Книга о тайнах и загадках археологии, этнографии, антропологии, лингвистики состоит из двух частей: «По следам грабителей могил» (повесть о криминальной археологии) и «Сильбо Гомера и другие» (о загадочном языке свиста у некоторых народов мира).

Геннадий Босов

Сильбо Гомера и другие

ПО СЛЕДАМ ГРАБИТЕЛЕЙ МОГИЛ (ПОВЕСТЬ О КРИМИНАЛЬНОЙ АРХЕОЛОГИИ)

Любая археологическая находка — собственность страны, в которой она найдена, и не может быть вывезена из страны без специального на то разрешения…

…Иностранные экспедиции, по приглашению научного учреждения ведущие раскопки на территории данной страны, имеют право вывозить в музеи своей страны лишь дубликаты вещей, хранящихся в местных музеях, или же с разрешения археологических ведомств — отдельные предметы, не представляющие для данной страны, где ведутся археологические раскопки, особой научной ценности…

…Кража археологических находок карается законом…

Из законов по охране исторических памятников

Три кита, на которых сегодня зиждется международная преступность: наркотики, торговля «живым товаром», контрабанда золота и археологических антиквариев… Борьба с ними необычайно сложна и бесперспективна: в любом из трех случаев мы сталкиваемся с хорошо налаженной и продуманной организацией, в которой дилетантам делать нечего…

Из беседы ответственного сотрудника Интерпола с корреспондентом журнала «Лайф», 1967 г.

Это рассказ об одном из трех «китов» подпольного бизнеса — краже и контрабанде археологических сокровищ в разных странах мира, в прошлом и настоящем. Сегодня эта тема все чаще и чаще появляется в отчетах Интерпола (Международная криминальная полиция), беспокоит многие капиталистические страны, страдающие от набегов «грабителей могил», интересует мировую общественность, ученых-специалистов, прессу. Еще бы, бесценные археологические сокровища культуры и искусства многих стран мира сегодня расхищаются в Старом и Новом Свете. Каждый день, каждый час! Не только из государственных музеев и частных собраний — они извлекаются из курганов, могильников, археологических раскопов, о существовании которых не подозревают даже археологи. Ведь на раскопки и археологическую разведку, как на «непродуктивную» отрасль науки, по признанию самих археологов, отводится до обидного мало средств… И порой ученые приходят слишком поздно!

ЖИВЫЕ ЗАВИДУЮТ МЕРТВЫМ

Живые завидуют мертвым

Символы власти

Сожгите рядом с гуннским (конунгом) моих рабов в красивых уборах…

Спросили смелого, не хочет ли жизнь, готов властитель, за золото купить.

Эдда. Краткая песнь о Сигурде. Гренландские речи Атли

Здесь у него был собственный дворец и содержались жены и дети, сюда же он свез со всего царства все свои деньги и драгоценности… Юба собрал в городе Заме множество дров и воздвиг на середине площади огромный костер. В случае поражения он хотел сложить на нем все свое достояние, перебить и бросить туда же всех граждан и все это поджечь, а затем, наконец, и самому покончить с собой на этом костре и сгореть вместе с детьми, женами, гражданами и со всеми царскими сокровищами…

Записки Юлия Цезаря

Представители древней цивилизации

Антикварное золото… Небольшая загадочная вещица из тусклого желтого металла, который заставлял жадностью гореть глаза не одно поколение авантюристов, кладоискателей, любителей легкой наживы. Откуда оно? Может быть, в течение тысячелетий оно дремало в гробнице фараона, было похищено человеком, проложившим к нему дорогу в толще каменной громады; может, украшало голову, грудь или руки ацтекского правителя, было сорвано с него кем-нибудь из людей Кортеса, а затем проделало долгий путь на одном из тяжелых и неповоротливых талионов Карла V, прежде чем осесть в сундуке пирата или в подвале севильского банкира. Ничье воображение не в силах представить в точности его долгий тысячелетний путь…

С глубокой древности на путях, которыми кочевало золото из страны в страну, с континента на континент, часть этого драгоценного металла исчезала, растворялась во времени. Благородный металл с теплым блеском, так похожим на свет божественного Солнца, настолько мягок, настолько подвержен трению, что в конце концов стирается, обращаясь в тончайшую золотую пыльцу. Монеты, украшения, предметы из золота — одним словом, все это «золото древности» мало-помалу исчезает и, превращаясь в пыль, без конца путешествует по всей земле, завершая свое кругосветное странствие где-нибудь в глубинах моря. Там, в необъятных просторах и сумеречных пучинах, растворяется и медленно оседает на дно часть исчезнувшего «золота древности». Но не о нем наш рассказ…

Не весь желтый металл, что когда-то находился в обращении у древних народов, исчез бесследно и безвозвратно. Часть его перешла в руки людей. Это то, что, согласно древнему традиционному ритуалу, сохранилось в гробницах, курганах и пирамидах, — произведения ювелирного искусства, слитки, монеты и многое другое, сопровождавшее покойников в «загробный мир». Другая часть сокровищ — и золото не самое ценное среди них! — до сих пор лежит в потаенных кладах, в трюмах затонувших кораблей, в погибших под водами или пеплом вулканов древних городах, таких, как Геркуланум и Помпея.

Но в самых различных захоронениях, там, где знали золото, вместе с предметами погребального культа (порой более ценными, чем само золото) оно сопровождало мертвых в мир теней, чтобы и там обеспечить их владельцам безбедное существование. И кто владел золотом на земле, владел им и в загробном мире! Но отчего, когда и как это произошло, знают не многие, а от этого зависит ответ на вопрос: почему золото и другие не менее ценные реликвии далеких эпох и исчезнувших народов ищут в земле и воде армии одиночек-авантюристов и кладоискателей, отряды ученых-археологов, даже целые племена, занимающиеся поисками древних сокровищ?

…Сейчас принято думать, что владельцы сокровищ, будь то простой купец, пират или коронованное лицо, терзаемые страхом потерять свои богатства, решались доверить их только земле или морю. В общем-то правильное и логичное представление о кубышках в дуплах и горшках с золотом в земле: в неспокойное, смутное время надежней было спрятать сокровища и ценности, чем лишиться их навсегда.

Византийский писатель VI века Маврикий, говоря о славянах, писал, что «они скрывают необходимые вещи под землей, не имея ничего лишнего наружи». А известный русский историк Карамзин в «Истории Государства Российского» приводит слова некоего Гельмольда о поморских славянах, что в его время, в XII веке, поморяне зарывали в землю все драгоценное и что простые люди нигде так много не говорили о кладах и тайных сокровищах, как в землях славянских… И таких примеров можно найти более чем достаточно в истории других народов мира.

Однако земные недра пополнялись сокровищами и по другой причине. Стремление прятать ценности, даже когда сокровищам не угрожала никакая опасность, в древности было свойственно многим народам, достигшим определенной ступени развития. Истоки подобного обычая теряются в глубине веков, и они в своем первоначальном виде выглядели несколько иначе. Судя по всему, это находило свое объяснение в вере в «загробную жизнь», в «загробное существование», когда воображаемая жизнь на «том свете» представлялась людям прямым продолжением жизни на земле. И тем не менее — «лучше живым быть, чем мертвым… — считали средневековые скандинавы, — что толку от трупа!» Но, несмотря на столь трезвую мысль «Старшей Эдды», скандинавы верили в загробное бытие и загодя готовились к нему.

Например, в исландских сагах рассказывается, как некто Скаллагрим, заботясь о своем «загробном будущем», еще при жизни утопил в болоте сундук с серебром. Его же сын Эгиль, известный скальд (сказитель, поэт-певец у древних скандинавов), получив в награду от английского короля два сундука с серебром, незадолго до своей смерти с помощью рабов зарыл сокровища в укромном месте, а рабов перебил. Другой пример: предводитель викингов города Йомсборга, Буи Толстый, будучи смертельно раненным в морском бою, поторопился, прежде чем он умрет, выпрыгнуть с двумя сундуками с золотом за борт корабля. Видимо, свои сокровища «буйный викинг» возил с собой и не успел их предать земле, сделав запасы «на черный день», поэтому в последнюю минуту он и исправил свою ошибку…

И еще одно наблюдение можно сделать после знакомства со скандинавскими сагами. Вожди «северян», конунги и ярлы, предпочитали умереть не только вместе со своими ценностями, но и со своими людьми, рабами (последних умерщвляли «про запас» еще при жизни, как это сделал скальд Эгиль, или же на могиле во время похорон). Так, все тот же Буи из Йомсборга, прыгая в море с сундуками, наполненными золотом, в последний момент успел крикнуть живым соплеменникам, членам его дружины: «За борт, все люди Буи!» И многие из его воинов, видя смерть своего предводителя и предпочитая добровольный и почетный уход из жизни мучительной смерти от рук врагов, последовали за своим вождем. Действительно, уйти добровольно в царство мертвых со своим господином считалось у средневековых скандинавов одним из проявлений мужества и героизма, что давало на том свете большие преимущества в его призрачной свите.

В другой саге о легендарном шведском конунге Хаки, получившем в битве смертельные раны и хорошо знавшем, что «дни его жизни недолги», рассказывается о похоронах, которые он сам повелел себе устроить еще при жизни. Хаки приказал взять один из лучших его кораблей-драккаров, погрузить на него всех убитых в сражении воинов вместе с оружием и поджечь судно, на которое взойдет сам конунг. И вот слуги и дружина так и сделали: судно было поставлено на воду с распущенными парусами, на его борту был разведен погребальный костер, па который был положен близкий к смерти или уже мертвый Хаки, и ветер погнал прочь от берега горящий корабль… Как сообщает сага, «и это долго впоследствии прославляли…»

Такое поведение объяснялось религиозными представлениями средневековых скандинавов, согласно которым воины после смерти должны были являться к верховному богу Одину с ценностями, предусмотрительно зарытыми еще при жизни на земле или же захваченными с собой в последнюю минуту. Таким образом Буи Толстый, как и конунг Хаки, сами себе «устроили похороны», согласно древним воззрениям скандинавов, и взяли с собой то, что полагалось брать в таких случаях в последний путь в царство теней. У воинственных викингов считалось, что воинов, павших на поле боя, принимает в свои палаты, Валхаллу, верховный бог Один, введший обычай сожжения покойников вместе с их имуществом и слугами. Чем больше богатств у погибшего, чем многочисленнее его мертвая свита, тем почетнее ожидает его место у Одина. Валхалла, по представлениям скандинавов и других германских племен, являла собой своего рода военный лагерь, где погибшие герои, вместе с призрачной своей дружиной, проводят время как в земной жизни, деля его между поединками, сражениями и пирами…

Не случайно в начале главы мы дали эпиграфом отрывок из «Записок Юлия Цезаря» об африканской войне с Помпеем и его сторонником, мавританским и нумидийским царем Юбой II.

Последний, проиграв все сражения Цезарю и его полководцам, решил, согласно древнему ритуалу, устроить себе пышную тризну и похороны, собрав в свою столицу подданных, свой гарем со всеми детьми и все свои сокровища, предварительно заготовив дрова для погребального костра. Видя, что трагический исход неминуем, жители города восстали, и не впустили в его стены Юбу II, и даже не выдали ему семью и сокровища… Горько сетуя на неверных подданных, на злую судьбу, обрекшую царя на нищету и одиночество в загробном мире, он с несколькими верными всадниками-нумидийцами удалился в свою загородную усадьбу. Как пишет один из офицеров Цезаря, предполагаемый автор записок об африканской войне, «чтобы иметь вид людей, погибших смертью храбрых, он (царь Юба. — Г. Б.) и Петрей (легат Помпея, воевавший вместе с Юбой против Цезаря. — Г. Б.) вступили друг с другом в бой на мечах, и более сильный Петрей без труда убил более слабого Юбу. Затем он пытался этим же мечом пронзить себе грудь, но не мог. Тогда он упросил своего раба покончить с ним, чего и добился». Одиноким и нищим, но «погибшим смертью храбрых», ушел гордый противник Цезаря, царь Юба II, в загробный мир…

И не такой уж жалкой и смешной предстает перед нами в средневековых легендах фигура Скупого Рыцаря — просто очень суеверного человека, да к тому же «язычника», маниакально озабоченного своим «загробным будущим». И надо полагать, с принятием христианства где-то от той далекой поры сохранилось назидание скупцам, до последнего часа хранящим свои богатства: «В гроб с собой золото не возьмешь…» Оказывается, брали — и не только в древности, но и в наше время. На Кавказе этот обычай сохранялся, например, у некоторых народов до середины прошлого века. «Пшавы и хевсуры, — как писал один из путешественников, — копят деньги, собирая огромные суммы по 40–50 тыс. рублей, среди которых встречаются платины, давно вышедшие из употребления. Деньги не тратят и не пускают в оборот, но закапывают в землю». А североамериканские индейцы брали в долг ценности, договариваясь вернуть их на «том свете»…

Даже один из самых отсталых народов на планете, как бушмены Калахари, у которых совсем недавно не было и понятия о «частной собственности», как не было и ценностей — в нашем понимании, — и те провожают в «загробный мир» своего умершего сородича. При похоронах они кладут в могилу скорлупу страусового яйца, наполненную водой, немного пищи, лук со стрелами и копье, а у ног умершего разжигают маленький костер из сухих веток. Ведь идти охотнику далеко-далеко, на небо, где он зажжет свой охотничий костер-звезду и будет охотиться вновь, испытывая и там вполне земную жажду и потребность в привычных вещах, составляющих все его богатство. У более развитых народов мира для того, чтобы доставить покойнику удовольствие, вместе с ним закапывали или сжигали на погребальном костре все его имущество (или символические изображения предметов). Это делалось для того, чтобы во время путешествия в «страну душ» мертвые были бы снаряжены надлежащим образом и продолжали бы прежнюю жизнь.

В могилах каменного века (по крайней мере, в неолите) находят следы жертвенного ритуала и предметы, сопровождавшие умершего в загробный мир. Неподалеку от известных археологам мегалитических гробниц (от Британских островов и Северо-Западной Африки до Индии и Меланезии) в специальных «храмах» находят остатки поминальных пиров. И также с эпохи мегалитов умершие снабжались едой, посудой, бытовой утварью и необходимыми предметами для жизни в загробном мире. А спустя тысячелетия роскошные пиршественные наборы, целые «обеденные гарнитуры» помещались в богатые усыпальницы римлян. Чего только не находили здесь археологи: черпаки, ложки, блюда, ритоны, кубки, кувшины, ведра-ситулы и многое другое (иногда на несколько персон!) Обстановка последнего пиршества как бы переносилась в загробный мир, символизируя собой не только единение живых родственников и соплеменников с умершим и со всеми давно ушедшими в царство теней предками, но и магическим образом «насыщала» покойника и передавала с ним всю съеденную пищу, чтобы он уже никогда не был голоден в загробном мире…

Конечно, туда «передавалась» не только пища, но и все сопровождавшие покойника предметы. И, может быть, хорошо известные археологам «клады» каменных изделий, относящихся к неолиту и еще более раннему времени, а затем подобные же «клады» бронзовых изделий, которые считают тайниками и хранилищами товаров «странствующих» торговцев и мастеров по металлу, на самом деле были сокровищами, запрятанными не столько «на черный день», сколько на будущую «загробную жизнь» — вначале всего племени, а затем одного человека. Кто знает! Известно лишь, что в свое время каменные топоры, наконечники копий и стрел и прочий «каменный реквизит», как затем изделия из меди и бронзы (и даже их полуфабрикаты), представляли не меньшее богатство, чем сверкающие сокровища фараонов и царей. Ведь каждому времени — свое понятие о ценностях…

Особенно пышные похороны устраивались выдающимся членам общества — знати, жрецам, вождям и царям. Классовое неравенство, известное во всех развитых обществах планеты, как бы распространялось и на «мир мертвых». Если знать и жрецы надеялись, что они и после смерти будут пользоваться своими привилегиями, своим богатством, повелевать рабами и слугами, то простому люду отказывалось в «бессмертии». У многих народов вообще считалось, что «бессмертны» только владыки, а рядовые члены племени перестают существовать с момента их смерти. Отсюда и берет начало древний обычай мумификации «на вечные времена» знати, жрецов и царей, как желание подчеркнуть славу и признание, какими пользовался покойник еще при жизни, превратив его в своего рода «нетленный памятник» (Древний Египет, инки Перу и др.). Кроме того, считалось, что знатные и великие люди наделены сверхъестественной силой, и, если их дух не задобрить после смерти, то они станут особенно опасны для живых. Если же с мертвыми наладить «хорошие отношения», они будут покровительствовать и помогать живым, приносить им счастье и удачу, победы в битвах с врагом. У южноамериканских инков нетленные мумии их владык, например, брались в походы и были своего рода «знаменами» и всесильными талисманами, способными оказать влияние на исход битвы…

Стремление обеспечить умершего в загробной жизни всем необходимым — конечно, с учетом общественного положения умершего и его состояния — приводило к тому, что простого воина в последний путь сопровождал меч, лук со стрелами и верный конь, а умершего владыку — не только огромные сокровища, но и любимые животные и даже люди: жены, слуги, рабы. Обычай убивать людей в честь умерших наблюдался у народов высоких культур как в Старом, так и в Новом Свете. И, конечно же, он развился из представления, что «тот» свет является точной копией этого, а значит, умершему владыке необходимы рабы и верные слуги. При раскопках знаменитых царских гробниц в Уре, в Древнем Шумере, помимо 200 тони золота и различных драгоценностей, археологи обнаружили десятки скелетов убитых при похоронах слуг: 23 человека окончили свою жизнь в день погребения одной из цариц и 65 слуг отправились в последний путь с ее сыном!

В одной из погребальных камер, отведенных для «сопровождающих лиц», археологи увидели следующую картину, как ее потом удалось реставрировать. Шесть воинов в медных шлемах стояли здесь, построившись в две шеренги. Рядом находились тяжелые повозки, в каждую из которых было впряжено по три быка, — естественно, при них состояли и конюхи и возницы. В противоположной стороне камеры ученые увидели скелеты придворных дам, обряженных в парадные одежды и украшения, а между ними и повозками — убитых юношей и девушек. Судя по спокойным позам погребенных, они достойно и без мучений приняли смерть, видимо испив яду. Ведь сопровождать мертвого владыку в загробный мир, в новую жизнь, было очень почетно, и не каждого он брал с собой, а только самых верных и любимых друзей и слуг. В загробной жизни, которая представлялась прямым продолжением земной (если не лучше!), они будут первыми в его свите…

Происходили эти пышные похороны четыре с половиной тысячи лет назад, а спустя «всего» две тысячи лет после погребений царей Ура Геродот рассказал своим современникам, как хоронили владык скифы-кочевники в степях Причерноморья.

«В остальном обширном пространстве могилы погребают одну из наложниц царя, предварительно задушив ее, а также виночерпия, повара, конюха, телохранителя, вестника, коней, первенцев всяких других домашних животных, а также кладут золотые чаши (серебряных и медных сосудов скифы для этого вовсе не употребляют). После этого все вместе насыпают над могилой большой холм, причем наперерыв стараются сделать его как можно выше.

Спустя год они вновь совершают такие погребальные обряды: из остальных слуг покойного царя выбирают самых усердных… Итак, они умерщвляют 50 человек из слуг удушением (а также 50 самых красивых коней)…»

Эти похороны, описанные историком и путешественником, происходили около двух с половиной тысяч лет назад. А спустя всего полторы тысячи лет после этого, в начале X века нашей эры, в эпоху Киевской Руси, другой путешественник — арабский посол Ибн-Фадлан во время своего пребывания на Волге оставил нам красочное описание похорон знатного руса, умершего в пути, вдали от родины. Он тоже был свидетелем того, как в последний путь умершего сопровождали и сокровища, и жертвенные животные, и невольница, добровольно решившая уйти со своим господином в загробный мир: по древним языческим воззрениям славян, смерть вместе с мужем или господином — единственная возможность для женщины попасть в рай, который представлялся в то языческое время прекрасным вечнозеленым садом.

Испанские конкистадоры начала XVI века в Америке как бы перенеслись на пять — десять столетий своей истории назад, наблюдая пышные «варварские» похороны индейских владык или слыша о них совсем свежие рассказы. И действительно, как убедились потом испанские и португальские грабители могил в Новом Свете, индейские захоронения, которых было больше, чем конкистадоров на завоеванном континенте, хранили несметные богатства. Еще бы, если, например, «золотообильный народ», инки Перу, заботились о потусторонней жизни ничуть не меньше, чем о жизни земной. У них тоже, как когда-то у европейцев, считалось, что если не взять с собой в загробное царство побольше вещей и ценностей, то там придется вести нищенское существование. Знатных инков королевской крови они хоронили в роскошных накидках, расшитых золотом и серебром, их священные мумии богато украшали драгоценными камнями и металлами, в усыпальницы помещали ценнейшие ювелирные изделия, украшения, золотую утварь и многое другое, чему испанские солдаты не находили аналогий в своей культуре и чего не могли понять в культуре завоеванных ими народов Америки.

Еще до прихода испанцев у инков сохранялась традиция воздвигать каждому новому правителю свой собственный дворец, в то время как старый вместе с его сокровищами оставался нетронутым и никто, даже инка-наследник, не имел права воспользоваться богатствами умершего предшественника. Каждый покинутый дворец превращался в своеобразный музей, место поклонения всех инков. Однако этот традиционный обычай был нарушен в первый и последний раз, когда испанцы уже вторглись в пределы Перу. Тогдашний правитель Инка Васкар, или Уаскар, как называли его испанцы, во время междоусобной войны с братом Атауальпой за отцовское наследство приказал взять сокровища своих предков, считая неразумным, чтобы «мертвые владели всем лучшим в королевстве».

Такие же традиции культа мертвых существовали и у индейцев чибча-муисков в Колумбии. «Колумбийский Тацит», испанский монах-францисканец Педро Симон, прекрасно знавший жизнь и обычаи индейцев чибча-муисков, рассказывал своим современникам о похоронах знати и правителей «страны Эльдорадо». Он писал: «Женщины и рабы, которые более всего любили его, следовали за ним, так как это было принято между ними. Предварительно их опаивали специальным настоем, после чего они теряли сознание. На могиле сипы Намекеие было убито несколько десятков рабов…»

Особой пышностью у чибча-муисков сопровождались погребения племенной знати и правителей, тела которых мумифицировались и прятались в потаенных местах, известных только родовым жрецам, руководившим похоронами. В «скрытых могилах» покоились целые династии умерших правителей, и их потом десятилетиями разыскивали захватившие страну испанцы. Добыча окупала все расходы по таким «раскопкам»: тело правителя, уложенное в специальное золотое сиденье, было завернуто в тончайшие плащи, украшенные крупными изумрудами. Вместе с владыкой и его мертвой свитой в могилу помещались все его драгоценности, дорогая утварь, одежды и даже мешки, полные бобов какао, кувшины с чичей (маисовым вином), корзины с пищей…

Последний потомок одного из верховных правителей чибча-муисков, «позолоченного человека», Хуан де Гуатавита, умерший в конце XVI века, рассказал много интересного и необычного о жизни своего народа испанскому хронисту Родригесу Фресле, с которым он был дружен. Записи хрониста дожили до наших дней, и в них можно прочесть следующее. Тот у чибча, кто жил с почетом, в окружении прославленных воинов и под покровительством богов, должен был так же пышно и достойно умереть. После смерти тело вождя или правителя, представителя индейской знати переходило в руки жрецов, и те приступали к изготовлению священной мумии. Они извлекали внутренности и высушивали тело на медленном огне, а затем натирали его смолой дерева «мокоба». В желудок, глаза, рот, ноздри и уши покойного они закладывали золотые шарики и знаменитые отборные колумбийские изумруды, чем поистине была богата испанская колония Новая Гранада. Действительно, «зеленый лед», как называли изумительные по красоте драгоценные камни, сопровождал испанских солдат с первых же их шагов по земле муисков…

Когда испанцы вторглись на Боливийское плато, правители и знать чибча-муисков бросились прятать свои сокровища. И до сих пор местонахождение многих индейских кладов остается неизвестным. Как сообщают хронисты, все рабы, выполнявшие работы по сокрытию ценностей индейских владык, были потом безжалостно перебиты, чтобы никто из них не разгласил тайны погребенных сокровищ (а может быть, этого требовал сам ритуал «захоронения»?). Испанские хронисты, живо интересовавшиеся слухами о кладах «владык Эльдорадо», писали, например, что в переноске сокровищ касика (вождя) Чиа принимали участие 100 рабов. По окончании работ, которые велись в большой тайне, они были убиты вместе с двумя «капитанами», руководившими захоронением «клада Чиа».

Один из верховных правителей в стране чибча-муисков, «золотой человек» — Гуатавита, дабы надежней спрятать свои богатства, вызвал доверенное лицо — сборщика налогов — и вручил ему командование над стражей и ста рабами-носильщиками, доставлявшими сокровища в тайную горную пещеру.; Затем, когда работы были окончены и отряд возвращался назад, на них неожиданно из засады напал второй отряд индейцев, специально посланный предусмотрительным правителем, и участники операции «золото Гуатавиты» были все до единого перебиты… Другой местный касик, Симихака, испросив разрешения у Гуатавиты, бывшего главным хранителем священного озера Гуатавита, нагрузил сокровищами сорок рабов и принес все свои богатства в жертву Великой женщине-змее, «хозяйке озера», по поверьям индейцев обитавшей в его божественных глубинах. За Симихакой последовали и другие вожди, поэтому много золота навсегда исчезло в водах знаменитого озера Гуатавита.

В арабских сказаниях и легендах тоже известен способ утаения сокровищ, при котором уничтожались свидетели захоронения клада. В одном из таких сказаний мы читаем: «…после смерти отца твоего я отвезла его сокровища на верблюдах, мулах и лошадях в горы и спрятала их там в потайном месте, на расстоянии трех миль от города. А было у меня более двухсот верблюдов, и каждый из них вез сундук, полный сокровищ, и столько же было мулов и лошадей. А в этих сундуках лежали золотые изделия, драгоценные камни, алмазы, сердолик, халцедон, кораллы, жемчуг и изумруды — все то, что мало весит и много стоит. И когда я привезла все эти сокровища в ту долину, скрытую в горах вдали от городов и селений, я закопала их в землю. Потом я приказала своим людям — а из осторожности я взяла с собой только сорок эфиопов, моих рабов, — построить сверху каменный мавзолей. И когда я кормила рабов, я положила им в еду смертельный яд, и они, поев, тотчас умерли — ни один из них не остался в живых. Теперь никто, кроме меня, не знает дороги к сокровищам…»

…В течение тысячелетий копилось на земле богатство, чтобы затем уйти вместе с владыками в землю или исчезнуть в пламени погребального костра. Например, сообщают античные авторы, особой пышностью сопровождались похороны Гефестиона, любимца Александра Македонского. По словам Элиана, «когда Гефестион умер, Александр бросил в погребальный костер оружие, золото, серебро и драгоценную одежду». «Омертвленный», в буквальном смысле слова, прибавочный продукт, труд целых поколений земледельцев-общинников, пленных рабов, искусных мастеров-металлургов и ювелиров, исчезал из этого мира, уходя в загробный мир. Не желая делить присвоенное при жизни богатство со своими подданными, заботясь в первую очередь о том, чтобы обеспечить себе безбедное «загробное существование», владыки начинали игру в прятки с первыми грабителями могил и первыми кладоискателями, которая продолжается уже века: мертвые прячутся — живые ищут…

Вряд ли знали великие правители и грозные полководцы древности и средневековья об опыте египетских фараонов по сокрытию своих сокровищ, о котором речь пойдет ниже, иначе пирамиды перестали бы быть уникальным явлением в истории, одним из подлинных чудес света. Чего только не было придумано владыками для того, чтобы сохранить свои сокровища и свои могилы от разграбления в угоду древнему представлению — на «тот свет» без золота попасть нельзя. И надо заметить, что многие из них превзошли хитростью, оригинальностью и… простотой приемов утаения даже кичливых египтян, почитавших себя в древности самыми умнейшими из умных на земле, как пишет о них Геродот.

Варвары, к которым с презрением относились соседние «просвещенные» и «цивилизованные» народы, во многих случаях шли по другому пути. Нет, они тоже создавали громоздкие и труднодоступные, но все же заметные погребальные сооружения — земляные и каменные курганы, подобные пирамидам, как это было у скифов, саков, тюрков и других. Но порой они старались утаить место самого погребения, малейшие его следы, и уничтожить свидетелей и участников его сооружения. А может быть, отправить их в качестве призрачной свиты вместе с умершим повелителем?…

Так, в 410 году в Калабрии, в Италии, умер король готов — Аларих. Много золота, драгоценных камней, изукрашенного оружия и утвари, награбленных по всей Европе, от Крыма до Италии, было положено с ним в могилу. Спустя века в народных немецких песнях и балладах сохранились предания о сокровищах готских владык:

Готы бочонками меряют золото,
Камни-сокровища в игры идут.
Прялки из золота, блюда из золота,
Свиньи — и те на серебряном жрут…

Зная о грабителях могил, готы постарались сделать абсолютно недоступным самое место захоронения своего усопшего предводителя. Вероятно, совершенно самостоятельно они изобрели в то время более оригинальный способ, чтобы навечно утаить сокровища: для этого готы перегородили реку плотиной, а когда русло обнажилось, вырыли на дне реки огромную усыпальницу. Потом, опустив в могилу золотой гроб и все сокровища, совершив положенный ритуал, они разрушили плотину, и река вернулась в прежнее русло. Не довольствуясь этим, они в ту же ночь перебили всех, кто знал, в каком месте реки находится могила вождя. Это была, надо сказать, поистине кровавая жертва в честь умершего воителя… До сих пор ни рука грабителя, ни заступ археолога не коснулся сокровищ Алариха — многометровый слой воды и быстрое течение стали самыми надежными стражами погребения. Никто даже не знает точно, где находится его могила (известен лишь город — Козенца)…

В начале IV века на западную Европу обрушились дикие орды гуннов, вырвавшиеся откуда-то из глубин Центральной Азии. Смерть и разорение приходили в страны, куда вторгались на своих низкорослых конях эти коренастые, безбородые, похожие на скопцов всадники. «Колчан которых как открытый гроб», — говорили о них византийские авторы, с ужасом вспоминая древние библейские пророчества. Еще до перехода Дуная гунны подвергли опустошению целые области в Средней Азии, на Кавказе, в Причерноморье и Крыму, Передней Азии, дойдя здесь чуть ли не до Египта. Как писал латинский летописец Иероним, Иерусалим и Тир готовились к осаде, Аравия, Финикия, Палестина и Египет «были пленены страхом», ожидая прихода гуннов. «Ни серебро… ни золото не сможет спасти… в день гнева… и огнем ревности его пожрана будет вся эта земля, ибо истребление, и притом внезапное, совершит он над всеми жителями земли». Разумеется, в этих странах гунны захватили огромное количество пленных и, «благодаря своей неудержимой жажде золота», по словам летописца, собрали огромную добычу. Затем гунны вернулись в Причерноморье, а через десять лет уже объявились на берегах Дуная…

В 453 году умер вождь гуннов, наводивший ужас на всю Европу, Аттила, прозванный здесь «Бич божий», вошедший в мировую историю как своеобразный «эталон» дикого варвара-завоевателя. Тело его было помещено в золотой гроб, золотой — в серебряный, серебряный — в железный. Весь этот тройной саркофаг вместе с несметными сокровищами затем был предан земле и похоронен по гото-гуннскому образцу. Гунны устроили кровавую тризну — для того, чтобы сохранить в тайне место погребения вождя, гунны перебили всех, кто участвовал в похоронах. Могила его в Паннонии так и осталась не найденной до сих пор…

Иной вариант сокрытия захоронений был предложен другими завоевателями — монголами. Когда умер Чингисхан, тело его было предано земле среди бескрайней степи. Место, где лежал кровавый воитель, разрушивший половину тогдашнего цивилизованного мира, не было отмечено ни единым кустиком, ни деревцем. Однако, чтобы скрыть даже малейшие следы погребения, через степь с могилой прогнали гигантский табун лошадей — целый тумен, то есть «тьму», в 10 тысяч голов. Могила Чингисхана тоже не найдена до сих пор…

Если копыта «священного тумена» могли попирать землю, в которой упокоился один из самых жестоких завоевателей мира, обожествленный еще при жизни, то случись подобное «попрание», например, у бухеба в Западной Африке (Гвинея), это сочли бы страшнейшим святотатством, надругательством над умершим. Бухеба, как и многие другие народы Африки, чтобы предохранить могилы предков от осквернения — одним из самых тяжких преступлений считалось «топтание могилы», — сооружали на видном месте «фальшивую могилу», а где-нибудь в потаенной глуши леса делали настоящую, и место это держали в большой тайне, о которой знали лишь ближайшие «родственники по крови».

У соседей бухеба, народа моси (Верхняя Вольта), в средневековом государстве Ятенга, что находилось рядом с известными западноафриканскими королевствами Мали, Сонгай и Сегу, дабы не случилось того же со священными королевскими усыпальницами, при дворе верховного правителя «моро-наба» существовала даже специальная должность «ларале-наба», или «смотритель за королевскими могилами». Подобное же, как известно, отличало и Древний Египет, где сохранялся целый штат служителей, смотрителей, воинов-стражников и рабов-сфинксов, обслуживавших знаменитый царский некрополь — «город мертвых», что находился в известной Долине Царей, на западном берегу Нила. Где-то в Западной (Ливийской) пустыне, где заходило и «умирало» солнце, и располагался Аментис (т. е. «запад») — египетское «царство мертвых»…

«Загробная жизнь» знатного египтянина, как и его гробница, считались, по воззрениям древних египтян, священными и неприкосновенными. Проклятие умершего, особенно его души-двойника и гения-хранителя «Ка», для которого и сооружалась гробница, падали на того, кто попытается нанести вред усыпальнице, оскверняя или же расхищая ее содержимое. Так, в некоторых пирамидах археологи встретили текст, известный ныне египтологам под названием «Обращение к живым», с просьбой не вредить гробнице и умершему, обращенный к тем, кто окажется в некрополе или же в самой усыпальнице.

По сообщению испанского хрониста Родригеса Фресле, нечто подобное знали и чибча-муиски в районе Боготы. Когда к власти приходил очередной правитель, жрецы начинали готовить его к… смерти, подыскивая тайное место для его будущего погребения. И вот правитель умирал, и его набальзамированное тело помещали в выдолбленный ствол священной пальмы, снаружи и изнутри обитый в три слоя тонкими золотыми пластинами. Гроб-колоду опускали в глубокую яму и засыпали все слоем песка, а затем, как это было принято, сверху укладывали убитых жен, слуг, рабов, предварительно опоенных чтобы не страшно было умирать — дурманящим настоем из табака и специальных трав. Могилу правителя старательно засыпали и заравнивали землей, скрывая всякие следы захоронения. А иногда отводили на могилу воды ближайшего ручья или речонки, чтобы навечно утаить от живых место упокоения их владыки. Одним словом, мертвые прячутся — живые ищут…Вот уже около пяти тысяч лет!

ОГРАБЛЕННЫЕ ФАРАОНЫ

Ограбленные фараоны

Любящие жизнь и ненавидящие смерть

О вы, живущие на земле, любящие жизнь и ненавидящие смерть, проходящие мимо этой гробницы! Скажите: тысяча хлебов и пива, тысяча гусей и быков, тысяча одежд, тысяча вещей всяких хороших для покойного…

Древнеегипетская надпись на каменной стеле

Спрячь золото верней!
Смотри, следят за нами,
Спрячь золото верней!
Свет солнца страшен мне:
Меня ограбить может пламя
Его лучей.

Спрячь золото верней:
Не здесь, а под семью замками…

Но как узнать, но как узнать,
Откуда вора можно ждать?

Э. Верхарн. Золото

Спрячь золото верней!

Насколько могущественные при жизни владыки стран и народов, уносившие с собой в загробный мир накопленные или завоеванные богатства, настолько бессильные после смерти, они еще в древности оказывались во власти тех людей, которых сегодня называют «грабителями могил». И это странное ремесло, насчитывающее уже не одну тысячу лет, зародилось в глубокой древности — видимо, в то время, когда первый владыка решился доверить свои сокровища земле, пытаясь обеспечить себе безбедное существование и на «том свете».

…Оказалась пустой самая древняя пирамида Египта, ступенчатая усыпальница Джосера, быть может, предполагают исследователи, ограбленная спустя 500 лет после ее постройки. Взломщики этого каменного сейфа двигались в направлении к усыпальнице фараона, уже около четырех с половиной тысяч лет назад проделывая исключительно тяжелую работу: при помощи примитивных орудий они пробивали дорогу к сокровищам в толще пирамиды и скального основания… Пустыми оказались могилы священных быков древних египтян — Аписов… Пустыми были могилы самых древних фараонов в Абидосе, вторая по величине пирамида Хефрена, «пирамида ужаса» последнего царя «солнечной династии» Унаса и многие-многие другие усыпальницы владык Египта.

«Алчны сердца, на чужое зарится каждый… В сердцах воцарилась корысть. Что толку — искать в них опоры?… Зло наводнило землю, нет ему ни конца и ни края…» — читаем мы в одном из папирусов последних столетий Древнего царства (история Египта делится исследователями на три условных периода: Древнего, Среднего, Нового царств и историю позднейшего времени VII–III вв. до н. э., вплоть до завоевания Египта войсками Александра Македонского и начала эллинистического периода). Где-то во время написания папируса «Спор разочарованного со своей душой» заканчивалась грандиозным восстанием крестьян и рабов «эпоха великих пирамид». И где-то, видимо, в это же время мумии Джосера, Хуфу-Хеопса, Хаф-ра-Хефрена, Менкаура-Микерина и других «бессмертных владык» Египта были извлечены из Города Вечности (некрополя) и выброшены наружу вместе с сокровищами. Понятна поэтому великая «тоска и печаль» по добрым старым временам «закона и порядка» разочарованного автора папируса. Скорее всего им был, как считают египтологи, кто-то из отживающей свой век старой аристократии Египта, томимый сознанием своей исторической обреченности, — в предчувствии грозных событий 2250 годов до нашей эры, которыми датируется некоторыми исследователями это народное восстание против «отцов пирамид».

Разграбление и осквернение «святых могил» еще в период Древнего царства привело к тому, что в эпоху Среднего царства египтяне начали изыскивать всевозможные и порой весьма хитроумные способы сокрытия и предохранения усыпальниц владык и знати. Так, например, в период Среднего царства они уже перестали строить прежние гробницы-мастабы (от араб, «скамья» — из-за внешнего сходства со скамьей прямоугольных зданий-гробниц со слегка наклоненными стенами и плоской крышей), легко заметные на поверхности, и начали зарывать знатных покойников в глубокие скальные могилы. Гробницы старались не только тщательно маскировать, делать их как можно глубже, прикрывая сверху тоннами земли и песка, но и сложнее по своему внутреннему устройству.

Например, что «выдумал» архитектор Сенусертанх, живший в период XII династии (2000–1785 гг. до н. э.) эпохи Среднего царства. Так, весь наклонный ход к подземному склепу он приказал завалить после своего погребения глыбами камней, а конец его — у коридора, ведущего к усыпальнице, — засыпать грудами песка. При этом над тем местом, где лежал песок, была вырыта огромная вертикальная шахта до «дневной поверхности», тоже наполненная сухим песком. Если бы грабители даже расчистили проход, вынув огромные камни, то, по мере того, как они вынимали бы песок, новые порции его все время поступали бы сверху, не давая возможности добраться до могилы. Черпай себе песок, как воду решетом! Но вот что еще придумал для себя изобретательный архитектор — четыре расположенные друг за другом, опускающиеся наглухо плиты-двери, запиравшие в коридоре доступы к склепу с усыпальницей. Когда уходили последние члены погребальной процессии (до этого заградительные камни были подняты в специальные ниши в потолке коридора), они выбивали замки-крепления, и плиты с шумом опускались вниз, навечно замуровывая дорогу к мертвому архитектору, унесшему в царство мертвых все свои гонорары за устройство «хитрых гробниц».

Грабители оказались хитрее, зная простую истину, что «на всякого мудреца довольно простоты». Они не стали ломиться в закрытую дверь, а просто-напросто проложили в скале со стороны склепа свой, прорытый ими в поте лица потайной ход и… ограбили архитектора. Однако коллеги Сенусертанха, если верить «отцу истории» Геродоту, все же взяли реванш в другой раз и у другого лица. Так, Геродот оставил нам в своем знаменитом труде интересный рассказ о фараоне Рампсините, то есть о Рамзесе II Великом, и его сокровищах, о попытках разорить фараона. Это предание, записанное великим историком во время посещения Египта, содержится во второй книге его «Истории».

…Рампсинит, по рассказам жрецов, был очень богат, и никто из царей не мог превзойти его богатством или хоть как-то сравняться с ним. Желая хранить свои сокровища в самом безопасном месте, царь повелел построить каменное здание так, чтобы одна стена примыкала к царскому дворцу, а другие были бы сплошными, каменными, без окон и дверей. Но старый архитектор, отец двоих сыновей, схитрил и устроил следующее — он сложил камни так, что один из них при желании можно было бы с легкостью вынуть даже слабому человеку, а перед смертью поделился с сыновьями тайной царской сокровищницы: нарисовал план и рассказал, как добраться им до фараонова золота, чтобы стать «казначеями» царских сокровищ. Похоронив отца, сыновья сразу же приступили к делу — пробрались ночью к золоту и унесли часть его. Так они делали несколько раз, и фараон, приходивший любоваться по утрам на свои богатства, с удивлением обнаружил, что кто-то посещает его кладовые, унося часть золота. Однако печати на дверях были целы, а на каменном полу не было и намека на следы. Фараон понял: пройдет год-другой, а может быть, и больше, и он останется вообще без золота.

Тогда он сделал вот что, пишет Геродот: приказал наготовить капканов и поставить их по всему помещению, у сосудов с сокровищами и корзин с драгоценностями, приковав капканы к полу прочными цепями. Через какое-то время братья снова отправились в свою «казну», и младший из них попал ногой в ловушку. Ничто не помогло, сломался нож, но капкан был намертво закреплен в полу. Тогда младший сказал: «Я пропал, меня не спасти. Оставайся с матерью… Но вначале возьми мой нож и отрежь мне голову, а затем унеси с собой, чтобы никто не узнал, кто воровал, — иначе казнят и мать и тебя». Брату ничего не оставалось, как решиться на это страшное дело…

Утром Рампсинит нашел только обезглавленного мертвеца, попавшего в капкан. Понял он, что противник у него умен и с ним нелегко будет бороться. По совету жрецов приказал фараон выставить труп вора на городской стене, поставить стражу и внимательных соглядатаев, чтобы они хватали всякого, кто вздумает оплакивать покойника. Но вор и здесь оказался на высоте — хитростью ему удалось уже под вечер напоить стражу вином и увезти труп своего брата. Но не успел он предать тело покойного земле, на попечение богу мертвых Анубису, как новая весть собрала жителей города в одном из «веселых кварталов», по соседству с дворцом… (В этом месте Геродот делает следующую ремарку, прежде чем перейти к дальнейшему изложению своей детективной истории: «Я-то, впрочем, этому не верю»).

А речь идет вот о чем. Фараон, рассердившийся не нa шутку, решил любым путем узнать, что же это за ловкий плут, взявший на себя смелость вступить в единоборство с владыкой Верхнего и Нижнего Египтов. Для этого будто бы фараон разрешил своей дочери выбрать жениха по своему вкусу, приказав ей принимать на свиданьи всех без разбора, не взирая на чины и звания, не обращая внимание на происхождение. Но прежде она должна заставлять каждого, входящего к ней, рассказывать свой самый хитрый, дерзкий и нечестный поступок в жизни. А кто расскажет историю об ограблении фараона и о последствиях оного, она пусть схватит за руку и даст знать стражникам, которые будут спрятаны поблизости.

Как было приказано, так было и сделано. Но брат сразу же разгадал хитрый маневр своего противника. Он пришел на свидание к царевне, рассказал ей об ограблении сокровищницы, о гибели брата и о том, как он выкрал его тело. Царевна подняла крик, схватила грабителя за руку. Увы, когда с факелами и обнаженными мечами в комнату ворвалась стража, царевна держала в руках… отрубленную по самое плечо руку. Не теплую, живую руку, а холодную руку мертвеца, которую брат взял у своего непогребенного брата…

Когда фараону сообщили об этой новой проделке дерзкого грабителя сокровищ, тот поразился ловкости и отваге этого человека, обещая ему полную амнистию и… руку своей дочери. Вскоре состоялась свадьба, ибо, как пишет Геродот, фараон полагал, что египтяне умнее всех народов на свете, а этот человек оказался даже умнее прочих египтян, включая и самого фараона, — самым умнейшим человеком на свете. Ему можно было доверить великое царство…

Разумеется, в этом легендарном рассказе переплелись быль и небылица, а точнее всего, историком была записана одна из народных египетских сказок, слышимая Геродотом во время посещения Египта. Однако, вне всякого сомнения, это один из древнейших легендарно-сказочных детективов, в котором нашли отображение мотивы ограбления царских сокровищниц, которыми, как правило, и являлись пирамидоподобные усыпальницы. На это указывает как само описание «глухой постройки», так и роль мертвого тела, расчлененного на части и выносимого наружу (здесь грабитель, чтобы обезопасить себя от мести «Ка», отрубает голову и забирает ее с собой).

Конечно, можно и не поверить Геродотовой сказке. Мало ли что фантастического записал во время путешествий по тому же Египту знаменитый, но доверчивый исследователь. Ведь в его «Истории», наряду с правдивыми рассказами, можно встретить такое… Однако в его сказке о сокровищах Рампсинита и об ограблении знаменитого фараона все же заключена доля истины, как это узнали ученые-египтологи из одного древнего папируса (а это уже документ!), обнаруженного в 1935 году…

Мы не будем рассказывать «детектив о детективе» — криминальную историю о том, как у грабителей могил XIX века было обнаружено в подлиннике одно из самых древнейших уголовных дел, связанное с… грабителями могил эпохи Рамзесидов (всего чуть более ста лет спустя после царствования фараона Рамзеса II Великого, которого Геродот именует Рампсинитом). Речь идет о знаменитом папирусе Амхерста-Капара, относимом к царствованию Рамзеса IX (около 1126 г. до н. э.). Это был не легендарный, как у Геродота, а документированный протокол судебного заседания, воспроизводивший подробности далеко не первого в истории Египта дела об ограблении гробниц. Читателя, пожелавшего подробнее ознакомиться с этим, пожалуй, одним из первых уголовных дел в истории, мы отсылаем к известной книге К. Керама «Боги, гробницы, ученые» (роман об археологии), которая была издана у нас в стране в 1960 году издательством «Иностранная литература».

Как рассказывает папирус Амхерста-Капара, «профессия» грабителей могил — одна из самых древнейших в криминальном деле: уже тогда, более трех тысяч лет тому назад, существовала организованная преступность, первые документально засвидетельствованные в истории преступники и первые следователи, а коррупция, подкуп и шантаж уже стали неотъемлемыми спутниками грабителей могил. Пытаясь защитить царские усыпальницы, фараоны и египетская знать уже тогда вынуждены были держать специализированную службу охраны на западном берегу Нила, где располагались некрополи — «города мертвых». Видимо, охрана гробниц и была одной из древнейших функций первой в истории человечества «полиции». Более трех тысяч лет назад!..

Не надеясь на стражу, с которой, как показывает древний папирус, можно было найти общий язык грабителям могил, фараоны стремятся всячески сокрыть или затруднить доступ к погребальной камере, наполненной сокровищами. И чего только не было изобретено и опробовано фараонами!

Как правило, вход в склеп закрывался изнутри тяжелым замковым камнем. После совершения погребальной церемонии из-под камня выбивались опоры, и он, съезжая вниз, напрочь замуровывал проход в центральный покой, где стоял саркофаг с золотой мумией фараона, а в соседних помещениях располагались его сокровища. Такой же огромный камень, спущенный вниз по наклонному ходу в склеп, закрывал дверь в коридор. Колодец, по которому поднимались люди, после того, как замуровывались входы и выходы, засыпался землей и закладывался плитой, не отличающейся от соседних плит. Фараон, вроде бы, мог мирно спать под стометровой громадой пирамиды, не доступный ни людям, ни демонам…

Но наиболее важной (и страшной!) в глазах египтян должна была быть «психическая» защита священных мумий от грабителей могил. По их верованиям (которые даже сегодня считаются «фантастами от археологии» — «последним словом» древнеегипетской магической науки, до которой нам еще далеко), мумии были окружены своего рода «ореолом неприкосновенности» (уже в наши дни «пирамидоманы», так называемые «знатоки-любители» тайн и секретов Древнего Египта, назовут его «поясом излучения», способным отбросить и даже убить осквернителей могил). Кроме того, умершие были будто бы защищены и «материальной» поддержкой. «Стражи загробного царства от меня отстраняют людей…» — читаем мы на одной надгробной египетской стеле, надпись которой получила У египтологов название «Плач по усопшим»…

Это были статуэтки, ритуальные предметы и даже «ларвы», то есть злые духи умерших, не находящие себе покоя после смерти и призванные будто бы вызывать ужасные галлюцинации у тех, кто без разрешения проникнет в гробницу. Далее, завершая похоронный обряд, жрецы как бы обращались к «инфернальным» (адским) божествам, настоящим вампирам астрального мира, заставляя и прося их взять под свою опеку Умершего и нести возле его «тени» неусыпный караул. Кстати говоря, эта «психическая» защита, которая могла действовать лишь на древних египтян (да и то на тех, кто верил в сказки жрецов), уже в наши дни, в XX веке, послужила основой легенды о знаменитом «Проклятии фараона» (в связи с открытием гробницы Тутанхамона и смертью некоторых из ее исследователей — смертью, правда, никак не связанной с «проклятием»). О нем много писали в 20-30-х годах нашего века.

Увы, от грабителей могил не спасли ни страшные заклятия, ни охранные надписи, обрекающие воров на муки в загробном мире, ни каменные глыбы, ни запутанные лабиринты подземелий, ямы, которые внезапно разверзались, если тронуть какой-нибудь специальный «рычажный камень», или же плиты, вдруг обрушивающиеся на головы незадачливых грабителей, когда приходил в действие другой механизм. Археологов ждали пустые залы, гулкие коридоры, развороченные саркофаги…

Такими пирамиды были и в древности, когда Египет посетили в I в. до н. э. греческий историк Диодор Сицилийский и его современник и соотечественник, географ Страбон, нашедшие усыпальницы фараонов давно уже опустошенными и заброшенными. Уже тогда Страбон насчитал «около 40 царских гробниц, высеченных в каменных пещерах, замечательно отделанных и заслуживающих осмотра». Впрочем, по свидетельству самих египтян — и достаточно раннему свидетельству, датируемому XXI в. до н. э.,- многие из пирамид стояли совершенно пустыми и заброшенными в еще более глубокой древности:

Я слышал слова Имхотепа и Джедефора,
Слова, которые все повторяют.
А что с их гробницами?
Стены обрушились,
Не сохранилось даже место, где они стояли,
Словно никогда их и не было.

(Перевод А. Ахматовой)

А ведь Имхотепа, советника фараона III династии Джосера, строителя первой пирамиды Египта в XXVIII в. до н. э., в течение всех веков египетской истории почитали одним из величайших мудрецов древности, в честь которого сооружали даже храмы… Но спустя тысячелетие, в XIII в. до н. э., все тот же мотив вновь звучит в знаменитом «Прославлении писцов»:

Жрецы заупокойных служб исчезли,
Их памятники покрылись грязью,
Гробницы их забыты…

(Перевод А. Ахматовой)

И тем не менее даже во времена Геродота, когда «прославленный историк путешествовал по Египту и внимательно записывал рассказы жрецов, некоторые из пирамид были еще не ограблены. Историк пишет о пирамиде в Хаваре с заупокойным храмом, которые он называл «лабиринтом»: «О подземных же покоях знаю лишь по рассказам: смотрители-египтяне ни за что не желали показать их, говоря, что там находятся гробницы царей, воздвигших этот лабиринт, а также гробницы священных крокодилов. Потому-то я говорю о нижних покоях лишь понаслышке…»

Насколько тяжела была «работа» первых грабителей могил, говорит тот факт, что в составе «добрых компаньонов», как их называют папирусы, находились мастера-профессионалы — каменщики, медники и другие, хорошо знающие конструкции пирамид и отлично владеющие инструментами. Ведь им приходилось пробиваться сквозь толщу каменной громады, а это дело нелегкое даже для наших современников, вооруженных новейшей техникой. Еще бы, когда самую большую пирамиду Египта, знаменитую усыпальницу Хеопса, вместе с дорогой к ней и каналом, строило 100 тысяч человек в течение 30 лет! Вес каждого из двух с половиной миллионов огромных камней, слагающих пирамиду, в среднем равнялся двум тоннам. И тем не менее гигант древнего мира оказался ограбленным еще в глубокой древности…

Нужно не забывать при этом, что грабителям пирамид приходилось действовать, мягко говоря, в сложных условиях, работая тайно по ночам и вынося землю и щебень мешками, корзинами, чтобы никто не обнаружил подкопа. Тот же Геродот вспоминает, что в городе Нине в Ассирии ему пришлось слышать об ограблении царской сокровищницы Сарданапала, заключенной в глубокое подземелье. Там грабители принялись копать туннель от своего дома к царскому дворцу, землю же, вынимаемую из подкопа, они ночью сбрасывали в реку Тигр, текущую у города. Подобным же образом, видимо, поступали и египетские «медвежатники» — Великий Хапи смывал все следы преступления…

Сенусерт II, а затем его преемник Сенусерт III, зная и учитывая печальную судьбу своих ограбленных предшественников, пытаются перехитрить грабителей. Они строят самые хитрые в истории Египта пирамиды с удивительно сложной и запутанной системой лабиринтов, подземных переходов, ложных тупиковых ходов и даже со специально устроенной… фиктивной могилой. Она должна была убедить воров в том, что в пирамиде уже кто-то побывал до них. Но все напрасно — битву за золото фараонов выигрывают грабители…

Когда же им не удавалось «напролом» добраться к заветной цели, древнеегипетские грабители могил действовали «в обход», хотя и не всегда удачно. Так, в 1931–1932 годах французский археолог Пьер Монте случайно наткнулся на усыпальницу фараона XXII династии Шешонка, ограбленную древними гробокопателями. Именно здесь грабители использовали обходный маневр, чтобы добраться до золота фараона. Крышка саркофага оказалась такой тяжелой и массивной, что поднять ее грабители не смогли. Тогда они просверлили сбоку у изголовья саркофага небольшое отверстие и через эту дыру, видимо, крючками вытащили золотую маску мумии и ее ожерелье. До остального золота они добраться не смогли, и оно попало в руки археологов.

…Лабиринты, лестницы, ловушки, шахты, передвигающиеся полы и крыши, каменные пробки уже не могут сохранить священные могилы. Особенно, сообщают папирусы, «падение нравов» отмечено в эпоху Рамзесидов XIX–XXI династий, когда грабители стали действовать настолько дерзко, что проникали даже в святая святых — Долину Царей (именно об этом рассказывает нам папирус Амхерста-Капара). В это же время стража нередко вступала в сговор с преступниками и делила с ними добычу, указывая наиболее короткий путь к цели.

И вот в X–XI вв. до н. э. царь-жрец Херихор, уже ни на что не надеясь, приказывает обойти царские усыпальницы, собрать драгоценные мумии и спрятать их в засекреченный тайник у храма Дейр-эль-Бахри. Государственная власть и некогда всесильное жречество уже не в состоянии были защитить священные мумии от ненасытной алчности грабителей могил, не верящих ни в бога, ни в черта… Многие из уцелевших фараонов вынуждены были сменить адрес — под покровом ночи верные жрецы, предводительствуемые Принцем Запада, доставили их мумии из Долины Царей в специальный тайник, вырубленный в скалах на глубине более 9 метров. Вход в шахту был опечатан и старательно замаскирован от чужих глаз. Теперь уже сами жрецы действовали подобно своим противникам — тихо, тайно, под покровом ночи…

Трудно сказать, клялись ли они вечно хранить священную тайну, но, как показали открытия нового времени, они крепко держали язык за зубами, потому что перенесенные ими мумии — а всего было перепрятано 36 саркофагов — пролежали нетронутыми около 3000 лет. А может быть, этих жрецов умертвили, дав им испить яду, чтобы о тайне знали лишь один-два человека в государстве. И такое вполне могло произойти, ибо опыт научил фараонов никогда и никому не доверять, а особенно строителям и архитекторам: ведь у тех остаются наследники, которые могут стать «казначеями» царских сокровищниц…

Только летом 1881 года ученые открыли загадочный тайник с мумиями фараонов, за несколько лет до этого обнаруженный местными кладоискателями, грабителями могил конца XIX века. Сети I, Рамзес II Великий, Аменофис, Ахмес, Сезострис, Рамзес III и другие — всего исследователи насчитали 36 мумий; складывая их в тайник, жрецы, как в музее, не забыли оставить на каждой из них таблету с именем и указанием, где она была захоронена прежде (выяснилось, например, что Рамзес III трижды путешествовал с места на место). А спустя 17 лет, в 1898 году, в гробнице Аменхотепа II, тоже ограбленной еще в древности, посчастливилось найти еще тринадцать мумий фараонов и их ближайших родственников.

…Любопытно представить себе первых грабителей могил — не коронованных завоевателей, а простых людей, избравших в древности такую опасную и рискованную профессию. Нарушить покой фараона — что может быть кощунственнее этого? Какой отчаянной смелостью, изобретательностью и неверием в месть «потусторонних сил» нужно обладать, чтобы решиться на подобный шаг… Англичанин Ричард Пок в 1743 году с ужасом описывал в книге «Картины востока» Долину Царей. Будто бы все здесь вымерло, ни следов каких-либо поселений, ни дерева, ни травинки, ни дыхания жизни. Спутники англичанина не решались провести ночь в этом унылом месте. Им казалось, что духи прошлого, души усопших фараонов, витают в мрачной Долине Мертвых.

А лет через 25 лабиринт диких, бесплодных ущелий на западном берегу Нила посетил образованный и просвещенный английский консул в Алжире Джеймс Брюс, страстный любитель древностей. Он рассказал о тех трудностях, которые ему пришлось преодолеть, уговаривая местных гидов сопровождать его ко «Вратам царей» — «Бибан-эль-Мулук», как говорили арабы. Охваченные суеверным ужасом, проводники просто-напросто бросили любознательного путешественника одного, когда тот решил переночевать в таинственной долине. Оставшись наедине с грозными тенями, Брюс не смог вынести угнетавшей тишины долины, и лишь солнце село, как им неожиданно овладело такое чувство страха, что путешественник со всех ног пустился бежать к берегу Нила…

Не случайно, что после подобных описаний и знакомства европейцев с этой древней страной в западноевропейской литературе появляется мистический образ «злодея», знакомого с тайнами мертвых фараонов. «Духовидец» Шиллера владеет секретом долголетия, который он будто бы добыл в древней пирамиде. Эдвард Беллингем в новелле Конан-Дойля «Номер 249» с помощью магических формул, почерпнутых в древнем папирусе, оживляет египетскую мумию, и та, по его приказу, как оживший упырь-зомби, совершает ряд преступлений. А легендарный авантюрист — граф Калиостро, дурачивший доверчивую Европу! Наивные слушатели, любившие пощекотать нервы, всерьез верили, что он владеет магическими формулами жизни и смерти, опять-таки египетского происхождения, имеет «философский камень» и может получать золото в неограниченных количествах. Когда же какой-то не в меру любознательный и невежественный сноб, заплатив крупную сумму денег слуге Калиостро, спросил того: правда ли, что его хозяин знает тайну бессмертия и живет на земле уже не одну тысячу лет? На это слуга ответил, нимало не смущаясь: «Право, сударь, я этого не знаю, так как служу у него всего четыреста лет…»

Рецидивы подобного мистического отношения к мертвым фараонам, обряду мумификации, баснословным богатствам владык Верхнего и Нижнего Египтов, а вернее, к загадкам исчезнувшей цивилизации, к еще не разгаданным их тайнам, заставляют сегодня некоторых популяризаторов так называемой «фантастической археологии и истории», как швейцарец Эрих Дспикен и другие, говорить о «математических тайнах» древних пирамид (и в первую очередь пирамиды Хеопса). К сожалению, недостаток места не дает возможности рассказать более подробно о «гаданиях на пирамидах» — этом целом направлении «пирамидоманов» (их критики именуют «пирамидиотами») в сегодняшней оккультной литературе Запада, о фантастических концепциях египетской истории и археологии, «тайнах мумификации» в том значении и смысле, в каком их понимают сторонники «фантастической археологии», и о многом другом, что так или иначе тянется черным туманом из глубины веков древней долины Нила в наш «просвещенный» XX век.

…Надо думать, что мистический туман, окутывавший гробницы фараонов, в глубокой древности был не менее густ и непроницаем, чем в просвещенной Европе XVIII–XIX и даже XX веков. Еще тогда он породил массу всевозможных суеверий и запретов, надежней любых запоров охранявших сокровища пирамид. «Могила человека есть место рождения богов», — как верно говорил Людвиг Фейербах, и это лучше всего характеризовало отношение древних египтян к смерти. Одним словом, мертвый владыка был не менее страшен, чем живой, тем более что культ мертвых с его пантеоном мрачных божеств со временем стал одним из основных в религии Древнего Египта.

Действительно, но первые грабители могил — рабы, рабочие-строители, свободные общинники-крестьяне и другие, решившие таким путем перераспределить богатства фараонов и знати, оказались и первыми… стихийными «атеистами», задолго до Гераклита, Эпикура и Лукреция усвоившими простую истину, что, кроме кар земных, не существует на свете никаких иных «кар небесных». Разумеется, какое дело рабу-чужеплеменнику, лишенному всяких гражданских прав, до гнева чужих богов, если от него отвернулись даже свои боги и отдали его в рабство. Именно из них, надо полагать, и формировались основные кадры грабителей могил. Правда, их «эмпирический метод отрицания» осуждало — мягко говоря! — не одно поколение фараонов, жрецов, авантюристов-кладоискателей и археологов, ограбленных в равной мере как те, так и другие…

Не под влиянием ли участившихся случаев разграбления могил в конце эпохи Древнего царства в египетском обществе зарождается определенный скептицизм, зреет неверие в «потустороннее бытие», реальность существования загробного мира? Этот скептицизм явственно звучит даже в текстах со стен древних усыпальниц египетской знати, например, как в надписи, датируемой концом Древнего царства:

Никто еще не приходил оттуда,
Чтобы рассказать, что там,
Чтобы поведать, чего им нужно,
И наши сердца успокоить,
Пока мы сами не достигнем места,
Куда они удалились.
А потому утешь свое сердце…

(XXI в. до н. э. Перевод А. Ахматовой)

Ведь «причитания никого не спасают от могилы» и «видишь, никто из ушедших не вернулся обратно»! И через тысячу лет, в XIV–XII вв. до н. э., заряд этого скептицизма продолжал житъ в египетском обществе. Если верить надписям на стенах Усыпальниц, египтяне продолжали сильно сомневаться в «вечных» и «прописных» истинах, проповедуемых жрецами заупокойного культа.

Мне песни известны, что издревле взывают со стен усыпальниц,
Бытие восхваляя земное, обители вечной в ущерб.
Зачем они сводят на нет славу загробного мира…
(XIV в. до н. э. Перевод В. Потаповой)
Человек угасает, тело его становится прахом,
Все близкие его исчезают с земли…

(XIII в. до н. э. Перевод А. Ахматовой)

Тягостен уход в страну молчанья.
Бденье сном сменяется навеки.
Кто и ночью бодрствовал, бывало, —
День-деньской лежит в оцепененье.

(XII в. до н. э. Перевод В. Потаповой).

И нет ничего странного, что именно в XIV–XII вв. до н. э. накануне «сокрытия мумий» в тайниках Дейр-элъ-Бахри, «вторая волна» ограблений могил фараонов и знати прокатывается по Египту. Именно к XII в. до н. э. и относится знаменитое «дело» по ограблению усыпальниц в Долине Царей.

Фараоны регулярно высекали на стенах гробниц и саркофагов одну охранительную надпись за другой, одно проклятие в адрес возможных грабителей за другим. И, может быть, они звучали примерно так в современном вольном переводе: «Да пусть у тебя, о нечестивец, отсохнут руки, ослепнут глаза и отнимутся ноги, если ты сейчас же не вылезешь из моей могилы, куда тебя никто не звал…» Или же так: «Брось, брось, тебе говорят, мою корону, не сдирай позолоту, негодяй, с моего божественного лика…» Грабители же не менее упорно игнорировали ругань по своему адресу и продолжали вскрывать один «каменный сейф» за другим. На всякий случай сжигая божественную мумию или унося с собой ее голову, чтобы оскорбленный «дух мертвого» не преследовал грабителей, когда они будут возвращаться назад. Но на Анубиса надейся, да сам не плошай!

Папирусы рассказывают нам о судебных делах против грабителей, говорят о «падении морали», «пренебрежении к порядку и религии», естественно, по мнению правящего класса Египта. Даже жрецы бога Амона пишут на своих гробницах крамольные слова: «Беглый миг, когда видят луч солнца, стоит больше вечности и господства над царством мертвых». О том, как поступали в те времена с пойманными грабителями могил, мы уже знаем из рассказа Геродота и догадываемся из названного выше папируса. Немецкий ученый Э. Церен в известной книге «Библейские холмы» дополняет рассказы папирусов и Геродота.

Так, пишет он, в 1952 году экспедиция египетских археологов из Департамента Службы древностей сделала одно любопытное открытие в пустыне Южной Нубии. Она нашла здесь гигантскую, 20-метровую статую сфинкса. Громадная фигура внутри оказалась полой и имела несколько камер. Проникнуть в этот каменный колосс можно было только поднявшись на высоту около 15 метров по приставной лестнице. Перед глазами изумленных исследователей возникла страшная картина: с потолка камер свисали кожаные петли, в узлах которых сохранились остатки человеческих ног, а пол был покрыт сотнями человеческих черепов. Очевидно, этот колосс с телом льва и головой человека издавна был местом казни. Приговоренных к смерти подвешивали здесь за ноги и выдерживали на горячем солнце до тех пор, пока распадавшееся тело не обрушивалось на пол камеры. Ведь в рассказе Геродота труп грабителя тоже был вывешен на всеобщее обозрение на городской стене…

Кончали ли здесь, в каменной пустотелой статуе, свою жизнь в страшных муках грабители могил или же «рабы-сфинксы» — опытные архитекторы и мастера по сооружению гробниц и сложных подземных ходов, тайну которых они должны были похоронить вместе с собственной жизнью в чреве такого сфинкса, не известно. Археологи считают, что это наверняка могли быть как те, так и другие. С тех пор было найдено еще несколько подобных сфинксов. Все они удалены от мест поселения в пустыню, и все они служили местом казни. Не случайно образ египетского сфинкса в европейской литературе получил такие зловеще таинственные и загадочные черты еще до открытия страшной роли и назначения этих статуй…

Прошли века и тысячелетия… По всему миру еще в древности были разграблены своими или чужими кладоискателями памятники старины — прекрасные скальные гробницы древних арабов — набатеев Петры в Сирии (причем ограблены, как заметил известный английский альпинист Джон Браун, опытными «мастерами-скалолазами» с использованием специального снаряжения). Тогда же в древности местные «знатоки» погребений один за другим в большинстве своем вскрыли недра златообильных курганов скифских царей и военачальников, в одном из них — в знаменитом Чертомлыке — даже был найден скелет не успевшего выскочить из-под земляного обвала скифа-грабителя. Старинными топорами и молотами, сквозь вечную мерзлоту прокладывали дорогу к сокровищам еще в Древности грабители чаатасов в долине Енисея и на Алтае. А что не успели взять они, добрали потом «бугровщики». Да разве перечтешь все те места на земном шаре, где бы еще в Древности не поработали бы кирка и заступ жадных на золото грабителей могил, предшественников современных латиноамериканских «уакерос», «счастливчиков» дореволюционной России и просто рядовых кладоискателей — предприимчивых одиночек или объединенных в преступные организации и банды.

КЛАДОИСКАТЕЛИ, КОЛЛЕКЦИОНЕРЫ, ГРАБИТЕЛИ

Кладоискатели, коллекционеры, грабители

Святилищя издревле хранят большие богатства

Когда гомеровские стихи… о том, что святилище Аполлона издревле хранит большие богатства, стали известны в Делъфах, местные жители, рассказывают, принялись перекапывать землю вокруг жертвенника и треножника, но, испуганные страшным землетрясением, одумались и побросали лопаты.

Элиан. Пестрые рассказы

Разрушить свидетельства прошлого очень легко, но эти разрушения необратимы.

Г. Картер. Дневники

Разрушить свидетельства прошлого очень легко, но эти разрушения необратимы

Так было всегда: зарытые сокровища, потаенные клады…

Упоминания о них мы находим еще у Платона — двадцать три века назад. О них же писал и Аристотель в своей «Политике». Страбон две тысячи лет назад сообщал, что в его время происходило разграбление древних могил в Коринфе — кладоискатели продавали древние вещи коллекционерам, искали сокровища. Элиан рассказывал об эпидемии кладоискательства, охватившей греческий город Дельфы. Увлечение антикварными вещами, поисками кладов несколько затихло в эпоху Римской империи, но все же не исчезло полностью. Более того, в Риме среди юристов даже активно дискутировался вопрос о юридической стороне кладоискательства: кому должны принадлежать найденные клады, кто их хозяин — владелец земли, на которой они были найдены, или же тот, кто их нашел? Император Юстиниан, пытаясь примирить столь противоположные точки зрения, предложил делить клад поровну между тем, кто нашел его, и тем, на чьей земле он был обнаружен.

На другом конце планеты, минуя моря, горы и великие степи, известный конфуцианский историк Бань Гу (I в. н. э.), люто ненавидя торговцев, эту «буржуазию» античного времени, метал на их головы громы и молнии китайского Неба, обвиняя их в том числе и в разграблении могил: «…они самовольно захватили горы и реки, медь и железо, рыбу и соль, места на рынках, ловко управляясь со счетными палочками… все они погрязли в беззакониях и преступлениях. А такие, как Цюй Шу, Цзи Фа и Юн Лэ-чэн, стали богачами, занимаясь вскрытием могил, азартной игрой, грабежами и (другими) преступлениями, но заняли места в одном ряду с хорошими людьми. Они… разрушали обычаи. В этом — путь к великому смятению». С чисто китайской наивностью в формулировках он восклицал, признавая реальными богатствами лишь «плоды земли»: «Ведь жемчуг, яшму, золото и серебро нельзя есть, когда голодно, и нельзя в них одеться, когда холодно. Но все же все их ценят, потому что они нужны государю…»

В раннее средневековье в Европе, полной войнами, набегами, переселениями народов, интерес к зарытым в неспокойное время сокровищам и кладоискательству не иссяк. Есть отрывочные сведения о том, что, например, франки собирали старинную римскую стеклянную посуду, а светские и церковные князья и вельможи составляли коллекции древних сосудов, монет, резных камней, утвари, украшений. Естественно, о драгоценностях и золоте мы и не говорим — они всегда были желанной добычей кладоискателей. Русский «Печерский Патерик» рассказывает о находке «латинских сосудов», в которых было «злата же и сребра бесчисленно множество».

В средневековье, когда верховным собственником всей земли в государстве стал считаться король (или какой-либо независимый феодал в своих владениях), они превращаются в хозяина всех найденных и ненайденных сокровищ. Стоило кому-либо донести, что тот или иной человек нашел клад и утаил его, кладоискателя ожидал королевский застенок или тюрьма феодала. Лишь король или удельный правитель мог сам распорядиться, какую часть из найденного сокровища следовало подарить нашедшему. От скупости или от щедрости феодала зависело вознаграждение кладоискателя, а так же и его жизнь, если он сам решил воспользоваться кладом. Так, чтобы овладеть сокровищем, о котором упоминает «Печерский Патерик», киевский князь Мстислав Святополкович, узнав, что печерский инок Федор со товарищем нашел в Варяжской пещере «варяжскую поклажу», «повелел мучить его крепко», пытать в дыму и, наконец, замучил окончательно, не допытавшись, куда упрямый инок сокрыл варяжский клад с «латинскими сосудами», найденными в пещере.

В другом рассказе о кладе сообщается, что бес, дабы насолить благочестивому старцу Авраамию Ростовскому, принял облик воина и, придя к великому князю Владимирскому, наговорил ему, будто старец Авраамий «налезе в земли сосуд медян, в нем же множество сосудов златых и поясов златых, и чепем не мощно цены уставити», и будто на это сокровище, достойное лишь князя, Авраамий и монастырь свой создал. Естественно, князь поверил бесовской выдумке, послал воина в Ростов, схватили подвижника и привели к князю. Увы, монах оказался настолько беден, что у него была одна лишь власяница, да и та изрядно потрепанная. Отца Авраамия отпустили с миром… Любопытно, что церковь при этом поддерживала притязания феодалов на зарытые в земле клады, стараясь в то же время урвать и свою долю. Например, в 1515 году римский папа Лев X издал Декрет, обязывающий предъявлять папскому правительству в Италии каждую найденную при раскопках вещь.

Среди кладоискателей, коллекционеров и грабителей могил, а грань между ними была относительна и достаточно условна, можно было встретить не только имена везучих кустарей-дилетантов. Порой в этой роли выступали целые племена, государственные организации, некоторые коронованные особы, признанные ученые, известные политические деятели и просто крупные международные авантюристы-профессионалы. Нередко поисками сокровищ занимались люди, наделенные недюжинными способностями, знаниями, мужеством и изобретательностью. Многие из них, возможно, могли бы стать первооткрывателями, учеными, землепроходцами, но, влекомые жаждой наживы, поисками призрачного счастья, они становились всего-навсего рядовыми кладоискателями, грабителями могил, обкрадывающими единственного законного владельца всех сокровищ земли — парод, живущий на ней.

Известный русский путешественник Козлов, исследовавший развалины мертвого города Эдзин-Гол, или Хара-Хото, как именовали его основатели-тангуты в XI–XIII вв., с удивлением отмечал, что кладоискательство в руинах стало давним промыслом местных кочевых племен. Торгоуты выкапывали из песка на развалинах города различные предметы и продавали их. Так же, вплоть до настоящего времени, поступали многие племена бедуинов Аравии и Северной Африки, за бесценок продававшие туристам уникальные находки, обнаруженные в руинах древних городов. Более того, иногда такой «антикварный бизнес» помогал затем археологам делать выдающиеся открытия и спасать от разграбления то, что еще уцелело…

У других народов, как отмечали путешественники, археологические находки, так и остатки древних городов, старинные могилы окружались особым вниманием и к ним относились с почтением. В одной из легенд африканцев-йорубов (Нигерия) «Каменный город Эсие» рассказывается о находках каменных фигурок близ местечка Эсие в нигерийской провинции Квара. Они, как и многие древние изваяния в Нигерии, были у местных жителей предметами религиозного поклонения и считались священными амулетами. В какой-то мере это спасало археологические памятники от разграбления и своими и чужими кладоискателями…

Любопытно, что даже у пришлых народов, которыми, например, можно считать «варваров» раннего средневековья в Италии, тоже порой сохранялось магическое, сверхъестественное отношение к «чужим могилам», к памятникам чуждой им цивилизации. Может быть, это объяснялось влиянием верований местного населения на пришельцев, заимствующих не только религиозные, но и этические нормы и представления, или же вообще сверхъестественным отношением к миру мертвых — своему ли, чужому… Так, в Италии в средние века в народе распространялись легенды о магической силе памятников античности, например, Колизея, с существованием которого связывали существование самого Рима. Один из хронистов VIII века записал: «Пока будет стоять Колизей — будет стоять и Рим, когда же рухнет Колизей — рухнет и Рим; с падением Рима погибнет весь мир».

Подобное же отношение к чужим могилам и святыням в средние века было отмечено и среди восточнославянского населения в Поволжье, а затем и в Сибири. В отличие от церковников, уничтожавших языческие капища «иноверцев», простой народ боялся подходить к «чудским могилам» и кумирам, опасаясь духов и «чуди». Историк Н. Н. Оглоблин, комментировавший в 1893 г. «сыскное дело» о Путивлъском кладе (1626 г.), писал: «Какой смысл этого распоряжения? (отдать случайно найденные при земляных работах в кургане золотые и серебряные вещи «на церковное строение». — Г. Б.). Очевидно, Гаврилов встретил в кургане костяки и хотя убедился в отсутствии здесь признаков христианского погребения, тем не менее не мог не почувствовать некоторого уважения и к костям «нехристей». Это чувство не позволило ему распорядиться найденными вещами на свои мирские потребности и заставило его отдать их церкви, в руках которой все неправоприобретенное людьми очищается и становится безгрешным. Этот взгляд и сейчас можно встретить в русском народе (конец XIX в. — Г. Б.)… Одно нарушение могильного покоя издавна причислялось и причисляется русским народом к числу крупных грехов и ставится почти рядом со святотатством. Тем строже относился народ к прямому ограблению могил. Очевидно, и Гаврилов счел своим невольным грехом вскрытие могилы неведомых ему покойников и поспешил «замолить» этот грех пожертвованием всего найденного клада «на церковное строение».

В другом конце земли, у другого народа, можно тоже встретить много легенд и рассказов о потаенных сокровищах и кладах, о вере в магическую силу предметов старины и т. п. Так, в знаменитых арабских сказках «Тысячи и одной ночи» в мало кому знакомой истории повествуется об арабских моряках, корабль которых был прибит сильным штормом к неизвестной земле, где обитали полуголые дикари. Путешественников поразила одна вещь: наблюдая, как местное население ловит рыбу, они заметили, что в сети рыбаков часто попадают закупоренные сосуды с «печатью Соломона». А когда сосуды открывали, оттуда с шумом и дымом вырывались на свободу заточенные в магические кувшины джинны.

Это морское приключение, рассказанное кормчим Талибом пятому Омейядскому халифу Абд ал-Малику, будто бы побудило последнего снарядить даже целую экспедицию в Северо-Западную Африку с целью собрать упомянутые «Соломоновы сосуды», выбрасываемые волнами на берег моря. Экспедиция любознательного халифа, возгоревшего страстью к «магической археологии», начала свой путь из Верхнего Египта и достигла какого-то загадочного Медного города, расположенного в песчаной Ливийской пустыне (север Сахары). Далее, как повествуется в этой фантастической истории, смешавшей быль и небылицы, встретился «археологам» самый настоящий джинн и сообщил им, что сосуды с печатью Соломона можно в изобилии найти в море Аль-Каркар («море тьмы»), где будто бы на побережье обитает какой-то горный народ карликов, спасшийся от всемирного потопа. Наконец, и сами путешественники встретились с карликами, одетыми в шкуры и разговаривающими на незнакомом языке. Погостив здесь несколько дней и собрав на берегу сосуды, «археологи» отправились в Дамаск для отчета халифу.

По мнению ученых, исследовавших арабские легенды, путешественники побывали у берегов Малого Сирта, пройдя через Ливийскую пустыню. Именно этот район до арабского завоевания был населен одним из берберских племен — «троглодитами», спасавшимися от палящего зноя в специально вырытых глубоких земляных жилищах. Здесь же, на берегу Средиземного моря, до сих пор возвышаются руины римского города Лептис Магна. Видимо, мореходы, плывшие в Сицилию, могли быть штормом прибиты к берегам Малого Сирта и найти здесь все те древние предметы и «сосуды Соломона», упоминаемые в легенде. Памятники древности, остатки пышной римской и карфагенской цивилизаций в изобилии встречаются до сих пор па берегу моря, в руинах Лептис Магна и вдоль части побережья Триполитании. Случайно, не о таких ли заброшенных древних городах говорят многие арабские легенды, как тот, о котором речь пойдет ниже?

«На этом месте раньше был большой город, но на его жителей напал мор, и все они погибли, и женщины, и мужчины, и дети, а город опустел и превратился в развалины, в которых перекликались совы и вороны… Тогда жители этих краев отправились к покинутому городу и довершили его разрушение, забирая все, что могло им пригодиться, пока не исчезли последние следы жилья и местность не уподобилась пустынной долине, заросшей колючими деревьями и кустарниками…» Видимо, за подобными древними предметами и «сосудами Соломона», что оставались еще в развалинах городов (а под «сосудами Соломона» следует понимать античные амфоры!), и была организована первая арабская «археологическая экспедиция». Кроме того, где-то здесь находилась и другая заманчивая цель — «сияющая гора» в форме колонны, содержащая, по верованиям сахарских номадов, в изобилии драгоценные камни, охраняемые полчищами змей от жадных чужеземцев, прельстившихся кажущейся беззащитностью «сияющей горы».

Вообще-то арабские сказания красочно повествуют о несметных сокровищах и богатейших кладах, оставшихся от далекой древности. Вспомним хотя бы известные всем сказки об Аладдине и его сокровищах или об Али-Бабе и его волшебной пещере, охраняемых древними магическими заклятиями.

…«Внутри западной пирамиды тридцать кладовых из разноцветного камня, наполненных дорогими каменьями, обильными богатствами, диковинными изображениями и роскошным оружием, которое смазано жиром, приготовленным с мудростью… И там же есть стекло, которое свертывается и не ломается, и разные смешанные зелья, и целебные воды. А во второй пирамиде — рассказы о волхвах, написанные на досках из кремня — для каждого волхва доска из досок мудрости, — и начертаны на этой доске его диковинные дела и поступки, а на стенах изображения людей, словно идолы, которые исполняют руками все ремесла».

В таких выражениях повествуют арабские сказания «Тысячи и одной ночи» о сокровищах египетских пирамид. И в них- не только сохранившиеся предания местных египтян, с богатым фольклором которых познакомились арабы во время завоевания Египта, но и знакомство самих арабов с гробницами фараонов и их волнующим содержимым. И Аладдин, и Али-Баба, и другие герои арабских сказаний могли сами побывать в сказочных пещерах-пирамидах и подземельях, где комнат с сокровищами столько же, как установили исследователи, сколько потаенных камер в настоящей древнеегипетской пирамиде, а количество ступеней, ведущих к ним, — ровно столько, сколько ступеней у тайных ходов пирамид, проложенных к сердцу усыпальницы.

Пожалуй, это самое наглядное свидетельство того, что вновь пришедшие завоеватели не раз взламывали гробницы и хорошо изучили конструкции усыпальниц в период арабского средневековья. Известный исследователь и переводчик арабских сказок «Тысячи и одной ночи» М. Салье так и говорит, что в них «мы находим мотивы, связанные с Древним Египтом, причем в сказке об Али-Бабе приведен и древнеегипетский обычай бальзамирования… Не являются ли эти мотивы отзвуками воспоминаний о разоренных гробницах и извлеченных из них мумиях египетских фараонов?» А всем хорошо знакомый сюжет «Аладдина и волшебной лампы» вообще целиком построен на ограблении царской усыпальницы. Об этом говорит не только расположение самой подземной сокровищницы, но и число и последовательность помещений, которые приходится проходить Аладдину в поисках волшебного светильника. По мысли исследователя, выдвинувшего эту гипотезу, описание больше всего подходит к гробницам, расположенным в Долине Царей и относящимся к эпохе Позднего царства.

В средневековом арабском героико-романтическом эпосе XIV–XV вв. «Жизнеописание Сайфа сына царя Зу Язана», этом одном из самых ранних фантастических произведений (чуть ли не в современном понимании жанра фантастической литературы), содержится масса интереснейших сведений о сокрытых усыпальницах с несметными сокровищами древних владык Египта. Вот отрывки из рассказа о том, как царевич Сайф завладел волшебными и могучими талисманами Сима, сына пророка Ноя. Хранитель этих чудесных сокровищ, маг и чародей, волшебник Ихмим жил в гороподобной каменной крепости. «Сайф вошел и увидел, что она — одно из чудес света, ибо камки, из которых она сложена, гладкие, как шелк, но пригнаны один к другому так плотно, что между ними не просунешь и иголки» (этими чертами и отличались египетские пирамиды).

Сайф получает «инструкцию» от хранителя подземной усыпальницы Сима, как получить волшебные талисманы и сокровища: «…войди, ничего не опасаясь, в самую середину дворца и поверни направо. Там ты увидишь ложе из чистого китайского железа, которое не ржавеет и не плавится, потому что оно заколдовано великой мудростью и умелым колдовством (кстати, железо в Древнем Египте знали лишь метеоритное, а не «китайское», под которым, судя по всему, арабы подразумевали индийское «чистое» железо, подобное тому, что пошло на изготовление известной делийской железной колонны Чан-драгупты II. — Г. Б.). Увидав это ложе, подойди прямо к нему и откинь покрывало, которым оно покрыто, а под покрывалом ты увидишь мертвого человека, лежащего на спине лицом вверх. Его лицо закрыто семью покрывалами, но ты не прикасайся к нему и не открывай его! Потом посмотри на руки этого человека, и ты увидишь, что правая рука лежит у него на груди, а левая — вытянута вдоль тела…» Не правда ли, все это весьма похоже на описание усыпальницы фараона и его мумии, покрытой семью «покрывалами» (саркофаги, лицевые маски), и даже руки мумии сложены, согласно погребальному ритуалу, на груди и вдоль тела.

Любопытно, что когда царевич Сайф выполнил часть возложенной на него задачи, то духи-хранители не тронули его. И тут он, искушаемый шантаном, подумал о запретном: «Интересно, осталась ли душа в этом мертвом теле… Но если бы он был жив, он мог бы говорить, а если бы в нем не было ни капли жизни, то он давно бы сгнил, и кости его рассыпались бы в прах, — а ведь его тело совершенно не тронуто тлением. Я должен откинуть покрывало с его лица и посмотреть, жив ли он и только онемел, или умер много лет назад и от него остался один остов». И вот Сайф совершает кощунственный поступок, чтобы удовлетворить свое любопытство, и снимает покровы с лица мумии, встретившись взглядом с ее красными как кровь глазами (видимо, инкрустация золотой маски). И в то же время ему показалось, «что земля уходит у него из-под ног, а небо рушится ему на голову. Невидимые духи-хранители сокровищ набросились на него, рыча, как разгневанные львы… Джинны-хранители выволокли Сайфа из своего священного убежища и бросили его, бесчувственного и бездыханного, на землю». Не сохранилось ли в этой сказке преданий о «духах-хранителях» пирамиды, «владыках магической защиты», нашедших продолжение и в мифе о «Проклятии фараона»? Вполне возможно.

Однако об ограблении древних усыпальниц пришельцами-завоевателями сообщается не только в легендах и сказаниях, рассказывают об этом и исторические хроники. Например, арабские летописи приписывают роль «казначея» фараоновых сокровищ сыну легендарного арабского халифа Харуна ар-Рашида халифу ал-Маамуну. Якобы в правление его отца-оригинала сильно пооскудела государственная казна в Багдаде, и он давно уже прислушивался к советам придворных звездочетов и знатоков истории, что не грех бы попытать счастья в Египте, в Царских усыпальницах. Там, мол, рубины величиной с куриное яйцо, изумрудам нет числа, редкие карты мира и неведомые звездные таблицы древних астрологов, сосуды из небьющегося стекла, оружие из нержавеющих металлов, а золота… Золотом будто бы выложены длинные коридоры и стены царских посмертных покоев.

Разве могло быть иначе, если даже «отец истории», Геродот, с трудом которого хорошо были знакомы самые просвещенные из «правоверных», писал, что только «десять лет продолжалось строительство… дороги и подземных покоев на холме, где стоят пирамиды», а само ее строительство заняло будто бы двадцать трудных и тяжелых в истории Египта лет. И еще писал Геродот, будто бы «в этих покоях Хеопс устроил свою усыпальницу на острове, проведя на гору нильский канал». Разве не поистине царские сокровища, достойные такой великой пирамиды, должны были таиться в ее кладовых, на подземном острове среди черного мрака озера, никогда не видевшего света солнца и блеска звезд?

Помог случай. В подвластном ал-Маамуну Египте в IX веке вдруг вспыхивает восстание, и халиф с огромной армией выступил из Багдада. Усмирив голодных феллахов, срубив головы непокорным правителям, он затем обратил взоры на гороподобные усыпальницы в Гизэ и приказал пробить ход внутрь величественной пирамиды Хеопса, Ахет-Хуфу. «Огнем и уксусом», как с гордостью и горечью писали разные летописцы, сразился юный халиф с известняком пирамиды, пробивая внутрь нее штольню, и победил…

Вот каковы дальнейшие приключения ал-Маамуна в древней Стране Пирамид. Не зная о существующем входе в Большую Пирамиду, о котором столько раз писали античные историки и о котором, надо полагать, знали местные жители, его отряд «камнеломов» пробил внутрь пирамиды штольню длиною в тридцать с лишним метров. Неожиданно кирка одного из воинов провалилась в пустоту, откуда повеяло «пылью столетий и духом вечности». Это был узкий коридор, чуть более одного метра ширины и примерно такой же высоты. Исследователи назовут его потом «нисходящим коридором»…

Под углом в 26 градусов он уходил на 183 метра в глубь Хеопса, если считать от вершины пирамиды. С трудом преодолев около 40 метров, которые проходили под основанием пирамиды, в кромешной темноте и тесноте, воины халифа вошли в грубо высеченный в скале под основанием пирамиды зал. Факелы выхватывали из темноты испуганные и разочарованные лица взломщиков — каменная комната, видимо, самая глубокая в пирамиде, была абсолютно пустой. По обломкам, валявшимся на полу, воины поняли, что их опередили — здесь уже когда-то побывали грабители. Отряд повернул назад, внимательно осматривая стены коридора, которым они пришли сюда…

Неожиданно кто-то, ощупывая каменные блоки, обнаружил, что один из камней был как-то сдвинут с места. Здесь и нашли гранитную плиту, прикрывающую вход в еще какой-то коридор, ведший, видимо, наверх. Но эту плиту, как и две, подобные ей, с места сдвинуть не удалось, о чем незамедлительно было доложено халифу, ожидающему известий в роскошном шатре под сенью пирамиды.

Ал-Маамун, чье разыгравшееся воображение уже рисовало груды золота и драгоценных камней, приказал пробивать новый туннель, в обход гранитных преград, на которые не действовал даже «огонь и уксус». Наконец отряд прорвался в «восходящий коридор», еще более узкий и тесный. Проползя на четвереньках 45 метров, воины попали в «горизонтальный коридор», длиною 36 метров, который привел их в еще один зал, намного больший нижней комнаты (исследователи XIX века назовут его «камерой царицы»). Комната в глубине пирамиды тоже была пуста…

Разочарованные и испуганные — страшил гнев обманувшегося владыки — они повернули назад, с надеждой ощупывая стены. И снова удача! На месте пересечения «восходящего» и «горизонтального» коридоров воины обнаружили выемку на потолке: так они попали в просторную галерею, которую сегодня называют «большой». Действительно, она была на редкость просторной, по сравнению с теми, которые приходилось преодолевать кладоискателям, — около 9 метров в высоту. Теперь-то уж наверняка они идут по пути сокровищ фараона. Напряжение нарастало…

Галерея под углом в 30 градусов вела их куда-то вверх; по сторонам из темноты проступали невесть для чего сделанные большие ниши и узкие щелястые скаты. Разумеется, для того, подумали воины, чтобы носильщики фараоновых сокровищ могли заходить туда, давая дорогу своим товарищам, таскавшим внутрь пирамиды бесценные грузы…

Скользя и падая на гладких камнях покатого пола, воины устремились вперед. Каждый хотел первым взглянуть на то, что все так жадно искали. Халиф наверняка щедро вознаградит человека, первым увидевшего сокровища и сообщившего ему радостную новость…

Поднявшись на 46 метров, воины чуть не споткнулись о высокий порог и увидели решетку, которая отделяла некое подобие вестибюля от самой большой комнаты пирамиды — «камеры царя», как ее потом назвали археологи. За решеткой из мрака проступила просторная, четких пропорций и линий комната, облицованная полированными гранитными блоками. В глубине ее возвышался огромный гранитный саркофаг…

Сведения, дошедшие до нас, противоречивы: одни летописцы сообщают, что нашли будто бы изумрудный бассейн с золотыми монетами (однако изумрудные бассейны не были известны в Древнем Египте, как не было там и золотых монет- их впервые начал чеканить только в VII в. до н. э. лидийский царь Крез). Будто бы принесли халифу-кладоискателю рубины величиной с куриное яйцо (но этих самоцветов египтяне не знали в древности), а затем и золотой саркофаг с богато украшенной мумией (это уже ближе к истине). Некоторые же авторы сообщали, что халифу-взломщику достался только пустой саркофаг без крышки и ни грамма драгоценностей.

И есть все основания верить именно этим летописцам: скорее всего и впрямь ал-Маамун, первым смело и не таясь «распечатавший» эту великую гробницу мира, ничего не нашел в ней. Ведь, как известно, практически все пирамиды Египта были ограблены еще к началу XVIII династии, то есть примерно к 1570 г. до н. э. А о том, что есть вход в Ахет-Хуфу, было известно за много столетий до жадного сына знаменитого халифа, героя арабских сказаний. Вход этот находился на северной стороне пирамиды, на высоте 14 метров от ее подножия. В наши дни он открыт и его показывают туристам, но во времена фараонов его скрывал огромный треугольный камень, насаженный на шип и потому легко поворачивавшийся на своей оси. Белая отполированная поверхность камня, как писали античные авторы, сливалась с полированными плитами наружной облицовки, что делало «дверь» совершенно незаметной.

Геродот, побывавший в Египте в IV в. до н. э., сообщал, что вход этот в его время был еще закрыт и замаскирован прекрасной облицовкой из полированных плит. Историк Страбон, посетивший страну фараонов около пяти столетий спустя, довольно подробно описывал ход, ведущий в пирамиду. «На боку пирамиды, на небольшой высоте, есть камень, который можно отодвинуть; если приподнять этот камень, открывается извилистый ход, ведущий к могиле», — писал он в своей «Географии». Можно подумать, что сам Страбон прошел темными галереями по следам некогда прошествовавшей пышной погребальной процессии, настолько хорошо он был осведомлен об устройстве Большой Пирамиды…

Выходит, что нетерпеливый халиф ломился в «открытую дверь» — опроси он поподробнее местных жителей (правда, с ними oн основательно попортил отношения), и ему рассказали бы, как без помощи «огня и уксуса» проникнуть внутрь знаменитой усыпальницы. Так неудачно закончились приключения обманувшегося ал-Маамуна в Стране Пирамид, собиравшегося, как говорят некоторые арабские историки, в гневе разобрать по камешкам все египетские пирамиды, чтобы в конце концов где-нибудь да и найти потаенные сокровища фараонов.

…В Европе в эпоху Возрождения увлечение античностью охватило широкие круги общества, и это помогло пышным цветом расцвести кладоискательству и поискам предметов старины. Впоследствии из этого и выросла наука — археология. Впрочем, до научных методов открытия и исследования памятников было еще далеко, хотя «зачатки научности» в отношении к памятникам старины уже начинали формироваться. Так, возглавивший Римскую республику в 1347 г. Кола ди Риенцо издал распоряжение об охране античных памятников в Риме, считая, что единству Италии будет способствовать национальное честолюбие, развить которое поможет любовь к истории, к латинским древностям, постройкам, памятникам, надписям.

Страсть к собиранию древностей процветала в Италии и в последующие столетия, особенно в конце XV–XVI вв. Любопытно, что начало коллекционированию еще тогда же положили римские папы, призванные искоренять язычество, «языческих кумиров и идолов». Папы Сикст IV и Юлий II собирали античные вещи, статуи, надписи, обнаруживаемые при земляных работах (предпринимались даже специальные раскопки). А в 1506 г. папа Юлий II построил в Бельведере в Ватикане особый двор для хранения и осмотра античных статуй, а папа Павел III даже учредил специальный комиссариат древностей и начал исследовательские раскопки в термах (банях) Каракаллы. Примеру пап следовали «князья церкви» — кардиналы, епископы и другие привилегированные лица, с пышностью обставлявшие свои покои предметами античного искусства. Последним папой, собирателем древностей и покровителем искусства, был умерший в 1555 г. Юлий III. После его смерти церковь начала активные гонения на науку и искусство, античные Древности были объявлены «язычеством», «дьявольщиной».

Как следовало, по мысли церковников, поступать с античными находками, рассказывает автор бессмертного «Тиля Уленшпигеля», Шарль де Костер, в своих «Фламандских легендах», навеянных средневековыми преданиями. В легенде «Братство толстой морды» весь сюжет построен на истории одной античной находки — мраморной скульптурки римского времени, изображавшей сидящего на бочке с вином бога Бахуса. Здесь хозяину небольшого трактирчика «Охотничий рог» явилось ночью «бегущее по траве яркое пламя, как-то чудно вытянутое кверху», исчезнувшее лишь вместе с первым криком петухов. Оно являлось еще много раз, и чей-то голос просил трактирщика «промочить горло», пока измученный Питер Ганс, владелец кабачка, не нашел и не принес в дом античную скульптуру веселого бога. При этом он больше всего на свете боялся не столько «козней дьявола», сколько «церковной кары», ибо его поступок, по мнению католических попов, всеми силами искоренявшими и вынюхивавшими ересь и язычество, сильно попахивал «идолопоклонством». И действительно, непримиримый фанатик, преподобный настоятель церкви в Уккле, «святой жизни человек», узнав о находке и о том, что она не разбита вдребезги, требует отправить владельца «Охотничьего рога» на костер, как еретика и отступника, или же сварить его живым в кипящем масле…

Однако, несмотря на гонения церковников, увлечение стариной и собирательством древностей уже становилось модой среди европейской знати. Выйдя за пределы Италии, оно, как известно, охватило всю Европу, особенно Францию. Коллекции римских вещей можно было встретить в домах знати в Риме, Венеции, Генуе, Париже, Мадриде, Мюнхене и других городах. Не минула «кладоискательская лихорадка» и Русь…

Известно, что в средневековой Руси кладоискательству предавались многие самодержцы и царские воеводы. Сам царь Иван Грозный отдавал должное этой страсти, и его вера в клады порой давала ощутимые результаты. Летописец XVI века, писал русский историк Н. Аристов, отметил весьма интересное предание, как Иван Грозный заполучил клад в Новгороде, в Софийской церкви. Вот слова летописца: «Как приехал великий князь Иван Васильевич с Москвы в Новгород, и неведомо как уведа казну древнюю, сокровенну в стене создателем св. Софеи, князем Владимиром великим (внуком св. Владимира), и неведомо бысть о сем никем, ниже слухом, ниже писанием. И тогда приехав нощию и начат пытати про казну ключаря Софейского и пономаря, и много мучив я, не допытався, понеже не ведаху. И прииде сам в. князь на восход, где восхождаху на церковныя полати, и на самом всходе, на правой стороне, повелел стену ломати, — и просыпася велие сокровище, древние слитки в гривну и в полтину и в рубль, и насыпав возы, посла к Москве». Аристов пишет об этом случае, что в середине XVI века еще было свежо предание о найденном в 1524 году кладе при «поновлении Пятницкой церкви в Новгороде», а потому не мудрено, что составилось сказание о поисках Грозным клада и в церкви святой Софии. Летописец, в частности, говорит, что когда стали поновлять церковь св. Пятницы, «и начаша голбцы разрушати и помост возрывати, — и ту обретоша сокровища сребра древних рублев Новгородских литых 170, а полтин 44 и наместники повелеша вложити их в сосуд и запечаташа».

Видимо, в какой-то степени с новгородскими сокровищами связано и известное «сыскное дело» о новгородском архиепископе Леониде (1575 г.), обвиненном грозным царем в том, что он изменил ему и посылал польскому и шведскому королю деньги и другие сокровища. В опричных архивах сообщается, что государь объявил «отца церкви» еретиком — тот будто бы занимался с помощью ведьм, живущих в Новгороде, даже каким-то колдовством («в Новегороде 15 жен, а сказывают ведуньи, волховы»). Эту же деталь сообщает и англичанин Д. Горсей, бывший в то время в Московии. По его словам, во время суда над архиепископом были сожжены все его ведьмы. По словам псковского летописца, записавшего слухи, ходившие в народе, будто царь опалился на Леонида «и взя к Москве и сан на нем оборвал и медведно ошив (то есть зашив в шкуру медведя, один из способов казни на Руси того времени. — Г. Б.), собаками затравил…»

В «Чтениях в историческом Обществе Нестора Летописца» в конце прошлого века историком Н. Оглоблиным были опубликованы несколько «Сыскных дел» о кладах в XVII веке на Руси: дела от 1626, 1645, 1673 годов. Судя по характеру следствия, о личном интересе к древним кладам самого царя, в русском обществе того времени, как писал Оглоблин, «мы наблюдаем первые зародыши» сознательного отношения к памятникам старины, уже проглядывает смутное стремление понять смысл найденных древностей, «зарождается археологическое любопытство», которое особенно усилилось в эпоху Петра I.

Однако еще и при Петре I, «несмотря на весь кажущийся приплыв новых идей и взглядов», по мнению Аристова, вера в клады держалась даже у людей высокопоставленных. Так, например, сестра самого царя, царевна Катерина Алексеевна, пишет историк, и та страстно предавалась исканию кладов. Она будто бы вела переговоры с каким-то костромским попом, который похвалялся, что узнает места кладов по «планетным тетрадям», то есть с помощью астрологии. Более того, она посылала своих приближенных женщин в полночь рыть могилы на кладбище и нанимала подводы съездить за 230 верст от Москвы, чтобы достать клад на дворе у крестьянина. Все ее попытки тем не менее остались безуспешными. Лица, указывавшие царевне на места зарытых кладов, как сообщал историк Соловьев в «Истории России с древнейших времен», по розыску Петра I оказывались обманщиками и шарлатанами. Сам же царь относился с величайшим вниманием к различным сообщениям о кладах и находках старинных вещей. Он даже издал специальный указ о сборе и покупке у населения предметов старины, о препровождении их в Петербург, в столичную Кунсткамеру. Старинные предметы, оружие, этнографические коллекции и прочие «раритеты» как раз и послужили основой фондов при создании знаменитой петровской Кунсткамеры, первого музея России.

…В Новом Свете, завоеванном оружием конкистадоров, первые «археологические раскопки» ничего общего с ними не имели, вылившись в чистое кладоискательство, а попросту в открытый грабеж памятников древних цивилизаций Америки. Свою первую школу конкистадоры-грабители проходили на Канарских островах, окончательно замиренных накануне открытия Нового Света. Испанцам было мало того, что они с помощью огнестрельного оружия уничтожили коренных жителей Канарских островов, белокурых и голубоглазых гуанчей. Они уничтожали их даже мертвых, разрушив и осквернив их горные могилы с сотнями и тысячами загадочных мумий, которые могли бы сегодня столько сказать исследователям, помочь в решении волнующей тайны происхождения гуанчей… (этому посвящена вторая часть книги.)

Неграмотные испанские монахи, увидев впервые мумии на Канарских островах (здесь набальзамированные в соке «драконова дерева» и других снадобьях тела умерших зашивались в шкуры и относились в горные пещеры), объявили их «монстрами», грешными плодами преступного брака между дьяволом и женщинами гуанчей. Кто-то из монахов обнаружил, что мумии прекрасно горят, и тысячи их были использованы как топливо. Правда, нашлись предприимчивые шарлатаны, которые начали экспортировать мумии в Европу, чтобы продать их таким же шарлатанам-алхимикам, полагавшим, что мумии — один из самых важных ингридиентов всевозможных магических «элексиров бессмертия» и прочих снадобий. Мертвым гуанчам действительно не повезло: они нашли свой конец в тиглях и ретортах средневековых алхимиков…

Гуанчи были бедны. Живя в каменном веке, они не знали металлов, да и золота не было на Канарских островах. Другое дело — Америка, золотообильный Новый Свет, первый «Клондайк» Европы. Завоевав империю Монтесумы, головорезы капитана Кортеса низвергли с пирамид Теотиуакана две огромные статуи — Солнца и Луны, сделанные из камня и облицованные пластинами золота. Желтый металл сразу же был содран, а статуи приказал разбить францисканский монах, епископ Сумарага, «неистовый ревнитель» христианской веры, старательно занимавшийся уничтожением всего, что было связано с религией, историей и древностями завоеванного края. Лет за семь-восемь до путешествия Александра Гумбольдта по Мексике, в конце XVIII века, как рассказывает он в своих записках, все еще продолжалось разграбление памятников мексиканской старины. В то же самое время, когда погибла цивилизация ацтеков, руками испанских конкистадоров были напрочь опустошены богатые могильники Перу, Эквадора, Колумбии. Так, сразу же после занятия столицы государства инков, города Куско в Перу, начались поиски спрятанных сокровищ Великих Инков.

«Ни в Иерусалиме, ни в Риме, ни в Персии, ни в какой другой стране, — писал испанский хронист Сьеса де Леон, — не было собрано в одном месте такого количества золота, серебра и драгоценных камней, как на этой площади в Куско». Ему вторят другие хронисты: «Богатейший король Атауальпа и те люди и провинции, у которых берут или уже взяли множество миллионов золота, сделали ничтожным все, что раньше считалось роскошью». Вот сообщение одного из свидетелей ограбления Перу о сокровищах инков:

«Теперь я поведаю о том, что мы увидели, войдя в Куско… В изумлении мы созерцали сосуды из дерева, золота и серебра, хотя лучшие из них были унесены индейцами. Среди прочих вещей мы обнаружили золотое изображение, а индейцы сказали нам не без горечи, что это изображение основателя династии инков. Мы нашли также золотых крабов, сосуды, разрисованные орнаментами из птиц, змей, пауков, ящериц и разных насекомых. Эти последние драгоценные вещи были обнаружены спрятанными в пещере в окрестностях Куско. Один индеец нам сказал, что в пещере, неподалеку от Виллакончи, спрятано множество золотых пластин, которые Уаскар (один из правителей инков, брат известного Инки Атауальпы. — Г. Б.) велел начеканить для украшения своего дворца. Но через несколько дней после этого сообщения наш осведомитель исчез». Действительно, если инки считали золото «слезами, которыми плачет Солнце», то теперь золото стало слезами инков…

Нам не известно, каким способом в 1535 году добился «добровольного подарка» от вождя племени чиму, Гуамана, испанский конкистадор Трухильо. Вполне возможно, что ослепительные по красоте и изяществу золотые изделия — «митра», расшитая жемчугом, великолепное ожерелье, сиденье, спинку которого украшали головы птиц с подвешенными кистями жемчуга, и многое другое, хранившееся ранее в храме с сокровищами народа чиму, — он получил не по доброй воле вождя, а в виде возможного выкупа или же получив согласие на «подарок» под пытками. «Добровольность», видимо, нужна была конкистадору лишь для того, чтобы создать иллюзию законности, дабы сокровище не попало в руки испанского короля и его наместников в Перу. Кто знает, но слишком уж не похожи на дружеские отношения испанцев с завоеванными индейцами…

Тогда же были разграблены известные своим богатством и захоронения древнего «глиняного города» Чан-чан, причем, уникальные произведения перуанских мастеров были безжалостно переплавлены испанскими солдатами в бесформенные слитки желтого металла. А ведь художественная ценность этих находок во много раз превышала стоимость полученных из них слитков золота! Гумбольдт, посетивший Перу в начале XIX века, писал, что, когда он «посетил обширные развалины города Чиму вблизи от Манчисе», он вошел внутрь знаменитой «Уака де Толедо», гробницы перуанского инки, «в которой Гарсиа Гутьерес из Толедо, прорыв галерею, нашел в 1576 году золотые слитки на пять с лишним миллионов франков, как это доказывают счетные книги, сохранившиеся в мэрии Трухильо». Вероятно, в эти слитки, ценою в пять с лишним миллионов франков, конкистадор превратил целую гору уникальных произведений инкского искусства, так как инки не помещали в гробницы своих правителей просто золото в слитках…

Исчезло в плавильных тиглях и большинство золотых и серебряных ювелирных изделий из Кахамарки и Куско, уцелели лишь немногие из них, которые были в «чистом» виде отправлены в сокровищницу испанского короля. Среди них, рассказывают искусствоведы, сохранился большой золотой фонтан, украшенный золотыми птичками и человечками, берущими воду из фонтана; золотые ламы с пастухами в натуральную величину; серебряный орел, вмещающий два кувшина воды; массивная золотая скульптура идола ростом с четырехлетнего ребенка и еще кое-что из «мелочей». Из столицы государства инков завоеватели забрали огромную, десять метров диаметром, пластину из «белого металла» (сплав золота, платины и серебра) с изображением богини Луны. Как сообщают источники, она была такой тяжелой, что не нашлось весов, чтобы ее взвесить, и — дабы определить ее вес и ценность — ее распилили на куски, которые затем переплавили. И выяснилось, что она весила более 920 килограммов!

Действительно, меньше чем за полвека после открытия Америки испанские конкистадоры разграбили все сокровища ацтеков, инков, чибча-муисков, не говоря уже о более мелких индейских племенах. Полные трюмы золота и серебра, сундуки жемчуга и колумбийских изумрудов — поистине сказочные богатства мощным «золотым Гольфстримом» хлынули от берегов Карибского моря в королевские подвалы Испании. И что примечательно — до наших дней дошло очень мало великолепных образцов ювелирного искусства мастеров древней Америки: известно, что бесценные сокровища, после того как они достигали берегов Испании, превращались в «золотой лом» и исчезали в плавильных печах. И такая судьба постигла почти все золотые шедевры мастеров-ювелиров доколумбовой Америки!

Но не все испанцы эпохи конкисты были грубыми и невежественными варварами, не понимающими истинной стоимости награбленных у «дикарей» сокровищ. Видимо, уничтожать их, превращая в металлический лом, заставляли неистовые ревнители христианской веры, католические монахи, и «общественное мнение», видевшие в индейских произведениях искусства лишь две прямо противоположные ипостаси: материальную ценность (золото, серебро, драгоценные камни) и объект языческого идолопоклонства, который в первую очередь необходимо было уничтожить, чтобы извлечь из них ту самую искомую «ценность». И честь соблюсти и богатство приобрести!

Просвещенные люди того времени — следует заметить, достаточно редкое явление в «эпоху первоначального накопления капитала» — не могли не понимать еще и художественной ценности индейских сокровищ. Ведь в Европе еще продолжалась эпоха Возрождения с ее открытием исчезнувшего античного искусства, «языческого» по своей сути — с точки зрения церковников. Однако «сброду негодяев», по образному выражению К. Маркса, грабившему сокровища индейских владык, было не до высокого понимания вечной ценности произведений искусства «нецивилизованных дикарей». Гораздо логичнее было, со всех точек зрения, обезличить в слитке «презренного металла» любое уникальное творение индейского мастера. Навсякий случай — для того, чтобы компаньоны по грабежу не смогли узнать в приметном идоле с золотой короной украденную друг у друга золотую ценность, порой переходившую по нескольку раз из рук в руки, как это было во время междоусобной грызни конкистадоров на Кубе, в Мексике, Перу или Колумбии…

Выдающийся испанский гуманист, «защитник индейцев» Бартоломео де Лас Касас (1474–1566), автор капитального труда «История Индий», посвященного истории завоевания Нового Света, много раз писал в своей книге об истинной стоимости индейских произведений искусства. В рассказе о «дарах», полученных конкистадором Грихальвой на острове Улуа в бухте Тобаско от местных вождей-касиков, он пишет: «Касик дал испанцам еще много разных разностей, но перечисленные дары были самыми ценными и красивыми. По весу все золото, полученное испанцами, стоило добрую тысячу дукатов, не говоря уж о том, что иные драгоценности были сработаны с великим мастерством, и одна работа сама по себе могла стоить дороже, чем все золото, которое пошло на эти вещи. В благодарность за этот подарок, — пишет с иронией Лас Касас, — главнокомандующий поднес касику… сокровища из своего тряпочно-побрякушечно-го запаса…»

Видимо, Лас Касас хорошо знал о прекрасных индейских дарах, обманом полученных испанцами за старое тряпье и стеклярус, или даже видел их, настолько восторгается он искусством индейских ювелиров: «…на ней (на золотой нити. — Г. Б.} была подвеска в виде золотой лягушки, сделанная совсем как живая; в числе даров были еще: голова, высеченная из какого-то там камня, кажется зеленого, украшенная золотом, в богатейшей золотой короне и с золотым гребнем и двумя золотыми подвесками; маленький идол в виде золотого человечка с золотым опахалом в руке, золотыми украшениями в ушах и золотыми рогами на голове, а в живот у него был вставлен очепь красивый камень, должно быть бирюза, оправленная в золото». Говорили, что среди сокровищ, добытых во время этого путешествия… был драгоценный камень, изумруд, ценою и стоимостью в 2000 дукатов…» А ведь этот вождь, поднесший Грихальве такие богатые дары, всего-навсего был рядовым касиком, подданным Монтесумы, и его подарки были самыми обычными и ничем не выдающимися, по сравнению с теми сокровищами, из-за которых дрались конкистадоры в землях ацтеков, инков, чибча-муисков…

«Достаточно сказать, — пишет советский исследователь Л. Кондратов, — что из несметного количества золотых изделий, захваченных испанцами в Мексике, в Западной Европе сохранилось лишь… три вещи: золотое украшение, хранящееся в Турине; так называемый «убор Монтесумы» — украшенный золотыми бляшками головной убор из перьев (хранится в Вене) и маленькая нефритовая фигурка с золотыми серьгами (во Флоренции). А ведь инвентарные описи грузов, пересылавшихся в XVI веке из Мексики в Испанию, называют многие сотни изделий из золота. У одних только индейцев-астеков… было захвачено золотых вещей па 876000 золотых песо, то есть около трех с половиной тонн золота». И золото упало в цене в Европе!..

От тех смутных лет сохранились воспоминания современников и официальные документы — как правило, донесения испанской короне, где сплошь и рядом встречается слово «оро»: золото. В одном из них, направленном испанскому королю от бывшего конкистадора Вальверде, говорилось, что он был женат на дочери индейского вождя, и тот показал ему тайник в Льянганати. Здесь конкистадор взял столько золота, сколько мог унести, и уехал с ним в Испанию. По мнению эквадорских историков, действительно был такой человек времен конкисты по имени Вальверде и что упоминаемое донесение — подлинное. «Клад Вальверде», спрятанный где-то в на редкость труднодоступной местности, разыскивают до сих пор… В архивах Куско есть еще один документ об индейце доне Карлосе, женившемся на испанке. Будто бы он, как родственник инкских правителей, водил жену в подземелья под крепостью Саксауман, и она там видела золотые статуи инков и знаменитую золотую цепь, которую во время праздников могли поднять двести сильных мужчин…

Однако за все время, прошедшее со времен конкисты, из кладоискателей повезло лишь единицам. В 1766 году некто дон Хозе Эусебио де Льяно Сапата нашел в окрестностях Куско клад, содержимое которого оценивалось в колоссальную по тем временам сумму — 800 000 песо. Большое количество инкского золота обнаружил в Южном Эквадоре в 1787 году капитан Ро-меро, но оно не было «кладом Вальверде». Удачливый капитан переплавил бесценные инкские ювелирные изделия в обычные слитки золота, и они, разумеется, были полностью потеряны для искусства и науки. Так же, как были полностью потеряны и другие удивительные инкские изделия, которые уже в период республики варварски уничтожил некий полковник Ла Роса. Этот предшественник сегодняшних латиноамериканских «го рилл» и «черных полковников» приказал переплавить в вульгарные слитки презренного металла более пяти тысяч тончайших и нежнейших золотых «летающих бабочек», причем каждая из них весила не более миллиграмма. Когда-то их изготовили руки искусных мастеров народа чиму, видимо, для каких-то празднеств и религиозных церемоний, нам не известных. «Летающие бабочки» из золота были настолько легки, что якобы, запущенные в воздух, могли некоторое время парить над землей. Удивительное зрелище, которому не суждено никогда повториться! Никогда…

Процветало кладоискательство и в соседней стране Колумбии, бывшем государстве чибча-муисков, легендарном Эльдорадо XVI–XVII веков. Золотые украшения, найденные в захоронениях местных правителей и знати, получили здесь название «тунха» (от индейского «чунса» — идол.) Эти золотые ювелирные изделия — фигурки людей, животных, рептилий, насекомых, которые приносились в жертву богам, — сопровождали умерших в загробный мир. Глиняные «копилки» с золотыми «тунхос», стоявшие некогда в храмах, а затем зарытые в укромных местах, часто становились добычей кладоискателей. Со временем «гробокопательство» приобрело такой размах, что причинило историческим памятникам Колумбии непоправимый ущерб…

Найденные золотые вещицы здесь тоже или переплавлялись, или продавались (как правило, иностранцам). Все, что, по мнению невежественных «гробокопателей», не представляло ценности, — орудия труда, керамика, деревянные идолы и др. — выбрасывалось как ненужное. И это обесценивало историческое значение даже золотых находок, большинство из которых не имело вообще никакого «адреса» — ни места нахождения, ни времени захоронения. До сих пор ученые многих стран мира, исследующие богатейшие колумбийские коллекции «тунхос», бьются над их классификацией, пытаются привести в какую-либо систему.

Начиная где-то с 1885 г. и вплоть до 1914 г., кладоискательство в Колумбии приняло прямо-таки национальные масштабы, превратившись в самую настоящую профессию. Тысячи людей вместе с семьями занимались поисками могил и кладов, покупая клочки земли (особенно в долине р. Каука) в надежде наткнуться на богатое древнее захоронение. Это напоминало, как писали в газетах тех лет, настоящую «золотую лихорадку»…

Из колумбийских находок были составлены первые коллекции «тунхос» во многих зарубежных музеях — в Мадриде, Нью-Йорке, Чикаго, Лондоне, Берлине, Лейпциге и др. Знаменитый «Золотой музей» в столице Колумбии Боготе сегодня имеет тринадцать тысяч золотых изделий чибча-муисков, найденных в разное время и в разных местах страны (большинство из них не имеет «адреса»). Остальные находки осели в частных и государственных собраниях в разных странах мира. Специалистам, исследующим исчезнувшую культуру чибча-муисков, приходится буквально разъезжать по всей Европе и Америке…

Поэтому, пишет известный шведский писатель и путешественник Георг Даль о событиях тех печально знаменитых десятилетий «кровавой конкисты», многие остро ненавидели Испанию, Испанию Торквемады и Хуана де Фонсеки, Испанию, которая опустошила Антверпен, разрушила солнечный храм в Куско, сожгла библиотеку майя в Паленке, замазала мавританские мозаики в Альгамбре, жестоко расправляясь со всеми, кто оказывался под ее владычеством…

А теперь — «информация к размышлению»: только за период с 1503 по 1650 годы в Испанию из Нового Света было вывезено 181 333 кг золота и 16 886 815 кг серебра — как правило, в слитках! А с момента открытия Америки и до первой четверти XVIII века эта злато- и сребролюбивая европейская держава обогатилась за счет «слез, которыми плачет Солнце», на 30 миллиардов 860 тысяч пиастров. Но это было отнюдь не все золото, которое потеряла Америка. Архивные материалы свидетельствуют, в частности, что лишь на 32 испанских кораблях, погибших в Атлантике и Карибском море с 1595 по 1775 годы, находилось золота на сумму около 7 миллиардов франков по современному курсу…

«Справочник искателя подводных сокровищ» Дж. Поттера (изд-во Даблдэй, 1960 г.), данные из которого цитирует известный английский писатель и… подводный кладоискатель Артур Кларк в книге «Сокровище Большого Рифа», приводит следующие цифры о золоте Америки, дошедшем и не дошедшем в испанские порты. Испанские армады из Карибского моря в Испанию (1500–1820 гг.): отправлено золота на сумму 8 000 000 000 долларов, из них утрачено — отнято морем или пиратами — 400 000 000 долларов. Перуанские транспорты из Перу в Испанию мимо мыса Горн (1534–1810 гг.): отправлено — 2 000 000 000 долларов, утрачено — 50 000 000 долларов. Хотя, как пишет Кларк, эти цифры очень приблизительные, общая картина ясна. Ла лус дель оро, сеньоры!

…XIX век. Успехи археологии и успехи кладоискательства, особенно в «третьих странах» Европы и в колониальных странах, до которых докатились «золотая» и «антикварная» лихорадки…

Как известно, в начале XIX века земли древней Эллады все еще принадлежали Оттоманской империи, но в стране давно уже велась партизанская война против турецкого господства, зрело скрытое недовольство турецким владычеством, вот-вот должно было вспыхнуть восстание. И в этот момент «спасителем» античных сокровищ Греции выступила Англия в лице своего посла лорда Элджина. Сославшись на случай с Парфеноном в 1687 году, превращенным турками в пороховой склад («удачный» выстрел венецианского артиллериста привел к взрыву, сорвавшему крышу Парфенона), и предчувствуя, что восстание вот-вот разразится, он решил в 1802 году «протянуть руку помощи» грекам и спасти знаменитые парфенонские фризы, принадлежащие резцу великого Фидия. По его мнению, на берегах туманного Альбиона известный фриз должен был сохраниться лучше, а потому лорд распорядился спять его, упаковать в шестнадцать огромных ящиков и отправить в Англию на бриге «Ментор».

Однако в пути корабль попал в шторм у берегов острова Китира, ударился о скалу и пошел ко дну, на глубину 60 футов. Это и спасло бесценные фризы для истории, но не спасло их от «спасителя», который, узнав о гибели судна, сообщил в ответном письме, что, мол, фризы «дороги ему, хотя и не представляют большой ценности». Договорившись с одним итальянцем о поднятии судна, даже назначив его британским вице-консулом, лорд приказал своему секретарю оставаться на месте и бдительно следить за работами по подъему судна, не подпуская к нему никого — ни турков, ни греков, ни даже своих соотечественников, англичан, если они предложат услуги.

Выходит, лорд бодрился, говоря, что фриз «не представляет большой ценности»; он-то знал истинную стоимость сокровищ, которые случайно попали в его руки. Как пишут о подъеме затонувшего брига один из соратников Кусто, Джеймс Даган, и англичанин Патрик Прингл (авторы увлекательных работ о подводной археологии), предложили свои услуги и русские моряки. «Русские военно-морские офицеры, находившиеся в этом районе и поддерживавшие греков в борьбе за независимость, заявили, что они могли бы поднять мраморные скульптуры, но Элджин отказался от их помощи».

В конце концов за работу взялись обычные греческие нырялыцики с острова Самос. Без всякого снаряжения, в суровых зимних условиях они начали работы по спасению своего национального шедевра и подняли для англичан гордость Греции. Но как только ящики оказывались на поверхности, их закрывали толстым слоем водорослей и отдавали под охрану английским часовым. Джеймс Даган в своей книге цитирует английскую газету «Тайме» того времени: «Любители искусств и ценители классической древности с восторгом воспримут известие о благополучном спасении коллекции, собранной с такой заботой и вкусом. Было бы поистине прискорбно, если бы эти произведения, уцелевшие в течение столь долгого времени, несмотря на невежество и предрассудки турок, погибли бы как раз на пути в высокоцивилизованную страну, где их могут оценить по достоинству и где скульпторы жаждут с их помощью достигнуть тех высот изящества и совершенства, которыми отличаются творения античного резца».

Сам же «спаситель», лорд Элджин, в письме к Генри Бэнксу цинично признавался: «Вся эта операция вместе с покупкой «Ментора» и остальными необходимыми расходами обошлась мне в пять тысяч фунтов». В 1816 году, как это стало широко известно, он продал свое сокровище — парфенонские фризы Фидия — Британскому музею за 35 тысяч фунтов стерлингов. А греки в конце концов завоевали свою независимость. Но когда они сделали переучет оставшихся в стране произведений античного искусства и узнали о потерях, они пришли в ужас. В течение почти двух тысячелетий, начиная с времени римского господства, шедевры древнегреческого искусства расхищались завоевателями и «спасителями», подобными лорду Элджи-ну, под предлогом «защиты и сохранения», а иногда и без всякого предлога. Некоторые из них приобретали ценности за деньги у местных кладоискателей (как об этом пойдет речь в еще одной печальной истории с другим шедевром греческого искусства), другие же сами на свой страх и риск предпринимали грабительские раскопки в благословенной земле древней Эллады. Но Греции от этого не легче — чтобы полюбоваться на выдающиеся произведения своих великих предков, им приходится совершать турне по всем столицам Европы, а это, как известно, по карману далеко не каждому греку…

…В мае 1821 года потрясенный Париж осаждал Лувр — благодаря стараниям французского короля Людовика XVIII, посла в Турции маркиза де Ривьер и молодого тридцатилетнего офицера, впоследствии знаменитого французского ученого и путешественника Дюмон-Дюрвиля в нем появилась… Венера Милосская. Галантные французские кавалеры оказались здесь на высоте и чуть ли не огнем пушек габары «Эстафета» вырвали античную красавицу из рук команды турецкого судна, которое попыталось опередить французов при покупке Венеры из Милоса. Подоспевшие вслед за французами английский фрегат и голландский бриг остались ни с чем: «Эстафета» (Габара (франц.) — большое, «габаритное» парусное судно конца XVIII — начала XIX века.) на всех парусах уходила от благодатных берегов Греции в спасительный Тулон…

Вот как была найдена и вывезена из Греции знаменитая скульптура, этот признанный мировой шедевр, украшающий ныне парижский Лувр.

…2 апреля 1820 года французская габара «Эстафета» бросила якорь у греческого острова Милос, что находится в группе Кикладских островов. 24-летний французский офицер Вутье выбрался на берег полюбоваться окрестностями. Он прогуливался по склонам холма, когда услышал изумленный крик и увидел, что пахавший небольшое поле крестьянин пытается удержать в руках тяжелый плуг, медленно проваливающийся в яму. Вутье бросился на крик и помог Йоргосу, как звали крестьянина, вытащить плуг из чернеющего провала.

Спустившись вниз, Вутье и Йоргос застыли в изумлении — они находились под сводами какого-то подземелья: то ли в подземном храме, то ли в подвалах некогда стоявшего здесь дворца. А через мгновение они увидели статую прекрасной женщины.

— Какой волшебный мрамор, — первое, что пришло в голову ошеломленному моряку. — Богиня… Настоящая античная богиня!

Вутье позвал на помощь матросов, и через полчаса Венера, получившая впоследствии название Милосской, стояла под жарким солнцем родины, овеваемая легким морским бризом. Йоргос был счастлив, как никто: еще бы, ведь на его родовом участке была найдена статуя и он скоро совсем станет богатым и сможет приобрести маленькую лавчонку, отремонтирует или даже купит себе дом. О такой удаче он и не помышлял… Вутье положил руку на плечо ошеломленного крестьянина:

— Вот вам, Йоргос, задаток, сто пиастров, не уступайте ее никому, кто придет не от меня… Все же мы с вами первые увидели это чудо.

— По рукам! — И Йоргос остался сторожить свое сокровище.

В тот же вечер Вутье разговаривал с представителем французского консульства на острове. К удивлению, он встретил холодный прием.

— Какой энтузиазм!.. Молодой человек, правительство Франции не уполномачивало меня закупать здесь всякие сомнительные шедевры.

— Но, месье, если бы вы ее видели… если бы я не был так беден… Франция не простит вам подобной потери. Подумайте, Лувр, толпы ценителей прекрасного, газеты всего мира рассказывают об античной богине… И ваше имя, месье, на страницах газет… Вы можете рассчитывать на повышение — Стамбул вместо глухого островка. Я надеюсь на вас, месье! Учтите, нельзя терять ни минуты — весь остров только и говорит о находке. А здесь есть и английское консульство, не забывайте и о турках… Ведь Греция принадлежит им.

Так и не договорившись с равнодушным чиновником, Вутье вернулся к Йоргосу, пообещав ему вот-вот заплатить деньги. А через несколько дней произошло чудо. Рядом с «Эстафетой» бросила якорь другая французская габара, несмотря на свои внушительные размеры носившая имя «Козочка». На борту судна в чине старшего офицера находился тридцатилетний, еще ничем не знаменитый Дюмон-Дюрвиль. Ему не надо было ничего объяснять.

— Потрясающе! — только и смог вымолвить он.

— Увы! У нас берут ее из-под носа. Эконом Милосского монастыря каждый день приходит к Йоргосу и торгуется с ним. Он собирается купить статую для одного знатного турка. Только порядочность Йоргоса и ненависть к туркам оставляет нам последний шанс на надежду. Но так бесконечно продолжаться не может… А мое судно отходит завтра. Попытайтесь что-либо сделать теперь вы.

— Что, если поговорить с нашим послом в Константинополе? Он слывет любителем и знатоком искусства.

«Эстафета» отплыла 21 апреля, «Козочка» последовала за ней. К счастью, в Константинополь. Дюмон-Дюрвиль бросился к послу, маркизу де Ривьеру.

— Великолепное произведение искусства, ваше превосходительство! Но следует поторопиться, — и он подробно рассказал о находке.

— Я сделаю все возможное. Я доложу королю…

К тому времени, когда вопрос о покупке был решен, стало известно, что к Милосу на всех парусах идет английский фрегат. Естественно, не для того, чтобы только осмотреть статую

Всперы… То же самое задание получило командование голландского брига. Кроме того, к острову направилось еще и турецкое судно «Галлаксиди». Что ему здесь делать?

…Когда «Эстафета» бросила якорь у знакомого места, матросы увидели целый кортеж монахов. Они несли на носилках Веперу прямо к берегу. Вероятно, Йоргос потерял терпение, ожидая французов, и уступил скульптуру Милосскому монастырю.

— Капитан! — обратился Вутье к своему командиру. — Маркиз де Ривьер приказал мне взять Венеру на борт, чего бы это ни стоило. Прикажите вашим матросам…

— Одной пушки и двадцати четырех человек будет достаточно? Вутье, вы возглавите десант!

На берегу уже заметили приготовления французов, спускавших па берег шлюпку с вооруженными матросами. На «Галлаксиди» раздались крики: «К оружию! Они хотят перехватить у нас богиню!» Турки стали готовиться к бою — ведь они были в «своих» водах…

— Если раздастся хоть один выстрел, — прокричал капитан. — мы сумеем ответить и разнесем вас в щепки.

А на берегу французам пришлось буквально брать на абордаж носилки с Венерой, пока личный секретарь маркиза де Ривьера вел переговоры с настоятелем местного монастыря.

— Я же заплатил Йоргосу за статую 750 пиастров…

— Но Франция предлагает вам 8 тысяч франков. Это большая сумма, вы знаете. С такими деньгами вы сможете сделать дворец из своего монастыря.

— Мне хотелось угодить туркам, но еще охотнее я сделаю услугу королю Франции. Кроме того, на вашей стороне сила, — кивнул монах в сторону французского судна, приготовившегося к бою. — Венера ваша!

…Вутье поручено было сопровождать сокровище до Тулона. А 7 мая 1821 года знаменитая греческая богиня любви и красоты запяла свое место в Лувре. На первом осмотре был сам король Франции, весь свет Парижа, иностранный дипломатический корпус. В том числе послы Англии, Голландии и Турции, только теперь понявшие, что потеряли их страны. Но по-настоящему проиграла одна лишь Греция, в то время находившаяся под турецким игом. Именно ей принадлежали все вывезенные в это время за рубеж археологические сокровища. Только законом, изданным в 1834 году, она объявляла все найденные на ее территории памятники древности национальным достоянием «всех эллинов». По сути дела, это был первый в истории закон об охране памятников от официальных и неофициальных грабителей могил, всевозможных авантюристов, кладоискателей, скупщиков древностей.

Если бы подобные законы были приняты в то время и неукоснительно соблюдались, скольких бы потерь избежала историческая наука! Сколько памятников осталось бы не разграбленными, сколько темных и неясных страниц истории было бы прочитано! О том, как «исследовались» памятники старины в эпоху колониальных захватов, например, в Египте, рассказывает Э. Церен в книге «Библейские холмы».

Он пишет, что (в то время, когда от берегов Греции «Эстафета» увозила Венеру Милосскую) в долине Нила в поте лица трудился крупный международный вор от археологии — итальянец Бельцони. Он работал на английского консула в Каире Солта, конкурируя со своим «коллегой» Дроветти, в свою очередь грабившим пирамиды Египта по поручению французского консула. За пять лет Бельцони сделал невозможное, собирая древние памятники везде, где только ему удавалось их обнаружить: начиная от маленького амулета-скарабея и кончая знаменитым 25-метровым «обелиском Клеопатры» и гигантской головой поющего «колосса Мемнона», привезенными им в Британский музей. У Бельцони, по словам Э. Церена, напрочь отсутствовало всякое уважение к произведениям древнего искусства и к надгробным памятникам. Например, он, как и ал-Маамун, использовал таран, чтобы крушить в Долине Царей стены древних пирамид. Таким путем ему удалось из гробницы фараона Сети I вытащить прекрасный алебастровый саркофаг, который ныне украшает Британский музей. Бельцони присваивал все уникальные египетские древности, казавшиеся ему интересными и ценными, которые могли бы заинтересовать европейские музеи. Он не останавливался, если их даже приходилось добывать с оружием в руках. Поистине это была жизнь разбойника, возможная на берегах Нила лишь в начале XIX века…

А несколько позже, в 1837 году другой предприимчивый «исследователь» открывал последние неизвестные детали устройства Большой Пирамиды. Это был известный богач, сын английского фельдмаршала Ричард Ховард-Визе. Над «камерой царя», которая так разочаровала в свое время воинов ал-Маамуна, после долгих веков мрака первыми (не считая древних грабителей могил) исследовавшими Великую Пирамиду, он обнаружил три загадочные пустоты и вентиляционный канал, создававший в усыпальнице с саркофагом постоянную температуру. Найденные в пустотах надписи еще раз подтвердили, что пирамида строилась Хеопсом, а назначение самих пустот сводилось к тому, чтобы снять огромную нагрузку на «камеру царя». Все ничего, но нетерпеливый и безответственный кладоискатель исследовал пирамиду с помощью… динамита.

Как не вспомнить здесь слова известного английского археолога Говарда Картера, открывшего гробницу Тутанхамона, о высокой гражданской ответственности исследователя памятников старины перед наукой, историей, всем человечеством. «Любой мало-мальски сознательный археолог чувствует эту ответственность. Вещи, которые он находит, не являются его собственностью, и он не может распоряжаться ими по своему усмотрению. Они — прямое наследие прошлого настоящему, а археолог — лишь облеченный определенными привилегиями посредник, сквозь руки которого это наследство проходит; и если он по неосторожности, небрежности или невежеству утратит часть информации, которую это наследие несет, он виновен в совершении величайшего археологического преступления».

К сожалению, эти слова были сказаны слишком поздно, да и вряд ли они в то жестокое время колониальных захватов смогли оказать какое-либо воздействие на людей типа Бельцони или на английскую солдатню, учинившую кровавую резню в Великом Бенине и разграбившую его бесценные сокровища. Вот эта история, как она прояснилась спустя годы после событий конца XIX века.

…В конце 1897 года в антикварных лавках Парижа, Лондона, Берлина вдруг появились удивительные, необычайной красоты бронзовые головы, литые рельефы, фигурки людей и животных. Несколько голов сразу же приобрел Берлинский музей народоведения, вслед за ним охоту за загадочными произведениями искусства начал Британский музей, Лувр и другие музеи мира. Несмотря на мгновенно взлетевшие цены, удивительное литье в продаже больше не появлялось… Перед искусствоведами встал вопрос: кому принадлежит авторство этих оригинальных произведений искусства? Одни утверждали, что это — творения выдающегося итальянского мастера бронзового литья эпохи Возрождения Бенвенуто Челлини, каким-то образом всплывшие на антикварном рынке. Другие полагали, что это дело рук древних египтян, индийцев, римлян, финикийцев, греков и даже легендарных… атлантов. Но одного взгляда на бронзовые лики было достаточно, чтобы сказать: родина замечательных скульптур — Африка и только Африка. Об этом говорили припухлые губы, широкие, чуть сплюснутые носы, курчавые волосы, большие овальные глаза с четко прорисованными белками. Однако поверить в «африканский гений» тогда еще никто не решался — Черная Африка была не открыта…

И только спустя несколько лет выяснилось, что загадочные бронзовые скульптуры действительно привезены из Африки и сделали это английские колониальные войска, участвовавшие в карательной экспедиции 1897 года, когда был сожжен и разрушен до основания Великий Бенин. Правитель Бенина был взят в плен, его советников казнили, а сам город с дворцами, хранившими бесценные сокровища искусства, пушечными залпами превратили в груды развалин и пепла. Копаясь среди дымящихся развалин только что уничтоженного по приказу своих командиров города, английские солдаты и подняли первые из бронзовых и латунных голов — портреты правителей и правительниц, героев и предков народа йоруба и бени.

А затем, как стало ясно, добравшись до европейских кабаков, английская солдатня продала свою добычу владельцам антикварных лавок (у офицеров захваченную бронзу скупил английский генерал Питт-Риверс — сейчас это одна из ценнейших и самых полных коллекций бенинской бронзы во всем мире). А уже в наше время на африканском фестивале в Дакаре (Сенегал) демонстрировалась бронза Великого Бенина, привезенная из частных собраний и музеев Лондона, Парижа, Берлина, Амстердама, Нью-Йорка.

…В конце XIX века в Мексику, археологические памятники которой были уже известны, но мало или совсем почти не удосуживались внимания археологов, приехал видный американский «турист от археологии», заядлый поклонник американских древностей, мистер Эдвард X. Томпсон. За небольшую сумму он купил старую, заброшенную усадьбу, которая не сулила никаких доходов, потому что была сплошь усеяна только… археологическими руинами. То, что купил глупый «гринго», как говорили о нем местные жители, впоследствии оказалось знаменитым ныне городом индейцев майя Чичен-Итца. Мистера Томпсона в первую очередь заинтересовал священный колодец — место жертвоприношений древних майя богу дождя Йум Чааку. Красивейших девушек народа майя, увешанных драгоценностями, бросали живыми в гигантский «бездонный» колодец. Жертвоприношения совершались каждый раз, когда задерживались дожди, а засухи в этой местности — явление обычное. И Томпсон понял: сокровище у него в руках — колодец, должно быть, полон драгоценностями. Вооружившись драгой, выписанной из США, он приступил к работе…

Никому не подсчитать, какой вред нанес своими стальными челюстями землеройный снаряд колодцу, пишет в своей книге о Чичен-Итце мексиканский специалист по археологии майя Мануэль Сисерол Сансорес, сколько разрушил изящных ювелирных изделий, керамики, украшений… Много лет спустя Сансорес получил задание исследовать колодец, а также кучи ила и мусора, выросшие после поисковых работ Томпсона. И вот в решете, сквозь которое рабочие просеивали землю, засверкало золото, блеснули драгоценные камни. Была собрана уникальная коллекция украшений, которую отправили в Федеральный музей археологии в Мериде (столица штата Юкатан). Но неожиданно коллекция Сансореса пропала. «Никто не удивится, — с горечью писала местная газета, — если она вдруг всплывет в одном из частных собраний американских миллионеров — «любителей древностей майя». Надо полагать, обе части сокровищ Чичен-Итцы — та, которую в свое время вывез Томпсон, и та, которая была украдена позже, — интересуют одно и то же лицо или один из фондов. Наконец-то коллекция воссоединилась!

Список «великих хищений века», а им стал XIX век, можно было бы продолжать без конца. В их числе оказалась всемирно известная скульптура царицы Нефертити — ее вывезли перед первой мировой войной немецкие археологи, замаскировав под обычный и ничем не примечательный каменный блок. Нефертити вызвала в свое время огромную сенсацию, которая переросла затем в не менее грандиозный скандал. После кражи уникального памятника немецким археологам было запрещено работать в Стране Пирамид (запрет был снят лишь после установления в стране республиканской власти). В числе похищенных оказались и античные статуи знаменитого еще в древности Пергамского алтаря, обманом вывезенные немецким инженером Карлом Хуманом из Турции в Берлин, и ганские национальные реликвии, незаконно увезенные англичанами в Лондон, скульптуры и барельефы мивейских и сабейских городов Йемена, хранящиеся в музеях Лондона и Парижа, перуанские золотые украшения, уцелевшие от тиглей конкистадоров (они украшают ныне витрины Этнографического музея в Мюнхене, Музея естественной истории в Нью-Йорке, а также музеи Парижа и Лондона); бирманские колокола с пагод, буддийские статуи, украшения Великих Моголов из Индии и многое-многое другое.

Конечно, сокровища, собранные подобными путями в музеях мира, не перестали быть достоянием всего культурного человечества и продолжают «воспитывать прекрасным» целые поколения людей. Но насколько было бы лучше, если бы, например, в Стране Пирамид был бы собран весь «Древний Египет», а где-нибудь в «Антика Этруриа», в едином музее этрусков — все предметы культуры и искусства этой загадочной цивилизации. Исследователям не пришлось бы совершать кругосветное путешествие, чтобы подробно ознакомиться с памятниками той или иной культуры и цивилизации. Впрочем, по существующему международному праву, если бы оно соблюдалось когда-нибудь, так и должно было бы быть…

Как ни странно, но грабители могил нередко оказывались более ревностными и удачливыми искателями старины, нежели профессиональные археологи. И это не удивительно, ибо «имя им — легион», в то время как археологов — считанные единицы. В этом отношении показательна история открытий этрусского города Спины, одного из античных городов Италии.

…Плиний и другие римские географы и историки писали о Спине как о важнейшем портовом городе этрусков, поэтому итальянские ученые не раз пытались определить его местонахождение, найти хоть какие-либо следы этого крупного торгового центра древнего мира. Несколько неудачных попыток, и археологи решили, что Спина — плод фантазии древних географов. А между тем итальянские пограничники ловили одного за другим контрабандистов, переправлявших за границу ценные этрусские вазы. Все они на допросах отвечали довольно неопределенно: купили у местных жителей где-то в устье реки По.

И вот в 1922 году в болотах Камаккьо, что лежат на севере Италии, в дельте По, проводились большие мелиоративные работы и здесь, на осушенном участке, вдруг неожиданно открылся целый этрусский некрополь. Археологи раскопали 1200 могил, откуда, как выяснилось, и попадали древние вазы в руки контрабандистов. Теперь уже итальянские ученые установили тесный контакт с пограничниками и таможенной службой, продолжая в то же время следить за антикварными магазинами. А тем временем местные жители, рыбачившие в неглубоких лагунах на своих плоскодонках, по-прежнему привозили с рыбной ловли не только длинных извивающихся угрей, но и великолепные этрусские вазы, которые продолжали поступать в руки контрабандистов. Когда весть об этом вновь дошла до археологов, они потребовали от правительства немедленного осушения болот.

В 1953 году были проведены новые мелиоративные работы к западу от Камаккьо. И вновь были найдены этрусские могилы с прекрасно сохранившимся погребальным инвентарем. А в 1957 году, через 35 лет после первых раскопок, Спина была наконец-то открыта. Как известно, ее обнаружили археологи с помощью аэрофотосъемки, но основными «наводчиками» оказались все же местные любители антиквариев. Как сообщала итальянская печать, в Италии, в дельте реки По, рыбаков и контрабандистов больше, чем археологов, и в течение последних десяти лет здесь с переменным успехом «ведется игра в полицейских, воров и археологов».

…Другое выдающееся археологическое открытие произошло в 1956 году в Турции. Молодой английский археолог Джеймс Меллаарт — он еще будет героем нашего повествования — долгое время и без особого успеха исследовал Анатолийское плато, до этого считавшееся бесперспективным в археологическом отношении местом. Как-то раз, посетив шумный измирский базар, он обратил внимание на странные глиняные черепки с незнакомым орнаментом. Крестьяне продавали их сотнями жадным до редкостей туристам вместе с овощами и фруктами. Меллаарт тотчас же скупил все черепки и опросил крестьян, откуда они их привезли. Те назвали холм Чатал-Уйук, неподалеку от своей родной деревни, в районе города Испарты. А в 1966 году, после десяти лет работ, это маленькое местечко на юге Турции стало археологической сенсацией № 1. Здесь была обнаружена «колыбель цивилизации» — самый древний в мире неолитический город. Его возраст около 10 тысяч лет! В историю археологии Чатал-Уйук вошел как «открытие, сделанное на… базаре».

…В 1962 году на одном из восточных отрогов Съерра-Викус (север Перу) крестьяне проводили нивелировочные работы — осваивали склоны горы для террасового земледелия. Бульдозер начал снимать верхний пласт земли и провалился в глубокую яму. При этом открылись старые шахтные канавы, похожие на высокие прямоугольные камины, поставленные вертикально, один к другому. В одном случае их глубина достигала 7–8 метров, в другом — до 15 метров. В каждой из этих шахт были найдены глиняные сосуды удивительных форм, расписанные сочными, живыми красками, масса всевозможных изделий из металлов: медные церемониальные чаши, кубки, навершия жезлов и посохов, височные и носовые кольца, серьги, браслеты, щиты, нагрудные пластины и даже медицинские пинцеты — видимо, одни из древнейших в мире. Многие из находок былипокрыты тончайшим слоем золота, некоторые — сделаны из золота целиком.

Естественно, в Латинской Америке в таких случаях археологи ставятся в известность в последнюю очередь. Могилы были тщательно присыпаны землей, а работы на этом участке прекращены. Но только не ночью! Ночью местность оживала: темные силуэты людей, подобно теням умерших, неслышно скользили к месту раскопок из ближайших деревень, узкие лучики фонарей выхватывали из темноты лихорадочно блестевшие глаза, бледные, напряженные лица, в кровь исцарапанные руки, прижимавшие к груди очередные находки. «Ла лус дель оро!» — «Свет золота!» — так перуанские крестьяне называют не только огни святого Эльма, порой вспыхивающие над вершинами Кордильер и якобы указывающие на сокрытые в земле клады, но и «кладоискательскую лихорадку», время от времени охватывающую тот или иной район некогда благословенной земли древних инков…

Здесь, при Викусе, тоже были свои драмы и свои трагикомедии. Прибывшие из столицы, куда просочилась весть об открытии, профессиональные грабители могил «уакерос» («Уакерос» — от «уака» (на языке индейцев-кечуа huaca — святыня, святилище, которыми может быть и древнее захоронение); «у а к е-р о» значит человек, занимающийся поисками и раскопками «уак», то есть кладоискатель, но и «осквернитель святынь».)с помощью нанятых крестьян застолбили участки и повели раскопки, при этом несколько человек погибли под обвалом, смешав свои кости с «тиерра дель муэрто» — «землей мертвых» древнего Викуса. Рассказывают, в частности, о таком забавном случае — он стал известен прессе в 1964 году, когда перуанская полиция по настоятельным требованиям археологов вплотную занялась выяснением адреса многих уникальных предметов культуры Викус. Этот случай, эпизод, связан с одним, пожалуй, самым удивительным и уникальным объектом раскопок — с фигурными сосудами Викуса. Впрочем, вот как все произошло.

…В одну из безлунных летних ночей, в которую, как говорят местные крестьяне, появится дьявол, да ты его не заметишь, два новичка-гробокопателя искали свое счастье, обрабатывая очередную шахтную могилу. И хотя неподалеку в поте лица трудились их коллеги, новичкам было не по себе: тесная душная яма, могила, ночь, золото — а где золото, там уж непременно бродит дьявол… Одним словом, парням было не до шуток, а тут еще жара, духота. Кто-то из них, подхватив со дна могилы кувшин со страшной физиономией когда-то жившего горбатого и одноглазого субъекта, полез наверх по лесенке к роднику за свежей, ломящей зубы водой. Напившись сам и наполнив сосуд, «уакеро» вернулся к раскопу и спустил на веревке вниз физиономию одноглазого владельца могилы. Ничего еще не зная о свойствах подобных сосудов, его приятель припал губами к горлышку и начал жадно пить воду. И вдруг могила огласилась жуткими звуками, целые рулады леденящих кровь звуков, усиленные резонансом пустой могилы, обрушились на головы бедных «уакерос». Сосуд пел, даже кричал низким, вибрирующим голосом!

Вряд ли стоит объяснять, что произошло дальше. Когда поднятая на раскопах паника улеглась и убежавшие «уакерос» осторожно вернулись к могилам — они думали, что наконец-то полиция пронюхала об их запретном бизнесе и устроила облаву, — тот бедняга, что находился внизу, тронулся умом. Ведь ему никто не спустил лестницу, чтобы он выбрался наверх, а его приятель бежал первым. Говорят, сейчас он доживает свои дни где-то в психиатрическом приюте, при монастыре отцов доминиканцев, и страшно боится темных безлунных ночей.

Что касается поющих сосудов Викуса, то в 1964 году они демонстрировались на первой небольшой выставке культуры Викуса в Лиме. Все предметы, выставленные на стендах, были взяты на время из частных коллекций. Сотни шахт к тому времени были разграблены, находки распроданы любителям старины как у себя в стране, так и за рубежом. Исчезнувшая цивилизация Викуса чуть было не исчезла совсем, на этот раз уже окончательно…

А через некоторое время подобная выставка состоялась в США. Всего лишь несколько дней ученые могли любоваться сквозь пуленепробиваемые стекла на удивительные сосуды Викуса. Семейство, пожелавшее остаться неизвестным, показало много древних гончарных изделий, купленных у грабителей могил в Перу. К сожалению, узнать подробностей приобретения уникальной керамики журналистам не удалось, как не удалось исследовать археологам эту культуру, существовавшую на севере Перу примерно три тысячи лет тому назад. К тому времени, когда исследователи прибыли в Викус, все могильники этой исчезнувшей культуры были перекопаны грабителями могил и навсегда уничтожены для науки.

А удивительные фигурные или «поющие» сосуды Викуса, так напугавшие кладоискателей, оказались расписанными красками снаружи и изнутри — отсюда и еще одно название: «двойные сосуды» — и снабжены через целую систему каналец в теле сосуда многоголосыми свистящими приспособлениями, настроенными каждое на определенную ноту. Вода, выливаясь из сосуда, гнала поток воздуха по канальцам и заставляла сосуд «петь» на все голоса, от простых однотонных звуков до сложных мелодий древнего исчезнувшего народа. «Двойной» поющий сосуд, таким образом, становился своего рода автоматическим воздушно-водяным органом, древним «магнитофоном» с одной определенной мелодией, заданной раз и навсегда его создателями. Впрочем, то, о чем мы говорим, представляет больший интерес для специалистов по истории музыки — проснувшиеся мелодии Викуса сегодня звучат в их кабинетах и студиях, а мы вернемся к «нашим грабителям»…

Всему миру известна история открытия знаменитых кумранских рукописей, ажиотаж вокруг них и кладоискательская горячка, охватившая до этого пустынное западное побережье Мертвого моря. Это открытие было тоже сделано совершенно случайно — пещеры обнаружил простой козопас, разыскивавший свою пропавшую козу. Мухаммед, так звали пастуха, за семь первых свитков выручил всего 60 долларов, продав рукописи сапожнику из Вифлиема. Четыре из них контрабандой вывезли в США, где их продали за 250 тысяч долларов.

Во время «эпидемии кладоискательства», которой были охвачены целые племена кочевников-бедуинов, было найдено еще несколько пещер с древними документами. Их было свыше четырехсот! Два чиновника, по пятам следовавшие за не внушающими доверия искателями кладов, тщательно отмечали расположение мурабаатских пещер. Но на археологические раскопки денег не хватило, они пошли в уплату за рукописи «Пещеры раненой куропатки», что была открыта у развалин старого монастыря на краю вади-Кумран. Рукописи покупались у местных жителей… по полтора доллара за квадратный сантиметр. Это обошлось Палестинскому археологическому музею, Французской библейской школе в Иерусалиме и Иорданскому департаменту по делам, древностей в довольно кругленькую сумму- 100 тысяч долларов! Несмотря на коммерческую сторону дела и стихийность «археологических раскопок», историческая наука пополнилась новыми ценными открытиями.

На этом поиски не прекратились. Когда знаменитые рукописи были прочтены, в некоторых из них обнаружились сообщения о тайниках и хранилищах, расположенных в ближайших окрестностях. Всего в рукописях Мертвого моря говорилось о 60 таких кладах — подробное перечисление их содержимого будто бы позволило подсчитать общий объем сокровищ: оказалось, что в окружающих холмах зарыто около 20 тонн золотых и серебряных изделий. Государственные, частные и религиозные организации принялись искать эти сокровища. Однако более чем за две тысячи лет, истекших с момента захоронения сокровищ, изменилась стратиграфия местности — исчезли приметы, на которые ссылаются рукописи. Реки высохли или переменили свои русла, озера тоже давно исчезли и поросли кустарником, на месте лесов раскинулась пустыня. Археологам и подготовленным искателям сокровищ пришлось на время отложить традиционные заступы и вооружиться копиями древних карт, чертежными досками, привлечь данные палеоботаники, пытаясь как-то восстановить рельеф местности, который был здесь когда-то, две тысячи лет тому назад,

Лоуренс Грин в книге «Последние тайны старой Африки» тоже приводит один пример из серии «случайных открытий», ставший легендой среди кладоискателей и археологов. Однажды, пишет он, из Ливийской пустыни в Каир пришел араб и принёс тяжелый кусок какого-то желтого металла, цены которому он не знал. Купец на базаре, видя древность находки и наивность человека, ни разу не видевшего золота, предложил за него такую цену, что араб с радостью согласился. «Если у тебя есть еще эти медяшки, — небрежно сказал купец, — приноси, я дам тебе за каждый следующий кусок на пиастр больше рыночной цены…» Араб с радостью согласился, он приходил еще несколько раз и приносил с собой по куску изломанного металла. Когда араб принес наконец последний кусок, купец сложил обломки вместе и получил статую человека в натуральную величину — статую из… золота, которую нашел в пустыне араб на месте каких-то развалин древнего города.

И все же, не беря во внимание мнимую пользу, которую принесли археологии грабители могил, вред, причиняемый ими исторической науке, огромен. Достаточно посмотреть на фотографии, опубликованные в специальном выпуске «Курьера ЮНЕСКО» (ноябрь 1965 г.), чтобы увидеть, к чему приводит деятельность кладоискателей. На фотографии изображена зверским образом изувеченная пустотелая скульптура Будды, обнаруженная в одном из заброшенных храмов Нагана (Бирма). Этот будда, пишет журнал, стал жертвой человеческой алчности: в чреве статуи грабители думали найти золото…

Больше полувека археологи, работающие в Египте, проклинают безымянного арабского автора XV века за «медвежью услугу» науке. Его «Книга о спрятанном жемчуге» нанесла непоправимый ущерб египетской археологии. Дело в том, что в этом, явно шарлатанском манускрипте даны описания 400 мест в Египте, где якобы спрятаны сокровища фараонов, персидских царей, греческих диадохов, римских полководцев, арабских султанов и берберийских военачальников. Естественно, все они расположены вблизи различных древних памятников. Это «пособие для начинающего кладоискателя», до издания его в Каире в 1907 году массовым тиражом, было известно в многочисленных рукописных вариантах, стоивших немалые деньги. После выхода «бестселлера кладоискателей» он разошелся в тысячах экземпляров по рукам местных и приезжих любителей древностей. Таким образом, сохранившиеся памятники были еще больше разрушены в начале нашего века.

…Легенды об исчезнувших и спрятанных сокровищах не исчезают веками, в Северной Африке, и особенно в Египте, они живут вечно. В этом уголке Африканского континента сотни и тысячи раз можно слышать о погребенных под дюнами сокровищах, они разжигают азарт и воображение многочисленных любителей авантюр, и те делают из своих видений шикарные кареты, которые порой везут их прямехонько на тот свет. Лоуренс Грин в своей книге приводит рассказ бо одном авантюристе-кладоискателе, некоем Эрихе Баумгартнере, воевавшем в африканском корпусе Роммеля. Заразившись рассказами о ненайденных сокровищах, а может быть, воспользовавшись «Книгой о потерянном жемчуге», он после второй мировой войны вернулся в Египет, проработал там несколько лет в пароходной компании, с чисто немецкой бережливостью скопил деньги и в 1952 году отправился в Сахару с автомашинами, запасами продовольствия, воды и… динамита. Взрывчатка должна была заменить таран этому новоявленному Бельцони, решившему работать по известному методу Ховарда-Визе.

Авантюрист ехал в пустыню по маршруту своего соотечественника Рольфса, который якобы еще в 1874 году нашел знаменитые изумрудные копи и золотые рудники персидского царя Камбиса, завоевателя Египта. По рассказам нанятых рабочих, немец все же что-то нашел. Но феллахи не стали помогать ему в раскопках, они считали, что Баумгартнер наткнулся на один из старинных храмов, где всегда водятся злые джинны. Тогда Баумгартнер прогнал их, начинил развалины динамитом, крутанул штопор детектора и… Заряд оказался слишком большим, огромная дюна пришла в движение и погребла авантюриста вместе с развалинами под собой. Древний храм, еще не исследованный археологами, исчез с лица земли.

«АНТИКВАРНАЯ ЛИХОРАДКА»

'Антикварная лихорадка'

Поиск сокровищ

Так всегда с джентльменами удачи. Жизнь у них тяжелая, они рискуют попасть на виселицу, но едят и пьют как боевые петухи перед боем. Они уходят в плавание с сотнями медных грошей, а возвращаются с сотнями фунтов. Добыча пропита, деньги растрачены — и снова в море в одних рубашках. Но я поступаю не так. Я вкладываю все свои деньги по частям в разные банки, чтобы не возбудить подозрения… Я буду жить, как живут самые настоящие джентльмены…

Р. Л. Стивенсон. Остров сокровищ

Ныне земледельческий труд приходит в упадок, а число тек, кто собирает медь, с каждым днем все больше. (Люди) бросают свои плуги и мотыги, льют металл в формах, разжигая древесный уголь. Количество фальшивых денег все увеличивается…

Бань Гу. Хань Шу

Те, кто собирают медь

Остались позади дорогие отели… Италия — Швейцария. Граница. В длинном, последней модели «бьюике» двое. Туристы. У машины учтивый таможенник. Проверка паспортов, осмотр багажа…

— У синьора, конечно, есть документы, разрешающие вывоз этой скульптуры?

— О, все в порядке. Мы купили этого парня во Флоренции. Вот бумага — это этрусский бог, седьмой век до нашей эры, печать.

— Все правильно, синьор… Только… тысяча извинений — это не этруски, это поздний Рим, причем копия…

— Проклятье! Зачем мне нужен этот Рим?! Сейчас в моде

именно этруски…

И «бьюик» уносит разъяренных туристов в Швейцарию. Таможенный офицер смотрит им вслед: «Когда-нибудь они увезут в своих чемоданах Колизей…»

Обратите внимание на последнюю фразу разъяренного туриста: «Сейчас в моде именно этруски…» Ну конечно, одураченному «знатоку» всучили что ни на есть «подлинного этруска». Смешно? Конечно. Но веселые итальянцы, да и не только они, мрачнеют, когда речь заходит о художественных сокровищах их страны. Еще бы, бесценные художественные наследия многих стран мира в Старом и Новом Свете расхищаются сегодня направо и налево. Каждый день, каждый час. Из музеев, частных собраний, археологических раскопов, о которых порой не знают сами археологи.

Причина? Мода. Мода на различные археологические антикварии обрушилась на Европу и Америку. Вряд ли когда-нибудь древние ваятели, ремесленники и ювелиры думали, что их произведения станут не только предметами поклонения, но и жертвами прихотливой моды. А уж если мода на туфли на платформе и этрусских богов, египетских скарабеев и индейские расписные сосуды, то будьте уверены — будут и туфли и антикварии. Туфлями завалит магазины предприимчивый фабрикант, а откуда появятся этруски и прочие древние раритеты — это никого не интересует. Разве что только полицию…

Еще один разговор, быть может записанный сотрудниками Интерпола в одном из небольших уютных швейцарских городков.

Обратите внимание на этот золотой кувшинчик, мадемуазель, — это не просто кувшин, ему по крайней мере около двух тысяч лет. Он неплохо украсит вашу квартиру.

— Месье хочет сделать дорогой подарок своей даме? Могу предложить уникальное украшение. Эта золотая брошь, возможно, принадлежала ацтекской принцессе. Очень ценная вещь, месье, поверьте… и очень редкая, возможно, в одном экземпляре.

Господин Гобе, хозяин небольшой антикварной лавки — как известно, в такой-то и можно найти «настоящую вещь», — не может пожаловаться на отсутствие покупателей. В интервью с зашедшим на огонек древнего светильника приезжим журналистом он изложил суть сегодняшнего «антикварного бума», Стандартизация жизни, массовая культура, поточное производство предметов широкого потребления и многое, многое другое, что делает современную жизнь, скажем, «среднего» француза неотличимой от жизни «среднего» англичанина, шведа, американца, приводит к желанию быть не похожим на соседа, отличаться от него чем-то «своим», ему одному присущим. Это так же, как, например, женщины не хотят носить одни и те же платья, пальто, туфли, а стараются одеваться у своих мастеров, в маленьких частных фирмах с ограниченным «тиражом» продукции. Не случайно элита предпочитает отличаться от «толпы» своей непохожестью на нее, поэтому она одевается у Диора… Не правда ли? Помните, какой скандал произошел на одном из фестивалей, когда две кинозвезды появились по какой-то досадной случайности в одинаковых платьях «от Диора»? Парад не состоялся, они готовы были испепелить друг друга на месте…

Моду задают женщины, особенно дамы света. Они вдруг захотели носить украшения, принадлежавшие чуть ли не Клеопатре, есть из посуды, которой пользовались древние кельты или греки. Полная гарантия, что второй такой вещи вы не найдете у Диора. И чем древнее вещь, чем она уникальнее, тем больше она ценится, тем больше на нее спрос. «Чем древнее — тем дороже!» — вот лозунг спроса и предложения на «черном рынке» антиквариата. Конечно, и здесь не следует впадать в крайности, иначе грубый палеолитический топор будет стоить дороже этрусской вазы. Вещь должна быть древней и в то же время «модной», в чем-то «современной», близкой к нашим эстетическим вкусам…

В лавке господина Гобе есть вещи, которые с успехом могли бы занять почетное место в лучшем археологическом собрании мира. Поэтому дело у одного из многих швейцарских антикварных коммерсантов поставлено на широкую ногу, и клиентура у него самая высокопоставленная.

— Я торгую только уникальными вещами, — хвастает господин Гобе, — и подделок не найдете у меня в магазине, хотя такие магазинчики есть у нас… для тех, кто победнее и кому подлинник не по карману. К наиболее редким и ценным вещам, вазам, украшениям, посуде я прилагаю акт экспертизы, подтверждающий происхождение вещи, с указанием века и культуры. Экспертиза выполняется порой очень авторитетными специалистами-археологами, естественно, не бесплатно…

Посмотрите, например, на эту этрусскую бронзовую вазу, — протягивает разговорчивый коммерсант снимок огромного реберчатого сосуда, лежащего на боку в окружении нескольких металлических кувшинов и чаш где-то в земляной норе, — эта фотография сделана через специальный перископ, опущенный археологами в одно древнее неразграбленное погребение этруска. Это все, что у них осталось… Как только «профессора» отлучились на минуту — они пошли за полицией, чтобы установить охрану у погребения, — грабители были тут как тут и, разумеется, опередили их… Я не знаю, где сейчас находятся этрусские сокровища, я просто демонстрирую вам «доказательства подлинности», но, может быть, кто-нибудь из моих удачливых коллег и покажет вам эту криминальную вазу вместе с фотографией. Тогда верьте ему и… рискуйте. Вы можете гордиться ею лишь перед самыми близкими и доверенными лицами. К сожалению… Ее разыскивает Интерпол.

Знаете, — продолжает господин Гобе, — меня интересует история археологии, это весьма нужная научная дисциплина для людей моей профессии. Случаи похищения исторических реликвий из-под носа у «профессионалов» ведь тоже имеют свою историю, и, на мой взгляд, весьма интересную. Знаете, они являют собой вершину мастерства у профессиональных грабителей могил. Это — все равно, что проехаться на чужой счет из Женевы в Париж или обратно, не правда ли? Разница здесь в одном: билет этот может стоить безумно дорого…

Вы, конечно, слышали о такой стране, России? Да, да, белые медведи, красные казаки, спутники и многое другое… Так вот в тридцатых годах прошлого века, как русские говорят, «еще при царях», какой-то граф, затратив огромные деньги, в одном из скифских курганов наконец-то добрался до царской сокровищницы. Но наступила ночь, и работы было решено отложить до утра. Естественно, у склепа с драгоценностями, а скифы в могилы клали только золото, была поставлена охрана. Но полицейские, не желая мерзнуть в холодную осеннюю ночь, ушли спать. Конечно же, грабители не дремали! Это увидел пришедший утром на раскопки несчастный растяпа граф: камни были отвалены, плиты в полу выворочены и кое-где в трещинах поблескивали мелкие золотые бусины — все, что осталось от богатого, видимо, захоронения. До сих пор не известно, что находилось в царском тайнике этого кургана… Лишь спустя несколько недель просочились кое-какие слухи и были найдены отдельные вещи и среди них — ныне знаменитая золотая бляха в облике оленя, к шее которого прильнула собака с хвостом в виде птичьей головы сказочного грифа, любимого персонажа скифского «звериного стиля»… Сейчас эта бляха — украшение скифской коллекции золота в Эрмитаже.

Любопытно, что русский царь приказал в то время заплатить вернувшему за похищенный предмет 1200 рублей золотом, по тем временам огромные деньги в России… Таким путем царь надеялся заполучить остальные похищенные ценности из скифского кургана. Но, кажется, так ничего более и не получил: то ли грабители успели продать свои находки, то ли перелили их в слитки золота, а может быть, боялись этой царской ловушки, полагая, что царь ограбит их и сошлет в Сибирь. Неизвестно…

Господин Гобе, рассказывая эту, чуть ли не стопятидесятилетней давности историю, не приоткрыл многие из тайн своей профессии, о которых мы намерены рассказать далее. Например, о том, что швейцарские антикварные дельцы никогда не назовут вам место, где найдена та или иная вещь, человека, который ее доставил. По обоюдному соглашению они предпочитают молчать, когда не в меру любознательные сотрудники Интерпола пытаются пополнить свою историческую эрудицию, разглядывая золотой перстень Клеопатры или ночной горшок римского патриция, сделанный из чистого золота. Впрочем, это еще раз подтверждает известную истину: бизнес — всегда дело темное и не любит огласки,

Антикварный бизнес… Это странное, на первый взгляд, ремесло, как мы уже говорили, существовало всегда — были годы, когда он затихал (мир увлекался «чистым модерном»), а затем возрождался снова. Сегодняшний «антикварный бум» начался более десяти лет тому назад и был вызван целым рядом археологических открытий в Старом и Новом Свете. На интересе к археологии, истории, на сенсационности загадок древнего мира сыграли дельцы. Предметы старины, некогда интересовавшие лишь очень узкую группу ценителей, сегодня стали товаром широкого потребления. Крупные универсальные магазины

Брюсселя, Парижа, Лондона, Рима, Нью-Йорка создали у себя антикварные отделы. Но «антикварная индустрия» очень специфична по своему исходному сырью. Машина времени, чтобы оптом вывозить древности в XX век, не создана, и страсть к старине переросла в агрессию, в открытый грабеж сокровищ.

Но только ли дело в «чистой» любви, достигнутой нечистым путем? Какие еще причины толкают толстосумов к приобретению дорогих и редких предметов старины? Думается, ответ на этот вопрос дает одна любопытная анкета, опубликованная лет пятнадцать назад французским или швейцарским «Журналом любителя искусств». На вопрос о причинах приобретения произведений искусства (речь шла о живописи и редких антиквариях) были даны следующие ответы, характеризующие «чистоту» любви к прекрасному. Судите сами: помещение капиталов — 24 %, спекуляция — 19 %, стремление к украшению-17 %, любовь к искусству — 17 %, подарки -7%, снобизм и дань моде — 6 % и так далее. Выходит, что около половины опрошенных, приобретая редкие произведения искусств, преследуют чисто материальные цели, а эстетические мотивы сыграли свою роль лишь при одной четверти всех покупок. Красноречивые цифры…

…Три с половиной тысячи лет тому назад в этих местах, только чуть севернее, на территории современной Австрии, существовало небольшое, но известное всему миру, процветающее местечко Галльштат, давшее название целой археологической культуре. Жители Галлъштата торговали всего-навсего… солью, самым редким и желанным товаром доисторического экспорта-импорта, но их богатству мог бы позавидовать легендарный Крез. В погребениях галльштатских «солевладельцев» было найдено огромное количество ценных предметов, буквально как в антикварных лавках Швейцарии наших дней, собранных со всего света. Здесь были: закаленная испанская бронза — «булат древности», египетские стеклянные браслеты и бусы, изящная африканская резьба по слоновой кости, балтийский янтарь, этрусские золотые и серебряные украшения, средиземноморские и индийские раковины, аравийские кованые и накладные изделия из серебра — в общем, все то, что мог производить любопытного и модного тогдашний цивилизованный мир. Соль очень ценилась в древности… Маленькое поселение «на краю эйкумены» приобрело международное значение, стало интернациональным, если смотреть на него только с учетом археологических находок.

Мы сделали здесь небольшой исторический экскурс не потому, что хотели сказать, будто все богатства галльштатских «солепромышленников» осели в антикварных лавках Швейцарии (действительно, там их можно встретить), а потому, что хотели провести чисто условную параллель между Галльштатом тех лет и Швейцарией наших дней. Почему сегодня Швейцария считается одной из первых стран в «антикварном бизнесе»?

Удобное географическое положение — близость к древним центрам цивилизации: Греции, Риму, Южному Средиземноморью; статус «открытой страны»; комфортабельные пути сообщения — десятки авиалиний и железных дорог; наплыв состоятельных туристов, к тому же еще охваченных благородной страстью к «седой старине»; труднопроходимые, но с точки зрения контрабандистов, наоборот, легкопроходимые границы; ну и, что ли, «антикварные традиции» сделали Швейцарию международным центром в торговле редкими, а порой, и уникальными произведениями культуры и искусства всех времен и народов. Это хорошо знает специальный отдел Интерпола, занимающийся розысками похищенных сокровищ. Если ограблен какой-либо музей мира, богатое частное собрание или же из рук пограничников и таможенников выскользнули ловкие контрабандисты, по сведениям полиции проявлявшие нездоровый интерес к «археологии», по совету сотрудников Интерпола за теми или иными антикварными магазинами Женевы, Цюриха, Базеля, Берна или Лозанны сразу же устанавливается неусыпная слежка швейцарской полиции. Иногда это приносит плоды… В большинстве же случаев швейцарские антиквары только разводят руками: «Нет, не видели… Не было… Что вы, как можно?!»

У антикварного бизнеса солидные клиенты.

Известный итальянский искусствовед Аннабелла Росси несколько лет назад посетила нью-йоркские музеи «Метрополитен» и другие. Среди экспонатов она обнаружила произведения итальянских мастеров. Увидев ее недоумение, американский коллега объяснил синьоре Росси: «Видите ли, произведения искусства всегда скапливались там, где деньги. А у нас деньги были всегда… Что вам еще сказать? Видимо, так всегда было и будет. Взгляните хотя бы на эту уникальную диадему, — продолжал словоохотливый бакалавр изящных искусств. — На ней написано: «Фонд Роджера, 1959 год». Что это значит? То, что она была куплена на деньги из частного фонда. Кем и у кого? О, на этот вопрос ответить трудно…»

Кто же эти люди и где они работают на «антикварную лихорадку» — на женевских, лондонских, парижских, амстердамских, нью-йоркских и прочих «любителей древностей»? Об этом рассказала французская журналистка Клод Малуа, взявшая интвервью у профессионального грабителя могил. Ее рассказ мы дополнили и другими сведениями о «гробокопателях».

…Он даже симпатичен, этот человек, избравший своей профессией столь экзотическое и опасное ремесло грабителя могил. Подвижное, загорелое лицо покрыто густой сетью морщин («Солнце. Проклятое солнце!» — улыбается он), голубые с прищуром глаза. Его имя Робер Вернье. Чувствовалось, что этот человек с дипломом археолога, полученным в университете в Дордоне, совсем недавно вернулся в Париж.

— Что вы делаете в Париже?

— Продаю то, что я там нашел. Мои покупатели — это спекулянты, прежде всего, антиквары. Я знаю их, они — меня.

…Там — это Бокас дель Торо, район на границе Панамы и Коста-Рики, где под сплошным покровом тропических джунглей одни лишь ядовитые гады, ягуары и оцелоты.

— Как вы могли жить и раскапывать могилы в том зеленом аду, где человек быстро погибает? Особенно белый…

— Привычка.

…Мне рассказывали, что редко кто осмеливается проникнуть в этот затерянный район, который невозможно найти на карте, и те редкие смельчаки, кто туда попадал, быстро исчезали в сельве.

— В Сан-Хозе мне говорил о вас Луис Хартман…Старик Хартман. Вероятно, мало через кого проходило столько золота, сколько через его руки. В свое время он продавал его килограммами, как другие продают мясо. Глядя на этого человека, можно сразу было увидеть в нем настоящего авантюриста: стальной, блеск глаз, нездешний загар, которому позавидовали бы модницы на Лазурном берегу, решительное и волевое лицо человека, не признающего компромиссов и полумер. Человек-волк, как его зовут многие из коллег по ремеслу. Десять его сыновей — точная копия отца. Они тоже профессионалы, от отца к сыну.

— На всем свете существует всего 10–15 человек, которые знают о Бокас дель Торо.

— Вы думаете вернуться туда?

— Разумеется.

…Рано или поздно, так же как и два его приятеля «могильщика» Федерико и Фаустино, отправившихся на поиски сокровищ, — один погиб от укуса страшной жарараки, другого разорвал ягуар, — этот человек найдет свою собственную могилу в Бокас дель Торо.

— Вы заявляете властям о найденных вами сокровищах? Он посмотрел на меня с изумлением.

— Насколько я знаю, такие люди, как я, не состоят в списках налогоплательщиков.

…Проходить каждый день по двенадцать часов, часто сутками находиться без еды, спать на земле под дождем или в давящей тишине тропической ночи, которую на части разрывает рев ягуара… Неужели все это нужно, чтобы стать богатым?

Робер поднялся, подошел к темному, красного дерева бюро, вытащил небольшую картонную коробку.

— Смотрите.

Перед моими глазами — калейдоскоп украшений, золотых крабов, сосудиков, разрисованных орнаментами из птиц, змей, пауков, ящериц — будто вся фауна се львы собралась на них, — фигурки, кольца, резные драгоценные камни. Находки, которые сделали бы честь любому археологическому музею мира и которые, увы, теперь я точно знаю, уже навсегда потеряны для археологии, истории и искусства. Вряд ли знали индейские жрецы и полководцы, что их украшения будут красоваться на груди какой-нибудь богатой баварской бюргерши или голливудской кинозвезды… От такого количества золота зарябило в глазах. Даже на неискушенный взгляд стоимость этой коллекция исчислялась в несколько десятков тысяч долларов.

…На секунду мы отвлечемся и вспомним «Золотой музей» в Боготе, пользующийся всемирной славой. Посетителей специально впускают в первый полутемный зал, чтобы затем они вошли в следующий, освещенный яркими лампами. И здесь… Вас внезапно освещает блеск тысяч золотых предметов — фигурок, подвесок, ожерелий, щипчиков, носовых украшений и многого такого, чему не знаешь названия. Это великолепное наследие древних индейских культур, процветавших до прихода испанцев.

Вот молодая французская парочка, отпущенная состоятельными родителями в свадебное путешествие. Соотечественники Робера Вернье смотрят влюбленными глазами не друг на друга, а на золотой плотик с десятью маленькими фигурками и одной большой. Некогда подобные ему курсировали в здешних реках и даже выходили в океан, перевозя золото из Перу в Мексику и обратно. Гид объясняет: «Испанцы искали золото и пряности, но когда они увидели индейцев с золотыми украшениями, то позабыли о пряностях». — «А как же индейцы?» — вопрошает кто-то из толпы туристов. «У них вырывали золото из ноздрей и ушей, священные могилы их предков были разграблены, и они научились молчать о золоте. Если оно у них еще оставалось, они его прятали. Видя, что работы с желтым металлом вызывают только грабежи и убийства, индейцы перестали изготовлять золотые ювелирные изделия. Они постарались навсегда забыть это проклятое ремесло… И когда испанцы награбили золота сколько могли, они заставили индейцев работать в рудниках. Когда те вымерли от непосильного труда, из Африки везли черных невольников… И до сего дня индейские племена не хотят говорить о золоте, они даже боятся произносить это слово. Рассказывают, что далеко в снежных горах, дважды в год, во время зимнего и летнего солнцестояний, они исполняют свои ритуальные танцы в золотых масках…»

«Золотой музей» принадлежит Банку республики Колумбии и хорошо платит, поэтому он получает ежегодно сотни тысяч от вскрытия гробниц, не разграбленных испанцами. Гид же объясняет: «Золото — это проклятие археологии Колумбии. Если же в гробницах находят керамику и прочие изделия, их выбрасывают или за бесценок продают туристам. Однако именно эти самые вещи наполняют нас гордостью за прошлое страны. Это — шедевры, сделанные руками индейцев, и они заставляют «белых» относиться к ним с уважением. Возможно, именно археологические открытия заставят правительства наших стран сохранить немногих из оставшихся индейцев от вымирания…»

…Из задумчивости меня вернул голос хозяина квартиры.

— Ну, как? Нравится? Теперь вы понимаете меня? — спросил владелец сокровища, чтобы как-то разрядить тягостное молчание и оправдать себя.

— Вы фотографируете раскопки?

— Конечно, некоторые мои тщеславные или недоверчивые клиенты требуют «вещественных доказательств». Боятся подделки…

В его словах прозвучала насмешка над ними.

— Вот одна из фотографий, правда, для того, чтобы ее сделать, я бы мог далеко не ездить…

…Лопата в руке, грязная сырая рубаха, баскский берет на голове — по словам хозяина, он лучше всего защищает от солнца, — обросший, постаревший… Да, сомнений быть не могло, снимок сделан в Бокас дель Торо.

— Сколько европейцев занимаются вашим ремеслом?

— По-моему, в наших краях — я один. По крайней мере, — тут он криво усмехнулся, — мне бы так хотелось.

— У вас есть сын, не думаете ли вы, что и он когда-нибудь займется вашим ремеслом?

— Рано. Ему всего двенадцать лет, а «уакеро» — так у нас зовут людей моего дела: «уака» — «могила», значит — «могильщик» — вовсе уж не такая легкая профессия. Но она сделает из мальчика мужчину… Впрочем, ему надо учиться. Наша профессия требует немалых знаний в истории, археологии, этнографии.

— Давно вы стали «уакеро»?

— С 1955 года. Тогда мне было двадцать семь лет… Я путешествовал по Центральной Америке, делая пометки в дорожном блокноте, хотел написать книгу. Именно тогда я понял, в чем мое призвание. Добывать золото! Это слово витало в воздухе, когда я разговаривал с индейцами под Копаном, Паленке, Ушмалем, повсюду… Оно и здесь, в этой комнате, в каждом ее углу, в большой картонной коробке с драгоценностями.

…Людей, занимающихся поисками и раскопками захоронений, я уже встречала ранее. Однажды в Колумбии я даже поехала с ними в район Магдалены, что находится на севере страны. Все вместе мы искали, копали, потели, находили только кости и обломки керамики, которые выбрасывали, сетовали на неудачу, принимались за раскопки вновь. И вдруг… о чудо! Носовая подвеска тайронской культуры, существовавшей сотни лет назад. Неплохо, но немного. А мои компаньоны стремились найти могилу вождя или жреца. Золотая вещь из их могил, вроде подвески на груди, могла бы им всем троим обеспечить безбедное существование в течение десяти лет!

«Мы живем надеждой и гордостью, — часто говорил старший из «могильщиков». — Я не мог, работая на фермера, послать семерых детей в школу. А теперь моя жена счастлива, у нас есть радио и вентилятор…» — «Но разве здесь нет запрещения на раскопки могил?» — «Нет, если они очень старые. Это почетная профессия — «уакерос». Сейчас есть даже профсоюз с разрешения Министерства труда…»

В это время группа, работающая неподалеку от нас, находит в могиле настоящее сокровище весом в 3 фунта, которое, вероятно, продадут местному музею или приезжему дельцу по антиквариату. На юге, в районе Нариньо, раскопанный золотой предмет весом в 10 фунтов как раз при мне был куплен таким человеком из Нью-Йорка… А мои «охотники за могилами» роют длинный туннель, пытаясь «зацепить» захоронение, «процеживают» могильную почву, но находят лишь глиняный сосуд. Откладывают в сторону. Сегодня им не везет, но неудачный день, не повергает их в уныние. Завтрашний день может принести клад в облике золотого клыкастого ягуара, такого, какой недавно объявился в Музее золота в Боготе. И такая находка, вероятно, сможет дать 50 тысяч долларов при все возрастающих ценах на желтый металл… Я вновь перехожу к разговору с Робером Вернье:

— В каждой могиле вы находите золото?

— Нет. Бывает, что иной раз работаешь неделями, как вол, и ничего не находишь. В прошлом году, например, я работал в компании двух сыновей старого Хартмана. Открыли две могилы: в своей они нашли много утвари и украшений, даже золотого орла весом в полкилограмма. Это было великолепное украшение, стоимостью во много тысяч долларов. Я же ничего не нашел…

— Очевидно, в таких случаях удачу и неудачу вы делите поровну, не правда ли?

— Никогда! Наш девиз — каждый за себя. Кооперирование — политическое слово, и его не существует в словаре «уакерос»… Правда, через несколько дней повезло и мне.

…Вернье — «дикий уакеро» и не входит в профсоюз «гробокопателей». Как он только что сказал, ему это ни к чему. Что поражает в подобных людях — это жажда золота, ради которого они готовы на все: переносить любые лишения, рисковать своим здоровьем, своей и чужой жизнью. Золото их опьяняет, дает им силы на новые поиски. Золото — их жизнь, их кумир.

— Есть ли еще районы в Центральной Америке, где существуют древние захоронения?

— Да, район Чирики, но он легко доступен и большинство могил там уже разграблено. Конечно, там можно найти что-либо, но это даже не оправдает затрат на дорогу. Слишком много развелось в последнее время любителей легкой наживы. К тому же мода на всякую антикварную дребедень требует все больше и больше товаров.

…Робер редко отправляется на поиски археологических сокровищ с компаньонами, чаще всего он работает один — ждет, когда подрастет сын.

— Так проще, не нужно заботиться, если кого-то укусила змея… К тому же каждый компаньон — конкурент, а в джунглях, вы сами понимаете, это к добру не приводит… Слышали, наверное, о Кинтана-Роо?

…В тех местах каждый день гремят выстрелы, ночью перестрелка затихает: противники меняют позиции, отдыхают, при свете «летучих мышей» изучают карту местности, на которой им придется водить друг друга за нос, продолжая старую итальянскую игру в полицейских и воров. Местность эта называется Кинтана-Роо, и ее вряд ли найдешь на карте Мексики. Южный отдаленный пограничный район знаменит не только своими «сухими» джунглями, кишащими змеями и коварными американскими «эль тигрес» — ягуарами. Он еще знаменит и своими овальными холмами с каменными квадратными плитами на вершине: под каждой из них — свеженький, неразграбленный клад, целое состояние. «Кинтана-Роо объявлена на осадном положении, и туда введены войска», — сообщала несколько лет назад одна центральная американская газета.

Эта информация была не только экзотической страничкой из жизни южномексиканской сельвы, она явилась и сигналом для грабителей могил: прежде чем разбогатеть — вооружайтесь. Ведь путь сюда для белых «уакерос» начинался в США (Флорида), морем через Мексиканский залив, и заканчивался ночной высадкой где-нибудь на пустынном побережье Юкатана, в стороне от маршрутов кораблей мексиканской береговой охраны. Но этот долгий, опасный и утомительный маршрут только для новичков, на последние деньги купивших «билет в ад». Более опытные асы археологической контрабанды не станут подвергать себя подобному риску, они предпочитают другой маршрут, более короткий и безопасный — воздухом и с «чистыми» документами в кармане…

Как заявил директор Национального института археологии и истории, доктор Эусебио Давалос, комментируя «события в Кинтана-Роо», «для защиты наших многочисленных археологических объектов понадобилось бы по крайней мере по охраннику на каждый район. Но некоторые из них расположены в таких густых джунглях и настолько обширны, что для их охраны необходимо несколько человек. В нашем распоряжении сейчас только тысяча человек, которых мы можем использовать для охраны самых ценных объектов». И гремят выстрелы в Кинтана-Роо…

Вообще, южноамериканский материк — удивительная страна, «страна чудес и беззакония», как часто шутят сами латиноамериканцы. Большинство стран, покорно пристегнутые к североамериканской колеснице, разрешают белым «гринго» делать в своей стране все, что им вздумается. Можно, например, вывозить из Колумбии и Перу золото чибча-муисков и инков, с Юкатана — какого-нибудь каменного Тлалока, распиленного на части, удобней в транспортировке. Удивительный, экзотический континент!

Потом выясняется, например, что за последние десять лет из Мексики нелегально вывезены археологические сокровища на сумму более чем в 10 миллионов долларов, а из 12 тысяч «официально зарегистрированных» памятников в стране сохранилось лишь несколько сот, остальные растворились, бесследно исчезли в сельве… Например, лет десять тому назад из Веракруса была похищена древняя скульптура майя весом в… полторы тонны. «Обычно скульптуры распиливают на части, — говорил журналистам полицейский комиссар этого района, — затем на небольших самолетах с секретных иди частных аэродромов переправляют в США или же через границу в соседний Британский Гондурас». «Джунгли, проклятые джунгли…» — понимающе кивают туристы, слушая детективно-археологическую историю.

Кстати, о туристах. Легальным путем Мексику ежегодно посещают более ста тысяч туристов из США. Таможни работают вовсю, особенно выпускающие из страны: в багаже американцев можно встретить все — от золотого украшения ацтекского вождя до пронумерованного каменного блочка, который, если сложить его с десятком других таких же, вдруг оскалится застывшей улыбкой древнего майяского божества. «Сувенир, сеньор, всего лишь сувенир, — улыбнется турист, — поднял под Копаном… Знаете, такая старая-престарая пирамида… Номер? Что, номер? А… поставил для памяти, не забыть бы, где нашел камешек…» «Нашествие туристов, — пишет мексиканская газета «Сигло вейнте», — можно сравнить с эпидемией чумы. Самые опасные из них не те, что путешествуют от скуки. Гораздо хуже так называемые «туристы от науки», совершающие настоящие набеги на мексиканскую археологию».

Большой соблазн для туристов всего света — древние руины священного города майя Чичен-Итцы, находящиеся в ста километрах от столицы мексиканского штата Юкатан. Здешние развалины, помимо чисто архитектурной красоты, до сих пор не утратили своей свежести, храня очарование тайны и экзотики. Побывать здесь и вернуться с пустыми руками — зачем же ехать тогда в Мексику? Чичен-Итца, Мачу-Пикчу, Вилка-бамба… Экзотические названия, красивые, как песни! Одни города умирали от старости, другие погибали в войнах, третьи загадочно были покинуты своими обитателями… Спустя века сюда снова пришли люди: одни для того, чтобы исследовать, другие — чтобы грабить.

Перу. Пустынная местность между Кито и Куско усеяна десятками и тысячами ям, похожих на норы неуклюжих южно-американских броненосцев. Это следы «уакерос». Поколения людей, начиная от первых испанцев и португальцев, искали и ищут здесь золото инков, запрятанное от алчных конкистадоров. Вряд ли среди жителей Перу найдется человек, который бы не слыхал о спрятанных и вновь найденных сокровищах. Еще бы, об этом каждый день пишут перуанские газеты, в которых, например, можно прочесть такие объявления: «Полиция города Куско ищет вора, присвоившего ценные археологические находки, обнаруженные в руинах древнего города инков, раскопки которого производятся близ деревни Вилкабамба…»

Грабителя Вилкабамбы, как потом сообщали газеты, задержали, им оказался американский «археолог» Джин Савой. Этот «гробокопатель» без разрешения властей принялся за раскопки Вилкабамбы и отправил в Куско несколько ящиков с находками. Однако по пути в город ящики… исчезли. Вслед за этим попытался скрыться и «археолог». При аресте выяснилось, что Джин Савой не впервые занимается археологическим бизнесом, он и ранее был уличен в подобных же махинациях, например в краже одной редкой коллекции золотых и серебряных инкских предметов культуры. Возмущенные перуанские археологи потребовали заключения авантюриста в тюрьму…

«Холодное?» — «Нет, теплое!» Такими загадочными словами, похожими на пароль, обмениваются сегодня торговцы золотом во многих странах Южной Америки, осаждающие машины иностранных туристов. Это и есть пароль — пароль грабителей могил! Посредники, скупающие товар «уакерос», так называют подлинники и подделки древних индейских изделий из золота. Если вещь, которую предлагает туристу купить посредник, подлинная — она долго находилась в могиле, значит, она «холодная». Если же вещь-фальшивка, хотя и изготовленная по образцу древней и из золота, она — «теплая». Поэтому, рискуйте — можете выиграть, а можете и проиграть!..

Сегодня спрос на древние золотые, медные и бронзовые украшения индейцев (и даже на копии с них) настолько велик, что прямо на местах, где ведутся грабительские раскопки, или же в США и Западной Европе давно уже работают специальные мастерские, изготовляющие искусные подделки. Например, славится «школа» Ч. Кано из Бостона (северо-восток США), мастерские которого освоили древние индейские способы работы по металлу. У Кано сейчас трудятся по найму около 15 искусных ювелиров, и он намерен расширить свое дело: еще бы, спрос опережает производство… После выхода из мастерской многие из «индейских реликвий» привозятся, например, в Колумбию или Перу и, припорошенные пылью веков, продаются, вместе с оригиналами, за ту же самую цену. «Теплое золото», вышедшее из мастерской современного ювелира, трудно отличить от «холодного», найденного в могиле. Разве что только подвергнуть его дорогостоящему спектральному анализу…

А в это время кипит работа на «копях гробокопателей». «Ла лус дель оро! — Свет золота, сеньор!» — шепчут суеверные индейцы, показывая заезжему туристу на зеленоватый, светящийся столб, застывший на одном месте, где-нибудь в горах. «Где золото — там и дьявол, сеньор!» — скажут перуанцы, но это > напугает только местного жителя. Менее щепетильного гробокопателя — европейца или американца — это не испугает. «Он копает по ночам, — с ужасом будут говорить о нем индейцы, — он дружит с самим дьяволом…»

«Ла лус дель оро!» — и тысячи авантюристов отправятся хоть на край света за золотом, войдут даже в девственные леса Гвианы, Венесуэлы и Бразилии. Легенды, которыми богат этот край, рассказывают о десятках покинутых городов с несметными сокровищами под руинами. Вспомним дерзкое открытие великой реки Ориноко современником и соотечественником Шекспира, поэтом, авантюристом и путешественником — Уолтером Рэли. Его позвала легенда об Эльдорадо, о котором грезила вся Европа. Рэли так и не удалось увидеть человека, пудрившего свое медного цвета тело тончайшим золотым порошком. «Красный город» с золотыми стенами грезился измученному полковнику Фоссету, ступившему на тропу легенд, — он погибает где-то в дебрях бразильского штата Мату-Гросу, так и не найдя сказочных городов, памятников древних цивилизаций…

В то же время, когда бесследно исчезла в сельве одного из самых диких районов Бразилии — Шингу — экспедиция Фоссета, в Лиме умирал от какой-то неизвестной тропической болезни истощенный и полупомешанный белый авантюрист. Заплетающимся языком рассказывал он о том, как ему удалось пробиться в горы Азангар, что на языке кечуа означает «самое отдаленное место». Здесь, в восточной и наиболее труднодоступной оконечности бывшей великой империи инков, не исследованной и до сих пор, он видел храм, облицованный золотом. Всех его спутников перебили индейцы, и лишь ему удалось бежать. Француз Мофре, укушенный бушмейстером, от яда которого нет спасения, лепетал в бреду о «чудесном, белом видении» — городе, где золото, как речной песок, лежит желто-красными грудами… А совсем недавно золотой мираж вновь повис над сельвой.

В небольшой амазонский городок Белем вышел из леса старик индеец. Был он наг, худ и изможден. Его накормили, бросили пучок волшебной коки, чтобы он забыл о перенесенных страданиях, и старик принялся рассказывать, сплевывая густую коричневую жижу.

…Его племя жило неподалеку от каких-то древних развалин. Люди занимались охотой, рыбной ловлей, собирали горькую маниоку, коренья, плоды «диких садов». Однажды на опушку лесной поляны, где стояло селение, вышли двое изможденных от голода «карибе» — белых. Их, беспомощных, приняли, обласкали, разрешили жить в селении, пока не окрепнут. Когда пришельцы набрались сил, стали помогать индейцам, поглядывать на дочерей племени, им разрешили уйти. Перед самым уходом один из них увидел, что грузила на сети имеют какой-то неестественно тусклый желтый цвет. «Что это, откуда?» — хрипло спросил он. Индеец молча указал в сторону развалин. А ночью пришельцы исчезли… Ах, если бы лучшие следопыты племени не показали бы им дорогу, если бы они отправились вслед за ними…

Через несколько месяцев, ночью, раздались выстрелы, разрывы гранат, и хижины селения запылали как порох. Людей, выскакивающих на ярко освещенную площадь, расстреливали из автоматов. Уцелел один старик, среди шайки негодяев он узнал тех двух белых, которых так неосмотрительно приняли его соплеменники. Старик сказал, что с наступлением утра белые отправились с лопатами к развалинам и могилам. Они искали золото, и лишние свидетели, хозяева этой земли, им были ни к чему!

Бразильский священник В. Вебер, настоятель Анчиетской миссии в Диамантино, «Алмазном городке» в штате Мату-Гросу, заявил корреспондентам «Жорнал до Бразил», что он просит правительство послать федеральные войска в штат Мату-Гросу, чтобы прекратить, как он выразился, «кампанию геноцида и уничтожения» индейцев этих районов, которую проводят здесь кладоискатели и сборщики каучука. Священник ссылался и на уже рассказанную выше историю со стариком индейцем из погибшего племени и приводил новые факты.

Так, например, в треугольнике, образуемом реками Санг и Аринос, около 800 индейцев племени тапанахума окружены белыми, и им угрожает полное истребление. Племя это имеет несчастье жить на территории, где, как предполагают кладоискатели, есть много богатых и неисследованных могил. Священник развернул «национальную кампанию в защиту индейцев», обвинил правительство и церковь в том, что они закрывают намеренно глаза на эти безобразия. «Очевидно, — говорит Вебер, — в шайках грабителей есть люди, имеющие отношение к высоким кругам».

«Ла лус дель оро, сеньоры!»

…«Золото бессмертно, как птица феникс, и человеку невозможно избавиться от его власти, кроме как разве что бросить его на дно моря», — говорил историк-экономист Саферленд. Однако так ли это? Опустимся вслед за золотом и древними антиквариями на морское дно…

Испокон веков люди старались вернуть ценности, отнятые у них морем, испокон веков еще в далекой древности в рыбачьи сети попадались обломки статуй, глиняной посуды, а иногда даже целые амфоры и старинные вазы — изумительные произведения искусства. Рэмон Вэсьер в книге «Человек и подводный мир», предисловие к которой написал сам «папа Кусто», сообщает, что, пожалуй, одна из первых подводных находок подобного рода описана известным древнегреческим историком Павсанием в его «Путеводителе по Греции», ныне являющемся важным источником информации для сухопутных и подводных археологов. Павсаний сообщал, что рыбаки острова Лесбос во II в. н. э. выловили сетями голову, изготовленную из оливкового дерева и, якобы потрясенные этим даром Посейдона, превратили ее в предмет поклонения и культа.

С тех далеких столетий прошло более полутора тысяч лет, но счет случайным находкам рыбаков Средиземноморья ни на минуту не прекращался, как не прекращается он до сих пор. Правда, теперь уже современные рыбаки знают, что если у тебя не отберет находку полиция, представляющая интересы государства, — а, как известно, все прибрежные страны распространяют свой суверенитет на полоску моря, именуемую ныне в международном праве «территориальными водами» (где и происходят все поистине выдающиеся подводные открытия), — то можно оставить маловыгодное ремесло рыбака. Можно, конечно, еще и теперь разломать находку и переплавить ее на металл, чтобы продать его скупщику и старьевщику, но какая от этого выгода? И тем не менее никто не знает, сколько бронзовых, серебряных и золотых предметов подняли средиземноморские рыбаки своими сетями за последние, например, двести лет, а затем переплавили, как металлический лом, и они навсегда исчезли. Это, судя по отрывочным сведениям, происходило со многими греческими статуями в средние века. Но кое-что все же волей случая уцелело от XVIII–XIX веков, скупленное заезжими иностранцами прямо у рыбаков или в антикварных лавках средиземноморских городов.

Джеймс Даган приводит в своей книге список наиболее выдающихся находок, сохранившихся от тех лет. Бронзовый торс и четыре бюста, в том числе Гомера и Софокла, были подняты рыбачьими сетями близ Ливорно в XVIII веке. Бронзовая статуя Аполлона, относящаяся к V в. до н. э., была извлечена из вод морских у острова Эльбы — сейчас она находится в Лувре. Бронзовую голову юноши выловили сетями у берегов Туниса в 1890 году. Бронзовая скульптура Горгоны была вытащена сетями у о. Родоса и отправлена в Лувр. Еще одно бронзовое изображение Медузы с корабельного носа, обнаруженное у Ла-Сьота, находится ныне в музее Борели в Марселе…

Видите, одна лишь бронза и почти нет золота и серебра, изделия из которых, разумеется, были, но они наверняка закончили свой путь или в плавильном тигле, или же в каком-либо безымянном частном собрании… От тех лет сверхслучайно уцелела лишь золотая чаша, проданная греческими додеканесскими рыбаками графине Беарнской, посетившей эти острова на яхте в 1908 году, да два римских серебряных позолоченных блюда, поднятые из моря у Бизерты. Наконец, в 1907 году у берегов Южной Греции найден был бронзовый шедевр V в. до н. э. — бог моря Посейдон: не в пример многим другим подводным находкам он был продан рыбаками своему Национальному музею в Афинах и не покинул страну. Вот, пожалуй, и все…

Новый Свет, который никак не может похвастаться своими «античными богатствами», особенно Северная Америка (не считая индейских древностей), славится другими сокровищами — испанским и пиратским золотом, которое так и не дошло до мест назначения. Особенно этим отличается бассейн Карибского моря и полуостров Флорида в США. За последние десять — пятнадцать лет здесь разразилась настоящая золотая лихорадка, связанная с подводными сокровищами, на поиски которых устремились толпы авантюристов в аквалангах. Этаких энергичных потомков европейских пиратов и пионеров «дикого запада», некогда получивших хороший заряд жестокости и способности к насилию, как того же требуют обстоятельства и «протестантская этика» бизнесмена…

Где-то после случая, о котором речь пойдет ниже, администрация штата Флорида даже приняла закон о проведении раскопок на подводных территориях своего штата, чтобы как-то отрегулировать отношения между теми, кто хочет неожиданно разбогатеть, наткнувшись на испанский галион, напичканный дублонами и пиастрами. По этому закону кладоискателям, естественно денежным людям, на три года сдается в аренду любой кусок берега или прибрежный участок моря. В случае находки сокровища участок может быть превращен в концессию, после чего штату выплачивается арендная плата в размере 25 % от проданной за сокровище суммы. Одним словом, хотите разбогатеть или разориться — берите в аренду океан, омывающий берега Флориды. Пока вы не найдете золота, никто не будет посягать на застолбленный вами участок, ну, а если сокровище объявится, — тогда уж не обессудьте, доставайте его сами и платите четверть. Вот как пришли к этому.

…В миле от острова Большая Багама, вблизи полуострова Флориды, по соседству со страной, ныне оптом и в розницу скупающей сокровища древности, аквалангисты поисковой группы обнаружили под водой старинный испанский галион. Это было одно из тех судов, на которых испанские конкистадоры вывозили награбленные ценности с Американского материка. На затонувшем корабле находилось золота и серебра на сумму в 20 миллионов долларов. Весть о знаменитой и столь богатой находке сразу же попала на страницы американской печати…

И вот чары Желтого Дьявола начали действовать. Золото, награбленное одними хищниками и пролежавшее в воде более четырехсот лет, не потеряло своего блеска, и он привлек стаю других, сегодняшних потомков «джентльменов удачи». Избавиться от власти золота, даже брошенного на дно моря, им, как видно, не удалось.

Во время одного из очередных спусков под воду аквалангисты поисковой группы нос к носу столкнулись с… гангстерами. Последние тоже были в аквалангах и не хуже водолазов владели кортиками — оружием ближнего боя пиратов. Но на этот раз оно предназначалось отнюдь не для того, чтобы вспарывать брюхо акулам или сражаться с барракудами. Потомки «джентльменов удачи» сразу же пошли на абордаж затонувшего испанского галиона и попытались сорвать с аквалангистов-первооткрывателей маски и отогнать их от судна, начиненного деньгами. «Первооткрыватели» оказались не из робкого десятка и стоили своих кровожадных соперников. Под водой началась самая настоящая битва на кортиках, этом традиционном оружии прежних «джентльменов удачи». Исход ее решился, когда один из аквалангистов, защищая сокровища, призвал на помощь… акул. Вынырнув на поверхность, он набросал в море, где лежало судно, протухшей рыбы, оставшейся с вечернего улова. Победителями оказались акулы, приплывшие на задах. Ловцы испанского золота еле унесли ноги — их подбирал полицейский катер, вызванный с берега на подмогу…

Но покинем этот «дикий запад», где еще сильны традиции «славного» конкистадорства и флибустьерства «хороших парней» из Техаса, некогда больших любителей индейских скальпов, и вернемся в добрый, либеральный, уважающий закон и порядок Старый Свет. Сегодня и здесь, благодаря аквалангу, появился новый тип археологов и… искателей сокровищ — людей, которые чувствуют себя в равной степени уверенно как на суше, так и в воде. В пещерах Англии, Франции, Италии, затопленных морем, они находят дохристианские реликвии и древнейшие в мире фрески. Одни изучают их, другие пытаются продать… В озерах Южной Африки они разыскивают реликвии доисторических эпох… Однако самые богатые сокровища таятся на дне Средиземного моря, ибо на его берегах с незапамятных времен селились египтяне, пеласги, карийцы, этруски, финикийцы, греки, римляне, арабы и другие, а их корабли на протяжении многих тысячелетий, может быть со времен неолита и ранней бронзы, бороздили воды Средиземного моря и находили в нем свою последнюю гавань, свой посмертный приют. Но вот сообщение газеты «Фигаро», которое несколько охладит нашу уверенность в светлом завтрашнем дне подводной археологии, вернее, в результатах подводных исследований.

…Солнце медленно садится в воды Коринфского залива. На волне покачиваются две яхты. К той, что ближе к берегу, подходит полицейский катер. Это «Гёрл пэт», бросившая якорь под сенью британского флага. «Кто вы?» — следует традиционный вопрос пограничной стражи. Молчание. Полицейские немедленно поднимаются на борт. На «Девчушке» — пятнадцать человек «пассажиров»: французы, испанцы, англичане. Кроме того, три амфоры, множество обломков, имеющих археологическую ценность, и… снаряжение для подводного плавания.

Пока идет разбирательство на первой яхте, а вторая — «Джабула» — вроде бы сносится течением, чтобы незаметно удрать (что она и сделала потом в наступающих сумерках), скажем несколько слов об амфорах. Сегодня амфоры, что ни на есть доподлинные, далеко не редкость. Они уже превратились в излюбленные туристами сувениры, наподобие египетских скарабеев и прочей массовой продукции исчезнувших столетий. Действительно, в древности их «напроизводили» огромное количество, всех форм и размеров, но коллекционировать их дело громоздкое и неоригинальное. Это все равно, что в XXX веке начать коллекционировать сегодняшние бутылки, увеличенные до размеров ванны. Однако греков и римлян было намного меньше, чем желающих сегодня заполучить подлинную амфору, чтобы поставить ее в угол комнаты как цветочную вазу. Отсюда — охотники до амфор пока еще не перевелись, как не перевелись и добытчики этих амфор.

Кроме того, в средиземноморских странах все ценное, что найдено в территориальных водах шириной в 3-6- 9 миль, является собственностью прибрежных государств и о находках необходимо незамедлительно сообщать властям. В тех же случаях, когда найденный предмет не уникален, — а им как раз и является вульгарная амфора, эта «бутылка» античного времени, — правительственный археолог любезно разрешит вам оставить ее себе. Ведь он стремится не отнять одну-две ваши амфоры, но установить место, где она была поднята, чтобы определить не выбросил ли ее просто за борт, предварительно осушив, какой-либо развеселый «одиссей», или же она означает место гибели античного корабля. А это уже находка, даже сенсация, ведь на погибшем корабле могли находиться и исчезнувшие скульптуры Фидия или Праксителя, если… если они не находятся в трюме вашего судна… Вот о чем может говорить случайная находка амфоры!

Но вернемся к нашим задержанным кладоискателям, полицейским и ворам, тем более что полицейские, пока объясняли эти прописные истины перепуганным добытчикам антиквариев, обнаружили отсутствие «Джабулы», нырнувшей в ночные сумерки Коринфского залива. Конечно, ее начинают преследовать, по рации с берега срочно вызывают вертолет, но наступает ночь. Наутро следующего дня «Джабулу» обнаруживают в бухте близ Эгиона: яхта принадлежит англичанину-миллионеру Дэвису, на ней жена, сын и дочь Дзвиса. Полиции приходится брать «Джабулу» буквально на абордаж — семья отчаянно сопротивляется и бьет полицейских, когда те пытаются взойти на борт судна. В конце концов экипаж приводят в порт и судят в Амфиссе, приговаривая владельца судна к тюремному заключению и денежному штрафу за кражу археологических ценностей, за нападение на пограничников. «Страстный поклонник древностей», как называли Дэвиса сочувствующие ему журналисты, приговаривается местным судом к 14 месяцам тюремного заключения и штрафу в 72 фунта стерлингов. Официальное обвинение, предъявленное миллионеру-контрабандисту, — «нелегальный вывоз из Греции археологических древностей». Времена Венеры Милосской миновали…

А через несколько дней после этого греческий пограничный пост обращает внимание на странные маневры яхты «Вигамо», пытавшейся ночью подойти к мысу Сунион. При подходе полицейского катера она исчезает во мраке, однако пассажиры грузовичка, которые, казалось, ждали встречи с яхтой, были задержаны. Утром заставили «сдаться» и яхтсменов. Ими оказались два француза-аквалангиста, а на борту «Вигамо» нашли припрятанные амфоры. Одним словом, подводные грабители не редкость у берегов Греции…

А во Франции? Множество «охотников за амфорами» безнаказанно орудуют между Тулоном и Пор-Бу, как и у берегов древней Эллады. Кто эти люди? Кустари-одиночки или участники преступной организации, действующей наряду с подводными археологами, но в иных целях?

Например, в районе Марселя промышляют небольшие группы одиночек-любителей. У них всегда можно приобрести амфору (может быть, уникальную) стоимостью от 500 и 1000 франков, в зависимости от размера и сохранности. В нескольких кабельтовых от мыса Таят, между Тулоном и известным курортом Сен-Тропезом, было обнаружено скопление археологических ценностей. Чтобы защитить их от грабителей, участок пришлось огородить противолодочными сетями, предоставленными для этой цели военно-морским флотом. Это — сплетение очень массивных стальных колец, сквозь которые легко проходят волны. Не помогло. Грабители «подводных могил» преодолели препятствие при помощи специальных щипцов, снабженных на конце небольшим зарядом взрывчатки. Он достаточен, чтобы прорвать сеть, и слишком мал, чтобы причинить вред ныряльщику…

Как установило следствие, подобные «взрывные щипцы» приняты на вооружение во флоте для подводных диверсантов, «людей-лягушек», проникающих во вражеские порты, огороженные противолодочными сетями. Таким образом, военно-морской флот Средиземноморья на стороне полиции и… грабителей. Как писал лондонский еженедельник «Обсервер» в репортаже «Кому служит акваланг?», археологи морских глубин всерьез обеспокоены появлением в послевоенные годы в широкой продаже более совершенного оснащения для подводного плавания. Ведь это грозит разграблением сокровищ, покоящихся на дне моря вот уже не одну сотню лет. Комитет морской археологии Великобритании даже разработал недавно для аквалангистов-любителей специальную программу для обучения археологии морского дна. Руководство комитета рассчитывало при этом, что в большинстве своем «любители» будут сотрудничать с археологами, помогая им в поисках интересных находок, а не станут действовать «дикарями», на свой страх и риск добывая подводные сувениры.

Собственно, британский клуб подводного плавания насчитывает в настоящее время более десяти тысяч своих членов — они отыскивают древние гавани, определяют исчезнувшую береговую линию и составляют карты морского дна у берегов Англии. Однако с тех пор, как он существует, то есть с 1953 года, клуб подготовил 50 тысяч аквалангистов, и большинство из них не поддерживает связей с клубом, действуя самостоятельно. Именно эти люди, по словам председателя клуба, могут причинить огромный вред археологическим изысканиям в морских глубинах. Ведь едва ли найдется такое место в омывающих Англию морях, где бы когда-нибудь не затонул корабль, начиная, быть может, со времен древнего Тартесса и античных мореходов. Сто лет тому назад, практически в наше время, например, за один только 1867 год у берегов Англии произошло 2513 кораблекрушений…

Действительно, сейчас опытный аквалангист может нырнуть на глубину до 100 метров без какого-либо обременительного подводного снаряжения. Иными словами, ему доступны все корабли, затонувшие когда-либо в прибрежной зоне. Особо удачливые при этом могут рассчитывать на богатую добычу, как показывает случай у берегов Флориды. Организация же поисков государством и «официальными археологами» в широких масштабах, рассчитанных на длительное время, требует огромных затрат, тогда как оснащение аквалангиста, тем более его добровольное участие в поисках, обходится не так уж дорого. Увы, как сказал «уакеро» Вернье: «Наш девиз — каждый за себя!» Карты с подводными сокровищами, затонувшими кораблями всех времен и народов раскупаются с молниеносной быстротой. Ибо не счесть сокровищ в море полуденном!

С каждым годом растет оснащение «законных» подводных археологов, не отстают от них и подводные грабители могил. Игра в полицейских и воров продолжается уже под водой… Интересно, появятся ли в будущем космические грабители могил, скажем, где-нибудь на Марсе? В фантастике, например, они уже появились и плотно окопались в нескольких ближайших галактиках, продолжая свое вечное и древнее ремесло, родившееся на Земле.

Племя искателей сокровищ неистребимо. Имя им — легион! Ищут на всех континентах, в горах, лесах, под водой… Анабелла Росси, о которой мы уже упоминали, рассказывая о своей беседе со словоохотливым американским коллегой, приводит его слова: «Еще недавно самая оживленная торговля древностями шла в Италии и Испании, сейчас в нее включились страны Среднего Востока и Латинской Америки…» Если нанести на карту мира те места, где копают сегодняшние грабители могил, получится прелюбопытная картина, больше похожая на ежегодный криминальный отчет Интерпола.

Ливия. Летом 1982 года группа американских офицеров с военной базы, неподалеку от Триполи (база сейчас ликвидирована), в свободное от службы время предавалась «археологическим раскопкам». Самодеятельным гробокопателям повезло — они нашли золотую статую Афродиты. Американцы и не подумали отдавать свою находку в национальный музей страны. Они расплавили единственную в своем роде скульптуру и поделили золото между участниками «экспедиции», видимо принимая во внимание законы США, согласно которым любой клад полностью принадлежит тому, кто его нашел. Правда, закон этот имеет силу только на территории США…

Йемен. Реакционные имамы, правившие страной до сентября 1962 года, за бесценок продавали лицензии на раскопки городов древнего Сабейского царства всевозможным авантюристам. Официально считалось, что «настоящая культура» пришла в Йемен только с принятием ислама. Все остальное — «от лукавого», пусть его забирают себе «неверные»… Подобный взгляд на историю привел к тому, что из страны исчезли подлинные шедевры минейских и сабейских мастеров, зато полы местных гостиниц и караван-сараев мостились плитами с древними сабейскими письменами… Республиканское правительство отменило «культурную революцию» имамов и взяло под охрану все памятники старины — за ними следит впервые созданный в стране Департамент древностей.

Иордания. До сих пор в стране продолжается охота за кумранскими рукописями, находимыми в пещерах вади-Кумран. За искателями свитков Департамент по делам древностей и местная полиция ведут постоянное наблюдение. Но найденные рукописи тем не менее уплывают из страны, как это случилось с четырьмя первыми свитками, вывезенными в США.

Турция. Генеральный консул США в Стамбуле Коллинз вместе с женой был задержан полицией во время раскопок в районе Сиде на юге Турции. Когда «любителю археологии» напомнили, что для ведения раскопок необходимо иметь соответствующее разрешение, Коллинз с раздражением ответил: он-де генеральный консул в стране и «может делать все, что захочет». В то время, когда Коллинз препирался с задержавшими его полицейскими, жена дипломата попыталась незаметно выбросить из своей сумки найденные старинные монеты. Виновные не понесли наказания…

Сицилия. Местная мафия централизует у себя на родине ограбление могил. Выяснилось, что археологические сокровища Сицилии оказались намного богаче многих знаменитых «археологических клондайков» Италии. «Мафиозо», мало просвещенные в новой для них отрасли, узнали об этом из отчета одного итальянского археолога, много лет проработавшего на острове. Он считает перспективными районами прибрежную полосу и некоторые внутренние части острова, где «нет ни одного квадратного метра земли, который не таил бы в себе остатков античных городов, древнейших реликвий со следами островной цивилизации, процветавшей еще до появления на острове древних греков…» Местная мафия полна решимости не допустить на остров чужаков-грабителей, патриотически отстаивая право на разработку сокровищ за собой. Как сообщил журналистам из местных газет один из отцов-мафиозо, сокровища «должны принадлежать своим»…

Франция. Телефонный звонок из Парижа известил итальянца, синьора Леричи, возглавляющего в стране «Фонд Леричи», что в одном из антикварных магазинов города выставлена для продажи фреска, обнаруженная в этрусской могиле и уже занесенная в каталоги археологических памятников мира. Итальянцы только развели руками и сместили с поста начальника полиции того района, где была обнаружена и украдена фреска.

Греция. Древний средиземноморский культ быка — «минотавра», сохранившийся в знаменитых корридах Испании и Португалии, вызывал еще удивление античных историков. Изображения этого таинственного ритуала акробатических игр и поединков со свирепым животным, иногда встречаемые во фресковой росписи и в рисунках на вазах, относятся к одним из загадочных страниц истории Древнего Крита. Но единственная в своем роде статуэтка священного быка со взлетевшим над ним акробатом (человек бежал навстречу разъяренному животному, хватал его за рога или опирался на лоб зверя, а затем в изящном «сальто» приземлялся у него на спине) находится сейчас не в музее, а в частном собрании. Эту бесценную реликвию «тавромахии» Крита ученым позволили сфотографировать всего один раз — первый и последний. Никто не знает, откуда, как и когда она была похищена и как попала в частную коллекцию…

Италия. «Несколько лет тому назад, — рассказывал корреспонденту миланского журнала «Абичи» д-р Моретти, инспектор археологического надзора в Риме и Этрурии, — мы попытались провести через европейский парламент в Страсбурге решение о международном признании итальянского закона об охране древностей. Однако только Греция поддержала нас. Франция оказала прохладную поддержку. Скандинавские страны выступили против, а Швейцария даже не явилась на заседание, чтобы принять участие в подготовительной конференции».

Индия. Правительство Индии предъявило судебный иск американскому мультимиллионеру Нортону Саймону из Лос-Анджелеса. Как писала индийская газета «Тайме оф Индиа», широкие круги индийской общественности возмущены махинациями дельцов «черного рынка», расхищающих ценные произведения древнего искусства Индии. Так, в частную коллекцию Н. Саймона, стоимость которой оценивается специалистами в 80 миллионов долларов, незаконным путем попало бронзовое изваяние древнего божества Сивапурам Натараджа — «танцующий Шива», относящееся к 300 году до нашей эры. Бронзовая фигурка, оцениваемая в 2 миллиона долларов, была похищена более 20 лет назад из индуистского храма в штате Тамилнанду и контрабандно вывезена из страны. Она несколько раз переходила из рук в руки, прежде чем попала в коллекцию Саймона в США, давно уже снискавших печальную славу крупнейшего рынка сбыта краденых произведений искусства.

Сейчас, спустя двадцать лет, стали известны детали похищения. После того, как изваяние было найдено в одном из храмов на юге Индии, его передали на хранение в национальный музей. Однако во время реставрационных работ художник музея заменил подлинник на ловко изготовленную копию, а оригинал оставил у себя. После чего фигурка была вывезена за океан и в конце концов очутилась в коллекции Саймона. Индийские власти потребовали немедленного возвращения уникального памятника древней индийской Культуры его законному владельцу — народу Индии. В прошлом году «Танцующий Шива» был возвращен на родину и занял свое место среди прочих экспонатов Делийского музея искусств, рассказывающих о высокой культуре древней цивилизации на земле Индии.

ЦИВИЛИЗАЦИЯ НА АУКЦИОНЕ

Цивилизация на аукционе

Орудия добычи коллекционеров

Если это действительно уникальные вещи, как гласит надпись, то мы можем получить за них- любую сумму, сколько ни запросим. Вы и представить себе не можете, какие бешеные деньги платят иногда богатые коллекционеры. Тысячи фунтов для них сущий пустяк…

А. Конан-Дойль. Полосатый сундук.

Некоторые чистые или малоискушенные души, быть может, предполагают еще, что в области искусства… не может быть места нечестным манипуляциям. Они ошибаются…

В действительности именно здесь проявляются мошенничество, злоупотребление доверием, воровство, фальсификация во всех формах наиболее свободно, наиболее легко и, к сожалению, наиболее безнаказанно.

Ги Инар, бывший главный комиссар при дирекции Сюрте Насьональ в Париже.

Нечестные манипуляции с сокровищами

Найти в сухих газетных информациях, показывающих своего рода «географию антикварного бизнеса», а точнее — «географию грабежа», можно лишь сведения об отдельных, раскрытых полицией случаях похищения археологических сокровищ. Всего-навсего работа кладоискателей-одиночек, действующих на свой страх и риск. Но все дороги, как известно, ведут в Рим, а оттуда — в Швейцарию, где и находится координационный центр антикварного бизнеса.

По крайней мере европейский центр… Именно здесь собрались организации, скупающие «продукты» подпольных раскопок во всех частях мира. Отсюда в обратном порядке по крупнейшим антикварным магазинам мира расходятся каталоги и приглашения на цюрихский или базельский аукционы.

От крупных дельцов, диктующих свою волю на аукционах лондонских «Кристи» и «Сотби», Базеля, Цюриха, Люцерна, Парижа, Нью-Йорка, Брюсселя, Амстердама, Рима, эти подпольные организации устанавливают контакт с такими же подпольными «археологами», наподобие «уакеро» Вернье, через хорошо налаженную сеть местных «корреспондентов», связанных непосредственно с «производством». Скупщики на местах располагают крупными суммами в долларах и в местной валюте «для туземцев», имеют сеть платных агентов и «наводчиков», в их руках неограниченные суммы денег, быстроходный транспорт, склады, шпионы за полицией и «гробокопателями». И здесь есть свои конкуренты, которые способны из-под носа увести любую, достойную того редкость!

Самое удивительное, что боссы из «центра» могут лично отдавать распоряжение о раскопках в той или иной стране, той или иной археологической культуры — рынок и мода диктуют! — как если бы у них были полномочия официальных археологических ведомств. Есть же еще более странные «перекупщики» древностей, которые продают содержимое могил, что называется, «на корню», еще до их раскопок, так сказать в «нераспакованном виде». Риск, безусловно, есть, «кот в мешке» может оказаться исключительно редкой породы… Другие из них специализируются на подделках археологических антиквариев и даже на подделках целых… археологических раскопов.

Например, торговцы древностями скупают в какой-либо стране все керамическое старье, безотносительно к эпохе и времени и, припорошив их пылью, продают неискушенным поклонникам старины за двойную цену. Либо, наладив контакты с керамической мастерской, наскоро производят что ни на есть «доподлинные» сосуды и вазы. Любимый трюк жуликов — «эффект участия» самого покупателя в раскопках, здесь уже доверие обеспечивается полностью: ведь добыл-то своими руками… «Эффект участия» заключается в том, что подделки закапываются в уже разграбленное погребение, которое потом покупает «на корню» взволнованный профан, заплативший за него большие деньги, чтобы самому открыть «только что найденную» могилу. Рассказывают, в Италии одному иностранцу продали за миллион лир подобный памятник. Раскапывал его он, конечно же, под покровом темноты. Дрожа от возбуждения, он аккуратно складывал свои находки: несколько костей, черные обломки этрусской керамики, несколько кусочков греческой вазы и, наконец… бронзовый бюст Наполеона! Говорят, его подложили конкуренты, чтобы разоблачить своих соперников, не поделивших с ними барышей.

Однако в серьезном бизнесе этого не происходит. Здесь специализация дошла до того, что некоторые антикварные боссы захватили через спекулянтов целые археологические районы и даже сдают отдельные участки в аренду опытным кладоискателям. Естественно, официальные лица, если они не подкуплены, ничего не знают о подобных «государствах в государстве»… Интерпол потратил много времени и сил, чтобы как-то восстановить звенья антикварного бизнеса, да и то «семь восьмых» этого древнего айсберга осталось под водой…

О размахе подпольного бизнеса антиквариями в последнее время можно судить по крайней мере по одной из стран — Италии, жемчужине в короне антикварных боссов. По приблизительным подсчетам известного итальянского археолога Дино Адаместеану, утечка ценных археологических находок за границу достигает суммы порядка «одного миллиарда лир в день». Античная ваза, за которую «гробокопатели» получат, например, в Италии 100 тысяч итальянских лир (1000 лир — около 1 р. 44 коп.), продается за полтора-два миллиона в магазинах Базеля, Люцерна, Цюриха. Тысяча процентов чистого дохода!

Днем и ночью археологические ценности пересекают границы многих «античных» стран различными путями — по морю, суше и воздуху. И как только они оказываются за пределами страны, они идут в продажу, ибо нет такой мощной международной организации, таких законов, способных выстоять перед внушительной армией грабителей могил, штурмующих археологические сокровища мира. Ла лус дель оро, синьоры! Интерпол разводит руками… А в прессе появляются сенсационные рассказы об очередном крупном «деле» на ниве антикварного бизнеса, как эти несколько дел, нашумевших в последнее время. Впрочем, вначале немного о лидерах и исполнителях, о «мозговом центре» многих антикварных операций.

…Этого человека несколько раз выдворяли из страны, но он всегда находил способ вернуться в благословенную «Антика Этруриа». Возвращался, несмотря на то что его фотографии были в карманах любого полицейского от Ломбардии до Сицилии, а его накладные усы, парики, фальшивые паспорта составляли целую коллекцию в полицейском управлении Рима. Но его никогда не ловили с поличным! Боже упаси, границу он пересекал без всяких там «дорогих этрусских ваз, уникальных скульптур или редких монет». С одной только чековой книжкой…

«Персона нон грата» приезжал в какой-нибудь итальянский город — это мог быть и другой город мира, куда есть за чем ехать, — занимал скромный номер в гостинице с телефоном, и прикрепленные к нему агенты целыми днями и ночами подслушивали странные разговоры, которые этот тип вел с десятками своих клиентов. Речь шла о «домашних туфлях», «дынях», «луковицах» и тому подобной белиберде. Правда, эти вещи почему-то оценивались в сотнях, тысячах, а иногда и в миллионах итальянских лир. Даже непосвященному это могло бы показаться странным — не идет ли здесь речь о туфлях самого папы или знаменитого Пеле! — но полиция хорошо знает живописный жаргон итальянских скупщиков древностей. «Туфли», например, надо понимать как редкое украшение из терракоты, «дыню» — как чашу или сосуд, связка «луковиц» означает дюжину старинных монет…

После этого «человек с Севера» — его кодовое наименование в картотеке полицейского управления в Риме — переезжал в другой город или же улетал в Швейцарию, а итальянская полиция начинала готовиться к крупным операциям, ибо знала — за мелочью он не приезжал. «Человек с Севера»… Полиция многих бы стран мира, страдающих от деятельности «антикварных контрабандистов», с удовольствием упрятала бы его за решетку, но — не пойман с поличным. А не пойман — не вор, как гласит древнее римское юридическое правило…

Интерпол знает о его деятельности, правда, очень мало для того, чтобы применить против него «международные санкции», хотя в сером шестиэтажном здании в Сен-Клу, близ Парижа, в картотеке более чем на 70 тысяч известных международных преступников есть и его карточка. Однако он еще не попал в число 10 тысяч самых опасных из них. Да и как можно выдать международный ордер на арест этого человека, если известен только адрес, где он живет (Швейцария, Женева), и национальность — американец. Даже в спокойной Швейцарии, не подверженной суете нынешних перемен, этот человек живет под другим именем и меняет паспорта, как говорится, с легкостью неимоверной, когда отправляется в свои многочисленные зарубежные вояжи. Впрочем, поговаривают, что это человек из окружения могущественного «антикварного босса» Швейцарии Хайнрика Каана, но на этот счет у Интерпола есть свои сомнения — кажется, Каан находится в подчинении у американца. К подобному выводу Интерпол пришел после одной из выставок античного искусства, организованных Кааном в Базеле и Цюрихе, где «антикварный босс» якобы выступал на вторых ролях администратора.

Любопытно, что каталог традиционного цюрихского аукциона древностей рассылается во многие страны мира, даже в те страны, откуда только что были похищены памятники старины — хотите, выкупайте! Каково же было удивление итальянских археологов и искусствоведов, когда они опознали многие из «своих» археологических находок. Это были предметы, выкраденные из десятков подпольных раскопок, о которых только на аукционе и узнают специалисты. Селинунт, Чирвитери, Вульчи, Гроссето, Тарквиния, Апулия. Рядом с каждым «антикварным объектом» стояла астрономическая цена… За несколько месяцев до этого «человека с Севера» видели в названных провинциях Италии. Сообщалось далее, что связи «антикварных боссов» охватывают не только близлежащие страны, но и давно уже стали международными.

Организованная преступность, как известно, — бич «свободного мира». Не избежали организации похищение и торговля археологических древностей. Еще бы, ведь даже в Древнем Египте более трех тысяч лет тому назад «добрые компаньоны» были организованы в шайки грабителей, связанные с властями общими интересами. Чего же ждать от нашего просвещенного XX века — прогресс нельзя остановить, даже в таком преступном ремесле, как разграбление исторических сокровищ.

Кстати говоря, родина организованной преступности в области «гробокопательства» — Египет — и здесь стоит не на последнем месте, быть может теперь подчиняясь «швейцарскому Центру». Летом 1965 года в стране была раскрыта большая, хорошо организованная и технически оснащенная шайка грабителей могил, связанная с крупными антикварными дельцами Западной Европы и Америки. «Шайка орудовала, — докладывал президенту шеф полиции, — в обширном районе от Саккара до Гизэ». Она была обнаружена совершенно случайно, и за ней была установлена слежка. Полиция провела огромную работу, обыскав все дома в радиусе 20 км от «эпицентра» гробокопательства. А для опознания и экспертизы ценностей полиция пригласила цвет египетских археологов и многих специалистов из-за рубежа. У знаменитого некрополя в Саккара ученые увидели три грузовика, доверху груженных древностями. Пораженным археологам и служащим Департамента древностей полицейские продемонстрировали сотни статуй и статуэток из дерева, гранита, бронзы, баснословной ценности погребальные принадлежности, ритуальные наряды царей и цариц Древнего Египта, драгоценности эпохи Птолемеев, редчайшие монеты. И самое ценное — деревянную маску, по всей вероятности воспроизводящую лицо знаменитого фараона Хеопса и как-то связанную с его пирамидой. Ученые вместе с полицией занялись выяснением мест и обстоятельств находок… Значит, в Стране Пирамид есть еще тайники, не известные археологам?

Улыбнулась удача полиции и в самой Италии. Выследив некоторые связи «человека с Севера», совершавшего очередное турне по стране накануне цюрихского аукциона, итальянская полиция наткнулась на один из тайников швейцарского антиквара в потаенной пещере близ Витербо. Из тайника было извлечено около 40 ценнейших предметов — этрусских ваз, различных украшений, скульптур и других археологических находок, относящихся к IV–III вв. до нашей эры, — они так и не попали в Швейцарию к открытию аукциона. Среди конфискованных вещей, очень заинтересовавших итальянских археологов, были обнаружены голубое ожерелье, бусинки которого перемежаются женскими масками, украшенный крылатыми фигурками бронзовый сосуд на трех ножках в виде львиных лай, женская бронзовая статуэтка, ваза со сценами борьбы между животными, сосуды в греческом стиле с фигурками и сценами из мифологии, бронзовые зеркала, пряжки, чаши, блюда и другие ценные предметы античного времени.

При этом полиция еще раз убедилась в том, что на всей территории древней Этрурии на «северных антикваров» работает бесчисленное множество «могилокопателей», а в Чирвите ри этим практически занимается в свободное от сельскохозяйственных работ время все трудоспособное население района.

Местные жители хвастались, что умеют обнаруживать места захоронений по цвету покрывающей их травы. Они, например, знают, где находится вход и каково внутреннее расположение камер склепа. Они, так сказать, потомственные «археологи», от отца к сыну передающие свое ремесло. А подпольные раскопки в Италии ведутся, по крайней мере, на протяжении последних двух тысяч лет…

Подлинными археологами, сетуют ученые, как раз и являются эти грабители могил при той мизерности средств, отпускаемых правительством на раскопки. Подсчитано, что в Италии из всех обнаруженных археологических ценностей 95 процентов было найдено как раз ими и лишь 5 процентов явились результатом «официальных раскопок». Вот почему теперь уже никого не удивляет факт, что довольно часто археолог, проникая в древнее захоронение, как правило, обнаруживает: кто-то уже побывал здесь до него — или в древности, или теперь. Но какое это имеет значение…

В вечной игре в полицейских и воров, как правило, чаще выигрывают воры, нежели полицейские, — иначе вряд ли бы существовала преступность. Этому старому закону подвержено и ремесло грабителей могил, о чем говорит сенсационный случай с известным английским археологом Джеймсом Меллаартом, ставшим знаменитым после «открытия, сделанного на базаре».

…И вот в полумраке невзрачной хибарки, в незамысловатом крестьянском сундучке, среди тряпок вспыхивает золото. Кольца, чаши, кубки, фигурки домашних божков, сказочных зверей… «В этот миг, — рассказывал потом Меллаарт журналистам и полиции, — я почувствовал себя истинным победителем. Я сравнивал себя со Шлиманом, увидевшим среди камней Трои золотые сокровища царя Приама…» А вся история, кстати говоря, чистейший детектив, началась очень уж просто и буднично (Подробнее смотри об этом в журнале «Техника — молодежи» (№ 2. 1973), в статье г Малиничева «Нераскопанная Троя» (комментарий Г. Еремина)).

В экспрессе Стамбул — Измир Меллаарт обратил внимание на свою спутницу, миловидную девушку, вошедшую на одной из остановок в купе вагона. Его привлекло не красивое лицо девушки, говорившей, как отметил профессор, с легким американским акцентом, а массивный золотой браслет на ее правой руке. Он был явно очень древним, и от него «пахло тысячелетиями» — Меллаарт давно мечтал извлечь такое сокровище из земли. Так началось первое действие драмы, которую поставил очень опытный и хитроумный режиссер. Определенное место в ней отводилось и девушке, и древнему браслету-приманке, на которую должен был клюнуть маститый ученый, и самому ученому, игравшему главную роль в спектакле, который затем произошел.

Профессор привстал со своего места и представился. Спутница не пыталась разыгрывать удивление, она хорошо знала, кто перед ней, — случайная встреча в поезде была далеко не «случайной». Видимо, с легкой руки Агаты Кристи трасса Багдадского (Восточного) экспресса, ответвлением которой была линия Стамбул — Измир, стала для Меллаарта началом его собственного, пережитого им детектива. Одним словом, они познакомились, и спутница сказала, что браслет — семейная реликвия, бабушкино наследство, передающееся из поколения в поколение. Еще она сказала, что у них дома «кое-что от бабушки» сохранилось в сундучке, подобное этому браслету. Естественно, взволнованный Меллаарт сразу же упросил девушку, жившую в Измире, взять его с собой, чтобы посмотреть семейные реликвии.

Поезд остановился в Измире, девица перемигивается с «таксистом», который, кажется, только ее и ждал, машина долго колесит по извилистым, узким улочкам турецкого города и останавливается где-то на окраине у одноэтажного домика. Так началось второе действие детектива: профессору показали сундук с драгоценностями. Осторожно перебирал он древние украшения, фигурки людей, посуду. Вот гравированное изображение парусной лодки — неведомый, праисторический тип корабля; вот массивное кольцо с двумя камнями — рубин и смарагд, а вот ритуальный сосуд с геометрическим орнаментом, ритуальный светильник в виде идола с птицами, а вот…

У Меллаарта закружилась голова — все предметы относились к неизвестной археологам мира цивилизации, причем очень древней, существовавшей не позднее III тысячелетия до нашей эры. «Позвольте мне все это заснять на пленку. Вы даже не представляете, какая это ценность для мировой науки!» — «Нет, нельзя! Это запрещено… но вы можете все изучить на месте, зарисовать в блокнот, если пожелаете. Только никуда нельзя выходить. Таково наше единственное условие». Профессор давно уже понял, что здесь нет никакой «бабушки», что он попал в хитро расставленные сети какой-то очень сильной организации профессионалов — грабителей могил… Но чувство ученого, прикоснувшегося к волнующей тайне, оказалось сильнее осторожности и отвращения. Меллаарт согласился.

…Это было подобие домашнего ареста с тем лишь отличием, что узник мог в любую минуту покинуть свое узилище. Однако его не торопили, приносили пищу, давали возможность сделать научное описание коллекции, зарисовать находки. Но зато очень неохотно отвечали на вопросы. Меллаарт уже о многом догадывался сам — так знаток по голосу определяет редкую породу птицы, даже если он ее не видел никогда… Все вещи были взяты из какого-то неизвестного могильника, в котором были погребены правитель и его жена, включая и любимую собаку царской четы. Кроме того, речь шла о развитой земледельческой державе, о городах с ремесленниками и купцами, со сложившейся культурой и исторической традицией — каким совершенством обладали изделия древних мастеров! Но где же место этой культуры па исторической карте Малой Азии? Это — не греки, не египтяне, не хетты, хотя есть и сходные черты… «И впрямь нераскопанная Троя! — с восторгом подумал Меллаарт. — Но где искать? В Анатолии открыта едва лишь сотая часть того, что скрывает эта древняя земля…»

Из очень тонких и осторожных расспросов ученый уяснил, что находка была сделана в местности Дорак, где-то на берегу Мраморного моря. Вероятно, именно здесь существовала «нераскопанная Троя» — какое-то загадочное и весьма развитое государство, достигшее расцвета в начале III тысячелетия до нашей эры, торговавшее с соседними городами Малой Азии, Египтом, Критом…

Прошла неделя полудобровольного заточения Меллаарта. Ночью профессора бесцеремонно вывели на темную улицу, посадили в такси и оставили одного. Спектакль закончен: в последний вечер с записок Меллаарта была сделана копия, с его слов зафиксированы данные о примерной стоимости таинственных сокровищ, о примерной датировке находок…

А затем в прессе замелькали слова «провокация», «ловушка», «гангстеры», «разбазаривание исторических реликвий», «судьба сокровищ царей из Дорака» и т. п. «Режиссер» спектакля мог радоваться: таинственность всего случившегося, нервный тон прессы, оттенок криминального романа в комментариях журналистов — все это стало превосходной рекламой для «товара». Почва для соответствующей распродажи была подготовлена… И еще одну сенсационную историю припомнили журналисты и попытались ее привязать к «сокровищам царей из Дорака». Ее связывали с «завещанием Шлимана» и… мифической Атлантидой Платона. Речь шла вот о чем.

…20 октября 1912 года американская газета «Нью-Йорк Америкен» опубликовала сенсационную статью внука известного археолога XIX века Генриха Шлимана, открывшего знаменитую Трою. Статья о «завещании Генриха Шлимана», опубликованном через 22 года после его смерти, была якобы подписана его внуком, Паулем Шлиманом, и вызвала огромный интерес у мировой общественности, поскольку содержала самые сенсационные и загадочные сведения об Атлантиде. Действительно, как стало известно от одного из ближайших помощников Шлимана, тот интересовался Атлантидой (о чем говорило письмо Шлимана), он даже собирал кое-какие сведения о ней. Но насколько серьезно известный ученый относился к этой древней легенде, никто сказать не мог — говорят, Шлиман умел держать в секрете некоторые свои планы и идеи даже от самых близких ему людей.

К сожалению, все остальное было покрыто тайной, ибо началась первая мировая война и Пауль Шлиман погиб, как говорят, при довольно таинственных, обстоятельствах. Статью, которую приводит польский ученый Людвик Зайдлер, автор еще одной книги об Атлантиде, сегодня считают мистификацией, или созданной самим Паулем Шлиманом или кем-то другим, кто воспользовался его именем и именем его знаменитого деда (в таком случае почему внук не опротестовал ее, а может, не успел? — задают вопрос журналисты). Статья эта называлась «Как я нашел погибшую Атлантиду, источник всех цивилизаций».

«Мой дед, доктор Генрих IIIлиман, — писал автор статьи, — за несколько дней до своей смерти вручил одному из своих ближайших друзей запечатанный конверт с надписью: «Вскрыть только одному из членов моей семьи, который поклянется посвятить свою жизнь указанным здесь исследованиям». За час до смерти мой дед попросил листок бумаги и карандаш и написал дрожащей рукой: «Дополнение к запечатанному конверту. Секретно. Разбей вазу с головою совы. Всмотрись в содержимое. Оно касается Атлантиды. Копай в восточной стороне храма в Саисе и на кладбище в долине Хасуна. Важно. Найдешь подтверждение моей теории. Ночь приближается — прощай…»

Это письмо он велел отдать тому же другу. Письма были депонированы в одном из французских банков. После нескольких лет обучения в России, Германии и на Востоке я решил продолжать труд моего великого деда. В 1906 году я произнес клятву и сорвал печати. В конверте находились фотографии и различные документы. Первый из них гласил: «Тот, кто вскроет конверт, должен торжественно поклясться, что будет продолжать труд, который я оставил незаконченным. Я пришел к выводу, что Атлантида была не только обширной областью между Америкой и западными берегами Африки и Европы, но и колыбелью всей нашей культуры… В прилагаемых материалах находятся документы, записи и все доказательства, какие я считаю необходимыми…» и т. д.

Далее в письме шла речь о специально выделенной сумме денег, на которую будто бы прилагался чек и которой, по мнению Шлимана, должно было хватить на исследования по Атлантиде. Бралась клятва с того родственника, кто рискнет продолжить его труд, что он доведет дело до конца и «не должен скрывать», что Атлантиду открыл Генрих Шлиман и т. п. Во втором письме Шлимана сообщалось, как он пришел к выводу о существовании Атлантиды, и здесь все нити вели в Малую Азию, где работал известный археолог и где были найдены «сокровища царей из Дорака». Шлиман будто бы писал во втором письме следующее:

«Во время раскопок 1873 г. на территории Трои в Гиссарлыке, когда во втором слое я открыл «сокровищницу Приама», в числе прочих сокровищ оказалась бронзовая ваза своеобразной внешности. В ней находились глиняные черепки, различные мелкие золотые изделия, монеты, предметы из окаменелой кости. На некоторых из этих предметов, равно как и на самой вазе, была надпись финикийскими иероглифами, гласившая: «От царя Хроноса в Атлантиде». Из другого документа, пишет внук Шлимана, он будто бы вычитал следующее, что его дед, работая в 1833 году в Лувре, нашел коллекцию из раскопок в Тиауанако в Перу, которое он почему-то поместил в Средней Америке. (Явная неточность того, кто составлял или печатал этот документ: и Шлиман и его внук не могли не знать, что Тиауанако находится в Южной Америке, в Перу, на берегах высокогорного озера Титикака, а в «Средней Америке», т. е. в современной Центральной, близкое по звучанию имя носит мексиканская пирамида Теотиуакан, построенная еще в доацтекский период.)

И вот будто бы среди этих предметов Шлиман обнаружил «глиняные черепки точно такой же формы и из того же материала, а также предметы из окаменелой кости — точно такие же, как и в бронзовой вазе из «сокровищницы Приама». «Я постарался достать подобные же предметы из Тиауанако и подверг их химическому и микроскопическому исследованию, — пишет будто бы далее Шлиман в этом документе. — Обе вазы, как американская, так и троянская, были сделаны из одной и той же глины, совершенно не похожей на глину из древней Финикии или же из Средней Америки. Анализ металлических предметов показал, что они состоят из сплава платины с алюминием и медью, какого никогда не находили в раскопках древностей и не знают и сейчас. Таким образом, обнаружены предметы из одинакового материала и, несомненно, из одного и того же источника в двух значительно удаленных друг от друга странах. Надпись на принадлежавших мне предметах ясно указывала на этот источник: Атлантида!».

Что сомнительно в этой фальшивке, в которой можно было насчитать несколько пунктов, мягко говоря, «несоответствий», так это, пожалуй, следующее — алюминий, который был открыт в Европе как относительно чистый металл только в 1825 году и то в лабораторных условиях. Первый же промышленный, но дорогостоящий способ его получения был открыт только в 1855 году, а до 1890 года на всю планету было получено алюминия лишь 200 тонн, настолько он был редок как металл (и стоил дороже золота). Сомнительно, чтобы следы алюминия мог обнаружить молодой Шлиман еще в 1833 году, то есть через восемь лет его лабораторного открытия, тем более что Шлиману в то время было всего лишь… 11 лет (Шлиман родился в 1822 году в Германии) и он еще не мечтал работать в запасниках парижского Лувра. Таким образом, эта сенсация была рассчитана разве что только на питекантропов, с коими сравнила по умственному развитию, видимо, своих читателей американская «Нью-Йорк Америкен»…

Одним словом, когда в печати мелькнули сообщения о загадочных и ни на что не похожих «сокровищах царей из До-рака», которым невозможно найти никаких аналогий в существующих археологических культурах, заговорили в газетах и о таинственном «завещании великого Шлимана». Будто бы находки в Дораке как раз и относятся к исчезнувшей Атлантиде, которая поддерживала с Малой Азией (с Дораком) оживленные сношения. Никто не вспомнил о мифической алюминиевой вазе — наоборот, всячески стали доказывать, что древние атланты находились на таком высоком уровне развития, что получали этот металл электролизным способом и т. п. Что Шлиман, умерший в одиночестве в гостинице Неаполя, не был окружен «близкими друзьями» и не писал никакой записки своему будущему преемнику. Что геологи и океанологи не нашли в Атлантике и следа какой-либо опустившейся вниз суши. Что время гомеровской Трои разделяет с Тиауанако период в две тысячи лет, а Дорак старше Тиауанако эпохи своего расцвета на три тысячи лет… И многое другое, на что газетчики не обратили внимания — «пустяки», «мелочи», важна, так сказать, «глобальная идея», основа сенсации…

Но здесь мы переходим уже в мир иных идей, иных представлений об истории и археологии, что явится темой нашего дальнейшего рассказа о «криминальной археологии» — бизнесе не на самих предметах древней истории, а на тех лже- и антинаучных представлениях о ней, которые прокламируются современными «пророками вчерашнего завтра», типа Эриха Деникена и Робера Шарру. Впрочем, еще несколько слов о «сокровищах царей из Дорака»…

Последний, заключительный акт спектакля разыгрался спустя десять лет после «открытия»: на «черном рынке» в США вдруг объявились следы золотых вещей, описанных Меллаартом. Продавцы сокровищ скрылись за вереницей подставных лиц, покупатели проявляли тоже известную осторожность, боясь подделки вещей из скандальной коллекции. Снова обратились к экспертам. «Им около 45 веков», — заключили специалисты после ряда специальных физико-химических анализов… Сделка состоялась, и сокровища уплыли в неизвестном направлении — за прошедшие годы их цена возросла примерно в десять раз. При этом оценщики ссылались на авторитет Меллаарта, у которого грабителям могил удалось таким криминальным путем получить экспертизу. Месье Гобе был прав, говоря о специалистах, оценивающих находки…

НЕ ПРОДАВАЙ АТЛАНТИДУ

Не продавай Атлантиду

Орудия труда для кладоискателей

Возникновение призрачных островов и исчезающих побережий — обычное явление при плаваниях по океану. Легкая дымка, облако на горизонте… часто походят на острова и вводят в заблуждение даже опытных моряков, знающих, что там нет земли… Сказочные существа весьма долговечны…

С. Э. Морисон. Адмирал Океана-Моря

Подлинно фантастическое открывается под скребком археолога. Нужно только обладать хорошим зрением, известной храбростью и абсолютной интеллектуальной честностью.

А. де Сен Бланка

Открытие под скребком археолога

Только поутихли страсти вокруг «сокровищ царей из Дорака» и «завещания Шлимана», как вновь дало себя знать одно старое, забытое дело, связанное тоже с грабителями могил. Складывалось впечатление, будто какая-то опытная рука направляет поток сенсаций, не давая публике ни на минуту прийти в себя. Странно только, что эти сенсации были очень похожи одна на другую и вертелись все время вокруг одного «букета проблем»… Но здесь речь шла уже не просто об одном из криминальных случаев, имеющем отношение к ограблению очередного захоронения. Замахивались на большее — на ниспровержение основ всей исторической науки. Более того, на ниспровержение вообще всех основ нашей земной цивилизации. В прессе замелькали интригующие, а порой и шокирующие обывателей заголовки: «Древняя галерея Акамбаро — подлинник или подделка?», «Монстры Жильсруда: 70 миллионов лет?!», «Акамбаро — фарс или трагедия открытия?»… В чем же журналисты, наиболее скептически настроенные, и научная общественность увидели сразу и «фарс» и «трагедию открытия»? Вот история «монстров из Акамбаро», как сообщал о ней французский журнал «Планет», явно симпатизировавший владельцу означенных выше «монстров».

…В июле 1945 года некто Вальдемар Жильсруд, деловой человек из небольшого мексиканского городка Акамбаро, заметил на склоне горы, возвышавшейся над городом, несколько глиняных обломков. Накануне прошли обильные дожди, и пласт земли сдвинулся, обнажив то, что поднял Жильсруд. С этого все и началось: автор находки или вошел в историю, или попал в нее. Как писал журнал, «будучи любителем мексиканской старины», Жильсруд нанял местного каменщика Тинахеро, дал ему лопату и попросил заняться раскопками. С этого началась история открытия скульптур Акамбаро…

Раскопки велись якобы, как писал журнал, с 1945 по 1952 год. За семь лет частная коллекция делового человека достигла… 30 тысяч найденных вещей. При этом большинство археологов, ознакомившись с ней, напрочь отрицали подлинность изображений. И было отчего прийти в смущение. Особенное недоверие вызвали статуэтки древних, миллионы лет назад вымерших рептилий. Некоторые из них были точными копиями исчезнувших с лица земли еще 70 миллионов лет назад динозавров и плезиозавров, если… Если современные теории происхождения жизни на земле, видов ископаемых ящеров и вообще эволюции жизни оставить в силе, как это представляют себе ученые. Разумеется, наши современники по книгам, журналам, популярным и фантастическим фильмам хорошо представляют внешний вид исчезнувших монстров, реставрированный палеонтологами. Но откуда древние индейцы могли знать о них?

«Широта коллекции, — писал журнал, — несомненно остается одним из убедительных доказательств «загадки Акамбаро». Тридцать тысяч находок! Какой мастерской фальшивок по плечу такая кропотливая и бессмысленная работа? Некоторые из скульптурок однородны, но нет ни одной одинаковой! Фантазия, с которой воспроизведены доисторические животные, многие человекоподобные статуэтки, скульптурки «мумий», эти сотни выразительных фигурок животных и человеческих существ — в особенности вызывают удивление. Богатство коллекции не дает возможности составить даже исчерпывающий список всех открытых вещей, не то чтобы дать ее полное научное описание. Потребовалось бы много томов и целой жизни, чтобы исчерпывающим образом описать коллекцию…»

Что удивительно в этой коллекции, добытой столь странным и небрежным способом (именно это вызывает недоверие к ней!), — слишком большое число находок на одном и том же месте, а кроме того, смешение «всех стилей и эпох», даже геологических. Здесь, как говорил один из критически настроенных экспертов, «собраны в одну кучу статуэтки бронтозавров, траходонтов, димедронов, тиранозавров Рекс, стегозавров и других характерных мезозойских рептилий». Причем здесь же изображены несколько загадочных человекоподобных существ с перепончатыми руками и ногами (символ взлетающего человека, считает владелец коллекции). Рядом можно видеть животных более поздних геологических эпох, современников первых индейцев на Американском континенте: шерстистый носорог Мерка, американская лошадь, верблюд, мамонт и многих других, вымерших минимум 10–12 тысяч лет назад. И вновь — фигурки людей уже обычного вида рядом с доисторическими животными, причем есть даже изображение женщины, сидящей (или ездящей!) верхом на ящерице (или ящере). А рядом — идущая на задних конечностях гигантская рептилия. И вновь — человеческие статуэтки, напоминающие произведения древнего искусства Ближнего Востока; ряд глиняных изображений «мумий»; маски, похожие на работы древнегреческого скульптора Горгона, фигурки сирен и многое другое. Есть от чего прийти в недоумение и есть чему не верить!

…Классическая теория развития и исчезновения видов является главным аргументом в споре противников фантастической коллекции Жильсруда: ведь гигантские рептилии отдалены от человека современного вида временем в 60–70 миллионов лет! Человек никак не мог жить в одно и то же время с мезозойскими монстрами, если концепция происхождения жизни и возникновения разума на планете верна! И камень преткновения в споре сторонников и противников «разума в мезозое» — это подпольные грабительские раскопки. Раскопки, как выяснилось, проводимые по ночам, «чтобы не вызвать недоразумений с властями». Раскопки человека безграмотного и абсолютно неподготовленного к работе, не знакомого даже со словом «методика» — не говоря уже о всем понятии «методика археологических исследований»…

Стало известно, что Жильсруд, как «деловой человек», платил своему «археологу» по одному песо за каждую найденную фигурку. Иногда они были разбиты, и тому приходилось склеивать их. Сам Жильсруд лично не присутствовал при раскопках, поэтому противники его коллекции подозревают, что Тинахеро находился в сговоре с подделывателями скульптурок. Видимо, по их мнению, вначале были действительно найдены несколько древних и подлинных индейских вещиц, которые заинтересовали Жильсруда, а когда их больше не стало, каменщик решил поживиться за счет неискушенного «ценителя древностей». Он, может быть, раздобыл где-то случайные книги по палеонтологии и по искусству (изображения мезозойских ящеров можно встретить даже в школьных учебниках!) и стал сам, или с сообщниками, лепить из глины «монстров», «мумии», «маски» и прочее, обжигать их, а затем подкладывать в раскоп. Когда они «доходили», становились похожими на древние вещи, он после ночных раскопок приносил их Жильсруду. И получал по одному песо за штуку! За семь лет работ Тинахеро за 30 тысяч «находок» заработал у доверчивого Жильсруда 3600 американских долларов, что составляло по 500 долларов в год. Не много, но все же лучше, чем ничего…

Сторонники коллекции считают, что Тинахеро мог бы получить значительно больше, имей он дело с иностранцами. Противники возражают — вряд ли иностранцы поверили бы в человека, сидящего верхом на динозавре! Проще было дурачить не искушенного в истории Жильсруда, для которого все прошлое представлялось одним вчерашним днем: без эпох и столетий. Тем более, что он в то время уже находился в плену своей навязчивой идеи «разума в мезозое». А может быть, когда Жильсруд понял, в чем дело, и разобрался в подделках, ему поздно было отступать — о нем и его коллекции все уже знали. И он поневоле стал соучастником своеобразного «заговора против истории»!

Сам хозяин коллекции к тому времени, когда о ней заговорили журналисты, уже имел собственную теорию на этот счет. Он полагал, что собрание принадлежало ацтекскому музею в Теночтитлане (столице ацтекского государства — ныне на его месте находится столица Мексики), а экспонаты «музея» были привезены из… Атлантиды, еще до ее исчезновения с лица земли. Будто бы коллекция во время нашествия конкистадоров была переправлена из столицы и захоронена близ Акамбаро. Ему кажется, что статуэтки были сгруппированы в какую-то систему, а затем под действием подземных вод, естественных сдвигов пластов земли перемешались. Но тогда, если это действительно так, и Атлантида существовала, спрашивают противники коллекции, — ее мифическая гибель относится ко времени 12 000 лет до нашей эры — откуда атланты могли знать и наблюдать рептилий мезозойской эпохи? Самый важный и спорный факт по-прежнему остается за пределами исторических знаний и логики…

Как только о теории Жильсруда и о его скандальной коллекции стало известно широким кругам читателей и научной общественности, в дело включились специалисты и сторонники так называемой «фантастической археологии», отрицающие современную схему развития цивилизации на нашей планете. Все то, что, может быть, и было рационального в коллекции Жильсруда, исчезло в вихре антинаучных и просто мистических спекуляций. Грабители могил наконец-то получили надежный философский стержень для своих «ночных изысканий», если они вообще что-либо знали о своих интеллектуальных лидерах и покровителях. Ведь только при их методах подпольных ночных раскопок можно заполучить, например, в коллекцию бронзового века бронзовый бюст… Наполеона, а потом, нимало не смущаясь, утверждать, основываясь на точке зрения сторонников «фантастической археологии», что император Франции жил задолго «до рождения Христа», быть может даже в эпоху бронзы (бюст же — бронзовый!), или же, если это не удастся доказать, объявить его «космическим пришельцем».

…Итак, для знакомства с коллекцией прибыл «профессор» Хэпгуд, один из лидеров и создателей теорий «фантастической археологии» (кстати говоря, на Западе часто звание «профессор» не соответствует действительному научному званию, это своего рода вежливое именование человека с образованием — его можно переводить как «специалист», «знаток» какой-то темы или проблемы). Советским и зарубежным читателям его имя известно как ярого сторонника всего необычного, «неземного» в истории нашей планеты. Например, загадочные карты турецкого адмирала Пири Раиса, на которых будто бы изображена Антарктида (начало XVI века), он связывал с деятельностью «космических картографов», «пришельцев из космоса», которые с помощью своих спутников и неземных летательных аппаратов сделали ее изображение задолго до «официального» открытия в начале XIX века.

Хэпгуду будто бы сразу удалось обнаружить то, на что до него не обратил внимания ни один из исследователей. Он нашел древесную пыльцу, следы корней в углублениях статуэток, что, по его мнению, доказывало длительность пребывания вещей коллекции в земле. Более того, в глине некоторых из статуэток он обнаружил органические включения, попавшие туда в момент изготовления фигурок. Это дало ему возможность исследовать органику с помощью специального радиокарбонного метода (радиоактивный изотоп углерода С14) в одной из лабораторий США. Органика показала возраст находок 3500 лет ± 100 лет до н. э. По-иному, дата создания «монстров» относилась к 1600 г. до н. э. Хэпгуду возражали, говоря, что «органику» в глину случайно включили подделыватели, может быть беря формовочный материал прямо с места раскопок. Кроме того, радиокарбонный метод датирования древних предметов еще до сих пор остается несовершенным, и многие археологи игнорируют его (порой действительно «радиоуглерод» выдает прямо-таки фантастические результаты). И, наконец, причем здесь Атлантида, исчезнувшая за 10 тысяч лет до этой даты?…

Тем не менее Хэпгуд стал научно обосновывать «теорию Жильсруда» о коллекции из Атлантиды. Он говорил, что дата 1600 лет до нашей эры соответствует тому странному и загадочному периоду, заключенному между 1700 и 1500 годами, когда великие природные катаклизмы потрясали Средиземноморье: Крит и Египет рухнули как государства, в Индии исчезла древняя цивилизация в долине р. Инда, в Греции произошло внезапное и сильное извержение вулкана Сантории, практически уничтожившее о. Тиру (один из кандидатов в Атлантиды). Поэтому, говорил Хэпгуд, если определение даты статуэток точно, то не существует ли связи между этими катастрофами и странным расцветом «культуры Жильсруда»?

К сожалению, и здесь Хэпгуд говорил «полуправду», смешав в одну кучу разнохарактерные явления: завоевание Индии древними арьями (кстати, начавшееся задолго до 1600 г. до н. э.), захват греками-ахейцами Крита, произошедшее только в 1400 г. до н. э. (а не в 1600 г. до н. э.!), нашествие кочевников-гиксосов на Египет в 1730 г. до н. э. и извержение вулкана Санторин, не имеющее никакого отношения к переселению народов в очень далеких от о. Тиры районах.

Наконец, Хэпгуд утверждал, что ему удалось обнаружить какие-то ступени лестницы, ведущие в глубь холма, и даже какой-то загадочный «туннель», уходящий куда-то в «неизвестное». Лестница была засыпана вулканическим материалом. К несчастью, пишет он, «отсутствие необходимых средств не дало возможности для более глубоких раскопок и исследования загадочного туннеля». Легко представить, восклицает он, к каким фантастическим открытиям привела бы нас эта лестница и этот туннель, ведущий в глубь Мексики. Ведь именно над ним и при его «устье» были обнаружены «предметы из Атлантиды»!

Как только речь зашла о каменных ступенях лестницы и устье загадочного туннеля (которые, если бы это было действительно правдой, бросились бы исследовать и копать на свой страх и риск не только грабители могил, но и археологи всего мира!), наступил заключительный акт «фарса в Акамбаро». Все сразу же вспомнили о знаменитой «пророчице» Блаватской, которая будто бы в середине XIX века побывала в Тибете и Гималаях и ознакомилась там с древними священными книгами тибетцев и индийцев, сохранивших сведения об исчезнувшей культуре и цивилизациях «допотопного времени». Будто бы в этих книгах было написано, задолго до античных и европейских ученых, о существовании всех континентов земли (в том числе Америки, Австралии и Антарктиды), многие неизвестные факты о глубоком космосе и даже… о молекулярно-атомном строении материи. В то время, когда Блаватская вернулась из своего высокогорного вояжа в Европу, а затем переехала в Америку, она будто бы владела многими «оккультными науками» и магическими методами исследования.

Свою задачу она сама видела в том, чтобы «подорвать и уничтожить… материалистическую науку, показать ее глупость и несостоятельность». Поскольку, по ее мнению, «весь этот «Цивилизованный мир» гниет и погибает от безверия… мы заставим не поверить, а узнать бессмертие души». «Наши задачи, — восклицала «пророчица», — чисто научные. Мы выводим из мрака и забвения восточные знания, великие и древние, оставляющие за собой все, что знает теперешняя европейская наука и чем она кичится». Говоря так, Блаватская и не подозревала, что закладывает теоретический фундамент сегодняшней «фантастической археологии» и «фантастической истории» Деникена и K°.

Так, будто бы она с помощью гипноза и спиритизма «открыла» и прочертила на карте… туннель, который тянется на несколько сот километров через всю Южную Америку. Туннель, равного которому нет на земле и поныне, по словам «пророчицы», построили жители… древней Атлантиды, а инки и другие высокоцивилизованные индейцы спрятали в нем золото и многие древние реликвии от жадных конкистадоров, а затем надежно замаскировали выходы из него… Нет ничего удивительного в том, что имя Блаватской не сходило со страниц бульварной прессы середины — конца XIX века. Ее выдумка имела явный успех у доверчивых и невежественных обывателей — в журналах и книгах прошлого века и даже в наше время можно встретить карту Южной Америки, пересеченную извилистой полосой — «туннелем им. Блаватской», следов которого, однако, не обнаружили до сих пор. Впрочем, в нашумевших и скандальных книгах нового «пророка», швейцарца Эриха Деникена, построившего сенсационную теорию «антиистории», есть этот туннель под Америкой и будто бы сам автор гулял по нему и любовался удивительными коллекциями исчезнувших цивилизаций «всех времен и народов», в том числе «книгами будущего» — золотыми пластинами, покрытыми неизвестными письменами, конечно же, «космического происхождения…»

Естественно, когда проф. Хэпгуд что-то невнятное произнес по поводу каменной лестницы, ведущей куда-то (?), звенья цепи — музей атлантов, мезозойские чудовища, туннель Блаватской и «пришельцы из космоса» — соединились в еще одной попытке доказать несуществующее. В еще одной попытке «заговора против истории» на материалах археологии и самой истории. В результате все то, что было или могло быть рационального в коллекции Жильсруда (если она целиком, от начала до конца, не чистой воды подделка!), оказалось научно скомпрометированным. Фарс или трагедия? Ученые уже не поверили вещам, которые могли быть более или менее логически и научно объяснены. Тому, что аналогичные скульптурки были найдены все теми же «археологическими диверсантами» — грабителями могил и археологами-любителями — в других местах Акамбаро и даже в других районах Центральной и Южной Америки (в Эквадоре, Аргентине и др.). Ибо, как отметили эксперты, при таких раскопках «не существует никаких способов определить дату вещей из коллекции», ставшей благодаря шумихе вокруг них заманчивой рекламой для честолюбивых «эпигонов»-подражателей в других американских странах.

Эксперты не поверили даже в найденные при скульптурках зубы ископаемой плейстоценовой лошади «Equus conversidens оwen», которые были смешаны с вещами коллекции. Кстати, здесь же нашли и фигурки самих лошадей, последних представителей которых, видимо, вместе с мамонтами, гигантскими ленивцами, носорогом Мерка и другими животными конца третичного-начала четвертичного периодов застали на Американском континенте первые «палеоиндейцы», появившиеся здесь 40–30 тыс. лет назад из Северной Азии через Берингов пролив.

Как известно, палеолитический человек в Европе и в Азии в это время уже обладал хорошо развитым художественным воображением и художественными навыками, рисовал на стенах пещер и гротов современных ему животных, лепил их статуи из глины, вытачивал из кости, вырезал из дерева. Не было ничего удивительного в том, что первые «колумбы» делали то же самое на своей новой родине, пройдя Берингоморским перешейком из Азии в Америку. По крайней мере, это не вызывало и не вызывает возражений среди исследователей — историков, археологов, искусствоведов.

Известный американский ученый-палеонтолог Рой Эндрюз, неутомимый и страстный охотник за ископаемыми животными, в своей книге «Диковинные звери» писал: «О первобытных млекопитающих мы много узнали по их ископаемым останкам. И особенно хорошо нам удалось изучить животных ледникового периода; помогли нам современники этих животных — люди, жившие в те далекие времена. Они запечатлели облик многих зверей в рисунках и статуэтках, и эти произведения первобытного искусства часто находят в различных пещерах…» Другой исследователь пишет: «Неандертальцы не оставили нам рисунков животных ледникового периода: это сделали люди, вившие после них. Мы называем их кроманьонцами. Жили они от пятнадцати до тринадцати тысяч лет назад и создали древнейшие в истории человечества произведения искусства. Эти люди рисовали на стенах пещер и лепили из глины фигурки животных. Их картины настолько точны, что служат для нас неисчерпаемым источником сведений о вымерших животных ледникового периода».

Действительно, прекрасные галереи настенных изображений животных и их скульптурные «портреты» из глины, камня, кости и дерева в большом числе встречены в пещерах и на стоянках первобытного человека в Испании, Северной Африке, Франции, Германии, России (Европейская часть страны и Сибирь), Монголии. Каждая из таких находок — большая ценность для науки, но в случае с коллекцией Жильсруда они были обесценены неправильно проведенными раскопками и потеряли свою научную ценность и даже «право на подлинность» — невесть откуда взявшимися загадочными «выходцами из мезозоя».

Хотя и здесь можно найти свое объяснение «монстрам из Акамбаро», будь полная уверенность в их подлинности. Один из экспертов коллекции, доктор зоологии А. С. Ромеро, профессор Гарвардского университета, осмотрев глиняных «чудищ», высказал интересное и не лишенное логики предположение о том, что скандальные скульптурки коллекции неправильно поняты и объяснены Жильсрудом и Хэпгудом, увидевшими в них «выходцев из мезозоя» и Атлантиды. Он предположил, что внешний вид «монстров» подсказан обликом местных рептилий, издавна живущих во многих тропических районах Центральной и Южной Америки, которых наблюдали и на которых охотились древние индейцы. И доказать правильность высказанного предположения Ромеро не очень сложно. Сейчас мы постараемся это сделать.

…Как известно, вымершие ящеры мезозоя — ближайшие родичи и предки некоторых видов земноводных и пресмыкающихся — до сих пор широко расселены по всему миру. В Центральной и Южной Америке из этой древней и не очень приятной по внешнему виду породы «тварей земных и водных» можно встретить хвостатых саламандр, живущих здесь, в отличие от других районов мира, даже южнее экватора (некоторые из них достигают в длину до метра). В древности, считают зоологи, в Северной Америке (вплоть до Мексики) обитали гигантские или исполинские саламандры, наподобие современного японского «ханзаки», достигающего в длину до полутора метров и весящего около 10 килограммов (излюбленное кушанье гурманов!).

Сегодня в Мексике и на Юге США обитает лишь один из видов этих гигантов-саламандр — «аллеганский скрытожаберник», или, как его называют местные жители, «ильный черт».

И. И… Акимушкин говорит о них: «Вид… у всех достаточно «чертовский»: тело сплющенное, на боках складками обвисла дряблая кожа, на плоской «соминой» голове — бородавки и подслеповатые глазки…» А непосредственно и только в самой Мексике можно встретить еще одного монстра, вошедшего во все зоологические труды под древним ацтекским названием «аксолотль», что означает «водяное чудище». В природе он встречается только в одном месте, в горном озере Сочимилко, священном водоеме индейцев-ацтеков, что лежит в двадцати верстах на юго-восток от Мехико. Индейцы до сих пор отлавливают аксолотлей и продают их на рынках в окрестных селениях и в самом Мехико. Все это — земноводные собратья «монстров мезозоя»…

Из пресмыкающихся, или рептилий — непосредственных предков птиц и зверей, а через них и обезьян, вкупе с человеком, — живших на земле уже в каменноугольном периоде, около 300 миллионов лет назад (вымирать они стали в конце мезозоя, где-то около 100 миллионов лет назад) — можно встретить в Америке кого угодно, в разных видах и обличьях. И каждые из них по-разному удивляли и пугали древних жителей Америки, а порой даже были опасны для них. Здесь и обычные ящерицы, среди которых можно натолкнуться и на ядовитых, как «ядозубы», или «хелодермы»: гила-монстр — большая, до 60 см, ящерица с оранжево-черным ковровым рисунком на коже (северо-запад Мексики); эскорпион, до метра длины, с желто-черным рисунком, — он живет несколько южнее, в пустынях Мексики. Эти твари поедают птиц, мелких зверьков и даже не гнушаются «своим братом» — ящерками помельче. Однако и человеку следует остерегаться гила-монстров и эскорпионов, так как зубы нижней челюсти ящериц ядовиты. Причем яд этот очень силен. Акимушкин сообщает, что из нескольких Десятков укушенных людей около трети умерло или находилось на грани смерти…

И, наконец, кто не знает самую известную и распространенную рептилию в Новом Свете, буквально от Флориды до Патагонии включительно, — крокодила? Здесь его называют кайманом, аллигатором, жакаром и многими другими чисто местными именами. Самый маленький из них — не более полутора метров в длину — гладколобый кайман с «карими» глазами (у остальных его собратьев по роду они зеленоватые или желтые) и смешным вздернутым носиком. Самый большой — американский острорылый аллигатор — нередко вырастает до семи метров и весит больше тонны. В Центральной Америке и в Мексике издревле живет очковый кайман (до трех метров длины).

И еще одно удивительное существо из числа древних «выходцев из мезозоя» обитает в Америке. Это ящерица-агама, родственница уже знакомых нам ядовитых мексиканских «хелодерм». Она знаменита не какими-нибудь своими достоинствами или недостатками, а тем, что это одно из немногих живых существ древней породы ящеров, прирученных человеком. У индейцев Южной Америки (Гвиана, Бразилия и др.) ящерицы-агамы жили на привязи или свободно бегали по селению, уничтожая в хижинах кузнечиков и прочую ползающую, прыгающую, летающую «мелочь». Более того, агамы были и «сторожами» селений, своим писком и криком предупреждая людей о появлении опасного хищника — ягуара. Этнографы сообщали, что индейцы даже брали дрессированных агам, как обычных собак, для охоты на ягуаров и других животных. Такими же прирученными были у южноамериканских индейцев ящерицы-гекконы, игуаны, которых часто содержали в неволе не только как «живой» запас мяса на черный день, но и для забавы взрослых и детей.

И в этом нет ничего удивительного — женщина вместе с ручной ящерицей… Этнографам известны поразительные примеры приручения самых разных живых существ нашей планеты человеком. В Древнем Египте ручными, совсем как куры, были журавли; доились табунки ручных антилоп, с которыми часто ходили и на охоту, а ныне дикий камышовый кот, с которым боится встречи сегодняшний египетский феллах, исправно таскал египтянину сбитых из лука уток, если у охотника не было дрессированного сокола или кобчика.

Впрочем, это уже другая тема, нас же сейчас интересуют «динозавры Жильсруда» и возможность приручения рептилий древними жителями Америки. И нам кажется, все это — и особенно давнее знакомство индейцев с родственниками «ископаемых монстров» — могло лежать в основе скульптурных портретов рептилий Жильсруда, так неожиданно принятых за натуральные изображения «динозавров». Отсюда и определенная схожесть вымерших «дедушек» с ныне живущими «внуками», которых несложно и перепутать…

В некоторых цивилизациях Старого Света — в Египте, Индии — крокодил еще в глубокой древности был обожествлен, как священное животное, которому поклонялись, строили храмы, а мумии хоронили в гробницах (Египет). Особенно известен «хозяин Нила», повелитель реки, древнеегипетский бог — крокодил Себек (он же Собех и Сухос). Геродот рассказывал, что в древности египтяне для умиротворения Себека каждый год отдавали ему на съедение самых красивых девочек, а священных крокодилов мумифицировали и хоронили с великими почестями. До сих пор археологи находят в долине Нила усыпальницы с сотнями мумий этих самых опасных водных хищников, иногда достигавших в длину семи и более метров. (Геродот пишет: «Особенно священными почитают крокодилов в Фивах и в окрестностях Меридова озера. Жители обеих этих местностей кормят одного отборного крокодила, сделавши его ручным, вешают ему в уши серьги из стекла и золота, на передние лапы надевают кольца, дают ему особенную пищу и приносят жертвы; вообще, при жизни обращаются с ним с чрезвычайной заботливостью, а умершего бальзамируют и кладут в священной гробнице». Однако, добавляет он, «для одной части египтян крокодилы священны, для другой — нет, и эти последние обращаются с ними, как с врагами»). А сталкивались ли древние мексиканцы «культуры Жильсруда» с крокодилами-кайманами и другими рептилиями в своей повседневной жизни, чтобы как-то «зависеть» от них, почитать их, изготовлять их магические, священные изображения? Вероятно, да.

Еще в «доземледельческий», охотничье-рыболовческий и собирательский период своей истории почти всем народам мира, в том числе и древним мексиканцам, приходилось охотиться в плавнях рек, в болотистых зарослях озер и речных пойм, ловить рыбу в реках и озерах, собирать клубни водяных съедобных растений. Но даже спустя столетия предки мексиканских индейцев не забывали древних своих традиционных занятий — охоты, рыболовства и собирательства. Кроме того, на первых порах земледелие было возможно только в речных и озерных прибрежных районах, богатых водой и плодородным илом (до открытия способов искусственной ирригации). Разумеется, древним жителям Мексики приходилось вести кровопролитные сражения со страшными рептилиями, отвоевывая у них «жизненное пространство». Следы этого и еще более раннего этапа — охотничье-собирательского — можно, как считают исследователи, встретить «в широком распространении образа водяной лилии» в мифологии и изобразительном искусстве доколумбовой Америки, в том числе у ацтеков и майя. Это растение (клубни его и семена) некогда действительно играло большую роль в пищевом рационе древних мексиканцев. Отсюда, что вполне вероятно, и мог в древности сложиться культ каймана, хозяина водоемов, постоянного «спутника» и покровителя водяной лилии. Не случайно у ольмеков — самых древних из цивилизованных народов Мексики (1500-600 гг. до н. э.), первыми создавших иероглифическую письменность и календарь в Америке, — одним из символов бога дождя, а значит, и бога вод, земных и небесных, был знак — отпечаток лапы рептилии, часто изображавшийся в виде ушной подвески. В его символику входило и изображение семени и клубня водяного растения — лилии. Найден был культ каймана и у других древних жителей Мексики, индейцев-майя, наследовавших культуру ольмеков.

Известный советский исследователь культуры, истории и языка майя Ю. В. Кнорозов в недавно вышедшей книге «Иероглифические рукописи майя» пишет о их древнем образе жизни: «Бывшей крокодильей милостью собирателей лилий и ракушек», «бродивших по колено в воде, подстерегали свирепые крокодилы (кайманы),…нападавшие из засады с яростной стремительностью и оставшиеся до сих пор большими любителями человечины. Неудивительно, что кайман стал рассматриваться как хозяин пищи. Лилия и ракушка вошли в число религиозных символов». Впрочем, и кайман (айин, айн — на языке майя) тоже получил свою долю поклонения и «славы» у индейцев Центральной Америки. Как мы видим, культ «священных животных», тотемов-родоначальников племен и родов, «хозяев» различных стихий, сложившийся еще на охотничье-собирательской стадии развития, был широко распространен у самых разных народов.

Еще более удивительные примеры приручения, казалось бы, самых «некоммуникабельных» и чуждых человеку живых существ мы встречаем в самых разных уголках планеты. Например, в Индии и Индонезии питоны служат «няньками» и ловят мышей, а знаменитые кобры, завороженные флейтой заклинателя змей, послушно извиваются под звуки магической мелодии. В Полинезии дрессированные рыбки-провокаторы заманивают в рыбачьи сети своих диких и по-первобытному глупых собратьев. А на тихоокеанском острове Науру даже дети дрессируют стрекоз, и те устраивают, на забаву своим хозяевам, настоящие воздушные бои друг с другом или же бросаются из засады на пролетающих мимо «диких стрекоз». Где-то на Новой Гвинее дети и взрослые купаются на спинах совсем ручных, миролюбивых крокодилов и позируют туристам, гордо восседая на хребте бронированного ящера, этого «выходца из мезозоя», родственника страшных кайманов Америки…

Отсюда уже нетрудно предположить, что кайман и другие «приметные» рептилии вполне могли стать прототипами фантастических «монстров» из «коллекции Жильсруда». Существа, ближе всего по своему внешнему облику напоминающие вымерших доисторических рептилий, сами — «живые ископаемые» давно минувшей эпохи. Какие формы принимал древне-мексиканский культ каймана — дело специалистов, но можно думать, что ему, как и в далеком Египте, приносились жертвы, а сами животные отлавливались жрецами, какое-то время содержались в неволе (для религиозных празднеств и церемоний), а некоторые особи даже приручались, и им прислуживали жрицы племени, поскольку собирательство в древности было чисто женским занятием. Поэтому становятся понятными загадочные изображения женщин в паре с «ящером» и даже женщины, сидящей на прирученном чудовище.

А ученым приходится сегодня спорить, «был ли, — как писал журнал, — старый джентльмен Жильсруд автором самого большого археологического открытия всех времен или же на протяжении лет он был жертвой одного или нескольких лиц, искавших скромного заработка?» Ибо своими неправильно проведенными «систематическими раскопками» Жильсруд не откопал, а закопал «свою Атлантиду», а Мексика — если коллекция не подделка! — потеряла всякую возможность понять и дешифровать еще одну страничку своей и без того неясной древней истории. Ибо. как писал А. С. Ромеро, подводя итог дискуссии о «монстрах из Акамбаро»: «Вмешательство в это дело «экспертов по антиистории» придало ему окончательно ненормальный оттенок сенсационности и подорвало доверие к загадочной коллекции «предметов из Атлантиды», проданных как простые глиняные черепки…»

ЗАГОВОР ПРОТИВ ИСТОРИИ

Заговор против истории

Превозношение диковинок

Я слышал, что понимающий характер Неба и Земли не может быть одурманен чудесами и духами, что знающий характер всех вещей не может быть одурманен тем, что ни на что не похоже. Все те, которые поворачиваются спиной к прямому пути гуманности и справедливости, не руководствуются истинными словами… а безмерно превозносят диковинки, чудеса, чертей и духов, весьма почитают жрецов, ищут помощи у несчастных предков и даже, толкуя о делах, призывают к себе небожителей, глотают лекарства бессмертия, отправляются вдаль и принижают возвышенное, взбираются высоко и ниспровергают уважаемое… утром сеют и вечером уже собирают урожай, достигают долголетия горных скал, делают искусственным путем золото, превращают в жидкость лед, выдают себя за бессмертных и вечно сытых магов. Но все они вредят людям и смущают толпу, придерживаются ложных учений, таят в себе обман и фальшь, чтобы обманывать и морочить государей всех времен. Слушать их слова приятно, а использовать их — все равно что связывать ветер и хватать тень, ничего из этого не выйдет.

Бань Гу. X анъ Шу

Среди подобных «исследователей» встречались и явные шарлатаны и дельцы; их волновали не поиски истины, а легкий заработок и дешевая слава — плоды сенсационных выступлений в печати и аудиториях… Их теории находятся на грани между научной фантастикой и газетной уткой.

Р. Уокоп. Затонувшие материки и тайны исчезнувших племен

Где-то год назад, когда заканчивалась работа над этой книгой, редакция одного московского научно-популярного журнала обратилась ко мне с предложением изучить «дело» по совсем свежей сенсации и дать на него объективное заключение. Действительно, на этот раз зарубежную прессу потрясла очередная «загадка древней истории», и от соблазна опубликовать сенсационный репортаж не удержался даже такой серьезный французский еженедельник, как журнал «Пари-матч» (от 28 декабря 1974 года). Героем дня в этом случае оказался хорошо и давно знакомый мне по многим своим псевдоисторическим «открытиям» соратник Э. Деникена, «ниспровергатель основ исторической науки», француз Робер Шарру. Не добившись признания на родине, он, в поисках «истин» и «откровений», перенес на этот раз свою деятельность за океан — в Южную Америку. Впрочем, читателям он не знаком по прошлым своим публикациям в области «ниспровержения» исторических основ, и мы с неохотой представляем его, знакомя в его лице с «фантастами» от археологии, этнографии и истории и самым что ни на есть новомодным на Западе течением — «фантастическим реализмом» и «фантастической археологией».

…Итак, Робер Шарру — один из лидеров направления, автор нашумевшего бестселлера «Книга раскрытых тайн», известность которого началась с его «Неизвестной истории человечества за 100000 лет», вышедшей во Франции огромным, «коммерческим», тиражом. В предисловии к «Книге…» можно прочесть, чтобы понять уровень этого произведения: «Еще в большей степени, чем предыдущие книги, она дает вам материал для размышления, для переоценок. Она раскрывает неведомые горизонты, особенно в области запретной истории наших предков… Запретной потому, что ее ложно обвиняют в противоречии библии… археологам и историкам… Ибо вся история Запада была фальсифицирована…» Далее утверждается, что г-ну Шарру помогали какие-то «неведомые Старшие», открывшие ему много нового и абсолютно незнакомого. Их «откровения» легли в основу книги Р. Шарру. Вот некоторые из них: «Космическая ракета в средние века? Да!» «Летательные аппараты 4000 лет назад? На это есть все указания»,

«Они (то есть «пришельцы из космоса». — Г. Б.) появились на земле и исчезли бесследно».

«Космические полеты существовали в прошлом, как будут существовать в будущем: разве это не рационально?»

По поводу раскопок в Мексике, в Монте-Альбан, он писал: «Две тысячи лет назад там поселились загадочные ольмеки. О них ничего не известно, кроме того, что они возводили гигантские статуи — колоссальные головы, — и стелы, на которых изображены люди с энергичными лицами, в головных уборах современных нам космонавтов».

Действительно, об ольмеках нам известно не многое, но за последние годы о них узнали достаточно, чтобы утверждать: их цивилизация процветала в Мексике между 1500 и 600 годами до н. э. и развилась не сразу, откуда-то «извне», «с неба», а постепенно и непрерывно, начиная с ряда предшествующих земледельческих культур. Кстати говоря, проследить которые помогли правильно и научно проведенные археологические исследования, без участия местных «деловых людей» вкупе с «грабителями могил». Что касается «шлемов космонавтов», в этом случае гораздо более правдоподобно выглядело бы следующее фантастическое предположение: А. С. Пушкин в образе огромной сказочной головы, с коей сражался славный витязь Руслан, изобразил именно каменную голову ольмека, будучи каким-то загадочным образом знаком с гигантскими базальтовыми головами Центральной Америки, за… сто лет до их «официального» открытия в 1940 г.

«Вполне вероятно, — пишет далее Шарру, — что развитые в техническом отношении цивилизации процветали на Земле и до всемирного потопа и что все самые важные и нужные нам знания, аналогичные нашим, или отличные от них, были переданы оттуда, особенно инкам, майя, кельтам, египтянам и древним грекам».

«Кельты (одни из предков французов, англичан и других народов Европы. — Г. Б.) — это и есть древние атланты… Кельты направились в Западную Европу, ища, но не находя от Исландии до Даккара затонувший материк своих предков, — Атлантиду… Вот почему мегалиты (дольмены, менгиры) кельтов располагаются от крайнего севера Европы до Сенегала».

О мегалитах, якобы созданных кельтами, скажем следующее: кельты моложе мегалитов не менее чем на 2000 лет. Они были уже заброшены, когда кельты заселили Европу. Пустяк? Но все это позволяет Шарру сделать следующий вывод: «Традиционные источники позволяют приписать людям белой расы внеземное происхождение и показывают, что первый перелет, следы которого у нас сохранились (?!), произошел по трассе Сириус — Земля (?!)». Это уже не «фантастическая археология», а «космический европоцентризм» или даже «фантастический расизм»!

«Для этого события мы осторожно предлагаем две даты, — пишет далее Шарру, — 13000 лет назад, или цивилизацию атлантов (белых кельтов), и 10000 лет назад, то есть после Всемирного Потопа».

«Второе вмешательство, подтвержденное многочисленными документами, произошло со стороны венерианцев примерно 5000 лет назад… Долгое время астрономы думали, что Венера принадлежит Солнечной системе уже миллиарды лет… С помощью наших документов нам удалось заставить Парижскую обсерваторию признать (!), что вопрос о Венере заслуживает пересмотра… И мы знаем, что некоторые астрономы, следуя истине, которая вскоре утвердится, вполне допускают вторжение Венеры-кометы в Солнечную систему 5000 лет назад».

Естественно, автор «Книги раскрытых тайн» желает рассмотреть вопрос о научных познаниях у великих предков кельтов.

«…Пирамида Куара и, несомненно, другие кельтские сооружения, не исключая пирамид Египта и Мексики, могли быть маяками, усеивающими поверхность Земли для космических путешественников. Может быть, даже они были установками для исследования космических аппаратов, принцип движения которых нам сейчас пока неизвестен».

«Подлинный посвященный, Магистр Углов, доказал, что древнейшие курганы Галлии были пирамидами, построенными из бетона! Эта гипотеза на первый взгляд показалась нам невероятной и недопустимой, но после размышлений и строгого анализа обоснованность доказательств заставила нас изменить свое мнение».

А вот что в книге сказано об ученых-обскурантах, ученых-консерваторах, какими их считает автор, а попросту о тех, кто придерживается реальных и истинно научных взглядов на историю:

«Словом, все происходит так, словно вот уже три тысячи лет действует заговор молчания, заговор против истории, с целью скрыть истину, опасную для наших институций и нашей религии».

«В этом видна явная однобокость, заговор молчания…»

«Кого пугает правда?»

И, наконец, еще одно высказывание пророка «фантастического реализма», низвергающего основы всемирной истории:

«В наше время геологи, этнологи, археологи и ученые всех специальностей сходятся на том, что признают несколько крупных катаклизмов, сотрясавших Землю и уничтожавших ее население в приблизительно определенные эпохи: 4000, 10000, 16000 лет до нашей эры. Таким образом, все ясно говорило бы о подлинности исчезнувших цивилизаций, если бы специалисты по доистории не посеяли сомнений в умах разными там эрами палеолита, неолита, человека-животного, прямого потомка обезьян!» Примерно то же самое говорили в аналогичной ситуации неукротимые «атлантоманы»: «Мы никогда не откажемся от идеи Атлантиды только для того, чтобы доставить этим удовольствие геологам и ботаникам. Атлантида завоевала в литературе слишком почетное положение, чтобы его могли поколебать нудные научные аргументы». А поэтому не стоит обращать внимание на всякую там науку, на разных там специалистов-профессоров. Мы, мол, их университетов не кончали…

Мы специально привели здесь относительно полный «манифест» взглядов сторонников «фантастического реализма» и «фантастической археологии», прежде чем перейти к новой сенсации, получившей название «загадки черных камней из Ики». В чем-то она повторяла историю «монстров Акамбаро». В этот раз речь шла тоже об одной «массовой коллекции», но уже не статуэток, а процарапанных рисунков на черных камнях-гальках, якобы найденных в Перу в районе города Ики, что находится неподалеку от знаменитого плато Наска. Автор репортажа, обращаясь к широкой научной общественности, вопрошал: «Загадка камней из Ики: откровение или искусная подделка?» Совсем так же, как когда-то писали о коллекции Жильсруда: «Древняя галерея Акамбаро — подлинник или подделка?» «Фарс или трагедия открытия?…» Вот о чем шла речь в декабрьском номере журнала «Пари-матч».

…В апреле 1973 года Робер Шарру путешествовал по древней земле Перу. Естественно, «космический пророк» не мог не побывать в знаменитой долине Наска, чтобы полюбоваться на загадочные линии, давно уже и без колебаний признанные сторонниками «фантастического реализма» за специальные посадочные знаки для космических кораблей. (Ученые считают рисунки долины Наска всего лишь астрономическим календарем для определения сроков сельскохозяйственных работ). Здесь Шарру и познакомился с врачом из небольшого перуанского городка Ики, находившегося в 150 километрах от знаменитой долины. Врач рассказал Шарру, что уже давно местные жители выкапывают из земли какие-то черные овальные камни, на которых, если их очистить от пыли веков, проступают просто удивительные картины. Местные жители, зная об интересе туристов к древностям Перу, охотно продают их иностранцам, и те развозят «перуанские сувениры» по всему свету. Сам доктор Кабрера, как звали врача, начал собирать и коллекционировать загадочные камни в 1960 году, и теперь его собрание самое большое в стране — 12 тысяч «бесценных произведений древнего искусства». С его коллекцией конкурирует собрание местного музея города Ики, здесь тоже хранится несколько тысяч «черных камней». Дюжину из них привез с собой в Париж сам Робер Шарру для демонстрации ученым и журналистам…

В отличие от остальных любителей, рассказывал доктор заезжему французу, он решил заняться их тщательным изучением. И то, что он разобрал в тонких процарапанных рисунках, его просто потрясло. Так, на тысячах камней «были подробно, до мельчайших деталей, изображены животные, исчезнувшие с лица земли миллионы лет назад: динозавры, бронтозавры, брахиозавры, сценки охоты» (разумеется, на них). Узнаете знакомую картину и знакомую ситуацию с «коллекцией Жильсруда»? Все те же «монстры мезозоя», но уже как живые современники «человека разумного»… Все то же огромное количество находок, которое, как и в первом случае, позволяет сделать похожий вывод: «громадное количество камней — 12 тысяч у Кабреры и несколько тысяч в музее Ики — исключают возможность подделки. Нельзя сомневаться в оригинальном происхождении этих рисунков» (мнение Кабреры, Р. Шарру, издателя его книг — какая прекрасная коммерческая реклама для еще не изданной книги! — Робера Лафонта, директора издательства Франсиса Мазьера и даже директора Перуанского музея астронавтики, полковника Каранзы). И пока ни одного профессионального заключения со стороны серьезных исследователей, специалистов по археологии Перу!

Но не это самое любопытное увидели «члены комиссии», посетившие Перу в марте 1974 года, — «монстры из Ики» уже были графическим повтором скульптурных «монстров из Акамбаро». Доктор Кабрера не сомневается, что топоры и ножи «охотников на динозавров» были сделаны из… металла. Кроме того, «на некоторых камнях были еще более странные рисунки, изображавшие людей, тщательно рассматривающих какой-то предмет с помощью лупы; неведомых обитателей планеты, разглядывавших в подзорную трубу звездное небо, на котором доктор Кабрера явственно различил комету и звезду первой величины». Далее, «на двух громадных камнях весом более 100 килограммов был изображен океан, окруженный высокими горами. Здесь же можно было различить очертания четырех континентов, изображения людей и животных. Очертания континентов резко отличаются от современных…» На других рисунках в деталях были показаны сценки с самыми различными хирургическими операциями (в одной из них врач-коллекционер увидел даже «сложную операцию на сердце с применением анестезии»). (В изданной в 1975 году Институтом Латинской Америки АН СССР (изд-во «Наука») книге «Культура Перу» в статье Ю. А. Зубрицкого «Древнейшие перуанские цивилизации», в частности, встречается сноска следующего содержания: «В данной статье не рассматривается гипотеза перуанского ученого Хавьера Кабреры Даркеа (это и есть наш «д-р-Кабрера». — Г. Б.), согласно которой в области Центральных Анд десятки тысяч лет назад развилась блестящая и весьма своеобразная цивилизация, созданная одной из ветвей неандертальцев». Таково отношение серьезных исследователей к «работам» Кабреры… ).

Видимо, после столь убедительного и горячего доказательства Шарру, в свою очередь, «отчетливо различил тонко выполненные рисунки, изображавшие сцены охоты на доисторических животных, карты исчезнувших континентов, сложнейшие хирургические операции».

Как можно объяснить тот факт, пишет корреспондент журнала, что все они были найдены в этом глухом районе, затерянном в Андах, и особенно, откуда взялись выгравированные на них рисунки, такие древние по своему происхождению и такие современные по своему содержанию? Камни Ики, добавляет он, ставят перед нами множество вопросов и, чтобы ответить на них, международные научные экспедиции должны на месте ознакомиться с находками, организовать поиски новых камней, изучить и опубликовать рисунки.

Что ж, вполне справедливое заключение, и с ним в какой-то мере можно согласиться. А пока журналист взывает к научной общественности мира, Шарру предлагает свое решение проблемы, не дожидаясь приезда квалифицированных экспертов. Для объяснения «феномена» камней из Ики Робер Шарру выдвигает следующую, для него давно уже устоявшуюся гипотезу, о которой лет пять тому назад верно сказал один из критиков «фантастической археологии»: «Отказ от времени, отказ от эволюции, отказ от изменчивости: за этими «гипотезами», с виду волнующими, кроется в действительности великий отказ, великий страх перед открывающимися для современного человека перспективами…»

Робер Шарру повторяется, утверждая фантастическое и невозможное, что «человек охотился на динозавров»! Возраст камней, по его мнению, насчитывает несколько миллионов лет, — не ссылаясь при этом ни на какие химические и геологические анализы, необходимые для подобного утверждения (в принципе, все камни планеты имеют миллионолетний возраст, а некоторые базальты вообще ровесники «первого дня творенья»). История человечества, в таком случае, согласно Шарру, тоже насчитывает несколько миллионов лет, то есть «хомосапиенс» появился на нашей планете намного раньше, чем это принято сегодня считать. Далее он противоречит сам себе, утверждая, что «рисунки на камнях были сделаны по меньшей мере 10 или 50 тысяч лет назад». Так миллионы лет назад или всего 10 и 50 тысяч лет назад (странная хронология — 10 и 50 тысяч лет!)? Эти рисунки, по его мнению, доказывают, что историки или ошибаются (вновь знакомый мотив), и доисторические животные существовали в Южной Америке сравнительно недавно, или же представители этой цивилизации сумели каким-то способом сохранить образы животных, с которыми сталкивались их предки (!).

Неудержимо открыв шлюзы своей фантазии, Шарру продолжает: более 10 тысяч лет назад «люди Ики» сумели овладеть техникой трансплантации (пересадки) органов, что зафиксировано на камнях. Они обладали увеличительными стеклами, телескопами и инструментами, изготовленными из стали (за долгие годы раскопок ни одного даже железного предмета не было обнаружено археологами в Новом Свете в «доколумбовское время»!). А большое количество этих памятников, сосредоточенных на небольшом пространстве в горах (кстати, Ика расположена не в «глухих горах», а практически на побережье Перу), по мнению Шарру, явно свидетельствует об их преднамеренной концентрации в этом месте.

Таким образом, заключает Шарру, «эти камни являются… следами высокоразвитой цивилизации, представители которой хотели передать потомкам часть своих знаний в предвидении грандиозного катаклизма». А поскольку рядом лежит плоскогорье Наска с его «посадочными знаками», «которые можно различить только с большой высоты», то выходит, акцентируя на этом внимание, Шарру подводит читателей к мысли, что «люди Ики» были либо «пришельцами со звезд», либо «беглецами с Земли», освоившими межзвездные полеты…

Дорогой читатель, вернись к началу этой главы и еще раз внимательнее прочти те самые «откровения», которые высказал в «Книге раскрытых тайн» Шарру, и сравни их с тем, что он говорит сегодня. Прогресс здесь лишь в одном: если раньше он писал, что «источники позволяют приписать людям белой расы внеземное происхождение», то теперь уже в «небожители» он вынужден был допустить и «краснокожих индейцев», отказавшись от «космического расизма». В остальном все на том же месте — в призрачном мире идей «антинауки», «антиистории», «антиэволюции»…

Когда мы рассказывали об ограблении испанскими конкистадорами и их потомками старинных индейских захоронений чибча-муисков в Колумбии, мы говорили, что в местных и зарубежных собраниях кое-что все же смогло сохраниться, избежав плавильных тиглей «золотоискателей». В том числе и изящные золотые вещицы, тунхос (чунсо, как их называли чибча-муиски) — разрозненные, отдельные, недатированные и «беспаспортные» жертвы грабителей могил. Естественно, некоторые из них стали будить воображение «фантастов от археологии», не знакомых с разными там эрами палеолита и неолита. И вот в одном из сейфов Государственного банка в столице Колумбии Боготе, где в нижних этажах располагаются залы знаменитого «Мусео де Оро» или Золотого музея Колумбии, кем-то из сотрудников была обнаружена одна такая «беспаспортная» золотая фигурка или летучей рыбы, или странной птицы. Осмотревший ее «специалист» по доистории Америки, Э. Деникен сразу же увидел в ней золотую модельку… реактивного самолета. В результате из маленькой четырехсантиметровой фигурки родилась «большая проблема», сегодня связывающая в единое целое «древнейшую цивилизацию Ики» и загадочные рисунки плато Наска, в которых Деникен, Шарру и K° видят огромные посадочные знаки «космического аэродрома» то ли «пришельцев со звезд», то ли «ушельцев с Земли». В книге «Воспоминание о будущем» (у нас в стране шел одноименный фильм) он пишет о «реактивном самолете» древних жителей Южной Америки:

«Первый реактивный самолет, говорят нам, полетел в 1939 году. Так ли это? Сейчас ученые не очень уверены в этом, ибо видели одну золотую вещицу из Южной Америки, насчитывающую не меньше тысячи лет. Она выглядит как модель реактивного самолета. И она ставит специалистов в тупик». Деникен при этом называет профессии таких далеких от истории «специалистов», которые, пожалуй, считают, что мифические основатели Рима, Ромул и Рем, жили в одно и то же время с великим Цезарем…

Далее он пишет: «В долинах Паска, Писко и Ики в Перу найдены странные геометрические чертежи, созданные примерно полторы тысячи лет назад. Некоторые из линий идут на целые мили параллельно друг другу. Обнаружены также четырехкрылые фигуры, с высоты 10 тыс. футов имеющие характер ориентиров для приземления летательных машин. Многие специалисты находят, что линии похожи на дорожки и указатели, какие бывают на военных аэродромах. И они должны задать вопрос: «Кто мог делать модели реактивных самолетов в эпоху, когда наша собственная цивилизация находилась в пеленках?… Многие ученые считают, что золотая моделька может говорить о высокой цивилизации, существовавшей за тысячу лет до рождения первого известного нам реактивного самолета…»

Уместно здесь спросить «ниспровергателя»: где в Южной Америке рудники, в которых добыты самые разнообразные металлы для производства реактивных самолетов, где доменные печи, в которых они выплавлялись, где просторные и светлые конструкторские бюро, в которых создавались чертежи и модели современных летательных аппаратов, где заводы, на которых они изготовлялись, где мастерские сложного самолетного оборудования и на каком топливе они летали: нефть, керосин, сжиженный газ (водород, кислород, азот?), ядерное горючее?

Увы, «нет и следа страны той, Эльдорадо»!

Всего тысячу лет назад якобы взмывали в небо Америки эти несохранившиеся летательные аппараты, стартуя с «аэродрома» Наска. В то время, когда римский Колизей уже более пятисот лет как лежал в развалинах, которые почему-то хорошо сохранились до наших дней. Найдены даже деревянные рогатины самого раннего палеолита, возрастом более 100 тысяч лет, — одна из них торчала между ребер скелета древнего ископаемого (южного) слона, который водился в Европе, Азии и Америке, когда и в помине еще не было мамонтов. А что говорить о тысячах и десятках тысяч каменных орудий труда — некоторые из них оставлены еще далекими предками человека, жившими около двух — четырех миллионов лет назад!

Археологи ищут и не находят следов той «великой, исчезнувшей цивилизации Америки», о которой пишут и говорят мистификаторы от истории, подобные Деникену и Шарру. Не находят, как когда-то не находили испанские конкистадоры в Южной Америке мифической «страны золота» Эльдорадо, вожделенной мечты златолюбивых завоевателей. Ее не находили и не могли найти жадные «рыцари Эльдорадо», потому что сами находились в легендарном Эльдорадо — Перу и Колумбии, о котором рассказывали индейские легенды, не понятые завоевателями. А ведь исследования Америки, южного побережья Перу, Андских нагорий ведутся вот уже более ста лет…

Все «чудесное и загадочное», что связывают с «черными камнями из Ики», — сплошная подделка для приезжих «сувенироманов». И даже подделка эта может найти, как и рисунки плато Наска, свое объяснение из того подручного материала, который известен сегодня археологам. Ведь подделыватели тоже исходили из «местных источников», беря за основу здешние древние орнаменты и рисунки на керамике и тканях, добытых в старых могильниках грабителями могил. Иначе, кто поверит в подделку, кто даже из неискушенных туристов и коллекционеров купит ее, чтобы затем удивить соседа, а вместе с ним и весь мир? Не рисовать же на «черных камнях» эскимосов, летающих на птеродактилях, или донских казаков, галопирующих на тиранозаврах…

И вот кочуют из журнала в журнал, из статьи в статью, из книги в книгу, завоевывают телевидение и кино «пришельцы из космоса», сооружающие египетские и американские пирамиды, баальбекские веранды и статуи острова Пасхи, прокладывающие аэродромы на пустынных плоскогорьях и даже дороги в древнем царстве инков, позирующие жителям доисторической Сахары для фресок Тассили или древним майя для их надгробных памятников, оставляя после себя «явные» и «тайные» свидетельства своего пребывания на нашей «бесталанной планете», не способной к самостоятельному культурному развитию и прогрессу. И «их следы» не хотят видеть и замечать «эти консерваторы-ученые».

Издания, в которых на западе публикуются сенсационные «ниспровержения» основ истории (иногда попадая и к нам!), выходят миллионными экземплярами — при молчаливой поддержке их редакциями журналов и издательств, озабоченных увеличением тиражей. И в один прекрасный день ученый — историк, археолог, этнограф, геолог или биолог — рискует проснуться в «перевернутом» мире антиистории и оказаться в роли «выходца из мезозоя», не знающего «прописных истин», известных даже школьникам. Что в древности и мы сами в космос летали и к нам прилетали, что была даже атомная война в бронзовом веке и что в палеолите, видимо, знали беспроволочный телеграф — раз археологи не нашли столбов от «телеграфа проволочного». Все это было, было, было…

Вот где таится вся серьезность от казалось бы «несерьезного» развлекательного чтива, и его ошибочно недооценивают «профессионалы», мало обращающие внимание на деятельность Деникена, Шарру и их коллег на ниве популярного просвещения широких читательских масс. А взгляды читателей (особенно молодежи!), конечно же, формируются не от чтения специальных исторических журналов, выходящих ограниченным тиражом (к тому же статьи там, как правило, написаны «шершавым языком науки», никому, кроме посвященных в ее тайны, незнакомым)… Взгляды молодых читателей формируются или претерпевают «коренную ломку» в тот момент, когда ребята с замиранием сердца слушают вкрадчивый, воркующий голос «пророка вчерашнего завтра», объясняющего одним махом все волнующие «тайны и загадки истории» где-то за кадрами фильма «Воспоминания о будущем»… Они покидают кинозал, как писал один из критиков этого антинаучного и скандального фильма, ошарашенными, изнемогающими под грузом «неоспоримых доказательств», которым — с точки зрения любого серьезного историка, психолога, археолога, геолога и физика — цена невелика.

Что это действительно так, а не иначе, можно понять уже с первых кадров фильма. Помните, там рассказывается о том впечатлении, которое произвело на жителей некоторых островов Меланезии (расположенных севернее Австралии) первое появление «железных птиц», самолетов, — они даже сделали из дерева и травы его «чучело» и поклонялись ему, как всесильному божеству. Уже в этих кадрах создатели фильма подарили зрителям «развесистую клюкву». Не говоря уже о том, что в таких «деталях» и «подробностях» культ самолета у меланезийцев не отмечен этнографами, авторы допустили и ряд грубейших «опечаток». Статисты, приглашенные на роль «папуасов», совсем по своему антропологическому типу не походили на меланезийцев (даже по цвету кожи) — это были либо американские негры, либо африканские студенты из Европы. Наконец, «кинопапуасы» были одеты в… шкуры леопардов, которые отродясь не водились в Меланезии и Австралии. Самым крупным хищником в этих «благословенных районах» считается дикая собака динго, живущая в Австралии, — и ее нет на островах Меланезии и Полинезии. Откуда «папуасы» получили леопардовые манто? От Деникена и его коллег — на время съемок фильма…

В мире историков хорошо известны предприятия типа «этнолого-географических экспериментов» норвежца Тура Хейердала — плавание на бальсовом плоту «Кон-Тики» в Полинезию и на папирусных лодках «Ра» в Атлантику, к берегам Нового Света, для доказательства предполагаемых древних связей между цивилизациями этих районов мира. Известны историкам и находящиеся «на грани достоверного» работы американского археолога Сайруса Гордона, выдвинувшего теорию о прямом контакте финикийской и греческой цивилизаций с высокоразвитыми народами Центральной Америки. Плавания смелого норвежца с его экипажами в Полинезию и Америку закончились удачно, но разве они дают исследователям какие-либо новые исторические и археологические доказательства?

Ведь с таким же успехом можно разыскать типографские шрифты первопечатника Ивана Федорова, воспроизвести печатную технику его времени, изготовить подходящую по фактуре бумагу и использовать все это для того, чтобы напечатать трактат по космонавтике или по молекулярной биологии. С первого взгляда ясно: это — не доказательство, что Иван Федоров, его ученики и последователи действительно открыли что-либо из названного до Циолковского, Вольфа, Мано и Джекоба…

Однако с плаваниями типа «Кон-Тики», «Ра» и утверждениями Гордона мы еще остаемся в «пределах вероятного». Их «опыты» и «доказательства» еще можно оспаривать (они и оспариваются исследователями в специальных научных журналах!), ибо входят в ту немного фантастическую область, которая, по-видимому, неотделима от «чистой» науки. Но уже изучение этих «смелых гипотез» позволяет обнаружить в них общие черты, усиленные до смешного в других «теориях», еще более фантастических — Деникена, Шарру, Поведя и Бержье, Томпсона, Хэпгуда и других создателей «фантастической археологии и истории». Их не смущает яростная критика со стороны потерявших терпение ученых, чьи научные факты, добытые с большим трудом, они используют в своих работах, поступая с ними, как им заблагорассудится. Их не смущает передергивание исторических фактов в угоду собственному тщеславию «первооткрывателей» «новых истин», предательство тех дискредитированных подтасовкой и подделкой идей, которые провозглашаются ими на страницах своих произведений. Их не смущает даже искаженная, как в кривом зеркале, логика доказательств «с ног — на голову», о которой верно сказал восточный мудрец: «Если шатко основанье, рушится все зданье…» Ибо они, по словам трезво мыслящих исследователей, — не ученые, не исследователи, а бизнесмены, коммерсанты, своего рода интеллектуальные «грабители могил», торгующие историческими фактами на западном аукционе!

В чем же разгадка их «тайн» и «загадок»? Если сблизить между собой все эти «гипотезы», они наводят на печальные размышления, тем более что давно уже в Европе и Америке наблюдается «взрыв» их коммерческого использования. Вспомним о недавнем успехе книг и фильмов Деникена, Бержье и Повеля, Шарру! Даже еще не изданный очередной «бестселлер» Робера Шарру о загадках «черных камней из Ики» и тот уже получил грандиозную коммерческую рекламу, а участие в этом новом «заговоре против истории» приняли сами издатели — лица, заинтересованные в успехе более всего (издатель книг Шарру Робер Лафонт и директор издательства Франсис Мазьер).

Вот их методика действия, как о ней сообщают журналисты. Шумная реклама, выступления в печати (по возможности, в солидных изданиях!), на радио и телевидении, фильмы, читательские конференции, создание особых клубов «знатоков истинной истории» и «пришельцепоклонников» — все это не только способствует известности «нового взгляда на историю», но и приносит солидные барыши коммерсантам, спекулирующим на интересе читателей к загадкам и тайнам истории. Особенно это 'заметно, как пишет один из критиков «фантастической археологии», на примере нескольких европейских капиталистических стран, где ряд издателей и авторов занимаются, по его словам, «коммерческой эксплуатацией фантастической археологии самого разнузданного сорта» (А. де Сен Бланка). И цифры тиражей при этом получаются преогромные! Так, «сказки для взрослых», выпускаемые Деникеном в издательстве «Экон-ферлаг» (ФРГ), достигли рекордной цифры — 5,5 миллиона экземпляров! И касса издательства, как писал «Штерн», «все еще продолжает позванивать, поглощая монеты»…

Из приведенных примеров с «монстрами Акамбаро», «черными камнями из Ики» и подобными им «сенсациями» можно сделать некоторые общие заключения:

данные археологии, не ложащиеся в «схему» сенсационных материалов «фантастической археологии», игнорируются;

вполне надежные источники по истории, археологии и этнографии обходятся молчанием или же из них берется то, что устраивает «паралитераторов», «пришельцепоклонников», «атлантоманов» и т. п. В противном случае, это — «всепланетный заговор» с целью помешать распространению «истины», «которая вскоре утвердится». Противников, раскрывающих мистификацию и указывающих на ошибки и заблуждения, обвиняют в желании «задушить истину», обзывают «официальными учеными», «ретроградами», «консерваторами», «обскурантами», «мракобесами» и даже… «агентами космических пришельцев», стремящимися не допустить раскрытия «истины»;

физическая эволюция человека либо обходится молчанием, либо против нее яростно спорят, ссылаясь на «белые пятна» антропологии и палеонтологии, будто бы до сих пор не нашедших убедительных доказательств существования «звена» между отдельными фазами становления человека современного типа (например, между неандертальцем и кроманьонцем). Действительно, наши представления о древнейших периодах развития человечества далеко не полны, но прогресс науки в том и заключается, чтобы идти от простого к сложному, все больше и больше обогащая сокровищницу исторических знаний о жизни исчезнувших народов и цивилизаций (учитывая и тот факт, что археология как наука сложилась лишь в XIX веке). Однако нехватка исторических источников еще не означает того, что должно начаться их «массовое производство», бесстыдная фабрикация и подтасовка, замена надежных исторических фактов вымышленными или существующими мифами;

возможность того, что человечество само может подняться до высокого уровня техники, порой не отрицается прямо (чего же отрицать, если оно уже поднялось!), но отрицание попросту вытекает из утверждения, будто все крупные достижения и рождения великих цивилизаций нашей планеты обусловлены вмешательством «инопланетных сил», «великих просветителей», осчастлививших современное человечество через цепь мифических исчезнувших культур и цивилизаций. К счастью, еще ничего из культуры этих «космических Предтеч» не найдено, что бы говорило в пользу их существования, и ничего, естественно, не использовано в современной технике «землян», идущих своим путем развития;

переоценка возможностей некоторых цивилизаций; авторы скандальных гипотез хотят приписать им особые таланты, но это проистекает либо из незнания «азов науки» (в лучшем случае), либо из сознательной мистификации и подтасовки фактов (в худшем случае). В то же время некоторые цивилизации якобы вообще не могли развиваться «без инъекции извне» (как правило, «небелые цивилизации»). Здесь мы сталкиваемся с передергиванием исторических фактов в угоду расовому — «космический расизм»! — и национальному тщеславию — проявлению чрезмерно развитого и ложно понимаемого «национального чувства» (есть народы, произошедшие от «космических пришельцев» и народы, предками которых были дикие и невежественные «аборигены земли»);

затем наступил упадок или же произошли катаклизмы (естественные — земные и космические — или же атомные, по… недосмотру «великих предков», давших детям Земли «спички», то есть доверивших землянам «оружие ярости богов», «которое ярче тысячи солнц»). Об этом будто бы и повествует знаменитый древнеиндийский эпос «Махабхарата» и оплавленные остатки древних каменных строений в различных частях земного шара;

поскольку, по мнению сторонников «фантастического реализма», «духовная культура древнего мира впитала в себя достижения предшествующих внеземных цивилизаций, чьи следы на земле погибли в результате катаклизмов», культура землян «имеет космическую предысторию». А «величайшие достижения социального развития, успехи науки и техники были уже налицо в глубочайшей древности, откуда они и проникли к нам». Одним словом, как с иронией говорил Марк Твен о подобных теориях еще в XIX веке: «Знания, которыми не обладали древние, были огромны…»;

для объяснения успехов науки в новейшее время, способных навести на мысль о таланте человечества, о возможности самостоятельного прогресса, независимо от «космических пришельцев», открывается существование какого-то «генетического кода», называемого «хромосомной памятью» человечества. Идея здесь та, что человек не открывает ничего нового, он только вспоминает древние открытия (наиболее концентрированно она воплощена в формуле Э. Деникена «воспоминание о будущем»). И идея эта не нова, она уходит корнями в мистику и идеализм предшествующих веков, согласно которым душа человека бессмертна и переселяется из тела в тело, попутно вспоминая о предшествующих «перевоплощениях» и «прошедших жизнях». В результате «паралитераторы» приходят к идее полного отрицания научной материалистической теории развития жизни от низших форм к высшим ее формам, по сути дела отвергая идею исторического прогресса…

Академик Н. П. Дубинин, выступая против такой концепции «филогенетической памяти» и родства людей с мифическими «пришельцами из космоса», приводил один очень убедительный аргумент. Он писал, что всякие домыслы о том, что человек когда-то явился на нашу планету из глубин космоса как посланец иных «внеземных цивилизаций», теряют всякий смысл перед лицом… единства генетического кода на земле, от вируса до человека. Академик В. Фесенков, рассматривая вопрос о «космических пришельцах» с чисто астрономической точки зрения (во время полемики со сторонником их прилета В. К. Зайцевым) говорил: «…все идеи о том, что в недавнем прошлом были какие-то посещения Земли посланниками с других космических тел, которые вступали в контакты с различными народностями, представляются полностью необоснованными и противоречащими данным современной науки». А более десяти лет назад профессор И. С. Шкловский, известный своими работами о «разуме во вселенной», писал: «Со всей определенностью нужно сказать, что в настоящее время ни один материальный предмет или явление не может быть с какой-нибудь степенью достоверности связан с прилетом инопланетных космонавтов на Землю». И за те годы, что прошли с тех пор, никаких новых «доказательств» не прибавилось в «космической копилке курьезов» у сторонников «фантастической археологии и истории».

И наконец, — заключительный удар гонга в теориях «фантастического реализма»: перспектива новых катастроф и вечного повторения того же исторического цикла. Все было, было, было… И будет опять — одним словом, «все приходит на круги своя»! И отсюда «оптимистический вывод»: атомная война, если она разразится, — не такое уж и «большое зло». Ведь выжила же Земля и даже дала новую цивилизацию после… ядерной войны в неолите или в бронзовом веке!

Таков тот безобразный гибрид — «фантастический реализм» и «фантастическая археология и история», которые, как говорят о них, «всегда дают пышные побеги при роскошной растительности» около науки. Словом, во всем этом речь идет не только о грубейших ошибках и заблуждениях: речь идет об антинауке, антиистории, антиэволюции. При этом уничтожается чувство разницы между правдой и ложью, реальным и вымышленным, и, как писал французский ученый Ж. Гривель, выдумка выдается за действительность, истина превращается в ложь, а читатель «балансирует на грани между ними, не зная, чему верить…»

Самым большим открытием наук о человеке, сделанным за последние, быть может, сто — двести лет, было открытие времени и его власти. Миллионы лет умножились еще больше, но в «фантастической археологии» этого нет и следа: она практически остановилась за 15–20 тысяч лет до нас. Отказ от времени, отказ от эволюции, отказ от изменчивости, кроется в действительности великий отказ, великий страх перед открывающимися для современного человека перспективами. Поэтому распространение «паралитературы» на Западе и «феномена легковерия» сами же западные авторы по характеру сравнивают с «психической эпидемией».

Но в книгах «пророков вчерашнего завтра» нет ничего фантастического, есть только посредственность, густо замешанная на чистой коммерции. Подлинно фантастическое — в этих миллионах лет, в непрерывной эволюции, приводящей в один прекрасный день к Леонардо да Винчи, к Декарту или Ломоносову! И, конечно же, «подлинно фантастическое открывается под скребком археолога». «Нужно только, — как писал Сен Бланка, — обладать хорошим зрением, известной храбростью и абсолютной интеллектуальной честностью!»

Сегодня на западном аукционе — история буквально всех периодов планеты: от затерянных раскопов в джунглях Кинтано-Роо и Бокас дель Торо до антикварных лавок Лозанны и Брюсселя, от частных собраний потерянных для науки сосудов Викуса, загадочных «монстров из Акамбаро» до «черных камней Ики», от украденных у истории и археологии памятников до их «научного объяснения» грабителями могил в «фантастической археологии» — ведь торговать можно не только реликвиями исчезнувших культур и цивилизаций, но даже псевдонаучными идеями, обкрадывая единственно законного владельца всех этих сокровищ: человечество, живущее на нашей планете. И бумеранг грабежей и сенсаций касается не только историков, археологов, этнографов, искусствоведов, он касается каждого из нас! Ибо грабительская и фантастическая археология давно уже стала «криминальной археологией», и ничто не может устоять перед внушительной армией грабителей истории, штурмующих бесценные и невосполнимые сокровища человеческого гения в мире, где, как заметил американский журналист Дж. Роберт Моски, «деньги… стали предметом религиозного поклонения и источником всякого счастья: для многих они стали божественней самого бога…»

…За истекшие пять тысячелетий на нашей планете велось более четырнадцати с половиной тысяч только отмеченных историками больших и малых войн. Армии завоевателей, следуя древнему принципу «добыча — победителю», грабили и уничтожали. В огне пожарищ погибли тысячи городов и десятки цивилизаций с бесценными сокровищами человеческого гения. Нашествия и переселения народов, походы выдающихся полководцев и бесконечные войны менее талантливых — для истории все равно, если гибли ее памятники, исчезали целые народы и цивилизации, даже не успевшие сказать своего слова остальному человечеству. Следы их только-только начинают проступать на «дневной поверхности» археологических раскопов, ничем не защищенных от алчных взоров грабителей могил.

На память приходят кичливые слова летописи одного из жестоких воителей древности, ассирийского царя Шамшиадада V, записанные по его воле около трех тысяч лет назад:

«Внушающее страх великолепие моего величества и мощный натиск моего строя сокрушил всех жителей Гизильбуиды, и они покинули многие свои города. В Ураш, свою твердыню, они вступили. Этот город я взял приступом. Шесть тысяч из них я поразил… Их добычу, их собственность, их добро, их скот, их овец, их лошадей, серебряные сосуды, блестящее золото и медь в несметном количестве я захватил. Их города я разорил, я опустошил, я сжег огнем…

Я поставил мое царское изображение, придав ему героическую позу. Я написал на нем о мощи Ашшура, моего владыки, о моей славе, доблести и всех деяниях моей длани, которые я произвел в Наири».

Вот уж поистине обвинительный документ самому себе и всем «конкистадорам» истории, чьи изображения в камне и металле еще до сих пор стоят в «героических позах» по городам и странам всех континентов. На совести многих из них — памятники культур и цивилизаций, так и не дошедшие до наших дней…

Форум, Палатин, Акрополь были добычей каменщиков…

Храм Гигантов в Агригенте пошел на постройку дамбы…

Арабские халифы и турецкие султаны превратили пирамиды в каменоломни…

Ни следа не осталось от знаменитого Фаросского маяка, последние его тридцать метров были разобраны халифами Египта на сооружение крепости…

Из бронзы пантеона Адриана турки отлили пушки…

Парфенон был превращен ими в пороховой склад и взорвался от венецианского ядра…

А ведь это только часть из числа «чудес света», самых выдающихся памятников всех времен и народов. Аттила, Чингисхан, Тамерлан и многие другие — они тащили из подлунного мира все, что только могли увезти их кони и верблюды, унести воины…

Тимур-Ленг, Тамерлан, этот Железный Хромец, в свою столицу Самарканд свез пленных мастеров всех завоеванных им народов. И они сделали ему сказочные дворцы Шехеразады… Из Бруссы, например, — города в Малой Азии — он приволок на верблюдах бронзовые двери, украшенные золотом и эмалью, с изображениями апостолов Петра и Павла. Двери эти — настолько высокие, что в них можно было въехать на лошади, — он приделал к… войлочной юрте своей любимой жены…

Наполеон ограбил многие европейские столицы, музеи и соборы, как ограбил он частично и египетские пирамиды, чтобы облагодетельствовать одну лишь страну, один народ и наполнить Лувр мировыми шедеврами…

Гитлер и Геринг вывозили в Германию все лучшее, что было создано народами «неполноценных рас», не способных к «самостоятельному культурному развитию», что ценного хранилось в музеях и частных собраниях европейских стран. Притом в масштабах, которые не снились Батыю и Тамерлану: только из одной Франции нацисты вывезли 138 вагонов с картинами и антиквариатом и в Мюнхене к концу войны скопилось до 80 тысяч бесценных произведений искусства. Среди них — полотна Ботичелли, Тициана, Рубенса, Пуссена. Многие картины, потому что их владельцы не объявились, погибнув на фронтах мировой войны или в концентрационных лагерях, до сих пор скрыты в хранилищах Западной Германии…

Советский Союз, спасший мир от «коричневой чумы», вместе с ним спас и бесценные сокровища музеев мира. Советский Союз вернул побежденному немецкому народу Дрезденскую галерею (беспрецедентный случай в истории отношений победителя с побежденным!), показал образец нового, истинно гуманного понимания вечного и прекрасного…

Человечество носит траур по всем исчезнувшим цивилизациям планеты, и придет время, когда будут созданы единые музеи этих цивилизаций. На той земле, где они рождались и умирали!

СИЛЬБО ГОМЕРА И ДРУГИЕ (ПОВЕСТЬ ОБ ИСЧЕЗАЮЩЕМ ЯЗЫКЕ)

Язык — это брод через реку времени,

Он ведет нас к жилищу ушедших;

Но туда не может прийти тот,

Кто боится глубокой воды…

В. Иллич-Свитыч

Ученые считают пики Канарских островов вехами, которые заставляют задуматься над одной из величайших загадок человечества: кто были гуанчи, народ, обнаруженный на всех этих островах первооткрывателями?…

Л. Грин. Острова, не тронутые временем

Это рассказ об одной загадке истории, этнографии и лингвистики, в которой причудливо переплелись предания древних жителей Средиземноморья, сообщения античных авторов, рассказы средневековых мореплавателей, споры современных ученых — историков географии, антропологов, этнографов, лингвистов, археологов и даже зоологов и геологов. И естественно — здесь дело не обошлось без участия сторонников «фантастической археологии и истории», пожелавших внести «посильный вклад» в разгадку одной из «тайны всех тайн» и связанных с нею вопросов. Ибо «сильбо Гомера» и другие загадки истории, о которых речь шла в первой части книги, — главные герои нашего повествования. И, как главным героям, им приходится по традиции всех драм, даже научных, испытывать на себе силу ударов изменчивой судьбы в борьбе за истину. И истина эта может быть одна, ведь передняя линия вековой борьбы за нее? правды с ложью, фактов с домыслами, науки с антинаукой, истории с антиисторией всегда проходит, в первую очередь, по загадкам древней истории…

ПИРЕНЕЙСКАЯ ЛЕГЕНДА

Пиренейская легенда

А помнишь, как мы их… бошей! Они нагрянули сюда, обвешанные оружием, надутые, важные, как индюки. Но так ничего и не смогли поделать, ничего…

Да, в этом маленьком горном селении во Французских Пиренеях тоже шла война. Оккупировав Францию за несколько недель, гитлеровцы перекрыли все перевалы, ведущие в соседнюю Испанию. Трудно пришлось в то время бойцам Сопротивления и эмигрантам, по тем либо иным причинам вынужденным покинуть Францию. Но здесь, в районе Ааса, в Беарне, нацисты, несмотря на своих собак, портативные радиостанции, действительно ничего не могли поделать. Среди глухой ночи, в кромешной тьме, раздавался странный свист. Печальный, как крик филина, сигнал, за которым скрывались непонятные врагу слова, целые фразы…

«О Пьер, они прибывают этой ночью. Встреча на Зеленой Горе». И в ту же ночь ребята из маки были на месте, ожидая в засаде карательный отряд фашистов… Те так и не узнали до конца войны, что за безобидным свистом, который весь день звучал над горами Ааса и наконец достиг цели, скрывалось целое сообщение, добытое городскими подпольщиками для партизан маки, против которых готовилась карательная акция.

А Сустар? Он их тоже крепко надул. Теперь эту историю 1943 года, почти легенду, знают по обе стороны Пиренеев. А случилось это так. Как и многие другие, Сустар помогал людям из Сопротивления переходить испанскую границу: кому — сюда, кому — обратно. Еще бы, он же знал собственные горы как свои пять пальцев! Но боши, что-то пронюхав, расставили ему ловушку — подослали провокатора. Тот якобы «хотел повидать своих родственников и жену по ту сторону границы». Сустар ничего не заподозрил и сказал: «Си». А ночью грохот кованых сапог в дверь заставил его проснуться. Сустар понял все: он вполне созрел для расстрела…

Наверное, это сделают, как всегда, в восемь утра, у стены на центральной площади. Наци были пунктуальны в таких мелочах. А поскольку было еще темно, Сустар попросил разрешения поклониться родным могилам. «Валяй», — ответили ему и повели на кладбище. По дороге Сустар покинул эту несимпатичную компанию, не сказав ей «до свидания». Он нырнул в кусты и скатился вниз, в ущелье, а уж родные горы, как известно, Сустар знал что свои пять пальцев…

Немцы сразу подняли крик, открыли пальбу, побежали куда-то за веревками, фонарями, но беглеца и след простыл. Забившись в какую-то нору, Сустар принялся высвистывать: «Эй, кто-нибудь! Отзовись!» В конце концов его услышал один пастух в горах, километрах в двух от беглеца. Свистом же он спросил его: «В чем дело? Что ты рассвистелся в такую рань, будишь людей?…» А когда понял, в чем дело, начал высвистывать жителям деревни. Те всё и сделали. В течение трех дней они приносили беглецу пищу, пока тот отсиживался в норе и пока немцы не сняли засаду у его дома. А потом? Потом Сустар перешел границу под носом у немцев и стал работать уже на той стороне. До конца войны…

Но оставим на время маленькую беарнскую деревеньку Аас в долине реки Оссо, что находится на северо-западе Пиренеев, на границе Испании и Франции, и перенесемся на несколько лет вперед от описываемых событий времен второй мировой войны.

…1935 год. Верховный губернатор Французской Западной Африки, этой крупнейшей колонии Франции в то время, в секретной записке в Париж сообщил об одном любопытном, на его взгляд, явлении. У африканских племен гурунси-нанкансе, что кочевали в саваннах Западного Судана, в излучине Нигера, будто бы существует странный свисток-флейта, называемый «ува», с помощью которого они, гурунси-нанкансе, передают сообщения и даже ведут целые диалоги на расстоянии в несколько километров. Когда же позволяют условия, а они зависят от времени года, температуры и влажности воздуха — сейчас исследователи назвали бы это «проводимостью среды», — гурунси-нанкансе свистят друг другу, не прибегая к помощи флейты «ува», и хорошо понимают сообщения. Губернатор предлагал обратить на это внимание и воспользоваться знаниями и опытом туземцев, чтобы ввести во французской армии подобный «тайный язык» для передачи специальных сообщений. Видимо, послание чиновника осталось без ответа — в лучшем случае ему посоветовали не забивать голову всякими там «туземными чудесами», — поскольку секретный «свистовой язык» во французской армии так и не был введен…

Уже спустя тридцать лет, в наши дни, когда о языках свиста заговорили лингвисты, пораженные этим «допотопным феноменом», один из сотрудников католической миссии в Дедугу (Верхняя Вольта) сообщил в редакцию французского лингвистического журнала: «Я действительно знаю у племени бваба в Верхней Вольте, в районе Дедугу и других, об активном использовании языка свиста. В соседней округе, у племени гурунси в Кудугу, тоже продолжают общаться, когда в этом возникает потребность, с помощью языка свиста. Не знаю, есть ли подобный свистовой язык в других странах Африки, — я говорю лишь о двух пунктах, более всего знакомых мне, где я работаю вот уже более десятка лет…» И далее вот что сообщил преподобный отец Жюль.

…Те, кто знает язык свиста и говорит на нем, чаще всего употребляют маленький деревянный свисточек, размером в десять сантиметров. Дуя в него и зажимая пальцами то одно, то другое из двух маленьких отверстий, они получают три типа пронзительного свиста. Кроме деревянной флейты «ува», в крае размером в два или три французских департамента знают и другое свистящее приспособление, изготовленное из массивного рога антилопы. И вновь с помощью губ и указательных пальцев из рожка извлекают три различных вибрирующих тона, на которых и строится весь разговор. Если у кого-то нет при себе свистков и нужно передать срочное сообщение, то свистят губами в сложенные «лодочкой» ладони — они служат своего рода усилителем и резонатором. Свист исторгают и с помощью указательного пальца, вставленного в рот (так свистят и пастухи в Пиренеях), — при этом звук можно модулировать, изменяя расстояние между ладонями рук.

Для местных жителей, сообщал миссионер, язык свиста — обычное и ничем не выдающееся явление, хотя постепенно его начинают забывать и здесь. Однако еще каждый вечер в селениях можно слышать свистовые разговоры на нем — самого простого характера: обмен мнениями о прошедшем дне, планы на следующий, приглашения в гости, шутки. Однажды, пишет падре, один из его сотоварищей по миссии отправился, чтобы сделать инъекцию человеку, укушенному в соседнем селении змеей. И вдруг сопровождавший врача человек остановился и начал внимательно вслушиваться в свист, доносившийся откуда-то издалека. Вслед за этим он стал переводить: «Нам предлагают вернуться в деревню, укушенного принесли туда, он еще дышит…»

Насколько я знаю, пишет священник, речь идет не о языке условного типа, сигнальном эсперанто, ибо я никогда не слышал и не наблюдал, чтобы кто-то в селении специально упражнялся, разучивая сигналы, подобно музыкальным гаммам. Дети начинают свистеть, как я наблюдал, без особых усилий, делая это как и взрослые. Первое обстоятельство, облегчающее сам процесс обучения разговорному свисту, заключается в том, что у бваба тон произносимых слов имеет то же значение, что и артикуляция языка, губ. Насколько понял миссионер, вряд ли можно свистеть так на языке, который не передает этой особенности. Свист у бваба не «переводит» обычный разговорный язык в какие-то условные свистовые сигналы, но лишь задает мышцам рта и гортани сложную работу во время артикуляции. Обладая тонким слухом, а бваба, как и все африканцы, отличные музыканты, они хорошо воспринимают свистовые слова и фразы.

Любопытно, что у местных племен есть и знаменитый «телеграф джунглей» — сигнальный барабан «тамтам» — и они тоже часто прибегают к его услугам. Как сообщал миссионер, он и сам пытался воспользоваться языком свиста. Так, однажды он решил просвистеть имя человека, который отдыхал в отдалении под сенью дерева. Человека звали Кристофер (имя христианское, по происхождению — греческое), и миссионер несколько раз высвистел это сложное имя. Человек не ответил. Тогда миссионер подошел и спросил, почему тот не отзывается, когда его зовут? Кристофер ответил, нимало не смущаясь, что он подумал, будто это развлекается ребенок, плохо научившийся говорить. И он просвистел священнику свое имя так, как положено в свистовом языке бваба: «Ки-ри-си-то-фу-оле»… Отсюда миссионер сделал заключение, что и обычному человеку, то есть цивилизованному европейцу, в общем-то, не сложно овладеть языком свиста.

Жители селений рассказывали ему, что раньше, а порой и теперь язык свиста помогал охотникам племени в облавах на животных, когда необходимо было подать сигналы загонщикам. При этом нельзя было пользоваться дымовой сигнализацией и «телеграфом джунглей», чтобы не напугать животных. В этом случае как раз и был незаменим свистовой язык, хорошо различимый и понятный на открытых пространствах и в густом тропическом лесу. Ведь животные «полагали», объясняли бваба, что это перекликаются птицы…

Но вернемся в 1935 год, когда кто-то из лингвистов прочел докладную записку французского губернатора о таинственном языке свиста у племен гурунси-нанкансе Западной Африки. Ученые, которые ознакомились с материалами, выразили сильное сомнение в том, что означенный свист — не искусственный, а настоящий «живой» разговорный язык, что он на самом деле не система условных сигналов. Явление это было отнесено к разряду «туземных чудес» и его сравнили разве что с давно известным в Европе бесшумным свистком, изобретенным еще в средние века.

Этим свистком пользовались… браконьеры, тайно охотившиеся в заповедных королевских лесах на мелкую дичь, чтобы подавать неслышимые для людей сигналы собакам, приносившим изобретательным хозяевам убитых гусей, уток, зайцев. Для этого браконьеры брали обычный свисток с суженным отверстием — получался звук высокой частоты, который сейчас ученые называют ультразвуком. Его, как известно, не воспринимает человеческое ухо, зато легко ловит ухо животного, в том числе и собаки.

Любопытно, что даже человекообразные обезьяны, эти наши ближайшие родственники, «знакомы» с ультразвуком, о чем они, естественно, не догадываются. Так, некоторые виды обезьян издают специфические сигнальные звуки, часть которых человек не в силах услышать, настолько они высоки; зато их принимают особи из обезьяньего стада. Видимо, когда-то и наши далекие предки «вели разговоры» в ультразвуковом диапазоне, но со временем растеряли столь редкий дар — понимать «язык каменьев и зверей». Не отсюда ли берут начало смутные воспоминания, как сон предков, о «золотом веке», когда человек понимал «язык животных» и умел с ними разговаривать? И не вызываем ли мы удивление дельфинов своей «глухотой» и «молчанием», когда они обращаются к нам на «свистовом эсперанто»- увы, в ультразвуковом диапазоне… Кто знает?

Обошли молчанием «язык свиста» кочевников африканских саванн и этнографы, хотя некоторые из них вспомнили, что в 1887 году посетивший Канарские острова Кведенфельд опубликовал даже специальную статью, посвященную разговорному свисту на одном из группы Канарских островов — острове Гомера — и даже назвал открытый им феномен «сильбо Гомерам. Что означает, как уже мог догадаться читатель, «язык свиста с острова Гомера». Кведенфельд предположил тогда, что костяк слова или предложение на местном «сильбо» состоит из ряда условных музыкальных тонов (которым обучаются с детства) с более или менее постоянной высотой и незначительными «завихрениями», соответствующими гласным звукам.

Посетивший через четыре года остров Гомера другой исследователь, француз Лаярд, установил ошибочность такого предположения о существовании каких-либо «музыкальных условных знаков». Он писал тогда, что «сильбо Гомера» — не только система музыкальных тонов, отображавших мысли без непосредственной связи с разговорным языком, но также определенный строй слогов разговорного языка. Одним словом, он заключил еще тогда, что «сильбо Гомера» — настоящий язык, а не система условных знаков. А поскольку на Гомере говорили на испанском языке, то и свистели тоже на испанском, хотя в нем нет-нет да и мелькнет слово на каком-то неизвестном языке. В целом же это «насвистанный» испанский язык… Но дальше дело не пошло, «сильбо Гомера» так и остался своеобразным лингвистическим феноменом, невесть как, когда и почему возникший на острове. К такому же чуду отнесли и открытый в 1935 году свистовой язык племени гурунси-нанкансе Западной Африки…

В 1948 году французский исследователь Жорж Кован, просматривая как-то старинные испанские хроники в поисках устаревших лингвистических оборотов, обратил внимание на то, что некоторые авторы сообщали об эпохе конкисты на Американском континенте. Будто бы некоторые индейские племена Мексики, сообщалось в этих хрониках, владели загадочным языком свиста, которого не могли понять и осилить испанские конкистадоры. Далее сообщалось, что свист горных индейцев вселял панику в ряды испанских солдат, ибо за таким свистом всегда следовали умело организованные атаки, а отдельные отряды индейцев действовали четко и согласованно, пересвистываясь на расстоянии более… десяти километров.

В том же году Кован посетил Мексику. И действительно, у мексиканских индейцев-масатеков в провинции Оахака (штат Веракрус) он встретил живой язык свиста. Наряду с обычным разговорным языком, масатеки умело пользовались и языком свиста. Это был первый из открытых после второй мировой войны свистовых языков, который остается активным и сегодня: на нем говорят, как сообщал Кован, вернее, свистят более 60 тысяч человек. По крайней мере, он знаком каждому из индейцев-масатеков — даже тем, которые редко им пользуются. Хорошо же владеющий языком свиста индеец, как заметил исследователь, при желании мог передать свистом любое выражение мысли или даже целые фразы и обороты речи без предварительной подготовки типа вводных фраз: «Кто ты?», «Куда идешь?», «Откуда ты родом?», «Иди сюда» и т. п.

В случае, если разговор велся на большом расстоянии, высвистывание слов становилось более неторопливым, почти с разделением слов на отдельные слоги, как это делают дети, обучающиеся чтению. Чем большее расстояние, на которое необходимо было передать информацию свистом, тем большее напряжение и расстояние между слогами-регистрами. «Сильбо масатекос», считал Кован, следует рассматривать как естественную и составную часть разговора. То, что начинается со свиста на расстоянии, можно спокойно назвать разговором, обычной беседой по мере сближения партнеров. Кован много раз наблюдал, как пересвистывающиеся индейцы, предварительно «поздоровавшись» на языке свиста, шли друг другу навстречу, переговариваясь с помощью свиста. Когда же собеседники сближались на короткое расстояние, они легко переходили на обычный разговор, продолжая беседу, начатую за несколько километров…

В равной степени, как установили спустя некоторое время другие исследователи, владеют «своими» языками свиста и другие индейские племена Мексики: пуэбло, сапотеки, чинантеки, тепехуана, кикапу и другие. Некоторые из «свистящих» индейских племен были в 1952 году дообследованы Кованом. Если язык иидейцев-масатеков относится к группе тональных языков и на нем легко «свистеть», то есть разговаривать свистом, то другие из языков — нетональны, с обилием согласных звуков. Однако, например, индейцы-тепехуана легко научились передавать свистом и многочисленные согласные звуки своего родного языка, которые при передаче сообщений значительно смягчались. Трудности возникали лишь при разговорах на значительном расстоянии, когда, чтобы усилить свист, в полости рта помещались пальцы (один, два, три). Это как бы сглаживало речевые контрасты, то есть делало разговор-свист малоразборчивым, и ограничивало число возможных сообщений. Любопытно, что один из информаторов-индейцев у Кована, знавший хорошо, помимо родного, и испанский язык, по просьбе исследователя легко начал «свистеть по-испански», а другой индеец совсем из другого племени, тоже знавший испанский язык, понял его «свист». Выходило, что свистом можно передавать фразы любого языка, будь он тональные или нетональным…

Через два года лингвисты Ритценталь и Петерсон подробнее ознакомились и с языком свиста индейцев-кикапу в штате Коакуила (Мексика). Здесь языком свиста, как сообщали исследователи, преимущественно пользовалась молодежь племени, например юноши, когда они договаривались со своими подругами о свидании, кокетничали или ссорились с ними. Хотя, как утверждали старики, свистом можно передать и полный разговор на иные темы, что и делают некоторые из индейцев.

Как выяснилось, кикапу свистят особым образом: они складывают ладони рук «лодочкой», как и жители Западной Африки, в которую свистят губами, расположенными против суставов больших пальцев. При этом высота звука регулируется мизинцами рук, перекрывающими выходное отверстие. По сообщению американца Харли, подобная система свиста до сих пор сохраняется у индейцев кикапу, живущих в штате Оклахома в США, однако она уже отходит в прошлое — ею мало кто пользуется теперь для передачи целого разговора…

Время вернуться в Старый Свет, к тем местам, откуда мы начали свое путешествие за языком свиста. Вновь Западная Африка, но на этот раз ее атлантические берега, где волны Гвинейского залива, впервые увиденного карфагенянином Ганноном две с половиной тысячи лет назад, лижут лесистые крутые берега Либерии и Сьерра-Леоне. Здесь, исследуя фольклор народа ваи, мы узнаем, что с глубокой древности местные племена верили в магическую силу рогов дикой антилопы, без которых не обходилось ни одно мало-мальски «стоящее» колдовство. Вернее, верили не в силу самих антилопьих рогов, а в магию тех «странных и таинственных» вибрирующих звуков, исторгаемых с помощью антилопьего рога, этого родственника свистящей флейты, «ува».

«Волшебный рог» антилопы (он знаком и бушменам-хадзапи) отпугивал, а в сказках и убивал страшных лесных чудовищ — гигантских горилл, получивших у зоологов название «береговых». Когда-то камнями встретили они моряков Ганнона, пытавшихся пристать к лесистому острову у берегов Камеруна, полному этих диких и неприветливых субъектов «с телами, покрытыми шерстью». А вот, судя по преданиям, вибрирующие и свистящие (до ультразвуковых частот?) звуки рога антилопы, видимо, спасали людей от ярости одних из самых свирепых обитателей тропических лесов, встреч с которыми избегают даже цари джунглей, дикие африканские слоны.

«Они вытащили рог, направили его в сторону Лосо (фантастический образ лесного чудовища, прототипом его исследователи считают береговую гориллу. — Г. 5.), и послышался звук, странный и таинственный, как голос мертвеца. И Лосо заболел и упал на землю. Он был тяжело, смертельно болен, и умер от страха на берегу реки…» Может, флейта «ува» и другие свистящие приспособления вначале исполняли совсем иную роль — были «ультразвуковыми пугачами», наподобие «свистка браконьера», отгонявшими не внушающих доверия, но восприимчивых к сверхвысоким звукам обезьян? Кто знает… Одно несомненно — свистящие приспособления с глубокой древности были известны народам Западной Африки.

ГОМЕРИЧЕСКИЙ СВИСТ

Гомерический свист

>

Настоящей сенсацией в мире лингвистов и этнографов явилось исследование и даже «вторичное открытие» уже известного «сильбо Гомера» Канарских островов. В 1957 году преподаватель фонетики в университете Глазго Андре Класс в течение трех месяцев вместе со своей женой постигали «азы» этого необычного языка (сейчас Класс считает-ся признанным авторитетом в области изучения языков свиста). Как заметил исследователь, свистуны с о. Гомера изменяют высоту тона с помощью языка, оставляя неподвижными губы и пальцы. «Местные жители, — писал он, — прижимают кончик языка к губам и в то же время пытаются артикулировать слова, как при нормальной речи. Они могут вполне ясно высвистеть все, что говорят по-испански». Однако вне контекста речи некоторые отдельно взятые «слова» могут быть и не поняты. При длительном разговоре собеседники часто ошибаются и фразу приходится повторять по нескольку раз. Ошибки могут быть вызваны изменениями высоты звука без вариации в его тембре.

Далее выяснилось, что «сильбо Гомера» обладает рядом удивительных особенностей. Прежде всего свист у гомерцев необыкновенно силен — в местной технике исполнения он иногда разносится на… четырнадцать километров. По-своему рекорд в этом способе обмена информацией! Один из путешественников, посетивший Канары в начале XX века, рассказывал местный анекдот о каком-то недоверчивом англичанине, который попросил гомерца, чтобы проверить силу звука, свистнуть ему на ухо. В результате, говорят, он оглох на две недели. И в этом рассказе нет ничего удивительного!

Чтобы наглядней себе представить всю силу «гомерического свиста», будет уместным привести следующее пояснение. Мощность свиста пиренейских горцев из Ааса, а они свистят «всего» на 2–3 километра, на расстоянии одного метра от «свистуна», составляет, как отметил счетчик звука, 110 децибел. Что это такое? Децибел — единица измерения мощности звука или шума: 40 децибел — нормальный разговор, 80 децибел — звук переносится с трудом, 120 децибел — звук может травмировать мозг… Действительно, пиренейские горцы или жители острова Гомера могли бы померяться свистом с легендарным Соловьем-разбойником русских былин, в образе которого, может быть, тоже нашли отражение какие-то смутные воспоминания о «свистящих» лесных племенах, некогда живших в муромских лесах на Руси. Кто знает?

Но ознакомимся со свидетельством очевидца, некоторое время прожившего на острове Гомера, чтобы поподробнее разузнать о рекордсменах в столь необычном способе общения. Рассказывает Эрих Вустман, известный этнограф и путешественник из ГДР:

— Не успеете вы сойти на берег, как уже наслушаетесь о языке свиста, — пророчила путешественнику одна из его знакомых в Лас-Пальмасе, столице острова Гран-Канария, самого известного из группы Канарских островов. По ее словам, она неплохо знала остров Гомера и всегда удивлялась феномену его свистового языка. Еще она поведала путешественнику, будто бы берег острова настолько крут, что вновь прибывших поднимают прямо с палубы корабля в специальной люльке.

«Честно признаюсь, — пишет Вустман, — на сушу мы поднялись без подъемного крана, и, видимо, никому в голову не пришло известить островитян о нашем прибытии легендарным «гомерическим свистом». Два неразговорчивых островитянина взвалили на плечи наши чемоданы, и мы пешком направились в Сан-Себастьян — главный город острова Гомера. А ведь, если верить сообщениям путешественников, посещавших острова, на Гомере свистят все — от мала до велика. Более того, на острове даже птицы подражают свистовому разговору людей».

Действительно, это верное замечание. Однажды в горах Гомеры, в лесу, супруги Класс, исследовавшие язык свиста островитян, услышали высвистываемые испанские имена: «Фелиппе! Федерико! Альфонсо!» Причем на много миль, как выяснилось, не было ни одной живой души. Озадаченный Класс все же нашел свистунов — это были черные дрозды, певчие птицы из семейства «пересмешников», прекрасно имитировавшие человеческие имена, которые они часто слышали в лесу.

Как довелось узнать потом Вустману, еще старые испанские и португальские хроники первооткрывателей (а Канарские острова открывались по нескольку раз, начиная еще с античного времени!) упоминают о некоем языке-свисте, который якобы не раз разносился над островом Гомера, а может быть, и на других Канарских островах в минуту опасности. Как сообщают местные предания, каждая страница истории острова передана с помощью языка свиста высоко в горы и оттуда снова докатилась до самых дальних заливов на берегах Гомеры.

С помощью языка свиста общались древние жители островов — добрые, голубоглазые великаны гуанчи, отбиваясь от вооруженных до зубов отрядов испанцев, пока не были истреблены поголовно, и подробности этой трагедии эхо свиста переносило во все уголки острова. Рассказывают, что с помощью языка свиста мятежные островитяне договаривались о совместном выступлении, когда они взбунтовались против тяжелых поборов и свирепости испанских губернаторов-конкистадоров; свистом же созывались мужчины острова, говорившие уже, видимо, на испанском языке, когда корабли дерзкого пирата Дрейка попытались атаковать столицу острова, город Сан-Себастьян.

Через несколько лет островитяне вновь подали свистом сигнал тревоги, когда корабли голландских гёзов решили нанести испанцам ответный удар, мстя за сожженные города и села Фландрии. Тревожный свист «готовься к бою!», «к оружию!» вновь раздался над Гомерой, когда в XVII веке алжирские корсары, высадившись в бухте Сан-Себастьяна, зажгли захваченный город с нескольких сторон. Печальный свист долго провожал пиратские корабли, везшие на невольничьи рынки Магриба последних из оставшихся в живых голубоглазых и светловолосых гуанчи, высоко ценившихся работорговцами… А во время гражданской войны в Испании Канарские республиканцы, отбиваясь от «коричневого десанта», ушли в горы с пулеметами и приняли здесь свой последний бой на неприступной Рок-Агандос. Свистом они получали нужную информацию и свистом они предупредили своих сторонников на острове, что вынуждены сдаться, так как у них не осталось ни капли воды для раненых…

Одна из самых популярных на острове Гомера народных легенд приписывает авторство в изобретении языка свиста сосланным сюда испанцами в средние века преступникам и пленникам. Будто бы по тогдашней манере обращения с военнопленными им отрезали языки, чтобы исключить возможность их сговора и побега с острова. И что эти несчастные, дабы понять друг друга, и создали свой оригинальный язык свиста.

Сейчас трудно установить, есть ли доля истины в старинной легенде Канарских островов, но несомненно одно — язык свиста существовал здесь задолго до прихода испанцев и первого завоевателя Канар, нормандца Жана де Бетанкура, присоединившего острова к королевству Генриха III Кастильского. Бывшие с ним в походе ученые монахи со слов ^островитян и записали эту странную легенду: «Гомера — родина высоких людей, которые хорошо владеют самым замечательным из всех языков. Они говорят губами, как если бы у них не было языка вообще.

У этих людей существует легенда о том, что их, ни в чем не повинных, жестоко наказал король, приказавший отрезать им языки. Судя по тому, как они разговаривают, в эту легенду можно верить». Другой испанский хронист приводит иной вариант легенды: «Говорят, что люди с Канарских островов — потомки африканских племен, которые подняли восстание против римлян и убили судью. В наказание их не казнили, а вырвали языки. Не имея ни перьев, ни бумаг, они не могли передать потомкам историю своего бунта. Бедняг бросили в лодки без весел и предоставили судьбе. Лодку прибило к островам, где они и вынуждены были поселиться…»

Легенда о «безъязыких людях», которую приводят немецкий путешественник и испанские хронисты, вряд ли объясняет появление языка свиста на Канарских островах, хотя в ней, вероятно, и содержится какая-то доля истины — в очень искаженном виде. Одно ясно, что без языка человек не может свистеть, как это делают жители Гомеры, ибо язык в свисте играет немаловажную, если вообще не главную роль. «Язык и зубы — вот что формирует свистовые фразы «сильбо Гомера» и в аналогичном свистовом разговоре пиренейских горцев!» — утверждает один из исследователей языков свиста, французский ученый Рене-Ги Бюснель. Прибегнув к помощи рентгена и к киносъемке, он установил, например, что в большинстве случаев свистящий человек фиксирует среднюю часть языка, свободно передвигая его кончик, а он-то в основном и формирует фразы свистового разговора.

Таким образом, если это и было на самом деле и что очень сомнительно, лишая пленных языка, их делали абсолютно немыми. Ни о каком «изобретении» языка свиста здесь не может идти и речи. В лучшем случае эта легенда содержит в себе какие-то смутные сведения, восходящие еще к античным временам, о том, что первые завоеватели, наводившие порядок на островах, решили обезопасить себя, применив подобную «хирургическую операцию» против непокорных островитян, столкнувшись с уже существовавшим языком свиста. Впрочем, над этой загадкой, связанной с возникновением языка свиста на Канарах и легендах, объясняющих его появление, бьется уже не одно поколение лингвистов и этнографов…

Некоторые авторы пишут, что языком свиста на Гомере владеют лишь старики островитяне, а молодежь, мол, давно его не понимает. Это не совсем так, как воочию убедился Вустман. Конечно, язык свиста, как и повсюду с развитием средств современной коммуникации (радио, телефон), постепенно утрачивал и утрачивает свое значение единственного способа общения на значительные расстояния — на Гомере есть и радио, и почта, и телефон, — но здесь по-прежнему свистят все: от мала до велика. Правда, большинство все же, хорошо понимая язык свиста, уже не в состоянии свободно владеть им, сносно отвечать на «сильбо Гомера». И, видимо, в недалеком будущем этот загадочный реликт давно прошедших времен исчезнет совсем…

Обо всем этом Вустману наперебой рассказывали гомерцы, с которыми он быстро подружился, проявив большой интерес к местному свистовому языку (которым, конечно же, не могли не гордиться островитяне!). С ними путешественник не раз ходил в горы, всегда убеждаясь в том, что «гомерический свист» успевал предупредить островитян о его прибытии.

Обычно делают так, объясняли ему гомерцы: берут самого искусного свистуна и он высвистывает все, что нужно сообщить соседям через ущелья и пропасти, которыми изобилует рельеф острова. Может быть, поэтому здесь и возник язык свиста, поскольку он был рожден насущной необходимостью. Ведь Гомера — небольшой островок, явно вулканического происхождения, который населяет около 35 тысяч человек; на острове всего одна дорога и много труднопроходимых «козьих троп», а весь он вдоль и поперек изрезан широкими и крутыми ущельями, по дну которых бегут ревущие потоки воды. Они настолько шумливы, что даже заглушают человеческие голоса, и чтобы добраться до приятеля на другой стороне ущелья и поговорить с ним, сообщив свежие новости, то лучше уж просвистеть ему все это, чем часами карабкаться по обрывистым скалам. Не удивительно, что даже сегодня гомерцы предпочитают не штурмовать ущелья, не кричать, надрывая глотку в надежде заглушить ревущий поток, и не звонить по телефону — этому предмету роскоши XX века на острове, — а объясняться с помощью языка свиста. Одним словом, сохранению его у островитян способствует сам горный рельеф острова и прекрасная акустика ущелий, но, кроме того, как заметили исследователи, и испанский язык, пожалуй более чем любой другой поддающийся переложению на «гомерический свист». Не меньшее значение имеет и очень хороший слух у островитян, здоровые зубы, что, как пишет один из путешественников, «тоже немаловажно, так как это позволяет им издавать звуки, больше похожие на свист пара, нежели на человеческое дыхание».

Чтобы самому убедиться в эффективности языка свиста, Вустман проделал немудреный опыт. Один из гомерцев ушел далеко в горы, а другой остался с ним и переводил на свист все, что ему говорил путешественник. Произошел примерно следующий диалог:

— О, Эваристо! (Так звали второго гомерца).

— О, чего? — донеслось в ответ.

Тут я поднатужился, пишет Вустман, и, напрягши всю свою фантазию, придумал задание, а мой проводник, Хорхе, просвистел его:

— О, Эваристо, сними ботинки, заберись на пальму и сбрось-ка пару орехов для нашего гостя,

Эваристо, нимало не задумываясь, все в точности выполнил — для этого не пришлось даже смотреть в бинокль, который предусмотрительно захватил с собой Вустман: воздух был чист и прозрачен. Стали наперебой придумывать просьбы, одна нелепей другой, и гомерец в нескольких километрах от «экспериментаторов» неукоснительно исполнял задания. Было ясно, что он понимает каждое слово. Хорхе свистел, не засовывая в рот пальцы, как это обычно делают у нас, когда хотят свистнуть погромче. «Свист, правда, получается несколько слабее, но зато он слышен намного отчетливее», — пояснил Хорхе. Так как горный воздух разрежен да к тому же помогает эхо, силы свиста вполне достаточно для переговоров на изрядном расстоянии. «Мы, кстати, — пишет Вустман, — установили, что язык свиста труднее понять человеку, стоящему рядом со «свистуном», чем отдаленному от него на несколько километров».

Окончательно убедил Вустмана в универсальности свистового языка небольшой опыт. Одна из его знакомых с острова Гомера насвистела ему фразу на местном «сильбо», а он записал ее на магнитофон. После этого пленку по очереди прокрутили двум гомерцам в разных местах острова. Оба перевели одинаково: «Мне хотелось бы хоть раз побывать в Германии…»

Где-то в начале 60-х годов Канарские острова посетил известный английский писатель и путешественник Лоуренс Грин. В своей книге «Острова, не тронутые временем» (она вышла у нас в 1972 году) он сообщает массу интересных сведений о языке свиста на Канарских островах. В частности, он пишет, ссылаясь на мнение путешествовавших на острове лингвистов, что когда-то язык свиста, до испанского завоевания островов в XIV–XV веках, был гораздо шире распространен на архипелаге. Он встречался на острове Тенерифе, на острове Иерро — самом западном и удаленном из группы Канарских островов (сам автор тоже встретился здесь с ним) — и, видимо, на других островах. Лоуренс Грин, как и Эрих Вустман, тоже отмечал, что языком свиста на Канарах владеют многие из островитян. По его мнению, это не утерянное искусство, но общепринятая манера разговора, и ею владеют даже маленькие дети, в чем он убедился, проделав, как и всякий приезжий, несколько опытов со взрослыми и детьми.

Язык свиста, судя по его рассказам, до сих пор используется на Гомере в чисто практических целях. Так, в нижней части города стоит насосная станция, что подает воду наверх, к томатовым и банановым плантациям, а поскольку подача воды сопровождается рядом сложных операций, между плато и насосной станцией поддерживается настоящая связь с помощью языка свиста. Далее, можно не удивиться, услышав живые и привлекательные, как пение соловья, звуки свиста, которыми обменивается официантка в кафе с поваром на кухне. Так она высвистывает каждый заказ, каждое блюдо — от картофельного супа до блинчиков с соусом. Она может даже сообщить, как должны быть приготовлены яйца — всмятку или вкрутую, какое подавать вино или же кофе. Причем, как иронизировал Грин, «когда речь идет о сладком, свист становится, по моему мнению, более мелодичным». На острове родители беседуют на языке свиста со своими детьми, и даже каждый ребенок, еще не достигший годовалого возраста, поднимает голову, отзываясь на свое имя. И любого человека можно узнать по свисту, как и по голосу, потому что каждый гомерец свистит по-своему, индивидуально…

Бывает, что где-нибудь в пути ломается машина, и водитель досвистывается до кого-нибудь, и тот свистит дальше, пока сообщение не дойдет до ближайшего гаража и ему не вышлют техпомощь. Рыбаки пересвистываются от лодки к лодке, сообщая о косяках тунцов, которыми славятся местные воды еще со времен Карфагена. А на разгружающихся в порту судах вместо обычных «майна-вира» слышится пронзительный свист. Поскольку на Гомере не везде есть телефон, то свист жителей острова за много лет, сообщает Грин, спас немало людей, которым срочно нужно было оказать медицинскую помощь. Так, когда на рыболовецкой базе Кантера, что находится на юге Гомеры, срочно понадобился врач, раздались тревожные свисты, а через шесть минут доктор в Сан-Себастьяне, столице острова, уже знал о несчастном случае — более того, ему даже сообщили симптомы болезни: пять человек гомерцев, рыбаки и пастухи, передали это сообщение на расстояние более девяти миль. А ведь база располагалась в заливе, отделенном от остальной части острова ущельями и скалами, куда невозможно было подвести телефонную линию.

Лоуренсу Грину местные жители поведали две комические истории, связанные с практикой «сильбо Гомера». В одной из них рассказывалось о местном богатом фермере, жившем на острове полвека назад. Издольщики, работавшие на его плантациях, часто обманывали хозяина, но их всегда успевали предупредить «гомерическим свистом», как только он отправлялся с проверкой на свои фермы. Наконец обозленный хозяин взял уроки языка свиста и в очередной свой наезд сумел, вслушиваясь в свист, составить полный список припрятанных от него пастухами свиней и коров, коз и овец.

А самая известная демонстрация языка свиста на острове, как рассказывали гомерцы, была в 1906 году, организованная для испанского короля Альфонсо III. Недоверчивый монарх с сомнением отнесся к сообщениям о местном «сильбо», и два солдата-гомерца постарались убедить его в обратном. При этом, тут гомерцы покатываются со смеху, они впопыхах допустили одну оплошность: солдат, стоявший рядом с королем, свистом получил указание снять свою шляпу, но не понял товарища и… стащил шляпу с самого короля. В награду (за свист или за шляпу?) король освободил солдат от воинской повинности…

Для новичка, сообщают лингвисты, незнакомого с феноменом языка свиста, все слова в нем звучат одинаково, как одна сплошная гласная, но люди, разговаривающие на нем, легко расшифровывают самые сложные фразы. В языке свиста гомерцев есть свои особенности и условности — все же это язык свиста, а не чистый «разговор». Например, нельзя почему-то просвистеть просто «январь», «февраль», «март», но обязательно нужно добавить слово «месяц». Видимо, это связано с тем, что при передаче фразы на большое расстояние, когда в рот вкладываются пальцы, чтобы получить достаточно мощный свист, речевые органы частично стеснены и фраза на «сильбо Гомера» звучит неразборчиво. Для этого и необходимо просвистеть какую-либо «ключевую фразу» или слово, чаще всего употребляемое, например, месяц. Губной свист, отметили исследователи, применяется на Гомере лишь при передаче сообщений на короткие расстояния: звук получается не очень сильный, но более разборчивый. Островитяне уверяли Лоуренса Грина, что при свисте на далекое расстояние необходимо приставить к языку согнутый палец правой руки, а левой сделать воронку вокруг рта. Звук получается сильный и далеко слышимый.

Исследователи, изучавшие «сильбо Гомера», провели самый тщательный анализ этого свистового языка, который они считают «насвистанным испанским» (или «насвистанный диалект испанского языка»). К сожалению, дать популярное изложение их фонетико-лингвистических выводов довольно сложно, ввиду сложности лингвистической терминологии, так как они носят сугубо научный, узко специальный характер, понятный только лишь профессионалам. Однако исследователи считают, что получение свиста в «сильбо Гомера» намного проще, нежели формирование нормальной разговорной речи. По их мнению, развитию и сохранению местного языка свиста на острове Гомера способствуют не только изолированное положение острова со своеобразным, пересеченным рельефом, но и сам гомер-ский диалект испанского языка с его чрезвычайно простой фонетической системой, содержащей сравнительно немного различных гласных и согласных звуков (при этом звонкие звуки не участвуют в формировании свиста).

Имеет значение в «сильбо Гомера» и ограниченный смысл передаваемых сообщений, ударения, ритмика и интонация свистовых фраз, «ключевые слова», услышав которые партнер понимает, о чем примерно будет идти речь в сообщении. Кстати, считают лингвисты, это свидетельствует о том, что «сильбо Гомера» деградирует и активно выходит из употребления. Вероятно, раньше на нем можно было говорить о чем угодно, хотя и тогда в языке свиста были известные ограничения: можно было, судя по всему, передавать конкретные сведения (а не абстрактные понятия), то есть вести разговор на «отвлеченные темы».

Естественно, в формировании языка свиста самую активную роль играют язык, губы, зубы, пальцы рук. Их различные положения и сочетания дают возможность строить те или иные свистовые фразы на «сильбо Гомера». При этом полость рта, бронхи и легкие выступают в роли своеобразного резонатора, усиливающего звук. «В обычной разговорной речи, — писал один из исследователей «сильбо Гомера», — мы различаем конструкции слов и фраз, а не отдельные звуки, большинство из которых не воспринимаются отчетливо, в «сильбо» же, наоборот, все слышно, все разборчиво…» По мнению другого лингвиста, невнятность обычной речи при разговоре на дальние расстояния связана с потерей слабых гармонических и нестационарных сложных речевых волн, в то время как насвистанное сообщение, смысл которого не зависит от тембра, а целиком определяется высотой тона, будет отчетливо понятно в течение всего разговора. Вот почему «сильбо» стал удобной системой дальней связи у некоторых народов земного шара.

Трудно сказать, почему на Канарских островах не изобрели нечто более подходящее: вроде африканских барабанов — тамтамов или щелевых «говорящих» барабанов — туддукатов, какие до сих пор сохранились в Африке и Меланезии. Может быть, до них здесь просто «не додумались» (хотя в Западной Африке есть и тамтамы, есть и язык свиста) и свистовые языки мира на самом деле являют собой самое древнее дистанционное «переговорное устройство», которое «всегда с собой»? Более древнее, чем любое другое механическое приспособление для передачи сообщений на дальние расстояния…

Интересно сравнить «язык» известных этнографам щелевых барабанов-туддукатов с острова Ментавей (Индонезия) с системой передачи информации свистом. Так, жители острова считают, что сигналы туддуката звучат для них как обычная речь, а не как наборы условных знаков, передающих то или иное сообщение. Действительно, барабаны Ментавея настроены на передачу отдельных звуков человеческой речи, несмотря на то, что ментавейский — не тональный язык. Вот как это происходит на практике: каждый барабан связан с определенными гласными: 1-й — с i, u, ui; 2-й — с е, о, ei, eu, oi; 3-й — с a, ai, аu и т. д. Раздельно произносимые, следующие один за другим гласные соответствуют только одному барабанному удару. Так, например, слово «maruei» (быстро) передается ударами барабанов 3-1-2, что соответствует гласным в слогах «ma-ru-ei». Тексты, которые следует передать в соседнее селение, у ментавейцев заранее составляются и ритмизируются, приспосабливаясь к тональности столь необычного «телеграфа», который, право же, являет собой вершину развития барабанной системы передачи информации. Она, как считают исследователи, стоит совершенно особняком в Азии и Океании и нигде более не встречается. Ее возникновение ученые относят к неолиту этих районов мира, когда и зародилось столь удивительное искусство «барабанного языка», в чем-то напоминающее системы «сильбо» у других народов мира…

А может быть, как раз наоборот: язык свиста произошел из языка барабанов и других звучащих приспособлений, явившись более высокой ступенью развития средств обмена информацией? К сожалению, сравнение языков свиста в самых различных районах мира с языком барабанов тех же районов мира не проводилось кем-либо из лингвистов. Может быть, в этом сравнении и заключена тайна их возникновения, родословная каждого из них, связь друг с другом, ответ на вопрос: что вперед — свист или осмысленный барабанный сигнал?…

ТАЙНА КАНАРСКИХ ОСТРОВОВ (АНТИЧНОЕ ВРЕМЯ)

Тайна Канарских островов (Античное время)

Давнии вопрос: кто принес язык свиста на Канары? Может быть, история и этнография, а так же и археология ответят нам на него. Кто были первыми поселенцами на островах и кого они там застали, если кто-то уже обитал задолго до них на Канарах?

Историки географии считают, что Канарские острова за свою долгую, тысячелетнюю историю открывались и «закрывались» (в прямом и переносном смысле этого слова) много раз. Настолько часто, что ко времени их последнего открытия на средневековых морских картах всего только один из группы Канарских островов, остров Тенерифе, существовал сразу в двенадцати вариантах, а другой остров — Лансароте — даже разросся в целый архипелаг из… 19 островов! Это объяснялось незнанием языка и неточностью переводов названий с самых различных карт и описаний морей и берегов.

Как считают некоторые историки, в древности — первый раз! — Канарские острова, видимо, были открыты где-то в промежутке между 2700 и 2000 гг. до н. э. критскими или какими-то малоазийскими мореходами в период критского или троянского могущества на море. Правда, никаких достоверных сведений об этом до нашего времени не дошло, если не считать косвенных улик — находок предметов критского импорта на Атлантическом побережье Пиренейского полуострова да очень древних мифов о походах Геракла к западным берегам Атлантики и островам Гесперид, лежащих где-то за Гибралтаром. В это же время, а может быть, на полтысячелетие позже, в море вышли греки-ахейцы, преемники критян, у которых они учились своему мореходному искусству. Это произошло где-то около 1400 года до н. э., может быть, чуть раньше, а может быть, и позже…

Потом на смену исчезнувшим в огне последующего дорийского завоевания Греции мореходам-критянам и ахейцам — последние частично переселились в Малую Азию, где среди милетцев-ионийцев и сохранялись долгое время морские сказания предков, знаменитые «Аргонавтика», «Одиссея» и другие, — пришли новые хозяева Средиземного моря. Финикийцы… Где-то с 1200 года до н. э. или несколько позже они начинают осваивать и западные районы древнего Средиземноморья, идя по следам своих учителей и торговых конкурентов — критян и ахейцев. Уже в 800 годах до нашей эры финикийские мореходы, пишет известный историк географии Рихард Хенниг, случайно или преднамеренно открывают за безымянным «проливом в океан», то есть за поздними Столбами Мелькарта (или Геракла), остров Мадейру и Канарские острова. Появляются первые сведения о них.

Один из историков античности, Диодор Сицилийский, каким-то образом сохранил в своих сочинениях память об этом открытии: «В середине океана против Африки находится остров, отличающийся своей величиной. Он находится от Африки лишь на расстоянии нескольких дней морского пути… финикияне, обследовавшие… побережье по ту сторону Столбов и плывшие на парусах вдоль побережья Африки, были сильными ветрами отнесены далеко в океан. После многих дней блуждания они достигли наконец названного острова». Вероятно, как считают историки географии, это был остров Мадейра, от которого уже не трудно добраться и до Канарских островов («оптимисты» полагают, что речь идет даже об Америке).

А хоть раз побывав на Канарах, пишет Хенниг, финикийцы должны были бы вновь вернуться туда. И даже больше — основать свои поселения и фактории, ибо острова манили их не только своим волшебным климатом, за что их еще в древности прозвали Счастливыми или Островами Блаженных. (Как писал знаменитый историк Плутарх: «Даже среди туземцев успело распространиться занесенное извне верование, что здесь должны находиться Елисейские поля, местопребывание праведных, воспетое Гомером».) Дело в том, что финикийские знатоки флоры открыли на островах сырье для получения устойчивых лакмусовых красителей — например, знаменитого в древности тирского пурпура, приносившего огромные доходы правителям и купцам Сидона и Тира. Производство тирского пурпура всегда было окружено тайной — которая, кстати говоря, до сих пор так и не раскрыта! — и не один шпион был принесен в жертву Баалу за попытку выяснить секрет его изготовления…

Между тем, на Канарских островах как раз и произрастал лишайник-орсель (или «трава оризелло», как его именовали в Европе в средние века), содержащий высококачественный краситель и притом в больших количествах. Исследователи предполагают, что орсель Канарских островов и был как-то связан с секретом массового получения тирского пурпура (одних раковин-пурпурниц, встречающихся в Средиземном море, из которых пурпур тоже изготовляли, для этого явно не хватило бы). «Орсель, — сообщали моряки в средние — века, — растение-, которое, подобно мху, встречается на утесах, и, если море временно покрывает его, оно окрашивается в красный цвет… До открытия этих островов орсель стоила 40 крузадо, а теперь — только 15, и говорят, что без этой орсели нельзя изготовить изящную кожу».

Кроме лишайника-орселя, острова Блаженных поставляли и еще один, правда, менее ценный краситель — «кровь дракона», то есть смолу драцены, или «драконова дерева». Арабские авторы, во многом хорошо осведомленные в географии, за исключением страшного Моря Тьмы (Атлантики), всерьез полагали, что на одном из Канарских островов некогда поселился дракон, опустошивший острова, но его будто бы убил Александр Двурогий, то есть Македонский, как именовали его в Коране и в арабских сказаниях. Отсюда, мол, на островах и встречаются «месторождения» «крови дракона», хотя как она выглядит, они толком не представляли, считая полудрагоценный минерал красного цвета, реальгар, рудой означенной «крови дракона» (сандараха — «камень из драконовой крови» у Плиния).

За все свои достопримечательности уже в римское время и даже раньше, видимо, далеко не случайно Канарские острова стали называться еще и Пурпурными островами. Судя по этому названию, римляне в конце концов установили один из источников баснословных доходов финикийских купцов и их потомков-карфагенян, впоследствии уничтоженных римлянами. Благодатный климат Счастливых островов, к тому же еще и окрашенных в заманчивый цвет благородного пурпура, так любимого богами и знатью, еще в античное время должен был, вне всякого сомнения, привлекать толпы поселенцев на океанические острова. И действительно, мы находим прямые свидетельства плаваний карфагенян за Гибралтар не только с разведывательными и торговыми целями, но и с целями колонизации вновь открытых «райских островов» и земель. Таким, например, было плавание карфагенского суфета Ганнона в 530 году до н. э. к загадочной «Колеснице Богов» (Феон-Охема), куда-то к берегам Западной Африки. Правда, узнали об этом лишь спустя столетия, когда Карфаген, разрушенный римлянами в 146 году до н. э., лежал в развалинах…

Не удивительно, что обладание Пурпурными островами составляло одну из важнейших государственных тайн Финикии, а затем и ее дочерней колонии Карфагена, заставляло их хранить в секрете местонахождение богатых островов и жестоко расправляться с соглядатаями и агентами их основных торговых конкурентов, в то время — греков и римлян. Источники античного времени сообщают нам, к каким крайним мерам прибегали соперники, чтобы сохранить эти тайны в сфере своей монополии. Например, когда какое-то греческое или римское судно, рассказывает историк и географ Страбон, увязалось за карфагенским торговым кораблем, вышедшим в Атлантику, чтобы разведать маршрут и цель его похода, карфагенский капитан предпочел выброситься вместе с судном на скалы и погибнуть, но не выдать тайны своего маршрута и цели плавания…

В сочинении, приписываемом древнегреческому философу Аристотелю, «О чудесных слухах» содержится, в частности, и такое сообщение: «Говорят, будто по ту сторону Столбов Геракла карфагеняне обнаружили в океане необитаемый остров, богатый множеством лесов и судоходными реками и обладающий в изобилии плодами. Он находится на расстоянии нескольких дней пути от материка. Но когда карфагеняне стали часто посещать его и некоторые из них из-за плодородия почвы поселились там, то суфеты Карфагена запретили под страхом смерти ездить к этому острову. Они истребили жителей, чтобы весть об острове не распространилась и толпа не могла бы устроить заговор против них самих, захватить остров и лишить карфагенян счастья владеть им».

Видимо, в самом Карфагене, помнившем о героическом времени мореходов Ганнона и Гимилькона, об их плаваниях на юг и на север Атлантики, открытии островов и основании колоний, куда уходил избыток городского населения, дело дошло до серьезных разногласий, раз «толпа», то есть простой народ, знавший о свободных и прекрасных островах в океане, решил поселиться там и выйти из-под власти деспотичных суфетов. Выход был один: Карфаген решил перебить своих взбунтовавшихся соплеменников и сохранить власть над островами. Борьба за свободу «заморских территорий», подобная той, что когда-то привела к образованию самого Карфагена и отделению его от метрополии, города Тира, здесь закончилась поражением…

Случайно не об этих ли событиях повествуют легенды Канарских островов, когда их жителям были «отрезаны языки»? Может быть, в такой иносказательной форме до наших дней сохранилось предание о запрете разглашать важную государственную тайну Карфагена о местоположении и богатствах Канарских островов, когда островитян, «ни в чем не повинных, жестоко наказал король, приказавший отрезать им языки»? Увы, мы можем об этом только догадываться…

После падения Карфагена в 146 году до н. э. в результате серии знаменитых в истории Пунических войн с Римом, единственным, кто хорошо знал об атлантических островах и владел ими — более того, устраивал на них свои поселения и красильни, был нумидийский, гетульский и мавританский царь Юба II (30 г. до н. э.- 22 г. н. э.). Античные авторы сообщают, что этот знаток коммерции, образованный ливийский правитель не нашел на островах жителей (хотя вряд ли его люди обшарили все острова Канарской группы), но обнаружил там остатки древних каменных строений. Может быть, следы тех поселений, которые были основаны еще Ганноном и разрушены в период «гражданских смут» в Карфагене? Конечно, при этом все жители маленькой островной колонии не были перебиты своими соотечественниками, часть из них вполне могла избежать карфагенского погрома и поселиться на соседних островах архипелага или затаиться в густых лесах и глухих горах… Прибытие любого судна с востока могло привести их в паническое бегство: кто знает, что за люди прибыли на корабле и не собираются ли они повторить уже знакомую островитянам операцию…

Но кто же был первыми жителями Канарских островов — финикийцы, карфагеняне, ливийцы или кто-то другой? Это не решено окончательно до сих пор. Доктор Вейкман, долго живший на острове Тенерифе, сообщал в 1937 году, что на Канарских островах им обнаружены многочисленные наскальные надписи и рисунки неизвестного происхождения. Крупнейший специалист по доистории Канарских островов француз Р. Верно писал еще в конце прошлого века, что в глубокой древности на островах проживал малорослый и темнокожий народец «пигмеев», на смену которым затем пришли загадочные голубоглазые и светловолосые гуанчи, которых Л. Грин назвал «блондинами с неясным прошлым». Здесь мы еще раз вспомним Геродота, писавшего о последних низкорослых жителях Сахары и Северо-Западной Африки, еще в древности уничтоженных ливийскими племенами (может быть, предками или родственниками гуанчей).

Так, в рассказе об известном путешествии насамонов в поисках «истоков Нила» — на самом деле насамоны, державшие все время путь на запад, достигли излучины Нигера — сообщается, что во время путешествия они были захвачены в плен какими-то маленькими, ниже среднего роста, чернокожими дикарями. По мнению исследователей, комментировавших это место у Геродота, насамоны пересекли Сахару в юго-западном направлении от берегов Средиземного моря и дошли, вероятно, до Тимбукту на Нигере, где и встретились с сахарскими «пигмеями», ныне давно уже исчезнувшими.

В другом своем сообщении Геродот рассказывает о «пещерных эфиопах» (африканцах) и о том, как уничтожали их предки сегодняшних туарегов Сахары — наездники-гараманты, одно из сильнейших ливийских племен, имевших свое государство: «Там обитают люди по имени гараманты (весьма многочисленное племя)… эти гараманты охотятся на пещерных эфиопов на колесницах, запряженных в четверку коней. Ведь пещерные эфиопы — самые быстроногие среди всех людей, о которых нам приходилось когда-либо слышать. Эти пещерные жители поедают змей, ящериц и подобных пресмыкающихся». И здесь следует, на наш взгляд, самая интересная часть сообщения Геродота: «Язык их не похож ни на какой другой: они издают звуки, подобные писку летучих мышей…»

К каким же предположениям можно прийти, анализируя сообщения Геродота? Что когда-то, в глубокой древности, в Сахаре и на побережье Западной Африки, вероятно, проживало низкорослое чернокожее население (оно же предположительно отмечено и на Канарских островах), ныне и там и там исчезнувшее. Сейчас пигмеев можно встретить лишь в девственных лесах Конго (р. Итури и др.), но раньше область их расселения простиралась далеко на север.

На знаменитых фресках сахарского Тассили, детально исследованных французом Анри Лотом, встречается очень много изображений людей карликового роста — чернокожих, танцующих, с круглыми, непропорционально большими головами, украшенными перьями или «рогами». Этих негроидов Лот назвал людьми «бушменского типа». Как известно, сегодня бушмены, эти низкорослые бегуны, способные догнать страуса или антилопу, сохранились лишь в южной части Африканского континента — в пустыне Калахари. Хотя исследователи, считающие бушменский тип одним из самых древнейших в Африке (наряду с пигмеями тропических лесов), высказывают предположение о том, что в далекой древности они были расселены гораздо шире и, возможно, населяли даже Сахару и север Африки…

Интересно сообщение Геродота о странном языке врагов гарамантов — «троглодитов», питавшихся, как это делают и сегодня бушмены Калахари, ящерицами, змеями, различными насекомыми, кореньями растений и другими «дарами пустыни» (особенно в сухой сезон, когда животные откочевывают в леса и саванны). «Троглодиты» Геродота издавали звуки, похожие на свист или писк летучих мышей. Может быть, за эти странные писки и был принят их необычный язык свиста, если на нем подавали друг другу сигналы маленькие темнокожие жители «пустынных горизонтов». Тем более, что именно в саваннах Нигера, на южной окраине Великой Пустыни, у гурунси-нанкансе и бваба до наших дней сохраняется древний язык свиста, о котором сообщал в Париж французский губернатор и который наблюдал в наши дни миссионер Жюль Гено.

Не следует думать, что низкорослое население Северной Африки — эти «пещерные эфиопы» и «троглодиты» — исчезло еще в «Геродотово время». Оно сохранялось в отдельных районах Магриба чуть ли не тысячу лет спустя. В арабских сказках «Тысячи и одной ночи» рассказывается об одной экспедиции в Северную Африку за сосудами, опечатанными магической «печатью Соломона», в которых будто бы были заключены непокорные джинны — образ, подсказанный античными амфорами, которые можно было в изобилии встретить в развалинах финикийских, карфагенских, греческих и римских городов-колоний на побережье Северной Африки (до сих пор амфоры здесь выбрасывает на берег бушующее море).

Во время своего похода арабские путешественники, «охотники за «сосудами Соломона», встретили где-то в горах Атласа одно древнее племя, «спасшееся от всемирного потопа» и в страхе поселившееся в горах. Правитель маленьких чернокожих негров-горцев, одетых в шкуры животных и разговаривающих на «неведомом языке», объяснил через проводников удивленным путешественникам, что его народ, несмотря на свой карликовый рост, не относится к джиннам, но происходит от праотца Адама по линии Хама. Специалисты-мифологи считают, что арабские странники побывали в районах Сирта в ливийской пустыне или же в горах Атласа, населенных сейчас берберами Лувата, истинными троглодитами, до сих пор живущими в пещерных жилищах. Кстати, в Тунисе и Ливии можно еще встретить, как дань древней традиции, земляные подземные жилища, хорошо спасающие жителей от жаркого солнца…

Анри Лот, исследовавший фрески Тассили, назвал рогатые изображения «бушменов» стилем «круглоголовых» или «стилем бесенят», полагая его одним из самых древнейших в Сахаре, сложившемся в раннем неолите, где-то около 8-10 тысяч лет назад. А на более поздних фресках были встречены и знаменитые «колесницы гарамантов», охотившихся на убегающих «пещерных эфиопов» или «троглодитов», как их часто называли античные авторы. Колесницы эти изображены в известном историкам и искусствоведам стиле «летящего галопа», свойственном, по их мнению, лишь искусству критомикенского времени. Исследователи связывают появление этого стиля (вместе с колесничьими!) с походами так называемых «народов моря» против Древнего Египта. Высадившись в Киренаике, на севере Африки, «народы моря», возглавляемые ливийскими «князьями», напали на Египет, но, потерпев поражение, отошли в глубь Ливии. Часть из них вернулась назад, часть же смешалась с местными ливийцами и впоследствии составила племена гарамантов, которых и застал Геродот.

«Можно предположить, — пишет Анри Лот, — что после неудачных походов против Египта воинственные племена критского происхождения (они, возможно, пришли из гораздо более дальних мест, быть может, с севера Европы, потому что египтяне изображали их с синими глазами, характерными для народов севера) двинулись по направлению к Сахаре, где впоследствии ассимилировались среди своих ливийских союзников». Интересно, что в составе самих ливийцев встречались племена различного происхождения и антропологического типа, в том числе и светлопигментированные. Кстати, пишет Лот, до сих пор среди туарегов Сахары нет-нет, да и мелькнет вдруг необычный тип голубоглазого и рыжеволосого «северянина» — потомка рыжих «темеху» египетских надписей, которыми они именовали светловолосых ливийцев, владельцев быстроходных колесниц, позволивших им освоить сахарские прерии и выйти к берегам Атлантического океана. Отсюда уже «рукой подать» и к Канарским островам…

Вряд ли все эти факты не образуют какой-то законченной логической системы — по крайней мере, в порядке предположения. Слишком здесь много случайных совпадений, от которых можно протянуть воображаемую, но вполне возможную связь к малорослому населению Канарских островов — самым древнейшим их жителям, возможно принесшим на острова загадочный язык свиста. Думается, что «авторство» в его изобретении в районах Западного Средиземноморья принадлежит именно им. От них язык свиста мог поэтапно, со временем, перейти и к тем, кто жил рядом с ними, прибывал позже них на острова и смешивался с ними. Подобное произошло и тысячелетия спустя с их преемниками, гуанчами, о которых сказал Лоуренс Грин, что они «исчезли с лица земли, а с ними и их язык. Но они успели научить испанских завоевателей свистеть. Принципы, положенные в основу языка свиста у гуанчи, были использованы в испанском варианте, и островитяне продолжали «вести беседы» над грохочущими стремнинами…»

ТАЙНА КАНАРСКИХ ОСТРОВОВ (СРЕДНИЕ ВЕКА)

Тайна Канарских островов (средние века)

Река времени! Почти на тысячу лет, занятая своими внутренними делами, забыла средневековая Европа о давней мечте — найти в Западном океане «землю обетованную», сказочные острова Блаженных, далекое местообиталище «праведных душ», о котором столько писали античные авторы, В лихорадке крестовых походов, перенеся эту землю с Запада на Восток, она очень поздно, уставшая и разочарованная, отдавшая берберам и арабам почти весь Пиренейский полуостров и проигравшая битвы за «гроб господень», обернула свои взоры в сторону Атлантики, А тем временем примитивные пуртуланы, описания берегов — наследники античных периплов, — и карты средневековых мореходов пестрели самыми фантастическими названиями островов Моря Тьмы, имя которого они на время заимствовали у арабских синдбадов. Правда, синдбады не отличались особой смелостью в атлантических предприятиях, отлично зная лишь моря Индийского океана — вплоть до Индонезии и Китая. Атлантика оставалась для арабов чужим, далеким миром, «маре инкогнитум», как бы сказали в средние века. И тому были свои, быть может, оправдывающие причины. Скажем, арабы лучше, чем средневековые европейцы, знали античных авторов и несли «груз» античной традиции в своих представлениях о далеком «западном море». Античная традиция, как известно, все далекое, чужое и чудовищное помещала в «стране тьмы», на западе, где садилось солнце и находилось «царство мертвых». «Там опирается на воды свод небес и зарождается Мрак и Ужас. Нет возврата тому, кто рискнет заплыть в эти воды, как нет возврата мертвым из царства теней», — говорили древние греки. По их представлениям, Запад был естественным «концом света», куда могли ходить лишь отчаянные герои — Геракл, Ясон, Одиссей. И то, каких трудов стоили им свершенные подвиги!

Сколько небылиц и ужасающих рассказов — о «застывшем» западном море, в котором невозможно плыть кораблю из-за покрывающей его окаменевшей грязи или огромных плавающих водорослевых полей и островов, засасывающих корабли, — вывезли галеры воображения из античного времени прямехонько в средние века. Запущенные со стапелей еще предприимчивыми финикийцами и карфагенянами, чтобы отпугивать с морских трасс 'начинающих салаг-мореходов, они несли заряд впечатляющей информации через «темные столетья» раннего средневековья. Арабские синдбады, люди суеверные и впечатлительные, с детской непосредственностью верившие в древние «сказки», панически боялись таинственных вод Атлантики с ее «магнитными островами» и Медным Всадником, и свой страх передали итальянцам и испанцам, португальцам и нормандцам.

Первыми, кто из европейцев ступил на землю Счастливых островов — и это достоверно известно! — были итальянцы, сыны свободной Республики Генуи. «Туда (к Счастливым островам), по преданию отцов, — будто бы писал знаменитый Петрарка, — пристал вооруженный флот генуэзцев». Произошло это в 1312 году. Затем, когда об островах вновь узнали в Европе, в 1341 году на деньги португальской короны была снаряжена новая морская экспедиция в составе генуэзских и испанских моряков, знавших уже дорогу на «пурпурный запад».

Разумеется, генуэзцы и испанцы, в который раз открывшие Канарские острова, не нашли на них и следа от маленьких веселых чернокожих «бесенят» — память о них в то время хранили еще не открытые фрески Тассили. Наоборот, на Канарах обитал рослый, белокурый и голубоглазый народ — загадочные гуанчи, успевшие исчезнуть в огне завоевания прежде, чем ученые выяснили тайну их происхождения. К сожалению, как это не раз случалось в истории, они разделили печальную участь тех, кого уничтожили не боявшиеся ни бога, ни черта европейские конкистадоры, — она и яганов Огненной Земли, жителей Тасмании и многих других, не названных здесь народов…

Что еще стало известно в Европе о гуанчах, кроме того, что они были «дикарями», одетыми в шкуры коз и собак, которых они употребляли в пищу, и что у них существовало земледелие?

…Островитяне к моменту прихода французских (нормандских) и испанских завоевателей, оснащенных огнестрельным оружием, жили в прямом смысле слова в каменном веке. Топоры и наконечники копий они делали из «вулканического стекла», обсидиана, который добывался на склонах гор. Им совсем не были известны металлические орудия, и это произвело большое впечатление на европейцев — белые люди, живущие в каменном веке… Кроме того, гуанчи были отличными пращниками, и праща заменяла им лук со стрелами. Под влиянием пришельцев гуанчи из древесины «драконова дерева» начали делать щиты. Гончарного круга гуанчи, видимо, не знали, так как изготовляли посуду способом ручной лепки. Шила и иглы они вытачивали из козьих костей. Встречались у них и деревянные миски и ложки, известные в Европе еще со времен палеолита. Кости животных шли на изготовление наконечников для копий, гарпунов и рыболовных крючков. Поскольку у островитян не было лодок (правда, небольшие проливы между островами они преодолевали вплавь или же на бревнах), они ловили рыбу с берега на крючок. Иногда они устраивали загонную ловлю рыбы, вплавь направляя ее в расставленные в заливах сети. По ночам они лучили рыбу, слепя ее факелами, пропитанными тюленьим жиром, и нанизывая на гарпуны. В небольших изолированных заливчиках рыбу травили белым ядовитым соком кактуса-эвфорбии.

Одной из загадочных особенностей гуанчей было, при неолитическом в целом облике культуры, умение мумифицировать трупы умерших, что, как известно, свойственно лишь высокоразвитым народам, таким, как древние египтяне или инки Южной Америки. Делали это гуанчи с помощью сока знаменитого «драконова дерева», за которым некогда охотились финикийцы, карфагеняне и ливийцы, а в средние века — испанцы и итальянцы. Сами гуанчи обожествляли «драконово дерево», и если оно погибало от старости, это, по их мнению, предвещало несчастье. Золотые волосы, пишет Лоуренс Грин, которыми славились в средние века венецианские красавицы, обязаны своим происхождением специальной краске, главным ингридиентом которой была «кровь дракона» — знаменитый кроваво-красный сок прославленного дерева. Кроме того, европейские лекари высоко ценили этот состав за его антисептические свойства и брали большие деньги за лекарства, приготовленные на его основе (например, сок дерева смешивали с виноградным спиртом и применяли полученную смесь при лечении желудка или накожных язв).

Здесь мы предоставим слово тому человеку, который сам бывал на Канарах и собрал много сведений о гуанчах, их образе жизни, обычаях и верованиях. Рассказывает уже знакомый нам Лоуренс Грин: «Ученые считают, что гуанчи колонизовали эти острова уже давно. Это были высокие блондины с белой кожей, а женщины их отличались очень красивой фигурой; волосы у них, как и у мужчин, были светлыми, рыжими или каштановыми, и они сохранили этот цвет волос в течение веков. Попадая сюда впервые, путешественники ожидали встретиться с африканским типом, а находили европеоидный. И не только цветом кожи, но и характером гуанчи напоминали европейцев. Заселены были все острова. Несмотря на некоторые отличия между жителями отдельных островов, все они были похожи между собой и говорили на диалектах одного языка. Правильнее всего было бы предположить, что гуанчи пришли на острова со стороны моря. Но каким образом? Ведь у них не было лодок. И в самом деле, они настолько не смыслили в мореходстве, что приходили в ужас от одной мысли пройти под парусом или на веслах от одного острова к другому…»

Гуанчи хорошо плавали, как сообщали о них испанцы в XV веке, настолько хорошо, что легко преодолевали девять миль, отделявших Лансароте от небольшого пустынного островка Грасьоса. И все равно это никак не объясняет проблемы, потому что самые близкие к Африканскому материку острова Фуэртевентура и Лансароте все же отстоят от него на шестьдесят миль. Каким же образом гуанчи попали на Канары: по некогда существовавшему сухопутному мосту, как предполагают одни исследователи (но этот мост, по мнению геологов, исчез еще в то время, когда человека не было на планете). А может быть, в забвении мореходных навыков лежат какие-либо иные причины?

Как считал один из историков географии, К. Саппер, «древнейшие жители Канарских островов, несомненно, приплыли на кораблях с Африканского материка. Но так как побережье не благоприятствовало судоходству, а территория островов удовлетворяла все потребности жителей, то они, не испытывая крайней необходимости во внешних сношениях, забыли мореходное искусство». Однако можно предположить, соглашаясь с мнением этого исследователя, что на исчезновение мореходного искусства у гуанчей, в среду которых добавились финикийско-карфагенские переселенцы, повлияли события эпохи «гражданских смут» в Карфагене, когда было принято решение ликвидировать далекую заморскую колонию и уничтожить ее жителей-колонистов. Тогда в самом акте запрета мореходства среди жителей Канарских островов и в его действительном тысячелетнем забвении лежат вполне понятные причины — отказ от связей с предавшей колонистов родиной и стремление обезопасить себя от возможных вторжений с моря. Впрочем, в XIV–XV веках это не помогло гуанчам «затаиться» и даже избежать жестокой резни, когда большая часть жителей Канарских островов была истреблена и пока они совсем не исчезли с лица земли. Последние гуанчи еще оставались на островах в XVII веке, правда, они уже не пользовались родным языком, полностью перейдя на испанский…

Но предоставим вновь слово Лоуренсу Грину. Он пишет, что все сходились на том, что гуанчи «были замечательными людьми, хотя и с несколько странными обычаями. У гуанчи выделялись: знать, воины и крестьяне. Они рассказывали завоевателям, что бог создал людей из земли и воды, мужчин и женщин поровну, и дал им для поддержания жизни стада овец. После этого было сделано еще несколько мужчин, но овец они не получили. Бог сказал им:

— Служите тем и другим, и они прокормят вас.

Благородные люди не могли сочетаться браком с людьми низкого происхождения, и, если не было никого, на ком знатный мог бы жениться, не осквернив чистоту своего рода, братья женились на сестрах. В некоторых хрониках говорится, что представители знати были белокожими, а крестьяне — темнокожими».

Случайно, эти «темнокожие» не были ли остатком более древнего, чем гуанчи, населения Канарских островов, чьи следы смутно проступают при археологических раскопках (о местных «пигмеях» писал, как мы уже говорили, французский исследователь Р. Верно)? Действительно, если вчитаться в воспоминания очевидцев, можно заметить, что не все гуанчи были «белыми богами». Возможно, что на островах сохранялось какое-то местное низкорослое и темнокожее население, родственное «пещерным эфиопам» Западной и Северной Африки, а возможно, на островах случайно или намеренно оставались и смешивались с гуанчами и представители других антропологических типов и культур — начиная от крито-микенских мореходов и кончая берберами и арабами. А об основании на островах поселений и пурпурокрасилен карфагенян и ливийцев мы находим прямые указания в источниках…

Испанцы и французы Бетанкура, принимавшие участие в завоевании островов, которое длилось чуть ли не сто лет, считали гуанчей прямо-таки гигантами, и те действительно были на голову, а то и на две выше низкорослых жителей Пиренейского полуострова. Надо полагать, завоевателям крепко досталось от гуанчей, даже вооруженных всего лишь каменным и деревянным оружием. Гран-Канария, или Большой Канарский остров, пишет Грин, на самом деле вполовину меньше самого большого острова Тенерифе, но он получил название «Великого» потому, что здесь гуанчи сопротивлялись испанской интервенции более яростно, чем жители других островов. Хроники завоевателей рассказывали об островитянах, что они в беге быстрее лошадей и способны перепрыгивать довольно глубокие ущелья. Даже женщины у гуанчей были смелыми и сильными воинами и сбросили немало солдат в пропасти со скал…

Яркие и запоминающиеся описания жестокой борьбы островитян за свою свободу до сих пор потрясают читающего хроники первых конкистадоров Атлантики. Гуанчи всегда сражались до последнего воина, а если они и сдавались, то только ради спасения жизни женщин и детей. Посудите сами, насколько ожесточенной была их борьба, если за восемьдесят лет этой войны на истребление на «Великом» острове армия гуанчей уменьшилась с 14 тысяч до 600 человек. В своей последней битве большинство воинов бросились в пропасть, окруженные превосходящими силами противника, оставив врагу всего лишь полторы тысячи женщин, стариков и детей. А в горах Тенерифе партизанская война гуанчей длилась до конца 1495 года, и они сражались бы и дольше, если бы их армию не постигла эпидемия чумы, занесенной испанцами на острова. Действительно, если бы издавалась серия книг «Жизнь замечательных народов», гуанчам по праву принадлежало бы одно из первых мест, как одному из самых свободолюбивых и мужественных народов мира, достойно встретивших натиск европейских колонизаторов и погибших в неравной борьбе за свободу…

«С тех пор гуанчи, — пишет Л. Грин, — фактически прекратили свое существование: одни были убиты в боях, другие угнаны в рабство. Завоеватели овладели их женщинами и ограбили. Так исчезла с лица земли, унеся загадку своего возникновения, неолитическая раса, которая в течение почти ста лет смогла оказывать достойное сопротивление вооруженным огнестрельным оружием захватчикам».

Что думают ученые о родословной гуанчей? Вот некоторые из теорий их происхождения, а этих теорий, следует заметить, очень много — даже абсолютно фантастических, никакого отношения не имеющих к подлинной науке. Известно, что чистый антропологический тип гуанчи исчез еще в XVI веке, но его черты до сих пор проявляются на островах у потомков смешанных браков. Лоуренс Грин пишет: «…на улицах Тенерифе мои друзья показывали самых настоящих блондинок, мелькавших среди жгучих брюнеток. Да и вообще, в различных уголках острова люди, которые знали, что гуанчи меня интересуют, часто внезапно останавливали мое внимание:

— Посмотри, настоящий гуанчи!

И всегда это был человек со светлыми волосами и голубыми глазами, совершенно отличный от канарцев испанского происхождения».

Как известно, при определении антропологического или расового типа большую роль играют измерения черепа. Уже упоминаемый нами профессор Верно в свое время изучил огромное количество черепов гуанчи, найденных в их горных захоронениях. Его вывод потряс ученых: гуанчи следует отнести к самой древнейшей расе Европы, ибо их можно считать на основании антропометрических данных прямыми остатками кроманьонского человека, пришедшего на смену неандертальцам. Измерения черепов кроманьонцев и гуанчей обнаруживают так много общих черт, что можно говорить об их прямом родстве (кроме того, кремневые и деревянные орудия островитян, как обнаруженные в пещерах, где они некогда жили, так и те, что остались от XV века, почти идентичны кроманьонским). Выходит, по его мнению, что гуанчи — древний реликт далеких исторических эпох, ведь кроманьонцы, люди каменного века, появились в Европе в ледниковом периоде, придя на смену регрессирующим неандертальцам, последние группы которых со временем вымерли или были уничтожены кроманьонцами — этими первыми «акселератами» в истории, нашими с вами предками.

По мнению Верно, в период наступления неолита и новых неолитических племен с новой каменной индустрией и культурой полуземледельческого типа, когда в Европе началось передвижение населения, кроманьонцы были оттеснены на юг; некоторое время они жили на территории Испании, затем продвинулись в Северную Африку, а потом мигрировали на Канарские острова, где, как реликт, сохранились в условиях островной изоляции. Правда, в его слишком «смелой» гипотезе есть много «но».

Действительно, исчезновение кроманьонского человека, чистого «хомо сапиенса», пришедшего на смену «еще нечеловеку» неандертальцу, само по себе загадка, которую объясняют тем, что тип этот не сохранился не потому, что кроманьонцы были кем-то уничтожены или вымерли, а потому, что он со временем, в результате переселений и смещений, эволюционировал в современный тип человека. То есть мы — суть потомки того самого кроманьонца и некоторые из нас в разных странах мира в большей или меньшей степени хранят его отдельные «первозданные черты» (в строении черепа, скелета и т. п.).

Например, совсем недавно в одном французском антропологическом журнале была опубликована сенсационная статья о том, что самый древний кроманьонский тип человека, наибольший комплекс его черт, в Европе сохранили потомки древних иберов — современные баски, считающиеся остатком франкокантабрийской ветви населения верхнего палеолита. (Как давно уже было известно исследователям, баски отличаются от европейцев не только своим языком, не находящим аналогий ни с одним из европейских языков, но и своим антропологическим типом, отличным от типа среднего европейца. То же самое относится, как недавно показали исследования французских антропологов Ж. Бернара и Ж. Руффи (Академия медицины), и к их крови. Оба ученых доказывают это на основе составленной ими в результате многолетней работы «Карты крови» народов Западной Европы, на которой особенно выделяются районы, населенные басками (Испания и Франция). В отличие от других районов Европы здесь, например, преобладает нулевая группа крови и отрицательный резус-фактор, в то время как группа крови «Б» практически вообще не встречается. По мнению французских антропологов, это, вне всякого сомнения, означает что баски образуют замкнутую национальную группу, имеющих незначительное (или вообще никакое!) отношение к проживающим вокруг группам европейского населения. Кроме того, антропологический тип басков сравниваемый по известным признакам с кроманьонцами (их черепа и скелеты известны ученым), заставляет Бернара и Руффи причислять басков к типу «весьма похожего на кроманьонца человека».). К этому населению, помимо басков Пиренейского полуострова, частично относятся североафриканские берберы, потомки античных ливийцев (языки басков и берберов имеют, видимо, общие корни и происхождение).

Кстати, горцы Беарна, где был открыт европейский эквивалент «сильбо Гомера», всегда вызывали живой интерес у этнографов, например, своими похоронными обрядами (как известно, самыми консервативными и долго сохраняющимися среди остальных этнографических явлений у разных народов мира), своими музыкальными инструментами, песнями и танцами, нигде больше в Европе не находящими аналогий, разве что у басков Испании. Еще в средние века в Беарне, как и в соседней Наварре и французской Гаскони, проживали родственные баскам племена, живой реликт «допотопного» и некогда обширного иберийского мира. До сих пор беарнский диалект близок гасконскому, ветке старого «языка Ок», на котором говорил знаменитый гасконец, герой Александра Дюма, мушкетер д'Артаньян, а несколько раньше Генрих IV — тот самый король Наварры и Франции, которому «Париж стоил обедни» и Варфоломеевской ночи…

В теории Верно смущает то, что он приписал кроманьонцам, по его мнению, прямым предкам гуанчей, высокое мореходное искусство, позволившее им переселиться на Канарские острова. Но в «кроманьонское время», когда еще не было скотоводства и земледелия, челны делались самой примитивной конструкции, будучи приспособленными лишь к плаванию в небольших реках и водоемах. На долбленых челнах-колодах и плотах нельзя было покинуть материк и вместе со скотом, которого еще не было, приплыть на Канарские острова. Как мы видели из предшествующего материала, освоение широких океанских просторов было по плечу лишь развитой морской цивилизации — таким морским державам как критяне, «народы моря», финикийцы, карфагеняне, греки. И не случайно европейцы, потомки кроманьонцев, лишь в XIV веке открыли Канарские острова. Это основное возражение против концепции Верно о родстве кроманьонцев и гуанчей, вернее, о прямом их родстве друг с другом…

Действительно, более поздние исследования не подтвердили гипотезу Верно, хотя некоторые из последующих теорий происхождения гуанчей тоже не отличались особой правдоподобностью. Например, некоторые исследователи считают гуанчей выходцами из Европы, занесенными на острова лишь в III в. до н. э. мощным потоком северян, докатившимся тогда до берегов Африки. Другие видят в них потомков готов, вандалов или иных северных германских племен, заброшенных на Канары в известное время великого переселения народов в начале средневековья. Третьи предполагают, что древними поселенцами могли быть ассирийцы или евреи, а автор одной «оригинальной» теории вообще считает, что древние египтяне пришли в Африку прямо с… Канарских островов (будто бы этим объясняется древнеегипетский обычай мумификации, так похожий на бальзамирование трупов у гуанчей). Но авторы этих гипотез забывают, что все вышеназванные народы стояли по уровню своего развития намного выше гуанчей и не ясно, почему тогда на островах они «деградировали» и забыли мореходное искусство… Кроме того, каменные орудия и другие находки, обнаруженные в Канарских пещерах, показывают, что острова были заселены много тысячелетий назад, и эти орудия обнаруживают известное сходство с орудиями гуанчей…

Странно, но мало кто из исследователей обратил внимание на сообщение древнеегипетских текстов о том, что в 2470–2270 гг. до н. э. (в Европе в это время III–II тысячелетия до н. э. появились индоевропейцы) в Северную Африку вдруг откуда-то пришли племена голубоглазых и светловолосых, почти рыжих, ливийцев-темеху. Далее, египтяне изображали критян и других представителей известных «народов моря» — отличных мореходов и отчаянных морских пиратов, начиная где-то с 1230–1200 гг. до н. э, — с синими глазами, в рогатых шлемах викингов» на головах (такие шлемы известны по находкам в Испании, на Корсике и Сардинии; мужские божества в «рогатых шлемах» найдены в Финикии, на Крите и Кипре). Что, как писал Анри Лот, говорит о их «северном происхождении»… (При использовании подобных свидетельств, считают антропологи, всегда следует иметь в виду, что все без исключения древние авторы были плохими антропологами и единственным масштабом для оценки внешнего облика народов, о которых они писали, был физический тип собственного народа. И египтяне, и греки, и римляне — темнопигментированные группы, поэтому даже небольшую тенденцию к депигментации (посветлению) они могли преувеличивать и специально подчеркивать, что лишает их «антропологические сообщения» необходимой убедительности. Все это следует учитывать нам, когда речь идет или будет идти о светловолосом и голубоглазом населении отдельных районов Средиземноморья, сведения о котором мы находим в древних источниках, начиная с египетских текстов…).

Кроме того, сами финикийцы и их потомки-карфагеняне были народами смешанного происхождения, сложившимися (первые), по словам немецкого исследователя Г. Герма, автора книги «Финикия — пурпурное государство», в результате вторжений кочевых индоевропейских племен, начиная с гиксосов и филистимлян, на Ближний Восток и смешения их с местными семито-хамитскими племенами. Более того, пишут другие авторы (Д. Барамки, С. Москати), именно легендарные «народы моря» египетских хроник и «создали из прибрежной полоски Ливана собственно Финикию» (согласно формуле С. Москати, «ханаанейцы плюс народы моря равно финикийцы»). Не удивительно, что среди финикийцев и их потомков-карфагенян, смешавшихся еще к тому же с голубоглазыми и светловолосыми ливийцами, был высок процент «блондинов». А потому вполне возможно, что рослые и белокурые гуанчи были потомками любого из вышеназванных народов, в том числе карфагенян и ливийцев, когда-то селившихся на Канарских островах.

Не следует забывать и еще об одной возможности (чисто антропологического характера) объяснения «светловолосости» и «голубоглазости» гуанчей. Антропологи заметили странную особенность — у изолированных долгое время групп (или популяций, как они их называют) часто наблюдается автоматическое увеличение числа индивидуумов со светлыми волосами и глазами, то есть, по их словам, происходит так называемая «изогаметация», или «выщепление рецессивных форм» — в результате чего появляются светлые волосы и голубые глаза. Примерами антропологи называют изолированные группы некогда темнопигментированного населения, ставшие в результате изоляции «голубоглазыми блондинами» (например, нуристанцы Ирана, некоторые из народов Кавказа, лесные ненцы Западной Сибири и др.).

Кажется, первым, кто обратил внимание на это явление, был известный советский биолог Н. И. Вавилов — во время своих путешествий в поисках «прародин» многих культурных растений Старого Света. Так, у кафиров Кафирнистана (Афганистан) он отметил это странное явление депигментации — «посветления», чего, по всем другим показателям, вроде бы не должно было бы быть. Вавилов связал это с замкнутым и долгое время изолированным образом жизни горцев Афганистана, с действием близкородственных браков (то есть с «ограничением круга брачных связей» в условиях долгой изоляции от соседнего населения). Сегодня подобное же явление депигментации открыто исследователями и у других замкнутых, изолированных групп нашей планеты: в горном Кашмире — у буришков-вершиков (Хунза, Гилгит), риффов-берберов Атласских гор (Марокко), горных таджиков Памира, крымских татар и др.

Думается, что гуанчи, как раз и относящиеся к одной из таких долгое время изолированных групп (жители некоторых из Канарских островов вообще считали себя единственными на земле людьми, ничего не зная об остальном мире), могли стать «блондинами поневоле» в результате действия процессов «изогаметации». Поэтому нет нужды делать их «изначальными» «голубоглазыми кроманьонцами», так как никто еще не доказал, что кроманьонцы были «блондинами» — ведь по черепам нельзя установить цвет волос…

Наоборот, антропологические материалы по тем народам, которые более всего сохранили «первозданные черты» наших далеких палеолитических предков (баски, представители балкано-кавказской локальной рассовой общности — черногорцы, албанцы высокогорных районов, некоторые народы Кавказа), говорят об обратном: верхнепалеолитическое кроманьонское население Европы — в частности, средиземноморцы, эта древнейшая формация европеоидной расы вообще, — было темнопигментированным. А депигментация или «посветление» населения впервые произошло на севере Европы, причем это случилось, как считают антропологи, уже в мезолите (среднекаменном веке), или даже в неолите. Поэтому гуанчи могли, оставаясь все еще носителями древнего кроманьоидного типа (по черепам), со временем из темнопигментированных превратиться в светло-пигментированных «блондинов с голубыми глазами». Они же с глубокой древности, невесть как попав на Канарские острова, жили практически в полном отрыве от остального мира, став «изолированной популяцией» Канарских островов.

Когда Л. Грин, живо интересовавшийся любой информацией о загадочных гуанчах, или гуанчи, как пишет он, обратился в Лас-Пальмасе к одному из авторитетных специалистов по истории островов, Пересу Нараньо, тот ответил ему: «В шестнадцатом веке один догадливый итальянец зарисовал гуанчи. Рисунки эти можно увидеть в музее. Между кроманьонцами и гуанчи вроде бы есть некоторое сходство, но доказать это невозможно. Я надеюсь, что когда-нибудь, в результате новых находок, мы узнаем больше о языке гуанчи и тогда многое поймем. В настоящее же время, если составить список неразгаданных тайн мира, то загадка гуанчи, видимо, окажется в нем на первом месте…» (Что касается языка гуанчей, то в последнее время лингвисты установили: их язык не находится в родстве с диалектами берберов, ни с одним из берберских наречий, которых насчитывается более трехсот. И вообще среди сегодняшних известных языков мира лингвистам не удалось найти «родственников» языка гуанчей. Может быть, сказывается определенный недостаток материалов по этому исчезнувшему языку, а может, его древние «родственники» давно уже исчезли с лица планеты, не оставив никакого «потомства»…).

Какие еще материалы говорят в пользу североафриканского происхождения гуанчей? В первую очередь — загадочное и древнее искусство мумификации трупов, которое к приходу завоевателей на острова сохранялось у гуанчей (кроме них в то время этим искусством владели лишь народы Нового Света — особенно инки и чибча-муиски). Лоуренс Грин в своей книге много места уделяет мумиям у гуанчей, в частности, он пишет: «Мумии гуанчи, видимо, свидетельствуют также о каких-то их связях с Древним Египтом. Своих покойников мумифицировали три народа на земле: египтяне, инки из Перу и гуанчи. Невозможно представить себе, чтобы инки или какой-нибудь иной из народов Южной Америки смог на примитивных судах, преодолев пассат, пересечь Атлантику и колонизовать Канарские острова. Значит, это сделали египтяне.

Техника бальзамирования у египтян и гуанчей имеет много общего… О сходстве говорит и захоронение мумий в пирамидальных могильниках». Но, как известно, египтяне не были голубоглазыми и светловолосыми и всегда в своих рисунках отмечали эти особенности у соседних народов (например, у ливийцев). А всякий, кто бывал в музее Лас-Пальмаса, который скорее напоминает морг — «легионы туристов приходят сюда поглазеть на светловолосых гуанчи, а выходят ошарашенные и потрясенные», — не может не отметить желтые, золотистые, рыжие, темно-каштановые волосы мумий, но никогда не черные, как у испанцев. Все это полностью соответствует тому, что говорили об островитянах первые французские и испанские хронисты, свидетели завоевания островов. По их мнению, блондины-гуанчи больше походили на белокурых шведов, чем на обитателей столь южных широт, живших в окружении темнопиг-ментированных народов и по соседству с темнокожими африканцами. Выходит, что египтяне не могли быть предками гуанчей и не могли завезти на острова свое искусство мумификации мертвых, если только не предположить, что они, попав на острова, каким-то образом «посветлели» и «одичали»…

Другое дело, если за гуанчами признать североафриканское происхождение, тогда бы это объяснило искусство бальзамирования. Согласно Плинию Старшему, где-то еще в его время в лесах за Атласом жило племя берберского происхождения, известное под именем «канарии» — еще один слабый намек, который, как пишут исследователи, может послужить ключом к разгадке тайны. Далее, в «карманном словарике» языка гуанчей, составленном французскими монахами, сохранилось название одного из Канарских островов на языке гуанчей — остров Марзаган. Но Марзаган встречается и близ Агадира в Северной Африке и это название берберского происхождения. Впрочем, как и название побережья Рифа, напоминающее о Тенерифе…

Все это дает повод объединять гуанчей с древнеливийским населением севера Африканского континента и юга Пиренеев, но не со «жгучими брюнетами», как пишет Грин, которые сейчас населяют север Африки, а с теми «блондинами», которые некогда обитали в Южной Европе и Северной Африке и которых в давно прошедшие времена египтяне называли «рыжими ливийцами». Последние всегда находились под сильным влиянием Древнего Египта и даже завоевывали его — оттуда, видимо, они заимствовали свое «ливийское» искусство мумификации и бальзамирования умерших, умение возводить пирамидальные могильнички типа египетских пирамид и даже богов долины Нила. Более того, археологические раскопки в Мерса Матрухе говорят о еще более древнем сходстве культур додинастического Египта и ливийских племен. Даже заселение долины Нила, по мнению Анри Лота, исследовавшего фрески Тассили и культуру их создателей, происходило из районов центральной Сахары, некогда бывшей цветущим садом и родиной, может быть, как иберо-ливийцев, так и египтян…

Плиний Старший писал о каком-то берберском племени «канариев», живших в лесах за Атласскими горами, то есть на противолежащем от Канарских островов побережье Северо-Западной Африки. Лоуренс Грин в своей книге приводит любопытный отрывок, в котором он пытается дать объяснение названия острова Гомера (оно никакого отношения не имеет к знаменитому Гомеру, автору бессмертных «Илиады» и «Одиссеи»). Он пишет: «Гомера — странное название, и никто не знает точно, откуда оно произошло. Известно, однако, что в горах Сахары, откуда, возможно, пришли предки гуанчи, жило племя гумеро. Один ученый утверждал, что народ там знал язык свиста. Может быть, это и так, хотя мне кажется, что замечательное искусство высвистывать слова зародилось в ущельях Гомеры…»

Еще одной теорией, связанной с Канарскими островами и «загадкой гуанчей», мы обязаны античному времени. Конечно же, речь идет о «тайне всех тайн», знаменитой в веках «проблеме Атлантиды» Платона — древнегреческого философа (учителя великого Аристотеля), жившего в 427–347 гг. до н. э. С этих далеких столетий начинается родословная одной из интереснейших, «полуфантастических» отраслей исторической науки, так называемой «атлантологии», и появление двух категорий исследователей — «атлантоманов» (людей, слепо верящих в существование Атлантиды) и «атлантофобов» (тех, кто напрочь отрицает существование «вымышленной» и «мифической» Атлантиды Платона — плода его философско-социологических теоретизирований в поисках «модели идеального государства», каким, по его мнению, и была Атлантида). Любопытно, что эти два течения зародились тогда же, в античное время: к первому относился, видимо, сам Платон, ссылавшийся на своего известного предка, «мудрейшего из семьи мудрых», афинянина Солона (640–559 гг. до н. э.); ко второму — ученик Платона, прославленный Аристотель, видимо что-то знавший о философской «кухне» своего учителя, поскольку он первый отрицал факт существования «вымышленной Атлантиды» Платона.

Это отступление от темы потребовалось нам для того, чтобы понять, как пишет Лоуренс Грин, «романтическую гипотезу», согласно которой пики Канарских островов — это все, что осталось от континента Атлантиды, а гуанчи будто бы некогда были… пастухами просвещенной расы атлантов «и им удалось пастись, потому что они находились со своими стадами в горах, когда вся остальная земля погрузилась в пучину океана». Лично сам автор «Островов, не тронутых временем», с сожалением замечает: «Пока же я должен опровергнуть теорию существования Атлантиды, хотя это и не доставляет мне удовольствия. В ней слишком много вымысла. Геологи доказали, что Канары — не часть погрузившегося в море континента, а вулканические пики третичного периода. Промеры между островами и Африканским побережьем обнаружили такие глубины, что даже если когда-либо и существовал «континентальный мост», то его смыло задолго до того, как на земле появились люди…»

Можно перечислить десятки отечественных и зарубежных ученых XIX–XX веков, которые связывали в один узел доказательства существования Атлантиды и предание Платона, и островные «остатки» исчезнувшего материка (или большого острова), и высокий рост белокожих и голубоглазых гуанчей-«атлантов», носителей кроманьонского расового типа, и мегалитические постройки гуанчей, и даже таинственный «язык свиста», которым будто бы владели атланты. Француз Г. Пуассон в 1945 году писал, что древнейшее население Западной Европы — кроманьонцы, обладавшие высоким ростом (более 190 см), — могло прийти в Европу только из Атлантиды и что воспоминания об этих высокорослых племенах сохранились в памяти народов как воспоминания о мифических великанах и гигантах. Не случайно, по его мнению, еще древние греки считали все мегалитические каменные постройки творением рук великанов-циклопов, исчезнувших после потопа, и как дань этой легендарной традиции историки и археологи до сих пор именуют подобные мегалитические сооружения «циклопическими»…

А еще раньше англичанин Л. Спенс даже рисовал картину многократных миграций атлантов в Новый и Старый Свет и связывал с этими волнами пришельцев-гигантов целый ряд археологических культур, сменявших друг друга на протяжении палеолита, мезолита и неолита. По его словам, первая такая миграция из Атлантиды произошла около 25–30 тысяч лет до н. э., когда в Европе, заселенной дикими неандертальцами, вдруг неожиданно объявились люди современного типа — кроманьонцы. Приблизительно около 14 тысяч лет до н. э. вторая волна атлантов принесла в Старый Свет высокую культуру ориньяка, затем случилось последнее «пришествие» атлантов в Европу, около 8 тысяч лет до н. э. (дата, близкая ко времени предполагаемой гибели Атлантиды), принесших сюда такую же высокую культуру азиль-тарденуаз (названия даны по стоянкам Франции, где были обнаружены эти археологические культуры).

По мнению «атлантоманов», подобные же переселения направлялись из Атлантиды в Америку, что находит свое объяснение в мифах американских индейцев о появлении с востока «белых богов» и героев, давших американским индейцам культуру, искусство, науку (например, «культурный герой» ряда центральноамериканских индейцев — Кетцалькоатль). Ссылаясь на антропологические исследования древних черепов североамериканских индейцев, Пуассен даже доказывал сходство долихоцефальных (длинноголовых) индейцев Северной Америки с кроманьонцами Западной Европы и гуанчами Канарских островов. Это дало возможность затем включить в систему доказательств и загадочный язык свиста индейцев Центральной Америки, гуанчей Канарских островов и жителей Северо-Западной Африки.

Действительно, языки свиста в таком контексте могли бы послужить одним из доказательств существования или Атлантиды, или оживленных морских контактов между Старым и Новым Светом, начиная еще, быть может, с каменного века, по крайней мере — с неолита (что категорически оспаривается трезво мыслящими историками культуры, археологами, историками географии). Это было бы так, если бы языки свиста обнаружили лишь по обе стороны от Атлантического океана, на его американских и европейских побережьях. Но… впрочем, к этому мы вернемся в следующей главе нашего повествования, а теперь от «полуфантастических» гипотез можно перейти и к прямо «фантастическим», мертвей хваткой вцепившихся в феномен гуанчей и их загадочного языка свиста…

Речь идет о еще более фантастических предположениях некоторых писателей-фантастов и сторонников так называемой «фантастической археологии и истории» по поводу происхождения гуанчей и языка свиста на Канарских островах. Например, француз Р. Шарру и швейцарец Э. Деникен, уже знакомый читателю по фильму «Воспоминание о будущем», (Более подробно читатель прочел о них в предыдущей «повести о криминальной археологии» — «По следам грабителей могил» (см. главы «Не продавай Атлантиду!» и «Заговор против истории»)высказали ничем не подтвержденное мнение о гуанчах, как одичавших потомках белокожих, белокурых и голубоглазых «пришельцев из космоса», прилетевших на нашу планету в незапамятные времена то ли с Венеры и Марса, то ли из другой звездной системы и галактики — по трассе… «Земля — Сириус». При этом они ссылаются на таинственный язык свиста, как своеобразное «эсперанто Вселенной», которым будто бы в совершенстве владели «пришельцы», и на некоторые таинственные и еще не объяснимые явления, связанные с Атлантикой и Канарскими островами.

Во-первых, считают они, эти острова всегда были «страной обетованной», Островами Блаженных, что «боги нередко дарили их своими посещениями». Причем свои доказательства они черпают в известной «библии атлантоманов», книге И. Донел-ли «Атлантида, допотопный мир», вышедшей в конце XIX века в Лондоне (последнее издание — 1949 г.). В свое время этот автор напрочь «пересмотрел» всю мировую историю под одним углом зрения — каким угодно способом доказать существование Атлантиды. Здесь, а не где-либо, по мнению Донелли, находился и греческий Олимп, и библейский «рай» и «земля обетованная» всех народов мира. Отсюда затем высокая культура атлантов распространилась по всему свету. А боги и «культурные герои» мировых религий и всевозможных преданий и мифов — это всего лишь обожествленные атланты, «культуртрегеры» планеты Земли. Все цивилизации древности — Двуречье, Египет, Индия, Мексика, Перу, — где были письменность, мегалиты, монументы, города, — это всего лишь колонии, основанные когда-то жителями Атлантиды, ее «глухие задворки», провинция истинного центра мировой цивилизации… «Пришельцеманы» лишь подновили Донелли, приписав все это не своим землянам, мифическим атлантам, а, согласно «духу времени» и «моде» космического века, — таким же мифическим «пришельцам из космоса».

Спекулируют сторонники «фантастической археологии» и на давней античной и более поздней средневековой традициях, связывая в единый клубок сенсаций «магическое прошлое» Атлантики (начиная с «гибели Атлантиды») и ее «космическое настоящее». Не случайно, пишут они, древние так боялись Атлантики, называя ее Морем Тьмы, и не случайно «загадка Бермудского Треугольника» родилась и существует именно в этом, а не в каком ином океане планеты. Правда, они забывают, что для древней средиземноморской цивилизации, на основе которой выросла европейская цивилизация, Атлантический океан был «своим», близким и пугающим, истинным Морем Тьмы. А будь на его месте Индийский или Тихий океаны, — история вновь бы повторилась, ибо от перемены мест слагаемых результат не меняется…

В вызывающем смех или недоумение грузе «атлантических сенсаций» определенное место отводится и Канарским островам и загадочным гуанчам с их еще более загадочным языком свиста, находящимися, естественно, чуть ли не в центре вод таинственной Атлантики. Стоит вспомнить и о другой «загадке» Канарских островов, на которую любят ссылаться сторонники «фантастической археологии», и попытаться ее объяснить, не прибегая к помощи «космической чертовщины», а исходя из обычных, «земных» представлений.

…Речь идет об одном, до сих пор неясном месте из дневников кормчего экспедиции, открывшей Канарские острова, — Никколозо да Рекко. Вот что рассказал тот после своего возвращения в Европу, как сообщает об этом знаменитый Бокаччо:

«На одном из открытых ими островов, — пишет с удивлением автор «Декамерона», — моряки обнаружили нечто столь поразительное, что они не высаживались на берег. Они говорят, что на этом острове есть гора, которая, по их рассчетам, возвышается на 30 миль, если не больше, и видна на очень большом расстоянии. На вершине горы виднелось что-то белое и это было похоже на крепость, а вся гора усеяна скалами. На вершине весьма остроконечной скалы установлена мачта такой же величины, как на корабле, а на ней рея с большим латинским парусом. Этот парус, надуваемый ветром, по форме напоминает обращенный вверх щит с гербом, и он быстро развертывается. Сама же мачта то медленно опускается, как на галерах, то выпрямляется, опять запрокидывается и вновь поднимается. Моряки объехали этот остров и со всех сторон видели, как повторялось это чудесное явление. Уверенные, что имеют дело с каким-то колдовством, они не отважились сойти на берег. Они увидели там еще многое другое, о чем не хотел рассказывать названный Никколозо…»

Трудно понять, что в действительности увидели и чего испугались бравые испанские и итальянские моряки на острове. Может быть, это было какое-то святилище гуанчей, поклоняющихся, как это известно у многих народов мира, огню и дыму действующих вулканов? Еще в VI в. до н. э. в этих же водах плавал карфагенский флот суфета Ганнона, направлявшийся к какой-то «Феон-Охема» («Колеснице Богов»- в ней видят тоже ракету «космических пришельцев») или «Феон-Ойкема» — «Местожительство богов», «Обитель богов» или «Гора богов». Историки географии считают Феон-Охему, или Феон-Ойкему, одним из действующих вулканов то ли на Канарских островах (Пик-де-Тейде, на острове Тенерифе — высота 3718 м), то ли на побережье Африки (например, вулкан Камерун — высота 4075 м). Вернее всего, это был последний, так как до сих пор жители Камеруна называют свой огнедышащий вулкан «Монго ма лоба», то есть «Гора богов» или «Пещера богов». Это вполне применимо ко многим действующим вулканам, в которых почти все первобытные племена видели и видят «обитель богов», а огнедышащий кратер часто именуют «пещерой богов».

Не случайно столь известные культы огнедышащих гор у местных народов, в основе которых лежали естественные природные явления, повлияли на возникновение бесчисленных мифов о высоких «огневых башнях», упоминаемых арабскими географами в связи с Канарскими островами, марокканским или испанским побережьями (ведь арабские мореходы, как известно из их хроник и преданий, не раз наблюдали извержения вулканов в здешних водах). Действительно, в 1922 году вулкан Камерун, дотоле считавшийся давно уже потухшим, со всей яростью мощных лавовых потоков доказал, что он является «подлинным «Монго ма лоба», истинной «Горой богов». Извержение его, как сообщали наблюдатели, очень походило на то, которое описал в своем известном «Перипле» карфагенянин Ганнон…

А может быть — и это вернее всего! — на вершине одной из самых высоких гор был установлен парус на мачте с судна какого-либо из безвестных мореходов, исчезнувших, как и многие другие, на заре эпохи великих географических открытий, в голубом одиночестве Атлантики. Ведь ее в то время не резал киль ни одного из судов Средиземноморья! Некоторые источники сохранили нам имена этих первых колумбов и первых робинзонов Атлантики, покинувших спасительные берега, отказавшихся от каботажных плаваний и отправившихся искать путей в далекую сказочную Индию. Но так и не вернувшихся в родные гавани на Средиземном море!

Так, где-то лет за пятьдесят до вторичного открытия Канарских островов генуэзцы, братья Вивальди, ушли на двух оснащенных галерах куда-то на запад, в Атлантику, и исчезли в ее просторах. До сих пор неизвестность окутывает экспедицию этих первых колумбов, рискнувших на свой страх и риск проложить путь в Индию, задолго до Васко да Гамы и Колумба. Единственным памятником этим отважным мореходам, без вести пропавшим в 1291 году, служат эти короткие эпитафии из средневековых хроник.

«В тот самый год Тедизио Дориа, Уголино Вивальди и его брат с некоторыми другими гражданами Генуи начали готовиться к путешествию, которое прежде никто другой не пытался предпринять. И они наилучшим образом снарядили две галеры… и в мае направили их в Сеуту, чтобы плыть через океан в индийские страны… Это удивляло не только очевидцев, но и тех, кто об этом слышал. После того как они обогнули мыс, называемый Годзора (совр. мыс Джуби. — Г. Б.), о них не слышали больше ничего достоверного. Да сохранит их Господь и приведет их на родину здоровыми и невредимыми».

Кто знает, не оказались ли братья Вивальди и их спутники Робинзонами на одном из Канарских островов и не водрузили ли мачту на вершине горы, чтобы сигнализировать о своем пребывании на острове? Хотя надежды, что их подберет какое-либо случайное судно, у моряков не было: ведь они первыми из европейцев покинули свою средиземноморскую колыбель и вышли в пустынную Атлантику. Не случайно же в 1312 году, во время повторного открытия восточной группы Канарских островов генуэзцем Лансароте Малочелло (сейчас его имя носит один из Канарских островов), небольшому скалистому островку, находящемуся севернее о. Лансароте, было присвоено имя судна, участвовавшего в экспедиции Вивальди, — галеры «Алегранса». Почему именно этого судна, а не другого? Может быть, именно на скалах о. Алегранса и нашли свою последнюю гавань суда экспедиции Вивальди, а Лансароте удалось найти их обломки и прочесть надпись погибшего судна? Дав это имя коварному острову, Лансароте таким образом, через двадцать лет, почтил память пропавших участников экспедиции Вивальди…

Конечно, странно звучит описание этого действующего «парусоподобного» устройства, может быть сознательно приводимого в движение потомками робинзонов (вполне возможно, спасенных гуанчами и оставшихся жить в их племени), или же самими островитянами, увидевшими в мачте с парусом, дотоле не известных им, какой-то определенный магический ритуал «пришельцев из-за моря» и слепо повторявших его. Ведь, сами гуанчи, невесть как попавшие на острова и прижившиеся на них, давно уже перестали заниматься мореплаванием и забыли о кораблях, лодках и парусах. Никакой «космической загадки», так напугавшей бывалых моряков экспедиции 1341 года, как считают сторонники «фантастической археологии», здесь нет и не могло быть…

Понятен нам и тот страх, который вызвало у моряков странное устройство. В свете тех легенд и представлений о Море Тьмы, пугающих, рассказов средневековых мореходов в кабачках и тавернах портовых городов о кознях дьявола в отношении «невинных христианских душ» и т. п., они психологически были готовы к чудесам и колдовству. И естественно, ожидая от островов и самих островитян всяческих «пакостей», они их получили в виде «действующего паруса и мачты», и, толком не разобравшись, в чем дело, но уверовав в чудо, поспешили покинуть остров. Видимо, это был о. Тенерифе — только там возвышалась такая огромная гора, высота которой с перепугу была так фантастически преувеличена: вместо 3,7 км- 30 миль!

Не антенна «космического корабля» и не локаторная установка «пришельцев», будто бы воздвигнутая на вершине самой высокой горы Канарского архипелага, были причиной замешательства испанских и итальянских моряков. Призрак Магнитной горы и зловещего Медного Всадника Атлантики все еще стоял в глазах средневековых мореходов, когда они увидели странную мачту с парусом. Этим, а ничем иным можно объяснить трусость моряков, абсолютно уверенных, что «имеют дело с каким-то колдовством». Не случайно, чтобы не прослыть лжецом, названный Никколозо, увидев «еще многое другое», — у страха глаза велики! — не хотел об этом ничего рассказывать…

Что касается загадочного языка свиста гуанчей Канарских островов, то ответ на этот вопрос тесно связан с вопросом о происхождении самих гуанчей, с их дельнейшим этногенезом. Не «пришельцы из космоса», якобы говорившие на свистовом «эсперанто Вселенной», а любые из вышеназванных народов, древняя история и этнография которых практически не известны, могли завезти на Канарские острова загадочный язык свиста:

низкорослые и темнокожие пигмеи-африканцы или «бушмены» Сахары и Северо-Западной Африки (тем более, что этот язык этнографически засвидетельствован на этом древнем континенте планеты — в Западной Африке, а в древности он мог быть гораздо шире распространен по всему побережью — тем более, что на его «робкие следы» указывали еще античные авторы);

загадочные гуанчи, выходцы из Северной Африки или Европы, чья родословная теряется в веках и будит фантазию и воображение ученых;

средиземноморские путешественники, случайно или намеренно оказавшиеся на Канарских островах и основавшие свои поселения на этом архипелаге Атлантики;

берберо-ливийцы Северо-Западной Африки, жившие по соседству с Канарскими островами и, видимо, проникавшие на острова;

наконец, язык свиста мог возникнуть на Канарских островах самостоятельно, в зависимости от образа жизни и хозяйства островитян, отсутствия более надежных средств коммуникации в условиях сильно пересеченной местности.

Был ли язык свиста «изобретен» белыми атлантами-кроманьонцами, как считают «атлантоманы», и передан из одного «атлантического центра» на берега Бискайского залива (в Беарн), Канарские острова и в Северо-Западную и Западную Африку, а в Новом Свете — к индейцам Центральной Америки? На этот вопрос можно было бы дать положительный ответ, если бы названные языки свиста оказались своего рода лингвистическими феноменами, более нигде в мире — вдали от Атлантики — не встречающимися, но…

ПО СЛЕДАМ СОЛОВЬЯ РАЗБОЙНИКА

По следам соловья разбойника

Если бы только языки свиста индейцев Центральной Америки, жителей Канарских островов, гурунси-нанкансе и бваба Западной Африки, пиренейских горцев Беарна остались своего рода этнографическими и лингвистическими феноменами — странными, необъяснимыми и уникальными! Но вдруг последовало еще одно «свистовое открытие»: в 1964 году совсем в ином месте земного шара, вдали от «свистящего запада», вновь был обнаружен еще один живой язык свиста! Разумеется, он вызвал большой интерес у специалистов, которые теперь уже, не сговариваясь, задали один и тот же вопрос: настолько ли случайны языки свиста? Может быть, в глубокой древности они были гораздо шире распространены в мире? Настолько широко, что мы даже и не подозреваем, исследуя их жалкие реликты…

На этот раз — Турция, горная деревенька Кушкей в Восточно-Понтийских горах, по соседству со страной «золотого руна», землей древней Колхиды.

…Жаркое солнце, обилие источников пресной воды, плодородие почвы, близость теплого Черного моря издавна влекли сюда человека. Не случайно сегодня Малую Азию по праву считают колыбелью цивилизации — именно здесь около 10 тысяч лет назад возник первый неолитический «город» планеты с его домами-саклями, так похожими на кавказские горные селения, процветала «златообильная Троя», а мореходы Малой Азии были одними из первых в Средиземноморье — предшественниками критян, быть может задолго до них достигавшими берегов Северной Африки и Испании. От тех далеких эпох VI–IV тысячелетий до н. э. мало что сохранилось, лишь смутные следы носителей загадочной культуры «импрессо-керамики» прослеживаются, начиная от Малой Азии, по всем островам Средиземноморья и вплоть до западных берегов Африки и Испании…

Мы могли бы рассказать о бурной истории этого древнего края, о культурах и народах, сменявших на протяжении столетий и тысячелетий друг друга: чатал-гуюкцах и хаджиларцах, хаттах и лувийцах, хеттах и египтянах, греках-ахейцах и троянцах, пеласгах, фракийцах, дорийцах, карийцах и многих других, живших здесь с глубокой древности. Но мы вернемся в «птичью деревню» в Понтийских горах на севере полуострова Малая Азия, что разговаривает на загадочном языке свиста, невесть когда и как появившемся в этих древних краях.

Тот, кто бывал там, говорил, что земли здесь в горах не много, поэтому жители деревушки ценят каждый ее плодородный клочок, с трудолюбием пчел обрабатывая участки в горах. Каждый работает в одиночку, двое уже не поместятся на крохотном пятачке земли, а на скалах, что совсем не пригодны для земледелия, пасутся небольшие стада неприхотливых овец и коз. «Оттого, что мы весь день одни, — шутят местные пастухи, — нам и пришлось научиться языку птиц. Наша деревня не напрасно называется Кушкей — Птичья деревня, значит…» А кроме того, объясняют они, как можно обойтись без свиста? Обычный крик, даже очень сильный, быстро глохнет в лесистых горах, а свист хорошо слышен и в четырех километрах…

Никто уже не помнит, когда в деревне стали разговаривать на «птичьем языке», чтобы сообщать друг другу сельские новости. По крайней мере, считают старики, язык свиста уже не одно столетие передается от отца к сыну и начало его теряется где-то в веках. Некоторые местные этнографы думают, что этот своеобразный «горный телефон» был изобретен горцами во время военных столкновений, которыми так богата история этих мест. Другие предполагают, что в XV–XVI веках в Турции оказалась большая группа испанских эмигрантов, бежавших от пресвятой инквизиции, — они будто бы и принесли язык свиста с Пиренейского полуострова. Вряд ли это так, не соглашаются третьи, потому что деревенька Кушкей населена в основном горными пастухами, охотниками и земледельцами, говорящими и свистящими на турецком языке, и маловероятно, чтобы испанские эмигранты могли породить местное пастушеское население, которое восходит в здешних краях чуть ли не к неолиту и бронзовому веку. Одним словом, как и везде, где сегодня встречается язык свиста, он окружен неясностями и догадками.

К сожалению, ничего не удалось узнать о существовании языков свиста (или их следов) у горных народов Кавказа. Впрочем, по сообщениям этнографов, у охотников-абхазов еще в 30-х годах нашего века сохранялся какой-то особый охотничий (разговорный) язык, на котором говорили горцы-охотники перед охотой и во время самой охоты, чтобы «не напугать дичь» и не разгневать охотничьи божества. Абхазы сообщали, что так как некоторые из них не знают подобного условного, иносказательного языка, то им нет удачи в охоте. Бог охотников Ажвепша, говорят они, «щедро награждает тех, кто употребляет охотничий язык». Любопытно, что на охоте, когда нужно кого-то позвать, абхазы, владеющие охотничьим языком, не зовут человека обычным криком, но свистят ему. Это все, что нам известно о свисте (сигнальном ли, разговорном ли? — не ясно) у кавказских народов…

Какие-то смутные следы дальней дистанционной связи в этих краях обнаружили еще античные авторы. Так, в знаменитом «Анабасисе» Ксенофонта (434–355 гг. до н. э.), «Восхождении» или «Движении в глубь страны», рассказывающем о возвращении на родину 10 тысяч греков, наемников Кира, из Персии, сообщается о жителях Закавказья (Колхиды) и северовосточной части Малой Азии, то есть Восточно-Понтийских гор Турции. Например, племена горцев-моссиников (от «моссины» — деревянной башни, на местном наречии), жившие в очень изрезанной местности в деревянных укрепленных «городках» или «башнях», остатки которых хорошо известны у народов Кавказа, общались друг с другом какими-то сигнальными криками или свистами.

Ксенофонт, например, пишет о них: «Большая часть этих городов были такого рода: они отстояли друг от друга стадиев на 80, некоторые дальше или ближе. Когда жители перекликались друг с другом, то крики слышны были из одного города в другом: так высока и изрыта оврагами эта страна». Вряд ли здесь речь идет о простых криках, но, видимо, — о каких-то сигнальных свистах — слишком большое расстояние называет Ксенофонт между башнями-моссинами, стоявшими на высоких холмах в горных лесах: 80 стадиев! Древнегреческая мера длины — «стадий» — означала расстояние, которое пройдет человек спокойным шагом за время восхода солнца, длящегося примерно две-три минуты. В Греции стадий равнялся 157–185 метрам, значит сигналы моссиников неслись на расстояние 12–15 километров. Если же взять за основу персидский стадий, то расстояние будет еще больше: 230,4 м следует умножить на 80, что равно 18,5 км. На такое расстояние, судя по всему, сообщение может быть передано только с помощью свиста или барабана. «Сильбо Гомера» разносится на 14 километров, а это самый сильный из языков свиста в мире; в Беарне сообщения свистом передают на расстояние 2–3 км; в Турции, в «Птичьей деревне», — лишь на 4 км. Вряд ли во многом очень точный Ксенофонт, прошедший со своими товарищами огромное расстояние от Персии до Греции и бывший опытным «бематистом», то есть землемером, преувеличивает эти цифры, поскольку грекам приходилось с боями проходить землю моссиников, сжигая их укрепленные башни одну за другой…

Греки отметили ряд очень странных обычаев моссиников, отличающих их от соседей. Более ранние источники указывают, что моссиники вместе со многими соседними племенами когда-то жили гораздо южнее — в южной Каппадокии, в центральной части Малой Азии (в позднейшей Галатии и Фригии), но в результате киммерийского нашествия были оттеснены на север, к берегам Черного моря, где их и застает Ксенофонт и где в наши дни находится селение Кушкей со своим уникальным для Малой Азии языком свиста. Что касается этого феномена, то его могли сохранить местные жители, даже перешедшие на турецкий язык, как это наблюдается на Канарах, где свистят по-испански, и в Беарне, где некогда местное население говорило на «языке Ок», сложившемся на основе иберо-кельтских и латинского языков…

Как сообщают исследователи, и поныне жители «Птичьей деревни» передают свистом свежие новости пастухам в горы, приглашают друг друга в гости, договариваются о совместной охоте, даже ссорятся. А молодые парни высвистывают своим подругам любовные послания, как это делают их ровесники в Центральной Америке — индейцы-кикапу. Короче говоря, жители турецкой деревушки, начиная с малышей, у которых выросли зубы, и кончая стариками, у которых они еще не выпали, свистят с утра до утра. Турецкий язык богат согласными звуками и было бы важно, считают лингвисты, изучить, как в этом случае производится перевод разговорной речи в свист. Изучение свистового языка турецких горцев еще продолжается…

Какие-то смутные следы аналогичной дистанционной свистовой связи прослеживаются и на Балканах. В старинных болгарских преданиях, например, рассказывается о героической борьбе болгарского народа с завоевателями и говорится о сигнальных огнях, предупреждавших население о продвижении противника. Другими сигналами, кроме огней, были высокие и сильные, пронзительные крики, летевшие на большие расстояния, от крепости к крепости, а также сильные свисты, которыми обменивались болгарские воины. В современных работах по этнографии Болгарии можно прочесть, что до сих пор в горных районах страны болгарские «пастыри» (пастухи) обмениваются между собой и жителями деревень сильными и пронзительными свистовыми сигналами: свистят только одними губами или же с помощью пальцев, вложенных в рот. К сожалению, в этих работах ничего не сообщается о каком-либо специальном «языке свиста» в горных районах страны.

Может быть, свисты болгарских пастухов носят всего лишь сигнальный характер, а может, это следы и остатки некогда существовавшего языка свиста, который был распространен на Балканах и в Малой Азии и сохранился лишь у горцев деревеньки Кушкей? Нам это пока не известно, но предположить подобное мы можем, поскольку исследователи (археологи, лингвисты и антропологи) много раз указывали, что в основе современного населения Балкан и Малой Азии лежит древний субстрат, восходящий не только к ранним индоевропейцам (носителям анатолийской ветви индоевропейских языков), но и к еще более древнему, доиндоевропейскому населению этих районов.

Интересно, что на Балканах эти сообщения происходят, как правило, тоже из горных районов страны (например, Родопы), где до сих пор, по мнению этнографов и антропологов, сохраняются некоторые группы населения, чье происхождение ученые связывают с местным дославянским населением края, подвергнувшимся затем славянизации, — фракийцами и даже еще более древними их предшественниками, мизийско-фригийскими племенами. Во время киммерийского нашествия на Балканы и в Малую Азию часть их была увлечена на Анатолийское нагорье — здесь затем даже сложились небольшие малоазийские государства Мизия и Фригия. Греческий историк Фукидид, сам наполовину фракиец, сообщал, что в 429 году до н. э. царь Ситалк, созывая войска против македонского царя Перидикки, «…призвал также много горных фракийцев, живущих независимо и вооруженных кинжалами, они называются днями и живут большей частью на Родопе…»

К сожалению, не удалось выяснить — существуют ли следы древнейшей свистовой связи у горцев Югославии и Албании, у горных пастухов Черногории. Правда, в отдельных «гайдуцких» песнях и преданиях нет-нет, но мелькнет какое-то смутное воспоминание о свистовых сигналах и сообщениях свистом о приближении врага. Гайдуки Балкан, эти прославленные народные мстители, сражавшиеся с захватившими Балканский полуостров турками (у восточных славян в период борьбы с феодалами-крепостниками и «дикой степью» сложилось аналогичное «казачество»), всегда находили поддержку и кров у местного населения. Особенно в горных областях, где создавались гайдуцкие «партизанские базы» и куда стекалось население долин, недовольное турецким владычеством. А некоторые «горные гнезда» Черногории так и не были завоеваны турецкими янычарами — все их население сплошь было гайдуками.

Один из сербских исследователей гайдучества, Душан Попович, писал о них: «Друзья и помощники гайдуков были обязаны вовремя извещать их об опасностях со стороны врагов, о способах борьбы. Когда это не удавалось сделать при встрече, они пользовались условными знаками и сигналами — обычно свистом, или подражая голосам животных: ворона, волка, петуха, серны, собаки и др. Взаимопонимание происходило благодаря предварительной договоренности о сигналах и о том, что они означают (характер сигнала — свист или голос того или иного животного, количество сигналов и т. п.). А чтобы этот способ связи не был разгадан противником, его внимание отвлекали от сигнала, подражая в то же время голосам и других животных. Например, если бы «связник» закаркал вороном, ему ответили бы волчьим воем» (Это сообщение было получено в последний момент, перед сдачей рукописи в набор, от югославской исследовательницы профессора Дж. Петрович во время приезда в Москву осенью 1975 г., за что автор выражает ей свою благодарность. Кроме того, коллега Петрович, д-р Д. Николич, по ее просьбе выслал свою работу «Этнографический и общественный характер военных сигналов у наших народов в прошлом» (Сараево, 1963), специально посвященную боевой сигнализации, в том числе и "свистовым сигналам, южнославянских народов в средние века и новое время — в период борьбы с турецкими, а затем и фашистскими захватчиками. Автор книги также благодарит его за редкую и ценную информацию, которая пригодилась при подготовке рукописи в печать.). Не случайно гайдуки в своих песнях и преданьях с гордостью говорили о себе:

Я к горе привыкнул Романии
Больше, брат мой, чем к родному дому.
Знаю я все горные дороги…
Научился я сидеть в засаде,
Гнаться и обманывать погоню,
Мне никто не страшен, кроме бога.

Многие югославские исследователи, как С. Троянович, Т. Джорджевич, Вук С. Караджич, Дж. Петрович, Д. Николич и другие, отмечали еще очень древние корни охотничьих, пастушеских и военных сигналов (в том числе и свистовых) у народов Югославии. По их мнению, они восходят к ранним этапам славянской истории на Балканах, к эпохе родо-племенного строя, и даже в еще более древние времена — к местному дославянскому населению края.

Если же посмотреть внимательнее на фольклор народов Югославии (например, па сербские сказки) , испытавший большое влияние со стороны древнегреческих мифов и преданий, видимо, через посредство греков или фракийцев, (В сербских сказках, например, можно встретить даже известный рассказ из «Одиссеи» Гомера о поединке с циклопом, которого так же, как и Одиссей, ослепляет герой сказки «Одноглазый великан», и многие другие сюжеты древнегреческой мифологии.)в нем довольно часто можно встретить образ местного охотника-горца, который может свистом объясняться с птицами, но понимает и «язык зверей». В одной из сербских старинных сказок «Язык зверей» повествуется о пастухе-горце, спасшем из огня змея, оказавшегося сыном змеиного царя, и за это награжденным бесценным даром понимать язык животных. При этом змеи переговаривались свистом…

Думается, что этим волшебным и магическим «языком» в южнославянских легендах и был ныне исчезнувший язык свиста, которым некогда, как в болгарских Родопах, владело местное фракийское население горных пастухов (у них, видимо, и сохранялся тотемный культ змей, в древности широко известный на Крите, в Греции, в Малой Азии и на Балканах). От этого «магического языка» сохранились лишь смутные следы в фольклоре южно-славянских народов и остатки древней свистовой связи, деградировавшие в простые свистовые сигналы. Впрочем, это только наше предположение и основание для него мы черпаем из древнерусских былин и фольклора соседних народов, где понятие «свиста», особенно чудовищного и магического, связано со змеями (змеепоклонниками?) и с искусством подражать голосам зверей, говорить на их языке и понимать его. Например, в былине об Илье Муромце и Соловье-Разбойнике (образ весьма неясный и загадочный в русском фольклоре) можно встретить следующие строки:

Как засвищет Соловей по-соловьиному,
Закричит собака по-звериному,
Зашипит проклятый по-змеиному…

Если обратить внимание на какие-то весьма смутные следы свистовой дистанционной связи у балканского горного пастушеского населения, сохранившего свой древний антропологический тип и отдельные элементы старой дославянской культуры, и сравнить со «свистящими группами» в Западном Средиземноморье, то можно прийти к следующим выводам. Вначале складывается впечатление, что «хозяевами» языков свиста в Европе, от гор Кавказа (в их Восточно-Понтийских отрогах) до Пиренейского полуострова, учитывая возможное родство гуанчей с одной из коренных североафриканских или южнопиренейских групп, было древнейшее доиндоевропейское население Средиземноморья. Его связывают некоторые исследователи с предполагаемым «иберо-кавказским» этническим пластом древности, будто бы некогда простиравшимся от гор Кавказа до берегов Северной Африки и Бискайского залива (впрочем, эта теория, или гипотеза, еще не получила окончательного признания со стороны всех исследователей).

В далекой палеолитической древности, считают сторонники «иберо-кавказского» языкового и культурного родства, как раз по этим районам, от берегов Каспия до берегов Атлантики и далее в Европу, распространялись племена и народы одной огромной и в общем-то единой палеолитической «капсийской культуры». На одном конце ее были горы Кавказа, на другом — Пиренеи и Калабрийские горы. Здесь, в Пиренеях, от тех далеких времен уцелели загадочные баски, ныне считаемые некоторыми исследователями дальними родственниками коренных кавказских народов. С «капсийской культурой» палеолита часть лингвистов связывает так называемые «ностратические языки», одни из самых древнейших в Европе и Азии.

Может быть, именно от этих первых народов Средиземноморья приемы перевода обычного разговорного языка в свистовой, вместе с другими элементами материальной и духовной культуры, передавались поэтапно от народа к народу, а вернее, из языка в язык, пока не дошли до наших дней? Ведь не случайно «европейские» языки свиста сохранились лишь в тех горных районах, где сохранился и древнейший в Европе антропологический тип населения, восходящий еще, как считают антропологи, к среднему и верхнему палеолиту. Такими выступают перед нами жители деревеньки Кушкей в Восточно-Понтийских горах (может быть, потомки древнеколхидских племен моссиников, о которых сообщал Ксенофонт и другие античные авторы). Таким населением по своему антропологическому типу оказываются и жители горных районов Болгарии (Родопы) и Югославии («динарский» антропологический тип, который объединяют в «балкано-кавказскую» антропологическую общность). Такими же «чистыми» кроманьонцами считали некогда живших гуанчей Канарских островов, а ныне считают басков Пиренейского полуострова, сохранившихся в сложнейших перипетиях исторического процесса в горах древней Иберии (не путайте Иберию или Иверию на Кавказе — Грузию). Что это — случайность или закономерность?

К сожалению, ответить пока однозначно на этот непростой вопрос не представляется возможным. Можно предположить здесь другое: языки свиста возникали независимо один от одного в каждом из названных районов потому, что это было связано с такой древнейшей профессией как горное пастушество, пожалуй, одной из древнейших среди скотоводческих профессий, возникшей еще в раннем неолите, а может быть, и в конце мезолита. Специфика горного скотоводства (овцеводство) и природно-географические условия горных ландшафтов, вероятно, и были теми основными созидающими факторами в возникновении языков свиста как надежных средств дальней дистанционной связи. Что же касается антропологического типа, то он сохранялся в этих районах, как сохраняется до сих пор, независимо от смены языков и занятий населения (от охоты и собирательства к скотоводству). Кто знает…

Открытие в 1964 году «свистящей деревни» Кушкей в Турции поставило исследователей в затруднительное положение. В 1968 году в № 1 журнала «Вокруг света» мне впервые пришлось писать о языках свиста в мире, и тогда в рассказе о них {раздел «Этот свистящий, свистящий, свистящий мир…») мною было написано: «Выходит, что ареал языков свиста довольно широк, и, может быть, в самое ближайшее время последуют новые открытия в этой области. Где, в какой точке земного шара? Наверняка это случится (если, конечно, случится) в каком-либо горном районе мира». По-своему «прогноз» этот оправдался: в 1973 году американец Р. Кагли открыл в майзерангском районе Непала новый язык свиста. Это — чепанг, или шепанг, тибето-бирманский язык, относящийся, как и турецкий, к нетональным языкам мира, и он тоже имеет свой «свистовой заменитель».

В лаконичном предварительном сообщении Кагли пишет (его работа находится в печати), что здесь свистовой «двойник» разговорного языка тоже основан на нормальной речи, так что любое выражение в шепанге имеет свой «свистковый эквивалент». Однако эта форма свистовой связи гораздо более неопределенна, чем разговорный язык, и используется в очень ограниченном количестве жизненных ситуаций, например, во время ночного лова рыбы. Да и свистят здесь местные жители не с помощью пальцев рук, а лишь одними губами, поэтому звук получается не очень сильным, как в других «сильбо планеты». По его мнению, общая долгота и интенсивность звука в свистовом языке обычно равна разговорному эквиваленту, то есть простому разговору. В то же время согласные звуки этого нетонального языка активно подвергаются артикуляции, что вызывает разрывы в свисте на высоких частотах, напоминающие паузы в нормальной речи. Помимо этого, сама артикуляция тоже вызывает тональные изменения длины слога, которые накладываются на общий «рисунок» свиста.

Как и в других свистовых языках, в «сильбо шепанг» большое значение имеет высота тона звука, и Кагли определил ее для различных согласных и гласных звуков — в зависимости от их положения в слоге. Как заметил Кагли, его информатор свистел в двух разных ключах. Так, он использовал «зовущую» интонацию с тяжелым ударением в свисте, когда к кому-либо обращался с вопросом, вызывая на разговор, и прибегал к «разговорному стилю» при передаче словесных выражений. К сожалению, Кагли мало что сообщил об «этнографической» стороне вопроса в «сильбо шепанг», ограничившись лишь фонетическим и лингвистическим анализом этого нового языка свиста, открытого, как и следовало ожидать, в еще одной горной стране мира…

Помимо Непала, этнографы сообщали, что, кажется, еще один язык свиста можно встретить в Кашмире, у загадочных хунза, известных под именем «народа долгожителей». Так ли это, пока трудно утверждать, ибо достоверных сведений из этого затерянного уголка планеты ученые ждут годами…

Сейчас, после открытия языков свиста в Турции и Непале и смутных их следов на Балканах, вряд ли кто сможет убедительно доказать, что языки свиста распространялись из какого-то единого «центра», например, мифической Атлантиды. Наоборот, столь широкое их распространение, видимо, в глубокой древности и у самых разных народов, среди которых встречаются народы более «старые» и более «молодые», говорит об обратном — об их независимом «изобретении» в разных точках планеты и в разное время. Но, судя по «родословной» некоторых из «сильбо», они возникли на ранних этапах человеческой истории — может быть, даже в палеолите и мезолите. Ведь, что проще, чем научиться подавать свистовые сигналы друг другу, подражая птицам? Для этого не нужно быть «архимедом», высвистывающим на любом из языков мира «эврика»! И тем не менее феномен языков свиста поразителен — перейти от элементарных свистовых сигналов к «нормальному» разговорному языку, основанному на другой системе звуков и, в общем-то, на другой системе передачи информации. И это достойно всяческого удивления!

Какая практическая польза от этих исчезнувших или исчезающих сегодня лингвистических «реликтов»? — спросит неискушенный читатель. Вот коротко проблемы и вопросы, которые возникают у исследователей при изучении «сильбо планеты». Лингвисты, ведущие работы по языкам свиста (а их в мире сегодня не более десяти, этих исследователей!), считают «проблему сильбо» крайне важной и нужной. Для специалистов в области происхождения (возникновения и развития) языка даже в реликтовом состоянии «сильбо планеты» крайне увлекательны. Не обладая богатством разговорной связи, которая может создавать бесконечные комбинации гласных и согласных звуков речи, они образуют нечто вроде «скелетов», упрощенных схем языка. «Сильбо» позволяют исследователям лучше понять, как рождается и как умирает язык.

Например, года три назад в известном историкам, философам, социологам и этнологам журнале «Каррент энтроположи» дискутировался вопрос о возникновении человеческого языка, человеческий речи (кстати, вопрос, до сих пор не решенный в науке). В статье Ф. Б. Ливингстона «Пел ли… австралопитек?» автор выступал с гипотезой, что человек умел петь задолго до того, как он научился говорить, и что, тем самым, пение было предпосылкой речи и, соответственно, возникновения человеческого языка. При этом гипотеза автора опиралась на исследования свистовой коммуникации у птиц, которые обладают сигнальной системой, по ряду черт приближающейся к человеческому языку.

Ученые, принявшие участие в дискуссии и поддержавшие в основном эту гипотезу, считали, что нет ничего необычного в том, что ранние гоминиды (человекообразные или обезьяноподобные предки человека) «пели», так как даже шимпанзе часто общаются друг с другом вокалически. А ведь общепризнано среди исследователей, что человек произошел от «понгида», похожего на шимпанзе, — до сих пор у человека и шимпанзе больше всего общих «точек соприкосновения» в физиологии. Кроме шимпанзе, поет и еще один «родственничек» человека, орангутанг (поют, главным образом, самцы). Американский ученый У. Вескотт, учитывая все эти факты, считает, что скорее всего австралопитек уже умел свистеть (помните, мы говорили об обезьянах, подающих и принимающих ультразвуковые «свисты»), а также хлопать в ладоши, топать ногой и другое. Питекантроп добавил ко всему этому животную мимикрию (подражание голосам животных) и разные формы вокальных игр; неандерталец, очевидно, уже исполнял ритуальные песни, а современный человек музифицировал грамматическую речь. Интересно, пишет он, что во многих местах на пяти континентах коренное население верит в конкретное немифическое существование «диких людей» (каких-то реликтовых форм архантропов, по его представлению), не знающих языка, но переговаривающихся друг с другом посредством свиста…

Один из исследователей языков свиста — «сильбо Гомера» и «сильбо Ааса» в Беарне — профессор Рене Ги-Бюснель из Лаборатории акустической физиологии в Париже, известный своими трудами в области изучения «языков животных» (в частности, «языка» птиц и «языка» дельфинов), пришел вместе со своими помощниками к удивительным результатам. Это случилось следующим образом. Принято для более удобного изучения звуковых явлений записывать звуки и их модуляции на специальных бумажных лентах. В результате получаются своего рода графики, смутно напоминающие электрокардиограммы, — они называются у фонетиков сонограммами («sonare» — лат. «звучать»). Незадолго до того, лаборатория вела работы с сонограммами голосов дельфинов, когда часть сотрудников, отправившись в Беарн, привезла оттуда двоих самых опытных из «свистунов» и приступила к исследованию языка свиста долины Аас.

И вот как-то по недосмотру лаборанта в одно место попали сонограммы дельфинов и сонограммы «сильбадоров» (как называют в Аасе «свистунов»). И удивительное дело — лишь с большим трудом удалось отделить записи голосов тех и других: дельфинов от «сильбадоров». Действительно, переключив лабораторию на сравнение и анализ сонограмм дельфиньих ультразвуков-голосов и записей языка свиста, спустя время, Бюснель заявил в научной печати: «сонограммы свистунов из Ааса идентичны свисту, который издают дельфины». После этого ему пришлось развести руками и сказать известную фразу: «Я знаю, что я ничего не знаю»…

Разумеется, все дело в простом совпадении, которое, может быть, лежит в самой природе свистов, издаваемых человеком и дельфином (видимо, в каких-то их общих закономерностях), хотя это совпадение показывает, что еще остаются неисследованные вопросы в области систем примитивного общения (кстати, эти исследования сейчас и проводятся). Ведь признают же специалисты по «языкам животных», несмотря на принципиальную разницу в нейроанатомии птиц и млекопитающих (в том числе и человека), ряд параллелей между человеческим языком и пением птиц, до сих пор не объясненный. И это дает почву для новых размышлении и гипотез (например, о возникновении языка из системы звуковых сигналов животных).

В частности, «птичье-человеческая» аналогия приводит некоторых исследователей к предположению, что коммуникативные системы птиц близки к предполагаемому состоянию «протоязыка» человека: не является ли человеческий свист и языки свиста, вместе с пеньем птиц и акустическими проявлениями дельфинов, отходящей в сторону ветвью от какого-то исчезнувшего старого ствола коммуникативной системы, своего рода примитивным «эсперанто планеты»… Правда, не в том значении, которое в это представление вкладывают сторонники «фантастической археологии и истории», как в «универсальный язык» «космических пришельцев», этакий вселенский «липкое» всех разумных существ в звездных мирах и галактиках…

Но не эти фантастические построения занимают сегодня умы серьезных исследователей языков свиста и «языков животных», хотя последние видят. в древних реликтах «сильбо планеты» одну из реальных возможностей вступить в контакт с нашими предполагаемыми «братьями по разуму» на планете, дельфинами, и другими живыми существами, то есть нашими «меньшими братьями» по земному общежитию. Ибо, как говорил римский поэт Оппиан, «еще ничего не было создано на свете прекраснее, чем дельфин…» Исследователей языков свиста интересует и несколько иная постановка вопроса: как, когда и почему возник и возникает язык свиста у самых разных народов? Какими способами в различных случаях переводятся фразы обычного языка на разговорный свист, как составляются комбинации различных свистовых модуляций, какую практическую пользу может оказать изучение языков свиста для лингвистики и информатики (по линии развития семиотических систем) и многое другое.

Например, какие элементы речи наиболее пригодны к сокращению при передаче концентрированной информации на большие расстояния, связанные со значительными затратами энергии (завтра — даже в «глубокий космос»!)? Наконец, как отличаются различные заменяющие обычный язык системы с точки зрения эффективности связи и почему? Какое влияние на связь оказывает их сочетание с другими семиотическими системами? Одним словом, работы в этом направлении непочатый край и она только-только начинается, и, может быть, кто-нибудь, кто впервые на этих страницах прочел о загадочных «сильбо» нашей планеты, станет тем шлиманом и шампольоном, который откроет секреты исчезающих языков свиста, первый поймет дельфина и ответит ему, а затем передаст спрессованную информацию (или примет подобную!) в далекий космос, на борт нашего или чужого звездолета…

А может быть, всего этого и не произойдет, и языки свиста так и останутся для нас голосом прошлого, загадочным и… уже не нужным, представляющим разве что академический интерес для этнографов и лингвистов, историков науки. А пока, чтобы не гадать о том, чего мы не знаем, нам необходимо знать все о языках свиста — чтобы определить их будущее и их перспективу: даже, казалось бы, сугубо посторонний, «беллетристический материал» по истории и этнографии тех районов, где возникали открытые и еще не открытые «сильбо планеты». Здесь мы тоже находимся в области догадок и предположений, гипотез, которые со временем могут вырасти до уровня научных теорий и обогатить современную науку о языке и информатике.

Ибо, как сказал ныне покойный советский лингвист В. М. Иллич-Свитыч в своем четверостишии (кстати, написанном на древнем гипотетическом «ностратическом языке», на котором, возможно, говорили и наши с вами далекие предки): «Язык — это брод через реку времени», который ведет нас к «жилищу ушедших», и перейти его может лишь тот, кто «не боится глубокой воды». Не случайно эти слова мы поставили эпиграфом к еще не разгаданной загадке наших «сильбо планеты». Дорогу осилит идущий!

И, наконец, последнее, что заставило взяться за рассказ, который, может быть, никогда бы и не появился или же появился на свет эдак лет через десять — двадцать. Это желание вырвать его из системы мифических доказательств сторонников «фантастической археологии и истории», сторонников массированных прилетов на нашу бесталанную и дикую планету высокоученых и просвещенных «пришельцев из космоса». Ибо к тому времени, когда «загадка сильбо» будет решена и «мысль, что придет потом», вне всякого сомнения, будет умней, — в этом-то и заключается прогресс человеческого познания! — исследователям придется штурмовать крепость фантастов от археологии и «пришельцепоклонников», вырывая из их рук с таким трудом добытую истину, которая, естественно, может быть одна. И совсем не та, которую проповедуют Деникен, Шарру и K°!

«ЧЕРНЫЕ КАМНИ» ЗАПАДНОЙ АРХЕОЛОГИИ

Понятия «археология» и «романтика» неотделимы. Особенно в детстве, когда первое знакомство с археологией происходит па страницах книги о том, как Шлиман нашел Трою, а Шампольон прочитал иероглифы. Потом наступает пора первых посещений музеев, первых потрясений от встреч с шедеврами древности, открытыми археологами. И тот, кто особенно остро пережил чувство этого соприкосновения с прошлым, сам становится археологом. Сборы в первую экспедицию кажутся ему началом путешествия в Страну Романтики, а черная записная книжка в дерматиновом переплете с надписью «Полевой дневник» — корабельным журналом, предназначенным для описания еще не открытых материков.

И вот летний сезон окончен. Полевой дневник исписан до последней страницы подробным описанием прослоек золы и древесной трухи, подсчетами числа обломков древних горшков и осколков обглоданных многие столетия тому назад костей. Собраны многочисленные коллекции, и их опись сделана на шершавых страницах очередной «амбарной книги». Но в этой описи нет ни прекрасных украшений, тускло мерцающих блеском золота, ни зеленых изумрудов, ни мраморов, изваянных резцом великого художника. А есть обломки кухонных ножей, грубые стеклянные бусы, кованые гвозди и десятки различных фрагментов неопределенного назначения. Для случайного в археологии человека это крушение надежд, горькое разочарование. Для истинного археолога — начало пути в науку, открытие подлинной романтики, о которой прекрасно сказал Александр Блок:

Случайно на ноже карманном
Найди пылинку дальних стран —
И мир опять предстанет странным,
Закутанным в цветной туман!

Продолжение раскопок — музей. Через его парадные двери мы входим в залы, в которые входили еще в детстве, и видим в них шедевры, многие из которых знаем с детства и сами не нашли на раскопках. Но археолог входит в музей через служебный вход. Его манит к себе то, что хранится в фондах — обломки кухонных ножей, грубые стеклянные бусы, кованые гвозди, десятки различных фрагментов неопределенного назначения. Те, которые он нашел сам, и еще в большей степени те, которые найдены другими археологами. Потому что поиски шедевров лишь внешняя, видимая всем задача археологии. Подлинная ее задача — поиски истины.

Только эта задача делает археологию наукой. Если бы она не встала перед ней двести лет тому назад, археология осталась бы областью коллекционирования, к науке отношения не имеющей. Она выполняла бы иные задачи, но не служила бы средством познания прошлого, главным орудием этого познания для тех эпох, которые еще не знали письменности.

Как же решает эту свою задачу археология? Вернемся на раскопки, чтобы понять смысл скучнейших, на первый взгляд, записей в полевом дневнике. Прежде всего, зачем нужны описания прослоек? И что такое прослойка?

…Представьте себе момент освоения человеком любого места, избранного им для жизни. Он начинает с того, что строит себе жилище. Если это деревянный дом, то на землю тонким слоем ложатся щепки от обтесанных бревен, образуя первую прослойку «культурного слоя». Потом он живет в своем доме, выгребая из очагов золу и выбрасывая ее за порог. Он бросает туда же остатки пищи, сломанные или отслужившие свой срок вещи. Когда дом сгорает, то ему приходится разравнивать пожарище, образовывая новые прослойки. Затем новое строительство, новый этап жизни. И так из века в век…

Если там, где образовался «культурный слой», выкопать котлован, то на его стенках, как в слоеном пироге, мы увидим чередование многочисленных прослоек, сохраняющих хронологическую очередность. Очевидно, если собрать все древние предметы из одной прослойки, они окажутся одновременными. А изучая их сумму, мы получим возможность характеризовать уровень жизни людей, населявших этот участок. Сможем судить о том, что было основой их хозяйства, чем эти люди питались, как одевались, что они умели делать и какими инструментами при этом пользовались. Если в такой прослойке мы обнаружим датирующие вещи, то есть предметы, сама форма или устройство которых были характерны только для узкого периода истории, то сможем не только определить время существования этого комплекса, но косвенным образом и время тех прослоек, которые расположены ниже и выше только что исследованной.

Задача определения точного времени породила много точных приемов. Б последние десятилетия особенно важны стали методы естественно-научного датирования. Например, там, где хорошо сохраняется дерево, применяют дендрохронологический способ определения дат по рисунку годичных колец. Так как погода на больших пространствах земного шара одинаково меняется из года в год и годы, благоприятные для роста дерева, причудливо чередуются с неблагоприятными годами, само чередование тонких и толстых годичных колец создает условия для точного определения года рубки любого оказавшегося в раскопе бревна. Значит, с предельной определенностью возможно датировать и год сооружения из таких бревен древнего дома или деревянной мостовой. Там, где дерево не сохраняется, применяют другие методы, например — палеомагнитный, основанный на том, что в керамике, подвергнутой некогда обжигу, сохраняется магнитное поле, соответствующее магнитному полю земного шара в момент этого обжига. Сравнение данных керамики и современного поля позволяет вычислить точную дату изготовления древнего сосуда. В арсенале археологов имеется много и других методов, наибольшую известность среди которых получил радиокарбонный, или, иначе, способ датирования по С-14.

Хронологическое исследование сочетается с полным сбором материалов из всех прослоек, а также с подробной фиксацией на чертежах остатков всех открывающихся при раскопках сооружений, многие из которых сохраняются до нашего времени лишь в виде незначительных следов. Только такое сочетание всех данных позволяет изучать любой раскапываемый участок в динамике его развития. Сравнивая материалы всех прослоек, археологи узнают, как развивалось хозяйство, как совершенствовались технологические приемы изготовления различных предметов, как развивалось искусство, как возникали и как углублялись процессы социального расслоения.

Само понятие комплекса явлений, исследование которого дает ответ на стоящие перед исторической наукой задачи, свойственно не только местам древних поселений. Оно неотделимо от процесса изучения другой важнейшей археологической категории — могильников. И здесь важно подробнейшее выявление всех особенностей погребального обряда. И здесь важен полный сбор всех предметов, сопровождавших умершего в его последний путь. Археологи до сих пор много спорят, например, о некоторых курганах X века на территории Древней Руси — принадлежали ли они славянам или скандинавам. И в тех, и в других имеются одинаковые наборы предметов, однако в устройстве самих могил были отличия в некоторых деталях. Если курган был раскопан без полной фиксации всех его особенностей, никто и никогда уже не сможет установить этнической принадлежности погребенного. Здесь не придет на помощь и антропология, потому что в X веке покойников перед погребением сжигали и у славян, и у скандинавов.

Установить древние этнические границы, свойственные какой-либо эпохе, возможно лишь раскопав со всей тщательностью множество курганов на большой территории и сравнивая между собой все детали их сходства и различия.

В не меньшей степени понятие комплекса свойственно и такой важной археологической категории, как монетный клад. Клады очень редко находят при раскопках. Обычно они обнаруживаются случайно, во время строительных работ или пахоты. И, к сожалению, не всегда попадают в музеи в полном виде. Очень часто узнавшие о находке клада музейные работники вынуждены кропотливо собирать разошедшиеся по рукам монеты и почти никогда при этом не бывают уверены, что им удалось собрать клад целиком. Мне хорошо известны случаи, когда монеты из одного клада приходилось собирать не только в разных городах, но даже в разных республиках. Так быстро расходились они из-за незнания «кладоискателями» настоящих потребностей науки.

Зачем нужен целый клад? Разве часть клада не дает представления о целом? Дает, но только приблизительное и небезошибочное. Любой клад — как бы фотографический снимок с состава денежного обращения очень короткого периода. Это станет понятным, если сравнить горсть современной мелочи с горстью мелочи, которой мы пользовались лет десять тому назад. Окажется, что хотя монеты и похожи друг на друга, как близнецы, но на них стоят другие даты. И если сегодня в этой пригоршне больше всего монет, чеканенных в самые последние годы, то монет десятилетней давности, преобладавших тогда, сейчас уже сравнительно мало. В древности на монетах дату не ставили, но они различались другими мелкими признаками. И если в руки ученых попадает только часть клада, можно впасть в ошибку, — или неправильно датировав его или же сделав неверный вывод о его составе. Может, например, показаться, что два клада, в действительности отделенные друг от друга заметным промежутком времени, практически одинаковы, а это, в свою очередь, повлечет за собой неверный вывод об экономическом застое в денежном обращении…

Я коснулся трех разных комплексов, правильное изучение которых возможно только при полном сохранении всех деталей, кажущихся порой несущественными. Но для характеристики любой исторической эпохи или любого, даже непродолжительного отрезка истории требуется сочетание данных всех этих комплексов, сведение их в единый источник, точность показаний которого целиком зависит от полноты каждой составляющей его части.

Представим теперь, что эти требования нарушены. Например, на древнем городище работают не квалифицированные археологи, а роет землю экскаватор. В массе выброшенной из котлована земли смешались прослойки всех веков и только отдельные курьезные предметы попали на глаза экскаваторщику и доставлены в музей. Курган раскопан не полностью, а колодцем, из него вынуты ценные украшения, вырванные из общего комплекса погребений. Из сотен монет клада в руках нумизматов остался какой-нибудь десяток. Что-то немногое сохранилось, но главное при этом утрачено. Нет возможности точно датировать предметы, нет условий уверенно определить их социальную принадлежность.

Если случайно найдены предметы, обладающие высокой материальной ценностью, их путь в музей порой оказывается длинным и извилистым. Пройдя через несколько рук, они оказываются в музее, как правило, без точного паспорта, говорящего о настоящем месте их находки. Такие предметы теряют большую часть своей ценности, утрачивая значение достоверного исторического источника. Если это произведение искусства, оно не перестанет быть художественным предметом, но ведь любой художественный предмет несет в себе не только эстетическую информацию. Он прежде всего памятник своей эпохи. И если он отторгнут от всего комплекса той эпохи, то и сама эпоха оказывается обедненной. Поэтому любые утраты такого рода не только замедляют процесс развития современной науки, они способны искажать и искажают научное представление о прошлом.

Дело обстояло бы проще, если бы эти утраты были вызваны только непониманием нужд археологии. Но ведь археология обращена к большинству людей не теми повседневно исследуемыми небольшими проблемами, сумма ответов на которые создает знание закономерностей нашей истории, а блеском драгоценных находок. Такие находки в археологической практике встречаются не часто. Трудно назвать хотя бы десяток археологов, чьи имена связаны более чем с одним открытием древностей большой материальной ценности. Однако многие поколения археологов накопили громадные собрания таких предметов, составивших золотые кладовые крупнейших музеев мира. И эти собрания, между прочим, приучили археологов, понимая значение этих вещей и ценя их научные возможности, не любить золотых предметов и драгоценных камней. Потому что рядом с миром науки существует еще и мир наживы, всегда готовый уничтожить ценности научные ради ценностей материальных. Символом этого мира всегда было сокровище, а единственным масштабом оценки древностей — их цена на черном, антикварном рынке. Мир наживы враждебен миру науки, а охота антикваров за шедеврами неотделима от неуважения к настоящему и прошлому человечества…

Основную часть рукописи Г. Босова занимает большой и цельный раздел «По следам грабителей могил» (Повесть о криминальной археологии), посвященный широко распространенным в наши дни в капиталистических странах и странах «третьего мира» подпольным «грабительским раскопкам», которые сами же западные эксперты квалифицируют как одну из форм международной преступности, — тайные раскопки и незаконный сбыт награбленных ценностей. Книга Г. Босова наглядно показывает, как рядом с археологией возникла и развивается антиархеология, имеющая очень давние корни. Она началась еще в глубокой древности с ограбления могил, превратилась затем в ограбление целых наций и ныне во многих странах достигла степени ограбления всей мировой культуры.

Преступная деятельность бизнеса антикварной моды лишает науку знаний первостепенного значения. Эта деятельность, ведущаяся под покровом ночи, сделала несостоявшимися научные открытия целых цивилизаций древности в Старом и Новом Свете — в Малой Азии, в Африке, Центральной и Южной Америке. Она предельно затруднила изучение истории Европы, приведя к расхищению бесчисленных этрусских древностей и археологических находок в Анатолии. Она спрятала за стальные двери сейфов множество первоклассных изделий древних мастеров, открытых за последние годы в разных частях света, и постаралась превратить эти хранилища в мертвые клады краденых вещей неизвестного происхождения, призванных радовать все культурное человечество, но вместо этого доставляющих эгоистическое наслаждение лишь состоятельным владельцам древних сокровищ.

Эта преступная деятельность породила и ставшую ныне модной на западе лженауку, формирующую свой фундамент из беспаспортных, лишенных качества исторического источника древних предметов. Как я уже говорил, лишив древние пред меты археологического паспорта, очень легко ошибиться не только в их датировке, но и в правильном их определении Но можно отнять у находок паспорт и для сознательного искажения исторической истины. Ведь тогда из разновременных предметов можно сколотить единый ложный комплекс и противопоставить его подлинным археологическим комплексам. Можно, например, объявить, что «имеются археологические свидетельства» одновременного существования динозавров и человека. Зачем? Да для того, чтобы противопоставить этот противоестественный и антинаучный гибрид теории происхождения видов Дарвина. Можно, например, усмотреть в древнем рельефе, отражающем культ живого, изображение неземного космонавта. Зачем? Да для того, чтобы высказать мысль о том, что прогресс человеческой цивилизации не подчинен открытым Марксом и Энгельсом закономерностям исторического процесса, а определен вмешательством в земные дела мифических «пришельцев из космоса». Можно, наконец, в этих пресловутых «пришельцах» увидеть предков белых европейцев. Зачем? Да для того, чтобы объявить полное отсутствие их родства с другими земными человеческими расами и назвать их «белыми богами», пришедшими со звезд, которым должно служить все остальное «небелое» человечество…

Само возникновение этой темы, раскрытой в книге Г. Босова, представляется мне в высшей степени актуальным, ибо в последние годы на западе возникла значительная литература бестселлеров, подвергающая спекулятивному пересмотру самые основы исторической науки и теории происхождения видов. В своем киноварианте она проникла и к нам, вербуя из числа людей, не искушенных в науке, сторонников, на которых произвел сильное впечатление фильм Деникена «Воспоминание о будущем».

В периодической печати уже публиковались обстоятельные разборы многих «концепций» этого вида, однако они были посвящены в основном разбору самих сюжетов и опровержению их произвольной интерпретации. Г. Босов всесторонне рассматривает эту тему, обосновывая, по крайней мере, два генеральных вывода. Во-первых, он вскрывает идеологические формы антинаучной спекулятивности, показывая, что цель ее состоит в стремлении внушить широкому кругу читателей и кинозрителей мысль об отсутствии установленных наукой закономерностей исторического процесса, то есть представляет собой деятельную форму антимарксистской идеологии. Во-вторых, он показывает корни этой деятельности, растущие из очень древних пластов соперничества науки и антинауки. Наконец, автор выводит причинную связь и закономерность между методами «криминальной археологии» и методами сторонников «фантастической археологии и истории». Такой исторический подход к проблеме делает книгу «Сильбо Гомера и другие» не только оригинальной по замыслу, но и очень важной в идеологическом отношении.

Действительно, неуважение к истории у пророков «вчерашнего завтра», типа Р. Шарру и Э. Деникена, переходит в неуважение к творческим силам человеческого общества, торжество которых прослежено археологами на всех этапах развития человечества. Идеализм в наши дни предстает в новом обличий псевдонауки, оснащенной аксессуарами археологии, и археология становится ареной борьбы истины и шарлатанства. Это очень важная борьба, потому что на знамени шарлатанства написаны слова: «мистицизм», «расизм», «антимарксизм». И подлинная романтика археологии — не только в поисках истины, но и в борьбе за истину!

Именно этому посвящена вторая часть книги Г. Босова, давшая название всей книге, — «Сильбо Гомера и другие» (Повесть об исчезающем языке). На одном конкретном примере из области этнографии, лингвистики и истории географии (в которых тоже пустили или пытаются пустить корни псевдотеории сторонников «фантастической археологии») автор пытается восстановить историческую истину в столь необычном и загадочном явлении человеческой культуры, каким оказываются ныне исчезающие древние языки свиста на нашей планете. «Сильбо Гомера» и другие загадки истории, археологии, этнографии, лингвистики, объясненные наукой или же объясняемые только сейчас, испытывают непрекращающиеся атаки со стороны фантастов от археологии и истории, мешающих, как пишут их критики, «правду с ложью, факты с домыслами, науку с магией, эксперименты ученых с фокусами колдунов, исторические исследования с нелепыми выдумками, рассчитанными на любителей «бульварной литературы». Не случайно они, соединяя граммы правды с тоннами вымыслов, обращаются к всевозможным оккультным трудам «пророков» и авантюристов, проповедовавших еще в прошлом веке, что в давние исторические эпохи глубины океанов поглотили таинственные континенты — Гондвану, Лемурию, Атлантиду и т. п., жители которых достигли небывалых высот в развитии культуры и цивилизации, а поскольку они были первыми материалистами и атеистами на планете, за это, мол, и поплатились…

По мнению некоторых сторонников «нового взгляда» на историю, в древности якобы существовал континент My (сокращенно от Лемурии), простиравшийся где-то в Тихом океане между Индонезией и Гавайскими островами. До того времени, как он таинственно затонул, его одновременно населяли и… динозавры, и «сверхлюди» — «64 миллиона людей белой расы высшего типа». Узнаете знакомые мотивы из «монстров из Акамбаро», «черных камней из Ики» и высказываний Шарру? Вот где общие «корни» динозавров из мезозоя и охотившихся на них «людей белой расы», «прилетевших но трассе Сириус — Земля»! А в орбиту псевдотеорий фантастов от археологии и истории, вслед за этнографией и лингвистикой, уже попадает геология, океанология, биология и, в первую очередь, философия. Ибо авторы и проповедники «нового взгляда» на историю приходят к старой как мир «идее» — отказаться от материализма и атеизма, вернуться к богу, иначе современную цивилизацию постигнет та же участь, что и жителей погибшего континента My…

А это уже — чистый идеализм, полное отрицание научной материалистической теории развития жизни на земле, от низших ее форм к высшим, по сути дела, полное отрицание исторического прогресса на нашей земле. Одним словом, «фантастическая археология и история» на западе, базой антинаучных спекуляций которой становятся «загадочные» и «беспаспортные» источники (они сейчас активно пополняются уже в организованном порядке, включая в себя и сознательные фальсификации типа «черных камней»), представляет собой деятельную и воинствующую форму антиматериалистической и антимарксистской идеологии. Разоблачение ее, борьба за истину, очищение исторической науки от псевдоисторической шелухи, на мой взгляд, — одна из важных в идеологическом смысле сторон книги Г. Босова. Она отличается увлекательностью, научной смелостью, ясностью мысли и прекрасным языком, что делает ее одинаково доступной всем интересующимся историей — и школьникам, и взрослым.

Член-корреспондент АН СССР, доктор исторических наук профессор В. Л. Янин