Счастливое возвращение четы Мэртсонов в родовое поместье омрачает случайная дорожная встреча. Незнакомый попутчик, общества которого сторонится полковник Мэртсон, роняет зерна сомнений в душу молодой новобрачной: что побуждает ее мужа скрывать загадочное исчезновение первой жены? Тем не менее жизнь в поместье под Новым Орлеаном течет на удивление спокойно и безмятежно. Некоторое оживление вносит приближение ежегодного бала-маскарада на Марди-грес, и городские толки вновь вызывают к жизни забытые подозрения – жена полковника Мэртсона исчезла в канун праздника.
Дом призрачных лиц Деком М. 1994 5-80050-026-6

Хелен Грей Вестон

Дом призрачных лиц

Глава первая

Была глубокая ночь, когда меня разбудил долгий, исполненный скорби, тяжелый вздох. Не смея шевельнуться и едва дыша, я притаилась в постели, прислушиваясь в ожидании, что звук повторится, и моля Бога, чтобы этого не произошло. Ибо мне показалось, что я услышала стон страдающей в муках грешной души.

Но ночная тишина нарушалась лишь мерным гулом двигателя парохода, неспешно идущего на юг. Однако еще долго я не могла избавиться от тревоги. Тяжелый этот вздох напомнил мне о пережитых страданиях, о трагедиях, навсегда оставшихся в моей памяти.

Теперь страшные годы гражданской войны были позади, и мне так хотелось вновь стать веселой и беззаботной, не ведающей тревог – как и подобает счастливой молодой жене. Три года назад девятнадцатилетней девочкой я стала сестрой милосердия в одном из военных госпиталей Филадельфии. Скоро в моей жизни не осталось места ничему, кроме ухода за больными и ранеными, и случались минуты, когда я с трудом находила в себе мужество снова войти в палату – груз, который я взяла на свои плечи, казался слишком тяжелым.

Однако судьбе было угодно, чтобы именно в этой обители боли и страдания я встретила свое счастье – моего будущего мужа, в те дни полковника армии конфедератов. Поистине удивительно, что в столь страшном месте может родиться любовь, – но так случилось.

Этот вздох – как удивительно был он похож на стон раненого бойца! Передо мной возникли белые стены армейского госпиталя. Должно быть, я вновь забылась сном: меня часто посещали сновидения, бередящие душу. Я обернулась к мужу, надеясь найти покой в его объятиях… и обнаружила, что его нет рядом.

– Тео, – тихо позвала я, – Тео, ты здесь?

Ответом мне было молчание. Я приподнялась, оглядываясь вокруг, и только тогда вспомнила, что нахожусь на колесном пароходе, идущем вниз по Миссисипи. Вспомнила и то, что Тео, перед тем как я отправилась в каюту, сказал, что хочет немного прогуляться по палубе.

Но, должно быть, прошло довольно много времени, а он все не возвращался. Я поднялась с постели, поспешно накинула халат поверх ночной рубашки, нащупала ногами мягкие тапочки; затем дрожащими руками зажгла ночник в изголовье кровати. Каюта озарилась желтоватым светом. Кроме меня, здесь действительно никого не было, но решетчатая дверь, ведущая на веранду, была приоткрыта.

Тео сидел в плетеном кресле, сгорбившись и закрыв руками лицо. Его поза была исполнена столь глубокого отчаяния, что я замерла, не решаясь подойти к нему ближе. Он даже не заметил, что в каюте зажегся свет.

Я чувствовала, что его мучает что-то, какое-то давнее несчастье, которое он не в силах забыть. И кому, как не мне, следовало разделить с Тео его боль.

Я вышла на веранду, опустилась перед ним на колени и бережно тронула рукой густые черные волосы.

– Что с тобой, милый? Что не дает тебе заснуть? – спросила я встревожено. – Ты плачешь? Что случилось, скажи мне?

Он поднял голову, и на его лице я увидела печать такого невыразимого страдания, что у меня сжалось сердце. Привыкнув видеть муки телесные, я почти забыла, сколь страшно, когда человек терзаем муками душевными.

– Я твоя жена, Тео, – сказала я, – и это значит, что не только радости, но и горести у нас общие. Мы не должны таиться друг от друга, иначе нашему браку не быть счастливым. Что бы это ни было, расскажи мне. Я так тебя люблю, что даже самое страшное признание не изменит моего отношения к тебе.

Он нежно взял меня за плечи. Я положила голову ему на колени.

– Ах, Нэнси, Нэнси! Какой же я глупец! – воскликнул он. – Что же я делаю с тобой!

Я ласково посмотрела на него снизу вверх – словно верный пес – и ответила:

– Не терзай себя. Благодаря тебе я стала самой счастливой женщиной на свете.

– Что ж, тогда позволь мне пока этим ограничиться и не мучить тебя моими проблемами. Со временем ты все узнаешь. Но пока придется запастись терпением и мириться со мной – таким как есть.

– Я буду ждать, сколько понадобится. Главное для меня – знать, что ты не разочаровался в нашем союзе.

Он поднял мою голову и с улыбкой заглянул в глаза.

– Помни – я поклялся любить тебя до гроба. Клятва офицера армии южан – не пустой звук, мадам. А вот мне интересно было бы знать, можно ли верить любви женщины-янки к офицеру из вражеского стана.

В его голосе послышались наконец привычные для меня шутливые нотки. Я была бесконечно благодарна Тео за то, что он сумел побороть мучившую его боль, дабы не омрачить мне радости медового месяца. Я поняла и другое: черные раздумья, рвущие его душу, не в силах разрушить наше счастье – иначе Тео поделился бы ими немедленно. Шутливый его настрой вмиг передался мне, и я лукаво заметила:

– Ты достался мне в качестве военного трофея. Уверяю тебя, мы – единственная чета янки и конфедерата, которая может похвастаться тем, что их союз был не только благословлен высокими чинами армии Северных Штатов, но и тем, что сии уважаемые джентльмены почтили своим присутствием свадебную церемонию. Как же ты не понимаешь, любимый мой, что с того дня, как тебя, раненого, взяли в плен, у тебя больше нет врагов! Если бы это не противоречило устоявшимся воинским традициям, тебя, несомненно, наградили бы нашей медалью за доблесть. Рискуя собой, ты спас множество жизней, и неизвестно, чьих больше – конфедератов или янки.

– Человек поступает так, как велит ему совесть, – сказал он серьезно. – И, видимо, я поступил правильно, потому что был удостоен более высокой награды – я встретил тебя. И я прошу, Нэнси, не суди меня слишком строго. Скоро я буду в полном порядке.

– Конечно, любимый, – улыбнулась я.

Он встал, легко, словно пушинку, поднял меня, крепко-крепко прижал к себе и поцеловал. И вновь, как в первый раз, я радостно затрепетала в его нежных руках.

– Ложись, Нэнси, я приду через несколько минут, – сказал он. – Ты обязательно должна выспаться, иначе приедешь в Новый Орлеан бледной и с темными кругами под глазами, а это тебе не идет.

Я вернулась в теплую, уютную постель, но заснуть мне не удалось. Лучше бы он все-таки открыл мне, что его так тревожит, подумала я. Впрочем, если он предпочел этого не делать – что ж, у него есть право на свои секреты, и я не должна на них посягать. Я откинулась на подушки и закрыла глаза. В памяти возникали картины прошлого, и мне почудилось, будто я переживаю все это снова, как бывает с человеком, когда, он видит сон, похожий на явь…

Полковник армии Жан Тео Мэртсон ворвался на лошади в заминированное здание. Это огромное сооружение оказалось в самой гуще схватки между соединениями враждующих армий. Тео узнал, что дом, который был уже объят пламенем, может взорваться в любую секунду. Он успел вывести людей, но сам попал под взрыв. Его раны были поистине ужасающи, и, когда он прибыл в наш госпиталь, мало кто верил, что ему посчастливится выжить. Президент Линкольн лично направил лучших полевых хирургов из армии Северных Штатов. Их стараниями Тео удалось вернуть к жизни, но прежде чем он окончательно поправился, прошло немало времени. Я была одной из сестер, ухаживавших за ним в эти трудные месяцы. Тогда и родилась наша любовь.

Закончилась война, и теперь мы ехали в его родовое поместье неподалеку от Нового Орлеана. Увы, ненависть к врагам перебороть непросто – раны, оставленные войной, не скоро заживают, но времени свойственно стирать из памяти самые страшные картины, и мы верили, что нашему счастью в будущем уже ничто не может угрожать. Я улыбнулась, вспоминая нашу свадьбу, – это было нечто невиданное. Тео – в сером мундире, рука об руку со мной – шествовал между двумя рядами офицеров в голубой форме, державших над нашими головами обнаженные шпаги, образовывавшие некое подобие арки. Трудно было вообразить более романтичную церемонию. Все это великолепие придумал главный хирург госпиталя, который к тому же выступал в роли посаженого отца; все это тронуло меня до глубины души – ведь с раннего детства, с тех пор, как мои родители погибли при кораблекрушении, я осталась одна в целом свете…

От приятных воспоминаний я вернулась к дню сегодняшнему. Меня очень волновало, как примет нас семья Тео. Ведь его отец погиб в одном из первых сражений с янки, а последствия войны унесли жизни трех его братьев.

Дома Тео ждали две сестры и дед, который, как я знала со слов мужа, в годы войны взял управление плантацией в свои руки. Работникам не раз пришлось испытать на себе его крутой нрав. Как ни жестока была минувшая война, не многим семьям она принесла столько горя, как семье Тео. И ничего удивительного, думала я, что в своей ненависти к недавним врагам они и для меня не сделают исключения. Предстояло пережить немало горьких минут, прежде чем меня освободят от груза чужих грехов, но я была к этому готова.

Более чем вероятно, что именно мысли о моей предстоящей встрече с родными не давали Тео сомкнуть глаз всю ночь. Как бы то ни было, я тешила себя надеждой: когда они убедятся, что Тео женился на доброй и порядочной молодой леди, это разрушит преграду, возведенную между нами войной, и я стану полноправным членом их семьи.

Легкое покачивание «Королевы реки», скользящей по волнам Миссисипи, постепенно убаюкало меня; уже сквозь дрему я услышала, как вернулся Тео, и заснула подле него спокойным сном…

Когда наступило солнечное утро, пароход как раз причаливал к пристани Нэтчез. Позавтракав, мы вышли на палубу и стали наблюдать за погрузкой. Это был сущий бедлам: на борт спешно принимали громоздкие грузы, а пассажиры в это время, отчаянно лавируя между огромными бочками и тюками, пытались пробраться к трапу; навстречу им двигались грузчики с ношей, подгоняемые хриплыми командами.

Мои симпатии были на стороне пассажиров, и я с волнением наблюдала, как иная из женщин, балансируя с ридикюлем в одной руке и шляпной картонкой в другой, каким-то чудом не срывалась в воду. Тут же на палубе небольшой оркестрик играл дикси; музыканты пританцовывали в такт мелодии и со смехом ловили монеты, которые им бросали.

Мое внимание внезапно привлек джентльмен, поспешивший на выручку весьма полной леди с ребенком на руках. Женщина оступилась на сходнях, и, если бы не вовремя подоспевшая помощь, она и мальчик через секунду оказались бы в грязной, маслянистой воде, плещущейся о причал.

– Тео, ты видел? – воскликнула я взволнованно, сжимая его руку.

Но Тео смотрел совсем в другую сторону. Я живо описала ему драму, едва не развернувшуюся на моих глазах, даже указала зонтиком на ее участников, поднимавшихся на палубу; мужчина учтиво приподнял шляпу, женщина пробормотала слова благодарности, и оба разошлись в разные стороны.

– Как он галантен, – заметила я, не скрывая восхищения его поступком.

Вдруг я почувствовала, как пальцы Тео нервно сжали мою ладонь. Только что он наблюдал происходящее с живейшим интересом, но внезапно его лицо сделалось напряженно-серьезным.

– Давай вернемся в каюту, – сухо бросил он.

– Но, Тео, ты обещал сводить меня в город, – запротестовала я.

– Ты видела, что чуть было не случилось с этой женщиной, – сказал он раздраженно. – Неужели тебе не терпится сорваться в воду?

– Это меня нисколько не пугает, – с достоинством ответила я и вновь, еще настойчивее, потянула его за руку: – Ну, пожалуйста, Тео! Ведь для меня здесь все так ново. Доставь мне удовольствие – позволь посмотреть город!

– Как-нибудь в другой раз. Сейчас мне хотелось бы вернуться в каюту. Этот шум и столпотворение меня ужасно утомили.

– Тогда конечно, любимый. Извини, я так невнимательна к тебе. Ведь врачи просили следить меня за тем, чтобы ты не переутомлялся.

– Не в этом дело, – нетерпеливо передернул он плечами. – Я вовсе не хочу, чтобы ты присматривала за мной, как за малым ребенком. Просто мне надоели гам и суматоха.

– И мне тоже, – кивнула я, покривив душой. В этом бесконечном бурлящем движении чувствовалось нечто завораживающее, мне очень редко доводилось наблюдать подобное. Но, к моему сожалению, пришлось вернуться в каюту. Я взбила подушки и, невзирая на протесты Тео, заставила его лечь отдыхать.

– А я пока напишу письмо, – сказала я ему.

Я решила написать своей подруге по госпиталю Патриции Бернес и рассказать ей об увлекательном путешествии вниз по реке. Мне так хотелось поделиться с ней своим безмерным счастьем, о котором я не так давно и мечтать не смела.

Время от времени я останавливалась, чтобы собраться с мыслями, и тогда мой взгляд неудержимо влекло к Тео. Он лежал, закрыв лицо рукой, так что невозможно было определить, уснул он или о чем-то глубоко задумался. Скорее первое – ведь его все еще мучили тяжелые, трудно заживающие раны. Счастье, что от природы он был наделен столь крепким здоровьем, иначе вряд ли ему удалось бы выжить.

Я закончила письмо, вложила его в конверт и скрепила печатью с инициалами Тео. Какое-то время я пыталась просто спокойно посидеть, но это было нелегко – сквозь открытую дверь с палубы доносились голоса и звуки, и мне захотелось выйти хотя бы на несколько минут и посмотреть, что же там происходит. Прежде чем я успела усомниться в правильности того, что делаю, я на цыпочках подошла к двери, ведущей в коридор, и осторожно открыла ее. Посмотрев на Тео и убедившись, что он крепко спит, я вышла и тихонько прикрыла за собой дверь.

Я поднялась на палубу и стала искать место, откуда удобнее всего было наблюдать суету снующих вокруг пассажиров, матросов и грузчиков, никому не мешая и при этом не подвергаясь опасности быть растоптанной. Но меня ждало разочарование: послышался звук китайского гонга – стюард предупреждал, что мы скоро отчаливаем. Что ж, тем лучше, подумала я. Иначе я уступила бы властному голосу любопытства и обошла всю палубу, а этого Тео, наверное, не одобрил бы. Я не могла понять, что двигало мною всего минуту назад, – то ли я устала от долгого вынужденного бездействия на борту, то ли меня уязвило, что Тео не сдержал своего обещания сойти со мной на берег…

Меж тем уже поднимали сходни. Я разочарованно вздохнула. Джентльмен, стоявший неподалеку, понимающе заметил:

– Да, когда пароход отчаливает, мне тоже всегда бывает жаль. Эта веселая суета – удивительное все-таки зрелище!

Я быстро обернулась. Мне было прекрасно известно, какие неприятности поджидают на борту девушек, путешествующих в одиночку, и я готова была на клочки разорвать себя за то, что неблагоразумно покинула каюту и лишилась, таким образом, покровительства своего супруга. Впрочем, замечание джентльмена было весьма невинным.

Я посмотрела на незнакомца подчеркнуто холодным взглядом, но не могла скрыть своего удивления, узнав в нем того самого молодого человека, который недавно спас на моих глазах женщину с ребенком.

Он снял шляпу и поклонился.

– Простите, что я взял на себя смелость заговорить с вами. Дело в том, что я видел вас с человеком, которого почитаю за друга, более того – за близкого друга. Я говорю, как вы понимаете, о полковнике Теодоре Мэртсоне.

– В таком случае позвольте представиться – миссис Теодор Мэртсон.

Он был заметно удивлен.

– О, я и не знал, что Тео вторично женился. Ради Бога, простите меня! Мне кажется, вы побледнели. Боюсь, всему виной моя невольная бесцеремонность.

Он не ошибся в одном – я действительно почувствовала себя не совсем хорошо, но по иной причине – для меня было совершенной неожиданностью, что мой муж был когда-то женат. Сам он никогда не говорил мне об этом. К счастью, довольно быстро я сумела взять себя в руки и вновь обратить внимание на своего нового знакомого.

Он был высок, строен, щеголевато одет и, судя по всему, прекрасно знал, как взглянуть на женщину своими темно-синими глазами, чтобы произвести впечатление. Свою модную шляпу он по-прежнему держал в руках – может быть, так подсказывала ему чрезвычайная галантность, а может быть, он давал мне возможность получше разглядеть свои густые темно-русые волосы.

– Как вас зовут, сэр? – спросила я. – И давно ли вы знакомы с моим мужем?

Он любезно улыбнулся:

– С вашего позволения, меня зовут Эдвин Ситон. Ваш муж и я росли вместе – наши поместья находятся по соседству.

– Странно, что он никогда не рассказывал мне о вас.

– Совсем не так странно, как это может показаться. Я не столь примечательная персона, чтобы обо мне стоило рассказывать.

Я улыбнулась уголками губ и поинтересовалась:

– А разве никто из его родных не передавал вам, что Тео собирается жениться?

Он отрицательно покачал головой и тут же поспешил отвести меня в сторону – двое пассажиров едва не столкнулись с нами.

– Но почему?

– Всему виной война – горечь поражения, потеря близких. Вы понимаете…

– Да, я понимаю, – ответила я. – Извините, мне пора вернуться в каюту.

– Позвольте я провожу вас, – предложил он с легким поклоном. – Не стоит ходить по палубе одной.

Я улыбнулась:

– Тео предупреждал меня о том же, но я так непоседлива. Здесь для меня слишком много нового, и мне непременно хочется увидеть все сразу.

– И, наверное, вы уже порядком утомлены многодневным заточением на пароходе? – резонно заметил он.

– Да, в известной степени, – призналась я. – Можете проводить меня до каюты, если желаете. Тео сейчас отдыхает, иначе я обязательно сообщила бы ему, что вы здесь. Не сомневаюсь, он был бы рад этому известию.

В действительности я вовсе не была в этом уверена: без сомнения, Тео знал, что Эдвин Ситон на пароходе – не случайно он так торопился вернуться в каюту, не дав мне возможности сойти на берег и походить по твердой земле. То, что я узнала, объяснило мне эти странные, на первый взгляд, действия мужа.

– А знаете, – сказал Ситон, когда мы не спеша шли по направлению к каюте, – я рад, что Тео снова женился. После смерти Айды он был в состоянии постоянной подавленности. Значит, сумел-таки вернуться к жизни… За последние несколько лет его семье довелось изведать столько горя, что, казалось, несчастья просто преследуют их.

Что я могла сказать в ответ, если лишь пять минут назад узнала, что мой супруг когда-то уже имел другую жену – женщину по имени Айда? Но теперь, когда мистер Ситон сказал мне об этом, я хотела услышать о первой жене Тео как можно больше и надеялась, что разговорчивый молодой человек расскажет все, что я пожелаю.

– Тео никогда не говорил, отчего она умерла, – тихо проговорила я. – Возможно, потому, что кровавые ужасы войны затмили это воспоминание. Может быть, вы расскажете мне, как это случилось?

Эдвин Ситон ответил не сразу, Он словно бы размышлял, имеет ли право посвящать меня в подобные подробности. Наконец он сказал:

– Знаете, я сейчас подумал: коль скоро Тео ничего не говорил вам, может быть, я совершаю ошибку, опередив его. Очевидно, он хотел сохранить все это в тайне для вашего же блага; довольно, знаете ли, мрачная история.

– Вы окажете мне большую услугу, если поведаете ее, – сказала я, глядя на него в упор. – Я очень прошу вас, мистер Ситон.

Он покорно склонил голову:

– А может, и в самом деле лучше, если вы будете знать – во всяком случае, это вам объяснит, почему Тео подчас пребывает в таком странном состоянии, если, конечно, с ним по-прежнему случается подобное.

– О каком состоянии вы говорите? – спросила я, удивленно подняв брови.

– После того как убили Аиду, он как-то сразу помрачнел и замкнулся в себе.

– Убили… – словно эхо, повторила я. По моему лицу легко было догадаться, как я потрясена этим сообщением.

– Я не должен был этого говорить, – сокрушенно покачал он головой. – К тому же убийство так и не было доказано.

– Умоляю вас, не томите меня, расскажите, как это произошло.

– Ее тело выловили в рукаве реки, что протекает за домом. На следующее утро после бала масок на Марди-грас. В ночь накануне они с Тео от души веселились на карнавале – ведь это один из наших самых радостных праздников. Поэтому трудно себе вообразить, что через несколько часов Айда могла покончить с собой, бросившись в реку. Она всегда была веселой, жизнерадостной и настолько дружелюбной, что, казалось, не было на свете человека, который мог бы пожелать ей зла. И тем не менее глубокой ночью что-то заставило ее встать с постели и пойти к реке. Что именно – никто не знает, даже Тео; он не провожал ее домой. Возможно, она была в таком волнении после бала, что не могла заснуть, вот и решила выйти и подождать возвращения супруга. Теперь уж не узнать, что произошло на самом деле… Когда Айда не спустилась к завтраку и выяснилось, что в доме ее нет, все не на шутку встревожились и бросились на поиски. Но нашли ее уже мертвой… Очень долго Тео не мог оправиться от пережитого потрясения; признаюсь, я боялся, что это ему уже никогда не удастся. Вот почему я так обрадовался, когда узнал, что он снова обрел счастье.

– Благодарю вас, мистер Ситон. Я тоже рада этому.

Мы остановились напротив двери каюты – к моему немалому облегчению, ибо мне с большим трудом удавалось скрыть, какое впечатление произвел на меня рассказ мистера Ситона.

– Благодарю вас, – повторила я. – Надеюсь, вы не обидитесь, если мой муж не выйдет к вам: после тяжелых ранений и болезни он чаще обычного нуждается в отдыхе. Но когда он проснется, я непременно расскажу ему, что встретила вас; надеюсь, он будет рад увидеться со старым другом.

– Я слышал, что он был ранен и попал в плен… Передайте ему мои наилучшие пожелания. Пусть не гневается на меня за то, что я рассказал вам о его предыдущем браке.

– У него нет причин для гнева, сэр, – успокоила я его. – Я думаю, единственное, к чему он стремился, – не посвящать меня в ужасные подробности гибели своей первой жены.

– На долю его семьи выпало столько горя, миссис Мэртсон. Отныне вместе с вами в их доме поселится счастье. Тео необычайно повезло, что он встретил вас. До свидания!

Он приподнял шляпу и поклонился.

Войдя в каюту, я увидела Тео сидящим на кровати.

– Долго же тебя не было, – заметил он с непривычной холодностью.

Я аккуратно положила зонт на стул, сняла шляпу и села напротив.

– Ты спал, и я боялась неосторожным движением разбудить тебя, поэтому решила пройтись по палубе, и… и там я встретилась с мистером Ситоном, твоим давним другом.

– Вот как?

– Сердишься, что я вышла из каюты одна? Но мне совершенно ничего не угрожало – пароход был на самой середине реки.

– Ты вольна поступать так, как считаешь нужным, Нэнси. Думаю, тебе хватит благоразумия позаботиться о своей безопасности.

– Значит, ты недоволен моей встречей с мистером Ситоном?

– Нет, Нэнси, просто я зол на себя. Я слишком хорошо знаю мистера Ситона – он наверняка уже успел рассказать тебе о моем первом браке. А это должен был сделать я сам. В тот самый момент, когда я понял, что люблю тебя, я обязан был рассказать тебе об Аиде, но… я не смог. Я боялся тебя потерять. И чем дальше, тем больше. Каков герой! Не хватило духу открыть собственной жене то, на что она имела полное право.

– Не стану утверждать, будто мне безразлично, что ты это скрыл от меня. Да, я обижена твоим недоверием. Но это ничего не меняет в наших отношениях. Моя любовь к тебе осталась прежней. Видишь, ты зря боялся.

Он порывисто привстал с кровати, но затем снова сел, словно не чувствовал себя вправе приблизиться ко мне, прежде чем я не узнаю всей правды.

– Но осталось тайной, как она умерла, – сказал он. – Это мог быть несчастный случай, но мы не нашли тому доказательств. Можно предположить самоубийство, но я никогда не смогу поверить, что Айда, будучи такой счастливой и радостной, когда мы расставались, несколько часов спустя могла принять роковое решение. Остается одно – убийство. Но и этому нет ни одного доказательства, а главное – не может быть, чтобы кто-нибудь желал ей смерти.

– Мистер Ситон сказал, что это произошло после карнавала.

– Да. Бал масок – кульминация Марди-грас. Это самый большой праздник в Новом Орлеане – день, когда царит безудержное веселье. В годы войны он был забыт, но в тот вечер, когда мы с Айдой приехали на бал, до войны было еще так далеко – целых два года. После карнавала я остался в городе, чтобы решить кое-какие вопросы, связанные с плантацией, а мой дед с Айдой отправились в имение. Дома они пожелали друг другу доброй ночи и разошлись по своим спальням. А на следующий день ее нашли мертвой…

– Так много лет прошло, Тео, – сказала я. – Я понимаю, каким страшным ударом это было для тебя, но я обещаю тебе помочь заживить и эту рану.

– Лишь тебе одной это под силу, – ответил он, благодарно улыбнувшись мне. – Но это, увы, не единственное несчастье, постигшее нашу семью. Определенно, судьба к нам неблагосклонна. У меня был отец и три брата – все они погибли на войне. Об этом я уже рассказывал, но не упомянул о другом. Мой брат Эймс женился незадолго до войны; он взял в жены прелестную девушку по имени Роуз. В ту ночь, когда они вернулись с бала – никто тогда, конечно, не предполагал, что он будет последним, – Роуз внезапно исчезла, и о ней больше никогда не слышали.

– Неужели так и не удалось узнать, что произошло? – я задумалась. – Можно понять, как Аиде удалось выйти из дома незамеченной – она оставалась в комнате одна. Но, насколько я понимаю, Роуз была вместе с мужем?

– И да, и нет. Видишь ли, в тот вечер Роуз попросила его вернуться пораньше – пожаловалась, что плохо себя чувствует. За несколько дней до праздника она оступилась на лестнице и упала, сильно ударившись. Позже, когда Эймс вспоминал события того вечера, именно это обстоятельство показалось ему особенно странным – ведь на протяжении всего бала Роуз выглядела совершенно здоровой. Она не пропустила ни одного танца, буквально сияла от счастья – но внезапно выражение ее лица изменилось, а в движениях появились скованность и нервозность. Тогда Эймс объяснил это чрезмерным возбуждением…

– Логичное объяснение. Ты говоришь, она упала? Возможно, она ударилась при этом головой?

– Действительно. Ей очень не повезло – сильные ушибы по всему телу. Это случилось всего за неделю до Марди-грас. Она собиралась на конную прогулку с Эдвином Ситоном, но его задержали какие-то дела, и он прислал свою сестру Сару передать Роуз извинения. Когда Сара приехала, Роуз была еще не одета и не смогла ее принять. Сара осталась подождать, чтобы лично передать извинения брата. Видимо, Роуз неловко было задерживать девушку – во всяком случае, она в ужасной спешке выскочила из комнаты и бросилась вниз по лестнице. На ней был костюм для верховой езды; очевидно, она зацепила юбку каблуком сапога и споткнулась. Сама же Роуз клятвенно уверяла Эймса, что кто-то нарочно подложил на лестницу какой-то предмет, чтобы она споткнулась. Позже Эймс рассказал мне, что он посмеялся тогда над подозрениями жены, – кому, в самом деле, пришло бы в голову причинить намеренное зло этому невинному существу. Он даже стал ее поддразнивать, говоря, что это сделала Сара: будто бы, потеряв надежду заполучить в мужья меня, она обратила свои взоры на Эймса. Надобно сказать, что Роуз и Эймс любили друг друга, но и ревность их не знала границ. Эймсу тут же пришлось раскаяться в своей неудачной шутке – Роуз разрыдалась, и он поклялся никогда не говорить ей ничего подобного.

– А как думаешь ты – имело ли предположение Роуз какие-либо основания, не мог ли кто-то и в самом деле подстроить ей это…

– Разумеется, нет! – воскликнул Тео, не дав мне договорить, точно подчеркивая, сколь абсурдна сама эта мысль. – Ты же знаешь, как неудобно ходить в этих юбках, особенно когда на ногах сапоги.

– Ну, положим, мне самой не приходилось надевать ничего подобного, однако я видела такие костюмы на других и могу себе вообразить, как рискованно в них бегать по лестницам. Но я думаю о другом. Возможно, падение имело для Роуз куда более серьезные последствия, которые остались не замеченными даже ею самой. У нее – из-за ушиба головы – могла развиться потеря памяти. А значит, в ту ночь она могла выйти из дома, не сознавая, кто она и где находится, забрести за десятки миль от вашего поместья, где ее никто не знает, и поселиться там.

– А я об этом и не подумал, – сказал Тео, и в его глазах блеснула искра надежды. – Очень даже возможно. Если так, храни ее Бог от несчастий, где бы она ни была…

– И все же мне непонятно – как Роуз могла подняться с постели, выйти из комнаты – и при этом остаться не замеченной супругом? Разве только Эймс спал непробудным сном?

– В том-то и дело, что Эймса с ней не было. По возвращении с бала он нашел под дверью записку, в которой его просили срочно прибыть на соседнюю плантацию. Он пообещал Роуз вернуться, как только освободится, они обнялись на прощание… и больше с тех пор не виделись.

– Поистине твою семью преследуют удары судьбы! Слава Богу, четверо из вас живы и здоровы – ты, твой дед и обе сестры.

– Их зовут Алвина и Бесс. Первой – двадцать семь, второй – двадцать девять. Они тебе непременно понравятся. А вот дед… Он, знаешь ли, ярый приверженец конфедератов – по крайней мере, был, и я подозреваю, что он будет лишь мириться с твоим присутствием, но не более того. Только потому, что ты янки. Вот его-то симпатии будет завоевать действительно трудно.

– Я использую для этого все дарования, отпущенные мне природой, – пообещала я. – И начну прямо с того момента, как мы сойдем на берег.

Тео беспокойно заерзал на кровати и пробурчал:

– Видишь ли, тут вот в чем дело. Я не предупредил их, что мы приезжаем. И я… даже не писал, что вновь женился.

Я была столь обескуражена этим откровением, что на какое-то время потеряла дар речи. Придя в себя, я сказала, насколько могла, спокойно:

– Тео, но почему ты скрыл это от них? Ты же говорил мне, что написал письмо…

– Я говорил, что собираюсь написать, но так и не сделал этого. Мне показалось, что будет лучше, если я сообщу эту новость внезапно, как свершившийся факт. Тогда у деда просто не останется времени на то, чтобы настроиться против тебя. Он увидит красивую молодую женщину, обаятельную, прекрасно воспитанную. И только потом узнает, что эта девушка – янки. Возможно, тогда это уже не будет иметь столь большого значения. Будь ко мне снисходительна, любимая, даже если подчас я делаю то, что кажется неразумным.

Я подошла к нему и села рядом.

– Я никогда не буду тебя ни в чем винить, Тео, – сказала я. – Лишь бы я знала, что жива твоя любовь ко мне. Только это дает мне силы и уверенность. Меня не пугают прошлые несчастья, и я не боюсь никого и ничего – даже твоего грозного деда. Лишь бы ты был рядом.

– Я всегда буду рядом с тобой, всегда! – сказал он.

И его горячие слова развеяли все мои тревоги. Вскоре я уже обсуждала с Тео, что мне следует надеть перед прибытием в усадьбу, с подчеркнутым вниманием выслушивая его соображения по этому поводу. А после мы говорили о разных милых пустяках, весело смеясь и нежно глядя друг на друга.

Глава вторая

На многие мили вдоль берега протянулись причалы. Все суда, какие только можно было себе вообразить, выстроились у пирсов. С широких и плоских барж сгружали скот – лошадей и мулов, привезенных из Кентукки и с верховьев Миссисипи. Иностранные флаги реяли на мачтах огромных роскошных пароходов. А рядом теснились речные баржи, тяжело груженные хлопком и табаком, готовые к долгому неспешному путешествию вверх по великой реке. На оправившемся от военного разорения Юге вновь оживала торговля.

Снова вернулись к своим мирным занятиям плантаторы, сменив военные мундиры на привычные щегольские наряды, а фуражки и кепи – на традиционные широкополые шляпы.

Наблюдателю, возможно, даже могло показаться, что война обошла этот край стороной, если бы его взгляд тут же не отмечал необычайное множество людей с Севера: солдаты и офицеры Союзной армии, толпы торговцев – в черных пальто, застегнутых на все пуговицы, и перчатках, несмотря на удушающую жару.

Мы вышли на широкую площадь. Она была окружена добротными домами из саманного и красного кирпича, выкрашенными в веселые цвета. Каждый из домов имел длинный балкон с коваными железными перилами и ворота, ведущие во внутренний дворик с садом. Между домами на цепях были подвешены фонари, освещавшие площадь в темное время суток.

Но более всего меня впечатлило столпотворение лошадей, телег, вагончиков и экипажей самых разных размеров. Площадь показалась мне самым оживленным местом на земле. А сколько здесь было людей! И каждый из них был достоин того, чтобы обратить на себя внимание – особенно стройные, бронзовокожие креолки.

Здешние аристократы были совсем не похожи на завсегдатаев лучших домов Филадельфии – они держались, не в пример чопорным северянам, весело и непринужденно. Складывалось впечатление, что каждый человек стремился буквально вырвать у жизни все, чем она богата, наслаждаясь различными ее проявлениями. Пока я наблюдала за толпой на площади, а Тео, в сопровождении трех носильщиков с багажом, был занят поисками экипажа, который мог бы отвезти нас к усадьбе, подошел Эдвин Ситон. Он приветствовал меня глубоким поклоном и, протянув руку Тео, сказал:

– Твоя очаровательная супруга сообщила мне, что мы с тобой плывем на одном пароходе, но я не стал тебя беспокоить, узнав, что ты себя неважно чувствуешь. Рад видеть тебя снова, а еще больше рад, что ты, похоже, выкарабкался – выглядишь таким же крепким, как и раньше.

– Спасибо, – несколько сухо ответил Тео.

– Сара, моя сестра, должна быть где-то здесь, мы договорились, что она будет ждать меня с экипажем. Я думаю, в нем вполне хватит места для вас и вашего багажа. Если вы согласитесь, почту за честь.

– Весьма любезно с твоей стороны, – улыбнулся Тео. – Ловлю тебя на слове. До войны здесь без труда можно было найти свободный экипаж, а сейчас это кажется совершенно невозможным.

– Ничего удивительного. Все лошади, как ты знаешь, были конфискованы, а новых пока прибыло мало. Но скоро, я думаю, все станет на свои места. А вот и Сара! Она будет счастлива видеть тебя, равно как, – он загадочно улыбнулся мне, – и миссис Мэртсон. Для моей сестры это будет бо-о-ольшим сюрпризом.

Подкатил экипаж, которым управляла молодая женщина лет двадцати четырех. Я заметила, что приветливая улыбка на ее лице, приготовленная для брата, при виде Тео зажглась истинной радостью. Прежде чем кто-либо из мужчин успел подбежать, чтобы помочь ей сойти, она легко спрыгнула с козел и бросилась навстречу Тео. Ничтоже сумняшеся, она заключила его в объятия и поцеловала в губы. Лицо Тео залилось краской смущения, но я не могла не заметить, что подобное горячее приветствие было ему приятно. Я не нашла в этом ничего удивительного – Сара Ситон была весьма хороша собой. Стройная и высокая, ростом почти с Тео, она была к тому же обладательницей темно-каштановых волос, разделенных на прямой пробор и ниспадавших на плечи изящными локонами. Я с трудом сдержала поднимающееся в груди чувство ревности – нетрудно было представить, как легко мужчине утонуть в этих бездонных карих глазах. Я прочла в них нечто большее, чем просто дружескую симпатию к Тео.

В то же время бурную радость Сары можно было вполне логично объяснить тем, что она не ожидала увидеть Тео так скоро. Тем не менее, для меня было большим облегчением заметить, что, когда Тео удалось наконец освободиться от объятий Сары, лицо его не выражало ничего, кроме радости встречи со старым другом.

Зато слова приветствия, последовавшие за этим, как и подобает истинному джентльмену с Юга, были произнесены с почти нарочитой церемонностью:

– Сара! Какое счастье вновь видеть тебя! Позволю себе заметить, ты все так же ослепительно красива.

– Фи, какая бесстыдная лесть! – лукаво усмехнулась она, склонив голову и кокетливо глядя на него из-под полуопущенных ресниц.

– Ты прекрасно знаешь, что я говорю совершенно искренне, – сказал Тео в ответ. – И так же хорошо знаешь, что сказанное мною – правда. Несмотря на все, что тебе пришлось пережить, ты не утратила ни малейшей доли своего очарования.

– И ты ничуть не изменился, – сказала она с шутливой усмешкой. – Передо мной все тот же суровый и неприступный Тео.

– Но кое-кому удалось-таки победить мою суровость, – ответил он с хитрой улыбкой. – Вот, познакомься: это Нэнси, моя жена.

Он нежно обнял меня за плечи, и я почувствовала тепло, которое излучал его любящий взгляд.

– Дорогая, это мисс Сара Ситон, – отрекомендовал он. – Надеюсь, вы станете лучшими подругами.

– Рада познакомиться, – сказала я, приветливо улыбнувшись.

Возглас удивления, вырвавшийся у нее; колючий взгляд, обращенный ко мне; жесткие складки в уголках рта, секунду назад улыбавшегося Тео, красноречивее всяких слов сказали мне о том, какое впечатление произвели на нее слова Тео. Однако Сара сумела быстро овладеть собой и протянула мне руку. Я была особенно рада этому рукопожатию – ведь после всего, что рассказали мне Тео и ее брат, я ожидала, что Сара встретит меня с нескрываемой враждебностью.

– Миссис Мэртсон, прошу вас простить мне мое удивление… – начала она.

– Полагаю, будущую подругу лучше называть по имени, – сказал Тео. – А ты, Нэнси, не обращай внимания – Сара сгоряча может наговорить что угодно, однако не следует воспринимать ее слишком серьезно.

– …Тео, паршивец ты этакий, – проговорила Сара, словно и не слыша его. – Признавайся, где тебе удалось найти это прелестное создание? А я-то думала, что по возвращении ты женишься на мне.

– И вовсе ты так не думала, – возразил Тео, хотя было видно, что он польщен словами Сары. – Как вообще можно было подобное предположить?

– Вот, Нэнси, полюбуйтесь, какие низкие и коварные существа эти мужчины, – с притворным ужасом воскликнула девушка. – Добро пожаловать в Новый Орлеан, дорогая! И Бога ради, не гневайтесь на меня за то, что я устроила Тео, может быть, слишком горячий прием. Я влюбилась в него, будучи совсем маленькой девочкой, и, боюсь, уже ничего не смогу с собой поделать.

– Как я вас понимаю, Сара, – кивнула я, нисколько не шокированная ее откровением. Трудно было сказать с уверенностью, пыталась ли девушка обескуражить или хотя бы поддразнить меня либо она привыкла всегда и везде быть самой собой, не делая тайн из своих чувств. Я решила повременить с какими-либо заключениями, пока не узнаю Сару получше.

– Янки – подумать только! Страшно представить, что скажет твой дед, когда об этом узнает. Вполне возможно, он тут же выставит тебя за дверь.

– Сомневаюсь, – без обиды усмехнулся Тео. – Сейчас он нуждается во мне как никогда.

– Конечно. После того, как твои отец и братья погибли на этой страшной войне…

– Сара, может быть, хватит? – с плохо скрываемым раздражением одернул сестру Эдвин. – Мы едем, наконец, или нет? Нэнси и Тео устали после долгого путешествия. И я, представь, тоже.

Она стрельнула глазами от меня к Тео:

– Позволь, дорогой Тео, подслушать из соседней комнаты, как ты будешь представлять свою возлюбленную Нэнси старому Мэртсону!

– Сара, если ты не прекратишь свою глупую трескотню и не посадишь нас в экипаж, подарка из Мемфиса тебе не видать! – сказал Эдвин, на этот раз со всей серьезностью. – А Нэнси ты пытаешься задеть совершенно напрасно, только зря тратишь время. Ты имеешь дело с современной, прекрасно образованной молодой женщиной. И уж поверь мне, на каждую твою колкость она, если захочет, может отплатить тебе сторицей.

– О, Нэнси, я вовсе не желала тебя оскорбить! – воскликнула Сара, расширив глаза, словно моля о прощении. – Это от потрясения: я не ожидала увидеть Тео, да еще и в сопровождении молодой жены. Садитесь, я отвезу вас домой.

Я заметила, что, когда Сара наконец повела нас к экипажу, мужчины облегченно вздохнули. Я и сама была рада, что Эдвину удалось-таки усмирить свою сестру. Она показалась мне чрезмерно говорливой – впрочем, возможно, это в самом деле объяснялось нашим неожиданным появлением и еще долгими днями, проведенными в одиночестве.

Тео и я сели на заднее сиденье, а Сара с братом – впереди. Эдвин взял в руки поводья, и экипаж тронулся в путь.

– Не принимай слов Сары близко к сердцу, – тихо сказал мне Тео. – Мой дед в первую очередь – настоящий джентльмен, тебе не стоит его бояться.

– Конечно, – ответила я с беззаботным видом, хотя при этом нервно потирала пальцы.

Тео склонился надо мной и взял в руку мою ладонь.

– Прошу тебя, не беспокойся. Мы пойдем к старику вместе. Возможно, поначалу он будет строг и неуступчив, но в конце концов мы сумеем добиться его расположения.

Я бросила на него благодарный взгляд и сказала:

– Я сделаю для этого все, что от меня зависит.

– По крайней, мере Алвина и Бесс вас примут, – проговорила Сара, обернувшись к нам. – Конечно, они будут поражены, что Тео взял в жены янки, но, когда свыкнутся с этой мыслью, все будет в порядке.

– Сара, послушай, расскажи-ка лучше, как идут дела на плантации, если они вообще идут, – попросил Тео.

– Жаль, что мы не встретились раньше, на пароходе: я сам мог рассказал о делах, и тебе не о чем было бы теперь беспокоиться, – заметил Эдвин.

– Но коль скоро сложилось по-другому, позволь это сделать мне, – остановила брата Сара. – Бог свидетель, в последнее время я была лишена возможности делиться с кем-нибудь даже местными сплетнями, не говоря уже о хороших новостях. А новости действительно хорошие, Тео.

– Это прекрасно. Рассказывай же, не томи нас! – воскликнул Тео, заинтересованно подавшись вперед.

– Сначала, Тео, янки намеревались сжечь плантации Мэртсонов, как они поступили с большинством других. Но пришел приказ ваши плантации сохранить. Откуда – не знаю, но, очевидно, от каких-то весьма высокопоставленных лиц, потому что солдаты не решились жечь даже наши угодья из боязни, что огонь может перекинуться на вашу территорию. Так что обе плантации уцелели.

– За это нужно благодарить Нэнси, – сказал Тео. – Я сам совсем недавно узнал об этом: она посылала письма самому президенту Линкольну с просьбами пощадить поместье Мэртсонов.

– В таком случае – слава Нэнси Мэртсон! – воскликнул Эдвин Ситон.

– Мы так благодарны вам, Нэнси, – сказала Сара. – Никто до сих пор не мог понять, как нашим усадьбам посчастливилось избежать печальной участи.

Я решила пояснить:

– Тео был офицером армии конфедератов. Однако его мужество спасло жизни многих солдат не только с вашей, но и с нашей стороны. Северяне считают его героем, и спасти его дом – долг, а не награда, которой он действительно заслуживает. Я счастлива, что и ваш дом уцелел, мистер Ситон.

– Однако не надейтесь, что старик Мэртсон смягчится, – предупредила Сара. – Он по-прежнему твердит, что это все – козни янки, и постарается даже тебя, Тео, в этом убедить. А меж тем все в действительности в отличном состоянии. Твой дед не занимался выращиванием хлопка, что заставило бы его держать рабов, а потому все, кто служил твоему деду, остались – зачем искать лучшей доли? Ты застанешь все таким, как прежде. Все так же река течет мимо соснового леса…

– Как я рад это слышать, – улыбнулся Тео. Он откинулся на спинку сиденья и пояснил мне:

– Усадьба Мэртсонов была построена в 1802 году одним из моих предков. Он решил поставить дом посреди дубравы. На мой вкус, в комнатах из-за этого слишком сумрачно, хотя, с другой стороны, кроны дубов дают прохладу в летний зной.

– Должно быть, усадьба выглядит весьма величественно.

– Ну, наверное, у вас на Севере строят не менее роскошные особняки, – заметила Сара. – В одном из которых, очевидно, выросли и вы.

– Вовсе нет, – сказала я. – До того, как мы с Тео поженились, мой дом состоял из одной маленькой комнаты, которая одновременно служила мне и кухней, и прачечной.

– Неужели? – воскликнула Сара недоверчиво.

– Это совсем не так ужасно, как может показаться, – усмехнулась я, забавляясь изумлением, которое было написано на ее лице.

– Я тоже так думаю, – согласилась она. – Особенно если принять во внимание, что в конце концов вы стали женой Теодора Мэртсона, чей трехэтажный дом состоит из двадцати трех комнат. Или двадцати четырех, Тео?

– Я сам не знаю точно, – ответил он. – Большинство из них всегда заперты, но, я думаю, Нэнси это не разочарует.

– Конечно, нет – так мне будет уютнее. Меньше шансов заблудиться.

– Так или иначе, вас ждет приятный сюрприз, – пообещала Сара. – Вы убедитесь в этом, когда мы будем еще только подъезжать к дому. Это действительно необычное зрелище. Эдвин, пожалуйста, придержи лошадей, когда покажется усадьба, это уже скоро… Да, кстати, Нэнси, вы уж простите мою забывчивость, я до сих пор не удосужилась пригласить вас к нам в гости. Янки вы или нет – мы всегда будем рады вас видеть. И уж позаботимся, чтобы сделать из вас настоящую южанку.

– Это тебе не составит труда, дорогая сестренка, но все же я предпочел бы, чтобы Нэнси оставалась такой, какая есть, – заметил Эдвин. – И я надеюсь, она удостоит меня чести называть по имени.

– О, благодарю вас, Эдвин, с большим удовольствием, – сказала я. Благодарность моя была совершенно искренней. Ведь Эдвин, насколько это было в его силах, оберегал меня от острого язычка Сары.

– Ну, так вы не откажетесь нас навестить? – настойчиво спросила Сара.

– Конечно, благодарю вас, я очень рада, что сразу нашла в вашем лице добрых друзей.

Когда колеса экипажа заскрипели на повороте, все замолчали. И вот моему взору предстала аллея, ведущая к усадьбе Мэртсонов. Это было и вправду удивительное зрелище. Могучие вековые дубы, поросшие мхом, сплетались кронами над дорогой, образуя тенистую и сумрачную аркаду, – казалось, мы въехали в туннель. В конце аллеи дорога, выложенная красным кирпичом, упиралась в здание усадьбы – в белоснежный фасад, увенчанный голубой крышей. На каждом этаже была крытая галерея, поддерживаемая дорическими колоннами и украшенная лепными карнизами. Темно-зеленые оконные ставни и изящные кованые перила дополняли картину. Дом был не только красив – он поражал своими поистине огромными размерами.

Казалось бы, от одной мысли, что мне отныне предстоит жить здесь и носить фамилию Мэртсон, должно было захватить дух, – но, к своему удивлению, я не обнаружила в себе даже признаков радости. Должно быть, боязнь предстоящей встречи со старым Мэртсоном была сильнее всех других чувств.

Экипаж, качнувшись на рессорах, остановился у широкого парадного крыльца. Дверь тут же распахнулась, и на порог вышла высокая красивая молодая женщина. Увидев Тео, спрыгнувшего с подножки экипажа, она издала радостный возглас и бросилась к нему, перепрыгивая через ступени и восторженно повторяя его имя. Казалось, она не помнила себя от радости, и это было так естественно – ведь она столько лет не видела своего брата. Она заключила Тео в объятия и осыпала его лицо поцелуями. Потом девушка обернулась в сторону дома и крикнула:

– Бесс! Бесс! Выходи скорее! Тео вернулся! Тео вернулся домой!

И вдруг слезы неудержимо хлынули из ее глаз. Тео обнял ее и, ласково похлопывая по плечу, сказал:

– Ну что ты! Все в порядке.

Я была глубоко тронута, увидев, как трепетно относятся друг к другу Алвина и Тео. Я и раньше чувствовала, что он очень любит своих сестер: всякий раз, когда он рассказывал о них, какая-то особенно ласковая нота возникала в его голосе. Теперь я увидела, что и сестры были к нему нежно привязаны – по крайней мере, об Алвине это можно было сказать с уверенностью. Радость жизни, озарявшая ее лицо, так похожее на лицо брата, после встречи с Тео превратилась в неудержимое ликование. Неудивительно, что для меня было большим облегчением отметить в Алвине ее жизнерадостность – это давало мне право надеяться, что мое происхождение не станет препятствием в отношениях между нами.

Сара и Эдвин, так же как и я, боясь шелохнуться, с благоговением наблюдали за сценой долгожданного воссоединения семьи – спустя годы ужаса и кровопролития, ненависти и горя.

Минутой позже на пороге возникло еще одно действующее лицо – молодая женщина остановилась в секундном замешательстве и бросилась к Тео; мне показалось, что над крыльцом и через двор пронесся вихрь, вызванный развевающимся розовым платьем и бесчисленным множеством нижних юбок.

Как мне и рассказывал Тео, Бесс ростом была пониже своей сестры и значительно полнее – казалось, рукава ее платья, туго обхватывающие ее руки, вот-вот лопнут. Однако ее угольно-черные волосы, слегка посеребренные на висках, были несомненно прекрасны и, будучи уложенными в прическу, выглядели бы еще красивее.

Ее встреча с Тео была исполнена столь же безудержной радости, но в отличие от Алвины Бесс тут же засыпала брата миллионом вопросов, задаваемых так быстро, что Тео при всем желании не смог бы на них ответить.

Когда Тео удалось наконец освободиться из ее крепких объятий, он вернулся к экипажу и подал мне руку. Шаг с подножки на землю я постаралась сделать со всем изяществом и достоинством, на которые была способна, чему никак не способствовала Сара Ситон, вполголоса напевавшая в это время «Янки дудль». Определенно, в ней сидел какой-то неугомонный шаловливый бесенок. Мне не верилось, что она способна была делать все это со зла.

– Алвина, Бесс, знакомьтесь: это Нэнси, моя жена, – сказал Тео.

Рука Бесс судорожным движением потянулась к горлу, словно силясь сдержать готовый вырваться крик. Алвина, судя по всему, лучше владела собой, хотя слова Тео, последовавшие почти сразу же за его появлением, способны были повергнуть в шок кого угодно. Алвина нашла в себе силы вежливо улыбнуться и протянула мне руку:

– Очень приятно. Как поживаете?

Я пожала ей руку и слегка поклонилась.

– Рада познакомиться с вами. И с вами, Бесс. Тео так много о вас рассказывал, что мне кажется, будто я знаю вас давным-давно.

Бесс лишь слегка коснулась моей руки, отступила, словно боясь обжечься, и пролепетала:

– Но мы не знали… мы даже не подозревали… Тео ничего нам не сообщил. Тео, ты поступил несправедливо по отношению к нам!

– Простите меня, сестрички, – проговорил Тео, – но я хотел, чтобы сначала вы увидели Нэнси. Ее душевные качества достойны ее красоты. Вот увидите, она станет вам близкой, как сестра.

– Янки, – промолвила Алвина, но в ее голосе я не уловила враждебности. Хотя я лишь успела представиться, отличие моего произношения от южного говора было сразу заметно, так что нетрудно было узнать во мне северянку.

Я ответила с улыбкой:

– Да, янки из Филадельфии, которая почитает за честь быть женой южанина. Я надеюсь, мое происхождение не станет преградой между нами…

– Ну что вы! Извините нас, ради Бога, что мы повели себя немного невежливо. Не буду отрицать, в первую секунду мы действительно были поражены, что Тео женился на янки, но вы такая красавица – как вас можно не полюбить!

– Конечно! – сказала Бесс довольно сухо. – Вы – жена Тео, и отныне это ваш дом, а мы – ваши сестры. Мы желаем вам счастья.

Возникла пауза, которую нарушил Эдвин, о присутствии которого я уже успела забыть.

– Позвольте нам откланяться. Мы ждем вас в гости, Тео!

– Непременно, – кивнул Тео, и мы помахали им на прощание.

Когда экипаж скрылся из виду, вызвали двух служанок и приказали им заняться нашей поклажей. Мой муж взял меня под руку, и я приготовилась войти в стены особняка, которому отныне суждено было стать моим родным домом. И вдруг мы, все четверо, остановились как вкопанные.

На пороге стоял огромного роста старик – не человек, а настоящая башня: шестифутовая фигура, увенчанная высокой копной седых волос. Старик опирался на массивную трость, покрытую резьбой так же густо, как его лицо – сетью глубоких морщин. Должно быть, в молодости он был очень красив, но годы взяли свое. Грозно взирая на нас с высоты своего роста, он стоял, словно скала, на пороге дома Мэртсонов с одной лишь целью – не дать войти ненавистной янки. Ослепительно белая рубашка с открытым воротником, кремовые брюки и начищенные до блеска черные ботинки – этот простой и строгий наряд придавал его виду еще большую внушительность. Постояв так некоторое время, старик повернулся к нам спиной и удалился в дом, не проронив ни слова.

– Это было приветствие деда, – прокомментировал Тео с горечью, и его лицо покраснело от гнева. – Он, должно быть, услышал произнесенное здесь слово «янки». Мне очень стыдно за него, Нэнси, но постарайся не обижаться. Помни о том, сколько ему пришлось пережить. Клянусь, узнав тебя поближе, он будет покорен твоими достоинствами.

– Несомненно, – подтвердила Бесс. – Это может произойти не сразу, но в конце концов вы уже стали женой Тео – одной из Мэртсонов: нам некуда торопиться.

– С вашим прибытием дом Мэртсонов оживет, – сказала Алвина. – Семье нужна свежая кровь, не правда ли, Тео?

– Воистину так, сестра, – улыбнувшись через силу, согласился Тео.

– Мы наконец снова сможем принимать гостей, – сказала Бесс. – Ведь столько лет…

– О, конечно, мы теперь разбудим весь Новый Орлеан! – перебила ее Алвина. – Пришло время забыть войну и лишения!

Я была настолько тронута искренним желанием этих милых женщин приободрить меня, что, не в силах вымолвить ни слова, едва сдерживала слезы благодарности – я не считала вправе расплакаться при Тео.

– Может быть, теперь снова будут праздновать Марди-грас, – сказала Бесс. – Я так мечтаю об этом дне!

– А я мечтаю, – произнес Тео, – чтобы этот день никогда больше не возвращался.

Возникло неловкое молчание. Тео взял меня за руку и, не говоря ни слова, повел в дом.

Миновав двери и войдя в холл, я сразу обратила внимание на обои с изображением сцен из жизни французского двора. Судя по богатству и насыщенности красок, они принадлежали к эпохе королевы Анны. По обе стороны двери стояли позолоченные консоли с мраморными верхушками, на которых помещались астральные лампы бристольского стекла. Но самой примечательной деталью интерьера была легкая изогнутая лестница красного дерева, ведущая на второй этаж. Я словно оказалась внутри дорогого ларца: яркий красный ковер на полу довершал это сходство, как, впрочем, и потолок, оклеенный зеленовато-лиловыми обоями.

Отсюда мы прошли в небольшую уютную гостиную с черным мраморным камином, отделанным золотом. В высоком зеркале отражалась роскошная люстра. Мебель орехового дерева была обита красным бархатом.

– Вы, конечно, устали с дороги, – сказала Алвина. – Не смеем вас задерживать. Проходите наверх. Твоя комната, Тео, готова принять тебя и твою супругу.

Мы поднялись на второй этаж, прошли по широкой галерее и вошли в большую комнату, залитую теплым солнечным светом, проникающим сквозь кружевные шторы. Невозможно было поверить, что здесь столько лет никто не жил: благодаря трогательной заботе Алвины и Бесс все сверкало чистотой.

Интерьер спальни был выдержан в готическом стиле: посредине стояло массивное ложе, а по обе стороны от его изголовья – резные столики. Полог и простыни были из тонкого золотистого сатина. Во всем чувствовалась женская рука, причем рука мастера с хорошим вкусом.

– Ну, вот мы и дома, – сказал Тео и привлек меня к себе.

– О Тео, я не могла даже мечтать о том, что когда-нибудь буду жить в такой роскоши! – восхищенно проговорила я.

– Теперь ты будешь здесь хозяйкой, – сказал он. – Я очень надеюсь, что для тебя это не будет обременительно.

– Нет, конечно, – заверила я его. – Хотя без помощи твоих сестер мне не обойтись.

– Они рады будут тебе помочь – ты успела завоевать их симпатию, – довольно улыбнулся Тео.

– Только бы это было правдой! Ведь тебе часто придется уезжать по разным делам, а скрасить долгие дни ожидания могут только добрые подруги.

– Одна у тебя уже есть – Сара.

– Знаешь, я не уверена, что она искренне хочет стать моей подругой. Она ведь влюблена в тебя…

– Чепуха, – отмахнулся он. – Просто она неисправимая кокетка, к тому же знает меня с раннего детства, и это, считает она, дает ей право на некоторые вольности.

– Надеюсь, что все так, как ты говоришь, – сказала я, глядя на него с шутливым упреком. – Предупреждаю: я тебя никому не отдам.

– А я и так ни к кому не уйду, – сказал он, снова обнимая меня.

– Тео, – укоризненно покачала я головой, – дверь открыта. Кто-нибудь будет проходить и увидит нас.

– Ну и пусть, – беззаботно ответил он и приник к моим губам в поцелуе. Но поцелуй Тео был недолгим – он не ощутил во мне прежнего радостного трепета.

– Что с тобой, Нэнси? – спросил он, с тревогой заглядывая мне в глаза. – Неужели тебя и вправду так смущает, что кто-нибудь увидит, как я тебя целую? Смею тебя уверить, что им неоднократно придется быть свидетелями подобных сцен.

– Дело не в том, душа моя, – вздохнула я. – Мне не дает покоя мысль о предстоящем разговоре с твоим дедом.

– Да, такая мысль может лишить покоя, – понимающе кивнул Тео. – И все-таки я продолжаю утверждать, что он будет очарован тобой, когда узнает получше. Пусть не сейчас, но со временем – непременно… И вот как мы сделаем. Когда ты отдохнешь с дороги, отправимся к деду вместе.

– Правда, Тео? – воскликнула я с облегчением. – С тобой мне будет не так страшно. В конце концов, он ведь не чудовище!

– Когда он в гневе, может показаться и им, – усмехнулся Тео.

– Что ж, мне надо приготовиться к этому визиту, – сказала я, вздохнув.

– Вот и прекрасно. А я займусь багажом.

Я открыла один из чемоданов и выбрала платье – зеленое, из набивного ситца, отделанное узкими бархатными лентами. Цвет этого наряда подходил к цвету моих глаз. Я аккуратно положила платье на кровать и отправилась в ванную комнату. Послышался грохот выдвигаемых полок – Тео раскладывал вещи.

– Тео, расскажи мне о доме, – крикнула я ему.

– А рассказывать особенно нечего, – ответил он. – Я уже говорил, что большинство комнат многие годы не открывали. С тех пор как на нашу семью посыпались беды, мы перестали принимать гостей. А ведь в задней части дома есть большой бальный зал, во всю длину здания. И в свое время мы давали здесь танцевальные вечера, а также званые обеды, на которые собиралось по сорок человек сразу. Война заставила забыть о веселых праздниках. Вернутся ли они когда-нибудь – не знаю.

– Я вижу, тебе по-прежнему тяжело вспоминать прошлое.

– За каких-нибудь несколько лет я и мой брат потеряли своих жен. Потом погибли отец и братья. Воспоминания о них ожили во мне, едва я ступил на порог родного дома. Айда… Я нежно любил ее, красивую, добрую и веселую, она была очень похожа на тебя. Я думаю, что, если Айда может видеть нас из мира мертвых, она одобряет мой выбор… Теперь ты все знаешь, я освободился от страшного груза и обещаю больше не возвращаться к былому. Не годится жить только воспоминаниями. Слишком много дел нужно еще сделать в этой жизни, слишком много хорошего ждет нас с тобой, чтобы позволить прошлому омрачать будущие радости.

Вернувшись в спальню, я надела новое платье, расчесала волосы и украсила их искусственным зеленым цветком. Тео уже закончил разбирать вещи и теперь сидел в кресле, с удовольствием рассматривая меня в новом наряде и попыхивая тонкой манильской сигарой. Наконец он потушил сигару и осведомился:

– Ты готова, дорогая?

– Да, я во всеоружии. Идем же к нему. И чем скорее, тем лучше. Все равно ни к чему хорошему это не приведет, так пусть хоть кончится, как можно быстрее.

– Я восхищен твоим самообладанием, – сказал Тео, поднимаясь.

Но все получилось совсем не так, как мы ожидали. У подножия лестницы нас ждали Алвина и Бесс, одетые целиком в черное, черными были даже вуали, отброшенные на шляпы. Прежде чем мы подошли к ним, Тео вполголоса объяснил:

– Они собираются на кладбище, что за домом у реки. Я должен идти с ними – посетить могилы жены и матери. Мне очень жаль покидать тебя, но надо соблюдать семейные традиции: мои сестры чтут их беспрекословно.

– Конечно, – сказала я.

Проводив взглядом три скорбные фигуры, я решила в отсутствие Тео познакомиться с моим новым домом. Сначала я зашла в бальный зал на первом этаже – просторную длинную комнату с большими люстрами. Вдоль стен выстроилось множество стульев – здесь и в самом деле можно было принять сорок гостей. Должно быть, когда давали званые обеды, те же стулья ставили к столам, которые перед танцами выносили.

Потом я перешла в столовую, столь же просторную и помпезно обставленную, как и остальные комнаты. Даже кухня, куда я мельком заглянула, оказалась необычайно велика – достаточно сказать, что кладовая была величиной с хорошую жилую комнату. Выскобленные до блеска кастрюли и сковородки висели над кухонным столом.

Затем я увидела закрытую дверь, которая, как я предполагала, вела из холла в цокольный этаж. Я распахнула ее и оказалась в рабочем кабинете старшего Мэртсона.

Я совершенно не ожидала увидеть почтенного джентльмена. Он сидел лицом к двери в кресле-качалке, опираясь на свою трость, поставив ее между колен, – казалось, что он только и ждал моего прихода. Встреча была настолько внезапна, что я лишилась дара речи.

– Если ты пришла сюда торжествовать, лучше уходи прочь, – пророкотал он.

Я вошла в комнату и затворила за собой дверь.

– О каком торжестве идет речь, позвольте спросить?

– Не стоит пререкаться со мной, девочка. Как только кончилась война, вы, янки, только и делаете, что празднуете победу.

– А если бы победила ваша сторона, сэр? – осведомилась я.

– Вот тогда у нас был бы повод для радости, – мрачно усмехнулся он.

– Мистер Мэртсон, война закончилась. Неужели воспоминания о ней должны преследовать нас всю оставшуюся жизнь?

– Все спорные вопросы можно было бы решить и без войны. Из-за нее я потерял сына и троих внуков. Ты хочешь, чтобы я это забыл?

– Поверьте мне, я искренне сочувствую вашему горю. Но война и меня не обошла стороной. Три года я работала медсестрой в военном госпитале в Филадельфии. К нам присылали раненых – как с той, так и с другой стороны, – и мы не делали между ними различия. Зачастую мы даже не знали, кого лечим – янки или конфедерата. Для нас эти люди были пациентами, и форма на них была одна и та же – больничные пижамы. И где бы я ни была, когда закончилась война, я никогда не ощущала победного торжества; единственное чувство, которое я испытывала, – величайшее облегчение. Поверьте, сэр, и нам не до ликования.

– Да, ты человек не без души, – с неохотой признал он. – Но неужели ты хотя бы на минуту могла представить, что сможешь заменить Аиду?

– Ушедшего человека никто не может заменить, – сказала я. – Каждый из нас уникален по-своему. Просто я полюбила вашего внука, и он ответил мне взаимностью. Если же вы не пожелаете, чтобы я жила здесь, что ж, мне придется подчиниться вашей воле, но боюсь, что тогда и Тео покинет этот дом вслед за мной. А ведь, насколько я понимаю, он нужен здесь.

– М-да, – озадаченно промолвил он. – Нужно признать, что ты не пустышка, вроде Роуз.

– Вы имеете в виду жену другого вашего внука? Девушку, которая исчезла?

– Да, ее. Единственным достоинством Роуз было то, что она смертельно меня боялась.

Я усмехнулась. Что-то неуловимое говорило мне: имея в распоряжении достаточно времени, я сумею, в конце концов, снять со старика устрашающую маску и увидеть, каков этот человек на самом деле.

– Вы думаете, я тоже боюсь вас, сэр? – осведомилась я.

– Если нет, то напрасно. Я управляю плантацией и этим домом.

– Но не мною, сэр.

– Полагаю, остаток дня я смогу провести без вашей приятной компании, – устало отмахнулся он.

Я присела в глубоком книксене.

– Премного благодарна за позволение удалиться.

Его суровые морщины чуть разгладились в некоем подобии улыбки.

– Если бы ты не была одной из этих проклятых янки, я мог бы, наверное, даже полюбить тебя.

– А вы мне понравились, сэр, хоть вы и проклятый конфедерат. Доброй ночи, мистер Мэртсон!

Выйдя из его комнаты, я почувствовала такой прилив радости, что готова была весело рассмеяться. Как хорошо, что наше знакомство произошло именно при таких обстоятельствах! Ведь если бы со мной был Тео, старик скорее всего был бы куда более суров и желчен, да и я не смогла бы позволить себе говорить с ним так вольно, как только что. И я не солгала, когда призналась старому Мэртсону, что он мне понравился; хотя, с другой стороны, я и в самом деле не была намерена давать ему возможность понукать мной, как если бы была служанкой или одной из батрачек в поле.

Я вышла из дома глотнуть свежего воздуха и остановилась на парадном крыльце. И вновь я не смогла оторвать взгляда от аллеи, похожей на туннель. Меня вновь поразила ее красота, хотя было в ней и что-то зловещее.

Я уже готова была вернуться в дом, когда заметила приближающийся экипаж – он возвращался с кладбища по дороге, ведущей к реке и, очевидно, к плантации. Лошадьми правил негр-возница; позади сидел Тео и его сестры в траурном облачении. Скорбное молчание, опущенные черные вуали, – все выглядело так, словно они не просто посетили могилу Айды, а только что ее похоронили. Признаюсь, меня это несколько покоробило, но я оставила свои чувства при себе.

Глава третья

Сочтя, что в такую минуту мое появление может оказаться не вполне уместным, я решила вернуться в дом. Поднимаясь по лестнице, я с немалым удивлением обнаружила, что дверь в нашу комнату распахнута настежь и оттуда раздаются звуки тяжелых шагов и чьи-то громкие голоса. Секунду спустя на пороге показались два негра, сгибавшиеся под тяжестью письменного стола. Следом, вышла высокая смуглолицая женщина. На ней были ярко-желтая блуза и алый фартук поверх длинной черной юбки; густые смолянисто-черные волосы были туго подвязаны красным платком. Я никогда прежде не видела столь гладкой кожи, как у нее: должно быть, женщине было около пятидесяти, но по виду ей можно было дать и тридцать пять. Дымчато-карие, широко поставленные, глубоко сидящие глаза внимательно надзирали за работниками; крылья орлиного носа подрагивали при каждом вдохе, тонкие губы были плотно сжаты в упрямую нить. Массивные золотые серьги покачивались в такт ее шагам.

– Позвольте! – я подняла руку, пытаясь остановить медленно, неумолимо ступающих рабов. Они вопросительно посмотрели на женщину и только после того, как она кивнула, опустили свою ношу на пол.

– Что здесь происходит? – недоуменно спросила я.

– Мы убираем мебель и кое-какие вещи, мэм…

– Мои? Или мистера Тео? – возмущенно осведомилась я.

Женщина отрицательно покачала головой. Было видно, что мой строгий голос не произвел на нее никакого впечатления.

– Кто поручил вам это сделать?

– Я сама себе поручила. Ни одна из вещей, которые я намерена отсюда забрать, не принадлежит семейству Мэртсонов. Они были собственностью моей хозяйки, и вы, мэм, не имеете на них никаких прав.

Я была поражена ее дерзостью.

– А кто вы, собственно, такая? – спросила я.

– Мое имя Карла. Я родилась на Ямайке. Миссис Айда выбрала меня в служанки, будучи совсем еще маленькой девочкой. Она привезла меня сюда, и я была при ней неотлучно. И здесь мне суждено остаться навеки – так же, как и ей.

Сдерживая гнев, я сказала:

– Карла, вам следовало бы знать, что имущество жены после смерти по закону переходит к ее супругу.

– Мне это известно, мэм, но я хочу, чтобы и вы знали: ни одна женщина не воспользуется вещами моей хозяйки.

– Я могу приказать вернуть все это на место.

– Можете, конечно, только я не стану этого делать.

– Стало быть, вы считаете, что мы можем обойтись без столов и кровати?

– Я этого не говорила. Взамен вам принесут мебель из комнаты миссис Роуз.

– Так, так. Я вижу, вы уже убрали два бедермьерских столика с ночниками. Кровати тоже нет. Ковер пока что здесь, но, судя по тому, как отогнут его угол, вы просто не успели его свернуть. По-видимому, французская работа… Послушайте, Карла, все это очень дорогие вещи, что вы намерены с ними делать?

– Отправлю на хранение, мэм.

– А вы спрашивали чьего-либо разрешения?

– Разве это так необходимо? Все, что принадлежало миссис Аиде, теперь, когда ее нет в живых, принадлежит мне. Не в том смысле, что стало моей собственностью – на это я не претендую, – однако я вправе не позволять пользоваться ими посторонним.

– Будьте любезны приказать слугам выйти на несколько минут. Мне необходимо поговорить с вами с глазу на глаз.

Она махнула рукой, и негры, все это время не сводившие с нее глаз в ожидании распоряжений, опустили стол и медленно, словно нехотя, побрели вдоль галереи в сторону лестницы для прислуги. Я села и предложила Карле занять стул напротив – последний из оставшихся в комнате. Она покачала головой и осталась стоять. В ее позе можно было прочесть готовность выслушать указания, но отнюдь не подобострастное желание услужить. Она смотрела на меня с неприкрытым вызовом, гордо вскинув голову.

Я прекрасно понимала: стоит мне сказать одно лишь слово Тео – и вся мебель тут же вернется на место. Но мне не хотелось превращать случившееся в скандал и, кроме того, наживать себе врага в лице этой женщины. Конечно, ее поведение было возмутительным, но верность умершей хозяйке не могла не тронуть.

– Карла, у меня нет желания с вами ссориться, – сказала я. – Но я не одобряю того, что вы самостоятельно принимаете подобные решения. Если вы прежде посоветовались с сестрами мистера Тео или его дедом – это, конечно, меняет дело.

– Нет, мэм, я ни с кем не советовалась.

– А что, вы всегда здесь делаете то, что вам вздумается?

– Я никогда никому не давала повода упрекнуть меня в чем-либо, – холодно ответила она. – Я образованная женщина, умею читать и писать – меня выучила покойная хозяйка. В этой семье меня считали за равную, так же относились и к миссис Аиде. А потом она была убита. И с вами непременно произойдет то же самое.

– Что вы такое говорите?.. – только и смогла вымолвить я, потрясенная страстной силой и уверенностью, с которой она произнесла свои слова.

– На этом доме лежит проклятие, – свистящим шепотом проговорила она. – Вот погодите – вы сами увидите. Сами увидите! Здесь убили мою хозяйку…

– Если вы так убеждены, что она была убита, может, вы знаете, кто совершил это ужасное преступление?

– Нет, этого я не знаю. И я останусь здесь до тех пор, пока не выясню. Возможно, мне удастся найти и убийцу миссис Роуз.

– Не исключено, что миссис Роуз попросту сбежала, – предположила я. – Ведь нет ни единого доказательства…

Она нетерпеливо передернула плечами.

– Для чего ей было убегать? Она любила своего мужа. Послушайте разумного совета: оставьте этот дом. Это проклятое место, клянусь вам. Я это чувствую – вот здесь, – она прижала ладонь к груди.

– Какой вздор! Скажите, миссис Айда тоже верила в проклятие дома Мэртсонов?

– Нет, – вздохнула Карла.

– А Роуз?

Она вновь покачала головой.

– В таком случае, Карла, давайте больше не будем возвращаться к этому разговору. Что касается мебели, принадлежащей вашей хозяйке, – можете ее убрать. Я не возражаю против замены.

Лицо Карлы осветилось радостью, словно и не было на нем мгновение назад выражения оскорбленной гордости.

– Хорошо, миссис Нэнси! Я уверена, другая мебель вам тоже понравится. Даже нет, она понравится вам больше, ведь она гораздо красивее.

– Ну и славно, Карла. И вот еще что я хотела спросить: каковы ваши обязанности в этом доме?

– Обязанности просты – по мере сил помогаю семье Мэртсонов. А, в общем, мне позволено заниматься тем, что я считаю нужным.

– Значит ли это, что, если мне понадобятся новые туалеты, я могу обратиться к вам?

– Если вам будет угодно, – учтиво ответила она. – Я неплохо шью: все, что носила миссис Айда, было сшито моими руками.

– Как кстати! – обрадовалась я. – Я привезла с собой очень небогатый гардероб, и мне скоро понадобятся самые разнообразные платья. А теперь, Карла, займитесь, пожалуйста, мебелью. Скоро сюда поднимется мистер Тео, и мне хотелось бы, чтобы к его приходу комната была приведена в порядок.

Карла сходила за слугами, и они быстро управились с оставшимися вещами. Надо сказать, мебель, поставленная взамен убранной, действительно изменила интерьер к лучшему. Это был изящный, белый с позолотой гарнитур эпохи Людовика XVI. Легкое постельное покрывало ручной работы, светильники с расписными подставками и вышитая ширма также были необычайно хороши и изысканны.

Когда все приготовления были закончены, я устроилась в кресле напротив камина и стала ждать прихода Тео. Множество воспоминаний недавнего прошлого теснились в моей голове: о свадебной церемонии; о том, как Эдвин Ситон поразил меня известием, что Тео вдовец; о сегодняшних встречах, каждая из которых была не похожа на предыдущие, как не похожи друг на друга были сестры Эдвина и Тео, старый Мэртсон, Карла. Карла… В высшей степени странной особой была эта служанка. Если она считала дом Мэртсонов столь злополучным местом, почему же до сих пор не покинула его? Я решила выяснить это при первой же возможности.

В это время на пороге появился Тео и, издав удивленный возглас, вошел в комнату, с изумлением глядя вокруг. Поднимаясь ему навстречу, я пояснила:

– Это Карла; она не хотела, чтобы пользовались мебелью ее хозяйки.

Он на мгновение нахмурился, но тут же спокойно заметил:

– Она была предана Айде до фанатизма. Ты, должно быть, уже слышала от нее все эти бредни об убийстве?

– Да. Более того, она считает, что над домом тяготеет проклятие.

– Ее нельзя за это винить, зная, что здесь произошло.

– Отчего же она не уедет, Тео? Она достаточно образованна для того, чтобы отправиться на Север и получить хорошее место у состоятельных хозяев.

Он задумчиво посмотрел на меня.

– Все это так, но знаешь, мне кажется, она совершенно уверена, что ее хозяйка убита, и намерена оставаться здесь до тех пор, пока не найдет преступника.

– А ты тоже считаешь, что было совершено преступление?

– Нет! – крикнул он с такой внезапной силой, что я вздрогнула. – И никогда в это не поверю.

– А Роуз?

– Что Роуз?

– Карла утверждает, что она тоже погибла от руки убийцы.

– Во имя всего святого, Нэнси! – взмолился Тео. – К чему повторять эти глупые измышления? Как вообще можно утверждать, что Роуз мертва, если никто не видел ее мертвой?

– Но ведь она исчезла бесследно. Карла говорит, что Роуз нежно и преданно любила твоего брата. Зачем ей было бежать из дома?

– Но ты сама уже ответила на этот вопрос: злополучное падение могло стоить ей потери памяти, – Тео ожесточенно потер виски. – Бога ради, давай оставим эту тему. Я страшно устал. Только что у меня была теплая родственная беседа с дедушкой, и, уверяю тебя, мне пришлось нелегко.

– Прости, – я взяла его руки и положила себе на талию. – Обещаю больше не говорить об этом.

– Ну, вот и хорошо, – радостно сказал он и нежно поцеловал меня в лоб. – А теперь давай-ка переоденемся к столу. Старик не любит, когда опаздывают к ужину.

Для такого случая, как ужин при свечах, у меня был лишь один подходящий наряд – розовато-лиловое шелковое платье с тисненым узором. Особое очарование придавала ему вставка, отделанная зеленой лентой. Я достала платье из стенного шкафа и залюбовалась им.

– Да, чуть не забыл, – сказал Тео, – Алвина просила передать, что у нее есть множество отрезов самых разных тканей, и ты можешь пользоваться ими по своему усмотрению. Но если они не подойдут, можно купить все, что тебе понадобится, в Новом Орлеане. Плантации дают приличный доход, так что, надеюсь, мы не будем стеснены в средствах.

– Я рада это слышать, Тео. А что касается тканей, я с удовольствием воспользуюсь любезным предложением Алвины.

Он рассмеялся.

– Дорогая моя, отныне эти ткани принадлежат тебе так же, как и ей. А в лице Карлы ты найдешь весьма умелую портниху.

– Да, она уже сказала, что согласна шить для меня.

– О, значит, ты ей понравилась. Карла редко сама предлагает свои услуги.

Я была удивлена последним обстоятельством, но промолчала из опасения вновь вернуться к неприятному для Тео разговору.

– Ты говоришь, что видел деда. Он сказал тебе, что мы уже успели познакомиться? – спросила я.

– Да, сказал, – кивнул Тео. – Наверное, тебе пришлось пережить несколько довольно неприятных минут?

– Знаешь, мне показалось, что со временем мы с ним можем стать добрыми друзьями. Но пока я чувствую себя одним из дуэлянтов, оценивающих силу друг друга перед поединком.

– Вы обязательно поладите, поверь мне. Помнишь, я говорил тебе, что Бесс и Алвина будут тобой очарованы, – так и случилось.

– Я надеюсь, Тео, что это правда. Для меня очень важно, чтобы твоя семья приняла меня. Могу себе представить, как они были потрясены, узнав, что ты женился.

– Не преувеличивай. Они уже привыкли к этой мысли.

Признаться, я сомневалась, что все так хорошо и безоблачно, как говорил Тео, однако виду не подала.

Мы вышли из нашей спальни и направились в столовую. Отблески множества свечей играли на лакированных перилах лестницы – большая хрустальная люстра сверкала веселыми огоньками. Картина была полна сказочного очарования. Как можно было видеть на всем этом печать злого рока! Положительно, воображение Карлы разыгралось сверх всякой меры. Она уверовала в свои страшные предположения только потому, что хотела в них верить. Когда мы вошли в столовую, где нас уже ждали Алвина, Бесс и старый Мэртсон, я и думать забыла о Карле и ее россказнях.

Тео усадил меня за стол, затем сестер. Старый Мэртсон занял место во главе стола. Тео же, вместо того чтобы расположиться напротив, пожелал остаться подле меня – к моему немалому удовольствию.

Я была просто ослеплена сверкающей белизной льняной скатерти, блеском столового серебра и расписного фарфора. Люстра о шестнадцати свечах, обрамленных хрустальными подвесками, была замечательна еще и тем, что ее можно было опускать к самому столу – и тогда в комнате становилось еще светлее. Нигде ранее я не встречала подобной остроумной конструкции.

Единственное, что мне пришлось немного не по душе, был тон беседы – столь же строго официальный, как и манеры, с которыми две служанки подавали на стол. Старый Мэртсон сразу же заговорил о делах на плантации и о том, сколько акров дополнительной площади можно будет засеять теперь, с возвращением Тео. Затем он пустился в многословные воспоминания о былой славе дома Мэртсонов. Все это, безусловно, было небезынтересно, но я была склонна думать скорее о настоящем, чем о прошлом.

После меня засыпали расспросами о том, как живут в Филадельфии и я, насколько могла, описала все, что их интересовало.

Ужин был великолепен. На первое подали черепаховый суп, за ним – рыбные блюда, следом на столе появился изысканный салат с мясом и, по меньшей мере, шесть видов салатов из свежих овощей. На десерт нас ждали бисквиты с толстым слоем глазури и крепкий кофе, который я нашла несколько горьковатым. Позже я узнала, что южане имеют обыкновение добавлять в этот напиток цикорий, чем и объясняется необычный привкус.

После ужина Тео и старый Мэртсон, взяв с собой по сигаре и бокалу бренди, удалились в кабинет. Очевидно, таков был обычай у мужской половины этой семьи, и то, что мужчин теперь осталось всего двое, вовсе не означало, что раз и навсегда заведенный порядок следовало изменить.

Как только мы с Бесс и Алвиной остались одни, разговор немедленно перешел к оживленному обсуждению местных сплетен, герои которых были мне по большей части незнакомы. Но когда было упомянуто имя Сары Ситон, я смогла присоединиться к беседе.

– С кем тебе точно никогда не подружиться, так это с Сарой, – сказала Бесс.

– Отчего же? – удивилась я. – Сара мне понравилась, и я ей, кажется, тоже.

Бесс хитро усмехнулась:

– Сара мечтала стать женой Тео еще в те годы, когда они бегали вместе в школу. Девочка поклялась, что, как только вырастет, непременно выйдет за него – и вдруг в один прекрасный день Тео является в поместье с молодой женой, Айдой! Бедняжка Айда, она до самой смерти не услышала от Сары ни одного доброго слова…

– Бесс! – Алвина укоризненно посмотрела на сестру. – Я уверена, Нэнси меньше всего интересует, кто и почему пришелся не по нраву Саре.

– А поинтересоваться не мешало бы, – заметила Бесс. – Неужели не понятно, что Сара возненавидит ее по той же причине, что и Аиду? Будь с ней осторожна, Нэнси. Я всегда говорила – это страшная женщина.

– Не слушай ее, Нэнси, – отмахнулась Алвина. – Бесс совершенно уверена, что с первого взгляда способна увидеть любого человека насквозь.

Я улыбнулась обеим девушкам и сказала:

– Конечно, Сара ужасная кокетка. Но она еще и настоящая красавица. И разве я вправе судить ее за любовь к Тео, когда сама влюбилась в него без оглядки.

– Но тем не менее он женился на тебе, а не на ней, – сказала Бесс, многозначительно поднимая палец. – А это значит, что Сара отвергнута дважды.

– Я думаю, она не станет об этом долго горевать, – сказала я. – Ведь она такая веселая.

– На первый взгляд, – поправила Бесс, и в ее голосе появилось что-то заговорщицкое. – Будь бдительна, Нэнси. Помнишь, какая участь постигла Аиду?

– Помню, она утонула, – спокойно ответила я. – Что касается подробностей, я не стала их выяснять: Тео не любит говорить об этом.

– Еще бы! Он ведь знает, что это было убийство.

– И ты так считаешь?! – изумленно воскликнула я. Мой голос прозвучал как-то слишком громко среди всеобщего молчания. Но меня не меньше Тео начинали раздражать подобные разговоры. Сначала Эдвин Ситон, потом Карла, теперь еще и Бесс. Это было слишком!

– Бесс, угомонись, наконец, – одернула Алвина сестру.

– И не подумаю. Кроме меня, я вижу, некому предупредить Нэнси об опасности.

– Опасности чего?

– Быть убитой, – сказала Бесс без обиняков. – Последовать за Айдой. У покойной не было причин кончать с собой, а обстоятельства, сопутствующие ее гибели, исключают несчастный случай. Так что суди сама.

– Для того чтобы делать какие-либо утверждения, нужны доказательства, – отрезала Алвина. – Бесс никак не может обуздать свое бурное воображение.

– А правда, что Айда погибла в ту самую ночь, когда вернулась с бала? – спросила я.

– Действительно так. До войны оставалось еще два года, – задумчиво проговорила Алвина. – Ты что-нибудь слышала о нашем празднике Марди-грас, Нэнси?

– Мне рассказывали, что в этот день бывают красочные карнавальные шествия.

– Верно. Вообще-то исконное название этого праздника Изобильный вторник: это последний день перед началом Великого поста, и каждый напоследок стремится наесться и напиться всласть и вдоволь повеселиться. Конечно, во время войны было не до праздников, но недавно прошел слух, что традицию собираются возродить. Увидим – ждать осталось недолго, всего месяц. Вот только к шествию вряд ли успеют подготовиться за столь короткий срок – иные костюмы и платформы, на которых разыгрываются представления, так сложны, что требуется целый год на то, чтобы их придумать и изготовить.

– Ах, как бы мне хотелось увидеть это зрелище! – воскликнула я.

– Дорогая моя, но ведь ты теперь – член семейства Мэртсонов. Неужели молодую красавицу жену мистера Тео забудут пригласить на Бал масок! Ты станешь свидетельницей кульминации всего торжества.

– Не знаю, решусь ли я принять это приглашение, – осторожно проговорила я, – помня о том, что смерть настигла Аиду именно после бала и Роуз исчезла спустя ровно год. Волей-неволей начинаешь думать, что это черный день для всех молодых жен Мэртсонов.

– Видишь, что ты натворила, Бесс, – укоризненно покачала головой Алвина. – Ты совсем запугала Нэнси.

– Вовсе нет, – возразила я. – Я не настолько суеверна. И вообще мне хотелось бы поговорить с вами, совсем о другом.

– Конечно, конечно, – девушки были явно заинтригованы. Но я всего лишь упомянула о необходимости пополнить свой гардероб.

– Я говорила Тео, что у нас в кладовой множество отрезов, и мы, разумеется, закажем для тебя еще, – сказала Алвина. – А Карла нашьет тебе платьев на все случаи жизни…

– Но только если ты придешься ей по нраву, – уточнила Бесс.

– Она уже сама вызвалась шить для меня, – сказала я, одарив Бесс любезной улыбкой. Ее мрачные предположения и упорные попытки вселить в меня тревогу начинали меня раздражать. Возможно, у нее это получалось не нарочно. Но, как бы то ни было, Алвина была мне более симпатична – хотя, конечно, я ничем этого не обнаруживала.

Часам к девяти Бесс начала беззастенчиво зевать, да и я, признаться, чувствовала себя усталой. Но вот Алвина позвонила в колокольчик и отдала прислуге распоряжение убирать со стола. Однако напрасно я надеялась, что программа сегодняшнего вечера исчерпана. Мы отправились в гостиную, где Алвина села за фортепьяно. Бесс, отбросив всякие условности, зевала во весь рот, и ее трудно было осуждать: как пианистка Алвина была далеко не виртуозом. Вдоволь потешив нас своей игрой, Алвина наконец поднялась со стула и закрыла крышку фортепьяно. Мы вышли из гостиной и поднялись по лестнице. Я пожелала девушкам доброй ночи и пошла в спальню. Послышались удаляющиеся шаги, хлопнули двери комнат – и вот все стихло.

Несколько минут спустя пришел Тео. Он выглядел усталым не меньше моего. Позади была долгая, полная тягот дорога, но меня больше всего утомили последние два часа, а особенно малоприятные открытия, которые они с собой принесли. Тео тяжело опустился в кресло, вытянул ноги и блаженно откинул голову на мягкую спинку.

– У меня был довольно серьезный разговор с дедом, – сказал он. – Я рассказал ему, как гуманно обошлись со мной янки. Он выслушал меня со скептической усмешкой, но мне показалось, что в глубине души он остался доволен. Видишь ли, до сих пор он был уверен, что всех конфедератов, имевших несчастье попасть в плен, попросту расстреливали. И все-таки он по-прежнему настроен ко всем северянам враждебно. Старик живет в своем прошлом и не скоро сумеет забыть, как и когда он потерял сына и внуков.

– Я так понимаю его! Нет ничего страшнее, чем пережить такое горе. В его годы боль утраты не проходит – она становится сильнее с каждым днем.

Тео грустно кивнул, но внезапно улыбка коснулась его губ:

– Однако на тебя его ненависть не распространяется.

– Одобрил ли он наш брак?

– О, не спеши! Старик прожил долгую жизнь и прекрасно понимает; если мужчина полюбил по-настоящему, ничто и никто не в силах ему помешать. Поэтому он не стал чинить мне препятствий. Об одном тебя прошу – будь терпима к его странностям.

– Я обещаю.

Тео с усилием оторвал голову от спинки кресла и принялся стягивать сапоги.

– А скажи, Тео, Карла тебе так же предана, как была в свое время Аиде?

– Отнюдь, – покачал он головой. – Напротив – она не скрывала своих недобрых чувств ко мне с того самого дня, как переехала в этот дом. Я уже говорил тебе – она была верна хозяйке до фанатизма.

– Зачем же она в таком случае осталась здесь?

– Война, Нэнси. Всем необъяснимым поворотам человеческой судьбы одна причина – война. Карла, естественно, не могла вернуться в свою родную саванну, и, когда дед предложил ей остаться, она согласилась, сама себя назначив домоправительницей, и, должен признать, справляется со своими обязанностями превосходно. Она не испытывает симпатии ко мне, зато стала верным союзником деду… Чертовски тесные сапоги! Ноги, что ли, выросли, с тех пор как кончилась война?

Он сделал еще одно отчаянное усилие и сдернул наконец сапог с ноги. Затем поставил вместе обе ступни и стал внимательно их рассматривать. Я же в это время расчесывала волосы, поглядывая в зеркало на Тео.

– Прости меня, дорогой, что донимаю тебя расспросами о Карле, – сказала я. – Но меня удивляет, как она может до сих пор держать на тебя обиду. Прошло столько лет с тех пор, как умерла Айда. К тому же благодаря милости твоего деда она занимает в доме весьма влиятельное положение. Решительно не могу ее понять!

Тео задумчиво посмотрел на меня.

– Ты ведь знаешь, – сказал он, – о ее ужасных предположениях: Карла уверена, что Айда была убита. Я же прямо сказал ей, что не верю в насильственную смерть. Быть может, это дает Карле основание заключить, что я…

– О нет, Тео! – воскликнула я и, отбросив гребень, подбежала к нему. – Как она могла подумать такое?

Я опустилась перед ним на колени. Он нежно погладил меня по голове и сказал:

– Она никогда не говорила о своих подозрениях вслух, но я чувствую, что она считает убийцей меня.

– Почему же ты до сих пор не поговорил с ней начистоту?

– Ах, Нэнси, ты не знаешь Карлы!

Я усмехнулась:

– Кое-что уже успела узнать. Она упряма и своенравна. К примеру, она решительно отказала мне в праве пользоваться мебелью своей бывшей хозяйки. Та, что ты здесь видишь, принадлежала раньше Роуз.

– Надеюсь, тебя устраивает такая замена?

– Вполне. Этот гарнитур чем-то даже лучше. И вообще я не склонна придавать особого значения подобным мелочам.

– Какое счастье иметь столь мудрую и благоразумную супругу, – сказал он и, наклонившись, поцеловал меня.

– А какой она была, твоя первая жена? – спросила я. – Ты мне никогда о ней не рассказывал.

– Милая, веселая, молодая женщина. Не из тех, кто способен покончить счеты с жизнью.

– А Роуз?

– О ней можно сказать то же самое. Возможно, она была излишне ревнива, но Эймс с легкостью прощал ей этот недостаток. Они так любили друг друга…

– Тео, милый, – горячо прошептала я. – Ведь правда, беда больше не придет в дом Мэртсонов? Он достаточно повидал горя на своем веку.

Он поднял меня и усадил к себе на колени. Я положила голову ему на плечо, и мне стало так спокойно и уютно в его объятиях, что показалось – теперь с нами просто не может произойти ничего дурного. Я понимала, что в жизни, увы, так быть не может, но была настолько счастлива в эти минуты, что всем сердцем поверила.

– Давай не будем вспоминать былые трагедии, – сказал Тео. – Прошлое осталось в прошлом, а мы начинаем новую жизнь. Я очень люблю тебя, Нэнси, и хочу, чтобы ты обрела здесь счастье. Знаю, добиться этого будет непросто. Но ты очень умна и у тебя доброе сердце – мои домашние полюбят тебя всей душой.

– Я сделаю все, что смогу, чтобы радость вновь вернулась в усадьбу Мэртсонов.

Мы помолчали, а потом я, желая переменить тему, попросила Тео рассказать мне о том, как выращивают хлопок и табак и как их обрабатывают, прежде чем они попадают на рынок.

– С удовольствием, любовь моя, но сначала давай ляжем, – сказал Тео. – Я так устал, что не в состоянии говорить сидя.

Мы улеглись в теплую постель, и Тео стал подробно описывать, как организован труд на плантации. Но тут усталость окончательно сморила меня. Я еще слышала его голос, но слова звучали все более невнятно, и вскоре я спала крепким сном…

Я проснулась внезапно, словно от толчка, но в первую секунду не поняла, что меня разбудило. Комната была погружена во тьму. Стояла мертвая тишина – по крайней мере, так мне показалось спросонья. Но некоторое время спустя я явственно различила звуки человеческого дыхания. В комнате кто-то был, причем, судя по коротким судорожным вздохам, этот некто был в сильном волнении.

– Тео, – шепотом позвала я. – Тео, это ты?

Я хотела коснуться его рукой, но обнаружила, что кровать рядом со мной пуста. Охваченная внезапным приступом страха, я вскочила; частые и шумные вздохи мгновенно прекратились, но мне почудилось, что кто-то сделал несколько осторожных шагов. Как я ни силилась хоть что-нибудь разглядеть в кромешной тьме, мне это не удавалось. Я тихо поднялась с кровати, продолжая настороженно прислушиваться. Но больше не раздалось ни звука.

Более всего меня встревожило внезапное исчезновение мужа. Я вспомнила, как задремала, убаюканная его рассказом. Но ведь Тео устал не меньше моего и, без сомнения, через некоторое время уснул и сам. Значит, то, что заставило его подняться с постели, должно было разбудить и меня.

Вытянув руки перед собой, я медленно пошла вперед – и тут же мои пальцы наткнулись на крышку полированного столика. Я попыталась нащупать спички; наконец мне это удалось, но я не сумела удержать их дрожащими руками. Я опустилась на колени и принялась шарить вокруг себя, надеясь вновь найти злополучную коробку, но все мои усилия оказались тщетными… Внезапно раздался короткий свист рассекаемого воздуха, я вмиг поднялась с колен – и тут же была повержена страшной силы ударом по голове…

* * *

Трудно сказать, сколько я пролежала без памяти, но, когда ко мне вернулось сознание, первое, что я ощутила, была мучительная боль.

Я осторожно потрогала огромную шишку на темени. Другой рукой я нащупала рядом с собой тяжелый серебряный канделябр, которым, очевидно, и был нанесен удар. Подле него я обнаружила длинную свечу и, к своему величайшему облегчению, заветную коробку спичек. Я установила свечу в подсвечник и зажгла фитиль. Слабый огонек давал совсем мало света – по всей комнате залегли глубокие тени, – но, главное, он вернул мне некоторое ощущение реальности и возможность собраться с духом.

Я медленно, тяжело поднялась и долго смотрела на пустую кровать, пытаясь мысленно восстановить цепочку событий, происшедших со мной до того, как я потеряла сознание. Потом, покачиваясь от головокружения и легкой дурноты, я подошла к двери и осторожно отворила ее. Длинная галерея тонула во мраке, и ни единый звук не нарушал гробовой тишины. Я не рискнула выйти. Бесшумно закрыв дверь, я побрела к окну, выходившему во двор усадьбы. Проходя мимо трюмо, я бросила случайный взгляд в зеркало… и дикий вопль ужаса вырвался из моей груди.

Из самого центра зеркала на меня в упор смотрело лицо, подобного которому я никогда не видела. Оно было похоже на физиономию фантастического чудовища, какие в старину высекали на фасадах домов: согласно поверью, эти уродливые творения обладали способностью отпугивать злые силы. И все же предо мной было нечто иное – не безжизненный гранитный барельеф, но жуткий лик живого существа, весь налитый кровью, с бледно-зелеными губами. Из-под нелепого сетчатого головного убора свисали длинные, беспорядочно спутанные пряди черных волос, наполовину скрывавшие лицо. Трудно было представить себе более отвратительное зрелище.

Но мгновение леденящего ужаса прошло, и при более внимательном рассмотрении чудовище, столь напугавшее меня, оказалось всего-навсего уродливой маской, изображавшей некоего пришельца из преисподней. Маска была подвешена на тонком шнуре с таким расчетом, чтобы человек, посмотревший в зеркало, вместо своего отражения увидел эту отвратительную личину.

Где-то в глубине дома скрипнула дверь и послышались приближающиеся шаги. Потом в мою дверь постучали.

– Войдите, – сказала я осипшим голосом. Вбежала Алвина в длинной ночной рубашке, держа перед собой массивный канделябр с четырьмя свечами.

– Что случилось, Нэнси? – испуганно спросила она. – Я слышала чей-то крик. Это ты кричала?

– Да, да. Я проснулась – и вдруг мне почудилось, что по комнате кто-то ходит. Я подумала, что это Тео, и позвала его, но никто не ответил. Я хотела зажечь свечу и попытаться выяснить, куда он пропал, но кто-то ударил меня по голове, и я потеряла сознание.

Она посмотрела на меня с недоверием.

– Это правда, Алвина, клянусь тебе. Потрогай вот здесь, если не веришь.

Я взяла ее ладонь и положила себе на голову, поморщившись, когда ее пальцы коснулись болезненной шишки. Алвина мучительно долго ощупывала ее, словно стараясь убедить себя в ее подлинности, и наконец утвердительно кивнула:

– Да, действительно, у тебя там сильный ушиб. Но кто мог тебя ударить? И чем?

– Вот этим, – сказала я, поднимая канделябр. – Когда я пришла в себя, он лежал на полу.

– И тогда ты зажгла свечи и стала кричать. Бедное дитя! Конечно, все это ужасно, но я не понимаю…

– Да нет же, нет! – нетерпеливо воскликнула я. – Я закричала, увидев это. – Дрожащим пальцем я указала на зеркало.

Алвина встрепенулась и удивленно ахнула:

– Господи… Но ведь это карнавальная маска. Откуда она здесь?

– Не знаю. Я обнаружила ее, когда поднялась. Но я совершенно точно помню, что, когда мы ложились спать, маски не было.

– А где Тео?

– Я не знаю, не знаю! Я проснулась, а его нет. Мне страшно, Алвина. Что это все значит?

Алвина сняла маску с зеркала и стала внимательно ее рассматривать.

– Трудно сказать, – промолвила она. – Все это очень странно. Кому понадобилось пугать тебя подобным образом?

– Не представляю. Но им это удалось, и еще как – до сих пор дрожу. И не только из-за этой проклятой маски.

– Я понимаю тебя. Мне самой сейчас как-то неуютно… Знаешь, эта штука похожа на маску, в которой Роуз была на том самом балу Марди-грас.

– Но ведь, насколько я знаю, Роуз была весьма миловидна. Зачем ей было принимать столь уродливое обличье?

– Для нас это осталось загадкой, – медленно проговорила Алвина. Судя по всему, вопрос, заданный мною, давно не давал покоя и ей.

Вдруг раздались быстрые шаги, и в комнату вбежал Тео.

– Что-нибудь случилось? – спросил он, с трудом переводя дыхание.

Я уронила канделябр и бросилась в объятия мужа, нисколько не стесняясь присутствия Алвины и того, что я была в одной ночной рубашке. В эту минуту оказаться под защитой сильных рук Тео было для меня много важнее, чем скрупулезно соблюсти приличия.

– Тео, – всхлипнула я. – Кто-то пробрался в нашу комнату, ударил меня по голове канделябром, а потом повесил на зеркало вот эту гадость.

Тео, увидев маску, издал изумленный возглас – точь-в-точь как Алвина несколько минут назад.

– Постой, да ведь это, кажется, карнавальная маска Роуз! Кто ее сюда водворил и зачем?

– Дорогой братец, – сказала Алвина ровным голосом. – Кроме тебя, в этот час все спали.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что это сделал я?! – возмутился Тео.

– Нет. Но позволь спросить, что заставило тебя бодрствовать в столь поздний час?

– Я никак не мог заснуть – должно быть, от переутомления. Оделся, спустился в столовую, выпил немного молока из ледника, а потом решил пройтись к реке. Но я никого не заметил и не слышал ничего подозрительного. Встревожился, только когда увидел свет в окне нашей спальни.

– Тео, а не думаешь ли ты, что Роуз… – начала Алвина исполненным ужаса голосом.

– Не говори чепухи, Алвина, – отрезал он. – Роуз здесь ни при чем. И вообще, если бы отсюда кто-нибудь выходил, я бы сразу его заметил. Сейчас меня больше всего интересует, насколько серьезна рана Нэнси. Тебе же лучше всего вернуться в свою комнату.

– Не могу ли я чем-нибудь помочь? – предложила Алвина.

– Посмотри, как там Бесс, все ли с ней в порядке.

Когда она ушла, Тео внимательно осмотрел ушибленное место, хотя я пыталась уверить его, что на такой пустяк не стоит обращать внимания. Потом он обнял меня и сказал взволнованным, полным нежности голосом:

– Если бы с тобой случилось несчастье, я бы этого не пережил.

– Теперь, когда ты рядом, я чувствую себя в безопасности. Только не уходи больше никуда, прошу тебя. Я натерпелась столько страха, что не скоро приду в себя.

– Мне очень жаль, что так случилось, – вздохнул он.

Выпустив меня из объятий, он взял со стола маску и резким движением оторвал шнур; несколько мгновений с отвращением смотрел на нее, затем вновь швырнул ее на стол. Маска вперила неподвижный взгляд пустых глазниц в потолок и теперь представляла собой еще более пугающее, поистине дьявольское зрелище.

Тео лег на кровать и, заложив руки за голову, стал задумчиво наблюдать за тенями, мечущимися по потолку.

– Я все пытаюсь понять, каким образом эта маска могла попасть сюда, – проговорил он. – И не могу. Единственное правдоподобное объяснение: это работа Карлы. Она могла таким образом выместить на тебе свою вечную обиду.

– А что если это твой дед? Возможно, он только делает вид, что смирился с твоей женитьбой на янки.

– Нет, он совершенно искренне простил меня. Правда, пока и не дал своего благословения.

– Тебя это очень беспокоит?

– Меня беспокоит то, что это не дает тебе ощутить себя счастливой…

– Ты слышал мой крик? – спросила я.

– Нет. Только когда зажегся свет в окне, я понял: что-то не так.

– Значит, тот человек мог ускользнуть незаметно для тебя.

– Скорее всего, так и было. Вопрос лишь в том, кому и зачем все это понадобилось.

– Кому – не знаю, но на вопрос «зачем?» ответить достаточно просто. Кто-то хочет выжить меня отсюда.

– Но, может быть, это была всего лишь чья-то глупая шутка?

– Сомневаюсь. Кому такое могло прийти в голову?

– К примеру, Бесс. На вид-то она сама доброта и смиренность, но, сдается, в ней скрывается существо, весьма склонное ко всякого рода проделкам.

– Однако то, что здесь случилось, проделками назвать трудно. Не забывай, что меня с силой ударили по голове. Я потеряла сознание. Или ты считаешь, что Бесс в качестве шутки могла ударить меня канделябром?

– М-да, – сказал он. – Об этом я как-то не подумал. Иногда Бесс овладевает неодолимое желание над кем-то подшутить, но она никогда не выходит за рамки разумного.

– А твой дед? Неужели его нелюбовь ко мне столь сильна, что заставила нанести мне такой удар, после которого я могла и не очнуться?

– Он пальцем тебя не тронет!

– Остается Карла. И она не делает тайны из своего желания выжить меня отсюда. Только напрасно она старается. Пока я нужна тебе, я не покину этот дом.

– А это значит, что ты останешься здесь навсегда, – подхватил Тео. – Потому что и много лет спустя я буду любить тебя так же горячо, как теперь. А сейчас пойдем спать, моя дорогая. Утром я поговорю с Карлой. Если окажется, что это была она, завтра же ноги ее здесь не будет.

– Если она меня так ненавидит, лучше ей и вправду уехать, – согласилась я. – Но только если все это действительно сделала она.

– Можешь быть уверена – я выдворю ее лишь в том случае, если вина ее будет доказана.

Я задула свечи, и мы вернулись в постель. Тео заснул почти сразу, я же не могла сомкнуть глаз. Снова и снова я возвращалась к случившемуся, задавая себе один и тот же вопрос: «Кто?» Казалось, это будет длиться целую вечность. Даже то, что Тео был рядом, не приносило мне облегчения, и я стала сомневаться в том, что когда-нибудь обрету покой в стенах этого дома – обманчиво гостеприимного при свете дня, но таящего неведомые опасности с наступлением ночи.

И вновь моими мыслями завладела Айда. Была ли она в самом деле убита? Или все-таки это было самоубийство? Несчастный случай? А Роуз? Неужели то злосчастное падение с лестницы было подстроено Сарой? Если да, то зачем ей это понадобилось? Ее глаза – я видела это вчера – горели любовью к Тео, однако Роуз в отличие от Айды никоим образом не могла стоять у нее на пути.

Роуз и Айда – прелестные юные жены дома Мэртсонов. Одна погибла при таинственных обстоятельствах. Другая исчезла, словно растворилась в воздухе…

Одолеваемая мрачными мыслями, я забылась беспокойным сном.

Глава четвертая

Пробуждение было долгим и мучительным. Стоило мне чуть шевельнуться, как я ощутила ломоту во всем теле. Внезапно я вспомнила, что произошло со мной несколько часов назад, и резко, испуганно повернула голову в надежде увидеть рядом Тео… В тот же миг тупая, но сильная боль ударила мне в затылок, разлилась по всей голове, и кровь застучала в висках.

Я украдкой вздохнула, увидев, что Тео уже ушел. Страшную маску он, по-видимому, унес с собой.

Собравшись с силами, я поднялась с постели и пошла в ванную. Там, смочив холодной водой полотенце, я приложила его к ушибу, и боль несколько утихла. Тогда я вернулась в спальню и стала не спеша одеваться, думая о том, что мне сегодня предстоит заказать Карле несколько платьев.

Трудно было представить, как я смогу обратиться к ней с этой просьбой, подозревая, что именно она ударила меня канделябром и повесила на зеркало ужасную маску, пурпурный овал которой до сих пор чудился мне на месте собственного отражения. Впрочем, скоро я все узнаю, подумала я. Как только Тео не будет поблизости, подойду к Карле и спрошу ее напрямик.

Я выглянула в окно и залюбовалась цветником. Удивительно: совсем недавно мы праздновали Новый год – и вдруг передо мной цветущие кусты и деревья, над которыми порхают и весело щебечут разноцветные птицы. Я распахнула окно – и наполненный пьянящими ароматами воздух ворвался в комнату. Я тут же решила после завтрака отправиться на прогулку по окрестностям.

В столовой никого не было. Должно быть, все уже успели позавтракать: стол был накрыт лишь на одну персону. Возле тарелки стоял маленький серебряный колокольчик. Я взяла его и коротко позвонила. Тут же из кухни появилась Карла, весьма приветливо поздоровалась и спросила, что я желала бы поесть.

– Только подогретого хлеба и кофе, – сказала я. – Но сначала я хотела бы спросить вас вот о чем: мистер Тео не говорил с вами по поводу странного происшествия, случившегося сегодня ночью?

– Нет, мэм, – ответила она, но мне почудилось, что в ее глазах блеснул хитрый, насмешливый огонек. – Он приказал седлать лошадь, а меня попросил передать вам, что поедет к Ситонам.

– В столь ранний час?

– Я думаю, он спешит порадовать старых друзей, особенно мисс Сару, своим возвращением.

– Но мисс Сара и мистер Эдвин уже виделись с Тео, и вы это знаете не хуже меня.

– Да, мэм.

– Послушайте, Карла, скажите мне откровенно, за что вы меня так невзлюбили? Вы ведь меня совсем не знаете, – не выдержала я.

– Почему вы решили, что я вас невзлюбила? – пожала плечами Карла.

Она попросту уходит от прямого ответа, подумала я. Дальнейший разговор с нею был бы пустой тратой времени. Если Карла знает о событиях прошедшей ночи нечто большее, чем знаю я, все равно она ни в чем не признается. Особенно если она сама все это устроила.

– Ну, хорошо, Карла, – сказала я. – Принесите мне завтрак. Кстати, скажите: мисс Алвина и мисс Бесс уже позавтракали?

– Мисс Алвина обычно садится за стол раньше других. Сейчас она вместе со старым Мэртсоном просматривает амбарные книги. А мисс Бесс редко встает раньше полудня.

– Понятно, благодарю вас.

Карла удалилась на кухню, и через несколько минут служанка принесла только что выпеченный хлеб и дымящийся кофе в серебряном приборе. Мягкие, словно воздушные, булки и свежевзбитое масло были неописуемо вкусны. Даже горьковатый кофе понравился мне сегодня больше, чем накануне.

Позавтракав, я набросила на плечи легкую шаль и вышла на улицу. Прогулка по аллеям, залитым лучами яркого солнца, представлялась крайне заманчивой, но сначала я решила обследовать ближайшие окрестности.

Войдя в открытую дверь конюшни, я увидела необычайно красивых, породистых лошадей. Возница и конюх, сняв шляпы, поприветствовали меня и вновь вернулись к работе.

Затем, подойдя к дому с тыльной стороны, я обнаружила дорожку, обсаженную низкорослым кустарником. Прямая, словно стрела, она как бы пронзала насквозь бельведер весьма необычной архитектуры. Я поднялась по трем невысоким ступеням и оказалась на круглой площадке под островерхой черепичной крышей, украшенной по краям искусной резьбой. Это был один из самых уютных уголков усадьбы.

Вдоволь налюбовавшись бельведером, я пошла по аллейке дальше. Время от времени в поле зрения возникала широкая проезжая дорога, идущая параллельно моей, но она то и дело скрывалась среди буйно цветущей растительности.

Дорожка привела меня к невысокой железной ограде фамильного кладбища. Пройдя через калитку, я очутилась среди могил, обложенных кирпичом. Меня не удивил такой необычный способ захоронения – я где-то читала, что к нему прибегают, если почва вокруг слишком влажная.

Если бы я знала, куда ведет эта дорожка, я скорее всего не пошла бы по ней: события минувшей ночи повергли меня в состояние духа, отнюдь не подходящее для посещения кладбища. Но коль скоро мне случилось здесь оказаться, я посчитала своим долгом почтить память Айды – женщины, которую Тео любил столько лет. Ее могилу я нашла сразу – она была несколько больше других. Имя Айды, а также даты рождения и смерти были выбиты на массивной гранитной плите. Склонив голову, я прочла молитву за упокой души несчастной женщины, прожившей столь недолгую жизнь.

Изучая надписи на остальных надгробиях, я отметила, что в свое время семья Мэртсонов была весьма многочисленной, но никто из ее представителей не отличался долголетием. Старый Мэртсон в этом смысле являл собой исключение.

На кладбище я была недолго – здешняя атмосфера действовала на меня слишком угнетающе. Не стоит больше ходить сюда одной, подумала я, спускаясь по травянистому склону к реке.

Моему взору предстал широкий поток, медленно несущий свои грязноватые воды. На берегу высились могучие раскидистые дубы, поросшие мхом; в остальном же пейзаж был начисто лишен романтизма. Мелкие волны разбивались о покосившийся обломок старой пристани всего около пяти футов длиной – казалось, он неминуемо опрокинется, стоит лишь ступить на него.

Мое внимание привлекло странное сооружение на самой середине протока. Это был полузатонувший плавучий дом. Баржа, на которой он был построен, целиком ушла под воду. Помимо жилой надстройки имелась палуба, однако она была почти полностью разрушена. Сооружение затонуло так далеко от берега, что попасть на него не представлялось возможным иначе, как вплавь, но вряд ли кому-нибудь могло прийти в голову добираться таким способом до развалины, от которой теперь не было никакого проку. Лучи утреннего солнца, пронизывая густые кроны дубов, зажгли в уцелевших окнах плавучего дома золотое сияние, но это яркое зрелище никак не гармонировало с красотами окружающей природы.

Я собиралась было возвращаться в усадьбу, но тут раздался цокот копыт, и на тропинке, ведущей к реке, возникла Сара верхом на белом арабском скакуне. Она натянула поводья и легко спрыгнула на землю. С первого взгляда было видно, что передо мной опытная наездница. Ее чуть раскрасневшееся лицо светилось радостью и азартом. Сара была особенно хороша в эту минуту, и я невольно подумала: как странно, что ее чары оказались не властны над Тео. Но ни зависть, ни ревность не омрачили моей встречи с девушкой – напротив, я была рада возможности найти в ее лице собеседницу. Хотя накануне я не заметила, чтобы она испытывала ко мне особенно теплые чувства (на каждом шагу выставляя напоказ свою любовь к Тео, Сара почти заставила меня выйти из себя), я надеялась, что сегодня она способна будет выслушать меня с пониманием и сочувствием.

– Карла сказала мне, что вы вышли прогуляться, и я отправилась вас искать, – сказала Сара. – Мне хотелось бы извиниться за вчерашнее – я была просто неподобающе назойлива.

– Я не обижена, – улыбнулась я. – Боюсь, будучи на вашем месте, и я не смогла бы повести себя иначе.

– Сомневаюсь, – возразила она со свойственной ей прямотой. – Вы моложе меня, но одновременно и взрослее. У нас на Юге женщины ужасно избалованны. Вы, северянки, гораздо независимее даже сейчас. Говорят, многие из вас нанимаются на службу.

– Приходится, ведь у нас совсем иной уклад жизни.

– Боюсь, и нам теперь уж не вернуться к той жизни, что была до войны, – грустно усмехнулась Сара. – Впрочем, – сказала она, встрепенувшись, – что было, то прошло. Расскажите-ка мне лучше, Нэнси, как вас встретил старый Мэртсон.

– Не скажу, что с распростертыми объятиями, – призналась я. – Но, по крайней мере, он был со мной вполне любезен.

– Галантность – фамильная черта Мэртсонов, – кивнула Сара. – Увы, пережитые несчастья не прошли для них бесследно, но наберитесь терпения – и вам удастся преодолеть отчужденность старика.

– Я тоже на это надеюсь, – сказала я без особой уверенности.

– И все-таки вы расстроены, – заметила она, внимательно глядя на меня. – Неужели все так плохо?

– Увы, – вздохнула я. – Только дело совсем не в старике. Сегодня ночью произошли события, о которых я до сих пор не могу вспоминать без ужаса.

– Боже правый, что же случилось? – воскликнула она, и на сей раз ее тревога была отнюдь не напускной.

– Я расскажу вам… Давайте присядем вот здесь, – предложила я, указывая на деревянную скамейку у самой воды. – Если вы, конечно, никуда не торопитесь.

– В моем распоряжении достаточно времени.

Привязав коня к невысокому деревцу, Сара сняла черные кожаные перчатки и присела рядом со мной.

– А знаете, я никак не ожидала увидеть вас здесь, – сказала я. – Карла сообщила мне, что Тео рано утром отправился вас навестить.

– Тео и сейчас там, – подтвердила она, скривив губы. – Только он Эдвина поехал навестить, а не меня. За вашего супруга можете быть спокойны – ни я, ни любая другая женщина не смогли бы заманить его в свои сети. У Мэртсонов есть еще одна фамильная черта – они всегда были верны своим женам.

– Я благодарна вам, Сара, за эти слова…

Я надолго замолчала, не зная, с чего начать свой рассказ, и сомневаясь, стоит ли начинать его вообще. Но желание поделиться с кем-нибудь своими тревогами оказалось сильнее, и я все-таки поведала Саре о том, что случилось со мной прошедшей ночью, не упустив ни единой подробности. Она слушала, расширив глаза в неподдельном изумлении.

– Вы говорите маска была кроваво-красной, с длинными черными волосами?

– Именно так, – подтвердила я. – Вам знакома эта маска?

– Роуз была в такой же на последнем Марди-грас, хотя, конечно, это, может быть, какая-нибудь другая, просто похожая… Однако до чего жестокую шутку с вами сыграли! Кто бы это мог сделать?

– Мне думается, Карла. Либо старый Мэртсон, но в это мне трудно поверить.

– Я тоже сомневаюсь. Старик мог затаить злость, но чтобы выместить свое чувство подобным образом, напугав вас до полусмерти, – нет, не может быть.

– Таким образом, остается Карла, – заключила я. Сара кивнула:

– Вы, очевидно, подумали о том же, что и я, – все дело в ее непомерной преданности умершей хозяйке. Карла ее буквально боготворила, а теперь непрестанно твердит об убийстве. Хотя у Айды никогда не было врагов, и Тео, к примеру, вполне обоснованно не допускает даже мысли о любой другой причине ее гибели, кроме несчастного случая.

– Вы тоже так думаете?

– Право, не знаю. Не хочется верить, что Айда стала жертвой преступления: ведь это значит, что убийца по-прежнему бродит на свободе, возможно, даже где-нибудь рядом.

– А что вы думаете по поводу исчезновения Роуз?

Она задумалась, постукивая рукояткой плети по сапогу.

– И здесь трудно сказать что-либо определенное, – проговорила она. – Все это так ужасно и необъяснимо…

– Что вы имеете в виду?

– Обе девушки были совершенно счастливы в браке. Роуз и Эймс были верны друг другу безгранично, но она ревновала его – ведь Эймс был поразительно красив, превосходил в этом даже Тео. Меня всегда удивляло: неужели она не видит, что он ни на кого, кроме нее, даже внимания не обращает? Роуз была такой разной – иногда беззаботно-веселой, иногда шаловливой, а временами неожиданно пугливой и застенчивой. Одно оставалось неизменным – она была всеобщей любимицей, так же как и Айда. Мэртсоны всегда брали в жены девушек, отличавшихся красотой и обаянием. Как вы, например.

– Благодарю вас.

Я действительно была признательна Саре за комплимент и не могла не отвечать ей тем же, тем более что она этого вполне заслуживала.

– Когда вы подъехали ко мне и грациозно спрыгнули с коня, я, признаюсь, подумала: удивительно, как Тео мог не влюбиться в такую красавицу.

Ее благодарная улыбка была грустной.

– Ах, Нэнси, к каким только ухищрениям я не прибегала, чтобы ему понравиться; но, боюсь, для него я навсегда так и осталась девчонкой, живущей по соседству…

– Сара, мне не хотелось бы показаться назойливой, но после того, что произошло минувшей ночью, я волей-неволей заинтересовалась судьбами жен Мэртсонов – в особенности Роуз. Вы не могли бы рассказать мне, какие события предшествовали ее исчезновению?

– В тот день ничто не предвещало беды; Роуз, как всегда, порхала повсюду, словно беззаботная пташка. Потом она отправилась на карнавал, надев эту ужасную маску. Я никогда не догадалась бы, кто под ней скрывается, если бы не костюм – он был так похож на мой, что я – как глупо! – усмотрела в этом некую издевку. Ни о чем не подозревая, я сорвала маску с ее лица… Боже мой, как я была поражена, узнав в девушке Роуз! Эта гадкая маска – она, казалось, осквернила ее костюм, и оттого мой собственный стал мне отвратителен.

– Должно быть, Роуз была рассержена?

– Ужасно. Никогда не видела ее такой. Впрочем, она имела все основания возмущаться – я поступила с ней крайне грубо.

– Если не ошибаюсь, незадолго перед Марди-грас с Роуз приключилось несчастье – она споткнулась на лестнице в усадьбе Мэртсонов.

– Да, это случилось, когда я ждала ее внизу, в одной из гостиных. Эдвин собирался отправиться с ней на конную прогулку, но накануне на вечеринке он хватил лишнего и попросил меня передать извинения за то, что не в состоянии выполнить свое обещание.

– А знаете ли вы, что Роуз клятвенно заверяла Эймса, будто кто-то намеренно положил нечто на лестницу, чтобы она споткнулась?

Изумление Сары было неподдельным.

– Первый раз слышу. Но ведь это же просто нелепо!

– И я так думала до сегодняшней ночи… Но прошу вас, продолжайте. Расскажите мне, что произошло с Роуз после вашей встречи на карнавале.

Сара пожала плечами:

– Мне почти не о чем вам рассказать, кроме того, что она в отличие от меня поехала на бал вместе со своим любимым супругом. Когда я говорила с Эдвином о Роуз после ее исчезновения, он вспоминал, что в тот вечер ее словно подменили.

– В чем же это выражалось?

– Сначала она была, как всегда, живой и веселой. Но по прошествии некоторого времени ее оживленность как-то внезапно сменилась подавленностью. Было около полуночи, когда Роуз попросила Эймса отвезти ее в усадьбу. Он не хотел уезжать, но она настаивала. Когда они вернулись домой, Эймса ждала записка, в которой его просили срочно приехать на соседнюю плантацию. Когда же он прибыл туда, обнаружилось, что ее владельцы никакой записки ему не посылали.

– Вы не находите это странным?

– Я никогда об этом особенно не задумывалась. Но сейчас мне кажется, что между запиской и исчезновением девушки есть какая-то связь. Как бы то ни было, а больше Роуз никто не видел. Эймс, его брат и старый Мэртсон немедленно начали поиски; многие из жителей города вызвались им помогать. Но Роуз исчезла, словно ее никогда не существовало.

– Может быть, падение с лестницы впоследствии обернулось для Роуз потерей памяти? Есть у меня и еще одно предположение… Я понимаю, что задаю почти кощунственный вопрос, но… не могло ли случиться, что у Роуз был… – краска залила мне лицо, и я осеклась, не отваживаясь договорить.

– Вы хотите сказать – любовник? – улыбнулась Сара моей растерянности. – Нет, это предположение было проверено и отпало практически сразу. Хотя, например, мой братец, увидев ее впервые, был сражен ее красотой. Кстати, пользуясь случаем, я хотела бы предостеречь вас – будьте начеку, когда он рядом.

– О чем вы? – удивленно спросила я. – Мы беседовали с ним на пароходе – он был сама галантность и предупредительность.

Сара смерила меня насмешливым взглядом:

– Это все происходило в довольно людном месте. Вы найдете его совершенно другим, если вам случится оказаться с ним в уединенном уголке, наподобие этого. Красивые женщины – его слабость, а брачные узы он не особенно чтит. Я предостерегаю вас, потому что вы мне симпатичны. Впрочем, Эдвин достаточно безобиден.

Я улыбнулась спокойно и уверенно:

– Я думаю, он знает, что я люблю Тео и верна ему.

– Это его не остановит. Удивляюсь, как Эдвина до сих пор никто не вызвал на дуэль – должно быть, благодаря его осторожности. А возможно, ему уже приходилось стреляться, просто я об этом ничего не знаю.

Упомянутые Сарой черты характера ее брата, признаться, мало меня интересовали, и я поспешила переменить тему.

– Как вы думаете, Сара, какую цель преследовал человек, повесивший маску? Может быть, это форма угрозы?

– Какой?

– Не знаю! – воскликнула я в отчаянии. – Я все время думаю о Карле. Но получается сущая бессмыслица: она предана своей погибшей хозяйке, она полна решимости найти ее убийцу, но при чем же здесь я?! Карла внушает мне, что дом Мэртсонов проклят и потому я должна уехать как можно скорее, если не хочу повторить судьбу Айды и Роуз. Возможно, она решила, что страшная маска придаст ее словам большую убедительность?

– О Господи, как же негостеприимен к вам этот дом, – грустно покачала головой Сара. – А мне так хотелось надеяться, что в ваших силах вновь вдохнуть в него жизнь! Как было бы прекрасно, если бы в этих стенах, как когда-то, зазвучали смех и радостные голоса!

– Поверьте, я тоже мечтаю об этом. Кстати, будь моя воля, я убрала бы из реки это полузатонувшее судно – оно отнюдь не радует глаз.

– А, этот плавучий дом. Его построил на старой барже отец Тео: он все мечтал отправиться с детьми в грандиозное путешествие по Миссисипи. Но сооружение затонуло раньше, чем они приготовились к отплытию.

– Зачем же его здесь бросили? Пейзаж от этого не выигрывает.

– Он был оставлен здесь намеренно и, кстати, с нашего – моего и брата – одобрения. Посмотрите: баржа перегораживает этот рукав реки, по нему не пройдет ни одно судно, значит, плантация надежно защищена от вторжения. А ведь раньше чего только не бывало.

– Вполне логичное объяснение.

– Ах, если бы все на свете имело логичное объяснение… – вздохнула Сара. – Гибель Айды была для Мэртсонов большим ударом; но когда исчезла Роуз, они отгородились от всего мира – перестали приглашать гостей, сами ни к кому больше не ездили. Мэртсоны стали нелюдимы и мрачны, и война только усугубила их горе. Единственное исключение – Тео, встретивший на войне свою будущую жену. Он изменился, Нэнси, – изменился благодаря вам.

Если бы она знала, как много значило для меня это признание!

Но, боясь показаться нескромной, я вновь поспешно переменила тему:

– Помнится, вы говорили о той странной записке…

– Возможно, я несправедлива к бедной Роуз, но почему бы не предположить, что она подложила записку под дверь? В конце концов, у нее была такая возможность: Эймс высадил Роуз у дома, и, пока он ставил экипаж и лошадей в конюшню, она вполне могла успеть это сделать.

– Но как могла любящая жена поступить так со своим супругом? – возразила я. – Кроме того, единственным мужчиной, с которым она общалась помимо него, был ваш брат, и, насколько я знаю, Эймс этому не противился.

– Надеюсь, вы не подумали, что я была против, – холодком в голосе сказала Сара.

– Разумеется, нет, – поспешила ответить я. – Подобная мысль никогда не пришла бы мне в голову. Просто, когда я думаю о Роуз, невольно возникает столько вопросов…

– Не сомневайтесь: для того, чтобы разыскать Роуз или хотя бы найти ключ к разгадке ее исчезновения, было сделано все возможное, – заверила Сара.

– Я в этом и не сомневалась. Простите, что испытала ваше терпение своими расспросами. А что Марди-грас, в этом году будут его праздновать?

– Ходят такие слухи. Как я понимаю, некоторые приготовления уже были сделаны заранее, – она посмотрела на меня изучающе. – Скажите, Нэнси, если бы вы получили приглашение, вы бы поехали на Бал масок, помня о том, что…

– Если бы пожелал Тео. Но мне кажется, он не захочет ехать. Слишком горькие воспоминания связаны у него с этим праздником.

– Я надеюсь, что эти воспоминания еще не истерлись из его памяти, – твердо произнесла Сара. – Знайте: лично мне не хотелось бы, чтобы вы, Нэнси, там были. Возможно, я излишне суеверна, но мне думается, Марди-грас для жен Мэртсонов – такой день, когда лучше им не покидать дом.

– А я не суеверна, – сказала я с натянутой улыбкой, хотя в душе готова была согласиться с Сарой. – Мне бы очень хотелось увидеть карнавал и стать его участницей. Если, конечно, он состоится.

– Спору нет – это удивительный праздник. Я слышала, со временем его хотят превратить в целый сезон пиршеств и балов, который длился бы с Рождества до Изобильного вторника и венчался бы карнавалом. Пока же это всего несколько дней, но последний из них – это нечто необыкновенное.

– Неужели этот праздник столь великолепен?

– Ах, Нэнси, вы не представляете! Шествие длится несколько часов, а танцы на улицах не прекращаются до самого утра. Маски скрывают лица, и как догадаться, чьи руки, чьи поцелуи… Впрочем, я увлеклась. Поистине Марди-грас невозможно описать словами. Для того чтобы понять, это надо увидеть. И, конечно, предел мечтаний каждого – стать гостем главного бала. Море света – люстры, свечи, тысячи свечей… А что за костюмы! Большинство выписано из Франции; едва успеет закончиться торжество, как в Париж уже идут заказы на туалеты к балу следующего года. Ради одного этого дня можно вынести все тяготы поста.

– Если праздник состоится, я окунусь в эту веселую кутерьму с головой, – мечтательно проговорила я.

– Перед таким соблазном трудно устоять, – согласилась Сара. – Но вам следует помнить: Мэртсоны всегда были ревнивы к своим женам, опасно ревнивы. Что делать, ревность – частая спутница преданности и постоянства.

– Это меня не слишком тревожит. Я никогда не дам Тео ни малейшего повода ревновать меня.

– Даже если рядом будет мой обольстительный братец? – подняла брови Сара. – Он без ума от вашей красоты. Не чувствую себя вправе его осуждать – так что будьте осмотрительны.

Последние слова она произнесла с шутливой многозначительностью, но что-то сказало мне, что смысл их вполне серьезен. «Надо быть с ним начеку, – подумала я. – А еще лучше – всячески его избегать».

– Мне пора, – сказала Сара, поднимаясь со скамьи. – Я провожу вас, если вы не против.

Она отвязала коня, взяла его под уздцы, и мы не спеша пошли по дорожке, ведущей через бельведер к дому. Солнце в этот час было почти в зените, и предметы не отбрасывали теней, способных ввести наблюдателя в заблуждение; поэтому то, что мы увидели, подходя к особняку, никак не могло быть оптической иллюзией. На верхнем этаже дома, под самым фронтоном, было высокое окно; я увидела, как медленно отодвинулась занавеска. Само по себе подобное событие ровным счетом ничего не значило – это могло быть окно комнаты для прислуги; но я внезапно явственно почувствовала, что оттуда за нами кто-то внимательно следит.

– Сара, – тихо позвала я.

– Да, да, я вижу, – взволнованно ответила она. – Там, в окне, чье-то лицо. Такое знакомое лицо… Невероятно. Не может быть!

– Что вас так поразило? – спросила я.

Но Сара словно не слышала моего вопроса. По мере того как мы медленно приближались к дому, черты женского лица в окне становились все более различимы. Очевидно, та, что следила за нами, была уверена, что слепящее солнце делает ее невидимой для нас, но она ошибалась. Женщина была совсем молода. На ней была белая шляпа с голубой отделкой, из-под которой, насколько я могла рассмотреть, выбились светло-каштановые локоны.

– Это невозможно, – едва сумела вымолвить потрясенная Сара, – но она как две капли воды похожа на… на Роуз! Роуз, исчезнувшую много лет назад.

– Вы уверены? – встрепенулась я.

Мы были не в силах оторвать взгляда от окна, и это не осталось незамеченным: штора была тут же задернута.

– Я не могла ошибиться, – сказала Сара.

– В таком случае нужно бежать туда и найти ее. Вы пойдете со мной?

– Н-нет… Нет, Нэнси, мне страшно. Ничего не могу с собой поделать. Словно я только что видела привидение. Очень жаль, но я не так отважна, как вы.

– Ну что ж…

Я направилась к лестнице. Затем, пройдя несколько ступенек, обернулась и добавила:

– Если это действительно Роуз, я дам вам знать.

Вместо ответа раздался тяжелый топот копыт отчаянно погоняемого коня. И как можно было винить Сару в трусости, если она давно уже считала Роуз покойной; к тому же то, что мы увидели – хотя яркое солнце сияло в безоблачном небе, – и в самом деле напоминало явление призрака. Мое же любопытство оказалось сильнее боязни прикосновения к потустороннему миру. Да я и не сомневалась, что перед нами был живой человек.

Я пробежала длинным коридором до черной лестницы и быстро поднялась на последний этаж. Здесь мне пришлось остановиться: отсюда, изнутри, я не сразу смогла определить, где находится комната, из окна которой выглядывала девушка.

Стояла звенящая тишина, нарушаемая лишь моим тяжелым дыханием. Я осмотрела две комнаты и, наконец, в третьей обнаружила то, что искала, – узкое окно, из которого открывался вид на дорожку, по которой мы только что шли.

Это была тесная кладовая, заваленная старыми пыльными коврами и сломанными стульями. У стены стоял стол, у которого недоставало ножки. Я отодвинула занавеску, и в комнате стало достаточно светло, чтобы убедиться: никого, кроме меня, здесь нет.

Я еще раз выглянула в окно. Без сомнения, это была та самая комната, но женщина, которая здесь была, очевидно, успела скрыться.

Я не стала осматривать оставшиеся комнаты на третьем этаже, зная, что большинство из них заперты, и спустилась этажом ниже. Там, выходя из очередной комнаты, я встретила Алвину, которая не замедлила поинтересоваться, что я здесь разыскиваю.

– Пойдем в мою комнату, – предложила я. – Произошло нечто невероятное, и тебе необходимо об этом узнать.

– Да, конечно, – несколько озадаченно сказала Алвина и заметила: – На тебе лица нет, моя дорогая.

Мы пришли в нашу с Тео спальню и сели в кресла. Не будучи уверенной в том, как мне предварить свой рассказ, я решила начать с главного:

– Несколько минут назад, возвращаясь с реки, я заметила, что из окна, расположенного как раз под фронтоном, за мной кто-то пристально наблюдает. Ты знаешь, какое окно я имею в виду?

– Да, конечно, это окно кладовой.

– Так вот; я увидела молодую – примерно моего возраста – женщину в белой шляпе. Мы не заметили бы ее, если бы свет…

– «Мы»? Ты была не одна?

– Со мной была Сара Ситон – мы встретились у реки и возвращались вместе. Сара сказала, что узнала в женщине Роуз. По крайней мере, она была очень похожа на Роуз.

– Роуз?! Не может быть! Она пропала много лет назад, и я, например, потеряла всякую надежду когда-нибудь увидеть ее живой.

– Я могу ручаться лишь за то, что в окне была молодая женщина. Но Сара утверждает, что это была Роуз.

Алвина поднялась с решительным видом.

– Мы должны обыскать весь дом. Хотя я уверена, что Сара ошиблась. Должно быть, за вами подсматривала одна из любопытных служанок. Я, разумеется, опрошу их всех, но сомневаюсь, что кто-нибудь признается. А Роуз – нет, моя дорогая, это невозможно.

– Но почему же? Нет ни одного свидетельства ее гибели. По крайней мере, я о таковых не слышала.

– Но чтобы Роуз вернулась после столь долгого отсутствия подобным образом – тайно, скрываясь в пустых комнатах! Мы любили ее, как родную сестру, и она это знала. Если бы случилось чудо, и Роуз вернулась живой спустя много лет, она сразу пришла бы к нам.

– Но кто-то ведь там был. Нам не могло показаться – мы видели ее обе.

– Это мы постараемся выяснить.

Алвина первой вышла в коридор и едва не столкнулась с Бесс.

– Едва нашла тебя, Алвина, – сказала та, отдуваясь. – Ты обещала помочь мне с отделкой платья…

– Сейчас не время, – остановила ее Алвина. – Только что в окне наверху Нэнси видела девушку, похожую на Роуз.

– Роуз?! – вскричала Бесс. – Как, ведь она же…

Она внезапно закатила глаза и упала без чувств с неожиданным для ее тучного тела изяществом.

– О Господи, лучше бы я ей ничего не говорила, – покачала головой Алвина. – Пожалуйста, Нэнси, помоги мне приподнять ее. Карла, Карла, принесите скорее нюхательную соль!

Мы подняли Бесс и отнесли ее в спальню, что стоило нам немалых усилий. Хотя мое внимание было поглощено другим, я не могла не отметить богатства обстановки. Мы положили Бесс на кровать. Вбежала Карла с флаконом нюхательной соли. Алвина поднесла бутылочку к носу Бесс и держала, пока та не пришла в себя. Едва это произошло, Бесс быстро, взахлеб заговорила:

– Это не могла быть Роуз. Она давно мертва – мы все уверены в этом!

– Хорошо бы тебе научиться держать себя в руках. Тогда бы ты выслушала все до конца и, может быть, повременила падать в обморок, – сердито сказала Алвина.

– Но ты сказала, что Нэнси видела Роуз.

– Я сказала, что женщина, которую видела Нэнси, была похожа на Роуз.

– Но ведь Нэнси даже не знает, как она выглядела, – недоуменно сказала Бесс и с удивлением воззрилась на меня.

– Мы шли по дороге с Сарой Ситон, – мягко сказала я, опасаясь привести в еще большее замешательство бедную женщину, оказавшуюся столь пугливой в отличие от своей твердой и решительной сестры. – Мы увидели в окне женщину, и Сара сказала, что она похожа на Роуз.

– Роуз давно уже нет в живых.

– Однако тело ее не найдено, – отозвалась Карла.

– И скорее всего никогда не будет найдено, – добавила Алвина. – Но если бы Роуз была жива, она ни минуты не стала бы скрываться от нас.

– По дому бродит призрак, – зловещим голосом предположила Карла. – По проклятому дому, в котором обречены найти свою смерть молодые жены Мэртсонов.

– Прекратите, Карла! – повысила голос Алвина. – Вы хотите, чтобы я вас уволила?

– Вы не сможете этого сделать, – спокойно парировала Карла. – Экономкой меня назначили не вы, а старый мистер Мэртсон.

– В таком случае я поговорю с дедом, и вас уволит он.

– Этого не будет. Он слишком ценит мою преданность.

– Вы должны быть преданы и другим членам нашей семьи. А для начала оставьте этот тон – вы пугаете Бесс.

– Я ее не пугаю. Она не хуже меня знает, что мисс Роуз была убита. Так же как и моя хозяйка.

– Удивительно, как дед до сих пор терпит вас здесь! – гневно воскликнула Алвина. – Впрочем, я думаю, Бесс и Нэнси не так глупы, чтобы обращать внимание на ваши тирады. Сейчас главное – выяснить, кто выглядывал в окно. Если в дом действительно проникла какая-то женщина, необходимо найти ее и выяснить, что ей здесь понадобилось. Ты пойдешь с нами, Бесс, или лучше тебе остаться и отдохнуть?

– Пойду, если Карла поможет мне, – сказала Бесс, поспешно поднимаясь с кровати.

– Хорошо, мисс Бесс, я буду вас сопровождать, – кивнула Карла.

Она положила нюхательную соль в карман передника, чтобы освободить руки и поддерживать Бесс при ходьбе.

– Вы ищите на первом этаже, – распорядилась Алвина.

Обернувшись ко мне, она спросила:

– Нэнси, ты осмотрела весь третий этаж?

– Да, но в некоторые комнаты я не стала заходить – только заглянула.

– Мне думается, этого достаточно. Вряд ли кто-нибудь там прячется – слишком жарко от крыши. Мы с тобой осмотрим второй этаж.

Бесс и Карла удалились, и мы принялись за поиски. Я обратила внимание, что спальни обеих сестер сообщаются между собой через гостиную. Алвина настаивала на том, чтобы тщательно обследовать все комнаты, включая спальню старого Мэртсона. Его апартаменты состояли из двух просторных комнат, обставленных дорогой мебелью кленового дерева, уютных и обжитых.

Но цели нашего поиска мы так и не достигли. Даже самые мелкие предметы лежали на своих местах – никаких следов пребывания постороннего. Слуги же все как один утверждали, что никого не видели, но Алвина осталась при своем мнении. Бесс и Карла были с ней согласны, и мне, оставшейся в меньшинстве, пришлось лицемерно признать свою ошибку и извиниться перед ними за поднятый переполох.

Тео вернулся только к вечеру, разгоряченный, пропитанный пылью, – он целый день провел, объезжая свои владения. Увидев его, я вздохнула с облегчением, но мне пришлось подождать еще некоторое время – пока он принимал ванну и переодевался, – прежде чем я смогла поведать ему, что произошло сегодня утром.

Он слушал меня внимательно, слегка нахмурившись; но когда я закончила, Тео заявил, что Алвина права – Саре лишь показалось, что она видела Роуз.

– Скорее всего, там вообще никого не было, – сказал он. – Зрение могло вас обмануть.

– Тео, кому, как не тебе, знать, что я не любительница выдумывать всякие небылицы, – сказала я, даже не пытаясь скрыть обиду.

– Знаю, знаю, дорогая, но подчас игра яркого света и теней порождает самые невероятные картины. Подумай: кому захочется протискиваться в набитую старьем душную кладовую с единственной целью подсмотреть за вами?

– Действительно, это не слишком логично, но кто-то там все-таки был, – упрямо отрезала я.

– Значит, как уже предположила Алвина, какая-нибудь любопытная служанка.

Я понимала, что спорить бессмысленно, но, не удержавшись, сказала:

– Узнав, что мы видели Роуз, Бесс упала в обморок. А как только пришла в себя, стала твердить, что Роуз мертва. Откуда у нее такая уверенность?

– Что же еще остается думать, если Роуз никто больше не видел после той ночи?

– Но как это могло случиться?

– Откуда мне знать, Нэнси? И вообще тебе следовало бы воспринимать все более спокойно – ведь иначе можно довести себя до безумия, – сказал Тео с некоторым раздражением.

– По-твоему, я могу быть спокойна после того, что произошло сегодня ночью?

– Нет, но…

– Ты даже не поговорил с Карлой.

– Что с того? Достаточно, что с нею говорила Алвина. Карла ничего не знает о случившемся, и почему я должен ей не верить?

– Тогда получается, что это был старый Мэртсон.

– О Нэнси, умоляю тебя! Неужели ты не понимаешь, что это неразумное предположение!

– Если все мои вопросы будут оставаться без ответа, я вовсе потеряю способность делать разумные предположения. Я понимаю, что ты стараешься забыть трагедии, постигшие вашу семью, но разве ты не чувствуешь, что кто-то хочет этому помешать. Необходимо узнать, кто этот человек.

Тео привлек меня к себе и тихим, мягким голосом сказал:

– Я с тобой совершенно согласен, моя прелесть. Что же касается бедняжки Роуз, с ней могло случиться все что угодно. Она могла упасть в реку, как Айда, только ее тело затянуло под какую-нибудь корягу. В округе множество опасных мест – болота, зыбучие пески, – в любом из них Роуз могла найти свою смерть.

– А заешь, что не только Карла, но и Бесс считает причиной гибели Айды убийство?

Он кивнул.

– Это так естественно при ее впечатлительности и бурном воображении. Вероятно, и ты скоро поверишь, что тут не обошлось без злого умысла.

– Извини, Тео, – сказала я, опустив голову. – Я понимаю, как мучителен для тебя этот разговор. Но и ты меня пойми: я только вчера приехала в этот дом, а уже произошло столько тревожных событий. Когда я говорила с Сарой, она посоветовала мне поменьше рисковать и, если в этом году будут праздновать Марди-грас, оставаться дома.

– Так, – сказал Тео, и в его голосе послышались жесткие нотки. – Стало быть, Сара тебя запугивает.

– О нет. Просто я рассказала ей, что случилось сегодня ночью.

Поймав его осуждающий взгляд, я поспешно добавила:

– Мне больше не с кем было поделиться. Когда я спустилась к завтраку, Карла сказала мне, что ты уехал к Ситонам.

Я не стала повторять лживые слова Карлы о том, что Тео торопился увидеться с Сарой. Услышав, каким тоном экономка разговаривает с Алвиной, я поняла, что она способна на любой подвох, неизменно оставаясь безнаказанной.

– Ничего страшного, – сказал Тео примирительно. – Только впредь постарайся не обсуждать наших проблем с соседями.

– Этого больше не повторится, – пообещала я. – А еще попытаюсь как можно скорее забыть то женское лицо в окне. Наверное, ты прав – это был всего лишь оптический обман.

Я видела, что Тео остался доволен моим ответом. Но когда он наклонился, чтобы поцеловать меня, в моей памяти вновь, еще более явственно, возникло молодое женское лицо. Ее глаза смотрели внимательно и задумчиво. «Нет, – подумала я. – Нам не почудилось».

Глава пятая

Вечером я сидела в нашей комнате одна и коротала время за рассматриванием эскизов пестрых, красочных карнавальных костюмов с последнего Марди-грас. Я нашла их в нижнем ящике стола, ранее принадлежавшего Роуз. То, что я увидела, произвело на меня сильнейшее впечатление: иные костюмы были так красивы, что у меня захватывало дух от восхищения; другие же, призванные устрашать, действительно вселяли страх, хотя и были не лишены своеобразной красоты.

Мне так хотелось немедленно поделиться своими впечатлениями с Тео, но – увы! – он был занят обсуждением деловых вопросов со старым Мэртсоном. Нужно было привыкать к тому, что управление плантацией не даст ему возможности проводить со мной так много времени, как хотелось бы.

Я старалась не поддаваться мрачному настроению, но дурные предчувствия все же не оставляли меня: таинственная незнакомка, ускользнувшая от нас, скрывалась где-то рядом, и, кто знает, быть может, она готовила какое-то страшное злодеяние. Возможно, именно она была повинна в том, что произошло со мной сегодня ночью. Но что еще могла я предпринять, дабы обезопасить себя от ее происков? Ведь Тео закрыл тревожную для себя тему, предпочтя согласиться с доводами Алвины.

Тео вернулся, когда часы уже пробили девять. Он выглядел совсем усталым – на его лице залегли обычно не очень заметные морщины. Я была настолько обеспокоена его видом, что тотчас же забыла все свои страхи. Взявшись за работу с таким самозабвением, он мог серьезно повредить своему здоровью, все еще не поправившемуся после тяжелого ранения. И все же я не решилась сказать Тео об этом: всякий раз, когда я делала что-либо подобное, он возмущался тем, что я опекаю его, словно ребенка.

Поцеловав меня, Тео сел напротив.

– Я буду счастлив, когда наведу окончательный порядок в делах, – устало проговорил он. – Нельзя не признать, что дед отменно управлял плантацией в мое отсутствие, но при этом он запустил бумаги. Алвина пыталась помочь ему в ведении книг, но результат оказался весьма посредственным: немудрено, ведь она никогда этому специально не училась. Так что здесь мне предстоит кое-что поправить. Кроме того, будущей весной я намерен засеять еще шестьдесят акров, и почва для этого должна быть подготовлена загодя. Сейчас трудные времена – помощи особенно ждать неоткуда, приходится рассчитывать на себя, но, я думаю, справимся.

– Как я хотела бы оказаться тебе полезной, – сказала я. – Может быть, как раз ведение книг…

– Я уверен, что тебе это было бы по силам, и, возможно, как только приведу книги в маломальский порядок, я и в самом деле попрошу тебя заняться ими, – сказал он тоном, в котором было гораздо меньше уверенности, чем в самих словах.

Я понимающе улыбнулась:

– Признайся, ты опасаешься, что Алвина будет на меня в обиде за то, что я делаю эту работу вместо нее. Я уж не говорю о старом Мэртсоне.

– Как прекрасно, когда твоя жена все так хорошо понимает, – сказал Тео, с благодарностью взглянув на меня.

– Посмотри, что я нашла в столе, – сказала я, положив перед ним один из эскизов. – Какие удивительные костюмы. Фантазии их авторов достойны восхищения.

Тео взял рисунок, чтобы рассмотреть его поближе. Я с запоздалым раскаянием подумала, что изображенные на нем костюмы могут вызвать в его памяти мрачные образы, но, к счастью, этого не произошло. Положив рисунок на стол, Тео мечтательно проговорил:

– Марди-грас… Удивительный праздник!

– Как ты думаешь, в этом году он состоится? – спросила я.

Забыв о трагедиях, дважды постигших семью Мэртсонов в этот день, я думала только о том, как чудесно будет обрядиться в великолепный костюм и ринуться в бурный поток карнавала.

– Трудно сказать с уверенностью, но почему бы и нет? Кстати, знаешь ли ты о том, что образы, воплощенные в костюмах, должны соответствовать определенным темам. В нынешнем году это будут Ужасы и Трагедии Войны, Безмятежный и Благословенный Мир, а также Надежда на Счастливое Будущее.

– Несомненно, творения создателей костюмов, вдохновленных столь величественными темами, будут впечатляющими, – заметила я.

– Но многие участники карнавала собираются высмеять солдат и генералов армии янки, причем с особой остротой – генерала Батлера. Неизвестно, как отнесутся к этому оккупационные войска, но, боюсь, неприятностей не избежать. Я пытался обратить внимание комитета на возможные последствия, но они и слушать не желают. Что будет, если северяне запретят появление на карнавале этих костюмов?

– Война закончена, и никто не вправе продолжать ее – даже в форме карнавала, – сказала я. – Что же касается офицеров-северян, то они вряд ли станут возражать против каких бы то ни было костюмов, кроме тех, что воплощают и прославляют кровожадность и жестокость.

Тео улыбнулся и потрепал меня по щеке.

– Будем надеяться, что так и случится. Тебя, наверное, интересует, по какому делу я ездил сегодня утром к Эдвину Ситону? Ну, во-первых, я как раз хотел разузнать, что там слышно о Марди-грас, а во-вторых, получить разрешение перегнать лошадей через их владения на новый участок.

– Думаю, ты не встретил возражений с его стороны?

– Никаких. Да, собственно, и не ожидал их встретить. Он прекрасно понимает, как важно все, что я намерен там осуществить.

Я собрала рисунки и вновь положила их в нижний ящик стола. Я не могла думать ни о чем другом, кроме того, что мой Тео устал и нуждается в отдыхе. И когда он стал увлеченно описывать мне планы дальнейшего обустройства и расширения плантации, я мягко остановила его.

– Тео, дорогой, – сказала я, поднимаясь. – Поверь, для меня нет ничего приятнее, чем сидеть рядом и слушать тебя, но коль скоро ты так торопишься взяться за нелегкую работу, я настаиваю на том, чтобы ты как следует отдыхал. После ранения это необходимо вдвойне.

Тео покинул свое кресло с видимой неохотой.

– Да, я ужасно устал сегодня, – согласился он и виновато добавил: – С тех пор как мы здесь, ты меня почти не видишь.

– Но я совсем не в обиде, – заверила я. – И впредь обещаю не роптать – если, разумеется, ты не будешь чрезмерно утомляться.

– По рукам, – устало улыбнулся он. – Ты не обижаешься на меня за мои частые отлучки, а я обещаю быть послушным. Тебе стоит только чуть натянуть поводья, и я замедлю свой бег.

Я поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

– Большего ни одна жена и пожелать не может. А теперь идем спать.

Но еще целый час я лежала одна, а Тео, усевшись за стол, скрипел пером, делая необходимые записи.

Тео заснул, едва его голова коснулась подушки, меня же никак не оставляли мысли о старом Мэртсоне. Я чувствовала, что за его церемонностью скрывается презрение. При первой же возможности он отпускал какое-нибудь едкое замечание в адрес северян. Я призывала на помощь все свое терпение, чтобы не ответить в тон ему, хотя с его стороны было, по меньшей мере, несправедливо мстить мне за военное и экономическое поражение конфедератов.

Наконец мною овладела сладкая дремота, дарящая избавление от тяжких дум. Уже сквозь сон я услышала, как где-то в глубине коридора щелкнула дверная задвижка…

И вновь любопытство оказалось сильнее сна и даже страха. Я почувствовала горячее желание убедиться, что звук мне не пригрезился. Теперь, когда Тео был рядом, я не испытывала никакого страха. Если бы кто-то вздумал на меня напасть, мне стоило лишь окликнуть его – и я была бы спасена. Не зажигая свечи, я выскользнула из-под одеяла и мягкими, неслышными шагами вышла в коридор. Я увидела, что в противоположном его конце из-под двери комнаты, которой – я это точно знала – давно не пользовались, пробивается свет. Идти туда самой было бы неосмотрительно, и я решила вернуться в спальню. Растолкав Тео и прикрыв ему рот ладонью – чтобы он, заговорив слишком громко, не спугнул неизвестную, проникшую в наш дом, – я прошептала:

– В последней комнате по коридору кто-то есть. Я видела свет под дверью.

Не теряя времени на расспросы, он быстро поднялся, схватил халат и, надевая его на ходу, поспешил к двери. Мы вышли в коридор как раз в тот момент, когда из комнаты выбежала женщина с горящей свечой в руке. Она бросилась к главной лестнице, мы – следом. Тогда она задула свечу и отшвырнула ее прочь. Грохот подсвечника, покатившегося по ступеням, смешался с топотом необычайно резвых ног, еще немного – и она, распахнув двери парадного, скрылась бы в ночи, но Тео уепел настичь ее и схватить. После короткой молчаливой борьбы она убедилась, что ей не удастся вырваться из сильных рук Тео, и затихла.

– Зажги свечи, Нэнси, – сказал он.

Я взяла спички дрожащими пальцами и зажгла свечи в канделябре, стоявшем на столе. Когда я поднесла его поближе к незнакомке, чтобы рассмотреть ее лицо, она опустила голову и горько разрыдалась. Внезапно Тео изумленно вскрикнул, разжал руки и вперился в нее таким взглядом, словно увидел привидение.

– Кто вы? – прохрипел он. – Что вы делаете в нашем доме?

– Это и есть та самая женщина, которую я видела вчера в окне наверху, – я положила руку ей на плечо. – Пойдемте в гостиную.

Я усадила ее на канапе, сама села рядом, а Тео остался стоять подле нас, держа в руке канделябр. Все еще всхлипывая, незнакомка достала из сумочки носовой платок, чтобы утереть слезы. Не знаю почему, но я почувствовала жалость к этой юной особе. Маленький выразительный рот, ясные голубые глаза, полные слез, светло-каштановые локоны, выбившиеся из-под шляпки, – вся ее внешность взывала к сочувствию. Определив накануне ее возраст, я, по-видимому, не ошиблась – ей и в самом деле было около двадцати с небольшим. Девушка была одета в уличный костюм, юбка которого была предусмотрительно подобрана. Вот почему она с такой легкостью сбежала по лестнице, подумала я.

– Меня зовут Мирабел Эшли, – сказала она, когда немного успокоилась.

– Вы родная сестра Роуз, – сказал Тео. – А в первое мгновение мне показалось…

– Что я и есть сама Роуз?

Он кивнул.

– Зачем вам понадобилось проникать сюда тайком? – недоуменно спросил Тео. – Вас приняли бы с радостью. Вы можете сообщить нам что-нибудь о сестре?

– К несчастью, нет. Именно поэтому я здесь. Последнее письмо я получила от нее как раз перед войной.

Я не могла хранить молчание и спросила:

– Это вас мы с Сарой видели вчера в окне?

– Да, меня. Я выдала себя, открыв занавеску – какая неосторожность! – горько посетовала она.

– Но как вам удалось скрыться? Я обыскала весь этаж.

– В некоторые комнаты вы только заглянули. Я успела спрятаться в стенном шкафу, прежде чем вы открыли дверь. С каким облегчением я услышала, как удаляются ваши шаги: еще немного, и я бы задохнулась.

– Именно жара и духота помешали мне осмотреть комнату как следует…

В этот момент на лестнице раздались торопливые шаги. Должно быть, это Алвина или Бесс, разбуженные шумом погони, подумала я. Тео поставил канделябр на стол рядом с Мирабел и пошел навстречу, но тут раздался сдавленный крик. Обернувшись, я увидела Алвину, подхватившую Бесс, готовую лишиться чувств. Тео бросился на помощь сестре, и они усадили Бесс на стул. На этот раз она не упала в обморок, но ее пораженный взгляд застыл на Мирабел. Как, впрочем, и взгляд Алвины.

Бесс первой обрела дар речи:

– Это… Роуз?!

– Нет, это Мирабел Эшли, ее сестра, – ответил Тео. – Они так похожи, что я сам был поражен, увидев ее.

– Неудивительно, – сказала Алвина, понемногу приходя в себя: каково было бедной женщине, еще мгновение назад уверенной, что перед нею призрак. – Кажется, вы собирались навестить сестру, Мирабел. Но война помешала этому.

– Все так и случилось. Но я отправилась сюда, как только это стало возможным.

– Мирабел была в доме, но никто не видел ее, пока вчера Нэнси случайно не заметила ее в окне, – пояснил Тео.

– Боже мой, но зачем вы прятались? – спросила Алвина с нескрываемым укором.

– Я… я и сама не могу этого объяснить, – проговорила Мирабел, несколько оробевшая перед властной и волевой женщиной. – Должно быть, надеялась: что-нибудь подскажет мне, где моя сестра.

– Разумеется, вы не предполагали найти ее скрывающейся от людских глаз в этом доме, – хмыкнула Алвина.

– Нет, конечно, – тихо и печально ответила Мирабел. – Я думаю, мне уже не доведется увидеть ее живой.

– Вы знаете, что она исчезла? – спросил Тео гораздо более мягким и дружелюбным тоном, чем его сестра.

Мирабел кивнула:

– Алвина и Бесс подробно рассказали об этом в письме, за что я очень признательна, как и за ваше сочувствие. Потом началась война, и вскоре пришла весть о гибели Эймса.

– Вместе с ним погибли еще двое братьев и отец, – в голосе Алвины вдруг зазвучали нежность и глубокая тоска, но причиной тому была не Мирабел, не ее слова, а нахлынувшие воспоминания о родных, чьи жизни унесла война.

– Поверьте, я искренне сочувствую вашему горю, – сказала Мирабел.

– Благодарю вас.

Я заметила, что Тео по-прежнему хмурился: какая-то мысль не давала ему покоя.

– И все-таки непонятно, почему вы пробрались сюда тайком, – сказал он, внимательно глядя на Мирабел.

– Я же говорила вам: надеялась, это поможет мне узнать, что случилось с Роуз. Конечно, мой поступок кажется нелепым – ведь, попав в особняк (это не стоило мне слишком больших усилий), я даже не представляла, с чего начать поиски.

– Поиски чего?

– Как вам сказать… Возможно, письмо – последнее письмо от моей сестры – объяснит все лучше, чем способна это сделать я.

Она достала из кармана конверт, вынула из него несколько листков и протянула Тео. Но, к моему удивлению, Тео не торопился его брать.

– Будет лучше, если вы прочтете нам его сами, – сказал он. – Но сначала – Алвина, поставь, пожалуйста, кофе. Ведь наша гостья очень голодна.

– Вы правы, – смущенно призналась Мирабел.

– Прошу вас – не начинайте читать, пока я не вернусь, – сказала Алвина.

– Конечно, я подожду вас, – заверила Мирабел. Затем она вновь обратилась к Тео:

– Судя по всему, Роуз писала накануне Марди-грас. Всего за день или два до своего исчезновения.

– Да, это случилось как раз в ночь Бала масок.

– Роуз была так счастлива, что ей оказали честь стать его участницей. В предыдущем письме она восторженно рассказывала о том, какое замечательное зрелище ее ждет, и какое великолепное платье она приготовила. Я никогда не поверю, что сестра могла с кем-нибудь сбежать: она была совершенно счастлива с Эймсом, она слишком любила его, чтобы совершить такое…

В эту минуту из кухни прибежала запыхавшаяся Алвина, уселась рядом с Тео и сообщила:

– Кофе и бисквиты скоро будут готовы. А пока давайте послушаем, что же написала Роуз в своем письме. Надеюсь, это поможет нам наконец открыть тайну ее исчезновения.

– Боюсь, что нет, – вздохнула Мирабел. – В строках этого письма – предчувствие скорой гибели. В нем идет речь о престранных вещах. Например, Роуз пишет о какой-то зеркальной комнате. Собственно, именно ее я искала в доме, но…

– Зеркальная комната? – спросил Тео. – Уверяю вас, такой комнаты в доме нет и никогда не было!

– Давайте обратимся к письму, – сказала Мирабел. Она разложила на коленях примятые, потрепанные страницы – по-видимому, письмо перечитывалось множество раз – и начала читать:

Милая Мирабел!

Я еду на карнавал! Пройдет лишь несколько дней – и я увижу это замечательное зрелище. До сих пор не могу поверить – это как счастливый сон, даже хлопотные приготовления мне в радость.

Но вместе с радостным ожиданием во мне живет теперь страх, ибо недавно со мною произошли странные, необъяснимые события. Я никому не рассказывала о них, даже любимому супругу, – он может заподозрить, что у меня начинает мутиться рассудок. Я доверяю свою тайну тебе – ты лучше других знаешь, что меня никогда не преследовали кошмары и галлюцинации и что я не любительница сочинять страшные истории. То, что я намерена поведать тебе – не бред и не выдумка. Клянусь: все это случилось в действительности.

Прошлой ночью я легла спать совершенно изможденной последними приготовлениями к балу и тут же заснула. Не знаю, много ли прошло времени с этого момента, но когда я проснулась, то почувствовала ужасный холод – словно я внезапно очутилась на улице. Испуганно открыв глаза, я увидела, что лежу на полу в совершенно темной комнате. Между тем непроницаемая пелена мрака пришла в движение, закружилась, закачалась; внезапно вспыхнуло пламя свечи, потом еще и еще, и вот уже их горело тридцать, сорок, а может быть, и более… Я увидела, что вокруг меня движется странное, невиданное существо; впрочем, возможно, этих существ было множество десятков: повсюду – на стенах и даже на потолке – висели огромные зеркала, умножая и мое собственное отражение; существа же, казалось, заполнили всю комнату.

Леденящий ужас сковал меня, я не в силах была даже крикнуть. Тем временем омерзительные твари – теперь я не сомневалась, что их было больше одной, – расселись за длинным столом в центре комнаты. Ощущение нереальности происходящего не покидало меня – словно все это было лишь отражением на поверхности тонкой, дрожащей пленки, которая, казалось, вот-вот лопнет точно мыльный пузырь.

И вот одно из них заговорило. Мерзкий, скрипучий голос, произносивший страшные слова, звучал слишком явственно – мои надежды на то, что это всего лишь кошмарный сон, рухнули вмиг.

Существо – невозможно было определить, мужчина это или женщина, – объявило, что Суд Зеркал признал меня виновной в не знающем границ тщеславии, порочащем женское достоинство. За это меня ждет суровая кара; если же я расскажу кому-нибудь о том, что произошло, то буду казнена немедленно.

Вот почему я не осмелилась никому даже словом обмолвиться о событиях вчерашней ночи. Где я была, кто были эти существа, и каким образом они доставили меня туда, не разбудив, остается загадкой… Я металась по страшной комнате, пытаясь найти выход, билась о холодную гладь зеркал. Я чувствовала, что схожу с ума, – и тут силы оставили меня, и я упала без чувств. Я очнулась в тепле уютной постели, увидела знакомую обстановку нашей спальни и вздохнула с несказанным облегчением. Казалось, страшный сон остался позади. Но я, сама того не желая, вновь и вновь вспоминаю минувшую ночь, и с каждой минутой крепнет во мне уверенность, что все это было наяву. Еще немного – и ужас лишит меня рассудка.

Самое страшное в том, что мне не к кому обратиться за помощью. Я никому не могу довериться, даже собственному мужу, – слишком велика боязнь жестокой расплаты, обещанной Судом Зеркал. Кто были мои судьи, кто были эти бесполые твари в длинных черных плащах, в чьих пунцовых лицах и черных, спутанных, грязных волосах не было ничего человеческого?

Страх не покидает меня ни на минуту, я чувствую: совсем скоро со мной произойдет что-то ужасное. Завтра долгожданный Марди-грас, и я благодарю небеса за счастливую возможность быть среди многочисленных участников красочного карнавала. Но гнетущее предощущение безжалостной расправы, увы, лишает меня способности разделить их радость и веселье. Я обыскала весь дом, надеясь найти зеркальную комнату, – но тщетно.

И вот еще о чем я хотела тебе рассказать. Примерно неделю назад я упала с лестницы. Так вот, я совершенно уверена, что поперек ступенек был натянут тонкий, но крепкий шнур, – кто-то намеренно подстроил все это. Однако когда я поделилась своими подозрениями с Эймсом, он в ответ лишь рассмеялся, чем ужасно меня обидел. Еще и поэтому я не надеюсь сейчас найти у него защиты – он не просто мне не поверит, но сочтет меня душевнобольной.

Все мое тело до сих пор покрыто синяками. Я мучаюсь невыносимыми головными болями – уж не знаю, причиной ли тому падение или не ослабевающее ни на мгновение чувство страха, которое заставляет меня подозревать всех окружающих. Я понимаю – невозможно, чтобы кто-нибудь из домашних стремился причинить мне зло, – и все же теперь я их боюсь; боюсь – и люблю одновременно: ведь они приняли меня как родную. Похоже, я окончательно запуталась в своих чувствах.

Неужели я схожу с ума? Не может быть, чтобы мне пригрезились эти отвратительные твари. Только бы и ты, любимая сестра, не заключила из этого письма, что меня постигло безумие! Я так соскучилась по тебе и с таким нетерпением жду твоего приезда. Надеюсь, Бог не допустит войны между Севером и Югом и скоро я, наконец, увижу тебя.

Прости мне мрачный тон этого письма. Обещаю, что следующее будет веселым. Мне будет о чем рассказать: ведь я приглашена на Бал масок, а это – вершина всего праздника. Как жаль, что Алвина и Бесс не удостоились подобной чести – их красота вполне того заслуживала. Но девушки отнюдь не выглядят огорченными – напротив, они искренне рады за меня. И очень жаль, что Сара Ситон, сестра Эдвина, чьей дружбой я очень дорожу, девушка, наделенная редкой красотой, похоже, завидует мне и даже обижена за то, что я буду на балу, а она – нет.

Я слышу шаги моего Эймса. За сим прощаюсь.

Твоя любящая сестра Роуз.

Когда Мирабел закончила читать, Тео взял у нее письмо и долго, внимательно его рассматривал. Наконец он озадаченно проговорил:

– Да, это действительно писала Роуз. Почерк несомненно ее. Но я решительно ничего не понимаю…

– Зато я кое-что могу объяснить, – сказала я. Все взоры обратились в мою сторону.

– Накануне ночью со мной произошло нечто напоминающее то, что случилось с Роуз. И хотя я, как и вы, ничего не знаю о зеркальной комнате, кто-то пробрался в мою спальню, ударил меня по голове и, пока я лежала без сознания, оставил на зеркале кроваво-красную маску. Так вот: эта маска как две капли воды похожа на лица описанных Роуз существ.

– Но то, о чем писала Роуз, случилось много лет назад, – возразила Алвина.

– Тем не менее, это так. Кошмар, пережитый Роуз, не был сном. Это был не в большей степени сон, чем то, что произошло со мной. Если вам нужны доказательства правдивости моей истории, они при мне – большая шишка на голове.

Алвина внезапно вспомнила о кофе и убежала на кухню; Тео продолжил расспрашивать Мирабел, но больше мы не услышали от нее ничего существенного. Что касается письма ее сестры, то даже я, признаюсь, не могла полностью отделаться от ощущения, будто мне читают страшную сказку или записки человека, находящегося на границе помешательства.

Некоторое время спустя Бесс отправилась помочь Алвине, и вскоре они вернулись с подносами, на которых были разложены бисквиты, а также стояли розетки с медом и высился большой серебряный кофейник. Кофе был подан с молоком и сахаром. Я была не слишком голодна, но не отказалась от предложенного угощения.

Тео между тем продолжал расспрашивать Мирабел. Она уверяла, что Роуз никогда не имела склонности к душевным недугам, да и никто в их семье не был к ним расположен. Веселость, не знающая тревог и огорчений, живость, временами предстающая в облике шаловливости и озорства, – вот качества, действительно присущие Роуз. Слова Мирабел полностью совпадали с тем, что я слышала о жене Эймса из уст Тео и его сестер.

Не суждено ли мне, третьей из молодых жен Мэртсонов, найти свою смерть в этом доме, думала я, отпивая кофе маленькими глотками. Первой погибла Айда… Правда, Тео настаивал на том, что это был трагический случай, и мне самой хотелось верить, что он прав; но Карла утверждала обратное, и теперь, после того как Мирабел прочла нам письмо сестры, нельзя было не согласиться, что аргументы экономки зазвучали много убедительнее. И это странное, подозрительное совпадение дат: Роуз исчезла спустя ровно год после гибели Айды, остававшейся до самого конца в безоблачном неведении.

Ждет ли меня ужасная смерть, как Аиду, или «всего лишь» загадочное исчезновение, как Роуз? Мысли эти рождали во мне дрожь, но я не в силах была от них отделаться: стоило закрыть глаза, и передо мной возникала ужасная маска. Впрочем, успокаивала я себя, то, что меня ударили, вовсе не означает, что незнакомец пришел именно за этим. Скорее всего, он просто побоялся разоблачения и решил оглушить меня, чтобы ускользнуть неузнанным. Что ему стоило, воспользовавшись отсутствием Тео, добить меня?

Но кто же это был? И за что он поступил со мной так? Самый простой ответ: потому что я была проклятой, ненавистной янки. Но ведь Айда и Роуз были родом с Юга – и обе погибли. Я подняла глаза и увидела, что Тео внимательно смотрит на меня. О чем он думал в эту минуту? О том, что моя жизнь в опасности? О том, как меня защитить? Но от кого? Я ужасно устала от вопросов, остающихся без ответа, и, надеясь отвлечься от них хотя бы ненадолго, обратилась к Мирабел:

– У вас, должно быть, совсем не осталось сил – дальняя дорога, долгие, безуспешные поиски…

Она опустила глаза и смущенно улыбнулась:

– Мне очень совестно. Поймите, я боготворила сестру. Роуз заменила мне мать, которая умерла вскоре после моего рождения.

– Я понимаю вас, – сказала я с чувством. – И горячо молюсь о том, чтобы нам удалось разгадать тайну ее исчезновения.

– Я молюсь о том же. И не успокоюсь, пока не узнаю всей правды.

– Желаю вам поскорее ее узнать. Так или иначе, оставайтесь с нами столько, сколько пожелаете, – сказала Алвина.

– Благодарю вас, – ответила Мирабел дрогнувшим от волнения голосом.

– Сейчас же пойду и приготовлю вам комнату. Идем, Бесс, тебе тоже пора отдыхать.

Бесс поднялась и сказала с натянутой улыбкой:

– Доброй ночи, Мирабел. Я очень рада вашему приезду, но, боюсь, Роуз вам не найти. Нам это не удалось, как мы ни старались.

– И все-таки я попробую, – тихо, но твердо ответила Мирабел. И, обернувшись к Тео, добавила: – Простите, что я пробралась сюда, как вор.

– Мне тоже искренне жаль, что вы сочли нужным скрываться, но в этом есть и наша вина, – сказал Тео. – Располагайтесь здесь как дома. Завтра мы познакомим вас с дедом. Правда, вряд ли он окажется вам более полезен, чем я или мои сестры. Чем сможет он помочь, если никогда не слышал ни о какой зеркальной комнате?

Тео протянул Мирабел письмо; она аккуратно сложила его, опустила в конверт и спрятала в сумочку, сказав:

– Я с нетерпением жду встречи с вашим дедом.

– Наверное, Алвина и Бесс уже приготовили вам комнату, – предположила я. – Позвольте проводить вас наверх. Я скоро вернусь, Тео.

– Хорошо, хорошо, душа моя, – проговорил он и остановился над камином, задумчиво глядя на тлеющие угли.

Пока мы поднимались по лестнице, Мирабел сообщила мне, что ее багаж остался в Новом Орлеане, но его доставят завтра же. Поднявшись на второй этаж, мы обнаружили, что Алвина и Бесс постелили ей в той самой комнате, в которой девушка скрывалась некоторое время назад. Постель была приготовлена с трогательной заботливостью: рядом с кружевным пододеяльником лежала розовая фланелевая ночная рубашка, украшенная шитьем и лентами.

– Если вам что-нибудь придется не по вкусу, непременно дайте нам знать, – сказала Алвина.

– Нет, нет, что вы! – воскликнула Мирабел. – Все просто чудесно, не нужно ничего менять.

– Мы так счастливы, что вы наконец приехали, – сказала Бесс. – Очень жаль, что ваша сестра не встречает вас вместе с нами в этих стенах.

Между тем меня внизу ждал Тео. Я попрощалась с девушками и поспешила к нему.

Тео нервно прохаживался перед камином. Как только я вошла, он быстро заговорил:

– Я же не отрицаю, что Айда погибла в ночь на Марди-грас и Роуз исчезла в тот же день годом позже. Все это так, но при чем здесь сам праздник? Неужели непонятно, что это простое совпадение?!

– Возможно. Но как же тогда письмо Роуз?

– Извини меня, конечно, за излишне жесткие слова, – сказал он несколько виновато, – но от правды не уйти: у меня создалось впечатление, что я слушаю бред умалишенной.

– Но ты упустил из виду еще одно обстоятельство – ночное нападение на меня и ужасную маску на зеркале.

– Ты права, права, – растерянным голосом признал он. – Кто-то определенно осуществляет свой дьявольский план.

– Кто-то живущий в нашем доме?

– Не обязательно.

– Но кто же тогда?

– Не представляю! – воскликнул он, в отчаянии разводя руками. – Возможно, где-нибудь на плантации скрывается маньяк. Наши поля настолько обширны – там есть, где спрятаться.

– В таком случае он живет здесь много лет.

– Пожалуй.

– Так неужели ты по-прежнему веришь, что Аиду не убили?

– Я изменю свое мнение лишь в том случае, если будут неопровержимые доказательства. Убийство не бывает беспричинным, и для того, чтобы свершилось злодеяние, причина должна быть весьма веской. В случае с Айдой я не вижу такой причины. Я недостаточно хорошо знал Роуз, но думаю, что и ее никто не хотел лишить жизни.

– Значит, ты считаешь, что Роуз мертва.

– Теперь – да. Хотя сразу после ее исчезновения я в этом очень сомневался, и вот почему: она часто виделась с Эдвином Ситоном, а он известный ловелас.

– То же самое сказала мне вчера его собственная сестра. Но еще я слышала – не могу только припомнить, от кого именно, – что Роуз страшно ревновала своего мужа.

– О да, – усмехнулся Тео. – Как, впрочем, и он ее. Я думаю, когда люди так любят друг друга, это естественно. Однако Эймс был ужасно занят работой: видя, каким ударом стала для меня смерть жены, брат взвалил на свои плечи большую часть забот о плантации. Поэтому он был очень благодарен Эдвину за то, что тот взялся развлекать Роуз в его отсутствие – учить ее живописи и верховой езде. Чертов распутник невероятно талантлив, этого у него не отнять, жаль только, что его многочисленные дарования так и пропадают втуне. Ума не приложу, почему Эймс ему так доверял. Ни один муж не может быть до конца уверен в своей жене в подобной ситуации. Безусловно, Роуз была добродетельной женщиной, но зато Эдвин вел себя словно прирожденный обольститель. Однажды он даже пытался весьма настойчиво ухаживать за Айдой, но она сказала об этом мне, и я серьезно предупредил его. Второго предупреждения не потребовалось: больше всего на свете Эдвин боится, как бы кто-нибудь не повредил его смазливое личико дуэльным клинком.

Я улыбнулась – в первый раз с того момента, как шаги в коридоре разбудили меня, – и сказала:

– Можешь не сомневаться, мой милый, я буду крайне осмотрительна с мистером Эдвином Ситоном.

Тео рассмеялся и, обняв меня, сказал:

– Я совершенно уверен, душа моя, что ты способна поставить на место любого мужчину, который слишком много себе позволяет. Но вернемся к Роуз. Когда она исчезла, я сразу понял, что здесь замешан Эдвин. Чуть свет я прискакал к Ситонам, не помня себя от негодования, и был немало обескуражен, когда Сара, недовольно вздыхая, отправилась поднимать брата с постели: после обильного возлияния на Марди-грас он страдал жесточайшим похмельем. Разбуженный в такую рань, он встретил меня в весьма дурном расположении духа. Последующие несколько недель Эдвин ни разу не покинул свою плантацию, и это окончательно развеяло другое мое подозрение: будто они с Роуз условились встретиться позже, когда суматоха, вызванная ее исчезновением, несколько уляжется.

– Вся эта история кажется мне страшным, запутанным ребусом. Если бы только мне дано было его разгадать!

– И я мечтаю о том же. Но, увы, это желание по-прежнему кажется мне неосуществимым. Вот о чем я хотел бы тебя попросить: завтра возьми с собой Мирабел и обследуй усадьбу со всей тщательностью, не упуская ни единого закоулка – ни единого, пусть даже самого крохотного, шкафчика. Пусть она убедится, что здесь нет ничего похожего на зеркальную комнату. Не знаю, что случилось с Роуз в ту ночь, но, если она действительно погибла, это произошло не в особняке.

Глава шестая

На этот раз, по своему обыкновению, я поднялась достаточно рано. Но оказалось, что остальные домашние, за исключением Бесс, вновь позавтракали еще раньше – снова стол был накрыт лишь для меня одной. Карла поприветствовала меня кратко: «Доброе утро, мэм», – давая тем самым понять, что если я намерена о чем-либо с нею поговорить, то сама и должна начать разговор.

– Вы, вероятно, слышали, что у нас будет гостить сестра миссис Роуз, – сказала я.

– Да, мэм. Она уже позавтракала и отправилась знакомиться с окрестностями. Но я давно знаю, что она здесь.

Заметив изумление, написанное на моем лице, она усмехнулась:

– Я чувствовала, что в доме присутствует кто-то чужой.

– До того, как мы начали ее искать, или после? – осведомилась я.

– Одновременно. Девушка проникла сюда незадолго перед тем, как вы и мисс Сара заметили ее в окне кладовки.

– Но почему вы скрыли это от нас? Ведь тогда мой рассказ не показался бы столь невероятным.

Она пожала плечами:

– В мои обязанности по дому не входит делиться своими предчувствиями. Да никто и не желает меня выслушивать, даже вы не верите ни единому моему слову.

Я посмотрела на нее с плохо скрываемым раздражением и сказала:

– А знаете ли вы, с какой целью она приехала сюда?

– Пролагаю, чтобы найти останки своей сестры.

– Стала быть, мисс Алвина и мисс Бесс уже успели вам рассказать?

– Нет, мэм. Просто ночью я слышала, как поднялась суета, слышала ваши возгласы и сразу поняла, в чем дело. Если бы мисс Мирабел не выдала себя, я нашла бы ее до рассвета.

– И что бы вы тогда стали делать? – с интересом спросила я.

– Я бы посоветовала ей покинуть проклятый дом как можно скорее. Я сказала бы ей то же, что не так давно сказала вам. Над усадьбой Мэртсонов кружат духи зла, и не следует ждать, пока они изберут своей очередной жертвой вас.

– Откуда у вас такие заключения? – спросила я с оттенком иронии.

– Вот откуда, – сказала она, указав сначала на сердце, а затем на лоб. – Этот дом не любит пришлых людей. Не искушайте судьбу.

– Вы единственная, от кого я слышу подобные речи. Не обижайтесь, но мне кажется, что я и Мирабел вам просто мешаем. Непонятно, правда, чем.

– Можете считать и так, коли вам того хочется. А мисс Мирабел я уже предупредила, чтобы она уезжала отсюда, пока ей не пришлось последовать за сестрой и моей хозяйкой.

– Раз вам так много известно, может, вы мне откроете, где находится комната, в которой заседает Суд Зеркал?

– Ничего не знаю о такой.

– Ну как же, миссис Роуз писала своей сестре об этой комнате.

– Мне кажется, миссис Роуз почувствовала, что смертельный круг сжимается вокруг нее все теснее, и от страха у нее начались видения. Подобно вам, она, глядя в зеркало, обнаруживала в нем ужасные и омерзительные лица. Когда она решила бежать, было слишком поздно. Смерть настигла ее в болоте или в реке, как миссис Аиду.

– И где же в таком случае ее тело? – напомнила я, не переставая удивляться убежденности, с которой говорила моя собеседница.

– К примеру, где-нибудь в глубине зыбучих песков, – предположила она, пожав плечами. – Здесь немало мест, где можно исчезнуть бесследно, – добавила она, наливая мне кофе. – Видимо, долгое проживание в этом страшном доме довело миссис Роуз до полного умопомешательства.

– Боже мой, Карла, но это же просто ваши выдумки, – сказала я, намазывая маслом хрустящий хлеб и с наслаждением вдыхая аппетитный аромат, наполнивший комнату. – Сомневаюсь, что мисс Мирабел они испугают больше, чем меня.

Карлу нисколько не задели мои слова, да я на это и не рассчитывала. Она была свято уверена, что совершает благородный поступок, выставляя нас вон, и обижаться на мои замечания считала ниже своего достоинства. Может быть, дело и не в том, что она хочет выжить нас отсюда, подумала я. Похоже, она сама искренне верит в то, что говорит… Оставив бесплодные размышления, я принялась за завтрак.

Следовало признать, что навязчивые идеи нисколько не мешали Карле вкусно кормить семейство Мэртсонов. Жареный картофель и яичница с ветчиной были изумительны. Покончив со всем этим, я не могла отказать себе в удовольствии выпить еще одну чашечку кофе.

После сытного завтрака следовало пройтись, и я вышла из дому, надеясь, кроме того, встретиться с Мирабел. Необходимо было продолжить наш разговор. Я сочувствовала ее горю и мечтала оказать посильную помощь в поисках. Впрочем, мне и самой небезынтересно было узнать, что стало с Роуз и при каких обстоятельствах погибла Айда. Я все более убеждалась, что предположения Тео – хотя от них и становилось спокойнее – были неверны.

Утро было столь же погожим, как и накануне. Здесь, в Луизиане, ранняя весна не уступала самому теплому и солнечному лету в моем родном штате.

Издалека доносились возгласы работавших на плантации – они о чем-то весело переговаривались друг с другом. Через тропу, словно огненный всплеск, оторвавшийся от большого костра, шмыгнула лисица – и исчезла в зарослях. Было невозможно поверить, что здесь, среди красоты и умиротворения, происходят ужасные события, что здесь запугивают и убивают молодых, прекрасных женщин – лишь за то, что они имели несчастье не родиться в усадьбе Мэртсонов.

Но чем больше я думала об опасности, которая, возможно, уже нависла надо мной, тем сильнее становился мой гнев. Нет, твердо сказала я невидимым недругам, вам не удастся заставить меня бежать, не помня себя от страха. Вместе с Мирабел я во что бы то ни стало узнаю, что произошло с ее сестрой, и, возможно, даже открою тайну гибели Айды.

Одно смущало меня – все мои решительные мысли не имели адресата. Я не могла даже предположить, кому я здесь помешала, не успев совершить ничего дурного. Да, я заняла место Айды, но ведь ее уже много лет нет в живых. С другой стороны, перед старым Мэртсоном я провинилась лишь тем, что приехала с Севера, – но разве это вина, которую нельзя искупить менее дорогой ценой, чем собственный рассудок или, тем паче, жизнь?! Что касалось Карлы, то, по-моему, ей просто нравилось неустанно стращать меня неисчислимыми бедами, что посыплются на мою голову, если я все-таки возьму на себя смелость остаться. В общем, она относилась ко мне скорее с вежливым равнодушием, чем с ненавистью.

Неужели тут замешана Сара? Не может быть! Женщина, снедаемая ревностью, никогда не поступает с соперницей так, как Сара поступила со мной. А наша последняя встреча и вовсе, как мне казалось, давала право считать ее своей подругой. Или она просто хотела усыпить мою бдительность? Тогда либо она слишком хитра и коварна, либо я настолько наивна…

Вопросы, вопросы… Я безуспешно пыталась выстроить их в некую логическую цепь. И тут, к моей величайшей радости, я была вынуждена прервать тревожные раздумья, потому что увидела Мирабел, сидящую в бельведере. Она с улыбкой приветствовала меня, помахав рукой.

– Позвольте присоединиться к вам, – сказала я, подходя.

– О, прошу вас, – радостно кивнула она. Мирабел помолчала, задумчиво глядя вокруг, и проговорила:

– Роуз любила бывать здесь. Она часто писала мне, иногда трижды в неделю, и много раз рисовала это место в самых привлекательных тонах. Но оно оказалось еще краше, чем я себе представляла.

– И мне здесь тоже очень нравится, – сказала я. – Хотя все по-прежнему как-то непривычно. Ведь я приехала всего несколько дней назад… Как вы отдохнули?

– Благодарю вас, превосходно. Еще вчера я чувствовала себя смертельно усталой, а сегодня все как рукой сняло. Вы так добры ко мне, Нэнси, а ведь я причинила вам столько хлопот. Я недостойна вашего великодушия.

– Ну что вы, – сказала я, улыбнувшись недавним воспоминаниям. – Мы были рады, что наконец вас нашли. Кстати, до самого последнего момента Алвина утверждала, что из окна на нас смотрела любопытная служанка.

– Каким же любопытством должна обладать служанка, чтобы выдержать хотя бы несколько минут в невыносимо душной комнате, – засмеялась Мирабел. – А что за удовольствие было принять сегодня прохладную ванну – вы представить себе не можете!

– Я действительно рада тому, что вы здесь, Мирабел; это не просто вежливые слова. Последние дни были наполнены для меня тоской и одиночеством. Словно мне вменили в обязанность ухаживать за медленно текущим временем, как за тяжелобольным.

– Да и происшествие с маской, должно быть, не прибавило вам радости, – сочувственно покачала головой Мирабел.

– Карла, очевидно, уже описала вам все ужасные подробности этого события?

– Да, она уделила этому немало времени, – подтвердила Мирабел. – А потом предупредила меня, что если я не покину этот, как она сказала, проклятый дом, то со мной непременно произойдет несчастье. Вам она, конечно, тоже говорила нечто подобное?

– И не раз. Но я не собираюсь бросить любимого супруга из-за ее угроз. Бесспорно: то, что случилось с Айдой, – ужасно, но никто ведь не знает точно, что произошло с Роуз. Хотя… даже Тео уверен, что ее уже никто не увидит живой.

– Увы, здравый смысл подсказывает мне то же, но душа все еще не хочет смириться. И потому я остаюсь здесь до тех пор, пока окончательно не потеряю надежду узнать хоть что-нибудь о ее судьбе. А для начала необходимо найти комнату, о которой она писала в письме. Это подсказало бы мне, где искать Роуз – живую или мертвую.

– Тео просил меня пройти с вами по всей усадьбе, внимательно ее осмотреть и дать вам возможность убедиться, что такой комнаты нигде нет.

Мирабел вздохнула и сказала, нервно переплетая пальцы:

– Думаете, я не замечаю, что написанное Роуз похоже на плод больного воображения? Но ведь с самого своего приезда сюда она присылала мне по нескольку писем в неделю, и ни в одном не встретилось ничего подобного. Напротив, она восхищалась великолепием усадьбы и постоянно делилась со мной своими радостями, главной из которых была возможность участвовать в волшебном карнавале. Неужели она могла вот так, внезапно, сойти с ума – всего за несколько дней, разделяющих два последних письма. Я слышала, вы служили сестрой милосердия, вы должны знать: возможно ли это?

– Да, я действительно была сестрой милосердия в военном госпитале северян, но моей обязанностью был уход за ранеными. Бывало, некоторые из них внезапно сходили с ума от пережитых мучений и потрясений. То, что мне пришлось там увидеть, могло лишить рассудка любого.

Видя, как помрачнело мое лицо, Мирабел сказала с искренним участием:

– Я понимаю: вам здесь одиноко. Алвина и Бесс несколько старше вас.

– Дело даже не в возрасте. Между нами другая преграда – то, что я – северянка. Я чувствую, каких усилий стоит, например, старому Мэртсону даже просто мириться с моим присутствием.

– А мне вы понравились, Нэнси. Будем друзьями?

– С радостью, Мирабел.

– Не взяться ли нам за поиски зеркальной комнаты прямо сейчас? – предложила она.

– Конечно, – сказала я, поднимаясь. – Тео позволил нам осмотреть все комнаты, что есть в доме.

На то, чтобы обойти дом, у нас с Мирабел ушло все утро. Мы не зашли лишь в те комнаты, что занимал старый Мэртсон, – мне уже приходилось там бывать, и я заверила Мирабел, что там нет зеркальных стен. Скорее от безысходности, чем действительно надеясь что-то обнаружить, мы обыскали амбары, садовые домики, заглянули даже в конюшни и каретный сарай.

– А что если эта комната находится в усадьбе Ситонов? – осенило Мирабел.

Я пораженно воззрилась на нее.

– Вас удивляет, что я знаю о Ситонах? Просто Роуз много писала о них. Она рассказывала, как общество Эдвина помогало ей коротать время в отсутствие Эймса. Она также писала, что Сара была влюблена в вашего мужа и нисколько не скрывала этого.

Я беззлобно усмехнулась:

– Она до сих пор в него влюблена. Вот почему я почти могу ручаться за то, что не Сара подстроила падение Роуз. Кстати, об этом. Тео рассказал, что Роуз не просто ушиблась, но еще и сильно ударилась головой. Если это так, то впоследствии она могла внезапно потерять память и в ночь по возвращении с бала просто выйти из дому и пойти куда глаза глядят, не ведая, что с нею творится.

Мирабел поежилась и сказала:

– Боже всевышний! Остается только надеяться, что на ее пути не встретилось болото или зыбучие пески.

– Это всего лишь мое предположение, – попыталась я успокоить ее.

Мы вышли на берег реки. Пока Мирабел рассматривала останки плавучего дома, я рассказала ей все, что мне было известно о жизни Роуз в усадьбе Мэртсонов.

Накануне я много думала о том, могли ли Эдвин и его сестра быть повинны в исчезновении Роуз. Поэтому, когда Мирабел сделала предположение, что комната находится в их доме, я позволила себе не согласиться.

– Тео – частый гость Ситонов, да и другие Мэртсоны нередко у них бывают. Во всяком случае, раньше бывали, – уточнила я, вспомнив, что в последние годы сестры и их дед стали затворниками. – Если бы в усадьбе Ситонов была такая комната, кто-нибудь из них обязательно бы ее заметил.

– Но могло случиться вот что: Сара убила Айду из ревности, а Роуз каким-то образом узнала об этом. И тогда Сара решила устранить свидетеля. Разве не логично?

– Логично, но совершенно невероятно. Вы сами в этом убедитесь, когда познакомитесь с ними поближе. Я думаю, это можно было бы сделать сегодня вечером.

– Стоит ли откладывать эту поездку до вечера – ведь она так важна, причем не только для меня, но для нас обеих. Поймите, Нэнси, – то, что вы вышли за Мэртсона, означает, что вам теперь грозит опасность.

– Вы рассуждаете, как Карла.

– Но не можете же вы отрицать, что в этом доме определенно что-то не так.

– Я этого и не отрицаю, тем более, после позавчерашнего ночного происшествия. И все-таки я не вполне уверена, что опасность так велика, как мне это пытаются внушить, а потому пока мне хотелось бы сосредоточиться на чем-то ином, а именно – оказать посильную помощь в ваших поисках.

Она несколько стушевалась и сказала с благодарной улыбкой:

– Простите, что я так тороплю вас. Давайте отложим визит к Ситонам до завтра. А сегодня мне хотелось бы, если только это возможно, съездить на станцию за своим багажом. Для того чтобы почувствовать себя спокойнее и увереннее, мне не хватает свежего платья.

Я вызвалась сопровождать Мирабел в поездке – возможность на несколько часов сменить обстановку была как нельзя более кстати. К тому же хотелось побывать в Новом Орлеане – вероятно, там уже вовсю готовились к предстоящему карнавалу. Сама мысль об этом рождала во мне радостное волнение.

По пути на станцию мы ненадолго задержались во французском квартале – выпили по чашечке кофе в одном из старинных особняков, а после решили пройтись по улицам и полюбоваться домами самой причудливой архитектуры, которые стояли так тесно, что их стены почти соприкасались между собой. Повсюду было много солдат армии Северных Штатов, но все они вели себя по отношению к местным жителям любезно, даже дружелюбно: ни о каких бесчинствах не было и речи.

Затем наше внимание привлекла богатая, издалека заметная лавка. Хозяйка, чей акцент и характерная галльская жестикуляция несомненно говорили о французском происхождении, чуть ли не с порога стала предлагать мне роскошные ткани для бального платья.

– Я слышала, что Марди-грас собираются возродить, но чтобы так скоро! – воскликнула я, не скрывая приятного удивления. – Мой муж говорил, что понадобится немало времени, для того чтобы вновь сделать праздник традиционным.

– Ах, мадам, мы так устали грустить! Забрав у нас веселый праздник, война принесла взамен только горе. Без Марди-грас и жизнь наша, и мы сами лишены чего-то очень важного. Теперь с войной покончено, а значит, пришла пора вернуться радости. Voila, предстоящий карнавал превзойдет великолепием все предыдущие – впрочем, так было и будет всегда. Между нами, – сказала она, таинственно понизив голос, – у меня уже есть несколько заказов на платья для главного бала. Oui[1], не сомневайтесь – праздник состоится. Если только янки его не запретят, но тогда, – задорно подмигнула она, – пусть готовятся к новой войне.

Мы рассмеялись. Хозяйке лавки невозможно было не поверить – когда человек говорит с такой веселой уверенностью, он знает, что говорит. Значит, скоро – Марди-грас и я, супруга Тео Мэртсона, буду в нем участвовать… Так же как в свое время Айда. Последняя мысль вмиг развеяла мое радужное настроение.

Выйдя из лавки, мы с Мирабел отправились на станцию, где попросили доставить в имение ее багаж. Возвращение в усадьбу не было отмечено сколь-нибудь значительными происшествиями. Мы беседовали на самые разные темы – от литературы до нарядов, и обнаружилось, что в наших вкусах много общего. Чем больше я узнавала Мирабел, тем больше была моя благодарность судьбе за то, что она подарила мне счастье познакомиться с этой милой девушкой.

Дорогой она ни разу не упомянула о Роуз, и я была рада, что мне удалось хоть ненадолго отвлечь Мирабел от печальных раздумий.

В тот вечер мы ужинали несколько позже обычного. Тео ушел в кабинет к старому Мэртсону с какими-то бумагами, а я заканчивала переодеваться, когда в комнату постучала Мирабел: мы с ней условились, что она зайдет за мной по дороге. Я открыла дверь – и ахнула. В своем розовом вечернем платье девушка была просто прелестна.

– Надеюсь, я не слишком вырядилась, – смущенно сказала Мирабел. Она, очевидно, не ожидала, что произведет на меня столь сильное впечатление. – Мне хотелось бы предстать перед патриархом вашей семьи в надлежащем виде.

– Вы неотразимы, я клянусь, – сказала я, ничуть не преувеличивая.

– Состоится ли завтра наша поездка к Ситонам?

– Не вижу ничего, что могло бы нам помешать, – сказала я, выходя. – Эдвин и Сара будут очень рады.

– Мне не терпится поговорить с ними. Возможно, Эдвин расскажет мне о Роуз то, чего я не знаю.

– Боюсь, ваши надежды могут не оправдаться. Тео столько раз говорил с ними о Роуз, что вряд ли у них припасено нечто новое для вас.

– Нэнси, скажите мне откровенно – у Тео возникало предположение, что моя сестра могла сбежать с мистером Ситоном?

Я заметила, с каким страхом добродетельная девушка ждет моего утвердительного ответа, и решила солгать.

– Что вы, что вы, – покачала я головой, мягко, но настойчиво подталкивая ее под локоть: Мирабел, очевидно, напрочь забыла, что нас давно ждут к столу. – Хотя Эдвин и Роуз проводили вместе немало времени – верховые прогулки, занятия живописью…

– Разумеется, это не основание для того, чтобы заподозрить ее в измене? – с внезапной угрозой в голосе прервала она меня.

– Конечно, нет, – поспешно согласилась я, – Но не станете же вы отрицать, что Эдвина после исчезновения Роуз стоило спросить особо – хотя бы из-за его извечной слабости к женщинам.

– Ах, вот в чем дело! – воскликнула девушка.

– Именно в этом, а не в том, что в добропорядочности вашей сестры кто-то позволил себе усомниться. Все здесь любили ее, как родную, а Эймс, после того как она пропала, не помнил себя от горя. Равно как и Тео, который всего годом ранее потерял собственную жену… Сколько усилий было потрачено, чтобы напасть на след Роуз, но до сих пор – одни неудачи.

Мы подошли к двери столовой и увидели Тео, ожидающего нас. Он приветствовал нас с улыбкой, отпустил заслуженный комплимент внешности Мирабел и предложил ей свое место; сам же он сел во главе стола.

– Дедушка сегодня не совсем здоров, поэтому не сможет спуститься к ужину, – пояснила Алвина.

– Как жаль, – искренне расстроилась Мирабел. – Я надеялась, что буду представлена ему уже сегодня.

– У вас еще будет такая возможность, – заверила ее Бесс. – Просто дело в том, что дедушке тяжело… – она осеклась и потупила глаза.

– Господи, дня не проходит, чтобы ты не сболтнула лишнего, – прошептала Алвина, гневно глядя на сестру, сидящую с видом ребенка, который только что выдал соседям семейный секрет.

– Видимо, мне лучше объяснить, в чем дело, – вмешался Тео. – Старик уже много лет пребывает в неизменном мрачном расположении духа. Он обижен на весь свет, и не вы, Мирабел, тому причиной. Война – вот истинный корень всех бед. Она отняла у него сына и трех внуков, в том числе и самого любимого – Эймса. Вы очень похожи на свою сестру Роуз, и мой дед боится, что встреча с вами заставит его погрузиться в воспоминания, глубоко ранящие старческое сердце.

– Иными словами, он не хочет со мной видеться и предпочел бы, чтобы я как можно скорее оставила его дом, – спокойно подытожила Мирабел.

– Ну, зачем же так? – возразил Тео. – Все, кто сидит за этим столом, рады видеть вас здесь. Жаль только, что нам не удается помочь вам в успешном осуществлении цели путешествия. И все же – оставайтесь с нами как можно дольше.

– Но до тех пор, пока я не покину стены этого дома, старый Мэртсон не выйдет из своей кельи, не так ли? – спросила Мирабел.

– Боюсь, что вы правы, – признал Тео, покраснев.

– В таком случае я постараюсь, чтобы мои поиски заняли как можно меньше времени, и, как только они закончатся – успехом или неудачей, – я немедленно уеду.

– Ради Бога, извините, – пробурчал Тео.

– Мне очень жаль, что так получилось, – сказала Алвина и добавила, метнув выразительный взгляд на Бесс: – Моей сестре тоже.

– Да, – почти всхлипнула Бесс.

Я смолчала, так как не видела, каким образом могу помочь развеять возникшую неловкость. В эту минуту единственным моим чувством было возмущение. Старый Мэртсон вел себя совершенно неподобающе, словно ребенок, не способный владеть своими эмоциями. Я видела, как расстроена бедная девушка – она почти не притронулась к еде, невидяще глядя перед собой, – и во мне созрело весьма дерзкое решение. Пусть я навлеку на себя еще большую немилость старика, но, если никто здесь не смеет ему перечить, это сделаю я.

После ужина Мирабел поспешила удалиться в свою комнату. Алвина и Бесс направились в гостиную, где младшая из сестер, как я и предполагала, села за фортепьяно. Но сегодня я была не в том расположении духа, чтобы слушать Шопена в далеко не лучшем исполнении; поэтому, когда Тео сказал, что ему нужно еще немного поработать в кабинете, я понимающе кивнула и сделала вид, что иду в спальню. Однако, как только Тео скрылся из виду, я сбежала по лестнице и быстрыми шагами направилась через столовую на кухню. Там я попросила повара отрезать большой кусок пирога с орехами – который, как мне было известно, принадлежал к числу любимых лакомств Мэртсона. Вооружившись тарелкой с пирогом, я направилась в логово льва.

Подойдя к двери, я решительно постучала. «Войдите», – раздался в ответ хрипловатый, но все еще не утративший силы голос старика. Я открыла дверь и прошла в комнату, освещенную живым пламенем мраморного камина. Повсюду танцевали багровые отсветы огня, и посреди этого бешеного танца восседал величественного вида седовласый старец с резкими, мужественными чертами лица. Старик задумчиво смотрел на пламя сквозь бокал искрящегося бренди и вдыхал аромат напитка дрожащими от наслаждения ноздрями.

– Добрый вечер, мистер Мэртсон, – сказала я с напускной веселостью, словно не замечая, что он демонстративно игнорирует мое присутствие.

– Что тебе нужно? – спросил он, взглянув на меня исподлобья.

Несмотря на его весьма грозный вид, я продолжала все так же весело и приветливо:

– Я всего на несколько слов. Вот, принесла вам пирог. Кажется, вы любите такой?

– А это уж не твоего ума дело.

Я поставила тарелку на стол подле него и села напротив. Он отвернулся, прозрачно намекая, что не желает меня видеть.

– Возможно, с моей стороны это непростительная дерзость, – сказала я, – но мне представляется, что вы слишком бесцеремонно обошлись с нашей гостьей. И вообще – ведете себя как ребенок.

Он был настолько потрясен, услышав от меня такие слова, что от неожиданности выронил бокал.

– Ну вот, посмотрите, что вы натворили! – сказала я, наклонившись, чтобы собрать осколки.

– Оставь, девчонка! – рявкнул он.

– Хорошо, – сказала я, садясь. – Вамочень хочется, чтобы я поскорее ушла – я уйду, но сначала скажу все, что о вас думаю.

– Ты уже все сказала.

С каждым новым словом рев старого хищника становился все более устрашающим, и я с трудом удерживалась от того, чтобы не броситься прочь без оглядки. В эти минуты неожиданно пригодился опыт, приобретенный в военном госпитале: с некоторыми из пациентов мне приходилось никак не проще.

– Я сказала не все, – возразила я с подчеркнуто безмятежным спокойствием в голосе. – Но постараюсь быть краткой.

– Что ж, поскольку я не могу от тебя избавиться другим способом, говори скорее – и покончим с этим. Мало того что мой внук привез домой янки. Теперь сюда заявилась еще и сестрица Роуз – ко всем моим бедам. Мое сердце этого не выдержит.

– Да, оно действительно может надорваться – оттого, что вам слишком жаль самого себя. Даже потеря сына и внуков не мучит вас так, как жалость к себе, переполнившая вас до краев. Отказавшись спускаться к ужину, вы лишний раз заставили всех обратить внимание на ваши мучения – а вам только того и надо было.

– Замолчишь ты, наконец, дерзкая девчонка?! – вскричал он, готовый испепелить меня взглядом. – Вон из моей комнаты, и чтобы ноги твоей здесь больше не было!

– Я еще не договорила, а то исполнила бы ваше приказание с превеликим удовольствием – вы не тот человек, с которым мне приятно находиться.

– Что там у тебя еще?

– Мирабел Эшли приехала сюда узнать, что случилось с ее сестрой…

– Черт подери, а я почем знаю?! В конце концов, Алвина ей обо всем написала – или ей этого недостаточно?

– Неужели вы будете винить несчастную девушку за то, что она не поверила и хочет во всем убедиться сама. Ведь Роуз вырастила Мирабел, она была ей второй матерью. Неужто вас удивляет, что младшая сестра чувствует такую привязанность к старшей, которой к тому же многим обязана.

– Представь себе, не удивляет. Я тоже человек, хотя ты это напрочь отрицаешь.

– Ну, так и поступайте с другими по-человечески! Разве вам доставляет удовольствие наблюдать, как ваши причуды делают других несчастными? Думаете, вы не причинили боль Тео своим враждебным отношением ко мне?

– Ага, наконец-то ты замолвила словечко и за себя! – с насмешливым торжеством отметил он.

– Отнюдь. Дело не во мне, а в Тео, в том, что ваша ненависть ко мне оскорбляет его любовь, О себе мне нечего беспокоиться – я как-нибудь сумею пережить вашу грубость. Я всего в жизни добилась сама и, если понадобится, могу заработать себе на жизнь. А вот Мирабел, напротив, всегда была нежно опекаема. Вы прекрасно знаете – сюда она приехала вовсе не с целью досаждать вам своим присутствием. А вы, вместо того чтобы поделиться с нею собственным горем, – ведь Мирабел скорбит о гибели тех же людей, что дороги вам, – вы даже не в состоянии соблюсти правила приличия по отношению к гостье.

Он сжал губы, словно стремясь удержать злобные слова, готовые сорваться с языка, и его пальцы с такой силой стиснули подлокотники кресла, что, казалось, кости рук от страшного напряжения выскочат из суставов.

Я сидела, пристально глядя ему в лицо, надеясь, что мои слова каким-то образом задели старика за живое. Глядела и молилась: пусть неприступный патриарх рода Мэртсонов смягчится и пригласит Мирабел к себе, чтобы извиниться перед нею… Но я ждала напрасно. Тяжело вздохнув, я поднялась и медленно двинулась к двери.

В коридоре я встретила Карлу.

– Мистер Мэртсон уронил бокал. Осторожнее, не пораньтесь.

Она кивнула и посмотрела на меня с явным интересом. О чем думала эта странная женщина? Если Карла подслушала разговор, тогда, наверное, она должна быть рада моему поражению. Ничто не отражалось на ее непроницаемом лице…

Я успела пройти лишь несколько шагов по коридору, как вдруг дверь в комнату старого Мэртсона распахнулась и оттуда раздалось:

– Ну-ка, вернись, девчонка.

Я круто обернулась и с изумлением воззрилась на старика. В его лице не появилось ни тени дружелюбия – ничего, кроме страшной усталости, но я отчего-то ощутила прилив неудержимого ликования.

Он указал мне на стул, с которого я только что поднялась, Карле велел зайти попозже и, закрыв дверь, опустился в свое кресло.

Он хотел что-то сказать, но передумал, взял с тарелки пирог и откусил от него.

– И, правда, мой любимый, – кивнул он. – Спасибо, что принесла.

– Я рада, что вы довольны.

– Конечно, это был лишь повод, чтобы пробраться сюда, ну да ладно. А долг вежливости Мирабел я отдам завтра утром.

– Почему же не теперь?

Он покачал головой:

– Мне нужно многое обдумать. Конечно, ты не стеснялась в выражениях, но то, что ты сказала, отчасти справедливо… Тео говорил, что ты была отличной санитаркой: я убедился, что он прав, – своих пациентов ты, судя по всему, не баловала.

– Когда они выздоравливают, им просто опасно давать слишком большую свободу.

– А как ты провела сегодняшний день? – неожиданно поинтересовался он.

Я рассказала о нашей поездке в город и о предстоящем Марди-грас.

– Да, весьма вероятно, что праздник состоится, – проговорил он. – А поскольку ты замужем за моим внуком, то почти наверняка будешь присутствовать на Балу масок. Это большая честь – оказаться в числе нескольких сот избранных.

– Но я полагала, что любая…

– Нет, милочка, далеко не любая. Из многих тысяч достойных получить приглашение счастье выпадает лишь нескольким сотням. На какие только ухищрения не идут жаждущие попасть в это число! Но за деньги приглашение не купишь; а если кто посмеет употребить свою власть или влиятельные знакомства – они обречены навечно угодить в черный список. Лишь исключительная красота и очарование позволяют стать обладательницей приглашения. Ни одна урожденная Мэртсон вот уже несколько десятков лет не попадает в число счастливиц.

– Даже Алвина и Бесс?

– К их превеликому сожалению. Не знаю, что этому помешало, – нельзя сказать, что они обделены красотой. Да и бесполезно искать разумные объяснения. Либо тебя выбирают, либо нет. Но если на тебя пал выбор, ты становишься в один ряд с первыми леди высшего общества Нового Орлеана. Если тебе кажется, что это немногого стоит, в таком случае ты в еще большей степени янки, чем я предполагал.

– Спасибо за ваши пояснения. А для меня, признаться, все это было тайной за семью печатями.

– В свое время Аиду тоже избрали. И Роуз, – сказал он, прищурившись. – Я знаю, о чем ты думаешь: если ты получишь приглашение, что-то должно случиться и с тобой.

– Что ж, я действительно опасаюсь этого, хотя мне не хочется упускать случай присутствовать на великолепном торжестве.

– Еще бы. Нет женщины, чью голову не вскружила бы такая перспектива.

– А Сара Ситон? Она бывала когда-нибудь на балу?

– Никогда. И опять-таки – не пытайся найти этому объяснение. Если тебя пригласят, это будет честь для всей семьи, но… угораздило же тебя родиться на Севере!

– Как раз поэтому я не очень надеюсь быть среди избранных.

Впервые на лице старика возникло некое подобие улыбки:

– Не сносить мне головы за то, что я сейчас скажу: обычно подобные вещи принято держать в секрете. Слухи о том, как много ты сделала для спасения Тео и других солдат армии конфедератов, дошли даже сюда. Так что ты непременно будешь приглашена, невзирая на ужасный северный акцент. Твоя красота привлекает куда больше внимания, чем произношение.

– Благодарю вас. Обещаю никому не проговориться о том, что слышала, – заговорщицки улыбнулась я.

– А теперь я хотел бы поговорить с тобой о Роуз. Я слышал, что в своем письме к сестре она рассказывала о каком-то Суде Зеркал. Что она имела в виду?

– Этого никто не знает. Как вы думаете, она умерла?

– Да.

– Тогда вот мое мнение: то, что написано в письме, – отнюдь не бред.

– Но, что же тогда? Для меня это непостижимо.

– Непостижимо, за что убивают молодых жен Мэртсонов? Может быть, вы видите какую-нибудь причину, пусть даже самую невероятную?

– Если бы я знал причину, то без труда установил бы, кто убийца, и давно уже принял бы соответствующие меры. Нет, тут я тебе ничего не подскажу. И вообще я не думаю, что Айда умерла от чужих рук.

– Как бы мне хотелось быть уверенной в вашей правоте!

– Хватит об этом. Оставь старика в покое наедине с его любимым пирогом.

Попрощавшись со старым Мэртсоном, я спустилась в гостиную, где уже сидел Тео. Он был один.

– Бесс и Алвина отправились спать, – сообщил он. – А потом приходила Мирабел – сказала, что хочет немного погулять. Я пытался возражать, но она все равно пошла. С чего бы это ей вздумалось в такой поздний час…

– Боюсь, она решила пойти к Ситонам. Мирабел собиралась сделать это сегодня, но потом передумала и отложила поездку на завтра. Кажется, она подозревает, что именно в их доме находится зеркальная комната.

– Господи, но почему она так решила? – удивился он.

– В одном из своих писем Роуз рассказала ей о том, как мучительно Сара ревновала тебя к Аиде. Мирабел предположила, что Айда могла пасть жертвой ревности, а Роуз убили как нежелательного свидетеля. Конечно, все это догадки. Вряд ли Мирабел отважится проникнуть в дом Сары подобно тому, как пробралась к нам. Тем более что я обещала познакомить ее с Ситонами завтра же.

– Во время нашей вчерашней беседы она просила меня откровенно сказать, что я думаю о судьбе ее сестры. Я выполнил ее просьбу, сказав, что давно считаю Роуз погибшей, хотя не предполагаю, когда и при каких обстоятельствах с нею произошло несчастье… Карла сказала мне, что ты была у деда.

– Да. Визит получился плодотворным. Он согласился принять Мирабел завтра утром. Эта новость безусловно ее порадует.

– А у тебя, оказывается, задатки дипломата, моя дорогая, – не без гордости заметил Тео.

– Вовсе нет. Напротив, я была вне себя от обиды за Мирабел, и старик это заметил. Я ужаснулась, представив себя на месте девушки; мне-то легко не обращать внимания на выходки твоего деда, ведь у меня есть ты; а девушка здесь одна-одинешенька, и миссия, которую она взяла на себя, не из радостных…

– А у меня для тебя приятное известие, – неожиданно сменил тему Тео. – Марди-грас состоится, теперь уже без сомнения, – мне это сообщили люди, чьим словам можно верить смело.

– Ты рад? – спросила я с интересом.

– Еще бы – ведь моя жена будет приглашена на Бал масок. О, знаю, что тебя тревожит. Но не стоит быть такой суеверной, душа моя, подумай лучше о том, что веселый праздник – прекрасный повод поставить точку в истории вражды между Севером и Югом. Думаю, янки это понимают и не станут чинить препятствий.

– За всех расписываться не буду, но я – всей душой «за». Когда же мы увидим это удивительное зрелище?

– В Изобильный вторник. Хорошо, что ты будешь там, – янки будут довольны, что северянка играет такую значительную роль на традиционном празднике южан. Возможно, благодаря этому они не обозлятся на наши насмешки в свой адрес.

Я мечтательно прикрыла веки… и вдруг налитая кровью маска, висящая на холодной глади зеркала, предстала перед моим мысленным взором. Испуганно открыв глаза, я сказала дрожащим от волнения голосом:

– Тео, я понимаю, какой высокой чести буду удостоена, но… мне страшно. Эта ужасная маска была предупреждением: мне нельзя появляться на балу.

– Да что ты, – отмахнулся он. – Это была жестокая и глупая шутка, которая, скорее всего, на совести Карлы. Она не может простить тебе, что ты посягнула на место, принадлежавшее ее покойной хозяйке.

– Надеюсь, что прав ты, а не я.

– И еще. Обещаю тебе: как только ты будешь официально уведомлена о приглашении, я день и ночь неотлучно буду рядом с тобой – и до, и после бала. Нэнси, милая, я слишком люблю тебя, я не допущу, чтобы и с тобой произошло несчастье.

– Тогда мне действительно нечего бояться, – сказала я радостно.

Но проблеск светлого чувства через мгновение вновь сменила тревога:

– Послушай, а как давно ушла Мирабел? – спросила я.

– Я думаю, час назад. Может, чуть больше.

– Я начинаю за нее волноваться. Не самое подходящее время для прогулок – кромешная тьма, на небе ни звездочки. Возможно, Мирабел не боится темноты, но почему ее так долго нет?

Тео порывисто встал с кресла:

– Ты права. Надо немедленно найти ее и вернуть.

– Я с тобой. Только надену плащ.

– А я схожу за фонарем и буду ждать тебя у парадного крыльца.

На то, чтобы вернуться в спальню, где, к счастью, ярко горели свечи, набросить плащ и вновь спуститься вниз, мне понадобилось не больше минуты. Тео с зажженным фонарем встретил меня у порога. Он запер за нами дверь, и мы медленно пошли по дорожке, ведущей к реке. У бельведера мы задержались, чтобы наверняка убедиться, что Мирабел здесь нет.

– Как бы она и впрямь не отправилась к Ситонам, – обеспокоенно сказал Тео. – Если Эдвин услышит, что кто-то крадется под окнами его дома, он вполне может начать палить из ружья. Надо быстро обойти окрестности, и, если девушки здесь нет, – тогда немедленно к Ситонам!

Прежде чем повернуть к соседней усадьбе, тропа несколько десятков ярдов шла по берегу реки. Я невольно взглянула на темную громаду затонувшего плавучего дома, но Тео прошел дальше, не повернув головы: ему, должно быть, не раз доводилось созерцать это мрачное зрелище ночью.

Но внезапно он остановился. Свет фонаря упал на какой-то предмет, лежащий на траве. Мы с Тео подбежали ближе и увидели аккуратно сложенное розовое платье.

– Это платье Мирабел! – вскрикнула я. – Тео, она была в нем сегодня, ты помнишь?

– Почему… почему оно здесь? Мирабел! – громко позвал он, поднимая фонарь над головой. – Мирабел, вы меня слышите?

Ответа не было. От предчувствия страшной беды мой лоб покрылся испариной, а по спине побежали мурашки. Мы оба догадались, где нужно искать, но не сразу решились подойти к реке. Но когда мы все-таки спустились к воде, то ничего, не обнаружили. Мы сделали несколько шагов вдоль берега, как вдруг… Я схватила Тео за руку и дрожащим пальцем указала на что-то белое, плавающее в непроницаемо-темной воде:

– Смотри! Вон там – кажется, это нижняя юбка!

Тео повернул фонарь так, чтобы получше осветить место, на которое я обратила его внимание. Увидев юбку, белым пузырем плавающую у поверхности, он молча передал фонарь мне и принялся раздеваться. Пройдя футов шесть, он громко вдохнул и поплыл. Меня удивило, что здесь так глубоко – я-то предполагала, что не слишком широкое русло можно перейти вброд.

Я тщетно пыталась подсветить Тео фонарем: свет был слишком слаб, да и заплыл он довольно далеко. На несколько минут Тео вовсе скрылся из виду – до меня доносился лишь плеск воды. Наконец он вновь показался в луче света. Он мощно греб одной рукой, а другой с усилием тащил за собой что-то бесформенное и, судя по всему, тяжелое.

Оставив свою ношу у берега, Тео выбрался на сушу, стуча зубами от холода, и я поспешно набросила ему на плечи плащ. Отдышавшись, он вновь зашел в воду, поднял на руки что-то и осторожно положил на прибрежный песок.

Прошло несколько томительных минут, прежде чем я решилась поднести фонарь поближе, – у меня не было сомнения, что муж нашел тело Мирабел. Лицо девушки уже сковала серо-синяя маска смерти, великолепные волосы спутались от воды; поперек лба зиял страшный багровый рубец, как от сильного удара.

Тео пощупал ее запястье, приоткрыл пальцами веки и скорбно покачал головой.

– Она мертва. Захлебнулась.

– И это, по-твоему, тоже несчастный случай? – выдавила я, преодолевая спазм ужаса, сковавший мне горло. Неудержимая дрожь била меня все сильнее и сильнее. Тео, ничего не ответив, стал одеваться. Но когда я начала всхлипывать, он бережно взял из моих рук фонарь, поставил его на песок и обнял меня, крепко прижав к груди, словно стремясь защитить от всего происходящего.

– Может быть… – сказал он нерешительно. – Ведь ее платье лежало на берегу… Может, она просто хотела искупаться.

– В такую ночь да еще в совершенно незнакомом месте?!

– Ты права, Нэнси. Этого не может быть.

– Но кто, Тео, кто сделал это?

– Сейчас еще не знаю, но мы найдем эту кровожадную тварь, я клянусь. Довольно жертв! А тебя я буду беречь, как никогда раньше.

Я посмотрела на тело девушки, распростертое на песке.

– Боже мой, от кого? От кого ты будешь меня защищать, не зная, кто и за что желает нам зла?

– И все же я обещаю тебе. А сейчас надо вернуться домой и послать за доктором и шерифом. В случае с Айдой и Роуз для уголовного дела недоставало доказательств. Сейчас же все ясно. Мирабел убита.

Глава седьмая

Бережно накрыв плащом тело Мирабел, мы рука об руку поспешили в усадьбу. Через несколько минут весь дом был на ногах. Кучер был немедленно послан в город за шерифом.

Алвина горько рыдала, забыв запахнуть полы халата, накинутого поверх ночной рубашки. Бесс, не успевшая переодеться ко сну, стояла, прислонившись к стене, от потрясения не в силах вымолвить ни слова. Лицо Карлы хранило свое обычное каменное выражение.

Через некоторое время Тео, ходивший к деду, вернулся с озабоченным и растерянным видом.

– В комнате его нет, – сказал он. – Нет и ружья, которое висит у него на стене. Наверное, он ищет Мирабел где-нибудь на плантации.

Страшные подозрения вновь ожили во мне.

– Тео, – сказала я. – Он ведь не знает, что Мирабел убита. Боюсь, если твой дед наткнется на убийцу, даже ружье ему не поможет.

– Карла, посмотри, чтобы все двери были заперты, – распорядился Тео. – Я пойду за дедом.

– Я тоже, – твердо сказала я.

– Это опасно, – возразил он.

– Тем более: встретим опасность вместе.

Тео не стал со мной спорить. Он понимал, что я лучше других женщин, оставшихся в доме, готова к подобному испытанию: никто из них не видел и десятой доли того, что мне пришлось повидать на войне.

«Если бы Тео задержал ее тогда! – мысленно сокрушалась я. – Но кто мог предвидеть?!»

– Я думаю, начинать поиски надо с плантации Ситонов, – сказал Тео и, обернувшись к Алвине, добавил: – Если шериф и доктор приедут раньше, чем мы вернемся, пусть идут к реке – тело лежит напротив затонувшего плавучего дома.

– Хорошо, Тео, – сказала Алвина, не переставая всхлипывать.

– И еще – присмотри за Бесс. Она вот-вот снова упадет в обморок.

Лицо Бесс было белым как мел, дрожащие пальцы непрерывно мяли друг друга, причем сама она, как видно, не замечала этого. Ее затуманенный взгляд был устремлен вперед; губы беззвучно шевелились, словно она украдкой говорила сама с собой. В эту минуту Бесс казалась постаревшей на двадцать лет. Алвина подошла к сестре и, обняв ее за плечи, шепнула слова утешения.

Мы же с Тео поспешили в конюшню, где он распорядился срочно запрягать легкий двухместный экипаж. Вскоре лошади резво скакали по узкому проселку, ведущему к плантации Ситонов. Один из зажженных фонарей освещал нам путь, другой я держала в руке, надеясь, что старый Мэртсон завидит его издали.

Молчание становилось слишком тягостным, и я заговорила первой:

– Значит, ее убили, Тео. Или, может быть, все-таки несчастный случай?

– Ее убили, в этом не может быть сомнений. Если бы она ударилась о плывущую корягу, кровоподтек выглядел бы иначе. Кто-то изо всей силы ударил ее по голове и бросил в воду, зная, что ей не выплыть.

– Ты кого-нибудь подозреваешь?

– Нет еще. Но я узнаю, чьих это рук дело. Правда, сейчас меня больше всего тревожит дед. Хотя он все еще довольно силен и, надеюсь, взял с собой ружье, но ведь он все-таки глубокий старик.

– Может быть, он устал и решил заехать к Ситонам, – предположила я.

– Я тоже надеюсь, что мы найдем его там.

– И все-таки я не могу понять одного. Прогулка прогулкой, но зачем Мирабел было плавать в незнакомой реке?

– Она не хотела, ее попросту столкнули.

– Может быть, я не права, но мне кажется, что девушка зашла в воду сама, а ударили ее, уже когда она выходила на берег.

– Почему ты так решила?

– Ее платье было аккуратно сложено – ни единой складки. Сомнительно, чтобы убийца стал уделять этому такое внимание. Она сама разделась, чтобы войти в воду. Но зачем?

Тео вздохнул и погрузился в задумчивое молчание. Потом покачал головой и сказал:

– Это похоже на правду, Нэнси, и делает честь твоей проницательности. Хорошо, что я взял тебя с собой – подобные детали дано замечать только женскому глазу. Но от этого загадка убийства представляется мне еще более трудноразрешимой… Смотри-ка, в нескольких окнах у Ситонов горит свет. Возможно, дед действительно там.

Он резко рванул на себя поводья напротив крыльца. Навстречу вышел Эдвин Ситон. Безграничное удивление отразилось на его лице, когда он увидел, кто к нему пожаловал. На вопрос о старом Мэртсоне он растерянно покачал головой.

– Нет, Тео, – сказал он. – Твой дед не был у нас уже очень давно.

Сара выбежала на порог вслед за братом. На ней был плащ с капюшоном, надетый поверх ночной рубашки, но по ее лицу было не похоже, что она разбужена пару минут назад. Тео вежливо отказался зайти в дом, сославшись на то, что мы очень торопимся. Он в нескольких словах рассказал Ситонам о приезде Мирабел и о том, какой страшной катастрофой закончился ее визит.

– Боже мой, как это все ужасно! – воскликнула Сара. – Когда же придет конец несчастьям?

– Ты говоришь, это случилось сегодня ночью? – спросил Эдвин.

– Да, всего несколько часов назад, – ответил Тео.

– Кто же мог ее убить? – задумчиво проговорил Эдвин (я сразу заметила, что он был гораздо менее подвержен эмоциям, чем сестра). – Кому понадобилось убивать женщину, никогда ранее не бывавшую в этих краях?

– Это мог сделать только маньяк, – уверенно сказал Тео. – А сейчас мы ищем моего деда, который, если мы будем медлить, может стать следующей жертвой.

– Сейчас же седлаю лошадь и отправляюсь на поиски, – сказал Эдвин, нахмурившись.

– Ты нас очень обяжешь, – сказал Тео с благодарностью. – Нам с Нэнси необходимо вернуться в усадьбу – должно быть, шериф и доктор уже прибыли.

– Могу ли я чем-нибудь помочь? – спросила Сара.

– Нет, Сара. Я тебе очень признателен, но для всех будет лучше, если ты останешься дома, причем хорошенько запрешь все двери и окна, – сказал Тео.

Однако Сара решительно не согласилась с таким поворотом событий. Они с Эдвином отправились переодеваться, а Тео, развернув экипаж, предложил мне заглянуть в сарай и конюшню Ситонов.

– Дед вполне мог, никого не уведомив, зайти сюда отдохнуть, – пояснил он. – А потом его попросту сморил сон. Карла говорит, что с ним в последнее время часто случается подобное, хотя дед это гневно отрицает.

Но мы не обнаружили никаких следов пребывания старого Мэртсона. Зато я заметила, что конь, на котором Сара приезжала к нам накануне, выглядит усталым и беспокойным. Я подошла ближе и потрогала его тяжело вздымающийся бок – он был покрыт каплями пота. Я ничего не сказала, но поискала глазами седло и попону. И точно – они были здесь же, на скамье, причем сброшенная наспех попона была влажной, как, впрочем, и стремена: судя по всему, конь совсем недавно заходил в воду.

Однако я ничего не сказала Тео об увиденном, решив сначала тщательно все обдумать и, может быть, спросить кое о чем Сару. Мне не хотелось раньше времени навлекать на нее подозрения Тео; я не могла поверить, что Сара способна на убийство. Вероятнее всего, ее конная прогулка случайно совпала по времени с ужасным происшествием на реке.

По дороге домой Тео не проронил ни слова. Я также хранила молчание, однако ум мой был раздираем множеством противоречивых мыслей.

На полпути к усадьбе мы внезапно увидели вооруженного путника, размеренным шагом идущего по дороге. Услышав цокот копыт, он круто обернулся и вскинул ружье. Если бы в этот момент я не увидела его лица, я ни за что бы не поверила, что человек с такой великолепной реакцией и столь быстрыми, отточенными движениями – старый Мэртсон. «В его почтенном возрасте мало кто решится так далеко уйти от любимого кресла-качалки», – с уважением подумала я.

– Какого черта вас здесь носит? – спросил он строго, опуская ружье. – Вы должны быть дома – ждать прибытия шерифа.

Прежде чем мы успели что-либо ответить, старик уже взобрался на заднее сиденье экипажа.

– Но как ты узнал о смерти Мирабел? – спросил Тео, обернувшись.

– От вас самих, разумеется, – фыркнул старик. – Пока вы бегали по дому и громко причитали, я решил взять ружье и обойти окрестности. Согласитесь, лучше было попытаться найти убийцу по горячим следам, чем сидеть на месте и рассуждать.

– Мы тоже не теряли времени даром, – возразил Тео. – Вместо того чтобы, не сказав никому не слова, ускользнуть из дома, мог бы отправиться на поиски и вместе с нами. Кстати, ты, я вижу, искупался: вся одежда мокрая.

– Не вся – до пояса, – усмехнулся тот примирительно. – Только что выбрался из болота.

– Как вы туда попали? – удивленно спросила я.

– Если бедное дитя действительно убили, то убийца должен прятаться там, где его вряд ли будут искать. Есть ли в округе более подходящее для этого место, чем болото? Имея небольшой запас пищи, там можно просидеть неделю.

– Ну, и что ты там обнаружил? – осведомился Тео.

– Ничего, иначе вы не встретили бы меня здесь. Я бы преследовал убийцу. Как я понимаю, вы едете от Ситонов?

– Да, только что были там. Интересовались, не заходил ли к ним ты.

– Я уже несколько лет не ступаю даже на порог их дома. Не желаю оказывать им такой чести.

– А я полагала, что вы друзья, – удивленно сказала я: за все время ни Сара, ни Эдвин не дали мне повода предположить, что у них со старым Мэртсоном отсутствует взаимная симпатия.

– Вот уж чего нет, того нет! Когда они приезжают сами, я, как человек воспитанный, не указываю им на дверь. Но я не настолько лицемерен, чтобы наносить визиты вежливости людям, чья подноготная мне прекрасно известна. Они только и ждут, когда я умру, чтобы наложить руку на владения Мэртсонов.

– Я об этом ничего не знал, – озадаченно поднял брови Тео.

– Когда пришла весть о твоем тяжелом ранении, Ситоны решили, что тебе не выжить. К тому времени ни твоего отца, ни братьев уже не было в живых. Я же стал очень стар, а война еще больше подточила мои силы. Собрав воедино все эти факты, Эдвин заключил, что настал момент сделать мне выгодное, как ему представлялось, предложение: по десять центов на каждый доллар выкупной стоимости наших владений. Можете не соглашаться, сказал он, тогда не получите ни гроша, я же ничего не потеряю, купив все это у сборщика налогов. Теперь, Тео, когда ты вернулся, меня так и подмывает рассмеяться ему в лицо.

– Откуда они собирались взять деньги? – недоуменно пожал плечами Тео. – Даже десять центов на каждый доллар вылились бы в приличную сумму. А ведь после войны все плантаторы – Эдвин не исключение – оказались на грани краха.

– Эдвину удалось припрятать свое серебро; что же касается его денег, то большая их часть лежит на счетах в банках Севера. Негодяй рассчитывал нажиться на несчастьях нашей семьи, и я чертовски рад, что он остался ни с чем.

Я была вне себя от негодования:

– Подумать только! Если бы не поступил приказ не трогать их плантации наряду с вашими, солдаты янки за несколько часов обратили бы все в пепел. Ситонов спасло только то, что янки опасались, как бы пожар не перекинулся на владения Мэртсонов. И такая неблагодарность…

– Все это выдумки, – отмахнулся старый Мэрт-сон. – Просто ваши солдаты не успели до нас добраться, а то бы…

– Но я ведь тебе уже рассказывал, дедушка, – раздраженно перебил Тео, – что, когда я был в плену, Нэнси обратилась к высокопоставленным лицам с просьбой сохранить наше родовое поместье нетронутым. Солдаты получили приказ от самого президента Линкольна.

– А не придумал ли ты всю эту историю, – прищурился старик, – для того чтобы заставить меня смириться с твоей женитьбой?

– Я не из тех, кто склонен сочинять небылицы ради собственной выгоды, – гордо парировал Тео. – Что же касается спасения усадьбы, то не я приложил к этому руки. Тогда я не был в силах даже поднять эту самую руку. За все надо благодарить Нэнси.

– Когда я узнала, что ты был ранен, спасая солдат обеих армий, я решила, что поступить иначе будет просто несправедливо, – смущенно проговорила я.

– А я поначалу был готов сжечь плантации сам – только бы не дать этого сделать им, – зло процедил старик. И, уже мягче, добавил: – Потом, хорошенько подумав, пришел к выводу, что это была бы слишком большая цена за мою оскорбленную гордость. Меня очень удивило, что они так и не прибыли сюда со своими зажженными факелами, в то время как вся округа была объята пламенем.

Тем временем мы подъехали к дому. На площадке перед входом уже стояли два экипажа; один из них принадлежал доктору, второй – местному шерифу, прибывшему в сопровождении двух помощников. Сначала я была представлена доктору Брэдли – чрезвычайно церемонному седовласому джентльмену, в котором с первого взгляда можно было узнать представителя медицинской профессии; затем – шерифу Таунсенду – крупному, грубоватому мужчине средних лет. Последний пожал мне руку с крайней осторожностью – очевидно, из боязни сломать тонкие женские пальцы огромной мясистой ладонью.

– Мне нужно многое сказать вам, сэр, – обратился шериф к старшему из Мэртсонов. – Хотя ни в случае с гибелью первой жены Теодора, ни после исчезновения – так называемого исчезновения – миссис Роуз не были заведены уголовные дела, происшедшее здесь никогда не выходило у меня из головы. И теперь, когда погибла сестра миссис Роуз, я считаю своим долгом все-таки выяснить, что тут творится.

Тео отвел меня в сторону и тихо сказал:

– Я знаю, Нэнси, что видеть трупы тебе не в новинку и, как это ни ужасно, лицо смерти тебе знакомо, – и все-таки не стоит тебе ехать с нами. Я буду тебе очень признателен, если ты позаботишься о том, чтобы дед поскорее отправился в постель, а потом поможешь Алвине присмотреть за Бесс.

– Хорошо, – кивнула я. – Возвращайся поскорее. Я понимаю, как нелегко тебе сейчас, и мне не хотелось бы создавать лишние трудности, но… мне страшно, Тео.

– Ничего не бойся. Я буду недалеко и скоро вернусь. Возможно, теперь, с помощью шерифа, нам удастся быстро распутать всю эту историю.

Мужчины сели в экипаж шерифа, и лошади с натугой потащили нелегкий груз в сторону реки. Я вернулась в дом. Старый Мэртсон уже поднялся к себе в комнаты; Бесс, похоже, сидела в той же позе, в какой мы оставили ее больше часа назад. Ее по-прежнему била нервная дрожь; она безучастно посмотрела на меня и опустила взгляд.

Из кухни вышла Алвина с большой чашкой дымящегося кофе и села в кресло у стола.

– Что с нами теперь будет? – сказала она, тяжело вздохнув. – Даже в собственной спальне я больше не чувствую себя в безопасности.

– Надеюсь, это преступление будет раскрыто, – сказала я. – Присутствие шерифа и его людей вселяет в меня некоторую уверенность. Однако теперь я вряд ли решусь гулять одна, особенно с наступлением темноты.

– Я тоже не намерена рисковать, – заявила Алвина. – Ах да, Карла сварила свежий кофе. Если хочешь, налей себе тоже.

Согреться после прохлады весенней ночи действительно не мешало, и я решила воспользоваться предложением Алвины. Когда я вошла на кухню, Карла сидела за одним из столов и с мрачным видом попивала из чашки горячий напиток. Увидев меня, она молча поднялась, налила мне кофе и сходила в кладовую за сливками.

– Вы будете следующей жертвой, – изрекла она уже привычным мне зловещим голосом. – Это не пустые слова – сердце подсказывает мне, что теперь очередь за вами. Видно, Мэртсоны чем-то сильно прогневили злых духов, раз те уничтожают всех их возлюбленных.

– И что бы вы предприняли на моем месте? – осведомилась я.

– Уехала бы, не задумываясь. Как можно скорее и как можно дальше. И никогда бы сюда не вернулась.

– Но вы прекрасно знаете, что я не могу этого сделать, – раздраженно возразила я. – Неужели нет другого выхода?

– От одного из помощников шерифа я слышала, что скоро будет Марди-грас, – сказала Карла, не обратив внимания на мои слова. – Основные приготовления почти завершены, хотя о том, как будет выглядеть представление, предпочитают не распространяться: боятся, что это дойдет до янки и те воспротивятся. Пока они согласны, чтобы праздник проходил как обычно. Все это значит, что вас ждет Бал масок, а следом – смерть.

– Ну, я не настолько труслива и суеверна, чтобы отказаться от приглашения, если таковое последует.

– В таком случае вы просто глупы, – бросила мне Карла.

– Послушайте, за что вы меня так ненавидите? – прямо спросила я.

– При чем здесь ненависть?! Я забочусь о вашем же благе, пытаюсь предостеречь вас от беды, а вы не желаете ничего слушать. Знайте, злые духи дома Мэртсонов не допустят, чтобы здешняя женщина предоставила Суду масок оценивать свою красоту. Так повелось издавна.

Ее последние слова заинтересовали меня больше, чем все сказанное до сих пор. Я села поближе и спросила:

– Значит, что-то было еще? До гибели вашей хозяйки?

– Задолго до того. Мисс Алвина и мисс Бесс так мечтали получить приглашение – они, казалось, только и жили что этой надеждой, и каждый год приносил им только разочарование. Это злые духи не пускали их.

– Алвину и Бесс тоже пытались убить? – недоверчиво спросила я.

– Нет. Злым духам было достаточно того, что девушки не попадали на бал. А вот миссис Айда и миссис Роуз отправились танцевать со смертью.

– Все это домыслы, – отрезала я. – И если меня пригласят, я вам это докажу. А ежели, Карла, вам известно о гибели вашей хозяйки нечто большее, чем остальным, потрудитесь это рассказать – если не мне, то, по крайней мере, представителю власти. В противном случае вы в этом доме надолго не задержитесь.

Ее бронзовый лик приобрел каменное выражение, сузившиеся глаза метнули на меня холодный взгляд.

– Если бы я знала, кто убил миссис Аиду, этот человек недолго ходил бы по земле, – процедила она. – Окажись это даже ваш супруг, я бы не успокоилась, пока не увидела бы его мертвым… А теперь позвольте удалиться – у меня слишком много дел, чтобы тратить время на бессмысленные попытки заставить вас подумать о своей судьбе.

Она повернулась на каблуках и решительным шагом вышла из кухни. Я хотела броситься за ней, но тут за окном послышался цокот копыт. «Наверное, это Тео», – подумала я и выглянула в застекленную дверь. Это действительно был мой муж, причем больше с ним никто не приехал. Я отперла дверь и позвала его.

Пока Тео пил кофе, я рассказала ему о разговоре с Карлой.

– Пусть тебя не удивляют ее слова, – сказал он. – Она в большой обиде на меня и, по всему видно, даже подозревает, что я и есть убийца ее хозяйки. Я часто испытываю искушение избавить свой дом от присутствия этой женщины, но всякий раз меня останавливает уважение к памяти Айды – она так любила свою служанку…

– А что Марди-грас? – неожиданно для самой себя спросила я.

– Шериф подтвердил, что праздник состоится. На приготовления остается не так много времени. На днях я говорил с людьми, которым поручена подготовка торжества, и они сказали, что ты скоро получишь приглашение на бал. Я горд, что моя жена…

– Я тоже мечтала попасть на бал – до сегодняшнего вечера. Теперь мечтаю, чтобы мне забыли прислать приглашение. С одной стороны, меня пугает возможность разделить судьбу Айды и Роуз. С другой, даже если эти страхи беспочвенны, я чувствую себя виноватой перед Алвиной и Бесс, да и перед Сарой. Они давно заслужили честь танцевать на балу, но эта война… Вот если бы и они могли прийти туда вместе со мной! Но, увы, тот возраст, в котором девушки попадают на Бал масок, для них уже позади.

– В этом нет ничьей вины, – пожал плечами Тео. – Далеко не каждому из достойных суждено там побывать, хотя, честно говоря, мы все были очень удивлены, когда Бесс обошли вниманием – в те дни она была одной из самых очаровательных девушек в наших краях.

– Она и сейчас не утратила своей красоты, как и Алвина, – добавила я. – Нет, Тео, если я почувствую, что моя поездка на бал вновь пробудит в них тоску по ушедшей юности, я не смогу принять приглашение.

– Это не так просто, Нэнси. Те, кто выбирает гостей бала, не просто приглашают – они приказывают. Конечно, ты можешь прислать свои извинения, выразив сожаление, что веские причины вынуждают тебя… – ну и так далее. Но помни – это будет не просто невежливо, это сочтут за непростительное оскорбление. Мои сестры не будут на тебя в обиде, напротив, они исполнятся гордости за то, что представительница дома Мэртсонов вновь будет на балу. Помню, когда Айда получила приглашение, реакция Бесс напоминала внезапное умопомешательство.

– От радости?

– Какая другая причина могла вызвать столь бурное проявление эмоций? – улыбнулся Тео. – Даже Карла, и та не могла скрыть своего восторга, хотя обычно ее чувства – загадка для всех окружающих.

Возможно, Тео еще долго вспоминал бы дни теперь уже далекого прошлого. Но стоило ему замолчать всего на минуту, как мысли об ужасах минувшего вечера властно овладели мною.

– Что сказали доктор и шериф, когда осмотрели тело Мирабел? – спросила я.

– Либо ее ударили, когда она выходила из воды, и столкнули обратно в реку, либо удар был нанесен на берегу, а потом ее утопили. Доктор склоняется к последнему. Но у нас, увы, нет пока ни единой улики, которая указывала бы на убийцу, а потому подозревать можно кого угодно.

Глава восьмая

На следующий день молчаливая печальная процессия вышла из дома и медленно двинулась к кладбищу, где суждено было отныне покоиться праху Мирабел. Отпевание, на котором, помимо домашних, были лишь Сара с Эдвином, получилось недолгим. Сара принесла ранние цветы; Тео привез несколько букетов из Нового Орлеана, чтобы хоть похороны не выглядели убого.

Бесс то и дело подносила к глазам мокрый от слез платок, и казалось, вот-вот упадет в обморок. Алвина выглядела опустошенной и безучастной ко всему происходящему, но, как и в тот день, когда они с Тео ходили на могилу Айды, я невольно отметила, что траур идет ее скорбным чертам. От лица Карлы исходил пронизывающий холод, словно не стылые воды моря, а присутствие этой женщины рождало резкий, порывистый ветер, проносившийся над поместьем. Старый Мэртсон остался дома – вчерашние странствия с ружьем обернулись для него простудой.

…Когда последний слой цемента вокруг надгробия был разглажен, все, один за другим, двинулись в обратный путь. Мы с Тео ушли последними. Я давно не видела Тео в таком настроении – он был одновременно мрачен, потрясен и растерян…

Каким-то странным образом случилось так, что именно на следующий день после похорон все вдруг стали спешно готовиться к Марди-грас. Для меня это было началом самого хлопотного периода в моей жизни. Прежде всего, мне необходимо было новое праздничное платье. Когда Сара спросила меня, желаю ли я, чтобы пошивом бального наряда занялась она, я готова была ее расцеловать. Ее мастерство и вкус не подлежали сомнению: Сара в противоположность Алвине и Бесс любила принарядиться и все платья шила себе сама. Теперь у меня была подруга, готовая помочь и, кроме того, посвятить во все тайны Марди-грас. И я тут же позабыла все свои страхи, думая только о том, что меня ждет день, полный незабываемых впечатлений.

Вспоминая эти дни, я понимаю, что, окунувшись в пучину предпраздничных хлопот, я пыталась отвлечься от воспоминаний о страшном несчастье, постигшем Мирабел. Мне некому было даже сообщить о том, где она похоронена: Мирабел как-то рассказывала мне, что ее тетушка, у которой она жила последние годы, не так давно скончалась, и теперь у нее совсем не осталось родни. «Впрочем, – говорила Мирабел, – на сегодняшний день я вполне устроена; а о будущем стану думать, когда узнаю все о судьбе своей сестры». Бедняжка, она так и осталась в неведении.

Я чувствовала себя виноватой перед девушкой за то, что стремилась не думать о ней, но иначе мне грозило помутнение рассудка, подобное тому, какое – как мне казалось – постигло Бесс. Она уединилась в своей комнате, и даже строгая Алвина не могла убедить ее выйти хоть на несколько минут. Часто, проходя по коридору, я слышала, как Бесс приглушенно рыдает; когда я стучала к ней, в ответ раздавалось лишь сдавленное: «Подите прочь!»

На Алвину гибель Мирабел подействовала совершенно иным образом. Она стала несколько суше и холоднее; о случившемся почти никогда не говорила, если и упоминала, то вскользь и только затем, чтобы посетовать: отныне у местных сплетников есть пища для новых домыслов. В разговоре с ней я как-то предположила, что Мирабел повторила судьбу своей сестры, но Алвине, похоже, претила сама мысль об этом – столь бурной была ее реакция на мои слова.

Как ни гнала я все мысли, связанные с гибелью Мирабел, мне это удавалось далеко не всегда. Я не могла забыть, что, когда мы с Тео встретили в тот вечер старого Мэртсона, его одежда была насквозь промокшей. А еще я то и дело вспоминала попону коня Сары Ситон, пропитанную речной водой. В то же время, несмотря на вздорный характер старика и явное неравнодушие Сары к моему супругу, я не могла всерьез предположить, что кто-нибудь из них способен на ужасное злодеяние.

Говорить или не говорить об этом с Тео, было вопросом совести, но сообщить обо всем шерифу я была обязана; однако и тут меня одолевали сомнения: Тео, я точно знала, ничего ему не сказал. С другой стороны, Тео в тот вечер просто не подходил к загону, в котором стоял конь Сары, и сейчас ни о чем не подозревал… А если, он все видел, но скрывает, что это значит? Омут безответных мыслей затягивал меня все глубже, и я ухватилась за предстоящий бал, как за спасительную соломинку.

В первую же нашу поездку в Новый Орлеан Сара отвела меня в мастерскую белошвейки, где с меня сняли мерку. С тех пор мы часто бывали в городе, присматривая материал для платьев и множество необходимых мелочей для отделки. Что касается предложения Карлы, я не нашла возможным им воспользоваться – ее недружелюбное, хоть и не враждебное отношение ко мне делало ситуацию двусмысленной. Я не исключала, что придет день, когда Карла переменится ко мне, но пока этот день не наступил.

Если ужас той ночи, когда погибла Мирабел, все меньше угнетал меня, то я должна благодарить за это Сару. Она представила меня в лучших домах Нового Орлеана, и везде я была принята с благосклонностью. Как-то раз нас пригласили посмотреть, как изготавливают комические фигуры и платформы для карнавала. Я нашла огромных кукол и рисунки на платформах презабавными, хотя некоторые из них, несомненно, предназначались для того, чтобы вогнать в краску кое-кого из наших генералов. Впрочем, они показались мне настолько безобидно-смешными, что генералы, у которых все еще не иссякло великодушие победителей, не должны были серьезно оскорбиться.

Так шли дни. Тео по-прежнему с утра до вечера был занят обустройством плантаций. Жизнь выбрала для своего течения прямое, пологое русло; и хотя воспоминания о страшном конце Мирабел были по-прежнему со мной, боль, которую они причиняли, с каждым днем становилась все менее острой. Теперь я больше думала о том, как ближе сойтись с Алвиной и Бесс. Мои старания, судя по всему, приносили плоды: Бесс, неожиданно для всех, стряхнула с себя оцепенение, и ее затворничество кончилось так же внезапно, как и началось. Даже Карла, похоже, сменила гнев на милость. В усадьбу Мэртсонов стал часто наведываться Эдвин и однажды сделал-таки попытку за мной поухаживать, но мой отпор вмиг охладил его пыл. Что до его сестры, то благодаря ее бескорыстной помощи в подготовке к балу мы сделались лучшими подругами, и я больше не вспоминала о том, что видела у нее на конюшне злосчастным вечером.

Не слышала я также ни намека о претензиях Ситонов на собственность соседей. Очевидно, старый Мэртсон все выдумал или, по меньшей мере, изрядно преувеличил. У Ситонов едва хватало сил и времени, чтобы управиться с собственной плантацией.

И вот за четыре дня до Марди-грас мое платье было готово. Сара приехала завершить отделку, и, когда работа была закончена, мы позвали Алвину, Бесс и Карлу.

Алвина была в восхищении. Бесс отчего-то расплакалась, но потом, успокоившись, объявила, что это были слезы радости за меня. Она стала еще более непредсказуема, чем раньше: взрывы бурной радости поминутно чередовались с приступами глубочайшего уныния. Карла оценила работу взглядом опытного мастера и одобрительно кивнула; на ее губах промелькнула улыбка истинного удовлетворения. Она ничего не сказала, но ее молчание было дороже восхищенных слов Алвины. Неразговорчивость вообще шла экономке больше, чем многозначительные слова, претендующие стать пророческими. Она больше не говорила со мной о якобы грозящей мне смертельной опасности. То ли она отчаялась убедить меня, то ли сама поняла: после гибели Мирабел все ее теории по поводу проклятия рода Мэртсонов рассыпались в прах. Более того – ее расположение духа в последнее время переменилось к лучшему.

Бальное платье совершенно покорило меня своей невероятной красотой. Белый цвет всегда был мне к лицу, но впервые в жизни мой наряд был столь красив и столь дорог.

С радостным замиранием сердца, таким естественным для молодой женщины, я рассматривала это чудо портняжного искусства: белоснежное платье из легкого шелка и тюля, с необычайно изысканной отделкой, которая очень красила декольте. Я решила, что особенно мудрствовать ни к чему – пусть волосы свободно ниспадают на спину, а наряд дополнит тиара. Увидев себя в зеркале, я от души рассмеялась: очень уж разительный был контраст между моим новым туалетом и халатом санитарки – тоже белым, – который я проносила всю войну.

В последнее время с легкой руки Алвины семья стала собираться за столом незадолго перед тем, как отойти ко сну. В это время подавали кофе (разумеется, с цикорием: я успела так привыкнуть к нему, что даже полюбила его специфический вкус) и несколько небольших сандвичей. Однако в пятницу, проведя целый день на ногах – пришлось то в десятый раз прохаживаться, демонстрируя, как хорошо сидит платье, то терпеливо стоять, дожидаясь, пока Сара поправит отделку, – я почувствовала себя настолько разбитой, что чуть не заснула прямо за столом.

В тот вечер мне предстояло отправиться спать одной. Тео занимал высокий пост в комитете, отвечавшем за подготовку к празднику, и теперь, когда до Марди-грас оставались считанные дни, он должен был находиться в Новом Орлеане почти постоянно. Часто ему приходилось оставаться там допоздна и ночевать в гостинице. Поначалу тьма и одиночество вызывали во мне воспоминания о гибели Мирабел, но вскоре я привыкла спать одна, и ночные духи ушли – теперь, казалось, навсегда.

У меня только и хватило сил, чтобы добраться до постели. Едва коснувшись мягкой подушки, я забылась крепким сном без сновидений.

Среди ночи мне вдруг стало холодно, и я, нехотя освобождаясь из цепких объятий сна, сделала движение, чтобы натянуть одеяло повыше. Но мои руки не нащупали его. Более того они не слушались меня – все тело было словно сковано параличом. Единственное ощущение, которое я испытывала, было странное покачивание, подобное тому, к какому мне так трудно было привыкнуть во время путешествия по Миссисипи. Меж тем холод становился невыносимым. Даже постель показалась мне не теплее – да и не мягче – камня.

Я не в силах была издать даже крика, когда осознала, что на этот раз нечто непостижимо страшное, чего я с таким страхом ждала, все-таки случилось. Самые ужасные моменты моей жизни померкли перед тем, что мне пришлось испытать в эту минуту.

Сделав нечеловеческое усилие, я сумела подняться и открыть глаза – но ничего не увидела, кроме непроницаемой темноты. Однако постепенно стали различимы странной формы тени, окружившие меня. Я потянулась за свечой – но вместо прикроватного столика мои пальцы нащупали лишь воздух. Я обернулась, и это резкое движение окончательно развеяло туман, окутавший мое сознание. Только сейчас я поняла, что нахожусь не в своей комнате и даже не в доме. Я лежала на голой холодной земле. Пытаясь подняться, я протянула руку в поисках опоры и нашла ладонью неровную цементную поверхность. Присмотревшись, я чуть вновь не рухнула наземь от поразившего меня ужаса. Так вот что за странные тени обступили меня! Каким-то непостижимым образом я оказалась на фамильном кладбище Мэртсонов в окружении десятков мрачных надгробий.

Сама ли я пришла сюда во сне или кто-то перенес меня сюда – этот вопрос я задала себе гораздо позже. Сейчас же, пораженная случившимся, я, казалось, потеряла способность мыслить и понимать.

Вскоре зрение настолько привыкло к темноте, что я смогла рассмотреть букет цветов – тот самый, который я накануне положила у изголовья могилы Мирабел…

И вдруг мой взгляд остановился на узкой яме прямо передо мной. Это была совсем свежая могила, готовая принять тело, – вчера ее еще не было здесь.

Я попятилась и наткнулась спиной на другое надгробие. Резко обернувшись, я увидела надпись на камне: «Айда Мэртсон». «Значит, свежая могила предназначена для меня», – подумала я, и дикий вопль вырвался из моей груди.

Я попыталась бежать – и тут же заблудилась среди темных надгробий. Приступ непреодолимого страха вновь сковал мои члены, и теперь я стояла посреди кладбища, отчаянно дрожа от ночного холода, для которого тонкая материя рубашки не могла послужить даже ничтожной преградой.

Но стоять было нельзя – неведомые злодеи, расправившиеся с Айдой, Роуз и Мирабел, теперь занялись мною. Меня принесли сюда, чтобы похоронить заживо, и, если я буду медлить, они придут и довершат начатое. Разбивая голые ступни о камни, я снова бросилась вперед и вдруг каким-то чудом оказалась у железной ограды кладбища и сумела быстро перелезть через нее. Теперь нужно было взять себя в руки и определить, с какой стороны находится дом. Когда это удалось, я вновь побежала что было сил, поминутно оборачиваясь: казалось, что кто-то преследует меня. Страх оживлял каждый куст, каждую тень.

Громада дома была погружена во мрак, но вскоре в одном из окон блеснул огонек – кто-то, разбуженный моими криками, зажег свечу.

Когда я подбежала к крыльцу, на пороге появилась Алвина. Заботливо обняв за плечи, она повела меня в дом, где я, оказавшись под защитой стен, смогла наконец перевести дух.

– Что случилось, Нэнси? – испуганно спросила Алвина. – В такой поздний час – в одной ночной рубашке… Господи, да она же изодрана в клочья! Ты вся заледенела, бедняжка…

– Я не знаю, как объяснить то, что произошло, – проговорила я заплетающимся языком. – Я заснула у себя в комнате, а проснулась среди могил на кладбище. Непонятно, как я туда попала, но это было ужасно… Там была открытая могильная яма… по-моему, ее приготовили для меня. Что же мне делать? Я этого не вынесу!

– Успокойся, – сказала Алвина, – все спят, и это даже к лучшему. Давай-ка для начала попытаемся разобраться, что случилось, прежде чем расскажем об этом остальным. А пока пойдем в комнату – наденешь что-нибудь: у тебя руки холодные как лед.

Мы поднялись наверх, где Алвина сначала набросила на мои плечи теплый плащ, а затем, когда я села в кресло, тщательно закутала меня в покрывало. Она зажгла все свечи, и вскоре уютный свет и шерстяное покрывало вернули мне некоторую степень покоя. Я осмотрелась и с удивлением заметила, что моя постель аккуратно заправлена. Неужели я сама сделала это во сне, прежде чем выйти навстречу жуткому ночному приключению?

Внезапно Алвина остановилась посреди комнаты и потянула носом воздух. Постепенно и я начала чувствовать, что комната наполнена странным сладковато-дурманящим запахом.

– Пахнет так, словно здесь раскуривали фимиам. С чего бы это? – спросила Алвина.

– Не знаю. Я никогда не пользовалась ничем подобным.

– Значит, кто-то побывал здесь и курил фимиам – или что-нибудь другое с похожим запахом. Ты чувствуешь запах, Нэнси?

– Да, чувствую, но даже не представляю, что это может быть.

– И я не вижу ничего, что могло бы издавать такой запах… Нэнси, неужели ты совсем не помнишь, как попала на кладбище?

– Совершенно! Я очнулась от глубокого сна и почувствовала страшный холод. Потом обнаружила, что лежу на земле, увидела вокруг множество могил и поняла, что нахожусь на кладбище. Алвина, во имя всего святого, что творится в этом доме?

– Не знаю. Мне кажется, кто-то жег здесь некое благовоние, возможно восточное, или… Постой! Ведь у нас в Луизиане множество колдовских сект! При совершении своих варварских ритуалов они сжигают смесь из трав и специй. Неужели… Нет, я не могу обвинить человека, основываясь на одних лишь догадках.

– Ты имеешь в виду Карлу, не так ли?

– Колдовство очень распространено на ее родине, но ведь Карла живет здесь уже много лет, и я ни разу не замечала, чтобы она посещала сборища сектантов или молилась одному из их идолов – или как они называются? Не могу поверить, чтобы Карла способна была совершить над тобой такое…

– Но кто-то ведь сделал это, – возразила я. – Оставил меня лежать на земле, надеясь, что я умру от холода или от ужаса, если вдруг проснусь. Они почти не ошиблись. На несколько мгновений я действительно лишилась рассудка. Сама удивляюсь, как у меня не разорвалось сердце.

– Я останусь с тобой до возвращения Тео, – сказала Алвина. – Не только потому, что мне не хотелось бы оставлять тебя одну, – я сама напугана не меньше. Признаюсь, с того самого дня, как погибла Айда, я не могу избавиться от ощущения, что наш дом проклят. За шесть лет – столько жертв: Айда, Роуз (боюсь, она так и не будет найдена), трое моих братьев – Роберт, Джефф и Эймс, наконец, наш отец… Ты можешь возразить, что мужчины погибли на войне, – но со многих ли семейств война собрала такую дань? Нет, Нэнси, это все неспроста. Здесь чувствуется действие необычайно злой воли – настолько сильной, что она не может исходить от человека.

Испуганный шепот Алвины становился все громче, и теперь уже мне пришлось ее успокаивать. Но она все же не выдержала и залилась горькими слезами, оплакивая погибших родных.

Воистину, утешая другого, утешаешься сам. Ко мне настолько вернулось самообладание, что я решила подняться и осмотреть комнату. Но странный запах выветрился раньше, чем я успела найти его источник.

По здравом размышлении я порадовалась тому, что не разбудила криком весь дом. После гибели Мирабел часть прислуги немедленно рассчиталась, оставшаяся же пребывала в таком страхе, что любое тревожное событие могло бы заставить их бежать без оглядки. Остаться без прислуги накануне Марди-грас, будучи приглашенными на множество званых вечеров, означало катастрофу.

Наконец Алвина взяла себя в руки и тут же стала настаивать, что мне нужно хорошенько выспаться после пережитых волнений. В присутствии Алвины мне нечего было бояться, и я с радостью последовала ее совету.

Когда я проснулась утром, она уже ушла. Я оделась и спустилась в гостиную. Там за столом сидел Тео – небритый, с глазами, налитыми кровью от усталости, в измятом и пыльном дорожном костюме.

– Доброе утро, – буркнул он раздраженно, будто ему было неприятно, что я подошла.

– А я не знала, что ты уже вернулся, – сказала я, сделав вид, что не заметила его тона.

– Только что приехал, устал как собака. До самой ночи возился с этими проклятыми платформами. Те, кто их соорудил, зашли слишком далеко в своем желании высмеять генерала Батлера. Я решил воспрепятствовать этому, и они согласились внести в роспись изменения, если я стану заниматься этим сам… Ты прекрасно выглядишь, дорогая.

– Я ужасно выгляжу, – покачала я головой. – Как я могу прекрасно выглядеть после того, что случилось ночью? Я заснула в постели, а проснулась на кладбище. Если бы я полежала еще немного в ночной рубашке на голой земле, не миновать бы мне воспаления легких.

– На кладбище?! – воскликнул он, изумленно воззрившись на меня. – Как это могло случиться?

– Не знаю… Точнее, догадываюсь, но я не уверена. Понимаешь, Алвина почувствовала, что в нашей комнате кто-то курил благовония, и она предположила, что это было частью колдовского ритуала.

– Я вижу, в своих безумных подозрениях Алвина уже превзошла Бесс и Карлу, вместе взятых, – с усмешкой заметил Тео. – Я знаю, ты подозреваешь Карлу, но…

– Я никого не обвиняю. Это предположение Алвины, а не мое.

– Ну да, она, конечно, знает, что к чему, – протянул Тео многозначительно. – Пойми, Нэнси, все, что с тобой происходит, – результат постоянного напряжения, в котором ты пребываешь с момента гибели Мирабел. Несколько ночей ты спала очень беспокойно, и вот к чему это привело – ты начала ходить во сне.

– Я не понимаю, как…

– Подумай сама – кто мог тебя туда затащить? И зачем? Если тебя хотели убить, то почему этого не сделали? Выходит, убийцы смилостивились над тобой. К чему нести на кладбище, если можно тихо убить в постели? Это куда проще.

Я растерянно покачала головой, пораженная его резкостью, и сначала даже не нашлась что ответить.

– Все было так, как я рассказала. За мной никогда не замечали склонности к лунатизму. Дело не в этом, Тео, а в том, что кому-то необходимо выдворить меня из усадьбы Мэртсонов. Попытки становятся все настойчивее.

Он аккуратно поставил свою чашку на стол и многозначительно изрек:

– Наверное, было ошибкой привозить тебя сюда. Быть может, это ошибка с начала до конца – наша женитьба и все остальное.

– Видит Бог, не я виновата в том, что теперь кажется ошибкой, – дрожащим голосом проговорила я.

– Послушай, давай поговорим спокойно. Я не собираюсь утверждать, что женился не по любви. Но в последнее время жалею, что привез тебя в этот дом. Потому что… Наверное, ты права, и тебе в самом деле угрожает смертельная опасность. Лучше тебе и вправду уехать и подождать, пока все уляжется.

– Но ведь послезавтра Марди-грас! Мое бальное платье уже готово. Я так ждала этого дня!

– Не беспокойся – сотни молодых девушек будут счастливы занять твое место. Наверняка одной из них платье придется впору.

Я была буквально взбешена его словами.

– Не так-то просто меня запугать! – воскликнула я с вызовом. – Никуда я не уеду и никто – слышишь? – никто другой не наденет мое платье!

Тео смял салфетку и швырнул ее на стол.

– Поступай, как знаешь! – бросил он. – Сегодня вечером меня не жди, я буду спать в каретном сарае.

Он поднялся и вышел, хлопнув дверью, не удосужась даже сменить дорожную одежду.

Мое потрясение было столь велико, что я не нашла в себе сил подняться… В последнее время Тео переменился ко мне до неузнаваемости. Он утверждал, что по-прежнему любит меня, и вместе с тем гневался за то, что я не желала уезжать!

Через мгновение после того, как ушел Тео, в столовой появилась Карла и принялась не спеша убирать посуду. Конечно, она, как всегда, подслушивала. Видя, что она не делает тайны из своей бесцеремонности, я тоже решила не раздумывать долго над формой, в которую облеку свой вопрос.

– Карла, вам что-нибудь известно о колдовских ритуалах? – спросила я без обиняков.

– Не больше, чем вам, мэм. Мои родители были ревностными католиками, я воспитана в лоне церкви, и люди, верящие в колдовство, равно как и их обряды, мне совершенно чужды.

– Благодарю вас, – сказала я, не зная, верить ли ее словам.

– Простите, а почему у вас возник такой странный вопрос? – осведомилась она с подчеркнутой вежливостью.

– Видите ли, мне показалось, что я испытала на себе действие какого-то странного вещества, которое, испаряясь, вызывает галлюцинации.

– Я слышала, что подобное вещество действительно существует, – подтвердила она, поднимая стопку тарелок. – Если вы пожелаете, я могла бы узнать…

– Не стоит беспокоиться, мне достаточно того, что вы уже рассказали.

Она удалилась на кухню.

Оставшись одна, я вновь попыталась сосредоточиться на своем любимом кофе, но минуту спустя в столовую ворвалась Бесс. Она была не похожа на себя – в халате, небрежно наброшенном на ночную рубашку, со всклокоченными волосами. Бесс уселась за стол и принялась уписывать пирожные, не дожидаясь кофе и обычного в это время горячего блюда.

– Мне теперь все равно, – заявила она, не переставая жевать.

– Что ты имеешь в виду, Бесс?

– Мне все равно, как я выгляжу. Какая разница? Все равно меня не пригласили. Я уже стара для того, чтобы надевать белое бальное платье.

Она впервые поделилась со мной горькой обидой в ее жизни. Чем я могла ее утешить?

– Если бы не война, ты попала бы на бал одной из первых. Ты достойна этой чести, но тебе просто не повезло, – сказала я.

– Какая разница, в чем причина! – отмахнулась она, жуя огромный кусок бисквита, намазанного маслом. – Главное – теперь незачем рядиться в модные одежды, следить за фигурой… Кстати, не больно-то радуйся, что получила приглашение, – ничего хорошего это тебе не сулит.

– Бесс, о чем ты? О Боже, если ты в обиде на меня, я откажусь…

– Никто не вправе отказываться, если ему приказали явиться на бал. В конце концов, какое мне дело! Возможно, тебе этот праздник принесет счастье. Только не давай своим мечтам вознести себя слишком высоко. Ты очень милая девушка, Нэнси, и я желаю тебе только добра, а потому запомни мой совет.

Меня вновь начал не на шутку беспокоить ее тон.

– Я не могу понять, о чем ты говоришь, – пожала я плечами. – Скажи прямо.

Ее большие голубые глаза посмотрели на меня ласково-снисходительно.

– Если ты не догадываешься сама, то лучше я промолчу. Оставайся в блаженном неведении.

Я подбежала к ней и стала трясти за плечи – мне показалось, что к ней возвращается помешательство.

– Ты хочешь сказать, что мое замужество было ошибкой? – вскричала я.

– О Боже, как ты наивна! – усмехнулась она, освобождаясь из моих рук. – А я думала, хитрые янки всегда быстро разбираются, что к чему. Мы, южанки, несколько глуповаты, в том повинен наш образ жизни, но ведь ты северянка…

– Намекаешь на то, что Тео встречается с Сарой? Скажи, не мучай меня!

– Ты совсем выжила из ума, милочка! – возмутилась Бесс. – Как ты могла предположить, что я способна сочинять сплетни о собственном брате?

Я поднялась и быстро вышла прочь. Слова Бесс привели меня в смятение. Тео сам сказал мне недавно, что снял на месяц комнату в одной из гостиниц Нового Орлеана на случай, если подготовка к Марди-грас не позволит ему отлучиться из города. Тогда я не увидела в этом ничего подозрительного, но сейчас этот факт предстал для меня в новом свете. Как холоден и зол был он сегодня утром! Неужели причиной тому – тайные свидания с Сарой? Я гнала от себя эту мучительную, безумную мысль – но тщетно. Прежде подобное просто не пришло бы мне в голову – я никогда не подвергала сомнению верность Тео, и он, в свою очередь, не сомневался в том, что я верна ему, а теперь…

Весь день меня бросало то в жар, то в холод. Так не могло долго продолжаться. Необходимо было выяснить, правда это, или ложь. Если вдруг откроется, что Тео проводил ночи в Новом Орлеане с Сарой или с кем-нибудь еще, я не задержусь в усадьбе Мэртсонов ни на секунду. Я не могла бы жить с человеком, который меня не любит. И самое ужасное состояло в том, что возможная измена Тео могла сразу объяснить все происшедшее: Мирабел каким-то образом узнала, что мой муж мне не верен, и он избрал единственный, вполне надежный способ заставить ее замолчать. А затем он начал вновь запугивать меня, мечтая о том, когда я наконец уберусь из его дома.

Я исполнилась решимости узнать обо всем как можно скорее, еще до Марди-грас, а лучше – сегодня же.

Глава девятая

Накануне я намеревалась провести этот день за приготовлениями к празднику, примеряя платье и проверяя, в порядке ли столь необходимые мелочи – перчатки, веер. Но получилось так, что вместо этого я все утро ходила по окрестностям, и сердце мое ныло от терзавших его подозрений.

После полудня Тео пришел, чтобы вымыться, побриться и переодеться. Я не хотела с ним встречаться из боязни ссоры, но он сам нашел меня в гостиной.

– Дела вынуждают меня сегодня вечером снова быть в городе. Возможно, мне придется остаться там до самого праздника, кто знает. Алвина, Бесс, дедушка и вся прислуга будут дома, так что тебе нечего бояться. Если ты все-таки не будешь чувствовать себя в безопасности, запри дверь.

– Спасибо, все будет в порядке, можешь не волноваться, – холодно ответила я.

Он остановился и посмотрел на меня. В выражении его лица мне почудился проблеск сочувствия, но, когда наши взгляды встретились, он круто развернулся и быстро вышел. Через несколько мгновений за окном раздался топот копыт. «Куда направил Тео свой экипаж? – с тоской подумала я. – В город или к усадьбе Ситонов?»

В тот вечер Бесс не спустилась к ужину.

– У нее опять мигрень, – сообщила Алвина. – Бесс почти не участвует в приготовлениях к празднику, но волнуется не меньше других – отсюда и головная боль. Ее беспокоит, твоя поездка на бал – будет ли она удачной.

– Я стараюсь поменьше думать об этом, тем более что Тео, похоже, это меньше всего заботит. День и ночь он проводит в Новом Орлеане.

– Я знаю, – кивнула Алвина. – Что поделаешь, так бывает каждый год дней за семь – десять до праздника: он нужен в городе постоянно. Ты даже не представляешь, как ему нелегко. Столько дел!

– Конечно, понимаю… Алвина, после ужина я хотела бы погулять подольше, чтобы хорошенько устать.

– Одна? – удивленно подняла брови Алвина. – Вспомни, чем закончилась такая прогулка для Мирабел. Разумно ли это?

– Дома я чувствую себя ничуть не в большей безопасности, – отмахнулась я. – Кроме того, я достаточно осторожна. Сколько можно сидеть взаперти?

Алвина посмотрела на меня с растерянностью и даже с испугом.

«Возможно, она вспоминает, как нечто похожее происходило с Айдой. Кто знает, может быть, и к ней Тео очень скоро охладел…» – думала я.

Однако я не спешила уходить. Часов до девяти я, все еще надеясь, что Тео вернется, ждала его в комнате. Только здесь я задумалась о Саре. Разве она, моя лучшая подруга, могла, трогательно заботясь обо мне, одновременно отбивать у меня мужа? Но нельзя было отрицать другого – она по-прежнему влюблена в него и не скрывает этого.

Затем мои мысли вернулись к Аиде и Роуз. Трудно ли было утопить Аиду, не оставив никаких следов насилия на теле? Зачем? Ну, например, по наущению Сары. А потом они разделались с Роуз как с нежелательной свидетельницей и надежно спрятали ее тело. А Мирабел? Не оказалась ли она, как и ее сестра, невольным свидетелем чего-то… Но чего?

Это становилось невыносимым. Я схватила плащ, сбежала по лестнице и вышла из дома. Ночная прохлада освежила меня и немного прояснила мысли, но, когда дверь закрылась за моей спиной, я усомнилась, что поступила благоразумно. Перед Алвиной я храбрилась, на самом же деле мне было очень страшно, и в другое время я никогда не решилась бы на подобное. Но сегодня была причина, которая заставила бы любую женщину победить свой страх.

Я задумала нанести Ситонам внезапный визит и проверить, дома ли Сара. Следовало бы взять экипаж, но я не хотела, чтобы кто-нибудь знал о моих намерениях. Мне самой было неловко сознавать, что я по сути дела выслеживаю мужа, но к этому меня вынуждали обстоятельства.

Я собиралась пойти кратчайшим путем, хотя для этого нужно было миновать кладбище, потом пройти мимо реки, там, где всего несколько дней назад лежал труп Мирабел. Но когда я приблизилась к ограде кладбища, решимость едва не изменила мне. Легкий ветер покачивал деревья, и каждая из теней казалась человеком, готовым кинуться на меня. Еще немного, и я, подобрав юбки, бросилась бы домой, крича от непреодолимого ужаса. Подавляя дрожь, я поспешно миновала темную громаду затонувшего плавучего дома. Ни один луч света не блеснул в его окнах в эту безлунную ночь. Лишь несколько звезд освещали мне путь.

Когда из темноты возникла усадьба Ситонов, я долго не могла поверить, что мне удалось добраться без происшествий. Как ярко освещены у них окна, подумала я. Должно быть, смогли купить себе масла для ламп. Хорошо бы у нас его было побольше – надоело жить при свечах.

Я поднялась по широкой лестнице, взяла тяжелый латунный молоток и постучала. Стук эхом разнесся по дому. Дверь открыл Эдвин. Увидев меня, он застыл с открытым ртом, а потом принялся суетливо прятать ружье, с которым вышел мне навстречу. В конце концов, Эдвин сумел пристроить его за косяк и распахнул дверь настежь.

Я сделала вид, что не заметила его замешательства.

– Какой приятный сюрприз! – пролепетал он. – Проходите, Нэнси, я рад вас видеть. А где же ваш экипаж?

Он удивленно посмотрел мне через плечо, ожидая увидеть Алвину, Бесс или Карлу, но, никого не обнаружив, закрыл за мной дверь.

– Я пришла одна, – пояснила я. – Хотела встретиться с Сарой по поводу своего платья.

– Мне очень жаль, но Сара уехала в Новый Орлеан и, возможно, она останется там до самого бала.

– Досадно, – обронила я, – Вообще-то я собиралась прийти еще вчера, но…

– Вчера вы тоже не застали бы ее, – перебил он. – Всю эту неделю она почти не бывает дома. Присаживайтесь, Нэнси.

– Нет, благодарю вас, мне пора.

– Куда же вы! – воскликнул он, довольно бесцеремонно схватив меня за полу плаща. – Почему бы нам не посидеть запросто, по-соседски?

– Мне не хотелось бы оставаться здесь в отсутствие Сары, поймите меня правильно.

– Я думаю, нет ничего предосудительного в том, что друзья поболтают о том о сем, выпьют по бокалу портвейна. Сейчас принесу бутылочку – еще довоенный!

– Мистер Ситон, я уже сказала, что не могу остаться с вами тет-а-тет.

– Полноте, кто об этом узнает, – улыбнулся он снисходительно. – Ведь мы же друзья. Можно сказать, старые друзья!

И прежде чем я успела что-либо сообразить, Эдвин порывисто обнял меня, притянул к себе и припал к моим губам в страстном поцелуе. Я пыталась оторваться от его жадных горячих губ, и, чувствуя, что силы слишком неравны, отчаянно пнула его в голень каблуком сапога. Эдвин вскрикнул, выпустил меня и скорчился на полу, схватившись за ногу…

Только отбежав на безопасное расстояние от дома, я остановилась, чтобы перевести дух, и с брезгливостью вытерла губы тыльной стороной ладони. Мое отношение к так называемому «старому другу» претерпело за эти несколько минут весьма значительные изменения. Но на кого мне было гневаться, кроме самой себя? Могла бы и догадаться, что произойдет, если я приду сюда одна. Неудивительно, что Эдвин дал моему ночному визиту превратное толкование. Но Тео и Сара… Я почувствовала, как во мне поднимается глухая ярость. Слова Бесс, сказанные будто невзначай, становились все более похожими на правду. Что же мне теперь делать, что? – исступленно спрашивала я себя.

Слезы горькой обиды высохли на щеках, и теперь я чувствовала лишь пустоту и отчаяние.

Но ведь то, что Сара и Тео в Новом Орлеане, вовсе не означает, что они там вместе, пыталась уверить я себя. Бесс просто завидует и хочет отомстить мне, вот и придумывает всякую чушь.

Только проходя мимо кладбища, я вспомнила, что кругом ночь и неведомые опасности подстерегают меня за каждым деревом. И в тот же миг передо мной выросла фигура, облаченная в черный плащ. Из-под капюшона, растянув губы в уродливой гримасе, на меня воззрилась знакомая маска – отвратительная физиономия в обрамлении длинных спутанных черных волос.

Я коротко вскрикнула и бросилась бежать, с ужасом ожидая услышать шум погони. Миновав ограду кладбища, я свернула на дорогу, ведущую к дому, и вдруг… словно материализовавшись из тьмы, безмолвная фигура вновь возникла передо мной. Меня охватила паника – человек не мог двигаться так быстро! Стоило мне еще раз крикнуть – и я упала бы без чувств. Поэтому, не издав ни звука, я бросилась направо, прочь от кладбища.

Сердце готово было вырваться из груди, а легкие – разорваться от напряжения, но я бежала и бежала, больше всего боясь споткнуться и упасть. Это было отчаяние зверька, преследуемого безжалостным хищником. Неподвижная фигура, погруженная в гробовое молчание, вселяла куда больший ужас, чем если бы она двинулась на меня с угрожающим ревом. Чудовище словно хотело, чтобы мое внимание было целиком приковано к его застывшему лицу, которое, казалось, сам дьявол изваял из трупного мяса.

Я взбежала на крыльцо и толкнула дверь, моля Всевышнего, чтобы ее не успели запереть. Ворвавшись в холл, я дрожащими руками закрыла дверь на замок и без сил рухнула на стул, дыша, как загнанная лошадь.

Во всем доме царила мертвая тишина. Старый Мэртсон, как всегда, лег раньше всех, Алвина и Бесс поднялись в спальни следом за ним. Только Карла обычно задерживалась – потушить свечи и лампы и накрепко запереть на ночь все двери.

Лишь спустя полчаса меня перестала бить дрожь, и я почувствовала себя способной привести в порядок свои мысли и изъясняться членораздельно. Тогда я отправилась будить Алвину – к кому еще можно было сейчас обратиться? Но у самой двери я остановилась, вспомнив о том, чем это закончилось в прошлый раз, и решила не поднимать тревоги. Я была жива и здорова, значит, могла просто запереться в своей комнате, где мне ничто не угрожало.

Войдя в спальню, я зажгла свечу и тщательно заперла дверь. Переодеться и расчесать волосы стоило мне немалого труда – костяной гребень казался тяжелее гранитного булыжника.

Я нашла в ящике четыре большие свежие свечи и поставила их в канделябр. Этих свечей должно было хватить до восхода солнца.

Но даже яркий свет не принес мне успокоения. Не в силах больше бороться с собой, я уткнулась в подушку и долго, безутешно плакала, пока сон не сморил меня.

Я проснулась с ощущением чего-то тревожного, происшедшего совсем недавно. Но только увидев догорающие в канделябре свечи, я вспомнила о событиях минувшей ночи. И хотя страх вернулся вновь, он был все же несравним с леденящим ужасом, испытанным мною вчера.

Когда придет Тео, надо будет, не теряя времени понапрасну, спросить его прямо, встречается ли он с Сарой. Я должна знать правду, как бы мучительна она ни была. Если мои подозрения небезосновательны, я тут же уеду. Я люблю Тео, но делить его с другой женщиной для меня немыслимо. Что касается будущего, то оно меня мало беспокоило. В свое время меня часто приглашали работать в больницах – обучать девушек профессии сестры милосердия, – так что нищета и прозябание мне не грозили. Но если отдаленное будущее меня не страшило, ближайшее было как в тумане. Почему человек в плаще и маске не тронул меня? Или это была лишь еще одна угроза? О чем же меня таким образом предупреждают? Единственно логичный ответ – чтобы я не ехала на бал. Куда я попала благодаря тому, что мой муж – Теодор Мэртсон. А ведь именно Сару последнее обстоятельство, должно быть, оскорбляет больше всего. Что если вместо поездки в Новый Орлеан она пришла в наше поместье, переодевшись в этот гнусный наряд… И Мирабел могла убить она – показав тем самым, что меня ждет, если я рискну поехать на праздник. Но, с другой стороны, многие, помимо Сары, желали бы выдворить меня отсюда. Хотя у каждого были на то свои причины. Например, старый Мэртсон – из неугасающего чувства вражды к янки. Но тогда Аиду, Роуз и Мирабел убил не он – ведь они в отличие от меня были южанками. А Эдвин? Он ведь мечтает завладеть плантацией. Если я уеду – Тео, скорее всего, покинет родной дом вместе со мной, предоставив соседу возможность осуществить свой давний план.

В происходящем могли быть замешаны и сестры Тео. То есть рассудительная Алвина вряд ли была способна на что-либо подобное, а вот от Бесс вполне можно было ожидать такого маскарада.

Я готова была обвинить кого угодно, лишь бы не подозревать Тео. Мне не хотелось верить, что я стала ему совершенно безразлична.

Было еще очень рано, но я больше не могла заснуть, а потом умылась, оделась и вышла из комнаты.

К моему безграничному удивлению, в столовой сидел хорошо отдохнувший Тео, в праздничном костюме. Он быстро поднялся и подвинул мне стул.

– Ты сегодня рано, – холодно заметил он, даже не поцеловав меня.

– А ты вернулся еще раньше, – парировала я. – Дел в Новом Орлеане оказалось не так много, как ты ожидал?

Он мрачно взглянул на меня:

– Что ты имеешь в виду? Если тебе так необходимо знать, чем я занимался накануне, изволь – я расскажу.

– Да, я хотела бы знать кое-что, – сказала я, гордо вскинув голову. – Например, почему ты пропадаешь в Новом Орлеане целыми днями, а сюда даже не заглядываешь.

– Я же говорил тебе – так нужно. Я состою в комитете по подготовке праздника, неужели непонятно? Ты так радовалась, что поедешь на бал. Теперь, я вижу, радость улетучилась.

– Нет, но…

– Ну, ну, продолжай, – мрачно усмехнулся он. – Я же знаю, в чем ты меня подозреваешь. Итак…

– Не стоит, – сказала я, стушевавшись под его презрительным взглядом. Я поняла, что зашла слишком далеко и отступать поздно. – Впрочем, изволь. Вчера вечером я зашла к Ситонам, и Эдвин сказал, что Сара, как и ты, уехала в Новый Орлеан.

– Ах вот как! Ну, я думаю, Эдвин в ее отсутствие сумел создать непринужденную атмосферу?

– Он вел себя возмутительно!

– Я тебе нисколько не сочувствую, и вот почему. Уже два дня Сара без устали расписывает праздничные украшения. У нее настоящий художественный талант. Если ты с этим не согласна, вспомни, какое великолепное платье она тебе сделала.

Я смущенно опустила голову. Мне хотелось броситься к Тео, обнять его, моля о прощении, покрыть его лицо поцелуями, но я не решилась, и он не сделал первого шага к примирению.

– Если можно, прости мои гадкие мысли, – тихо сказала я. – Я виновата перед тобой.

– Я тоже виноват, – сказал Тео. – Виноват, что привез тебя сюда, где ты, следом за Айдой и Роуз, оказалась в смертельной опасности. Я не могу покинуть этот дом, ведь я здесь родился, а ты… Уезжай, собирайся скорее и уезжай! Забудь дом Мэртсонов и все, что здесь произошло.

Его голос дрожал от нежности, которой так не хватало в последние дни.

Я медленно подняла голову и несмело шагнула к нему.

– Тео… ты любишь меня?

– Конечно, родная моя. Я так люблю тебя, что мне невыносима даже мысль о том, что с тобой может случиться несчастье. Я хотел бы чем-нибудь помочь, но это не в моих силах. Я не знаю, как предотвратить беду. Не обижайся на то, что я был груб с тобой. Виною тому было отчаяние.

– Почему ты не признался в этом сразу? – спросила я с грустной улыбкой. – Когда ты настоятельно убеждал меня уехать, ты напомнил мне Карлу: она только и твердит о том, что этот дом проклят.

– Видимо, она права.

– Если это так, то проклятие дома Мэртсонов – человек из плоти и крови. Кто же он? У тебя есть какие-нибудь предположения? Мне нужно знать, кого остерегаться, потому что я все равно останусь здесь. Без тебя жизнь потеряла бы всякий смысл.

– У меня есть повод подозревать каждого. Как защитить тебя? Как уследить за всеми?

– Не отчаивайся? Когда тебя привезли в госпиталь, никто не верил, что ты выживешь. Ты одолел смерть, потому что не боялся ее. Не может быть, чтобы сейчас тебе не хватило воли и мужества победить невидимого врага!

– На войне было по-другому, Нэнси. Тогда в опасности был лишь я один. Теперь же под угрозой твоя жизнь. Если бы я мог встретиться лицом к лицу с убийцей, который, может быть, и сейчас где-то поджидает тебя, – разве я испугался бы его?

– Помни одно – я верю тебе, верю безгранично! – горячо сказала я. – Я всегда буду следовать твоим советам. Но прошу тебя – никогда не говори со мной о том, что мне нужно уехать! Не гони меня!

Он пристально посмотрел мне в глаза, и вдруг, издав глухой, полный невыразимого отчаяния стон, бросился вон из комнаты.

Я долго сидела в немом оцепенении, а потом придвинула к себе тарелку с завтраком и принялась поспешно, почти не жуя, поглощать холодную, безвкусную пищу.

Глава десятая

До бала оставалось чуть больше суток. Карла пришла ко мне напомнить, что пора заканчивать приготовления, и в качестве последнего штриха к костюму передала великолепное жемчужное ожерелье.

– Это фамильная драгоценность. Старый Мэртсон дарит ее вам. Он любит вас, – добавила она от себя. – Ни миссис Роуз, ни даже моя хозяйка не удостаивались таких знаков внимания с его стороны.

– Спасибо, Карла, – я зарделась от смущения. – А я, признаться, не так давно полагала, что он относится ко мне враждебно. Только сейчас я поняла, почему он всегда так мрачен. Виною всему одиночество. И я, с тех пор как приехала сюда, испытываю это мучительное чувство.

– Крепитесь, мадам, – сочувственно улыбнувшись, Карла примерила мне ожерелье и удовлетворенно кивнула. – Что поделать, если на мистера Тео навалили сразу столько дел. Вполне возможно, что в будущем году вам будет доверено участвовать в подготовке праздника вместе с ним.

– Благодарю вас, Карла. Ваши слова утешили меня.

– Я хочу сказать, что понимаю вас, миссис Нэнси, – сказала она, взглянув на меня своими большими печальными карими глазами. – С тех пор как убили мою хозяйку, и я страшно одинока… А знаете, ее душа являлась мне во сне. Миссис Айда сказала мне, что я должна любить вас так, как любила ее. Мне не потребуется заставлять себя любить вас – что бы вы обо мне ни думали, ваше мужество, ваш сильный дух пробудили мою симпатию. Если вы не против, я хотела бы служить вам.

Я была так тронута, что готова была обнять женщину, которую еще недавно считала своим недругом.

– Я рада принять ваше любезное предложение. Надеюсь, я стану для вас не только хозяйкой, но и добрым другом.

– Только умоляю вас – не забывайте моих предостережений, – сказала Карла, прикладывая ладонь к сердцу. – Если и вы погибнете, то…

Она не нашла подходящих слов, но было видно, что ее действительно волнует моя судьба. Теперь мне и в голову не могло прийти снисходительно и недоверчиво усмехаться над сказанным Карлой. То, что происходило со мной в последние дни, подтверждало: стоит только выйти из дому, пусть даже среди белого дня, – и никто уже не сможет поручиться за мою безопасность.

– Я обещаю быть осторожной, – заверила я.

В этот момент Алвина позвала Карлу вниз, и та поспешила к лестнице. Оставшись одна, я не могла удержаться от того, чтобы еще раз полюбоваться в зеркале своим праздничным нарядом. Произведение Сары было восхитительно. И как только я могла подозревать свою лучшую подругу во всех смертных грехах?!

Время тревог прошло, сказала я себе. Завтра настанет пора безудержного веселья – карнавал. После него я на несколько минут забегу в комнату, что снял Тео в гостинице, там меня уже будет ждать Карла, чтобы помочь быстро сменить костюм восточной принцессы на бальное платье, – и вновь веселая круговерть подхватит меня.

Предпраздничные волнения несколько утомили меня, и, кроме того, мне хотелось приблизить долгожданное завтра, а потому я решила лечь пораньше.

Однако за ужином Алвина и Бесс сообщили, что собираются сегодня поехать в гости на соседнюю плантацию, что в пяти милях от нашей усадьбы. В другое время я бы только обрадовалась, что девушкам представилась редкая возможность провести приятно вечер, но сегодня это означало, что я остаюсь в доме одна. Старый Мэртсон незадолго перед тем уехал на пир старых холостяков – это ежегодное собрание он никогда не пропускал. Отправилась в город и Карла с другими слугами – навестить друзей накануне праздника.

Я поужинала и отправилась в спальню – что еще оставалось делать? Вскоре ко мне, словно ветер, ворвалась Бесс и стала кружить по комнате, демонстрируя роскошный наряд. Я совершенно искренне сделала ей комплимент, за которым, по всей видимости, она и пришла. Наблюдать, как преображается девушка, не так давно ходившая в чем придется, для меня было истинным удовольствием. Чего, впрочем, нельзя было сказать об Алвине, которой, по-моему, едва хватило терпения дождаться, когда у сестры пройдет приступ девичьего хвастовства и они смогут отправиться в дорогу.

Когда они уехали, я стала собирать вещи, которые намерена была завтра взять с собой в Новый Орлеан. Утром на сборы могло не хватить времени, а я хотела выехать пораньше, чтобы не опоздать к началу карнавала. Покончив с этим и обнаружив, что занять себя больше нечем, я отправилась на кухню выпить стакан теплого молока. Только пройдя по всему дому, я в полной мере ощутила, что значит остаться одной в этом огромном сооружении, погруженном во тьму. Лишь в люстре неподалеку от входа горело несколько свечей. Полумрак гостиной казался еще гуще при готовом погаснуть пламени свечи, и я едва поборола искушение броситься назад и накрепко запереться в своей комнате. Однако, когда изкухни на меня пахнуло жаром натопленной печи, желание выпить перед сном теплого молока победило. Мелкими шагами – чтобы по неосторожности не погасать свечу – я подбежала к чулану, открыла дверь и сразу же увидела на нижней полке кувшин, прикрытый блюдцем, на котором лежал клочок бумаги с запиской печатными буквами: «ЭТО САМОЕ СВЕЖЕЕ МОЛОКО»

Мысленно поблагодарив Карлу за заботу, я налила себе маленькую кружку и с наслаждением отпила несколько глотков. Сидя за столом, я внезапно поняла, что хочу вовсе не молока; самое большое мое желание сейчас – не теряя ни минуты отправиться в Новый Орлеан. У Тео есть комната в гостинице, и мне будет, где переночевать. На сей paз мною двигала не ревность: эту безлунную ночь мне хотелось провести в покое и безопасности вместе со своим супругом! Я была уверена, что он не станет меня корить за внезапный приезд.

Вернувшись в спальню, я спешно собрала дорожный саквояж, надела новое пальто и кружевную мантилью. Затем я написала Карле короткую записку, в которой просила завтра утром привезти мне карнавальный костюм, платье и другие необходимые мелочи. Спустившись вниз, я задула свечу, поставила подсвечник на стол и вышла из дому, захватив с собой спички.

Но чем ближе я подходила к каретному сараю, тем менее уверенной становилась моя поступь. Весьма вероятно, что здесь мне не суждено найти ни одной живой души: скорее всего конюх вместе с другими слугами сейчас в Новом Орлеане совершал возлияния на ежегодной пирушке дляприслуги.

Я устало оперлась о косяк и зажгла спичку. Как я и предполагала, никого здесь не было – только лошади беспокойно похрапывали в конюшне. Но даже присутствие бессловесных тварей принесло мне некоторое облегчение.

Я зажгла фонарь и, поубавив пламя, вошла в каретное отделение, где моевнимание привлекли легкий двухместный экипаж и двуколка – как потому, что я неплохо умела ими управлять, так и потому, что несколько кибиток, стоявших рядом, очевидно не годились для поездки на праздник. Недолго думая, я выбрала двухместный экипаж, хотя в него нужно было запрягать пару лошадей. Меж тем усталость овладевала мною все сильнее и сильнее. В конюшне стояла невыносимая жара, и это, как и духота на кухне, лишило меня последних сил. Я присела на старый неустойчивый табурет. Надо было собраться с духом, заставить себя подняться и запрячь лошадей. Однако ноги отказывались мне повиноваться. Я почувствовала ужасную слабость во всем странно потяжелевшем теле.

Пожалуй, не стоит выезжать сегодня, подумала я с блаженным спокойствием. Лучше высплюсь и со свежими силами отправлюсь утром. Вряд ли Тео обрадует, если на завтрашнем балу я предстану с опухшими веками и синеватыми кругами под глазами. Я должна выглядеть так, чтобы он гордился мной, должна быть полна сил, чтобы не пропустить ни одного танца.

Я потянулась за саквояжем, но моя расслабленная рука ничего не нашла на том месте, куда я только что его поставила. Саквояж словно сам собой удалился от меня. Это показалось мне необычайно забавным. Я приподнялась с табурета, и в этот миг все обратилось в дикую, неудержимую круговерть…

Я испытала престранное чувство – мой собственный голос звал Тео, но исходил он не от меня самой, а словно откуда-то издалека. Затем, вторя ему, вдали возник другой голос – высокий и тонкий, он произнес мое имя, но я не могла отозваться. Веки невольно опустились…

Я словно лежала в гигантской колыбели, и кто-то укачивал меня – тихо и размеренно, принося несказанный покой и облегчение. Немного погодя мой рассудок стал проясняться. Обрывочные мысли проносились в моем мозгу. Почему я не могу встать?

И вдруг сами собой мои глаза открылись. Первое, что я увидела, – свечи. Десятки, сотни, тысячи свечей; повсюду – на полу, стенах и даже на потолке. Но свет их почему-то был неярок, как в густом тумане.

Ощущение нереальности происходящего побудило меня попытаться встать и стряхнуть остатки дурмана. Однако это оказалось непросто – паралич, сковавший мои члены, понемногу ослабевал, но пока не настолько, чтобы я могла двигаться.

И все же я изловчилась и приподнялась на локте. Пол по-прежнему медленно покачивался. Наконец я смогла сесть, но это стоило мне невероятного усилия.

Вдалеке раздался насмешливый зловещий хохот, и все тот же голос, высокий, до звона в ушах, заговорил:

– Нэнси… Нэнси… очнись! Нэнси, довольно спать. Настал твой час. Следом за Айдой и Роуз пришел твой черед. Очнись!.. Очнись!..

Я отчаянно рванулась, пытаясь встать, но это оказалось непосильной задачей… И когда мною с привычной властностью начал овладевать липкий ужас, меня словно озарило. Вспомни войну, сказала я себе. В самых безнадежных ситуациях тебя выручала выдержка. Во что бы то ни стало сумей взять себя в руки!

Я обернулась и увидела шестерых женщин, пристально глядящих на меня. Странно, но все они тоже сидели на полу. Я подняла руку… и вздрогнула. Шесть женщин с точностью повторили мое движение. Я все поняла.

Вот она, зеркальная комната, о которой писала Роуз! Вот оно – место, где отвратительные пунцовые маски решили ее судьбу! Значит, теперь действительно настал мой черед.

Но я не закричала, не забилась в истерике. Напротив, мой рассудок работал с необычайной ясностью. Хотя силы быстро возвращались ко мне, я решила делать вид, что все еще очень слаба, – чтобы тем самым выиграть время и улучить момент, когда можно будет внезапно вскочить и броситься к выходу…

Но мои мучители не торопились. Я слышала голос, я чувствовала их присутствие, но никто до сих пор не появился передо мной.

Я коротко ударила по полу костяшками пальцев. Звук повторился десятки раз, то удаляясь, то приближаясь. Любой голос в этих стенах становился неузнаваемым. Не успела я задуматься о причинах столь удивительного эффекта в такой маленькой комнате, как голос зазвучал снова:

– Встань, Нэнси!

Я оглянулась – никого. Только холодный блеск зеркал.

– Кто вы? Что вам нужно от меня?! – воскликнула я.

– Ты должна уехать! Завтра же ты уедешь отсюда навсегда. Или… Айда не пожелала – и поплатилась за это жизнью. Роуз заупрямилась – и умерла. Прочь отсюда… Прочь!

Я увидела движущуюся фигуру. Как и голос, она то появлялась в десятке неясных отражений, то исчезала без следа. Страшное видение неотвратимо приближалось. Сколько их было, омерзительных масок, – одна или множество?..

– Если ты не уедешь, завтрашний день станет твоим последним днем. И не смей возвращаться! Второй раз у тебя уже не будет шанса остаться в живых! Ты поняла это?

– Нет, – ответила я твердым голосом. – Я не сделала ничего дурного. Почему…

– Прочь! Прочь… Они приближались.

– Скажите, в чем моя вина? – взмолилась я.

– Уезжай, – твердил голос. – Если ты останешься, тебя ждет участь Айды и Роуз.

Фигуры обступили меня и молча стали кружиться в дьявольском хороводе – все быстрее и быстрее. Я схватилась руками за голову и упала на колени. Но это была уловка – краем глаза я следила: когда одна из фигур подойдет совсем близко, надо внезапно броситься на нее и сорвать мерзкую маску или вцепиться пальцами в длинные черные плети волос.

Причиной тому была отнюдь не храбрость, а отчаяние. Куда более я желала вырваться и опрометью броситься прочь, но живое кольцо надежно удерживало меня. Оставался единственный выход – сорвать маску, разоблачить хотя бы одного из этих оборотней, узнать, кто готовит смертельный удар.

Когда одна из масок нависла надо мной, я вскочила, но усилие было слишком резким – серая обморочная пелена вновь начала застилать мне глаза. Я покачнулась – и тут же словно удар молнии обрушился мне на голову…

Трудно сказать, сколько времени прошло, прежде чем в темной пустоте раздался голос, но на сей раз в нем не было ничего потустороннего:

– Нэнси! Нэнси!

Должно быть, я пошевелилась, потому что звавший меня облегченно вздохнул:

– Ну, слава Богу, девочка, кажется все в порядке. Черт возьми, куда все подевались?! Вечно никого не дозовешься, когда это нужно! Эй! Есть тут кто-нибудь?

Крепкие руки приподняли меня… Я открыла глаза. Опрокинутый табурет лежал на полу у моих ног. Я подняла голову и увидела над собой встревоженное лицо старого Мэртсона.

– А! – воскликнул он с торжеством. – Похоже, ты приходишь в себя. Не двигайся пока: я принесу что-нибудь положить тебе под голову. Лучше не шевелись – у тебя на голове рана.

– Рана… на голове? – прошептала я. – Что эта было? Кто меня ударил?..

Старик ничего не ответил – он был занят сооружением подушки из мягкой подстилки. Затем он накрыл меня одеялом.

Тепло и уют возымели неожиданное действие, вернув не только силы, но и память. Перед глазами замаячили темные фигуры, закружились страшные маски, в ушах задребезжало настойчиво-угрожающее: «Уезжай… уезжай! Прочь… прочь!» Я содрогнулась и отчаянно крикнула. Старик заботливо обнял меня.

– Ну, ну, что ты, Нэнси… Все в порядке. Ты не узнаешь меня? Не бойся, это я – старый, злобный конфедерат, который должен бы тебя ненавидеть, да только не может.

Хотя мне было тяжело, я не могла не улыбнуться.

– Я люблю вас больше всех остальных конфедератов – кроме Тео, конечно.

– Благодарю тебя, янки, – осклабился он. – Дай-ка я тебя приподниму… Вот так. Голова болит?

– Нет, – сказала я. – Совсем не болит. Ничего страшного.

– Как только тебе станет полегче, перейдем в дом. Куда все подевались, не знаешь?

– Уехали в Новый Орлеан на предпраздничную вечеринку. Мне стала страшно одной, и я пришла сюда, чтобы взять экипаж и поехать в город, но… потом со мной что-то случилось, мне кажется…

– Ты упала с этой чертовой табуретки. Сколько раз говорил конюху: отремонтируй ее или выброси…

– Дедушка, – остановила я его, – боюсь, табурет здесь ни при чем.

– Но как же? Я приехал, зашел в каретный сарай и вот что вижу: ты лежишь рядом с опрокинутым табуретом, а на голове – большущая ссадина. Наверное, когда падала, ударилась, м-м… вот об эту скамейку. Обо что же еще?

Я напрягла память – хотя каждая мысль болью отзывалась в моем мозгу – и сказала:

– Кажется, я побывала в той самой зеркальной комнате, там были эти люди в ужасных красных масках. Не могло же мне это присниться?

– Должно быть, приснилось, родная моя.

– Разве человек, потеряв сознание от удара головой, может видеть сны?

– Не знаю, ни разу не бывал в подобной ситуации. Почему бы и нет? Не сны, конечно, но видения, бред. А всему виной это глупое письмецо, которое Мирабел получила от своей сестры. Суд зеркал… Ну и где же зал заседаний этого суда? Совершеннейшая чепуха!

– Я в этом не уверена, – возразила я серьезно. – Слишком реально было все то, что произошло.

– Не стану с тобой спорить, – сказал старик примирительно. – Давай лучше попытаемся подняться, вот так, и потихоньку пойдем к дому…

Плечо старого Мэртсона оказалось на удивление крепкой и надежной опорой, но куда более неожиданной была для меня нежная забота обычно сурового и нелюдимого джентльмена.

Когда мы вошли в дом, с первого взгляда стало ясно, что здесь никого не было с тех пор, как я ушла. Старик окликнул слуг своим громоподобным голосом, но, разумеется, никто ему не ответил. Мы прошли в гостиную, он усадил меня в кресло, сам сел напротив и скомандовал:

– А теперь рассказывай. Все, что запомнила, пусть даже подробности будут самыми невероятными.

Мне стоило немалого труда выполнить его просьбу, хотя я старалась бодриться и не подавать виду, что смертельно устала.

Как только в своем повествовании я впервые упомянула о зеркальной комнате, в глазах старика мелькнуло недоверие. И в дальнейшем он то и дело скептически покачивал головой.

– Вы мне не верите, – подытожила я, закончив рассказ. – И, наверное, по-своему вы правы.

– А ты думаешь, легко поверить в подобную историю? Вот если бы удалось найти эту комнату… Но для этого нужно как минимум знать, где искать.

– Но я не знаю. Разве что в доме Сары…

– Исключено. Мне знаком каждый его уголок – до войны я часто бывал у них.

– Что ж, – вздохнула я. – Наверное, лучше мне сейчас отдохнуть. Теперь, когда вы дома, мне нечего бояться. Я постараюсь забыть весь этот кошмар. Завтрашний день необычайно важен для меня, и я должна успеть привести себя в порядок.

– Этот день важен не только для тебя, – с внезапной торжественностью произнес старый Мэртсон. – Наконец-то наш род напомнит о себе на балу. Пусть для этого понадобилась перебежчица из стана северян – что с того, главное, она настоящая красавица, – и он лукаво подмигнул мне.

Я опустила голову и, невольно зардевшись, пробормотала:

– Благодарю вас.

Его слова придали мне силы. Я даже сумела сама подняться к себе в спальню; старый Мэртсон лишь помог поднести сумку. Затем он – на всякий случай – осмотрел комнату, удостоверился, что там никто не прячется, и только после этого удалился, напомнив, чтобы я покрепче заперла дверь.

Когда старик ушел, я поспешила к зеркалу. След от удара был действительно заметным. Чтобы к утру опухоль спала, следовало приложить что-нибудь холодное.

Нет, подумала я, смачивая водой полотенце, все это произошло на самом деле. Я побывала в зеркальной комнате и видела этих тварей в кровавых масках. Они хотели запугать меня, заставить бежать, дрожа от ужаса. Они не предвидели одного – что сегодня я впервые по-настоящему почувствовала свою принадлежность к роду Мэртсонов. И теперь я готова была бросить им дерзкий вызов.

Глава одиннадцатая

В ту ночь мне не спалось. Я лежала с открытыми глазами – но теперь не страх был тому причиной. Я думала, напряженно думала о том, как раскрыть тайну красных масок и зеркальной комнаты. Я слышала, как поздно ночью из гостей вернулись Алвина и Бесс, но это лишь ненадолго отвлекло мое внимание от мучившей меня проблемы.

Никто не мог мне помочь, даже старый Мэртсон, потому что он не верил мне. Между тем, если зеркальная комната находилась в усадьбе Ситонов, они никогда не показали бы ее старику; так что его знакомство с их домом, весьма возможно, осталось неполным. Единственное, что я знала наверняка, – в нашем особняке ничего подобного нет: в свое время вместе с Мирабел я обыскала здесь все до последнего шкафчика, дверца которого могла бы служить входом в…

Если только подойти к Алвине… Но ведь она, должно быть, очень устала после поездки. О Бесс и говорить нечего – домашние ограждали ее от малейших волнений. Мой супруг был в Новом Орлеане. Значит, мне снова оставалось рассчитывать только на себя. Но теперь это меня не страшило.

Мое сознание освободилось от груза противоречивых предположений, и я отныне решила основываться в своих рассуждениях только на фактах.

Однако их-то в моем распоряжении было не так много. Айда погибла после того, как вернулась с бала, сопровождаемая старым Мэртсоном. Но при каких обстоятельствах? Роуз и вовсе исчезла без следа. Мирабел… Мирабел погибла едва ли не на моих глазах. Но, так или иначе, гибель всех девушек связана с рекой. Почему? Ответа пока не было.

Возможно, Роуз и еще раньше Айда, как и Мирабел, отправились на поиски зеркальной комнаты. И поплатились за это жизнью. Где же все-таки находится загадочная комната, обладающая такой магической силой? Ведь ни один самый крохотный уголок в окрестностях не остался необследованным.

И вдруг я вскочила с постели, пораженная мыслью, внезапно осенившей меня. Как же я сразу не догадалась?! Плавучий дом – вот где таится разгадка страшной тайны! Я вспомнила странное покачивание, которое я ощутила, попав в зеркальную комнату. В нем чувствовалась спокойная, но поистине огромная сила. Несомненно, это была сила вод Миссисипи.

Я выскользнула из-под одеяла и стала взволнованно ходить по комнате. Необходимо было как можно скорее попасть на это таинственное сооружение посредине реки. Решиться на такое предприятие в одиночку было совсем не просто. Но Тео был далеко, а больше я никому до конца не доверяла…

Мои приготовления были недолгими. Я постаралась одеться как можно легче – ведь наверняка придется плыть. Внезапно меня пронзила страшная догадка. Платье Мирабел, аккуратно сложенное на берегу! Конечно же, девушка сама сняла его и бросилась в воду, одержимая тем же желанием, что и я: разгадать тайну зеркальной комнаты. Но, действуя поспешно и неосторожно, Мирабел поплатилась жизнью. Эта мысль отрезвила меня. Для того чтобы не повторить ее ошибку, мне нужно было хорошенько обдумать дальнейшие действия.

В какой момент Мирабел поняла, где нужно искать? Может быть, проходя мимо плавучего дома, она увидела в его окне свет? Впрочем, теперь мне не суждено узнать, что конкретно толкнуло ее на этот шаг.

Надев длинный черный плащ с капюшоном, я удовлетворенно отметила, что невидима в ночи. Прихватив с собой свечи и спички, я на цыпочках выскользнула из дома. Отойдя на несколько десятков шагов, я обернулась и долго смотрела, не блеснет ли в каком-нибудь окне огонек. Но ни один проблеск света не нарушил ночной тьмы – значит, мой уход остался незамеченным.

Облегченно вздохнув, я направилась к реке, с каждой секундой прибавляя шагу. Подогреваемая собственной решимостью и близостью разгадки тайны, я пробежала мимо ограды кладбища, даже не вспомнив о том, что совсем недавно встретила здесь неизвестного в кроваво-красной маске.

И вот я вышла на берег. До плавучего дома было далековато, и я нашла, что пускаться вплавь уже само по себе рискованно. Кроме того, если меня, бесчувственную, переправили туда, не замочив одежды, значит, где-то поблизости должна быть лодка. Я пошла вдоль края воды, ища глазами, на чем бы переправиться.

Река в эту ночь была неспокойна. Очевидно, далеко на севере начался период половодья, и теперь у нас стали заметны отголоски – вода поднялась, забурлила десятками водоворотов, и старое судно, как мне показалось, довольно сильно раскачивалось набегавшим потоком.

Наконец, мои поиски увенчались успехом – под полуразрушенным причалом я обнаружила маленькую лодку с веслами… Очевидно, ее прятали здесь всегда, но делали это так надежно, что до сих пор, даже проходя рядом, я ничего не замечала. Я забралась в крохотное суденышко, отвязала веревку и, оттолкнувшись от берега, напряженно прислушалась, стараясь не производить шума. Вскоре к равномерному плеску воды присоединился хор ночных птиц и насекомых – это значило, что, кроме меня, их сейчас некому было спугнуть. Я заставила себя не думать о том, что риск может оказаться неоправданным, если в плавучем доме не удастся ничего обнаружить. Ни одно из предположений нельзя было оставлять непроверенным. Если в чем я и была не права, так это в том, что пустилась в путь одна.

Я вставила весла в уключины, развернула лодку против течения и подогнала ее к плавучему дому. Нос лодки довольно сильно ударился о все еще крепкий борт судна, и я вновь застыла, вслушиваясь в звуки ночи. Но, судя по всему, на полузатопленной развалине не было никого, чей сон мог быть нарушен ударом лодки. Тем лучше, подумала я, поднимаясь на палубу.

При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что плавучее сооружение достаточно хорошо сохранилось. Конечно, краска облезла, но балки и доски были как новые. Правда, в темноте впечатление могло быть несколько обманчиво, однако я не рисковала зажечь свечу. Только найдя трап, ведущий на нижнюю палубу, я позволила себе это сделать.

Без сомнения, сейчас я была на борту одна. И если какой-нибудь человек – или несколько людей – используют его для осуществления своих страшных замыслов, то они вряд ли рискнут сегодня заявляться сюда из боязни быть обнаруженными. Получается, что здесь я подвергаюсь опасности не большей, чем у себя в спальне, с усмешкой подумала я.

Аккуратно ступая по сходням, я с волнением отметила ощущение покачивания – совершенно такое же, как и в зеркальной комнате. Теперь я точно знала его причину.

Спустившись, я попала в короткий коридор с двумя дверями по сторонам. Мое сердце замерло: через мгновение мне предстояло увидеть страшную комнату или уйти ни с чем. Если эта комната здесь, значит, Роуз писала свое письмо, будучи в здравом уме. Если же комнаты нет, то, возможно, я и сама…

Именно в эту минуту, когда оставалось сделать один шаг и открыть дверь, меня стала покидать решимость. Ведь все те, кто, возможно, нашел эту комнату, сейчас уже мертвы. Впрочем, их могли выследить, я же попала на судно неожиданно даже для самой себя.

Я медленно пошла по коридору, пропахшему сыростью и плесенью. Звук шагов отзывался странным эхом – очевидно, потому, что под ногами было лишь днище корабля. Вот почему голоса и звуки так причудливо искажались здесь! Сейчас многоголосое эхо нисколько не пугало меня – я знала, чем оно вызвано. Как известно, страшит лишь неопределенное и неведомое.

Дверной засов подался неожиданно легко, я толкнула дверь… и разочарованно охнула, увидев обычную каюту с четырьмя койками вдоль стен. Стены и потолок были покрыты отнюдь не зеркалами, а водорослями. Оставался последний шанс. Последний шанс удостовериться, что все происшедшее со мной – реальность, а не бред больного воображения.

Я резким движением распахнула дверь напротив – и тут же отпрянула, дрожа от непонятного чувства торжества, смешанного со страхом. Пламя свечи рассыпалось десятком чуть более бледных пляшущих отражений. Наконец-то! Я глубоко вздохнула и вошла в комнату. Да, именно здесь я и побывала несколько часов назад. Но лишь сейчас я смогла по достоинству оценить необычайный интерьер. Воистину тот, кто задумал сделать такую комнату, обладал тягой к утонченной роскоши, но прежде всего – тщеславием, не знающим границ. Немудрено, что никто не догадывался искать это своеобразное, изощренное произведение искусства на полу затонувшей, подгнившей посудине.

Я вышла на середину комнаты и осмотрелась. Теперь я нашла зрелище скорее занимательным, чем зловещим. Страх перед зеркальными стенами исчез, как только я убедилась, что они не таят ничего сверхъестественного. Меня даже посетило шальное желание самой повторить почти цирковые фокусы, к которым прибегли те, кто хотел меня напугать. «Уходи прочь!» – пропищала я, и по комнате пробежало дребезжащее эхо. Затем я пошла по кругу – и два десятка отражений в темных плащах тут же образовали демонический хоровод. Я подняла руку со свечой, покачала ею – и люди в зеркалах стали размахивать пылающими факелами.

Впрочем, впадать в ребячество было не время. Обнаружив, что меня нет дома, сюда в любую минуту мог кто-нибудь наведаться. Мои мучители не оставили никаких следов, по которым я могла бы догадаться, кто они, а следовательно, мне больше нечего было здесь делать. Утром я поеду в Новый Орлеан, расскажу обо всем Тео. Ему-то не составит труда выведать, кто увешал зеркалами стены и потолок каюты.

Я вышла в коридор и осторожно закрыла за собой дверь. Цель была достигнута, и теперь можно было возвращаться – стараясь, разумеется, оставаться незамеченной. Но я приняла другое решение. Злоумышленники не могли не оставить следов своего пребывания. Я была уверена, что хотя бы одну улику мне все-таки удастся обнаружить, пусть даже для этого придется обыскать все это нелепое сооружение. Плавучий дом не имел ни парового двигателя, ни даже мачты для паруса, из чего я сделала вывод, что его предполагалось поднимать волоком вверх по реке, а затем спускать вниз по течению. Так или иначе, как и на любом судне, здесь должен был быть трюм. Я задула свечу и вышла на палубу. Мои глаза теперь видели во тьме не хуже кошачьих, и я сразу же заметила небольшой люк. Мне пришлось изрядно поднатужиться, чтобы поднять крышку, но наконец мне это удалось. Снизу послышался плеск воды – значит, подумала я, эта часть трюма затоплена. Хотя в этом еще надо было убедиться, и я, опустив в люк свечу, зажгла фитиль. Огонек тут же выхватил из темноты что-то белое. Заинтригованная, я свесилась пониже…

Уж лучше бы я этого не делала. В глубине трюма, по пояс в воде, стоял человеческий скелет! Скелет был женский, и нетрудно было догадаться, чей именно.

Теперь я знала причины странной перемены, происшедшей с Роуз на балу. Так же как и меня, ее посетила внезапная догадка, и она уже не могла думать ни о чем, кроме как о необходимости попасть в плавучий дом и войти в зеркальную комнату. После того как Эймс привез ее домой, она тайком отправилась к реке за разгадкой страшной тайны, но ей не удалось остаться незамеченной. Убийцы выследили Роуз и хладнокровно рассчитались с нею…

Я закрыла люк и тяжело поднялась, чувствуя страшную боль, пульсирующую в висках. Когда Роуз поняла, что кто-то, одурманив ее загадочным зельем, перенес ее на судно и стал мучить угрозами, – кого она заподозрила первым? Сару. Ведь она почти во всеуслышание заявила, что именно Сара подстроила ей падение с лестницы. Я же не в силах была поверить, что Тео и Сара были сообщниками этих жесточайших злодеяний. Но предположить, что это сделал кто-нибудь другой из домашних, – разве не кощунственна сама эта мысль?

Только одному человеку я могла доверять полностью – моему мужу. Хотя… Откуда такая уверенность? Возможно, он не убивал никого сам, но потворствовал Саре, а позже укрывал ее от подозрений… Айда была препятствием в их отношениях, а Роуз и Мирабел оказались слишком любопытными… Значит, я…

Нет, нет! Прочь эти гнусные мысли! Я люблю его и верю ему. А если окажется, что я ошиблась, – что ж, пусть убьют и меня! Все равно мне не жить без него…

Подогнав лодку к причалу, я привязала ее точно так же, как раньше. Даже вернувшись в спальню, я долго вслушивалась в ночную тишину. Ни звука. Значит, никто ничего не заметил. Дай-то Бог.

Но теперь мне тем более было не до сна. Если раньше я боялась чего-то неведомого, то сейчас смертельная опасность предстала передо мной со всей реальностью. Мое воображение рисовало последние минуты жизни Айды, в ушах чудился крик Роуз, зовущей на помощь, отчаянный кашель захлебывающейся Мирабел… Если бы рядом был Тео, он мог бы меня утешить, отвлечь… Однако в эту минуту приходилось полагаться только на себя. Единственным выходом было вновь сосредоточиться на анализе фактов. Почему Роуз говорила о «Суде зеркал»? Потому что незнакомцы в масках прочли ей там свой приговор. Ей дали отсрочку, время на размышление, но она не сумела этим воспользоваться. Мой приговор должен был прозвучать на следующий день – и тут же быть приведенным в исполнение. Прежде чем умереть, Роуз, сама того не ведая, успела предупредить меня. Теперь я знала достаточно много, чтобы бороться за свою жизнь.

Узнать бы, кто скрывается под масками… Злоумышленники разом добились двух целей – обрели внешность, вселяющую ужас, и надежно скрыли свою собственную. Но зачем такую же маску на Марди-грас надела Роуз? Наверняка не для того, чтобы напугать окружающих. Значит, на празднике она надеялась встретить такую же маску, чтобы та, приняв Роуз за сообщника, выдала себя. Но тогда Роуз должна была быть уверена, что преступников, по меньшей мере, двое.

Я вскочила с кровати, подбежала к бюро и выдвинула нижний ящик. Так и есть! Тео положил маску сюда. Теперь я без страха взяла ее в руки. Завтра я надену эту мерзость на карнавале, но сначала предупрежу об этом Тео, чтобы он был наготове. План Роуз был верен, но ей он не удался, потому что она никого не посвятила в него. Я не повторю ее ошибки.

Эта мысль настолько наполнила меня уверенностью, что я легла и вскоре заснула крепким, спокойным сном.

Глава двенадцатая

Солнце уже стояло очень высоко, когда на следующее утро мы с Карлой выехали в Новый Орлеан. Никому из домашних я не рассказала о ночном приключении. Что касается карнавального костюма – то я показала его сестрам Тео, за исключением маски, которую спрятала в саквояж. Тео, каки ожидали, домой не вернулся. От Ситонов тоже не поступало никаких известий.

Почти всю дорогу Карла молчала, лишь изредка сетовала на то, что ей приходится править вместо возницы, на худой конец – конюха: оба накануне взяли расчет и покинули имение. Ее настроение вконец испортилось, когда на подъезде к городу мы снова увязли в потоке повозок и экипажей. На меня же праздничная суета и всеобщее веселье, как обычно, возымели самое благоприятное воздействие.

Однако мне пришлось испытать горькое разочарование, когда я не нашла Тео в гостинице. Более того – он даже не оставил в номере записки. Я готова была расплакаться от досады и поспешила выйти на балкон, чтобы отвлечься видом праздничной толпы, движущейся по улице.

Столпотворение было невиданным. Далеко не все надели костюмы, многие пришли просто поглазеть. Место, откуда должно было начаться шествие, находилось совсем неподалеку. В толпе были видны солдаты армии северян, но они, судя по всему, чувствовали себя весьма неуютно.

Наконец пришла Карла.

– Нужно одеваться и выходить, – сказала она. – Мистера Тео нет, но это не страшно: стоит вам попасть за порог, и вы сразу почувствуете, что каждый – ваш друг. Такой сегодня день. Никто не спросит вас, кто вы и откуда приехали. Здесь сейчас нет врагов, здесь все друзья… И все же, – неожиданно добавила она, – вам не стоило сюда приезжать.

Я не стала с ней спорить, а молча последовала ее совету. Все-таки удивительно хорош мой костюм, подумала я, глядя в зеркало. Сразу видно, что Сара сделала его по подлинному образцу. Словно я только что вышла из дворца султана.

Я надела маску-домино и теперь была готова.

– А где будете вы, Карла?

– Похожу по улицам. Не беспокойтесь за меня. Веселитесь в свое удовольствие! Но не забудьте вернуться сюда не позже пяти – мне понадобится часа два, чтобы облачить вас в ваш невообразимо роскошный наряд.

– Я буду вовремя. Жаль только, что Тео все еще не вернулся.

– Ничего удивительного: он здесь, на празднике, – важная персона, всюду должен поспеть. Как только освободится – непременно придет.

Я вышла на улицу, и ликующая толпа тут же поглотила меня. Не успела я опомниться, как уже кружилась с кем-то в танце на самой середине улицы. Мой партнер был одет клоуном, и, конечно же, я знать не знала, с кем танцую. Так же внезапно он, поцеловав меня, бросился искать новую партнершу.

Ко мне поспешил еще один мужчина в маске, но я успела быстро свернуть в переулок, пробежала несколько домов и только тогда перевела дух. Никогда не видела ничего подобного! Бешеный, нескончаемый танец, вино, льющееся рекой… Я горячо желала забыть обо всем, предаться безудержному веселью, но мысль о грозящей мне смерти удерживала от безрассудства.

Зайдя в подворотню, я сняла маску-домино, надела уродливую пунцовую личину и вернулась на главную улицу.

Отовсюду слышались удивленные замечания по поводу несоответствия моего изящного костюма и отвратительной маски. Но эти восклицания нисколько не задевали меня – напротив, чем больше будет заметен контраст, тем больше вероятность, что меня увидит именно тот, кто мне нужен.

Но как только началось шествие, меня оттерли к стене. Еще немного – и, наверное, я была бы раздавлена, но тут какой-то великан мужчина сжалился надо мной, поднял словно пушинку, и я оказалась в первом ряду зрителей.

Оркестр в пестрых одеждах, играя веселую мелодию, прошествовал первым. Следом, в строгих костюмах, – представители городских властей. Еще дальше ехали расписанные смешными картинками платформы, на которых стояли девушки в костюмах, бросающие в толпу разные забавные безделушки. И вот наконец появилась платформа, которую везли восемь богато украшенных лошадей. На высоком троне восседал Комус – главное действующее лицо Марди-грас, облаченный в королевскую мантию, с золотой короной на голове и скипетром в руке. Он также был в маске, да еще и с пышной накладной бородой, но это ничуть не умаляло его величия, когда он милостиво раздавал царственные поклоны. Толпа разразилась аплодисментами и приветственными возгласами…

Шествие длилось уже два часа, и конца ему не было видно. Я пробилась сквозь толпу и пошла по тротуару вдоль домов, пытаясь привлечь внимание, но большинство взоров было обращено на красочное шествие. Надежды на осуществление моего плана таяли с каждой минутой.

И в этот момент я увидела, что ко мне приближается человек в костюме индейского воина. На его лице была точная копия моей маски! Я прибавила шагу, но незнакомец ответил тем же. Футах в ста впереди замаячил угол какой-то улицы, но я не знала, куда попаду, если сверну. Мой преследователь уже почти бежал, но я оказалась достаточно ловкой и проворной для того, чтобы оторваться от него. И в тот момент, когда опасность, казалось, была уже позади, я увидела другую фигуру в кровавой маске…

Я поняла, что совершила ужасную ошибку. Сообщник «индейца» был одет дофином, и, конечно, они сразу поняли, что если на карнавале появилась третья такая же маска – значит, кто-то проведал их секрет!

Я бросилась к ближайшей двери, но она оказалась запертой. Перебежав через грязную улицу, я рванула на себя другую дверь – крепкую, из тяжелого дерева, – и она, к счастью, распахнулась. Я дрожащими руками закрыла за собой железную задвижку. Теперь меня и преследователей разделяла хоть какая-то преграда. Я пересекла внутренний дворик, успев краем глаза заметить удивительно красивый фонтан, цветущие клумбы и густой кустарник. И в этот момент мне самым бесцеремонным образом напомнили, что любоваться изяществом здешней архитектуры не время: раздался грохот выстрела, и пуля просвистела возле моего уха. Я резко оглянулась и с ужасом увидела, что прямо на меня из маленького окошка, проделанного в двери, смотрит дуло пистолета. Я пригнулась и отчаянным прыжком бросилась в густые кусты – как раз вовремя, потому что вторая пуля ударила в стену в полуметре от меня.

«Дело принимает серьезный оборот», – подумала я со спокойствием обреченного. Их двое, они поняли, что я знаю их тайну, и теперь они прикончат меня здесь же, не теряя времени на театральные эффекты в зеркальной комнате. Надев маску, я совершила самый неосмотрительный поступок, какой можно было себе вообразить. Одной мне ни за что не перехитрить озлобленных убийц. В этом переулке они могут стрелять по мне до тех пор, пока не попадут: все жители на главной улице любуются шествием, и там стоит такой невообразимый шум, что звук выстрела покажется не громче треска вспыхнувшей спички.

Прячась за кустами, я неслышно пробралась вдоль стены и здесь, в углу дворика, вновь достала из кармана маску-домино. Быть может, мне удастся ввести злодеев в заблуждение – ведь мой костюм сам по себе не столь уж выделялся среди других женских нарядов.

Теперь нужно было каким-то образом выбраться из ловушки, в которую я сама себя заманила. Оставалось лишь два пути – дверь на улицу, за которой меня ждала неминуемая гибель, и дверь, ведущая в дом, надежно закрытая хозяевами.

Тогда я сняла туфлю, выбила каблуком окно и, быстро удалив из рамы осколки, сумела, наконец, пробраться в дом. Пробежав через роскошно обставленную гостиную и миновав коридор, я оказалась у парадной двери, выходившей на соседнюю улицу. Осторожно выглянув, я не заметила ничего подозрительного. По переулку быстро приближалась толпа празднично одетых горожан: видимо, они хотели обогнать шествие, неспешно двигавшееся по главной улице, и еще раз поприветствовать его участников. Когда горожане поравнялись со мной, я выбежала из дома и смешалась с толпой, как и все, танцуя и издавая восторженные возгласы.

Вновь попав на главную улицу, я решительно повернула направо и заспешила к гостинице.

Внезапно я оказалась в крепких объятиях некоего мужчины в костюме дьявола-обольстителя, который, горячо расцеловав меня, с торжествующим воплем бросился за очередной жертвой. Тряпичная кукла не среагировала бы на происшедшее столь безучастно, как я. Не чувствуя ничего, кроме почти животного страха, я упрямо пробивалась сквозь толпу ко входу в гостиницу. Не исключено, что злоумышленники уже ждали меня там, но ничего другого мне не оставалось. Если я не успею встретиться с Тео – я пропала. Только он мог меня спасти.

Мне повезло – я успела добраться до гостиницы без происшествий. Замирая каждые несколько шагов и настороженно оглядываясь, я поднялась по лестнице, пробежала по коридору, как можно тише повернула ключ в замке, толкнула дверь… и тут сильные мужские руки схватили меня и втащили внутрь.

Дикий крик ужаса застыл у меня на устах – передо мной стоял Тео. Издав возглас торжества, он наклонился ко мне и припал поцелуем к моим губам. Он целовал меня так долго и так крепко прижимал к себе, что я едва не лишилась чувств.

Наконец он отпустил меня и, заперев дверь, смущенно развел руками:

– Извини, Нэнси, ради Бога, я так хотел прийти пораньше, но дела… Устроители праздника готовы были разорвать меня на части, чтобы я присутствовал и там и сям…

– Все это пустяки, – сказала я, готовая расплакаться от радости. – Главное – теперь ты со мной. За последний день столько произошло! Я нашла зеркальную комнату.

Улыбка вмиг исчезла с его губ.

Я поведала ему обо всех ужасных происшествиях, закончив тем, как в меня стреляли несколько минут назад.

– Тебе удалось рассмотреть незнакомцев в масках?

– Постольку-поскольку. Они были совсем рядом, еще немного, и…

– Это были мужчины или женщины?

– Трудно сказать.

– А ты уверена, что скелет в трюме – женский?

– Несомненно. Ведь ты сам говорил, что Роуз была тонкой, изящной девушкой.

– Да, действительно… Значит, ты упала с табурета в каретном сарае, потеряла сознание…

– Вряд ли упала. Разве что я уже была в полусознательном состоянии. По-моему, меня кто-то напоил сильнодействующим снотворным. И так уже было однажды – помнишь? – когда я очнулась на кладбище среди ночи?

– Тогда Алвина предполагала ритуальные благовония или какое-то зелье…

– Может быть, – прервала я Тео, – но вчера ночью такого запаха точно нигде не было. Скорее всего снотворное подсыпали в молоко. Ты знаешь, я имею обыкновение пить на ночь несколько глотков молока. Вчера я осталась одна, и очень легко было догадаться, что я долго не сумею уснуть и спущусь на кухню за своим любимым молоком… В чулане стоял кувшин, а сверху лежала записка, что это самое свежее молоко. Я обрадовалась, что обо мне кто-то трогательно позаботился, и выпила. Вот в этот-то кувшин и подсыпали снотворное!

– Кто написал записку? Ты узнала почерк?

– Написано было печатными буквами.

– Так я и знал! А на плавучем доме – не заметила ли ты там каких-либо следов, оставленных преступниками?

– Никаких. Конечно, была темная ночь, и я опасалась привлечь внимание слишком ярким светом. Может быть, я на что-нибудь не обратила внимания.

Тео с досадой хлопнул рукой по колену.

– Ты не знаешь, кто сегодня приехал на праздник? – спросил он.

– Карла – мы ехали вместе. Наверное, Ситоны тоже здесь. Не знаю, как старый Мэртсон, а вот Алвина и Бесс даже, по-моему, не собирались покидать дом.

– Не может быть! В своей жизни они не пропустили еще ни одного Марди-грас. Нет, сестрицы наверняка в городе.

– Но на балу у Комуса их не будет?

– Нет – ни моих сестер, ни Сары. Это бал, где правим мы, мужчины. Из женщин же туда допускаются лишь избранные – самые прекрасные, самые очаровательные в наших краях. И попасть в число кандидаток – еще не значит стать участницей. Из каждых десяти счастье выпадает лишь одной. Я предлагал Алвину и Бесс. А какие гигантские усилия приложил Эдвин, чтобы его сестра попала в число приглашенных! Все напрасно! Когда кандидатуру отвергают, никто не объяснит тебе, почему. Быть может, по той причине, что зачастую это действительно необъяснимо. Бесс, к примеру, до войны была красавицей, какую редко встретишь. Это сейчас она подрастеряла свои необычайные достоинства – вместе с надеждой попасть на бал, – но тогда…

– Я знаю: она очень обижена на судьбу. Так, что иногда в порыве разочарования теряет контроль над собой.

– И ее обида тем сильнее, когда Айда, а следом Роуз попали в число избранных… Знаешь, мне кажется, моим сестрам недоставало шарма, делающего красоту неповторимой.

– А Сара? Разве она не очаровательна?

Тео вздохнул:

– Не берусь судить о ее очаровании. Я знаю только одно: Сара стремилась на бал, как никто другой. А Алвина, например, тут же забыла о своей неудаче, напоследок, правда, съязвив, что бал Комуса – это, мол, детская забава для мужчин, которые не способны стать взрослыми.

Я улыбнулась – в этих словах была вся Алвина.

– Может, она и права, – сказала я. – Но поскольку это веселая забава, я предпочитаю в ней поучаствовать.

– Так же как и я. Кстати, я распорядился принести сюда легкую закуску, иначе мы просто не дотянем до праздничного обеда. И вот что – начинай готовиться прямо сейчас. Даже такую красавицу, как ты, любовь моя, ждать не станут.

Он крепко обнял меня и шепнул:

– Давай на время позабудем все ужасы, постигшие нас! Я хочу, чтобы сегодня ты, самая прекрасная гостья, была и самой счастливой.

«Как я могла сомневаться в его любви и верности?!» – подумала я, сливаясь с Тео в поцелуе.

Глава тринадцатая

Рука об руку с Тео мы ступили под своды Большого Бального зала. Теперь на мне, как и на других молодых леди, не было маски, но лица мужчин были по-прежнему скрыты от любопытных взоров. Роскошные женские наряды, усыпанные драгоценными камнями, создавали необычайную атмосферу: казалось, я попала в сказку. Никогда прежде – пожалуй, только на нашей с Тео свадьбе – я не ощущала такой радости и одновременно такой гордости. Тео накануне рассказал мне, какое необычайное представление ожидает меня, и теперь волнующее ожидание волшебного действа охватило меня.

Наконец оркестр грянул церемониальный марш, и я с удивлением обнаружила, что мы с Тео – пара, открывающая бал. Как только пышный и долгий ритуал был закончен, участники бала разошлись по залу, образовав живописные группы, и начались танцы.

Первым танцем была хорошо знакомая мне кадриль, и я бросилась в пляс, уже больше не ища среди гостей «индейца» и «дофина». Я с облегчением почувствовала, что избавиться от страшных мыслей хотя бы на время бала мне, пожалуй, удастся.

А затем настал черед вальса – самого удивительного танца – короля танцев! Меня приглашали бессчетное множество раз; и каждый новый партнер, пользуясь тем, что его лицо скрыто маской, шептал мне комплименты настолько смелые, что вряд ли в другое время решился бы их повторить. Таков уж был дух этого праздника, и я, понимая это, принимала все как должное.

Через некоторое время я обнаружила, что Тео поблизости нет. Что ж, наверное, он удалился в другой конец зала – пригласить девушку, с которой хотел бы потанцевать. Было бы странно, если бы муж приглашал только свою жену.

…Веселье не стихало до утра. И вот пришло время последнего танца – попурри. Один из партнеров – высокий и стройный – показался мне знакомым. Он повел меня в самый тихий угол зала, где нас никто не мог подслушать.

– Дорогая Нэнси, сегодня мне предстоит честь сопровождать вас домой, – сказал он, и на губах его, не скрытых полумаской, появилась улыбка. – Тео попросил меня оказать ему маленькую услугу, не ведая, что оказал величайшую честь мне. Только прошу вас, Нэнси, не думайте, что я буду вести себя так же омерзительно, как во время нашей последней встречи.

– Эдвин?! – воскликнула я, и у меня перехватило дыхание. – Что с Тео, скажите? Почему он не может отвезти меня домой?

– Успокойтесь, ничего страшного. Просто здесь он не принадлежит себе. Опять возникли какие-то срочные дела… И прежде всего – простите мне, если можете, мое недостойное поведение. Больше этого не повторится.

– Ну что ж, если вы действительно искренне раскаиваетесь, я согласна ехать с вами. А Сара тоже в городе?

– Днем была, но сейчас, должно быть, уже дома. Ведь ее на бал не пригласили… Понравилось ли вам здесь?

– О, это было необыкновенно! Но сейчас я так устала, что мечтаю лишь об одном: скорее вернуться в гостиницу, переодеться и отправиться домой.

– Э-э, видите ли, в чем дело… Тео попросил меня, чтобы я отвез вас в имение прямо отсюда, с бала. Он считает, что лучше вам не заезжать в гостиницу. Тео был так встревожен… У вас дома опять произошло что-то ужасное?

– Нет, – покачала я головой, – хотя, признаюсь, и у меня неспокойно на душе.

Я не знала, верить ли Эдвину. Что если это просто уловка с целью добиться, чтобы я оказалась – с ним наедине? Что если это он был сегодня одним из незнакомцев, преследовавших меня? Но как было проверить, лжет он, или говорит правду?

– Мы отправимся в путь немного погодя, когда все начнут разъезжаться, чтобы вокруг было как можно больше народу, – сказал он. – Запомните: вы должны все время находиться рядом со мной. Тео предупредил меня, что по дороге нас могут подстерегать опасности, и просил, если понадобится, защитить вас.

– Что ж, пусть будет так. А Тео не сказал, что именно мне угрожает?

– Нет. Я полагаю, его просто беспокоит, чтобы с вами ничего не случилось, ведь для ваших предшественниц возвращение с бала закончилось весьма печально.

– Но в таком случае непонятно, почему он возложил миссию моего защитника на другого.

– Ох уж эти женщины! – покачал головой Эдвин. – Непременно им нужно доискаться до мотивов каждого поступка своего супруга! Если хотите знать – это одна из главных причин, почему я не женился.

Я не могла удержаться от иронической улыбки.

– Вы прекрасно знаете, Эдвин, что главная причина – боязнь утратить часть своей неограниченной холостяцкой свободы. Чтобы вы решились связать свою жизнь с одной женщиной…

– Боюсь, вы правы. Увы, мне придется влачить одинокое существование, и единственное, что меня хоть сколько-нибудь утешает, – перспектива радоваться тому, как будут расти ваши дети.

– Я мечтаю о том дне, когда в усадьбе и вокруг нее все успокоится, и я смогу подарить Тео сына, – вздохнула я.

– Я разделяю вашу надежду. Может быть, сегодняшний день станет последним днем, омраченным тревогой.

– Да услышат вас небеса!

Конечно, я предпочла бы ехать вместе с Тео. Но коль скоро у него были серьезные причины оставаться в городе – а я не сомневалась, что это правда, – пожалуй, поручив меня Эдвину, он сделал верный выбор.

Отдав почести Комусу и его свите, мы присоединились к толпе отъезжающих.

Эдвин помог мне подняться в свой экипаж, сорвал полумаску и, выбросив ее прочь, взял в руки поводья. Праздник угасал. Мы поехали по улицам Нового Орлеана, кое-где уже безлюдным, и наблюдали, как открываются двери церквей, готовящихся начать первую службу Поста.

Я покачивалась на заднем сиденье, с трудом держа голову и мечтая только об одном – поскорее добраться до постели и немедленно заснуть. Но когда мы выехали за пределы города и колеса экипажа заскрипели по узким пустынным дорогам, страх победил усталость, и я стала зорко вглядываться во тьму. Время от времени я бросала встревоженные, подозрительные взгляды на Эдвина, но он сосредоточенно правил лошадьми и был совершенно спокоен.

Лошади бежали легко и быстро, но дороге, казалось, не будет конца. Чтобы заглушить страх, я попыталась заговорить с Эдвином о каких-то пустяках, он отвечал коротко, не оборачиваясь. Значило ли это, что он боится, как и я, но не хочет подавать виду? Или… или он резко обернется лишь для того, чтобы нанести мне смертельный удар?

Может быть, Тео скачет за нами вслед верхом. Только бы скорее он нас нагнал! Пока же ничего не было видно вокруг, да и не могло быть видно в непроницаемой тьме, которую слегка рассеивал лишь слабый свет фонаря, подвешенного на экипаже.

Когда до усадьбы оставалось меньше мили, я почувствовала, что окончательно теряю самообладание. Еще немного – и я, выпрыгнув из экипажа, бросилась бы бежать, чтобы укрыться в лесу. Но если убийцы только того и ждут?

Они вооружены, и роковой выстрел может прозвучать в любой момент. Лошади, погоняемые Эдвином, несут меня навстречу гибели. Кто ждет меня за поворотом, сжимая рукоять пистолета, – Сара или… Тео?! Нет!!! Только не он! Его слова могли меня обмануть, но только не руки, не губы…

Внезапно Эдвин рванул поводья, и лошади остановились как вкопанные. Огромная сломанная ветка лежала поперек дороги. Откуда она здесь взялась, если сегодня не было ни малейшего ветерка, не говоря уже об урагане, способном сломать дерево? Эдвин, как видно, об этом не задумывался – он спрыгнул на землю и побежал расчищать дорогу. Я огляделась и с ужасом отметила, что место словно нарочно выбрано для нападения: лес подступал к самой дороге, и упавшую ветвь невозможно было объехать.

Эдвин взялся за тяжелый конец ветки, приподнял его – и тут темная фигура, как бесплотная тень, выскочила из леса и на голову Эдвина обрушилась дубинка. Он уронил ветку и безмолвно упал в кучу листвы.

Я отчаянно крикнула и выпрыгнула из экипажа. Но бежать было поздно. Две мрачные фигуры в кровавых масках преградили мне путь.

– Кто вы? Что вам нужно от меня?! – теряя голос, взмолилась я. – Я никому не сделала ничего дурного!

Тот, что был повыше, казалось, остановился в нерешительности, но другой все так же неумолимо приближался, медленно поднимая дубинку.

Итут я их узнала!

Словно колдовская пелена, застилавшая мне глаза, наконец спала…

– Бесс, – сказала я, в ужасе качая головой. – Это же безумие. Алвина, как ты могла допустить! Три жертвы – разве этого мало?!

Ответа не последовало, но мне почудилось, что в движениях Бесс появилась нерешительность.

– Бесс, – крикнула я. – Неужели ревность и зависть свели тебя с ума?

Я обернулась к Алвине – но она исчезла. Бесс приближалась – усталыми, но уверенными шагами, готовая ударить, если я сделаю хоть малейшее движение. Она, видимо, тоже не заметила исчезновения Алвины. Я сжалась, словно пружина, готовая отскочить в сторону и опрометью броситься прочь.

Но тут из леса выскочил Тео и окликнул Бесс. Она обернулась – он бросился на нее, чтобы схватить и обезоружить, но этого не понадобилось. Увидев брата, Бесс уронила дубинку, и ее руки, словно независимо от ее воли, поднялись и сорвали ужасную маску. По мертвенно-бледному лицу девушки текли слезы.

Мгновение спустя появился старый Мэртсон, ведущий под локоть Алвину. Она шла, низко опустив голову, и тоже содрогалась от рыданий.

В это время Эдвин застонал и попытался приподняться. Я бросилась к нему и помогла встать.

– Кажется, от меня оказалось мало проку, – смущенно проговорил он, держась за голову. – Я, честно говоря, не ожидал, что они нападут прямо на дороге.

– Вы уже знали, кто преступники?

– Мы догадались. Простите, ради Бога, пусть вам все расскажет Тео. Ужасно болит голова, даже думать больно…

…Как только мы вернулись домой, Бесс дали изрядную дозу снотворного. Алвина сидела подле сестры, но вскоре и ее сморила усталость, и она, положив голову на руки, заснула прямо за столом. Карла поставила свой стул у дверей и, словно тюремный страж, зорко следила за тем, чтобы узницы не вздумали бежать или, чего доброго, не попытались наложить на себя руки. Скоро должен был приехать шериф. Обет, что дала верная служанка на могиле своей хозяйки, был исполнен.

Сара, которая дожидалась нашего приезда, попрощалась со всеми и повезла брата домой – залечивать рану, оставленную дубинкой Бесс, выразив напоследок уверенность, что это последнее недоразумение, имевшее место между нашими семьями.

Мы с Тео сидели в жарко натопленной кухне и ждали, когда поспеет кофе. Мой муж был настолько потрясен и опустошен случившимся, что на него невозможно было смотреть без жалости. Держась пальцами за виски, он сказал:

– До того самого момента, как ты вчера в гостинице рассказала мне о снотворном, подсыпанном тебе в молоко, я все еще лелеял надежду, что Айда пала жертвой несчастного случая, а Роуз по какой-то непостижимой причине ушла из дома навсегда… Гибель Мирабел поселила в моей душе подозрения…

– Мне кажется, я догадываюсь о причине всего, что совершила Бесс, – задумчиво проговорила я.

– Она абсолютно безумна, – с мукой в голосе ответил Тео, – зависть к прелестным женам своих братьев, без году неделя жившим здесь и уже приглашенным на бал, свела ее с ума. Ее тщеславие приняло такие невиданные формы, что она вынудила Алвину помочь ей превратить одну из кают затонувшего дома в зеркальную комнату.

– Алвина рассказала, как погибла Айда?

Тео кивнул.

– В ту ночь, как ты знаешь, я остался в Новом Орлеане, а дед отвез Айду домой. Когда они приехали, Айда попросила попить, и Бесс принесла ей молока, куда подсыпала снотворное – как и тебе позавчера. Когда зелье подействовало, Бесс и Алвина… впрочем, последняя действовала по принуждению, она только кажется сильнее своей сестры телом и духом, когда же с той случались приступы умопомешательства, Алвина была совершенно беспомощна… Так вот, они перенесли Аиду на плавучий дом. Там Айда пришла в себя, огляделась вокруг, и тут же с ней случилась истерика. Несчастная в панике выбежала на палубу, упала за борт… и утонула. Она не смогла выплыть, все еще находясь под действием снотворного.

– Ее можно было спасти?

– Алвина в отличие от Бесс умеет плавать. Она умоляла сестру позволить ей броситься на помощь несчастной женщине, но Бесс схватила ее и не отпускала до тех пор, пока не удостоверилась, что Айда мертва.

– Но если Бесс так ненавидела Аиду за то, что та поедет на бал, почему она допустила, чтобы эта поездка состоялась? Она могла убить ее и раньше.

– Она попыталась, но Карла не спускала глаз со своей хозяйки. Только когда служанка – по настоянию Айды – осталась в городе, Бесс смогла осуществить свой коварный план.

– А что произошло с Роуз?

– Если ты помнишь, когда они с Эймсом вернулись с бала, он нашел записку, в которой его просили срочно приехать на соседнюю плантацию, что он и сделал. Конечно, ни о какой записке там и слыхом не слыхивали. И, разумеется, автором послания, написанного печатными буквами, была Бесс… Эймс приехал домой и не нашел там Роуз. Но все спали, и он даже предположить не мог, что к ее исчезновению причастен кто-нибудь из семьи…

Тео замолчал и закрыл рукой глаза, как будто хотел загородиться от страшной картины гибели Роуз.

– Пожалуйста, – осторожно проговорила я. – Расскажи мне все до конца. Быть может, после этого тебе легче будет давать показания шерифу.

Тео взял мою руку и продолжил свое скорбное повествование:

– Когда Эймс уехал, Бесс и Алвина зашли в комнату Роуз якобы спросить, почему она вернулась так рано и почему остальные не приехали вместе с ней из Нового Орлеана. Включая, кстати, и меня, хотя я в тот раз не принимал участия в торжествах. Роуз доверилась им и все рассказала – вплоть до того, что собирается, когда все заснут, отправиться на плавучий дом и удостовериться, что зеркальная комната находится действительно там. Если это так, то на следующий день она намеревалась показать ее Эймсу, который не верил, что кто-то заставляет ее навсегда покинуть дом. Но Роуз подозревала Сару – и в этом была ее роковая ошибка. Ее подозрения усугубились, когда однажды во время прогулки по берегу реки Сара не согласилась с ее мнением, что плавучий дом портит вид и его нужно убрать. Конечно, сказала сестрам Роуз, эта развалина необходима Саре для своих целей… Когда Бесс спросила ее, почему она до сих пор ничего не рассказала Эймсу, та призналась, что боится показаться сумасшедшей. А потом… потом она попросила Алвину и Бесс пойти на плавучий дом вместе с нею.

– И подписала себе смертный приговор, – сказала я, содрогнувшись.

– Когда они пришли, Бесс куда-то исчезла, и Алвина стала убеждать Роуз как можно скорее вернуться домой, но та была исполнена решимости добиться своей цели. Она добилась ее – нашла комнату, а в ней Бесс в маске цвета крови. Ей не удалось сделать и нескольких шагов – Бесс убила ее выстрелом из пистолета. А после Бесс и Алвина спрятали тело на корабле, уверенные, что оно никогда не будет найдено.

– Неужели Алвина участвовала во всех этих ужасных злодеяниях?

– Она клянется, что никогда не сделала бы этого, но в случае неповиновения Бесс грозила ее убить. Боюсь, дело еще вот в чем: Алвине всегда была дорога честь семьи, слишком дорога, и она не донесла на Бесс из боязни, что на наш род ляжет пятно позора. Теперь об этом узнают все…

– Когда же ты узнал, кто виновен в преступлениях?

– Всего несколько часов назад, и совершенно случайно. На балу был человек, у которого Бесс и Алвина покупали зеркала. Он подошел поинтересоваться, для чего мы используем такое количество зеркал. Он подумал, что они понадобились для танцевального зала.

– Как все это ужасно…

– Узнав всю эту историю с зеркалами, я бросился искать сестер и, естественно, не нашел их. Именно тогда у меня и созрел план отправить тебя вместе с Эдвином, а самому вместе с дедом следовать на некотором отдалении с тем, чтобы, когда они нападут – а это должно было произойти неминуемо, – схватить их.

– Алвина убеждала меня, что кто-то курил дурманящие благовония… А Бесс… Как они могли…

– Да, – с горечью произнес Тео, – действительно страшно: три жизни принесено в жертву женскому тщеславию в его самой извращенной форме. Покрасоваться на балу – для Бесс это стало целью жизни. Возможно, именно поэтому ее и не избрали в число приглашенных…

– Что с нею теперь будет? Я бы хотела просить о снисхождении для нее…

– Не знаю, что тебе сказать, – пожал плечами Тео. – Но тюрьмы она не избежит.

– А Алвина?

– Я сделаю все от меня зависящее, чтобы с нею обошлись не слишком строго. Она пыталась помешать Бесс, но это оказалось ей не под силу. Ей надо было сразу обо всем рассказать мне. Когда я спросил, почему она этого не сделала, Алвина ответила, что не смела. Я вернулся с войны героем – и вдруг такой позор!

– В чем-то я ее понимаю. Ведь о твоем подвиге писали все газеты. И вдруг после этого попасть в раздел скандальной хроники… Немыслимо!

– Довольно об этом, душа моя! – прервал он. – Сейчас меня больше волнует, что будет с тобой. Конечно, теперь, после пережитых ужасов, ты уже не сможешь здесь остаться…

– Тео, счастье мое, неужели ты думаешь, что мою любовь к тебе что-нибудь способно разрушить? Я не держу зла на этот дом.

– О, Нэнси! – воскликнул он, обнимая меня. – Если бы ты знала, как я боялся, что ты решишь уехать!

– А я боялась, что ты заставишь меня это сделать. Мне казалось, что твое сердце завоевала Сара.

– Глупышка, – улыбнулся он. – Как ты могла такое предположить? Я никогда не любил ее. И не смог бы полюбить, даже если бы не встретил тебя. В ту ночь, когда ты увидела ее взмыленного коня и мокрую попону – да, да, я знаю, что ты видела их! – она ускакала от нас в глубокой обиде. У нас с нею был серьезный разговор, и я прямо сказал ей, что моя любовь к тебе не угаснет и пусть она не надеется на это. Сара скакала домой, не разбирая дороги, и ее конь оступился в реку. Мне тогда показалось, что тебя не стоит посвящать в подобные подробности.

– Клянусь, никогда больше не буду ревновать тебя, – пообещала я. – Я мечтаю помочь тебе одолеть все невзгоды, а дому Мэртсонов – вернуть его былую славу…

Моим мечтам суждено было сбыться. Горе нашей семьи встретило у жителей Нового Орлеана горячее сочувствие; Тео остался одним из самых уважаемых граждан.

Вскоре после того, как выяснились все обстоятельства уголовного дела, Бесс умерла от опухоли мозга. К счастью для нее, в свои последние дни она не осознавала, что творится вокруг нее: в ночь после Марди-грас рассудок окончательно оставил несчастную. Она вообразила себя женщиной неземной красоты и ни на секунду не расставалась с зеркалом.

К Алвине судьи были снисходительны. Поскольку она сама не совершила ни одного акта насилия, ей удалось избежать тюрьмы. Она по-прежнему живет в усадьбе Мэртсонов – почти безвыездно – и редко покидает свою комнату.

Самые разительные перемены произошли в Карле. Иногда у меня создается впечатление, что не я ее хозяйка, а совсем наоборот. Она любит наших детей, как своих собственных, учит их хорошим манерам, попрекает меня за то, что я их балую, но сама при этом зачастую позволяет им всяческие вольности. Карла уверена, что усадьба вместе с ее жителями держится исключительно на ее плечах. К Алвине она добра, как никогда прежде, а к Бесс испытывает теперь только жалость.

Старый Мэртсон дожил до преклонных лет и оставался все так же бодр телом и духом почти до самой своей кончины.

Сара удачно вышла замуж, мы с нею по-прежнему самые близкие подруги. Эдвин – все тот же неисправимый ловелас. Он часто приезжает к нам в гости, привозит множество подарков для детей и вообще балует их совершенно возмутительным образом.

body
Да (