Застольные разговоры Гитлера
Застольные разговоры Адольфа Гитлера за период с 21 июля 1941 года по 11 марта 1942 года
Выписка из стенограмм министерского советника Генриха Гейма, сделанные доктором Генри Пикером
1
21.07.1941, понедельник, ночь
«Волчье логово»[1]
В сущности, мы должны быть благодарны иезуитам. Не будь их — кто знает, смогли бы мы в архитектуре перейти от готического стиля к легким, открытым и ясным композициям эпохи контрреформации. В отличие от Лютера, стремившегося вновь пробудить в душах князей церкви, погрязших в мирских делах, утраченную ими мистическую веру в таинства, иезуиты апеллировали к чувственности.
При этом в намерения Лютера вовсе не входило заставить человечество следовать букве Святого Писания; целый ряд его высказываний свидетельствует о неприятии им Писания, ибо ему там далеко не все нравилось.
В протестантских странах тоже сжигали ведьм, в то время как в Италии такое случалось крайне редко. Южане вообще гораздо терпимее в вопросах веры. Француз тоже свободно расхаживает в церкви взад-вперед, а у нас стоит лишь не преклонить колени, как уже рискуешь привлечь к себе внимание.
С другой стороны: Лютер осмелился восстать против Папы и всей церковной системы! Это была первая революция!
А своим переводом Библии он создал общепризнанный канон немецкого языка, заменив им наши диалекты, то есть сделал его символом воплощения характера и духа единой нации.
Бросается в глаза, сколь схожи пути развития Германии и Италии. Создатели итальянского и немецкого языков — Данте и Лютер — противостояли всемогущему Папе.
Нации объединил вопреки династическим интересам один человек. Они стали единым народом вопреки желанию Папы.
При встречах с дуче я всегда испытываю особую радость; он грандиозная личность. Самое удивительное, что он в то же время, что и я работал на стройке в Германии. Безусловно: моя программа написана в 1919 году, тогда я еще ничего о нем не знал. Наши учения отнюдь не заимствовали друг у друга духовные основы, но каждый человек есть продукт как своих, так и чужих идей. И нельзя сказать, что события в Италии не оказали на нас никакого влияния. Без черных рубашек, возможно, не было бы и коричневых. Поход на Рим в 1922 году был одним из переломных моментов в истории. Уже сам факт, что такое вообще возможно, послужил нам хорошим стимулом. (Через несколько недель меня принял министр Швейер[2], в противном случае он бы никогда этого не сделал.)
Если бы марксисты одолели Муссолини, не знаю, смогли бы мы выстоять. Национал-социализм был тогда растеньицем со слабыми корнями.
Смерть дуче была бы величайшим несчастьем для Италии. Кто прохаживался с ним по залам виллы Боргезе[3] и видел его голову на фоне бюстов римлян, тот сразу почувствовал: он один из римских цезарей! В чем-то он прямой потомок великих людей той эпохи.
При всех их слабостях итальянцы нам во многом симпатичны[4]. Италия — родина идеи государственности, ибо единственным подлинно великим государством была лишь Римская империя. Музыкальность народа, его чувство красоты и пропорции, красота этих людей! Возрождение — это заря нового дня, когда ариец наконец смог обрести себя.
А события нашей истории, происходившие на итальянской земле! У кого нет чувства истории, тот подобен глухому или уроду. Жить он может, но разве это жизнь?!
Колдовское очарование Флоренции и Рима, Равенны и Сиены или Перуджи, а как прекрасны Тоскана и Умбрия! Любой дворец во Флоренции или в Риме гораздо ценнее всего Виндзорского замка. Если англичане разрушат Флоренцию или Рим, они совершат преступление. А вот Москвы не жаль[5], и, к сожалению, Берлин в его нынешнем виде тоже не великая потеря.
Я видел Рим и Париж[6]. Признаться, в Париже, за исключением, может быть, Триумфальной арки, нет шедевров в стиле Колизея, Замка ангела или, скажем, Ватикана; общественные здания превосходят индивидуальные постройки. Что-то всегда нарушает композицию парижских строений, будь то «бычьи глаза»[7], которые явно не к месту, когда смотришь на здание в целом, или фронтон, который подавляет фасад. Когда я сравниваю античный Пантеон с парижским — какая же у него ужасная конструкция! А скульптуры! Все, что я видел в Париже, оставило меня равнодушным, в Риме же, напротив, я был просто потрясен увиденным.
Когда мы принимали дуче у себя[8], то полагали, что все было просто великолепно; но наша поездка по Италии, прием, который нам там устроили (пусть даже церемониал отличался излишней старомодностью), поездка на Квиринал — все было как-то совсем иначе.
Неаполь, если не считать средневековых замков, мог бы вполне сойти за южноамериканский город. Но двор в замке, какие изумительные пропорции, как все продумано, как одно сочетается с другим! Моя мечта — безвестным художником приехать сюда и просто бродить здесь. А вместо этого: тут отряды, там отряды, да еще дуче, которого хватает самое большее на три картины; так я из картин ничего и не увидел.
Думаю, что Сицилия тоже чудесное место.
2
22.07.1941, вторник, ночь
«Волчье логово»
Англичанин превосходит немца своим чувством собственного достоинства. Оно есть лишь у того, кто имеет возможность повелевать людьми.
Повсюду в мире трудятся немцы, не получая, однако, за свой труд должного вознаграждения. Их достижения признаются, но они живут только своим трудом и поэтому достойны лишь жалости в глазах тех, кто зарабатывает на них.
Чем же объясняется тот факт, что вплоть до самой мировой войны к немцу в англосаксонских странах относились весьма недоброжелательно?
Примерно в 1870 году у нас произошел колоссальный прирост населения. В результате ежегодно вынуждено было эмигрировать от 200 000 до 300 000 человек[1]. Противостоять этому можно было лишь путем вовлечения этих людей в трудовой процесс. Производились тогда исключительно изделия из такого немецкого сырья, как уголь и руда. Но Англия до поры до времени полностью удовлетворяла спрос на изделия из этого сырья. Англичане по обыкновению предъявляли очень высокие требования к качеству, чтобы соответственно установить высокую цену. И тому, кто хотел заняться этим делом, не оставалось ничего другого, как попытаться сбить монопольную цену.
Благодаря упорству и трудолюбию мы наладили выпуск товаров массового спроса. Они отличались дешевизной, но не обладали качеством английских изделий: мы были новичками и еще не знали всех секретов производства. И на Всемирной выставке в Филадельфии в восьмидесятые годы[2] немецкая продукция получила оценку «дешевая и плохая». Однако постепенно образовались три отрасли, в которых труд наших людей давал более эффективные результаты, чем труд англичан: химическая промышленность, главным образом фармацевтическая, изготовление красителей и, уже накануне мировой войны, получение азота из воздуха; изготовление электрических приборов и оптических инструментов. Англия настолько остро почувствовала конкуренцию, что бросила на борьбу с нами всю свою мощь. Но их товарам не помогли ни такие меры из области торговой политики, как льготный таможенный тариф и межгосударственные договоры, ни фабричная марка «Сделано в Германии».
Идеал англичанина — викторианская эпоха: ему были подвластны бесчисленные миллионы жителей колоний и 35 миллионов в собственной стране. Для сравнения: среднее сословие составляло 1 миллион человек, да еще 1000 господ-бездельников, пользовавшихся плодами чужого труда. Для этого английского правящего слоя превращение Германии в великую державу было величайшим несчастьем. По сути дела, наш экономический подъем уже решил судьбу Англии, и в будущем Британская империя сможет выстоять лишь при поддержке Германии.
Я уверен, конец войны положит начало прочной дружбе с Англией. Мы будем жить с ними в мире. Предпосылка — нокаут, который англичанин должен получить от того, кого обязан уважать: необходимо искупить позор 1918 года.
Когда я спрашиваю себя, сможем ли мы противостоять опасностям жизни в довольстве, которые угрожают погубить Англию, то ответ может быть только один: да. И именно поэтому я так забочусь об искусстве. На той стороне Ла-Манша культура, равно как и спорт, — привилегия аристократов, и ни в одной стране не ставят так скверно Шекспира, как в Англии. Они любят музыку, но музыка не любит их. И нет у них истинно крупных мыслителей. А разве основную массу народа интересует Национальная галерея? Реформация у них в отличие от немецкой родилась не в муках совести, а была вызвана исключительно государственными соображениями. В Байройте можно встретить больше французов, чем англичан. У них нет оперы и нет театра, в котором работали бы так, как в любом из сотен немецких театров.
И все же я познакомился со многими англичанами, достойными уважения. Но даже тех, с которыми мы вели официальные переговоры, никак нельзя назвать мужчинами. И все же это тот народ, с которым мы можем заключить союз.
3
01.08.1941, пятница, ночь
«Волчье логово»
От меня постоянно требуют, чтобы я сказал похвальное слово бюрократии. Но я не могу этого сделать.
Разумеется, в нашем аппарате работают чистые, неподкупные чиновники, аккуратные и очень педантичные. Но: аппарат слишком заорганизован и штаты кое-где чрезмерно раздуты. И еще: никого не интересует конечный результат, никто не стремится получить под свое начало определенный участок и отвечать только за него, все зависят друг от друга. И потом, они вечно цепляются за свои кресла. За исключением одного рода войск[1], у нас в вермахте больше самостоятельности и меньше казенщины, чем в гражданских учреждениях! И это при мизерных окладах военных.
А этот идефикс: законодательство может быть лишь единым для всей территории рейха. А почему бы не разработать проект указа лишь для части рейха? Но для них единство рейха — это: лучше плохо, но для всей его территории, чем хорошо, но не для всей. Главное, чтобы руководство было в курсе деятельности аппарата и держало в руках все нити.
В вермахте высшая награда полагается тому, кто вопреки приказу, по собственному разумению, своими решительными действиями спас положение. В аппарате же любое нарушение предписаний может стоить головы: здесь он не допустит никаких исключений. Поэтому чиновникам не хватает мужества взять на себя всю ответственность.
Радует лишь то, что под нашей властью (в ходе этой войны) постепенно оказался целый континент. И уже из-за разного положения солнца над различными его частями невозможно никакое «единообразие». Мы вынуждены управлять округами размерами от 300 до 500 километров, имея в распоряжении лишь небольшую кучку людей. Естественно, полиция вынуждена там свободно обращаться с пистолетом. Люди партии сделают все как надо.
За науку приходится платить: злоупотребления неизбежны. Ну и пусть, если только мне через 10 лет доложат: «Данциг, Эльзас, Лотарингия онемечены, но при этом в Кольмаре выявлено 3 и 4, а там-то и там-то 5 и 10 случаев злоупотребления». Мы готовы примириться с этим, лишь бы только не потерять провинции. Через 10 лет в нашем распоряжении окажется отборный человеческий материал, о котором мы будем знать: для этой цели мы возьмем того, для другой — другого, если для выполнения определенных новых задач потребуются испытанные мастера.
Будет выведена новая порода людей, истинных повелителей по своей натуре, которых, конечно же, никак нельзя будет задействовать на Западе: вице-королей[2].
4
02.08.1941, суббота, полдень
«Волчье логово»
Неудивительно, что самой мощной опорой коммунистов была Саксония и что мы далеко не сразу смогли привлечь саксонских рабочих на свою сторону, как, впрочем, и то, что теперь они считаются вернейшими из верных: тамошняя буржуазия отличается тупостью и косностью.
В глазах представителей саксонской экономики мы тоже были коммунистами. Кто выступал за социальное равноправие широких масс, тот был для них большевиком. Даже представить себе невозможно, как саксонцы оскверняли родной очаг. Там была такая же плутократия, как сейчас в Англии. В Саксонии вермахт установил, что шла постепенная деградация человеческого материала.
Я никогда не попрекну какого-нибудь маленького человека в том, что он был коммунистом. Попрекать в этом можно только интеллигента; для него беды народные были лишь средством для достижения определенной цели. Стоит приглядеться повнимательнее к этому бюргерскому отребью, как вас от негодования сразу бросит в жар. Для массы просто не было другого пути. Рабочий не имел возможности проявить свои патриотические чувства: ни на открытие памятника Бисмарку, например, ни на торжественный спуск кораблей на воду никогда не приглашали делегацию рабочих; куда ни кинешь взгляд — одни цилиндры да мундиры. Для меня теперь цилиндр символизирует буржуазию.
Нет ничего приятнее, чем листать старые номера «Вохе»[1]. Могу только сказать, что все это надо изучать: при спуске кораблей на воду — одни цилиндры и после революции тоже; народ нужен исключительно для того, чтобы на его фоне их высочества и их величества могли продемонстрировать себя.
Кайзер как-то раз[2] принял делегацию рабочих; он лишь наорал на них и сразу предупредил, что лишит их своей милости. На окружных собраниях делегатам достаточно было только изложить его речь. Ну а в войну уже было слишком поздно.
С другой стороны, представители буржуазии были слишком трусливы и не осмелились вонзить кинжал в сердце социал-демократии. Бисмарк намеревался это сделать; социальное законодательство в сочетании с последовательной репрессивной политикой — таким путем в течение 20 лет можно было бы достичь цели.
Тельман[3] — типичный маленький человек, который и не мог действовать по-другому. Самое скверное в нем то, что он не так умен, как, к примеру, Торглер[4]. Он очень недалекий человек. Поэтому Торглера я отпустил, а Тельмана — нет, и не из мести, а потому, что он опасен. И как только с той страшной угрозой, которую таит в себе Россия, будет покончено, пусть себе идет куда хочет.
Социал-демократов мне незачем было сажать за решетку[5], ни одно иностранное государство не могло стать им оплотом в их подрывной деятельности.
Пакт с Россией[6] не мог побудить меня по-иному отнестись к внутреннему врагу. Но сами по себе коммунисты мне в тысячу раз симпатичнее того же Штархемберга[7]. У них здоровые натуры, и, побудь они подольше в России, наверняка бы вернулись домой исцеленными.
5
02.08.1941, вечер
«Волчье логово»
Если какая-нибудь страна, подобно России, отгораживается от всего мира, то лишь с целью лишить своих граждан возможностей для сравнения.
Сталин установил в Балтии большевизм потому, что солдаты его оккупационной армии были бы просто ошарашены, сравнив тамошнюю жизнь со своей. Сперва он этого не хотел.
Мы намерены так преобразовать Германию, чтобы тот, кто к нам придет, избавился от своих прежних взглядов. Но я никому не хочу навязывать национал-социализм. Если некоторые заявляют, что они хотят остаться демократами, ладно, пусть в любых обстоятельствах остаются либеральными демократами. Французы, например, должны сохранить свои партии; чем больше у них будет социал-революционных движений, тем лучше для нас. Мы сейчас действуем правильно, именно так и надлежит поступать; многие французы вовсе не жаждут, чтобы мы покинули Париж. Из-за своих связей с нами они не вызывают доверия в Виши; в свою очередь в Виши из-за страха перед революционными движениями, в общем-то, благосклонно относятся к тому, что мы в Париже.
В своем стремлении к развитию нашей экономики мы не должны забывать о необходимости приумножить поголовье скота. Далее, очень важно владеть 400 000 гектарами каучуковых плантаций[1] для удовлетворения наших потребностей.
Из-за того, что у нас властвует частнокапиталистический интерес, мы лишь едва приступили к использованию водной энергии. Энергией крупных гидроэлектростанций в первую очередь пользуются крупные получатели, химическая промышленность и так далее. Впрочем, достойны поощрения и те, кто использует каждую лошадиную силу так, как когда-то ее использовали на наших мельницах. Вода течет себе и течет, нужно лишь устроить каскад, и все будет как надо. Если запасы угля когда-нибудь подойдут к концу, то с водой такого не произойдет. Тут вообще нужен другой подход. Надо строить каскад за каскадом, используя любой, даже самый небольшой склон. И тогда вода будет стекать равномерно. И ее можно будет использовать абсолютно надежно. Метод Фишера — одно из самых гениальных изобретений.
Норвегия станет у нас центральной электростанцией для Северной Европы. Тем самым норвежцы наконец-то выполнят свой долг перед Европой. Относительно Швеции я еще не решил. В Финляндии, к сожалению, это не получится.
Если бы во всех наших городах применяли разработанный в Мюнхене метод по использованию сапропеля (благодаря ему на 12 процентов была удовлетворена обычная потребность Мюнхена в газе), то мы свершили бы великое дело. В Велской пустоши обнаружены залежи природного газа: им топят в городе Велсе. Не удивлюсь, если однажды там откроют нефтяное месторождение.
Но совершенно очевидно, что будущее за водой, ветрами и приливной энергией. Топить будем, вероятнее всего, водородом.
6
09.08.1941, суббота
«Волчье логово»
Нормы кодекса офицерской чести в последние дни неоднократно были предметом обсуждения во время застольных бесед Гитлера с генералами. В результате главнокомандующий сухопутными войсками[1] составил перечень этих норм, который приводится ниже.
По словам главнокомандующего сухопутными силами, его побудило к этому то обстоятельство, что, как недавно выяснилось, в вермахте отсутствуют четкие представления об офицерской чести. Это обусловлено тем, что война размыла и сместила все понятия о ней, а также значительным увеличением численности офицерского корпуса и омолаживанием командных кадров. И хотя мы исходим из того, что такого рода явления следовало ожидать, все равно надлежит своевременно принять необходимые контрмеры, дабы не был причинен ущерб всему офицерскому корпусу.
(Ознакомление с разработанными с учетом особых потребностей офицерского корпуса правилами поведения допускается в доверительном порядке. От использования их в партийной работе следует воздержаться.)
(Обсуждено Гитлером с Кейтелем, проинформирован Борман.)
Офицер обязан не только образцово выполнять свои непосредственные обязанности. Он должен также служить всему народу примером благородного образа мыслей и истинно германского образа жизни.
Высшей моральной нормой для немца является честь. Поэтому хранить ее — высший долг офицера. Уровень его личности и степень уважения к нему определяются тем, насколько развито у него чувство чести, и отсутствием своекорыстных побуждений. Смысл воспитательного воздействия в том, чтобы он еще более укрепился в этой позиции и сделал для себя более глубокие выводы.
Засим я излагаю следующие нормы поведения:
Любовь к фюреру, народу и отечеству превыше всего. Поэтому офицер обязан четко отделить себя от тех, кто стоит в стороне от германского пути и борьбы. Он обязан с твердой верой в победу быть рядом с теми, кто робок и малодушен. Его близкие должны придерживаться тех же убеждений, что и он. Если, к примеру, супруга офицера позволяет себе высказывания, которые могут повлечь за собой уголовное наказание за «подстрекательство»[2], то это никак не делает ему чести.
Офицер как образцовый представитель руководящего слоя германского народа и в этой войне доказал, что гибель на «поле чести» есть для него исполнение высшего солдатского долга.
Но и повседневные обязанности зачастую требуют храбрости, и иной раз бойцу, проявившему стойкость в боях с врагом, недостает именно гражданского мужества. Не бояться ответственности за свои ошибки и упущения, обсуждать неприятные или даже постыдные для себя темы и делать надлежащие выводы, отстаивать, разумеется, в уважительной форме свое мнение перед командиром, если того требуют интересы сообщества или долг, преодолевать все препоны, добиваясь исполнения признанного правильным решения, вести борьбу с собственными слабостями и недостатками — это также требует стойкости и мужества.
Верность — это значит до конца исполнять свой долг.
Верность — это забота о подчиненных. Тот, кто в первую очередь заботится о собственных удобствах и о собственном обеспечении, кто не желает оказать своим солдатам помощь делом и советом в их нуждах и повседневных заботах, кто требует от них стойко переносить лишения, но сам отнюдь не намерен делить с ними все тяготы, тот нарушает принцип верности своему долгу.
Верность — это чувство товарищества. Товарищество же — это не только веселая компания, это еще и верность друг другу в беде и опасности. Товарищество — это самоотверженность и жертвенная готовность прийти на помощь как в бою, так и в повседневной жизни.
Верность — это уважение к нашей великой истории. Судить о прошлом подобает лишь тому, кто своими достижениями завоевал на это право.
Офицер должен всегда держать слово. Уже из уважения к себе он обязан быть хозяином своего слова. Никто не смеет усомниться в его честном слове.
Неискренность есть признак нехватки мужества, и поэтому она затрагивает честь офицера. Для суда офицерской чести тот, кто неискренне ведет себя, и тот, кто небрежно дает показания, пятнают свою честь. Ложь из соображений личной выгоды на суде офицерской чести есть признак бесчестного образа мыслей.
Выполнять свой долг означает самоотверженно служить всему обществу. Скромность, высокая требовательность к себе и постоянная готовность пожертвовать собой — вот необходимые предпосылки для пользования теми привилегиями, которые полагаются в соответствии со званием и служебным положением. Поскольку офицер днем и ночью должен заботиться о своем подразделении, поскольку он несет ответственность за жизнь каждого из своих солдат, поскольку круг его обязанностей гораздо шире, а сами они несравнимо более тяжелые и поскольку он последним в месте расположения своей части отходит ко сну, то ему, к примеру, полагается отдельное помещение и денщик.
Какого бы то ни было рода чрезмерные привилегии несовместимы с нормами кодекса офицерской чести и подрывают репутацию офицера.
Любая война опасна уже тем, что слабохарактерный человек может на ней в какой-то степени превратиться в ландскнехта. Появляются такие качества, как неумение сдерживать себя, эгоизм, бахвальство и тщеславие. Тот, кто не может совладать с собой и умерить свои притязания, кто хвастается своими подвигами и стремится принизить заслуги других, чьими поступками движет исключительно жажда отличий и наград, кто распускает слухи, желая похвалиться «хорошими связями», тот теряет уважение окружающих, которое они оказывают лишь людям с благородной душой. Благородство души предусматривает рыцарственность в мыслях и делах, то есть скромность, сдержанность, отсутствие карьеризма и зависти. Кодекс чести требует от офицера свято хранить в себе эти качества, особенно в условиях войны.
Любая женщина вправе требовать от мужа уважительного отношения к своей чести, за исключением тех случаев, когда она из-за своего недостойного поведения, преступлений и прочих безнравственных поступков сама утратила на него право. Уважение к чести женщины несовместимо с расспросами о ее личной, частной и особенно семейной жизни.
Брак как основа семьи есть залог жизни и будущего народа. Сохранение в чистоте его устоев есть нравственный долг. Офицер, который уже в силу своего знания и положения является представителем руководящего слоя, через безупречное поведение обязан стать как бы эталоном нравственности и стремиться претворить в жизнь этот принцип в своей семье. Прелюбодеяние и разрушение чужой семьи есть осквернение чести, а измену собственной жене следует в общем и целом дополнительно квалифицировать как вероломство. Измена жены обязывает супруга во имя защиты чести своего дома призвать обидчика к ответу.
Честь подвержена нападкам извне. Любое оскорбление и любое сомнение в благородном образе мыслей затрагивают честь, за исключением тех случаев, когда оскорбителем выступает человек, не отвечающий за свои поступки или же признанный неполноценным.
На оскорбление действием офицер обязан ответить немедленно и тем самым предотвратить все попытки повторно оскорбить его. Кроме того, в данном случае следует подать в суд, как и при прочих оскорблениях, обидах и тому подобных покушениях на честь, например на супружескую честь, а также рапорт командиру. Тот в свою очередь обязан в случае, если обидчик сам не пожелает пойти навстречу законному требованию оскорбленного, стать посредником в вопросе о восстановлении попранной чести или же добиться какого-либо приемлемого для обеих сторон исхода.
Не следует поощрять вызовы на дуэль и прочие меры такого рода (например, развод).
Есть разница между понятиями «честь» и «поведение, достойное офицера». Под последним подразумевается поведение офицера в публичных местах (например, манера держать себя, внешний облик, дисциплинированность, форма одежды). К солдатской форме ни в коем случае нельзя относиться как к чему-то второстепенному. Командир обязан в воспитательных целях постоянно следить за ней. За нарушения виновные подвергаются наказанию в дисциплинарном или судебном порядке.
7
8 и 9.09.1941, понедельник, ночь
10.09.1941, полдень, вечер и ночь
«Волчье логово»
Английское самосознание зародилось в Индии. 400 лет тому назад англичане не имели даже представления о нем. Управлять миллионами приходилось с помощью лишь небольшой кучки людей. К этому их вынудили гигантские пространства Индии. При этом большую роль сыграла необходимость снабжать крупные опорные пункты европейцев продуктами и предметами потребления.
Имея в своем распоряжении только эту кучку людей, англичанам и в голову не могло прийти регламентировать жизнь новых континентов; англиканская церковь также не направляла сюда миссионеров[1]. Это имело свою положительную сторону, ибо жители дальних континентов видели, что никто не покушается на их святыни.
Немец же повсюду в мире возбуждал к себе ненависть, так как, где бы он ни появлялся, везде начинал всех поучать. Но народам это не приносило ни малейшей пользы; ведь ценности, которые он пытался им привить, не являлись таковыми в их глазах. В России отсутствует категория долга в нашем понимании. Зачем же нам воспитывать это чувство в русских?
При заселении русского пространства мы должны обеспечить «имперских крестьян» необычайно роскошным жильем. Германские учреждения должны размещаться в великолепных зданиях — губернаторских дворцах. Вокруг них будут выращивать все необходимое для жизни немцев.
Вокруг города в радиусе 30...40 километров раскинутся поражающие своей красотой немецкие деревни, соединенные самыми лучшими дорогами. Возникнет другой мир, в котором русским будет позволено жить, как им угодно. Но при одном условии: господами будем мы. В случае мятежа нам достаточно будет сбросить пару бомб на их города, и дело сделано. А раз в год проведем группу киргизов по столице рейха, чтобы они прониклись сознанием мощи и величия ее архитектурных памятников.
Восточные пространства станут для нас тем, чем была для Англии Индия. Если бы я мог втолковать немецкому народу, как они важны для будущего!
Колонии — весьма сомнительное приобретение. На здешней земле мы себя чувствуем гораздо увереннее. Европа — это не географическое понятие. Это проблема кровной близости.
Теперь понятно, как китайцам пришла в голову мысль окружить себя стеной для защиты от постоянных вторжений монголов. И как не пожелать, чтобы гигантский вал защищал бы новый Восток от среднеазиатских полчищ[2]. Вопреки всем урокам истории, которые гласят, что на хорошо защищенном пространстве начинается упадок сил. В конце концов, по-прежнему лучшая стена — это живая стена.
Если какая-либо страна и имеет право переселять своих граждан, то это именно наша, поскольку нам неоднократно приходилось проводить эвакуацию своих собственных сыновей: из одной только Восточной Пруссии было выселено 800 000 человек[3]. Насколько мы, немцы, чувствительны, видно хотя бы из того, что пределом жестокости для нас было освобождение нашей страны от 600 000 евреев[4], в то время как мы со спокойной душой восприняли как нормальное явление выселение наших братьев.
Мы не позволим больше германцам эмигрировать в Америку. Норвежцев, шведов, датчан, голландцев — всех их мы направим на восточные земли; они станут провинциями рейха. Нам предстоит великая задача — во имя будущего планомерно проводить расовую политику. Мы должны это делать хотя бы ради борьбы с инцухтом, получившим у нас широкое распространение. Швейцарцы будут у нас трактирщиками, не более.
Болота мы не будем осушать. Мы возьмем только лучшие земли и в первую очередь обоснуемся там, где самая лучшая почва. В болотистой местности мы устроим гигантский полигон протяженностью 350...400 километров с водными преградами и всевозможными препятствиями, которые природа воздвигает на пути войск.
Само собой разумеется, что наши закаленные в боях дивизии без труда справились бы с английскими сухопутными силами. Англичане хотя бы уже потому слабее нас, что не имеют в своей стране условий для проведения учений; если бы они захотели освоить соответствующие обширные пространства, им бы пришлось снести слишком много замков.
Пока что мировая история знает лишь три битвы на уничтожение: Канны, Седан и Танненберг[5]. Мы можем гордиться тем, что в двух из них победу одержали немецкие войска. Теперь к ним следует отнести наши сражения в Польше, на Западе и, в данный момент, на Востоке. Целью всех остальных битв было вынудить врага отступить. Ватерлоо не исключение. О битве в Тевтобургском лесу у нас совершенно неверное представление; вина за это лежит на наших историках-романтиках: как тогда, так и в наши дни в лесу невозможно вести бои.
Что же касается русской кампании, то здесь столкнулись два взгляда. Одни считали, что Сталин изберет отступательную тактику 1812 года; другие — что мы встретим ожесточенное сопротивление.
Я как представитель второй точки зрения почти не встретил поддержки. Я сказал себе, что сдача таких промышленных центров, как Петербург и Харьков, равносильна капитуляции, что отступать в таких условиях — значит обречь себя на уничтожение, и поэтому русские будут при любых обстоятельствах пытаться удержать эти позиции. Затем мы бросили наши силы в бой, и развитие событий подтвердило мою правоту[6]. Даже если американцы будут как безумные трудиться не покладая рук четыре года, им все равно не возместить потерь русской армии.
Если Америка и оказывает Англии помощь, то лишь затем, чтобы приблизить тот миг, когда она окажется в состоянии стать ее наследником.
Мне уже не суждено дожить до этого, но я рад за немецкий народ, который однажды увидит, как Англия и Германия плечом к плечу выступят против Америки. Германия и Англия будут знать, чего можно ожидать друг от друга. У нас будет надежный союзник; они жуткие наглецы, и все же я восхищаюсь ими: нам еще нужно многому у них научиться.
Если кто и молится о победе нашего оружия, то это персидский шах: рядом с нами он может не бояться Англии.
Первое, что мы сделаем, — это подпишем с Турцией договор о дружбе, основывающийся на том, что ей будет поручена защита Дарданелл[7]. Другим державам там делать нечего.
Что касается планового хозяйства, то оно у нас еще только в зародыше, и я представляю себе, какая это великолепная вещь — единый экономический порядок, охватывающий всю Германию и Европу.
Польза, к примеру, будет уже от того, что нам удастся использовать выделяемые при получении газов водяные пары, не нашедшие пока своего применения в системе теплоснабжения, для обогрева теплиц, и наши города всю зиму будут обеспечены свежими овощами и фруктами. Нет ничего прекраснее сада и огорода. Я всегда считал, что вермахту без мяса не обойтись. Но теперь я знаю, что в античные времена воинам лишь в случае крайней нужды выдавали мясо и римскую армию снабжали в основном хлебом.
Если собрать воедино все творческие преобразовательные силы, которые пока еще дремлют на всем европейском пространстве — в Германии, Англии, северных странах, Франции, Италии, — то можно лишь сказать: «Что по сравнению с ними американский потенциал?»
Англия гордится готовностью доминионов встать на защиту империи. Замечательно, но такая готовность существует лишь до тех пор, пока власти в центре в состоянии их к этому принудить[8].
Огромную роль играет то, что вся территория нового рейха находится под контролем единого вермахта, единых войск СС и единого административного аппарата!
Подобно тому как композиция стиснутой в стенах старой части города отличается от композиции современных окраинных кварталов, так и наши методы управления новыми пространствами отличаются от методов управления старого рейха. Решающее значение имеет то, что все необходимые меры проводятся в общеимперском масштабе.
В отношении территории Остмарка самое правильное было бы лишить Вену роли центра и возродить законы короны[9]. Разом можно ликвидировать все территориальные споры. Любой гау[10] будет счастлив, став сам себе хозяином.
Оружие будущего? В первую очередь сухопутные войска, затем военно-воздушные силы и лишь на третьем месте военно-морской флот.
Будь у нас летом 1918 года четыреста танков, мы бы выиграли мировую войну. Наше несчастье в том, что тогдашнее руководство не сумело своевременно распознать значение боевой техники. Военно-воздушные силы — самый молодой род войск. Но всего лишь за несколько десятилетий они достигли огромного прогресса в развитии, и пока еще нельзя сказать, что они на пределе своих возможностей. Военно-морской флот, напротив, со времен мировой войны не претерпел каких либо изменений.
Есть нечто трагическое в том, что линкор — этот символ свершений человека в деле преодоления сопротивления металла — в условиях развития авиации утратил свое значение. Его можно сравнить с таким чудом древней техники, как великолепное вооружение закованного в броню рыцаря конца средневековья. При этом на постройку линкора уходит столько же средств, сколько идет на производство 1000 бомбардировщиков. А сколько времени требует постройка одного линейного корабля! Стоит лишь изобрести бесшумные торпеды, и 100 самолетов будут означать гибель линкора. Уже теперь ни один большой боевой корабль не может находиться в гавани.
8
24.10.1941, пятница, вечер
«Волчье логово»
Любое существо, любое вещество, но также любой общественный институт подвержены процессу старения. Однако всякий общественный институт обязан считать, что он вечен, если только не желает самоликвидироваться. Крепчайшая сталь устает, все без исключения элементы распадаются. Поскольку Земле суждена гибель, несомненно, уйдут также в небытие и все общественные институты.
Этот процесс идет волнами, не прямо, а снизу вверх или сверху вниз. У церкви вековой конфликт с наукой. Бывали времена, когда церковь такой несокрушимой преградой вставала на пути научных исследований, что это приводило к взрыву. Церковь была вынуждена отступить. Но и наука утратила свою убойную силу.
Ныне в 10.00 на уроке закона божьего к детям обращаются со словами из Библии, излагая историю сотворения мира, а в 11.00 на уроке природоведения им начинают рассказывать историю развития. Но они же полностью противоречат друг другу. Я в школе очень остро воспринимал это противоречие и был настолько убежден в своей правоте, что даже заявил учителю природоведения о том, что его рассказ расходится с тем, что нам рассказывали на первом уроке, и привел учителей в отчаяние! Церковь ищет выход, утверждая, что библейские сюжеты не следует понимать буквально. Скажи это кто-нибудь 400 лет тому назад, его бы точно сожгли на костре под молебны.
Теперь церковь стала гораздо терпимее и по сравнению с прошлым веком обрела почву под ногами. Она использует то обстоятельство, что суть науки — в отыскании истины. Наука — это не что иное, как лестница, по которой можно взбираться вверх. И с каждой ступенькой цель все яснее и яснее. Но что там, в самом конце, наука тоже не знает. Оказывается, то, что еще недавно считалось истиной, далеко не полная истина, и ей не дано распахнуть ворота в вечность, и тогда церковь заявляет: мы с самого начала об этом говорили! Но: наука и не может по-другому. Если в ней будет властвовать догматизм, она сама превратится в религию. Когда говорят, что молния — дело рук божеских, это не так уж и неверно. Но безусловно, господь управляет молнией вовсе не так, как это утверждает церковь. Она спекулирует на идее сотворения мира во имя сугубо земных целей. Подлинное благочестие там, где укоренились глубокие знания о греховности всего человеческого.
Тот, для кого символ бога лишь дуб или дарохранительница, а не вся совокупность явлений, не способен до глубины души проникнуться благочестием, он скользит по поверхности и во время грозы боится, что бог в наказание за нарушение той или иной заповеди поразит его молнией.
Когда читаешь французские памфлеты XVII или XVIII века или беседы Фридриха Великого с Вольтером, то становится стыдно за наших современников с их примитивными разговорами.
Наука, хотя и разрешила в значительной степени проблему, вновь застряла на полпути, так и не сумев четко ответить на вопрос, существует ли вообще в природе разница между органическими и неорганическими веществами: видишь тело и не знаешь толком, из каких веществ оно состоит.
А церковь то начнет вопить, то опять сидит тихо и не препятствует распространению других взглядов. Но догматам веры не выдержать конкуренции с такой мощной силой, как естествознание, их ждет забвение. Это вполне логично. Если человеческий мозг устремлен в будущее и ему выпадает счастье приподнять плотную завесу, окутывающую тайну, то это не может остаться без последствий. Десять заповедей — это законы, на которых зиждется мироздание, и они полностью достойны похвалы. Вот основа церковной жизни и религиозной.
Церкви возникли потому, что у религии появилась организационная структура. Подсознание же у всех людей одинаковое, только понимание каких-то вещей происходит у них по-разному. Один сознает низменность своей натуры, лишь когда над ним нависла смертельная угроза. Другой же с самого начала понимал это, и ему не нужны были наводнение, пожар или землетрясение. В подсознании каждый чувствует ограниченность власти человека.
Благодаря микроскопу мы видим порядок величины не только с внешней стороны, но и изнутри: вот микрокосмос — вот макрокосмос. Добавим сюда также некоторые выводы — естественно-научного свойства, например что те или иные вещи вредны для здоровья. Отсюда традиция поста и многие медицинские трактаты со сведениями о том, как сохранить здоровье человека. Не случайно, что жрецы в Древнем Египте одновременно занимались врачеванием. Если современная наука ограничится лишь тем, что уничтожит память об их методах, то она причинит вред людям. Если же, напротив, церковь будет стремиться остановить прогресс, то создастся совершенно невыносимая ситуация, и это однажды приведет к краху всех церквей.
У стареющего человека ткани уже недостаточно эластичны. Нормальный человек вряд ли будет с охотой смотреть, как умирает другой. Когда двое любят друг друга и один из них вдруг начинает говорить о смерти, это означает: «Уходи, между нами все кончено!»
«Вы уже составили завещание?» Вопрос считается бестактным, чем моложе, тем меньше думаешь об этом. Но старики просто как одержимые цепляются за жизнь. Большинство из них верующие. Церковь открывает им перспективу: уход из жизни ничего не решает, дальше все будет гораздо лучше. Как тут не завещать церкви свои тысячи! И так везде и всюду. Есть ли вообще хоть одна церковь, которая бы более гибко подходила к достатку? Нет, ибо в таком случае она превратилась бы в науку. Наука не в состоянии объяснить, почему в природе все обстоит именно так, как это открывается глазу естествоиспытателя. Тут вмешивается религия и вносит успокоение в умы и души. Между тем, выражая себя только через церковь, она входит в противоречие с жизнью. Авторитет церковных иерархов основывается на том, что их вероучение объявляется догмой и церковь просто-напросто самоликвидировалась бы, не придерживайся она твердо основных догматов веры. Но то, что не радует глаз, должно или измениться, или исчезнуть. Таков закон вечного движения.
Нам только всегда надо помнить:
1. Мы — современные люди, можем заглянуть в глубины прошлого, а наши предки тысячу лет тому назад такой возможности не имели.
2. Древние не обладали таким кругозором, как мы.
Среди двух с половиной миллиардов жителей Земли мы можем обнаружить 170 основных вероисповеданий, каждое из которых утверждает, что именно оно придерживается истинных представлений о потустороннем мире. Получается, что 169 религий — ложные и лишь одна истинная. Из тех религий, что мы имеем на сегодняшний день, самая древняя возникла максимум 2500 лет тому назад. Человек же, то есть во многом похожая на него обезьяна — павиан, живет на Земле минимум 300 000 лет. А человекообразная обезьяна отличается от человека, стоящего на низшей ступени развития, гораздо меньше, чем этот человек от такого гения, как, например, Шопенгауэр. Когда заглядываешь в такие глубины, видишь, что 2000 лет — лишь небольшой отрезок времени. Материальный мир для нас во всей Вселенной совершенно одинаков. Неважно, идет ли речь о Земле, Солнце или других планетах. В наши дни даже представить себе невозможно, что хотя бы на одной из этих планет существует органическая жизнь.
Сделали ли научные открытия людей счастливыми? Не знаю. Но они счастливы, имея возможность придерживаться самых различных вероисповеданий. Значит, нужно быть терпимее в этом вопросе.
Самым нелепым было бы пытаться внушить человеку, что он управляет миром, как это делали в прошлом столетии назойливые либеральные ученые: тому самому человеку, который, желая быстрее добраться куда-либо, садится верхом на лошадь, то есть на ящера с микроскопическим объемом мозга. Вот это я считаю самым ужасным.
Русские имеют право выступать против своих попов, но они не смеют использовать их в борьбе против высших сил. Мы жалкие, безвольные создания, это факт, но есть также созидательная сила. И было бы глупо отрицать это.
Человек, придерживающийся ложной веры, выше того, кто вообще ни во что не верит. Так профессор-большевик воображает, что одержал победу над божьим Промыслом. Этим людям с нами не совладать. Неважно, черпаем ли мы свои идеи из катехизиса или из философских трактатов, у нас всегда есть возможности для отступления, они же с их сугубо материалистическими взглядами в конце концов просто сожрут друг друга.
9
11.11.1941, вторник, вечер
«Волчье логово»
Партия хорошо делает, не вступая ни в какие отношения с церковью. У нас никогда не устраивались молебны в войсках[1]. Пусть уж лучше — сказал я себе — меня на какое-то время отлучат от церкви или предадут проклятию. Дружба с церковью может обойтись очень дорого. Ибо, если я достиг чего-либо, мне придется во всеуслышание объявить: я добился этого только с благословения церкви. Так я лучше сделаю это без ее благословения, и мне никто не предъявит счет.
Второго такого ханжеского государства, как Россия, не найти. Там все построено на церковных обрядах. И тем не менее русские получили крепкую взбучку. К примеру, молитвы 140 миллионов русских во время войны с японцами (1904...1905) принесли, совершенно очевидно, меньше пользы, чем молитвы гораздо меньшей по численности японской нации. Точно так же во время мировой войны наши молитвы оказались весомее, чем их. Но даже внутри страны попы не смогли обеспечить прочную опору существующему строю. Появился большевизм. Разумеется, этому способствовали также реакционные круги: они устранили Распутина, то есть единственную силу, способную привить славянскому элементу здоровое миропонимание[2].
Если бы не националисты-добровольцы, то в 1918...1920 годах священники у нас стали бы жертвой большевизма. Попы опасны, когда рушится государство. Тогда они собирают вокруг себя темные силы и вносят смуту: какие только трудности не создавали римские папы германским императорам! Я бы с удовольствием выстроил всех попов в одну шеренгу и заставил побеспокоиться о том, чтобы в небе не появились английские или русские самолеты. В данный момент больше пользы государству приносит тот, кто изготавливает противотанковые орудия, чем тот, кто машет кропилом. В романских странах большевизм всегда способствовал стабилизации, устраняя нежизнеспособные структуры.
Когда в древности плебеев подняли на защиту христианства, это означало, что интеллигенция окончательно отвергла античную культуру. В наши дни человек, знакомый с открытиями в области естествознания, уже не сможет всерьез воспринимать учение церкви: то, что противоречит законам природы, не может быть божественного происхождения и господь, если пожелает, поразит молнией также и церковь. Целиком основывающаяся на взглядах античных мыслителей, религиозная философия отстает от современного уровня развития науки. В Италии и Испании это закончилось резней.
Я не хочу, чтобы у нас случилось то же самое. Мы счастливы, что сохранились Парфенон, Пантеон и другие святыни, хотя с религиозной стороной этих сооружений мы уже не имеем ничего общего. Будь их у нас еще больше, это было бы просто великолепно. Мы ведь все равно не будем поклоняться в них Зевсу.
У нас такая же ситуация: лишь церковь сохранила весомые свидетельства о средневековье. Теперь представьте себе, я становлюсь ярым иконоборцем и одним махом уничтожаю все, что у нас было создано в V-XVII веках. На этом месте возникает дыра. И как из-за этого обеднеет мир!
Я ничего не знаю о загробном мире и достаточно честен, чтобы открыто признаться в этом. Другие же утверждают, что кое-что знают о нем, а я не могу представить доказательства, что это не так.
Крестьянке я бы не хотел навязывать свою философию. Учение церкви тоже своего рода философия, пусть даже и не стремящаяся отыскать истину. Но поскольку людям крупномасштабные материи недоступны, это не страшно. В итоге все, в общем-то, сводится к признанию беспомощности человека перед вечным законом природы. Не повредит также, если мы придем только лишь к выводу, что спасение человека — в его стремлении постичь смысл божественного провидения, а не в вере в свою способность восстать против закона. Это же просто замечательно, когда человек безропотно чтит законы.
Поскольку любые потрясения суть зло, лучше всего будет, если нам удастся, просвещая умы, постепенно и безболезненно преодолеть такой институт, как церковь. Самыми последними на очереди были бы, видимо, женские монастыри.
Прекрасно, когда люди предаются самоуглублению. Нужно только удалить ядовитое жало. В этом отношении за последние столетия было многое сделано. Им, церковникам, нужно просто втолковать, что царство их не от мира сего. Нельзя не восхититься Фридрихом Великим[3], пресекшим их попытку вмешаться в государственные дела. Его заметки на полях прошений пасторов — это большей частью воистину соломоновы решения, которые просто сокрушают их. Все генералы должны иметь их под рукой. Просто стыдно, что человечество так медленно движется вперед. Габсбургская династия дала миру в лице Иосифа II[4] лишь бледную копию Фридриха Великого. Если за много веков династия даст миру только одного такого правителя, как Фридрих Великий, она займет достойное место в истории.
В ходе мировой войны мы убедились: единственным подлинно христианским государством была Германия; она-то и потерпела поражение. Это — отвратительное лицемерие, когда такой архимасон[5], как Рузвельт, говорит о христианстве: все церкви должны возвысить свой голос и потребовать запретить это, поскольку его поступки диаметрально противоположны христианской вере. На дворе эпоха гибели церкви. Пройдет еще несколько веков, и путем эволюции свершится то, что не удалось сделать путем революции. Любой ученый, совершающий открытие, отсекает тем самым частицу первоосновы. Жаль, что живешь в то время, когда еще неясно, каков будет новый мир.
10
01.12.1941, понедельник, ночь
«Волчье логово»
Встал вопрос, справедливо ли попрекать женщину в том, что у нее после взятия нами власти не хватило решимости развестись со своим мужем-евреем, и, напротив, почему порой именно желание развестись вызывает антипатию к ней и вовсе не убеждает в ее благонадежности. Заявляют, что уже тот факт, что она вообще вышла замуж за еврея, в любом случае говорит об отсутствии расового инстинкта, а это уже само по себе не позволяет ей быть полноправным членом народного сообщества!
Не говорите так! Десять лет тому назад весь наш интеллектуальный мир еще даже представления не имел о том, что же такое еврей. Наши расовые законы очень суровы по отношению к отдельным лицам; это правда, но их ни в коем случае нельзя оценивать, исходя из судьбы отдельного человека: я пошел на этот шаг ради будущего и его уже не омрачат бесчисленные конфликты!
Я убежден, что среди наших евреев были люди порядочные в том смысле, что они воздерживались от участия в любых акциях, направленных против германской нации! Сколько их было — трудно сказать. Но ни один из них не выступил против своих соплеменников за германскую нацию. Я вспоминаю еврейку, печатавшую в «Байрише курир» статьи против Эйснера[1]; но не в целях защиты немецкого народа выступала она против него, а из отвлеченно-умозрительных соображений. Она предостерегала от всех дальнейших шагов по намеченному им пути, ибо его курс мог вызвать ответную реакцию и евреям пришлось бы худо. Как сказано в четвертой заповеди: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле…» Вот и евреи выдвигают нравственные требования не ради их самих, а лишь для того, чтобы этим чего-нибудь достичь.
Многие евреи не сознают деструктивного характера своего бытия. Но тот, кто разрушает жизнь, обрекает себя на смерть, и ничего другого с ним не может случиться! Кто виноват, что кошка сожрала мышь? Может быть, мышь, которая ни одной кошке не причинила зла? Мы не знаем, почему так заведено, что еврей губит народы. Может быть, природа создала его для того, чтобы он, оказывая губительное воздействие на другие народы, стимулировал их активность. В таком случае из всех евреев наиболее достойны уважения Павел[2] и Троцкий, поскольку они в наибольшей степени способствовали этому. Своей деятельностью они вызвали ответную реакцию. Они вообще действуют подобно бацилле, проникающей в тело и парализующей его! Дитрих Эккарт[3] как-то сказал мне, что знал только одного порядочного еврея. Это был Отто Вейнингер[4], который, осознав, что еврей живет за счет разложения других наций, покончил с собой.
Удивительно, что евреи-метисы во втором и третьем поколениях зачастую снова вступают в брак с евреями, но природа все равно в итоге отделяет вредоносное семя: в седьмом, восьмом и девятом поколениях еврейское начало уже никак не проявляется и чистота крови, по-видимому, восстанавливается.
Разумеется, можно ужаснуться от того, что в природе все пожирают друг друга: стрекоза — муху, птица — стрекозу, большая птица — маленькую. И наконец, большая птица, состарившись, становится добычей бактерий. Но и этим тоже не уйти от судьбы. Будь у нас возможность увеличивать до нескольких миллионов раз, мы бы открыли новые миры[5]; все в этом мире и большое и маленькое одновременно, все зависит от того, по отношению к большему или меньшему мы рассматриваем ту или иную вещь. Ясно одно: изменить здесь ничего нельзя! Даже если ты лишишь себя жизни, то все равно вернешься в природу в виде вещества или духа, души. Жаба не знает, кем она была прежде, и мы тоже этого не знаем о нас самих! Единственное, что остается, — это изучать законы природы, чтобы не действовать против них; ибо это значило бы восстать против воли неба. Если я и намерен уверовать в божественный закон, то лишь ради сохранения расы.
Не следует так уж высоко ценить жизнь каждого живого существа. Если эта жизнь необходима, она не погибнет. Муха откладывает миллионы яиц. Все ее личинки гибнут, но: мухи остаются. Останется прежде всего не индивидуальная мысль, но настоянная на крови субстанция. Из нее-то и родится мысль. Она-то и родит мысль.
Никто не обязан рассматривать бытие в перспективе, в которой оно лишено всякой привлекательности.
Органы чувств нужны человеку, чтобы познать прекрасное. И какой же богатый мир открывается тому, кто оперирует ими! К тому же природный инстинкт побуждает каждого человека, встретившегося с прекрасным, сделать его доступным также и другим. Прекрасное должно овладеть людьми; оно хочет сохранить над ними свою власть. Чем иначе еще можно объяснить тот факт, что в тяжелые времена всегда находилось бесчисленное множество людей, готовых без тени сомнения отдать жизнь ради выживания своего народа!
К несчастью, наша религия убивает всякую любовь к прекрасному. Протестанты еще более худшие ханжи, чем католики. И ту и другую церковь нельзя недооценивать, но в этом отношении евангелическая церковь — сверкающий северный ледник, в то время как католическая церковь, будучи древнее на тысячу лет, обладая поэтому гораздо более богатым опытом и питаясь непосредственно плодами иудейского интеллекта, поступает очень мудро: в масленицу человеку позволено грешить — его все равно от этого не отвадишь, — но лишь затем, чтобы в первую среду великого поста через описание адских мук заставить его раскошелиться в пользу церкви, а потом спустя какое-то время вновь позволить ему дать волю своим страстям.
11
13.12.1941, суббота, полдень
«Волчье логово»
Война идет к концу. Последняя великая задача нашей эпохи заключается в том, чтобы решить проблему церкви. Только тогда германская нация может быть совершенно спокойна за свое будущее.
Догматы веры меня совершенно не интересуют, но я не потерплю, чтобы поп вмешивался в земные дела. Сделав государство полным хозяином, мы положим конец организованной лжи. В юности я признавал лишь одно средство: динамит. Лишь позднее я понял: в этом деле нельзя ломать через колено. Нужно подождать, пока церковь сгниет до конца, подобно зараженному гангреной органу. Нужно довести до того, что с амвона будут вещать сплошь дураки, а слушать их будут одни старухи. Здоровая, крепкая молодежь уйдет к нам.
Я ничего не имею против целиком государственной церкви, как у англичан. Но мир просто не может так долго держаться на лжи. Только в VII, VIII и IX веках князья, которые были заодно с попами, навязали нашим народам христианство. Раньше они жили без этой религии. У меня шесть дивизий СС, ни один из этих солдат не ходит в церковь, и тем не менее они со спокойной душой идут на смерть.
Христос был арийцем[1]. Но Павел использовал его учение для того, чтобы мобилизовать преступные элементы и заложить фундамент предбольшевизма. С его победой античный мир утратил красоту и ясность. Что это за бог, которому нравится, как люди перед его ликом умерщвляют свою плоть?
Простой, убедительный пример: господь создает условия для грехопадения. Осуществив с помощью дьявола свой план, он затем прибегает к услугам девы Марии с целью произвести на свет человека, который смертью своей искупает грехи всего человечества.
Ислам, пожалуй, еще мог бы побудить меня вперить восторженный взор в небо. Но когда я представляю, как пресно и скучно на христианских небесах! В этом мире есть Рихард Вагнер, а там только «Аллилуйя», пальмовые ветви, младенцы, старики и старухи. Дикарь поклоняется хотя бы силам природы. Христианство же стремится заставить уверовать нас в «чудо преображения», ничего более нелепого человеческий мозг в своем безумии и выдумать не мог; чистейшей воды издевательство над любым божественным началом. Да негр с его фетишем в тысячу раз выше того, кто верит в чудесное преображение. Подчас теряешь всякое уважение к человечеству. Не к массе: ее ничему другому никогда и не учили. Но когда министры — члены партии и генералы убеждены, что нам не победить без благословения церкви! Триста лет уже немцы никак не могут выяснить, можно ли при совершении причастия вкушать не только «тело», но и «кровь» Христа.
Наша религиозность — это вообще наш позор. У японцев-христиан религия преобразована применительно к их миру. Но им легче. Религия японцев возвращает их назад к природе. Христианский тезис о загробном мире я ничем не могу заменить, поскольку он совершенно несостоятелен. Но вера в вечную жизнь имеет под собой определенные основания. Ум и душа возвращаются в общее хранилище, как, впрочем, и тело. Мы ляжем удобрениями в почву, на которой появится новая жизнь. Я не хочу ломать голову в поисках ответов на вопросы «почему?» и «отчего?». Все равно нам не дано проникнуть в глубину души.
Если и есть бог, он дает не только жизнь, но и способность познания. И если я с помощью данного мне богом разума регулирую свою жизнь, то могу ошибаться, но не солгу.
Переселение тел в загробный мир невозможно хотя бы уже потому, что каждый, кто был бы вынужден взирать сверху на нас, испытывал бы страшные муки: он просто бы бесился от ярости, видя те ошибки, которые непрерывно совершают люди.
Ошибка Чемберлена[2] в том, что он воспринимал христианство как духовный мир. Человек все мерит на свой аршин: то, что больше него, он называет большим, а то, что меньше, — маленьким. Ясно одно: на мировой шкале где-то и у нас есть место. Провидение создало каждого человека с неотъемлемыми расовыми признаками, и это уже само по себе отрадно. Как же нам не радоваться тому, что нам кажется прекрасным. Я стремлюсь к такому порядку вещей, когда каждый твердо знал бы о себе: он живет и умирает во имя сохранения своей расы. Задача состоит в том, чтобы воспитать в людях высочайшее уважение к тем, кто особенно отличился в борьбе за выживание расы. Очень хорошо, что я не пустил попов в партию. 21 марта 1933 года — в Потсдаме[3] — встал вопрос: идти или не идти в церковь? Я завоевал государство, не испугавшись проклятий обеих конфессий. Если бы я тогда в самом начале прибег к услугам церкви — мы пошли к могилам[4], а государственные деятели отправились в церковь, — то сегодня меня постигла бы судьба дуче. Сам по себе он вольнодумец. Но он пошел на уступки, хотя ему, подобно мне, следовало бы совершить революционный акт. Я бы вторгся в Ватикан и вышвырнул оттуда всю компанию. Потом я бы сказал: «Извините, ошибся!» Но зато их бы уже там не было.
И все же я бы не хотел, чтобы итальянцы или испанцы отвергли христианство: тот, кто его исповедует, всегда носит в своем теле бациллы.
12
18.01.1942, воскресенье, вечер
«Волчье логово»
Всю жизнь мне постоянно приходится кого-то уговаривать. В 1933 году я имел в «Кайзерхофе» многочасовую беседу с Мейснером[1]; он сказал мне, что всю жизнь был демократом, но, возможно, в несколько ином аспекте, чем мы себе это представляем. На самом деле мы не так уж далеки друг от друга, и он лично готов сделать все для того, чтобы помочь нам в установлении контактов со «старым господином» — Гинденбургом. Но пока на это нельзя рассчитывать, ибо «старый господин» уже в силу своего мировоззрения враждебно настроен по отношению к нам.
Должен признаться, что Мейснер первый, кто весьма убедительно обрисовал мне ситуацию, в которой оказался «старый господин». Где ему искать опору? Националисты — бездари. Против конституции он пойти не может, что же ему остается делать? Ему стоило больших усилий преодолеть себя и пойти на сотрудничество с некоторыми социал-демократами и представителями партии Центра. Добавим сюда еще антипатию к Гугенбергуa[2], который в 1925 году назвал его государственным изменником лишь за то, что он оставил Мейснера в его должности.
В конце концов «старый господин» пригласил меня для беседы: «Господин Гитлер, я хочу знать, что у вас за идеи?» Было безумно тяжело знакомить его с нашей идеологией, ибо нас разделяла пропасть. Начал я с рассказа об использовании военного опыта и организаций. К солдату я быстро проторил дорогу; но для того, чтобы найти подход к политику, потребовалось великое умение.
Когда я закончил свой рассказ, то почувствовал, что он с одобрением воспринял его. Потом он вспомнил об одном инциденте в Восточной Пруссии: «Но ваши молодые люди не должны так поступать! Недавно в Танненберге они выкрикивали: „Пробудись, пробудись!“ Но я же не сплю!»
К этому приложили руку определенные люди, которые внушили «старому господину», что парни имели в виде именно его, хотя на самом деле их клич звучал: «Германия, пробудись!»
Вскоре он известил меня, что намерен теперь всегда прислушиваться к моему мнению в случае принятия каких-либо важных решений. Это уже о многом говорило. Но влияние враждебных мне кругов все еще было настолько сильным, что я даже в 1933 году поначалу был вынужден докладывать ему только в присутствии фон Папена[3]. Как-то раз Папен был в отъезде. Я отправился к нему один. «Почему господин Папен всегда присутствует здесь? Я хочу говорить только с вами!» Папен по возвращении очень сожалел, что был вынужден уехать. «Старый господин» считал его ветрогоном, но, по-моему, все же любил. Папен очень умело с ним обращался. Да и заслуги у него немалые. Он первым проявил инициативу: нарушил священную конституцию. Ну а то, что он не смог сделать следующий шаг…
Если Антонеску[4] не сумеет завоевать симпатии народа, он пропал. Тот, кто опирается лишь на аппарат, не сможет долго продержаться. Ататюрк[5] упрочил свою власть с помощью Народной партии. То же самое в Италии. Случись с Антонеску что-нибудь, и выяснится, что отсутствует решающий фактор в вопросе о преемнике. В армии различные претенденты тут же вступят в борьбу между собой. Я бы лично расстрелял Хориа Симу[6] и сделал своей опорой румынский Легион.
Без политического фундамента невозможно ни решить вопрос о преемнике, ни наладить нормальную деятельность государственного аппарата. И здесь румыны уступают Хорти[7]. В венгерском государстве, с одной стороны, есть парламент — что для нас совершенно нетерпимо, — но исполнительная власть действует совершенно самостоятельно.
Вот в чем было несчастье Папена: ему не на кого было опереться. Мы еще были недостаточно сильны, чтобы поддержать его. Но я бы и не стал этого делать, ибо он не был к сему свыше предназначен.
Ежегодный дефицит бюджета в рейхе и землях составлял у нас тогда 5,5 миллиарда[8]. Еще 5 миллиардов надлежало выплатить блоку враждебных держав. «Колоссальный успех[9], — заявил он, вернувшись из Женевы, — ведь ранее нам записали 150 миллиардов». Между тем на 30 января 1933 года в казне было всего 83 миллиона. Я спросил его: «Чем вы собираетесь платить?» — а он в ответ: «Надо платить, иначе они наложат арест на наше имущество». — «Каким образом? — спросил я. — У нас ничего нет». Когда же я запросил 3 миллиарда на вооружение, мне тут же напомнили об этих обязательствах перед заграницей. Тогда я сказал: «Вы хотите отдать это зарубежным странам, так лучше дайте эти деньги своей стране!» Английскому послу (сэру Горацию Румбольду) я четко разъяснил свою точку зрения во время вручения верительных грамот. В ответ он заявил: «Вы хотите тем самым сказать, что новая Германия не признает обязательств, взятых на себя ее прежними правительствами?» — «Мы признаем договора, — возразил я ему, — но отвергаем шантаж. А все наши обещания, относящиеся к Версальскому договору, по моему мнению, вырваны у нас путем шантажа». — «Превосходно, — сказал он, — я немедленно поставлю в известность мое правительство».
Никогда Англия или Франция не предъявляла нам претензий по поводу платежей. Англичан я в этом отношении вообще не боялся. Но я беспокоился, что французы могут воспользоваться этим, чтобы, например, оккупировать Майнц[10].
13
08.01.1942, четверг, ночь
«Волчье логово»
Кое-кто спрашивает: «Почему вы не измените программу партии?» А почему я вообще должен ее менять? Это история. С этой программы 24 февраля 1919 года[1] началось наше движение. Жизнь, меняясь, сама вносит свои изменения. Национал-социализм не медицинский или военный еженедельник, который постоянно должен соответствовать новейшему уровню научных исследований.
Какое счастье для правительства, что люди совершенно не думают. Думать им приходится лишь в момент отдачи приказов и во время их исполнения. В противном случае человеческое общество долго бы не просуществовало.
Не зима как таковая создает нам трудности, а то, что у нас есть солдаты, но мы не можем обеспечить их транспортировку, есть боеприпасы и вооружение, но мы не можем доставить их на позиции. Горе железнодорожникам, если к следующему разу они не наладят свою работу!
Будет лучше, если я тридцатого выступлю вместо Геббельса[2]. Призывая сохранить бодрость духа, необходимо соблюсти золотую середину между трезвой оценкой ситуации и звонкой фразой. Геббельс в обращении к солдатам[3] призвал их быть твердыми и невозмутимыми. Но в этой ситуации солдат должен быть не невозмутимым, а решительным. Это понимает только тот, кто сам воевал.
Стоит найти где-нибудь череп, как весь мир заявляет: так выглядели наши предки. Кто знает, может быть, неандерталец был обезьяной. Во всяком случае, наши предки в те времена там не сидели. Наша страна представляла собой сплошное болото, и они разве что прошли через него. Когда нас спрашивают о наших предках, мы всегда должны указывать на греков.
14
19.01.1942, понедельник, вечер
«Волчье логово»
До 1933 года мне постоянно с большим трудом удавалось удерживать наших людей от дуэлей. И тогда я просто запретил их. Из-за таких глупостей я потерял нескольких наших лучших людей. И что послужило поводом для дуэлей!
Как-то мы сидели в «Рейхсадлере» (ресторан в Мюнхене) . Гесс был с женой и свояченицей. Подвыпивший студент пристал к ним и оскорбил дам. Гесс пригласил его выйти и высказал ему все, что он о нем думал. На следующий день двое таких вот болванов явились к нему и принесли вызов на дуэль, поскольку он позволил себе поучать члена студенческой корпорации. Я запретил ему связываться с ними. Пусть они лучше ко мне придут. Я бы сказал им: «Человек четыре года сражался с врагом. Вам не стыдно?»
Никто не сможет заменить Штрунка — единственного нашего журналиста с мировой известностью. Оскорбили его жену и в результате застрелили его самого[1]. Где же тут разум?
Бывает, двое мужчин вступают между собой в конфликт, который никак нельзя разрешить в судебном порядке. Когда, например, двое ухаживают за одной женщиной. Как-то им нужно разобраться между собой. Кто-то должен уйти. Но сейчас война, и нет ни возможности отнестись с пониманием к таким вещам, ни времени. Нация не может себе этого позволить.
Когда речь идет о раздорах в деревне, я за проявление терпимости. Деревенский парень побоится на людях показаться, если он не стал драться за свою девушку. Ничего трагического здесь нет. Случается, суд объявляет убийцей того, кто заслуживает обвинения лишь в неумышленном убийстве. Достаточно было виновному хоть раз сказать:
«Я убью его!» — как в его деянии уже видят «преступление с заранее обдуманными намерениями». Но куда мы придем, если в умышленном убийстве обвинят всех тех, кто в деревне сказал нечто подобное? В таких случаях я обычно смотрю сквозь пальцы, если, на мой взгляд, речь идет о хороших ребятах. В тюрьме им заменяют наказание и вскоре досрочно освобождают.
Кто у нас сегодня имеет право защищаться? Четких представлений о защите чести мундира не существует. Если еще и ДАФ (Немецкий трудовой фронт) потребует предоставить ему право устраивать дуэли, останется лишь каких-нибудь два-три несчастных, которые вообще не имеют ни мундира, ни чести. Я тогда из принципа разрешу дуэли только между представителями духовного сословия и юристами.
Есть множество других возможностей поступить благородно и принести пользу нации. Мы обязаны предъявлять высокие требования к такого рода вещам. Подчас, чем больше в жизни великих событий, тем менее значительными они кажутся. И сколько семей таким вот образом было ввергнуто в несчастье. Дуэлью ничего не докажешь. Ты можешь тысячу раз быть правым; но вопрос лишь в том, лучше ли ты стреляешь.
15
20.01.1942, вторник, полдень
«Волчье логово»
В старой германской армии было поразительно много хорошего, но было и поразительно много плохого. Это и породило социал-демократию, чего никогда бы не произошло, если бы армия и флот не сделали все, чтобы возвести стену отчуждения между рабочим и нацией. У рабочего не было никаких шансов на продвижение по службе: губительное воздействие оказал институт фельдфебель-лейтенантов и заместителей офицерских должностей[1].
В каждом полку было несколько офицеров, на которых можно было положиться. Но сколько бы их ни было, путь наверх был им закрыт. И напротив, любой учитель автоматически становился офицером, и многие из них показали свою полную непригодность.
Если некто хорошо проявил себя и, следовательно, обладает командирскими способностями, то нужно дать ему звание, соответствующее его должности. Только капитан должен в течение длительного срока командовать ротой. К этому обязывает хотя бы забота о его авторитете. Случалось, замещающий офицерскую должность два года командовал ротой, а обер-лейтенант — батальоном. Но солдаты заслужили, чтобы их командиру присвоили звание, которое он заслужил. То же самое относится и к командованию полком. Из чисто формальных соображений нельзя допустить, чтобы полковничью должность занимал майор.
В мирное время вновь неизбежно установится определенный порядок. Я скептически отношусь к офицерам-теоретикам. Далеко не ясно, смогут ли они в решающий момент правильно действовать.
В условиях современного боя командир роты, которому больше 40 лет, — это нонсенс. Командиру роты должно быть 26 лет, командиру полка — 35, а командиру дивизии — 40.
Стоит взглянуть в наш список лиц, имеющих генеральское звание, как тут же можно сделать вывод: этим людям пора на пенсию. Приведу пример Англии, где при назначении человека на ту или иную должность уже не руководствуются служебно-возрастным списком.
16
22.01.1942, четверг, полдень
«Волчье логово»
Не исключено, что при последовательном руководстве мы через двести лет решим национальную проблему. В известной степени это уже было достигнуто Тридцатилетней войной.
В сороковые годы прошлого столетия любой чех стыдился говорить по-чешски. Он гордился, что говорит по-немецки, и был особенно горд, если его принимали за венца. Введение всеобщего, равного, тайного избирательного права нанесло в Австрии сокрушительный удар по немцам. Социал-демократия принципиально встала на сторону чехов, высшая знать тоже.
Для аристократии немцы вообще слишком культурный народ. Ей предпочтительнее малые народы окраин. Чехи были лучше, чем венгры, румыны и поляки. У них уже образовался слой мелких буржуа, отличавшихся трудолюбием и знавших свое место. В наши дни они злобно, но и с безмерным восхищением взирают на нас: «Нам, богемцам, не дано властвовать!»
Только властвуя над другими народами, можно научиться управлять. Чехи давно бы избавились от своего комплекса неполноценности, если бы с течением времени осознали свое превосходство над остальными окраинными народами Австрии.
Ситуацию, существовавшую до марта 1939 года, теперь даже представить себе нельзя: как такое вообще было возможно!
На протяжении нескольких веков мы замыкались исключительно на себе и теперь должны научиться активно наступать. Это продлится 50...100 лет. Мы умели властвовать над другими. Самый лучший пример этого — Австрия. Если бы Габсбурги не заключили союз с враждебными силами, то девять миллионов немцев справились бы с остальными пятьюдесятью миллионами! Когда говорят, что индусы сражаются на стороне англичан, вспомним: в Австрии другие народы тоже сражались на стороне немцев.
Нижняя Саксония, безусловно, родина властелинов. Английский господствующий слой родом оттуда! Именно там СС, используя свои методы, проводит набор руководящих кадров, с помощью которых через 100 лет можно будет управлять всеми территориями, не ломая себе голову над тем, кого куда назначить.
Сумеем ли мы избавиться от провинциальной узости — вот что будет иметь решающее значение. Поэтому я рад, что мы обосновались и в Норвегии, и еще там-то, там-то и там-то. Швейцарцы — это просто выродившееся ответвление нашего народа. Мы потеряли германцев, которых в Северной Африке называли берберами, а в Малой Азии — курдами. Одним из них был Кемаль Ататюрк, голубоглазый человек, не имевший ничего общего с турками.
17
24.01.1942, суббота, вечер
«Волчье логово»
В мирное время следует закладывать такие основы военной промышленности, на которые можно опереться и во время войны.
В 1936 году — когда был разработан 2-й четырехлетний план[1] — нужда заставила нас начать поиски материалов-заменителей. Для оснащения миллионной армии одной только оптики требуется столько — даже представить себе невозможно!
В Англии усиливается следующая тенденция: в Европе ничего приобрести мы не сможем. У нас 16 миллиардов долга еще с той войны. Теперь к ним прибавились еще 200 миллиардов. Консерваторы скажут: только отказавшись от власти над Индией, можно — например, в Северной Норвегии — быстро и малой кровью одержать победу. Удастся ли отстоять Новую Зеландию и Австралию? Но Индию нужно удержать.
С капиталистической точки зрения Англия — богатейшая в мире страна. Буржуа способен на подвиг, как только протянешь руку к его кошельку. Остаются только две возможности: уйти из Европы и удерживать Восток и наоборот; и то и другое удержать невозможно. Смена правительства будет вызвана решением уйти из Европы. Английская буржуазия сохраняет за Черчиллем его должность до тех пор, пока есть стремление при всех обстоятельствах продолжать эту войну.
Будь она похитрее, она бы закончила ее и нанесла бы тем самым страшный удар Рузвельту. Она бы могла сказать: Англия не в состоянии продолжать войну. Помочь вы нам не можете, и мы вынуждены занять другую позицию в отношении Европы. Произойдет крах американской экономики, падет Рузвельт, и Америка перестанет представлять опасность для Англии.
18
Ночь с 25 на 26.01.1942, воскресенье
«Волчье логово»
Счастье некоторых государственных деятелей, что они не были женаты: иначе произошла бы катастрофа[1].
В одном жена никогда не поймет мужа: когда в браке он не сможет уделять ей столько времени, сколько она требует. Пока речь идет о чужих мужьях, они все говорят: я не понимаю их жен, я не буду такой. Но по отношению к собственным мужьям все женщины ведут себя одинаково неразумно. Нужно понять: жена, которая любит своего мужа, живет только его жизнью; лишь когда появляются дети, она осознает, что у нее в жизни есть еще кое-что; она требует от мужа, чтобы он вел себя точно так же. Но мужчина раб своих мыслей. Долг и обязанности властвуют над ним, и бывают моменты, когда он действительно вынужден сказать: какое мне дело до жены, какое мне дело до ребенка!
В 1932 году я вообще лишь несколько дней провел дома. Но и тогда я не был себе хозяином.
«Тебя нет со мной!» — жалуется жена, когда муж неожиданно весь оказывается во власти своих мыслей. Разумеется, вовсе не нужно постоянно быть вместе. Но боль разлуки приносит жене нечто вроде удовлетворения. Ведь за ней последует радость встречи. И когда моряк возвращается домой, то для него это не что иное, как заново праздновать свадьбу. После стольких месяцев отсутствия он может теперь несколько недель наслаждаться полной свободой! Со мной такого бы никогда не было. Меня бы жена встречала упреком: «А я?!»
К тому же очень мучительно безропотно подчиняться воле жены. У меня было бы угрюмое, помятое лицо, или я бы перестал выполнять супружеские обязанности.
Поэтому лучше не жениться. Самое худшее в браке: стороны вступают между собой в юридические отношения, отсюда и претензии. Гораздо разумнее иметь возлюбленную. Никаких тягот, и все воспринимается как подарок. Разумеется, это относится только к великим людям.
Не думаю, что такой человек, как я, когда-нибудь женится. Он придумал себе идеал, в котором фигура одной женщины сочетается с волосами другой, умом третьей и глазами четвертой, и всякий раз сверяет новую знакомую с ним. И выясняется, что идеала просто не существует. Нужно радоваться, если девушка в чем-то одном очаровательна. Нет ничего прекраснее, чем воспитывать юное существо: девушка в 18, 20 лет податлива, как воск. Мужчина должен уметь наложить на любую девушку отпечаток своей личности. Женщина только этого и хочет.
Дара, невеста моего шофера Кемпки, очень милая девушка. Но я не думаю, что они будут счастливы. Кемпку, кроме техники, ничего не интересует, а она умна и интеллигентна.
Ах, какие есть красавицы!
Мы как-то сидели в погребке при ратуше в Бремене. И тут вошла женщина: воистину можно было поверить, что к нам с Олимпа спустилась богиня. Просто ослепительная красота! Все, кто был в погребке, побросали ножи и вилки. И глаз не сводили с этой женщины.
А позднее в Брауншвейге! Как же я потом корил себя! И все мои люди тоже: светловолосая девушка подбежала к машине и преподнесла мне букет. У всех запечатлелось в памяти это событие, но никому даже в голову не пришло спросить у девушки адрес, чтобы я мог послать ей благодарственное письмо. Светловолоса, высока и очаровательна! Но как всегда: вокруг толпа. Да еще спешка, до сих пор я жалею.
В «Байерише Хоф»[2] я однажды присутствовал на каких-то торжествах. Множество красавиц ослепляли блеском своих бриллиантов. И тут вошла такая красивая женщина, что рядом с ней все померкло. Это была жена Ганфштенгля. Я как-то встретил ее у Эрны Ганфштенгль вместе с Мари Штук. Три женщины[3], одна красивее другой, вот это была картина. В Вене мне тоже довелось встречать много красивых женщин.
* * *
Я люблю животных, особенно собак. Но боксер, к примеру, не вызывает у меня симпатий. Если я вообще когда-нибудь заведу еще одну собаку, то только овчарку. Лучше всего суку. Я бы изменил сам себе, если бы завел собаку другой породы. Что за чудо: злобная, предана хозяину, смелая и красивая. Собака — поводырь, как же это трогательно. На других собак она вообще внимания не обращает; только если встретит суку, у которой течка, вот тут уж ничего не поделаешь. Она любит человека больше, чем себе подобных. Стремглав несется к своей подруге, но тут же возвращается, чувствуя угрызения совести.
Зимой 1921/22 года мне подарили овчарку. Но она очень тосковала по прежнему хозяину и так и не смогла прижиться у меня. И я решил ее отдать. Но новый хозяин с ней и ста шагов не прошел. Она вырвалась, бросилась ко мне и положила лапы на плечи. Пришлось ее оставить.
Когда же через некоторое время я получил от Графа[4] в подарок Мука, он уже гораздо быстрее прижился у меня. По лестнице он поднимался с понурым видом, но, увидев наверху Блонди, так обрадовался, описать невозможно, даже на следующий день успокоиться не мог.
Собака гораздо легче привыкает к новому месту, если там уже есть собака. Пусть только почует, что у нового хозяина есть собака, и уже можно не беспокоиться.
Ведь собака — древнейшее домашнее животное. Вот уже 30 000 лет живет она рядом с человеком. Только человек в своем высокомерии не желает замечать, что между собаками — даже одной породы — существует колоссальная разница. Есть глупые собаки, а есть до того умные, что страшно становится.
* * *
Я недавно держал в руках сочинение, посвященное возникновению человеческих рас. Раньше я много размышлял об этом, и должен признаться, что если повнимательнее приглядеться к древним преданиям, сказкам и сагам, которые есть у всех народов, то приходишь к очень странным выводам.
Просто удивительно, насколько мал отрезок времени, который может обозреть человек. Древнейшие памятники письменности появились 3...4 тысячи лет тому назад. Слово «сага» происходит от «заген»[5]. Саги не дошли бы до нас, если бы их слагатели не были близки нам по духу. Откуда у нас право считать, что первобытный человек был совершенно не похож на нынешнего? Природа учит нас, что растительный и животный мир изменяется и развивается. Но во внутривидовом развитии нет нигде даже намека на тот грандиозный скачок, который якобы сделал человек в процессе эволюции от обезьяны к твоему теперешнему состоянию.
Если мы взглянем на греков, которые тоже были германцами, то обнаружим такую красоту, какой у нас сейчас просто нет. Это относится как к величию их мыслей — только в технике они оказались полными профанами, — так и к их внешнему облику. Достаточно сравнить голову Зевса или Афины с головой Христа на средневековом распятии или какого-нибудь святого.
Когда же я думаю о более древних народах, о египтянах, живших в предшествующую эпоху, то понимаю, что это были не менее достойные люди. Лишь 40 поколений отделяют нас от Рождества Христова. Но наши знания ограничиваются эпохой, охватывающей несколько тысячелетий до начала новой эры.
Сага не могла возникнуть из ничего. Явление всегда предшествует понятию. Мы ничем не связаны, я даже думаю, мы поступили правильно, предположив, что мифологические образы порождены воспоминаниями о реальных событиях прошлого.
Одновременно во всех древних преданиях мы встречаем рассказ о том, как небесный свод обрушился на землю. Но библейские сказания об этом созрели вовсе не на иудейской почве; сюжеты, несомненно, были заимствованы у вавилонян и ассирийцев. В нордическом мифе повествуется о борьбе богов и гигантов. Я это могу объяснить лишь тем, что в результате стихийного бедствия в Скандинавии погибла человеческая раса, являвшаяся носителем высшей культуры. То, что мы сегодня находим на земле, — это, по всей вероятности, следы тех, кто выжил и, следуя зову памяти, стал возрождать культуру. Кто сказал, что каменный топор, который можно найти в наших краях, изобрели те же, кто им пользовался? На мой взгляд, гораздо правильнее было бы предположить, что просто каменные изделия ранее изготовлялись из других материалов. Так и неизвестно, существовали ли наряду с каменными орудиями также и металлические. Впрочем, медь и бронза недолговечны. И поэтому может случиться так, что в некоторых слоях земной коры будет найдено гораздо больше каменных орудий.
Нигде ничего также не сказано о том, что культурная жизнь народов в наших краях накануне катастрофы иссякла. Земля на три четверти покрыта водой. Только восьмая часть земной поверхности доступна нашим исследователям. Кто знает, какие открытия ожидают нас, когда мы сумеем до конца исследовать почву, залитую водой.
Я склонен верить учению Гёрбигера[6] о мировом льде. Возможно, когда-то, за 10 000 лет до нашей эры, произошло столкновение с Луной. Не исключено, что Земля вынудила тогда Луну вращаться на ее теперешней орбите. Возможно, наша Земля забрала у Луны ее атмосферу и это полностью изменило условия жизни людей на Земле. Я допускаю, что здесь тогда обитали существа, которые могли жить на любой высоте и глубине, ибо атмосферное давление отсутствовало. Допускаю также, что Земля разверзлась и хлынувшая в кратеры вода вызвала страшные извержения и потоки дождей. Спастись смогли только двое людей, так как они укрылись высоко в горах в пещере. Я полагаю, ответ на эти вопросы будет дан только тогда, когда человек интуитивно почувствует внутреннюю взаимосвязь и тем самым проложит путь точной науке. В противном случае Древний мир, существовавший до катастрофы, будет навсегда скрыт от наших глаз.
Если взглянуть на историю нашей религии от ее истоков, то она покажется более человечной. На мой взгляд, религии возникли потому, что воспоминания поблекли, превратились в голые схемы, приобрели абстрактный характер и слились с представлениями, которые церковь использовала для того, чтобы остаться у власти. Вообще, время с III по XVII век, безусловно, отличалось немыслимой жестокостью и крайней степенью деградации человечества. Кровожадность, подлость и ложь — вот что было характерно для этой эпохи.
Я вовсе не считаю, что все должно оставаться так, как оно было. Провидение дало человеку разум, чтобы он поступил разумно. Именно разум говорит мне, что следует положить конец власти лжи. Но он же подсказывает, что в данный момент это сделать невозможно. Не желая способствовать распространению лжи, я не пустил попов в партию. И я не побоюсь вступить в борьбу и стану сразу действовать, если проверка покажет, что время настало.
Вопреки собственной воле я стал политиком. Политика для меня лишь средство для достижения цели. Некоторые полагают, что мне будет тяжело, если я однажды прекращу заниматься своей нынешней деятельностью. Нет! Это будет прекраснейшим днем в моей жизни, когда я отойду от политики и избавлюсь от забот, мучений и неприятностей. Я хочу это сделать после окончания войны, сразу как только выполню свою политическую миссию. А затем я хотел бы 5...10 лет предаваться размышлениям и делать записи. Войны начинаются и кончаются. Остаются лишь сокровища культуры.
Отсюда моя любовь к искусству. Музыка, архитектура — разве это не те силы, которые указывают путь грядущим поколениям? Когда я слушаю Вагнера, то ощущаю ритмы Древнего мира.
19
27.01.1942, вторник, полдень
«Волчье логово»
В жилах основной массы солдат, которых Англия использовала в своих войнах, текла немецкая кровь. Впервые она в огромном количестве пролила кровь собственных сынов в годы первой мировой войны, и это означало для нее гибель 1,4 миллиона человек[1]. И как же это ударило по ней! Чтобы избежать экономического краха, им следовало тогда или отказаться от капиталистической системы, или же сбросить с себя бремя долгов в 150 миллиардов. Они и попытались так поступить. На свой обычный манер, то есть снизив расходы на вооружение до минимума, чтобы получить возможность выплачивать проценты по военным кредитам. То же самое произошло и после наполеоновских войн. Они тогда пришли в полный упадок и вновь окрепли только в викторианскую эпоху.
Истинное мировое господство может быть завоевано только собственной кровью. Римское государство начало использовать вольноотпущенников, лишь когда полностью прекратился приток собственной крови. Только после третьей Пунической войны появились легионы, сформированные из вольноотпущенников. Если бы не христианство, кто знает, какой была бы история Европы. Рим завоевал бы всю Европу, и его легионы отразили бы натиск гуннов.
Именно христианство погубило Рим, а не германцы и гунны.
То, что большинство творит ныне на технико-материалистической основе, христианство совершило на теоретико-метафизической основе.
Когда цари видят, что трон под ними шатается, они прибегают к помощи черни. Было бы правильнее говорить о Константине Предателе и Юлиане Верном, чем называть первого Великим, а второго Отступником. Все, что христиане понаписали против Юлиана, такая же чушь, как и нападки на нас еврейских писак, в то время как труды самого Юлиана содержат чистую правду.
Если бы человечество изучало историю, это привело бы к таким последствиям! Спасение Европы от повторения подобных кризисов будет когда-нибудь торжественно отмечено как заслуга фашизма и национал-социализма.
Я вижу грозную опасность для Англии. Консерваторов ожидает нечто ужасное, если пролетарские массы придут к власти. Если бы консервативная партия после возвращения Чемберлена из Мюнхена[2] спросила у народа, что лучше, война или мир, то колоссальное количество людей встало бы на ее сторону. Когда я был в Мемеле[3], Чемберлен передал мне через посредника, что он полностью сознает необходимость улаживания этой проблемы, хотя и не может открыто высказаться. Люди Черчилля тогда самым наглым образом оскорбляли его и подвергали нападкам[4]. Проведи он выборы, то был бы спасен.
Во всех этих решающих ситуациях я всегда делал свой выбор. Как внутри страны, так и за рубежом это давало сильнейший эффект.
Рабочая партия (лейбористы) сделала свой выбор, ибо эти евреи уже всем надоели. Если теперь Хор[5] придет к власти, ему надо будет лишь освободить фашистов[6].
Англичане должны разрешить назревшие социальные проблемы. Пока еще их можно, действуя разумно, урегулировать сверху. Но горе, если этого не произойдет! Тогда это сделает кипящая от гнева народная душа. Тогда — безумие, которое разрушит все. Такие люди, как Мосли, легко и играючи разрешили бы проблему, найдя компромисс между консерватизмом и социализмом, открыв широким массам путь и сохранив все, что нужно верхам. Нельзя удерживать сословные различия в такие времена, как нынешние, когда среди пролетариев столько одаренных людей.
С самого начала следует обеспечить возможности для любого разумного регулирования. Через школы — школы Адольфа Гитлера и национал-социалистические воспитательные заведения — я хочу сделать так, чтобы юноша из самой бедной семьи мог занять любое положение в обществе, если в нем есть предпосылки для этого. К тому же партия позаботится о том, чтобы тот, кто доказал свою преданность идеям, мог сделать карьеру в деловом и чиновничьем мире, минуя ступени обычной иерархической лестницы. Иначе вспыхнут мятежи. Еврей чует, где зреет конфликт, и использует его в своих целях. И тут должно появиться движение, которое отвергнет обе стороны: впавших в маразм консерваторов и еврейско-большевистских анархистов.
Англичане состоят из разнородных расовых элементов. Отсюда опасность превращения классовой борьбы в расовую. Однако расовая война не начнется, если людей будут подбирать не по внешности, а в зависимости от того, как они проявили себя.
Внешний облик зачастую не отражает наклонностей человека. Можно проводить отбор по внешним признакам, а можно — так, как это делает партия, — исходя из жизненной позиции. От узкопрофессионального подхода мне пришлось отказаться. Но это же безумие — поручать строить дороги человеку, который пригоден разве только для того, чтобы их подметать, и использовать в качестве подметальщика человека, который может строить дороги.
Национал-социализм говорит: гражданская оценка человека не имеет ничего общего с выбором профессии. В этом смысле мы терпимы. И менее всего следует ориентировать ребенка на освоение профессии отца. Решающую роль здесь играют исключительно его способности и наклонности. У ребенка могут быть такие способности, какими не обладали его родители. Это все пришло к нам от крестьян. Следует избегать ситуаций, когда людям не дают продвинуться. Но если осуществлять подбор по способностям, то каким-то образом внешний облик будет соответствовать наклонностям.
Наиболее сильно я ощутил это в Вильгельмсхафене во время спуска на воду «Тирпица»[7]: рабочие выглядели как истинные аристократы.
Народ весьма односторонне продолжал культивировать себе интеллект, забывая, какое значение имеет для жизни нации сила. Для сохранения общественного порядка важно иметь не только голову, но и кулак, иначе однажды объявится сила, отделенная от духа, и размозжит всем головы. В борьбе между умом и силой последняя всегда побеждает. Социальный слой, у которого есть только голова, как бы чувствует, что у него совесть нечиста. И когда действительно начинаются революции, он не отваживается встать в первых рядах. Сидит на мешке с деньгами и дрожит от страха. Моя совесть чиста. Приводите ко мне одаренного юношу, и я буду ему покровительствовать. Для меня нет ничего более приятного, чем услышать: мой фюрер, вот великий талант, он когда-нибудь может стать вождем нации.
Того, кто выступает против общественного порядка как такового, я, ни на секунду не задумавшись, расстреляю. Строй, который я создаю, не падет под натиском широких масс. Они разобьют свои головы об эту неодолимую твердыню. Любой, кто попытается силой потрясти основы этого государства, захлебнется в собственной крови. Но зато все, что необходимо сделать для поощрения порядочных людей, будет сделано с чувством глубокой ответственности перед всем народным сообществом. Одни более подходят для руководящей роли, из других получаются хорошие исполнители. Какой прок от руководства, когда исполнители отсутствуют. Состояние народного сообщества теперь таково, что необходимо позаботиться о сохранении нашей культуры.
Нужно иметь холодный как лед ум, чтобы решить проблему: кто способен быть вождем? А кто — ведомым? И то и другое абсолютно необходимо для сохранения целого. Тот, кто показал, что он способен руководить, получает власть. Ни одно учреждение не должен возглавлять тот, кто не способен руководить. Практически везде и всюду один руководит, другой подчиняется.
Руководство — это тяжкое бремя ответственности. Если англичане освободят 9000 фашистов, то те переломают плутократам все кости, и вопрос будет решен.
Лично я верю, что пока в государстве обнаруживается 9000 человек, готовых ради идеи сесть в тюрьму, то дело еще не проиграно. Лишь когда последний из них впадет в отчаяние, вот тогда всему конец. Но если есть хоть один человек, который с верой в сердце высоко держит знамя, то еще не все потеряно. И здесь я также буду холоден как лед: если немецкий народ не готов бороться за свое выживание, ну хорошо — тогда он должен исчезнуть!
20
28.01.1942, среда, полдень
«Волчье логово»
Если вспомнить, что Фридрих Великий противостоял противнику, обладавшему двенадцатикратным превосходством в силах, то кажешься самому себе просто засранцем. В этот раз мы сами обладаем превосходством в силах! Ну разве это не позор?
21
28.01.1942, ночью
в поезде
Я часто размышляю над тем, что послужило причиной гибели античного мира. Правящий слой слишком уж разбогател, с этого момента все его помыслы были направлены на то, чтобы обеспечить своим наследникам беззаботную жизнь. Они убедили себя в том, что, чем больше детей, тем меньше достанется каждому из них. Отсюда и сокращение рождаемости.
В число тех богатств, от наличия которых в основном зависела власть правящего слоя, входили и рабы. В конце концов огромное количество людей, находившихся в зависимом положении, противостояло господствующему классу, который по численности уступал ему, а во всем, что касается внутренней активности, оказался весьма слаб и был поглощен массой в тот момент, когда христианство смело границы между сословиями.
* * *
Опасность усиления стагнации нависает над Францией из-за нежелания иметь в семье больше двух детей. Не потому, что качество изделий французского производства оставляет желать лучшего, а потому, что отсутствуют импульсы, дающие гарантию того, что застойные тенденции, свойственные консервативной жизни, не возобладают над стремлением к поискам новых технических возможностей.
Дети — вот в чем наше спасение!
Пусть даже эта война будет стоить нам четверть миллиона убитых и 100 000 инвалидов[1], все равно немецкий народ сумеет компенсировать эти потери, ибо с момента взятия нами власти рождаемость превышает смертность. Потери будут восстановлены в многократно превосходящем их объеме в поселениях для чистокровных немцев, которые я создам на Востоке.
Я счел бы преступлением проливать кровь только лишь ради возможности по-капиталистически эксплуатировать природные ресурсы. Право на землю, согласно вечному закону природы, принадлежит тому, кто завоевал ее, исходя из того, что старые границы сдерживали рост численности народа. И то, что у нас есть дети, которые хотят жить, оправдывает наши притязания на вновь завоеванные восточные территории.
Наше счастье в том, что у нас всегда был избыток детей. Ибо это ставило нас в трудное положение. А оно вынуждает действовать. Мы не подвергаемся опасности застрять на той стадии развития, благодаря которой мы сегодня обладаем превосходством в силах. Нужда заставляет нас всегда быть впереди во всем, что касается технического прогресса. Она сама по себе обеспечивает нам преимущество.
За все в жизни нужно платить кровью. Это идет уже от рождения. Если кто-либо заявляет, что такая жизнь ему не нравится, можно только посоветовать ему покончить с собой. Ибо если он не захочет последовать этому совету, его каждый день будут одолевать все новые и новые страхи. Но почему нужно быть пессимистом? В жизни столько прекрасного, в каждом ее мгновении. Почему же у него руки опускаются?
Только в оптимисте могут пробудиться творческие силы. Без веры нет свершений.
22
04.02.1942, среда, вечер
«Волчье логово»
Карл Великий был одним из величайших людей в мировой истории, так как он сумел собрать под одной крышей германские упрямые головы.
Ныне известно, почему наши предки устремились не на Восток, а на Юг: вся территория восточное Эльбы была тогда именно тем, чем сегодня для нас является Россия. Римляне предпочитали понапрасну не взбираться на Альпы, а германцы без причины тоже не спускались с гор.
Греция была страной исключительно дубовых и буковых рощ, оливы появились позднее. Если в Верхней Баварии теперь тепло, это объясняется тем, что в Италии больше не осталось лесов. Уничтожение южных культур вызвало изменение климатических условий. Сейчас теплые ветры дуют в сторону Альп и над ними.
Германцу жаркий климат нужен был для того, чтобы развивать свои способности. Лишь в Греции и Италии германский дух нашел благодатную почву! По прошествии многих столетий он сумел обеспечить человеческие условия жизни и в северном климате. Знания помогли ему в этом.
Служебный перевод в Германию был для римлян тем же самым, что для нас в свое время перевод в Познань. Представьте себе: непрерывные дожди и все вокруг превратилось в болото. На экстернатных камнях (скалы из песчаника в Тевтобургском лесу южнее Детмольда), конечно же, не отправляли религиозные обряды, а искали прибежища, то есть люди взбирались на них, спасаясь от потоков грязи. Холодной, сырой и печальной была эта земля.
Во времена, когда другие уже обладали вымощенными камнями дорогами, на нашей земле отсутствовали какие-либо памятники культуры. Свой вклад в ее становление внесли только германские мореходы. Те германцы, что остались в Гольштейне, и через 2000 лет были неотесанными мужланами, в то время как их собратья, переселившиеся в Грецию, стали культурным народом.
«Жратва» — вот что переживет любой самобытный уклад. Похлебка, обнаруженная мной в Гольштейне, это — на мой взгляд — суп спартанцев. Ко всем предметам материальной культуры, обнаруженным в наших краях, я отношусь скептически: эти вещи зачастую изготовлены совсем в других местах. Германцы с побережья выменяли их на свой янтарь. Они и находились на таком же уровне культурного развития, как теперь маори (племя новозеландских негров)[1], но греческий профиль был свойственен им так же, как и голова римского цезаря: я полагаю, что среди наших крестьян можно обнаружить минимум 2000 человек с такой головой.
Если бы Генрих Лев[2] подчинился воле императора, ему бы никогда не пришла в голову мысль начать продвижение на Восток. А если бы успешно осуществились его планы, то у славянских племен появились бы германские вожди, не более того. Но сколько немецкой крови было бы славянизировано.
Я лучше отправлюсь пешком во Фландрию, чем на велосипеде на Восток. Лишь здравый смысл велит нам продвигаться на Восток. Как же я радуюсь, когда могу примерно в марте покинуть Мюнхен и поехать в Рейнскую область. На обратном пути все снова прекращается, неподалеку от Ульма проезжаешь чудесную долину, и вновь вот он, холодный воздух Швабско-Баварской возвышенности. Мне жаль любого, кто проклят постоянно жить в таких трудных условиях. Но мы заполучили Баварскую возвышенность и сумеем стойко перенести все трудности.
На Востоке есть железо, уголь, пшеница, древесина. Мы построим роскошные дома и дороги, и те, кто вырастет там, полюбят свою родину и однажды, подобно немцам Поволжья, навсегда свяжут свою судьбу с этими землями.
Если я сегодня хочу распространить на Севере и Востоке истинную культуру, то я должен прежде всего привлечь к этому людей с Юга. Если же я привлеку для перестройки Берлина типичного прусского государственного архитектора, то тогда можно было бы вообще не строить Берлин.
Во всяком случае, ясно одно: если мы вообще намерены выступать с претензиями на мировое господство, то ссылаться нам следует на историю германских императоров. Все остальное происходило совсем недавно, представляло собой дела весьма сомнительные, и успех их довольно условен.
История германских императоров — это наряду с историей Древнего Рима величайший эпос, который когда-либо видел мир. Какая же это смелость, когда представляешь себе, сколько раз эти парни переходили через Альпы.
Какие это были великие люди! Они даже правили, сидя в Сицилии! У нас одна беда: мы пока не нашли драматурга, который бы занялся историей германских императоров. Как назло, именно Шиллер воспел этого швейцарского разбойника[2]. У англичан есть Шекспир, хотя в их истории одни сплошные изверги или полные нули.
Перед немецким кино стоит грандиозная задача: нет ничего более великого, чем история германских императоров. 500 лет они, вне всякого сомнения, правили миром.
Когда я встречаюсь с вождями других германских народов, то я бесконечно горд за мою родину: ведь я могу сослаться на то, что она была великой и могучей империей с истинно имперской столицей[4] — и это на протяжении пяти столетий, — но я без колебаний пожертвую этой родиной во имя осуществления имперской идеи.
Во время борьбы за власть я настолько закалил партию, что она стала магнитом, который, когда его провозишь по стране, притягивает к себе все железное. В течение нескольких лет она вобрала в себя все, что обладало талантом и мужеством, причем численность ее не играла никакой роли. Точно так же мы должны действовать и при расширении пределов нового рейха: где бы в мире ни текла германская кровь, мы все лучшее из нее возьмем себе. С тем, что останется остальным, они уже не смогут выступить против Германского рейха.
23
07.02.1942, суббота, вечер
«Волчье логово»
Численность народа увеличивается очень быстро до тех пор, пока еще хватает земли и для второго сына, и для третьего, и для четвертого. Крестьянин заинтересован в том, чтобы постоянно иметь приток рабочей силы. До тех пор пока дети не выросли, он предпочитает использовать их. Позднее они ему тоже не в тягость, когда отселяются. Но все изменяется с того момента, когда он вынужден всю жизнь содержать своих детей; тогда их число сразу же уменьшается! Восток окончательно обеспечит германскому народу свободу миграции.
Вся американская техника создана людьми швабско-алеманского происхождения.
24
08.02.1942, воскресенье, полдень
«Волчье логово»
Наша судебная система недостаточно гибкая. Она не понимает нынешней опасности, которая заключается в том, что преступность ищет нечто вроде лазейки, чтобы вторгнуться в общество в тот момент, когда сочтет, что пришло ее время.
До сих пор за бесчисленные кражи со взломом приговаривают к каторжным работам, хотя речь идет о лицах, неоднократно судимых за тяжкие преступления. Если мы допустим, чтобы при затемнении совершались хотя какие-нибудь правонарушения, то через полгода никто и нигде не будет чувствовать себя в безопасности. Англия уже находится в такой ситуации. Поэтому там сегодня идут разговоры о необходимости использования германского метода. В некоторых местностях до 40 % всех товаров составляет краденое имущество.
Во время мировой войны дезертира карали заключением в крепость и разжалованием в рядовые. Но какие испытания выпадали на долю настоящего солдата!
Если кто-то в тылу занимался махинациями, он всегда выкручивался. Даже если его по суду и не оправдывали, он чудно жил в тюрьме. Тем, кого обокрали, приходилось трудиться не покладая рук, чтобы хоть как-то возместить убытки. А тот субъект мог в укромном месте спрятать свою добычу.
В каждом полку был такой паразит. И как же его наказывали? Тремя-четырьмя годами тюрьмы! Фронтовиков это возмущало.
Если представишь себе, как легко в окопах погибал человек! А здесь жулик кормится за счет народного сообщества! Вот такое несоответствие!
После 10 лет каторжной тюрьмы человек так и так потерян для народного сообщества. Кто ему даст работу? Такого субъекта нужно или посадить в концлагерь, или просто убить. В настоящее время важнее сделать именно последнее, для устрашения. Чтобы дать наглядный урок, так же надо поступить и со всеми сообщниками!
Вместо этого судьи с любовью и тщанием роются в делах, чтобы вынести приговор, соответствующий их миролюбивому настроению. Такие приговоры следует отменять при всех обстоятельствах.
Судьи совершенно не учитывают практических последствий применения законов. Но преступник знает судебную практику! И в своих действиях исходит из этого знания.
Если преступники знают, что за ограбление поездов в любом случае получат всего лишь несколько лет тюрьмы, они говорят себе: если сорвется, будем жить припеваючи, в гигиенических условиях и не нужно будет в армию идти. Никто нам ничего не сделает, за это ручается министр юстиции. Если война будет проиграна, появится шанс занять высокий государственный пост. Если же она будет выиграна, то можно рассчитывать на амнистию.
Судьи в таких случаях должны применять закон о «вредителях народа»[1]; но лишь часть их понимает это, до других никак не доходит.
Величайший ущерб народу наносят священники обеих конфессий. Я не могу им теперь ответить, но все заносится в мою большую записную книжку. Придет час, и я без долгих церемоний рассчитаюсь с ними. В такие времена мне не до крючкотворства. Решающую роль играет вопрос, целесообразно это или нет. Я убежден, что через десять лет все будет выглядеть по-другому. Ибо от принципиального решения нам все равно не уйти. Если считать, что фундаментом человеческого общества может быть дело, которое признано неправым, то такое общество недостойно существовать. Если же считать, что истина может быть основательным фундаментом, то совесть обязывает выступить в ее защиту и истребить ложь.
Любое столетие, которое оскверняет себя таким позорным для культуры явлением, не будет понято будущими поколениями. Поскольку травле ведьм был положен конец, теперь нужно устранить все, что так или иначе было связано с ней! Но для этого необходима некая опора.
25
17.02.1942, вторник, полдень
«Волчье логово»
Истинный фашизм настроен дружелюбно по отношению к немцам. Но настоящим врагом германского мира является эта итальянская придворная клика. Во Флоренции дуче[1] мне как-то сказал: «Мои солдаты — отличные, бравые ребята, но моим офицерам я не доверяю!» При нашей последней встрече[2] это звучало еще более трагически.
Жизненный опыт и прежде всего общение с Пфеффером[3] убедили меня: если у некоторых людей появляется определенный менталитет, он становится их плотью и кровью. Нравственное начало в нем, его идеализм вязнет в идеализме по расчету, в котором стираются грани между идеализмом и эгоизмом.
Шпик не может быть настоящим офицером. Этот Роатта[4] — типичный шпик. В июне 1940 года он саботировал план прохода итальянских войск через Рейнскую долину.
Подбор хороших кадров не может быть осуществлен до тех пор, пока не будет устранена эта мафия правящего слоя. Это такие же негодяи, как и уголовная мафия: заговор заинтересованных лиц, которые, как бы ни были глупы, обладают просто звериным чутьем на таланты: они ярые враги всякого таланта.
Положение в Италии не улучшится, если там не будет настоящего государства сильной руки. Такие государства могут существовать много веков. Венецианская конституция действовала 966 лет. Весь этот период республика благодаря тому, что во главе нее стоял дож, контролировала все Восточное Средиземноморье. При монархе такое было бы невозможно. Только база у нее была слишком скромной, чтобы достичь большего. Но все, что можно было получить, эта система получила.
Это же доказывают и наши ганзейские города. Им не хватало только императорской власти! Трудно представить себе, что 6000 спартанских семей в течении столь долгого срока властвовали над 340 000 илотами и к тому же еще владели Малой Азией и Сицилией. Тот факт, что это вообще продолжалось несколько столетий, служит доказательством чистоты их крови.
Феномен античности — гибель античного мира — объясняется мобилизацией черни под знаменами христианства, причем это учение имело тогда такое же отношение к религии, как нынешний марксистский социализм к решению социального вопроса.
Иудео-христианство не поняло античности: та стремилась к простоте и ясности, была свобода научных исследований. Представления о богах основывались на обычаях предков, но не носили строго догматического характера. Мы даже не знаем, существовали ли тогда четкие представления о жизни после смерти. Скорее речь шла о том, что материя не исчезает бесследно: живые существа олицетворяют собой вечную жизнь. Такие же мысли можно встретить у японцев и китайцев в те времена, когда у них появилась свастика.
К нам же пришел еврей. Он принес эту скотскую идею о том, что жизнь продолжается в потустороннем мире: можно губить человеческие жизни, все равно на том свете их ждет лучшая участь, хотя на самом деле человек прекращает свое существование, как только теряет свое тело. Под видом религии еврей внес нетерпимость туда, где именно терпимость считалась подлинной религией: чудо человеческого разума, уверенное, независимое поведение, с одной стороны, смиренное осознание ограниченности всех человеческих возможностей и знаний — с другой. Это они построили алтари неведомому богу. Тот же самый еврей, который некогда тайком протащил христианство в античный мир и погубил это чудо, он же вновь нашел слабое место: больную совесть современного мира. Он сменил имя, тогда из Савла стал Павлом, теперь из Мордухая — Марксом. Он протиснулся сквозь щель в социальной структуре, чтобы несколькими революциями потрясти мир.
Мир наступит лишь тогда, когда воцарится естественный порядок. Он предусматривает, что нациями, которые столь тесно связаны между собой, руководят самые способные. Подчиненный получает при этом гораздо больше того, чего он мог бы добиться собственными силами. Еврейство разрушило этот миропорядок. Подлость, низость и глупость помогли ему одержать победу. 1400 лет потребовалось христианству, чтобы дойти до предела падения. Поэтому мы не имеем права говорить, что большевизм уже побежден. Чем решительнее будет расправа с евреями, тем быстрее будет устранена эта опасность. Еврей — это катализатор, воспламеняющий горючие вещества. Народ, среди которого нет евреев, непременно вернется к естественному миропорядку. В 1925 году я писал в «Майн кампф» и в другой неопубликованной работе[5], что мировое еврейство видит в лице Японии врага, который ему не под силу. У японцев настолько крепкое природное и расовое сознание, что еврейство знает: изнутри его не убить, это может произойти лишь извне. Все интересы Англии и Америки сводятся к тому, что им нужно сотрудничать с Японией, но еврей пытается этому помешать. Я оставляю открытым вопрос: разум или просто инстинкт побуждают еврея действовать именно таким образом?
Интеллектуальный мир Европы, университетские профессора, высокопоставленные государственные служащие, в которых вдалбливали знания, доведя их до отупения, этого не поняли. В некоторых областях любая профессорская наука оказывает губительное воздействие: она уводит прочь от инстинкта. Она его очерняет в глазах людей.
Карлик, у которого нет ничего, кроме знаний, боится силы. Вместо того чтобы сказать: знания без здорового тела ничто, он отвергает силу. Натура приспосабливается к жизненным условиям. И если бы мир на несколько веков доверили немецкому профессору, то через миллион лет нас бы окружали сплошные кретины: огромные головы на крошечных телах.
26
19.02.1942, четверг, ночь
«Волчье логово»
Стоит нам прийти в колонию, как мы уже открываем для туземцев детские сады и больницы. Это меня просто бесит! Любая белая женщина превращается в служанку черной; а тут еще попы с их ангельскими проповедями. В результате всей этой опеки, немцы теряют всякий авторитет. И что хуже всего — туземцы считают, что их притесняют. Понять доброе отношение — это им не дано. В благодарность за все нас считают педантами, которым доставляет удовольствие ходить с полицейской дубинкой.
Русские живут недолго, 50...60 лет. Почему мы должны им делать прививки? Действительно, нужно применить силу в отношении наших юристов и врачей: запретить им делать туземцам прививки и заставлять их мыться. Зато дать им шнапсу и табаку сколько пожелают. Даже среди нас были люди, не желавшие чтобы им делали прививки. Кстати: негры выглядят грязными, лишь когда миссионеры надевают на них одежду. В своих обычных одеяниях они совершенно чистые. Для миссионера вонь, исходящая от человека, просто божественный запах, они сами свиньи. Если наши скоты священники выспрашивают на исповеди семилетнего ребенка о его грехах, то тем самым они только внушают ему греховные мысли. То же самое происходит, когда они выступают с проповедями перед туземцами.
В 1911 году в клерикальном Бреслау некий баварец получил 14 дней тюрьмы за то, что расхаживал в коротких штанах. Оскорбление общественных приличий! Ныне люди со спокойной душой вместе моются в бане. В Риме попы следят за тем, какой длины у женщин одежда и рукава и носят ли они головные уборы. Если бы господу богу это не понравилось, он бы уж как-нибудь дал понять людям. Только попов это злит, поскольку воспитание сделало их извращенцами.
Если бы не опасность распространения большевизма по всей Европе, я бы не стал препятствовать революции в Испании, там бы истребили всех попов. Если у нас попы придут к власти, то в Европу вернутся самые мрачные времена средневековья.
Нам очень не хватает театральных зданий. Начиная с семидесятых годов строили много, но театрам — в отношении к количеству жителей — явно уделяли недостаточное внимание.
Сто лет назад в Мюнхене были Столичный, Национальный и расположенный у Изарских ворот Народный театры: общее количество зрительских мест составляло 3500 при 50 000 жителей. Ныне на почти 900 000 жителей приходится лишь 5000 зрительских мест. Поэтому моя программа строительства театров в Линце вовсе не чрезмерная. В Берлине сейчас 3 оперных театра, но зато 4 миллиона жителей. В Дрездене на 600 000 человек приходится 1 оперный театр. В Берлине нужно иметь по меньшей мере 4...5 оперных театров. Если их разумно разместить, они все будут переполнены. Оперетта, опера и драма должны быть представлены первоклассными театрами с высокими ценами. Но Берлинская народная опера уже и теперь на порядок выше Нюрнбергской.
Прекрасны драматические спектакли в Берлине, и лучше всего в Немецком театре. После первой мировой войны я впервые посетил Государственный драматический театр с Дитрихом Эккартом: «Пер Гюнт». В Берлине он всегда шел в переводе Эккарта, в то время как в Мюнхене долгое время его ставили в переводе какого-то еврея. И вообще, о том, каковы драматические спектакли в Мюнхене, я ничего не могу сказать, поскольку не испытывал ни малейшего желания посещать их. При Голлинге Государственный драматический театр стал, говорят, гораздо лучше. Народный театр также очень хвалят. Камерный театр вновь добился совершенно необычайного успеха, поставив «Отелло» (Домин)[1].
Сколько же должно быть в Берлине концертных залов, когда в Лейпциге на 600 000 жителей приходится один Гевандхауз! Но если хорошо заботиться о культурной жизни, то и в маленьком городе она будет просто сказочной: придется только от звезд отказаться. Я бы хотел жить в таком городе, как Веймар или Байройт. Большие города неблагодарны. Они там все как дети: сперва все льнут к тебе, а потом появляется что-то другое и ты уже позабыт. Кто действительно хочет петь, добьется большего в провинции, а не в Берлине.
Очень жаль, что в Дрездене у нас нет гауляйтера, который поддерживал бы близкие отношения с миром искусства. После Крауса и Фурхтвенглера Буш[2] наверняка стал бы лучшим немецким дирижером. Но Мучман хотел посадить к нему в оркестр старых партайгеноссе, чтобы внести туда национал-социалистский дух.
Я хочу собрать картины, старых немецких мастеров и устроить в Дронтхейме галерею. Такие художественные институты, как галереи в Дрездене, Мюнхене, Вене или Берлине, должны ежегодно располагать суммой минимум в 2 миллиона, чтобы делать закупки новых картин для пополнения своих собраний. Боде[3] поступил по-другому. Он сумел в Берлине собрать вокруг себя богатых людей — преимущественно евреев, — те пожертвовали крупные суммы, и кайзер за это возвел их в дворянское достоинство. В этом деле я хочу навести порядок. Таким директорам нужно дать возможность действовать быстро и без оглядки на счетную палату, если возникает опасность, что картина будет продана невесть кому.
27
22.02.1942, воскресенье, ночь
«Волчье логово»
Наша пресса, в общем-то, чудесная вещь. Закон о печати позаботился о том[1], чтобы народ оставался в неведении относительно разногласий в правительстве. Пресса существует не для этого.
Мы покончили с представлением о том, что свобода в государстве — это когда каждый может говорить все, что в голову взбредет. Свыше половины немецких газет в руках у Аманна[2]. Стоит мне позвонить Лоренцу и в нескольких словах высказать ему свою точку зрения, как уже на следующий день в час дня она будет опубликована в каждой немецкой газете.
Доктор Дитрих[3] хотя и маленького роста, но тем не менее выдающийся специалист и знаток своего дела. Пишет он плохо, но речи его зачастую просто великолепны. Я горжусь тем, что вместе с этими людьми смог разом — 22 июня 1941 года — повернуть руль на 180 градусов[4]. Ни одной другой стране это не удастся.
Иллюстрированные журналы переживают сейчас период расцвета. Но чтобы конкурировать с иллюстрированными англосаксонскими журналами за рубежом, содержание той же «Лейпцигер иллюстрирте» должно стать гораздо более увлекательным. Хороши также «Бирлинер» «Мюнхнер» и «Винер иллюстрирте», но прежде всего «ИБ» («Иллюстриртер беобахтер»). Политическими репортажами из архивов несколько лет тому назад снискала добрую славу «Кельнер иллюстрирте». А вот без «Дойче иллюстрирте» вполне можно было бы обойтись.
Великолепная газета «Дас рейх»[5]. Когда наступит мир, мы должны будем издавать такого же типа воскресную газету для деревенских жителей. Она будет выходить в субботу, а в воскресенье крестьянин ее уже получит. В ней должно быть много фотографий, набирать ее следует так, чтобы ее можно было легко читать, и пусть также публикует роман с продолжением, девицы тоже должны получить свое.
Англичанам очень легко во всем, что касается фотоматериалов и текста: со всего мира стекаются они к ним неистощимым потоком. Но и мы теперь на месте не стоим.
28
24.02.1942, вторник, полдень
«Волчье логово»
Сын старого Роллера[1] погиб на фронте. Десятки тысяч людей могут послужить своему народу лишь тем, что пойдут на фронт. Но что там делать художнику? Его просто пристрелит какой-нибудь русский идиот.
Сколько у нас освобожденных от военной службы, велика ли беда, если получат бронь еще 500...600 талантов.
Такого человека не заменишь. У нас и без того мало театральных художников: Зиверт, Бенно фон Арендт и Преториус. Да еще в Остмарке прибавился молодой Роллер. Ну если бы он по крайней мере раньше себя ничем не проявил! Почему мне Ширах[2] ничего не сообщил? Я видел «Мирный день»[3] с его декорациями, они были просто великолепны. Он был храбрым человеком, в годы борьбы был вынужден бежать, а теперь, несомненно, пошел добровольцем на фронт. Я должен был отозвать его или отправить в другое место, если он по каким-либо причинам не хотел больше оставаться в Вене.
29
26.02.1942, четверг, вечер
«Волчье логово»
Румыния! Если теперь с Антонеску что-нибудь случится, кто придет на его место? Я с ужасом думаю об этом. Король просто грязная свинья[1]; этот тип даже не желает помочь своей матери выйти из машины, ибо опасается, что тем самым принизит свое королевское достоинство. Он смотрел на меня большими глазами, когда я не обратил на него внимания, а завел беседу с его матерью. Разумеется, это нарушало церемониал. Но кто в наши дни его придерживается.
Румынский крестьянин — это скотина несчастная. А остальные просто жалкие субъекты. В фильме «Город Анатоль»[2] действительно хорошо изображена эта балканская среда на фоне нефтяного бума. Когда люди только лишь потому, что случайно обнаружили на своей земле нефтяную жилу, получают в свое распоряжение неиссякаемый денежный источник, это идет вопреки всем естественным законам!
Такой город, как Бухарест, построен исключительно за счет спекуляции землей. Аналогичным образом я в свое время обвинил Эрцбергера[3] в бессовестной спекуляции земельными участками. Между Панковом и Берлином предполагалось продавать землю мелкими участками. Планировалось обновить грунт для строительства дорог. Но если своевременно узнать, что будет происходить распределение участков, то вся земля — даже находящаяся в общественной собственности — на несколько сот процентов поднимается в цене. Мы, национал-социалисты, доказали, что участок, стоивший 110 или 120 тысяч марок в золотом исчислении, был Эрцбергером, который получил сведения о предстоящем выделении участков, в компании с неким монсеньером продан за 3,7 миллиона. Поэтому мы внесли в партийную программу положение о необходимости запретить спекуляцию землей. Почему какому-нибудь заинтересованному лицу не получить небольшую прибыль? Но получать ростовщические барыши лишь потому, что общественность планирует какое-то мероприятие, нет, такого больше не будет.
Когда строились автострады, я быстро издал закон об отчуждении собственности, на основе которого крестьяне получали соответствующую компенсацию. Все военные дороги были построены тиранами: римскими, прусскими, французскими. Они прямые, как свеча, остальные дороги — проселочные, и по ним проезд занимал в три раза больше времени.
Основная масса народа хочет, чтобы ею правили, отсюда колоссальное беспокойство в народе, когда что-нибудь случается. Например, смерть Тодта[4] до глубины души потрясла его: видно, народ хочет, чтобы им правили лучшие умы.
Венгры во всем превосходят румын. Я бы хотел, чтобы румыны жили там, где хорваты, и наоборот.
Мы должны повсюду строить дороги, но они не должны быть одного типа. Нельзя всех подгонять под один стандарт, когда мы сегодня приходим на территорию Фландрии или в Нидерланды. Пусть эти гау сохранят свой характер. Это следует сделать хотя бы уже потому, что иначе мы лишим наших женщин удовольствия носить вещи иностранного производства. Особенно привезенные нелегально! Таких ярых националистов, как венгры, больше не найти. И как быстро прижились у них немцы! Они занимают там руководящие посты. Однако сохранять немецкое влияние в течение длительного срока мы сумеем только в том случае, если это государство окажется под нашей властью[5], или нам придется забрать оттуда всех немцев. Небольшие немецкие группы погибнут от инцухта, за исключением жителей Трансильвании. Я видел это во время парада фольксдойче в Нюрнберге: они в расовом отношении неполноценны. Лучшие из них поступают в Венгрии на государственную службу. Если производить такой отбор на протяжении веков, то в итоге останется одно дерьмо.
На восточных землях мы хотим в широких масштабах осуществить заселение, поселив там этих людей. Оно произойдет за наш счет. Однако мне придется вновь отнимать землю у других, и долго это продолжаться не может. Все это проблема государственной власти и вообще вопрос власти.
В общем и целом я лично считаю, что мы должны забрать немцев к себе, если хотим жить с венграми в мире. Это нужно обдумать. Разве что мы снова захотим сделать Дунай немецкой рекой. Но тогда нам придется проводить совсем другую политику. Выход был бы в том, чтобы переселить всех фольксдойче с Юго-Востока на Дунай. Венгры и румыны никогда не помирятся, даже если будут считать Германию своим общим противником. Немцам из Баната мы обязаны дать такую же хорошую землю. Как только я заполучу на Востоке 1,5 миллиона фольксдойче, то вынужден буду построить автострады протяженностью полторы тысячи километров. Их поселения, как нить жемчуга, будут тянуться каждые 50...100 километров, к ним прибавится несколько больших городов. Если исходить из этой точки зрения, то приходишь к выводу, что Север важнее, чем Юг, Но: Дунай есть Дунай, его ничем не заменишь. Нужно сесть возле Железных Ворот, чтобы никто не мог его перекрыть. К сожалению, это очень плохая земля. Хороших немцев туда не заманишь. Но когда там начнется бурение в поисках меди[6], ее быстро заселят. Это вообще одна из лучших возможностей добраться до меди, к тому же у нас с Югославией далеко не дружественные отношения. Марганец, который я не хочу переплавлять здесь в низине, я могу отправить вверх по Дунаю. Через Дунай идет связь с Турцией. Мировую политику может вершить только тот, у кого в тылу все спокойно.
30
27.02.1942, пятница, полдень
«Волчье логово»
Провидение всегда одаривает победой того, кто умеет правильно распорядиться умом, которым наделила его природа. Все эти выдуманные юристами правовые проблемы для природы не играют никакой роли. Иной раз уже прошлое дает ответ на вопрос, как прожить в этом мире, которым правят законы, данные нам свыше: помогай себе сам, тогда тебе поможет бог! Это — сознание того, что человек сам кузнец своего счастья или, наоборот, своего несчастья.
Идея творения или провидения нетленна и вечна. Однако люди по-разному трактуют ее. Почему бог не даст им всем возможность правильно понять ее? Если сориентироваться горизонтально, то образованные люди знают, что католические воззрения на образ божий разделяют менее 10 процентов всего человечества: в один и тот же период созданные одной и той же божественной рукой люди придерживаются тысяч различных верований. Но мы сейчас смотрим на положение вещей вертикально: мы знаем, что христианство — всего лишь недолгая эпоха в истории человечества.
Бог сотворил людей. Людьми мы стали лишь благодаря смертному греху. Бог создал все предпосылки для этого. 500 000 лет взирает он, как люди безобразничают. Наконец ему приходит в голову мысль послать на землю сына божьего. Неимоверно все усложнил, выбрав такой долгий путь.
Но не все в это верят. Тогда нужно веру навязать им силой. Если господь заинтересован в самостоятельном познании, к чему тогда «испанские сапожки» и тиски для пальцев?
К тому же большая часть этих католиков сама в это не верит. В церковь ходят только старухи, поскольку они лишены земных радостей. Из них уже песок сыпется и проку никакого. Но в этой компании кое-кто, а именно католические священники, заинтересован во всей этой истории. Очень опасно, когда столь эгоистичные субъекты превращают идею творения в предмет для насмешек. Разве здесь над богом не измываются самым наглым образом? Чистейшей воды идолопоклонство, вот что ужасно.
Человек превосходит животное, и чудеснейшим доказательством этого превосходства служит тот факт, что он понял: существуют высшие силы! Достаточно взглянуть в телескоп или микроскоп, как можно сразу сделать вывод, что у человека есть способности для постижения этих законов. Но нужно проникнуться смирением. Стоит только идентифицировать высшую силу с фетишем, а потом разочароваться в нем, как от веры в бога ничего не останется.
Зачем бороться, когда всего можно добиться молитвой? Во время испанского конфликта церковь должна была бы заявить, что мы защитим себя силой молитвы. Но она предпочла финансировать язычников-марокканцев, и благодаря им святая церковь вообще уцелела.
Если у меня нет ни гроша за душой, а в смертный час нет времени для покаяния, тогда — все, конец! Но если я отложил 10 марок и заранее заплатил церкви, тогда порядок! Этого хотел тот, кто сотворил мир? Если этому верит крестьянская девочка или какой-нибудь малолетний пророк, я слова не скажу. Но когда в достаточной степени образованные люди почитают такие дьявольские суеверия! Сотни тысяч из-за них подвергали пыткам! А эта лицемерная проповедь любви ко всем!
Ложь недолговечна. Я не верю в то, что истину можно надолго утаить. Она одержит победу! Я полагаю, что в этом вопросе наступит век терпимости. И поэтому могу только сказать: пусть каждый будет счастлив на свой манер![1] В античную эпоху царила терпимость: никто не пытался обратить другого в свою веру.
Я иду в церковь не для того, чтобы слушать службу. Я только любуюсь красотой здания. Я бы не хотел, чтобы у потомков сложилось обо мне мнение как о человеке, который в этом вопросе пошел на уступки. Я знаю, что человек с его заблуждениями тысячу раз поступает неверно. Но даже и речи быть не может о том, чтобы поступать неверно вопреки собственным знаниям. Я лично никогда не покорюсь этой лжи. И не потому, что хочу кого-то разозлить, а потому, что считаю это издевательством над Провидением. Я рад, что у меня нет внутренней связи с верующими. Я себя превосходно чувствую в обществе великих исторических героев, к которым сам принадлежу. На том Олимпе, на который я восхожу, восседают блистательные умы всех времен.
21 марта 1933 года мы должны были идти в церковь, но я отказался[2]. В партии меня никогда не интересовало, кто из моего окружения какой веры придерживается. Но я бы хотел, чтобы в радиусе 10 километров от моей могилы не было ни одного попа. Если подобные субъекты сумели бы мне помочь, я бы усомнился в Провидении. Я действую в соответствии с моими убеждениями и мыслями. Я не могу помешать кому-либо молиться; но я не потерплю проклятий с амвона.
Я отказался от их молитв. Если я для чего-то нужен, значит, меня послали сюда высшие силы. Не говоря уже о том, что она ужасно жестока, эта единоспасающая церковь. Мне еще ни разу не доставляло удовольствия мучить других, хотя я знаю, что в этом мире утвердить себя без насилия невозможно.
Жизнь дается только тому, кто наиболее яро борется за нее. Закон жизни гласит: защищайся!
Время, в которое мы живем, являет нам крах этой веры. Это может продлиться еще 100 или 200 лет. Мне очень жаль, что я увижу это из недосягаемой дали, как Моисей страну обетованную.
Мы врастаем в светоносное, основанное на истинной терпимости мировоззрение. Человек должен быть в состоянии развивать данные ему от бога способности. Мы должны лишь предотвратить появление новой, еще большей лжи: еврейско-большевистского мира. Его я должен уничтожить.
31
Ночь с 28.02 на 01.03.1942, суббота
«Волчье логово»
В 1925 году Бехштейны[1] пригласили меня к себе в Байройт. Они жили на Листштрассе — так она, по-моему, и до сих пор называется, — сразу же за углом от Ванфрид. Они и сейчас там живут.
Собственно говоря, я не хотел туда ехать. Я сказал себе, что тем лишь усугублю и без того трудное положение Зигфрида Вагнера[2], он отчасти был в руках евреев.
Я прибыл в Байройт в 11 часов вечера. Лотта еще бодрствовала, а пожилая чета Бехштейн уже легла спать. На следующий день утром пришла госпожа Вагнер и принесла мне цветы. И началось! С того времени сохранилось множество фотографий, сделанных Лоттой Бехштейн. Днем я расхаживал в коротких штанах[3], а когда шел на Вагнеровский фестиваль, то надевал смокинг или фрак. Свободные дни были чудесны. Мы ездили в Фихтелевы горы или во Франконскую Швейцарию.
Но и в остальном там была просто сказочная жизнь. Когда я приходил в «Ойле»[4], то сразу же легко устанавливал контакт с любым актером или актрисой. С другой стороны, я еще не был настолько знаменит, чтобы меня ни на минуту не оставляли в покое.
Дитрих Эккарт раньше бывал в Байройте как театральный критик. Он всегда внушал мне: «Знаешь, в Байройте сама атмосфера чудесная!» Он рассказывал, что однажды утром они отправились в «Ойле», а затем вышли на поляну за концертным залом и разыграли там «Волшебство страстной пятницы»[5]. Это просто великолепно.
Когда я впервые слушал там «Парсифаля», то пел еще Клевинг, ах, какие у него были сказочные фигура и голос! До этого я уже слушал «Парсифаля» в Мюнхене. Затем я посмотрел «Кольцо нибелунга» и «Нюрнбергских мейстерзингеров». Как же меня разозлило, что партию Вотана исполнял еврей Шорр! Я счел это осквернением расы! Почему они не привезли из Мюнхена Роде? И потом, у них еще был человек совершенно выдающихся данных, камерный певец Браун.
Я уже много лет не был там, что само по себе достойно сожаления. Фрау Вагнер очень печалится по этому поводу, она мне двенадцать раз писала и двадцать пять раз звонила по телефону. Я так часто проезжал через Байройт и всегда наносил ей визит. Но фрау Вагнер — и в этом ее великая заслуга — связала Байройт с национал-социализмом. Поскольку: в личном плане Зигфрид был дружен со мной, но в политическом отношении вел себя пассивно. Он ничего сделать не мог — евреи наверняка свернули бы ему шею. Но теперь препятствия устранены: его оперы ставят гораздо чаще. Этим поганым евреям удалось разорить его. В молодости я слушал «Медвежьи шкуры», но, говорят, «Мариенбургский кузнец» — его лучшее произведение. Нужно поглядеть, что еще можно послушать и посмотреть. Я как-то в Берлине слушал раннюю оперу Вагнера «Послушница из Палермо», обилие мелодий еще вполне в моцартовском стиле, лишь в двух-трех местах вдруг начиналось что-то новое.
32
01.03.1942, воскресенье, вечер
«Волчье логово»
Для женщины красивое платье теряет всю свою привлекательность в тот момент, когда другая начинает носить такое же. Я однажды наблюдал, как женщина покинула оперу лишь потому, что увидела, как в ложу напротив входит женщина в таком же платье: «Какая наглость! Я ухожу!»
Когда женщина прихорашивается, то усердие ее зачастую вдохновляется тайной радостью, что она сможет позлить другую. Женщина обладает способностью, которой лишены мы, мужчины. Она может поцеловать подругу и одновременно уколоть ее булавкой. Не имеет никакого смысла пытаться исправить эту черту женского характера. Простим им эти маленькие слабости! Если это может сделать женщину счастливой, прекрасно! Пусть уж женщина занимается этим, чем рассуждает о метафизических проблемах. Это в тысячу раз лучше.
Когда женщина начинает размышлять о проблемах бытия, вот это ужасно. Ой-ой-ой, вот тут они действительно могут вывести из себя.
Хуже всего бабы, которые не следят за собой. Но есть женщины, которые просто помешаны на себе, и так до тех пор, пока не выходят замуж. Сперва они гоняются в поисках половины фунта. Когда же он у них в руках, выясняется, что и полцентнера их не устраивает.
Любая женщина может нам возразить: а почему вы бреетесь? Почему причесываетесь? Почему делаете пробор? Никто не хочет оставаться таким, каким его создала природа. Насколько я помню, лет 40...50 тому назад брились только актеры и священники. В Леондинге[1] лишь один человек не носил бороды, он считался франтом. Бывает так, что борода подчеркивает, какая у человека выразительная голова. Но в общем и целом о лице лучше судить, когда оно без бороды. В остальном же идет продолжение длящегося вот уже несколько миллионов лет процесса: человек постепенно теряет волосы.
Там, где женщин больше, чем мужчин, они стремятся любыми способами затмить соперниц: инстинкт самосохранения. Ему все подчиняется. Самая мягкосердечная женщина может превратиться в фурию, если другая отобьет у нее друга. У одной этот инстинкт развит сильнее, у другой слабее. А наиболее сильно — у наиболее женственных. Обычно это считают женским пороком. А может быть, это и есть добродетель.
Если когда-нибудь появится государство мужчин, дела у человечества резко пойдут под гору. В древности, безусловно, было гораздо больше государств, в которых царил матриархат. От потери мужчин народ не вымрет. Такое с ним произойдет без женщин! После Тридцатилетней войны было вновь разрешено многоженство[2]: внебрачные дети возродили нацию. Это не поддается регулированию законом. Но пока два с половиной миллиона девушек рискуют остаться старыми девами, незаконнорожденных детей нельзя превращать в изгоев обществ.
Девушка, родившая ребенка и заботящаяся о нем, в моих глазах стоит выше старой девы. Общественные предрассудки постепенно отмирают. Природа берет свое. Мы на правильном пути. Я часто задним числом узнавал, что многие девушки, и в первую очередь кельнерши, имеют детей. Очень трогательно смотреть, как счастлива эта девушка, когда заботится о своем ребенке. Если же девушка не может забеременеть, она становится истеричкой или заболевает.
Характерно, что почти у всех народов женщин было больше, чем мужчин.
Если вокруг не было бы столько здоровой жизни, можно было бы стать полным мизантропом. Со мной бы такое произошло, имей я дело только с «верхними десятью тысячами». И то, что я им не стал, объясняется исключительно общением с гораздо более здоровыми широкими массами. В деревне дошло до того, что народ не реагирует, когда священника обвиняют в том, что он живет половой жизнью… Если тот поддерживает интимные отношения со своей служанкой, то вся деревня спокойна за своих детей и жен. Все равно у него это из головы не выбьешь, говорят женщины.
А вот «верхние десять тысяч» вконец изолгались. Я наблюдал совершенно немыслимые вещи. Люди обвиняли других в том, что они живут с кем-нибудь вне брака, а сами при этом женились на разведенных женщинах. Некоему господину, который вел себя подобным образом, я напомнил его собственную историю.
Вспомним, как мало браков выполняют желание природы: удовлетворить великую жажду жизни. Это величайшее счастье, когда встречаются двое, которые самой природой предназначены друг другу. Но как часто случай сводит людей и, наоборот, мешает им сойтись. Сколько девушек уходит в монастырь потому, что они не получили того, кого хотели. За исключением «обещанных»[3], две трети девушек в наших монастырях оказались там из-за несчастной любви. Как мало людей имели практически возможность осуществить свои жизненные права!
33
01.03.1942, полдень
«Волчье логово»
Если мы одной из завоеванных провинций дадим когда-нибудь право создать собственную армию или военно-воздушные силы, то с нашей властью над ней будет навсегда покончено.
Самоуправление ведет к самостоятельности. С помощью демократических институтов невозможно удержать то, что было некогда добыто силой.
Я стою на точке зрения британских тори: зачем покорять свободную страну, чтобы затем вернуть ей свободу? Тот, кто проливал кровь, имеет право на власть. Свободная Индия не просуществует и 20 лет. Англичане теперь упрекают себя в том, что неправильно управляли этой страной, поскольку там не наблюдается особого подъема. Поступили они правильно. Но было бы неразумно ожидать от индийцев воодушевления. Если бы Индия не была под властью англичан, число ее жителей никогда бы не достигло 380 миллионов. Англия эксплуатировала Индию. Но господство англичан во многом было полезным для Индии.
Прежде всего мы не должны направлять немецких учителей на восточные территории. Иначе мы потеряем и детей и родителей. Мы потеряем весь народ, так как вбитые в его головы знания впрок не пойдут. Самое лучшее было бы, если бы люди освоили там только язык жестов. По радио для общины передавали бы то, что ей полезно: музыку в неограниченном количестве. Только к умственной работе приучать их не следует[1]. Не допускать никаких печатных изданий. Кто-нибудь видел, чтобы европейская культура дала там достойные плоды? Возник духовный анархизм! Эти люди будут чувствовать себя самыми счастливыми, если их по возможности оставят в покое. Иначе мы вырастим там наших злейших врагов!
Но конечно, если действовать в интересах наших учителишек, то первым делом следовало бы открыть в Киеве университет.
Вообще, человека нужно учить лишь самому необходимому. Все остальное будет ему только мешать! Уж лучше ему показывать прекрасное. Я исхожу из того, что нужно ребенку.
Конечно же, было бы идеально, как в эпоху расцвета греческой культуры, воспитывать в людях чувство прекрасного. А ныне им вдалбливают знания!
В школе нужно давать только общие знания, которые послужат фундаментом для специальных знаний. Я переориентирую образование на обучение главному. События громоздятся одно на другое. Какая же голова должна быть у ребенка, чтобы освоить историю родного края, историю страны в целом, да еще и историю рейха? То, что мы наблюдаем и переживаем, наши дети должны будут вызубрить наизусть. Мозг не в состоянии вобрать все это в себя. Одно запоминается, а другое забывается. Нужно уметь видеть в основных чертах главное.
Нет никакого смысла учить всех детей в средней школе двум языкам. 25 процентам это просто не нужно. Вполне достаточно общей основы, когда вместо 4 лет изучения французского языка ждешь 3 года и на последнем году в течение 1, а не 3 часов в неделю получаешь общие сведения о нем: каждый школьник сам поймет, доступен ли ему этот предмет. Зачем мальчику, который хочет заниматься музыкой, геометрия, физика, химия? Что он запомнит из всего этого? Ничего.
От любого подробного изложения следует отказаться. В мои времена тот, кто хотел успешно выдержать экзамен, должен был иметь по таким-то и таким-то предметам удовлетворительную оценку. Если у кого-то проявляется в какой-либо области ярко выраженный талант, зачем требовать от него еще каких-то знаний? Пусть дальше работает по своей специальности! Еще 40 лет тому назад история в школе представляла собой набор дат правления королей, войн и географических открытий. У ученика не было никакой возможности получить общее представление о ней. Но если предмет вел к тому же бездарный педагог, то это превращалось в пытку. Детские головки были не в состоянии это все запомнить.
Но это же противоестественно: если кто-то получил по какому-нибудь предмету «неудовлетворительно», почему он уже не может стать тем, кем хотел бы? Если приглядеться к учебному материалу в школах, то следует сказать, что значительный процент его просто бессмыслен: он убивает душу ребенка. Может, только в двух-трех случаях удается добиться какого-то успеха.
Если представить себе, что учитель дает направление в жизнь, то ни в коем случае нельзя подбирать вождей нации на основе школьных аттестатов. Жизни нужно дать возможность внести свои коррективы! Решающее значение имеют лишь свершения, но уж никак не оценки.
Если ребенок настолько повзрослел, что ни минуты не может посидеть спокойно, это не значит, что он невнимателен. Он просто не хочет слушать. Его активность выражается в озорстве. А что ему еще остается? Может быть, со временем он достигнет большего, чем самые лучшие ученики. Но есть учителя, которых раздражает «чертенок». Это вполне понятно. Но сорванцу нужно дать возможность проявить себя.
Я в основном учил лишь 10 процентов того, что учили другие. Я очень быстро расправлялся с уроками. И все же я довольно легко разобрался в истории. Часто я буквально проникался сочувствием к своим соученикам. «Пошли играть?» — «Нет, я еще не сделал всех уроков!» Он зубрит. Он сдает экзамены. Он добился успеха! Но если некто со стороны входит в патерностер, то сразу же бурное негодование: «Как? Почему? Мы же учились!» Да, бог мой, у одних что-то есть за душой, у других нет!
34
07.03.1942, суббота, полдень
«Волчье логово»
Если сравнить английский язык с немецким, а немецкий с итальянским, то можно сделать вывод: английский язык не способен выражать мысли, выходящие за пределы общепризнанных фактов и представлений.
Напротив: посредством немецкого языка можно четко и ясно выразить итоги научного познания, даже если они выходят за границы доказанного. Немецкий народ — народ мыслителей, потому что наш язык позволяет осваивать неведомое.
У меня в Оберзальцберге однажды произнес речь слепой итальянец, инвалид войны: как он громыхал, как это все красиво звучало, просто апофеоз! А когда перевели, оказалось, что он говорил, говорил и ничего не сказал, ни проблеска мысли! Итальянский язык — язык музыкантов.
Нас не заставишь говорить только лишь ради самого языка. Мы не приходим в упоение от его звуков. Но в нашем языке мало гласных, и нужно следить за тем, чтобы он не обеднел.
У нас теперь нет поэтов, и мы пытаемся восполнить этот пробел, работая над словом. Однако слово — это всего лишь средство, а не цель; мысли — вот главное, а также умение правильно расставить слова. Если мы дадим тем, кто так усердно работает над словом, полную свободу рук, то со временем наш язык утратит все свое благозвучие и красоту!
К сожалению, мы вынуждены сейчас ограничиться использованием только таких гласных, как а, е, i. Из-за этого язык теряет свою музыкальность и беднеет! А еще эти шипящие! Если я говорю «Kurzschrieber» (краткописец) вместо «стенограф», то это звучит по-польски! Кроме того, само слово нелепое: изобретатель стенографии сам бы так называл свое изобретение, если бы это слово он считал подходящим. Краткописец — это человек, который пишет кратко! Люди, которые подобным образом онемечивают иностранные слова, смертельные враги немецкого языка. Если все пойдет так, как они хотят, то мы не сможем больше точно и кратко выражать свои мысли, количество звуков уменьшится, они станут беднее, а наш язык будет походить на японский: сплошное хрипение и клокотание. Я не думаю, что на нем вообще можно будет петь.
Будем рады тому, что имеем множество средств для выражения всех языковых нюансов. Будем благодарны за то, что иностранные термины звучат на нашем языке весьма благозвучно. Если представить себе, что мы начнем изымать из нашего языка иностранные слова, то когда и на чем мы остановимся? Не говоря уже об опасности ошибиться в отношении языковых корней. Работа многих поколений наших предков окажется тогда ни к чему.
И наконец, нам придется отбросить все, что некогда пришло к нам извне. Довольно безрассудства! Логически рассуждая, нам пришлось бы далее отказаться от любого института, который мы заимствовали из-за рубежа вместе с соответствующим иностранным термином. Если уж быть до конца честным, то, отвергая слово «театр», нужно отвергнуть и этот вид искусства. Было бы недостойно заимствовать какие-либо институты, а потом делать вид, будто мы их сами изобрели.
Вносить в язык изменения призваны только величайшие народные мыслители. В предшествующую эпоху на это был способен только один человек: Шопенгауэр.
Насколько полет мысли согласуется с уже имеющимся запасом слов, об этом может судить только гений! Пока народ живет, он непрерывно поглощает все новые и новые термины и понятия. Невозможно противостоять этому. Из этого мы и должны исходить!
Если заимствованный из иностранного языка термин укоренился у нас и хорошо звучит, то мы можем только радоваться, пополнению нашего словарного запаса! Мы должны лишь следить за тем, чтобы все правильно произносили иностранное слово. Не должно быть разницы между написанием и звучанием, как в современном английском! Если у каждого звука есть соответствующая буква, то правильность произношения уже не зависит от того, говорит ли человек на том языке, откуда происходит это слово: мы должны писать его так, чтобы каждый, кто его прочтет, правильно произносил его!
35
10.03.1942, вторник, ночь
«Волчье логово»
Любое явление имеет свою причину. Женская ревность объясняется инстинктом самосохранения: она зародилась в доисторические времена, когда женщина полностью зависела от мужчины; вспомним, как женщина беспомощна во время беременности, и о том, сколько времени пройдет, пока ребенок сможет сам за себя постоять. Без мужчин женщины бы пропали. Поэтому женщины так любят героев. Они дают им чувство защищенности. Женщина хочет, чтобы рядом с ней был настоящий мужчина, и, заполучив его, не хочет его лишаться.
Мужчина тоже может ревновать любимую женщину. Но женская ревность в своем проявлении гораздо разнообразнее: мать ревнует сына к невестке, сестра брата — к его жене. Очень характерна сцена, которую замужняя женщина — Ева Чемберлен[1] — устроила своему женатому брату. Это ж какая наглость! Сестры осыпали проклятиями молодую женщину за то, что ее не оказалось на месте, когда случилось несчастье. Они позабыли, что она родила своему мужу четверых детей. А как она хранила ему верность, это уже о чем-то говорит. Стоит взглянуть на детей, на их лица, и все уже ясно.
Из моих приятельниц, относившихся ко мне по-матерински, только у госпожи вдовы директора Гоффмана заботливость сочеталась с добротой. Даже госпожа Брукман оказалась в этом плане не на высоте[2]. Она перестала приглашать к себе одновременно со мной некую даму из мюнхенского высшего света, когда заметила, что я в ее салоне, склонившись в знак приветствия перед этой женщиной, обменялся с ней взглядами. Она была очень красива, а я ей был просто интересен, и ничего больше. Я знал женщину, у которой от волнения садился голос, стоило мне перекинуться парой слов с другой дамой.
По сравнению с миром женщины мир мужчины гораздо больше. Мужчина весь во власти долга и лишь иногда возвращается в мыслях к женщине.
Мир женщины — это мужчина. Обо всем остальном она думает только время от времени. В этом вся разница.
Женщина может любить гораздо сильнее мужчины. Интеллект в ее жизни вообще не играет никакой роли. По сравнению с дамами-интеллектуалками моя мать, конечно же, проигрывала. Она жила ради мужа и детей. И в обществе наших образованных женщин ей пришлось бы нелегко, но: она подарила немецкому народу великого сына.
Браки, в основе которых лежит только секс, весьма непрочны: ведь всегда можно найти замену! Гораздо труднее расставание, когда появляется чувство товарищества и две жизни сливаются в одну.
Недопустимо, когда женщину вынуждают давать показания об ее интимной жизни. Я это отменил[3]. Вообще, я на дух не выношу, когда начинают лезть в душу. О Фридрихе Великом рассказывают прекрасную историю. Однажды он вызвал к себе начальника полиции, дабы попрекнуть его за то, что он добывает меньше сведений, чем его коллеги при дворах других владык. «Все дело в том, — сказал чиновник, — что я не имел права использовать для наблюдения те же средства, что и в других местах». — «Такой ценой, — заявил в ответ Фридрих Великий, — ну нет, тогда мне ничего не надо».
Я лично никогда не использовал в своих целях разведку и не принимал у себя шпиона. А тем более шпионки. Что-то в этом есть очень грязное! Не только потому, что она по сути проститутка, она делает вид, что испытывает к мужчине чувства, которых нет, и губит его.
В юности я считался чудаком, предпочитающим компании одиночество. Теперь я не могу быть один, больше всего люблю обедать с женщиной и предпочитаю подсесть к кому-нибудь за столик в «Остерии» (ресторан в Мюнхене), чем есть дома одному.
Я никогда не читаю романов[4] и почти никогда не читаю в газетах литературных разделов. Зачем я буду их читать, когда они меня только раздражают. «Аугсбургер абендцайтунг» (издается с 1609 года) ныне старейшая европейская газета. Как хорошо, что Аманн не наложил на нее руки, и очень жаль, что «Флигенде блэттер» не сохранилась, а «Югенд» стала такой убогой. Если не возможно одновременно сохранять старейшее и возникшее сравнительно недавно предприятия, то я за то, чтобы продолжало существовать первое. Так будет вернее.
36
11.03.1942, среда, ночь
«Волчье логово»
На доме одного нюрнбергского коммерсанта висела табличка: «Курильщиков просят не переступать этот порог». Я повесил такую же на дверях своей квартиры.
Недавно я заявил рейхсмаршалу: Геринг, вы считаете, что фотографии, где вы изображены с трубкой в зубах, производят хорошее впечатление? А если вас увековечат с сигарой во рту, что вы на это скажете?
Было бы неверно считать, что солдату на фронте не обойтись без табака. По вине прежнего командования сухопутных войск мы в начале войны первым делом стали выдавать каждому солдату столько-то и столько-то сигарет в день. Теперь уже ничего сделать нельзя. Но как только наступит мир, с этим надо будет кончать. Валюту нужно тратить на что-нибудь полезное, а не на импорт яда.
А начну я с молодежи. Ей нужно только сказать: не берите пример со стариков, и все будет в порядке!
Мне долгое время было очень плохо в Вене. Несколько месяцев я не ел горячей пищи. Питался молоком и черствым хлебом. Но зато тратил тринадцать крейцеров в день на сигареты. Выкуривал от 25 до 40 сигарет в день. Но крейцер тогда был больше, чем сегодня десять пфеннигов. И однажды мне пришла в голову мысль: а что, если не тратить 13 крейцеров на сигареты, а купить масла и сделать бутерброды? На это уйдет 5 крейцеров, и у меня еще останутся деньги. Вскоре я выкинул сигареты в Дунай и никогда больше к ним не притрагивался.
Убежден, что если бы я курил, то никогда бы не смог вынести все эти тяжкие заботы, которые уже долгое время гнетут меня. Может быть, это и спасло немецкий народ.
Я потерял столько выдающихся людей, которые отравили себя табаком. «Старый господин», Дитрих Эккарт, Троост[1]! Гофмана[2] я тоже потеряю из-за этого.
Когда Берлин станет столицей мира, его можно будет сравнивать только с Древним Египтом, Вавилоном или Римом; что такое рядом с ним Лондон, что такое Париж?
Застольные разговоры Адольфа Гитлера за период с 21 марта по 31 июля 1942 года
Высказывания, сделанные за столом и сразу же после еды и воспроизведенные доктором Генри Пикером
37
21.03.1942, суббота, вечер
«Волчье логово»
Войну всегда следует вести на периферии. Когда парижане подвергаются налетам английских бомбардировщиков, нас это не должно волновать, и потом, уж лучше они, чем берлинцы. В Париже зенитку следует размещать только вокруг военных заводов[1]. Впрочем, парижане в настоящее время не очень-то и мерзнут в подвалах в отличие от берлинцев, поскольку там не так холодно. Очень жаль, что из-за какого-то пьяницы (Черчилля) приходится вести войну, а не заниматься каким-нибудь мирным делом, например искусством.
Дома мюнхенских художников поражают своим великолепием. Жаль, что сокровища дома Каульбаха, в котором живет Вагнер, ныне разбросаны по всему свету[2]. Там остался только очень красивый ковер. Но самые красивые ковры он видел у Риббентропа, в квартире которого сразу же бросается в глаза отсутствие гардин. И каждый может видеть, что у министра иностранных дел все в порядке. Хороши также столики без крышек, изготовленные по эскизу профессора Трооста. До блеска начищенные крышки столов из рога, очень, очень изящные, можно встретить в домах немецких крестьян. Жаль только, что не хватает пенообразующих моющих средств.
Кейтель: в доме его родителей за столом сидели на соломенных циновках, которые чистили песком.
38
22.03.1942, воскресенье
«Волчье логово»
Перед тем как сесть за стол, шеф [Гитлер] сказал генералу Шмундту[1], что у него возникла мысль ввести во всех родах войск вермахта «немецкое приветствие»[2], то есть заменить им «прикладывание ладони к головному убору». В этой связи начальник военно-исторического отдела штаба верховного командования вермахта полковник Шерфф представил ему следующие соображения.
Древние германцы, приветствуя друг друга, не прибегали к таким жестам. Распространение получило приветствие словом: «Хайль вис!» — то есть «Да сохранишь ты себя в целости и сохранности» (см.: Проколи и. История готов, прим. 555 г.), а также приветствие Беовульфа из англосаксонского эпоса, обращенное к королю Рюдигеру: «Будь здрав!» — и высказанное после того, как было отложено в сторону оружие нападения. В основе этого приветствия лежит мысль о том, что человек, обращающийся с ним к кому-либо, безоружен.
Восклицания с пожеланиями многих лет по окончании коронационных торжеств сопровождались поднятием правой руки. Аналогичным образом приветствовали друг друга также ландскнехты.
Начиная с XII века мы встречаем это приветствие уже в измененном в христианском духе виде: «Да хранит тебя господь!» В церемониале приветствия позднейшего времени еще более подчеркивалась мысль о безоружности приветствующего: снятие шляпы, взятие ружья на караул, салют шпагой, а в начале XVIII века — уже «прикладывание ладони к головному убору».
Не обнаружено никаких признаков какого-либо специфически «римского приветствия». Дошедшее до нас в качестве молитвенного жеста поднятие руки в эпоху позднего Рима стало элементом императорского культа. В римской армии, точно так же как и в нашей сейчас, приветствовали, «прикладывая ладонь к головному убору».
Поскольку доктор Порше[3] и Шпеер[4] были намерены сегодня продемонстрировать шефу танк новой конструкции, за обедом присутствовали многочисленные гости, в том числе генералы.
39
22.03.1942, воскресенье, полдень
«Волчье логово»
После еды я склеил телеграмму, полученную от службы безопасности, и по поручению Бормана передал ее Гитлеру. В ней сообщалось, что немецкие епископы зачитали сегодня со всех алтарей пасторское послание[1], в котором обвинили национал-социалистское правительство в нарушении установленного конкордатом принципа гражданского мира, и это, дескать, несмотря на то, что 93 процента германского народа исповедуют христианство, а бесчисленное множество католиков на передовых позициях черпают мужество из своей веры и отмечены наградами за свое героическое поведение. Те, кого их религиозное чувство приводит в церковь, подвергаются преследованиям; за священниками установлена слежка, в школах-интернатах (например, в национал-политических воспитательных заведениях) запрещено преподавание закона божьего, всячески препятствуется воспитанию детей в религиозном духе, заповедь «Не убий!» нарушается организованным в соответствии с приказом правительства убийством неизлечимо больных[2] и показом тенденциозных фильмов («Я обвиняю»), нарушается право собственности (конфискации монастырского имущества), и поэтому возвращающиеся с фронта члены монашеских орденов не находят себе приюта и вообще вынуждены в дальнейшем опасаться покушений на их частную собственность.
Гитлер приказал, чтобы в прессе не только не велось никакой полемики с пасторским посланием, но, напротив, всячески подчеркивалось единение тыла и солдат Восточного фронта. Противодействовать посланию следует лишь с помощью честной, объективной информации.
40
22.03.1942, воскресенье, вечер
«Волчье логово»
За столом я сидел вместе со штандартенфюрером Раттенхубером[1] и капитаном Бауром[2]. Последний упомянул в беседе, что фюрер крайне возмущен мягким приговором, вынесенным убийце женщины, так как он считает убийство женщин и детей особенно подлым делом. И если суды и дальше будут выносить такие приговоры, шеф намерен издать соответствующий имперский закон и послать все министерство юстиции к черту. По мнению Баура, очевидно, наступило время, когда министр юстиции должен подать в отставку[3].
41
23.03.1942, понедельник, полдень
«Волчье логово»
Фюрер: ночью он читал книгу Булера[1] о Наполеоне. Она ему очень понравилась, великолепный стиль, и чувствуется, что это плод напряженного, кропотливого труда.
Хорошо, что в книге подчеркивается: именно Англия — точно так же как и нас — втянула Наполеона в войну. Мы бы поступили несправедливо по отношению к Наполеону, не сказав об этом.
В книге также четко показано: Наполеон потерпел крах из-за того, что его окружение было не в состоянии выполнить поставленные перед ним задачи. Он, безусловно, виноват в том, что подбирал на высшие посты недостойных людей. «Родственники не люди» (намек шефа на фильм «Родственники тоже люди»). Ошибается тот, кто считает, что наиболее тесно соединяют людей именно кровные узы. Тому подтверждение — история многих германских королевских династий.
Пехотинец — вот кто несет на себе основные тяготы войны. Если другие располагают транспортом и поэтому обеспечивают себе более или менее сносную жизнь, он вынужден идти пешком, берет с собой разве что съестные припасы, которые расходует в течение дня. Если он и оставит в каком-нибудь месте свои вещи, то он все равно туда снова уже никогда не попадет. Спасает его полевая кухня — кстати, русское изобретение, — благодаря которой вообще стала возможной маневренная война, поскольку она дает солдату возможность хоть раз в день получать горячую пищу.
Он с большим интересом читал различные номера «Кунст»[2]. Если сравнить существовавший в 1910 году уровень художественности с нынешним — беря в качестве точки отсчета 1930 год, — то сразу бросается в глаза, как низко мы пали. Засилье евреев привело к губительным последствиям. Сталина следует ценить уже за то, что он не пустил евреев в искусство[3].
Он всегда читает книгу следующим образом: сперва заглядывает в конец, затем пробегает глазами середину и если у него складывается положительное впечатление, то тогда внимательно прочитывает всю книгу от начала до конца.
42
23.03.1942, понедельник, вечер
«Волчье логово»
Когда фюрер вошел в столовую и поздоровался со всеми, то со словами: «Ну и взбучка!» — показал, улыбаясь, на расположенную рядом с дверью телефонную будку, из которой на весь зал рокотал и громыхал голос Бормана.
Рейхсляйтер Борман пользуется исключительным авторитетом у Гитлера, отвечает перед ним за всю работу гражданской администрации и часто и подолгу засиживается у него. Господин Борман — «железный канцлер» партии, он отличается поразительной работоспособностью, принимает всегда на удивление хорошо продуманные решения и держится очень уверенно. Только он совсем не стесняется в выражениях и своим громким голосом заглушает всех здесь.
Сперва последовало обсуждение проблемы сусла и содержания алкоголя в пиве. Затем фюрер приступил к еде и, приказав принести ему очки для чтения подготовленной службой Дитриха сводки иностранной прессы, завел разговор о вооружении и оперативном руководстве. Особенно он радовался сообщению об успешных действиях подводных лодок[1]. Мы хотим назвать количество тоннажа потопленных американских кораблей и одновременно сообщить о налете нашей авиации на следовавший на Мальту английский конвой.
Реплика Боденшатца[2]: англичане превосходно воюют на море хотя бы уже потому, что, зная о превосходстве итальянцев в авиации, тем не менее рискуют отправлять такие конвои, да еще без сопровождения линкоров.
Реплика Хевеля[3]: в отличие от голландцев, которые тоже хорошие моряки, но непригодны для морской войны.
Фюрер: как приятно сообщить, что тоннаж потопленных кораблей составил круглое число, 71 000 тонн, то есть больше, чем американцы могут построить за месяц[4]. Корпуса кораблей еще худо-бедно можно склепать, а двигатели — нет. В этом-то вся проблема.
Рузвельт — душевнобольной, о чем публично заявил несколько лет тому назад один профессор. Он объявил войну[5], и его не только вышвырнули из Восточной Азии, поскольку он оказался к этому совершенно не подготовлен, но и его торговые корабли продолжали себе плавать, как в мирные времена, у побережья США, представляя собой отличную мишень[6]. А он в смятении то уезжает из Вашингтона, спасаясь от угрозы воздушных налетов, в свое имение, то возвращается обратно. Его заявления для печати также свидетельствуют, что человек душевно болен. И своим поведением доводит всю страну до истерического состояния. Чем же иначе можно объяснить тот факт, что в Чикаго после передачи радиопьесы о высадке марсиан среди вроде бы благоразумных людей началась паника?
Этот господин Рузвельт также не рассчитывал на то, что у нас есть такое мощное оружие, как подводные лодки. Наше преимущество в том, что с самого начала ограничились всего несколькими типами подводных лодок и при серийном производстве учли все их особенности. В конструкцию отдельных подводных лодок можно внести те или иные изменения, основа остается неизменной.
Вообще: нашим подводным лодкам суждено сыграть решающую роль в войне. Ну хорошо, пусть даже господину Рузвельту удастся не допустить распространения военных действий на Исландию, этот перевалочный пункт его — как он любит выражаться — западного полушария, и англичанам придется защищать лишь небольшую ее часть, близкую к их острову! Но положение вещей ныне таково, что уже вся Атлантика — а не только та ее часть, где проходят северные английские конвои, — стала зоной оперативных действий наших подводных лодок, и им даже на руку, что в Средней Атлантике ночи длятся 8...10 часов.
Вскоре после этого фюрер с ужинавшими вместе с ним 24 высокопоставленными особами отправился смотреть новый выпуск «Дойче вохеншау». Он внес лишь следующие исправления: нужно показать, что война ликвидирует продовольственную проблему не только в Германии — о чем свидетельствуют статистические данные, — но и во всей Европе, а обилие кадров с ликующими детьми привело его в восторг.
43
24.03.1942, вторник, вечер
«Волчье логово»
Шеф сегодня был в особенно хорошем настроении. Возможно, это объясняется его встречей с царем Болгарии Борисом, который прибыл с официальным визитом и пользуется — ко всему прочему, он всегда окружен одними и теми же людьми и очень вежлив — всеобщим уважением. Шеф обедал вместе с ним — присутствовали также Кейтель и Борман — в своем личном бункере.
За ужином шеф высказался о том, какие выводы он сделал для себя из чтения сводки иностранной прессы: стоит нам — то есть тем, кого они постоянно критикуют по мелочам, — провести какую-либо рациональную меру, как демократические державы тут же ее у нас заимствуют.
Поэтому нецелесообразно ставить в известность вражеские державы о накопленном нами опыте и вытекающих из него рациональных мерах путем публикаций в прессе или каким-либо другим образом. Здесь лучше соблюдать полное молчание.
Генерал Йодль завел разговор о системе комплектования вооруженных сил во время этой, а также первой мировой войн: если в период первой мировой войны — он привел лишь наиболее характерные примеры — рыбаков призывали в ряды горных егерей, а мясников посылали служить в полковую канцелярию, то ныне командование вермахта вовсе не намерено, исходя из «воспитательных соображений», заставлять человека заниматься абсолютно чуждым ему делом, но стремится использовать его так, чтобы он своими способностями принес максимальную пользу вермахту.
Шеф высказал свое мнение по этому вопросу: не следует замыкаться в рамках вермахта, а при организации военного учета нужно исходить из основных интересов нации и рассматривать имеющиеся людские резервы как национальное достояние. Если, к примеру, пожилой человек, в гражданской жизни занятый важной в военном отношении деятельностью, вдруг приходит в какое-либо военное учреждение и просит призвать его на военную службу, поскольку, дескать, он офицер запаса и не вправе всю войну сидеть в тылу и сносить презрительные взгляды людей. Тут нужно хорошенько подумать: если этого человека призовут, то, вероятнее всего, он всю войну просидит в военно-административных органах вермахта, которые из-за наплыва таких вот пожилых людей раздуются до невероятных размеров. Свою важную в военном отношении деятельность этот человек свернет — он, фюрер, лично разбирал подобный случай. Поэтому уж лучше пусть человек носит в гражданской жизни форму и занимается нужной деятельностью, чем будет призван в армию и лишь пополнит собой численный состав военно-административных органов.
Частную собственность следует всячески защищать, поскольку это личная собственность.
Есть что-то очень здоровое и полезное в том, что из результатов труда складывается семейное состояние. Если оно представляет собой фабрику, то этой фабрикой — при наличии, разумеется, здоровой наследственности — будет успешно и во благо всему народному сообществу руководить член семьи, а не государственный человек. Исходя из этого, он стоит за всемерную поддержку частной инициативы.
Не менее энергично он обязан выступить против анонимных держателей акций. Сам палец о палец не ударив, акционер получает больше дивидендов, если рабочие входящие в состав этого общества фабрики не ленятся, а трудятся не покладая рук, если во главе предприятия стоит гениальный инженер и даже в том случае, если всеми делами вершит грязный спекулянт. Если же акционер продувная бестия, он может, сохраняя полную анонимность, иметь долю в разных акционерных обществах и беззастенчиво наживаться, не опасаясь понести безвозвратные потери.
Против таких вот полученных без приложения усилий спекулятивных барышей он будет всегда активно бороться. От этих прибылей нет никакой пользы народу, ибо ни рабочий, труд которого обеспечивает высокие доходы акционеров, ни инженер не получают должного вознаграждения. Анонимные акционерные общества должны перейти поэтому в руки государства, которое выпустит ценные бумаги для тех, кто желает вложить куда-либо сбережения, и будет выплачивать по ним проценты. Тем самым можно избежать спекуляций и появления нажитых ими состояний — ведь, в конце концов, вся Англия этим живет.
С другой стороны, подобное отношение к анонимному состоянию требует, чтобы, невзирая ни на какие трудности, была обеспечена стабильность денежного обращения и цен на все важнейшие виды товаров. Тот, кто при этом выкладывает за персидский ковер не 800, а 1000 рейхсмарок, просто идиот. Ну а с дураком вообще ничего сделать нельзя.
Невозможно помешать кому-либо покупать лотерейные билеты или играть в игорных домах и, если он проигрался вчистую, добровольно уйти из жизни. Более того, стоит подумать, не следует ли государству, получившему солидную прибыль за счет его страсти, взять на себя расходы на похороны. Ибо оно получает свою долю с выигрыша не только за счет налогов, но и путем прямого его изъятия. Игорный дом выплачивает налог с оборота, и так далее. Таким образом, свыше 50 процентов идут в доход государству.
Разумеется, у лотерей, если рассматривать их с точки зрения философии жизни, есть и своя положительная сторона. Ибо счастье человеку может принести не только реальность, и поэтому не следует лишать его иллюзий. Большая часть человечества живет своими планами, и лишь немногие из них могут осуществиться. И лучшая лотерея поэтому та, которая не сразу дает человеку возможность выиграть или проиграть, а в течение года тешит его иллюзиями, позволяя строить далеко идущие планы. Поскольку австрийское государство это знало и очень умело использовало, в нем даже в самые худшие времена всегда было много счастливых людей.
Люди устраивали розыгрыши между собой, и в результате — вероятнее всего, в начале XVIII века — появилась лотерея, когда некий хитрец сказал себе, что пусть уж лучше выигрыши достанутся государству, чем частным лицам. И если государство сумеет правильно распорядиться полученными деньгами, например построить на них больницы, то тогда все будет просто прекрасно, ибо человек сможет не только до самого тиража предаваться иллюзиям, но даже проигрыш даст ему ощущение, что он сделал благородное дело. Вопрос о выдаче разрешений на открытие игорных домов он подробно обсуждал с гауляйтером Робертом Вагнером[1] в отношении Баден-Бадена, ибо свойственные лотерее милые и приятные черты у игорного дома полностью отсутствуют. Но если закрыть казино, как в Висбадене, то курорт потеряет колоссальный источник дохода. А игроков все равно ничем не исправишь, и они будут играть где-нибудь в другом месте — по ту сторону границы, обогащая французов.
Он поэтому спросил тогда: сколько валюты приносит игорный дом? Он исходил из того, что если у кого-то есть, к примеру, 100 000 рейхсмарок в валюте, то ему этого мало, но если у кого-то их нет, то это для него очень, очень много. Отсюда он сделал вывод, что игроки в казино — и прежде всего иностранцы — нужны лишь для того, чтобы там проигрывать деньги, в частности валюту. Опыт подтвердил правильность решения об открытии в Германии нескольких игорных домов. С их помощью удалось растрясти карманы владельцев валюты, а полученная от них колоссальная прибыль пошла на сохранение для народного сообщества такого курорта, как Висбаден. Естественно, такие институты получают столь огромную прибыль не трудом, а лишь благодаря своему монопольному положению, и поэтому доходы должны попадать не в карманы частных лиц, а непосредственно в казну.
Если рейхсляйтер Борман считает, что этот принцип следует применить в отношении всего энергохозяйства, то ему нужно лишь сказать: да будет так! Монополия на энергохозяйство принадлежит государству, которое выпускает ценные бумаги и тем самым пробуждает в людях интерес к своему монопольному предприятию, но прежде всего к себе самому. Ведь если государство обанкротится, человек вынужден будет поставить на этих бумагах крест и волей-неволей на своей шкуре почувствует, сколь тесно его судьба связана с судьбой государства.
Но основная масса пока еще очень глупа и не сознает, насколько ее личное благополучие связано с благополучием государства.
Тот же принцип, что и в отношении энергохозяйства, следует применять также относительно использования других жизненно важных ресурсов: нефти, угля, железа, а также гидроэнергии. Отсюда вывод, что нужно ликвидировать капиталистические общества. Но если деревенский житель отводит воды ручья, чтобы крутились жернова его мельницы, мешать ему в этом не следует.
О том, какие грязные методы применяют анонимные держатели акций, свидетельствует следующий факт: бывшему министру внутренних дел Баварии — он занял этот пост только лишь потому, что прославился своей глупостью, — компания «Байернверк» решила выплачивать пенсию в 38 000 рейхсмарок. Он, шеф, несмотря на все возражения юристов, все же запретил выплачивать эту пенсию человеку, чья деятельность вообще не давала ему права на получение таких денег. Для того чтобы наглядно представить, сколь бесстыжий и наглый характер носит сам факт назначения такой пенсии, вспомним: германский рейхсканцлер в соответствии с законом получал на 4000 рейхсмарок меньше, то есть 34 000.
Уже в молодости он много занимался проблемой капиталистического предприятия-монополиста. Он тогда еще обратил внимание, что императорско-королевское Дунайское пароходство, получив от государства 4 миллиона субсидий, четверть этой суммы тут же распределило среди 12 членов своего наблюдательного совета. Он установил, что двое из них принадлежали к двум наиболее влиятельным ведущим партиям. И, заполучив по 80 000 крон каждый, позаботились о том, чтобы их партии проголосовали за выделение субсидий. Но тут набрали силу социалисты, чьи люди не были представлены в наблюдательном совете. И разразился скандал.
Шеф полагает: насколько глуп был министр, ведавший этими вопросами, и насколько он недооценил политическое значение скандала, видно уже из того, что он отправил замешанного в эту историю высокопоставленного чиновника отбывать наказание в крепость, вместо того чтобы примкнуть к нему или, наоборот, уничтожить его. Компания в ответ на нападки в прессе и парламенте поставила свои пассажирские пароходы на прикол, и, поскольку члены ее наблюдательного совета, сорвавшие хороший куш, заблаговременно позаботились также о прекращении строительства прибрежной железной дороги, населению был нанесен ущерб. Разумеется, это дело вскоре замяли, расширив состав наблюдательного совета и предоставив в нем места обоим руководителям соци.
Только лишь потому, что вся ее экономическая система основывается на такой вот капиталистической идеологии, положение Англии сейчас столь шатко. Он, фюрер, поэтому своевременно издал распоряжение, согласно которому ни один член какого бы то ни было наблюдательного совета не может быть избран депутатом рейхстага. А поскольку люди, занимающие посты в наблюдательном совете и тому подобные должности, многое просто не в состоянии объективно оценивать, он также распорядился, чтобы члены партии не имели никаких обязательств ни перед частными предпринимателями, ни перед промышленностью, ни вообще в какой бы то ни было хозяйственной отрасли. Но и тем, кто непосредственно служит государству, офицеру и чиновнику, он со спокойной душой может позволить вкладывать свои сбережения в ценные бумаги только в том случае, если они выпущены государством и возможность спекуляций и прочих темных делишек исключена.
44
25.03.1942, среда
«Волчье логово»
Днем шеф обедал в своем личном бункере вместе с фельдмаршалом Листом[1].
За обедом в офицерской столовой старший офицер по особым поручениям вручил мне сводку об упадочнических настроениях среди населения для передачи по инстанции.
Фюрер наложил на эту сводку следующую резолюцию: «Если бы людские суждения играли решающую роль, наше дело было бы давно проиграно. Но истинные взгляды народа носят более глубинный характер и основывается на более прочном, корневом мировоззрении. В противном случае его достижения необъяснимы».
Ректор народной школы в Планитце в Саксонии — как явствует из примечания к сводке — задал своим ученикам классное сочинение на тему: «Кого и что ругают». Сотрудник вышестоящего органа счел это безответственным поступком. Рейхсляйтер[2] с полным правом отметил: «Если один учитель в Великогерманском рейхе позволяет себе подобные эксперименты, то это еще не крушение основ. Разумеется, было бы совершенно неверно сделать из этого пример для подражания. С детьми вообще не следует обсуждать подобные вещи, напротив — им нужно постоянно и с помощью соответствующих примеров демонстрировать величие нашего времени. И сразу станет очевидно, насколько ничтожны мелкие жизненные тяготы по сравнению с борьбой не на жизнь, а на смерть».
Характерно, что при выражениях недовольства, которые дети приводят в своих сочинениях, то и дело фигурирует рейхсмаршал Геринг[3]. «В Германии вообще уже больше ничего нет, даже мыла и мыльного порошка! Хотела бы я знать, чем Геринг стирает свой белый мундир! Может быть, он получает дополнительный паек? Он же должен его хоть два раза в неделю стирать!»
— «Я уже три дня курю липовый цвет. Представляешь, какая вонь? Но Геринга в кино только с толстой сигарой во рту показывают. Все ясно: большая шишка». — «Все они, сами понимаете, министры и Геринг, уж их-то не обойдут. Но русские-то почти совсем еды не получают, бедняги. Траву жрут от голода!»
— «У больших шишек еды вдоволь. Герман Геринг давно бы укокошил фюрера, будь на то его воля. И тогда бы они на нас рукой махнули и только своими делами занимались!»
— «Знаете, когда война кончится? Когда Геринг сможет надеть брюки Геббельса!»
Приводятся и такие разговоры: «Я спросил одну женщину, есть ли у нее старые вещи. Она ответила: если бы мы действительно завоевали столько земель на Востоке, нам не нужно было бы собирать всякое старье. И захлопнула дверь!»
— «Мой муж ничего хорошего не пишет. И больше всего на свете он хотел бы повесить свою винтовку на стену. Желудок у него уже к позвоночнику прилип; когда подвозчики боеприпасов приезжают на позиции, там уже все съели».
— «Одна женщина говорила, что священников призовут на военную службу. Фюрер точно запретит праздновать рождество. Этим наглым парням трудно даже в церковь сходить».
— «Мой дед всегда говорит: потери, огромные потери. На почте скопилось великое множество телеграмм, но доставлять по адресу разрешается далеко не всем!»
Эти данные, полученные от детей рабочих и служащих, свидетельствуют — по словам референта, — что люди «хотят выговориться, но продолжают по-прежнему выполнять свой долг».
По поводу сделанной мной в соответствии с пожеланиями Бормана первой записи высказываний фюрера за столом от 24 марта рейхсляйтер выразил мне свою благодарность. После беседы с Гитлером он передал мне ее запись для дальнейшей передачи по инстанции.
25.03.1942
Ставка фюрера
Относительно поступившего сегодня письма партайгеноссе статс-секретаря Рейнгардта[4] по поводу поддержания низких цен на оккупированных восточных территориях было высказано следующее замечание:
После введения всеобщей воинской повинности нам пока еще не удалось покрыть расходы на наши вооружения, составившие колоссальную сумму. Есть лишь два пути: или мы взвалим все тяготы по выплате этого долга на плечи наших соотечественников, или на покрытие этих расходов пойдет та прибыль, которую мы сможем извлечь из оккупированных восточных территорий.
Второй путь, несомненно, предпочтительнее. Поэтому фюрер считает, что цены, как и зарплата, должны быть там фиксированными, чтобы сохранялся определенный уровень жизни населения. Вся прибыль от разницы в ценах на восточных территориях и имперских землях должна, естественно, доставаться рейху.
Далее фюрер подчеркнул, что притязать на любые монопольные права и возможность получения монопольной прибыли может также только рейх. Совершенно непонятно, почему господину Реемтсме[5] намеревались предоставить монополию на производство табачных изделий на оккупированных восточных территориях; фюрер категорически запретил это и подчеркнул, что монополия здесь может быть предоставлена только рейху. Там, впрочем, как того уже давно требовал он, фюрер, в ближайшее время будет создана государственная табачная монополия!
По тем же причинам большая часть сельскохозяйственных угодий на тех территориях должна оставаться государственной собственностью, чтобы доходы от продажи сельскохозяйственной продукции доставались исключительно государству и были использованы на покрытие военных расходов. Не говоря уже о том, что необходимые излишки сельскохозяйственной продукции могут быть получены только с крупных земельных угодий.
Подписано: Борман
45
25.03.1942, среда, вечер
«Волчье логово»
Шеф рассказывал: никогда он не видел более нелепых фотографий из США, чем те, которые он сегодня просматривал. На фото изображены группы гёрлз, которые явно призваны привить офицерам запаса США хорошие манеры. Там такой культ гёрлз, что можно только за голову схватиться. Но это потому, что у них в США полковником стать легче, чем у нас лейтенантом, а назначение на высшие военные посты зачастую представляют собой чистейшей воды выдвижение дельцов.
Затем шеф заговорил об искусстве танца. По его мнению, следует признать, что таких подлинно талантливых танцовщиц, какие есть у американцев, у нас в настоящее время нет! В частности, он вспоминает Мириам Берне, чьи грациозные, изящные движения на сцене доставляли поистине эстетическое наслаждение. Как жаль, что не удалось добиться разрешения на выезд из США этой танцовщицы, которой восторгались не только зрители в «Метрополь-театре», но и все, кто смотрел концерт в рейхсканцелярии. Танцовщица, которая очень быстро выучила немецкий язык, всегда — и после начала войны тоже — очень хорошо отзывалась о нем во Франции и в США.
И Марион Даниелс, которая выступала в «Ла Скала» и позднее играла в «Веселой вдове» в мюнхенском Театре на Гэртнерплац, также владеет несомненным мастерством, хотя ему лично приятнее смотреть балетные номера, представляющие собой эстетическое зрелище, чем акробатические танцы, которые безусловно достойны восхищения, но которые вряд ли можно отнести к разряду эстетических зрелищ. По его словам, он был очень рад, что эта артистка, когда он ей высказал свою признательность, лишь попросила у него автограф. Какая же требуется подготовка, чтобы исполнять такие танцы, подготовка, позволяющая дойти до крайнего предела человеческих возможностей, это прямо проба человеческого тела на разрыв.
Аналогичным образом дело обстоит со всеми жанрами акробатического искусства, в частности с хождением па канату. Но он запретил все эти аттракционы не для слабонервных; совершенно ни к чему заставлять во время войны народ излишне волноваться на спектакле: упадет, не упадет?
Но он до сих пор не может успокоиться из-за того, насколько плохо в годы Системы[1] оплачивали труд акробатов и прежде всего танцовщиц арийского происхождения, к примеру тиллергёрлз — в конце концов именно ради них все ходили в кабаре, — в то время как шуты гороховые из числа евреев, выступавшие в роли конферансье, получали 3000 рейхсмарок за вечер за свои дурацкие реплики. Сколько раз по его приказу в Мюнхене срывали представления, на которых такие вот поганцы издевались над свастикой и другими национальными символами. Жаль только, что в Берлине это было невозможно, ибо директора театров продавали нашим максимум 300 мест за 3000 рейхсмарок, да и те были распределены так, чтобы «зеленые» (полиция) сразу же могли вмешаться, как только в зале начиналась обструкция.
Искусство танца наряду с музыкой есть первичное выражение народной культуры, а отнюдь не жалкий лепет завзятых остряков. Танцовщицы должны быть в первую очередь эмоциональны, обязаны чувствовать музыку, но вот интеллект им совсем ни к чему. Этим и объясняется тот факт, что именно две берлинские танцовщицы — сестры Хёпфнер — исполняли прекраснейший венский вальс, и таких изящных поз не увидишь даже на древнегреческих вазах. Но зато их танцевальные номера на концерте в рейхсканцелярии из-за того, что программа не была заранее согласована, выглядели, к сожалению, пародией по сравнению с выступлением Мириам Верне. Он поэтому решил заранее просматривать любое представление, прежде чем показывать его своим гостям.
Его пытались убедить в том, что, когда во время одного из организованных им празднеств выступает балет Шарлоттенбургской городской оперы, прошедший школу поклонника греческого классического танца балетмейстера Кёллинга, а не балет Берлинской государственной оперы, он тем самым оскорбляет Геринга. Но он, слава богу, заранее посмотрел их выступления и сделал вывод, что там главную партию исполняет балерина-интеллектуалка, танцующий философ. Еще больше, чем ее «выразительный танец», его разочаровали пляски Палукки[2], ибо это уже вообще не танец в его подлинно эстетическом смысле, а просто дрыганье ногами и какие-то безумные прыжки. Это Геббельс поставил его в дурацкое положение, когда посоветовал посмотреть эту программу, да еще движениями рук подчеркнул, какое это интересное зрелище.
Именно Мириам Верне, которая как бы парит в воздухе и едва касается ногами сцены, наглядно демонстрируя, что танец — это искусство, а искусство в первую очередь рождается талантом.
Гитлер встал, заявив, что ему пора за работу. В конце концов, он из тех людей, кто сейчас особенно загружен работой.
46
26.03.1942, четверг
«Волчье логово»
У шефа обедали шесть кавалеров рыцарского креста. Одному из них сегодня исполняется 20 лет.
Вечер
За ужином шеф завел разговор о германо-французских отношениях. Он считает: совершенно очевидно, что французы на Риомском процессе[1] так и не задали своим прежним поджигателям войны решающего вопроса: «Почему вы, несмотря на все идущие от чистого сердца заверения фюрера Германии в его миролюбии и выдвинутые им предложения, которые он в точности собирался претворить в жизнь, все же развязали войну?» И как они, поставив с ног на голову вопрос о том, кто виновен в ней, обсуждали проблему недостаточной подготовленности к ней, не обращая внимания на то, что тем самым ставят престарелого маршала Пете на в дурацкое положение перед Германией. Затем он осведомился, как проходит по делу Грюншпана[2], еврея, убившего секретаря немецкого посольства в Париже, процесс, который «обещает стать очень интересным».
По поводу покушения на него в «Бюргербройкеллере»[3] он высказался в том смысле, что схваченный преступник оказался очень ловким пройдохой. Он сообщил лишь то, что уже было известно благодаря полученным в других местах сведениям. При этом установлено: Отто Штрассер[4] тогда находился в Швейцарии и уже сообщил журналистам, что Гитлер и Риббентроп ликвидированы. Об этой истории, как явствует из предъявленных ему — фюреру — материалов, знали также премьер-министр Голландии и господин Иден, министр иностранных дел Англии[5].
Затем шеф заговорил о Лиге Наций. Ее создание было величайшим обманом немецкого народа за всю его историю. Он был вынужден выплачивать миллионные суммы членских взносов, в то время как малые государства, которые всегда голосовали против Германии, предпочитали оставаться в должниках. Чиновники, направленные в распоряжение администрации этого учреждения, получали жалованье от Лиги Наций и, подобно главам государств Рейнского союза или находящимся в течение последних ста лет на содержании у Англии индийским князьям, чувствовали себя обязанными именно этому институту, а не собственному народу.
К тому же на том кусочке земли, где расположена Женева, весну и лето никогда не сменяют осень и зима, и каждый чувствовал себя здесь прекрасно и оказывался пленен всей атмосферой. В свое время он послал туда в качестве наблюдателя одного весьма радикально настроенного и числящегося в СА поэта[6]. Но к сожалению, выяснилось, что этот поэт не отличался большими умственными способностями. Когда он — фюрер — издал указ о выходе Германии из Лиги Наций (14.10.1933), тот пришел к нему и, приводя всевозможные доводы, попытался уговорить остаться в ней.
Международный суд в Гааге есть также чистейшей воды обман. Как только оказывалось, что в том или ином международном конфликте бесспорно права Германия, процесс откладывался[7] ad infinitum[8].
47
27.03.1942, пятница, полдень
«Волчье логово»
Сегодня за обедом шеф высказался об участии женщин в политической жизни.
Он подчеркнул: многие исторические примеры дают бесспорное доказательство того, что женщина — пусть даже очень умная и образованная — не в состоянии отделить разум от чувства.
Но опаснее всего, когда женщина пылает ненавистью к политическому противнику. Так, согласно поступившим к нему сообщениям, японцы после оккупации провинции Шанхай предложили правительству Чан Кайши вывести свои войска с китайской территории, если Китай:
а) согласится на присутствие японского гарнизона в шанхайском сеттльменте;
б) заключит с Японией торговые соглашения на льготных для нее условиях.
Все генералы заявили о своем согласии с японскими предложениями и высказались перед Чан Кайши в соответствующем духе. Но после того как его жена, испытывавшая лютую ненависть к японкам[1], обратилась к китайским генералам с речью, большинство из них изменили свою позицию и отвергли безусловно великодушные предложения японцев.
Он также привел в качестве примера влияние танцовщицы Лолы Монтес[2] на короля Баварии Людвига I, который от природы был очень разумным и покладистым человеком. Она же его совершенно свела с ума.
Сегодня за обедом шеф завел разговор о том, что он в последние дни вновь листал номера журнала «Ди кунст».
До 1910 года уровень наших художественных достижений был действительно необычайно высок. С тех пор, к сожалению, дела шли все хуже и хуже. И то, что начиная с 1922 года навязывалось немецкому народу в качестве произведений искусства, в области живописи есть не что иное, как мазня. На примере резкого упадка искусства в годы Системы можно наглядно продемонстрировать, насколько губительным было влияние евреев в этой области. А лучше всего, с какой совершенно немыслимой наглостью действовало еврейство. С помощью рецензий, которые евреи кропали одна за другой, народу, верившему всему, что было написано черным по белому, навязывалось представление об искусстве, согласно которому все, что представляло собой просто пачкотню, считалось шедевром.
И «верхние десять тысяч», так гордившиеся своим интеллектом, тоже попались на эту удочку и глотали все, что им преподносили. Но самое ужасное, что евреи — как это выяснилось теперь при конфискации их состояний — на те деньги, что они нахапали с помощью этой мазни, скупали по-настоящему прекрасные и дорогие картины. В каждом получаемом им донесении о конфискации более или менее большой еврейской квартиры говорится о том, что там висели или были выставлены подлинные шедевры.
Нужно быть благодарным судьбе за то, что в 1933 году национал-социализм пришел к власти и навсегда покончил со всей этой пошлостью и убогостью. При посещении художественных выставок он всегда приказывал удалить все, что не являлось безупречным в художественном отношении. И нельзя не признать, что теперь в Доме немецкого искусства[3] не найти больше картин, от которых возникло бы ощущение, что у их создателей отсутствует подлинное стремление к творческому самовыражению, и которые нельзя было бы со спокойной душой здесь выставить. Картины художников, отмеченных Прусской академией государственными премиями, он также велел удалить из Дома немецкого искусства, поскольку они совершенно не подходили для него.
Очень жаль, что Прусская академия искусств ни в коей мере не способна выполнить поставленные перед ней задачи. Какой толк от того, что отдельные профессора и мастера художественных школ рассыпаются друг перед другом в похвалах? Только министр воспитания и образования, который так же разбирается в искусстве, как свинья в апельсинах[4], купился на эту писанину и изъявил готовность присудить им за их пачкотню государственную премию. Его убаюкали всякими россказнями, то есть проделали с ним то, что евреи, и не без успеха, во времена своего засилья в искусстве пытались проделать со всем немецким народом. Они твердили, что понять эту пачкотню не всем дано, что постичь всю глубину ее содержания можно, лишь осмыслив все изображенное на ней. Уже в 1905...1906 годах, когда он пришел в Венскую академию, подобной пустопорожней болтовней занимались для того, чтобы представить такую вот пачкотню как «творческие поиски»[5].
Он вообще против академий; ведь профессора, преподающие в них, — это художники, потерпевшие неудачи в жизненной борьбе, или, напротив, крупные мастера, которые в состоянии уделить работе там максимум два часа в день или же считающие ее просто самым подходящим занятием для себя на старости лет.
Настоящим художником можно стать, лишь обучаясь у другого художника или же — как в случае с великими мастерами — проходя курс наук в его мастерской. Такие живописцы, как Рембрандт, Рубенс и др., вынуждены были нанимать подмастерьев, иначе они просто не смогли бы выполнить такое количество заказов. А уж их учениками становились и работали в течение долгого срока только те из них, кто осваивал ремесло и обнаруживал задатки настоящего творца.
Тот, кто не хотел работать очень быстро, оказывался на улице. Глупо утверждать — как это делают в академиях, — что гению все достается без труда. Гению тоже нужно учиться и работать не покладая рук, чтобы со временем создать шедевр. Если не знать во всех деталях, как смешивать краски и грунтовать, и не изучать прилежно технику рисунка и анатомию, то ничего не получится. Сколько эскизов изготовил такой художник божьей милостью, как Менцель, работая над своей картиной «Концерт для флейты в Сан-Суси»!
Нам тоже следует прийти к тому, что начинающие художники будут получать первые уроки в мастерских выдающихся творцов, а значит, возродят традицию, связанную с именами Рембрандта, Рубенса и др. На картинах Рембрандта и Рубенса потому так трудно определить, где рука мастера, а где его учеников, что ученики в процессе работы сами постепенно становились подлинными мастерами. Необычайные достижения наших графиков, из которых практически все обучались в мастерских своих наставников, также убедительно свидетельствуют в пользу такого типа обучения.
Однако подлинным несчастьем было бы сокращение числа ныне существующих академий до двух (Дюссельдорф и Мюнхен) или до трех (Дюссельдорф, Мюнхен и Вена) в том случае, если государство возьмет в свои руки всю систему художественного воспитания[6]. Несмотря ни на что, он намерен сохранить эти академии и хочет лишь особо подчеркнуть: обучение в мастерских, по его мнению, гораздо, лучше. Когда он по окончании войны сможет осуществить свою широкую строительную программу — он намерен потратить на возведение зданий миллиардные суммы, — то соберет вокруг себя лишь истинные таланты, а тех, кто к ним не принадлежит, даже близко не подпустит к этим работам, пусть даже они предъявят сотни рекомендаций от всех академий.
48
27.03.1942, пятница, вторая половина дня
«Волчье логово»
Во второй половине дня я сперва посетил главного редактора Германского информационного бюро гауптбаннфюрера Лоренца в бункере, где разместился отдел печати, осмотрел телетайп и коротковолновую радиостанцию и поговорил с ним о его деятельности. Он передает шефу все поступающие сообщения (от 30 до 40 в день). Особенно потрясли фюрера такие сообщения, как «Броненосец „Граф Шпее“ затоплен собственной командой»[1], «Гибель линкора „Бисмарк"»[2] и «Бегство Гесса»[3].
О том, что его заместитель Гесс улетел в Шотландию, Гитлер узнал, когда Лоренц прервал его беседу с Герингом и Риббентропом у камина для передачи важного сообщения. Он продиктовал Лоренцу текст первого коммюнике и составил — после обсуждения этой проблемы с Герингом, Борманом и Риббентропом — текст более подробного, опубликованного в понедельник коммюнике, в котором бегство Гесса в Англию объяснялось продолжительной болезнью, отразившейся, видимо, на его умственных способностях. Как обстояло дело в действительности, Лоренц не смог мне сказать, поскольку в такие моменты лицо Гитлера превращалось в застывшую, неподвижную маску и какие-либо однозначные выводы сделать было нельзя. Во всяком случае, русские считали, что полет Гесса в Англию объяснялся «мечтой фюрера об англо-германском союзе». А я обратил внимание на то, что Гитлер отверг все попытки привлечь семью Гесса к ответственности, равно как и предложение не доставлять письма Гесса из Англии его жене. (Госпожа Гесс сама предупредила об этих письмах. Поэтому Борман обрушился с нападками на неповоротливых почтовых цензоров, не сумевших их перехватить.) И при просмотре этих писем меня поразило, что во всем многообразии подробнейших сообщений нет даже намека на какое-либо умопомрачение. Фюрер упорно отказывается освободить из-под ареста тех, кто знал о готовящемся полете Гесса в Англию, хотя Борман то и дело передает ему их прошения.
Лоренц также сообщает журналистам указания фюрера относительно того, в каком духе следует освещать те или иные события (в настоящее время это информация из Индии, англо-американские махинации), Геббельс также передает фюреру через рейхсляйтера Бормана свои статьи для газеты «Дас рейх»[4] с целью получить предварительное разрешение на их публикацию.
Лоренц весьма уважительно отзывается о Кейтеле, который встает в 8 утра и уже в 9 приступает к работе, хотя ему уже шестьдесят, он не ложится раньше 12 и после того, как фюрер занял еще и пост главнокомандующего сухопутными войсками, отвечает еще и за управление сухопутными силами. Начальником генерального штаба этого рода войск является генерал-полковник Гальдер, в обязанности которого входит разработка планов Восточной кампании в соответствии с приказами шефа[5]. Ответственность за общее оперативное руководство и операции в Африке и на Балканах лежит на генерале Йодле, который для своих пятидесяти лет обладает необычайно гибким характером и наряду с Кейтелем пользуется особым доверием фюрера. Его считают «светлой головой».
49
27.03.1942, пятница, вечер
«Волчье логово»
Я снова ужинаю вместе с фюрером, который настолько хорошо знает всех, кто с ним обычно сидит за столом, что смерил удивленным взглядом адъютанта начальника имперского управления по вопросам трудовой повинности, ибо тот не доложил ему заранее о своем прибытии. Фюрера очень развеселили две остроты фотокорреспондента Гофмана, остроты такого рода: «Почему у лебедя такая длинная шея? Для того, чтобы лебедь не утонул!»
Над подобными остротами Гитлер (которому неприятны всякие двусмысленности и скабрезные анекдоты) способен смеяться так чистосердечно, что даже прикрывает глаза рукой. Он также воспринял как веселую шутку мой ответ генералу Йодлю. Тот спросил, иронически намекая на мою гитлерюгендовскую униформу защитного цвета: «До какого, собственно говоря, возраста можно оставаться гитлерюнге?» Я же ответил ему вопросом на вопрос: не питает ли он честолюбивых намерений и не желает ли, чтобы ему оказали протекцию в «Гитлерюгенде»? Аналогичной была реакция Гитлера, когда ему доложили, что некий русский пленный в течение года водил грузовик в непосредственной близости от нашей линии фронта честно и надежно, доставляя боеприпасы на позиции, а затем заявил, что он генерал, предъявил соответствующие документы и попросил повысить его в должности. И Гитлер — под одобрительный смех всех присутствующих — принял следующее решение: «Поручите ему возглавить целую колонну грузовиков».
Когда речь зашла о болезни, Гитлер заговорил о раке[1]. Использование для лечения рака лучей типа рентгеновских посредством обработки в течение 10...15 минут очага заболевания сделало радий совершенно ненужным. Характерно, что люди, которые работают в чаду и копоти, например смолокуры, или курильщики (также и те, кто курит сигареты без никотина) особенно подвержены раковым заболеваниям. Но точных данных, к сожалению, нет, хотя, несомненно, рак нельзя случайно подцепить; для того чтобы заболеть им, требуются вполне определенные причины. К ним в какой-то степени относится постоянное отравление человеческого организма, вызванное, по всей вероятности, не заражением и не инфекцией, проникшей через дыхательные пути, а неправильным питанием. Человек же очень глуп, ибо полагает, что может питаться в основном отварной пищей, то есть лишенной питательных свойств путем химической обработки. Они даже представить себе не могут, какое это наслаждение — вкушать шелушеный и нешелушеный рис. Но такова уж наша наука: откуда берется такая пакость, как свищ, она не знает, простейшее и наиболее распространенное заболевание не изучает. Но зато сколь изощренно прославляется загробная жизнь, рай и ад — это все известно досконально.
На основании нескольких сообщений о положении в Британской империи, и в частности в самой Англии, фюрер завел разговор об отношениях между министром Криппсом[2] и премьером Черчиллем. Совершенно очевидно, что в лице Криппса Англия приобрела второго по значению государственного деятеля, которого нельзя не заметить и чье влияние явно ощутимо.
Если, к примеру, английские профсоюзы выступили недавно с программой социализации земельных владений, доходных домов и особняков, промышленных предприятий и транспорта, то это очень четко характеризует внутриполитическую ситуацию в Англии. Разумеется, вряд ли следует полагать, что подобная программа может быть осуществлена со дня на день и что мало-мальски разумный англичанин на это рассчитывает, к тому же русским потребовалось более десяти лет для проведения подобного эксперимента[3]. Однако это можно расценить как симптом кризиса и сделать вывод, что бесхозяйственность, плохая организация работы гражданских учреждений, военные поражения и нехватка продовольствия заметно сказались на настроении рядового англичанина. Интересно в этой связи также отметить, что арестован даже родственник английского короля герцог Клау[4].
Но этим симптомам кризиса сегодня еще рано придавать большое значение. Ибо король, пусть он даже и не оказывает прямого руководящего влияния на английскую политику, все же является определенным политическим фактором до тех пор, пока английские вооруженные силы нормально функционируют. Ибо английские вооруженные силы преданы монархии и рекрутируются из консервативных слоев британского общества, не проявляющих ни малейшей готовности пойти на какие-либо уступки социальным низам. Достаточно бросить взгляд в английские иллюстрированные журналы с их многочисленными фотографиями из великосветской жизни, чтобы убедиться» что не менее двух третей изображенных там аристократических особ носят военную форму.
Объединившихся в консервативной партии англичан из правящего, в частности аристократического, слоя ни в коей мере нельзя сравнивать с нашим бюргерством прежних лет, которое до 1933 года числилось в рядах Немецко-национальной или Немецкой народной партии. Консерваторы в гораздо большей степени выражали интересы империи с ее прочно укорененными традициями и общественным строем, и они в отличие от представителей правящего слоя Франции в 1789 году отнюдь не намерены капитулировать перед народом. Более того! С помощью многочисленной организации они пытаются распространить свои взгляды среди народных масс и тем самым привнести в них здоровый национальный дух, давший Англии столько храбрых летчиков и моряков.
Если лейбористская партия, после того как Криппс (в качестве доверенного лица Сталина?) популяризовал в Англии социалистические тенденции, хочет одержать победу над консерваторами, то ей нужно сперва найти нового Кромвеля, чтобы добиться успеха. Ибо без борьбы консерваторы не уйдут.
Ему, шефу, ввергнутая в красный хаос Англия гораздо менее симпатична, чем консервативная. Ведь если в Англии победит «социализм», возможно, даже советского образца, то в европейском пространстве в течение длительного времени будет существовать очаг напряженности, поскольку степень обнищания 30 миллионов англичан покажется им «чрезмерной» для их острова.
Поэтому он надеется, что Криппс, выполняя свое задание в Индии[5], впрочем, труднейшее задание, выпадавшее когда-либо на долю англичанина, сломает себе хребет. Опасность гражданской войны окончательно исчезнет на долгий период только в том случае, если можно будет не опасаться, что произойдет мобилизация масс, вызванная пропагандистской обработкой их в духе новой программы профсоюзов.
Если бы ему пришлось выбирать между Криппсом и Черчиллем, то такая слабовольная скотина, как Черчилль, который полдня пьянствует, ему все же во сто раз милее, чем Криппс; ведь такого человека, как Черчилль, который уже в силу своего возраста и неумеренного потребления табака и спиртного вот-вот впадет в маразм, все же следует опасаться меньше, чем Криппса — типичного интеллигента и салонного большевика. Черчилль в минуты просветления еще вполне способен осознать, что империя неминуемо распадется, продлись война еще 2...3 года. Криппс же, будучи лжецом и демагогом без роду без племени, никогда не сделает для себя вывода, что ничего не получится, когда империя трещит по всем швам. А так как он не пытается привлечь на свою сторону английский народ, за исключением той его части, которая организована в лейбористскую партию и принадлежит к низшим социальным слоям, то, следовательно, у него существуют ложные представления о всех политических проблемах.
Если стремиться дать верную оценку Криппсу и исходящей от него угрозе, то нельзя упускать из виду тот факт, что тори всегда были носителями идеи мировой империи и что осуществление лицемерной социальной программы Криппса повлечет за собой чудовищный разрыв между островным государством, католиками-канадцами, Австралией и Южной Африкой. Поэтому очень хочется надеяться, что Криппс в Индии потерпит неудачу. Он — шеф — вообще сомневается, что индийский народ с пониманием отнесется к миссии Криппса. Ибо из-за приближения японских войск к границам Индии, падения Сингапура и тому подобных вещей индийское общество настолько пришло в движение, что вместо соглашателя Неру лидерами индейцев наверняка станут такие люди, как Бозе[6]. Если же Криппс попытается угрозами или мольбами вынудить индийцев оказать сопротивление японцам, то Неру, несмотря на свою склонность к компромиссу, вряд ли сможет ему помочь. С Неру произойдет то же, что у нас произошло в 1918 году с социалистами, которых массы просто увлекли за собой в определенном политическом направлении.
Эберт, к примеру, в свое время явился на митинг в Трептов-парке с целью выступить против забастовки рабочих военных заводов[7]. Но для того чтобы массы вообще стали его слушать, он должен был скачать им что-то приятное, а затем их аплодисменты побудили Эберта сделать заявления, которые после получасовой речи превратили его в ярого поборника стачки. В такой атмосфере любого политического оратора или посредника подстерегает одинаковая опасность. Личный опыт в Веймаре в 1926 году научил его, как нужно умно, медленно и очень искусно действовать, чтобы массу, которая ожидает совершенно обратное тому, о чем к ней обратятся с речью, направить в нужное для тебя направление. В отношении же индийского народа ясно, что он хочет порвать с Англией.
50
28.03.1942, суббота
«Волчье логово»
Мысли фюрера, высказываемые им в застольных монологах, часто настолько выдающиеся и облечены в такую словесную форму, что их не колеблясь можно отдавать в печать. Все время видишь, как глубоко осмысливает он со своей точки зрения все встающие перед ним проблемы и как хорошо продуман вывод, к которому он приходит. Загадка его колдовской силы объясняется в основном тем, что он, постоянно занимаясь политическими и военными вопросами, успел всесторонне их обдумать, прежде чем к ним подошел его слушатель.
Неудивительно поэтому, что он таким образом выработал в себе просто поразительное чутье, позволяющее ему превосходно ориентироваться в политической и военной ситуациях. Позавчера в полдень он вдруг просто по наитию отдал приказ усилить соединение наших подводных лодок у французского побережья, а уже сегодня в два часа в сводке вермахта сообщалось об их «успешных действиях» против англичан. Потери врага составили один миноносец, 4 торпедных катера, 9 сторожевых катеров и т. д.
Сегодня в печати опубликованы следующие указания Гитлера относительно полемики с американской пропагандой, которые он вчера за столом продиктовал Лоренцу.
«В последнее время неоднократно приходилось наблюдать, что в полемике с американской пропагандой приводятся никуда не годные аргументы. В первую очередь мы должны обвинять эту нацию в полном отсутствии у нее культуры. К примеру, омерзительный культ кинозвезд свидетельствует об отсутствии в обществе подлинно великих идеалов. Погоня за сенсациями, когда не стыдятся устраивать такие отвратительные зрелища, как женский бокс, борьба в грязи, публичная демонстрация уродов, или выставляют напоказ родственников тех, кто совершил наиболее зверские преступления, — вот веские доказательства отсутствия культуры в этой стране.
Учитывая этот факт, мы отказываем господину Рузвельту в праве судить Германию.
Вот что должно быть основным аргументом в нашем ответе этому лицемеру. Но совершенно неправильно издеваться над тем, что Соединенные Штаты стремятся к цивилизации и неуклонно совершенствуют свои технические достижения.
Решающим, однако, является то, что не в США, а у нас в рейхе уделяют наибольшее внимание науке и технике и достигли гораздо больших успехов в их развитии.
В Германии лучшие в мире шоссе, самые скоростные автомобили выпускают наши заводы. Это однозначно доказывает, кто выиграл великое соревнование в мировом масштабе.
Немецкие ученые и изобретатели создали новое первичное вещество, которым пренебрегли в США. И теперь, когда Соединенные Штаты потеряли в восточноазиатском пространстве свои владения и свою сырьевую базу, мы благодаря этим веществам обеспечиваем сами себя, в то время как США уперлись в непреодолимые коренные пороки своей экономики. На основании этого мы имеем полное право энергичнейшим образом выступить против дерзновенных притязаний США установить свою гегемонию не только над нами, но и над всей Европой. США не в состоянии предъявить какие-либо доказательства того, что они дали миру хоть что-то как в сфере научно-технических достижений, так и при осуществлении духовного руководства американской нацией».
51
28.03.1942, суббота, вечер
«Волчье логово»
Поскольку шеф проводил оперативные совещания в расширенном составе, за обедом и ужином присутствовало столько гостей, что мне пришлось принимать пищу в соседнем помещении — зале № 2.
За ужином шеф заговорил о том, как он рад, что голландская королева Вильгельмина[1] бежала из своей страны, а не осталась в ней, подобно королю Бельгии Леопольду[2], чье присутствие там представляет собой фактор, с которым нельзя не считаться.
Поэтому нам, в общем-то, безразлично, что японцы замышляют сделать с голландской колониальной империей. Ну, а она (королева Вильгельмина) уже не так препятствует слиянию германского мира в единое целое, как датский[3] и шведский[4] короли, которые настолько заняты собой, что доживут до глубокой старости и будут всему мешать.
Проблема Дании рано или поздно будет решена, поскольку есть такая личность, как Клаузен[5], к тому же политика поддержки Муссерта[6] в Голландии и Квислинга[7] в Норвегии полностью себя оправдала.
В заключение последовал просмотр шефом нового выпуска «Вохеншау». В столовой для рядового состава, расположенной в том же бункере, где мы все принимаем пищу, демонстрировались без звукового сопровождения хроникальные кадры, снятые на фронте, в тылу и во всем мире. Предусмотренный текст зачитывал офицер для особых поручений, так что Гитлер мог вносить различные исправления, благодаря которым даже самый глупый зритель должен был все понять.
Он очень радовался возможности посмотреть кадры с изображениями подводных лодок, но заявил, что следует говорить не «еженедельно со стапелей сходит множество подводных лодок», а «неиссякаемым потоком сходят со стапелей подводные лодки».
52
29.03.1942, воскресенье
«Волчье логово»
Гитлер начинает день с прочтения сводок о воздушных налетах за прошедшую ночь, которые ему независимо друг от друга представляют вермахт, полиция и партия.
В ночь на 29 марта англичане подвергли бомбардировке Любек и разрушили 4 церкви, оружейный зал ратуши, старые патрицианские дома, 80 % старого города, 2 или 3 музея, в которых хранилась большая часть культурных ценностей Любека, в том числе уникальные рукописи. 50 улиц разрушено или сожжено. Фюрер был просто потрясен этим сообщением, учитывая к тому же, что на город было сброшено 6000 зажигательных и 225 фугасных бомб, а также 2 воздушные мины и людские потери составили свыше 200 убитых и почти столько же тяжелораненых. Сил зенитной артиллерии, очевидно, не хватило для отражения такого налета[1]
53
29.03.1942, воскресенье, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф заговорил о судебной практике. Он рассказал, что в свое время серьезнее, чем следовало бы, отнесся к образовавшемуся у него в горле свищу. Поскольку он даже предполагал, что это раковая опухоль, то сел за стол и написал на официальном бланке от руки свое завещание (2 мая 1938 года). Все, вероятно, понимают, какие он приложил усилия для этого, ибо он за долгие годы привык к тому, что его мысли под диктовку записывают машинистки или стенографист. Когда завещание уже было готово, ему стало известно о решении Берлинской судебной палаты, объявившей недействительным завещание пожилой женщины, так как в нем название места составления завещания было предварительно напечатано, а не написано от руки.
Он тогда схватился за голову и спросил себя, о каком правосудии вообще может идти речь, если даже его, рейхсканцлера, завещание не соответствует параграфам закона. И пришел к выводу, что такого рода правовые решения есть не что иное, как чистейшей воды крючкотворство, с которым нужно непременно покончить. Он поэтому вызвал к себе министра юстиции Гюртнера[1] и обратил его внимание на такое ненормальное положение вещей. Необходимо срочно издать закон, чтобы подобные глупости не повторялись.
Далее он обратил внимание, что завещание — многие стремятся сделать его наследником своего имущества, но он это принципиально отвергает и переводит все в национал-социалистский благотворительный фонд — только тогда имеет юридическую силу, если подпись под ним заверена нотариусом. Подписи германского рейхсканцлера вкупе с имперской печатью, оказывается, нет веры, если отсутствует подпись нотариуса.
Ни один разумный человек этого не поймет! Ни один разумный человек не в состоянии понять правовых учений, которые напридумывали юристы — не в последнюю очередь под влиянием евреев. В конце концов, вся нынешняя правовая наука — это лишь систематизация знаний о том, как перекладывать ответственность на другого. Он поэтому сделает все, чтобы подвергнуть всевозможному презрению изучение права, то есть изучение всех этих правовых воззрений. Ибо изучение права таким вот образом не позволяет подготовить жизнестойких людей, пригодных для того, чтобы гарантировать поддержание в государстве естественного правопорядка. Так их только приучают к безответственности.
Он позаботится о том, чтобы удалить из управлений юстиции всех и вся, за исключением примерно 10 процентов настоящих судей. Будет покончено с судебными заседателями, так как суд с их участием есть самое настоящее надувательство. Он больше не допустит, чтобы судья уходил от ответственности за свои решения, отговариваясь тем, что заседатели в большинстве своем были против него. Он хочет иметь только судей, мыслящих масштабно, и, естественно, им будут хорошо платить. Ему нужны судьи, которые твердо убеждены в том, что право — это не отстаивание интересов личности от посягательств государства, но в первую очередь забота о том, чтобы Германия не погибла.
Гюртнеру не удалось сформировать такой тип судьи. Сам он с большим трудом отказался от юридического взгляда на вещи и далеко не сразу встал на разумные позиции, а лишь угрозы, с одной стороны, и презрение — с другой, вынудили его принимать решения, отвечающие практическим жизненным потребностям.
И речи быть не может о том, что он якобы назначил Гюртнера министром юстиции лишь потому, что тот прежде, будучи судьей, с пониманием отнесся к его делу. Он, шеф, всегда стремился в полной мере соблюдать объективность, даже объективность высшего порядка, а иначе он никогда бы не сделал министром юстиции Германии человека, который посадил его за решетку. Но когда он рассматривал кандидатуры на этот пост, принялся отделять зерна от плевел, то просто не нашел ничего лучше. Ибо Фрайслер[2] по сути своей настоящий большевик, а другой (он имел в виду Шлегельбергера[3]) выглядит так, что стоит на него один раз посмотреть, — и этого вполне достаточно.
С юристами он, шеф, в свое время сталкивался и сделал для себя надлежащие выводы. Когда он в 1920 году проводил один из своих первых больших митингов в Мюнхене, некий советник юстиции Вагнер попросил разрешения выступить на нем. Поскольку любого господина в стоячем воротничке он рассматривал тогда как связующее звено с интеллигенцией, появление этого человека привело его в полный восторг, ибо он рассчитывал через него привлечь на свою сторону юристов. Но с присущей ему осторожностью он сперва дал чиновнику выступить перед 20 членами партии в «Штернекерброй»[4]. И те изрядно повеселились, когда советник юстиции, у которого уже дрожали руки и тряслась голова, принялся пропагандировать им новое государственное устройство — в основе семья, над ней клан, над кланом род, а во главе его — мать всего рода.
С тех пор он всегда старался быть особенно осторожным с юристами. Лишь три человека составляли исключение: фон дер Пфордтен[5], Пене?[6] и Фрик[7].
Фон дер Пфордтен представлял собой полную противоположность Гюртнеру: человек, в жилах которого текла кровь истинного революционера.
Пенер в первую очередь чувствовал себя немцем и лишь во вторую — чиновником. На судебном процессе по обвинению нас в государственной измене он прямо заявил:
«В первую очередь я немец и лишь во вторую чиновник. Продажной шлюхой я никогда не был. Запомните это! И если вы расцениваете мою борьбу с узурпаторами как государственную измену, то знайте, что я как немец вот уже шесть лет чувствую себя обязанным бороться с ними, то есть — как вы любите выражаться — совершаю государственную измену».
Фрик также вел себя безупречно и, будучи заместителем полицей-президента, помог своими советами развернуть тогда партийную работу в таком объеме. Он всегда поддерживал Движение. Если бы не Фрик, он, шеф, никогда бы не вышел из кутузки. Но…[8]
К сожалению, есть национал-социалисты, имеющие исключительные заслуги перед Движением, но которые не в состоянии прыгнуть выше головы. После того как партийная работа перестала соответствовать их понятиям и представлениям, они испугались, поняв, что, сказав «а», уже в силу логики должны соответственно сказать «б» и «в»…
Особенно четкую оценку судейскому сословию всегда давал Дитрих Эккарт, который сам несколько семестров изучал юриспруденцию. По его собственным словам, он бросил эти занятия, «чтобы не стать полным идиотом». Дитриху Эккарту также было свойственно, не стесняясь в выражениях, обличать современные правовые нормы, которые, подобно раку, разъедают немецкий народ. Он, шеф, полагал, что вполне достаточно для людей выразить идеи эти в более мягкой форме. И только со временем убедился, что толку от этого не будет.
Ныне он со всей откровенностью заявляет, что для него любой юрист или от природы неполноценен, или со временем станет таковым. И если он однажды выстроит перед собой всех юристов, с которыми хоть раз в жизни сталкивался, прежде всего адвокатов и нотариусов, то вновь сможет сделать для себя вывод, насколько все-таки здоровым было то ядро искренних, чувствующих связь с родной землей людей, которые вместе с ним и Дитрихом Эккартом когда-то в Баварии начали политическую борьбу.
За ужином шеф завел разговор о честном ремесле и честной торговле в средние века. И если сравнить нынешние порядки с тогдашними, то сразу видно, куда нас завело еврейство.
Ганзу, например, следует расценивать не только как государственно-политический фактор; нет, если ставить перед собой цель в полной степени оценить ее значение, то ее нужно рассматривать с внутренней, правовой стороны. Ганза не бралась за перевозку товара, если не могла поручиться за его вес и качество. На товар, перевозимый Ганзой, ее контора ставила печать, которая аттестовала его с самой лучшей стороны как в Германии, так и за границей. Вся Ганза в течение 10 лет отказывалась перевозить товары, изготовленные в городе, чьи ткачи поручили ганзейской конторе в Любеке перевозку рулона холста в Берген, а он не соответствовал высоким требованиям, предъявляемым ею к качеству. И не какая-нибудь контора в Бремене забраковала этот рулон, но любекская контора, проведя дополнительную проверку образцов, установила, что в каждом метре льна из этой партии товара на столько-то и столько-то ниток меньше, чем полагается.
Не в последнюю очередь заслуга Ганзы в том, что в общественном сознании укрепилось представление о честном купце, и ныне несколько бременских и гамбургских торговых домов по-прежнему придерживаются этой традиции. Столь высокой репутации они добились с помощью жесточайших штрафных санкций. Ведь они, отказывая купцу в перевозке товара и учитывая свою роль в системе широко разветвленных торговых отношений, заставляли его почти свернуть свою торговлю или даже доводили до разорения.
Пример Ганзы оказал огромное влияние на все средневековые промыслы и привел к тому, что цены на хлеб, к примеру, держались в течение 400 лет, а цены на ячмень, а значит, и на пиво 500...600 лет не менялись независимо от того, какие деньги находились в обращении. Порядочность стала несущим каркасом не только торговли, но и ремесла, к тому же о поддержании ее всячески заботились гильдии или цехи. Плута пекаря, завышавшего качество своей муки, жестоко наказывали, то есть неоднократно окунали в чан с водой, да так, что еще немного, и он бы задохнулся или захлебнулся.
Но чем больше евреев выпускали из гетто, тем сильнее подрывались устои хозяйственной жизни, основанной на честности. Ибо еврейство, это омерзительное свинячье отродье, которое давно пора истребить, добилось того, что цена назначалась в зависимости от спроса и предложения, то есть мерилом ее служили вещи, не имеющие ни малейшего отношения к качеству товара. Договор купли-продажи — вот что дало им возможность юридически оформлять свои мошеннические сделки и за последние два десятилетия, за несколькими исключениями, низвести нашу торговлю до совершенно нетерпимого для нас положения. И устранение еврейства — это первая предпосылка для изменения всей ситуации.
54
30.03.1942, понедельник, вечер
«Волчье логово»
Вечером беседа за столом шефа долгое время была посвящена так называемой «Кёльнской воде»[1] и защите этого, а также других подобных наименований.
Посланник Хевель, который сам родом из Кёльна, полагает, что многолетние попытки защитить наименование «Кёльнская вода» оказались совершенно напрасными: правовыми средствами этого достичь невозможно.
Если так, возразил ему фюрер, он обеспечит защиту подобных наименований. Она необходима хотя бы уже потому, что товар идет на экспорт. Долгие годы, подчеркнул фюрер, мюнхенское пиво «Левенброй» считалось нашим лучшим экспортным пивом. Если, например, какая-нибудь берлинская фирма также будет изготовлять «Левенброй», но другого или даже более низкого качества, то зарубежные клиенты получат разное пиво под одним названием. А это в любом случае повлечет за собой снижение экспорта.
Фюрер заявил поэтому — и рейхсляйтер Борман тут же известил рейхсминистра Ламмерса[2], — что желает в любом случае организовать защиту наименований высококачественной продукции. И для этого вовсе не требуется устраивать тянущийся несколько лет судебный процесс, все будет сделано очень быстро, просто и недвусмысленно. Например, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы берлинская фирма изготовляла «Кёльнскую воду». Следует защищать наименование «Кёльнская вода» и не позволить фирмам из других городов называть так свои изделия. Поскольку помимо двух фирм с мировым именем, «Иоганн Мария Фарина напротив Юлихплац, 10» и «4711 Фердинанд Мюлен[3]», никто больше в Кёльне не изготовляет «Кёльнскую воду», то нужно закрепить за ними этот товарный знак, к тому же на рынке косметических изделий только их продукция превосходит французскую. Даже в самом Кёльне никому не будет больше позволено выпускать «Кёльнскую воду». Такое распоряжение совершенно необходимо, иначе какая-нибудь берлинская фирма откроем в Кёльне свой филиал под другим названием и будет изготовлять «Кёльнскую воду».
Некоторые остроты Хевеля на кёльнском диалекте и его шуточный рассказ о том, как он намеревался войти в семью Мюлен, до такой степени рассмешили фюрера, что он даже несколько раз прикрывал глаза рукой.
Затем шеф завел разговор о своем последнем посещении Кёльна (накануне войны), когда несколько сот тысяч человек встретили его такой овацией, какой он никогда в жизни не слышал. И когда он появился на балконе отеля «Дом», вся толпа пришла в такой восторг, что принялась раскачиваться взад и вперед.
Природа, климат и вино сделали кёльнцев вообще очень милыми и приятными людьми, и юмор их тоже очень милый в отличие от ядовитого юмора берлинцев и грубоватого юмора мюнхенцев.
Но прекраснее всего было пение кёльнского мужского хорового общества в конце митинга. В настоящее время это лучший хор Германии. Он исполнил «Нидерландскую благодарственную молитву». И когда он, фюрер, покинул «Рейнландхалле», то зазвонили все рейнские колокола.
Затем шеф принялся обсуждать значение рекламы. Фирма «Одоль» почти год помещала на каждой афишной тумбе своего города рекламу: несколько раз слово «Одоль», и все, — и каждый спрашивал, что это такое. Затем на плакатах появилось изображение бутылки и снова «Одоль», и, лишь когда они для всех слились в неразрывное понятие, можно уже было провозглашать: «„Одоль" — лучшая жидкость для полоскания рта» и т. д., — и от покупателей уже отбою не было. Такую рекламу еврейской никак не назовешь. И в организации сбыта полезного и нужного товара она проделала работу за целое поколение.
Профессор Гоффман создал эскиз рекламы изобретенного терапевтом фюрера профессором Морелем[4] порошка от вшей: мавр убивает колоссальных размеров вошь и лозунг: «Вошь должна сморщиться!» Когда затих смех, фюрер сказал: если эта штука действительно на что-то годится, то все грядущие поколения солдат будут считать его благодетелем и поставят ему огромных размеров памятник «Морель из пульверизатора убивает вошь».
55
31.03.1942, вторник, полдень
«Волчье логово»
За обедом шеф завел разговор о германо-болгарских и германо-турецких (на вторую половину дня фюрер назначил аудиенцию послу Германии в Турции фон Папену) отношениях и заявил, что Турция является для нас гораздо более ценным союзником, чем Болгария. Он поэтому в любое время готов заключить с турками торговый договор, в котором мы бы гарантировали им поставки вооружений и безопасность их территории и проливов[1].
А поскольку мы — черноморская держава[2], этот договор избавит нас от необходимости самим охранять эти проливы.
Режим в Турции также является гарантом того, что эта страна будет нашим постоянным союзником. А тот факт, что Кемаля Ататюрка на высшем государственном посту сменил Иненю[3], свидетельствует: авторитетная система в Турции в достаточной степени прочна, пользуется поддержкой патриотически настроенных слоев населения, в частности молодежи, и поэтому ее можно считать стабильной.
К тому же религиозно-мусульманская ориентация турецкого режима не дает оснований предполагать, что он будет тяготеть к России или к какой-нибудь другой великой державе. В отличие от Болгарии.
Болгарская церковь тянется к Москве. Население Болгарии и сегодня, то есть уже при советской системе, в идейном отношении настроено панславистски. Когда, например, болгарский премьер-министр возвратился домой из Германии, где сделал сулящее своей стране большие выгоды заявление о вступлении Болгарии в Тройственный пакт, в Софии на вокзале народ восторженно приветствовал не его, а одновременно прибывшую футбольную команду из Советской России. К тому же режим в Болгарии неустойчив и царь Борис все время сидит на бочке с порохом. Поэтому самое идеальное: возрождение германо-турецкого союза времен мировой войны[4]. Ибо с ним мы подстрахуемся на тот случай, если Болгария изменит курс и окажется в политическом фарватере России.
56
31.03.1942, вторник, вечер
«Волчье логово»
Еще во время ужина я получил от рейхсляйтера Бормана карточку с весьма характерным для него указанием:
«Не просто продиктуйте изложение этих высказываний, все значение которых Вам, по всей видимости, не дано оценить, но сразу же после ужина сядьте за Ваш письменный стол и внимательнейшим образом воспроизведите их».
Нынешняя германская восточная политика, заявил фюрер — высказаться на эту тему его побудила брошенная Борманом за ужином реплика относительно Генриха I, — не имеет аналогов в истории.
Правда, на восточных границах рейха многократно шли тяжелейшие бои. Но они происходили из-за того, что восточные народы приближались к границам рейха и неизбежно возникла альтернатива — принять бой или погибнуть, то есть это ни в коем случае нельзя рассматривать как проявление хорошо продуманной германской восточной политики. Ошибаются те историки, которые полагают, что у истоков этой политики стоит Генрих Лев. Он якобы исходил исключительно из того, что лишь на Востоке сможет надежно утвердить свою власть.
В имперскую эпоху невозможно обнаружить каких-либо признаков интереса рейха к Востоку, широкомасштабного планирования его колонизации или чего-нибудь в этом роде. Имперская политика была нацелена на объединение родственных рас, а значит, придерживалась южной ориентации. Восток же, с его совершенно чуждыми в расовом отношении народами — лишь немногие из них подчинялись тонкому германизированному верхнему слою, — был далек от этих целей. Напротив, Юг, и в частности Ломбардия, с расовой точки зрения соответствовал общему направлению политики Священной Римской империи германской нации и поэтому представлял для нее извечно актуальную проблему. Насколько тогда расовый подход определял ситуацию в политической идеологии, свидетельствует тот факт, что еще в XIV веке во Флоренции имелась партия сторонников германского императора. И кто знает, может быть, Ломбардия была бы теперь в наших руках, если бы ленные князья вроде Генриха Льва, то и дело нарушая клятву верности, не давали довести имперскую политику до конца, постоянно вынуждая императора отводить войска с Юга и тушить пожар в собственном доме. Слаженность действий — вот залог успеха имперской политики.
Поэтому почет и уважение швабам, которые оказались самыми верными последователями политики императоров. И он считает, что было бы неправильно прославлять самостоятельные действия таких удельных князей, как Генрих Лев, поскольку «их» политика носила тогда ярко выраженный антиимперский характер. Он поэтому предупредил Розенберга [1], чтобы тот не вздумал прославлять клятвопреступников в ущерб великим германским императорам и именовать таких героев, как Карл Великий, Карлом Истребителем Саксов[2].
Историю следует понимать только в контексте времени. Кто может поручиться, что через 1000 лет — если рейху опять по каким-либо причинам вновь придется проводить южную политику — некий преподаватель гимназии, у которого не все дома, не заявит во всеуслышание: «При проведении своей линии на Востоке намерения у Гитлера были самые добрые, но все равно это полная чушь, на Юг — вот куда ему следовало направить свои стопы!» Может быть, этот простофиля даже назовет его Истребителем Австрийцев, поскольку он, возвращая австрийских немцев в лоно рейха, приказал поставить к стенке всех, кто как-то пытался помешать этой операции. Без насилия ни при Карле Великом, ни в его время невозможно было бы объединить германские племена, ибо немцы отличаются невероятным своеволием и упрямством.
Немецкий народ — это продукт не только античной идеи и христианства, но также и силы. В отблеске былого величия государств, возникших на обломках Древнего Рима, и на почве такой универсальной религии, как христианство, лишь сила могла во времена императора сплавить воедино германский народ.
Такой человек, как Карл Великий, руководствовался не столько государственно-политическими соображениями, сколько порожденным античной идеей стремлением к культурному развитию и созиданию культуры. Но наиболее эффективно культура может развиваться, как показывает античность, только в условиях строгой дисциплины и государственной организации. Ибо деятельность в сфере культуры — это сотрудничество, а сотрудничество требует организации. Что станет с фабрикой при отсутствии строгой организации, если каждый рабочий будет приходить, когда ему вздумается, и делать только ту работу, которая доставляет ему удовольствие?
Без организации, то есть без принуждения, а значит, без подавления личности, ничего не получится. Вся жизнь — это непрерывный отказ от индивидуальной свободы. И чем выше поднимается человек, тем легче ему это дается. Ведь по мере продвижения наверх кругозор его расширяется и дает возможность осознать необходимость отказа. Этим человек, занявший высокие посты в здоровом государстве, выделяется из толпы: свершения способствуют его росту и зрелости его мировоззрения.
Если подметальщик улиц не может и не желает отказаться от курения трубки и потребления пива, то тогда ему остается только сказать: «Ну хорошо, поскольку у тебя отсутствует высокое осознание необходимости такого отказа, то ты, мой друг, стал подметальщиком улиц, а не главой государства!» Но и к подметальщику улиц можно относиться с уважением в той мере, в какой его склонности и способности приносят пользу всему сообществу.
Именно этой элементарной и естественной житейской мудростью руководствовался Карл Великий, когда, объединив всех германцев на основе авторитетной государственной системы, создал рейх, который — хотя он уже давно прекратил свое существование — все еще именуют именно так. Этот рейх начал свое историческое развитие, получив от него такую долю самой лучшей политической субстанции Древнеримской империи, что жители всего Европейского континента на протяжении многих веков воспринимали его как ее наследника, как наследника этого мира в себе, сохранение или переустройство которого было целью всех тогдашних политических устремлений. И если Германский рейх именовался тогда Священной Римской империей германской нации, то это не имело никакого отношения ни к церкви, ни к каким-либо религиозным целям.
В отличие от понятия «рейх» понятие «рейхсканцлер» за многие столетия, к сожалению, исчерпало себя и — после того как исполин (князь Отто фон Бисмарк) еще раз возвеличил его — из-за таких политических калек, как Вирт[3] Брюннинг[4] и им подобные, окончательно перестали радовать слух. При авторитарной государственной системе, которую мы ныне сделали основой нашей политической жизни, оно также не нужно. Более того, было бы неправильно именовать так главу государства, поскольку это понятие исторически связано с представлением, что канцлер отвечает еще перед кем-то, кто является верховным правителем, неважно, называется он кайзером, президентом или как-то еще.
При нашей нынешней форме государственного устройства для наименования главы государства лучше всего подходит термин «фюрер»[5]. Помимо всего прочего тем самым подчеркивается, что во главе государства находится избранный вождь германского народа.
Если сегодня случаются нелепые пересечения одинаковых слов с разным смыслом (например, подпись под фото:
«Рядом с фюрером его адъютант оберфюрер имярек» или «штрассенбаннфюрер» — вагоновожатый, «цугфюрер» — командир взвода, и т. д.), то это не имеет значения, пока жив он. Но когда его не станет, это положение следует изменить. Словом «фюрер» нам нельзя бросаться, и оно одно должно иметь уникальное значение. Если главу территориальной группы НСДАП будут называть не «фюрер», а «ляйтер» — руководитель, — то любой согласится, что это слово вполне соответствует сути этой должности.
Совершенно неправильно изменять наименование главы государства при сохранении соответствующей формы правления. Наряду с семейственностью в политической жизни величайшей ошибкой Наполеона было то, что у него не хватило вкуса сохранить за собой титул «первый консул» и он велел именовать себя «императором». Ведь именно титул «первый консул» дала генералу-республиканцу революция, которая потрясла мир, вознеся его над Директорией, этим своего рода собранием в «Штернекерброй», и поставив во главе государства.
Отказавшись от этого титула и назвав себя «императором», он тем самым отверг и потерял прежних соратников — якобинцев — и оскорбил в лучших чувствах бесчисленное множество своих сторонников как в самой Франции, так и за ее пределами, которые видели в нем символ начатого Французской революцией духовного обновления. Достаточно представить себе — он приводит данный пример с целью наглядно продемонстрировать, к каким последствиям привел этот шаг, — какое воздействие на мюнхенцев и весь мир оказал бы неожиданный проезд его, шефа, вдруг объявившего себя «кайзером», в золотой карете по улицам Мюнхена.
При этом Наполеон, проявив такое отсутствие вкуса, ничего не выиграл. Ибо монархические государства с давней традицией отказались признать этого выскочку. И единственное, что он получил от них, — это принцесса из дома Габсбургов, которую ему просто навязали и чье появление до глубины души оскорбило французов и задело их национальную гордость. А красавица Жозефина, которой пришлось уступить место принцессе из дома Габсбургов, стала кумиром французов, так как она была фанатичной сторонницей Республики. В ней ко всему прочему они видели еще и женщину, вместе с Наполеоном преодолевшую путь к вершинам государственной власти.
Потрясение, вызванное в Европе принятием Наполеоном титула императора, лучше всего характеризует тот факт, что Бетховен разорвал партитуру посвященной Наполеону симфонии и принялся топтать ее обрывки ногами, восклицая: «Он не мировой дух, он всего лишь человек!» (Согласно легенде, это была 3-я, «Героическая», симфония.)
Весь трагизм судьбы Наполеона заключается в том, что он так и не понял одной вещи: с титулом императора, пышным двором и придворным церемониалом он оказался в одном ряду с дегенератами и приобрел полную клетку обезьян. Он, шеф, счел бы безумием, если бы ему предложили, к примеру, называться герцогом и встать на одну ступень с множеством полоумных носителей этого титула.
Покровительственное отношение Наполеона к родственникам также свидетельствует об исключительной слабости его как личности. Человек, занимающий такое положение, как он, должен напрочь забыть родственные чувства. Вместо этого он посадил своих братьев и сестер на высшие государственные посты и оставил их на этих должностях даже после того, как увидел, что они никуда не годятся. Только отчетливо себе представляя, какую роль на Корсике, как, впрочем, и в Шотландии, играют родственные чувства, молено понять непоследовательность его поведения, когда он — вместо того чтобы пойти единственно возможным путем и вышвырнуть всю свою родню вон вследствие ее совершенно очевидной непригодности — ежемесячно слал братьям и сестрам письма с наставлениями, что нужно, а чего не нужно делать, и полагал, что, обещая им крупные суммы денег или, наоборот, лишая их денежного содержания, сможет излечить их от врожденной бездарности.
Как только он в первый раз дал волю родственным чувствам, жизнь его дала трещину. Ибо кумовство есть мощнейшая протекция, какую только можно себе представить: протекция собственному Я.
Повсюду, где кумовство проникает в поры государственного организма (лучший пример этого — монархии), оно влечет за собой слабость и гибель его. Проявление кумовства — это отказ от талантов.
В этом отношении Фридрих Великий оказался более сильной личностью, чем Наполеон, ибо он в тяжелейшие часы своей жизни, принимая труднейшие решения, старался делать все основательно. У Наполеона в таких ситуациях сдавали нервы. Это объясняется еще и тем, что Фридрих Великий при осуществлении своих планов имел в распоряжении гораздо больше умных и преданных людей, чем Наполеон. Ведь там, где у Наполеона превалировали интересы его семейного клана, Фридрих Великий назначал настоящих мужчин и готовил из них мастеров своего дела.
При всей гениальности Наполеона Фридрих Великий — вот кто величайший ум XVIII века. Любая непоследовательность в решении государственных проблем была ему чужда. В конце концов, он же ведь именно в этой области получил на всю жизнь урок от своего отца, Фридриха Вильгельма, бескомпромиссного и непреклонного упрямца.
Петр Великий также ясно осознал, что родственные связи не должны играть какой-либо роли в государственной жизни. В письме к сыну, которое он, шеф, недавно вновь перечел, царь недвусмысленно заявляет, что лишит его права на наследование престола; если тот не проявит усердия в подготовке себе к ведению государственных дел, не закалит свою волю и не укрепит свое здоровье, то он не оставит Россию такому ничтожеству.
Назначение лучших на высшие государственные посты — это труднейшая проблема, разрешить которую невозможно, не выявив источника ошибок.
Если взять республику, где весь народ выбирает главу государства, то с помощью денег, рекламы и тому подобных вещей на этот пост можно продвинуть просто шута горохового.
Если мы возьмем республику, где все бразды правления держит в своих руках клика из нескольких семей, то ее можно уподобить концерну, акционеры которого выбирают своим руководителем какое-нибудь ничтожество, а сами за его спиной вершат всеми делами.
Монархический принцип государственного устройства, когда власть передается по наследству, неверен с биологической точки зрения, ибо когда энергичный человек регулярно спаривается с женщиной с ярко выраженными женскими свойствами, то их сын унаследует мягкий, пассивный характер матери.
Если мы возьмем республику, где глава государства избирается пожизненно, то там существует опасность проведения им эгоистичной, тиранической политики.
Если же в республике срок пребывания на посту главы государства ограничен 5 или 10 годами, то там совершенно невозможно обеспечить стабильность руководства и сомнительна любая программа, для осуществления которой потребуется период, превышающий среднюю продолжительность человеческой жизни.
Если же во главе государства поставить просвещенного старца, то он будет только представительствовать, а править будут совсем другие люди.
Все эти соображения побудили его прийти к следующему выводу:
1. Свободные выборы действительно дают больше шансов не сделать главой государства полного идиота. Наилучшие доказательства этому — германские императоры, избиравшиеся знатью и оказавшиеся поистине гигантами мысли. Среди них не было ни одного кретина, в то время как при наследственной монархии из десяти правителей восьми даже мелочной лавки доверить нельзя.
2. При выборах главы государства следует подбирать личность, которая сможет на долгий срок гарантировать определенную стабильность в руководстве государственными делами. Это необходимо не только для организации успешного управления государством, но и для осуществления любой широкомасштабной государственной программы.
3. Нужно позаботиться о том, чтобы глава государства был свободен от влияния экономических структур и не был вынужден принимать какие-либо решения под их давлением. Поэтому ему должна оказать поддержку политическая организация, черпающая силу в самой гуще народной и стоящая выше экономических интересов[6]
Две системы государственного устройства выдержали испытание историей:
а) Ватикан, и это несмотря на множество кризисов, самые серьезные из которых были ликвидированы именно германскими императорами, и совершенно безумную идейную основу лишь благодаря такой грандиозной организации, как церковь;
б) конституция Венеции, которая предусматривала авторитарную форму правления и обеспечила небольшому городу-государству владычество над всем Восточным Средиземноморьем. Эта конституция упрочила положение Венецианской республики и вместе с ней просуществовала 960 лет.
А то, что дожа имели право избирать только 300...500 семей, считавшихся опорой государства, не беда. Ибо таким образом семьи, наиболее тесно связанные с государством, выдвигали из своей среды самого достойного.
И совершенно ясно, чем эта система отличается от наследственной монархии. Она предоставляет возможность стать главой государства не болвану, а тем более двенадцатилетнему мальчику — как это часто бывало в истории наследственных монархий, — но лишь тому, кто выдержал суровые жизненные испытания.
Предполагать, что двенадцатилетний мальчик или даже восемнадцатилетний юнец сможет руководить государством, — да это же просто смешно. Там, где на престол возвели несовершеннолетнего, власть, естественно, находится в руках других, например регентского совета. И если среди его членов возникают разногласия — а в государственной жизни всегда есть проблемы и, чем умнее советники, тем ощутимее эти проблемы пересекаются, — то явственно чувствуется отсутствие того, кто в конечном итоге может приказать сделать так-то и так-то. Ведь не может же такое решение принять восемнадцатилетний; его должен тщательнейшим образом продумать человек с уже зрелым умом. Представьте себе на минутку, что рядом с королем Румынии Михаем (он в 20 лет взошел на трон) нет такой выдающейся личности, как маршал Антонеску. Мальчишка же дурак дураком и страшно избалован: ведь ко всему прочему его отец именно в те годы, когда происходит формирование характера, отдал его на попечение женщинам.
Или возьмем короля Югославии Петра[7], который, придя к власти, то есть в решающий час своей жизни, засел в подвале и расплакался.
Стоит лишь сравнить развитие обычного человека, который хочет в жизни чего-то достичь, и такого вот престолонаследника, чтобы увидеть, какая между ними пропасть. Сколько обычному человеку приходится учиться, до глубокой ночи корпеть над книгами и прилагать совершенно немыслимые усилия, чтобы добиться успеха в жизни. Будущих же королей готовят к выполнению их обязанностей с помощью игр и забав. Треть времени, отведенного для занятий, уходит на то, чтобы обучить их болтать на иностранных языках. Треть заполнена всевозможными светскими играми, верховой ездой, теннисом и тому подобными вещами, и лишь в самом конце расписания уроков значится государствоведение. Вместо того чтобы спрашивать с них по всей строгости, их, как правило, по головке гладят. Каждый из воспитателей боится, что, влепив принцу пару оплеух, которые тот несомненно заслужил, на веки вечные навлечет на себя гнев будущего монарха. А в результате мы имеем на престоле таких субъектов, как король Румынии Михай и король Югославии Петр.
Все эти соображения побудили его сделать следующие выводы относительно системы государственного управления в Германии:
1. Германский рейх должен быть республикой. Фюрера следует избирать. Его необходимо наделить всей полнотой власти.
2. В качестве коллективного органа должно сохраниться народное представительство, которое обязано оказывать поддержку фюреру и имеет право в случае необходимости вмешиваться в государственные дела.
3. Выборы фюрера проводятся не этим народным представительством, а сенатом. Полномочия сената ограничены, и состав его не является постоянным. Его членство связано с занятием ряда высших должностей, а значит, иногда происходят замены. Члены сената благодаря своему воспитанию и жизненному опыту должны быть проникнуты сознанием того, что фюрером следует избрать не какую-нибудь слабую и ничтожную личность, но самого лучшего из них.
4. Выборы фюрера должны проводиться не на глазах всего народа, но за закрытыми дверями. Когда происходят выборы нового папы, народ тоже не допускают за кулисы. Дело как-то дошло до того, что кардиналы передрались между собой. Тогда их просто замуровали на все время выборов. Выборы фюрера должны зиждиться на том, что в течение всего процесса его избрания всякие дискуссии между выборщиками должны категорически пресекаться.
5. В течение 3 часов с момента окончания выборов члены партии, военнослужащие и государственные чиновники должны быть приведены к присяге на верность новому фюреру.
6. Высшей заповедью для нового фюрера должно быть понимание необходимости четкого отделения законодательной власти от исполнительной[8]. Подобно тому как СА и СС являются лишь мечом для проведения в жизнь политической линии партии, так и исполнительная власть должна не заниматься политикой, но проводить в жизнь разработанные законодательными органами политические директивы; если потребуется — мечом.
Пусть даже форма государственного устройства, основывающаяся на таких вот принципах, и не продержится вечно, 200...300 лет она точно просуществует. Ибо она зиждется на разумных началах, в то время как в основе тысячелетней организации католической церкви лежит ложь и чушь. [
57
01.04.1942, среда
«Волчье логово»
Фюрер прекрасно себя чувствует, хотя он очень много работает и сильно подавлен Любекской катастрофой.
За обедом шеф, как мне рассказывали, заговорил о том, что необходимо также и с помощью фотографий сохранить для грядущих поколений память о пережитом нами в годы борьбы. Он поэтому еще в 1932 году купил в Мюнхене коллекцию фотографий Резе, так как лишь в ней был полностью представлен, начиная с первого национал-социалистского плаката, весь иллюстрированный материал, посвященный временам становления Движения. Он объединит ее с Центральным партийным архивом и выставит под прежним названием в Музее партии.
В остальном же он будет стремиться к тому, чтобы германские музеи вновь обрели лицо и перестали быть только лишь собраниями картин и тому подобных вещей. Так, он намерен передать картины испанских художников и все в таком роде из Берлинской национальной галереи в Музей кайзера Фридриха, где будут собраны произведения романского, и в первую очередь христианского, искусства. В национальной галерее в дальнейшем будут выставлены только лучшие творения германских и немецких мастеров. Картины же новых художников XIX и XX веков он хочет вновь собрать в одном месте и открыть для этого Галерею современных мастеров.
58
01.04.1942, среда, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф заговорил о проблеме отношений между Германией и Францией.
Его постоянно хотят убедить в необходимости привлечь французов на нашу сторону, завоевать их симпатии и т. д. Французы в отдельности очень любезны и обходительны с нашими людьми. Но стоит собраться вместе трем французам, и вот вам уже национализм, а значит, и враждебное отношение к Германии.
5 апреля фюрер поручил профессору Морелю позаботиться о том, чтобы во Франции больше не распространялось под названием «мораллин» лекарство германин[1] — плод десятилетнего труда немецких ученых, рецепт которого стал известен французам после того, как нас в Версале взяли за горло (одно из условий мирного договора).
Его всегда уговаривали проявить милосердие и не расстреливать за убийство солдата немецких оккупационных войск объявленное количество заложников, и он шел навстречу этим просьбам. Теперь они опять подло убили двух немецких офицеров. Французы просто недостойны хорошего обращения с нашей стороны.
И с США заигрывают, хотя им прекрасно известно его отношение к франко-американским связям[2]. Но как только русская кампания окончится и тыл будет обеспечен, он прямо выскажет правительству в Виши все, что о них думает.
А пока он подождет, и пока это дело дипломатов — внимательно следить за положением вещей и обо всем увиденном докладывать домой.
К сожалению, наши дипломаты слишком скользят по поверхности. Иначе посол в Японии Отт никогда бы не стал сообщать о недовольстве японского населения, хотя именно теперь, после четырех лет войны с Китаем, японский народ одержал свои величайшие всемирно-исторические победы.
Посол не должен вращаться лишь в дипломатических кругах и посещать только несколько крупных торговых домов, ибо в Японии точно так же, как и у нас, мелочные, копеечные души оценивают все только с одной точки зрения: угрожает это их кошельку или нет.
Посол должен изучать менталитет народа, получить возможность заглянуть в глубины его души, понять, откуда он черпает силы и из каких социальных слоев состоит (здоровое крестьянство, трусливая буржуазия, дряхлая аристократия и т. д.). Германская дипломатия настолько не от мира сего, что даже до сих пор не удосужилась взять под опеку зарубежных немцев, ознакомить их с нашими идеями и обеспечить их общее руководство (скольким зарубежным немцам оказало помощь германское консульство?), и он поэтому, к великому неудовольствию министерства иностранных дел, был вынужден создать зарубежную организацию)[3].
Примечание:
Много интересного рассказал мне в этой связи 4 апреля посланник Хевель. В отличие от фюрера министр иностранных дел Риббентроп требует, чтобы немецкий дипломатический представитель не только присылал отчеты, но и влиял на политику страны пребывания, а также активно воздействовал на культуру и другие сферы жизни ее населения с помощью прессы и выставок. К сожалению, из примерно 50 наших дипломатов только 5-6 светлых голов, а остальные — это где-то уровень почтальона. Пример тому — наш посол в Москве фон Шуленбург[4] и наш военный атташе там генерал Кёстринг, которые были введены в заблуждение русскими и так и не поняли, зачем те сосредоточивали свои войска на нашей восточной границе.
Наше счастье, что Риббентроп никогда не строил свою политику на том, что Россия может стать надежным союзником, а, напротив, со времен своей миссии в Лондоне, где он занимал должность посла[5], не только упрямо стоял на своем, отстаивая идею войны с Англией, но и с не меньшей настойчивостью выступал за тесное сотрудничество с Японией и немало способствовал этому.
Что касается Англии, то Риббентроп знает: английский народ в силу своего жизненного уклада (в отличие, например, от немецкого) не вызывает антипатий у населения Британской империи, которое относится к нему хорошо. Кроме того, он знает и всегда отстаивал ту точку зрения, что англичане — народ, руководящий с помощь 60 000 чиновников и солдат 300 миллионами индийцев, — никогда не примирятся с тем, что их страна будет на вторых ролях в мировой политике. И если Германии не суждено будет одержать победу в великой схватке и стать великой державой, то — если теперь Англии не будет нанесено поражение в войне — нашему следующему поколению придется разрешать этот спор.
Насколько правильно был выбран момент, свидетельствует совершенно недостаточный уровень оснащенности французской армии качественным вооружением (Римский процесс), из чего можно сделать вывод, что и английское не многим лучше. Это подтверждается крайне слабой активностью английской авиации[6].
59
02.04.1942, четверг, полдень
«Волчье логово»
За обедом шеф завел разговор о том, что из себя представляет царь Борис как личность, и подчеркнул, что, на его взгляд, он все же настоящий мужчина. Он ведь прошел хорошую школу у своего отца, царя Фердинанда[1]. А тот был умнейшим монархом из всех, с кем ему, шефу, доводилось встречаться.
Если кого-то неприятно заденет то, что царь Фердинанд корыстолюбивей любого еврея, то ему следует сказать, что он достоин восхищения за свою отвагу и решительность. Если бы у нас в Германии на императорском троне восседал он, а не Вильгельм II, мы бы не тянули с мировой войной до 1914 года, но нанесли удар уже в 1905 году, и если эта хитрая лиса в 1918 году в условиях всеобщего краха нашла пути и средства, чтобы сохранить для сына престол, то она бы наверняка нашла также пути и средства для спасения Германии от катастрофы.
При этом он на удивление хорошо образован, его познания во всех областях науки превышают средний уровень, и вот уже на протяжении многих лет он не пропустил ни одной премьеры «Кольца» Вагнера в Байройте.
Царь Фердинанд в отличие от других монархов держал своего сына Бориса в строгости и заставил его пройти курс наук во всех сферах государственной и военной деятельности. Так, под суровым присмотром царя Фердинанда этот хитрый лисенок Борис, который сумел устоять в вихрях политической жизни балканского государства, знает наперечет все места сражений болгарских войск в годы первой мировой войны и поддерживает путем переписки и всего такого прочего тесный контакт со всеми генералами и политическими деятелями.
И если в 1919 году он двинулся во главе дивизии на Софию и тем самым сохранил за собой трон, то в 1934 году, проявив истинно солдатское мужество, пресек попытку государственного переворота.
Он сам рассказывал: его предостерегли, сообщив, что в одной из софийских казарм, где в 10 часов, как обычно, потушили свет, он в 11 вдруг вновь зажегся и в 12 все еще горел. После этого сообщения он понял, что его хотят лишить жизни, и вспомнил, что на Балканах покушавшиеся заставали того или иного государственного деятеля в ночной рубашке. Он поэтому надел парадный мундир, взял в руки шпагу и встретил главаря заговорщиков словами: «Вы хотите меня убить! А почему вы настроены против меня? Вы полагаете, что у вас лучше получится?» Покушавшиеся смутились и попросили разрешения удалиться в казарму на совет. Он попросил их предводителя задержаться и сказал, что назначает его премьер-министром[2]; теперь он сможет показать, что лучше разбирается в политике. Разумеется, уже через год выяснилось, что этот человек ни на что не годен.
У царя Бориса, к сожалению, нет другой возможности — судя по его рассказу — избавиться от маразматических министров и генералов, как только лишь отправить их в отпуск по болезни и постепенно приучать их к новому положению, причем, регулярно делая им подарки, он еще больше усиливает в них желание находиться в отпуске как можно дольше.
Под конец рассказа о покушении на него Борис высказал одну очень умную мысль. Он подчеркнул, что в таких случаях опаснее всего ставить в известность полицию. Покушавшиеся, которых он благодаря своей находчивости убедил отказаться от преступного замысла, в том случае, если опрометчиво была бы вызвана полиция, сгоряча могли бы все же осуществить свой план.
С возможностью покушения как средства политической борьбы приходится, к сожалению, считаться и в наши дни. Об этом свидетельствует покушение на нашего посла в Турции фон Папена)[3]. Оно уже потому представляет интерес, что подлинные организаторы акции — русские — предали исполнителей и те это почувствовали. Тому, кто непосредственно должен был совершить покушение, дали дымовую шашку якобы для того, чтобы облегчить ему бегство. Это оказалась бомба повышенной взрывной силы, которая и послужила причиной гибели террориста[4]. Теперь его сообщники дают показания, не щадя советских политических интересов.
Он, шеф, еще до взятия власти отверг покушение как средство политической борьбы. С точки зрения целесообразности оно крайне редко имеет смысл. Ибо крупного политического успеха с его помощью можно добиться, только если будет устранен человек, на котором держится весь вражеский лагерь. Но и в таких случаях он, шеф, никогда не шел на покушения[5].
На Балканах покушения как средства политической борьбы представляют собой необычайно грозную опасность потому, что население здесь до сих пор признает право на кровную месть. Кемаль-паша Ататюрк поступил очень разумно, когда, взяв власть в Турции, построил новую столицу, где его полиция могла проведать каждого, кто намеревался въехать туда.
60
02.04.1942, четверг, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф заявил, что из всех отделов министерства иностранных дел его больше всего раздражает протокольный.
Если в Берлин прибывает с официальным визитом глава какого-нибудь государства, то протокольный отдел с б утра и до глубокой ночи не дает ему покоя. Балканских царьков, у которых одно на уме: посмотреть что-нибудь легкое, например оперетту, — они посылают на премьеру «Фауста» или «Тристана».
Пожилых людей, на которых возложена обязанность вести в рамках официального визита политические переговоры и которым нужно хотя бы полдня отдыхать, гоняют с приема на обед и снова на прием, где они видят одни и те же лица.
Строго следовать протоколу для многих сущее наказание. Если хотя бы хватило ума сделать так, чтобы лицо, прибывшее с официальным визитом, за столом сидело рядом с поистине очаровательной дамой, владеющей соответствующим языком. Нам крупно повезло, что в Берлине в нашем распоряжении есть именно такие дамы в лице актрис Лил Даговер, Ольги Чеховой и Тианы Лемнитц.
Царь Болгарии Борис вновь показал себя хитрой лисой. Когда ему предложили окружить его в Берлине заботой, он попросил относиться к нему не как к официальному лицу, ибо не желает никому доставлять хлопот. На самом же деле он хотел избежать мучений, связанных с выполнением протокольных обязанностей. И отправился слушать не «Фауста» или какую-нибудь другую оперу, но «Нищего студента» и «Графа Люксембурга» и развлекался воистину по-царски. Именно в отношении балканских государей следует всегда помнить, что они — в этом его твердо заверил царь Борис — не должны дольше 8 дней находиться за пределами своей страны, если не желают потерять трон.
При такой порождающей покушения, революции и тому подобные вещи политической атмосферы Балкан главы тамошних государств только рады, когда могут посмотреть у нас пьесу типа «Веселой вдовы», а не какой-нибудь навязанный протокольным отделом спектакль, где сверкание кинжалов на сцене уж слишком напоминает им о доме.
Единственный балканский государь, который позволял себе дольше чем на 8 дней покидать страну, — это бывший персидский шах, который до первой мировой войны каждый год регулярно выезжал за границу[1]. Но это лишь исключение.
И если, согласно протоколу, каждого иностранца нужно столько-то и столько-то раз затащить в музеи, где на каждую картину отводится определенное количество времени, по истечении которого какой-нибудь там сопровождающий, даже не поинтересовавшись пожеланиями гостя, принимается стучать по полу длинной тростью с золотым набалдашником, призывая его следовать дальше, то это очень серьезная ошибка. И пока программа пребывания официальных лиц не будет приспособлена к естественным человеческим склонностям, она будет лишь портить жизнь гостям.
Насколько же по-другому работает протокольный отдел французского министерства иностранных дел! Высокого гостя встречает рота солдат в парадных мундирах, затем прием в Елисейском дворце, ну, а потом — гостю в течение б дней предоставляется полная свобода. А уж как он ею распоряжается — об этом обычно падкая на сенсации парижская пресса хранит полное молчание, что может вызвать у заграничного гостя только симпатию.
Балканский царек, который таким вот образом провел в Париже веселые деньки, вернувшись на родину, будет, естественно, думать только о том, как бы ему в следующем году вновь вырваться на 8 дней в Париж с официальным визитом. Но поскольку поводом для этого визита должны послужить достаточно веские обстоятельства, такое вот умелое обращение с иностранцами всегда приносит Франции колоссальную выгоду.
Наши дипломаты прежде, чем начать свои «дипломатические игры», должны вникнуть в душу такого государственного деятеля с Балкан. Город, откуда он прибыл, обычно настолько мал, что он там каждого носильщика в лицо знает. С женой его просто спарили еще в юном возрасте, как быка с коровой, — таков, впрочем, обычай и у индийских князей. Такой человек лишь облегченно вздохнет, когда он, будучи уверен в том, что пресса сохранит молчание, просто улыбнется хорошенькой девушке. И поэтому иностранных гостей следует в Вене и Берлине на два-три дня предоставлять самим себе. Это даст нам хорошие отношения с их странами и целую гору валюты.
Во время его визита в Рим дуче оказался весьма деликатен и позаботился о том, чтобы у него было достаточно времени для осмотра всех интересовавших его произведений искусства, и после этого он с особым вниманием следил за тем, чтобы итальянских государственных деятелей протокол стеснял лишь в очень незначительной степени. Результаты были просто ошеломляющими.
Итальянцы один за другим с радостью выражали готовность приехать к нам с визитом. Он поэтому сказал Герингу: нам нужно выделить для встреч с ними хотя бы два — два с половиной часа, чтобы у тех был повод для поездки в Германию. А в остальное время пусть себе проходят так называемый осмотр у берлинских зубных врачей, сердечников, желудочников и других специалистов.
61
03.04.1942, пятница, полдень
«Волчье логово»
За обедом в основном шутили, и шеф от души смеялся, несколько раз поднося руку к носу. Он рассказал несколько эпизодов из своей жизни и помимо всего прочего сообщил, что раньше очень хорошо ходил на лыжах, но с тех пор, как оказался в центре внимания общества, бросил это занятие. Фюрер имеет право выступать только в тех областях, где он твердо уверен в своих силах, иначе все недовольные используют любую его неудачу для того, чтобы распускать дискредитирующие его слухи.
Вообще, популярность — это сплошные мучения, и он просто проклинает ее. Четыре года ему удавалось не допустить публикации своих фотографий. Одному итальянцу, который хотел его сфотографировать, штурмовики просто захлопнули крышку фотоаппарата, и ему еще пришлось отвечать перед судом за угрозу жизни иностранца. Он тогда заявил судье, что его парни просто хотели помешать фотографировать людей в форме, так как любая военизированная организация, согласно Версальскому договору, запрещена. Если же его хотят привлечь к ответственности просто в силу того, что возникли какие-то юридические осложнения, то пусть это будет на совести судьи. И дело было прекращено ввиду «невозможности обнаружить преступника». И когда зачитали это решение, итальянец даже рот разинул от изумления. Насколько ему известно, фотографу Гофману его люди также пытались помешать, и тогда это было легче сделать, чем теперь, ибо вместо фотоаппаратов карманного формата устанавливали треногу, а на ней — ящик небольших размеров. Но Гофман сослался на Дитриха Эккарта и пообещал нигде не публиковать эти фотографии. И он честно сдержал слово.
После освобождения из тюрьмы ему пришлось примириться с тем, что его фотографируют. И ему пришлось забыть о личной жизни.
Под конец ему особенно досаждала полиция, которую он после 1933 года вынужден воспринимать как неизбежное зло, но которая из-за своего чрезмерного усердия играла только на руку террористам. Ибо, как только объявлялось, что он должен прибыть туда-то и туда-то, приходил одетый в парадный мундир шуцман, которого в маленьком местечке все знали, с важным видом уже за несколько часов до его прибытия принимался «очищать» улицы, и в результате собиралось столько народу, что он на машине лишь с огромным трудом мог проехать сквозь такую толпу и очень боялся, что кто-нибудь попадет ему под колеса. Кроме того, он из-за этого всегда на митинги и собрания опаздывал. И тут же начинались разговоры, что «фюрер тоже несобран и расхлябан».
На автомобиле он теперь может ездить по автостраде, ибо путевым сторожам строго-настрого запрещено звонить на соседние участки и поднимать тревогу. Иначе спасти его смогли бы лишь самолет или поезд. Но, скажем, навестить даму в Мюнхене и вообще где-нибудь с частным визитом совершенно невозможно. Уже за час у двери дома торчат 12 полицейских, а затем постепенно собирается толпа. Какое счастье, что терраса Дома немецкого искусства расположена очень высоко и там летом можно спокойно посидеть, не опасаясь, что к тебе будут протягивать все время руки и просить автограф.
62
03.04.1942, пятница, вечер
«Волчье логово»
После ужина шеф завел разговор об англичанах и немцах с расовой точки зрения.
Высший слой Англии — это цвет нации. Низы же просто дерьмо. У нас же наоборот: низшие слои населения в среднем представляют собой весьма отрадную картину.
Стоит только взглянуть на немецких рабочих на верфи в Вильгельмсхафене, а затем на рабочих из других европейских стран у четвертого входа в Вильгельмсхафен, чтобы прийти к такому выводу. Наш «Гитлерюгенд» в среднем также лучше всей английской молодежи вместе взятой. Но зато в английском высшем слое, в числе которого крепкие, жилистые, но, правда, лишенные всякого очарования английские женщины, на протяжении тысячи лет происходила селекция — не будем забывать об этом.
Он поэтому был бы рад, если бы в этой войне с большевизмом на его стороне сражались английские флот и авиация.
Но ход истории неотвратим, и ситуация неизбежно сложится так, что проблема сосуществования кровнородственных народов будет решена в борьбе: сильнейший станет верховодить слабейшим, дуализм недопустим.
Так было 80 лет тому назад с Пруссией и Австрией. И так будет сейчас с Германией и Англией.
63
04.04.1942, суббота, полдень
«Волчье логово»
Сегодня за обедом шеф завел разговор о государственной религии или, точнее выражаясь, государственной философии японцев. Он заявил, что государственная философия японцев, которая ныне является одним из условий их успехов, только лишь потому сохранилась как первооснова жизни японского народа, что они в свое время не дали себя отравить ядом христианства.
Как и у мусульманства, сущность государственной религии японцев не терроризм, но вера и надежда на спасение. Вообще, терроризм — это утверждаемый христианством чисто иудейский догмат, и он лишь внес смятение в наши души. Ибо все террористические концепции веры пригодны лишь для того, чтобы лишать людей оптимизма и превращать их в отчаянных трусов.
После того как нам в Германии удалось отстранить от участия в политической жизни евреев и христиан, развитие событий в Англии или Америке наглядно показывает, куда эти элементы могут завести народ. Только один пример. Все это уродливое, пакостное еврейское псевдоискусство, которое он искоренил в рамках проведенной им в Германии акции «Дегенеративное искусство», ныне продается в Англии и США по самым высоким ценам. И весь тамошний буржуазный мир вместе со своими знатоками искусства не отваживается выступить против этого. Тут можно лишь одно сказать: «Трусость, имя тебе — буржуазия».
И хотя еврейство, захватив ведущие позиции в печати, кино, на радио и в экономике и, кроме того, поставив в США под свои знамена всех недочеловеков, и прежде всего негров, уже надело петлю на шею буржуазии как в Англии, так и в США, добропорядочные буржуа дрожат даже при мысли о том, что следовало бы высказать хоть одно крепкое словцо о евреях.
Во внутриполитической жизни Англии и США повторяется то же, что было у нас в 1918 году: евреи, настолько обнаглевшие, что просто не знали, куда бы им еще влезть; попы, пытавшиеся за счет народа обделывать свои грязные делишки, и над всем этим — король, который ничего не видел и не слышал вокруг себя. Нынешний английский король[1] всем своим поведением ничем не отличается от Вильгельма II, который в 1918 году дрожал от страха, боялся принимать любое решение и в любой момент готов был сложить оружие.
При таком монархе воистину еврейство могло распространять и укреплять свое влияние, сколько ему хотелось, и отравлять ядовитой духовной пищей буржуазный мир. Но самое удивительное то, что идиоты обыватели в Англии и в США, как и тогда у нас, отстаивают ту точку зрения, что без евреев нет экономики и не может функционировать денежный оборот. Как будто до начала засилья евреев в хозяйственной жизни у нас не было периодов расцвета экономики, например в средние века.
Он, шеф, поэтому считает: мы должны воспитывать наших будущих вождей в таких суровых условиях, чтобы они раз и навсегда были застрахованы от проявления подобной трусости.
Он поэтому за самые суровые законы, регулирующие порядок наследования. Должен быть один-единственный наследник в семье, а остальных детей нужно бросать в житейское море и заставлять самим зарабатывать деньги. Если отец по-настоящему любит своего ребенка, то, отправляя его в жизненный путь, он должен не только наградить его здоровой наследственностью, но и дать ему хорошее воспитание.
Хорошее воспитание должно быть поставлено так, чтобы:
а) сделать характер ребенка добрым;
б) дать ему основательные знания;
в) быть целеустремленным и методически последовательным.
И если у отца много денег, он должен давать ребенку как можно меньше. Если он хочет правильно воспитать своего отпрыска, то обязан помнить, что у природы нет любимчиков.
Если будет учтен опыт, накопленный при наследовании крестьянских хозяйств, то это сословие сохранит свой здоровый характер. Один наследует двор, другие получают меньше или вообще ничего. На том стояла и стоит английская аристократия: лишь один из отпрысков наследует дворянский титул, остальные остаются ни с чем.
Только убедив юношу в том, что жареные голуби сами ему в рот не влетят, можно воспитать в нем отвращение к трусости и лени. Он, шеф, поэтому дал указание, чтобы имперские крестьянские дворы не подлежали разделу. Лишь самый прилежный из сыновей имеет право унаследовать от своих родителей имперский крестьянский двор; остальным же нужно самим пролагать себе дорогу в жизни.
И для семьи это хорошо. В семье должен быть только один хозяин, если она хочет, чтобы нажитого имущества хватило для всех последующих поколений.
А поскольку человек не может быть всю жизнь обернут в вату, то рейхсляйтер Борман совершенно прав, называя систему воспитания в наших интернатах с ее суровыми условиями образцовой.
Государственной службе нужны только храбрые и способные люди. И лишь самые смелые могут стать во главе государства. Ведь в низших слоях народа жизнь сама безжалостно проводит естественный отбор, так что эти слои не знают снисхождения к трусливым вождям. Только этим можно объяснить тот факт, что в 1918 году насквозь прогнившая монархия под напором «движения снизу» рассыпалась как карточный домик.
Если бы хоть один германский монарх, подобно царю Болгарии Борису, остался в войсках и заявил, что не намерен отрекаться от престола, то никакого краха у нас бы не произошло.
Ибо судьба снисходительна и добра и губит лишь то, что уже полностью прогнило. Стоит показаться хоть одному здоровому побегу, как судьба дает ему выжить.
Но эти ничтожества — германские государи — были настолько перепуганы, что у них не хватило ума понять: сообщение о капитуляции второй гвардейский дивизии — это полная чушь. Насколько схоже обстоят дела в Англии, насколько все там прогнило до костей, свидетельствует тот факт, что епископ англиканской церкви вывесил в Кентерберийском соборе на кафедре советский флаг[2].
Не нужно сочувствовать людям, которым самой судьбой предназначено погибнуть. И если такого избалованного человека, как нынешний английский король, евреи, попы и трусливые буржуа толкают в пропасть, то нам остается только радоваться, что наших вконец разложившихся правителей в свое время тоже толкнули на этот гибельный для них путь. И было бы просто глупо сочувствовать им. Напротив, можно лишь порадоваться, что в их лице было устранено сильнейшее препятствие на пути к единению всех немцев. Вообще, не нужно сочувствовать тем, кто не может выжить в суровых жизненных условиях. Только солдат на фронте или честный изобретатель, который нигде не находит поддержки, достоин сочувствия. Но и здесь нужно соблюдать меру и сочувствовать только тем, кто принадлежит к твоей нации.
Природа везде и всюду, а значит, и в области селекции самый лучший учитель. Вообще, она обустроила все как нельзя лучше, дав живому существу только одну возможность подняться наверх: путем жестокой борьбы. Характерно поэтому, что высшие слои, которых ни в малейшей степени не интересовала бедственная судьба сотен тысяч переселенцев из Германии, ныне испытывают сочувствия к евреям, хотя те имеют пособников во всем мире и являются самыми приспособленными к любым климатическим условиям существами. Они преуспевают везде, даже в Лапландии и Сибири.
Всю ту любовь, которая выражается в сочувствии, высший слой, сохранивший в себе здоровые начала, должен безраздельно отдавать только своим единоплеменникам. И тут есть чему поучиться у христианства. Ибо нет другой веры, более фанатичной, исключительной и нетерпимой в выражении любви к своему богу, чем эта. Именно с такой фанатичностью, исключительностью и нетерпимостью и должны вожди Германии выражать свою любовь к соотечественникам-немцам, которые верно служат своему сообществу и честно выполняют свой долг.
И поэтому его симпатии всецело на стороне германского солдата, который в окопах вынужден был переносить все тяготы этой зимы. И руководящая элита также не должна забывать, что война — это тоже жизнь, жизнь в ее сильнейшем и классическом проявлении, и вождями поэтому могут стать лишь те, кто во время войны вел себя достойно и проявил стойкость и мужество. Твердость характера для него дороже всего на свете.
С твердым характером можно многого добиться в жизни даже при ничтожных знаниях. Самые стойкие, самые мужественные, самые смелые, но главным образом самые упорные и настойчивые — вот кто должен состоять в командовании вермахта. Но и во главе государства также должны стоять люди с такими качествами. Иначе перо погубит то, что завоевал меч.
Можно, пожалуй, сказать, что политик в своей области должен обладать еще большим мужеством, чем солдат, поднимающийся из окопа в атаку на врага. Ведь смелое решение одного-единственного политика может спасти множество солдатских жизней. Политики поэтому не имеют права быть пессимистами. Вообще, самое лучшее было бы убить всех пессимистов. Ибо их знания всегда в решающий момент только приводят к негативным выводам (мой сосед по столу шепнул мне, что это намек на фон Браухича и Гальдера!).
Именно эта зима доказала, что человек должен быть законченным оптимистом, в противном случае даже при обширных знаниях его ждет крах. Ибо этой зимой, когда все пошло вкривь и вкось, у всезнаек само собой возникло столько аналогий из прошлого, что можно сделать только один вывод: во время кризиса всезнайки легко совершают переход от оптимизма к пессимизму, а народ к тому же в этом их постоянно поддерживает. А оптимисту с его мужеством и энергией инстинкт и здравый смысл всегда подскажут выход, даже если человек не обладает обширными познаниями.
Слава богу, что большинство нашего народа — оптимисты. Это и позволило церкви проворачивать свои дела. Ведь ее учение в конце концов есть не что иное, как обещание оптимисту, что после этой жизни его ждет другая, гораздо более многообещающая жизнь, если только он своевременно изберет истинную конфессию (он чуть было не сказал: фракцию). Но наиболее оптимистично настроены именно женщины, которые противостоят вечному объективизму мужчин, ибо уже в первую неделю обнаруживают в своих детях все мыслимые и немыслимые таланты и эта вера никогда не покидает их.
64
04.04.1942, суббота, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф подчеркнул, что на германском Востоке должно быть построено множество новых красивых городов; ибо негоже, чтобы только лишь Запад или Юг Германии славились подлинно прекрасными, привлекательными городами. Насколько, к примеру, события 1914 года в Восточной Пруссии не затронули сознания жителей западных, центральных и южных районов Германии, видно хотя бы из того, что эти люди даже знать не знали о кризисе, вызванном вторжением русских, и им сообщили лишь о победе под Танненбергом.
До сих пор еще кое-кому ничего не стоит съездить из Мюнхена в Берлин, но вот совершить поездку по маршруту Берлин — Кенигсберг для него почти то же самое, что отправиться в кругосветное путешествие.
Поэтому строительство великолепных автострад должно приблизить германский Восток, а конечными пунктами должны быть такие значительные цели, как прибалтийские города Рига и Ревель или Новгород. Кроме того, Восток должен перестать быть тем местом, куда в порядке наказания переводили служить офицера или чиновника.
65
05.04.1942, воскресенье, полдень
«Волчье логово»
За обедом шеф вновь поручил профессору Морелю позаботиться о том, чтобы французы не выдавали за свое собственное изобретение созданный нашими учеными в ходе многолетней работы препарат Германии и не распространяли его под другим названием.
В мирный договор непременно следует включить положение о том, что французам запрещено дальнейшее использование любых наших патентов, переданных им в соответствии с условиями Версальского договора. Вообще, это совершенно бессмысленно — и дальше передавать в виде лицензий немецкие патенты за границу. Даже Бразилия, которая ничего своего не создала и не изобрела, в нынешних обстоятельствах считает себя вправе не считаться с патентным законодательством и использовать в своих целях наши патенты.
Он поэтому хочет, чтобы в будущем все германские патенты были раз и навсегда засекречены.
Он уже давно обратил внимание на то, что различные народы, например русские и японцы, которые сами ничего толком не изобрели, когда собираются изготовить какое-либо изделие — например металлорежущий станок, — доставляют из Америки, Англии и Германии по одному его экземпляру, по возможности стараются раздобыть еще и чертежи и затем монтируют из деталей трех станков четвертый, который, разумеется, представляет собой наилучший образец.
Насколько далеко может зайти бесстыдство в этой области, продемонстрировало ему продолжавшееся год сотрудничество с Советами.
Они, воспользовавшись совершенно наглым образом его тяжелым положением, потребовали дать им приборы наблюдения за артиллерийским огнем, крейсера и даже целые линкоры вместе с чертежами. А поскольку он тогда балансировал на краю пропасти, то вынужден был поставить им также тяжелый крейсер[1]. Но слава богу, ему удалось, всячески затягивая поставку комплектующих деталей, так и не дать им артиллерию.
То, что он тогда узнал, на всю жизнь послужит ему уроком. Когда русские специалисты приезжали к нам, чтобы купить станок, и им на заводе показывали буквально все, они заявляли, что в таком-то и таком-то углу такого-то цеха находятся образцы станков, которые им хотелось бы посмотреть, и очень точно описывали их.
С помощью коммунистических организаций они в свое время создали систему шпионажа, которая и поныне превосходно работает.
За обедом шеф затем высказался о героической борьбе финнов.
После своей первой войны с русскими[2] финны пришли к нему с предложением превратить их страну в германский протекторат[3]. Он до сих пор не жалеет, что отказал им. Ибо героическое поведение этого народа, у которого из 600 лет 100 ушли на войны, заслуживает самого глубокого уважения.
И было бы гораздо правильнее, чтобы такой героический народ по-прежнему был нашим союзником, а не пытаться включить его в состав Германского рейха, поскольку это ничего, кроме трудностей, не дало бы. Финны с одного нашего фланга и Турция с другого — вот для него вообще идеальное политическое решение проблемы обеспечения наших флангов.
Не говоря уже об этих мотивах, Карелия с ее климатом не подходит для нас, немцев. Когда он, шеф, однажды посетил наших храбрых солдат, то на их вопрос, что он думает об этой бесплодной земле, которую русские даже не пытались заселить, он в ответ лишь присоединился к их горестной фронтовой песне.
Норвегия же заслуживает совсем другой оценки, ибо здесь благодаря Гольфстриму совсем другие климатические условия. И пусть рейхсфюрер СС не питает надежд, что узники его концентрационных лагерей сменят заключенных русских исправительных колоний на Беломорско-Балтийском канале. Ему, шефу, рабочая сила этих людей гораздо больше нужнее для строительства на обширном русском пространстве столь необходимых военных заводов.
В остальном же на том русском пространстве, которое окажется под нашей властью, столько проблем, что на ближайшие столетия нам работы хватит.
В Центральной полосе первым делом нужно засадить все бескрайние заболоченные земли камышом и т. д., чтобы с наступлением следующей зимы легче можно было перенести страшный русский холод. Кроме того, следует завести плантации селекционных сортов крапивы, так как, по данным научных исследований, проведенных одной гамбургской фирмой, из волокна крапивы можно изготавливать целлюлозу, по качеству во много раз превосходящую хлопок.
Наконец, крайне необходимо провести на Украине лесопосадки, чтобы там не выпадали больше сильные ливни — истинное бедствие для тех мест. Он ставит в заслугу охотникам, что они в угоду своей страсти позаботились о том, чтобы 37 процентов немецкой земли было покрыто лесами, в то время как, к примеру, на всем побережье Средиземного моря леса были, наоборот, вырублены без всяких долгих раздумий о том, нужны они или нет, вместо того чтобы организовать там лесное хозяйство на разумных началах.
В ответ на вопрос о судьбе Ленинграда шеф заявил: Ленинград обречен[4]. Как сообщил один из трех награжденных сегодня Дубовыми листьями к Рыцарскому кресту гостей, число жителей Ленинграда из-за голода уменьшилось до 2 миллионов. Если вспомнить, что, согласно сведениям, полученным от турецкого посла в России, даже в городе, куда эвакуировались дипломаты[5], невозможно нормально поесть, а также что русские все чаще и чаще употребляют в пищу мясо сдохших лошадей, то можно представить себе, насколько еще уменьшится население Ленинграда. Разрушение города в ходе бомбежек и артиллерийских обстрелов также способствовало гибели там всех и вся.
В дальнейшем Нева станет границей между финнами и нами. Ленинградские порты и верфи пусть и дальше приходят в упадок. Только одно государство может хозяйничать на Балтийском море — внутреннем море Германии. И поэтому следует раз и навсегда позаботиться о том, чтобы на периферии нашего рейха не было никаких крупных портов. К тому же наши потребности, связанные с перевозкой грузов морским путем, будут полностью удовлетворены благодаря расширению наших собственных портов, а также портов на Балтике, и нам ни в какой мере не нужен будет замерзающий в течение полугода Ленинградский порт.
66
05.04.1942, воскресенье, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф весьма пренебрежительно отозвался о позиции центральных властей после краха 1918-1919 годов.
Многие промышленники в свое время пытались укрыть от глаз врага вооружение — плоды многолетних усилий германских ученых. Центральные органы страны не только не оказывали им поддержки, но и ставили в очень трудное положение и навлекали на них обвинения в государственной измене.
При этом в ходе выполнения условий Версальского договора совершенно невозможно было проверить, сколько пушек имеется в наличии — 50 000 или всего 30 000. Но он должен признать, что в Германии тогда измена проникла везде и всюду. С предателями следовало поступать так же, как Пёнер и Фрик в Мюнхене. Как только они с помощью подслушивающих устройств, установленных в штаб-квартире комиссии вражеских держав по контролю над разоружением, узнавали, что какой-нибудь предатель там намерен выдать иностранцам полученные им сведения, то немедленно посылали туда под видом француза сотрудника уголовной полиции, который просил его выйти с ним на улицу, и там его тут же арестовывали.
Если бы тогда кто-нибудь всерьез стремился воспрепятствовать любым попыткам разоружить Германию, то Версальский договор можно было бы легко обойти. Кто мог нам помешать строить в большом количестве торпедные катера, учитывая, что тоннаж их не был ограничен диктатом? Тоннаж всех остальных военно-морских судов мог тогда в действительности во много раз превышать официально объявленную цифру. К примеру, ни один человек не заметил, что параметры тяжелых крейсеров, включая осадку, ни в коей мере не соответствуют официально объявленным цифрам. Равно как и армию, численность которой была ограничена до 100 000 человек, можно было превратить в чистейшей воды унтер-офицерское и офицерское училища и, снизив срок службы, дать пройти школу воинского воспитания такому количеству людей, чтобы в случае необходимости всегда можно было сразу развернуть армию в 800 000...900 000 солдат.
Трусов, естественно, нельзя и близко подпускать к таким делам. Когда он впервые поручил вновь начать производство 21-сантиметровых орудий, какой-то из его подчиненных в страхе снизил их число с 60 до 6. И ему пришлось объяснить этим господам, что если уж нарушать условия договора, то совершенно неважно, в каком масштабе. Никто не смог помешать нам строить на границе с Францией бетонные бункеры, маскируя их под подвалы детских домов, больниц и тому подобных заведений. И к началу войны между Германией и Францией мы -располагали системой укреплений, схожей с нашим «Западным валом».
Ныне в задачу частей и штабов нашего вермахта входит следить за тем, чтобы французы не стали делать нечто подобное. Он обратил внимание на то, что в обращении к французам адмирала Дарлана, заместителя главы французского государства, среди обилия вроде бы ничего не значащих выражений мелькнуло также обещание принять превентивные меры и сделать это основой своей будущей политики.
К сожалению, он, шеф, пока еще не имел возможности спросить у него, в чем смысл этого таинственного заявления. Но при случае он укажет Дарлану, что того, очевидно, волнуют проблемы, о которых он, шеф, много размышлял еще в начале своей борьбы. Но начинающий фокусник поступил бы просто неумно, пытаясь обмануть опытного иллюзиониста. И на ближайшие 50 лет первоочередная задача Франции — искупить вину за Версаль.
За ужином рейхсфюрер СС[1] заявил, что, по его мнению, наилучший способ решить французскую проблему — это ежегодно проводить среди населения Франции отбор лиц германской крови. Нужно попробовать поместить их детей в самом раннем возрасте в немецкие интернаты, заставить там забыть о том, что волею случая они считались французами, внушая, что в них течет германская кровь, и подчеркивая их принадлежность к великому германскому народу.
Шеф сказал по этому поводу, что все попытки онемечивания его не особенно вдохновляют, если только они не подкреплены мировоззренчески.
В случае с Францией следует помнить, что ее военная слава зиждется не на идейной позиции большинства населения, но на том, что французы пару раз умело использовали благоприятное для них соотношение военных сил на континенте (например, вступив в Тридцатилетнюю войну). Но там, где им противостояли немцы, наделенные национальным самосознанием, они всегда получали хорошую взбучку, например от Фридриха Великого, в 1940 году и т. д.
И не имеет никакого значения то, что корсиканец Наполеон, этот уникальный военный гений, вел их к победам всемирно-исторического значения. Большинство французов склонны к мещанству, и поэтому для Франции будет тяжелым ударом, если ее правящий слой лишить пополнения лицами германской крови.
Рейхсфюрер СС завел тогда разговор о том, какие выводы он извлек для себя из поведения вождя голландских националистов Муссерта. Он обратил внимание, что Муссерт намерен отвести свой легион на родину. Тот попытался объяснить ему, Гиммлеру: сражающийся в настоящий момент на Востоке «Голландский легион» нужен как военная сила, чтобы на него можно было опереться при захвате власти. Он, Гиммлер, не только не стал внушать ему надежды, но, напротив, указал, что тому после окончания войны не будет разрешено иметь в Голландии ровно столько солдат, сколько их ныне воюет в рядах легиона на Восточном фронте. Ибо для обороны страны ему вовсе не потребуются голландские вооруженные силы, ведь после войны это будет исключительно нашим делом. А содержать сильную армию для репрезентативных целей также совершенно ни к чему.
Шеф рассказал в этой связи, что Муссерт как-то очень странно ответил на его вопрос о приведении легионеров к присяге. Он поэтому тогда спросил Муссерта, уж не думает ли тот, что он, шеф, с легким сердцем разделил свою родину — Австрию — на несколько маленьких гау с целью избавить ее от сепаратистских тенденций и облегчить ее присоединение к Германскому рейху. У Австрии в конце концов своя полутысячелетняя история, в которой воистину было много великих событий.
Но при обсуждении этой проблемы с голландцами и норвежцами следует быть очень осторожным. Нужно всегда помнить, что Бавария в 1871 году также ни разу не выразила намерения присоединиться к Пруссии; Бисмарк только уговорил ее согласиться войти в состав мощного, близкого ей по крови союза под названием Германия. Он, шеф, в 1938 году также не заявлял австрийцам, что он хочет присоединить их к Германии; напротив, он всегда подчеркивал, что намерен объединить их с Германией и создать Великогерманский рейх. Германцам Северо-Запада и Севера нужно постоянно внушать, что речь идет всего лишь о Германском рейхе, только о рейхе, идеологической и военной опорой которого является Германия.
Рейхсфюрер СС подчеркнул в этой связи, что и речи быть не может о чувстве общности, сплачивающем проживающих в Голландии людей. Так, например, в отношении голландских фризов он сделал для себя вывод, что те отнюдь не считают себя связанными кровными узами с остальными жителями Голландии и что в них нет голландского национального самосознания, воплощенного в убедительно сформулированной идее голландской государственности. По его мнению, голландским фризам было бы гораздо больше по душе воссоединиться с фризами, проживающими по ту сторону Эмса, с которыми они чувствуют себя связанными кровными узами. Фельдмаршал Кейтель подтвердил это на основании собственного опыта и сказал: фризы по ту сторону Эмса только и желают, чтобы их объединили с фризами по эту сторону Эмса в единый административно-территориальный округ.
Шеф на какой-то момент задумался, а затем заявил, что если дела обстоят именно таким образом, то фризы по эту и ту сторону Эмса должны жить в одной провинции. Об этом следует сказать Зейс-Инкварту[2].
Рейхсфюрер СС рассказал затем о двух национал-политических воспитательных заведениях, одно для мальчиков и другое для девочек, которые под разрешенным фюрером названием «имперские школы» будут созданы в Голландии. Треть учеников будет состоять из голландцев, две трети — из немцев. Пройдя в них в течение какого-то времени курс обучения, голландцы затем будут направлены в германские «напола»[3]. Желая целиком и полностью обеспечить воспитание детей в этих школах в духе идей Германского рейха, он, рейхсфюрер, решил не брать голландские деньги и финансировать эти школы исключительно из средств имперского казначея Шварца. Аналогичные школы он намерен создать также в Норвегии и тоже лишь на средства из партийной кассы НСДАП. Если мы хотим помешать тому, чтобы германская кровь, которая вновь начнет течь в жилах правящего слоя оказавшихся под нашей властью народов, настроила его против нас, то со временем необходимо воспитать в таком духе всю достойную молодежь германского происхождения.
Шеф подтвердил правильность такого подхода. Ни в коем случае нельзя делать ошибочного шага и обучать представляющих для нас ценность представителей других наций только лишь в рядах вермахта, если до этого не было обеспечено идеологическое воспитание в духе приверженности Германскому рейху. Он поэтому в достаточной степени скептически относится к участию всех этих иностранных легионов в военных действиях на нашем Восточном фронте. Никогда не следует забывать, что любой из этих легионеров, если только он не проникся сознанием своей кровной связи с Германским рейхом как основой нового европейского единства, будет чувствовать себя предателем своего народа.
Насколько это опасно, наглядно демонстрирует распад Австро-Венгерской империи— Здесь также полагали, что смогут привлечь на свою сторону другие народы, к примеру поляков, чехов и т. д., если предоставят им возможность пройти военное обучение в рядах австрийской армии. В решающий момент выяснилось, что именно эти люди подняли против нее знамя борьбы. Поэтому речь идет не о том, чтобы попытаться воссоздать Германский рейх под прежним германским знаменем. Невозможно было в 1871 году заставить Баварию присоединиться к Германской империи под знаменами Пруссии, равно как и невозможно ныне объединить германские народы под черно-бело-красным знаменем прежнего рейха. Он поэтому с самого начала ввел для НСДАП, являющейся носительницей идеи объединения всех германцев, новый символ, который станет также символом всех германцев, — знамя со свастикой.
В частности, шеф предостерег от проведения в широких масштабах онемечивания чехов и поляков.
Рейхсфюрер СС сообщил в этой связи, что стремится сокрушить поляков — этот всей своей историей продемонстрировавший поразительную живучесть народ, взяв его со всех сторон в железные клещи с помощью тех, кто принадлежит к германской нации. Он уже договорился с генерал-губернатором оккупированной Польши Франком о том, что Краковский, с его чисто немецкой столицей[4], и Люблинский округа будут заселены немцами. Опираясь на эти плацдармы, можно будет постепенно вытеснить поляков.
Шеф заявил, что всякое проявление терпимости по отношению к полякам совершенно неуместно. Иначе придется опять столкнуться с теми же явлениями, которые уже известны истории и которые всегда происходили после разделов Польши. Поляки потому и выжили, что не могли не воспринимать всерьез русских как своих повелителей, и еще потому, что им удалось, прибегая к всевозможным уловкам, добиться у немцев такого политического положения, которое при поддержке политического католицизма стало решающим фактором в германской внутренней политике.
Но прежде всего нужно следить за тем, чтобы не было случаев совокупления между немцами и поляками, ибо в противном случае в жилы польского правящего слоя постоянно будет вливаться свежая германская кровь. Рейхсфюрер СС совершенно прав, когда считает, что в польской армии почти одни лишь генералы немецкого происхождения оказали в 1939 году серьезное сопротивление. Опыт доказывает, что самые достойные выходцы из Германии проникали в правящие слои других государств и забывали, откуда они родом, в то время как в остальных группах пришлых немцев оставались лишь самые неполноценные, которые по-прежнему считали себя немцами.
Не меньшую осторожность следует проявлять, впрочем, и в отношении чехов, у которых есть пятисотлетний опыт, как наилучшим образом изображать из себя верноподданных, не возбуждая ни в ком недоверия. Сколько чехов во времена его юности праздно шатались по Вене, очень быстро осваивая венский диалект, а затем ловко пробирались на высшие посты в государстве, занимали ведущие позиции в экономике и т. д.!
Никогда не следует забывать, что эта война будет выиграна лишь тогда, когда воцарится мир и рейх сохранит расовую чистоту. Ибо наша сила по сравнению, например, с лишь незначительно превышающими нас по численности населения США в том, что у нас гораздо более мощное расовое ядро, в которое входят 4/5 всех германцев.
67
06.04.1942, понедельник, полдень
«Волчье логово»
За обедом шеф сетовал на совершенно ложный принцип подбора наших консулов.
Представлять германские интересы за рубежом поручают в основном нештатным консулам, которых интересуют только титулы и определенного рода гешефты, но которые совершенно не занимаются германскими проблемами и не заботятся о немцах за границей.
После войны нам придется перестроить весь наш заграничный аппарат и в основном отказаться от системы нештатных консулов. Хотя следовать английскому примеру и хорошо платить толковым, дельным чиновникам в дипломатических представительствах в иностранных государствах обойдется гораздо дороже, успех всецело себя оправдывает. Ибо задача дипломата — правильно соотносить германские интересы с положением страны пребывания и путем соответствующих донесений обеспечивать собственному руководству возможности для принятия необходимых мер. И если дипломатические представительства таким вот образом функционируют, то вовсе не требуется содержать в Берлине огромный центральный аппарат, можно обойтись лишь несколькими людьми.
Он осведомился затем, дало ли хорошие результаты присвоение германских орденов иностранцам. Когда посланник Хевель заявил, что безоговорочно положительно на это ответить нельзя, он сказал, что в свое время много размышлял над данной проблемой. Ведь в конце концов ордена — за исключением усыпанных бриллиантами — в отличие от преподносимых нами ранее в подарок золотых портсигаров стоимостью 670 рейхсмарок стоят всего лишь 2,5—25 рейхсмарок. А успехи, достигнутые благодаря вручению орденов, в любом случае компенсируют эти расходы. Ибо люди алчут орденов точно так же, как и титулов. Но кому-то они не нужны, и с этим тоже нужно считаться.
Разумеется, он против того, чтобы наживаться на титулах и заявлять, что за 100000 марок можно стать вице-консулом, за 500 000 — консулом, а за 1 миллион — генеральным консулом. В кайзеровской Германии полагали, что таким вот образом звание коммерции советника также может дать дополнительный источник дохода.
Но с титулами и орденами нужно обращаться очень осторожно, если не желаешь, чтобы они утратили свою ценность. Так, «старому Фрицу» пришлось бы основательно встряхнуть прусский государственный совет[1], порожденный жалкой попыткой прусского ренессанса, если бы он захотел вдохнуть жизнь в этот орган.
68
07.04.1942, вторник
«Волчье логово»
Вчера в полдень рейхсляйтер Борман вылетел в Берхтесгаден в связи с тем, что его жена родила девятого ребенка — мальчика. Шеф предоставил ему отпуск, сказав, что «он (Борман) должен съездить поздравить». Едва заметная слеза свидетельствовала о том, как тяжело ему дается отказ от радостей семейной жизни.
Вообще, во время пасхи очень многие уехали, и, за исключением министра иностранных дел, к нам никто из высокопоставленных гостей не приезжал. С министром иностранных дел шеф вчера ужинал наедине в своем бункере…
Вечер
За ужином шеф завел разговор о революции 1918...1919 годов.
Если тщательно заниматься этой революцией, то приходишь к выводу, что ее основной движущей силой были отнюдь не идеи, а преимущественно всякий сброд, ранее освобожденный из тюрем и исправительных колоний.
Когда читаешь сообщения о том, как проходили революционные события в Кёльне, Гамбурге или каком-нибудь еще городе, то постоянно сталкиваешься с тем фактом, что все так называемое народное движение на деле оборачивалось совершенно заурядными кражами и грабежами. И испытываешь лишь презрение к ничтожествам, сбежавшим от этого отребья.
Если теперь где-нибудь в рейхе вспыхнет мятеж, он в ответ незамедлительно примет следующие меры. Во-первых, он:
а) в тот же день, когда поступит первое сообщение, прикажет арестовать в своих квартирах и казнить всех лидеров враждебных направлений, в том числе политического католицизма;
б) прикажет расстрелять в течение трех дней всех заключенных концлагерей;
в) все уголовные элементы вне зависимости от того, находятся ли они в тюрьмах или на свободе, он на основе имеющихся списков прикажет также в течение трех дней собрать в одном месте и расстрелять.
Расстрел этого насчитывающего несколько сот тысяч человек отребья делает излишними все остальные меры, поскольку ввиду отсутствия мятежных элементов и тех, кто смог бы выступить заодно с ними, мятеж с самого начала обречен на поражение.
Нравственно эти расстрелы, по его мнению, будут оправданы тем фактом, что все немцы-идеалисты жертвуют своей жизнью на фронте или отдают все силы во имя победы Германии, работая на военных заводах или еще где-нибудь в тылу.
За ужином шеф заметил: это просто скандал, что у нас церковь в отличие от всех ярко выраженных католических стран — за исключением Испании — получает от Германского рейха чрезмерно большие субсидии.
Если он не ошибается, церковь до сих пор получает 900 миллионов рейхсмарок. При этом попы преимущественно заняты тем, что подрывают основы национал-социалистской политики, да и вообще, католическая церковь всегда во времена национальной напряженности пыталась за счет германского сообщества, не считаясь ни с чем, захватить властные позиции.
Бедственное положение германских императоров и рейха попы всегда стремились использовать для того, чтобы с присущим им эгоизмом проворачивать свои дела, и никогда не рассматривали его как возможность доказать, что они придерживаются истинно германского образа мыслей. Поэтому, действительно, можно лишь пожалеть о том, что преемники такого великого человека, как Лютер, сумевшего столь сильно потрясти основы католической церкви, являются не более чем жалкими эпигонами. В противном случае было бы невозможно, чтобы католическая церковь в Германии вновь возродилась на не менее солидной, чем прежде, базе и, упрочив свое положение, просуществовала вплоть до нынешних времен.
Он всерьез размышляет над тем, не следует ли миллионы, ранее выплачивавшиеся церкви, использовать для финансирования военных поселенцев на Востоке. Гиммлер сказал ему, что поставить такое подворье и оснастить его всем необходимым инвентарем стоит 23 000 рейхсмарок. Свыше 3000 таких вот подворий с инвентарем и всем прочим можно будет безвозмездно передать бывшим солдатам и унтер-офицерам, которые, отслужив свои 12 лет, захотят стать земледельцами. Нужно лишь с самого начала заставить их жениться исключительно на дочерях крестьян и прочих деревенских девушках. Далее необходимо на двенадцатом году службы послать их учиться в сельскохозяйственные школы в тех местностях, где они должны поселиться, и пройти там хорошую подготовку. При обустройстве подворий военных поселенцев не обойтись без большого числа сельскохозяйственных школ, поскольку в создаваемом нами рейхе порядки в сельской местности в отдельных его землях будут настолько отличаться друг от друга, что будущему военному поселенцу только обучение в школе там, где ему предстоит поселиться, может принести какую-то пользу.
Католической церкви он намерен выплачивать самое большее 50 миллионов. И лучше всего передавать их князьям церкви, в обязанности которых входит распределять эти деньги, ибо тем самым будет «официально» гарантировано их «справедливое» распределение. И с помощью этих 50 миллионов можно будет добиться гораздо большего, чем с помощью 900 миллионов. Ибо: поскольку князья церкви могут распоряжаться ими по собственному усмотрению, они за эту сумму будут ему сапоги лизать. И если князей церкви можно купить, то это следует сделать. Он считает, что если князь церкви желает наслаждаться жизнью, то ради бога, мешать ему в этом не следует. Опасны только фанатики-аскеты с глубоко запавшими глазами.
После этой войны он примет меры, которые очень сильно помешают католической церкви привлечь на свою сторону молодое поколение. Он больше не допустит, чтобы дети в возрасте 10 лет становились членами монашеских орденов, когда они еще толком не знают, как перенесут обет безбрачия и тому подобные вещи. После войны стать духовным лицом будет позволено лишь тому, кому уже исполнилось 24 года и кто отбыл трудовую повинность и отслужил в армии. И если он тогда готов принять обет безбрачия, то с богом, пусть становится священником. Ведь были же безумцы, предлагавшие ввести целибат для вождей партии.
В этой связи интересно, как до сих пор пополнялись ряды монахов и монашек. Женщины уходили в монастырь по особым причинам, преимущественно из-за душевных переживаний. Мужчин же побуждали сделать этот шаг не чувства или разум, но крайняя нужда и тому подобные вещи.
Когда шли процессы против монастырей[1], он неоднократно убеждался, что только жестокая нужда гнала безработных туда и если они позднее пытались уйти из монастырей, то попы силой возвращали их обратно. Поэтому отрадно, что роспуск некоторых монастырей вернул свободу кое-кому из тех, кто может и хочет работать. Закрытие монастырей не потребовало слишком больших усилий, поскольку они в основном имели статус юридического лица и поэтому могли быть закрыты путем заключения договора с приором в частном порядке. Ему просто назначалась рента в 500, а его людям — в 200-100 рейхсмарок ежемесячно, и в большинстве случаев они выражали готовность отказаться от монашеской жизни. В Австрии после «аншлюса» таким образом было закрыто около 1000 монастырей.
Очень жаль, что в споре с католической церковью евангелическая никак не может считаться ее достойным противником. Он это сразу понял, когда увидел ее представителей на ежегодном дипломатическом приеме.
Нунций и сопровождавший его епископ были роскошно одеты и воистину достойно представляли католическую церковь.
На представителях же евангелической церкви были грязные воротнички и засаленные сюртуки, и своим видом они настолько портили общую картину, что он велел передать им, что готов выделить для них за государственный счет к следующему дипломатическому приему приличную одежду.
Представители евангелической церкви прониклись мещанским духом настолько, что в свое время даже попытались очернить в его глазах имперского епископа сообщением о том, что он приобрел за 1400 рейхсмарок новую мебель для своей спальни и приемной. И ему не оставалось ничего другого, как сказать этим господам, что, если бы они протестовали против того, что имперский епископ — этот папа евангелической церкви — выложил 30 000 рейхсмарок, он бы им слова не сказал и все расходы взяло бы на себя государство. А так они сами вынесли себе приговор.
Эти люди не того масштаба, чтобы сделать евангелическую церковь опасным противником католической. К тому же они просто бесчестны. В свое время, когда шла борьба за смещение имперского епископа, по приказу рейхсмаршала Геринга был записан телефонный разговор пастора Нимёллера[2], в котором тот, говоря о своей встрече с Гинденбургом, сказал: «Старика мы уже соборовали. Мы его так умаслили, что он теперь этого негодяя за дверь выставит». Когда Нимёллер в тот же день явился к нему с визитом и с помощью лицемерных слов и обилия цитат из Библии попытался побудить его, фюрера, решительно выступить против имперского епископа, он в ответ просто попросил Геринга зачитать запись этого разговора. И Геринг встал, как когда-то Бисмарк в Версале во время провозглашения Вильгельма I кайзером, широко расставив ноги. Посланцы евангелической церкви от ужаса съежились и, казалось, даже как-то разом куда-то пропали.
Рейхспрезидент фон Гинденбург, которому он в заключение доложил об инциденте, подвел черту под всеми этими спорами следующим замечанием: «Каждому попу мерещится, что он папа».
69
08.04.1942, среда, полдень
«Волчье логово»
Сегодня за обедом шеф рассказал о своей политической борьбе[1]. Уже в начале политической деятельности он заявил, что главное не в том, чтобы привлечь на свою сторону жаждущее лишь порядка и спокойствия бюргерство, чья политическая позиция продиктована прежде всего трусостью, но в том, чтобы воодушевить своими идеями рабочих. И все первые годы борьбы ушли на то, чтобы привлечь рабочих на сторону НСДАП.
При этом использовались следующие средства:
1. Подобно марксистским партиям, он также распространял политические плакаты огненно-красного цвета.
2. Он использовал для пропаганды грузовики, причем они были сплошь оклеены ярко-красными плакатами, увешаны знаменами, а его люди с них хором выкрикивали лозунги.
3. Он позаботился о том, чтобы все сторонники Движения приходили на митинги без галстуков и воротничков и не особенно принаряжались, дабы тем самым вызвать доверие к себе простых рабочих.
4. Буржуазные элементы, которые — не будучи истинными фанатиками его идей — хотели примкнуть к НСДАП, он стремился отпугнуть громкими выкриками пропагандистских лозунгов, неопрятной одеждой участников митингов и тому подобными вещами, чтобы с самого начала не допустить в ряды Движения трусов.
5. Он всегда приказывал применять самые грубые методы при удалении из зала политических противников, так что вражеская пресса, которая обычно ничего не сообщала о наших собраниях, информировала читателей о причиненном там членовредительстве и тем самым привлекала внимание к митингам НСДАП.
6. Он послал несколько своих ораторов на курсы ораторского искусства других партий, чтобы таким образом узнать темы выступлений их представителей на дискуссиях и затем, когда те выступят на наших собраниях, дать им достойный отпор. Он всегда разделывал под орех выступающих в дискуссиях женщин из марксистского лагеря тем, что выставлял их на посмешище, указав на дыру в чулке, утверждая, что их дети завшивели и т. д. Поскольку разумные аргументы на женщин не действуют, а, с другой стороны, удалить их из зала нельзя, не вызвав протестов собравшихся, то это самый лучший метод обращения с ними.
7. Он, выступая в дискуссиях, всегда говорил свободно, без подготовки и приказывал членам партии подавать определенные реплики, которые — создавая впечатление — придавали силу его высказываниям.
8. Когда же прибывали оперативные группы полиции, то он давал знак своим женщинам, и те указывали им на оказавшихся в зале противников или даже просто незнакомых людей, на которых полицейские бросались, ни в чем не разобравшись, как спущенные с цепи волкодавы. Это был наилучший способ отвлечь их внимание или даже просто избавиться от них.
9. Митинги других партий он разгонял, провоцируя там с помощью членов своей партии драки, потасовки и тому подобные вещи.
Благодаря этим средствам ему удалось привлечь на сторону Движения столько хороших элементов трудового населения, что он во время одной из последних избирательных кампаний перед приходом к власти провел не менее 180 000 митингов.
В деле привлечения рабочих на сторону Движения особые заслуги снискал Юлиус Штрейхер[2]. И ныне ему можно просто поставить в заслугу то, что он завоевал цитадель марксизма — Нюрнберг, население которого — в той степени, в какой оно интересовалось политикой, — состояло только из евреев и рабочих, организованных в СДПГ и КПГ. Тем, что Штрейхер все время упрямо ругал последними словами евреев, ему удалось отделить пролетариев от их вождей-евреев, хотя нюрнбергские рабочие состояли в основном из металлургов, то есть были в достаточной степени интеллигентными людьми и свято верили в марксизм. И об этих заслугах Штрейхера нужно помнить всегда.
Штрейхер также был мастером митинговой тактики, высмеивая и унижая секретаря профсоюза, просто не давая ему говорить и одновременно пытаясь переубедить выступающего в дискуссии простого рабочего.
70
09.04.1942, четверг
«Волчье логово»
Наконец начало таять. Шеф не терпит вечных снегов и как-то заявил, что после войны попросит Муссолини предоставить ему на зиму местечко в пустыне, где жарко и где он сможет разбить палатку. Сегодняшний обед шеф начал замечанием: «Господа, наступает весна!» Видно было, что это его чрезвычайно радует. (Под Москвой в декабре 1941 года температура упала до 40-50 градусов ниже нуля.)
09.04.1942, четверг, полдень
За обедом шеф заметил, что эта война, как, впрочем, и первая мировая, повлекла за собой широкомасштабную стандартизацию как в экономической, так и в военной областях. И точно так же, как после первой мировой войны, после этой войны есть опасность, что от нее откажутся. Однако это крайне нежелательно как по экономическим, так и по военным соображениям.
В экономическом плане достаточно лишь указать на пример Соединенных Штатов Америки. Там крупные автомобильные заводы выпустили всего лишь несколько типов машин и путем широкой стандартизации добились того, что даже рабочий на этих заводах мог позволить себе купить на собственные сбережения автомобиль.
Мы же, наоборот, конструировали один тип автомобиля за другим и, приспосабливаясь к сиюминутным требованиям автомобильного рынка, то и дело вносили в них изменения. И получилось так, что нам потребовалось множество частей для одних и те же узлов мотора, в то время как США благодаря широкой унификации и стандартизации обходились лишь несколькими образцами этих запчастей.
По военным соображениям германская автомобильная промышленность должна после войны ограничиться выпуском лишь 10...12 типов автомобилей, чтобы направить гений наших изобретателей на разработку в широких масштабах стандартных образцов мотора. Увеличение производства моторов будет достигнуто после войны не путем конструирования различных типов цилиндров, но путем увеличения количества стандартных цилиндров.
При разработке пультов управления также нужно стремиться к упрощению. Но самое главное — это сконструировать единый тип мотора, который можно будет установить как на полевых кухнях, так и на санитарных автомобилях, а также на разведывательных машинах и тягачах для полевых орудий. Мотор для «фольксвагена» мощностью 28 лошадиных сил вполне пригоден также и для военных целей.
Именно эта война — наилучшее доказательство того, что на войне на предельных скоростях ничего не добьешься. И поэтому автолихачество нас никак не устраивает. Если у всех этих машин — полевой кухни, санитарного автомобиля и т. д.—скорость будет 10...20 километров в час, этого вполне достаточно.
Тот единый тип мотора, который нам нужен, должен удовлетворять двум требованиям:
1) это должен быть мотор с воздушным охлаждением,
2) он должен быть легко вынимаем.
Последнее необходимо потому, что — как научила нас эта война — доставить запчасти очень сложно, гораздо легче вынуть двигатель из автомобиля, у которого сломалось шасси.
И само собой разумеется, нужно стремиться также упростить методы изготовления этого двигателя единого образца.
Шеф вкратце остановился также на проблеме охоты. Охотничий азарт — это то, что объединяет охотников подобно современным масонам. Крупные промышленные компании даже устраивали грандиозные охоты, чтобы лучше договориться с ведущими политиками, которые, как правило, страстные охотники. Ибо — как признался однажды бывший обер-бургомистр Вены Нёйбахер — от охваченных азартом охотников, которые вдруг почувствовали шанс убить крупного зверя, можно получить все.
71
09.04.1942, вечер
«Волчье логово»
В ответ на замечание посланника Хевеля о том, что в Берлине далеко не в восторге от деловых качеств посла Альфьери, шеф заявил: заслуги этого человека, которому Германия и Италия обязаны своей дружбой, настолько велики, что можно забыть о его недостатках.
В критический момент, когда восстание национал-социалистов в Австрии в 1934 году побудило Муссолини принять единственное в его жизни неверное политическое решение мобилизовать войска против Германии[1], Альфьери выступил в поддержку Германии. Это было делом всего лишь нескольких человек, которые предостерегли Муссолини от таких неверных друзей, как французы с их кознями, и убедили его не предпринимать каких-либо серьезных шагов. Он тем самым оказал неоценимую услугу не только Италии, но и Германии. Ведь безоружная Германия представляла тогда для объединенных сил Италии, Франции и Англии такое поле битвы, которое по окончании вооруженных столкновений походило бы на поля сражений времен Тридцатилетней войны.
Политик поэтому должен оценивать другого политика в первую очередь по тому, что позитивною он сделал, и не забывать о его заслугах.
В политике всегда нужно ориентироваться на реальные события и никогда не говорить, что все могло быть иначе, если бы правители приняли другое решение или война закончилась по-другому.
Если, к примеру, в битве на Каталау неких полях (451 год от Рождества Христова) Рим бы не одержал победы над гуннами, и речи быть не могло бы о расцвете Европы, а культуре тогда суждена была бы та же гибель, какую нам сегодня несут Советы.
Вообще, в политике нужно забыть выражение «если бы». Ибо где бы мы оказались сегодня, «если бы» чехи были наделены фантазией, а поляки обладали хоть каким-нибудь чувством реальности и более добросовестно работали? Но именно потому, что поляк — фантазер, а чех — человек, реально мыслящий, нам удалось так быстро установить новые порядки в бывшей Чехии и бывшей Польше.
Даже трудно представить себе, что было бы, «если бы» вмешательство Муссолини не стабилизировало положение на итальянском фронте в Албании.[2] К тому времени мы еще не закончили сосредоточение и развертывание наших войск на Юго-Востоке, и все Балканы были бы охвачены огнем. Но самое ужасное, что заверениям русских в их дружеских намерениях доверять было нельзя. Вероятнее всего, не удалось бы добиться от болгарского царя согласия впустить в свою страну переодетых в штатское солдат и офицеров германских передовых отрядов с целью подготовки последующего развертывания здесь более крупных германских сил[3] поскольку он по сути своей не волк, а лиса и поэтому крайне неохотно идет на риск. Лиса, как известно, выбирает те дорожки, где она, если потребуется, всегда сможет замести следы.
Трудности на албанском фронте побудили его в свое время размышлять над тем, что надлежит сделать, если войска ушли с позиций без приказа и нет никакой возможности остановить их отступление. Он пришел к выводу, что нет другого выхода, кроме как навести порядок с помощью расстрелов. И расстрелян должен быть не рядовой пехотинец, маленький человек, несущий на себе все тяготы войны, вынужденный мириться с тем, что продовольствием его снабжают из рук вон плохо, что его мучают вши и т. д., а высший командир отступившей части, не исключая даже высший генералитет.
За ужином фюрер заметил: собственно говоря, удивительное дело, но такие христианские народы, как англичане и американцы, несмотря на все их молитвы, получили столь мощные удары от японцев, этих отъявленных язычников. Очевидно, бог стоит не за святош в Англии и США, а за героев-японцев.
И неудивительно, что их религия позволила японцам достигнуть гораздо больших успехов, чем исповедующим христианство англичанам и американцам. Ибо у них весь народ превыше всего чтит «героев», приносящих в жертву величайшую ценность — свою жизнь — во имя выживания и величия нации. В христианских же церквях наиболее чтят так называемых святых, то есть людей, которые, к примеру, много лет простоят на одной ноге или вместо того, чтобы хоть раз в жизни улыбнуться хорошенькой девушке, спят на шипах. И здесь, как, впрочем, и во многих других случаях, расчеты церкви не оправдались.
Неудивительно также, что распространяемое католической церковью христианское вероучение своими проповедями внушает людям не оптимизм, а пессимизм и в отличие от японской государственной философии не воодушевляет людей постоянными указаниями на то, что они обретут блаженство после кончины, но приводит их в уныние, все время описывая адовы муки.
Трехлетнему ребенку можно внушить страх перед какими-то вещами, от которого он уже никогда в жизни не избавится. Сколько взрослых людей до некоторой степени боялись темных комнат или вообще темноты, поскольку их в детстве сильно напугали, уверив в том, что в темных комнатах прячутся домовой, вор или какое-то другое чудовище.
Не менее трудно избавить человека от сознания, что его ждут муки ада, как еще в детстве внушила ему католическая церковь. При этом любой разумный человек, вникший в суть дела, сразу поймет, что все церковное вероучение просто чушь. Ибо как же это может быть, чтобы человека в аду насаживали на вертел, поджаривали или как-то еще мучили, когда тело человеческое не может ожить уже потому, что происходит естественный процесс разложения. Также ерунда — представлять небеса как место, куда необходимо стремиться попасть, хотя в соответствии с церковным учением туда попадут лишь те, кто никак себя не проявил в жизни, например оказался умственно неполноценным и т. д. Воистину никакого удовольствия не доставит встретить там всех тех, чья глупость, несмотря на библейское изречение «Блаженны нищие духом», раздражала еще при жизни. И как можно увлечь человека, внушая ему, что на небесах он найдет только невзрачных и духовно немощных женщин?
Далее его уверяют, что на небеса попадет лишь тот, у кого меньше всего грехов на совести. Хотя количество грехов с возрастом увеличивается, никто из духовных лиц не только не выражает готовности уже в молодые годы уйти из жизни, но, напротив, даже шестидесятилетние кардиналы стремятся как можно дольше продлить свое пребывание на этой земле.
Остается лишь констатировать, что все это католическое вероучение есть не что иное, как невероятная смесь ханжества и гешефта в сочетании с использованием приверженности человека своим застарелым привычкам. Не может образованный священнослужитель поверить той чуши, которую в наши дни несет церковь. И наилучшее доказательство — тот факт, что католическая церковь ныне вовсе не собирается обманывать народ путем продажи индульгенций и тому подобными вещами или же просто пытается умолчать о них.
Многие разумные люди в наши дни держатся за церковь только потому, что считают: человеку требуется опора в жизни и — пока нет ничего другого — церковь, несмотря на ее недостатки, все же лучше, чем ничего. Люди, которые руководствуются этими соображениями, к сожалению, забывают, что церковь отнюдь не воспитанием, а насилием заставила народы следовать моральным принципам. Если бы церковь, следуя законам любви, проповедовала одну лишь любовь, она бы, конечно, многого не добилась. И поэтому она в соответствии с давней церковной методой — левая рука не должна ведать, что творит правая, — насаждала свою мораль с особой жестокостью — помимо всего прочего приговорив к сожжению на костре тысячи достойнейших людей. Мы ныне действуем гораздо более гуманно, чем церковь.
Заповедь «Не убий» мы претворяем в жизнь, просто казня убийц, в то время как церковь, когда обладала исполнительной властью, мучила их до смерти, подвергая зверским пыткам, четвертовала их и т. д.
Сохранить нравственные устои народа — вот задача, которую государственный деятель может решить не хуже любой из церквей. Он должен лишь свойственные самому здоровому слою нравственные представления сделать законами и не колеблясь употребить всю свою власть для их исполнения.
72
10.04.1942, пятница, полдень
«Волчье логово»
За обедом шеф объяснил разницу между подходами к пропаганде внутри страны и пропаганде на заграницу.
В радиопередачах на Англию должно быть много музыки, соответствующей английскому вкусу, чтобы во все большей степени приучить англичан искать на радиоволнах наши передачи в тех случаях, когда музыкальные программы их собственных радиостанций не удовлетворяют их желания. В информационном разделе должны приводиться одни лишь факты и следует воздерживаться от каких-либо оценок.
Например, о заинтересованности английской финансовой олигархии в разработке определенных видов вооружений, о самой войне и методах ее ведения нужно сообщать так, чтобы английские радиослушатели сами смогли сделать надлежащие выводы.
Голые факты, подаваемые по принципу «капля камень точит», безусловно, окажут свое воздействие.
Своему же народу в сводках новостей нужно, разумеется, сообщать не одни лишь факты, но и с целью проведения разъяснительной работы давать им однозначную оценку. Ибо пропаганда может вдохновить народ на подвиги и великие свершения, лишь давая личностям и событиям четкие и недвусмысленные характеристики. Поэтому рекомендуется в наших информационных программах постоянно говорить о «пьянице Черчилле» и «преступнике Рузвельте».
Сегодня я сидел с шефом только за обеденным столом. Просмотрев телеграммы, он сделал вывод, что миссия Криппса в Индии и в самом деле — как он и ожидал и как того все время желали враги Криппса в Англии — провалилась, ибо «Индийский конгресс» отверг его предложения. Интересна в этой связи речь, которую Криппс затем произнес и в которой он показал себя великим мастером искусства «говорить и ничего не сказать», искусства, незамедлительно овладеть которым надо бы порекомендовать каждому политику.
Если Англия со временем потеряет Индию, английский плутократии придется потуже затянуть пояса.
Не следует, однако, превратно истолковывать эти его слова в том смысле, что он принципиально против богатых людей. Если ограничить их политическое влияние разумными пределами, то он вовсе не против их существования. Поскольку богач все равно не съест в десять раз больше бедняка, 100 000 богачей на 70 миллионов человек не настолько ухудшат в трудные времена положение с продовольствием, как если бы все бедняки внезапно стали зажиточными бюргерами и начали потреблять втрое больше своей прежней нормы питания. Богач сам по себе не есть антиобщественный элемент.
Выслушав посланника Хевеля, вкратце рассказавшего о том, как он оставил стоять на куполе собора Святого Петра в Риме хорошенькую американку, в течение 14 дней путешествовавшую по Европе, так как она лишь оттуда заметила, что в Риме улицы гораздо более узкие и грязные, чем в Вашингтоне, шеф заявил: тем самым он отнюдь не способствовал поднятию престижа немцев за рубежом. Немцу, очевидно, еще предстоит научиться вежливо обращаться с иностранками. И не следует ожидать, что красивая женщина — за немногими исключениями — проявит интерес к умному разговору, она страстно желает лишь одного: чтобы все симпатичные мужчины ею восхищались.
73
10.04.1942, пятница, вечер
«Волчье логово»
Вечером шеф — как мне сообщили — очень много говорил о малых германских государствах. Учреждение земельных парламентов в гораздо большей степени способствовало мелкодержавным интересам, чем наличие на местах князей и королей. Ибо теперь с существованием малых государств были напрямую связаны личные интересы не одного человека, но «многих» (суточные оклады парламентариев). И, упразднив земельные парламенты, он положил начало — невиданному еще в истории Германского рейха — периоду германского единства, который длится уже 9 лет.
74
11.04.1942, суббота, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф подчеркнул, что «Миф» Розенберга[1] не следует рассматривать как произведение, выражающее официальную точку зрения партии. Он, шеф, в свое время категорически отказался считать эту книгу как бы вышедшей из-под пера папы партийной идеологии, поскольку ее название уже само по себе неправильно. Ибо нельзя сказать, что «Миф XX века», то есть нечто мистическое, противостоит духовным течениям XIX столетия, но национал-социалист должен заявить, что вера и знания XX века противостоят мифам XIX века.
Характерно, что старые члены партии не принадлежат к основной массе читателей этой книги Розенберга. В первое время после ее выхода было даже весьма нелегко вообще распродать первый тираж. И только когда это произведение было упомянуто в пасторском послании, удалось сбыть первые 10 000 экземпляров. А благодаря тому, что мюнхенский кардинал Фаульхабер[2] оказался настолько глуп и не только привел на конференции епископов цитату из «Мифа», но и обрушился на нее с нападками, стало возможным выпустить второй тираж. Когда же книгу внесли в индекс запрещенной литературы, поскольку партии приписали еретические воззрения, спрос на нее еще более увеличился. А когда католическая церковь издала все свои памфлеты, направленные против идей Розенберга, вкупе с его возражениями, то тираж вырос до 170 или даже до 200 тысяч экземпляров.
Его, шефа, только радует, что, собственно, одни лишь наши противники разбираются в содержании этой книги. Подобно многим гауляйтерам, он также прочел лишь несколько страниц, так как, на его взгляд, понять ее довольно трудно.
За ужином шеф заявил, что показателем высокого уровня культуры является отнюдь не личная свобода, но ограничение личной свободы организацией, охватывающей как можно больше индивидуумов, принадлежащих к одной расе.
Если не ограничивать свободу личности, то люди начинают вести себя как обезьяны. Никто не желает допустить, чтобы другой имел больше, чем он. И чем теснее они живут, тем больше вражды между ними. И чем больше государство ослабляет узду и предоставляет больше пространства для свободы, тем сильнее народ толкают на путь культурного регресса.
А вечная болтовня о сообществе может вызвать у него лишь смех, поскольку великие болтуны полагают, что могут своей болтовней сплотить народ. Когда на его родине крестьянские парни и батраки с близлежащих подворий встречались за кружкой пива, то возникшее у них было чувство общности по мере увеличения потребления алкоголя приводило в конце концов к драке и поножовщине. И лишь появление жандарма сплачивало всю эту компанию в единое сообщество.
Сообщество можно создать и сохранить только силой.
И не нужно поэтому осуждать Карла Великого за то, что он путем насилия создал единое государство, столь необходимое, по его мнению, немецкому народу.
И если Сталин в минувшие годы применял по отношению к русскому народу те же методы, которые в свое время Карл Великий применял в отношении немецкого народа, то, учитывая тогдашний культурный уровень русских, не стоит его за это проклинать. Сталин тоже сделал для себя вывод, что русским для их сплочения нужна строгая дисциплина и сильное государство, если хочешь обеспечить прочный политический фундамент борьбе за выживание, которую ведут все объединенные в СССР народы, и помочь отдельному человеку добиться того, чего ему не дано добиться собственными силами, например получить медицинскую помощь.
И поэтому, властвуя над покоренными нами на восточных землях рейха народами, нужно руководствоваться одним основным принципом, а именно: предоставить простор тем, кто желает пользоваться индивидуальными свободами, избегать любых форм государственного контроля и тем самым сделать все, чтобы эти народы находились на как можно более низком уровне культурного развития.
Нужно всегда исходить из того, что в первую очередь задача этих народов — обслуживать нашу экономику. И поэтому мы должны стремиться, руководствуясь экономическими интересами, всеми средствами извлечь из оккупированных русских территорий все, что можно. А стимулировать в достаточной степени поставки сельскохозяйственной продукции и направление рабочей силы в шахты и на военные заводы можно продажей им со складов промышленных изделий и тому подобных вещей.
Если же помимо этого еще и заботиться о благе каждого отдельного человека, то не обойтись без государственной организации по образцу нашего государственного аппарата, а значит, навлечь на себя ненависть. Ибо, чем примитивнее люди, тем больше воспринимают они любое ограничение своей свободы как насилие над собой. К тому же наличие собственной государственной администрации дает им возможность в широких масштабах объединиться и при случае использовать эти структуры против нас. И самое большее, что мы можем разрешить им у себя создать из административных органов, — это общинное управление, и лишь в том случае, если это будет необходимо для сохранения рабочей силы, то есть для удовлетворения ежедневных потребностей отдельного человека.
Сообщества деревень нужно организовать так, чтобы между соседними сообществами не образовалось нечто вроде союза. В любом случае следует избегать создания единых церквей на более или менее обширных русских землях. В наших же интересах, чтобы в каждой деревне была своя собственная секта со своими представлениями о боге. Даже если таким образом жители отдельных деревень станут, подобно неграм или индейцам, приверженцами магических культур, мы это можем только приветствовать, поскольку тем самым разъединяющие тенденции в русском пространстве еще более усилятся.
Так как он до этого сказал, что нужно стараться обойтись без широко разветвленного административного аппарата, а в обязанности наших комиссаров там должны входить исключительно контроль над экономикой и управление ею, то, естественно, отвергается и любая другая форма организации покоренных народов.
Ни один учитель не должен приходить к ним и тащить в школу их детей. Если русские, украинцы, киргизы и пр. научатся читать и писать, нам это только повредит. Ибо таким образом более способные туземцы смогут приобщиться к некоторым историческим знаниям, а значит, и усвоят политические идеи, которые в любом случае хоть как-то будут направлены против нас.
Гораздо лучше установить в каждой деревне репродуктор и таким образом сообщать людям новости и развлекать их, чем предоставлять им возможность самостоятельно усваивать политические, научные и другие знания. Только чтобы никому в голову не взбрело рассказывать по радио покоренным народам об их истории; музыка, музыка, ничего, кроме музыки. Ведь веселая музыка пробуждает в людях трудовой энтузиазм. И если люди могут позволить себе танцевать до упаду, то, это, насколько нам известно, широко приветствовалось во времена Системы.
Единственное, что должно быть хорошо организовано на оккупированных русских территориях, — это транспорт. Ибо бесперебойная работа транспорта в стране есть одно из основных предварительных условий для установления над ней контроля и использования ее экономических ресурсов. И покоренные народы также обязаны знать, как работает транспортная система. Но это — единственное, чему мы их должны обучить. Что же касается гигиены покоренного населения, то мы вовсе не заинтересованы в распространении среди них наших знаний и создании тем самым у них совершенно нежелательной базы для колоссального прироста населения. Он поэтому запрещает проводить на этих территориях какие бы то ни было гигиенические акции. Принуждать делать прививки там можно только немцев. Немецких врачей следует использовать исключительно для оказания медицинской помощи немцам в немецких поселениях. Было бы также чудовищной глупостью осчастливить покоренные народы, ознакомив их с нашими достижениями в области стоматологии. Но нужно действовать осторожно, чтобы эта наша тенденция не бросилась в глаза. И если кто-либо из страдающих зубной болью непременно захочет лечиться у врача, хорошо, один раз можно сделать исключение.
Но самое глупое, что можно сделать на оккупированных территориях, — это выдать покоренным народам оружие. История учит нас, что народу-господину всегда была суждена гибель после того, как он разрешал покоренным им народам носить оружие.
Можно даже сказать, что выдача оружия покоренным народам — это conditio sine quo non гибели народа-господина. Поэтому необходимо, чтобы спокойствие и порядок на всем оккупированном русском пространстве обеспечивали только наши собственные войска. Оккупированные восточные территории должны быть покрыты сетью военных баз. Все немцы, проживающие на этом пространстве, должны поддерживать личные контакты с ними, то есть быть с ними лично связанными. В остальном же они должны являть образцы строжайшей дисциплины и четкой организации, чтобы проводимая с учетом дальних перспектив политика заселения покоренных нами земель привела к появлению там постоянно усиливающегося германского ядра.
75
12.04.1942, воскресенье, полдень
«Волчье логово»
За обедом шеф рассказал о строительстве Олимпийского стадиона.
Когда стало известно, что Олимпийские игры будут проводиться в Германии, министерство внутренних дел представило два проекта расширения и реконструкции Берлинского стадиона, смета на которые составила соответственно 1,1 и 1,4 миллиона рейхсмарок. Никому из консультантов и в голову не пришло, что Олимпийские игры дают нам уникальную возможность получить валюту и повысить наш престиж в глазах иностранцев. До сих пор он улыбается, вспоминая недоуменные лица чиновников, просто потерявших дар речи, когда он объявил им, что определяет первоначальную стоимость проекта нового Олимпийского стадиона в 28 миллионов.
В итоге строительство стадиона обошлось в 77 миллионов, но он принес нам полмиллиарда валюты.
Именно на этом примере видно, что нам, немцам, нужно научиться не ограничиваться полумерами и всегда стремиться достичь как можно большего успеха и решать всю проблему целиком. Валлейштейн был прав, когда отверг предложение выставить армию в 5000 человек, заметив, что может сформировать армию численностью не менее 50 000 солдат. Это чистейшей воды безумие — тратить хоть один пфенниг на армию, которая недостаточно сильна для того, чтобы при необходимости сражаться и победить.
Именно для ведения войны решающим является то, что вооружение мирного времени уже тогда должно быть готово выдержать военные испытания и обеспечить желанные победы на полях сражений. И здесь его совершенно не понял такой человек, как Шахт[1], который из-за этого очень сильно мешал ему, шефу, в работах по перевооружению армии. Шахт то и дело приходил к нему и утверждал, что из германской экономики можно выжимать на вооружение ежегодно максимум 1,5 миллиарда, иначе она потерпит крах.
Ныне после того как из экономики извлекли в сотни раз большие суммы, она по-прежнему работает на всех парах.
Именно во время этой войны никогда не следует забывать, что в случае поражения все так или иначе пойдет псу под хвост. И поэтому мы обязаны, невзирая ни на что, приложить все усилия для претворения в жизнь лозунга «Война до победного конца!». Ибо если мы одержим победу, то не имеет никакого значения, сколько миллиардов мы истратили на нужды вермахта. Нам их с лихвой возместят залежи руды на захваченном русском пространстве, которые в прошлом году оказались в наших руках.
За обедом шеф также завел разговор о школьном воспитании. Учителями, к сожалению, становятся лишь вполне определенные люди, которые бы просто не выстояли в жизненной борьбе, если бы избрали свободную профессию. Люди, чувствующие в себе склонность чего-то добиться или что-то создать собственными силами, не идут в учителя, тем более в учителя народных школ.
Об учителях, с которыми его в юности свела судьба, у него сохранились в основном довольно безрадостные воспоминания. Уже своим неопрятным внешним обликом они производили неприятное впечатление, в глаза бросались грязные воротнички, неухоженные бороды и тому подобные вещи.
В период междуцарствия[2] социал-демократия взялась за эту группу людей и, пропустив их через всевозможные социальные курсы, воспитала в них привычку кичиться своей образованностью, на что они, впрочем, не имели ни малейшего права.
Когда читаешь произведения учителей народных школ, слышишь об их политических взглядах или рассматриваешь их жалобы, то неизменно приходишь к выводу, что все они представляют собой наиболее глупых и неспособных к самостоятельному мышлению пролетариев умственного труда, прямо-таки созданных для того, чтобы служить оплотом, слава богу, уже ликвидированной системы. И если эти люди считают, что государство им мало платит, то можно в ответ лишь сказать, что любой фельдфебель в нашем вермахте проводит большую воспитательную работу, чем они. Не велико искусство учить мальчиков и девочек азбуке.
Поражает, как эти учителя народных школ вообще были в состоянии каждый год повторять своим ученикам одно и то же. Для этого подходят одни лишь женщины благодаря своим физическим данным и психологическому складу. Женщине отнюдь не в тягость рожать одного ребенка за другим и воспитывать их. И, избрав профессию машинистки-стенографистки, она быстро привыкает к чисто механической работе, когда постоянно приходится выслушивать одно и то же. И поэтому женщина лучше всего годится для того, чтобы обучить первоклассников правилам чтения и письма. Следует позаботиться о том, чтобы из 2 миллионов женщин в Германии, которые по тем или иным причинам не смогли выйти замуж, как можно больше освоили профессию учительницы, ибо тем самым они удовлетворят свой материнский инстинкт.
Несколько лет тому назад учителя народных школ вдруг обратились к нему с просьбой помимо школьного воспитания доверить им также общее воспитание подрастающего поколения. И, видя, каких успехов добился сегодня «Гитлерюгенд», можно лишь радоваться, что он тогда решительнейшим образом отверг их просьбу. Поскольку учителям вообще лишь в крайне редких случаях удается завоевать абсолютный авторитет в глазах подростков и заставить их себя слушаться, он, считает, что правильнее всего было бы готовить кадры учителей старших классов народных школ из числа капитулянтов[3]. Так как наши капитулянты перед тем, как быть зачисленными в ряды вермахта, прошли школу «Гитлерюгенда» и трудовой повинности и имеют четкое представление о характере воспитательной работы Движения, они с самого начала с совершенно правильных позиций подходят к решению задач школьного воспитания. Нужно лишь, когда подойдет предпоследний год их двенадцатилетней службы в армии, направить их на два года на педагогические семинары, чтобы дать им солидный багаж школьных знаний, столь необходимый в их будущей профессии учителя. Если с капитулянтами поступить таким образом и если удастся пробудить в них интерес к такого рода деятельности, то не только наши народные школы получат воспитателей, которые принесут с собой накопленный за 12 лет воинской службы богатый опыт воспитания людей, но и ученики увидят перед собой настоящих мужчин, а не нерях и грязнуль.
Учителя народных школ когда-то попытались сделать себе рекламу, используя крылатую фразу о том, что «войну 1866 года выиграл прусский учитель». Это чистейшей воды ерунда. Победа Пруссии объясняется превосходством игольчатых ружей и другими вещами, на которые учителя народных школ уж никак не могли повлиять. Верно лишь то, что по сравнению с заграницей школьное образование в Германии на протяжении всего прошлого столетия находилось на необычайно высоком уровне. И большую логическую ошибку совершают те, кто, стремясь опровергнуть этот факт, приводят в качестве примера английские колледжи. Ибо результаты преподавания в них обусловлены тем, что учиться в колледжах имели право лишь представители правящего слоя английского народа. Напротив, немецкие школы уделяли внимание всем слоям населения, и среднюю успеваемость их учеников ни в коем случае нельзя сравнивать со средней успеваемостью в английских колледжах. И все же нужно добиться того, чтобы благодаря реформированию всей системы школьного образования учащиеся немецких школ показали гораздо лучшие результаты в учебе и поведении, чем ученики английских колледжей. С этой целью он и велел создать национал-политические воспитательные учреждения, именуемые теперь «имперскими школами».
И, создавая «имперские школы», он приказал им руководствоваться следующим принципом: отбирать среди всех слоев германского народа элиту мальчиков и девочек и воспитывать их в надлежащем духе. Воспитание должно ставить перед собой цель сделать их тела крепкими, характеры твердыми, а умы гибкими. Эту цель он надеется достигнуть с помощью направленных им в «имперские школы» учительских кадров. Ибо эти учителя вместе с учениками проходят труднейшие этапы обучения, вместе с ними прыгают с парашютом и водят автомобили и мотоциклы.
И то, что с помощью «имперских школ» можно добиться совершенно выдающихся результатов в деле воспитания немецкой молодежи, стало ему ясно после Олимпийских игр в Берлине. В то время как обучавшиеся в колледжах англичане завоевали лишь 8 золотых медалей, молодые немецкие спортсмены добыли 33 медали. Как же еще дать немецкой молодежи спортивную закалку, если не предоставить ей возможность пройти курс общего обучения в «имперских школах», в которых спорт всячески приветствуется.
76
12.04.1942, воскресенье, вечер
«Волчье логово»
Просматривая список нового состава совета министров Болгарии, фюрер заметил, что многие видные болгарские деятели получили в Германии степень доктора или диплом инженера. Он поэтому считает, что было бы целесообразно облегчить иностранцам получение этих степеней и дипломов. Любой иностранец, обучавшийся в немецких университетах и уезжающий домой с полученными в Германии степенью доктора или дипломом инженера, никогда больше в своей жизни не будет пытаться навредить нам.
Со временем целому ряду университетских городов, таких, как Эрланген, Гисен, возможно, Вюрцбург, будет трудно выжить. И привлечение в них иностранных студентов не повредит. Но прежде всего нужно позаботиться о надлежащей опеке над иностранными студентами в Гейдельберге, поскольку Гейдельбергский университет пользуется особенно хорошей репутацией в англосаксонском мире.
За ужином шеф заметил, что, извещая о чем-либо союзников, нужно быть крайне осторожным. К сожалению, и в отношении итальянцев он убедился в том, что они недостаточно соблюдают секретность, если только его сообщения не затрагивают непосредственно их интересов. Итальянцы тоже в таких случаях не колеблясь делают в прессе намеки о планах на будущее. Он поэтому рассказывает союзникам лишь то, что им необходимо знать, и лишь в тех случаях, когда это действительно необходимо. В остальном же он заставляет их блуждать в потемках, и, если они пытаются расспросами побудить его занять какую-то определенную позицию, он всегда дает им уклончивые ответы.
Здесь многому можно научиться у англичан, а именно тому, как не надо поступать. Ибо нигде в мире печать не выбалтывает столько своими намеками на сведения из «хорошо информированных кругов», как в Англии. Да, в Англии болтливость прессы заходит настолько далеко, что, к примеру, правительство, считаясь с ее влиянием на общественное мнение, даже дало себя уговорить на проведение высадки в Норвегии, хотя это никак не согласовывалось с общей стратегией Англии в войне[1]. Русские в этом отношении ведут себя гораздо более умело. Не говоря уже о том, что в их печати ни слова не сообщается об их военных планах, они также тщательнейшим образом скрыли все, что хоть как-то связано с их военной мощью. Вся война с Финляндией в 1940 году — равно как и вступление русских в Польшу[2] с устаревшими танками и вооружением и одетыми не по форме солдатами — это не что иное, как грандиозная кампания по дезинформации[3], поскольку Россия в свое время располагала вооружениями, которые делали ее наряду с Германией и Японией мировой державой.
После ужина шеф высказался в том смысле, что лишь благодаря целому ряду случайностей и счастливых обстоятельств ему удалось вернуть германскому народу множество подлинных художественных шедевров. Только для музея в Линце он смог приобрести 1000 картин Старых мастеров, главным образом голландской и фламандской школы, но также некоторые картины Леонардо да Винчи, Швинда, Фейербаха и т. д.
Кроме того, он купил их в те времена, когда еще никому даже в голову не приходило покупать мастеров XIX века, так что он смог выставить из в Линцском музее в зависимости от стиля и направления, например отведя главный зал под картины Дефреггера, а в соседних залах повесив наиболее удачные полотна его учеников или тех художников, кто в своем творчестве подражал его манере. И каждый желающий изучать живопись XIX столетия должен со временем непременно посетить галерею в Линце, ибо только там можно будет найти ее полное собрание.
Старых мастеров ему удалось заполучить в основном после конфискации имущества евреев на территории рейха или же путем заключения торговых сделок вырвав их из еврейских рук. Уникальные сокровища Эрмитажа также считались частью еврейской собственности и были приобретены им после того, как русские евреи из Москвы продали их в США, а американские евреи сбыли их в Голландию[4]. К сожалению, из 60 полотен Рембрандта там оказалось только 7. Он купил их за 9 миллионов рейхсмарок, выплатив долг одной обанкротившейся еврейской фирме.
Очень трудно провести учет произведений искусства, оказавшихся в руках евреев, поскольку они приобретали их исключительно для себя и в отличие, например, от графа Шака[5] не выставляли их в специально созданных для этого галереях, где публика могла бы восхищаться ими. Но среди конфискованного в Германии еврейского имущества не было ни одного произведения «дегенеративного» искусства. При этом евреи с помощью своей прессы настолько испортили художественный вкус всего остального человечества, что он — шеф — даже сумел продать за границу картины с выставки «Дегенеративное искусство» и провернуть тем самым грандиозную сделку, ибо в обмен на омерзительную пачкотню он получил 5 картин итальянских мастеров.
Евреи бы никогда не сумели скупить столько шедевров, если бы к художникам относились в Германии с большим пониманием и сочувствием. Шинкель за свой многолетний труд над проектами дворца Гогенцоллернов в Крыму[6] — впоследствии они ко всему прочему вообще захотели жить в другом замке — получил всего лишь табакерку. Созданный другим художником после многих лет работы проект памятника Бисмарку был отвергнут. И нужда заставляла художников заключать договора, согласно которым они обязались отдавать все свои произведения в принадлежащие евреям антикварные магазины. Слава богу, к художнику теперь относятся совершенно по-другому. Так, он, шеф, к примеру, позаботился о том, чтобы налоговые вычеты из ежегодного дохода Арно Брокера[7] в 1 миллион составляли не более 15 %.
77
13.04.1942, понедельник, вечер
«Волчье логово»
Шеф принимал сегодня гроссадмирала Редера[1], и поэтому обедать пришлось без него, а ужин отложить до 22 часов.
За ужином он вкратце затронул проблему самолетостроения и подчеркнул, что корпуса наших истребителей лучше английских, но моторы хуже. Но поскольку на Украине (в Никополе) мы теперь располагаем достаточным количеством марганцевых руд, то нужно сделать так, чтобы сплавы стали, используемые в нашем моторостроении, были по качеству не хуже английских.
Но было бы глупо, подражая англичанам, конструировать мотор мощностью 1800 лошадиных сил. Напротив, нужно с самого начала стремиться создать мотор мощностью 3000 лошадиных сил и в течение года попытаться избавиться от неизбежно присущих любому типу мотора «детских болезней». Большой скачок полностью оправдает себя и избавит от проведения крупномасштабных конструкторских работ на 4 или 5 стадиях с постепенным увеличением мощности мотора с 1400 до 1800 лошадиных сил и т. д. вплоть до 3000.
Разумеется, при таком большом скачке разработка мотора нового типа потребует много времени. Конструкторские работы над «фольксвагеном» длились чуть ли не 4 года; во время пробных поездок он проходил свыше 40 000 и даже свыше 80 000 километров в условиях постоянных испытаний мощности двигателя при огромных перегрузках, и после того, как будет использован накопленный во время войны опыт, немецкий народ получит автомобиль, равного которому нет[2].
В заключение шеф приказал продемонстрировать ему новый выпуск «Вохеншау», который не вызвал у него никаких возражений.
17.04.1942, пятница
«Волчье логово»
Если я здесь, в ставке фюрера, не выступаю в качестве активного собеседника, а, наоборот, веду себя очень сдержанно, то это не в последнюю очередь объясняется стремлением получить как можно более полное представление о всей здешней жизни. Ибо количество интересных людей вокруг фюрера весьма значительно: обладающий представительной внешностью маршал Кейтель, крестьянин в генеральном мундире с необычайно изысканными манерами дипломата; далее начальник штаба оперативного руководства генерал Йодль, который, несмотря на признаваемые всеми большие способности, подобно фюреру, держится скромно и своими остроумными замечаниями очень оживляет беседу; посланник Хевель, живой и веселый уроженец Рейнской области, который вместе с фюрером сидел в крепости, находится в плохих отношениях с министром иностранных дел и знает множество анекдотов и историй про Индию, которые он превосходно рассказывает. Далее, профессор Гофман, который устраивает для Гитлера выставки в Доме немецкого искусства. Он часто показывает мне фотографии. К сожалению — так он сказал мне, — среди нынешних художников, несмотря на все покровительственное к ним отношение, пока еще не объявился гений, подобный Менцелю, Каульбаху, Швинду и т. д. Лишь среди скульпторов выделяются два выдающихся мастера — Арно Брекер в Берлине и Торак в Мюнхене, — оба они получили от государства мастерские.
78
18.04.1942, суббота, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф завел разговор об Англии. Он заявил, что Англия застряла в викторианской эпохе и никак не может найти политические контакты с современной жизнью. Единственный, кто перед первой мировой войной осознал, какие исторические предпосылки необходимы для сохранения Англией своих позиций в мире, был Сесиль Родс. Но поскольку к его советам не прислушались и отказались от сотрудничества с Германией, Англия ради «сохранения своего положения ведущей морской державы» вступила в первую мировую войну и добилась лишь того, что получила в лице США конкурента (10:10), а в лице Японии — государство, также стремящееся построить мощный морской флот (6:10)[1].
В наши дни англичанин из того же упрямства объявил войну Германии, чтобы окончательно потерять свои позиции в мире. При этом ни у одного народа не было такой возможности получить полную информацию о Германии, как у любящих путешествовать англичан. Из 600 000 иностранцев, посетивших перед войной Баварию, три четверти составляли англичане. И поэтому когда они, в мирное время восхищавшиеся нашими Байройтскими фестивалями, нашими операми и театрами, теперь во всем мире клевещут на нас, обвиняя в варварстве, то это есть лишь доказательство их лицемерия. Ни одна раса в мире не лжет и лицемерит так, как англичане, когда речь идет о политическом интересе. Никто не сравнится с ними в умении с искренним видом лгать во всем, что касается религиозных проблем, хотя любая религия им претит, и только мы ежегодно тратим на церковные нужды 900 миллионов. Даже их архиепископ Кентерберийский в первую очередь не священнослужитель, а политик[2].
Но как бы смогли англичане иначе властвовать над своей империей с ее 50 миллионами жителей, не будь они такими великими лжецами? И если они действительно — как все время они заявляют — хотят дать индийцам свободу и возродить их культуру, то они должны уйти из Индии. Подобно гётевскому Рейнеке-Лису, они будут лгать и лицемерить до последней минуты. И не в последнюю очередь мужество для этого дает им их совершенно немыслимое национальное самосознание, позволяющее считать свой английский народ капитаном мирового корабля.
Так и немецкий народ, если он хочет и должен занимать достойное место в мире, обязан научиться быть честным только по отношению к самому себе, а всем остальным народам, например чехам, подобно англичанам, лгать с самым искренним видом вместо того, чтобы везде и всюду из-за своей честности наживать себе врагов.
И если выяснилось, что среди английских военнопленных, которых мы недавно захватили во время нападения англичан на нашу базу подводных лодок в Сен-Назере, существует известный разлад, то объясняется это отнюдь не разногласиями во мнениях между пронемецки и просоветски настроенными англичанами. Их разделяет степень враждебного отношения к евреям, то есть некоторые из них поняли, кто истинные виновники этой войны, и все же молчат и принимают в ней участие. Тут нужно подключить нашу пропаганду, например указать на то, что евреи «подпортили» также родословную министра Криппса.
79
19.04.1942, воскресенье
«Волчье логово»
Из-за того, что сегодня за столом шефа присутствовали Гиммлер со своими людьми и Шпеер со своим так называемым эскортом из 10-12 инженеров и промышленников, ничего особо интересного не происходило. Доктор Кеппен[1] рассказал мне во время прогулки о событиях, предшествовавших 19 декабря 1941 года[2]: Браухич и еще несколько генералов рекомендовали остановиться на линии Днепра и попрекали фюрера за невнимание к продвижению войск по направлению к Москве. Шум скандала был слышен в офицерском клубе, когда Гитлер в ответ на это напомнил им о великих успехах, достигнутых по ту сторону Днепра, и заявил о своей вере в то, что германский солдат выстоит, несмотря на зимние холода.
80
Ночь с 19 на 20.04.1942, воскресенье
«Волчье логово»
Полночь. Празднование дня рождения шефа. Я впервые вижу здесь шампанское. Шеф отсутствует, он — после того как проработал весь вечер — около 23 часов удалился к себе.
Маршал Кейтель в поздравительной речи призвал нас всех своими слабыми силами поддержать «гениального полководца». Для меня интереснее всего то, что офицер генерального штаба, представляющий в ставке фюрера военно-исторический отдел ОКВ, полковник Шерф, дарит всем книгу «Гений как он есть» — сборник цитат о сущности гения, явный намек на Гитлера.
Капитан фон Путткамер, адъютант Гитлера от военно-морского флота, рассказал, что Редер (в течение 14 лет командовавший военно-морскими силами) хочет уйти в отставку[1], поскольку его постоянно впутывают в дела морского транспорта и не желают назначить сильного человека в ведающий этими вопросами отдел имперского министерства транспорта. Верят лживым отчетам такого человека, как директор Блом[2] (установка новых двигателей на линкоре «Гнейзенау»[3]), хотят направлять корабли то на Черное море, то на Ладожское озеро[4], не желают серьезно относиться к сообщениям о затонувших подводных лодках, хотят использовать их против союзных конвоев в Северном Ледовитом океане и т. д. Его преемниками могут стать лишь сорвиголова Карле[5] и главнокомандующий подводным флотом Дёниц; но последнего просто некем заменить на его посту.
За другим столом унтерштурмфюреры СС из автомобильной команды ворчат, что их обходят при присвоении очередных званий, хотя они возят царя Бориса и тому подобных высокопоставленных деятелей и поэтому на них возложена большая ответственность. Мне понравилось, как группенфюрер Шауб[6] — хотя он уже выпил несколько стаканов — с раскрасневшимся лицом указал этим парням на их нетактичное поведение и сказал, что это еще не повод для повышения в чине; любой шофер отвечает за жизнь пассажира, и от любого шофера, естественно, ожидают умения водить автомобиль.
Интересные вещи, относящиеся к сфере высокой политики, рассказали Шульце (офицер по особым поручениям Гитлера), Габриэль (адъютант Кейтеля) и Лоренц:
а) бывший министр иностранных дел Японии Мацуока во время своего визита в Берлин заявил шефу, что тот может всецело положиться на его страну;
б) посол Осима своими многократными прошениями об отставке в решающей степени способствовал тому, что Япония 7.12.1941 года — когда на нас обрушились зимние метели и натиск русских, то есть мы оказались «по уши в дерьме», — вступила в войну и облегчила наше положение[7]. Шеф при получении сообщения об этом от радости ударил себя по ляжке и почувствовал такое облегчение, что — как бы сбросив с себя огромную тяжесть — рьяно принялся объяснять присутствующим сложившуюся в мире новую ситуацию;
в) шеф получил от Лоренца информацию о полете Гесса в Англию во время беседы за чашкой чая у камина и тут же лично продиктовал первое сообщение для печати. Он до сих пор высказывает недовольство по поводу того, что его не извещали о предшествовавших бегству самовольных пробных полетах Гесса. Шеф считает невозможным возвращение Гесса в Германию, поскольку здесь его ожидают или сумасшедший дом, или расстрел, так что ему придется начинать новую жизнь где-нибудь за рубежом.
81
20.04.1942, понедельник, день
«Волчье логово»
Весь день только и разговоров, что о праздновании дня рождения шефа. В офицерском клубе даже в подсобных помещениях празднично накрытые столы, на них скатерти и цветы. Сегодня нас потчуют отбивными, краснокочанной капустой, картошкой и различными соусами, а на десерт подают фруктовый салат. А тех, кто служит в экспорте и аналогичных подразделениях, угощают повсюду одним и тем же вином («Писпортер Гольдтропхен»), а к обеду им полагается чашка натурального кофе. На ужин: жареная картошка с ветчиной и салат из спаржи. Просто великолепно, и лишь Гитлеру не дано разделить радость вместе со всеми, ибо он не притрагивается ни к мясу, ни к вину.
Когда Гитлер утром вышел из своего бункера, люди из его окружения выстроились у входа, чтобы поздравить фюрера. Затем пришли дети из соседних деревень, которые со своими букетами цветов смогли пройти сквозь все заграждения; как же радовался Гитлер, вглядываясь в их сияющие глаза! Дети пришли уже утром, и поэтому Шульце приказал посадить их в броневик и все оставшееся до встречи с Гитлером время возить взад-вперед, чтобы они, снедаемые любопытством, не шныряли по территории ставки и не будоражили охрану. Увидев Гитлера, они стремительно бросились к нему, и самым маленьким из них даже пришлось ухватиться за галифе его брюк. Они никак не хотели отпускать его и все рассказывали и рассказывали ему о своих куклах и игрушках.
Поздравить прибыли Геринг, Редер, Риббентроп, Ламмерс и пр., а также несколько мальчиков и девочек из «Гитлеровской молодежи» и «Союза германских девушек», которые — их привел Шульце — молодцевато отрапортовали, преподнесли букеты цветов и произвели здесь самое лучшее впечатление.
Вечером шеф одобрил выпуск «Вохеншау», в котором впервые были показаны укрытия для подводных лодок.
82
22.04.1942, среда
«Волчье логово»
Именно потому, что я «внутренне независим», моя деятельность здесь представляет интерес. А то ведь уже на уровне шоферов начинается гонка за новыми лычками, за повышением в звании и окладе и т. д.
Несколько слов о действительно великолепных кадрах адъютантуры фюрера. Главный адъютант — генерал-майор Шмундт, безусловно, один из самых молодых немецких генералов, человек блестящего ума, в котором чувствуется школа генерального штаба. При этом у него удивительно приятные манеры, и он, несомненно, представляет собой идеал воспитателя будущих офицеров.
В задачу Шмундта входит сблизить фюрера с теми кругами в вермахте, которые уже в силу своего происхождения и воспитания в достаточной степени сдержанно относятся к национал-социализму. Вместе с генералом Йодлем генерал Шмундт поручился своим честным словом, что генералитет и старший офицерский состав, несмотря на политическую пассивность, лояльно выполняет свой солдатский долг. Так вермахт был избавлен от чисток а-ля Сталин, несмотря на недоверчивое отношение Гитлера и постоянно выдержанные в крайне негативном духе донесения службы безопасности и партии, из которых меня особенно озадачил компромат на главнокомандующего резервной армией генерала Фромма[1], ближайшего сотрудника Кейтеля.
Капитан фон Путткамер и майор военно-воздушных сил фон Белов вот уже свыше 5 лет служит под началом фюрера. При их ровном характере и уверенной и вместе с тем очень сдержанной манере поведения неудивительно, что они, вероятно, превосходнейшим образом ориентируются в ситуации, сложившейся в их родах войск. И то, что военно-морской флот под командованием гросс-адмирала Редера получил возможность спокойно и весьма успешно развиваться, — это не в последнюю очередь благодаря Путткамеру и объясняется тем, что он всегда в курсе дела и пользуется доверием фюрера.
Третий адъютант, майор Энгель (представитель сухопутных войск), — типичный войсковик, бойкий, веселый, и поэтому он здесь всеми особенно любим. Но, подвергая многое сомнению, он наводит страх на «омаразмевших» генералов, поскольку наделен здравым смыслом, практичен, очень активен и точно знает, как нужно докладывать фюреру. Даже маршалу Кейтелю, которого он называет «толстячком» и который постоянно лавирует между вермахтом, Гитлером и партией, приходится остерегаться, как бы тот мимоходом брошенными замечаниями не поставил его в тупик. И генерал Гальдер — по мнению Энгеля, очевидно, лишь превосходный теоретик — после оперативного совещания не остается обедать или ужинать, а из осторожности сразу же уходит[2].
Рейхсляйтер[3] в связи с рождением девятого ребенка получил множество поздравительных телеграмм, в том числе от отца четырех славных мальчиков. Вообще — по словам Гитлера, — нужно стремиться к тому, чтобы в каждой семье было не меньше четырех детей, ибо война прошлась по всем поколениям и очень горько все время читать в газетах, что погиб «единственный сын».
83
22.04.1942, среда, полдень
«Волчье логово»
Сегодня за обедом шеф обратил внимание на начавшийся процесс гибели культуры, который, судя по сообщениям американской печати, наметился во всех сферах культурной жизни США.
В этой связи он помимо всего прочего указал на закрытие «Метрополитен-опера» и заметил: было бы неверно предполагать, что закрытие крупнейшей американской оперы объясняется исключительно финансовыми трудностями.
Подлинная причина этого в отсутствии сил, способных поддерживать высокий уровень репертуара. Тот, кто разбирается в оперном искусстве, знает, что все значительные оперы созданы немецкими, итальянскими или французскими композиторами и фактически лишь немецкие и итальянские актеры в силу соответствующей подготовки могут воспроизвести их на сцене. Но поскольку о приглашении немецких и итальянских певцов в настоящее время не может быть и речи, американское ведомство, ведающее культурой, очевидно, не в состоянии с помощью имеющихся в его распоряжении американских певцов сохранить труппу, способную выступать на сцене.
Он считает, что было бы правильно, если бы пресса уделяла особое внимание этой проблеме, поскольку она показатель состояния умов и культурного уровня США. Культура вопреки надеждам американцев вовсе не та вещь, которую человек получает при рождении и которую можно легко заимствовать, но продукт творчества людей, на протяжении многих поколений усваивающих и в неустанном стремлении совершенствующих ее; она — завещание гениев, ее холило и лелеяло великое множество людей, наделенных хорошим вкусом и получивших настоящее образование.
Сегодня за обедом шеф рассказал о препятствиях, стоявших на пути перевооружения Германии.
Одно из первых обсуждений проблемы перевооружения проходило в 1933 году с тогдашним президентом рейхсбанка доктором Лютером[1], ибо без средств Рейхсбанка при тогдашнем дефиците государственного бюджета в 2,7 миллиарда и соответствующих бюджетных дефицитах земель нечего было даже думать о том, чтобы приступить к работам в области вооружений.
Во время этого совещания он объяснил доктору Лютеру, что, если Германия не перевооружится и не вернет свою прежнюю военную мощь, ее ждет полный крах. После того как он в ходе двухчасовой беседы изложил доктору Лютеру свои планы, касающиеся перевооружения, доктор Лютер заверил его, что как человек, озабоченный судьбой нации, окажет ему помощь и выделит из средств Рейхсбанка 100 миллионов.
Сперва ему показалось, что он ослышался, поскольку он предлагал наличие у финансиста определенных представлений о том, сколь велики могут быть расходы в области вооружений. Когда же Лютер в ответ на его повторный вопрос назвал ему ту же цифру, он обратился к рейхспрезиденту с просьбой сместить его с этого поста. Но это оказалось далеко не так просто, ибо германский Рейхсбанк считался тогда еще международным финансовым институтом.
Он поэтому решил полюбовно договориться с Лютером и заявил ему, что у того формально есть право, несмотря на отсутствие всякой основы для сотрудничества между ними, сохранить за собой эту должность, но он, шеф, обладает властью и, если того потребуют государственные интересы, не колеблясь использует ее против него. Следуя хитрому совету Мейснера, он предложил Лютеру в случае добровольной отставки пост посла в Вашингтоне, поскольку он там уже не сможет навредить. После того как Лютеру пообещали еще и дополнительную годовую пенсию в 50 000 марок, он. выразил готовность примириться с таким решением проблемы и с благочестивым видом заявил, что лишь чистой воды патриотические чувства побудили его пойти навстречу пожеланиям шефа.
Он, шеф, таким образом, за деньги получил возможность назначить президентом Рейхсбанка человека с мировым именем. Это был Шахт.
Шахт признал, что без выделения миллиардных сумм любая попытка перевооружить Германию просто смехотворна. Он поэтому не возражал против суммы, доходящей до 8 миллиардов, хотя, как только назвали эти цифры, у имперского министра финансов Шверин-Крозигка[2] возникли сомнения. К сожалению, генерал-полковник Бломберг[3] поступил тогда очень необдуманно и проболтался, что для первой стадии перевооружения помимо 8 миллиардов требуется еще 12. Из-за этой болтливости Бломбергу пришлось выслушать от него серьезные упреки. Поскольку финансовые эксперты сплошь и рядом мошенники, не было ни малейшего основания быть с ними до конца откровенными и называть им точные цифры. Напротив, было бы гораздо легче раздобыть еще миллиарды, если получать нужные суммы частями. Ибо в этом случае они всегда смогли бы оправдаться перед самими собой и — если бы все сорвалось — также и перед общественностью тем, что их обманули.
Для такой личности, как Шахт, характерно то, что из 8 миллиардов он с самого начала удержал под ссудный процент полмиллиарда. Он великий мастер по части околпачивания. Именно блистательные способности в искусстве обмана других людей сделали его в свое время незаменимым. Накануне каждого заседания правления Международного банка в Базеле половина банкиров осведомлялась, примет ли Шахт в нем участие. И, лишь получив в этом заверение, евреи-банкиры всего мира съезжались туда. При этом трюки, которые проделывал Шахт, свидетельствуют, что умный ариец может и в этой области превзойти еврея.
Именно Шахт выступил инициатором позднее осуществленного плана обесценить продаваемые за рубежом или же помещенные там в виде репарационных платежей немецкие ценные бумаги, затем скупить их через посредников за 12-18 процентов стоимости, вынудить германских промышленников купить их по номиналу и на вырученные нами таким образом 80 и более процентов осуществить бросовый экспорт, который принес нам свыше трех четвертей миллиарда валюты.
Он ставит в заслугу Шахту и то, что он никому не сказал о создании этого валютного фонда. Ибо возникали различные ситуации, когда разглашение сведений об этом фонде повлекло бы за собой все мыслимые и немыслимые нападки на него. Он вспоминает времена, когда было неизвестно, из каких средств платить зарплату чиновникам, или ситуацию, когда катастрофический дефицит резины буквально взывал принять хоть какие-нибудь меры. О наличии этого фонда он сам объявил лишь в 1938 году, когда стала уже совершенно очевидной необходимость этой войны. Ибо в тот момент ему было ясно, что все будущие участники войны попытаются скупить на мировом рынке все, что только можно. И тот, кто не израсходует свой валютный и золотой запасы на вооружения, вынужден будет смириться с тем, что в его распоряжении останутся лишь бесполезные бумаги или металлы. Он поэтому дал Функу[4] задание немедленно начать скупать на эту валюту отсутствующее у нас стратегическое сырье.
Шахта, несмотря на все его заслуги, он уже не мог использовать, ибо тот так ликовал по поводу каждой стомарковой банкноты, которую ему удалось путем обмана выманивать у другого, что Шахт в конце концов начал применять свои масонские методы[5] и в отношении шефа, очевидно спутав его с масоном.
Шеф держит Шахта на всякий случай для переговоров с заграницей, и об этом свидетельствует тот факт, что он, дав ему — по его словам — хорошую «накачку», поручил вести переговоры с государственным секретарем США Самнером Уэллесом во время его визита в Германию в 1939 году[6]. Кстати, Шахт единственный, кто в своих письмах к нему называет его «глубокоуважаемый господин Гитлер», а не «мой фюрер» и пишет в конце «С наилучшими пожеланиями, преданный Вам Шахт», а не так, как принято, — «Хайль Гитлер» или «С германским приветом».
84
23.04.1942, четверг, полдень
«Волчье логово»
За обедом рейхсфюрер СС завел разговор об изданном им два года назад приказе по частям и службам СС, в соответствии с которым каждый здоровый эсэсовец обязан позаботиться о продолжении своего рода[1].
Учитывая, сколько войска СС потеряли в этой войне молодых и еще не женатых бойцов, он очень доволен тем, что в свое время издал этот приказ. Благодаря ему люди передадут свою кровь потомству.
Шеф заявил в этой связи, что явно чувствуется, насколько присутствие войск СС в Берхтесгадене благотворно сказалось на освежении крови жителей этой местности. Из-за того, что доброкачественные слои населения покинули эту местность, он, когда приступил к сооружению «Бергхофа», обнаружил здесь такое смешение кровей и рас, что всей душой возжелал привнести в нее свежую кровь. И если теперь в округе вновь бегает множество крепких и здоровых детей, то это заслуга лейб-штандарта СС. Поэтому вообще нужно туда, где состав населения не отличается чистотой крови, посылать элитные войска. Уже через 10-20 лет войска СС, подобно лейб-штандарту, воспринимают возложенную на них обязанность производить на свет детей как свой долг перед народом.
Именно сейчас, когда приходится беречь нашу ценную кровь, мы должны особенно близко к сердцу воспринять необходимость сохранить «род». И в Мазурский край, и в Баварский лес также без колебаний нужно направить отборные войска.
За обедом шеф заявил, что, если немецкий народ хочет занять достойное место в истории, он должен остаться именно народом-солдатом.
Если же из-за этого произойдет чрезмерный отток рабочей силы из экономики, то тогда нужно забрать рабочую силу из подвластных немецкому народу стран и заставить ее работать на нас.
Немца нужно воспитывать в трудных условиях, но одновременно не лишать его здоровых радостей жизни. Если немец, будучи солдатом, готов беспрекословно умереть, то пусть же ничто не стесняет ему свободу любить.
Война и любовь неразрывно связаны друг с другом. И обыватель, который недовольно бурчит по этому поводу, пусть довольствуется тем, что останется. С церковной доктриной отказа от любовных радостей солдата знакомить нельзя, если хочешь сохранить у него боевые качества. Так и так разумный человек будет лишь смеяться, узнав, что такой святой католической церкви, как Антоний, хотел лишить людей возможности получить величайшее наслаждение, «умерщвляя свою плоть самобичеванием арапником».
Далее нужно помнить, что, если немецкий народ хочет остаться народом-солдатом, он не должен давать в руки жителям завоеванных или оккупированных им территорий оружия. Секрет мощи Древнего Рима заключался в том, что во всей Римской империи только тот, кто пользовался правами римского гражданина, мог носить оружие. Насколько право носить оружие воспитывает в человеке гордость и достоинство, можно показать на примере чехов, какими они были до 1938 года и какими являются теперь, когда они просто олицетворяют собой рабскую покорность.
Если Англия в Индии потерпела крах, то это объясняется исключительно тем, что у нее нет больше сил править там так, как подобает народу-завоевателю. Англичане слишком уж переоценили свою историю последних десятилетий и перестали строго следовать той мудрости, которая родилась в эпохи их исторического величия. И если он считает американцев парвеню, когда они пытаются похваляться перед всем миром своей историей, то и англичане в его глазах лишь хвастуны и нахалы, если они считают, что 300 лет их истории, на протяжении которых к ним стали относиться с вниманием, дает им право с презрением взирать на тысячелетний Германский рейх и его историю.
Наша история восходит к Арминию или по меньшей мере к Теодориху и в лице германских императоров дала миру поистине великих людей. И хотя эти императоры выступали носителями идеи единой Германии, память о них в значительной степени стерта временем, так как древнюю германскую государственную историю после XV века преподавали фактически в основном в Австрии. Во всех других землях историю Германии после XV века намеренно предали забвению, предпочитая изучать историю отдельных династий и их провинциальных интересов. Поэтому задача немецких историков — первым делом вновь оживить в памяти нашего народа образы германских императоров и в ярких красках изобразить их — например, в борьбе с римскими папами.
Какой выдающейся личностью, к примеру, был Рудольф фон Габсбург, избирая которого, представители высших сословий полагали, что возводят на престол полное ничтожество. Когда он, желая привлечь на свою сторону церковь, как бы символически помог попу сесть на лошадь, это было очень ловким пропагандистским ходом, делающим ему честь. Ибо как только его избрали, он с непоколебимой решимостью принялся отстаивать имперские интересы, пренебрегая церковными. Так, он:
1) на всякий случай сделал некоторые земли своими наследственными владениями,
2) образумил короля Богемии Отокара,
3) возродил единую Германскую империю. Точно так же католическая церковь ошиблась в сицилийце Фридрихе II, ибо этот германский император, которому был 21 год, воссоздал рейх.
Ссылаясь на полемику с католической верой, шеф заявил: тот, кто свято верит в это, должен отказаться от земных радостей, поститься и (поскольку земля — это «юдоль печали») руководствоваться лишь желанием как можно быстрее уйти в мир иной. Но нет: высшее духовенство стремится как можно дольше оставаться в этой юдоли.
Они вообще умеют внушить мысль, что нужно судить по их словам, а отнюдь не по их делам. К примеру, во время шествия люксембургских «прыгунов» впереди вальяжно вышагивает поп, а его «паства» под монотонное пение «Бим-бам» должна прыгать как оголтелая, пока у них пена у рта не выступит, разве что кто-то из них за 10 франков наймет человека, который будет прыгать за него и тем самым обеспечит ему отпущение грехов.
В то время как Кемаль Ататюрк запретил в Турции орден дервишей, у нас такие — используя частью древние германские обычаи, например хождение вокруг поля, — плодятся и множатся под покровительством католической церкви.
Исповедующие католицизм наши современники готовы даже ради получения индульгенции лизать бюст святого Петра в Линце, невзирая на опасность подцепить какую-нибудь заразу во время такого рода действия.
Очевидно, нужно заставить попов как-нибудь вновь проползти под коронационным креслом в Аахенском соборе, выражая тем самым свою преданность фюреру Германии, дабы они осознали, что наших современников нельзя заставлять таким вот образом валять дурака.
85
23.04.1942, четверг, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф заявил, что будет особенно рад как-нибудь еще раз встретиться с дуче и обсудить актуальные политические и военные проблемы[1].
Если он необычайно высоко ценит дуче, то прежде всего потому, что ему как государственному деятелю некому было подражать. На развалинах пришедшей в полный упадок Италии он пропагандировал идею новой государственности и с помощью этой идеи сумел привлечь весь народ на свою сторону.
Их период борьбы имеет очень много общего с нашим, ведь борьба стоила фашистам только в одной Вероне 6600 убитых[2]. Кроме того, дуче как никто распознал опасность большевизма и действительно отправил на Восток 3 боеспособные дивизии. Дуче лично заверил его в том, что у него нет никаких сомнений относительно того, что произойдет, если по Европе пройдется русский паровой каток с его сверхмощным мотором, и он твердо убежден; если бы не его — шефа — вмешательство, предотвратившее русскую опасность, Европа оказалась бы на пороге гибели.
Поэтому для него, шефа, просто невыносимо видеть дуче на вторых ролях, когда он с ним встречается где-нибудь в Италии и весь итальянский двор тоже торчит там. И все те приятные сюрпризы, которые дуче приготовил для него, испорчены этой армией надменных родовитых бездельников, их присутствием и пустопорожней болтовней.
Даже такое радующее глаз зрелище, как танцы сказочно красивых студенток Флорентийской академии, эти кретины попытались ему испортить своими гадкими замечаниями. Но он их так отбрил, что больше уже никто не мешал выступлениям девушек.
И наконец, ему, шефу, не доставляет ни малейшего удовольствия все время сидеть с уродливыми дамами итальянского двора, учитывая к тому же, что именно этот двор за многие годы фашизма все время мешал дуче в его работе и сейчас еще заигрывает с Англией. При этом ничто более внятно не говорит о человеческом качестве этих аристократов, как тот факт, что, к примеру, наследница итальянского престола[3] даже не смогла попотчевать его горячим обедом. Да самая бедная немецкая женщина, которую он посещал в ее квартире, считала делом чести угостить его не только изысканными, но и хорошо подогретыми кушаньями. Но подобно тому как эти выродившиеся отпрыски древних княжеских родов в решении любых практических проблем показали себя полными ничтожествами, так и здесь они оказались не на высоте.
Но какое же наслаждение беседовать с такой умной и очаровательной женщиной, как Эдда Муссолини![4] Насколько такая женщина отличается от всех прочих, доказывает уже тот факт, что она решила добровольно уйти медсестрой на Восточный фронт, где сражаются итальянские дивизии, и уже отправилась туда.
86
24.04.1942, пятница, полдень
«Волчье логово»
24.04 в полдень шеф упомянул за едой, что пока считает самыми решающими ситуациями в этой войне оккупацию Норвегии в 1940 году и оборонительные бои против Советов этой зимой.
Оккупации Норвегии он придает такое выдающееся значение потому, что до сих пор кажется странным, как это мощному английскому флоту не удалось предотвратить или обречь на неудачу эту операцию, которую обеспечивали значительно уступавшие ему по численности германские военно-морские силы. Если бы тогда не удалось оккупировать Норвегию, то наши подводные лодки не смогли бы добиться таких успехов. Не имея тыловой базы на Атлантическом побережье Норвегии, наши подводные лодки не смогли бы блокировать порты Средней и Северной Англии; нечего было бы даже думать об операциях в Северном Ледовитом океане. Лишь когда высадка в Норвегии увенчалась успехом, стало ясно, насколько германскому верховному командованию в годы Мировой войны не хватало решимости и дальновидности. Теперь кажется просто странным, что главное морское сражение первой мировой войны произошло в проливе Скагеррак[1], который ныне служит для связи с контролируемыми нами морскими районами.
И если верховное командование в годы первой мировой войны в этом отношении показало свою полную несостоятельность, то это не в последнюю очередь объясняется тем, что осуществление программы строительства германского военно-морского флота не стало кровным делом всего народа. Он хорошо помнит, как трудно было в 1912 году в Мюнхене достать книгу о морском флоте или колониях.
Поэтому, приступая после прихода к власти к возрождению военно-морского флота, он сразу же приказал обеспечить пропаганду этого нового дела. Лишь ему удалось превратить наш маленький военно-морской флот в род вооруженных сил, заслуживший сердечную привязанность всего народа. Одновременно это послужило наилучшей гарантией того, что старые линкоры — их в начале 20-х годов забрали с корабельных кладбищ и вновь поставили в строй — были заменены новыми кораблями, которые были сконструированы с учетом опыта современного кораблестроения и экипажи которых комплектовались из жителей не только прибрежных районов, но и всех германских гау.
Вехами этого великого пути стали строительство «Эмдена», затем первых 12 современных торпедных катеров, потом трех крейсеров с названиями на букву «К» («Кёльн», «Карлсруэ», «Кенигсберг»), за которыми последовали корабли класса «Германия» и океанские корабли.
87
24.04.1942, пятница, вечер
Специальный поезд фюрера,
маршрут «Волчье логово» — Берлин
24-го, направляясь в своем поезде из ставки в Берлин и ужиная в вагоне-ресторане, шеф завел разговор о проблеме брака и семьи.
Гитлер заявил, что история германских княжеских династий служит наилучшим доказательством того, что блестящие результаты дают вовсе не те браки, которые были заключены по чисто сословным и рассудочным соображениям. Во всех сферах жизни побеждает лишь истинное, поэтому лучше всего выдерживает жизненные испытания брак, основанный на взаимной склонности партнеров. Лишь такой брак может дать гарантию безупречного воспитания детей, и поэтому он представляет собой большую ценность, это ячейка, в которой зреет будущее Германии.
Поэтому он отнюдь не в восторге от постоянно поступающих от наших солдат и отчасти вызванных их сексуальной озабоченностью заявлений о разрешении на брак с иностранками. Он считает, что такие заявления в большинстве случаев не должны удовлетворяться.
Если руководствоваться убеждением, что счастливы в браке могут быть лишь те люди, которые в равной степени испытывают друг к другу взаимную симпатию, то следует по возможности мешать заключению браков в тех случаях, когда будущих супругов связывают лишь единичные сексуальные связи. Обилие поступающих к нему заявлений на сто процентов подтверждает его правоту. Когда он сравнивает фотографии подающих заявлений солдат с фотографиями иностранок, с которыми они намерены вступить в брак, его не покидает мысль, что истинно германский брак с этими в основном кривобокими, сутулыми или уродливыми иностранками в перспективе не может быть счастливым и с точки зрения интересов германской нации от него нельзя ожидать каких-либо ценных результатов. Он поэтому склонен скорее уж разрешить любовные шашни на стороне, если, конечно, все будет шито-крыто, чем такие вот браки, на которые людей толкнули распущенность и безответственность.
Разумеется, нужно тщательно следить за тем, чтобы в брак имел право вступать лишь тот, кто физически здоров и безупречен в расовом отношении. Кроме того, необычайно важную роль играет взаимная симпатия родителей друг к другу, о чем свидетельствует тот факт, что в те времена, когда сословные интересы не позволяли вступить в брак людям, по-настоящему любившим друг друга, сиротские приюты дали миру очень много выдающихся личностей. Он поэтому считает сиротские приюты необычайно полезным учреждением. Они давали матери, на которой не женился отец ее ребенка и которая поэтому вместе с ним подверглась опасности морального осуждения, возможность под покровом ночи положить своего ребенка в нишу у входа в сиротский приют и быть теперь уверенной в том, что здесь его вырастят и воспитают.
На ханжеском XIX веке лежит вина за закрытие сиротских приютов, этих благословенных учреждений средневековой эпохи, и за то, что общество, потеряв всякий стыд и совесть, обрушивалось с нападками на матерей и их внебрачных детей, зачатых в подлинной любви.
Это просто счастье, что благодаря нашим «имперским школам», представляющим собой сочетание национал-политических воспитательных заведений с интернатами, в нашем распоряжении вновь оказались учреждения, дающие возможность расово полноценным внебрачным детям получить возможность соответственно их способностям. Эти «имперские школы», кроме того, идеальное прибежище для всех тех детей, которые из-за того, что им пришлось бы долгое время жить вместе с родителями, чей брак подвергся тяжким испытаниям, уже в ранней юности получили бы в огромном количестве крайне негативные впечатления, которые в той или иной степени остались бы у них на всю жизнь.
Ибо только лишь ради детей пытаться сохранить брак, подвергшийся тяжким испытаниям, нет, это практически неосуществимо. Это он то и дело наблюдает у своих старых товарищей по партии, которые по мере выполнения тех задач, которые он перед ними поставил, постепенно добивались все большего и большего и становились гораздо более зрелыми людьми, а жены просто не поспевали за ними. Они устраивали им одну сцену за другой, и жить вместе становилось просто невозможно.
По его мнению, вполне понятно, что мужчина, которому в жизни чего-то не хватает, тоскует по женщине, настолько близкой ему по характеру и интересам, что она будет расти вместе с ним и на самом деле обогатит и разнообразит его жизнь.
Выработать какие-либо общие правила для всех, однако, невозможно. Тут нужно каждый случай рассматривать отдельно. И если пример, который он привел, побуждает его встать на сторону мужа, то есть множество случаев, когда от жены нельзя требовать, чтобы она стремилась к сохранению брака. Он, к примеру, не может с пониманием относиться к тем мужьям, которые считают, что имеют право мучить своих жен, трепать им нервы и держать их на голодном пайке.
88
25.04.1942, суббота, полдень
Берлин, рейхсканцелярия
За обедом в рейхсканцелярии рейхсминистр доктор Геббельс поднял вопрос, уступает ли фунт картофеля по калорийности фунту мяса. Шеф с одобрением отнесся к этому вопросу и подробно остановился на следующих проблемах.
Из дошедших до нас сведений о том, чем питались солдаты Древнего Рима, явствует, что они главным образом употребляли в пищу фрукты и кашу. К мясу римские солдаты питали стойкое отвращение, и это особенно видно в тех случаях, когда из-за трудностей с подвозом продовольствия им приходилось питаться мясом. Судя по изображениям этих солдат, у них у всех были великолепные зубы — поэтому вряд ли соответствуют истине утверждения о том, что нужно есть только мясо, если хочешь иметь здоровые зубы. Прошли века, но ничего не изменилось; когда уже в наши дни оказываешься в Италии, то видишь, что итальянцы придерживаются такого же режима питания и у них точно такие же красивые зубы.
Если хоть раз прислушаться к голосу самой природы, то приходишь к выводу, что у маленьких детей возникает сильное чувство протеста, когда их кормят мясом. Далее видно, что в тех негритянских племенах, которые питаются в основном растительной пищей, дети особенно хорошо развиты по сравнению с другими негритятами, ибо матери до 4-5 лет кормят их грудью. Собаке, которая жрет мясо, никогда не сравняться по силе с лошадью, которая потребляет растительную пищу. Лев, который в основном питается мясом, без устали пробежит разве что 2-3 километра, в то время как верблюд, то есть травоядное животное, свесит от усталости язык только через б-7 дней.
К сожалению, это недостаточно ясно большинству наших ученых. Хотя уже доказано, что такие болезни, как бери-бери, можно вылечить максимум за 8 дней с помощью вегетарианского питания, а именно потребляя в пищу кожуру сырой картошки.
Если человек намерен питаться преимущественно растительной пищей, он должен помнить, что она сохраняет ценные питательные свойства лишь в сыром виде. Равно как комар есть живой лист, лягушка — комара, а аист — лягушку, так и по-настоящему рационально питаться можно только сырой пищей. Наша наука о витаминах доказывает, что в процессе варения уничтожаются самые ценные элементы. Не подлежит сомнению, что это касается не только химических элементов, но и бактерий, которые погибают от этого.
И если ныне наши малыши физически гораздо более здоровы чем во времена кайзеровской Германии и в период Системы, то это не в последнюю очередь объясняется тем, что большинство наших матерей согласились с тем, что отнюдь не кипяченое молоко, а сырые корни и тому подобные вещи способствуют сохранности здоровья их детей.
За обедом в рейхсканцелярии рейхсминистр Фрик завел с шефом разговор о недавнем бегстве французского генерала Жиро[1] из германского плена.
Шеф заявил, что необходимо сделать все, дабы этот человек вновь оказался в наших руках. Насколько ему известно, генерал наделен большими способностями и не исключено, что — в случае его перехода на сторону французской оппозиции, то есть на сторону де Голля и его людей, — он станет играть там ведущую роль.
Среди выдающихся полководцев в мировой истории есть не только множество примеров того, что уже в 30-35 лет можно вершить великие дела — вспомним Наполеона, а кроме того, двадцатилетнего Александра Великого. Наряду с этим многие, лишь когда им было под или за семьдесят, свершили величайшие деяния своей жизни.
Для него бегство генерала Жиро, которому предоставляли всевозможные поблажки, весьма характерное свидетельство истинного образа мыслей французов.
Поэтому в течение всего срока действия перемирия и при подписании мирного договора нужно не питать никаких иллюзий в отношении французов и принимать решение на основе исторического опыта и без всяких ложных сантиментов, как тому учит случай с Жиро.
Таким образом, недостаточно будет ограничиваться удержанием островов в Атлантическом океане[2]. Если мы хотим обеспечить нашу гегемонию на континенте, то обязаны сохранить за собой военные базы на Атлантическом побережье, ранее считавшемся французской территорией[3]. Далее мы не должны забывать, что с древним Бургундским королевством связана целая эпоха германской истории и что это исконно немецкая земля, которую французы отняли у нас в период нашего бессилия.
89
26.04.1942, воскресенье, полдень
Берлин, рейхсканцелярия
Во время недолго продолжавшегося обеда перед отъездом на заседании рейхстага[1] доктор Геббельс рассказал шефу о том, какие уроки он извлек для себя из общения с людьми искусства относительно их политических взглядов.
Даже такого человека, как государственный артист Яннингс[2], он был вынужден недавно предупредить о необходимости воздержаться в дальнейшем от каких-либо антигосударственных высказываний. Тот в ответ заявил, что просто хотел развлечься, и лишь после долгих колебаний признал, что его высказывания могут легко дать повод к распространению враждебных государству слухов и всяческой болтовне противогосударственного характера.
Шеф согласился с ним и заявил: он постоянно убеждался в том, что актеры и художники настолько во власти своих фантазий, что время от времени приходится, помахивая у них перед носом указательным пальцем, возвращать их на землю.
90
26.04.1942, воскресенье, вечер
Берлин, рейхсканцелярия
Гауляйтер Форстер[1] завел за ужином разговор о произведениях искусства из Данцига, которые в настоящее время находятся в Кракове. В ответ на его вопрос, не лучше ли вернуть их обратно в Данциг, шеф заявил: он принципиально против этого. Стоит только в отдельном случае начать — и всевозможные учреждения будут стремиться сохранить у себя художественные ценности, имевшие хоть малейшее к ним отношение.
Бургомистр Нюрнберга Либель, к примеру, сразу же после оккупации Франции, а потом Сербии и русских территорий обратился к нему с ходатайством передать его городу все оказавшиеся в тех краях произведения искусства, созданные выходцами из Нюрнберга.
И если удовлетворить эту просьбу, то возникает опасность разрушения единой структуры галерей или же произведения искусства лишатся окружения, в которое художник намеренно поместил их, а значит, в значительной степени утратят свою художественную ценность.
При осмотре произведений искусства, оказавшихся в наших руках вследствие конфискации имущества венских евреев, он также твердо отстаивал ту точку зрения, что все, что может пополнить собрание картин в галереях Вены, должно там и остаться. И не менее решительно он вопреки желанию венцев настоял на том, чтобы остальные произведения искусства были отправлены туда, где они могли бы пригодиться для создания новых галерей, например произведения Франца Гальса — в Линц для Галереи современных мастеров, картины тирольских живописцев, посвященные родному краю, — в Инсбрук и т. д.
Это решение, которое вызвало такое негодование у его дорогих венцев, он смог с легкой душой осуществить еще и потому, что в Вене за время пятисотлетнего правления Габсбургов было собрано столько шедевров, что лишь в подвалах и запасниках хватило бы картин на 3 музея. На одних лишь складах в Вене хранилось около 1000 роскошных гобеленов, о которых общественность действительно ничего не знала.
При этом его дорогие венцы, которых он очень хорошо знает, были настолько скупы и мелочны, что уже во время осмотра нескольких конфискованных картин Рембрандта с присущей им любезностью и обходительностью попытались убедить его в необходимости оставить в Вене все подлинники, а картины неизвестных мастеров согласились передать в галереи Линца и Инсбрука.
Они выпучили глаза, когда узнали, что он решил также и подлинники, за исключением тех, что предназначены пополнить собрания картин в галереях Вены, передать земельным музеям в остальных гау на альпийских и дунайских землях.
За ужином шеф завел разговор с профессором Шпеером о проекте реконструкции Линца.
Он заявил, что самый красивый город на Дунае — это Будапешт. Поэтому для него является делом чести превратить Линц в германский город на Дунае, который затмит собой Будапешт и наглядно продемонстрирует, что немцы духом своим и своей архитектурой значительно превосходят венгров.
Он планирует не только провести широкую реконструкцию набережной Дуная, но и осуществить образцовую программу жилищного строительства. Помимо большого здания гостиницы организации «Сила через радость» и здания ратуши по проектам профессора Гизлера[2], на набережной Дуная будут выситься монументальные здания, в которых разместятся администрация гау и общественные организации НСДАП, построенные по проекту архитектора Фика, здание военного ведомства, Олимпийский стадион и т. д.
Он планирует построить здесь уникальные мосты, и прежде всего — в отличие от Будапешта — висячий мост через Дунай. Кроме того, на той стороне Дуная встанет здание, в котором — прежде всего в пику католической псевдонауке — будут представлены все три системы мира: Птолемея, Коперника и Гёрбигера[3], творца теории мирового льда; в куполе этого здания будет находиться планетарий, который не только утолит жажду знаний посетивших его, но и вполне сгодится для научных исследований. При устройстве интерьера он вернется к советам профессора Трооста. И самое удивительное, что тот эскиз, который он набросал и раскрасил оказавшимися у него в ставке под рукой красным, голубым и зеленым карандашами и который в основном был навеян идеями Трооста, он затем случайно спутал с почтовой открыткой и, написав на нем поздравление ко дню рождения жены профессора Трооста, отправил его ей.
При разработке планов строительства зданий, в которых разместятся администрация гау НСДАП и общественные организации партии, ему особую радость доставил тот факт, что рейхсляйтер Борман, узнав об этом проекте, немедленно предложил выделить все необходимые средства. Но поскольку проект намерен финансировать имперский казначей Шварц[4], он не воспользовался этим предложением, за которое он весьма благодарен Борману.
Самое позднее через десять лет после окончания войны на Дунае будет новый город мирового значения — Линц. Его как художника постоянно вдохновляет мысль об этой реконструкции Линца, ибо у него есть то, чего ни одному городу не может заменить самая великолепная архитектура: Линц расположен в поразительно живописном месте. Именно это, не говоря уже о его личных связях с этим краем, и побудило его приступить к разработке столь грандиозных планов реконструкции Линца.
И если венцы обеспокоены тем, что это лишит их монопольного положения и ограничит их возможности покровительствовать другим гау на альпийских и дунайских землях и оказывать содействие в развитии их культуры, то их опасения ничем не оправданы. У него и в мыслях не было посягать на положение Вены, которое к тому же имеет такую солидную историческую основу. Но было бы просто преступно, несмотря на такое удобное расположение Линца, лишь в угоду венцам отказаться от идеи его превращения в «город на Дунае». Хотя бы ради того, чтобы насолить венграм, которые ловко умеют избегать тягот и лишений этой войны и тем не менее притязают на различные территории после войны, все силы должны быть брошены на превращение Линца в город совершенно немыслимой красоты.
Кроме того, история не простит нам, если продолжится это издевательство и столица потомков Аттилы и его гуннов останется самым красивым городом на реке нибелунгов[5].
91
27.04.1942, понедельник, полдень
Мюнхен, «Остерия»
За обедом в узком кругу шеф обсуждал с профессором Гислером и государственным министром Эссером[1] проблему транспортного освоения восточного пространства. Он заявил, что для восточных маршрутов потребуется сеть железных дорог такой протяженности, что масштабы, принятые на территории империи в ее прежних границах, здесь никак не подходят.
Точно так же, как нам когда-то потребовалось обеспечить быструю связь с Константинополем, нам необходимо теперь наладить быструю связь между Верхней Силезией и Донецким угольным бассейном. Он намерен организовать на этих железных дорогах движение поездов со скоростью 200 километров в час.
Используемые в настоящее время вагоны скорых поездов для этого, разумеется, не подходят. Нужно строить вагоны больших размеров, с самого начала делать их двухэтажными, так чтобы из окон второго этажа можно было насладиться видом окрестностей. Поскольку для таких вагонов годится не нормальная, а лишь гораздо более расширенная колея — примерно метра 4 шириной, — то рекомендуется перешить колею для скорых поездов так, чтобы благодаря дополнительному одноколейному или двухколейному рельсовому пути по ней можно было обеспечить также движение товарных поездов.
Он с самого начала исходит из того, что на главном маршруте, к примеру до Донецкого бассейна, должны быть четырехколейные рельсовые пути. Только так будет возможно освоить восточное пространство — в том числе и экономически — в соответствии с нашими планами.
Если осуществление этой программы строительства железных дорог и сопряжено со множеством трудностей, то вовсе не нужно этого пугаться. Ибо все разговоры о расширении системы сообщений по внутренним водным магистралям можно с полным основанием отнести к разряду пустой болтовни, ибо на Востоке 7 месяцев в году так и так зима и поэтому там уже из-за погодных условий невозможно наладить нормальное курсирование судов на внутренних водах.
Сегодня вечер у меня свободный после того, как я передал Гитлеру сводку о воздушном налете на Росток[2]. К тому же в Ростоке кто-то, рванув не тот рубильник и включив сирену воздушной тревоги, вызвал тем самым страшную панику. Лишь прибегнув к помощи военных и начав раздачу шоколада и масла, людей удалось удалить с вокзала. Из-за того, что 40 000 человек остались без крова, население Ростока большей частью пришлось эвакуировать.
92
29.04.1942, среда
«Бергхоф»
Здесь, как мы выражаемся, на «Горе», чудесно. Раздражает только снег, который выпал аккурат два дня назад, хотя в Мюнхене и Берлине сияет солнце, и Гитлер поэтому, вняв совету врачей, отправился в «Бергхоф». Снегом Гитлер и те, кто с ним рядом, сыты по горло. Ведь той зимой, когда Наполеон уходил из России, самая низкая температура была 25 градусов, этой же зимой она достигала 52 градусов по Цельсию, то есть вдруг ударили страшные морозы, а такое в России бывает только раз в 150 лет.
Внешний вид «Бергхофа» известен уже по многим фотографиям. Внутренне же его убранство ничуть не хуже. Комнаты для гостей сплошь обиты деревом и обставлены с изысканным вкусом. Мебель вся, правда, довольно тяжеловесная и громоздкая, но одеяла и подушки придают ей современный облик. Ни одна комната не производит впечатления чрезмерно заставленной. В гостиной, например, с ее исторической кафельной печью сидеть можно только на скамьях возле стен, здесь нет ни одного стула. В большом зале, где мы после обеда вместе с адъютантами посмотрели очень милый фильм, необыкновенно красивые гобелены, огромные букеты цветов, но самое главное — отсюда открывается потрясающий вид на горы.
30.04.1942, четверг
«Бергхоф»
Хозяйство в «Бергхофе» ведет тридцатилетняя, изящная, светловолосая мюнхенка, которая не только держит весь персонал в руках, но и умеет обставить все вплоть до последней мелочи так, как того желает фюрер. Ее зовут Ева Браун[1].
Это просто поразительно, как все здесь до такой степени живет жизнью фюрера, что «Бергхоф» воистину стал для него в каком-то смысле родным место и он — вчера, двадцать девятого, — вернувшись около 22 часов после утомительных переговоров с дуче, 2 часа смог по-настоящему спокойно отдохнуть в окружении по-настоящему уважающих его людей.
Когда его домохозяйку фрейлейн Браун вчера в полдень (кстати сказать, в отсутствие Гитлера подавали просто фантастическое ассорти из овощей), после обеда, жена министра Эссера спросила, уедет ли она опять с ними или останется, поскольку здесь так чудесно и есть все необходимое, та ответила: для нее здесь, наверху, все пустеет, когда нет фюрера, и она поэтому со спокойной душой отказалась бы от всех удобств здесь наверху, если хоть недолго сможет побыть рядом с фюрером, показать ему, как играет ее собака, и т. д. Ибо, к сожалению, распорядок дня фюрера таков, что он совершенно не уделяет внимания своей личной жизни и все подчиняет только служебным интересам.
Вопросы фрау Эссер, которая, очевидно, полагала, что, кроме нее и фрейлейн Браун, в комнате больше никого нет, носили откровенно двусмысленный характер, и, похоже, она, желая удовлетворить свое любопытство, совершенно забыла о чувстве такта. Напротив, самое благоприятное впечатление производит желание фрейлейн Браун ограничиться только ведением хозяйства в «Бергхофе», чем до своего замужества занималась ранее сестра Гитлера. То, что фрейлейн Браун совершенно чужды замашки кинозвезды, хотя она внешне типичная столичная секретарша со светскими манерами, я почувствовал вчера на киносеансе, когда, забывшись, поставил стакан на огромный новенький радиоприемник. «Только Борман не должен этого видеть, он его сюда внес, иначе будет скандал, а это ни к чему!» Прошептав эти слова, она своим намеком избавила меня, человека, впервые оказавшегося здесь и вроде совершенно неинтересного ей, от столкновения со «страшным громовержцем»!
Ужинал вчера я также в «Бергхофе». Было интересно хотя бы уже потому, что рейхспрессешеф Дитрих и статссекретарь Эссер, сравнивая фюрера и дуче, в один голос заявили, что у дуче далеко не такие сердечные отношения со своими сотрудниками, как у фюрера.
93
30.04.1942, четверг, вечер
«Бергхоф»
За ужином Гитлер выразил возмущение тем фактом, что у нас в Германии в настоящее время осталось только два драматических тенора, которых гоняют туда-сюда по всей Германии, чтобы они пели то тут, то там.
Виновны в этом директора оперных театров и главные дирижеры, которые недостаточно заботятся о квалифицированной подготовке молодого поколения певцов. Из-за их лени молодая поросль оперных певцов вынуждена зарабатывать свой хлеб сперва в провинциальных театрах, где, чем больших успехов ты достигал, тем больше тебе давали ролей.
Но так как молодой певец, исполняя одну за другой самые различные партии, портит себе голос, конец у этой истории всегда один. Гибнет талант, который мог бы еще развиваться и развиваться.
Он поэтому попросил главного дирижера Мюнхенской оперы организовать бережное обучение одаренных молодых оперных певцов, с тем чтобы в течение 2-5 лет подготовить подходящий творческий ансамбль для театра в Линце. Он пошел этим путем, ибо счел, что лучше осторожно, в течение многих лет развивать в них способности и в итоге добиться выдающихся результатов, чем бросать их на произвол судьбы.
И ради дела он готов примириться с тем, что целому ряду певцов на протяжении нескольких лет придется выделить субсидии на их образование, если только будет гарантия того, что они будут исполнять только те партии, которые соответствуют их возможностям.
И если большинство руководителей театров пойдут тем же путем, который он избрал, формируя труппу для театра в Линце, то через несколько лет у нас будет множество оперных талантов. Но руководители театров, подбирая певцов и певиц, должны помнить о том, чтобы те внешне тоже были на высоте; иначе никакие оперные спектакли не нужны, а арии можно будет петь просто с листа.
Но главное — нужно покончить с таким ненормальным положением вещей, когда театры, приглашая выдающихся исполнителей со стороны, стремятся показать своим зрителям нечто совершенно необыкновенное, хотя на самом деле этими гастролями они лишь разваливают собственную труппу. Будет гораздо лучше, если театры добьются от своих собственных актеров выдающихся достижений, а главное — не будут отпускать их, как только те поднимутся над средним уровнем, получать ангажемент в Берлине. Ибо там им предстоит все время играть исключительно во втором или третьем составе.
Но важно не только дать хорошее образование певцам, не менее важно подготовить дирижерские кадры. Если бы у ,нас в период Системы было достаточно хороших дирижеров, не было бы этой безобразной истории с Бруно Вальтером[1].
Бруно Вальтер показал себя в Венской опере полнейшим ничтожеством, но тут еврейская пресса Мюнхена обратила на него внимание, принялась вовсю расхваливать его, и он благодаря хитроумным уловкам мюнхенской и венской прессы превратился в «гениальнейшего» дирижера Германии. Тем самым Венской опере был нанесен серьезный ущерб. Ибо ее великолепный оркестр под его управлением исполнял только трактирную музыку, а репетиции длились очень и очень недолго.
Когда после «аншлюса» Австрии его сняли с этой должности, выяснилось, что существует страшный дефицит подлинно талантливых дирижеров, и пришлось привезти в Вену Кнаппертбуша[2], который со своими светлыми волосами и голубыми глазами представляет, правда, собой тип истинного германца, но полагает, что управлять оркестром можно и без музыкальных способностей, на одном лишь темпераменте. Слушать оперные постановки Кнаппертбуша — это просто наказание. Из-за его оркестра, в котором духовые инструменты своим громом заглушают скрипки, певцов почти не слышно, оперное пение превращается в сплошной крик, а певцы становятся похожи на головастиков. При этом он сам так крутится, вертится и изгибается, что смотреть на него просто невозможно.
Единственный из дирижеров, кто не кривляется за пультом, а самозабвенно дирижирует оркестром, — это Фуртвенглер[3]. И одна из его великих заслуг в том, что он сделал из оркестра Берлинской филармонии, который, хотя и получает гораздо меньше субсидий от государства, на порядок выше оркестра Венской филармонии. Играет ли здесь роль то, что в отличие от венцев берлинцы имеют в своем распоряжении скрипки Страдивари, — это нужно еще проверить. Но гораздо большее значение имеет тот факт, что среди музыкантов Берлинской филармонии есть два особенно одаренных концертмейстера, из которых старшему 23 года, а младшему 19 лет, и когда слышишь чистейшие звуки их скрипок, то буквально всем телом чувствуешь, что двадцатилетний лучше водит смычком, чем шестидесятилетний.
Желая заполучить для Линцской оперы по-настоящему хорошего дирижера, он также поручил Клеменсу Краусу[4] из Баварского национального театра заняться обучением пригодного для этой должности музыканта.
94
01.05.1942, пятница, полдень
«Бергхоф»
Гитлер подвел к столу жену министра Шпеера, которая, несмотря на молодость, весьма импонирует ему тем сочетанием женственности и скромности, которое он очень ценит в пользующейся глубоким уважением за рубежом и находящейся уже в преклонном возрасте жене баварского министра — президента Зиберта. Эти жены видных деятелей, по словам Гитлера, выгодно отличаются тем, что, несмотря на бурные времена и пристальное внимание общественности, безропотно выполняют свой женский долг и служат примером готовности не на словах, а на деле оказать помощь, но так, чтобы их не обсуждали в разговорах и не описывали в газетах. Слева от Гитлера и справа от рейхсляйтера Бормана, как всегда, сидела фрейлейн Браун.
Шеф сегодня с похвалой отозвался о проведенной профессором Гизлером реконструкции замка Клесхейм, который во время визита дуче использовался в качестве резиденции официальных гостей имперского правительства. Прежде всего он указал на тот факт, что расположение комнат теперь вполне соответствует репрезентативным потребностям великой державы, поскольку здесь в отличие от дворцов каких-нибудь царьков, где все комнаты тесно примыкают друг к другу, между порталом и лестницей и между лестницей и входами всегда располагается какое-нибудь просторное помещение.
Это очень важно, что архитекторы научились масштабно решать проблемы реконструкции помещений. Только так можно предотвратить строительство городов, представляющих собой просто сплошное нагромождение зданий, как, например, Цвикау, Гельзенкирхен, Биттерфельд и т. д. Если бы его сослали в такой город, где отсутствует всякая культура, это было бы для него равносильно изгнанию из страны: и в том и в другом случае он бы духовно погиб.
Он поэтому преисполнен решимости позаботиться о том, чтобы даже в самом маленьком городке хоть в какой-то степени присутствовала культура и тем самым лик наших городов стал бы гораздо краше.
Безусловно, правы те, кто утверждает, что культура города в основном зависит от его традиций. Классическим примером этого служат Байройт, Веймар и Дрезден. Может быть, даже невозможно придать городу облик, удовлетворяющий наше чувство культуры, если его стены не овеяны дыханием какого-нибудь великого человека.
Но мы по крайней мере должны попытаться сделать так, чтобы даже самый маленький городок получил в лице партийного руководителя не только адепта идеи национал-социалистской государственности, но и сторонника развития культуры. Если в отдельных случаях невозможно добиться того, чтобы каждый крейсляйтер соответствовал этим требованиям, то нужно с помощью партии и ее организации позаботиться о том, чтобы крейсляйтер везде и всюду стоял в центре процесса формирования определенных элементов культуры. Если будет такой центр, то будет и возможность сделать шаг вперед в развитии культуры.
Если, к примеру, где-то есть музей, в который посылают одних школьников, то этого совершенно недостаточно, и наши партийные руководители должны позаботиться о том, чтобы те, кто отбывает всеимперскую трудовую повинность, а также солдаты и офицеры вермахта регулярно посещали наши музеи, и, таким образом, во всем народе постепенно пробудится интерес и любовь к искусству. Молодежь нужно учить видеть: сперва большое, потом малое. Только она сможет ощутить всю красоту произведения искусства не только в крупном плане, но и во всех его тонкостях.
95
02.05.1942, суббота
В поезде, следующем по маршруту
«Бергхоф» — «Волчье логово»
На вилле Бормана неподалеку от «Бергхофа» я познакомился также с министром Мейснером, который держится так, что вполне оправдывает свою репутацию «очаровательного старца», блистает умом и вообще сама любезность. В «Бергхофе» я должен был также представиться министру Риббентропу. Манеры у него подчеркнуто солдатские! В «Бергхофе» я также несколько раз видел Муссолини; голова у него действительно как у Цезаря, и все же он гораздо более спортивен и гибок, чем его зять Чиано, и, похоже, и впрямь искренне привязан к фюреру, судя по тому, с какой теплотой и симпатией он к нему относится. Особенно приятное впечатление производит начальник генерального штаба итальянской армии Каваллеро[1], который, впрочем, всегда при обращении к фюреру называет его «мой фюрер».
Полдень
После обеда шеф вкратце остановился на значении сделанного Лютером перевода Библии и указал, что ценность этого перевода в том, что тем самым для германского народа был создан канон общенационального и понятного всем немецкого литературного языка. А так как язык является одним из элементарнейших средств, связующих людей в единое сообщество, то в средние века имперская идея овладела германским народом не в последнюю очередь благодаря созданному Лютером канону доступного всем немецкого литературного языка.
Этим выводом нам также следует руководствоваться в нашей политической работе. И если тогда сделанный Лютером перевод привел к распространению немецкого литературного языка, то ныне радио Великой Германии должно сделать так, чтобы его дикторы до некоторой степени говорили на классическом немецком языке и тем самым внесли свою лепту в преодоление разъединяющих народ тенденций в области языка, в частности способствовали избавлению от диалектов.
Далее шеф вкратце рассказал о том, когда был наиболее благоприятный момент для борьбы против версальской кабалы.
Он заявил, что такой момент наступил сразу же после заключения договора, когда Германия еще имела в своем распоряжении достаточное количество хорошо обученных солдат и боевой техники, в то время как другая сторона была полностью подавлена всеобщей усталостью от войны.
Под конец он затронул вопрос, рекомендуется ли назначать в министерства и ставить на ответственные посты тех, кто настроен критически по отношению к существующим общественным порядкам. Он резко выступил против этого и указал, в частности, на старшего финансового советника доктора Банта, которого он назначил статс-секретарем, и на тайного советника Гутенберга, которого он сделал министром экономики[2]. Эти проныры и интриганы в практической работе показали свою полную несостоятельность.
96
02.05.1942, суббота, вечер
В поезде, следующем по маршруту
«Бергхоф» — «Волчье логово»
За ужином шеф подчеркнул, что было бы совершенно неверно распустить союзы животноводов или взять такого рода объединения под опеку государства и начать там все регламентировать.
Не говоря уже о том, что разведение домашних животных государственными организациями обойдется отнюдь не дешевле, а, напротив, гораздо дороже, животноводы, оказавшись не по своей воле под опекой государства, быстро перестанут с любовью относиться к своему делу. Поэтому уже из политических соображений не следует распускать такие неполитические и не представляющие никакой опасности объединения.
97
03.05.1942, воскресенье, полдень
«Волчье логово»
За обедом шеф указал на то, что в тех двух случаях, когда на него были совершены покушения и его жизнь действительно подвергалась опасности, спасло его отнюдь не вмешательство полиции, а чистейшей воды случайности.
09.11.1939 года он участвовал в традиционной встрече в пивной «Бюргерброй»[1] и остался жив, уйдя за 10 минут до условленного времени только лишь потому, что настоятельная необходимость провести переговоры в Берлине побудила его срочно выехать туда.
Когда была предпринята другая попытка покушения, он спасся потому, что швейцарец, который 3 месяца подстерегал его в «Бергхофе» и никак не мог определить время, когда он совершал свои прогулки, был разоблачен одним железнодорожником в тот момент, когда намеревался подкараулить его в Мюнхене. Швейцарец ехал через Мюнхен, имея на руках билет до Берхтесгадена, и железнодорожник, спросив его о пункте назначения и узнав, что тот, якобы с целью передать фюреру письмо, долгое время находился в Берхтесгадене, заподозрил неладное и вызвал полицию. При обыске у него нашли запечатанный конверт с адресом фюрера, который, однако, оказался пустым, и именно это вынудило преступника во всем признаться[2].
Эти показания уже потому представляли для него особый интерес, что окончательно укрепили его во мнении, что против идеалиста, готовящего покушение и готового ради осуществления своего плана пойти на смерть, никакие средства не помогут. Поэтому ему теперь абсолютно ясно, почему 90 процентов покушений в истории увенчалось успехом.
Единственное, что можно сделать, дабы попытаться обезопасить себя: не придерживаться твердого распорядка в жизни, никогда не совершать прогулки, выезды на автомобиле и поездки в одно и то же время. Но это лишь меры предосторожности, и не более.
Он поэтому всегда, когда ему предстояло поехать куда-либо, делал это совершенно неожиданно и не ставил в известность полицию. Он также категорически приказал начальнику своей охраны Раттенхуберу и своему шоферу Кемпке держать в строжайшем секрете все сведения, касающиеся его поездок, и подчеркнул, что они обязаны выполнять этот приказ даже в том случае, если к ним с вопросом обратятся высокопоставленные лица.
Как только полиция узнавала хоть что-то о его поездках, она нарушала обычный порядок несения службы и уже тем самым будоражила людей, не задумываясь над тем, что все, что нарушает норму, сразу же привлекает к себе внимание.
Наилучшим доказательством этого послужила совершенная им во время переворота в Остмарке поездка в Вену и Прессбург[3]. На участке дороги Вена — Никольсбург, как, впрочем, и на дороге, ведущей в Прессбург, вся полиция была поднята по тревоге, что само по себе лишь усилило опасность, ибо в ее распоряжении не оказалось достаточно сил для оцепления. Кроме того, сотрудники уголовной полиции были одеты так, что сразу привлекали к себе внимание (кожаные куртки, дождевики и т. д.), и он, как, впрочем, и любой другой, мог с первого взгляда распознать их. После того как он в свое время дал указание всегда изменять заранее условленные маршруты и в городах не ездить на красный свет, он смог спокойно повсюду разъезжать.
Обеспечивать охрану со стороны полиции имеет смысл только в тех случаях, когда точно установлены время и час и разработана программа. Но и тогда выяснялось, что привлечение полиции создает нервозную обстановку, вызывает скопление людей, а это приводит к колоссальным трудностям. Но с этим приходится мириться в такие дни, как 1 Мая, 9 ноября, праздник урожая в Бюкебурге[4], когда собирается 70 000 человек, а также когда в честь его дня рождения в Берлине проводится парад, ибо при таком скоплении людей невозможно предотвратить попытку покушения, в том случае если идеалисты, вооружившись винтовками с оптическим прицелом, возьмут его из-за какого-нибудь угла на мушку и откроют огонь. Поэтому совершенно необходимо очень внимательно следить за такими углами; прежде всего нужно с наступлением темноты позаботиться о том, чтобы они были нормально освещены полицейскими прожекторами, а не так, как однажды в Гамбурге, когда луч прожектора был направлен исключительно на его машину. Во время таких официальных мероприятий по возможности следует избегать проезда по узким улицам. Так, одним из наиболее опасных мест в Берлине является подъезд к «Кроль-опоре», ширина которого всего лишь 5 метров.
Так как во время таких официальных мероприятий с заранее известной программой невозможно на сто процентов обеспечить защиту от готовящих покушение идеалистов, он всегда без малейших колебаний вставал в машине во весь рост. Тем самым подтверждается правильность выражения о том, что мир принадлежит храбрым.
Ведь если решивший совершить покушение идеалист намерен убить его пулей или бомбой, то от этого и сидя невозможно защититься. Разумеется, число таких вот идеалистов, представлявших для него опасность, всегда было ничтожно мало. Среди буржуа и марксистов вряд ли найдутся лица, разрабатывающие план покушения и готовые при необходимости отдать свои жизни.
Опасность поэтому представляют лишь те, кого черноризцы настроили против него в своих исповедальнях, а также националисты из оккупированных нашими войсками стран. Но и у них крайне мало возможностей благодаря его многолетнему опыту. К примеру, ночью открыть по его машине огонь из следующего сзади автомобиля невозможно, ибо он давно уже сделал для себя надлежащие выводы из событий, связанных с покушением на Ратенау, и приказал вмонтировать сзади в свою машину небольшой прожектор, с помощью которого можно ослепить шофера едущего сзади автомобиля.
98
03.05.1942, воскресенье, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф подчеркнул: он не желает, чтобы власти чинили какие-либо препятствия исполнению последней воли покойного, выраженной в его завещательном распоряжении, если только в нем совсем уж откровенно не нарушаются права государства и народа.
Если разрешить такого рода действия, то возникнет опасность создания на будущее таких прецедентов, последствия которых окажутся гораздо более серьезными, чем предполагалось ранее. Он столкнулся с этой проблемой после смерти Людендорфа. Людендорф совершенно недвусмысленно приказал в своем завещании похоронить его не на кладбище Инвалидов в Берлине и не в Танненбергском мемориале, но в Тутцинге[1]. Как ни неприятно было для него, шефа, это завещательное распоряжение, он, желая избежать опасности создания прецедентов, уважительно отнесся к последней воле покойного.
По тем же причинам он — Гитлер — безоговорочно выступает за то, чтобы в определенных случаях было непременно гарантировано правообоснование владения у таких субъектов публичного права, как общины, города, гау и земли. Если здесь начать все менять, то исчезнет один из основных мотивов, побуждавших человека трудиться не покладая рук, и прекратится всякая работа во имя будущего.
Если, к примеру, община собрала коллекцию художественных ценностей и ввиду отсутствия правового обоснования, гарантирующего имущественные права общины на нее на все времена, через 100 лет какой-нибудь сильный человек решит ликвидировать это собрание и примется бросаться шедеврами во все стороны, то это отпугнет юридических лиц, которые в противном случае выделили бы часть своих финансовых средств на создание очагов культуры.
К сожалению, имперский министр воспитания, хотя и отвечает за состояние германской культуры, без особого понимания относится к таким вещам. Он без всяких колебаний предложил ему — шефу — перевести Горную академию из Леобена в Линц после того, как был разработан проект создания там Высшего технического училища. А о том, что после перевода Горной академии из Леобена — впрочем, в окрестностях Линца отсутствуют какие бы то ни было природные предпосылки, нет шахт или чего-нибудь в этом роде — город придет в упадок, ибо вся жизнь его жителей, количество квартир и т. д. полностью зависят от режима работы Горной академии, партайгеноссе Руст, очевидно, совершенно забыл, когда вносил свое предложение.
Точно так же полнейшее безумие — превращать такой город, как Линдау, в город окружного подчинения. В итоге этот культурный центр на Бодензее по вине бюрократов из имперского министерства внутренних дел просто захирел. Даже такой город, как Брауншвейг, полностью придет в упадок, если земельное правительство переведут из него в какое-либо другое место, не предоставив соответствующего эквивалента.
На тот случай, если с ним, шефом, что-нибудь случится, он настоятельно просил Геринга ни в коем случае не дать себя склонить к согласию на какой-либо другой вариант урегулирования проблемы Брауншвейга. У имперского министерства внутренних дел, к сожалению, есть тенденция решать все по шаблону. Его юристы совершенно не учитывают того факта, что город, численность жителей которого составляет 25 000 человек, вполне может быть просто большой деревней, которой наилучшим образом управляет непосредственно ландрат, но может быть и древним очагом культуры, управление которым строится, исходя из его собственных потребностей и интересов, и в этом случае он должен оставаться автономной территориальной единицей, не входящей в состав округа.
И здесь также можно многому научиться у римлян. В трудные времена они передавали всю власть в руки одного человека, в остальное же время она была разделена среди целого ряда лиц. Точно так же они закладывали и реконструировали города лишь в соответствии с политическими и культурными потребностями или же требованиями времени.
Мы также должны внимательно следить за тем, чтобы реформирование территориальных единиц проводилось лишь после тщательнейшей проверки всех надлежащих факторов. Он поэтому, идя навстречу предложению рейхсляйтера Бормана, запретил проводить во время войны слияние округов.
Он также заблаговременно позаботился о том, чтобы такой город, как Берлин, не пытался, используя условия войны и вызванные ею в других городах трудности со строительством и всем прочим, урвать все себе. Чем больше город, тем сильнее его стремление стать столицей в полном смысле этого слова и забрать все себе. Так, Вена за многие столетия собрала в своих стенах все художественные ценности и тем самым обескровила культуру альпийских и дунайских гау.
Нельзя допустить, чтобы в наши дни при реконструкции его родного города Линца произошло нечто подобное и какой-нибудь сильный человек попытался бы обогатить очаги культуры Линца за счет Мюнхена. Он поэтому приказал отвезти в Линц только те произведения искусства, которые он купил на свободном рынке и о которых поэтому нельзя сказать, что их забрали у других городов.
И если в отдельных исключительных случаях, руководствуясь желанием максимально пополнить собрание картин в галерее — как, например, в Линце, — пойти на нарушение имущественных прав общины, имперского гау или земли, то покачнется все здание правовой системы с ее нормами правообеспечения имущества и остановиться будет уже нельзя.
Стоит лишь вспомнить о намерении бургомистра Нюрнберга Либеля вернуть в свой город все, что было создано нюрнбергскими художниками, и уже можно вообразить себе, как легко может вспыхнуть война всех против всех за обладание всеми имеющимися шедеврами.
Было бы также совершенно неверно упрямо отстаивать ту точку зрения, что произведению искусства место лишь там, где оно было создано. Подлинный шедевр всегда окажется за пределами своей родины, разнося по миру славу о своем создателе и своей родине. Муссолини это очень хорошо понял и подарил ему знаменитого «Дискобола».
Величайшую опасность для культурной роли тех наших городов, где сосредоточены сокровища искусства, он усматривает в том, что бюрократия из берлинских министерств сможет еще сильнее, чем теперь, влиять на них.
Ведь бюрократия в берлинских министерствах путает задачи центральных властей, которые заключаются именно в том, чтобы давать директивы общего характера и вмешиваться в тех случаях, когда причинен ущерб, с убивающим всю жизнь вокруг унитаризмом. Это особенно опасно потому, что министерская бюрократия в течение последних 20 лет варилась исключительно в собственном соку, и такой человек, как начальник отдела общинного управления в имперском министерстве внутренних дел Сурен, только лишь потому, что он в достаточной степени долго служил в этом министерстве, должен, видите ли, стать заместителем статс-секретаря, хотя он во многих случаях принес больше вреда, чем пользы.
Нужно поэтому стремиться привлечь со всей страны способных чиновников и с их помощью улучшить положение в среде министерской бюрократии. Таких людей, которые и на практике могут быть полезны, следует выдвигать лишь в тех случаях, когда им предоставлялась возможность доказать свои способности, возглавляя орган управления, не зависящий от вышестоящих инстанций. Чем больше придерживаться принципа децентрализации в управлении рейхом, тем легче будет подобрать для центральных учреждений способных людей, которые действительно знают, где им надлежит давать лишь направляющие указания местной администрации, а где они должны вмешаться.
Если позволить министерской бюрократии действовать прежними методами, то следствием этого через несколько лет будет всеобщее недовольство имперскими властями. Ибо людям, наделенным способностями, обеими ногами стоящим на земле и занимающим посты бургомистров и ландратов, постоянно приходится мириться с тем, что судьбу подготовленных ими и их сотрудниками в ходе долгой и напряженной кропотливой работы проектов решает какое-то ничтожество в берлинском министерстве и из-за его отрицательного решения вся их работа может пойти насмарку. Крайне редко бывает так, что в берлинских министерствах разумно решают какой-нибудь отдельный вопрос, и это неизбежно. Ибо у лиц, работающих в министерстве, совершенно отсутствует широта взглядов, поскольку они поочередно занимали мелкие чиновничьи должности и лишь потом оказались на весьма значительных, по их понятиям, но для людей с выдающимися способностями — просто жалких должностях министерских референтов. Какой театральный деятель согласится за полагающееся министерскому советнику жалованье в 700-800 рейхсмарок стать референтом по театрам в министерстве пропаганды? Поэтому жизненный стимул министерских референтов — это свойственный бюрократам эгоизм мелких людишек.
Он, шеф, поэтому в отношении такого города, как Байройт, весьма озабочен тем, чтобы он не был бы вынужден получать деньги на свои культурные нужды от министерства, а значит, и выполнять их указания. Он поэтому с особым интересом следит за тем, как растут и становятся на ноги оба сына фрау Винифред Вагнер[2], и надеется, что они продолжат дело жизни их отца и матери. Кроме того, он со своей стороны сделает все, чтобы еще при их жизни обеспечить сохранность города Рихарда Вагнера и памятников его культуры.
Лучше всего великие памятники нашей культуры можно сохранить в том случае, если оставить их в ведении различных городов, в которых они теперь находятся. Безусловно, прекрасен Берлин, и ему вполне пристала роль столицы с политической и военной точки зрения (достаточно вспомнить о параде в честь дня рождения фюрера), но как город, в котором может быть сосредоточена вся культурная жизнь рейха, он совершенно не подходит. Хотя бы уже потому, что в нем нет должной атмосферы.
Он, шеф, также против дальнейшего строительства крупных городов, подобных Берлину. Вполне достаточно, если в рейхе будет один город с пятью миллионами жителей, два города с двумя миллионами жителей и много городов с числом жителей в миллион. Допустить дальнейший рост наших крупных городов с той целью, чтобы вся культурная жизнь земель, входящих в состав Германского рейха, ориентировалась только на них, — да это же просто нелепо. Он поэтому заявил Кристиану Веберу[3], что было бы полнейшим идиотизмом присоединять Штарнберг к Мюнхену.
Более того, Мюнхен нужно оставить таким, как он есть, чтобы на деле сохранить весь его облик. Он, шеф, в свое время мог также начать проводить съезды партии в Мюнхене, захоти он только этого.
Но именно потому, что он намерен построить в Германии множество малых, средних и больших городов, которые станут центрами германской культурной жизни, он решил не столь строго соблюдать этикет в отношении представительства партии и стал, например, проводить партийные съезды в Нюрнберге, где благодаря ему в городе в течение 10 дней проходят роскошные празднества, напоминающие Олимпийские игры в древности. Из этих соображений он отказался также перевести Имперский суд из Лейпцига и лишь приветствовал тот факт, что такой верховный имперский орган, как Имперский суд по административным делам, будет находиться в Вене. После войны он еще раз вместе с рейхсфюрером СС Гиммлером обсудит вопрос о будущих медицинских учебных заведениях и научно-исследовательских институтах. Нужно же отдавать себе отчет в том, что медицинская наука не может быть поделена между СС, военно-морскими силами, полицией, гражданским сектором и т. д.
99
04.05.1942, понедельник, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф заявил, что выплатить образовавшийся во время войны долг рейха вообще не составит проблемы.
1. Германским мечом было добыто столько земель, что, как он недавно выразился, произошел огромный прирост национального богатства, который во много раз превышает все военные расходы.
2. Включение 20 миллионов дешевых иностранных рабочих в экономический процесс в Германии принесло прибыль гораздо большую, чем образовавшийся во время войны долг рейха. Нужно только высчитать, какую прибыль можно извлечь из того, что иностранный рабочий в отличие от немецкого получает не 2000, а 100 рейхсмарок в год.
Характерно, что лишь очень немногие «вожди экономики» обратили на это внимание. Даже рейхсминистру экономики партайгеноссе Функу он был вынужден в связи с расчетами национального дохода объяснять, насколько вырос уровень жизни германского народа благодаря обилию иностранной рабочей силы и насколько подешевел ручной труд.
В конце концов, опыт истории свидетельствует, что еще ни один народ не погиб из-за своих долгов. Поэтому можно лишь посоветовать нашим промышленникам при выполнении работ в области вооружений, которые их заставляют делать война, быть на сто процентов оптимистами во всем, что касается финансовых проблем[1].
100
05.05.1942, вторник, полдень
«Волчье логово»
За обедом шеф с восторгом рассказывал о своей овчарке Белле, которую он недавно завел и которая ему во всем, даже своей кличкой, доставляет очень, очень много радости. На прогулках сперва у них происходило волевое противоборство. Когда он решил заставить ее перепрыгнуть через скамейку, то Белла влезла на нее, дождалась, когда он — осыпая ее упреками — подошел поближе, и не торопясь перелезла через спинку. Но теперь он натаскал ее так, что она мгновенно реагирует на его приказания без малейшего проявления вялости и лени, чего он просто не выносит.
Ощущение такое, будто у собаки в голове часы: хотя в бункере совершенно темно, она каждое утро, около 9 часов, устраивает грандиозный концерт, прыгает на него и сильными ударами выражает свою безумную любовь к нему.
Поэтому ему приходится утром рано вставать, вместо того чтобы час или два почитать в постели. Даже если он очень поздно лег, как, например» вчера, когда он читал книгу Петри «Историческое наследие германского народа в Валлонии и Северной Франции». Впрочем из этой книги он с большим интересом почерпнул для себя, что эти территории, судя по названиям местностей, представляют собой исконно германские земли, которые у нас отняли и возврата которых мы можем с полным правом потребовать. Оба тома он прочел за один присест.
Под конец шеф с большим юмором рассказывал о том, как в будущем будут проводиться экскурсии по его резиденциям, включая «Бергхоф» и штаб-квартиры, причем он весьма подтрунивал над тем, как выражаются служители баварских музеев.
Интерес представляла также беседа с капитаном Клекелем[1] о том, пользуется ли ставка фюрера авторитетом у солдат на фронте. Клекель заявил: с тех пор как фюрер занял в декабре прошлого года пост главнокомандующего сухопутными войсками и перебои в снабжении — насколько это вообще в человеческих силах — прекратились и начали поступать четкие приказы, сразу дававшие почувствовать неразрывную связь между ставкой фюрера и фронтом[2], авторитет ставки фюрера в отличие от ставки кайзера в годы первой мировой войны необычайно возрос и ни одного солдата на фронте не интересует, где она территориально расположена: на каком-нибудь участке фронта или глубоко в тылу. Нарукавная повязка, нагрудный знак или орден с надписью «FHQu»[3], которые должны быть вручены всем, кто давно уже служит там, когда-нибудь будут считаться особенно высокой наградой.
101
05.05.1942, вторник, вечер
«Волчье логово»
За ужином рейхсляйтер Борман завел разговор о том, что во время официальных визитов дуче в его окружении всякий раз мелькают новые лица и он, очевидно, каждые два года проводит смену караула.
Шеф заявил в связи с этим, что дуче делает это вопреки своей воле, ибо, как и он, хорошо знает, что составлять долгосрочные планы можно только вместе с людьми, которые занимают свои должности в течение длительного времени. И если дуче столь часто вынужден проводить смену, то лишь потому, что:
а) среди человеческого материала, имеющегося в его распоряжении и предназначенного для занятия руководящих должностей, нет достаточного количества способных людей, которых можно было бы держать на их постах долгое время:
б) лучших людей партии постоянно приходится рекомендовать на должности префектов, ибо префекты назначались королем и у короля будут все возможности всячески противодействовать дуче, если только фашисты в достаточном количестве не будут там представлены.
Насколько трудно найти подходящих для занятия всех руководящих должностей лиц — об этом он, шеф, может много рассказать. Ему постоянно приходилось вновь и с новь прибегать к помощи одних и тех же людей. Даже при назначении на посты рейхскомиссаров на Востоке он был вынужден использовать таких своих давних соратников, как гауляйтеры Лозе и Кох[1]. При этом он стремился к тому, чтобы руководители как можно дольше оставались на своих должностях, чтобы по-настоящему плодотворно работать вместе с ними.
Рейхсляйтер Борман совершенно прав, когда указывает на то, что люди, которым поручают только краткосрочные задания, никогда не сумеют добиться таких выдающихся результатов и так самозабвенно выполнять порученную им работу, как те, которым дали долгосрочные задания. Если гауляйтеру не дать гарантии того, что он будет исполнять свои обязанности в течение долгого срока, то при составлении планов он будет руководствоваться двумя соображениями:
1. Каким образом его преемник завершит начатую им работу и осуществит разработанные им планы?
2. Будет ли его преемник заниматься критиканством как в отношении самого плана, так и в отношении уже проделанной работы? Не заявит ли он, увидев начало строительных работ, что место выбрано неверно, деньги растрачены бессмысленно и т. п.?
Насколько трудно подобрать подходящих людей на руководящие посты, видно хотя бы уже из того, что он — человек, который нашел первоклассных руководителей для СС, Национал-социалистского автомобильного корпуса, имперской службы трудовой повинности и т. д., — так и не смог поставить во главе СА подходящего человека, и поэтому СА, боевой отряд времен, предшествовавших взятию власти, ныне превратились в организацию, которая или никак не может своевременно понять, в чем ее задачи, или совершенно неправильно берется за их выполнение[2]. Именно учитывая порядки в СА, он особенно рад тому, что в свое время в лице Шираха нашел самого подходящего человека для руководства нашим национал-социалистским молодежным движением.
Не подлежит сомнению, что создание мощнейшего в мире молодежного движения — это заслуга Шираха. При этом Ширах еще юношей пришел к нему и уже в свои молодые годы снискал заслуги в деле создания студенческого движения. А какие парни его сотрудники и его преемник, например Лаутербахер и Аксман! Шеф полностью согласился с рейхсляйтером Борманом, заявившим, что Лаутербахер, будучи гауляйтером Ганновера, показал себя отличным работником и что рейхсмаршал также с похвалой отозвался о его деятельности на посту обер-президента. Затем он подчеркнул, что Аксман[3] как человек, искренне преданный великим идеалам, и раньше пользовался большим уважением, а теперь из-за полученного на войне увечья является для «Гитлерюгенда» прямо-таки образцом подлинно солдатского мужества.
Он рад, что нашел в лице гауляйтера Тербовена[4] руководителя, пригодного для того, чтобы возглавить один из тех наших рейхскомиссариатов, где положение особенно тяжелое, а именно Норвегию. Как гауляйтер Тербовен вновь сегодня заявил ему: он знает, что потеряет почву под ногами, если не будет действовать решительно и беспощадно. Поэтому он приказал арестовать норвежских учителей, полагавших, что они могут саботировать мероприятия германской администрации, и отправить их на рытье окопов. Жаль только, что моряки, которым было поручено доставить этих людей к месту назначения, снова проявили присущее немцам добродушие[5], которое в данном случае просто не знало границ. Они сперва отказались перевозить их морем, потому что на борту кораблей, предназначенных для перевозки этих людей, не оказалось достаточного количества спасательных жилетов, и им даже не пришло в голову, что этим норвежцам будет только в радость получить торпеду от их любимых англичан и отправиться на дно морское.
И если он, шеф, сумел назначить на большинство руководящих постов людей, которые в состоянии выполнить поставленные перед ними задачи, то это не в последнюю очередь объясняется тем, что они заняли эти посты не потому, что получили юридическое образование, а потому, что прошли школу жизни и достойно выдержали ее испытания.
Единственный юрист среди его сотрудников, который на что-то пригоден, — это Ламмерс. Ибо Ламмерс знает, что он здесь для того, чтобы изыскать правовое обоснование для нужд государства, и не путает юридические абстракции с реальной жизнью. Это объясняется тем, что Ламмерс, несмотря на свое юридическое образование, сохранил в себе здравый смысл.
Если бы среди его сотрудников не было столько способных людей, он наверняка не добился бы таких результатов в своей политической деятельности.
Если некоторые люди, вне себя от радости по поводу возрождения нашего народа, доходят до того, что чуть ли не силой хотят сделать из него второго Магомета или второго мессию, то он может в ответ на это лишь совершенно определенно заявить, что не считает себя пригодным на роль пророка или мессии.
102
06.05.1942, среда, полдень
«Волчье логово»
Сообщение из Анкары, согласно которому из Турецкого информационного агентства уволено множество еврейских агентов, побудило шефа сделать несколько замечаний относительно контролирования евреями общественного мнения как в Германии времен Системы, так и в тех государствах, которые ныне являются нашими врагами. Еврей заблаговременно хитростью пробрался на все мало-мальски доступные должности, откуда хоть как-то можно было повлиять на общественное мнение, и получил в свои руки огромную власть над прессой, кино и остальными формирующими общественное мнение факторами. Он не только пытался добиться возможности непосредственно воздействовать на эти факторы, но и действовал гораздо более активно через так называемые агентства.
Но опаснее всего рекламные агентства в еврейских руках, поскольку евреи, перестав давать рекламные объявления, могут полностью разорить крупную ежедневную газету. Для него, шефа, было особенно поучительно наблюдать, как евреи своей угрозой бойкота сорвали все попытки Гугенберга и лорда Ротермира[1] проводить политику, проникнутую чувством национального самосознания. Лорд Ротермир, который в свое время опубликовал в своих журналах две статьи в поддержку «Движения Мосли»[2], сам рассказал ему в «Бергхофе» о том, как действуют евреи, и о невозможности в краткосрочном плане хоть как-то противостоять этому.
Его, шефа, сила заключалась в том, что он в отличие от всех остальных крупных газет с самого начала сделал газеты НСДАП независимости от еврейских рекламных агентств и тем самым создал совершенно незыблемую в экономическом отношении структуру. Независимое положение партийной прессы дало очень хорошие результаты, и это побудило его сделать так, чтобы и вся партия была в экономическом отношении независима. У него это получилось прежде всего потому, что в лице имперского казначея Шварца он нашел человека, умело распоряжавшегося доходами Движения, которые составляли членские взносы, деньги, полученные за право присутствовать на наших собраниях, и т. д., и нашедшего сферы приложения капитала, так что денег хватило даже для финансирования борьбы на заключительном этапе в 1932 году.
Больше всего денег за право присутствовать на наших митингах помимо Мучмана[3] сумел собрать партайгеноссе Лей. Он постоянно представлял его, шефа, каким-то монстром и настолько заинтриговал кёльнских промышленников и их дам, что те готовы выложить до 200 рейхсмарок за место в зале, где проходило одно из его собраний.
К сожалению, деньги эти были бессмысленно растрачены, и виной всему — подчиненная Лею пресса. Лей[4] упустил из виду, что партийные типографии — это гибель партийной печати. Ведь партийные типографии вынуждены во время всевозможных кампаний печатать листовки для всего гау, не имея при этом никаких гарантий оплаты. Такой человек, как Мюллер, который считал себя владельцем типографии «Фёлькишер беобахтер»[5] и содержал ее за собственный счет, мог согласиться взять заказ на печатание листовок лишь за наличный расчет и спровадить всех остальных заказчиков, просто сказав им, что его рабочие живут не за счет политических взглядов, а за счет зарплаты. Партийным же типографиям все, начиная с ортсгруппенляйтера, навязывали идеализм, который — поскольку он диаметрально противоположен гешефту — равнозначен разорению типографии.
И если ему, шефу, удалось провести «Фёлькишер беобахтер» сквозь весь период борьбы, хотя, когда он, шеф, взял ее под свое начало, она уже три раза объявляла о своем банкротстве, то этим он в первую очередь обязан тесному сотрудничеству с рейхсляйтером Аманом. Аман показал себя очень толковым коммерсантом уже потому, что никогда не заключал сделок, если те не представляли собой сделок в буквальном смысле этого слова, или же в противном случае немедленно разрывал все контакты. Именно благодаря такому деловому отношению к газетному делу и оказалось возможным в течение времени превратить издательство, где выходила «Фёлькишер беобахтер», издательство «Эгер», в крупнейший газетный концерн в мире, по сравнению с которым концерны газетных королей США — то же, что карлик рядом с великаном. Можно по достоинству оценить это достижение только в том случае, если вспомнить, что, когда он в свое время купил «Фёлькишер беобахтер», число ее подписчиков не превышало 7000, рекламных объявлений в ней не давали, а в кассе не хватало денег даже на оплату необходимого количества бумаги.
Если он, шеф, хоть немного разбирается в коммерции, то этим он не в последнюю очередь обязан постоянно возникавшим трудностям с партийной прессой. Хуже всего обстояли дела в 1932 году, когда ему пришлось подписать множество долговых обязательств, чтобы иметь возможность финансировать прессу, избирательные кампании и вообще всю партийную работу. Подобно тому как он тогда от имени НСДАП подписал эти долговые обязательства, сознавая, что если деятельность НСДАП не увенчается успехом, то все потеряно, так и теперь он подписывает от имени рейха долговые обязательства, твердо веря в нашу победу и будучи убежденным в том, что если эта война окончится поражением, то так и так все погибнет и поэтому ради достижения победы можно взять на себя еще больше долговых обязательств.
103
06.05.1942, среда, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф с юмором рассказывал о том, сколько находчивости проявляют солдаты на фронте, когда хотят достать мясо и рыбу.
После ужина министр Шпеер подошел к рейхсляйтеру Борману и получил от него согласие Гитлера на объединение всего электрохозяйства в единый имперский концерн (по типу имперских железных дорог). Если данный проект будет осуществлен, то, согласно резолюции Гитлера, это еще теснее, чем дороги и железнодорожные пути, сплотит рейх.
104
07.05.1942, четверг
«Волчье логово»
Обедал шеф вдвоем с генералом Гариболди[1] (в своем бункере).
Вечером он был особенно обрадован, увидев на столе копченого осетра.
Прочитав сообщение агентства Рейтер о гибели английского крейсера «Эдинбург»[2] водоизмещением 10 000 тонн, которое ему после ужина положили на стол, шеф заявил, что мы очень ловко заставили англичан объявить об этом. Командир нашей подводной лодки, который отличился, потопив крейсер, не видел, как затонул корабль, и поэтому ограничился донесением о попадании торпеды в «Эдинбург». Соответственно в сводке ОКВ об этом было сказано крайне осторожно.
Но поскольку все говорило за то, что попадание торпеды повлекло за собой гибель крейсера, мы твердо решили, что так оно и есть, принялись утверждать это в полуофициальных сообщениях и тем самым вынудили англичан признать факт гибели корабля.
Отсюда можно извлечь два урока.
1. Немец не должен скрывать истинное положение вещей. Однако ему следует быть повнимательнее в том смысле, чтобы в своем стремлении к правде не допускать чрезмерного педантизма. Так, к нему постоянно поступают сообщения с фронта о том, что у солдат на передовых позициях создавалось ощущение, что Верховное командование вермахта (ОКВ), желая соблюсти объективность и употребляя поэтому в своих сводках крайне осторожные выражения, далеко не в полной мере отдает должное их подвигам.
2. Если твердо убежден, что это именно так, а не иначе, то — неважно, касается это политической или военной сфер, — следует заявить об этом на весь мир, иначе просто невозможно заставить таких лицемеров, как англичане, сказать правду.
Теперь, как показал мне Лоренц, Гитлер самолично и своей рукой корректирует каждую сводку ОКВ. Гитлер считает столь необходимым шлифовать сводки вермахта потому, что — по его словам — даже какая-нибудь мелочь, будучи тиражирована в огромном количестве, может иметь решающее значение.
105
08.05.1942, пятница, полдень
«Волчье логово»
За обедом фюрер заметил, что не хотел бы превращать Крит в германскую военную базу[1].
Ведь для германской военной базы «Крит» потребовалось бы содержать на Средиземном море германский флот, что породило бы опасность непрекращающегося конфликта с Турцией. Ибо когда остров Крит в немецких руках, то турки усматривают в этом не что иное, как начало спора между Германией и Турцией по поводу Дарданелл.
И единственным результатом нашей высадки на Крите может быть лишь открытие на этом острове учреждений культуры и отдыха «KdF»[2].
106
08.05.1942, пятница, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф еще раз завел разговор о бегстве французского генерала Жиро и заявил, что его вполне можно было бы отпустить, не будь он так опасен. И необходимо или добиться его выдачи, или морально полностью его дискредитировать. Возможностей для этого вполне достаточно. Ибо он, будучи военнопленным генералом, злоупотребил предоставленными ему льготами, и поэтому можно без всяких оговорок, скажем, задержать отправку на родину 7000 раненых французских военнопленных[1]. Такая ситуация отлично подходит для того, чтобы попробовать представить себе, как вели бы себя французы, оказавшись в нашем нынешнем положении.
Французы после первой мировой войны своим поведением по отношению к нам в полной мере доказали, что великодушие им совершенно несвойственно. У немцев, оказавшихся тогда во французском плену, садистски настроенные медсестры-француженки отбирали воду, которую им приносили негры. Если вообще попробовать осмыслить тогдашнее поведение французов, то они представляются мелкими обывателями, которые из-за множества случайностей вдруг обрели некое подобие величия и, совершенно не веря в свои силы, пытаются удержать власть, прибегнув к страшному террору. Когда в Берлине в приливе патриотических чувств разорвали французский флаг, нас заставили выстроить Берлинский караульный батальон под командованием фон Арнима — ныне он в чине генерала, — и его солдаты стояли по стойке «смирно» при поднятии нового французского флага.
И пусть никто не осуждает его за то, что он по отношению к Франции придерживается следующей точки зрения: что теперь мое, то мое! Ведь тот, кто отдает свое, совершает тяжкий грех, ибо он отдает то, что он с такими усилиями забрал на этой земле по праву сильного.
Земля же как переходящий кубок и поэтому стремится попасть в руки сильнейшего. Вот уже многие тысячелетия на этой земле идет непрерывная борьба.
И если люди за последние 300 лет не осели на Европейском континенте, то это объясняется открытием Америки и вытеснением ее жителей европейцами. И если мы ныне создаем, например в России, а именно на Украине, новую «Восточную марку»[2], то, основываясь на историческом опыте, к ней следует подходить с той же меркой, что и когда-то к старой «Восточной марке», то есть к землям, лежащим к востоку от Эльбы.
За ужином шеф обратил внимание на то, что английский парламент уже провел 20 секретных заседаний, но об их результатах пока ничего не известно. Это можно расценивать как свидетельство того, насколько сильно в английской расе чувство общности.
Рейхсминистр Розенберг много говорил за столом о присущем англичанам чувстве господина и заявил, что самое главное здесь то, что подвластные им народы готовы пойти на смерть ради его — народа-господина — представителей. Там, где немец пытается добиться чего-либо с помощью непрерывного потока брани, англичане очень умело подчеркивают свое великодушие (премии по торжественным случаям, предоставление отпусков, разрешение на выезд из колоний) и достигают тем самым такого эффекта, что даже греки, которых они самым наглым образом эксплуатировали и обманывали, судят о них лишь по этому внешне пристойному поведению и до сих пор уважают их.
Брак — с точки зрения Гитлера, — разумеется, не является институтом, созданным лишь для совместных развлечений супругов или из взаимной переписки; он представляет собой разделение обязанностей, когда в задачу мужа входит бороться в области профессиональной карьеры, а в задачу жены — поддерживать порядок в доме, ибо дом — это опора в борьбе за выживание. А под порядком в доме понимается поддержание определенного культурного уровня, с одной стороны, и практическое ведение хозяйства — с другой.
Важно и то и другое, это Гитлер особенно подчеркнул, рассказал с большим юмором об одной женщине, которая пригласила его к себе отведать такого баварского блюда, как клецки из печенки по-домашнему, а вместо этого угостила его каким-то совершенно несъедобным варевом из печенки, яиц и пудинга.
А впрочем, о том, что культура брака начинается отнюдь не с материальной поддержки одним из супругов другого, а с благоустройства квартиры, содержания ее в чистоте и т. п., приобретения одежды и придания ей опрятного вида и т. д., поведал нам вечером в своей остроумной манере рейхсляйтер Розенберг. С улыбкой он заявил, что наши светские дамы считают себя культурными женщинами, но стоит только один раз их увидеть рядом с индусскими женщинами на каком-нибудь устроенном индусами приеме, чтобы сразу «прозреть»: европейские женщины размалеваны, в пух и прах разряжены, все время бурно жестикулируют, а рядом индуски, настоящие аристократки, естественный цвет лица, никаких румян и белил, скромно, но со вкусом одеты и всей своей манерой держаться выражают достоинство и самообладание. Во время танцев европейские женщины скачут, прыгают, стремясь обратить на себя внимание и добиться успеха. Индуски, и прежде всего балинезки, танцуя, выполняют все движения спокойно, уверенно, с подлинной страстью и пылом, и потому они само совершенство.
107
09.05.1942, суббота, вечер
«Волчье логово»
После отъезда рейхсминистра Розенберга за ужином зашел разговор о разведении хлопка на Кавказе. Шеф заметил в этой связи, что при составлении наших планов первостепенное значение нужно придавать не разведению хлопка, а выращиванию на Украине крапивы, ибо из нее получается пряжа гораздо более высокого качества, чем из хлопка.
Кавказ играет в наших разработках особую роль уже потому, что он будет снабжать нас нефтью. Мы должны установить на Кавказе очень строгие порядки, если хотим получать оттуда нефть, ибо в противном случае на этих землях, где все дышит кровной местью, вражда между племенами сделает невозможным любое мало-мальски рентабельное освоение нефтяных источников.
Поэтому совершенно неправильно, когда министерство иностранных дел в качестве официального органа делает в отношении этих территорий какие-то обещания, которые потом невозможно будет выполнить. Поскольку официальная сторона в отличие от пропагандистов с их листовками имеет право обещать лишь то, что она в состоянии выполнить, фон Папен[1] должен быть предельно осторожен относительно возможных обещаний Турции, даже если он — шеф — в принципе готов пойти на определенные уступки.
Но прежде всего министерство иностранных дел должно воздержаться от любой болтовни о сотрудничестве. Насколько трудно добиться такого сотрудничества, свидетельствует пример Румынии и Венгрии, ибо эти две страны именно сейчас, когда мы так остро нуждаемся в нефти и пшенице, создают у себя запасы этих продуктов на тот случай, если между ними вспыхнет война[2].
В заключение шеф завел разговор о проблеме «занятия руководящих должностей».
Такие должности должны занимать только те люди, которые способны мыслить масштабно; ведь здесь главное не то, сколько было проделано кропотливой работы, но какие умные мысли родились в их головах. И для этого вполне достаточно сосредоточиться и два часа в день напряженно работать.
А для повседневной работы и контроля над ней со стороны министерства вполне достаточно наделенного соответствующими полномочиями статс-секретаря, но им должен быть человек с широким кругозором.
Он счастлив, что в сфере государственного управления нашел в лице Ламмерса начальника рейхсканцелярии, который, руководствуясь здравым смыслом, а не юридическими абстракциями, решает за него в соответствующем духе государственные дела, так что ему вообще не надо о них беспокоиться.
Точно так же он рад тому, что не нужно следить за тем, что происходит в каждом отдельном гау, ибо гауляйтеры воспитаны на единый манер, а в лице рейхсляйтера Бормана он имеет помощника, который передает гауляйтерам все необходимые и выдержанные в едином духе директивы.
108
10.05.1942, воскресенье, полдень
«Волчье логово»
За обедом совместно со статс-секретарем Баке[1] обсуждались проблемы обеспечения продовольствием. Шеф, воспользовавшись случаем, рассказал, что в свое время Гугенберг, занимавший пост министра, отвечавшего за этот сектор, отверг идею создания государственного запаса зерна в 7,5 миллиона тонн на том основании, что германская экономика не выдержит, если такой огромный капитал будет лежать мертвым грузом. К сожалению, он тогда ничего не мог поделать, поскольку даже такие вопросы, как выращивание латук-салата, и то приходилось согласовывать с парламентом[2]. Как бы нам теперь пригодился запас зерна в 7,5 миллиона тонн, к тому же 1937 и 1938 годы дали нам очень хорошие урожаи. И нам было бы глубоко безразлично, что прошлый и позапрошлый годы были неурожайными[3]. Отрадно хотя бы то, что он начал войну в 1939 году, а не теперь, когда пришлось столкнуться с трудностями.
За обедом шеф в ответ на реплику о том, что все же очень редко встречаются люди, призванные свершить когда-нибудь в своей жизни великие дела, заявил: из таких людей лишь в Моцарте еще в раннем детстве распознали великий талант. Но все равно их жизненный путь предначертан судьбой, и она когда-нибудь призовет их показать свою силу.
Каким зажатым он чувствовал себя в Вене, хотя уже обладал в достаточной степени обширными знаниями в самых различных областях. Но обратиться к великому человеку он бы тогда не отважился, равно как и выступить с речью там, где собралось пять человек.
Если бы не война, он, несомненно, стал бы архитектором, вполне возможно — даже вероятнее всего, — одним из лучших, если не самым лучшим архитектором Германии, а не так, как теперь, когда он стал самым лучшим добытчиком денег для лучших архитекторов Германии.
Но вдруг жизнь сказала свое слово, освободив человека от всего, что мешает исполнению им своего предназначения, и молокосос показал себя в борьбе сорвиголовой, справиться с которым невозможно.
Если наши учителя, как правило, не только не в силах увидеть в ребенке зачатки гениальности и распознать в нем будущего гения, но и просто отказывают ему в каких бы то ни было талантах — достаточно вспомнить Бисмарка, Вагнера и Фейербаха[4], которого в той же самой Академии в Вене, куда его когда-то не приняли из-за якобы отсутствия таланта, через 10 лет чествовали и вручали награды, — то это объясняется, по всей видимости, тем, что гения может до конца почувствовать только гений.
У ребенка, скажем в десятилетнем возрасте, учитель может зафиксировать средние способности, но вряд ли ему дано распознать, к чему тот в душе стремится.
Черты характера распознать гораздо легче, ибо тот, кто в детстве оказался плохим товарищем, и в зрелом возрасте останется таким. Но нужно быть здесь очень осторожным, ибо ложь ребенка зачастую есть выражение его особенно бурной фантазии, это совершенно точно установлено в отношении великих поэтов и писателей.
Но самое опасное — это чрезмерный субъективизм, которым зачастую грешат взрослые, когда оценивают способности ребенка. Учитель математики полагает, что, если его ученик не в состоянии справиться с каким-нибудь сложным уравнением, он потом не сможет сосчитать свое жалованье. Если у ученика художественная натура, но к остальным предметам он не испытывает особого интереса, то это воспринимается как непомерное упрямство, в этом он убедился на собственном опыте.
Родители еще и усугубляют такие ошибки тем, что пытаются преждевременно обучить ребенка какой-нибудь вполне определенной профессии и, когда здесь что-то не получается, тут же начинают говорить о том, что их сын — неудачник и из него ничего путного не выйдет. Его самого уже в 13 лет хотели прельстить карьерой чиновника и с этой целью как-то затащили в таможенное управление Линца, настоящий государственный зверинец, где пожилые люди сидели плотно друг к другу, как обезьяны в клетке. Поскольку не подумали о том, что это зрелище может вызвать у подростка отнюдь не восторг, а, напротив, только отвращение или ненависть, то и у него с самого начала появилось стойкое предубеждение к карьере чиновника. Он поэтому решительно против того, чтобы сыновей с раннего детства предназначали заниматься какой-нибудь вполне определенной профессией, лишь на восемнадцатом году жизни им нужно предоставлять возможность решать самим. Какие силы, в конце концов, кроются в человеке, свидетельствует пример Хильдебрандта[5], бывшего батрака, очень хорошо проявившего себя на посту гауляйтера, или Заукеля[6], которого даже он поначалу недооценил из-за его чрезмерной стеснительности и скованности.
109
10.05.1942, воскресенье, вторая половина дня
«Волчье логово»
За чаем, устроенным после обеда по поводу дня рождения генерала Йодля, шеф заявил, что весьма сожалеет, что при призыве в вермахт сделал столько исключений для полуевреев. Ибо опыт доказывает, что в жилах потомков этих еврейских отпрысков через четыре, пять, шесть поколений по законам наследственности вновь будет течь чисто еврейская кровь. И эти евреи, в которых сказались законы наследственности, представляют собой страшную опасность! Он теперь будет разрешать делать исключения только в особых случаях[1].
110
10.05.1942, воскресенье
«Волчье логово»
За ужином шеф завел разговор о достижениях тех, кто трудится ради Родины в тылу.
Идеализм в тружениках тыла настолько силен, что он решил вручить рабочему одного из военных заводов Рыцарский крест к Кресту за военные заслуги.
Работая по 14 часов в смену, рабочие военных заводов наладили выпуск для фронта противотанковых орудий и т. д. раньше намеченного им — шефом — срока.
Не меньшую самоотверженность проявляют те, кто трудится в сельском хозяйстве. Он поэтому заберет на Украине последнюю корову, но не допустит, чтобы отчизна голодала. Именно из этих соображений он и придает такое значение транспортной проблеме на Украине.
За ужином шеф завел разговор о происках коммунистов после взятия власти в 1933 году.
Слава богу, им не удалось осуществить их совершенно дьявольский план: в один и тот же день и час устроить 10 000 поджогов[1], ведь силы полиции и пожарной охраны были бы тогда настолько раздроблены, что даже представить себе невозможно, каковы могли быть ущерб и его последствия.
Уже поджог рейхстага мог принести нам — по крайней мере нашей репутации в глазах немецкой общественности — серьезный ущерб[2]. Он поэтому уже в два часа ночи поехал в редакцию «Фёлькишер беобахтер», но застал там только дежурного редактора и в гранках обнаружил заметку всего лишь в десять строчек об этом пожаре. Он немедленно посадил Геббельса за работу, а сам принялся писать и подбирать для утреннего издания статьи, репортажи и пр. об этом пожаре, так чтобы они заполнили всю первую полосу. Неопровержимое доказательство того, что в решающих ситуациях очень легко потерять голову и все приходится делать самому.
И если бы полиция действовала так же быстро, расследование поджога шло бы совсем по-другому и наверняка увенчалось бы успехом. Торглер[3], этот главарь немецких коммунистов, упал на колени перед арестовавшим его полицейским и умолял не расстреливать его. Если бы его, когда он был в таком шоковом состоянии, сразу же допросили, он бы точно во всем признался. Ван дер Люббе, который совершил поджог, следовало бы осудить в течение трех дней и повесить, поскольку его видели в день пожара с пакетом в руках, полученным от Торглера.
В этом случае был также получен материал, достаточный для доказательства вины идейного вдохновителя, нынешнего главы ГПУ Советского Союза Димитрова[4].
Но поскольку юристы точно так же космополитичны, как преступники, но далеко не так умело действуют, процесс затянулся на несколько недель и итог его был жалок и смешон. То, что настоящий, большой судья мог бы сделать из этой истории, свидетельствует следующий факт: стоило группенфюреру Хайнесу[5] прикрикнуть на ван дер Люббе («Поднять голову!»), как обвиняемый тут же вытянулся по стойке «смирно».
Но коммунисты, как и рассчитывали, переигрывали судей, этих закоренелых формалистов и повсюду применяли одну и ту же тактику: строили из себя дурачков, отвечали на вопросы молчанием, с самого начала, пытаясь добиться переноса срока заседаний суда и тем самым выиграть время, дошли до того, что через своих защитников — какая наглость! — просили предоставить им сперва возможность основательно изучить те параграфы законов, под которые подпадают их действия. Так было на процессе о поджоге рейхстага, то же самое происходит и теперь на процессе по делу о покушении на фон Папена в Анкаре и т. д.
Поэтому не следует в дальнейшем поручать юристам расследовать случаи саботажа и диверсий во Франции. Ни одного тайного передатчика они не обнаружили.
На все акты саботажа и диверсий следует отвечать с той же жестокостью, с какой они были совершены. Нужно сделать вполне определенных людей, например всех жителей какой-нибудь французской деревни, ответственными[6] за то, чтобы перевозка германских войск и грузов по шоссе и железным дорогам проходила беспрепятственно. И, желая сохранить голову на плечах, они в должной степени позаботятся о безопасности на всех участках.
Аналогичным образом поступает Гиммлер в своих концентрационных лагерях. Так, например, он добился наилучших результатов, когда поджигателя, которого его прошлое не позволяло выпустить на свободу даже после отбытия наказания, и именно под угрозой расстрела на месте, сделал ответственным за противопожарную безопасность в лагере. Никто там так рьяно не следил за тем, что творится на их территории, как этот тип, у которого самого на совести было немало поджогов.
Необходимо сделать так, чтобы кара за преступления следовала сразу же после его совершения, если хочешь добиться положительного эффекта, и поэтому тех, кто, воспользовавшись затемнением, совершает преступления[7], нужно судить и расстреливать сразу же после их ареста.
Если же лишь бессильно взирать на все это, а чего доброго, еще начать судить да рядить в поисках смягчающих вину обстоятельств, то поводья будут отпущены и потом уже не остановишься. Во время войны нужно действовать беспощадно, чтобы асоциальные элементы не начали все крушить и ломать.
Каждый должен знать: тот, кто там, далеко, сражается на фронте и выполняет свой солдатский долг, может погибнуть, но погибнуть с честью. Но тот, кто здесь, в тылу, творит бесчинства, должен умереть, и умереть с величайшим позором.
И если эти бедняги на передовых позициях готовы отдать свои жизни, они должны знать, что посылку, отправленную ему женой, этот привет с родины, по дороге никто не украдет.
К сожалению, во время мировой войны это поняли только в 1918 году, когда уже было слишком поздно. Он же, напротив, сразу же после начала войны максимально ужесточил наказания за наиболее омерзительные преступления, поскольку, когда он в мирное время максимально ужесточил наказание за угон автомобиля и пускание поездов под откос, это дало наилучшие результаты. И грабежи в английских городах, которые наша авиация, верша возмездие[8], подвергла бомбардировке, грабежи, к которым оказались причастными даже полицейские и пожарники, на сто процентов подтверждают его правоту.
111
11.05.1942, понедельник, полдень
«Волчье логово»
За обедом шеф рассказал об одном жителе Мюнхена, который был необыкновенно высокого роста и силен как медведь. Внешне он выглядел как заправский пролетарий, и для него совершенно не составляло труда как разогнать митинг врагов и захватить их знамя, так и охранять зал во время наших собраний.
Когда он, как-то уже после взятия власти, заговорил с ним в саду кафе «Хека» и пригласил его, одетого в спецовку, на минутку подсесть к нему, то как же на него смотрела буржуазная публика — просто как на какого-то монстра.
112
11.05.1942, понедельник, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф указал на то, что в Германии можно получить меду в десять раз больше, чем теперь его получают пчеловоды. Нужно все время помнить, что и в эпоху античности, и в средние века пчелиный мед являлся одним из наиболее распространенных сладких веществ и его даже использовали для подслащивания вина.
Также и древнегерманский напиток «мет», которым еще во времена его юности торговали в розлив на ярмарках, готовили на меду. Равно и как и первыми пряниками, которые пошли на экспорт, были медовые пряники, а именно нюрнбергские медовые пряники.
За ужином шеф завел разговор о том, что к войне могут привести самые различные факторы. Так, вполне возможно, что через 100 лет нам придется вести войну против Италии и Северной Африки, если будет осуществлена намеченная дуче программа лесопосадок — уже на первом этапе предусматривается посадка 35 миллионов деревьев.
Проведение в таких масштабах лесопосадок в Италии и Северной Африке неизбежно повлечет за собой весьма значительные климатические изменения. Италия не будет больше жаровней, отдававшей нам теплоту солнца и тем самым одаривавшей нас теплыми дождями. Может даже возникнуть опасность того, что у нас будет такой же климат, как в России, то есть дожди и туман.
Далее шеф привел в качестве доказательства расовой мощи нашего народа тот факт, что население Священной Римской империи германской нации за время Тридцатилетней войны уменьшилось с 18,5 до 3,5 миллиона человек и все же в наши дни германский народ насчитывает около 80 миллионов человек[1].
В заключение Гитлер завел разговор о строительстве метро в Мюнхене и заявил, что с величайшим интересом следит за ходом этого строительства, ибо он сумел сохранить великолепный средневековый облик центра Мюнхена, решив, что совершенно ни к чему пускать там трамвай с его проводами.
Людвигштрассе также предстанет во всей своей красоте, как только метро изгонит оттуда трамвай.
Необходимо полностью использовать все технические возможности для того, чтобы придать городу неповторимый облик или сохранить его. Об этом берлинцы знали уже в 1650 году, когда в этом городе, число жителей которого составляло тогда 35 000 человек, проложили такую красивую улицу, как Унтерден-Линден.
113
12.05.1942, вторник, полдень
«Волчье логово»
За обедом шеф заявил, что с полным пониманием относится к стремлению любого народа хоронить своих великих людей в специально отведенных для этого и священных для всей нации местах.
И пусть Людендорф согласно его пожеланию покоится ныне в Тутцинге, его, шефа, все равно не оставляет надежда уговорить фрау Людендорф согласиться на перенесение тела ее мужа в Новый дворец солдатской славы в Берлине. Разумеется, этого согласия можно добиться лишь в том случае, если твердо пообещать фрау Людендорф, что после ее кончины она будет покоиться рядом с супругом.
Родственники Гинденбурга также дали свое согласие на захоронение «старого господина» в Танненбергском мемориале лишь с условием, что его жена тоже будет похоронена рядом с ним. Это условие вполне соответствует истинно германским правилам семейного поведения, и поэтому оно непременно должно быть выполнено.
Ибо жены наших великих людей в большинстве случаев были их единственными настоящими товарищами, хранившими им верность вплоть до самой смерти, а оставаясь даже в самые тяжелые времена непоколебимыми в своей вере, они служили для них неиссякаемым источником силы.
114
12.05.1942, вторник, вечер
«Волчье логово»
В дальнейшем шеф завел разговор о германских памятниках и выразил сожаление, что художникам, как правило, не приходит в голову ничего лучшего, как изобразить властелина верхом на коне, в шляпе с развевающимся султаном.
Среди исключений, к которым относятся действительно выдающиеся произведения искусства, он назвал памятник Иосифу II работы Цаунера в Вене, а также памятник Марии Терезии около здания Венского дворцового музея, в Берлине — памятник Фридриху Великому работы Рауха, в Мюнхене — памятник принцу-регенту работы Гильдебранда и принцу Евгению работы Фернкорна, а также памятник императору Фридриху III.
За ужином шеф в ответ на одну из реплик заявил, что мы вновь должны организовать нашу экономику на разумных началах, если хотим решить все проблемы, связанные с обеспечением продовольствием и работой промышленности так, чтобы это принесло пользу всему нашему народу в целом.
К сожалению, политэкономия прекратила у нас свое существование, как только наши политики начали внимать политэкономам.
Мы бы наверняка имели сейчас уникальные возможности в жироперерабатывающей промышленности, если бы своевременно обратили его внимание на необходимость должным образом организовать китобойный промысел и использование китового жира. Ибо китовый жир не только излечивает рахит, но и может храниться в течение бесконечно долгого времени. Поскольку у нас теперь разработаны методы, с помощью которых мы можем использовать кита на 88 процентов, мясо, например, пойдет на консервирование, из шкур можно делать кожу, жилы станут основными компонентами нервущейся ткани, то организация китобойного промысла представляет для нас необычайно актуальную проблему.
В ответ на замечание гауляйтера Форстера о том, что в городе Торне в 1830 году большинство населения составляли немцы, из которых в 1939 году осталось там лишь ничтожное количество, шеф заявил, что это объясняется в корне неверной политикой Пруссии по отношению к германской народности за последние 150 лет.
Прусское правительство за эти полтора века превратило немецкие земли на Востоке в чистейшей воды исправительную колонию, куда учителя, чиновники и офицеры переводились в тех случаях, когда они в чем-либо провинились или если это вызывалось служебной необходимостью.
Все прегрешения Пруссии в этой области — и это его твердое решение — он искупит в течение 10 лет работы на восточных землях. Через 10 лет он потребует от своих гауляйтеров «квитанции об исполнении», доклада о том, что восточные земли полностью онемечены.
Гауляйтер Форстер заверил, что в его гау Данциг — Западная Пруссия эта цель будет достигнута. Разумеется, для этого потребуются толковые люди с тех территорий, что ранее входили в состав рейха, и, если можно, моложе сорока лет, ибо к тем, кому уже есть сорок и больше, вполне подходит выражение: "Старые деревья на новую почву не пересадишь».
Шеф подчеркнул, что, конечно же, на Восток нужно в основном направлять молодые кадры. Нужно, чтобы они чувствовали в себе гордость за то, что ступают не на подготовленную другими почву, и предоставить им возможность собственными силами добиться выдающихся свершений. И как нечто само собой разумеющееся должен восприниматься тот факт, что те, кто хорошо показал себя в работе на Востоке, гораздо быстрее продвигаются по службе, чем все те их одногодки, кто бездельничает на старых землях рейха, и вся их служба заключается в том, что они идут по удобной, проторенной другими дороге. Только так можно добиться того, что те, кого направят служить на Восток, будут воспринимать это как награду.
Цель его восточной политики — в перспективе — освоить это пространство для заселения его ста миллионами представителей германской расы[1]. Нужно приложить все усилия с непоколебимым упорством направлять туда один миллион немцев за другим. Не позднее чем через десять лет он желает получить донесение о том, что на присоединенных к Германии или же занятых нашими войсками восточных землях живет как минимум 20 миллионов немцев. О том, что здесь для них следует также создать необходимые предпосылки для развития культуры, свидетельствует тот факт, что даже поляки сумели придать центру Готенхафена[2] красочный облик, проложив через него широкие и красивые улицы.
Гауляйтер Форстер вставил замечание, что, по его мнению, и во время войны нельзя слепо игнорировать насущные культурные потребности. К примеру, во всем Готенхафене есть только три маленьких кинотеатра и ни одного большого, а также ни одного большого зала для собраний, и поэтому — когда военные корабли стоят в порту — не знаешь, что делать с этими истосковавшимися по суше моряками. У него, правда, есть все материалы, необходимые для строительства зала для собраний, который одновременно можно было бы использовать в качестве кинотеатра, но он не может приступить к строительным работам из-за того, что ему со ссылкой на указы о тотальной войне отказались выделить необходимую рабочую силу — шестьдесят русских военнопленных.
Шеф заметил в связи с этим, что нельзя отказываться от замыслов, отвечающих насущным требованиям жизни, только лишь из-за того, что здесь на какое-то время невозможно использовать шестьдесят военнопленных. Если у гауляйтера Форстера и в самом деле есть все стройматериалы, то ему следует выделить военнопленных на весь период строительства.
Он вообще считает, что в работе на восточных землях всегда следует прислушиваться к требованиям самой жизни, а не слушаться указаний, поступающих из чиновничьих кабинетов Берлина. Прусское правительство причинило столько вреда на возвращенных восточных землях, что одними теориями там толку не добьешься.
Если исследовать причины резкого падения численности германского народа на этих территориях, то приходишь к выводу, что вину за это несут два элемента: церковь и дворянство.
Насколько католическая церковь в своей политической борьбе была заодно с поляками — это, в общем, известно. Но гораздо менее известно, что и немецкое дворянство на этих землях не сочло нужным поддерживать тесные контакты с представителями германской народности и руководствоваться в первую очередь германскими интересами. Напротив, оно стремилось в первую очередь держать сторону знати, даже если та была польского происхождения. Этому особенно способствовало — и тут гауляйтер Форстер совершенно прав — увлечение охотой, ибо охотники — это масоны в зеленых костюмах. Великим усилием по сохранению там германской народности немецкое дворянство окончательно положило конец, когда стало во все большей степени пытаться лишить немецких поселенцев их небольших земельных участков и заменить батраков-немцев польской рабочей силой.
А тот факт, что прусскому правительству так и не удалось добиться эффективного противодействия этим устремлениям, говорит о прискорбном недостатке исторических знаний. Ибо германские императоры вовсе не случайно создали на юго-востоке рейха множество небольших немецких поселений; они сделали это намеренно, стремясь к тому, чтобы эти пограничные марки были как можно более плотно заселены представителями немецкой народности.
И если ставить перед собой задачу исправить ошибки, совершенные в прошлом столетии на восточных землях, то нужно проводить там радикальную политику поддержки германской народности. Подобно тому как германские рыцари, добиваясь своей цели, работали отнюдь не в лайковых перчатках и брали с собой в походы не только Библию, но и меч, так и наши люди, направленные служить на Восток, как ярые поборники национал-социалистской идеологии должны в случае необходимости силой отстаивать интересы нашего народа.
Тут многому можно научиться на примере того, как действовали французы в Эльзасе. Невзирая на страдания живших там людей, они жестоко истребили все следы германского влияния и принялись планомерно заселять эти земли французами и насаждать здесь французскую культуру. Если действовать точно так же, беспощадно покончив с двуязычием и переселив представителей тех народностей, которые или не могут быть онемечены, или сами не желают этого, то благодаря такому радикальному шагу все встанет на свои места, и уже второе, самое позднее третье поколение населения будет жить здесь в мире и спокойствии.
И если мы хотим вновь сделать Эльзас и Лотарингию чисто немецкими землями, то каждый, кто не желает добровольно признать себя немцем, должен быть изгнан оттуда. Гауляйтер Бюркель[3], приняв решительные меры, уже сделал первые шаги в этом направлении; но из Эльзаса должны исчезнуть еще четверть миллиона французишек[4]. Будет ли кое-кто из них выслан во Францию или их всех отправят на Восток — в принципиальном отношении это не играет никакой роли. А заполнить пробел, образовавшийся из-за такого сильного оттока населения, не составит никакого труда. Только из одного лишь Бадена можно привлечь бесчисленное множество крестьянских сыновей для заселения ими Эльзаса или Лотарингии, поскольку для них так и так невозможно остаться на своей родине. Ибо большинство крестьянских дворов в Бадене из-за своих ничтожных размеров непригодно ныне для того, чтобы семья немецких крестьян была в состоянии вырастить больше двух детей.
На восточных землях можно добиться цели, лишь действуя совершенно беспощадными методами a la Stalin. Но шеф твердо убежден в том, что если партия в течение пятидесяти лет будет творить там историю, то это придаст этим землям исключительно германский облик.
Гауляйтер Форстер рассказал затем о трудностях, возникающих в связи с рассмотрением каждого отдельного случая. Если, к примеру, в Грауденце поляк — рабочий сцены подает заявление с просьбой причислить его к лицам немецкой крови, ибо он среди своих предков обнаружил бабушку-немку, то совсем не так просто отказать ему в этом. Сперва нужно поразмыслить над тем, что рабочий со старых земель рейха вряд ли согласится занять должность рабочего сцены в Грауденце и, отклонив эту просьбу, будет потом весьма затруднительно найти замену просителю. Аналогичным образом обстоят дела и с медсестрами из католических монашеских орденов, если они работают в больницах в отделениях для заразных больных, с полькой, если та ведет домашнее хозяйство немца — инвалида войны и т. д. Он поэтому стоит на той точке зрения, чтобы вопрос об онемечивании поляка нужно решать, исходя из общего впечатления, которое производит человек, и если даже отсутствуют неопровержимые свидетельства его германского происхождения, но в его облике, характере, образе мышления есть явно что-то германское, решать его нужно положительно.
И если такой специалист в области изучения рас, как профессор Гюнтер[5], во время своей десятидневной поездки по гау Данциг — Западная Пруссия констатировал, что четыре пятых польского населения на севере имперского гау следует онемечить, то он считает это вполне возможным. Нужно только рассматривая каждый отдельный случай, помнить, что жизнь сильнее теории, и поэтому нужно онемечить тех, о ком на основании здравого смысла и жизненного опыта можно сделать вывод, что они достойны онемечивания. В отношении юга и юго-востока гау Данциг — Западная Пруссия он считает, что было бы гораздо разумнее поставить там несколько гарнизонов и тем самым освежить кровь тех слоев населения, которые могут быть пригодны для онемечивания. А так как пока не ясно, как сложится судьба жителей этих территорий в плане политики поощрения германской народности, то не нужно отдавать их души под «опеку» католических священников со старых земель рейха, а оставить им их прежних священников-поляков. Ибо при том давлении, которое чувствуют на себе священники-поляки, они легко поддаются любому влиянию и даже в конце каждой недели осведомляются в окружном управлении, о чем им надлежит проповедовать в церквях. Еще лучше было бы, конечно, побудить польского епископа поддерживать тесный контакт с гауляйтером, чтобы тот мог через него передать отдельным священникам желательные темы проповедей и вообще указания. Это дало бы возможность обеспечить на этих землях спокойствие и порядок на весь переходный период.
Но шеф придерживается другого мнения, ибо уже некто Карл Великий с помощью епископов из своего окружения безуспешно пытался сделать церковь приверженцем «германской» политики.
Поскольку высказывания гауляйтера Форстера вызвали возражения самых различных людей, и в частности рейхсляйтер Борман указал на то, что, несмотря на конкретные практические обстоятельства, нужно твердо придерживаться того основного правила, что не следует проводить в широких масштабах онемечивание поляков, ибо это повлечет за собой приток в жилы германского народа той крови, которая может неблагоприятно повлиять на его исконные начала, шеф поставил вопрос вообще о способности славян к онемечиванию.
Гитлер исходит из того, что невозможно говорить о способности к онемечиванию славян в целом, ибо само понятие «славяне» широко пропагандировалось царской Россией в рамках проводимой ею политики панславизма в качестве общего наименования совершенно разных народов, и оно, таким образом, прочно вошло в обиход. К примеру, глупо и нелепо называть болгар славянами, ибо они по происхождению туркмены[6]. И чехи — никакие не славяне. Чеху достаточно хоть раз не подстричь усы, и по тому, как они будут расти книзу, сразу можно будет распознать в нем выходца из монголоидного племени. У так называемых южных славян сплошь и рядом отчетливо чувствуется примесь дикарской крови. Поэтому с расовой точки зрения онемечивание хорватов можно было бы только приветствовать, но это совершенно неприемлемо по политическим мотивам.
Предпринимая любые шаги по онемечиванию, нужно исходить не их каких-то абстрактных общих представлений, но в каждом конкретном случае размышлять над тем, принадлежит ли лицо, желающее числиться немцем, к той расе, которая может органично слиться с нашим народом и благотворно воздействовать на него, или же оно обнаруживает признаки той расы, которая при смешении с немецкой кровью окажет на нее такое же негативное воздействие, как и иудейская раса. И если нет твердой убежденности в том, что онемечивание того или иного отдельного лица принесет пользу нашему народу, то нужно от него отказаться, пусть даже чувства говорят обратное. Сколько есть светловолосых и голубоглазых евреев, и всегда находились те, кто всячески ходатайствовал за их онемечивание. Но именно на примере евреев неопровержимо доказано, что если в первом и втором поколениях по внешности еще нельзя судить о душевных наклонностях, то во всех последующих поколениях они не только полностью соответствуют внешности, но и всячески проявляют себя.
Еще не один интересный фактор, который следует учитывать при проведении политики онемечивания, он обратил внимание во время посещения арсенала в Граце. Там было выставлено около 1000 доспехов, которые были так малы, что наверняка не подошли бы ни одному из нынешних жителей Штирии или Каринтии. Это, по его мнению, доказательство того, что германские племена, населявшие когда-то Штирию и Каринтию, не только освежили кровь тамошних жителей, но и их в расовом отношении гораздо более чистая кровь явно начала здесь преобладать. Он поэтому твердо решил направлять во все местности, где жители не отличаются чистотой расы, воинские соединения, солдаты которых представляют собой образцовые в расовом отношении экземпляры, например части войск СС, и с их помощью освежить кровь населения.
Если ему возразят, что такого рода шаги подорвут мораль германского народа, он может в ответ на это лишь сказать, что в крайнем случае будет нанесен удар по лживой морали тех «верхних десяти тысяч», которые не могут простить турку, что он всю жизнь прожил душа в душу с четырьмя женами, в то время как прусские принцы, не встречая ни с чьей стороны упреков или возражений, всю свою жизнь пользуются услугами сорока и более фавориток. Ложь и ханжество, присущие такому вот мировосприятию, доводят его до бешенства. Ибо прусского принца, который прогоняет одну за другой те несколько дюжин женщин, с которыми он поддерживал интимные отношения, и — после того как они ему наскучили — отшвыривает их в сторону как неодушевленные предметы, эти ханжи и лицемеры считают человеком чести, а порядочного немца, желающего жениться на женщине, которая ждет от него ребенка, невзирая на ее сословную принадлежность, осыпая градом насмешек и злобно издеваются над ним. Вина за огромное число абортов, отсутствие детей у здоровых женщин и тому подобные вещи лежит на этих лицемерах. Ничто не может лучше освятить любовь мужчины и женщины, чем здоровый ребенок. И хотя это должно быть ясно любому мало-мальски здравомыслящему человеку, ибо природа, подарив ребенка, тем самым совершенно очевидно благословляет влюбленных, эти жалкие, безмозглые ничтожества считают, что лучше всего скрепляет союз двух людей государственная печать, и в зависимости от наличия или отсутствия ее судят о добропорядочности того или иного человека.
По его мнению, это просто идеальный случай, когда мужчина и женщина находят друг друга и благодаря тому, что рождение ребенка освятило их любовь, не расстаются до самой смерти. Как же удалось бы иной раз на протяжении 700 и более лет сохранять за одной семьей наши крестьянские дворы, если бы брак там не заключался, лишь когда уже ожидали появления на свет ребенка? Католическая церковь на протяжении столетий учитывала это обстоятельство, закрывала глаза на так называемое испытание, и, когда приближался день рождения ребенка, священник указывал будущему отцу на его обязанность жениться. К сожалению, протестантство предало забвению этот древний обычай и подготовило почву для появления той ханжеской морали, согласно писаным или неписаным нормам которой предпринимаются попытки опорочить и заклеймить как разврат брак, заключаемый из-за того, что должен родиться ребенок. При этом, если уж быть до конца честным, следует сказать, что даже значительная часть прусского дворянства обязана своим появлением на свет так называемым падшим дочерям бюргеров.
Насколько эти ханжи не в ладах с логикой, свидетельствует тот факт, что они признали законным расторжение брака на основании «непреодолимой антипатии» супругов друг к другу. Подобно тому как было бы неправильно стремиться сохранить моногамный брак, когда между супругами уже нет и не может быть взаимопонимания, было бы так же неверно мешать заключению брака, который основывается на полном взаимопонимании. И чем старше он становится и чем меньше ему хочется приобрести репутацию человека, мерящего все на свой аршин, тем сильнее он будет подчеркивать все значение этой проблемы. И он не успокоится до тех пор, пока не внедрит приоритет нордической крови во всех тех местах, где население нуждается в приливе свежей крови.
Если наш народ заимствовал от одного из тех народов, которые во времена Великого переселения мощными людскими потоками проносились по нашей земле, поэтический, у другого — мечтательный, а у третьего — музыкальный элемент, то сохранившееся у нас в Нижней Саксонии нордическое расовое ядро стальным кольцом сжало всех остальных. Ибо в этом расовом ядре заключены и имперская идея, и способность трезво мыслить, и ледяной, холодный расчет.
Впрочем, его очень радует то, что в записях высказываний Старого Фрица он постоянно обнаруживает очень схожие мысли. И если Старый Фриц называл выступления против основанной на таких вот умозаключениях политики поощрения германской нации и нападки на браки, заключенные после рождения ребенка, «духовным каннибализмом», то он на все сто процентов согласен с ним.
Кстати, гауляйтер Форстер привез с собой два проекта городского герба Готенхафена. Один представляет собой изображение серебристого парусника на голубом фоне, а другой — серебристого парусника тоже на голубом поле, но здесь вид оживляет изображение серебристых гребней волн.
Шеф выбрал первый вариант, ибо герб как символ должен быть предельно прост и ясен и поэтому от всякого приукрашивания следует отказаться.
Воспользовавшись случаем, Гитлер рассказал также, что у него на запонках — изображение городского герба Данцига (их ему подарила, в сущности, совершенно не интересующаяся политикой Ева Браун) и он носит их с тех пор, как когда-то дал клятву вернуть Данциг в лоно рейха.
115
13.05.1942, среда, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф рассказал, что во время осмотра им укреплений на Атлантическом побережье[1] один из рабочих обратился к нему со словами: «Мы ведь не уйдем отсюда, мой фюрер? Было бы бесконечно жаль всей нашей работы!»
В словах этого человека содержалось бесконечно много жизненной мудрости, и они подтвердили, что человек на своей земле, которую он обильно полил своим потом, ни при каких обстоятельствах не уйдет оттуда. Ничто в мире не заставит нас бросить приобретенные нами во время похода на Запад и с помощью «Организации Тодта» укрепленные и расширенные позиции на Ла-Манше и снова отсиживаться в маленькой германской бухте на Северном море.
В Крыму тоже следует провести строительные работы и добиться того, чтобы и по прошествии длительного периода ничто не смогло заставить немецкий народ отдать эту землю, в которую вложено немало немецкого труда[2]. Поэтому совершенно необходимо расширить акватории крымских портов и возвести мощные форты на перешейках[3]. И здесь мы должны настолько укрепить наши позиции, чтобы наши рабочие там твердо уверовали в то, что ни одна вражеская армия не одолеет их. Он считает, что для Крыма этого будет вполне достаточно, ибо у нас на Черном море, а значит, и в Дарданеллах нет других интересов, кроме экономических. Поскольку нас, кроме того, Средиземное море вообще не интересует, то он понимает, что в конце войны будет необычайно много возможностей сделать Турцию в прямом смысле слова нашим другом.
За ужином шеф завел разговор о политике Англии и заявил: лишь когда у них наступит полный крах, англичане наконец осознают, что им уже не быть в Европе на первых ролях.
Из-за того, что они упорно следовали политическому завещанию своих великих государственных деятелей и всячески стремились сохранить «равновесие в Европе», они совершенно упустили из виду, что враг у них может быть не только в Европе, и поэтому даже не заметили, что ситуация в мире изменилась и на периферии их империи объявились новые грозные противники — Россия, Япония, США. Насколько косны и тупы нынешние английские политики, видно хотя бы уже из того, что несколько лет тому назад один из них в приватной беседе совершенно серьезно сказал ему, что в случае войны между Англией и Германией последняя в результате станет английским доминионом.
Единственным англичанином, действительно разбиравшимся в современной политической ситуации, был герцог Виндзорский[4], который хотел пойти навстречу нашим требованиям о возврате колоний и отдать нам северную часть территории Австралии, чтобы мы заселили ее и в идеале, как щитом, прикрыли Англию от Японии. Но этого человека выслали из Англии и вместо того, чтобы попытаться достигнуть соглашения с Германией, стали искать дружбы с США, страной, никогда не обладавшей высокой моралью, необходимой для того, чтобы выиграть борьбу за новый мировой порядок, и которая, окажись она на нашем месте, никогда бы не смогла успешно вынести тяжкие испытания русской зимы 1941/42 года. Евреи, правящие такой огромной империей, как США, в конце концов со времен Маккавеев почти совсем не занимались военным делом, а их мелочность и крючкотворство губительно сказываются также и на США. Рузвельт же проворачивает свои политические гешефты, действуя так подло и мерзко, что сразу видно: это не здравомыслящий человек, а явный безумец.
За чтением телеграмм шеф завел разговор о том, как он осуществляет оперативное руководство вермахтом, и заявил: хотя русский фронт по своей протяженности в три раза превышает фронт во Франции, там нет ни одного немецкого полка или батальона, за перемещениями которого по три раза в день не следили бы в ставке.
За ужином шеф высказал свои соображения относительно теперешней французской политики, и прежде всего указал на то, что французы в своем стремлении сидеть на всех стульях сразу в итоге садятся мимо всех стульев. Виной всему то, что душа французского народа полностью разорвана на куски, даже в лагере приверженцев Виши[5] насчитывается пять и более течений: антисемиты-националисты, клерикалы — друзья евреев, роялисты, революционеры и т. д. Поскольку во Франции в данный момент нет человека, наделенного неукротимой энергией, там не будет принято никаких четких и недвусмысленных политических решений, хотя совершенно очевидно, что у французской политики есть лишь два достижимых пути.
Франция может лишь:
а) отказаться от европейской территории и, обеспечив своему правительству возможность перебраться в Северную Африку, продолжить войну против нас, используя весь потенциал своей колониальной империи в Африке, или
б) присоединиться к державам «оси» и тем самым спасти большую часть своей европейской территории, а также компенсировать неизбежные территориальные уступки Германии, Италии и Испании продвижением в глубь Центральной Африки.
Если Франция выберет второй вариант, у нее появится шанс принять активное участие в войне против Англии и США и тем самым не только добыть новые земли в Африке, но и обеспечить себе благожелательное отношение со стороны держав «оси». Ибо после вступления Франции в войну будет легче легкого доставлять войска и грузы в Северную Африку; это подтолкнет Испанию также вступить в войну, а французский флот вдруг превратится в один из существенных военных факторов.
Разумеется, приняв такое решение, Франция поставит все на карту. Но если она с пониманием отнесется к нашим политическим интересам, то ей не придется уговаривать нас вернуть находящиеся в наших руках позиции на ЛаМанше и надо будет примириться с тем, что придется удовлетворить территориальные претензии Германии, Испании и Италии в отношении своих европейских границ, а также в Тунисе, и компенсировать эти потери лишь за счет новых земель в Центральной Африке.
Но если Франция выберет первый вариант или будет по-прежнему колебаться, то ей нужно осознать, что после войны придется платить по всем счетам. Ибо американцы так или иначе аннексируют Мартинику; Англия вовсе не намерена возвращать Мадагаскар[6] и носится с мыслью компенсировать потерю территорий в Восточной Азии за счет тех земель в Южной и Западной Африке, которые не входят в состав их доминионов. Испания, равно как и Италия, никогда не откажется от своих требований, и Япония тоже не собирается возвращать Индокитай, которым пока формально правит марионеточная французская администрация[7].
Народу, чье будущее зависит от столь решающего политического выбора, нужен человек с трезвым умом, который сделает надлежащие выводы из создавшейся политической ситуации.
Маршал Петен на эту роль не годится. Он, правда, пользуется необычайно высоким авторитетом у всего французского народа, но исключительно лишь в силу своего преклонного возраста. Но в условиях, когда надлежит принимать решения, от которых зависит все, буквально все, таким почтенным старцам, как маршал Петен, их огромный жизненный опыт только мешает.
Даже в отношении себя он, шеф, должен сделать вывод, что теперь он во многих случаях два-три раза обдумывает проблему, хотя еще десять лет тому назад готов был в таких ситуациях идти на риск и не раздумывая принимал решение.
Поэтому ему кажется совершенно бессмысленным вести полемику с маршалом Петеном при всем его уважении к этому прямодушному и честному человеку, который, будучи французским послом в Испании во время войны между Германией и Францией[8], всегда уважительно приветствовал нашего посла и в своих донесениях правительству[9] все время советовал добиваться соглашения с Германией.
Точно так же можно было бы — ради сравнения — дать какому-нибудь престарелому оперному певцу спеть на сцене арию и, когда он худо-бедно прохрипит ее, утешить себя тем, что еще тридцать лет назад у него было «золотое горло».
Жаль только, что и среди окружающих Петена людей ни у кого нет возможности принимать необходимые четкие решения. У Лаваля, например, за спиной только его парламентское прошлое. Правительство Виши поэтому представляет собой правительство, лишенное реальной власти, а такое правительство всего лишь фантом, и это всегда очень опасно. Ибо если Франция до сих пор не ввергнута в хаос и ее граждане не становятся жертвами убийц, то этим она обязана нашим оккупационным войскам, которые в настоящее время представляют собой единственно реальную власть во Франции.
116
14.05.1942, четверг, полдень
«Волчье логово»
За обедом шефу доложили о снятом участниками организованной службами СС экспедиции Шефера фильме о Тибете.
Шеф заявил в связи с этим, что стоит лишь в чем-либо упрекнуть тибетского монаха, как вся католическая церковь, не говоря уже о протестантской, поднимет страшный крик.
Ведь духовенство — это мировой концерн, отдельные структуры которого по отношению к внешнему миру держатся друг за друга железной хваткой, хотя между собой ругаются чуть ли не из-за каждого пфеннига.
Тем больше его раздражает, когда, например, как доложил ему рейхсмаршал, фон Пален и его жена вели себя по отношению к этому духовенству недостойно немцев и удалились после приема в Ватикане, пятясь задом и не переставая кланяться. Но недостойнее всех вел себя посланник в Дублине, который, будучи протестантом, не постыдился поцеловать руку католическому епископу. Какие только гнусные типы не собрались под крышей нашего министерства иностранных дел!
На основании замечаний, высказанных Гитлером перед тем, как сесть за стол. Борман составил и продиктовал следующую заметку:
14.05.1942
Ставка фюрера
Дело Зоммера (отказ командования военно-морского флота дать разрешение на брак, поскольку невеста ожидала ребенка, и определение наказания в виде увольнения с действительной военной службы и отправки с понижением в чине на фронт) побудило фюрера в различных беседах подчеркнуть следующее:
1. Национал-социализм является ярым противником тех неписаных законов, о которых майор медицинской службы доктор Бауэр писал Зоммеру, поскольку они основываются на абсолютно лживой морали; это представления того мира, который уже давно отошел в прошлое.
2. Согласно этим представлениям, офицер с самого начала имел право жениться только на девушке, принадлежащей к определенному сословию; жениться на честной девушке — дочери почтенного ремесленника считалось предосудительным, и в таком случае разрешение на брак не давалось. Тот, кто все-таки по-прежнему хотел жениться на такой девушке, должен был уволиться с действительной военной службы.
3. Правда, от офицера требуют, чтобы он до заключения брака не вступал со своей будущей супругой в половую связь или же чтобы это не становилось достоянием гласности. В противном случае офицер должен был сделать так называемые надлежащие выводы и уйти в отставку. Отсюда следовало:
а) если невеста офицера была особой, сведущей в такого рода вещах, то никаких так называемых глупостей с ней не случалось; в этих случаях дело всегда заканчивалось женитьбой на таких особах;
б) если же, напротив, невеста оказывалась, что называется, глупой и совершенно неопытной в такого рода делах девицей, то с ней непременно случались эти самые «глупости», другими словами: жениться надлежало не на гораздо более порядочной и честной девушке, а на опытной женщине.
4. Ранее от офицера ни в коем случае не требовали воздержания перед браком; от него требовали, чтобы он не женился на той девушке, с которой вступил в половую связь. Но вовсе не считалось, что те девушки, с которыми офицеры поддерживали связь, вообще недостойны того, чтобы на них женились; они считались лишь недостойными быть женами офицеров. Представители других сословий могли без всяких возражений с чьей-либо стороны жениться на них, особенно если речь шла о представителях так называемых низших слоев.
5. Основная проблема, по сути, заключается в том, станет ли связь двух людей, не состоящих друг с другом в законном браке, достоянием гласности или нет. Далее: офицеры с самого начала могли вступать в половые отношения с теми девушками, чья принадлежность к определенным слоям населения в соответствии с пресловутыми неписаными законами сражу же исключала всякую возможность женитьбы на них. (Во избежание недоразумений: в данных заметках не идет речь о девушках, которые в силу привычки постоянно находятся в любовной связи то с одним, то с другим.)
6. Поборникам насквозь лживой морали нужно постоянно задавать вопрос, известно ли им, сколько наших дворянских родов обязано своим титулом любовным связям княжеских особ с дочерьми бюргеров. Достаточно лишь перечесть историю прусского двора при Гогенцоллернах.
7. Поборникам этой лживой морали следует порекомендовать приглядеться повнимательнее к родовому древу наших знаменитостей, например наших полководцев: они сами, или кто-либо из их предков были зачаты вне брака.
8. Nota bene: как известно, не только многие дворянские роды обязаны своим титулом тесному общению княжеских особ с дочерьми бюргеров, но и в жилах очень многих князей течет кровь крепких парней — кучеров, лакеев, караульных и т. д., людей из «неблагородных» сословий. Но такие вещи поборники лживой морали стараются скрыть под покровом христианской любви к ближнему.
9. В остальном же не следует забывать: если в деревне пресловутая мораль, вытекающая из так называемых неписаных законов, не играет никакой роли, то лишь потому, что крестьянин не хочет жениться, если не уверен в том, что будущая жена родит ему детей. Но если выясняется, что она ждет ребенка, он тут же берет ее в жены! Эта мораль здесь превыше тех неписаных законов!
10. Кроме того, есть еще одна причина внебрачных половых связей, о которой не следует забывать: jus primae noctis[1]. Не правда ли, вполне естественно, когда молодой батрак желает, чтобы его невеста зачала от него и к свадьбе уже носила под сердцем их ребенка? Однако знатные господа, чьи жены обязаны были быть им во всем покорны, настаивали на jus primae noctis, но предпочтительно в то время, когда никаких последствий быть не могло.
11. Если вполне честная девушка ждет ребенка от офицера, а он отказывается жениться и оставляет ее, такой поступок в прежнем понимании вполне соответствует кодексу чести. Если же офицер, напротив, хочет жениться на этой девушке, то он должен выйти в отставку.
Если же девушка сделает аборт и это не получит огласки, тогда ее честь не поругана и против женитьбы нет никаких возражений!
117
15.04.1942, пятница, вечер
«Волчье логово»
После ужина шеф поведал, в чем секрет превращения «Фёлькишер беобахтер» из маленькой газеты с числом подписчиков в несколько тысяч человек в издание с миллионными тиражами.
Заслуга в проведении реконструкции и расширения в первую очередь принадлежит рейхсляйтеру Аману, который, действуя по-армейски сурово, сумел заставить всех сотрудников работать с максимальной отдачей и с самого начала пресек все попытки смешивать административно-хозяйственную деятельность с журналистикой. Как часто Аман, передавая ему сведения о значительном улучшении финансового положения «Фёлькишер беобахтер», настоятельно просил его не сообщать их главному редактору Розенбергу и остальным сотрудникам редакции, ибо тогда они начнут вымогать у него более высокие гонорары.
А какими по-солдатски аккуратными и исполнительными сделал всех сотрудников «Фёлькишер беобахтер» Аман с присущей ему суровостью! И хотя он все время делал вид, что рассматривает редакцию и тех, кто в ней трудится, лишь как неизбежное зло, но все же он тем самым проделал огромную воспитательную работу и воспитал такой тип журналиста, который нужен нам в национал-социалистском государстве. Именно здесь надо сделать так, чтобы журналистикой занимались не субъекты, при каждом высказывании собственного мнения думающие лишь о том, принесет ли это материальный успех ему, его газете, ее подлинным хозяевам, стоящим за кулисами, и т. д., но люди, которые, влияя на общественное мнение, сознают, что они являются слугами государства.
Одна из первых задач, к выполнению которой он приступил после взятия власти, — это унификация всей немецкой прессы (подобно тому как это сделал Сталин в СССР).
Он не остановился перед самыми решительными мерами. Ибо он в полной мере сознавал, что государство, которое в централизованном порядке управляет прессой с помощью множества редакторов и таким образом крепко держит ее в руках, обладает такой мощной властью, какую только себе можно представить.
Понятие «свобода печати» таит в себе смертельную опасность для любого государства. Ибо под ним понимается свобода отнюдь не для печати, а для отдельных субъектов, чтобы они могли делать все, что хотят и что соответствует их интересам. И делать даже в том случае, если это нарушает интересы государства.
Объяснить это журналистам и убедить их в том, что они лишь часть, которая служит целому, было вначале далеко не просто.
Ему поэтому постоянно напоминали о том, что пресса в конце концов сама себя опровергает и от этого один ущерб. Ибо если, например, в городе выходит 12 газет и каждая из них опишет одно и то же событие по-разному, то читатель в итоге придет к выводу, что все они лгут. Общественное мнение выйдет из-под контроля прессы, и их оценки в результате не будут совпадать.
Наглядным примером для нас является Англия. Нужно поэтому поостеречься делать выводы о мнении английского народа на основании сообщений английской прессы. Дело может дойти до того, что пресса вообще перестанет отражать общественное мнение; доказательство этому — позиция венской прессы в отношении обер-бургомистра Люгера[1] накануне первой мировой войны. Хотя в этой прессе было засилье евреев и она выражала либеральные взгляды, на выборах в городской совет обер-бургомистр Люгер и его социально-христианская партия всегда получали преобладающее большинство голосов и мнение народа, таким образом, ни в коей мере не совпадало с позицией прессы.
Если военно-воздушные силы являются самым оперативным родом войск в высшем смысле этого слова, то то же самое применительно к духовной сфере можно сказать и о прессе. Иногда нам приходилось в течение трех дней менять позицию наших газет в освещении политических событий и поворачиваться на 180°. Такое возможно лишь в том случае, если этот мощный инструмент целиком в твоих руках. Тому пример 22 июня 1941 года.
Более чем за год до этого[2] мы были вынуждены круто изменить свою позицию и из ярых противников России превратиться в сторонников заключения соглашения между Германией и Россией, которое ветераны национал-социализма восприняли как пощечину. К счастью, все члены партии оказались настолько единодушно дисциплинированными, что безоговорочно смирились с такой переменой курса, произведенной политическим руководством[3].
22 июня 1941 года вновь совершенно неожиданно произошел полный поворот, и случилось это молниеносно, ранним утром, без всякой предварительной подготовки. Так можно действовать, лишь когда такое орудие духовного воспитания и управления народом, как пресса, в твоих руках.
Из такого понимания сущности и задач прессы вытекает, что и сама профессия журналиста представляет собой совершенно иную деятельность, чем раньше. Прежде профессия журналиста вовсе не требовала твердого характера, поскольку журналисту крайне редко предоставлялась возможность проявить свой истинный характер. Ныне он знает, что он не какой-нибудь там борзописец, а действует в интересах государства. Из-за того, что журналист в ходе развития событий после взятия власти действительно стал выразителем государственной идеологии, профессия журналиста обрела совершенно иной характер.
Вот несколько принципов, которые в этой связи должны быть неукоснительно доведены до сознания нации.
Проблемы, над которыми ломают головы выдающиеся представители народа и которые им еще не до конца ясны, не следует выносить на суд народа путем различного толкования их в прессе; напротив, пресса должна ждать до тех пор, пока не будет принято окончательное решение. Ведь перед военной операцией войскам не раздают приказы с целью сделать их предметом дискуссии перед их исполнением и затем, если возможно, подладиться под мнение солдат об этой операции. Это означало бы полный отказ от какой-либо ответственности, от любых методов управления войсками и, наконец, от здравого смысла. Точно так же в том случае, когда приходится выбирать из двух моделей танка, не солдатам доверяют решать, какую из них следует запустить в производство.
И если лучшие ученые не могут в чем-то договориться между собой, то окончательное решение принимает высшее руководство. Ведь народ хочет, чтоб им правили твердой рукой. И если народ вдруг почувствует, что руководство не знает, что ему делать, то он вообще не захочет никому подчиняться. Тот факт, что руководство одновременно берет на себя всю ответственность за принятие решений, делает ему честь. Народ скорее простит руководству ошибку, которой он в большинстве случаев даже не заметит, чем хоть какую-то неуверенность в его рядах. Ибо если верхи вообще не могут принять решение, низы начинают волноваться.
Следовательно, и речи быть не может о том, чтобы верховное руководство разрешило критику снизу предпринимаемых им шагов. И такого права требует не весь народ, а лишь отдельные его представители, склочники и критиканы по натуре.
Тот факт, что масса охотно подчиняется руководству, объясняется тем, что она женственна по природе своей. Подобно тому как женщина то и дело пробует, сможет ли она вопреки мужу настоять на своем, но на самом деле в глубине души далее и не помышляет о том, чтобы верховодить в браке, народ или — если уж и далее приводить примеры из жизни армии — рота отнюдь не желает, чтобы вождь или соответственно командир по каждому поводу спрашивали мнение толпы или соответственно своих солдат. Только этим можно объяснить тот факт, что народные массы отрубили голову такому ничтожеству, как Людовик XVI, хотя его политика далеко не так сильно ударила по ним, как политика Наполеона, которого они глубоко почитали, ибо он имел все данные для вождя.
Нужно сознавать: народ ждет, что государственное руководство будет не только властвовать над ним, но еще и заботиться о нем. Ведь величайшая сила офицера в том, что он, заботясь о благополучии своих солдат, завоевывает тем самым их доверие. И если он заботится об их пропитании, о том, чтобы у них была возможность выспаться, интересуется их семейными делами, то, каким бы он ни был жестоким и властным, его люди по первому зову пойдут за ним в огонь и в воду. Именно этот пример наглядно показывает, что частный случай — это точное отображение жизни в целом.
В ответ на реплику рейхсляйтера Дитриха о том, что в фильме о Тибете он с интересом смотрел, как на тибетском высокогорье дикие лошади резво бегут вслед за вожаком, фюрер заявил: точно так же обстоят дела в любом обществе, объединяющем живые существа. Когда нет вожака, сообщество распадается, даже просто атомизируется и наступает конец всему. Поэтому обезьяны затаптывают до смерти любого чужака, считая его чуждым своему сообществу. Те же правила поведения, что у обезьян, только в гораздо большей степени, действуют и у людей. Бисмарк был абсолютно прав, когда заявил, что человеческое общество само себя погубит, если из страха перед возможными судебными ошибками откажется от смертной казни как высшей формы борьбы с чуждыми сообществу элементами.
Всю жизнь человека постоянно подстерегают ошибки; куда придут индивидуум и сообщество в целом, если они из страха перед ошибками опустят руки и не будут предпринимать каких-либо решительных шагов?
118
15.05.1942, пятница, полдень
«Волчье логово»
За обедом шеф завел разговор о присвоении орденов, исходя из того, что по опыту любой германский орден, врученный иностранцу, может считаться врученным впустую.
Он поэтому совершенно не торопится награждать иностранцев Железным крестом. Ибо Железный крест — этот красивейший из германских орденов, эскиз которого был нарисован Шинкелем, — награда, пользующаяся огромным авторитетом в глазах военных во всем мире, и поэтому, если его присвоение не будет оправдано выдающимися военными заслугами, он может только обесцениться.
Разумеется, он не отрицает того, что награждение орденами иностранцев могло бы приносить пользу. Ибо люди — и прежде всего это относится к дипломатам — везде, и за границей, тоже тщеславны и большую часть из них можно, украсив предварительно впечатляющими германскими орденами, побудить занять более или менее прогерманскую позицию. Он поэтому, не желая, чтобы германские ордена, многие из которых можно заслужить, лишь идя на смерть, вручались иностранцам, а значит, обесценивались, создал специальный орден для них[1].
Он пошел на этот шаг с легкой душой хотя бы уже потому, что такой орден обойдется дешевле, чем изготовление золотого или серебряного портсигара, который ранее от имени рейха дарили иностранцам. Можно также не бояться, что польза от присвоения этого ордена, самый роскошный экземпляр которого можно приобрести за каких-нибудь двадцать-сорок рейхсмарок, будет меньше, чем затраты на него, пусть даже его вручат лишь за то, что человек один или два раза принял участие в официальном завтраке.
Труднее всего было для него найти способ выражения признательности человеку за поистине выдающиеся, прямо-таки уникальные заслуги перед Германским рейхом.
Он много размышлял на эту тему и не пришел ни к какому другому решению, кроме как и в этом случае вручением ордена выразить благодарность нации. Но он с самого начала установил, что этот орден ни при каких обстоятельствах не должен быть доступен иностранцам.
Эта проблема стала особенно актуальной в связи со смертью министра Тодта, ибо Тодт не только снискал уникальные заслуги перед вооруженными силами — достаточно вспомнить бесчисленное множество человеческих жизней, которые его «Западный вал» спас для немецкого народа, — но и несравненно отличился в сфере гражданского строительства, построив автострады и тому подобные вещи.
Государственный орден, который он учредил в связи со смертью доктора Тодта и которым он первым наградил именно его, создан исключительно для награждения за самые выдающиеся заслуги, какие только вообще может снискать человек перед Германским рейхом.
С целью максимально ограничить число тех, кто может быть награжден этим орденом, он заранее предусмотрел, что его кавалеры, как и средневековые цари-монахи, будут объединены в капитул ордена, в котором помимо сената, решающего, кого следует наградить орденом, а кого, наоборот, лишить его, будет также апелляционная комиссия, уже одним своим существованием ограничивающая число орденоносцев.
За обедом шеф заметил, что в наши дни германский народ совершенно по-другому относится к бойцам на фронте, чем во время первой мировой войны.
Ныне рабочие выполняют срочные заказы в области вооружений, работая по 14 часов в смену и отказавшись от воскресного отдыха. Во время первой мировой войны такое даже представить себе было невозможно, иначе уже в 1917...1918 годах было бы произведено необходимое количество новых танков. В первую мировую войну все погубили не только тем, что на фронте проявляли чрезмерную снисходительность к дезертирам, но и с прямо-таки возмутительным спокойствием взирали на спекулянтов, проворачивающих свои темные дела, и тем самым способствовали разложению тыла.
Такие кампании, как добровольное пожертвование металлических изделий, сбор зимних вещей и сапог, которые в наши дни были организованы партией, в годы первой мировой войны было поручено проводить всевозможным обществам, единственное достижение которых заключалось в составлении описей накопившихся на их складах вещей. Но это отнюдь не помешало им колокола, которые они скупали по 1,60-2,00 марки за килограмм, продавать рейху уже по 20...24 марки за килограмм. Кроме того, эти общества, как, например, общество по утилизации металлических изделий, общество по утилизации кожаных изделий, до такой степени стали прибежищем для тех, кто желал уклониться от фронта, что генерал Людендорф был вынужден в 1917 году начать перепись всех имеющих бронь. К сожалению, ему при проведении этой меры очень сильно мешала «Франкфуртер цайтунг», а он вследствие уже достаточно далеко зашедшего к тому времени процесса разложения не имел возможности соответствующим образом разделаться с ней. «Франкфуртер цайтунг» или, иными словами, ее подлинные хозяева-евреи угрожали, что в случае, если эта перепись будет проведена, они не только не смогут рекомендовать промышленникам и банкирам выделить средства на следующий военный заем, но даже порекомендуют им вообще воздержаться от этого[2].
И о судьбе тех же самых евреев, которые нанесли тогда удар кинжалом в спину, ныне, когда их выдворяют на Восток, стенает и льет слезы наше так называемое бюргерство[3]. Но самое удивительное, что этих бюргеров в свое время совершенно не волновало то, что от 250 000 до 300 000 немцев ежегодно эмигрировали в Австралию и примерно 75 процентов немецких эмигрантов умирали в дороге[4].
Среди всего населения нет второй такой прослойки, которая бы так ничего не понимала в политических проблемах, как так называемое бюргерство. Если государство принимает решение обезвредить или, например, уничтожить какой-нибудь явно уж антинародный элемент, то все бюргерство принимается вопить во весь голос, что это — государство насилия и террора. Но если еврей с помощью всевозможных юридических уловок лишает немца работы и средств к существованию, забирает у него двор и дом, разрушает его семью, вынуждает его в конце концов эмигрировать и немец затем по дороге расстается с жизнью, бюргерство называет государство, в котором такое возможно, правовым, поскольку вся эта трагедия разыгралась в рамках закона.
А о том, что еврей, будучи паразитом, лучше всех на этой земле переносит любой климат и в отличие от немца способен акклиматизироваться как в Лапландии, так и в тропиках, не вспоминает ни один из тех, кто проливает крокодиловы слезы по каждому отправляемому на Восток еврею. При этом эти обыватели, как правило, люди, которые воображают, что хорошо разбираются в Библии, и тем не менее они не знают, что, судя по Ветхому Завету, еврею не может повредить ни долгое пребывание в пустыне, ни переход через Красное море.
Как уже часто бывало в истории, когда евреи начинали совсем уж наглеть и народы, давшие им приют, чувствовали, что они их уже вконец разорили, так и теперь один народ за другим постепенно осознает, какой вред причинили ему евреи. И каждый пытается разделаться с ними на свой манер. Просто интересно, с каким стремительным темпом в Турции, согласно сообщениям телеграфных агентств, теперь принимают одну меру за другой против евреев.
119
16.05.1942, суббота, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф в беседе вновь подчеркнул, что обучение нации военному делу равнозначно воспитанию в ней мужества. Если бы римляне не брали германцев в свою армию, то германский крестьянин вряд ли стал бы прекрасно обученным солдатом, который нанес им — римлянам — сокрушительное поражение. Нагляднее всего об этом свидетельствует пример такой личности, как Арминий, который командовал 3-м римским легионом и в молодые годы прошел обучение солдатскому ремеслу и приобрел опыт, позволивший ему разгромить римлян, у них самих. Его наиболее стойкими и мужественными соратниками, вместе с ним возглавившими восстание против римлян, были германцы, которые когда-то служили легионерами в римской армии.
Поэтому все попытки чехов добиться от нас разрешения иметь армию — пусть даже численность ее будет ограничена — должны пресекаться категорическим «нет».
Ибо чех одинаково опасен и когда, будучи безоружен, безропотно подчиняется, и когда, получив вновь в руки оружие, становится одержим манией величия. Спектакль, который Чехословакия устраивала на протяжении всех двадцати лет своей политической независимости, наилучшее доказательство этому. Вместо того чтобы через свой дипломатический аппарат стремиться установить единственно возможные отношения с Германией, чешское государство возжелало сделать из Праги — безусловно, большого и важного города Европы — «пуп земли». Это тщеславие породило стремление найти себе место на слишком многих политических стульях не только Европы, но и всего мира. Ни одному из чешских государственных деятелей не пришла в голову мысль, что чешский дипломат, скажем в Копенгагене, уже в силу обстоятельств неизбежно превратится в бездельника, который каждые две недели будет выуживать из подобранных его пресс-атташе статей сообщения для отчета и время от времени связываться по телефону со своим министерством в Праге, чтобы узнать, что там вообще творится в чешской политике.
Но для маленького государства, очевидно, нет ничего более прекрасного, чем навести дипломатический глянец на свою столицу и ее более или менее декадентское общество. Поэтому невозможно доставить маленькому государству большую радость, чем придать своему дипломатическому представительству в Берлине статус посольства.
Насколько напыщенно и надменно имеют обыкновение вести себя во внешней политике малые государства — на этот счет дала нам достаточно примеров деятельность Лиги Наций. Вместо того чтобы платить взносы, они решили, что их главная задача в этой организации — отвергать большинством голосов любые предложения, вносимые Германией, и были крайне огорчены, когда выяснилось, что мы не забыли им их тогдашнее поведение.
А дипломатические представители в Женеве — это уже особая группа бездельников, которые видели смысл своей жизни в регулярном получении жалованья, в хорошей еде, регулярных прогулках и — last not least[1] — в свободной любви. Подобно тому как во время Констанцского собора полторы тысячи гулящих девок устремились туда для увеселения высших церковных иерархов, так и во время заседаний в Женеве там тоже объявлялись целые толпы куртизанок.
И совсем уж особые люди те субъекты, которые просиживают штаны в министерствах иностранных дел различных государств. В нашем министерстве иностранных дел его поразило то, что он буквально вынужден был заставить их выполнить решение о выходе из Лиги Наций[2], и все равно через полгода в Женеве продолжали сидеть чиновники, которых, очевидно, просто забыли отозвать, но зато оно в 1936 году по собственному почину предложило модель дипломатической формы для жарких стран с государственной эмблемой таких огромных размеров, каких он вообще никогда не видел на форменных мундирах.
Но он утешился, когда познакомился с абсолютно безмозглыми дипломатическими представителями Соединенных Штатов Америки и когда встретился с вечно пьяным послом Англии сэром Румбольдом[3], который затем был заменен полным болваном сэром Фипсом[4]. В этой галерее, с позволения сказать, толковых дипломатов последний английский посол, сэр Гендерсон[5], был все-таки одним из лучших.
Насколько дипломаты далеки от жизни и как плохо они разбираются в политических проблемах, он был вынужден вновь констатировать, когда его попытались уговорить выступить с обращением к арабам. Господа, очевидно, совершенно забыли, что такого рода обращение — до тех пор пока мы не выйдем к Мосулу — совершеннейшая чушь и нелепость, ибо англичане просто перебьют всех тех арабов, которые выступят в поддержку наших операций[6].
120
17.05.1942, воскресенье, полдень
«Волчье логово»
За обедом генерал-майор Шерер, награжденный Дубовыми листьями к Рыцарскому кресту, защитник Холма[1] — города, который в течение трех месяцев был полностью окружен русскими танками, — очень интересно рассказывал шефу о подвигах своих солдат, о том, как храбрые летчики на своих «юнкерсах» сбрасывали им грузы, и подал идею учредить Щит за оборону Холма по типу Щита за оборону Нарвика как признание заслуг его людей[2].
Он — Шерер — помимо всего прочего указал на то, что на его участке фронта русские были хорошо выбриты и аккуратно подстрижены и что в плену они вели себя довольно миролюбиво, выражали готовность работать и были очевидно рады тому, что избавились наконец от своих политруков. В бою они, впрочем, больше всего боялись наших штурмовых орудий, наших пулеметов и наших пикировщиков.
Шеф заявил в связи с этим, что если мы не оказались в должной степени подготовлены к борьбе с русскими танками, то это объясняется тем, что они (Советы) полностью превосходят нас в одном: в системе шпионажа, который они весьма искусно с помощью своих коммунистических организаций сумели выдать за идейную борьбу.
Шеф рассказал затем об очень забавной карикатуре в журнале «Кладдерадач», подпись под которой гласила: «Мы сплочены и верны друг другу» — и на которой были изображены Сталин, висящий над пропастью и цепляющийся за ветку, ухватившийся за него Рузвель и Черчилль, судорожно уцепившийся за них обоих. Затем он завел разговор о заявлении государственного секретаря США Хэлла, который намерен начать расследование с целью выяснить, сражаются ли румынские войска вместе с нашими солдатами.
Американские политики из окружения Рузвельта сплошь дураки набитые. Очевидно, это объясняется тем, что еврейская пресса в США просто затыкала рот любому мало-мальски разумному политику и уж тем более не позволяла ему взять бразды правления в свои руки, подобно тому как она у нас в свое время не признавала независимых от них армейских художников и артистов. Насколько нагло действовали евреи, свидетельствует тот факт, что английский газетный магнат лорд Ротермир вынужден был лично отказаться от позиции, изложенной в его обеих статьях в поддержку Мосли, заявив в одной из своих газет, что разочаровался в «Движении Мосли». В противном случае все его газеты перестали бы получать рекламные объявления и, значит, не получали бы никакой прибыли — средства экономического нажима, достаточно сильного для того, чтобы заставить его — хотя он предвидел судьбу Британской империи — писать то, что угодно евреям.
Стоит ли удивляться тому, что Норман Девис[3], которого подавали как американского экономического гения, оказался на самом деле мелким спекулянтом.
121
17.05.1942, воскресенье, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф заявил: иностранные журналисты думают, что проявляют как бы лояльность к нам, ссылаясь на наш союз с Японией и одновременно упрекая нас в отходе от нашего расового законодательства и в том, что мы накликали «желтую опасность».
Этим идиотам можно лишь заявить в ответ, что именно Англия во время первой мировой войны прибегла к помощи Японии, чтобы расправиться с нами. Им можно даже швырнуть в лицо, что в этой борьбе за наше существование мы ради победы готовы заключить союз с самим дьяволом.
И если трезво посмотреть на вещи, то союз с Японией целиком оправдал себя и принес нам большую пользу уже выбором момента для вступления Японии в войну. Ибо Япония вступила в войну[1], когда из-за русской зимы среди нашего населения распространились упадочнические настроения и к тому же всех в Германии угнетало предчувствие, что США рано или поздно также вступят в войну. Правильное понимание Японией своих союзнических обязательств, побудившее ее именно в этот момент вступить в войну, произвело сильнейшее впечатление на немецкий народ, и он сумеет отблагодарить ее за это[2].
Шеф еще остановился на памятниках женщинам, которые так редко производят впечатление потому, что женская одежда не вечна и женщинам кажутся смешными и нелепыми те модные вещи, которыми они еще 10 лет назад так восторгались. И поскольку памятники женщинам нельзя в принципе одеть в греческую одежду, над которой время не властно, не остается другого выхода, кроме как изготавливать женские бюсты.
122
18.05.1942, понедельник, полдень
«Волчье логово»
За обедом шеф с похвалой отозвался о нашем временном поверенном в делах в Вашингтоне, советнике посольства Томсене[1] и военном атташе генерале фон Беттихере[2], в последнее время исполнявших там свои обязанности. Оба они оказались дипломатами, которых невозможно было ввести в заблуждение и которые умели составлять доклады так, что они давали наглядное представление о конкретной ситуации. Он намерен поэтому не только особо отметить их заслуги, но и найти им после войны достойное применение; например, Томсена он уже теперь рассматривает в качестве кандидата на какой-нибудь особенно ответственный дипломатический пост.
Совместно с тайным советником Рехлингом[3] шеф обсуждал проблему транспорта в России. Господин Рехлинг — благодаря своей скромной манере держать себя и взвешенным суждениям этот промышленник производит особенно приятное впечатление — заметил в связи с этим, что железнодорожные магистрали на необъятных просторах США устроены таким образом, что товарный поезд перевозит 7000 тонн, в то время как мы в среднем перевозим от 1000 до 1500 тонн. По сравнению с нами США тратят на обслуживающий персонал в семь раз меньше, чем мы, а кроме того, еще экономят на горючем. Аналогичным образом обстоят дела и с грузовыми кораблями. Шеф заметил, что у нас уже разработан типовой проект корабля грузоподъемностью 9000 тонн.
В заключение разговор зашел о воздвигнутых русскими в зимние месяцы под Керчью долговременных огневых сооружениях, которые не смогли сдержать натиск наших солдат[4]. Шеф заявил, что, несомненно, какому-нибудь русскому архитектору поручили, несмотря на страшные холода, довести строительство до конца, если ему дорога жизнь, и он — как умел — выполнил это задание. Тодт также мог работать лишь при пяти градусах ниже нуля, а когда наступали более сильные холода, был вынужден ставить над сооружениями обогреваемые деревянные коробы, чтобы иметь возможность продолжать работу. Шпеер сказал в связи с этим, что теперь найден метод, позволяющий так смешивать горячую воду с цементом, чтобы смесь могла схватываться даже при десятиградусном морозе.
На вопрос шефа, не начнет ли разрушаться железо в железобетонных укреплениях нашего «Западного вала», которые еще лет тридцать будут представлять собой нечто совершенно уникальное и полностью выполнять свое предназначение — жаль только, что они не воздвигнуты на пятьсот километров западнее, — тайный советник Рехлинг дал отрицательный ответ. Он сказал, что такого не произойдет, если железные опорные балки будут в достаточной степени воздухонепроницаемыми и содержащаяся в воздухе кислота не разъест их. Шеф подчеркнул, что для него это очень интересно; ведь в нью-йоркских небоскребах, при строительстве которых широко применялся железобетон и которые были сооружены в 1900 году, а в 1910 вновь снесены, железо полностью разрушилось.
123
18.05.1942, понедельник, вечер
«Волчье логово»
За ужином, в котором принял также участие министр Шпеер в сопровождении целого ряда лиц, в том числе государственного советника Шибера из Тюрингии, шеф заявил, что именно наша борьба с Россией наиболее четко доказала, что глава государства должен первым нанести удар в том случае, если он считает войну неизбежной.
В обнаруженном у сына Сталина[1] и написанном одним из его друзей незадолго до нашего нападения письме говорилось буквально следующее: он «перед прогулкой в Берлин» хотел бы еще раз повидать свою Аннушку.
Если бы он, Гитлер, прислушался к словам своих плохо информированных генералов и русские в соответствии со своими планами опередили нас, на хороших европейских дорогах для их танков не было бы никаких преград.
Он рад, что удалось вплоть до самого начала войны водить Советы за нос и постоянно договариваться с ними о разделе сфер интересов. Ибо если бы не удалось во время вторжения русских в Румынию заставить их ограничиться одной лишь Бессарабией и они забрали тогда себе румынские нефтяные месторождения, то самое позднее этой весной они бы задушили нас, ибо мы бы остались без источников горючего[2].
Когда министр Шпеер и его сотрудники удалились, шеф очень тепло отозвался о вот уже много лет верно служащем ему, прибывшем вместе со Шпеером экономическом советнике гау Тюрингия и кавалере почетного значка партайгеноссе Шибере.
124
19.05.1942, вторник, полдень
«Волчье логово»
За обедом шеф завел разговор о вооруженных силах бывших Австрии и Чехии и заявил, что чехи действительно обладали отличавшимися чистотой и содержавшимися в полном порядке складами оружия, пороха и боеприпасов, в то время как вооружение австрийской армии было довольно жалким. Он никогда не забудет, как Шушниг[1] весь сжался от страха[2], когда он потребовал от него снять заграждения на границе, угрожая в противном случае прислать пару саперных батальонов и убрать все это дерьмо.
Позднее шеф завел разговор о том, что одна из дивизий Советов особенно храбро сражалась на Керченском полуострове, дралась насмерть. Очевидно, это была так называемая дивизия идейных бойцов. Можно лишь порадоваться тому, что таких дивизий не слишком много, а это означает:
Сталину не удалось привить коммунистическое мировоззрение всей Красной Армии.
Маршал Кейтель заявил, что большинство русских и сейчас для этого слишком тупы. Но Сталин хочет — как показали допросы попавших в плен его сына и секретаря, — согласно его собственным заявлениям, чтобы русские люди стали умны, как немцы, это подняло бы их на небывалую высоту, а Европа и Азия стали бы тогда неприступными бастионами большевизма, плацдармом, необходимым для победы его мировой революции.
125
19.05.1942, вторник, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф беседовал с министром иностранных дел Риббентропом о внутриполитической ситуации в Англии.
Большинство англичан полагаются не столько на активное содействие со стороны США, сколько на мощь русских. Поэтому в Англии образовалось два лагеря: про— и антисоветский. И от того, нанесем ли мы и в этом году сильные удары по советским армиям, зависит, начнутся ли волнения среди английского населения.
То, что Англия окажется очень ослабленной в результате потери азиатских владений[1], что она может обеднеть из-за возможной потери наиболее богатых районов Индии и отделения — читай: обретения самостоятельности Южной Африки, также способствует резкому ухудшению настроения населения, как и потери кораблей из-за активных действий наших подводных лодок и авиации.
В заключение разговор зашел о случаях людоедства среди партизан и в Ленинграде, где теперь в неделю умирает примерно 15 000 человек[2].
Я с достаточным скепсисом слушал Риббентропа, ибо недавно Хевель дал мне прочесть резюме переговоров между ним (Риббентропом) и японским послом Осимой, в которых тот пообещал японцам решить проблему Индии путем отправки туда — через Иран и Афганистан — наших войск, которые появятся там ante portas[3] с северо-запада и севера[4]. Обманщик или фантазер? Я думаю, что сам Хевель всерьез усомнился в его умственных способностях.
126
20.05.1942, среда, полдень
«Волчье логово»
После обеда шеф резко высказался против всех попыток экспорта национал-социалистского мировоззрения.
Ибо, если другие государства будут по-прежнему придерживаться демократических принципов управления, а значит, неуклонно идти к распаду, нам это лишь на руку, а к тому же мы на основе национал-социализма медленно, но верно становимся самым сплоченным народным сообществом, какое только представить себе возможно.
Молодежь, которая в возрасте десяти-двадцати лет олицетворяет собой национал-социалистское государство, не знала другого мировоззрения, кроме национал-социалистского, и прошла через систему воспитания, которая сделала ее дисциплинированной, равно как и уверенной в себе. Насколько изменился сам характер профессионального обучения! Тот же ученик, который был «мальчиком для битья» и — если мастер или подмастерье чесался — невольно вздрагивал, ныне уже через полгода начального обучения оказывается на рабочем месте, которое полностью отвечает его способностям и внушает ему чувство уверенности.
Если вспомнить, что в темпе воспитания наших девочек в духе принципов национал-социализма был достигнут такой же прогресс и наши девушки в соответствии с национальными интересами оказывают ныне содействие на военных заводах, в учреждениях, в госпиталях, в проведении сельскохозяйственных работ и т. д., то остается лишь сделать вывод: сто лет такой воспитательной работы, и в результате немецкий народ станет таким сплоченным и мощным силовым фактором, как ни один народ в Европе.
При воспитании наших юношей никогда не следует забывать о том, что никакое другое обучение не расширит кругозор и не привьет такого идеального отношения к ручному труду, как непосредственно работа на доменном, сталелитейном или танковом заводе, то есть там, где идет производство металла, и совершенно неважно, связано ли это с производством вооружения или с машиностроением. Когда он осматривал заводы Круппа в Эссене, то постоянно по-новому осознавал это. Ибо тамошние рабочие и по своему внешнему виду, и по своим взглядам истинные господа. Аналогичный вывод он сделал, когда присутствовал при спуске со стапелей «Тирпица» на военной верфи в Вильгельмсхафене. Сколько красивых, статных мужчин, державшихся весьма достойно, как настоящие дворяне, с благородными и гордыми лицами видел он среди рабочих, которые на верфи внесли свою лепту в это великое дело и теперь выстроились в ожидании спуска корабля на воду. Когда он затем посмотрел, как идут работы у четвертого входа в гавань в Вильгельмсхафене и, воспользовавшись случаем, прошел мимо множества иностранных рабочих, то был просто поражен тем, насколько иностранцы проигрывают по сравнению с немецкими рабочими и какой это вообще сброд.
То, что сказано о рабочих металлургической промышленности, в такой же степени относится к горнякам. Горняк есть и будет элитой среди германских рабочих. Ибо и внешне и внутренне он сформирован профессией, которая и поныне связана с повышенным риском для жизни и заниматься которой могут лишь крепкие, решительные люди, способные выстоять в самых опасных ситуациях. Мы потому должны сделать все, чтобы нация с должным уважением относилась к горняку. Это значит, что — как только наступит мир — надлежит особенно позаботиться о поднятии жизненного уровня этого слоя нашего населения, который в особой степени способствует укреплению государства.
С целью уже во время войны выразить рабочим благодарность нации он распорядился назначить на сегодня на вторую половину дня официальный акт, во время которого рабочим будут вручены сто Крестов за военные заслуги I класса и, кроме того, военнослужащий сухопутных войск и кавалер Рыцарского креста вручит в мозаичном зале рейхсканцелярии Рыцарский крест ордена «За военные заслуги» мастеру с танкового завода. Кавалер Рыцарского креста, которому он поручил провести церемонию награждения, — ефрейтор, прибывший прямо с фронта, где в одиночку подбил из противотанкового орудия 13 русских танков.
Для него была большая радость — видеть вчера здесь этого ефрейтора, ибо он типичный представитель национал-социалистской молодежи и, хотя выглядит как семнадцатилетний юнец, держится так уверенно, что видно: его весь мир напугать не может.
Сделать так, чтобы вся наша молодежь стала такой же, как этот ефрейтор, то есть разумной, живой и решительной, — вот в чем будет заключаться — когда наконец перестанет быть его главным занятием война — его первейшая задача. Тем субъектам, которых воспитали другие народы и которые в большинстве своем или грубияны, или полнейшие ничтожества, или еще что-то в этом роде, он противопоставит парней, подобных защитникам Нарвика[1] или Холма[2].
Подобно тому как война 1870...1871 годов стала горнилом, в котором была выкована прежняя империя, точно так же на полях сражений этой войны племена, входящие в Великогерманский рейх, еще более сплотятся и сольются воедино. Благодаря этому ни одно из германских племен не будет чувствовать себя в рейхе побитой собакой; все они будут испытывать гордость по поводу того, что принимали участие в величайшей освободительной борьбе германского народа и пролили в ней свою кровь.
А поскольку от германского народа наивысших достижений можно добиться только в том случае, если все племена будут сплочены и выступят в едином строю, он отстаивал в отношении своей партийной канцелярии в Мюнхене тот принцип, что в ней должны быть представлены все германские племена. И когда проводятся широкомасштабные строительные работы, пролагаются дороги и каналы огромной протяженности, словом, во всех мероприятиях, требующих сплочения сил нации, должен участвовать весь народ.
И если разбрасываться и пытаться поспеть везде, то можно подорвать силы нации. Равно как величайших оперативных успехов можно добиться лишь в том случае, если сосредоточить всю авиацию на каком-нибудь одном участке и затем моментально задействовать ее, так и, преобразуя жизнь немецкого народа, нужно повсюду, где требуются величайшие достижения, использовать все силы нации. Центральный вокзал в Мюнхене, здание высочайшего класса, можно воздвигнуть лишь в том случае, если вся имперская власть будет использована для его сооружения. Разумные люди в государственном руководстве Германии должны при разработке своих планов каждый год последовательно браться за осуществление какой-нибудь великой задачи.
Участие в этом германского народа не может не оказать воздействия на каждого отдельного немца. У него снова появится чувство, что он все может и, подобно юным англичанам, обучающимся в Индии, — захочет провести свои молодые годы на окраинных восточных землях Германского рейха, или в Норвегии, или на каких-нибудь еще приграничных территориях рейха. Так можно будет немцу на основе его собственного опыта внушить понимание того, что он должен совершенно одинаково относиться ко всем немцам без различия титулов и званий. Каждый немец должен быть так воспитан и воспринимать как нечто само собой разумеющееся, что какой-нибудь совсем юный подмастерье и распоследний ломовой извозчик, если они принадлежат к его нации, ближе ему, чем самый знаменитый английский лорд.
Какой это означает переворот в сознании, можно представить себе, если вспомнить, что раньше германские князья отправлялись править Балканскими странами и предпочитали проводить жизнь там, чем в Германии занимать какую-нибудь мелкую должность — пусть даже подметальщика улиц — и тем самым зарабатывать себе на жизнь.
Если удастся прежде всего германскую молодежь воспитать так, чтобы она была фанатично предана друг другу и рейху, то тогда Германский рейх станет вновь сильнейшей державой в Европе, как это уже было один раз — на протяжении тысячи лет, прошедших после падения Римской империи.
Тем самым мы будем избавлены от того, что Германский рейх вновь распадется на мелкие государства, которые будут посылать друг к другу дипломатов и в которых также будут аккредитованы иностранные дипломаты с целью — подобно французскому послу в Мюнхене — плести интриги против германского единства.
Рейх, чьи племена фанатично преданы друг другу, найдет в себе силы решить также чешскую проблему. Это очень правильно понял Гаха[3]. Он как юрист, служивший прежнему австрийскому государству, в душе воспринимал образование независимого чешского государства как отход от правого пути, ибо чехи на протяжении своей истории показали полную неспособность решать собственные политические задачи и даже, создавая свои культурные ценности, ориентировались в основном на германскую культуру Габсбургской империи. И если поэтому беспощадно ликвидировать в Чехии все, что может представлять опасность, а в остальном обращаться с чехами хорошо[4], то это будет правильной и естественной для Великогерманского рейха тактикой по отношению к чехам. Ибо таким образом то, что Гаха испытывал в душе, будет присуще всему чешскому народу, который, отягощенный чувством вины и ввиду проводимых немцами широкомасштабных мероприятий по переселению, будет бояться, что его также принудительно переселят, если он не будет усердно помогать Германскому рейху. Только таким вот душевным настроем можно объяснить тот факт, что чехи ныне, к величайшему нашему удовлетворению, трудятся на военных заводах и других предприятиях и среди них все большее распространение получает лозунг «Все ради нашего фюрера Адольфа Гитлера!».
127
20.05.1942, среда, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф заявил, что о многом из того, что мы, национал-социалисты, осуществили после взятия власти, общественность так и не узнала. Так, мы даже слова не проронили о том, что десятки тысяч, влачивших жалкое существование в период Системы, благодаря нам вновь достигли приличного достатка.
Особое значение имели наши меры по улучшению имущественного положения работающих женщин, то есть секретарш, продавщиц, артисток и т. д. Позаботившись о том, чтобы они вместо карманных денег получали нормальное, соответствующее выполняемой ими работе жалованье, мы избавили их от такого положения, когда они ради того, чтобы прожить, вынуждены были идти к кому-нибудь на содержание.
Больше всего его раньше злило отношение к танцовщицам. В то время как так называемые юмористы, все сплошь евреи, в таких театрах, как «Метрополь» в Берлине, за то, что они ежевечерне пятнадцать минут говорили всякие гадости, получали в месяц от 3000 до 4000 марок, танцовщицам редко когда платили 70-80 марок. При этом, чтобы сохранить форму, им нужно было не 15 минут, а почти весь день проводить в классе, на репетициях и т. д.
Такое различное отношение было следствием гнусного и подлого расчета. Несчастных созданий вынуждали идти на панель, чтобы хоть как-то выжить, и театр превращался просто в бордель под красивым названием.
Стараясь не придавать этому огласки, он позаботился о том, чтобы наши танцовщицы стали получать в немецких театрах от 180 до 240 марок и тем самым оказались в состоянии с головой уйти в свою профессию. Тем самым одновременно для театров открылись следующие возможности:
1) ангажировать танцовщиц, обладающих действительно красивой внешностью;
2) сделать упор в творческой работе на дальнейшее обучение и совершенствование балетного мастерства;
3) во всем остальном также оказывать на них воспитательное воздействие, чтобы сохранить в них жизненные силы, ибо они уже в молодые годы выходят замуж и самое позднее в 34...35 лет покидают сцену.
Далее шеф завел разговор о венцах и заявил, что благодаря их любезной и обходительной манере определенные вещи у них получаются лучше, чем у всех остальных. Например, по части дипломатического искусства им особенно нет цены. Поэтому его вовсе не поражает тот факт, что Зейс-Инкварт уже сейчас убедил голландца Муссерта принести ему как «вождю всех германцев» присягу на верность.
Не менее любопытно свойство венцев мыслить историческими категориями. Так, Зейс-Инкварт без долгих раздумий прямо заявил ему относительно будущего Бельгии: «Она же еще 150 лет тому назад была нашей провинцией»[1]. И все венцы убеждены в том, что он «обязан лишь вернуть под их крыло венгров, которых они взлелеяли», и совершенно не понимают, как он мог сделать Хорватию сферой влияния Италии[2].
Учитывая огромные размеры рейха и обилие в нем талантов, очень важно поставить полезного человека туда, где он может принести наибольшую пользу: жестокого — туда, где только такой и нужен, а туда, где можно добиться толку, действуя мягко и обходительно, — человека с такими свойствами.
В Вену тогда с целью разделить Австрию на имперские земли (древнейшие из которых образованы 600-700 лет тому назад) и присоединить их к рейху нужно было назначить такого человека, как Бюркель[3], который, не боясь даже вызвать к себе ненависть, действовал не с привычной венцам мягкостью, а сразу же принял самые решительные меры.
Проведенная в 1938-1939 годах подготовка к войне избавила венцев и всех остальных от мании величия и комплекса неполноценности (нечто подобное произошло в течение четырех лет, в 1866-1870 годах, с баварцами). А сама война оказалась наилучшим воспитателем чувства великогерманской общности и наилучшим тиглем, сплавившим воедино все германские племена.
Тот факт, что на одном из последних заседаний парламента еврей Хор-Белиша[4] подверг нападкам английскую армию, побудил шефа подробно остановиться на отношении английского еврейства к английским военно-воздушным силам.
Английские военно-воздушные силы можно считать «несъедобными» для еврейской пропаганды. Более того, еврейская пропаганда всячески изводила храбрых парней из военно-воздушных сил, ибо, с одной стороны, она подстрекала их проводить в военном отношении совершенно бессмысленные операции, а затем, когда они приводили к большим потерям и заканчивались полным провалом, не стыдилась называть парней из королевских военно-воздушных сил трусами.
И понятно, что евреи своей пропагандистской кампанией против лучших кадров английских военно-воздушных сил медленно, но верно загоняли летчиков в стан антисемитов, побуждая их однажды задать себе вопрос, не безответственно ли вести войну только лишь ради этих поганых евреев. Подобно тому как еврейской пропаганде не удалось разложить военно-воздушные силы, поскольку там еврейской мрази противостоял офицерский корпус, ей также не удалось разложить английскую армию и английский военно-морской флот. Вполне естественно, что именно флот, который еврейская пресса втягивала постоянно в различные авантюры, а если они заканчивались провалом, осыпала градом упреков, однажды возьмет и от всей души поблагодарит за то, что в этой совершенно ненужной ему войне играл роль мальчика для битья.
Разумеется, он не думает, что рост антисемитских тенденций среди консервативных элементов рано или поздно скажется на ходе войны. Ибо этому препятствует такая личность, как Черчилль.
Англичане видят в Черчилле единственного человека, способного осуществлять в их стране политическое руководство. При этом они имеют полное представление о его отрицательных чертах, но, очевидно, он для них олицетворяет их собственный характер. Но если сравнить того, кто руководил англичанами в годы первой мировой войны, а именно фанатика Ллойд Джорджа, с Черчиллем, то нельзя не сделать вывода, что английское руководство ужасающе измельчало: ведь если объективно оценивать Черчилля, то он не кто иной, как «типичный горлопан», наглый, непоколебимый в своей самоуверенности, в частной жизни тоже отнюдь не джентльмен, он продажен и к тому же лжец и человек, который не стыдится в своих речах городить один и тот же типичный для пьяницы вздор.
А если вспомнить, насколько объективным и точным в политическом плане был отчет посланного в 1938 году в бывшую Чехословакию английского лорда Ренсимена[5] то можно лишь пожалеть Англию, которая в этой решающей борьбе не смогла выставить никого лучше Черчилля.
Но очевидно, в глазах англичан лживость есть самая высшая мудрость, какая только может быть свойственна их государственным деятелям. Следуя совету лорда Ренсимена немедленно лишить чехов в 1938 году всякой поддержки, если они, будучи культурно отсталым народом, немедленно не предоставят немцам полной автономии, английское правительство уже 21-го числа потребовало от чешского правительства немедленно уступить Германии населенную немцами территорию. Хотя это все было известно благодаря подслушанным научно-исследовательским институтом Геринга[6] телефонным переговорам между Лондоном и Прагой, Чемберлен 22-го устроил во время переговоров в Годесберге целый театр и даже угрожал отъездом, прежде чем согласился пойти на уступки Германии[7].
Впрочем, для него было интересно из работы одного чеха узнать, что, по мнению чехов, в 1938 году для них было только два выхода:
а) присоединение к Польше;
б) присоединение к Германии.
Если бы великий государственный деятель побудил чехов выбрать один из двух вариантов, мы бы оказались в очень неприятном положении. Но слава богу, у чехов не оказалось великого государственного деятеля.
Чехословакия по своей внутренней структуре отнюдь не представляла собой независимое государство; более того, усвоив немецкую культуру, она, в сущности, осталась прежним австрийским многонациональным государством. В противном случае чешские офицеры сразу же после прихода наших войск и установления контроля над их армией не передали бы все склады хранения вооружений и не предложили бы свои услуги.
Иначе бы Гаха как бывший австрийский чиновник по-другому относился к истории независимой Чехословакии и не пошел навстречу ему, шефу, руководствуясь прежде всего своими убеждениями. Иначе приход наших войск вызвал бы у чехов не только слезы, но и соответствующую активную реакцию и приказ о сдаче всех дел и имущества не был бы в течение сорока пяти минут доведен до самого мелкого чешского учреждения. Разве что молодежь можно считать там фанатичными приверженцами панславизма, и только она тогда не разделяла общих настроений.
Гаха в свое время сам подробно описал[8] (Гаха рассказывал все настолько многословно и подробно, что он (Гитлер) из-за того, что уже был отдан на определенный час приказ о нашем выступлении, сидел как на раскаленных углях), какой трудолюбивый и добросовестный народ чехи. Он не скрывал, что это не народ-господин, и считал, что предки нынешних чехов, которые держали сторону Германии и на протяжении столетий всеми силами поддерживали ее, поступали очень разумно. Только в 1867 году возникла проблема национальной независимости чехов.
Бенеш также еще в своей диссертации отметил, что чехи нуждались в автономии, но что они совершенно неспособны руководить собственным государством. Масарик тоже писал где-то, что с юных лет не помнит, чтобы в его семье кто-нибудь разговаривал по-чешски.
И если сильной рукой править протекторатом, то через 20 лет чешский язык вновь станет просто одним из диалектов.
Уже теперь чехов можно сделать фанатичными сторонниками рейха, если, учитывая, что они любители поесть, дать им двойной паек и освободить от участия в борьбе на Востоке. Они сочтут своим моральным долгом вдвое больше трудиться на военных заводах и других предприятиях.
128
21.05.1942, четверг, полдень
«Волчье логово»
За обедом шеф упомянул, что в юности никто так не интересовал его, как Нансен и Свен Гедин.
Начав рассказывать об их путешествиях и научных открытиях, он затем перешел к разговору о том, что у японцев и китайцев есть обычай в знак траура одеваться во все белое. Белый цвет — цвет зимы, то есть самого грустного времени года. Значит, к ней так относились издавна, если выбрали в качестве цвета скорби и печали белый цвет. Альпы радуют его глаз только тогда, когда с них уже спал саван снега.
129
21.05.1942, четверг, вечер
Специальный поезд Гитлера, следующий в Берлин
За ужином шеф еще раз завел разговор о зиме и упомянул, в частности, трудности, вызванные прошлой зимой, и панические настроения многих генералов.
И если его эти трудности не смогли поколебать, то это объясняется прежде всего тем, что он в период борьбы, и в частности в дни, предшествовавшие взятию власти, стоял над пропастями гораздо большей глубины и неоднократно перед ним возникала альтернатива, быть или не быть, ибо он неоднократно оказывался в ситуациях, когда ему в голову приходила мысль пойти на государственный переворот. И он заставил себя не делать это, ибо слишком велика была опасность того, что, если он и захватит таким образом власть, она когда-нибудь выскользнет у него из рук, ибо своими действиями он может побудить кого-нибудь также однажды устроить государственный переворот уже против него самого.
А поскольку помимо всего прочего опыт германской истории свидетельствует, что касающиеся нас проблемы проще всего разрешаются мечом, он выбрал легитимный путь к креслу канцлера еще и потому, что не желал вызвать вооруженное противодействие со стороны рейхсвера[1], в котором рано или поздно будет остро нуждаться.
После ужина шеф в поезде, следовавшем в Берлин, рассказал о последних стадиях существования Веймарской системы, когда вся Германия жаждала порядка и хотела, чтобы он был восстановлен любой ценой. О политической закулисной игре, которая велась перед его приходом к власти, он сообщил следующее.
После того как он категорически отверг любые компромиссы, например предложение занять пост вице-канцлера в кабинете фон Палена, и когда безрезультатно закончились все попытки генерала Шлейхера совместно с Грегором Штрассером[2] путем интриг подорвать сплоченность рядов НСДАП[3], политическая ситуация крайне обострилась. Шлейхеру не только не удалось добиться от большинства членов рейхстага поддержки своей политике, но и осуществление провозглашенной им программы подъема экономики привело к тому, что число безработных в первые 14 дней его правления увеличилось еще на четверть миллиона человек, В январе 1933 года, то есть через месяц после того, как он пришел к власти, Шлейхер не видел другого выхода, кроме как распустить рейхстаг, а самому возглавить военное правительство, пользовавшееся доверием лишь рейхспрезидента[4].
Но план установления военной диктатуры очень сильно напугал «старого господина», фон Гинденбурга, который к самому Шлейхеру относился с большим доверием. Ибо в глубине души «старый господин» был против того, чтобы военные занимались политикой; кроме того, он был принципиально готов предоставить кому-либо политические полномочия лишь в той степени, в какой это, по его мнению, не нарушало данную им присягу на верность конституции.
Ввиду обострения политической ситуации «старый господин» установил с ним, шефом, контакт через Папена и попытался также прозондировать почву во время известных переговоров в Кёльне[5]. У него, шефа, при этом создалось впечатление, что его дела обстоят просто великолепно. Он поэтому не позволил усомниться в своей решимости не идти ни на какие компромиссы. Затем он особенно энергично взялся проводить избирательную кампанию в Липпе, уйдя в нее с головой.
После того как была достигнута победа на выборах в Липпе, значение которой невозможно переоценить[6], люди из окружения «старого господина» вновь установили с ним контакт. В доме фон Риббентропа была устроена встреча с сыном Гинденбурга и господином фон Папеном. Во время этих переговоров он совершенно откровенно изложил свое мнение о развитии политических событий и прямо заявил, что еще одна неделя промедления ничего не даст. Лишь объединение всех партий, за исключением отколовшихся от крупных буржуазных партий мелких группировок, которые все равно нельзя привлечь на свою сторону, может еще спасти ситуацию. Но осуществить такое объединение и гарантировать его прочность он может лишь после того, как станет канцлером рейха.
Участвовать в такого рода совещаниях, лишь отвлекающих его от работы в Движении, он согласился только потому, что стремился занять пост канцлера исключительно легитимным путем, то есть как бы с благословения «старого господина». Только легитимный путь к креслу канцлера мог избавить его от необходимости перед началом созидательной работы разгромить все остальные, оппозиционные политические силы и от препятствий, которые постоянно чинил бы ему рейхсвер.
Особое место в этих его раздумьях отводилось отношению вермахта к тому, что он займет кресло канцлера, ибо вермахт в том случае, если бы он пришел к власти нелегитимным путем, представлял бы собой в достаточной степени грозную опасность как источник государственного переворота на манер ремовского путча[7], а так он ограничился выполнением чисто военных задач. Лишь после введения всеобщей воинской повинности весь народ устремился туда, привнося с собой в вермахт национал-социалистский дух и с неудержимой силой наступая на все оппозиционные национал-социалистскому движению элементы, в частности в офицерском корпусе, чтобы в конце концов возобладать над ними.
После того как демонстрация членов АА возле дома Карла Либкнехта в Берлине 22 января 1933 года привела к колоссальной потере престижа Коммунистической партии Германии и повергла весь Берлин в смятение, 24 января 1933 года фон Папен вновь пригласил его на переговоры. Фон Папен сообщил ему, что Шлейхер официально попросил «старого господина» предоставить ему полномочия для установления военной диктатуры. «Старый господина отверг это наглое требование и наконец выразил готовность поручить Адольфу Гитлеру на основе национального единства и с условием, что фон Папен станет вице-канцлером, сформировать правительство и ходатайствовать о предоставлении ему поста канцлера. Он выслушал это сообщение, не вступая в какие-либо дискуссии, и в качестве своих условий назвал прежде всего роспуск рейхстага и проведение новых выборов. В ответ на высказанный в очень осторожной форме совет уделить 10 минут своего времени переговорам со „старым господином“ он уклончиво ответил, что его на следующий день не будет в Берлине. Исходя из опыта прошлого года, он теперь хотел избежать любого неоправданного и чрезмерного оптимизма, который обычно вызывали у товарищей по партии его встречи со „старым господином“.
Совещание с господином фон Папеном побудило его более интенсивно вести начатые им через Геринга переговоры о формировании правительства. Наиболее трудно было вести их с представителями немецко-национальной партии, ибо алчное стремление тайного советника Гугенберга заполучить как можно больше министерских портфелей никак не соответствовало численности его партии и он из страха перед возможной потерей голосов на выборах и знать не хотел о роспуске рейхстага. Когда он, вернувшись в Берлин, лично приступил 27-го к переговорам с Гугенбергом, то также не достиг каких-либо приемлемых результатов.
Предварительным переговорам, связанным с формированием правительства, мешали еще и люди вокруг генерала Шлейхера, которые на каждом шагу пытались ставить палки в колеса. Наиболее близкий к Шлейхеру человек, главнокомандующий сухопутных войск генерал фон Хаммерштейн, имел даже наглость позвонить ему и сообщить, что «рейхсвер ни при каких обстоятельствах не согласится на его назначение канцлером»[8].
И если эти господа вокруг Шлейхера воображали, что, прибегнув к такого рода уловкам, они смогут заставить его изменить свои решения, то их ждало жестокое разочарование. Единственное, как он отреагировал, — это строго-настрого приказал Герингу согласиться предоставить пост министра рейхсвера лишь одному генералу, настоятельно рекомендованному ему из Восточной Пруссии, — генералу фон Бломбергу, который пользовался бы его полным доверием.
28 января наступил окончательный крах Веймарской системы. Шлейхер объявил о своей отставке, Папен получил от «старого господина» задание прозондировать в партиях почву относительно возможностей формирования нового правительства, а он, шеф, лично дал понять, что исключает какие бы то ни было промежуточные варианты.
29-го день, естественно, был весь заполнен переговорами. В ходе их в обмен на предоставление требуемых министерских постов удалось убедить Гугенберга в необходимости роспуска рейхстага, ибо сотрудничество с ним в его нынешнем составе было совершенно исключено. Во второй половине дня Геринг принес сообщение, согласно которому «старый господин» завтра официально назначит его, шефа, канцлером и поручит ему сформировать правительство.
Под вечер все были поражены сведениями о прямо-таки безумном намерении клики Шлейхера[9]. Как стало известно через подполковника фон Альвенслебена, генерал фон Хаммерштейн поднял по тревоге гарнизон Потсдама и дал ему приказ применять оружие. Кроме того, они намеревались вывезти «старого господина» в Восточную Пруссию и тем самым лишить его возможности воспрепятствовать мобилизации рейхсвера — мобилизации с целью не допустить передачи власти НСДАП.
В качестве встречной меры против этой попытки путча он приказал стоявшему во главе берлинских отрядов СА графу Гельдорфу привести в состояние боевой готовности все формирования СА. Кроме того, майору полиции Веке, которому можно было всецело доверять, велели провести все необходимые приготовления для того, чтобы внезапно захватить Вильгельмштрассе силами 6 батальонов полиции. Через господина фон Папена он известил «старого господина» о намерениях клики Шлейхера. И наконец, он велел передать генералу фон Бломбергу, чья кандидатура была окончательно выдвинута на пост министра рейхсвера, после своего прибытия в Берлин 30 января около 8 утра немедленно отправиться к «старому господину» для принесения присяги, чтобы уже в качестве главнокомандующего рейхсвера иметь возможность подавить вероятные попытки путча.
30 января 1933 года в 11 часов он уже мог сообщить «старому господину», что новый кабинет сформирован и что в соответствии с конституцией в рейхстаге есть требуемое большинство для его утверждения[10]. После этого он прямо из рук «старого господина» принял свое назначение канцлером Германского рейха.
Начальный этап его деятельности на посту главы этого кабинета был каким угодно, но только не простым. За исключением Фрика, под его началом в правительстве не было ни одного министра от Национал-социалистской партии[11]. Из остальных некоторые, например Бломберг и Нейрат, сразу же заявили о своей поддержке, но другие хотели проводить исключительно собственную линию. Арестованный позднее и осужденный судом за растрату комиссар по вопросам труда Гереке с самого начала оказался его злейшим врагом. Он поэтому был особенно обрадован, когда Зельдте[12] пришел к нему и заявил, что жребий брошен; его организация, союз «Стальной шлем», объединяющий бывших фронтовиков, в дальнейшем не будет выступать против его — шефа — политики[13].
К обусловленным составом кабинета трудностям добавилось еще и то, что «старый господин» назначил его канцлером только лишь потому, что иначе невозможно было конституционным путем разрешить правительственный кризис. Это прежде всего выразилось в том, что «старый господин» с самого начала связал его назначение с целым рядом условий. Так, он распорядился, чтобы дела, относящиеся к рейхсверу, внешнеполитическому ведомству и назначению на дипломатические посты, находились исключительно в его, «старого господина», ведении. Далее он изъявил желание принимать его, шефа, с докладом только в присутствии фон Папена. Подпись «старого господина» на указе о роспуске рейхстага — уже после того, как он громогласно зачитал его на заседании кабинета 31 января 1933 года, — ему только с большим трудом удалось заполучить при посредничестве Мейснера. Но через 8...10 дней отношение «старого господина» к нему уже резко изменилось. «Старый господин» захотел поговорить с ним по какому-то делу, он же по долгу службы обратил его внимание на то, что не вправе приходить к нему с докладом без фон Папена, а того в настоящее время нет в Берлине. «Старый господин» заявил ему в ответ, что желает поговорить с ним наедине; в будущем присутствие фон Папена также совершенно необязательно.
Через 3 недели «старый господин» уже настолько был расположен к нему, что впервые проявил отеческую заботу и следующим образом высказался относительное назначенных на 5 марта выборов: «Что же мы будем делать, если вы не наберете большинства голосов, опять начнется старая история!» Когда поступили первые сообщения о результатах выборов, «старый господин» уже был настолько искренен по отношению к нему, что с нотками облегчения в голосе объявил: теперь Гитлер победит. И когда выборы закончились грандиозной победой НСДАП[14], он прямо заявил, что в глубине души весь этот парламентский балаган ему чужд и антипатичен и теперь нужно навсегда покончить с выборами.
О том, что «старый господин», несмотря на свой возраст, все еще был способен ясно мыслить, свидетельствовало его отношение к докладу посла Надольного о переговорах по разоружению в Женеве. Предложение Надольного сводилось к тому, что нужно немедленно пойти навстречу желаниям враждебных держав в вопросах разоружения Германии, хотя остальные государства сделают соответствующие шаги в этом направлении лишь через несколько лет. После того как он — шеф — категорически отверг это предложение и известил об этом «старого господина», Надольный — без его ведома — записался на прием к «старому господину». Но «старый господин» буквально выставил его за дверь и рассказал затем, что нечего даже было и думать о том, что он после доклада Надольного может изменить свою позицию; более того, он выпроводил его со словами: «Вы за Москву, убирайтесь вон!»
Впрочем, этот инцидент вообще характерен для специфической манеры «старого господина» находить для всех проблем простые решения. «Старый господин» прекрасно понимал, какие интриги плелись против нас на Женевской конференции по разоружению, когда нас хотели заставить принять на себя обязательства, которых другие вовсе не собирались выполнять. Он поэтому согласился с тем, что 14 октября 1933 года в час дня, через несколько минут после того, как Макдональд[15] изложил перед членами Лиги Наций проект разоружения Германии, рейхспрессешеф Функ передаст представителям мировой печати решение германского правительства о нашем выходе из Лиги Наций.
При рассмотрении вопроса о занятии нами демилитаризованной Рейнской области «старый господин» также держался превосходно и произвел сильное впечатление своим истинно мужским поведением. Напротив, министров пришлось каждого в отдельности убеждать поддержать план ввода частей вермахта в эту Рейнскую зону. Папен даже испугался, поскольку французы угрожали в таком случае оккупировать некоторые наши территории[16]. Но он, шеф, стоял на той точке зрения, что пускай французы беспрепятственно займут Майнц, если тем самым мы вновь обретем свободу действий и сможем править остальной частью рейха так, как нам заблагорассудится, и прежде всего продолжать перевооружаться[17]. И развитие событий полностью подтвердило его правоту. Правда, он тогда в целях обеспечения спокойствия в немецком народе посчитал правильным лично выехать на Запад, но немецкий народ, отдав 99 процентов своих голосов на выборах в рейхстаг 29 марта 1936 года в его поддержку, показал, что он с полным пониманием относится к нему.
Далеко не всегда было легко и просто убедить «старого господина» в правильности того или иного шага, но, если это удавалось, он готов был горой стоять за дело. Так, он сперва даже слышать не хотел о каких-либо мерах, направленных против евреев. Но когда за обедом в шведском посольстве, в котором они оба принимали участие, король Швеции начал было резко критиковать принимаемые в Германии меры против евреев, «старый господин» в ответ на эти высказывания своим сочным басом резко заявил, что это — внутреннее дело Германии, решение которого находится исключительно в компетенции германского канцлера[18].
И в необходимости принятия мер по ограничению свободы печати «старого господина» далеко не сразу удалось убедить. Он, шеф, поэтому даже прибег к известной уловке, решив затронуть у «старого господина» военную жилку. Он назвал его не «господин рейхспрезидент», а «господин генерал-фельдмаршал» и аргументировал предпринимаемые им шаги тем, что и в армии также недопустима критика снизу вверх, но исключительно сверху вниз. Ибо куда мы придем, если унтер-офицер захочет дать оценку (иначе говоря, покритиканствовать) действиям капитана, капитан — генерала и т. д.? «Старый господин» сразу же понял, в чем дело, и без всяких возражений согласился с тем, что то же самое можно сказать и о критике прессой правительственных мероприятий. «Тут он совершенно прав, критиковать может лишь начальник!» Тем самым судьба прессы была решена, и со свободой ей пришлось расстаться.
И если «старый господин» шел в ногу с ним и всегда старался с пониманием отнестись к его, шефа, намерениям, то это нужно ему особенно вменить в заслугу. Насколько он при этом освободился от прежних предубеждений, свидетельствует высказанное им при подписании указа о назначении гауляйтера Гильдебрандта имперским наместником[19] замечание. «Старый господин» пробурчал про себя, что, мол, не мог ли этот бывший батрак, добравшийся до положения депутата рейхстага, на этом бы и успокоиться?!
И, проникшись к нему симпатией, «старый господин» очень трогательно заботился о нем. Он неоднократно высказывался в том смысле, что у него теперь есть канцлер, который жертвует всем ради Германии и он ночью зачастую не может уснуть, потому что «его канцлер во имя спасения немецкого народа летит на самолете из одной части рейха в другую. Чертовски жаль, что он состоит в партии!».
130
22.05.1942, пятница, полдень
Берлин, рейхсканцелярия
За обедом в рейхсканцелярии шеф заявил: в наши дни есть две группы людей, причастных к шпионажу, так называемое светское общество и пролетариат. Среднее сословие чересчур добропорядочно для занятия шпионажем.
И если поставить перед собой цель эффективно бороться со шпионажем, то нужно каждого, кто занимается им, убедить в том, что он — в случае поимки — ни при каких обстоятельствах не останется в живых.
Не менее безжалостно нужно действовать и при вынесении наказания за целый ряд других порожденных войной преступлений, например за кражи, совершенные в условиях затемнения. Ибо как же Можно во время войны предотвратить такие совершаемые в условиях затемнения преступления, как кражи дамских сумочек, изнасилования, кражи со взломом из подвалов и вообще любые кражи со взломом: во всех этих случаях нужно всегда приговаривать к смертной казни как высшей мере наказания, не важно, 60 лет преступнику или 17.
Если не карать жестоко за совершенные во время войны в тылу преступления, то возникнут две опасности:
а) рост преступности настолько усилится, что остановить его будет просто невозможно;
б) возникает возможность, что порядочный человек погибнет на фронте, а какой-нибудь негодяй в тылу, занимаясь преступной деятельностью, обеспечит себя на всю жизнь, ибо он — как ему совершенно точно известно — за такое-то преступление, согласно параграфу такому-то, лишь на ограниченный срок попадет в тюрьму.
Нужно четко сознавать, что население во время войны совершенно естественным образом раскололось на три группы: крайние идеалисты, крайние эгоисты и колеблющиеся.
Если закрыть глаза на то, что, в то время как идеалисты в огромном количестве гибнут на фронте, с негодяем в тылу будут мягко обращаться и это станет традицией, то тем самым будут открыты все пути для наиболее жизнестойких негативных элементов и станет ясно, что мы не извлекли никаких уроков из последних лет первой мировой войны — 1917 и 1918 годов. Поэтому есть только одна альтернатива: человек на фронте может умереть, негодяй в тылу должен умереть. Государство, которое не в состоянии жестко придерживаться этого принципа, не имеет права посылать своих идеалистов на смерть в боях с врагом.
За обедом шеф, развивая эту тему, пожаловался на то, что нынешние судьи совершенно не понимают своих задач. Поскольку они действовали еще в те времена, когда правили наши противники и, подобно попам, оказались совершенно не подверженными веяниям времени, в душе они остались либералами. Он поэтому вынужден принять самые радикальные меры и изгонит из германского судейского сословия любого судью, который постоянно выносит приговоры, идущие вразрез с народным благом и истинно национальным мировоззрением.
Ибо он лично отвечает за то, чтобы, в то время как герои идут на фронте на смерть, в тылу вновь, как в 1918 году, не подняли голову мошенники и проходимцы. Поскольку поддерживать дисциплину на фронте приходится с помощью самых суровых законов, было бы верхом несправедливости по отношению к фронту проявлять в тылу мягкость и снисходительность[1].
По отношению к молодежи в разгар войны нужно также использовать совсем другие средства, чем в мирное время, и не допускать никаких послаблений. В мирное время, конечно же, вновь можно в тех случаях, когда имеешь дело с пятнадцати— или семнадцатилетним преступником, заменять ему тюремное заключение хорошей поркой, поскольку он — если у него сохранились хоть какие-то понятия о чести — будет на всю жизнь чувствовать себя опозоренным, а иначе он еще, чего доброго, научится у старых каторжников каким-нибудь хитрым преступным приемам и обычаям.
Так, например, один субъект, совершивший множество преступных развратных действий, в свои молодые годы узнал от других преступников рецепт смертельного яда, который, однако, уже через 20 минут невозможно обнаружить в организме. Он приказал допросить этого преступника, некоего Зеефельда, в гестапо, ибо предполагал, что тот совершил гораздо больше преступлений, чем признал на следствии. И после того как в гестапо его заставили 12 часов стоять в котельной и не давали ему даже глотка воды, он раскрыл душу и признался в совершении 107 убийств детей по почве полового извращения и показал чиновникам места, где он закопал детские трупы. Поскольку лицо, совершающее преступные развратные действия, как правило, заканчивает тем, что убивает жертву своих противоестественных наклонностей, его следовало своевременно обезвредить, даже если тогда он еще был юн. Он поэтому всегда выступал за принятие самих суровых мер против этих асоциальных элементов.
Смерть гауляйтера Ровера[2] очень сильно потрясла Гитлера, ибо в его лице он потерял идеалиста, который из своего жалованья и доходов покупал лишь самое необходимое, а остальные деньги тратил на благотворительные цели и общественные нужды. Поэтому фюрер обязан сделать все, чтобы рейх взял на себя расходы по содержанию дома фрау Ровер, и у нее по крайней мере осталась бы крыша над головой.
Но несмотря на перенесенные потрясения, фюрер прекрасно владел собой и перед обедом в зале приемов приветствовал нас со всегдашней дружелюбной улыбкой — может быть, на этот раз чуть более походившей на маску — и пожал каждому руку.
131
27.05.1942, среда
Берлин, рейхсканцелярия
Приняв участие 22-го в официальном акте в мозаичном зале рейхсканцелярии, а затем 23-го в траурной церемонии по поводу смерти гауляйтера Ровера в Ольденбурге, я вновь вернулся самолетом в Берлин на службу. Докладывая о своем возвращении дежурному, личному адъютанту Гитлера группенфюреру Альберту Борману, я узнал, что в воскресенье шеф беседовал с рейхсминистрами Шпеером и Дорпмюллером[1] о прокладке в будущем на Москву, в Харьков и в Турцию железнодорожных магистралей, ширина колеи которых составит четыре метра и которые, пройдя по старым землям рейха, будут сходиться в Берлине — откуда уже пойдут ответвления на Мюнхен и в Рурскую область. В используемых на этих магистралях пассажирских вагонах с двух сторон должны быть сидячие купе, а посередине — проход шириною в один метр. Товарные вагоны должны быть сконструированы таким образом, чтобы их верхнюю часть можно было снять с помощью подъемного крана, а затем насадить ее на нижнюю часть товарных вагонов, курсирующих по железным дорогам с нормальной колеёй.
132
27.05.1942, среда, полдень
За обедом шеф говорил преимущественно о переоборудовании находящегося в настоящее время на верфи «Дешимаг» в Бремене тяжелого крейсера «Зейдлиц» в авианосец, который можно было бы вместе с линкорами использовать в морских операциях между Норвегией, Исландией и Шотландией.
133
27.05.1942, среда, вечер
За ужином шеф завел разговор об отеле «Четыре времени года» в Мюнхене, огромные расходы на постройку которого не оправдали себя, ибо все испортил совершенно безвкусный фасад и сильный уличный шум. Для его владельцев, братьев Вальтершпиль, нужно построить в Мюнхене роскошный отель, который будет в первую очередь предназначен для иностранцев, то есть служить источником валюты. Его нужно построить в новом стиле, который, возникнув под влиянием строительства мощных военных судов и в первую очередь под воздействием работ профессора Трооста, уже нашел выражение в зданиях отелей «У слона» в Веймаре, «Кайзер» в Познани, «Немецкий двор» в Нюрнберге и «Берхтесгаденский двор» в Берхтесгадене.
Он особенно охотно размышляет о сооружении таких новых строений именно в Мюнхене, поскольку никто с такой человеческой теплотой не относится к нему, как мюнхенцы, которые позаботились о том, чтобы ему никто не мешал ни в кофейне, ни на террасе Дома немецкого искусства, и любого, кто приставал к нему, отгоняли со словами: «Оставьте его в покое, он должен отдохнуть!»
Но если в Мюнхене будет воздвигнут такой роскошный отель для иностранцев, то нужно позаботиться о том, чтобы американцы — большие любители сувениров — не утащили оттуда все, что только можно унести. У него самого американцы — гости Олимпиады, которых он как-то принимал у себя, — похитили 137 серебряных ложек и все щетки, гребни и прочие предметы туалета, на которых была его монограмма. Очевидно, они как женщины, которые страдают некоей манией. Нет, пожалуй, такой женщины, которая бы не попыталась купить из-под полы контрабандный товар или спрятать от глаз таможенников и тайком перевезти через границу носовые платки, ткани и тому подобные вещи. Уж больно для них заманчиво обмануть государство, в этом-то все и дело.
За ужином шеф завел разговор о том, что снискавшие столько славы герои из наших военно-воздушных сил немало отличились уже во время первой мировой войны. И мы обязаны позаботиться о том, чтобы сохранить для грядущих поколений — именно в военно-воздушных силах как наступательном роде войск — как можно больше наших ветеранов — кавалеров Рыцарского креста. Летчик, награжденный Дубовыми листьями к Рыцарскому кресту, пользуется у молодежи высочайшим авторитетом. И того, кто сбил сто вражеских самолетов, следует как одного из наиболее храбрых летчиков освободить от дальнейшего участия в боевых вылетах.
134
28.05.1942, четверг
Поскольку рейхсляйтер отсутствовал, мне пришлось вчера вечером впервые одному отправиться к шефу, чтобы продемонстрировать ему новую световую ловушку для насекомых, которую достал уехавший в Мюнхен рейхсляйтер Борман. Ибо комары нас здесь совершенно замучили.
Если те, кто служит в ставке фюрера, утомленные монастырской жизнью, позволяют себе подшутить над кем-нибудь, то Гитлер от души смеется вместе со всеми. В этот раз они, воспользовавшись отсутствием рейхсляйтера Бормана, рекомендовали ему меня как человека, прекрасно разбирающегося в технике. Их хитрый замысел заключался в том, что ловушка для комаров, которую Борман приказал изготовить, чтобы наконец очистить район Растенбурга от этих ужасных созданий, можно было, так сказать, торжественно освятить лишь в кабинете Гитлера. Все мои заверения в том, что я ничего не понимаю в технике, ни к чему не привели, ибо многих за столом — судя по движениям их рук — сегодня особенно мучили комары. И мне не оставалось ничего другого, как взять эту работающую по принципу пылесоса машинку, попросить секретаршу Бормана показать, как она включается и выключается, и затем установить этот прибор в кабинете Гитлера.
Когда Гитлер вошел и сразу начал заниматься своей овчаркой, которой этот прибор, очевидно, не понравился, машинка вдруг издала такой рев, что овчарка мгновенно отскочила назад. «И этой штукой вы хотите заманить в ловушку маленьких комариков?» — спросил меня Гитлер и надел очки, чтобы более тщательно рассмотреть сей шедевр. Когда же он обнаружил во входном канале комаров и задумался, очевидно силясь понять, как они туда попали, я, помолчав немного и преодолев чувство неловкости, собрался с духом и признался в том, что «я, с присущей юристу осторожностью, с учетом моих совершенно недостаточных познаний в технике и испытывая вполне естественное недоверие к машинке, по дороге сюда поймал несколько комаров и всеми правдами и неправдами засунул их сюда». Он от души рассмеялся, а вслед за ним все его застольное общество, которое, спрятавшись за занавесом у входа, наблюдало за этой сценой и теперь умыло руки, зная, что мне придется отдуваться перед Борманом и рассказывать ему о том, каким позором закончилась демонстрация его световой ловушки. Гитлер по достоинству оценил мои усилия, нарисовав более рационально сконструированную модель прибора для ловли комаров и подарив мне этот рисунок.
135
29.05.1942, пятница, перед обедом
Берлин, рейхсканцелярия
Перед обедом рейхсминистр доктор Геббельс рассказал о замысле снять фильм «Лола Монтес». Шеф приветствовал эту идею, но одновременно предостерег от того, чтобы представить судьбу этой женщины и личность короля Баварии Людвига I в неверном свете.
Лола Монтес — это вовсе не танцовщица типа наших нынешних красоток, танцующих в стиле «ну-ка, сбросим юбочку», но женщина выдающегося ума, интересовавшаяся всем на свете. Каким сильным характером она обладала, видно хотя бы уже из того, что, хотя католическая церковь, чинила ей неимоверные трудности, она так и не склонила перед ней голову.
Что же касается личности Людвига I, то ни в коем случае нельзя изображать его просто-напросто бабником. В первую очередь это был по-настоящему выдающийся человек и величайший строитель в Европе. Уже сама идея строительства «Валгаллы» и ее претворение в жизнь свидетельствуют, что этот монарх не замыкался в пределах своей маленькой державы и учитывал также интересы всех немцев. Помимо всего прочего его заслуга и в том, что он превратил Мюнхен в центр культуры, сделав тем самым неоценимый подарок всей германской нации.
И если тем не менее ни против одного из баварских королей так активно не выступали, как против него, то это объясняется тем, что церковь все время плела интриги против него. И если при этом подвергали нападкам танцовщицу Лолу Монтес, то это было лишь предлогом. На самом деле велась борьба против усиления либеральных тенденций в политике короля, которые объяснялись ее влиянием и которые говорили о том, что он далеко опередил свое время.
Людвига I поэтому нельзя представлять эдаким очаровательным венцем на троне в манере Пауля Хербигера[1], нет, его нужно изобразить как короля, каждый жест которого проникнут величием и достоинством, и для этого лучше всего подходит Кайслер[2].
136
29.05.1942, пятница, полдень
Берлин, рейхсканцелярия
За обедом шеф заявил, что этой зимой на нашу долю выпали особенно тяжкие испытания еще и потому, что одежда наших солдат, уровень их оснащения и моторизации ни в коей мере не соответствовали условиям той зимы, когда температура понизилась до минус 50°С. И если уж говорить о зимнем кризисе, то он был вызван нехваткой именно этих вещей.
К тому же на психику очень сильно давило то, что Наполеон был побежден русской зимой и что зимой 1941/42 года температура упала так низко, как еще никогда не опускалась в России за последние 150 лет, и это произошло совершенно внезапно[1].
И если немецкий народ смог преодолеть такой кризис, то это объясняется тем, что фронт и тыл стремились вместе выстоять в эти трудные времена. И пока народ твердо стоит на этой позиции, государство не погибнет, если крепкие парни будут высоко держать его знамя.
Жаль только, что эта война произвела чудовищные опустошения среди элиты нашего народа, и, например, среди погибших на фронте берлинцев членов партии в шесть с половиной раз больше, чем беспартийных.
На просмотрах «Вохеншау» нам показывают иногда также иностранные фильмы.
Например, русскую хронику, посвященную победе Советов над нашими войсками под Москвой в декабре прошлого года. Вначале зазвенели колокола всех московских церквей, советские зенитки открыли огонь по нашим самолетам, мелькнули таинственные силуэты Кремля, где обосновался Сталин, которого Гитлер считает гением и открыто восхищается им, православные священники в полном облачении высоко подняв кресты, пошли от дома к дому, от избы к избе, поднимая мужчин и женщин, молодых и старых на последний, решительный бой за «священную русскую землю». Формирование красноармейских частей, в частности кавалерии, и последствия необычайных морозов — таких сильных не было вот уже свыше ста лет, — которые заставили всех носить одежду с ватной подкладкой и войлочные сапоги. Затем первые немецкие пленные, вот их уже толпы без шинелей, без перчаток, без зимней одежды, пританцовывающие от холода, с глубоко засунутыми в карманы руками, которые они время от времени вынимали оттуда, чтобы растереть уши и нос! И все же ни на одном лице нет выражения страха: неизвестные солдаты, неизвестные герои. И наконец, потянулись бесконечной чередой обледенелые немецкие танки, цистерны, грузовики, орудия; все брошено потому, что генеральный штаб сухопутных войск не заготовил в свое время запасы морозостойкого горючего и зимней одежды.
За ужином шеф упомянул, что одной из важнейших задач рейха является превращение Берлина в настоящую репрезентативную столицу. Уже вокзал и подъезды к имперским автострадам должны быть такими, чтобы даже венец был захвачен этим грандиозным зрелищем и подумал: это наша столица!
Поэтому не стоит обижаться на венца, приехавшего в Берлин и разочаровавшегося в нем, ибо в памяти у него великолепный облик его родного города. Ему как-то один из венцев даже заявил: Берлин не столица, ибо в культурном отношении Вена гораздо выше и внешне он тоже уступает Вене.
С этим замечанием можно согласиться хотя бы уже потому, что ни в одном другом городе в Германии нет стольких сокровищ культуры, как в Вене. В остальных бывших столицах земель при собирании художественных ценностей все определяла узколобая династическая политика и стремление изучать исключительно историю своей династии. Вена, напротив, — к тому же Габсбурги вплоть до 1805 года чувствовали себя германскими императорами — постоянно интересовалась историей всей империи, то есть историей императоров.
Значение собранных в Вене исторических источников, материалов и тому подобных вещей сегодня еще невозможно оценить, ибо они до сих пор так и не были изучены в полном объеме.
Но даже не будь в ней стольких коллекций художественных ценностей, Вена все равно осталась бы культурным центром, излучающим мощные флюиды. Тот, кто хочет посмотреть хороший спектакль, отправляется в Вену. Те, кто желает изучать изящные искусства, поступают в венские художественные институты. Жители альпийских и дунайских гау привыкли изучать в Вене технические науки, с особым уважением относиться к музеям как тем местам, где можно в полной мере насладиться искусством. Поэтому перед ним необычайно трудная задача — положить конец монопольному положению Вены в области культуры в альпийских и дунайских гау и, во-первых, сделать так, чтобы Линц мог конкурировать с Веной, а во-вторых, реконструировать Грац, чтобы уровень культуры его населения, которое издавна без особого восторга относится к Вене, был на должной высоте.
Одно, конечно, совершенно невозможно создать искусственно: это — необычайное очарование Вены, которое как в прошлые столетия, так и теперь производит совершенно потрясающее впечатление, и возникает чувство, будто стиль «бидермайер» вечен. И это очарование, которое ощущаешь всякий раз, когда идешь по Шенбрунну и другим местам, присуще только ей.
За обедом шеф упомянул, что, согласно поступившим к нему донесениям, так избивать своих единоверцев, как это делает еврейская полиция в гетто, наша полиция не позволяла себе по отношению к нашим партайгеноссен даже в тяжелейший период борьбы. Это выражает истинную сущность, жестокость еврейской души.
Интересно также, что стоит так называемым высоко образованным евреям — врачам, адвокатам и т. д., — много лет занимавшимся своим делом в западноевропейских городах, две недели прожить в гетто, как они тут же проникаются его духом и ходят в кафтанах и тому подобных одеждах. И есть ли лучшее доказательство того, что еврей в конце концов все-таки азиат, а отнюдь не европеец.
Поэтому вся Европа через какое-то время должна быть полностью очищена от евреев. Это необходимо уже потому, что среди евреев есть определенный процент фанатиков, мечтающих возродить еврейство. Поэтому не стоит переселять евреев в Сибирь, ибо при их способности приспосабливаться к любому климату они там только закалятся. Гораздо разумнее было бы — поскольку арабы не желают, чтобы они жили в Палестине — вывезти их в Африку и поместить в такие климатические условия, выдержать которые без ущерба для здоровья не сможет ни один человек с такой выносливостью, как у нас, чтобы их интересы никогда больше не пересекались с интересами европейцев.
Подчеркнув, что в Японии также намерены истребить евреев, обосновавшихся там после открытия торговли с Америкой, шеф заявил, что когда-нибудь еврейство настроит против себя весь мир. Ведь даже в такой стране, как Соединенные Штаты, где оно — образно выражаясь — держится лишь потому, что прибегает ко всевозможным, совершенно немыслимым уловкам, когда-нибудь, когда у него уже иссякнут силы, это заметят и начнут активно бороться с ним. Вот тогда-то с еврейским крючкотворством будет покончено раз и навсегда.
137
30.05.1942, суббота, полдень
Берлин, рейхсканцелярия
За обедом в рейхсканцелярии шеф завел разговор о проблемах искусства. Исходя из того, что искусствоведческий журнал Брукмана[1] сильно уступает журналам, издаваемым профессором Гофманом и министерством пропаганды, он заговорил о скульпторах Кольбе и Климше. Он констатировал, что работы Кольбе, чем старше становился мастер, делались все менее совершенными. Напротив, Климш с годами поднимался в своих работах на все большую и большую высоту.
И не следует упрекать художника за то, что те его работы, которые он выполнил, будучи уже в преклонном возрасте, гораздо менее совершенны, чем его прежние великие творения. Ибо с возрастом ухудшается зрение, а именно у скульптора должен быть очень зоркий глаз. И если скульпторы уже в преклонном возрасте достигают совершенно немыслимых успехов, то это нередко объясняется тем, что ранее они были близорукими и старческая дальнозоркость вернула им нормальное зрение.
Да и вообще, не следует делать каких-либо попреков художникам и артистам и, к примеру, осуждать певца за то, что он в старости уже не может петь так же хорошо, как раньше. И если в картинах Ловиса Коринта, написанных в то время, когда он уже был пожилым человеком, далеко не все безупречно, то именно потому особенно радуют глаз его блистательные юношеские произведения. В остальном же задача разумной культурной политики в том, чтобы своевременно обнаруживать будущие таланты и оказывать им покровительство, чтобы они имели возможность благодаря своим наклонностям создавать шедевры как для современников, так и для будущих поколений.
Желая придать большую убедительность своим словам, Гитлер приказал показать скульптурную группу, изображающую трех женщин и установленную у одного из фонтанов. Ее создатель — скульптор Ульман — долгое время был в Вене никому не известен и лишь благодаря Шпееру начал выставлять свои работы.
Этим важным требованием любой культурной политики венцы, чрезмерно гордившиеся уровнем культуры своего родного города, в последние столетия совершенно внаглую пренебрегали. Так, ухитрились просто-напросто дать умереть с голоду такому гению, как Моцарт. И сочли, что можно похоронить его в общей могиле для бедняков, так что в наши дни никто толком не знает, где, собственно говоря, покоится Моцарт. Точно так же они обрекли бы на голодную смерть Брукнера и Гайдна, если бы те не нашли себе покровителей: один — в Лице епископа Линцского, а другой — в лице князя Эстергази.
Такое отношение венцев к свом гениям в области искусства свидетельствует, что им, как, впрочем, и мюнхенцам, искусство было просто навязано правящими династиями. Но в этом отношении есть все же существенная разница между венцами и мюнхенцами: последние выразили в определенной степени свою признательность выдающимся художникам и музыкантам еще при их жизни; венцы же — только тогда, когда слух об этих художниках и музыкантах уже прошел по всему миру, а сами, вполне возможно, скончались несколько столетий тому назад.
Отсюда нужно сделать следующий вывод и руководствоваться им в нашей деятельности в сфере культурной политики: художников, способных на выдающиеся свершения, нужно своевременно соответствующим образом поощрять. Он поэтому организовал выставку произведений искусства в Доме немецкого искусства не только ради того, чтобы дать великим возможность выставить свои работы, на которые будет взирать весь мир. В гораздо большей степени ее цель — из всех произведений немецких художников найти самые лучшие, чтобы целый ряд искусствоведов добросовестно отобрали из них для выставки, а значит, и на продажу действительно заслуживающие признания работы, и это даже в том случае, если художник пока неизвестен широкой публике.
Одновременно тем самым покупателям произведений искусства, показанных на этой выставке, дается гарантия того, что они действительно получают высококачественные работы. Предложение же усилить состязательность среди художников путем вручения золотых и серебряных медалей с изображением Дома немецкого искусства — его внес профессор Гофман — полностью соответствует этой линии, и поэтому его следует всецело одобрить.
Далее шеф в связи с докладом бургомистра Либеля упомянул, что было бы глупо и неправильно устраивать в вестибюле «Немецкого двора» выступления артистов Нюрнбергского варьете, ибо это помещение сыграло определенную роль в жизни Движения и поэтому люди не должны посещать его с целью посмотреть эстрадные номера. И если есть намерение устроить в «Немецком дворе» театр эстрады и открыть здесь бар, то для этого нужно перестроить старое здание.
И если уж говорить о кафе, то больше всего ему по душе венские кофейни. Ибо венские кафе — это источник покоя, уюта и в них всегда можно получить добрый совет.
В заключение доктор Геббельс вызвал всеобщий смех остроумной репликой, когда, увидев на воротнике мундира посланника Хевеля мокрое пятно — на обед подавали водянистый гороховый суп, заменявший первые и вторые блюда, и он случайно капнул им на воротник, — сказал, что это — жирное пятно, и шепотом попросил, пусть господин Хевель выдаст ему источник.
138
31.05.1942, воскресенье, вечер
«Волчье логово»
Исходя из своего последнего выступления в рейхстаге[1], шеф в ставке завел разговор о том, по какому принципу в будущем будут подбирать кандидатуры на должности судей. Он заявил, что вся система обучения хранителей права должна быть полностью пересмотрена и в дальнейшем оно должно проводиться в соответствии с национал-социалистской идеологией. Поскольку от судьи особенно требуются основательные знания практической жизни, в будущем эти должности могут занимать те люди, которые уже как-то доказали в жизни свою профессиональную пригодность и, работая в партийных органах, в достаточной степени усвоили наше мировоззрение и методы руководства людьми. Судьей может быть назначен человек не моложе 35 лет.
За ужином шеф завел разговор о совершенно недостойном для монарха поведении Вильгельма II. Он не только позволял себе постоянно оскорблять лиц из своего ближайшего окружения, но и ироническими замечаниями делал своих гостей посмешищем в глазах всех присутствующих. Его неуклюжая фамильярность в общении с другими монархами (похлопывание по плечу и т. п.) также способствовала тому, что многие перестали относиться к рейху с симпатией. Монарх должен сознавать, что в личном общении он обязан вести себя сдержанно и достойно.
Пример Вильгельма II свидетельствует о том, что один-единственный монарх-неудачник может погубить всю династию. И тот, кто хочет творить историю, должен к тому же отдавать себе отчет, что одно-единственное неудавшееся поколение может погубить весь народ.
Позднее шеф завел разговор о своей ставке «Гнездо на скале»[2], где у него уже утром, слезились глаза. Мебель там, очевидно, настолько протравили специальным составом, словно надеялись тем самым сохранить ее на века.
139
01.06.1942, понедельник
«Волчье логово»
Возвращаясь вчера в ставку, я летел на личном самолете фюрера, очень просторном «фокке-вульфе», обладавшем совершенно необычайной скоростью. Внутри все очень скромно, ни малейшего намека на роскошь. Единственное, что отличало место Гитлера от остальных мест в самолете, — это установленный перед ним письменный стол.
У всех просто великолепное настроение, и это — наилучшее свидетельство наших военных успехов[1].
02.06.1942, вторник, полдень
«Волчье логово»
За обедом шеф рассказал, что его вчерашний полет в Полтаву — обсуждение ситуации на фронте с генерал-фельдмаршалом фон Боком[2], главнокомандующим группой армий «Юг»[3], — заставил его несколько пересмотреть свои расовые воззрения.
В Полтаве он видел столько голубоглазых и светловолосых женщин, что даже подумал — вспомнив фотографии норвежек или даже голландок, представленные ему вместе с прошениями о женитьбе, — а не следует ли, вместо того чтобы говорить о проблеме «распространения северного типа», поднять вопрос о необходимости «распространить южный тип» в наших североевропейских государствах.
140
02.06.1942, вторник, вечер
«Волчье логово»
Вечером Гитлер завел разговор о появившихся в русской прессе публикациях по поводу битвы под Харьковом и, кроме того, о зимнем наступлении. Русские пытаются скрыть свои поражения разного рода теориями, подобно тому как любой неудачник выдумывает всякие глупые теории, чтобы оправдать себя. Он вспоминает о появившейся у нас в годы первой мировой войны после битвы под Верденом теории войны на износ. Такие выражения всегда служат лишь доказательством того, что не хватает мужества прервать акцию, продолжение которой не сулит больше успеха.
Далее шеф упомянул, что Советы сами навредили себе тем, что, уделив все внимание армии, развалили экономику и систему обеспечения населения продовольствием внутри страны. Ни в коем случае нельзя так ставить вопрос: я забочусь только об армии и все, что происходит внутри страны, меня не интересует. Ибо порядки внутри страны могут разложить армию.
Переходя к нашей военной промышленности, нужно подчеркнуть, что мы обязаны найти правильное соотношение между производительностью труда, которой мы ожидаем от рабочего, и ограничением его потребностей в продовольствии. Он стоит на той точке зрения, что лучше, если рабочий трудится вместо 14 только 8 часов и остальное время отдыхает, а мы привлечем для работы в три смены на наших заводах, производящих вооружение, военнопленных, которых так или иначе надо кормить.
После ужина шеф вступил в оживленную дискуссию с адмиралом Кранке[1] относительно основных принципов производства транспортных средств.
Исходя из тезиса о том, что природа уже все сделала и самое разумное — это следовать ее законам, он сперва указал на то, как движется велосипед, и сравнил это с движениями пешехода. Если, когда едешь на велосипеде, представить себе, что у него нет шинных ободов и нужно только следить за спицами, то выяснится, что он движется по тому же принципу, что и человек.
В отношении воздухоплавания тоже действует принцип: правильно лишь то, что соответствует происходящим в природе процессам. Поэтому «цеппелин» был сконструирован совершенно неверно. То, что принцип, положенный в основу его конструкции — «быть легче воздуха», — неверен, доказывает уже тот факт, что в отличие от рыб ни у одной птицы нет плавательного пузыря, так распорядилась природа. Он поэтому решительнейшим образом отказывается летать на «цеппелине», а в самолете он не боится даже самых страшных гроз и бурь.
Перейдя к проблеме кораблестроения, шеф заявил, что если бы природа признала правильной современную конструкцию кораблей, то у рыб было бы нечто вроде рулевого устройства на хвосте, позволяющего им двигаться вперед, а не плавники на боках. И голова у них была бы заостренной, а не более или менее каплевидной формы. Поэтому вряд ли можно отнести к числу достижений нашего «Христианского судоходства» то, что оно, приступив к строительству кораблей класса «Нельсон»[2], которые до сих пор являются наиболее распространенным типом наших кораблей, отказалось от всякого их сходства с рыбами и претворило в жизнь принцип «спереди острый, сзади широкий». Именно в кораблестроении особенно необходимо имитировать форму падающей капли как наиболее естественную и, сделав более широким острый нос корабля, снизить на этом участке давление на столько-то и столько-то процентов.
В наши дни даже на примере лопаты видно, что заостренный спереди конец — далеко не идеальное решение проблемы.
Если уже сама конструкция корабля не отвечает законам природы, стоит ли удивляться тому, что и корабельные двигатели в отличие от аналогичных органов у рыб находятся на корме. При этом помещенные в задней части корпуса корабельные винты вызывают лишь движение воды в противоположном направлении; из-за этого здесь образуется безвоздушное пространство, которое снижает скорость корабля, чему способствует также скопление воды в носовой части. В природе же все наоборот: спереди — движение воды в противоположном направлении, то есть безвоздушное пространство с его силой притяжения, а сзади — скопление воды, которое обеспечивает толчки, то есть с силой двигает вперед. Именно таким образом и плавает рыба, с помощью плавников и жабр создавая движение воды в нужном для себя направлении. Можно лишь приветствовать то, что по крайней мере в самолетостроении поняли этот естественный принцип и поместили пропеллер спереди, чтобы он своими оборотами создавал движение воздуха и тем самым двигал самолет вперед.
Тот факт, что принципы, которыми руководствуются в кораблестроении при разработке общей конструкции корабля и его двигателей, уже устарели, по его мнению, сейчас уже нельзя больше отрицать. Ибо при строительстве военных кораблей видно, что увеличение тоннажа и мощности двигателей не дает желаемого эффекта. Если линкор водоизмещением 45 000 тонн и с мощностью двигателей 136 000 лошадиных сил сделает 30 узлов, а вдвое меньший его авианосец с мощностью двигателей 200 000 лошадиных сил — только 35 узлов, то здесь сделан неверный расчет. Ибо невозможно, даже просто неэкономично и бесхозяйственно, что увеличение мощности двигателя у корабля, тоннаж которого вдвое меньше тоннажа линкора, увеличило его скорость лишь на 5 узлов по сравнению со скоростью линкора. Следует ожидать, что компетентные лица в руководстве военно-морскими силами в конце концов согласятся с тем, что методы кораблестроения устарели.
Если мы в самолетостроении продвинулись гораздо дальше, чем в кораблестроении, и добились большего увеличения скорости по сравнению с самолетами, построенными в прежние годы, исключительно путем изменения формы корпуса, то это заслуга профессора Юнкерса, который, тщательнейше изучив законы аэродинамики, а значит, законы природы, нашел возможность для увеличения скорости.
Поэтому совершенно непонятна позиция руководства военно-морских сил, которые объявляют идиотами изобретателей, подобно Фултону[3] и Расселу, открывающих новые пути, только лишь потому, что тем самым будет произведена революция в судоходстве. Он поэтому распорядился начать строительство корабля Заксена с мотором в носовой части и провести его испытания. Он также позаботился о том, чтобы не забыли поместить моторы с пропеллерами сбоку и проверить их работу, ибо у рыб плавники также с боков, а это, бесспорно, обеспечивает маневренность, позволяющую даже делать повороты на месте.
В своих размышлениях на эту тему он руководствовался тем выводом, что именно в области техники в тех случаях, когда человек не может больше двигаться вперед, особенно необходимы новые изобретения, открывающие новые пути. Вспомним о микроскопе; ведь наступил такой момент, когда увеличение числа линз уже ничего не давало, ибо они при таком большом количестве поглощали свет. И здесь с этого момента также стало необходимо изобрести нечто новое и тем самым указать новый путь. К сожалению, безумно тяжело пробивать такие изобретения, ибо лишь немногие обладают настолько широкой душой, то есть имеют достаточно сил, чтобы признать новые идеи и дезавуировать дело всей своей жизни — да еще, возможно, ради совершенно постороннего человека.
Какие потрясения вызвала во всей общественной жизни замена геоцентрической системы мира Птолемея учением Коперника! Рухнула система мира, на которой основывалось все церковное вероучение. Открыто встать на сторону Коперника — это требовало от каждого в свое время огромного мужества и самоотверженности. Ибо церковь, защищая свои позиции, не щадила никого. И вполне понятно почему, ибо, чем более ограниченно мыслит человек или организация, тем труднее для них признать свои ошибки и тем самым новыми выводами поколебать собственные духовные основы.
Поэтому судьба изобретателей на протяжении всей истории, как правило, всегда одинакова. Даже когда некий почтмейстер сделал эпохальное открытие, доказав, что с помощью пара можно передвигаться по рельсам, то в свое время все почтмейстеры, то есть специалисты, подняли его на смех[4]. Трагичность судьбы изобретателя — в том, что он нарушает устоявшийся порядок вещей, создающий у большинства людей видимость чего-то неизменного. К тому же изобретатель сперва всегда создает беспорядок. Поэтому самое благоприятное время для изобретений — это война, поскольку в самой ее природе заложено стремление делать все как можно быстрее. В самолетостроении за три с половиной года войны был достигнут гораздо больший прогресс, чем за 30 мирных лет. Достаточно вспомнить, что в 1906 году была издана инструкция, согласно которой самолет может представлять собой некую ценность лишь в том случае, если его скорость достигнет 40 километров в час.
141
03.06.1942, среда, вечер
«Волчье логово»
За ужином министр Шпеер представил шефу карты маршрутов перевозки картофеля по железным дорогам. Из них следовало, что если проследить за тем, как шло развитие в этой области начиная с 1913 года, то выяснится, что транспортировка картофеля то туда, то сюда по Германии с каждым разом организовывалась все более и более неразумно — точно так же, как до недавнего времени перевозка пива (например, мюнхенское пиво везли в Дортмунд, а дортмундское — в Мюнхен).
При нашей нехватке товарных вагонов, заявил шеф, не остается ничего другого, кроме как тщательно осматривать каждый вагон, проверяя содержимое и выясняя пункт назначения. Транспорт — это тоже такая система, организация которой со временем становится неразумной и в транспортных артериях происходит нарушение кровообращения.
Нет никакого сомнения в том, что через какое-то время любая организация или учреждение стареет. По мере продвижения по рельсам бурной обыденной жизни все становится неразумным, ломается, образуются шлаки, ржавчина и т. д.
За ужином шеф заметил: просто достойно удивления, насколько в древности умели приспосабливать технику к нуждам войны.
Ганнибал никогда бы не смог одержать такие победы без своих слонов, а Александр Великий — без своих боевых колесниц[1], кавалерии и луков своих лучников.
В войне лучшим, то есть победителем, оказывается тот, кто сумел полностью овладеть современными техническими средствами — причем не только нападения, но также транспорта и снабжения.
Или — или: или солдат, или техник — такого на войне просто быть не может. И поэтому стратегия хороша лишь в том случае, когда обеспечивает максимальное использование техники.
Как сообщил шефу адмирал Кранке, тоннаж потопленных британских кораблей достиг уже такой цифры, что англичане начали страдать от недостаточного ввоза в страну продовольствия и вынуждены ограничить количество продуктов, выдаваемых по карточкам. Для обеспечения своего импорта Англии требуются корабли общим тоннажем 11 миллионов тонн, между тем как тоннаж имеющихся в ее распоряжении кораблей составляет только 9 миллионов брутто-регистровых тонн.
Шеф заметил в связи с этим, что военные заводы США не в состоянии в достаточной степени компенсировать своей продукцией эти потери кораблей[2]. Ибо лишь благодаря тому, что он с помощью национал-социалистского движения сумел внушить немецкому народу приверженность идеалам, ему удалось после прихода к власти включить в процесс общественного производства 7 миллионов безработных[3], и полиции оказались в дальнейшем ненужными ее резиновые дубинки.
Напротив, 13 миллионов безработных в США — это источник постоянных осложнений для правительства США, мешающих ему проводить работу в области вооружений, ибо они чувствуют себя пролетариатом, который олицетворяет собой новое сословие.
142
04.06.1942, четверг
«Волчье логово»
Битва за Харьков закончилась. Гитлер без особого подъема выслушал сводный отчет ОКВ.
04.06.1942, четверг, вечер
«Волчье логово»
В связи с удавшимся покушением на обергруппенфюрера СС Гейдриха[1] шеф заявил за ужином, что раз и навсегда распорядился о том, чтобы те лица, жизнь которых в особой степени подвергается опасности, непременно придерживались режима обеспечения безопасности.
Поскольку перед соблазном могут не устоять не только воры, но и те, кто замыслил покушение, такие героические жесты, как езда в открытом, небронированном автомобиле или прогулки по Праге пешком без охраны — просто глупость, и нации это пользы не приносит.
И если такой незаменимый человек, как Гейдрих, без нужды ставит свою жизнь под угрозу, то ему остается только резко осудить такого рода поведение, как проявление глупости или чистейшей воды скудоумия. И люди такого политического масштаба, как Гейдрих, должны ясно сознавать, что их подстерегают, словно дичь, и что множество людей замышляют их убить.
Полиция с ее системой связи не в состоянии в должной степени обеспечить безопасность. Бог знает сколько времени пройдет, пока она — если, к примеру, автомобиль наехал на дерево — выяснит, было ли это вообще покушением. Пассажиру также очень нелегко установить, покушение ли это, в том случае, когда шофер ранен, а автомобиль врежется в дерево. Ибо при скорости 90 километров в час пуля попадает в цель прежде, чем будет услышан хлопок выстрела.
До тех пор пока в германском жизненном пространстве не будет наведен полный порядок и пока германский народ не будет тщательнейшим образом очищен от всякого иностранного сброда, ни один руководитель не должен пренебрегать мерами предосторожности. Этого непременно требуют интересы нации.
Если бы он — как ему в свое время советовали — отправился в Грюнвальд (близ Мюнхена) пешком[2], то был бы уже давно убит и оказал бы тем самым плохую услугу нации.
Насколько нужно быть осторожным, свидетельствует история со швейцарцем[3], который три месяца подстерегал его около «Бергхофа», даже упражнялся в стрельбе и наверняка поразил бы его выстрелом, и он должен был гулять в непосредственной близости от этого швейцарца, но по счастливой случайности всегда отправлялся на прогулку не тогда, когда тот его поджидал.
И будь у швейцарца бомба, он бы точно прикончил его во время одного из торжественных мероприятий, на которое у него был пригласительный билет на трибуну, пусть даже ему бы не удалось сделать выстрел.
Два пистолета обнаружили у него при задержании, и попался он лишь потому, что упустил момент, и не смог в ответ на вопрос заподозрившего неладное железнодорожного служащего привести более или менее правдоподобную причину своего пребывания в Берхтесгадене, и у него потом нашли конверт, на котором был надписан его — шефа — адрес (отправитель — Даладье[4]), но конверт оказался пустым.
143
05.06.1942, пятница, полдень
«Волчье логово»
За обедом зашел разговор о том, что в Финляндии необычайно много душевнобольных. Предрасположенность к такого рода заболеваниям, видимо, объясняется влиянием северного сияния, а также ярко выраженной склонностью финнов к размышлениям на религиозную тему. Поскольку в Финляндии крестьянские дворы расположены зачастую на расстоянии от 50 до 100 километров друг от друга, люди, главным образом зимой, обречены на одиночество и имеют потребность занять чем-либо свои умы, и поэтому не следует удивляться их чрезмерной набожности.
Шеф в связи с этим заметил, что лишь достоин сожаления тот факт, что у этой набожности нет другой духовной основы, кроме как Библия с ее еврейским шарлатанством. Ибо набожные люди, которые, пребывая в одиночестве долгие зимние месяцы, ищут ответа на все вопросы в религиозных воззрениях и при этом прибегают к помощи Библии, делаются умственно неполноценными. Ведь они вынуждены вносить в эту еврейскую дребедень некий смысл, которого там вообще нет. Следовательно, они вынуждены буквально ломать голову, силясь постигнуть содержание тех или иных идей и, если те не поддаются разгадке, впадают просто в религиозное безумие.
Это просто несчастье, что Библия была переведена на немецкий язык[1] и все это еврейское шарлатанство и крючкотворство стало доступным народу. До тех пор пока эти премудрости, в частности Ветхий Завет, передавались из поколения в поколение исключительно на церковной латыни, отсутствовала опасность того, что разумные люди, взявшись за изучение Библии, помутятся в уме. Но из-за того, что Библия сделалась всеобщим достоянием, множество людей получили возможность ознакомиться с религиозными идеями, которые — благодаря еще такому характерному свойству немцев, как склонность к размышлению, — способствовали тому, что большинство из них со временем впали в религиозное безумие. Учитывая также, что католические священники восхваляли безумцев как «святых», таких движений, как движение флагеллянтов в Германии в средние века, избежать было просто невозможно.
Немец, наделенный разумом, должен был просто за голову схватиться, видя, как еврейский сброд и попы с их болтовней побудили немцев вести себя наподобие высмеиваемых нами завывающих турецких дервишей и негров. И особенно злит то, что — когда в других частях света такие религиозные учения, как конфуцианство, буддизм и мусульманство, бесспорно, представляли прочную духовную основу для верующих — немцы попались на удочку теологии, которая воистину лишена какой бы то ни было глубины.
Если пытаться найти причины этого явления, то прежде всего следует указать на то, что человеческий мозг очень сильно подвержен влияниям извне. Если, к примеру, ребенка в те годы, когда он только-только начал соображать, напугать притаившимся в каком-нибудь темном помещении «черным человеком», то он весь свой переходный возраст, входя в темную комнату, подвал и т. д., уже не сможет избавиться от чувства страха. У женщин же, которых так в детстве напугали, оно зачастую остается на всю жизнь.
С другой стороны, человек не чувствует тех опасностей, которых ему не внушили. Ребенок, которому в подвергающихся бомбежкам местностях не объяснили, что это такое и почему они опасны, воспринимает налет вражеских самолетов и огонь зениток как шумный фейерверк и, как правило, не выказывает ни малейшего признака страха.
Квинтэссенция всех этих высказываний: нужно сделать все, чтобы избежать в будущем духовной деградации широких слоев германского народа, неважно, выражается ли она в религиозном безумии или в какой-либо иной форме душевного заболевания. Он поэтому распорядился, чтобы — насколько это возможно — во всех крупных городах были построены обсерватории, ибо по опыту они представляют собой наилучшее средство для того, чтобы расширить кругозор человека и тем самым не дать ему помутиться в уме.
144
05.06.1942, пятница, вечер
«Волчье логово»
За ужином много говорили о вчерашнем визите шефа в Финляндию. Сам шеф упомянул, что великий герой освободительной борьбы финского народа маршал Маннергейм явно очень обрадовался такой чести, которой его удостоили в связи с семидесятипятилетием, и что президент Рюти своим спокойствием и решимостью также произвел на него очень хорошее впечатление.
Финны — это героический народ. И из-за того, что они — безусловно принимая при этом во внимание и позицию шведов — так радовались его визиту, он испытывает чувство глубокого удовлетворения. И когда наступит мир, отношения с Финляндией должны быть как можно более дружественными. Он весьма сожалеет, что перед этой войной не удалось расширить масштабы торговли лесом с Финляндией. Ибо, хотя мы после прихода к власти из-за различных наших проектов просто были вынуждены производить у себя колоссальные вырубки леса, мы не получили из-за границы столько, сколько нам было нужно для покрытия наших потребностей в древесине в сфере строительства, в частности строительства жилья и т. д. В условиях нехватки балок нам пришлось разработать каркасный метод и применять его в строительстве домов; в бумажной промышленности мы заменили недостающие б миллионов тонн древесины переработанной картофельной ботвой и т. д.
Затем шеф с некоторой иронией осведомился у посланника Хевеля, как после возвращения из Финляндии его принял для отчета министр иностранных дел, ибо он — министр — ни в коей мере не был причастен к организации визита[1].
В заключение шеф завел разговор о том, что звонить министру иностранных дел по телефону дело совершенно безнадежное, ибо с ним в отличие от рейхсмаршала никогда не удается сразу соединиться. Однажды ему это надоело, и он задал министру хорошую взбучку. С тех пор все наладилось.
Далее шефу представили сообщение о том, что каудильо Франко законом от 22.9.1941 года предписывает воздавать святой покровительнице Фунукисле[2] все военные почести, полагающиеся фельдмаршалу, поскольку расценивается как чудо с ее стороны тот факт, что 5 лет тому назад 3000 солдат национальной испанской армии под командованием нынешнего военного министра Валера отстояли город Сеговию от натиска 15 000 «красных». Шефу помимо этого также сообщили, что в Испании другой святой присвоено звание генерала, поскольку она, будучи покровительницей одной церкви, позаботилась о том, чтобы упавшая на ее крышу бомба не взорвалась.
Шеф заявил на это, что у него есть сильнейшие опасения относительно того, к чему могут привести такого рода явления. Он с огромной долей скептицизма наблюдает за развитием событий в Испании[3] и поэтому никогда не поедет туда, хотя намерен постепенно посетить все европейские государства.
Шеф затем решил еще посмотреть «Вохеншау». Мы смотрели кадры финской кинохроники, посвященные поздравлению Гитлером маршала Маннергейма в связи с его семидесятипятилетием. Качающаяся доска была перекинута через широкий ров, отделяющий шоссе от железнодорожного пути, на котором стоял штабной поезд маршала Маннергейма. Гитлер первым, держась спокойно и достойно, прошел по ней без каких-либо трудностей, как, впрочем, и следовавший за ним юбиляр и герой освободительной борьбы финского народа. Когда же маршал Кейтель добрался до середины доски и под его довольно основательной тяжестью она стала качаться, то он начал балансировать на ней, подобно канатному плясуну, и последние несколько шагов проделал галопом и теперь — уже в качестве зрителя, а значит, вне опасности — звонко смеялся вместе со всеми, кто смотрел «Вохеншау».
145
07.06.1942, воскресенье, полдень
«Волчье логово»
Визит премьер-министра Венгрии Каллаи[1].
Наконец-то светит солнце и тем самым вносит оживление в души. Даже у рейхсляйтера Бормана очень хорошее настроение, хотя он то и дело выражает сожаление по поводу моего самовольного обращения к доктору Клопферу.
Шеф рассказал за обедом, что новый премьер-министр Венгрии Каллаи вчера передал ему всего лишь две «маленькие просьбы» регента Хорти о том, чтобы: а) господь бог и б) он, шеф, сохранили спокойствие в том случае, если венгры вступят в войну с румынами (из-за Трансильвании). Для венгров эта война с Румынией будет войной против Азии. Ибо для венгров граница между Азией и Европой проходит там, где кончается сфера влияния православной церкви; ведь только территории по эту сторону границы попали в орбиту европейской культуры на всем протяжении ее развития и были затронуты такими происходившими здесь великими событиями, как Реформация, Возрождение и т. д. Поэтому Венгрия издавна была врагом России и не могла понять политики Третьего рейха, когда тот в свое время пошел на заключение договора с Россией.
Далее он указал на то, что Тисса имеет для венгров такое же значение, как и Рейн для немцев. Равно как Рейн для немцев, она для венгров национальная река, а не государственная граница[2].
Говоря о внутриполитических проблемах, Каллаи упомянул о необходимости проведения земельной реформы, которая, однако, ограничится лишь расширением небольших земельных наделов.
Сына Хорти[3] Каллаи охарактеризовал как совершеннейшего сорвиголову и подчеркнул, что в его лице сражающиеся вместе с немцами на Восточном фронте венгерские войска получили настоящего героя. Шеф заявил в ответ, что охотно этому верит, ибо регент Хорти тоже необычайно храбрый и мужественный человек.
В остальном же, по словам шефа, Хорти все очень хитро придумал. Ведь если его сын отличится в совместных боях с немецкой армией, то Германия вряд ли будет возражать против того, чтобы венгры сделали его преемником отца и, возможно, даже позволили ему предстать в блеске короны святого Стефана.
С другой стороны, даже у противников Хорти внутри Венгрии едва ли вызовет возмущение тот факт, что Хорти-младший займет такой пост в государстве, если он хорошо проявит себя в оборонительной борьбе с большевизмом.
За обедом разговор зашел о том, какие чудовищные масштабы в период системы приобрела государственная измена, которая даже нашла свое выражение в публичных заявлениях и открытом обсуждении военных тайн в рейхстаге, прессе и т. д. Шеф заметил в связи с этим: когда иностранные военные комиссии в 1925 году покинули Германию, они оставили после себя множество разведывательных служб и шпионских организаций, которые делали их дальнейшее пребывание здесь совершенно излишним и которые работали в соответствии с указаниями военных атташе, полностью удовлетворяя их требования.
Падение нравов, позволившее создать в Германии такую гигантскую шпионскую сеть и в наиболее откровенной и бесстыжей форме выразившееся в государственной измене, неоднократно приводило его в бешенство. Он до сих пор помнит, как один депутат рейхстага на его открытом заседании сделал запрос, а знает ли правительство, что по такому-то шоссе проехало четыре бронемашины, входящие в состав одного из подразделений рейхсвера, которые, согласно условиям Версальского кабального договора, совершенно очевидно, Германии запрещено иметь; что правительство намерено делать в этом случае? К сожалению, ему тогда не оставалось ничего другого, кроме как распорядиться составить списки всех известных изменников, чтобы по крайней мере после того, как национал-социалистское движение придет к власти, эти элементы не ушли от справедливого наказания.
И если мы в 1933 году избавились от большинства этого отребья без прямого нашего вмешательства, то это объясняется тем, что не менее 65 000 наших граждан сразу же после захвата власти эмигрировали. Так и не установлено, насколько у каждого из них рыльце в пушку. Но несомненно, большинство из них собственная нечистая совесть побудила бежать за границу; затем, правда, многие одумались и выразили желание вернуться в Германию. Но притоку в огромном количестве нежелательных элементов воспрепятствовали, объявив, что каждый возвращающийся принципиально будет помещен в концлагерь и любой, кто будет уличен в каких-либо проступках, — расстрелян. Так за пределами рейха остались тысячи асоциальных элементов, которых в противном случае было бы трудно поймать или изобличить в преступлении. Остальным же Гейдрих со своей службой безопасности сломал хребет — заслуга, которую уже потому следует высоко оценить, что судебные органы оказались не в состоянии справиться с этой задачей.
Судьи своим подходом к рассмотрению дел по обвинению в государственной измене часто доводили его до бешенства. Так, они однажды вознамерились было помиловать предателя, поскольку он «первым делом» занимался контрабандой и поэтому его следует в первую очередь считать контрабандистом и соответствующим образом наказать. Лишь с огромным трудом удалось убедить министра юстиции доктора Гюртнера в необходимости быть жестокими и безжалостными по отношению к государственным изменникам. Даже когда при строительстве оборонительных сооружений в Восточной Пруссии был выявлен случай предательства, Гюртнер ходатайствовал перед ним о вынесении мягкого приговора, поскольку, дескать, причинен был весьма незначительный ущерб. Он объяснил Гюртнеру, что масштабы причиненного ущерба в настоящее время оценить невозможно, так как вполне вероятно, что в бункере, месторасположение которого выдано врагу, будет располагаться командный пункт дивизии и уничтожение бункера неприятелем может самым пагубным образом сказаться на ходе военных действий.
В заключение он заявил Гюртнеру, что твердо решил в случае, если обычный суд вынесет изменнику слишком мягкий приговор, отдать приказ подразделению СС забрать изменника из тюрьмы и расстрелять. Ибо государственная измена — это преступление. Каждый государственный изменник должен быть так или иначе казнен, невзирая на размер причиненного им ущерба.
Приговоры, выносимые созданным после этого в рамках системы министерства юстиции Народным трибуналом[4], сперва также были далеко не в той мере суровыми, в какой ему хотелось. Даже приспособить законодательство к четко выраженным интересам государства оказалось совсем не так просто, поскольку многие юристы — члены имперского кабинета министров — с большими колебаниями согласились признать государственную измену идеологическим преступлением.
Во время всех проводимых в связи с этим совещаний он постоянно был вынужден указывать на то, что не бывает государственной измены, совершаемой по идейным соображениям. Если и есть преступление, попадающее под категорию государственной измены и в определенной степени объясняющееся идейными мотивами, то это отказ нести военную службу из-за религиозных убеждений. Этим элементам, не желающим воевать из-за религиозных убеждений, нужно прямо заявить, что они, очевидно, хотят есть добытое другими, но это недопустимо по соображениям высшей справедливости и поэтому их будут морить голодом. И если это не было выполнено и так называемые толкователи Библии[5], общим числом 130 человек, были просто расстреляны, то этим они обязаны его мягкосердечию. Впрочем, расстрел этих ста тридцати подобно грозе очистил атмосферу. У тысяч их единомышленников при сообщении об их расстреле пропало всякое желание со ссылкой на какие-то места из Библии пытаться уклониться от военной службы.
Тот, кто хочет успешно вести войну и вообще помочь своему народу пережить тяжелые времена, не должен сомневаться в том, что в эти времена каждый, кто активными действиями или в душе отторгает себя от народного сообщества, будет этим сообществом ликвидирован.
Тот, кто во имя гуманизма отходит от этого четкого принципа, не сможет предотвратить распад государства, начало которого мы в настоящее время можем наблюдать в такой стране, как Швеция.
Поскольку я сидел за большим столом, то позволил себе высказаться в том смысле, что мы — молодые юристы, прошедшие обучение в Берлинском судебном округе, — возражали против того, чтобы при оценке духовной эмиграции пользоваться исключительно черным и белым цветами, ибо нам довелось встречаться с врачами, юристами (как, например, криминолог Ганс фон Хентиг[6]), писателями, музыкантами, физиками и т. д. с поистине мировым именем, которые понимали, в чем состоит их долг как немцев, но для которых воздух в Германии был отравлен придирками местных партийных диктаторов и они уже не могли в нем продолжать свою творческую деятельность. На мою радость, некоторые из присутствующих открыто солидаризировались со мной.
За обедом разговор о сражающейся на Восточном фронте и состоящей из испанцев так называемой «Голубой дивизии» вылился в беседу о внутриполитической ситуации в Испании. Рейхсляйтер Борман высказал в связи с этим замечание о том, что в значительной степени усилившаяся в Испании монархическая тенденция, по его мнению, пользуется поддержкой католической церкви. Шеф подтвердил, что это вполне возможно, и заявил: ситуация с католической церковью в Испании ничем не отличается от ситуации с католической церковью у нас и вообще от положения с церковью в большинстве стран. Церковь в том случае, если она может оказать влияние на политику государства, поддерживает или терпит только ту власть, которая не знает и не признает никакой другой организации, кроме церкви, и поэтому для руководства народом может опереться только на церковь как на единственную подходящую для этого организацию.
И если католическая церковь не откажется от присущего каждой политизированной церкви стремления к власти, она не будет поддерживать нынешний испанский режим, который в лице «Фаланги» создал собственную организацию для руководства испанским народом. Есть только одна-единственная возможность для фалангистов достичь компромисса с католической церковью: если та ограничится лишь заботой о религиозных, то есть внеземных, делах. Если же допустить, что церковь будет оказывать хоть малейшее влияние на руководство народом и идейное воспитание молодежи, то она захочет играть здесь первую роль, и обманывается тот, кто полагает, что частичными мерами может сделать ее своим союзником.
Все ее отношение к мирским делам и порожденные этим политические интересы делают, по его мнению, неизбежным выступления католической церкви Испании против режима Франко, а значит, вполне возможно возникновение угрозы новой революции. Испанцам, возможно, уже очень скоро своей кровью придется платить за то, что Франко признал за церковью власть в государстве и в отличие от Италии и Германии революции в подлинно национальных масштабах здесь, к сожалению, не получилось.
146
07.06.1942, воскресенье, вечер
«Волчье логово»
За ужином шефу представили сообщение ДНБ[1] от шестого числа этого месяца, касающееся запрета носить фалангистскую униформу во время праздника тела Христова в Барселоне:
«Сообщение ДНБ. Мадрид, 6 июня.Губернатор Барселоны за несколько дней до начала праздника тела Христова издал следующее распоряжение: с целью обеспечить наибольшую поддержку церковным учреждениям и во всех случаях гарантировать соблюдение порядка всем участникам шествий в дни празднования тела Христова строжайше запрещено надевать полностью или частично фалангистскую форму или форму фалангистской милиции. Исключение допускается только в отношении руководителя местной организации и его почетного эскорта, которым ранее было дано на это специальное разрешение».
Из сообщения явствует, что националисты добились этого запрета через церковные власти, поскольку несколько недель тому назад у них произошли различные инциденты с «Фалангой» как с официальной государственной партией. Характерно также, что мадридская газета «Арриба», протестуя против запрета на ношение униформы, приводит следующий довод: постоянное ношение голубой рубашки есть почетный долг и всякий, кто препятствует этому, достоин презрения.
В связи с этим сообщением шеф заметил, что на этом примере отчетливо видно, как испанское государство неудержимо несется к новой катастрофе. Именно попы и монархисты, которые также являются заклятыми врагами национального возрождения Германии, объединились в Испании для того, чтобы взять в свои руки власть над народом. Стоит ли удивляться тому, что, если однажды дело дойдет до новой гражданской войны, фалангисты и «красные» объединятся тогда, чтобы совместными усилиями покончить с монархистским и поповским отребьем. Можно лишь пожалеть о том, что кровь, пролитая совместно фалангистами, фашистами и национал-социалистами во время прошлой гражданской войны, не принесла лучших плодов. В Испании, к сожалению, всегда находится человек, готовый дать себя использовать в политических гешефтах церкви. Один из людей такого типа — нынешний испанский министр иностранных дел Суньер, к деятельности которого он с момента первой встречи относится с большим скепсисом, хотя наш посол с поразительным непониманием фактов представлял его как самого большого в Испании друга Германии[2].
И если фашизм не был ввергнут во вторую гражданскую войну, то это объясняется тем, что ему удалось — и Рим положил этому начало — объединить итальянскую нацию против церкви. Фашизм также с самого начала четко отделил церковные дела от дел фашистской партии. Когда церковь не пожелала признать фашистские законы о молодежи, фашисты повсюду от Рима до Южной Италии принялись безжалостно избивать и разгонять все церковные шествия и добились того, что через три дня церковь сама приползла к ним на коленях.
Вообще, история Италии свидетельствует о том, что итальянцы были гораздо большими реалистами в отношении к церкви, чем испанцы — и, к сожалению, также многие немцы. Некий трагизм заключается уже в том, что — когда итальянцы «вышвыривали» пап из Рима — германские императоры изъявляли готовность установить в Ватикане порядок.
Он достаточно честен, чтобы признаться в том, что и у него также чешутся руки навести порядок в церковных делах. Он ведь пытался, назначив имперского епископа[3], внести ясность в совершенно запутанную ситуацию в евангелической церкви. Но именно теперь, взирая на Испанию, он испытывает чувство радости от того, что его усилия оказались совершенно напрасными и провидение опять «не дало ему совершить ошибку». Ибо кто может дать гарантию, что имперский епископ когда-нибудь совместно с папой не обжулят Германию.
Насколько ловко церковь, и в частности католическая церковь, умеет придать себе безобидный вид в глазах носителей политической власти и подольститься к ним — это он понял во время первого после взятия власти визита к нему епископа Бертрама[4]. Бертрам в своем обращении так торжественно передал ему проникнутое таким смирением приветствие церкви, что, не испытай он этого на собственной шкуре, наверняка мог бы поверить в то, что ни один национал-социалист из-за своих убеждений не был отлучен от церкви, не преследовался ею и она никогда не нарушала его последний покой.
Благодаря таким смиренным жестам церкви всегда удавалось пробираться к власти и подольститься ко всем германским императорам, начиная с Карла Великого. Ее приемы — это приемы коварных женщин, которые сперва прикидываются добрыми и хорошими, чтобы тем самым вкрасться в доверие к мужчинам, а затем постепенно натягивают вожжи и затем держат их в такой строгости, что мужчины вынуждены танцевать под их дудку и выполнять все их желания. А при определенных дипломатических способностях таким женщинам даже удается — подобно католической церкви в отношении германских императоров — добиваться того, что их мужья, хотя их водят на поводке, тем не менее в своих действиях чувствуют себя субъектами, а не объектами.
Несколько дней тому назад церковь попыталась вновь устроить нечто подобное. Епископат Богемии и Моравии обратился к нему с просьбой разрешить им почтить память обергруппенфюрера СС Гейдриха колокольным звоном и прочитать реквием по нему. Но он заявил этим господам, что было бы гораздо лучше, если бы они в свое время молились о сохранении жизни исполняющего обязанности имперского протектора.
В ходе дальнейшей беседы за столом были затронуты следующие проблемы:
а) Швейцария. Гитлер заявил: хотя ныне она наша «защитница»[5], но, будучи очень маленьким государством, она не сможет оказать нам в этой войне эффективного содействия если мы, передавая через нее наши пожелания, не заставим себя выслушать, напомнив о находящихся в наших руках военнопленных.
б) Шифры. Гитлер привел пример с фон Папеном. Из-за того, что фон Папен потерял чемоданчик с кодами для шифрованных телеграмм[6], он погубил около 5000 наших агентов в США.
в) Доклады дипломатов. В 1933...1934 годах, по словам Гитлера, доклады министерства иностранных дел были совершенно никудышными, а их содержание всегда сводилось к тому, что мы не должны ничего предпринимать. Однажды ему все это надоело, и он спросил этих господ, как мы вообще сможем чего-либо добиться, если ничего не будем делать.
И с точки зрения языка доклады тоже были ниже всякой критики. И это при том, что — как однажды выразился Хьюстон Стюарт Чемберлен — нет более пригодного и красивого языка для мыслителей, чем немецкий.
г) Немецкий язык. Неудивительно, что иностранцам так трудно выучить немецкий язык: ведь тот, кто желает правильно изъясняться по-немецки, должен обладать тонким слухом. К примеру, военным кораблям специально дают такие названия, чтобы они радовали слух: «Кёниг», «Байерн», «Дойчланд».
И если он вспоминает об уроках немецкого языка в своей школе, то до сих пор посмеивается над своим учителем, который всегда заявлял, что «он, Гитлер, никогда не научится правильно написать письмо, никогда не сможет правильно произнести фразу», хотя сам этот учитель просто без разбору исчеркал их тетради красными чернилами. У него он подчеркнул такое образованное им предложение: «Орел кружит над полем битвы», а у его товарища ему не понравилось, что он написал: «Над полем битвы кружит орел». Когда они оба после урока обратили на это внимание учителя, он обругал их и обозвал нахалами.
Когда шеф затем захотел прочитать телеграммы и посланник Хевель вытащил сводку МИДа из нагрудного кармана своего мундира и подвинул ее через стол так, что она буквально вспорхнула над ним, то шеф заявил: «В демократической республике ни один правительственный советник не позволит себе так вести себя по отношению к своему начальству, как это считают вполне допустимым у нас. Там такую бумагу вынимают из папки, а ее в свою очередь из кожаного портфеля».
Прочтя бумагу, он с усмешкой тем же манером вернул ее Хевелю.
147
08.06.1942, понедельник, вечер
В специальном поезде фюрера.
Маршрут: «Волчье логово» — Берлин
За ужином шеф рассматривал фотографии, изображающие рейхсюгендфюрера Аксмана вместе с руководительницами и руководителями молодежных групп из Норвегии, Дании, Голландии и т. д. Он заявил при этом: это просто великолепно, что Аксман пошел добровольцем на эту войну и участвовал в боях на фронте. А то, что он потерял руку, лишь повысит его престиж в глазах молодежи, и он станет ее кумиром.
На молодежь в других странах участие Аксмана в боях на фронте также не может не произвести должного впечатления.
Его также очень радует, что Аксман пытается сделать как можно более доступными для молодежи в германских странах принципы национал-социализма и германскую идею. Ведь если молодежь становится приверженцем какой-то идеи, то начинает действовать эффект снежного кома. Она начинает стремиться сделать как можно больше своих сверстников сторонниками этой идеи, и никакого влияния действия старших на нее не оказывают.
И в Дании люди старшего возраста могут делать все, что хотят; число приверженцев германской идеи постоянно растет, ибо они чувствуют себя представителями того же расового ядра. И, последовательно способствуя этому развитию, он тем самым постепенно забирает у пожилого короля Дании[1] его народ точно так же, как он в свое время в «Остмарке», действуя медленно, но верно, воздвиг стену отчуждения между режимом Дольфуса — Шушнига и народом.
Подобно тому как в свое время Бисмарк постоянно подталкивал Баварию, Пруссию и т. д., чтобы ими в конце концов овладела немецкая идея, нужно также постепенно подводить народы германской расы к идее германизма. Он даже считает, что было бы полезно в особой степени стимулировать эту работу переименованием столицы рейха Берлина в Германиа. Ибо название Германиа для столицы рейха с ее новым, внушительным обликом весьма подходит для того, чтобы, несмотря на огромную пространственную отдаленность, создать чувство общности между любым человеком, принадлежащим к ядру германской расы, и этой столицей.
Переименовать таким образом Берлин технически несложно, об этом свидетельствует онемечивание Гдыни путем переименования в Готенхафен и переименование Лодзи в Литцманнштадт.
За ужином шеф заявил, что школа, подобно прессе, является одним из средств воспитания народа. И никакие частнособственнические интересы не должны влиять на организацию управления и идейного воспитания в ней.
Но одного такого средства воспитания, как школа, недостаточно. Ибо в ней в первую очередь ставится целью достижение хорошей успеваемости подростков.
Поэтому он создал дополнительно еще и «Гитлерюгенд» и выдвинул смелый лозунг о том, что в нем молодежь должна руководить молодежью. Он добился того, что с ранних лет молодежь начинали просеивать на предмет поисков тех, кто мог верховодить, то есть показал себя маленьким главарем. Наряду с той характеристикой, которую давал учитель и которая — так или иначе — ориентировалась на уровень знаний подростка, в «Гитлерюгенде» руководство также давала ему оценку, в которой решающее значение придавалось свойствам характера, то есть чувству товарищества, твердости, храбрости, мужеству и способности руководить своими сверстниками.
Сила школы и «Гитлерюгенда» как средств воспитания — в решении проблемы отбора воспитателей молодежи. При отборе кандидатур для корпуса наших руководителей молодежи в «Гитлерюгенде» и при формировании преподавательского состава в школах нужно исходить из того, что молодежь надеется, что руководители в «Гитлерюгенде» и учитель в школе станут для них на всю жизнь примером подобно тому, как в Греции в классический период молодежь считала учителя в гимназии верхом как духовного, так и телесного совершенства. Поскольку молодежь в возрасте от десяти-двенадцати и до шестнадцати-семнадцати лет в наибольшей степени способна восторгаться и воодушевляться и обнаруживает ярко выраженную приверженность идеалам, то именно в эти годы ей нужен особенно подходящий тип руководителя, ибо только он может дать гарантию того, что воспитание будет проводиться в соответствии с четко намеченными целями.
Насколько ушедшая в прошлое система провинилась перед молодежью — это ему стало особенно очевидно при прочтении доклада о ситуации в Бадене. Там к моменту взятия власти раскол в воспитательной работе среди молодежи зашел настолько далеко, что в школах уже имелись туалеты, разделенные по религиозному признаку: одни — для детей евангелического, а другие — для детей католического вероисповедания. И какой страшный, всеразъедающий яд закладывал такой раскол воспитательной работы в детские души — этого, очевидно, тогдашнее государственное руководство не сознавало.
При этом именно в переходном возрасте дети особенно восприимчивы. Скольких партийных руководителей приобщили к идеям национал-социалистского движения именно их дети! Именно подростки бесчисленное множество раз, воодушевившись философией национал-социализма, привлекли сперва мать, а с ее помощью уже отца в ряды НСДАП.
Поэтому в сфере школьного воспитания особенно важно пробудить и усилить в учителе понимание потребностей молодежи. И если думать о подготовке молодых учительских кадров, то ни в коем случае нельзя упускать из виду тех людей, которые по своим наклонностям или благодаря своей предыдущей профессиональной деятельности в первую очередь подходят для воспитания молодежи. И ему прежде всего на ум приходят женщины и капитулянты.
Для преподавания в начальной школе женщины и капитулянты, на его взгляд, просто идеально подходят. Не нужно только чересчур усердно обучать их и, заставляя чрезмерно шевелить мозгами, делать из них идиотов, но пусть они усвоят лишь тот учебный материал, который будет им безусловно нужен для преподавания в начальной школе. И вовсе ни к чему академический диплом тому учителю, который всю жизнь живет в деревне[2].
И если кто-либо из преподавательских кадров особенно хорошо проявит себя, он должен иметь возможность для повышения; этого он заслуживает. Нельзя требовать от офицера, наделенного живым умом, чтобы он всю жизнь обучал новобранцев, иначе он повесится. Поэтому следует предоставлять испытанным учительским кадрам возможность продолжить свое образование и не обрекать их на веки вечные преподавать в начальной школе. В частности, им следует в любом случае облегчить возможность продвинуться по службе так, чтобы стать учителями средних школ.
Когда рейхсляйтер Борман заметил, что вследствие нехватки учителей в гау Варга срок подготовки преподавательских кадров для начальных школ ниже, чем в «Остмарке», шеф согласился с ним и заявил, что ввиду названных причин он ничего не имеет против этого. Тот, кто из этих кадров чувствует, что рожден для большего, пусть воспользуется предоставленной ему свободой и продолжит свое образование. А тот, кто демонстрирует свою способность быть учителем средней школы или школы еще более высокой ступени, должен быть уверен в том, что государство не закроет ему дорогу и даст возможность продолжить свое образование, а если потребуется также поступить в высшее учебное заведение.
За ужином шеф в поезде, следовавшем в Берлин, завел разговор о том, что многие учреждения выполняют одну и ту же работу.
Он подчеркнул, что это никуда не годится, когда, к примеру, в каждом министерстве или в каком-нибудь еще руководящем органе есть свой собственный пропагандистский аппарат, ведающий прессой. Этим занимаются министерство пропаганды и отдел печати имперского правительства. Его имперская канцелярия подает хороший пример, ибо он не стал организовывать при ней какой-либо специальный аппарат по вопросам печати и пропаганды. И тем не менее любые его указания, касающиеся этой сферы, немедленно выполняются. Даже во время поездок он может с любой железнодорожной станции передать свои указания, и уже на следующее утро пресса, радио и т. д. подготовят общественность к новым политическим установкам, например к тому, что Германия и Россия достигли взаимопонимания.
Только поставив всю прессу и весь пропагандистский аппарат под контроль одного государственного органа, можно обеспечить централизованное управление прессой. А централизованное управление прессой есть предпосылка того, что общественность будет верить прессе, а значит, она обретет силу воспитательного воздействия. Ибо только контролируемая пресса будет избавлена от того обилия противоречий в подаче информации, в освещении мотивов событий политической, культурной и прочей жизни, из-за которых она выглядит смешной в глазах населения, которые подрывают ее репутацию как провозвестника истины и лишают ее доверия, столь необходимого для формирования общественного мнения.
Насколько так называемые патриотические круги не понимали таких вещей, стало ясно уже в 1920 году из его полемик с издателем «Эйзерне блеттер»[3] пастором Траубом[4]. Когда он этому пастору Траубу четко доказал, что свобода печати должна уступить место централизованному управлению печатью, ибо свобода печати есть не что иное, как свобода распространять наглые еврейские выдумки, тот буквально съежился от страха. Состояние умов так называемых патриотов типа пастора Трауба очень точно охарактеризовал Дитрих Экарт, когда заявил, что «Эйзерне блеттер» должны называться «Блехерне блеттер»[5], ибо в противном случае семейный журнал «Гартенлаубе»[6] должен был бы издаваться под названием «Звучит призыв, как грома гул».
Насколько необычайно важным средством воспитания народа является пресса, этого так называемые националы никогда не понимали. При этом лишь немногие средства воспитания народа могут сравниться с прессой. Он, во всяком случае, приравнивает прессу к системе школьного обучения и отстаивает как в отношении прессы, так и в отношении школьного обучения ту точку зрения, что их управление и идейная ориентация ни в коем случае не должны определяться частнособственническими интересами.
О сегодняшней встрече датских добровольцев с нашим поездом они — согласно сообщению газеты «Федреландет» (Копенгаген) — рассказали в своих письмах домой…
Поезд фюрера оказался на этой станции из-за того, что Гитлер внезапно приказал изменить маршрут. Очевидно, «шестое чувство» вновь предупредило его. Как сообщил мне девятого в первой половине дня один из адъютантов, на том участке пути, через который должен был первоначально проходить наш маршрут, было разворочено полотно.
Для меня же пребывание на этой маленькой станции на восточных землях было интересно еще и потому, что фюрер и рейхсляйтер Борман приказали мне в кратчайший срок соединить их по установленному в поезде телефону с министром Майснером в Берлине. И хотя возникли различные трудности, не прошло и 5 минут, как фюрер уже разговаривал с Майснером из кабинета в своем салон-вагоне.
148
09.06.1942, вторник, полдень
Берлин, рейхсканцелярия
Гитлер очень радовался бодрому виду обоих пожилых людей, которые за столом сидели слева и справа от него и которых он то и дело украдкой разглядывал, — имперского казначея Шварца и имперского министра почт Онезорге.
Шеф охарактеризовал привлечение всех проживающих в Париже немцев на проходившие на уик-энд учения сил гражданской обороны как чрезвычайно полезное начинание. Бесчисленное множество учреждений, которые там совершенно не нужны, внезапно выполнили свое назначение.
Шеф иронически прокомментировал затем «представления» о культуре создателей так называемых американских культурных фильмов, в которых допускается, чтобы «первая леди» госпожа Рузвельт демонстрировала модные одежды.
149
10.06.1942, среда, полдень
Мюнхен, «Остерия»
Жена профессора Трооста пожаловалась на то, что молодежь теперь в трамваях ведет себя не особенно учтиво. Шеф заявил в ответ на это, что, как бы ему ни хотелось, невозможно за один день изменить в лучшую сторону всю молодежь. Но в национал-социалистских воспитательных заведениях и школах Адольфа Гитлера молодежь воспитывается в духе его мировоззрения, и само собой произойдет так, что и при воспитании остальной молодежи будет взят за образец именно этот подход.
Далее он очень оживленно беседовал со второй дочерью и сыном Вольфгангом госпожи Винифред Вагнер. Гитлер высказался в том смысле, что именно Вольфганг как нельзя лучше подходит для того, чтобы заботиться о сохранении музыкального наследия своего деда Рихарда Вагнера, равно как и его брат Виланд со временем обещал стать выдающимся специалистом в области техники.
150
22.06.1942, понедельник, полдень
Берлин, рейхсканцелярия
За обедом доктор Геббельс завел разговор о генерале Роммеле[1]. Он заявил, что такие генералы, как фон Браухич[2], Рундштедт[3] и т. д. пользуются гораздо меньшей популярностью[4], чем Роммель и Дитл[5]. И если в прессе однажды перестанут упоминать имена таких людей, как фон Браухич, Рундштедт и т. д., то вскоре среди широких кругов общественности прекратятся всякие разговоры о них. Напротив, Роммель и Дитл сумели внушить населению такое уважение, что их имена стали символами истинно германской солдатской доблести. К Роммелю это относится в еще большей степени, чем к Дитлу.
Шеф заявил, что Дитл пользуется популярностью не только у нас, но и особенно в Финляндии. Если же Роммель в еще большей мере, чем Дитл, оказался в центре внимания общественности, то это помимо всего прочего объясняется следующими причинами:
а) большинству нашего народа уже настолько понятны подлинные причины войны, что оно радо любой победе над англичанами;
б) как совершенно правильно заметил доктор Геббельс, сами англичане устроили Роммелю невиданную рекламу в надежде, что, всячески превознося Роммеля, им будет легче объяснить народу причины своих поражений.
Кроме того, никто не сомневается в талантах Роммеля. Уже в начале этого наступления[6] он абсолютно точно предсказал, что будет совершен прорыв к морю и штурм Тобрука. Он также в свое время указал, что англичане, безусловно, попадут к нему в ловушку и будут уничтожены артиллерийским огнем на показавшемся им очень удобном плацдарме, который, однако, находился под обстрелом немецких зениток.
В остальном же победы Роммеля объясняются тем, что у нас вовремя поняли, что война в пустыне — это война моторов.
И если противник неправильно понял условия войны в пустыне, то лишь потому, что неверно оценил возможности передвижения в пустыне автомобильного транспорта. Как уже часто бывало в истории войн, какой-то офицер генерального штаба — не отягощенный практическим опытом — выдвинул тезис, который безоговорочно восприняли как своего рода Евангелие. Вот он, этот тезис: в пустыне транспорт может передвигаться только по дорогам. Поскольку он всегда выступал за то, что такие тезисы сперва следует проверять на практике, то приказал провести необходимые опыты и использовать в них «фольксвагены». И «фольксвагены», которые теперь так отлично показали себя в ходе военных действий в Африке, вскоре доказали полную несостоятельность этого тезиса.
«Фольксваген» — так можно уже сказать, основываясь на предшествующем военном опыте, — машина будущего. Уже то, как она стремительно мчится вверх по шоссе, ведущему в Оберзальцберг, и, жужжа, как шмель, обгоняет его огромный «мерседес», производит очень сильное впечатление. «Фольксваген», когда в его конструкцию с учетом всего военного опыта внесут соответствующие изменения, будет лучшей народной машиной в Европе, к тому же его система воздушного охлаждения позволяет пользоваться им также в полной мере зимой. Он вполне может представить себе, что производство «фольксвагенов» достигнет от одного до полутора миллионов автомобилей в год.
151
22.06.1942, понедельник, вечер
Берлин, рейхсканцелярия
За ужином доктор Геббельс рассказал, что ни один генерал не проникся так пониманием значения пропаганды, как Роммель. Уже этот факт свидетельствует о том, что он наделен гибким умом и представляет собой тип современного генерала в лучшем смысле этого слова. После репортажа находящегося при Роммеле военного корреспондента о взятии Тобрука все слушали вечернюю передачу о действиях нашего Африканского корпуса и сообщение о присвоении Роммелю звания генерал-фельдмаршала. Под конец шеф заявил: он не думает, что такая армия как английский Африканский корпус, может пользоваться высокой репутацией, после того как он в течение трех лет терпит одни поражения[1].
Затем разговор зашел о повстанческом движении в Сербии[2], и шеф заявил: там, где обосновались болгары, хорошо знающие порядки на Балканах, царит спокойствие. И там, где стоят дивизии СС или полицейские части, чьи энергичные действия хорошо известны везде и всюду, тоже соблюдается общественный порядок. Но там, где стоят части германского ландштурма, дела обстоят гораздо хуже, а уж там где власть в руках итальянцев, вообще полный хаос. Он видит в этом подтверждение своей точки зрения, которую он всегда отстаивал и которая исходит из того, что на тех территориях, где происходят мятежи и бунты, разум обратно пропорционален гуманным методам.
Там, где пускают под откос поезда или совершают покушения, где укрывают вражеских агентов-парашютистов и т. д., нужно расстрелять бургомистра, всех мужчин увести, а в случае совершения тяжких преступлений также расстрелять, а их жен отправить в концентрационный лагерь.
Рейхсфюрер СС сообщил, что благодаря таким методам удалось обнаружить убийц Гейдриха. Угроза расстрелять всех близких родственников сообщников, то есть не только их жен и детей, но также родителей, привела к тому, что виновные были найдены[3].
Шеф заявил: в таких случаях первейшая обязанность государственной власти — действовать без промедления. До тех пор пока государственная власть действует решительно и энергично, она сильнее любого возмутителя спокойствия. Ибо в ее распоряжении полностью подвластные ей организации. Доказательством правильности такого подхода служит то, как легко был разрешен конфликт с Ремом. Попытку путча[4] оказалось также просто подавить, как затоптать тлеющие огоньки, ибо путчисты толком даже не контролировали СА.
О путче Рема мне как-то вечером рассказал в своем специальном вагоне поезда, следовавшего из Берлина на восток, имперский министр экономики Функ. Когда он, Функ, находясь тогда на охоте в Шорфхейде, получил по телефону поручение от Гитлера сообщить престарелому фельдмаршалу и рейхспрезиденту о том, что поднятый Ремом в 1934 году мятеж подавлен, и соответственно доложил ему об этом, ответ Гинденбурга, произнесенный его сочным басом, гласил: тот, кто хочет творить историю, должен также не бояться проливать кровь.
Когда разговор зашел о возможном вторжении английских войск, то шеф заявил: англичане могут сделать это в трех местах: в Норвегии, в Голландии и в Испании.
Если они высадят десант в Испании, то могут оказаться втянутыми в новую гражданскую войну.
Голландия явится для них крепким орешком уже потому, что начальник штаба Рундштедта генерал Цейтцлер[5] носится там — как и по всему Атлантическому побережью — взад-вперед, подобно шмелю, а значит, опасность того, что расположенные там наши войска расслабятся и утратят боевой дух, поскольку не вступают в соприкосновение с противником, нам не грозит.
Норвегию нужно всемерно укреплять. И не следует полагаться на содержащийся в справочных пособия тезис о том, что возможности произвести там высадку в фиордах крайне ограничены. Тому подтверждение — десант, высаженный в свое время англичанами в Андальснесе[6].
Он вообще испытывает ужас перед катехизисом генерального штаба, который никогда не был апробирован практикой. Достаточно вспомнить теорию применения такого противотанкового средства, как связки гранат, рожденную под влиянием героических поступков наших солдат, в годы мировой войны вспрыгивавших на первые вражеские танки и ливших из бутылок бензин в их люки. Но от внимания большинства этих господ, очевидно, совершенно ускользнул тот факт, что при средней скорости танка 45 километров в час такое средство можно применять только в редчайших случаях.
Речь идет о том, чтобы каждую теорию испытать, а затем периодически проверять на практике, по-прежнему ли она сохраняет свою силу. Особенно это важно в военном деле.
Ибо ужас, который испытывают войска, чувствуя свое бессилие перед используемыми врагом наступательными средствами, не только способен парализовать их, но и потом его из них уже ничем не выбьешь. И поэтому он вооружил наши войска новыми противотанковыми орудиями и танками, которые по своим боевым данным полностью превосходят военную технику, имеющуюся на вооружении у противника.
152
23.06.1942, вторник, полдень
Берлин, рейхсканцелярия
За обедом гауляйтер Форстер рассказал, что ближе к вечеру кафе в Данциге переполнены. И поскольку в основном в них сидят в огромном количестве размалеванные и разнаряженные женщины, то полиция уже пыталась добиться у него разрешения на строгую проверку этих кафе. Но у него возникли сомнения.
«И совершенно справедливо», — заявил шеф. Теперь, когда женщины — за немногими исключениями, которых все меньше и меньше, — также включены в трудовой процесс, не следует везде и всюду натравливать на людей полицию. Иначе жизнь в тылу будет, как в тюрьме.
Задача полиции — внимательнейшим образом следить за асоциальными элементами и безжалостно истреблять их. Но для этого вовсе не требуется закрывать кафе. Ибо женщины, которые поддерживают отношения с иностранцами и тем самым представляют опасность, встречаются с ними отнюдь не в кафе, а в своих так называемых салонах.
Те женщины, которые сидят в кафе, — это в первую очередь работающие женщины — почтовые служащие, учительницы, медицинские сестры и т. д., — которые хотят после смены немного отдохнуть. Далее это домохозяйки, которым из-за нехватки домработниц приходится гораздо больше работать, чем в мирное время, и которым поэтому тоже нужно дать возможность передохнуть. А изгнать из кафе каких-нибудь уж совсем явных девиц легкого поведения — значит лишить солдат-отпускников их основных радостей жизни.
А если происходят какие-либо безобразные явления, то тут нам нужно приучить себя к мысли, что следует не столько прибегать к помощи полиции, сколько проводить воспитательную работу. В конце концов, НСДАП тоже привлекла на свою сторону народ, не угрожая ему полицией, но агитацией и воспитанием.
Если применять этот подход при решении продовольственной проблемы, то, безусловно, профессиональных спекулянтов просто необходимо жестоко карать. Но совершенно излишне останавливать поезда и автобусы и обыскивать пассажиров с целью изъять у одного из них купленные из-под полы три яйца. Если крестьянин продает оставшиеся у него после выполнения плана поставок государству продукты своим добрым знакомым, то не нужно ему в этом мешать, прибегая к помощи полиции. Тем самым его только вынудят самого потреблять в пищу эти продукты.
Те, кто приказывает проводить досмотр в автобусах и поездах, очевидно, предполагают, что во всем сельском хозяйстве сложилась такая же ситуация, как и на севере Германии, где преобладают крупные земельные владения. Но они не подумали о том, что в мирное время крестьянка из бедной семьи зачастую отправлялась в близлежащий город, чтобы продать там несколько яиц и 1 -2 килограмма масла, поскольку съесть их самой было для нее слишком накладно.
И если есть опасения, что торговля припрятанными продуктами принимает слишком большие масштабы и может сломать всю структуру цен, то государство обязано еще раз, и уже не в рамках плана обязательных поставок, выступить в роли покупателя и, установив несколько повышенные цены, вытеснить мешочника с рынка.
Естественно, нужно действовать крайне осторожно и не забывать основного принципа: крестьянин, выполнивший план поставок, может делать с оставшимися у него продуктами все, что ему заблагорассудится.
Это не только способствует трудовому подъему, но также очень важно с точки зрения финансовой политики. Ибо крестьянин откладывает в сберкассу те деньги, которые он получает, в то время как горожанин именно в трудные времена постоянно пытается превратить их в товары.
Предложение шефа о том, что государство должно скупить по несколько повышенным ценам продукты, оставшиеся после выполнения плана поставок, доктор Геббельс охарактеризовал как «колумбово яйцо». На вопрос шефа, когда же этот вопрос будет соответствующим образом урегулирован, рейхсляйтер Борман ответил, что уже все готово к проведению необходимых мер и вскоре они будут осуществлены. Разработана система поощрений, учитывающая создавшуюся ситуацию.
Обсуждая далее проблемы снабжения, шеф подчеркнул, что постоянно приходится досадовать на какие-то глупые мелочи, из-за которых важные потребительские товары не достаются нашему населению, а подчас даже портятся и пропадают. Он в свое время просто в бешенство пришел, узнав, что во Франции нашим солдатам запрещено делать покупки во французских магазинах. Мысль о том, что семья, у которой родные и близкие на фронте, будет испытывать чувство благодарности, получив от них чулки, шоколад и тому подобные веши, очевидно, не пришла в голову этим чересчур умным господам. Рейхсмаршал был вынужден поехать туда, чтобы образумить господ в руководящих инстанциях и добиться от них издания немедленно вступающего в силу приказа, отменяющего запрет на покупки во французских магазинах.
Относительно проблемы снабжения фруктами и овощами гауляйтер Форстер доложил, что он разрешил потребителю и изготовителю торговать непосредственно между собой, чтобы обладающие ценными питательными свойствами продукты не испортились, проходя через бесчисленное множество промежуточных инстанций. Он считает, что совершенно неверно под угрозой штрафа запрещать потребителю покупать землянику, спаржу и т. д. у тех, кто их выращивает. Его критика совершеннейшей бессмысленности такого рода мер со стороны имперского министерства продовольствия встретила всеобщее одобрение.
Шеф также целиком согласился с этими критическими замечаниями и подчеркнул, что нужно раз и навсегда выбить из голов министерских чиновников мысль заниматься таким идиотизмом, как запрет под угрозой штрафа на прямую торговлю между потребителем и изготовителем в деле обеспечения населения фруктами и овощами. Эти нелепые взгляды также объясняются тем, что у них перед глазами только крупные сельскохозяйственные предприятия на севере Германии. Нужно наконец осознать, что именно в сфере продовольственного снабжения с ее многообразием типов хозяйства всеобщий регламент должен быть сведен до необходимого минимума.
Доктор Геббельс, выражая точку зрения Берлина, возразил на это, что снятие всех запретов на прямую торговлю между потребителем и изготовителем нанесет ущерб рабочему. Ведь богатые люди пошлют в деревню своих служанок, а безработные поедут покупать фрукты и овощи сами. И рабочий в берлинских овощных лавках и у лоточников, торгующих фруктами, даже фунта купить не сможет.
Отвечая на вопрос шефа, рейхсляйтер Борман заметил, что разрешать или в зависимости от положения дел ограничивать прямую торговлю между потребителем и изготовителем там, где речь идет о снабжении фруктами и овощами, в отдельных гау в решающей степени зависит от гауляйтера. В некоторых западногерманских гау и во владениях Мучмана[1] она запрещена.
В заключение шеф подчеркнул, что необходимо прекратить перевозить фрукты, овощи и т. п. туда-сюда, поскольку по дороге очень много продукции портится. Перевозки картофеля туда-сюда, несколько любопытных схем маршрута которых ему недавно представил Шпеер[2], тоже полный идиотизм.
Министр Шпеер дополнил его снова, заявив, что другие товары и даже сигареты в определенном объеме тоже совершенно бессмысленно и без всякой пользы перевозятся туда-сюда. С этим, по его мнению, также нужно кончать.
Шеф в самых энергичных выражениях выразил согласие с ним. Не может быть и речи о том, чтобы сигареты, изготовленные в Дрездене, везли затем в Берлин и уже оттуда распределяли их опять в Саксонию. Таких глупостей мы себе просто не можем позволить.
В дальнейшем нужно тщательнейшим образом продумать всю систему организации грузоперевозок. Продукты питания, которые не потребило в пищу население тех местностей, где они были произведены, нужно доставлять в соседние области, испытывающие потребность в дополнительном притоке сельскохозяйственной продукции. Снабжение крупных промышленных центров нужно обеспечить с помощью близлежащих крупных сельскохозяйственных предприятий. Для этой цели нужно привлечь именно крупные предприятия, поскольку на них легче всего наладить учет и контроль и они могут произвести во много раз больше продукции, чем множество мелких предприятий с равной им по величине общей производственной площадью. Нужно также обдумать вопрос, как сделать так, чтобы путем повсеместного открытия в больших городах заводских и народных столовых обеспечить более рациональное использование продуктов питания и одновременно дать их жителям возможность раз или два в неделю нормально питаться, не отдавая за это чрезмерно много своих продовольственных талонов.
Основным правилом должно быть: вся сельскохозяйственная продукция, произведенная на землях, на которые распространяется власть Германии, должна быть доставлена потребителю. Если, к примеру, на Украине яйца могут протухнуть потому, что их не смогли вывезти, то нужно использовать в качестве топлива в изобилии имеющуюся там солому и на грузовиках с газогенераторными колонками доставить их к главной магистрали. Проблема их дальнейшей транспортировки не стоит, ибо, как совершенно верно заметил Шпеер, после запрещения встречных перевозок пива освободилось достаточное количество вагонов.
153
23.06.1942, вторник, вечер
Берлин, рейхсканцелярия
Шеф подчеркнул, что имперские гау должны иметь в своем распоряжении собственность, чтобы иметь возможность удовлетворять культурные запросы населения и покрывать прочие расходы на общественные нужды. В противном случае они будут целиком зависеть от милости чиновников в берлинских инстанциях.
Опасения, что наличие в распоряжении гау своей собственности в опасной степени усилит в них тенденции к отделению, совершенно беспочвенны. Ибо в рейхе, который с магнетической силой притягивает к себе даже сопредельные страны и рядом с которым не смогли отстоять свою независимость Голландия, Бельгия и т. д., в отдельных имперских гау практически исключено проявление каких бы то ни было тенденций к отделению.
Кроме того, у рейха есть вермахт, полиция, имперская почта, имперские железные дороги, партия со всеми ее структурными подразделениями и формированиями, единое хозяйство, валюта, финансы, а его транспортные средства все более сплачивают рейх в единое целое. И гауляйтеру, который, учитывая все это, вдруг решил бы со своим гау отделиться, место в психушке.
А для того чтобы гауляйтеры не превратились в имперских князей, их назначают не пожизненно и в любое время могут отозвать или сместить. Кроме того, ни одна должность в партии или государстве не передается по наследству.
154
24.06.1942, среда, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф заявил, что уже при создании партии руководствовался принципом назначать на какую-либо должность только в тех случаях, когда уже найден подходящий для нее человек.
И при назначении на должность гауляйтера Берлина он вел себя именно так. Старые соратники по партии постоянно жаловались на берлинское партийное руководство, но он пообещал им помощь лишь после того, как нашел в лице доктора Геббельса подходящего человека[1]. Ибо у доктора Геббельса есть два качества, без которых даже и думать было нечего о том, чтобы справиться с ситуацией в Берлине: красноречие и интеллект. Кроме того, он воплощал в себе тот тип выходца из Рурской области, который благодаря своей тесной связи с металлургической промышленностью представляет собой особо ценный человеческий материал.
Когда он однажды попросил Геббельса приглядеться к берлинской партийной организации, тот заявил ему затем, что все нижестоящие руководители никуда не годятся и поэтому ему требуются полномочия для того, чтобы без решения УШЛА[2] очистить партию от всех нежелательных элементов. Он не раскаивается в том, что в свое время дал доктору Геббельсу чрезвычайные полномочия. Ибо доктор Геббельс, который в начале своей деятельности не располагал толковой и дельной политической организацией, в буквальном смысле слова завоевал Берлин. Он работал как вол, невзирая на бесконечную нервотрепку, которая была неизбежной при скрытой оппозиции со стороны таких людей, как Штеннес[3].
Отобрать таких вождей для партии, как это сделала партия в годы борьбы, ныне уже невозможно. Тогда действительно нашлись идеалисты, готовые пожертвовать последним во имя идеи.
Выслушав реплику рейхсляйтера Бормана, он продолжил, заявив, что Борман совершенно прав, когда указывает в этой связи на майора Динклаге, прозванного «майор с рюкзаком». Ибо Динклаге день и ночь разъезжал по стране, чтобы привлечь на сторону НСДАП новых людей и выступить на митингах и собраниях. И дома он бывал ровно столько времени, сколько требовалось для того, чтобы положить в рюкзак кое-что из еды. И таких идеалистов в те времена находилось все больше и больше.
И если он размышляет о проблеме отбора вождей, то часто вспоминает о том, как развивались события в Восточной Пруссии. До тех пор пока партийную организацию в Восточной Пруссии возглавлял какой-то остолоп, восточнопрусские помещики недвусмысленно объявляли себя сторонниками НСДАП. Полагая, что люди из Движения не более чем барабанщики, они рассчитывали, что те просто-напросто проложат им дорогу к руководящим должностям. Когда же я посадил гауляйтера над ними Коха[4], то они, очень скоро убедившись, что у него есть голова на плечах, присоединились к противникам НСДАП.
Опыт, который он приобрел, создавая в годы борьбы партию, он применяет и сейчас, формируя структуру рейха.
Подобно тому как он в свое время сразу же превратил гауляйтеров в своего рода королей в подконтрольных им гау, так и сейчас он предоставляет отдельным имперским наместникам довольно широкие права — и это несмотря на возражения со стороны имперского министерства внутренних дел.
Только предоставив гауляйтерам и имперским наместникам широкие возможности для самостоятельных действий, можно выявить среди них таланты. Иначе они превратятся в тупых бюрократов. Только разрешив региональным руководителям принимать решения под свою ответственность, можно воспитать людей, не боящихся брать ответственность на себя, а значит, иметь под рукой достаточный резерв умных голов, способных осуществлять общее руководство.
В соответствии с широкими правами, предоставленными им гауляйтерами и имперским наместникам, он принципиально потребовал от них безоговорочного подчинения всем приказам верховного руководства. Естественно, он предусмотрел, что верховное руководство не будет пытаться вмешиваться в повседневную работу, ибо условия для нее в разных местах разные.
В этой связи он хочет со всей прямотой заявить: нет ничего более вредного для системы управления рейха, чем чрезмерное ограничение самоуправления. А именно к такому ограничению всегда стремятся юристы. Но как констатировал еще в 1871 году Бисмарк, Франция пала из-за недостатка самоуправления. Так как руководители небольших департаментов были связаны в своих действиях и не имели возможности проявить инициативу, они по любому поводу тупо ждали указаний из Парижа.
Его точка зрения такова, что нужно предоставить органам самоуправления самое широкое пространство для их деятельности, но одновременно иметь гарантию дисциплинированного выполнения поступивших сверху директив. Если вышестоящая инстанция считает своим долгом вмешаться, все должны подчиниться ее воле. Ибо все распоряжения, отданные от ее имени, должны быть беспрекословно выполнены.
Наряду с децентрализованной системой государственного управления, с одной стороны, в качестве значительного фактора, обеспечивающего единство рейха, — с другой, должен служить такой мощный инструмент публичной власти, как исполнительные органы. Все исполнительные органы — на первом месте вермахт, затем полиция, служба трудовой повинности, организация, занимающаяся воспитанием молодежи, и т. д. — должны подчиняться одному человеку. И если это будет достигнуто, рейху ничего не грозит.
Но самое опасное — это стремление исполнительной власти одновременно взять на себя руководство государством. Это повлечет за собой вражду между отдельными родами войск, территориями и т. д., которая ранее уже послужила причиной гибели многих организованных на разумных началах государств.
Переходя к проблеме избрания главы государства, шеф заявил следующее: если с ним что-нибудь случится, то новый глава государства так же не должен быть избран всем народом, как папу не избирают все католики, а дожа Венецианского не избирали все жители Венеции. Если основная масса народа принимает участие в выборах, то эти выборы превращаются в пропагандистскую шумиху.
Разумеется, пропаганда в поддержку одного или нескольких кандидатов вносит разлад в народ. Но если выборы проводятся в узком кругу — как ему представляется, в сенате — и возникнут разногласия, то это не играет никакой роли. Нужно лишь быть достаточно разумным и не делать разногласия достоянием гласности. После выборов тот, кто набрал наибольшее количество голосов, как при выборах дожа или папы, несмотря на все расхождения во мнениях во время подготовки к выборам, теперь является главой государства. А приведение к присяге новому главе государства вермахта, партии и чиновников в течение трех часов после окончания выборов полностью обеспечит общественный порядок.
Он не питает иллюзий и вовсе не думает, что в результате этих выборов во главе рейха непременно встанет выдающаяся личность, самой природой предназначенная быть вождем. Но в любом случае он должен быть настолько незаурядным человеком, чтобы — до тех пор пока весь аппарат в полном порядке — можно было не опасаться за судьбу рейха.
Традиционный германский принцип избрания императора, собственно говоря, был бы идеальной формой организации верховной власти в рейхе. К сожалению, он не дал результатов из-за того, что князья были наследственными владельцами своих феодов. Поскольку Германия на протяжении нескольких столетий служила символом Европы и никакой опасный враг извне ей не угрожал, эти наследственные владельцы феодов решили, что ради своих сугубо личных интересов могут позволить себе такую роскошь, как избирать императорами слабых и ничтожных людей и тем самым существенно ослабить верховную власть в рейхе.
Поэтому национал-социализм зиждется на том, что ни одно гау, ни одна должность в государственном или партийном аппарате не может передаваться по наследству.
У каждого гауляйтера, по его мнению, должен быть заместитель. Однако с самого начала сделано так, что заместителя ничто не побуждает плести интриги, ибо, согласно принципу, лежащему в основе организации национал-социалистского руководства, ни один заместитель в случае кончины гауляйтера или если по каким-либо другим причинам эта должность освободится не может рассчитывать на то, чтобы стать его преемником.
И поэтому мы, национал-социалисты, не знаем такого явления, как подсиживание или удар в спину.
У заместителя гауляйтера, который хорошо проявил себя, есть шанс стать гауляйтером в другом гау. Учитывая, конечно, что его деятельность не должна повлечь за собой лишение другого гауляйтера его поста.
А хорошо ли проявил себя заместитель гауляйтера, следует судить по тому, как идут дела в гау. Ибо если в гау дела идут хорошо, то это объясняется не только деятельностью и личностью гауляйтера, но также деятельностью и личностью его заместителя, у которого также есть определенные обязанности.
С целью наглядно продемонстрировать, что гау никогда не будут наследственными владениями, он в отношении тех гауляйтеров, которые не сами завоевали свои гау, ввел принцип сменяемости. Гауляйтера Зальцбурга, например, он перевел в Штирию, а другого партийного руководителя, ранее исполнявшего совсем другие обязанности, направил в Зальцбург. Человек, от которого он ожидает великих свершений, — это гауляйтер Вены[5]. Но никогда сын гауляйтера не унаследует эту должность от отца. Ведь если начальник генерального штаба уходит в отставку, его преемником не становится его восемнадцатилетний сын.
В ответ на реплику рейхсляйтера Бормана о том, что, как правило, сыну профессора математики не дано стать преемником отца, шеф заявил в заключение, что в этом нет ничего удивительного. В большинстве случаев сын наследует черты характера не отца, а матери. Так, его знакомый — сын промышленника — наотрез отказался заниматься гешефтами вместе с отцом. Руководствуясь больше идейными соображениями — это свойство он унаследовал от своей впрочем уже вышедшей второй раз замуж, матери — он решил стать солдатом, а именно записаться в воздушно-десантные войска.
155
25.06.1942, четверг, первая половина дня
«Волчье логово»
Сегодняшний завтрак был отмечен интересной беседой главного адъютанта генерала Шмундта, капитана фон Путткамера[1] и адмирала Кранке, которая началась с высказанных вчера Гитлером замечаний относительно реорганизации командования вермахта. Они заявили, что, по их мнению, шеф совершенно прав в своем намерении сразу же по окончании войны освободить командиров войсковых частей от выполнения второстепенных задач, и в частности от всех административных функций.
Генерал Шмундт объяснил, что это будет происходить следующим образом: на определенном этапе офицерской карьеры возможность продолжать командную службу в войсках получат лишь те командиры, которые продемонстрировали свою пригодность к этому, а все остальные будут направлены в образованные при ОКВ и командующих военными округами органы военной администрации вермахта, являющиеся своего рода внешними представительствами ОКВ. Тем самым войсковые командиры будут гораздо быстрее получать очередные звания и желание шефа иметь в вермахте молодых генералов будет полностью удовлетворено. Остальным же, напротив, придется, как обычно, медленно продвигаться по службе.
Адмирал Кранке подтвердил правильность такого подхода. Ведь — с точки зрения армии — войсковой командир должен не как сейчас — целый день подписывать бумаги, — но вместе со своей частью не вылезать с учебных полигонов и постоянно участвовать в маневрах. А казармы, необходимые для размещения его солдат, будут предоставлены ответственным за это командующим округом. И не должно быть так, что туда, где помимо управления войсками требуется также выполнить задачи, касающиеся всего вермахта, направлялись бы исключительно армейские офицеры. Здесь должны быть представлены все рода войск вермахта, то есть также военно-морской флот и авиация. И им также нужно дать возможность переводить туда тех офицеров, которые уже непригодны для фронта, но которых пока еще можно использовать на действительной службе. Таким образом, например, командующими военными округами будут назначаться те, кто уже в силу своего возраста и авторитета способен выдержать напор со стороны молодых и активных командиров корпусов.
Шмундт упомянул даже, что — об этом он недавно говорил с гауляйтером Вагнером — вермахт нужно освободить от всех видов деятельности, которую гораздо лучше и с меньшей затратой сил могут выполнить какие-нибудь другие государственные или партийные органы. К примеру, это бессмысленно, когда в корпусных штабах целые отделы ломают головы над решением политических проблем, хотя референты в них не располагают и сотой долей опыта, накопленного в этой области НСДАП и гражданскими учреждениями. Есть еще масса примеров двойной работы, за счет которой можно было бы высвободить для отправки на фронт бесчисленное множество солдат.
Далее генерал Шмундт под одобрительные возгласы Кранке заявил, что ОКВ должен стать настоящим высшим командным органом всего вермахта в том смысле, что, подчиняясь непосредственно фюреру, возьмет на себя решение проблем, в том числе и кадровых, связанных с осуществлением руководства всеми родами войск вермахта. И если нынешнее положение вещей не привело к негативным последствиям, то лишь потому, что у наших врагов единое руководство всеми родами вооруженных сил осуществляется еще хуже, чем у нас.
И если сухопутные силы даже в чисто кадровом отношении организовали ОКВ так, что оно в первую очередь ведает их делами, то лишь потому, что для большего уровень подготовки офицеров генерального штаба пока недостаточен. К тому же — как сказал ему один из его бывших командиров при попытке поручить ОКВ выполнение одного из необходимых специальных заданий — ребенка, у которого еще очень слабые кости, нельзя заставлять взваливать на спину тяжелый ранец.
Адмирал Кранке заметил в связи с этим, что, чем шире война распространяется по всему миру, тем больше оперативных задач приходится решать ОКВ. ОКВ приходится поддерживать контакты с японцами. Если Роммель — а это не было предусмотрено — берет Тобрук, именно ОКВ должно быть тем самым органом, который незамедлительно вкратце доложит фюреру о том, какие возможности остались у англичан для спасения своего господства на Средиземном море (например, высадка десанта в Западной Африке) и какие можно предпринять контрмеры. Но в таких ситуациях приходится констатировать, что этого не происходит — как в истории с операцией «Норвегия», приказ о разработке которой исходил не от ОКВ, а от фюрера[2] и поэтому под рукой даже не оказалось современных карт Норвегии, поскольку в мирное время ни один человек в ОКВ не предполагал, что может встать вопрос о проведении такой операции. Только лишь прибегнув к помощи карт выпуска 1890 года с масштабом 1:100000, которые валялись в каком-то подвале, и дополнив их сведениями, полученными от геолога, который незадолго до начала войны изучал эти места, удалось найти какой-то выход из создавшегося положения. Подготовку к возможным ситуациям такого рода высший командный орган должен проводить уже в мирное время, да так, чтобы оставалось лишь вытащить планы из письменного стола. С другой стороны, на его взгляд, военные действия в России относятся исключительно к компетенции сухопутных войск, и его удивляет, что помимо начальника генерального штаба генерал Йодль также обязан ежедневно докладывать о положении на фронтах.
Как объяснил Шмундт, шеф вовсе не желает, чтобы генеральный штаб навязывал ему свои мнения. С Йодлем же они много лет вместе работают, и он знает, чего от него можно ожидать. Фюрер не желает, чтобы командующие армиями перед тем, как явиться к нему с докладом, заходили к начальнику генерального штаба[3].
156
26.06.1942, пятница, полдень
«Волчье логово»
Читая телеграммы о реакции английской и американской прессы на падение Тобрука, шеф заметил: евреи живут, как крысы, это раса живых существ, которые заполнили собой весь мир и в силу своей беспримерной наглости при любом климате способны проворачивать свои гешефты. Когда читаешь, какой вздор несут евреи в связи с Тобруком: «Королевские военно-воздушные силы успешно препятствуют продвижению войск держав „оси“ и т. д., то можно только удивляться, как могут люди верить всей этой чуши. Теперь становится понятно, почему адвокаты-евреи, в которых не было даже проблеска гениальности, в позорнейшие для Германии времена смогли установить свое господство: ведь они лгали как по писаному.
157
27.06.1942, суббота, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф в разговоре еще раз вернулся к победе, одержанной Роммелем. Он подчеркнул, что взятие Тобрука — это совершенно немыслимый успех и в нынешней ситуации его следует рассматривать как признак того, что судьба проявила к нам свое благоволение. Равно как вступление Японии в войну произошло в критический период Восточной кампании, удар Роммеля по английским войскам в Северной Африке был совершенно неожиданно нанесен в тот момент, когда испанцы плели интриги[1], для характеристики которых достаточно упомянуть, что министр иностранных дел Испании Суньер недавно даже «удостоился чести» и получил от папы в подарок четки.
Если переговоры в Вашингтоне между Черчиллем и Рузвельтом длились 8 дней, то это не в последнюю очередь объясняется тем, что благодаря Роммелю позиции Англии на Средиземном море стали весьма шаткими. Ибо, когда люди во всем согласны между собой, переговоры быстро заканчиваются. Его переговоры с дуче никогда не продолжались дольше полутора часов[2]. Все остальное время уходило на еду и тому подобные вещи. Только во время албанского кризиса[3]переговоры длились свыше полутора дней, поскольку ему надо было опять подбодрить дуче.
И, основываясь на таком вот опыте, нетрудно представить себе, как трудно приходится союзникам. Не говоря уже о том, что требуется поистине акробатическая ловкость, для того чтобы политический союз США, русских и китайцев был также выражением их единой воли. Если, например, Литвинова[4] неоднократно приглашали для участия в переговорах между Рузвельтом и Черчиллем, то, разумеется не в последнюю очередь потому, что в связи с Индией у России перед Англией есть явное преимущество. Ибо после потери Восточной Азии самая грозная опасность для Англии исходит от России, которая в случае разрыва англо-русских отношений может попытаться компенсировать за счет Индии причиненный ей войной ущерб. Возможно, это является одной из причин, побуждающих Россию при всех обстоятельствах избегать войны с Японией. Нам это только на руку. Ибо, учитывая ситуацию с Индией, мирные отношения между Японией и Россией — это лишний козырь нам в войне с Англией.
Вообще, наиболее интересный вопрос, который в данный момент можно задать, — это: как в нынешней ситуации поступит Англия? После того как она, объявив войну, несмотря на совершенно недостаточный уровень вооружения, полностью опозорилась, никаких чудес от нее ждать не приходится, это совершенно ясно. Она сама, очевидно, попытается, передавая различные и противоречивые сообщения, то есть прибегнув ко лжи, как-то выбраться из нынешнего трудного положения. И в задачу министерства иностранных дел, собственно говоря, входит выведать, какой выход будет пытаться найти Англия. Но вряд ли это можно будет сделать иначе, как завязав любовную интрижку с дочерью Черчилля, но слишком жаль использовать для этого министерство иностранных дел, точнее, его дипломатов, хотя в случае успеха можно было бы сохранить жизнь многим немецким солдатам и офицерам.
За ужином рейхспрессешеф доктор Дитрих доложил шефу, что лидер рексистов Дегрелль[5], который в настоящее время, как известно, находится среди сражающихся на Восточном фронте легионеров, пожаловался на то, что при обмене бельгийских пленных их опять обошли. Бельгийцы — сотрудники комиссии по обмену — все сплошь реакционеры и никогда не упустят случая напакостить рексистам.
Шеф распорядился немедленно принять все необходимые меры, с тем чтобы при отборе подлежащих освобождению бельгийских пленных решающее влияние принадлежало Дегреллю.
Нужно быть абсолютно уверенным в том, что со стороны Германского рейха в первую очередь встретит понимание тот, кто сегодня на Востоке проливает свою кровь во имя будущей Европы.
А к бельгийским реакционерам вообще до сих пор относились слишком деликатно. Надо было не прислушиваться к голосу заступника из Италии и не оставлять короля Бельгии на свободе[6] — это было ошибкой, — а увести его в плен. Правда, этот король не отличается большим умом, но он страшный интриган и собирает вокруг себя все реакционные элементы.
Интересно сравнить поведение этих реакционных кругов с тем, как ведут себя фламандцы на Восточном фронте[7]. Фламандцы настроены гораздо более дружелюбно по отношению к немцам и гораздо более самоотверженны, чем сражающиеся на Восточном фронте легионеры из Нидерландов. Несомненно, это объясняется тем, что фламандцы веками испытывали гнет со стороны валлонов, которые всячески притесняли их.
От внимания дуче также не ускользнул тот факт, что фламандцы и валлоны не уживаются друг с другом. Высказывая свои мысли относительно будущего облика Европы, он всегда объединял фламандцев с нидерландцами, а валлонов стремился поставить рядом с французами.
Относительно же того, как в дальнейшем поступить с валлонами, дуче заявил, что нынешняя политическая ситуация на северо-западе Европы далеко не во всем его устраивает. И решить судьбу такой маленькой народности, как валлоны, как ему хотелось бы, вряд ли удастся в огромном «рейхе германских племен». Его, шефа, поэтому лишь радует то, что ни в Бельгии, ни в Голландии нет правительств[8], с которыми пришлось бы вести переговоры. Таким образом, можно продиктовать все, что окажется политически необходимым, а значит, признано целесообразным. И проблему этих маленьких государств он решит с помощью коротких, внятных деклараций.
За ужином шеф заявил, что любая культура начинается со строительства дорог. И если римляне при Цезаре и в первые два века нашей эры, строя дороги и прокладывая гати через болота, топи и леса, освоили германские земли, то и мы теперь в России должны первым делом приступить к строительству дорог.
Тот, кто хочет начать осваивать Россию по-другому, скажем проложив через нее сеть железных дорог, ставит телегу впереди лошади. Уже из чисто военных соображений он обязан построить в России дороги общей протяженностью как минимум от 750 до 1000 километров. Ибо без хороших дорог невозможно ни с помощью войск очистить огромное русское пространство от враждебных элементов, ни обеспечивать там порядок в течение длительного срока. А ту рабочую силу в русских деревнях и городах, которая не будет использована в сельском хозяйстве или военной промышленности, следует в первую очередь привлекать для строительства дорог.
Переходя к проблеме основания новых деревень, шеф заявил, что на русском пространстве нужно основывать новые деревни не только по военным соображениям, но еще и потому, что они оживят пейзаж вокруг бесконечно тянущихся дорог.
158
28.06.1942, воскресенье, вечер
«Волчье логово»
(На обеде у Гитлера присутствовал рейхсмаршал.)
Шеф после ужина вновь обсуждал возможности, появившиеся у нашего Африканского корпуса после вторжения в Египет[1]. Роммеля необходимо снабжать всем, что ему необходимо. Кроме того, нужно побудить египетского короля бежать, чтобы англичане позднее не увезли его с целью использования для своей пропаганды. В том случае, если король решится на этот шаг, он лично готов сразу же после оккупации Египта немецкими войсками вновь возвести его на трон. В таких случаях он ничего не имеет против монархии[2].
К тому же египетский король женился на первой красавице страны — хотя и дочери юриста — и тем самым в достаточной степени подтвердил, что у него здоровые взгляды на жизнь.
И невольно вспоминаешь наше дворянство. Там если имеешь намерение вступить в брак, то должен доказать, что у тебя в роду столько-то и столько-то знатных предков. У фон Пфеффера в семье ведут родословную от Карла Великого. При этом во многих поколениях феодалов-аристократов было столько вырожденцев, что ему больше подошла бы фамилия фон Кюммель[3].
Далее шеф согласился с мнением маршала Кейтеля о том, что взятие немецкими войсками Александрии[4] еще больше, чем капитуляция Сингапура — в нем непосредственно были заинтересованы одни банкиры, — приведет в ярость весь английский народ и настроит его против Черчилля. Остается лишь пожелать, чтобы посланник США в Каире по-прежнему плохо шифровал свои каблограммы и тем самым подробно информировал нас об английских военных планах[5].
159
29.06.1942, понедельник, полдень
«Волчье логово»
За обедом шеф упомянул, что его земляки-венцы то и дело спрашивают, неужели мы и на этот раз отдадим Белград. «После того как нам пришлось в третий раз завоевывать его[1], мы должны оставить его за собой».
Венцы в этом вопросе правы уже потому, что нужно тщательнейшим образом продумать, как должна проходить граница в этом уголке рейха. Нет никакого сомнения в том, что мы ни при каких обстоятельствах не откажемся от так называемых Железных Ворот на Дунае[2].
Дунай — это водный путь, который проходит через сердце континента, и поэтому в объединенной нами Европе должен рассматриваться как немецкая река и над ней должен быть установлен полный контроль. Налаживание водного сообщения между Востоком и Западом в этом обширном пространстве целиком зависит от ответа на вопрос, является ли Дунай немецкой рекой или нет. Рыть какой бы то ни было канал совершенно ни к чему, это будет просто глупо, если не удастся полностью сохранить под нашим влиянием эту главную водную артерию.
При рассмотрении проблемы Дуная наше поколение должно позаботиться о том, чтобы не все связанные с ней правовые вопросы были разрешены с помощью мирных договоров. Глава государства, обладающий чувством ответственности, должен оставить своему преемнику целый ворох правовых притязаний более или менее ясного свойства, чтобы тот в нужный момент смог использовать их в качестве «священных» притязаний для обоснования своего вмешательства в конфликты, в которых может возникнуть необходимость[3].
В ответ на реплику рейхсфюрера СС о том, что Старый Фриц также начал свои Силезские войны без достаточно четко обоснованных наследственных притязаний и что Людовик XIV опирался при проведении своей политики на «доставшиеся от предшественников» правовые обоснования, шеф подчеркнул, что это свидетельствует о мудрости главы государства, если тот оставил своему преемнику такого рода обоснования, затрагивающие все те сферы, в которых, как подсказывает здравый смысл, могут когда-нибудь возникнуть национальные конфликты.
Но если монахи с горы Афон вдруг объявят его преемником византийских императоров, то это надлежит немедленно пресечь.
Он желает, чтобы письменные материалы, касающиеся такого рода проблем, хранились не в министерстве иностранных дел, где они бы были преданы забвению, а рассматривались как дела, находящиеся непосредственно в ведении фюрера, и поэтому направлялись в рейхсканцелярию и там хранились так, чтобы его преемники в любой момент могли ознакомиться с ними.
Эти соображения основываются на его собственном опыте, ибо ему в результате неимоверных усилий удалось внести свой вклад в историю. Разумеется, нам на смену придут поколения, которые могут равнодушно отнестись к происходящему сейчас созданию единой Европы, подобно тому как в свое время большинство населения восприняло созданную Бисмарком империю как непреложную данность.
Каких усилий стоило сплотить воедино запад, север, центр и восток Европы во имя образования великого содружества и как об этом быстро забудут! Поэтому оценить средства, которые он описал, сможет лишь тот, кто вновь будет вынужден воспользоваться ими.
Он хотел бы, воспользовавшись случаем, подчеркнуть тот факт — и подчеркивать его можно бесчисленное множество раз, — что сплочение Европы воедино произойдет отнюдь не в результате стремления множества государственных деятелей к единству, нет, оно будет осуществлено исключительно силой оружия.
Сплочение Баварии, Вюртемберга, Бадена и т. д. совместно с Пруссией в единый Германский рейх Бисмарка тоже объясняется отнюдь не чистосердечными помыслами и здравым смыслом князей, но тем значением, которое приобрело тогда прусское игольчатое ружье. Достаточно вспомнить, какое потребовалось содействие со стороны графа Хольштейна, чтобы король Баварии Людвиг II написал свое знаменитое письмо Бисмарку[4], в котором изъявил согласие на принятие королем Пруссии титула императора и которое тем самым стало последним звеном в цепи дипломатических акций. К каким только дурацким уловкам не прибегал король Людвиг, не желавший ставить свою подпись под этим письмом и даже под предлогом якобы зубной боли скрывшийся в спальне, чтобы только не встречаться с Хольштейном. Воистину, это просто счастье, что Хольштейн не относился к числу тех придворных лизоблюдов, которые с благоговением замирают перед дверью, ведущей в королевские покои, и в решающих ситуациях не рискуют ее открыть.
За ужином присутствовал Шпеер в сопровождении множества людей из своего окружения — среди них были государственный советник Блом с гамбурской верфи «Блом и Фосс», государственный советник Шибер и т. д.
160
30.06.1942, вторник, полдень
«Волчье логово»
За обедом присутствовал великолепно показавший себя в оборонительных боях на северном участке Восточного фронта и получивший звание генерал-фельдмаршала фон Кюхлер[1].
Шефа привела в восторг та манера, с которой маршал с простодушной миной на лице рассказывал о тяжелых, кровопролитных боях на Волхове. Говоря о пленных, он сказал, что было захвачено еще 10 000 раненых. Однако в сводках эта цифра не фигурировала, поскольку на болотистой местности было совершенно невозможно оказать им помощь и они все погибли. Что же касается боевого духа русских, то он сообщил, что солдаты в окопах не проявляют ни малейшей заинтересованности в продолжении войны и мечтают только об одном: вернуться домой. И все же они сражаются как звери до последнего дыхания, и их приходится убивать одного за другим.
Явлений, подобных тем, которые происходили во время первой мировой войны, в 1916-1917 годах, когда русские в окопах втыкали штыки в землю и уходили с позиций, нигде не наблюдается.
161
30.06.1942, вторник, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф в беседе руководствовался тезисом о том, что эта война в гораздо большей степени способствует пробуждению эстетических чувств, чем прошлая. И творения тех художников, которых он, после того как они отслужили в действующей армии один или два года, вернул домой и которые запечатлели в них то, что им самим довелось пережить, следует вообще отнести к наиболее ценным произведениям современного искусства, которые в настоящее время демонстрируются на наших выставках.
Именно картины, изображающие эпизоды войны, являются бесспорным подтверждением того, что практика, то, что довелось пережить самому, делают зрелым истинный талант, а вовсе не учеба в академии.
Профессорам академий в основном недостает проницательности и ясного ума, чтобы помочь пробиться истинному таланту. Представить себе только, Прусская академия отвергла великолепные морские пейзажи Бока, хотя, кроме него, тогда никто на широком полотне не воссоздавал с полной достоверностью вид Северного моря. Но та же самая Прусская академия, которая отвергла эти картины, не постыдилась во время выставок своих собственных работ вешать на стены полное дерьмо. И когда он устраивал выставки в Доме немецкого искусства, они постоянно пытались протащить всякую пачкотню, которой стремились оказать протекцию. Но тут он был непоколебим и каждый раз вышвыривал эту халтуру за дверь.
Его мнение относительно значения академий известно. И вряд ли его изменит то обстоятельство, что эти учебные заведения сохранят свою нынешнюю форму, но в них придут новые силы, не похожие на тех, кто не в состоянии создать картину, опираясь на собственные впечатления от реальной жизни. Альтернатива поспешному подбору преподавательских кадров для академий искусств в их нынешней форме очень проста: или поручать вести в них курсы одаренным людям, но тогда они уже не смогут создавать картины, основанные на жизненных наблюдениях, или пусть в академиях преподают полнейшие бездари, но тогда у молодого поколения художников не будет воспитателей, которым они могли бы подражать.
И если хорошенько обдумать эту проблему, то придется поставить перед самим собой вопрос и дать на него ответ, а может быть, в конце концов лишь на пользу художественному творчеству эпохи то, что в нынешних академиях преподают сплошные бездари. Если, к примеру, в Академии киноискусства[1] преподавал бы не только господин Вейдеман, но и все наши крупнейшие кинорежиссеры, то художественный уровень нашего кино ужасающе понизился бы.
Наиболее характерной чертой академий в наши дни является стремление погубить любого гения. И как только гений попадает в поле зрения заурядных «светил» этих академий, то у них все перья дыбом встают.
Если поставить перед собой цель проложить гению путь в академию и одновременно, несмотря на его деятельность в ней, не дать ему оторваться от реальной жизни и сохранить в нем творческие силы, то нужно полностью реорганизовать академию. Нужно создать на ее основе целый ряд мастерских, аналогичных государственным мастерским. Затем нужно обратиться к выдающимся художникам, и пусть те сами для себя решат, хотят ли они взять под свою опеку объединенные в академию мастерские. И если они выразят свое согласие, то тогда им нужно предоставить возможность подобрать себе учеников, которые благодаря прилежанию и всей своей предшествующей творческой деятельностью показали себя достойными учиться у великих мастеров.
И если академии будут организованы таким образом, то больше никому и в голову не придет такая чушь, как обучение художников болтовне на иностранных языках, жонглированию математическими терминами и т. д. Чушь, которая могла родиться только в куриных мозгах посредственности. И главным в деятельности академий художеств вновь будет обучение студентов живописи, живописи и еще раз живописи.
Его всегда ужасно раздражало, что в педагогических училищах будущим учителям народных школ пытаются вбить в голову уйму всяческой премудрости, хотя в их обязанности входит всего лишь научить детей основам арифметики и элементарным навыкам чтения и чистописания. И какие такие требуются обширные познания, чтобы научить шестилетних детей правильно произносить: а, а, а, б, б, б…
Воистину, это просто чушь — заставлять детей в школе зубрить все на свете. Ведь стоит через год-два после того, как они расстались со школой, спросить их обо всех этих вещах, и они ничего толком ответить не смогут. Поэтому администрация школы обязана так составить план занятий, чтобы детям давали только те знания, которые им действительно могут пригодиться, для того чтобы с честью выдержать все жизненные испытания. В остальном же гораздо разумнее сделать так, чтобы они как можно больше времени проводили на свежем воздухе. Ибо только таким образом мы получим здоровое подрастающее поколение, которое не уложат в постель никакие физические нагрузки.
162
01.07.1942, среда, полдень
«Волчье логово»
Генерал Боденшатц, представитель Геринга в ставке фюрера, за обедом доложил шефу о том, что один из братьев князя Штаремберга[1] служит офицером германских военно-воздушных сил. Только недавно выяснилось, что другой его брат, служивший в сухопутных войсках, уволен оттуда по распоряжению шефа. Поскольку тот Штаремберг, который служит в военно-воздушных силах, отлично показал себя и получил особенно хорошую аттестацию, то сочли нужным воздержаться от его увольнения до тех пор, пока об этом не будет повторно доложено шефу.
Шеф заявил в ответ, что на те семьи, которые играют особенно значительную роль в политической жизни, распространяется принцип коллективной ответственности. И если выходец из такой семьи использует свое политическое влияние во вред, то вполне естественно, что кара должна также пасть и на головы всех остальных членов этой семьи. В конце концов, что мешало им заблаговременно отмежеваться от этого подрывного элемента?
Японцы настолько строго придерживаются принципа ответственности всей семьи, что для них является чем-то само собой разумеющимся стремление любой семьи, члены которой занимают важные государственные или военные посты, удержать всех, кто связан с ней родственными узами, от каких бы то ни было поступков или действий, могущих причинить ущерб Японии. Если же это не удается и «непутевый отпрыск» дискредитирует в глазах нации эту семью, то все взрослые мужчины в роду совершают харакири, чтобы спасти честь семьи.
Принципом ответственности всей семьи следует руководствоваться и в отношении братьев предателя Штаремберга. Ибо семья князя Штаремберга принадлежала к числу наиболее влиятельных семей Австрии и поэтому была обязана сознавать ответственность перед своими германскими корнями также и в период Системы. Но зачем нам портить себе настроение из-за Штаремберга, давайте лучше порадуемся такому событию, как падение Севастополя[2].
Когда наш маленький «народный приемник» в столовой принял экстренное сообщение о падении Севастополя, то Гитлер, а вместе с ним и все, кто сидел за столом, поднялись с мест, чтобы стоя и вытянув руки в германском приветствии выслушать прозвучавший в конце Государственный гимн.
За обедом (чтение телеграмм) шеф обратил внимание на то, что наиболее верным признаком краха английского владычества над Египтом является инструкция, данная английским министерством информации английской прессе и предписывающая ей принизить значение Александрии для Британской империи. Ибо управление английской прессой всегда осуществляется на основе первоклассной информации и настолько умело, что лишь в тот момент, когда какой-нибудь доминион или другую часть территории Британской империи, по мнению правительства, уже невозможно удержать, она начинает ловчить, пытаясь смягчить остроту ситуации и переключить внимание народа на другие проблемы империи.
И в случае с Египтом инструкция, разумеется, должна быть очень подробной. Ведь если потеря Гонконга и Сингапура затронула только богатых англичан, то Египет и для простого англичанина с улицы также является одним из столпов его благополучия. И если Египет будет потерян, то Черчиллю и его окружению придется всерьез опасаться усиления оппозиционных настроений в народе.
Не следует также упускать из виду тот факт, что уже сейчас двадцать один депутат парламента не боится больше открыто выступать в палате общин против Черчилля[3]. И хотя, обязав депутатов от обеих основных партий обязательно голосовать в поддержку решения их фракции, им попытались заткнуть рот, Черчилль с помощью только таких вот мер все равно не сумеет удержать свои позиции. Лишь в том случае, если ему удастся путем умелой обработки общественного мнения отвлечь внимание англичан от Египта и сделать так, чтобы они сосредоточили его, к примеру, на Индии, он сможет воспрепятствовать колоссальному усилению оппозиции.
После обеда шеф рассказал о некоем бароне фон Либиге. Этот барон считался ярым патриотом и поэтому попал в его поле зрения. Но его оттолкнула ярко выраженная еврейская внешность барона. Его, правда, заверили в том, что в очень древнем роде барона, согласно его генеалогии, нет никаких примесей неарийской крови. И тут случайно выяснилось, что среди далеких предков барона была дочь чистокровных евреев, появившаяся на свет во Франкфурте-на-Майне в 1616 году.
Свыше 300 лет отделяют эту еврейку от нынешнего барона фон Либига. И хотя кроме нее у него в роду были исключительно одни арийцы, во внешности его отчетливо просматриваются явные черты еврейской расы. Это подтверждает вывод, сделанный уже в отношении англичанина Криппса, о том, что при смешанных браках — даже если доля еврейской крови незначительна — под влиянием открытых Менделем наследственных факторов на свет появится чистокровный еврей. Еврейская нация — самая жизнестойкая.
Наилучшим доказательством правильности этой точки зрения служит личность Рузвельта. Рузвельт, который не только своим подходом к решению политических проблем, но и своей болтовней весьма напоминает еврея, недавно похвалялся, что в нем есть примесь «благородной» еврейской крови. А ярко выраженные негроидные черты лица его жены объясняются не чем иным, как тем, что она по своему происхождению полукровка и в ней есть кровь цветных — жителей Восточных штатов[4].
Приведенные выше примеры должны открыть глаза любому разумному человеку на то, какую страшную опасность таят в себе существа, родившиеся от смешанных браков. Ведь само провидение сделало так, чтобы расы отличались друг от друга. И кровь одной расы никогда не сольется полностью с кровью другой расы, это совершенно исключено. Черты чужой расы всегда проявятся.
Наш народ только вредит самому себе, когда позволяет лицам со смешанной кровью поступать на военную службу и тем самым дает им возможность приравнять себя к чистокровным немцам. Дальнейшее осквернение нашей крови расово чуждыми элементами недопустимо. Исключения следует разрешать только в самых крайних случаях.
163
01.07.1942, среда, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф подчеркнул, что вермахт ни при каких обстоятельствах не должен вмешиваться во внутриполитические дела. Его задача — быть мечом нации в борьбе с внешним врагом. А его деятельность в мирное время должна быть посвящена исключительно подготовке к этой борьбе.
Когда разговор зашел о падении Севастополя, генерал Йодль заявил, что экстренное сообщение об этом являло собой резкий контраст с переданным английским радио экстренным сообщением о смещении со своего поста английского генерала Ритчи, по вине которого был сдан Тобрук.
И самое главное, заявил шеф, экстренное сообщение о падении Севастополя было чудеснейшим образом передано нами в тот момент, когда проходило заседание палаты общин, на котором собирались обсуждать последние результаты политики Черчилля.
В ответ на замечание рейхсляйтера Бормана о том, что еще сегодня можно проследить за реакцией депутатов на наше экстренное сообщение, шеф заявил, что может представить себе, как возликуют англичане, к тому же они все равно утверждали, что Черчилль «никуда не годится», но у них, к сожалению, нет другого лидера.
Насколько Черчилль «никуда не годится» и насколько он путает свои частнособственнические интересы с политикой, свидетельствует тот факт, что он во время высадки десанта в Нарвике[1] послал туда военным корреспондентом своего племянника, чтобы подкинуть ему выгодную работу и дать возможность нажиться на описании вступления английских войск в Нарвик. С такими людьми, как Черчилль, — и это вполне понятно — нужно говорить не словами, а твердым языком неопровержимых фактов.
Отмены приказа, запрещающего давать немецким военнопленным в Северной Африке воду, оказалось возможно добиться только тем, что был издан приказ, предписывающий точно так же обращаться со всеми английскими пленными. Этот приказ в течение 12 часов дал желанный эффект.
И в первую мировую войну англичане использовали немецких военнопленных на различных работах прямо за линией фронта и отказались от этого лишь тогда, когда мы в качестве контрмеры заставили английских военнопленных рыть под огнем окопы и сделали так, чтобы среди них на видном месте находился сын лорда Грея.
Можно только сожалеть, что среди взятых нами в плен англичан нет стольких высокопоставленных деятелей, как среди русских пленных.
Когда маршал Кейтель упомянул, что к нам в руки попали также сын Сталина и племянник Молотова и у племянника Молотова были обморожены ноги, его пришлось лечить, то шеф сказал: мы всегда удивлялись тому, что у русских не бывает случаев обморожений. Теперь выяснилось, что Советы просто-напросто расстреливали по обвинению в «умышленном членовредительстве» солдат с отмороженными конечностями, чтобы не вызвать беспорядка в тылу.
164
02.07.1942, четверг, полдень
«Волчье логово»
За ужином шеф завел разговор о военных операциях. Помимо всего прочего он заявил, что если во время Ганнибала наибольший эффект при наступлении давало использование слонов, то ныне совершеннейшим и важнейшим видом вооружений, применяемым в наступательных операциях сухопутных войск, являются танки. И их ждет та же судьба, что и слонов Ганнибала, то есть после войны значение их уменьшится, их вытеснят и в конце концов полностью заменят новые виды вооружений.
За обедом шеф, прочтя телеграмму о назначении турецкого посла в Берлине Гереде министром иностранных дел Турции[1], завел разговор о том ликовании, которое вызвало в Анкаре падение Севастополя.
Падение Севастополя разожгло в Анкаре ненависть турок к русским. И если Гереде назначен министром иностранных дел Турции, мы это можем только приветствовать,
Гереде, правда, как дипломату далеко до настоящего солдата, каким является Осима, но он глубоко убежден в необходимости тесного сотрудничества между Турцией и Германией.
Осима и Гереде в настоящее время, пожалуй, наиболее способные иностранные дипломаты в Берлине. И если Осима так непоколебим, то это не в последнюю очередь объясняется тем, что за его спиной такая сильная организация, как японская армия, которая всегда умеет урегулировать политические проблемы в соответствии с национальными интересами Японии. Гереде же не может в своей деятельности опереться на столь же мощный фактор силы. Армия в его стране не вмешивается в политику, и поэтому он пытается отстоять интересы Турции, изгибаясь как гибкий клинок.
Если Гереде стал министром иностранных дел Турции, то проблема Ближнего Востока приобретает для нас совершенно новые черты.
Ибо другой наш союзник в этом регионе — Великий муфтий[2] — при всем том, что он ярый защитник своей нации, в политике всегда исходит из реальных интересов арабов, а не руководствуется какими-то нелепыми фантазиями. С его светлыми волосами и голубыми глазами он, несмотря на узкое лицо, производит впечатление человека, среди предков которого был, наверное, даже не один ариец и который, возможно, ведет свое происхождение от знатного римского рода.
В переговорах Великий муфтий показал себя очень хитрой лисой, он — с целью выиграть время на раздумье — просил перевести ему кое-что не только на французский, но также и на арабский языки и был настолько осторожен, что определенные пассажи просил сразу же запротоколировать. А когда он говорил, то буквально взвешивал каждое слово. И по своему благоразумию и умению обдумывать каждый свой шаг он почти ничем не отличается от японцев.
Можно привести небольшой пример, свидетельствующий о том, какие японцы превосходные дипломаты, и в данном случае он вынужден признаться, что и сам попался к ним на удочку. Кто-то когда-то выдвинул теорию о том, что у японцев в полете происходит нарушение координации движений и поэтому они совершенно не могут водить самолеты. Когда японские государственные деятели, занимающие ответственные посты, заметили, что благодаря легковерию офицеров генеральных штабов одна страна за другой начали некритически воспринимать эту болтовню, они сделали все для того, чтобы вера в эту чушь еще более усилилась. И, укрывшись от посторонних глаз этой стеной, они создали военно-воздушные силы, которые поразили весь мир своим успешным налетом на Пёрл-Харбор.
Извечный политический постулат, согласно которому не следует разубеждать представителей иностранных держав, которые упорствуют в своей неверной оценке ситуации и тем самым играют нам только на руку, он успешно применил на практике.
Когда после прихода к власти он приступил к перевооружению Германии, ему постоянно приходилось считаться с тем, что западные державы могут принять контрмеры. И сплетни относительно разногласий между СА и рейхсвером очень помогли ему в этой трудной ситуации. И французский посол Франсуа-Понсе, которому обычно ничем нельзя было заморочить голову и который всегда умел проникнуть в суть явления, поступил на этот раз как истинный француз и, развесив уши, поверил этим слухам, и, чем больше ему передавали этих сплетен, тем настойчивее он докладывал в Париж, что военное вмешательство со стороны Франции совершенно излишне, поскольку противоречия между СА и рейхсвером обострились до предела и между ними вот-вот начнется борьба не на жизнь, а на смерть.
Когда же Рем предпринял попытку путча, то правительству в Париже ситуация была представлена так, будто немцы, как в средние века, просто начали проламывать друг другу головы и Франция вновь может за счет Германии выступить в роли «смеющегося третьего». Таким образом, попытка путча принесла большую пользу и оттянула проведение Францией, а также Англией каких-либо военных операций против нас до того момента, когда в вооружении Германии был достигнут такой прогресс, что для вмешательства со стороны этих стран было уже слишком поздно.
Гитлер добавил: в остальном же он был бы только рад, если бы среди наших послов нашелся человек уровня Франсуа-Понсе; ибо этот француз с его необычайно широким кругозором был не только ярким представителем европейской культуры, но и благодаря своим обходительным манерам и той щедрости, с которой он угощал шоколадом, был настолько блистательным артистом на дипломатической сцене, что его ни в коем случае нельзя было недооценивать. О том, какие у него были широкие связи, говорит тот факт, что он однажды распорядился доставить из Парижа целый вагон шоколада.
165
02.07.1942, четверг, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф заговорил с рейхсляйтером Борманом о книгах, которые тот дал ему на просмотр. В частности, его особенно заинтересовали многие места в «Письмах о религии» и «Теологических памфлетах» Фридриха Великого. Поистине большое дело будет сделано, если эти произведения станут доступны всем немцам — но в частности, тем, кто занимает ответственные должности, и прежде всего адмиралам, генералам и т. д. Ибо из них явствует, что он — шеф — со своими «еретическими» мыслями вовсе не одинок, что с ним заодно один из самых великих немцев.
И испытываешь сожаление, когда при изучении работ, посвященных теме взаимоотношений между церковью и государством, постоянно приходишь к выводу, что руководители государств очень, очень легко поступались подлинными интересами народа во имя разного рода идеологий и интересов той или иной клики. Только так становится понятным, почему Жанну д'Арк — Шоу даже гораздо более ярко изобразил ее, чем Шиллер, — ее влиятельные земляки-французы предали и как колдунью сожгли на костре.
И каково в таких случаях было правовое мышление судей, хорошо показано в работе Эрнста Гауга, посвященной «Песне о Германии». Согласно ей, немецкие суды дошли до того, что охарактеризовали «Песни о свободе» такого выдающегося немецкого поэта, как Гоффман фон Фаллерслебен[1], как «антигосударственные», поскольку судьи за мелкими интересами правящей в их государстве династии не увидели великих интересов всего немецкого народа.
И, узнав об этом, ставишь Габсбургам в заслугу тот факт, что в эпоху, когда империя распалась на отдельные государства и династические интересы буквально раздирали ее на части, они не дали предать забвению германскую идею.
За ужином шеф рассказал о том, что прочел меморандум гауляйтера Фрауенфельда[2], посвященный решению тирольской проблемы. Фрауенфельд предложил перевезти этих тирольцев в полном составе в Крым и поселить их там. Тем самым раз и навсегда будет положен конец давнему конфликту с Италией.
Он считает это предложение весьма полезным. Ибо нигде ни один народ не сумел так сохранить себя, как в Крыму. Татары и готы — вот живые тому свидетельства. Он полагает, что как климат Крыма, так и его природа очень хорошо подходят для тирольцев. Кроме того, Крым — по сравнению с той территорией, где ныне обитают южные тирольцы, — это страна с молочными реками и кисельными берегами.
А перевозка южных тирольцев в Крым не сопряжена с какими-либо чрезмерными техническими трудностями и не требует слишком сильной психологической нагрузки.
Им достаточно лишь спуститься вниз по такой немецкой реке, как Дунай, и вот они уже на месте.
После ужина рейхпрессешеф доктор Дитрих передал шефу сообщение, согласно которому общая тенденция изданной в Англии инструкции для прессы именно такая, какой ее вчера за обедом вкратце обрисовал шеф. Смысл ее в том, что потеря Индии действительно потрясет устои Британской империи, а уход из Египта создаст трудности не столько Англии, сколько германскому руководству. Ибо Англия может, взрывая дороги, разрушая порты и заминировав Суэцкий канал, почти полностью уничтожить всю систему коммуникаций Африканского корпуса вермахта и отрезать его тем самым от баз снабжения. И Германия окажется в ловушке.
Прочитав сообщение, шеф заметил: вряд ли можно было ожидать, что англичане так быстро откажутся от Египта. В остальном же эта ложь должна побудить нас — когда Черчилль будет мертв — позаботиться о том, чтобы такое его свойство, как хвастаться вопреки всему, не пережило его самого.
Речь, в сущности, идет о том, что уже пришла пора пустить в ход нашу пропаганду и раструбить на весь мир о том, что для Египта пробил час свободы[3]. И если действовать умело, то и на другие покоренные Британской империей страны, и в частности на Ближний Восток, эта акция окажет совершенно исключительное воздействие.
Далее очень важно заставить египетского короля как можно быстрее избавиться от «покровительства» англичан и скрываться где-нибудь вплоть до того момента, когда мы вновь вернем ему престол и торжественно возведем на трон. И министерство иностранных дел обязано соответствующим образом намекнуть ему на это. Будем надеяться, что наши дипломаты окажутся умнее его.
166
03.07.1942, пятница, вечер
«Волчье логово»
Когда шеф пришел к ужину, то услышал, как флюгкапитан Баур и адмирал Кранке беседуют о том, что более рентабельно — воздушный или морской транспорт. Шеф заявил, что преимущество скорости за воздушным транспортом. Однако при нынешнем уровне развития авиационной промышленности в решающей степени повысить рентабельность, на его взгляд, можно только за счет использования реактивных двигателей.
В ответ на замечание капитана Баура о том, что число пассажиров, которых можно перевезти на самолете, следует увеличить с 60 до 100, шеф заявил, что это можно сделать без всякого труда. Уже в ближайшие десятилетия появятся пассажирские самолеты, на борту которых можно установить даже ванну.
И все же, как заметил адмирал Кранке, даже при таком чрезвычайно мощном развитии авиации морской транспорт может не опасаться серьезной конкуренции с ее стороны. Ибо вряд ли будут сконструированы такие самолеты, которые смогут заменить корабли и на которых можно будет перевозить уголь, древесину и металл. А этого и не требуется, ответил капитан Баур. Ведь и после появления железных дорог на кораблях по-прежнему перевозится кирпич.
Шеф закончил этот спор, указав на то, что все нужно видеть в развитии. И если птица находится на более высокой стадии развития по сравнению с летающей рыбой, а та в свою очередь — по сравнению с обычной рыбой, то и корабль представляет собой самолет на его начальной стадии. Но будущее принадлежит самолетам.
167
04.07.1942, суббота
«Волчье логово»
Сегодня около 13 часов генерал Шмундт сделал нам сообщение об оперативной обстановке, из которого следовало, что, «если бы не непоколебимая решимость шефа и стойкость немецких солдат, фронт на Востоке удержать бы не удалось».
а) За преждевременный отход на зимние квартиры сместить с поста главнокомандующего группы армий «Север» генерал-фельдмаршала фон Лееба[1];
б) За то, что предназначенные для взятия Москвы войска группы армий «Центр» оказались в совершенно изнуренном состоянии, сместить со своего поста генерал-полковника Гудериана[2].
О мудрости японцев и их верности союзническому долгу[3] говорит тот факт, что они сделали нам подарок и вступили в войну, когда русские уже в нескольких местах прорвали Южный фронт и нам вновь пришлось отдать Ростов. Японцы получили от нас заверение в том, что мы заключим мир только вместе с ними[4]. Благодарность и уважение — вот какие чувства будет всегда испытывать наш народ к японцам и их императору. Ведь если бы не их вступление в войну зимой, не было бы и нашего крупномасштабного летнего наступления.
04.07.1942, суббота, полдень
За обедом присутствовал рейхсмаршал Герман Геринг. Спокойствие, которое всегда исходит от него, его тонкий юмор, его абсолютная уверенность в себе — помимо всего прочего он всегда владеет ситуацией за столом — производят самое благоприятное впечатление. Равно как и его честность и безоговорочная верность. Геббельс назвал его как-то «человеком с открытым и доверчивым сердцем ребенка».
Беседа со статс-секретарем Баке сперва касалась проблем организации снабжения, и в частности доставки африканского растительного масла, которое уже частично является нашей собственностью и хранится на складах в Марселе, а частично может быть выменяно нами на бензин, поскольку во французских колониях в Северной Африке его подчас используют в качестве горючего. Геринг рассказал, что он выменивал для Германии продовольствие во всем мире, действуя где легальными методами, а где через спекулянтов, и зачастую правая рука не должна была знать, что делает левая.
По поводу высказываний Геринга шеф заявил, что, к сожалению, его проблемы далеко не так легко разрешить. А начинается все с финансовых трудностей. Если бы не высокие доходы от издания «Майн кампф», которая уже вышла на японском языке и по тиражу является самой издаваемой в мире книгой после Библии, разве смог бы он учредить фонды помощи галереям, музеям, таким городам, как Линц, и т. д.? Даже на покрытие расходов по содержанию ставки — он пошел на этот шаг, дабы избежать объяснений с бюрократами из Имперской счетной палаты, — его личных средств не хватило. Его оклад рейхсканцлера — от государства он больше ничего не получает, — 36 000 рейхсмарок, не составит даже десятой доли необходимых средств. Пусть поймут его правильно: ему вовсе не жаль расходовать свои деньги на такие цели. Ибо все равно их с собой в могилу не возьмешь. Наследников у него нет, и, если несколько переиначить слова Старого Фрица, не для наслаждений пришел он в этот мир, но для того, чтобы его изменить.
Шеф рассказал затем о том, как он плавал по морю, о морских болезнях и тому подобных вещах. А кроме того, о крайне неудачном плавании на лодке по Дунаю близ Линца и закончил рассказ словами: «Кой черт понес его на эту галеру!» В юности он был очень тощим и поэтому оказался никудышным пловцом. И если этого не требовали обстоятельства, всегда предпочитал воздержаться от катания на лодках.
Он также не ездит верхом, хотя Гофман с удовольствием снял бы его верхом на коне. Впрочем, эксперимент такого рода привел бы к значительному падению его популярности. Ибо народ привык к тому, что он ездит в автомобиле, стерпел бы, если бы он забрался в броневик, но если он сядет на лошадь — нет, это исключено!
Он вообще не любитель красоваться. Очень легко предстать в смешном виде, тому пример многие парады. С лошадьми вечно что-то случается. Однажды лошадь понесла, и у литаврщика — он сидел верхом на ней и в надежде на благополучный исход судорожно сжимал ее ногами — штаны порвались сверху донизу. Пошел бы он со своими литаврами пешком, этого не случилось бы. Тамбурмажор лейбштандарта СС, который то и дело подбрасывал свою тамбурмажорскую палочку в воздух, в какой-то момент не успел ее поймать, она упала и покатилась по земле прямо под ноги публике и т. д.
Рейхсмаршал упомянул о том, какие великолепные мундиры были когда-то на участниках парадов, которые принимал кайзер, к примеру на кирасирах, уланах и т. д.
Когда затем по прочтении телеграммы разговор зашел об американских порядках, шеф заявил, что политика США основана на подкупе. Какое-то время они упорно отказывались покупать у Бразилии каучук и тем самым убедительным образом доказали ей свое значение как оптового покупателя каучука. Когда же эта мера возымела свое действие, они выразили готовность в обмен на политические уступки купить у Бразилии весь урожай каучука.
Рейхсмаршал подтвердил это; тот факт, что США своей широкомасштабной политикой подкупа смогли добиться таких успехов, объясняется расовой неполноценностью этих — что характерно, отличающихся враждебным отношением к немцам — южноамериканских государств[5].
Эта неполноценность проявляется также и в направленных против проживающих там немцев акциях, которые своей жестокостью свидетельствуют со всей очевидностью о том, что породить их могло обусловленное низменным инстинктом стремление «врезать как следует» высшему существу. Собственно, нам надо будет когда-нибудь высадить там десант и показать этим «засранцам» наш кулак.
«Бога ради, только никаких десантов!» — воскликнул шеф. Ведь он так радуется по поводу «десантирования домой» каждого немецкого солдата.
168
04.07.1942, суббота, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф заметил, что не устает поражаться тому, насколько прогрессивными в своих взглядах были такие люди, как Ульрих фон Гуттен и Гец фон Берлихинген.
Можно только пожалеть, что в своей борьбе они не опирались на позитивное, цельное мировоззрение, которое могло бы вызвать в них необходимый подъем духа и придать им силы. За свой истинно германский образ мыслей они заслужили, чтобы память о них в немецком народе не угасла. Он поэтому распорядился, чтобы в дальнейшем в их честь были названы линкоры или какие-либо еще военные корабли больших размеров.
Предложение назвать в его честь боевой корабль он отверг, поскольку если с этим кораблем что-нибудь случится, то суеверные люда воспримут это как знак, предвещающий плохой конец всей его деятельность. Только представьте себе, что названный его именем корабль на полгода или на более долгий срок будет поставлен в док на ремонт. Какое, к примеру, произвело неблагоприятное воздействие на Советы сообщение о разрушении севастопольского форта «Сталин».
В государстве, где все подчинено идеологии, нужно быть очень осторожным, давая боевым кораблям названия, связанные с основными эпизодами борьбы за утверждение этой идеологии, или называя их в честь активных ее участников. Советские корабли «Октябрьская революция», «Марат» и «Парижская коммуна» являются наиболее убедительным подтверждением этому. Он поэтому приказал переименовать линкор «Германия»[1], ибо гибель военного корабля под названием «Германия» произведет сильнейшее впечатление на весь народ. По этой же причине он запретил носителям национал-социалистского мировоззрения давать свое согласие на то, что какие-либо военные корабли были названы в их честь.
Напротив, в честь такого человека, как Гец фон Берлихинген, можно назвать любой боевой корабль. Ибо Гец фон Берлихинген пользуется такой репутацией в народе, что названный его именем боевой корабль может сколько угодно раз пойти ко дну; сообщение о том, что в его честь назвали другой корабль, все равно будет встречено с одобрением.
За ужином шеф по прочтении телеграммы упомянул о том, что правительство протектора провело по всей Богемии и Моравии множество митингов и призвало чехов тесно сотрудничать с Великогерманским рейхом и каждого, кто попробует уклониться от этого, заклеймить как предателя чешского народа.
Волна митингов — это результат переговоров, которые он провел в рейхсканцелярий с прибывшим для участия в официальной церемонии по поводу похорон обергруппенфюрера Гейдриха президентом Гахой[2]. Он заявил Гахе и сопровождавшим его министрам чешского правительства, что мы в дальнейшем не потерпим каких-либо нарушений интересов рейха в протекторате и твердо решили, если таковое произойдет, произвести выселение чехов, которое для нас, осуществивших уже переселение миллионов немцев, вообще не составит труда. От этих слов у Гахи, равно как и у людей из его окружения, буквально ноги подкосились.
После паузы они спросили, могут ли они — хотя бы в какой-то мере и в достаточной степени осторожных выражениях — известить об этом чешский народ. Поскольку он считает чехов прилежными и квалифицированными работниками и весьма заинтересован в том, чтобы утихомирить их народ и стабилизировать политическую ситуацию в протекторате, где находятся два особенно нужных нам мощных военных завода[3], то он дал согласие на проведение соответствующей разъяснительной кампании.
И если в этой организованной правительством протектората кампании четко прослеживалась прогерманская тенденция, то это не в последнюю очередь заслуга государственного министра Мейснера. После того как он принял их, Мейснер еще немного погулял в саду с чешскими министрами и в ответ на с опаской заданные вопросы заверил их, что, насколько он знает шефа, его слова о возможном выселении чехов ставят точку во всей этой истории.
Это чешские министры настолько хорошо поняли, что решили в своей будущей политике исходить из необходимости положить конец всем просоветским интригам в поддержку Бенеша, истребить всех его сторонников и руководствоваться тем принципом, что в борьбе за выживание чешского народа никто не имеет права оставаться в стороне и поэтому безжалостно должен быть отвергнут тот, кто ни рыба ни мясо.
Очевидно, министры правительства протектората рады тому, что смогут привести теперь веские доводы, чтобы убедить свой народ в необходимости начать борьбу со сторонниками Бенеша. Вряд ли когда-нибудь у них была такая идеальная возможность проведать свою деятельность под лозунгом «Кто не с нами, тот против нас» и тем самым избавиться от своих противников. Во всяком случае, когда он уже прощался с Гахой и теми, кто его сопровождал, у него создалось впечатление, что уезжали они с чувством облегчения, ибо он разрешил им разъяснить своему народу, к каким последствиям могут привести действия, наносящие ущерб рейху.
За ужином шеф обсуждал проблему дипломатических отношений между Германским рейхом и Ватиканом.
Он вовсе не думает, что, когда наш нынешний представитель в Ватикане уйдет на пенсию, нам следует заняться подбором кандидатуры на этот дипломатический пост[4]. Ибо отношения между Германией и Ватиканом зиждутся на конкордате[5]. Конкордат же был подписан тогда лишь потому, что ранее все германские земли заключили конкордаты с Ватиканом, и с вхождением этих земель в Германский рейх он, собственно говоря, утратил свою силу. Тот факт, что конкордат основывается на конкордатах, заключенных германскими землями, вовсе не говорит о том, что он является их неотъемлемой частью, нет, они просто являются его составляющими. И на его взгляд, логическим правовым последствием ликвидации суверенных прав земель и соответственно делегирования их рейху будет вывод о том, что поддерживать так называемые внешние сношения с Ватиканом нам совершенно ни к чему.
Учитывая, что идет война, он пока еще не претворил в жизнь свои намерения. С другой стороны, стремление Ватикана распространить конкордат на новые имперские земли не встретило никакого понимания с его стороны. Саар, Судеты, Богемия и Моравия, имперский гау Данциг — Западная Пруссия, гау Варта, большая часть Силезии, а также Эльзас и Лотарингия не урегулировали свои отношения с римско-католической церковью путем заключения официальных соглашений. И здесь проблемы церкви решаются на чисто территориальном уровне.
И если всецело занятый своими хлопотами папский нунций[6] сделает министерству иностранных дел представление, желая через свое непосредничество оказать какое-либо влияние на отношения с церковью на новых имперских землях, то его следует надлежащим образом поставить на место. Ему нужно растолковать, что ввиду отсутствия особого соглашения все, что связано с урегулированием проблем церкви, относится к компетенции местного представителя государственной власти, то есть имперского наместника, рейхсштатхальтера и главы соответствующей церковной общины. Разумеется, лучше всего было бы, если бы нунций выслушал этот ответ из уст министра Ламмерса. Но к сожалению, министерство иностранных дел в своем постоянном стремлении получать все новые и новые полномочия постоянно позволяет папскому легату одурачивать себя и использовать в своих целях. Что ж, посмотрим, как оно на этот раз выкрутится.
Для развития отношений между государством и церковью, с нашей точки зрения, весьма отрадно то, что почти на половине территории рейха их удалось урегулировать, не заключая конкордата и не связывая себя тем самым какими-либо обязательствами, через рейхсштатхальтеров — то есть на местном уровне. Ибо урегулирование во всеимперском масштабе могло бы только затруднить столь необходимое для нас улаживание отношений между государством и церковью, поскольку католическая церковь постоянно стремится нанести им удар по самому уязвимому месту, то есть сделать соглашение, в наибольшей степени учитывающее ее пожелания, общей нормой. Это означает, что при урегулировании отношений во всеимперском масштабе нам придется ориентироваться на самое слабое звено в цепи, то есть на земли, в идеологическом отношении наиболее отсталые. Регулирование же на уровне отдельных земель мы можем проводить без всякого ущерба для себя. В этом случае гауляйтеры могут в зависимости от того, насколько население из гау идеологически неустойчиво, планомерно воспитывать его в нашем духе.
И если он во всем остальном не особенно высокого мнения об американцах, в данном случае они достойны похвалы. Их государственные мужи действительно сумели сделать так, что церковь стала основывать свою деятельность на разумных началах, ибо ей предоставили заниматься лишь тем, чем она занималась по традиции, то есть ограничили ее возможности рамками общины. Поскольку они сверх того не давали церкви ни цента из государственных средств, то все духовенство ползало перед ними на коленях и пело им хвалебную песнь.
И неудивительно! Поскольку поп хочет жить, а добровольных пожертвований не хватает, он в той или иной степени зависит от государственных субсидий. Но если у него нет на них законных прав, то он должен их заслужить лояльным поведением по отношению к государству.
И если бы мы не выплачивали каждый год церкви миллиард, то наши папы очень скоро забыли бы о своей дерзости и, вместо того чтобы ругать нас и вести себя совершенно наглым образом, ели бы у нас из рук. Мы обошлись бы гораздо меньшей суммой и тем не менее смогли бы заставить духовенство делать то, что соответствует нашим пожеланиям. Нужно вообще выплачивать субсидии только некоторым попам. Если епископу и его клиру дать сразу миллион, он тут же истратит триста тысяч марок на свои личные нужды, иначе он не был бы настоящим попом. Распределение же остатка между остальным клиром его округа вызовет, к нашей великой радости, премиленькую свару между попами.
Но в одном мы обязаны быть непреклонны: любые петиции церкви, выражающие ее намерение вмешаться в мирские дела, должны быть безоговорочно отвергнуты государством, которое даже не должно их рассматривать. Обосновать это очень просто: только церкви, согласно ее же вероучению, присуща высшая духовная мощь, и у мирян никогда не получится навести порядок так, как это могло бы сделать духовенство. Как может бедное и несчастное существо, занимающее государственную должность, взяться за такое трудное дело, когда на него не снизошло просветление от всевышнего?
Назначение денежных субсидий попам, равно как и заключение любого соглашения такого рода, должно, разумеется, относиться исключительно к компетенции рейхсштатхальтера. И можно не опасаться того, что имперские наместники заключат с церковью соглашения, направленные против рейха или каким-либо образом наносящие ущерб его интересам. Во-первых, все гауляйтеры у него в руках. А во-вторых, большинство имперских наместников в таких вопросах еще более непреклонны, чем он[7].
После окончания войны конкордат будет расторгнут. Ему лично доставит большое удовольствие перечислить церкви все те случаи, когда она сама нарушала его. Достаточно вспомнить о тесном сотрудничестве церкви с убийцами Гейдриха. Они не только предоставили убежище в одном из храмов в предместье Праги, но и дали им, а также пробравшемуся к ним священнику возможность хорошенько подготовиться в этом храме за алтарем к защите.
Развитие отношений между государством и церковью — весьма поучительный пример того, как последствия неосторожного поступка государственного деятеля могут сказаться и через века. Когда Карл Великий на рождество 800 года в соборе Святого Петра в Риме, совершая молитву, преклонил колени, папа, не дав ему времени подумать, к чему может привести этот символический акт, — хоп! — и возложил ему корону на голову. И, безропотно снеся все это, он тем самым поставил своих преемников в состояние подвластности силе, которая на протяжении многих столетий причиняла подлинные муки как государственному руководству Германии, так и всему германскому народу.
Поскольку во все времена — ив наши дни тоже — на высших постах имеются люди, которые настолько неосторожны, что позволяют посторонней руке возложить на себя золотую корону, нужно постоянно и с должной степенью настойчивости указывать на то, к каким чудовищным последствиям может привести этот жест, которому зачастую не придают никакого значения.
Это явление того же порядка; поэтому очень глупо со стороны министерства иностранных дел, когда оно считает своим долгом непременно давать ответ на каждую ноту Ватикана. Отвечать — это значит уже тем самым признавать право Ватикана вмешиваться во внутренние дела Германии — пусть даже только по вопросам, касающимся церкви, — и вступать с нами в официальные контакты.
А какие прожженные дипломаты высшие церковные иерархи и как с ними нужно быть осторожными — этому есть масса примеров не только из истории, но и из современной жизни. После того как он торжественно въехал в Вену, под его окнами вдруг послышались громкий свист и ликующие крики, и когда он узнал, что так приветствовали архиепископа Венского кардинала Иннитцера, который направлялся к нему, то ожидал увидеть попа, который будет стоять с подавленным видом, угнетенный чувством вины. А перед ним предстал человек, который держал себя очень уверенно и у которого, когда он обратился к нему, было такое сияющее от радости лицо, будто в Австрии за весь период Системы ни у одного национал-социалиста из-за него даже волос с головы не упал.
Он поэтому еще раз указывает на то, что стоит завязать разговор с этими субъектами, как сразу чувствуешь, с кем имеешь дело.
Папский нунций, который, будучи дуайеном дипломатического корпуса, произносил на новогодних приемах в Берлине приветственную речь, все время пытался свести беседу к обсуждению положения католиков в Германии. Он сразу же уходил от разговора, с любезным видом и заинтересованным тоном задавая вопрос о самочувствии его преосвященства — он страдал печенью, — а когда эта тема была исчерпана, быстренько шел приветствовать других дипломатов. Во всех остальных случаях он также никогда принципиально не вступал в какие бы то ни было переговоры с папским нунцием и поручал Ламмерсу беседовать с ним, то есть тем самым, спроваживая его, сумел избежать личных контактов с Ватиканом.
Как-то в годы борьбы Розенберг принес ему передовицу, в которой отвечал на нападки католической церкви. Он запретил ему публиковать эту статью. Он всегда считал, что Розенберг вообще поступил совершенно неправильно, ввязавшись в полемику с церковью[8]. Ибо все равно Розенберг не мог доказать в ней свою правоту, поскольку те католики, которые и без того уже разочаровались в церковном вероучении, в душе сами относятся к нему критически. У правоверных же католиков он со своими «еретическими» высказываниями не только не встретит понимания, но можно даже предположить, что церковь в своей контрпропаганде обвинит его в «неблагоговейном отношении к вопросам веры», то есть в страшном грехе, и скомпрометирует его.
И если он в своих публичных выступлениях никогда не затрагивает церковных проблем, то хитрые лисы из числа иерархов католической церкви наверняка правильно истолкуют его поведение. И ему представляется, что такой человек, как епископ фон Гален[9], сознает, что после войны ему придется заплатить за все сполна. И если ему не удастся получить назначение в «Германскую коллегию» в Риме, то я заверяю его, что в час возмездия ему все припомню.
В остальном же поведение этого епископа фон Галена — лишний повод для того, чтобы сразу же после войны расторгнуть конкордат, заменить его урегулированием отношений на региональном уровне и немедленно перестать выплачивать церкви субсидии, полагающиеся ей согласно договору. Безусловно, его рейхсштатхальтерам доставит удовольствие сообщить епископу, который — с точки зрения государства — встал на скользкий путь, что имперский гау ввиду возникших в настоящий момент финансовых трудностей вынужден, к его глубокому сожалению, перестать выделять субсидии, которые ранее регулярно выплачивались. Но если церковь будет существовать только на пожертвования, она не наберет и 3 процентов от той суммы, которую ей выплачивало имперское правительство и любой епископ будет ползать перед своим имперским наместником на коленях, выпрашивая деньги, поскольку после расторжения конкордата уже не будет никаких правовых обоснований для выплаты субсидий.
В задачу имперского наместника входит: после войны ясно дать понять, что все переговоры с церковью отныне будут вестись точно так же, как с любым другим местным объединением или общиной, и вмешательство каких бы то ни было иностранных держав и политических сил недопустимо. Нунций может со спокойной душой вернуться в Рим, а мы сможем сэкономить на расходах по содержанию нашего представительства в Ватикане. И лишь министерство иностранных дел будет наверняка горевать по ликвидированному дипломатическому посту.
169
05.07.1942, воскресенье, полдень
«Волчье логово»
За обедом было высказано мнение о том, что явное усиление монархических тенденций в Испании, возможно, не в последнюю очередь объясняется намерением Франко после реставрации монархии самому усесться на трон.
Шеф самым решительным образом не согласился с этим мнением. При всем том он считает, что Франко в достаточной степени умен и сознает, что король и его окружение настолько скомпрометировали себя в годы гражданской войны, что их необходимо устранить от всех дел или даже физически уничтожить.
Едва ли есть на свете большие дураки, чем короли. В этом он убедился на собственном опыте. Один из тех, кто когда-то правил нами, принц Рупрехт Баварский[1], через год после победы прислал к нему посредника, чтобы через него сообщить фюреру, что он, фюрер, несомненно, сознает необходимость реставрации монархии в Германии. Выполняя данное ему поручение, посредник также высказался в том духе, что при монархии шеф не сможет сохранить за собой пост канцлера, поскольку, дескать, его личность препятствует сплочению всего народа. Но его хорошо отблагодарят и в качестве компенсации присвоят титул герцога.
Этот человек был настолько глуп, что даже не знал, что в германской истории именно князья всегда служили источником политической раздробленности и никогда еще германский народ не был так сплочен, как под его руководством. И как только в голову могло прийти попытаться уговорить его сложить с себя полномочия вождя этого народа, прельщая тем, что какое-то ничтожество присвоит ему титул герцога?!
Наших социал-демократов, устранивших этот источник политической раздробленности Германии, он отблагодарил тем, что назначил им пенсию — в числе прочих также и Зеверингу[2]. И попранием их исторической заслуги будет предоставление гогенцоллерновскому «отродью» возможности вновь занимать влиятельные посты — на данном этапе, например, путем назначения их на офицерские должности в вермахте.
За обедом шеф завел разговор о том, как необычайно скромны и непритязательны жители Южной Италии.
Чуть ли не миллион человек живут тем, что ловят рыбу, выращивают фрукты и т. д., то есть еле-еле сводят концы с концами. Однако приморские города Южной Италии не знают, что такое голод, ибо помимо рыбы в море водятся также моллюски, крабы и бог знает кто еще, и непритязательные люди здесь вполне могут прокормить себя.
Но такая непритязательность таит в себе большую опасность. Ведь, поскольку большинство людей склонны к лени и праздности, они легко теряют желание что-либо делать, видя, что и так можно прожить.
Десять-пятнадцать тысяч безработных, которые к моменту его прихода к власти в Германии бездельничали и даже после начала подъема экономики не проявили желания идти на постоянную работу, он приказал отправить в концлагерь. Ибо глупо и бессмысленно бороться с этими паразитами обычными правовыми средствами. Но отправка в концлагерь возымела свое действие как устрашающий пример и весьма способствовала широкому участию людей в трудовом процессе, столь остро необходимом для начала перевооружения.
Если экономика Германии смогла разрешить эту, а также бесчисленное множество других проблем и тем самым осуществить программу вооружений, то это не в последнюю очередь объясняется тем, что в экономике во все большей степени начали преобладать методы государственного управления. Только так оказалось возможным добиться осуществления общенациональной цели и отодвинуть на задний план интересы отдельных групп.
Но и после войны нам не следует отказываться от государственного регулирования экономики, ибо в противном случае круги, представляющие чьи-либо интересы, будут стремиться к исполнению исключительно своих желаний. К примеру, тот, кто живет на побережье и смотрит на вещи с точки зрения обыденной жизни, до сих пор считает увеличение земельного фонда путем расширения прибрежной полосы за счет строительства дамб проявлением высшей мудрости. На самом деле увеличивать таким образом земельный фонд в наши дни просто глупо, ибо у нас на Востоке достаточно земли. С другой стороны, и в наши дни, безусловно, нужно по-прежнему стремиться к мелиорации земель на территории рейха в его прежних границах и не препятствовать ей, выдвигая на первый план интересы промышленности. Когда убедились в том, что сапропель вследствие повышенного содержания азота дает гораздо лучший эффект, чем искусственные удобрения, которые не так богаты микроорганизмами, то теперь нужно — даже если наша промышленность боится этого как огня — доставлять его хоть на поездах.
Поскольку в огромной массе людей каждый думает только о себе, экономика просто не может нормально функционировать без государственного регулирования. К каким успехам оно может привести, свидетельствует пример Венецианской республики, где на протяжении свыше пятисот лет цены на хлеб были стабильными. И лишь евреям под лозунгом «свободной торговли», насквозь проникнутым идеей эксплуатации, удалось добиться того, что цены на хлеб перестали быть стабильными.
170
05.07.1942, воскресенье, вечер
«Волчье логово»
Просмотрев несколько переданных Москвой и содержащих совершенно неверные сведения военных сводок, которые затем были перепечатаны как в шведских и швейцарских газетах, так и в английской и американской прессе, шеф заявил, что эти сводки — чистейшей воды еврейская болтовня. А тот факт, что их — хотя там даже не указываются названия конкретных населенных пунктов — передают информационные агентства всего мира, говорит лишь о том, что в них тоже засели евреи.
К сожалению, не только в Англии и Америке, но и в Стокгольме и городах Швейцарии население безоговорочно верит еврейской болтовне. А причина того, почему к евреям с их казуистикой относятся с таким доверием, наиболее отчетливо видна на примере швейцарского народа. Один выражает интересы производителей молочных продуктов, другого интересуют только цены на зерно, третий заключает сделки на поставку партий часов и т. д. И старина Телль, конечно, не в состоянии поддерживать в них воинский дух. А результатом того, что Швейцария в военном отношении полностью деградировала, явилось лишение воинского звания швейцарского офицера, который правдиво описывал ход боевых действий в этой войне.
Если германскому народу вбили в голову мысль о вековечной необходимости воспитывать подрастающее поколение в военно-патриотическом духе, это в основном заслуга НСДАП.
А уж коли стремиться поддерживать в нем этот дух, тогда следует позаботиться о том, чтобы под рукой всегда имелись участники войны, которые особо отличились в боях, располагают огромным военным опытом и поэтому могут служить образцом для подрастающего поколения и быть наставниками в деле военно-патриотического воспитания. Нужно также заботливо относиться к офицерам запаса и в любых условиях обеспечить им должный жизненный уровень. Ибо наряду с обучением того или иного индивидуума военному делу у офицеров запаса есть еще священная обязанность перед всем народом, ибо они наиболее яркие выразители солдатского духа. Помимо этого школы и учебные заведения обязаны способствовать тому, чтобы при любых обстоятельствах сохранился интерес к военно-научной тематике, который, что характерно, не угас в германском народе даже в период Системы.
Он ярый поборник тезиса о том, что в борьбе между народами победу одерживает сильнейший. Если бы существо, отягощенное недостатками и пороками, одолело сильнейшего, это, на его взгляд, противоречило бы всем законам природы.
Англичанам удалось на протяжении трехсот лет играть на мировой сцене роль повелителей мира лишь потому, что на континенте не было никого, кто мог бы сравняться с ними по расовым качествам и интеллекту.
Наполеон не мог служить им достойным противовесом, поскольку он, захваченный угаром Французской революции, не имел надежной опоры для преобразования Европы. Да и в остальном в Европе после распада Германской империи прежних лет не было ни одного государства, которое по численности населения, уровню развития экономики и культуры превосходило бы Англию.
Весь ход событий в национал-социалистской Германии убеждает его в том, что уже по чисто биологическим причинам нам удастся настолько превзойти англичан, что с населением в 150-200 миллионов немцев мы станем полными хозяевами Европы.
Вернуться к положению «Здесь Рим — здесь Карфаген», то есть в данном случае «Здесь Германия — здесь Англия», на его взгляд, совершенно невозможно. Ибо одним из последствий этой войны будет то, что в отличие от наших демографических возможностей каждый лишний миллион англичан еще более ухудшит положение на их острове. А переселение англичан в деревни попросту невозможно. Для этого нужно сперва произвести ломку нынешней социальной структуры Англии, а это означало бы распад оставшейся части Британской империи. А тот факт, что в Англии своевременно не предусмотрели такого развития событий и не предприняли ничего, чтобы встречными мерами стабилизировать ситуацию в империи, свидетельствует о том, что Англией правят не мыслители, а евреи, и, подобно ее политике в Палестине, всю остальную свою политическую стряпню современные англичане также некритически заимствовали у евреев.
Одна из наших важнейших задач — уберечь грядущие поколения от той судьбы, которая постигла немцев в 1918...1933 годах, и поэтому нельзя допустить, чтобы в них притупилось ощущение той угрозы, которая исходит от евреев.
Уже по этой причине нужно непременно продолжать ставить инсценировку страстей Христовых в Обераммергау.
Ибо вряд ли можно более наглядно продемонстрировать на примере Римской империи еврейскую угрозу, чем показать на этом представлении, что римлянин Понтий Пилат по своим расовым качествам и интеллекту настолько выше еврейского сброда, что он в толпе евреев как утес в бушующем море. И в части признания колоссального значения этого представления в деле воспитания всех грядущих поколений он правоверный христианин.
Поскольку лишь незамутненное расовое сознание способно обеспечить сохранность нашей расы, то наши расовые законы совершенно недвусмысленно должны быть направлены на борьбу с любой расовой заразой, а не только с одним ми лишь евреями. И, разъясняя германскому народу смысл расовых законов, нужно всегда подчеркивать, что они приняты также в целях предотвращения заражения германской крови армянской или иной другой неарийской кровью.
Мы должны приложить все усилия для того, чтобы так укрепить расовое сознание нашего народа, как это сделали римляне в эпоху их расцвета. Тогда каждый римлянин инстинктивно противился смешению своей крови с чужеземной.
Точно так же обстояли дела и в Греции в период ее расцвета. Согласно дошедшим до нас сведениям, все торговцы на рынке в Афинах просто покатились со смеху, когда Павел начал проповедовать перед ними это еврейское вероучение.
И если до наших дней дошло так мало свидетельств проявления расового сознания римлян и греков во времена их расцвета, то лишь потому, что иудеохристиане в IV веке разрушали храм за храмом; пожар, уничтоживший Александрийскую библиотеку, — также дело их рук.
171
06.07.1942, понедельник, полдень
«Волчье логово»
Шеф подчеркнул, что министерство иностранных дел Германии до прихода Риббентропа было просто отстойником для всякого интеллигентского сброда.
Тот, кто оказывался не пригоден ни для какой другой профессии, находил там прибежище, как, впрочем, и целые полчища евреев. В результате наших дипломатов высмеивали чуть ли не в каждой оперетте, и когда они надели форму, которая — ее сперва продемонстрировали парни из войск СС — выглядела просто великолепно, то сами стали похожи на опереточных персонажей.
Риббентроп поистине прав, настаивая на полном обновлении кадров министерства иностранных дел. Ибо каждый дипломат, работающий за границей, является представителем Германского рейха[1]. И если он делает неверный поступок и даже если просто производит плохое впечатление или говорит вздор, это наносит вред рейху.
Напротив, судебный чиновник может просто-напросто оказаться сумасшедшим и соответственно наломать на службе дров, никто даже слова не скажет. Разве что тем самым рейху будет причинен особый, непоправимый ущерб.
И лучших немцев, проявивших отличные профессиональные качества и обладающих также соответствующей внешностью, в будущем надлежит использовать на дипломатической работе.
172
06.07.1942, понедельник, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф рассказал о своем проживании в отеле «Кайзерхоф» в годы борьбы.
Поскольку его всегда сопровождало множество людей, ему, как правило, требовался целый этаж и в конце недели ему обычно предъявляли счет на 10 000 рейхсмарок, сюда входили также расходы на их питание. Эти затраты он с лихвой покрывал главным образом с помощью статей и интервью, публикуемых в иностранной прессе, за которые в последние годы борьбы ему платили от 2000 до 3000 долларов.
Однако, когда вставал вопрос о публикации этих статей и интервью, ему очень часто портил нервы ведавший связями с иностранными журналистами Ганфштенгль[1], который был больше дельцом, чем политиком, и всегда думал только о деньгах. Когда он, к примеру, поручил ему найти быстрейший путь для публикации его статьи в мировой печати, тот потратил попусту драгоценное время на то, чтобы попытаться выколотить из нее как можно больше денег. Не меньше трех раз он приходил к нему с целью убедить его продать свою статью какому-нибудь иностранному информационному бюро и в конце концов решил, что сумеет уговорить его, пообещав гонорар в 1000 фунтов. Когда же он в гневе заорал на него: «Ганфштенгль, да вы меня просто до белого каления доведете вашей скупостью! Если мне нужно, чтобы статью завтра прочел весь мир, то финансовые соображения вообще не играют никакой роли!» — то Ганфштенгль был до глубины души поражен тем, что он отказался от 1000 фунтов.
Алчность и скупость делали Ганфштенгля просто невыносимым. В одном деревенском трактире он опозорил всех, когда, узнав, сколько стоит суп, устроил грандиозный скандал, хотя вовсе не он должен был платить. При этом суп стоил 30 пфеннигов. Его отличало также то, что он, будучи большим любителем овощей, сам из соображений экономии никогда не заказывал овощное рагу, а принимался выяснять у соседей по столу, будут ли они есть тот или иной овощ. И со словами «Нет ничего полезнее овощей!» принимался сгребать со всех блюд к себе в тарелку остатки овощных рагу. Таким же манером он по вечерам забирал у всех сыр по словами: «У него же такие питательные свойства!» Когда как-то им внезапно пришлось уезжать и шеф поручил ему раздобыть хлеба для всех участников поездки, то он принес не менее двух рюкзаков, полных бутербродов с сыром, которые затем, поскольку большинство — это он знал совершенно точно — сыр не любило, с огромным удовольствием отнес домой.
В подтверждение рассказа шефа рейхсляйтер Борман поведал еще несколько забавных историй. Репликой генерала Боденшатца, которая сводилась к тому, что Ганфштенгль, как выяснил рейхсмаршал, во время своего пребывания в Цюрихе и Лондоне также показал себя жутким скрягой, разговор на эту тему закончился.
За ужином шеф заявил, что он и все, кто его сопровождал во время предвыборных турне, не только побывали во всем рейхе, но и, кроме того, им одинаково пришлись по душе как восточные и западные, так и северные и южные земли рейха.
А поскольку питался он обычно за чьим-нибудь семейным столом, то также сблизился и с жителями всего рейха. И как часто сердце его радовалось, когда он выяснял, что в семье, которая пригласила его к себе в гости, отец состоит в политическом руководстве, мать — в организации женщин, сын — в «Гитлерюгенде», дочь — в «Союзе немецких девушек», а брат — в СА. И благодаря тому что все они раз в году встречались на проходивших в Нюрнберге съездах партии, этот день был и в большом, и в малом подлинным днем семьи. Ибо партия в годы борьбы, вследствие того что она бесчисленное множество раз отправляла в поездки по стране ораторов и партийных руководителей, проводила совместные акции, выдвигала боевые лозунги и т. д., превратилась в одну большую семью, члены которой встречались на ее съездах.
А партийные съезды не только представляли собой просто поразительное событие в жизни партии, но и в определенном отношении очень много дали в деле подготовки к войне. К месту проведения съезда требовалось отправить не менее четырех тысяч поездов. По такому случаю поезда заполонили собой все пути вплоть до Галле и Мюнхена, и тем самым железнодорожники благодаря партийным съездам накопили весьма ценный опыт в области организации военно-транспортных перевозок.
В будущем также ни в коем случае не следует принижать значение всеимперских партийных съездов. Поэтому при строительстве в Нюрнберге стадиона, предназначенного для сбора участников съездов, — он об этом распорядился — нужно сделать так, чтобы в будущем там могли присутствовать уже не полтора, а по меньшей мере два миллиона человек, прибывших по этому поводу. Германский стадион, который был выстроен в Нюрнберге и который прекрасно изображен на двух картинах Хирта, вмещает не менее 400 000 человек, и равных по величине ему нет во всем мире.
173
07.07.1942, вторник, полдень
«Волчье логово»
За обедом шеф упомянул о том, что уж больно много шума поднимают, когда проводят раскопки в тех местах, где в дохристианскую эру были поселения наших предков. Ему это не нравится.
В то же самое время, когда наши предки делали из камня корыта и из глины кувшины, в Греции построили Акрополь.
Нужно также быть очень осторожным, описывая в деталях, каков был культурный уровень наших предков в первое тысячелетие христианской эры. Ведь, если в Восточной Пруссии обнаружили самый первый вариант перевода Библии на латинский язык, это вовсе не означает, что он был выполнен именно там. По всей вероятности, его привезли с Юга, где выменяли на янтарь.
Подлинными очагами культуры не только в последние тысячелетия до Рождества Христова, но и в первое тысячелетие от Рождества Христова были страны Средиземноморья. Нам иногда это кажется просто невероятным, ибо мы судим о них по их теперешнему состоянию. Но это совершенно неверно.
На земле Северной Африки когда-то были густые леса, и в Греции, а также в Италии и Испании как во времена их греческой колонизации, так и во времена Римской империи тоже было много лесных массивов. При оценке нами истории Египта также нужно быть очень осторожными.
Подобно Греции и Италии, Египет во времена своего расцвета также представлял собой территорию, как нельзя лучше подходящую для обитания там людей, с чрезвычайно благоприятными климатическими условиями. Это говорит об упадке культуры, когда люди вырубают леса, не собираясь затем проводить лесопосадки, и тем самым обрекают на гибель природные водные ресурсы.
Тот факт, что у населения совершенно ложные представления о развитии культуры наших предков, не в последнюю очередь обусловлен тем, что оно совершенно не представляет себе, когда на самом деле были основаны наши города.
Он сам был просто шокирован, узнав, что такой город, как Нюрнберг, основан якобы 700 лет тому назад. И если называют неверные даты основания Нюрнберга, то это не в последнюю очередь объясняется хитростью нюрнбержцев. Так, например, обер-бургомистр Либель распорядился никак не отмечать семисотлетие Нюрнберга, чтобы — как он мне сам рассказал — не разочаровывать множество людей, которые полагают, что у этого города гораздо более древняя история.
Что же касается Нюрнберга, то можно считать непреложным фактом, что он берет свое начало от одного из замков салической эпохи, вокруг которого со временем образовалось небольшое поселение. Большинство средневековых городов берет свое начало от таких хорошо укрепленных замков. Этим и объясняется тот факт, что на востоке Германии было основано столько городов. Поскольку укрепленные замки служили прибежищем для крестьян, искавших в них защиты от набегов с востока, и нелюди оттуда все время подступали к нашим границам, а иногда даже заполняли собой немецкую землю, то там без них просто нельзя было обойтись. Даже в Трансильвании, где было крайне мало укрепленных замков, оказалось необходимым возводить укрепления — помимо всего прочего также для обороны против турок — и поэтому церкви пришлось превратить в крепости.
174
07.07.1942, вторник, вечер
«Волчье логово»
За ужином генерал Йодль сообщил шефу, что раненым солдатам и офицерам из «Голубой дивизии» после пересечения ими испанской границы было запрещено воспользоваться следовавшим до Мадрида скорым поездом, и когда они затем попытались войти в багажный вагон, то военный губернатор поднял по тревоге пехотную роту и приказал увести их.
Фельдмаршал Кейтель упомянул в связи с этим, что солдат и офицеров «Голубой дивизии» подвергли такой дискриминации, очевидно, потому, что голубой цвет — это цвет униформы тех первых фалангистов, которые не состояли в союзе с церковью, в то время как теперь, для того чтобы вступить в «Фалангу», требуется разрешение приходского священника.
Шеф согласился с тем, что развитие событий в Испании не дает оснований для оптимизма. Франко, очевидно, не настолько выдающаяся личность, чтобы разрешить политические проблемы Испании, не прибегая к помощи церкви. А между тем Франко начинал в гораздо лучших условиях, чем он и дуче. Ведь и ему и дуче после взятия власти в государстве первым делом пришлось думать о том, как привлечь на свою сторону вооруженные силы. Франко же не только обладал политической властью, но и держал под своим контролем армию. Видимо, он так и не смог полностью избавиться от влияния Суньера, хотя Суньер просто олицетворяет собой ту политику, которую проводят попы, и явно ведет с державами «оси» нечестную игру.
Собственно говоря, попы полные идиоты. Ибо их стремление, используя Суньера, повлиять на ситуацию в Испании в реакционном духе и реставрировать монархию может вызвать только новую гражданскую войну. И в ней им всем точно суждено погибнуть.
В ответ на реплику генерала Йодля о том, что здесь явно не обошлось без английских фунтов и, возможно, Англия намеревается таким образом открыть «второй фронт», шеф указал на то, что нынешний режим в Испании ни в коем случае нельзя сравнивать с национал-социалистским или фашистским.
Доктор Тодт, у которого в исправительно-трудовых лагерях работали испанцы из числа «красных», регулярно информировал его о том, что они вовсе не считают себя «красными» в нашем понимании этого слова. Сами они называют себя революционерами и настолько прилежны и трудолюбивы, что заслужили признательность с нашей стороны. И поэтому самое разумное будет иметь под рукой как можно больше испанцев из числа «красных», начиная с тех сорока тысяч, что находятся в наших лагерях, на случай начала в Испании новой гражданской войны.
Посланник Хевель рассказал затем, что видел в Мадриде занятых на уличных работах солдат без оружия и знаков различия, которых охраняли вооруженные солдаты со знаками различия на униформе. Он думает, что это были испанцы из числа «красных», и полагает, что уж если этих заключенных решили использовать на уличных работах, то целесообразней было бы снять с них военную форму. Фельдмаршал Кейтель согласился с ним, заявив, что к испанской армии нельзя подходить с нашими мерками. Во время встречи фюрера с генералом Франко[1] на него просто ошеломляющее впечатление произвела их гвардейская рота почетного караула, поскольку винтовки у солдат были покрыты таким налетом ржавчины, что из них нельзя было ни одного выстрела произвести, для этого их нужно было чистить и чистить. Когда была достигнута договоренность о встрече фюрера с Франко, то адмирал Канарис[2] предупреждал его, что фюрер будет разочарован, увидев перед собой не героя, а весьма хитрого субъекта — попросту говоря, изворотливого дипломата.
Шеф заметил в связи с этим, что франкистам крепко повезло, поскольку в первой гражданской войне им оказали помощь фашистская Италия и национал-социалистская Германия. Ибо, как уверяли сами «красные», вовсе не сходство идеологий, а тот факт, что просто больше неоткуда было ждать помощи, побудил их пойти на союз с Советами и вынудил следовать политическим курсам, который на самом деле их вовсе не устраивал.
Во всяком случае, ясно одно: если уж говорить о том, что силы небесные своим вмешательством решили исход войны в пользу франкистов, то это было вмешательство не со стороны удостоенной маршальского жезла Божьей матери[3] а со стороны немецкого генерала фон Рихтхофена[4], который с «небесных высот» ниспослал свои самолеты на так называемых красных.
Когда посланник Хевель заявил, что даже испанская элита полностью разложилась и к тому же никого и слушать не желает, то шеф заметил, что, слава богу, «красные» и фалангисты, которые трудятся в системе «Организации Тодта», отличаются высокой дисциплинированностью и у нас есть все основания использовать как можно больше этих людей в наших целях.
Но к сожалению, крайне затруднительно найти в Испании выдающуюся личность, которая могла бы там навести порядок. Ибо это не столько военная, сколько внутриполитическая проблема. Прежде всего нужно решить продовольственный вопрос, а это, учитывая, что большинство населения неисправимые лентяи и их лень стала уже притчей во языцех, чрезвычайно сложно.
Обладает ли генерал талантом политика, покажет будущее. Во всяком случае, следует по мере возможностей способствовать популярности генерала Муньоса Грандеса, поскольку он энергичный человек и есть надежда, что именно ему, скорее всего, удастся разрешить эти проблемы. И его, шефа, очень радует то, что в последний момент удалось предотвратить смещение этого генерала с поста командира «Голубой дивизии»[5], к чему так стремились сторонники Суньера. Ибо «Голубая дивизия», возможно, еще сыграет решающую роль в свержении нынешнего режима и покончит с засильем попов.
За ужином шефу доложили, что среди путчистов[6], захваченных в плен во время подавления мятежа в Сербии, 95, а зачастую даже 99 процентов составляют лица, ранее судимые[7].
Он заявил в связи с этим, что это не только не удивляет, но, наоборот, полностью подтверждает его представление о подрывных элементах, составленное на основании опыта событий 1918...1919 годов.
И если ставить перед собой цель предотвратить революцию, то нужно — как только наступит критическая ситуация — беспощадно истреблять все асоциальное отребье. Но это можно сделать лишь в том случае, если асоциальные элементы будут своевременно арестованы и отправлены в концентрационные лагеря.
А все эти разговоры о том, что тем самым асоциальных людей, смутьянов якобы лишают возможности создать семью, просто полная ерунда. Ведь если им позволить создать семью, то появятся только новые очаги преступности. Дети, которые растут в преступной среде, сами становятся профессиональными преступниками, ибо опыт свидетельствует, что мужчины, ведущие асоциальный образ жизни, берут в жены подобных себе женщин.
В этом смысле для него очень полезными оказались годы борьбы. Когда отряды СА устраивали свои шествия, то наиболее разнузданно вели себя именно коммунистки, которые швыряли в наших парней все, что под руку попадет. И если те начинали защищаться, они кидались им навстречу с детьми на руках, ставя тем самым под угрозу жизнь своих детей. Наилучшим доказательством их асоциального образа мыслей служит то, что им в отличие от всех остальных родителей глубоко безразличны безопасность и здоровье их детей.
175
08.07.1942, среда, полдень
«Волчье логово»
За обедом шеф выразил свою особую радость по поводу того, что наши самолеты и подводные лодки уже отправили на дно морское чуть ли не весь английский конвой, который направляется в Архангельск[1]. Из 38 кораблей уцелело 6.
Уже вчера, когда было потоплено только две трети кораблей, он распорядился поместить в журнале «Кладдерадач» («Грохот») соответствующую карикатуру. Поскольку на борту потопленных кораблей находилась в основном американская боевая техника, то нужно изобразить Рузвельта, стоящего на возвышенности и швыряющего в море танки, самолеты и другую военную технику, которую протягивают ему американские рабочие. А под рисунком подпись: «Мы трудимся не ради зарплаты и денег, а ради того, чтобы мир стал лучше».
176
08.07.1942, среда, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф рассказал о том, что его овчарка Блонди в какой-то степени вегетарианка и с огромным удовольствием ест пучки травы определенных сортов. Любопытно, что эти травы помогают также Блонди избавиться от желудочных колик. И когда знаешь об этом, то остается только восхищаться тем, насколько животные разумны и как они чувствуют, что им полезно.
Он однажды наблюдал, как кошка поймала мышь и собралась ее съесть. Однако она не сразу сунула ее в рот, но сперва немножко поиграла с ней, то и дело выпуская ее из когтей и как бы давая ей возможность убежать. И только когда мышь, после того как ее погоняли туда-сюда, буквально вся от страха покрылась потом, кошка нанесла ей лапой последний удар и затем съела ее. Видимо, ей казалось, что мышь вкуснее всего и ее легче переварить, когда она в таком состоянии.
В ответ на реплику фельдмаршала Кейтеля о том, что человек не только не ест сырого мяса, но гунны даже клали его сперва под седло и ездили на лошади до тех пор, пока оно не станет сочным и мягким, шеф заявил: он хотел лишь сказать, это примерно то же самое, что варить мясо в собственном соку.
Шеф упомянул затем, что когда при очень больших физических нагрузках из человека неизбежно выходит очень много пота, то в нем также происходят изменения. Когда ему приходилось выступать на многолюдных митингах, с него пот просто градом катился и он терял в весе от 4 до б фунтов. Если же учесть две-три бутылки пива, которые он выпивал в промежутках между выступлениями в Баварии — без этого он бы не смог там утвердиться — и примерно такое же количество минеральной воды в других местах, то его вес становился меньше уже чуть ли не на 7 фунтов. Вполне возможно, что такие потери в весе небесполезны для здоровья. Но его беспокоило другое: он выступал в своей единственной военной форме синего цвета и после каждого митинга выяснялось, что она окрашивает его нижнее белье в синий цвет.
Когда он позднее совсем отказался от мяса, то примерно недели через две стал гораздо меньше потеть. И жажда его уже не так сильно мучила, и ему достаточно было иногда глотка воды, чтобы промочить горло. У вегетарианской пищи, несомненно, есть преимущества. И он с интересом ждет, не отдаст ли его овчарка Белла со временем также предпочтение вегетарианской пище.
177
09.07.1942, четверг, полдень
«Волчье логово»
За обедом шеф высказал резкое недовольство по поводу появившегося в печати сообщения о том, что референт по связи с прессой министра по делам восточных территорий майор Гранц предупредил гражданское население Германии, чтобы оно не надеялось, что благодаря урожаю нынешнего года на Украине норма выдачи продовольствия будет увеличена.
Поскольку в народе пессимистов больше, чем оптимистов, то просто безответственно высказывать в печати суждения, которые уже теперь лишают людей надежды на улучшение положения с продовольствием и тем самым без нужды делают более тяжелой их жизнь.
Кроме того, высказывания в печати, подобные тому, которые сделал майор Гранц, искажают реальное положение дел.
Ибо пока еще нет никаких оснований говорить о том, могут ли нормы выдачи продовольствия гражданскому населению Германии быть увеличены в связи с урожаем на Украине. Вопрос ведь не только в обеспечении этой сельскохозяйственной продукцией наших войск на Востоке, но и в том, как вывезти ее излишки на территорию рейха в его прежних границах[1].
Следовательно, для того чтобы с помощью собранного на Украине урожая улучшить положение с продовольствием в нашей родной Германии, нужно решить исключительно транспортную проблему. Но даже если речь идет всего лишь о проблеме урожая и выясняется, что ожидается низкая урожайность, то и в этом случае не следует гласно обсуждать эту проблему, ибо такого рода суждения только разжигают упадочнические настроения. Нужно, напротив, перечислить все те меры, которые приняты для того, чтобы постепенно увеличить объем производной сельскохозяйственной продукции и на родине могли надеяться, что трудности с продовольствием будут в основном преодолены.
Далее следует воздержаться от того, чтобы возлагать на войсковые части ответственность за то, что ввиду скупки ими сельскохозяйственной продукции в неограниченном количестве ее вывоз на родину был сорван. Солдаты и офицеры лейб-штандарта, которые содержат 5000 свиней, да еще у них под началом собственный колхоз, поступают совершенно правильно, как, впрочем, и фельдмаршал Клюге[2], который своевременно позаботился о том, чтобы заготовить для своей 8-й армии запасы продовольствия на несколько месяцев. Ибо если наши части на Востоке застряли в грязи и оторвались от своих баз снабжения, то им нужно самим заблаговременно позаботиться о себе, иначе им никто не поможет.
178
09.07.1942, четверг, вечер
«Волчье логово»
За ужином шеф сперва подробно остановился на ходе военных действий в Египте. Обратившись к посланнику Хевелю, он заметил, что министерству иностранных дел после взятия Александрии или Каира[1] надлежит воздержаться от направления в Египет своего министра-резидента. В лице Роммеля мы имеет там полководца, который покрыл себя неувядаемой славой, и уже сегодня можно считать, что он займет одно из самых выдающихся мест в военной истории. Поэтому было бы просто глупо, если министерство иностранных дел вдруг начнет вмешиваться в его дела.
В остальном же он отстаивает ту точку зрения, что Египет нужно отдать итальянцам. Ибо мы совершенно не заинтересованы в египетском сфинксе, для итальянской же империи он жизненно важен. И если мы в данной ситуации пошлем своего министра-резидента в Египет, то создадим опасность прецедента. Ведь такой поступок с нашей стороны позволит итальянцам после завоевания Кавказа, например, потребовать разрешения назначить своего министра-резидента в район, в котором мы уже кровно заинтересованы. Вполне достаточно будет направить в качестве представителя при итальянском министре-резиденте какого-нибудь подходящего человека из оперативного штаба Роммеля.
Отвечая на вопрос, чем объяснить тот факт, что Роммель пользуется такой необычайной популярностью у мировой общественности, шеф объяснил это главным образом выступлениями Черчилля в палате общин, в которых тот из тактических соображений постоянно представлял его гениальным полководцем. Разумеется, Черчилль делает это лишь потому, что не желает признать, что англичане в Ливии и Египте получили именно от итальянских солдат хорошую взбучку. Возможно, он надеется подчеркнутой похвалой в адрес Роммеля вызвать раздоры между нами и итальянцами[2]. Но у дуче вполне хватит ума разгадать этот хитрый маневр. Он со своей стороны также неоднократно признавал перед всем миром заслуги Роммеля. Действия Черчилля и то, как дуче реагирует на них, лишь приведут к тому, что имя Роммеля будет пользоваться совершенно немыслимой популярностью у примитивных народов Северной Африки и Ближнего Востока.
Этот факт говорит о том, насколько опасно всячески расхваливать вражеских военачальников так, как это сделал Черчилль с Роммелем. Ибо имя его по своему воздействию начинает тогда играть ту же роль, что и появление на фронте нескольких новых дивизий. Представьте себе только, что мы вдруг стали бы все время хвалить русского маршала Тимошенко. В конце концов мы просто-напросто убедили бы наших солдат в его каких-то совершенно необычных полководческих талантах. А какое впечатление производило бы его имя на примитивные народы! Когда попавшего в плен к англичанам нашего генерала Крювеля[3] спросили, понравилось ли ему здание роскошного туристского отеля Шеперда в Александрии и он заявил в ответ: «В нем будет очень удобно разместить ставку Роммеля», то эти его слова облетели все города и селения, в которых живут мусульмане, вплоть до Анкары.
Переходя к вопросу о том, в чьих руках будет власть в Египте, шеф заявил, что итальянцы крайне заинтересованы в этой стране. Уже из-за их восточноафриканских колоний, Эритреи и Абиссинии, Суэцкий канал играет для них жизненно важную роль. Но они лишь до тех пор могут быть уверены в том, что он не будет для них закрыт, пока в Египте находятся их гарнизоны. Если итальянцы хотят сохранить политический и военный контроль над Египтом, то им нужно воздержаться от каких бы то ни было проявлений своего комплекса неполноценности и не унижать местное население. Тут им следует брать пример с англичан, которые за много веков своего колониального владычества научились вести себя как господа, не давая при этом влиятельным туземцам почувствовать, что они живут под чужеземным господством.
Далее итальянцам вовсе не следует приспосабливаться ко всем местным обычаям. В этом отношении примером для них должен служить Роммель. За время всей военной кампании он ни разу не восседал на верблюде, а ездил исключительно в танке, поскольку хорошо знал, что ему все равно не сравняться с туземцами в езде на верблюде, но зато, разъезжая в танке, он сможет произвести на них сильное впечатление.
Нам тоже следует осознать, что на новых восточных землях от нас вовсе не требуется каждый день наводить лоск на их жителей и приучать покоренные народы быть такими же чистоплотными, как немцы. И нам должно быть совершенно безразлично, берут ли они каждый день в руки щетку и начинают в своих домах уборку или нет. Ибо задача наша не устанавливать контроль за их повседневной жизнью, но единственно обеспечить наши интересы.
С этой целью нужно сделать так, чтобы жизнь немцев на колонизируемых восточных землях как можно меньше соприкасалась с жизнью местного населения. Мы не должны разрешать немцам селиться в гостиницах для туземцев, где все вокруг заплевано. Для немцев будут построены специальные дома для приезжих, куда не будет доступа местным жителям. И пусть они тогда плюют себе и сорят вокруг сколько душе угодно.
Предоставив туземцев самим себе, мы тем самым не будем без нужды шокировать этих людей, нарушая их жизненный уклад, и создадим наилучшие предпосылки для основания наших собственных, совершенно изолированных поселений, которые превратятся в центры германской колонизации.
Ведь противодействовать смешению немцев с туземным населением легче всего в том случае, если мы не позволим ему усвоить наш образ жизни и сразу же стать похожими на нас.
Затем шеф вновь завел разговор о будущем Египта. До сих пор итальянцы весьма искусно управлялись с мусульманами, и будем надеяться, что они, заполучив власть над Египтом, не погрязнут в мелочах и не растеряют свой ценный опыт.
Ирригация и дорожное строительство — вот чем прежде всего нужно заняться в Египте, и итальянцы, эти необычайно прилежные и трудолюбивые колонизаторы, под руководством дуче превосходнейшим образом справятся с этими первоочередными задачами. Если они в течение десяти лет могли удерживать Абиссинию[4], то и эту страну они, показавшие себя выдающимися строителями дорог, также превратят в колониальный рай. С Египтом у них это даже легче получится, ибо эта страна почти на сто процентов обеспечивает сама себя и — за исключением угля и металла, — собственно говоря, ни в чем нужды не испытывает.
Как и в Египте — он это неустанно подчеркивает вновь и вновь, — на занятых нами восточных землях важнейшей задачей также является дорожное строительство. Поскольку зимой не представляется возможным содержать дороги в должном порядке, то с самого начала нужно пролагать дороги так, чтобы их ни при каких условиях не заносило снегом. Поэтому необходимо проводить их по насыпи, ибо снег держится лишь в том случае, если есть защита от ветра, а с насыпи зимние ветры его всегда сметут. Основания у этих насыпей должны быть особенно прочными с учетом того, что бывают периоды, когда все вокруг утопает в грязи. Если есть гранит, то нужно использовать его; в остальных же случаях можно обходиться красным железняком, который можно обнаружить в руслах многих рек.
179
16.07.1942, четверг
«Волк-оборотень»
Когда летишь из ставки фюрера «Волчье логово» в ставку фюрера «Волк-оборотень», то самолет пролетает над полями сражений в России. В данный момент под нами сельская местность в районе Белостока. Песок, выщербленный лес и дороги, вокруг которых нет ни одного дерева, — вот что характерно для нее. Очень жарко, и поэтому можно примерно представить себе, как нелегко пришлось нашим солдатам во время сражения с окруженными на белостокском выступе русскими армиями[1].
За обедом шефу доложили о том, что на Украине при Советах система управления населением строилась так, что низовым ее звеном была бригада, а не населенный пункт. Поэтому учет и регистрация его были налажены по-военному четко, и, как заявил шеф, самое разумное, что мы можем сделать, — это заимствовать у них эту систему.
Насколько государство там подмяло все под себя, говорит уже тот факт, что все врачи в Советском Союзе находились на государственной службе. В таких городах, как Винница, имелись амбулатории, в которых нуждающимся в лечении больным с 8 до 12-13 часов дня оказывали медицинскую помощь находящиеся на государственной службе врачи обоего пола. Всю вторую половину дня вплоть до вечера врачи обязаны были приходить на дом к тем больным, которые смогли доказать необходимость этого визита, предъявив справку за подписью городского или окружного комиссара. Уровень жизни врачей, если измерять его ценой костюма (900 рублей), был жалким: они зарабатывали 550-700 рублей в месяц, то есть, по нашим меркам, 55-70 рейхсмарок. И если продукты на Украине просто немыслимо дешевы, то любой технический прибор стоит чертовски дорого. Поражает, однако, что, несмотря на это, почти во всех домах можно обнаружить радиоточку.
За обедом шефу также сообщили, что и в районе ставки «Волк-оборотень» каждый дом подключен к проводной радиотрансляционной сети. Шеф в связи с этим заметил, что это служит доказательством того, что Советы не только вовремя оценили значение радиовещания, но и осознали, какую опасность оно в себе таит.
Благодаря тому что трансляция по проводной радиосети происходит без всяких помех, она обладает многими преимуществами по сравнению с нашими радиоприемниками, в которых прием сопровождается посторонними шумами в эфире. Кроме того, с точки зрения государственной власти, представляется просто идеальным, что это дает компетентным органам возможность контролировать содержание радиопередач. Например, в Советском Союзе комиссары на местах самолично давали установку радиостанциям, чьи программы были предназначены для жителей той или иной местности; таким образом с самого начала исключалось какое бы то ни было пропагандистское воздействие из-за рубежа.
Перед самой войной он тоже поручил нашему министерству пропаганды организовать в Германии проводную радиосеть. И после этого немецкие радиослушатели смогли бы слушать передачи всех радиостанций рейха, а также все передачи из-за рубежа, которые транслировались бы в Германском рейхе; однако они не смогли бы слушать иностранные радиостанции, передачи, которые рассматриваются властями Германского рейха как нежелательные и поэтому на его территории не транслируются.
Он глубоко сожалеет о том, что эти меры не удалось осуществить до начала войны. Это один из величайших промахов министерства пропаганды. И хотя министр пропаганды пытается свалить вину на другие государственные учреждения, именно он несет за это ответственность. Ибо, когда выполнение задания возложено на несколько учреждений и что-то не ладится, здесь вина ложится на того, кому было дано задание.
Но в будущем по всей Германии будет организована проводная радиосеть, это совершенно очевидно. Ибо ни одно разумное правительство не позволит отравлять свой народ. Тогда уж можно зазвать к себе в страну 100 или 1000 пропагандистов из враждебных нам государств и разрешить им публичные выступления, чтобы они могли беспрепятственно морально разложить немецкий народ и разжечь в нем ненависть к властям.
Для того чтобы в мирное время найти верный подход к решению этих проблем, их следует принципиально расценивать с точки зрения воюющей державы. Ибо война — это борьба не на жизнь, а на смерть, у нее свои законы и все суждения и оценки мирного времени должны отойти на задний план. И если в преддверии возможной войны население в мирное время готово вынести такие тяготы, как служба в вооруженных силах, в течение двух или даже четырех лет, то тем более оно спокойно отнесется к такой мелочи, как замена радиоприемников радиоточками проводной трансляции, и это наверняка будет очень легко осуществить.
180
17.07.1942, пятница, вечер
«Волк-оборотень»
За ужином шеф завел разговор о том, что итальянцам свойственно приписывать себе всевозможные заслуги даже в тех случаях, когда их вклад был равен нулю. Помимо всего прочего это нашло наиболее характерное выражение в том, что итальянцы в своих исторических трудах, посвященных истории фашизма, изобразили заключительный этап первой мировой войны так, будто только благодаря их стойкости и мужеству союзники одержали победу.
Точно так же они во время военных действий на Западе в 1939-1940 годах постоянно утверждали, что своим «нейтралитетом»[1] вынуждают французов держать против них по меньшей мере 60 дивизий. Когда же теперь французская сторона официально объявила, что во время «похода на Запад» на границе с Италией стояло не 60, а только 7 дивизий, из которых 3 были затем беспрепятственно переброшены в другое место, то они страшно опечалились.
Но быстро утешились. Даже если на протяжении трех лет они все время получали порку и трепку и лишь в один из дней одержали победу, то трепка сразу же забыта и вся Италия в упоении от победы.
В ходе дальнейшей беседы шеф завел разговор о полученном из Англии сообщении, согласно которому обергруппенфюрер СС Дитрих назначен главнокомандующим наших войск, сражающихся на южном участке Восточного фронта[2].
Поскольку лейб-штандарт в настоящее время отправлен на Запад, то к этому сообщению следует отнестись с особой осторожностью. Ибо еврейская пресса в Англии лжет даже в том случае, когда располагает какой-либо правдивой информацией, если эта информация не совпадает с ее пропагандистской линией, лжет с очевидной целью скрыть реальное положение вещей.
В заключение шеф еще раз коснулся проблемы доставки продовольствия с Украины. До тех пор пока положение с транспортом не улучшится и не представится возможность вывозить с Украины в большом объеме сельскохозяйственную продукцию, наиболее идеальным и простейшим транспортным средством следует считать отпускника и давать ему с собой для родственников столько продуктов, сколько он сможет унести.
Как проявление скрытой вражды между вермахтом и партией следует расценивать тот факт, что служащие административной службы вермахта, ведавшей оборудованием ставки фюрера «Волк-оборотень», намеренно не провели в спальню рейхсляйтера Бормана водопровод, а вместо этого поставили там коричневый ночной горшок с явным намеком на коричневый цвет форменных рубашек членов НСДАП. Борман и Шмундт — оба крайне раздраженные — попросили меня разобраться с этим делом.
181
18.07.1942, суббота, вечер
«Волк-оборотень»
За ужином шеф обсуждал с капитаном Бауром вопрос о том, вредно ли курить.
Помимо всего прочего он заявил, что капитану Бауру следовало бы во время недавнего визита в Мюнхен поглядеть на гауляйтера Вагнера и он был бы просто потрясен тем, какие губительные изменения происходят в отравленном непрерывным курением организме. Курение — это месть краснокожих за то, что белые приучили их к спиртному и тем самым обрекли на вымирание.
Исходя из того, что в английской прессе постоянно появляются публикации об открытии «второго фронта», шеф поручил рейхсляйтеру доктору Дитриху устроить ему встречу с иностранным журналистом. Основной темой интервью будет обсуждение хода военных действий во время Восточной кампании.
Поскольку каждый норовит выудить из такого интервью то, что ему самому представляется наиболее важным, можно будет заодно — как бы невзначай — обсудить также проблему «второго фронта».
Он собирается заявить примерно следующее: зная, какие англичане в военном деле младенцы, мы, естественно, должны быть готовы ко всему и не можем оставить без внимания даже болтовню еврейской прессы в Англии. В свое время мы соответствующими оборонительными мерами предупредили нападение Советов и теперь тоже примем все необходимые меры, с тем чтобы достойно встретить английских солдат, которые, согласно приказу полнейших бездарей из их верховного командования, попытаются высадиться с десантом.
Свои высказывания на тему «второго фронта» он сформулирует так, что они подействуют на англичан как холодный душ. Поэтому он, дабы интервью в этом смысле не потеряло своей остроты, не скажет о том, что не верит в возможность открытия в данный момент «второго фронта».
Напротив, он заявит, что немцы всегда отличались в военном деле точностью и основательностью и, следуя этой традиции, нужно быть готовым к любым вариантам, в том числе и к открытию «второго фронта».
По желанию рейхспрессешефа интервью будет дано тому иностранному корреспонденту, который оказал особое содействие германской прессе в ее работе. Будет ли он представлять большую или малую, дружественную или нейтральную державу — это не имеет никакого значения; после публикации — и здесь рейхспрессешеф совершенно прав — интервью обойдет весь мир.
Разумеется, он мог бы высказать свои мысли о «втором фронте» и в публичной речи. Однако опасно выступать с речами без достаточно убедительного повода. В этом случае умные люди сразу догадаются, в чем дело, ибо знают, что такие речи произносятся лишь для того, чтобы выразить свое мнение по каким-то вполне определенным проблемам. Ведь если в ней проглядывает твой замысел, то тщетны все усилия добиться желанного эффекта. Напротив, беседуя с корреспондентом о ходе боевых действий на Востоке, можно в двух-трех словах сказать все, что нужно, о «втором фронте», и никто ничего не заподозрит[1].
За ужином шеф завел разговор о проблеме преодоления огромных расстояний между крупными городами на территории рейха и важнейшими населенными пунктами на занятых нашими войсками восточных землях.
Если бы мы проложили через восточные земли автострады, то расстояния, которые до сих пор не так-то просто преодолеть, не играли бы никакой роли. Пусть до Крыма 1000 километров; что с того, когда скорость автомобиля в среднем 80 километров в час? По автостраде такое расстояние можно с комфортом преодолеть за два дня.
Он твердо решил проложить от Берлина через все восточные земли до самого «Восточного вала»[2] автострады так, чтобы они образовывали единую радиальную систему. Обычно ширина проезжей части составляет 7,5 метра, но для автострад там этого совершенно недостаточно. На них (и это нужно заранее предусмотреть) должна быть проезжая часть в три ряда, общей шириной 11 метров, так чтобы автомобили могли не только идти в два ряда, но и спокойно перейти в третий ряд и, например, обогнать грузовик, который обычно едет очень медленно.
И если вспомнить, что на прежней территории рейха уже проложены автострады общей протяженностью свыше 5000 километров, то остается лишь удивляться тому, что до сих пор еще не снят фильм, посвященный этому выдающемуся достижению. В отличие от Англии и Франции у нас, к сожалению, великие свершения не находят своего отражения в кино. Вена, пожалуй, единственное исключение. Но Вена уже так примелькалась на экране, что при ее виде просто тошно становится. Что же касается автострад, то ему лично известен только один фильм, где действие происходит именно там. Отвратительная пошлятина под названием «ИА в Верхней Баварии», где две влюбленные пары идут-бредут себе друг за другом по автостраде. Но не только сюжет фильма примитивен до невозможности, они еще ухитрились выбрать для съемок один из тех немногих участков имперской автострады, который проходит по не очень живописной местности.
И если окажется возможным проехать по имперским автострадам от Клагенфурта до Дронтхейма, от Гамбурга до Крыма, значит, мы создали транспортную систему, которая, как когда-то проселочные тракты — так, во всяком случае, полагали наши предки, — позволит до предела сократить большие расстояния.
Не только в плане решения транспортной проблемы, но и с политической точки зрения имперские автострады уже сегодня играют колоссальную роль. Благодаря им удалось окончательно ликвидировать границы внутри Германии и даже стереть память о них, поскольку когда едешь по автострадам, то вообще не замечаешь, что ты уже в другом германском гау. В прежние времена при поездке через Германию по проселочным трактам достаточно было взглянуть на пограничные столбы или хоты бы на булыжники мостовой, которую в разных местах мостили по-разному, и человек сразу понимал, что он уже в другом государстве. Если, к примеру, кто-либо пересекал границу с Мекленбургом, то рытвины и ухабы тут же давали ему почувствовать, где он находится, поскольку ехать можно было лишь со скоростью десять — двенадцать километров в час, иначе рессоры коляски просто не выдерживали.
Имперские автострады, разумеется, являются ко всему прочему одним из факторов, способствующих сплочению немецкого народа. В отличие от имперских автострад, по которым можно ехать в «фольксвагене» не спеша и преодолевая, к примеру, расстояние от Альп до Северного моря, делая привал всего три раза, на железных дорогах, поскольку поезд делает много остановок, до сих пор бросаются в глаза сохранившиеся различия. Когда едешь на поезде, то все время вспоминаешь, что когда-то были королевско-баварская, королевско-вюртембергская и даже — как совершенно верно заметил рейхсляйтер Борман — великого герцога Мекленбургского Фридриха Франца железные дороги. Таким образом, железные дороги строились исключительно в интересах той или иной династии.
Именно этот факт является подтверждением того, что невозможно создать единую империю, не устранив германских князей.
Каждый из них, отдавая приказ построить на своих землях железную дорогу или перешить ее колею, думал исключительно о своих прихотях. Напротив, автострады широкой лентой равномерно протянулись через весь рейх. И у каждого, кто едет по этим дорогам, — повсюду, где бы он ни находился, — возникает чувство, что он на своей родине. И лишь за пределами Германии — об этом уже известно везде и всюду — начинаются дороги с выбоинами и ухабами.
Если до него не строили имперских автострад, то в первую очередь это объясняется тем, что имперское правительство при решении проблемы финансирования поступало всегда крайне необдуманно. От органов местного самоуправления небольших городов и деревень требовали, например, чтобы они финансировали из своего бюджета строительство тех участков наших имперских дорог, которые проходят через их территорию, и ясно, что ничего путного из этого не получалось.
Когда ему пришлось столкнуться с проблемой финансирования строительства имперских автострад и он начал ее всесторонне обдумывать, то исходил из того, что должен строить ежегодно примерно 1000 километров дорог и получить для этого из имперской казны приблизительно миллиард.
Ллойд Джорджу он в свое время объяснил, каким образом ему удалось получить этот миллиард, а именно:
а) за счет использования безработных на строительстве автострад, благодаря чему рейх ежегодно экономил на выплате пособий по безработице от 500 до 600 миллионов;
б) за счет высоких доходов от подоходного налога и налогов на горючее, общая сумма которых составляла 400-500 миллионов. Словом, рейху строительство имперских автострад вообще ничего не стоило.
Когда он беседовал с Ллойд Джорджем об автострадах в Германии, то этот хитрый лис сразу же осведомился, а какова у них толщина железобетонного покрытия проезжей части. Поскольку в Америке строят автострады с толщиной покрытия 5-б сантиметров, то он даже просто не поверил в то, что у нас толщина покрытия составляет 25...30 сантиметров. Как рассказал ему позднее Кемпка[3], когда они ехали по одной из имперских автострад, он (Ллойд Джордж) вытащил из кармана дюймовую линейку и, измерив толщину покрытия, убедился в правильности этих данных.
И если он с самого начала приказал делать железобетонное покрытие именно такой толщины, то прежде всего потому, что руководствовался стремлением обеспечить максимальную сохранность автострад. Война подтвердила его правоту. Даже бомбежки не причинили автострадам большого ущерба. К сожалению, война изменила внешний облик автострад, ибо их выкрасили в черный цвет. Светлый тон их покрытия слишком хорошо заметен с воздуха.
Тот, кто знает, как близки его сердцу автострады, может представить себе, насколько для него болезненно отсутствие возможности ездить на автомобиле по этим широким дорогам с их выкрашенным в белый цвет покрытием, ведь это всегда доставляло ему особое наслаждение.
В украинской деревне неподалеку от ставки фюрера я раздобыл ванну для Бормана, подключил ее к системе водоснабжения ставки и устроил по этому поводу такую сцену, что за столом все от души смеялись над историей с коричневым ночным горшком. И все же она хорошо характеризует позицию очень многих высших офицеров: «За фюрера — да; за партию — нет!»
182
19.07.1942, воскресенье, полдень
«Волк-оборотень»
Желая наглядно продемонстрировать, что за столом фюрера еда полностью соответствовала условиям военного времени, я как-то прихватил с собой меню. Вот оно:
Имперский герб с орлом (выдавлен на картоне)
19 июля 1942 года
Овощное рагу
Яблоки
А при этом в нашем распоряжении оборудованный по последнему слову техники завод мясопродуктов в Виннице; до 300 свиней забивают здесь ежедневно, а затем перерабатывают их мясо американским конвейерным методом, и оно поступает на склады вермахта. Директор до недавнего времени кормил им также работавших на заводе — это в основном женщины. Принимая во внимание мощности завода, это особого значения не имело, напротив, люди работали с большей охотой, если учесть к тому же, что нерадивых наказывали тем, что на какой-то срок лишали их довольствия на производстве. Теперь из Берлина поступило распоряжение запретить выдавать им помимо зарплаты еще и продукты.
Шеф был крайне раздосадован такой мелочной опекой.
За обедом шеф завел разговор о боевых кораблях. В частности, он указал на то, что когда боевой корабль идет ко дну, то погибнуть могут чуть ли не 2000 человек. Если же построить совсем маленький корабль, вооружение которого всего один торпедный аппарат и экипаж соответственно тоже состоит из одного человека, то сколько человеческих жизней можно тогда будет спасти, а если подходить с военно-оперативной точки зрения, то, бесспорно, с их помощью можно добиться гораздо больших успехов, чем с помощью боевых кораблей.
Он как-то спросил графа Лукнера[1], почему тот совершал свои кругосветные плавания на сравнительно небольших кораблях. И тот очень убедительно объяснил ему, что, если с большими кораблями что-то случается, морякам приходится переходить с них на малые суда; тогда уж лучше сразу выйти в море на малом судне.
Лукнер, впрочем, превосходный рассказчик, и он слушал его, забыв обо всем. Когда кто-то однажды поведал ему, что далеко не все в рассказах Лукнера соответствует действительности, он страшно разозлился на этого человека и испытал чувство ребенка, у которого отняли рождественскую елку.
С явным намеком на «Морские истории» Лукнера шеф спросил затем адмирала Кранке, откуда, собственно, взялось у моряков выражение «плести небылицы». Кранке объяснил это тем, что в долгом плавании, когда моряки едят скудную, однообразную пищу, видят вокруг только море, а все книги, которые есть на борту корабля, уже давно прочитаны, они в свободное время занимаются тем, что рассказывают друг другу всякие истории и одновременно занимаются рукоделием — латают сети, потрошат рыбу и т. д.
Шеф рассказал затем об одном из своих бывших камердинеров, которого звали Краузе и который в молодости был моряком и поэтому днем и ночью пытался развлекать его всевозможными морскими историями, хотя даже последний дурак догадался бы, что все они от начала до конца выдуманы. Он поэтому однажды заявил ему, что рассказывать истории он — шеф — и сам умеет и не стоит стремиться непременно в этом его превзойти. Но поскольку Краузе не захотел прислушаться даже к этим его словам и не остановил поток своих небылиц, им пришлось расстаться.
В морских историях его всегда поражало одно: какое большое внимание уделяется в них разного рода приметам. Моряки, очевидно, во многом схожи с актерами. Они столько раз попадают в ситуации, исход которых им не дано предвидеть и которые развиваются помимо их воли. Моряк не знает, когда на его судно обрушатся буря или даже ураган, точно так же как актер, идя вечером в театр, не знает, как поведет себя публика: а вдруг она засвистит и заулюлюкает с такой силой, что ему покажется, будто поднялась буря. Поэтому они так суеверны.
Впрочем, для него суеверия — фактор, с которым нужно считаться, если хочешь повести людей за собой, даже если сам ты выше всех предрассудков и только посмеиваешься над ними. Он поэтому в одном случае убедил дуче не начинать военную операцию — как было запланировано — тринадцатого числа. Он также не советует выходить в море в пятницу, поскольку опытные моряки считают, что это очень опасно. Вообще, с такими вещами не шутят, ибо последствия могут быть непредсказуемыми. Ведь люди, которые верят во все это, при малейших кризисных явлениях тут же устраивают беспорядки.
И когда этой зимой положение на Восточном фронте было крайне тяжелым, какой-то болван выдвинул тезис о том, что Наполеон, подобно нам, также выступил в поход против России 22 июня. Но слава богу, он — шеф — сразу же сумел опровергнуть его, противопоставив этой болтовне мнение авторитетных специалистов, доказавших, что Наполеон только 23 июня двинул свои войска против России.
Астрологов, которые морочат людям головы своими гороскопами — в них особенно верят англосаксы, — также нельзя недооценивать. Казалось бы, какой ущерб мог нанести планам английского верховного командования тот известный английский астролог, который в своем гороскопе предсказал победу Германии? Но до сих пор английские журналисты вынуждены отыскивать где-то те его предсказания, которые не сбылись, и помещать их в своих газетах, чтобы таким образом успокоить население и смягчить психологические последствия, вызванные публикацией того сообщения.
Вообще когда сталкиваешься с разного рода суевериями и хочешь дать им оценку, то нужно исходить из того, что в сотнях случаев пророчества и прорицания не сбываются и даже не стоят того, чтобы доводить их до сведения тех, кого они касаются; но если хоть одно пророчество сбылось, то вера в него перейдет из поколения в поколение и уже ничто не сможет поколебать ее,
183
20.07.1942, понедельник, полдень
«Волк-оборотень»
За обедом в беседе шеф исходил из тезиса о том, что молодежь всегда настроена воинственно. В 1914 году ее также волновало только одно: что она опоздает и победу могут одержать без нее.
184
20.07.1942, понедельник, вечер
«Волк-оборотень»
За ужином шеф завел разговор о необходимости рассматривать вопрос о строительстве дорог и мостов на главных направлениях как дело государственной важности. Муниципальные органы при строительстве дорог и мостов стремятся в первую очередь решать чисто экономические задачи. Если не требуется, чтобы грузоподъемность дороги и пристроенных к ней мостов превышала 12 тонн, то — в соответствии с чисто экономическими задачами — будут построены дороги и мосты именно такой грузоподъемности. Но имперские власти смотрят на вещи шире, и в частности обязаны думать о подготовке к войне. Именно эта война показала, что в будущем нужно рассчитать все так, чтобы дороги и мосты могли выдержать до 140 тонн, иначе по ним не смогут пройти сверхтяжелые танки.
Затем Гитлер перешел к воспоминаниям о прошлой войне. Во время первой мировой войны в Северной Франции, Фландрии, на Ипре и в других местах его поразило то, что тамошнее население, по нашим меркам, выглядело просто ужасно.
Когда же он уже во время этой войны проехал по этим землям, то обнаружил, что человеческий материал, и прежде всего молодежь, большей частью представляет собой просто элитные экземпляры. Немецкие и английские солдаты улучшили породу, и на сегодняшний день результат совершенно очевиден. И, помня об этом, не стоит удивляться тому, что у многих жителей Украины явственные признаки принадлежности к нордической расе. Ведь там когда-то были огромные германские поселения.
Шефу доложили, что прежде служившие во французском иностранном легионе немцы, которые из-за преследований коммунистов не решились вернуться на старые земли рейха, отлично показали себя, сражаясь в составе Африканского корпуса.
Шеф после этого с похвалой отозвался об Иностранном легионе как о чрезвычайно полезной организации, сплотившей вокруг себя лихой народ, для которого война — смысл жизни. И если мы сейчас сражаемся на Востоке вместе с французами и нам это только на пользу, а также сотрудничаем на Восточном фронте с бельгийцами, голландцами и многими другими, то вполне естественно для нас было бы создать там также Иностранный легион.
Само собой разумеется, эти войсковые соединения ни при каких обстоятельствах не могут быть использованы против англичан, поскольку сражающиеся в их рядах солдаты родом из стран, входящих в сферу влияния Англии.
185
21.07.1942, вторник, полдень
«Волк-оборотень»
21-го за обедом шеф, вспомнив опубликованную в одном из иллюстрированных журналов карикатуру, иронически назвал американцев «лучше всех вооруженными солдатами», поскольку они с гордостью сами называют себя так, когда помещают в своих изданиях фотографии солдата, обвешанного 10, 12, 15, 17 и даже 19 пулеметами.
186
21.07.1942, вторник, вечер
«Волк-оборотень»
За ужином шеф заговорил о таком чисто французском свойстве, как желание обзавестись в какой-нибудь деревне — в большинстве случаев у себя на родине — виллой с небольшим ухоженным парком, и желание это присуще как буржуа, так и офицеру в высоком чине, как человеку искусства, так и видному политическому деятелю. И поэтому чуть ли не в каждой деревне среди множества неказистых домиков можно обнаружить одну или несколько роскошных вилл, принадлежащих адвокату, владельцу ткацкой фабрики, художнику и т. д.
Тем самым правящий класс Франции благодаря своему обыкновению проводить два-три месяца в году на этих летних виллах обретает тесную связь с народом, которую с политической точки зрения никак нельзя недооценивать. Ведь со временем как бы само собой получается, что владельцы вилл знакомятся и общаются буквально с каждым жителем деревни. И без особых усилий со своей стороны они узнают о радостях и горестях простого народа, а также обо всем, что творится в стране.
В государстве нет лучше средства не дать правящему слою оторваться от жизни, чем это.
21 июля за ужином он высказал также пожелание, чтобы в случае открытия «второго фронта» первыми из американских солдат на берег сошли «милитергёрлз». Уж им бы преподали хороший урок.
За ужином шеф также дал указание разрешить в кинотеатрах Богемии и Моравии показ «Дойче вохеншау», ибо таким образом чехи гораздо быстрее освоят немецкий язык, чем изучая его в обязательном порядке в школах.
Кроме того, уже после ужина он в связи с инцидентом, происшедшим с пленным генералом, распорядился о том, чтобы самый последний рядовой германской армии ни при каких обстоятельствах не должен пропускать вперед военнопленного — даже если он в чине генерала.
По поводу происходивших в свое время в СССР событий, и в частности произведенной Сталиным грандиозной чистки генералитета, шеф заметил, что до сих пор так и не выяснено, действительно ли разногласия между Сталиным, с одной стороны, и Тухачевским и его сообщниками — с другой, зашли настолько далеко, что Сталину пришлось всерьез опасаться за свою жизнь, угроза которой исходила от этого круга лиц.
Трудно представить себе более разных людей, чем Сталин и бывший царский офицер Тухачевский. Гениальный Сталин вполне сознавал, что при осуществлении его планов мировой революции и нападения на страны Центральной и Западной Европы ему очень на руку может оказаться тот факт, что в конце XIX — начале XX века так и не удалось сделать философской основой христианства материализм вместо метафизики.
И если хорошенько осмыслить этот факт, то сразу же отчетливо представляешь себе, какая страшная опасность нависла бы над Европой, если бы он, шеф, не нанес решительный удар. Ведь за спиной Сталина стоят евреи. И еврейский лозунг диктатуры пролетариата есть не что иное, как призыв к свержению руками пролетариата существующего строя и замене его господством кучки людей, состоящей из евреев и их пособников, поскольку сам пролетариат не способен руководить государством.
И если бы Сталин одержал победу, то мы бы имели во всех странах Центральной и Западной Европы коммунизм самого худшего образца, а что он из себя представляет, отчетливо видно на примере множества инцидентов, происшедших во время гражданской войны в Испании. И когда нынешняя война закончится, Европа сможет облегченно вздохнуть. Ведь — поскольку он по окончании ее вышвырнет из Европы всех без исключения евреев — с исходящей с Востока коммунистической угрозой будет раз и навсегда покончено.
187
22.07.1942, среда
«Волк-оборотень»
Как мне показалось, в средней полосе России кругом один песок. Но зато Украина просто несказанно прекрасна. С борта самолета кажется, что под тобой земля обетованная. Климат на Украине гораздо мягче, чем у нас в Мюнхене, почва необычайно плодородна, а люди — в частности, мужчины — ленивы просто до невозможности. Вчера я катался на моторной лодке по одной из украинских рек — Бугу, — и вся природа вокруг очень напоминала Везер, где на берегах реки тоже растут леса. Но к сожалению, здесь они сплошь заросли сорняками и сильно заболочены, земля почти совсем не возделана, на лугах не пасется скот, ибо местные жители — на этой плодородной земле они и так все имеют, — очевидно, не желают без особой нужды даже пальцем пошевелить. Повсюду можно видеть спящих людей. А между тем у украинцев был период культурного расцвета — кажется, в Х-XII веках, — но теперь их церкви, в которых дешевые позолоченные образа, такое же убедительное доказательство их духовного упадка, как и музеи, в которых — во всяком случае, в тех, где я побывал, — выставлены собрания старомодного хлама.
22.07.1942, среда, полдень
«Волк-оборотень»
За обедом 22-го шеф подчеркнул: в этой войне происходит то же самое, что и в годы борьбы. Если тогда шла борьба партий внутри страны, то ныне идет борьба наций вне страны.
Подобно коммунистической партии Германии в годы борьбы, СССР сейчас исполняет сольную партию, а капиталистические государства как буржуазные партии тогда оказались на вторых ролях.
За обедом шеф завел разговор о занятых нашими войсками островах и проливе Ла-Манш[1] и заметил, что их жители всегда считали себя лишь жителями Британской империи, а отнюдь не подданными английского короля. Для них он по-прежнему всего лишь герцог Нормандский. И если германские оккупационные власти найдут к ним правильный подход, то с ними у нас вообще не будет проблем.
Когда ему предлагают заселить эти острова фризами, то он считает, что это было бы просто неразумно, ведь фризы в основном скотоводы, ибо их земли как нельзя лучше подходят для перегона скота, в то время как жители островов в проливе Ла-Манш заняты возделыванием своих маленьких огородов. Если бы англичане сумели эти острова удержать, они бы тем самым доставили нам немало хлопот, ведь им достаточно было бы только возвести там укрепления и проложить взлетно-посадочные полосы для истребителей. А теперь мы соответствующим образом укрепили их, держим там постоянно не меньше дивизии и тем самым заблаговременно позаботились о том, чтобы острова однажды вновь не оказались в руках англичан.
После войны эти острова получит Лей[2], ибо они с их чудесным климатом представляют собой просто идеальное место отдыха для тех, кто прибудет сюда по путевке организации «Сила через радость» и нет необходимости строить много новых домов отдыха и санаториев, поскольку на островах столько отелей, что яблоку негде упасть.
Точно такие же владения были бы сейчас у итальянцев, если бы они, вступив в войну, заняли Мальту. Но вместо этого они, заявив о том, что считают себя «находящимися в состоянии войны», не предприняли никаких военных операций. И это когда мы своей высадкой в Норвегии наглядно показали, как надо действовать[3]. На сегодняшний день средний итальянец всего лишь любитель хорошо покушать, но отнюдь не боец. Насколько отличаются мужчины из кавказских племен, и вообще, по сравнению с ним они кажутся самыми лучшими и гордыми людьми на всем пространстве между Европой и Азией.
188
22.07.1942, среда, вечер
«Волк-оборотень»
За ужином шеф завел разговор о юристах. Он предостерег, что юристам на оккупированных восточных землях не позволят чрезмерно регламентировать все и вся.
Характерно, что в понимании юристов он как рейхсканцлер Германии имеет полное право подписывать законы и указы о выделении миллионных и миллиардных сумм, но зато свою подпись под завещанием на сумму, скажем, 23 рейхсмарки обязан заверить у нотариуса. Потребовалось издать еще один закон, чтобы покончить с этим идиотизмом. Пока он жив, юристов можно не опасаться, ибо он в случае нужды пренебрежет какими бы то ни было юридическими нормами. Но он опасается, что, когда его уже не будет, юристы причинят немало вреда.
Поэтому он недавно добился того[1], чтобы тех юристов, которые являются по сути подрывными элементами, можно было крепко ударить по рукам. Ранее эти субъекты отвечали за свои проступки только в дисциплинарном порядке, а здесь действовал старый принцип: «Ворон ворону глаз не выклюет». Теперь с этим покончено. В годы борьбы он на собственном горьком опыте убедился в том, что из себя представляют представители этого сословия. И когда ему говорят: «У вас в памяти лишь те юристы, которые сформировались в период Системы, новое поколение совершенно другое!» — то он мог только констатировать: уже само воспитание юристов ведется таким образом, что из них могут выйти только мошенники, и поэтому молодое поколение пойдет тем же путем.
Кроме того, разве порядочный человек выберет себе такую профессию и согласится всю свою жизнь защищать каких-то темных субъектов? И вообще, будет ли адвокат пылко и страстно выступать в защиту своего клиента, напрямую зависит от имущественного положения последнего. Адвокат Лютгебруне[2] мог за соответствующую сумму гонорара даже зарыдать, если того требовали интересы его подзащитного. О каком правовом мышлении господ юристов может идти речь, если они во время судебных заседаний нашептывают преступникам советы о том, как им надо себя вести, и, искусно задавая всякие хитрые вопросы, пытаются помочь клиенту избежать вынесения обвинительного приговора и справедливого наказания? И когда видишь все это, возникает чувство, что здесь просто лиса натаскивает лисят. И если раньше актеров хоронили только на живодерне, то нынче именно юристы заслуживали того, чтобы их там хоронили. Нет никого ближе юристу, чем преступник, а если учесть, что оба — космополиты, то между ними просто нет разницы.
И не существует другой возможности вновь сделать юриспруденцию профессией порядочных людей, кроме как поставить ее на службу государству. Ведь, судя по нынешнему положению вещей, при всем желании невозможно понять, как юристы получают ученую степень доктора наук.
После ужина шеф в беседе исходил из того положения, что Советы представляли бы для нас страшную опасность, если бы им удалось с помощью выдвинутого КПГ лозунга «Не бывать больше войне!» убить в немецком народе солдатский дух. Ведь в то же самое время, когда они у нас с помощью коммунистического террора, прессы, забастовок, короче говоря, всеми средствами боролись за победу пацифизма, у себя в России они создали невероятно мощную военную промышленность.
Невзирая на то что в Германии они всячески пропагандировали слюнявый гуманизм, у себя они удивительнейшим образом сумели использовать рабочую силу и, развернув стахановское движение, приучили советских рабочих работать не только быстрее, чем средний рабочий в Германии и капиталистических государствах, но также и продолжительнее по времени.
И чем больше мы узнаем о том, что происходит в России при Советах, тем больше радуемся тому, что вовремя нанесли решительный удар. Ведь за ближайшие десять лет в СССР возникло бы множество промышленных центров, которые постепенно становились бы все более и более неприступными, и даже представить себе невозможно, каким вооружением обладали бы Советы, а Европа в то же самое время окончательно бы деградировала и, оказавшись совершенно беззащитной, превратилась бы в объект советской экспансии, направленной на установление мирового господства.
И было бы глупо высмеивать стахановское движение. Вооружение Красной Армии — наилучшее доказательство того, что с помощью этого движения удалось добиться необычайно больших успехов в деле воспитания русских рабочих с их особым складом ума и души.
И к Сталину, безусловно, тоже нужно относиться с должным уважением. В своем роде он просто гениальный тип. Его идеал — Чингисхан и ему подобные, о них он знает буквально все, а его планы развития экономики настолько масштабны, что превзойти их могут лишь наши четырехлетние планы. И для него — шефа — нет сомнений в том, что в СССР в отличие от капиталистических государств, например США, нет безработных.
Рейхсляйтер Борман, начав делиться впечатлениями, полученными во время его поездки совместно с профессором Брандтом[3] по находящимся неподалеку от ставки фюрера украинским колхозам, перевел разговор на другую тему и заговорил о населении Украины. Он подчеркнул, что при виде здешних детей совершенно не ощущаешь, что со временем у них будут плоские славянские черты лица. Как и у большинства людей восточнобалтийского типа, у них светлые волосы и голубые глаза; щеки у них пухлые, формы закругленные, и они действительно очень симпатичные. По сравнению с ними наши дети, в подавляющем большинстве своем принадлежащие к нордической расе, похожи на жеребят — такие же неуклюжие и кажется, что у них чересчур худые длинные ноги, слишком вытянутые тела, угловатые головы. А когда смотришь на украинских детей, то даже представить себе трудно, что время сплющит их круглые лица и сделает грубыми их черты. В остальном же, как подчеркнул рейхсляйтер Борман, за время своей поездки он видел, правда, мало мужчин, но зато невероятно много детей.
Такое обилие детей однажды может доставить нам много хлопот: ведь эти дети принадлежат к расе, которая воспитана так, что может вынести гораздо более суровые испытания, чем наш народ. Он не видел ни одного человека в очках, очень у многих великолепные зубы, они хорошо упитаны и, очевидно, сохраняют крепкое здоровье до глубокой старости.
Под влиянием необычайно трудных условий, в которых эти люди жили на протяжении многих веков, произошел естественный и очень тщательный отбор. Любой из нас, выпив стакан сырой воды, тут же заболеет. А эти люди живут в грязи, среди нечистот, пьют какую-то жуткую воду из своих колодцев и рек и ничем не болеют. Мы вынуждены каждый вечер глотать атебрин, чтобы не заболеть малярией, а этих русских или так называемых украинцев не берет и малярия, ни сыпной тиф, хотя их дома просто кишат вшами. И если под управлением немецкой администрации этот народ будет жить в полной безопасности и станет еще более неуязвим, то это не только не в наших интересах, но, напротив, рост численности этих русских или так называемых украинцев в не слишком отдаленные времена будет представлять для нас угрозу. Мы заинтересованы в том, чтобы эти русские или так называемые украинцы не слишком сильно размножились: ведь мы намерены добиться того, чтобы в один прекрасный день все эти считавшиеся ранее русскими земли были полностью заселены немцами.
Шеф в связи с этим заметил, что совсем недавно в одном из трактатов он встретил предложение запретить распространение и потребление противозачаточных средств на занятых нашими войсками восточных землях. И если какой-нибудь идиот действительно вздумает осуществить нечто подобное на практике, он самолично расстреляет его. Учитывая, сколько там в каждой семье детей, нам будет только на руку, если их девушки и женщины будут как можно больше употреблять противозачаточных средств. Нужно не только разрешить неограниченную торговлю ими, но и всячески поощрять ее, ибо мы ни в малейшей степени не заинтересованы в росте численности местного населения. Но пожалуй, придется прибегнуть к помощи евреев, чтобы формировать развитие событий в этом направлении.
Опасность того, что местное население под нашей властью будет быстро размножаться, он считает вполне реальной. Ведь если всем будут руководить немцы, то жизнь местного населения неизбежно изменится к лучшему и их благосостояние возрастет. И поэтому мы обязаны при всех обстоятельствах принять должные меры и не допустить роста численности местного населения.
В данной ситуации было бы чистейшей воды безумием проводить на занятых нашими войсками восточных землях диспансеризацию по немецкому образцу. Даже речи не может быть о вакцинации местных жителей и тому подобных мерах по укреплению их здоровья. В их головах нужно убить даже мысль о них. И со спокойной душой всячески способствовать распространению среди них суеверного представления о том, что все эти прививки и тому подобные вещи крайне опасны.
Необычайно важно также внимательно следить за тем, чтобы какими-либо мерами не пробудить в местном населении чувство собственного достоинства. Тут нужно быть особенно осторожным: ведь именно его полное отсутствие есть одна из основных предпосылок нашей работы. На основании этого ни в коем случае нельзя предоставлять местному населению права на получение высшего образования. Если мы совершим эту ошибку, то сами вырастим тех, кто будет бороться против нашей власти. Пусть у них будут школы, и если они захотят в них ходить, то пусть платят за это. Но максимум, чему следует их научить, — это различать дорожные знаки. Уроки географии должны сводиться к тому, чтобы заставить их запомнить: столица рейха — Берлин и каждый из них хоть раз в жизни должен там побывать. Помимо этого вполне достаточно будет научить туземцев, например украинцев, немного читать и писать по-немецки; такие предметы, как арифметика и т. п., в этих школах совершенно ни к чему.
Когда заходит речь об открытии школ для местного населения, никогда не следует забывать, что на занятых нашими войсками восточных землях следует применять те же методы, которые англичане применяли в своих колониях. И вся эта шумиха вокруг просветительной работы, вызванная появлением там попов из рейха, просто полный идиотизм. Генерал Йодль совершенно прав, выражая недовольство по поводу плаката на украинском языке, в котором речь шла о запрещении ходить по путям. Если один или даже несколько туземцев попадут под поезд, нас это совершенно не должно волновать.
И если он выступает за то, чтобы в школах туземцы учили немецкий язык, то исключительно потому, что знание языка есть одно из необходимых условий установления там нашего господства. В противном случае любой туземец сможет отказаться выполнять распоряжение немецких властей под предлогом того, что он, дескать, «не понял». По той же причине в школах нужно учить не тамошнему алфавиту, а нормальному шрифту. И самой большой нашей ошибкой будет чрезмерная забота о местном населении.
Для того чтобы мы, живя в хороших условиях, со временем не расслабились и не стали более снисходительными, необходимо возвести непреодолимый барьер между нами и местным населением.
При всех обстоятельствах нельзя допустить, чтобы немцы жили в украинских городах. Пусть уж лучше немцы живут в бараках за городской чертой, чем в самих украинских городах. Иначе в этих городах вскоре начнется чистка и уборка улиц и все такое прочее. Ни под каким видом не следует застраивать русские или украинские города или пытаться сделать более красивым их облик. Ибо в нашу задачу не входит улучшать жизнь местного населения. В перспективе для немцев будут построены новые города и поселки, и они никак не будут соприкасаться с русским или украинским населением. И поэтому предназначенные для немцев дома никоим образом не должны быть похожи на дома русских или украинцев; ни у кого не должно возникнуть ощущения, что немцы хоть что-то — глиняную обмазку или соломенную крышу — заимствовали у русских или украинцев.
В кайзеровской Германии постепенно дошли до провинциального, захолустного взгляда на вещи и начали регламентировать и предписывать все и вся. А причиной не в последнюю очередь послужило то, что нам, немцам, у себя на родине очень тесно и для регулирования жизненных процессов постоянно приходится прибегать к помощи полиции. Но вся эта регламентация таит в себе опасность того, что человек, который однажды покинул пределы рейха и поселился, скажем, в каком-нибудь британском доминионе, буквально вздохнет всей грудью, почувствовав, что здесь ему предоставлена полная свобода действия, и вскоре утратит всякую связь со своим отечеством.
Поэтому на занятых нашими войсками восточных землях мы не должны допускать этой ошибки, порожденной нашим вечным желанием регламентировать все и вся. И если мы не хотим без нужды лишний раз вызвать недовольство среди местного населения, то нам следует издавать распоряжения, ущемляющие их права, только в тех случаях, когда этого требуют наши интересы.
На старых землях рейха положение ныне таково, что в Берлине уже считают, что назначение бургомистра в любой городок тоже их дело. Даже общества собаководов были запрещены, и ему пришлось лично вмешаться, чтобы вновь добиться разрешения на «внесение в собаководство организующего начала». Регламентирование на старых землях рейха скоро дойдет до того, что устав общества любителей майских жуков также будет разработан в Берлине с приложением к нему подробнейших инструкций об организации делопроизводства, управления имуществом, финансовой отчетности и т. д., так что над бухгалтером нависнет угроза предстать перед судом, если он неправильно распорядится имуществом общества на сумму 6-10 рейхсмарок. И поэтому он желает, чтобы директивы из Берлина определяли только общие направления политики на занятых нашими войсками восточных землях, а повседневные дела решались на месте и находились в ведении компетентного гебитскомиссара.
Далее, бессмысленного регламентирования на восточных землях можно избежать путем сведения к минимуму штата германской администрации. Это приведет к тому, что гебитскомиссар будет вынужден привлечь к сотрудничеству тех, кто возглавляет органы местного самоуправления. Однако это вовсе не означает, что украинцам будет позволено создать у себя единую административную систему вплоть до генерального комиссариата или даже рейхскомиссариата.
189
24.07.1942, пятница, вечер
«Волк-оборотень»
За ужином шеф помимо всего прочего заметил: вторая мировая война — это борьба не на жизнь, а на смерть и поэтому никогда не следует забывать, что мировое еврейство, после того как Всемирный сионистский конгресс и его лидер Хаим Вейцман объявили нам войну, является ярым врагом национал-социализма, врагом № 1. Еврейство пытается проворачивать в Европе свои дела, но уже священное чувство эгоизма должно побудить европейцев отвергнуть все это, поскольку евреи как раса способны вынести гораздо более суровые испытания, чем они. После войны ничто не сможет заставить его отказаться от намерения разрушать город за городом, до тех пор пока все евреи не покинут их и не отправятся на Мадагаскар[1] или в какое-либо еще еврейское национальное государство.
Но первоочередная задача — это очистить от евреев Вену, поскольку в Вене больше всего любят брюзжать по любому поводу. В Мюнхене осталось еще полторы тысячи евреев, и их тоже нужно как можно скорее убрать оттуда. Он очень рад тому, что хотя бы Линц полностью очищен от евреев. И когда ему докладывают, что Литва тоже полностью очищена от евреев, то это очень знаменательное событие. Ведь литовцы за короткий период существования у них советского режима на собственном опыте и в достаточной степени убедились в том, что из себя представляют евреи. И у тех евреев, которые, как поется в одном шлягере, «хотели развесить свое белье на линии Зигфрида»[2], после войны навсегда пропадет охота дерзить. Вполне возможно, что английский солдат, который именно им обязан своим крайне низким авторитетом, сам позаботится об этом. Ведь среди англоамериканцев, которые вынуждены скрывать свои чувства, антисемитизм гораздо сильнее, чем среди немцев, которые, несмотря на весь свой негативный опыт, до сих пор настолько сентиментальны, что никак не могут забыть выражение «он хоть и еврей, но порядочный человек». Ведь не кто иной, как немецкий драматург, прославил еврея как «Натана Мудрого»[3], а именно Шекспир на все века заклеймил его как «Шейлока». Сталин в беседе с Риббентропом также не скрывал, что ждет лишь того момента, когда в СССР будет достаточно своей интеллигенции, чтобы полностью покончить с засильем в руководстве евреев, которые на сегодняшний день пока еще ему нужны.
После войны нам надлежит собрать в нашем «Германском легионе» все германские элементы. Участие немцев, ранее служивших во французском Иностранном легионе, во взятии Тобрука показало, в каком направлении нам нужно действовать.
Среди германских народов есть авантюристы, готовые сражаться с кем и где угодно, поскольку для них весь смысл жизни в войне. Достаточно вспомнить, если покопаться в истории, такого человека, как Фрундсберг[4]; далее можно вспомнить, что, не будь швейцарцы такими хорошими наемными солдатами, их страна наверняка подверглась бы в годы Французской революции страшному разгрому.
И когда ему говорят, что голландцы непригодны для службы в дивизиях СС, он может лишь заявить в ответ, что Шпитцвег когда-то изобразил на одной из своих иллюстраций солдата армии южно-германских государств, который вяжет чулок. Но как изменился за 20 лет воспитательной работы облик этого солдата! И в лучших элементах такого народа, как голландцы, который сумел наладить воздушное сообщение с Восточной Азией и среди которого много отличных моряков, можно вновь пробудить солдатский дух.
Не нужно только терять веру в наличие в народе здорового ядра, и тогда все обстоит не так уж плохо.
Его просто потрясло, когда такой крупный промышленник, как Кирдорф[5], пообещав, правда, оказывать Движению всяческую поддержку, одновременно заявил ему: только одного он не должен от него требовать, а именно веры в то, что борьба завершится нашей победой. Нет никаких надежд на то, что народ, который терпел такого кайзера, как Вильгельм II, когда-нибудь возродится, ибо — так полагал он — его элитарный слой полностью разложился. Но Кирдорф недооценил наш народ, об этом свидетельствует тот факт, что те, кто раньше восседал на троне и принадлежал к царствовавшим династиям, еще при их жизни были нами благополучно забыты. Кого, например, заботит сегодня судьба Рупрехта Баварского! Как мало нужно иметь в голове, чтобы быть королем, и как недолог путь от трона до сумасшедшего дома.
Весьма затруднительным представляется решить эту проблему в Бельгии. Если от бельгийского короля удастся избавиться, пообещав ему ежегодную пенсию в полмиллиона, подвергнув его процедуре, подобной пострижению в монахи, и таким образом добиться его окончательного ухода с политической сцены, он — шеф — будет только рад[6]. Пока же бельгийский король всячески умасливает прикомандированного к нему в качестве офицера связи полковника вермахта; еще немного — и он повесит ему на шею один из своих придворных орденов и тем самым окончательно сделает из него шута горохового. Какое чувство собственного достоинства проявил бы в данной ситуации полковник английской армии, достаточно вспомнить «тюремщика» Наполеона.
В Голландии, слава богу, дела обстоят гораздо проще не в последнюю очередь потому, что здесь на троне восседал такой полный идиот, как принц Бистерфельдский[7]. Когда он вознамерился жениться на принцессе Юлиане, то явился к нему с прощальным визитом и все время приплясывал на одном месте, как наемный танцор в ресторане. А через два дня он сделал публичное заявление о том, что с юных лет чувствовал себя голландцем.
Покойный принц-консорт королевы Голландии тоже был типичным коронованным идиотом[8]. Он даже не постеснялся вскоре после взятия нами власти попросить предоставить ему заем на сумму в 7,5 миллиона гульденов, обещая взамен всемерно позаботиться об усилении германского влияния в Голландии.
Но не только среди тех, кто восседает на троне, но и среди так называемых верхних десяти тысяч гордость в союзе с глупостью далеко не редкость. Как часто ему приходилось защищать дуче от нападок представителей вполне определенных общественных кругов и убеждать их в том, что, если бы не он, в Италии у власти стояли бы коммунисты. И как часто эти же люди объявляли его конченым человеком.
И если говорить о дуче, то рейхсляйтер Борман был совершенно прав, когда утверждал, что его фотографии свидетельствуют о необычайной популярности этого человека. Во время своего пребывания в Италии он сам неоднократно смог на многих примерах убедиться в том, что дуче действительно пользуется популярностью у преобладающего большинства населения. Не следует забывать также о поразительных достижениях самого дуче и руководимого им фашистского режима, касается ли это строительства новых заводов, школ, больниц или колониальных завоеваний.
При этом надо всегда помнить, насколько были расшатаны устои общества в Италии к тому времени, когда дуче начал свою деятельность. И несмотря на это, ему удалось победить коммунистов не силой оружия, но прежде всего своими идеями. Его заслуга в том, что он первым поразил большевизм в самое сердце и продемонстрировал всему миру, что и в XX веке народ можно сплотить на основе национальной идеи. И эту его заслугу ничто не сможет умалить, точно так же, как его — Гитлера — величайшей заслугой будет считаться то, что он не позволил азиатским ордам вторгнуться в Европу.
И если дуче все же невероятно трудно заниматься политической деятельностью, то это объясняется тем, что его права из-за короля очень сильно ограничены. Невозможно, будучи главой государства, руководить нацией, если армия приведена к присяге другому человеку. Ведь управляющий торговой фирмы тоже не сможет нормально руководить ею, если контрольный пакет акций принадлежит другому, и из-за этого все распоряжения управляющего фактически не имеют силы. И если законодательная и исполнительная власть в государстве не сосредоточены в руках одного человека, это неизбежно вызовет массу трудностей.
Если мы, немцы, хотим дать оценку дуче, то нужно учесть все эти обстоятельства. В конце концов, именно дуче Германия обязана тем, что в этой войне Италия не встала на сторону союзных держав. И если союз с Италией далеко не всегда приносит желанные плоды, то лишь потому, что у короля и его двора сохранилось слишком много возможностей для контроля над армией и вмешательства в сферу государственного управления. Даже префекты в Италии все еще назначаются королем.
Дуче, правда, утверждает, что его это ничуть не пугает, ведь он со своей стороны предпринял кое-какие меры. Так, например, опасности того, что несколько префектов могут тайно объединиться и начать действовать против него, он сумел избежать тем, что всегда выдвигал на эти должности кандидатуры своих лучших фашистов. Когда освобождалась должность префекта, он моментально предлагал свою кандидатуру, ибо иначе придворная камарилья посадила бы в это кресло своего человека. А уж в том, что из себя представляют эти люди, он лично убедился во время своего визита в Рим.
Он просто не поверил своим глазам, когда увидел, как нагло ведет себя королева[9] по отношению к дуче и как придворная камарилья постоянно хотела быть в центре внимания. Это все как нельзя лучше убедило его в необходимости фашистской милиции. Когда он сказал об этом Муссолини, тот лишь засмеялся в ответ и заявил, что в данной ситуации просто невозможно ограничиться использованием такого инструмента исполнительной власти, как государственная полиция.
Если бы «верхние десять тысяч» в Италии осознали, что в случае победы большевизма их, вкупе с их коллегами в Балканских государствах, попросту вздернули бы на виселице или сожгли на костре, они бы дуче на руках носили, но вместо этого они всячески мешают ему в его борьбе с коммунизмом и чинят одно препятствие за другим. Они не замечают, что тем самым оказывают содействие коммунизму и своим поведением очень схожи с телятами, о которых говорят: «Глупый телок сам себе мясника выбирает».
190
25.07.1942, суббота, полдень
«Волк-оборотень»
Предметом разговора стала следующая телеграмма:
25.07.1942, Осло (от корреспондента ДНБ)
Согласно изданной Квислингом партийной директиве, части СС в Норвегии отныне носят название Германские формирования СС «Норвегия»… В первом номере нового боевого листка «Германцы» опубликована статья Квислинга, в которой говорится о том, что вхождение в великое сообщество германских народов является для норвежцев единственной возможностью сохранить себя в теперешней борьбе миров и остаться свободной и независимой нацией. Речь идет не только о том, чтобы одержать победу в войне с Россией, Англией и США; не менее важно добиться взаимопонимания между германскими народами и наладить тесное сотрудничество между ними.
Рейхсфюрер СС Гиммлер сообщил в связи с этим, что в рядах СС уже состоят 4500 голландцев и что недавно в состав войск СС было зачислено 200 швейцарцев и 250 шведов, вслед за которыми, несомненно, потянутся и другие представители этих наций.
Шеф подчеркнул, что всемерная пропаганда именно германской идеи есть, безусловно, верный шаг. Тем самым можно как магнитом извлечь из германских народов самые лучшие, так сказать, металлические элементы, стальных людей и притянуть их к себе. Следует также вернуть в рейх из Венгрии и Румынии все германские элементы, ибо им предстоят на Востоке великие задачи. И иноплеменные народы уже не смогут больше постоянно обновлять свою правящую элиту за счет притока в нее германской крови, поскольку тем самым этому одновременно раз и навсегда будет положен конец.
191
25.07.1942, суббота, вечер
«Волк-оборотень»
За ужином вкратце обсуждали телеграмму ДНБ следующего содержания:
25.07.1942, Стокгольм (от корреспондента ДНБ)
В Англии резко усилился антисемитизм. Как сообщает лондонский корреспондент газеты «Гётеборг постен», в еврейских кругах крайне обеспокоены усилением антисемитских настроений в английском народе. По мнению совета Союза еврейских коммерсантов, обсуждавшего недавно этот вопрос, их рост объясняется тем, что в Англии черный рынок ассоциируется с евреями. Как заявил председатель секции текстильных товаров союза, система квот толкнула на спекуляцию некоторых морально неустойчивых и попросту глупых еврейских коммерсантов… С целью оказать противодействие антисемитским настроениям архиепископ Кентербери иски и пытается создать организацию, которая будет бороться с проявлениями нетерпимости и способствовать достижению взаимопонимания между евреями и христианами…
Я все еще сидел за столом, когда мне передали эту телеграмму, на которой рейхсляйтер Борман собственноручно сделал следующую запись: «Реплика шефа: и за это Иисус Христос дал евреям распять себя!»
Шульце[1] и я, сидя за адъютантским столом, в пылу беседы случайно опрокинули графин с вишневым соком, который пролился на скатерть, окрасив ее в темно-красный цвет. Мы тут же посмотрели на Гитлера, ожидая, как он отреагирует на это; но он промолчал и, похоже, даже не обратил внимания на наш конфуз.
192
26.07.1942, воскресенье, полдень
«Волк-оборотень»
Шеф подчеркнул, что не желает ни проводить реорганизацию энергохозяйства в духе государственного социализма, ни осуществлять руководство им в централизованном порядке.
В национал-социалистском государстве власти, естественно, вторгаются в интересы отдельных лиц, если это идет на пользу всему сообществу. Поэтому национал-социалистское государство может предоставить гораздо больше свободы частной инициативе, поскольку сохраняет за собой право в любой момент вмешаться. Но государство ни в коем случае не должно заменять собой частное предпринимательство; ибо это повлечет за собой чудовищную бюрократизацию и полный застой в тех или иных отраслях экономики. Напротив, национал-социалистское государство должно, насколько это возможно, способствовать частной инициативе. В соответствии с этим он — шеф — следующим образом представляет себе процесс регулирования хозяйственного развития.
Следует придерживаться того принципа, что в будущем любой крестьянин, у которого в хозяйстве есть все условия для этого, должен иметь возможность приобрести ветряной двигатель. Если возле крестьянского двора протекает ручей, то его владелец вправе использовать эти воды для получения нужной ему электроэнергии. Здесь нужно занять принципиальную позицию и покончить с монополией нескольких вполне определенных компаний, которые сегодня всячески сдерживают частную инициативу того или иного нашего соотечественника в сфере получения электроэнергии.
Далее нужно без всяких разговоров предоставить общинам возможность самим получать электроэнергию или из угля, или путем использования имеющихся в их распоряжении водных ресурсов. И органам государственного управления будет только на руку, если какая-нибудь деревня или городская община сама позаботится о снабжении себя электроэнергией.
В гау органы местного самоуправления при наличии возможностей также должны сами позаботиться о снабжении своей территории электроэнергией. Если же у них образуется избыточная электроэнергия, они обязаны передать ее рейху.
Крайне нежелательно, чтобы множество малых и средних электростанций находилось в ведении имперских властей, а не общин или органов местного самоуправления гау. В дальнейшем нужно сделать так, чтобы, например, мельник мог сам получать электроэнергию для себя и своей общины.
Однако органы государственного управления должны взять под свой контроль те крупные гидро— и просто электростанции, которые необходимы для создания единой энергосистемы.
В противном случае мы будем вынуждены создать новое имперское управление электроэнергии, а для этого нам потребуются миллионы чиновников. Ибо тогда, так сказать, в каждую деревню нужно посадить имперского контролера или имперского инспектора. Напротив, имперские власти, должно быть, заинтересованы в том, чтобы, всемерно развивая частную инициативу — а здесь нужно рассчитывать на инициативу коммунальных и других органов местного самоуправления, — снять тем самым с себя ответственность за многие проблемы.
И поэтому он решительно против централизованного руководства, за которое ратует Шпеер.
Если эти тенденции, с проявлением которых в деятельности имперского министерства внутренних дел он уже давно ведет борьбу, усилятся, то через 50-100 лет рейх, несомненно, вновь придет в упадок. Ведь чрезмерная централизация задушит любую инициативу на местах. Люди с поистине светлым умом, которые так нужны для работы в государственном аппарате рейха, могут сформироваться как личности и проявить себя лишь в том случае, если имперские власти предоставят индивидууму — будь то чиновник или предприниматель — как можно большую свободу действий, чтобы ему ничто не препятствовало выступить со своей инициативой.
Если чиновники в Берлине будут буквально до мелочей регламентировать каждую сферу деятельности, то в гау не будет условий для формирования как личностей людей, от природы наделенных светлым умом и умеющих оригинально мыслить и плодотворно работать. Но нация, если она хочет выжить и одержать победу, остро нуждается именно в таких людях. Только на местах в гау все время постоянно появляются свежие умы и таланты, и нужно заботиться о них, то есть давать им по возможности работать самостоятельно, чтобы подготовить их к выполнению задачи уже в имперском масштабе. Если же все и вся будут решаться только в Берлине, то невозможным станет появление талантов в сфере административной деятельности, все захиреет и придет в упадок, поскольку этим будут ведать тупые министерские бюрократы и для управления рейхом придется привлекать исключительно людей, у которых, возможно, за спиной не будет ничего, кроме карьеры министерского чиновника.
Подводя итоги, шеф подчеркнул:
1. Нет никакой необходимости проводить выравнивание уровней цен на всей территории Великогерманского рейха, поскольку одна община может давать электроэнергию по более дешевым ценам, чем другая, которая, к примеру, выплачивает более высокие проценты.
2. Созданию единой энергосистемы ничто не препятствует и в том случае, если электростанции находятся в основном в ведении общин или органов местного самоуправления гау.
3. Использование мощных, имеющих важное государственное значение водных ресурсов, как, например, дунайских вод в районе Железных Ворот, крупных водохранилищ или других источников энергии, например отливов и приливов, должно находиться в руках имперских властей.
4. Самое главное — чтобы энергохозяйство не стало объектом спекуляций частных лиц. В остальном же следует предоставить владельцу мельницы или фабриканту возможность самому получать электроэнергию, а также разрешить ему снабжать ненужной ему избыточной электроэнергией других потребителей.
193
26.07.1942, воскресенье, вечер
«Волк-оборотень»
За ужином шеф заявил, что нам следует научиться совершенно по-другому смотреть на историю. Если мы хотим понять истинную взаимосвязь исторических событий, то должны начинать изучать нашу историю с Римской империи и греческих государств античной эпохи. И если уж проводить исторические параллели, то между именно событиями той эпохи и нашего времени; если, например, поставить перед собой цель найти исторических деятелей, аналогичных Фридриху Вильгельму I и его сыну Фридриху Великому, то лучше всего подходят Александр Великий и его отец Филипп.
И если правильно оценивать события германской истории, то сразу видно, насколько такие выдающиеся личности, как германские императоры, отличаются от мелкотравчатого Генриха Льва. Если бы германские князья поддерживали политику своих императоров, то Священная Римская империя германской нации была бы огромной державой, ведь до сих пор в жителях Ломбардии отчетливо видна германская кровь.
И если встает вопрос, что влекло германских императоров на Юг, то ответ на него дать совсем нетрудно. Во времена Карла Великого Германия представляла собой примерно то же самое, что в наши — средняя полоса России и ее северные области: огромные лесные массивы, представляющие собой почти непреодолимое препятствие, дороги, по которым почти весь год невозможно ходить, атмосферные осадки, выпадающие в таком количестве, что климат становится суровым, а почва неплодородной, и т. д.
Напротив, Италия и Северная Африка представляли собой поросшие лесом плодородные земли, а обилие очагов культуры делало жизнь там приятной во всех отношениях. И поэтому во времена Карла Великого перевод императорского чиновника в Германию расценивался также как и пресловутый перевод в порядке наказания в Познань в начале нашего века.
Размышляя о том, как нужно осуществлять руководство государством, неизбежно приходишь к выводу, что одними законами о тайной государственной полиции тут ничего не добьешься.
Широким массам нужен кумир. Когда листаешь старые журналы, становится совершенно очевидно, что даже Вильгельма II художники порой лицемерно стремились изобразить так, чтобы облик его мог вызвать симпатии народа. И если престарелый Франц Иосиф все же обладал авторитетом, хотя он не слишком разбирался в политике, то это в первую очередь объяснялось тем, что преклонный возраст и занимаемый им пост главы государства невольно внушали к нему уважение.
Памятуя об этом, видишь, какой удар нанесли сами себе англичане, сместив с престола своего короля Эдуарда[1]. Характерно, что именно такой любитель читать мораль, как отъявленный мошенник архиепископ Кентерберийский, сыграл здесь далеко не последнюю роль.
За ужином шеф подчеркнул: просто замечательно, что в ходе этой войны миллионы немцев воочию убедились, что такое коммунизм, ибо побывали на его советской родине.
При свете облик коммунизма точно так же теряет свою привлекательность, как и женское лицо, на которое, если желаешь им восхититься, можно смотреть только при свечах и после 23 часов — когда взор мужчины уже слегка затуманен.
Аналогичным образом обстоят дела с христианством. Поэтому католическая церковь в своей повседневной жизни стремится воздействовать на эмоции и использует для этого цветные витражи в окнах церквей, фимиам и органную музыку.
Эта война дает ему возможность постепенно покончить со всем, что может представлять для нас опасность.
Таким образом, положение Англии в Европе будет совершенно иным. Если ей вообще будет суждено выполнять какие-либо задачи на Европейском континенте, то они сведутся к обеспечению безопасности на морях, равно как и мы возьмем на себя гарантию безопасности восточных границ. Судя по тому, что английский флот и авиация пока еще не утратили воинственный дух, эта задача вполне им по плечу.
Но крайне сомнительно, что ведущие английские политические деятели осознают наконец, как мало для них значит поддержание равновесия сил в Европе при том жалком положении, в каком находится Британская империя, и что угроза английским колониям может исходить только от стран, находящихся за пределами Европы. Ведь вовсе не англичане, а евреи через подкупленных ими Черчилля и Идена ведут войну против нас. Об истинных взглядах англичан можно узнать, прочтя в военных мемуарах полковника Лоуренса[2] или того же Черчилля, только написанных до того, как его подкупили евреи, о том, с каким восхищением начали относиться к нам англичане после первой мировой войны.
Чтение такого рода военных мемуаров английских политиков наводит на мысль о том, что, в сущности, именно чувство собственного достоинства и гордости побуждало англичан действовать должным образом всякий раз, когда требовалось решить проблему, связанную с судьбой империи. И когда начинаешь анализировать это чувство собственного достоинства, то автоматически приходишь к выводу, что Вена при Габсбургах — помимо всего прочего — просто не могла противостоять стремлению Венгрии к независимости. Ибо немецкое правительство, уступив венграм значительную долю своей власти на территории всего государства, уже не могло рассчитывать на то, что последнее слово останется за ним.
За ужином шеф заметил: он хотел прийти к соглашению с Англией на основе того, что колонии нам не нужны. Уже такую проблему, как обеспечение связи между Германией и, к примеру, африканскими колониями, в достаточной степени трудно решить.
Ведь для этого требуется много военно-морских и еще больше авиационных баз, а в данный момент наше стратегическое положение в мире в этом смысле крайне неблагоприятно.
Напротив, обеспечить связь с занятыми нашими войсками восточными землями совершенно несложно; для этого вполне достаточно будет проложить шоссейные дороги и железнодорожные пути.
Он отнюдь не считает, что колонии для нас жизненно необходимы, учитывая, какими необычайно богатыми сырьевыми ресурсами располагают восточные земли. Из этого сырья сможем получать чай, пряности, каучук, причем при выведении породы климатически стойких каучуконосных растений нужно применять тот же метод, что и при выращивании сахарной свеклы. Встать на путь колониальных завоеваний из-за одного кофе было бы просто неразумно.
И когда в связи с этим ему предлагают захватить Исландию и превратить ее в военно-воздушную базу, то он предпочитает тогда вообще отказаться от колониальных планов. Ибо в течение длительного срока Исландию ему все равно не удержать[3].
В остальном же, размышляя о проблемах, касающихся Англии, он исходит из того, что положение мировой державы, у которой недостаточно собственных ресурсов, крайне неустойчиво.
В свое время, когда ему довелось объездить весь Германский рейх вдоль и поперек, первое, что поразило его в Северной Германии, — это хлеб.
Ольденбургский ржаной хлеб живо напомнил ему такой же вкусный австрийский солдатский хлеб. К сожалению, обе венские фирмы, которым принадлежали пекарни, где выпекали этот хлеб, в период Системы оказались в руках евреев и тем самым превратились в социал-демократические предприятия, поскольку хлеб подорожал на два пфеннига и деньги эти перечислялись в кассу ДПГ.
Впрочем, Гитлер ест только испеченный в Вестерштеде ольденбургский черный хлеб.
За ужином шеф в конце беседы рассказал о своем посещении Парижской оперы.
Глядя на ее великолепный фасад, ожидаешь, что тебя ждет поистине потрясающее зрелище, но, увидев хотя и красочные, но совершенно жалкие декорации, он с горечью констатировал, как быстро может деградировать такой выдающийся очаг культуры, как Парижская опера, если люди, отвечающие за него, ничего в этом не понимают.
Веймар в этом отношении стоит просто на недосягаемой высоте.
Даже Советы с пониманием относились к таким вещам и пытались, улучшив условия жизни актеров и режиссеров своих крупнейших театров, создать им возможности для нормальной творческой работы. Так, актрисы — это единственные женщины в России, которые имеют право не только на столько-то и столько-то метров жилой площади, но и на отдельную комнату.
Как рассказали мне 26 июля вечером генерал Шмундт и полковник Шерф, приведший в ходе его осуществления к совершенно поразительным успехам план весеннего наступления в районе Дона, которое, как предполагали Советы, должно было начаться под Ростовом, но никак не в районе Воронежа, был разработан исключительно лично фюрером. Как заявил с усмешкой Кейтель, согласно всем теориям, которые преподают в военных академиях, это была ошибка и все же, а может быть, именно поэтому она привела к победе[4].
194
26.07.1942, воскресенье, после ужина
«Волк-оборотень»
Приводимую ниже запись рейхсляйтер Борман сразу же направил для дальнейшего распоряжения в рейхсканцелярию имперскому министру Ламмерсу.
26.07.1942, ставка фюрера
После ужина шеф завел разговор о взаимоотношениях высокопоставленных деятелей партии, государственных чиновников и генералов вермахта с экономическими структурами и осведомился у рейхсляйтера Бормана, все ли теперь сделано для того, чтобы депутаты рейхстага не являлись больше членами наблюдательных советов акционерных обществ, находящихся в частных руках. Борман заявил в ответ, что выполнение этого приказа отложено до конца войны. Он предложил, чтобы доктор Ламмерс подробно изложил состояние дел в очередном своем докладе. Фюрер, который никак не хотел поверить в то, что это его распоряжение до сих пор не выполнено, заявил: ни один государственный служащий не имеет права быть владельцем пакета акций. Ни один гауляйтер, ни один депутат рейхстага, ни один партийный руководитель не должен в дальнейшем входить в состав каких бы то ни было наблюдательных советов, неважно, платят ему за это или нет. Ведь даже если он, будучи тесно связанным с такого рода экономическими структурами, сумеет преодолеть соблазн, станет столь же бескорыстен, как Катон, и будет блюсти и отстаивать исключительно интересы государства, народ ему все равно не поверит.
При экономических системах, которые существовали в недавнем прошлом, крупные предприятия просто не могли обойтись без поддержки государства. Поэтому они включали в состав своих наблюдательных советов или назначали на какие-либо еще доходные должности депутатов, высокопоставленных чиновников или титулованных особ, а выплаченные им в виде тантьем, директорских окладов и пр. деньги окупались получением одного-двух крупных государственных заказов. Компания «Дунайское пароходство», например, выплачивала тем 12 депутатам, которые заседали в ее наблюдательном совете, ежегодно 80 000 крон каждому, но зато, использовав их связи и без всякой конкуренции с чьей-либо стороны, сумела нажиться за счет государства и получить сумму, во много раз превышающую эту, а именно миллион. Поэтому ни под каким видом нельзя допустить, чтобы депутаты, партийные руководители или государственные служащие позволяли использовать себя в интересах частных предпринимателей.
У народа на такие вещи особенный нюх. Он поэтому доволен тем, что, когда ему предстояло решить, приобрести ли его нынешние владения в Берхтесгадене или имение в Штейнгадене, он сделал выбор в пользу «Бергхофа». Ведь иначе ему пришлось бы закрыть знаменитую Штейнгаденскую сыроварню и тогда имение перестало бы приносить доход. Но если бы он этого не сделал, а из-за какой-нибудь ерундовой причины сыр бы подорожал, то сразу же все в один голос заявили: чему ж тут удивляться, ведь фюрер лично заинтересован в повышении цен на сыр.
Фюрера поддержал фельдмаршал Кейтель, который рассказал о фирме «Вита», производившей молочные продукты. Бывший имперский министр продовольствия Гугенберг[1] оказывал ей всяческое содействие. Когда молочные фургоны из его имений, оклеенные соответствующими рекламными плакатами, везли на продажу молоко фирмы «Вита», то повсюду можно было слышать, как люди нелестно отзывались об этом, говоря, что он, устроив по всему рейху рекламу этой фирме, стремился создать благоприятные условия для продажи молока из своих имений.
Далее фюрер подчеркнул, что нельзя позволять чиновнику, намеревающемуся уйти с государственной службы, переходить в то частное предприятие, с которым он ранее поддерживал официальные отношения. Только из-за его связей, а вовсе не потому, что он прекрасно знает состояние дел в той или иной отрасли промышленности или разбирается в экономике, частные предприниматели хотят взять к себе этого человека. Иначе частные предприятия не платили бы такого рода директорам оклады в 36 000 рейхсмарок и больше. Ведь тот, кто хочет сделать карьеру на своем предприятии, должен всю жизнь работать, чтобы при наличии способностей когда-нибудь занять директорский пост и — если ему особенно повезет — уже в пожилом возрасте получать такие огромные деньги. Уже хотя бы поэтому совершенно очевидно, что такой подход по сути своей абсолютно безнравственен.
Промышленникам такие связи, что дьяволу душа еврея. И если закрыть глаза на то, что гауляйтер будет владеть пакетом акций или состоять в наблюдательном совете, то есть позволит использовать себя в чьих-либо экономических интересах, то тогда уже будет невозможно помешать крейсляйтеру и бургомистру заниматься тем же самым. Таким образом, будут созданы все условия для коррупции.
На основании всего этого необходимо позаботиться о том, чтобы государственный служащий, который намерен вложить свое состояние в пакет акций, в будущем мог вкладывать его только в облигации государственного займа. Так было — как совершенно верно заметил фельдмаршал Кейтель — в старой армии. Офицер старой кайзеровской армии также не имел права вкладывать свое состояние или деньги, доставшиеся ему от жены в качестве приданого, в промышленные облигации, но имел право приобрести на эти средства исключительно государственные и государством гарантированные ценные бумаги. И совершенно справедливо! Ведь только так есть гарантия того, что интересы офицера, как и любого другого государственного служащего, будут неразрывно связаны с интересами государства. В конце концов, оно существует вовсе не для того, чтобы предоставить кому-либо возможность подняться до самых высот, где у него появится множество нужных связей, а потом взирать, как тот идет к своему падению.
В ответ на вопрос адмирала Кранке, как надлежит поступать с государственным служащим, который сделал ценное изобретение, фюрер заявил: если государственный служащий сделал эпохальное открытие, то он должен уступить все права на него государству, получив взамен в качестве соответствующей компенсации государственные ценные бумаги. Когда же адмирал Кранке спросил далее, будет ли ушедшему в отставку офицеру также запрещено перейти на работу в частновладельческое предприятие, фюрер заявил: он сильно сомневается, есть ли у отставного майора данные для того, чтобы занимать хотя бы должность бухгалтера в частной компании. К каким негативным последствиям приводит использование отставных офицеров в частнокапиталистическом предприятии, мы уже в достаточной степени убедились после первой мировой войны. В остальном же нужно четко различать причины, по которым человек уходит с государственной службы: делает ли он это из-за своей непригодности к ней, или потому, что намерен перейти на работу в частнопредпринимательское предприятие.
Стремясь предотвратить переход государственных служащих на работу в сферу частного предпринимательства, следует при заключении любых крупных сделок между государством и частнокапиталистическим сектором пресекать все попытки придать этим договорам монопольный характер. При заключении крупных сделок в конкурсе всегда должны участвовать три-четыре фирмы. Только так можно помешать государственным служащим, в компетенцию которых входит налаживание деловых контактов, проложить «золотой мост» к той или иной фирме. По той же причине нужно позаботиться о том, чтобы все вопросы связанные с выдачей крупных заказов, решал консорциум, членов которого надлежит регулярно менять. К примеру, в Управление вооружений следует брать только фронтовиков, которые еще не успели обзавестись прочными связями с фирмами и компаниями. И их тоже следует заменять, как только будет предпринята попытка с помощью всевозможных приглашений, в частности на охоту, побудить их действовать в интересах определенной фирмы. Он не случайно упомянул в этой связи именно охоту, поскольку для офицера это такой же соблазн, как для женщины кольцо с бриллиантом. Частные предприниматели это прекрасно понимают, ведь их утонченные методы подкупа разработаны на основе богатейшего опыта. Только этим можно объяснить, почему они так нагло и ничего не стыдясь пытаются подкупать должностных лиц. Даже его самого пытались обманным путем побудить поставить подпись под одним документом, а взамен пообещали пакет акций — речь якобы шла исключительно о благотворительных целях!!! Но подпись фюрера давала им возможность с помощью умело организованной рекламы нажить на этом деле солидный капитал. Алхимик Таузенд, воспользовавшись тем, что Людендорф поверил ему и не стал возражать против упоминания его имени в связи с проведением экспериментов по превращению простых металлов в золото, сумел выманить у нескольких промышленников не менее 3-4 миллионов, в том числе 900 000 — у одного только господина Маннесмана.
То обстоятельство, что даже такие офицеры, как Людендорф, легко могут попасться на удочку всяким мошенникам и темным дельцам, доказывает, что было бы крайне нецелесообразно разрешить уволенным по служебному несоответствию в отставку офицерам устраиваться на работу в частнокапиталистический сектор. Насколько офицеры не умеют заниматься такого рода делами, наглядно демонстрирует также неудачная попытка Людендорфа начать совместно с капитаном Вайсом[2] издание собственной газеты.
О том, что происходит в частнокапиталистической экономике, свидетельствует тот факт, что даже такой коммерсант, как Розелиус[3], который извлекал из кофе кофеин и продавал его по дорогой цене тем, кто специализировался на изготовлении лекарственных препаратов и шоколадных изделий, а кофе без кофеина тоже пускал в продажу по повышенной цене, попался на удочку к шарлатану, утверждавшему, что нашел метод очистки естественным путем сточных вод, в результате чего якобы получалась питьевая вода высшего качества. После взятия нами власти Розелиус привел к нему этого человека. К сожалению, он, фюрер, после долгих и настоятельных просьб Розелиуса все же дал себя уговорить встретиться с ним. Он уже после первых слов распознал в этом «изобретателе» мошенника и выставил его за дверь.
Как назло, именно министр по делам церкви[4] также стал жертвой обмана со стороны шарлатана, утверждавшего, что им изобретен способ получения бензина из угля путем обработки его водой. Кеплера[5] этот плут, который с легкостью отпускал всем желающим полученный для его экспериментов бензин, тоже водил за нос чуть ли не целый год. Когда же запахло жареным, он попытался обманом получить у рейхсфюрера СС охранную грамоту для себя. Но рейхсфюрер СС, который сперва было сам поверил ему, приказал посадить его в концлагерь, чтобы он на досуге в спокойной атмосфере мог проводить там свои эксперименты вплоть до получения желанного результата.
В ответ на реплику рейхсляйтера Бормана о том, что если уж у нас можно так морочить людям голову, то нетрудно себе представить, что же тогда творится в этой области в США, фюрер завершил разговор следующим выводом: сила Германии в том, что партийные руководители, государственные служащие и офицеры вермахта не участвуют в делах частных предприятий. И если кто-либо из них все еще имеет какие-либо обязательства перед ними, то он должен сделать для себя выбор: или полностью отказаться от них, или уйти с занимаемой должности.
195
27.07.1942, понедельник
Беседа шефа с Борманом, перед обедом
«Волк-оборотень»
Записано рейхсляйтером Борманом.
Исключительное положение рейхсфюрера СС объясняется вовсе не тем, что, как может показаться на данном этапе, ему подчиняются войска СС и полиция, но его обязанностям как имперского комиссара и уполномоченного НСДАП по укреплению германской народности[1].
Тем самым рейхсфюрер СС несет ответственность за объединение после войны мелких земельных наделов и переселение их прежних владельцев на Восток. Далее, он также ответственен за переселение малоземельных и безземельных крестьян, а также крестьян из горной местности с неплодородной почвой. А на неплодородной почве следует произвести лесопосадки.
Это переселение — поистине титаническая работа. Поэтому рейхсфюрер СС несет также ответственность за то, чтобы методика оценки земельной и прочей собственности была предельно упрощена: ведь при использовании нынешней методики составления кадастра такая всеобщая консолидация земельных участков будет длиться 300 лет.
Наряду с такой чрезвычайно сложной задачей, как разработка простейших методов проведения в рейхе консолидации и расчета полагающейся компенсации, предстоит также выполнить такую грандиозную задачу, как переселить в кратчайший срок на восточные земли миллионы семей, построить для них там хорошие дома и усадьбы, выделить им на Востоке необходимое количество земли.
Рейхсфюрер СС обязан в будущем в соответствии с волей фюрера объединить в СС лучших представителей партии, а значит, и всей нации. СС обязаны подходить с гораздо более строгими мерками к своей элите, чем партия. СС обязаны также предъявлять гораздо более суровые требования к свойствам характера и поведению тех, кто зачислен в их ряды, чем партия. Идейно-воспитательная работа здесь должна проводиться в гораздо более широких масштабах, чем в партии, и давать гораздо более эффективные результаты. Ведь СС — это лишь малая часть всей партии и численность их должна быть незначительной, чтобы сохранить их элитарный характер.
Ни в коем случае нельзя одинаково оценивать тех, кто зачислен в войска СС, и тех, кто служит в подразделениях СС, непосредственно подчиненных партии. Ныне тех, кто зачислен в войска СС, требуется прежде всего оценивать как солдат; такой подход сохранится и в будущем, и, видимо, так и должно быть. И если боец войск СС проявит выдающиеся солдатские качества, но в идейном отношении окажется далеко не столь хорошо подкованным, то при определенных обстоятельствах никто не поставит это ему в вину.
Точно так же о сотруднике полиции судят по тому, как он проявил себя при расследовании уголовных преступлений или командуя одним из отрядов государственной полиции, в то время как при оценке тех, кто служит в подразделениях СС, непосредственно подчиненных партии, в первую очередь смотрят на поведение, характер и заслуги перед народом.
В этих подразделениях должны служить под началом рейхсфюрера СС лучшие представители партии и нации.
Рядом с ними должны стоять войска СС, под знамена которых он обязан собрать всех, кого вдохновляет великогерманская идея, и воспитать из них стойких в идейном плане бойцов.
Не следует забывать, что ему предстоит еще выполнить такую грандиозную задачу, как подготовить вышеуказанных лиц на территории рейха к переселению на Восток, затем осуществить сам процесс переселения и, наконец, умело разместить их там. Кроме того, ему также предстоит организовать переселение на Восток не только жителей рейха, но и голландцев, датчан, норвежцев и т. д.
196
27.07.1942, понедельник, вечер
«Волк-оборотень»
За ужином посланник Хевель рассказал о том, что, согласно сообщению здешнего городского комиссара, русские просто толпами приходят к нему в приёмные часы, чтобы получить разрешение на выезд. По всей видимости, они хотят в Крым. Многие из них — в основном бывшие жители Ленинграда — уже окончательно перебрались туда со всеми домочадцами.
Шеф раздражённо заметил, что это — чистейшей воды безумие. Он намерен очистить Крым, а в местных комендатурах преспокойно выдают разрешения на выезд туда чуть ли не всем жителям занятых нашими войсками восточных земель! И только случайно узнаёшь о таких вот безобразиях.
Кто-нибудь вообще задумывался о том, почему значительная часть местного населения пускается в странствия?
Разумеется, прежде всего их тянет на юг. О том, что в Крыму теплее, чем в северных районах России, им, разумеется, хорошо известно, к тому же гардероб их крайне скуден, в прошедшая зима была очень суровой. Кроме того, они лишены той привязанности к земле, которая свойственна немецким крестьянам. Ещё при царе миллионы людей бродяжничали. Помимо всего прочего, они вдохновлялись надеждой, что где-нибудь в другом месте им уже не нужно будет платить налогов и, как правило, массовый отъезд начинался именно в то время, когда в деревнях появлялись царские сборщики налогов.
И если желаешь верно охарактеризовать менталитет жителей занятых нашими войсками восточных земель, то нельзя забывать о том, что в большинстве своем они кочевники, которые также не могут долго находиться на одном месте, как и скот, который — ощипав всю траву на лугах — отправляется на поиски новых пастбищ. Только так можно понять, почему русские бросают посреди дороги такую нужную им вещь, как телега, если она мешает им двигаться дальше.
В заключение шеф с некоторой долей иронии заметил, что достаточно будет напустить немцев, с их умением регламентировать все и вся, на туземцев, как у тех сразу же пропадет всякая охота к дальним странствиям. Он уже видит, как внезапно появляются маршрутные книжки, в которых прохождение определенных пунктов удостоверяется приложением печати, как в дальнейшем по некоторым дорогам будет запрещено отправляться в дальний путь или же вообще странствовать разрешат только по тем дорогам, которые не попадают под официальный запрет. В результате дело дойдет до того, что в Германии начнут выяснять, кто должен отвечать за организацию странствий: военная администрация, исполнительные органы или же (поскольку есть опасность того, что странник вдруг случайно минует последний пограничный столб и окажется за пределами огромной державы, которой в будущем станет рейх) министерство иностранных дел.
За ужином шеф много говорил о политических интригах Советов в предвоенные годы. Совершенно очевидно, что Советы намеревались направить развитие событий на Балканах в нужном для них направлении и тем самым превратить их в плацдарм, весьма удобный для нападения на нас и остальные страны Европы.
И, делая все для достижения этой цели, они одновременно изъявляли готовность заключить торговые договора на самых, казалось бы, выгодных для них условиях, чтобы, как только приготовления к нанесению решающего удара будут закончены, отрезать нас от нефтяных источников.
Тому подтверждение — все их поведение во время войны. При нападении на Финляндию зимой 1939/40 года у них не было иной цели, кроме как создать на побережье Балтийского моря военные базы и использовать их затем против нас. Летом 1941 года они намеревались нанести сокрушительное поражение Румынии, ибо это была единственная страна, кроме России, которая поставляла нам нефть. Однако осуществлению их коварных планов на первых порах помешало быстрое окончание войны на Западе, а после блицкрига на Балканах и капитуляции Югославии им пришлось окончательно отказаться от них. Поэтому они так внезапно сняли маску, и, пока Сталин обнимал нашего посла, приговаривая «Мы всегда будем друзьями»[1], уже завершились советско-английские переговоры о заключении союза против нас[2], одним из участников которых был мистер Криппс. Если Черчилль шакал, то Сталин — тигр. Политические интриги Советов сыграли только нам на руку, ибо мы сумели использовать их в своих интересах и после завоевания новых земель на Востоке получили почти все необходимое для упрочения положения нашего народа сырье. Вот только никеля нам будет позднее не хватать, и он очень сожалеет об этом, поскольку при изготовлении высококачественной стали никель просто незаменим[3]. Поэтому необходимо уже в мирное время начать чеканить никелевые монеты и тем самым создать мощные запасы никеля.
И, проводя в рейхе преобразования, мы никогда не должны забывать: самое главное — чтобы государство было в достаточной степени могучим и могло само себя обеспечить. Следует извлечь урок из трудного положения, в котором снова оказались в ходе этой войны Италия из-за отсутствия угля и Англия, само существование которой оказалось под угрозой из-за огромных потерь ее флота.
197
28.07.1942, вторник
«Волк-оборотень»
Когда сегодня Гитлер вышел из бункера, всем показалось, что он осыпает попреками своего камердинера Юнге. Тот, как обычно, принес ему заранее черные брюки, но в этот раз они оказались ему слишком коротки. Однако, обратившись к нам, он сразу же сменил тон и был по-прежнему любезен.
Полдень
За обедом речь зашла о том, что после захвата Морозовской в наших руках оказалось 100 000 тонн зерна и, вероятно, имеет смысл вывезти его из зернохранилищ и отправить в Германию; ведь это целых 2 миллиона центнеров муки, то есть 40 миллионов семифунтовых караваев хлеба, учитывая, что на выпечку каждого потребуется около 5 фунтов муки.
Шеф заявил, что это — огромное количество зерна, 100 000 тонн, и он будет биться как лев, чтобы все оно досталось швабам и те и дальше смогли бы готовить свои любимые клецки.
Он вообще против равномерного распределения продовольствия по всей территории рейха. Тут нужно действовать разумно, и поэтому пусть швабы едят свои клецки, мюнхенцы пьют свое пиво, венцам следует дать больше настоящего кофе и, главное, белого хлеба, ну, а берлинцам побольше колбасы и ветчины. Ведь от такого разумного отношения к традициям и жизненному укладу населения во многом зависит его настроение.
Что же касается пшеницы в Морозовской, то, на его взгляд, лучше всего было бы вывезти ее на старые земли рейха и там распределить среди тех, кто работает в особенно тяжелых условиях.
Затем разговор зашел о проблеме использования рабочей силы во время первой мировой войны. Гитлер сказал: тогда только в 1918 году согласились признать «УК»[1] примерно 80 000 рабочих и направить их на строительство подводных лодок, а в 1917 году отказались освободить от службы в армии рабочих в количестве, необходимом для развертывания производства бронетехники.
Военно-политическое руководство страны в период 1914-1918 годов совершило кардинальную ошибку: оно отказалось от какого-либо совершенствования боевой техники в пользу увеличения численности вооруженных сил. Но войну всегда выигрывает тот, у кого «лучше вооружение», именно оно является решающим фактором.
Для нас теперь крайне важно сохранить свое преимущество в области боевой техники, поскольку именно благодаря ему мы и сумели добиться таких успехов. Только так мы сможем продолжать войну и победоносно завершить ее, ведь наши потери в действительности составляют лишь треть тех цифр, которые приводятся в сводках противника.
Таким образом, это просто идиотизм — удерживать в рядах вермахта квалифицированных рабочих, специализировавшихся на строительстве подводных лодок. Ведь в результате мы из-за нехватки подводных лодок не сможем помешать английскому конвою прорваться в Архангельск и доставить туда 1000, если не больше, танков и столько же самолетов. Эту военную технику пехотинцам и летчикам придется уничтожать в ходе кровавых боев, и тем самым потери наши во много раз превысят количество людей, которых можно было бы освободить от службы в вермахте и использовать на строительстве подводных лодок.
Как известно, в годы первой мировой войны погибло 2 миллиона солдат, но, если бы тогда своевременно — скажем, после битвы под Камбре[2] — 500 000 квалифицированных рабочих были направлены на производство бронетехники, и в частности танков, общее число павших наверняка бы не превысило одного миллиона. Кроме того, никогда не следует забывать, что смерть — это секундное дело, а квалифицированный рабочий может все 360 дней в году работать над созданием самого совершенного для своего времени вооружения и тем самым спасти жизнь сотням солдат.
Наряду с подводными лодками не менее важно для нас развернуть в широких масштабах строительство минных тральщиков. Ведь без них невозможно будет обеспечить доставку железной руды из Швеции, поскольку англичане установили на подходах к тем портам, куда доставляется руда, контактные мины. Прямым следствием отсутствия необходимого количества минных тральщиков явится дефицит руды в производстве вооружений, который обернется для нас кровью наших солдат на фронте.
Кроме того, если мы из-за отсутствия необходимого количества минных тральщиков предоставим англичанам возможность заминировать те морские коммуникации, на которых действуют наши подводные лодки, то английские мины будут представлять для них грозную опасность. И поэтому развертывание строительства минных тральщиков и выделение для этого нужного количества квалифицированной рабочей силы столь же необходимо, как и предоставление брони необходимому количеству рабочих, ранее специализировавшихся на строительстве подводных лодок.
Но, предоставляя бронь этим людям, не следует упускать из виду тот факт, что, чем больше подводных лодок и минных тральщиков будет спущено на воду, тем больше потребуется проводить ремонтных работ, когда подводные лодки снова встанут в доки. А для этого в свою очередь также потребуется соответствующее количество рабочей силы, если мы хотим, чтобы техническое состояние субмарин соответствовало их боевому назначению.
198
28.07.1942, вторник, вечер
«Волк-оборотень»
Шеф заметил: это очень хорошо, что годы его жизни приходятся только на начальную стадию развития авиации. Ибо, когда возможности ее развития окажутся исчерпанными, в небе будут сплошь одни самолеты. И тот, кому придется постоянно слышать гул моторов и видеть в небе все это мельтешение, даже вообразить себе не сможет, как прекрасен был мир в те времена, когда воздухоплавание еще только начиналось.
Никогда нельзя забывать о том, что человеческое ухо отчетливо слышит жужжание любого слепня, любого самого крошечного москита. Можно представить себе, каким маленьким должен быть двигатель, чтобы он работал бесшумно. Он считает, что было бы полнейшей бессмыслицей пытаться сделать так, чтобы винты или пропеллеры не вызывали шума. И это при том, что мощность моторов наших тяжелых самолетов составляет 4000 лошадиных сил и топлива они расходуют столько же, сколько электростанция в городе с населением 400 000 человек.
В конце беседы шеф заметил, что было бы просто замечательно, если бы министры иностранных дел всех стран оказались заядлыми рыболовами. Ибо рыбалка успокаивала бы их нервы, и это было бы счастьем для всех народов.
Возвращаясь в разговоре к вчерашнему вечеру, шеф заявил после ужина: «Вчера вечером вы вкратце упомянули о том, что свободу личности следует ограничивать в разумных пределах, иначе это может стать невыносимым.
Я целиком разделяю ваше мнение. И хотел бы только внести некоторую ясность в наш разговор на эту тему.
Без ограничения свободы личности любое народное сообщество вскоре распадется! Индивидуум обязан считаться с другими и терпеливо сносить определенные ограничения своих прав; ведь если каждый будет жить, как он хочет, то это приведет не только к распаду народного сообщества, но и к гибели всего народа. Я уже неоднократно высказывал эту точку зрения.
Во время войны приходится в гораздо большей степени ограничивать свободу личности; этого настоятельно требуют суровые условия войны. В наибольшей степени приходится ограничивать личные права солдат, в первую очередь фронтовиков, где этот процесс заходит настолько далеко, что им приходится жертвовать своей жизнью, хотя они этого или нет.
И поскольку они не щадят своей жизни, то и каждый соотечественник в глубоком тылу должен согласиться с тем, что его права будут ограничены в той мере, в какой это необходимо для достижения победы; этого от них вполне можно потребовать. Соотечественник в глубоком тылу не только не вправе стенать по поводу того, что его права ограничены в интересах народного сообщества, но, напротив, каждый соотечественник, верный своему долгу перед Германией, просто обязан осознать всю необходимость такого рода ограничений; этого от них также можно потребовать.
Решающее значение имеет то, что ограничение в правах в равной степени касается всех. Это правило распространяется на весь тыл, весь вермахт и все сражающиеся на фронте войска. К мерам по ограничению свободы личности, поскольку они в равной степени затрагивают всех без исключения, подавляющее большинство населения относится с пониманием, ибо сознает всю их необходимость. Кое-кто, правда, выражает недовольство по поводу ограничения своих прав. Но до тех пор, пока эти ограничения в равной степени касаются всех соотечественников и все делается по справедливости, государство и партия вправе предъявить в этой связи еще более суровые требования. Впрочем, ровное и справедливое отношение ко всем исключает любые мелкие поблажки, любые мелочные придирки, как, впрочем, и предоставление кому-либо ничем не оправданных привилегий.
Постоянно недоволен любым ограничением прав личности только крайне незначительный процент населения! Эти люди вообще отвергают почти все, что делают государство или партия, как, впрочем, и все их требования. Те, кто входит в эту клику, уверены, что они все знают, и убеждать их в чем-либо совершенно бесполезно, даже если это делать с должной настойчивостью и вразумительностью. И любое ограничение свободы личности они приемлют лишь в том случае, если для них самих будет сделано исключение.
Им противостоит — я еще раз повторяю — основная масса народа. Призывы к массам проявить благоразумие во все времена дают желанный эффект лишь при условии, что народ в должной мере доверяет своим вождям. А доверие это в основном основывается на том, что ни для кого не будет сделано никаких исключений и вожди тоже подчинятся этим требованиям».
199
29.07.1942, среда, вечер
«Волк-оборотень»
За ужином шеф, характеризуя памятник морякам-подводникам в Лабое, заявил, что у настоящих подводных лодок носовая часть расположена вовсе не там и, вообще, надо было очень постараться, чтобы создать такую халтуру. Нам остается лишь радоваться, что в лице профессора Крайза[1] мы имеем художника, способного создать каменную летопись этой войны и изготовившего эскизы памятников, которые в дальнейшем встанут на всех полях сражений.
Затем рейхсляйтер Борман разложил перед ним фотографии представленных на бьеннале в Венеции картин, которые очень сильно напоминали произведения «дегенеративного искусства», и поэтому шеф, рассмотрев их, заявил, что они не только отличаются крайне несовершенной техникой живописи, но и представляют собой просто немыслимую мазню.
Уровень работ, представленных на выставке, заявил он, характеризует тот факт, что, согласно полученному донесению, публика, рассматривая картины, нередко громко смеялась. На выставке в Доме немецкого искусства в Мюнхене такого просто быть не может.
Из присылаемых на выставку в Дом немецкого искусства от десяти до двенадцати тысяч работ всегда и при любых обстоятельствах отбирались 1200 действительно выдающихся произведений. Столь тщательный отбор происходил потому, что им занимались не художники, а такие люди, как профессор Гофман и директор Кольб. Художники слишком легко поддаются искушению и отбирают для выставки далеко не самые лучшие работы, с тем чтобы их собственные произведения гораздо лучше смотрелись на этом фоне.
Высокая репутация выставки в Доме немецкого искусства зиждется не только на том, что каждый, кто приобретает выставленную на ней картину, может со спокойной душой повесить ее в своей собственной квартире, но еще и на том, что она способствует воспитанию истинных художников. Ведь он твердо стоит на том, что псевдохудожник, который присылает сюда полное дерьмо, — или мошенник (и тогда ему место в тюрьме), или блаженный (и тогда его надо посадить в сумасшедший дом), или — если не ясно, к какой из двух категорий его отнести, — кандидат на «перевоспитание» в концлагере, где его приучат к настоящему труду. Поэтому бездари как огня боятся этой выставки.
И то, что он встретил в этом вопросе полное понимание, со стороны немецкого народа, радует его больше всего. Тому доказательство — до миллиона посетителей на каждой выставке.
200
31.07.1942, пятница, полдень
«Волк-оборотень»
Шеф сперва заметил: положение Движения позднее будет таково, что на одного члена партии, официально числящегося в ее рядах, придется девять других, которые не будут занесены в ее картотеку. В дальнейшем партия объединит в своих рядах только политически активное меньшинство.
Затем он завел разговор о ситуации в Англии и заявил: если бы кто-либо из англичан имел мужество заявить, что мы готовы теперь без особых потерь с нашей стороны заключить мир, то 80 процентов населения оказалось бы на его стороне. Одна лишь ненависть к американцам, которую питает прибытие в страну негритянских бригад, делает мысль об окончании войны весьма заманчивой для подавляющего большинства английского народа. Ведь умные англичане наверняка понимают, что при Рузвельте в США всем заправляют евреи, а негритянские бригады не что иное, как своего рода войска ГПУ.
И если под этим углом зрения взглянуть на Англию и попытаться понять, какое значение имеет для нее эта война, то можно сделать вывод, что ее даже сравнивать нельзя со всеми прежними войнами Англии. Прежде война просто вносила разнообразие в скучную и размеренную жизнь англичан в мирные времена, ведь даже во время войны с Наполеоном Англия отправила на континент самое большее 30 000 своих солдат. Впервые англичане обильно оросили своей кровью поля сражений мировой войны 1914-1918 годов, и это имело такие негативные последствия, что английские политики в один голос заявили о том, что в будущей войне нельзя позволить пролить столько английской крови. К тому же в этой войне женщины еще скажут свое слово, ибо впервые за всю историю Англии здесь были введены карточки на продукты питания.
За ужином шеф завел разговор о социальной структуре Швеции. Он заявил, что средний слой там состоит из умных и порядочных людей, но зато высшие слои — это сплошные маразматики и поэтому небольшая кучка евреев сумела добиться такого огромного влияния. Низы же не питают ни малейшего интереса к политике.
Такое развитие общественных отношений объясняется тем, что Швеция, у которой было все для самообеспечивания своей экономики, вывозила сырье, а это привело к тому, что ей, как и большинству других европейских стран, начала грозить опасность перенаселенности. И те, кто чувствовал, что на родине им слишком тесно, эмигрировали в Америку.
Вступление
Гитлер: словесный автопортрет
Между «известным комментатором парламентских и иных политических событий» Максимом Соколовым и писателем Львом Аннинским возникло некое недоразумение. Соколов опубликовал статью под названием «Так какую же войну мы проиграли?» («Октябрь», 1992, № 4). Она вызвала полемический отклик со стороны Аннинского — «Максим, ты не прав!» («Октябрь», 1992, № 7).
Углубляться в существо возникшего спора не будем. Отметим лишь, что пристрастие Соколова к парадоксам и заостренным формулировкам, абсолютизирующим отдельные правильно наблюденные факты, дало повод оппоненту утверждать: «Смысл статьи такой: мы проиграли что-то вроде третьей мировой войны. Проиграли не столько американцам, сколько тем же немцам» Мы им наконец-то проиграли. И слава богу. Раньше бы надо». И на это приписываемое Соколову заключение Аннинский отвечает уже от себя: «Я искренне улыбнулся остроумию этого соколовского хода, как и остроумию всей конструкции. Обычно об этом говорят проще (в основном молодые люди говорят, войны не помнящие): какого черта мы взяли Берлин? Надо было сдаться, и жили бы сейчас, как в Западной Германии!»
Мне, признаться, не кажется, что Аннинский так уж точно изложил смысл статьи Соколова. Видимо, ему что-то послышалось, донеслось через открытое окно с улицы. Но так или иначе, в одном Аннинскому надо отдать справедливость: он услышал голос улицы («Надо бы сдаться, и жили бы сейчас…» и т. д.) и призвал обратить серьезное внимание на эту очень тревожную тенденцию в нашем обществе. Ведь речь идет не только о «молодых людях, войны не помнящих», то есть невинно заблуждающихся из-за малости своего жизненного опыта, но и о вполне великовозрастной фашиствующей бесовщине, выступающей все более открыто и не встречающей должного отпора. Итак: что было бы с Россией, какие блага цивилизованной жизни обрела бы она, если бы победила фашистская Германия? Самый компетентный и достоверный ответ на этот вопрос мог бы дать Адольф Гитлер. Он и дал его в своих застольных разговорах в ставке германского верховного командования.
* * *
В марте 1942 года молодой (ему едва исполнилось 30 лет), но уже дослужившийся до чина оберрегирунгсрата юрист из правоверной нацистской семьи некий Генри Пикер подлежавший призыву на службу в военно-морской флот, прибыл на мюнхенский вокзал и готовился к погрузке в эшелон новобранцев, когда совершенно неожиданно для него (как он утверждал впоследствии) его настигла телеграмма. Чья-то заботливая рука в военном комиссариате переадресовывала Пикера и направляла его для прохождения службы в ставку верховного главнокомандующего вооруженными силами, главы государства, имперского канцлера и фюрера Адольфа Гитлера, куда ему надлежало прибыть 21 марта 1942 года.
Ставка главковерха, носившая тогда кодовое название «Вольфсшанце» («Волчье логово»), с июня 1941 года. то есть с момента вторжения германских войск в Советский Союз, находилась в Восточной Пруссии, близ города Растенбург. Она перемещалась в соответствии с ходом боевых действий, вслед за удаляющейся линией фронта. С июля 1942 года ставка была перенесена на Украину, расположена под Винницей и называлась «Вервольф» («Волк-оборотень»). Все военные годы ставка была основным местопребыванием Гитлера. Здесь, под рукой у фюрера, находилась верхушечная часть двух управленческих аппаратов — соответственно двум его ипостасям, военной и гражданской. При Гитлере как верховном главнокомандующем вооруженными силами имелись штаб вооруженных сил во главе с генерал-фельдмаршалом Вильгельмом Кейтелем и генерал-полковником Альфредом Йодлем, а также военные адъютанты от различных родов войск. Это была военная часть ставки. Но кроме того, Гитлер как глава государства и канцлер, соединявший в своем лице все виды неограниченной гражданской власти (законодательной, исполнительной и судебной), содержал в ставке также определенный контингент гражданских чиновников и должностных лиц, представителей министерств и ведомств, штатских личных адъютантов и др. Первым лицом среди этих людей был рейхсляйтер Мартин Борман, по своему официальному положению секретарь Гитлера м руководитель партийной канцелярии, фактически вслед за фюрером представлявший высшую партийно-государственную власть. Генри Пикер, оказавшийся благодаря счастливому повороту судьбы в непосредственной близости к Гитлеру, еще в самолете на пути в ставку решил использовать идущую ему навстречу возможность повседневного наблюдения за жизнью и деятельностью фюрера, для того чтобы оставить истории и потомству свое свидетельство о его трудах и днях. По прибытия в ставку Пикер встретился с благоприятствующим его замыслу обстоятельствами, видимо не столь уж случайными. Выяснилось, что отец Генри Пикера, сенатор по экономическим вопросам из Вильгельмсхафена, Даниэль Пикер был давним знакомым Гитлера, его приверженцем и покровителем еще в 20-е годы, не раз принимавшим его у себя дома, и поэтому теперь, в ставке, из чувства благодарности к отцу фюрер оказывал особое расположение сыну. Оно выразилось, в частности, в том, что Гитлер пригласил Пикера быть своим постоянным застольным гостем во время обеденных и вечерних трапез, которые он неизменно проводил в обществе своих ближайших сотрудников и подчиненных. Помимо постоянных обитателей ставки посетителями этих так называемых частых трапез фюрера нередко бывали высокопоставленные партократы Геринг, Геббельс, Гиммлер, Лей, Розенберг, гауляйтеры, министры — весь нацистский Олимп. Возможность присутствовать на этих застольях была для Пикера неоценимой привилегией.
Привлекательность (или, напротив, тягостность) этих трапез заключалась в том, что они мало походили на обычные обеды и ужины. Меню их не отличалось особым разнообразием: Гитлер бил вегетарианцем и в этом своем пристрастии (как, впрочем, и в остальных) был деспотичен. Правда, один день в неделю он допускал для своих гостей мясные или рыбные блюда, но при этом сопровождал еду саркастическими рассуждениями о «трупоедах», которые пьют «трупный чай» (так он называл мясной бульон). Когда подавали угрей, он сообщал, что их ловят на дохлых кошек, а по поводу раков не забывал каждый раз рассказывать о мертвой бабушке, которую внуки бросили в ручей в качестве приманки. Но главным украшением «частных трапез фюрера» было все же не меню и не конферанс хозяина-вегетарианца. Мемуаристы из числа близких к Гитлеру людей, Альберт Шпеер, Отто Дитрих и др., единодушно и не сговариваясь отмечают присущую ему почти патологическую и неотъемлемую черту: «речевой эгоизм» (Redeegoizmus). «Гитлер был неистощим в речах: говорение было стихией его существования»[1]. Его приверженность к коллективным застольям была выражением его неутолимой жажды к принудительным проповедям. Обеды в ставке продолжались, как правило, до полутора часов, а ужины обычно затягивались на два часа и более, но из-за стола гости фюрера вставали не всегда сытыми, не испытывая гастрономического удовлетворения, с головой, опухшей от исполненных самоупоения, нередко безумных, маниакальных речей хозяина. Впрочем, не все сотрапезники Гитлера чувствовали себя его «подневольными слушателями». Некоторые, слепо преданные фюреру, были неспособны критически воспринимать его многословие. И по крайней мере двое были в нем заинтересованы практически — Генри Пикер и Мартин Борман. Пикер не только преклонялся перед мудростью шефа, но и ценил его монологи как уникальный материал для своей будущей книги. А Борман имел свой интерес.
Этот невежественный, примитивный и честолюбивый интриган, стремившийся прочно занять положение второго лица в государстве и не помышлявший о большем, пользовался своей близостью к Гитлеру, чтобы при любом удобном случае пытаться компрометировать его в глазах своих соперников — Геринга, Геббельса и Шпеера. В этой игре главным козырем Бормана — и он это понимал — должно было стать безоговорочное доверие и поддержка со стороны фюрера. Ему надлежало быть как бы alter ego Гитлера, знать и всегда и везде выражать его взгляды, мысли и оценки по всем решительно вопросам, — знать прежде всего для того, чтобы он, Борман, руководитель партийной канцелярии, вырабатывая проекты приказов, директив, циркуляров и прочих руководящих документов и представляя их на утверждение фюреру, мог каждый раз приятно поражать его точным соответствием — по существу и даже по словесному оформлению — его заветным взглядам. А для этого хорошо бы иметь стенограммы или хотя бы надежные конспективные записи застольных монологов. В этом пункте интересы Пикера и Бормана сошлись. Трудность, однако, заключалась в том, что Гитлер уже однажды запретил такие записи, которые вел — и притом поначалу беспрепятственно — предшественник Пикера в ставке, юрист, министериальрат Генрих Гейм. Как и Пикер позднее, Гейм также находился в фаворе. Правда, по несколько иным причинам: он был компаньоном личного адвоката фюрера, к тому же считался знатоком изобразительных искусств, и вкусы его в этой области импонировали Гитлеру. Гейм стенографировал застольные «проповеди» шефа и, видимо, относился к своим записям довольно беззаботно, давал их читать желающим, что, естественно, вскоре завершилось скандалом: одна из стенограмм (текст 8 — о церкви, религии и науке), отнюдь не предназначенная для широкой огласки, появилась в зарубежной прессе, после чего Гитлер наложил решительный запрет на дальнейшие записи. Как он заявил Борману, мысли, высказанные им в частной обстановке, принадлежат только ему и он сам ими распорядится, когда после победоносной войны обнародует свои мемуары. (Мемуары эти Гитлер действительно писал, но они не сохранились. Их рукопись находилась в самолете, который был сбит и сгорел 21 апреля 1945 года.) Так обстояло дело к моменту прибытия Пикера в ставку.
Сразу же, с первого дня он начал делать свои записи, еще не зная о существующем генеральном запрете. Но затем, сориентировавшись в обстановке, он понял, что ему необходимо какое-то прикрытие, и он нашел влиятельного покровителя в лице рейхсляйтера Мартина Бормана. Тот стал давать Пикеру «служебные поручения»: кратко фиксировать в блокноте некоторые застольные высказывания Гитлера, а затем сразу после трапезы реконструировать их в конспективной записи. Эти записи в двух экземплярах предназначались для Бормана, и тот сквозь пальцы смотрел на то, что Пикер часто превышал свои «полномочия», то есть записывал не только «отдельные» (по поручению Бормана) высказывания фюрера, а едва ли не все и оставлял у себя машинописные копии записей. А вскоре представился случай полуофициально «легализовать» эти записи уже на высшем уровне. По какому-то служебному поводу Борману понадобилось дать Гитлеру на проверку три фрагмента, и тот, одобрив и подтвердив аутентичность записей Пикера, как бы авторизовал их. Таким образом, хотя это и не было прямо высказано, блокнот и карандаш Пикера обрели свой законный статус. Последняя запись Пикера была датирована 31 июля 1942 года. Покидая в начале августа ставку, он еще раз сумел воспользоваться расположением своих начальников, получив при посредничестве Бормана официальное разрешение Гитлера забрать с собой свой личный (то есть с вычетом служебных бумаг), предназначенный для последующего литературного использования архив — три объемистых скоросшивателя и несколько блокнотов.
С точи зрения исторической науки Пикер был откомандирован из ставки «слишком рано», впереди уже маячил Сталинград, и было бы крайне любопытно узнать, как Гитлер будет интерпретировать события осени — зимы 1942 года. Но с другой стороны, записи Пикера превратились как раз «вовремя»: продолжай он свою службу в ставке, им все равно было суждено прекратиться, так как вскоре прекратились сами «частные трапезы фюрера». Это было связано с обозначившимся провалом летнего наступления и в особенности с тем афронтом, который испытали немецкие войска на Кавказско-Черноморском направлении. В сентябре в ставке возник острый конфликт между Гитлером и генералами, которых он обвинял во всех неудачах и в неумении выполнять гениальные предначертания своего главковерха. Гальдера и Листа он выгнал в отставку, Кейтелю и Йодлю перестал подавать руку. Эпоха совместных трапез и застольных монологов кончилась. «С этого момента и вплоть до окончания войны, — пишет Альберт Шпеер в своих „Воспоминаниях“, — он распорядился накрывать себе на стол в своем бункере, куда он лишь изредка приглашал какого-нибудь избранника… Причина, по которой он отныне избегал общества своих офицеров, заключалась, вероятно, в том, что среди них он уже восседал бы не как триумфатор, а как банкрот. А кроме того, общие идеи его дилетантского кругозора, которые он проповедовал в этом кругу, были, пожалуй, уже исчерпаны, и он, возможно, чувствовал, что его магия впервые перестает действовать»[2].
Между тем Пикер и после откомандирования из ставки сохранял контакты со своими прежними начальниками и выполнял их отдельные поручения. Если верить ему (а в данном случае степень достоверности его сообщения определить трудно), он был даже косвенно причастен к тайным переговорам о сепаратном мире с Советским Союзом, которые якобы велись весной 1943 года. Согласно его версии, которую он излагает очень сжато и как бы мимоходом, Сталин вскоре после Сталинградской победы предложил Гитлеру мир с восстановлением демаркационной линии между Германией и СССР по состоянию на 22 июня 1941 года. Зондаж в этом направлении был предпринят через нейтральную Швецию, советскую сторону в этих переговорах представляя некий Астахов (видимо, бывший поверенный в делах СССР в Германии в 1939 году). В германском руководстве сторонником заключения сепаратного мире на Востоке был Борман, решительным противником — Риббентроп, который не только всячески противодействовал успеху переговоров, но и препятствовал поступлению объективной информации. И на этот раз Пикер снова сумел оказать Борману ценные услуги, узнавая через своего берлинского друга Гельмута Пфейфера, генерального секретаря Международном правовой палаты (видимо, имевшего прямое отношение к переговорам в Швеции), подробности этой политической интриги и сообщая их своему высокому покровителю. Если все здесь сказанное Пикером верно — а в итоге предложение Сталина не было принято — то это лишь значит, что Гитлер в апреле 1943 года упустил свой последний исторический шанс на спасение.
Но вернемся к блокнотам и скоросшивателям Пикера. Они содержали не только его собственные записи, но и стенограммы его предшественника Гейма. Пикеру удалось сохранить эти документы и пронести их сквозь пожары и превратности войны. Несколько лет у него заняли тяжбы и юридическое урегулирование вопроса об авторских правах, а также подготовка рукописей к печати, и наконец в 1951 году осуществилось первое издание «Застольных разговоров Гитлера в ставке в 1941-1942 годах» (Hitler Tischgespreche im Fuhrerhauptqartier 1941-1942), которые произвели на общественное мнение в ФРГ и во всей Западной Европе, везде, где эта книга оказывалась доступной читателям, поистине шоковое впечатление. Преобладавшими чувствами были ужас и возмущение. Ибо к этому времени среди миллионов людей уже сложилось вполне определённое (и при том не ложное, но сильно упрощенное представление о Гитлере как о «бесноватом фюрере», который, впадая поминутно в состояние ярости, имея обыкновение неистовствовать, топать ногами, рукоприкладствовать и швырять в своих генералов тяжелыми предметами[3]. В действительности же все оказалось гораздо хуже.
Оказалось, что дело совсем не во «вспыльчивом» характере и приступав ярости. Оказалось, что и в самой спокойной обстановке, за обеденным столом в кругу своих сотрудников, этот человек был способен с «ледяной холодностью» и в то же время «фанатично»[4] проповедовать чудовищные по своему откровенному цинизму и безнравственности действия, в приверженности к которым любой самый страшный преступник, не утративший окончательно рассудка, не решился бы признаться вслух. И притом этот человек, не только проповедовавший за столом, но и отдававший каннибальские, позорные приказы, которые беспрекословно выполнялись и, без сомнения, готовый к еще большим преступлениям воистину глобального масштаба, если бы его не остановила превосходящая сила Красной Армии и ее союзников, — этот человек был фюрером великого народа и на рубеже 30-40-х годов едва ли не вершителем судеб всей европейской цивилизации! Все это казалось настолько невероятным, что впору было усомниться в аутентичности текстов, изданных Пикером, в достоверности записей, выдаваемых им за застольные монологи Гитлера.
Однако факты говорили о том, что сомневаться в этом было невозможно. Смысловую точность записей и их полное соответствие неоднократно слышанному ими из уст Гитлера нотариально засвидетельствовали завсегдатаи частных трапез фюрера, в том числе его бывший адъютант от сухопутных войск генерал-лейтенант Герхард Энгель, бывший адъютант от военно-морского флота контр-адмирал Карл-Еско фон Путткамер и прочие лица из близкого окружения Гитлера.
Было и другое, не менее веское соображение, связанное с личностью самого Пикера. Не тот это человек, который мог бы фальсифицировать и публиковать компрометирующие шефа документы. В годы нацизма безоговорочный почитатель Гитлера, он и в дальнейшем в значительной мере сохранил верность поверженному кумиру. Его статьи и комментарии, которыми он сопроводил третье и четвертое издания «Застольных разговоров», несмотря на вынужденные, минимальные уступки изменившимся историческим обстоятельствам, носили в целом апологетический характер. Следовательно, и в составлении книги, в самом отборе текстов должна была сказаться со стороны издателя не компрометирующая, а скорее идеализирующая Гитлера тенденция. Такой, можно сказать, «коронный» свидетель, как Альберт Шпеер, писал о «Застольных разговорах»: «Оценивая этот состав, следует иметь в виду, что здесь представлены те фрагменты гитлеровских монологов, которые Пикер отобрал как достойные наибольшего внимания из ежедневных часовых-двухчасовых рассуждений. Полные протоколы только бы усугубили впечатление невыносимой скуки»[5]. Впрочем, с последним утверждением Шпеера можно и не согласиться. Монологи Гитлера скорее принадлежат к категории таких текстов, «с которыми не соскучишься». Бесспорно, во всяком случае, другое: стенограммы Гейма и протокольные записи Пикера аутентичны, Гитлер в них предстает таким, каким он действительно был, без маски, и его не спасает в глазах цивилизованного читателя даже то обстоятельство, что отбор фрагментов для издания был произведен щадящей рукой человека, не сумевшего вполне освободиться от поклонения кровавому идолу своих молодых лет.
* * *
«Застольные разговоры Гитлера» обладают одним свойством, способным поначалу ошеломить простодушного читателя. Если судить об этих записях «с разбега», по первому впечатлению, то они поражают своей энциклопедичностью, универсальностью, всеобъемлющим охватом тем и областей знания. С безапелляционной уверенностью Гитлер проповедует свои идеи о религии и науке и о завтрашнем дне железнодорожного транспорта, о ренессансе и барокко и об энергоносителях будущего, об оперных и симфонических дирижерах и о конституции средневековой Венецианской республики, о всемирно-исторической пагубности христианства и о лесопосадках в Италии, которые неизбежно приведут через 100 лет к итало-германской войне, об археологии и антропологии и о чехах, у которых растущие книзу усы выдают их монголоидное происхождение, о гениальности Сталина и о крапиве, которой следует засевать плодородные почвы Украины, ибо крапива является превосходным сырьем (куда лучшим, нежели хлопок) для текстильной и бумажной промышленности, о радикальном изменении принципов конструкции кораблей и об античном мире, который был прообразом национал-социалистского государства, о градостроительстве, хореографии, астрологии и гороскопах, диалектах и литературных языках, космогонии, панславизме, восточных религиях, о Данте. Карле Великом. Петре I. Жанне д'Арк, Шопенгауэре, Шиллере и многом, многом другом. Всезнайство Гитлера резко отличало его от прочих, откровенно невежественных (исключая разве Геббельса) фашистских фюреров.
А между тем профессор Гёттингенского университета Перси Эрнст Шрамм, осуществивший второе издание «Застольных разговоров» и снабдивший его научным аппаратом, почему-то считает, что более точным и отвечающим содержанию этой книги было бы другое ее название — «Монологи наглеца» («Monologe der Hybris»). Профессор Шрамм — серьезный ученый-историк, сдержанный в оценках, стремящийся к объективности, и поэтому неожиданная резкость предложенной им формулировки, во всяком случае, обязывает отнестись к ней со вниманием. И действительно, при вдумчивом, критическом чтении «Застольных разговоров» вскоре обнаруживается, что произносящий свои громовые монологи «эрудит» нередко действует как аферист, выписывающий платежные чеки, не обеспеченные наличностью.
Гитлер учился в детстве плохо, о чем впоследствии не раз говорил с какой-то странной гордостью. Он не получил систематического образования даже в объеме средней школы и не имел аттестата зрелости. В принципе это могло бы быть восполнено посредством самообразования, но незнание начальных основ наук, помноженное на дикие предубеждения необразованного, но маниакально самоуверенного человека, на его вызывающе презрительное отношение к людям науки, к «профессоришкам», — все это никак не способствовало расширению интеллектуального кругозора и приобретению подлинно научных знаний. Правда, Гитлер много читал, особенно в венские годы (1907—1913), но, не имея верного компаса, блуждал наугад среди дешевых псевдонаучных брошюр, прислушивался к модным сенсационным «теориям». Его особенно привлекали всяческие маргинальные «гении», не признанные серьезной наукой «изобретатели», авантюристы амбициозного воображения (в этом смысле родственные ему души). И вся эта смесь дилетантства и шарлатанства обильно представлена в «монологах наглеца». Но была и другая причина, по которой «Застольные разговоры» казались сплошь усеянными недостоверными данными, ложной статистикой, вымышленными версиями. Перед своими сотрапезниками Гитлер выступал как пропагандист национал-социалистской идеологии и соответственно своим представлениям о задачах и правилах пропаганды шел напролом, беззастенчиво сочиняя, высасывая из пальца потребные ему факты. К тому же он безусловно учитывал, что перед ним сидят его подчиненные, исполнители его приказов и, следовательно, в той или иной степени соучастники его преступлений и что эти со всеми потрохами ему подвластные офицеры и чиновники, несомненно помнящие о расправе над Эрнстом Ремом, Грегором Штрассером, генералом Шлейхером и пр., впавшими в немилость у фюрера, никогда не посмеют не только решительно возражать ему, но даже и усомниться в непогрешимости изрекаемых им истин. Поэтому он себя чувствовал совершенно свободно и наводнял своя монологи таким количеством недостоверных или просто лживых фактов, что в каждом отдельном случае оговорить или опровергнуть их в постраничном комментарии представляется практически невозможным.
В настоящей вступительной статье к русскому изданию «Застольных разговоров Гитлера» можно было бы ограничиться приведенной выше информацией об истории и обстоятельствах возникновения этой книги. Ведь о самом герое ее, Адольфе Гитлере, и его человеконенавистнических идеях (апология насилия: «война — отец всего сущего», поношение христианства, и в особенности католицизма, расизм и антисемитизм, социальный псевдодарвинизм, ненависть к демократии, к правовому государству, к художественному модерну и авангарду, интеллигентофобия и т. д.), казалось бы, достаточно полно и красноречиво говорит основной корпус книги — стенограммы Гейма и протокольные записи Пикера. И вообще, много ли можно прибавить к тому, что мы и без того знаем о Гитлере и германском фашизме (а знаем мы немало, чему способствовал жестокий исторический опыт нашей страны, и особенно ее старших поколений)? Разве лишь новые, частного значения факты и отдельные ошеломляющие подробности— общие же оценки и суждения давно сложились и пересмотру не подлежат. Не так ли? И все же при ближайшем рассмотрении застольных монологов Гитлера и мемуаров наиболее приближенных к нему людей обнаруживаются неполнота и неточность некоторых весьма распространенных, едва ли не бесспорных представлений на этот счет. Это, в частности, относится к: 1) «национализму» Гитлера и 2) его «антикоммунизму». Считается, что краеугольным камнем политической доктрины Гитлера являлся фантастический национализм, своего рода «экстремальный патриотизм», оборотной стороной которого были презрение и ненависть к чужим (то есть «инородным», «враждебным») нациям. Все это справедливо с той лишь поправкой, что национализм Гитлера был по меньшей мере «странным» национализмом. Гитлер был одержим фатальной идеей о своей великой исторической миссии и о том, что он, фюрер, послан Провидением воссоздать тысячелетнюю Германскую империю кровью сыновей немецкого народа — в противном случае немецкий народ недостоин жизни и обречен исчезнуть с лица земли. Эту сатанинскую готовность возложить в качестве грандиозного жертвоприношения на алтарь своей маниакальной идеи не только чужой, но и весь немецкий народ Гитлер провозглашал в годы войны неоднократно, и тому есть множество свидетельств.
Альберт Шпеер вспоминает о выступлении Гитлера 3 августа 1944 года в Познани на собрании гауляйтеров, где он сказал: «Если немецкий народ в этой борьбе потерпит поражение, значит, он был слишком слаб. Значит, он не выдержал свое испытание перед историей и ни к чему иному, кроме гибели, он не был предназначен»[6]. А Гудериан приводит еще более определенное и развернутое высказывание этого «странного националиста» в период, когда война уже вступила на немецкую землю: «Если война будет проиграна, то и народ погибнет. Эта его судьба неотвратима. И нам незачем заботиться о сохранении тех материальных основ, которые потребуются людям для их дальнейшего примитивного существования. Напротив, лучше нам самим все это разрушить, ибо наш народ окажется слабым и будущее будет принадлежать исключительно более сильному восточному народу. Все равно уцелеют после войны только неполноценные, так как все лучшие погибнут в боях»[7]. Все это не только говорилось, но и с «ледяной холодностью» претворялось в действие. Тактику выжженной земли, тотального уничтожения всех систем жизнеобеспечения Гитлер отрепетировал еще в России, теперь он перенес этот опыт на территорию Германии. Один за другим следовали его преступные приказы о принудительной эвакуации населения, взрыве дамб и плотин, затоплении полей и пастбищ, уничтожении продовольственных запасов, жилья, электростанций, больниц, школ… За невыполнение приказов — виселица. Первый патриот Германии требовал, чтобы вместе с ним на погребальный костер взошел и «не выдержавший испытания перед историей» немецкий народ.
Впрочем, истинное отношение националиста Гитлера к своей нации сказывалось в большом и малом не только в те роковые часы, когда история предъявила ему векселя к оплате. Он никогда не проявлял ни малейшей заинтересованности в судьбе своих соотечественников, ни сочувствия к их страданиям и бедам, ни заботы об условиях их существования. Провалившийся в молодости на вступительных экзаменах в Венскую академию ваяния и зодчества, этот несостоявшийся архитектор, страдавший к тому же мегаломанией, став повелителем Германии с неограниченными правами и возможностями, затеял — дабы возвеличить и прославить себя в веках — гигантскую градостроительную программу (подражая и соперничая со Сталиным с его планом реконструкции Москвы и строительства уходящего в поднебесье Дворца Советов). Интерес Гитлера при этом был прикован исключительно к репрезентативным, монументальным, колоссальных размеров сооружениям: «величайшая в мире арена… огромный дворец съездов… самый крупный в мире стадион»[8] — человеческие измерения в архитектуре для него не существовали, к жилищному строительству, к зданиям социально-бытового назначения он был абсолютно равнодушен.
Альберт Шпеер вспоминает, как реагировал впоследствии Гитлер на донесения о воздушных налетах на немецкие города: «Он был явно потрясен, но, конечно, не столько потерями населения или разрушениями в жилых районах, сколько уничтожением ценных зданий, и особенно театров. Как это было еще до войны, когда он составлял свои планы преобразования немецких городов, его интересовало в первую очередь все показное, репрезентативное. На социальные беды и человеческую нищету он не обращал внимания»[9]. В годы войны Гитлер вопреки советам тех, кто отваживался давать ему такие советы, вопреки распропагандированному на весь мир примеру Черчилля не появлялся среди солдат на фронте, не посещал разбомбленное население пострадавших от воздушных налетов городов, не проявлял никаких признаков сочувствия и моральной поддержки своему несущему бремя войны народу. Более того: раздосадованный тем, что на Западном фронте немецкие солдаты сравнительно легко сдаются в плен[10], Гитлер принял беспримерное по своей жестокости, сравнимое лишь с политикой Сталина решение о денонсации Женевской конвенции о военнопленных, с тем чтобы лишить немецких солдат в американском, британском и французском плену международной правовой защиты. Лишь с большим трудом генералам Йодлю и Гудериану удалось удержать Гитлера от этого шага.
Все эти примеры (а их число можно бы легко умножить) существенно уточняют распространенное представление о националисте Гитлере. Не столь просто обстоит дело и с Гитлером-антикоммунистом.
Антикоммунистическая направленность национал-социализма уже изначально была обусловлена определенными внутри— и внешнеполитическими обстоятельствами. С одной стороны, в своей борьбе за влияние на широкие массы немецкого рабочего класса, мелкой буржуазии и деклассированных слоев НСДАП неизбежно должна была вступить в столкновение прежде всего со своим главным соперником на этой стезе — КПГ. С другой стороны, провозгласив в качестве одного из своих важнейших программных требований завоевание «жизненного пространства», Гитлер еще в «Майн кампф» (1925) раскрыл свои карты, объявив главной целью своей территориальной экспансии Советский Союз (прежде всего Украину), являвшийся оплотом коммунистического движения в Европе. Таким образом, антикоммунизм был родимым пятном гитлеризма.
И вместе с тем в обеих доктринах, в их социальной и государственной практике было очень много общего. Еще до своего прихода к власти Гитлер говорил Герману Раушнингу: «Вообще-то между нами и большевиками больше объединяющего, чем разделяющего. Из мелкобуржуазного социал-демократа и профсоюзного бонзы никогда не выйдет настоящего национал-социалиста, из коммуниста — всегда»[11]. В 20...30-е годы такие переходы из коммунистов в нацисты и обратно не были редкостью. Позднее в гитлеровской и сталинской империях многое поразительно совпадало. Как в Германии, так и в Советском Союзе царил тоталитарный режим с присущим такому общественному строю культом личности диктатора (фюрера или вождя), с занимавшей монопольное положение и игравшей «руководящую роль» единственной партией, с практически безвластными, в сущности, фиктивными и выполнявшими чисто демонстративные функции представительными органами — рейхстагом и Верховным Советом, с жесточайшей репрессивной системой и массовым террором вплоть до геноцида, осуществляемого через сеть концентрационных лагерей и «архипелаг ГУЛаг» и т.д., Параллелизму в государственном устройстве обеих империй соответствовало и сходство многих их идеологических постулатов. В Советском Союзе все объяснялось и оправдывалось законами классовой борьбы, в Германии их место занимали законы расовой борьбы. Антирелигиозная политика большевиков в своих разрушительных и репрессивных проявлениях зашла, правда, дальше, чем в Германии, но враждебное отношение к христианским конфессиям (в этом смысле «передовиками» помимо Гитлера были Борман, Гиммлер и Розенберг) в равной степени было присуще и нацистам. И даже. в области художественной политики насильственно насаждавшиеся социалистический реализм (в СССР) и «кровь и почва» вкупе с эпигонским неоклассицизмом (в Третьем рейхе) стоили один другого.
Эти черты родственности обеих политических и идеологических доктрин Гитлером и Сталиным несомненно осознавались. И в то время как политическая необходимость, продиктованная данной исторической ситуацией, заставляла их в предвоенные и тем более в военные годы воспитывать своих граждан соответственно в антикоммунистическом и антифашистском духе и предавать друг друга пропагандистской анафеме, втайне они нередко испытывали нечто вроде чувства «профессиональной солидарности диктаторов» и за спиной своих народов, которым не положено знать «лишнее», в узком кругу приближенных лиц признавались в своих неофициальных симпатиях. Один из таких наиболее приближенных к Гитлеру, Альберт Шпеер, например, даже придерживался того мнения, что «симпатизируя режиму Сталина», Гитлер считал своим действительным врагом не Советский Союз, а западные демократии и именно потому, мол, в ряде случаев направлял людские и материальные ресурсы на Западный фронт против англичан и американцев, вместо того чтобы всеми силами задерживать продвижение Красной Армии.
Если это последнее утверждение Шпеера и представляется чрезмерно категоричным, то игнорировать его все же не следует, тем более если привести его в связи с воспоминаниями того же Шпеера о некоторых высказываниях Гитлера. «Он говорил, бывало, то ли в шутку, то ли всерьез, что правильней всего было бы после победы над Россией доверить, разумеется под германским верховенством, управление страной Сталину, так как он лучше кого бы то ни было знает, как надо обращаться с русскими. Вообще, он, пожалуй, видел в Сталине своего коллегу»[12]. Ни «бездарному, спившемуся демагогу» Черчиллю, ни «сифилитическому паралитику и, следовательно, невменяемому» Рузвельту Гитлер бы роль своего наместника в побежденной стране не доверил.
Показания свидетелей-мемуаристов находят свое подтверждение и в высказываниях самого главного персонажа. Читатель «Застольных разговоров», несомненно, обратит внимание на то, как часто Гитлер поминает Сталина. И главное — как поминает! В июле 1942 года он хвалит Сталина за «чистку», которую тот провел в генеральном штабе Красной Армии, и в расстреле Тухачевского и других генералов видит проявление сталинского ума и проницательности, а в июле 1944 года, на второй день после взрыва бомбы, произведенного полковником генерального штаба Клаусом фон Штауфенбергом, снова вспоминает Сталина, явно сожалея, что не последовал вовремя его «мудрому примеру». В 1942 году он дважды с похвалой отзывается о Сталине, видя в нем своего единомышленника по части антисемитизма, в чем, кстати, его счел нужным заверить сам Сталин через посредство Риббентропа и фотографа Генриха Гофмана.
Все эти похвальные отзывы о Сталине увенчиваются итоговой, обобщенной оценкой, которую Гитлер повторяет неоднократно: гений! Гений, не менее того! По понятиям Гитлера, такие исключительные, хотя и не чуждые ему самому, качества, как жестокость и готовность с «ледяной холодностью» убивать или обрекать на гибель конкретного человека и миллионы людей, отсутствие «категорического императива» и всяких нравственных тормозов, лицемерие, хитрость, лживость (разумеется, не мелкие, бытовые, а крупномасштабные, когда счет идет на страны, народы и континенты), суть непременные качества «гения», составляющие его сущность.
Таким видит Сталина Гитлер. Об отношении к Гитлеру Сталина и его окружения нам известно меньше. Застольные разговоры Сталина не протоколировались, а его «соратники» скупятся на воспоминания или проявляют в них скучную осторожность и сдержанность. Как это ни странно, но кое-что об этом удается узнать из немецких источников. В дневнике Альфреда Розенберга читаем запись от 5 октября 1939 года: «Р[иббентроп] в присутствии Лея рассказывал Д[арре] о своих московских впечатлениях: русские, по его словам, были очень милы, он чувствовал себя среди них как среди старых национал-социалистов… (Видимо, заслуженный комплимент! — И. Ф.) Впрочем, Сталин провозгласил здравицу не только в честь фюрера, но также и в честь Гиммлера как гаранта порядка в Германии. Г[иммлер] истребил коммунистов, то есть тех, кто верил Сталину, а тот без всякой на то необходимости — провозглашает здравицу в честь истребителя своих приверженцев. Великий человек, говорят Р [иббентроп] и вся эта клика»[13].
Заметим, что дело не ограничилось этим поразившим Розенберга тостом. Вскоре после него Сталин ради лояльного сотрудничества с «гарантом порядка» Гиммлером выдал на растерзание гестапо большую группу немецких коммунистов, находившихся в эмиграции в Советском Союзе. По условиям дипломатического протокола совершенно необязательная здравица позволяет увидеть морально-психологические различия диктаторов двух типов: фанатика преступных идей и принципов, каким был Гитлер, и беспринципного циника Сталина.
Тот день, когда он произнес шокировавший даже Розенберга тост, Сталин ознаменовал еще одним поступком, о котором официальная история умалчивает и мы могли бы ничего не узнать, если бы не Альберт Шпеер. В его воспоминаниях читаем: «По словам Риббентропа, Сталин был доволен соглашением о разграничительной линии и по окончании переговоров собственноручно отметил на карте на границе отведенной России зоны территорию, которую в качестве огромного охотничьего угодья подарил Риббентропу»[14]. Широкий жест! Заключая сделку с таким достойным партнером, как Гитлер, деля чужие страны за спиной их народов и правительств, Сталин с царственной щедростью выплачивает чужой землей комиссионные посреднику.
Мы полагаем, что полное русское издание «Застольных разговоров Гитлера» появляется — в свете переживаемых нашей страной перемен — в нужное время. Оно поможет читателям многое сопоставить и о многом задуматься. О том, сколь опасна к губительна не только для других народов, но и прежде кого для своего народа антидемократическая политика «экстремального патриотизма» и воинствующего национализма, какими бедствиями и кровопролитиями она в итоге оборачивается. О тем, действительно ли противоположны друг другу фашизм и коммунизм, гитлеровщина и сталинщина и не являются ли они кровными братьями, хотя подчас к враждующими между собой, но в своей одинаковой ненависти к демократии всегда готовыми — как нам это сегодня стало доподлинно известно — сомкнуть ряды и образовать единый «красно-коричневый» фронт. И о многих других предметах, которые мыслящий читатель несомненно сам увидит и разберется в них без суфлера.
И. М. Фрадкин
1991 г.
Приложение
Замечания и предложения «Восточного министерства» по генеральному плану «Ост»
1/214, государственной важности
Совершенно секретно!
Государственной важности!
Берлин, 27.04.1942.
Замечания и предложения по генеральному плану «Ост» рейхсфюрера войск СС
Еще в ноябре 1941 г. мне стало известно, что главное управление имперской безопасности работает над генеральным планом «Ост» [1]. Ответственный сотрудник главного управления имперской безопасности штандартенфюрер Элих назвал мне уже тогда предусмотренную в плане цифру в 31 млн. человек не немецкого происхождения, подлежащих переселению. Этим делом ведает главное управление имперской безопасности, которое сейчас занимает ведущее место среди органов, подведомственных рейхсфюреру войск СС. При этом главное управление имперской безопасности, по мнению всех управлений, подчиненных рейхсфюреру войск СС, будет выполнять также функции имперского комиссариата по делам укрепления немецкой расы.
Общие замечания по генеральному плану «Ост»
По своей конечной цели, а именно запланированному онемечиванию рассматриваемых территорий на Востоке, план следует одобрить. Однако огромные трудности, которые, несомненно, возникнут при осуществлении этого плана и могут даже вызывать сомнения в его осуществимости, выглядят в плане сравнительно небольшими. Прежде всего бросается в глаза, что из плана выпали Ингерманландия [2] Приднепровье, Таврия и Крым [3] как территории для колонизации. Это, очевидно, объясняется тем, что в дальнейшем в план будут дополнительно включены новые проекты колонизации, о которых еще будет идти речь в конце.
В настоящее время уже можно более или менее определенно установить в качестве восточной границы колонизации (в ее северной и средней части) линию, проходящую от Ладожского озера к Валдайской возвышенности и далее до Брянска. Будут ли внесены эти изменения в план со стороны командования войск СС, я не берусь судить.
Во всяком случае надо предусмотреть, что число людей, согласно плану подлежащих переселению, должно быть еще более увеличено,
Из плана можно понять, что речь идет не о программе, подлежащей немедленному выполнению, а что, напротив, заселение этого пространства немцами должно проходить в течение примерно 30 лет после окончания войны. Согласно плану, на данной территории должны остаться 14 млн. местных жителей. Однако утратят ли они свои национальные черты и подвергнутся ли в течение предусмотренных 30 лет онемечиванию — более чем сомнительно, так как, опять-таки согласно рассматриваемому плану, число немецких переселенцев очень незначительно. Очевидно, в плане не учитывается стремление государственного комиссара по делам укрепления немецкой расы (ведомства Грейфельта) поселить лиц, пригодных для онемечивания, в пределах собственно германской империи…
Коренным вопросом всего плана колонизации Востока становится вопрос — удастся ли нам снова пробудить в немецком народе стремление к переселению на Восток. Насколько я могу судить по своему опыту, такое стремление в большинстве случаев, несомненно, имеется. Нельзя, однако, также упускать из виду, что, с другой стороны, значительная часть населения, особенно из западной части империи, резко отвергает переселение на восток, даже в Вартскую область, в район Данцига и в Западную Пруссию [4]… Необходимо, по моему мнению, чтобы соответствующие органы, особенно восточное министерство, постоянно следили за тенденциями, выражающимися в нежелании переселяться на восток, и вели с ними борьбу с помощью пропаганды.
Наряду с поощрением стремлений к переселению на восток к решающим моментам относится также необходимость пробудить в немецком народе, особенно у немецких колонистов на восточных территориях, желание к увеличению деторождения. Мы не должны вводить себя в заблуждение: наблюдаемый с 1933 г. рост рождаемости был сам по себе отрадным явлением, но он не может ни в коей мере считаться достаточным для существования немецкого народа, особенно принимая во внимание его огромные задачи по колонизации восточных территорий и невероятную биологическую способность к размножению соседних с нами восточных народов.
Генеральный план «Ост» предусматривает, что после окончания войны число переселенцев для немедленной колонизации восточных территорий должно составлять… 4550 тыс. человек. Это число не кажется мне слишком большим, учитывая период колонизации, равный 30 годам. Вполне возможно, что оно могло бы быть и больше. Ведь надо иметь в виду, что эти 4550 тыс. немцев должны быть распределены на таких территориях, как область Данциг—Западная Пруссия, Вартская область, Верхняя Силезия, генерал-губернаторство, Юго-Восточная Пруссия, Белостокская область, Прибалтика, Ингерманландия, Белоруссия, частично также области Украины… Если принять во внимание благоприятное увеличение населения посредством повышения рождаемости, а также в известной степени прилив переселенцев из других стран, населенных германскими народами, то можно рассчитывать на 8 млн. немцев для колонизации этих территорий за период примерно в 30 лет. Однако этим не достигается предусмотренная планом цифра в 10 млн. немцев. На эти 8 млн. немцев приходится по плану 45 млн. местных жителей ненемецкого происхождения, из которых 31 млн. должен быть выселен с этих территорий.
Если мы проанализируем предварительно намеченную цифру в 45 млн. жителей ненемецкого происхождения, то окажется, что местное население рассматриваемых территорий само посебе будет превышать число переселенцев. На территории бывшей Польши насчитывается предположительно около 36 млн. человек [5]. Из них надо исключить примерно 1 млн. местных немцев (Volksdeutsche). Тогда останется 35 млн. человек. Прибалтийские страны насчитывают 5,5 млн. человек. Очевидно, в генеральном плане «Ост» учитываются также бывшие советские Житомирская, Каменец-Подольская и частично Винницкая области в качестве территорий для колонизации. Население Житомирской и Каменец-Подольской областей насчитывает примерно 3,6 млн. человек, а Винницкой — около 2 млн. человек, так как значительная ее часть входит в сферу интересов Румынии. Следовательно, общая численность проживающего здесь населения составляет примерно 5,5...5,6 млн. человек. Таким образом, общая численность населения рассматриваемых областей составляет 51 млн. Число людей, подлежащих, согласно плану, выселению, должно быть в действительности гораздо выше, чем предусмотрено. Только если учесть, что примерно 5...6 млн. евреев, проживающих на этой территорий, будут ликвидированы еще до проведения выселения, можно согласиться с упомянутой в плане цифрой в 45 млн. местных жителей ненемецкого происхождения. Однако из плана видно, что в упомянутые 45 млн. человек включены и евреи. Из этого, следовательно, вытекает, что план исходит из явно неверного подсчета численности населения.
Кроме того, как мне кажется, в плане не учитывается, что местное население ненемецкого происхождения будет за период в 30 лет очень быстро размножаться… Учитывая все это, нужно исходить из того, что число жителей ненемецкого происхождения на этих территориях значительно превысит 51 млн. человек. Оно составит 60...65 млн. человек.
Отсюда напрашивается вывод, что число людей, которые должны либо остаться на указанных территориях, либо быть выселены, значительно выше, чем предусмотрено в плане. В соответствии с этим при выполнении плана возникнет еще больше трудностей. Если учитывать, что на рассматриваемых территориях останется 14 млн. местных жителей, как предусматривает план, то нужно выселить 46...51 млн. человек. Число подлежащих переселению жителей, установленное планом в 31 млн. человек, нельзя признать правильным. Дальнейшие замечания по плану. План предусматривает переселение нежелательных в расовом отношении местных жителей в Западную Сибирь. При этом приводятся процентные цифры для отдельных народов, и тем самым решается судьба этих народов, хотя до сих пор нет точных данных об их расовом составе. Далее, ко всем народам установлен одинаковый подход без учета того, предусматривается ли вообще и в какой мере онемечивание соответствующих народов, касается ли это дружественно или враждебно настроенных к немцам народов.
Общие замечания по вопросу об онемечивании, особенно о будущем отношении к жителям бывших прибалтийских государств
В принципе здесь прежде всего необходимо отметить следующее. Само собой разумеется, что политика онемечивания применима лишь к тем народам, которых мы считаем расово полноценными. Расово полноценными, сравнительно с нашим народом, можно считать в основном лишь тех местных жителей ненемецкого происхождения, которые сами, как и их потомство, обладают ярко выраженными признаками нордической расы, проявляющимися во внешнем облике, в поведении и в способностях…
По моему мнению, можно привлечь на свою сторону подходящих для онемечивания местных жителей в прибалтийских странах, если принудительное выселение нежелательного населения будет проводиться под видом более или менее добровольного переселения [6]. Практически это легко можно было бы осуществить. На обширных пространствах Востока, не предусмотренных для колонизации немцами, нам потребуется большое число людей, которые в какой-то степени воспитывались в евролейском духе и усвоили по меньшей мере основные понятия европейской культуры. Этими данными в значительной мере располагают эстонцы, латыши и литовцы…
Нам следует постоянно исходить из того, что, управляя всеми огромными территориями, входящими в сферу интересов германской империи, мы должны максимально экономить силы немецкого народа… Тогда неприятные для русского населения мероприятия будет проводить, например, не немец, а используемый для этого немецкой администрацией латыш или литовец, что при умелом осуществлении этого принципа, несомненно, должно будет иметь для нас положительные последствия. Едва ли следует при этом опасаться обрусения латышей или литовцев, особенно потому, что число их не так уже мало и они будут занимать должности, ставящие их над русскими. Представителям этой прослойки населения следует прививать также чувство и создание того, что они представляют собой нечто особенное по сравнению с русскими. Возможно, позже опасность со стороны этой прослойки населения, связанная с ее желанием онемечиться, будет больше, чем опасность ее обрусения. Независимо от предложенного здесь более или менее добровольного переселения нежелательных в расовом отношении жителей из бывших прибалтийских государств на Восток следовало бы также допустить возможность их переселения в другие страны. Что касается литовцев, чьи общие расовые данные значительно хуже, чем у эстонцев и латышей, и среди которых поэтому имеется очень значительное число нежелательных в расовом отношении людей, то следовало бы подумать о предоставлении им пригодной для колонизации территории на Востоке…
К решению польского вопроса
а) Поляки.
Их численность составляет предположительно 20...24 млн. человек. Из всех народов, согласно плану подлежащих переселению, поляки — наиболее враждебно настроенный к немцам, численно больший и поэтому самый опасный народ.
План предусматривает выселение 80...85 процентов поляков, т. е. из 20 или 24 млн. поляков 16...20,4 млн. подлежат выселению, в то время как 3...4,8 млн. должны будут остаться на территории, заселенной немецкими колонистами. Эти предложенные главным управлением имперской безопасности цифры расходятся с данными имперского комиссара по делам укрепления немецкой расы о числе пригодных для онемечивания расово полноценных поляков. Имперский комиссар по делам укрепления немецкой расы на основе произведенного учета сельского населения областей Данциг—Западная Пруссия и Вартской оценивает долю пригодных для онемечивания жителей в 3 процента. Если взять этот процент за основу, то число поляков, подлежащих выселению, должно составить даже более 19...23 млн…
Восточное министерство проявляет сейчас особый интерес вопросу размещения нежелательных в расовом отношении поляков. Принудительное переселение около 20 млн. поляков в определенный район Западной Сибири, несомненно, вызовет постоянную опасность для всей территории Сибири, создаст очаг непрерывных мятежей против установленного немецкой властью порядка. Подобное поселение поляков, может быть, имело бы смысл в качестве противовеса русским, если бы последние снова обрели государственную самостоятельность и немецкое управление этой территорией стало бы вследствие этого иллюзорным. К этому надо добавить, что мы должны также стремиться всячески усиливать сибирские народы, чтобы не допустить укрепления русских. Сибиряки должны чувствовать себя народом с собственной культурой. Компактное поселение нескольких миллионов поляков может, вероятно, иметь следующие последствия: или с течением времени меньшие по численности сибиряки ополячатся и возникнет «Великая Польша», или мы сделаем сибиряков своими злейшими врагами, толкнем их в объятия русских и помешаем тем самым образованию сибирского народа.
Таковы политические соображения, возникающие при ознакомлении с планом. Может быть, на них слишком заострено внимание, но во всяком случае они заслуживают рассмотрения.
Я могу согласиться с тем, что на огромных пространствах западносибирской степи с ее черноземными областями смогут поселиться гораздо больше 20 млн. человек, при условии проведения планомерного заселения. Известные трудности могут возникнуть при практическом осуществлении подобного массового переселения. Если для переселения предусматривается, согласно плану, период в 30 лет, то число переселенцев будет составлять ежегодно около 700...800 тыс. Для перевозки этой массы людей потребуется ежегодно 700...800 железнодорожных составов, а для перевозки имущества и, возможно, скота еще несколько сотен составов. Это означает, что только для перевозки поляков потребуется ежегодно 100...120 железнодорожных составов. В относительно мирное время это можно считать технически выполнимым.
Совершенно ясно, что польский вопрос нельзя решить путем ликвидации поляков, подобно тому, как это делается с евреями. Такое решение польского вопроса обременило бы на вечные времена совесть немецкого народа и лишило бы нас симпатии всех, тем более что и другие соседние с нами. народы начали бы опасаться, что в одно прекрасное время их постигнет та же участь. По моему мнению, разрешить польский вопрос надо так, чтобы при этом свести до минимума упомянутые мною выше политические осложнения. Еще в марте 1941 г. я высказал в одном меморандуме точку зрения, что польский вопрос можно частично решить путем более или менее добровольного переселения поляков за океан. Как мне позже стало известно, министерство иностранных дел не без интереса относится к идее возможного частичного решения польского вопроса посредством переселения поляков в Южную Америку, особенно в Бразилию. По моему мнению, следует добиваться того, чтобы после окончания войны культурные, а частично и другие слои польского народа, непригодные для онемечивания по расовым или политическим причинам, эмигрировали бы в Южную Америку, а также в Северную и Центральную Америку… Переселить миллионы опаснейших для нас поляков в Южную Америку, особенно в Бразилию, вполне возможно. При этом можно было бы попытаться посредством обмена вернуть южноамериканских немцев, особенно из Южной Бразилии, и поселить их в новых колониях, например, в Таврии, Крыму, а также в Приднепровье, поскольку сейчас не идет речь о заселении африканских колоний империи…
Подавляющее большинство нежелательных в расовом отношении поляков должно быть переселено на Восток. Это касается главным образам крестьян, сельскохозяйственных рабочих, ремесленников и пр. Их спокойно можно будет расселить на территории Сибири…
Когда Кузнецкая, Новосибирская и Карагандинская промышленные области начнут работать на полную мощность, потребуется огромное количество рабочей силы, особенно технических работников [7] . Почему бы валлонским инженерам, чешским техникам, венгерским коммерсантам и им подобным не работать в Сибири? В таком случае можно было бы по праву говорить о резервной европейской территории для колонизации и добычи сырья. Здесь европейская идея имела бы смысл во всех отношениях, в то время как на территории, предназначенной для немецкой колонизации, она была бы опасна для нас, так как в таком случае это означало бы принятие нами в силу логики вещей идеи расового смешения народов Европы… Следует постоянно иметь в виду, что Сибирь до оз. Байкал постоянно была территорией для европейской колонизации. Населяющие эти районы монголы, как и тюркские народности, появились здесь в недавний исторический период. Надо еще раз подчеркнуть, что Сибирь является одним из факторов, который при правильном его использовании мог бы сыграть решающую роль в лишении русского народа возможности восстановить свое могущество.
б) К вопросу об украинцах.
По плану главного управления имперской безопасности, на территорию Сибири должны быть переселены также западные украинцы. При этом предусматривается переселение 65 процентов населения. Эта цифра значительно ниже, чем процент польского населения, подлежащего выселению…
в) К вопросу о белорусах.
Согласно плану, предусматривается выселение 75 процентов белорусского населения с занимаемой им территории. Значит, 25 процентов белорусов, по плану главного управления имперской безопасности, подлежат онемечиванию…
Нежелательное в расовом отношении белорусское население будет еще в течение многих лет находиться на территории Белоруссии. В связи с этим представляется крайне необходимым по возможности тщательнее отобрать белорусов нордического типа„ пригодных по расовым признакам и политическим соображениям для онемечивания, и отправить их в империю с целью использования в качестве рабочей силы… Их можно было бы использовать в сельском хозяйстве в качестве сельскохозяйственных рабочих, а также в промышленности или как ремесленников. Так как с ними обращались бы как с немцами и ввиду отсутствия у них национального чувства, они в скором времени, по крайней мере в ближайшем поколении, могли бы быть полностью онемечены.
Следующий вопрос — это вопрос о месте для переселения белорусов, непригодных в расовом отношении для онемечивания. Согласно генеральному плану, они должны быть также переселены в Западную Сибирь. Следует исходить из того, что белорусы — наиболее безобидный и поэтому самый безопасный для нас народ из всех народов восточных областей [8]. Даже тех белорусов, которых мы не можем по расовым соображениям оставить на территории, предназначенной для колонизации нашим народом, мы можем в большей степени, чем представителей других народов восточных областей, использовать в своих интересах. Земля Белоруссии скудна. Предложить им лучшие земли — это значит примирить их с некоторыми вещами, которые могли бы их настроить против нас. К этому, между прочим, следует добавить, что само по себе русское и в особенности белорусское население склонно менять насиженные места, так что переселение в этих областях не воспринималось бы жителями так трагично, как, например, в прибалтийских странах. Следовало бы подумать также над тем, чтобы переселить белорусов на Урал или в районы Северного Кавказа, которые частично могли бы также являться резервными территориями для европейской колонизации…
К вопросу о будущем обращении с русским населением
Необходимо коснуться еще одного вопроса, который совсем не упоминается в генеральном плане «Ост», но имеет большое значение для решения вообще всей восточной, проблемы, а именно — каким образом можно сохранить и можно ли вообще сохранить на длительное время немецкое господство перед лицом огромной биологической силы русского народа. Поэтому надо кратко рассмотреть вопрос об отношении к русским, о чем почти ничего не сказано в генеральном плане.
Теперь можно с уверенностью сказать, что наши прежние антропологические сведения о русских, не говоря уже о том, что они были весьма неполными и устаревшими, в значительной степени неверны. Это уже отмечали осенью 1941 г. представители управления расовой политики и известные немецкие ученые. Эта точка зрения еще раз была подтверждена профессором доктором Абелем, бывшим первым ассистентом профессора Е. Фишера, который зимой этого года по поручению верховного главнокомандования вооруженных сил проводил подробные антропологические исследования русских…
Абель видел только следующие возможности решения проблемы: или полное уничтожение русского народа, или онемечивание той его части, которая имеет явные признаки нордической расы. Эти очень серьезные положения Абеля заслуживают большого внимания. Речь идет не только о разгроме государства с центром в Москве. Достижение этой исторической цели никогда не означало бы полного решения проблемы. Дело заключается скорей всего в том, чтобы разгромить русских как народ, разобщить их. Только если эта проблема будет рассматриваться с биологической, в особенности с расово-биологической, точки зрения и если в соответствии с этим будет проводиться немецкая политика в восточных районах, появится возможность устранить опасность, которую представляет для нас русский народ.
Предложенный Абелем путь ликвидации русских как народа, не говоря уже о том, что его осуществление едва ли было бы возможно, не подходит для нас также по политическим и экономическим соображениям. В таком случае нужно идти различными путями, чтобы решить русскую проблему. Эти пути вкратце заключаются в. следующем.
а) Прежде всего надо предусмотреть разделение территории, населяемой русскими, на различные политические районы с собственными органами управления, чтобы обеспечить в каждом из них обособленное национальное развитие…
Пока можно оставить открытым вопрос о том, следует ли учредить имперский комиссариат на Урале или здесь надо создать отдельные районные управления для проживающего на этой территории нерусского населения без специального местного центрального органа управления. Однако решающее значение здесь имеет то, чтобы эти районы административно не подчинялись немецким верховным властям, которые будут созданы в русских центральных областях. Народам, населяющим эти районы, нужно внушить, чтобы они ни при каких обстоятельствах не ориентировались на Москву, даже в том случае, если в Москве будет сидеть немецкий имперский комиссар…
Как на Урале, так и на Кавказе существует много различных народностей и языков. Будет невозможно, а политически, пожалуй, и неправильно делать основным языком на Урале татарский или мордовский, а на Кавказе, скажем, грузинский язык. Это могло бы вызвать раздражение у других народов этих областей. Поэтому стоит подумать о введении немецкого языка в качестве языка, связывающего все эти народы… Тем самым немецкое влияние на Востоке значительно увеличилось бы. Следует также подумать об отделении Северной России в административном отношении от территорий, находящихся под управлением имперского комиссариата по делам России [9]… Не следует отвергать мысль о преобразовании этого района в будущем в великогерманский колониальный район, так как его население еще в большой степени обладает признаками нордической расы. В целом в остальных центральных областях России политика отдельных генеральных комиссариатов должна быть направлена по возможности на разъединение и обособленное развитие этих областей.
Русскому из горьковского генерального комиссариата должно быть привито чувство, что он чем-то отличается от русского из тульского генерального комиссариата. Нет сомнения, что такое административное дробление русской территории и планомерное обособление отдельных областей окажется одним из средств борьбы с усилением русского народа [10].
б) Вторым средством, еще более действенным, чем мероприятия, указанные в пункте «а», служит ослабление русского народа в расовом отношении. Онемечивание всех русских для нас невозможно и нежелательно с расовой точки зрения. Что, однако, можно и нужно сделать, так это отделить имеющиеся в русском народе нордические группы населения и произвести их постепенное онемечивание…
Важно, чтобы на русской территории население в своем большинстве состояло из людей .примитивного полуевропейского типа. Оно не доставит много забот германскому руководству. Эта масса расово неполноценных, тупых людей нуждается, как свидетельствует вековая история этих областей, в руководстве. Если германскому руководству удастся не допустить сближения с русским населением и предотвратить влияние немецкой крови на русский народ через внебрачные связи, то вполне возможно сохранение германского господства в этом районе при условии, если мы сможем преодолеть такую биологическую опасность, как чудовищная способность этих примитивных людей к размножению.
в) Есть много путей подрыва биологической силы народа… Целью немецкой политики по отношению к населению на русской территории будет являться доведение рождаемости русских до более низкого уровня, чем у немцев. То же самое относится, между прочим, к чрезвычайно плодовитым народам Кавказа, а в будущем частично и к Украине. Пока мы заинтересованы в том, чтобы увеличить численность украинского населения в противовес русским. Но это не должно привести к тому, что место русских займут со временем украинцы.
Чтобы избежать в восточных областях нежелательного для нас увеличения численности населения, настоятельно необходимо избегать на Востоке всех мер, которые мы применяли для увеличения рождаемости в империи. В этих областях мы должны сознательно проводить политику на сокращение населения. Средствами пропаганды, особенно через прессу, радио, кино, листовки, краткие брошюры, доклады и т. п., мы должны постоянно внушать населению мысль, что вредно иметь много детей.
Нужно показывать, каких больших средств стоит воспитание детей и что можно было бы приобрести на эти средства. Нужно говорить о большой опасности для здоровья женщины, которой она подвергается, рожая детей, и т. п. Наряду с этим должна быть развернута широчайшая пропаганда противозачаточных средств. Необходимо наладить широкое производство этих средств. Распространение этих средств и аборты ни в коей мере не должны ограничиваться. Следует всячески способствовать расширению сети абортариев. Можно, например, организовать специальную переподготовку акушерок и фельдшериц и обучать их производить аборты. Чем качественнее будут производиться аборты, тем с большим доверием к ним будет относиться население. Вполне понятно, что врачи также должны иметь разрешение производить аборты. И это не должно считаться нарушением врачебной этики.
Следует пропагандировать также добровольную стерилизацию, не допускать борьбы за снижение смертности младенцев, не разрешать обучение матерей уходу за грудными детьми и профилактическим мерам против детских болезней. Следует сократить до минимума подготовку русских врачей по этим специальностям, не оказывать никакой поддержки детским садам и другим подобным учреждениям. Наряду с проведением этих мероприятий в области здравоохранения не должно чиниться никаких препятствий разводам. Не должна оказываться помощь внебрачным детям. Не следует допускать каких-либо налоговых привилегий для многодетных, не оказывать им денежной помощи в виде надбавок к заработной плате…
Для нас, немцев, важно ослабить русский народ в такой степени, чтобы он не был больше в состоянии помешать нам установить немецкое господство в Европе. Этой цели мы можем добиться вышеуказанными путями…
г) К вопросу о чехах. По существующим в настоящее время взглядам, большая часть чехов, поскольку они не вызывают опасений в расовом отношении, подлежит онемечиванию. Онемечиванию подлежит около 50 процентов всего чешского населения. Если исходить из этой цифры, то останется еще 3,5 млн. чехов, не предусмотренных для онемечивания, которые должны быть постепенно удалены с территории империи…
Следует подумать о том, чтобы переселить этих чехов в Сибирь, где они растворятся среди сибиряков и тем самым будут способствовать дальнейшему отдалению сибиряков от русского народа…
Рассмотренные выше проблемы огромны по своим масштабам. Но было бы очень опасно отказаться от решения их, объявив их неосуществимыми или фантастическими. Будущая немецкая политика по отношению к Востоку покажет, действительно ли мы преисполнены воли обеспечить прочную основу длительного существования третьей империи. Если третья империя должна существовать тысячи лет, то наши планы должны быть разработаны на целые поколения. А это означает, что расово-биологическая идея должна иметь решающее значение в будущей немецкой политике. Только тогда мы сможем обеспечить будущее нашего народа.
Доктор Ветцель
«Vierteljahreshefte fur Zeitgeschichie», 1958, № 3.
Письмо Бормана Розенбергу относительно политики на оккупированных территориях
Рейхслейтер Мартин Борман
Копия!
Ставка фюрера,
23.7.1942.
Во/а.
Господину рейхслейтеру
Альфреду Розенбергу
Берлин 35
Раухштрассе 17/18
Совершенно секретно!
Государственной важности!
Лично!
Многоуважаемый партейгеноссе Розенберг!
По поручению фюрера я довожу до Вашего сведения его пожелание, чтобы Вы соблюдали и проводили в жизнь в политике на оккупированных восточных территориях следующие принципы.
1. Мы можем быть только заинтересованы в том, чтобы сокращать прирост населения оккупированных восточных областей путем абортов. Немецкие юристы ни в коем случае не должны препятствовать этому. По мнению фюрера, следует разрешить на оккупированных восточных территориях широкую торговлю предохранительными средствами. Ибо мы нисколько не заинтересованы в том, чтобы ненемецкое население размножалось.
2. Опасность, что население оккупированных восточных областей будет размножаться сильнее, чем раньше, очень велика, ибо само собою понятно, его благоустроенность пока намного лучше. Именно поэтому мы должны принять необходимые меры против размножения ненемецкого населения.
3. Поэтому ни в коем случае не следует вводить немецкое обслуживание для местного населения оккупированных восточных областей. Например, ни при каких условиях не должны производиться прививки и другие оздоровительные мероприятия для ненемецкого населения.
4. Ни в коем случае не следует давать местному населению более высокое образование. Если мы совершим эту оплошность, мы сами породим в будущем сопротивление против нас. Поэтому, по мнению фюрера, вполне достаточно обучать местное население, в том числе так называемых украинцев, только чтению и письму.
5. Ни в коем случае мы не должны какими бы то ни было мероприятиями развивать у местного населения чувства превосходства! Необходимо делать как раз обратное!
6. Вместо нынешнего алфавита в будущем в школах надо ввести для обучения латинский шрифт.
7. Немцы должны быть обязательно удалены из украинских городов. Даже размещение их в бараках вне городов лучше, чем поселение внутри городов! Ни в коем случае не следует строить русские (украинские) города или благоустраивать их, ибо местное население не должно иметь более высокого жизненного уровня.
Немцы будут жить в заново построенных городах и деревнях, строго изолированных от русского (украинского) населения. Поэтому дома, строящиеся для немцев, не должны быть похожи на русские (украинские). Мазанки, соломенные крыши и т.д. для немцев исключаются.
8. На коренной территории империи, подчеркнул фюрер, слишком многие вещи регламентированы законом. Этого мы ни в коем случае не должны практиковать в оккупированных восточных областях. Для местного населения не следует издавать слишком много законов: здесь надо обязательно ограничиться самым необходимым. Немецкая администрация должна быть поэтому небольшой:. Областному комиссару надлежит работать с местными старостами. Ни в коем случае не следует создавать единого украинского правления на уровне генерального комиссариата или даже рейхскомиссариата.
Экземпляр этой записки я переслал с просьбой принять к сведению господину рейхсминистру и начальнику имперской канцелярии д-ру Ламмерсу…
Ваш М. Борман