I век нашей эры. В уединенном монастыре на острове Вектис загадочные рыжеволосые писцы неустанно записывают в манускриптах имена, даты рождения и смерти все новых и новых людей… 1947 год. В ходе археологических раскопок библиотека монастыря обнаружена — и секретные службы США стремятся завладеть ею любой ценой… Наши дни, Нью-Йорк. ФБР расследует дело под кодовым названием «Судный день». Дело серийного убийцы, посылающего своим жертвам открытки с указанием точного дня их смерти. Опытный агент Уилл Пайпер и его напарница Нэнси сразу же понимают: это очень необычные преступления. Но пока даже они не подозревают, что ключ к раскрытию этих убийств кроется в далеком прошлом…

Гленн Купер

ХРОНИКИ МЕРТВЫХ

21 МАЯ 2009 ГОДА

Нью-Йорк

Дэвид крутил трекбол смартфона, пока не нашел письмо от одного из клиентов. Хочет приехать из Хартфорда, чтобы обсудить схему кредитования. Дэвид частенько разбирался с письмами по дороге домой. Он быстро напечатал ответ. Такси вынырнуло на Парк-авеню и влилось в общий поток автомобилей, несшихся по финансовому центру Нью-Йорка.

Звуковой сигнал сообщил, что пришел новый е-мейл. От жены.

«Дорогой, у меня для тебя сюрприз!»

«Здорово! Не терпится узнать!» — отправил он в ответ.

По тротуарам спешили ньюйоркцы, слегка опьяневшие от первого дыхания весны. Подступающие сумерки и невесомые теплые порывы воздуха наполняли души радостью, заставляя забыть о рабочих буднях. Мужчины сняли пиджаки и закатали рукава рубашек. Легкий ветерок касался их оголенных рук, теребил юбки женщин. Весна будила чувства, заставляя кровь бежать быстрее; гормоны, словно корабли в Северном Ледовитом океане, постепенно освобождались от сковавшего их льда. Сегодня вечером город не уснет! Из открытого окна на верхнем этаже многоквартирного дома неслись звуки «Весны священной» Стравинского, вливаясь в какофонию городского шума.

Ничего этого не замечал Дэвид, глядя на жидкокристаллический экран смартфона, и за тонированным стеклом никто не замечал его самого — процветающего тридцатишестилетнего инвестиционного банкира в легком костюме из «Барниз», с пышной шевелюрой и морщиной между бровями, оставшейся после рабочего дня, который ничего не принес ни карьере, ни банковскому счету, ни самооценке Дэвида.

Такси остановилось у дома на пересечении Парк-авеню и Восемьдесят первой улицы. Дэвид сделал пять шагов от бордюра к входной двери и вдруг остановился. А погода-то замечательная! Он набрал полные легкие воздуха, широко расправил плечи и улыбнулся портье:

— Как жизнь, Пит?

— Неплохо, мистер Свишер. Как ситуация на рынках?

— Хуже некуда! Деньги лучше хранить под матрасом! — как всегда, пошутил Дэвид мимоходом.

Девятикомнатную квартиру на высоком этаже удалось купить за четыре и три четверти миллиона вскоре после событий одиннадцатого сентября. Почти даром. Рынок обвалился, продавцы нервничали. Хотя дом — просто конфетка! Свечка довоенных лет с двенадцатифутовыми потолками, совмещенной кухней-столовой и работающим камином. Да еще и на Парк-авеню! Дэвид обожал покупать при падении рынка — и не важно, о каком рынке идет речь. Вот так он получил квартирку площадью много больше, чем по идее нужно бездетной паре. Зато сколько было восторженных охов и ахов, а это всегда приятно. Теперь стоимость квартиры оценивалась более чем в семь с половиной даже при срочной продаже — как ни крути, удачная сделка. Дэвид каждый раз думал об этом, поднимаясь домой.

Почтовый ящик оказался пуст.

— Эй, Пит, а что, моя жена уже дома? — бросил Дэвид через плечо.

— Пришла минут десять назад.

Вот так сюрприз.

Ее «дипломат» стоял на столике в прихожей прямо на пачке писем. Дэвид бесшумно закрыл дверь и на цыпочках двинулся в комнату. Может, подойти к ней сзади, сжать руками груди и прильнуть всем телом?.. Отличная идея! Черт! Все равно было слышно, как он прошел по полу из мраморной итальянской плитки. Даже мягкие кожаные мокасины не спасли.

— Дэвид? Это ты?

— Да, дорогая! Как все прошло? — отозвался он. — Ты сегодня пораньше.

— Показания приобщили к делу! — раздалось из кухни.

Собака, услышав голос хозяина, сорвалась из гостевой в глубине квартиры и на полной скорости рванула в прихожую. Не удержавшись на скользком мраморе, пуделек, как заправский хоккеист, угодил боком в стену.

— Блумберг! — воскликнул Дэвид. — Ах ты, бедолага! — Он поставил «дипломат» и подобрал с пола пушистый белый комочек, который тут же лизнул его лицо шершавым розовым язычком, отчаянно виляя коротким хвостом. — Ну хватит, хватит! Только не надо писать на папочкин галстук! Нет-нет-нет, малыш!.. Дорогая, кто-нибудь гулял сегодня с Блуми?!

— Пит сказал, Риккардо выводил его в четыре.

Дэвид отпустил собаку и занялся почтой. Он всегда раскладывал письма по нескольким категориям, словно маньяк-аккуратист. Так-так, что тут у нас… Счета, рекламная чушь, личное, его каталоги, ее каталоги, журналы… Открытка?!

Простая белая открытка. Его имя и адрес, напечатанные черным шрифтом. Дэвид перевернул открытку. Одна только дата — 22 мая 2009 года. А рядом рисунок от руки. Дэвид разволновался не на шутку. Четкий контур гроба. Примерно дюйм высотой.

— Хелен, ты видела?

Жена вышла в прихожую, цокая шпильками по мраморному полу. На ней был светло-бирюзовый костюм «Армани» с двойной нитью искусственно выращенного жемчуга чуть выше декольте. Жемчужные серьги чуть выглядывали из-под тщательно уложенных волос. Красотка!

— Ты о чем?

— Вот об этом. — Дэвид показал открытку.

— От кого?

— Обратный адрес не указан.

— Штамп Лас-Вегаса… Разве у тебя там есть знакомые?

— Ума не приложу… Может, по работе кто. С ходу сложно сказать.

— По-моему, это провокационная реклама. — Хелен вернула мужу открытку. — Этакий маркетинговый ход. Хотят заинтриговать. Вот увидишь, завтра пришлют какой-нибудь буклет, и все встанет на свои места.

Дэвид немного успокоился. Наверное, она права. Хелен в таких вещах разбирается. И все же…

— Чертовщина какая-то! Гроб нарисовали… Тоже мне юмористы!

— Не бери в голову. Мы с тобой дома. В безопасности. Живем в цивилизованном обществе, в конце концов… Хочешь, поужинаем в ресторане?

Дэвид бросил открытку в стопку «Рекламная чушь» и обхватил Хелен пониже спины.

— Трахнемся до или после? — прошептал он, надеясь, что она ответит: «До».

Открытка не давала ему покоя весь вечер, хотя он больше не брал ее в руки. Дэвид думал о ней, пока ждал десерт в ресторане; думал, когда они с Хелен кончили одновременно, едва он в нее вошел; когда выгуливал Блумберга на ночь и перед тем как заснул, пока Хелен читала рядом. Слабый свет прикроватной лампы не доставал до темных углов спальни. Гробы всегда пугали Дэвида. Когда ему было девять, от нефробластомы умер пятилетний брат Барри. Гробик из красного дерева водрузили на пьедестал в часовне. Дэвид до сих пор с содроганием вспоминал тот день. Надо быть полным придурком, чтобы отправлять людям такие открытки!

Дэвид проснулся в четыре сорок пять — на пятнадцать минут раньше будильника. Пудель соскочил с кровати и начал беспокойно бегать кругами, всем своим видом напоминая хозяину о естественных утренних потребностях первостепенной важности.

— Хорошо-хорошо, — прошептал Дэвид. — Уже иду.

Хелен спокойно спала рядом. Банкиры все равно встают раньше юристов, именно поэтому выгуливать собаку по утрам было обязанностью Дэвида.

Не успел Дэвид поздороваться с ночным портье, как Блумберг за поводок вытянул хозяина в предрассветный холод. Застегнув спортивную куртку под самое горло, Дэвид направился по привычному маршруту на север, к Восемьдесят второй улице, где Блумберг обычно справлял естественные потребности, затем на восток, к Лексингтон-авеню — не забыть взять кофе в «Старбаксе», уже открытом для ранних пташек, — потом обратно на Восемьдесят первую и домой. На Парк-авеню, как правило, в это время не было ни души — вот и сегодня навстречу попалось всего лишь несколько такси и грузовик доставки.

Голова Дэвида не отключалась ни на секунду. Он не разделял мнения, будто на прогулке мозги должны отдыхать, — наоборот, это самое время, чтобы решить какую-нибудь проблему. На подходе к Восемьдесят второй улице Дэвид поймал себя на том, что не думает ни о чем конкретном. Так, беспорядочный поток того, что нужно сделать по работе. Об открытке он, к счастью, больше не вспоминал. На зловещей темной улочке с высокими деревьями по обеим сторонам внезапно включился инстинкт самосохранения, глубоко сидящий в каждом городском жителе, и Дэвид чуть было не изменил маршрут. Может, подняться по Восемьдесят третьей?.. Но самоуверенный брокер — второе «я» Дэвида — в последний момент не дал ему сдрейфить.

Он только перешел на другую сторону Восемьдесят второй, чтобы лучше видеть идущего навстречу смуглокожего подростка в трети квартала впереди. Если парень тоже перейдет улицу, это неспроста. Дэвид подумал, что тогда схватит под мышку Блумберга и бросится бежать со всех ног. В школе он увлекался спортом, да и сейчас время от времени играл в баскетбол. Кроссовки «Найк» зашнурованы плотно. Даже при самом дурном раскладе он не пропадет.

Парень — долговязый, в куртке с капюшоном, так что Дэвид не видел его лица — продолжал идти по своей стороне улицы. Дэвид надеялся, что рядом проедет машина или появится другой пешеход, но Восемьдесят вторая как будто вымерла. Слышно было, как поскрипывают новые кроссовки незнакомца. Ни одного светлого окна в однотипных двухэтажных домах.

Все еще спят. Ближайший жилой дом с консьержем у самой Лексингтон-авеню. Парень был уже напротив. Сердце Дэвида отчаянно колотилось. «Не смотри в глаза! Не смотри в глаза!» Дэвид шел не останавливаясь. Парень тоже. Расстояние между ними начало увеличиваться.

Дэвид украдкой оглянулся и вздохнул с облегчением: парень исчез за углом, свернув на Парк-авеню. Надо же оказаться таким мнительным! Слабак.

На полпути к дому Блуми, как всегда, обнюхал любимый столбик и присел по делам.

Дэвид даже не заметил, как незнакомец наскочил на него. Может быть, продумывал запланированную на сегодня встречу с главой фондового рынка, или наблюдал за собакой, или вспоминал, как соблазнительно Хелен опустила бретельки лифчика прошлой ночью… Или парень просто подкрался незаметно. Хотя какая теперь разница!

Дэвид получил точный удар в висок и упал на колени, от неожиданности даже не успев испугаться. Перед глазами все поплыло. Он смотрел, как Блуми доделывает свои дела. Незнакомец вроде бы требовал денег. Потом обшарил карманы. Блеснуло лезвие ножа. Часы спали с запястья. Затем Дэвид почувствовал, как сняли кольцо. Он вспомнил об открытке. Чертова открытка! И услышал свой голос будто со стороны:

— Это ты ее отправил?

Дэвиду показалось, что парень ответил:

— Да, ублюдок тупорылый.

ГОДОМ РАНЬШЕ

Кембридж, штат Массачусетс

Уилл Пайпер приехал пораньше, чтобы пропустить стаканчик, до того как соберутся остальные. Популярный ресторан на краю Гарвардской площади назывался «ОМ», и Пайпер, войдя, только пожал плечами от обилия азиатской эклектики. Заведение было не в его вкусе, но в баре нашлись кубики льда и виски. Другими словами, необходимый минимум. Пайпер решил остаться. Он с подозрением поглядел на специально необработанную кирпичную стену за барной стойкой, на плоские жидкокристаллические экраны, представляющие собой инсталляции видео-арта, на неоновую голубую подсветку и подумал: «Что я здесь забыл?!»

Всего месяц назад Пайпер решительно не собирался ехать на двадцатипятилетие выпуска, но вот он здесь, вместе с сотнями сорокасеми-сорокавосьмилетних людей, гадающих, куда делись лучшие годы их жизни. Джим Зекендорф со своей адвокатской хваткой безжалостно и систематично забрасывал бывших однокашников электронными письмами, пока они не сдались. Нет, конечно же, Пайпер не подписывался участвовать в шоу — никто не заставит его под звуки торжественного марша войти со всем выпуском 1983 года на мемориальную лужайку, заложенную в честь трехсотлетия Гарварда, — но он согласился приехать из Нью-Йорка и поужинать с теми, с кем пришлось жить в одной студенческой комнатушке. Договорились, что он переночует у Джима в Уэстоне, а утром вернется домой. Для себя Пайпер решил, что на призраков из прошлого готов потратить только два выходных.

Пайпер опустошил бокал до того, как бармен успел выполнить следующий заказ, и погремел кубиками льда, чтобы привлечь его внимание, но вместо этого привлек внимание стоявшей позади женщины. Она тоже пыталась получить выпивку, размахивая двадцатидолларовой банкнотой. Шикарная брюнетка чуть старше тридцати. Пайпер почувствовал терпкий запах ее духов еще до того, как она прильнула к его широкой спине и спросила:

— Не закажете мне шардонне?

Обернувшись, Пайпер уткнулся взглядом в бюст, туго обтянутый кашемиром. На уровне его глаз покачивалась банкнота, зажатая тонкими длинными пальцами.

— Конечно, — ответил Пайпер, обращаясь главным образом к бюсту. Затем, подняв голову, увидел розовато-лиловые тени, красные блестящие губы — как раз такие ему всегда нравились — и подумал, как приятно может продолжиться вечер.

— Спасибо! — Красотка протиснулась к стойке и сунула ему в руки деньги.

Кто-то бойко хлопнул Пайпера по плечу.

— Говорил же тебе, мы точно найдем его в баре!

Гладкое лицо Зекендорфа расползлось в широкой улыбке.

У него по-прежнему была пышная шевелюра, какую шутливо называют «еврейское афро». Пайпер вспомнил первый день в Гарварде: 1979 год; огромный светловолосый детина из Флориды, ошалевший от непривычной обстановки, и курчавый самоуверенный паренек, ощущавший себя как рыба в воде.

Рядом с Зекендорфом стояла его жена. По крайней мере Пайперу показалось, что полная солидная дама чем-то похожа на хрупкую девчушку, которую он последний раз видел на свадьбе Джима в 1988 году.

Зекендорфы притащили за собой Алекса Диннерштайна с подружкой. Алекс всегда отличался субтильностью и безупречным загаром, поэтому выглядел самым молодым из друзей. К тому же умело подчеркивал стройность фигуры и собственную неподражаемость дорогими европейскими костюмами и модным платком — безупречно белым, как его зубы, — который слегка выглядывал из нагрудного кармана. Его темные волосы — и как ему удалось сохранить цвет? — были уложены гелем так же, как в первый год учебы в Гарварде. Пайпер решил, что волосы Алекс все-таки красит. А как иначе? Доктору Диннерштайну, видимо, приходится молодиться рядом с такой милашкой! Алекс держал под руку длинноногую девушку модельной внешности моложе их как минимум лет на двадцать. Пайпер почти забыл о новой знакомой, которая тем временем скромно потягивала вино.

— Ты нас не познакомишь? — спросил Зекендорф, заметив даму в уголочке.

Пайпер, неловко улыбнувшись, пробормотал:

— Да мы и сами еще не зашли так далеко…

Алекс понимающе хохотнул.

— Джиллиан, — представилась незнакомка. — Желаю вам хорошо повеселиться на встрече выпускников.

Она поднялась со стула. Пайпер, не говоря ни слова, протянул ей свою визитку. «Специальный Агент Уилл Пайпер. Федеральное бюро расследований» На ее лице мелькнуло удивление.

Когда Джиллиан ушла, Алекс стиснул Пайпера в объятиях.

— Никогда не встречал выпускника Гарварда с такой штукой! Что это у тебя в штанах? «Беретта»? Или ты так рад нашей встрече?!

— Да пошел ты, Алекс!

Зекендорф провел друзей по лестнице к ресторану и тут сообразил, что одного не хватает.

— Кто-нибудь видел Шеклтона?

— А что, он еще жив? — спросил Алекс.

— Есть косвенные доказательства, — ответил Зекендорф. — Е-мейлы.

— Вряд ли он появится, — заявил Алекс. — Он ведь нас терпеть не может.

— Терпеть не может он тебя, — уточнил Пайпер. — Разве не ты приклеил его скотчем к кровати?!

— Насколько я помню, ты тоже при этом присутствовал! — рассмеялся Алекс.

Ресторан гудел от непрекращающейся болтовни. Интерьер напоминал музейный зал. Кругом стояли непальские скульптуры, а в нише одной из стен — статуэтка Будды. Столик с видом на улицу Уинтроп забронировал заранее, но он оказался уже занят. Сидевший за ним мужчина беспокойно теребил салфетку.

— Эй, посмотрите-ка, кто здесь у нас! — воскликнул Зекендорф.

Марк Шеклтон поднял голову с таким выражением, будто страшился этой минуты. Близко посаженные глазки, едва выглядывающие из-под козырька бейсболки, забегали.

Пайпер сразу же узнал Марка, хотя они не виделись лет двадцать восемь — перестали общаться сразу же после окончания первого курса. То же лицо без грамма жира, из-за чего голова казалась яйцевидным черепом. Те же плотно сжатые губы и острый нос. Марк и в юности-то выглядел стариком — теперь это просто стало более естественно.

И как только их могли поселить вместе?! Пайпер, обычный парень из Флориды, рослый и спокойный. Джим — бруклинец, способный заболтать любого. Сексуально озабоченный Алекс из Висконсина, мечтавший стать врачом. И Марк — сдвинутый компьютерщик из-под Лексингтона. Всех четверых поселили в блок в «Холворти» на северном краю лесистого гарвардского двора: две тесные спальни с двухэтажными кроватями и одна общая комната с относительно приличной мебелью, за которую надо было благодарить состоятельных родителей Зекендорфа. Пайпер приехал в студенческий городок последним из четверых — готовился к началу футбольного сезона. Алекс к тому времени сдружился с Джимом, поэтому, когда Пайпер поставил вещмешок на пороге, ребята со смехом указали ему на соседнюю спальню, где, вытянувшись по струнке, лежал на нижней кровати Марк и, казалось, боялся даже пальцем шевельнуть.

— Привет, Марк! Как дела? — поздоровался Пайпер. По скуластому лицу растянулась широкая улыбка, какая бывает только у южан. — Кстати, сколько ты весишь?

— Сто сорок, — ответил Марк осторожно, пытаясь смотреть прямо в глаза громиле, возвышающемуся над ним.

— Понятно. Я в одних трусах вешу двести двадцать пять. Ты точно хочешь, чтобы я забрался на второй этаж этой трухлявой люльки?

Марк тяжело вздохнул и, не говоря ни слова, сдал свою территорию. С тех пор иерархия власти установилась раз и навсегда.

Болтали обо всем подряд, как всегда на встречах выпускников. Вспоминали забавные моменты, смеялись над нелепыми ситуациями, неблагоразумными ошибками молодости, студенческими проказами и собственными слабостями. Женщины слушали, не встревая в разговор, прощая явное приукрашивание и пикантные подробности. Зекендорф с Алексом, сохранившие тесную дружбу, направляли беседу, перекидываясь шутливыми репликами, словно комический актерский дуэт. Пайпер не мог похвастаться умением вовремя вставить саркастическое замечание, но его размеренные воспоминания о нелепостях первого года учебы приводили женщин в восторг. Один только Марк молчал, вежливо улыбался, когда все хохотали, потягивал пиво и ковырялся в тарелке с азиатской едой. Зекендорф попросил жену фотографировать, и она послушно кружила вокруг стола, заставляя всех принимать оригинальные позы, и то и дело щелкала фотоаппаратом.

Компании первокурсников — словно неустойчивые химические соединения. Меняются условия, связи тут же распадаются и молекулы расходятся. На втором году обучения Пайпер переселился в «Адамс-Хаус», к другим футболистам. Зекендорф с Алексом держались вместе, вместе и переехали в «Леверетт-Хаус», а Марк получил отдельную комнату в «Карьере». Пайпер изредка встречался с Зекендорфом на занятиях по государственному управлению, но теперь они вращались в разных мирах. После выпускного Зекендорф с Алексом остались в Бостоне и время от времени узнавали о Пайпере из газет или теленовостей. Никто из троих не пытался восстановить связь с Марком. Он просто исчез из их жизни. Если бы Зекендорфу не втемяшилось во что бы то ни стало встретиться и если бы Марк не внес свой адрес на почте «Гугла» в журнал выпускников, он бы так навсегда и остался краткой главой прошлого.

Алекс громко рассказывал о дикой студенческой выходке с участием сестер-близнецов из колледжа Лесли. Именно в ту ночь он якобы бесповоротно решил связать свою жизнь с гинекологией. В самый интересный момент подружка Алекса перевела разговор на Пайпера. Видимо, ей поднадоело шутовство захмелевшего Алекса. Она с восхищением смотрела на рыжеволосого здоровяка, который сидел напротив и пил виски стакан за стаканом, не пьянея.

— И как же вы оказались в ФБР? — спросила модель как раз в тот момент, когда Алекс начал очередную историю о себе.

— Я недостаточно хорошо играл в футбол, чтобы заниматься им профессионально.

— Нет, серьезно! — Похоже, ей стало на самом деле интересно.

— Ну, честно говоря, не знаю, — мягко ответил Пайпер. — После выпускного у меня не было четкого представления, что дальше делать. Ребята вот знали, чего хотели от жизни. Алекс собирался в медицинский. Зекендорф — на юридический. Марк в итоге окончил Массачусетский технологический институт, так ведь? — Марк кивнул в ответ. — А я несколько лет просто болтался. Преподавал во Флориде, работал тренером. А потом вдруг подвернулось место в полиции округа.

— Твой отец вроде бы из правоохранительных органов? — вспомнил Зекендорф.

— Был помощником шерифа в Панаме.

— Он жив? — спросила жена Зекендорфа.

— Нет, давно умер. — Пайпер сделал большой глоток виски. — Наверное, это у меня в крови; путь наименьшего сопротивления, как говорится. В общем, так вот получилось. Вскоре шерифа стало раздражать, что ему в затылок дышит умник из Гарварда, его же собственный помощник, и он заставил меня подать заявление в Куонтико. Ну, чтобы избавиться, сами понимаете. А потом… не успел я и глазом моргнуть, а скоро на пенсию выходить!

— Неужели уже двадцать лет прошло? — удивился Зекендорф.

— Почти двадцать два.

— И чем займешься?

— Кроме рыбалки? Представления не имею.

Алекс разлил еще одну бутылку вина.

— А вы хоть знаете, как этот чертяка знаменит?

— А вы знамениты, Пайпер? — ухватилась за продолжение темы модель.

— Вовсе нет.

— Врет! — воскликнул Алекс. — Он самый успешный следователь по делам о серийных убийцах за всю историю ФБР!

— Откровенные выдумки! — резко возразил Пайпер.

— Скольких ты поймал за эти годы? — спросил Зекендорф.

— Точно не помню. Несколько.

— Несколько!.. Скорее я несколько раз проводил влагалищное исследование! — не удержался Алекс. — Я слышал, ты ни разу не ошибался.

— По-моему, ты перепутал меня с папой римским.

— Да ладно скромничать. Я где-то читал, что ты можешь провести психоанализ поведения любого человека за полминуты!

— На тебя ушло намного меньше времени, старик. Но если серьезно… не верь всему, что пишут!

Алекс легонько толкнул локтем подружку:

— Запомни мои слова: этот парень — настоящий феномен!

Пайпер был бы рад сменить тему разговора. В его карьере случалось всякое, и ему совсем не хотелось вспоминать о былых заслугах.

— Похоже, мы все преуспели в жизни, несмотря на сомнительные успехи в учебе на первом курсе! Зекендорф — первоклассный юрист по корпоративному праву. Алекс — доктор, профессор… Но давайте поговорим о Марке. Чем ты занимался все эти годы?

Не успел Марк вытереть губы салфеткой, чтобы ответить, как Алекс в свойственной ему роли мучителя воскликнул:

— Давайте послушаем. Шеклтон, наверное, стал каким-нибудь интернет-миллионером, счастливым обладателем «Боинга-737» и баскетбольной команды! Не ты, случайно, изобрел сотовый телефон? Ты же всегда что-то записывал в своем блокнотике, закрывшись в комнате. Что ты там делал, парень? Ну, ясен перец, мусолил старые номера «Плейбоя». Зачем еще столько бумажных носовых платков? А что еще ты там делал?

Пайпер с Зекендорфом расхохотались. Марк и правда всегда покупал по несколько упаковок «Клинекс». Пайпер тут же осекся, когда Марк пронзил его колким взглядом, будто вопрошая: «И ты, Брут?»

— Я занимаюсь компьютерной безопасностью, — едва слышно прошептал Марк, опустив голову, как будто сообщил это своей тарелке. — К сожалению, миллионером не стал. — Потом вдруг вскинул голову и гордо добавил: — Еще в свободное время я пишу.

— В какой компании ты работаешь? — вежливо поинтересовался Пайпер, стараясь искупить вину.

— Я работал на несколько компаний, но сейчас, как и ты, состою на службе у правительства.

— Неужели?! А где?

— В Неваде.

— Ты ведь живешь в Лас-Вегасе? — спросил Зекендорф.

Марк кивнул, расстроившись, что никто не удивился его словам о писательстве.

— В каком подразделении работаешь? — уточнил Пайпер. Марк молча уставился на него. — В каком правительственном отделе?

Марк судорожно сглотнул. Кадык заходил вверх-вниз.

— В лаборатории… Это секретное подразделение…

— Ага, Шеклтон — тайный агент! — ликующе затараторил Алекс. — Налейте-ка еще вина. Надо развязать ему язык!

— Не, Марк, правда, расскажи поподробнее. — Зекендорфа, похоже, потрясла эта новость.

— Простите, не могу.

Алекс доверительно наклонился к Марку:

— По-моему, кое-кто из ФБР может разнюхать, чем ты занимаешься.

— Вряд ли, — уверенно ответил Марк.

Зекендорф не собирался заканчивать разговор.

— Невада… Невада… Единственная правительственная секретная лаборатория там, насколько мне известно, находится в пустыне… — громко заявил он, — в так называемой зоне пятьдесят один. Я прав? — Он думал, что Марк начнет отрицать, но тот лишь беспристрастно взглянул на него. — Только не говори, что работаешь в зоне пятьдесят один!

Немного подумав, Марк тихо ответил:

— Не буду утверждать обратного.

— Ух ты! Там изучают НЛО и всяких разных пришельцев? — спросила потрясенная модель.

Марк улыбнулся загадочно — словно Мона Лиза.

— Если узнаешь ответ, Марку придется тебя убить, — прошептал Пайпер.

Марк резко покачал головой. Взгляд его вдруг неожиданно стал серьезным. Пайпер почувствовал знакомое беспокойство.

— Нет. Если узнаете ответ, другим людям придется убить вас, — хрипло проговорил Марк.

22 МАЯ 2009 ГОДА

Стейтен-Айленд, Нью-Йорк

Консуэла Лопес сидела на корме парома «Стейтен-Айленд», как всегда, рядом с выходом, чтобы сразу выскочить, когда паром подойдет к остановке. Если не успеть на пятьдесят первый автобус, отходящий без пятнадцати одиннадцать, следующий придется ждать долго. Дизельные двигатели мощностью девять тысяч лошадиных сил работали так слаженно, что Консуэла чувствовала гул мотора всем телом. Он убаюкивал. Закрыть бы сейчас глаза… Но вокруг столько подозрительных личностей. Как бы кошелек не увели!

Консуэла закинула опухшую левую ногу на пластмассовую скамейку, подложив газетку. Если без газетки, то это уж совсем верх неуважения. Консуэла растянула лодыжку, запнувшись о шнур пылесоса, — она работала уборщицей в южном Манхэттене. Слава Богу, это произошло в пятницу, в конце дня после долгой рабочей недели. В выходные будет возможность прийти в себя. Пропустить работу из-за болезни — непозволительная роскошь. Хоть бы поправиться к понедельнику. Если вечером в субботу не полегчает, надо будет пойти в воскресенье на раннюю мессу и попросить о помощи Деву Марию. А еще нужно обязательно показать отцу Рочасу странную открытку. Может, он развеет все страхи.

Консуэла не отличалась красотой и почти не говорила по-английски, зато была молода и обладала хорошей фигурой и часто должна была отбиваться от непрошеных приставаний. Через несколько рядов от нее сидел молодой латиноамериканец в серой футболке и улыбался Консуэле. Та поначалу смутилась, но что-то в его белозубой улыбке и веселых глазах заставило ее вежливо улыбнуться в ответ. Парень, похоже, только этого и ждал. Он тут же подсел к Консуэле, представился и сочувственно заговорил о ее растяжении.

Когда паром подошел к берегу, Консуэла отказалась от помощи молодого латиноамериканца и, хромая, пошла к остановке. Тот последовал за ней, хоть она и плелась черепашьим шагом, и предложил подвезти ее домой. Конечно, об этом не могло быть и речи. Хотя… Паром задержался на пять минут, на автобус она, по всей видимости, опоздала. Да и парень он вроде бы неплохой. Забавный, не наглый. Консуэла согласилась. А когда молодой человек ушел за машиной на парковку, на всякий случай перекрестилась.

Консуэла заволновалась только после того, как они пролетели мимо поворота на ее улицу — Фингерборд-роуд. Настроение парня резко изменилось. Он как будто не слышал испуганных возражений Консуэлы и, не говоря ни слова, мчал по Бей-стрит, а потом резко повернул налево, к парку Артура фон Бризена.

В конце темной дороги парень, угрожая перочинным ножом, вынудил заплаканную Консуэлу выйти из машины. Потом вывернул ей руку и пригрозил перерезать горло, если она позовет на помощь. Его больше не волновала растянутая лодыжка. Он потащил Консуэлу к кустам у воды. От боли бедняжка прикусила губу, но от страха не могла даже всхлипнуть.

Впереди в темноте показались зловещие очертания огромного моста Верразано-Нэрроуз. Поблизости не было ни души. На поляне парень толкнул Консуэлу на землю и выхватил из рук кошелек.

Консуэла зарыдала.

— Заткнись! — грубо прикрикнул он.

Обшарив ее карманы, парень выудил несколько долларов и белую открытку, адресованную Консуэле, с нарисованным от руки гробом и датой — 22 мая 2009 года.

— Usted me piensa le envió esto?[1] — спросил он, издевательски улыбаясь.

— No sé,[2] — еле выдавила Консуэла сквозь рыдания.

— Bien, le estoy enviando esto.[3] — Парень захохотал, расстегивая ремень на брюках.

10 ИЮНЯ 2009 ГОДА

Нью-Йорк

Дженнифер не вернулась. Пайпер открыл дверь, закатил чемодан на колесиках и бросил на пол портфель.

Квартира стала такой, как была когда-то, до появления Дженнифер: исчезли ароматические свечи, пропали салфетки со стола и маленькие гобеленовые подушечки с дивана, ее одежда, обувь, косметика, зубная щетка. Пайпер, словно торнадо, пронесся по спальне, залетел на кухню и распахнул холодильник. Исчезли даже дурацкие бутылочки с минералкой «Витаминвотер».

Вот и закончился выездной двухдневный тренинг по восприимчивости и чуткости, заявленный как курс повышения квалификации. Если бы Дженнифер все-таки вернулась, он бы обязательно опробовал на ней новые методы. Но к сожалению, ее дома не было.

Пайпер ослабил узел на галстуке, сбросил ботинки и открыл мини-бар под телевизором. Конверт с письмом от Дженнифер лежал на прежнем месте — под бутылкой виски «Джонни Уокер». На нем аккуратным женским почерком выведено нецензурное слово. Пайпер налил себе виски, закинул ноги на кофейный столик и перечитал подробное описание своих недостатков, которое знал наизусть. Потом нечаянно толкнул ногой фотографию в рамке. Она со звоном ударилась об пол. Снимок со встречи выпускников прошлым летом. Зекендорф прислал. Вот и еще один год прошел…

Через час в голове, затуманенной от алкоголя, пульсировала одна лишь мысль. Как-то Дженнифер сказала, что он совершенно испорчен, починить невозможно. Испорчен… Сломан. Интересное сравнение. Ремонту не подлежит… Нет шансов на восстановление или хотя бы мало-мальскую починку.

Включив телевизор — играли «Нью-Йорк метс», — Пайпер тут же захрапел на диване.

* * *

Испорчен — не испорчен, сломан — не сломан, а ровно в восемь утра он обязан быть за рабочим столом. Пайпер просмотрел входящую почту, быстренько набил несколько ответов, отправил электронное письмо начальнику, Сью Санчес, со словами благодарности за проницательность и менеджерское умение предвидеть — в общем, за то, что она порекомендовала отправить на выездной тренинг именно его. Пайпер не преминул заметить, что по результатам итогового тестирования его чувствительность и восприимчивость повысились на сорок семь процентов и он надеется, что в ближайшем будущем Санчес сможет ощутить это в работе. И подписался в конце: «С уважением, ваш сверхчувствительный Пайпер». Отправлено!

Через минуту раздался телефонный звонок. Санчес на линии.

— Добро пожаловать домой, Пайпер! — поприветствовала его начальница, медленно растягивая слова.

— Как я рад, что вернулся! — Южный акцент Пайпера с годами почти сгладился.

— Загляните ко мне!

— Когда вам будет угодно?

— Немедленно! — рявкнула Санчес и бросила трубку.

Благодаря Мухаммеду Атта[4] она сидела за его старым столом в его бывшем кабинете с прекрасным видом на статую Свободы. Но Пайпера раздражало не столько это, сколько недовольное выражение ее лица. Санчес каждый день занималась на тренажерах, одновременно читая должностные инструкции либо книги по эффективному управлению. Внешне она Пайперу нравилась, однако его отталкивала ее кислая мина и официальный тон с явным латиноамериканским акцентом.

— Садитесь. Нужно поговорить, Пайпер, — с ходу заявила Санчес.

— Сьюзен, если вы собираетесь меня отчитывать, я в принципе готов вынести это как настоящий профессионал. Не зря же я побывал на тренинге. Итак, правило номер шесть… — или четыре… не важно; суть в том, что «если чувствуешь, что тебя провоцируют, не действуй сгоряча. Остановись и оцени последствия своих действий, затем подбери правильные слова, учитывая реакцию человека или людей, с которыми взаимодействуешь». Здорово, правда? Нам еще и сертификаты выдали! — Пайпер улыбнулся, похлопав себя по намечающемуся брюшку.

— Мне сегодня не до шуток, — устало ответила Санчес. — Возникли серьезные проблемы, нужна ваша помощь.

«Другими словами, парень, ты опять влип!»

— Для вас — что угодно. Если для этого не надо раздеваться и если это не помешает мне через четырнадцать месяцев уйти на пенсию.

Санчес тяжело вздохнула и выдержала паузу, явно давая Пайперу понять, что усвоила правило номер четыре — или шесть. Пайпер прекрасно понимал, что она считает его самым проблематичным сотрудником. И каждый в отделе знал почему.

Итак, Уилл Пайпер. Сорок восемь лет. На девять лет старше Санчес. Бывший начальник Сьюзен Санчес — до того как его сместили с должности и вновь назначили специальным агентом. Бывший красавец с широченными плечами, пронзительными голубыми глазами, по-мальчишески взъерошенными светлыми волосами — до того как обрюзг от алкоголя и малоподвижного образа жизни. Бывший лучший сотрудник — до того как стал занудой, просиживающим штаны на работе от звонка до звонка.

— Два дня назад Джон Мюллер перенес инсульт, — выпалила Санчес. — Врачи говорят, он поправится, но какое-то время пробудет на больничном. Его отсутствие на работе — большой минус для всего отдела. Мы с Бенджамином и Рональдом обсудили это и…

— Мюллер?! — не сдержал удивления Пайпер. — Да он моложе вас! По утрам бегает… Как с ним мог случиться инсульт?

— Что-то такое в сердце, врачи раньше не замечали. Небольшой тромб оторвался в ноге и попал в мозг. По крайней мере мне так объяснили. Ужасно… Кто бы мог подумать, что такое возможно.

Пайпер ненавидел Мюллера. Всегда подтянутый, жилистый щеголеватый болван. Все строго по инструкции. Совершенно невыносимый тип. Сколько раз в лицо напоминал Пайперу о его понижении. Вот бы он до конца дней шаркал ногами и говорил как умственно отсталый!

Вслух же Пайпер сказал:

— Боже…

— Вам надо взяться за «Судный день».

Пайпер еле сдержался, чтобы не уйти, хлопнув дверью. Это дело должны были поручить ему с самого начала. Дело, строго попадающее под его юрисдикцию, прошло мимо самого заслуженного специалиста по серийным убийствам в современной истории ФБР. Значит, его окончательно сбросили со счетов. Сперва Пайпер страшно разозлился, потом успокоился и решил, что ему повезло.

Он вышел на финишную прямую. Пенсия маячила впереди словно мираж в пустыне. Пайпер поставил крест на амбициях и стремлениях. Ему не было никакого дела до политики бюро, до убийств и смертей. Он устал. Ему стало безумно одиноко в городе, который он никогда не любил. Безудержно хотелось домой. На пенсию.

Пайпер долго обдумывал предложение Санчес. Дело «Судный день», как его называли между собой в бюро, быстро стало основной темой ФБР и, конечно же, требовало полной отдачи. В последнее время Пайпер забыл, что такое задерживаться после работы, проводить в бюро все выходные. Хотя дело в другом. Дженнифер ушла, и у него теперь полным-полно свободного времени. Изменилось отношение. Если бы кто-нибудь поинтересовался, Пайпер ответил бы, что ему на все наплевать. Для расследования серийных убийств необходимо сильное желание, азарт, спортивная злость, огонь, который давным-давно угас в душе Пайпера. Удача, конечно, тоже важна. Но по собственному опыту Пайпер знал, что преуспевает только тот, кто пашет изо всех сил и создает условия для того, чтобы капризная фортуна все-таки улыбнулась.

Мюллер работал в паре с молодым специальным агентом, которая лишь три года назад окончила академию в Куонтико.

Идеализация бюро и преданность делу доходили у нее чуть ли не до религиозного фанатизма. Сколько раз Пайпер видел, как она деловито спешит по коридорам двадцать четвертого этажа. От ее важного, без тени иронии, вида ему становилось тошно.

— Знаете, Сьюзен, — громко сказал Пайпер, подавшись вперед, — мне эта идея не по душе. Мой поезд давно ушел. Вы могли предложить мне это дело месяц назад, но не предложили. И правильно сделали. Так лучше для меня, для Нэнси, так лучше для отдела, для бюро, для налогоплательщиков, для тех, кого он убил, и для потенциальных жертв, черт возьми! Вы это знаете, и я знаю!

Санчес закрыла дверь и, вернувшись за стол, закинула ногу на ногу. Равномерное покачивание туфельки моментально заставило Пайпера угомониться.

— Ладно-ладно, я успокоился. Буду говорить потише, — сдался он. — Но подумайте, в первую очередь это плохо для вас. Вы сейчас идете в гору. Возглавляете отделение по кражам в крупных размерах и насильственным преступлениям. Кстати, второе по важности в Нью-Йорке! Когда «Судный день» раскроют, получите повышение. Вы женщина, представляете национальное меньшинство. Через пару лет станете помощником директора в Куонтико или возглавите отдел по контролю за спецагентами в федеральном округе Колумбия. Перспективы безоблачные! Не стоит все рушить, поручая мне это дело. Как друг советую!

Санчес попыталась взглядом превратить его в соляной столб.

— Поверьте, я очень ценю вашу заботу, Пайпер, но не считаю нужным следовать советам человека, которого понизили в должности. Поверьте, мне самой эта идея не по душе. Однако мы уже все обсудили. Бенджамин с Рональдом отказываются выделять специалиста из отдела по борьбе с терроризмом. В отделе мошенничества и организованной преступности подобными преступлениями никто не занимался. Не хватало только, чтобы прислали людей из Вашингтона или из другой организации. Мы в Нью-Йорке, а не в далеком Кливленде! Считается, что у нас на скамейке запасных несколько специалистов. У вас соответствующее образование и опыт. Правда, личностные характеристики подкачали — над ними вам придется поработать. Это будет ваше последнее крупное дело, Пайпер! Вы уйдете на пенсию под аплодисменты.

Пайпер задумался.

— Даже если мы поймаем его завтра, что крайне маловероятно, когда дело дойдет до суда, меня тут уже не будет.

— Выйдете на работу, чтобы дать показания. К тому времени и суточные немалыми покажутся.

— Очень смешно!.. А как насчет Нэнси? Хотите принести ее в жертву общему делу?

— О ней не беспокойтесь. Нэнси не промах. И с собой справится, и с вами.

Пайпер угрюмо замолчал.

— Что делать с мелочевкой, которой я сейчас занимаюсь?

— Распределим между ребятами. Не проблема.

Вот и решен вопрос… А еще говорят, живем в демократической стране! Уволиться? Нет, это не выход. Четырнадцать месяцев… Осталось продержаться четырнадцать месяцев.

Через два часа жизнь Пайпера круто изменилась. Вскоре у его стола возникла офис-менеджер с оранжевой коробкой, сложила туда папки с рабочими делами и удалилась. Старые папки заменили пачки документов по «Судному дню», собранные Мюллером до того, как вязкий сгусток тромбоцитов превратил пару миллилитров его мозга в месиво. Пайпер смерил кипу бумаг презрительным взглядом, будто кучу навоза, и допил вторую чашку остывшего кофе, прежде чем взяться за верхний документ.

За дверью кто-то покашлял, словно перед важным выступлением.

— Здравствуйте! — сказала Нэнси. — Похоже, нам теперь работать вместе.

Так-так, Нэнси Липински… Затянута в темно-серый костюм, который как минимум на полразмера ей мал — пояс зажал талию так сильно, что животику ничего не осталось, кроме как безобразно выползти сверху. Невысокого роста — примерно пять футов три дюйма. Пайпер скептически оглядел ее фигуру. Не мешало бы сбросить по килограммчику с каждой части тела. Особенно со щек. Интересно, а скулы под ними есть?.. Совсем не похожа на поджарых выпускниц академии в Куонтико. И как ей удалось пройти курс физической подготовки? Там барышням поблажек не дают. Практичное каре, рыжеватые волосы, макияж, блеск удачно гармонировали друг с другом и выгодно подчеркивали изящный носик, красиво очерченные губы, яркие карие глаза, а запах туалетной воды у другой женщины завел бы Пайпера с полуоборота. Но сильнее всего подействовал на Пайпера ее скорбный вид. Неужто она и впрямь так привязалась к этому ничтожеству Мюллеру?

— Что вам нужно? — спросил Пайпер.

— Может, зайти попозже?

— Послушайте, Нэнси, я только открыл коробку с новыми документами. Дайте мне пару часов. А днем поговорим.

— Хорошо, Пайпер. Просто я хотела, чтобы вы с самого начала знали… Мне, конечно, очень жаль Мюллера. Но я не собираюсь бросать начатое и буду продолжать работать изо всех сил! Хотя мы раньше не пересекались, я изучила несколько дел, которые вы расследовали, и представляю, какой грандиозный вклад вы внесли в криминалистику. Я стремлюсь к самосовершенствованию, поэтому ваша оценка и обратная связь очень важны для меня…

Пайпер вдруг почувствовал, что не может больше слушать этот словесный поток.

— Часто смотрите «Сайнфелд»? — резко спросил он.

— Телешоу?

— Да.

— Бывает иногда, а что? — осторожно ответила Нэнси.

— Создатели шоу обозначили основные правила для участников. Именно эти правила отличают «Сайнфелд» от других передач. Рассказать поподробнее? Потому что они имеют отношение к вам и ко мне.

— Конечно! — радостно воскликнула Нэнси, всегда готовая перенять опыт.

— Основное правило — никаких поучений и никаких сюсюканий. Увидимся позже, Нэнси, — с невозмутимым видом проговорил Пайпер.

Нэнси замерла в нерешительности, размышляя, уйти сразу или что-нибудь ответить. Вдруг за дверью послышался быстрый цокот высоких каблуков.

— Сью! — мелодраматично закатив глаза, заметил Пайпер. — Похоже, ей известно то, о чем мы пока не ведаем.

В их деле информация наделяет обладателя временной властью, и Сью Санчес явно чувствовала себя окрыленной какими-то новыми сведениями.

— Как здорово, что вы оба здесь! — заявила Санчес, загоняя Нэнси обратно в кабинет. — Обнаружен еще один. Седьмой. В Бронксе, — продолжила она восторженным голосом девочки-подростка. — Мигом собирайтесь, пока окружные полицейские там дел не натворили!

Пайпер вскинул руки вверх:

— Сью, я ни черта не знаю о предыдущих шести убийствах! Дайте хоть в себя прийти!

Как снег на голову!

— Да бросьте! Считай, что это первый случай. По дороге расскажу всю предысторию, — быстро вступила в разговор Нэнси.

— Ну что я говорила, Пайпер? Она не промах, — ехидно улыбнулась Сью.

Пайпер взял черный джип «форд-эксплорер» стандартной комплектации, находящийся в ведении отдела, выехал из подземного гаража и направился по улице с односторонним движением на север к магистрали ФДР[5] по левому скоростному ряду. Машина шла уверенно, движение было спокойное. Раньше Пайперу нравилось выбираться из кабинета. Если бы он ехал один, то включил бы спортивную радиостанцию, но рядом сидела Нэнси Липински с блокнотом в руках и досконально описывала суть дела, пока они неслись под подвесной транспортной линией острова Рузвельта. Вагон медленно проплывал над неспокойными темными водами Ист-Ривер.

Нэнси была взволнованна, как извращенка на съемках порнофильма. Еще бы. Ее первое дело о серийном убийце, опьянение от собственной значимости, определяющий момент в начале карьеры. Нэнси получила это задание, потому что была любимицей Сью и прежде работала с Мюллером. Парочка, похоже, сработалась. Конечно. Ведь Нэнси умело поддерживала хрупкое самолюбие Мюллера: «Джон, ты такой умный! Джон, у тебя фотографическая память! Джон, научи, как тебе удается так профессионально проводить допрос!»

Пайпер с трудом улавливал, о чем говорила Нэнси. Вроде бы что проще, чем воспринять информацию о трех неделях работы, когда ее разжевывают и буквально кладут в рот, но мысли в голове Пайпера путались, к тому же давала о себе знать вчерашняя встреча с «Джонни Уокером». Впрочем, Пайпер знал, что может включиться в дело за пару минут. За двадцать лет службы он руководил восемью расследованиями серийных убийств и консультировал по бесчисленному количеству схожих дел.

Первое расследование происходило в Индианаполисе в рамках задания, полученного сразу о назначении на службу. Тогда он был ненамного старше Нэнси. Преступник тушил сигареты о веки жертв — по окурку его и нашли. Когда вторая жена Пайпера — Эви — поступила в магистратуру университета Дьюка, он перебрался в Роли и, естественно, получил новое задание — какой-то псих опасной бритвой перерезал горло женщинам в окрестностях Ашвилла. Спустя девять месяцев мучительной работы, за которые погибли еще пять женщин, Пайпер все-таки прижал преступника. И как-то само собой вышло, что он стал признанным специалистом. Пайпер пошел на повышение, снова развелся и попал в головной офис, в отдел насильственных преступлений, которым тогда руководил Хэл Шеридан, человек-легенда, воспитавший целое поколение криминалистов.

Шеридан был необщителен и обидчив. В отделе даже шутили — если в Виргинии произойдет серия убийств, первым делом надо будет проверить Шеридана. Он тщательно распределял дела национального значения между подчиненными, учитывая личность преступника и личность спецагента. Шеридан всегда поручал Пайперу расследование убийств, совершенных с особой жестокостью по отношению к женщинам. Видимо, неспроста…

Слова Нэнси наконец-то начали проникать в сознание Пайпера. Надо признать, факты действительно интересны. Благодаря журналистам в общих чертах он о деле знал. Да и кто не знал? «Судный день»… Разве не газетчики придумали это название? Первыми раструбили о деле в «Нью-Йорк пост». Их вечная соперница «Дейли ньюс» пыталась придумать альтернативное название — «Письмо с того света», однако оно не прижилось, и вскоре на первых полосах всех газет мелькало дело о «Судном дне».

Нэнси сказала, что на открытках нет отпечатков пальцев — вероятно, отправитель пользовался неткаными, скорее всего латексными, перчатками. Правда, на нескольких открытках зафиксированы «пальчики», не принадлежащие ни жертве, ни кому-нибудь из ближайшего окружения. Сотрудники ФБР как раз сейчас проверяли работников почты по всей цепочке доставки из Лас-Вегаса в Нью-Йорк. Открытки самые обыкновенные — белые, без рисунка, размером три на пять дюймов. Такие можно купить в любом магазине. Текст с обеих сторон напечатан на струйном принтере «Фотосмарт» компании «Хьюлетт-Паккард» — одном из десятков тысяч… Шрифт выбран из стандартного меню текстового редактора «Майкрософт Ворд». Гроб нарисован черным сверхтонким маркером. Таких в продаже миллионы! Марки на открытках всегда одного типа — самоклеющиеся, за сорок один цент, с изображением американского флага. Материалов для анализа на ДНК не обнаружено. Шесть открыток отправлены восемнадцатого мая. Они прошли через главный центр почтовой службы США в Лас-Вегасе.

— Получается, у преступника было достаточно времени, чтобы прилететь на самолете из Вегаса в Нью-Йорк. А вот на машине или поезде он вряд ли успел бы, — заметил Пайпер. Нэнси замолчала от неожиданности. Ей казалось, Пайпер вообще не слушает. — У нас есть списки пассажиров всех рейсов — прямых и с пересадкой — из Лас-Вегаса, прибывших в аэропорты Ла-Гуардиа, Кеннеди и Ньюарк в период с восемнадцатого по двадцать первое мая?

Нэнси оторвалась от блокнота.

— Я спрашивала. Джон решил, что не стоит тратить на это время, потому что открытки мог отправить сообщник.

Пайпер посигналил «тойоте-камри», которая еле тащилась впереди, и обогнал ее справа.

— Ха-ха! — Он не мог скрыть сарказма. — Ошибся ваш Мюллер! У серийных убийц, как правило, не бывает сообщников. Очень редко они работают в паре. Это скорее исключение. Как, например, снайперы из округа Колумбия или стрелки из Финикса. Серийные убийцы всегда продумывают материально-техническое обеспечение. Они волки-одиночки… Что вы делаете?!

— Конспектирую ваши слова.

О Боже, прямо как в школе!

— Тогда запишите еще, — язвительно добавил Пайпер. — Когда убийца работает не в одном месте, необходимо проверить все штрафы, выписанные за превышение скорости, по основным маршрутам.

Нэнси послушно кивнула.

— Мне продолжать?

— Да, Нэнси, я слушаю.

Суть всего, что она сказала потом, сводилась к тому, что жертвами стали четверо мужчин и две женщины в возрасте от восемнадцати до восьмидесяти двух лет. Трое убиты в Манхэттене, остальные в Бруклине, Стейтен-Айленде и Куинсе. Сегодняшняя жертва — первая в Бронксе. Схема каждый раз одна: убитый за день или за два до смерти получает открытку с датой и рисунком в виде гроба и погибает точно в указанный день. Двое зарезаны, один застрелен. Еще одно убийство обставлено как передозировка наркотиков. Пятое — как несчастный случай: будто бы машина неожиданно выскочила на тротуар. Последнюю жертву выбросили из окна.

— И что об этом думал Мюллер? — спросил Пайпер.

— Он считал, что убийца таким образом пытался запутать нас, чтобы невозможно было выявить почерк.

— И вы с ним согласны?

— По-моему, преступник действует очень странно. В учебниках ничего такого не описано…

Пайпер сразу представил, как Нэнси штудирует книги по криминалистике, выделяя желтым маркером главное, оставляя заметки на полях, вчитываясь в сноски, сделанные мелким шрифтом.

— Что скажете о психологическом портрете убийцы? Есть какие-нибудь зацепки?

— На первый взгляд жертвы между собой не связаны. Ребята в Вашингтоне, пытаясь выявить общий знаменатель, провели мультибазовый матричный анализ — компьютерный вариант игры в шесть шагов до Кевина Бейкона.[6] Пока никаких результатов.

— Как насчет сексуального насилия?

Нэнси снова открыла блокнот.

— Одно. Тридцатидвухлетняя латиноамериканка Консуэла Пилар Лопес изнасилована и умерла от ножевых ранений в Стейтен-Айленде.

— Как только закончим в Бронксе, займемся этим случаем.

— Почему?

— Отношение серийного убийцы к женщинам может многое о нем рассказать.

Они мчались по скоростной автостраде Брукнер по направлению к восточной части Бронкса.

— Знаете, куда ехать? — спросил Пайпер.

— Конечно. Салливан-плейс, восемьсот сорок семь, — ответила Нэнси, найдя адрес в блокноте.

— Ну спасибо! И где это, черт возьми? Я представляю, где стадион «Янки», и больше ни хера не знаю в долбаном Бронксе!

— Не ругайтесь, пожалуйста, — строго сказала Нэнси, прямо как учительница начальных классов. — У меня есть карта. — Она развернула путеводитель и огляделась по сторонам. — Так, нам нужно свернуть на бульвар Брукнера.

Примерно милю ехали, не говоря ни слова. Пайпер ждал, когда Нэнси снова начнет его поучать, но она с каменным лицом смотрела на дорогу.

Пайпер заметил, как дрожит ее нижняя губа.

— Ну что еще? Возненавидели меня за пару крепких словечек?! — И он для большей выразительности присовокупил еще пару.

Нэнси задумчиво посмотрела на него:

— Вы совсем не похожи на Джона Мюллера.

— О Господи!.. — прошептал Пайпер. — Неужели до вас это только что дошло?

Проезжая по Ист-Тремонт, они увидели здание полицейского участка номер пятьдесят пять на Баркли-авеню — уродливый невысокий дом с парковкой, забитой до отказа полицейскими машинами. Термометр на здании показывал двадцать семь градусов. На улице было полным-полно пуэрториканцев. Они тащили огромные полиэтиленовые пакеты с продуктами, толкали перед собой коляски с детьми, громко разговаривали, прижав телефон к уху, и сновали туда-сюда, заглядывая в многочисленные овощные лавки и винные магазинчики. На женщинах минимум одежды. Упитанные цыпочки, не стесняясь, вышагивали в топиках на узких бретельках и в ультракоротких шортах. Похоже, сами себе они казались соблазнительными красотками! Тогда Нэнси по сравнению с ними вообще супермодель!

Пока Пайпер разглядывал толпу на улице, его напарница уткнулась носом в карту, боясь что-нибудь напутать.

— По-моему, отсюда третий поворот налево, — сказала она наконец.

Улица Салливан-плейс явно строилась без расчета на громкое убийство. Вокруг места преступления, перекрыв движение, стояли патрульные машины, фургон судмедэкспертов и автомобили без номеров. Пайпер подъехал к молодому полицейскому, стараясь не загромождать дорогу, и обратился к нему, показав значок.

— Черт побери, а вас-то куда приткнуть?! Может, припаркуетесь в соседнем квартале? По-моему, за углом машин поменьше.

— За углом?! — не скрывая возмущения, переспросил Пайпер.

— Ага, поверните два раза направо.

Пайпер заглушил двигатель, вышел из машины и сунул ключи полицейскому. Автомобили, стоявшие сзади, засигналили как обезумевшие, неожиданно оказавшись в пробке.

— Это что еще такое?! — закричал молодой полицейский. — Здесь запрещено машину оставлять!

Нэнси предпочла не выходить из «форда».

— Пойдем, — обратился к ней Пайпер. — И запишите, пожалуйста, номер жетона офицера — вдруг он случайно причинит вред казенному имуществу.

— Козел! — прошептал полицейский.

Пайперу как раз не терпелось выместить на ком-нибудь злость. Какой удобный случай!

— Послушай, мальчик, — сказал он, чувствуя, как закипает ярость, — если дорожишь своей жалкой работенкой, лучше со мной не связывайся! А если тебе наплевать, давай стреляй! Достань пистолетик и покажи, кто тут главный!

Жилы у обоих вздулись, глаза налились кровью.

— Пайпер, пойдем! — вмешалась Нэнси. — Мы теряем время.

Полицейский недовольно забрался в джип и припарковал его рядом с автомобилем детектива.

Пайпер, тяжело дыша, подмигнул Нэнси.

— Я знал, что он найдет для нас местечко.

Убийство произошло в небольшом трехэтажном здании на шесть квартир, выстроенном в сороковых годах из грязно-серого кирпича. Пол в замызганном коридоре был выложен коричневой и черной плиткой, с потолка свисали голые лампочки. Несчастье случилось в квартире 1А, на первом этаже слева. У мусоропровода толпились родственники жертвы. Пожилая женщина тихо выла, муж в рабочих ботинках пытался ее успокоить. Другая, молодая, на последнем месяце беременности, сидела на голом полу — видимо, у нее закружилась голова. Девушка в нарядном платье растерянно топталась на месте. Двое стариков в свободных рубахах озадаченно переглядывались.

Пайпер через полуоткрытую дверь протиснулся в квартиру, Нэнси за ним. На площади восемьсот квадратных футов толпились по меньшей мере двенадцать человек. Пайпер с Нэнси быстро прошлись по квартире; никто их не остановил и даже не спросил, что им здесь надо. Гостиная. Старушечья мебель, полно всяких безделушек. Старый телевизор. Пайпер вынул из кармана ручку, отодвинул ею занавеску и выглянул из окна. Так же он поступил в каждой комнате. Кухня. Идеальная чистота. В раковине ни тарелки. Ванная, тоже чистая, пахнет тальком. Спальня… Слишком много полицейских, ничего не разглядеть. Пайпер заметил только толстые ноги трупа — серые в пятнах — рядом с незастеленной кроватью. В тапочках большого размера.

— Кто тут главный? — неожиданно крикнул Пайпер.

Все вдруг замолчали.

— А кто интересуется? — отозвался пузатый лысеющий детектив в узком костюме, подходя к двери в спальню.

— ФБР, специальный агент Пайпер.

Нэнси обиженно отвернулась — ее забыли представить.

— Детектив Чапман, полицейский участок номер пятьдесят пять. — Толстяк протянул большую теплую ладонь, тяжелую как кирпич. От него пахло луком.

— Детектив, а что, если очистить квартиру от ваших ребят? Мы бы осмотрели место преступления.

— Дайте нам закончить, а потом квартира полностью в вашем распоряжении.

— Так не пойдет. Половина ваших сотрудников без перчаток. Ни один не надел бахилы. Плохо работаете, детектив.

— Никто ничего не трогает руками, — попытался защищаться Чапман и вдруг заметил Нэнси, записывающую в блокнот каждое его слово. — А это кто? Ваш секретарь?

— Специальный агент Липински, — поспешила представиться Нэнси и мило перевернула страницу блокнота перед носом детектива. — А как вас зовут, детектив Чапман?

Пайпер еле сдержал улыбку.

Чапман не собирался спорить с федералами. Что толку тратить время? Жизнь слишком коротка.

— Внимание всем! У нас тут ФБР, — объявил Чапман. — Они требуют, чтобы все покинули помещение. Так что собираем вещи, и пусть они выполняют свою работу.

— Скажите, чтобы оставили открытку, — попросил Пайпер.

Чапман достал из нагрудного кармана белый листок бумаги в пластиковом пакете «Зиплок» с застежкой.

— Она у меня.

Когда полицейские ушли, Пайпер вместе с детективом и Нэнси осмотрели тело. В комнате было душно, чувствовался характерный запах разлагающихся тканей. Для огнестрельного ранения слишком уж мало крови… Всего несколько капель на спутанных седых волосах, тонкая полоска на левой щеке. Струйка, начинающаяся от уха, постепенно расширялась, сбегая по шее, и стекала на зеленый пушистый ковер. Старушка в розовой, заношенной до ветхости ночной рубашке лежала на спине рядом с незастеленной кроватью в цветочных оборках. Широко раскрытые, уже остекленевшие глаза смотрели прямо перед собой. Сколько Пайпер повидал трупов, не сосчитать. Многие были изуродованы до неузнаваемости. Старушка же выглядела аккуратно. Милая бабушка-пуэрториканка, которую, казалось, можно оживить, слегка дотронувшись до плеча. Пайпер мельком взглянул на Нэнси. Интересно, как она отреагирует на смерть?

Девушка методично записывала что-то в блокнот.

— По-моему, все предельно ясно… — начал Чапман, но Пайпер остановил его на полуслове.

— Специальный агент Липински, как вы думаете, что здесь произошло?

Нэнси покраснела, ее щеки стали казаться еще больше. Красные пятна поползли по шее и ниже, за ворот белой блузки. Нэнси откашлялась, облизнула пересохшие губы и, приведя мысли в порядок, заговорила:

— Вероятно, убийца бывал здесь раньше. Не обязательно в квартире — может быть, рядом с домом. Железная решетка на одном из кухонных окон свободно отходит. Надо его тщательно осмотреть. Но я почти уверена, что рама прогнила. Полагаю, преступник не рискнул бы оставлять все дело на одну ночь — ему ведь нужно было совершить убийство точно в указанную на открытке дату. Поэтому он приходил сюда несколько раз. Итак, накануне ночью он прокрался по боковой аллее, отогнул до конца решетку, затем стеклорезом сделал отверстие в окне, открыл внутреннюю защелку и забрался внутрь, оставив грязные следы на кухонном полу, в коридоре и здесь — в спальне.

Нэнси показала на два пятна на ковре. Чапман чуть не наступил на одно из них, но, заметив его, шарахнулся в сторону как от радиоактивного.

— Старушка, похоже, услышала шум. Видите, она села и надела тапочки. Преступник быстро добрался до спальни и выстрелил с короткого расстояния в левое ухо. Пуля, по всей видимости, небольшого калибра. Возможно, двадцать второго. Она до сих пор в ее черепе, потому что второго отверстия нет. Не думаю, что имело место сексуальное насилие, но это нужно проверить. И еще. Необходимо выяснить, было ли ограбление. Что-то нигде не вижу кошелька. Убийца покинул дом скорее всего так же, как вошел. — Нэнси замолчала, нахмурив лоб. — Это все, что я могу сказать.

Пайпер хмуро взглянул на нее, и бедняжку прошиб пот. Затем Пайпер проговорил:

— Да, у меня такая же версия.

Нэнси засияла, словно выиграла школьное состязание по орфографии, и от смущения начала разглядывать свои туфли на резиновой подошве.

— А вы как считаете, детектив? — продолжил Пайпер.

Чапман пожал плечами.

— Звучит убедительно. Насчет двадцать второго калибра полностью согласен. Мне кажется, преступник оставил оружие здесь.

«О Боже, да он ни черта не смыслит!» — подумал Пайпер.

— Думаете, что-нибудь было украдено?

— Дочь убитой заявила, что пропал кошелек. Она обнаружила мать мертвой сегодня утром. Открытка лежала на кухонном столе среди других писем.

— А изнасилование? — Пайпер показал на труп.

— Понятия не имею. Если бы вы не выставили за дверь патологоанатома, мы бы знали наверняка! — пропыхтел Чапман.

Опустившись на корточки, Пайпер приподнял ручкой ночную сорочку и убедился, что нижнее белье старушки на месте.

— Да и без патологоанатома все ясно. Давайте посмотрим на открытку.

Повертев в руках, Пайпер отдал открытку Нэнси:

— Шрифт тот же, что и на предыдущих?

— Да, — ответила Нэнси.

— «Курьер», двенадцатый кегль, — заявил Пайпер.

— Откуда ты знаешь?! — спросила потрясенная Нэнси.

— О, в этом я спец! — Пайпер рассмеялся. — Ида Габриэла Сантьяго, — громко прочитал он имя адресата.

Чапман сообщил, что, по словам дочери, убитая никогда не пользовалась вторым именем.

Пайпер встал и потянулся:

— Ну, пока все! Детектив Чапман, опечатайте, пожалуйста, квартиру до приезда судмедэкспертов ФБР. Мы с вами обязательно свяжемся, если потребуется дополнительная информация.

— У вас уже есть предположения, кто этот сумасшедший? — спросил Чапман.

Пайпер не успел ответить — в кармане пиджака зазвонил мобильный — «Ода к радости».

— К сожалению, детектив, я первый день занимаюсь этим делом, — бросил он, пытаясь выудить телефон. — Пайпер…

Он молча слушал, лишь изредка кивая, а потом сказал:

— Час от часу не легче. А Мюллер, случайно, не выздоровел? Нет? Очень жаль! — Закончив разговор, Пайпер посмотрел на Нэнси: — Готовы к бессонной ночи, напарник?

Нэнси быстро кивнула, словно японский болванчик. Похоже, ей польстило обращение «напарник».

— Звонила Санчес, — продолжил Пайпер. — Поступила информация еще об одной открытке. Дата, указанная на ней, — сегодня. Жертва пока жива.

12 ФЕВРАЛЯ 1947 ГОДА

Лондон

Эрнест Бевин был связующим звеном, посредником, единственным членом кабинета министров, работавшим на оба правительства. Клемент Ричард Эттли — премьер-министр и представитель лейбористской партии — без колебаний остановил выбор на нем.

— Эрнест, — обратился Эттли к министру иностранных дел, сидя у горящего камина в кабинете на Даунинг-стрит. — Поговорите, пожалуйста, с Черчиллем. Скажите ему, что я лично прошу его помочь. — Капельки пота выступили на лысине Эттли, и Бевин с отвращением смотрел, как они струйкой сбегают со лба на орлиный нос.

Задание получено. Никаких вопросов. Никаких замечаний. Эрнест Бевин был бойцом, авторитетным лидером лейбористов, одним из основателей крупнейшего в Великобритании профсоюза — профсоюза транспортных и неквалифицированных рабочих. В отличие от большинства членов своей партии он сотрудничал с консервативным правительством Уинстона Черчилля и решительно противостоял ее пацифистскому крылу.

В 1940 году, готовя страну к войне и формируя общепартийное коалиционное правительство, Черчилль назначил Бевина министром труда и государственной службы, наделив широкими полномочиями, в том числе ответственностью за внутреннюю экономику в военное время. Бевин ловко сбалансировал военные и внутренние потребности страны. Он создал собственную пятидесятитысячную «армию» военнообязанных, посланных на работу в угольные шахты. Их стали называть «парнями Бевина». Черчилль высоко ценил Эрнеста Бевина.

И тут произошла катастрофа. Через несколько недель после победы, наслаждаясь триумфом, Британский Бульдог, как его прозвали русские, с треском проиграл выборы 1945 года лейбористской партии Клемента Эттли. Избиратели не доверили Черчиллю восстановление страны. Человек, который говорил: «Мы будем защищать наш остров любой ценой. Мы будем сражаться на побережье. Мы будем сражаться на аэродромах. Мы будем сражаться на полях и на улицах. Мы будем сражаться в горах. Мы никогда не сдадимся», — сдался сам… Ушел с большой арены, разгромленный, подавленный. Позже Черчилль возглавил оппозицию, но больше времени проводил в любимом Чартуэлл-Хаусе, писал стихи, рисовал акварелью и кормил хлебом черных лебедей.

С тех пор прошло полтора года. Бевин, ныне министр иностранных дел и единомышленник премьер-министра Эттли, ждал своего бывшего начальника в подземном бункере. Как же холодно! Бевин на все пуговицы застегнул пальто, надетое поверх зимнего костюма с жилеткой. Он был крупным мужчиной с редкими седыми волосами, напомаженными и зачесанными назад, толстыми щеками и двойным подбородком. Бевин специально выбрал столь секретное место для встречи, чтобы сыграть на психологии. Обсуждаемый вопрос очень важен. В записке он подчеркнул секретность и попросил Черчилля не задерживаться.

Но тот не оценил всей глубины намека.

— Какого черта ты вызвал меня в эту дыру? — заявил он с ходу, недовольно оглядывая помещение.

Поднявшись, Бевин жестом приказал военному, сопровождающему Черчилля, выйти.

— Вы были в Кенте?

— Да. — Черчилль помолчал. — Никогда не думал, что окажусь здесь снова…

— Не снимайте пальто. Тут прохладно.

— Как всегда, — ответил Черчилль.

Мужчины поздоровались за руку и сели за стол. Бевин показал Черчиллю красную папку с печатью премьер-министра.

Бункер на Джордж-стрит… Сколько времени провел здесь Черчилль с министрами коалиционного правительства!

Комнаты располагались в подвале здания Управления общественных работ между парламентом и Даунинг-стрит. Укрепленный цементом и мешками с песком, находящийся довольно глубоко под землей, бункер на Джордж-стрит уцелел бы даже при прямом попадании бомбы, чего, к счастью, не произошло.

Черчилль с Бевином сидели друг против друга за огромным квадратным столом в кабинете, где и днем и ночью Черчилль проводил совещания с ближайшими советниками. Мрачное помещение с затхлым воздухом. Рядом был кабинет, где до сих пор хранились карты военных действий, и личная спальня Черчилля, в которой все еще чувствовался запах сигар. Чуть дальше по коридору — кладовка, переделанная под телефонную комнату для трансатлантической связи. Шифровальное устройство под названием «Проект Икс» кодировало разговоры Черчилля с Рузвельтом. Насколько было известно Бевину, аппарат до сих пор работал. Ничто не изменилось с того дня, когда военные кабинеты тихо закрыли, — со дня Победы…

— Если хотите, можно пройтись по кабинетам, — предложил Бевин. — У генерала-майора Стюарта есть ключи от всех комнат.

— Нет, спасибо, — нетерпеливо ответил Черчилль. Ему было неуютно в бункере. — Послушайте, почему бы нам не приступить прямо к делу? Что вам нужно?

Бевин заранее подготовил речь:

— Проблема возникла довольно неожиданно. Щепетильная и очень важная проблема. Правительство должно решить ее деликатно, без лишней шумихи. Дело касается американцев, поэтому премьер-министр обратился к вам, надеясь, что вы, несмотря на многочисленные разногласия, все-таки не откажете ему.

— Я представляю оппозицию, — холодно ответил Черчилль. — Единственное, в чем бы я помог ему, — так это покинуть Даунинг-стрит навсегда. Зачем мне это?

— Зачем?! Вы величайший патриот Великобритании! Вы… Человек, которого я вижу перед собой, больше заботится о британском народе, чем о собственной политической карьере! Поэтому я надеюсь, что вы поможете правительству.

Черчилль чувствовал себя загнанным в ловушку. Он прекрасно понимал, что им пытаются манипулировать.

— Вздумали играть на моем патриотизме? Ну и в какую трясину вас засосало на этот раз? Рассказывайте.

— Здесь собрано самое важное. — Бевин кивнул на красную папку. — Посмотрите, пожалуйста. Очки у вас с собой?

Черчилль похлопал себя по нагрудному карману:

— Да. — Вытащив очки, он заложил длинные проволочные дужки за уши. — А вы? Будете сидеть и смотреть?

Бевин кивнул и откинулся на спинку простого деревянного стула. Черчилль недовольно фыркнул, открыл папку и прочитал первый параграф. Затем снял очки и спросил:

— Это шутка? Вы что, правда думаете, что я поверю?

— Это не шутка. Невероятно? Да. Выдумка? Нет. Читайте дальше. Там описана предварительная работа, проделанная военной разведкой, чтобы подтвердить подлинность данных.

— Я полагал, разговор пойдет совсем о другом…

Бевин молча кивнул.

Прежде чем продолжить читать документы, Черчилль закурил сигару, держа в руке свою старую пепельницу.

Время от времени он что-то неразборчиво бормотал, потом вдруг воскликнул:

— Остров Уайт! Кто бы мог подумать!

Затем поднялся, чтобы размять ноги и зажечь очередную сигару. Он читал, морща лоб и то и дело бросая вопросительные взгляды на Бевина.

Через десять минут Черчилль закрыл папку, снял очки, отложил их в сторону и глубоко затянулся гаванской сигарой.

— Я там тоже есть?

— Несомненно. Но я не знаю деталей, — ответил Бевин.

— А вы?

— Не спрашивал.

Черчилль почувствовал воодушевление, кураж, как когда-то давно в этом самом кабинете. Кровь забурлила от возбуждения.

— Нельзя допустить, чтобы информация стала общедоступной. Страна только что очнулась от кошмара. Иначе Великобритания погрязнет во мраке и хаосе!

— Мы полностью согласны с вашим мнением.

— Кому еще известно о проблеме? Сможем ли мы удержать ситуацию под контролем?

— Круг посвященных довольно узок. Кроме премьер-министра из членов кабинета, в курсе только я. Кто еще?.. Человек пять военных знают достаточно, чтобы сообразить, что к чему. Ну и, конечно, профессор Этвуд и его ближайшие коллеги.

— Вы правильно сделали, что изолировали их.

— И наконец, — продолжал Бевин, — американцы. Учитывая специфику наших взаимоотношений, мы подумали, что обязаны проинформировать президента Трумэна. Он заверил нас, что лишь ограниченное количество проверенных людей с их стороны получат частичный доступ к информации.

— Поэтому вы обратились ко мне? Из-за янки?

Бевину вдруг стало жарко, и он снял пальто.

— Буду с вами предельно откровенен. Премьер-министр хочет, чтобы вы повлияли на Трумэна. Отношения, прямо скажем, натянутые. Правительство собирается поручить ведение переговоров вам. С сегодняшнего дня мы формально отходим от дела. Американцы предложили передать им все материалы целиком. После жарких дискуссий мы согласились. На самом деле они нам не нужны. У американцев наверняка полным-полно идей по этому поводу, но, честно признаться, мы даже слышать о них не хотим. Сейчас нужно всерьез заняться восстановлением страны. Мы не имеем права отвлекаться на другое. Вы сами понимаете, потребуются непредвиденные расходы и сохранение секретности. А если утечка информации, что тогда? Думаю, ситуация ясна. Но есть один момент. Надо как-то решить вопрос с профессором Этвудом и остальными. Мы просим вас взять этот вопрос под контроль не как руководителя оппозиции, не как политического деятеля, а как нравственного лидера!

Черчилль все это время кивал.

— Умно. Очень умно! Вероятно, ваша личная идея, Бевин. Думаю, я поступил бы так же. А вы даете гарантию, что впоследствии это не будет использовано против меня? Я собираюсь на следующих выборах разбить вас в пух и прах, и было бы нечестно с вашей стороны торпедировать меня ниже ватерлинии!

— Гарантирую, такого не будет, — ответил Бевин. — Решение проблемы важнее политики.

Черчилль, поднявшись, потер ладони.

— Тогда я согласен. Я позвоню Гарри утром, если вы все подготовите, а затем займусь профессором Этвудом.

Бевин прочистил горло.

— Надеюсь, с профессором вы встретитесь раньше. Он ждет в коридоре.

— Профессор здесь? Хотите, чтобы мы пообщались прямо сейчас? — недоверчиво уточнил Черчилль.

Бевин кивнул и быстро встал, как будто собирался сбежать.

— Оставляю вас с ним, а сам лично отчитаюсь перед премьер-министром. Генерал-майор Стюарт будет вашим помощником. Он прикреплен к вам до окончания дела. Все материалы собраны на территории Великобритании. У вас есть еще вопросы?

— Пока нет.

— Спасибо! Благодарю вас от лица правительства.

— О, ну конечно! Все будут мне благодарны, кроме жены. Если опоздаю к ужину, мне несдобровать, — сказал Черчилль. — Где там ваш Этвуд?

— Хотите с ним встретиться сейчас? В принципе я не настаиваю…

— Что значит, хотите — не хотите? Думаю, у меня нет выбора.

Джеффри Этвуд в растерянности сидел перед самым известным человеком на Земле. Благодаря полевым исследованиям профессор Этвуд оставался поджарым, однако землистый цвет лица говорил о нездоровье. В свои пятьдесят два года он выглядел по меньшей мере на шестьдесят. Этвуд поднес ко рту кружку чая с молоком, и Черчилль заметил, что у него дрожат руки.

— Меня насильственно держали взаперти почти две недели, — сказал Этвуд. — Жена, наверное, с ума сходит. Пятерых моих коллег также задержали. Среди них есть женщина. При всем уважении, премьер-министр, это переходит всякие границы! Один из моих сотрудников — Реджинальд Сондерс — погиб. Мы получили тяжелые психологические травмы…

— Да-да, — согласился Черчилль, — все это очень неприятно… Мне сообщили о мистере Сондерсе. Однако, думаю, вы понимаете, профессор, что дело необычное.

— Да, но…

— Чем вы занимались во время войны?

— Мои знания были направлены на пользу государства. Наш полк занимался каталогизацией предметов искусства, вывезенных нацистами из европейских музеев.

— Хорошо, очень хорошо, — ответил Черчилль. — А потом вы вернулись к научной работе?

— Да. Я профессор именной кафедры Баттеруорта в Кембриджском университете.

— Раскопки на острове Уайт — ваше первое полевое исследование после войны?

— Да. Правда, я бывал там до войны, но раскопки, о которых идет речь, проводились на новом участке.

— Понятно. — Черчилль взял портсигар: — Не желаете? Нет? Надеюсь, вы не против, если я закурю. — Он чиркнул спичкой и запыхтел, пока вся комната не наполнилась дымом. — Вы знаете, где мы с вами сейчас находимся, профессор?

Этвуд безучастно кивнул.

— Немногим непосвященным случалось побывать в этом кабинете. Я сам не думал, что вновь окажусь здесь, однако меня вызвали, чтобы разобраться с вашей проблемой.

— Я понимаю, к чему может привести мое открытие, — отчаянно запротестовал Этвуд. — Но свободу действий, как мою, так и моих коллег, нельзя ограничивать! Если это и проблема, то она надуманная.

— Не все с вами согласятся, — резко заявил Черчилль. Профессора испугала такая холодность. — Многое поставлено на карту. Приходится считаться со сложившимися обстоятельствами. Мы не можем допустить, чтобы вы опубликовали результаты в каком-нибудь журнале.

Этвуд закашлялся от сигарного дыма.

— Я только об этом и думал, после того как попал под арест. Не забывайте, что я сам сообщил правительству о находке. И я не собираюсь никуда сбегать или обращаться к газетчикам. Я готов подписать любые документы о неразглашении. Мои коллеги, конечно же, поступят так же. Таким образом все затруднения разрешатся.

— Очень правильное предложение, сэр, я его обдумаю. Видите ли, во время войны я принял в этом самом кабинете множество сложных решений. Решений о жизни и смерти… — Черчилль вспомнил, как ему пришлось сделать ужасный выбор — не эвакуировать Ковентри перед немецкой бомбежкой, потому что иначе нацисты узнали бы, что союзники взломали их шифры. Погибли сотни людей. — У вас есть дети, профессор?

— Две дочки и сын. Старшей сейчас пятнадцать.

— И они с нетерпением ждут отца домой.

Этвуд вскочил.

— Вы вдохновляли всех нас! Были героем для каждого, а сегодня стали героем лично для меня, — проговорил он с жаром. — Искренне благодарю вас за участие.

Профессор зарыдал.

Черчилль стиснул зубы. Как легко превратить человека в тряпку!

— Не стоит. Все хорошо, что хорошо кончается.

Черчилль еще долго сидел один. Сигара истлела наполовину. Он будто слышал отголоски войны, напряженные голоса, помехи беспроводных передач, отдаленные взрывы самолетов-снарядов. Перистые облачка голубого сигарного дыма медленно плыли, словно полупрозрачные призраки в подземной темнице.

Вошел генерал-майор Стюарт — Черчилль был шапочно знаком с ним еще с войны — и, остановившись в дверях, отдал честь бывшему премьер-министру.

— Вольно, генерал-майор. Вам рассказали, какая радость свалилась на меня нежданно-негаданно?

— Меня проинструктировали, сэр.

Черчилль положил сигару в старую пепельницу.

— Вы содержите Этвуда с коллегами в Олдершоте?

— Так точно. Но профессор считает, что его освободили.

— Освободили? О нет. Отведите его к остальным. Я с вами свяжусь. Это очень деликатный вопрос. Торопиться нельзя.

Генерал-майор щелкнул каблуками и приложил руку к козырьку, а Черчилль взял пальто, шляпу и, не оглядываясь, медленно вышел из кабинета. В последний раз…

10 ИЮЛЯ 1947 ГОДА

Вашингтон, округ Колумбия

Худощавый Гарри Трумэн терялся за огромным столом в Овальном кабинете Белого дома. Президент был одет с иголочки. Галстук в сине-белую полоску завязан аккуратным узлом. Дымчато-серый костюм застегнут на все пуговицы. Черные ботинки отполированы до блеска. Редеющие волосы тщательно причесаны.

Прошла половина первого президентского срока. Война пережита. Со времен Линкольна ни один президент не проходил таких испытаний огнем! Благодаря капризам истории Трумэн неожиданно оказался у власти. Никто, включая его самого, не мог предположить, что довольно заурядный человек вдруг возглавит Белый дом. Думал ли он о таком, когда двадцать пять лет назад продавал шелковые рубашки в магазине «Трумэн и Джекобсон» в центре Канзас-Сити? Или когда служил местным судьей в округе Джексон и был, по сути, мелким винтиком в политической машине Томаса Пендергаста — лидера Демократической партии? Или когда стал сенатором от штата Миссури, все еще играя роль марионетки в руках Пендергаста? Даже когда Франклин Делано Рузвельт выбрал его вице-президентом (компромисс, достигнутый после долгих споров в кулуарах чикагского съезда 1944 года)?

Однако через восемьдесят два дня пребывания в должности вице-президента Трумэна вызвали в Белый дом и сообщили о смерти Рузвельта. Он был обязан перенять правление от человека, с которым в первые три месяца службы практически не общался. Трумэна считали персоной нон грата в кругу Рузвельта. Его держали в стороне от планирования военных действий. Он ничего не знал о проекте «Манхэттен». «Ребята, помолитесь за меня!» — сказал Трумэн в обращении к столпившимся у порога Белого дома журналистам. И он не шутил.

Тогда еще никто не знал, что уже через четыре месяца бывший галантерейщик отдаст приказ сбросить атомные бомбы на японские города Хиросиму и Нагасаки.

К 1947 году Трумэну пришлось научиться управлять новой супердержавой в условиях мирового хаоса. Методичный решительный стиль руководства во многом помог ему войти в колею. Задачи ставились одна за другой: восстановление Европы по плану Маршалла, основание Организации Объединенных Наций, борьба с коммунизмом в рамках нового закона о национальной безопасности, стремительная разработка «Справедливого курса» — программы по усовершенствованию социальной сферы страны. Трумэн заверял себя, что справится с работой. «Черт возьми, я могу!» Как вдруг ветром принесло кое-что новое, и оно закрыло собой все планы, тщательно прописанные пункт за пунктом. Прямо перед Трумэном посреди аккуратных стопок документов на столе рядом с табличкой «Фишка дальше не идет»[7] появилась светло-коричневая папка, подписанная красными буквами «Проект „Вектис“. Доступ — „ультра“».

Трумэн вспомнил телефонный разговор с Лондоном, состоявшийся пять месяцев назад. Одно из тех ярких событий, которые навсегда остаются в памяти. Трумэн даже мог сказать, во что был одет в тот день, что ел, о чем думал до и после звонка Уинстона Черчилля.

— Рад слышать вас! — воскликнул Трумэн. — Какой приятный сюрприз!

— Здравствуйте, господин президент! Как дела?

— Лучше не бывает! Чем обязан?

Несмотря на помехи трансатлантической связи, Трумэн почувствовал напряжение в голосе Черчилля.

— Господин президент, вы можете оказать нам огромную услугу. Ситуация, прямо скажем, необычная…

— Конечно. Помогу чем смогу. Кстати, это официальный звонок?

— Да. Нынешнее правительство поручило дело мне. Слышали когда-нибудь об острове Уайт?

— Естественно.

— Так вот. Группа археологов обнаружила там кое-что, с чем нам одним не справиться. Находка имеет государственную важность, но, принимая во внимание послевоенное состояние экономики и страны в целом, боюсь, у нас не хватит сил самостоятельно разобраться с этим делом. Нам нельзя рисковать. При лучшем раскладе начнутся массовые волнения по всей стране, при худшем — национальная катастрофа.

Трумэн представил, как Черчилль сидит за столом, наклонившись к телефону, — могучая фигура едва различима в облаке сигарного дыма.

— Почему бы прямо не сказать, что обнаружили археологи? — Гарри Трумэн невозмутимо ждал ответа, приготовив ручку, чтобы записать основные моменты. Но такого он предположить никак не мог. Ручка покатилась на пол. Трумэн нервно забарабанил пальцами по столу. Захотелось тут же ослабить галстук-удавку. Ответственность тяжелым грузом навалилась на его плечи. Раньше он думал, что сброс атомных бомб стал для него испытанием огнем. Теперь те события казались лишь подготовкой к чему-то более значимому.

Помимо президента США всего лишь шесть человек, работавших на правительство, имели доступ «Ультра», то есть располагали информацией столь секретной, что даже кодовое название доступа имело гриф «Совершенно секретно». Сотни, возможно, тысячи людей знали о проекте «Манхэттен» во время его реализации, но лишь шестеро были осведомлены о проекте «Вектис».[8] Единственный член кабинета Трумэна, имевший доступ «Ультра» — Джеймс Форрестол, — пользовался уважением и безграничным доверием президента. Трумэн считал, что они похожи. Оба, прежде чем поступить на государственную службу, были коммерсантами. При Рузвельте Форрестола назначили министром военно-морских сил. Придя к власти, Трумэн сохранил за ним этот пост.

Форрестол — хладнокровный требовательный трудоголик — полностью разделял антикоммунистические взгляды президента. Трумэн воспитывал Форрестола для более высокой должности. Со временем ему суждено стать министром обороны и, следовательно, с головой погрузиться в проект «Вектис».

Трумэн сломал красную восковую печать на папке. Старый, но эффективный способ сохранить конфиденциальность. Внутри лежала служебная записка от контр-адмирала ВМС Роскоу Хилленкоттера. Он тоже имел доступ «Ультра». В скором времени Трумэн планировал назначить его главой нового ведомства — ЦРУ.

Президент прочитал записку, затем вытащил из папки кипу газетных вырезок.

«Розуэлл дейли рекорд»: «Военно-воздушные силы зафиксировали неопознанный летающий объект на ранчо в Розуэлле». Сообщение на следующий день: «Генерал Рейми осмотрел розуэлльскую „тарелку“».

«Сакраменто би»: «Представители армии заявили об обнаружении „летающей тарелки“ на ранчо в штате Нью-Мексико». Ниже приводилось несколько десятков ссылок на подобные заголовки в федеральных печатных изданиях.

Alia jacta est. Трумэн помнил латынь с детства. Цезарь, переходя Рубикон, воскликнул: «Жребий брошен!» А потом изменил ход истории, ослушавшись сената, приведя легионы в Рим.

Трумэн снял колпачок с авторучки и на официальной писчей бумаге Белого дома набросал короткий ответ на служебную записку Хилленкоттера. Затем положил письмо вместе с остальными бумагами обратно в папку, достал из верхнего ящика стола антикварный набор для восковых печатей, щелкнул зажигалкой «Зиппо», поджег фитилек небольшой баночки с керосином и начал медленно плавить восковую палочку — капля за каплей, — пока на картоне не образовалась лужица. Вот и все. Жребий брошен!

* * *

Двадцать четвертого июня 1947 года частный пилот, пролетая над вулканом Рейнир в штате Вашингтон, сообщил об объектах, по форме похожих на тарелки, пролетевших мимо на огромной скорости. Через несколько дней уже сотни людей по всей стране стали свидетелями подобных явлений. В газетах только и писали, что о «летающих тарелках». Но пальма первенства принадлежала Розуэллу.

Спустя десять суток — в День независимости — во время сильнейшей грозы ночное небо над Розуэллом, штат Нью-Мексико, озарилось светом горящего голубого объекта, который упал на северо-востоке города. Очевидцы утверждали, что это точно была не молния.

На следующее утро Мак Брейзел — владелец ранчо «Фостер-плейс», обширной овцеводческой фермы, расположенной в семидесяти пяти милях к северо-западу от Розуэлла, — погнал стадо к водопою и по дороге обнаружил большой участок поля, усеянный кусками металла, резины и фольги. Из-за высоких груд мусора овцы не смогли пройти через пастбище, их пришлось бы гнать в обход.

Брейзел отличался рассудительностью. Ему и беглого взгляда хватило, чтобы понять, что мусор не похож на остатки метеозондов, которые он находил раньше. Здесь произошло что-то посерьезнее… Продолжив осмотр, Брейзел заметил крестообразные следы шин, ведущие к полю, где был разбросан мусор. «Кто, черт возьми, таскался по моей земле?!» Прихватив несколько кусков металла, Брейзел развернул овец к дому.

Вечером он позвонил шерифу округа Чавес Джорджу Уилкоксу и рассказал о странной находке:

— Джордж, ты в курсе всех этих разговоров о «летающих тарелках»? Похоже, одна из них разбилась на моей земле.

Уилкокс не первый день был знаком с Брейзелом и не подумал, что тот сошел с ума. Раз Брейзел сказал, так оно и есть. Уилкокс решил связаться с местной армейской авиабазой — розуэлльским пятьсот девятым авиаполком. Он дозвонился до командира базы — полковника Уильяма Бланчарда. А тот, в свою очередь, отправил на ранчо двух офицеров разведки — Джесси Марсела и Шеридана Кавитта, — затем он передал сообщение вышестоящему офицеру восьмого подразделения ВВС в Форт-Уэрте, бригадному генералу Роджеру Рейми, который настоял на проведении детального исследования материала с поля.

Генерал тут же позвонил в Вашингтон и представил предварительный рапорт помощнику министра сухопутных войск. Оставалось только ждать ответного звонка.

Через несколько минут помощник сообщил генералу, что Вашингтон на линии.

— Министр Паттерсон?

— Нет, сэр, — последовал ответ. — С вами хочет поговорить министр военно-морских сил мистер Форрестол.

«ВМС?! Что, черт возьми, происходит?!»

Утреннее солнце уже опалило красную, размякшую за ночь глину, когда Мак Брейзел увидел у ворот ранчо двух офицеров разведки и взвод солдат. Конвой сопроводил его «форд» по грязной дороге до заросшего кустарником холма, где лежали обломки. Солдаты, окружившие территорию по периметру, начали прочесывать местность. Майор Марсел задумчиво пинал металлические обломки, выкуривая одну сигарету «Пэлл-Мэлл» за другой. Брейзел показал ему следы от колес и предположил, что военные уже побывали здесь. Майор глубоко затянулся.

— Не думаю, сэр. Меня бы предупредили.

Через несколько часов, осмотрев всю территорию, военные погрузили часть обломков в крытые брезентом грузовики и уехали. Брейзел проводил их взглядом за горизонт и вынул кусочек металла из кармана. Прямо как фольга в пачке из-под сигарет! Такой же тонкий и легкий. Но странное дело — силач Брейзел сколько ни старался, так и не смог его согнуть!

В течение двух следующих дней военные то приезжали, то уезжали. Брейзел наблюдал за ними со стороны. Ему запретили подходить близко. Во вторник утром явился генерал. Брейзел мог поклясться, что видел, как мелькнули звездочки в джипе. Похоже, все в городе знали, что на ранчо «Фостер-плейс» творится неладное. Во вторник к обеду стало совершенно бессмысленно это скрывать. Полковник Бланчард выступил с официальным заявлением в прессе, в котором сообщил, что местный фермер обнаружил летающий диск. Обломки неопознанного объекта были отправлены в главное разведывательное управление, а затем в вышестоящую инстанцию. «Розуэлл дейли рекорд» отпечатала экстренный выпуск в тот же вечер. И понеслось!

Любопытно, что через час после опубликования заявления Бланчарда генерал Рейми связался по телефону с информационным агентством Юнайтед Пресс и попросил изменить статью. Фермер нашел не летающий диск. Нет, что вы! Ничего подобного! Это обыкновенный метеозонд с радиолокационным отражателем. Ничего сверхъестественного. Можно ли журналистам сфотографировать обломки?.. Вашингтон наложил запрет в целях безопасности, но генерал Рейми обещал подумать, как решить этот вопрос. Вскоре он пригласил фотокорреспондентов в свой кабинет в Техасе и предложил сделать снимки обыкновенного метеозонда, лежащего на ковре.

— Полюбуйтесь, господа! Вот из-за этого и поднялся весь шум!

Через неделю интерес к истории угас, хотя в Розуэлле продолжали ползти слухи о странных событиях, произошедших ранним утром первого дня и в последующую неделю. Поговаривали, будто военные приезжали к месту крушения до звонка Брейзела и забрали с собой практически целый диск и пять маленьких тел — не человеческих. А позже на базе провели вскрытие.

Медсестра, якобы присутствовавшая при вскрытии, рассказала все другу-гробовщику из Розуэлла и даже нарисовала на салфетке тоненьких существ с вытянутыми головами и большими глазами.

Брейзела ненадолго взяли под арест, после которого он стал меньше общаться с горожанами. Фактически все свидетели происшествия вскоре изменили показания, перестали болтать на эту тему или странным образом исчезли из Розуэлла. О многих потом ничего не слышали.

Трумэн поднял трубку внутреннего телефона.

— Господин президент, министр военно-морских сил ожидает встречи с вами.

— Хорошо, пусть войдет.

В дверях появился Форрестол, как всегда безупречен; единственная примечательная черта внешности — выпирающие уши. Он быстро прошел в глубь кабинета и сел перед Трумэном. Спина прямая как струнка! С виду — ни дать ни взять преуспевающий банкир, каким он и был до поступления на государственную службу.

— Джим, я бы хотел получить новые сведения по «Вектису», — сразу перешел к делу Трумэн.

Форрестол и сам не любил разговоры вокруг да около.

— Все идет по плану, господин президент.

— А ситуация в Розуэлле?

— Кипит. Но мы поддерживаем огонь на нужном уровне.

Трумэн резко кивнул:

— И у меня такое же впечатление сложилось, стоило только просмотреть газеты. А вот интересно, с каким лицом военные принимают приказы от министра ВВС? — Трумэн рассмеялся.

— С довольно кислым, господин президент.

— Нет, не может быть! Я же выбрал правильного руководителя. Вас! Теперь это военно-морская операция. Поэтому ребяткам придется привыкать. Расскажите, как у нас дела в Неваде. Как называется то местечко?

— Озеро Грум. Я побывал там на прошлой неделе. Не очень уютный уголок. Так называемое озеро высохло много веков назад. Расположено вдали от посторонних глаз, граничит с испытательной зоной. Случайные гости вряд ли там появятся. Даже если кто-нибудь попытается туда добраться, с охраной проблем не будет. Инженерные войска работают точно по графику и довольно успешно. Уже построены взлетная полоса, ангары и бараки.

Трумэн, расслабившись, сложил руки замком на затылке.

— Отличная новость! Продолжайте.

— Закончили котлован для подземного бункера. Заложили фундамент. Вскоре начнутся работы по прокладке электропроводки и системы вентиляции. Думаю, строительство завершится в оговоренные сроки.

Трумэн был доволен. Еще бы. Он не ошибся, выбрав Форрестола.

— И каково это — быть генеральным подрядчиком строительства сверхсекретного объекта?

Форрестол задумался.

— Однажды мне пришлось строить дом в Вестчестере. Должен признать, сейчас мне намного проще!

Трумэн заулыбался.

— Это потому что ваша женушка не пытается контролировать процесс!

— Вы совершенно правы, — серьезно ответил Форрестол.

Понизив голос, Трумэн спросил:

— Материал из Британии? До сих пор в Мэриленде?

— Не беспокойтесь. Он в надежном месте. Проще пробраться в Форт-Нокс![9]

— И как вы собираетесь переправить его через всю страну в Неваду?

— Мы как раз сейчас обсуждаем транспортные вопросы с адмиралом Хилленкоттером. Я за грузовики с конвоем. Он за грузовые самолеты. В каждом случае есть свои плюсы и минусы.

— Ну, это вам решать, ребята! — воскликнул Трумэн. — Разберитесь уж как-нибудь между собой. Не до смерти же мне вас поучать! Еще одно… Как назовем базу?

— Официальное название — Невадский испытательный участок 51. У инженеров в ходу «Зона-51».

Двадцать восьмого марта 1949 года Джеймс Форрестол покинул пост министра обороны. Трумэн не мог понять, что случилось. Форрестол вел себя так, будто что-то постоянно его грызло. Он выглядел каким-то взъерошенным, не ел и не спал. Работать он явно больше не мог. Ходили слухи, будто у Форрестола психическое расстройство на почве перенапряжения. Слухи подтвердились, когда Форрестол очутился в Национальном военно-морском госпитале в Бетесде. И больше оттуда не выходил.

Двадцать второго мая на крыше третьего этажа под окнами палаты Форрестола обнаружили тело, похожее на окровавленную тряпичную куклу… Форрестол сумел открыть окно. «Самоубийство», записали в протоколе.

В кармане пижамы обнаружили два клочка бумаги. На одном — неровные строки из трагедии Софокла «Аякс», выведенные неровным почерком Форрестола:

О горе сердцу бедному ее,
Ее сединам материнским,
Когда на склоне лет она услышит
О сыне о любимом злую весть.
Не пташкою лесной она заплачет,
А в голос возопит: «О горе, горе!»

А на другом — всего лишь одна фраза:

«Сегодня 22 мая 1949 года — день, когда я, Джеймс Винсент Форрестол, умру».

11 ИЮНЯ 2009 ГОДА

Нью-Йорк

Пайпер прожил в Нью-Йорке много лет, но ньюйоркцем так и не стал. Он ощущал себя стикером, который в любой момент можно оторвать и переклеить на другое место. Он не понимал этот город, не чувствовал с ним связи, не жил его ритмом, не был его частью, не гонялся за новинками и не стремился соответствовать модным течениям. Рестораны, галереи, выставки, шоу, ночные клубы… Пайпер чаще наблюдал за суетой жизни со стороны, не испытывая ни малейшего желания примкнуть к большинству горожан. Если город — ткань, то Пайпер был его истрепанным краем. Он ел, пил, ходил на работу, спал — иногда со случайной женщиной, но чаще один. В целом происходящее вокруг его мало интересовало. На Второй авеню есть неплохой бар, на Двадцать третьей улице — приятный греческий ресторанчик, на Двадцать четвертой — китайская забегаловка, где точно не отравишься, на Третьей авеню — овощная лавка и винный магазин. Этот райончик составлял микрокосм Пайпера с уникальной, свойственной только ему музыкой — постоянный плач «скорой помощи», протискивающейся в потоке машин. Через четырнадцать месяцев Пайпер определится, куда податься, но в Нью-Йорке он точно не останется.

Он и понятия не имел, что Гамильтон-Хайтс стал перспективным районом.

— Серьезно? — переспросил он без всякого интереса. — Это который в Гарлеме?

— Да! В Гарлеме! — воскликнула Нэнси. — Многие бизнесмены переехали туда из центра. Там даже «Старбакс» открыли.

Они медленно ползли в пробке. Час пик!.. Нэнси трещала без остановки:

— Видите Городской колледж? Там полно студентов, учителей, ученых, несколько приличных ресторанов. Причем цены намного ниже, чем на Манхэттене!

— Вы часто сюда заглядываете?

— Нет, — чуть помедлив, ответила Нэнси.

— Тогда откуда знаете?

— Читаю много. Журнал «Нью-Йорк», «Таймс»…

В отличие от Пайпера Нэнси обожала Нью-Йорк. Она выросла в пригороде Уайт-Плейнс. Дедушка с бабушкой — поляки с жутким акцентом и старыми традициями — до сих пор жили в Куинсе. Уайт-Плейнс стал для Нэнси колыбелью, а Нью-Йорк — детским манежем. Здесь она училась музыке и рисованию. Здесь впервые попробовала спиртное. Здесь же потеряла девственность, еще когда была студенткой колледжа уголовного права Джона Джея. Здесь пошла на практику, с отличием окончив Фордэмский университет. Здесь получила первую работу после выпуска из академии в Куонтико. Нехватка свободного времени и денег не позволили Нэнси исследовать Нью-Йорк до конца, но она постоянно держала руку на пульсе городской жизни.

Проехав по мосту через темную реку Гарлем, они очутились на углу Сто сороковой улицы и Николас-авеню. Возле двенадцатиэтажного дома стояли шесть патрульных машин тридцать второго участка северного Манхэттена. С одной стороны широкая и чистая Николас-авеню граничила с небольшим парком — по сути, живым забором между жилым кварталом и территорией Городского колледжа Нью-Йорка. Все вокруг выглядело довольно прилично. Нэнси победоносно взглянула на Пайпера. «Я ведь говорила!»

Квартира Люция Робертсона на верхнем этаже выходила на парк. Из окон можно было увидеть парк Святого Николая и даже студенческий городок, а за ним реку Гудзон и густо засаженную деревьями часть парка в Нью-Джерси. Вдали медленно двигалась на юг кирпично-красная грузовая баржа, огромная — не меньше футбольного поля. Солнечный луч скользнул по старинному медному телескопу на штативе. Пайпер, как мальчишка, чуть было не подбежал к нему, чтобы заглянуть в объектив.

Вместо этого он с серьезным видом показал жетон лейтенанту полицейского участка — здоровенному афроамериканцу, которому не терпелось отчалить домой.

— Кавалерия прибыла!

Полицейские в форме и детективы в штатском, казалось, дружно вздохнули с облегчением. Всем пришлось задержаться, а у каждого, естественно, были свои планы на вечер. Уж лучше отправиться на барбекю, попить холодненького пива, чем нянчиться тут с потерпевшим!

— Где он? — обратился к лейтенанту полиции Пайпер.

— В спальне прилег. Мы проверили всю квартиру. Даже собаку приводили. Чисто.

— Открытка у вас?

Лейтенант протянул белый листок бумаги. «Люцию Джефферсону Робертсону. 10030, Нью-Йорк, Западная 140-я улица, 384».

На обороте, как всегда, — маленький гробик и дата: 11 июня 2009 года.

Пайпер передал открытку Нэнси, потом огляделся по сторонам. Мебель в квартире современная, дорогая. Два восточных ковра. На бледно-желтых стенах — картины маслом профессиональных художников, мастеров двадцатого века. Все пространство стены было занято виниловыми пластинками и компакт-дисками. Рядом с кухней — огромный рояль «Стейнвей» с нотными тетрадями на закрытой крышке.

— Он музыкант? — спросил Пайпер.

Лейтенант кивнул:

— Джазист. Я раньше о нем не слышал. Но Монро говорит, парень чертовски известен!

— Очень популярен, — подтвердил худощавый полицейский.

Перекинувшись еще парой слов, решили, что теперь делом занимается ФБР. Полицейские обеспечат наблюдение за домом снаружи, а федералы позаботятся о Робертсоне. План продуман, осталось его реализовать.

Лейтенант постучался в спальню:

— Мистер Робертсон, вы не могли бы выйти? Офицеры ФБР хотят поговорить с вами.

— Конечно, сейчас, — раздалось из-за двери.

Робертсон — худой, ссутулившийся — вышел из спальни в тапочках, просторных штанах, хлопковой рубашке и тонком желтом кардигане. Выглядел он неважно, словно измотанный путник после долгой дороги. В глубокие морщины, казалось, можно было опустить монету, как в игровой автомат. Кожа совершенно черная и лишь на ладонях с длинными пальцами чуть бледнее — цвета кофе с молоком. Волосы и борода коротко подстрижены, почти совсем седые.

Заметив новые лица, он поздоровался.

— Мне так неудобно… Стольких людей пришлось побеспокоить из-за меня.

Нэнси и Пайпер представились как положено.

— Только не называйте меня «мистер Робертсон», лучше «Клайв» — по-свойски…

Вскоре полицейские ушли. Солнце опустилось над Гудзоном и начало медленно таять, растекаясь по реке словно жирное ярко-желтое масло. Пайпер задернул шторы в гостиной и опустил жалюзи в спальне Клайва. Во всей серии убийств еще не одно не было совершено с применением снайперской винтовки, но преступник каждый раз прибегал к новым средствам.

Осмотрев снова всю квартиру, федералы разделились. Нэнси осталась с Клайвом, а Пайпер обследовал коридор и лестничный пролет.

Официальный разговор не выявил ничего особенного. В Нью-Йорк Клайв вернулся со своим квинтетом из гастрольного тура во второй половине дня. Кроме него, ни у кого ключа от квартиры нет. После благополучного приземления в чикагском аэропорту Клайв на такси поехал домой. Открытка лежала в ящике вместе со всей почтой, накопившейся за неделю. Он сразу позвонил по номеру 911. Из квартиры вроде бы ничего не пропало. Вот и все.

Нэнси зачитала список имен всех жертв по этому делу. Клайв грустно покачал головой. Он никого из них не знал.

— Зачем меня убивать? Я всего лишь пианист, — горестно произнес Клайв, растягивая слова.

Нэнси закрыла блокнот. Пайпер пожал плечами. Версий пока никаких не было. Часы пробили восемь. До наступления Судного дня еще четыре часа.

— Холодильник пуст. К сожалению, мне нечего вам предложить. Я ведь только что приехал.

— Давайте закажем ужин, — предложил Пайпер. — Погуляем за счет правительства!

Клайв позвонил в ресторанчик «У Чарли» на бульваре Фредерика Дугласа и договорился о доставке ребрышек со сложным гарниром из пяти компонентов.

— На мое имя, — прошептал Пайпер, написал его печатными буквами и показал Клайву.

Пока ждали заказ, решили обсудить план дальнейших действий. Нэнси с Пайпером останутся с Клайвом до двенадцати ночи следующего дня. Клайву запрещено отвечать на телефонные звонки. Ночью федералы будут дежурить в гостиной, а утром по обстановке разработают новую схему защиты.

Повисло неловкое молчание. Клайв вертелся в любимом кресле, то морщил лоб, то почесывал бороду. Ему было явно не по себе в компании строгих агентов ФБР, которые совершенно не вписывались в интерьер его квартиры.

Рассматривая картины на стене, Нэнси удивленно вскинула брови.

— Это, случайно, не Де Кунинг? — воскликнула она, показывая на огромный холст с абстрактными кляксами основных цветов.

— Именно. А вы неплохо разбираетесь в искусстве!

— Красиво! Просто поразительно! — От восхищения Нэнси не могла подобрать слова. — Это же безумно дорого!

Пайпер, прищурившись, посмотрел на картину. Ничего особенного. Детская мазня. Обычно родители восхищаются подобными творениями и вешают их на холодильник.

— Да, вы правы. Это действительно ценная вещь, — подтвердил Клайв. — Уж и не помню, когда Виллем подарил мне ее. Столько лет прошло… Я, помнится, назвал один музыкальный отрывок в его честь. Так что мы квиты. Хотя, по-моему, я в большем выигрыше!

Нэнси с Клайвом разговорились о современном искусстве. Пайпер, почувствовав себя лишним, ослабил галстук и мельком глянул на часы. В животе заурчало. Да уж, длинный денек выдался! Если бы не Мюллер, валялся бы он сейчас себе спокойненько на диване перед телевизором, потягивая виски. Чертов Мюллер! С каждой минутой Пайпер ненавидел его все сильнее!

В дверь настойчиво постучали. Пайпер быстро вытащил пистолет.

— Отведи его в спальню.

Нэнси проводила Клайва в комнату. Пайпер посмотрел в дверной глазок.

В коридоре стоял полицейский с большим бумажным пакетом.

— Привезли ребрышки. Если не заберете сейчас, ребята их у меня отберут. Мы тоже проголодались.

Ужин получился отменный. Все трое разместились за небольшим обеденным столом и с жадностью накинулись на еду, загребая вилками картофельное пюре, сладкую кукурузу, макароны с сыром, рис с бобами и листовой капустой. Ели молча. Слишком хорош ужин, чтобы портить его пустой болтовней.

Клайв закончил первым. За ним Пайпер. Обоих слегка разморило от еды.

Нэнси разделывалась с ребрышками еще минут пять. Мужчины наблюдали за ней со смешанным чувством зависти и восхищения, затем переключились на влажные салфетки: вначале долго разрывали упаковку, потом тщательно вытирали жирные пальцы.

В старших классах Нэнси была невысокой спортивной девушкой с подтянутой фигурой. Играла в софтбол и футбол. А закончив школу, как и многие первокурсники, вдали от дома, начала набирать вес. Несколько фунтов в колледже, потом еще на юридическом факультете, и в итоге превратилась в пышечку. На втором курсе Фордэмского университета Нэнси решила, что хочет работать в ФБР. Преподаватели ясно дали понять, что для этого нужно привести себя в форму. Как одержимая, Нэнси принялась бегать по утрам и ограничила питание. В конце концов ей удалось похудеть до пятидесяти пяти килограммов.

Назначение в нью-йоркское бюро стало отчасти хорошей, отчасти плохой новостью. С одной стороны, это же Нью-Йорк! С другой — это же Нью-Йорк… По основной тарифной шкале для федеральных госслужащих у Нэнси была десятая категория с базовой зарплатой примерно тридцать восемь тысяч долларов плюс надбавка за работу в правоохранительных органах девять с половиной тысяч долларов. И как прожить в Нью-Йорке на такие деньги?! Единственный выход — вернуться домой в Уайт-Плейнс, в старую детскую, к маминым пирожкам. Нэнси решила остаться. Задерживалась на работе по вечерам, забыла дорогу в тренажерный зал, и через три года ее опять разнесло.

Пайпер с Клайвом смотрели на девушку так, будто она была участницей шоу «Кто больше съест». Покраснев, Нэнси замерла и смущенно положила вилку.

Словно самая настоящая семья, дружно убрали со стола, затем помыли посуду. Дело близилось к десяти.

Пайпер чуть приоткрыл штору. На улице стояла кромешная тьма. Приподнявшись на цыпочки, он посмотрел вниз. Две полицейские машины под окнами, как договаривались. Пайпер снова плотно задернул шторы, проверил замок на входной двери. Интересно, насколько одержим убийца? Предположим, он увидит полицейских. И что дальше? Каким будет его следующий шаг? Отступится, признав поражение? В конце концов, не прошло и дня, как он убил старушку. Серийные убийцы обычно выдерживают паузу, но этот парень, похоже, исключение. Может, он ворвется в спальню через соседнюю квартиру, проломив стену? Спустится по веревке с крыши и выстрелит в окно? Или просто взорвет весь дом? Пайпер нервничал из-за неопределенности.

Клайв опять сел в любимое кресло, стараясь думать о том, что время все-таки на его стороне. С Нэнси, которая восхищенно слушала его низкий спокойный голос, они говорили о музыке. Похоже, Нэнси разбирается не только в современном искусстве!

— Серьезно? Вы играли с Майлсом?![10]

— Да. Мне со многими довелось играть… С Херби, Диззи и Сонни, с Орнеттом. Мне повезло…

— С кем больше всего понравилось?

— Наверное, с Майлсом. И не только потому, что он удивительный человек. Он гениальный музыкант! Вы меня понимаете… Сам Бог вложил ему в руки трубу. Майлс не играл. Он создавал волшебство. Когда мы играли вместе, мне казалось, что небеса вот-вот разверзнутся и все ангелы спустятся вниз. Давайте-ка я поставлю его запись, вы меня поймете.

— Я бы лучше послушала, как играете вы, — ответила Нэнси.

— О, вы пытаетесь очаровать меня, мисс ФБР! Должен признать, вам это удается. Пайпер, вы знаете, что ваша коллега — опасная соблазнительница?

— Нет, мы первый день работаем вместе.

— У нее есть характер. Далеко пойдет. — Клайв тяжело поднялся с кресла и подошел к роялю. Сел на табурет, размял пальцы. — Только громко играть нельзя. Уже поздно. Боюсь, соседям не понравится.

Полились медленные нежные звуки музыки в стиле кул-джаз. В них угадывались мелодии, которые тут же растворялись будто в тумане, только для того, чтобы вернуться в обновленном виде, образуя единую мелодическую линию. Клайв играл долго, закрыв глаза, иногда слегка напевая что-то в такт. Нэнси слушала как зачарованная. Один Пайпер не терял бдительности: посматривая на часы, внимательно прислушивался к звукам ночи, которые заглушала божественная музыка, улавливая малейшие шорохи, скрипы и стуки.

И вот последняя нота растаяла в небытии. Клайв опустил крышку рояля.

— Это было великолепно! Спасибо вам огромное! — воскликнула Нэнси.

— Нет, это вам спасибо — за то, что послушали, и за то, что остались со мной. — Клайв снова перебрался в кресло. — С вами я чувствую себя в полной безопасности. Спасибо, я действительно благодарен вам обоим. Шеф, позволите мне пропустить стаканчик на ночь? — спросил Клайв у Пайпера.

— Я принесу. Только скажите что.

— В кухонном шкафчике справа от раковины есть бутылочка отменного «Джека Дэниелса». И не забудьте лед.

Пайпер без труда нашел полупустую бутылку виски, открыл и понюхал. «А вдруг убийца подсыпал яд? Может, таков его план на этот раз? Я должен защитить Клайва!» Обуреваемый благородными чувствами, Пайпер налил себе полстакана и тут же выпил. По вкусу самый настоящий бурбон. Слегка ударяет в голову. «Так, надо выждать минуту; если ничего со мной не случится, можно дать старику стаканчик». Пайпер поразился собственной логике.

— Не нашли? — крикнул Клайв из гостиной.

— Нашел. Сейчас принесу. — Пайпер налил виски в стакан и отправился в гостиную.

— Спасибо. Рад, что вы и сами угостились. — Клайв подмигнул Пайперу.

Нэнси в ужасе округлила глаза.

— Ради контроля. Помните историю Древнего Рима? Прежде чем подать еду и напитки императору, их давали на пробу специальному человеку, чтобы проверить, не отравлено ли, — попытался оправдаться Пайпер.

Клайв отпил немного виски и стал еще более разговорчивым.

— А знаете что, мисс ФБР? Давайте-ка я отправлю вам по почте компакт-диски моей группы «Пятерка Клайва Робертсона». Конечно, мы всего лишь пенсионеры, продолжающие работать. Понимаете, о чем я? Мы еще даем жару на концертах. Один ударник Гарри Смайли чего стоит!

Целый час Клайв без умолку рассуждал о жизни на чемоданах, о различных стилях игры на клавишных, о шоу-бизнесе. Бутылка виски опустела. Голос Клайва становился все тише. Наконец его глаза закрылись и он мирно захрапел.

— Что будем делать? — тихо спросила Нэнси.

— До двенадцати еще час. Оставим его здесь. — Пайпер поднялся с дивана.

— А вы куда?

— В туалет. Не возражаешь?

Нэнси мрачно кивнула.

— Думаешь, я хотел махнуть на кухне еще виски? Брось! Я действительно должен был проверить, нет ли в бутылке яда.

— Ну-ну, самопожертвование, — съязвила Нэнси. — Как мило!

Пайпер быстро вернулся. Злой как собака.

— Знаешь, напарник, тебе бы лучше поубавить гонор, если хочешь дальше работать со мной, — заявил он, стараясь не разбудить Клайва. — Сколько тебе, кстати, лет?

— Тридцать.

— Так ты еще пешком под стол ходила, милая, когда я ввязался в эту игру.

— Не называйте меня «милая»!

— Ой, извини! Это совершенно не к месту. Даже и через миллион лет ты ей не станешь.

— Ну и слава Богу! — яростно прошептала Нэнси. — Ваш последний служебный роман чуть не закончился увольнением. Кстати, напомните мне никогда не спрашивать у вас советов в плане карьерного роста.

Клайв засопел и перевернулся на бок. Нэнси и Пайпер резко замолчали, с ненавистью глядя друг на друга.

Пайпер нисколько не удивился, что она знает о его бурном прошлом — оно не составляло государственной тайны. Однако он не ожидал, что она так быстро бросит ему в лицо эту историю. Обычно ему не сразу удавалось довести женщину до точки кипения. А она действительно с характером!

Пайпера перевели в Нью-Йорк шесть лет назад, когда Шеридан окончательно выкинул его из гнезда, убедив отдел кадров в Вашингтоне, что Пайпер справится с должностью руководителя.

В нью-йоркском офисе решили, что он идеальный кандидат на пост инспектора по кражам в особо крупных размерах и насильственным преступлениям. Его вновь отправили в Куонтико, на курсы, где забили голову всем тем, что обязан знать современный федерал на руководящей должности. Естественно, Пайпер понимал, что не стоит спать с подчиненными и даже с сотрудницами других отделов. Но в учебниках не было фотографии Риты Мейзер! Столь привлекательной, столь соблазнительной, столь роскошной, столь манящей и, вероятно, столь великолепной в постели, что Пайпер просто не мог устоять. Месяц они скрывали свои отношения, потом начальник Риты — она работала в отделе мошенничества и взяточничества — не назначил Риту на должность, на которую та давно рассчитывала. Она попросила Пайпера посодействовать, а когда тот отказался, закатила скандал. И тут началась заварушка! Дисциплинарные слушания, назойливые юристы, изматывающие допросы в отделе кадров… В итоге Пайпера чуть не вышвырнули из ФБР, но вмешался Шеридан и договорился о понижении в должности без лишней шумихи, чтобы Пайпер все-таки доработал до пенсии. Еще в пятницу Сью Санчес отчитывалась перед Пайпером, а с понедельника уже он должен был отчитываться перед ней.

Конечно, можно было уволиться. Но пенсия… столь близкая и столь долгожданная! Он покорился судьбе. Прошел обязательный тренинг по профилактике дальнейших сексуальных домогательств, довольно сносно выполнял работу, однако пристрастился к алкоголю.

Не успел Пайпер ответить на последний выпад Нэнси, как проснулся Клайв. Он открыл глаза и, не понимая, где находится, обвел взглядом комнату. Потом, вспомнив, облизнул пересохшие губы и нервно взглянул на старые добротные «картье».

— Отлично, я все еще жив! Ничего, если я схожу в туалет без конвоя?

— Естественно.

Клайв заметил, что Нэнси не в себе.

— Что с вами, мисс ФБР? Вы, кажется, рассержены. Надеюсь, не из-за меня?

— Конечно же, нет.

— Тогда, видимо, из-за шефа!

Клайв с трудом поднялся с кресла, мучительно выпрямляя пораженные артритом колени, сделал два шага и резко остановился. На лице отразились удивление и испуг.

— О Боже!

Пайпер быстро обвел взглядом комнату. Что происходит?!

Через долю секунды он исключил выстрел. Окна целы. Крови нет. Никаких посторонних звуков.

— Уилл! — закричала Нэнси, увидев, как Клайв пошатнулся и упал лицом на пол.

От удара сломался нос. Брызги крови разлетелись по ковру. Абстрактная картина, достойная Джексона Поллока. Клайв с удовольствием добавил бы ее в свою коллекцию.

СЕМЬЮ МЕСЯЦАМИ РАНЬШЕ

Беверли-Хиллз, штат Калифорния

Питер Бенедикт остался доволен своим отражением в зеркальной поверхности многоэтажного здания. Десять этажей стремительно взлетали ввысь над бульваром Уилшир. Здание будто бы засасывало прохожих внутрь вестибюля, занимавшего два первых этажа. Впереди раскинулся простой серый двор, совершенно пустой, если не считать бронзовой скульптуры работы Генри Мура с ее смутно человекоподобными очертаниями. Стеклянная поверхность здания — без единого дефекта — улавливала атмосферу и цвета всего окружающего. Атмосфера на Беверли-Хиллз всегда исключительно позитивная, цвета — все оттенки небесно-голубого. На глубоко вогнутой поверхности предметы отражались в разных ракурсах, перемешиваясь, как ингредиенты сложного салата, — облака, здания, Мур, пешеходы и машины.

Жизнь прекрасна! Лови момент.

Питер достиг вершины. На сегодня у него назначена и подтверждена встреча с Берни Шварцем — богом корпорации «Художественный талант». Накануне Питер перемерил весь гардероб. У него никогда еще не было столь важной встречи. И честно признаться, он постеснялся спросить о том, какую одежду лучше выбрать. Носят ли сейчас агенты костюмы? А писатели?.. Нужно ли выглядеть консервативным или ультрамодным? Официально или как на каждый день? Он выбрал золотую середину, посчитав, что так точно не прогадает, — свободные серые штаны, белая рубашка из рогожки, синий блейзер и черные мокасины.

Подойдя ближе к вогнутому диску, Питер увидел свое отражение в зеркальной панели без искажений и быстро отвернулся. Он и так прекрасно знал о собственной худощавости и наметившейся лысине, которую обычно прятал под бейсболкой. Питер понимал: чем моложе писатель, тем лучше. Лысая макушка прибавляла возраста. Ужас! Но разве всем обязательно знать, что ему скоро стукнет пятьдесят?!

Вращающаяся дверь впустила Питера в прохладу вестибюля. Стойка регистратора из отполированной твердой древесины соответствовала общему дизайну здания. Покрытие на полу тоже было гнутым, из тонких бамбуковых планок. Все вокруг олицетворяло легкость, простор и большие деньги. Администраторы — как на подбор с внешностью начинающих актрис — почти хором говорили в едва заметные телефонные гарнитуры: «Приемная. С кем вас соединить? Приемная. С кем вас соединить?» — снова и снова, повторяя одну и ту же фразу, которая начинала звучать как мантра.

По атриуму и галереям спешила целая армия молодых воодушевленных мужчин и женщин. И… О нет, агенты действительно носили костюмы. К тому же «Армани». Питер подошел к регистратуре и кашлянул, чтобы привлечь внимание. Самая прекрасная женщина на Земле повернулась к нему!

— Чем могу помочь?

— Мистер Шварц назначил мне на сегодня. Моя фамилия Бенедикт. Питер Бенедикт.

— Какой?

Заморгав от волнения, Питер, заикаясь, спросил:

— Я-я-я не понял. Меня зовут Питер Бенедикт.

— Какой мистер Шварц? У нас их трое, — холодно уточнила девушка.

— Ах, теперь ясно! Бернард Шварц.

— Присядьте, пожалуйста. Я свяжусь с его помощником.

Если не знать, что Берни Шварц — один из талантливейших голливудских агентов, то по его кабинету на восьмом этаже об этом можно было и не догадаться — подумать, что здесь работает коллекционер или антрополог. В кабинете не было типичных намеков на сферу деятельности: ни киноафиш, ни фотографий в обнимку со звездами кино и политики, ни наград, ни золотых статуэток, ни компакт-дисков, ни плазменных экранов, ни глянцевых журналов. Только предметы африканского искусства: всевозможные деревянные статуэтки, декоративные горшки, кожаные бубны, копья, абстрактные рисунки, маски. Для кругленького стареющего еврея из Пасадены Черный континент стал чуть ли не главным увлечением жизни.

— Напомните, почему я встречаюсь с этим парнем? — крикнул Шварц из-за двери кабинета одной из четырех помощниц.

— Из-за Виктора Кемпа.

— Да-да, я вспомнил. Принесите папку с материалами, а через десять минут — лучше даже через пять — придумайте что-нибудь неотложное, чтобы закончить разговор.

Войдя в кабинет агента, Питер сразу почувствовал, что ему неприятно в компании Берни Шварца, хотя тот улыбался во весь рот и даже помахал из-за стола, будто с палубы авианосца:

— Заходите-заходите!

Питер подошел ближе, изображая на лице состояние абсолютного счастья.

— Что вам предложить? Кофе? У нас есть эспрессо, латте — все, что пожелаете. Берни Шварц. — Хозяин кабинета протянул толстенькую ручку, крепко сжал худощавую ладонь Питера и несколько раз встряхнул. — Очень рад нашей встрече, Питер!

— А можно воды?

— Роз, принесите мистеру Бенедикту стакан воды, пожалуйста. Присаживайтесь на диван.

Откуда ни возьмись в кабинете появилась красавица китаянка с бутылкой «Эвиан» и стаканом. Здесь все происходило с космической скоростью.

— Как долетели, Питер? — поинтересовался Берни.

— На самом деле я приехал на машине.

— Очень разумно в наши дни! Лично я больше не сяду в самолет, по крайней мере коммерческих авиалиний. Одиннадцатое сентября кардинально изменило мои взгляды на жизнь. Представляете, я мог быть в одном из тех самолетов. Сестра моей жены живет на полуострове Кейп-Код. Роз! Принесите мне чашечку чаю! Итак, насколько я понял, вы, Питер, писатель. И как давно вы пишете сценарии?

— Примерно пять лет, мистер Шварц.

— О, пожалуйста, зовите меня Берни!

— Хорошо. Примерно пять лет, Берни.

— И сколько у вас в запаснике?

— Вы имеете в виду полностью готовые сценарии?

— Да, законченные проекты, — нетерпеливо проговорил Берни.

— Тот, что я вам отправил, — мой первый проект.

Берни закрыл глаза, мысленно посылая сигнал помощнице: «Роз, ты где? Пять минут прошло. Пять минут!»

— И как вы сами его оцениваете?

Питер удивился. Он отправил сценарий полмесяца назад. Неужели Берни еще не прочитал?

Для Питера сценарий был чем-то вроде священного писания, окутанного псевдоволшебной аурой, в которое он вложил всю душу. Питер не убирал экземпляр сценария с письменного стола. Его первый завершенный опус, соединенный блестящими медными скрепами. Каждое утро, выходя из дому, Питер прикасался к обложке словно к амулету или животу статуэтки Будды. Эта рукопись — билет в другую жизнь. Пора пробить его у контролера! Победная песнь, восхваляющая жизнь и смерть. Сама по себе тема волновала Питера. В студенческие годы его до глубины души потряс роман Уайлдера «Мост короля Людовика Святого» о пяти незнакомых между собой людях, погибших при падении моста. Приступив к новой работе в штате Невада, Питер часто размышлял о судьбе и предопределенности. Он выбрал современное прочтение классического произведения. В его версии судьбы главных героев пересекаются во время террористического акта. Помощница принесла Берни чай.

— Спасибо, дорогая. Когда у меня следующая встреча?

Роз, убедившись, что Питер на нее не смотрит, подмигнула боссу.

— По-моему, сценарий неплохой, — ответил Питер. — Вам удалось посмотреть?

Берни читал один, максимум два сценария из всего потока. Для этого есть специально нанятые люди. Оценив произведение, они составляли аннотацию для босса.

— Конечно! Ну-ка заглянем в мои записи. — Берни открыл папку с копией обложки сценария Питера и просмотрел комментарии.

Слабый сюжет.

Ужасные диалоги.

Непроработанные характеры героев и так далее и так далее…

Рекомендация: в топку.

Ничто на лице Берни не выдало его мыслей. Он только широко улыбнулся.

— Питер, а как вы познакомились с Виктором Кемпом?

Месяцем ранее Питер Бенедикт зашел в «Созвездие» с надеждой на успех. Это казино нравилось ему больше остальных на Стрипе — окраине Лас-Вегаса, где подобных заведений не счесть. Только в «Созвездии» чувствовалась претензия на интеллектуальную игру. К тому же Питер с детства обожал астрономию. На огромном куполе, как в планетарии, передвигалась лазерная проекция ночного неба над Лас-Вегасом: такое ощущение, будто задрал голову, а кто-то в этот момент включил миллион лампочек. А если присмотреться повнимательнее, да не один раз прийти в казино, да если еще вспомнить, что когда-то учил астрономию, то можно увидеть каждое из восьмидесяти восьми созвездий. Большая Медведица, Орион, Андромеда — это для первоклассников! Питеру удалось разглядеть даже тусклые — Ворон, Дельфин, Эридан, Секстант. Правда, он не нашел Волосы Вероники — практически невидимое невооруженным глазом скопление звезд на северной стороне между Гончими Псами и Девой. Но ничего. Питер не терял надежды. Настанет день, и он обязательно разглядит Волосы Вероники!

В тот день Питер играл в блэкджек за столом с минимальной ставкой сто долларов, максимальной — пять тысяч. Лысину, как всегда, прикрывала бейсболка. Питер еще ни разу не превысил минимум, хотя ему нравилось играть за столом с высокими ставками. Уж слишком захватывающее представление! Он был неплохим игроком и — что очень важно — никогда не терял головы. Питер обычно заканчивал вечер с несколькими сотнями в плюсе, хотя, случалось, выигрывал или проигрывал до тысячи — в зависимости от того, как шла карта. Он с замиранием сердца наблюдал за крупными игроками, которые ставили по пятнадцать — двадцать тысяч за раз. Вот бы и ему так! Но он — с его-то зарплатой — не смел о таком и мечтать.

Дилер — венгерец Сэм — заметил, что Питеру катастрофически не везло той ночью.

— Не кисни, Питер. Удача и тебе улыбнется!

Питер так не думал. Счет «сапожка» минус пятнадцать. Благоприятно для казино. Тем не менее он не менял стратегию, хотя разумный игрок уменьшил бы ставки, пока счет не уйдет в плюс. Питер быстро считал, ему даже не приходилось напрягаться. Он без труда освоил методику и теперь просто не мог не считать. Крупные карты, от десятки до туза, — минус один; мелкие карты, от двойки до шестерки, — плюс один. Нужно уяснить всего два момента: всегда вести общий счет, как только начали все шесть колод, и точно оценивать количество оставшихся в «сапожке» карт. Если счет благоприятный для казино, ставишь минимум или выходишь из игры. Если для тебя — ставишь больше. Когда знаешь, что делаешь, можно даже оспорить закон больших чисел и выигрывать до тех пор, пока тебя не вычислит дилер, или пит-босс, или «око небесное» — камера в зале. После дорога в это заведение заказана.

Изредка Питер принимал решение, основываясь на счете, но, поскольку он никогда не менял ставку, тайное знание оставалось лишь тайным знанием, а не источником наживы. Ему нравилось «Созвездие», нравилось проводить за столами по три-четыре часа, и он страшно боялся, что его выгонят. Он чувствовал, что слился с этим казино, стал частью меблировки.

В ту ночь за одним столом с Питером оказались еще два игрока: близорукий анестезиолог из Денвера — приехал на медицинскую конференцию — и изысканно одетый седовласый топ-менеджер, который единственный играл по-крупному. Питер уже недосчитывался шести сотен долларов в кармане. Он медленно потягивал пиво, прикидывая свои шансы на выигрыш.

Оставалось еще несколько раздач до того, как перетасуют «сапожок». Молодой поджарый парень — лет так двадцати двух — в футболке и простых штанах уселся на пустой стул и внес штуку баксов. У него были волосы до плеч и свежее обаяние запада.

— Здорово! Как у всех дела? Как стол? Хорош?

— Не для меня, — ответил топ-менеджер. — Может быть, ваш приход изменит ситуацию.

— Помогу чем смогу! — Парень посмотрел на бейджик дилера. — Сэм, раздай-ка на меня.

Сделав минимальную ставку, парень разговорил всех за столом. Рассказал, что сам он студент факультета государственного управления в Невадском университете Лас-Вегаса, потом потихоньку, начав с доктора, выяснил, кто чем занимается. Пожаловавшись на больное плечо, парень обратился к Питеру.

— Я местный, — ответил тот. — Работаю в сфере информационных технологий.

— Вот это да! Круто!

— Я занимаюсь страхованием, — объявил во всеуслышание седой топ-менеджер.

— Впариваешь страховые полисы?!

— Да, можно и так сказать. Возглавляю страховую компанию.

— Вау! — воскликнул парень.

Сэм перетасовал «сапожок». Питер по привычке начал считать. Через пять минут начали новый «сапожок». Питер выигрывал немного больше, чем терял.

— Вот видишь! Я же тебе говорил, — подбодрил его Сэм, когда Питер выиграл три раза подряд. Доктор просадил две штуки баксов, топ-менеджер чуть больше тридцати и начал заводиться. Парень делал ставки эмоционально, без всякой системы, не чувствуя игры, однако проиграл всего двести долларов. Заказав ром с колой, он теребил соломинку, пока случайно не уронил ее на пол.

— Вот черт!

Блондинка лет тридцати, в узких джинсах и желтом топе, подошла к столу и села на свободный стул. Сунула дорогущую сумку «Луи Вюиттон» под ноги и выложила десять тысяч долларов четырьмя аккуратными пачками.

— Здрасте, — робко сказала блондинка, выкладывая фишки. Ее нельзя было назвать шикарной, но на фигуру обратили внимание все мужчины. — Надеюсь, я вам не помешаю. — Мягкий сексуальный голос заставил забыть о предыдущем разговоре.

— Привет! Конечно, нет, — отреагировал первым молодой парень. — Какая роза среди шипов!

— Меня зовут Мелинда. Я из Виргинии. — Все сидевшие за столом моментально познакомились, следуя непринужденному лас-вегасскому стилю общения. Мелинда продемонстрировала обручальное кольцо на пальчике. Ее муженек катал шары на бильярдном столе.

Мелинда играла быстро и дерзко, ставила по пятьсот долларов на раздачу, принимала рискованные решения, что окупалось. Парень, проиграв три раза подряд, откинулся на спинку стула и громко заявил:

— Черт, меня сглазили!

Сглазили…

Если Питер не ошибался, счет составлял плюс тринадцать, а в «сапожке» должно было остаться примерно сорок карт.

Сглазили…

Блондинка выдвинула вперед стопку фишек на три тысячи пятьсот долларов. Увидев это, топ-менеджер сделал максимальную ставку.

— Вы придаете мне смелости, — заметил он, подмигнув Мелинде.

Питер, как обычно, поставил сто долларов, так же поступили молодой парень и доктор.

Сэм быстро раздал карты. Питер получил девятнадцать очков. Топ-менеджер — четырнадцать. Доктор — семнадцать. Парень — двенадцать. У блондинки на руках оказались два валета, то есть двадцать очков. Дилер показал шестерку. А Мелинда неплохо сидит с двадцаткой. Пока счет в пользу игроков. Дилер вероятнее всего проиграет.

— Сплит, — объявила Мелинда.

Сэм кивнул, когда девушка поставила еще три тысячи пятьсот.

Боже мой! Что же она творит?! Питер от удивления приоткрыл рот. Какого черта раздваивать десятки?

Если только…

Питер и док остались при своих картах. Парень вытянул шестерку, и в сумме у него вышло восемнадцать. Топ-менеджер получил десятку и в сердцах выругался.

Мелинда, затаив дыхание, сжала кулачки. Сэм выдал ей даму, затем семерку. Девушка захлопала в ладоши. Дилер перевернул карту — король — и вытянул последнюю — девятка.

Конец.

Под радостные визги Мелинды Сэм придвинул к ней внушительную стопку фишек на семь штук баксов.

Питер, извинившись, вылетел в туалет. Мысли путались в голове. «Да какая мне разница, в конце концов?! Я тут совершенно ни при чем».

Но он не мог не думать. Его переполняло негодование. Если он не применяет свои знания, почему им можно? И почему это должно сойти им с рук?!

Круто развернувшись, Питер направился обратно к столам для игры в блэкджек и, встретившись взглядом с пит-боссом, улыбнулся ему.

— Привет! Как дела?

— Хорошо, сэр. Чем могу помочь?

— Видите вон того парня за третьим столом и девушку рядом?

— Да, сэр.

— Они считают.

Пит-босс скривил губы. Он многое повидал на своей работе. Но чтобы один игрок выдавал другого?! Чего он добивается?

— Сэр, вы ничего не перепутали?

— Я совершенно уверен. Парень считает и подает девушке сигнал.

— Спасибо, сэр. Мы сейчас же разберемся.

Пит-босс связался по двусторонней рации с менеджером зала, а тот, в свою очередь, попросил сотрудников охраны перемотать пленку с записью двух последних раздач за третьим столом. При просмотре то, как интенсивно делала ставки блондинка, действительно выглядело подозрительно.

Питер успел вернуться за стол как раз к тому моменту, когда охранники в форме подошли к парню и взяли его за плечи.

— Эй! Какого черта? В чем дело? — возмутился он.

Игроки за другими столами оглянулись в их сторону.

— Вы между собой знакомы? — спросил пит-босс, обращаясь к парню и Мелинде.

— Да я ее в глаза раньше не видел! Клянусь! — закричал молодой человек.

Блондинка ничего не сказала. Она положила в сумку кошелек, собрала фишки, оставила пятьсот долларов чаевых Сэму. А когда ее уводили, лишь бросила на прощание:

— Увидимся, мальчики!

Пит-босс подал сигнал, и Сэма тут же заменил другой дилер.

Игроки за третьим столом удивленно глядели на Питера.

— Что это было? — спросил наконец седой топ-менеджер.

— Они считали, — просто ответил Питер. — Я их сдал.

— Не может быть!

— Серьезно. Я их сдал. Меня взбесила их наглость!

— Как вы заметили? — спросил доктор.

— Я знал. — Питеру не нравилось такое повышенное внимание к его персоне. Хотелось малодушно сбежать.

— Вот это да! У меня нет слов. — Топ-менеджер покачал головой. Его голубые глаза сияли. — Может, выпьем? Я угощаю. — Он вытащил из бумажника визитку. — Нам тоже иногда требуется помощь с компьютерами. Вот возьмите! — Он протянул визитку Питеру. — Если понадобится работа, позвоните мне.

НЕЛЬСОН ЭЛДЕР

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ПРАВЛЕНИЯ И ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР СТРАХОВОЙ КОМПАНИИ «ДОСТОЙНАЯ ЖИЗНЬ»

— Вы очень любезны, но у меня есть работа, — пробормотал Питер. Нудные мелодии и шум игровых автоматов заглушали его голос.

— Все меняется в этой жизни. Возьмите на всякий случай.

К столу подошел пит-босс:

— От лица администрации казино прошу прощения… О, здравствуйте, мистер Элдер! Вся еда и напитки для вас сегодня за счет заведения. И вот пожалуйста, приглашение каждому на любое наше шоу. Примите наши извинения.

— Примем, если восполните наш проигрыш за сегодняшний вечер, Фрэнки! — пошутил Элдер, подмигнув остальным игрокам за столом.

— Я бы с удовольствием, сэр. Но боюсь, это невозможно.

— Ну хорошо, хорошо! Лучше получить отказ, чем молчать и глупо надеяться в глубине души!

Пит-босс, наклонившись к Питеру, чуть дотронулся до его плеча и прошептал:

— Управляющий хочет вас видеть. — Питер побледнел. — Не переживайте. Для волнения нет оснований.

Рядом с вежливым и прилизанным Гилом Флоресом — менеджером зала — Питер почувствовал себя неуклюжим гадким утенком. В кабинете управляющего было полным-полно плоских экранов, на которые транслировалось все происходящее за игровыми столами и у автоматов.

Флорес сверлил Питера взглядом, пытаясь понять, зачем и почему он сдал других игроков и как ему удалось вычислить их, если даже самые опытные сотрудники казино ничего не заметили.

— Видимо, я чего-то не улавливаю, — сказал он наконец, не сводя глаз со скромного зажатого мужчины, стоявшего перед ним.

— Я знаю счет, — честно признался Питер, отпив немного воды из стакана.

— И вы тоже применяете этот метод?

— Да.

— Вы счетчик?! Вы прямо заявляете мне, что считаете?! — Флорес чуть ли не кричал от возмущения.

— Я считаю, но я не счетчик.

Вежливость и любезность Флореса мгновенно улетучились.

— Что это значит, черт возьми?!

— Не могу не считать. Привычка. Но я не применяю счет, чтобы обставить казино.

— Думаете, я вам верю?

Питер пожал плечами:

— Не знаю, но это правда. Я два года хожу в ваше заведение и еще ни разу не менял размер ставки. Выигрываю понемногу, сами знаете.

— Невероятно! То есть вы сразу заметили, что ублюдок считает, когда он… Когда он сделал что-то необычное?

— Он сказал, что его сглазили. В тот момент счет был плюс тринадцать. Получается, «сглазили» — кодовое слово для тринадцати. Блондинка подошла к столу, когда счет был выгодным для игроков. Думаю, что парень сообщил ей об этом, уронив соломинку из коктейля.

— Получается, он считал и вовлекал в игру, а цыпочка делала ставки и собирала фишки?

— Наверное, они придумали кодовые слова для каждого числа. Например, «стул» означает четверку, «дорогая» — шестнадцать.

Зазвонил телефон. Флорес тут же ответил и молча слушал, потом сказал:

— Вас понял, сэр. — Он положил трубку. — Ну что же, Питер Бенедикт, похоже, сегодня ваш день! Виктор Кемп хочет встретиться с вами в пентхаусе.

Из окон последнего этажа открывался потрясающий вид на Стрип, огненной змеей уползающей в темноту горизонта. Виктор Кемп протянул Питеру руку, унизанную толстыми золотыми кольцами. У него были темные вьющиеся волосы, ослепительная белоснежная улыбка и насыщенный загар. В общем, привычный, продуманный до мелочей образ завсегдатая лучших в городе ночных клубов. Блестящий синий костюм из какого-то неземного материала переливался на свету. Виктор провел Питера в гостиную, похожую на пещеру, и предложил выпить. Пока официантка возилась с пивом, Питер осмотрел комнату. Один из мониторов показывал кабинет Гила Флореса. Камеры повсюду!

Взяв пиво, Питер подумал, не снять ли бейсболку, но решил, что лучше не стоит. Да и какая в принципе разница?

— Честный человек — самое благородное творение Бога, — неожиданно заявил Кемп. — Это не я придумал, а Александр Поп. За вас! — Кемп чокнулся бокалом вина с пивной кружкой Питера. — Вы подарили мне веру в людей, мистер Бенедикт, и за это вам огромное спасибо.

— Всегда пожалуйста, — осторожно ответил Питер.

— Похоже, вы очень умный человек. Позвольте поинтересоваться, где вы работаете?

— В сфере информационных технологий.

— О, тогда все понятно! Я даже не удивлен, что вам удалось заметить то, что пропустила целая армия профессионалов. С одной стороны, я рад, что вы оказались честным человеком, но с другой — глубоко разочарован некомпетентностью своих сотрудников. Вам никогда не хотелось работать в системе безопасности казино, мистер Бенедикт?

Питер мотнул головой.

— Мне уже второй раз за сегодняшний вечер предлагают работу!

— Неужели? Кто же был первым?

— Генеральный директор страховой компании. Мы с ним оказались за одним игровым столом.

— Такой седой, поджарый, лет за пятьдесят?..

— Да.

— Должно быть, Нельсон Элдер. Очень хороший человек. Вам определенно везет сегодня! Но если вы довольны своей работой, что поделаешь? Надо придумать другой способ отблагодарить вас…

— О нет, что вы! Это совсем не обязательно, сэр.

— К чему официоз? Зовите меня по-дружески — Виктор, а я вас, если, конечно, не возражаете, — Питер. Ну что же, мой дорогой, представьте, что нашли бутылку с джинном. Но мы с вами не в сказке, поэтому я могу исполнить только одно желание, и оно должно быть реалистичным! Что вы хотите? Самую лучшую девочку на ночь, бессрочный кредит в нашем заведении или, может, организовать вам знакомство с поп-звездой?

Мозг Питера мог обрабатывать огромное количество информации в считанные секунды и вычленять главное. В голове мигом пронеслось несколько сценариев и возможных исходов событий. Он выбрал то, что казалось наиболее выгодным.

— Вы знаете кого-нибудь из голливудских агентов? — спросил Питер дрожащим голосом.

— Конечно! — Виктор рассмеялся. — Они все сюда приходят. Вы еще и писатель по совместительству?!

— У меня есть сценарий, — застенчиво ответил Питер.

— Отлично. Тогда я познакомлю вас с Берни Шварцем — одним из самых влиятельных людей. Идет? Как вам идея? Вписывается в ваши планы?

— Идеально! Мне даже не верится! — еле выговорил Питер, чуть не задохнувшись от переполнявшего восторга.

— Ну вот и ладненько. Правда, не могу гарантировать, что ваш сценарий ему понравится. Но обещаю, что Шварц его прочитает и обязательно встретится с вами. По рукам?

Питер крепко пожал Виктору руку и направился к выходу. Виктор по-отцовски похлопал его по плечу и, будто мимоходом, сказал:

— Никогда не считайте мне в убыток, Питер. Вы ведь на стороне добра!

— Забавно, — сказал Берни Шварц. — Виктор Кемп — живое воплощение Лас-Вегаса. Выдающаяся личность…

— Так что там по поводу моего сценария? — Питер затаил дыхание в ожидании ответа.

Настал решающий момент.

— На самом деле, Питер, сценарий хороший. Нет, правда, очень даже неплохо! Хотя надо немного его отредактировать. Но дело не в этом. Понимаете, потребуется огромный бюджет, чтобы снять фильм. Сами судите. Во-первых, взрыв поезда. А это спецэффекты. Такие блокбастеры сегодня все сложнее и сложнее финансировать, если только не гарантирован успех и высокие кассовые сборы или же заранее не заключен договор на выпуск дисков. К тому же у вас фильм о терроризме. С одной стороны, здорово. А с другой — после одиннадцатого сентября все изменилось. Честно признаюсь, очень немногие из моих проектов, приостановленные в 2001 году, удалось довести до ума. Больше никто не хочет смотреть фильмы о террористах. Подобные фильмы очень плохо продаются. Мир изменился. И мы тут ни при чем.

Только теперь Питер выдохнул. Черт! Голова кружилась. Он словно не понимал, что происходит.

Вошла Роз:

— Мистер Шварц, позвольте напомнить: у вас назначена следующая встреча…

— Как летит время! — воскликнул Берни, вскочив с дивана. Питер поднялся следом за ним. — Ну что же… Счастливо! Идите и пишите новый сценарий! Что-нибудь о высоких ставках, счете в блэкджеке. Добавьте немного секса, юмора. И, обещаю, тогда нас ждет головокружительный успех! Был рад познакомиться, Питер. Передавайте привет мистеру Кемпу. И что же еще?.. Правильно, что не летаете. Я тоже не буду. По крайней мере коммерческими авиалиниями…

Вернувшись домой — на небольшое ранчо, — Питер обнаружил при входе под ковриком конверт. Тут же на крыльце он вытащил письмо, написанное от руки.

«Питер, мне очень жаль, что с Берни Шварцем ничего сегодня не получилось. Попробую как-нибудь помочь. Жду вас в десять вечера в гостинице. Номер 1834.

Виктор»

Несмотря на усталость и плохое настроение, Питер решил, что впереди еще целые выходные, будет время восстановить силы.

На регистрационной стойке в «Созвездии» ему вручили ключ от номера. Питер поднялся наверх, в огромный люкс с двумя спальнями и великолепным видом из окна. На столике гостиной стояла корзина с фруктами, бутылка французского охлажденного шампанского и конверт. Внутри Питер нашел подарочный ваучер на тысячу долларов, которым можно воспользоваться в торговом центре «Созвездие», и еще один, который можно обменять на фишки, — пять тысяч долларов.

Питер сел на диван, обескураженно глядя на неоновый пейзаж за окном.

В дверь постучали.

— Входите! — крикнул Питер.

— Но у меня нет ключа, — раздался нежный женский голосок.

— Простите! — Питер кинулся к двери. — Я думал, это обслуживание номеров.

На пороге стояла роскошная молодая брюнетка в черном облегающем платье, почти девочка, с открытым свежим личиком и гладкой кожей цвета слоновой кости.

— Ты, должно быть, Питер, — сказала девушка, закрывая за собой дверь. — Мистер Кемп просил передать от него большой привет.

Как и многие в Лас-Вегасе, она была откуда-то издалека. Ее выдавал акцент — провинциальный говор, вязкий и музыкальный.

Питер покраснел как рак.

— Вот как… — еле выдавил он.

Девушка медленно подошла к нему и легонько подтолкнула к дивану.

— Меня зовут Лидия. Как я тебе? Нравлюсь?

— В смысле?

— Ну, если предпочитаешь мальчиков, я нисколечко не обижусь. Это круто! Мы не знали наверняка. — Было в ней какое-то очарование.

— Нет, не предпочитаю я мальчиков. Мне девочки нравятся! — гортанно проговорил Питер, не узнавая свой голос.

— Отлично, потому что я как раз девочка, — с наигранной сексуальностью промурлыкала Лидия. — Почему бы нам не присесть на диванчик? Давай откроем шампанское и обсудим, в какие игры ты бы хотел поиграть.

Питер на ватных ногах добрался до дивана. Мысли словно плыли в океане из перемешанных коктейлей — страх, желание, смущение. Он никогда таким раньше не занимался. К чему эти глупости?.. Хотя…

— Ой, а я тебя где-то видела! — совершенно искренне воскликнула Лидия. — Точно. Я видела тебя миллион раз! До меня только щас дошло!

— Где ты меня видела? В казино?

— Нет, глупенький! Ты меня, похоже, не признал без дурацкой униформы. Днем я работаю в аэропорту Маккаррена, в терминале Г. — Питер побледнел. Ну и денек! Нет, это уже чересчур. — Но тебя же не Питер зовут! Нет-нет… Марк, если не ошибаюсь. Да… Марк Шеклтон. У меня хорошая память на имена.

— Ну, ты же понимаешь… — неуверенно начал Питер.

— Конечно! Это не мое дело. То, что происходит в Лас-Вегасе, остается в Лас-Вегасе, милый. Таков закон. Если хочешь знать, меня тоже не Лидия зовут.

Питер онемел, глядя на сползающую бретельку платья, а затем на черное кружевное белье. Девушка продолжала болтать:

— Круто! Мне всегда хотелось поговорить с кем-нибудь из ваших. Это же безумие — каждое утро летать в «Зону-51» — а вечером обратно! О Господи, я так завожусь от повышенной секретности! — Питер слушал ее, открыв от удивления рот. — Понятно, вам нельзя говорить об этом, но, пожалуйста, просто кивни. Там правда изучают НЛО?

Не шелохнувшись, Питер старался держать голову прямо.

— Ты кивнул, да?! Кивнул? Или мне кажется? Ну скажи!

Питер собрался с духом:

— Мне нельзя говорить о том, что там происходит. Не проси, пожалуйста.

Похоже, она расстроилась, но, вспомнив о работе, мило улыбнулась.

— Ладно, Питер. — Лидия медленно подошла к дивану, покачивая бедрами. — Сегодня я буду твоим личным НЛО — неопознанным любовным объектом. Идет?

23 ИЮНЯ 2009 ГОДА

Нью-Йорк

Пайпер проснулся с ужасным похмельем, словно вчера ночью к нему в голову забрался хорек — тепло, уютно… красота! — а утром в ужасе заметался по кругу, стараясь выбраться наружу через глаза, больно кусаясь и царапаясь.

А ведь вечер так хорошо начинался. По дороге домой Пайпер заглянул в местный бар — милый подвальчик, пропитанный пьянящими запахами, — «У Данигана», опрокинул пару бокалов. Правда, на голодный желудок. Потом решил наведаться в «Пантеон», где поболтал со знакомым, заросшим щетиной официантом. Тот без напоминания принес блюдо, которое Пайпер заказывал два-три раза в неделю, — кебаб из барашка, рис и, естественно, пару кружек пива. А перед тем как пришвартоваться к дому, Пайпер, шатаясь, зашел в любимый магазин спиртных напитков и купил бутылку «Джека Дэниелса» многолетней выдержки — с черной этикеткой. Единственная роскошь, хоть немного скрашивавшая его безрадостную жизнь.

Без Дженнифер и ее женских штучек небольшая аскетическая квартирка Пайпера стала совсем безликой. Две комнаты с белыми стенами, блестящим паркетом, печальным видом на соседнее здание через дорогу, несколькими ковриками и обыкновенной мебелью не дороже тысячи долларов. Честно признаться, квартира и для одного была мала. Гостиная — четырнадцать на семнадцать. Спальня — десять на двенадцать. Кухня и ванная комната по размеру напоминали платяные шкафы. В плане жилья Пайпер мог позавидовать преступникам, которых упек на всю жизнь за решетку. И как только они с Дженнифер прожили здесь целых четыре месяца? И чья это была блестящая идея?!

Пайпер не собирался напиваться, но полная бутылка таила в себе столько надежд. Он повернул крышку и наполнил виски свой любимый стакан. Телевизор что-то бормотал, создавая фон, а Пайпер, сидя на диване, медленно погружался в черную дыру, вспоминал долбаный день, размышлял о долбаном деле и своей долбаной жизни.

Да, он не хотел браться за «Судный день», но всего за несколько дней интенсивной работы как будто ожил. Клайва Робертсона убили прямо на его глазах! Дерзость преступления будоражила, напоминая о старых временах и крупных делах. Адреналин, подскочивший в крови, лишь подтверждал это.

Пайпер взялся распутывать клубок из фактов, хотя и понимал, что до прозрения еще далеко. Ему не терпелось проникнуть в самую глубь и выяснить, что ускользнуло от внимания, выявить упущенное звено, связывающее первое убийство со вторым, второе с третьим, и так по цепочке, пока не докопаешься до сути.

Серьезная работа обладает лечебным эффектом, как мазь на ожог: успокаивает, отвлекает от боли. Пайпер начал с того, что разозлился на всех, раскидал папки, накинулся на Нэнси, измотал и себя, и ее в бесконечном марафоне дней и ночей. А толку-то?! В какой-то момент он всерьез воспринял слова Сью Санчес. Ладно, пусть это будет его последним крупным делом. Разделается с молокососом и уйдет на пенсию под громкие аплодисменты. И понеслось.

Крещендо. А потом диминуэндо.

Приехали. Если продолжать в том же духе, через неделю сгоришь на работе. Затем опустошение и депрессия. Вскрытие тела Робертсона и отчеты токсикологов не прояснили ситуацию. Семь предыдущих убийств казались Пайперу бессмысленными. Он не имел представления, кто преступник или какое удовольствие он получает, убивая. Ни одна из первоначальных версий себя не оправдала. Единственное, что приходило на ум, — случайный выбор, столь несвойственный серийным убийцам.

Первый стакан виски смыл неприятный осадок, оставшийся после разговора с родителями убитого в Куинсе — якобы погибшего в результате дорожного происшествия, виновник которого скрылся. Приятные уважаемые люди, неутешные в неожиданном горе. Второй стакан — чтобы заглушить страх и сомнения. Третий — чтобы заполнить пустоту сентиментальными воспоминаниями. Четвертый — тост за одиночество. Пятый… Уже и не вспомнить за что!

Несмотря на боль, пульсирующую в голове, и тошноту, Пайпер заставил себя приползти к восьми в офис. У него было правило. Первое — никогда не пить на работе, тогда будешь все успевать. Второе — не брать ни капли в рот до «счастливых часов». Однако голова раскалывалась, и, поднимаясь на лифте, он прижимал к груди, как спасательный круг, огромную кружку кофе. При воспоминании о том, как он проснулся в шесть утра, полностью одетый, рядом с опустошенной на треть бутылью, стало совсем мерзко. В кабинете должно быть болеутоляющее. Скорее туда!

Папки по делу о «Судном дне» стопками громоздились на столе, на тумбочке, на шкафу и на полу. Сталагмиты служебных записок, отчетов, распечаток и фотографий с мест преступлений. Пайпер проложил между кипами бумаг несколько дорожек — от двери к стулу, от стула к шкафу и от стула к окну, — так что мог спокойно опустить жалюзи и спасти глаза от полуденного солнца. Преодолев полосу препятствий, он рухнул на стул, нашел обезболивающее и судорожно проглотил таблетку, запив горячим кофе. Затем сильно потер глаза и посмотрел на мир более или менее ясным взглядом. Нэнси стояла в дверях, глядя на Пайпера словно лечащий врач.

— Все нормально?

— Да. Порядок.

— Выглядите неважно. Не заболели?

— Нет. — Пайпер схватил первую попавшуюся под руку папку и с деловым видом принялся читать. Нэнси стояла на месте. — Ну что еще?

— Какой план на сегодня? — спросила она.

— Я планирую выпить кофе, а ты планируешь зайти ко мне через час.

Естественно, Нэнси заявилась ровно через час. Боль немного поутихла, но голова все еще отказывалась работать.

— Хорошо, что у нас на сегодня? — сдался Пайпер.

Нэнси открыла блокнот.

— В десять телеконференция с доктором Софером из института Джонса Хопкинса. В два пресс-конференция оперативной группы. В четыре едем в центр города на встречу с Хелен Свишер. Кстати, выглядите получше.

— Я нормально выглядел час назад и сейчас выгляжу так же, — грубо ответил Пайпер.

Нэнси не провести. Интересно, она поняла, что у него похмельный синдром? Ее лицо чуть осунулось, фигура стройнела. По крайней мере блузка уже не топорщилась, как раньше, на талии. Они были неразлучны все десять дней, но только теперь Пайпер вспомнил, что Нэнси ела как птичка.

— Можно задать один вопрос?

— Конечно.

— Ты на диете, что ли?

— Типа того. — Нэнси залилась краской. — И снова начала бегать по утрам.

— Молодец! По тебе заметно. Продолжай в том же духе.

Нэнси смущенно опустила взгляд.

— Спасибо.

Разговор быстро перешел на другую тему.

— Давай попробуем взглянуть на дело шире, — предложил Пайпер. — По-моему, нам мешают детали. Сосредоточимся на общем. Что может объединять все убийства?

Пайпер пересел за стол для конференций рядом с Нэнси и отодвинул папки, освобождая место. Затем достал чистый блокнот, написал на нем слова «Общие наблюдения» и подчеркнул дважды. Быстрее бы голова начала работать!

— Так что мы имеем?.. Три убийства были совершены двадцать второго мая, три — двадцать пятого мая, два — одиннадцатого июня, и ни одного с тех пор. Что же это значит? — спросил Пайпер. Нэнси покачала головой. — Все эти дни — будни!

— Вероятно, убийца работает по субботам и воскресеньям, — предположила Нэнси.

— Может быть. — Пайпер сделал первую запись: «Выходные». — Найди, пожалуйста, папки по Свишеру. По-моему, они на шкафу.

Дело номер 1: Дэвид Пол Свишер. Тридцать шесть лет. Инвестиционный банкир. Работал в банке «Эйч-эс-би-си». Парк-авеню. Богат. Престижное университетское образование. Женат. Никаких очевидных интрижек на стороне. Никаких скелетов в шкафу. Каждое утро гулял с собакой. Труп в начале шестого обнаружил мужчина, вышедший на пробежку. Лужа крови. Пропали часы, кольца и бумажник. Аккуратно перерезана сонная артерия. Тело было еще теплым. До зоны обхвата ближайшей камеры наружного наблюдения на крыше кооперативного дома на южной стороне Восемьдесят второй улицы всего двадцать футов. Двадцать футов! Еще бы немного, и преступление запечатлелось бы на пленке.

И все же камера на крыше десятиэтажного дома на западной стороне Парк-авеню в промежутке между 05:02:23 и 05:02:32 зафиксировала нужного следствию человека. Всего девять секунд. Мужчина попал в зону наблюдения, когда свернул на Парк-авеню с Восемьдесят второй. Развернувшись, он побежал туда, откуда пришел, и вновь скрылся на Восемьдесят второй. Специалистам ФБР удалось слегка улучшить изображение. Судя по цвету рук подозреваемого, решили, что он чернокожий или латиноамериканец, а произведя необходимые замеры, пришли к выводу, что его рост примерно пять футов десять дюймов, а вес — сто шестьдесят — сто семьдесят пять фунтов. Капюшон серой толстовки полностью скрывал лицо. Время вроде бы совпадало. Звонок в службу «911» поступил в 05:07. Однако свидетелей найти не удалось. Не было ни одной зацепки, чтобы предположить, кто этот человек в капюшоне.

Если бы не открытка, которую Дэвид Свишер получил накануне, можно было бы подумать, что это типичное нападение на улице.

Пайпер показал Нэнси фотографию человека в капюшоне и спросил:

— Думаешь, это тот, кого мы ищем?

— Возможно, он убил Дэвида, но убийца Судного дня не он.

— Серийный убийца, действующий через посредника? Такого я еще не видел!

— Вдруг его просто наняли? — не сдавалась Нэнси.

— Согласен. У инвестиционного банкира должны быть враги. В каждой сделке есть выигравший и проигравший. Дэвид отличается от других жертв. Он единственный из них ходил на работу в белой рубашке. Но кто заплатил за остальные убийства? — Пайпер открыл папку. — У нас есть список клиентов Дэвида?

— Его банк всячески препятствует следствию, — сообщила Нэнси. — Любой запрос должен вначале пройти через их юридический отдел. Потом его лично подписывает начальник отдела. Я их поторапливаю. Пока безрезультатно.

— По-моему, убийство Дэвида ключевое. — Пайпер закрыл папку Свишера. — Первая жертва всегда имеет особое значение для убийцы. Символическое значение… Говоришь, мы сегодня встречаемся с женой Дэвида? — Нэнси кивнула. — Очень кстати.

Дело номер 2: Элизабет Мария Коулер. Тридцать семь лет. Администратор аптеки в Куинсе. Застрелена предположительно во время ограбления. Труп обнаружили сотрудники аптеки в полдевятого утра прямо у входа, когда пришли на работу. Изначальная версия полиции — преступник хотел украсть наркотики. Он поджидал, когда кто-нибудь откроет аптеку, но что-то пошло не так. Раздался выстрел. Женщина упала. Преступник убежал. Пуля тридцать восьмого калибра. Всего один выстрел с близкого расстояния в висок. Камеры в аптеке не было. Вскрытие трупа ничего не дало. Через два дня полицейские обнаружили в квартире Элизабет открытку.

Пайпер оторвался от папки.

— И какая связь между банкиром с Уолл-стрит и администратором аптеки?

— Не знаю, — ответила Нэнси. — Они были примерно одного возраста. А так ничего общего! Дэвид никогда не заходил в аптеку, где работала Элизабет.

— Что насчет бывших возлюбленных, сослуживцев?

— Мы почти всех проверили, — ответила Нэнси. — Только одного приятеля — они дружили в старших классах — не можем найти. Его семья много лет назад переехала в другой штат. У всех остальных бывших любовников есть алиби. В 2004 году Элизабет развелась с мужем. В то утро, когда ее застрелили, он вел городской автобус. Убитая ничем особенным не выделялась.

— Получается, если бы не открытка, убийство попадало бы в категорию рядового вооруженного ограбления…

— На первый взгляд так и кажется, — согласилась Нэнси.

— Отлично. Перейдем к действиям. Проверь, были ли у Элизабет школьные или университетские альбомы. Проверь имена всех ее одноклассников по базе данных. Свяжись с домовладельцем и составь список всех ее соседей за последние пять лет. Посмотрим, нет ли случайных совпадений.

— Будет сделано. Хотите еще кофе?

Еще как!

Дело номер 3: Консуэла Пилар Лопес. Тридцать три года. Нелегальная эмигрантка из Доминиканской Республики. Жила на Стейтен-Айленде. Работала уборщицей в офисе на Манхэттене. Труп обнаружили подростки в лесной зоне парка Артура фон Бризена примерно в три часа дня. Убийство произошло буквально в миле от дома Лопес на улице Фингерборд. Женщину изнасиловали, а потом убили несколькими ударами ножа в грудь, голову и шею. Накануне в десять часов вечера Лопес села на манхэттенский паром, что зафиксировано камерой видеонаблюдения. Затем, как обычно, она должна была ехать на автобусе в южном направлении в Форт-Уодсуорт, но никто из пассажиров не помнил, чтобы видел ее на остановке или в автобусе номер пятьдесят один, который следует по Бей-стрит к Фингерборд.

Согласно рабочей гипотезе, кто-то приметил ее на паромной станции, предложил подвезти, а потом заманил в неосвещенную часть острова и убил под громадным мостом Верразано-Нэрроуз. Спермы ни внутри тела, ни на поверхности не обнаружили — вероятно, убийца воспользовался презервативом. Зато на блузке Лопес нашли частички серого материала, из которого обычно шьют спортивные футболки с длинными рукавами. Измерив раны, выяснили, что женщину зарезали ножом с длиной лезвия четыре дюйма. Таким же, как Дэвида Свишера.

Лопес жила в доме на две семьи с множеством родных и двоюродных братьев и сестер, по большей части тоже находящихся в США нелегально. Она была очень религиозна, посещала церковь Святого Сильвестра, где на панихиду по убитой собралась целая толпа расстроенных, ошарашенных прихожан. По словам друзей и родственников, у Лопес не было друга. Вскрытие показало, что, несмотря на возраст, до изнасилования она оставалась девственницей. Все попытки найти связь с другими жертвами «Судного дня» ни к чему не привели.

Пайпер потратил уйму времени, изучая конечную станцию парома и автобусную остановку. Исходил место преступления вдоль и поперек, не один раз побывал в доме Лопес и в церкви. Преступления на сексуальной почве можно было назвать его коньком. Конечно, Пайпер не собирался строить карьеру в этой области, никто в здравом уме не напишет в анкете академии в Квонтико: «Мечтаю специализироваться на сексуальных извращениях». Однако первые серьезные дела Пайпера имели сексуальную подоплеку, а так уж сложилось в бюро, что первые дела определяют дальнейшую специализацию. Пайпер не только следовал природному чутью, но и старательно изучал анналы преступлений на сексуальной почве, а потому вскоре стал ходячей энциклопедией сексуальных извращений, совершенных серийными убийцами на территории Америки.

По опыту расследований он без труда составил психологический портрет убийцы. Преследователь — педант, осмотрительный одиночка; все продумал до мелочей, не оставил никаких следов, чтобы можно было определить его ДНК. Преступник наверняка хорошо знал парк и береговую линию, рассчитал, когда и где будет меньше людей. Получается, он или сейчас живет, или когда-то жил на острове Стейтен-Айленд. Вполне вероятно, что преступник и сам латиноамериканец — ведь он сумел расположить к себе женщину, уговорил сесть в машину. Известно, что Лопес плохо говорила по-английски. Можно предположить, что женщина была знакома со своим убийцей. Пусть даже недолго.

— Погоди! — неожиданно воскликнул Пайпер. — Вот оно! У мужчины, убившего Лопес, по всей видимости, есть машина. Надо искать темно-синий седан, который сбил Майлса Дрейка. — Пайпер записал в блокноте: «синий седан». — Как зовут священника, у которого исповедовалась Лопес?

Нэнси вспомнила грустное лицо старика и, не заглядывая в записи, ответила:

— Отец Рочас.

— Сделай фотографии различных моделей темно-синих седанов и попроси отца Рочаса раздать прихожанам. Может быть, кто-то знает владельца такой машины. И еще. Проверь, пожалуйста, в отделе транспортных средств всех прихожан по списку. Особое внимание обрати на мужчин-латиноамериканцев.

Нэнси кивнула, записывая задание в блокнот.

Пайпер зевнул, заложив руки за голову.

— Мы обязательно вычислим этого парня, а потом и навестим.

Судмедэксперты из головного офиса порекомендовали проконсультироваться с Джеральдом Софером — ведущим экспертом по странным болезням и труднообъяснимым смертям. На такую меру Пайпера и Нэнси толкнула полная растерянность от гибели Клайва Робертсона.

Они изо всех сил пытались вернуть бездыханное тело к жизни все шесть минут, пока ехала «скорая». На следующее утро Пайпер с Нэнси не отходили от патологоанатома, проводившего вскрытие, чтобы выявить причину смерти. Кроме сломанного носа, внешних повреждений не выявили. Мозг, так часто наполнявшийся звуками музыки, разрезали как батон. Никаких признаков кровоизлияния! Все внутренние органы в отличном для его возраста состоянии. Сердце слегка увеличено, но клапаны в норме. В коронарных артериях прослеживались сглаженные признаки атеросклероза, особенно в левой передней нисходящей. Она оказалась закупоренной на семьдесят процентов.

— У меня тромбов больше, чем у этого парня, — подытожил патологоанатом.

Ни малейшего намека на инфаркт. Хотя все говорили Пайперу, что микроскопическое исследование поставит финальную точку.

— Я не могу пока установить диагноз, — признался патологоанатом, снимая перчатки.

Пайпер с нетерпением ждал результата анализов крови и мягких тканей, надеясь, что выявят отравление. Заодно интересно было узнать, не заражен ли Клайв ВИЧ: Пайпер ведь делал ему искусственное дыхание рот в рот, когда из сломанного носа хлестала кровь. Через несколько дней Пайпер получил отрицательный ответ на все волновавшие его вопросы. Странно. Для внезапной смерти Клайва как будто не было никаких причин.

— Мне дали отчет о вскрытии тела мистера Робертсона, — сказал доктор Софер. — Картина для этого синдрома типичная.

— Что вы имеете в виду? — Пайпер сильно прижал телефонную трубку к уху.

— Сердце у него действительно работало неплохо. Никаких серьезных тромбов, закупорок вен. Гистологических доказательств инфаркта миокарда тоже нет. Это характерно для кардиомиопатии, вызванной стрессом, — ее еще называют «оглушение миокарда».

По словам Софера, неожиданные страх, гнев, горе или шок могут вызвать внезапную остановку сердца. Жертвами обычно становятся люди, внешне здоровые, которым довелось пережить смерть любимого человека или испытать сильный испуг.

— Доктор, с вами говорит специальный агент Липински, — обратилась к Соферу Нэнси. — Я читала вашу статью в медицинском журнале. Ни один пациент с таким синдромом не умер. Чем же мистер Робертсон от них отличается?

— Хороший вопрос, — ответил Софер. — Я думаю, что сердце могло остановиться из-за резкого выброса катехоламина — гормона стресса. Он вырабатывается надпочечниками в ответ на шок. Это своеобразный базовый элемент, который обеспечил выживание в процессе эволюции, подготовив организм к борьбе или к возможности сбежать при появлении опасности. Однако у некоторых людей выброс нейрогормонов настолько сильный, что сердце не выдерживает. Скорость кровотока резко снижается, артериальное давление падает. К сожалению, в случае мистера Робертсона это произошло на фоне незначительной закупорки левой коронарной артерии, что привело к слабой перфузии левого желудочка и спровоцировало смертельную аритмию — вероятно, желудочковую фибрилляцию — и внезапную смерть. От такого синдрома умирают редко… Насколько я понимаю, перед смертью мистер Робертсон испытал сильный стресс.

— Да, он получил открытку о «Судном дне», — подтвердил Пайпер.

— Тогда, выражаясь бытовым языком, можно смело заявить, что мистер Робертсон испугался до смерти!

— Он не выглядел напуганным, — заметил Пайпер.

— Внешность обманчива.

Закончив разговор, Пайпер выпил пятую кружку кофе.

— Да уж, логично. Выходит, преступник рассчитывал убить жертву, напугав до смерти?! Ничего не понимаю! — Пайпер возмущенно вскинул руки. — Ладно, давай рассуждать дальше. Итак, он убивает троих двадцать второго мая, затем перерыв на выходные, а двадцать пятого мая наш неугомонный вновь берется за дело.

Дело номер 4: Майлс Дрейк. Двадцатичетырехлетний курьер из Куинса. В семь утра он развозил почту в финансовом районе. Служащий из офиса на Бродвее — единственный свидетель — выглянул из окна и случайно заметил парня на тротуаре Джон-стрит, когда тот, перекинув сумку за спину, садился на велосипед. В этот момент темно-синий седан вылетел на бордюр, сбил Дрейка и скрылся из виду. Офис находится слишком высоко. Служащий не смог разглядеть номер машины и точно определить модель. Смерть наступила мгновенно из-за разрыва печени и селезенки. На капоте седана, очевидно, остались повреждения. Машину пока не обнаружили, хотя прочесали все автомастерские в округе. Дрейк жил вместе со старшим братом и, по словам знакомых, был порядочным человеком. На работе его охарактеризовали как исполнительного и ответственного сотрудника. Приводов в полицию и судимостей не имел. Не удалось выявить ни прямых, ни косвенных связей с остальными жертвами. Однако никто не смог подтвердить, что Дрейк ни разу не был в аптеке на бульваре Куинс.

— Может, он как-то замешан в наркоторговле? — спросил Пайпер у Нэнси.

— Не знаю. В университете нам рассказывали о деле, в котором курьеры параллельно с почтой снабжали биржевых брокеров кокаином.

— По-моему, интересная мысль! Надо развить эту линию. — «Проверить сумку Дрейка на следы наркотиков».

Дело номер 5: Милош Иван Ковик. Восемьдесят два года. Эмигрант из Хорватии. Пятьдесят лет проработал сапожником. Жил на Парк-слоуп в Бруклине. Днем вдруг выпал с девятого этажа из открытого окна спальни и насмерть разбился на Проспект-парк, рядом с Гранд-арми-плаза. Дверь в квартиру была заперта. Никаких признаков взлома или ограбления. Несколько разбитых черно-белых фотографий в рамках с изображением молодого Ковика (предположительно в кругу семьи) валялись у окна на полу. Ковик не оставил предсмертной записки. Все его родственники умерли. Последнее время он вел затворнический образ жизни, и никто не мог реально оценить его психическое состояние. В квартире обнаружили отпечатки пальцев только одного человека — Милоша Ковика.

Пайпер просмотрел кипу старых фотографий.

— Сумели установить личность кого-нибудь из этих людей?

— Нет, — ответила Нэнси. — Опросили соседей, пообщались с выходцами из Хорватии, живущими сейчас в Америке. Старик Ковик никому не известен. Кто мог желать его смерти?

Пайпер поднял ладони к небу.

— Понятия не имею!

Дело номер 6: Марко Антонио Наполитано. Восемнадцать лет. Недавно окончил школу. Жил с родителями и сестрой в «Маленькой Италии». Открытку нашла мать и, увидев рисунок гроба, забилась в истерике. Родители безрезультатно разыскивали сына целый день, потом обратились в полицию. Тело нашли тем же вечером в бойлерной дома, где жила семья. В руке торчала игла, рядом валялись жгут и ложка. Вскрытие показало, что смерть наступила из-за передозировки героина, но семья и близкие друзья уверяют полицию, что Марко не наркоман. Это подтверждается и отсутствием на его теле следов от уколов. Фамилия Марко нашлась в базе данных малолетних преступников — несколько раз попался на воровстве в магазине, больше ничего серьезного. На шприце обнаружили две различные ДНК — Марко и еще одного мужчины, личность которого не установлена. Предположительно они воспользовались одним шприцем и жгутом — там осталось два набора отпечатков пальцев. Их проверили по международной базе данных, охватывающей пятьдесят миллионов человек. Безрезультатно.

— Отлично! — воскликнул Пайпер. — Здесь можно поразмышлять над возможными версиями.

— А как такая? Убийца — наркоман. Он убивает Элизабет, чтобы взять наркотики из аптеки. Со своим другом Марко он просто поссорился, поэтому дал ему слишком большую дозу. С Дрейком, который был его поставщиком, решил свести счеты.

— А как же Дэвид?

— Его он убил скорее всего с целью ограбления. Вполне в духе наркоманов.

Пайпер, усмехнувшись, покачал головой.

— Уж слишком просто. — И записал в блокноте четвертым пунктом: «Возможно, наркоман???» — Ну да ладно. Теперь заключительный этап. Преступник берет передышку на две недели, а одиннадцатого июня снова начинает убивать. Зачем ему ждать столько времени? Устал? Или был занят чем-то другим? Уезжал из города? Может, в Лас-Вегас?

Риторические вопросы. Нэнси внимательно наблюдала за лицом Пайпера, пока тот размышлял вслух.

— Мы изучили все нарушения правил дорожного движения, зафиксированные на основных маршрутах между Лас-Вегасом и Нью-Йорком за период между датами отправки открыток и датами убийств, так? И не узнали ничего интересного, верно?

— Верно, — подтвердила Нэнси.

— У нас на руках списки пассажиров всех прямых рейсов и рейсов с пересадками из Вегаса в Нью-Йорк, да?

— Да.

— И что нам это дало?

— Пока ничего. Проверяем несколько тысяч имен по базам данных на предмет связи с кем-нибудь из жертв. На сегодня результат нулевой.

— Мы также проверили по федеральной системе и базе штата, нет ли среди пассажиров бывших преступников или разыскиваемых. Так ведь?

— Уилл, ты меня об этом уже десять раз спрашивал!

— Потому что это очень важно! — Пайпер и не собирался извиняться. — Распечатай, пожалуйста, список пассажиров с латиноамериканскими фамилиями. — Потом ткнул пальцем на кипу папок на полу возле окна: — Передай-ка верхнюю. С этого убийства я подключился к работе.

Дело номер 7: Ида Габриэла Сантьяго. Семьдесят восемь лет. Убита грабителем, ворвавшимся в ее спальню. Пуля двадцать второго калибра попала в ухо. Как Пайпер и предполагал, изнасилования не было. Кроме отпечатков самой жертвы и ее ближайших родственников, других отпечатков в квартире не нашли. Кошелек действительно украли, и до сих пор он нигде не всплыл. След на кухонном подоконнике оказался двенадцатого размера. Судя по рифленому рисунку подошвы, преступник носил популярную модель баскетбольных кроссовок «Рибок» DMX 10. В лаборатории по содержанию влаги в земле и глубине отпечатка выяснили, что подозреваемый весит примерно сто семьдесят фунтов — почти столько же, сколько подозреваемый с Парк-авеню. Изучили все возможные связи с остальными жертвами, особенно с Лопес, но, по имеющимся данным, жизни двух латиноамериканок никак не пересекались.

Дело номер 8: Люций Джефферсон Робертсон. Человек, напуганный до смерти, в прямом смысле этого слова. Ну, о нем больше ничего интересного и не скажешь.

— Все, я выдохся! — заявил Пайпер. — Напарник, может, подведешь итог?

Нэнси просмотрела свежие записи, затем взглянула на «Общие наблюдения» и заявила:

— По-видимому, подозреваемый — латиноамериканец весом сто семьдесят фунтов и ростом пять футов десять дюймов, наркоман, совершивший половое преступление. Ездит на синей машине. У него есть нож, оружие двадцать второго и тридцать восьмого калибра. Регулярно посещает Лас-Вегас — либо на машине, либо на самолете. Убивает в будни, а в выходные, очевидно, занят чем-то другим.

— Маловато информации. — Пайпер слегка улыбнулся. — Растолкуй еще вот что. Как он выбирает жертв и какого хера отправляет им открытки?

— Не ругайся! — Нэнси игриво замахнулась на него блокнотом. — Вдруг жертвы никак не связаны между собой? Ведь все убийства совершены по-разному. Как будто орудие преступления выбирается наугад. Может, и жертвы выбраны наугад. А чтобы связать их, показать нам, что это одна цепочка, преступник отправляет открытки. Он решает, кому умереть. Наверняка читает в газетах о «Судном дне», смотрит репортажи с мест преступления по кабельному телевидению. И это придает ему уверенности в своих силах. Он очень умен и хитер. Наш клиент. Однозначно!

Нэнси замолчала, ожидая похвалы. Однако Пайпер разнес ее версию в пух и прах.

— А вы, наверное, считаете себя экспертом, специальный агент Липински? — Пайпер встал из-за стола. Как приятно снова иметь ясную голову на плечах и ощущение полного спокойствия в желудке, готовом переваривать пищу! — В вашем выводе есть маленький недочет — я не верю ни одному сказанному слову! На ум приходит лишь один преступник, способный к такому блестящему злодеянию, — Лекс Лютор.[11] Однако я проверял: он так и остался героем комикса!.. Пообедай, и пойдем вместе на пресс-конференцию. — Подмигнув Нэнси на прощание, Пайпер проводил ее взглядом. Она определенно похорошела!

После грандиозной шумихи первых дней средства массовой информации несколько ослабили интерес к делу о «Судном дне», тем не менее чувствовалось, что по вниманию прессы оно обгонит истории О’Джей Симпсона,[12] Анны Николь[13] и Джон-Бенет,[14] вместе взятых. Каждый вечер на кабельном телевидении ведущие разбирали дело по косточкам вместе с приглашенными бывшими агентами ФБР и правоохранительных органов, юристами и другими учеными мужами, каждый из которых с пеной у рта обосновывал свою версию. В последнее время лейтмотивом обсуждений стало: ФБР топчется на месте, следовательно, в ФБР работают одни тупицы.

Новостная конференция проводилась в танцевальном зале нью-йоркской гостиницы «Хилтон». Когда Пайпер с Нэнси заняли свои места у служебного выхода, зал был на три четверти полон фотографами и журналистами. Важные гости сидели за столом на специальном возвышении. По сигналу включили камеры — начался прямой эфир.

Мэр — изящный и, как всегда, спокойный — подошел к кафедре.

— Уже полтора месяца длится расследование, — начал он речь. — Прекрасно то, что за десять дней не появилось новых жертв. Хотя не произведено ни одного ареста, профессионалы из правоохранительных органов города Нью-Йорка и федеральных ведомств все это время активно работают, и я надеюсь, что продуктивно! Они рассматривают все возможные версии и зацепки. Впрочем, нельзя отрицать, что восемь связанных между собой убийств в нашем городе уже совершено, и горожане не будут чувствовать себя в безопасности, пока преступник не пойман и не предан суду. Бенджамин Райт — уполномоченный представитель нью-йоркского отделения ФБР — ответит на ваши вопросы.

Райт — высокий стройный афроамериканец за пятьдесят, с усами «ниточкой», коротко подстриженными волосами и в профессиональных очках в тонкой оправе, — поднявшись с места, быстро разгладил помявшийся двубортный пиджак. Перед камерами он ничуть не тушевался, в микрофоны, нацеленные на него, говорил решительно:

— Как уже заметил мэр, Федеральное бюро расследований работает совместно с муниципальными правоохранительными органами. На сегодняшний момент это самое масштабное в истории ФБР расследование дела о серийном убийце. Подозреваемый еще не арестован, но мы продолжаем неустанно работать. Я хочу, чтобы каждый меня сейчас услышал — клянусь, мы найдем убийцу! У нас достаточно ресурсов. На расследование этого дела брошены все силы. Главное сейчас не вопрос человеческих возможностей, а вопрос времени. И раз уж речь зашла о вопросах, буду рад ответить на ваши.

Журналисты гудели, будто потревоженный пчелиный рой: они явно не рассчитывали услышать ничего нового. Репортеры кабельных и сетевых телекомпаний вели себя сдержанно, предоставляя атаку низкооплачиваемым газетчикам.

Вопрос. Появилась ли дополнительная информация о токсикологическом анализе тела мистера Робертсона?

Ответ. Нет. Результаты исследования мягких тканей станут известны не раньше чем через две недели.

Вопрос. Брались ли анализы на рицин и сибирскую язву?

Ответ. Да. Оба результата отрицательные.

Вопрос. Если все результаты отрицательные, от чего же умер мистер Робертсон?

Ответ. Пока неизвестно.

Вопрос. Не связано ли такое отсутствие ясности с желанием предотвратить массовые волнения в городе?

Ответ. Как только причина смерти станет известна, мы сразу же передадим информацию в СМИ.

Вопрос. Помогает ли в расследовании полиция Лас-Вегаса?

Ответ. Да.

Вопрос. Удалось ли установить личности всех людей, чьи отпечатки пальцев обнаружены на открытках?

Ответ. Практически всех. Осталось разыскать нескольких сортировщиков писем.

Вопрос. Есть ли предположения, кто скрывался под капюшоном в деле Свишера?

Ответ. Нет.

Вопрос. Совпадают ли пули, которыми убиты две жертвы, с другими пулями из уже раскрытых дел?

Ответ. Нет.

Вопрос: Откуда известно, что убийства не совершены боевиками «Аль-Каеды»?

Ответ. Нет повода думать, что это террористические акты.

Вопрос. Экстрасенс из Сан-Франциско заявила, что ФБР отказывается ее выслушать, хотя она уверена в причастности к убийствам длинноволосого мужчины по фамилии Джексон.

Ответ. ФБР заинтересовано в любой надежной информации.

Вопрос. В курсе ли ФБР, что народ разочарован неторопливостью действий и тем, что расследование не продвигается?

Ответ. ФБР также разочаровано. Но мы не теряем уверенности в успехе следствия.

Вопрос. Как вы считаете, будут ли новые жертвы?

Ответ. Надеемся, что нет. Однако полной гарантии никто дать не может.

Вопрос. Составлен ли психологический портрет убийцы?

Ответ. Работа ведется.

Вопрос. Почему так долго?!

Ответ. Потому что дело сложное.

(Наклонившись к Нэнси, Пайпер прошептал ей на ухо:

— Колоссальная потеря времени!)

Вопрос. Кого назначили расследовать «Судный день»?

Ответ. Лучших специалистов в этой области.

Вопрос. Могут ли журналисты поговорить со специальным агентом ФБР, отвечающим за расследование?

Ответ. Позвольте мне ответить на интересующие вас вопросы.

— Ух, становится интереснее! — заметил Пайпер.

Вопрос. Почему нельзя пообщаться со спецагентом?

Ответ. Хорошо. Мы пригласим его на следующую пресс-конференцию.

Вопрос. Разве он сейчас не в зале?

Райт посмотрел на Сью Санчес, сидящую в первом ряду, взглядом умоляя ее остановить своего подчиненного. Санчес заметила Пайпера у бокового выхода, но могла лишь сделать страшные глаза, словно говоря: «Не смейте открывать рот».

«Считает меня пустозвоном… Пора показать, какой я на самом деле. Меня назначили на это дело, хоть я и не хотел. Теперь оно мое. Специальный агент ФБР, отвечающий за „Судный день“, — это я. Если меня жаждут увидеть, пусть смотрят!»

— Почему же?! В зале. — Пайпер поднял руку. Ему не раз приходилось общаться с журналистами. На конференциях он чувствовал себя как рыба в воде. Уж камер точно не боялся.

Заметив ужас на лице Санчес, Нэнси машинально схватила Пайпера за рукав. Вернее, хотела схватить, однако он уже спешил к кафедре. Все камеры повернулись налево — в его сторону.

Бенджамину Райту осталось только объявить:

— Хорошо, специальный агент Уилл Пайпер ответит на несколько вопросов. Прошу вас, Уилл.

Когда Пайпер подошел ближе, Райт шепнул ему:

— Давайте покороче и без лишних подробностей.

Пригладив рукой волосы, Пайпер взошел на помост. Похмелье как рукой сняло, он чувствовал себя превосходно. На подъеме. «Ну что ж, добавим куража!» Пайпер знал про свою фотогеничность. Крупным мужчина с широкими плечами, ямочкой на подбородке, пронзительно голубыми глазами и светлыми волосами.

— Камеру ближе на него! — раздался голос постановщика, ответственного за прямой эфир.

Первый вопрос был: «Как пишется ваша фамилия?»

— Как Пайпер-Крысолов. П-А-Й-П-Е-Р.

Журналисты чуть подались вперед. Неужто среди марионеток появился живой персонаж?! Репортеры постарше зашептались между собой:

— Я помню… Одно время его имя было у всех на слуху.

— Как давно вы работаете в ФБР?

— Восемнадцать лет, два месяца и три дня.

— Зачем такая точность?

— Я всегда внимателен к деталям.

— Есть ли у вас опыт расследования серийных убийств?

— Всю жизнь только этим и занимаюсь. Лично отвечал за восемь дел — «эшвиллский насильник», «уайт-риверский убийца» из Индианаполиса и еще шесть подобных. Мы всех поймали. Поймаем и этого.

— Почему до сих пор не составлен психологический портрет убийцы?

— Поверьте на слово, мы пытаемся. Увы, он не подпадает ни под один традиционный типаж. Убийства не повторяются. Нет почерка. Если бы не открытки, никто бы не догадался, что преступления — звенья одной цепочки.

— Какова ваша версия?

— Полагаю, мы имеем дело с очень умным и хитрым преступником. О мотивах говорить сложно. Он определенно хочет привлечь к себе внимание. И благодаря вам он с лихвой его получает!

— Вы считаете, что не стоило предавать дело огласке?

— У вас ведь не было выбора, да? Я никого не упрекаю, только констатирую факт.

— Как вы собираетесь поймать его?

— Он не идеален. Оставляет улики, о которых я не могу говорить в силу очевидных причин. Мы его достанем.

— На что вы делаете ставку? Думаете, он снова начнет убивать?

— Позвольте мне ответить так… Я ставлю на то, что он сейчас смотрит нашу пресс-конференцию. Поэтому я обращаюсь к тебе! — Пайпер посмотрел прямо в камеру пронзительными голубыми глазами. — Я тебя поймаю и уничтожу! Это вопрос времени.

Райт, стоявший рядом, боком отодвинул Пайпера от микрофонов.

— Думаю, на сегодня достаточно. О месте и времени проведения следующей пресс-конференции будет объявлено дополнительно.

Журналисты повскакивали с мест и закричали в один голос. Слышнее всего было женщину-репортера газеты «Пост»:

— Пообещайте, что Пайпер-Крысолов снова придет!

Тринадцатиэтажный дом номер 941 на Парк-авеню был построен еще до войны. Два нижних этажа облицованы превосходным белым гранитом. Вестибюль изысканно отделан мрамором, на окнах шторы из английского ситца. Пайпер уже заходил сюда, когда шел по последним следам Дэвида Свишера от дверей дома до рокового места на Восемьдесят второй. Пайпер повторил путь Дэвида в тот же ранний утренний час и опустился на колени перед белесым пятном от смытой крови — каким средством, интересно, пользуются ребята из санитарного отдела? Пайпер постарался представить последнее, что мог видеть Дэвид, прежде чем его мозг отключился. Часть крапчатого тротуара? Черную железную решетку на окне? Грязный диск припаркованной рядом машины? Или стройный молодой дубок, пробившийся сквозь сухую землю?

Хочется верить, что все-таки деревце.

Как и следовало ожидать, Хелен Свишер, в конце концов, взбесила Пайпера. То ее телефон отключен, то времени совсем нет, то командировка в другой город. И так две недели!

— Она ведь жена убитого, а не подозреваемый, черт возьми! Что за игры?! — выпалил он как-то Нэнси. — Хоть ты с ней поговори. Где твоя хваленая инициативность?

Как раз когда Сью Санчес распекала Пайпера за выступление в духе Александра Хейга,[15] позвонила Хелен Свишер. И для чего? Попросила не опаздывать! Она ведь вся такая занятая! Пайпер окончательно вышел из себя, когда Хелен открыла им дверь и одарила пренебрежительным взглядом, словно они пришли чистить ковры.

— Даже не знаю, что вам сказать. Я уже все рассказала полицейским. — Хелен провела Пайпера и Нэнси через арку в невероятных размеров гостиную с видом на Парк-авеню. Пайпер опешил от роскоши — некоторые столько за всю жизнь не зарабатывают, сколько вложено в одну комнату. Антикварная мебель, люстры, ковры — каждая вещь стоит как приличное авто.

— А у вас уютно, — заметил Пайпер, приподняв брови.

— Спасибо, — холодно ответила Хелен. — Дэвид любил читать здесь газеты по воскресеньям. Недавно я выставила квартиру на продажу.

Они присели за столик. Хелен тут же начала крутить ремешок часов на запястье, словно напоминая, что торопится. Дэвиду одного взгляда было достаточно, чтобы составить ее минипортрет. Красивая, как породистая лошадка, прическа и дизайнерская одежда подчеркивали эффектную внешность. Дэвид Свишер был евреем, она — нет. Возможно, «белая кость», американка англосаксонского происхождения из богатой семьи. Банкир и юрист. Скорее всего их свели дела, а не общий круг общения. Хелен нельзя было назвать холодной, скорее заледенелой. Отсутствие внешних проявлений горя не означало, что она не любила мужа, — просто кровь в ее жилах бежала медленно. Пайпер подумал, что, если бы ему пришлось ухаживать за кем-то против собственной воли, за кем-то ненавистным, он выбрал бы эту женщину.

При разговоре Хелен смотрела только на него. Нэнси будто не существовало. Подчиненные — младшие юристы, например, в респектабельной брокерской фирме Хелен — были для нее пешками. Только когда Нэнси открыла блокнот, Хелен заметила ее, окинув недовольным взглядом.

Пайпер решил, что устанавливать эмоциональный контакт, выражать соболезнования не стоит. Он ничего не продавал, она ничего не покупала.

— Вы знакомы с каким-нибудь латиноамериканцем, который ездит на синей машине?

— Боже мой! — воскликнула Хелен. — Круг подозреваемых так узок?!

Пайпер проигнорировал ее сарказм.

— Знакомы? — повторил он.

— Единственный латиноамериканец, которого я знаю, — Рикардо. Он раньше выгуливал нашу собаку. Но я понятия не имею, есть ли у него машина.

— А почему теперь не выгуливает?

— Я отдала собаку Дэвида. Сегодня утром песик страшно понравился одному из работников больницы «Ленокс-хилл»…

— Вы знаете телефон Рикардо? — спросила Нэнси.

— Конечно! — Хелен раздраженно сморщила носик.

— Если собаку выгуливал Рикардо, почему Дэвид пошел вместо него в то утро, когда произошло убийство? — поинтересовался Пайпер.

— Рикардо занимался собакой только днем, пока мы были на работе. В остальное время Дэвид сам гулял с Блуми.

— Всегда в один и тот же час по утрам?

— Да. Примерно в пять.

— Кто знал его маршрут?

— Ночной портье, наверное.

— У вашего мужа были враги? Кто-нибудь желал его смерти?

— Конечно же, нет! У любого банкира есть неприятели, конкуренты, соперники. Это нормально. Но Дэвид занимался только стандартными сделками, в большинстве своем выгодными обеим сторонам. Он был мягким человеком, — сказала Хелен так, словно мягкость — смертный грех.

— Вы получили по электронной почте список с именами остальных жертв?

— Да, я его просмотрела.

— И что?

— Естественно, ни я, ни Дэвид никого из них не знали.

Она недовольно поморщилась.

Ах вот оно что! Теперь понятно, почему Хелен избегала встречи. Помимо неприятностей, связанных с потерей уважаемого супруга, не хватало еще, чтобы ее имя ассоциировалось с «Судным днем»! Конечно, это реклама, но уж слишком высоки издержки. Большинство жертв из низших слоев общества. Убийство Дэвида плохо отразилось на ее имидже и карьере. Партнеры — представители элиты, как и сама Хелен, — обсуждали ее, пока мочились в писсуары или играли в гольф. Она даже злилась на Дэвида за то, что его убили.

— Лас-Вегас, — неожиданно произнес Пайпер.

— Лас-Вегас, — с подозрением повторила Хелен.

— Дэвид знал кого-нибудь из Лас-Вегаса?

— Он задался этим же вопросом, когда увидел открытку вечером накануне убийства, и никого не смог вспомнить. Я тоже.

— Мы просили, чтобы в банке составили список клиентов Дэвида, но так и не получили ответа, — сказала Нэнси.

— С кем вы общались? — спросила Хелен, обращаясь к Пайперу.

— С начальником юридического отдела.

— Я очень хорошо знаю Стива Гартнера. Если хотите, я ему позвоню.

— Будьте так любезны!

Мобильник Пайпера заиграл свою неуместно веселую мелодию. Не извинившись, Пайпер ответил, быстро поднялся с дивана и отошел в дальний угол гостиной, чтобы никто его не слышал. Женщины остались сидеть в неловком молчании.

Нэнси старательно изучала записи в блокноте, стараясь выглядеть по-деловому, но понимала, что казалась жалким бородавочником рядом с львицей. Хелен не отрываясь следила за стрелками на часах, словно это могло заставить федералов исчезнуть.

Пайпер, закончив разговор, вернулся к дивану.

— Большое спасибо за помощь следствию. Нам пора.

Ну наконец-то! Быстро обменялись рукопожатиями, холодными взглядами. Скучать друг по другу они вряд ли будут.

— Милашка! — уже в лифте сказал Пайпер.

— Стерва! — согласилась с ним Нэнси.

— Мы, кстати, едем на остров.

— Зачем?

— Жертва номер девять. — Нэнси чуть не растянула мышцу, резко закинув голову, чтобы посмотреть на Пайпера. Дверь лифта открылась. — Похоже, игра изменилась, напарник. Десятой жертвы не будет. Полиция задержала подозреваемого — это Луи Камачо, тридцатидвухлетний латиноамериканец, рост пять футов восемь дюймов, вес сто шестьдесят фунтов.

— Неужели?

— К тому же он стюард. Догадайся, по какому маршруту он летает?

— В Лас-Вегас?

— Верно.

6 ИЮЛЯ 777 ГОДА

Остров Вектис, Британия

Он мог думать только о наступающем дне — впрочем, как и все братья, — однако ему почему-то казалось, что роковое стечение семерок больше всего заботит именно его. Чистый домысел, разумеется, поскольку никто не говорил вслух о своих чувствах.

Конечно, все давно знали, что седьмой день настанет, но зловещее ощущение еще усилилось, когда в мае появилась комета. Даже теперь, два месяца спустя, ночью был виден ее огненный хвост.

Настоятель Иосиф проснулся до того, как прозвонили к утрени. Откинув жесткое покрывало, он встал, помочился в ночной горшок и умыл лицо холодной водой из таза. Стул, стол и кровать с набитым соломой тюфяком на земляном полу — больше в келье ничего не было. Даже окон. Из одежды — только белая длинная ряса из некрашеной шерсти и кожаные сандалии. И он был счастлив.

В свои сорок четыре года он уже слегка округлился из-за пристрастия к крепкому элю из монастырской пивоварни. Макушка лысела, и хорошо — не надо часто подправлять тонзуру. Раз в месяц он ходил к брадобрею Игнатию. В две минуты справившись с работой, Игнатий легонько хлопал настоятеля по выбритой голове и дружески подмигивал.

Иосиф пришел в монастырь в пятнадцать и после долгих лет на положении послушника стал монахом. Теперь он знал, что проживет здесь всю жизнь и умрет внутри монастырских стен. Любовь к Богу и братская связь с другими монахами — его семьей во Христе — были столь сильны, что Иосиф часто плакал от радости и осознания того, как повезло ему по сравнению с другими жителями острова.

Он встал на колени перед кроватью и, следуя традиции, заложенной еще святым Бенедиктом, начал свой духовный день с молитвы «Отче наш», чтобы, как писал Бенедикт, избавить общину от «шипов розни».

Pater noster, qui es in caelis:

sanctificetur Nomen Tuum;

adveniat Regnum Tuum;

fiat voluntas Tua…[16]

Закончив, он перекрестился. Зазвонил монастырский колокол, повешенный на толстом канате. Почти двадцать лет назад его отлил местный кузнец Маттиас — лучший друг Иосифа. Сколько воды утекло с тех пор, как он умер от оспы! Мелодичные удары языка об избитые стенки всегда напоминали Иосифу искренний смех краснощекого кузнеца. Он на секунду погрузился в воспоминания, но роковые семерки навязчивей мухой вновь ворвались в его мысли.

До утрени предстояли мелкие хозяйственные дела. Приор обязан следить за послушниками и младшими монахами. Утренняя прохлада приятно бодрила, чернильно-черное небо строго смотрело вниз. Иосиф потянул носом влажный воздух, пропитанный морской солью, приоткрыл дверь в хлев и порадовался, что послушники уже приступили к дойке.

— Да пребудет с тобой Господь, — тихо сказал он каждому послушнику, трогая его за плечо. И вдруг остолбенел. Семь коров и семь мужчин в хлеву.

Семь…

Божественное число. Таинственное число. Оно часто встречается в книге Бытия: семь небес, семь престолов, семь знаков, семь церквей. Стены Иерихона рухнули на седьмой день осады. В откровениях Иоанна Богослова семь духов было послано на землю. Рождению Христа предшествовало семь поколений рода Давидова.

А теперь… Волнение охватило Иосифа. Весь мир на пороге седьмого дня седьмого месяца 777 года от Рождества Христова, совпадающего с появлением кометы, которую монастырский астроном Паулин нарек Cometes Luctus, кометой Плача.

Как все совпало… Сантеса — жена каменотеса Уберта — вот-вот должна разродиться. И почему все вокруг так спокойны? Будто ничего не замечают?..

Господи, что же принесет завтрашний день?

Строительство церкви Вектисского монастыря — величайшей гордости всего острова — продолжалось уже который год. Самая первая церковь из дерева и тростника, воздвигнутая почти сто лет назад, стойко выдерживала натиск береговых ветров и удары морских штормов. Историю церкви и монастыря хорошо помнили старые монахи, которым довелось служить вместе с братьями-основателями. В молодости один из них — старик Альрик, который теперь одряхлел настолько, что не мог даже выйти из кельи, — встречался с Бирином, епископом Дорчестерским.

Бирин, франк по происхождению, приехал в Уэссекс в 634 году: папа Гонорий сделал его епископом и отправил обращать в христианство язычников Западного саксонского королевства. Бирин оказался в центре междоусобной войны и вскоре добился союза между королем Уэссекса Кинегильсом и королем Нортумбрии Освальдом, человеком куда более приятным, христианином. Однако Освальд не собирался объединяться с язычником. Бирин, воспользовавшись случаем, убедил Кинегильса принять христианство и сам крестил его, во имя Христа полив водой немытые космы короля западных саксов.

Освальд согласился заключить мир, а Кинегильс в знак благодарности даровал Бирину для основания епископской кафедры город Дорчестер. Бирин начал строительство бенедиктинских монастырей на южных землях. Когда в 686 году было решено основать Вектисский монастырь, последний из британских островов присоединился к христианскому миру. Кинегильс передал церкви шестьдесят хайдов плодородной земли у реки, недалеко от Уэссекских берегов.

Теперь за тем, чтобы королевское серебро шло на нужды церкви, следил епископ Дорчестерский Этия. Он убедил короля Мерсии Оффу помочь Вектисскому монастырю — во славу Господа воздвигнуть вместо деревянных построек каменные.

— Как-никак, — заметил епископ королю, — камень внушает куда большее уважение.

Вот уже два года итальянские каменотесы трудились в каменоломне недалеко от стен монастыря. На возах, запряженных волами, глыбы песчаника доставляли в монастырь, где ими обкладывали старую деревянную церковь. Целый день слышались удары зубила, умолкавшие только на время службы, когда монахи молились в церкви.

Вернувшись в монастырь, Иосиф заглянул в келью Альрика убедиться, что старик пережил эту ночь. Слава Богу, тот мирно похрапывал, свернувшись калачиком. Иосиф быстро прошептал молитву, прикрыл дверь и по внутренней лестнице прошел в церковь.

В храме горело меньше дюжины свечей, но и этого было достаточно, чтобы не оступиться. Высоко в темноте Иосиф видел под балками тени летучих мышей. Братья стояли по обеим сторонам алтаря, терпеливо ожидая прибытия аббата. Иосиф встал рядом с нервным маленьким Паулином — и только хотел тихонько поздороваться, как скрипнула тяжелая дверь главного входа.

Аббат Освин — рослый и широкоплечий — почти всю жизнь был на голову выше остальных братьев, но в последнее время сгорбился и страдал от мучительных болей в спине. Он постоянно смотрел в землю и практически не мог поднять взгляд к небесам. Испортился и его характер, что сильно отравляло монахам жизнь.

Шаркая сандалиями по доскам, аббат вошел в церковь, как всегда низко опустив голову. Отблески пламени отражались на блестящей лысине и белоснежной челке. Аббат медленно, морщась от боли, поднялся по ступеням алтаря, затем, положив ладони на гладкое холодное дерево алтарного наличника, высоким голосом провозгласил:

— Aperi, Domine, os meum ad benedicendum nomen sanctum tuum.[17]

Монахи молились и пели, один ряд отвечал другому. Их голоса сливались, наполняя церковь. Сколько тысяч раз Иосиф исполнял эти молитвы, но только сегодня по-настоящему почувствовал желание обратиться к Спасителю с просьбой о милосердии и прощении. Слезы застлали взгляд, когда он произнес последнюю строку сто сорок восьмого псалма:

— Alleluja, laudate Dominum de caelis, alleluja, alleluja![18]

Наступил теплый день. Дождя, к счастью, не было. Монастырь гудел словно улей. Столько всего нужно сделать: совершить утренний обход, проверить, все ли в общине идет как положено… Иосиф прошел по свежескошенной траве монастырского двора. По последним подсчетам, в монастыре было восемьдесят три души, не считая рабочих, и к каждому Иосифу надлежало подойти. Все в общине знали, что приор никогда не изменяет своему правилу ежедневно обходить хозяйство.

Иосиф начал с каменщиков, чтобы посмотреть, как продвигается строительство церкви, и с нехорошим чувством услышал, что сегодня Уберт на работу не пришел. Иосиф разыскал старшего сына Уберта Юлиана — крепкого загорелого малого, который, утирая со лба пот, сообщил, что у Сантесы начались схватки и Уберт вернется к работе, как только все закончится.

— Люди говорят, уж лучше бы она разродилась сегодня, а не завтра. — Юлиан с надеждой заглянул в глаза настоятелю. Тот молча кивнул и попросил сообщить, когда начнутся роды, а затем направился к подвалу проверить запасы мяса и овощей, потом в амбар — убедиться, что мыши не добрались до зерна, в пивоварню — он просто обязан попробовать эль из каждой бочки. Дважды — с одного глотка и вкуса не разберешь! Следующая остановка на кухне. Заглянул в трапезную узнать, как настроение у сестер и молоденьких послушниц. Затем проверил, поступает ли свежая вода в желоб и рукомойники. Не забыл и про уборные во дворе. Пришлось зажать нос, заглядывая в отхожее место.

В огороде посоветовал поставить заграждения, чтобы кролики не повредили молодые побеги. Затем прошел по лугу, где паслись козы, к своему любимому зданию — скрипторию; там под руководством Паулина шесть монахов переписывали Библию и Устав святого Бенедикта.

Приор любил тишину этого благородного места и высоко ценил Паулина за набожность и глубочайшие познания. Случись на земле или на небе какое-нибудь природное явление, Паулин всегда был рад объяснить его терпеливо, в мельчайших подробностях. Аббат не одобрял пустых разговоров, но Паулин был прекрасным источником знаний, которыми Иосиф очень дорожил.

Настоятель бесшумно пробрался внутрь, стараясь не мешать писцам, скрипящих перьями по тонкому пергаменту, и кивнул Паулину. Тот поприветствовал его едва заметной улыбкой. Лишнее панибратство ни к чему, а внешние проявления чувств лучше приберечь для Бога. Паулин жестом пригласил Иосифа выйти с ним наружу.

— Добрый день, брат мой! — Иосиф прищурился от полуденного солнца.

— Добрый! — Паулин выглядел встревоженным. — Итак, завтра наступит час расплаты.

— Да, — согласился Иосиф. — Все-таки он пришел…

— Сегодня ночью я долго наблюдал за кометой.

— И что же?

— В полночь ее свечение стало ярче. Еще краснее. Цвета крови.

— Что это значит?

— По-моему, знак недобрый.

— Я слышал, у женщины уже начались роды, — с надеждой в голосе сказал Иосиф.

Паулин скрестил руки на груди и нахмурился.

— Думаешь, если у нее девять детей, эти роды пройдут быстро и ребенок появится на свет шестого числа, а не седьмого?!

— Мы можем по крайней мере надеяться, — ответил Иосиф.

— Комета стала кровавой! — стоял на своем Паулин.

Солнце поднималось все выше. Иосиф поспешил закончить обход к тому времени, когда все соберутся в церкви для молитвы. Он быстрым шагом прошел мимо женского корпуса и наконец добрался до здания капитула. Деревянные лавки пустовали в ожидании того времени, когда придет аббат, чтобы прочитать собравшимся главу из «Наставлений святого Бенедикта». В открытую дверь залетела ласточка и теперь металась у потолка. Иосиф оставил дверь нараспашку, прошел через зал и постучался в комнату аббата.

Освин сидел за письменным столом, склонив голову над Библией. Золотистые пучки света били через оконные стеклышки под таким углом, что священная книга, казалось, сама излучала ярко-оранжевый свет. Освин чуть выпрямился, чтобы встретиться взглядом с настоятелем.

— Ах это ты, Иосиф! Как сегодня дела в монастыре?

— Все хорошо, отец.

— Как строительство церкви? Продвигается? Как там вторая арка у восточной стены?

— Арку почти завершили. Жаль, что каменотес Уберт сегодня не смог прийти на работу.

— Он болен?

— Нет, у жены начались схватки.

— Ах да. Я помню, она должна была родить со дня на день. — Освин ждал, что Иосиф что-нибудь скажет, но тот молчал. — Тебя беспокоит рождение этого ребенка?

— Говорят, это дурное предзнаменование.

— Господь защитит нас, Иосиф, не сомневайся.

— Конечно, отец. Хотел спросить… Как вы считаете, нужно ли мне идти в деревню?

— С какой целью?

— На случай, если понадобится священник, — кротко ответил Иосиф.

— Ты прекрасно знаешь, нам не следует выходить за стены монастыря! Мы слуги Господа, Иосиф, а не людей!

— Конечно, отец.

— Селяне звали тебя?

— Нет, отец.

— Тогда не стоит вмешиваться. — Освин с силой оттолкнулся всем согнутым телом, чтобы встать со стула. — А теперь пойдем на службу. Присоединимся к братьям и сестрам и воздадим хвалу Господу.

Иосиф особенно полюбил вечерню с тех пор, как аббат разрешил сестре Магдалине аккомпанировать молитвам на псалтерионе. Ее длинные пальцы нежно перебирали десять струн лютни. Совершенство звука и точность темпа свидетельствовали о величии Бога всемогущего.

После службы братья и сестры мимо сваленных в кучи камней и оставленных итальянцами строительных лесов направились в свои дормитории. Иосиф вошел в келью и постарался очистить разум от мыслей, но его отвлекал малейший шум. Не подходит ли кто-нибудь к стенам монастыря? Вдруг роды уже начались? Что, если сейчас зазвонит колокол у входа?

Иосиф не заметил, как пролетело время до повечерия, — пора было идти в церковь на последнюю сегодняшнюю службу. Из-за волнения Иосиф так и не сумел сосредоточиться. Он помолился, чтобы Господь простил ему этот грех, а когда произносил последние строки, вдруг заметил, как осторожно спускается с солеи аббат. Никогда еще старик не выглядел таким немощным.

Спал Иосиф беспокойно. Ему снились кроваво-красные кометы, младенцы с горящими красными глазами и звонарь с иссохшей рукой, который бил в колокол, собирая людей на деревенской площади. Звонарь все ударял и ударял в колокол, рыдая как безумный. Иосиф вздрогнул и проснулся, увидев лицо звонаря. Это был Освин.

В дверь кельи барабанили. Похоже, давно.

— Кто там?

— Настоятель Иосиф, простите, что разбудил вас! — раздался молодой голос.

— Входи.

На пороге появился Теодор — послушник, дежуривший в ту ночь у монастырских ворот.

— Пришел Юлиан, сын каменотеса Уберта. Просит вас пойти с ним в деревню. У его матери тяжелые роды. Боятся, что она умрет.

— Ребенок еще не родился?

— Нет, отец.

— Уже утро, сын мой? — Иосиф опустил ноги на пол, продирая глаза.

— Нет, еще только одиннадцать ночи.

— Скоро наступит седьмой день месяца…

Дорога к деревне была вся изрыта колесами повозок, а луна, как назло, спряталась за тучи. Иосиф чуть не подвернул ногу, оступившись в темноте. Он едва поспевал за Юлианом, уверенно идущим впереди семимильными шагами; если бы не огромная черная фигура впереди, Иосиф уже давно сбился бы с дороги. Холодный ветерок приносил с собой стрекотание сверчков и крики чаек.

Подойдя к первому деревенскому дому, Иосиф услышал звуки колокола, возвестившего о начале ночной службы.

Полночь.

Освину наверняка скажут, что он ушел. Старик будет недоволен…

Несмотря на поздний час, деревня не спала. В открытых дверях лачуг горели масляные лампы, по дорожке двигались зажженные факелы. Все шли к дому Уберта. Селяне толпились снаружи с факелами в руках, причудливые тени плясали на земле. Трое мужчин заглядывали внутрь, закрыв спинами входную дверь. Иосиф различал лихорадочный шепот, в котором слышались итальянские слова и обрывки латинских молитв, — видимо, каменотесы услышали их в церкви и, словно сороки, утащили в свое гнездо.

— Дорогу настоятелю Вектиса! — потребовал Юлиан.

Мужчины, расступившись, поклонились.

Изнутри донесся истошный женский крик. Казалось, он входит в тело как нож, останавливает кровь в жилах.

В доме было полным-полно родственников и односельчан — чтобы Иосиф зашел, двоим пришлось выйти. У камина, обхватив руками голову, сидел Уберт, застывший словно каменное изваяние.

— Иосиф! Слава Богу, вы пришли! — севшим от изнеможения голосом воскликнул каменотес. — Прошу вас, помолитесь за Сантесу! Помолитесь за всех нас!

Сантеса лежала на боку на самой лучшей в доме кровати, подтянув колени к выпяченному животу. Вокруг толпились женщины. Сорочку Сантесы задрали так высоко, что видны были бедра, все в каких-то пятнах. Ее лицо, перекошенное болью, красное, будто сахарная свекла, казалось нечеловеческим. Животное взяло вверх. Наверное, дьявол уже забрал ее душу.

Толстая повитуха — Иосиф узнал в ней жену Марка, старшего среди строителей — стояла в изножье кровати, наклонившись над роженицей, и по-итальянски говорила ей, что делать.

Волосы были заплетены в косу и закручены в узел, чтобы не лезли в глаза, руки и рубаха перепачканы в розовой студенистой жидкости. Живот Сантесы блестел от красной мази. Рядом на кровати лежала окровавленная лапка цапли. Колдовские штучки! Иосиф вспыхнул от возмущения.

Повитуха резко повернулась к священнику.

— Он уже на подходе.

Иосиф приблизился. Повитуха неожиданно откинула сорочку, чтобы показать ему крошечную красную ножку, торчащую из тела Сантесы.

— Мальчик или девочка?

Женщина опустила сорочку.

— Мальчик.

Иосиф быстро перекрестился, упав на колени.

— In nomine patre, et filii, et spiritus sancti.[19] — Иосиф читал молитву, а сам думал: хоть бы ребенок родился мертвым.

Сырой ноябрьской ночью девятью месяцами ранее за стенами дома Уберта завывала буря. Хозяин поворошил дрова в камине и подошел к детским кроваткам, проверить, спят ли отпрыски — по двое-трое на одном матрасе, все, кроме Юлиана, который и один еле умещается на тюфяке, — потом забрался на свою кровать рядом с женой. Она уже спала, вымотавшись за долгий тяжелый день.

Уберт натянул тяжелое шерстяное одеяло до подбородка. Он привез его с собой из Умбрии в кедровом коробе, и, похоже, не зря. Сколько раз оно согревало его в этом суровом климате! Уберт положил руку на мягкую теплую грудь жены — и тут же волной накатило желание. Господь всемогущий! Разве не заслужил он хоть немного радости на грешной земле? Уберт медленно опустил руку ниже и раздвинул ноги жены.

Сантеса уже не была красавицей. Тридцать четыре года и девять детей — шутка ли? Толстая, вечно усталая и страдающая от гнилых зубов, она, однако, была послушной женой. Поняв, что хочет муж, Сантеса со вздохом прошептала:

— Осторожнее сегодня, могут быть последствия.

Уберт прекрасно знал, о чем она говорит. Его мать родила тринадцать детей: восемь мальчиков и пять девочек. Четверо умерли в младенчестве. Уберт был седьмым сыном. А когда вырос, ему рассказали легенду: если у него родится седьмой сын, то станет колдуном, черным магом, волшебником. Все односельчане верили в легенду о седьмом сыне седьмого сына, хотя никогда такого не встречали.

В молодости Уберт был бабником и любил прихвастнуть опасностью, таившейся у него в штанах. Возможно, потому на него и клюнула Сантеса — самая красивая девушка в деревне. Много лет они с Сантесой шутили на эту тему, но после рождения шестого сына, Люция, им стало не до смеха. Все последующие три беременности были сплошным адом. И он, и жена с ужасом ждали, кто родится. Сантеса пыталась предсказать пол ребенка, прокалывая палец шипом: если капля крови растекалась струйкой в чашке с ключевой водой, будет мальчик; если же сразу опускалась на дно — девочка. Слава Богу, все три оказались девочками!

Сантеса почувствовала, как семя заполнило ее, и, затаив дыхание, прошептала:

— Пусть снова будет девочка!

Несмотря на молитвы Иосифа, Сантесе становилось все хуже и хуже. Она совсем ослабла, не могла даже кричать, дыхания ее почти не было слышно. Крошечная ножка, торчащая из тела, потемнела, как глина, которую добывали монастырские гончары.

Надо было что-то делать, иначе беды не миновать. После горячих споров пришли к единогласному решению — ребенка нужно вытащить. Конечно, малыш может пострадать, зато хоть матери станет легче. Иначе и Сантеса, и ребенок обречены на смерть.

Когда повитуха попросила Иосифа благословить ее, тот молча согласился. Другого выхода не было.

Уберт ни на секунду не отходил от кровати, беспомощно уронив огромные мускулистые руки. Он ничем не мог помочь.

— Прошу тебя, Боже, умоляю… — постоянно шептал Уберт, однако за кого он молился — за сына или жену, — никто не знал.

Повитуха приступила к делу. Ее лицо перекосило от неимоверных усилий. Сантеса бормотала что-то неразборчивое, будто в бреду, но, слава Богу, уже не чувствовала боли. Запыхавшись, повитуха вытащила руки, вытерла их о блузу, перевела дух и снова принялась вытаскивать ребенка. Наконец-то процесс пошел. В начале показались колени, бедра, потом пенис, ягодицы. И вот голова. Родовые пути сильно расширились, такая она была большая. Повитуха взяла мальчика на руки. Крупный ребенок, все на месте, только не дышит и кожа цвета голубой глины. Мужчины, женщины и дети в комнате с благоговейным ужасом не сводили с него глаз. Послед вывалился на пол. В этот момент грудь младенца сжалась и он сделал первый вдох. Потом второй. Ребенок порозовел и вдруг запищал, как новорожденный поросенок.

Как только жизнь приняла младенца, смерть забрала его мать. Уберт взвыл от горя, схватил новорожденного сына огромными ручищами и закричал:

— Это не мой сын! Это сын дьявола!

Он выскочил на улицу, волоча послед по грязному полу и расталкивая широченными плечами столпившихся у дверей селян. Иосиф стоял как вкопанный, не в силах произнести ни слова.

Уберт остановился посреди дороги, сжимая ребенка в сильных руках, и завыл как зверь. Потом вдруг взялся за пуповину и замахнулся младенцем над головой, словно ремнем. Люди с факелами в руках молча смотрели на него.

— Раз! — крикнул Уберт, когда ребенок ударился о землю, и замахнулся снова. — Два! — Еще и еще. — Три! Четыре! Пять! Шесть! Семь! — Он бросил окровавленное тельце на дорогу и молча поплелся в дом. — Готово… Я убил его.

Никто даже не посмотрел на Уберта, когда тот вошел в комнату. Все взгляды были обращены на повитуху, склонившуюся над телом Сантесы.

— А! — хором воскликнула вся комната, когда между ног показались рыжие волосы, потом лоб, нос.

— Mirabile dictum![20] — Иосиф не верил собственным глазам. Еще один ребенок выбирался из безжизненного чрева.

Повитуха, с силой потянув ребенка, освободила его подбородок, плечо и, наконец, длинное тонкое тело. Еще один мальчик. Он сразу же начал дышать. Спокойно, уверенно.

— Чудо! — воскликнул мужчина, стоявший у кровати. Его возглас тут же подхватили все собравшиеся.

Уберт пробрался ближе и безучастно посмотрел на ребенка, потом словно очнулся.

— Это восьмой сын! — закричал он. — О, Сантеса, ты принесла мне двойню! — Уберт осторожно прикоснулся к щеке младенца, будто к горячему горшку. Ребенок изогнулся в руках повитухи, но не заплакал.

Девятью месяцами ранее семя Уберта оплодотворило не одну яйцеклетку, а две. Вторая стала ребенком, чей истерзанный труп лежал сейчас на дороге, а первая — седьмым сыном, рыжеволосым мальчиком, на которого завороженно смотрели все, кто собрался в комнате.

19 МАРТА 2009 ГОДА

Лас-Вегас

Марк Шеклтон был единственным ребенком в семье, поэтому почти всегда получал то, что хотел. Слепо любящие его родители принадлежали к среднему классу и старались исполнить любой каприз сына. Марк не знал слова «нет», как не знал, что такое трудности. Его быстрый аналитический ум разрешал любую проблему, и учеба давалась ему легко.

Деннис Шеклтон — авиационно-космический инженер — гордился, что его склонность к математике передалась сыну.

На семейном торжестве в честь пятилетия Марка Деннис достал чистый лист бумажной кальки и объявил:

— Теорема Пифагора.

Худощавый мальчик взял фломастер, чувствуя на себе взгляды бабушек, дедушек, дядей и тетушек, с важным видом подошел к обеденному столу и нарисовал большой треугольник, а внизу написал a2 + b2 = c2.

— Молодец! — похвалил отец, поправляя очки в тяжелой черной оправе. — А это что? — Он провел пальцем подлинной стороне треугольника.

Дедушки усмехнулись, когда мальчик наморщил лобик на секунду, а потом выдал:

— Гип… гип… Гиппопотам!

Первое разочарование постигло Марка в подростковом возрасте, когда стало заметно, что его тело не так идеально, как мозг. Он чувствовал, что лучше… нет, он был лучше, чем футболисты и другие тупые качки, популярные в старших классах. Однако девочки не видели за цыплячьими ножками и впалой грудью внутренний мир Марка, мощный интеллект, не замечали блестящего оратора и начинающего писателя-фантаста, который создавал гениальные рассказы об инопланетных расах, побеждающих врагов благодаря уму, а не грубой силе. Если бы только девочек тянуло с ним говорить, а не хихикать, когда он шел по коридору или радостно тянул руку на первом ряду!..

Когда Марк услышал от девушки «нет», то решил, что больше подобного не допустит. В десятом классе он набрался смелости пригласить Нэнси Кислик в кино. Девушка странно взглянула на него и холодно сказала:

— Нет!

Марк закрыл эту часть своей жизни на долгие годы. Он словно поселился в параллельном мире клуба юных математиков, в компьютерном клубе, где он был лучшим из лучших, первым во всем. Числа и коды компьютерных программ никогда не говорили ему «нет» — ни в школе, ни в Массачусетском технологическом институте, ни когда он стал молодым специалистом в компании, занимавшейся обеспечением безопасности баз данных. Тогда он внезапно увлекся фондовыми опционами и конвертируемыми ценными бумагами, начал встречаться с непримечательной девушкой — системным аналитиком — и наконец-то перестал быть девственником.

А теперь Марк нервно мерил шагами кухню, кинетически перевоплощаясь в свое «второе я», в свой литературный псевдоним — Питера Бенедикта, городского пижона, гениального игрока, голливудского сценариста. По сути — в полную противоположность Марка Шеклтона, государственного служащего, помешанного на компьютерах. Марк, глубоко вздохнув, допил остатки чуть теплого кофе. «Сегодня — решающий день, сегодня — решающий день, сегодня — решающий день!» Марк психологически настраивался, повторяя эту фразу будто молитву снова и снова, пока его мечта не растаяла в ненавистном отражении в стеклянной дверце шкафа. Марк, Питер… Да какая разница?! Все равно он худой, лысеющий да еще с крючковатым носом. Как ни пытался он прогнать гадкое чувство, оно возвращалось снова и снова. «Как ты жалок!»

Вскоре после встречи с Берни Шварцем Марк начал работать над новым сценарием, «Счетчики». Воспоминания об агенте и его африканских масках доводили Марка до исступления, но ведь Шварц практически заказал ему сценарий о карточных счетчиках… Может, это такая стратегия? Марк любил свой отвергнутый сценарий, как любят долгожданного первенца, однако у него зрел новый план: продать второй сценарий и воспользоваться им как стартовой площадкой для воскрешения первого. Он не даст своему первому детищу кануть в Лету!

Марк с энтузиазмом принялся за новый проект. Каждый вечер, приходя домой с работы, и каждые выходные он вновь и вновь прописывал сюжетные линии, действия, диалоги. Уже через три месяца сценарий был готов. Хороший сценарий. Нет, просто гениальный!

Наверняка все звезды, занятые в фильме, будут подходить к нему на съемочной площадке — возможно, в «Созвездии» — и признаваться, как им нравятся их роли. В сценарии было все: интрига, драма, секс, захватывающий мир высоких ставок и мошенничества. Берни заработает на этом сценарии миллионы, а Марк поменяет службу в подземной лаборатории посреди пустыни на блестящую жизнь сценариста в роскошной вилле на Голливудских холмах! Звонки от режиссеров, бесконечная череда кинопремьер… Ему еще нет пятидесяти, все впереди!

Впрочем, вначале нужно услышать «да» от Берни Шварца. Марк уходил на работу слишком рано, а возвращался слишком поздно, чтобы звонить тому в офис из дому, а звонки с работы были строго запрещены. Выходит, нужно брать больничный, чтобы остаться в Лас-Вегасе и позвонить оттуда, но ненадолго, иначе не миновать объяснения с начальством и полного медицинского обследования.

Марк набрал номер.

— Компания «Художественный талант». С кем вас соединить?

— С Бернардом Шварцем, пожалуйста.

— Минутку. — Последние две недели мобильный в ожидании переключения играл Баха, который действовал на Марка успокаивающе, почти как математика.

Музыка прекратилась.

— Офис Шварца.

— Алло, Роз? Это Питер Бенедикт. Мистер Шварц на месте?

Повисла долгая пауза.

— Здравствуйте, Питер, — холодно ответила Роз. — К сожалению, его нет.

— Роз, я звоню седьмой раз!

— Знаю, Питер. Я разговариваю с вами седьмой раз.

— Вы не в курсе, он прочитал мой сценарий?

— Не уверена, что он приступил.

— Вы же на прошлой неделе обещали узнать!

— На прошлой неделе еще не читал.

— Думаете, он начнет на этой неделе?!

Роз молчала в трубку. Марк услышал, как она щелкнула шариковой ручкой.

— Знаете, Питер, вы хороший человек. Я не должна говорить вам этого, но мы получили заключение по «Счетчикам» от наших критиков. Отзыв отрицательный. Не стоит терять времени и названивать. Мистер Шварц очень занят. Он не намерен заниматься вашим проектом.

Марк сильно сжал телефонную трубку. В горле у него пересохло.

— Питер?!

— Спасибо, Роз. Простите за беспокойство. — Повесив трубку, он тяжело опустился на ближайший стул.

Из левого глаза скатилась слеза. Потом из правого. Грудь внизу сжало, комок поднялся к горлу и вырвался наружу сдавленным всхлипом. Плечи затряслись. Марк, не в силах больше сдерживаться, зарыдал как ребенок. «Нет! Нет! Нет!»

Небо над пустыней стало ярко-багряным. Марк сам не свой вошел в «Созвездие», с пачкой денег в правой руке. Глядя прямо перед собой, он двинулся сквозь толпу в вестибюле, не слыша ни голосов, ни музыки, ни звуков игровых автоматов и видеосимуляторов. Странно, Марк даже не взглянул на звездный купол. Телец, Персей и Возничий сияли прямо над его головой. Он повернул налево, прошел мимо игровых автоматов под Орионом и Близнецами к созвездию Большой Медведицы, под которым располагались столы с высокими ставками для игры в блэкджек — целых шесть штук с максимумом в пять тысяч долларов. Марк выбрал стол, за которым работал Марти из Нью-Джерси — его любимый дилер, шатен с собранными в хвост длинными волосами. Марти оживился, увидев Марка.

— О, мистер Бенедикт! У меня дня вас как раз свободен стул!

Марк сел, промямлив приветствие другим игрокам — четверым невероятно серьезным джентльменам. Он выложил на стол пачку наличных и обменял восемь тысяч пятьсот долларов на фишки. Такой крупной суммы в его руках Марти еще не видел.

— Отлично! — громко сказал он, мельком встретившись взглядом с пит-боссом. — Надеюсь, вам сегодня повезет, мистер Бенедикт.

Марк тупо смотрел на фишки. Мысли еле ворочались, словно вязли в голове. Он сделал минимальную ставку — пятьсот долларов — и начал играть механически, не думая. Первая раздача не принесла ни прибыли, ни убытка. Марти перетасовал карты. В голове Марка вдруг прояснилось, словно от нюхательных солей. Цифры вспыхивали в мозгу, будто сигнальные огни в тумане.

Плюс три. Минус два. Плюс один. Плюс четыре.

Счет был благоприятный. Марк разрешил себе один раз сопоставить счет со своей ставкой. Чисто гипотетически. Однако уже через час он то возвращался к минимальным ставкам, когда колода была благоприятна для казино, то повышал, когда игра была на его стороне. Марк выиграл тринадцать тысяч долларов, затем тридцать одну, и все играл и играл, не замечая, что Марти уже давно сменила Сандра с кислым выражением лица и желтыми от никотина ногтями. Через полтора часа он едва обратил внимание, что Сандра стала чаще перетасовывать карты, что он уже заработал шестьдесят тысяч, что пиво давно никто не освежал и что к нему незаметно подошел пит-босс с двумя охранниками.

— Мистер Бенедикт, — сказал тот, — пройдемте, пожалуйста, с нами.

Словно уссурийский тигр Зигфрида и Роя, Гил Флорес беспокойно вышагивал по комнате. Невысокий мужчина, сидевший перед ним, чувствовал лысой макушкой его горячее дыхание.

— Что, черт возьми, ты о себе возомнил?! — вопрошал Флорес. — Думал, мы ничего не заметим, Питер? — Марк молчал. — Не хочешь со мной говорить?! Тут тебе не суд. Презумпция невиновности не прокатит. Ты виновен, друг мой. Надрал мне задницу. Думаешь, тебе это так просто сойдет с рук?! — Марк смотрел на Флореса отрешенным взглядом. — Ты должен ответить мне, Питер! Отвечай, черт возьми!

Марк нервно сглотнул, смешно поперхнувшись.

— Простите, я не знаю, как так получилось.

Флорес взъерошил густые черные волосы.

— Как? Как умный человек может сказать такое? «Не знаю, как так получилось». Ничего не понимаю! Естественно, ты знаешь, как так получилось. Объясни зачем?!

Марк посмотрел на него и расплакался.

— Прекрати! — предупредил Флорес. — Я тебе не нянька. — Он сунул Марку коробку салфеток.

Марк вытер глаза.

— Я был расстроен сегодня. Зол. Да, я чувствовал злость. Поэтому так отреагировал. Это глупо. Простите меня. Я верну все деньги.

Флорес только успокоился, но последняя фраза вновь вывела его из себя.

— Вернешь деньги?! Мои же деньги?! Деньги, которые украл? И это все?! Вернешь то, что и так принадлежит мне!

Марк быстро моргал, не говоря больше ни слова, и теребил в руках салфетку.

Зазвонил телефон на столе.

Флорес ответил.

— Вы уверены? — спросил он в трубку после долгой паузы. — Конечно. Совершенно точно. — Закончив разговор, Флорес подошел к сидевшему на стуле Марку так близко, что тому пришлось задрать голову вверх. — Ну что же, Питер. Сделаем так…

— Только, пожалуйста, не сообщайте в полицию, — взмолился Марк. — Меня выгонят с работы.

— Закрой рот и послушай меня! Это не диалог. Ясно?! Я говорю, ты слушаешь. Ты сам напросился.

— Хорошо, — прошептал Марк.

— Итак, первое — тебе навсегда закрыт вход в «Созвездие». Если снова придешь в казино, будешь арестован и привлечен к суду за противоправное нарушение владения. Второе — ты сейчас уйдешь с восьмью тысячами долларов в кармане, с которыми пришел. Третье — ты воспользовался моим доверием и дружбой, поэтому я хочу, чтобы ты убрался из моего кабинета и моего казино прямо сейчас.

Быстро моргая, Марк молча смотрел на него.

— Ты еще здесь?!

— Вы не сообщите в полицию?

— Ты не слушал меня?!

— И мне не запретят ходить в другие казино?

Флорес в недоумении покачал головой.

— Ты подсказываешь, как еще тебя наказать? Поверь, я и сам могу придумать, что с тобой сделать. Например, отправить к хирургу-ортопеду. Исчезни, Питер Бенедикт. Уйди с глаз моих! Теперь ты персона нон грата. — Флорес сплюнул на пол.

По монитору в пентхаусе Виктор Кемп наблюдал, как ссутулившийся мужчина, поднявшись со стула, вышел из кабинета Флореса. Охранник проводил его до выхода.

Кемп освежил стакан с виски и громко сказал в пустоту гостиной:

— Виктор, никогда больше никому не доверяй!

Марк сел в свой «шевроле-корвет» и поехал на юг по Стрип, часто бесцельно останавливаясь. До полуночи было еще три часа. Улицы наводнили люди, жаждущие вечерних развлечений. «Созвездие» постепенно удалялось в зеркале заднего вида. Марк старался не думать о том, что произошло. Его выгнали. Выставили за дверь. «Созвездие» было его вторым домом. Теперь туда ему путь закрыт. За что?!

Ему не хотелось возвращаться в пустой дом. Его тянуло в бар казино с его легкомысленной болтовней и сумасшедшими мелодиями игровых машин, чтобы забыться. Слава Богу, Флорес не разослал его фотографии по всем казино Лас-Вегаса!.. Марк затормозил. Итак, вопрос в том, куда ехать? Выпить можно где угодно. Сыграть в блэкджек — тоже. Но ему нужно местечко с определенной атмосферой, подходившей его характеру, — такое, как «Созвездие», с налетом интеллектуальности, пусть даже символическим.

Он проехал мимо «Цезаря», затем мимо «Венецианца». Уж слишком они игрушечные, прямо как Диснейленд. «Харрас» и «Фламинго» оставили его равнодушным. «Белладжио» уж чересчур шикарно. «Нью-Йорк, Нью-Йорк» похож на тематический парк. Марк подъезжал к концу Стрипа. «Эм-Джи-Эмгранд» вроде бы ничего. Не сказать, чтобы Марку здесь нравилось, но и явной неприязни у него это заведение не вызывало. На углу у «Тропиканы» он чуть было не свернул налево к парковке «Эм-Джи-Эм», однако тут увидел то, что определило его окончательный выбор. Он понял, что нашел себе новое местечко.

Конечно, он видел его раньше миллион раз. Это же достопримечательность Лас-Вегаса. Тридцать этажей темного стекла. Луксорская пирамида вздымалась в небо на триста пятьдесят футов. У входа стояли Обелиск и Великий Сфинкс, но внимание привлекало не это, а прожектор на самой вершине, светивший четко вверх, пронзавший темноту, будто самый яркий маяк на планете, излучавший сорок одну гигаканделу света — вполне достаточно, чтобы неожиданно ослепить летчика, подлетающего к международному аэропорту Маккарена. Марк подъехал к стеклянному сооружению, упиваясь математическим совершенством трехгранных поверхностей. В голове тут же возникли геометрические уравнения пирамид и треугольников.

— Пифагор! — само собой сорвалось с его губ.

Прежде чем спокойно расположиться в баре ресторана, специализирующегося на мясных блюдах и расположенного на одном этаже с казино, Марк осмотрел игровые площадки, будто профессиональный риелтор. Это, конечно, не «Созвездие», но и здесь есть свои плюсы. Ему понравились четкие иероглифы на золотистых, красных и лазурных коврах, высокий потолок вестибюля с храмовыми луксорскими статуями, копия гробницы Тутанхамона — отличного качества, как в музее! Да-да, слегка вульгарно, но это ведь Лас-Вегас, а не Лувр в конце концов!

Марк допил второй бокал пива «Хайнекен» и продолжил экскурсию. Он вошел в зал за перегородкой из матированного стекла в глубине казино. Сегодня он при деньгах. Да, он дал себе слово не считать, однако ничто не мешает ему провести несколько увлекательных часов за столом. Завтра — пятница, рабочий день. Будильник прозвонит в полшестого утра. Но сегодня вечером… Было что-то щекочущее в том, чтобы оказаться невзначай в новом казино! Как будто первое свидание. Марк чувствовал возбуждение и стыдливость.

Бар был заполнен под завязку. Люди толпились в ожидании столиков. Оживленно болтали парочки и целые компании. То там, то здесь раздавался громкий смех. Марк взобрался на средний табурет из трех свободных у барной стойки. Вскоре подействовал алкоголь. Интересно, почему никто не садится с ним рядом? Ни справа, ни слева. Радиоактивный он, что ли? Или, может, от него потом пахнет? А вдруг люди вокруг узнали, что он писатель-неудачник и карточный шулер? Даже бармен общался с ним неприветливо, — видимо, не рассчитывая на приличные чаевые. Настроение у Марка снова испортилось. Он быстро допил пиво и попросил еще бокал.

Алкоголь проник в мозг, вызывая параноидные мысли. Вдруг все вокруг узнали его настоящий секрет? Нет, им ничего не известно. Откуда? Они представления не имеют! «За всю свою жалкую жизнь они не дойдут до того, что знаю я!»

Справа от Марка грудастая дамочка за сорок, облокотившись о барную стойку, визжала как девчонка, когда какой-то толстяк проводил по ее шее сзади кубиком льда. Марк развернулся, чтобы понаблюдать за сценкой, а когда снова сел прямо, заметил слева от себя мужчину.

— Если б кто-нибудь мне так сделал, я бы сразу дал в рожу, — заметил новый сосед.

Марк вздрогнул, глядя на него.

— Простите, вы со мной разговариваете? — на всякий случай уточнил он.

— Да. Я просто сказал, что если бы незнакомец сделал мне так, он бы получил по заслугам.

Толстяк с дамочкой веселились вовсю, перейдя к откровенным ласкам.

— По-моему, они знакомы, — заметил Марк.

— Я только сказал, что бы я сделал в таком случае.

Сосед слева был худой и мускулистый, чисто выбритый, с темными волосами, мягкими полными губами и смуглой жирной кожей. Пуэрториканец с сильным островным акцентом. Одет в черные штаны и свободную цветастую гавайку с расстегнутым воротом. На длинных пальцах с аккуратно подстриженными ногтями блестели золотые кольца, на шее — несколько золотых цепочек. На вид ему не больше тридцати пяти. Пуэрториканец протянул руку, Марк из вежливости ее пожал. Кольца, похоже, весили столько же, сколько их владелец.

— Луи Камачо. Как дела?

— Питер Бенедикт, — представился Марк. — Неплохо.

Луи многозначительно обвел рукой бар:

— Когда я бываю в городе, всегда прихожу сюда. «Луксор» — мое любимое заведение!

Марк глотнул пива. Обычно его не тянуло на пустячные разговоры, тем более сегодня. Громко зажужжал блендер.

Ничуть не смутившись, Луи продолжал:

— Мне нравится, что в номерах такие наклонные стены. Как будто внутри пирамиды… По-моему, круто! Да?

Луи ждал ответа. Марк подумал, что если ничего не скажет сейчас, то рискует «получить по роже».

— Я ни разу здесь не останавливался, — проговорил он.

— Ни разу? А в какой ты гостинице?

— Я в Лас-Вегасе живу.

— Вот черт! Местный! Я постоянно бываю тут два раза в неделю и еще никогда не встречал местного, ну кроме официантов!

Бармен налил что-то тягучее из блендера в стакан Луи.

— «Маргарита» со льдом, — с гордостью прокомментировал Луи. — Хочешь? Угощаю.

— Нет, спасибо. У меня пиво.

— «Хайнекен», — заметил Луи. — Отличный выбор.

— Ага, хорошее пиво, — сухо согласился Марк. Жалко было уходить, оставив полный бокал.

— Так чем занимаешься, Питер? — Над верхней губой Луи появились смешные усики из мелких кристаллов льда. Кто же он сегодня, задумался Марк, писатель, игрок, компьютерщик? Словно в игровом автомате, возможности крутились, пока он не дернул рычаг.

— Я писатель.

— Вот дела! Романы?

— Сценарии к фильмам.

— Ух ты! Какой из твоих фильмов я мог видеть?

Марк заерзал на стуле.

— Вообще-то первую сделку с киностудией я заключу только к концу года.

— Здорово! Ну ты даешь! А жанр какой? Триллеры или комедии?

— Триллеры в основном. Высокобюджетное кино.

Луи отхлебнул из бокала.

— А откуда идеи берешь?

— Отсюда. — Марк обвел рукой вокруг себя. — Это же Вегас! Если не здесь брать идеи, то где?

— Согласен. Может, дашь почитать что-нибудь из своего? Было бы круто!

— А ты где работаешь, Луи? — Марк предпочел сменить тему разговора.

— Я бортпроводник, дружище, «Ю-Эс эйруэйз». Нью-Йорк — Вегас. Вегас — Нью-Йорк. Туда-сюда обратно. Вот и весь мой маршрут. — Луи махнул рукой вперед-назад, чтобы стало понятнее.

— Тебе нравится? — машинально спросил Марк.

— Да. Нормально. Полет длится шесть часов. В Вегасе стоим целую ночь. И так несколько раз в неделю. Конечно, я мог бы зарабатывать больше, но в компании у меня большие льготы. Да и относятся с уважением… — Допив «Маргариту», Луи махнул бармену, чтобы тот повторил. — Питер, может, тебе все-таки тоже заказать бокальчик? Не передумал? Или еще «Хайнекена»?

Марк отказался.

— Мне скоро идти.

— Ты играешь? — спросил Луи.

— В блэкджек иногда.

— А мне карты не по душе. Автоматы — вот это да! Но я всего лишь бортпроводник. Приходится денежки считать, знаешь ли. Мой предел — пятьдесят баксов. Продул их, и все. Больше ни цента, — возбужденно проговорил Луи. — А ты ставишь по-крупному?

— Бывает.

Бармен толкнул к Луи вторую «Маргариту». Облизнув губы, пуэрториканец достал бумажник и расплатился за выпивку «Визой». Тонкий кошелек был туго набит всякой всячиной. Когда Луи вытаскивал кредитку, на барную стойку случайно выпало нью-йоркское водительское удостоверение. Он не заметил этого и, положив бумажник поверх удостоверения, сделал большой глоток «Маргариты».

— Питер, может, поставишь сегодня на меня?

Марк, не поняв сути вопроса, растерялся:

— Что ты имеешь в виду?

Луи провел рукой по столешнице, пока легонько не дотронулся до локтя Марка.

— Ты ведь ни разу не был здесь в номере. Я могу показать тебе свой.

Марк побледнел. Он чувствовал, что готов упасть в обморок с высокого табурета, как пьяница в дешевой комедии. Сердце бешено стучало, а грудь сдавило так, будто он превратился в туго спеленатую мумию. Марк нашел силы выпрямить спину и отдернуть руку, прошептав:

— Ты подумал, я…

— Эй, дружище, прости! Я подумал — ну всякое бывает, — что ты не прочь с парнем… Да ладно, не напрягайся! Хотя мой дружок Джонни не возражал бы, — чуть слышно добавил Луи.

«Не напрягайся?! Какого черта? Придурок, я напрягаюсь. Еще как напрягаюсь, долбаный педераст! И слышать не хочу о твоем долбаном дружке! Отвали!» Сколько еще всего пронеслось в мыслях Марка. Вслед за яростью накатили головокружение, тошнота и паника. Марк понимал, что вряд ли сумеет подняться с табурета и выйти из бара, не свалившись на пол. Звуки ресторана и казино вдруг смолкли. Марк слышал только удары своего сердца.

Луи, по всей видимости, испугался сумасшедшего взгляда и широко раскрытых глаз Марка.

— Ладно, дружище, не кипятись! Ты отличный парень. Я не хотел тебя обидеть. Я сейчас в туалет и мигом обратно. Как вернусь, поговорим. Идет? Забудь про номер, хорошо?

Марк ничего не ответил — он пытался справиться с дрожью. Луи схватил бумажник.

— Я мигом. Последи, чтоб мой бокал не увели. — Он похлопал Марка по плечу. — Да расслабься!

Луи, виляя худым обтянутым задом, повернул за угол. Марка затрясло от бешенства. Кровь оглушительно стучала в висках. Чтобы успокоиться, Марк одним махом допил пиво, затем подумал, что, наверное, уже сможет встать, и осторожно поставил ногу на пол. Вот так, потихоньку… Он хотел уйти незаметно. Быстро кинул на стойку двадцатку и еще десятку для верности и только тогда заметил права Луи. Оглядевшись по сторонам, Марк взял пластиковую карточку в руки.

Луи Камачо

Нью-Йорк, 10464, Миннифорд-авеню, 189

Дата рождения: 1 декабря 1977

Бросив удостоверение обратно на стойку, Марк пулей вылетел из бара. Ему не пришлось ничего записывать — одного взгляда хватило, чтобы запомнить всю информацию.

Из «Луксора» Марк поехал домой — в небольшой грязновато-белый отштукатуренный коттедж с оранжевой черепичной крышей, внутренним двориком и газоном чуть больше коврика у двери. Дом стоял в тупике тихой улочки. На заднем дворе располагались кухня и шезлонг для загара. Интерьер отвечал всем бесхитростным требованиям холостяка. Когда-то Марк хорошо зарабатывал в частной высокотехнологической компании в Менло-парке; тогда он и приобрел дорогую мебель для новой квартиры — в духе практичного минимализма, основных цветов, с острыми четкими углами. На ранчо в испанском стиле эта мебель смотрелась отвратительно. Внутри дома не чувствовалось личности хозяина: ни живописи на стенах, ни элементов декора, ни любимых вещиц.

Марк не мог найти себе места, чувства бурлили, как ванна с электролитом. Он попробовал смотреть телевизор, но уже через минуту с отвращением выключил. Взял журнал — и тут же бросил его на кофейный столик, случайно задев фотографию в рамке, которая с грохотом упала на пол. Встреча на двадцатипятилетие выпуска. С этими людьми он жил в одной комнате на первом курсе… Жена Зекендорфа вставила фотографию в рамку и в качестве сувенира прислала Марку.

Зачем вообще он поставил ее на стол?.. Эти люди ничего для него не значили. Скорее, он презирал их, особенно Диннерштайна, своего личного мучителя, который постоянными насмешками и унижением сумел превратить обыкновенные терзания первокурсника в изощренную пытку. Зекендорф от него не отличался. Уилл Пайпер был другим, но сути это не меняло.

На фотографии Марк стоял как вкопанный, притворяясь, будто улыбается. Огромная рука Пайпера лежала на его плече. Уилл Пайпер… Золотой мальчик. Весь первый курс Марк с завистью наблюдал, как легко достаются ему друзья, женщины, веселье. Пайпер всегда проявлял джентльменскую обходительность. Даже к Марку. Когда Диннерштайн с Зекендорфом ополчались против Пайпера, он обезоруживал их шуткой или просто сбивал с ног своей медвежьей лапой. Месяцами Марк представлял, что Пайпер предложит ему жить в одной комнате и на втором курсе. Тогда он мог бы продолжать греться в лучах его славы. Однако весной перед экзаменами произошло то, что изменило все планы.

Марк лежал в кровати, пытаясь заснуть. Остальные однокурсники пили пиво в общей комнате и слушали громкую музыку.

— Эй, придурки, у меня экзамен завтра! — осмелился крикнуть Марк из-за двери.

— Кусок дерьма назвал нас придурками?! — уточнил у друзей Диннерштайн.

— Похоже на то, — подтвердил Зекендорф.

— Ему это даром не пройдет! — вспылил Диннерштайн.

— Да отстаньте от него. — Пайпер сделал музыку тише.

Через час все трое были абсолютно пьяны. В таком состоянии любая бредовая идея кажется гениальной.

Диннерштайн достал скотч и незаметно пробрался в комнату Марка, который спокойно спал на верхней кровати. Без труда Диннерштайн на пару с Зекендорфом обмотали его скотчем вместе с койкой так плотно, что он напоминал египетскую мумию. Пайпер, тупо улыбаясь, наблюдал за друзьями в дверях. Он ничего не сделал, чтобы остановить их.

С чувством выполненного долга все вернулись в комнату допивать пиво и веселились до тех пор, пока не заснули прямо на полу.

На следующее утро, когда Пайпер открыл комнату, Марк неподвижно лежал в коконе из скотча. Слезы струились по раскрасневшемуся лицу. Он повернул голову к Пайперу и с ненавистью к предателю прошептал:

— Я опоздал на экзамен и… обоссался.

Пайпер разрезал скотч перочинным ножом и заплетающимся с похмелья языком пробормотал извинения. Больше они никогда не разговаривали.

Пайпер достиг известности и карьерного успеха, все им восхищаются. А он?.. Всю жизнь работал как проклятый, и что в результате? Вспомнились слова Диннерштайна о Пайпере на встрече выпускников в Кембридже. Самый успешный в истории ФБР специальный агент по делам о серийных убийцах. Человек с большой буквы. Ни разу не провалил дело. А что люди могут сказать о нем, о Марке? Он сильно зажмурился.

Идеи проносились одна за другой, быстро оформляясь в четкие стратегии. Какая-то часть мозга старалась тут же стереть их, чтобы они никому не причинили вреда.

Марк яростно затряс головой. До боли. Тупой тянущей боли. «Перестань об этом думать!»

— Перестань! — Марк соскочил со стула в ужасе оттого, что выкрикнул это вслух.

Он вышел во двор, чтобы успокоиться, глядя в ночное небо. На улице было не по сезону зябко. Клочья облаков прятали звезды. На кухне Марк выпил пива, взобравшись на неудобный стул с подголовником. Чем больше он старался подавить свои мысли, тем сильнее в нем закипали ненависть и раздражение.

Адский денек. Чертов день!

За полночь Марк вдруг придумал, что может улучшить ему настроение, и вытащил из кармана мобильник. Есть только один способ излечиться от сегодняшнего безумства. Затаив дыхание, он выбрал номер из телефонной книжки.

— Алло? — ответил женский голос.

— Это Лидия?

— А кто спрашивает? — кокетливо поинтересовались на другом конце.

— Питер Бенедикт из «Созвездия». Помните? Друг мистера Кемпа.

— «Зона-51»! — завизжала Лидия. — Привет, Марк!

— О, ты помнишь мое настоящее имя!

— Конечно! Ты же мое НЛО, милый. Я уже не работаю в аэропорту, если ты искал меня.

— Да, я давно тебя не видел.

— Нашла дневную работу получше. В регистратуре больницы недалеко от Стрипа. Тут делают обратную операцию по восстановлению плодовитости после вазэктомии. Мне нравится.

— Здорово!

— А что у тебя нового?

— Да ничего. Хотел спросить, свободна ли ты сегодня.

— Дорогой, я всегда занята. Сейчас я еду в «Четыре сезона». У меня там свидание. Потом сплю. А рано утром мне на работу в больницу. Прости…

— Жаль.

— Ну милый! Пообещай, что скоро позвонишь мне снова, хорошо? Договоримся заранее и обязательно пересечемся.

— Конечно.

— Передавай привет зеленым человечкам!

Марк долго сидел, размышляя. Совершенно разбитый. Ну и ладно. Он чувствовал, что снова поддается одолевавшим его идеям, плану, зарождавшемуся в голове. Нужно сообразить, с чего начать. Куда же он задевал эту визитку?.. Должна быть где-то здесь. Но где? Марк обыскал весь дом, пока не нашел ее под грудой чистых носков в шкафу.

Нельсон Элдер

Председатель правления и генеральный директор страховой компании «Достойная жизнь»

Ноутбук лежал в гостиной. Марк ринулся туда, быстро забил «Нельсон Дж. Элдер» в «Гугле» и принялся впитывать информацию. Акции компании «Достойная жизнь» резко падали — их стоимость на сегодняшний момент достигла пятилетнего минимума. Доска объявлений в Интернете пестрела язвительными комментариями инвесторов. Акционеры не очень-то жаловали Нельсона Элдера. Многие выступали с предложениями, как ему распорядиться восьмью с половиной миллионами, составляющими его компенсационный пакет.[21] Марк зашел на веб-сайт компании, потом щелкнул раздел «Корпоративные ценные бумаги». Просмотрел юридическую составляющую и финансовую отчетность. У него самого был опыт инвестирования, так что разобраться в документах компании не составляло труда. Вскоре он ясно представлял себе бизнес-модель «Достойной жизни» и ее нынешнее финансовое состояние.

Марк закрыл ноутбук. Как по волшебству, родился четкий план действий, продуманный до мелочей. Гениальная идея! И он воплотит ее в жизнь. Да, черт возьми! Годы разочарований подступили к Марку со всех сторон бурлящей магмой. К черту чувство собственной ущербности! К черту вечную зависть и неоправдавшиеся амбиции! Везувий набирал силу. Марк посмотрел на фотографию со встречи выпускников, на красивое мужественное лицо Пайпера. «И тебя к черту!»

Каждый путь откуда-нибудь да начинается. Марк начал с разбора кухонных ящиков, забитых разным хламом. Наконец он выудил на свет коробку со старыми компьютерными деталями и перед тем, как без сил свалиться на кровать, нашел именно, что так долго искал.

На следующее утро, ровно в семь тридцать, Марк спокойно похрапывал на высоте пятнадцать тысяч футов. Он почти никогда не спал по дороге в «Зону-51», просто минувшей ночью до кровати добрался только с рассветом. Внизу лежала желтая растресканная земля. С самолета длинная гряда низких гор напоминала хребет засушенной рептилии. «Боинг-737» находился в воздухе уже двенадцать минут, держа курс на северо-запад. Самолет на фоне лазурно-голубого неба казался карамельной конфетой на палочке — белый корпус с жизнерадостной красной полоской от носа до хвоста. Белый и красный — цвета более не существующей компании «Вестерн эйрлайнз», перенятые подрядчиком военного ведомства США «И-Джи-энд-Джи» при создании лас-вегасского парка. Номер на хвосте зарегистрирован как принадлежащий ВМС США.

Подлетая к военной площадке, второй пилот передал по радиосвязи:

— РИТА, РИТА, четвертый запрашивает разрешение на посадку на озере Грум, левая четырнадцатая полоса.

РИТА — аббревиатура, обозначающая «радиосвязь инженерно-технического аэропорта». Между собой сотрудники расшифровывали РИТА как «редко используемый труднодоступный аэропорт».

Шасси ударились о бетонную полосу, самолет резко затормозил, и Марк тотчас проснулся, машинально вдавив пятки в пол, чтобы уменьшить напряжение ремня безопасности. Потом поднял заслонку на иллюминаторе и, прищурившись, посмотрел на выжженную солнцем землю, заросшую низким кустарником. Ему нездоровилось. Слегка тошнило. Интересно, это сильно заметно со стороны?..

— Думал, придется тебя расталкивать! — воскликнул толстый сосед Марка Джейкобс. Он работал в отделе «русских архивов».

— Слава Богу, не пришлось! — как ни в чем не бывало ответил Марк. — Я уже как огурчик!

— Ни разу не видел, чтоб ты спал в самолете, — заметил Джейкобс.

А правда ли Джейкобс работает в «русских архивах»?.. Марк постарался взять себя в руки. Это уже паранойя! Конечно, работает. У наблюдателей не бывает таких толстых задниц. Они все поджарые, как на подбор.

Перед тем как получить разрешение опуститься под землю, сотрудники 635-го подразделения здания 34 — его обычно называли «бункер Трумэна» — должны были пройти через самую ужасную процедуру: РИП — «разденься и проверься». Автобус остановился перед строением ангарного типа. Сотрудники разделились на две группы — мальчики налево, девочки направо — и зашли в здание через разные двери. Длинные ряды шкафчиков напоминали школьную раздевалку. Марк быстро подошел к своему шкафчику в средней части коридора. Сотрудники обычно оттягивали начало рабочего дня, раздеваясь не спеша, но Марк сегодня торопился.

Открыв кодовый замок, он снял все, кроме трусов, и повесил одежду на крючки. На скамейке перед шкафчиком лежал чистый костюм оливкового цвета с нашивкой на нагрудном кармане «Шеклтон М.». Марк мигом оделся. Давно прошли те времена, когда сотрудникам разрешалось приступать к работе в своей одежде. Все, что приносили с собой в здание 34, нужно было оставить в шкафчике. Все без исключения: книги, журналы, ручки, сотовые телефоны, кошельки. Марк подошел к рамке, по обеим сторонам которой стояли наблюдатели — серьезные, коротко стриженные молодые люди, которые отрывистым военным жестом подзывали каждого сотрудника по очереди. Марк терпеливо ждал. На проходной стоял сам начальник службы безопасности — Малькольм Фрейзер. Одним своим видом он нагонял страх — гротескно мускулистое тело и квадратная голова, как у злодея в комиксах. За все время работы Марк разговаривал с Фрейзером лишь пару раз — при том что наблюдатели были непосредственно задействованы в его проектах. Марк обычно прятался за спиной руководителя группы, предоставляя ей право общаться с Фрейзером и его подразделением. Образ Фрейзера — бывшего военного, бывшего специального агента, — будто пропитанный тестостероном, вызывал в Марке безотчетный ужас. Марк старался не смотреть Фрейзеру в глаза. А уж сегодня тем более. Почувствовав на себе пронизывающий взгляд Фрейзера, он низко опустил голову.

Сканировали сотрудников с одной только целью — чтобы не допустить проноса в здание фотоаппаратов и других записывающих устройств. Утром работники проходили через сканер в одежде, а в конце дня совершенно голыми, потому что сканер не мог определить наличие бумаги. Под землей было идеально замкнутое пространство. Ничто постороннее не проникало внутрь, и ничто не выходило наружу.

Здание 34 считалось самым стерильным комплексом в США. Сотрудники отбирались лично руководителями министерства обороны, а те понятия не имели о специфике работы людей, которых нанимали. Они знали лишь набор необходимых умений и навыков. На втором или третьем этапе собеседования кандидатам сообщалось, что их потенциальная работа связана с «Зоной-51». Интервьюеров в этот момент обычно удивленно спрашивали:

— Вы имеете в виду зону, где изучают пришельцев и НЛО?!

А в ответ получали четко продуманную и одобренную высшим руководством фразу:

— Речь идет об особо секретном государственном объекте, где проводятся сверхважные работы по обеспечению национальной безопасности. Это все, что вам необходимо знать на данном этапе. Однако кандидаты, успешно прошедшие собеседование, будут включены в группу государственных служащих, которые полностью осведомлены о научной деятельности на территории «Зоны-51».

Далее следовала своеобразная пропаганда:

— Вы станете членом элитного круга ученых и научных исследователей, лучших умов страны. У вас будет доступ к самым современным в мире технологиям в сфере программного обеспечения. Вам откроются правительственные тайны, информация, которой владеет лишь ограниченное число руководителей страны. Чтобы частично компенсировать то, что вам придется бросить высокооплачиваемую работу в частных компаниях или научную деятельность, вам предоставят бесплатное жилье в Лас-Вегасе, освобождение от федерального подоходного налога и профинансируют обучение ваших детей в колледже.

Большинство кандидатов клевали именно на эту часть собеседования. Они с готовностью соглашались на проверку, которая длилась шесть — двенадцать месяцев. Специальные агенты ФБР и психологи Министерства обороны тщательно анализировали все аспекты жизни потенциальных работников. Из пяти кандидатов лишь один соответствовал требованиям и получал статус «Проверен секретным отделом», или, сокращенно, ПСО.

ПСО-кандидатов приглашали на закрытое собеседование в Пентагон, которое проводил заместитель главного юрисконсульта Военно-морских сил США. С момента основания Джеймсом Форрестолом «Зона-51» всегда принадлежала ВМС. Военные редко меняют устоявшиеся традиции. Военно-морской юрист, лично ничего не знающий о работах, проводимых в «Зоне-51», предлагал кандидату подписать трудовой договор и объяснял детали, а именно ужасные кары, предусмотренные за нарушение прописанных в контракте обязанностей, особенно за разглашение конфиденциальных сведений.

По сравнению с «Зоной-51» тюрьма Ливенуорт могла показаться санаторием. Стоило новому работнику попасть в систему, на него обрушивались слухи и страшные рассказы о том, как болтливый язык замолкал навсегда благодаря офицерам секретной службы.

— А можно теперь узнать, в чем заключается моя работа? — обычно спрашивали юриста ВМС.

— Нет, — резко отвечал он.

На этом процедура не заканчивалась. После разъяснения условий договора и получения устного подтверждения, что все понятно, проводилась дополнительная проверка по специальной программе доступа, или СПД-51. Статус «Проверен» на данном этапе получить было намного сложнее, чем ПСО. И только когда приходило итоговое подтверждение, что кандидат подходит, ему присваивали статус СПД. Трудовой договор вступал в силу. Новичка отправляли самолетом на базу на озере Грум, и уже там начальник отдела по персоналу — невозмутимый контр-адмирал ВМС — раскрывал правду о работах, проводимых в «Зоне-51». Контр-адмирал сидел за столом в пустыне, словно утка на берегу, и мечтал, чтобы ему приплачивали по сто баксов каждый раз, когда он слышал:

— О Господи! Я и представить себе не мог!..

Пройдя сканер, Марк с облегчением вздохнул. Ни наблюдатели, ни Малькольм Фрейзер ничего не заподозрили. Лифт номер один стоял на первом этаже. Первые десять человек зашли внутрь. Двери закрылись, и лифт резко опустился на шесть уровней вниз по шахте, укрепленной несколькими слоями цемента и стали, потом замедлился и остановился у лаборатории первичного исследования. Хранилище находилось еще на шестьдесят футов ниже. Там всегда поддерживалась определенная температура и уровень влажности. В процессе многомиллионной реконструкции хранилища в конце восьмидесятых установили гигантские поглотители подземных толчков и противоударные демпферы, способные защитить даже от ядерного взрыва. Технология была разработана в Японии, где сейчас все помешались на том, как уменьшить последствия землетрясений.

Работников, имеющих доступ к хранилищу, можно было пересчитать по пальцам. Однако в «Зоне-51» существовала традиция: в первый день новичок в сопровождении исполнительного директора опускался на специальном лифте в хранилище, чтобы увидеть ее. Библиотеку!

У стальных дверей их встречали вооруженные наблюдатели. Они изо всех сил старались казаться грозными. Толстые двери с кодовым замком открывались, и новичка заводили в огромный зал с мягким освещением. Там царила торжественная тишина, как в кафедральном соборе.

Сегодня в лифте с Марком оказался только один коллега из его отдела алгоритмов системы безопасности — математик Элвис Брандо, не имевший никакого отношения ни к Элвису Пресли, ни к Марлону Брандо.

— Как дела, Марк? — поинтересовался он.

— Хорошо, — ответил Марк, еле справившись с тошнотой.

На всех площадках под землей были резкие лампы дневного света. Малейшие звуки эхом отражались от голого пола и голубых, как в психбольнице, стен. Кабинет Марка вместе с несколькими другими располагался по периметру большой центральной зоны, игравшей одновременно роль конференц-зала и рабочего места младших технических сотрудников. Маленькое загроможденное пространство сложно было назвать нормальным кабинетом, особенно в сравнении с кабинетом, который был у Марка в калифорнийской частной компании, — с видом на ухоженные газоны и зеркальные пруды… Чулан! Но хорошо хоть он сидел здесь один. Места в бункере катастрофически не хватало. Из мебели — дешевый письменный стол и шкаф из шпона. Единственное, на что не поскупилась лаборатория, — удобный эргономический стул. В «Зоне-51» часто приходилось работать, крепко прижав мягкое место к стулу.

Марк включил компьютер, загрузил сеть, введя пароль и индивидуальные биометрические данные отпечатков пальцев и сетчатки глаза. На экране появилась эмблема ВМС США. Марк выглянул в общий зал. Элвис уже сидел за столом в ближайшем к Марку углу. Больше никого в отделе не было. И что самое главное — руководитель группы Ребекка Розенберг ушла в отпуск.

Марк не боялся, что кто-нибудь ему помешает. И на земле, и под землей он был одиночкой. Коллеги сразу это поняли и не приставали. Он не любил сплетен и добродушных шуточек. Во время обеда Марк брал газету и находил укромный уголок в столовой. Двенадцать лет назад, только приступив к работе, он допустил большую глупость. Кто-то спросил, не родственник ли он известного Эрнеста Шеклтона — исследователя Антарктики. Марк ответил «да», чтобы придать вес собственной персоне, и тут же рассказал забавную историю якобы из семейного архива про прадедушку-англичанина. На следующий день какой-то умник проверил его генеалогическое древо, а потом рассказал всем, что Марк соврал. Следующие двенадцать лет Марк приходил на работу, только чтобы работать. А работать он умел хорошо. В университете и в высокотехнологичных компаниях он слыл одним из выдающихся экспертов в области безопасности баз данных, а именно в защите серверов от несанкционированного проникновения. Наверное, поэтому его так настойчиво вербовали для работы на озере Грум. Вначале Марк отказывался, но потом прельстился секретностью и государственной важностью, устав от серости, неприкаянности и предсказуемости своей жизни.

В «Зоне-51» Марк создал принципиально новый код для профилактики систем от червей и других сетевых атак — алгоритмы, которые впоследствии стали применять производственные и правительственные учреждения как новый золотой стандарт. Отдел Марка специализировался на государственных и частных системах безопасности, гарантирующих безопасную передачу данных по сети, технологиях аутентификации и шифрования с открытым ключом «Цербер» и системах защиты баз данных. Марк лично отвечал за постоянное отслеживание несанкционированного доступа к серверам со стороны работников комплекса и внешних хакеров.

Наблюдатели периодически подкидывали в отдел Марка «карантинные» списки на каждого работника — фамилии и имена всех ближайших родственников, друзей, соседей, коллег мужа или жены и так далее. Один из алгоритмов, разработанных Марком, позволял засечь работника, пытающегося добыть информацию из «карантинного» списка. Разоблачение влекло за собой неприятные последствия. Из уст в уста в Зоне передавался рассказ об аналитике, который в конце семидесятых хотел выудить данные о своей невесте. Считалось, что бедняга до сих пор гниет в федеральной тюрьме.

Вдруг у Марка ужасно скрутило живот. Стиснув зубы, он выскочил из кабинета и бросился к ближайшему туалету. Почувствовав себя лучше, Марк вернулся за стол, сжимая что-то в левой руке. Убедившись, что никто не следит, он разжал пальцы и незаметно сунул в верхний ящик стола серый пластмассовый контейнер, по форме напоминающий пулю.

В общей комнате Марк сам себе казался невидимкой среди коллег, оживленно обсуждавших планы на выходные. Он проскользнул к шкафу, вытащил паяльник и как ни в чем не бывало вернулся в кабинет, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Розенберг была в отпуске, шансы, что кто-то помешает ему, равнялись нулю. Марк вытащил из нижнего ящика стола охапку компьютерных изолированных кабелей. Выбрав шнур с USB-разъемом, он маленькими плоскогубцами отломил один из металлических коннекторов. Теперь все готово для серой пули. Марк припаял металлический коннектор к пуле, создав флешку с объемом памяти в четыре гигабита, на которой можно сохранить три миллиона страниц информации. Смертельное оружие, предоставляющее для безопасности «Зоны-51» большую угрозу, чем пулемет.

Убрав флешку в стол, Марк сел писать программу. Рано утром по дороге в аэропорт он все распланировал. Пальцы привычно бегали по клавиатуре. Он запустил маскировочную программу, придуманную специально, чтобы скрыть, что он хочет взломать собственную систему защиты. К обеду все было готово.

Наконец сотрудники из соседних кабинетов и из общего зала отправились в столовую. Марк запустил новую программу. Как и следовало ожидать, все получилось. Проверка доступа. Сто процентов. Отлично. Теперь его никто не обнаружит. Марк загрузил базу по США. Затем ввел запрос — «Камачо Луи, 1 декабря 1977 года» — и затаил дыхание. Экран обновился. Результат поиска нулевой.

Ну ничего… У Марка была еще одна зацепка. Следующим на сцену приглашается дружок Луи — Джон! Как Марк и предполагал, найти его не составило труда. Под прикрытием маскировочной программы он открыл портал «Зоны-51» в базу данных, объединяющую все телефонные счета, выставленные телефонными компаниями США.

Сопоставив имя Джон с адресом: Нью-Йорк, Миннифорд-авеню, 189, Марк тут же нашел полную информацию — Джон Уильям Пеппердайн и номер пенсионного страхового свидетельства. Несколько ударов по клавиатуре — и перед ним дата рождения. Проще простого! Вооружившись личными данными, Марк снова вошел в базу по США и запустил поиск.

Отлично! Даже глазам не верится. Результат оказался превосходным. Великолепным!

У Марка появилась зацепка. Отправной пункт.

Ну что ж, Марк, давай дальше, не останавливайся. Ты забрался в самые глубины, теперь пора выбираться. Скоро коллеги вернутся с обеда. Хватит на сегодня рисковать. Марк аккуратно вставил самодельную флешку в USB-порт на компьютере. Потребовались секунды, чтобы скачать американскую базу данных. Закончив, Марк тщательно замел следы: одновременно с закрытием маскирующей программы запустил систему безопасности, отщипнул коннектор от серой пули и припаял обратно к кабелю с USB-разъемом, потом убрал все провода в стол и, стараясь не привлекать внимания, направился к шкафу в общей комнате, чтобы положить туда паяльник.

Захлопнув дверцу шкафа, он лицом к лицу столкнулся с толстяком Элвисом Брандо. От того невыносимо несло перцем чили.

— Решил не обедать? — с напором спросил Элвис.

— Что-то живот разболелся, — ответил Марк.

— Может, тебя к врачу проводить? Посмотри-ка, потеешь как лошадь!

Марк дотронулся до влажного лба. Точно. И подмышками образовались мокрые пятна.

— Ничего.

За полтора часа до окончания работы Марк зашел в мужской туалет. Там он вытащил из кармана комбинезона два предмета: флешку в форме пули и скомканный презерватив. Марк положил пластмассовую пулю с величайшим на планете секретом в презерватив и расстегнул комбинезон. Потом, стиснув зубы, засунул презерватив в задний проход.

В ту ночь Марк потерял счет времени. Ноутбук чуть ли не дымился. Глаза слезились от перенапряжения. Марк излазил всю пиратскую базу данных, тасуя ее, будто колоду карт, перепроверяя информацию по разным источникам, находя подтверждения, составляя списки от руки и пересматривая их вновь и вновь, пока не пришел к идеальному варианту.

Марк был уверен в безнаказанности своих действий. Даже если бы он подключился к Интернету, наблюдатели бы его не вычислили — на его компьютере стояла мощная защита от хакеров. Марк неподвижно сидел перед ноутбуком. Работали только руки и пальцы. Но когда он закончил, то почувствовал полное изнеможение. Он восхищался собственной дерзостью. Так хотелось похвастаться перед кем-нибудь своим умом и смелостью!

В детстве Марк всегда бежал со всех ног к родителям, чтобы рассказать о полученной пятерке или о том, что решил трудную задачу по математике. Мать давно умерла от рака. Отец женился во второй раз — на скучнейшей женщине — и все еще сердился на Марка за то, что тот променял высокооплачиваемую работу на государственную службу. Они почти не общались. К тому же разве осмелишься рассказать такое вслух?..

Вдруг Марк рассмеялся. Его осенила неожиданная мысль.

А почему бы и нет?!

Никто ведь не узнает.

Марк закрыл базу данных, воспользовавшись защитным паролем, затем открыл файл с первым сценарием — одой предопределенности и року, которую отверг мелкий голливудский червь. Марк просмотрел до боли знакомый текст, внося по ходу изменения. Каждый раз, нажимая «Найти» и «Заменить», Марк хихикал, как озорной мальчишка, у которого появился свой собственный маленький секрет от всего большого мира.

23 ИЮНЯ 2009 ГОДА

Сити-Айленд, Нью-Йорк

В детстве отец брал Уилла с собой на рыбалку — потому что так положено поступать отцу. Еще затемно Уилл просыпался от тычка в плечо, наспех одевался и залезал в пикап, чтобы отправиться из Квинси в Панама-Сити. Там отец арендовал двадцатишестифутовую лодку на непритязательной лодочной станции с почасовой оплатой, и они уходили на десяток миль на юг. Отец молча управлял лодкой, Уилл смотрел на его грузную фигуру, озаренную оранжевыми лучами восходящего солнца, и удивлялся тому, что даже такое чудесное теплое утро и сверкающая гладь воды вокруг не способны вызвать хоть какие-то эмоции у отца. Потом отец тушил сигарету и произносил что-нибудь вроде: «Ну, давай-ка насадим наживку» — и снова погружался в угрюмое молчание на несколько часов — пока на крючок не попадался окунь или макрель, и тогда наступало время выкрикивать приказы.

Теперь, когда Уилл ехал по мосту Сити-Айленда и смотрел на расстилающуюся перед ним бухту Ист-Честер, он вдруг вспомнил об отце. Воспоминания нахлынули, как только он увидел первую лодочную станцию — лес алюминиевых мачт, колыхающихся на крепчающем ветру. Формально Сити-Айленд являлся частью Бронкса, хотя этот маленький и очень странный оазис можно было сравнить с парком развлечений «Фэнтези-Айленд», где посетители могут окунуться в атмосферу других земель и времен, — настолько непохож был этот клочок земли на город по ту сторону плотины.

Индейцы племени сиваной много веков промышляли на этом острове рыбу и устриц, европейские поселенцы построили здесь верфи и пристани, современные жители превратили остров в оплот среднего класса. Скромные коттеджи соседствовали здесь с роскошными особняками в викторианском стиле, а на береговой линии располагалось множество яхт-клубов для состоятельной публики, приезжающей сюда отдохнуть. Хитросплетение узких, почти деревенских улочек, многие из которых вели прямо к океану, терпкий запах моря, нескончаемый плач чаек — все это напоминало курортный городок или детский кошмарный сон, но никак не Нью-Йорк, огромный мегаполис.

Нэнси заметила, с каким выражением Уилл оглядывается вокруг, и спросила:

— В первый раз здесь?

— Нет. А ты?

— В детстве иногда приезжала сюда на пикник. — Она сверилась с картой. — На Бич-стрит надо свернуть налево.

Миннифорд-авеню едва ли можно было назвать «авеню» в полном смысле этого слова — по ширине эта улица напоминала скорее дорожку для гольф-мобилей. Пропускной способностью, необходимой для расследования крупного преступления, она точно не обладала. Машины полиции, «скорой помощи» и телевизионщиков застряли на дороге, как тромб в сосуде. Уилл встал на краю этой безнадежной пробки и с досадой сообщил Нэнси, что дальше придется идти пешком. Он перегородил подъездную дорожку к дому, ожидая потока брани от толстоногого хозяина в майке-алкоголичке, наблюдающего за ними с крыльца. Но толстоногий только крикнул:

— Что, работа?

Уилл кивнул.

— Я сам служил в нью-йоркской полиции. Теперь отставной. Не беспокойтесь, присмотрю за вашим «Эксплорером». Я отсюда никуда не денусь.

Слухи о преступлении разлетелись со скоростью света. В правоохранительных органах уже каждая собака знала, что убийца Судного дня объявился на Сити-Айленде. Весть уже просочилась в прессу, и началась массовая истерия. Маленький ярко-зеленый домик окружала толпа журналистов и кордон полицейских пятьдесят пятого участка. Телерепортеры суетились в толпе в поисках выгодного ракурса — так, чтобы оператор мог без помех снять их на фоне дома. В руках они сжимали микрофоны, а их блузки и рубашки трепетали, как морские флаги на порывистом западном ветру.

Уилл на секунду представил себе фотографии, которые будут на первых полосах всех газет, если окажется, что здесь и правда пойман серийный убийца. Дом Судного дня. Скромное двухэтажное обиталище, построенное еще в сороковые годы. Видавшая виды черепица, облезлые ставни, покосившееся крыльцо с парой велосипедов, пластиковыми стульями и садовым грилем. Двора как такового не было — человек с достаточно мощными легкими, высунувшись из окна, мог бы доплюнуть до соседнего дома с любой стороны. На асфальтированной площадке едва хватало места для двух машин. Бежевая «хонда-сивик» втиснулась между стеной дома и сетчатым забором, а старенький красный «БМВ» третьей серии был припаркован около крыльца.

Уилл бросил усталый взгляд на часы. День выдался долгий, и края ему не было видно. Хотелось выпить, и это действовало на нервы. Как прекрасно было бы закончить это дело прямо здесь и сейчас, спокойно выйти в отставку и каждый вечер в половине шестого усаживаться за барную стойку. Подумав об этом, Уилл ускорил шаг, заставив Нэнси бежать за ним трусцой.

— Ну что, к бою готова? — спросил он.

Ответить Нэнси не успела, потому что сексапильная репортерша с Четвертого канала узнала Уилла и крикнула оператору:

— Справа! Пайпер-Крысолов!

Оператор немедленно взял Уилла на прицел.

— Агент Пайпер! Это правда, что убийца Судного дня схвачен?

В ту же секунду на них были направлены все камеры и их окружила целая стая репортеров, почуявших сенсацию.

— Шагай вперед, — прошипел Уилл и стал протискиваться сквозь толпу. Нэнси семенила за его спиной.

Место преступления предстало перед ними во всей красе, как только они с Нэнси переступили порог. Гостиная хранила следы кровавого побоища. Вход был затянут полицейской лентой, и Уилл и Нэнси рассматривали комнату, как огороженную музейную инсталляцию. С маленького желтого дивана свесилось тело худого мужчины с раскрытыми остекленевшими глазами. Голова, лежащая на подлокотнике, была проломлена — лоскут кожи с темными волосами снесли мощным ударом, и обнажившаяся твердая оболочка мозга теперь поблескивала в последних золотистых лучах заходящего солнца. Лицо — вернее, то, что от него осталось, — представляло собой один сплошной кровоподтек с торчащими хрящами и белыми обломками костей. Обе руки убитого были сломаны и торчали под тошнотворно-неестественным углом.

Уилл читал комнату как открытую книгу. Он посмотрел на алые брызги на стенах и выбитые зубы, рассыпанные по ковру, как поп-корн после вечеринки, и пришел к выводу, что смерть наступила на этом диване, но нападение произошло не там. Жертва находилась возле двери, когда убийца нанес первый удар — замахнулся снизу вверх и слегка задел голову жертвы, забрызгав кровью потолок. Далее жертва кружила по комнате, безуспешно пытаясь защититься от града ударов, наносимых тяжелым тупым предметом. Не самая легкая смерть… Уилл посмотрел в глаза убитому. Он видел такой остановившийся взгляд бесчисленное множество раз. Что испытывал этот человек, умирая? Страх? Гнев? Равнодушную покорность?

Внимание Нэнси привлекла другая деталь картины.

— Видишь? — спросила она. — Вон там, на столе. Похоже, открытка.

Начальником участка был холеный молодчик по имени Брайан Мерфи — как он представился, гордо выпячивая атлетическую грудь под идеально выглаженной синей рубашкой. Это дело обещало ему повышение, и убитый, Джон Уильям Пеппердайн, едва ли пришел бы в восторг, узнав, в какое радостное возбуждение привела полицейского его кончина.

По дороге сюда Уилл с Нэнси ворчали о том, что орлы из пятьдесят пятого участка, как обычно, затопчут все следы на месте преступления, но, как оказалось, напрасно. На этот раз Мерфи взял все под свой личный контроль. Толстого и медлительного детектива Чапмана нигде не было видно. Уилл похвалил капитана за знание принципов криминалистики, и это было все равно что потрепать пса по холке и ласково промурлыкать: «Хороший мальчик». Мэрфи тут же сделался его другом на всю жизнь и охотно рассказал, как его парни явились на вызов — соседи услышали крики и набрали 911, — увидели тело и открытку, а потом один из сержантов обнаружил и забрызганного кровью убийцу, Луи Камачо, забившимся за топливный бак в подвале. Он пожелал немедленно сделать чистосердечное признание, и у Мерфи хватило здравого смысла заснять на видео то, как Камачо отказывается от своего права хранить молчание и монотонным голосом признается в том, что совершил. Как это пренебрежительно охарактеризовал сам Мерфи, имели место «голубые разборки».

Уилл слушал его спокойно, но Нэнси не выдержала:

— А другие убийства? В них он сознался?

— Честно говоря, я пока не стал этим интересоваться, — сказал Мерфи. — Решил дождаться вас. Хотите поговорить с ним?

— Да, чем раньше, тем лучше.

— Тогда идемте.

— Так он все еще здесь? — Уилл одобрительно улыбнулся.

— Я решил упростить вам работу — подумал, что вряд ли вы захотите тащиться за ним через весь Бронкс.

— Капитан Мерфи, вы просто герой!

— Если захотите поделиться своим мнением обо мне с начальством — не стесняйтесь, — отозвался Мерфи.

С первого же взгляда Уилл обратил внимание, что Луи Камачо полностью подходит под описание серийного убийцы — среднего роста, смуглый, худощавый, вес около ста шестидесяти фунтов. Нэнси тоже это заметила, судя по тому, как она сжала губы. Камачо сидел за кухонным столом в наручниках и дрожал. Джинсы и потрепанная футболка «Найк» сделались жесткими от засохшей крови. Точно он, подумал Уилл. Вот сидит, весь в крови своей жертвы, как будто совершил какой-то первобытный ритуал.

Кухня была очень аккуратная и миленькая — ряд затейливых банок для печенья, макароны разных форм в прозрачных емкостях, подставки под горячее с изображением воздушного шара, на этажерке фарфоровый сервиз в цветочек. Очень обжитая, очень уютная кухня гея. Уилл навис над Камачо и дождался, пока тот с неохотой поднял глаза.

— Мистер Камачо, я спецагент Пайпер, а это спецагент Липински. ФБР нужно задать вам несколько вопросов.

— Я уже все рассказал полиции, — почти прошептал Луи.

В искусстве ведения допроса Уиллу не было равных. Его внушительная фигура действовала устрашающе, однако эффект уравновешивался мягкостью тона и тягучим южным акцентом. Допрашиваемый никогда не знал, чего ожидать, и Уилл умел обратить это в свою пользу.

— Мы это ценим. Тем самым вы существенно упростили себе жизнь. Однако мы хотим еще кое-что уточнить.

— В смысле, уточнить? Это вы про открытку, которую получил Джон?

— Да, это так. Нас интересует открытка.

Луи горестно покачал головой, и по его щекам покатились слезы.

— Что теперь со мной будет?

По указанию Уилла один из полицейских вытер Луи лицо бумажной салфеткой.

— В конечном итоге это будут решать присяжные. Но если вы продолжите содействовать расследованию, я уверен, это скажется на вашей судьбе благотворно. Я знаю, что вы уже говорили с полицией, но попрошу вас начать с рассказа о том, в каких отношениях вы состояли с мистером Пеппердайном, а потом перейти к тому, что сегодня произошло.

Луи начал сбивчиво рассказывать; Уилл слушал не перебивая. Нэнси, как обычно, строчила в блокноте. Камачо с Пеппердайном познакомились в баре в 2005 году. Это был не гей-бар, но они быстро друг друга вычислили и начали встречаться — темпераментный пуэрториканский бортпроводник из Куинса и сдержанный протестант, владелец книжного магазина с Сити-Айленда. Джон Пеппердайн унаследовал свой уютный зеленый домик от родителей, и за много лет с ним в этом доме успела пожить череда сменяющих друг друга любовников. Разменяв пятый десяток, Джон заявил своим друзьям, что Луи — его последняя страстная любовь. Он не ошибся.

Роман у них развивался бурно, нередко случались ссоры на почве ревности. Джон требовал, чтобы Луи хранил ему верность, Луи был на это неспособен. Джон регулярно обвинял его в изменах, но работа Луи, включающая частые ночевки в Вегасе, давала ему массу возможностей вырваться на свободу. Луи вернулся в Нью-Йорк накануне вечером, но домой не поехал, а вместо этого отправился на Манхэттен вместе с неким бизнесменом, с которым познакомился в самолете. Бизнесмен угостил его в дорогом ресторане, а потом повез к себе, в Саттон-плейс. До дома Луи добрался в четыре утра, потихоньку улегся к Джону под бок и проспал до полудня. Проснувшись с похмельем, он, пошатываясь, спустился на первый этаж, намереваясь сделать кофе и спокойно позавтракать в одиночестве.

Но оказалось, что Джон не пошел на работу и сидел в гостиной в почти невменяемом состоянии, с серым лицом и всклокоченными волосами. Он бормотал что-то невразумительное, всхлипывал и осыпал Луи градом вопросов. Где его носило? С кем? Почему он не отвечал ни на звонки, ни на сообщения? Почему, почему он покинул его именно вчера? Луи отмахнулся от него и спросил, а в чем, собственно, такая большая проблема. Неужто человеку уже нельзя пропустить пару рюмок с друзьями после работы? Сказал, что Джон просто жалок. Джон пришел в ярость и завопил: «Ах, значит, я жалок?! Посмотри-ка вот на это, сукин ты сын!» Он побежал на кухню и вернулся, размахивая открыткой. «Это открытка от убийцы Судного дня, ублюдок! На ней мое имя и сегодняшнее число!»

Луи посмотрел на открытку и предположил, что это просто чья-то глупая шутка. Может, это тот тупой продавец, которого Джон недавно уволил, пытается таким образом отомстить. Спросил, сообщил ли Джон в полицию. Тот ответил, что не сообщал, был слишком напуган. Они еще немного поругались, а потом раздалась веселенькая песенка Бритни Спирс — зазвонил телефон Луи, лежащий на столе. Джон прыгнул к телефону, схватил его и заорал: «Что еще за хренов Фил тебе названивает?» По правде говоря, звонил тот самый вчерашний бизнесмен из Саттон-плейс, и Луи пришлось на ходу придумать какую-то малоубедительную отговорку.

И вот тут, по словам Луи, градус эмоций Джона зашкалил, и этот обычно спокойный и сдержанный малый утратил над собой контроль и схватил алюминиевую софтбольную биту. Бита валялась в прихожей без дела уже десяток лет, с тех пор как Джон порвал ахиллово сухожилие во время матча в Пелэме. Теперь хозяин дома размахивал битой как копьем, тыча ею в Луи и выкрикивая оскорбления. Луи тоже начал орать, требуя, чтобы Джон немедленно прекратил, но Джон продолжал его тыкать, и тогда Луи разозлился так, что перестал соображать, что делает. Каким-то образом бита оказалась у него в руках, а дальше во все стороны полетели брызги крови.

Уилл слушал это признание с нарастающим беспокойством, потому что было очень похоже на то, что Камачо говорил правду. Однако с выводами не торопился. Его не раз водили за нос и, видит Бог, пытаются провести и сейчас. Он не стал дожидаться, пока Луи перестанет лить слезы, и резко и агрессивно спросил:

— Вы убили Дэвида Свишера?

Луи испуганно вскинул взгляд. Скованные руки машинально дернулись в попытке протестующего жеста.

— Нет!

— Вы убили Элизабет Коулер?

— Нет!

— Вы убили Марко Наполитано?

— Хватит! — Луи умоляюще посмотрел на Нэнси. — О чем он вообще говорит?!

Вместо ответа Нэнси подключилась к допросу:

— Вы убили Майлса Дрейка?

Луи перестал плакать. Он шмыгнул носом и уставился на Нэнси.

— Вы убили Милоша Ковика? — спросила она, а дальше они с Уиллом стали называть имена по очереди:

— А Консуэлу Лопес?

— Иду Сантьяго?

— Люция Робертсона?

Капитан Мерфи улыбался, довольный зрелищем. Луи в ужасе тряс головой:

— Нет! Нет! Нет! Нет! Вы с ума сошли! Я убил Джона, защищая свою жизнь! Но я не убивал всех этих людей! Вы что, считаете, что я и есть этот гребаный убийца Судного дня?! Так, что ли? Вы в своем уме?

— Ясно, Луи, я вас понял. Успокойтесь. Воды хотите? — спросил Уилл. — И давно вы летаете по маршруту Нью-Йорк — Лас-Вегас?

— Почти четыре года.

— И у вас есть какой-нибудь журнал, в котором зафиксированы ваши полеты?

— Да, есть. На втором этаже, лежит на комоде.

Нэнси быстро вышла из кухни.

— Вы когда-нибудь отправляли открытки из Вегаса? — спросил Уилл.

— Нет!

— Вы отрицаете свою причастность к смерти этих людей, но скажите мне, Луи, кто-нибудь из них вам знаком?

— Конечно, нет!

— Значит, вы не были знакомы ни с Консуэлой Лопес, ни с Идой Сантьяго?

— По-вашему, раз они латиноамериканки, значит, я должен их знать? Вы что, идиот? Вы хоть представляете, сколько испанцев в Нью-Йорке?

Уилл не сбавлял напора.

— Вы когда-нибудь жили на Стейтен-Айленде?

— Нет.

— Работали там?

— Нет.

— У вас есть там друзья?

— Нет.

— Вы там были?

— Может, один раз, на пароме катался.

— Когда?

— В детстве.

— Какая у вас машина?

— «Хонда-сивик».

— Та, что сейчас возле дома?

— Да.

— У кого-нибудь из ваших друзей или родственников есть синяя машина?

— Нет, вроде нет.

— У вас есть кроссовки «Рибок» модели DMX-10?

— Я похож на человека, который носит кеды, как какой-нибудь подросток?

— Никто не просил вас отправить открытку из Лас-Вегаса?

— Нет!

— Вы признались, что убили Джона Пеппердайна.

— Это была самооборона.

— Вы кого-нибудь еще убивали?

— Нет!

— Вы знаете, кто убил других жертв?

— Нет!

Уилл резко встал и пошел посмотреть, как дела у Нэнси. Она стояла на лестничной площадке второго этажа, и по ее сжатым губам Уилл сразу понял, что дурные предчувствия оправдались. Надев латексные перчатки, Нэнси листала черный ежедневник за 2008 год.

— Проблемы? — поинтересовался Уилл.

— Если информация в журнале достоверна, проблемы у нас большие. За исключением сегодняшнего дня, всякий раз, когда происходило убийство, Камачо был или в Вегасе, или в воздухе. Глазам не верю… Даже не знаю, что сказать.

— Жопа, — вздохнул Уилл, устало прислонившись к стене. — Именно это тебе стоит сказать. Потому что это гребаное дело в полной жопе.

— Возможно, журнал сфабрикован.

— Конечно, все это надо будет проверить, но мы оба прекрасно понимаем — Камачо не убийца Судного дня.

— Ну, по крайней мере девятую жертву убил точно он.

Уилл кивнул.

— Ладно, напарник, тогда вот что мы сделаем сейчас…

Нэнси отложила журнал Луи и приготовилась записывать в блокнот инструкции.

— Ты ведь не пьешь?

— Нет.

— Отлично, тогда слушай мою команду. Через пять минут мы заканчиваем работу. Твоя задача — доставить меня в бар, развлекать меня беседой, пока я напиваюсь, а потом отвезти меня домой. Справишься?

Нэнси посмотрела на него с неодобрением.

— Как скажешь.

Уилл опрокидывал в себя стаканы один за другим; официантка только и успевала бегать от бара к столику. Нэнси мрачно потягивала через соломинку диетический имбирный эль и наблюдала, как напарник вырывается из оков трезвости. Они сидели в ресторане «Харбор» за столиком с видом на бухту, спокойные воды которой уже начали темнеть под лучами заходящего солнца. Уилл заприметил этот ресторан прежде, чем они успели уехать с острова, заявив: «Вот в этом заведении точно должен быть бар».

Он еще не достаточно надрался, чтобы упустить из виду, что Нэнси не слишком уютно чувствует себя, сидя после работы за стаканом со своим начальником, у которого репутация мерзавца и запойного пьяницы.

Поскольку Нэнси молчала, Уиллу было нечем себя занять, кроме как методично напиваться. Нэнси наверняка чувствовала, что потворствует его пагубной привычке, позволяя ему дойти до кондиции в кратчайшие сроки.

А еще она наверняка в него влюблена. Уилл замечал это в ее взгляде, особенно по утрам, когда Нэнси входила в его кабинет. Рано или поздно так происходило со всеми женщинами — и это не пустое бахвальство, а констатация факта.

Вот сейчас он наверняка ее бесит, но в то же время ее к нему влечет. Да, Уилл нередко производил такой эффект на женщин.

В тусклом свете керосинового светильника на столе тело Уилла постепенно оплывало, как кусок необожженной глины, оставленный на солнцепеке. Щеки у него обвисли, плечи опустились, и сам он весь обмяк на блестящей виниловой скамейке.

— Вообще-то мы договаривались, что ты будешь со мной разговаривать, — напомнил он, с трудом ворочая языком. — А ты просто сидишь и смотришь на меня.

— Можем поговорить о расследовании, — предложила Нэнси.

— Нет уж, хрен! О чем угодно, только не об этом.

— Тогда о чем?

— Может, о бейсболе? За кого болеешь? За «Метс» или за «Янкис»?

— Я вообще не слежу за спортивными новостями.

— Надо же, как это…

— Извини, — сказала Нэнси.

Она смотрела в окно на удаляющиеся огни катера, пока они совсем не скрылись из виду. Низко опустив голову, Уилл играл с кубиками льда в своем стакане, кружа их пальцем в водовороте. Стакан опустел, Уилл воздел мокрый палец и поманил к себе молоденькую официантку.

Черты Нэнси уже расплывались, и он попытался сфокусировать зрение, наморщив лоб.

— Тебе тут не нравится, да?

— Не особенно, — ответила Нэнси и вздрогнула, когда Уилл с размаху ударил рукой по столу — так громко, что обернулись все посетители бара.

— Мне нравится твоя прямота!

Ухватив горсть орешков, Уилл принялся грызть их, а потом стряхнул соль с масляных ладоней.

— Большинство женщин ничего не говорили мне прямо, пока не становилось слишком поздно. — Он всхрапнул, как будто сказал что-то смешное, и поинтересовался: — Ну, расскажи мне, напарник, что бы ты делала сегодня вечером, если бы не пришлось нянчиться тут со мной?

— Не знаю. Помогала бы готовить ужин, читала бы, слушала музыку, — сказала Нэнси и добавила извиняющимся тоном: — Я не слишком интересный человек, Уилл.

— И что бы ты читала?

— Мне нравятся биографии. Романы.

Уилл изобразил интерес.

— Раньше я много читал. А теперь все больше пью и смотрю телевизор. Знаешь, кто я после этого?

Нэнси не знала и явно не хотела знать.

— Я мужчина! — заржал Уилл. — Нормальный самец гомо сапиенса в двадцать первом веке!

Он закинул в рот еще орешков, скрестил руки на груди и широко самодовольно ухмыльнулся. Судя по неподвижному лицу Нэнси, он зашел слишком далеко, но Уиллу было плевать. Он тут ест и пьет, а если ей это не нравится, то это ее проблемы.

У официантки над самым краем глубокого выреза раскачивался маленький золотой крестик; когда она наклонилась, чтобы поставить на стол очередной стакан виски. Уилл посмотрел на официантку.

— Эй, а почему бы нам не поехать ко мне? Выпьем, телик посмотрим?

Терпение у Нэнси лопнуло.

— Будьте любезны счет, — сказала она, и официантка упорхнула. Нэнси мрачно заявила: — Мы уходим. Тебе пора домой.

— Разве я не это только что предложил? — промямлил он.

В кармане у него заиграла «Ода к радости». Уилл не без труда нашарил телефон, выудил его на свет и посмотрел, кто звонит.

— Черт. Нет, мне с ней сейчас лучше не говорить. — Он передал телефон Нэнси и прошептал, как будто звонящий уже мог его слышать: — Это Хелен Свишер.

Нэнси нажала кнопку «Ответить»:

— Алло, вы позвонили Уиллу Пайперу.

Уилл вылез из-за столика и направился в туалет. Когда он вернулся, Нэнси уже оплатила счет и ждала его, стоя у столика. Она решила, что Уилл еще в достаточно вменяемом состоянии, чтобы сообщить ему новость.

— Хелен Свишер только что получила из банка список клиентов Дэвида. Выяснилось, что контакт в Лас-Вегасе у него все-таки был.

— Да?

— В 2003 году он вел финансовые операции некой невадской компании «Достойная жизнь». Клиентом был генеральный директор компании, Нельсон Элдер.

Уилл боролся за равновесие, как матрос на палубе в сильную качку. Нетвердо стоя на ногах, он громко и старательно проговорил:

— Хорошо. Я поеду туда, и я поговорю с Нельсоном Элдером, и я найду этого гребаного убийцу. Как тебе такой план?

— Дай ключи от машины, — потребовала Нэнси.

Несмотря на сильное опьянение, Уилл различил в голосе Нэнси ярость.

— Ну, не надо на меня дуться! — взмолился он. — Я же твой напарник!

Они вышли на улицу, под опьяняющий теплый ветер, пропитанный солью и терпким запахом моря и водорослей. В других обстоятельствах Нэнси сделалась бы от этого мечтательной и беззаботной, но сейчас она с мрачным видом слушала, как Уилл бормочет у нее за спиной, будто Франкенштейн:

— Едем в Вегас, малышка! Едем в Вегас!

17 СЕНТЯБРЯ 782 ГОДА

Остров Вектис, Британия

Наступил сезон жатвы — время, которое Иосиф особенно любил. Дни стояли теплые, ночи приносили приятную прохладу. Земные запахи собранной пшеницы, ячменя и свежих яблок наполняли воздух. Иосиф воздал хвалу Господу за плодородие полей, окружавших стены монастыря. Братья смогут восполнить опустевшие амбары зерном, а дубовые бочки — свежим элем. Иосиф ненавидел чревоугодие, но горевал, когда к середине лета монахам приходилось ограничивать себя в эле.

Перестройка деревянной церкви завершилась три года назад. Высокая прямоугольная башня, пронзающая верхушкой небо, служила прекрасным ориентиром для лодок и судов, приближающихся к острову. Во время службы церковь наполнялась дневным светом через треугольные окна алтаря. Длинного нефа хватало с лихвой — оставалось еще немало места на случай, если братия увеличится. Иосиф часто замаливал переполнявшую его гордость за возведение каменной церкви. Он не бывал в чужих краях, но не сомневался, что Вектисскую церковь можно поставить в один ряд с красивейшими соборами христианского мира.

Завершив строительство церкви, каменщики занялись возведением нового здания капитула. Иосиф с Освином решили, что следующим этапом станет ремонт скриптория. Его давно пора было расширить. Созданные здесь Библии и Устав высоко ценились, особенно написанные золотом и украшенные миниатюрами «Послания святого Петра». Иосиф слышал, что их читают в Италии, во Франции и в Ирландии.

Было почти три. Иосиф поспешил в трапезную перекусить и выпить эля. Желудок урчал от предвкушения. Недавно Освин наложил ограничение — только один прием пищи в день, чтобы укрепить дух религиозного братства, ослабив желания плоти. После долгих размышлений и поста, который едва был под силу тоненькому как тростинка аббату, Освин поделился своими мыслями с братьями, собравшимися в здании капитула:

— Мы должны поститься каждый день и принимать пищу каждый день. Мы должны вознаграждать наше тело более умеренно.

И братия начала худеть.

Кто-то окликнул Иосифа по имени. Он обернулся. Увалень Гатлак — до того как стать монахом, он служил солдатом — бежал за ним вдогонку, вздымая сандалиями дорожную пыль.

— Настоятель, каменотес Уберт стоит у ворот. Хочет с вами поговорить.

— Я иду в трапезную. Разве он не может подождать?

— Говорит, дело срочное, — крикнул Гатлак, пробегая мимо Иосифа.

— А ты куда спешишь?

— В трапезную, настоятель!

Уберт неподвижно стоял у входа в странноприимный дом — невысокое деревянное строение с несколькими простыми тюфяками. Издалека Иосифу показалось, что он один, но, подойдя ближе, настоятель заметил на земле у мускулистых ног каменотеса ребенка.

— Чем могу помочь, Уберт? — спросил Иосиф.

— Я привел вам сына.

Иосиф не понял, о чем речь.

Уберт вытащил вперед худого словно хворостинка босого мальчишку с ярко-рыжими волосами. Сквозь грязную драную рубашонку проглядывали ребра рахитической грудной клетки. Штаны, видимо, перешедшие от старших братьев по наследству, были слишком велики. У мальчика была белая словно пергамент кожа, сияющие словно драгоценные камни зеленые глаза, изящное, но неподвижное как камень лицо. Мальчик крепко сжимал побелевшие губы, морщась от усилия.

Иосиф слышал о мальчике, однако увидел его впервые. Что-то встревожило его — ощущение, что маленькое тельце не согрето Божественным теплом. Отец без долгих раздумий прямо в ночь рождения назвал сына Октавием — Восьмым. В отличие от брата-близнеца, чья жизнь, которая должна была стать ужасной, по воле Господа оборвалась, жизнь Октавия будет блаженно обыкновенной. В конце концов восьмой сын седьмого сына — это всего лишь еще один сын, пусть даже и рожден седьмого числа седьмого месяца 777 года! Уберт молился, чтобы сын стал сильным и плодовитым каменотесом, как отец и братья.

— Зачем ты привел его? — спросил Иосиф.

— Хочу, чтобы вы его взяли.

— Зачем мне твой сын?!

— Я больше не могу содержать его.

— У тебя есть дочери. Пусть они позаботятся о мальчике. Да и ты, по-моему, не голодаешь.

— Ему нужен Бог. А Бог здесь.

— Бог повсюду.

— Здесь он сильнее всего, настоятель!

Мальчик упал на костлявые колени и принялся пальцем выводить на земле узор из кругов. Отец схватил его за волосы и заставил встать. Мальчик вздрогнул, но не издал ни звука.

— Моему сыну нужен Бог, — настаивал Уберт. — Я хочу посвятить его жизнь религии.

Иосиф слышал, что мальчик молчаливый, погружен в свой какой-то непонятный мир, совсем не интересуется ни братьями, ни сестрами, ни другой деревенской ребятней. Его кормила грудью соседка, но мальчик с первых дней ел без аппетита. В глубине души Иосиф не удивился, что ребенок стал таким, — он ведь присутствовал при его странном появлении на свет.

Монастырь постоянно принимал детей на воспитание, хотя это не поощрялось: нужны были дополнительные средства, да и у сестер забот хватало. Селяне приспособились оставлять у ворот умственно отсталых и ущербных детей. Если бы сестре Магдалине дали волю, она бы никого не взяла, но Иосиф жалел несчастных созданий Божьих. Впрочем, на этот раз Иосиф сомневался — его терзали тревожные предчувствия.

— Мальчик, ты умеешь говорить? — спросил он.

Октавий не обратил на Иосифа никакого внимания, упрямо глядя на свой рисунок на земле.

— Нет, не умеет, — ответил за него отец.

Нежно взяв мальчика за подбородок, Иосиф приподнял его голову:

— Ты голоден?

Взгляд Октавия блуждал.

— Ты слышал о Христе, Спасителе нашем?

Никакой реакции. Бледное личико Октавия было словно чистая доска.

— Вы возьмете его, настоятель? — спросил Уберт.

Когда Иосиф отпустил мальчика, тот сразу припал к земле и снова принялся водить по ней грязным пальцем.

Слезы потекли по обветренному лицу Уберта.

— Пожалуйста! Умоляю!

Сестра Магдалина была женщина суровая. Никто не помнил, чтобы она улыбалась, даже когда извлекала из струн псалтериона божественную музыку. Ей шел пятый десяток. Половину своей жизни она провела в монастыре. Апостольник скрывал седые косы, ряса — крепкое девственное тело. Не лишенная амбиций, сестра Магдалина прекрасно знала, что, по уставу святого Бенедикта, женщина может стать главой монастыря, если так скажет епископ. Вполне реальная возможность, если учесть, что Магдалина — старшая из сестер на Вектисе, да только епископ Дорчестерский старался избегать ее, когда приезжал на Пасху и Рождество. Магдалина не сомневалась, что ее личные соображения о том, как лучше управлять монастырем, — проявление не тщеславия, а скорее искреннего желания сделать их жизнь чище и проще.

Она часто приходила к Освину с подозрениями о растратах, излишествах и даже прелюбодеянии. Аббат терпеливо выслушивал ее, вздыхая, а потом обсуждал все дела с Иосифом. Освин страдал от постоянных болей в позвоночнике, и сетования сестры Магдалины о пролитом эле и похотливых взглядах, которые ей привиделись, лишь раздражали аббата. Пусть Иосиф разрешит все проблемы без лишних разговоров и даст ему, старику, спокойно благодарить Бога, что перестройка монастыря завершилась при его жизни.

Все знали, что Магдалина не любит детей. Она считала их грязными и прожорливыми. Магдалина презирала Иосифа за то, что тот давал приют детям, особенно маленьким и немощным. Она заботилась о девяти малышах, которым еще не исполнилось десяти лет, уверенная, что ни один из них не отрабатывает свой хлеб. По ее требованию сестры заставляли детей носить воду и дрова, мыть посуду и кухонную утварь, набивать матрасы свежей соломой, чтобы избавиться от вшей. Когда они подрастут, придет время для учебы и религии, а пока их разум не сформировался, пусть выполняют грязную работу.

Октавия Магдалина возненавидела с первого взгляда.

Он не слушался простейших указаний. Отказывался выносить ночной горшок и подкладывать дрова в кухонный очаг. Его было не загнать в постель вечером и не поднять утром. Вначале Магдалина не теряла надежды и била мальчика палкой, но вскоре устала, тем более что битье не приносило результатов — Октавий даже ни разу не пискнул. Когда Магдалина уходила, он брал палку, которой его только что били, и начинал рисовать ею на грязном кухонном полу.

К началу зимы Магдалина перестала замечать Октавия. Пусть делает что хочет. К счастью, ел он немного, так что не наносил большого ущерба монастырским запасам.

Холодным декабрьским утром Иосиф направлялся на службу в церковь. Ночью первая в этом году зимняя буря похозяйничала на острове, оставив после себя снежное покрывало, блестящее на солнце до рези в глазах. Иосиф потер ладони, чтобы согреться, и поспешил по дорожке, пока не отморозил пальцы на ногах. Тут он заметил Октавия, в легкой одежонке сидящего на корточках босиком. Иосиф часто виделся с ним во дворе. Обычно он останавливался, чтобы, дотронувшись до плеча мальчика, прочитать молитву, прося Господа излечить ребенка от неведомой болезни, а потом спешил дальше по делам. Но сегодня Иосиф подумал, что мальчик может замерзнуть без присмотра — сестер поблизости видно не было.

— Октавий! — крикнул Иосиф. — Пойдем со мной! Нельзя ходить по снегу босиком.

Мальчик, как всегда, рисовал палкой, однако сегодня с каким-то особенным восторгом на бледном тонком личике. Снегопад создал для него прекрасную чистую поверхность.

Иосиф подошел ближе и уже хотел взять Октавия на руки, как вдруг задохнулся от удивления.

Не может быть! Иосиф прикрыл глаза рукой от слепящего солнца и еще раз посмотрел на снег. А потом кинулся обратно к скрипторию. Схватил Паулина за рукав и, несмотря на отчаянные возражения худого монаха, вытащил на улицу.

— Что такое, Иосиф? — возмущался Паулин. — Что случилось?!

— Смотри! Вот скажи мне, что ты видишь?

Октавий продолжал рисовать палкой на снегу.

— Невероятно… — прошептал Паулин.

— Но факт! — добавил Иосиф.

На снегу определенно можно было прочитать буквы.

— Сигбер из Тис?

— Подожди, он еще не закончил, — восторженно проговорил Иосиф. — Смотри! «Сигбер из Тисбери».

— Как мальчик научился писать? — спросил Паулин, белый как лист бумаги. От страха он даже не мог дрожать.

— Не знаю, — ответил Иосиф. — Никто в его деревне ни читать, ни писать не умеет. Сестры его точно не учили. Вообще-то все считают его слабоумным.

Октавий продолжал чертить палкой по снегу.

Паулин перекрестился.

— Боже мой! Он и цифры знает! Восемнадцатый день двенадцатого месяца 782 года. Это же сегодня!

— Natus, — прошептал Иосиф. — Рождение!

Паулин быстро затоптал надписи на снегу: и цифры, и буквы.

— Возьми его на руки! — попросил он Иосифа.

Они дождались, пока все монахи уйдут из скриптория на службу, а потом посадили мальчика на стол. Паулин положил перед ним лист пергамента и дал в руки перо.

Октавий тут же принялся чертить пером, не обращая внимания на то, что на листе ничего не появлялось.

— Нет-нет, подожди! — воскликнул Паулин и окунул перо в глиняную чернильницу.

Мальчик продолжил писать. Увидев черные буквы, возникающие из-под пера, Октавий издал странный гортанный звук. Первый звук в его жизни!

— Снова дата. Сегодняшний день, — пробормотал Паулин. 一 Но на этот раз он написал «Mors» — смерть.

— Колдовство какое-то!.. — запричитал Иосиф и попятился, пока не наткнулся спиной на другой стол.

Чернила высохли. Взяв мальчика за руку, Паулин показал, как макать перо в чернильницу. Без всякого выражения на лице Октавий снова начал писать:

Иосиф в недоумении покачал головой.

— Это не обычные буквы. А дальше опять дата, — пробормотал Паулин.

Иосиф вдруг вспомнил, что они опаздывают на службу. Непростительный грех!

— Спрячь лист и чернила. Оставим мальчика тут! Пойдем, Паулин. Быстрее в церковь! Попросим Бога помочь нам уразуметь, что мы только что видели. И да очистит он нас от зла!

В ту же ночь Иосиф с Паулином встретились в холодной пивоварне при свете толстой свечи. Иосиф заявил, что единственный способ успокоить желудок и нервы — добрый глоток эля. Паулин еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Они сели на табуреты друг напротив друга.

Иосиф всегда считал себя простым человеком. Он понимал только любовь Бога и устав святого Бенедикта, которые обязаны соблюдать все монахи. Зато Паулина он почитал мыслителем. Ученым мужем. Сколько книг тот прочитал о небе и о земле! Если и мог кто-то объяснить, что они видели днем, то лишь Паулин.

Однако тот отказался толковать об этом, а предложил миссию. Друзья решили продумать, как выполнить ее наилучшим образом. Оба понимали: секрет мальчика нужно сохранить в тайне. Что толку беспокоить братьев, пока Паулин не раскроет причину столь странного явления?!

Наконец Иосиф осушил последнюю кружку эля. Паулин взялся за свечу, но прежде чем задуть ее, сказал другу то, что давно засело в голове:

— А знаешь, в случае близнецов седьмой по рождению сын совсем не обязательно седьмой по зачатию…

Уберт скакал по просторам Уэссекса с заданием, которое поручил ему настоятель Иосиф. Сомнения мучили каменотеса, но он был у Иосифа в долгу и поэтому не смог отказать.

Лошадь под Убертом потела, согревая его тело в морозный декабрьский полдень. Он был плохим наездником — каменотесы привычнее к медленным волам, запряженным в повозки. Уберт сильнее сжал поводья и сдавил коленями конские бока, боясь свалиться на землю. Иосиф выбрал лучшего скакуна из монастырской конюшни: его будто специально держали для таких срочных поручений.

Паромщик перевез Уберта с галечного Вектиса на уэссекский берег. Иосиф просил поспешить и вернуться в монастырь через два дня, поэтому пришлось пустить лошадь легким галопом.

День близился к концу. Небо стало синевато-серым, почти сливаясь по цвету с прибрежными скалами. Уберт ехал по обледенелым просторам невспаханных полей, через низкие каменные гряды, сквозь крошечные деревушки, как близнецы похожие на его родную деревню. Иногда на пути встречались понурые крестьяне, пешие или верхом на полусонных ослах. Уберт боялся воров, хотя, по правде говоря, его единственной ценностью были конь и горстка монет, данных Иосифом в дорогу.

Уберт добрался в Тисбери перед закатом. Он медленно въехал в зажиточный городок и двинулся по широкой улице между деревянными домами. Смеркалось. На лужайке в центре города овцы не спеша жевали траву. Уберт проехал дальше мимо небольшой деревянной церкви, темной, неприветливой. На маленьком кладбище виднелась свежая могила. Уберт быстро перекрестился. Над крышами домов поднимался легкий дымок. Уберт тут же забыл о кладбище, принюхиваясь к сводящим с ума запахам жареного мяса и подпаленного сала.

Базар уже закрылся, но с площади еще не убрали телеги. Их владельцы задержались в таверне за игрой в кости и кружкой пива. За одну монету деревенский мальчуган накормил лошадь путника овсом и напоил водой.

Войдя в теплую людную таверну, Уберт поморщился от запаха перебродившего эля, пота, мочи и гула пьяных голосов. Он погрел онемевшие руки у огня и попросил кувшин вина. Жители торгового Тисбери привыкли к иноземцам, их не удивил сильный итальянский акцент. Мужчины по-приятельски пригласили гостя за свой стол и начали расспрашивать, откуда он и зачем приехал в их город.

За час Уберт опустошил три кувшина вина и узнал все, о чем просил Иосиф.

Сестра Магдалина обычно обходила монастырь размеренным шагом: не слишком медленно, чтобы не терять драгоценного времени, но и не слишком быстро, чтобы не создалось впечатление, будто на земле есть что-то важнее размышлений о Боге.

Сегодня сестра забыла обо всем и побежала. За несколько теплых дней снег на дорожках подтаял, образовав рыхлую нескользкую корку.

Иосиф с Паулином встретили замерзшего и уставшего после долгой дороги Уберта в скриптории, предусмотрительно отправив писцов в церковь. Выслушав каменотеса, Иосиф угрюмо поблагодарил его, благословил и велел идти в деревню.

Рассказ Уберта был прост и краток.

На восьмой день декабря — три дня назад — в городе Тисбери в семье кожевника Вуфа и его жены Инфлед родился сын. Мальчика назвали Сигберт.

Новость не удивила Иосифа с Паулином; можно сказать, они ее ждали. Что еще предскажет немой мальчик, рожденный мертвой матерью, который без обучения мог писать буквы и цифры?

Когда Уберт ушел, Паулин сказал Иосифу:

— Определенно Октавий — седьмой сын. Он обладает сверхчеловеческой силой.

— Кто наделил его ею? Бог или дьявол? — дрожа от страха, спросил Иосиф.

Паулин открыл рот, но не успел ответить. Сестра Магдалина без стука ворвалась в комнату.

— Брат Отто сказал, что вы здесь, — запыхавшись, сообщила она и захлопнула дверь.

Иосиф с Паулином заговорщически переглянулись.

— Да, мы здесь, сестра, — кивнул Иосиф. — Что стряслось?

— Вот! — Магдалина взмахнула рукой со свитком пергамента. — Одна из сестер нашла в детской спальне под матрасом Октавия. Похоже, он украл рукопись из скриптория. Посмотрите-ка!

Иосиф развернул пергамент. Паулин заглянул ему через плечо.

Просмотрев первый лист, Иосиф взглянул на Паулина. Почерк Октавия!

— Это на древнееврейском, я узнаю буквы, — воскликнул Паулин, показав на одну из строк.

— Ну? Вот видите, мальчишка украл рукопись!

— Вы лучше присядьте, сестра, — тяжело вздохнув, попросил Иосиф.

— Не хочу я сидеть! Мне нужно знать, украл или нет. А если украл, наказать его!

— Прошу, сестра, сядьте!

Магдалина неохотно присела на скамью у стола.

— Естественно, пергамент украли… — начал Иосиф.

— Дрянной мальчишка! Я так и знала! Но что здесь написано? Какой-то странный список…

— Имена, — ответил Иосиф.

— На разных языках, — добавил Паулин.

— Зачем его составили? И при чем тут Освин? — с подозрением проговорила Магдалина.

— Освин?! — переспросил Иосиф.

— Да, на второй странице.

Побледнев, Иосиф развернул второй лист.

— О Господи!

Паулин, вскочив, отвернулся, чтобы Магдалина не заметила ужаса на его лице.

— Кто из братьев это написал? — допытывалась сестра.

— Из братьев — никто.

— Как так?! Кто же тогда?

— Мальчик… Октавий.

Иосиф сбился со счета, сколько раз крестилась сестра Магдалина, пока Паулин рассказывал об Октавии и его удивительных способностях. Когда он закончил, все трое замолчали, беспокойно переглядываясь.

— Бесспорно, это происки дьявола! — первой нарушила молчание Магдалина.

— Почему же? Может быть, наоборот, — возразил Паулин.

— О чем ты?!

— Божественное знамение. — Паулин старательно подбирал нужные слова. — Согласитесь, ведь Господь решает, когда ребенку родиться и когда призвать душу к себе. Бог слышит каждого, кто обращается к нему с молитвой. Видит, как малая птица падает с высоты на землю. Октавий не похож на других детей. Как он родился, как ведет себя… Откуда нам знать: может, мальчик — орудие в руках Господа? Перо, записывающее, когда приходят в этот мир и уходят дети Отца нашего…

— А вдруг он седьмой сын седьмого сына? — прошептала Магдалина.

— Возможно… Мы все слышали эту легенду, но кто хоть раз встречал седьмого сына седьмого сына? Тем более рожденного седьмого числа седьмого месяца 777 года! Почему он обязательно должен быть дьявольским отродьем?

— Я не вижу никаких страшных последствий, — осторожно вставил Иосиф.

Страх Магдалины сменился раздражением.

— Если то, что вы говорите, правда, то наш дорогой аббат сегодня умрет! Молю Бога, чтобы это было не так. И вы еще утверждаете, что знания Октавия не от дьявола! — Магдалина выхватила пергамент из рук Паулина. — У меня нет секретов от аббата! Он должен услышать об этом. И он… только он один может решить судьбу мальчишки!

Магдалина решительно вскочила. Ни Паулин, ни Иосиф даже не пытались ее остановить.

Все трое пришли к Освину после полуденной молитвы и вместе с ним отправились в здание капитула. Там при тусклом свете зимнего солнца и тлеющих янтарных угольков они рассказали аббату об Октавии, тревожно наблюдая за лицом старика, низко склоненным над столом.

Освин молча выслушал рассказ, потом внимательно прочел пергамент, задержавшись на строчке со своим именем. Задал несколько вопросов и резко ударил кулаком по столу, давая понять, что разговор окончен.

— Не вижу ничего хорошего, — сказал он наконец. — В худшем случае это происки дьявола. В лучшем — мальчик отвлечет нас от главного предназначения нашей общины: искреннего служения Богу! Он внесет сумятицу в жизнь монастыря. Октавия должно выгнать.

Магдалина едва сдержала торжествующую улыбку.

— Отец не возьмет его назад, — хрипло проговорил Иосиф. От волнения в горле пересохло. — Мальчику некуда идти.

— Это не наше дело, — ответил аббат. — Выставите его за ворота.

— На улице зима, — настаивал Иосиф. — Он и ночи не продержится!

— Господь позаботится о нем. А теперь идите. Мне нужно молиться.

Как только село солнце, Иосиф послушно взял мальчика за руку и отвел к главным монастырским воротам. Добрая молодая сестра надела Октавию толстые носки, вторую рубашку и куртку. Из-за колючего ветра с моря стало совсем холодно.

Иосиф широко распахнул скрипучие ворота и легонько подтолкнул мальчика вперед:

— Ты должен уйти от нас, Октавий. Не бойся, Господь защитит тебя.

Мальчик даже не обернулся. Пустым взглядом он уставился в темноту ночи. Сердце Иосифа разрывалось на части. Как можно так обращаться с созданием Божьим?! Он обрекал ребенка на неминуемую смерть, и не простого ребенка, а одаренного величайшей силой. Но Иосиф был всего лишь послушным служителем — в первую очередь Бога, чьи пути неисповедимы, а во вторую — аббата, чьи решения не обсуждаются.

Вздохнув, Иосиф запер ворота изнутри.

Колокол созывал братьев на вечернюю молитву. Все поспешили в церковь. Сестра Магдалина прижала к груди лютню, вспоминая победу над Иосифом, которого презирала за излишнюю мягкость.

Паулин терзался теологическими сомнениями — были ли необычные способности Октавия даром или проклятием?

Глаза Иосифа наполнялись солеными слезами при мысли о маленьком хрупком мальчике, одиноко бредущем в темноте. Он чувствовал себя виноватым — сам-то сейчас в тепле и уюте.

Хотя Освин был, несомненно, прав — Октавий отвлекал его от молитв и служения Богу.

Все ждали, когда раздадутся шаркающие шаги аббата. Братья и сестры взволнованно переминались с ноги на ногу. Освин славился пунктуальностью.

Через несколько минут Иосиф встревожился не на шутку.

— Надо сходить за аббатом, — шепнул он Паулину.

Собравшиеся, проводив их взглядом, зашептались. Магдалина, громко шикнув, тут же прекратила разговоры.

В келье Освина было темно и холодно. Огонь почти погас. Аббат в праздничном облачении лежал на кровати, свернувшись калачиком. Иосиф чуть дотронулся до холодного лба. В правой руке Освина был зажат лист пергамента с его именем.

— Боже милостивый! — вскрикнул Иосиф со слезами на глазах.

— Пророчество сбылось… — прошептал Паулин, падая на колени.

Прочитав короткую молитву над телом Освина, монахи поднялись.

— Надо сообщить епископу, — сказал Паулин.

Иосиф кивнул.

— Утром я отправлю в Дорчестер гонца.

— Пока епископ не примет решение, ты, Иосиф, друг мой, должен возглавить монастырь.

Медленно перекрестившись, Иосиф попросил Паулина:

— Скажи сестре Магдалине, пусть велит начинать службу. Я скоро вернусь, но вначале мне нужно кое-что сделать.

Он бросился сквозь темноту к монастырским воротам и выглянул, раскрыв их. Мальчика нигде не было. Иосиф побежал по дороге, выкрикивая имя ребенка. Лишь ветер завывал в ответ, да слышался скрип ворот.

Вдруг Иосиф заметил маленький комочек на обочине.

Октавий не смог уйти далеко. Он сидел на корточках, дрожа от холода. Иосиф осторожно взял мальчика на руки и поспешил к воротам.

— Ты можешь вернуться. Господь хочет, чтобы ты остался с нами.

25 ИЮНЯ 2009 ГОДА

Лас-Вегас

Пайпер начал флиртовать, как только взлетел самолет, а на высоте тридцать четыре фута над уровнем моря его уже было не остановить. Стюардесса была как раз его типа — высокая фигуристая девица с надутыми губками и растрепанными светлыми волосами. Белокурая прядь то и дело падала на глаза, и стюардесса рассеянно отбрасывала ее назад. Пайпер представил, как лежит рядом с ней — совершенно голой — и убирает эту прядь ей за ушко. Совесть слегка кольнула, когда с немым упреком в его фантазии нежданно ворвалась Нэнси. Кто ей позволил нарушать идиллию? Пайпер мысленно отмахнулся от нее, возвращаясь к соблазнительной стюардессе.

До того как лететь самолетом «Ю-Эс эйруэйз» со служебным оружием, нужно было пройти стандартную процедуру службы обеспечения безопасности на транспорте. Пайпера доставили на борт самолета до начала посадки пассажиров и попросили сесть в кресло ближе к проходу у крыла. Стюардесса Дарла сразу отметила крепкое телосложение парня в спортивной куртке и штанах защитного цвета. Девушка присела на другое кресло у прохода в том же ряду.

— Привет, ФБР! — прощебетала она. Ей было известно о проверке.

— Привет!

— Хочешь что-нибудь выпить перед полетом?

— Да, здесь неплохо пахнет кофе.

— Сейчас будет, — ответила стюардесса. — У нас сегодня на борту сотрудник службы безопасности. Место 7С. Но ты важнее!

— Хочешь сообщить ему, что я на борту?

— Он уже знает.

И потом, во время раздачи напитков, Пайперу казалось, что Дарла как бы ненароком касается его плеча, проходя мимо. Просто игра воображения?.. Пайпер медленно погружался в сон. А может, и нет…

Вздрогнув, он проснулся и не сразу сообразил, где находится. До самого горизонта простирались зеленые поля. Получается, они где-то в середине страны. Откуда-то из хвоста самолета рядом с туалетами слышались раздраженные голоса. Пайпер отстегнул ремень безопасности и, развернувшись, тут же определил, в чем дело. Три молодых британца, сидевшие рядом, изрядно выпившие, видимо, разогревались перед выходными в Вегасе. Раскрасневшись, они, будто трехголовый змей, что-то доказывали худому бортпроводнику, который отказался принести им еще пива. Пассажиры взволнованно поглядывали на них. Британец, сидевший ближе к проходу, вдруг вскочил. Качок — сплошные мышцы и сухожилия — надвинулся на бортпроводника и закричал что было мочи:

— Ты слышал, что сказал мой друг?! Тащи пива!

Дарла, стараясь поймать взгляд Пайпера, прошла в хвост, чтобы помочь коллеге. Сотрудник службы безопасности — молодой парень, побледневший от волнения, — наблюдал за развитием ситуации со своего места — 7С. Вероятно, это был первый инцидент в его практике. Пайпер, выглянув в проход, встретился с сотрудником взглядом.

В этот момент поднялся второй британец — типичный уроженец Глазго.

— На, получай, придурок! Хочешь еще раз?!

Видимо, Пайпер что-то пропустил… Однако последствия были налицо. Точнее, на лице.

Получив удар по голове, бортпроводник упал на колени. Дарла взвизгнула при виде крови. Пайпер и молодой сотрудник одновременно поднялись с мест, встали плечом к плечу и дальше действовали как слаженная команда. Сотрудник службы безопасности, заблокировав проход, быстро вытащил пистолет и выкрикнул:

— ФБР! Всем сесть и положить руки на спинку сиденья перед собой!

Пайпер, держа жетон агента ФБР высоко над головой, прошел к хвосту самолета.

— Какого черта? Чё надо? — забеспокоился британец, увидев Пайпера. — Мы в отпуске, дружище!

Дарла помогла окровавленному бортпроводнику подняться. Пайпер ободряюще подмигнул ей. До разбушевавшихся британцев оставалось еще пять рядов. Пайпер остановился.

— Немедленно займите свои места. Руки за голову. С этого момента вы под арестом. Отпуск закончился, — проговорил он медленно и спокойно, а после паузы добавил: — Дружище.

Друзья попытались усадить британца, но тот упирался, крича от ярости и страха. На шее вздулись сосуды.

— С какой стати?! С какой стати?! — словно заведенный повторял он одно и то же.

Спрятав жетон в карман, Пайпер вытащил пистолет. Пассажиры в ужасе смотрели на него. Толстая женщина с ребенком громко заскулила.

— Последний раз прошу по-хорошему. Сядьте на место и положите руки за голову!

— А то что?! — прогнусавил британец через заложенный нос. — Пристрелишь меня, а заодно и самолет продырявишь?

— У меня специальное оружие, — процедил Пайпер сквозь зубы откровенную ложь. — Пуля попадет в твою голову, разлетится там на мелкие части и превратит мозг во взбитые сливки.

Пайпер был опытным стрелком. В детстве он одним выстрелом снимал с дерева черных белок. Мог без труда попасть в намеченную цель с точностью до миллиметров. Однако сейчас он прекрасно понимал, что пуля, естественно, вышла бы с другой стороны.

Британец онемел от страха.

— У тебя ровно пять секунд, — заявил Пайпер, переводя прицел с груди на голову. — Мне, честное слово, все равно — пристрелить тебя или нет. В любом случае рапорт писать придется…

— Шон, сядь, ради Бога! — крикнул один из друзей британца, дергая его за край футболки-поло. Шон упал в кресло и послушно заложил руки за голову.

— Правильное решение, — сказал Пайпер.

Подошла Дарла с пластиковыми наручниками. Сидевшие рядом пассажиры помогли надеть их на британцев. Пайпер опустил пистолет, спрятал под куртку и, повернувшись к сотруднику службы безопасности, объявил:

— Все в порядке!

Все зааплодировали. Тяжело дыша, Пайпер вернулся на свое место. Вот бы снова заснуть!

Такси подъехало к бордюру. Несмотря на вечер, жара не спадала. Пайпер с удовольствием разместился на прохладном от кондиционера сиденье.

— Куда едем? — спросил водитель.

— Где здесь лучшие номера?

Дарла нежно прильнула к Пайперу.

— В гостинице авиакомпании или в правительственной… Но, дорогой, по-моему, нам везде будет хорошо.

Такси сделало круг по аэропорту, направляясь в центр города. У дальнего ангара Пайпер заметил три «Боинга-737» с красной полосой вдоль корпуса без обозначений.

— Что за авиалиния? — поинтересовался Пайпер у Дарлы.

— Это самолеты «Зоны-51». Принадлежат ВМС США.

— Серьезно?!

Таксист счел своим долгом вмешаться в разговор.

— Чистая правда, — подтвердил он. — Каждый день отсюда в зону отправляются сотни научных сотрудников. Все местные это знают. Говорят, там пытаются отремонтировать «летающую тарелку»!

Пайпер усмехнулся.

— Ну уж не знаю, чем они там занимаются, а денег налогоплательщиков вбухано ого-го сколько! Кстати, у меня в «Зоне-51» знакомый работает!

Нельсон Элдер увлекался спортом. Каждое утро он отправлялся в тренажерный зал и был твердо уверен, что все его подчиненные должны поступать точно так же.

— А вы бы сами захотели общаться с толстым страховщиком? — любил он спрашивать у коллег.

Его неприятие нездорового образа жизни граничило с одержимостью. Видимо, это пошло с детства. Элдер вырос в бедном районе Бейкерсфилда на юге Калифорнии, где нищета и тучность стали соседями в трейлерном городке. Элдер принципиально не принимал на работу полных людей, а если приходилось страховать толстяков, назначал более высокую ставку с поправкой на риск.

Кожу слегка покалывало после ледяного душа, который он всегда принимал после трехмильной пробежки. Из окна открывался превосходный вид на шоколадно-коричневые горы и бирюзовые воды озера Мид. Элдеру было за шестьдесят, но чувствовал он себя отлично. Сшитый на заказ костюм идеально сидел на подтянутой фигуре. Сердце, как у спортсмена, билось медленно. Однако на душе было неспокойно. Даже травяной чай не помогал.

Тяжело дыша, в двери показался Бертрам Майерс — финансовый директор «Достойной жизни», лет на двадцать младше начальника, но не такой тренированный. Черные волнистые волосы блестели. С него градом катил пот.

— Как пробежка? — спросил Элдер.

— Замечательно. Спасибо! А вы сегодня тренировались?

— Спрашиваете!

— Почему так рано сегодня?

— Встреча с ФБР. Будь она неладна! — ответил Элдер.

— О, как я мог забыть! Сейчас приму душ и вернусь. Хотите, чтобы я присутствовал?

— Нет, сам справлюсь.

— Волнуетесь? Вид у вас какой-то встревоженный.

— Нисколько. Встреча как встреча.

— Точно. Встреча как встреча, — согласился Майерс.

Пайпер быстро добрался до офиса «Достойной жизни», располагавшегося в Хендерсоне — небольшом «спальном» городке к югу от Лас-Вегаса, на берегу озера Мид. Элдер показался Пайперу типичным лощеным топ-менеджером, довольным своим богатством и местом в жизни.

— Я вас предупреждал по телефону, специальный агент Пайпер, что вряд ли смогу чем-нибудь помочь. Стоило ли ехать так далеко из-за пятиминутной встречи?

— Не беспокойтесь, сэр. Мне в любом случае нужно было в Лас-Вегас.

— В новостях сообщили, что в Нью-Йорке арестовали подозреваемого.

— Я не могу раскрывать подробности. Следствие еще продолжается. Но наверное, вы догадались, что, если бы в деле все было до конца ясно, наша встреча бы не состоялась. Вы были знакомы с Дэвидом Свишером?

Элдер смог рассказать немногое. Да, встречались. Познакомились шесть лет назад во время одной из многочисленных командировок Элдера в Нью-Йорк. Банк «Эйч-эс-би-си» тогда наряду с несколькими другими пытался заполучить «Достойную жизнь» в качестве клиента. Свишеру — менеджеру высшего звена в банке — как раз поручили обработать Элдера. Он со знанием дела принялся за работу. Вначале назначил встречу в головном офисе, потом в течение года не выпускал Элдера из виду: звонил, присылал электронные письма. Его настойчивость вознаградилась: когда в 2003 году «Достойная жизнь» решила разместить предложение на продажу облигаций для финансирования запланированного поглощения, Элдер, недолго думая, выбрал «Эйч-эс-би-си» в качестве консорциума, гарантирующего размещение ценных бумаг.

Пайпер уточнил, приходилось ли Свишеру лично приезжать в Лас-Вегас в процессе оформления сделки.

Нет. Насколько Элдер помнил, приезжали младшие сотрудники банка. Еще раз Элдер встретился со Свишером на ужине в Нью-Йорке по случаю заключения сделки.

Общались ли после?.. Созванивались от силы раз в полгода. Когда в последний раз?.. Больше года назад. Конечно же, секретари напоминали им поздравить друг друга с праздниками. Но ничего личного. Хотя, естественно, Элдер ужаснулся, прочитав об убийстве Свишера.

Неожиданно зазвучала симфония Бетховена — мелодия входящих у Пайпера. Взглянув на экран телефона, он отклонил вызов. Лора?! Какого черта она звонит?..

Пайпер, извинившись, вернулся к разговору с Элдером. В голове вертелась уйма вопросов.

Что Свишер говорил о Лас-Вегасе? Были ли у него здесь друзья, деловые контакты? Упоминал ли, что увлекается азартными играми? Не намекал ли на долги? Делился когда-нибудь подробностями личной жизни? Может быть, Элдеру известно о врагах Свишера?

Нет, нет, нет… На все вопросы — однозначное «нет».

Элдер хотел, чтобы Пайпер уяснил: их отношения со Свишером носили сугубо деловой, поверхностный характер. Конечно, он бы с радостью помог следствию, но как?

Пайпер чувствовал нарастающее раздражение. Разговор ни к чему не привел. Еще один тупик! Однако что-то беспокоило Пайпера в поведении Элдера, что-то мелкое… Какое-то несоответствие в общем облике, что ли… Скрываемая напряженность в голосе? Или нарочитая беззаботность? Видимо, интуиция подсказала Пайперу следующий вопрос:

— А как идет бизнес, мистер Элдер?

Элдер чуть помедлил — достаточно, чтобы стало понятно: Пайпер задел больное место.

— Неплохо. А почему спросили?

— Так. Банальное любопытство. А скажите… Вот опять же просто интересно. Большинство страховых компаний работает в крупных городах: Хартфорд, Нью-Йорк. Почему вы выбрали Лас-Вегас, почему Хендерсон?

— Здесь мои корни, — ответил Элдер. — Я построил компанию кирпичик за кирпичиком. Сразу после колледжа начал работать агентом в небольшой брокерской конторе. Здесь, в Хендерсоне, в миле от этого офиса. Там было всего шесть сотрудников. Я выкупил фирму у владельца, когда он пошел на пенсию, и назвал ее «Достойная жизнь». Сегодня у нас более восьми тысяч работников и филиалы по всей стране.

— Впечатляет! Вы, должно быть, гордитесь своим детищем…

— Конечно. Спасибо.

— И в целом страховой бизнес сейчас на подъеме, да? — продолжал Пайпер.

Снова небольшая пауза.

— Страхование всегда востребовано. Конечно, конкуренция сейчас усилилась. Иногда возникают сложности с регулятивными органами. Но мы прочно стоим на ногах…

Слушая Элдера, Пайпер вдруг заметил у него на столе кожаную подставку, а в ней множество черных и красных шариковых ручек «Пентел» и не смог удержаться:

— Не подарите одну ручку в качестве сувенира? Черную.

— Да пожалуйста, — удивленно ответил Элдер. — Очень тоненько пишет.

Пайпер вытащил из портфеля ламинированный лист бумаги — ксерокопию открытки, полученной Свишером, передняя и обратная стороны.

— Взгляните, пожалуйста.

Нацепив очки, Элдер взял листок.

— Ужасно.

— Видите почтовый штемпель?

— Да. Восемнадцатое мая.

— Вы были в Лас-Вегасе восемнадцатого мая?

— Не помню, — раздраженно ответил Элдер. — Могу попросить секретаря уточнить.

— Будьте любезны. А сколько раз за последние полтора месяца вы ездили в Нью-Йорк?

— Ни разу! — выпалил Элдер, возмущенно вскинув брови.

— Понятно… — Пайпер показал на ксерокопию: — Позвольте?

Элдер вернул лист бумаги, на котором, естественно, остались отпечатки его пальцев.

После ухода Пайпера в кабинет вошел Бертрам Майерс и уселся во все еще теплое кресло.

— Ну как? — спросил он у Элдера.

— Как и следовало ожидать, говорили в основном об убийстве Дэвида Свишера. А еще он поинтересовался, где я был в тот день, когда из Лас-Вегаса выслали открытку.

— Неужели?

— Представьте себе.

— А я и не знал, что вы серийный убийца, Нельсон!

Элдер ослабил узел галстука «Гермес». Наконец-то можно успокоиться.

— Не шутите так, Берт. Вы можете оказаться моей следующей жертвой!

— И что, он не задал ни одного серьезного вопроса?

— Нет. Не знаю, чего я так волновался!

— Ага! А кто говорил, что совсем не волновался?!

— Какое там! Волновался, конечно.

Из Хендерсона Пайпер направился в Лас-Вегас, чтобы поработать в офисе ФБР. До ночного рейса в Нью-Йорк было еще полным-полно времени. Местные агенты собирали сведения по неидентифицированным отпечаткам пальцев на открытках. Проверяя данные работников почты, они выявили несколько кандидатур. Пайпер подкинул им отпечатки Элдера, а сам отправился в конференц-зал просмотреть газеты, пока не будут готовы результаты. Вскоре захотелось перекусить. Следуя зову желудка, Пайпер спустился по проспекту Лейк-Мид до ближайшей забегаловки.

Солнце палило. Пайпер снял пиджак, закатал рукава рубашки, но и это не спасало. Он зашел в первое попавшееся кафе «Квизноз» — тихое приятное местечко с хорошим кондиционером, оккупированное разношерстной публикой. Устроившись за столиком, Пайпер проверил голосовую почту.

Особенно взбесило последнее сообщение. Пайпер громко выругался, поймав на себе неодобрительный взгляд управляющего. Гнусавый голос заявил, что отключат кабельное телевидение за трехмесячную задолженность, если сегодня не поступит платеж.

Пайпер вообще не помнил, когда последний раз оплачивал коммунальные счета. На кухне скопилась целая пачка нераспечатанных писем. Он вспоминал о них как лысый о расческе.

Надо позвонить Нэнси. В телефоне было несколько пропущенных вызовов от нее.

— Привет из города греха, — сказал он в трубку. Нэнси не отреагировала на шутку. — Что нового по Камачо?

— Проверили расписание его рейсов. Он не мог совершить остальные убийства.

— Неудивительно.

— Да уж. Как прошла встреча с Нельсоном Элдером?

— Уверен, он не тот, кого мы ищем. Но тип подозрительный, я тебе скажу!

— Подозрительный? В каком плане? — уточнила Нэнси.

— У меня такое ощущение, что он что-то скрывает.

— Что-то серьезное?

— У него на столе ультратонкие ручки «Пентел».

— Нужен ордер? — спросила Нэнси холодно.

— И так справлюсь, — ответил Пайпер, а потом кротко попросил помочь ему с оплатой кабельного телевидения. В кабинете есть второй комплект ключей от квартиры. Не могла бы Нэнси забежать к нему, взять просроченные счета и сообщить, сколько и куда платить?

— Без проблем, — сухо согласилась Нэнси.

— Спасибо. И еще… Прости, что вчера вечером не отвечал на твои звонки. Перебрал после полета.

— Ничего страшного, — вздохнув, ответила Нэнси.

Его мучили угрызения совести. Но что еще он мог сказать?! Закончив разговор, Пайпер взглянул на часы. До рейса в Нью-Йорк оставалось несколько часов. Чем бы заняться?.. Сходить в казино? Жаль, он не увлекается азартными играми. Дарла давно улетела. Напиться? Это можно сделать и в любом другом месте, не обязательно в Вегасе. И вдруг его озарило. Легкая улыбка скользнула по губам. Пайпер зашел в телефонную книжку и выбрал номер.

Нэнси напряглась, открыв дверь в квартиру Пайпера. Звучала музыка, посреди гостиной валялся раскрытый чемодан.

— Кто-нибудь есть дома? — громко крикнула Нэнси, услышав шум воды в ванной комнате. — Эй!

Воду выключили.

— Кто здесь? — услышала Нэнси женский голос.

Вскоре оттуда вышла мокрая девушка, на ходу заворачиваясь в большое полотенце. На вид ей было чуть больше двадцати. Стройная блондинка, пленяющая своей непринужденностью. Вокруг маленьких прелестных ножек медленно растекались лужицы.

Ужасно молоденькая! Нэнси удивилась своей первой реакции. Ревность.

— Ой, привет! — проговорила девушка. — Я Лора.

— Нэнси.

Повисла неловкая пауза.

— Уилла нет дома.

— Знаю. Он попросил меня взять кое-что для него из квартиры.

— Конечно. Располагайтесь. Я вернусь через минуту, — быстро прощебетала Лора и снова исчезла в ванной.

Нэнси хотела быстро найти счет за телевидение и уйти, пока девушка не вернулась, но замешкалась и вновь столкнулась с Лорой. Девушка зашла на кухню — босиком, в джинсах, футболке и с тюрбаном из полотенца на голове. Кухня оказалась слишком маленькой для двоих.

— Вот… Счет за кабельное телевидение… — неловко проговорила Нэнси.

— О, ему всегда наплевать на ДНН! — воскликнула Лора и, встретившись с недоуменным взглядом Нэнси, пояснила: — ДНН — дела нудные, но необходимые!

— Уилл последнее время очень занят, — попыталась оправдать Пайпера Нэнси.

— А вы откуда его знаете? — спросила Лора.

— Вместе работаем. — Нэнси подготовилась ответить на следующий вопрос: «Нет, я не его секретарь!» — но неожиданно услышала:

— Вы тоже спецагент?!

— Да. А вы откуда его знаете? — спросила Нэнси, подражая Лоре.

— Он мой отец.

Прошел час, а они все болтали не переставая. Лора пила вино, Нэнси — воду со льдом. Две женщины, объединенные странным обстоятельством — Уиллом Пайпером.

Как только отношения прояснились, Лора с Нэнси почувствовали друг к другу симпатию. Нэнси обрадовалась, что Лора не подружка Пайпера, а Лора — что у отца вполне сносный напарник. Оказалось, что девушка только сегодня утром приехала на поезде из Вашингтона. Ее неожиданно пригласили в Манхэттен. Не дозвонившись до отца — хотела спросить, можно ли переночевать у него, — Лора решила, что его нет в городе и можно смело остановиться в квартире. У нее есть свой ключ.

Вначале Лора немного стеснялась, но после второго бокала вина разговорилась. Она была всего на шесть лет младше Нэнси. Девушки быстро нашли общие темы помимо Пайпера. В отличие от отца Лора любила искусство и даже могла поспорить с Нэнси, кто лучше разбирается в музыке и живописи. Во многом их вкусы совпадали. Любимый музей — «Метрополитен». Любимая опера — «Богема». Любимый художник — Моне.

Так странно! И здорово!

Два года назад Лора окончила колледж и теперь неполный день работала в офисе. Жила в Джорджтауне с другом — аспирантом факультета журналистики Американского университета. В юности Лора чуть было не пошла совсем другим жизненным путем. Небольшое, но престижное издательство всерьез заинтересовалось ее первым романом. Хотя Лора сочиняла с подросткового возраста, учитель английского в старших классах школы посоветовал ей не называть себя писательницей, пока не напечатают ее первую книгу. А ей так хотелось!

Лора не чувствовала уверенности в собственных силах, но друзья и учителя поддержали ее. Все говорили, что есть шансы, что книгу издадут. В итоге без агентов Лора сама отправила рукопись в двенадцать издательств, а потом принялась за написание сценария, уверенная, что по ее книге можно снять отличный фильм. Вскоре Лора привыкла к тяжелым посылкам у дверей — издатели возвращали рукописи вместе с письмом об отказе. И так девять раз, десять, одиннадцать… Двенадцатое издательство молчало. Время шло. И вдруг раздался телефонный звонок из нью-йоркского «Элевейшн пресс»! Их заинтересовала книга, хотя они настаивали на некоторых изменениях. Лора с радостью согласилась, переписала роман в соответствии с замечаниями, а позавчера получила по электронной почте приглашение от редактора встретиться в офисе. Страшновато!

Лора показалась Нэнси удивительной, словно дверца в совершенно иной мир. В роду Липински никогда не было ни писателей, ни художников. Они становились продавцами, бухгалтерами, стоматологами или агентами ФБР. Интересно, как это с ДНК Пайпера могло появиться на свет столь чистое, очаровательное существо?.. Конечно, все дело в матери.

Первая жена Пайпера Мелани — мать Лоры — сама писала стихи и преподавала поэзию в общинном колледже во Флориде. Брак продлился ровно столько времени, сколько нужно было, чтобы зачать Лору, родить и отпраздновать два ее дня рождения. А потом Пайпер разбил его вдребезги. С тех пор «твой отец» звучало в устах матери ругательством.

Он был как привидение. Лора узнавала о его жизни от чужих людей, ловила каждое слово, сказанное о нем матерью и тетками. И помнила отца лишь по фотографиям из свадебного альбома. Голубоглазый, большой и улыбающийся. Застывший во времени… Он уволился из полиции округа, поступил на службу в ФБР, женился во второй раз, развелся, много пил. А еще у него было много женщин. В общем, проходимец; хорошо хоть алименты платил.

Однажды Лора увидела его в новостях по телевизору. Он рассказывал о чудовищных убийствах. Увидев на экране имя «Уилл Пайпер», пятнадцатилетняя девочка тут же узнала голубые глаза и квадратный подбородок и расплакалась. С тех пор она начала писать короткие рассказы о нем, по крайней мере о том человеке, каким она его представляла. В колледже, освободившись от влияния матери, Лора провела собственное детективное расследование и нашла отца в Нью-Йорке. После этого они решили попробовать завязать отношения отец — дочь; правда, пока в качестве эксперимента. Пайпер стал вдохновением для ее первой книги.

— Как она называется? — спросила Нэнси.

— «Проклятый таран».

— В точку! — Нэнси рассмеялась.

— Да, он такой… Виноваты виски, гены и судьба. Родители отца оба были алкоголиками. Наверное, он не может иначе. — Лора налила себе еще бокал вина: — Видимо, я тоже!

Нельсон Элдер подъезжал к своему дому — восьмикомнатному особняку в Саммерлине, — когда зазвонил мобильник. На экране звонок определился как частный.

— Слушаю, — ответил Элдер, загоняя огромный «мерседес» в гараж.

— Мистер Элдер?

— Да. Кто это?

— Мы познакомились несколько месяцев назад в «Созвездии». Меня зовут Питер Бенедикт. — Скрипучий голос звонившего был напряжен.

— Простите, что-то не припомню.

— Мы играли в блэкджек. Я еще вычислил счетчиков.

— Ах да! Теперь вспомнил. Компьютерщик! — Элдер действительно удивился. — А я вам давал номер своего мобильного?!

— Да, — соврал Марк. Добыть телефонный номер для него не проблема. — Вам удобно говорить?

— Конечно. Чем могу помочь?

— На самом деле, сэр, это я хотел предложить вам помощь.

— Что вы имеете в виду?

— Ваша компания на грани банкротства, мистер Элдер. Я могу ее спасти.

Марк тяжело дышал, дрожа от возбуждения. Мобильник, все еще теплый от жара щеки, лежал на кухонном столе. Каждый этап плана безумно волновал Марка, но это было первое взаимодействие с другим человеком напрямую. Напряжение спадало медленно. Отлично, успокойся. Нельсон Элдер согласился встретиться. Еще один ход пешкой, и мат противнику обеспечен.

В дверь позвонили. Марк моментально покрылся испариной. Он редко принимал гостей. Тем более сегодня он никого не ждал. От страха он чуть не бросился в спальню под кровать. Но, преодолев волнение, на полдюйма приоткрыл дверь.

— Пайпер?! Что ты здесь делаешь?

— Сюрприз! — Пайпер стоял в дверях, широко улыбаясь. Вот это да. Похоже, он не вовремя. Казалось, Марк в любую секунду может рассыпаться как карточный домик.

— Не ожидал тебя увидеть…

— Я по делам приехал в Вегас и подумал, почему бы не заглянуть к тебе. Прости, если некстати.

— Нет, что ты! — проговорил Марк. — Я просто никого не ждал. Зайдешь?

— Конечно. На полчасика. Нужно скоротать время до отлета. — Пайпер прошел следом за приятелем в гостиную. Судя по напряжению в голосе и скованным движениям, бывшему однокашнику было неловко в присутствии Пайпера. По привычке он начал составлять его психологический портрет. Пайперу всегда удавалось за считанные секунды раскрывать чувства, мотивацию, причины конфликтов. В детстве он пользовался этим умением, чтобы гарантировать себе безопасное пространство в доме — своеобразную защиту от родителей-алкоголиков. Он говорил то, что надо, и делал то, что надо, в то время, когда это было нужно, чтобы сохранить стабильность в отношениях.

Пайпер умело пользовался своим талантом — пользуясь словами знаменитого Дейла Карнеги, чтобы «завоевать друзей и оказывать влияние на людей». Женщины сказали бы, что Пайпер ими манипулировал. В карьере это давало ему ощутимое преимущество над противником — преступниками.

Но что же все-таки беспокоило Марка?.. Он по жизни мизантроп? Или волнение напрямую связано с приходом гостя?

Пайпер сел на жесткий диван.

— А знаешь, после встречи выпускников мне стало немного стыдно. Что нам мешало раньше разыскать друг друга?.. Хотя я редко бываю в Лас-Вегасе. Вот и сейчас прилетел всего на сутки. А вчера по дороге в гостиницу речь случайно зашла о «Зоне-51», и я сразу вспомнил о тебе!

— Правда? — пискляво спросил Марк. — Почему?

— Ты вроде намекал, что там работаешь?

— Да?.. Не помню такого.

Пайпер подумал, что на встрече выпускников, когда начали шутить про «Зону-51», Марк вел себя странно. Как будто это было для него запретной темой. Хотя какая, по сути, разница? Похоже, Марк четко следовал инструкции. Ну что ж, молодец!

— Конечно, не мое дело, где ты работаешь. Просто возникла такая ассоциация, и вот я здесь!

— Как ты меня нашел? Моих данных нет в базе колледжа. — Марк с недоверием наблюдал за Пайпером.

— Прочесал базу ФБР в местном офисе, и, представь себе, безрезультатно! Ты нигде не числишься. Похоже, ты действительно работаешь в интересном месте! Тогда я позвонил Зекендорфу. У него не оказалось твоего номера, зато был адрес. Его жена отправляла тебе фотографию, помнишь? Я свою, кстати, тоже на кофейный столик поставил. Ну и слезливые стариканы мы с тобой, однако! Может, выпьем? — Пайпер заметил, что Марк стал дышать ровнее. Ура, лед тронулся! Вероятно, у парня боязнь общения в острой форме. Ему нужно время, чтобы привыкнуть к собеседнику.

— Что тебе предложить? — спросил Марк.

— Виски есть?

— Нет, только пиво.

— Ну, на безрыбье, как говорится…

Марк ушел на кухню. Пайпер из любопытства осмотрел квартиру. Вся мебель в гостиной, хоть и современная, была лишена индивидуальности. Такую обычно ставят в приемных. В идеальном порядке присутствия женщины не ощущалось. Холодный, холостяцкий стиль. Шкаф с блестящими хромированными ручками доверху заполнен толстыми книгами по программированию, строго расставленными по высоте.

На письменном столе с белой лакированной поверхностью рядом с закрытым ноутбуком высились две кипы листов. Пайпер мельком взглянул на титульный лист. «Счетчики», сценарий Питера Бенедикта, ВГА номер 4235567. Кто такой Питер Бенедикт? Может, псевдоним Марка? Там же лежали две черные ручки. Пайпер усмехнулся. Ультратонкие «Пентел». И тут они!

Марк вернулся с пивом в гостиную.

— В Кембридже ты вроде рассказывал, что пишешь книги? — решил уточнить Пайпер.

— Пишу.

— Сценарии на столе твои?

Марк смущенно кивнул.

— Моя дочь тоже, типа, писательница… О чем пишешь?

Рассказывая о последнем творении, Марк постепенно расслабился. Очень скоро Пайпер услышал о казино, карточном счете, о Голливуде, продюсерах и агентах. Марк трещал без остановки, позабыв про свою скрытность. За второй кружкой пива Пайпер узнал о жизни Марка после колледжа и до переезда в Лас-Вегас — несколько скоротечных привязанностей и бесконечная работа за компьютером. За третьей кружкой Пайперу пришлось вспомнить подробности своего прошлого: неудачные браки, несложившиеся отношения и все такое. Марк слушал открыв рот. Его удивление возрастало. Жизнь золотого мальчика была далеко не идеальна. А он-то думал!.. Пайперу стало не по себе от подкатившего чувства вины и наполнившего мочевой пузырь пива.

Сгоняв в туалет, он вернулся в гостиную и заявил, что пора идти. Но прежде Пайпер хотел снять камень с души.

— Я должен извиниться перед тобой, Марк.

— За что?

— На первом курсе в колледже… я был полным придурком. Я мог вмешаться тогда. Ну, ты помнишь. Сказать Алексу, чтобы оставил тебя в покое. Прости. — Пайпер не стал прямо говорить о случае со скотчем — и без того все было ясно.

Марк от смущения не мог подобрать слов.

— Я…

— Не надо ничего говорить.

Марк шмыгнул носом.

— Нет, послушай. Я ценю твои слова. По-моему, мы так тогда и не поняли друг друга.

— Согласен. — Пайпер проверил в кармане ключи от машины. — Ну, спасибо за пиво и за воспоминания. Мне пора.

Набрав в легкие побольше воздуха, Марк сказал:

— Я знаю, почему ты в Вегасе. Видел пресс-конференцию по телевизору.

— Ах да. «Судный день». След привел в Лас-Вегас.

— Я много раз видел тебя в новостях и читал статьи о тебе в журналах.

— Приходится сотрудничать со СМИ.

— Здорово!

— Поверь мне на слово, это не так.

— А как продвигается расследование «Судного дня»?

— Признаюсь, это дело мне как заноза в заднице! Я и не хотел за него браться. Собирался спокойно доработать до пенсии. А тут…

— Зацепки появились?

— Тебе я могу довериться. Ты умеешь держать язык за зубами. Так вот слушай: зацепки — ни одной!

— Боюсь, ты его не поймаешь, — усталым голосом проговорил Марк.

Пайпер прищурился, глядя на него:

— Почему ты так решил?

— Не знаю. Похоже, он умен.

— Не, я его поймаю. Будь уверен. От меня еще никто не ускользал.

28 ИЮНЯ 2009 ГОДА

Лас-Вегас

Звонок Питера Бенедикта не на шутку встревожил Элдера. Так странно получить предложение помочь «Достойной жизни» от человека, с которым виделся всего один раз! К тому же Элдер точно помнил, что не давал ему номер своего мобильного. Да еще внезапный интерес ФБР к компании и к нему лично подлил масла в огонь. О каком отдыхе в воскресенье могла быть речь?! В трудные времена Элдер предпочитал находиться в офисе, среди подчиненных, рядом с коллегами, как генерал со своей армией. Впрочем, на этот раз Элдер не собирался заставлять менеджеров работать в субботу и воскресенье. Он должен лично справиться с ситуацией. Даже Берт Майерс — его правая рука — ничего не узнает, пока Элдер не разберется, с чем имеет дело.

Только он и Майерс сознавали всю серьезность положения, в котором оказалась «Достойная жизнь». Вдвоем они разработали схему, как вывести компанию из финансового кризиса. Правильнее схему следовало бы называть «откровенное мошенничество», но Элдеру больше нравилось «агрессивный план».

Они только приступили к его реализации и пока не слишком успешно. План не работал. Казалось, действовало правило бумеранга, и финансовая дыра становилась все глубже и глубже. В отчаянии Элдер решил перевести часть наличных из резервов в строку прибыли за последний квартал, что укрепило позиции акций на фондовом рынке.

В общем, он ступил на скользкую дорожку, ведущую прямиком в ад или, в лучшем случае, в тюрьму.

Элдер и сам это понимал, но отступать было поздно. К тому же он надеялся, что в следующем квартале все изменится к лучшему. Компания, построенная своими руками, дело всей жизни, единственная любовь, значила для него больше помешанной на загородном клубе жены и беспутного сынка. Спасти «Достойную жизнь» надо любой ценой. А если Питер Бенедикт может предложить дельное решение, его надо выслушать.

Основным видом деятельности компании было страхование жизни. «Достойная жизнь» лидировала на западном берегу Миссисипи по количеству выданных полисов. Элдер на этом деле собаку съел. Ему всегда импонировала точность прогнозов по уровню смертности. Если стараться предсказать смерть конкретного человека, да еще ставить на это деньги, вероятность постоянного получения прибыли невелика. Лучше положиться на закон больших чисел и нанять армию актуариев и статистиков для анализа данных прошлых лет и прогнозирования будущего. Никто не в состоянии рассчитать точно, какой страховой взнос назначить конкретному человеку, чтобы получить прибыль; можно лишь теоретически предположить, например, сколько проживет тридцатипятилетний некурящий мужчина, не употребляющий наркотики, родственники которого не умирали от сердечно-сосудистых заболеваний.

Тем не менее рентабельность падала. Из каждого доллара, взимаемого «Достойной жизнью» в качестве взноса, тридцать центов уходило на покрытие расходов, большая часть — на выплату страховки, и лишь малая часть составляла прибыль, которая складывалась из двух компонентов: прибыль от самого страхования и доход от капиталовложений.

Страховые компании — всегда инвесторы. Ежедневно они вкладывают в разные проекты миллиарды долларов, а инвестиционный доход становится смыслом существования компании. Некоторые даже страхуют себе в убыток — например, берут доллар в виде страхового взноса, больше доллара теряют на выплату компенсации и на прочие расходы, только чтобы заработать на инвестициях. Элдер считал подобную стратегию ниже своего достоинства, но тоже стремился заработать как можно больше на вложениях в ценные бумаги.

Финансовые проблемы «Достойной жизни» возникли в результате расширения компании. В течение многих лет Элдер делал ставку на экспансию. Империя разрасталась за счет приобретения мелких компаний. Постепенно страхование жизни перестало быть ведущим видом деятельности. Элдер переключился на страхование недвижимости, автомобилей, от несчастных случаев, а также страхование ответственности корпоративных клиентов. Бизнес пошел в гору, а потом начался резкий спад.

— Ураганы! Чертовы ураганы! — часто ворчал Элдер, даже когда рядом никого не было. Один за другим они обрушились на Флориду и побережье Мексиканского залива. Избыточные резервы — свободные средства, рассчитанные на выплату будущих компенсаций, — достигли нижней критической отметки! Федеральные и местные регулятивные органы обратили на это внимание. Что уж говорить об Уолл-стрит! Акции компании резко упали, превратив жизнь Элдера в трагедию похлеще Дантова «Ада».

Вся надежда на Берта Майерса — финансового гения.

Он, кстати, не был страховщиком. Имел образование в сфере инвестиционного банковского дела. Элдер нанял его несколько лет назад для разработки стратегии поглощения. Что касается корпоративных финансов, Майерс был, пожалуй, самым острым ножом во всем кухонном ящике, самым умным на Уолл-стрит.

Он разработал хитроумный план, как остановить сокращение прибыли. Естественно, Майерс не мог контролировать мать-природу и поток страховых требований, которые вдруг обрушились на компанию, зато мог увеличить инвестиционную прибыль, по его словам, «выйдя за линию». Государственные регуляторные ведомства, не говоря уже о внутреннем уставе компании, налагали строгие ограничения на капиталовложения. Разрешились в основном инвестиции в малоприбыльные, нерискованные предприятия, работающие на рынке ценных бумаг, а также консервативные вложения в ипотеку, потребительские кредиты и недвижимость.

Нельзя было не воспользоваться избыточными резервами. Не поставить их на рулетку. Майерс положил глаз на хеджевый фонд, возглавляемый какими-то гениальными математиками из Коннектикута, которые сумели наварить на изменении курса иностранной валюты. Тот фонд — «Международные консультанты» — был слишком рискованным, и «Достойная жизнь» не могла в него инвестировать, но как только Элдер одобрил схему, Майерс зарегистрировал подставную фирмочку, а потом передал в фонд «Международные консультанты» миллиард, надеясь на прибыль, способную залатать дыры в финансовой отчетности.

Однако события сыграли не в пользу Майерса. «Международные консультанты» поставили на падение йены. Кто мог подумать, что министр финансов Японии все испортит, выступив с благоприятным прогнозом относительно денежной политики страны?

В первом квартале инвестиции уменьшились на четырнадцать процентов. «Международные консультанты» уверяли, что это случайность и их стратегия в целом надежна. Майерсу нужно лишь подождать, и прибыль пойдет вверх.

Элдер решил встретиться с Питером Бенедиктом в воскресенье утром, чтобы не привлекать лишнего внимания, и, естественно, где-нибудь за пределами офиса. Коллеги и друзья Элдера вряд ли заглядывают во второсортное кафе, где подают вафли, на севере Лас-Вегаса. Внутри пахло кленовым сиропом. Элдер в белых поплиновых брюках для гольфа и тонком оранжевом кашемировом свитере устроился в кабинке. Он сомневался, что узнает Питера, поэтому внимательно разглядывал каждого входившего в кафе.

Марк на несколько минут опоздал. Скромные джинсы, неизменная бейсболка, в руках коричневый конверт. Марк первым заметил Элдера и подошел к кабинке. Привстав, страховщик протянул ему руку:

— Здравствуйте, Питер! Рад встрече.

Марк смутился. Воспитанность Элдера подсказывала, что вначале нужно поговорить на общие темы. Марку было не по себе. Единственное, что их до сих пор объединяло, — блэкджек. Элдер завел разговор о картах, потом настоял на завтраке. Марка беспокоило учащенное биение сердца. Вдруг это перерастет в патологию? Выпив холодной воды, он постарался успокоиться, но сердце не унималось. Может, встать и уйти?

Нет, слишком поздно.

Предписанный этикетом пустой разговор иссяк. Итак, условности соблюдены.

— Питер, почему вы решили, что у моей компании проблемы? — перешел к делу Элдер.

У Марка не было диплома экономического образования, но он научился разбирать финансовые отчеты, когда работал в Кремниевой долине. Сталкиваясь с бухгалтерскими тонкостями, которые не понимал, он прилежно изучал соответствующую литературу. Вскоре его знаниям мог позавидовать опытный финансист. Вычислительные возможности его мозга позволяли вскрывать логическую и математическую суть бухгалтерских операций.

Срывающимся голосом Марк принялся объяснять мельчайшие отклонения от нормы в последнем квартальном отчете «Достойной жизни». Он обнаружил слабые следы мошенничества, на которые никто с Уолл-стрит не обратил внимания. Стало ясно, что в поисках высоких доходов компания зашла в запретные воды.

Элдер слушал с мучительным изумлением.

Когда Марк замолчал, Элдер отрезал кусочек вафли, отправил его в рот и начал задумчиво жевать.

— Не буду утверждать, что вы правы или не правы. Допустим, вы можете помочь «Достойной жизни». Объясните как.

Марк молча положил на стол коричневый конверт, который до сих пор держал на коленях. Внутри оказались газетные вырезки.

Все о деле «Судный день».

— Что это значит, черт возьми?!

— Вот как можно спасти вашу компанию, — прошептал Марк. Его пьянило ощущение, что теперь только он контролирует ситуацию.

— Да вы больны! К вашему сведению, я знал одного из убитых! — Элдер как ошпаренный вскочил со стула.

— Кого? — хрипло спросил Марк.

— Дэвида Свишера. — Элдер достал кошелек, собираясь расплатиться за завтрак.

Марк собрался с духом.

— Сядьте, пожалуйста. Он не был жертвой серийного убийцы.

— Что?!

— Пожалуйста, выслушайте меня.

Элдер сдался.

— Только имейте в виду, мне не нравится, куда зашел наш разговор. У вас минута на объяснение. Ясно?

— Хорошо. Дэвида Свишера убили. Но это сделал не убийца Судного дня.

— Откуда вы знаете?

— Просто такого убийцы не существует.

6 ИЮЛЯ 795 ГОДА

Остров Вектис, Британия

Аббат Иосиф увидел свое отражение, в длинном окне здания капитула. На улице было темно, свечи в комнате еще не затушили, поэтому окно казалось зеркальной поверхностью. Живот у аббата выпирал, толстые щеки обвисли. Иосифу единственному из всей братии не приходилось выбривать тонзуру — у него и так не осталось на голове ни одного волоса.

В дверь, постучавшись, вошел молодой монах-ибер с темной бородкой и волосами, жесткими и густыми, как медвежья шерсть. В руке у него были щипцы для снятия нагара со свечей.

— Добрый вечер, отец! — Почтительно поклонившись, он принялся за дело.

— Добрый вечер, Хосе! — Иосиф выделял молодого ибера среди других братьев за ум, умение рисовать и неунывающий нрав. Звонкий смех Хосе напоминал Иосифу смех его старого друга, кузнеца Матфея, отлившего монастырский колокол.

— Как сегодня воздух? — спросил аббат.

— Наполнен благоуханием цветов и стрекотом сверчков.

Здание капитула погрузилось в темноту. Хосе оставил зажженными только две свечи в келье аббата — одну на письменном столе, вторую — у кровати, и, пожелав спокойного сна, ушел. Оставшись один, Иосиф встал на колени и прочитал молитву, которую неустанно повторял каждый день, с тех пор как стал аббатом.

— Отче наш, благослови скромного слугу своего, что чтит тебя каждый день. Дай мне силы быть пастырем монастыря сего и служить Тебе до конца дней. Благослови создание Свое, Октавия, что без устали выполняет божественную миссию Твою, ведь Ты направляешь руку его, как направляешь наши сердце и разум. Аминь!

Задув свечу, Иосиф лег спать.

Когда епископ Дорчестерский спросил нового аббата, кого бы тот выбрал настоятелем монастыря, Иосиф без колебаний предложил сестру Магдалину. Среди монахов не было равных сестре по организаторским способностям и обязательности. Впрочем, Иосиф руководствовался и другим мотивом: он хотел завоевать расположение Магдалины, чтобы Октавий смог беспрепятственно выполнять миссию, для которой, по твердому убеждению Иосифа, родился на свет.

Сестра Магдалина стала первой настоятельницей на Вектисе. Она страстно молилась о прощении за гордыню, которую испытывала постоянно. Иосиф передал ей все дела, которыми сам занимался при Освине. Он терпеливо выслушивал ее ежедневные отчеты о нарушениях и проступках, которые не укрывались от ее всевидящего ока. Порядка в Вектисском монастыре стало больше. Больше стало и невысказанного недовольства, но Иосиф вмешивался, лишь когда действия Магдалины выходили за пределы здравого смысла или были попросту жестоки.

Все свое внимание он сосредоточил на молитвах, на завершении строительства монастыря и на Октавии.

После смерти Освина Иосиф заново пересмотрел планы расширения скриптория и решил сделать его еще больше, чем задумывалось вначале: он горячо верил, что священные книги, переписанные на Вектисе, служат ко благу всего рода людского. Аббат надеялся, что в будущем здесь будет работать еще больше писцов, принося монастырю заслуженную славу.

Еще Иосиф хотел построить маленькую келью, святая святых, где Октавий мог бы работать без помех. Особое место, где тот записывал бы имена, которые лились из его головы будто эль из бочки.

В скриптории всегда было темно и прохладно — идеальные условия для хранения пергамента и чернил. Мальчику тут тоже нравилось; он не любил играть на солнце или гулять по лугам. Ему отгородили угол у стены. Там, заперев дверь на щеколду, Октавий жил в постоянной темноте, лишь слегка разбавленной светом свечи. Его единственным занятием было сидеть на табурете, склонившись над столом, снова и снова макать перо в чернильницу и писать на пергаменте до полного изнеможения.

Из-за одержимости письмом Октавий почти не спал. Забывшись на несколько часов, он просыпался полностью обновленным. Как бы рано Паулин ни приходил в скрипторий, мальчик всегда работал. Молодая сестра или послушница приносила Октавию еду, не заглядывая — это строго запрещалось — в рукопись, выливала ночной горшок и зажигала новые сальные свечи. Паулин собирал драгоценные исписанные листы, а когда накапливалось нужное количество, сшивал их в тяжелые толстые книги и переплетал в кожу.

Вскоре Октавий превратился из мальчика в юношу. Тело вытянулось словно тесто, когда пекарь раскатывает его колбаской. Руки и ноги так и остались тонкими, а кожа — бесцветной; бледно-розовые губы еле-еле выделялись на ее фоне. Если бы Паулин не видел красных капель от порезов пергаментом, он бы подумал, что в жилах Октавия вообще нет крови.

По мере взросления лица мальчиков обычно грубеют, но подбородок Октавия не стал квадратным, нос не расширился. Он сохранил детские черты. Однако никто не удивлялся — все давно свыклись с его странностями. Прекрасные волосы по-прежнему были ярко-рыжими. Каждый месяц Паулин уговаривал цирюльника подстричь локоны мальчика, пока тот пишет, а еще лучше — пока спит. По полу рассыпались морковного цвета кудри, которые потом подметали послушницы — молоденькие девушки. С них брали страшную клятву держать язык за зубами и только после этого поручали приносить писцу еду и убирать его горшок. Девушки молча восхищались словно окаменевшей красотой Октавия и его сосредоточенностью. Только одна озорница — пятнадцатилетняя Мария — все время, хоть и безуспешно, пыталась привлечь его взгляд: то уронит бокал, то громко стукнет тарелкой. Но ничто не отвлекало Октавия от работы. Имена вылетали из-под его пера на бумагу. Сотни, тысячи, десятки тысяч…

Паулин с Иосифом часто стояли над Октавием, погрузившись в тяжкие раздумья и слушая быстрый скрежет пера. Буквы были по большей части из римского алфавита, хотя встречались и другие. Паулин узнал арабский, арамейский, древнееврейский. Многие символы оставались загадкой, их Паулин не мог расшифровать. Мальчик писал с невероятной скоростью, но на его лице не отражалось ни напряжения, ни торопливости. Когда перо стачивалось, Паулин приносил другое, чтобы буквы были четкими и аккуратными. Закончив страницу, Октавий начинал заполнять обратную сторону, следуя врожденному чувству бережливости, и лишь потом брался за чистый пергамент. Паулин, последнее время постоянно мучившийся артритом и коликами, тщательно изучал все записи, боясь наткнуться на знакомое имя — Паулин с острова Вектис, например.

Иногда Иосиф с Паулином разговаривали о том, что было бы интересно узнать мнение Октавия о своей работе. Если бы он мог объяснить… Но с таким же успехом можно было допытываться у коровы, в чем смысл ее существования. Октавий никогда не смотрел им в глаза, никогда не отвечал на вопросы, никогда не выражал чувств, никогда не говорил. Многие годы стареющие монахи спорили по поводу роли Октавия в библейском контексте. Бог — всеведущий и вечный — знает прошлое, настоящее и будущее. В этом они полностью соглашались друг с другом. Все события в мире предопределены Богом. Вероятно, Творец сделал чудесным образом рожденного Октавия своим живым пером, чтобы записать его рукой будущее.

У Паулина хранились все тринадцать книг «Исповеди» святого Августина. Монахи Вектисского монастыря особо их чтили, ведь Августин был для них путеводной звездой, вторым по значению святым после святого Бенедикта. Иосиф с Паулином тщательно перечитывали священные тома — и не по разу. Им слышалось, будто святой Августин шепчет: «Бог решает судьбу каждого человека. Жизнь человека протекает так, как определил Бог».

Разве Октавий не живое тому доказательство?

Вначале Иосиф складывал книги в кожаных переплетах на полку в келье Октавия. Когда мальчику исполнилось восемь, пришлось соорудить вторую полку. Взрослея, он стал писать все быстрее и быстрее; в последнее время получалось десять толстенных книг в год. Вскоре общее количество превысило семьдесят томов. Книги буквально вываливались из клетушки Октавия. Иосиф решил, что пора выделить для библиотеки отдельное место.

Аббат велел рабочим временно приостановить строительство на территории монастыря и бросить все силы на расширение подвала скриптория напротив кельи Октавия. Писцы трудились в главном зале, ворча по поводу бесконечных ударов кирками. Одному лишь Октавию шум не мешал.

В скором времени строительство завершилось. Разрастающаяся коллекция теперь располагалась в отдельной библиотеке — сухом прохладном хранилище из камня. Кладкой лично руководил Уберт. Он знал, что за запертой дверью живет Октавий, но даже не пытался взглянуть на сына. Теперь мальчик принадлежал Богу, а не ему.

Иосиф создал вокруг Октавия ореол таинственности. Только Паулину и Магдалине было известно, чем на самом деле занят воспитанник. Естественно, в монастыре ходили слухи о таинственных текстах и священных ритуалах, с которыми связан юноша. Многие братья и сестры видели Октавия только маленьким мальчиком, но все любили и уважали Иосифа. Никто не сомневался в добродетельности и правильности его поступков. Жители Вектиса не понимали многого, что происходило в окружающем мире, они просто верили, что Бог и Иосиф позаботятся об их безопасности и покажут дорогу к святости.

Седьмого июля Октавию исполнилось восемнадцать.

Он справил нужду в углу комнаты и тут же, сев за стол, обмакнул перо в чернила. Келья еще не освободилась от оков ночи. В тяжелых подсвечниках горели свечи — их не гасили, даже когда юноша спал. Октавий принялся за работу точно с того места, где остановился вчера.

Новое имя. Mors. Следующее. Natus. Снова имя. И еще, и еще…

Рано утром в дверь постучалась послушница Мария и, не дожидаясь ответа — его ведь все равно не услышишь, — вошла в келью. Она была местной, родом с южной части Вектиса, откуда открывается вид на берега Нормандии. Ее отец — фермер — не мог прокормить всех своих детей, поэтому отдал Марию Богу, рассудив, что это лучше, чем стать бедной молотильщицей зерна. Девушка жила в монастыре четвертое лето. Сестра Магдалина считала ее способной, но уж чересчур веселой. Мария быстро запоминала молитвы, часто смеялась и придумывала всякие забавные игры с другими послушницами: то сандалии спрячет, то желудей в кровать насыплет. Магдалина все ждала, когда девчушка угомонится, а пока сомневалась, стоит ли постригать ее в монахини.

Мария принесла завтрак — черный хлеб и кусочек копченой свиной грудинки. Многие девушки побаивались Октавия и никогда не разговаривали с ним, и лишь Мария болтала без умолку, словно с самым обыкновенным парнем. Как всегда, Мария вертелась перед его столом, чтобы он хоть на секунду взглянул на нее. Длинные каштановые волосы выбивались из-под косынки. Скоро, когда она станет сестрой, их остригут… Конечно, Мария мечтала об этом, но с другой стороны — жаль ведь!

— Какое прекрасное сегодня утро, Октавий! Лето на дворе! — Она поставила поднос на письменный стол. Иногда Октавий даже не притрагивался к еде, однако свиную грудинку он любил, Мария это точно знала. Юноша, отложив перо, начал есть. — А знаешь, почему тебе сегодня мясо перепало? Потому что сегодня твой день рождения! Тебе исполнилось восемнадцать. Если хочешь отдохнуть и прогуляться, я им скажу. Тебя отпустят на улицу.

Съев все до последней крошки, Октавий продолжил писать, оставляя жирные отпечатки на пергаменте. Мария два года приходила в его келью и уже давно увлеклась странным молодым человеком. Она представляла, что ей суждено расколдовать его, что благодаря ей Октавий начнет говорить и откроет свой секрет. Его восемнадцатилетие наверняка имеет особое значение. Вдруг переход во взрослую жизнь разрушит проклятие, и прекрасный загадочный Октавий превратится в обычного мужчину?

— Эх, а ты ведь даже не знал, что сегодня твой день рождения, да? — дразнила его Мария. — Седьмое июля. Всем известно, когда ты родился. Ты такой особенный! — Мария вытащила из-под платья маленький кулечек, не больше яблока, перевязанный кожаной ленточкой. — У меня для тебя подарок, Октавий. — Стоя за спиной юноши, Мария наклонилась и положила кулечек прямо на пергамент. Октавий посмотрел на него пустыми глазами.

— Разверни, — подсказала девушка. Октавий, не двигаясь, продолжал глядеть прямо перед собой. — Ну ладно, давай я. — Мария обвила сильными руками его худенькое тело и развязала ленту. Внутри оказалась круглая золотистая лепешка с медом. — Посмотри, я сама испекла для тебя. — Мария прижималась к спине Октавия. Наверное, он почувствовал через тонкую рубашку ее упругие маленькие груди, тепло, исходившее от плеча, касавшегося его щеки, мускусный запах ее созревшего тела, ее дыхание.

Октавий уронил перо и положил руку себе на колено. Он тяжело дышал. Испугавшись, что ему стало плохо, Мария отступила. Она не видела, что он делал, согнувшись, будто пчела ужалила его, лишь слышала странные животные звуки. Какой-то свист вырывался сквозь плотно сжатые зубы. Вдруг Октавий вскочил и развернулся к ней. Мария охнула, колени ее подкосились. Октавий стоял перед ней со спущенными штанами, держа в руке огромный поднявшийся член, чуть розовее, чем тело. Путаясь в штанинах, Октавий подошел к Марии и будто щупальцами схватился длинными пальцами за ее грудь. Девушка была сильнее его, но от ужаса сделалась слабой как котенок. Они упали на пол. Октавий задрал подол ее платья и оказался между молочно-белых бедер. Он начал поджимать девушку под себя, давя подбородком ее плечо и упираясь лбом в пол. Мария выросла в деревне, она прекрасно понимала, что с ней происходит.

— Господи, смилуйся надо мной! Господи, смилуйся надо мной! — громко запричитала она.

Когда Хосе услышал крики и, бросив работу в главном зале, ринулся в келью Октавия, было уже поздно. Мария, сидя у стены, тихо плакала, сжимая подол запятнанного кровью платья. Октавий со спущенными штанами склонился над рукописью. Перо в его руке, будто живое, порхало над бумагой.

15 ИЮЛЯ 2009 ГОДА

Нью-Йорк

Было душно и влажно. От асфальта поднимался жар. Прохожие спешили по раскаленному тротуару, с трудом передвигая свинцовые ноги. Резиновые подошвы плавились. Пока Пайпер тащил два тяжеленных пакета из магазина, распухших от продуктов к вечеринке, рубашка его прилипла к груди.

Открыв баночку пива, он поставил на огонь сковородку и мелко нарезал лук. Вскоре на кухне скворчало масло и вкусно пахло едой. Как давно Пайпер не чувствовал этих домашних запахов! Да и когда сам готовил, вспомнить не мог. Наверное, вместе с Дженнифер. Увы, те отношения давно сокрыл туман.

Отбитая говядина зарумянилась. В дверь позвонили. Зашла Нэнси с яблочным пирогом и ведерком тающего на жаре замороженного йогурта. В обтягивающих джинсах и короткой блузке без рукавов она выглядела не так строго, как обычно.

Пайпер, чувствовавший себя, как никогда, расслабленно, улыбнулся Нэнси.

— Что это ты такой счастливый? — удивленно спросила она.

Взяв сумку из ее рук, он вдруг наклонился и чмокнул Нэнси в щеку. Оба этого не ожидали. Пайпер смущенно отпрянул, а Нэнси, покраснев, перевела разговор на кулинарные темы. В квартире витал дурманящий запах тмина и перца чили. Пока Пайпер помешивал еду на сковороде, Нэнси села за стол.

— А ты ей купил что-нибудь? — спросила она.

Пайпер молчал, видимо, переваривая вопрос.

— Нет, — наконец ответил он. — А разве должен был?

— Конечно!

— А что?

— Откуда мне знать! Ты же отец.

Пайпер молчал. Хорошее настроение сразу улетучилось.

— Давай я сбегаю за цветами, — предложила Нэнси.

— Спасибо. Ей нравятся цветы. — Пайпер вспомнил маленькую девочку с букетиком ромашек в пухлой ручонке. — Да, по-моему, она любит цветы.

Несколько недель были целиком посвящены нудной рутине. В итоге обвинение по остальным убийствам в деле «Судный день» Луи Камачо предъявить не удалось. В целом Пайпер с Нэнси, как ни старались, ничуть не продвинулись в расследовании. Они добросовестно копали. Восстановили каждый день в жизни Луи за последние три месяца. Луи летал из Нью-Йорка в Лас-Вегас и обратно два-три раза в неделю. Большую часть свободного времени он проводил дома в Нью-Йорке у своего любовника, Джона Пеппердайна, но время от времени был не прочь погулять: шатался по клубам и гей-барам в поисках случайных связей, когда его любовник работал или говорил, что устал. Джон Пеппердайн принадлежал к вялому моногамному типу гомосексуалистов, а Луи Камачо, наоборот, был сексуально активен, распираем неуемной энергией. Видимо, он совершил убийство по горячности, причем Джон был его единственной жертвой.

К тому же убийства прекратились. Отличная новость для всех, кроме спецагентов ФБР, которым оставалось только вновь и вновь пережевывать старые улики. Однажды Пайпера осенило. Что, если Джон Пеппердайн был намеченной девятой жертвой убийцы? А Луи Камачо просто опередил его, совершив банальное убийство в состоянии аффекта!

Вероятно, то, что Луи часто летал в Лас-Вегас, сыграло серийному убийце на руку. Вполне возможно, что настоящий серийный убийца в тот день был в Нью-Йорке по другую сторону полицейского ограждения и с удивлением наблюдал, что кто-то сделал работу за него! А потом решил залечь на дно, чтобы запутать следствие.

Пайпер поочередно вызывал к себе представителей новостных агентств, которые были в тот проклятый вечер на Миннифорд-авеню. Вместе с Нэнси он часами просматривал видеозаписи и сотни цифровых фотографий, стараясь обнаружить на них еще одного смуглого мужчину среднего роста и телосложения, который мог со стороны наблюдать за местом убийства. Никакого результата! Но Пайпер не сдавался, считая, что его гипотеза еще себя оправдает.

Сегодняшняя вечеринка хоть ненадолго отвлекла от грустных мыслей о зашедшем в тупик следствии. Пайпер опустил в кипящую воду рис «Анкл Бенс». В дверь опять позвонили. Хоть бы это была Нэнси с цветами!.. Слава Богу, на пороге стояла Нэнси, но не одна, а вместе с Лорой. Девушки весело болтали, как лучшие подружки. За их спинами Пайпер увидел высокого худого парня с умным пронзительным взглядом и копной кудрявых каштановых волос.

Выхватив букет из рук Нэнси, Пайпер смущенно преподнес его Лоре:

— Поздравляю, детка!

— О, пап, не стоило беспокоиться! — пошутила Лора.

— А я и не беспокоился, — быстро ответил Пайпер.

— Папа, это Грег.

Мужчины обменялись крепкими рукопожатиями.

— Рад познакомиться, сэр!

— Взаимно.

— Грег специально приехал для моральной поддержки. Он у меня такой! — Проходя в квартиру, Лора чмокнула отца в щеку, поставила сумку на диван, расстегнула боковой карман и победоносно взметнула вверх руку с контрактом «Элевейшн пресс». — Заверено печатью и подписью!

— Так тебя теперь можно называть писателем? — спросил Пайпер.

Со слезами на глазах Лора кивнула. Пайпер быстро отвернулся и прошел на кухню.

— Откроем шампанское, пока все не разревелись!

— Отец не выносит эмоциональных моментов! — шепнула Лора Нэнси.

— Я заметила.

Откупорив бутылку, Пайпер разлил шампанское. Запротестовав вначале, Нэнси согласилась:

— Только чуть-чуть. — Пена полилась через край.

— Сегодня всем можно! — заявил Пайпер. — Кстати, Грег, а ты пьешь?

— Умеренно.

— Это временно, — пошутил Пайпер и тут же поймал на себе осуждающий взгляд дочери. — Я думал, все журналисты — страшные забулдыги!

— Среди нас разные особи встречаются.

— А ты намерен превратиться в особь из класса тех, что вечно преследуют меня на пресс-конференциях?

— Нет, меня больше привлекает работа в газете. В частности, жанр журналистского расследования.

— Грег уверен, что журналистское расследование — лучший способ привлечь внимание к социальным и политическим проблемам, — вмешалась в разговор Лора.

— Неужели? — с вызовом спросил Пайпер; его всегда раздражали голословные утверждения.

— Да, — заводясь, ответил Грег.

— Ну ладно. А знаете, я вот… — Лора хотела перевести разговор в более безопасное русло. Однако Пайпер не сдавался:

— И каковы перспективы в журналистском расследовании?

— Не самые радужные. Сейчас я прохожу стажировку в «Вашингтон пост». Естественно, хотелось бы там зацепиться. Если решите посодействовать, вот моя визитка, — полушутя проговорил Грег.

Пайпер сунул визитную карточку в карман.

— Помнится, я встречался одно время с дамочкой из «Вашингтон пост». Боюсь, очков тебе это не добавит, скорее наоборот.

Лора снова попыталась сменить тему:

— Так вы хотите услышать, как прошла встреча?!

— Конечно! И во всех подробностях.

— Все было великолепно! — проворковала Лора, отпив шампанского. — Мой редактор, Дженнифер Райен — она, кстати, очень мила, — целый час расхваливала изменения, которые я внесла, и восхищалась, как это добавило роману пикантности! А потом мы вместе с ней пошли на третий этаж к издателю Мэтью Брайсу Уильямсу. Офис находится в старом городском особняке — таком классном! А кабинет Мэтью темный, и полно антикварных вещиц. Чем-то напоминает английский клуб. Сам Мэтью — немолодой, примерно папиного возраста, только намного утонченнее!

— Эй! — возмутился Пайпер.

— Так и есть! — продолжала Лора. — Эдакая карикатура на британского аристократа. Очаровательный, вежливый, с изысканными манерами. Не поверите, угостил меня хересом из хрустального графина! Обалдеть, да? А потом все говорил и говорил, как ему нравится мой стиль — «простой и свободный, с сильным молодым голосом», — проговорила Лора, подражая английскому акценту Мэтью. — Представляете, так прямо и сказал!

— А он сообщил, сколько тебе заплатит? — поинтересовался Пайпер.

— Нет! Я не собиралась разрушать идиллию банальным разговором о деньгах!

— Собираешься довольствоваться авансом? Грег, ты слышишь? А на журналистских расследованиях много можно заработать?

Парень не повелся на провокацию.

— «Элевейшн пресс» — издательство маленькое. Они выпускают максимум десять книг в год.

— Ты поедешь в тур для продвижения книги? — спросила Нэнси.

— Пока не знаю. Моя книга — обычный роман, а не бульварное чтиво; громкий успех ей не грозит. Гранки будут готовы через несколько месяцев. Я обязательно подарю тебе экземпляр. Пап, а ты прочитаешь?

— А что, надо? — Пайпер удивленно посмотрел на дочь.

— Думаю, ничего страшного не случится.

— Понимаешь, не каждый день меня называют «проклятым тараном». А тут собственная дочь… — печально молвил Пайпер.

— Это роман, выдумка, а не достоверная правда! Ты просто вдохновил меня.

— Ну, тогда за мужчин, которые вдохновляют женщин! — Пайпер поднял фужер. Все чокнулись. — Грег, ты уже прочитал роман?

— Да. Он великолепен!

— Получается, ты знаешь обо мне больше, чем я о тебе! — Пайпер становился все развязнее и говорил громче.

— Обязательно прочитай. Я написала сценарий. Ничего для начинающей писательницы?! Оставлю тебе экземпляр. Он легче воспринимается. Так, для общего ознакомления.

* * *

Лора с Грегом ушли сразу после ужина — хотели успеть на поезд в Вашингтон. Нэнси осталась, решив убрать посуду, — ей не хотелось, чтобы замечательный вечер так быстро закончился. Пайпер будто сбросил с себя вечную раздражительность и теперь казался приятным и в то же время совершенно другим человеком — не сплошным комком нервов, как на работе.

День угасал. Постепенно стихал шум за окном, лишь изредка раздавался плач машины «скорой помощи», мчавшейся из больницы Беллвью. Они стояли рядом в маленькой кухоньке, мыли и вытирали посуду, чуть покачиваясь от выпитого шампанского. (Пайпер, правда, под конец перешел на виски.) Оба чувствовали себя освобожденными от нудной рутины. Мытье посуды, домашняя простота действовали успокаивающе.

То, что произошло дальше, не было запланировано — по крайней мере Пайпер так думал после. Вместо того чтобы взять следующую грязную тарелку, он взялся за попку Нэнси и начал нежно ее поглаживать. Вспоминая об этом дне позже, Пайпер думал, что все-таки оно к тому шло.

У Нэнси в последнее время вдруг появились скулы и стройная фигура в форме песочных часов. Внешность точно имеет значение! Более того, под влиянием напарника изменился и характер Нэнси. Она стала спокойнее, менее восторженной и наивной. С удивлением Пайпер заметил, что куда-то пропал его былой цинизм, зато Нэнси то и дело отпускала саркастические шуточки. Невыносимый образ девочки-скаута исчез. На ее месте появилась женщина, которая ничуть не действовала Пайперу на нервы. Совсем наоборот…

Нэнси стояла, опустив руки в мыльную воду, закрыв глаза, ничего не делая и не говоря.

Пайпер развернул ее к себе, и Нэнси пришлось решать, куда деть руки. Наконец она положила мокрые ладони на плечи Пайпера.

— Думаешь, мы правильно поступаем?

— Нет. А ты?

— Не знаю.

Пайпер поцеловал Нэнси. Как приятен вкус ее губ! Как мило она приоткрыла рот! Пайпер обхватил ее попку обеими руками. Голову сносило от желания. Мысли затуманились.

— Сегодня приходила экономка, постелила свежие простыни…

— Ты знаешь, как соблазнить девушку!

Пайпер, сжав ее мокрую руку, повел в спальню, там рухнул на кровать и притянул Нэнси к себе. Он целовал ее горячую шею, гладил под блузкой.

— Мы еще пожалеем. Это против всех…

Пайпер закрыл ее рот поцелуем, затем слегка отстранился:

— Послушай, если не хочешь, мы можем отмотать несколько минут назад и домоем посуду.

Нэнси поцеловала его. Впервые.

— Ненавижу мыть посуду! — сказала она.

Когда они вышли из спальни, было темно и непривычно тихо. Тихонько шумел кондиционер, слышался отдаленный гул магистрали ФДР. Пайпер дал Нэнси свежую белую рубашку. Он всегда так поступал, переспав с женщиной впервые, — им, похоже, нравилось прикосновение накрахмаленной ткани к коже, да и вообще так всегда делают в фильмах! Рубашка стыдливо прикрыла ее тело. Нэнси села на диван, подтянув колени к подбородку, обнажив холодные и белые словно гипс колени.

— Хочешь выпить?

— Думаю, на сегодня мне достаточно.

— Жалеешь?

— Должна бы ответить «да», но нет, я не жалею, — ответила Нэнси, покраснев. Такой красивой он ее еще никогда не видел. Хотя теперь она выглядела старше и женственнее. — Я предполагала, что это может случиться…

— И давно?

— С самого начала.

— Неужели? Почему?

— Сочетание твоей репутации и моей.

— Не знал, что у тебя тоже репутация!

— Другая, — со вздохом ответила Нэнси. — Хорошая девочка с примерным поведением, никогда не раскачивает лодку… Хотя в душе мне хотелось, чтобы лодка зачерпнула воды через край. Просто чтобы посмотреть, как это бывает!

Пайпер улыбнулся.

— Таран и кораблекрушение. Что-то из одной оперы!

— А ты, Уилл Пайпер, плохой парень. Хорошим девочкам всегда нравятся плохие мальчики.

Пайпер окончательно протрезвел.

— Не стоит афишировать то, что произошло. Ты ведь понимаешь…

— Конечно.

— Ну, это может повлиять на твою карьеру, мой выход на пенсию…

— Конечно, Уилл! Я все понимаю. Мне пора.

— Оставайся, если хочешь.

— Спасибо, вряд ли ты планировал вечеринку с ночевкой. — И прежде чем он успел ответить, Нэнси взяла с кофейного столика сценарий Лоры. — Прочитаешь?

— Не знаю. Может быть, потом.

Оставшись один, Пайпер налил себе виски, сел на диван и включил настольную лампу. От яркого света резало глаза. На обложке сценария плясал яркий кружок, который всегда появляется, если долго смотреть на лампу. Казалось, весь мир со зловещей улыбкой ждал, когда Пайпер откроет первую страницу. Наконец он осмелился. Чертов таран…

Пайпер никогда раньше не читал сценарии. Проколы по краю напомнили ему о листах бумаги, которые он месяц назад видел в доме Марка Шеклтона. Перевернув титульную страницу, Пайпер замер в нерешительности. Какой неожиданный формат!

Вскоре Пайпер погрузился в сценарий, забыв о времени. Герой, прототипом которого он стал, Джек, был крепкий светловолосый южанин за сорок, с непринужденными манерами и определенной грубоватостью. Неудивительно, что Джек по сценарию оказался алкоголиком и бабником. Последней его любовнице — скульптору Мэри — было проще позволить мужчине подобного типа ворваться в ее жизнь, чем отвергнуть его. Джек, по всей видимости, бросил чуть ли не сотню женщин, в том числе и — Пайпер почувствовал, как кольнуло сердце, — свою дочь, молоденькую девушку Вики. Периодически Джека мучают воспоминания об Амелии — эмоциональной хрупкой женщине, которую он морально уничтожил. Позже водка и угарный газ помогли ей освободиться от такой жизни. Амелия, в образе которой легко узнавалась Мелани — первая жена Пайпера и мать Лоры, — решила, что воды жизни для нее слишком глубоки и неспокойны. По ходу повествования ее призрак являлся главному герою, упрекая его в жестокосердии.

В середине сценария Пайпер понял, что слишком трезв, чтобы продолжать. Он налил себе еще виски — треть стакана, — подождал, пока алкоголь окажет анестезирующее действие, и только потом взялся читать дальше. Мэри совершает самоубийство, за которым в рыданиях наблюдает призрак Амелии. Вики спасается от подобной участи, приняв решение бросить мужчину, напоминающего по поведению отца, и выбирает доброго, но менее темпераментного человека. А Джек?.. Он начинает встречаться с Сарой — двоюродной сестрой Мэри, — с которой знакомится на похоронах. Таран готов разрушить еще одну жизнь…

Пайпер перевернул последнюю страницу. Странно, почему он не плачет?..

Значит, вот каким видела его дочь. Монстр. Неужели он на самом деле столь ужасен?! Пайпер подумал о бывших женах, многочисленных подружках, бесчисленных женщинах на одну ночь… Теперь Нэнси. Все они в основном неплохие девушки… А дочь? Милое создание, которое преследует отвратительная репутация никудышного отца…

Неожиданно он схватил сценарий и наугад открыл на случайной странице.

— Черт побери!

Шрифт сценария! Курьер. Двенадцатый кегль. Такой же, как на открытках от убийцы Судного дня!

Он и забыл, как удивился, увидев открытку первый раз. Как будто напечатано на машинке, а не на компьютере. Странно, сейчас им почти никто не пользуется. Обычно выбирают «таймс нью роман», «ариал», «гельветику». Эти гарнитуры стали новым стандартом компьютерного века.

Пайпер зашел в Интернет и почти сразу нашел объяснение: «курьер» 12 — обязательный шрифт для сценаристов. Если подать издателю работу, напечатанную другим шрифтом, тебя в лучшем случае высмеют, а в худшем — откажут в сотрудничестве. К тому же этим шрифтом повсеместно пользуются программисты при написании программ.

В голове Пайпера тут же всплыла картинка. Сценарий Питера Бенедикта, несколько черных ручек «Пентел» на белом столе рядом с книжным шкафом, заполненным книгами по программированию. И голос Марка Шеклтона: «По-моему, ты его не поймаешь».

Пайперу понадобилась минута, чтобы проанализировать возникшую ассоциацию и отвергнуть абсурдное предположение, что убийца Судного дня — Марк Шеклтон, парень, с которым он год жил в одной комнате, а теперь взрослый мужчина, сдвинутый на компьютерах. И он бегает по Нью-Йорку, режет, стреляет, насилует, калечит?.. Бред!

Зато шрифт на открытках — прекрасная зацепка! Пайпер давно понял, что интуицию игнорировать не стоит. К тому же других идей у него не было, следствие зашло в тупик.

Схватив телефон, он быстро набрал сообщение Нэнси: «Надо больше читать сценариев. Возможно, убийца — сценарист».

28 ИЮЛЯ 2009 ГОДА

Лас-Вегас

Как приятно чувствовать на запястье холодок изящных часиков с четырнадцатью каратами! Девушка провела пальчиком по ребристому краю изящного циферблата, украшенного бриллиантами.

— Эти мне нравятся больше всего, — прошептала она.

— Прекрасный выбор, мадам! — сказал ювелир. — Популярная модель Гарри Уинстона «Девушка с авеню».

Покупательница рассмеялась.

— Слышал, как они называются? — обратилась она к спутнику.

— Ага.

— Посмотри. Какая красота!..

— Сколько? — спросил мужчина у ювелира.

Тот с недоверием посмотрел покупателю в глаза. Японец, кореец или араб наверняка купил бы часы, но это типичный американец в широких брюках и бейсболке. От таких не знаешь, чего ждать.

— Сэр, вам я отдам их за двадцать четыре тысячи долларов.

От удивления глаза девушки округлились. Ничего себе цена! Часы оказались самыми дорогими в магазине. Но ей они понравились — сильно понравились! Покупательница ясно дала это понять своему спутнику, беспокойно поглаживая его руку.

— Берем, — не раздумывая ни секунды, заявил мужчина.

— Замечательно! Как вы оплатите покупку, сэр?

— Запишите на мой счет. Мы остановились в «Пьяцце».

По идее ювелир должен был тут же отправиться в заднюю комнату, чтобы проверить данные, однако покупатели больше не вызывали у него подозрений. «Пьяцца» — лучший номер в их гостинице. Тысяча четыреста квадратных футов мрамора и откровенной роскоши, с джакузи на балконе.

Девушка вышла из магазина с часами на руке. По нежно-голубому небу над площадью Святого Марка плыли пушистые кучевые облачка. Мимо скользила гондола с чопорной супружеской парой — похоже, швейцарцами. Гондольер затянул песню, чтобы хоть как-то расшевелить пассажиров. Его низкий голос эхом отразился в глубине купола. Как все идеально продумано! Не так жарко, как на Средиземном море. Нет ужасной вони, как от настоящих каналов. И нет голубей! Мужчина, сопровождавший девушку в часах, ненавидел голубей — грязных, надоедливых птиц — с детства, когда вместе с родителями побывал на настоящей площади Святого Марка. Он помнил себя чувствительным застенчивым мальчиком. Какой-то турист бросил ему под ноги хлебные крошки. Голуби, как в ночном кошмаре, со всех сторон налетели на малыша. Даже повзрослев, он каждый раз в ужасе вздрагивал, услышав хлопанье крыльев.

Часы были на девушке, когда она со спутником зашла в вестибюль гостиницы «Венецианец». И в лифте. Она невзначай выставила руку так, чтобы их заметили все три дамы, поднимавшиеся с ними в одной кабине. И в номере. Кстати, только часы и ничего больше, когда девушка оказалась в кровати с тем мужчиной, который купил ей часы. Это был лучший секс в его жизни. Теперь он разрешил ей называть его Марком. А она сказала, что ее настоящее имя не Лидия, а Керри. Керри Хайтауэр. Она из Нитро в Западной Виргинии — городка, построенного на рубеже веков у порохового завода. Захудалое местечко, единственная прелесть которого заключалась в том, что когда-то здесь работал телефонистом Кларк Гейбл. Керри родилась в бедной семье, взрослела на старых фильмах с Кларком Гейблом и мечтала, что станет голливудской актрисой.

В средней школе она вдруг обнаружила, что обделена уникальным актерским талантом, но все равно настойчиво пробовалась на все школьные спектакли. Чаще всего ей доставались второстепенные роли — в основном из-за симпатичного личика. А в старших классах она поняла, в чем ее призвание. Керри обожала секс. И у нее это так очаровательно и без всяких комплексов получалось!.. В конце концов, Керри решила, что можно совместить оба увлечения и стать звездой порнофильмов.

Подружка по группе поддержки — на два года старше Керри — переехала в Лас-Вегас и работала крупье в казино. А всем известно, что из Лас-Вегаса прямая дорога в Калифорнию, где процветает кинематограф для взрослых. Через неделю после школьного выпускного Керри купила билет в Неваду и переехала жить к подруге. Жизнь была совсем не сладкой, но благодаря врожденному оптимизму южан Керри не сдавалась. Она меняла одну низкооплачиваемую работу за другой, пока не остановилась на эскорт-агентстве. А что? Работа несложная. Никуда не надо бегать, в основном лежать на спине.

Когда Керри встретила в «Созвездии» Марка, она уже успела поработать в четырех агентствах за три года и накопить немного денег. Теперь она специализировалась на богатеньких, которые ценили образ обычной девчонки и отсутствие татуировок и пирсинга на теле. Большинство мужчин, которых Керри обслуживала, хорошо к ней относились. Она по пальцам одной руки могла сосчитать, сколько раз ее обидели или напугали. Керри никогда не западала на клиентов — в конце концов они всего лишь клиенты, — но с Марком все получилось по-другому.

С самого начала он показался ей странным, эдаким ботаником, и милым. Не прикидывался мачо. Еще Керри поразил его просто нечеловеческий интеллект, а то, что он работал в «Зоне-51», сводило ее с ума. Когда ей было десять лет, она видела «летающую тарелку», которая зависла над рекой Канова и светила ярко, как банка со светлячками, собранными на берегу.

В последние недели Марк перестал пользоваться псевдонимом. Он выкупал Керри на все время и осыпал подарками. Она стала чувствовать себя его подружкой, а не девушкой по вызову.

Откуда ей было знать, что уверенность Марку Шеклтону придавали пять миллионов долларов на счете в офшорном банке? Питер Бенедикт ему больше не требовался.

Марк вышел из душа. Даже в ванной комнате висел плазменный телевизор. Передавали новости по кабельному каналу. Марк не смотрел на экран, пока не услышал о «Судном дне». Снова Уилл Пайпер на ежедневной пресс-конференции ФБР. Каждый раз, видя Пайпера по телевизору, Марк замечал, что сердце начинало биться чаще. Не сводя взгляда с экрана, он взял щетку и принялся чистить зубы.

На последнем брифинге Пайпер выглядел уставшим, понурым, раздраженным. Убийства прекратились, открытки перестали приходить, и необходимость в постоянном освещении СМИ хода расследования отпала сама собой. Длительный и безрезультатный процесс надоел и публике, и правоохранительным органам. Но сегодня Пайпер был полон энтузиазма. Марк прибавил громкость.

— Смело могу заявить, — говорил Пайпер, — у нас появились новые зацепки. И я совершенно уверен, что мы поймаем убийцу!

— Чушь собачья! Не стоит и пытаться, дружище! — раздраженно воскликнул Марк и выключил телевизор.

Керри дремала на кровати, совершенно голая, укрывшись тонкой простыней. Марк, завязав халат, достал из портфеля ноутбук, вышел в Интернет и проверил почту. Отлично! Снова письмо от Нельсона Элдера. На этот раз список был длиннее обычного. Дело пошло в гору. За полтора часа Марк справился с работой и через свой безопасный портал отправил ответ. Затем вернулся в спальню. Керри, проснувшись, подняла руку с часами и, рассматривая их, сказала, что неплохо бы подобрать к ним колье. Потом вдруг откинула простыню и пальчиком поманила Марка к себе.

Пайпер с Нэнси и думать забыли о сексе. Они сидели в кабинете, зарывшись в сценарии, и совершенно не понимали, что делают.

— С чего ты вдруг выступал с такой уверенностью на пресс-конференции? — спросила Нэнси.

— Переборщил, да? — пробормотал Пайпер.

— О да! Еще как. О каких зацепках ты там, интересно, говорил?

Пайпер пожал плечами:

— Создать видимость — лучше, чем ничего.

— И что ты собираешься предложить журналистам в следующий раз?

— До следующего раза еще далеко.

Но даже создать видимость оказалось непросто. Первый звонок Пайпера в Гильдию писателей Америки ничего не дал. Ему процитировали Закон о патриотизме и поклялись бороться с вмешательством государства в творческую деятельность и попытками наложить лапу на бесценные архивы гильдии.

— Мы ищем не террористов, а всего лишь одного безумного серийного убийцу! — попытался возразить Пайпер.

Гильдия не собиралась сдаваться без боя. Пришлось подключать начальство ФБР и выписывать разрешение.

Сценаристы — беспокойная порода. Они все параноики. Переживают из-за режиссеров, киностудий и особенно из-за других писателей, отбирающих у них хлеб. Гильдия создавала иллюзию защищенности, регистрируя сценарии и храня их в электронном или распечатанном виде как доказательство интеллектуальной собственности. Не обязательно становиться членом гильдии. Любой начинающий сценарист мог зарегистрировать свою работу — нужно только послать квитанцию об оплате и копию сценария. Гильдия включала в себя два региональных объединения с таким же названием, представляющих интересы писателей в западной и восточной частях страны. В одной только западной гильдии ежегодно регистрировалось больше пятидесяти тысяч сценариев.

В министерстве юстиции долго ломали голову, придумывая причину разрешения. Уж слишком «притянуто за уши»! Решили обозвать «содействием при чрезвычайных обстоятельствах». ФБР связалось с девятым окружным апелляционным судом и добилось, чтобы Пайперу предоставили все сценарии, зарегистрированные на авторов из Лас-Вегаса в последние три года, но без указания фамилий и адресов. Если федералов заинтересует что-то конкретное, нужно будет сделать дополнительный запрос.

Поток сценариев казался нескончаемым. Они приходили на дисках и отпечатанными копиями в огромных коробках. Секретари ФБР сожгли не один принтер. Вскоре кабинет Пайпера напоминал офис голливудского продюсера. Сценарии валялись повсюду. Их окончательное количество составило тысячу шестьсот двадцать одну работу.

У Нэнси с Пайпером не было никакого предварительного плана, поэтому двигались они медленно, тем не менее постепенно приноровились, и вскоре на один сценарий у них уходило пятнадцать минут. Главное — внимательно прочитать первые страницы, чтобы уловить общий смысл, оставшуюся часть можно было просматривать по диагонали. Нэнси прикинула: если рабочая неделя составляет сорок часов, то им потребуется десять трудодней, чтобы перелопатить всю гору сценариев. Если поднажать, можно справиться за неделю! Стратегия заключалась в том, чтобы выделить сюжеты о серийных убийцах, сценарии с упоминанием открыток. Это были очевидные факторы поиска, но имелась и скрытая составляющая — герои или ситуации, напоминающие «Судный день».

Дело шло не так быстро, как хотелось бы. Нэнси с Пайпером дергались по пустякам, срывались друг на друге. Приходилось часто выходить на свежий воздух, чтобы проветрить голову. А поздним вечером, уединившись в квартире Пайпера, они снимали стресс агрессивным сексом. Больше всего раздражало, что почти все сценарии были нелепые или до безобразия скучные. На третий или четвертый день Пайпер, к своему удивлению, обнаружил среди вороха работ «Счетчиков».

— Нэнси, не поверишь, но я знаю автора!

— Откуда?

— Жили в одной комнате в колледже.

— Забавно, — проговорила Нэнси убитым голосом.

Пайпер внимательно читал сценарий Марка. Ушел час. Эй, у тебя и другой работы полно! Забив в базу краткое содержание — инопланетяне прилетели на Землю, чтобы захватить все казино, — Пайпер переключился на следующий сценарий.

— Эй! — Он легонько коснулся колена Нэнси ботинком.

— Не приставай! — ответила она.

— Не спи!

— Я уже не могу. — Глаза покраснели от усталости. — У тебя о чем?

Пайпер держал в руках сценарий «Поезд на Чикаго».

— Где-то я уже такое слышал… Террористы захватили поезд. Что за ерунда? — проворчал он, прочитав первые страницы.

— Проверь дату регистрации, — посоветовала Нэнси. — Мне несколько раз встречались одни и те же работы, авторы просто вносили мелкие изменения и регистрировались заново.

— Ты права. — Пайпер внес название в базу данных. — Это последняя версия. По-моему, нет смысла читать еще раз.

— Как хочешь.

Закрывая сценарий, Пайпер замер. Какое странное имя у героя… Выпрямившись, он начал быстро листать страницу за страницей.

Нэнси заметила его оживление:

— Что там?

— Подожди минутку. Подожди только одну минутку…

Пайпер нервно записывал что-то в блокноте, а когда Нэнси пыталась опять узнать, в чем дело, повторял как заводной:

— Подожди минутку…

— Уилл, так нечестно! — взорвалась Нэнси.

Наконец он положил сценарий на стол.

— Надо найти первоначальный вариант. Не мог же я не заметить сразу?! Помоги мне. Называется «Поезд на Чикаго». Проверь, пожалуйста, сценарии за понедельник, а я просмотрю вторник.

Нэнси села на корточки на полу у окна и через несколько минут нашла нужный сценарий.

— Не понимаю, почему ты не объяснишь, что в нем такого особенного?! — с обидой проговорила Нэнси.

Пайпер выхватил сценарий у нее из рук. Его прямо трясло от радости.

— Ну наконец-то! Боже! Автор просто изменил имена героев. Это роман о группе незнакомых между собой людей, случайно оказавшихся вместе на поезде из Чикаго в Лас-Вегас, который захватили террористы. Взгляни на фамилии!

Нэнси взяла сценарий и принялась читать. Дрейк, Наполитано, Свишер, Ковик, Пеппердайн, Сантьяго, Коулер, Лопес, Робертсон… Жертвы «Судного дня»!

Ошеломленная Нэнси не знала, что сказать.

— Вторая, отредактированная версия зарегистрирована первого апреля 2009 года, за семь недель до первого убийства, — сообщил Пайпер, потирая руки. — Первое апреля. День дураков. Ха-ха! Черт, получается, он все спланировал заранее и прописал в сценарии. Нужно срочно запросить его имя в гильдии!

Пайперу захотелось крепко обнять Нэнси, высоко поднять и закружить, но он ограничился тем, что хлопнул раскрытой ладонью о ее ладонь.

— Попался, козел! И сценарий у него паршивый!

На всю жизнь он запомнил следующие двадцать четыре часа, как помнят торнадо. Волнение нарастало с каждой секундой ожидания. Затем оглушающий удар. Разрушение. А после странное спокойствие и безысходность — того, что было, не вернешь…

Девятый округ одобрил правительственный запрос, и Гильдия писателей Америки передала в ФБР личные данные сценариста.

Пайпер сидел за компьютером, когда пришло электронное письмо от помощника адвоката, выдающего разрешения. Оно было перенаправлено от гильдии, в теме значилось:

«Ответ на правит. запрос в зап. Гильд. Сцен. номер 4277304».

Вряд ли когда-нибудь Пайпер вновь испытает волнение, которое пережил, читая это письмо:

«Со всей юридической ответственностью в ответ на вышеуказанный правительственный запрос сообщаем, что зарегистрированным автором сценария номер 4277304 является Питер Бенедикт, а/я 385, штат Невада».

Нэнси зашла в кабинет. Пайпер, будто окаменев, глядел на экран.

— Что случилось? — Она наклонилась так близко, что он почувствовал ее дыхание.

— Я его знаю.

— Как?!

— Мы жили в одной комнате в колледже. — В голове с бешеной скоростью проносились воспоминания. Сценарии на белом столе в комнате Шеклтона. «По-моему, ты его не поймаешь». То, как Марк занервничал, увидев на пороге Пайпера. И еще одна деталь.

— Ручки! Черт бы их побрал…

— Что?

Пайпер горестно качал головой.

— Черные ультратонкие ручки «Пентел» на его столе! Вот же, как все очевидно… Прямо под носом!

— Уилл, это невероятно! Как убийцей мог оказаться твой однокашник?! В чем смысл?

— О Господи! — простонал Пайпер. — Похоже, «Судный день» был предназначен мне.

Пайпер быстро стучал по клавиатуре, перескакивая с одной федеральной базы данных на другую. Кто ты, Марк? Кто ты на самом деле?

На экране постепенно появлялась информация: дата рождения, номер социальной страховки, старые калифорнийские штрафы за неправильную парковку… Но все это были обрывочные сведения. А сколько белых пятен оказалось в его биографии! Фотография на страничке с данными о водительском удостоверении, выданном в Неваде, тщательно затемнена. Никаких сведений о выданных кредитах, ипотеке, записей об окончании учебных курсов или работе в каких-либо организациях. Ни гражданских исков, ни вызовов в суд, ни зафиксированных данных об уплате налога на собственность. Он даже не внесен в базу данных налоговой службы!

— Как невидимка! — произнес Пайпер. — Его нет в сети. Видимо, поставил защиту на данные о себе. Я встречался с подобным всего пару раз.

— Что нам делать?

— Сегодня после обеда садимся в самолет. — Таким взволнованным Нэнси его еще не видела. — Сами навестим этого придурка. Прямо сейчас начни оформление бумаг у Сью. Нам нужен ордер на арест.

Нэнси погладила его по затылку.

— Я все сделаю.

Через два часа у офиса ФБР их ждало такси, чтобы отвезти в аэропорт. Пайпер, закрыв портфель, взглянул на часы. Почему Нэнси опаздывает?! Даже несмотря на его плохое влияние, она оставалась пунктуальной.

Вдруг в коридоре быстро застучали каблуки Сью Санчес. Желудок Пайпера инстинктивно сжался, как у собаки Павлова. И вот в дверном проеме показалось напряженное лицо. Глаза метали молнии. Судя по всему, ей было что сказать.

— Сьюзен, в чем дело? У меня самолет с минуты на минуту!

— Ты никуда не летишь!

— То есть?!

— Бенджамину только что позвонили из Вашингтона. Ты отстранен от дела. И Липински, кстати, тоже.

— Что?!

— Это не обсуждается, — задыхаясь, объявила Санчес.

— Почему, Сьюзен?

— Понятия не имею. — Видимо, Санчес говорила правду. Казалось, еще чуть-чуть — и у нее начнется истерика.

— Что за чушь? Мы же узнали, кто убийца!

Санчес развела руками.

— Где Нэнси?

— Я отправила ее домой. Вам запрещено работать в паре.

— Почему?

— Не знаю, Уилл! Приказ сверху!

— А мне-то что делать?

— Ничего, — примирительным тоном проговорила Санчес. Она действительно лишь выполняла приказ. — Ты отстранен. Все кончено, Уилл.

12 ОКТЯБРЯ 799 ГОДА

Остров Вектис, Британия

Когда ребенок родился, Мария не стала придумывать ему имя. Она не чувствовала, что это ее сын. Октавий просто грубо осеменил ее. Девушка безучастно наблюдала, как растет живот, а когда пришло время, смиренно перенесла родовые муки.

Она кормила ребенка только потому, что у нее было молоко, и потому, что ее заставляли. Она ни разу не взглянула на равнодушно сосущего малыша, ни разу не погладила его по головке, как обычно делают молодые матери.

Узнав о проступке Марии, Магдалина перевела ее из дормитория в домик для гостей, спрятав девушку от любопытных глаз послушниц и сестер. Путники и посетители монастыря ничего не знали о постыдном грехе Марии.

Ее хорошо кормили, разрешали гулять и немного работать в саду, пока Марии не стало трудно передвигаться. Все, кто знал Марию, огорчились ее внезапному переезду. Больше не было слышно веселого смеха, постоянных шуточек… Женский дормиторий погрузился в вечное уныние. Даже настоятельница Магдалина втайне от всех переживала, что характер Марии так изменился, что пропал свежий румянец с ее щек. Естественно, о постриге теперь не было и речи, но и вернуться в родную деревню она не могла. Родственники не желали знаться с потаскухой. Мария будто навсегда застряла в лимбе — пограничной области ада, словно душа ребенка, умершего некрещеным.

Когда Мария родила, все ахнули, увидев огненно-рыжие волосы малыша, молочную кожу и лишенное мимики личико. Аббат вместе с Паулином после долгих разговоров решили, что Мария — божественный сосуд, и поэтому заслуживает заботы, как и ее ребенок. Естественно, и речи быть не могло о непорочном зачатии! Но имя матери — Мария, да и родившийся мальчик был особенным…

Через неделю после рождения к Марии пришла Магдалина. Девушка лежала на кровати, уставившись в потолок. Ребенок плакал в колыбели на полу.

— Ты придумала ему имя? — спросила настоятельница.

— Нет, сестра.

— Ты вообще собираешься называть ребенка?!

— Не знаю, — безжизненным голосом проговорила Мария.

— У каждого дитяти должно быть имя. Если не хочешь ты, его назову я. Пусть будет Примием — первым сыном Октавия.

Примию уже шел четвертый год. Он бродил по странноприимному дому, гулял один во дворе, не уходя, впрочем, далеко, не интересовался ни игрушками, ни людьми. Как Октавий, мальчик был бледен и молчалив, его маленькие зеленые глазки безучастно взирали на окружающий мир. Паулин часто навещал ребенка, брал за руку и приводил в скрипторий, в келью отца, а потом часами наблюдал за ними, будто за небесными телами, ждал знака. Однако отец с сыном были совершенно равнодушны друг к другу. Октавий продолжал писать, а мальчик задумчиво ходил по комнате, глядя вокруг невидящим взглядом. И как ему удавалось не натыкаться на стулья и стены?! Он не проявлял интереса ни к листам бумаги, ни к перу и чернилам, ни к буквам, которые выводил Октавий.

— У мальчика нет дара, — часто говорил Паулин Иосифу. Старые монахи разочарованно вздыхали и отправлялись на молитву.

Наступила осень, даже днем подмораживало. Солнце, желтое как лепестки календулы, постепенно затухало. Погруженный в раздумья, Иосиф медленно обходил монастырь, шепотом моля Бога о любви и спасении. Хотя все-таки больше о спасении. Иосиф заметил, что на прошлой неделе его моча стала коричневой, а сегодня кроваво-красной. Аппетит совсем пропал. Кожа одрябла и потемнела. Помутнели белки глаз. Когда Иосиф поднимался с колен после молитвы, его качало, словно лодку на волнах, — нужно было схватиться за что-нибудь, чтобы устоять на ногах. И не требовалось советоваться с Паулином или другими братьями; Иосиф сам знал, что умирает.

Освин не увидел целиком перестроенный монастырь; видимо, не увидит и Иосиф… Слава Богу, успели закончить церковь, скрипторий и здание капитула. Работа велась уже в дормиториях, но больше всего Иосифа волновала библиотека Октавия. Кто позаботится о ней? Иосиф не знал, для чего хранит записи, но чувствовал, что так нужно. Манускрипты Октавия священны. Однажды Господь раскроет их предназначение, а пока необходимо сохранять и приумножать библиотеку.

Иосиф видел, как кровь, а с ней и жизнь, медленно вытекает из его тела. Он боялся за библиотеку. Кто возьмется защищать ее, когда его не станет?

Вдалеке показался Примий. Мальчик сидел на пыльной тропинке в саду у странноприимного дома, как всегда один, без материнского присмотра. Иосиф давно не заходил к ним и решил понаблюдать за ребенком со стороны.

Мальчику было примерно столько же, сколько Октавию, когда Иосиф взял его в монастырь, и выглядел он точной копией отца: те же рыжие волосы, бледная кожа, ножки как у цыпленка.

На полпути Иосиф от удивления застыл будто вкопанный. Сердце у него зашлось, голова закружилась; если бы он не опирался о палку, точно бы упал. Мальчик держал в руках ветку и что-то сосредоточенно чертил на земле. Иосиф не верил собственным глазам. Чудо! Примий начал писать!

Иосиф с трудом добрался до церкви, где как раз начинали читать часы, а когда братья и сестры начали расходиться после службы, отозвал трех из них в конец нефа. Кроме Паулина и Магдалины, в узкий круг посвященных включили Хосе — молодой монах первым прибежал на крики Марии. Иосиф нисколько не жалел об этом решении: Хосе был спокойным, мудрым и умел хранить тайны. Аббат, настоятельница и астроном — люди преклонного возраста — восхищались силой и энергичностью Хосе.

— Он начал писать, — тихо проговорил Иосиф. Его шепот эхом прокатился по нефу. Все перекрестились. — Хосе, отведи Примия в келью Октавия.

Мальчика посадили на пол рядом с отцом, который даже не взглянул ни на сына, ни на людей, нарушивших его уединение. Магдалина побаивалась Октавия после надругательства над Марией и даже спустя годы дрожала в его присутствии. Она строго-настрого запретила девушкам приближаться к скрипторию. Теперь еду в келью приносили только молодые послушники. Магдалина всегда держалась в стороне от письменного стола, словно боялась, что Октавий может накинуться на нее и изнасиловать, как Марию.

Хосе положил перед Примием большой лист пергамента, а по краям поставил свечи.

— Дай ему перо, — поторапливал Паулин.

Обмакнув в чернила, Хосе занес перо над бумагой на уровне глаз Примия, будто приманивал котенка. Скатившаяся капля растеклась по листу уродливой кляксой. Мальчик вдруг схватил перо правой ручонкой, опустил кончик на бумагу и со скрипом начал выводить круги.

Буквы получались большие и неровные, но вполне разборчивые.

В-А-С-К-О

— Васко, — прочитал Паулин.

С-У-А-Р-И-Ш

— Васко Суариш… Португальское имя, — сказал Хосе.

Цифры тоже получились корявыми.

8 6 800 Mors

— Восьмое июня 800 года, — произнес вслух Паулин.

— Хосе, посмотри, пожалуйста, что сейчас пишет Октавий. Какой год? — попросил Иосиф.

Молодой монах заглянул через плечо Октавия.

— Последняя запись — седьмое июня 800 года!

— Господи Иисусе! — воскликнул Иосиф. — Отец и сын связаны между собой.

Все четверо переглянулись. На лицах плясали тени, отбрасываемые свечами на полу.

— Я знаю, о чем вы все думаете, — первой нарушила молчание Магдалина. — Но я никогда не соглашусь!

— Откуда тебе знать, Магдалина, если я сам не знаю, что думать! — ответил Иосиф.

— Прислушайся к своему разуму, Иосиф, — скептически заметила настоятельница. — Уверена, ты уже слышишь его голос.

Паулин возмущенно всплеснул руками.

— Хватит говорить загадками! Может быть, и нас посвятите? О чем разговор?!

Иосиф медленно поднялся, чтобы не закружилась голова.

— Давайте оставим мальчика наедине с Октавием. Ненадолго. Ничего страшного не произойдет. Я хочу, чтобы мы поднялись наверх, помолились и все спокойно обсудили.

В скриптории было теплее и уютнее, чем в сырой келье. Иосиф попросил всех сесть за письменный стол. Сам он устроился напротив Магдалины, а Паулин — напротив Хосе.

Аббат вспоминал о ночи, в которую родился Октавий, и о каждом значимом событии в жизни мальчика, чтобы удостовериться, что все присутствующие в курсе мельчайших подробностей. Затем он перешел к описанию биографии Примия вплоть до последних дней.

— Кто-нибудь из вас усомнился в том, что нам Богом предопределено сохранить священные манускрипты? Не ведаем мы их истинного предназначения, но Бог вверил нам, слугам своим из Вектисского монастыря, чудесные писания. Он наделил юношу Октавия, рожденного при странных обстоятельствах, даром — нет, обязанностью — записывать в хронологическом порядке, когда приходят на землю человеческие души и когда возвращаются к Создателю. Судьба человека — словно раскрытая книга. Манускрипты — доказательство могущества и всеведения Бога, и мы должны радоваться любви и заботе, которой он одаривает детей своих! — Слеза скатилась по щеке Иосифа. — Октавий — особенный, но все же смертный человек. Мы все думали: как и кем продолжится его работа? Теперь ответ известен… — Он замолчал, все кивнули в подтверждение его слов. — Я умираю.

— Нет, что вы! — воскликнул Хосе с волнением, будто сын, услышав о смерти отца.

— Да. Вы и сами понимаете… Стоит лишь взглянуть на меня. Я уже одной ногой в могиле, — продолжал Иосиф. Паулин положил ладонь на запястье друга. Магдалина в отчаянии заломила руки. — Паулин, ответь мне, разве ты не видел на одном из пергаментов запись об Иосифе с острова Вектис?..

— Видел, — еле слышно прошептал Паулин запекшимися губами.

— Ты, конечно же, знаешь дату моей смерти.

— Знаю.

— Скоро?

— Да.

— Надеюсь, не завтра? — пошутил Иосиф.

— Нет.

— Ну вот и хорошо. Я обязан позаботиться о будущем не только монастыря, но и Октавия, и библиотеки тоже. Хочу, чтобы вы знали: сегодня вечером я отправлю гонца к епископу с мольбами, чтобы после моей смерти он назначил сестру Магдалину аббатисой Вектисского монастыря, а брата Хосе — настоятелем. А тебя, брат Паулин, прошу служить им так же преданно, как мне! — Магдалина низко склонила голову, чтобы никто не увидел ее улыбки. Паулин и Хосе молчали, убитые горем. — Я должен сказать вам еще кое-что. Сегодня вечером мы создадим новый орден внутри Вектисского монастыря. Тайный орден, чтобы защитить и сохранить библиотеку. Мы четверо станем его основателями. Он войдет в историю как орден имен. Помолимся, дети мои!

Закончив страстную молитву, все поднялись из-за стола. Иосиф прикоснулся к костлявому плечу Магдалины.

— После вечерней службы мы сделаем то, что должны, сестра. Ты согласна?

Разволновавшись, сестра зашептала молитву Богоматери. Иосиф терпеливо ждал ответа.

— Согласна, — услышал он наконец.

Отслужив вечерню, Иосиф удалился в свою келью поразмыслить. Он представлял, что сейчас должно произойти, но не хотел видеть этого своими глазами. Иосиф знал, что, когда он склонит голову в молитве, Магдалина вместе с Хосе поведет Марию из странноприимного дома по тропинке к скрипторию. Она будет тихо плакать. Иосиф знал, что ее плач перерастет в рыдания, а затем в крик, когда Паулин откроет дверь в келью Октавия, а Хосе силой затолкает девушку внутрь и задвинет щеколду.

13 ЯНВАРЯ 1947 ГОДА

Остров Уайт, Великобритания

Реджи Сондерс кувыркался — как он сам это называл — с Лорел Барнс, полногрудой женой подполковника авиации Джулиана Барнса, на супружеской кровати с пологом и четырьмя столбиками. Реджи сам себе завидовал. Шикарный загородный дом, огромная спальня, миленький камин и благодарная Лорел Барнс, которая привыкла обходиться во время войны без мужа.

Реджи был крупным розовощеким парнем с пивным животиком, детской улыбкой и невероятно широкими плечами. Такое сочетание обычно прельщает женщин, и Лорел Барнс не стала исключением. За ее наивностью, разговорчивостью и любезностью скрывался сломанный нравственный компас, стрелка которого показывала только одно направление — Реджи Сондерс. Парень всегда считал себя хозяином жизни, весь мир принадлежит ему, а судьба благоволит. Невредимые глаза, руки, ноги и гениталии после Второй мировой войны — не это ли доказательство уникальности? Благодарная страна обязана удовлетворять все его потребности — финансовые и сексуальные. Законы Королевства и общественные устои были в его представлении ценностями весьма относительными.

Его военная служба началась отвратительно — с должности штаб-сержанта восьмой армии Монтгомери, пытавшейся выбить Роммеля из Тобрука. Проторчав долгое время в пустыне, в 1944 году Реджи получил перевод из Южной Африки в освобожденную Францию — в полк, который занимался восстановлением и составлением каталогов разграбленного нацистами культурного наследия.

Начальником Реджи стал милейший джентльмен, кембриджский профессор, который не отдавал приказы, а вежливо просил подчиненных о помощи. Удивительно, как удачно подобралось место в армии для майора Джеффри Этвуда — здесь профессор археологии мог реализовать свои способности с большей пользой для страны, чем где-нибудь в штабе, вооруженный картой, биноклем и тяжелой артиллерией.

Сондерс командовал молодыми парнями, которые вытаскивали тяжеленные деревянные ящики из подвалов при транспортировке в безопасные районы. Он не разделял общего возмущения нацистскими грабежами — кто бы на их месте поступил иначе? Сондерс и сам пару раз менял вверенные ему безделушки на несколько фунтов стерлингов. После войны он работал то там, то здесь, по большей части на восстановлении разрушенных зданий, перебираясь на другое место всякий раз, как очередная подружка становилась слишком настойчивой. Когда Этвуд предложил небольшое приключение на острове Уайт, Реджи как раз сидел без работы.

— С вами — хоть на край света!

А теперь Реджи утопал в розовом теле, пахнущем тальком и лавандой. Хозяйка дома тихонько что-то ворковала, и воспоминания уносили Реджи в голубятник ботанического сада Кью-Гарденз, куда его часто водили в детстве. Реджи заставил себя вернуться в реальность. Приближался самый ответственный момент. Как любил повторять дедушка Реджи: «Если уж взялся за дело, выполни его достойно». Вдруг раздался механический рокот.

Годы ночных патрулей в пустынях Ливии и Марокко не прошли даром. Сколько раз он спасался благодаря натренированному слуху!

— Не останавливайся, Реджи, — простонала Лорел.

— Подожди-ка, мой цветочек. Ты ничего не слышишь?

— Нет.

— Звук мотора. — Это точно не машина прислуги. Шум другой… Похоже на первоклассный автомобиль. — Дорогая, ты уверена, что муж сегодня не вернется?

— Говорю тебе, он в Лондоне! — Схватившись за ягодицы Реджи, Лорел пыталась заставить его продолжить начатое.

— Кто-то едет, милая. И уж точно не почтальон! — Реджи вскочил с постели и подкрался к занавеске. Свет фар за окном прорезал темноту ночи.

Шурша по гравию, к воротам подъехала вишневая «инвикта» — редкостная красотка, такую сложно не запомнить.

— Кто это у нас ездит на красной «инвикте»? — полушутя спросил Реджи. С таким же успехом он мог сказать: «Дорогая, открой дверь, Сатана пришел».

Выпрыгнув как ошпаренная из постели, Лорел, трясясь от страха, начала натягивать нижнее белье.

— Должно быть, автомобиль подполковника! — обреченно проговорил Реджи, пожав огромными плечами. — Мне пора, дорогая. Пока!

Реджи прижал одежду к груди, на бегу засунул ноги в штанины и, перепрыгивая через несколько ступенек боковой лестницы, с черного хода выскочил на улицу.

— Дорогая! Угадай, кто вернулся на день раньше?.. — весело пропел в этот момент командор, заходя через парадную дверь.

Дрожа от холода, Реджи оделся в саду. Только неделю назад стояла теплая для января погода, но холодный циклон с севера все испортил. Реджи встретился с Лорел у паба, она была на машине, а теперь ему придется шесть миль топать до лагеря пешком. Эх, ничего не поделаешь!

На цыпочках он пробрался к переднему двору. От «инвикты» модели 1930 года веяло теплом. Салон был глубокий и низкий, как ванна, сиденья обтянуты красной кожей. Ключ торчал в замке зажигания! Решение было принято, исходя из простейшей логики — «мне холодно, в машине тепло, я только спущусь до дороги». Реджи забрался внутрь и повернул ключ. Мотор мощностью сто сорок лошадиных сил взревел. Реджи тут же охватила паника — где сцепление? Передняя дверь дома распахнулась. И тут Реджи осенило: автоматическая коробка передач, первый британский автомобиль с автоматом! Реджи нажал на газ, и машина плавно тронулась. Под колесами зашуршал гравий. В зеркале заднего вида метался пожилой мужчина, размахивая сжатыми кулаками. Рокот двигателя заглушал его крики.

— И тебе того же, дружище! — крикнул Реджи. — Спасибо за машину и жену!

Бросив «инвикту» у паба в Фишборне, он быстро прошел последнюю милю до лагеря пешком, насвистывая и потирая ладони, чтобы не замерзнуть. Реджи издалека заметил яркий огонь лагерного костра. Плотное облако закрывало луну, превращая ночное небо в серое фланелевое покрывало. Клубы черного дыма извивались как гарпии, поднимаясь над шпилем церкви Вектисского монастыря.

Когда Реджи подошел согреться к костру, дверь старого вагончика распахнулась.

— Ба! Вы только гляньте, кто вернулся. Реджи дали пинка под зад! — крикнул долговязый парень.

— Я сам ушел, дружище, — обрубил Реджи. — Поесть что осталось?

— Только бобы.

— Кинь банку. После такого секса я просто с голоду умираю!

Долговязый захохотал. Из других четырех вагончиков высунулись любопытные физиономии — всем хотелось услышать подробности. Даже Джеффри Этвуд показался на пороге, попыхивая трубкой.

— Кто-то сказал «секс»?

— Вы же не рассчитываете, что я сейчас все вам выложу?

— Именно этого все и ждут!

— Ну пожалуйста! — взмолился долговязый парень Деннис Спенсер — прыщавый студент Кембриджа на альтернативной службе.

Четверо других — трое мужчин и женщина — были с кафедры Этвуда, Мартин Бэнкрофт и Тимоти Браун — студенты, но уже не юноши — оба продолжали учебу после демобилизации. Мартин не покидал пределов Великобритании, был офицером разведки в Лондоне, а Тимоти — диспетчером радиолокационного контроля на эсминце в Балтийском море. Оба страшно радовались возвращению в Кембридж и на полевые работы выехали с огромным удовольствием.

Эрнест Мюррей, постарше остальных — уже разменял четвертый десяток, — заканчивал начатую до войны диссертацию Он участвовал в военных действиях в Индокитае; после всего увиденного англосаксонская археология не казалась такой значительной. В общем, Мюррей мучился от неопределенности и непонимания своего места в жизни.

Единственная женщина в экспедиции — Беатрис Слейд — преподавала историю Средневековья, слыла правой рукой Этвуда и успешно руководила кафедрой во время войны. Решительная и ехидная Беатрис не скрывала, что она лесбиянка. Они с Реджи терпеть друг друга не могли: Реджи грубо высмеивал ее сексуальную ориентацию, Беатрис не упускала случая сказать о нем гадость.

— Мы все внимание. — Этвуд сощурился на яркий огонь. — Может, по кофейку, пока Реджи поведает свою увлекательную повесть?

— Я поставлю чайник, профессор, — вызвался Тимоти.

— Реджи, не томи! Что случилось? — попросил Мартин. — Мы думали, ты сегодня ночуешь на мягкой перинке!

— Не вышло, дружище. — Свернув папироску, Реджи провел языком по бумажке.

— Сбежал, потому что не выдержал, когда мадам захотела повторить? — съязвила Беатрис, покачивая бедрами вперед-назад. Все, даже Этвуд, покатились со смеху.

— Очень смешно! Просто обхохочешься! — воскликнул Реджи. — Ее муж вернулся на день раньше. Пришлось ретироваться в срочном порядке, чтобы избежать неприятного знакомства.

— А скажите, мистер Сондерс, — изображая почтение к старшему, спросил Деннис, — успели ли вы одеться, до того как выскочить из дома?

Снова раздался громкий смех. Этвуд, затянувшись, задумчиво изрек:

— Да уж, представляю картинку!..

Утро выдалось морозное. Шел мелкий снег. Землю будто посыпали солью. Эрнест — превосходный повар — приготовил на двух газовых горелках плотный завтрак для семерых. Все расположились на перевернутых ящиках вокруг костра, пытаясь согреться шерстяными одеялами и сладким горячим чаем. Обмакивая поджаренный хлебец в яичный желток, Этвуд посмотрел на пустынное поле у ледяного моря и спросил:

— И кто только придумал проводить раскопки в январе?!

Конечно, лучше бы стояло теплое лето или чуть прохладная осень, но каждый участник экспедиции без колебаний отправился бы сюда в любую погоду и в любое время года. Казалось, еще вчера они на фронте мечтали о раскопках в мирной земле. Как только Этвуд получил триста фунтов стерлингов от Британского музея в качестве гранта на проведение экспедиции, он мигом собрал группу энтузиастов. И плевать, что зима!

Взглянув на часы, Реджи вскочил и скомандовал остальным:

— Давайте, парни, поживее! Нам предстоит сегодня перекопать полполя!

Тимоти показал на Беатрис и, сделав страшные глаза, одними губами повторил: «Парни!»

— Ты прав, ты прав! — отозвался Реджи, собирая инструменты. — Извиняюсь, она слишком стара, чтоб называться парнем.

Беатрис, не оставшись в долгу, припечатала его крепким словцом.

Раскоп начинался у монастырского двора, вдали от основных построек. Его преосвященство Уильям Лоулор — очень приятный, учтивый человек и большой любитель истории — любезно разрешил кембриджским археологам разбить лагерь на территории монастыря. В благодарность Этвуд обещал пригласить его первым, если обнаружится что-то стоящее, а в прошлую субботу Лоулор заявился на раскоп в джинсах и куртке и целый час копался в земле.

Археологи двинулись через поле, когда монастырский колокол созывал братьев и сестер на девятичасовую мессу. Над головой жалобно кричали чайки. Вдалеке вздымались серо-голубые волны пролива Солент. Прекрасный шпиль церкви пронзал синее небо. По полю передвигались крошечные фигурки — монахи спешили в церковь. Щурясь от яркого солнца, Этвуд наблюдал за ними, восхищаясь картиной, лишенной временных границ. Казалось, так было всегда, так есть и так будет.

Раскоп был огражден натянутой между колышками веревкой. Всего примерно сорок на тридцать метров плодородной коричневой земли, с которой уже сняли почвенный слой вместе с прошлогодней травой. Издалека было видно, что эта территория находится в углублении, приблизительно на метр ниже поля. Еще до войны Этвуд обратил внимание на эту особенность, изучая монастырские земли. По-видимому, здесь что-то происходило. Но почему в такой удаленности от главных монастырских построек?..

Во время коротких экспедиций в 1938 и 1939 годах Этвуд прорыл разведочные канавы и нашел каменный фундамент и множество глиняных черепков двенадцатого-тринадцатого веков. Потом вспыхнула война, отбросив проведение экспедиции на неопределенный срок, но Этвуд вновь и вновь мысленно возвращался на Вектис. Зачем монахам вздумалось строить что-то так далеко от монастыря?! Что — церковное здание или светское? В монастырских архивах не было и намека на подобное сооружение. Этвуд смирился с тем, что ему не раскрыть тайну, пока не будет побежден Гитлер.

Теперь Этвуд приступил к рытью главной траншеи — тридцать метров длиной и четыре шириной — с южной стороны участка, ближе к морю. Реджи, отлично ладивший с техникой, выкопал первые три метра мини-экскаватором. Дальше предстояло работать аккуратно, вручную, лопатами. Археологи продвигались от остатков южной стены к ее основанию, рассчитывая отыскать культурный слой.

Эрнест Мюррей и Этвуд расчищали юго-восточную часть стены, чтобы ее сфотографировать.

— Смотри! — Этвуд показал на неровную полоску черной почвы на стене. — Здесь был огонь.

— Специально или случайно?

Этвуд задумчиво посасывал трубку.

— Трудно сказать… Ритуал?

Мюррей сморщил лоб.

— Это же не языческое капище! Сооружение одновозрастно монастырю и воздвигнуто на его территории.

— Верно подмечено, Эрнест! Ты уверен, что решил окончательно бросить археологию?

— Не знаю. — Мюррей нервно пожал плечами.

— Ладно, пока ты размышляешь над своей судьбой, давай сделаем фотографии и углубимся еще на полметра.

Этвуд поручил трем студентам продолжать рыть канавы в южно-западном углу. Беатрис, установив переносной столик, заносила в каталог найденные черепки. Этвуд в компании Мюррея и Реджи отправился в северо-западный угол участка, чтобы приступить к новой канаве и выйти на другой конец фундамента.

Днем стало заметно теплее. Археологи снимали слой за слоем, пока не опустились по пояс. Во время перерыва на обед Этвуд подошел к глубокой траншее и заглянул внутрь:

— А это что? Еще одна стена?

— Похоже, — с жаром ответил Деннис. — Мы собирались вас позвать.

Они наткнулись на более тонкую каменную стену, идущую параллельно фундаменту метрах в двух от него.

— Смотрите, профессор, здесь дыра, — включился в разговор Тимоти. — Наверное, дверь, да?

— Возможно. Ну-ка поглядим поближе. — Этвуд спустился по приставной лестнице вниз. — Давайте еще немного углубимся здесь. — Он показал на маленький участок плотной земли. — Если внутренняя стена идет дальше перпендикулярно внешней, получается небольшая комнатка.

Молодые люди, опустившись на колени, принялись работать совками. Деннис стоял ближе к внешней стене, Мартин — к внутренней, а Тимоти — посередине. Через пять минут они почти одновременно увидели каменную кладку.

— Вы правы, профессор! — воскликнул Мартин. — Здорово!

— Я этим уже полжизни занимаюсь. С годами и у вас разовьется чутье. — Этвуд был доволен собой и в знак очередной победы закурил трубку. — После обеда предлагаю добраться до уровня пола. Может быть, сумеем догадаться, для чего использовалась эта комнатка.

Молодые люди мигом проглотили бутерброды с сыром, запили лимонной газировкой и вернулись в траншею. Им не терпелось докопаться до истины.

— И кого вы собираетесь удивить? У-у-у, подхалимы! — крикнул им вслед Реджи, расположившись на травке и поджигая самокрутку.

— Заткнись, Реджи! — бросила ему Беатрис. — Оставь ребят в покое! Кстати, у тебя еще есть курить?

Через час студенты позвали остальных и с гордостью показали границы небольшой комнаты.

— Мы нашли пол! — восторженно воскликнул Деннис.

Взору открывалась ровная поверхность из гладких темных камней, тщательно подобранных друг к другу, но Этвуд сразу обратил внимание на другую особенность.

— А это что? — спросил он скорее у самого себя и спустился к ребятам, чтобы рассмотреть получше.

В юго-западном углу лежал большой камень с неровными краями, который не вписывался в общую картину. Камни на полу были из голубовато-серого песчаника, а угловой больше напоминал известняк — два метра на полтора и довольно толстый. Он на фут поднимался над полом.

— Какие предположения? — обратился к археологам Этвуд, счищая с краев камня остатки земли.

— По-моему, его сюда принесли из другого места, — сказала Беатрис.

Эрнест сделал несколько снимков.

— Представляете, как сложно его сдвинуть с места!

— Давайте попробуем! — предложил Этвуд. — Реджи, у кого самая крепкая спина?

— У Беатрис, естественно!

— Отвали! Проверим, кто тут настоящий мужик! Это тебе не в постели кувыркаться.

Реджи попытался подсунуть под камень лом и надавил всем телом, используя его как рычаг, но камень даже не шевельнулся. Вытирая капли пота со лба, Реджи признал поражение.

— Ладно! Спущу копалку.

На то, чтобы вырыть спуск для мини-экскаватора, ушел час. Реджи подогнал его почти к самому камню и, высунувшись из кабины, крикнул, что готов. За ревом мотора слышался звон колоколов, созывающих монахов на службу. Было уже три часа дня.

Реджи подцепил ковшом край камня и потихоньку начал его приподнимать.

— Стоп! — крикнул Этвуд. — Подсуньте лом!

Мартин, оказавшись ближе всех, подтолкнул железный лом в щель, образовавшуюся между известняком и полом. Потом навалился на лом, но не смог сдвинуть камень.

— Тяжеленный!

Мартин продолжал давить на лом, а Реджи снова зацепился за край ковшом. Мартин направлял движение. Внезапно он замахал руками и заорал:

— Стоп! Стоп! Быстрее все сюда!

Реджи заглушил двигатель. Археологи опустились вниз. Деннис увидел первым.

— Вот черт!

Тимоти качал головой:

— Вы только посмотрите!

Все с удивлением взирали на камень. Реджи закурил самокрутку, которую еще наверху предусмотрительно сунул в карман рубашки.

— Профессор, вы такое предполагали?

Этвуд нервно отбросил прядь волос.

— Нужно посветить чем-нибудь.

В косых лучах полуденного солнца были видны каменные ступени, ведущие в глубь черной дыры.

Деннис сбегал в лагерь за фонариками на батарейках — взял все, сколько попалось под руку. Запыхавшийся, красный, он вернулся в раскоп и раздал по штуке в руки.

Реджи вызвался идти первым. Он всегда оберегал старого босса. К тому же Реджи в свое время приходилось расчищать бункеры Роммеля; он был готов очутиться в закрытом пространстве под землей. Остальные гуськом пошли следом за ним. Беатрис плелась в хвосте. И куда девалась ее привычная бравада?..

Спустившись по узкой винтовой лестнице, которая, по прикидкам Этвуда, уходила вниз на сорок — пятьдесят футов, они еле разместились в тесном пространстве — два лондонских такси, не больше. Мартин, склонный к клаустрофобии, сразу отметил, что дышать трудно.

— Что-то тут тесновато, — недовольно пробормотал он.

Лучи фонарей сновали по стенам, пересекаясь друг с другом, будто прожекторы при артналете. Реджи первым заметил дверь.

— Ого, словно специально нас поджидает! — Из замочной скважины торчал огромный железный ключ.

Этвуд посветил фонарем на изъеденную червями поверхность двери.

— Кто не рискует, тот не пьет шампанского… Ну что, ребята, попробуем?

Деннис подобрался ближе к профессору.

— Конечно!

— Тогда, сэр Реджи, прошу — ваш ход.

Беатрис ничего не было видно за спинами мужчин.

— Что там?! Что вообще происходит? — разволновалась она.

— Пытаемся открыть дверь, — объяснил ей Тимоти.

— Давайте быстрее! — поторапливал Мартин. — Тут задохнуться можно!

Реджи повернул ключ — замок со скрежетом поддался, — затем надавил ладонью на холодное дерево, однако дверь не двинулась с места. Реджи попробовал сильнее. Не идет! Со злости он навалился всем телом. Дверь, жалобно скрипнув, распахнулась.

По очереди, будто группа заключенных, скованных одной цепью, археологи протолкнулись внутрь, освещая фонариками новое пространство.

Вторая комната была намного больше.

Разрозненные образы начали обретать смысл, но мозг отказывался верить глазам — по крайней мере в первые секунды.

Никто не мог вымолвить ни слова.

Археологи молча осматривали комнату с высоким сводом, похожую на конференц-зал или маленький театр. Внутри было прохладно и сухо. Этвуд сразу отметил, что стены и пол сложены из больших каменных блоков, но внимание его привлекло другое. В комнате стоял длинный деревянный стол, а рядом с ним скамейка. Этвуд провел лучом фонаря по столу — от левого края до правого. Примерно двадцать футов. Затем, подойдя ближе, он посветил на поверхность и увидел глиняный горшочек — не больше чайной чашки — с черным осадком. Чуть дальше еще один такой же горшочек, и еще, и еще…

Неужели…

Этвуд поднял фонарь чуть выше. Вот это да! В комнате стояло два стола. Нет, даже три. Нет… Четыре! О Боже!..

— По-моему, я понимаю, что это! — воскликнул Этвуд.

— Мы все внимание, профессор, — тихо проговорил Реджи.

— Скрипторий! Подземный скрипторий! Поразительно…

— Если б я знал, что это означает, может, тогда разделил бы ваш восторг, — раздраженно заметил Реджи.

— Здесь монахи переписывали книги, — объяснила Беатрис. — Если не ошибаюсь, до нас еще никто не обнаруживал подземных скрипториев!

— Ты совершенно права!

Деннис хотел потрогать чернильницу, но Этвуд остановил его:

— Не трогай! Вначале нужно все сфотографировать.

— Простите. Думаете, здесь остались манускрипты? — спросил Деннис.

— Было бы замечательно, хотя вряд ли стоит на это рассчитывать.

Решили разделиться на две группы, чтобы обследовать комнату целиком. Эрнест со студентами отправился направо. Этвуд с Реджи и Беатрис — налево.

— Будьте осторожны!

В итоге Этвуд насчитал пятнадцать столов. В конце комнаты обнаружилась еще одна дверь.

— Откроем? — спросил Реджи.

— Конечно.

— Там, наверное, туалет, — нервно хихикнула Беатрис.

Реджи приподнял массивную задвижку и открыл дверь.

Лучи фонарей осветили помещение. Этвуд ахнул, чувствуя, что теряет сознание, и сел прямо на каменный пол. Реджи и Беатрис от неожиданности взялись за руки — две противоположности впервые притянулись!

— Профессор, скорее сюда! — закричали студенты за спиной. — Мы нашли катакомбы!

— Здесь сотни… нет, тысячи скелетов!

— Не сосчитать!

Ошеломленный Этвуд не мог произнести ни звука. Реджи, наклонившись, помог старому профессору подняться на ноги.

— Скелеты, тоже мне удивили, сопляки! — громко крикнул он командирским басом. — Двигайте лучше сюда. И смотрите не описайтесь, когда увидите, что у нас!

* * *

Вначале Этвуд подумал, что умер. Что вдохнул ядовитые пары и умер. Нет, он не был набожен, но то, что предстало его глазам, могло кардинально изменить представления профессора. Убедившись, что жив, он огляделся по сторонам. Если предыдущая комната по размерам напоминала театр, то эта — скорее ангар для самолетов. Слева, в десяти футах от себя, Этвуд увидел громадный деревянный шкаф с толстыми книгами в кожаных переплетах. Справа — точно такой же. А между ними коридор, по которому мог спокойно пройти только один человек.

Придя в себя, Этвуд посветил фонарем на ближайший шкаф, чтобы оценить его размеры. Ого! Пятьдесят футов длиной и тридцать в высоту. Профессор прикинул количество книг на одной полке — примерно сто пятьдесят. А в каждом шкафу таких полок не меньше двадцати.

У Этвуда подкосились ноги, когда он заглянул в центральный коридор. По обеим сторонам возвышались такие же книжные шкафы. Луч фонаря растворялся в темноте. Трудно было представить, где заканчивается эта книжная галерея.

— Обалдеть! Сколько чтива! — воскликнул Реджи.

В глубине души Этвуд надеялся, что первые слова, произнесенные при величайших открытиях в истории археологии, должны быть более возвышенными. Неужели Картер, увидев гробницу Тутанхамона, прошептал: «Обалдеть! Что за чувак там лежит?» К сожалению, ничего другого в голову не шло.

— Ага! — согласился он с Реджи.

Этвуд сам нарушил свое правило ничего не трогать и провел указательным пальцем по корешку книги, стоявшей на полке на уровне глаз. Плотная кожа прекрасно сохранилась. Профессор осторожно снял книгу. Она весила как мешок муки. Восемнадцать дюймов длиной. Двенадцать дюймов шириной. Пять толщиной. Этвуд погладил прохладную кожу. Странно, никаких надписей, никаких обозначений, только на корешке выбиты цифры 833. Пергамент был обрезан неровно. На первый взгляд где-то две тысячи страниц.

Реджи с Беатрис, стоявшие рядом, светили фонариками на книгу, которую Этвуд держал в руках как младенца. Он открыл страницу наугад и увидел список — три колонки имен, в каждой примерно шестьдесят записей. И рядом со всеми дата — 23 января 833 года — и слово Mors или Natus.

— Какой-то реестр… — прошептал Этвуд, переворачивая страницу. То же самое. Бесконечный список имен. — А ты что думаешь, Беатрис?

— Похоже, журнал регистрации дат рождения и смерти. Такие вели в средневековых церквях.

— Не слишком ли много имен? — Этвуд посветил фонарем в глубь коридора.

Студенты с Эрнестом замерли в дверном проеме библиотеки. Этвуд попросил всех пока оставаться на месте, не заметив, как Реджи проскользнул в коридор.

— К какому периоду относится хранилище? — спросил профессор у Беатрис.

— Судя по каменной кладке, конструкции двери и замка, я бы сказала, что к одиннадцатому или двенадцатому веку. По-видимому, мы первые, кто вдохнул здешний воздух за последние восемьсот лет.

— Эй, мисс Гениальность! А почему тогда здесь записи от шестого мая 1467 года? — эхом прокатился по коридору голос Реджи.

Требовалось раздобыть электрогенератор. Несмотря на жуткое любопытство, Этвуд решил, что продолжать исследования в темноте слишком опасно. Археологи поднялись по лестнице и торопливо закрыли отверстие брезентом, прижав его досками и присыпав сверху землей, чтобы не заметил кто-нибудь посторонний — например, аббат Лоулор.

— Никому ни слова, — приказал Этвуд подчиненным.

Реджи вместе со студентами отправился на поиски генератора. Этвуд кинулся в фургон, чтобы сделать записи в дневнике. Все остальные, переговариваясь полушепотом, готовили овощное рагу с бараниной. К закату вернулся Реджи с хорошими новостями. Строитель из Ньюпорта сдал в аренду переносной генератор. Вдобавок удалось раздобыть электрический кабель и целый ящик лампочек.

Реджи, подозвав профессора, открыл фургон.

— Вот. Реджинальд обещал — Реджинальд сделал!

— Как всегда. — Этвуд похлопал помощника по широкой спине. — Молодец!

— Профессор, мы нашли что-то исторически значимое? — Реджи вдруг показалось, что руководитель подавлен.

— Я всю жизнь мечтал обнаружить что-нибудь действительно стоящее. То, что может изменить историю. Но знаешь, дружище, по-моему, наша находка превзошла все мои ожидания.

— Что-то вы не рады, похоже…

— Не знаю, Реджи. У меня плохое предчувствие.

Все утро следующего дня археологи устанавливали под землей генератор, протягивали кабель и развешивали лампы. Однако первым делом Этвуд отправил Тимоти с Мартином сфотографировать скрипторий, Эрнеста с Деннисом — катакомбы, а сам с Беатрис отправился в библиотеку. Электрические лампочки горели постоянно. Их озоновый запах наполнил помещение. Реджи работал как заправский электрик — прокладывал провода, заменял перегоревшие лампы, настраивал генератор, который иногда отказывался подавать электричество.

К обеду выяснилось, что вчера они видели только первый зал библиотеки. Второй, вероятно, пристроили позже, когда заполнили первый. По площади он был такой же — приблизительно сто пятьдесят квадратных футов. Археологи насчитали в каждом зале шестьдесят пар громадных шкафов, разделенных узким коридором. Полки ломились от невероятного количества книг. Лишь несколько шкафов в самом конце второго зала оказались пусты.

Определившись с размерами хранилища, Этвуд набросал в блокноте кое-какие расчеты.

— Вот черт! — воскликнула Беатрис, увидев получившиеся цифры. — Вы ничего не напутали?

— Естественно, я не математик, но, по-моему, все правильно.

В библиотеке должно было быть примерно семьсот тысяч книг.

— Получается, это одна из крупнейших библиотек на территории Великобритании! — воскликнула Беатрис.

— И могу поспорить, самая интересная, — добавил Этвуд. — Ну и почему же средневековые монахи — предположим, что они, — с таким маниакальным усердием записывали имена и даты, причем будущих периодов?

— Я не могла сегодня заснуть, мучаясь этим вопросом, — призналась Беатрис.

— И я. — Они прошли во второй зал, куда Реджи еще не успел протянуть кабель. Беатрис держалась поближе к Этвуду, следуя за слабым светом фонаря. Они прошли по коридору до полок с книгами, на корешках которых значился 1806 год. Этвуд взглянул на следующий ряд.

— 1870. Отлично. Приближаемся, — прошептал он, скользя взглядом по полкам. — Ага, вот и 1895.

— Почему именно этот год? — спросила Беатрис.

— Я родился в 1895-м. Ну-ка посмотрим. Посвети сюда, пожалуйста. Так… Сентябрь. Надо немного вернуться. — Этвуд поставил книгу на место и взял другую. — О, то, что надо! Январь 1895. Две недели назад праздновали мой день рождения. Итак, четырнадцатое января. Боже мой, сколько имен! На всех возможных языках! Китайский, арабский, английский, конечно, испанский… А это финский? Похоже, суахили. — Этвуд вел указательным пальцем по строчкам, пока не замер. — Господи! Беатрис, смотри. «Джеффри Филлип Этвуд, 14.01.1895 Natus». Это я! Черт возьми! Откуда — Боже мой! — ну откуда им было известно, что Джеффри Филлип Этвуд родится четырнадцатого января 1895 года?!

— Этому нет рационального объяснения, — холодно ответила Беатрис.

— Что за умники работали здесь?.. Наверное, те, из катакомб! Особые почести для особо выдающихся… Почему их не похоронили наверху, на обыкновенном кладбище?.. У меня идея. Давай поищем год ближе к нашему времени!

Археологи прошли во второй зал. Вдруг Этвуд замер, присвистнув, да так неожиданно, что Беатрис, шедшая следом, врезалась в его спину.

— Ну и ну, смотри! — Он посветил фонарем на груду одежды на земле рядом с полками, словно в прачечной, — коричневые, черные тряпки. Медленно подойдя ближе, археологи увидели полностью одетый скелет, лежащий на спине. На большом желтом черепе еще виднелись остатки кожи и пряди темных волос. Рядом валялась плоская черная шляпа. Затылочная кость запала глубоко внутрь, и камни под черепом были будто покрыты ржавчиной. Их пропитала кровь! Судя по одежде, это был мужчина. Черный камзол с плоеным воротником, коричневые штаны до колен, черные чулки и кожаные башмаки. Скелет лежал на длинном черном плаще, воротник которого был оторочен полуистлевшим мехом.

— Парень однозначно не из Средних веков, — пробормотал себе под нос Этвуд.

Беатрис опустилась на колени, чтобы лучше разглядеть скелет на полу.

— Елизаветинец.

— Уверена?

Из-за пояса у скелета торчал пурпурный шелковый мешочек с инициалами «Дж. К.». Беатрис потрогала его указательным пальцем, а потом аккуратно потянула за иссохшие завязочки. На ладонь посыпались серебряные монеты — шиллинги и трехпенсовики. Этвуд направил на них луч фонаря. На аверсе красовался мужеподобный профиль Елизаветы I. Беатрис перевернула монету. Над гербом было вычеканено: «1581 год».

— Да, уверена! Интересно, что здесь делал этот мужчина?

— Сегодня у нас, похоже, будет больше вопросов, чем ответов, — задумчиво проговорил Этвуд, медленно переводя взгляд со скелета на полки. — Смотри-ка, на ближайших книгах отметка 1581. Неспроста! Вернемся сюда позже с фотоаппаратом. А пока давай закончим поиски.

Осторожно переступив через останки на полу, археологи пошли дальше по коридору, пока Этвуд не увидел то, что искал. К счастью, книги с 1947 годом стояли на нижних полках. Не пришлось возвращаться за лестницей.

— Ну наконец-то! — Этвуд начал снимать книги с полок. — Ура! Вот он! Тридцать первое января. Сегодняшний день.

Этвуд с Беатрис сели рядом на холодный пол и открыли книгу, положив ее на колени. Левая часть оказалась на коленях профессора, а правая — Беатрис. Они просматривали страницу за страницей, заполненные убористым почерком. Natus, Mors, Mors, Natus.

Этвуд сбился со счета прочитанных страниц. Пятьдесят? Шестьдесят? Семьдесят? И вдруг замер, увидев запись: «Реджинальд Уильям Сондерс. Mors».

Археологи зачастили в паб «Проныра» в Фишборне недалеко от раскопа. Пиво там было дешевое, и за пенни с человека хозяин разрешал помыться в ванной. Вывеска паба — мужчина с хитрым взглядом склонился над рекой, пытаясь поймать форель голыми руками, — всегда вызывала улыбку. Но только не сегодня. Археологи сели за длинный стол в прокуренном пабе, стараясь не привлекать внимание местных.

Реджи взглянул на часы и попытался разрядить напряженную обстановку:

— Сегодня плачу я. Ну, если удастся занять деньжат у кого-нибудь… Беатрис, не одолжишь?

— Держи, орангутанг! И не забудь завтра вернуть.

— Профессор, думаете, мне сегодня и правда конец? — спросил Реджи у Этвуда.

— Кабы знать! Я сыт по горло этой мистикой. — Этвуд быстро допил пиво — уже третью кружку за вечер, больше своей обычной нормы. Голова слегка кружилась. Все старались говорить тихо.

— Если сегодня — мой последний день на грешной земле, хочу напиться лучшего пива! Всем повторить?

Собрав пустые кружки, Реджи направился к бару.

— Никто ведь на самом деле не верит в эту чушь?! — прошептал Деннис, склонившись над столом.

— А откуда в книгах запись о дне рождения профессора? — спросил Мартин.

— Вот именно, откуда?! — воскликнул Тимоти.

— Этому должно быть научное объяснение, — спокойно проговорила Беатрис.

— Неужели? И почему все, по-твоему, должно вписываться в научные рамки? — возмутился Этвуд.

— Джеффри! От тебя ли я это слышу?! — удивилась Беатрис. — Когда вы в последний раз ходили в церковь, доктор Эмпиризм?

— Не помню. Очень давно. — Этвуд обвел стол пьяным взглядом. — А куда делось мое пиво? — Он поднял голову и увидел Реджи у бара: — А, вон он стоит, видите? Отличный парень! Молодец! Выстоял против Роммеля. Надеюсь, выживет и на Вектисе…

Эрнест сидел задумавшись. Он выпил меньше остальных.

— Надо провести выборочную проверку. Давайте возьмем еще нескольких людей. Исторических личностей.

— Верно. Как раз то, что нужно! — Этвуд беспокойно теребил подставку под пиво. — Научным методом доказать, что наука бессильна…

— А если все даты совпадут? — спросил Деннис. — Что тогда?

— Тогда передадим книги страшным людям из страшных кабинетов Уайтхолла, — ответил Этвуд.

— В министерство обороны? — тихо уточнил Эрнест.

— Почему туда? — спросила Беатрис.

— А куда еще? В газеты?! Папе римскому?! — воскликнул Этвуд. Реджи ждал, пока владелец паба нальет последнюю кружку. — Мы уже тут от жажды умираем!

— Бегу-бегу, босс! — крикнул Реджи.

В этот момент в паб вошел Джулиан Барнс в расстегнутой шинели. Больше всех удивились местные, которые знали, что таковой офицер авиации существует, но никогда не видели его в пабах. У подполковника были неприятные манеры, которые появляются у людей, наделенных властью и склонных к напыщенности, и соответствующая внешность: зализанные назад волосы и ровно подстриженные усы на остром, как у хорька, лице.

Один из местных рабочих, видимо, глубоко презиравший Барнса, воскликнул:

— Похоже, господин командор потерялся — забыл, где заседают консерваторы. Вниз по дороге и налево, сэр!

Барнс даже не взглянул в его сторону.

— Где я могу найти Реджинальда Сондерса? — спросил он поставленным командным голосом.

Археологи, как один, встрепенулись. Реджи все еще стоял у бара в шаге от напыщенного коротышки.

— А кто его спрашивает? — Приосанившись, Реджи расправил громадные плечи.

— Вы и есть Реджинальд Сондерс? — официальным тоном уточнил Барнс.

— А ты кем будешь, папаша?

— Я повторю вопрос: вы Реджинальд Сондерс?

— Да. В чем проблема?

Коротышка с трудом сглотнул.

— Наверное, вы знаете мою жену.

— Ага, и твою машину!.. Догадайся, какая из твоих малышек мне больше нравится?

Подполковник резко выдернул из кармана серебристый пистолет и выстрелил Реджи прямо между глаз. Никто не успел и слова сказать.

После разговора с Уинстоном Черчиллем Джеффри Этвуда посадили в крытый военный грузовик и снова отправили в Хэмпшир. На деревянной скамейке рядом с профессором сидел сосредоточенный молодой капитан. Он говорил, только когда к нему обращались. Пункт назначения — военная база, на которой до сих пор находились учебный полигон и несколько бараков. Там-то и держали Этвуда вместе с другими участниками экспедиции.

— Почему меня не могут освободить здесь, в Лондоне? — осмелился спросить Этвуд в начале пути.

— Мне приказано отвезти вас обратно в Олдершот.

— Зачем, позвольте узнать?

— Я выполняю приказ.

Этвуд провел среди военных достаточно времени, чтобы разбираться в их психологии. Он понимал, что больше из капитана не вытянуть ни слова, — так стоит ли зря сотрясать воздух? Видимо, нужно подписать какое-то соглашение о секретности, разобраться с формальностями… Поскрипывала разбитая подвеска грузовика. Этвуд старался думать о приятном: о жене и детях, о том, как они обрадуются его возвращению. Он представлял, как наконец-то вкусно поужинает, примет горячую ванну, займется прозаичной, но от этого не менее увлекательной научной работой. Вектис постепенно забудется. Все записи и фотографии конфисковали. А память… Нужно вычеркнуть все воспоминания об острове. Возможно, иногда за бокалом бренди они будут обсуждать произошедшее с Беатрис, сидя в его кабинете в музее, строить предположения, высказывать гипотезы… Нет, Этвуд был слишком напуган. Даже больше, чем во время войны. Арест и строгое заключение под стражей дали ощутимый результат!

Когда профессор вернулся в барак, уже спустилась ночь. Археологи, будто папарацци, накинулись на него. Бледные, отчаявшиеся, похудевшие, раздраженные, взволнованные. Беатрис спала в отдельной комнате, а днем ей разрешали приходить к мужчинам. Мартин, Тимоти и Деннис бесконечно играли в рами,[22] Беатрис курила и ругалась на охранников. Эрнест сидел в углу, сжимая кулаки.

Каждый надеялся, что поездка Этвуда в Лондон положит конец аресту. И вот он вернулся. Всем с нетерпением хотелось узнать подробности. Археологи слушали затаив дыхание, пока Этвуд пересказывал разговор с генерал-майором Стюартом, а когда профессор сказал, что их скоро освободят, захлопали, еле сдерживая слезы. Дело за подписанием соглашения о секретности. Даже Эрнест переставил свой стул поближе. Постепенно с его лица исчезла напряженность.

— Знаете, что я сделаю, когда вернусь в Кембридж? — спросил Деннис.

— Деннис, это никому не интересно! — обрубил Мартин.

— Приму ванну, надену чистую одежду, пойду в джаз-бар, познакомлюсь с женщиной свободных взглядов и…

— Тебе же сказали, это никому не интересно! — прервал его Тимоти.

Все следующее утро археологи ждали, когда объявят об освобождении. В полдень рядовой — угрюмый парень, начисто лишенный чувства юмора, — поставил на общий стол поднос с едой.

— Эй, идиот! — крикнула ему Беатрис. — Притащи нам парочку бутылок вина. Сегодня мы едем домой!

— Я узнаю, можно ли, мисс.

— Узнай, сынок, будь любезен. И еще узнай не высочились ли все твои мозги через уши.

Генерал-майору Стюарту позвонили из Лондона. Ни один мускул на его лице не дрогнул во время короткого разговора.

— Да, сэр, — выдохнул в трубку Стюарт и, оттолкнув кресло от стола, резко встал.

Археологи смели невкусный обед — затхлый хлеб с клейкими макаронами. Этвуд в подробностях рассказал все, что вспомнил, о знаменитом подземном бункере Черчилля. Посреди обеда снова зашел рядовой с двумя откупоренными бутылками в руках.

— Кто бы мог подумать! — воскликнула Беатрис. Рядовой поставил бутылки и вышел, не говоря ни слова.

Этвуд разлил вино по стаканам.

— Хочу предложить тост, — сказал он, вдруг сделавшись серьезным. — Увы, мы больше не сможем говорить о том, что нашли на Вектисе. Но эта экспедиция навсегда соединила нас невидимыми узами, которые никто не сумеет разрушить. За нашего дорогого друга, Реджи Сондерса, и за свободу!

Залпом опустошили стаканы. Беатрис поморщилась:

— Надеюсь, это не моча!

Первым судорогой свело Денниса — самого щуплого. Затем Беатрис и Этвуда. Через минуту все, отчаянно хватая воздух и крепко сжимая кулаки, бились в конвульсиях на полу. Языки вывалились наружу, глаза округлились…

Генерал-майор Стюарт устало оглядел комнату. Как он устал от смерти! Но во всем Королевстве не найти более исполнительного солдата.

Вместе с группой проверенных людей Стюарт вернулся на остров Уайт. Участок археологических раскопок патрулировали военные. Углубление в земле закрыли большой полевой палаткой.

Аббату Лоулору сказали, что группа Этвуда обнаружила в траншее неразорвавшийся снаряд. В целях безопасности археологов эвакуировали с острова. В течение двенадцати дней к монастырю постоянно подъезжали военные грузовики, которые привозили к острову на баржах сотрудников военно-морских сил Великобритании. Рядовые, не имевшие представления о ценности груза, надрывая спины, вытаскивали из подземного хранилища тяжеленные деревянные ящики.

Генерал-майор вошел в подземную библиотеку, отрывисто цокая каблуками. Все залы были пусты. На полках не осталось ни одной книги. Он спокойно перешагнул через скелет. Другой бы на его месте попробовал представить, что здесь происходило, понять, как все было организовано и для чего, оценить значимость и смысл с философской точки зрения. Однако Стюарт — идеальный исполнитель секретного задания — не терзался подобными мыслями. Он думал, как бы поскорее вернуться в Лондон, съездить в клуб, выпить там виски и закусить бифштексом с кровью.

Закончив осмотр, генерал отправится к аббату и сообщит об ужасной ошибке. Военные сочли, что очистили от неразорвавшихся снарядов весь участок, и разрешили археологам вернуться. Видимо, один снаряд не заметили…

Аббат согласился провести заупокойную службу.

Поднявшись наверх, Стюарт приказал саперам продолжить работу. Сработали детонаторы. Земля затряслась со страшной силой. Тонны средневековой кладки обрушились под собственным весом, навсегда сокрыв в катакомбах останки Джеффри Этвуда, Беатрис Слейд, Эрнеста Мюррея, Денниса Спенсера, Мартина Бенкрофта и Тимоти Брауна рядом с костями нескольких поколений рыжеволосых писцов. А древние книги погрузили в зеленые военные грузовики и отправили на военную базу США в графстве Суффолк для немедленной транспортировки в Вашингтон.

29 ИЮЛЯ 2009 ГОДА

Нью-Йорк

Похмелье было легким — такое и похмельем-то не назовешь, — как легкая простуда, которая проходит через час, стоит лишь принять пару таблеток тайленола. После двух глотков Пайпер вдруг разозлился, да так, что решил поставить крест на самобичевании и саможалении, а также на бесконтрольном поглощении виски. В общем, потребление алкоголя остановилось на уровне, приемлемом для его обмена веществ.

Он не спал всю ночь, размышляя. Именно размышляя, а не генерируя гениальные идеи, которые казались таковыми в пьяном угаре, а наутро либо забывались, либо казались бредовыми. В перерыве между размышлениями Пайпер позвонил Нэнси, чтобы договориться о встрече рано утром.

Он уже сидел в кофейне «Старбакс» неподалеку от Центрального вокзала, когда зашла Нэнси. Выглядела она еще хуже, чем он.

— Нормально добралась?

У нее в глазах дрожали слезы. Пайперу хотелось обнять Нэнси, нежно прижать к себе, но он не решился проявлять чувства на людях.

— Я заказал тебе латте с обезжиренным молоком. — Пайпер пододвинул чашечку: — Пей, пока горячий. — Его забота стала последней каплей. Нэнси расплакалась. — Ну что ты? Это всего лишь чашка кофе.

— Спасибо. — Она сделала глоточек. — Что случилось, ты можешь объяснить? — Нэнси наклонилась над маленьким столиком, чтобы услышать его ответ. В кофейню набилось много народу. Все вокруг громко разговаривали, шумел блендер.

Какая же она молоденькая и наивная!.. Пайпер погладил ее руку. Нэнси неправильно его поняла.

— Думаешь, о нас узнали?!

— Нет.

— Ты уверен?

— Конечно. Тогда бы нас вызвали в отдел кадров и отметелили по полной программе.

— Ничего не понимаю…

— Причина не в нас, а в самом деле. — Пайпер отпил кофе, наблюдая за людьми, входящими в кафе.

— Они не хотят, чтобы мы арестовали Шеклтона? — Нэнси пыталась догадаться, о чем он думает.

— Похоже.

— Зачем препятствовать поимке серийного убийцы?

— Хороший вопрос. — Пайпер потер лоб. — Наверное, потому, что он груз особого назначения…

Нэнси удивленно вскинула брови. Пайпер понизил голос:

— Когда обычно организуют программы по защите свидетелей? Опускают занавес? Затемняют лицо на телеэкране? Кто это? Непонятно. Безликий образ. Марк проговорился, что работает на федералов — в «Зоне-51». Чувствуешь, чем пахнет?.. Одна часть правительства — то есть мы — столкнулась с другой. И мы проиграли.

— По-твоему, в каком-то правительственном учреждении решили, что убийца может спокойно гулять на свободе? — Скептицизм сквозил в каждом слове Нэнси.

— Я этого не говорил. Но… ты права! Такое вполне возможно. Зависит от степени его важности, точнее — необходимости правительству. Или они просто решили разобраться с ним по-свойски.

— Мы никогда не узнаем наверняка…

— Точно.

Нэнси, допив кофе, извлекла из сумки косметичку.

— Выходит, для нас все закончилось?

— Для тебя — да. Для меня — нет.

Его лицо приобрело выражение классической грубоватости, хотя и с налетом спокойствия. Нэнси встревожилась. Такое выражение бывает у людей, решившихся на прыжок в пропасть.

— Ты вернешься к работе. Тебе дадут новое задание, — продолжал Пайпер. — Я, кстати, слышал, что возвращается Мюллер. Может, вас снова сделают напарниками. Тебя ждет прекрасная карьера, потому что, черт возьми, ты классный агент!

— Уилл…

— Нет, послушай меня, пожалуйста. Я не знаю, почему или зачем убивал Шеклтон. Одно я знаю точно: он хотел, чтобы к делу подключили меня. Это часть — возможно, большая часть — его мотива. А со мной… Будь что будет. Я больше не принадлежу ФБР. Да, по сути, не принадлежал многие годы. Лишь старался вести себя тише воды, ниже травы, чтобы спокойненько выйти на пенсию… Бред! — Пайпер повысил голос. Если бы не люди вокруг, он бы, наверное, вообще раскричался. — К черту все! К черту пенсию! Найду какую-нибудь работу. Много мне не надо.

Нэнси убрала пудру в сумочку, но чувствовалось, что она снова скоро понадобится.

— Боже, Нэнси, только не плачь! — прошептал Пайпер. — Я ведь не про нас говорю. У нас с тобой все замечательно! У меня в жизни не было таких отношений, если хочешь знать! Ты умна, сексуальна. К тому же самодостаточна!

— Ты делаешь комплимент?!

— «Комплимент» — слишком громкое слово. В отличие от моих бывших ты довольна собственной жизнью. И рядом с тобой я чувствую, что доволен своей. Доведется ли мне испытать подобное снова?..

— Так зачем все рушить?

— А никто и не собирается. Я разыщу Шеклтона.

— Ты же отстранен!

— Я продолжу расследование. Меня, конечно, выпрут. Когда я устроюсь охранником в магазине где-нибудь в Пенсаколе, может, ты сумеешь договориться, чтобы тебя туда перевели? Не знаю, как в Пенсаколе с художественными галереями, но, думаю, какая-никакая культурная жизнь там должна быть…

— У тебя есть план? — спросила Нэнси, размазывая тушь под глазами.

— Ну, не очень изощренный. Позвонил Сью, сказал, что на больничном. Господи, как она обрадовалась, что сегодня не придется со мной общаться!.. Через несколько часов лечу в Лас-Вегас. Я найду его и заставлю объясниться!

— А я, значит, как ни в чем не бывало должна вернуться на работу?!

— И да и нет. — Пайпер достал из портфеля два сотовых телефона. — Как догадаются, за мной начнут следить. Возможно, через тебя. Возьми один телефон. Номера им пока неизвестны. Мне нужно знать, что происходит в Нью-Йорке. Но если тебе покажется, что ты себя подставляешь, связь тут же прерываем. Я обязательно позвоню Лоре. Успокой ее, хорошо?

Потной от волнения рукой Нэнси взяла телефон.

— Хорошо, Уилл.

Марку снились коды программ. Они появлялись на экране быстрее, чем он успевал их печатать. Стоило только подумать, и уже видишь перед собой код. Все строки были краткими и идеально простыми. Ни одного лишнего символа. Программа в мгновение ока заполнялась контентом. Сказочный сон. Как ему не хотелось просыпаться, когда зазвонил мобильник! Марк с ужасом увидел на дисплее номер начальницы — Ребекки Розенберг. Он лежал в кровати с красивейшей женщиной в волшебном номере гостиницы. А тут она — Ребекка, которая всегда напоминала Марку тролля. Его прямо перевернуло.

— Как дела? — спросила Ребекка.

— Отлично. В чем дело? — Марк отметил про себя, что еще ни разу Ребекка ему не звонила.

— Прости, что беспокою во время отпуска. А ты, кстати, где?

Они могли и сами определить по сигналу приема мобильного! Марк не стал обманывать.

— В Лас-Вегасе.

— Очень стыдно тебя дергать, но у нас проблемы. Никак не справимся. Лямбда HITS дурит. Ну и наблюдатели, естественно, всполошились.

— Пробовали перезагрузить? — безучастно спросил Марк.

— Миллион раз. Похоже, программа взломана.

— Как?

— Никто не может понять. Ты же ее писал. Знаешь, я буду очень признательна, если ты завтра выйдешь на работу.

— У меня же отпуск!

— Знаю. Прости, что побеспокоила. Тебе предоставят три дополнительных выходных. Если закончишь к обеду, потом на частном самолете доставят в аэропорт Маккаррена. Ну как, договорились?

Марк недоверчиво покачал головой.

— Хорошо. Завтра буду. — Он бросил телефон на кровать. Керри все еще спала. Что-то не так… Он вроде бы тщательно замел следы. Про «Достойную жизнь» они точно ничего не пронюхали. Марк хотел выждать — месяц или два, — а потом подать заявление об уходе по собственному желанию. Мол, встретил девушку, намерен жениться и переехать на восточное побережье. Естественно, они будут рвать и метать, обязательно прочтут лекцию о взаимных обязательствах, о том, как теперь сложно найти человека на его место. Попробуют сыграть на патриотизме. Но нет, он не сдастся. Не раб ведь он в конце концов. Его отпустят. Перед увольнением обязательно прошерстят еще разок и ничего не найдут. Будут наблюдать многие годы — возможно, до самой смерти. Так всегда поступают с уволенными сотрудниками. Ну и пусть!

Ребекка повесила трубку. Наблюдатели тут же вытащили из ушей наушники и одобрительно кивнули. Малькольм Фрейзер лично присутствовал при разговоре.

— Отлично. — Его лицо ничего не выражало, ни один мускул накачанного тела не дрогнул.

— Если он представляет риск для безопасности, почему не взять его прямо сегодня? — спросила Ребекка.

— Нет нужды, — ответил Фрейзер. — Ситуация под контролем. Мы убедились, что он в Неваде. За его домом следят. Сигнал мобильного фиксируется. Если завтра он не выйдет на работу, предпримем более решительные действия.

— Надеюсь, вы знаете, что делать, — сказала Ребекка. Весь кабинет заполнился запахом большого мужчины.

— Конечно, знаем, доктор Розенберг.

По дороге в аэропорт начался дождь. Щетки такси работали, как метроном для адажио. Пайпер задремал на заднем сиденье, уронив голову набок, и проснулся с затекшей шеей только на подъездной дороге к Ла-Гуардиа. Сказал таксисту, что ему к «Ю-Эс эйруэйз».

На коричневом костюме от дождя остались мокрые пятна. Судя по бейджику, девушку, выдававшую посадочные билеты, звали Вики. Пайпер предъявлял удостоверение и разрешение на оружие и от нечего делать рассматривал Вики, пока та вносила данные в компьютер. Полненькая, с хвостом длинных каштановых волос. От такой не ждешь ничего дурного…

Серый свет заливал терминал. В по-больничному стерильном помещении почти не было народу, так что Пайпер мог легко наблюдать за залом и отслеживать подозрительные лица. Все его чувства были напряжены. Никто, кроме Нэнси, не знал, что он решил сам закончить дело, но каждый шорох вызывал подозрение. У банкомата в конце зала стояли два копа в форме.

Еще целый час болтаться как неприкаянному! Надо перекусить и купить газету. В самолете можно будет немного расслабиться, если только на этом рейсе не работает Дарла. Тогда придется бороться с желанием изменить Нэнси. Пайпер себя знал. Он мог запросто повестись на правило «что случается в Лас-Вегасе, остается в Лас-Вегасе». Честно говоря, он и думать забыл о высокой крепкой блондинке, но сейчас никак не мог вычеркнуть ее из мыслей. Уж слишком крошечное белье носила Дарла — прозрачное, невесомое…

Что-то Вики медлит… Пайпер заметил, что девушка в который раз перекладывает бумаги, испуганно поглядывая на терминал.

— Все в порядке?

— Да. Компьютер завис. Сейчас все наладится…

Полицейские у банкомата смотрели в их сторону, сообщая что-то по рации. Пайпер схватил свои документы с регистрационной стойки.

— Прости, Вики, закончим позже. Мне срочно нужно в туалет.

— Но…

Пайпер бросился бежать со всех ног. Копы стояли в шестидесяти ярдах от него, а пол был скользкий. Не оборачиваясь, Пайпер выскочил на улицу. Главное, не останавливаться и думать быстрее копов, бегущих за ним по пятам.

Из черного городского такси выходил пассажир. Водитель уже собирался отъезжать, когда Пайпер распахнул заднюю дверцу, закинул дорожную сумку на сиденье и сам плюхнулся рядом.

— Эй-эй-эй! Здесь нельзя садиться! — Пожилой таксист говорил с русским акцентом.

— Не беспокойтесь! Я агент ФБР. — Пайпер показал значок. — Трогайтесь, пожалуйста.

Ворча что-то по-русски, таксист отъехал от бордюра. Пайпер, притворяясь, будто открывает сумку, низко опустил голову. Вдалеке раздавались крики. Неужели его вычислили?! Так быстро! Наверное, через сигнал телефона. Сердце, не унимаясь, колотилось все сильнее.

— Меня могут уволить, — заявил таксист.

— Простите. Я на задании.

— ФБР, говорите? — уточнил русский.

— Да, сэр.

— У меня сын в Афганистане. Вам куда?

Пайпер быстро подобрал нужный сценарий.

— К терминалу «Марин-эйр».

— Всего-то на другую сторону вокзала?!

— Да. Вы мне очень помогли! — Пайпер, отключив мобильный, положил его в сумку и достал новый.

Таксист не взял денег. Выйдя из машины, Пайпер быстро огляделся по сторонам. Чисто, никаких преследователей в синей форме. Он направился к желтым такси, поджидавшим пассажиров, сел в ближайшее, а как только машина отъехала, позвонил Нэнси и объяснил ей суть дела. Вместе они мигом разработали план действий.

У преследователей сильный стимул и много ресурсов, поэтому нужно постараться чаще пересаживаться, «двигаться зигзагами», заметая следы.

Пайпер попросил таксиста высадить его на бульваре Куинс. Сняв несколько тысяч наличными со счета в банке «Чейз», Пайпер остановил другое такси. Следующий пункт — Сто двадцать пятая улица на Манхэттене; оттуда на электричке до Уайт-Плейнс.

Настало время обеда, а Пайпер еще ничего не ел. Дождь прекратился. Воздух стал свежее, небо расчистилось. Пайпер решил прогуляться пешком до ближайшего кафе. Ему понравился итальянский ресторанчик на Мамаронек-авеню. Пайпер занял столик подальше от окна и заказал полный обед, чтобы убить время. Он вовремя отказался от третьего бокала пива и доел лазанью, запивая содовой. Расплатившись наличными, ослабил ремень и вышел на улицу, залитую ярким солнечным светом.

Неподалеку возвышалась публичная библиотека — огромное муниципальное здание в духе неоклассицизма. При входе проверяли сумки. Металлоискателя не было, поэтому Пайпер решил промолчать о пистолете. Внутри он нашел тихое местечко за длинным столом в центральном читальном зале с кондиционером и, оглядевшись, заметил, что выглядит слишком приметно. Из двадцати человек в зале он единственный оказался в костюме и без книги в руках. Никто вокруг не разговаривал, лишь иногда раздавался кашель или скрип стула по полу. Пайпер, сняв галстук, засунул его в карман пиджака и поднялся, чтобы выбрать книгу.

Книголюбом он никогда не был и не помнил, когда последний раз заходил в библиотеку. Наверное, в колледже. И то скорее, чтобы познакомиться с девушкой.

Несмотря на напряженное начало дня, Пайпер с трудом боролся со сладким желанием вздремнуть после обеда и еле держался на ватных ногах. Пошатываясь, он прошел к узким рядам высоких металлических шкафов, способных у кого угодно вызвать клаустрофобию, и вдохнул затхлый запах картона. Названия тысяч книг плыли перед глазами. Мозг пытался отключиться. А все мысли были об одном — поспать, свернувшись калачиком в темном уголке. Пайпер зевнул. И вдруг неожиданно вздрогнул. Сон как рукой сняло.

За ним следят!

Вначале Пайпер почувствовал это, затем услышал шаги в параллельном ряду слева. Он резко повернулся и увидел в конце коридора какое-то движение. Проверив пистолет в кобуре под пиджаком, Пайпер пробежал свой ряд и два раза повернул направо. Пусто… Он прислушался. Вроде бы шорох впереди… Или показалось?.. Сделав несколько шагов в том направлении, Пайпер завернул за угол и увидел удирающего мужчину.

— Эй! — крикнул Пайпер ему вслед.

Незнакомец обернулся. Толстый, с неровной черной бородкой, и одет как на зимовку — в походных ботинках, старом свитере и парке. На щеках оспинки, нос картошкой, а кожа пористая, словно апельсиновая корка. Очки в тонкой оправе были явно куплены в секонд-хенде, и хотя мужчине явно перевалило за пятьдесят, он вел себя как нашкодивший мальчишка, которого поймали за руку.

Пайпер осторожно подошел к нему:

— Вы за мной следили?

— Нет.

— А по-моему, да…

— Да. Я за вами следил, — сразу сдался незнакомец.

Пайпер успокоился. Мужчина не представлял угрозы. Шизофреник, причем небуйный.

— А зачем вы следили за мной?

— Хотел помочь выбрать книгу, — честно признался он. И ведь не врет! Тон и интенсивность голоса не изменились.

— Дружище, мне как раз нужна помощь. Вообще-то я не большой любитель библиотек…

Незнакомец, улыбнувшись, оголил ряд неровных зубов.

— А я их обожаю!

— Тогда помоги мне подобрать книгу. Кстати, меня зовут Уилл.

— Меня Донни.

— Очень приятно, Донни. Ну что, ты ведешь, я за тобой!

Донни радостно, словно крыса в знакомом лабиринте, побежал между книжными шкафами. К углу, потом два лестничных пролета вниз на первый этаж, мимо пожилой библиотекарши, толкавшей перед собой тележку с книгами. Женщина украдкой улыбнулась, радуясь, что Донни нашел с кем поиграть.

— Наверное, ты припас для меня очень хорошую книгу, Донни. — Пайпер едва поспевал за ним.

— Ага, очень хорошую!

У Пайпера было полно свободного времени, и эта беготня его забавляла. У Донни налицо все признаки хронической шизофрении плюс серьезная задержка умственного развития. В библиотечном архиве Пайпер оказался во владениях Донни, вовлеченным в его игру, но ни капли не возражал.

Наконец Донни остановился посреди прохода и потными ручонками снял с полки большую тяжелую книгу в потрепанной обложке.

— Библия? — Пайпер слегка удивился. — Признаюсь тебе, я не часто читаю Библию. А ты?

Донни опустил взгляд на собственные ботинки и покачал головой:

— Я вообще ее не читаю.

— Но считаешь, что я должен?

— Ты должен прочитать ее.

— Может быть, мне нужно прочитать еще какие-нибудь книги?

— Да, еще одну!

Донни снова бросился бежать. Пайпер за ним, прихватив под мышку Библию. Мама — кроткая баптистка, которая тридцать семь лет терпела отца, — постоянно читала Библию, находя, видимо, в ней поддержку. Пайпер вспомнил, как мать дрожащими губами читала на кухне, а отец, пьяный в доску, орал на нее из гостиной. А еще она читала Библию ради прощения, потому что и сама припадала к бутылке, когда жизнь становилась совсем невыносимой. Вряд ли Пайперу захочется открыть Библию.

— Вторая книга такая же серьезная?

— Да. Очень серьезная и полезная. — Донни спешил, сгорая от нетерпения.

Они спустились еще ниже. Сюда, похоже, давно не ступала нога человека! Донни неожиданно остановился и упал на колени, чтобы вытащить с нижней полки старую книгу в кожаном переплете.

— Это тебе подойдет! — торжественно воскликнул он, передавая книгу Пайперу, который с любопытством взглянул на обложку. Что же эта несчастная душа считает равным Библии по значению?

«Сборник муниципальных законов штата Нью-Йорк, 1951 год».

Пайпер положил Библию, чтобы посмотреть новую книгу. Как указывалось в заглавии, все страницы были посвящены муниципальным законам, большей частью связанным с пользованием землей. Уже, наверное, пятьдесят лет никто не брал эту книгу в руки.

— Спасибо, Донни. Вот уж действительно серьезная книга.

— Ага, очень хорошая!

— Ты ведь выбрал обе книги наугад?

Донни быстро закивал головой:

— Да, Уилл, наугад!

В полшестого Пайпер мирно похрапывал в читальном зале, положив голову на Библию и «Сборник законов». Кто-то потрепал его по руке. Пайпер открыл глаза. Рядом стояла Нэнси.

— Привет!

Она посмотрела на книги.

— Даже не спрашивай, — предупредил Пайпер.

Выйдя из библиотеки, они сели в машину Нэнси. Если бы Пайпера выследили, то уже бы взяли, но, по всей видимости, преследователям не удалось соединить отдельные точки его маршрута.

Нэнси рассказала, что в конторе началась заварушка. Слава Богу, она не попала в центр событий. Новости распространялись по агентству с молниеносной скоростью. Имя Пайпера внесли в черный список службы обеспечения безопасности на транспорте. Его попытка сесть на самолет вызвала настоящий хаос. Сью Санчес целый день провела за закрытыми дверями со старшими офицерами, высовывая голову только для того, чтобы выкрикнуть приказ. Нэнси несколько раз вызывали, чтобы выяснить, что ей известно о намерениях и планах Пайпера, но в конце концов поверили, что она ничего не знает. Сью даже извинялась за то, что заставила Нэнси работать с Пайпером над «Судным днем», и повторила, наверное, миллион раз, что это никак не отразится на карьере и репутации Нэнси.

Пайпер тяжело вздохнул:

— Мне перекрыли кислород. Я не могу летать. Не могу взять машину. Не могу пользоваться кредитной картой. Если попробую сесть на поезд или автобус, меня сразу же снимут либо на Пенсильванском вокзале, либо на автобусном терминале Портового управления. — Выглянув в окно, Пайпер погладил Нэнси по коленке. — Придется украсть машину!

— Так и сделаем! — Нэнси решительно выехала с парковки. По дороге к дому спорили, не замолкая ни на секунду. Пайпер не хотел вмешивать ее родителей. Нэнси настаивала, что им надо познакомиться.

— Зачем?!

— Они много о тебе слышали. Видели по телевизору… И я им рассказала о нас.

— Ты сказала родителям о романе с напарником, который вдвое старше тебя?!

— Уилл, у меня доверительные отношения с мамой и папой. К тому же ты не в два раза меня старше!

Липински жили в небольшом кирпичном доме тридцатых годов на тупиковой улочке напротив школы, в которой училась Нэнси. На клумбах каскадом распустились оранжевые и красные розы. Казалось, что весь дом в огне.

Джо Липински — невысокий, голый по пояс и в мешковатых штанах — работал во дворе. На загорелой макушке и на груди торчали редкие седые волосы, на круглых мальчишеских щечках играл здоровый румянец. Джо, стоя на коленях, подрезал розовый куст. Стоило Пайперу с Нэнси войти, он энергично вскочил на ноги и закричал:

— О, Пайпер-Крысолов! Добро пожаловать в дом Липински!

— У вас прекрасный сад, сэр! — заметил Пайпер.

— Спасибо. Только не надо называть меня сэром. Лучше просто Джо. Тебе нравятся розы?

— Конечно.

Джон срезал маленький бутон и передал Нэнси.

— Сунь ему в петлицу, дорогая. — Покраснев, Нэнси послушно выполнила просьбу отца. — Замечательно! Прямо как на школьный выпускной! Так, а теперь, дети мои, скорее к столу. Нечего на солнце стоять. У матери обед почти готов.

— Не стоит беспокоиться, — попытался возразить Пайпер, но Джо одарил его взглядом, не терпящим неповиновения, и хитро подмигнул дочери.

В комнатах было жарковато. Джо не любил кондиционеры. Казалось, со дня переезда в 1974 году в доме мало что изменилось. Кухню и санузлы не ремонтировали с шестидесятых. В крошечных комнатах лежали толстые ворсистые ковры, стояла угловатая мебель.

Мэри Липински хлопотала на кухне, в которой носились дурманящие запахи готовой еды. Миловидная женщина, не распустившаяся с годами. Хотя Пайпер заметил, что бедра у нее полноваты. У него была дурацкая привычка, когда отношения затягивались больше чем на полгода, задумываться, какой станет его подружка через двадцать лет. У Мэри было подтянутое моложавое лицо, красивые каштановые волосы по плечи, высокая грудь и стройные икры. Неплохо для шестидесяти лет!

Родители Нэнси были бухгалтерами. Они познакомились, работая в корпорации «Дженерал фудс». Джо — кстати, на десять лет старше жены — занимал должность аудитора, Мэри — секретаря в налоговом отделе. Джо каждый день ездил на работу из Куинс, Мэри всегда жила в Уайт-Плейнс. Поженившись, они купили домик на Энтони-роуд, всего в миле от офиса. Несколько лет спустя, когда компанию поглотила корпорация «Крафт» и отделение в Уайт-Плейнс закрыли, Джо продал принадлежащие ему акции и открыл собственную фирмочку по налоговому консультированию. Мэри устроилась на работу у дилера «Форд». В Нэнси — единственной дочери — души не чаяли. Родители были счастливы, что она вернулась в свою старую комнату.

— Вот такая у нас история современных Иосифа и Марии, — завершил рассказ Джо, передавая гостю тарелку стручковых бобов. Из колонок тихо звучала опера Верди. Еда, музыка, неспешный разговор действовали на Пайпера усыпляюще. Его дочь никогда не жила в такой атмосфере… Бокал вина или кружка пива пришлись бы как нельзя кстати, но, видимо, Липински алкоголь не жаловали. Джо не упускал возможности отпустить шуточку:

— Мы точно как Иосиф с Марией; правда, непорочного зачатия не получилось.

— Пап, прекрати! — возмутилась Нэнси.

— Положить тебе еще курицы, Уилл? — предложила Мэри.

— Да, мэм, пожалуйста.

— Нэнси рассказала, что ты неплохо провел время в нашей публичной библиотеке, — произнес Джо.

— Я там встретил интересного персонажа!

— Донни Голдена, наверное. — Мэри состроила разочарованную гримасу.

— Вы его знаете?

— Донни знают все! — ответила Нэнси.

— Мэри, а ну-ка расскажи Уиллу, откуда ты знаешь Донни! — поддразнил жену Джо.

— Ты, наверное, не поверишь, Уилл, но мы с Донни учились в одном классе.

— И встречались! — ликующе воскликнул Джо.

— Только раз сходили на свидание! Он был красивым мальчиком из хорошей еврейской семьи. Поступил в колледж нормальным, здоровым. Заболел на первом курсе. Некоторые говорят — наркотики виноваты, другие — что просто проявились психические проблемы. Несколько лет родители возили его по больницам. Теперь он живет в специальном учреждении в центре города и все время проводит в библиотеке. Донни совершенно безобиден. Мне так больно на него смотреть. Я вообще не хожу туда…

— Ну, ему не так уж плохо живется! — заявил Джо. — Никакого стресса. Он будто бы огражден от всего плохого в мире.

— Вообще-то печальная история, — сказала Нэнси, ковыряясь в тарелке. — Я видела его школьные фотографии. Он был действительно очень милым.

— Кто знает, какая судьба кому уготована… — Мэри тяжело вздохнула.

Джо вдруг стал очень серьезным.

— Кстати, о судьбе. Расскажи, Уилл, что там у вас на работе происходит. Какое-то странное дело, я слышал. Честно говоря, мы за тебя волнуемся. Вернее, естественно, как отец, я больше волнуюсь за дочь.

— Уилл не имеет права рассказывать о текущем расследовании, пап!

— Нет, почему же. Я прекрасно вас понимаю, Джо. Возникли кое-какие сложности. Мне нужно разобраться до конца. Но я не хочу вмешивать Нэнси. У нее впереди прекрасная карьера и…

— Я бы предпочла, чтобы она занималась чем-нибудь менее опасным, — вмешалась Мэри. Похоже, эту фразу она повторяла не раз. Нэнси состроила недовольную рожицу. Джо лишь махнул на жену рукой.

— Ну, мать как всегда! Насколько я понимаю, вы чуть не арестовали преступника, но вас обоих отстранили от дела. И как такое возможно в Соединенных Штатах Америки?! Вот когда мои родители жили в Польше, подобное случалось постоянно. Но чтобы здесь!..

— Вот я и собираюсь выяснить. Мы с Нэнси много сил и времени вложили в это дело. К тому же мы обязаны восстановить справедливость, — ведь убиты люди.

— Следуй своему долгу, Уилл! По-моему, ты неплохой парень. И Нэнси тебя любит. Для меня это важно. Буду молиться о тебе.

Сразу после оперы по радио начали передавать последние новости. Никто бы и не обратил внимания, если бы не прозвучало имя Пайпера.

— Нью-йоркское отделение ФБР выдало ордер на арест одного из своих сотрудников. Специальный агент Уилл Пайпер разыскивается за несоблюдение установленных правил и возможные правонарушения касательно дела о «Судном дне». Пайпер — ветеран правоохранительных органов с двадцатилетним стажем — известен благодаря сотрудничеству со средствами массовой информации и постоянным мельканием на телевидении. На данный момент его местонахождение неизвестно. Сообщается, что он вооружен и очень опасен. Если кто-либо располагает сведениями об Уилле Пайпере, просьба обратиться в местное отделение полиции или ФБР.

Резко встав из-за стола, Пайпер надел пиджак и поправил бутон в петлице.

— Джо, Мэри, большое спасибо за обед и гостеприимство. Мне пора.

Движение в городе было спокойным. Пайпер с Нэнси остановились вначале у магазинчика на Роуздейл-авеню — Нэнси сбегала за продуктами, пока Пайпер нетерпеливо ждал в машине. Бросив два пакета на заднее сиденье, Нэнси сообщила, что выпить, конечно же, не купила. Затем поехали по Хатчу. Вдали показался мост Бронкс-Уайтстоун.

Пайпер напомнил Нэнси позвонить Лоре, а потом молча наблюдал, как солнце над проливом Лонг-Айленд-Саунд становилось ярко-оранжевым.

Домик бабушки Нэнси стоял в Форест-Хиллз на тихой улочке из крошечных коттеджей. Дедушка, страдавший болезнью Альцгеймера, давно переселился в больницу. Бабушка в тот день гостила у племянницы во Флориде. Старенький «форд-таурус» уже несколько лет не выезжал из одноместного гаража за домом.

Смеркалось, когда Нэнси с Пайпером подъехали к крыльцу. Ключи от гаража лежали под камнем, а ключи от машины — под перевернутой банкой из-под краски.

Пайпер поцеловал Нэнси и долго не отпускал из объятий.

— Может, зайдем ненадолго внутрь? — прошептал он.

Нэнси игриво постучала костяшками по его лбу.

— Глупенький, мы ведь не ради секса пробрались в бабушкин дом.

— А что? По-моему, неплохая идея.

— А по-моему, плохая. К тому же ты сразу заснешь.

— Верно.

— Обещай, что будешь мне звонить при каждой возможности.

— Хорошо.

— И поосторожнее!

— Обязательно.

— Точно?

— Точно.

— Я тебе кое-что не успела рассказать о работе. — Напоследок Нэнси поцеловала Пайпера. — Вернулся Джон Мюллер, и Сью поставила нас вместе. Будем разбираться с бруклинским ограблением банка. Я перекинулась парой фраз с Мюллером. И знаешь, что поняла?

— Что?

— Дубина он!

Пайпер, расхохотавшись, открыл дверцу.

— Отлично! Хоть с этим заданием я справился!

Марк волновался. И зачем только он согласился прервать отпуск?!

Вот так всегда! Он чувствовал себя марионеткой в руках родителей, учителей, начальников. Постоянно боялся разочаровать их. Как же не хотелось выходить из гостиницы, из радужного мыльного пузыря…

Керри принимала ванну. Они запланировали ужин в ресторане казино «Метро-Голдуин-Майер», названного так в честь американской кинокомпании, затем недолгую игру в блэкджек, а потом ночь в клубе «Тао-Бич» при гостинице «Венецианец». Теперь придется сократить вечер — завтра нужно рано встать и прямиком в аэропорт. С приходом утра эта мысль угнетала все больше. Увы, назад дороги не было. Если не прийти, наблюдатели заподозрят его во всех грехах.

Поджидая, пока оденется Керри, Марк подключился к Интернету через высокоскоростной гостиничный сервер. О, еще одно письмо от Элдера! Как же он достал! Но дело есть дело. Может, Марк продешевил, оценив себя всего в пять миллионов долларов? А если потребовать у Элдера еще пять через несколько месяцев?.. Куда он денется?! Выложит как миленький!

* * *

Пока Марк просматривал новый список Элдера, группа Малькольма Фрейзера перешла в состояние максимальной готовности. Пришлось заночевать на работе — жесткие койки, холодная еда, дурацкое настроение: еще бы, всю ночь провести вдали от жен и подруг. Фрейзер даже Ребекку Розенберг убедил остаться. Ребекку ситуация бесила, просто выводила из себя. Она раздраженно ткнула пальцем в монитор:

— Вот наглец! Опять забрался на зашифрованный портал. Ради Бога, почему вы не остановите его? Сколько времени нужно, чтобы прекратить это безобразие?! Мы ведь даже не знаем, с кем он работает! — Ребекка возненавидела Марка, следуя по его шагам со своего компьютера. — Он лучший американский специалист в сфере компьютерной безопасности!

— Ну и что же? А вы его начальник. По определению вы лучше. Взломайте код. Или хотите, чтобы этим занялось Агентство национальной безопасности?

Ребекка истерически захохотала. Мужчины вздрогнули от неожиданности.

— Куда мне до Марка Шеклтона! Я лишь подписываю его карточку табельного учета. Заткнитесь все! Дайте мне наконец сосредоточиться!

Марк дописывал электронное письмо, когда дверь ванной распахнулась.

— Я скоро, дорогой!

— Если б ты знала, как мне не хочется тащиться завтра на работу! — Марк постарался перекричать звук телевизора.

— Ой, а мне-то как не хочется!

Марк выключил звук. Керри любила поговорить, находясь в ванной.

— Может, перебронируем номер на следующие выходные? — спросил он.

— Было бы здорово! — Полилась вода из крана. — А знаешь, что еще нужно сделать?

Отключившись от Интернета, Марк убрал ноутбук в сумку.

— Что же?

— Переехать в Лос-Анджелес. Только ты и я… Теперь, когда у тебя столько денег, можешь смело бросить дурацкую работу с НЛО и стать полноправным сценаристом. А я бы забила на эскорт, уволилась из больницы и начала сниматься в кино! А потом превратилась бы в мировую знаменитость! Поищем домик в следующие выходные? Ну, что скажешь? По-моему, классная идея!

На плазменном экране крупным планом появилось лицо Уилла Пайпера. Вот это да! Второй раз за выходные. Марк включил громкость.

— Ты меня слышишь? Классная ведь идея, да? — крикнула из ванной Керри.

— Погоди минутку, дорогая! Я сейчас… — Марк в ужасе взирал на экран. Его будто обвил гигантский удав, сдавливая грудь все сильнее и сильнее. Только вчера Пайпер говорил о новых зацепках, а сегодня он уже объявлен в федеральный розыск! И как нарочно, Марка отзывают из отпуска. Странное совпадение… — Черт, черт, черт!

— Ты что-то сказал, дорогой?!

— Дай мне еще минутку! — Руки Марка дрожали будто от малярии, когда он снова доставал ноутбук.

Никогда прежде у него не возникало такого соблазна. Другие сотрудники «Зоны-51» пытались (потому и нужны наблюдатели, а также алгоритмы, разрабатываемые Марком), но сам Марк — никогда. Однако теперь нужно узнать во что бы то ни стало. Марк ввел пароль и запустил скачанную базу данных по США, стараясь не думать, что делает. Если бы он задумался, то не смог бы довести дело до конца.

Марк принялся вбивать имена.

Керри вышла из ванной во всем великолепии — алое облегающее платье и новые блестящие часики на запястье.

— Дорогой! Что случилось?..

Марк плакал как ребенок. Грудь вздымалась от всхлипываний. Слезы рекой лились по его щекам. Керри опустилась перед ним на колени, обняла.

— Что с тобой? Тебе плохо?

Он кивнул, придерживая рукой закрытый ноутбук. Что бы такое придумать?..

— Я только что получил е-мейл. Умерла тетя.

— О, милый, какой ужас!

Марк, бледный как простыня, шатаясь, поднялся на ноги. Керри вскочила одновременно с ним, и если бы не обняла его, он бы точно упал в обморок.

— Как это случилось? Внезапно?

Марк смог лишь кивнуть, вытирая слезы. Керри сбегала за салфетками и больше не отходила от Марка, утешая его, словно мать — беспомощное дитя.

— У меня возникла интересная мысль, — сказал он. — А не поехать ли нам в Лос-Анджелес сегодня? Прямо сейчас! На твоей машине. Моя перегрелась. Купим дом уже завтра. Идет? На голливудских холмах, где живут актеры и сценаристы. Ну что? Пакуем вещи?

Керри, ничего не понимая, смотрела на него во все глаза.

— Марк, ты уверен, что хочешь ехать сегодня? Ты только что пережил шок. Может, подождем до утра?

Вскочив на ноги, Марк заканючил как ребенок:

— Нет, хочу сегодня! Я не могу ждать!

— К чему такая спешка, милый? — Керри испуганно отступила назад. Что с ним такое? Марк чуть не разревелся снова, но сумел взять себя в руки. Тяжело дыша забитым носом, он положил ноутбук в сумку и отключил мобильный.

— К тому, что жизнь слишком коротка! Очень коротка, Керри.

30 ИЮЛЯ 2009 ГОДА

Лос-Анджелес

Марк в гостиничном махровом халате стоял у окна, наблюдая из-за шторы за роскошными автомобилями, съезжавшими с Уилшир-стрит на Родео-стрит. Солнечные лучи еще не успели разогнать утреннюю дымку, но день обещал быть ясным. Номер люкс на тринадцатом этаже гостиницы «Беверли-Уилшир» стоил две тысячи пятьсот долларов в сутки. Марк расплатился наличными, чтобы наблюдатели не сразу его вычислили. Но кого он обманывает?! Марк проверил телефон Керри и выключил его, пока она вела автомобиль. Надо выиграть время. Драгоценное время…

В гостиницу приехали поздно, уставшие после долгой изнурительной дороги через пустыню. Пока ехали, почти не разговаривали. Не было времени на тщательную разработку плана. Марк вспомнил: когда ему было семь, он проснулся раньше родителей и помчался на кухню, чтобы приготовить им завтрак. Первый раз самостоятельно! Насыпал хлопья, порезал банан, поставил на поднос тарелки, стаканы, положил ложки и с гордым видом отнес в спальню. Как хотелось, чтобы все получилось! Ура, завтрак удался на славу. Родители нахваливали его всю неделю. И сегодня, если поднапрячься, день пройдет идеально.

Добравшись до номера, первым делом заказали шампанское и бифштексы. На завтрак повторили шампанское с клубникой и блинчиками. Встречу с риелтором назначили в вестибюле на двенадцать. Марк хотел, чтобы Керри была довольна.

— Керри!

Девушка спрятала голову под подушкой. Он снова позвал ее.

— Ммм… — пробурчала она что-то невнятное в ответ.

— Завтрак готов.

— Мы только что ели!

— Нет, это было давно. Давай поднимайся!

— Ладно. Ты уже звонил на работу? Сказал, что не придешь сегодня?

— Да, они знают.

— Марк?

— Что?

— Ты вчера себя так странно вел…

— Прости.

— Сегодня все будет нормально?

— Конечно.

— Мы правда купим дом?

— Как только подберешь себе по вкусу.

Керри, отбросив подушку, села в кровати.

— Здорово! Как прекрасно начинается мой день! Иди сюда, я сделаю так, чтобы и у тебя поднялось настроение.

Пайпер ехал всю ночь; гнал, стараясь не напороться на полицейский пост, но ясно было, что совсем без сна обойтись не удастся: придется отыскивать места вроде «Мотеля-6», расплачиваться только наличными и спать по четыре часа здесь, шесть часов там… В Лас-Вегасе он рассчитывал оказаться в пятницу вечером — испортить этому подонку выходные. Он и не помнил, когда последний раз приходилось бодрствовать всю ночь, к тому же трезвым как стеклышко. Безумно хотелось выпить, выспаться и выместить на ком-нибудь накопившуюся злость. Руки сводило судорогой от постоянного напряжения. Правая лодыжка болела — в стареньком «форде» круиз-контроль не предусмотрен. Глаза покраснели. Мочевой пузырь чуть не лопается от последнего стакана кофе. Единственное утешение — свежий бутон розы, подаренный Джо Липински. Пайпер поставил цветок в пластиковую бутылку с водой и сунул в подстаканник.

Ровно в полночь Фрейзер вышел из операционного центра проветриться. В последние новости просто не верилось. Самое ужасное — все произошло на его глазах! Если удастся выжить после этой заварушки — если им удастся выжить, — Фрейзера будут вызывать на закрытые слушания в Пентагон до гробовой доски!

Решающий момент наступил, когда Шеклтон вдруг отключил мобильный. Исчез сигнал. В «Венецианец» немедленно отправилась группа быстрого реагирования, но Марка там уже не было, хотя его «шевроле-корвет» стоял в подземном гараже и счет остался открытым.

Следующий час превратился в кошмар наяву. Никто не понимал, что делать, пока не выяснилось, что с Марком была женщина — симпатичная брюнетка. Консьерж сообщил, что видел ее в гостинице и раньше, вроде бы она из эскорт-агентства. Шеклтон много раз звонил со своего мобильного некой Керри Хайтауэр, внешне похожей на девушку, с которой его видели.

Мобильник Хайтауэр определился на автомагистрали И-15; точка на экране, обозначавшая сигнал телефона, двигалась в западном направлении, пока не пропала в пятнадцати милях от Барстоу. По-видимому, парочка направлялась в Лос-Анджелес. Описание автомобиля и регистрационный номер тут же направили в местные отделения полиции, но вначале пришлось выяснить, что Керри ездит на прокатной машине, потому что ее «тойота» сейчас в ремонте.

Жуя третий шоколадный батончик за ночь, Ребекка чуть не подавилась, неожиданно расшифровав код Шеклтона. Она будто ошпаренная выскочила из лаборатории и кинулась в операционный центр. Кудряшки так и подпрыгивали на бегу.

— Он передавал сведения министерства обороны частной компании! — выпалила Ребекка, ворвавшись в центр.

Фрейзер повернулся к ней с таким видом, будто его сейчас вырвет. Приехали! Вот так новость. Хуже некуда.

— Черт! Вы уверены?

— Абсолютно!

— И что за компания?

— Страховая.

В пустых коридорах лаборатории гуляло эхо. Фрейзер кашлянул, чтобы снять напряжение, забавляясь с акустикой. Запеть или крикнуть — даже наедине с собой — было бы слишком несолидно. Обычно Фрейзер расхаживал по подземным помещениям вразвалку. Ему нравилось, что его все боятся, а наблюдателей — ненавидят; значит, они хорошо делают свое дело. Чтобы слушались, должны бояться — уж слишком велик у компьютерщиков соблазн получить доступ к тому, что им знать не положено. Фрейзер презирал компьютерщиков. Все они как один либо неповоротливые толстяки, либо костлявые доходяги. Не то что наблюдатели. Шеклтон относился ко второму типу — тощий и хлипкий.

Зайдя в лифт специального назначения, Фрейзер нажал кнопку нужного этажа — хранилище. Кроме него, там никого не оказалось. Естественно, посетителя засек монитор, за которым наблюдал один из сотрудников охраны, но Фрейзеру — одному из немногих — был разрешен доступ в хранилище. Он знал шифры замков и мог проникнуть за тяжелые стальные двери. Хранилище определенно обладало своей энергетикой. Фрейзер сразу почувствовал, как выпрямилась и напряглась спина, будто в позвонок вставили железный прут. Восприятие обострилось. Даже в голубовато-ледяном свете он видел предметы объемнее, чем на самом деле. Многие ощущали себя пылинками в огромном, как стадион, помещении; Фрейзер, наоборот, считал, что это место придавало ему значимости. В тот вечер в разгар самого дерзкого и серьезного нарушения правил безопасности в «Зоне-51» ему было просто необходимо сюда прийти.

Пять шагов, десять, двадцать, сто… Он не планировал обойти все помещение, у него были дела поважнее. Фрейзер дошел до середины, дотронулся кончиками пальцев до корешка одной книги. Строго говоря, это запрещалось, но ведь он не собирался читать. Ему хотелось получить подтверждение реальности своей работы. Гладкая, прохладная кожа в пятнах, словно шкура оленя… На корешке стоял год — 1863-й. Целых два ряда с пометкой «1863». Гражданская война и что там еще происходило в остальном мире — Фрейзер этого не знал, он же не историк.

Лестница у стены вела на помост, с которого открывался панорамный вид на все хранилище. Фрейзер забрался наверх. Тысячи стальных шкафов скрывались вдалеке. Семьсот тысяч книг в кожаных обложках, более двухсот сорока миллиардов записей. Единственный способ заставить разум поверить в это — забраться на помост и увидеть собственными глазами. Вся информация давно записана и хранится на дисках — компьютерщики говорят, потребовалась хренова туча терабитов или чего там еще, — однако никакая запись не могла заменить ощущения от подлинной библиотеки. Схватившись за перила, Фрейзер перегнулся вниз и заставил себя несколько раз глубоко и медленно втянуть воздух.

Утро Нельсона Элдера началось замечательно. Он сидел за любимым столом в офисной столовой, наслаждаясь омлетом и свежей газетой. После пробежки и горячего душа Элдер чувствовал прилив энергии и новой уверенности в будущем. Из всего, что происходило в жизни, на его настроение могла повлиять лишь котировка акций «Достойной жизни». В прошлом месяце их стоимость выросла на семь целых две десятых процента, превзойдя ожидания аналитиков на целых полтора процента. Конечно, еще рано давать слишком оптимистичные прогнозы и целиком полагаться на бредовую идею Питера Бенедикта, но отказ в страховке тем, кто скоро умрет, и расчет величины страхового взноса с учетом времени смерти обещали превратить компанию в печатный станок.

Более того, авантюра Майерса с инвестиционным фондом в Коннектикуте благополучно пережила кризис и в июле принесла кругленькую сумму. Элдер теперь вел игру на повышение в новой, еще более агрессивной манере, поражая инвесторов и аналитиков. Естественно, на Уолл-стрит обратили на это внимание. Отношение к «Достойной жизни» начало меняться.

Элдер не задумывался над тем, как Питер Бенедикт получил доступ к волшебной базе данных или откуда она взялась, да и как такое вообще возможно. Он не был ни моралистом, ни философом. Его волновала только «Достойная жизнь». Слава Богу, сейчас у него появилось преимущество, которое конкурентам и не снилось! Элдер заплатил Бенедикту пять миллионов долларов из собственного кармана, чтобы избежать вопросов аудиторов по поводу крупномасштабных корпоративных сделок, и считал потраченные деньги удачным капиталовложением. Стоимость его личных акций повысилась на десять миллионов долларов. Неплохая рентабельность инвестиций за один месяц! Он сам, и только он сам, будет контролировать отношения с Бенедиктом. Никто ничего не знал, даже Берт. Разглашение сделки было бы слишком рискованно. Элдеру стоило огромных трудов объяснить начальнику страхового отдела, зачем ему понадобился полный список новых заявителей по всем филиалам.

Заметив, что Элдер один за столиком, Майерс подошел к нему, загадочно улыбаясь, и погрозил пальцем:

— А я знаю ваш секрет, Нельсон!

Элдер вздрогнул от неожиданности.

— О чем вы?

— После обеда вы собираетесь сбежать в гольф-клуб.

— Откуда такие сведения? — улыбнулся Элдер.

— О вас мне известно все! — похвастался Майерс.

— Боюсь, вы ошибаетесь. Я придерживаю козыри.

— Надеюсь, речь о повышении моей зарплаты!

— Вас ждет увеличение доходов, так что через пару лет сможете купить остров. Позавтракаете со мной?

— Не успею. Совещание по бюджету! С кем играете сегодня?

— Благотворительный турнир в Винне. Понятия не имею, кого поставят.

— В любом случае желаю хорошо отдохнуть. Вы заслужили.

— Вы правы, как никогда. Спасибо. — Элдер едва сдержал довольную улыбку.

На документах об ограблении банка сосредоточиться не удавалось. Перевернув страницу, Нэнси поняла, что не помнит, о чем только что прочитала. Пришлось начинать заново. Через час назначено совещание с Джоном Мюллером, предстояло ввести его в курс дела, но как тут думать о работе! Каждые пять минут она проверяла в Интернете, нет ли новых статей о Пайпере. Однако первым выскакивало все то же сообщение информационного агентства Ассошиэйтед Пресс. Боже, почему нет ничего нового?! Нэнси не могла больше сидеть на месте и выскочила в коридор.

Сью Санчес, заметив ее в коридоре, издалека помахала. Нэнси решительно не хотелось общаться с начальницей. Напряжение во всем облике Сью бросалось в глаза.

— Нэнси, — сказала она, подойдя очень близко, — он пытался связаться с тобой?

Нэнси инстинктивно проверила, застегнута ли сумочка.

— Вы спрашивали вчера вечером. Сегодня ответ тот же — «нет».

— Я обязана знать. Он был твоим напарником. Обычно это очень сближает людей. — Сью, заметив, как разнервничалась Нэнси, немного ослабила напор. — Я не о том, о чем ты подумала. Извини. Я имела в виду тесное общение, дружбу, взаимовыручку…

— Он не звонил и не писал, — оборвала ее Нэнси. — Вы бы уже знали!

— У меня нет права прослушивать твой или его телефоны! — не отступала Сью. — Если бы его пасли, я была бы в курсе. Кто здесь начальник?!

— Сью, поймите, мне известно меньше, чем вам. Я вообще слабо понимаю, что происходит. Но скажите: что, если на него охотятся другие правительственные учреждения?

Сью насторожилась:

— О чем ты говоришь!

Нэнси сжалась от страха.

— Куда, кстати, направляешься? — Сью вновь взяла ситуацию под контроль.

— В аптеку. Вам что-нибудь нужно? — спросила Нэнси, подходя к лифту.

— Нет, спасибо, — ответила Сью. Хотя успокоительное ей бы не помешало.

Нэнси прошла пять кварталов и только потом вытащила из сумочки мобильный телефон. Пайпер тут же ответил.

— Закусочная «Тако».

— Ммм… Звучит заманчиво!

— Я очень рад, что ты позвонила. Безумно соскучился.

— Ты где?

— На бескрайней равнине, плоской, как бильярдный стол.

— А поконкретнее?

— На знаке написано «Штат Индиана».

— Ты ведь ехал не всю ночь?

— Всю.

— Обязательно отдохни!

— Ладно.

— Когда?

— Вот сейчас как раз ищу мотель. Лоре звонила?

— Нет, хотела вначале узнать, как у тебя дела.

— Скажи ей, что у меня все в порядке. И пусть не беспокоится.

— Это не поможет. Она все равно будет за тебя волноваться. И я тоже.

— Что происходит на работе?

— Сью дерьмово выглядит. Все сидят по кабинетам с закрытыми дверями.

— Вчера по радио только обо мне и говорили!

— Слушай, если на тебя такую сеть поставили, представляешь, каково сейчас Шеклтону!

— Да, непросто будет его найти…

— И что делать?

— Воспользуюсь многолетним опытом, уникальными способностями и врожденной изобретательностью!

— Я серьезно.

— Никуда он не денется. Знаешь, я вчера думал…

— О чем?

— О тебе.

— И что?

Повисла долгая пауза. Было слышно, как мимо проехала фура.

— Полагаю, я люблю тебя.

Нэнси закрыла глаза, а открыв, обнаружила, что по-прежнему стоит в Южном Манхэттене. Чуда не произошло.

— Уилл, к чему эти разговоры? Из-за недосыпа?

— Нет, я давно хотел тебе сказать.

— Ладно. Пожалуйста, найди мотель и хорошенько выспись.

— И это все, что ты можешь мне ответить?!

— Нет… Наверное, я тоже тебя люблю.

Грег ждал, когда закипит чайник. Их отношения с Лорой Пайпер длились полтора года, и вот первый серьезный кризис! Он очень старался быть идеальным партнером — ответственным, внимательным. В его семье проблемы всегда решались за чашкой чаю.

Грег с Лорой жили в крошечной квартирке, в которую почти не попадал дневной свет, но они предпочли мансарду в Джорджтауне хорошему местечку в каком-нибудь скучном районе. Лоре удалось заснуть только в два ночи. Проснувшись утром, она первым делом снова включила телевизор. Увидела информационную бегущую строку — отец все еще на свободе — и опять расплакалась.

— Будешь обычный или травяной? — крикнул из кухни Грег.

— Травяной, — всхлипывая, ответила Лора. Грег принес чашку и сел рядом на кровать. — Я пробовала ему дозвониться. Не берет трубку.

— Домой или на сотовый?

— На оба. Оставила голосовое сообщение. — Грег был в одних трусах. — Ты опоздаешь!

— Я не иду сегодня на работу.

— Почему?

— Решил остаться с тобой. Ну что ты тут одна будешь сидеть!

Лора обвила руками его шею. Вскоре плечо Грега стало мокрым от слез.

— Почему ты так добр со мной?

— Еще спрашиваешь… — Мобильный Грега завибрировал и чуть не упал на пол. Номер не определился.

— Алло?

— Могу я поговорить с Грегом?

— Я слушаю.

— Это Нэнси Липински. Мы познакомились у Уилла Пайпера.

— Господи, Нэнси! Здравствуйте! — воскликнул Грег. Лора вздрогнула. — Как вы узнали мой номер?

— Я же работаю в ФБР.

— Ах, ну да. Вы звоните насчет Уилла?

— Да. Лора рядом?

— Конечно. А почему вы звоните мне, а не ей?

— Ее телефон могут прослушивать.

— Боже, что такого сделал Уилл?

— Я сейчас разговариваю с другом его дочери или с журналистом?

Грег заколебался на секунду, но, заглянув в умоляющие глаза Лоры, ответил:

— С другом.

— У Пайпера серьезные проблемы, но он не совершал никакого преступления. Мы слишком далеко зашли в расследовании того дела, и он не собирается отступать. Пообещай, что никому не расскажешь о нашем разговоре.

— Обещаю, — заверил Грег. — Эти сведения не для оглашения в печати!

— Дай Лору. Пайпер просил ей кое-что объяснить.

Риелтор — платиновая блондинка, приближающаяся к возрасту, когда ни одна уважающая себя женщина не мыслит жизни без ботокса, — говорила со скоростью миля в минуту. Они с Керри сразу же нашли общий язык и мило болтали на передних сиденьях «мерседеса», пока Марк нервничал на заднем, сжимая ногами портфель.

Марк, конечно, в определенном смысле улавливал канву разговора, замечал проезжающие мимо автомобили, людей и магазины на бульваре Санта-Моника, чувствовал, что в машине прохладно, стекла затонированы, а на улице жарко и слепит солнце. Он ощущал запах двух разных духов в салоне, металлический привкус во рту, слышал, как пульсирует кровь в висках. Но каждое ощущение будто бы существовало отдельно, в собственном измерении, а Марк представлял собой набор разъединенных сенсоров. Мозг отказывался работать.

— Марк! Джина задала тебе вопрос! — Голос Керри прорвался сквозь пелену, отделяющую Марка от внешнего мира.

— Простите. Что вы сказали?

— Я спросила, когда вам нужна квартира, — повторила риелтор.

— Скоро. В самое ближайшее время.

— Великолепно! И если не ошибаюсь, вы готовы платить наличными?

— Все верно.

— Отлично, ребята! По-моему, вы сделали правильный выбор! — с энтузиазмом воскликнула риелтор. — Мне часто приходится иметь дело с приезжими, все они хотят Беверли-Хиллз, Бельэйр или Брентвуд. Но вы, ребята, умнее их в сто раз. Знаете, Голливудские холмы в вашем ценовом сегменте — лучший вариант Лос-Анджелеса! Мы с пользой проведем день. Не пожалеете!

Марк пропустил тираду мимо ушей. Женщины вернулись к своему разговору, не обращая больше на него внимания. Машина начала взбираться в гору. Почувствовав, как спину прижало к сиденью, Марк закрыл глаза и оказался в папином автомобиле. Вот они всей семьей мчатся в сторону Уайт-Маунтинс в снятый на время домик. Родители о чем-то болтают, а в голове Марка проносятся цифры, и он пытается расставить их в нужном порядке, чтобы доказать теорему. Ура, получилось! Фраза «что и требовалось доказать» запульсировала перед глазами как маячок. Вот бы и сейчас добиться поставленной цели и ощутить легкое головокружение от переполняющей сердце радости!

«Мерседес» двигался по извилистой дороге мимо домиков, прячущихся за заборами, и остановился за грузовиком фирмы, занимающейся ландшафтным дизайном. Стоило Марку открыть дверь, как его тут же окатило жаром и ревом мотора. Керри уже вприпрыжку бежала к калитке, сжимая в руках список с предложениями о продаже.

— Она такая миленькая! — сказала риелтор Марку. — Так, не задерживайтесь. У меня для вас подготовлена насыщенная программа!

Остаток ночи Фрейзер продержался на кофе и адреналине, мечтая о том, что утром в медкабинете для него найдутся стимуляторы. «Зона-51» работала в привычном режиме. Сотрудники, как всегда, корпели за компьютерами, и лишь Фрейзер был занят кое-чем особенным. Он искусно руководил внутренним расследованием и тремя внешними операциями одновременно, а к тому же умудрялся каждые полчаса сообщать о ситуации начальству в Вашингтоне.

Операция под кодовым названием «Найти Уилла» проводилась в Нью-Йорке. Вторая — в Лос-Анджелесе, на случай, если Марк Шеклтон объявится в Калифорнии. Третья — в Лас-Вегасе, где прорабатывалась линия Нельсона Элдера. В подчинении Фрейзера работали бывшие военные. Некоторые имели опыт проведения операций ЦРУ на Ближнем Востоке. Профессионалы, одним словом. Таких не проймет даже паника, охватившая Пентагон.

В принципе Ребекка на деле оказалась лучше, чем думал Фрейзер. Правда, его раздражала ее манера постоянно что-то жевать — явный признак внутренней расхлябанности. Всю ночь Ребекка поглощала нугу и карамель и толстела прямо на глазах. Из мусорной корзины вываливались обертки от сладостей. И еще Ребекка была страшнее атомной войны. Но Фрейзер с восхищением признал, что она не просто начальник компьютерщиков, а гениальный программист. Ей удалось кирпичик за кирпичиком сломать «стену», воздвигнутую Шеклтоном.

— Взгляните-ка! На арене снова Питер Бенедикт. Под этим именем Шеклтон пользовался кредитом в казино «Созвездие» и пластиковой картой «Виза».

— За что, интересно, он ей расплачивался?

— Шеклтон почти ею не пользовался. Перевод на счет Гильдии писателей Америки за регистрацию сценария.

— Чертов писака!.. Вы можете на них выйти?

— В смысле взломать их сервер? Легко! Есть кое-что еще.

— Что же?

— Месяц назад он открыл банковский счет на Каймановых островах и получил перевод от Нельсона Дж. Элдера на сумму пять миллионов долларов.

— Обалдеть! — Нужно срочно связаться с Декорсо — руководителем лас-вегасской группы.

— Шеклтон — лучший программист «Зоны-51», — восторженно произнесла Ребекка. — Остальные по сравнению с ним — малые дети.

— Как он вынес информацию наружу?

— Пока не знаю.

— Все сотрудники пройдут повторную проверку, — сказал Фрейзер.

— Понятно.

— Включая вас.

Ребекка, смерив его взглядом, протянула доллар:

— Будьте душкой, сходите за шоколадным батончиком.

— Конечно, только вначале позвоню министру.

У Харриса Лестера — министра ВМС — в Пентагоне был личный кабинет. Наверное, самый отдаленный в комплексе и самый душный. Дорога Лестера к высокой политической должности была вполне обычной: служба в военно-морских силах во Вьетнаме, несколько лет в законодательных органах штата Мэриленд, три срока в конгрессе, затем пост заместителя директора аэрокосмической корпорации «Нортроп Грумман». И наконец, полгода назад новый президент назначил его главой министерства военно-морских сил США.

Лестер всячески избегал сюрпризов как в личной, так и в профессиональной жизни. С него можно было писать точный портрет бюрократа, ненавидящего риск. Легко представить, с каким раздражением воспринял он новости о «Зоне-51» из уст своего начальника — министра обороны.

— Это что, учения, господин министр?

— По-вашему, я лично провожу инструктаж?! — рявкнул министр обороны. — Дело настоящее. И по традиции разбираться с ним должно ВМС! Молите Бога, чтобы ваша карьера в правительстве не закончилась, не успев начаться!

Рубашка Лестера затрещала по швам, когда он рухнул в кресло, ослабив галстук в черно-серебристую полоску. Потом пригладил остатки некогда густой шевелюры и надел очки для чтения. Помощник позвонил по внутреннему телефону, не успел Лестер открыть первую папку по скандальному делу.

— Господин министр, на проводе Малькольм Фрейзер из «Зоны-51». Соединить?

Лестер почувствовал жжение в желудке. Такие звонки убивали его. Увы, их никому не перепоручишь. Это его прямая обязанность, его дело, и решения должен принимать только он. Лестер взглянул на часы. Ровно полночь. Подходящее время для кошмаров!

* * *

«Мерседес» остановился перед домом в средиземноморском стиле, обозначенным последним пунктом в списке предложений.

— Что-то подсказывает мне, что здесь вам понравится! — воскликнула риелтор. Неужели у нее еще остались силы?! — Я приберегла самое лучшее напоследок.

Керри устала, но была безумно счастлива. Она поправила прическу.

— Даже не знаю; мне все понравились!

Марк выполз из машины последним, мельком взглянув на часы.

Нельсон Элдер играл с заместителем по маркетингу из Винна, начальником городского пожарного управления и генеральным директором местной компании по производству медицинского оборудования. У Элдера был гандикап четырнадцать, но сегодня он прошел девять лунок за сорок один удар — его лучший результат — и чувствовал себя на седьмом небе.

Трава на фервеях сверкала, будто изумруды в пустыне, грины были такие идеальные, что Элдер ни разу не ошибся. И ни разу не попал в воду, хотя ее на поле было предостаточно. Солнечные лучи плясали по стеклянным стенам гостиницы «Винн», возвышавшейся над загородным клубом. Элдер сидел в электромобиле, потягивал холодный чай и наслаждался журчанием искусственного ручейка. Наконец-то ему довелось испытать давно позабытое чувство умиротворенности и внутренней гармонии.

Керри завизжала от восторга, увидев виллу на Холлигидж-драйв. Она обежала комнату за комнатой — дизайнерскую кухню, разноуровневую гостиную, строгую столовую, библиотеку, винный погреб, три огромные спальни…

— О Боже, какая красота! О Боже! Боже мой!

Риелтор ни на секунду не отставала от нее, приговаривая:

— Я же вам говорила. Здесь все в идеальном состоянии. Обратите внимание на дизайнерские решения…

Марку было совершенно наплевать. Под подозрительным взглядом помощника риелтора он прошел в патио и расположился рядом с бассейном. По бокам патио украшали кустики толокнянки, у небесно-голубых цветков порхали колибри. Взгляду открывался широкий каньон и пустынные днем улочки, а позади над крышами домов виднелись верхушки букв, образующих знаменитую надпись «Голливуд». Вот то, о чем Марк всегда мечтал. Если бы он стал писателем, сценаристом, то сидел бы у собственного бассейна на холмах под лучами солнца. Может ли это счастье продлиться больше пяти минут?

Керри вышла через стеклянную дверь в патио и, чуть не плача, проговорила:

— Марк, я без ума от этого места! Я влюбилась в него. Здесь так здорово!

— Ей нравится, — добавила риелтор, подходя сзади.

— Сколько? — вяло спросил Марк.

— Просят три. Думаю, разумная цена. Полтора миллиона ушло только на реконструкцию…

— Берем, — равнодушно произнес Марк.

— Марк, ты чудо! — воскликнула Керри, бросившись ему на шею, и начала целовать его как безумная.

— Вы осчастливили двух женщин разом, — с завистью проговорила риелтор. — Керри сказала мне, что вы писатель. Думаю, здесь вы создадите множество великих произведений. Я оформлю договор и позвоню вам сегодня вечером в гостиницу.

Керри фотографировала мобильником все подряд. Марк не сразу сообразил, что происходит, потом вдруг вскочил и вырвал телефон из ее рук.

— Ты уже фотографировала сегодня?

— Нет! А что?

— Только сейчас его включила?

— Да. Что случилось?

Марк быстро выключил мобильный и отдал его Керри.

— У тебя батарея на исходе. Мой давно разрядился. Вдруг нам нужно будет срочно позвонить.

— Хорошо, дорогой. — Она с упреком взглянула на него, будто хотела сказать: «Ты опять странно себя ведешь!» — но промолчала. — Пойдем со мной. Посмотришь, как внутри. Я так счастлива, Марк! Спасибо…

Фрейзер дремал за столом, когда один из наблюдателей потрепал его за плечо.

— Мы обнаружили короткий сигнал телефона Хайтауэр. Правда, он тут же пропал.

— Где они?

— Восточная часть Голливудских холмов.

Фрейзер почесал небритую щеку.

— Хорошо. Хоть что-то… Может, повезет. Что происходит у Декорсо?

— Он на месте. Ждет дальнейших указаний.

— Разбудишь меня, когда позвонят из Пентагона, — приказал Фрейзер, снова закрывая глаза.

Элдер прицелился в восемнадцатую лунку. За грином находился водопад в тридцать семь футов высотой. Прекрасная возможность закончить партию.

— Как считаете, — обратился Элдер к менеджеру из Винна, — получится?

— Да. Только, может, позволите и другим поиграть? Вы сегодня прямо разошлись!

— Вот загоню последний мяч, и эта партия станет у меня лучшей!

Услышав разговор, пожарный и гендиректор подошли поближе, чтобы оценить траекторию удара.

— Только не сглазьте! — воскликнул менеджер из Винна.

Замах получился безупречным. На вершине удара — за секунду до того, как пуля пробила череп, забрызгав кровью всех стоявших рядом, — Элдер подумал, как все-таки прекрасна жизнь.

Декорсо проверил точность выстрела через оптический прицел. Потом положил винтовку в дорожную сумку и вышел из гостиничного номера на одиннадцатом этаже с прекрасным видом на чистые лужайки гольф-клуба.

* * *

Вернувшись в номер, Керри хотела заняться любовью, но у Марка не было настроения. Сославшись на то, что перегрелся на солнце, он отправился в душ. Керри болтала без умолку. Он открыл кран на полную мощь, чтобы она не услышала его рыданий.

Риелтор сказала Керри, что за вечер в ресторане «Жребий» при гостинице можно отдать жизнь. Что за пошлость? Марк поморщился, услышав эту фразу. И все-таки Керри уговорила его поужинать там. Любое ее желание стало для него законом. Конечно, он поддался, хотя больше всего хотел уединиться в номере. В красном платье Керри выглядела сногсшибательно. Когда они зашли в ресторан, все чуть ли не свернули шеи, подумав, что она знаменитость. Марк нес портфель. Многие, наверное, решили, что у актрисы встреча с агентом или адвокатом. Заморыш был слишком жалок для ее любовника — если, конечно, он не баснословно богат.

Марка с Керри посадили за столик у окна под застекленной крышей. К десерту зал, по прогнозу официанта, должен был заполниться лунным светом. Керри не могла говорить ни о чем, кроме дома. Ее мечта осуществилась. Даже больше, потому что она и не думала, что такое бывает. Это было так же нереально, как оказаться на борту космического корабля или НЛО, которое она видела в детстве! Керри, будто маленькая девочка, донимала Марка бесконечными вопросами: когда он бросит работу, когда они переедут, какую мебель купят, когда она сможет начать занятия по актерскому мастерству, когда, он приступит к новому сценарию. Марк лишь пожимал плечами, или бормотал себе под нос — Керри не могла разобрать что, — либо отворачивался к окну. Впрочем, Керри и не нужны были конкретные ответы, она легко перескакивала на другую тему. И вдруг она резко замолчала. Марк взглянул на нее.

— Почему ты такой грустный?

— Тебе показалось.

— Точно грустный.

— Да нет же!

Естественно, Керри не поверила, но решила не заострять больше на этом внимание.

— Я очень счастлива. Такого дня у меня в жизни не было! Если бы не ты… если бы мы не встретились… Спасибо, Марк Шеклтон… — Игриво, как котенок, Керри чмокнула Марка. Лед тронулся — он улыбнулся. — Так-то лучше! — промурлыкала она.

В сумочке зазвонил телефон.

— Это твой?! — воскликнул Марк. — Господи, почему он включен?!

Керри испугалась.

— Джина должна позвонить… — промямлила девушка. — Это, наверное, она!

— Когда ты его включила? — простонал Марк.

— Не знаю. Несколько часов назад. Не беспокойся, батарея полная! — Ответив по телефону, Керри растерянно посмотрела на Марка: — Дорогой, это тебя!

Дыхание Марка перехватило. Он прижал трубку к уху.

— Слушай внимательно, Шеклтон! — проговорил резкий, властный мужской голос. — Это Малькольм Фрейзер. Сейчас ты медленно встанешь, выйдешь из ресторана, вернешься в свой номер и будешь ждать, пока тебя заберут наблюдатели. Не трясись, ты же наверняка и себя посмотрел в базе данных. Сегодня — еще не твой день. Сегодня день Нельсона Элдера. Он, кстати, уже мертв. Сегодня день Керри Хайтауэр. Но не твой. Хотя мы найдем, как сделать тебе больно. Очень больно! Понимаешь, нам надо выяснить, как ты умудрился это провернуть. А ты, наверное, не сразу раскроешь свой секретик…

— Она ничего не знает, — с мольбой прошептал Марк, отвернувшись, чтобы Керри не слышала.

— То, что ты говоришь, не имеет никакого значения. Сегодня ее день. Так предопределено. Итак, поехали. Ты встаешь и выходишь из ресторана. Прямо сейчас. Понял?

Он не ответил, считая удары сердца. Раз, два, три…

— Марк?! — Закрыв телефон, он резко отодвинулся от стола. — Что случилось? — закричала Керри.

— Ничего. — Марку стало трудно дышать. Лицо перекосило.

— Что-то о тетиной смерти?

— Да. Мне нужно в туалет. Скоро вернусь. — Марк заставил себя собраться, но в глаза Керри посмотреть так и не смог.

— Мой бедненький малыш, — прошептала она. — Я так переживаю за тебя. Мне бы хотелось, чтобы ты был так же счастлив, как я. Возвращайся скорее. Медвежонок Керри будет ждать!

Схватив портфель, Марк вышел как приговоренный — мелкими шажками, с низко опущенной головой. Уже в вестибюле он услышал звон разбитого стекла, затем две бесконечные секунды тишины, пронзительный женский визги громовые мужские голоса.

Из ресторана бросилась толпа людей, сметая все на пути. Марк шагал вперед будто зомби, направляясь к входной двери. Оттуда прямиком на улицу Уилшир, где у обочины стояли машины прибывших в гостиницу. Парковщик кинулся внутрь узнать, что происходит. Не задумываясь ни на секунду, Марк сел за руль ближайшего автомобиля и поехал по Беверли-Хиллз. В глазах стояли слезы.

31 ИЮЛЯ 2009 ГОДА

Лос-Анджелес

Когда-то здесь останавливались Мерилин Монро, Лиз Тейлор, Фред Астер, Джек Николсон, Николь Кидман, Брэд Питт, Джонни Депп и многие другие, чьи имена Марк не запомнил, потому что совсем не слушал портье. Тот сообразил, что клиенту хочется побыть одному, и не стал приставать с рассказами. Странный господин какой-то! Взъерошенный. Из багажа — один портфель. Впрочем, каких только богатых наркоманов и чудаков у них не бывало! Чувак отстегнул сотню из пачки баксов, так что портье остался доволен.

Проснувшись, Марк не сразу сообразил, где находится. Вспомнив, что произошло вчера, он в отчаянии зажмурился. Тихо ворчал кондиционер. За окном чирикала птичка. Во рту пересохло. Ни единой молекулы воды. Марк провел языком по зубам.

В таких номерах должен быть бар с элитными напитками. На столе — наполовину пустая бутылка водки. Отличное средство, чтобы забыться. Вчера Марк опрокидывал стакан за стаканом, пока не отключилась память. Потом он, видимо, на автомате разделся, выключил свет и рухнул на кровать.

Свет, проникающий из-за приоткрытой двери гостиной, придавал живость пастельным тонам спальни. Стали ярче персиковые, розовато-лиловые и шалфейные оттенки. Керри здесь понравилось бы. Марк зарылся лицом в подушку.

Он проехал на угнанной машине всего пару кварталов и решил, что слишком устал, чтобы пускаться в бега. Припарковался в тихом местечке, вышел и бесцельно побрел по улице, не понимая, что в Беверли-Хиллз пешеходы вызывают больше подозрений, чем водители «БМВ», числящихся в угоне. Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем Марк остановился перед желтой вывеской с объемными белыми буквами. Гостиница «Беверли-Хиллз». Марк перевел взгляд на здание за зеленым садом, похожее на розовый торт. Он прошел по дорожке к регистратуре, узнал, есть ли свободный номер, выбрал самый дорогой — огромное бунгало с «историей», за которое расплатился пачкой наличных.

Выбравшись из постели, Марк опустошил бутылку воды — организм был настолько обезвожен, что даже в туалет не хотелось, — потом снова сел на кровать и задумался. Мозг, будто компьютер, завис, перегревшись. Раньше Марку не приходилось напрягаться, чтобы принять решение. Он всегда применял методику «древо решений»: каждое действие ведет к определенному исходу, каждый исход провоцирует новые действия.

Боже, как все сложно! Соберись! Сосредоточься!

Марк проанализировал все возможные сценарии: сбежать, тратить только наличные, сдаться Фрейзеру. Что делать?! Сегодня не его день. И даже не завтра. Он был ВД — «вне диапазона». То есть ему не суждено умереть насильственной смертью или совершить самоубийство, но это не помешает Фрейзеру навечно засадить его в темную одиночную камеру!

Марк снова заплакал. Из-за Керри. А может, из-за собственной ничтожности. Почему ему не дано быть таким же уверенным, как, например, Фрейзер? Сжав пульсирующие виски руками, он раскачивался из стороны в сторону. Его жизнь была не так уж плоха. Почему он решил, что ему нужны деньги и слава? Что теперь? Вот он в цитадели денег и славы, лучшее бунгало гостиницы «Беверли-Хиллз». Тоже мне роскошь! Две меблированные комнаты с удобствами. Он получил то, к чему стремился. Марк Шеклтон… Неплохой ведь в принципе парень. Но он не чувствовал себя собой. Марк превратился в пожирателя жизненных благ — Питера Бенедикта. Питер и виноват! Из-за него все проблемы! Только он заслуживает наказания, а не Марк Шеклтон… Нет, еще шаг — и он за гранью безумия. Хватит!

Марк включил телевизор. Все новости были связаны с ним. В лас-вегасском гольф-клубе киллер убил директора страховой компании. Уилл Пайпер — агент ФБР, занимавшийся делом «Судный день», — до сих пор скрывается от правосудия. Застрелена посетительница местного ресторана — через окно, пуля попала в голову, преступник скрылся. Марк заплакал, увидев тело Керри в черном мешке в окружении полицейских.

Нет… Фрейзер не выиграет. Ни за что! Чеканный образ с безжизненными глазами ужасал Марка. Он всегда боялся наблюдателей — даже до того, как узнал, что все они хладнокровные убийцы.

Только один человек в состоянии ему помочь.

Интересно, здесь поблизости есть телефон-автомат?.. Задача почти неразрешимая: в Беверли-Хиллз царил двадцать первый век, телефонные будки тут давно исчезли. Машины у Марка не было. Наверное, можно позвонить из гостиницы, но Марк не хотел, чтобы наблюдатели обнаружили его так быстро. Битый час он проходил по улице, прежде чем увидел долгожданную будку в сандвич-баре на северной стороне Беверли. Время завтрака уже прошло, обед еще не наступил, и в забегаловке почти не было посетителей. Марку показалось, что мужчины за барной стойкой внимательно следят за ним. К черту глупые подозрения! Он прошел к телефону между туалетом и служебным выходом. Двадцатку Марк разменял еще в гостинице. Он сунул двадцать пять центов в щель и, набрав первый номер, попал на голосовую почту. Марк быстро повесил трубку, не оставив сообщения.

Второй номер — и снова голосовая почта!

Марк не сдавался. Итак, последняя возможность.

— Алло? — тут же ответила женщина.

— Это Лора Пайпер? — спросил Марк, переведя дыхание.

— Да. Кто говорит? — В ее голосе чувствовалось волнение.

— Меня зовут Марк Шеклтон. Ваш отец меня ищет.

— Боже мой! Убийца Судного дня!

— Нет-нет! Пожалуйста, не надо. Я не убийца. Скажите отцу, что я никого не убивал!

Нэнси ехала с Джоном Мюллером в Бруклин на встречу с банковским менеджером — свидетелем недавнего ограбления. Требовалось срочно выяснить, как выглядели преступники: те же ли это арабы, которые совершили пять похожих по почерку ограблений. Отдел по борьбе с терроризмом наступал им на пятки.

Нэнси ненавидела работать в таких условиях, ей не нравилось строить догадки на непроверенных фактах, но Мюллер был непреклонен.

— Надо рассчитывать на худшее, — объяснял он. — Радуйся, что получила этот совет в начале карьеры! Мы все втянуты в мировую войну с терроризмом, поэтому ко всем преступникам относись как к террористам, пока не доказано обратное.

— Они обыкновенные грабители, просто похожи на мусульман. Нет повода подозревать их в политических преступлениях, — стояла на своем Нэнси.

— Ты уже оступилась однажды. На твоих руках кровь честных американцев! Если бы я вел дело о «Судном дне», то сделал бы акцент на терроризме…

— Там нет арабского следа, Джон!

— Откуда ты знаешь, дело еще не закрыто. Или я не в курсе?

— Нет, не закрыто, — прошипела Нэнси сквозь зубы.

— И что это, черт возьми, Пайпер вздумал вытворять?

— По-моему, он выполняет свою работу.

— Есть только один правильный путь и множество неправильных. Почему, интересно, Пайпер всегда выбирает неправильный? Рад, что мы снова напарники. Я научу тебя находить верную дорожку в расследовании.

Когда Мюллер отвернулся, Нэнси состроила ему рожу. Она с самого утра была на взводе, а тут еще он! День начался с новости об убийстве Нельсона Элдера. Неужели совпадение? У Нэнси не было возможности проверить. Ее ведь отстранили отдела.

Пайпер наверняка слышал известия по радио в машине или посмотрел утренний выпуск по телевизору в мотеле. Нэнси не хотела звонить сама — вдруг он еще спит, — но ей не терпелось услышать голос Пайпера.

Припарковываясь у банка на Флэтбуш, Нэнси почувствовала вибрацию секретного мобильного. Она быстро отстегнула ремень безопасности и выскочила из машины, чтобы Мюллер не услышал разговора.

— Уилл?!

— Это Лора! — услышала Нэнси взволнованный голос.

— Лора? Что случилось?

— Мне только что звонил Марк Шеклтон. Хочет встретиться с папой.

Дорога пошла вверх через Сандийские горы. Ну слава Богу, хоть какое-то разнообразие. Пайпер уже устал тащиться по равнине. Так недолго и заснуть за рулем! Хорошо, что удалось подремать в «Дейзинн» в Индиане. Правда, с тех пор уже прошло восемнадцать часов. Пайпер снова начал клевать носом. Надо обязательно передохнуть. И позвонить Нэнси. Пайпер слышал по радио о смерти Элдера и хотел узнать, что известно Нэнси. Боже, как его все раздражает! И в первую очередь собственная трезвость.

— Может, у тебя проблемы с алкоголем? — глупым голосом спросил сам себя Пайпер.

— Эй, заткнись! Единственная проблема — в том, что хочется промочить горло!

— Хорошо, отложим спор до лучших времен.

— Знаешь, лучше подотри этим спором себе задницу!

Пайпер все думал о вчерашнем разговоре с Нэнси. Зачем он сказал о любви? Неужели он правда ее любит? Или признание сорвалось с языка от усталости и одиночества? А она? Она чувствует то же самое?.. Теперь, когда они оба признались в любви, надо сделать следующий шаг. Рано или поздно…

Зазвонил телефон.

— Эй, рад тебя слышать!

— Уилл, ты где? — холодно спросила Нэнси.

— В прекрасном штате Нью-Мексико! Ты на улице? — уточнил Пайпер, услышав рев мотора.

— Да, на Бродвее. Уилл, мне нужно сказать тебе кое-что важное.

— О Нельсоне Элдере? Я слышал в новостях. Не знаю, что и думать!

— Он звонил Лоре.

— Кто?

— Марк Шеклтон.

Пайпер молчал.

— Уилл?! — Нэнси испугалась, что связь прервалась.

— Сукин сын звонил моей дочери?

— Сказал, что пробовал связаться с тобой по другим номерам, но смог дозвониться только до нее. Шеклтон хочет с тобой встретиться.

— Может сдаться в любом отделении полиции.

— Он напуган. Говорит, что ты единственный, кому он доверяет.

— Мне до Вегаса еще шестьсот миль. Приеду, так его отметелю за то, что звонил Лоре!..

— Шеклтон сейчас в Лос-Анджелесе.

— О Господи! Что он сказал?

— Говорит, никого не убивал.

— Потрясающе. Что еще?

— Просил простить его.

— Где я могу с ним встретиться?

— Шеклтон хочет, чтобы завтра в десять утра ты был в кофейне на Беверли-Хиллз. У меня есть адрес.

— Он сам там будет?

— Это все, что он сказал.

— Так, если ехать с такой же скоростью, потом посплю где-нибудь часов восемь… В любом случае я успеваю позавтракать со старым знакомым.

— Я волнуюсь, Уилл.

— Ничего страшного. Задница, правда, ужасно болит от сиденья. И как твоя бабуля гоняла на этой тачке? — Нэнси рассмеялась. — Вчера я тебе…

— Давай подождем, пока все утрясется, — предложила Нэнси.

— Хорошо, — быстро согласился Пайпер. — Не вздумай отключать телефон. Ты у меня как глоток кислорода. Диктуй адрес — записываю.

Фрейзер не был дома с тех пор, как началась заварушка. И своим подчиненным из операционного центра не разрешал уходить с работы. Проблемы валились одна за другой. Все тряслись за свои места. Ситуацию постоянно контролировал Вашингтон. Казалось, еще немного — и Шеклтон у них в руках. И как только доходяга сумел обставить его ребят — лучших тактиков во всей стране?! Фрейзер чувствовал, что под угрозой его собственная карьера. Кому такое понравится?

— Может, попросим, чтобы здесь качалку организовали? — спросил кто-то из наблюдателей.

— Тут тебе не фитнес-центр, — отрезал Фрейзер.

— Может, хоть боксерскую грушу в углу повесим? — предложил другой.

— Хочешь кулаки размять? Иди сюда, сейчас я тебе помогу, — раздраженно ответил Фрейзер.

— Не, я хочу побыстрее найти этого придурка и пойти домой.

— Двух придурков, — поправил Фрейзер. — Нашего компьютерщика и федерала.

Поступил звонок из Пентагона. Ответив, подчиненный Фрейзера начал что-то быстро записывать. Судя по всему, дело сдвинулось с мертвой точки.

— Хорошие новости, Малькольм! Разведчики министерства обороны зафиксировали звонок на телефон дочери Пайпера.

— От кого?

— Шеклтон.

— Ни фига себе!

— Нам сейчас скинут запись разговора. В общих словах, Шеклтон хочет встретиться с Пайпером в кофейне на Беверли-Хиллз завтра утром.

Фрейзер радостно потер ладони:

— Двух зайцев одним выстрелом! Спасибо, Господи. — Надо все продумать. — Девчонка кому-нибудь звонила? Передала информацию?

— Нет, по крайней мере с домашнего и с сотового.

— Она ведь в Джорджтауне? Прослушивайте все платные телефоны в радиусе двух миль от ее дома и проверьте все звонки на сотовые. Узнайте, может, она снимает квартиру с подружкой или парнем. Распечатайте звонки с их телефонов. Я хочу знать, где Пайпер! Шевелитесь!

К вечеру лос-анджелесская жара пошла на спад. Марк целый день просидел в бунгало с табличкой «Не беспокоить» на дверях. Он поклялся отомстить за Керри голодовкой, но к обеду закружилась голова, и пришлось съесть почти все печенье и соленые закуски из мини-бара. В любом случае ее смерть была предрешена. Марк открыл баночку пива, потом вторую, а затем перешел на водку.

За оранжево-розовыми стенами с нарисованными арками скрывался небольшой дворик. Марк вышел туда с бутылкой в руках проветриться. В воздухе витали экзотические ароматы тропических цветов. Расслабившись, Марк заснул, а когда открыл глаза, было уже темно. Холодало. Марк задрожал. Еще никогда ему не было так одиноко…

Ранним субботним утром температура в пустыне Мохаве поднялась до сорока четырех градусов по Цельсию. Выйдя из машины отлить, Пайпер мгновенно покрылся потом. Хоть бы «таурус» снова завелся! К счастью, Бог услышал его мольбы. До Беверли-Хиллз осталось всего ничего.

В это время в операционном центре «Зоны-51» Фрейзер наблюдал за желтой точкой на экране, обозначавшей местонахождение Уилла Пайпера. Фрейзер старался устранить все неприятные сюрпризы, а переменным величинам, придать постоянства.

Удалось выяснить, что Пайпер приобрел еще один мобильный. Разведывательное управление министерства обороны узнало, что Лора живет в квартире, которую снимает Грег Дэвис. В пятницу вечером на мобильный Грега поступали звонки с сотового телефона, находящегося в Уайт-Плейнс. На этот телефон звонили только с двух других мобильных, в том числе с того, владелец которого в пятницу ночью ехал через Аризону.

Без труда удалось выяснить, что в Уайт-Плейнс живет напарница Пайпера — Нэнси Липински. Разведчики министерства прослушивали оба телефона и передавали информацию Фрейзеру, а ему, словно на Рождество, оставалось лишь развязать ленточку и получить подарок. Уже договорились, что его ребята отправятся завтракать в кофейню при гостинице «Беверли-Хиллз». Следя, как желтая точка — Уилл Пайпер — ползет на запад со скоростью восемьдесят миль в час, Фрейзер считал часы, оставшиеся до окончания фарса.

В начале восьмого Пайпер выехал на Беверли-Хиллз и издалека посмотрел на кафе «У Сэл и Тони», где была назначена встреча. Улицы пустовали — в это время весь город напоминал спальный район. Припарковавшись на Кэнон-стрит, Пайпер поставил будильник в телефоне на половину десятого и тут же заснул. Когда будильник разбудил его, на улице толпился народ, а в машине стало невыносимо душно. Первым делом хотелось найти общественный туалет и привести себя в порядок. Взяв необходимые принадлежности, Пайпер вышел из машины и случайно выронил телефон. Выругавшись, он поднял мобильный и как ни в чем не бывало сунул в карман брюк.

Желтая точка на экране Фрейзера в этот момент исчезла. Вначале Фрейзер запаниковал, однако, проанализировав ситуацию, понял, что особых поводов для волнений нет.

— Ничего страшного. Он в ловушке. Через полтора часа все закончится.

* * *

Кофейня «У Сэл и Тони» пользовалась бешеной популярностью. За столиками и в кабинках сидели местные и туристы. Внутри пахло блинчиками. Пайпер пришел за несколько минут до назначенного срока.

— Как дела, красавчик? — приветствовала его прокуренным голосом хозяйка. — Ты один?

— У меня здесь встреча. — Пайпер оглядел зал. — Подожду.

— Так, посмотрим, куда бы тебя посадить…

— Я пока воспользуюсь вашим телефоном? — спросил Пайпер.

— Конечно.

Притворившись, будто набирает номер, Пайпер внимательно изучал зал — столик за столиком. Пожилой мужчина с тростью и его жена — местные. Четверо прилично одетых молодых людей — торговые представители. Три бледные женщины в козырьках «Родео-драйв» — туристки. Шесть кореянок — туристки. Отец с шестилетним сынишкой — «выходной» папа в разводе. Странная молодая парочка в рваных джинсах — местные. Двое мужчин и женщина в рубашках с логотипом телекоммуникационной компании «Веризон» — рабочие.

Пайпер замер, увидев столик в середине зала. За ним сидели четверо молодцов лет тридцати, чисто выбритые, недавно подстриженные, спортивного телосложения. Судя по загривкам, все регулярно ходили в спортзал. Уж слишком они старались выглядеть заурядными, натянуто подшучивали друг над другом. Один из парней положил на стол поясной кошелек «банан». Никто из них не смотрел на Пайпера, да и тот тоже делал вид, будто интересуется только телефоном. Ребята из агентства. Только из какого агентства, непонятно… Внутренний голос подсказывал, что надо выйти через служебную дверь. Но как же встреча с Шеклтоном?! Придется разбираться с качками. При каждом вдохе Пайпер чувствовал, как пистолет упирается в ребра.

По телу Фрейзера будто пробежал электрический ток, когда он увидел на экране Уилла Пайпера. В поясном кошельке агента находилась камера. Пайпер стоял у стены рядом с телефоном-автоматом.

— Молодец, Декорсо, видно идеально, — проговорил Фрейзер в микрофон. Где же второй?

Фрейзеру не терпелось, отдав приказ, увидеть, как ребята произведут захват.

Пайпер, трезво взвесив шансы, медленным шагом как ни в чем не бывало направился в туалет осмотреться. Там не было окон. Освежив лицо холодной водой, он насухо вытерся. До десяти еще несколько минут. Пайпер прямиком из туалета вышел на улицу через служебную дверь, чтобы оценить возможные варианты отступления. Между Беверли и Кэнон-стрит пробегала узкая аллея. На ней виднелись служебные входы в книжную лавку, аптеку, парикмахерскую, обувной магазин и банк. Слева аллея заканчивалась парковкой офисного здания на улице Кэнон-стрит. Пешком можно было уйти в любом направлении. Пайпер спокойно вернулся в кафе.

— Ах вот ты где! — воскликнула хозяйка. — Я нашла тебе столик на двоих у окна.

Часы показывали десять, а к телефону-автомату никто не подходил. Парни за центральным столиком заказали еще по кофе. У Декорсо — руководителя группы захвата — были густые черные брови и толстые волосатые руки. Фрейзер шепнул ему в наушник:

— Пора. Где Шеклтон, черт возьми? — Ему было прекрасно видно, как Пайпер налил себе кофе, затем сливки.

Прошло пять минут. Пайпер проголодался и сделал заказ. Прошло десять минут. Пайпер проглотил яичницу с беконом. Парни за центральным столиком никуда не уходили. Пятнадцать минут одиннадцатого он решил, что Шеклтон его разыграл. Три чашки кофе дали о себе знать. Пайпер направился в туалет, где встретил старика с тростью, который передвигался с черепашьей скоростью. Выходя из туалета, Пайпер заметил доску объявлений рядом с телефоном. На ней прикрепляли визитки, объявления об аренде жилья, потерянных кошках и собачках. Он успел раньше рассмотреть доску, пока стоял у телефона. Ничего особенного. И вдруг прямо перед глазами Пайпер увидел белую открытку с гробиком и надписью: Гостиница «Бев. — Хиллз», бунгало 7.

Он быстро сдернул открытку со стены и выскочил на улицу через служебный выход. Фрейзер заметил это раньше, чем наблюдатели на месте.

— Он уходит? О Боже, да! Он уходит!

Парни вскочили из-за стола и бросились к дверям. Как назло, в этот момент из туалета вышел старик с тростью и преградил им путь. Фрейзер никак не мог понять, что происходит. Сумку с камерой трясли туда-сюда.

— Шевелитесь! Мы его потеряем!

Декорсо схватил старика под мышки и переставил обратно в туалет. Остальные наблюдатели вылетели наружу. Однако аллея была пуста. Декорсо приказал разделиться: двое направо, двое налево. Они обыскали все магазинчики на Беверли и Кэнон-стрит, заглянули под припаркованные машины… Фрейзер постоянно кричал в ухо Декорсо, пока тот не взмолился:

— Малькольм, успокойся, пожалуйста. Я не могу работать, когда ты визжишь как поросенок!

Пайпер приоткрыл дверь туалета в парикмахерской «Виа Венето», расположенной сразу же за кофейней, и простоял так минут десять, держа пистолет наготове. Слава Богу, пока никому не вздумалось воспользоваться туалетом, но вечно стоять тут было нельзя. Осторожно прикрыв за собой дверь, он проскользнул в зал и оказался в окружении десятка симпатичных женщин. Парикмахерши обслуживали клиенток, треща без остановки.

— Ой! — удивленно воскликнула блондинка с короткой стрижкой, в микромини-юбке и ярко-розовых колготках. — Что вы здесь…

— Вы обслуживаете без предварительной записи? — спросил Пайпер.

— Обычно нет. — Однако девушке он понравился. К тому же мог оказаться знаменитостью. — Я могла вас видеть где-нибудь?

— Пока нет, но если подстрижете, то обязательно увидите, — пошутил Пайпер. — Вы работаете с мужчинами?

— Я вас сама обслужу, — выпалила парикмахерша. — Я как раз сейчас свободна.

— Отлично. Только я не хочу сидеть возле окна, и подстригите, пожалуйста, тщательно. Я никуда не тороплюсь.

— Ого, сколько у вас требований, господин начальник. — Девушка рассмеялась. — Все будет в лучшем виде, не беспокойтесь. Присаживайтесь вот сюда, а я принесу вам чашечку кофе. Или чаю?

Через час Пайпер обзавелся четырьмя новыми вещами: отличной стрижкой, маникюром, телефоном парикмахерши и свободой. Он попросил заказать такси, а когда машина подъехала, оставил девушке щедрые чаевые и рухнул на заднее сиденье. Отличный способ избавиться от погони! Он разорвал бумажку с телефонным номером на мелкие кусочки и, высунув руку из окна, пустил их по ветру. Надо обязательно рассказать об этом Нэнси. Пусть убедится в его верности!

Пайпер подошел к бунгало номер семь и позвонил в желтую дверь. На ручке висел знак «Не беспокоить» и свежая субботняя газета. Пайпер переложил пистолет за ремень, чтобы в случае чего было проще достать.

Дверной глазок потемнел на секунду, и дверь открылась.

— Привет, Уилл. Вижу, ты нашел мою записку.

Мужчины пристально смотрели друг на друга. Пайпер удивился, как постарел и осунулся Марк. Он с трудом узнал бы его на улице. Марк пропустил гостя внутрь.

— Привет! — Они стояли в полумраке комнаты — жалюзи были опущены.

Марк заметил рукоятку пистолета под полой пиджака:

— Он тебе не понадобится.

— Думаешь?

Марк тяжело опустился в кресло у камина. Пайпер прошел к дивану — он тоже устал.

— В кофейне за мной следили.

— Ты ведь не привел «хвост»?! — испуганно воскликнул Марк.

— Нет, мы в безопасности. Не знаю, правда, надолго ли.

— Похоже, они перехватили мой звонок твоей дочери. Прости, я понимал, что нехорошо ей звонить, но другого способа не было.

— Кто «они»?

— Люди, на которых я работаю.

— Ясно. Вначале ответь мне на один вопрос. Что, если бы я не заметил открытку на стене?

Марк пожал плечами.

— В моем деле я целиком полагаюсь на судьбу.

— В каком деле, Марк? Расскажи, чем ты занимаешься.

— Библиотекой.

Фрейзер был безутешен. Вся операция коту под хвост. В первый миг он взвыл как банши, потом осипшим голосом приказал своим людям оставаться на местах и продолжать поиски, пока не поступит другой приказ. Сам он сомневался, что это что-нибудь даст. Если бы он был в кофейне, такого бы не произошло. А он-то считал, что в его команде одни профессионалы! Декорсо — превосходный оперативник, но, как выяснилось, слабо работает на месте. И кто тогда виноват?! Фрейзер медленно шел по пустым коридорам «Зоны-51», шепча под нос:

— Неудача — это не для меня! — Затем поднялся на лифте на самый верх, чтобы подставить уставшее лицо под солнце.

Марк то замолкал, то сыпал признаниями, то плакал, то хвастался, то выходил из себя, когда ему казалось, будто Пайпер повторяет один и тот же вопрос, то вел себя как ребенок. Пайпер сохранял ровный профессиональный тон, хотя иногда ему было нелегко от того, что он слышал.

Все началось с простого вопроса:

— Это ты отправлял открытки с гробиком?

— Я.

— Но ты никого не убивал?

— Я даже не выезжал из Невады. Я не убийца! Хотя мне понятно, почему ты так решил. Именно этого я и добивался!

— Как же тогда погибли люди?

— Убийства, несчастные случаи, самоубийства… Обычные причины. Такое случается каждый день сплошь и рядом.

— Хочешь сказать, что не было одного убийцы?

— Точно.

— И ты никого не нанимал и не принуждал совершать убийства?

— Нет! К тому же не все эти люди были убиты. Ты сам это понимаешь!

— Наверное. — Пайпер подумал о Милоше Ковике и странном падении из окна, о Марко Наполитано и иголке в руке, о Клайве Робертсоне и смертельном испуге. Потом, прищурившись, посмотрел на Марка. — Если не врешь, то откуда, черт возьми, ты узнал, что эти люди умрут?! — Как его раздражала хитрая улыбочка Марка! Сколько раз Пайперу приходилось допрашивать шизофреников. Усмешка из серии «я знаю то, чего не знаешь ты» была как раз из их арсенала. Но Марк-то не сумасшедший!

— Из «Зоны-51».

— Объясни. Какое это имеет отношение к убийствам?

— Я там работаю.

— И что? Ты говорил о библиотеке… — Пайпер чувствовал, что теряет контроль над ситуацией.

— В «Зоне-51» есть библиотека.

Пайперу приходилось клещами вытягивать информацию из Марка — вопрос за вопросом:

— Расскажи о библиотеке.

— Ее построил Гарри Трумэн в конце сороковых годов двадцатого века. После Второй мировой войны британцы обнаружили подземные сооружения неподалеку от Вектисского монастыря на острове Уайт и в них — сотни тысяч книг.

— Что за книги?

— Датируются средними веками. В книгах записаны имена, Уилл… Миллиарды. Больше двухсот миллиардов имен!

— Чьи имена?

— Всех людей.

Пайпер потряс головой. Ему казалось, что он медленно, но верно идет на дно.

— Прости. Я за тобой не успеваю.

— С самого начала времен на Земле жило меньше ста миллиардов людей. В книгах зафиксированы даты всех рождений и смертей начиная с восьмого века. Они охватывают более тысячи двухсот лет!

— Как такое возможно? — раздраженно спросил Пайпер. Наверное, все-таки Марк сумасшедший.

— Люди часто раздражаются, узнав о библиотеке. Обычная реакция. Потому что раньше они думали, будто знают все. А выясняется, что это не так. На самом деле, Уилл, никто точно не может ответить на вопросы «как» и «зачем». Ученые спорили шестьдесят два года и до сих пор ни до чего не договорились. По идее сотни монахов должны были писать в течение полувека, чтобы внести все имена по два раза — с датой рождения и датой смерти. Информация сгруппирована по годам. Более ранняя — по юлианскому календарю. Более поздняя — по григорианскому. Все имена записаны на родном языке носителя имени, а рядом указание на латыни — родился или умер. Вот и все. Никаких комментариев. Никаких объяснений. Как монахи справились? Представители религии убеждены, что их направлял Бог. Может, они были ясновидящими, способными предсказывать будущее? Пришельцами из других миров?.. Поверь, никто не знает наверняка. Год от года число становилось все больше. Только сегодня — первого августа 2009 года — триста пятьдесят тысяч человек родятся на Земле, а сто пятьдесят тысяч умрут. Имя каждого из них записано чернилами. И на завтра есть имена, и на послезавтра, и на послепослезавтра! Монахи работали как машины…

— Ты ведь понимаешь, что в это невозможно поверить, — тихо проговорил Пайпер.

— Дай мне один день, и я сумею доказать. Я могу составить список всех, кто умрет завтра в Лос-Анджелесе. Или в Нью-Йорке. Или в Майами. Где угодно.

— У меня нет дня в запасе. — Вскочив с дивана, Пайпер нервно мерил шагами комнату. — Зайди в Интернет, загрузи местную газету Панамы или Флориды. Прочти сегодняшние некрологи и проверь, есть ли упомянутые имена в твоем списке.

— Может, проще взять газету за дверью?

— Ты мог ее уже просмотреть.

— Думаешь, я так тщательно все продумал?

— Возможно!

— Но я не могу выйти в Интернет, — дрожащим голосом сообщил Марк.

— Отлично, то есть все это дерьмо на палочке! — закричал Пайпер. — Я и не сомневался!

— Если я подключусь к сети через ноутбук, наблюдатели сразу вычислят, где я нахожусь.

Пайпер обвел комнату взглядом.

— А это что? — спросил он, показав на клавиатуру у телевизора.

— Гостиничный доступ в Интернет! Как я его раньше не заметил? — Марк улыбнулся.

— Теперь получится?

— Я же программист. Думаю, стоит попробовать.

— А мне казалось, ты говорил, что библиотекарь!

Марк пропустил язвительную шуточку мимо ушей. Через минуту на телеэкране появилась интернет-страница газеты.

— Узнаешь? — Марк загрузил ноутбук. — Панама.

— Подожди-ка! — вдруг воскликнул Пайпер. — Ты утверждал, что в книгах только имена и даты. А теперь говоришь, что можешь составить списки по городам! Как так?!

— Это часть нашей работы в «Зоне-51». Без географического определения данные, по сути, бесполезны. У нас есть доступ практически ко всем цифровым базам данных в мире с записями о рождении, телефонными номерами, кредитными историями, семейным положением, информацией о налогах, коммунальных платежах, страховке и так далее. Сейчас на Земле примерно шесть и шесть десятых миллиарда людей. Мы разработали программу, находящую соответствие по адресам. Я ее зашифровал. Чтобы получить доступ, нужно ввести пароль, который я тебе сообщу только при одном условии. Пообещай, что защитишь меня.

— От кого?

— От тех же людей, которые тебя преследуют. Мы называем их наблюдателями. Служба безопасности «Зоны-51»… Ну вот, я загрузился. Возьми клавиатуру.

— Иди в спальню, — приказал Пайпер. — Я не хочу, чтобы ты подглядывал.

— Ты мне не доверяешь?

— Конечно, нет.

Пайпер выкрикивал имена недавно умерших в Панаме. Правда, он смешал сегодняшнюю информацию со вчерашней. Марк каждый раз угадывал. Наконец Пайпер позвал его в гостиную.

— Ладно. В чем секрет? Очень похоже на жульничество в казино. Как ты это делаешь?

— Я сказал тебе правду. Если хочешь еще раз убедиться, придется подождать. Я дам тебе список десяти жителей Лос-Анджелеса, которые умрут сегодня. Завтра прочтешь некрологи.

Марк наугад зачитал десять имен, дат и адресов. Пайпер записал их в гостиничном блокноте, вырвал листок и сунул его в карман. И тут же вынул обратно.

— У меня идея. Зачем ждать до завтра? — Пайпер вытащил мобильный и только теперь заметил, что во время падения сместился аккумулятор. Телефон все это время был отключен. Подправив аккумулятор, Пайпер включил мобильный. Марк с восхищением наблюдал, как быстро он раздобыл номера телефонов. Пайпер грязно ругался всякий раз, попадая на автоответчик или когда не брали трубку. Повезло с номером семь из списка.

— Алло, это Ларри Джексон. Я обещал перезвонить Оре Лесей Данн, — быстро проговорил Пайпер, шагая по комнате. — Да-да, все так. Она связалась со мной на прошлой неделе. У нас много общих знакомых. — Прижимая трубку к уху, Пайпер сел на диван. — Примите мой соболезнования. Когда это произошло? Сегодня утром? Никто не ожидал? Мне очень жаль. Еще раз примите мои соболезнования. До свидания.

Марк развел руками:

— Теперь веришь?

* * *

— Малькольм, телефон Пайпера засветился! — услышал Фрейзер в наушниках.

Фрейзер припустил в операционный центр, чувствуя, как подгоняет его ветер удачи.

Поднявшись с дивана, Пайпер обследовал мини-бар. О счастье, там оказался «Джонни Уокер» с черной этикеткой! Откупорив виски, Пайпер налил себе немного в стакан.

— Будешь?

— Еще слишком рано.

— Неужели? — Пайпер опрокинул стакан, чувствуя, как растекается внутри тепло. — Сколько людей знают о библиотеке?

— В Неваде и Вашингтоне, наверное, тысяча человек.

— Кто главный? Какое ведомство заведует библиотекой?

— ВМС. Естественно, президенты и некоторые члены кабинета министров в курсе. А также кое-кто в Пентагоне и из Агентства национальной безопасности. Я совершенно уверен насчет министра ВМС. Лично видел документы за его подписью.

— Интересно, почему именно ВМС? — Такого поворота Пайпер не ожидал.

— Так повелось с самого начала.

— Как же удалось хранить тайну в течение шестидесяти лет? Правительство наше в этом не сильно.

— Любую утечку информации немедленно пресекали, физически устраняя всех, кто имел к ней отношение, — упавшим голосом проговорил Марк.

— А в чем смысл? Зачем правительству эти данные?

— Исследование. Планирование. Распределение ресурсов. ЦРУ и военные пользуются библиотекой с начала пятидесятых. Говорят, не могут иначе, раз она существует. Мы в состоянии предугадать события — по крайней мере их фатальный исход, — даже если и не в силах изменить… Зная о масштабных катастрофах, можно заранее рассчитать бюджет, выработать политику и, таким образом, отчасти смягчить удар. «Зона-51» предсказала войну в Корее, политические чистки Мао, Вьетнам, конфликты в Камбодже, войны в Персидском заливе, голод в Африке. Можно определить крупные авиакатастрофы, природные явления — наводнения, цунами. Теоретически мы знали о теракте одиннадцатого сентября.

Голова Пайпера шла кругом.

— Но ничего нельзя сделать?

— Предотвратить события нельзя. Что произойдет, кто понесет ответственность, точно не известно. Думаю, именно благодаря библиотеке мы так быстро среагировали на ситуацию в Ираке. Все было спланировано заранее.

— Господи Иисусе…

— Сверхмощные компьютеры перерабатывают информацию круглые сутки. — Марк заговорил тише: — Девятого февраля 2013 года в Китае погибнет двести тысяч человек. Цифра известна точно, а причину определить не удается. Наши программисты работают над преобразователем парадигмы, однако до конечного результата еще далеко. Двадцать пятого марта 2025 года в Индии и Пакистане умрет больше миллиона человек.

— Почему выбрали Неваду?

— Библиотеку перевезли из Англии в Вашингтон по воздуху и только потом в пустыне построили хранилище, способное выдержать ядерный взрыв. Потребовалось двадцать лет, чтобы расшифровать всю информацию, датируемую периодом после 1947 года, и перевести ее в цифровой формат. До появления компьютеров книги, естественно, представляли особую ценность. Сегодня они скорее символ. Удивительно, однако реальная библиотека сейчас не имеет большого значения. Почему Невада?.. Просто удаленное и безопасное место. Трумэн напустил туману, создал своеобразную легенду о НЛО. Народ убедили, что «Зона-51» создана для изучения «летающих тарелок». Ведь существование лаборатории невозможно совсем скрыть от посторонних глаз. Однако ее настоящее предназначение до сегодняшнего момента было известно лишь ограниченному кругу лиц. Простые люди до сих пор верят в сказки про НЛО.

Пайпер хотел было повторить виски, но понял, что алкоголь действует на него сильнее обычного.

— А в чем конкретно заключается твоя работа?

— Безопасность баз данных. У нас самые засекреченные серверы в мире, самая надежная защита от хакеров и утечки информации. Точнее сказать, была самая надежная…

— Ты взломал собственную систему.

— Я единственный, кто мог это сделать, — похвастался Марк.

— Как?

— Все гениальное просто. Засунул себе в задницу флешку. И так перехитрил долбаных наблюдателей! Они попались в свою же ловушку. Ведь ни в коем случае нельзя рассказывать всему миру о назначении библиотеки. Представляешь, что начнется? Каждый узнает день своей смерти, день смерти жены, родителей, детей, друзей. Население Земли испытает глобальный шок! Наши аналитики считают, что при таком раскладе население планеты кардинально изменится. Возникнет синдром повсеместного пофигизма. «Зачем соблюдать нормы и условности?» Преступники начнут совершать больше преступлений, зная, что их не убьют. Сам можешь представить, во что это выльется. И самое смешное — такой резонанс вызовут всего две даты: рождение и смерть. Ведь нет информации о том, как люди проживут свои жизни. Нет данных о качественной составляющей! Нет всей этой экстраполяции!

— Зачем ты это делал? Зачем отправлял открытки?! — воскликнул Пайпер.

Марк понимал, что рано или поздно услышит этот вопрос. Нижняя губа, как в детстве, задрожала. О Боже, сейчас его начнут ругать!

— Я хотел… — Голос его сорвался.

— Что ты хотел?

— Хотел изменить свою жизнь, — проговорил Марк, всхлипывая. — Хотел стать другим человеком. — Он зашелся в рыданиях.

Как он жалок! Пайпер старался сдерживать негодование.

— Продолжай, я слушаю.

Марк высморкался в салфетку.

— Я не собирался всю жизнь просидеть перед компом в лаборатории. Я видел богатых людей в казино и спрашивал себя, почему им так повезло. Я в миллион раз умнее их! Почему судьба выбрала не меня? Мне никогда не удавалось поймать удачу за хвост. Ни одна из компаний, в которой я работал после МТИ, не превратилась в суперкорпорацию типа «Майкрософт» или «Гугл». Я заработал немного на фондовых опционах, но весь ажиотаж вокруг интернет-компаний прошел мимо меня. Потом я все бросил и пошел на правительственную службу. А когда ореол таинственности «Зоны-51» исчез, я вдруг понял, что у меня низкооплачиваемая работа в подземном бункере, без перспективы карьерного роста. Пытался пристроить свои сценарии — помнишь, я говорил тебе, что пишу? — но их не приняли. Поэтому я решил изменить жизнь, продав немного секретной информации.

— Так, оказывается, все дело в деньгах!

Марк кивнул.

— Только не в деньгах ради денег, а в изменениях, которые они могут подарить.

— Как ты собирался заработать денег на «Судном дне»?

— А ведь я их заработал! Довольно приличную сумму! — Марк торжествующе улыбнулся.

— Просвети меня, Марк. Как? Объясни. Не все же такие умные, как ты!

Не заметив сарказма в словах Пайпера, Марк воспринял их как комплимент и пустился в подробное описание махинации. Медленно и терпеливо вначале, потом со все большим жаром.

— Должен признаться, сделка прошла именно так, как я запланировал. Мне нужно было показать, на что я способен. Мне хотелось внимания общественности, славы. А какой самый лучший способ это получить? Правильно! Привлечь СМИ. А что удовлетворяет всем вышеперечисленным критериям? Естественно, дело о «Судном дне»! По-моему, гениальное название! Мне хотелось, чтобы весь мир думал, будто существует таинственный серийный убийца, который предупреждает своих жертв о смерти. Я наугад выбрал из базы данных девять ньюйоркцев. Понимаю, почему ты так смотришь. Согласен, своего рода это преступление. Но я никого не убивал. Я добился цели: дело заинтриговало прессу. Теперь мне было проще заинтересовать нужного человека — Нельсона Элдера. — Увидев удивленное лицо Пайпера, Марк спросил: — Что? Ты его тоже знаешь?!

— Знаю. Точнее, знал. Я слышал, он недавно умер.

— Его убили, — прошептал Марк. — И Керри тоже.

— Прости, не расслышал. Кого еще?

— Мою девушку! — воскликнул Марк, а потом добавил шепотом: — Она ничего не знала. Зачем они ее убили? Мне нужно было проверить Керри и Элдера по базе раньше, когда я еще только придумывал план!..

В голове Пайпера будто взорвалась лампочка.

— Боже мой! Нельсон Элдер ведь занимался страхованием жизни! — Да уж, последнее время он стал соображать медленнее.

Марк кивнул.

— Мы познакомились в казино. Хороший был человек. Чуть позже я выяснил, что его компания находится в плачевном положении. А какой лучший способ помочь страховой компании? Конечно же, сказать, когда точно умрут застрахованные лица. Блестящая идея, правда? Элдер со мной согласился.

— Сколько он заплатил?

— Ты снова о деньгах?

— Да.

— Пять миллионов долларов.

— Ты отдал ему всю базу за вшивые пять миллионов?!

— Нет. Сделка была организована намного тоньше. Элдер передавал мне список имен. А я ему — даты. Я был для него единственным источником информации. Я сохранил базу. Она у меня.

— Вся целиком?

— Нет, только по США. «Достойная жизнь» работает только на территории Америки. Сделка оказалась выгодной для обеих сторон. Мировая база данных слишком тяжелая. Ее не так-то просто вынести.

Пайпер чуть не захлебнулся потоком информации и переполнявшими его эмоциями.

— Признайся, Марк, есть еще одна причина, почему ты выбрал ньюйоркцев.

Марк молчал, теребя руки.

— Ты решил зацепить меня! Знал, что я живу и работаю в Нью-Йорке, поэтому именно там затеял шараду. Хотел, чтобы я разгребал это дерьмо, да?

Марк в ужасе обхватил голову руками.

— Я всегда тебе завидовал, — прошептал он. — Когда мы жили в одной комнате, я не знал никого успешнее тебя. Все у тебя получалось. А у меня… Увидев тебя в прошлом году, я принял решение.

— Марк, мы ведь были тогда детьми! Правда, очень разными. Прожили вместе всего девять месяцев.

— Я надеялся, что ты захочешь жить со мной и на втором курсе, — признался Марк, пытаясь подавить эмоции. — А ты… Ты помог им! Ты помог им приклеить меня скотчем к кровати.

Пайпер поморщился. Ему было противно смотреть на Марка. Как тот жалок! Ни капли благородства в действиях и намерениях, все основано на ненависти к самому себе, самоуничижении и детской амбициозности, доведенной до абсурда высоким коэффициентом умственного развития. Хорошо, согласен, в юности Марк получил серьезную психическую травму. Пайпер сам всю жизнь чувствовал вину за тот инцидент. Но ведь это всего лишь невинная студенческая шутка! И к чему привела? Взрослый мужчина, терзаемый ненавистью, опасный для общества, засел в гостиничном номере. Пайперу так и хотелось заехать кулаком по острому худому подбородку! Всего один удар. И душонка вылетела бы из его тщедушного тела. Нет. Пайперу совсем не нужно сейчас марать руки. Единственное, о чем он мечтает, — выйти на пенсию и чтобы все оставили его в покое. Но по-видимому, из тех, кто случайно узнал о библиотеке, не выжил никто. Так что первоначальная задача — остаться в живых. А потом уже думать, что делать дальше.

— Марк, скажи, пожалуйста, а меня ты проверил по базе? — Пайпер решился идти ва-банк. — Я не умру сегодня? — Боже-Боже, если умру… Ну и черт с ним. Зачем мне в принципе жить? Только порчу жизнь Нэнси, как, впрочем, и всем остальным… Что же он медлит?!

— Нет, не умрешь. И я тоже. Мы оба ВД.

— Что это значит?

— Вне диапазона. Записи в книгах заканчиваются 2027 годом. Срок службы «Зоны-51» — восемьдесят лет.

— Почему монахи перестали писать?

— Мы не знаем. Есть предположение, что в монастыре произошел пожар. Хотя, может, природное бедствие, политический раскол, религиозные разногласия… Сложно сказать.

— Получается, я переживу 2027 год, — задумчиво проговорил Пайпер.

— И я, — напомнил Марк. — Можно задать вопрос?

— Валяй.

— Ты догадался, что это я? Поэтому за тобой тоже охотятся?

— Да. Я прижал тебя. Помнишь, обещал ведь?

— Но как? — Пайпер кожей чувствовал, как Марку хочется услышать ответ. — Я не оставил ни одной улики, ни одной зацепки!

— Я нашел твой сценарий, зарегистрированный в Гильдии писателей Америки. Первый черновой вариант с обыкновенными героями, скучными именами. А потом второй. С забавными именами. Тебе ведь хотелось поделиться с кем-нибудь, да? Выговориться.

— Как ты догадался? — удивился Марк.

— Шрифт на открытках. Сейчас таким редко кто пользуется, только сценаристы.

— А я и не знал.

— Что не знал?

— Что ты настолько умен!

Фрейзер пытался убедить себя, что все не так уж плохо. Удалось снова обнаружить сигнал мобильного Пайпера. Еще чуть-чуть, и ребята его поймают. К тому же Фрейзер знал, что никто из оперативников сегодня не умрет. Впрочем, как Шеклтон и Пайпер. Следовательно, операция пройдет как по маслу и оба подозреваемых будут допрошены. Что с ними произойдет дальше, естественно, вне компетенции Фрейзера. И Шеклтон, и Пайпер — ВД. Их накажут, но как, пока неизвестно. Да и не все ли равно?..

Декорсо испортил приподнятое настроение.

— Малькольм, вот что удалось разузнать, — услышал Фрейзер в наушниках. — Пайпер находится в гостинице «Беверли-Хиллз». Больше ста номеров на двенадцати акрах. Полученный сигнал позволяет ограничить территорию поиска всего тремястами ярдами. У нас недостаточно людей, чтобы сделать это быстро.

— Черт возьми, а разве нельзя уточнить его местоположение?

— Наберите номер Пайпера. Если ответит, мы сумеем сократить область поиска до пятидесяти футов, — ответил один из наблюдателей, не отрываясь от монитора.

Фрейзер улыбнулся.

— Вот умник! Молодец! Получишь лично от меня ящик пива. — И через внешнюю линию набрал номер Пайпера.

Пайпер решил, что звонит Нэнси. Так хотелось услышать ее голос, что он даже не заметил надпись на дисплее «Вне зоны».

— Алло? Нэнси, это ты? — Тишина. — Нэнси?!

Не дождавшись ответа, он отклонил вызов.

— Кто звонил? — спросил Марк.

— Не знаю. Не нравится мне это. Ох как не нравится… — Пайпер отключил телефон. — По-моему, нам лучше уйти из гостиницы. Собери вещи.

— Куда мы поедем? — испугался Марк.

— Пока не знаю. Но в Лос-Анджелесе оставаться небезопасно. Им известно, что мы здесь. Давай для начала доберемся до моей машины на такси. Мы же неглупые парни. Что-нибудь придумаем!

Марк хотел убрать ноутбук в портфель, когда заметил, что Пайпер неотступно следует за ним взглядом.

— В чем дело?

— Давай свой портфель.

— Зачем?

Пайпер в недоумении взглянул на него.

— Потому что я так хочу. Заметь, я не спрашиваю разрешения. Я требую — давай сюда ноутбук и скажи пароль.

— Нет! Ты хочешь надуть меня!

— Ты же понимаешь, я на такое не способен.

— Откуда мне знать?!

Марк был так сильно напуган и уязвим, что Пайперу стало его действительно жаль. Первый раз за все время…

— Я дал тебе слово. Понимаешь, если у нас обоих будет пароль, это увеличивает шансы, что я смогу вытащить тебя, если что случится. Это правильное решение, поверь.

— Пифагор…

— Что ты сказал?

— Греческий математик, Пифагор.

— И к чему ты его вспомнил?

Марк не успел ответить. Услышав скрип в патио, Пайпер медленно вытащил пистолет.

Входная дверь и дверь в патио распахнулись одновременно. Комната тут же заполнилась людьми. Для участников событий выстрелы длились вечно. Для сторонних наблюдателей, каким был Фрейзер, следивший за ситуацией на экране, все произошло за считанные секунды.

Декорсо, увидев у Пайпера пистолет, открыл огонь. Первая пуля просвистела рядом с ухом. Пайпер распластался на оранжевом ковре и начал стрелять с низкой позиции, целясь в грудь и живот. Ему приходилось прибегать к оружию до этого всего один раз — во время захвата правонарушителей на автомагистрали во Флориде. Он тогда только год проработал помощником шерифа. Попасть в них было намного проще, чем в натренированных наблюдателей.

Увидев замешательство подчиненных, Декорсо упал на пол первым. На пистолетах стояли глушители, поэтому выстрелов не было слышно. Пули беззвучно врезались в дерево, мебель и человеческие тела. А пистолет Пайпера, наоборот, рявкал каждый раз, когда он нажимал на курок. Фрейзер насчитал восемнадцать выстрелов, потом комната погрузилась в тишину.

И вскоре снова наполнилась едким голубоватым дымом и запахом пороха. В наушниках, валявшихся на полу рядом с Пайпером, слышались истерические крики.

Брызги крови на стенах резко контрастировали с пастельными тонами номера. Четверо наблюдателей лежали на полу: двое стонали от боли, двое молчали. Пайпер медленно встал. Он не чувствовал боли, но знал, что шок или адреналин могут действовать как обезболивающее даже при серьезном ранении. Осмотревшись, он не заметил на себе ни капли крови. Где же Марк? Пайпер увидел носки ботинок, выглядывающие из-за дивана. Он побежал туда, чтобы помочь Шеклтону подняться.

Боже мой! Господи! Пайпер не верил собственным глазам. Марк лежал на полу с дыркой в голове — диаметром как у пробки от вина. Изо рта и раны хлестала кровь с частичками мозга.

Разве Марк не был ВД?!

Пайпер вздрогнул, подумав, что Шеклтон выживет. Во что превратится его существование?.. Схватив портфель с ноутбуком, Пайпер выскочил за дверь.

1 АВГУСТА 2009 ГОДА

Лос-Анджелес

Пайпер шел, низко опустив голову. К бунгало со всех сторон сбегались люди. Двое охранников в синих куртках оттолкнули Пайпера в сторону. Он шел так же медленно в противоположном общему потоку направлении — мужчина с портфелем, в костюме, внешне спокойный, внутренне дрожащий от страха и неуверенности.

Когда двери в главный корпус закрылись за Пайпером, он услышал приглушенные крики со стороны бунгало. Еще секунда, и начнется… Вдали завыла сирена. А полицейские здесь реагируют на вызов раз в десять быстрее!.. Решение нужно принять быстро. Как можно быстрее! Что делать? Пойти к машине или спрятаться здесь? Второй вариант сработал в парикмахерской. Поэтому Пайпер решил применить его снова, тем более что в теперешнем состоянии все равно бы ничего придумать не мог.

У регистрационной стойки толпился народ. Посетители рассказывали полицейским, как и когда услышали выстрелы.

Охранники подписывали отчеты о происшедшем. Пайпер проскочил к лифту, к счастью, свободному, и нажал кнопку четвертого этажа. Посередине коридора стояла тележка горничной. Пайпер заглянул в приоткрытый номер триста пятнадцать.

— Эй! — окликнул он горничную, пылесосившую ковер.

Девушка улыбнулась.

— Здравствуйте, сэр! Я скоро закончу. — Пайпер заметил сумки и мужскую одежду в шкафу.

— Я пораньше вернулся со встречи… Мне нужно позвонить.

— О, конечно, сэр. Сообщите администратору, когда мне лучше прийти.

Пайпер остался один. Из окна, выходящего в сад, было видно полицейских и машину «скорой помощи». Пайпер рухнул в кресло и закрыл глаза. Нужно подумать. Он не знал, сколько у него времени. Нужно хорошенько подумать…

Пайперу чудилось, что он снова на рыбацкой лодке с отцом — Филипом Уэстоном Пайпером. Папа молча насаживает червяка на крючок. Пайпер всегда считал, что отцу, с его обветренной кожей и большими грубыми руками, подошло бы имя попроще. Он работал полицейским — арестовывал нетрезвых водителей и выписывал штрафы за превышение скорости. Дедушка преподавал общественные науки в пенсакольской средней школе и надеялся, что имя ребенка определяет его судьбу и помогает по жизни. Как корабль назовешь, так он и поплывет. Оказалось, не факт. Отец превратился в пьянчужку, который был не прочь развлечься на стороне. Он пил всю жизнь и постоянно изводил жену.

Но Пайпер считал его вполне сносным отцом. Очень молчаливым. Хотя Пайпер всегда чувствовал, что отец пытался сделать так, чтобы сыну было с ним хорошо. Возможно, их отношения сложились бы лучше, если бы Пайпер знал, что отец умрет, когда он будет заканчивать школу. Он часто думал о том, что мог бы разговорить отца о его отношении к жизни, семье и сыну. Но тот разговор похоронили вместе с Филипом Уэстоном. Пайперу пришлось смириться с этим и жить дальше.

Пайпер никогда особо не задумывался о религии и философии. По работе он часто сталкивался со смертью, а в расследовании убийств всегда опирался на голые факты. Люди живут и умирают — иногда не тогда, когда нужно, и не там, где нужно.

Его мать была очень религиозна. Пайпер, приезжая к ней, обязательно сопровождал старушку в Первую баптистскую церковь в Панаме. Там же ее и отпели. Конечно, Пайпер слышал о божественном предопределении, в школе читал о кальвинизме. И всегда считал это полной чушью. Миром правит случайность и хаос. Нет никакого божественного замысла.

Очевидно, он ошибался.

Открыв глаза, Пайпер обернулся назад. Вся полиция Беверли-Хиллз собралась в саду гостиницы. Подъехало еще несколько машин «скорой помощи». Пайпер открыл ноутбук — тот был в режиме ожидания. Перед загрузкой базы данных Шеклтона требовалось ввести пароль. Пайпер три раза ошибся в слове «Пифагор», прежде чем получил доступ. Вот тебе и гарвардское образование!

На экране появилось окно поиска. «Введите фамилию, дату рождения, город, почтовый индекс, улицу». Очень удобный для пользователя интерфейс! Пайпер забил свою фамилию и дату рождения — компьютер выдал ВД. Прекрасно! Шеклтон не обманул. Хоть бы это было не то ВД, как у самого Марка. По крайней мере еще восемнадцать лет впереди. Целая жизнь…

Пайпер разволновался, не решаясь ввести следующее имя. Хотел уже закрыть ноутбук, но за окном все так же выли сирены, в саду раздавались крики людей. Настроившись, он напечатал в строке поиска «Лора Джин Пайпер, 7 августа 1984 года» и нажал клавишу «Ввод».

ВД.

— Уф! — громко выдохнул Пайпер. — Слава Богу! — Затем снова набрал полные легкие воздуха и ввел «Нэнси Липински, Уайт-Плейнс, Нью-Йорк».

И снова ВД.

Еще одно имя — последнее, чтобы удостовериться, что план сработает. «Джим Зекендорф, Уэстон, Массачусетс».

ВД.

Вот и все, что он хотел знать. Вот и все, что ему нужно знать. Пайпер дрожал от напряжения. Он сел на стул. Получается, он, его дочь и Нэнси останутся в живых, несмотря на то что наблюдатели получили приказ уничтожить их, чтобы сохранить секрет «Зоны-51». А значит, сейчас необходимо сосредоточиться и выработать железный план, чтобы спастись.

Безумие… К черту свободу воли! Пора принять, что тебя просто несет по течению великой реки — судьбы. Ты вовсе не властелин своей судьбы, не капитан своей души.[23] Пайпер заплакал. Впервые после смерти отца.

Врачи переносили раненых из бунгало в машины «скорой помощи», а Пайпер все так же сидел за столом в номере триста пятнадцать. Закончив письмо, он перечитал его и запечатал конверт.

Прекрасный субботний полдень в Беверли-Хиллз портили шум и вонь выхлопных газов машин «скорой помощи» и фургонов новостных агентств, заполнивших бульвар Сансет. Пайпер, низко опустив голову, быстро прошел мимо и поймал такси.

— Что здесь творится?! — спросил водитель.

— Если б я знал!

— Куда вас?

— Вначале в любой лос-анджелесский магазин компьютерных принадлежностей, затем в публичную библиотеку и на почту. Именно в такой последовательности. И побыстрее. Я очень тороплюсь.

— Как прикажете, сэр! — живо откликнулся таксист.

В магазинчике «Радиорубка» Пайпер купил флешку, затем вернулся в такси, быстро скопировал базу данных Шеклтона и спрятал флешку в нагрудный карман. Потом попросил таксиста подождать его у центральной библиотеки — белого дворца в стиле ар деко — неподалеку от площади Першинга. Задержавшись ненадолго у информационной стойки, Пайпер углубился в недра библиотеки. В слабо освещенном отделении подвального типа, куда редко попадают посетители, Пайпер мысленно поблагодарил сумасшедшего Донни за то, что тот, сам того не ведая, подкинул прекрасную идею о тайнике. Целый шкаф был забит толстыми сырыми томами «Сборника муниципальных кодов Лос-Анджелеса». Убедившись, что никто за ним не следит, Пайпер приподнялся на носочки и снял с самой верхней полки книгу с указанием на 1947 год. Вот так парадокс! От страниц пахло старостью. Видно, давно ее не брали в руки. И если все пойдет по плану, Пайпер надеялся, что к ней долго еще никто не прикоснется. Он открыл книгу посередине. Корешок отходил буквально на дюйм, образуя кармашек. Туда Пайпер и положил флешку. Когда он закрыл книгу, переплет с треском натянулся, будто бы запечатав электронное устройство внутри.

Дальше все пошло еще быстрее. Пайпер заскочил на ближайшую почту, купил там марку, приклеил ее на конверт и бросил его в ящик первого класса. Письмо было направлено на адрес бостонской юридической фирмы Джима Зекендорфа. В конверте лежали второй конверт и сопроводительное письмо.

«Джим, мне очень неприятно вмешивать тебя в это сложное дело, но нужна твоя помощь. Я постараюсь лично связываться с тобой в первый вторник каждого месяца. Если этого не произойдет, пожалуйста, открой конверт и следуй инструкциям, прописанным в письме».

Вернувшись в такси, Пайпер попросил водителя отвезти его в китайский театр Граумана.[24]

— Что-то вы не похожи на туриста!

— Люблю иногда смешаться с толпой.

На голливудском тротуаре толпились сотни туристов и продавцов. Пайпер остановился на цементной площади с отпечатками рук, ног и подков, затем вытащил сотовый и позвонил Нэнси.

— Господи, Пайпер! Куда ты пропал?! — сразу же ответила она, будто держала телефон в руках, ожидая его звонка.

— Тяжелый денек выдался, Нэнси. Ты как?

— Волновалась очень. Ты нашел его?

— Да, но не могу тебе сейчас рассказать. Нас прослушивают.

— Ты в безопасности?

— Да. Теперь буду работать под прикрытием.

— Как я могу тебе помочь?

— Дождись меня и… скажи еще раз, что любишь.

— Я люблю тебя.

Поговорив с Нэнси, Пайпер позвонил в справочную, а потом с завидным упорством преодолел все бюрократические пороги и дозвонился до человека, который отделял его от конечной цели.

— Да, это специальный агент ФБР Уилл Пайпер, — решил избежать формальностей Пайпер, сразу перейдя к делу. — Скажите министру ВМС, что я на линии, что утром я общался с Марком Шеклтоном и мне все известно о «Зоне-51». Передайте министру, что у него одна минута, чтобы взять трубку.

8 ЯНВАРЯ 1297 ГОДА

Остров Уайт, Британия

Болдуин — аббат Вектисского монастыря — встал на колени перед священной гробницей и начал молиться. Мемориальная плита лежала на каменном полу между колоннами, отделяющими неф от проходов. От гладких плоских камней веяло холодом. Даже колени немели. Но Болдуин не замечал этого, отключившись от внешнего мира в печальной молитве, обращенной к святому Иосифу — покровителю Вектисского монастыря.

Могила Иосифа стала излюбленным местом для молитв и медитаций внутри Вектисского кафедрального собора — великолепного сооружения с высоким шпилем, построенного на месте старой церкви. На плите из голубого камня, обозначающей место захоронения, было высечено всего несколько слов: «Святой Иосиф, 800 год от Рождества Христова».

За пятьсот лет со смерти Иосифа Вектисский монастырь пережил множество изменений. Границы его владений значительно расширились, захватив прилегающие поля и луга. Теперь монастырь окружала высокая каменная стена с крепостными воротами, защищавшая от французских пиратов, промышлявших на острове и побережье Уэссекса. Кафедральный собор — один из красивейших в Британии — пронзал небо изящной башней. Более тридцати главных зданий, включая монашеские кельи, дом капитула, кухню, трапезную, подвал, кладовую, лазарет, странноприимный дом, скрипторий, пивоварню, дом аббата и конюшни, соединялись друг с другом крытыми переходами. Все монастырские постройки, дворы и сады были построены с умом. Рядом находились огромное кладбище, ферма с мельницей и свинарником. В монастыре жили почти шестьсот человек, поэтому он считался вторым по численности населенным пунктом на острове. Вектисский монастырь стал символом прославления христианства, соперничающим по значимости с Вестминстерским аббатством, Кентерберийским и Солсберийским соборами.

Да и население самого острова увеличилось. Селяне процветали. После захвата Британии Вильгельмом Нормандским в битве при Гастингсе в 1066 году остров перешел к Нормандии и окончательно сбросил цепи скандинавского язычества. Древнеримское название острова — Вектис — постепенно кануло в Лету. Норманны стали называть его Уайт. Вильгельм подарил остров своему другу — Вильяму Фиц-Осберну. Под покровительством Вильгельма Завоевателя и будущих британских монархов остров превратился в богатый, хорошо защищенный бастион, способный противостоять французам. Из Карисбрукского замка, находившегося в центре острова, хозяева Уайта продвигали феодальные порядки, не забывая согласовывать их с монахами Вектисского монастыря — их духовными покровителями и добрыми соседями.

Последним хозяином Уайта — вернее, хозяйкой — была графиня Изабелла де Фортибус. Остров перешел в ее владение в 1262 году после смерти брата. Благодаря богатым землям и морскому налогу простодушная скромница Изабелла вдруг превратилась в самую обеспеченную женщину Британии. Изабелла была одинока, богата и набожна. Именно поэтому Эдгар — предыдущий аббат Вектиса — а позже и Болдуин неизменно опекали графиню и даровали ей самые искренние молитвы и лучшие рукописи. Изабелла не оставалась в долгу — помогала монастырю деньгами и вскоре стала его главной покровительницей.

В 1293 году Болдуина лично призвали к умирающей графине в Карисбрукский замок. Там на пороге смерти она призналась ему слабым голосом, что продала остров королю Эдварду за шесть тысяч марок. Следовательно, Уайт перешел к королевской семье, а Болдуину придется искать другого покровителя. На этих словах графиня умолкла навсегда. Аббат скрепя сердце отпустил ей все грехи.

Следующие четыре года после смерти Изабеллы оказались для Болдуина непростыми. Многолетняя зависимость от женщины обернулась для монастыря полнейшей неуверенностью в будущем. Население Вектиса увеличилось настолько, что внутренних ресурсов стало не хватать. Нужно было искать помощь извне. Болдуину приходилось часто выезжать с острова и, подобно попрошайке, умолять графов, лордов, епископов и кардиналов о содействии. Он не был прирожденным политиком и дипломатом, как его предшественник Эдгар, которого любили все: священники, дети и даже собаки! Болдуина сравнивали с рыбой — холодной и скользкой. Он прекрасно справлялся с административными задачами. Обожал вести бухгалтерию, любил ближних своих, но намного меньше, чем Бога. Верхом блаженства для него было уединиться в келье с книгами. Спокойствие и умиротворенность… Впрочем, что это такое, аббат давно забыл. Он чувствовал — быть беде.

Закончив молитву святому Иосифу, Болдуин поднялся на ноги. Столько дел впереди. Но перво-наперво нужно поговорить с настоятелем.

* * *

Лука — сын лондонского сапожника Арчибальда — был самым молодым монахом на Вектисе. Всего двадцать лет. Сильный, крепкий — скорее солдат, чем слуга Господа. Отец расстроился и не знал, что думать, когда Лука сообщил о своем решении пойти в монастырь. Но что поделаешь? Нельзя же запретить тесту подниматься. Так и сыну нельзя запретить делать то, что он хочет. Лука еще мальчишкой попал под благотворное влияние приходского священника и не мыслил свою жизнь без служения Богу. Его всегда влекло полное погружение в монастырскую жизнь. Он слышал чудесные рассказы священников о далеком и отделенном от всего мира прекрасном Вектисском монастыре. В семнадцать лет, купив на последние монеты проезд на пароме, он отправился на остров Уайт. Переплывая пролив, юноша увидел крутые обрывы появившегося на горизонте острова и великолепный кафедральный шпиль — каменный палец, указующий в небо. Лука страстно взмолился о том, чтобы остаться на острове навсегда.

После долгого пути по утопающим в зелени холмам Лука наконец-то добрался до крепостных ворот и робко попросил принять его в монастырь. Настоятель Феликс — высокий крепкий темноволосый бретонец — почувствовал серьезность молодого человека и разрешил ему остаться. Четыре года Лука тяжело трудился на благо монастыря, и вскоре его посвятили в монахи. С тех пор его сердце пело от радости каждый божий день, а широкая улыбка забавляла братьев и сестер. Многие специально выходили из кельи, когда Лука проходил мимо, только чтобы взглянуть на него.

Не успел Лука прибыть на Вектис, как другие послушники начали рассказывать ему о загадочных склепах. Будто бы под монастырем существовал целый подземный мир, где жили странные существа, которые занимались невесть чем. Ритуалы, таинственность, тайное сообщество, орден имен…

Все это ерунда, часть обряда инициации молодых людей с богатой фантазией. Лука считал, что лучше сосредоточиться на обязанностях и образовании и не позволять втягивать себя в подобную ересь.

Впрочем, он должен был признать, что на территории монастыря было полным-полно зданий, о предназначении которых можно только гадать. За монашеским кладбищем, например, находилось простое деревянное сооружение, размером с небольшую церквушку, которое соединялось с другой вытянутой невысокой постройкой. Некоторые послушники говорили, что это еще одна кухня. Из любопытства Лука иногда забредал довольно близко к этому зданию и видел, как туда привозили зерно, овощи и молоко. Одни и те же братья то входили, то выходили оттуда. А иногда в постройку, похожую на церквушку, приводили молоденьких девушек.

Лука в силу молодости и неопытности решил, что в мире существует нечто, что ему не нужно или что он не должен знать. Разве имеет он право отвлекаться от служения Богу, осознание которого становилось все сильнее день ото дня?

Спокойная, размеренная жизнь Луки закончилась в конце октября раз и навсегда. Необычно теплое и солнечное утро вдруг обернулось холодным, дождливым днем. На остров неожиданно налетел сильный шторм. Лука в раздумьях брел по двору монастыря, когда закружил ветер и начал накрапывать дождь. Обогнув стену, Лука оказался рядом с сестринскими спальнями и увидел молодых женщин, в спешке собиравших сохнувшее белье. Порыв ветра, подняв с камня детскую рубашку, отбросил ее на траву к ногам Луки. В тот же миг через поле за ней бросилась девушка. Под косынкой развевались длинные волосы, золотистые словно мед.

Она еще не монашенка, догадался Лука, иначе волосы были бы острижены. Девушка, проворная и стройная, будто олененок, остановилась как вкопанная, увидев молодого монаха. Лука поднял с земли рубашку и помахал ею. Дождь разошелся вовсю.

— Эй, вот она! — крикнул Лука девушке, улыбаясь.

Никогда не видел он лица прекраснее — идеальный подбородок, высокие скулы, зелено-голубые глаза, влажные губы и кожа, сияющая, как жемчуг, который он однажды видел в Лондоне на руке богатой дамы.

Элизабет только исполнилось шестнадцать. Она была олицетворением молодости и чистоты. Девушка приехала из Ньюпорта. Отец отдал ее в услужение графине Изабелле в Карисбрукский замок, когда девочке было всего девять лет. А два года спустя Изабелла подарила Элизабет монастырю. Сестра Сабелина лично выбрала девочку из всех предложенных. Сестра взяла ее за подбородок и, заглянув в глаза, сказала, что именно она больше всех подходит монастырю.

— Спасибо, — сказала Элизабет, когда Лука подошел к ней. Молодой голос звенел как колокольчик.

— Прости, она немного намокла. — Лука протянул рубашку Элизабет. Хотя их руки не соприкоснулись, он почувствовал вспыхнувшую искорку. Лука огляделся по сторонам. Рядом никого не было. — Как тебя зовут?

— Элизабет.

— А меня — брат Лука.

— Знаю. Я тебя видела.

— Где?!

Девушка опустила взгляд.

— Мне пора. — И убежала.

Лука смотрел ей вслед, и с тех пор прекрасный образ Элизабет часто затмевал мысли о его Боге и Спасителе, Иисусе Христе. Лука все чаще, будто бы случайно, проходил мимо сестринских спален. А Элизабет невзначай оказывалась поблизости: то раскладывала белье на камнях, то выливала воду. Увидев девушку, Лука не мог сдержать улыбку. Элизабет отвечала ему тем же. Они ни разу больше не разговаривали, но это не уменьшало очарования встреч. Только заканчивалась одна, как Лука уже мечтал о следующей. Он понимал, что такое поведение неприемлемо и мечты его нечисты, но никогда раньше он не испытывал ничего подобного и просто не мог вычеркнуть Элизабет из своих мыслей. Он раскаивался вновь и вновь, но все равно представлял, как проводит ладонью по ее шелковистой коже. Такие мысли чаще охватывали его перед сном, когда он лежал на кровати, силясь унять волнение в чреслах.

Лука возненавидел себя за это. С его лица исчезла улыбка. Душа металась. Он стал еще одним угрюмым монахом, медленно бредущим по монастырю. Лука знал, что заслуживает наказания, самого строгого, если не в этом мире, то после смерти уж точно.

* * *

Аббат Болдуин заканчивал молитву в храме Иосифа, когда Лука подошел к сестринским спальням, надеясь хоть мельком увидеть Элизабет. Утренний воздух звенел от холода, ветер щипал кожу, но Луке даже нравилось подобное самоистязание. На дворе не было ни души. Хоть бы она заметила его из окна на покатой крыше!

Его терпение вознаградилось. Когда Лука подошел ближе, дверь распахнулась, и на пороге возникла Элизабет, закутанная в коричневый плащ. Дыхание Луки перехватило. Как она прекрасна! Он выдохнул воздух, поплывший легким облачком по ветру, и чуть замедлил шаг, чтобы заметить, как дрожат ее ресницы.

И тут случилось невероятное. Элизабет пошла прямо к нему. Лука замер в нерешительности. Девушка остановилась. Стоило протянуть руку, и он мог бы дотронуться до нее. Неужели это сон? Элизабет плакала, порывы ее прерывистого дыхания касались шеи Луки. Нет, все на самом деле. Он так испугался, что даже не посмотрел, не следит ли кто-нибудь за ними.

— Элизабет, что с тобой?

— Сестра Сабелина сказала, что я следующая, — задыхаясь от слез, прошептала девушка.

— Следующая?!

— Меня отведут в склеп! Лука, пожалуйста, спаси меня!

Он хотел крепко обнять ее, успокоить, но это было бы непростительным грехом.

— Не понимаю, о чем ты говоришь. Что может произойти в склепе?

— Ты не знаешь?!

— Нет, объясни мне!

— Не здесь. Не сейчас! — Рыдания душили Элизабет. — Давай встретимся вечером после службы?

— Где?

— Понятия не имею! — воскликнула Элизабет. — Решай скорее, а то меня хватится сестра Сабелина.

— Хорошо-хорошо. На конюшне. После вечерней службы. Приходи туда, если сможешь.

— Приду. Мне пора бежать. Да благословит тебя Господь, Лука!

* * *

Болдуин нервно мерил шагами комнату. Настоятель Феликс сидел на стуле, набитом конским волосом. Обычно ему здесь — в личной приемной аббата — очень нравилось. Приятное потрескивание дров в камине, кубок доброго вина, мягкий стул… Но не сегодня. Болдуин метался по комнате, будто муха в жару. Его волнение передавалось настоятелю. Во внешности аббата ничто не выдавало его священного сана — ни внешнее хладнокровие, ни мудрое спокойствие. Если бы не мантия, отороченная горностаем, его можно было бы принять за деревенского торговца или купца.

— Я молился о том, чтобы Господь дал мне ответ, но он молчит, — недовольно проговорил Болдуин. — Может, ты мне объяснишь?

— Вряд ли, отец, — ответил Феликс с сильным бретонским акцентом.

— Тогда придется собрать совет.

Совет ордена имен не встречался уже многие годы. Феликс и не помнил, когда это было. Наверное, лет двадцать назад. Тогда обсуждался вопрос о расширении библиотеки. Феликс в ту пору только пришел в монастырь. Молодой ученый и переплетчик рукописей, он многое слышал о Вектисском скриптории. Болдуин — тогдашний настоятель — заметил незаурядный ум, честность и выдающиеся способности юноши и предложил посвятить его в орден имен.

Болдуин проводил дневную службу в кафедральном соборе. Радостное пение братьев и сестер наполняло святую святых. Зная наизусть порядок службы, Болдуин позволил себе задуматься о склепе. Все как всегда — «Поспеши, Боже, избавить меня», затем гимн, псалмы сто двадцать пятый, сто двадцать шестой и сто двадцать седьмой, стихира, возглас «Господи, помилуй!», «Отче наш», оратория и в завершение семнадцатая молитва святого Бенедикта. Закончив службу, Болдуин первым вышел из алтаря и прислушался к шагам членов ордена, направляющихся в дом капитула — многоугольное здание с остроконечной крышей.

За столом разместились все: Феликс, брат Варфоломей — старый седой монах, возглавляющий скрипторий, брат Томас — толстый, вечно сонный смотритель подвала и кладовой, сестра Сабелина — мать-настоятельница всех сестер — горделивая аристократическая дама в преклонных летах.

— Кто может сказать, как сейчас обстоят дела в библиотеке? — спросил Болдуин у собравшихся монахов. Каждый из них часто заходил туда, но никто лучше Варфоломея не знал досконально состояние дел. Старик большую часть жизни провел под землей и даже внешне стал напоминать крота. Черты лица заострились. Он избегал света и выразительно жестикулировал худощавыми руками.

— Их что-то беспокоит. Я наблюдаю за ними много лет. Много-много лет… — Он вздохнул. — И впервые вижу какое-то подобие чувств.

— Я согласен с братом, — вмешался в разговор Габриэль. — Это не те чувства, которые испытываем мы: радость, злость, усталость, голод, — а скорее беспокоящее ощущение того, что все идет не так, как надо.

— Конкретно, что особенного вы заметили в их поведении? — спросил Болдуин.

— По-моему, их одержимость ослабла, — высказался Феликс.

— Точно! — подтвердил Варфоломей.

— Сколько лет мы восхищались их упорством и трудолюбием, — продолжал Феликс. — То, что они делают, просто немыслимо. Они работают, пока не валятся от усталости, а проснувшись, тут же приступают к делу. Перерывы на обед, питье и естественные потребности невероятно малы. Но последнее время…

— Они ленятся, так же как я! — хохотнул брат Томас.

— Не согласен! — вмешался брат Эдвард с длинной тонкой бородкой, которую он нервно теребил. — Я бы сказал, их одолевает апатия. Темп работы замедляется. Руки движутся не так быстро. Спят они теперь дольше, дольше задерживаются за едой. Ритм жизни стал размеренным, как никогда.

— Верно, это апатия, — подтвердил Варфоломей. — Больше они ни в чем не изменились.

— Вы уверены? — уточнил Болдуин.

— На прошлой неделе один из них никак не отреагировал на женщину, — добавила сестра Сабелина.

— Уму непостижимо! — воскликнул Томас.

— Такое произошло только один раз? — спросил Габриэль.

— Да. Скоро будет возможность проверить. Завтра я приведу им милую девушку — Элизабет. Позже обязательно расскажу, что из этого вышло.

— Будьте так любезны, — сказал аббат. — И пожалуйста, сообщите, если апатия начнет усиливаться.

Варфоломей медленно спустился по винтовой лестнице, ведущей из небольшого здания размером с церквушку в склеп. Факелы, закрепленные на стенах, светили ярко, но все же недостаточно для старика, который испортил зрение, всю жизнь читая рукописи при свете свечей. Он нащупывал край ступеньки носком правой сандалии прежде, чем сделать шаг.

Виток лестницы был столь узок, что у Варфоломея закружилась голова от бесчисленных поворотов. Каждый раз, входя в склеп, он поражался строительным и конструкторским навыкам предков, которые настолько глубоко опустились под землю еще в одиннадцатом веке.

Варфоломей отпер замок огромной двери тяжелым железным ключом, который всегда носил при себе на цепочке. Пришлось навалиться всем телом — Варфоломей не отличался крепким сложением. Наконец дверь со скрипом распахнулась, и он вошел в Зал писцов.

Хотя он бывал здесь тысячу раз с тех пор, как вступил в священный орден имен, Варфоломей не переставал удивляться грандиозному зрелищу, открывающемуся перед глазами.

Десятки белокожих рыжеволосых мужчин и юношей скрипели перьями по бумаге, словно сотни крыс пытались прогрызть мешок зерна. Там были и старики, и совсем мальчики, но, несмотря на возраст, они практически ничем не отличались друг от друга — пустой взгляд зеленых глаз, направленный на лист белого пергамента.

Писцы сидели плечом к плечу за длинными столами. Оштукатуренный свод зала был специально разработан архитектором одиннадцатого века братом Бертрамом так, чтобы, отражая свет свечей, увеличить яркость освещения. Раз в десять лет потолок приходилось штукатурить заново, избавляясь от сажи. В зале стояло пятнадцать столов. За каждым из них работало в среднем по десять писцов. Почти все места были заняты, лишь несколько пустовали — те, кто обычно на них сидел, спали на койках в конце зала.

Варфоломей прошел по рядам, изредка останавливаясь, чтобы посмотреть через плечо, что пишут. Внешне все шло как положено.

Главная дверь открылась. В зал вошли молодые братья с горшочками еды.

Варфоломей приоткрыл вторую дверь в задней части зала, зажег факел от свечи, всегда стоявшей при входе, и вошел в первую из двух соединенных комнат, которыми заканчивался Зал писцов.

Библиотека поражала великолепием конструкции, огромными прохладными сухими хранилищами, которые при свете факела, казалось, не имели границ. Варфоломей прошел по узкому центральному коридору первого хранилища, с наслаждением вдыхая земляной запах кожаных переплетов. Временами он любил проверять, не пробрались ли в каменную крепость крысы или насекомые, и не успокаивался, пока не осматривал всю библиотеку. Вдруг Варфоломей услышал крики Альфонсо — молодого брата, принесшего в склеп еду. Он стоял на коленях перед четвертым столом. Рядом с ним были еще два монаха. Варфоломей чуть не поскользнулся на овощном рагу, пролившемся из горшка.

— Что случилось? — спросил старик у Альфонсо. Никто из писцов даже не шелохнулся. Они продолжали работать, будто ничего не произошло. Под ногами Альфонсо Варфоломей увидел лужу крови. Из левого глаза у одного из рыжеволосых торчало перо и сочилась кровь.

— Господи Иисусе, спаситель наш! — завопил Варфоломей. — Кто это сделал?!

— Никто! — крикнул в ответ Альфонсо, дрожа, словно промокший пес на ветру. — Я видел, как он сам воткнул себе перо в глаз. Он сам это сделал!

Ордену имен пришлось собраться в тот день еще раз. Никто никогда не слышал о подобных происшествиях в прошлом. Естественно, рыжеволосые писцы рождались и умирали от старости. В этом они походили на обыкновенных смертных. Впрочем, даты своих рождений и смертей они никогда не записывали. Но сегодняшняя смерть поставила всех в тупик. Погибший был молод и вроде бы ничем не болел. Врач брат Эдвард это подтвердил. Варфоломей изучил последнюю запись, сделанную погибшим, и не нашел в ней ничего особенного: еще одно имя — похоже, на китайском.

Понятно, что произошло самоубийство. Но почему? Члены ордена обсуждали этот вопрос всю ночь. Что теперь делать? Готовых ответов никто не мог дать. Габриэль предложил поднять тело наверх и похоронить как положено, но его мало кто поддержал. Ни одного писца раньше не удостаивали такой участи. Члены ордена не собирались нарушать древние традиции. Болдуин решил, что тело самоубийцы нужно положить в склеп, полумесяцем охватывающий Зал писцов. Именно там — в катакомбах — покоились все поколения рыжеволосых писцов.

После обсуждения Феликс вернулся в подземный зал с несколькими сильными молодыми братьями, которые должны были помочь ему похоронить тело. Он заметил, что писцы стали медлительнее, многие просто спали на койках, будто бы скорбели по усопшему.

Лошади громко зафыркали, стоило Луке зайти в конюшню. Было темно и холодно. И как у него хватило смелости сюда прийти?!

— Здесь есть кто-нибудь? — чуть слышно прошептал Лука.

— Я тут, — раздался тихий голосок с другого конца конюшни.

При слабом свете полумесяца Лука еле разглядел, куда идти.

Элизабет пряталась в стойле большущей кобылы, прижимаясь к ее крупу, чтобы согреться.

— Спасибо, что пришел, — сказала девушка. — Я боюсь. — Она больше не плакала.

— Ты замерзла, — тихо проговорил Лука.

— Правда? — Элизабет протянула ему ладонь, чтобы проверить. Лука, дрожа, прикоснулся пальцами к белому, будто гипсовому, запястью, а потом крепко сжал его и больше не отпускал.

— Да, очень замерзла.

— Ты поцелуешь меня, Лука?

— Нет, я не могу!

— Пожалуйста, прошу тебя!

— Зачем ты меня мучаешь? Ведь знаешь, я не могу. Я дал обет. К тому же я пришел сюда за другим — чтобы помочь тебе. Ты говорила о склепе. — Лука чуть отстранился от Элизабет.

— Пожалуйста, не сердись. Меня должны отвести в склеп завтра утром.

— Но зачем?!

— Хотят, чтобы я спала с мужчиной. А я никогда этого не делала, — чуть не плача, проговорила Элизабет. — С другими девушками такое было. Я потом разговаривала с ними. Они родили малышей. А их забрали, как только они перестали кормить их грудью. Некоторых девушек использовали для вынашивания детей вновь и вновь, пока они не сходили с ума. Прошу тебя, Лука, спаси меня! Разве ты желаешь мне такой же участи?

— Это неправда! — воскликнул Лука. — Здесь служат Богу.

— Я не обманываю. В Вектисском монастыре полно секретов. Неужели ты не слышал, что говорят?

— Мало ли что говорят. Я ничего подобного не видел. Можно верить только тому, что видел сам.

— Ты же веришь в Бога, — настаивала Элизабет, — хотя ни разу его не видел.

— Это совсем другое! Мне не нужно его видеть. Я чувствую его присутствие.

Элизабет взяла молодого монаха за руку и прошептала:

— Лука, приляг со мной, пожалуйста, здесь на соломе. — Она положила его руку на свою грудь и сильно прижала. Лука чувствовал упругое тело под одеждой. В висках застучала кровь. Он хотел погладить сладкую округлость — еще миг, и он так бы и сделал, но рассудок возобладал. Лука в ужасе отскочил к стене конюшни.

Элизабет смотрела на него безумными глазами.

— Пожалуйста, Лука, не уходи! Если ты ляжешь со мной, меня уже не отведут в склеп. Я им стану не нужна…

— А что будет со мной?! — сквозь зубы прошептал Лука. — Меня выгонят из монастыря. Я никогда не соглашусь на это. Я слуга Господа. Мне нужно идти.

Испуганно заржали лошади. Лука выбежал из конюшни, слыша за спиной приглушенные рыдания Элизабет.

Грозовые облака низко повисли над островом. Невозможно было понять, когда отступила темнота и начался день. Лука не спал всю ночь. На службе ему не удалось сосредоточиться на пении псалмов и гимнов. Столько всего предстояло переделать, перед тем как вернуться в кафедральный собор! Нет, он больше не может! Лука смиренно попросил брата Мартина отпустить его в лазарет. Получив разрешение, молодой монах накинул капюшон, тайком пробрался к таинственным постройкам и спрятался за высоким кленом, чтобы наблюдать издалека, не обнаруживая своего присутствия в серой дымке. Довольно выгодная позиция.

Зазвонили колокола, созывая монахов на службу.

Из маленького здания размером с церквушку никто не выходил, и никто не заходил туда.

Снова зазвонили колокола, возвещая об окончании службы. И тишина. Интересно, скоро ли его хватятся, раскроется ли его уловка и каковы будут последствия?.. Он не боялся наказания, но все же надеялся, что Господь над ним смилуется.

Лука задремал от усталости и почти сразу проснулся, прикоснувшись щекой к грубой коре дерева. И тут он увидел Элизабет. Сестра Сабелина вела ее по тропинке, будто на поводке. Даже на расстоянии было слышно, как девушка плачет. По крайней мере эта часть ее рассказа оказалась правдой. Обе женщины исчезли за входной дверью церквушки. Сердце Луки заколотилось сильнее. Сжав кулаки, он ударил ими о ствол дерева и взмолился о Божьей помощи, однако с места не двинулся.

Элизабет чудилось, что все это страшный сон. Войдя в церквушку, она начала спускаться под землю. Много лет спустя, вспоминая произошедшее, Элизабет удивлялась, насколько все-таки мудра память, что не сохраняет подробности самого ужасного. Уже в старости, сидя у камина, она думала, с ней ли все это случилось.

Внутри церквушки не было ничего, кроме пола из голубого камня и низких каменных стен. Однако основная часть здания представляла собой деревянное сооружение с покатой крышей. Единственное украшение внутри — позолоченное распятие над дубовой дверью.

Сестра Сабелина подтолкнула Элизабет к двери и заставила спуститься по винтовой лестнице, которая уходила глубоко в землю.

На пороге в Зал писцов Элизабет прищурилась, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в полумраке. Широко открыв глаза, она развернулась и встретилась с холодным взглядом Сабелины.

— Молчать!

Похоже, никто из писцов не замечал Сабелину, проходившую мимо них ряд за рядом. И вдруг один рыжеволосый мужчина поднял голову от бумаги и посмотрел на девушку. На вид ему было лет восемнадцать-девятнадцать. Элизабет заметила длинные тонкие пальцы, измазанные чернилами. И может, ей показалось, что из его впалой груди вырвался рык.

Сабелина резко подтолкнула испуганную девушку к арке, за которой зияла темнота. Элизабет решила, что это и есть адские врата. Обернувшись, она увидела, что рыжеволосый парень встал из-за стола.

На самом деле арка вела в катакомбы. Если в первом зале пахло ужасом, то от этого места веяло смертью. Элизабет, закашлявшись, закрыла руками рот. Отовсюду на нее глядели желтые скелеты с остатками плоти на костях. Сабелина держала перед собой свечу. Свет выхватывал из темноты гротескные очертания отвисших челюстей. Элизабет молилась о том, чтобы потерять сознание, но, увы, Бог ее не услышал.

Они не одни! Кто-то шел за Элизабет. Резко обернувшись, она увидела безучастное лицо с зелеными глазами. Молодой человек преграждал ей путь назад. Сабелина отошла в сторону, задев рукавом скелет — сухие кости звякнули, соприкоснувшись. Приподняв свечу повыше, монахиня наблюдала за происходящим со стороны. Элизабет тяжело дышала, будто загнанный в ловушку зверь. Она, конечно, могла убежать в глубь катакомб, но боялась. Рыжеволосый парень стоял в нескольких дюймах, протягивая к ней руки. Время шло, ничего не происходило.

— Я привела эту девушку для тебя! — в отчаянии крикнула Сабелина. И снова ничего. — Потрогай ее! — приказала монахиня.

Элизабет приготовилась, что сейчас к ней прикоснется живой труп, и закрыла глаза. Кто-то положил ей руку на плечо. Странно, она даже не испугалась и не почувствовала отвращения.

— Что ты здесь делаешь? — заверещала сестра Сабелина.

Открыв глаза, Элизабет увидела — нет, не может быть! — Луку. Бледный рыжеволосый парень лежал на земле, стараясь приподняться после сильного удара.

— Брат Лука, оставь нас! — потребовала Сабелина. — Ты осквернил священное место.

— Я не уйду без Элизабет, — твердо ответил Лука. — И как это место может быть священным?! Все, что я видел здесь, от дьявола.

Вдруг из зала донесся странный шум — удары, стуки, хлопанье. Рыжеволосый парень поспешил туда.

— Что происходит? — спросил Лука.

Сабелина не ответила. Быстро схватив свечу, она ринулась в зал, оставив молодых людей одних в кромешной темноте.

— Ты цела? — нежно прошептал Лука, крепко сжимая плечо Элизабет. И тут она поняла, что он ее больше никогда не отпустит.

— Ты пришел ради меня…

Лука помог Элизабет выбраться на свет в Зал писцов, но то, что они увидели, можно было назвать Залом мертвецов. Единственной живой душой оказалась Сабелина. Ее туфли промокли от крови. Дрожа от потрясения, она бесцельно бродила среди трупов, лежащих на столах, койках, на полу. Глаза ее будто остекленели. Она не могла ничего сказать, лишь снова и снова бормотала: «Боже мой, Боже мой, Боже мой!»

На пол, столы и стулья капала кровь из проткнутых пером глаз ста пятидесяти рыжеволосых мужчин.

Лука взял Элизабет за руку и повел к лестнице. Сколько раз потом он вспоминал, как взглянул на пергамент, запачканный кровью, и ради любопытства или же машинально схватил один лист, а потом долгие годы рассматривал его, пытаясь разгадать секрет.

Шел дождь. Взбежав по ступенькам, Лука с Элизабет вдохнули влажный воздух и побежали, пока монастырские ворота не исчезли из виду. Только тогда они остановились, чтобы перевести дух. Вдали тревожно звонили церковные колокола.

1 АВГУСТА 2009 ГОДА

Лос-Анджелес

Министру ВМС в личное пользование предоставили роскошный высокоскоростной самолет класса С-37А. Двигатель «роллс-ройс» взревел, набирая обороты, самолет круто поднялся в воздух. Через несколько секунд бесконечные огни Лос-Анджелеса исчезли за низкими облаками.

После напряженного дня Харрис Лестер держался только на кофеине. К тому же сказывалась разница во времени. От недосыпа лицо было помятым, изо рта дурно пахло. Только рубашка и галстук выглядели свежими, будто их только что вынули из коробки «Брукс бразерс».

В самолете летели три пассажира. Дизайн салона был выполнен в клубном стиле. Кресла, обтянутые темно-синей кожей, стояли так, что пассажиры смотрели друг на друга. Между ними располагался столик из гладкого тикового дерева. Лестер и Малькольм Фрейзер, как всегда с непроницаемыми лицами, смотрели на человека, сидящего напротив. Пайпер одной рукой сжимал подлокотник, а другой — хрустальный граненый стакан с виски и чувствовал себя совершенно спокойно. А что волноваться? Он разыграл карты, и, похоже, пока ему везло. Несколько часов назад Фрейзер с командой наблюдателей, которых специально вызвали из зоны озера Грум, подобрали Пайпера в Голливуде и в черном «тахо» привезли к частному терминалу в аэропорту. Там его посадили в конференц-зал и не разговаривали, пока не приехал Лестер. В глубине души Пайпер чувствовал, что Фрейзер предпочел бы убить его сразу же или по крайней мере причинить ему максимум боли. И Пайпер отчасти его понимал. Если бы кто-нибудь застрелил одного из агентов ФБР, Пайпер испытывал бы те же чувства. Но в то же время Фрейзер — солдат, хороший солдат, который привык выполнять приказы.

Фрейзер открыл ноутбук Шеклтона.

— Какой пароль?

— Пифагор, — ответил Пайпер.

— Чертов ботаник… — вздохнул Фрейзер. — Как пишется-то? Пе…

— Пи, — поправил его Пайпер. — Все здесь.

— Откуда нам знать, что вы не сделали копию, агент Пайпер? — спросил Лестер.

Пайпер вытащил из кошелька квитанцию о покупке флешки и положил ее на стол.

— Итак, это значит, что вы спрятали ее где-то в городе, — пренебрежительно бросил Фрейзер.

— Город большой. С одной стороны, я мог бы отправить флешку в любой конец света. Или передать кому-нибудь, кто и не догадывается, что на ней. Так или иначе, обещаю вам, если я не буду в определенный момент связываться с неким человеком — имя я, естественно, не назову, — флешка попадет к газетчикам. — Пайпер выдавил улыбку. — Поэтому, джентльмены, не вздумайте обижать меня или моих близких!

Лестер потер виски.

— Я прекрасно понимаю, что вы говорите и почему вы так говорите. Но ведь вы и сами не хотите, чтобы это дело стало известно широкой общественности.

Пайпер поставил стакан. На столе появился кружок от запотевшего дна.

— Вы правы. Если бы я хотел, то сразу отправил бы флешку в газету. На самом деле не мне решать, должны ли люди узнать этот секрет. Кто я такой, в конце концов?! Думаете, мне это надо? Думаете, я рад, что прочитал? У меня не было времени все хорошо обдумать… Но похоже, грядут изменения… Во всем. — Он вдруг рассмеялся.

— Что смешного? — спросил Лестер.

— Для простого парня по имени Уилл Пайпер очень важен вопрос о свободе воли! — Он снова заговорил серьезно. — По правде, теперь я даже не знаю, есть ли свобода воли. Выходит, все заранее предрешено, так? Ничего не изменить, если уж рядом с твоим именем стоит Mors.

— Вы все правильно поняли и сделали, — с горечью подтвердил Фрейзер. — Иначе сейчас бы летели вниз головой с высоты три тысячи футов!

Пайпер сделал вид, будто не заметил злости, сквозившей в каждом слове.

— Вам секрет известен давным-давно. Это как-то повлияло на вашу жизнь?

— Конечно, — кивнул Лестер. — Знание секрета — тяжкое бремя… У меня есть сын, агент Пайпер. Ему сейчас двадцать два года. У него… у моего младшего сына кистозный фиброз. Мы все знаем, что долго он не проживет. И можно сказать, смирились с этим. Но думаете, я хочу увидеть точную дату его смерти?! Или хочу, чтобы он узнал? Конечно же, нет.

У Фрейзера было другое мнение, от которого у Пайпера мурашки побежали по коже.

— А по мне, так все даже проще. Я знал, что Керри Хайтауэр и Нельсон Элдер должны были умереть в тот день. Поэтому, не задумываясь, спустил курок и спал спокойно.

Пайпер залпом опустошил стакан.

— В это-то вся и проблема… Во что превратится мир, если все начнут думать, как вы?

Повисла гробовая тишина. Слышен был только жалобный вой мотора, пока не заговорил Лестер:

— Поэтому мы предпринимаем подобные меры. — Теперь он рассуждал, как хладнокровный политик. — Тайну библиотеки решено сохранить. Данные используются сугубо в геополитических целях и ради национальной безопасности. Мы не собираемся выискивать информацию о конкретных людях, кроме как в случае крайней необходимости. Лично я и такие преданные делу люди, как Фрейзер, — всего лишь смотрители чудесного ресурса. В прошлом случались инциденты — попытки разглашения конфиденциальной информации, но незначительные. Их разрешили хирургическим способом. Дело Шеклтона — первое катастрофическое нарушение закона за всю историю «Зоны-51». Надеюсь, вы меня понимаете.

Пайпер кивнул и наклонился поближе к министру.

— Я вас прекрасно понимаю. Однако и вы поймите меня. Если вы доберетесь до копии базы данных, то обязательно засунете меня в такую глубокую могилу, какую только сумеете вырыть. А для пущей уверенности отправите туда же всех моих близких. Мне просто нужно защитить себя. Я не теолог и не философ. На самом деле меня нисколько не волнуют высоконравственные вопросы. Я не стремился попасть в ваш мир. Но так уж случилось. И все потому, что тридцать лет назад меня волей случая поселили в одну комнату с Марком Шеклтоном. Единственное, чего мне хочется, — чтобы меня оставили в покое. Я выйду на пенсию и худо-бедно протяну по меньшей мере до 2027 года. Ваш противник — всего лишь начинающий пенсионер, который любит порыбачить… — Пайпер наклонил голову, заглянув в холодные безразличные глаза Лестера. — Ну что, ребята, кто плеснет мне виски?

В Вашингтоне Пайпера с его согласия два дня допрашивала группа милых людей из разведывательного управления министерства обороны, по сравнению с которыми Фрейзер казался просто добряком. Они хотели досконально знать, что ему известно по делу. Обсуждалось все, кроме местонахождения флешки.

После допроса Пайпер согласился подписать договор о неразглашении тайны, который подписывают все сотрудники «Зоны-51». И его отпустили. Прямо в руки родного ФБР.

Начальник бюро приказал не требовать от Пайпера отчета о последних днях расследования дела «Судного дня» и не допрашивать его. Сью Санчес, толком ничего не понимая, подписала Пайперу оплачиваемый отпуск до дня выхода на пенсию. Он с улыбкой принял условия сделки, а когда Сью выходила из кабинета, слегка шлепнул ее по попке. Надо было видеть, как Сью на него взглянула!

Все собрались за ужином. Болтали обо всем и ни о чем. Наконец-то холостяцкая квартира Пайпера наполнилась семейным уютом — чем-то традиционным, старомодным, от чего жизнь показалась упорядоченной и гармоничной. Пайпер не помнил, чтобы в детстве родители часто устраивали семейные ужины. Не было такого и с матерью Лоры.

Медленно жуя бифштекс, он прислушивался к дружеской словесной перестрелке. С недавних пор квартира превратилась в свалку коробок с вещами, чемоданов, женской одежды, новой мебели и безделушек.

Лора хотела долить отцу вина, но тот закрыл бокал ладонью.

— Пап, ты ли это? С тобой все нормально? — пошутила она.

— Я себя контролирую, — с подчеркнутой серьезностью ответил Пайпер.

— Он молодец. Заметно меньше пьет последнее время, — вставила Нэнси.

— Придется вам теперь привыкать ко мне заново. Я вроде тот же, но с меньшим содержанием алкоголя в крови.

— И как ощущения? — поинтересовался Грег.

— Не для газеты?

— Конечно, сэр!

— Намного лучше. Лора, что там у тебя с книгой?

— Жду, когда будут готовы гранки, и морально готовлюсь к жизни богатой и знаменитой писательницы!

— Ну, если ты счастлива, то я тоже. Что бы тебя ни ждало в будущем. Точнее, вас.

Грег опустил взгляд. Журналистская натура не давала ему покоя. Чем же закончилось дело «Судного дня»? Он тренировался на Лоре, репетировал, как и какие лучше задать вопросы, если все-таки получится разговорить Пайпера. Однако эта тема была под запретом. Вряд ли когда-нибудь он услышит правду, даже если станет зятем Пайпера.

Почему его отстранили от расследования? Почему объявили в розыск? Почему вдруг прекратились публичные обсуждения дела, хотя не было ни арестов, ни судебных решений? Почему Пайпера реабилитировали, а потом ненавязчиво отправили на пенсию раньше срока?

— А что же ждет вас, Уилл, в будущем? — спросил Грег, хотя мучили его совсем другие вопросы. — Неужели все время посвятите рыбалке?

— Ни в коем случае! — воскликнула Нэнси. — Раз уж я переехала, мы с Уиллом будем ходить по музеям, театрам, галереям, хорошим ресторанам и так далее.

— Пап, я думала, ты ненавидишь Нью-Йорк…

— Ну, все меняется. Можно хотя бы попробовать. Пенсионеры не должны останавливаться в самосовершенствовании. Есть разные способы. Пусть ограблениями банков занимаются те, кто помоложе.

Вскоре Лора с Грегом засобирались домой. Пайпер приобнял дочь в дверях и шепнул на ухо:

— Мне нравится твой парень. Вот… Хотел, чтобы ты знала. Держись его.

Кстати, Пайпер проверил: Грег тоже ВД.

Лежа на кровати, Пайпер разглядывал, как Нэнси преобразила спальню. В комнате появились фотографии, шкатулка с драгоценностями, плюшевый медвежонок.

— Ты ведь не против? — спросила Нэнси.

— Нет, очень мило.

— Я имела в виду, ты ведь не против, что мы живем вместе? Уверен, что мы поступили правильно?

— Думаю, да. — Пайпер похлопал по матрасу. — По-моему, прежде чем украшать спальню, нужно было проверить, хороша ли кровать!

— Я уже спала на ней! — рассмеявшись, воскликнула Нэнси.

— Сейчас совсем по-другому. Теперь это наша общая собственность.

— В таком случае я выбираю сторону ближе к окну.

— Знаешь, ты мне идеально подходишь.

— В смысле?

— Своевольная, сексуальная, сообразительная. Заметь, все на «эс».

Нэнси подползла ближе к Пайперу и свернулась калачиком. Как хорошо, что он рассказал ей о библиотеке! Пайпер обнял Нэнси обеими руками. Ему нужно было поделиться секретом хоть с одним человеком. И это сблизило их еще больше.

— Знаешь, я кое-что еще посмотрел в базе Шеклтона.

— Думаешь, мне нужно это знать?

— Двенадцатого мая 2010 года родится ребенок — Филип Уэстон Пайпер. До этого дня как раз девять месяцев. Это запись о нашем сыне.

Нэнси нежно поцеловала его.

— Что-то подсказывает мне, что все у нас будет хорошо, — сказал Пайпер.

9 ЯНВАРЯ 1297 ГОДА

Остров Уайт

Подол белого облачения пропитался кровью и становился краснее с каждым разом, когда аббат наклонялся, чтобы дотронуться до холодного лба или перекрестить лежащее навзничь тело.

Настоятель Феликс ни на шаг не отставал от Болдуина, придерживая его за руку, чтобы аббат не поскользнулся. Они обошли весь зал, останавливаясь перед каждым рыжеволосым писцом в надежде найти живых, но единственным живым в Зале писцов, кроме Феликса с Болдуином, был Варфоломей. Горестно повесив голову, он обходил комнату с другого конца. Сестру Сабелину отправили наверх. Ее истерический плач никто не мог вынести.

— Они все мертвы, — сказал наконец Болдуин. — Почему? Из-за чего это произошло?

Варфоломей обошел комнату, осторожно переступая через тела и собирая по пути листы пергамента.

Подойдя к Болдуину, он потряс пачкой бумаги перед его лицом.

— Ты только посмотри! — Старик разложил листы на столе. Болдуин взял один и быстро просмотрел. Потом второй, третий. Еще и еще. Последняя запись на всех листах была одинаковой: «9 февраля 2027 года Finis Dierum».

— Конец света, — пробормотал Болдуин.

— Значит, в этот день… — дрожа, прошептал Феликс.

Лицо Варфоломея озарила улыбка — он, кажется, понял.

— Они выполнили свою задачу.

Собрав все листы в охапку, Болдуин прижал их к груди.

— Но мы еще не выполнили свою! Нужно похоронить писцов в склепе. Я отслужу по ним панихиду, а потом, братья, библиотека должна быть замурована. Церковь придется сжечь. Мир пока не готов узнать нашу тайну. — Феликс с Варфоломеем кивнули в ответ. — До 2027 года еще очень далеко. У людей предостаточно времени, чтобы подготовиться к концу света.

ОТ АВТОРА

Эта книга вряд ли увидела бы свет без участия Стива Касдина из литературного агентства Сандры Диджкстры, который обратил внимание на рукопись и помог довести ее до конечного варианта. Также огромное спасибо за моральную поддержку моим первым читателям — Гунилле Лакош, Меган Мерфи, Эллисон Тобиа и Джорджу Тобиа, моему другу и адвокату. Мне очень приятно чувствовать себя членом огромной семьи — издательства «Харпер-Коллинз». Спасибо моему замечательному редактору — Лиссе Кейш. И наконец, отдельная благодарность моей жене Тессе и сыну Шейну, которые все время поддерживали меня.

Думаешь, это я отправил ее тебе? (
Не знаю
Я отправляю ее сейчас
Лидер восемнадцати смертников, осуществивших террористический акт 11 сентября 2001 г. —
Скоростная автомагистраль и Нью-Йорке; проходит по восточному краю Манхэттена вдоль пролива Ист-Ривер; названа в честь президента Франклина Делано Рузвельта.
Популярный американский актер. Суть игры в том, чтобы для названного актера определить «число шагов» до Кевина Бейкона: если они снимались в одном фильме — один шаг; если актер снимался с кем-то, занятым вместе с Кевином Бейконом, — два, и так далее.
Девиз президента Трумэна, восходящий к выражению при игре в покер «передавать фишку» (перекладывать ответственность на другого). Девиз означал, что Трумэн берет ответственные решения на себя.
Римское название острова Уайт.
Военная база в штате Кентукки, где находится хранилище золотого запаса страны.
Имеется в виду Дэвис Дьюи Майлс-младший — музыкант, трубач, создатель собственного стиля кул-джаз.
Лекс Лютор — герой комиксов, заклятый враг Супермена.
Орентал Джеймс Симпсон — знаменитый игрок в американский футбол; был обвинен в убийстве жены и ее любовника и оправдан, несмотря на множество улик.
Анна Николь Смит — скандально известная американская фотомодель, актриса, телеведущая. В феврале 2007 г. скончалась предположительно от передозировки наркотиков.
Джон-Бенет Патрисия Ремси — шестилетняя победительница детского конкурса красоты. В 1996 г. была похищена с целью выкупа, а затем убита.
Александр Хейг (1924–2010) — американский военачальник, государственный деятель, дипломат. После покушения на президента Рейгана объявил журналистам, что лично все контролирует.
Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя…
Отверзи, Господи, уста мои благословлять имя Твое святое
Аллилуйя, хвалите Господа с небес, аллилуйя, аллилуйя!
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа…
Удивительно!
Совокупность всех видов вознаграждения управляющего компанией, включающая заработную плату, премиальные вознаграждения, страховую премию и т. д.
Рами — карточная игра; игроки подбирают карты по достоинству или последовательности и сбрасывают.
Перефразированные последние строки из стихотворения Уильяма Хенли «Непобедимый»: «Я властелин моей судьбы, я капитан моей души» (пер. В. Рогова).
Знаменитый кинотеатр в Голливуде, перед входом в который в цементе на тротуаре сохраняются отпечатки рук или ног кинозвезд.