось в голове. Однако за свою долгую жизнь ей не раз приходилось сталкиваться с вещами, которые сначала казались невероятными, а потом оказывались правдой. Почти сразу после того, как Гортензия проводила стаю из Брэда, прилетела Пелли с известиями о том, что ситуация на Великом Древе стала настолько тревожной, что они с Бубо и Отулиссой опасаются за сохранность угля. Вскоре после этого Укусе и Хитрисса доложили о прибытии синей совы по имени Тенгшу. Слава Глауксу, хоть это была хорошая новость! Стая много рассказывала Гортензии об этой мудрой сове, и теперь с ее помощью они начали составлять план по отвоеванию Великого Древа. Если кто и способен помочь стае избавиться от Стриги, так это мудрый Тенгшу из Серединного царства. Он был не только мудрец, но и великий мастер боевого искусства Даньяр. И вот теперь, сидя на высокой ветке над котловиной Брэда, Гортензия наблюдала, как Тенгшу обучает амбальских сов приемам этого удивительного искусства. Если стая хочет вернуться на Великое Древо, она должна быть готова ко всему, и ей потребуется любая помощь.

Однако на этом новости не закончились. Вскоре в Амбалу прилетел кузнец Гвиндор и сообщил Гортензии, что на материке ходят слухи о подготовке к Ночи больших костров. Это было уже по-настоящему тревожное известие.

Ночь больших костров праздновалась в последние дни поры медного дождя. Это был один из главных праздников совиного календаря, знаменующий власть сов над стихией огня с легендарных времен первого угленоса Гранка и первого кузнеца Тео. В эту ночь совы собираются вместе и разводят такие огромные костры, что ночь становится светла, как день. Во время этого праздника устраиваются разные состязания и конкурсы. Состязания угленосов, кузнецов, большие летные игры, во время которых совы соревнуются в том, кто более ловко оседлает восходящий термальный поток и поднимется на большую высоту. Что и говорить, Ночь больших костров всегда была веселым, шумным и буйным праздником. Но кто знает, какой она будет теперь, когда король Корин полностью попал под влияние Стриги?

Пока ясно было одно — стая ни в коем случае не должна возвращаться на дерево. Какая удача, что благородный Тенгшу сумел переправиться по Реке ветра и отыскать их! Гортензия молча смотрела, как один из членов стаи, изображавший «мудреца», обучал амбальских сов приемам загадочного искусства Даньяр. Она никогда не видела ничего подобного. Совы Серединного царства не использовали ни боевых когтей, ни горящих веток, ни какого-либо другого вооружения — они сражались только при помощи дыхания. Это было их главное и единственное оружие. Дыхание цюй, как они это называли, расширяло совиные легкие и, вырываясь на свободу, наполняло сову великой силой. Гортензия была потрясена успехами, которых достигли ее товарищи, еще совсем недавно проводившие все свои дни за книгами. Несомненно, выработанная за долгое время способность концентрироваться сослужила им хорошую службу и помогла быстро освоить премудрость Даньяр. Посмотреть хотя бы на эту молодую пещерную сову по имени Остин, которая с одного удара поражала любую цель из мха!

— Отлично, отлично. Молодчина, Остин! — воскликнул Тенгшу с легким чжоученьским акцентом. — Все берите пример с Остин! Обратите внимание на ее группировку. Посмотрите, как она еле заметно приподнимает крылья при вдохе.

Через несколько минут, когда совы сделали перерыв в тренировке, Гортензия опустилась чуть ниже и принялась порхать над дном котловины, ожидая, пока кто-нибудь ее заметит.

— Гортензия! — воскликнул Сорен, подлетая к ней. Он сразу почувствовал, что случилась новая неприятность. — В чем дело? Что-то с Бэшками? С Пелли?

— Нет-нет, пока не случилось ничего хуже того, о чем мы уже знаем, — Гортензия вздохнула, и капельки влаги замерцали нежным зеленоватым оттенком в сумраке котловины. — Пелли видела объявления о ваших «еретических обрядах».

— Пелли? Но что она делала на материке? — встрепенулся Сорен. — Что могло привести ее сюда?

— Сейчас я к этому перейду, — терпеливо ответила Гортензия. Мертвая тишина воцарилась в ложбине, и совы плотно обступили стаю со всех сторон. — Она прилетела сюда, чтобы перенести уголь Хуула в безопасное и секретное убежище, — быстро выпалила Гортензия. Члены стаи сразу же поняли, о каком месте идет речь.

— Значит, Корин пришел за углем, — мрачно сказала Гильфи.

— Да, но вместо угля Хуула получил подделку, — ответила Гортензия.

— Бубо зарядил живец, да? — ухнул Сумрак. — А этот дурачок Корин ничего не заметил?

Сорен съежился от этих грубых слов, сказанных в адрес его племянника. Но он знал, что это правда. Как Корин мог стать таким дураком? Что с ним случилось? И что все это значит?

— Что слышно насчет Ночи больших костров? — поинтересовалась Гильфи.

— Пока ничего нового. Говорят, это будет самый грандиозный праздник за всю историю.

— Еще бы, ведь столько всего можно сжечь! — горько вздохнул Сорен. Члены стаи боялись даже подумать об ужасном обугленном скелете, найденном на пепелище возле того места, где они увидели объявление. Внезапно Сорена осенило: — Что, если Пелли вернется на дерево и расскажет всем совам, всему парламенту, о том, что творится на материке? Ведь тогда…

— Мы уже говорили об этом, Сорен, — твердо перебила его Гортензия. — Она расскажет обо всем случившемся лишь немногим преданным совам. Отулиссе, Бубо, Эглантине. Отныне ей придется все время быть настороже и притворяться совершенно спокойной. Мы не сомневаемся, что члены Синей дружины уже просочились на остров. Разумеется, они в меньшинстве — пока. Но ответь мне на один простой вопрос — когда в последний раз война велась непосредственно на острове Хуула?

— Во время Осады, — хором ответили четверо членов стаи.

— Вот именно. И это было ужасно. Стрикс Струма погибла в бою, а ведь тогда на Великом Древе было гораздо меньше птенцов и молодежи! Информация о высылке стаи может стать поводом к восстанию Ночных стражей острова. И к чему это приведет? Они потерпят поражение — либо понесут немыслимые потери. Нельзя начинать войну до тех пор, пока на нашей стороне не будет твердого преимущества. Вы вернетесь на остров только после того, как отряд сов из Брэда будет полностью обучен и готов к бою. — Гортензия помолчала, обводя глазами стаю. — Не забывайте, что вы все — закаленные в битвах вояки. Вы занимались боевой подготовкой всю свою жизнь. Но здесь, в Амбале, долгое время царит мир. До сих пор все великие войны обходили нас стороной. Мы всегда жили на краю света, вдали от больших событий.

— Мадам, — перебил ее Тенгшу. — Даю вам слово, что эти совы будут готовы достойно принять бой.

Глава XXI

Внутренний враг

— Вот видишь, Корин? Ты стал гораздо сильнее. Скажи мне откровенно, разве ты не чувствуешь себя лучше вблизи угля?

— Да, так и есть, — согласился Корин.

— Ты укрепил свой желудок, — заметил Стрига.

Корин подумал, что Стрига, как всегда, прав. Он больше не испытывал той глубокой дрожи, которая еще совсем недавно сотрясала его желудок всякий раз, стоило ему очутиться вблизи угля. Впрочем, желудок Корина в последнее время вообще вел себя заметно спокойнее, а после переноса угля из кузницы Бубо и вовсе перестал чувствоваться. Это было очередным облегчением в его жизни. С тех пор как Корин, по совету Стриги, ступил на путь духовного очищения и стал безжалостно избавляться от всех излишеств, отягощавших не столько его скромное дупло, сколько разум, его жизнь стала заметно легче. И проще. Его перестали терзать мучительные мысли о Нире, а в последнее время Корин начал понимать, что, несмотря на всю свою любовь к дяде Сорену, эта привязанность была с его стороны абсолютно безответной. Сорен никогда не ценил его так, как ему бы хотелось. И в стае он все время был лишним. По своей наивности Корин даже не догадывался об этом, но Стрига открыл ему глаза. Сорен и его друзья готовы были видеть в нем короля, но никогда не относились к нему, как к другу и равноправному члену стаи. Два письма, полученных Корином от стаи, подтверждали все эти горькие мысли. В первом письме, пришедшем незадолго до Хулиганской ночи, содержались какие-то глупые отговорки насчет необходимости продолжить эксперименты. Во втором письме, полученном несколько минут тому назад, члены стаи сообщали, что больше не чувствуют себя нужными на Великом Древе и… Как там это говорилось?

— Стрига, — глухо попросил Корин. — Будь добр, перечитай мне последнюю часть письма.

— С удовольствием. «Мы больше не считаем свое присутствие сколько-нибудь необходимым для Великого Древа, а поскольку совы из Северных королевств готовы с распростертыми крыльями принять нас в качестве наставников, мы решили нанести им краткий визит».

Корин посмотрел на голубую сову.

— Все случилось именно так, как ты предсказывал… Они пытаются заключить союз с Северными королевствами без одобрения парламента.

— Ведут собственные переговоры, — негромко подтвердил Стрига. — Но какая цель может быть у таких переговоров? Только изменническая, не так ли? — Стрига помолчал и со вздохом добавил: — А ведь измена есть лишь еще одно ли-Цо излишества.

Корин поморгал. Наверное, Стрига снова прав. Еще несколько месяцев назад он, возможно, попытался бы оспорить его вывод. Но сейчас у него почему-то не возникло никаких вопросов. Во всем, что говорил Стрига, была какая-то завораживающая простота. Правда, будет сложно объяснить Пелли, что ее муж задержится еще дольше, чем она думает. Пелли такая милая сова, очень жаль ее расстраивать! Корин растерянно повернулся к Стриге.

— Мне будет тяжело сообщить Пелли о том, что Сорен решил продлить свое путешествие и отправиться в Северные королевства.

— Да, это будет непросто. Но ты же знаешь, совы легко смиряются с такими вещами. У Пелли есть дети, она быстро утешится. Кроме того, давай посмотрим правде в глаза — Сорен всегда был предан стае гораздо больше, чем своей семье. Должно быть, Пелли, как и ты, уже не раз чувствовала себя лишней.

— Ты совершенно прав! — воскликнул Корин. — Но мне бы не хотелось говорить ей об этом… о возможном предательстве. Надеюсь, она ничего не заподозрит.

Тихо рассмеявшись, Стрига покачал головой:

— На твоем месте я бы не стал об этом беспокоиться. Ты же знаешь, что наша милая Пелли никогда не отличалась особым умом.

При этих словах что-то слабо всколыхнулось в желудке Корина, и на какую-то долю секунды он почувствовал тень сомнения, но предпочел оставить ее без внимания.

— Я никогда не знал об этом месте! — изумленно проухал Бубо, обводя глазами толстые скрюченные корни. Мелкие нитевидные корешки густой бородой свисали сверху, гладя сов по головам.

— Когда я прилетела на дерево, чтобы поселиться здесь и стать подругой Сорена, стая и Отулисса специально привели меня сюда, — сказала Пелли.

— Мы не хотели иметь секреты от Пелли, — пояснила Отулисса. — Она была женой Сорена, а у супругов не должно быть тайн друг от друга. Кроме нас об этом месте знают еще несколько сов. Пелли просто умница, что решила провести здесь секретное заседание парламента! В парламентском дупле в последнее время стало слишком много посторонних. С каких это пор гостям острова разрешено присутствовать на заседаниях парламента? Я вообще не понимаю, кто дал право так себя вести всем этим совам, которые болтаются на нашем острове с самой Хулиганской ночи? — возмущенно воскликнула она.

— Значит, если я правильно понял, — уточнил Бубо, — тут, среди корней, можно слышать все, что происходит в парламенте, но при этом не бояться быть услышанным?

— Именно так, — кивнула Отулисса. — Строго односторонняя система.

— Это самое секретное место на всем острове, — добавила Пелли. — И единственное, где мы можем собраться все вместе. В это время нас никто не хватится.

— Надеюсь, мы тут все поместимся, — пробормотал Бубо, оглядываясь кругом.

Отулисса тоже повертела головой и вздохнула. Грустная тень промелькнула в ее янтарных глазах.

Они передали приглашение всем членам парламента. Мартин, Эглантина и Руби должны были проводить всех желающих в секретное убежище. После того как вернувшаяся Пелли сообщила Отулиссе о том, что члены стаи объявлены изменниками, было принято решение приступить к немедленным действиям. Однако ни в коем случае нельзя было допустить необдуманных поступков. Прежде всего нужно было незаметно пересчитать новых сов, поселившихся на наружных ветвях и в гостевых дуплах Великого Древа после Хулиганской ночи. Гости часто прилетали на остров, однако никогда еще не задерживались на нем так надолго и в таком большом количестве. Затем следовало обсудить последнюю новость, касавшуюся письма, только что полученного Корином. Пелли не сомневалась, что это письмо было такой же фальшивкой, как и изготовленный Бубо уголь. Все собравшиеся чувствовали, что ситуация ухудшается с каждым днем. Их страшила приближавшаяся Ночь больших костров. Нужно было готовиться к худшему, но все понимали, что сражаться на собственном острове, на своем дереве, было слишком опасно.

Труднее всего для Пелли оказалось прикинуться полной дурой, когда Корин вызвал ее и зачитал второе письмо. Ей пришлось притвориться, будто она верит каждому слову этой фальшивки. Она должна была выглядеть доверчивой простушкой, но при этом желудок у нее кипел, а разум отмечал малейшие подробности происходившего. В такой ситуации наигранная наивность была лучшей защитой. Еще до того как Корин закончил чтение письма, в голове у Пелли начал складываться план, и она не позволила чувствам взять верх над рассудительностью.

Постепенно, по двое, парламентарии стали собираться в потайной комнате под корнями.

— Несмотря на то что это место совершенно звуконепроницаемо, я предлагаю говорить тише, — сказала Пелли, обводя глазами членов парламента. Некоторые из них, например Элван, были глубокими стариками и уже много лет занимали кресла в парламенте. Другие, как Сильвана — красивая пещерная сова, опытная наставница клюва следопытов, были новичками. Но все они, как один, пришли в тесное убежище под корнями, и в глазах их светилась решимость, смешанная с робкой надеждой. Они все были глубоко удручены состоянием своего короля, тревожились по поводу появления незнакомых сов на острове и презирали голубую сову, называвшую себя Стригой.

— Здесь мы в безопасности, — повторила Пелли, желая, чтобы совы почувствовали себя свободнее. — То, что я вам сейчас покажу, потрясет вас до глубины желудка. Сразу скажу, что я ни на секунду не поверила в это, и знаю, что вы поступите точно так же. — С этими словами она развернула объявление, сорванное с дерева. Собравшиеся обступили листок бумаги, и по мере того как они читали, клювы их сами собой начали раскрываться.

— Возмутительно! — горячим шепотом воскликнул Элван. — Я не верю ни единому слову!

— И я тоже! — подтвердили многие другие члены парламента, энергично кивая головами.

— Где ты это достала? — спросила Сильвана.

— Я летала на материк, чтобы спрятать настоящий уголь Хуула, — ответила Пелли.

Повисла мертвая тишина.

— Значит, в дупле Корина сейчас хранится ненастоящий уголь? — спросил Пут, мохноногий сыч, многие годы тренировавший клюв всепогодников.

— Да. Это фальшивка. Я сам зарядил живец, — ответил Бубо.

— Но как такое возможно? Неужели Корин сошел с ума?

— Не думаю, — покачала головой Пелли. — Я знаю, что в детстве и юности Корин пережил очень тяжелые времена, и не дай Глаукс кому-то из нас выстрадать столько, сколько он выстрадал. Но сейчас не время думать об этом. Мы должны действовать. Когда я прочитала эту омерзительную бумагу, то сразу подумала: если стая ее увидит, она сразу же отправится на Великое Древо. Но потом я поняла…

— Что это ловушка, — тихо прошептал Элван.

— Вот именно, Элван, это западня. Вспомните этих незнакомых сов, которые остались на нашем острове после Хулиганской ночи. Помяните мое слово, они затевают что-то нехорошее!

Совы дружно закивали.

— Что же нам делать? — спросил Пут.

— Прежде всего, мы должны изображать полное неведение. На мое счастье, Стрига считает меня полной дурой. А Корин соглашается со всем, что ему говорит Стрига. Но мы должны быть готовы к худшему.

— Что мы должны делать? — спросил Мартин.

— Об этом вам расскажет Отулисса.

Отулисса вышла вперед и, склонив голову к плечу, посмотрела на Сильвану.

— Сильвана, мы все помним, какую огромную роль ты сыграла в нашей победе во время осады. Думаю, нам придется снова прибегнуть к твоей помощи. Прежде всего, мы должны перенести ледяное оружие из холодного хранилища в какое-нибудь другое место. Я не хочу, чтобы эти подозрительные гости узнали о нем. Что скажешь?

— Сделаем, — кивнула Сильвана. — Я знаю один старый туннель в корнях дерева, он ведет в другую сторону от того места, где мы сейчас сидим. Я сумею его расчистить.

— Корин что-нибудь знает о ледяном оружии? — спросил Пут.

— Думаю, да, — ответила Сильвана. — Но с тех пор, как он поселился на дереве, мы почти не использовали это оружие. Если вы помните, в последний раз мы сражались им во время Огненной битвы.

— Точно, — кивнул Мартин. — Между прочим, это очень плохо. Из всех вас только Руби, Отулисса и я умеем сражаться ледяным оружием. Во время своей первой экспедиции в Северные королевства нас учил этому искусству сам старый Мох, и мы много тренировались с дивизиями Ледяных клювов и Глаукса быстрокрылого. Но с тех пор мы давно не брали в руки оружия.

— Значит, будем тренироваться, — сказал Квентин, толстая старая неясыть, с давних пор занимавшая пост квартирмейстера Великого Древа и ведавшая запасами вооружений и снаряжения. — Все эти годы я ухаживал за нашим ледяным оружием, как за птенчиками, точь-в-точь, как мне наказал Эзилриб. Так что можете не сомневаться, оно у меня в отличном состоянии, крепкое и острое, как коготь! А уж ледяные ятаганы такие отточенные, как и сам Бубо не отточит. Если этому арсеналу что и нужно, так это совы, которые смогут с ним управиться.

— Но когда мы сможем потренироваться? — спросил Мартин. — И где?

Пелли посмотрела на Сильвану.

— Сильвана, в том туннеле хватит места для того, чтобы совы могли попрактиковаться в обращении с ледяным оружием?

— Думаю, да. Но я боюсь, если мы будем делать это большими группами, то можем вызвать подозрения.

На этот раз слово взял Мартин. Когда-то его обучал сам полковник Ледоцвет из дивизии Ледяных клювов, поэтому маленький сыч владел ледяным оружием лучше всех на Великом Древе.

— Когда дойдет до дела, мы будем сражаться в тесном пространстве, возможно, даже внутри дерева. Нам не нужен большой отряд бойцов. Все, что нам нужно, — это несколько верных сов. Я сам их обучу.

Совы, набившиеся в тесное пространство под корнями дерева, переглянулись. Несколько верных сов! Эти слова всколыхнули их желудки и заставили сильнее биться сердца. Они были как раз такими совами!

Глава XXII

Опаленное синее перо

Никогда до конца дней своих Кори не забудет, как в сумерки он вышел из берлоги, в которой жил вместе с сестрой и ее семьей, и увидел опаленное синее перо, трепетавшее на легком ветерке. Он пошатнулся, чувствуя, как желудок его обращается в камень.

— Нас пометили!

Он беззвучно выругал свою сестру, которую любил больше всего на свете. «Все из-за ее дурацких книжек! Енотий помет! Дочиталась! Ну зачем, скажите на милость, она так долго за них цеплялась? Почему даже после сожжения подобрала клочки бумаги и пыталась составить их вместе?» Но когда он высказал сестре эти упреки и спросил, как может она, мать, вести себя с таким безрассудством, Кало ответила просто: «Я поступаю так именно потому, что я мать. Мой долг перед детьми состоит в том, чтобы научить их всему, что я знаю».

Ох уж эта Кало! Разве с ней поспоришь? Ее муж Грэм был тихим и задумчивым молчуном, который редко спорил со своей боевой женушкой. И вот теперь их отметили синим пером! По мнению Кори, это было уже слишком. Вот чего Кало добилась своим упрямством! Теперь им всем придется скрываться, ибо опаленное синее перо означало смертный приговор. После того как дупло, гнездо или нора отмечались таким знаком, виновная сова должна была предстать перед так называемым огненным трибуналом по обвинению в неподобающем содержании своего жилища, а именно осквернении его «излишествами» и «мерзкой» литературой. Этот трибунал был делом страшным. В случае если сове удавалось порвать крепкие волокнистые побеги, которыми ее привязывали к деревянному шесту, и улететь из костра, она считалась невиновной и полностью оправданной. Правда, до сих пор никто из осужденных не спасся.

Кори знал о двух сожжениях, но подозревал, что их гораздо больше. Самое ужасное, что вероучение, за отступление от которого сов карали смертью, было совершенно непонятным. Достаточно сказать, что до появления в этих краях Синей дружины никто о нем и слыхом не слыхивал. Символ веры представлял собой бессмысленный набор слов о кострах хагсмира, блестящих жемчугах, драгоценных тканях и темнодейских хагсмарских чернилах, при помощи которых чудовищные «монстры», или печатные станки, печатают суетные и легкомысленные страницы. Все новые и новые пепелища, обозначавшие места сожжения так называемых «безделушек», пятнали пейзаж материка. Из-за Синих дружин, рыскавших по окрестностям, совы предпочитали отсиживаться в своих дуплах. Пошатываясь от слабости, Кори юркнул в нору и побежал по туннелю в жилище Кало. Уже издалека он услышал чей-то тихий плач, доносившийся из дома сестры.

— Грэм! — воскликнул он, увидев мужа Кало, похожего на жалкую кучу перьев, вздрагивавшую в углу норы. Грэм поднял голову. За одну ночь лицо его стало седым. Белая полоска перьев над глазами стала толще, еще одна полоса пролегла под клювом.

— Она улетела, — прорыдал он.

— Значит, она уже видела голубое перо?

— Наверное. Она оставила мне записку, — Грэм протянул Кори клочок бумаги.

«Мой дорогой друг, милый братишка Кори и дорогие мои совята.

Вы все должны знать, как горько я раскаиваюсь в том, что поставила вас под угрозу. Но честно говоря, в наше время любая сова во всех Пяти царствах находится в опасности, ибо речь идет вовсе не о потере „излишеств“. Речь идет о потере права на мысль. Книги можно сжечь. Но идеи и знания, заключенные в них, неистребимы. Совы могут погибнуть, но книги — никогда. Страх перед мыслями есть худшая форма трусости. Мое сердце и желудок полны любви — в желудках моих преследователей живет одна ненависть. Я вдохновлялась всеми книгами, которые читала, а у них есть лишь страх, внушенный ложью, которую они предпочли принять за правду. У меня есть герои, такие как Сив, король Хуул, первый угленос Гранк и миролюбивый Тео. А у них нет никого, кроме сумасшедшей голубой совы. Поэтому не тревожьтесь обо мне. Совы, которые охотятся за мной, гораздо трусливее и беззащитнее, чем я, поскольку добровольно перестали думать.

Да хранит вас Глаукс.

Кало».

— Я иду ее искать, — объявил Кори.

— Я знал, что ты это скажешь, — Грэм посмотрел на него, словно искал ответа. — Но что могло случиться с ее давним другом, славной сипухой, которого мы считали благороднейшим из королей? С тем, в честь которого тебя назвали?

Вот тогда в голову Кори пришла блестящая мысль. Он повернулся, чтобы выйти из норы.

— Ты уже уходишь? — спросил Грэм. — Идешь искать ее? Прямо сейчас?

— Нет. Я полечу к королю, который некогда был благороден.

Когда Кори повернул на север через северо-восток, чтобы поймать попутный ветер, он сразу заметил, насколько сильно изменилась территория, лежавшая между Серебристой мглой и его родными неприютными Пустошами. Этот сказочно прекрасный край, украшение Южных королевств, с высоты птичьего полета напоминавший ковер зеленого бархата из-за обилия густых лесов, волнистых лугов и долин, всегда был резкой противоположностью Пустошам. Но сейчас вдоль линии деревьев мелькали бесчисленные клочки выжженной земли, а стоило Кори пересечь границу, как страшные участки пожарищ стали попадаться еще чаще. При виде дымящихся пепелищ его желудок превратился в камень. «Они уже повсюду, — думал Кори. — Где же Кало могла найти убежище?» Он знал, что приближается Ночь больших костров, однако многочисленные кучи дров и хвороста намного превосходили обычные приготовления к празднику.

Еще через какое-то время Корин заметил большую стаю сов, собравшихся на лежавшей внизу полянке. Кажется, они намеревались что-то поджечь. «Великий Глаукс! Я один — против них четверых! — У него оборвался желудок. — Сейчас я упаду», — в ужасе подумал Кори. Земля стремительно понеслась ему навстречу. Внезапно поле зрения его сузилось, превратившись в узкий туннель с размытыми радужными краями. Он чувствовал, как ветер свистит в его перьях. Глаза его мгновенно пересохли, в ушах оглушительно завыло. Кори знал, что слышит звук своего стремительно падающего тела. «Сейчас я умру», — пронеслось в его голове. В следующий миг он почувствовал, как чьи-то когти грубо схватили его за шею. Теперь он снова летел по воздуху. Земля отступила. Поморгав, Кори вновь увидел луну, звезды и темное кружево сосновых иголок.

— Не трусь, дружок! Здесь есть дупло, прямо под нами. Кори поднял глаза на подхватившую его масковую сипуху.

— Похоже, ты слегка промахнулся. — От совы пахло обожженным деревом, огнем и углями!

— Вы хотите меня сжечь? — пролепетал Кори.

— Да ты никак спятил! Как по мне, так кругом и без того слишком много сожжений. Это все синеперые головорезы. Они воруют угли из моей кузницы, чтобы разводить свои дьявольские костры!

Кори чуть сознание не потерял от облегчения. Масковая сипуха оказалась одиноким кузнецом! Теперь он вспомнил, что не раз слышал от Кало о знаменитом кузнеце из Серебристой мглы. Если он правильно помнил, то этот кузнец был большим другом нынешнего короля в ту пору, когда тот жил в каньонах со своей жуткой мамашей.

— Вот и дупло, — пропыхтел кузнец, затаскивая Кори внутрь. — Я же говорил, оно тут близехонько!

— Что они делают? — спросил Кори. — Сжигают сов?

— Нет пока. Палят чучела. Кажется, они называют их идолами.

— Чьи чучела? — пискнул Кори.

— Точно не знаю. Давай вместе посмотрим. Ты как, в порядке?

— Да, — кивнул Кори и вместе с кузнецом поскакал на край длинной ветки сосны.

На земле стояли четыре фигуры, сделанные из веток и сухой травы. Первая фигура, самая большая, была с ног до головы укутана серебристым лишайником, который в этих краях называют старой птичьей бородой. Второе чучело было сделано из бурых веточек, с почти белым лицом и двумя черными угольками вместо глаз. Третий идол представлял собой неопрятную охапку хвороста на двух длинных палках-лапах, а четвертая фигурка была наспех сваляна из пушистого шара перекати-поле. Четыре совы, четыре разных вида: бородатая неясыть, сипуха, пещерная сова и сычик-эльф. Гвиндор, ибо это был именно он, повернул голову и пристально посмотрел на Кори.

— Это стая, — тихо проговорил он. — Они собираются сжечь чучела стаи.

В тот же миг около дюжины сов, украшенных синими перьями, закружили над чучелами, распевая мрачную песню:

Искупительное пламя, очистительный огонь,
Усмири наши желанья и сомненья урезонь,
Жаром прокали желудок, огоньком прожарь рассудок,
Сделай так, чтоб наше зренье стало слепо к искушенью.
Приносите безделушки, все излишества несите
И никчемные книжонки для растопки положите —
Сожгите их, спалите их, избавьтесь от них ради целей благих!
Когда суетные вещи станут пеплом и золою,
Когда книги и картины будут смешаны с землею,
Вы найдете утешенье на дороге упрощенья
И великое сожженье вам откроет путь к спасенью!

Продолжая петь, совы ринулись вперед и стали бросать в костер бусинки, книги, блестящие подвески и прочие предметы. Затем крупный виргинский филин подлетел к костру и поджег факелом кучку сухой растопки. Вскоре послышался веселый треск и громкие хлопки — это лопались в огне стекляшки и жемчужины. Когда огонь взметнулся выше, подбираясь к чучелам членов стаи, сплетенные из веток фигуры задергались в диком танце, словно хотели вырваться. Но языки пламени быстро добрались до них и проглотили одним огненным глотком. Снизу раздались ликующие вопли, но Кори заметил, что орали только члены Синей дружины. Остальные совы молчали и лишь зябко ежились, глядя на разгорающийся огонь. Едкая вонь горелого клея поднималась в воздух от сгоравших книжек, смешиваясь с печальным запахом прекрасных вещиц, умиравших в огне.

Тем временем в котловине Амбалы начался новый этап боевой подготовки. На этот раз совы учились летать, завернувшись в длинные пряди мха.

— Как я смогу делать свой коронный крутой вираж, когда на мне болтается эта зеленая бородища? — ворчал Сумрак.

— Замолчи, Сумрак, и будь внимательнее! — прикрикнула на него Гильфи.

— Ага, тебе легко говорить! Ты-то у нас такая крошка, что тебя клочком мха можно с головой накрыть.

— Все относительно, — заметил Копуша. Его длинные голые лапы были обмотаны ярко-зеленым мхом под названием мохнатый клевер. Совы Амбалы познакомили наших друзей с одной из своих древнейших традиций отмечания Ночи больших костров — с полетом зеленых сов. Этот обычай был упомянут в одной из самых древних поэм Амбалы, и вот как о нем говорилось:

В черном небе, гулком небе, полном отсветов пожаров,
Что пылают негасимо в Ночь больших костров осенних,
Высоко над ярким светом, высоко над жгучим жаром
Пролетает стая храбрых и веселых сов Амбалы,
С головы до ног одетых в мох зеленый и лишайник.
Сердцем щедры эти совы, честны и тверды желудком,
И не зря их называют яркой зеленью Амбалы.
Кто осмелится сразиться на потешном поединке
Хоть в полетах над кострами, хоть в погоне за углями
С совами в плащах зеленых и в зеленых капюшонах?
Веселее всех на свете, и стремительнее ветра,
Они прыгают, резвятся над высокими кострами,
Пока ночь не побледнеет, выцветая в серость утра,
Пока дым костров погасших над травой не расползется,
Завершая ночь веселья, Ночь костров больших осенних.
Год пройдет, пора настанет, и вернется снова осень,
И костры опять зажгутся на земле под небом звездным,
И тогда в плащах зеленых, с громкой песней и весельем
Снова прилетят, как прежде, совы славные Амбалы.

В Ночь больших костров, с боевыми когтями и ветками, спрятанными под одеяниями из мха, стая вернется из изгнания и восстановит порядок на Великом Древе. Если король должен умереть… нет, они старались не думать об этом. Но если до этого дойдет, они должны быть готовы. Когда-то Сорен был готов убить своего собственного брата Клудца, и от нанесения смертельного удара его спасло только вмешательство Сумрака, проткнувшего Клудца своим оружием. Но сможет ли Сорен убить сына Клудца — своего собственного племянника?

Он сделает все, чтобы защитить Пелли, трех Бэшек и. Великое Древо. Ведь он был мужем, отцом и, наконец, Ночным стражем Га'Хуула!

Глава XXIII

Пробуждение

— Значит, я не смогу увидеть короля? — переспросил Кори.

— А кто ты такой, чтобы его видеть? — рявкнула пестрая неясыть с голубым пером, воткнутым под кроющие перья крыла.

— Но у меня к нему очень важное дело, — пролепетал Кори. Он не хотел называть стражнику свое имя, помня, как ужасная голубая сова приказала выволочь Кало из норы, а потом орала на нее, когда сестра посмела назвать Кори по имени. Эта голубая сова заявила, что назвать сову «Корином» было кощунством! Кори провел на дереве уже целых три дня, но до сих пор не смог увидеть короля, в честь которого его назвали. Внезапно из отверстия королевского дупла высунулась та самая отвратительная голубая сова и проскрипела:

— Чего хочет эта пещерная сова?

— Увидеть короля. Говорит, у него какое-то личное дело. Ведет себя крайне назойливо.

И тут Кори пришла в голову блестящая идея. Он изменит тактику. Он сделает все, лишь бы попасть внутрь!

— Это не вполне личное дело, — выпалил он. — То есть эта личность некогда была мне очень близка, но я подозреваю, что она хранит недозволенные предметы и хочу сообщить об этом! — Кори знал, что совы из Синей дружины всегда рады узнать о хранении чего-нибудь недозволенного, поэтому рассчитывал на успех.

— Пропустите его! — приказал Стрига.

«Отлично!» — возликовал Кори. Если бы только ему удалось поговорить с королем наедине! Но король не был один. Стрига уселся на жердочке неподалеку от него. Как же он сможет говорить с Кориной в присутствии этой кошмарной совы? Кроме того, сам король тоже выглядел очень странно, совсем не по-королевски. Перья его потускнели и утратили блеск. До Кори и раньше доходили слухи о том, что король почти не покидает свое дупло. Сейчас король стоял перед небольшим ажурным ларцом и, не отрываясь, смотрел на светившийся в нем уголь. «Неужели это тот самый уголь Хуула, о котором я столько слышал?» — невольно подумал Кори.

— В чем дело? — спросил король, не поворачивая головы к вошедшему.

— Эта сова хочет доложить о случае незаконного хранения, — негромко пояснил Стрига.

Король вздохнул. В этом вздохе не было ничего, кроме скуки. Он продолжал смотреть на ларец, смутно удивляясь тому, что не испытывает никакого прилива бодрости, который привык чувствовать вблизи угля. Значит, Стрига был прав. Присутствие угля сделало его сильнее.

— Здесь холодно, — глухо произнес король. — Стрига, ты не мог бы подложить дров в огонь?

— Да, снаружи начинается шторм, — сказал Кори.

На этот раз король медленно обернулся. Показалось ему, или тембр голоса этой совы действительно напомнил ему что-то знакомое? Он посмотрел на молодого гостя и поморгал. «Кто это?»

В тот самый миг, когда эта беспокойная мысль промелькнула в мозгу короля, Кори горько пожалел о том, что не может остаться с ним наедине хотя бы на пару минут.

— Незаконное хранение, — напомнил Стрига.

— Да. Я думаю, что эту сову осудили несправедливо. И я знаю, что король Корин…

Что-то встрепенулось в желудке у Корина. В том, как эта незнакомая молодая сова произнесла его имя, ему вдруг послышалось слабое эхо чего-то давнего, почти забытого. Огонь в очаге вспыхнул ярким пламенем. Кори стоял как раз между огнем и королем, поэтому Корин машинально отодвинул его в сторону, чтобы лучше видеть очаг. Стрига и Кори оба неправильно истолковали его жест.

— Король желает, чтобы ты убирался! Вон отсюда! — рявкнул Стрига.

— Но ведь я еще ничего не рассказал! — взмолился Кори.

Но не успел он и глазом моргнуть, как двое стражников выбросили его из дупла, а король не сделал ничего, чтобы их остановить. И все-таки Корин успел кое-что увидеть в пламени. Что-то тревожное, почти страшное.

— Оставь меня одного, — приказал он вернувшемуся Стриге. Когда голубая сова молча удалилась, король уставился в огонь. Как он мог забыть о своем даре огнечея? Корин с детства умел читать пламя, но уже не мог вспомнить, когда делал это в последний раз. Как ни странно, но об этом своем даре он до сих пор почему-то не рассказывал Стриге.

«И он не должен об этом узнать!» — подумал Корин. Впервые за долгие месяцы он почувствовал настоящую дрожь в желудке. Словно все это время он был мертв, бесчувственен, как камень, а теперь вдруг пробудился к жизни.

Корин смотрел в пламя очага. Первым делом он увидел в огне уголь Хуула, с голубой сердцевиной и мерцающим зеленым ободком. «Как я мог забыть этот зеленый цвет?» — ахнул он про себя, широко раскрывая глаза. Обернувшись, Корин посмотрел на уголь, лежавший в ларце.

— Это подделка, — прошептал он про себя. — Но как я мог не догадаться?

А эта молодая сова, которая только что была в его дупле? Он не спросил, как ее зовут, но теперь точно знал, что это был Корин — брат Кало, появившийся на свет из яйца, которое король спас когда-то очень давно…

«Великий Глаукс, что со мной случилось? — Корин снова посмотрел на фальшивый уголь. — Нет, на этот раз уголь тут не при чем. Я ослабел сам по себе! Все это время Стрига холил и лелеял во мне эту слабость, он вскормил ее во мне, заглушая мой разум лестью. Он уничтожал меня тем же самым способом, при помощи которого в Серединном царстве делают бессильными драконовых сов! Глупец! Как же я мог быть таким глупцом?»

Но теперь пришло время покончить с этой глупостью! Корин вылетел из дупла и хотел немедленно крикнуть, чтобы к нему позвали Стригу, но внезапно передумал. Откуда взялись все эти незнакомые совы и почему они все носят синие перья? Он думал, что Клуб синего пера — это всего лишь глупая детская забава! Корин почувствовал, как горькая желчь подступила ему к горлу. Где его преданные Ночные стражи? Где настоящие стражи Га'Хуула? Стая улетела — он знал об этом. Но где Пелли, Эглантина и Отулисса? Внезапно он понял, что уже давно не видел никого из них. Значит, здесь что-то затевалось…

Стрига вспорхнул на ветку, где сидел Корин, и ласково спросил:

— Какие-то проблемы, ваше величество?

Неужели он заподозрил что-то неладное? Желудок у Корина свело судорогой боли, но это была приятная боль. Он снова мог чувствовать, снова мог думать! Разум вернулся к нему, но Корин знал, что должен продолжать разыгрывать из себя идиота.

— Нет, никаких проблем. Лучше расскажи мне о приготовлениях к Ночи больших костров.

— О, с удовольствием! Мы собираемся запалить поистине огромный костер, какого еще не было во всем совином мире. Это будет последняя ступень нашей Особой очистительной церемонии!

У Корина похолодело в желудке. Ему ли не знать, что такое «особые» церемонии! Его мать Нира лично изобрела несколько таких церемоний: в ходе одной из них она потребовала, чтобы Корин убил своего лучшего друга!

Но на этот раз Корин не мог и не хотел бежать. Он был королем Великого Древа. Дерево продолжало оставаться великим, но его король утратил свою честь. Он допустил все эти беззакония, поэтому обязан своими силами восстановить свою честь и порядок на дереве. Вернувшись в дупло, Корин вновь уставился в огонь. Что за тень мелькнула в золотом свете очага? Неужели его собственная? Он шагнул ближе к огню.

— Кто здесь? — прошептал Корин, не сводя глаз с пламени. В ответ раздался еле слышный шорох, и в дупло вползла миссис Плитивер с чашкой молочникового чая на спине.

— Миссис Пи! Что вы тут делаете?

— Я собиралась проведать Одри, но мне показалось, будто я услышала трепет в желудке, который, если мне будет позволено так сказать, уже очень давно не трепетал.

— Да, миссис Пи, — тихо ответил Корин, кивая головой. — Этот желудок пробудился.

— Моя коронационная чашка? Понятия не имею, где она! — ответила мадам Плонк пестрой неясыти, без спроса обыскивавшей ее дупло. Строго говоря, это была чистая правда — мадам Плонк не знала, где находится ее чашка. Пестрая неясыть поверила ей на слово и убралась восвояси. Все время обыска домашняя змея Октавия притворялась спящей, свернувшись толстым кольцом в уголке дупла. Доведись вам сейчас заглянуть в это дупло, вы бы ни за что не узнали в нем роскошные апартаменты мадам Плонк! Вас встретили бы голые стены, лишенные роскошных драпировок, бесчисленных украшений, разноцветных подвесок, бархатных подушечек, вышитых салфеточек и ниш, заполненных блестящими бусинками. Большая часть сокровищ мадам Плонк попала в когти Синей дружины, но Док Яроклюв сумел тайно перенести на материк некоторые безделушки, а верная Октавия еще до начала первых очистительных церемоний лично припрятала любимую чашку мадам Плонк. Док планировал покинуть остров сразу после Хулиганской ночи, но мадам Плонк уговорила его отложить отлет до Ночи больших костров, поскольку была уверена, что ей разрешат петь на этом празднике.

После Хулиганской ночи дела на дереве пошли еще хуже. На острове появилось множество незнакомых сов. Большая травяная арфа вновь каким-то таинственным образом оказалась выведена из строя, поэтому больше не было ни музыки, ни песен. И вот теперь, не успев войти в дупло, Док нашел свою милую Плонки в слезах. В промежутках между рыданиями она объяснила ему, что к ней опять приходили с обыском.

— Не тревожься, душечка, — прошептал Док. — Чашка в безопасности! — Однако он страшно разозлился на себя за то, что не сумел уговорить Плонки покинуть остров. И тут Октавия подняла голову.

— Ах, Октавия! — простонала мадам Плонк. — Ты просто не поверишь, что сейчас здесь произошло!

— Я поверю. Так что не тратьте силы на объяснения, дорогуша, — прошипела слепая змея, поворачивая голову к Доку Яроклюву. — Док, вам нужно немедленно заглянуть в кузницу Бубо. Отулисса ждет вас там. Мне кажется, она хочет сказать вам нечто… — Октавия на миг заколебалась, но все-таки закончила: — … нечто обнадеживающее.

В кузнице громко потрескивал огонь. Ловко орудуя тяжелым молотом, Бубо ковал кусок красноты — очень твердого камня, содержавшего огромное количество металла. Заметив Дока, он кивком пригласил его войти внутрь. Док быстро догадался, что Бубо нарочно поднял такой шум, чтобы грохот молота по наковальне и гул огня в горне позволили им с Отулиссой спокойно поговорить, не опасаясь быть подслушанными. Отулисса быстро рассказала Доку о секретных тренировках в старом туннеле. От этой новости у Дока радостно запело в желудке, но он обрадовался еще больше, когда Отулисса попросила его о помощи. Она объяснила, что из соображений безопасности об этом плане знают всего несколько сов. Отулисса вкратце рассказала Доку о том, что Пелли спрятала настоящий уголь на материке, а затем навестила Гортензию. От Гортензии Пелли узнала, что стае известно положение дел на Великом Древе и друзья планируют вскоре вернуться сюда с подмогой. Но Отулисса, Бубо и Пелли понимали, что не должны просто сидеть, сложа крылья.

— Ты поможешь нам, Док? — горячо прошептала Отулисса. — Мы знаем, что когда ты был следопытом, тебе доводилось встречаться с самыми разными совами, в том числе и с наемниками. Ты понимаешь, к чему я клоню?

Она еще не успела закончить, как Док бросился за своим черным вороньим пером, дававшим ему право свободного пролета в любое время дня, не опасаясь нападения ворон. Утро было в самом разгаре. Большая часть сов спала крепким сном, так что лучшего времени для вылета нельзя было найти. Док даже не стал заходить домой, чтобы попрощаться с Плонки. Лучше ей ничего об этом не знать.

Глава XXIV

Когда-то давным-давно

— Он знает? — ахнула Пелли, во все глаза глядя на миссис Пи. — Корин знает? И он не сердится?

— Он очень сердится, но только на себя, дорогая. Его желудок ожил и встрепенулся.

— Он должен не подавать виду, чтобы Стрига не догадался!

— Ну конечно, милая. Он должен притворяться дурачком, совсем как ты. Но он страшно раскаивается и готов помочь нам всем, чем только сможет.

— Вы рассказали ему о нашем плане?

— Нет еще. Я сказала, что должна посоветоваться с тобой и Отулиссой.

— Как вы думаете, что с ним произошло, миссис Пи? Почему его желудок вдруг пробудился?

— Ах, дорогая, — вздохнула слепая змея. — Тому может быть сразу несколько причин. Когда я вползла в его дупло, он смотрел в огонь очага.

— Он читал огонь! — ахнула Пелли. — Глаукс великий, да ведь он так давно не делал этого.

— Да, но я думаю, что дело не только в этом. Несколько ночей тому назад на дерево прибыла молодая пещерная сова, которая хотела добиться встречи с королем. Наконец его допустили в королевское дупло. Я уверена, что эта молодая сова была чем-то очень сильно взволнованна. Я видела, как она вылетала из дупла Корина, и в этот самый миг меня посетило первое предчувствие… Можно сказать, тогда я почувствовала первый трепет в желудке Корина.

— Вы просто чудо, миссис Пи! — воскликнула Пелли.

— Ах, ну что ты! Ты гладишь меня по чешуйкам, — засмущалась слепая змея, и ее розовая чешуя слегка вспыхнула от удовольствия.

В то время, когда Пелли разговаривала с миссис Пи, Корин вылетел из своего дупла и впервые за долгое время отправился прогуляться по Великому Древу. Прошел уже целый месяц с тех пор, как он в последний раз вылетал куда-нибудь дальше своей жердочки. За это время дерево изменилось до неузнаваемости. Прежде всего, на нем появилось множество новых сов, которых Корин никогда прежде не видел. Были и другие перемены. Влетев в большое дупло, Корин поднялся на галерею, где стояла травяная арфа. Здесь ему пришлось срочно присесть, чтобы не свалиться от изумления.

— Что произошло? — ахнул король.

Чудесная изогнутая дека инструмента была пуста, а струны спутанной кучей валялись на полу. Теперь Корин вспомнил, что До него доходили разговоры о сломанной арфе, но Стрига заявил, что не стоит торопиться с починкой инструмента. Это стало последней каплей. Внутри у Корина все взорвалось, и желудок его едва не лопнул от страха, стыда и гнева. Великий Глаукс! Только теперь он понял, что уже много-много ночей не слышал волшебного голоса мадам Плонк. Где же она? Корин вылетел из дупла, чтобы немедленно разыскать певицу.

Все новые и новые чудовищные перемены бросались ему в глаза по пути. Он заглянул в Майнц, как называлось на дереве типографическое дупло, ожидая услышать веселый смех и болтовню печатников, но внутри его встретила мертвая тишина. На дне чернильниц виднелась корка засохших чернил. Печатный пресс весь зарос паутиной. Корин бросился в дупло кружевниц, но и там не было слышно голосов заказчиц, объясняющих мастерицам, какой именно рисунок им нужен. Он не услышал ни жужжания коклюшек, на которые наматывается нить, ни ритмичного шипения восьми слепых змей-кружевниц, сплетавших нити в различные узоры. Места кружевниц пустовали.

Корин уже собрался уходить, когда услышал какой-то шум в углу дупла. Там сидела очень молоденькая слепая змейка.

— Что здесь произошло? — спросил Корин.

— Ровным счетом ничего! — раздраженно прошипела змея. — Я прибыла сюда меньше месяца тому назад, и мне объявили, что гильдия кружевниц распущена. Здесь все очень переменилось. Совсем не то, что было раньше, — вздохнула змея. — Когда-то давным-давно… — Она вдруг замолчала, насторожившись. — Простите, а вы кто такой?

Корин почувствовал пустоту в желудке. Эта слепая змея совсем недавно появилась на острове и, скорее всего, никогда не встречалась с ним. Однако Корин знал, насколько проницательны эти змеи и понял, что кружевница почувствовала в нем нечто особенное.

— Да так, — поспешно пробормотал Корин. — Я тоже долго отсутствовал на острове. И тоже заметил, как тут все переменилось.

— Они распустили не только гильдию кружевниц, но и всех ткачих и печатников! Кажется, они даже со стаей расстались, уж простите мне этот каламбур.

Желудок у Корина свело такой судорогой, что он застонал.

— Ой! Что с вами? — всполошилась слепая змея.

— Ничего страшного, — кашлянул Корин. — Все в порядке. Вы правы. Когда-то давным-давно на этом дереве все было по-другому.

Глава XXV

Огонь в огне

Вылетев из кружевопрядильного дупла, Корин решил немедленно разыскать молодую пещерную сову, приходившую поговорить с ним. «Этот юноша хотел сообщить мне что-то очень важное. Я должен его найти. Но как? Где?» Он вернулся в свое дупло и снова заглянул в огонь. Как он мог так долго игнорировать свой дар?

— Ваше величество, а ваше величество! — раздался за спиной у Корина незнакомый голос. Обернувшись, он увидел короткоухую сову, влетевшую в его дупло.

— Да?

— Ваше величество, Стрига сказал, чтобы я побыл с вами. А то что ж вам одному-то сидеть?

— Как хочешь, — ответил Корин. — Только сиди молча, ясно?

Он снова повернулся к огню, а короткоухая сова с синим пером, торчавшим между кроющими перьями, встала в тени, не сводя глаз с короля.

Как известно, на свете нет двух похожих языков пламени, но при этом все они имеют одну и ту же структуру. Картины и образы всегда рождаются в центральной, желтой части огня.

Корин зажмурился, а потом изумленно вытаращил глаза. Он узнал знакомый силуэт и местность из своего прошлого. Эта была та самая пещера в каньонах, где он когда-то впервые открыл в себе дар огнечея! По иронии судьбы этот сверхъестественный дар открылся у него в ночь Последней церемонии, во время которой были преданы огню кости его отца. Корин почувствовал, как желудок его запульсировал, а сознание невероятно обострилось. Постепенно тени в пещере начали обретать очертания, но внимание Корина сразу привлекла одна до боли знакомая фигура, в которой он узнал своего единственного друга той далекой поры. Это был Филипп, пепельная сипуха, зверски убитая его матерью. Пламя в очаге изогнулось и проглотило тень Филиппа. Желтая сердцевина огня задрожала и вытянулась вверх, став тоньше. В следующее мгновение Корин увидел высокую и изящную фигуру еще одной совы. Кало! Она сидела на огромном стволе поваленного дерева. Это убежище было хорошо знакомо Корину, поскольку он сам жил в нем несколько лет тому назад, когда скрывался от Чистых. Он ближе шагнул к очагу, чувствуя, как жар опаляет его клюв. «Этот огонь показывает мне моих друзей. Филипп погиб, а Кало… Кало…» Он зажмурился и пристально вгляделся в самый желудок пламени. В огне что-то горело. Да-да, это был огонь в огне, и в самом его центре была Кало! Внезапно ее фигура растаяла, осыпавшись золой, и Корину увидел еще одну сову. Это была та самая молодая пещерная сова, которая пыталась поговорить с ним сегодня!

— Мой тезка! Корин!

— Ваше величество? — встрепенулась короткоухая сова. — Кто ваш, простите?

— Мой тезка, — медленно повторил Корин, уставившись на короткоухую сову широко раскрытыми, почти пустыми глазами. Увиденные в огне образы снова и снова проносились в его мозгу, будоража самую сокровенную часть желудка. Он знал, что Кало сейчас в Темном лесу. Она была в безопасности, но только временно. В этом Корин был абсолютно уверен. Потому что образы, рожденные в пламени, и сказанные недавно слова Стриги стали складываться в его мозгу в единый и ужасный сценарий. «Мы собираемся запалить поистине огромный костер, какого еще не было во всем совином мире. Это будет последняя ступень нашей Особой очистительной церемонии».

И тут Корин окончательно все понял. В Ночь больших костров Стрига и его подручные будут сжигать сов! Пока об этом знали лишь немногие, самые преданные приближенные Стриги, которые уже начали охоту за нарушителями, отклонившимися от пути «подлинной простоты». А ведь Кало никогда не была простой совой. Она любила читать и думать. Корин очень хорошо ее помнил. Теперь ему было ясно, зачем к нему приходил Кори — он пытался найти помощь у короля, в честь которого его назвали!

— Вы в порядке, ваше величество? Вид у вас, уж простите, такой, будто вы увидели скрума!

— Возможно, я и в самом деле его увидел, — тихо ответил Корин. Затем, не говоря ни слова, он отошел от огня и вспорхнул на жердочку перед отверстием дупла.

— Вы куда это, ваше величество?

Корин лихорадочно соображал. Он собирался немедленно лететь в Темный лес, но не хотел, чтобы этот синеперый шпион об этом узнал. Поэтому он небрежно ответил:

— В лес скрумов, куда же еще? — Он помолчал и пристально посмотрел на короткоухую сову. — Где же еще искать скрумов, как не там?

Улететь с дерева оказалось даже проще, чем он думал. Рассвет только-только занялся. Этой ночью совы трудились допоздна, готовя кострища для завтрашней Ночи больших костров, поэтому так устали, что даже не пошли в столовую на завтрак, а прямиком отправились в свои дупла. Покинув свое дупло, Корин ринулся навстречу рассвету, чтобы выручить Кало, сестру другого Корина, которого он уже спас однажды. Но сейчас спасение Кало могло стать спасением для самого короля.

— Что он сделал? — переспросил Стрига, быстро-быстро моргая глазами. — Отправился в лес скрумов?

— Да, господин.

— Я полагаю, в это место отправляются исключительно для того, чтобы общаться со скрумами! — Стрига помолчал, а потом тихонько захихикал. — Какое чудесное совпадение! Да-да, это просто чудо. Король — так называемый король — якшается со скрумами! Это даже хуже, чем излишество. Это уже… Давайте называть вещи своими именами — это настоящее темно-действо!

«К тому времени, когда он возвратится, — ликовал Стрига, — это Великое Древо станет моим. А затем и все пять царств, и начнется настоящее очищение! Ибо не случайно я пролетел сквозь сумерки веры, отринул опаснейшие излишества, очистил и выщипал себя, чтобы стать подлинным сосудом, призванным вместить в себя это царство!»

Стрига был в полном упоении от собственного совершенства. Очень скоро это дерево перейдет под его крыло. А для тех, кто посмеет оспорить его право на власть, у него приготовлен весьма неприятный сюрприз. После того как на дереве сосредоточились крупные боевые подразделения его элитной Синей дружины, Стрига без труда сумеет захватить дерево силой. Но Стрига не сомневался, что после кульминационного момента Ночи больших костров, после так называемой Особой очистительной церемонии, у него не будет необходимости применять силу.

После этого уже никто не посмеет выступить против него.

Глава XXVI

Последняя картина

— Да это же зеленые совы Амбалы! — радостно прогремел возглас над пьяным деревом, где совы уже начали праздновать Ночь больших костров. Все собравшиеся заухали и захохотали, когда стайка сов, завернутых в плащи из ярко-зеленого мха и лишайников, пролетела над их головами.

— Давненько мы не видели их в Ночь больших костров!

— Это точно! Эти совы из Амбалы привыкли держаться особняком, — поддержал кто-то.

— Что-то мне в этом году и Ночь больших костров не в радость, — процедила какая-то пятнистая совка. — Не нравятся мне эти совы с синими перьями!

— Дрянь паршивая, а не совы!

— Тише-тише, у них же шпионы повсюду, — прошипел воробьиный сычик, слетая вниз и протягивая ореховую скорлупку за порцией забродившего сока.

— Говорят, что король-то наш теперь все равно что пустое место. Даже из дупла своего не вылетает, вот как!

Желудок у Корина болезненно сжался от этих резких слов. Он сделал небольшой крюк на пути в Темный лес, поскольку неожиданно вспомнил, что отправился в путь совершенно безоружным. Лететь к кузнецам было небезопасно, поскольку его могли узнать, поэтому Корин решил тайком украсть несколько угольков из больших костров, подготовленных к завтрашней ночи. По опыту он знал, что на этом пьяном дереве всегда поддерживается один из больших костров, однако сейчас здешние посетители были больше заняты пьянством, чем поддержанием костра, разведенного в опасной близости от ствола дерева. Возможно, когда ночь вступит в свои права, они тоже затеют веселые игры вокруг костров, но пока эти совы больше воздавали должное забродившему соку и песенкам какой-то страшно фальшивившей пестро-перой. Когда совы начали тесно рассаживаться на нижних ветвях дерева, приготовившись слушать очередной куплет незатейливой песенки, Корин понял, что пришло время действовать. Он решил взять немного углей, а заодно прихватить валявшийся неподалеку пустой тубус на цепочке, в котором можно будет перенести свою добычу. Как только бражники переместились на самую дальнюю от костра часть дерева, Корин ринулся вниз, одним быстрым движением схватил тубус и зачерпнул полный клюв углей.

Певица еще не успела допеть первый куплет песни, когда Корин исчез с дерева. Изо всех сил работая крыльями, он мчался в Темный лес — в то самое место, которое он увидел в огне и где рассчитывал найти Кало и своего юного тезку по имени Кори.

Приближаясь к стволу поваленного дерева, он сбросил скорость и тут же почувствовал, как желудок его радостно подпрыгнул при звуке голосов двух сов.

Влетев в самую густую часть черной ели, Корин поморгал, фокусируя зрение на двух совах, круживших над поваленным стволом, время от времени снижаясь и заглядывая в каждую щелку и дырочку.

— Да нет ее здесь! Но она тут была, и совсем недавно.

— Точно. Я видел свежие погадки. И выпавшие перья.

— Надеюсь, это у нее не ранняя линька! Сам знаешь, что Стрига и фельдмаршал требуют доставлять на остров сов в полном оперении. Оно и верно, ведь так они лучше горят.

Корина чуть не стошнило от отвращения и ненависти.

— Не горят, а очищаются, дубина. Когда ты запомнишь? Стрига всегда так говорит, и нам велит. Это же будет великое очищение. Огонек их почистит как следует, чтобы легче воспарили в глаумору.

Корин больше не мог слушать эту мерзость. Открыв тубус, он отломил ближайшую ветку дерева, а затем еще раз сломал ее пополам.

— Эй, что это за шум? Там кто-то есть на дереве!

В тот же миг Корин слетел с дерева с двумя горящими ветками в лапах.

— Пришло время очищения! — громовым голосом проухал он.

— Это же король!

Шрам, пересекавший лицо Корина, сиял, подобно белой полосе на поверхности ледника. Двое приспешников Стриги поспешно надели боевые когти. Это оказались крупные совы — серая неясыть и виргинский филин. Корин намного уступал им по размеру, однако у него было сразу два преимущества — внезапность и огненное оружие. Стая не зря когда-то научила его сражаться с горящими ветками! Вытянув вперед боевые когти, серая неясыть поднырнула под горящие ветки, целясь королю прямо в сердце. Однако она действовала с излишней поспешностью, поэтому не только промахнулась, но и позволила Корину увернуться и отбросить ее прочь. И все-таки эта серая неясыть была серьезным противником. «Почти как наш Сумрак! — невольно подумал Корин. — Ах, если бы Сумрак был сейчас здесь!» Корин принялся изо всей силы крутить ветками, рассыпая вокруг себя защитное кольцо искр, чтобы удержать врагов на расстоянии. Однако он знал, что не может все время действовать в обороне, ибо рискует быстро истощить силы и проиграть. Он должен нанести этим совам серьезный урон или убить их.

Внезапно боковым зрением он увидел какое-то движение справа. Чтобы рассмотреть получше, нужно было повернуть голову, но Корин не мог оторвать глаз от врагов, пытавшихся пробиться сквозь созданный им огненный круг. Что же это такое? Но что бы это ни было, оно быстро привлекло внимание наседающих сов. Они развернулись в воздухе, и в тот же миг Корин почувствовал, как горящая палка в его лапе предательски дрогнула.

— Кало!

Пещерная сова подлетела к королю с зажатой в лапе палкой и мгновенно зажгла свое оружие от его огня. Но оказалось, что Кало была не одна. Внизу прыгал толстый кролик. Он скакал туда-сюда под стволом поваленного дерева, отвлекая серую неясыть и виргинского филина. Корин не верил своим глазам. Это же был его старый друг, таинственный кролик, умевший читать паутину! Своими нелепыми прыжками он отвлек врагов, позволив Кало поджечь палку.

Кало оказалась прирожденной воительницей. Длинные голые лапы давали ей определенное преимущество в бою. Они с Корином вместе ринулись на врагов, которые сражались крыло к крылу, что делало их легкой мишенью. Корин и Кало не обменялись ни единым словом, поскольку инстинктивно понимали друг друга. Они постоянно менялись ролями: когда один атаковал, второй блокировал удары. Вскоре Корину удалось нанести тяжелый удар по левому крылу серой неясыти. Та завизжала от боли, но продолжала сражаться. Кролик тоже ни на миг не переставал скакать, мечась из стороны в сторону, чтобы отвлечь врагов и сбить их с ритма. Но серая неясыть была опытной рубакой. Казалось, раненое крыло не только не ослабило ее, но сделало еще более злобной, агрессивной и удачливой. Когда кролик в очередной раз подпрыгнул, неясыть камнем рухнула вниз, схватила его в когти и отшвырнула прочь. Кровь брызнула в небо. Разинув клюв, Кало с оглушительным визгом ринулась с высоты на серую неясыть, превратившись в рыжую молнию в окружении пылающих искр. Крика не было, только воздух со свистом вышел из легких серой неясыти, когда Кало пригвоздила ее к стволу дерева концом своей горящей палки. Сообщник неясыти пошатнулся в полете, и Корин без труда прижал его к большому камню. И тут произошло непредвиденное. Собрав последние силы, виргинский филин бросился вперед, вырвал у Корина палку и с остервенением ринулся на врага.

Корин едва успел отклониться и отступить. Они с Кало были без боевых когтей. Хватит ли у Кало сил вырвать копье, которым она только что пронзила серую неясыть, и успеет ли она до него добраться? А если ее палка уже погасла? Внезапно Корин вспомнил о тубусе, прихваченном с пьяного дерева. Он был металлическим, с несколькими отверстиями для того, чтобы угли не задохнулись, и довольно длинной цепочкой для переноски. Чем не кистень? И тогда Корин стал потихоньку отступать под натиском виргинского филина. Со стороны это могло выглядеть, как обычный оборонительный маневр, но в следующий миг Корин метнулся к месту, где оставил тубус. Виргинский филин был хорошим бойцом, но совершенно не умел обращаться с огненным оружием и рисковал поджечь самого себя, прежде чем сумеет дотянуться до Корина. Внезапно яркое пламя заплясало вокруг сражавшихся сов. Черная ель вспыхнула, как факел. Ни секунды не раздумывая, Корин ринулся прямо в ветви дерева. Когда виргинский филин понял, что происходит, он оглушительно завизжал и заухал от радости. Обернувшись к оцепеневшей от страха Кало, он весело захохотал:

— Ну что, крошка, вот ты и осталась одна! Иди ко мне, радость моя. Пришло время очищения. Я отведу тебя на Великое Древо! — С этими словами он бросился на Кало, но в ту же секунду из пылающего дерева со свистом вылетело что-то, похожее на огненную комету или пылающий шар искр, крутящийся на длинной смертоносной цепочке. Не успела Кало вырваться из когтей виргинского филина, как страшное оружие обрушилось на ее врага. На какой-то миг она увидела, как в фейерверке искр мелькнула огромная бровастая голова с выпученными желтыми глазами. Затем обезглавленное тело виргинского филина тяжело рухнуло наземь.

— Корин! — ахнула Кало.

— Кало! — он подлетел к ней и поддержал своим крылом.

— Нет-нет, со мной все в порядке. Честное слово! Нужно найти кролика. Он спас мне жизнь… — Кало помолчала и посмотрела на Корина. — Как и ты, — смущенно добавила она.

Кролик умирал. Глубокая рана зияла на его груди, и воздух со страшным свистом выходил из его легких. Несколько раз он пытался заговорить, но у него ничего не получалось. Тем временем огонь продолжал распространяться. Нужно было как можно быстрее выбираться отсюда, пока они все не задохнулись в дыму.

— Посмотрите… вверх, — прохрипел кролик. — Вверх.

Корин и Кало посмотрели на нижние ветки ближайшего дерева, еще не охваченного пожаром. Там дрожала и переливалась паутина, похожая на упавшее на землю созвездие.

— Последний рисунок… — прошептал кролик, и в горле у него что-то забулькало. Струйка крови медленно потекла из его носа. — Очень просто читается… Круговая паутина. Помнишь, я тебе говорил, Корин? Круговая паутина… самая простая. На этот раз вся картина… открылась мне целиком. Это потому, что она последняя… Ищи не огонь, а мох… Оденься не огнем, а зеленью. И лети… лети с зеленью…. с зеленью… — прохрипел умирающий. — Лети на дерево вместе… с зелеными совами Амбалы.

— Не уходи, пожалуйста! — заплакала Кало.

— Придет другой… паутинный прорицатель. Так всегда бывает. — Кролик в последний раз вздохнул, и в этом вздохе было что-то, похожее на удовлетворение. В следующее мгновение паутинный прорицатель был мертв.

Жар огня становился уже совсем нестерпимым.

— Нужно лететь, Корин. Нужно найти мох. Мы должны сделать так, как сказал кролик.

— Да. Мы полетим с зелеными совами Амбалы!

Глава XXVII

Зеленые совы Амбалы

Песня взвилась в ночное небо, наполнив желудки поющих жаром новой надежды.

Путь наш — лунная дорожка через море напрямик
Нас несет попутный ветер — до свиданья, материк!
Нас зовет шальная песня, маяки костров мерцают,
Волны моря шумным плеском нас в полете подгоняют

Мы летим на остров Хуула, на игру Больших костров,
Мы одеты мхом Амбалы, мы отряд зеленых сов.
Зеленее трав весенних изумрудный наш наряд,
Свет луны и белый иней наше платье серебрят.
На термальные потоки праздничных Больших костров
Мы взбираемся отважно — нет нам равных среди сов!
Выше, выше, прямо к звездам мы взмываем над землей,
Стаи сов и остров Хуула оставляя под собой.
Мы одеты мхом Амбалы, мы отряд зеленых сов.
Мы — зеленое знаменье праздника Больших костров!

Сорен летел и пел вместе с совами из Брэда. Кто бы мог заподозрить, что эта буйная ватага далеко не столь весела и беззаботна, какой хочет показаться? Однако они летели на серьезное дело и подвергались смертельной опасности. Ибо под зелеными плащами у них были спрятаны боевые когти и ятаганы, выкованные самим Гвиндором, выстроившим свою кузницу прямо на дне укромной котловины Брэд. Но гораздо опаснее этого оружия было боевое искусство Даньяр, которым овладели преданные совы Амбалы.

Сорен летел и молил Глаукса, чтобы Пелли благополучно доставила на остров зашифрованное послание Гортензии, и Ночные стражи на дереве были готовы выполнить свою часть плана. Чем ближе они подлетали к острову Хуула, тем чаще Сорен оглядывался по сторонам. Ему показалось, что зеленых сов стало немного больше. «Ах да, — вспомнил он, — ведь Гвиндор тоже собирался отправиться с нами. Неужели Гром и Зана надумали присоединиться к нам?» Он посмотрел на двух сов, закутанных в мох. Нет-нет, это были не орлы, а гораздо более мелкие птицы.

И это действительно были не орлы. Под толстыми плащами из мха скрывались сипуха и пещерная сова, Корин и Кало. Покинув горящий Темный лес, они полетели в Серебристую мглу, где отыскали чудесный сорт мха под названием «кроличьи лапки», и, пролетая над мысом Глаукса, присоединились к большому отряду зеленых сов, державших курс на Великое Древо. Они рассчитывали незаметно раствориться в этой стае, но теперь Кало испуганно съежилась, увидев подлетавшую к ним сову.

— Кто это, Корин? Я боюсь. У Корина сжался желудок.

— Это мой дядя, Сорен.

— О, Глаукс! — еле слышно пролепетала Кало.

Корин все рассказал ей о Стриге и о том, каким жалким он сам оказался королем. Никогда в жизни ему не было так стыдно, как в те мучительные минуты, когда он признавался Кало в своей позорной слабости. Он не оправдывал себя и сказал только: «Я был слабым глупцом. Я не достоин быть королем».

Но Кало ответила: «Я не думаю, что можно родиться достойным королевской власти. Можно однажды заслужить эту честь и продолжать оправдывать ее всю свою жизнь. Ты начал делать это сегодня, когда спас мне жизнь. И должен продолжать. Я верю в тебя, Корин».

Даже увидев приближающегося Сорена, Корин все еще надеялся остаться неузнанным. И все-таки он очень боялся.

— Этот мох не растет в Амбале, — сказал Сорен, подлетая к нему вплотную. — Откуда вы?

«Все бесполезно!» — подумал Корин и решительно сказал:

— Я с Великого Древа, дорогой дядя, но я запутался и покрыл себя позором. Теперь я возвращаюсь обратно. Я — Ночной страж, Ночной страж Га'Хуула.

— Корин, это ты? — громко воскликнул Сорен.

— Это я, дядя. Пожалуйста, позволь мне принять участие в сегодняшней битве не как королю, но как Ночному стражу. Кало будет сражаться рядом со мной. Это Кало из Пустошей, которую по приказу Стриги сегодня ночью должны были доставить на остров и сжечь на костре. Она умеет сражаться с бесстрашием настоящего Ночного стража.

В этот момент к ним подлетела еще одна сова, и у Корина екнуло в груди, когда он увидел ее синее оперение.

— Не бойся меня, Корин! — сказал мудрец.

— Тенгшу! Это ты?

Сорен и Тенгшу быстро рассказали королю о том, как мудрец из Серединного царства прилетел к ним по Реке ветра, чтобы разыскать отвратительную сову, представлявшую опасность для всего совиного мира.

На долгие объяснения времени не было. Они уже видели цепь костров, пылавших вдоль побережья острова Хуула. Ночь больших костров вот-вот должна была начаться!

— Летите за мной, — приказал Сорен Корину и Кало. — Я должен немедленно поговорить со стаей.

— Ты веришь мне, Сорен? Ты веришь, что я изменился?

— Я верю, что ты теперь тот, кем всегда был. Ты был болен, Корин. Но теперь ты выздоровел.

— Болезнь не всегда может служить оправданием. Я подвел тебя, дядя.

— Постарайся не подвести нас сейчас. План простой. Какое-то время мы будем притворяться обычными совами и даже немного поиграем. Мы выяснили, что на острове есть пленники, которых планируют убить. Это совы, которые, подобно Кало, не захотели расстаться со своими «излишествами» — семейными реликвиями, книгами и другими ценностями. Возможно, мы окажемся в меньшинстве, но Док Яроклюв уже полетел за наемниками. Отулисса и Пелли возглавили секретную подготовку воинов на самом дереве. Будем надеяться на лучшее, и да поможет нам Глаукс.

Теперь до острова оставалось чуть меньше лиги.

Зеленые совы дружно грянули одну из своих самых веселых и залихватских песен:

Мы зеленые совы Амбалы,
Не страшны нам термальные шквалы,
Мы хохочем и ухаем,
Мы кричим и улюлюкаем —
Целой ночи для веселья нам мало!
Нисходящие холодные потоки Тоже нас не испугают нисколько —
Мы наловим углей,
Запоем веселей,
Удальцы-молодцы, да и только!
Мы танцуем тарантеллу над кострами.
Эй, попробуйте угнаться за нами!
Мы самые веселые,
Мы самые зеленые —
До утра мы веселиться не устанем!

— Я что-то запамятовал, что это за совы такие, фельдмаршал Крам? — спросил Стрига.

— Да они же из Амбалы! Называют себя зелеными совами, потому что на праздник наряжаются в мох. Древняя традиция, так сказать.

— И абсолютно безобидная, насколько я могу судить. Скромно, просто, без излишеств. Никакой суетности.

— Так точно! Ни жемчугов, ни чего-нибудь такого.

— Кстати, ты напомнил мне об одном деле… Вам по-прежнему не удалось схватить эту печально известную торговку Мэгз?

— Нет, ваше превосходительство, но мы сцапали ее помощницу, Болтушку.

— Надеюсь, вы сумели вытрясти из нее нужную информацию?

— Нет, ваше превосходительство. Вы просто себе не представляете, какие тупые птицы эти сороки! — Фельдмаршал Крам вздохнул, а потом прибавил: — У меня один вопрос, ваше превосходительство. Я вот думаю, а что если на этом дереве все еще есть, если можно так выразиться, сторонники изгнанной нами стаи?

— Нет, фельдмаршал. Я думаю, что сумел дать этим совам именно то, о чем они так долго мечтали. Простую жизнь, не обремененную излишествами. Простой и ясный путь в жизни. Дети и молодежь первыми идут по этому пути, указывая дорогу старшим. — Стрига опустил глаза на собравшихся внизу участников Клуб синего пера. При этом он почему-то не заметил, что маленькая Белл, бывшая одной из первых и самых преданных его сторонниц, горько рыдает в уголке.

Белл плакала от того, что только сейчас поняла, насколько она ошибалась в Стриге. Этим вечером миссис Плитивер рассказала им о той лжи, которую Стрига распустил про ее отца, о том, как он обманом довел Корина до того, что бедный король — тут миссис Плитивер постаралась выразиться как можно деликатнее — настолько ослаб желудком, что даже заболел. Она рассказала Бэшкам, что сейчас они должны быть очень храбрыми и изо всех сил притворяться беспечными, потому что настоящие Ночные стражи, в том числе и их мама, пытаются восстановить порядок на острове.

По распоряжению Стриги Ночь больших костров открывалась новой церемонией, названной Маршем игрушек. Самые юные совята должны были выстроиться цепочкой, держа в лапах свои любимые игрушки — совуколок, представлявших собой набивные изображения разных зверей, чаще всего мышей или бурундучков, которые птенцы берут к себе в гнезда, когда ложатся спать. Как вы уже, наверное, догадались, все эти мягкие игрушки предназначались для сожжения на костре. Затем совята постарше, среди которых были все три Бэшки, должны были бросить в тот же костер свои безделушки.

— Прекрати хныкать, Белл, — прикрикнула Баша.

— Все нормально. Они подумают, будто она оплакивает свое ягодное ожерелье. Это будет отличная маскировка, как и говорила нам миссис Пи, — прошипела Блайз. Сама она держала в лапе ноты песенки — правда, не самой любимой.

— Вы прощаете меня? — всхлипнула Белл, поворачивая голову сначала к Баше, а потом к Блайз. — Ты ведь еще будешь петь, правда, Блайз?

— Тише! Если все получится, то буду, разумеется! И успокойся, мы тебя прощаем.

Стоявшая впереди них маленькая сова громко зарыдала, когда один из членов Синей дружины забрал у нее хорошенькую заколку для хвоста, украшенную блестящими камешками.

— Тебе она больше не понадобится! — грубо крикнул мохноногий сыч, руководивший сожжением. — Эти модные вещицы есть не что иное, как излишества. Они преграждают тебе путь к подлинному смирению.

Ряды членов Синей дружины росли на глазах, и вот уже сторонники Стриги громко запели песнь очищения:

Все излишества огню предавайте,
Безделушки и игрушки сжигайте.
Лишь летя путем смиренья,
Вы найдете просветленье —
Простотою себя окружайте!

Путь огня ведет дорогою честной
В мир, где знает сова свое место —
В простоте, в чистоте
Негде взяться суете,
А умеренность всем совам полезна.
Отскоблите желудки от скверны,
От гордыни и излишеств чрезмерных,
Стрига муки претерпел,
Своих перьев не жалел,
Он ведет нас дорогою верной!

Не поднимая глаз, Белл протянула Стриге свое ожерелье. Она едва удержалась, чтобы не разинуть клюв и не показать ему язык. Как посмела эта голубая сова одурачить ее? Белл нисколько не утешали слова сестер, напоминавших, что Стрига сумел завладеть даже желудком самого короля. У нее был собственный желудок, и она должна была сама отвечать за себя! Теперь этот желудок мучительно корчился от стыда. Она должна все исправить. И исправиться. Должна доказать себе, что она не совсем плохая сова. «Я докажу, — еле слышно поклялась Белл. — Докажу!» Миссис Плитивер нервно повернула к ней голову. Она лучше других знала, что, несмотря на все недостатки, у Белл была железная воля, а характер тверже металла, закаленного в кузнице Бубо.

— Видишь эту малышку? — прошелестел Стрига, наклоняясь над вереницей совят, шествовавших к костру.

— Да, ваше превосходительство!

— Дочка Сорена и Пелли. И она целиком моя. Фельдмаршал не вполне понял, что Стрига хотел этим сказать, однако горячо кивнул.

— Точно. Я и сам вижу, что в ней чувствуется подлинное смирение.

— Ах, хвали, да не перехваливай. Ей еще есть над чем работать, но очень скоро она достигнет совершенной простоты. А теперь напомни мне расписание сегодняшних мероприятий.

— Значит, это у нас первый из трех маршей. Затем пройдет Бриллиантовый марш, а за ним и третий — марш Фривольных книжек.

— Ты знаешь, я бы предпочел назвать его Маршем гордыни, ибо именно этот порок довел до беды наших заблудших сов. Упрямство, с которым они цеплялись за свои книги, было поистине антиглауксовым. Они поставили свой разум и желудок выше Глаукса! Я лично изберу нескольких из этих гордецов для нашей Особой очистительной церемонии, — тихонько рассмеялся Стрига.

— Разумеется, — ответил фельдмаршал.

— Мы поставим их на пьедесталы из книг, а затем сожжем! Это будет славный сюрприз для всех так называемых Ночных стражей. Сюрприз и одновременно урок. Но мне кажется, нужно сделать небольшой перерыв между маршами. Чтобы напряжение толпы достигло своей кульминации.

— Конечно, ваше превосходительство! Тут как раз и игры скоро начнутся. Они у нас по расписанию сразу за Маршем игрушек. Смотрите-ка, эти зеленые совы уже готовы затеять состязание угленосов!

Рыжеватая короткоухая сова опустилась на высокую ветку рядом с щуплым мохноногим сычом. Лица у обоих были мрачны.

— Ну вот что, — сказала Руби Мартину. — Мы должны как следует показать себя во время состязания угленосов. Будем делать вид, будто резвимся вовсю!

— Ох, будь оно все неладно! — проухал Бубо, плюхаясь рядом с ними. — Этой ночью нам всем придется притворяться. Помните, что сказала Отулисса? Всего несколько соревнований, а затем начинается Бриллиантовый марш, провались он в хагсмир.

— На поляну приглашается первая команда участников! — прокричал Элван, назначенный глашатаем мероприятия. — Объявляю первую участницу состязания угленосов. Итак — Руби, короткоухая сова, Asio flammeus, почетный член клюва угольщиков, тренировалась под руководством самого великого Эзилриба!

— Зачем такие длинные представления? И к чему латинские названия? — удивилась Руби.

— Он тянет время, — негромко пояснил Бубо.

— Эта великолепная участница, мастерица резкого стремительного нырка в пылающие кроны деревьев, будет состязаться в паре с самим Мартином, мохноногим сычом, Aegolius acadicus! Несмотря на свой маленький рост, это будет опаснейший соперник! Мартин известен великолепной работой крыльев, а также безукоризненным искусством взбираться по боковым термальным потокам так называемой огненной лестницы. Кроме того, Мартин является непревзойденным мастером низкого полета и ловли катящихся по земле углей. Давайте поприветствуем наших участников громкими аплодисментами! Ну-ка, покажите, как вы рады их видеть!

Затем были объявлены команды из других совиных царств. В этом состязании должны были одновременно принимать участие четыре команды из двух сов каждая. Судьям предстояло оценить скорость полета каждой команды, а также количество и качество принесенных ими углей.

— Под моховым плащом зеленых сов Амбалы выступает Брайти, пятнистая совка, Otus trichopsis, специалист по верхушечным пожарам, и его партнер — Тинтагель!

Пелли наблюдала за состязанием из дупла, где ожидала начала Бриллиантового марша. Как он сказал — Тинтагель? Она зажмурилась. «Он здесь! Мой милый Сорен здесь!» Кто еще мог назваться Тинтагелем, по имени замка из книги, о которой они с Сореном впервые узнали из «Избранного»? С тех пор «Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого стола» стали любимой книгой Пелли. Тинтагель! Сорен вернулся. Он вернулся, чтобы спасти Великое Древо. Эти слова шепотом передавались из клюва в клюв, от одной ушной щели в другую. Ночные стражи, верные совы Великого Древа, воспрянули духом. Их послание дошло до адресата!

Когда Руби взлетала ввысь после одного из своих знаменитых крутых нырков, знакомый голос прошептал у нее над ухом:

— Ах, до чего великолепна эта Asio flammeus!

— Я знаю, что это ты, — шепнула в ответ Руби. — Этот, как там тебя, Тинки-Винки. Думаешь, я не узнаю это твое пикирование с разворотом? Ты вернулся!

— Конечно, — подтвердил Сорен.

— Начинается Бриллиантовый марш!

Пелли, Отулисса и совы, тренировавшиеся в туннеле, были готовы. «Безделушки» ярко сверкали в их когтях, однако это были не бриллианты, а смертоносные ледяные ятаганы!

Элван объявил, что в состязании объявляется перерыв, а судьи удаляются подсчитывать угли, добытые каждой командой.

— В промежутке между этим состязанием и следующим состоится Бриллиантовый марш, — сказал он, поворачиваясь к Стриге и совам Синей дружины, рассевшимся на зрительских ветках Великого Древа.

Под заунывные звуки очередной песни, обличающей пагубность излишеств и опасность гордыни, с дерева вылетели два отряда сов под предводительством Пелли и Отулиссы. Только самые кончики их ледяного оружия высовывались из-под оперения, сверкая точь-в-точь как настоящие бриллианты. Квартирмейстер Квентин незаметно вручал длинные мечи совам, маршировавшим по земле, в результате чего получилось целых два яруса вооруженных сов.

— Просто не верится, сколько же сов до сих пор незаконно хранили свои безделки! — возмущенно заметил фельдмаршал Крам. — Ну ничего, сегодня они все получат хороший урок!

— Ты достиг своей цели, Стрига, — сказала еще одна сова, отмеченная не одним, а сразу двумя голубыми перьями.

— Миссия выполнена! — угодливо воскликнула третья.

Как раз в этот миг Пелли и Отулисса исполнили полный кувырок с переворотом и бросились к зрительским веткам в сопровождении десяти лучших сов из знаменитой эскадрильи истребителей Стрикс Струмы.

— Йиииуууу! — только и успел взвизгнуть фельдмаршал, когда половина его крыла бессильно повисла в воздухе. Затем раздался испуганный крик: — Это стая!

Зеленые совы Амбалы сбросили свои капюшоны из мха. Некоторые из них были в боевых когтях, но многие летели без всякого оружия, и сквозь яростный грохот разгорающейся битвы то здесь то там слышался могучий свист воздуха — это бойцы Даньяр освобождали дыхание цюй. Затем Брайти из Брэда, вместе с двумя другими совами, с разгона врезался прямо в центр главной зрительской жердочки, сбросив на землю почти десяток сов из Синей дружины.

Опомнившись, члены Синей дружины начали выкрикивать приказы немедленно принести боевые когти и зажженные палки. В большинстве своем они пришли на праздник безоружными, на чем и строился главный расчет Пелли и Отулиссы. Если им удастся помешать Стриге и Синей дружине получить подкрепление, битва будет выиграна!

Руби, командовавшая Огненной эскадрильей, отдала приказ: «Поджигай!» В тот же миг более тридцати сов ринулись к большим кострам, пожиравшим безделушки, чтобы зажечь палки, спрятанные в тайниках вокруг дерева. Домашние змеи спешно загнали птенцов и молодняк внутрь дерева и повели их в старый туннель, где можно было пересидеть битву. Обернувшись, Белл увидела, как ее мама летит в бой с ледяной пикой в лапе. «Мама может погибнуть! — в ужасе подумала она. — И все это из-за меня!»

Белл быстро огляделась по сторонам. Кажется, никто на нее не смотрел, а слепые змеи были слишком заняты своим делом. Решившись, Белл вспорхнула на ближайшую ветку дерева. «Я уже иду, мама! Я буду сражаться рядом с тобой».

Тем временем на острове царила полная неразбериха. Ночь трещала и шипела от искр костров и горящих палок. Высоко в листве сверкало ледяное оружие. Изогнутые ятаганы, похожие на серпы юной луны, со свистом прорезали тьму. Совы падали на землю. Белл пришлось пробиваться сквозь хаос дыма, летающих ледяных осколков и шипящих веток. Ей во что бы то ни стало нужно было найти себе какое-нибудь подходящее оружие. Может быть, она сможет удержать ледяной осколок или короткий меч? Взгляд ее упал на оброненную кем-то горящую ветку. Может быть, это подойдет? Схватив ветку, Белл расправила крылья и полетела на поиски мамы. Но куда подевалась Пелли? В последний раз Белл видела ее возле зрительских веток, неподалеку от самой гущи сражения, но с тех пор битва переместилась в другое место. Дикий вопль прорезал ночь.

— Они пробились в большое дупло!

Белл увидела, как целая стая сов ринулась к дереву. Затем несколько членов Синей дружины вылетели наружу в полном боевом облачении, с боевыми когтями, вытянутыми вперед для атаки. Белл тоже полетела вместе со всеми, и ей показалось, будто по пути она видела упавшего Элвана. Она знала, что должна бросить палку перед тем, как влетит внутрь. Совы никогда не использовали огненное оружие в самом дереве, ведь было бы настоящим безумием сражаться с огнем в собственном доме! Впрочем, за всю тысячелетнюю историю дерева война еще никогда не приходила к ним так близко. Белл взлетела на галерею, где стояла сломанная арфа с оборванными струнами, и огляделась. Если бы только ей удалось раздобыть пару боевых когтей! Внезапно она услышала речитатив оглушительной боевой песни. Слава Глауксу, это же Сумрак! Каждый птенец на дереве знал наизусть слова его лихих боевых куплетов, но никто из них никогда не слышал их вживую. Громкое пение едва не оглушило Белл. Она увидела, как огромный Сумрак крутит виражи перед двумя устрашающего вида виргинскими филинами из Синей дружины.

Эй вы, твари с синими перьями,
Захотели поучиться смирению?
Дядя Сумрак вас научит,
Так что разом дух отключит,
Упростит вас всех до посинения!
Тут такое будет — мама не горюй!
Я вас в море зашвырну дыханьем цюй,
Ради большей простоты —
Всем вам оторву хвосты,
У меня, как говорится, не балуй!
Не надейтесь, здесь не будет чудес,
Снисхождения я чужд наотрез —
Сумрак времени не тратит,
Каждый синий мне заплатит,
Грозный Сумрак — украшение небес!

— Вот это да! — восторженно ахнула Белл. Ее внимание было настолько поглощено Сумраком, что она не сразу заметила другую схватку, разгоревшуюся совсем рядом с ней. — Мама!

Сам Стрига и двое его приспешников наседали на Пелли. Та отмахивалась от них ледяным ятаганом, но они неумолимо оттесняли ее к перилам галереи. Вот раздался громкий звон, и ледяные осколки брызнули в воздух. Белл глубже зарылась в кучу спутанных струн, валявшихся возле арфы. Что делать? Она испуганно высунула клюв из своего убежища. О, Глаукс! Ее мама оказалась беззащитной. Враги наступали со всех сторон. Позвать на помощь? Где же папа? Неужели никто не поможет маме? Внезапно что-то блеснуло на полу под струнами арфы. Белл наклонилась и изумленно охнула. Это был осколок одного из ледяных ятаганов! Как раз по лапе Белл! Не раздумывая, она схватила осколок за самую толстую часть. Острое лезвие глубоко вошло в коготь, однако крови не было. Вздохнув, Белл разбросала груду травы и добралась до осколка. Он оказался ей как раз впору, и Белл поспешно бросилась на пеструю неясыть, находившуюся ближе всего к ней.

Та обернулась, но Белл уже сделала выпад своим осколком. Фонтан крови брызнул в воздух, и неясыть рухнула на пол.

— Белл! — раздался испуганный крик Пелли.

Белл увидела, что ее мама улетает прочь. Она освободилась! Но не успела Белл закричать от радости, как очутилась в чьих-то железных когтях. Потом ей больно выкрутили пальцы, и она беспомощно выпустила свой осколок. Что-то ледяное коснулось ее шеи — и в большом дупле наступила мертвая тишина.

— Вот и славно, — раздался над головой Белл ласковый голос Стриги. У нее потемнело в глазах. Ее поймал сам Стрига! — А теперь все дружно сложите оружие, или я отрежу ей голову.

— Нет! Нет! — закричала Белл. Горячая волна стыда обдала ее с лап до клюва. Что она хотела этим сказать: «Нет, не дайте ему убить меня!» или «Нет, не бросайте оружие!»? Она сама толком не знала. Она не хотела умирать, но и жить тоже уже не хотела. — Это я во всем виновата! Это я виновата! — громко заплакала Белл. Потом она услышала звон бросаемого оружия — сначала редкий, а потом все более дружный и оглушительный.

— Вот так-то лучше, — довольно произнес Стрига. Внезапно в наступившей тишине раздался странный всасывающий звук. Пламя больших факелов, освещавших зал, всколыхнулось и погасло. На миг когти Стриги еще крепче впились в шею Белл, а потом его сердце бешено заколотилось, и он что-то тихо прошипел на чжоученьском. Белл почувствовала, как крылья Стриги бессильно опустились. Значит, они сейчас упадут?

В следующий миг большое дупло завертелось перед глазами Белл, и она полетела вниз. Стрига забыл об оружии, которое нельзя сложить на землю, — о боевом дыхании цюй!

— За ним! В погоню! — закричал кто-то.

— Ты цела? — Белл испуганно вытаращила глаза, увидев еще одну синюю сову, склонившуюся над ней. — Мне пришлось сильно ударить его, чтобы заставить выпустить ее, — пояснил Тенгшу, поворачиваясь к Пелли. — Но я не мог нанести удар в полную силу, чтобы не убить малышку.

— Конечно, не могли! — прорыдала Пелли, обнимая Белл крыльями. — Конечно!

— Но ведь он улетел, не так ли? — озабоченно спросил Тенгшу.

— Не беспокойтесь, — объявил Сорен, влетая в дупло. — Он улетел. Большая часть его сторонников погибла. Лишь немногие последовали за Стригой. Ты спас жизнь Белл, Тенгшу!

— А ты, — прошептала Пелли, поворачиваясь к Белл, — спасла жизнь мне!

— Правда? — переспросила Белл.

— Ну конечно! — воскликнула Пелли, еще крепче прижимая ее к себе. — Ты поступила ужасно глупо, когда сбежала от остальных детей. Счастье, что все закончилось хорошо! Но скажи мне, зачем ты это сделала?

— Это я была во всем виновата, — заплакала Белл. — Это я виновата!

— Нет! — решительно сказала Пелли. — Послушай меня внимательно, Белл. Ты ни в чем не виновата. Дети никогда не виноваты. Обвинять следует только взрослых. Тех, кто обязан думать своей головой.

В дупло влетела Руби.

— Отулисса ранена! — выкрикнула она и вдруг пошатнулась. Рыжие перья плотно облепили ее щуплое тело, и Руби внезапно стала выглядеть совсем маленькой.

— Где она? — спросил Сорен.

— Медсестры положили ее здесь, на полу большого дупла. Она не может шевелиться. Она тяжело ранена, Сорен. Очень тяжело.

— Лети к ней, Сорен! Лети к ней! — воскликнула Пелли. — Я позабочусь о Белл.

Глава XXVIII

К вопросу об излишествах

— Я сделаю все, что смогу, — вздохнул Флимус, главный лекарь Великого Древа из семейства ушастых сов. — Но она ранена в голову. Потеряла очень много крови, и мне совсем не нравится ее глаз. Не знаю, смогу ли я его спасти.

Одна невысказанная мысль, почти молитва, застучала в висках у членов Лучшего в мире клюва, молча стоявших над телом Отулиссы: «Ради Глаукса, спаси ее разум!» Ибо что будет с деревом, если оно лишится своего самого великого ученого, мыслителя и любимого наставника, преподавательницы гахуулогии, метеорологии и высшего магнетизма? Представить себе Великое Древо без блестящего разума Отулиссы — это все равно что представить его себе без плетей молочника, сверкавших всеми оттенками радуги на протяжении двенадцати месяцев года! Это было невозможно.

Несколько ночей Отулисса оставалась лежать на полу большого дупла. Она металась в жару и часто бредила, но Флимус все-таки сумел остановить кровотечение и сдержать распространение инфекции. На четвертую ночь он разрешил перенести больную в лазарет. На шестую ночь Отулисса пришла в сознание. Очнувшись, она услышала, как Сорен, Флимус и Матрона обсуждают ее состояние.

— Она никогда больше не будет видеть левым глазом, — говорил Флимус. — Кроме того, до сих пор сохраняется очень большая опасность развития смертельной инфекции. Если я отниму ей глаз, то да, у нее навсегда останется шрам, она будет изуродована, но думаю, что это ослабит риск заражения.

— Что ж, — тяжело вздохнул Сорен. — Ко всем  бесчисленным достоинствам Отулиссы я могу добавить еще одно: она исключительно практична. — Он даже поперхнулся, выговорив это мерзкое слово, холодом обжегшее его желудок. — Она справится.

Отулисса, подслушавшая весь их разговор, тихонько засмеялась.

— Кто тебе сказал, что я настолько равнодушна к излишествам, Сорен?

Трое сов дружно повернули головы к ней.

— Вы очнулись, душечка? — воскликнул Флимус.

— Ровно настолько, чтобы задать главный вопрос: смогу ли я читать одним глазом? — Отулисса помолчала, соображая. — Кто знает, возможно, я куплю у торговки Мэгз какую-нибудь веселенькую бандану, вроде тех, под которыми она скрывает свою лысину? Может быть, даже с блестками или вышивкой. Видите ли, я хочу восстановить в правах слова «легкомыслие» и «излишества». Можно даже сказать, что хочу прекратить их демонизацию. По крайней мере, необходимо очистить их от всех обвинений в оскорблении воли Глаукса и тому подобных мерзостей, которые нагородила тут эта невежественная голубая сова. Толика излишеств необходима в жизни. Я планирую провести лингвистический анализ этого слова и интерпретировать его в контексте этической обусловленности…

Флимус, Сорен и Матрона радостно переглянулись. Сорен почувствовал, как желудок его поет от счастья: «Она вернулась! Ее разум полностью при ней! Она вернулась!»

И она действительно вернулась. Отулисса все еще была очень слаба, но с каждой ночью набиралась сил. В теплые ночи друзья переносили свою храбрую подругу в ее любимый висячий садик, который она вырастила в стволовом кармане дерева и где даже зимой росли чудесные папоротники, черничные кустики и нежные крокусы. Отулисса частенько оставалась там даже днем, наслаждаясь солнечным теплом. Она уже начала читать, хотя все еще быстро уставала. Верная Фритта частенько прилетала почитать Отулиссе вслух. Вдвоем они с удовольствием читали книги, которые совсем недавно перенесли через море, чтобы спасти от когтей Стриги. Кало, перебравшаяся на дерево вместе со своим мужем Грэмом, дочкой Сив, сыном Бруно и младшим братом Кори, также часто прилетала почитать Отулиссе. Больше всего Кало любила книгу «Сив. История королевы».

Однажды утром, в самом конце зимы, в один из тех дней, которые уже склоняют чашу весов к весне, Отулисса неожиданно прервала читавшую ей Кало:

— Я никогда не рассказывала тебе о том времени, когда впервые отправилась в Северные королевства и провела много ночей в обители братьев Глаукса? Эта обитель расположена на том самом острове, где когда-то было спрятано яйцо Хуула и где он появился на свет…

Кало была очарована всем, что касалось Северных королевств. Она просто не могла поверить, что Отулисса до сих пор не рассказывала ей об этом путешествии!

— Ты была там?

— Да. Знаешь, я ведь бегло говорю на кракиш.

— Правда?

— Да… И у меня был… — Отулисса замолчала, погрузившись в воспоминания. — У меня был там очень близкий друг. Его звали Клив. Вообще-то он был принцем. — Она поморгала единственным глазом.

— Был?

— Конечно, скорее всего, он и сейчас принц. Он такой добрый. Такой любезный, — грустно проговорила Отулисса, пониже натягивая бандану на место отсутствовавшего глаза. Бандана была хоть и без всяких украшений, но очень красивая, из куска расшитой шелковой ткани. Прослышав о ранении Отулиссы, торговка Мэгз лично преподнесла ей этот дорогой подарок.

Закончив читать, Кало направилась было в свое дупло, но на полпути развернулась и полетела к Корину.

— Корин? Можно мне с тобой поговорить?

— Кало, ты не должна даже спрашивать об этом! Входи, пожалуйста!

— Отулисса когда-нибудь рассказывала тебе о Кливе из Северных королевств?

— Ты говоришь о Кливе из Фертмора?

— Да-да, о нем самом.

— Прямо она мне о нем не рассказывала, но я слышал от стаи какие-то разговоры о нем — о нем и Отулиссе.

— О нем и Отулиссе?

— Да. Гильфи думает, что они влюблены друг в друга, однако, насколько я понял, между ними есть серьезные разногласия.

— Возможно, эти разногласия уже не столь существенны, — задумчиво протянула Кало.

— Что ты задумала?

— Я думаю, Отулисса сейчас нуждается в чем-то большем, нежели то, что можем ей дать мы. Разве ты не заметил, как она чахнет в своем чудесном садике! Да, ее сад прекрасен, но приближается весна, и Отулиссе нужно расправить крылья и полетать. Ты же знаешь, она до сих пор немного боится летать с одним глазом. Крылья у нее не пострадали, но такое впечатление, будто есть какая-то связь между ее отсутствующим глазом и левым крылом. Оно у нее плохо работает.

— Да-да, я тоже это заметил. И что же ты предлагаешь?

— Я думаю, нам нужен Клив. Нужно отправиться в Северные королевства и привести его сюда, чтобы он навестил свою старую подругу.

Корин задумчиво сощурил глаза. Что и говорить, это была отличная идея! Накануне вечером он смотрел в пламя очага и увидел там нечто очень странное. Он чувствовал, что непременно должен отправиться в Северные королевства. Возможно, не только за Кливом. Нет, причина была гораздо более зловещей, хотя Корин и не успел как следует рассмотреть быстро промелькнувший в огне образ. Тем не менее, он должен лететь. И лучше без стаи. Разумеется, он сообщит друзьям о своем решении, но в такое время не годится покидать остров всем вместе. Великое Древо только-только начало приходить в себя после недавних событий и Ночи больших костров. Нет, Корин полетит с Кало и, возможно, с ее мужем Грэмом.

Было решено, что Корин, Кало и Грэм отправятся в ночь новолуния, которая должна была наступить через несколько дней после этого разговора. С ними полетит Руби, которая уже бывала в Северных королевствах, однако об этой экспедиции больше не должен знать никто, особенно Отулисса. Это будет для нее сюрприз!

Глава XXIX

Старый друг

— Она в саду. Просто взлетите вверх, голубчик, и сразу ее увидите, — сказала короткоухая сова Матрона.

— Да, мадам. Огромное вам спасибо, — поклонился пестрая неясыть. Он говорил с сильным кракишским акцентом.

Клив стал по спирали облетать дерево, пока не добрался до так называемой левой развилки, где от главного ствола ответвлялся еще один большой ствол. Клив впервые очутился на Великом Древе и был глубоко поражен целым лесом второстепенных стволов, отходивших от главного дерева и устремлявшихся в небеса, подобно лабиринту запутанных стрел, выпущенных из одной колчана. Что и говорить, это удивительное дерево оказалось именно таким, как о нем рассказывали!

Кливу не терпелось своими глазами увидеть висячий садик, который Отулисса разбила под кроной дерева на почве, скопившейся в трещинах ствола. Он замер, увидев Отулиссу, сгорбившуюся на моховой кочке. Она сидела к нему спиной и рассматривала побеги кладонии, одного из самых красивых сортов лишайника в совином мире.

— Вриилинг кладония мих ваарген, шмутц енген гюнер гурнен, — тихо проговорил Клив.

У Отулиссы перехватило дыхание. Желудок ее содрогнулся, но она не посмела обернуться. Может быть, это сон? Этого просто не может быть! Кто-то заговорил с ней на прекрасном кракише, спрашивая о том, как ей удалось вырастить столь прекрасный сорт кладонии. Ах, как давно она не слышала этот прекрасный язык!

Отулисса медленно обернулась. Слезы потоком хлынули из ее единственного глаза.

— Внесен цинга кракиш и фаар сон.

— Ты прекрасно говоришь на кракиш, Отулисса. Я никогда не мог забыть твой голос. И уже никогда не забуду.

— Клив! Ах, Клив! — только и могла сказать Отулисса. Желудок ее разрывался от стольких чувств, что она совсем потеряла дар речи. «Он такой красивый… Как же он сможет теперь…»

Но она все равно сорвалась с места и бросилась в объятия его крыльев.

— Я так тосковал по тебе, Отулисса.

— Но Клив, Клив! Ведь я теперь стала совсем другая.

— Я вижу перед собой ту же прелестную и умную пятнистую сову, которую люблю уже столько лет.

Она высвободилась из его крыльев и сорвала с себя бандану. Дыра на месте отсутствовавшего глаза уже заросла, оставив после себя свежий шрам.

— Посмотри на меня!

— За кого ты меня принимаешь, Отулисса? Для меня важно лишь то, что это ты!

— Но Клив, ведь я получила эту рану в бою. Ты всегда был мирным желудком, а я — воительница. Вот почему мы расстались, помнишь?

— Я помню.

— Ты изменился?

— Нет. А ты?

Отулисса молча опустила голову. Что она могла ему сказать? Да, она была не вполне воительницей, однако продолжала верить, что бывают времена, когда нужно применять силу.

— Я так и думал, — тихо сказал Клив. — Ты осталась прежней, и я тоже не изменился. Но, Отулисса, каждый из нас намного больше этого. Ты не только воительница, а я — не только мирный желудок. Я теперь целитель, травник. Именно этому я столько лет учился в обители. Мы с тобой намного больше суммы составляющих нас частей. И вместе…

«Этого не может быть! Я не верю…» — пронеслось в голове у Отулиссы. Но это была правда. Сможет ли она воспитывать детей с одним глазом? Глаукс великий, да ведь чтобы уследить за птенцами, и двенадцати глаз мало! Так что какая разница — одним больше, одним меньше?

А в это время, в другой части дерева, король Корин смотрел на пляшущее в очаге пламя. Перед ним вереницей проходили смутные тени, которые огнечей тщательно сортирует, чтобы извлечь из них какой-то смысл. Картины в очаге определенно имели смысл, правда, очень зловещий. Корин увидел еще одну пещеру, но уже не в каньонах, а в толще льда. В этой ледяной пещере сидели две совы. Одна из них отбрасывала голубоватую тень на ледяные стены. Вторая подняла голову, и Корин увидел ее лицо, похожее на прорезанную шрамом ледяную луну. Он машинально дотронулся до своего шрама и убедился, что видит в огне не собственное отражение. Это была Нира, а перед ней стоял Стрига. У Корина похолодело в желудке. Он был в ужасе, но в то же время испытывал нечто, похожее на облегчение. Он словно стал сильнее и даже могущественнее. Ибо в глубине желудка Корин знал, что отныне он свободен — свободен от мучительных сомнений по поводу своей матери и собственной крови. «Теперь я знаю, кто я такой. И кем никогда не буду. Я был рожден от хагсмары, и хотя ее кровь течет в моих жилах, я все равно больше своего наследства. Мой желудок принадлежит только мне. Я король и, что еще важнее, Ночной страж!»

Корин знал, что ему нужна лишь храбрость, чтобы искоренить несправедливость, вдохнуть силы в оробевших, восстановить разрушенное, покарать спесивых и низринуть тех, кто попирает слабых. Он взял книгу легенд Га'Хуула, прижал когтем страницу и начал шепотом читать клятву Ночных стражей: «Я стану глазами в темноте ночи и тишиной в реве ветра. Я буду когтями в пламени и щитом, ограждающим невинных…» Закончив читать, Корин снова подумал: «Я свободен. Наконец-то я совершенно свободен!»