«Выходите за меня замуж», — настойчиво упрашивал Джош Лонг. Но неуловимая и загадочная Рейвен Андерсон отрицала магнетическое притяжение, которое ощутила, когда он заключил ее в свои объятия. Соблазнительная, но не соблазненная, Рейвен знала, как разжечь пламя, но никогда не сгорала в нем сама — пока неистовое желание Джоша не заставило ее капитулировать. Джош, плененный загадочной женщиной, из-за которой, как он чувствовал, закончится его холостяцкая жизнь, преследует Рейвен с настойчивостью, удивительной для него самого. Но хватит ли его денег и силы — и страсти — чтобы защитить свою неуловимую возлюбленную от теней, которые угрожают ее жизни?

Кей Хупер

Полет ворона

1

«Паршивая вечеринка», — подумал Джош, направляясь к двери. Он бы поблагодарил хозяйку, если бы знал, кто она. Он оказался в Лос-Анджелесе, инспектируя некоторые из своих предприятий, в данном случае отель. И его пригласил на эту вечеринку человек, заинтересованный в приобретении доли в гостиничном бизнесе. Джошу было скучно, и вечеринка выглядела привлекательнее любого другого занятия, которое он мог придумать.

Однако это оказалось не так. И его отвращение усилилось часом раньше, когда он увидел, как хозяин вечера подобострастно приветствовал приехавшего Леона Треверса.

Джош мог вообразить многие способы достижения успехов в бизнесе, но продажа души дьяволу в их число не входила. Хозяин, казалось, думал иначе; он явно полагал, что Земля вращается вокруг серебристой головы Леона Треверса.

Джош мог бы вывести его из этого заблуждения, но он слишком хорошо знал, что люди должны совершать свои собственные ошибки.

Теперь, пробираясь сквозь разодетую толпу, он определенно чувствовал усталость. Он должен был уехать из Лос-Анджелеса завтра и не испытывал никакого сожаления, покидая этот город. Но у него не было желания устремиться в следующий город или возвратиться домой.

Дом. У него было четыре дома. Пентхаус в Нью-Йорке, ранчо в Монтане, домик для отдыха в горах Катскилл и уединенный дом, орлиное гнездо в объятиях утеса на побережье Орегона. Но ни один из них не манил его.

Не без труда он отыскал свое пальто, затем протиснулся к выходу из гостиничного номера. Минуту он постоял в коридоре, позволяя своему слуху привыкнуть к относительной тишине, а потом направился к лифту. Занятый мрачными мыслями, он лишь смутно услышал, как тот подъехал за углом Он прибавил шагу, чтобы успеть зайти в кабину, и тут в него внезапно врезалось что-то теплое и мягкое, но с такой силой, что от удара его отбросило назад. Он растянулся во весь рост на покрытом ковром полу. Падение ошеломило его, но когда он поднял взгляд на нападавшего, у него перехватило дыхание.

Увиденное моментально породило в нем двойственную реакцию. Его тело резко затрепетало, зажглось в мгновенном пробуждении; никогда в жизни он не чувствовал подобного желания так быстро и мощно. И глубоко в нем другой отклик на то, что он видел, заставил его сердце затрепетать. Он подумал обо всех тех годах осторожности и уклонения, вызванных его убеждением, что он должен всего лишь твердо держать руку на штурвале своего корабля, а взгляд — подальше от брюнеток, чтобы управлять собственной судьбой.

Пока его сердце и тело боролись с новыми мощными чувствами, Джош мог оценивать ситуацию только с насмешливой иронией. Как еще рассудительный, умный мужчина мог отреагировать на понимание, что богини судьбы, вероятно, смеялись до беспамятства?

— О, черт, — пробормотал он в отчаянии. — Я знал это. Я знал, что вы где-то тут. И я был такосторожен.

Она не слушала:

— Боже правый! Продавщицасказала, что это платье поразит мужчин насмерть, но не думаю, что она имела в виду именно это. Проклятье, держу пари, что вдобавок ко всему вы еще что-нибудь себе сломали! Слушайте, я не считаю, что будет этичным подать в суд на собрата-человека. И в данном случае это вряд лисправедливо, потому что мы оба двигались. Я имею в виду, это совсем не та ситуация, когда моя машина ударила вашу, когда та были припаркована, верно?

Он приподнялся на локтях, скрестил лодыжки и уставился на нее, абсолютно очарованный.

Она была высокой, оценил он, и Создатель благословил ее телом, которое могло — и наверняка так и делало — остановить дорожное движение; оно, несомненно, останавливало его сердце примерно на каждом третьем ударе. Ей, казалось, грозила опасность выскользнуть из синего шелкового платья, которое было на ней, однако, на ее стройном теле не было ни грамма лишней плоти. Полные груди, тонкая талия, крутые бедра.

Бессознательно он с трудом сглотнул.

Ее длинные ноги были не только привлекательны, мечтательно решил он, но и рисовали в его сознании яркие образы сильных шелковистых бедер, обвившихся вокруг него… Он снова с трудом сглотнул и вгляделся в эту дивную красоту, которая так стремительно и полно разнесла на части его так называемое самообладание. Невероятные иссиня-черные волосы свободно и прекрасно ниспадали до поясницы.

Ее лицо не было красивым, но, увидев однажды, его уже никто не сможет забыть. Она выглядела эффектно и утонченно. Широко распахнутые, веселые фиалковые глаза, аристократический нос и смешливо изогнутые губы — черты, которые запомнятся навсегда.

И Джош, никогда не тративший времени впустую, вздохнул и отдался на волю судьбы.

— Меня зовут Джошуа Лонг, — сказал он. — Выходите за меня замуж.

— О, вы ударились головой, когда упали, не так ли? Вот, позвольте мне помочь вам встать.

Он принял предложенную руку и поднялся на ноги, не отводя глаз от ее изящного лица.

— Как вас зовут? — спросил он, держась за ее тонкую руку и отчетливо осознавая прикосновение.

— Рейвен, — ответила она успокаивающим голосом. — Ужасно, правда?[1] Вы уезжали? Я вызову вам такси, вы не должны вести машину в таком состоянии.

— Рейвен. — Он был восхищен. У нее были потрясающие глаза. Он не видел подобных глаз с тех пор, как… он никогда не видел подобных глаз. — Выходите за меня, Рейвен.

— О, проклятье, язнаю, что мне предъявят иск! — простонала она, позволяя ему держать себя за руку, пока осторожно вела его к лифту. — Быть может, мне отвезти вас в больницу?

— Я не ударился головой, — пробормотал он, когда они стояли в лифте. Потом, внезапно запаниковав, он поднял руку, которую держал — ее левую — и уставился на нее. Паника исчезла, как и внезапно испытанный им головокружительный порыв необычайной свирепости. — Вы не замужем? Не помолвлены?

— Почему эта проклятая штука так долго едет? — спросила она, ударяя пальцем по кнопке. — Нет, я не замужем. И не помолвлена. У вас есть врач? Мне отвезти вас к вашему врачу?

— Лучше выпейте со мной, — возразил он. Затем, поразмыслив, добавил: — Или я подам в суд.

— За углом есть закусочная, — поспешно сказала она. — Мы можем дойти пешком. Вы сможете идти так долго?

— Только не отпускайте меня, — уклончиво ответил он.

— Не отпущу, — пообещала она, ведя его от лифта через вестибюль.

Как хорошо, что она не отпускает его, думал Джош, пока они шли по освещенному тротуару. Он не обращал никакого внимания на то, куда они шли, а вместо этого пристально смотрел на ее профиль. Он больше не чувствовал усталости. По правде говоря, он никогда в жизни не чувствовал себя настолько очарованным. Все в ней, каждая черта, каждое слово совершенно пленяли его.

И так как он был взрослым мужчиной с хотя бы некоторой властью над побуждениями своего тела, он сумел не накинуться на нее. Но с трудом. Но настойчивая пульсация, которую он ощутил, взглянув на нее, не уменьшилась; он чувствовал медленное, постоянное биение страсти более ярко, чем когда-либо в жизни. Его тело казалось горячим, необычайно чувствительным; все его сознание словно сосредоточилось на ней с силой, не оставлявшей места ни для чего иного.

Она провела его через дверь маленького бара в темное задымленное помещение, махнув свободной рукой огромному крепкому бармену.

— Привет, Джейк!

— Рейвен! Что я могу сделать для тебя, крошка?

Она посмотрела на Джоша, потом оглянулась на Джейка.

— Бренди. Два. Мы будем в кабинке.

— Ладно, — отозвался тот.

Рейвен повела Джоша к кабинке. Она охотно махала некоторым завсегдатаям переполненного бара, но заботливо не ослабляла захвата на его руке. Когда они уселись, она попыталась мягко высвободить руку. Джош не отпускал.

— Думаю, вам понадобятся обе руки, чтобы держать стакан, — терпеливо сказала она ему.

— Знаете, я не ударялся головой, — лениво заметил он, уставившись на нее. Он не мог перестать на нее таращиться. — Почему Рейвен?

— Разве это не безумное имя? Я сказала папе, когда мне было десять, что он не должен был позволять матери настаивать на этой идее. Но он сказал, что чувствовал себя виноватым, потому что ему досталось все развлечение, а она сделала всю работу. Так что он чувствует себя виноватым, а я прозябаю с именем птицы и названием длинной бессвязной поэмы.

— «Как-то в полночь, в час угрюмый…»[2] — вспомнил Джош.

Она содрогнулась:

— Правильно. Вы знаете, сколько раз в жизни я слышала эту поэму? Каждый парень, с которым я когда-либо встречалась, заучивал эту проклятую штуку. Вы, очевидно, ее тоже знаете. Не рассказывайте ее. Пожалуйста.

— Хорошо, — спокойно сказал он; он хотел угодить ей и исполнил бы буквально любую ее просьбу. — Вы хотите есть? Здесь подают еду?

— Я ела, спасибо. Но… — Она подняла глаза, когда Джейк материализовался в их кабинке, держа бренди. — Джейк, ты не мог бы принести чипсы или что-то вроде того?

— Безусловно. Еще один беспризорник, Рейвен?

Джош посмотрел на него:

— Она собирается выйти за меня замуж.

Бармен взглянул на Рейвен:

— Он серьезно?

— Я сбила его, — объяснила она. — Думаю, он ударился головой.

— Я принесу чипсы, — сказал Джейк и исчез.

— Пейте ваше бренди, — твердо сказала Рейвен Джошу. — Вам это необходимо.

После глотка огненной жидкости Джош собрался с мыслями, сосредоточившись на ситуации.

— Почему вы не хотите выйти за меня замуж? — свирепо потребовал он. — Я абсолютно здоров, и у меня много денег.

— В точности, как у гнома, — пробормотала она.

— У него многозолота, — поправил он ее. — У меня — чистые наличные. И бизнес, и имущество. Гостиницы. Собственность. Выходите за меня.

Ясно, она была заинтригована; он мог сказать это по тому, как она смотрела на него.

— Слушайте, власти знают, что вы сбежали? Я хочу сказать, обычно я слишком вежлива, чтобы спрашивать, но если за вас назначено вознаграждение или что-то такое, я не возражала бы получить его.

— Я не сумасшедший, — уверил ее он, но в уме поправил себя. Онне думал, что сумасшедший.

— Конечно, нет, — сочувственно согласилась она. Посмотрела на его стакан. — Возможно, бренди было не такой уж хорошей идеей.

— Выходите за меня, — сказал он.

Она вздохнула и проговорила успокаивающим тоном человека, потакающего довольно милому сумасшедшему:

— Это здорово, я бы с удовольствием, но мне нужно уложить волосы.

— Пустая трата денег, — сказал он. — Они прекрасны.

— Спасибо. — Она была вежлива, но, очевидно не польщена. — Мне кому-нибудь позвонить? Кому-нибудь, кто будет обеспокоен вашим … мм, отсутствием?

— Вы не верите в любовь с первого взгляда? — спросил он с тревогой.

Она пристально посмотрела на него, веселые фиалковые глаза приуныли.

— Это звучит просто очаровательно, — сказала она. — Рассказывайте сказки. Послушайте, мистер…

— Джош.

— Джош, если вы ищете, с кем провести бурную ночь, пройдитесь по барам. Я не интересуюсь такими развлечениями.

— Я тоже не интересуюсь ими, — терпеливо сказал ей он. — Я хочу жениться на вас.

— Вы не знаете меня.

— Я, — сказал он, — верю в любовь с первого взгляда. Теперь. — Он вгляделся в ее утонченное, вежливое лицо, потом вздохнул, когда вернулся Джейк с корзинкой чипсов. — Она не выйдет за меня, — сказал он бармену.

Джейк свирепо посмотрел на Рейвен:

— Почему ты не выйдешь за него, Рейвен?

— Возвращайся к стойке, Джейк.

Он усмехнулся и подмигнул ей.

— Я только решил спросить. — Он повернулся и пошел назад к стойке бара, где толпилась куча народу.

Джош крикнул ему вслед принести еще два бренди. У него была смутная идея напоить ее как раз настолько, чтобы он мог сделать предложение, и она ответила бы — возможно? — «да», а он мог бы поймать ее завтра на слове.

Когда она, не отстав от него, прикончила третий бренди, то заговорщицки склонилась к нему над рукой, которую он все еще держал, и сказала:

— Знаете, это не сработает.

— Что? — спросил он.

— Попытка напоить меня. Я могу уложить вас под стол. Я могу уложить под стол вас, каждого в этом баре и русскуюармию. Выпивая неразбавленную водку. На пустой желудок.

У Джоша была крепкая голова и луженый желудок. Во всяком случае, большую часть времени. Но теперь он не был так убежден в этом. Однако… Ведь он никогда в жизни не был мертвецки пьян. Так что он был уверен в себе. Чрезмерно уверен в себе.

Он крикнул, требуя принести еще бренди.

Еще до того, как открыть глаза, Джош вспомнил предыдущую ночь. Частично. Он очень отчетливо помнил, как спрашивал Рейвен, может ли он пить шампанское из ее туфли, и помнил ее ответ. Она сказала, что сандалии с открытым носком не слишком для этого подходят. Он помнил, как предложил другому завсегдатаю бара соревноваться в арм-рестлинге; задним числом он решил, что это было глупо. Если бы он не чувствовал боли в ногтях, то решил бы, что его рука отсохла.

Он помнил, как рассказывал длинную и несколько запутанную историю всем и каждому, кто желал слушать, включая деревянного индейца, стоявшего в углу. Он помнил, как преследовал Рейвен вокруг стола. Или трех. Он помнил, как торжественно предлагал ей четыре дома, шесть частных реактивных самолетов, бриллиант «Хоуп»,[3] юг Монтаны, норковую шубу, «Порше» и остаток своей выпивки, если только она выйдет за него замуж. Он помнил, что она смеялась.

Она много смеялась.

После этого все действительно стало туманным.

Он попытался открыть глаза. Какой-то идиот, как он обнаружил, присыпал его веки песком. А какой-то другой идиот подвесил солнце прямо перед ним, и оно было адски ярким. Он закрыл глаза и попытался застонать, обнаружив, что звук произвел гибельный эффект на его голову: маленькие человечки с кувалдами начали строить в ней небоскреб. Он подавил второй стон, опасаясь, что небоскреб рухнет и раздавит его мозг.

До него донесся приятный травяной аромат.

— Вы можете сесть?

Его веки резко поднялись, и воспаленные глаза переместились, чтобы в конце концов обнаружить ее стоящей у кровати. Несмотря на измученное состояние тела, пульсация желания возникла мгновенно и послала копье изысканной муки до самой его головы. Он уже не возражал против боли. На ней были джинсы и большой вязаный свитер, и он влюблялся снова и снова. Будучи влюбленным, он хотел угодить ей. Если бы не…

— Я не чувствую левую руку, — сумел прокаркать он.

— Я не удивлена. — Ее голос был очень тихим; безусловно, она понимала его состояние. — Вы боролись с человеком, похожим на стартовый состав профессиональной футбольной команды. В одном лице.

С огромным усилием и немалой ее помощью Джош сумел сесть. Он яростно сказал себе, что вряд ли вообще в состоянии насиловать брюнеток, и таким образом оказался способен — едва — обуздать порывы, одолевшие его при первом прикосновении ее руки. Позади него были навалены подушки, и он обнаружил, что на нем надеты только брюки. Он позволил себе краткое удовольствие, вообразив картины, в которых Рейвен раздевала его, но затем отбросил эти мысли, так как за этим, по его мнению, крылось безумие.

Он находился в мягкой кровати в светлой яркой спальне, и это был какой-то момент следующего дня.

Она вручила ему чашку пахнущего травами варева и осторожно присела на кровать:

— Выпейте. Это поможет.

К его некоторому удивлению, крепкий и горячий травяной чай действительно помог. Его голова даже начала проясняться. Внезапно озадаченный, он опустил взгляд на свою онемевшую левую руку.

— Я правша, — сказал он. — С какой стати я использовал для борьбы левую руку?

Улыбка в ее веселых глазах распространилась на подрагивающие губы.

— Ну, — прошептала она, — вы уравнивали силы. Для справедливости.

Смех причинял боль его голове, но Джош не слишком возражал.

— Черт, — задохнулся он в конце концов, — я уверен, что опозорил себя и смутил вас до смерти. — Он чувствовал разом и облегчение, и разочарование, поняв, что, по-видимому, не опозорил себя нападением на нее. Облегчение победило, главным образом потому, что это было бы тем, что он, безусловно, хотел бы помнить.

Она все еще приглушенно смеялась:

— Нисколько. Многие мои друзья годами пытались напоить меня, и я научилась справляться с этим. И вы были не так уж плохи. Вы держались на ногах, несмотря ни на что.

Он соображал с трудом:

— Я отчетливо помню, как предлагал вам мое королевство, если вы выйдете за меня замуж. Вы смеялись.

— Простите меня, — торжественно сказала она. — Но до этого вы предлагали свое королевство за коня; вы говорили всем, что хотите убить для меня драконов. Вы также сделали королевство ставкой в арм-рестлинге.

— Я ничего не подписывал, ведь так? — осторожно спросил он.

— Нет, но вы купили всем выпивку. Я, в конце концов, забрала себе ваш зажим для денег, прежде чем вы смогли бы купить таверну. — Она указала на тумбочку. — Там еще прилично осталось, главным образом потому, что Джейк был испуган тем, как вы швырялись деньгами, и помог мне посадить вас в такси прежде, чем вы обанкротились.

Он уставился на ее изящное лицо, ее оживленно блестевшие теплые фиалковые глаза, и ощутил сердечную боль, которую познал так недавно.

— Если вы не хотите выходить за меня, — настойчиво сказал он, — тогда просто живите со мной! Я уговорю вас выйти замуж позже.

Она прищурилась:

— Знаете, вы спали больше десяти часов, так что я должна предположить, что это не из-за выпивки. И даже если у вас сотрясение из-за того удара по голове…

— Я не ударялся головой! — возразил он.

— …вам должно было уже стать лучше. Значит, или вамне стало лучше, или вы не в своем уме. Я не знаю, вызывать ли «Скорую» или людей со смирительной рубашкой.

Удерживая чашку с блюдцем на коленях, Джош провел рукой по волосам. С некоторым опозданием до него дошло, что выглядит он не самым лучшим образом для того, чтобы делать предложение: страдающий от похмелья, с голой грудью, утренней щетиной и волосами, торчащими в разные стороны. И к тому же, прошлой ночью она решила, что он либо получил сотрясение мозга, либо просто был сумасшедшим. Он попытался придумать способ хоть как-то реабилитировать себя в ее глазах.

— Рейвен, — сказал он, наконец, говоря настолько ровным голосом, как только возможно, и уверенно встречая ее взгляд, — я абсолютно трезв, у меня нет сотрясения мозга, и я совершенно нормален. Мне тридцать пять лет, и это означает, что в общем и целом я знаю, чего хочу. Когда я вас увидел, то понял, что хочу жениться. Я не шучу. Я не заигрываю с вами. Я также понимаю, что вы едва меня знаете. Мой разум говорит мне, что я не должен, следовательно, ожидать, что вы выйдете за меня замуж немедленно.

Она начала хихикать.

Он страдальчески уставился на нее:

— Хорошо, я знаю, что это звучит высокомерно. Узнав меня лучше, вы вполне можете решить, что скорее присоединитесь к Корпусу мира или Иностранному легиону, чем выйдете за меня.

— Или уйду в монастырь, — сказала она, подхватывая.

Он хмуро поглядел на нее:

— Как бы то ни было, я буду очень признателен, если вы отнесетесь ко мне серьезно.

Рейвен взяла его пустую чашку и поднялась на ноги:

— Этот чай обычно облегчает похмелье. Почему бы вам не принять горячий душ, а я приготовлю поздний завтрак.

Джош подумал о еде и обнаружил, что его желудок не отклонил эту идею.

— Хорошо, но…

— Ванная там, — сказала она, указав на дверь. — В верхнем левом ящичке туалетного столика есть бритва, а ваша одежда лежит на этом стуле. Если вы не хотите расхаживать в смокинге в десять утра, загляните в шкаф; вы можете найти там что-нибудь более подходящее. Я буду на кухне.

Она ушла.

Двигаясь с осторожностью, Джош принял душ и побрился, затем вернулся в спальню и открыл шкаф. То, что он там увидел, заставило его немедленно понестись на кухню с одним лишь полотенцем на бедрах и с жаждой убийства в сердце. Не ее, конечно. Владельца одежды.

— Я надеюсь, у вас есть брат, — объявил он, почти не осознавая чрезмерной свирепости в своем голосе, размахивая перед ней одеждой.

Она отвернулась от плиты и уставилась на него. Спустя мгновение сухо сказала:

— Нет, у меня нет брата. У меня также нет любовника. Это не моя квартира — она принадлежит подруге. Это одежда ее мужа.

— О, — сказал он. Жажда убийства уступила место внезапному любопытству. Он вспомнил, о чем подумал в душе. — Где вы спали?

— На кушетке. Идите, оденьтесь.

Джош удалился.

Повернувшись обратно к плите, Рейвен автоматически продолжила готовить завтрак. С приветом, решила она, улыбаясь. Мужчина, очевидно, был с приветом. Но он был, по крайней мере, симпатичным сумасшедшим. За исключением свирепого взгляда, брошенного на противника по бесславному состязанию по арм-рестлингу, прошлым вечером он ни разу не потерял самообладания.

И он был располагающе внимателен — кроме того случая, когда ему в голову пришла какая-то история, и он настойчиво рассказывал ее всем и каждому. Он был возмущен, когда деревянный индеец не засмеялся.

Рейвен подавила смешок.

Нет, решила она, в целом вечер был забавным. Она даже не сожалела о пропущенной вечеринке, несмотря на любые возможные последствия. Она должна была, конечно, сожалеть, что пропустила ее, и напоминать себе об этом. Могут возникнуть вопросы. Отстраненная, рациональная часть ее разума начала придумывать ответы, проверяя каждый на предмет возможных недостатков.

Остальная часть ее разума сконцентрировалась на нем. И она задалась вопросом, что собирается делать со своим сумасшедшим. Этим утром он казался довольно разумным. Но ведь онвыглядел разумным и вчера вечером. Отчасти. Его голос был странно хриплым всякий раз, когда он говорил с ней, но его тон был совершенно здравым, изложение ясным, никакого замешательства или забывчивости. Ничего нездорового, за исключением того, что он продолжал предлагать ей руку и сердце и бросать свое королевство к ее ногам.

Свое воображаемое королевство… так ей, по крайней мере, казалось. Допустим, мужчина сорит деньгами. И хорошо одет. Но когда незнакомец начинает предлагать женщине самолеты и бриллианты, то пора, по мнению Рейвен, насторожиться. Это, конечно, забавно, но заставляет насторожиться.

Рейвен очень хорошо знала, что вовсе не страдала комплексом Золушки. Она не жила мечтами о прекрасном принце, который вскружил бы ей голову и с ним ее жизнь стала бы легкой и беззаботной. Во-первых, в свои двадцать восемь лет она была убеждена, что принцы, прекрасные или нет, редко встречались в кругах, где она обычно вращалась. Во-вторых, праздная жизнь свела бы ее с ума за неделю.

Затем, против желания, она вспомнила Джоша Лонга с одним лишь полотенцем, сползающим с бедер. Он был высоким и худощавым, его широкие плечи и мускулатура убедительно говорили о деятельной, физически активной жизни. И его поразительно красивое лицо с чувственным ртом и теплыми, яркими синими глазами было создано, чтобы на него глазели женщины.

Его окружала аура уверенности и силы, которая нисколько не умалялась пьяными предложениями руки и сердца, смешными односторонними разговорами с деревянными индейцами и яростным соперничеством в арм-рестлинге. Пьяный или трезвый, он двигался словно кот… или король — грациозно, гордо, мощно, обманчиво неторопливо. Он был из тех людей, перед которыми другие инстинктивно расступаются.

Рейвен потрясенно покачала головой. Такого мужчину невозможно игнорировать. Даже если он и не был принцем, то, несомненно, являлся идеалом каждой женщины — высоким, темноволосым и красивым. И она должна была признаться, что польщена тем, что даже при сотрясении мозга и возможном сумасшествии он сосредоточил свое внимание на ней.

Бекон подгорал. Выругавшись, Рейвен перевернула его.

Тем не менее, у нее просто не было времени или энергии справиться с сумасшедшим поклонником с манией величия, не важно, насколько красив и очарователен он был.

Его непосредственное обаяние было тем, о потере чего она будет особенно сожалеть. Допустим, она предпочитала синеглазых и темноволосых мужчин, и была достаточно женщиной, чтобы высоко ценить красавцев, но ее в первую очередь привлекло именно его обаяние. Мужчины, которые населяли ее собственный мир, не слишком стремились быть обаятельными, а игры, в которые они играли, были опасными.

Рейвен вздохнула и выбросила из головы видение пронзительно-синих глаз. Сейчас было не время, совсем не время для личных желаний.

Вздохнув, Рейвен переложила бекон на бумажное полотенце, чтобы стек жир.

И, решив выбросить из головы бесполезные мысли, она стала снова размышлять о его поведении прошлой ночью.

Она была высокой, однако он был выше и, конечно, намного сильнее ее. Но он не воспользовался этой силой, чтобы получить то, чего явно хотел — она уже видела страсть в мужских глазах и узнала ее в его напряженном пристальном взгляде. Он делал предложение бесчисленное количество раз различными способами, игриво преследовал ее вокруг стола или двух, и говорил любому, кто его слушал, что она выходит за него замуж. То серьезный, то смешной, он добился того, что каждый в забегаловке подбадривал его.

Но ни разу, никоим образом, его преследование не было бестактным или грубым. Если он ругался, то мягко и без злобы. Далекий от любого физического воздействия, он касался только ее руки — с любопытным видом учтивого уважения и терпения, удивительно трогательным и заставляющим ее с удивлением сознавать его сдержанность. Ни одно вульгарное слово или глупая шутка не слетели с его губ. И, несмотря на то, что она удивленно отклоняла его предложения, он оставался неизменно дружелюбным.

И напоследок — он выглядел совершенно изумительно, когда был пьян.

— Выходите за меня.

Он, казалось, не очень изменился, протрезвев. Рейвен повернулась и оглядела его, высокого, темноволосого и красивого, стоящего в дверях кухни. Джинсы, решила она, превосходно подходили ему. На самом деле, если бы они подходили емуеще лучше, на улице на него бы толпой накинулись бешеные женщины.

Рейвен проигнорировала слабость в коленках так же, как проигнорировала ее, когда он появился в одном полотенце.

— Кофе там, — сказала она. — Наливайте. Завтрак готов.

Джош пошел за кофе, очевидно не тронутый этими постоянными отказами.

— Вам нужен кофе, чтобы начать день? — с интересом спросил он. — Мне нужен.

Поставив две полные тарелки на чистый дубовый стол, Рейвен пробормотала:

— Тогда, возможно, вы скоро образумитесь.

Это прозвучало не очень обнадеживающе.

— Сейчас я разумен, — сказал он, отодвигая для нее стул.

Смущенная, Рейвен села скорее поспешно, чем грациозно. Она, конечно, встречала мужчин с хорошими манерами, но вот чтобы зазавтраком?

Он поставил на стол кофе для них обоих, затем тоже сел.

— Так скажите мне, почему мы находимся в квартире, которая не является вашей? — непринужденно спросил он.

Рейвен мгновение вглядывалась в его теплые синие глаза, потом начала есть.

— Мы здесь, — сказала она, — потому что я живу тут, пока мои друзья находятся на Восточном побережье. Вы здесь, потому что в единственном документе, который был при вас, не нашлось вашего лос-анжелесского адреса. Вы даже не носите с собой водительские права, только визитные карточки с вашим именем и номером телефона.

Джош не сказал ей, что редко нуждался в любых других документах, удостоверяющих личность.

— Я здесь проездом, — объяснил он, с видимым наслаждением набрасываясь на еду.

— А вы откуда? — спросила она, удивляясь собственному любопытству. Было ли это вызвано желанием избавиться от него? Или понять этого удивительно пылкого, совершенно очаровательного мужчину?

— Я провожу большую часть времени в Нью-Йорке. А вы? Уроженка Лос-Анджелеса?

— Нет, — сказала она. — Где вы остановились?

— В отеле. Так откуда вы?

— С Восточного побережья. В каком отеле?

— В центре города. Откуда именно с побережья?

Защита и нападение.

Рейвен сдержала смешок и спокойно сказала:

— Я родилась в цыганском таборе в Румынии, не считая того, чтона самом деле я была дочерью барона, украденной цыганами. Видите ли, он вышвырнул их со своей земли, так что они решили отомстить, украв меня. Но у них уже было слишком много голодных ртов, так что они продали меня ирландцу, которому нужна была танцовщица в кабаке. Потом, однажды, когда я танцевала в баре, туда забрел греческий судовой магнат и предложил мне работать мишенью метателя ножей в его цирке. Ирландец не хотел продавать меня, поэтому грек купил кабак со всем содержимым, включая меня, и увез в Лондон, а потом в Штаты. Целый год я увертывалась от ножей, пока метатель по ошибке не попал мне в левое ухо, и я убежала. Я оказалась на речном судне на Миссисипи, где беспутный игрок учил меня жульничать в карты и хорошо выглядеть в перьях. Но оказалось, что у меня аллергия на перья, и мой нос явственно подрагивал всякий раз, когда я тасовала колоду. Так что я оставила это и стала гидом, проводящим экскурсии на дно Большого каньона верхом на мулах. После трех поездок у меня случился приступ головокружения, что положило конец моей работе. Потом я запрыгнула в товарный поезд, направлявшийся на запад, и влюбилась в Лос-Анджелес с первого взгляда. Оказалось, что тут нет большого спроса на танцовщиц в барах, на мишени для метателей ножей, бездарных игроков с аллергией на перья или ездоков на мулах, так что я стала компьютерным программистом в IBM.

Джош разразился смехом.

Рейвен, говорившая очень быстро, пока плела рассказ из воздуха и живого воображения, глубоко вздохнула, глотнула кофе, затем мягко спросила:

— А какой былаваша жизнь?

— Скучной по сравнению с вашей, — сказал он ей.

— Вы хотите сказать, что не собираетесь сообщать мне никаких подробностей? — хмыкнула она. — После того, как я обнажила свою душу и подверглась вашему жестокому осмеянию?

— Я пытаюсь соблазнить вас своей таинственностью, — серьезно объяснил он.

— Это на меня не действует.

— Хорошо, черт возьми, вы, кажется, неподкупны. Вас едва ли впечатлило предложение заполучить мое королевство. Аура таинственности тоже не принесла мне успеха. Моя голая мужественная грудь, очевидно, не взволновала вас: прошлой ночью вы почти полностью раздели меня и, видимо, не почувствовали ни капли вожделения, а когда я продефилировал перед вами в одном полотенце на бедрах, вы даже и глазом не моргнули.

Рейвен захлебнулась смехом.

— Вижу, что я пошел неправильным путем. — Джош решительно встал, обошел стол, взял ее за руки, и поднял со стула. — Несомненно, больше всего в данной ситуации необходимо, — сказал он строго, — некоторое старомодное убеждение. — И он склонил к ней свою темноволосую голову.

2

У застигнутой врасплох Рейвен не было возможности оказать сопротивление. И, как бы ни смущала ее эта мысль, она совершенно не была уверена, что сопротивлялась бы, даже если такая возможность у нее была. Его худощавое привлекательное лицо заполнило обзор, его руки сомкнулись вокруг нее, и Рейвен почувствовала, как ее тело качнулось к этому незнакомцу, как будто ее притягивал магнит, которому невозможно было противостоять.

Даже помня его образцовое поведение прошлой ночью, она ожидала бешеной атаки, страстного требования. Но когда его губы встретились с ее губами, это было нежное, ищущее, почти робкое прикосновение, мягкое и теплое. Ее тело, охваченное внезапным шоком, неожиданно встретило ласковое тепло, и она почувствовала, что ее кости плавятся. Она была покорена, ее рот приоткрылся навстречу его губам, а руки поднялись, чтобы обнять его талию.

Мгновение спустя он поднял голову, и Рейвен заворожено посмотрела в его синие глаза, которые были уже не теплыми, а горящими.

— Это, — сказала она, — нужно прекратить.

Что-то ей подсказало, что утверждение должно было прозвучать более убедительно, и она попробовала снова:

— Я имею в виду именно это. Я не целуюсь с незнакомцами. Особенно первым делом с утра.

Ненамного лучше, решила она критически.

Джош очень медленно улыбнулся, и его голова склонилась вновь. И в этот раз желание пришло, горячее и немедленное. Его губы с жадностью скользили по ее губам, в то время как его сильные руки притянули ее так близко, что она могла чувствовать контуры сильного мужского тела, впечатавшегося в ее собственную дрожащую плоть. Ее чувства взорвались в дикой вспышке внутренних искр, решительная властность его языка и давление его тела зажгли что-то обжигающе горячее и мощное глубоко в ней.

Против воли из ее горла вырвался тихий звук, ее руки, сжимающие его тело, двигались бессознательно, прижимая ее еще ближе к нему.

На мгновение показалось, что он примет ее бездумное приглашение. Его рот становился все более страстным, его руки сильнее сжимались вокруг нее, но затем он внезапно поднял голову и пристально посмотрел на нее взволнованными синими глазами.

— Такое не случается между незнакомцами, — сказал он резко. — Выходи за меня замуж, Рейвен.

Сейчас в нем не было ничего игривого или любезного, ничего, что могло быть истолковано как забавная шутка: он был абсолютно серьезен, и она понимала это. Через пару секунд она также поняла, что попала в беду. Отдаленная, сохранившая рассудок часть ее мозга начала работать с трудом завоеванной логичностью, представляя ей одну проблему за другой с угнетающей ясностью. У нее не было времени… совсем не было времени. Она осторожно опустила руки и отступила от него, собирая остатки контроля, пока ее дыхание не пришло в норму, и она смогла говорить.

— Иногда такое случается, — сказала она таким тоном, что это прозвучало как утверждение, основанное на опыте. — Это просто химия. Заканчивай свой завтрак, Джош.

Он сел, когда села она, но не выглядел встревоженным.

— Я смогу убедить тебя, — сказал он легко. — Я человек терпеливый и спешить мне некуда.

На каком-то отдаленном и неясном уровне сознания он удивился, как ему удавалось казаться настолько спокойным. Его сердце бешено колотилось, и каждый его тяжелый удар убеждал его снова заключить ее в свои объятия и закончить то, что он начал.

Рейвен хотелось сказать ему, что у него могло быть сколько угодно времени, но у нее его не было. Однако опыт слишком хорошо научил ее, как опасно доверяться кому-либо. Ее отказ был сухим и банальным.

— Боюсь, что у меня мало свободного времени, — сказала она ему. — Я должна зарабатывать себе на жизнь, а это занимает большую часть моего времени.

— Чем ты занимаешься? — спросил он небрежно.

— Я секретарь. — Она давно перестала скрещивать пальцы, говоря это. Ее больше не беспокоило то, что она врет. — Временный секретарь. Я предпочитаю работать в неурочное время и берусь за работу в пределах трехсот миль от Лос-Анджелеса. Чем занимаешься ты?

Он внезапно усмехнулся, выражение его лица стало странно удивленным:

— Я уже говорил тебе. Я управляю королевством.

— А-а, точно. — Она встряхнула головой с видом человека, забывшего какую-то незначительную деталь. — Ты и правда говорил мне это. Королевство международное или местное?

— Местное, главным образом, — ответил он, поддерживая разговор. — Но мне принадлежит большая часть акций одной авиакомпании, а она международная.

— Угу.

— Ты мне не веришь.

Она мягко улыбнулась:

— Как часто женщина встречает принца?

Он тихо рассмеялся:

— Ладно, это не имеет значения. Ты не принадлежишь к женщинам, на которых можно произвести впечатление деньгами или властью.

Закончив завтрак больше по привычке, а не потому, что была голодна, Рейвен поднялась и отнесла тарелку в раковину. Наряду со всеми другими сильными эмоциями, которые бурлили в ней, она чувствовала себя несколько неудобно. Джош Лонг не производил впечатления хвастуна, и его рассказ о богатстве был слишком похож на правду. Однако, сказала она себе, это едва ли имело какое-то значение. Он очень скоро уйдет из ее жизни.

Это мысль ее угнетала.

— Ты не назвала мне свою фамилию, — заметил он, относя свою тарелку в раковину.

Ее нерешительность была мимолетной:

— Андерсон. Слушай, у меня назначена встреча за ланчем сегодня. Я могла бы отвезти тебя к твоему отелю.

— Спасибо, — сказал он серьезно.

Инстинкты Рейвен предупреждали ее, что в этом человеке не было абсолютно ничего кроткого и он не имел ни малейшего намерения исчезнуть из ее жизни. Она проигнорировала это предупреждение, как и не прислушалась к насмешливому голосу, который объяснил ей, почему она сделала это.

— Можешь оставить одежду себе, — предложила она быстро. — Джад не хватится ее.

— Джад?

— Муж моей подруги.

— А. — Он кивнул, затем подошел к висевшему на стене телефону, снял трубку и быстро изучил покрытую пластиком полоску, на которой был написан номер. Потом он повесил трубку и улыбнулся ей. — Понятно. Думаю, ты хочешь выехать прямо сейчас? Я заберу свои вещи.

И он вышел из кухни.

Слегка хмурясь, Рейвен поставила тарелки в посудомоечную машину. Она не сомневалась, что он запомнил телефонный номер; он, вероятно, запомнит и адрес, когда они будут уезжать.

— Черт побери, — пробормотала она.

Как ни странно, но ругательство не прозвучало так яростно, как ей хотелось бы. Совсем не так яростно…

Почти полчаса спустя ее подержанный «Пинто» остановился перед солидным отелем из стекла и стали, который он назвал. Хорошо обученный швейцар с безразличным выражением лица выступил вперед, но Джош отослал его. Повернувшись на сиденье, он пристально посмотрел на нее.

— Сходим куда-нибудь сегодня вечером?

Она сохраняла улыбку на лице:

— Извини, у меня уже есть планы.

— Тогда я позвоню тебе. — Он внезапно наклонился к ней и мягко поцеловал, только намекая на тот дикий огонь, который разбудил раньше. — Сегодня вечером.

Рейвен ничего не сказала. Она наблюдала, как он изящно выдворил свое длинное тело из ее тесного небольшого автомобиля и закрыл дверцу, затем неопределенно махнула рукой и уехала. Проехав несколько кварталов, и находясь вне поля его зрения, она остановила автомобиль у обочины и несколько мгновений сидела, рассматривая свои дрожащие руки.

— Как это не вовремя, — пробормотала она. — Черт побери!

Она думала о прошедшей ночи, о смехе и легких товарищеских отношениях, которых у нее никогда прежде не было. Она думала о теплых синих глазах и страсти, которая все еще звенела в ней. Она думала о предложениях, сделанных в пьяном виде и трезвом. Потом она подумала о телефоне, звонящем в пустой квартире.

Тихо и невыразительно ругаясь, она влилась в поток машин и продолжила свой путь.

— Я так и не попала на вечеринку, — сказала Рейвен.

Она сидела за столиком для пикника, на столе между ней и мужчиной напротив валялись обертки от еды. Рассеянно она ткнула пальцем в роговую оправу очков, соскользнувших ей на нос.

— Почему нет? — Его голос был низок и глубок, выражение его лица было открытым и бесхитростным, как у человека без тайн и не очень умного. Мягко говоря, это было обманчивое впечатление.

Несколько мгновений Рейвен молча изучала его, хотя знала его лицо почти так же, как свое собственное.

— Что ж, как бы глупо это ни звучало, Келси, я сбила в холле отеля человека.

Келси провел грубоватыми пальцами по своим рыжим волосам.

— Ты могла это сделать. Ты убила его?

— Очень смешно. — Она решила не рассказывать об остальной части ночи. — Так или иначе, я пропустила вечеринку.

— Теперь возникнут вопросы.

— Да. Я знаю, что мне сказать, не волнуйся.

Он кивнул, затем подтолкнул к ней через стол плоский конверт. В то время как она вскользь изучала его содержимое, он рассматривал ее. Ни единой пряди ее длинных темных волос не виднелось из-под надетого тусклого каштанового парика. Свободная блуза и потертые джинсы практически скрывали ее фигуру, которая обычно притягивала взгляды. Очки в тяжелой оправе сильно изменили ее внешний вид, отчего она казалась измотанной и беспокойной. Это впечатление усиливал ее частый, казавшийся нервным жест, когда она поправляла их на носу.

Ее собственная мать прошла бы мимо, не взглянув на нее.

— Треверс следит за тобой? — спросил он.

Рейвен покачала головой, все еще внимательно разглядывая фотографии.

— Нет, сейчас нет. Вначале следил, так что я оставалась недалеко от пентхауса и совершенствовала свой образ Ледяной Девы. После нескольких дней он слегка успокоился. — Она посмотрела на Келси без всякого выражения. — Моя легенда была проверена, я думаю. Тем не менее, я все еще сохраняю осторожность. Нет никакой необходимости рисковать сейчас.

Келси мягко фыркнул:

— Я очень надеюсь, что они проверили твою легенду. Бог знает, сколько времени мы на нее потратили. Когда ты начнешь действовать?

Она положила фотографии обратно в конверт и подвинула его обратно через стол, беспокойно пошевелившись:

— Я не знаю. Он уезжает из Лос-Анджелеса сегодня вечером. В последний раз, когда он уезжал из города, то оставлял своих людей следить за моей квартирой. Держу пари, в этот раз будет то же самое. То есть я буду вести себя прилично, пока Леона не будет, а потом посмотрим, как пойдут дела после его возвращения.

— Будь осторожна, — предупредил Келси, хоть в этом и не было необходимости. — Он — барракуда с полным набором зубов.

Она слегка улыбнулась:

— Я знаю. Я буду осторожна.

— У тебя есть фотографии? — спросил он.

— Конечно. — Рейвен постучала себя пальцем по лбу. — Прямо здесь. Я буду знать, когда придет время.

На этот раз была очередь Келси беспокойно пошевелиться. Он пробормотал почти про себя:

— Если он будет придерживаться своего обычного режима работы, то товар покинет страну в течение следующего месяца или около того. У тебя не так много времени, Рейвен.

Она и сама это знала.

Позже тем же днем Рейвен завела свой подержанный «Пинто» в частный гараж и припарковала его позади сверкающего серебристого «Мерседеса». Гараж был пустым, и она быстро и умело переоделась в машине перед тем, как выбраться из нее и убрать небольшой чемоданчик в багажник «Пинто», туда, где хранилось запасное колесо. Она остановилась на минуту, приводя в порядок свои длинные темные волосы и поправляя шелковое платье. Потом она надела солнечные очки с зеркальными стеклами, бросила дорогую кожаную сумочку в «Мерседес» и села в него сама.

Она направилась в центр города к многоэтажному жилому дому, поставила машину перед входом и вежливо улыбнулась швейцару, который поторопился открыть ее дверцу.

— Спасибо, Эван, — сказала она низким отработанным тоном.

— Не за что, мисс Андерсон.

Швейцар проводил ее вверх по выложенной плиткой лестнице, в то время как работник гаража появился, как из воздуха, и поспешил бережно припарковать «Мерседес» на отведенном для него месте на стоянке. Одетый в форму охранник за конторкой уважительно поднялся на ноги, когда вошла Рейвен, и, бормоча приветствия, вручил ей пачку сообщений.

— Мистер Треверс ждет вас, мисс Андерсон.

Солнечные очки скрывали выразительные глаза Рейвен, по которым можно было понять, насколько неприятной была эта информация.

— О? Спасибо, — ответила она.

Изящно двигаясь, она направилась к лифту, где другой человек, одетый в униформу, нажимал кнопки, чтобы ей не пришлось напрягаться.

Дверь открылась на верхнем этаже, и Рейвен вышла из лифта скользящим кошачьим движением, которое она довела до совершенства. Изящные движения, однако, были потрачены впустую, так как она была вынуждена почти немедленно отскочить в сторону, чтобы в нее не врезалось неаккуратное нагромождение бумаг, папок и чьих-то ног.

— О! — Робкий и встревоженный голос раздался из-за кучи, и бледное тонкое лицо повернулось в сторону Рейвен.

— Мисс…Мисс Андерсон! Я так сожалею…

— Ничего страшного, — пробормотала она. Как всегда, у нее появился соблазн выйти из роли, но она устояла, так как опыт научил ее осторожности. Было очень трудно, тем не менее, сохранять холодную отстраненность в присутствии помощника Леона Треверса, или кем он там был, она так и не разобралась.

Оптимистично солидное имя Теодор Торп Тэйер Третий было дано ребенку, вероятно, склонной к сюсюканью матерью тридцать с лишним лет назад. Ребенку, который никогда не смел надеяться дорасти до своего имени. Теодор — и никогда Тэд, решила Рейвен — был приблизительно пяти футов и четырех дюймов ростом и мог весить сотню фунтов, когда основательно поест. Он был бледен, и выражением тонкого лица неизменно напоминал загнанного кролика. А из-за толстых линз его очков карие глаза спаниеля умоляюще смотрели на мир.

Как умудрился настолько неподходящий человек получить работу у Леона Треверса, было абсолютной тайной для Рейвен, пока Леон не объяснил многострадальным тоном, что Теодор был его родственником и, как он выразился, кто еще наймет его?

Возвращаясь мыслями к делу, Рейвен с прохладцей в голосе спросила:

— Что вы делаете здесь, Теодор? — вопрос был достаточно нейтральным, но Теодор выглядел сокрушенным.

— Я… я сожалею. Мисс Андерсон, но я думал, что Леон… я имею в виду, мистер Треверс, хотел поработать здесь. Я мог бы поклясться, что он говорил мне это, но я оказался не прав. — Глаза спаниеля за толстыми линзами быстро моргали.

Рейвен оглянулась через плечо на служащего в лифе, который, сохраняя безразличное выражение лица, все еще ждал. Затем она посмотрела на Теодора.

— Вы действительно думали, что смогли бы справиться со всем этим? — сухо спросила она, указав на кучу документов, которую он прижимал к груди.

Теодор моментально погряз в болоте незаконченных предложений и полных заикания объяснений, ни одно из которых не имело ни малейшего смысла.

Рейвен отмахнулась:

— Не важно. Лифт ждет, Теодор.

Он кивнул и с несчастным видом поспешил к лифту.

Когда несколько мгновений спустя Рейвен вошла в свою квартиру, то улыбалась гораздо более доброжелательно, чем швейцару, но в изгибе ее губ был почти незаметный холодок, который отпечатался там, как лед, который оставляет свой след на мягкой земле под ним.

— Привет, Леон.

— Я воспользовался своим ключом, — сказал он.

Телефон, не смолкая, звонил в пустой квартире.

Джош считал гудки и повесил трубку, дойдя до двадцати. Ее там не было. Он звонил с десяти часов вечера до двух часов ночи, а затем бросил эту затею. Проснувшись после беспокойной ночи, он начал звонить в восемь утра — это была суббота, и она не должна была работать.

Три часа назад он ездил на взятом напрокат автомобиле к квартире, в которой она должна была жить. Управляющая была потрясена самой идеей этого. Арендаторы уехали на восток, сказала она, но они не сдавали квартиру в субаренду и не просили друзей присматривать за ней. Рейвен Андерсон? Она никогда о ней не слышала.

Джош закурил сигарету, далеко не первую за сегодняшний день, и задумчиво уставился на телефон. Черт возьми, не вообразил же он это. Он помнил женственные изгибы и теплые губы слишком ясно, чтобы это было сном или пьяным бредом — и он не увлекался фантазиями.

И его тело тоже ничего не забыло. Он все еще чувствовал эту новую, до странности живую чувствительность, ощущение, что все в нем было сосредоточено исключительно на ней. Беспокойство и разочарование сделали его нервным, встревоженным, а он никогда не был человеком, который позволял своим эмоциям проявляться физически. Но эти эмоции становились все более мощными, пусть даже он не видел ее и не мог дотронуться до нее, чтобы утолить голод; его разум был заполнен яркими образами, которые посещали его с тех пор, как он увидел ее в первый раз.

Образ прекрасных фиалковых глаз и блестящих темных волос, нежных губ, изогнутых от изумления и слегка припухших от его страсти. Образ полной груди, любовно поддерживаемой синим платьем и придающей соблазнительные формы великоватому свитеру. Образ крутых бедер и длинных ног…

Он обвел взглядом свой номер в пентхаусе, едва ли замечая что-либо — он слишком часто бывал в подобных номерах, чтобы планировка или оформление произвели на него впечатление.

Стол, за которым он сидел, был широким, одна из стен представляла собой окно от пола до потолка. Пол был углублен, и в этом кремового цвета углублении находились стулья в количестве, достаточном для небольшого собрания; в номере был камин, предлагавший больше, чем просто электрический или газовый обогрев. Далеко не маленький бар находился углу, и две закрытые двери намекали, что там было, по крайней мере, столько же спален а, весьма вероятно, их было больше. Короче говоря, это был очень большой номер. Из одной из спален вышел человек, при виде которого большинство людей перешли бы на другую сторону улицы, чтобы избежать встречи с ним. Дело было не только в том, что его рост на несколько дюймов превышал шесть футов, и он заполнил собой весь дверной проем; и даже не в том, что уродливый шрам спускался вниз по его худой щеке. Осязаемая аура сдерживаемой силы и ощущение холодной угрозы было тем, что пугало в этом человеке даже смелых людей.

Двигаясь, как большая кошка, он вошел в комнату так, будто шел по сухой опавшей листве и не хотел быть услышанным. И его не услышали бы, даже если бы он действительно шел по ней. Ни безупречный деловой костюм, ни спокойное, почти кроткое выражение его сурового лица и безмятежных серых глаз не могли скрыть исходящую от него опасность.

Джош устремил взгляд на вошедшего.

— Зак, — сказал он медленно. — У меня есть для тебя работа.

Шеф его службы безопасности, исполнявший иногда обязанности телохранителя, и друг на протяжении пятнадцати лет опустил свое крупное тело на стул рядом со столом.

— Мы не уезжаем? — спросил он ровно.

— Нет. Я отменил оставшуюся часть поездки.

— Тогда введи меня в курс дела. — Голос этого крупного человека был удивительно тихим.

Решившись, Джош начал говорить быстро и кратко:

— Я хочу, чтобы ты проверил сведения на женщину по имени Рейвен Андерсон. Темные волосы длиной до талии, фиалковые глаза, высокая, эффектная. Возраст — около тридцати. Говорит, что откуда-то с востока.

Он описал ее автомобиль и продиктовал его номер, затем дал адрес квартиры и номер телефона.

— Управляющая утверждает, что квартира пуста, ее не сдавали в субаренду, но Рейвен знала, где и что лежит на кухне.

Зак не делал заметок, но он ничего не забудет — память у него была феноменальной. Он не спросил Джоша, зачем ему нужна эта проверка, и даже на мгновение не допустил, что им движет личный интерес. Отвращение его друга и нанимателя к брюнеткам было давно известно и перестало быть предметом шуток много лет назад.

— Используй кого угодно из команды, если будет нужно, — сказал Джош, нервно закуривая другую сигарету. — Меня не волнует, сколько это будет стоить. Только узнайте о ней все.

— Хорошо.

Зак бесшумно поднялся со стула и вышел из комнаты, готовый сделать что угодно, не противоречащее закону, чтобы получить информацию. Джош Лонг был, возможно, единственным действительно честным человеком из тех, кого Зак когда-либо знал. Предоставленный сам себе, Зак вероятно, воспользовался незаконными методами, но он знал своего нанимателя слишком хорошо.

И из-за несколько необычного прошлого Джоша в этом не было необходимости. Джошу Лонгу было достаточно лишь обратиться в любой правоохранительный орган этой страны, чтобы добиться мгновенного и полного сотрудничества.

Лос-Анджелес не был исключением.

Но все равно на это задание потребуется время. Зак решил не вовлекать в это дело команду оперативников и сотрудников службы безопасности, которую он создал за эти годы, чтобы улаживать наиболее сложные аспекты деятельности империи Джоша Лонга. Вместо этого он обратился с просьбой к администрации гостиницы, и ему немедленно предоставили небольшой офис подальше от холла, оборудованный компьютером и телефоном, и он приступил к работе.

Компьютеры были одной из многих областей, в которых разбирался Зак. Он держал в голове коды доступа, с которыми федеральное правительство обычно не имело привычки расставаться. Он едва ли ожидал найти что-нибудь шокирующее, но то, что он нашел, было определенно интересным.

Незадолго до полуночи Зак вернулся в номер, неся весьма длинную компьютерную распечатку. Он обнаружил Джоша сидящим за столом с хмурым выражением лица. Тот, очевидно, только что закончил говорить по телефону.

— Ну? — Джош никогда не повышал голоса, но сейчас он был близок к этому.

Зак прошел вперед и положил распечатку перед своим боссом. По вполне понятным причинам он был доволен собой, так как потратил эти часы не только на сбор информации в нескольких базах данных, но также и на подтверждение каждого факта.

— Я бы не рекомендовал читать это перед сном, — сказал он тихим, приятным голосом. — Тебе будут сниться кошмары.

Джош бросил на него пронзительный взгляд, затем наклонил свою темную голову и принялся изучать распечатку.

Закери Стил, по мнению всех, кто знал его, не боялся ничего на свете. Но, наблюдая за тем, как читал Джош, он начал сильно нервничать. Он хорошо знал своего нанимателя и друга, но ему никогда не приходилось видеть ничего, подобного той абсолютной неподвижности, которая медленно охватывала худощавое лицо Джоша. Он инстинктивно собрался, его мощные мускулы напряглись, и перед его взглядом внезапно появилась картина отрубленных голов, летящих через комнату. По крайней мере, одной головы. Его собственной. Неожиданно он обрадовался, что составил завещание много лет тому назад.

Джош посмотрел на Зака.

— Что, черт возьми, это такое? — спросил он тихо.

Заку потребовалась вся его сила воли, чтобы выдержать застывший и сильный гнев во взгляде этих обычно невозмутимых и спокойных синих глаз. Но ему пришлось откашляться прежде, чем он смог говорить.

— Данные на Рейвен Андерсон. Я проверил каждый факт.

— Тогда это не та женщина, — голос Джоша был ровным и жестким.

Зак мгновение колебался, а затем достал из внутреннего кармана своего пиджака лист плотной бумаги и развернул его.

— Я позвонил и попросил переслать фотографию. Только что ее забрал.

Он положил лист на стол изображением вверх.

Джош едва взглянул. У него голова шла кругом от безумия того, что он прочитал. Длинный список вымышленных имен за десять лет. Обвинительные заключения — но не приговоры — за воровство, подлог, мошенничество, склонение к занятию проституцией… ФБР включило ее в свои списки как лицо, занимающееся подрывной деятельностью, связывая ее имя с террористической группой. Но никаких прямых доказательств этого нет. По мнению ЦРУ, в настоящее время она представляет "международные интересы" в области торговли белыми рабынями.[4]

Безумие…

— В настоящий момент она проживает, — сказал Зак без выражения, чувствуя, как его пронзает этот взгляд и, спрашивая себя, почему Джош не посмотрел на фотографию, — в пентхаусе в очень престижном высотном здании здесь, в Лос-Анджелесе. Договор аренды оформлен на имя Леона Треверса.

Медленно, словно каждый дюйм был для него агонией, Джош посмотрел на фотографию. Изображение было зернистым, но, несмотря на это, четким. Молодая женщина с ледяным взглядом держала перед собой табличку с номером. Под фотографией были напечатаны рост, вес, цвет кожи и общее описание внешности. Особые приметы — шрам в нижней части спины от ножевой раны, полученной в драке.

Это была Рейвен.

— Спасибо, Зак, — голос Джоша был невыразителен. — Как обычно, безупречная работа.

Зак мгновение колебался, но затем повернулся и тихо вышел из комнаты, обеспокоенный тем, что он оставил позади.

Джош вытащил зажигалку и поднес распечатку к пламени. Когда последний обугленный кусочек пепла заполнил стеклянную пепельницу на его столе, он сжег и фотографию. Не то, чтобы это имело значение, поскольку Зак мог сделать копии и того, и другого. И он не мог сжечь в своей голове слова или образ поразительного лица с веселыми глазами, образ, который не могла затмить даже нечеткая фотография. Он выключил настольную лампу и сидел в темноте, невидящим взглядом уставившись на блестящие огни города далеко внизу.

— Какой-то мужчина спрашивал о вас, Рейвен.

Она отпирала дверь квартиры, но остановилась, чтобы улыбнуться управляющей:

— Когда, Лиз?

— В субботу. Я сказала ему, что квартира пустует, и я никогда не слышала о вас. — Она не сводила пронзительный взгляд своих карих глаз с лица Рейвен. — Он выглядел немного расстроенным, но очень милым человеком. — Она живо описала Джоша Лонга, добавив удовлетворенно: — Лакомый кусочек.

Рейвен рассмеялась:

— Вы слишком много смотрите телевизор! И не надо меня охранять, как кошка единственного котенка. И стараться выдать меня замуж тоже не надо.

Лиз фыркнула:

— В вашем возрасте давно пора быть замужем.

Она часто так говорила, и Рейвен только улыбнулась, махнула рукой и исчезла в своей квартире. Но затем, когда Лиз уже повернулась, чтобы уйти, она высунула голову за дверь и прошептала заговорщицки:

— Но он все-таки лакомый кусочек, не так ли?

Она думала о своих собственных словах позже, встревоженная вспышкой возбуждения, которое почувствовала, узнав, что Джош разыскивал ее. Но из этого ничего не выйдет. Он разрушит все, если начнет задавать вопросы о ней. Она почувствовала внезапный холод, думая о другом красивом лице с постоянной доброй улыбкой, обрамленном серебристыми волосами.

Ей было просто необходимо возвращаться сюда время от времени, хоть это и было опасно. Сюда, где не было следов присутствия обманчиво очаровательного Леона Треверса, и где она могла ослабить свою постоянную настороженность. Сегодня весь день он должен быть на встречах, так что у нее было несколько часов, чтобы расслабиться и успокоиться прежде, чем она должна будет вернуться в пентхаус, чтобы встретиться с ним за ужином.

Мысль о нескольких часах, когда не нужно будет напряженно играть, сделала ее голос легким и веселым, когда она ответила на требовательный звонок телефона.

— Алло?

Момент тишины, а затем глубокий, странно хриплый голос:

— Рейвен? Это Джош.

Она затаила дыхание и молча приказала своему сердцу, чтобы оно перестало биться так беспорядочно.

— О, привет, Джош.

— Ты уезжала.

Рейвен нервно облизала губы, спрашивая себя, что подумал бы о таком выдающем ее жесте Келси.

— Да, у меня была работа за городом.

— Я хотел бы встретиться с тобой.

Она наблюдала, как ее пальцы крутят телефонный шнур.

— У меня планы на сегодняшний вечер.

— Как насчет того, чтобы встретиться прямо сейчас? Я возьму какую-нибудь еду, и мы сможем отправиться на пикник.

— О… хорошо. — Этот застенчивый голос действительно принадлежал ей? Часть ее сознания работала стремительно. Где их никто не увидит? — Я знаю одно место.

— Заеду за тобой через час.

Он повесил трубку. Рейвен медленно опустила свою. Так. Она знала, что поступила невероятно глупо, опрометчиво и безумно безответственно. Она подвергала опасности жизни многих людей, включая собственную.

И Джоша.

Она обвела взглядом яркую, светлую квартиру и осознала, уже не в первый раз, что ходит по канату, натянутому между двумя мирами. Ее соседи здесь и немногие друзья, которых она завела, считали ее веселой и беззаботной молодой женщиной, с любовью относящейся к заблудшим душам — животным и людям. Кем-то, кто всегда был готов одолжить деньги, и кто, если только она не уезжала из города в одну из ее частых «командировок», всегда был готов часок присмотреть за соседскими детьми, проводить пожилых людей в магазин или сходить с ними в парк или театр.

В другом доме, в противоположной части города она была известна как богатая, немного таинственная женщина с холодными манерами. Женщина, которую, как известно, полиция допросила бы с пристрастием, не обращая внимания на ограничения закона. Женщина, представляющая тех, кто торговал человеческими жизнями и кто невидимо, но неизменно был помазан с ними одним миром.

Женщина, которая могла быть, а могла и не быть любовницей Леона Треверса.

Внезапно Рейвен поспешила в душ. Она чувствовала себя грязной.

Когда Зак вошел в номер, он ступал еще осторожнее, чем обычно. На протяжении последних нескольких дней он ходил осторожно даже по своим собственным меркам. Не то, чтобы Джош бросался вещами или орал от неудовольствия — с этим Зак, возможно, смирился бы, хоть это и удивило бы его, поскольку открытое проявление гнева не было чертой характера его друга.

Нет, то, что происходило в последние дни, было намного тише и намного разрушительнее, чем гнев. Джош не предавался излишествам, но Зак постоянно видел его пьющим; больше всего в этом нервировало то, что он никогда не напивался. Он съедал то, что ставили перед ним, не замечая, казалось, того, что ел, и все же он потерял несколько фунтов, и все это было видно по его лицу. Он был, подумал Зак, отточен, обострен и натянут почти до предела.

Зак видел мужчин, которые в напряжении схватки выглядели так же, и он знал, насколько это опасно. Но он был бессилен. Джош познал слишком много неприятных истин в своей жизни, чтобы позволить кому-то смягчить удар, даже если бы это было возможно.

Но теперь, осторожно заходя в номер, Зак почувствовал облегчение, обнаружив, что кое-что изменилось. Джош недавно принял душ и побрился, и сейчас говорил по телефону, прося служащих гостиницы упаковать еду для пикника на двоих. Зак ждал и, поскольку он был человеком, которому не нужно объяснять, что дважды два — это четыре, чтобы увидеть то, что было видно даже слепому, он не был удивлен спокойным утверждением, которое сделал его друг.

— Я не верю этому. — Джош стоял около стола, одна его рука все еще лежала на телефонной трубке, и впервые за последние несколько дней его глаза были ясными. — Я не могу так ошибаться в ком-то. Зак, подключи команду. Используй все свое влияние, все связи. Я хочу, чтобы каждый факт в этом проклятом досье был проверен дюжиной источников, а затем я хочу проверить эти источники. Никому не верьте на слово. Пусть наши оперативники лично проверят ее данные. — Он глубоко вздохнул. — Это очень важно для меня, и мне не важно, сколько людей узнает об этом.

Зак открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Джош уже ушел. Начальник службы безопасности нахмурился на мгновение. Он никогда не сталкивался с тем, чтобы Джош пропускал что-то важное, но, как подумал Зак, он, возможно, пропустил кое-что, потому что слишком близко к сердцу принял эту проблему. Несмотря на это, Зак подошел к телефону и начал собирать войска. Но у него все еще оставались вопросы. Если данные Рейвен Андерсон так или иначе были подделаны, то Зака, прежде всего, волновал вопрос почему.

Зачем ей нужна была такая легенда?

В течение первого часа, когда он снова был с Рейвен, Джош ощущал чувство нереальности. Она была женщиной, которую он встретил в холле гостиницы, прекрасной и веселой, со странным чувством юмора и смеющимися глазами. С его небольшой помощью она легко поддерживала разговор, даже движением глаз не напоминая о своем отсутствии, предательстве или двойной жизни, которую могла вести.

И, по крайней мере, его телу было абсолютно наплевать, действительно ли она вела двойную жизнь. Все более и более знакомая пульсирующая боль желания обострилась, как только она открыла дверь квартиры, и усиливалась с каждым мгновением. Напряжение сковало его, его рот пересох.

Напряжение последних дней сделало его эмоции потрепанными и ранимыми, и растущее желание нашло хорошую почву. Он был почти без ума, желая ее, и мрачно осознавал, что ему нужно хоть какое-то заверение в том, что она была именно тем человеком, каким, как он полагал, она была.

Следуя ее указаниям, он повел машину в небольшой тихий парк, где под дубом они расстелили одеяло и насладились едой, которую приготовил повар гостиницы.

Джош не мог отвести от нее глаз, и изо всех сил старался поддерживать в себе уверенность, которую чувствовал раньше. Она была одета в джинсы и свитер без рукавов, ее великолепные волосы были распущены и сияли; на ее поразительном лице не было косметики, да оно и не нуждалось в ней.

Склонение к занятию проституцией…

— Управляющая твоим домом сказала, что не знает тебя, — сказал он внезапно, разглядывая травинку, которую крутил между пальцами.

Рейвен легко улыбнулась:

— Мне жаль. Я должна была предупредить тебя. Лиз защищает меня. Несколько недель назад какой-то псих несколько раз следил за мной до самого дома, а потом пробовал узнать у Лиз, в какой квартире я живу. Она позвонила в полицию, и ей посоветовали отрицать, что в доме проживают незамужние женщины.

— Понятно. — Он подумал, что это было похоже на правду.

— Однажды это привело к неприятным последствиям, — добавила Рейвен. — В доме есть еще одна незамужняя женщина, она живет наверху, и когда отвергнутый ею поклонник начал звонить, Лиз сказала ему, что квартиру сдали в субаренду. Она не знала, что парень был, мягко говоря, не в ладах с законом. Однажды ночью он взломал дверь и забрал все, что смог унести. Он действительно не подозревал, что обкрадывает свою бывшую подружку.

Она рассматривала Джоша, задаваясь вопросом, что в нем изменилось. Он похудел, подумала она, и выглядел озабоченным; он держался на расстоянии, хоть это и было едва заметно. С неожиданным приступом боли она поняла, что его настойчивое, хоть и веселое преследование, очевидно, исчерпало себя за прошедшие дни.

Попытка убедить себя, что это к лучшему, нисколько не уменьшила ее разочарование.

— Ты взяла квартиру в субаренду? — спросил он ничего не значащим тоном. — Или только живешь в квартире, пока твоих друзей нет?

— Только живу там. — Она выдавила улыбку. — А как дела у тебя? Готов покинуть Лос-Анджелес и вернуться к заботам о своем королевстве?

Лицо Джоша было до странности неподвижным, когда он поднял глаза и встретился с ее взглядом, и его улыбка, казалось, не коснулась непроницаемых синих глаз. — Нет, я остаюсь здесь на некоторое время. Я должен узнать, пришло ли время для моего … моего Ватерлоо, в конце концов.

Рейвен почувствовала, как ее сердце пропустило удар, но сказала себе, что он никак не мог иметь в виду то, что как ей казалось, он имеет в виду.

— Загадочные комментарии над картофельным салатом, — сказала она легко, указав на плетеную корзинку в углу одеяла.

— Я был загадочным? Извини. — На этот раз улыбка действительно затронула его глаза. — Я просто думал об этой старой поговорке. Что рано или поздно каждый человек встречает свое Ватерлоо. Я встретил свое одной ночью в холле гостиницы.

Он действительно имел это в виду… Рейвен откашлялась:

— Джош…

— Ты сказала, что у тебя нет любовника.

Она не могла отвести взгляд от его внимательных ищущих глаз.

— Нет. Но у меня сейчас есть дела. У меня нет времени для отношений.

— Найди его.

Это едва ли было повелительным требованием, думала она. Это было что-то еще. Что-то настоятельное и с удивительным оттенком просьбы. Глубоко внутри себя она чувствовала, что защитные стены начали поддаваться, и торопливо подперла их снова. Связываться с ним было опасно, слишком опасно. У нее было слишком много проблем.

— Ты собираешься сказать «нет». — Джош внезапно подвинулся, растягиваясь около нее на одеяле и мягко увлекая ее за собой, пока она не оказалась лежащей на спине. — Не говори «нет».

Он поцеловал ее прежде, чем она смогла заговорить, стараясь не показывать ей то отчаяние, которое чувствовал; стараясь не показывать ей перепутавшиеся нити сомнения и уверенности, любви и опасения, веры и недоверия. И когда ее губы стали мягкими под его губами, мгновенно отвечая ему, он попытался забыть все, кроме нее… ее прикосновения… ее вкуса…

— Джош…

Это не было протестом или приглашением; это было просто инстинктивное желание сердца произнести вслух имя, которое значило слишком много, чтобы говорить его про себя. Она чувствовала, как перекатывались мускулы под ее пальцами, когда он двигался, жар его тела прожигал ее даже сквозь тонкую ткань его рубашки. Жар. Она могла чувствовать его огонь, и все инстинкты предупреждали ее, что он почти потерял контроль. Его губы проложили дорожку вниз по ее горлу, пока свитер не остановил их продвижение, и она почувствовала, как его рука скользнула под свитер у ее талии.

Рейвен сама уже была готова уступить, когда поймала краем глаза какое-то движение — кто-то стоял между деревьями всего в нескольких ярдах от них. Когда она поняла, кто это, ее рука поймала запястье Джоша, и ей захотелось кричать от разочарования. Келси. Черт бы его побрал.

Джош повиновался движению ее руки, оставив свою руку лежать неподвижно на теплой плоти ее живота. Он поцеловал ее, сильно и властно, затем поднял голову, и она увидела его потемневшие, пылающие глаза.

— Не здесь, я согласен, — пробормотал он.

Рейвен знала, почему Келси привлек ее внимание; ей не нужно было смотреть на часы. Пристально глядя на Джоша и чувствуя, как ее разрывает на части, она хрипло сказала:

— Я говорила тебе, что у меня на вечер назначена встреча.

Его легкая улыбка исчезла.

— Ты не собираешься ее пропускать. — Это не было вопросом.

— Я не могу. Извини, Джош. Это… это бизнес.

Впервые в жизни Джош хотел потерять контроль над собой. Он хотел взять ее прямо здесь, сейчас, потеряться в ней, пока не лишится разума от удовольствия. Он не хотел думать. Он хотел, чтобы она была под ним, горящая от желания, страстная, а ее тело прижмется к нему в жаре примитивного соединения, которое сожжет все мысли, все сомнения.

Но он молча и отчаянно пытался сохранить самообладание, зная, что следовать этим инстинктам означало предать ее. И если он будет обладать ею, ведомый такими желаниями, это может разрушить и его.

Когда она начала отодвигаться, он не остановил ее. Вместо этого он тоже поднялся и помог ей сложить одеяло. Внезапно, повинуясь своим сомнениями и опасениями, он спросил:

— Ты знаешь Леона Треверса?

Рейвен как раз нагнулась, чтобы поднять корзину, но ответила непринужденно:

— Думаю, каждый знает о нем, но мы никогда не встречались.

Она не видела, что Джош вздрогнул, как будто она ударила его.

3

У Рейвен не было времени для того, чтобы связаться с Келси и выяснить, почему же он за ней следил. После того, как хмурый Джош высадил ее возле дома и уехал, не попрощавшись, она пригнала свой «Пинто» в гараж, где сменила его на «Мерседес», быстро и умело изменила свой облик для роли, которую должна была сыграть.

Она все еще ощущала внутреннюю дрожь желания, которое Джош пробудил в ней, ее сердце билось медленно и тяжело от осознания того, что она больше не сможет, даже ненадолго, перестать думать о Джоше Лонге. Он был в ее крови, в ее мыслях и сердце. Она не могла трезво мыслить, и только уверенность, что все это очень опасно, позволила ей отправиться в пентхаус в слабом подобии своего нормального состояния.

Если бы Джош потерпел немного, подумала она… Самое большее — несколько недель. Тогда бы они могли быть вместе без всех этих… проблем. Крепко сжимая руль, она размышляла, можно ли найти способ выпроводить его из города, пока все это не закончится. Возможно, когда она сможет связаться с Келси, они что-нибудь придумают.

Она подумала о возможной реакции Джоша на все то, что сейчас делала, и вздрогнула. Ему бы это не понравилось. Это не понравилось бы любому мужчине. Она уже и так много ему врала, и еще будет врать. А ложь не может быть основой для отношений, хотя правда была более опасной. Инстинкт подсказывал ей, что он не тот человек, который хочет быть обманутым: он вполне может возненавидеть ее, как только откроется правда.

Рейвен еще сильнее сжала руль и въехала на подъездную дорогу жилого комплекса. Она не может думать об этом, не может даже позволить себе думать об этом. Она взяла себя в руки, сосредоточив все внимание на своей роли.

Контроль, молча решил Зак. Именно по этой причине они сидели в машине в час ночи, наблюдая за главным входом в жилой дом, расположенный на другой стороне улицы. Они были здесь, потому что у Джоша Лонга была навязчивая идея держать под контролем свою жизнь, а женщина, находившаяся сейчас в пентхаусе, его нарушала.

Зак взглянул на мужчину, сидевшего на месте пассажира и мысленно внес коррективы. Разрушала этот контроль. Этот утомленный и напряженный мужчина был не похож на того, который прилетел в Лос-Анджелес. Зак снова попробовал отговорить друга от того, что тот собирался сделать.

— Внутри находится охранник.

— Ты ведь изучил план здания, не так ли? Должен быть какой-то способ незаметно пройти мимо него.

С большой неохотой Зак ответил:

— Здесь есть служебный вход. Думаю, ночью им не пользуются — Он выдержал паузу и с надеждой добавил: — Мне придется блокировать сигнализацию, чтобы ты смог проникнуть внутрь.

— Ну так сделай это.

Если бы Зак имел привычку размышлять над поведением своего босса, то сейчас было самое время заняться этим, ибо за все пятнадцать лет их знакомства Джош никогда не позволял своим людям нарушать закон. Ему была ненавистна сама мысль об этом.

— Это будет нарушением неприкосновенности жилища, — напомнил Зак, но без особой надежды. Джош был явно настроен тайно проникнуть в этот пентхаус несмотря ни на что.

Джош не отвечал.

— Если кто-нибудь увидит, как ты входишь в здание Леона Треверса, это подорвет твою репутацию честного бизнесмена, — заметил Зак. — Почему бы просто не позвонить этой леди и не встретиться в другом месте?

— Я хочу увидеть ее там, — понизив голос, ответил Джош; его пристальный взгляд бы прикован к зданию — Она сказала, что никогда не встречалась с ним. Я хочу поставить ее перед фактом, который она не сможет отрицать.

Он не был полностью уверен, зачем ему нужно было незаметно попасть в пентхаус. Возможно, потому, что Треверс был опасным человеком, и Джошу не хотелось лишний раз рисковать. По крайней мере, на это у него хватило выдержки.

— Ты скажешь ей о досье?

— Нет. — Джош закурил сигарету — Я хочу, чтобы она сама мне все рассказала.

— Думаешь, это возможно?

Джош выругался, резко выталкивая вместе с дымом каждое слово:

— Черт, откуда я знаю! Мне кажется, что она живет двойной жизнью, и для этого должна быть причина.

Зак бросил на него осторожный взгляд и спросил:

— Если досье подлинное, то может, ей просто нужно чистое место, чтобы смыть грязь? — На мгновение он подумал, что зашел слишком далеко — даже в темноте он почувствовал пронзительный взгляд Джоша.

— Отчет неверный, — раздраженно ответил Джош. — Неверный. Этому должно быть объяснение. Должно быть.

Его друг решил пойти другим путем:

— И мы найдем его, если оно существует. Почему бы тебе не продолжить свою поездку, пока мы это изучаем? А к твоему возвращению мы все выясним. Ведь нет никакой спешки, не так ли?

Джош бросил взгляд на освещенные окна пентхауса.

— Треверс там, — в ярости сказал он — С ней. Если он прикоснется к ней своими грязными лапами… Зак, я должен знать. По крайней мере, об этом я должен знать.

— А об остальном? — Зак специально придал своему голосу резкость. — Как думаешь, ты сможешь с этим жить, если это правда? Думаешь, ты смог бы прикоснуться к ней, зная, что она лгунья, воровка … шлюха?

Сдавленный звук раздался с пассажирского сидения, но Зак был безжалостен.

— Ты знаешь: все, что мы уже раскопали — правда. А если вообще все окажется правдой?

— Это невозможно! — Джош сделал глубокий вздох. — Ты ее не знаешь, а я знаю. То досье, наверное, на другую женщину. Или все это сплошная ложь.

— Я думаю, мы это выясним. — Зак посмотрел на вход в здание — А вот и Треверс. — Они оба увидели как человек с седой головой сел в блестящий лимузин, который сразу же отъехал — Думаю, сегодня ты получишь ответы хотя бы на некоторые свои вопросы.

Когда Леон ушел, Рейвен быстро приняла душ и приготовилась ко сну. По привычке вместо пижамы она надела короткую шелковую кружевную сорочку, и это фиолетовое творение не оставляло место воображению. Чувствуя небольшой озноб из-за включенного кондиционера, она надела белый шелковый халат.

Она прошла на кухню и налила кружку какао, а затем отнесла ее в рабочий кабинет и с беспокойством пристально огляделась вокруг. Она не хотела спать, не хотела ни о чем думать. Выбирая между просмотром телевизора и чтением книги, она решила почитать и послушать музыку. Но вместо того, чтобы воспользоваться встроенной стереосистемой, которой славился пентхаус, она принесла из спальни переносной магнитофон и осторожно пристроила его на низком столике рядом с большой композицией из шелковых цветов.

Маленький магнитофон выглядел вполне обычно, но при этом обладал одним специфическим качеством, на которое Рейвен рассчитывала всякий раз, когда чувствовала необходимость помешать прослушиванию: он был разработан для того, чтобы мешать работе жучков, один из которых был спрятан среди цветов.

У Рейвен вошло в привычку включать магнитофон всякий раз, когда ей хотелось послушать музыку. Обычное поведение могло рассеять подозрения: от своих людей из службы безопасности Леон мог узнать, что она одна, и не опасается прослушивания. Кроме того, еще ей были нужны хотя бы малые мгновения свободы, когда никто не прислушивался бы к каждому шороху, который она производила.

После того, как она включала магнитофон в первую ночь, Леон осмотрел его деланно небрежно, но на самом деле очень тщательно. И после уже не замечал его. Несомненно, его эксперты в области электроники уверили его, что магнитофон безопасен, что при нынешнем уровне развития техники невозможно создать устройство, которое смогло бы перехитрить жучок. Но специалист, который сделал магнитофон, заверил ее, что изобретенное им техническое усовершенствование было совершенно секретным.

Когда кто-то позвонил в дверь, Рейвен застыла. Охрана снизу не сообщала ей о посетителе. Келси? Она стремительно подошла к двери и посмотрела в глазок. Озноб, который она чувствовала до этого, не шел ни в какое сравнение с тем холодом, которой она ощутила теперь. Ледяными руками она открыла дверь и с ужасом, который не смогла скрыть, уставилась на Джоша.

Он без приветствия проскользнул мимо нее, прошел в комнату, медленно развернулся, пристально рассматривая богатство, окружающее ее. Он посмотрел на белоснежный ковер с длинным ворсом, доходящим до лодыжек, картины, написанные маслом, изящные лампы и вазы. Потом он уставился на нее, пока она медленно шла к нему.

— Так ты не знакома с Леоном Треверсом? — Его голос был напряженным, еле сдерживаемая ярость пыталась прорваться на поверхность.

Рейвен запахнула полы халата и сложила руки на груди, собираясь с мыслями.

— Что ты здесь делаешь? Как ты сюда…

— Отвечай мне!

Резкого окрика было достаточно, чтобы встряхнуть ее мысли. Она вдруг подумала об этом мужчине, который после нескольких стаканов выпивки готов был положить королевство к ее ногам. Она сравнивала того нежного мужчину, джентльмена, с этим напряженным, сдерживающим ярость незнакомцем. Это были не два разных человека, а всего лишь две стороны одной монеты.

С трудом сохраняя свой голос твердым, она ответила:

— Я знаю его. Я выполняю для него кое-какую работу.

— И какую же работу?

Рейвен резко вскинула подбородок, и только годы дисциплины не дали ей среагировать на презрение и отвращение, прозвучавшие в последнем слове. Но ей потребовались все силы… намного больше, чем требовалось раньше.

Она ответила сдержанным, безразличным голосом:

— Работу. Раз ты знаешь, что это его здание, о чем, между прочим, знают немногие, тогда ты должен знать, что мистер Треверс очень заботится о безопасности. Я бы долго не продержалась на этой работе, если бы рассказывала всем подряд, в чем она заключается.

— Это его пентхаус.

— Нет. Он арендует его, но если ты предполагаешь, как я думаю, что он остается здесь, то ты ошибаешься. Он временно сдает его в аренду людям, которые работают на него. Таким, как я.

— Он уехал полчаса назад.

— Иногда мы работаем здесь. Например, как сегодня.

Джош хотел ей поверить. Боже, как же он этого хотел. Но ему были известны многие другие неоспоримые факты, которые нелегко выбросить из головы.

— А одежду? — приглушенно спросил он, жестом показывая на ее дорогую ночную сорочку. — И автомобиль в гараже? Это он тоже сдает тебе в аренду?

Он наблюдал, как с ее лица пропали все краски, борясь с желанием броситься к ней, обнять и сказать, что он не это хотел сказать и никогда не думал, что она…

— Я не шлюха — ответила она тихим и безразличным голосом. Веселые фиалковые глаза потемнели, и ее лицо ничего не выражало — Но ты можешь думать все, что тебе угодно. Это твое дело. Джош, уходи, прежде чем я вызову охрану и прикажу выгнать тебя.

Она блефовала: меньше всего на свете Рейвен хотела привлечь внимание к его присутствию здесь.

Джош потянулся и схватил ее за плечи, борясь с желанием встряхнуть ее как следует.

— Я не хочу в это верить, — сказал он тихо. — Но ты здесь…, одета как…, и он только что уехал… — От запаха травяного мыла, исходившего от ее тела, у Джоша внезапно закружилась голова. Его сердце подсказывало, что эта женщина не подходит под то досье, но холодный разум твердил и напоминал ему, что кое-какую грязь можно не заметить. — Рейвен…

— Уходи, — сказала она уже не так твердо.

— Я не могу, — он вспомнил о предупреждении Зака, и задался вопросом, что же будет с ним, если выяснится, что в досье про нее была написана правда. Эта мысль была невыносимой. — Уже слишком поздно.

Она не поняла, что он имел в виду, ее голова отказывалась соображать. И ее протестом был лишь слабый крик, когда он внезапно притянул ее к себе и впился в ее губы с необычайным безнадежным голодом.

Рейвен попробовала сопротивляться, борясь в его объятиях, осознавая, что он поверил в самое худшее о ней. Другие тоже верили в это, она сама убедила их. Но то, что в это поверил Джош, причиняло ей сильную боль. Она не хотела отвечать на его страсть, не хотела испытывать никаких чувств к мужчине, который считал ее шлюхой.

Но чарующее волшебство его прикосновений прогоняло даже страх, и ее тело бессознательно начало отвечать. Она почувствовала, как он сдвинул в сторону шелковый халат, и его губы заскользили по ее шее и плечу. У нее ослабли колени, и руки непроизвольно обняли его шею, ища в нем силу, которую она сама потеряла.

Его губы снова нашли ее, он наклонил голову, углубляя поцелуй, его язык прикоснулся к ее, требуя ответа. Он целовал ее так, словно овладевал ею, и продолжал брать… и брать… Рейвен еще никогда не чувствовала, чтобы от мужчины исходила такая уверенность, такая примитивная решимость, и она не могла бороться с ним или с дрожью удовольствия и возбуждения, которые сотрясали ее тело.

А Джош, крепко прижимая эту живую, отзывчивую женщину к своему распаленному телу, смутно понимал, что он снова был готов потерять самообладание. Он уже перестал понимать и удивляться тому, что у нее была сила делать такое с ним, сила, которая воспламеняла его тело и волновала его ум. Он осознавал только растущую потребность, разгорающийся огонь разрывающего и всепоглощающего желания.

И это была не просто женщина, которую он хотел. Он хотел ее, Рейвен. Мускулы его живота сжались, ноги не сгибались и напряглись, когда он раздвинул их и еще ближе притянул ее, скользя одной рукой по ее шелковым одеждам, подбираясь к ее бедрам, теснее прижимая ее теплое тело к своему болезненно возбужденному естеству.

— Я не верю в это, — хрипло пробормотал он возле ее кожи — Я не могу поверить в это. Я бы не испытывал к тебе такие чувства, если бы ты не была такой, как я думаю.

— Джош…

Он нежно обнимал ее, одной рукой прижимая ее бедра к своим, а другую запустил в ее длинные волосы, продолжая страстно целовать ее снова и снова.

— Я хочу любить тебя до потери рассудка! — прошептал он — Я хочу любить тебя до тех пор, пока не смогу видеть и чувствовать ничего, кроме тебя.

Каждый вздох обдирал его горло; Джош удерживал ее и целовал, безостановочно прикасаясь к ней. Но, несмотря на то, что она отвечала на каждое его прикосновение, он почувствовал, сначала смутно, что она сдерживает себя. И он запоздало вспомнил, в чем он ее обвинил. Вслух сказал ей то, что ни один мужчина никогда не должен говорить женщине. Но она ничего не забыла даже в безумном порыве страсти.

Его язык ощутил соленые слезы на ее щеках — безмолвное доказательство того, что он был прав, и это его потрясло.

— Не плачь! Прости меня за то, что я обидел тебя!

Боль. Она придала Рейвен силы оттолкнуть его — мысль о том, кто пострадает, если она позволит Джошу отвлечь ее от того, что она должна сделать. Слезы…, почему она плачет? Она не понимала. Она отвернулась и вытерла слезы тыльной стороной руки, снова запахнула халат и опустилась на кушетку, затем неуверенно вздохнула.

— Уходи, — прошептала она.

Он присел рядом с ней и схватил ее за руки так, чтобы она не смогла никуда уйти.

— Я не могу, Рейвен. Я не могу уйти, пока ты не поймешь, что я сожалею о сказанном. Прости. Пожалуйста, поверь мне.

Она слегка покачала головой, собираясь с мыслями.

— Я верю, что ты действительно сожалеешь, но ты не можешь забрать свои слова обратно. Или сомнения. Джош, не думаю, что это хорошее начало. Так что давай остановимся на этом, ладно?

— Нет, — он обхватил рукой ее лицо, заставляя ее смотреть на себя. Его дыхание только стало выравниваться, а голос был глубоким и хриплым. — Я говорил тебе, что я терпеливый человек. Я сделаю все, чтобы ты простила меня за то, что я сказал сегодня. Я не исчезну из твоей жизни. Рейвен.

Рейвен посмотрела на него и поняла, что пропала. Она знала, что сделает все возможное, чтобы защитить его, но не отпустит. Она не могла этого сделать. Даже чтобы спасти одного из них.

— Тогда ты должен кое-что узнать. И кое-что пообещать мне.

— Все что угодно, — не задумываясь, ответил он.

Она обвела взглядом роскошно обставленную квартиру:

— Это особая часть моей жизни, в которой для тебя нет места. Я смогу видеться с тобой, когда нахожусь в другой квартире. Но только не здесь. Здесь — больше никогда.

Он нахмурился:

— Но ты не скажешь мне, почему?

— Я не могу. Это из соображений безопасности. Если ты не можешь это принять, то нам не о чем больше говорить.

«Скажи мне, что ты с этим не согласен! Уходи скорее, пока я не погубила нас обоих!»

— Рейвен.

— Я не шучу! Я знаю, что у тебя много вопросов, что все это звучит и выглядит ужасно, но только ты сам должен решить, доверяешь ты мне или нет. И это все.

Много вопросов! Ее разум смеялся над ней. Все вокруг нее доказывало: ни один мужчина не поверил бы в то, о чем она просила. Ни один мужчина не стал бы ей доверять.

Джош всмотрелся в эти непоколебимые, прекрасные фиалковые глаза и в этот момент понял, что вне зависимости от того, насколько ужасно все на самом деле выглядело, он действительно ей доверял. Все сомнения исчезли.

— Хорошо, — он криво улыбнулся — кажется, я забыл сказать, что люблю тебя.

Она была потрясена.

— Джош, не говори мне этого. Сейчас все так запуталось. Я не могу даже думать.

— Я должен был сказать это, — он наклонился и нежно ее поцеловал. — Но я не повторю этого, пока ты не будешь готова это услышать. — Он отпустил ее, достал из кармана визитку и ручку. Перевернув карточку, он быстро написал номер и отдал ее Рейвен. — Это мой номер телефона в гостинице. Обещай мне, что позвонишь мне, как только вернешься в другую квартиру.

Она кивнула ему, будучи не в состоянии что-либо сказать.

Он поднялся и нерешительно посмотрел на нее. О боже, мысль о том, что придется с ней расстаться, была ему невыносима!

— Долго ты здесь пробудешь?

Рейвен встретила его взгляд со всей уверенностью, на которую была способна:

— Долго. Обычно я бываю здесь в течение длительного времени.

Его челюсти напряглись, но он кивнул:

— Я буду ждать. — Он направился к двери, но задержался. Он обернулся и пристально посмотрел на нее. — Никто не узнает, что я был здесь. Я прошел через служебный вход, так же и уйду.

И после этого ушел.

Она несколько минут смотрела на дверь, ощущая тепло его прикосновений, все еще осознавая внезапную мягкость его взгляда. Она неосознанно отметила, что музыка играла все время, пока он был здесь, магнитофон автоматически перевернул кассету. А в ее мозгу тоненький голосок криво усмехнулся: «Недаром Хаген сказал, что, влюбившись, я стану совершенно бесполезной для него».

Она сделала этот шаг, и не было дороги назад. Ни одна из ее мучительно выстроенных линий обороны не смогла выдержать его натиска, она не могла бороться со своими чувствами. И Рейвен спросила себя, чем и кем она может пожертвовать ради любви к мужчине.

— Больше никаких кувырканий в парке, — весело сказал ей Келси, когда они тайно встретились два дня спустя. — Ты выглядела немного рассеянной, вот я и подумал — тебе надо напомнить, что у нас очень жесткий график.

— Я рада, что ты это сделал.

Они были в музее, и Рейвен разглядывала большую абстрактную картину, висевшую на стене рядом со скамейкой, на которой они сидели. Кроме них в этом огромном зале больше никого не было.

Келси задумчиво посмотрел на нее:

— Не могу удержаться и не спросить, кто это был?

— Ой, только не притворяйся дурачком. Ты пробил номер его машины.

Он усмехнулся:

— Ну да. Машина взята напрокат.

— Да. Ну?

— Ну, — тихо ответил Келси — Я вытащил из компьютера много непонятной информации.

Рейвен медленно повернула голову и уставилась на него:

— С компанией по аренде автомобилей должно быть заключено соглашение.

— Это ты так думаешь. А я не смог проследить тот номер. Да, компания подтвердила, что машина принадлежит им. Но они сказали, что машина на ремонте, а не взята напрокат.

Внутри Рейвен разрасталась пустота.

— Его зовут Джошуа Лонг — спокойно сказала она — По крайней мере, мне он представился так, и я видела документ, удостоверяющий его личность. — Она припомнила и медленно добавила: — Только визитку с его именем и номером телефона. Думаю, это нью-йоркский номер. — Он дал ей визитку, но у Рейвен с собой ее не было, и она не могла вспомнить номер.

— Тревожный знак, — нахмурился Келси — Он не из Лос-Анджелеса? А где он остановился?

Он ответила ему. Она была готова одновременно и плакать, и смеяться: теперь настала ее очередь подозревать Джоша в том, что он был не тем человеком, за которого себя выдавал. Ей не нравилась эта неопределенность. Совсем не нравилась.

— Как ты с ним познакомилась?

— Он — мужчина, которого я сбила с ног в отеле.

Явно обеспокоенный, Келси провел рукой по волосам.

— Я проверю его. А ты тем временем, надеюсь, не будешь с ним встречаться. — Не услышав ответа, он повысил голос: — Рейвен?

— Я буду встречаться с ним только дома, — тихо ответила она, утаив от Келси, что Джош нашел ее в пентхаусе Леона Треверса.

Келси испытал легкое удивление, но только потому, что это произошло лишь сейчас. Он всегда знал, что когда-нибудь влюбившись, Рейвен полюбит по-настоящему.

— Я очень быстро проверю его — сказал он.

— Я все еще не понимаю, что делаю здесь, — пожаловался Заку Рафферти Льюис, когда они сидели в кабинете в номере Джоша. — Я адвокат, а не детектив. — Его смеющиеся карие глаза метнули взгляд на третьего человека, находящегося в комнате, поразительно красивого мужчину с львиной гривой светлых волос и внимательными голубыми глазами. — Это Лукас у нас занимается расследованиями.

— Ты, наверное, помнишь, — Лукас Кендрик ответил в своей необычайно притягательной манере — что не босс послал за нами, а Зак. И хотя я пробыл здесь всего один день, я согласен с ним. Здесь происходит что-то очень подозрительное.

— Ну и что именно?

Зак, сидевший без движения в глубоком кресле и мрачно рассматривавший остатки виски в своем стакане, рассказал недавно приехавшему адвокату все, что случилось вплоть до этого дня, и закончил:

— Лукас следил за леди, он расскажет тебе остальное.

Главный детектив империи Джоша начал рассказ:

— Я поинтересовался о ней в доме, управляющая которого сказала Джошу, что такая дама там не живет. То же самое она сказала и мне, утверждая, что квартира пустует. Тогда я проверил другую квартиру. Она арендована Тревесом, а не сдана в субаренду. Думаю, обслуживающий персонал не будет попросту болтать. Она покинула пентхаус сегодня утром, быстро изменила внешний облик в гараже и встретилась в музее с мужчиной. Если бы я не знал, что нужно наблюдать за «Пинто», я бы запросто ее упустил, потому что она выглядела совершенно по-другому. Несомненно, это была запланированная встреча, возможно, для обмена информацией. Я не смог войти в зал и подслушать их. Я был бы слишком заметен, так как в зале кроме них никого не было.

Обычно веселое лицо Рафферти стало серьезным так же, как и голос:

— А дальше?

— После она вернулась в гараж, опять приняла свой шикарный облик и вернулась в пентхаус. — Нахмурившись, он покачал головой. — Я смог найти болтливую девчонку из обслуживающего персонала знания, а это непросто, уж поверьте мне. У них очень хорошая система безопасности. Но девица сказала мне, что Рейвен Андерсон за глаза называют Ледяной Девой. Она находится здесь всего несколько недель. Никто из персонала не верит, что она любовница Треверса. Они думают, что он добился бы большего успеха у айсберга.

— А прислуга обычно в курсе таких вещей, — почти про себя заметил Рафферти.

— Чертовски верно, — вздохнул Лукас. — Таким образом, босс был прав в отношении, по крайней мере, одной вещи.

Зак слега пошевелился и взглянул на обоих:

— Возможно, по поводу остального он тоже прав. Когда прошлой ночью он вышел из пентхауса, он ей верил. Так или иначе, но она убедила его. Но мы-то знаем, сколько женщин пытались обмануть Джоша за эти годы. Его не проведешь. Я думаю, он прав в том, что ее биография была сфабрикована

Рафферти внимательно посмотрел на него:

— Это потому, что Джош ей поверил? Или было что-то еще, что, в конце концов, нашли в ее прошлом? Ты же сказал, что проверил его.

— О да, — помрачнев, кивнул Зак — Поверхностно. Мы стали копать глубже, чтобы все проверить. Когда мы копнули еще глубже, то произошла забавная вещь.

— Не держи нас в неведении — протянул Джош, стоя в дверях.

Все трое мужчин посмотрели, как он вышел из своей спальни, подошел и прислонился к столу. Никто из них не поднялся, но только потому, что Джош не любил формальностей. И, кроме того, их уважение к Джошу не требовало дополнительных показных знаков.

Только что приехавший Рафферти прищурился, когда увидел друга, а в последние годы и работодателя. Он заметил, что Джош похудел, и еще в его глазах появилось что-то тревожное.

— Привет, Джош.

— Рафферти. — Джош слегка улыбнулся — Приехал, чтобы спасти меня от тюрьмы или по другим причинам?

— Ты игнорируешь штрафы за неправильную парковку?

— Нет.

— Отлично, тогда я здесь как консультант, полагаю. — Он посмотрел на Зака, который кивнул.

— Джош, я подумал, что он должен быть здесь. Ситуация становится чертовки запутанной.

Джош скрестил руки на груди и невесело рассмеялся:

— Я мог бы предположить, что не смогу даже ухаживать за женщиной без каких-либо неприятностей. — Его жизнь была достоянием публики, и Джош за эти годы понял, что для него ничего не может быть просто. Затем он бросил взгляд на Рафферти. — На тот случай, если они еще не убедили тебя, то досье на Рейвен является сплошной ложью или какой-то ужасной ошибкой.

— Они меня убедили.

— Отлично, — Джош посмотрел на Зака — И что же забавного ты нашел?

— Отлично. Как я уже говорил, мы копнули глубже. И внезапно люди перестали с нами разговаривать. В прямом смысле слова. Даже информатор Лукаса в разведывательном управлении замолчал.

— Он никак не может со мной встретиться, — подтвердил детектив. — Джош, это дурно пахнет.

Джош, знавший достаточно о шпионских играх, нахмурился:

— Прикрытие?

— Нет, просто мертвая тишина. И я нутром чую: скоро нас попросят не лезть не в свое дело. Кто-то не хочет, чтобы мы копались в прошлом Рейвен Андерсон.

— Треверс?

— Запашок исходит не оттуда. Я бы сказал, это федералы.

Джош вспомнил об остром уме в фиалковых глазах.

— Думаешь, это возможно, что она работает на одно из агентств?

— Вполне возможно. А может быть, — невозмутимо продолжил Лукас, — что они следят за ней и не хотят, чтобы мы слонялись у них под ногами и нарушали план игры.

— Нет.

Лукас бросил взгляд на Зака и тихо сказал:

— Сегодня утром я снял несколько отпечатков в машине. Они полностью соответствуют досье.

— Досье — подделка. Не знаю почему, но я уверен в этом.

Полностью уверен.

Обменявшись взглядами, шеф охраны, адвокат и детектив пришли к одному и тому же решению.

— Хорошо, — ответил Зак. — Будем считать, что ты прав. И исходя из этого предположения, Джош, мы немедленно прекращаем копаться в этом деле. Немедленно!

— Я согласен, — сказал Рафферти, а Лукас кивнул.

Джошу потребовалось всего лишь мгновение, чтобы понять, почему эти трое сделали такое предложение, и его прошиб холодный пот. Он должен был догадаться об этом, он бы обязательно догадался, если бы не увлекся так сильно, стремясь выяснить, что происходит.

— Если мы продолжим копать… — пробормотал он и оборвал себя.

Рафферти спокойно сказал:

— Если она работает под прикрытием, а это единственное логическое объяснение ее фальшивому досье, и мы будем работать как черти, доказывая, что это подделка, то подвергнем ее большой опасности. Особенно если здесь замешан такой человек, как Леон Треверс. Что бы ни происходило, он стоит за этим.

— Можно посмотреть на это с другой стороны, — продолжил Лукас — В течение многих лет Треверса подозревали в торговле белыми рабынями, но никто не смог добыть доказательств. А теперь, несколько недель назад, в его жизни появляется женщина. У нее богатое преступное прошлое и по сведениям ЦРУ она представляет международные интересы в этой области. И если ее биография и это досье — фальшивки, то для этого есть только одна серьезная причина. Я думаю, кое-кто принялся за Треверса. Это единственное, что имеет смысл.

— А если мы сунемся в это дело… — пробормотал Рафферти.

— Он сможет заподозрить Рейвен, — пробормотал Джош, и его лицо стало серым. От страха за нее у него скрутило живот, и похолодела кровь, — почуять заговор и замести следы.

Слишком часто в своей жизни Джош уже видел результаты действия злого умысла, и мысль о том, что Рейвен из-за такого человека, как Треверс, заманили в ловушку, наполняла его мукой. Этот жестокий человек мог такое сотворить с женщиной, у него было так много возможностей причинить ей боль, на всю жизнь оставив шрамы, как на теле, так и в ее душе…что даже смерть стала бы желанной.

— Ты тоже рискуешь, — продолжил Зак, не обращая внимания на Джоша, который отмахнулся от его слов. — У Треверса своя агентурная сеть, и судя по отчетам, чертовки хорошая. Мы предприняли обычные меры безопасности, когда копались в ее прошлом, но мы не знали, с чем имеем дело. Если Треверс что-нибудь заподозрит, то он довольно быстро вычислит, что за этим стоишь ты. И он чертовски хорошо знает, кто ты такой, Джош. Он знает, что ты и раньше помогал органам правопорядка и спецслужбам, и он знает, как ты относишься к преступной деятельности такого масштаба. И он может начать охоту на тебя.

— Я бы на его месте так и поступил, — категорически заявил Лукас. — Джош, сейчас ты для него не просто угроза. Ты — смертельная опасность. У тебя есть очень влиятельные друзья, и ты можешь доставить ему массу неприятностей, если захочешь.

А Рафферти высказал решающий аргумент:

— И если Треверс поймет, что ты заинтересовался Рейвен как женщиной, то сможет использовать это против тебя.

— Мне необходимо увидеть Рейвен, — хрипло произнес Джош, бросаясь к телефону. — Предупредить. Я должен сказать ей, что я сделал…

— Что мы сделали, — поправил Зак.

На другом конце города, в ветхом жилом доме, примерно за час до того, как Джош и его помощники делились своими умозаключениями, Келси, ссутулившись, глядел на экран компьютера. Его глаза широко распахнулись от прочитанного. Затем он тихо выругался и потянулся к телефону.

— Алло, — ответил равнодушный голос.

— Сьюзен здесь? — радостно спросил Келси.

— Вы ошиблись номером, — вежливым тоном ответила Рейвен.

— Извините.

Он повесил трубку, понимая, что сейчас самое время использовать их пароль для чрезвычайной ситуации. Ему нужно встретиться с Рейвен, и как можно быстрее.

Он просмотрел информацию на экране компьютера, бессознательно качая головой. Проклятье! Как, черт побери, они разберутся в этом кавардаке? И как это Рейвен угораздило влюбиться в человека, который может все разрушить?

Он подумал, что это всего лишь вопрос времени, когда Треверс узнает от своих информаторов, что Джошуа Лонг копается в прошлом Рейвен.

Черт побери, Джошуа Лонг, широко известный как чрезвычайно умный, влиятельный, богатый… и честный человек.

Что же им предпринять? Придумать что-нибудь, найти какую-то причину заинтересованности Лонга в Рейвен, которая не повергла бы Треверса в ярость? Завербовать Лонга и как-то исправить ситуацию, чтобы она не представляла угрозы Треверсу? Или ускорить события и положиться на удачу, надеясь завершить дело до того, как Треверс вообще что-либо узнает?

Келси сделал второй звонок, шифруя и направляя сигнал таким образом, чтобы потребовалось бесконечно долгое время для его отслеживания.

Ему нужно было посоветоваться с руководством.

4

Все четверо мужчин подпрыгнули от неожиданности, когда в дверь номера кто-то внезапно стал стучать кулаком. Очень громко. Зак, который был ближе всех, подошел, чтобы осторожно посмотреть в дверной глазок, а затем, издав удивленный возглас, быстро открыл дверь. Секунду спустя его буквально оттолкнули в сторону, и в комнату ворвалась разъяренная фурия.

— Прочь с дороги!

Джош, непрерывно куривший и слушавший бесконечные гудки, положил трубку, погасил последнюю сигарету и стремительно встал на ноги.

— Рейвен!

Горящие фиалковые глаза прожгли адвоката и детектива, поднявшихся на ноги, и остановились на Джоше.

— Ты! — Она двинулась на него. — Ты представляешь, что ты натворил? Ты хоть представляешь, что ты наделал? Я должна…

Не обращая внимания ни на ее гнев, ни на присутствие своих помощников, Джош грубовато заключил ее в свои объятия и крепко поцеловал. Его облегчение было почти всепоглощающим. Она в безопасности. В данный момент, по крайней мере, она в безопасности.

На мгновение Рейвен растаяла в его объятиях, но затем гнев напомнил о себе, и она вырвалась:

— Нет, черт возьми! Теперь я знаю, почему ты так хорош в этом! Ты — проклятый плейбой, ты практиковался целые годы!

Звуки раскатистого смеха отвлекли ее внимание от Джоша, она обернулась и пристально посмотрела на трех мужчин, которых до этого почти не обратила внимания.

— Кто, черт возьми, вы такие? — сердито спросила она. В ее нынешнем состоянии она задала бы тот же самый гневный вопрос даже дьяволу, если бы он стоял перед ней со своими рогами и вилами, изрыгая огонь.

Джош прислонился бедром к столу и усмехнулся вопреки своему желанию. Этот новая сторона личности Рейвен заинтриговала его, и он наблюдал за ней, пока бормотал формальные представления.

Уперев руки в бока и сверкая глазами, Рейвен обратила свое внимание на внезапно смутившегося Лукаса.

— Ты задавал вопросы в моей квартире, — обвинила она его. — И ты следил за мной. Я думала, что оторвалась от тебя.

— У меня большой опыт в этом, — пробормотал Лукас, более чем раздраженный тем, что его засекли.

— Так же, как и у меня, — парировала она сердито. — И не только в уходе от слежки. Попробуй еще раз последить за мной, и ты узнаешь о нескольких других вещах, в которых я практиковалась. И могу обещать, что они тебе не понравятся.

Усаживаясь снова на стул, Зак сказал:

— Если у нас и оставались какие-то сомнения, то сейчас они точно рассеялись. Мы были правы, Джош.

Рейвен была все еще слишком сердита, чтобы придержать язык, чему в немалой степени способствовал тот факт, что Джош Лонг действительно владел королевством, империей. Это потрясло ее. Она пронзила взглядом рослого шефа охраны:

— Сомнения? Вас всехповесить бы за то, что вы сделали! И я подержала бы проклятую веревку! Месяцы — месяцы! — работы коту под хвост из-за героя-любовника, который не смог противиться желанию показать всем свою значимость!

Джош с готовностью перевел неизбежный взрыв со своих помощников на себя. Он обладал чувством справедливости, и это была его ошибка, что его помощники копались в ее прошлом. Он сказал:

— Если бы ты была честна со мной…

Рейвен повернулась и бросила на него взгляд, под которым он должен был съежиться.

— Я не знала тебя с сотворения мира, — резко оборвала она, игнорируя сдавленный смех позади себя. — И я не треплю языком при первой возможности! — Запоздало к ней пришло понимание, что как раз этим в данный момент она и занимается. Рейвен замолчала и продолжала сверлить его взглядом.

Джош посмотрел на своих друзей:

— Вы нас не оставите?

Рафферти, выходивший последним, оглянулся и с серьезным видом спросил:

— Может, мне стоит остаться, Джош? Ты, возможно, понадобится кто-то, кто защитит твои права.

Джош приподнял бровь, держась с достоинством, насколько это возможно, будучи несправедливо названым плейбоем и героем-любовником перед своими людьми. Рафферти засмеялся и тихо закрыл за собой дверь.

Рассматривая Рейвен и борясь с желанием снова обнять ее, Джош спокойно сказал:

— Я как раз пытался дозвониться до тебя прямо перед твоим приходом. — Он кивнул на место, где раньше были его друзья. — Они заставили меня осознать, что я наделал. Я сожалею, Рейвен. Я не подумал. То сфабрикованное досье на тебя просто… Я чуть с ума не сошел.

Рейвен резко обернулась, подошла к окну и стала смотреть на улицу. Когда Келси вызвал ее с помощью кода чрезвычайной ситуации, она даже не потрудилась замаскироваться. Она просто сменила автомобиль и постаралась приложить все усилия, чтобы за ней не было слежки. И так как Леон был на собрании правления, она чувствовала себя в достаточной безопасности, примчавшись сюда, чтобы посмотреть в лицо Джошу.

Она была одета в то же, в чем была, когда позвонил Келси, — в белое шелковое платье, которое нежно льнуло к ее груди и талии, переходя в свободную юбку, легко касавшуюся ее коленей. На лицо был нанесен макияж, подходящий к ее роли — ничего чересчур яркого, но мягко затемненные таинственные глаза были похожи на кошачьи, и черты ее лица, мастерски очерченного, казались заостренными и экзотическими.

Очень тихо Джош сказал:

— Я мог бы догадаться, какую роль ты играешь, даже без того досье. Таинственная женщина, соблазнительная, но ни разу не соблазненная. Зажигающая огонь, но никогда сама не загорающаяся. Прядущая сеть, в которую сама никогда не попадает.

Резко, на грустной ноте, он добавил:

— Ты должна познакомиться с моей сестрой.

Рейвен проигнорировала это совершенно нелогичное заключение. Вместо этого она обдумывала, как он описал ее роль, и почти рассмеялась. Оценивая представление, которое разыграла для его людей, она решила, что не была столь хорошей актрисой, как, казалось, думал Джош. «Будь он проклят за то, что заставил меня потерять контроль», — думала она, но не почувствовала никакой злости, даже возмущения.

— Рейвен…

— Почему ты не мог послушаться меня, — спросила она, стремясь сохранить спокойный голос. — Зачем тебе было нужно это расследование?

— Уже было слишком поздно останавливаться, — серьезно ответил он. — Мы уже копались в твоем прошлом. И после того, как я ушел от тебя, я очень боялся, что ты влезла не в свое дело, боялся, что тебе причинят боль.

— Я была в совершенной безопасности. — Она смотрела на него. — Тогда.

Джош сделал глубокой вдох и медленный выдох.

— Рейвен, я отдал бы все, чтобы никакого расследования не было, чтобы отвести от тебя опасность, которую сам на тебя навлек. — Он подумал, что она смотрит на него довольно странно.

— Скажи мне, — потребовала Рейвен. — Во что, ты думаешь, я вовлечена?

Он не колебался:

— Я полагаю, что ты работаешь с кем-то или на кого-то, кто хочет посадить Леона Треверса за решетку навсегда. Вероятно, по обвинениям, касающимся торговли белыми рабынями.

Выражение ее лица никак не изменилось, сейчас профессиональная маска была на месте:

— Понятно. Ну что же, Келси, кажется, был убежден, что ты быстро выяснишь это.

— Келси?

— Мой напарник.

Количество вопросов в голове Джоша увеличивалось, но он сдерживал их. Он уже нанес достаточный ущерб своими вопросами.

— Это была единственная вещь, которая имела смысл, — сказал он. — Зак поднял досье на тебя довольно быстро, и я не мог поверить этому. Ты была вне досягаемости. И у меня было лишь то проклятое досье, прожигающее мой мозг. Я должен был опровергнуть его. Именно поэтому я и пошел в пентхаус.

— Ты думал, что я любовница Леона Треверса.

— Нет, — сказал он быстро. — Я знал, что должна быть какая-то причина, объяснение.

Рейвен безрадостно засмеялась. Ее глаза на мгновение наполнились воспоминанием о боли:

— В пентхаусе мне так не показалось.

Он сделал шаг к ней, затем остановился, поскольку она сразу напряглась.

— Рейвен, пожалуйста, попробуй понять. Я влюбился впервые в жизни в замечательную, красивую женщину со смеющимися глазами. И я знал лишь то, что полюбил ее. И затем, когда я даже не успел узнать ее поближе, она исчезла. И вот передо мной досье, фотография и уверенность в том, что она живет в пентхаусе Треверса.

— Ты поверил этому. — Она знала, что была несправедлива, знала, что все доказательства изобличали ее. Но она все еще чувствовала боль и не могла отнестись к этому профессионально.

Он сделал еще один шаг, его глаза смотрели прямо и настойчиво, его лицо было немного бледным.

— Нет. Я почти сошел с ума, но независимо от того, насколько я был безумен, я не мог поверить этому. Именно поэтому я продолжал копать глубже, Рейвен. Именно поэтому я не мог оставить все, как есть.

— Я просила тебя доверять мне.

— Я так и сделал. Но я испугался за тебя.

С усилием, которое сломало что-то внутри нее, Рейвен оторвала свой взгляд от него и посмотрела в окно. Она могла буквально чувствовать его напряжение, его настойчивое стремление убедить ее. Необычное сопереживание едва ли удивило ее, поскольку теперь она узнала это чувство. Но неосознанно она задавалась вопросом, как мужчина мог выглядеть столь спокойным, как Джош, если скрывал столь мощные эмоции, что она могла чувствовать, как они исходят от него.

Но разве она сама не скрывала собственные эмоции? Как только возникла эта мысль, Рейвен почувствовала обжигающие слезы и поняла, что ее собственное показное самообладание улетучивается. Будь он проклят! Он разрушил годы обучения и опыта. Она отчаянно смаргивала слезы.

— Рейвен.

Его голос был близко, слишком близко, и она дернулась почти судорожно, чтобы отойти. Но его руки опустились ей на плечи и повернули ее лицом к нему. Это было уже слишком. Это просто оказалось последней каплей. Она должна была что-тосделать. Сказались годы обучения и опыта, и Рейвен среагировала так, как будто это какой-то убийца положил на нее руки.

С молниеносной скоростью и остро отточенными рефлексами она повернулась в мастерском движении, которому едва ли двадцать человек во всем мире будут способны быть равными или противостоять. В теории — и до сих пор на практике — напавший на нее был бы уже на полу, без сознания.

Вместо этого движение Рейвен было блокировано с равной молниеносностью, причем, даже защищаясь, он старался не причинить ей боль. Затаив дыхание и дрожа, она посмотрела ему в глаза, оба ее запястья были зажаты за ее спиной, а тело беспомощно прижато к нему. Он держал ее в ловушке. Глубокий V-образный вырез ее платья сдвинулся в ходе борьбы, обнажив одно плечо, но она ничего не сказала, когда Джош поднял свободную руку, чтобы мягко вернуть белый шелк на место.

Пристально вглядываясь в фиалковые глаза, сердитые и ошеломленные, он мягко сказал:

— Ты хорошо обучена. Но и я тоже.

Ее голос был хриплым:

— Нет и двадцати человек в мире, которые могли бы противостоять этому приему.

— Двадцать два. Мою сестру и меня самого обучали тайно.

Она испытывала головокружительное чувство, ощущая, что ее грудь прижата к его твердой груди, его бедра — к ее. Но она говорила ровно:

— Почему тайно?

Рука на ее плече поднялась, чтобы мягко отвести назад прядь длинных волос, а его глаза неотрывно следили за движением, пока его теплая рука не легла на ее шею:

— Мой отчим думал, что так будет лучше всего. Если бы никто не знал, что я и моя сестра можем постоять за себя, то мы имели бы преимущество.

Рейвен сглотнула, внезапно почувствовав пульсирующее желание. Она не была уверена, исходило ли оно от нее или от него. Это не имело значения.

— Почему это было необходимо? Потому что вы были богаты?

— Частично. — Его голос стал более глубоким и хриплым. — Но также и потому, что мой отчим — Стюарт Джеймсон.

Ее глаза расширились. Она, возможно, не была знакома с политической и деловой элитой, но в высших научных кругах не было лиц, которые были бы неизвестны ей.

— Я слышала его лекцию много лет назад. Он говорил нам о самых плохих сценариях развития событий. Он говорил: «Вы всегда должны ожидать самое худшее и знать, что будете делать, если это случится».

Джош медленно кивнул, его глаза остановились на ее губах:

— Он сказал Сирине и мне то же самое, когда мы были еще совсем молоды.

Рейвен вспомнила кое-что еще, и у нее перехватило дыхание:

— Его жена …, она была случайно убита, когда кто-то пытался добраться до него.

Его глаза потемнели. Джош снова кивнул:

— Это была моя мать.

Она едва поняла, что он отпустил ее запястья, и не отдавала отчета в своих действиях, когда подняла руки и обвила их вокруг его талии. Ее сердце внезапно заболело.

— Твоя мать… О, Джош, я сожалею.

— Это было давным-давно, — однако в его голосе была печаль. — Но я не забыл уроки Стюарта. Понимаешь, Рейвен, когда я понял, что наделал, и в чем ты участвовала, я сразу вспомнил те наставления. Я увидел так ясно, что Треверс мог сделать с тобой. Все способы, которыми он мог причинить тебе боль. — Дрожа, он сделал глубокий вздох. — Я не понимал…

Странно спокойным голосом, который был гораздо страшнее любой вспышки ярости, Джош сказал:

— Знаешь, я убил бы его. Если бы ты не пришла, то я пошел бы за ним. Просто я не мог допустить, чтобы он набросился на тебя.

— Джош…

Его рука запуталась в ее длинных волосах, и Джош наклонил голову, отчаянно впиваясь в ее рот. Губы Рейвен немедленно разомкнулись, позволяя его языку медленно исследовать ее рот. Она чувствовала, как всепоглощающая нежность зажигает пламя глубоко внутри нее.

И было что-то еще, что одновременно и волновало, и удивляло. Никогда в жизни прикосновение мужчины не затрагивало ее так, как это, стремительно зажигая огонь. Она знала, что любила его, но даже это не подготовило ее к мгновенному взрыву всех чувств, безумной потребности принадлежать ему.

Предыдущие годы Рейвен были слишком переполнены действительностью, чтобы предаваться фантазиям, но теперь ее воображение рисовало образы, вдохновленные требованиями ее тела. Она могла вообразить его обнаженным, во всей мощи желания, его мускулистое тело, гладкое и сильное. И ее собственное тело болело, настойчиво требуя, чтобы его сила заполнила ее пустоту.

Ее мягкий стон был поглощен его ртом, когда она почувствовала, что ее шелковое платье и его одежда перестали быть препятствием для жара их тел. Языки пламени из ее живота потекли по венам, пока она не запылала от макушки до кончиков пальцев ног.

Беспокойный жар заставил ее бессознательно двигаться, инстинктивно пытаясь облегчить растущее напряжение, ее ногти впились в его спину. Несмотря на то, что отдаленная, осторожная часть ее сознания отметила, что рядом кто-то двигается и говорит, ее это совершенно не волновало.

— Мм… Джош?

Джош поднял голову, пристально глядя в ее ошеломленные глаза.

— Убирайся отсюда, Зак, — пробормотал он хрипло, его неподвижный пристальный взгляд устремился вниз на немного припухшие красные губы, которые были приоткрыты и, казалось, безмолвно просили следующего поцелуя. И он тоже хотел этого. Боже, как он хотел этого!

— Я бы рад, — пробормотал Зак, очевидно испытывая некоторые трудности с голосом. — Поверь, я бы рад это сделать. Но у нас посетитель, и он, кажется, решительно настроен поговорить с тобой.

— Скажи ему, пусть катится к черту, — рассеянно сказал Джош, все еще продолжая пристально смотреть на запрокинутое лицо Рейвен. Он подумал, что тени для век, которые являлись частью роли, делали ее взгляд по-кошачьи загадочным. Но одновременно то женское, что он увидел в этих фиалковых глазах, и его собственные мужские инстинкты призывали унести ее куда-нибудь и спрятать ото всех навсегда.

— Не возражаете, если я отправлюсь туда, когда мне это самому будет удобно? — спросил кто-то сухо.

Джош почувствовал, что Рейвен медленно напряглась в его руках, желание исчезло из ее глаз, как если бы подул прохладный бриз, и он был удивлен, увивидев, что она слегка поморщилась, повернув голову, чтобы посмотреть на посетителя. Ее лицо выражало сожаление. Она не разомкнула объятий, но было очевидно: что-то умерило ее пыл.

Джош не потрудился посмотреть на вошедшего, ему было достаточно того, что кто-то потревожил его Рейвен.

— Кем бы вы ни были, уйдите!

— Нет, — парировал посетитель с удивительной легкостью.

В течение одного момента, когда происходила борьба между требованиями тела и врожденным чувством юмора, Джош испытывал желание зарычать «отрубите ему голову!». Не то, чтобы он это сделал, конечно. Рассуждения Рейвен о принцах и его собственные о королевствах, не говоря уже о неудовлетворенном желании, просто потушили его остроумие, решил он.

— Здравствуйте, Хаген, — тихо и подавленно сказала Рейвен.

— Рейвен. Не ожидал встретить тебя здесь. — Голос мужчины был очень мягок.

Она кашлянула. В ее глазах мерцало нелепое виноватое выражение. Раздраженный Джош решил, что посетителю лучше поскорее объяснить цель своего визита и тут же уйти, ибо его присутствие так очевидно расстраивало Рейвен.

Соответственно, Джош приготовился взять ситуацию в свои руки. И в таком своем настроении он прекрасно мог это сделать. Одной рукой он обнимал Рейвен, отступая за свой стол, затем сел и притянул ее к себе на колени.

— Джош… — сказала она голосом, в котором звучало нечто среднее между изумлением и ужасом. Хотя он не мог знать об этом, но она вспомнила нетрезвого поклонника, который бодро и шутливо ухаживал за ней в переполненном баре, и не стеснялся открыто выражать свои чувства. И подумала, что любит его в этот момент сильнее, чем когда-либо прежде.

С Рейвен на коленях Джошу было трудно сверлить взглядом вообще кого-либо, но он попытался это сделать и направил пристальный раздраженный взгляд на посетителя. То, что он увидел, не говорило о посетителе ничего хорошего.

Хаген был полным маленьким человеком, который терялся на фоне трех помощников Джоша, окружавших его. Он был не выше пяти футов четырех дюймов.[5] Костюму-тройке, в который он был одет, не помешало бы побывать в руках хорошего портного, он трещал по швам и почти неприлично растянулся на бесстыдно выпирающем брюшке. У мужчины было лицо херувима с полными розовыми щеками и маленькими блестящими глазками, а на его круглой голове была поношенная мягкая фетровая шляпа, которую отказался бы носить даже самый последний бродяга.

Потрясенный этой картиной, Джош ненадолго закрыл глаза и крепче обнял Рейвен.

— Ну ладно, — нетерпеливо сказал он. — Что Вы хотите?

Хаген снял шляпу и начал смешно мять ее своими пухлыми руками.

— Всего лишь минуту вашего времени, мистер Лонг.

— Что бы вы ни продавали, мне это не нужно. — Джош был немного разочарован в своем начальнике службы безопасности, потому что этот человек так или иначе сумел обмануть Зака, и проникнуть в номер. — Вон отсюда!

Рейвен издала странно сдавленный короткий звук и прошептала:

— Джош, ты не понимаешь…

Рафферти неумышленно перебил ее:

— Джош, я думаю, ты должен выслушать его. Он сказал, что …

Теперь была очередь Хагена прервать. Что он и сделал внезапно тихим и твердым голосом:

— Позвоните вашему отчиму, мистер Лонг. Назовите ему мое имя.

Взгляд Джоша обострился, когда он пристально посмотрел на Хагена. Эти небольшие блестящие глаза, понял он, были настолько яркими не из-за юмора, а из-за острого ума. И он также запоздало понял, что Рейвен знала этого человека и уважала его.

— Позвоните Стюарту Джеймсону, — сказал Хаген, и это была не просьба, а почти приказ.

Джош протянул руку, и придвинул телефон ближе, он отвел взгляд от Хагена, только когда это стало необходимым, чтобы набрать номер. Потом он снова устремил непроницаемый пристальный взгляд на странного посетителя.

Рейвен, сидя тихо и неподвижно на его коленях, едва прислушивалась к тому, о чем говорил Джош. Ее нынешнее положение, не говоря уже об объятиях Джоша в тот момент, когда вошел Хаген, доставляло ей неудобство, но она не могла найти силы, чтобы оправдаться. И Хагена устроило бы далеко не любое оправдание.

Джош дозвонился до отчима быстро и так же быстро назвал Хагена, описав его несколько нелестно. Потом он замолчал, и только Рейвен могла слышать пространный и уверенный ответ из трубки. Она слышала лишь голос, но не потрудилась попробовать прислушаться к тому, что говорилось. Она и так знала то, о чем шла речь.

Когда Джош, наконец, положил трубку, выражение его лица не изменилось. Но его взгляд стал внимательным, а голос, если и не дружелюбным, то, несомненно, более вежливым, чем прежде:

— Хорошо, мистер Хаген, теперь я знаю, кто Вы. Присядьте и расскажите мне, с какой целью Вы сюда пришли.

Хаген принял бесцеремонное приглашение и прошел к стулу возле стола.

— Вам разрешено услышать то, что я должен сказать, — сказал он. — А Ваши люди?

— Они тоже. У меня нет от них секретов. — Джош посмотрел на Рейвен, и внезапно смех осветил его глаза. — Совсем никаких.

Рейвен внезапно поняла, что он имел в виду, и посмотрела на трех крупных мужчин, которые устраивались на кушетке и стульях, и ее пристальный взгляд скользнул дальше. «Совсем мало секретов», — мысленно она криво усмехнулась, сознавая, как много знали эти мужчины.

Хаген принял заверения Джоша и бегло взглянул на каждого из его трех помощников перед тем, как сосредоточить свое внимание на Джоше. При этом он снисходительно игнорировал местонахождение Рейвен.

— Так как Вы теперь знаете, кто я, то должны также понять, что я, мм, босс Рейвен.

— Понимаю.

— Я полагаю, — мягко сказал Хаген, — что Вы не знали этого прежде, чем влезли и, вполне вероятно, уничтожили плоды многих месяцев работы, мистер Лонг.

Взгляд Джоша стали жестче:

— Нет, не знал.

Хаген вздохнул, посетовав, очевидно, на капризы судьбы:

— Нет, конечно, вы не знали. И хотя Рейвен, без сомнения, профессионал, но она не имела понятия, что в одной половине своей двойной жизни она свяжется с мужчиной, который сможет разрушить другую половину. — Он размышлял над этим мгновение, потом сказал самому себе: — Я должен убедиться, чтобы это никогда не повторилось. Оперативные работники должны знать о влиятельных людях вне круга своих интересов.

Джош смотрел на Рейвен:

— И каков круг твоих интересов?

Присутствие ее руководителя здесь было молчаливым разрешением говорить, поэтому Рейвен так и сделала:

— Я специализируюсь на похищении людей с целью выкупа и торговле белыми рабынями, — объяснила она, стараясь забыть, что сидит у него на коленях. — Обычно с похищениями работать проще, так как похитители предъявляют требования выкупа, а, попав в рабство, девушки просто исчезают.

Джош утратил интерес к Хагену, и не спешил вновь проявить внимание к нему. Он продолжал пристально смотреть на Рейвен, стараясь при этом не обращать внимания на то, что она сидела у него на коленях. Поначалу это казалось хорошей идеей, но теперь стало довольно неудобным.

— Понятно. И как долго ты этим занимаешься?

— Активно — пять лет, а до этого проходила обучение.

Пять лет на темной стороне жизни… Джош тряхнул головой.

— Почему? — спросил он ее.

Рейвен не нуждалась в этом вопросе, она сама спрашивала себя об этом достаточно часто:

— Обычные причины, я полагаю. Волнение, опасность, приключения. И… Я хотела сделать что-то, чтобы помочь.

Очень спокойно Хаген сказал:

— Скажи ему, Рейвен.

Она повернула голову и посмотрела на выглядящего обманчиво глуповатым мужчину, потом снова на Джоша. Выражение ее лица было напряженным.

— У меня была сестра, — сказала она. — Старшая сестра. Когда я была на последнем курсе в колледже, моя сестра поехала на каникулы с несколькими друзьями. Обратно она так и не вернулась.

Джош чувствовал, как медленная, сильная боль скрутила его. Впервые он видел едва уловимую тень в ее глазах, и ее боль была его болью.

— Она…

— Я нашла ее. — Голос Рейвен был тихим и невыразительным. — Когда она исчезла, я целый год искала ее. Именно тогда Хаген связался со мной и предложил обучать меня. Мне не удавалось найти сестру, хотя я наделала достаточно шуму.

— И я услышал это, — небрежно заметил Хаген.

Джош не отрывал взгляда от неподвижного лица Рейвен, ожидая удара, не сомневаясь, что он последует.

— Я прошла обучение и узнала, где смотреть и что искать. Но она пропала так давно. Я нашла ее по чистой случайности. — Тихий голос Рейвен был единственным звуком в комнате. — Она… не так повезло, как некоторым девушкам. Первый мужчина …, купивший ее, быстро пресытился ею и продал ее. Дальше она быстро скатывалась все ниже и ниже. Я нашла ее на Ближнем Востоке. В публичном доме.

Джош сжал зубы, чтобы удержаться от громкого стона, и его руки инстинктивно привлекли ее ближе. В его сознании вспыхнуло предположение, которое он едва не озвучил, и ее тихий невыразительный ответ: «Я не шлюха». Неудивительно, что она выглядела тогда настолько разбитой!

Рейвен продолжила:

— Они держали ее на наркотиках, и она была больна. Она так и не узнала меня. Она не прожила достаточно долго, чтобы вернуться домой.

— Рейвен… — Это был не больше, чем шепот.

Она смотрела на него, и из ее глаз медленно исчезали тени. Затем она выдавила улыбку:

— Я полагаю, что это настоящая причина, по которой я взялась за эту работу.

Хаген начал говорить спокойно, очевидно, решив, что пришло время полностью раскрыть, чем сейчас занималась Рейвен:

— Мы знали в течение многих лет, что Леон Треверс связан с торговлей белыми рабынями, но не могли добраться до него лично. Он защищен цепью слепых, глухих и немых служащих, которые знают слишком хорошо, что предать его означает смерть.

Джош, все еще испытывая боль за Рейвен, вынудил себя обратить внимание на Хагена:

— В таком случае, почему вы думаете, будто сможете прижать его теперь?

— Он совершил ошибку. Или, возможно, выражаясь более точно, кто-то в его организации совершил ошибку. Несколько недель назад две молодых девушки были похищены в трех кварталах от их дома в Виргинии. Им по семнадцать, и они необычайно красивы. Близнецы. Новинка … новинка, за которую кто-то может очень хорошо заплатить.

Джош кивнул, и сделал предположение:

— И также они особенные в другом отношении?

Хаген выглядел довольным.

— Стюарт всегда говорил, что Вы проницательны. Да, действительно, это не обычные девушки. Их воспитывали вдали от пристального внимания публики, но оказалось, что это дочери очень влиятельного человека. В течение нескольких часов он уведомил надлежащего человека — меня — что его дочери пропали. И благодаря его оперативности мы смогли практически сразу получить преимущество. Мы не дали информации об их исчезновении просочиться в прессу и действовали очень осторожно. В течение нескольких дней мы проследили девушек до Калифорнии, а конкретно до Лос-Анджелеса. Так как не последовало никаких требований о выкупе, мы пришли к выводу, что, кто бы ни похитил девушек, он собирался получить за них деньги в другом месте. Но мы не знали, кто спланировал похищение. Ведь в проституцию вовлечено гораздо больше людей, чем могло бы показаться простому человеку. И в тот момент, когда, по общему признанию, мы потеряли девушек, нам крупно повезло. Один из моих оперативников, ведя обычное наблюдение за Треверсом, заметил, что тот ненадолго заезжал в один очень приличный дом в ближайшем пригороде. Сначала это просто привлекло внимание оперативника — до того момента, как одна из этих сообразительных девушек не ухитрилась выбросить свой дорогой золотой браслет в окно. Он видел девушку только мельком, но этот браслет был почти как удостоверение личности.

Джош чувствовал, что в нем медленно закипает гнев. Он был вызван его большим опытом в области тайных операций. Он ненавидел практику отсрочки спасения жертв, чтобы поймать «важных» преступников.

— Почему Вы не шевелились? — потребовал он. — Не вытащили их оттуда?

Хаген слабо улыбнулся, понимая причины гнева мужчины:

— На самом деле мы шевелились, мистер Лонг. Нам потребовалось два часа, чтобы доставить туда команду, которая справилась бы с вооруженными охранниками, которых видел мой человек. Но девушки исчезли. И мой человек, оставленный там, тоже исчез.

Джош кивнул, как бы извиняясь:

— Понятно. Вы снова упустили след. Но не Треверса.

— Не Треверса. — Если Хаген и принял молчаливое извинение, он не сказал об этом. — К тому времени мы накопили достаточно информации на Треверса. И мы имели доказательства, которые подтвердили нашу уверенность в том, что у него есть несколько надежных мест для частого перемещения девушек. Они никогда не были дважды в одном доме и никогда не оставались там дольше, чем на день. И так в любом месте. Также мы были уверены, что девушки находились в этом районе, по крайней мере, два месяца, пока обговаривались детали их продажи. Таким образом, у нас было время, чтобы найти их.

Джош, думая, через что эти девушки, вероятно, прошли, беспокойно пошевелился:

— Бедные дети. Их держали под охраной, с ними плохо обращались — Он осекся, поскольку понял, что Хаген настойчиво смотрел на Рейвен. Он проследил за этим пристальным взглядом, и она рассеяла его опасения:

— Нет, с ними не обращались плохо. Приличная еда, никаких наркотиков за исключением легких успокоительных. И никакого насилия. — С отвращением она объяснила, — Те, кто торгуют рабынями на высшем уровне, не портят свой товар. Девственность также высоко котируется, и некоторые клиенты требуют врачебного освидетельствования, чтобы подтвердить это.

Она говорила настолько уверенно, что Джош почувствовал холод:

— Рейвен …, откуда ты знаешь?

Она избегала смотреть на Джоша, переведя взгляд на Хагена и глядя на него умоляюще. Ясно, что она не хотела отвечать на вопрос.

Хаген ответил вместо нее:

— Дважды за прошедшие три года, — сказал он спокойно, — Рейвен «похищали» для продажи в сексуальное рабство. Она прошла весь маршрут, от самого похищения до клиента, который … покупал ее. — Он, должно быть, увидел ярость во взгляде Джоша, потому что рассказал даже больше, чем хотел. — Конечно, мы постоянно были с нею. Она никогда не была в опасности, большей, чем та, какой могла подвергнуться, просто переходя дорогу.

Впервые за все это время один из помощников Джоша заговорил. Это был Зак, и его голос был резок:

— Ну да. А солнце встает на Западе. Почему бы вам не рассказать нам еще несколько сказок?

Рейвен смотрела на рослого шефа безопасности, удивленная жесткостью его реакции, но Хаген лишь улыбнулся:

— Это было ее собственное решение, фактически, ее требование. И ей не причинили вреда. Благодаря ее работе мы смогли уничтожить обе преступные организации, замешанные в торговле рабынями, а раньше мы не могли их достать.

Джошу было страшно подумать, что могло случиться с Рейвен в эти моменты, несмотря даже на то, что все, очевидно, закончилось благополучно. Он вернул беседу к первоначальной теме:

— Хорошо, таким образом, девушки находятся в относительной безопасности. Треверс был вашей единственной зацепкой. Что дальше?

Хаген кивнул:

— Мы потратили много времени и сил, чтобы создать надежную легенду на международного «покупателя» в случае необходимости. И, наконец, возникла ситуация, для которой мы все это планировали. Я отозвал Рейвен…

— Откуда? — прервал Джош, снова отклонившись от темы.

Хаген слегка поморщился, когда ему вновь пришлось отклониться от темы, но ответил:

— Из Гонконга.

Джош посмотрел на Рейвен, которая впервые за последнее время продемонстрировала проблеск чувства юмора. Это походило на волшебство. Просто прищурив глаза и, очевидно, начав мыслить по-восточному, она внезапно стала выглядеть как азиатка:

— Удивительно, как легко можно запудрить другим мозги, стоит только надеть кимоно, — пробормотала она.

Джош, поняв, что сидит с открытым ртом, торопливо закрыл его, когда его друзья расхохотались. Ошеломленный, он вновь посмотрел на Хагена:

— Понятно. Вы вызвали ее из Гонконга. А потом?

— Мы внесли необходимые исправления в подготовленную нами легенду: отпечатки пальцев Рейвен, фотография и так далее. Потом мы распространили слухи в нужных кругах и ждали несколько дней, когда заинтересованные люди зашевелятся. Треверс, как и ожидалось, зашевелился. Мы поселили Рейвен в безумно дорогом номере в лучшей гостинице города, и он почти тут же позвонил.

Джош нахмурился, смех был моментально забыт:

— Треверс параноик, это общеизвестно. Почему вы были уверены, что он примет Рейвен так быстро?

В глазах Хагена еще были смешинки:

— Для этого была причина, которую, как я полагаю, Вы поймете, мистер Лонг. Видите ли, у Треверса, как и у любого мужчины, есть свои слабости. И его самая большая слабость имеет две составляющие. Во-первых, как бы идеалистично это не звучало, и как бы не было трудно в это поверить, но он по-настоящему хорошо относится к женщинам. Это его слабое место. Он с подозрением относится к любому мужчине, но никогда к женщине. И по-настоящему удивительно то, что никто не использовал это против него. До меня.

Джош все еще хмурился, но не потому, что сомневался в умозаключениях Хагена. На самом деле он и сам слышал нечто подобное:

— И Вы утверждаете, — настойчиво спросил он, — что Рейвен может его не опасаться?

— Нет. О нет, это было бы слишком просто, не так ли? Но, проще говоря, женщинам легко завоевать его доверие. И легко разрушить в определенном случае, хотя никогда — в целом. Если он перестанет доверять одной женщине, он не перестанет доверять им всем. Нет, Рейвен могла бы легко оказаться в опасности, если бы потеряла доверие, которое завоевала с таким трудом.

Джош впитал эти слова. Потом, обдумав их, он снова почувствовал комок страха при мысли об опасности, которую навлек на нее:

— Хорошо. Вы сказали, что его слабость имеет две стороны?

— Точно. И это было второй причиной для того, чтобы выбрать Рейвен. — Теперь Хаген широко улыбался. — Видите ли, мистер Лонг, Треверс имеет слабость к женщинам. И абсолютно одержим прекрасными брюнетками.

5

Конечно, это было смешно, но Джошу совсем нетрудно было в это поверить. Он тихо вздохнул и посмотрел на Рейвен, сопротивляясь почти непреодолимому желанию поцеловать ее. И к чертям всех, кто на них смотрит. Потом он перевел взгляд на Хагена:

— Понятно.

— Он обращается со мной как с леди, — продолжила Рейвен. — Даже притом, что он знает … ну, кем я, предположительно, являюсь. Он никогда даже не заигрывал со мной. У меня возникло больше проблем с Теодором, чем с Леоном.

— А кто этот Теодор? — спросил Джош.

Не отдавая себе отчета, Рейвен теребила его пальцы, лежавшие на обтянутом шелком бедре.

— Правильнее будет спросить, чем занимается Теодор, — сказала она сухо. — Он кто-то вроде помощника Леона, но он совершенно не подходит для этого. И всякий раз, когда Леона не оказывается поблизости, он заигрывает направо и налево. — Невзначай она добавила: — У него липкие руки.

Интересно, почему она не чувствует, что её достоинство ущемлено, хотя сидит на коленях у Джоша, и четверо мужчин видят это? Наоборот, она чувствовала себя восхитительно беззаботной, как и в тот момент, когда их с Джошем прервали эти же самые четверо мужчин. Казалось, что это не имеет значения.

Несмотря на чрезвычайную серьезность обсуждаемого предмета Джошу с невероятным трудом удавалось на нем сосредоточиться. Волна гнева мгновенно поднималась в нем, когда он слышал, что кто-то пытался приставать к Рейвен, но эти чувства быстро отступали, так как она оставалась равнодушна. Очевидно, она могла справиться с Теодором. Вспоминая примененный ею ранее защитный прием, Джош подумал, что она могла справиться с большинством мужчин.

Он опустил взгляд и посмотрел, как ее пальцы перебирают его, радуясь тому, что другие мужчины ничего не могли видеть из-за стола. Ему самому было любопытно, как долго он сможет продолжать спокойно сидеть с Рейвен на коленях и не обезуметь.

Хаген продолжил в тишине:

— Таким образом, вы видите, у нас имеется, по крайней мере, два сильных аргумента в нашу пользу. Но когда Треверс обнаружит, а это почти наверняка случится, что Джош Лонг тщательно проверяет информацию о прошлом Рейвен, он не почувствует в этом возможный роман. Он почувствует западню.

Джош, которого сильно волновала угрожающая Рейвен опасность, заставил себя сосредоточиться на Хагене. С неохотой он признал:

— И вы не можете отозвать ее. У вас нет времени, чтобы взять другого оперативника, который войдет к нему в доверие, не так ли?

— Так.

Джош беспокойно задвигался, затем замер, когда его тело бурно отреагировало на Рейвен. Он откашлялся и попробовал думать.

— И что тогда? У вас должен быть план.

— Это зависит от вас. — Хаген слабо улыбался. — У меня есть кое-какой план. Я думаю, что он сработает. Не забывайте, я накапливал информацию о Треверсе на протяжении многих лет. Я следил едва ли не за каждым его шагом. Я много раз проникал в его мысли и знаю, как он думает. И я думаю, что мы сможем обставить все дело так, что он обязательно примет ваше внезапное появление в жизни Рейвен довольно естественно, а совсем не как угрозу.

— Хорошо. И каков план?

Глядя на трех сидящих около него мужчин, Хаген пробормотал:

— Чем меньше людей знает об этом…

Зак тихо перебил:

— Мы славимся своей осторожностью.

Джош перевел на Хагена твердый взгляд:

— План.

Хаген мягко улыбнулся ему, очевидно убежденный, что помощники Джоша заслуживали доверия.

— Как вы смотрите на то, чтобы выставить себя на всеобщее посмешище?

***

— Где бы вы хотели пообедать, моя дорогая?

Войдя в роль Ледяной Девы, Рейвен слегка оперлась на руку Леона Треверса, когда они вышли из лифта.

— Оставляю это на ваше усмотрение. — Как всегда, ее голос звучал прохладно и вежливо, выражение лица было бесстрастно, что красноречивее всех слов говорило об ее актерских способностях, так как на самом деле она была напряженна и обеспокоена. А если что-то пойдет не так, как надо?

И почти сразу же кое-что произошло.

Теодор несся им наперерез через вестибюль как кролик, преследуемый воображаемыми гончими, и взволнованно поприветствовал своего нанимателя и родственника:

— Леон, я не могу найти тот контракт!

Треверс остановился и уставился на мужчину. Его серые глаза были непроницаемы.

— До завтра он нам не потребуется, Теодор, — напомнил ему Леон тихим голосом, который не скрывал его раздражения.

Теодор быстро заморгал:

— Я знаю, но …

— Завтра, Теодор.

Рейвен, всем своим видом изображая безразличие, стояла, уставившись перед собой. Она размышляла, не сказать ли Треверсу о том, что его похожий на кролика родственничек имеет привычку распускать свои липкие руки, но отказалась от этой идеи. Она знала, что от напряжения у нее начинала кружиться голова, и изо всех сил старалась не смотреть на часы.

— Но, Леон … — проблеял Теодор, и был прерван ревом, доносившимся от главного входа здания.

— Треверс!

Теодор вскрикнул от страха и спрятался позади мраморной колонны. Его лицо выражало испуг и потрясение. Но он быстро понял, что им никто не заинтересовался.

Джош Лонг прошел мимо испуганного швейцара и направился к паре, стоящей возле лифта. Он был вне себя от гнева, и глаза его опасно сверкали. Так же нахально мимо швейцара за ним прошли его заметно обеспокоенные помощники, Рафферти и Лукас. Оба, очевидно, стремились предостеречь своего начальника от опрометчивого поступка.

Треверс не двинулся с места, но Рейвен почувствовала, что он весь напрягся, когда Джош приблизился к ним, и не расслабился, даже когда двое мужчин схватили Джоша, остановив его безрассудный порыв. «Это будет выглядеть более впечатляюще, — сказал Хаген, — если сделать так, что они оба будут удерживать Вас. Однако не он, — кивнув головой в сторону Зака, продолжил он. — Это было бы слишком. Он может остановить целую армию».

— Не думаю, что мы с Вами знакомы, — сказал Треверс в светской манере, как будто они столкнулись друг с другом на светском приеме.

— Убери свои руки от нее! — Джош так на него посмотрел, что его взгляд должен был пришпилить Треверса к стене. — Ты, ублюдок! — сказал он хрипло. — Все, чего ты касаешься, превращается в грязь! Но не она! — Он перевел взгляд на Рейвен, и в его грубоватом хриплом голосе появились умоляющие нотки. Это был голос человека, которому никогда в жизни ни о чем не приходилось просить. — Рейвен, не позволяй ему сделать это с тобой. Еще не поздно уйти от него!

Она смотрела на него с нескрываемым изумлением — прекрасный образ женщины, которая соблазняла, но никогда не была сама соблазненной.

— Не будь смешным, Джош, — сказала она мягко.

Джош предпринял попытку освободиться, игнорируя настойчивые увещевания Рафферти и Лукаса.

— Рейвен … — Это был почти стон. — Пожалуйста! Он превратит тебя во что-то уродливое, во что-то мерзкое …

— Я сказала тебе в Нью-Йорке, Джош. — Ее голос все еще звучал тихо. — Я просила тебя не преследовать меня. Я предпочитаю быть самостоятельной женщиной, а не украшением какого-то мужчины.

— Черт возьми, ты знаешь, что я не …, я хочу жениться на тебе!

Ее взгляд сразу же стал холодным и жестким, а голос наполнился презрением:

— Ты хочешь владеть мной так же, как владеешь гостиницами и корпорациями, и этими двумя мужчинами, которые пытаются не дать тебе выставить себя на посмешище!

— Рейвен!

— Уведите его отсюда, — посоветовала она прохладно его помощникам и еще невыразительнее добавила. — И с этого момента попытайтесь держать его подальше от меня.

— Джош, пошли! — Рафферти и Лукас старались изо всех сил перебороть обезумевшего мужчину, и, наконец, сумели подтолкнуть своего друга к двери.

— Рейвен! — последний крик был отчаянным и горестным.

Великолепный спектакль!

Из-за колонны Теодор невыразительно сказал:

— Слава Богу!

Спокойно, как будто ничего не случилось, Леон произнес:

— Завтра, Теодор, — и в сопровождении Рейвен, прошествовал через главный вход к своему лимузину.

Как только они сели в автомобиль и направились к ресторану, он пробормотал:

— Джошуа Лонг. Он, кажется, без ума от вас, моя дорогая. Он знает…?

У Рейвен вырвался низкий смешок, который пристыдил бы вековой лед:

— Вы воображаете, что он свяжется с женщиной, не проверив ее прошлое? Конечно, он знает, чем я… зарабатываю себе на жизнь. Я думаю, что бедняга пришел в ужас от своих желаний. Но он слишком привык все косить под свою гребенку. Пожалуй, он хочет перевоспитать меня. Очевидно, Джошуа Лонг полагает, что вы оказываете на меня плохое влияние. Глупец.

— О! — Из полумрака лимузина раздался несколько сухой ответ Треверса: — Как говорят, скверные женщины сгубили много порядочных мужчин.

Игрок по своей природе, Рейвен рискнула и безразлично парировала:

— Я полагаю, что чаще верно обратное.

— Очень может быть, моя дорогая. — Его голос был так же равнодушен. — Очень может быть. Хотите еще раз побывать в том итальянском ресторанчике, который доставил вам столько удовольствия?

***

— Гм! — Рафферти ощупал свою онемевшую руку и укоризненно посмотрел на Джоша. — Обязательно было так стараться? Я думаю, что у меня запястье вывихнуто.

Они сидели в затемненном автомобиле около дома Треверса. Все еще взволнованный, чтобы шутить, Джош тем не менее слабо усмехнулся и прикурил сигарету.

— Извините ребята. Я хотел сыграть на все сто.

— Мы знаем, — заметил Лукас с заднего сиденья. — Но ты не знаешь свою силу. Хаген должен был послать Зака, в конце концов.

— Кстати, о нашем начальнике службы безопасности, — вспомнил Рафферти. — Разве нам не следует вернуться, чтобы успокоить его? Наше маленькое представление сыграно.

Приготовившись к их реакции, Джош сказал:

— Вы двое возвращаетесь. Я остаюсь.

— Что? — еле слышно спросил Рафферти.

Джош глубоко затянулся:

— Я сказал, что остаюсь. Я войду с черного хода и буду ждать в пентхаусе, когда Рейвен вернется домой.

Лукас наклонился вперед и изучающе посмотрел на мужчину, сидящего на переднем сидении:

— Джош, ты же знаешь, Хаген сказал нам совершенно четко, чтобы мы впредь держались отсюда как можно дальше.

Вежливо, на самом элементарном английском языке, Джош сказал, куда может отправиться Хаген.

— Нет, — вздохнул Лукас, откидываясь назад. — Я не буду говорить ему это. Уволь меня, если хочешь.

— Меня тоже, — присоединился к нему Рафферти.

***

В тот момент, когда Рейвен вошла в пентхаус, она знала, что Джош находится здесь. Это знание не было следствием ее тренировок или опыта, которые сказали бы ей о его присутствии, и даже не ее исключительно обостренных чувств. Она просто знала. Она поспешно положила сумочку на стол около шелковых цветов и включила магнитофон. Она сделала не больше шести шагов по белоснежному ковру, когда он тихо вышел из спальни.

— Ты сильно рисковал, — сказала она. — Леон мог бы прийти со мной.

— Именно поэтому я и был в спальне. — Он посмотрел на магнитофон, затем вопросительно поднял бровь.

— В тех цветах — жучок, — объяснила она, стараясь, чтобы ее голос не дрогнул. — Магнитофон глушит его.

— Здесь есть еще жучки? — Он шел к Рейвен, не в состоянии отвести от нее глаз, настолько сногсшибательно она выглядела в лимонно-зеленом, облегающем ее как вторая кожа шелковом платье. Оно мерцало в слабом искусственном освещении, придавая ее глазам какой-то такой загадочный оттенок, что они казались почти зелеными.

Он почти забыл свою роль, которую играл час назад, так она была прекрасна.

— Нет. — Она кашлянула, обнаружив, что это не избавило ее голос от хрипоты. — Я проверяю каждый день.

— Я был осторожен, — сказал он, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки от нее, и взглянул исподлобья. — Я знаю больше, чем хочу, о секретных операциях и тому подобном, я не издал ни звука, пока ты не вошла. Но я не мог оставаться в стороне. — Он взял ее руку, посмотрел на тонкие пальцы без колец, затем повел к кушетке и мягко потянул ее вниз поближе к себе. — Треверс купился?

— Да, я почти уверена.

— Почти, — холодно отметил Джош. — Ты никогда не можешь быть в чем-то полностью уверенной при своей работе, не так ли?

— Я уверена в себе. — Ее голос звучал уверенно, хотя все еще хрипло. — Кто я такая. Я так много времени провожу, играя роль для других людей, что полагаю, я потерялась бы, если бы не была уверена, кто я есть на самом деле.

Джош откинулся назад, все еще держа ее за руку и разглядывая ее.

— Расскажи мне о Рейвен, — пробормотал он. — Поведай мне о жизни, которая сформировала такую замечательную женщину.

Рейвен мгновение смотрела на их сцепленные руки, наблюдая, как его большой палец снова и снова гладил ее палец почти с маниакальной настойчивостью, и ощутила усиливающуюся близость между ними. Тихая квартира. Темнота ночи за окном. Чувство, что они избавились от опасности на некоторое время. Взглянув на него снова, она внезапно сглотнула, поскольку никогда не видела прежде, чтобы мужчина так на нее смотрел.

— Это… обычная жизнь, большая ее часть, — наконец ответила она. — Я из семьи военных. Мой отец был кадровым офицером, и мы объездили весь мир. У меня был талант к языкам — или, может быть, я просто постоянно находилась в окружении людей, говорящих на других языках. К тому времени, когда мне было шестнадцать, я знала полдюжины языков. Тара — моя старшая сестра. Мы с ней были очень близки.

Он еще крепче сжал ее руку, и все темные мысли покинули Рейвен. Она рассмеялась:

— Моя фамилия не Андерсон, между прочим, а ОўМэлли. Я стараюсь использовать свое настоящее имя как можно чаще. Это упрощает многие вещи.

Хотя Джош был уверен, что ей грозит опасность, он хотел получить сейчас же все, что только возможно. Ведь велика была вероятность того, что завтра для них не наступит. Но он обуздывал требования своего желания. Он видел, как набегали тени на ее лицо всякий раз, когда она упоминала свою сестру, но надо отметить, что эта прекрасная женщина видела слишком много всякого в прошлом, чтобы избежать шрамов.

Думая об этом, он тихо сказал:

— Ты многим пожертвовала ради своей работы. Личной жизнью. Безопасностью. Друзьями, которые знают тебя. Домом. А есть ли у тебя дом, в который ты возвращаешься?

Она тряхнула головой:

— В действительности нет. Мои родители живут в Сиэтле, но они не в курсе, чем я занимаюсь, — мне бы не хотелось их волновать. Сначала у меня была квартира, но я решила, что она мне не нужна. Я редко в ней бывала. Группа Хагена небольшая, поэтому мы все довольно часто задействованы. Я больше бываю за границей, чем дома.

— Та другая квартира, — медленно спросил Джош. — она действительно принадлежит друзьям?

Ее улыбка была короткой и безрадостной:

— Нет. Управляющая думает именно так, конечно. У меня были все надлежащие разрешения. Арендаторы обратились в уважаемое агентство, чтобы передать квартиру в субаренду. Они понятия не имеют, что их жилье используется как конспиративная квартира. Мне оно необходимо. Я нуждаюсь в безопасном месте, чтобы прийти в себя.

Джош притих. Его собственная жизнь была странной, его детство было омрачено смертью матери и угрозами, сопровождавшими сверхсекретную работу Стюарта. Несмотря на то, что он вырос далеко от всего этого, богатство, которое он унаследовал в раннем возрасте, отдалило его от других детей и позже от других мужчин. Хотя он водил близкую дружбу с тремя мужчинами, которые были для него намного больше, чем просто служащие, он также знал, одиночество оттого, что он не такой, как все.

И резкие, неосознанные слова Рейвен сказали ему, как ничто другое, что она так же отличалась от других женщин. В течение многих лет она опасно балансировала между двумя мирами, улучив момент то там, то здесь, чтобы расслабиться и снять напряжение. Исполняла роли с таким мастерством, что любая голливудская актриса позавидовала бы ей, и продолжала играть в те ужасные игры вопреки чудовищному напряжению. Она могла быть женщиной, которую научили безжалостным методам обороны и самозащиты, и все же она еще могла улыбаться мужчине со смехом в глазах.

Джош тряхнул головой почти неосознанно, не в состоянии оторвать взгляд от этих невероятных фиалковых глаз. Весь мир мог быть у ее ног, мрачно подумал он, она могла бы добиться всего, чего бы ни пожелала, и покорила бы любую вершину. Но она отвернулась от своих личных целей, избрав путь по темной стороне улицы и, используя свои таланты, боролась с этой темнотой.

— Ты пристыдила меня, — сказал он хрипло. — Все, что я…, а я сделал так мало. Когда меня просят помочь, я помогаю. Но я всегда жду, что меня попросят. Ты — никогда.

Рейвен была потрясена:

— Джош, очень много людей зависит от тебя. Многие имеют хорошую работу и зарабатывают хорошие деньги, потому что ты справедлив. — Она прерывисто рассмеялась. — Я видела твое досье, помнишь? Пожертвования больницам и университетам, помощь приютам, бесконечные программы, разработанные тобой и твоими компаниями, чтобы помочь людям. Ты думаешь, это не имеет значения? Имеет. Это значит чертовски много! Ты столько всего делаешь! Твои компании выделили больше половины своей прошлогодней прибыли в помощь людям.

Джош выдавил слабую, кривую улыбку:

— Даже у плейбоя может быть совесть.

Она хихикнула:

— Я не это имела в виду, и ты это прекрасно знаешь! Я была рассержена. И сильно потрясена тем, что ты действительно оказался принцем.

— Нет. Не принц — всего лишь мужчина, Рейвен. — Он судорожно вздохнул и крепче прижал ее к себе. — Я не ходил по темной стороне как ты, но я видел это. Меня до смерти пугает сама мысль, что тебе приходится там бывать.

— Джош …

Он приблизился к ней, захваченный непреодолимой потребностью обнимать ее, чувствовать ее рядом с собой. Но она резко отступила, и он застыл, вглядываясь в ее глаза.

— Если ты хочешь, чтобы я ушел… — Он мог едва выговорить слова, его сердце болезненно стучало в груди.

Она подняла свободную руку и коснулась его щеки, ее очень темные глаза сияли, и на ее лице появилась необычно застенчивая улыбка:

— Нет. Но всякий раз, когда я бываю с Леоном, то чувствую… Не возражаешь, если я приму душ? Я хочу смыть с себя Леона и ту женщину, которую изображаю, когда я с ним.

Джош притянул ее руку к своей щеке, быстро повернул и поцеловал ее ладонь.

— Давай, — сказал он мягко. — Но запомни кое-что, Рейвен. Он никогда не сможет запачкать тебя. Никто никогда не сможет запачкать тебя.

Слишком встревоженный, чтобы сидеть на месте после ее ухода, Джош поднялся и стал медленно ходить взад и вперед по комнате. Тяжелые портьеры были опущены, но он старался не подходить к окнам, зная, что если за ними наблюдают, то будет опрометчивым показывать им мужской силуэт, в то время как Рейвен должна была быть одна. Он ходил и старался не думать о том, что она в душе. Ей нужно было время побыть одной, он знал это и не собирался ее беспокоить. Но зато он сам был встревожен. Он совершенно не сомневался в собственных чувствах, но Рейвен, несмотря на физическое влечение, ничего не сказала о своих чувствах к нему. Он сказал себе, что было бы неправильным ожидать, что она полюбит его так же безоговорочно и полностью, как он полюбил ее. Святые небеса, она занималась другими и намного более опасными делами задолго до того, как они встретились. Это знание не уменьшало его страха. Она появилась так внезапно из своей темной жизни, и он слишком хорошо понимал, что она может предпочесть вернуться туда. И со всеми своими возможностями, всем богатством и властью, имевшимися в его распоряжении, Джош также знал, что если она выберет дорогу обратно, то он никогда ее не найдет.

Он неподвижно стоял в центре комнаты, слепо уставившись в стену, а безрадостные картины заполняли его мысли. Он знал, что она была способна любить, но выберет ли она это? Из-за всего, что она видела и делала за последние годы, какой мужчина мог надеяться удержать ее возле себя, если она этого не хотела? Это было бы похоже на попытку удержать ветер. Даже несмотря на то, что его голова была занята невеселыми мыслями, Джош услышал, что в душе перестала литься вода. Он прислушивался, пока не услышал, что заработал фен. Даже ее волосы, подумал он мрачно. Даже волосы кажутся ей грязными после общения с Треверсом.

И это было так. Рейвен знала себя, но Джош полагал, что глубоко внутри нее были шрамы от жестоких ролей, которые ей приходилось играть. Было невозможно ходить по темной стороне и остаться без шрамов. И Рейвен чувствовала себя грязной. Что это сделало с ее чувством самооценки, с ее женственностью? Какая же сила потребовалась бы от женщины, чтобы подняться над темными коридорами изолированной и опасной жизни?

Джош резко скинул пиджак и бросил его поперек кушетки, стремительно и тихо продвигаясь к спальне. Он вошел в мягко освещенную комнату, едва взглянув на чрезвычайно женственную обстановку. Она сидела за туалетным столиком в белом шелковом халате, который надевала ранее, щетка в одной руке и фен в другой. Равномерные, ритмичные движения щетки прекратились, когда она заметила его в зеркале, но ничего не сказала.

Остановившись позади нее, Джош взял щетку и фен из ее рук и продолжил начатое. Сначала его движения были неуклюжими, но затем стали ритмичными и уверенными. Тяжелая масса ее влажных волос засверкала по мере высыхания, и глубокие, теплые блики виднелись в темных локонах. С каждым взмахом щетки ее волосы мерцали все больше и больше и шелковистым пером нежно ласкали его руку. Поглощенный этим занятием, Джош наблюдал, как ее волосы становились живой, яркой, темной массой. Он поднял голову и встретился с ее взглядом в зеркале, его рука замерла. Ее взгляд остановился на его лице, веки были опущены, губы мягко приоткрылись, а белый шелк, обтягивающий ее груди, поднимался и быстро опускался.

Джош сглотнул, стиснул зубы, отвел взгляд от нее и сосредоточился на том, что делал. Пальцы, сомкнутые вокруг ручки фена, побелели, но рука все равно дрожала. Грудь сильно сдавило, и каждый мускул в его теле напрягся, в то время как глубокий, медленный пульс желания, рожденный в их первую встречу, становился все сильнее и сильнее. Он более или менее заслужил заезженное прозвище плейбоя. Джош это знал. Его сестра Сирина часто насмехалась над его потугами сохранить контроль над своей жизнью при помощи постоянной «блондинистой диеты». А Джош был чувственным мужчиной, и он испытывал удовольствие с теми блондинками. Но прежде он никогда не чувствовал эту жизненную потребность, эту пульсацию всего тела в страстном желании одной женщины и только одной женщины.

Он выключил фен и медленно отложил щетку, его глаза снова остановились на ней. Она повернулась на низком табурете, поднялась и встала лицом к нему. Джош знал, что на этот раз под халатом не было никакого кружева и шелка. Его рука поднялась и коснулась ее щеки. Травяной аромат мыла, которым она пользовалась, сводил его с ума. Или, возможно, это было не мыло.

— Когда ты пришла домой, — сказал он хрипло, — я не смел поцеловать тебя. Я понимал, что не смогу остановиться.

Она подняла руки и положила их ему на грудь, затем медленно начала расстегивать пуговицы на его рубашке. Ее глаза были темны и столь же загадочны, как у кошки.

— Сегодня вечером нас никто не побеспокоит, — прошептала она. — Пусть мир остановится на время. Пусть все остановится на время.

Если в ее словах и прозвучало отчаяние, то оно было приглушено, и ни один из них в действительности не услышал его. Джош избавился от рубашки, едва сдерживая стон, когда почувствовал, что ее руки гладили его по груди, животу до тех пор, пока застежка ремня не остановила соприкосновение их плоти. Его руки ощутили прохладу шелка, когда он дотянулся до нее, резко притянув к себе, а его рот с жадностью нашел ее раскрытые губы. Рейвен скользила руками по его ребрам, затем по спине, ощущая его руки на себе — одна запуталась в ее волосах, другая остановилась на бедре. Она могла чувствовать его твердое тело, обжигающее ее, отпечатывающее себя на ней, и поднялась на цыпочки, пока полностью не слилась с ним. Только тонкий барьер из шелка разделял их. Она почувствовала, что ее груди набухли и начали пульсировать, и в то же самое время другая боль возникла глубоко в ней.

Он целовал ее так, как будто только это могло спасти его от смерти, как будто его морили голодом, а прикосновение к ней утоляло этот голод. Его язык исследовал нежную сладость её рта, и Рейвен тут же ответила ему. Она изучала его также, как он изучал её, лаская Джоша в тайном, скрытном любовном поцелуе. Она почувствовала, как ее халатик скользнул на пол, а чувственное трение ее сосков о его покрытую волосами грудь разожгло пламя, и ее приглушенный всхлип затерялся у него во рту. Казалось, комната вращалась вокруг них. Рейвен приоткрыла глаза, когда Джош прервал поцелуй. Она поняла, что он c поднял ее и понес к кровати. Рейвен не была миниатюрной женщиной, и легкость, с которой он ее нес, шокировала. Это встревожило ее, но ничто уже не могло потушить огонь, который он разжег в ее теле. Джош откинул покрывало к спинке кровати перед тем, как положить Рейвен на мягкую поверхность, затем выпрямился и быстро избавился от оставшейся одежды. Его дикие сверкающие глаза смотрели на тело Рейвен с напряжением, которое она чувствовала всеми нервами. Она не могла оторвать взгляд от его лица, и впитать в себя могучую силу его тела, когда оно полностью открылось ее взгляду. У Рейвен перехватило дыхание, и она испытала краткий приступ паники, который был вытеснен равной по силе волной примитивного физического желания.

Одетый, он обладал внушительным телосложением — высокий и широкоплечий, и его движения отличались легкой и спортивной грацией. Но когда внешние атрибуты цивилизации исчезали, он стал кем-то еще, кем-то примитивным. Грубая сексуальность исходила от его мускулистого тела подобно примитивной ауре, и его желание было живительной силой, которую она могла чувствовать. Казалось, что в комнате вспыхивали электрические разряды. Сила собственного ответа на его мощь пугала ее, а подсознательное опасение выдавал ее дрожащий голос:

— Джош…

— Ш-ш-ш. — Он обнимал ее, целуя медленно, глубоко, опираясь на локоть, а другая рука спокойно лежала на чувствительной коже ее живота. — Ты так красива, — пробормотал он. Его губы порхали по ее лицу, и срывающимся голосом он произнес: — Я люблю тебя, Рейвен.

Она ухватилась за его плечи и не отпускала, чувствуя потребность… необходимость. Страх отступил, и все ее чувства сосредоточились на его губах, на руке, все еще лежащей ниже ее грудей. Напряжение, как эмоциональное, так и физическое, начало скручиваться внутри нее, и она почувствовала что-то еще внутри, что-то неподвижное и темное. И Джош тоже это почувствовал. Он на мгновение поднял голову, его обжигающие, блестящие глаза смотрели прямо в душу, и дикий звук, который он издал, был полон душевной боли.

— Не надо … не сдерживайся, любимая. Не прячься от меня.

Разве она пряталась? Рейвен не знала. Но она никогда в жизни не отдавалась полностью на волю чувств, и от барьеров, которые были воздвигнуты вокруг ее эмоций и мыслей, не так-то легко было освободиться. Она хотела раствориться в Джоше, ответить на его чувства, но годы напряженной, осторожной жизни оставили свою метку.

— Я … — Она старалась задержать дыхание, старалась сражаться с чувством удушья, — я не хочу … Я ничего не могу поделать, Джош….

На мгновение он замер, напрягся, а потом опять опустил голову, и его рот нашел ее. Он целовал ее с мягкостью, тем более удивительной, что она ощущала твердость его тела, требующего больше, намного больше, чем поцелуй. Но он был осторожен, невыразимо ласков, действуя не спеша. Его язык медленно прошелся по чувствительной внутренней поверхности ее рта, затем Джош мягко прикусил ее нижнюю губу. Он снова и снова покрывал ее рот легкими поцелуями. Трогательная, коварно соблазнительная нежность растопила броню Рейвен быстрее, чем настойчивость. Что-то темное и неподвижное внутри нее исчезло.

Напряжение росло. Но это напряжение было сладким, разрушительным, и казалось, было сосредоточено глубоко в ней. Она поняла, что его рука, наконец пришла в движение, прослеживая линию ее грудей, спускаясь вниз по ее животу и снова возвращаясь назад. Рейвен посмотрела на него, когда он поднял голову, всматриваясь в его отрешенное лицо, трепеща оттого, что его ладонь мягко мяла ее груди. Он казался зачарованным тем, как она отвечала на его прикосновения. Он остановил свой взгляд на ее грудях и сосках, затвердевших, когда он просто смотрел на них. Тогда его рот коснулся холмика ее груди, затем с мучительной медлительностью переместился к ноющему кончику. Все опасения и преграды забылись. Рейвен ничего не осознавала, кроме потребности своего тела в нем. И когда его рот в конце концов страстно сомкнулся на ее соске, она застонала от мгновенно накатившей волны жгучего удовольствия, которое охватило все ее тело. Ее пальцы зарылись в его волосы, и она еле сдерживала себя во время этой душераздирающей ласки, хотя ее тело отчаянно нуждалось в движении. Она почувствовала, как его рука переместилась вниз на ее бедро, затем поддразнивающе заскользила по внутренней части бедра, и пустота внутри нее, казалось, увеличилась. Она была оголенным нервом и неудовлетворенным желанием, и это сводило ее с ума. Она не могла дышать, и ее сердце бешено стучало. Он поглаживал ее бедра, бессознательно раздвигающиеся под прикосновениями его руки. Рейвен задохнулась, выгибаясь всем телом во внезапной, безудержной реакции, когда его пальцы обнаружили теплую, уязвимую плоть, которую они искали. Его рот переходил от одной груди к другой, язык кружил вокруг сосков, пока его пальцы мягко и настойчиво ее ласкали.

— Джош!

— Ш-ш-ш. — Он не доверял собственному голосу и, когда его голова приподнялась, смог только резко втянуть в себя воздух. Он не мог отвести глаз от ее напряженного лица, видя слабые, судорожные телодвижения. Ее разбуженные чувства поработили ее тело. Его собственное тело было твердым и пульсирующим, и он подумал, что взорвется. Он был пьян ее прикосновениями, ее вкусом.

Ему удалось обуздать свою отчаянную потребность из-за намного более необходимой потребности убедить ее, поникнуть сквозь барьеры, которые он чувствовал в ее мыслях и, возможно, в ее душе. И теперь он призвал на помощь всю свою силу воли, стремясь доставить ей удовольствие.

Он проводил языком по остроконечному соску снова и снова, после чего с жадностью захватил его в рот. Звуки, похожие на кошачьи, которые она издавала, сводили его с ума, и его рука задвигалась интенсивнее. Он почувствовал, что она взорвалась и тихо вскрикнула, когда ее тело сотрясалось в волнах наслаждения. Она лежала, слепая и глухая ко всему, кроме бьющихся волн наслаждения, пробегающих по ее телу. Потрясенная, Рейвен крепко держалась за него, а мир кружился за ее закрытыми глазами. Ничто в жизни не подготовило ее к этому дикому, необузданному удовольствию, и она потерялась в этих колышущихся волнах.

Джош, желание которого дошло до критической точки, не дал ей возможности разобраться с этими новыми удивительными чувствами. Его руки ласкали ее трепещущее тело с не уменьшающимся голодом, а его губы повсюду, где бы ни прикоснулись, оставляли островки пожара. Ошеломленная, она посмотрела на его твердое, сосредоточенное лицо, и опаляющий жар, который плавил ее нервные окончания, вспыхнул с новой силой внизу живота. Ее желание, поднимаясь в ней мощной волной, было настолько велико, как будто она и не чувствовала его ранее, но на сей раз пустота была ощутимей. В местах, где только утихло удовольствие, пульсирующей болью зарождалось острое желание, и она знала, что сойдет с ума, если он не избавит ее от этой боли, не заполнит эту пустоту.

Не отдавая себе отчета, Рейвен прижалась к нему еще сильнее. Она всхлипнула от облегчения, когда он устроился между ее бедрами и лег на нее. Его грудь двигалась в такт с каждым отрывистым вздохом, и каждым мускул тела был напряжен, но тем не менее он колебался, пристально глядя на нее горящими глазами.

— Я люблю тебя, — прошептал Джош, его голос был едва слышен. — Я всегда любил тебя….

Рейвен ощутила давление на свою ноющую плоть, и едва переведя дыхание, слабо вскрикнула от боли. Даже когда она увидела, что глаза Джоша потемнели в ответной реакции, она почувствовала, что ее тело будто растягивается, принимая его, и ее глаза расширились от этого нового чувства.

Его тело дрожало, но Джош все еще сдерживался, пристально глядя на нее с таким выражением в глазах, какого она никогда не видела прежде, с выражением, похожим на изумление.

— Рейвен … — прошептал он.

Она приподнялась, вбирая всего его в себя, и страстно, уверено прошептала:

— Я люблю тебя. — Она притянула его ближе к себе и упивалась горячим, слаженным союзом их тел. — Джош…

Возбуждение Джоша было настолько велико, что он еле его контролировал, но он сдержался и начал двигаться со всей осторожностью, на которую было способно его напряженное тело. Ему хотелось почувствовать ее под собой, такую страстную и откликающуюся на его ласки, и теперь, когда это свершилось, он хотел, чтобы это длилось вечно. Одно из её шелковистых бедер легко коснулось его бедра в сводящей с ума ласке, и Джош застонал. Его ритмичные движения ускорились в безотчетном стремлении к разрядке, и скрученная внутри него страсть причиняла боль до дрожи. Ее пальцы, впившиеся в его плечи, и эти великолепные длинные ноги, так пылко его обхватившие…, и когда она слабо застонала, он перестал себя контролировать. Он погружался в нее снова и снова, стремясь обладать большим, ею всей. Он был более несдержан, чем ему бы хотелось, но ее ответные всхлипы сводили его с ума. А ее тело обхватило его с такой ласковой плотностью, что волны удовольствия пробегали по всему его телу. Она двигалась так же неистово и неуправляемо, как и он, так же отчаянно. Затем она закричала и неистово подалась к нему, а жаркая вспышка ее удовольствия затянула его в свой водоворот. Он погрузился в нее с хриплым стоном, дрожа всем телом, когда волны экстаза проходили через него в такой потрясающе полной разрядке, что он подумал, будто умер…

6

Прохладный ветерок от кондиционера свободно обдувал их влажные сплетенные тела. Джош, не выпуская Рейвен из своих объятий, потянулся за одеялом, чтобы накрыть себя и ее. В комнате царила тишина, и когда он заговорил, голос его был так же тих:

— Почему ты не сказала мне?

— Думала, что ты мне не поверишь. — Она обняла его еще крепче. Тело казалось невесомым, а душа парила.

Джош поглаживал ее длинные волосы, и его рука все еще слегка подрагивала.

— Ты так думала?

Она с минуту помолчала, затем вздохнула:

— Нет. Я даже представить себе не могу такого мужчину, который бы мне поверил, но я знаю, ты бы поверил. Некоторые женщины в нашем деле… ну, секс для них — орудие труда, применяется как улыбка или определенного стиля платье или оружие. Я никогда не хотела использовать его. И до встречи с тобой …

Джош приподнялся на локте и посмотрел на нее потемневшими от нежности глазами.

— Я рад, — просто сказал он. — Это ничего бы не изменило, но я рад.

Она улыбнулась:

— Я тоже.

Он рассматривал ее немного припухшую нижнюю губу, все еще не в состоянии оторвать от нее взгляда.

— Кажется, я слышал, как ты сказала мне кое-что еще, — пробормотал он.

Она решительно сказала.

— Я люблю тебя, Джош:

Тихо вздохнув, он наклонился и нежно поцеловал ее.

— Я боялся надеяться на это. Ты вошла в мою жизнь так внезапно, и я боялся, что ты так же внезапно покинешь ее. — Он чуть-чуть помолчал. — Ты же не сделаешь этого?

Она колебалась:

— Джош, я никогда не думала о завтрашнем дне, даже когда могла. До сих пор. И все прошлые годы … в общем, я насмотрелась такого, что никогда не забуду, пока жива. Всякая мерзость. Ты сам сказал, что я ходила по темной стороне достаточно долго.

Джош боялся, что выглядел жестким. Он и ощущал себя таким. Но голос его был очень спокойным:

— Ты хочешь сказать, что не хочешь бросать свою работу? Или ты боишься, что работа изменила тебя настолько, что ты не сможешь ее бросить?

Помедлив, она ответила, тщательно подбирая слова:

— Такая работа не подразумевает, что ты сделаешь карьеру — слишком легко перегореть, потеряться. Я не хочу прекратить помогать, Джош, но я хочу прекратить работать таким образом, как сейчас.

Он кивнул, не ожидая ничего другого от нее.

— И второй вопрос. Ты боишься, что не сможешь бросить ее?

— На самом деле я не знаю. — Рейвен почувствовала, как ощущение благополучия ускользает от нее, а тихий внутренний голос предостерегал ее о том, что так будет всегда. Она старалась говорить легко, как всегда, противопоставляя мраку смех. — Я никогда прежде не влюблялась. Дай мне время, чтобы во всем разобраться.

Выражение лица Джоша было все еще серьезным, а челюсти крепко сжаты. Но поцелуй его был нежен.

— С того вечера, как мы встретились, я, наверное, торопил тебя, не так ли?

— О, ты заметил?

Он поцеловал ее снова, не так нежно в этот раз, и оба почувствовали нарастающее желание. Хриплым голосом Джош спросил:

— Я и сейчас тебя тороплю?

Рейвен обвила руками его шею и полностью растворилась в ощущениях, когда его рот нашел ее грудь.

— Какая разница? — пробормотала она и отдалась чувствам.

Рафферти поднял взгляд от бумаг, разложенных на столе, и посмотрел, как Зак подошел к бару и налил себе выпить.

— Ложись спать, — сухо посоветовал адвокат.

— Сам-то ты не спишь.

— Это потому, что твой звонок оторвал меня от работы. Ведь я должен когда-то работать, не так ли? — Он совсем не был удивлен, что Зак едва слушал его.

Зак уставился на пустой бокал так, будто тот его каким-то образом оскорбил.

— Черт возьми, он должен был уже вернуться. Он должен был вернуться несколько часов назад, а сейчас уже три утра.

— Он не вернется до рассвета, — спокойно сказал Рафферти. — Если не позже.

— Это опасно.

— Конечно, опасно.

Зак сел на диван, взял колоду карт и стал раскладывать пасьянс.

— Проклятье, — сердито проворчал он.

Лукас вышел из спальни в халате, но выглядел настороженно.

— Вы двое разбудили бы и мертвого, — пожаловался он тоном человека, которому просто хочется что-то сказать, не важно что.

Рафферти, слегка удивленный, откинулся на спинку стула и вздохнул:

— Слушайте, парни, он взрослый мальчик.

— Кто? — спросил Лукас достаточно неубедительно.

Зак положил черную девятку на черную десятку, и, нахмурившись, рассматривал результат.

— Вы двое не должны были позволять ему идти туда одному, — сказал он.

— Мне показалось, что ему наша помощь не нужна, — сказал Рафферти.

Лукас налил себе выпить и сразу отставил бокал, шагнув к окну.

— Через несколько часов рассветет, — ни к кому не обращаясь, проговорил он.

Собирая бумаги, Рафферти отрывисто произнес:

— Он уволит нас всех, если обнаружит, что мы дожидаемся его.

Лукас повернулся к ним лицом:

— Возможно, мы должны…

— Нет, — немедленно возразил адвокат.

Зак вздохнул и с трудом согласился, отбрасывая карты в сторону.

— Нет. Он точно не сказал бы нам «спасибо» за это. А в действительности уволил бы всех троих. Он все равно бы пошел к ней, даже если бы она находилась на борту «Титаника».

— Или в аду, — согласился Рафферти. — Это должно быть нечто — испытывать подобные чувства.

Удушающее чувство ужаса, тошнотворное присутствие скользких теней вокруг и угрожающие шаги она скорее ощущала, чем видела. Тот же самый кошмар, всегда одно и то же, но она знала, что тени уйдут, если ей удастся проснуться и включить свет. Но она увидит лицо Тары, тело Тары, если включит свет, и именно это держало ее в ловушке темноты. Она не вынесет, если снова увидит Тару, не так, не в том ужасном доме. Все повторилось бы снова и снова. Она вслепую бы пробиралась через ту темную дымную комнату и включала бы свет, чтобы только увидеть сестру… умирающее существо, которым стала ее сестра. Темнота сомкнулась вокруг нее, и она застонала, слабая и одинокая, не в состоянии включить свет и оставить темноту, которая душила ее. Тогда она услышала низкий голос, нежный и успокаивающий, и почувствовала укутывающую теплоту вокруг себя. Темнота медленно отступала, и она могла снова дышать. Впервые она не проснулась от крика.

Джош, все еще потрясенный, крепко прижимал ее к себе, его руки успокаивающе поглаживали ее волосы. Звук, который она издала во сне, был приглушенным, но от него у Джоша мороз пробежал по коже. Крик раненого животного. Он поднял руку и погладил ее щеку и лоб, облегченно вздохнув, что все позади.

Лампа все еще была включена, и он уставился в потолок, в то время как она спокойно спала около него. Кошмары. Тени прошлого? Он мог догадаться о причине и задавался вопросом, как часто будет посещать Рейвен сестра, которую она нашла умирающей. Было ли это частью ее прошлого, которое навсегда омрачит настоящее и будущее? Сможет ли он проникнуть в ее израненную душу и вылечить ее? Джош не знал. Он только знал, что должен. Так или иначе.

Джош проснулся незадолго до рассвета, сразу ощутив холод там, где прежде было тепло. Одним быстрым рывком он сел, но потом расслабился, увидев Рейвен возле окна. Она была в белом халатике и стояла сбоку от окна, где никто не мог увидеть ее с улицы, слегка отодвинув тяжелую штору и выглядывая наружу. Выражение лица выдавало ее напряженное состояние. Джош отметил, что она не осознает своих осторожных движений, и это его напугало.

— Рейвен?

Она, улыбаясь, повернулась и пошла к кровати.

— Доброе утро. — Когда она села на кровать, вытянув ногу, короткий халатик задрался и обнажил ее бедро. Джош неосознанно потянулся рукой к шелковистой плоти, притянутый словно магнитом.

— Доброе утро. — Свободной рукой он обнял ее за шею и мягко потянул на себя для поцелуя, потом неохотно перевел взгляд на свет, изо всех сил старающийся проникнуть через шторы. — Я полагаю, мне пора уходить.

— Наверное. — Ее улыбка на мгновение дрогнула. — Если заметят, как ты уходишь, то ты будешь в опасности. Но…

— Но?

— Я не хочу, чтобы ты уходил.

Он поцеловал ее снова, вглядываясь в ее глаза:

— Ты должна сегодня с ним встречаться?

Рейвен не нужно было объяснять о ком речь.

— Днем и вечером.

— Тогда я могу остаться на некоторое время.

Она колебалась:

— Жизненный опыт говорит мне, что не должен. Это рискованно, очень рискованно. Хаген бы назвал это неоправданным риском. Но Леон и охрана считают, что спать я ложусь поздно и сплю допоздна, поэтому никто не побеспокоит меня до обеда.

Джош только сейчас обратил внимание на музыку из магнитофона, глушившего сигналы жучков в гостиной, и кивнул на него головой:

— Разве никого не удивит, почему он играл все ночь?

Рейвен отрицательно покачала головой:

— Нет. Я часто включаю его на всю ночь. Теоретически, если ты приучаешь людей к чему-то, то они через некоторое время вообще не обращают внимания на это.

Он отвел в сторону от ее лица темные, тяжелые волосы и посмотрел на нее. Любовь к ней переполняла его.

— Мне не хотелось бы подвергать еще большей опасности тебя или себя, но мне не хочется и уходить.

На этот раз она не колебалась:

— Оставайся.

Они не могли полностью отгородиться от всего мира, но сумели забыть его. На время. После совместно принятого душа они снова вернулись в кровать. Солнце поднялось высоко, когда они, наконец, добрались до кухни, чтобы позавтракать. Одеваться они не стали, потому что каждый брошенный взгляд помогал узнать друг друга лучше, и избавление от одежды стало бы тратой драгоценного времени.

Джош ощущал мимолетность времени, знал о неустойчивости их положения. Отказываясь давить на нее, он боролся с инстинктами, убеждающими схватить девушку и никуда не отпускать. Задача была почти невыполнимой, так как Рейвен отзывалась мгновенно и безудержно, но … ее глаза оставались загадочными.

Никогда в жизни он не считал себя неуверенным человеком, но в течение этого утра он познал весь ужас этого чувства. Рейвен сказала, что любит его, и Джош верил ей. Она любила его, но, несмотря на это, их совместное будущее было под сомнением. И не только из-за ее прошлого, но и из-за его собственного.

— Тебя беспокоит, кто я? — спросил он поздним утром. Джош неохотно одевался, а Рейвен наблюдала за ним, свернувшись на кровати.

Она моргнула и улыбнулась:

— Не знаю. Думаю, немного пугает.

Джош сел на край кровати и нахмурился:

— Почему?

— Ты всегда на виду. — Она говорила медленно, тщательно выбирая слова. — А я никогда не была публичным человеком. То досье на тебя невероятно. Все, что ты делаешь — сенсация. Такие, как ты и твои знакомые, двигают мир вперед.

— Я — просто человек, Рейвен. Никогда не забывай это. И я не планирую быть на виду в будущем. Это уже было. У меня есть четыре жилища, но ни одно из них не является домом. Я хочу жить в настоящем доме. С тобой. — Он положил руку на простыню, прикрывающую ее плоский живот. — И детьми.

— Я могу думать только о сегодняшнем дне, — прошептала Рейвен, стараясь не представлять, на что это похоже — носить его ребенка, стараясь не позволить волшебству такого видения искушать ее.

Через секунду Джош кивнул. Он склонился и нежно ее поцеловал, но в его поцелуе было отчаяние, которое он не сумел скрыть. Он едва мог выговорить слова, которые скорее были просьбой, чем приказом:

— Только пообещай мне …

— Я не уеду. — Ее голос был тверд. — Я не буду убегать от этого.

Рейвен откинула с его лба прядь темных волос.

Он не мог просить большего, как бы ему этого не хотелось.

Рейвен договорилась о встрече с Леоном в его офисе, и ее второе «я» было на своем месте, когда она приказала сотруднику службы безопасности поставить ее «Мерседес» в подземный гараж. Поднимаясь на лифте, она была холодна и невозмутима. Однако, несмотря на обучение и опыт, тот факт, что ее жизнь полностью изменилась прошлой ночью, оставил свой след.

В течение пяти лет она жила в мире, где, как сказал Джош, не было ничего определенного. Каждый встретившийся незнакомец мог оказаться потенциальным врагом. Каждый незнакомец был потенциальным врагом, и оставались только редкие моменты, вроде встречи с ним, когда Рейвен не обращала внимания на опасность и подозрения, которые омрачали ее жизнь. Она почти забыла, что значит открыться другому человеку, разделить с ним интересы.

Однако вчерашняя ночь изменила Рейвен. Как жокей стипль-чеза,[6] который строит планы только после гонки, она не смотрела вперед, пока опасность не исчезнет. Было ли то простым суеверием или врожденным реализмом?

Она любила Джоша, любила со всей глубиной и уверенностью, о которых даже не представляла, но в дальнем и безопасном уголке своего сознания она позволяла себе мечтать об этом.

Но сейчас внешне Рейвен Андерсон была Ледяной Девой, и именно эта женщина хладнокровно изогнула бровь, когда обнаружила Теодора одного в офисе Леона.

— Мисс Говард не оказалось на месте, — сказала она, ссылаясь на превосходного секретаря Леона. — Где Леон?

Глаза спаниеля заморгали за толстыми стеклами очков. Теодор шагнул вперед, встречая ее со смесью беспокойства и мольбы:

— Его присутствие потребовалось внизу, мисс Андерсон, но он попросил меня позаботиться о вашем удобстве до его возвращения.

Рейвен безразлично ответила:

— Все прекрасно, Теодор. Можете идти.

Он подошел на шаг ближе и нервно облизал губы:

— Вы — прекрасная девушка, мисс … эээ … Рейвен.

— Благодарю Вас. — Ее тон оставался холодным. Она боролась с желанием отодвинуться от Теодора, когда он подошел еще ближе. Рейвен не нравился этот человек. Его суетливое поведение раздражало, как и воспоминание об однажды дотронувшихся до нее холодных руках, которое долгое время не покидало ее.

— Я приготовлю вам что-нибудь выпить, — предложил Теодор, в то время как его глаза уставились на ее грудь.

— Не надо.

Он посмотрел в сторону закрытой двери:

— Леон скоро подойдет. Почему бы нам не устроиться поудобнее на диване?

— Вам следует поучиться у Леона, Теодор. — Она смотрела на него холодно и с очевидным отвращением. — Он никогда не пристает к женщинам.

Бледное лицо Теодора вспыхнуло:

— Не будьте столь высокомерны, — ответил он с явной издевкой. — Я знаю, кто вы, мисс Андерсон. Вы хуже любой шлюхи. Вы покупаете и продаете приличных девушек и превращаете их в проституток.

Глубоко внутри Рейвен зафиксировала новый счет, который должен быть оплачен этим человеком. Но ее голос оставался прохладно-безразличным, а выражение лица — слегка удивленным:

— Горшок, смеющийся над чайником.[7] Разве не так? Вы работаете на Леона, что делает вас сутенером.

Внезапно Теодор схватил ее за талию. Его лицо покраснело еще сильнее, а в глазах застыло похотливое выражение.

— Сутенеры испытывают своих девушек, — хрипло заявил он.

Звонкий удар откинул мужчину назад. Он с проклятием схватился за щеку.

— Ну уж нет. Я не одна из ваших девушек. И не принадлежу Леону, к счастью для вас. Убирайтесь.

— Ты об этом пожалеешь! — дрожащим голосом прошипел он.

Со скучающим видом Рейвен направилась к бару и приготовила себе напиток. Выражение ее лица не изменилось, даже когда за спиной Теодора захлопнулась дверь. Подойдя со стаканом к окну, она остановилась и стала пристально разглядывать улицу. Рейвен продолжала играть. Но на сей раз для скрытой камеры. Она знала, что на пленке фиксировался каждый посетитель офиса Леона.

Спустя несколько секунд он вошел, а она хладнокровно оценивала, прошла ли еще одну проверку. По спокойному, улыбающемуся лицу Леона ничего нельзя было определить.

— Добрый день, дорогая. Извините, что заставил вас ждать.

— Ничего страшного. — Она наблюдала, как он убрал со стола несколько бумаг, и уловила легкий щелчок его пальцев по нижней стороне стола. Ее сознание отреагировало незамедлительно. Он выключил скрытый магнитофон? Камеру?

Спокойным тоном Леон произнес:

— Неблагоразумно, моя дорогая, раздражать Теодора.

Рейвен равнодушно спросила:

— Уж не думали ли вы, что я буду кувыркаться с ним на диване, Леон? Могу ли я предположить, что вы ожидали моего особого расположения, раз он на вас работает?

— Я просил вас об этом?

— Вот Вы и скажите.

Как всегда, в серых глазах Леона ничего нельзя было прочитать:

— Нет, дорогая, я ничего не прошу. Но Теодор — неуравновешенная личность. Вы, конечно, заметили? Вы из тех, кто выживает, и, возможно, мудрее было бы отбросить Вашу… щепетильность?

— Я так не считаю. — Рейвен отошла от окна и поставила пустой стакан на стойку. И взяла быка за рога. — Ваша компания очень приятна, Леон, но я приехала выполнить свои обязательства, а не для того, чтобы меня облапали. Мои клиенты становятся нетерпеливыми.

— Вы с ними общались?

Рейвен не полезла в западню:

— Нет, но у меня есть крайний срок, и я знаю своих клиентов.

Пальцы Леона снова забегали по обратной стороне столешницы, и почему-то это обеспокоило Рейвен. Особенно когда он продолжил разговор на тему, которую она подняла.

— Полагаю, вы хорошо знакомы со вкусами ваших клиентов?

— Я знаю, чего они хотят.

— Превосходно. Потребуются приблизительно сутки, чтобы сделать необходимые приготовления.

— Никаких продаж вслепую, Леон. — Она спокойно смотрела на него. — Я хочу осмотреть товар.

— Конечно. — Он запер стол, затем шагнул вперед, провожая ее к двери. — Я все устрою. Между прочим, дорогая, я никогда не называл вас шлюхой. Никогда больше не называйте меня сутенером.

Рейвен едва удержалась, чтобы выражение ее лица не изменилось. За спокойным тоном угадывалось серьезное предупреждение.

— Приношу вам свои извинения, Леон, — сказала она.

Джош закурил сигарету и продолжил телефонный разговор:

— Что дальше?

— А потом они пошли в ресторан, — кратко сообщил Лукас. — Только вдвоем, босс. Отсюда я могу видеть оба входа. Они все еще внутри.

— Хорошо. Сообщи мне, когда они направятся к пентхаусу.

Лукас неуверенно спросил:

— Босс, они никогда не узнают, что за ними следят, но, думаешь, это правильно? Нам приказали прекратить слежку.

— Я не доверяю так называемым «мерам безопасности» Хагена, — решительно ответил Джош. — Она в опасности всегда, пока она с Треверсом, и я хочу знать о каждом их шаге.

— Ты подписываешь чеки, — вздохнул Лукас. — Я не заметил признаков других наблюдателей.

— Меня это устраивает.

Лукас с сомнением произнес:

— Черт возьми, Джош, но эти парни профессионалы. Они могут быть повсюду, а я их не смогу засечь.

— Ты бы их заметил. — Несмотря на беспокойство, Джош улыбнулся. — И это говорит бывший полицейский, которого агенты ФБР пытаются переманить от меня многие годы? Полицейский, который в течение десяти месяцев работал под прикрытием и раскрыл цепочку наркоторговцев?

— Дела давно минувших дней, — ответил Лукас. — Я становлюсь старым и ржавым.

— Ты на год моложе меня, — мягко парировал Джош.

— Ладно. Утром и ты выглядел слегка утомленным.

— Не обращай внимания.

Смеясь, Лукас сказал:

— Выйду на связь, когда что-нибудь изменится. — И повесил трубку.

Рафферти подтолкнул бумагу через стол Джошу:

— Подпиши.

Джош покорно подписал.

Посмотрев на Зака, который находился поблизости, Рафферти сказал:

— Я легко могу что-нибудь украсть у него. Он никогда ничего не читает.

— Ты же прочитал? — рассеянно спросил Джош.

Вздыхая, Рафферти положил подписанную бумагу в портфель:

— Угу.

Джош внезапно улыбнулся:

— Думаешь, почему я плачу тебе такой непомерно высокую зарплату? Чтобы мне не надо было ничего читать. А что это было?

— Ты только что отдал определенную сумму, — вежливо ответил Рафферти.

— На что? Кому?

— На последний сиротский приют Сирины.

Джош задумчиво наблюдал за своим адвокатом:

— Если я правильно помню, в последний раз, когда она хотела учредить благотворительный фонд, ты сказал, что не поддашься на ее уловки.

Рафферти рассматривал свои ногти.

— Да. Правильно. — Встретив удивленный взгляд, он обвиняющим тоном сказал: — Даже если бы я сумел устоять, ты бы не смог. Я решил сэкономить время и подготовить проклятые бумаги.

Зак, пропустивший мимо ушей большую часть беседы, поднял глаза от компьютерной распечатки, которую тщательно изучал:

— Вы знали, что у Треверса была жена?

Джош просмотрел на своего шефа безопасности:

— Была. Она, кажется, умерла несколько лет назад?

— Да. — Зак хмурился. — Три года назад. Его яхта утонула, тело женщины так и не нашли. Здесь говорится, что в то время он был в Женеве. Полицейские считают причиной аварии взрыв котла.

— Это иногда случается, — отметил Рафферти. — Не то, чтобы я разбирался в яхтах, конечно. Мой прижимистый работодатель …

— Собирается урезать твою зарплату за такие замечания, — сказал Джош. Он вздохнул, и его мысли, которые Рейвен не покидала надолго, полностью обратились к ней. В сложившейся ситуации Джош мало что мог контролировать, и опасность, в которой она оказалась, пугала его до смерти. — Господи, надеюсь, с ней все в порядке.

— Так и есть, — сказал Рафферти твердо. — Лукас держит руку на пульсе, и ты знаешь, что он чертовски хорош.

Джош загасил сигарету и немедленно прикурил другую, стараясь почувствовать уверенность после замечания Рафферти:

— Знаю. Только … Черт возьми, все может взорваться в любую минуту. Треверс так же устойчив, как нитроглицерин. — Джош нахмурился и замер на несколько мгновений в задумчивой тишине. — Зак, можешь достать мне оружие?

Шеф безопасности посмотрел на него. Отвлеченное выражение его лица немедленно стало обеспокоенным.

— Джош…

— Какие-то проблемы?

— Нет. Но…

— Я обещаю не отстрелить себе ногу, хорошо?

Зак знал, что вероятность этого минимальна, так как Джош прекрасно умел обращаться с огнестрельным оружием. Нетерпение в голосе Джоша было очевидно, он не собирался спорить. Вздыхая, Зак пробормотал:

— Достану к завтрашнему дню.

— Спасибо.

— Я не волнуюсь за свою работу, — пояснил Рафферти воображаемому собеседнику. — Даже если Джошу снесут голову, я точно знаю, что в настоящее время Сирина является его наследницей. Она обеспечит всех нас работой на многие годы.

— Это напоминает мне… — нахмурился Джош.

— Да, — пробормотал Рафферти. — Я так и думал.

Келси обеспокоено заметил:

— Он следует за ними — тот детектив Лонга.

— Конечно, — спокойно ответил Хаген.

Рыжеволосый бросил быстрый взгляд на босса:

— Вы их предупредили, да?

— Конечно.

— Но вы не удивлены?

Хаген закурил толстую сигару и посмотрел на нее с выражением полного удовлетворения:

— Мой мальчик, когда ты так же долго, как я, будешь изучать человеческую природу, то обнаружишь, что люди редко удивляют.

Келси, стараясь держаться на приличном расстоянии от арендованного автомобиля Лукаса Кендрика, нахмурился:

— Любители. Они все испортят, — мрачно заключил он.

Хаген небрежным тоном сказал:

— Тот джентльмен перед нами был полицейским, и чертовски хорошим. Он слишком рано переоделся в штатское. Список арестованных им преступников и доведенных до суда дел потрясает воображение, тем более что он не ограничивался делами, которые ему поручали. Но проблемой оказалось то, что он так и не выработал в себе привычку в нужный момент посмотреть в другую сторону. Постоянно арестовывал не тех людей. Его руководители стали терять взятки и отступные, поэтому сфабриковали против него обвинение и уволили. Лонг успел нанять его прежде, чем я и нескольких других руководителей федеральных органов смогли его достать.

— О, — произнес Келси удивленно.

Хаген продолжил не менее словоохотливо:

— Адвокат, Рафферти Льюис, стал помощником окружного прокурора в неприлично молодом возрасте. Он тоже столкнулся с проблемой политических игр. Лонг нанял его якобы для ведения юридических дел. Он и его партнер, конечно, занимаются этим. Но Льюис крайне привлекательная фигура для правительства. Он делал кое-какую работу для Министерства юстиции и состоял в нескольких комиссиях по расследованию преступлений. — У него есть лицензия пилота, и он отличный стрелок, владеющий всеми видами огнестрельного оружия. Кроме того, он невероятно хладнокровен в минуты опасности и может приспособиться к любой ситуации. Нервничает так же часто, как мешок цемента.

— Гммм, — задумчиво произнес Келси.

— И Закари Стилл, — заключил Хаген, — целая армия в одном человеке. Служил в войсках специального назначения во Вьетнаме, для чего скрыл свой возраст при поступлении в армию. В отличие от большинства крупных мужчин, он сильнее, чем выглядит, и передвигается с проворством гремучей змеи. Имеет исключительные способности — удивительную память и шестое чувство, которые проявляются в полной мере в разведывательной работе и работе с кодами. Он — гений от электроники. Не существует такой системы безопасности, которую он не мог бы взломать.

После продолжительного молчания Келси сказал:

— Гммм, — а потом добавил: — Беру свои слова назад.

Хаген улыбнулся, глядя на свою сигару:

— Вы сделали копии пленок?

— Конечно, — ответил Келси немного обиженно. — Тот жучок на браслете Рейвен работает отлично. Мы готовы сделать следующий ход?

— Мы готовы, — ответил Хаген.

Рейвен знала, что Джош снова придет в пентхаус ночью. Она включила магнитофон, как только вошла в квартиру, а затем направилась в душ, чтобы смыть с себя обличие Ледяной Девы. Девушка сняла браслет и положила его в ящик туалетного столика, затем разделась и смыла косметику перед тем, как войти в кабинку. Наслаждаясь горячими струями, она не особенно удивилась, когда поток прохладного воздуха объявил о прибытии еще одного человека. Развернувшись в просторной душевой кабинке, Рейвен откинула влажные волосы с глаз и улыбнулась.

— Я запирала дверь, — пробормотала она.

Джош прикрыл за собой дверь кабинки:

— Я взял несколько уроков у Зака, — сказал он и обнял ее, сдерживая дыхание. — И вскрыл замок.

Горячая вода стекала по их телам, когда Джош притянул Рейвен ближе. Его пристальный взгляд не отрывался от ее лица. Припомнив день без нее, он застонал:

— Вечность. Это была целая вечность…

Рейвен обняла его за шею, и ее голодный рот нашел губы Джоша. Волосы на его груди чувствительно касались ее кожи, их ноги переплелись. Она почувствовала, как его руки медленно двинулись по скользкой спине вниз, погладили талию и задержались на округлых бедрах. Голова девушки откинулась, когда его рот оставил ее губы, чтобы попробовать на вкус кожу шеи и плеча.

Джош поднял девушку на руки, позволив ей скользить вверх по своему телу в возбуждающей ласке, пока губы не нашли твердые, пульсирующие вершины ее грудей. На вкус она была сладкой и слегка пахла мылом. Рейвен чувствовала себя переполненной жизненной силой. Пар от воды укутал их тела горячим и влажным одеялом чувственных ощущений.

Джош на ощупь нашел кран и выключил воду. Он открыл кабинку и, держа девушку на руках, потянулся за полотенцами. И так же, как утром, был очарован изменениями ее тела после соприкосновения с полотенцем. Гладкая, сияющая влажность превращалась в гладкость атласа по мере движения махровой ткани по ее коже. Рейвен разрумянилась от горячего душа, ее тело порозовело. Глаза потемнели от возбуждения. Джош опустился перед ней на колени, вытирая ее великолепные длинные ноги, и прикоснулся теплым поцелуем к шелковистой коже около пупка.

Затем он поднялся, обернул ее в полотенце, обмотал другое вокруг собственной талии, после чего усадил Рейвен на туалетный столик и начал сушить ее волосы. Это было продолжением любовных ласк. Медленные, чувственные движения щетки держали их обоих в напряжении, в желании. Только когда черные шелковые волосы девушки засверкали тысячей огоньков, Джош выключил фен и отложил щетку.

Полотенца упали на пол, и их тела окутала прохладная мягкость постели.

Пальцы Рейвен запутались во все еще влажных волосах Джоша. Она неистово встретила его губы, наслаждаясь твердостью и силой мужского тела.

Любовные ласки на этот раз казались совершенно другими. Оба провели долгие часы в разлуке и измучились от напряженных воспоминаний об этой кровати. Вместе с близостью они приобрели более четкое понимание подстерегающих их опасностей. Влюбленные мощнее и острее воспринимали каждое прикосновение, каждый взгляд, каждую сказанную шепотом ласку.

Желание скручивало сексуальным голодом живое существо, запертое в клетке плоти, требуя только того, что могло привести к удовлетворению. Это чувство взяло их под полный контроль, заставило потерять себя в его богатстве и могуществе.

Если Рейвен когда-то смущалась собственных чувств, то теперь такой преграды не существовало. Она желала его, нуждалась в нем. Ощущения от прикосновения твердого тела заинтриговали, завладели ею. Ее руки гладили его спину, спускаясь вниз с нежностью, которая заставила его дрожать. Она очарованно ласкала его плечи и руки, ребра и мощную грудь. Ее рот нашел напряженную твердость его соска, и ощущение его вкуса и гладкости ударили жаром в низ живота.

Она обхватила его ноги своими, наслаждаясь нежностью волосков, покрывающих его кожу, непроизвольно двигаясь в такт с его мощным телом, вздрагивающим от каждого прикосновения. Хриплый мужской шепот поддерживал сильное желание Рейвен дотронуться, приласкать. Она была полностью поглощена исследованием тела, столь чудесно отличающимся от ее собственного.

Каждое вздох, который делал Джош, разжигал пожар в его легких. Он чувствовал, что она разбивает его на части своими мягкими руками и теплым ртом, чтобы затем собрать в целое снова, и снова, и снова. Это была пытка — сладкая, изматывающая, — но которую он не остановит, даже если она приведет к смерти.

Он не был новичком в страстных играх, но в этот раз все зашло значительно дальше когда-либо испытанного им ранее. Это была неукротимая, важнейшая потребность, непобедимая в своей мощи, в своем безумии.

Он жаждал ее с ненасытным голодом, разрушающим самоконтроль. Джош подмял ее под себя с хриплым стоном, задвигался над нею, погружаясь с силой, которая делала их единым целым. В нем горел неконтролируемый огонь, и ее такой же дикий ответ только подкармливал это пламя, иссушая обоих.

Тело Рейвен напрягалось и вздрагивало, ее мягкие стоны подталкивали его отчаянную потребность к самому краю. Он чувствовал ее острые ногти на своей спине, чувствовал шелковистое прикосновение ее бедер. Бархатные ножны ее тела сжали его и послали горячую дрожь экстаза вверх по спине, но этого все еще было недостаточно. Джошу все еще было мало.

Не было времени для нежности, да и желания тоже. В разделенном безумстве обоюдной потребности они были равны, их тела непрерывно двигались в диком ритме. Напряжение возрастало, закручивалось спиралью сильнее, горячее, мощнее.

Рейвен резко вскрикнула, когда горячий взрыв разметал напряжение. Она почувствовала тесные объятия Джоша и бездумно поплыла на волнах удовлетворения. Она и ощутила, и услышала его хриплый крик, почувствовала дрожь его тела в мощном освобождении.

Трепещущее тело Джоша тяжело навалилось на нее, но Рейвен держала его в объятиях и не желала выпускать. Она гладила влажную кожу его плеча и спины и почувствовала его губы, скользящие по плечу и шее.

— О, Рейвен, моя Рейвен. — Его голос звучал тише дыхания и был глухим и взволнованным. Джош поднял голову, пристально посмотрел ей в глаза своими темными, еще неспокойными глазами. — Я знал, что ты где-то там … и беспокоился.

Рейвен вспомнила красивого темноволосого мужчину на полу у ее ног, смотревшего на нее ошеломленным, печальным взглядом. — Ты сказал что-то подобное в первую ночь, — пробормотала она. — Я думала, из-за сотрясения мозга.

— Знаю, что ты думала. — Он поцеловал ее, приподнявшись на локтях, чтобы уменьшить давление своего тела. — Но у меня не было сотрясения. Просто я всегда знал, что когда-нибудь влюблюсь в прекрасную брюнетку и потеряю над собой контроль. Испугался тогда до чертиков. — Он снова поцеловал ее медленно, глубоко.

Рейвен выглядела слегка озадаченной и удивленной:

— Как ты мог это знать?

— Понятия не имею! Но знал. Почему, ты думаешь, вокруг меня были только блондинки все эти годы?

— Для практики? — сухо предложила она.

Джош усмехнулся:

— Звучит несколько высокомерно, не так ли? Я об этом не думал. А имел дело с блондинками, потому что ни одна из них ни разу не заставила меня потерять самоконтроль. Но ты заставила. Боже милостивый, ты смогла, любимая. Я не могу перестать смотреть на тебя, трогать тебя. И каждый раз, когда мы занимаемся любовью, мои чувства становятся сильнее и сильнее.

Она убрала с его лба прядь темных волос, вглядываясь в теплые синие глаза.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Никогда не думала, что существуют такие переживания. Я даже не мечтала, что смогу почувствовать нечто подобное.

Джош внезапно перекатился. Теперь он лежал на спине, нежно лаская руками лежащую сверху Рейвен.

— Люблю тебя, — тихо сказал он. — Ты никогда не сможешь понять, насколько сильно.

На одно мятежное, страстное мгновение Рейвен захотела попросить его увезти ее подальше. Туда, где нет тьмы, опасностей, игр на острие ножа. Потом всплеск отчаяния прошел. Она знала, что ни один из них не хотел бы этого, даже при наличии выбора.

Утомление медленно брало свое, и она только смутно осознала, что Джош сумел укрыть их одеялом. Его тело обещало тепло и безопасность, и Рейвен, засыпая, слышала спокойный стук его сердца под своей щекой.

Этой ночью ей не снились кошмары.

7

Зак, нахмурившись, ходил взад и вперёд по гостиной. Он, наконец, вернулся к компьютерной распечатке, разложенной на журнальном столике, сел на диван и озабоченно уставился на бумаги.

Джош, который в последнее время выглядел все более напряженным, несколько часов назад ушел к Рейвен в пентхаус, и Зака это тоже беспокоило. Не столько потому, что это было опасно — хотя, конечно, риск при этом был вполне реален — а больше потому, что с каждым днем разрушительное действие тревоги становилось все более явным. Хотя Джош ничего не говорил об этом ни одному из своих людей, ситуация становилась все более нестерпимой; он никак не мог повлиять на ход событий, и так было с самого начала.

Зак был практически уверен в том, что Рейвен, хотя была явно влюблена в Джоша, не хотела принимать на себя никаких обязательств, пока им обоим угрожает опасность. Очень жаль, думал Зак, что у него нет хотя бы пяти минут, чтобы поговорить с ней наедине и объяснить, почему это решение, вполне естественное и разумное, было абсолютно неверным, когда дело касалось Джоша.

И почему, собственно, оно разрывало Джошу сердце.

Но Зак был не так глуп, чтобы вмешиваться. Джошу и Рейвен придется разобраться во всем самим, если они, конечно, смогут это сделать, не разбив друг другу сердце. Зак был уверен лишь в том, что и Джош, и Рейвен принадлежат к тому редкому типу людей, которые смотрят в лицо опасности и неистово бьются за то, чего хотят и в чем нуждаются; что они люди глубокой интуиции и большого мужества.

Если решение существует, они найдут его сами.

Если им хватит времени.

Он вздохнул, снова вглядываясь в распечатку. С этой тревогой он ничего не мог сделать. И это тоже раздражало. У него не проходило смутное, неспокойное ощущение, что ими манипулируют, что они пешки на какой-то нелепой огромной шахматной доске, которые двигает неведомая рука. И этот неведомый шахматист испытывает извращённое удовольствие от игры. Он запустил пальцы в свои темные волосы и нахмурился. Во всем этом не было смысла, не было, черт побери, просто не было.

— Ты еще не спишь? — Рафферти зашел в гостиную из своей комнаты, зевая и завязывая пояс своего халата. — Послушай, уже почти рассвело.

Зак в ответ проворчал:

— А ты сам-то почему не спишь?

— Традиционное средство от бессонницы — какао. — Рафферти подошел к бару и налил себе щедрую порцию бренди в коньячный бокал. — Или его современная версия.

— Налей мне тоже, ладно? — Зак молчал, пока бокал не оказался в его руке, и его содержимое мягким огнем не проникло в горло. — Спасибо.

Рафферти погрузился в кресло и взглянул на разложенную на столе распечатку:

— Лично я для себя решил, что сейчас еще продолжается вчерашний вечер, а утро не наступило, — объявил он, ненавязчиво пытаясь соблюсти правила приличия и потягивая бренди. — Кроме того, где-то ведь утро уже закончилось. — Тут он заметил, что Зак не обращает на него внимания. — А ты все еще не можешь от этого оторваться?

Зак кивнул, а затем заметил:

— Уже несколько дней прошло с того времени, как Треверс сказал Рейвен, что отдаст необходимые распоряжения, так?

— Так сказал Джош.

— Так что это может произойти сегодня.

— Или завтра. Или на следующей неделе. Кто знает?

— Ну, от тебя, конечно, дождешься утешения!

Минуту спустя Рафферти вздохнул:

— Ну ладно, я тоже волнуюсь. Он паршиво выглядел, когда уходил, правда? Нам, конечно, должно было быть ясно, что если Джош когда-нибудь потеряет этот свой всеобъемлющий контроль, жди беды. Так вот, он в беде. А мы ни черта не можем сделать, никто из нас.

Зак смущенно заерзал:

— Я знаю. Но… Он на грани срыва и не может ей объяснить свое состояние, а кроме нее ему никто не может помочь. Если бы они могли встречаться открыто, все могло бы быть по-другому. Он бы справился с этим.

— Не знаю. — Рафферти покачал головой. — Посмотри, через что ему пришлось пройти. Меня все еще удивляет, что он смог прийти в себя после того, как ты выдал ему эту распечатку. По твоим словам, это чуть не убило его. И у него даже не было возможности вернуть себе спокойствие.

Уставившись в распечатку, Зак медленно проговорил:

— Да. Вряд ли сейчас нужно добавлять что-нибудь еще к его неприятностям. Вот почему я и не хочу добивать его и этим.

— Чем? — Рафферти подался вперёд.

Зак взял карандаш и начал сверять имена, даты, места, события.

— Посмотри на это. Сюда. И сюда …

— Откуда это у тебя? — Джош провел пальцем по тонкому шраму на ее спине.

Было раннее утро. Рейвен сидела на краю кровати, собираясь встать. Ее длинные волосы были перекинуты через плечо, оставив изящную линию спины открытой. На мгновение она замерла, потом взглянула на него через плечо. Легко и небрежно она сказала:

— Один раз кавалерия не поспела вовремя.

Джош медленно сел, и его рука обвилась вокруг ее талии, так что он притянул ее спиной к своей груди.

— Что? — спросил он прерывающимся голосом, чувствуя, как где-то внутри поднимается чувство холода и тошноты. Он надеялся, что тонкий шрам возник по какой-то невинной обычной причине: она упала с дерева, когда ей было шесть лет … или попала в автомобильную аварию … или споткнулась на лестнице. …

Рейвен накрыла его руку своей и снова склонила голову ему на плечо. Она говорила тихо:

— Тогда похитили ребенка. Я нашла место, где прятали жертву, и позвонила, чтобы прислали подкрепление. У меня был направленный микрофон,[8] и я слышала, как они говорили о малышке. Им было скучно, и они хотели … Ну, словом ждать было нельзя. Я пробралась через окно в комнату, где они держали девочку, и мне удалось ее вытащить, но, к сожалению, незаметно это сделать не получилось. Подкрепление прибыло, но недостаточно быстро. — Она засмеялась, но голос ее слегка дрожал. — Мне повезло, что у похитителя не оказалось пистолета под рукой.

Сейчас Джош очень крепко обнимал ее обеими руками. Он ощущал изгибы ее теплого женственного тела, прижатого к нему, и она казалась слишком нежной и хрупкой, чтобы сражаться за жизнь с вооруженным ножом мужчиной.

— Я не хочу, чтобы когда-нибудь кто-нибудь причинил тебе боль, — хрипло и с трудом сказал он.

Она потерлась щекой о его подбородок и тихо произнесла:

— Этому, Джош, ты помешать не можешь. Ни бывает жизни без боли, тебе это известно не хуже, чем мне.

Он обнял ее еще крепче и поцеловал в плечо, глядя сверху на ее полную высокую грудь. Ее сияющие черные волосы покрыли один из холмиков шелковым занавесом, который он отодвинул кончиками пальцев в поисках атласной кожи. Его руки сжали теплую плоть, дразня ее умелыми движениями больших пальцев. Он одновременно увидел и услышал ее вздох, поскольку не отрывал взгляда от ее сосков, напрягшихся и устремившихся вперед в слепом вожделении.

Ее мгновенная реакция заставила его собственную непреходящую страсть пылать все жарче, но на этот раз его разум отказывался отвлечься от тревоги и беспокойства. От страха. Она была так неуловима… и она не принадлежала ему. Никогда не принадлежала ему. Что-то темное шевельнулось в нем где-то в глубине. Он не сводил с нее глаз, его пальцы продолжали свое нежное движение, и он услышал собственный голос как будто издалека:

— Ты все время такая настороженная … а внутри у тебя боль. Я ее чувствую. Иногда я вижу ее в твоих глазах. — Его губы потрогали ее плечо, теплое углубление под горлом. — У меня просто душа разрывается, когда я вижу, как тебе больно.

Рейвен попыталась справиться с реакцией своего тела на него, смутно осознавая, что он говорил ей нечто важное, жизненно важное, что она должна постараться услышать больше, чем просто его слова, больше, чем то, что мог сказать ей его хриплый голос. Но ее тело было во власти желания, а мозг отуманен соблазном. Внутри она ощущала жаркое, острое, тянущее покалывание, исходящее из нарастающей пустоты, которую лишь он мог заполнить.

— Ты прячешься от меня, — пробормотал он хрипло, одна из его ладоней соскользнула на ее плоский трепещущий живот. — Всегда, но только не сейчас. Только не тогда, когда хочешь меня. Тогда ты отпускаешь себя на волю.

— Джош …

Он вздрогнул:

— Даже голос у тебя меняется … он становится теплым, нежным и жаждущим. А твои невероятные глаза теряют этот настороженный блеск и становятся такими темными, такими глубокими. — Он резко потянул ее назад на кровать, поднимаясь рядом, чтобы уткнуться носом в ложбинку между ее грудей. — И тогда ты прикасаешься ко мне, — прошептал он, почувствовав, как она начала ласкать его плечи. — Только тогда. Ты никогда не касаешься меня, пока не почувствуешь желание. Ты не отодвигаешься, когда я тебя трогаю, но ко мне ты не прикасаешься. Только когда ты меня хочешь. Только после того, как мы любили друг друга, и твоя защитная система еще не включена.

То, как его утренняя щетина терлась о ее грудь, сводило с ума, и Рейвен не могла думать ни о чем, кроме его прикосновений, от которых она горела. Сколько бы раз они ни любили друг друга, ее снова и снова охватывало то же бесконечное вожделение, распалявшее ее страсть к нему.

Он прижал одну ее ногу, и она подтянула другую, чтобы переплести с его ногами, длинными и сильными. Она терлась об него всем телом. У нее перехватывало дыхание, и она чувствовала, как внутри нее все сильнее пылает пламя. Она нетерпеливо дернулась, пытаясь притянуть его ближе, и огорчилась, почувствовав его сопротивление.

Он жарким дыханием распалял ее жаждущий сосок, щекоча его языком, сводя ее с ума.

— Я могу заставить тебя забыть обо всем на свете, кроме меня и того, что мы делаем друг для друга, — прошептал он. — Я всегда смогу сделать это. Правда, Рейвен?

— Джош. — Она ахнула, пытаясь заставить его опустить голову в отчаянной жажде почувствовать его губы на своей болезненно пульсирующей плоти.

— Правда? — Его голос стал жестче. — Скажи мне!

В изумлении она всматривалась в это худое, жесткое, почти жестокое лицо. Его прекрасные черты были искажены чем-то древним и неотступным. Его глаза сверкали решимостью, и уголок рта подергивался, как отдельное мучающееся живое существо.

Рейвен была уверена, что видела самые разные грани его личности. Ей был знаком его юмор, его заботливость, его сила и властность; она чувствовала его нежность и страсть, и вожделение на грани безумия. Она испытала его гнев. Но таким она не видела его никогда.

Но она поняла, что это.

— Скажи мне, Рейвен. — Его язык дразнил ее, рука скользнула по животу, а колено раздвигало ее ноги сильным движением, которому невозможно было сопротивляться. Лицо его было жестким, решительным, с почти невидящим взглядом.

Хотя ее тело мгновенно реагировало на его чувственные прикосновения, Рейвен судорожно цеплялась за остатки реальности и разума. Все ее инстинкты говорили ей о том, что если она не поймет, что он делает, и что толкает его на это, то это может разрушить их обоих.

Ей стало ясно, что он стал чем-то иным, его сорвало с якоря и несло по воле примитивной стихии чисто мужских желаний. И это ее рук дело. Уклончивая и загадочная, поскольку от этого часто зависела ее жизнь, она невольно довела его до этого чувства отчаяния и загнанности.

Ему были знакомы легкие романтичные и сексуальные победы, он уверенно управлял ситуацией и не сомневался в себе. Его до смерти пугала мысль о том, что он может влюбиться и утратить контроль над собственной жизнью, и он уклонялся от того, что для него было равносильно одержимости.

Она мгновенно вспомнила его досье, все казавшиеся разрозненными факты, которые, как ей было теперь ясно, были неразделимо связаны друг с другом. Его блестящая коммерческая стратегия, внешне сложные тактические приемы при неизменном сохранении полного контроля. Служба безопасности вокруг него, тщательно организованная так, чтобы обеспечить максимальный контроль в любой обозримой ситуации. Долгая череда необязательных спутниц-блондинок, ни с одной из которых он не встречался чаще, чем пару раз, и не сближался так, чтобы подвергнуть свой самоконтроль хоть малейшей опасности.

В детстве многое случалось помимо его воли, сначала отняв у него отца, потом мать, одарив его почти невообразимым богатством и властью, отделив от других мальчишек, других людей. И с тех самых пор он всеми силами добивался контроля, защищаясь от новой боли, планируя и размечая свою жизнь с уверенной осторожностью.

И вдруг в одно мгновение он потерял этот тщательно охраняемый, такой необходимый контроль. Несмотря ни на что и, может быть, против своей природы он влюбился, и его тщательно намеченная тропа резко и пугающе свернула в сторону. Если бы у них был обычный роман, Джош бы справился с этим, может быть, не сразу, но, по крайней мере, без этой ужасной борьбы. Но ничего нормального ждать не приходилось.

Над их настоящим кружила темная тень опасности, и у каждого было прошлое, полное мучительных и грозных воспоминаний. Даже то время, что они были вместе, им не принадлежало — краденные, тайные, поспешные минуты. Отчаянные. В любой момент их могли оторвать друг от друга, может быть, навсегда, а почва под их ногами была предательски зыбкой.

И Джош, так резко потерявший контроль, отчаянно старался овладеть ситуацией. Вернуть себе хоть какой-то рычаг. Он как-то справился с сокрушительной вероятностью того, что любимая женщина — дурной человек, и в этой битве не утратил ни капли доверия. Он перенес реальность ее двойной жизни и никогда не просил ее уйти от выполнения того, что она считала своим долгом. Его не сломили грозящие ей опасности, он был потрясен ими, но не дрогнул, а продолжал постоянную и явную борьбу с мужским инстинктом охранить и защитить.

Он любил ее без колебаний и сомнений, отдавая себя свободно и не прося у нее ничего, кроме того, что она готова была отдать столь же свободно.

А Рейвен из какого-то легкомыслия оставалась скрытной. Не зная о рвущих ему душу противоречиях, она не осознавала, как ранит его своей самозащитой. Настороженная и подозрительная, она боялась рисковать своим самым сокровенным — потаенной жизненной энергией, которую она всеми силами пыталась сохранить, несмотря на все шрамы, потому что это было почти единственным, что было для нее реальным в этой жизни.

Она не знала даже сейчас, почему, наконец, лопнула эта непрочная изношенная нить, на которой держался самоконтроль Джоша. Может быть, потому, что он увидел своими глазами этот шрам из ее прошлого, который просто кричал об опасностях, с которыми она сталкивалась. Может быть, из-за того, что у них остается все меньше времени, и неопределенность и риск смыкают вокруг них свои темные когти. А может быть, все вместе. Но что бы ни было причиной этого, глубоко укорененные инстинкты, превратившиеся уже в одержимость, требовали, чтобы Джош утвердил тот единственный контроль, которым он мог надеяться овладеть. Древние мужские инстинкты, сложившиеся за миллионы лет, требовали, чтобы он взял ее, овладел ею, поставил на нее свое нестираемое клеймо. Ему была нужна от нее уверенность, которой он нигде больше не мог получить.

А если бы он это сделал — смял ее охранительные барьеры против ее воли и отнял у нее то, что она не желала отдать — это разрушило бы ее. И его, когда к нему снова вернулся бы разум.

— Скажи мне! — приказал он грубым резким голосом. Его сильное тело было твердым и напряженным, движение горячих губ с первобытной страстью заявляло о своих требованиях к ее плоти. — Скажи мне, что я могу заставить тебя позабыть обо всем, так что больше ничего не будет иметь значения. Скажи мне.

И вдруг Рейвен в единой вспышке осознания поняла все. Даже раздираемый чувством, он не был способен на насилие, и она не боялась его. Но она знала — то, как она откликнется на его требования либо скрепит их огненной связью, либо навеки оторвет друг от друга. Сейчас тех слов, которые она должна была сказать ему раньше, уже было недостаточно, она это знала. Не сейчас. Недостаточно, чтобы остановить его, недостаточно, чтобы загасить дикое желание его души.

Чтобы дать уверенность, которая была ему нужна, ей придется исчезнуть, полностью потерять себя, отдать ему всю себя. Это не было так же просто и первозданно, как любовное воссоединение двух тел. Ему было нужно полное и совершенное преодоление всех ее внутренних запретов, сдержанности, любого осознания всего и вся, кроме полного насыщения пылающих между ними чувств.

Ей придется расстаться со своей гордостью, своим инстинктом самосохранения, потерять чувство себя до того, как он начнет в слепой ярости крушить их сам.

Ее выбор был сделан мгновенно, за одно биение сердца.

Она скользнула вдоль грубой ласки его рук, запустив ладони в его волосы, требуя положить конец мучению.

— Да, — сказала она, и ее голос тоже был резким и грубым, потому что она уже не была собой. — Ты заставляешь меня забыть. Ничего не имеет значения, кроме тебя.

— Скажи мне, чего ты хочешь, — потребовал он, приподняв голову, и посмотрел на нее блестящими глазами. Его пальцы двигались с уверенным мастерством.

Рейвен застонала, это тихое почти животное поскуливание поднималось с самого дна ее бытия. Все сдерживающие центры постепенно рушились, оставив от нее лишь первозданное жаждущее создание без разума и понимания окружающего, живущее лишь нуждами своего тела и души. Его искусные пальцы настойчиво ласкали ее в сокровенных местах, и ее бедра поднимались, прося новых прикосновений.

— Тебя! — она задыхалась, ее ногти вонзались ему в спину, ее тело изогнулось. — Я хочу тебя … тебя всего… — Ее голос был напряженным и дрожал.

Напряженные от алчущей боли вершинки ее грудей были втянуты в водоворот его жадного рта. Одной рукой он сжимал ее запястья и держал их над ее головой, не причиняя боли, но не отпуская, другая его рука все более настойчиво продолжала свои чувственные ласки. И когда ее тело в последних содроганиях прижалось к нему, изгибаясь, и из ее горла вырвался исступлённый крик, он поднял голову и пристально вгляделся в нее, не переставая ласкать, подталкивая ее все выше, не давая разрядки и покоя.

Снова и снова он вел ее к новым чувственным потрясением, ловя ртом ее безумные крики, не давая себе прийти к завершению. Он удерживал ее, когда она хотела заметаться, не давал ей освободить руки и прижать его к себе теснее. Он утолял ее голод, и все же оставлял ее в ощущении пустоты и боли, заставлял ее желать его со всепоглощающей жаждой, воспламеняющей ее нервы.

И когда он, наконец, начал двигаться у нее между бедрами, она могла только отдаться яростной дрожи, раскачиваясь вместе с его телом, ее освобожденные руки тянулись, стремясь обнять его, сильные ноги поднялись, чтобы охватить его. В ее голосе звучала дрожащая мольба, беспомощная, бессловесная, древнейшая. Он вонзился в нее одним грубым толчком, его твердое тело заполняло ее болезненную пустоту, пока она не почувствовала, как он пульсирует внутри ее, и крик ее не стал триумфальным.

Для Джоша мир сгустился, съежился, превратился в один узкий туннель, где никого не было, кроме них. Единственное, что осталось в его сознании, была она, ее тело, охватывающее его так тесно, так мягко, ее дрожащий голос, ее крики, сводящие его с ума, ее ногти, вонзающиеся в его спину как острые жала вожделения. Ад внутри него был тиглем, в котором плавилось все, кроме свирепого голода, который гнал его вперед.

На бесконечное мгновение он оставался неподвижен, удерживая себя глубоко внутри нее в состоянии, столь близком к взрыву, что он чувствовал собственную дрожь как перышки, щекочущие все до единого напряженные нервы его тела. С ее губ сорвался глубокий резкий стон, внутренние мышцы смыкались вокруг него в неожиданном экстатическом ритме, и он уткнулся лицом в ее шею, скрежеща зубами, пытаясь сохранить контроль над свирепым удовольствием так непосредственно ощущать ее освобождение.

Но его тело в отчаянном порыве обрело собственный ритм. Он перехватывал ее задыхающиеся крики, его губы жарко и свирепо охватывали ее рот со всей силой и мощью утраченного самообладания и безоглядной потребности. Она вбирала его всего, и шелковистый плен ее тела усердно подталкивал его к необходимому обоим взрыву.

Его тело пронизала дрожь, когда он вторгся в нее, и невыносимое напряжение лопнуло, посылая взрывные волны чувства, которое, казалось, на миллионы световых лет больше, чем просто удовольствие. Он умирал…нет, он жил — напряженно, неистово … разрываясь в своей неподвижности между смертью и жизнью и насыщением голода слишком первобытного, чтобы иметь название.

Он лег на нее всей тяжестью. Его грудная клетка вздымалась от глубокого прерывистого дыхания, его измученное тело по-прежнему требовало чего-то. Лицом он уткнулся ей в шею. Рейвен держала его изо всех оставшихся у нее сил, лаская могучие блестящие мускулы его спины неудержимо трясущимися руками.

В это раз для них это было больше, чем простое чувство радости жизни. Она остро ощущала себя по-особому живой, как будто находилась под электрическим напряжением, как будто вокруг нее не было никаких темных теней. Первый раз в своей жизни она отдала себя полностью, абсолютно, содрав с себя слои, защищавшие ее самое сокровенное, явив свою суть опаляющему и целительному прикосновению требовательного желания — его и своего собственного.

Ее рука скользнула по его спине вверх, перебирая пальцами его густые черные волосы и с новым, невероятно острым чувством общности она ощутила мгновение, когда он пришел в себя и снова понял, где находится.

— Я тебя люблю, — пробормотала она, согревая дыханием его плечо.

Джош поднял голову, и у него перехватило дыхание, когда он посмотрел на нее. Ее глаза были широко раскрыты и бездонны, в них светился внутренний огонь, слишком глубокий и сильный, чтобы его можно было скрыть за загадочной поверхностью фиалковой радужки или затенить умело наложенным гримом.

Он приподнялся на локтях, потрясенный тем, что увидел и тем, что чуть было не сделал с ними. Если бы она сопротивлялась ему … Воспоминания преследовали его, как первобытное рычание в глубине глотки, и тело его дрожало от охватившего его напряжения.

— Рейвен … — Его трясущиеся руки нашли ее лицо. — Я мог сделать тебе больно. — Он вспомнил свирепость своего желания, силу, увлекшую его, и прикрыл глаза. — Я действительно сделал тебе больно.

Она подняла голову от подушки и очень нежно поцеловала его.

— Ты не сделал мне больно. Ты никогда не смог бы сделать мне больно, — прошептала она. — Разве ты не понимаешь, что я это знаю?

Он все еще был слишком потрясен, слишком расстроен своим падением в темные и дикие глубины, чтобы его можно было успокоить.

— Я хотел … Боже мой, я хотел всего. Я не подумал, что могу сделать тебе больно, я думал только о том, чтобы взять тебя. Чтобы быть уверенным, что ты принадлежишь мне.

Рейвен не думала, она просто откликнулась на мучительную тоску, прозвучавшую в его голосе. Нежно, чуть охрипшим голосом она сказала:

— Во мне было что-то холодное, что-то темное и одинокое. А сейчас его больше нет, Джош. Там была рана, такая глубокая, что в нее никогда не проникал свет, и ее невозможно было залечить. Но ты сделал это.

Он посмотрел на нее, вглядываясь в глубину этих бездонных жарких глаз, и увидел истину. Что бы ни случилось с ними, потребность в нем Рейвен была столь же острой, что и его в ней, и уверенность, которой так не хватало обоим, теперь укрепилась внутри них надежным теплом.

— Я тебя люблю, — сказал он едва слышно. — Я так сильно тебя люблю.

Она пообещала встретиться с Леоном Треверсом во время ланча, и Джош, одевшись, наблюдал, как она сидела за туалетным столиком и укладывала волосы, умело закрепляя узел на макушке несколькими шпильками. На ней было шелковое платье, темно-фиолетовое и переливающееся. И ее глаза, даже умело накрашенные и подведенные, больше не были холодными и загадочными.

Изменения, произошедшие в ней, уже никогда не удастся спрятать за ролью, которую ей придется играть. Ее глаза были необъяснимо шире, ярче, тревожно живее. В них больше не было смутных теней, никаких признаков холодного безразличия.

Джош поднялся на ноги, подошел и встал позади нее.

— Если ты когда-нибудь позволишь кому-нибудь кроме меня смотреть, как ты одеваешься и красишься, — сказал он небрежно, — я тебя задушу.

Глаза, встретившиеся с его взглядом в зеркале, заискрились смехом.

— Что, правда?

— Да. — Его руки поднялись и легли на ее плечи, мягко дотрагиваясь до любимого тела и нежных позвонков, до ее неотразимой теплоты. — Я никогда раньше об этом не думал, но есть нечто совершенно интимное в том, когда смотришь, как женщина готовится к выходу. — Его руки прошлись по шелку и нежно обхватили шею. — Это пробуждает в мужчине собственнические чувства.

Рейвен вглядывалась в отражение его лица, видя, как с него уходит напряжение, не оставлявшее его так много дней. Сейчас он был необъяснимо спокоен, причем она чувствовала это, а не только видела. Она потянулась, пытаясь поймать его руки, откинув голову назад, прижимаясь к нему, забывая о своей прическе.

— Я и не возражаю, — прошептала она.

— Ладно, потому что мне кажется, я не смогу спокойно к этому относиться, — сказал он и наклонился, чтобы еще раз поцеловать ее. После этого он отодвинулся, и блеск его глаз предостерег ее: стоит ей замешкаться, и она наверняка опоздает на встречу.

Очень сильно опоздает.

Оторвав взгляд от этого молчаливого и горячего обещания, Рейвен в последний раз оценивающе посмотрела на себя в зеркало и слегка нахмурилась. Она потянулась было за коробочкой с тенями, но его замечание остановило ее.

— Это не поможет.

Она повернулась на своем низком стульчике, удивленно глядя на него снизу вверх:

— Почему не поможет?

В тщетной попытке удержаться и не трогать ее Джош легонько прошелся костяшками пальцев у нее под подбородком, лаская шелковистую кожу.

— Потому что ты изменилась, — сказал он тихо, наблюдая за ее реакцией. — Твои глаза ожили, по-настоящему ожили. Тебе уже не удастся скрывать их под гримом.

Долгое мгновение она вглядывалась в него, и вдруг улыбнулась.

— Ты погубил нашу с Хагеном работу, — сказала она с видимым удовольствием. И засмеялась. — Кажется, мне просто придется все время скромно опускать ресницы или ходить в ресторан в темных очках.

Джош взял ее руки в свои и потянул, помогая подняться.

— Треверс заметит, — сказал он с беспокойством, осознавая значение происшедшего. — Он увидит, что ты изменилась. Что что-то произошло.

— Я придумаю какое-нибудь объяснение. Не волнуйся. — Она поцеловала его в подбородок. — А сейчас мне надо достать браслет, так что теперь помолчи. — Она рассказала ему раньше о микрофоне у нее в браслете, чтобы он меньше сомневался в эффективности мер предосторожности, предпринятых Хагеном.

Джош не стал сразу же отпускать ее, а взял ее за подбородок, подняв ее лицо, и поцеловал глубоко и основательно с новым собственническим чувством, которое обрели они оба.

Рейвен таяла в его объятиях, набираясь от него силы, торжествуя от чувства, что принадлежит ему. Это было особое чувство принадлежности, решила она для себя, что-то глубокое и надежное, без всякого намека на власть или эгоизм. Они принадлежали друг другу, и их личности стали богаче, чем были до этого.

— Я тебя люблю, — прошептал он.

Она улыбнулась, ее пальцы удивленно дотронулись до его губ:

— Я тебя люблю.

Она неохотно достала свой браслет и попыталась собраться, входя в свое теперь ускользающее другое «я».

И они ушли. Она зашла в лифт, чтобы спуститься вниз, ее надменно-холодное выражение и темные очки помогли спрятать теплое сияние ее глаз, а он тихо исчез, спустившись по задней лестнице, никем не увиденный и не услышанный.

Рафферти поднял голову от письменного стола, когда Джош вошел в номер, и замер, острым взглядом оценивая происшедшую перемену. «Понятно, — подумал он. — Все понятно».-

— Ребята, вы пообедали? — отрывисто спросил Джош, бросив ключи от машины на столик возле двери и, войдя в комнату, плюхнулся в уютное кресло.

— Нет. — Зак, отложив распечатку, тоже внимательно изучал происшедшие изменения.

Улыбаясь и совершенно не сознавая этого, Джош положил ноги на журнальный столик.

— Обслуживание номеров здесь неплохое, — заметил он лениво.

После секундной паузы Зак посмотрел на Рафферти.

— Он привозит сюда лучшего шеф-повара Европы, а потом говорит, что еда здесь неплохая. Ты, может, напомнишь ему, что он в своей собственной гостинице, или предпочитаешь, чтобы это сделал я?

Рафферти засмеялся, но потом закашлялся, когда столкнулся со взглядом удивленных синих глаз.

— Это твоя гостиница, Джош, — отважился сказать он.

— Это я знаю. — Джош смотрел то на одного, то на другого, пока, наконец, не пришел к выводу, что внешне изменилась не только Рейвен. Как ни странно, он не был ни в малейшей степени смущен и не почувствовал ни малейшей неловкости. — Если у меня выросла вторая голова, — вежливо произнес он, хотелось бы, чтобы кто-нибудь сказал мне об этом. Мне придется докупить шляп.

— Ты не носишь шляп, — пробормотал Зак.

Джош посмотрел на него.

Рафферти поспешно откашлялся:

— Да, стоит заказать еду в номер. Где меню?

— Я принесу. — Зак поднялся с кушетки со сверхъестественной грацией, удивительной для столь крупного мужчины, и подошел к бару, на котором лежало меню.

— Где Лукас? — рассеянно спросил Джош.

Зак повернулся от бара и за спиной Джоша быстро взглянул на Рафферти, потом слегка покачал головой.

После незначительной паузы адвокат небрежно ответил:

— У него было несколько поручений. Но может быть, он вернется раньше, чем принесут еду.

— Тогда мы закажем и на него тоже, — сказал Джош и взял меню у Зака.

Рафферти медленно заговорил:

— Джош, ведь это может быть сегодня, правда?

Часть напряжения вернулась на лицо Джоша, но все-таки он был напряжен гораздо меньше, чем они привыкли видеть.

— Может быть. Но Рейвен говорит, если Треверс будет действовать своим обычным методом, все произойдет ночью. Вероятнее всего, завтра ночью.

— Она будет знать, куда ее везут? — спросил Зак.

— Нет, пока они не доберутся до места. — Джош смотрел в меню, и что-то мрачное и решительное на мгновение появилось на его раздраженном лице и пропало.

Зак взглянул на адвоката, и Рафферти кивнул с неохотой, которую Джош не заметил.

Они оба всегда знали об этом.

Хаген и Келси сидели в автомобиле в квартале от элегантного ресторана и ели ланч из всевозможных бумажных и пластиковых упаковок. Келси скомкал обёртку своего гамбургера и мрачно сказал:

— Она это нарочно сделала, ведьма. — Он жестом показал в сторону маленького приборчика, при помощи которого они прослушивали разговор в ресторане. — Она нам нарочно сказала, какую еду заказывает, потому что знала, что нам придется питаться приправленной специями бумагой.

— Без сомнения, — согласился Хаген, с некоторой неприязнью поглядывая на то, что сам собирался есть.

Разговор внутри здания пока продолжался, и когда Рейвен извинилась и вышла, Келси задумчиво посмотрел на своего босса:

— За восемь лет, что я Вас знаю, это первый раз, когда Вы принимаете участие в слежке.

— Это крупная рыба, — сухо сказал Хаген. — И я твердо намерен ее поймать.

— Ну, спасибо.

Хаген фыркнул от смеха:

— Не хотел тебя обидеть, мой мальчик. Ты отличный оперативник, может быть, лучший из всех, кто у меня есть. Как и Рейвен. Ты, конечно, знаешь, что это будет ее последнее задание?

Келси вздохнул:

— Да, я догадался. Давно. Мне, конечно, жалко, что он забирает у меня лучшего напарника из всех, с кем я работал, но я рад, что он может сделать ее счастливой.

Последовало несколько секунд молчания, пока Рейвен не вернулась за столик в ресторане. Келси, прислушиваясь, настороженно склонил голову набок.

— Что? — спросил Хаген.

— У него несколько напряженный голос, Вам не кажется?

Хаген прислушался к разговору, который казался вполне безобидным:

— Я ничего такого не слышу.

Келси покачал головой, все еще немного обеспокоенный:

— Я, наверное, становлюсь дерганным из-за всей этой приправленной специями бумажной еды, — пробормотал он. — Пищевые добавки и красители… и вообще. Все это отрицательно влияет на то, что я ласково называю мозгом.

Хаген мгновение смотрел на него, затем снова стал прислушиваться к разговору.

— Может быть, — сказал он больше самому себе.

На подземной парковке многоэтажного отеля Лукас Кендрик остановился в тени и внимательно осмотрелся. Убедившись, что находится один в этом помещении с громким эхом, он тихо двинулся вперед, пока не дошел до арендованного автомобиля.

С тех самых пор, как в Майами свихнувшийся уволенный работник выследил Джоша по машине, взятой напрокат, и стрелял в него, хоть и промахнулся, они научились не оставлять ничего на волю случая. Взятые напрокат автомобили всегда регистрировались в документах как направленные на техобслуживание, пока он ими пользовался. Даже когда Джош вел один из собственных автомобилей, таблички с номерами то и дело меняли.

Лукас быстро заглянул в машину, потом быстро и молча выскочил из нее, не оставив за собой ничего, кроме маленького устройства, тщательно спрятанного под приборной панелью.

8

Джош волновался всё утро и немного расслабился лишь после того, как Рейвен позвонила ему из телефона-автомата дамской комнаты ресторана и сообщила о том, что Леон отменил вечернюю встречу. Это явно указывало на то, что не всё ещё было «устроено» для того, чтобы Рейвен увидела девушек, которых она собиралась приобрести для своих иностранных покупателей, чьи интересы она, как предполагалось, представляла.

— Так это случится не сегодня вечером?

Джош, повесив трубку, посмотрел на Рафферти и пожал плечами, скорее для того, чтобы расслабиться, чем по поводу разговора.

— Похоже на то. Если повезет, все произойдет завтра ночью, — и добавил про себя: — Тогда все и закончится.

Рафферти молча наблюдал за Джошем, который рассеянно бродил по комнате. Он не сказал ни слова и тогда, когда его друг и наниматель внезапно вернулся к своему столу и, открыв ящик, достал наплечную кобуру с выглядевшим устрашающе пистолетом внутри. Он вытащил обойму, проверил ее, затем снова вставил ее на место и надел кобуру. Именно в этот момент в комнату вошёл Лукас, в отличие от Рафферти не ставший молчать.

— Это произойдёт сегодня вечером? — быстро спросил он.

— Нет.

— Тогда зачем…? — Лукас махнул в сторону оружия, которое висело у Джоша под мышкой и выглядело с ним одним целым.

Джош слегка нахмурился. Продолжая хмуриться, он пожал плечами:

— Я не знаю. Предчувствие.

Зазвонил телефон, но он продолжал стоять, глядя в окно, не сделав движения, чтобы снять трубку.

Рафферти встал, снял трубку и протянул её Джошу:

— Сирина.

Его лицо посветлело. Джош взял трубку и заговорил с притворной серьёзностью.

— Ты этого не получишь.

— Не получу что, Джош? — Голос его единокровной сестры остался как обычно мягким, безмятежным и обманчиво доброжелательным.

— Независимо от того, что ты хочешь. Вероятно, это деньги. Почему бы тебе не заставить своего мужа давать тебе больше денег на твои проекты? Мне, совершенно случайно, известно, что Брайан не беден.

— Джош, ты пьян?

Он едва сдержал усмешку после этого вежливого вопроса:

— Нет, Рина, я не пьян. Ты звонишь по делу или только для того, чтобы сделать мне приятное?

— Из любопытства. Папа сказал, что ты звонил, чтобы спросить о Хагене. В чём дело, Джош?

— Ты знаешь Хагена?

— Конечно, я слышала о нём. Папа говорил, что он выдающаяся личность, полностью предан закону и порядку и изворотлив как уж.

Джош понял, что не должен удивляться осведомлённости Сирины. В конце концов, она была намного ближе к тайному миру Стюарта Джеймсона, чем он сам, и наверняка знала обо всех участниках этой специфической игры.

— Джош?

Он очнулся:

— Да, мне он сказал то же самое.

Она нетерпеливо произнесла:

— Мне это известно. Но мне хотелось бы знать, почему им интересовался ты.

Несколько запоздало Джош задался вопросом, не мог ли его телефон прослушиваться. Ему было известно, что Зак проявлял осторожность везде, где они останавливались, но не был уверен, проверялся ли телефон чаще, чем раз в день. Он хотел было спросить Рафферти и Лукаса, но обнаружил, что они вышли из комнаты, оставив его одного.

Он осторожно сказал сестре:

— Сейчас не совсем подходящее время для подобного разговора, Рина.

Она была очень сообразительна, голос её не изменился, но он знал, что она все поняла.

— Тогда поговорим позже. О чём я действительно хотела спросить, так это о твоей брюнетке.

К своему изумлению, Джош понял, что она ещё способна его удивить:

— Ммм… какой брюнетке?

— Той, что наконец тебя захомутала, — терпеливо произнесла Сирина. — Именно из-за неё ты всё ещё в Лос-Анджелесе, не так ли?

Джош кашлянул, разрываясь между желанием рассмеяться и закончить разговор:

— Ну, фактически…

Она мягко усмехнулась:

— Неужели это, наконец, произошло? Ты буквально сбит с ног.

Джош рассмеялся, вспомнив:

— В самую точку. И как, ради всего святого…?

— Джош, ты годами, за исключением того случая со мной, не прерывал деловые поездки! Кроме того, я слежу за прессой, и не видела ни одной твоей фотографии под руку с блондинкой с тех пор, как ты находишься там. Я тебя знаю. Если ты настолько изменил своим привычкам, это значит…

— Хорошо, хорошо. — Он снова напомнил себе, что телефон мог прослушиваться. Его раздражала необходимость контролировать каждое слово. — Если бы не привычка Брайана защищать тебя ото всех недоброжелателей, тебя, вероятно, давно сожгли бы за колдовство. Меня утешает только то, что к моей встрече с Рейвен ты не имеешь никакого отношения.

— Какое чудесное имя! Джош, когда ты нас познакомишь?

Он резко закрыл рот и сглотнул:

— Надеюсь, скоро.

После небольшой паузы она спросила:

— Я могу чем-то помочь?

— Нет, — он кашлянул, совершенно не удивившись её проницательности. — Нет, но спасибо за предложение.

— Хорошо, если понадоблюсь, я готова.

— Конечно. Передавай от меня привет Брайану.

— Передам.

Он тихо повесил трубку, впервые вспомнив их с Сириной детский уговор, ставший привычным для них обоих, хотя Джош никогда ранее не задумывался об этом. До сих пор.

Они никогда не говорили друг другу «до свидания», даже по привычке, если находились на расстоянии друг от друга.

Уставившись на телефон, Джош задумался над этим. Этот договор был заключён двумя детьми в самое тёмное для них время, когда трагедия унесла их мать, и они были заперты в клетку безопасности, предназначенную для их защиты. Притихший и опустошенный, Стюарт временно отстранился от дочери и пасынка и они, цепляясь друг за друга в щемящей боли, поняли, что есть вещи, которыми они не могут управлять, не могут изменить.

Этот совместный опыт только усилил их врождённые черты характера. Сирина, очень умная и преданная, нашла способ управления своей жизнью, который был настолько изощренным, насколько и естественным для нее. Она плела интриги, устраивала заговоры, подстраивала ситуации, чтобы получить желаемое, всегда с точностью разбираясь в людских характерах и в их реакции на её действия.

Джош, который был старше и циничнее, шёл прямой дорогой, стараясь самостоятельно управлять своей судьбой. Убедив себя в том, что влюбится в брюнетку, он просто игнорировал женщин с тёмными волосами. Он избегал их с маниакальным упорством. Он окружил себя силой интеллекта и охраны, предпочитая знать о возможных опасностях, избегая любых неожиданностей. Он мрачно изучил то, что, называл, «тёмной стороной улицы», зная, что угроза исходит оттуда.

И вот теперь…

Он уставился на телефон, осознавая, что некоторые шрамы никогда не заживают до конца. Рейвен никогда не забудет свою сестру. Он и Сирина никогда не заставят себя сказать друг другу «до свидания», потому что в их душах ещё были живы два маленьких ребёнка, упрямо верящие в то, что пока они не произнесли «до свидания»…. ни один из них не уйдёт навсегда.

И только сейчас он понял, что ни разу не сказал Рейвен «до свидания».

Рейвен не могла с полной уверенностью сказать, что именно ее беспокоит. Её слегка волновало то, что Леон мог заметить перемену в ней и как-то отреагировать, но очевидно, этого не произошло. Но вскоре она забыла об этом, больше обеспокоенная поведением Леона.

За завтраком он, как обычно, был сама учтивость и разговаривал так же небрежно, как и всегда. Извиняющимся тоном он отменил их вечерние планы, сославшись на неотложные дела. Выражение его лица и пристальный взгляд, как всегда, были непроницаемы, а голос учтив.

Но Рейвен заметила некоторые признаки волнения или нечто похожее на него. Он вертел в руках бокал и салфетку. Он почти ничего не ел и часто смотрел на часы, что было весьма необычным для Леона Треверса.

У неё возникло сильное необъяснимое чувство, что он был с ней только телом, а его мысли были далеко.

Очень необычно.

Рейвен рискнула позвонить Джошу, желая рассказать ему, что сегодня ночью они смогут встретиться раньше, чем обычно. Но она была немного рассеяна даже во время разговора с ним, так как все ещё была обеспокоена чем-то, что и сама не могла определить.

Всё её инстинкты кричали, но она не понимала, о чём.

Небрежно разговаривая с Леоном, она сохраняла хладнокровную маску на лице и избегала прямых взглядов, которые могли бы сказать ему, что в ней что-то изменилось. И в тоже время Рейвен обдумывала проблему. Что было не так? Что?

Зак вошёл через минуту после того, как Джош закончил разговор. Он посмотрел на оружие, но промолчал.

— Этот телефон не прослушивается? — спросил Джош.

— Нет, — просто ответил Зак, не удивившись вопросу. — И жучков в нём нет. Я проверяю аппарат два раза в день.

— Хорошо. — Джош развернулся, поднялся на ноги и надел пиджак. — Я иду в пентхаус. Рейвен не встречается с Треверсом сегодня вечером.

— А оружие зачем?

Джош пересёк комнату, взял ключи от машины, затем коротко ответил:

— Я не знаю.

Дверь за ним мягко закрылась.

В течение минуты после его ухода Зак позвал Лукаса и Рафферти из их комнат, и трое мужчин окружили стол.

— Он взял с собой оружие, — сказал Рафферти уныло, и это не было вопросом.

Зак не стал отвечать:

— Он чем-то обеспокоен. Возможно, Рейвен была напряжена или взволнована, когда они разговаривали, я не знаю. Но у Джоша острая интуиция, и она, возможно, его о чем-то предупреждает.

Лукас достал своё оружие и машинально проверил его.

— Итак. Мы будем по близости?

— Пока всё не закончится, — Зак посмотрел на адвоката, — А где твой чертов пистолет?

Покорно вздохнув, Рафферти погладил левую полу пиджака, на которой только другой профессионал смог бы различить небольшую выпуклость.

— Здесь. И я надеюсь, мне никогда не придётся снова применять его.

Зак кивнул, соглашаясь, проверил свой собственный револьвер, затем вернул его в наплечную кобуру, одновременно наблюдая, как Лукас принёс из своей комнаты кейс и раскрыл его на кофейном столике. Он был набит электронным оборудованием, и Лукас удовлетворённо хмыкнул, когда краткая проверка показала им довольно ясный сигнал на маленьком экране.

Он закрыл крышку и выпрямился, смотря на пару напротив себя.

— Отлично, всё работает. Два четких сигнала. Если он покинет автомобиль, то передатчик в его наплечной кобуре все равно будет нас вести. — Нахмурившись, Лукас добавил: — Но меня беспокоит, как он узнает, куда она поедет. Если он последует за нею, и Треверс обнаружит хвост…

Зак пожал широкими плечами:

— Мы ничего не можем с этим поделать, кроме как находиться как можно ближе к нему. Он не сделает ничего, что может подвергнуть её ещё большей опасности, и ему известны приёмы наблюдения. Скрестите ваши пальцы на удачу.

Рафферти, выходя вслед за ними из номера, тихо пробормотал, что, скорее всего, они проведут ночь в стесненных условиях и умаются от скуки.

По крайней мере, он очень надеялся, что так и будет.

День уже подходил к концу, когда Рейвен вернулась в пентхаус и автоматически включила магнитофон, как только оказалась внутри. Она открыла верхний ящик столика, на котором стоял магнитофон, и положила туда сумочку. На мгновение она задержала взгляд на другой сумочке, уже лежавшей там.

Ещё одна из привычек, к которым она приучила Леона, касалась её сумочек. Если Леон был рядом, то каждый раз, покидая пентхаус, она брала новую сумочку, всегда доставая ее из этого ящика. Ту сумочку, на которую она сейчас смотрела, Рейвен ещё никогда не брала, потому что она был приготовлена для заключительного представления с Леоном.

В ней хранилось её оружие.

Медленно вздохнув, она закрыла ящик. И только в этот момент поняла, что Джош здесь. Она повернулась и, увидев, как он выступил из ниши в гостиной, немедленно пошла к нему, сияя приветливой улыбкой.

Подойдя, она резко отстранилась, стремительно откинув полу его пиджака, и уставилась на пистолет.

— Лучше быть готовым ко всему, — спокойно сказал он. — Во время нашего разговора ты была чем-то обеспокоена.

Через секунду Рейвен кивнула. Она не удивилась, что Джош ощутил её волнение.

— Происходит что-то непонятное. Что-то, что я не могу уловить. — Она запахнула его пиджак, рассеянно погладив ткань. — Но тебе не стоило брать с собой оружие. Чем бы это ни кончится, ты не должен в этом участвовать, Джош.

Он промолчал.

Она всматривалась в его лицо, и холодок беспокойства пробежал по ней. С трудом сглотнув, она спросила:

— Ты же не собираешься последовать за мной?

Руки на её плечах напряглись, и какое-то беспокойство отразилось во взгляде:

— Нет, это только подвергло бы тебя опасности.

Её охватило чувство облегчения, и на мгновение она прижалась лбом к его груди.

— Всё уже спланировано, — пробормотала она, — и сейчас наступает решающий момент. Хаген и Келси будут там, — прошептала она и резко отстранилась, глядя на браслет на правой руке. — Отключи микрофон, Келси, — твёрдо скомандовала она.

— Он это сделает? — спросил Джош.

— Нет, — ответила Рейвен, всё ещё обращаясь в микрофон. — Он паршивый извращенец. Келси! Выключи микрофон. — Однако она слишком хорошо знала, что микрофон останется включенным.

Джош хотел предложить ей положить браслет в какой-нибудь ящик, но внезапно в дверь кто-то позвонил, и его предложение осталось невысказанным. Он и Рейвен на мгновение уставились друг на друга, и он стремительно отступил в спальню.

Рейвен глубоко вдохнула и пошла к двери, по пути восстанавливая маску безразличия, которая почти слетела, когда она увидела того, кто пришёл.

— Теодор, Леона здесь нет…

— Я это знаю. — Тонкие губы Теодора были крепко сжаты, он явно не простил её пощечину. — Он ждёт внизу, в лимузине. Если Вы хотите видеть товар, идите со мной. Мы едем сейчас.

Она сразу же отреагировала:

— Я не помню, чтобы приглашала вас к нам присоединиться, — сказала она прохладно.

— Вы считаете, Леон доверил бы водителю лимузина подобное поручение, мисс Андерсон? Поэтому веду машину я. Так Вы идете или нет?

— Я только возьму свою сумочку, — она отошла от двери и подошла к столу, выдвинула ящик и взяла сумочку. Ту, которую приготовила. — Я только надеюсь, что Вы знаете, куда мы едем. — Она сказала это машинально, так как вовсе не надеялась на то, что Теодор проговорится. Но презрение в ее голосе, должно быть, задело его.

— Я думаю, что смогу найти дорогу до Лонг-Бич,[9] — сказал он натянуто.

Рейвен надела солнечные очки и с безразличным выражением лица прошла мимо него к двери, при этом лихорадочно размышляя. Слышал ли Джош? И что же всё ещё беспокоит ее? Она чувствовала, что у нее в руках оказался еще один фрагмент головоломки, только она пока не знала, куда его положить.

Что было не так? Что выбивалось из общей картины? Волнение Леона за ленчем, его напряжённость? Эта внезапная поездка, была ли она запланированной? Возможно, она вызвана желанием избежать слежки. Но почему за рулем Теодор? Все люди Леона заслуживали доверия. Он приезжал на лимузине к дому, где временно содержались близнецы, не так ли? И за рулем был постоянный водитель, как доложил их оперативник. Почему сегодня за рулем был Теодор?

Рейвен была напряжена, спускаясь вниз на лифте, но одно подозрение развеялось, когда она очутилась рядом с лимузином. Теодор открыл заднюю дверь, и она увидела внутри Леона.

— Добрый день, дорогая.

— Леон, — она села в автомобиль. Значит, это не было спланированной Теодором ловушкой, как она подозревала. Но ее обучили серьезно относиться к непоследовательности: внезапное изменение привычек у любого человека — это тревожный знак; особенно, когда привычки такие устоявшиеся, как у Леона.

Почему за рулем был Теодор?

— Прошу прощения, что не предупредил заранее, дорогая, — мягко сказал Леон. — Надеюсь, я не нарушил Ваших планов?

— Никоим образом. — Опыт давал о себе знать: в ее голосе не прозвучало ни единого намёка на напряженную работу мысли. — Право, Леон, я очень довольна, что мы наконец-то перешли к делу. Я могла потерять этот контракт, если бы мои клиенты получили товар в другом месте.

— Я надеюсь, что наш товар вас удовлетворит, — безразлично сказал он.

Ощущая тяжесть оружия в сумочке на своих коленях, Рейвен сказала:

— Я предъявила вам довольно длинный перечень заказов. На данный момент у вас в наличии имеются все позиции?

— Нет, — Леон смотрел прямо перед собой. — Но сегодня вы получите особый товар, который заказывали. Близнецов.

Она придала своему голосу оттенок прохладного удовлетворения:

— Хорошо. С этого я получу самые большие комиссионные.

— Я знал, что вы будете довольны, дорогая.

Джош, не тратя времени впустую, направился к своему автомобилю. Он сказал Рейвен, что не будет следовать за ней, и намеревался сдержать слово, зная, что его, скорее всего, засекут. Но он слышал, что человек Треверса говорил про Лонг-Бич, и принял решение.

Если он доберётся туда первым, у него появится шанс, подумал он. Маленький, но, тем не менее, шанс. Он должен исходить из того, что они выберут наиболее короткий путь до Лонг-Бич, и надеяться, что сможет их там засечь. И если он будет осторожен, то далее сможет следовать за ними на расстоянии.

Он был знаком с местностью и поэтому быстро продвигался, избегая пробок и сдерживая себя, чтобы не превысить скорость: он совершенно не хотел, чтобы его остановил дорожный патруль. Его сознание работало, предугадывая действия Леона Треверса и его водителя. Он отчаянно надеялся, что интуиция его не подвела.

Он должен быть там, должен быть настолько близко к Рейвен, насколько это возможно, когда эта ситуация достигнет своей кульминации.

С самого начала его мало что удерживало во всем этом. Кроме Рейвен, но это до сих пор было слишком ново и удивительно для него, чтобы он мог полностью осмыслить. Что до остального…

Он не мог это контролировать. Это делал кто-то другой. Треверс. Он контролировал ситуацию. Или… Небольшая часть его сознания сконцентрировалась на этом мысленном колебании, исследуя его и проверяя внезапно возникшие серьезные сомнения. Что-то, сказанное Стюартом о Хагене… или что-то, сказанное Сириной… Туманные подозрения Рейвен…

Что же это было?

Хаген и Келси как можно ближе подобрались к уединенному дому, прячась за живой изгородью, тянувшейся вдоль забора. Небольшой чемоданчик с электронным оборудованием лежал открытым возле Келси, и тихие звуки разговора доносились из маленьких колонок.

— Если Вы подождёте здесь, дорогая, Теодор заберет девушек и передаст их к Вам.

Голос Рейвен, сухой и удивлённый:

— Четверо охранников для двух девушек-подростков? Какая осторожность, Леон. Я подожду здесь.

Затем тише, когда в глубине дома закрылась дверь:

— Если вы уходите, Леон, пожалуйста, заберите этих мужчин с собой. Я хотела бы поговорить с девушками и не хочу, чтобы они дрожали от страха.

Голос Леона Треверса:

— Двое охранников останутся здесь с Вами, дорогая, а я возьму двух других. Теодор также останется здесь.

— Разве Вы не доверяете мне, Леон? — сухо спросила Рейвен

— Я доверяю Вам, дорогая.

Хаген уставился на дом, внимательно прислушиваясь к голосам.

— Молодец, девочка, — пробормотал он, — мы знаем, сколько всего там охранников и где будут, по крайней мере, двое из них.

Лицо Келси было каменным, а глаза горели. Он едва слышно пробормотал:

— Я должен был догадаться. Чёрт возьми, должен был догадаться. Как я не догадался после этих восьми лет? Вы потеряли двух агентов. Рейвен и меня.

Хаген криво усмехнулся:

— Я это предполагал.

— Она подсадная утка, будьте вы прокляты! — Ожесточенность в голосе Келси была немного смягчена обстоятельствами, но не подавлена. — А нас только двое. Как, черт возьми…

— Больше, чем двое, — сухо прервал его Хаген, махнув рукой.

Келси посмотрел, и его хмурое лицо просветлело.

— Вы не могли этого знать, — сказал он решительно Хагену. — Этого вы никак не могли спланировать!

— Никакого уважения к гению, — печально пробормотал Хаген.

В этот момент к ним подошел Джош вместе со своими тремя людьми.

— Ненавижу являться без приглашения, — пошутил он, но за этими словами чувствовалось напряжение.

— Вас тут ждали. — Келси впился взглядом в своего босса. — Очевидно.

Хаген заговорил прежде, чем Джош смог отреагировать на реплику:

— Мистер Лонг, Вы и Ваши люди — частные лица, а это федеральная операция, — произнёс он твердым голосом. — Вы не можете…

— Черта с два я не могу.

Хаген изучил всех четверых, и пробормотал, как будто про себя:

— Ладно. Но если Вы настаиваете на участии в этом мероприятии, то должны иметь надлежащие полномочия. Вы слушаетесь меня или уходите. Сейчас же.

Келси тихо застонал, но не стал вмешиваться. И никто не услышал, как он пробормотал: «И так же он заполучил меня».

Джош ответил только за себя:

— Идет.

Рафферти поморщился, но ответил за себя и других, так как от него этого ожидали:

— Кажется, вы заполучили четырех новых — временных — агентов, Хаген.

Хаген важно кивнул, но его глаза на мгновение блеснули

— Ладно. Можете считать себя уполномоченными представителями Правительства Соединенных Штатов, приведенными должным образом к присяге. Вы подчиняетесь мне и только мне. Вы вооружены?

Поскольку Джош прислушивался к голосам, доносившимся из колонок, то на вопрос ответил Рафферти:

— Мы вооружены.

Джош нетерпеливо произнёс:

— Когда мы выступаем?

— Сейчас. Вот что я хочу, чтобы Вы сделали… — Хаген четко и сжато объяснил, что происходит в доме, затем объяснил своим слушателям, что конкретно они должны делать.

Потребовалась совместные усилия всех его людей, включая Зака, чтобы удержать Джоша от попытки придушить Хагена прямо на месте.

Спустя несколько минут, когда они находились гораздо ближе к дому в ожидании тщательно рассчитанного наступления, Келси тоскливо прошептал:

— Он практически достал Вас.

Хаген, задетый больше, чем хотел признать, пробормотал:

— Это мой просчёт. Из всех отчетов следовало, что Лонг сохраняет абсолютное спокойствие под давлением обстоятельств.

— На этот раз Вы забыли учесть любовь в своём уравнении, — указал Келси, наслаждаясь замешательством своего босса несмотря ни на что.

— Я всегда учусь на своих редких ошибках, — сказал Хаген.

Когда Рейвен впервые увидела девушек, ей потребовался весь её самоконтроль, выработанный за годы работы, чтобы сохранить самообладание. Такие молодые. Столь незнакомые с жестокостью, пока это с ними не произошло. Как её сестра. Как и она сама. Они были одинаково красивыми, хрупкими, стройными и обезумевшими от страха.

Из-за присутствия Теодора и охранников Рейвен была вынуждена продолжать играть свою роль. Она обошла их кругом, как если бы это были какие-нибудь коровы, выставленные на аукцион, незаметно сдвигая их, пока они не оказались, дрожа и цепляясь друг за друга, у небольшого потрепанного диванчика. Один ее толчок, и обе девушки будут хоть как-то защищены мебелью от выстрелов.

— Они здоровы? — отрывисто спросила она Теодора.

— Конечно.

— Девственницы? — Она ненавидела свой вопрос, ей был неприятно видеть, как девушки вздрагивают и съеживаются от жесткости её делового тона.

— Их подвергли медицинскому освидетельствованию.

— Я надеюсь, вы не давали им наркотики?

— Конечно, нет, — спокойно сказал Теодор.

Что-то всплывало из глубины подсознания Рейвен, медленно и тяжело. Что-то тут не так.

Но она продолжала свою игру. И даже в то время как она играла, её мозг продолжал работать на нескольких уровнях.

Основная часть её сознания была занята мыслями о Джоше и их любви. Жаль, что не могла снова сказать ему, как сильно она его любит — на всякий случай. Жаль, что они не смогли провести больше времени вместе — на всякий случай. Жаль, что она не сказала ему множество мелочей, которые на самом деле не имеют значения — на всякий случай. Жаль, что не узнала, каков его любимый цвет… любимая музыка … любимое блюдо — на всякий случай. Жаль, что не могла дотронуться до него. На другом уровне ее сознания мелькали едва различимые вспышки, которые были своего рода подведением итогов незавершенных дел, непроизнесенных слов; это всегда проникало в ее мысли в моменты, подобные этому.

Непрекращающееся любопытство по поводу трех мужчин, которые, казалось, были столь близки Джошу. Сожаление о том, что она не поблагодарила Келси за то, что он был хорошим напарником. Слабое раздражение по поводу того, что она никогда не говорила Хагену, что именно думает о его изощренных приемах и его неизменной привычке …

Хаген. Хаген, который никогда никому не говорил всего, который всегда плел интриги внутри заговоров, а затем плел заговоры в интригах.

В ее голове что-то взорвалось, и внезапно все встало на свои места. Её сегодняшнее неопределенное беспокойство обрело наконец смысл, хотя бы частично. Все, на первый взгляд несвязанные факты в этой истории имели смысл. Именно это и было неправильно. Леопард не мог изменить свои пятна.[10] Она поняла. Внезапно она все поняла. Важно не«почему» — для понимания нужны факты, которых у неё не было, — а«кто».

Хаген, коварный старый леопард, который никогда не изменится, просто не может измениться. И Леон, леопард, который изменился слишком быстро, слишком резко.

И Леона не было в комнате!

Рейвен почувствовала, как все замерло, а затем время вновь начало свой отсчет в мучительно замедленном движении. Стоя спиной к Теодору и охранникам, она уставилась на девушек, видя каждое нервное моргание, каждое испуганное изменение выражения глаз.

Огромным усилием воли она заставила себя расслабиться, целиком обратившись в слух. Это должно произойти в другой комнате, это должно сначала произойти в другой комнате, потому что…

— Леон не назвал цену, — не оборачиваясь, сказала она.

Теодор, не колеблясь, назвал цену, которая явно не подлежала обсуждению.

Рейвен услышала лишь слабый глухой звук удара, но отреагировала мгновенно. Одной рукой она с силой оттолкнула девушек от себя, а другой выхватила из сумочки пистолет. В тот же самый момент, когда в другой комнате прозвучали выстрелы, она отступила за стул и подняла пистолет, целясь прямо в Теодора.

И похожий на кролика мальчик на побегушках отреагировал. Его худое лицо перекосилось в сильнейшей ярости, на нем не осталось никакой робости или нервозности. Он потянулся к поясу за пистолетом, который она увидела у него на боку. В тот же самый момент один из охранников бросился в холл, и Рейвен почти инстинктивно поняла, что его там встретила пара мощных, беспощадных рук, которые принадлежали одному из людей Джоша.

Входная дверь с треском открылась, и Келси, перекатившись по полу, нацелил пистолет на второго охранника, заставив того замереть на месте. Позади Теодора появилась рука, схватившая его за горло и буквально оторвавшая от земли.

— Я бы не стал этого делать, — сказал Джош очень спокойным тоном, извлекая оружие из-за пояса Теодора.

Когда наступала мертвая тишина, и все застыло на своих местах, в комнату спокойно вошел Хаген. Он перешагнул через Келси, глядя только на Теодора, и его улыбка отражала смесь триумфа и холодного наслаждения.

Дверь в другую комнату открылась, и оттуда вышел Леон. Он обнимал темноволосую женщину с худым лицом и безумными глазами, и женщина улыбалась и плакала от счастья.

Одно мгновение Хаген смотрел на них, затем его взгляд вновь вернулся к мертвенно-бледному лицу Теодора.

— Теодор Торп Тэйер Третий — произнёс он, явно наслаждаясь каждым слогом. — Вы арестованы за похищение и торговлю людьми…

9

— Я убила бы его!

Джош грустно улыбнулся:

— Я сам почти сделал это.

Они были в пентхаусе в последний раз — любезность благодарного правительства США, как объяснил Хаген, хотя ему не удалось никого умиротворить этой выдумкой — и лежали в постели.

Рейвен покачала головой. Она лежала на животе рядом с Джошем и внимательно смотрела на него, сидевшего, прислонясь к спинке кровати.

— Этот змей ничего мне не сказал! Я никогда не считала, что Теодор представляет какую-либо опасность, за исключением опасности моей добродетели. Если бы я не вычислила его, хоть и частично, то он выстрелил бы в меня до того, как я смогла отреагировать.

Джош все еще выглядел подавленным:

— Все выглядит так, будто твой многоуважаемый экс-босс все тщательно продумал. Он знал, что ты догадаешься о правде. Он знал, что Зак, Рафферти, Лукас и я появимся и окажем любую поддержку, какая ему потребуется. Он знал, что Треверс любым способом попытается сделать так, чтобы его жена осталась одна, оставив двух других охранников на нас. Он утверждает, что знал даже, как именно отреагируют охранники в гостиной.

Джош в изумлении покачал головой, так как весь запас его ругательств закончился несколько часов назад.

— Этот человек — сумасшедший.

Рейвен через силу улыбнулась:

— Ты должен признать, что он был прав по каждому пункту.

Играя с прядью ее длинных волос, Джош улыбнулся:

— Да, мы еле успели!

— Я должна была раньше догадаться, — самокритично сказала она. — Это было на поверхности. Я так тщательно изучила досье на Леона, что выучила их наизусть. Но только по прошествии некоторого времени, проведенного с ним, я начала задаваться вопросом, почему он изменился так радикально, так неожиданно. Еще три года назад он был не только законопослушным гражданином, но и активно занимался благотворительностью. И вдруг внезапно превратился в злостного преступника.

Джош серьезно добавил:

— Я никогда не перестану сожалеть, насколько ошибочно судил об этом человеке. Он три года провел в аду, работая с мастерством хирурга и добывая информацию, которая помогла бы избавиться от Тэйера. И все это время он знал, что одно неверное движение может стоить его жене жизни.

— А потом он вошел в контакт с Хагеном, — согласилась Рейвен, — зная, на какой риск он идет. Он буквально вложил жизнь своей жены в руки Хагену. У него была информация, необходимая для того, чтобы достать Теодора, но это не помогло бы Кристине, пока он не оказался рядом с ней, когда взяли Теодора. Ее вместе с девушками перемещали из одного дома в другой, и Леон никогда не знал, куда именно, пока не привозил покупателя, который хотел посмотреть на них.

Джош кивнул:

— Это было умным ходом с его стороны — потребовать видеть ее, когда бы он ни сопровождал покупателей на осмотр девушек. И так как он делал это больше года, Тэйер стал менее подозрительным. — Он неожиданно улыбнулся: — Как ты говоришь, люди не чувствуют угрозы в привычных вещах.

— По крайней мере, на этот раз сработало. Леон всегда уходил навестить Кристину в другую комнату, и охранники стали оставлять их вдвоем. Для Леона не составило проблемы дать сигнал нашим людям снаружи, а потом Лукас проник через окно …

Она ненадолго замолчала, затем удивленно покачала головой: — Бедный Леон. Он ненавидел торговлю белыми рабынями больше всего на свете, но должен был оставаться безучастным зрителем в течение трех лет, зная, что к голове его жены приставлен пистолет. Вид этих девушек должен был разрывать его на части.

Джош тихо сказал:

— Я могу понять, что он должен был чувствовать. Если бы кто-нибудь держал пистолет у твоей головы, я бы сделал все, что бы они ни потребовали.

Рейвен поймала его руку, нежно ласкавшую ее щеку, и сжала ее:

— Я знаю.

Джош пытался сосредоточиться на разговоре:

— Я раньше слышал о разных интригах, но Тэйер — это действительно нечто. Он взорвал яхту Треверса, чтобы его жена смогла прилюдно «умереть», а затем использовал самого Треверса, все его сбережения и связи в качестве детально продуманного прикрытия для работорговли.

— Он состоит в родственный связях с Леоном, ты же знаешь, — произнесла Рейвен с отсутствующим видом. — Четвероюродный брат или что-то в этом роде. Он знал, насколько сильно Леон любит Кристину, знал, что тот сделает все — все что угодно — для сохранения ее жизни и здоровья. — Внезапно она вспомнила и спросила: — Ты объяснил мне, как тебе удалось вовремя добраться до того дома. А как же другие?

— Они прицепили мне жучок, — сухо объяснил Джош. — Очевидно, Зак был уверен, что я отправлюсь вслед за тобой — не могу понять, с какой стати — и решил, что они будут следить за мной и не дадут мне навредить себе.

Рейвен захихикала.

Джош раздраженно продолжил:

— Ну ладно, так он объяснил это мне. Похоже, они решили, что я в последнее время не в себе и, вероятно, могу прийти в бешенство в любую минуту. — Он вздохнул. — Зак, черт бы его побрал, много что вычислил, но не был до конца во всем уверен, чтобы довериться мне. Это он тоже подчеркнул — не мог довериться.

— Я слышала, что ты снова нанял их на работу? — полюбопытствовала Рейвен.

— Ну да, я уволил их всех, когда они настигли меня у того дома. Как ты понимаешь, я этому не обрадовался. К тому же, они не позволили мне придушить Хагена, что я тоже не считал благом. Но Зак достал того охранника, а Рафферти и Лукас позаботились об остальных в другой комнате. В общем, я был просто обязан принять их назад.

— Конечно, конечно, — с серьезным видом пробормотала Рейвен.

Джош тоже был серьезен, но его губы подрагивали.

— Удивительно, что они позволили мне взять заряженный пистолет, — обиженно сказал он.

Рейвен широко раскрыла глаза:

— А ты такой большой и взрослый мальчик.

Джош засмеялся:

— Хорошо, но ты должна признать, что они излишне меня оберегают.

— Возможно, — торжественно предположила девушка, — они тебя сильно любят.

Он снова засмеялся, затем вернулся к предыдущей теме:

— У меня есть вопрос. Действительно ли Хаген лгал, говоря, что оперативник видел, как Треверс ранее навещал близнецов?

Рейвен покачала головой:

— Нет, это правда. Как раз перед тем, как Леон вошел с ним в контакт. Очевидно, Леон настоял на этом, желая убедиться, что с девушками хорошо обращаются. Он навестил их один раз, чтобы удостовериться, что все нормально. Шофер, который всегда был человеком Теодора, никогда не говорил ему, где находятся девушки. Он просто привозил его куда надо, а затем, сразу после этого, перевозил девушек в другое место. Но Теодор всегда сам вел машину, когда Леон появлялся с покупателями, так как хотел быть в курсе всего. Он не доверял Леону и опасался, что тот попытается отговорить покупателей от сделки. И так как Кристина была всегда там, Теодор не хотел выпускать их из поля зрения.

Вздохнув, Джош тихо произнес:

— Хаген знал и это.

— Он действительно нечто, не так ли? Частично и поэтому я докопалась до правды. Меня беспокоили внезапные перемены в поведении Леона до тех пор, пока я не вспомнила одну пословицу: горбатого могила исправит. Это относилось и к Хагену. Только наоборот. Леон не должен был измениться так резко, и Хаген не мог измениться. Это значило, что он не сказал мне всей правды.

Как только я это осознала, то стало ясно: я должна выбросить из головы то, что говорил мне Хаген, и полагаться только на то, в чем была уверена сама — на прошлое Леона. Это мог быть только Теодор. Больше просто некому.

— Ты дошла до истины быстрее меня, — сказал ей Джош. — Я знал только о твоем беспокойстве, и мне самому кое-что казалось неправильным. Возможно, я бессознательно припоминал, что Треверс раньше был другим человеком. Я был убежден лишь в одном: что-то, сказанное отчимом и сестрой, никак не выходило у меня из головы.

— Что именно это было?

— Что Хаген коварен как дьявол, — улыбнулся Джош. — И если Сирина говорит такое, то это особый случай.

Рейвен задумчиво сказала:

— Не могу дождаться знакомства с ней.

— И она не может дождаться знакомства с тобой. Не удивляйся, если она назовет тебя моим Ватерлоо.

— Ты однажды уже что-то подобное говорил. — Рейвен улыбалась, продолжая удерживать его ладонь на своей щеке. — Если я не ошибаюсь, остался один вопрос: погубила ли я тебя.

Сразу став серьезным, Джош посмотрел на нее настойчивым, но теплым взглядом.

— Я думал об этом и сходил с ума, испуганный до смерти, что ты не такая, как мне показалось. — Он откашлялся. — Потом, когда я должен был — как сказал Хаген? — выставить себя на всеобщее посмешище, я понял, что это не имеет никакого значения. Даже если бы ты была той, за кого себя выдавала, я бы все равно любил и желал тебя. Если это означает, что ты меня погубила, то это так. Нет ничего важнее тебя.

Задрожав, Рейвен быстро прикоснулась губами к его ладони.

— Ты не сломался, — хрипло сказала она. — В тебе столько силы! Не важно, насколько плохо шли дела, ты никогда не переставал верить в нас. Ты никогда не забывал о том, что мы значим друг для друга.

Внезапно переместившись, Джош скользнул вниз и обнял ее, крепко прижав к себе:

— Не было ни одного мгновения, когда бы я не любил тебя, начиная с той ночи, когда мы встретились, — проговорил он низким голосом, отводя от ее лица длинный локон темных волос. Его пальцы повторили изысканную линию ее подбородка.

— Джош … — Руки Рейвен обняли его шею, а губы незамедлительно ответили на прикосновение его губ.

Он поднял голову и, улыбаясь, сказал:

— Кажется, прошли годы с тех пор, как я попросил тебя выйти за меня замуж.

Девушка заразительно рассмеялась:

— Я тоже думаю, что прошло слишком много времени!

Он очертил линию ее груди. Лицо мужчины выражало настойчивость.

— Я имел в виду, что старомодное убеждение однажды меня подвело. Интересно, какой ответ я мог бы получить сейчас …

Рейвен снова затаила дыхание. Ее полуприкрытые глаза потеплели от водоворота жизненных сил, бурливших в ней.

— Ну, ты можешь попробовать выяснить это, — прошептала она.

Он наклонил голову и жгучими ищущими губами нашел ее грудь.

— Моему королевству нужна принцесса, — произнес он, почти касаясь губами ее тела. Легкая вибрация от слов прошла волной до кончиков ее пальцев.

— О?

— Моему дому — хозяйка. — Его руки уверенно ласкали ее.

— Ммм?

— Моей постели — любовница.

Его губы проложили дорожку горячих поцелуев по груди, вверх до горла. Затем дразнящий, жаркий рот стал легко касаться ее снова и снова, и, наконец, он поцеловал ее глубоким пылким поцелуем.

Рейвен с трудом втянула воздух, когда его голова поднялась, похищая ее дыхание.

— А мне нужна жена. — Его голос звучал хрипло, глаза потемнели от страсти.

Голос покинул ее вместе с дыханием, но Рейвен попробовала произнести:

— В радости и горе?

— Навсегда.

Она подняла на него взгляд — сияющий, живой, любящий.

— Думаю, это работает, — мечтательно произнесла Рейвен.

— Ты не сказала «да», — прошептал он, целуя ее снова.

— Я не слышала вопроса.

Его смех прозвучал тихо и неуверенно:

— И правда. Дорогая Рейвен, выйдешь ли ты за меня замуж?

— Да, о да. Я люблю тебя, Джош.

Через некоторое время Джош протянул одну руку и выключил лампу. При этом другой рукой он прижал Рейвен покрепче к себе. Он очнулся от легкой дремоты от мысли, посетившей его до того, как он выключил свет. Немного помедлив, он спросил:

— Дорогая, ты предупредила Хагена, что уходишь?

— Он сам сказал мне об этом. — Рейвен, приятно утомленная, зевнула и пошевелилась, уютно устраиваясь рядом. — И даже очень вежливо поблагодарил за то, что я была таким отличным агентом все эти годы.

Слегка озадаченный, но не слишком обеспокоенный, Джош поинтересовался:

— Почему же он сказал мне, что будет на связи?

Рейвен мгновение лежала без движения, а затем приподнялась на локте. Ее лицо выражало сосредоточенность:

— Джош, когда ты вместе со своими ребятами добрались до того дома, Хаген что-нибудь говорил?

— Он сказал нам, что мы неофициальные лица и не можем быть допущены к операции.

Рейвен наполовину прикрыла глаза:

— И?

— И что мы либо должны работать с ним, либо уйти. — Джош начал понимать ее странное выражение лица, когда смысл сказанного дошел до него, и глуховато закончил: — Бессмысленно говорить, что мы не собирались уходить. Так что …

— Джош, скажи мне, что он вас не выбрал. Пожалуйста, скажи мне, что он не привел вас к присяге!

Он прочистил горло и отважился спросить:

— Это не может быть законным. Или может?

Она со стоном уронила голову на его грудь:

— Черт побери! Я убью его. Клянусь, в этот раз я его прикончу!

Джош рассмеялся:

— Он просто сказал, что мы уполномоченные и приведенные к присяге агенты правительства. Но это временно, в связи со сложившейся ситуацией.

Рейвен подняла голову.

— Это ты так считаешь, — мрачно заключила она.

Джош застыл, не желая верить в такую возможность.

— Даже Хаген, — сказал он, — не может быть таким хитрым. Кроме того, он не выглядел таким уж довольным, когда я пытался придушить его.

Лицо Рейвен просветлело:

— Тогда, может быть, ты в безопасности. А может, и нет. Нам лучше всего отправиться в длительное свадебное путешествие, и как можно дальше. Где он не сможет нас достать.

Джош моргнул:

— Рейвен …

— Он грязно играет, дорогой, просто ты об этом не знаешь. Но если мы исчезнем достаточно быстро, у него не останется времени спланировать задание, которое потребует использования твоих особых талантов. Если нам повезет, то он забудет о тебе к тому времени, как мы вернемся.

— Ты это серьезно, — осознал Джош.

Рейвен выключила свет, и из темноты прозвучал ее голос:

— Южная часть Тихого океана? Мы можем затеряться на островах. Он нас не найдет, если нам повезет.

— Вряд ли он запланировал это.

Эпилог

Келси упаковывал свое оборудование в обшарпанной квартире. Он взглянул на Хагена.

— Вы недооценили Лонга, — раздраженно напомнил он. — Что заставляет вас думать, что вы раскусили остальных?

Хаген со слабой улыбкой рассматривал свою сигару.

— Я говорил тебе, что всегда учусь на своих …э… редких ошибках.

Келси фыркнул:

— Ну да. Однако Рейвен все равно не позволит вам прибрать его к рукам.

— Верно. Но, мой мальчик, в Новом Орлеане есть небольшое дельце …

— Я в отпуске, — отрезал Келси.

— Я думал, что ты увольняешься, — пробурчал Хаген, но не стал настаивать. — Ладно, это подождет.

Келси оглядел аккуратно упакованное оборудование, а затем посмотрел на Хагена:

— Кого из них вы собираетесь завлечь первым?

Его босс не обратил никакого внимания на использованный термин и продолжал почти мечтательно рассматривать сигару.

— Рафферти Льюиса. Задание на Карибах остро нуждается в человеке с его талантами …

Raven (англ.) — ворон. (прим. пер.)
Эдгар По, «Ворон». Перевод В. Бетаки. (прим. пер.)
«Хоуп», 44,5 кар. Очень редкого глубокого сапфирового цвета. Замечательной чистоты и правильных пропорций. Был куплен Людовиком XIV в 1668 году, а в 1792 году, во время Французской революции, был украден в числе других сокровищ из хранилища французских королей. Больше туда не возвращался. В 1830 году его приобрёл на аукционе банкир и собиратель драгоценных камней Хоуп, чьим именем он и назван. В 1958 году подарен Смитсоновскому институту в Вашингтоне, где находится сейчас. Считают, что этот алмаз приносит несчастье владельцам. (прим. ред.)
Торговля белыми рабынями — торговля женщинами для целей проституции или порнографии.
Примерно 162 см (прим. ред.)
Стипль-чез — скачка с препятствиями, проводится на специально оборудованных трассах длиной до 8 км (прим. ред.)
Очевидно, от пословицы the
Направленный микрофон — устройство для прослушивания. Принцип работы основан на улавливании и звука в одном направлении и блокировке звуковых сигналов с других сторон (прим. ред.).
Пригород Лос-Анджелеса (прим. ред.)
a leo