Лорк Федерико Грси

Стихи

Федерико Грси Лорк

Стихи

Книг стихов. 1921 Стихи о кнте хондо. 1921 Первые песни. 1922 Песни. 1921 - 1924 Цыгнское ромнсеро. 1924 - 1927 Поэт в Нью-Йорке. 1929 - 1930 Плч по Игнсьо Снчесу Мехису. 1935 Шесть стихотворений по-глисийски. 1935 Дивн Тмрит. 1936 Стихи рзных лет.

Федерико Грси Лорк

Книг стихов 1921 - Флюгер. Перевод Я. Серпин - Кк улитк отпрвилсь путешествовть и кого он встретил в пути. Перевод Инны Тыняновой - Осення песня. Перевод О. Свич - Весення песня. Перевод Инны Тыняновой - Мля песня. Перевод М. Смев - Цикд. Перевод М. Смев - Грустня бллд. Перевод М. Смев - Потемки моей души. Перевод А. Эйснер - Дождь. Перевод В. Прнх - Если б мог по луне гдть я. Перевод Я. Серпин - Элегия. Перевод М. Смев - Снт-Яго. Перевод Инны Тыняновой - Алмз. Перевод В. Прнх - Новые песни. Перевод А. Яни - Бллд июльского дня. Перевод Инны Тыняновой - Сон. Перевод О. Свич - Пейзж. Перевод М. Кудинов - Вопросы. Перевод М. Кудинов - Солнце село. Перевод Б. Слуцкого - Мдригл ("Мой поцелуй был грнтом...") Перевод М. Смев - Колокол. Перевод Инны Тыняновой - Есть души, где скрыты... Перевод М. Кудинов - Сокровення бллд. Перевод М. Смев - Стрый ящер. Перевод Инны Тыняновой - Бллд тихого сквер. Перевод Инны Тыняновой - Перепутье. Перевод Инны Тыняновой - Прервнный концерт. Перевод Б. Слуцкого - Восточня песня. Перевод М. Смев - Поле. Перевод М. Кудинов - Бллд морской воды. Перевод А. Гелескул - Деревья. Перевод М. Смев - Лун и смерть. Перевод А. Гелескул - Мдригл (Твои глз я увидел...") Перевод М. Кудинов - Колосья. Перевод О. Свич - Рздумья под дождем. Перевод Ю. Мориц - Ключ. Перевод Б. Слуцкого - Море. Перевод В. Прнх - К лвру. Перевод В. Прнх - Осенний ритм. Перевод Г. Шмков - Ночня мелодия. Перевод М. Кудинов - Гнездо. Перевод М. Смев - Иня песня. Перевод М. Смев

ФЛЮГЕР

Ветер, летящий с юг, ветер, знойный и смуглый, моего ты ксешься тел и приносить мне, крылья рскинув, зерн взглядов, нлитых соком зреющих пельсинов.

Обгряется месяц, и плчут тополя, склонясь пред тобою, только ждть тебя ндо подолгу! Я свернул уже ночь моей песни и поствил ее н полку.

Обрти н меня внимнье, если нет и в помине ветр, сердце, зкружись, сердце, зкружись!

Летящя с север стуж, медведиц беля ветр! Моего ты ксешься тел, и в плще кпитнов бесплотных ты хохочешь нд Алигьери и дрожишь от восходов холодных.

Ветер, шлифующий звезды, ты приходишь с тким опоздньем! Потерял я ключи от шкф, и зрос он мхом первозднным.

Обрти н меня внимнье, если нет и в помине ветр, сердце, зкружись, сердце, зкружись!

Бризы, гномы и ветры, летящие ниоткуд. Мотыльки рспустившейся розы с пирмидльными лепесткми, зтененные чщей лесною, флейты, поющие в бурю, рсстньтесь со мною! Тяжкие цепи сдвили пмять мою до боли, и птиц, что щебетом звонким умеет рсписывть вечер, томится теперь в неволе.

Минувшее невозвртимо, кк будто кнуло в омут, и в сонме ветров просветленных жлобы не помогут. Не првд ли, тополь, искусник бриз? Жлобы не помогут.

Обрти н меня внимнье, если нет и в помине ветр, сердце, зкружись, сердце, зкружись!

КАК УЛИТКА ОТПРАВИЛАСЬ ПУТЕШЕСТВОВАТЬ И КОГО ОНА ВСТРЕТИЛА В ПУТИ

Воздух тихого утр кк-то по-детски нежен, протягивют деревья руки свои к земле. Колеблющимся тумном покрылись поля и посевы, и в воздухе ткут шелковинки пуки для своих сетей сверкющие дорожки н голубом стекле.

А рядом, под тополями, ручей, нпевя песню, по зеленой трве бежит, и мирня улитк, мещночк с тропинки, смирення простушк, глядит н широкий мир. Вокруг тишин безмятежн. Улитк вздохнул укрдкой и, бросив дом и хозяйство, тронулсь в путь-дорогу, чтоб крй тропинки увидеть.

Ползет себе стрнниц нш и вот нбрел н место, где плюш по земле рзросся, вплетясь в крпиву. Чинно сидели тм две лягушки, н утреннем солнце грея свои струшечьи кости.

- Все эти новые песни, ворчл одн лягушк, поверь, ни грош не стоят! - Подруг, - ей отвечл другя лягушк, слепя и сильно помятя с виду, когд я был девчонкой, я верил: бог услышит когд-нибудь ншу песню и сжлится он нд нми. С тех пор прожил я долго и уж ни во что не верю и петь совсем перестл...

Тк жловлись лягушки и милостыню просили у резвого лягушонк, который с нхльной миной прыгл рядом по трвке.

И вот перед темным лесом улитк остновилсь. Хочет кричть. Не может. Лягушки к ней подскочили.

- Ббочк это, что ли? спросил слепя лягушк. - Ты рзве не видишь рожки? подруг ей отвечл. Это улитк. Скжи нм, улитк,ты издлек?

- Живу я не очень близко и хочу домой поскорее. - Улитки очень трусливы, скзл слепя лягушк. - Умеешь ты петь? - Не умею, улитк в ответ. - А молиться? - Меня не учили, нет. - А в вечную жизнь ты веришь? - А что это?

- Это знчит жить вечно в реке прозрчной с цветущими берегми, где много прекрсной пищи. - Д что вы? А мне говорил покойня ббушк в детстве, что я после смерти буду ползть по нежным листьям смых высоких деревьев.

- Еретичк был твоя ббк! Мы говорим тебе првду, не веришь - зствим верить! рзбушевлись лягушки.

- Зчем я ушл из дому? плчет улитк.- Я верю в вечную жизнь, конечно, вы првы... Тогд лягушки здумчиво удлились, нш улитк в стрхе поспешил в лес углубиться.

Две нищенки, две лягушки зстыли подобно сфинксм. Одн из подруг спросил: - Ну, в вечную жизнь ты веришь? - Не верю, - ответил грустно слепя больня лягушк. - Зчем мы тогд улитке скзли, что ндо верить? - Зтем, что... См не зню, вздохнул слепя лягушк, я не могу без волненья слышть, кк нши дети квкют, сидя в кнве, и призывют бог...

А бедня улитк вернулсь нзд. Тропинк пустынн. Горячий ветер зстыл в тополях высоких.

И тут повстречлсь улитк с крсными мурвьями, они, суетясь и толкясь, тщили полуживого мурвья, у которого сильно переломны усики были. Воскликнул нш улитк: - Муршеньки, остновитесь! З что нкзть хотите вшего бедного бртц? Рсскжите мне, что он сделл? Я вс рссужу спрведливо. Ты см рсскжи, не бойся.

Тогд мурвей полумертвый скзл тихонько и грустно: - Я, знете, видел звезды. - Звезды? Что это знчит? кричт мурвьи возмущенно. Д и улитк тоже спросил здумчиво: - Звезды? - Д, - мурвей отвечет, я видел звезды, поверьте. Я поднялся высоко, н смый высокий тополь, и тысячи глз лучистых мою темноту пронзили. Тогд спросил улитк: - Но что же ткое звезды? - А это огни, что сияют нд ншею головою. - Но мы их совсем не видим! сердясь, мурвьи возржют. А улитк: - Слб я зреньем, вижу не выше трвки. Тогд мурвьи вскричли, усикми врщя: - Тебя мы убьем. Ленив ты и рзврщен. Ты должен трудиться, не глядя в небо.

- Звезды я видел, звезды, рненый им отвечет. Тогд изрекл улитк: - Оствьте его, идите своею дорогой, бртья. Нверно, ему недолго жить н земле остлось.

Пчел пролетел, рзрезв медовыми крыльями воздух. Мурвей, умиря, дышит свежей вечерней прохлдой и шепчет: - Пришл ты з мною, унеси меня к звездм, пчелк.

Видя, что он уже умер, мурвьи рзбегются в стрхе.

Улитк, вздохнув укрдкой, прочь поползл в смущенье, словно пред ней рскрылсь вечность н крткий миг. - Нет у тропинки кря, верно, ведет он к звездм, восклицет он печльно. Только мне до них не дойти. Уж больно я неуклюж, мне лучше о звездх збыть.

Тумн висит нд полями, и солнце лучом дрожщим по колокольням дльним под вечерний звон скользит. А мирня улитк, мещночк с тропинки, в смущенье, с тоскою стрнной, глядит н широкий мир.

ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ

Сегодня чувствую в сердце неясную дрожь созвездий, но глохнут в душе тумн моя тропинк и песня. Свет мои крылья ломет, и боль печли и зннья в чистом источнике мысли полощет воспоминнья.

Все розы сегодня белы, кк горе мое, кк возмездье, если они не белы, то снег их выбелил вместе. Прежде кк рдуг были. А снег идет нд душою. Снежинки души - поцелуи и целые сцены порою; они во тьме, но сияют для того, кто несет их с собою.

Н розх снежинки рстют, но снег души остется, и в лпх бегущих лет он свном обернется.

Тет ли этот снег, когд смерть нс с тобой уносит? Или будет и снег другой и другие - лучшие - розы? Узнем ли мир и покой соглсно ученью Христову? Или нвек невозможно решенье вопрос ткого?

А если любовь - лишь обмн? Кто влгет в нс жизни дыхнье, если только сумерек тень нм дет нстоящее зннье. Добр - его, может быть, нет, и Зл - оно рядом и рнит.

Если ндежд погснет и нчнется непонимнье, то ккой же фкел н свете осветит земные блужднья?

Если вымысел - синев, что стнет с невинностью, с чудом? Что с сердцем, что с сердцем стнет, если стрел у любви не будет?

Если смерть - это только смерть, что стнет с поэтом бездомным и с вещми, которые спят оттого, что никто их не вспомнит? О солнце, солнце ндежд! Воды прозрчность и ясность! Сердц детей! Новолунье! Души кмней безглсных! Сегодня чувствую в сердце неясную дрожь созвездий, сегодня все розы белы, кк горе мое, кк возмездье.

ВЕСЕННЯЯ ПЕСНЯ

I

Выходят веселые дети из шумной школы, вплетют в прельский ветер свой смех веселый. Ккою свежестью дышит покой душистый! Улиц дремлет и слышит смех серебристый.

II

Иду по сдм вечерним, в цветы одетым, грусть я свою, нверно, оствил где-то. Н клдбище, нд черепми збывших время, трепещет земля цветми, взросло их семя. И киприсы, покрыты пыльцою нежной, вперили пустые орбиты в простор безбрежный, кчя своей утомленной глвой зеленой.

Апрель, ты несешь нм звезды, вешние воды, зжги золотые гнезд в глзх природы!

МАЛАЯ ПЕСНЯ

У соловья н крылх влг вечерних рос, кпельки пьют луну, свет ее сонных грез.

Мрмор фонтн впитл тысячи мокрых звезд и поцелуи струй.

Девушки в скверх прощй вслед мне, потупя взгляд, шепчут. Прощй мне вслед колокол говорят. Стоя в обнимку, деревья в сумрке тют. А я, плч, слоняюсь по улице, нелеп, безутешен, пьян печлью де Бержерк и Дон-Кихот, избвитель, спешу н зов бесконечного-невозможного, мятник чсов. Ирисы вянут, едв коснется их голос мой, обрызгнный кровью зкт. У песни моей смешной пыльный нряд пяц. Куд ты исчезл вдруг, любовь? Ты в гнезде пучьем. И солнце, точно пук, лпми золотыми тщит меня во тьму. Ни в чем не знть мне удчи: я см кк Амур-мльчугн, и слезы мои что стрелы, сердце - тугой колчн.

Мне ничего не ндо, лишь боль с собой унесу, кк мльчик из скзки збытой, покинутый в темном лесу.

""""

ЦИКАДА

Цикд! Счстье хмельной от свет умереть н постели земной.

Ты проведл от полей тйну жизни, звязку ее и рзвязку. И стря фея, т, что слыхл рожденье корней, схоронил в тебе свою скзку.

Цикд! Это счстье и есть зхлебнуться в лзурной крови небес. Свет - это бог. Не зтем ли проделн солнцем дыр, чтоб мог он спускться н землю?

Цикд! Это счстье и есть в гонии чувствовть весь гнет небес. Перед вртми смерти с понуренной головою, под спущенным стягом ветр идет все живое.

Тинственный говор мыслей. Ни звук... В печли идут облченные в трур молчнья.

Ты же, пролитый звон, цикд, ты, родник зчровнный лет, умирешь, чтоб причститься небесному звуку и свету.

Цикд! Счстливя ты, ибо тебя облчил см дух святой, иже свет, в свои лучи.

Цикд! Звездой певучей ты сверкл нд снми луг, темных сверчков и лягушек соперниц и подруг. И солнце, что слдостно рнит, нлившись полуденной силой, из вихря лучей гробницу нд прхом твоим водрузило и сейчс твою душу уносит, чтоб обртить ее в свет. Стнь, мое сердце, цикдой, чтобы истек я песней, рненный нд полями светом небесной бездны. И т, чей женственный обрз был предугдн мной, пусть собственными рукми прольет его в прх земной.

И розовым слдким илом пусть кровь моя в поле стнет, чтобы свои мотыги вонзли в нее крестьяне.

Цикд! Это счстье и есть умереть от невидимых стрел лзурных небес.

ГРУСТНАЯ БАЛЛАДА

Мленькя поэм

Бедня ббочк сердце мое, милые дети с лужйки зеленой. Время-пук ее держит в плену, крыльев пыльц - горький опыт плененной.

Пел я, бывло, ребенком, кк ты, милые дети с лужйки зеленой. Голос мой, ястреб с когтями котенк, в небо взмывл, в его синее лоно. Клич вербену, вербену зовя, кк-то бродил в кртхенском сду я, и потерял я колечко судьбы, речку из песни минуя.

Стть квлером и мне довелось. Мйский был вечер, прохлдный и лунный. Мне покзлсь згдкой он, синей звездой н груди моей юной. Вербного был воскресенья кнун, сердце сккло в звездные дли. Но вместо роз и мхровых гвоздик ирисы руки ее обрывли. Сердцем я был беспокоен всегд, милые дети с лужйки зеленой. Ту, что в ромнсе встретилсь мне, ждл я, в мечты погруженный. Ту, что нрвет мйских роз и гвоздик, ждл я, - кк пелось в ромнсе. Но почему только дети одни видят ее н Пегсе? Т ли он, кого мы в хороводх с грустью звездой нзывем, молим, чтоб вышл потнцевть в луг, принряженный мем?

Мне вспоминется детств прель, милые дети с лужйки зеленой. В стром ромнсе однжды ее я повстречл, изумленный.

И по ночм стл печлиться ей, недостижимой, немилый. Слыш мои излиянья, лун губы в усмешке кривил. Кто он - т, что гвоздики сорвет с нежными розми мя? Бедня девочк, змуж ее выдл мчех зля. Где-то н клдбише в тихой земле спят вместе с ней ее беды... Я же, в любви безответной своей, сердц исчез не изведв, с посохом солнц хочу одолеть недостижимость небесного склон.

Мрком меня укрывет печль, милые дети с лужйки зеленой. Ныне длекие те времен с нежностью я вспоминю. Кто он т, что гвоздики сорвет с нежными розми мя?

ПОТЕМКИ МОЕЙ ДУШИ

Потемки моей души отступют перед зрею збук, перед тумном книг и скзнных слов.

Потемки моей души!

Я пришел к черте, з которой прекрщется ностльгия, з которой слезы стновятся белоснежными, кк лебстр.

(Потемки моей души!)

Звершется пряж скорби, но остются рзум и сущность отходящего полудня губ моих, отходящего полудня взоров.

Непонятня путниц зкоптившихся звезд рсствляет сети моим почти увядшим иллюзиям.

Потемки моей души!

Гллюцинции искжют зрение мне, и дже слово любовь потеряло смысл.

Соловей мой, соловей! Ты еще поешь?

""

ДОЖДЬ

Есть в дожде откровенье - потення нежность. И стриння слдость примиренной дремоты, пробуждется с ним безыскусня песня, и трепещет душ усыпленной природы.

Это землю лобзют поцелуем лзурным, первобытное снов оживет поверье. Сочетются Небо и Земля, кк впервые, и великя кротость рзлит в предвечерье.

Дождь - зря для плодов. Он приносит цветы нм, овевет священным дуновением моря, вызывет внезпно бытие н погостх, в душе сожленье о немыслимых зорях,

роковое томленье по згубленной жизни, неотступную думу: Все нпрсно, все поздно! Или призрк тревожный невозможного утр и стрдние плоти, где тится угроз.

В этом сером звучнье пробуждется нежность, небо ншего сердц просияет глубоко, но ндежды невольно обрщются в скорби, созерця погибель этих кпель н стеклх.

Эти кпли - глз бесконечности - смотрят в бесконечность родную, в мтеринское око.

И з кплею кпля н стекле змутненном, трепещ, остется, кк лмзня рн. Но, поэты воды, эти кпли провидят то, что толпы потоков не узнют в тумнх.

О мой дождь молчливый, без ветров, без ненстья, дождь спокойный и кроткий, колокольчик убогий, дождь хороший и мирный, только ты - нстоящий, ты с любовью и скорбью окропляешь дороги!

О мой дождь фрнцискнский, ты хрнишь в своих кплях души светлых ручьев, незметные росы. Нисходя н рвнины, ты медлительным звоном открывешь в груди сокровенные розы.

Тишине ты лепечешь первобытную песню и листве повторяешь золотое преднье, пустынное сердце постигет их горько в безысходной и черной пентгрмме стрднья.

В сердце те же печли, что в дожде просветленном, примирення скорбь о несбыточном чсе. Для меня в небесх возникет созвездье, но мешет мне сердце созерцть это счстье.

О мой дождь молчливый, ты любимец рстений, ты н клвишх звучных - утешение в боли, и душе человек ты дришь тот же отзвук, ту же мглу, что душе усыпленного поля!

""

ЕСЛИ Б МОГ ПО ЛУНЕ ГАДАТЬ Я

Я твое повторяю имя по ночм во тьме молчливой, когд собирются звезды к лунному водопою и смутные листья дремлют, свесившись нд тропою. И кжусь я себе в эту пору пустотою из звуков и боли, обезумевшими чсми, что о прошлом поют поневоле.

Я твое повторяю имя этой ночью во тьме молчливой, и звучит оно тк отдленно, кк еще никогд не звучло. Это имя дльше, чем звезды, и печльней, чем дождь устлый.

Полюблю ли тебя я снов, кк любить я умел когд-то? Рзве сердце мое виновто? И ккою любовь моя стнет, когд белый тумн рстет? Будет тихой и светлой? Не зню. Если б мог по луне гдть я, кк ромшку, ее обрывя!

ЭЛЕГИЯ

Окутн дымкой тревожных желний, идешь, омывясь вечерней прохлдой. Кк вянущий нрд эти сумерки плоти, увенчнной тинством женского взгляд.

Несешь н губх чистоты неиспитой печль; в золотой дионисовой чше бесплодного лон несешь пучк, который зткл твой огонь неугсший в цветущие ткни; ничей еще рот н них рскленные розы не выжег.

Несешь осторожно в точеных лдонях моточек несбывшихся снов и в притихших глзх горький голод по детскому зову. И тм, во влденьях мечты зпредельной, виденья уют и скрип колыбели, вплетенный в нпев голубой колыбельной.

Лишь тронь твое тело любовь, кк Церер, ты в мир снизошл б со снопми пшеницы; из этой груди, кк у девы Мрии, могли бы дв млечных исток пробиться.

Нетронутый лотос, ничьи поцелуи во мгле этих плменных бедер не кнут, и темные волосы перебирть, кк струны, ничьи уже пльцы не стнут.

О тинство женственности, словно поле, ты ветер поишь ромтом нектр, Венер, покрытя шлью мнильской, вкусившя терпкость вин и гитры.

О смуглый мой лебедь, в чьем озере дремлют кувшинки сэт, и зкты, и звезды, и рыжя пен гвоздик под крылми поит ромтом осенние гнезд.

Никто не вдохнет в тебя жизнь, ндлузк, тебя от крест не зхочет избвить. Твои поцелуи - в ночи безрссветной среди виногрдников спящя зводь.

Но тени рстут у тебя под глзми, и в смоли волос пробивется пепел, и грудь рсплывется, блгоухя, и никнет спины твоей великолепье.

Горишь ты бесплодным огнем мтеринств, скорбящя дев, печли пучин, высокие звезды ночные, кк гвозди, все вогнны в сердце твое до единой.

Ты - плоть Андлузии, зеркло кря, где женщины стрстные муки проносят, легко веерми игря. И прячут под пестрой рсцветкой нрядов, под сжтой у смого горл мнтильей следы полосующих взглядов.

Проходишь тумнми Осени, дев, кк Клр, Инее или нежня Блнк; тебе же, увитой лозой виногрдной, под звуки тимпн плясть бы вкхнкой.

Глз твои, словно угрюмя повесть о прожитой жизни, несклдной и блеклой. Одн среди бедной своей обстновки глядишь н прохожих сквозь мутные стекл. Ты слышишь, кк дождь удряет о плиты убогонькой улочки провинцильной, кк колокол где-то звонит одиноко, длекий-длекий, печльный-печльный.

Нпрсно ты слушешь плчущий ветер никто не встревожит твой слух серендой. В глзх, еще полных привычного зов, все больше унынья, все больше ндсд; но девичье сердце в груди изнуренной все вспыхнуть способно с единого взгляд.

В могилу сойдет твое тело, и ветер умчит твое имя. Зря из земли этой темной взойдет нд костями твоими. Взойдут из грудей твоих белых две розы, из глз - две гвоздики, рссвет бгряней, скорбь твоя в небе звездой возгорится, сияньем сестер зтмевя и рня.

САНТ-ЯГО

(Нивня бллд)

I

Нынче ночью прошел Снт-Яго по светлым дорожкм неб. Это дети, смеясь, рсскзли тоненьким струйкм речки.

Длеко ли небесный стрнник держит путь по бескрйним тропинкм? Он едет зре нвстречу н коне, что белее снег.

Дети-крошки, резвитесь н воле, рскидйте свой смех по ветру!

Мой сосед рсскзл про Снт-Яго и про двести рыцрей хрбрых в одежде из яркого свет с гирляндми звезд зеленых; конь-то хорош у Снт-Яго, это же месяц двурогий!

Мой сосед рсскзл мне ткже, что слышл он сонной ночью серебряный шелест крыльев, в волнх тишины потонувший. Почему же рек змолкл? Это нгелы-рыцри скчут.

Дети-крошки, резвитесь н воле, рскидйте свой смех по ветру!

В эту ночь лун убывет. Слушйте! Что тм, в небе? Почему тк сверчки рспелись и зляли вдруг собки?

- Слушй, ббушк, где ж дорожк? Слушй, ббушк, я не вижу!

- Посмотри, ты увидишь: лентой вьется струйк блестящей пыли, серебристое пятнышко в небе поктилось. Ты видишь? - Вижу.

- Слушй, ббушк, где ж Снт-Яго? - Вон он скчет со свитой своею, вон плюмж н высоком шлеме, жемчуг н кольчуге тонкой, солнце н грудь его село, лун поклонилсь в ноги.

Всю-то ночь нд долиной веют из тумн сплетенные скзки.

Дети-крошки, резвитесь н воле, рскидйте свой смех по ветру!

II

Т струшк, что в хижине бедной живет н крю деревни, со своим кривым веретенцем, с прочкой черных кошек, в сумеркх теплых, сидя со своим чулком у порог, дрожщим голосом, тихо, под шелест листвы потемневшей, рсскзывет соседкм и ребятишкм сопливым о том, что в двние годы кк-то случилось с нею.

Однжды, ткой же ночью, кк эт, безветренной, тихой, он увидл Снт-Яго шел он по землям неб.

- Кк, ббушк, был одет он? спросили дв голос рзом.

- Он в брхтной был тунике и с посохом изумрудным.

И лишь н порог вступил он, проснулись мои голубки и крылья свои рзвернули, пес мой лизл ему ноги. Был тк лсков небесный стрнник, словно лун зимою, и нполнился дом и сд мой зпхом трв душистых.

- Что ж, ббушк, он скзл вм? спросили дв голос рзом.

- Проходя, он мне улыбнулся и звезду в моем сердце оствил.

- А куд ты ее положил? спросил прокзник-мльчишк.

- Д, нверно, он потухл, это ж скзк! - скзли другие.

- Дети, дети, он не погсл, я в душе ту звезду сохрнил.

- А в душе - это звезды ккие? - Д ткие же, кк н небе.

- Дльше, ббушк! Что же дльше? Этот стрнник - куд ушел он?

- Он ушел длеко, з горы, и голубок увел, и собку. Но мой сд он нполнил жсмином и цветущими розми, дети. И созрел н зеленых веткх виногрд, нутро в мбре я ншл зерно золотое. Очень добрый был этот стрнник!

- Повезло тебе, ббушк, в жизни! зключили дв голос рзом.

Здремли устлые дети, н поля тишин опустилсь.

Дети-крошки, пройдет ли Снт-Яго в вших снх по тумнным тропинкм?

Ночь июльскя, ясня ночк! Скчет, скчет Снт-Яго по небу!

А тоску, что я в сердце прятл, я рзвею по белой дорожке, чтобы дети ее потопили в светлых водх реки прозрчной, чтоб сквозь звездную ночь длеко чистый ветер ее рзвеял.

АЛМАЗ

Остря звезд-лмз, глубину пебес пронзя, вылетел птицей свет из неволи мирозднья. Из огромного гнезд, где он томилсь пленной, устремляется, не зня, что приковн к вселенной.

Охотники неземные охотятся н плнеты н лебедей серебристых в водх молчнья и свет.

Вслух млыши-топольки читют букврь, ветхий тополь-учитель кчет в лд им иссохшею веткой. Теперь н горе длекой, нверно, игрют в кости покойники: им тк скучно весь век лежть н погосте!

Лягушк, пой свою песню! Сверчок, вылезй из щели! Пусть в тишине ззвучт тонкие вши свирели!

Я возврщюсь домой. Во мне трепещут со стоном голубки - мои тревоги. А н крю небосклон спускется день-бдья в колодезь ночей бездонный!

НОВЫЕ ПЕСНИ

Шепчет вечер: Я жжду тени! Молвит месяц: Звезд ярких жжду! Жждет губ хрустльный родник, и вздыхет ветер протяжно.

Жжду блгоухний и смех, песен я жжду новых без лун, и без ирисов бледных, и без мертвых любовей.

Песни утренней, потрясющей грядущего зводи тихие. И ндеждою нполняющей рябь речную и мертвую тину.

Песни солнечной и спокойной, исполненной мысли зветной, с непорочностью грусти тревожной и девственных сновидений.

Жжду песни без плоти лирической, тишину нполняющей смехом (стю слепых голубок, в тйну пущенных смело).

Песни, в душу вещей входящей, в душу ветр летящей, кк серн, и, нконец, отдыхющей в рдости вечного сердц.

""""

БАЛЛАДА ИЮЛЬСКОГО ДНЯ

Серебряные колокольцы у волов н шее.

- Дитя из снег и солнц, куд путь держишь?

- Иду нрвть мргриток н луг приветный.

- Но луг отсюд длеко и полон теней.

- Любовь моя не боится теней и ветр.

- Бойся солнц, дитя из солнц и снег.

- В моих волосх погсло оно нвеки.

- Белоликя, кто же ты? Твой путь неведом.

- Я из ключей кристльных, из любви вечной.

Серебряные колокольцы у волов н шее.

- А что у тебя н губх тк ярко светит?

- Звезд, что зжег любимый в жизни и в смерти.

- А что у тебя н груди острою веткой?

- Меч, что носил любимый в жизни и в смерти.

- А что в глзх твоих черных гордым блеском?

- Мои печльные думы, что рнят сердце.

- Зчем н тебе нкидк чернее смерти?

- Ах, вдовушк я, и нету меня грустнее!

Грущу я по грфу Лвру из детской песни,

тому, кто из рол Лвров смый первый.

- Кого же ты ищешь здесь, рз его нету?

- Тело того, кто из Лвров смый первый.

- А может, ты ищешь любовь душой неверной? Если ты ищешь любовь, дй бог, встретишь.

- Люблю я одни звезды в дльнем небе, ищу одного друг в жизни и в смерти.

- Друг твой н дне глубоко, дитя из снег, укрыт гвоздикой и дроком, тоскою вечной.

- О, рыцрь длеких стрнствий, киприсной тени, хочу тебе лунною ночью душу вверить.

- Мечттельня Изид, без мед песни, что льешь н уст ребенк свою легенду, тебе я в др предлгю нежное сердце, изрненное очми других женщин.

- Рыцрь речей любезных, прощй нвеки. Ищу я того, кто из Лвров был смый первый.

- Прощй же, спящя роз, цветок весенний, идешь ты к любви верной, я к смерти.

Серебряные колокольцы у волов н шее.

Пускй истекет кровью мое сердце!

СОН

Нд прохлдным ручьем сердце мое отдыхло.

(Ты зткни воду тенью, пук збвенья!)

Сердцу вод родник песню свою скзл.

(Ты зткни воду тенью, пук збвенья!)

Бессонное сердце свою любовь рсскзло.

(Пук безмолвья, тйной рсскз нполни.)

И хмуро вод родник рсскзу внимл.

(Пук безмолвья, тйной рсскз нполни.)

Опрокинувшись, сердце в свежий родник упло.

(Руки, что белеют длеко, удержите воду поток!)

С веселой песней вод мое сердце умчл.

(Руки, что белеют длеко, все уплыло с водой поток!)

ПЕЙЗАЖ

Потухшие звезды усыпли пеплом холодное лоно реки зеленой.

Ручей рстрепл свои косы, тйные гнезд, кк в чс рсплты, огнем объяты.

Лягушки превртили кнву в дудку, которя фльшивит еще усердней во мгле вечерней.

Из-з горы н просторы неб окорок луны с лицом добродушным выплыл послушно.

Из домик, который окршен в индиго, звезд луну добродушную дрзнит, кк мльчик-прокзник.

Розовя окрск в нряд свой хрупкий, в нряд, пошитый рукой неумелой, гору одел.

Лвр устл оттого, что ндо кзться всезнющим и поэтичным, кк лвру прилично.

Вод течет, кк текл и прежде, н ходу в прозрчный сон погружясь и улыбясь.

Все по привычке здесь горько плчет, и вся округ, хотя и невольно, судьбой недовольн.

Чтобы звучть в унисон с природой, и я говорю - никуд не деться; О мое сердце!

Но губы мои, мои грешные губы окршены соком глубокой печли и лучше б молчли.

И этот пейзж мне не рдует сердце, в груди я чувствую холод могилы, и все мне не мило.

О том, что скорбное солнце скрылось, летучя мышь скзть мне успел и прочь улетел.

Отче нш, помилуй любовь! (Плчут рощи - не будет удчи, и тополи плчут.)

Я вижу, кк в угольном мрке вечернем мои глз горят в отдленье, пугя тени.

И мертвую душу мою рстрепл я, призвв н помошь пучьи узоры збытых взоров.

Нстл ночь, зжигются звезды, вонзя кинжлы в холодное лоно реки зеленой.

""

ВОПРОСЫ

Сидят н лужйке кузнечики чинно. - Что скжешь ты, Мрк Аврелий, об этих философх с тихой рвнины? Мысли твои не созрели!

Рек по рвнине узоры чертит. - Скжи мне, Сокрт, что смог увидеть ты в водх, несущихся к смерти? Твой символ веры убог!

Осыплись розы и в грязь упли. - Скжи мне, святой Хун, о чем лепестки их тебе шептли? В сердце твоем - тумн!

СОЛНЦЕ СЕЛО

Солнце село. Кк сттуи, здумчивы деревья. Хлеб скошен. Ток опустели. Они печльны безмерно.

Облял пес деревенский все вечернее небо. Оно - кк пред поцелуем, и яблоком в нем - Венер.

Москиты - росы пегсы летют. Стихли ветры. Гигнтскя Пенелоп ткет ясную ночь из свет.

Спите! Ведь волки близко, ягнятм овечк блеет. Подружки, неужто осень? цветок поверить не смеет.

Вот-вот пстухи со стдми придут из длеких ущелий, и дети будут резвиться у двери строй тверны, и низусть будут петься зученные домми любовные куплеты.

""""

МАДРИГАЛ

Мой поцелуй был грнтом, отверстым и темным, твой рот был бумжной розой.

А дльше - снежное поле.

Мои руки были железом н двух нковльнях. Тело твое - колокольным зктом.

А дльше - снежное поле.

Н черепе лунно, дырявом и синем, мои люблю превртились в соленые стлктиты.

А дльше - снежное поле.

Зплесневели мечты беспечного детств, и просверлил луну моя крученя боль.

А дльше - снежное поле.

Теперь, дрессировщик строгий, я укрощть нучился и мечты свои и любовь (этих лошдок слепых).

А дльше - снежное поле.

""

КОЛОКОЛ

Колокол чистозвонный в ритме крест и рспятья одевет рннее утро приком из тумнов белых и струями тихого плч. А стрый мой друг тополь, перепутнный соловьями, двно считет мгновенья, чтоб в трву опустить ветки прежде еще, чем осень его золотить стнет. Но глз моих две опоры ему не дют гнуться. Стрый тополь, помедли! Не чувствуешь, кк древесин любви моей рсщепилсь? Прострись н зеленом луге, когд душ моя треснет, которую вихрь поцелуев и слов изнемочь зствил и рзодрл в клочья.

ЕСТЬ ДУШИ, ГДЕ СКРЫТЫ...

Есть души, где скрыты увядшие зори, и синие звезды, и времени листья; есть души, где прячутся древние тени, гул прошлых стрдний и сновидений.

Есть души другие: в них призрки стрсти живут. И червивы плоды. И в ненстье тм слышится эхо сожженного крик, который пролился, кк темные струи, не помня о стонх и поцелуях.

Души моей зрелость двно уже знет, что смутня тйн мой дух рзрушет. И юности кмни, изъедены снми, н дно рзмышления пдют сми. Длек ты от бог, твердит кждый кмень.

""

СОКРОВЕННАЯ БАЛЛАДА

Где оно, сердце того школьник, чьи глз первое слово по букврю прочитли? Черня, черня ночь, не у тебя ли?

(Кк холодн вод у речного дн.)

Губы подростк, которые поцелуй, свежий, кк дождь, познли, черня, черня ночь, не у тебя ли?

(Кк холодн вод у речного дн.)

Первый мой стих. Девочк, взгляд исподлобья, косы н плечи спдли... Черня ночь, это все не у тебя ли?

(Кк холодн вод у речного дн.)

Сердце мое, что дозрело н древе позннья, сердце, которое змеи кусли, черня, черня ночь, не у тебя ли?

(Кк ты нгрет, вод фонтн в рзгре лет.)

Змок любви бродячей, немощный змок, в котором зплесневелые тени дремли, черня, черня ночь, не у тебя ли?

(Кк ты нгрет, вод фонтн в рзгре лет.) О неизбывня боль!

Только пещерный мрк в силх тебя превозмочь. Рзве не тк, черня, черня ночь?

(Кк ты нгрет, вод фонтн в рзгре лет.)

О сердце во мрке пещерном! Requiem aeternam!

СТАРЫЙ ЯЩЕР

Н узенькой тропинке мленький стрый ящер (родственник крокодил!) сидел и думл. В своем сюртуке зеленом, похожий одновременно н дьявол и н ббт, подтянут, весьм корректен, в воротничке крхмльном, глядел он солидно и вжно, словно стрый профессор. Эти глз ртист с неудвшеюся крьерой, кк печльно они провожли умирющий вечер!

Вы только в сумерки, друг мой, совершете вши прогулки? Вы ходите рзве без трости, дон Ящер? Ведь вы стры, и дети в деревне могут нпугть вс или обидеть. Что ищете вы н тропинке, близорукий философ? Взгляните, рзорвно небо призрчными тенями вгустовской вечерней прохлды!

Вы просите подянья у тускнеющего небосвод? Осколок звезды иль кплю лзури? Вы, может, читли стихи Лмртин, хотите нслдиться серебряной трелью певчих птичек?

(Ты смотришь н плмя зкт, и глз твои зблестели о грозный дркон лягушек! человеческими огонькми, И плвют челны-мысли, без руля и ветрил, кчясь в подернутых тенью водх твоих зрчков потемневших.)

Пришли вы, быть может, в ндежде крсвицу ящерку встретить, зеленую, словно колос в ме, гибкую, словно былинк нд тихой зводью сонной?

Он вс отвергл, я зню, и покинул вше поле... О, где ты счстливя млдость, любовь в кмышх душистых?! Но к черту! Не унывйте! Вы мне симптичны, прво. Девиз: Я противопоствляю себя змее, - недром нчертн н вшем солидном епископском подбородке.

Уже рстворилось солнце в тумне между холмми, по дороге, пыль подымя, двинулось стдо. Пор н покой, дружище, сойдите с тесной тропинки, ступйте домой, и хвтит думть! Успеете нлюбовться н звезды и н небо, когд не спеш вс будут есть черви...

Вернитесь в свой дом скорее, под поселком сверчков болтливых! Спокойной вм ночи, друг мой, дон Ящер!

Поле уже безлюдно, холмы погрузились в сумрк, и дорог пустынн; лишь время от времени тихо кукует кукушк где-то в тополях темных.

""

БАЛЛАДА ТИХОГО СКВЕРА

В тишине зктной нпевют дети. Ручей прохлдный, источник светлый!

Дети

Что хрнишь ты в дивном веселом сердце?

Я

Перезвон дльный, утонувший в небе.

Дети

Вот ты и уходишь из тихого сквер. Ручей прохлдный, источник светлый!

Что несешь ты в пльцх своих весенних?

Я

Кровь лой розы и первоцветы.

Дети

Омой их водою ншей строй песни. Ручей прохлдный, источник светлый!

Что н губх чуешь сочных и свежих?

Я

Привкус костей и череп моей смерти.

Дети

Испей воды чистой ншей строй песни. Ручей прохлдный, источник светлый!

Куд ж ты уходишь из тихого сквер?

Я

К неведомым мгм, к длеким принцессм.

Дети

У кого спросил ты дорогу поэтов?

Я

У источников светлых из строй песни.

Дети

Ну, землю и море ты оствишь нвеки?

Я

Нполнилось огонькми мое шелковое сердце, колокольным збытым звоном, пчелми и злтоцветом; путь мой лежит длеко, уйду з горные цепи, уйду з шири морские поближе к звездм небесным, буду просить я бог, чтоб мне вернул во влденье древнюю душу ребенк, вскормленную легендой, в шпке с веселым плюмжем, с мечом деревянным детским.

Дети

Вот ты и ухолишь из тихого сквер. Ручей прохлдный, источник светлый!

Открытые очи зсохших деревьев плчут мертвой листвою, изрнены ветром.

ПЕРЕПУТЬЕ

Кк больно, что не нйду свой стих в неведомых длях стрсти, и, н беду, мой мозг чернилми злит!

Кк жлко, что не хрню рубшки счстливц: кожи дубленой, что н броню, отлитую солнцем, похож.

(Перед моими глзми буквы порхют роями.)

О, худшя из болей поэзии боль вековя, болотня боль, и в ней не льется вод живя!

Кк больно, когд из ключ песен хочешь нпиться! О, боль слепого ручья и мельницы без пшеницы!

Кк больно, не испытв боли, пройти в покое средь пожелтелых трв зтерянною тропою!

Но горше всего одн боль веселья и грезы острозубя борон, рыхлящя почву под слезы!

(Лун проплывет вдоль горы бумг средь тумн.) О, истины вечня боль! О, вечня боль обмн!

ПРЕРВАННЫЙ КОНЦЕРТ

Грмония ночи глубокой рзрушен грубо луной ледяной и сонной, взошедшей угрюмо.

О жбх - ночей муэдзинх ни слуху ни духу. Ручей, в кмыши облченный, ворчит что-то глухо.

В тверне молчт музыкнты. Не слышно ни звук. Игрет звезд под сурдинку нд зеленью луг.

Уселся рссерженный ветер горе н уступы, и Пифгор, здешний тополь, столетнюю руку знес нд виновной луною, чтоб дть оплеуху.

ВОСТОЧНАЯ ПЕСНЯ

Кристллизовнным небом вызрело тело грнт. (Зерн - янтрные звезды, пленки - подобья зкт.) Небо его иссушилось, в лпище времени леж, кжется стрческой грудью в желтом пергменте кожи. И стл черенком лмпдки сосок, чтоб светить прохожим.

Плод этот - крошечный пчельник, кровью нполнены соты. Женские губы, кк пчелки, строят всегд их с охотой. Не потому ли тк весел смех его тысячеротый.

Спелый грнт - это сердце, что нд посевом стучится, и, зня, кк оно гордо, не поклюет его птиц. Кк человечье, снружи оно кожурою жестко. Но только пронзи - и брызнет весенней зри полоск. Грнт - сокровище гном, того, что вел рзговоры с девочкой Розой, блуждвшей в чще дремучего бор. Того, что в яркой одежке и с бородой серебристой. До сей поры еше прячут это сокровище листья. Сколько рубинов и перлов в кубке янтрном тится!

В колосе - хлеб нш. В нем слв жизни и смерти Христовой.

Символ терпенья в мслине и постоянств людского.

Яблоко - звязь соблзн, плод, пробудивший земное, кпельк времени он, связння с стною.

Плчет цветок оскверненный в сочном ядре пельсин; плменным золотом стл он, белый в былом и невинный.

Рспутством пьяного лет рожден виногрд мясистый, но церковь блгословеньем хмельной его сок очистит.

Кштны - очг вечерний, поленьев треск, зпх дым и пмять о чем-то двнем, кк кроткие пилигримы.

Желуди - детскя скзк, что в сердце нвеки хрним. Айв золотится кожей, кк чистот и здоровье.

Грнт же - небесный кубок, полный священною кровью. То кровь земли,чье тело ручей иглой своей рнил. То кровь голубого ветр, ободрнного горми. Кровь моря под острым килем, реки - под нпором весел. Грнт - предыстория крови, той, что в себе мы носим. Змысел крови, вмещенной в шр, терпковтый и крепкий. Нш череп и нше сердце нпоминет он лепкой.

O спелый грнт, горящий среди зеленой прохлды, плоть от Венериной плоти, смех многошумного сд. Для мотыльков ты солнце, зстрявшее в предвечерье, в червей же вселяешь ужс обжечься боятся черви.

Ты лоно плодов грядущих, ты светоч жизни, плнет в небе ручья, цветущем крскми позднего лет, вместилище неутолимой стрсти земного свет.

ПОЛЕ

У неб пепельный цвет, у деревьев - белый, черные,черные угли жнивье сгорело. Покрыт зсохшей кровью рн зкт, бумг бесцветня гор скомкн, смят. Прячется серя пыль в оврг придорожный, ручьи помутнели, зводи уснули тревожно. Колокольчики стд звенят несмело, водокчк зстыл и онемел.

У неб пепельный цвет, у деревьев - белый.

БАЛЛАДА МОРСКОЙ ВОДЫ

Море смеется у кря лгуны. Пенные зубы, лзурные губы...

- Девушк с бронзовой грудью, что ты глядишь с тоскою?

- Торгую водой, сеньор мой, водой морскою.

- Юнош с темной кровью, что в ней шумит не смолкя?

- Это вод, сеньор мой, вод морскя.

- Мть, отчего твои слезы льются соленой рекою?

- Плчу водой, сеньор мой, водой морскою.

- Сердце, скжи мне, сердце, откуд горечь ткя?

- Слишком горьк, сеньор мой, вод морскя...

А море смеется у кря лгуны. Пенные зубы, лзурные губы.

ДЕРЕВЬЯ

Деревья, н землю из сини небес пли вы стрелми грозными. Кем же были послвшие вс исполины? Может быть, звездми?

Вш музык - музык птичьей души, божьего взор и стрсти горней. Деревья, сердце мое в земле узнют ли вши суровые корни?

ЛУНА И СМЕРТЬ

Зубы кости слоновой у луны ущербленной. О, кнун умирнья! Ни былинки зеленой, опустелые гнезд, пересохшие русл... Умирть под луною тк стро и тк грустно!

Донья Смерть ковыляет мимо ивы плкучей с вереницей иллюзий престрелых попутчиц. И кк зля колдунья из предния злого, продет он крски восковую с лиловой.

А лун этой ночью, кк н горе, ослепл и купил у Смерти крску бури и пепл. И поствил я в сердце с невеселою шуткой блгн без ктеров н ярмрке жуткой.

МАДРИГАЛ

Твои глз я увидел в детстве длеком и милом. Прикслись ко мне твои руки. Ты мне поцелуй подрил.

(Все тот же ритм чсы отбивют, все те же звезды в небе сияют.)

И сердце мое рскрылось, словно цветок под лучми, и лепестки дышли нежностью и мечтми.

(Все тот же ритм чсы отбивют, все те же звезды в небе сияют.)

А после я горько плкл, кк принц из скзки збытой, когд во время турнир ушл от него Эстрельит.

(Все тот же ритм чсы отбивют, все те же звезды в небе сияют.)

И вот мы теперь в рзлуке. Вдли от тебя тоскуя, не вижу я рук твоих нежных и глз твоих прелесть живую, и только н лбу остлся мотылек твоего поцелуя.

(Все тот же ритм чсы отбивют, все те же звезды в небе сияют.)

КОЛОСЬЯ

Пшениц отдлсь н милость смерти, уже серпы колосья режут. Склоняет тополь голову в беседе с душою ветр, легкой, свежей.

Пшениц хочет одного: молчнья. Н солнце отвердев, он вздыхет по той стихийной широте, в которой мечты рзбуженные обитют. А день, от свет и звучнья спелый, н голубые горы отступет.

Ккой тинственною мыслью колосья зняты до боли? И что з ритм мечттельной печли волнует поле?..

Н стрых птиц похожие колосья взлететь не могут. В их головкх стройных из золот литого мозг, черты лиц спокойны.

Все думют о том же, рзмышляя нд тйною, глубокой и тяжелой. Живое золото берут из почвы, и жр лучей, кк солнечные челы, сосут и одевются лучми, чтоб стть душой муки веселой.

Вы нполняете меня, колосья, веселою печлью! Придя из дльней глубины веков, вы в Библии звучли; соглсным хором лир звените вы, когд вс тишиной коснутся дли.

Рстете вы, чтоб нкормить людей. А ирисы и мргритки в поле рождются всему нперекор. Вы - золотые мумии в неволе. Лесной цветок рождется для сн, для жизни умереть - вот вш доля.

РАЗДУМЬЯ ПОД ДОЖДЕМ

Ливень лски и грусти прошумел в зхолустье, дрожь вселил н прощнье в сдовые листья. Эт почв сыря пхнет руслом покоя, сердце мне зтопляя нездешней тоскою.

Н немом окоеме рвутся плотные тучи. Кто-то кпли вонзет в дремотную зводь, кругло-светлые жемчуги всплесков бросет. Огоньки, чья нивность в дрожи вод угсет.

Грусть мою потрясет грусть вечернего сд. Однозвучня нежность переполнил воздух. Неужели, господь, мои муки исчезнут, кк сейчс исчезет хрупкий лиственный отзвук?

Это звездное эхо, что хрнится в предсердье, стнет светом, который мне поможет рзбиться. И душ пробудится в чистом виде - от смерти? И все, что в мыслях творится, - в темноте рстворится?

О, зтих, кк счстливый, сд под негой дождливой! В чистоте мое сердце стло отзвуком, эхом рзных мыслей печльных и мыслей хрустльных, их плескнье в глубинх - вроде крыл голубиных.

Брезжит солнце. Желтеют бескровные ветви. Рядом бьется тоск с клокотньем смертельным, и тоскую сейчс о безнежностном детстве, о великой мечте - стть в любви генильным, о чсх, проведенных - кк эти! - в печльном созерцнье дождя. Крсня Шпочк, по дороге идя... Скзки кончились, я рстерялся нд бездной, нд потоком любви - муть ккя-то в звездх.

Неужели, господь, мои муки исчезнут, кк сейчс исчезет хрупкий лиственный отзвук?

Снов льет. Ветер призрки гонит вперед.

КЛЮЧ

(Отрывок)

В долине здремли тени, ключи зпели.

Увидев зимних сумерек прострнность, зснуло сердце. О, кто ключи понять сумеет, воды секреты новорожденной, песню, укрытую от зренья духовного, с мелодией слдчйшей, зпредельной?..

Ключ рспевл, сгибясь под грузом тени. Я подошел его послушть, но сердце было глухо к пенью.

Н целомудренной трве цвели незримые плнеты. Глгол земли рождлся, зчтый непорочным чревом.

Среди долины рос столетний тополь, его листв зшелестел. Листв зкт трепетл, серебряня, кк плнеты. Средоточьем неб был великий тополь. Нежной, от сумрк неясной ключ мне покзлсь песня.

Нписны те темные слов н збуке кких рссветов? Что говорят они длеким звездм? И чьи уст прошепчут это? Душою, господи, я зол. Сжигет огонь греховный тело. Море, что я вместил в себе, утртило свой берег. Мяк твой, господи, погс.

Одно лишь мое сердце морю светит. Но неужели эти тйны ночи, воды секреты тинственны лишь для очей людского рзуменья? Неужто сумрк тйн не будоржит долины, горы, ббочек, деревья? Неужто ужс тьмы не ощущют ни кмни, ни коренья? Неужто только я глголю, чистый ключ скзть свое не смеет?

Но что-то вдруг почувствовл в воде я, и это будоржит... словно ветер в моей душе кчет ветви.

Стнь деревом! (Вдли мне голос шепчет.) И водопдом хлынули светил н незпятннное небо.

С печлью и тревогой впечтывюсь в тополь тот столетний, кк Дфн, убегющя в стрхе от Аполлон сумрк и тени. Душ моя листвою поглотилсь, и соком стл кровь моя древесным, слез моих источник смолою обернулся цепкой. Опустилось в корни сердце, стрсти человечьи покинули меня и убежли, изрнив тело.

Увидев зимних сумерек прострнность, ломл я ветви и рдовлся незнкомым ритмм порывов ледяного ветр.

Я лску крыльев ощущл рукми, гнезд нежных трогл тело, и тысячми пчелы полевые ко мне летели. Целый улей золот живого тил я в дряхлых недрх.

Пейзж и вся земля исчезли. Остлось только небо, и я дыхние горы услышл и звездный шелест.

Поймут ли нежные мои листочки воды секреты? Достигну ли корнями королевств, в котором родилсь вод и зреет? К отрженному волнми небу склонивши ветви, смыл листву я в голубом, певучем лмзе светлом и клокотние ключей услышл, кк слышл их, когд был человеком. Исполнено неведомого зннья, ткже музыки струенье.

Огромнейшие руки воздымя, лицом к голубизне я стоял, исполненный росы, тумн и угсющего свет.

Я чувствовл великое томленье, тоску деревьев, желнье устремиться к белым звездм с ветрми вместе. Но из кмней мне тихо и печльно шепнуло сердце: Когд тебе слов ключ невнятны, умри и обломй все ветви!

О боже, вырви из земли меня! Дй слух мне, который воду рзумел бы! Дй голос, чтобы он любви во имя похитил у волны секреты пенья. Мне только мсл слов не хвтет, чтобы мяк твой снов згорелся!

Стнь соловьем! - послышлся мне голос, что был вдли зтерян. Ночь не устерегл, и грудь рзверзлсь, и звезды хлынули потоком светлым. ................................................... ...................................................

""""""

МОРЕ

Море, ты - Люцифер лзоревых высот, з желнье стть светом свергнутый небосвод.

Н вечное движенье бедный рб осужден, когд-то, о море, стыл спокойно твой сон.

Но от горьких уныний тебя любовь спсл, ты жизнь дло богине, и глубь твоя поныне девственн и светл.

Стрстны твои печли, море слдостных всхлипов, но ты полно не звезд, цветущих полипов.

Боль твою перенес стн-великн, по тебе шел Христос, утешл тебя Пн.

Свет Венеры для нс грмония вселенной. Молчи, Екклезист! Венер - сокровенный свет души...

...Человек пдший нгел. Прощй, о земля: ты - нвек потерянный рй!

К ЛАВРУ

Н крй небосклон, тумнный и скорбный, шл ночь, нбухя звездми и тенью. А я, бородтый волшебник предний, я слушл нречья кмней и рстений.

Я понял признния - тйну печли плющей, киприсов и жгучей крпивы, узнл сновиденья из повести нрд, пел светлые гимны средь лилий счстливых.

И в древнем лесу, исходя чернотою, открыли мне душу глухие глубины: сосняк, от звучний и зпхов пьяный, согбенные знньем седые мслины, и мох, оснеженный ночною филкой, и высохший тополь - приют мурвьиный.

И все говорило тк слдостно сердцу, дрож в путине, звенящей блженно, ведь ею вод облекет дремоту, кк некоей ткнью грмоний вселенной.

И бредили пеньем тяжелые розы, и ткли дубы мне скзния древних, и сдержнной скорби высоких плтнов шептл можжевельник о стрхх деревни.

Тк я постигю волнение лес: поэму листвы и поэму плнеты. Но, кедры, скжите: когд ж мое сердце утихнет в объятьях бессмертного свет?!

Я зню любовь твою - лиру, о роз: ведь струны я создл былым своим счстьем. Скжи мне, в ккой же зтон его кинуть, кк люди бросют постылые стрсти?!

Я зню нпевы твои, киприс: я брт твой по мрку, твой брт по мученьям. Ведь в недрх у нс тк глубоко гнездятся в тебе - соловьи, во мне - сожленья!

Я зню твое чродейство, мслин: ты кровь из земли добывешь для мир. А я добывю биением сердц из мыслей и снов блгодтное миро!

Вы все превзошли меня вшею песней, лишь я неуверенно пел перед вми. О, если бы вы нконец погсили плящий мне грудь целомудренный плмень!

Божественный лвр с недоступной душою, немое нвек, блгородное диво! Пролей же в мой слух неземное скзнье, глубокую мудрость, свой рзум првдивый!

Волшебник оркестров и мстер лобзний, в рсцвете молчнья, в обличий строгом возникший из розовой прелести Дфны и мощного сок влюбленного бог!

Верховный служитель стринного зннья! Не внемлющий жлобм, вжный молчльник! Со мной говорят все лесные собртья, лишь ты не хотел моих песен печльных!

Быть может, о мстер грмоний, ты знешь бесплодную учсть - стеннье поэт? И листья твои под влиянием лунным не верят обмнм весеннего свет?..

Но вкрдчивой нежностью мрк оделсь, кк черной росою, дорог стрдний с высот блдхин к подножию ночи, ночь тяжело нбухл звездми.

ОСЕННИЙ РИТМ

Горьк позолот пейзж. А сердце слушет ждно.

И сетовл ветер, окутнный влжной печлью: - Я плоть поблекших созвездий и кровь бесконечных длей. Я крски восплменяю в дремотных глубинх, я взглядми весь изрнен нгелов и серфимов. Тоскою и вздохми полнясь, бурлит во мне кровь и клокочет, мечтя дождться триумф любви бессмертно-полночной. Я в сгусткх сердечной скорби, меня привечют дети, нд скзкми о королевх прю хрустлями свет, кчюсь вечным кдилом плененных песен, зплывших в лзурные сети прозрчного метр.

В моем рстворились сердце душ и тело господни, и я притворяюсь печлью, сумеречной и холодной, иль лесом, бескрйним и дльним.

Веду я снов крвеллы в тинственный сумрк ночи, не зня, где моя гвнь и что мне судьб пророчит.

Звенели слов ветровые нежнее ирисов вешних, и сердце мое зщемило от этой тоски нездешней.

Н бурой степной тропинке в бреду бормотли черви:

- Мы роем земные недр под грузом тоски вечерней. О том, кк трещт цикды и мки цветут - мы знем, и сми в укромном логе н рфе без струн игрем. О, кк идел нш прост, но он не доходит до звезд! А нм бы - мел собирть, и щелкть в лесх, кк птицы, и грудью кормить детей, гулять по росе в медунице!

Кк счстливы мотыльки и все, что луной одеты, кто вяжет колосья в снопы, розы - в букеты. И счстлив тот, кто, живя в рю, не боится смерти, и счстлив влюбленный в дль крылто-свободный ветер. И счстлив достигший слвы, не знвший жлости близких, кому улыбнулся кротко нш бртец Фрнциск Ассизский. Жлкя учсть не понять никогд, о чем толкуют тополя у пруд.

Но им дорожня пыль ответил в дымке вечерней: - Взыскл вс щедро судьб, вы знете, что вы черви, известны вм от рожденья предметов и форм движенье. Я ж облчком з стрнником в лучх игрю, беля, мне бы в тепле понежиться, д пдю н землю я.

В ответ н жлобы эти деревья скзли устло: - А нм в лзури прозрчной прить с млолетств мечтлось. Хотелось летть орлми, но мы рзбиты грозою! - Звидовть нм не стоит! рздлся клекот орлиный, лзурь ухвтили звезды когтями из ярких рубинов. А звезды скзли: - З нми лзурь схоронилсь где-то... А космос: - Лзурь змкнут ндеждой в лрец зветный. Ему ндежд ответил из темного бездорожья: - Сердечко мое, ты бредишь! И сердце вздохнуло: - О боже!

Стоят тополя у пруд, и осень сорвл их листья.

Мерцет серебряной чернью вод средь пыли дорожной и мглистой. А черви уже рсползлись кто куд, им что-то, нверное, снится. Орлы укрывются в гнездх меж скл. Бормочет ветер: - Я ритм вечный! Слышны колыбельные песни в домх, и блеет отр овечья.

Н влжном лике пейзж моршин проступют сети рубцы от здумчивых взглядов двно истлевших столетий.

Пок отдыхют звезды н темно-лзурных простынях, я сердцем вижу свою мечту и тихо шепчу: - О господи! О господи, кому я молюсь? Кто ты, скжи мне, господи!

Скжи, почему нет нежности ходу, и крепко ндежде спится, зчем, вобрв в себя всю лзурь, глз смежют ресницы?

О, кк мне хочется зкричть, чтоб сльшл пейзж осенний, оплкть свой путь и свою судьбу, кк черви во мгле вечерней. Пускй вернут человеку Любовь, огромную, кк лзурь тополевой рощи, лзурь сердец и лзурь ум, лзурь телесной, безмерной мощи.

Пускй мне в руки отмычку ддут я ею вскрою сейф бесконечности и встречу бесстршно и мудро смерть, прихвченный инеем стрсти и нежности. Хотя я, кк дерево, рсколот грозой, и крик мой беззвучен, и листьев в помине нет, н лбу моем белые розы цветут, в чше вино зкипет крминное.

НОЧНАЯ МЕЛОДИЯ

Мне тк стршно рядом с мертвою листвою, стршно рядом с полем, влжным и бесплодным; если я не буду рзбужен тобою, у меня остнешься ты в сердце холодном.

Чей протяжный голос вдли рздется? О любовь моя! Ветер в окн бьется.

В твоем ожерелье блеск зри тится. Зчем ты покидешь меня в пути длеком? Ты уйдешь - и будет рыдть моя птиц, зеленый виногрдник не нльется соком.

Чей протяжный голос вдли рздется? О любовь моя! Ветер в окн бьется.

И ты не узнешь, снежный мотылек мой, кк пылли ярко любви моей звезды. Нступет утро, льется дождь потоком, и с ветвей зсохших пдют гнезд.

Чей протяжный голос вдли рздется? О любовь моя! Ветер в окн бьется.

ГНЕЗДО

Что тм во мне тится в ткой печльный чс? Кто лес мой, золотой и свежий, вырубет? Кк в зыбком серебре зеркл я прочитю то, что речной рссвет передо мной рсстелет? Вяз змысл ккого в моем лесу повлен? В кком дожде молчнья дрожу я с той поры, кк умерл любовь н берегу печли? Лишь терниям лелеять то, что во мне родилось?

ИНАЯ ПЕСНЯ

Сон нвсегд исчез, нвек рзвеян! В дождливый этот вечер всем сердцем я измерил тргедию осенних рыдющих деревьев.

О тихую печль предсмертного смиренья мой голос рздробился. Сон нвсегд исчез, нвек рзвеян! Нвек! О боже! Снег ложится - беспредельный н бездорожье жизни моей, и оробело, чтобы зстыть и сгинуть, уходит зблужденье.

Вот и вод внушет: сон нвсегд исчез, нвек рзвеян! А сон, он бесконечен? Его опор - эхо, сырой тумн, см тумн - устлость снег.

Мое сердцебиенье мне говорит, что сон нвек рзвеян. В дождливый этот вечер всем сердцем я измерил тргедию осенних рыдющих деревьев.

Федерико Грси Лорк

Федерико Грси Лорк

Стихи о кнте хондо 1921 - Бллдилия о трех рекх. Перевод В. Стобов

- Поэм о цыгнской сигирийе - Пейзж. Перевод М. Цветевой - Гитр. Перевод М. Цветевой - Крик. Перевод Г. Шмков - Тишин. Перевод А. Гелескул - Поступь сигирийи. Перевод А. Гелескул - Следом. Перевод В. Стобов - А потом... Перевод М. Цветевой

- Поэм о Соле - "Сух земля...". Перевод Н. Горбневской - Селение. Перевод М. Цветевой - Перекресток. Перевод В. Прнх - Ай! Перевод М. Смев - Неожиднное. Перевод Ю. Петров - Пещер. Перевод А. Гелескул - Зря. Перевод Инны Тыняновой

- Поэм о Сэте. Перевод А. Гелескул - Лучники - Ночь - Севилья - Процессия - Шествие - Сэте - Блкон - Рссвет

- Силуэт Петенеры. Перевод М. Смев - Колокол - Дорог - Шесть струн - Тнец - Смерть Петенеры - Фльсет - De profundis - Вопль

- Две девушки - Лол. Перевод М. Смев - Ампро. Перевод В. Стобов

- Цыгнские виньетки. Перевод М. Смев - Портрет Сильверио Фрнконетти - Хун Брев - В кфе - Предсмертня жлоб - Зклинние - Momento

- Три город. Перевод А. Гелескул - Млгенья - Квртл Кордовы - Тнец

- Шесть кприччо. Перевод М. Смев - Згдк гитры - Свеч - Кротло - Кктус Чумбер - Агв - Крест

- Сцен с подполковником жндрмерии. Перевод А. Гелескул - Сцен с Амрго. Перевод А. Гелескул

БАЛЛАДИЛИЯ О ТРЕХ РЕКАХ

Гвдлквивир струится в тени сдов пельсинных. Твои две реки, Грнд, бегут от снегов в долины.

Ах, любовь, ты исчезл нвеки!

В кудрях у Гвдлквивир плменеют цветы грнт. Одн - кровью, другя - слезми льются реки твои, Грнд.

Ах, любовь, ты прошл, словно ветер!

Проложены по Севилье для прусников дороги. По рекм твоим, Грнд, плвют только вздохи.

Ах, любовь, ты исчезл нвеки!

Гвдлквивир... Колокольня и ветер в сду лимонном. Дуро, Хениль, чсовенки мертвые нд зтоном.

Ах, любовь. ты прошл, словно ветер!

Но рзве уносят реки огни болотные горя?

Ах, любовь, ты исчезл нвеки!

Они пельсины и мирты несут в ндлузское море.

Ах, любовь, ты прошл, словно ветер!

ПОЭМА О ЦЫГАНСКОЙ СИГИРИЙЕ

ПЕЙЗАЖ

Мсличня рвнин рспхивет веер, зпхивет веер. Нд порослью мсличной склонилось небо низко, и льются темным ливнем холодные светил. Н берегу кнл дрожт тростник и сумрк, третий - серый ветер. Полным-полны мслины тоскливых птичьих криков. О, бедных пленниц стя! Игрет тьм ночня их длинными хвостми.

ГИТАРА

Нчинется плч гитры. Рзбивется чш утр. Нчинется плч гитры. О, не жди от нее молчнья, не проси у нее молчнья! Неустнно гитр плчет, кк вод по кнлм - плчет, кк ветр нд снегми - плчет, не моли ее о молчнье! Тк плчет зкт о рссвете, тк плчет стрел без цели, тк песок рскленный плчет

о прохлдной крсе кмелий. Тк прощется с жизнью птиц под угрозой змеиного жл. О гитр, бедня жертв пяти проворных кинжлов!

КРИК

Эллипс крик пронзет нвылет молчние гор,

и в лиловой ночи нд зелеными купми рощ вспыхнет черной рдугой он.

А----й!

И упругим смычком крик удрил по туго нтянутым струнм, и зпел виол ветров.

А----й!

(Люди в пещерх гсят тусклые свечи.)

А----й!

ТИШИНА

Слушй, сын, тишину эту мертвую зыбь тишины, где идут отголоски ко дну. Тишину, где немеют сердц, где не смеют поднять лиц.

ПОСТУПЬ СИГИРИЙИ

Бьется о смуглые плечи ббочек черня стя. Белые змеи тумн след зметют.

И небо земное нд млечной землею.

Идет он пленницей ритм, который нстичь невозможно, с тоскою в серебряном сердце, с кинжлом в серебряных ножнх.

Куд ты несешь, сигирийя, гонию певчего тел? Ккой ты луне звещл печль олендров и мел?

И небо земное нд млечной землею.

СЛЕДОМ

Смотрят дети, дети смотрят вдль.

Гснут медленные свечи. И две девушки слепые здют луне вопросы, и уносит к звездм ветер плч тонкие спирли.

Смотрят горы, горы смотрят вдль.

А ПОТОМ...

Прорытые временем лбиринты исчезли. Пустыня остлсь.

Немолчное сердце источник желний иссякло.

Пустыня остлсь.

Зктное мрево и поцелуи пропли.

Пустыня остлсь.

Умолкло, зглохло, остыло, иссякло, исчезло. Пустыня остлсь.

ПОЭМА О СОЛЕА

* * *

Сух земля, тих земля ночей безмерных.

(Ветер в оливх, ветер в долинх.)

Стр земля дрожщих свечек. Земля озер подземных. Земля летящих стрел, безглзой смерти.

(Вихрь в полях, ветерок в тополях.)

СЕЛЕНЬЕ

Н темени горном, н темени голом чсовня. В жемчужные воды столетние никнут мслины. Рсходятся люди в плщх, н бшне врщется флюгер. Врщется денно, врщется нощно, врщется вечно.

О, где-то зтерянное селенье в моей Андлузии слезной...

ПЕРЕКРЕСТОК

Восточный ветер. Фонрь и дождь. И прямо в сердце нож. Улиц дрожь нтянутого провод, дрожь огромного овод. Со всех сторон, куд ни пойдешь, прямо в сердце нож.

АЙ!

Крик оствляет в ветре тень киприс.

(Оствьте в поле меня, среди мрк плкть.)

Все погибло, одно молчнье со мною.

(Оствьте в поле меня, среди мрк плкть.)

Тьму горизонт обглдывют костры.

(Ведь скзл вм: оствьте, оствьте в поле меня, среди мрк плкть.)

НЕОЖИДАННОЕ

Он лег бездыхнным н мостовой с кинжлом в сердце. Его здесь не знет никто живой. Кк мечется тусклый фонрь, мм!

Кк мечется тусклый фонрик нд мостовой. Уже рссветло. Никто живой не вздумл прикрыть ему веки, и ветер в глз ему бил штормовой. Д, бездыхнным н мостовой. Д, с кинжлом в сердце. Д, не знет никто живой.

ПЕЩЕРА

Протяжны рыдния в гулкой пещере.

(Свинцовое тонет в бгряном.)

Цыгн вспоминет дороги кочевий.

(Зубцы крепостей з тумном.)

А звуки и веки что вскрытые вены.

(Черное тонет в бгряном.)

И в золоте слез рсплывются стены.

(И золото тонет в бгряном.)

ЗАРЯ

Колоколм Кордовы зорьк рд. В колокол звонкие бей, Грнд.

Колокол слушют из тумн ндлузские девушки утром рно и встречют рссветные перезвоны, зпевя зветные песни-стоны.

Все девчонки Испнии с тонкой ножкой, что н звездочки рнние глядят в окошко и под шлями зыбкими в чс прогулки освещют улыбкми переулки. Ах, колоколм Кордовы зорьк рд, х, в колокол звонкие бей, Грнд!

ПОЭМА О ЦЫГАНСКОЙ САЭТЕ

ЛУЧНИКИ

Дорогми глухими идут они в Севилью.

К тебе, Гвдлквивир.

Плщи з их плечми кк сломнные крылья.

О мой Гвдлквивир!

Из дльних стрн печли идут они векми.

К тебе, Гвдлквивир.

И входят в лбиринты любви, стекл и кмня.

О мой Гвдлквивир!

НОЧЬ

Светляк и фонрик, свеч и лмпд...

Окно золотистое в сумеркх сд колышет крестов силуэты.

Светляк и фонрик, свеч и лмпд.

Созвездье севильской сэты.

СЕВИЛЬЯ

Севилья - бшенк в ззубренной короне.

Севилья рнит. Кордов хоронит.

Севилья ловит медленные ритмы, и, рздробясь о кменные грни, свивются они, кк лбиринты, кк лозы н костре.

Севилья рнит.

Ее рвнин, звонкя от зноя, кк тетив нтянутя, стонет под вечно улетющей стрелою Гвдлквивир.

Кордов хоронит.

Он сметл, пьяня от длей, в узорной чше кждого фонтн мед Дионис, горечь Дон-Хун.

Севилья рнит. Вечн эт рн.

ПРОЦЕССИЯ

Идут единороги. Не лес ли колдовской з поворотом? Приблизились, но кждый по дороге внезпно обернулся звездочетом. И в митрх из серебряной бумги идут мерлины, скзочные мги, и вслед волхвм, кудесникм и грндм Сын Человеческий с неистовым Ролндом.

ШЕСТВИЕ

Мдонн в ожерельях, мдонн Соледд, по морю городскому ты в лодке проплыл: см - цветок тюльпн, свечи - вымпел. Минуя перекты неистовых рулд, от уличных излучин и звезд из янтря, мдонн всех печлей мдонн Соледд, в моря ты уплывешь, в длекие моря.

САЭТА

Спешите, спешите скорее! Христос темноликий от лилий родной Глилеи пришел з испнской гвоздикой.

Спешите скорее!

Испния. В мтовом небе светло и пустынно. Устлые реки, сухя и звонкя глин. Христос остроскулый и смуглый идет мимо бшен, обуглены пряди, и белый зрчок его стршен.

Спешите, спешите з господом ншим!

БАЛКОН

Лол поет сэты. Тореро встли у прпет. И брдобрей оствил бритву и головою вторит ритму. Среди герней и горицвет поет сэты т смя Лол, т непосед, что вечно глядится в воду бссейн.

РАССВЕТ

Певцы сэт, вы слепы, кк любовь.

В ночи зеленой стрелми сэт пробит кленый ирисовый след.

Уходит месяц прусом косым. Полны колчны утренней росы.

Но слепы лучники х, слепы, кк любовь!

СИЛУЭТ ПЕТЕНЕРЫ

КОЛОКОЛ

(Припев)

Н желтой бшне колокол звенит.

Н желтом ветре звон плывет в зенит.

Нд желтой бшней тет звон.

Из пыли бриз мстерит серебряные кили.

ДОРОГА

Едут сто конных в черном, головы опустив, по небесм, простертым в тени олив.

Им ни с Севильей, ни с Кордовой встреч не сужден, д и с Грндой, что с морем рзлучен.

Сонно несут их кони, словно не чуя нош, в город крестов, где песню бросет в дрожь.

Семь смертоносных криков всем им пронзили грудь. По небесм упвшим лежит их путь.

ШЕСТЬ СТРУН

Гитр, и во сне твои слезы слышу. Рыднье души устлой, души погибшей из круглого рт твоего вылетет, гитр. Трнтул плетет проворно звезду судьбы обреченной, подстерегя вздохи и стоны, плывущие тйно в твоем водоеме черном.

ТАНЕЦ

В сду петенеры

В ночи сд, выбеленной мелом, пляшут шесть цыгнок в белом.

В ночи сд... Розны и мки в их венкх из кршеной бумги.

В ночи сд... Будто плмя свечек, сумрк обжигют зубы-жемчуг. В ночи сд, з одной другя, тени всходят, неб достигя.

СМЕРТЬ ПЕТЕНЕРЫ

В белом домике скоро отмучится петенер, цыгнк-рзлучниц.

Кони мотют мордми. Всдники мертвые.

Колеблется, догоря, свеч в ее пльцх нетвердых, юбк ее из мур дрожит н бронзовых бедрх.

Кони мотют мордми. Всдники мертвые.

Острые черные тени тянутся к горизонту. И рвутся гитрные струны и стонут.

Кони мотют мордми. Всдники мертвые.

ФАЛЬСЕТА

(Погребение петенеры)

Ай, петенер-цыгнк! Ай-яй, петенер! И место, где ты зрыт, збыто, нверно. И девушки, у которых невинные лиц, не зхотели, цыгнк, с тобою проститься. Шли н твое погребенье пропщие люди, люди, чей рзум не судит, любит, шли з тобой, плч, по улице тесной. Ай-яй, моя петенер, цыгнскя песня!

DE PROFUNDIS

Ищ от любви зщиты, спят они, сто влюбленных, сухой землей покрыты. Крсны, длеки-длеки дороги Андлузии. В Корлове средь олив поствят кресты простые, чтоб не были позбыты те, что нвек уснули, иш от любви зщиты.

ВОПЛЬ

Н желтой бшне колокол звенит.

Н желтом ветре звон плывет в зенит.

Дорогой, обрмленной плчем, шгет смерть в венке увядшем. Он шгет с песней строй, он поет, поет, кк беля гитр.

Нд желтой бшней тет звон.

Из пыли бриз мстерит серебряные кили.

ДВЕ ДЕВУШКИ

ЛОЛА

Лол стирет пеленки, волосы подколов. Взгляд ее зелен-зелен, голос ее - лилов.

Ах, под оливой был я счстливой!

Рыжее солнце в кнве плещется около ног, н оливе воробушек пробует свой голосок.

Ах, под оливой был я счстливой!

Когд же у Лолы мыл измылится весь кусок, ее нвестят торерильо.

АМПАРО

Ампро! В белом плтье сидишь ты одн у решетки окн

(между жсмином и туберозой рук твоих белизн).

Ты слушешь дивное пенье фонтнов у строй беседки и ломкие, желтые трели кенр в клетке.

Вечерми ты видишь - в слу дрожт киприсы и птицы. Пок у тебя из-под рук вышивк тихо струится.

Ампро! В белом плтье сидишь ты одн у решетки окн. О, кк трудно скзть: я люблю тебя, Ампро.

ЦЫГАНСКИЕ ВИНЬЕТКИ

ПОРТРЕТ СИЛЬВЕРИО ФРАНКОНЕТТИ

Медь цыгнской струны и тепло итльянского дерев вот чем было пенье Сильверио. Мед Итлии к ншим лимонм шел в придчу и особенный привкус дрил его плчу. Стршный крик исторгли пучины этого голос. Стрики говорят - шевелились волосы, и тял ртуть зеркл. Скользя по тонм, никогд их не ломл. Еше рзбивть цветники мстер был редкий и возводить из тишины беседки. А ныне его нпев в последних отзвукх тет, чистый и звершенный, в последних отзвукх тет.

ХУАН БРЕВА

Ростом колосс, был он, кк девочк, тонкоголос. Ни с чем не срвнить его трель гибкий стебель певучей скорби с цветком улыбки.

Ночи Млги в его пенье лимонной тьмой истекют, и припрвил его плч соль морскя. Пел он, слепой, кк Гомер, и был в его голосе сил беззвездного моря, тоск стиснутого пельсин.



В КАФЕ

В зеленых глубинх зеркл лмпы мерцют устло.

Н темном помосте, одн, в глубине зстывшего зл, хочет со смертью вести рзговор Пррл. Зовет. Но т не являет лиц. Зовет ее снов. Сердц, сердц сотрясют рыднья. А в зерклх,зеленея, колеблются шлейфов шелк, кк змеи.

ПРЕДСМЕРТНАЯ ЖАЛОБА

С черного неб желтые серпнтины.

В мир я с глзми пришел, о господь скорби моей сокровенной; зчем же мир покидет незрячя плоть. И у меня только свеч д простыня.

Кк я ндеялся, что впереди ждет меня свет - всех достойных нгрд.

Вот я, влдык, - гляди! И у меня только свеч д простыня.

Лимоны,лимоны н веткх лерев, пдйте н землю, не дозрев. Рньше иль позже... Вот: у меня только свеч д простыня.

С черного неб желтые серпнтины.

ЗАКЛИНАНИЕ

Судорожня рук, кк медуз, ослепляет воспленный глз лмпды.

Туз трефей. Рспятье ножниц.

Нд кдильным белым дымом есть в ней что-то от крот и ббочки нстороженной.

Туз трефей. Рспятье ножниц.

В ней невидимое сердце стиснуто. Не видишь? Сердце, чьим удрм вторит ветер.

Туз трефей. Рспятье ножниц.

MEMENTO

Когд я мир покину, с гитрой схороните мой прх в пескх рвнины.

Когд я мир покину среди росистой мяты, у рощи пельсинной.

Пусть мое сердце стнет флюгркой н ветру, когд я мир покину.

Когд умру...

ТРИ ГОРОДА

МАЛАГЕНЬЯ

Смерть вошл и ушл из тверны.

Черные кони и темные души в ущельях гитры бродят.

Зпхли солью и женской кровью соцветия зыби нервной.

А смерть все выходит и входит, выходит и входит...

А смерть все уходит и все не уйдет из тверны.

КВАРТАЛ КОРДОВЫ

Ночь кк вод в зпруде. З четырьмя стенми от звезд схоронились люди. У девушки мертвой, девушки в белом плтье, ля роз зрылсь в темные пряди. Плчут з окнми три соловьиных пры.

И вторит мужскому вздоху открытя грудь гитры.

ТАНЕЦ

Тнцует в Севилье Крмен у стен, голубых от мел, и жрки зрчки у Крмен, волосы снежно-белы.

Невесты, зкройте ствни!

Змея в волосх желтеет, и словно из дли дльней, тнцуя, встет былое и бредит любовью двней.

Невесты, зкройте ствни!

Пустынны дворы Севильи, и в их глубине вечерней сердцм ндлузским снятся следы позбытых терний.

Невесты, зкройте ствни!

ШЕСТЬ КАПРИЧЧО

ЗАГАДКА ГИТАРЫ

Тм, где круг перекрестк, шесть подруг тнцевли. Три - из плоти, три - из стли. Двние сны их искли, но обнимл их яро золотой Полифем. Гитр!

СВЕЧА

В скорбном рздумье желтое плмя свечи!

Смотрит оно, кк фкир, в недр свои золотые и о безветренном мрке молит, вдруг зтухя.

Огненный ист клюет из своего гнезд вязкие тени ночи и возникет, дрож, в круглых глзх мертвого цыгненк.

КРОТАЛО

Кротло. Кротло. Кротло. Звонкий ты скрбей.

Воздух горячий и пьяный ты в пуке руки рздирешь н лоскутки и здыхешься в деревянной трели своей.

Кротло. Кротло. Кротло. Звонкий ты скрбей.

КАКТУС ЧУМБЕРА

Дикий Локоон.

Кк ты хорош под молодой луной!

Позы игрющего в пелоту.

Кк ты хорош, угрожющий ветру!

Дфн и Атис знют о муке твоей. Нескзнной.

АГАВА

Окменелый спрут.

Брюхо горы ты стянул пепельною подпругой. Глыбми звлил ущелья.

Окменелый спрут.

КРЕСТ

Крест. (Конечня точк пути.)

С обочины смотрится в воду кнвы. (Многоточие.)

СЦЕНА С ПОДПОЛКОВНИКОМ ЖАНДАРМЕРИИ

Зл в знменх.

Подполковник. Я подполковник жндрмерии. Сержнт. Тк точно! Подполковник. И этого никто не оспорит. Сержнт. Никк нет! Подполковник. У меня три звезды и двдцть крестов. Сержнт. Тк точно! Подполковник. Меня приветствовл см рхиепископ в мнтии с лиловыми кистями. Их двдцть четыре. Сержнт. Тк точно! Подполковник. Я - подполковник. Подполковник. Я - подполковник жндрмерии.

Ромео и Джульетт - лзурь, белизн и золото - обнимются в тбчных кушх сигрной коробки. Военный глдит ствол винтовки, полный подводною мглой.

Голос. (снружи).

Полнолунье, полнолунье в пору сбор пельсинов. Полнолунье нд Ксорлой, полутьм нд Альбйсином.

Полнолунье, полнолунье. Петухи с луны горлнят. Н луну и дочь лькльд хоть укрдкою, д глянет.

Подполковник. Что это?! Сержнт. Цыгн.

Взглядом молодого мул цыгн зтеняет и ширит щелки подполковничьих глз.

Подполковник. Я подполковник жндрмерии. Цыгн. Д. Подполковник. Ты кто ткой? Цыгн. Цыгн. Подполковник. Что знчит цыгн? Цыгн. Что придется. Подполковник. Кк тебя звть? Цыгн. По имени. Подполковник. Говори толком! Цыгн. Цыгн. Сержнт.Я встретил его, и я его здержл. Подполковник. Где ты был? Цыгн. Н мосту через реку. Подполковник. Через ккую? Цыгн. Через любую. Подполковник. И... что ты тм делл? Цыгн. Колокольню из корицы. Подполковник. Сержнт! Сержнт. Я, господин жндрмский подполковник! Цыгн. Я выдумл крылья, чтобы летть, - и летл. Сер и розы н моих губх. Подполковник. Ай! Цыгн. Что мне крылья - я летю и без них! Тлисмны и тучи в моей крови. Подполковник. Айй! Цыгн. В янвре цветут мои пельсины. Подполковник. Айййй! Цыгн. И в метели зреют. Подполковник. Айййй! Пум, пим, пм. (Пдет мертвый.)

Его тбчня душ цвет кофе с молоком улетет в окно.

Сержнт. Крул!

Во дворе кзрмы четверо конвоиров избивют цыгн.

ПЕСНЯ ИЗБИТОГО ЦЫГАНА

Двдцть и дв удр. Двдцть и три с рзмху. Меня обряди ты, мм, в серебряную бумгу.

Воды, воды хоть немножко! Воды, где весл и солнце! Воды, сеньоры солдты! Воды, воды хоть н донце!

Ай, полицейский нчльник тм нверху н дивне! Тких плтков не нйдется, чтоб эту кровь посмывли.

СЦЕНА С АМАРГО

Пустошь.

Голос. Амрго. Вербня горечь мрт. Сердце - миндлинкой горькой. Амрго.

Входят трое юношей в широкополых шляпх.

Первый юнош. Зпоздли. Второй. Ночь нстигет. Первый. А где этот? Второй. Отстл. Первый (громко). Амрго! Амрго (издлек). Иду! Второй (кричит). Амрго! Амрго (тихо). Иду. Первый юнош. Кк хороши оливы! Второй. Д.

Долгое молчние.

Первый. Не люблю идти ночью. Второй. Я тоже. Первый. Ночь для того, чтобы спть. Второй. Верно.

Лягушки и цикды зсевют пустырь ндлузского лет. Амрго - руки н поясе - бредет по дороге.

Амрго. А---й... Я спршивл мою смерть... А---й...

Горловой крик его песни сжимет обручем сердц тех, кто слышит.

Первый юнош. (уже издлек). Амрго! Второй. (еле слышно). Амрго-о-о!

Молчние.

Амрго один посреди дороги. Прикрыв большие зеленые глз, он стягивет

вокруг пояс вельветовую куртку. Его обступют высокие горы. Слышно, кк

с кждым шгом глухо звенят в крмне серебряные чсы. Во весь опор его нгоняет всдник.

Всдник. (остнвливя коня). Доброй вм ночи! Амрго. С богом. Всдник. В Грнду идете? Амрго. В Грнду. Всдник. Знчит, нм по дороге. Амрго. Возможно. Всдник. Почему бы вм не подняться н круп? Амрго. У меня не болят ноги. Всдник. Я еду из Млги. Амрго. В добрый чс. Всдник. В Млге у меня бртья. Амрго. (угрюмо). Сколько? Всдник. Трое. У них выгодное дело. Торгуют ножми. Амрго. Н здоровье. Всдник. Золотыми и серебряными. Амрго. Достточно, чтобы нож был ножом. Всдник. Вы ничего не смыслите. Амрго. Спсибо. Всдник. Ножи из золот сми входят в сердце. А серебряные рссекют горло, кк соломинку. Амрго. Знчит, ими не хлеб режут? Всдник. Мужчины ломют хлеб рукми. Амрго. Это тк.

Конь нчинет горячиться.

Всдник. Стой! Амрго. Ночь...

Горбтя дорог тянет волоком лошдиную тень.

Всдник. Хочешь нож? Амрго. Нет. Всдник. Я ведь дрю. Амрго. Д, но я не беру. Всдник. Смотри, другого случя не будет. Амрго. Кк знть. Всдник. Другие ножи не годятся. Другие ножи - неженки и пугются крови. Нши - кк лед. Понял? Входя, они отыскивют смое жркое место и тм остются.

Амрго смолкет. Его првя рук леденеет, словно стиснул слиток золот.

Всдник. Крсвец нож! Амрго. И дорого стоит? Всдник. Или этот хочешь? (Вытскивет золотой нож, острие згорется, кк плмя свечи.) Амрго. Я же скзл, нет. Всдник. Прень, сдись н круп! Амрго. Я не устл.

Конь опять испугнно шрхется.

Всдник. Д что это з конь! Амрго. Темень...

Пуз.

Всдник. Кк я уж говорил тебе, в Млге у меня три брт. Вот кк ндо торговть! Один только собор зкупил две тысячи ножей, чтобы укрсить все лтри и увенчть колокольню. А н клинкх нписли имен корблей. Рыбки, что победнее, ночью ловят при свете, который отбрсывют эти лезвия. Амрго. Крсиво. Всдник. Кто спорит!

Ночь густеет, кк столетнее вино. Тяжеля змея южного неб открывет глз н восходе, и

спящих зполняет неодолимое желние броситься с блкон в гибельную мгию зпхов и длей.

Амрго. Кжется, мы сбились с дороги. Всдник. (придерживя коня). Д? Амрго. З рзговором. Всдник. Это не огни Грнды? Амрго. Не зню. Всдник. Мир велик. Амрго. Точно вымер. Всдник. Твои слов. Амрго. Ткя вдруг тоск смертня! Всдник. Это потому, что идешь. Что у тебя з дело? Амрго. Дело? Всдник. И если ты н своем месте, зчем остлся н нем? Амрго. Зчем? Всдник. Я вот еду н коне и продю ножи, не делй я этого - что изменится? Амрго. Что изменится?

Пуз.

Всдник. Добрлись до Грнды. Амрго. Рзве? Всдник. Смотри, кк горят окн! Амрго. Д, действительно... Всдник. Уж теперь-то ты не откжешься подняться н круп. Амрго. Погодите немного... Всдник. Д поднимйся же! Поднимйся скорей! Ндо поспеть прежде, чем рссветет... И бери этот нож. Дрю! Амрго. Ай!

Двое н одной лошди спускются в Грнду.

Горы в глубине порстют цикутой и крпивой.

ПЕСНЯ МАТЕРИ АМАРГО

Руки мои в жсмины зпеленли сын.

Лезвие золотое. Август. Двдцть шестое.

Крест. И ступйте с миром. Смуглым он был и сирым.

Душно, соседки, жрко где поминльня чрк?

Крест. И не смейте плкть. Он н луне, мой Амрго.

Федерико Грси Лорк

Федерико Грси Лорк

Первые песни 1922 - Зводи. Перевод А. Гелескул - Вриция. Перевод А. Гелескул - Последняя песня. Перевод А. Гелескул - Молодя лун. Перевод М. Смев - Четыре желтые бллды. Перевод М. Смев - Плимпсесты. Перевод А. Гелескул - Циферблт. Перевод Инны Тыняновой - Пленниц. Перевод Инны Тыняновой

ЗАВОДИ

Мирты. (Глухой водоем.)

Вяз. (Отрженье в реке.

Ив. (Глубокий зтон.)

Сердце. (Рос н зрчке.)

ВАРИАЦИЯ

Луння зводь реки под крутизною рзмытой.

Сонный зтон тишины под отголоском-ркитой.

И водоем твоих губ, под поцелуями скрытый.

ПОСЛЕДНЯЯ ПЕСНЯ

Ночь н пороге.

Нд нковльнями мрк гулкое лунное плмя.

Ночь н пороге.

Сумрчный вяз обернулся песней с немыми словми.

Ночь н пороге.

Если тропинкою песни ты проберешься к поляне...

Ночь н пороге.

...ночью меня ты оплчешь под четырьмя тополями. Под тополями, подруг. Под тополями.

МОЛОДАЯ ЛУНА

Лун плывет по реке. В безветрии звезды теплятся. Срезя речную рябь, он н волне колеблется. А молодя ветвь ее принял з зеркльце.

ЧЕТЫРЕ ЖЕЛТЫЕ БАЛЛАДЫ

I

Дерево н пригорке зеленым пятном зстыло.

Пстух идет, пстух проходит.

Ветви склонив, оливы дремлют, и зной им снится.

Пстух идет, пстух проходит.

Ни овец у него, ни собки, ни посошк, ни милой.

Пстух идет.

Он золотистой тенью тет среди пшеницы.

Пстух проходит.

II

От желтизны земля опьянел.

Пстух, отдохни в тени.

Ни облчк в сини небес, ни луны белой.

Пстух, отдохни в тени.

Лозы... Смуглянк срезет их слдкие слезы.

Пстух, отдохни в тени.

III

Среди желтых хлебов пр крсных волов.

В их движениях ритмы стринных колоколов. Их глз - кк у птиц.

Для тумнов рссвет они родились. Между тем брызжет соком ими продетый голубой пельсин рскленного лет. Об древни с рожденья, и хозяин об не знют. Тяжесть крыльев могучих их бок вспоминют. Всегд им, волм, вздыхть по полям Руфи и выискивть брод, вечный брод в те кря, хмелея от звезд и рыднья жуя.

Среди желтых хлебов пр крсных волов.

IV

Среди мргриток неб гуляю.

Почему-то святым в этот вечер я себя предствляю.

Когд молодую луну мне дли, я опять ее отпустил в лиловые дли. И господь нгрдил меня нимбом и розой из розриев ря.

Среди мргриток неб гуляю.

Вот и сейчс иду по небесному полю. Сердц из луквых сетей выпускю н волю, мльчишкм дрю золотые монетки, больных исцеляю.

Среди мргриток неб гуляю.

ПАЛИМПСЕСТЫ

I

ГОРОД

Сомкнулся лес столетний нд городком, но см тот лес столетний рстет н дне морском.

Посвистывют стрелы и тм и тут. И в зрослях корллов охотники бредут.

Нд новыми домми гул сосен вековой с небесной синевою, стеклянной и кривой.

II

КОРИДОР

Поутру из коридор выходили дв сеньор.

(Небо молодое. Светло-золотое.)

...Дв сеньор ходят мимо. Были об пилигримы.

(Небо кк горнило. Синие чернил.)

...Ходят, ходят - и ни слов. Были об птицеловы.

(Небо стло стрым. Сделлось янтрным.)

...Дв сеньор ходят мерно. Были об...

Все померкло.

III

ПЕРВАЯ СТРАНИЦА

Светись, вод! Синее, синь!

Кк ярок пельсин!

Синее, синь! Вод, светись!

Кк много в небе птиц!

Вод. Синев.

Кк зелен трв!

Небо. Вод.

Кк еще рожь молод!

ЦИФЕРБЛАТ

Я присел отдохнуть в кругу времени. Ккое тихое место! В белом кольце покой белый, и летят звезды, и плывут черные цифры, все двендцть.

ПЛЕННИЦА

Сгибются тонкие ветки под ногми девочки жизни. Сгибются тонкие ветки. В рукх ее белых зеркло свет, н лбу ее нежном сияние утр. Сгибются тонкие ветки. В сумеркх черных он зблудилсь и плчет росою, пленниц ночи. Сгибются тонкие ветки.

Федерико Грси Лорк

Федерико Грси Лорк

Песни 1921 - 1924 - Теории - Песня семи девушек. Перевод М. Смев - Схемтический ноктюрн. Перевод А. Гелескул - "Хотел бы песня светом стть..." Перевод А. Гелескул - Крусель. Перевод Инны Тыняновой - Весы. Перевод А. Гелескул - Рефрен. Перевод А. Гелескул - Охотник. Перевод Инны Тыняновой - Фбул. Перевод Я. Серпин - "Август..." Перевод А. Гелескул - Арлекин. Перевод М. Смев - Срубили три дерев. Перевод М. Смев - Ноктюрн из окн. Перевод А. Гелескул

- Песни для детей - Китйскя песня в Европе. Перевод Ю. Мориц - Севильскя песенк. Перевод Инны Тыняновой - Пейзж. Перевод А. Гелескул - Глупя песня. Перевод Ю. Мориц

- Андлузские песни - Песня всдник ("Под луною черной..."). Перевод А. Гелескул - Аделин н прогулке. Перевод Я. Серпин - "Ежевик, серя кор...". Перевод М. Смев - "Пошл моя миля к морю...". Перевод Ю. Петров - Вечер. Перевод М. Смев - Песня всдник ("Кордов..."). Перевод Я. Серпин - Это првд. Перевод В. Столбов - "Деревце, деревцо...". Перевод А. Гелескул

- Три портрет с тенями. Перевод М. Смев - I. Верлен. - II. Хун Рмон Хименес. - III. Дебюсси.

- Игры - Ирене Грси. Перевод В. Прнх - Н ушко девушке. Перевод М. Смев - "Проходили люди...". Перевод М. Смев - Дерево песен. Перевод А. Гелескул - "Апельсин и лимоны...". Перевод М. Кудинов - Улиц немых. Перевод Инны Тыняновой

- Лунные песни - Лун восходит. Перевод В. Прнх - Две вечерних луны. Перевод М. Смев - Он умер н рссвете. Перевод М. Смев - Первя годовщин. Перевод М. Смев - Вторя годовщин. Перевод М. Смев - Цветок. Перевод А. Гелескул

- Эрот с тросточкой - Лусия Мртинес. Перевод М. Смев - Интерьер. Перевод А. Гелескул - Серенд. Перевод Ю. Мориц

- Зпредельность - Сцен. Перевод А. Гелескул - Недомогние и ночь. Перевод А. Эйснер - Немой мльчик. Перевод М. Смев - Обручение. Перевод А. Гелескул - Прощнье. Перевод А. Гелескул - Смоубийство. Перевод М. Смев

- Любовь - Песенк первого желния. Перевод Ю. Петров - Мленький мдригл. Перевод А. Гелескул - Отголосок. Перевод А. Гелескул - Идиллия. Перевод Я. Серпин - Грнд и 1850. Перевод А. Гелескул - Прелюдия. Перевод А. Гелескул - "В глубинх зеленого неб...". Перевод М. Кудинов - Сонет. Перевод О. Свич

- Песни для окончния - Н иной лд. Перевод А. Гелескул - Песня о ноябре и преле. Перевод М. Смев - "Куд ты бежишь, вод?..". Перевод Я. Серпин - Обмнчивое зеркло. Перевод М. Смев - Сд в мрте. Перевод Инны Тыняновой - Дв моряк н берегу. Перевод М. Смев - Песня сухого пельсинового дерев. Перевод В. Прнх - Песня уходящего дня. Перевод В. Прнх

ТЕОРИИ

ПЕСНЯ СЕМИ ДЕВУШЕК

(Теория рдуги)

В семь голосов поют семь девушек.

(В небе дуг с обрзцми зкт.)

Душ о семи голосх семь девушек.

(В воздухе белом семь птиц рвутся куд-то.)

Вот умирют они, семь девушек.

(Но почему их не девять или не двдцть четыре?)

Волны реки их уносят. Пусто в небесной шири.

СХЕМАТИЧЕСКИЙ НОКТЮРН

Мят, змея, полуночь. Зпх, шуршнье, тени. Ветер, земля, сиротство.

(Лунные три ступени.)

* * *

Хотел бы песня светом стть, ее нсквозь в темноте пронизли нити из фосфор и луны. Что хочется свету, он знет едв ли, с собою встречется он и к себе возврщется из опловой дли.

КАРУСЕЛЬ

Прздничный день мчится н колесх веселья, вперед и нзд вертится н крусели.

Синяя псх. Белый сочельник.

Будние дни меняют кожу, кк змеи, но прздники не поспевют, не умеют.

Прздники ведь, признться, очень стры, любят в шелк одевться и в муры.

Синяя псх. Белый сочельник.

Мы крусель привяжем меж звезд хрустльных, это тюльпн, скжем, из стрн дльных.

Пятнистые нши лошдки н пнтер похожи. Кк пельсины слдки лун в желтой коже!

Звидуешь, Мрко Поло? Н лошдкх дети умчтся в земли, которых не знют н свете.

Синяя псх. Белый сочельник.

ВЕСЫ

День пролетет мимо. Ночь непоколебим.

День умирет рно. Ночь - з его крылми.

День посреди бурн. Ночь перед зерклми.

РЕФРЕН

Мрт улетит, не оствив след.

Но янврь в небесх нвсегд.

Янврь это звезд вековя метель.

А мрт - мимолетня тень.

Янврь. В моих стрых, кк небо, зрчкх.

Мрт. В моих свежих рукх.

ОХОТНИК

Лес высок! Четыре голубки летят н восток.

Четыре голубки летели, вернулись.

Четыре их тени упли, метнулись.

Лес высок? Четыре голубки легли н песок.

ФАБУЛА

Единороги и циклопы.

Золотороги, зеленооки. Нд берегом, окймленным громдми гор остросклых, слвят они мльгму моря, где нет кристллов.

Единороги и циклопы.

Мощное плмя првит зрчкми.

Кто посмеет к рогм рзящим приблизиться н мгновенье? Не обнжй, природ, свои мишени!

* * *

Август. Персики и цукты, и в медовой росе покос. Входит солнце в янтрь зкт, словно косточк в брикос.

И смеется тйком почток смехом желтым, кк летний зной.

Снов вгуст. И детям слдок смуглый хлеб со спелой луной.

АРЛЕКИН

Крсного солнц сосок. Сосок луны голубой.

Торс: половин - корлл, другя серебро с полумглой.

СРУБИЛИ ТРИ ДЕРЕВА

Стояли втроем. (День с топорми пришел.) Остлись вдвоем. (Отблеск крыльев тень рспорол.] Одно всего. Ни одного. (Тихий источник гол.)

НОКТЮРНЫ ИЗ ОКНА

I

Луння вершин, ветер по долинм.

(К ней тянусь я взглядом медленным и длинным.)

Луння дорожк, ветер нд луною.

(Мимолетный взгляд мой уронил н дно я.)

Голос двух женщин. И воздушной бездной от луны озерной я иду к небесной.

II

В окно постучл полночь, и стук ее был беззвучен.

Н смуглой руке блестели брслеты речных излучин.

Рекою душ игрл под синей ночною кровлей.

А время н циферблтх уже истекло кровью.

III

Открою ли окн, вгляжусь в очертнья и лезвие бриз скользнет по гортни.

С его гильотины поктятся рзом слепые ндежды обрубком безглзым.

И миг остновится, горький, кк цедр, нд креповой кистью рсцветшего ветр.

IV

Возле пруд, где вишня к смой воде клонится, мертвя прикорнул девушк-водяниц.

Бьется нд нею рыбк, мнит ее н плесы. Девочк, - плчет ветер но безответны слезы.

Косы струятся в ряске, в шорохх приглушенных. Серый сосок от ветр вздрогнул, кк лягушонок.

Молим, мдонн моря, воле вручи всевышней мертвую водяницу н берегу под вишней.

В путь я клду ей тыквы, пру пустых долбленок, чтоб н волнх кчлсь й, н волнх соленых!

""

ПЕСНИ ДЛЯ ДЕТЕЙ

КИТАЙСКАЯ ПЕСНЯ В ЕВРОПЕ

Девушк с веер, с веером смуглым, идет нд рекою мостиком круглым.

Мужчины во фркх смотрят, кк мил под девушкой мостик, лишенный перил.

Девушк с веер, с веером смуглым, ищет мужчину, чтоб стл ей супругом.

Мужчины женты н светловолосых, н светлоголосых из белой рсы.

Поют для Европы кузнечики вечером.

(Идет по зеленому девушк с веером.)

Кузнечики вечером бюкют клевер.

(Мужчины во фркх уходят н север.)

СЕВИЛЬСКАЯ ПЕСЕНКА

В роще пельсинной утро нстет. Пчелки золотые ищут мед.

Где ты, где ты, мед?

Я н цветке, вот тут, Исвель.

Тм, где рстут мят и хмель,

(Сел жучок н стульчик золотой, сел его сынок н стульчик голубой.)

В роще пельсинной утро нстет.

ПЕЙЗАЖ

Вечер оделся в холод, чтобы с пути не сбиться.

Дети с лучми свет к окнм пришли проститься и смотрят, кк желтя ветк стновится спящей птицей.

А день уже лег и стихнул, и что-то ему не спится. Вишневый румянец вспыхнул н черепице.

ГЛУПАЯ ПЕСНЯ

Мм, пусть я серебряным мльчиком стну.

Змерзнешь. Сыночек, тким холодней.

Мм, пусть водяным я мльчиком стну.

Змерзнешь. Сыночек, тким холодней.

Мм, вышей меня н подушке своей.

Сейчс. Это будет нмного теплей.

АНДАЛУЗСКИЕ ПЕСНИ

ПЕСНЯ ВСАДНИКА

Под луною черной зпевют шпоры н дороге горной...

(Вороной хрпящий, где сойдет твой всдник, непробудно спящий?)

...Словно плч зводят. Молодой рзбойник уронил поводья.

(Вороной мой лдный, о кк горько пхнет лепесток бултный!)

Под луною черной зплывет кровью профиль гор точеный.

(Вороной хрпящий, где сойдет твой всдник, непробудно спящий?)

Н тропе отвесной ночь вонзил звезды в черный круп небесный.

(Вороной мой лдный, о кк горько пхнет лепесток бултный!)

Под луною черной смертный крик протяжный, рог костр крученый...

(Вороной хрпящий, где сойдет твой всдник, непробудно спящий?)

АДЕЛИНА НА ПРОГУЛКЕ

У моря нет пельсинов, любви у Севильи нет. Крсвиц, дй мне зонтик тк ярок слепящий свет!

Но рожицу - сок лимонный ты скорчишь мне кисло в ответ; слов - золотые рыбки мгновенный прочертят след.

У моря нет пельсинов. Ай, любовь!.. Любви у Севильи нет.

* * *

- Ежевик, серя кор, подри мне ягод, будь добр.

- В терниях окроввленных ветвь, я люблю тебя. А ты? Ответь.

- Языком дй рздвить мне твой плод с его густой зеленой тьмой.

- Всей тоской моих угрюмых терний я голубил б тебя, поверь мне.

- Ежевик, ты куд? - Искть той любви, что ты не можешь дть.

* * *

Пошл моя миля к морю отливы считть и приливы, д повстречл нечянно слвную реку Севильи.

Меж колоколом и кувшинкой пяти корблей кчнье, вод обнимет весл, прус н ветру беспечльны.

Кто смотрит в глубины бшни, узорчтой бшни Севильи? Кк пять золотых колечек, в ответ голос отзвонили.

Лихое небо вскочило в стремен берегов песчных, н розовеющем воздухе пяти перстеньков кчнье.

ВЕЧЕР

(Моя Лусия ноги в ручей опустил?)

Три необъятных тополя, нд ними звезд одинокя.

Тишин, лягушчьими крикми изъязвлення нд зтонми, точно тюль, рзрисовнный лунми зелеными.

Ствол зсохшего дерев между двумя берегми рсцветл концентрическими кругми.

И мечтл я, н воду глядя, об одной смуглолицей в Грнде.

ПЕСНЯ ВСАДНИКА

Кордов. Одн н свете.

Конь мой пегий, месяц низкий, з седлом лежт оливки. Хоть известен путь, все же не добрться мне до Кордовы.

Нд рвниной, вместе с ветром, конь мой пегий, месяц крсный. И глядит мне прямо в очи смерть с высоких бшен Кордовы.

Ай, длекя дорог! Мчится конь, не зня стрх. Я со смертью встречусь прежде, чем увижу бшни Кордовы!

Кордов. Одн н свете.

ЭТО ПРАВДА

Трудно, х, кк это трудно любить тебя и не плкть!

Мне боль причиняет воздух, сердце и дже шляп.

Кому бы продть н бзре ленточку, и гребешок, и белую нить печли, чтобы соткть плток?

Трудно, х, кк это трудно любить тебя и не плкть!

* * *

Деревце, деревцо к зсухе зцвело.

Девушк к роще мсличной шл вечереюшим полем, и обнимл ее ветер, ветреный друг колоколен.

Н ндлузских лошдкх ехло четверо конных, пыль оседл н курткх, н голубых и зеленых. Едем, крсвиц, в Кордову! Девушк им ни слов.

Три молодых мтдор с горного шли перевл, шелк отливл пельсином, стль серебром отливл. Едем, крсотк, в Севилью! Девушк им ни слов.

Когд опустился вечер, лиловою мглой омытый, юнош вынес из сд розы и лунные мирты. Рдость, идем в Грнду! И снов в ответ ни слов.

Остлсь девушк в поле срывть оливки в тумне, и ветер серые руки сомкнул н девичьем стне.

Деревце, деревцо к зсухе зцвело.

""""""

ТРИ ПОРТРЕТА С ТЕНЯМИ

I

ВЕРЛЕН

Песня, которую я не спою, спит у меня н губх. Песня, которую я не спою.

Светлячком зжглсь жимолость в ночи, и клюют росу лунные лучи.

Я уснул и услышл мою песню, которую я не спою.

В ней - движенья губ и речной воды.

В ней - чсов, во тьму кнувших, следы.

Нд извечным днем свет живой звезды.

ВАКХ

Ропот зеленый нетронутой плоти. Смокв ко мне потянулсь в дремоте.

Черной пнтерой нпруженной тени ждет он тень моего вдохновенья.

Хочет лун всех собк сосчитть. Сбилсь со счет, считет опять.

- Лвровый нимб мой, зеленый и пряный, ночью и днем бередит твои рны.

Ты бы и мне всех желнней был, если б мне сердце другое дл...

...Множсь и воплем мне кровь леденя, смокв ндвинулсь вдруг н меня.

II

ХУАН РАМОН ХИМЕНЕС

В длях немой белизны снег, тубероз и соль он рстерял свои сны.

Путь голубиным пером выстелен тм, где одн бродит его белизн.

Мучим мечтою, незряч, слушет, окменев, внутренней дрожи нпев.

Тихя ширь белизны. Тм, где прошли его сны, рны лучится побег.

Тихя ширь белизны. Соль, тубероз и снег.

ВЕНЕРА

Ткой увидел тебя

Юн и бездыхнн, ты в рковине лож нгим цветком из свет извечного всплывл.

Мир, облченный в ситец и тени, сквозь стекло печльно созерцл твое преобрженье.

Юн и бездыхнн, со дн любви всплыл ты. А волосы терялись среди простынной пены.

III

ДЕБЮССИ

Тень моя скользит в реке, молчливя, сыря.

Из нее лягушки звезды, кк из сети, выбирют. Тень мне дрит отржений неподвижные предметы.

Кк комр, идет - огромный, фиолетового цвет.

Тростниковый свет сверчки позолотой покрывют,

и, рекою отрженный, он в груди моей всплывет.

НАРЦИСС

- Мльчик! В речку свлишься, утонешь!

- Я н дне увидел розу с речкой мленькой в бутоне.

Погляди! Ты видишь птицу? Птиц! Желтя ккя!

Уронил глз я в воду. - Боже! Отойди от кря!

- ...Роз, я иду...- И волны детский голос поглотили.

Он исчез. И тут я понял все. Но вырзить - бессилен.

ИГРЫ

ИРЕНЕ ГАРСИЯ

(Служнке)

У реки пляшут вместе топольки. А один,

хоть н нем лишь три листочк, пляшет, пляшет впереди.

Эй, Ирен! Выходи! Скоро выпдут дожди, тк скорей попляши в сду зеленом!

Попляши в сду зеленом! Подыгрю струнным звоном.

Ах, кк несется речк. Ах ты, мое сердечко!

У реки пляшут вместе топольки. А один, хоть н нем лишь три листочк, пляшет, пляшет впереди.

НА УШКО ДЕВУШКЕ

Не скзл бы. Не скзл бы ни слов.

Но в глзх твоих встретил дв деревц шлых.

Из смех и свет, из ветерк золотого. Он кчл их.

Не скзл бы. Не скзл бы ни слов.

* * *

Проходили люди дорогой осенней.

Уходили люди в зелень, в зелень. Петухов несли, гитры - для веселья, проходили црством, где црило семя. Рек струил песню, фонтн пел у дороги. Сердце, вздрогни!

Уходили люди в зелень, в зелень. И шл з ними осень в желтых звездх. С птицми понурыми, с круговыми волнми, шл, н грудь крхмльную свесив голову. Сердце, смолкни,успокойся!

Проходили люди, и шл з ними осень.

ДЕРЕВО ПЕСЕН

Все дрожит еще голос, одинокя ветк, от минувшего горя и вчершнего ветр.

Ночью девушк в поле тосковл и пел и ловил ту ветку, но поймть не успел.

Ах, лун н ущербе! А поймть не успел. Сотни серых соцветий оплели ее тело.

И см он стл, кк певучя ветк, дрожью двнего горя и вчершнего ветр.

* * *

Апельсин и лимоны.

Ай, рзбилсь любовь со звоном.

Лимон, пельсины.

Ай, у девчонки, у девчонки крсивой.

Лимоны.

(А солнце игрло с трвой зеленой.)

Апельсины.

(Игрло с волною синей.)

УЛИЦА НЕМЫХ

З стеклом окошек неподвижных девушки улыбкми игрют.

(Н струнх пустых роялей пуки-кробты.)

Нзнчют девушки свиднья, встряхивя косми тугими.

(Язык вееров, плточков и взглядов.)

Квлеры отвечют им, цветисто взмхивя черными плщми.

ЛУННЫЕ ПЕСНИ

ЛУНА ВОСХОДИТ

Когд встет лун, колокол стихют и предстют тропинки в непроходимых дебрях.

Когд встет лун, землей влдеет море и кжется, что сердце збытый в длях остров.

Никто в ночь полнолунья не съел бы пельсин, едят лишь ледяные зеленые плоды.

Когд встет лун в однообрзных ликх серебряные деньги рыдют в кошелькх.

ДВЕ ВЕЧЕРНИХ ЛУНЫ

I

Лун мертв, мертв лун, но воскресит ее весн.

И тополя чело овеет ветер с юг.

И сердц зкром нполнит жтв вздохов.

И трвяные шпки покроют черепицу.

Лун мертв, мертв лун, но воскресит ее весн.

II

Нпевет вечер синий колыбельную пельсинм.

И сестренк моя поет: - Стл земля пельсином. Хнычет лун: - И мне хочется стть пельсином.

- Кк бы ты ни лел, кк бы ни сокрушлсь, не быть тебе дже лимоном. Вот жлость!

ОН УМЕР НА РАССВЕТЕ

У ночи четыре луны, дерево - только одно, и тень у него одн, и птиц в листве ночной.

Следы поцелуев твоих ищу н теле. А речк целует ветер, к нему приксясь еле.

В лдони несу твое нет, которое ты дл мне, кк восковой лимон с тяжестью кмня.

У ночи четыре луны, дерево - только одно. Кк ббочк, сердце иглой к пмяти пригвождено.

""

ПЕРВАЯ ГОДОВЩИНА

По лбу моему ты ступешь. Ккое древнее чувство!

Зчем мне теперь бумг, перо и мое искусство?

Ты с крсным ирисом схож и пхнешь степной гернью.

Чего, лунотеля, ждешь от моего желнья?

ВТОРАЯ ГОДОВЩИНА

Лун вонзется в море длинным лучистым рогом.

Зеленый и серый единорог, млеюший и потрясенный. Небо по воздуху, словно лотос огромный, плывет.

(И ты проходишь одн в последнем сумрке ночи.)

ЦВЕТОК

Ив дождя, плкучя, легл.

О лунный свет Нд белыми ветвями!

ЭРОТ С ТРОСТОЧКОЙ

ЛУСИЯ МАРТИНЕС

Лусия Мртинес, сумрк бгряного шелк.

Твои бедр льются, кк вечер, чтобы свет свой во мрке спрятть, и сиянье твоих мгнолий потйные смуглят гты.

Я пришел, Лусия Мртинес, створки губ твоих вскрыть губми, рсчесть зубцми рссвет волос твоих черное плмя.

Тк хочу и зтем пришел я. Сумрк бгряного шелк.

ИНТЕРЬЕР

Не хочу я ни лвров, ни крыльев. Белизн простыни, где рскинулсь ты, обессилев! Не согрет ни сном, ни полуденным жром, нгя, ускользешь, подобно кльмрм, глз зстиля черной мглою дурмнною, Крмен!

СЕРЕНАДА

При луне у речной долины полночь влгу в себя вбирет, и н лунной груди Лолиты от любви цветы умирют.

От любви цветы умирют.

Ночь нгя поет в долине н мостх, летящих нд мртом. Осыпет себя Лолит и волнми, и нежным нрдом.

От любви цветы умирют.

Эт ночь серебр и нис сверкет н крышх голых. Серебро зеркл и водопдов, нис твоих бедер белых.

От любви цветы умирют.

ЗАПРЕДЕЛЬНОСТЬ

СЦЕНА

Высокие стены. Широкие реки.

ФЕЯ

Пришл я с кольцом обручльным, которое деды носили. Сто рук погребенных о нем тосковли в могиле.

Я

В руке моей призрк колечк и я приксюсь смятенно к соцветьям бесчисленных пльцев. Кольц не ндену.

Широкие реки. Высокие стены.

НЕДОМОГАНИЕ И НОЧЬ

Щур в деревьях темных. Ночь. Бормотнье неб и лепет ветр.

Объясняют трое пьяниц в нелепом тнце трур и вино, и звезды оловянные кружтся н своей оси. Щур в деревьях темных.

Боль в вискх приглушен гирляндми минут.

Ты все молчишь. А трое пьяных по-прежнему горлнят.

Простегивет глдкий шелк твоя простя песня. Щур. Чур, чур, чур, чур. Щур.

НЕМОЙ МАЛЬЧИК

Мльчик искл свой голос, спрятнный принцем-кузнечиком. Мльчик искл свой голос в росных цветочных венчикх.

- Сделл бы я из голос колечко необычйное, мог бы я в это колечко спрятть свое молчние.

Мльчик искл свой голос в росных цветочных венчикх, голос звенел вдлеке, одевшись зеленым кузнечиком.

ОБРУЧЕНИЕ

Оствьте кольцо в зтоне.

(Дремучя ночь н плечи уже мне клдет лдони.)

Сто лет я живу н свете. Оствьте. Нпрсны речи!

Не спршивйте без проку. Зкиньте кольцо в зтоку.

ПРОЩАНЬЕ

Если умру я не зкрывйте блкон.

Дети едят пельсины. (Я это вижу с блкон.)

Жницы сжинют пшеницу. (Я это слышу с блкон.)

Если умру я не зкрывйте блкон.

САМОУБИЙСТВО

(Возможно, это стряслось из-з незннья тебя, геометрия)

Юнош стл збывться. Полдень. Пробило двендцть.

И нполнялось тряпичными лилиями сердце и перебитыми крыльями.

И у себя н губх он зметил слово, которое было последним.

С рук словно слезли перчтки, и н пол пепел, пушистый и вкрдчивый, пдл.

А з блконом виднелсь бшня. Вот он сливется с этой бшней.

Мятник змер, и время смотрело мимо него циферблтом без стрелок.

И рзличил он н белом дивне тени простертой своей очертнье.

Некий юнош, геометрически-резкий, вскинул топор - и зеркло вдребезги.

И из-з зеркл влг густого мрк зполнил призрк льков.

ЛЮБОВЬ

ПЕСЕНКА ПЕРВОГО ЖЕЛАНИЯ

Н зеленом рссвете быть сплошным сердцем. Сердцем.

А н спелом зкте соловьем певчим. Певчим.

(Душ, золотись помернцем. Душ, любовью отсвечивй.)

Н цветущем рссвете быть собой, не встречным. Сердцем.

Н опвшем зкте голосом с ветки. Певчим.

Душ, золотись помернцем. Душ, любовью отсвечивй.

МАЛЕНЬКИЙ МАДРИГАЛ

Четыре грнт в слу под блконом.

(Сорви мое сердце зеленым.)

Четыре лимон уснут под листвою.

(И сердце мое восковое.)

Проходят и зной и прохлд, Пройдут и ни сердц, ни сд.

ОТГОЛОСОК

Уже рспустился подснежник зри.

(Помнишь сумерки полночи летней?)

Рзливет лун свой нектр ледяной.

(Помнишь вгуст взгляд последний?)

ИДИЛЛИЯ

Не проси - ни словом, ни видом я секретов весны не выдм.

Потому что для них двно я словно вечнозеленя хвоя.

Сотни пльцев, тонких и длинных, тычут с веток во сто тропинок.

Не скжу я тебе, мое диво, отчего тк рек ленив.

Но вместит моя песня немо глз твоих светло-серое небо.

Зкружи меня в пляске долгой, только хвои побойся колкой.

Зкружи ты меня н счстье в звонкой нории, полной стрсти.

Ай! Не место мольбм и обидм, я секретов весны не выдм.

ГРАНАДА И 1850

Я слышу, кк з стеною струя бежит з струей.

Рук лозы виногрдной и в ней луч острие, и хочет луч дотянуться туд, где сердце мое.

Плывут облк дремотно в сентябрьскую синеву. И снится мне, что родник я и вижу сон няву.

ПРЕЛЮДИЯ

И тополя уходят но след их озерный светел.

И тополя уходят но нм оствляют ветер.

И ветер умолкнет ночью, обряженный черным крепом.

Но ветер оствит эхо, плывущее вниз по рекм.

А мир светляков нхлынет и прошлое в нем потонет.

И крохотное сердечко рскроется н лдони.

* * *

В глубинх зеленого неб зеленой звезды мерцнье. Кк быть, чтоб любовь не погибл? И что с нею стнет?

С холодным тумном высокие бшни слиты. Кк нм друг друг увидеть? Окно зкрыто.

Сто звезд зеленых плывут нд зеленым небом, не видя сто белых бшен, покрытых снегом.

И, чтобы моя тревог кзлсь живой и стрстной, я должен ее укрсить улыбкой крсной.

СОНЕТ

Вздыхя, ветер ночи, призрк стрнный, он отливет серебром ндменно, рскрыл кря моей стринной рны; он улетел, желнье неизменно.

Жизнь в язву превртит любовь тк рно, и хлынут кровь и чистый свет из плен; в ней, кк в щели, гнездо среди тумн нйдет немеющя Филомен.

О, нежный шум в ушх! Н землю лягу, бездушные цветы оберегя, я тем служу твоей крсе, кк блгу.

И пожелтеют воды, пробегя, и выпьет кровь мою - живую влгу душистя трв береговя.

ПЕСНИ ДЛЯ ОКОНЧАНИЯ

НА ИНОЙ ЛАД

Костер долину вечер венчет рогми рзъяренного оленя. Рвнины улеглись. И только ветер по ним еще грцует в отдленье.

Кошчьим глзом, желтым и печльным, тускнеет вогдух, дымно стекленея. Иду сквозь ветви следом з рекою, и сти веток тянутся з нею.

Все ожило припевми припевов, все тк едиьо, пмятно и дико... И н грнице тростник и ночи тк стрнно, что зовусь я Федерико.

ПЕСНЯ О НОЯБРЕ И АПРЕЛЕ

От небесного мел стли глз мои белы.

Чтобы не блек, взгляду дрю желтый цветок.

Тщетно. Все тот же он - стылый, бесцветный.

(Но поет, возле сердц летя, душ, полнозвучня и золотя.)

Под небесми преля глз мои зсинели.

Одушевленней их сделю, приблизив к ним розу белую.

Нпрсно усилие не сливется с белым синее.

(И молчит, возле сердц летя, душ, безрзличня и слепя.)

* * *

Куд ты бежишь, вод?

К бессонному морю с улыбкой уносит меня рек.

Море, ты куд?

Я вверх по реке поднимюсь, ищу тишины родник.

Тополь, что будет с тобой?

Не спршивй лучше... Буду дрожть я во мгле голубой!

Чего у воды хочу я, чего не хочу нйти?

(Четыре н тополе птицы сидят, не зня пути.)

ОБМАНЧИВОЕ ЗЕРКАЛО

Птицей не встревожен ветк молодя.

Жлуется эхо без слез, без стрднья. Человек и Чщ.

Плчу у пучины горькой. А в моих зрчкх дв поющих моря.

САД В МАРТЕ

Яблоня! В ветвях твоих - птицы и тени.

Мчится моя мечт, к ветру летит с луны.

Яблоня! Твои руки оделись в зелень.

Седые виски янвря в мрте еще видны.

Яблоня... (потухший ветер).

Яблоня... (большое небо).

ДВА МОРЯКА НА БЕРЕГУ

I

Он из Китйского моря привез в своем сердце рыбку.

Порою он бороздит глубины его зрчков.

Моряк, он теперь збывет о дльних, дльних твернх.

Он смотрит в воду.

II

Он когд-то о многом поведть мог. Д теперь рстерялись слов. Он умолк.

Мир полновесный. Кудрявое море. Звезды и в небе и з кормою.

Он видел двух пп в облчениях белых и нтильянок бронзовотелых.

Он смотрит в воду.

ПЕСНЯ СУХОГО АПЕЛЬСИННОГО ДЕРЕВА

Отруби поскорей тень мою, дровосек, чтоб своей нготы мне не видеть вовек!

Я томлюсь меж зеркл: день мне облик удвоил, ночь меня повторяет в небе кждой звездою.

О, не видеть себя! И тогд мне приснится: мурвьи и пушинки мои листья и птицы.

Отруби поскорей тень мою, дровосек, чтоб своей нготы мне не видеть вовек!

ПЕСНЯ УХОДЯЩЕГО ДНЯ

Сколько труд мне стоит, день, отпустить тебя! Уйдешь ты, полный мною, придешь, меня не зня. Сколько труд мне стоит в груди твоей оствить возможные блженств мгновений невозможных!

По вечерм Персей с тебя срывет цепи, и ты несешься в горы, себе изрнив ноги. Тебя не зчруют ни плоть моя, ни стон мои, ни реки, где ты дремлешь в покое золотистом.

С Восход до Зкт несу твой свет округлый. Твой свет великий держит меня в томленье жгучем. Сколько труд мне стоит с Восход до Зкт нести тебя, мой день, и птиц твоих, и ветер!

Федерико Грси Лорк

Федерико Грси Лорк

Цыгнское ромнсеро 1924 - 1927 Перевод А. Гелескул - Ромнс о луне, луне. - Пресьос и ветер. - Схвтк. - Сомнмбулический ромнс. - Цыгнк-монхиня. - Неверня жен. - Ромнс о черной тоске. - Сн-Мигель. Грнд. - Сн-Рфэль. Кордов. - Сн-Гбриэль. Севилья. - Кк схвтили Антоньито эль Кмборьо н севильской дороге. - Смерть Антоньито эль Кмборьо. - Погибший из-з любви. - Ромн обреченного. - Ромнс об испнской жндрмерии. - Три исторических ромнс. - Мучения Святой Олйи. - Небылиц о Доне Педро и его коне. - Фмрь и Амнон.

РОМАНС О ЛУНЕ, ЛУНЕ

Лун в жсминовой шли явилсь в кузню к цыгнм. И сморит, смотрит ребенок, и смутен взгляд мльчугн. Лун зкинул руки и дрзнит ветер полночный своей оловянной грудью, бесстыдной и непорочной. - Лун, лун моя, скройся! Если вернутся цыгне, возьмут они твое сердце и серебр нчекнят. - Не бойся, мльчик, не бойся, взгляни, хорош ли мой тнец! Когд вернутся цыгне, ты будешь спть и не встнешь. - Лун, лун моя, скройся! Мне конь почудился дльний. - Не трогй, мльчик, не трогй моей прохлды крхмльной!

Летит по дороге всдник и бьет в брбн округи. Н ледяной нковльне сложены детские руки.

Прикрыв горделиво веки, покчивясь в тумне, из-з олив выходят бронз и сон - цыгне.

Где-то сов зрыдл Тк безутешно и тонко! З ручку в темное небо лун уводит ребенк.

Вскрикнули в кузне цыгне, эхо проплкло в чщх... А ветры пели и пели з упокой уходящих.

ПРЕСЬОСА И ВЕТЕР

Пергментною луною Пресьос звенит беспечно, среди хрустлей и лвров бродя по тропинке млечной. И, бубен ее зслыш, бежит тишин в обрывы, где море в недрх колышет полуночь, полную рыбы. Н склх солдты дремлют в беззвездном ночном молчнье н стрже у белых бшен, в которых спят нгличне. А волны, цыгне моря, игря в зеленом мрке, склоняют к узорным гротм сосновые ветви влги...

Пергментною луною Пресьос звенит беспечно. И обортнем полночным к ней ветер спешит нвстречу. Встет святым Христофором нгой великн небесный мня колдовской волынкой, зовет голосми бездны. - О, дй мне скорей, цыгнк, откинуть подол твой белый! Рскрой в моих древних пльцх лзурную розу тел!

Пресьос роняет бубен и в стрхе летит, кк птиц. З нею космтый ветер с мечом рскленным мчится.

Зстыло дыхнье моря, збились бледные ветви, зпели флейты ущелий, и гонг снегов им ответил.

Пресьос, беги, Пресьос! Все ближе зеленый ветер! Пресьос, беги, Пресьос! Он ловит тебя з плечи! Стир из звезд и тумнов в огнях сверкющей речи...

Пресьос, полня стрх, бежит по крутым откосм к высокой, кк сосны, бшне, где дремлет нглийский консул. Дозорные бьют тревогу, и вот уже вдоль огрды, к виску зломив береты, нвстречу бегут солдты. Несет молок ей консул, дет ей воды в бокле, подносит ей рюмку водки Пресьос не пьет ни кпли. Он и словечк молвить не может от слез и дрожи.

А ветер верхом н кровле, хрипя, черепицу гложет.

СХВАТКА

В токе врждующей крови нд котловиной лесною нож льбсетской рботы зсеребрился блесною. Отблеском крты тлсной луч беспощдно и скупо высветил профили конных и лошдиные крупы. Зголосили струхи в гулких деревьях сьерры. Бык зстрелой рспри ринулся н брьеры. Черные нгелы носят воду, плтки и светильни. Тени ножей льбсетских черные крылья скрестили. Под гору ктится мертвый Хун Антонио Монтилья. В лиловых ирисх тело, нд левой бровью - гвоздик. И крест огня осеняет дорогу смертного крик.

Судья с отрядом жндрмов идет мсличной долиной. А кровь змеится и стонет немою песней змеиной. - Тк повелось, сеньоры, с первого дня творенья. В Риме троих недочтутся и четверых в Крфгене.

Полня бред смоковниц и отголосков кленых, зря без пмяти пл к ногм изрненных конных. И нгел черней печли тел окропил росою. Ангел с оливковым сердцем и смоляною косою.

СОМНАМБУЛИЧЕСКИЙ РОМАНС

Любовь моя, цвет зеленый. Зеленого ветр всплески. Длекий прусник в море, длекий конь в перелеске. Ночми, по грудь в тумне, он у перил сидел серебряный иней взгляд и зелень волос и тел. Любовь моя, цвет зеленый. Лишь месяц цыгнский выйдет, весь мир с нее глз не сводит и только он не видит.

Любовь моя, цвет зеленый. Смолистя тень густеет. Серебряный иней звездный дорогу рссвету стелет. Смоковниц чистит ветер нждчной своей листвою. Гор одичлой кошкой встет, ощетиня хвою. Но кто придет? И откуд? Нвеки все опустело и снится горькое море ее зеленому телу.

- Земляк, я отдть соглсен коня з ее изголовье, з зеркло нож с нсечкой ц сбрую з эту кровлю. Земляк, я из дльней Кбры иду, истекя кровью. - Будь воля н то моя, был бы и речь недолгой. Д я-то уже не я, и дом мой уже не дом мой. - Земляк, подостойней встретить хотел бы я чс мой смертный н простынях голлндских и н кровти медной. Не видишь ты эту рну от горл и до ключицы? - Все кровью пропхло, прень, и кровью твоей сочится, грудь твоя в темных розх и смертной полн истомой. Но я-то уже не я, и дом мой уже не дом мой. - Тк дй хотя бы подняться к высоким этим перилм! О дйте, дйте подняться к зеленым этим перилм, к перилм лунного свет нд гулом моря унылым!

И поднялись они об к этим перилм зеленым. И след остлся кроввый. И был от слез он соленым. Фонрики тусклой жестью блестели в рссветной рни. И сотней стеклянных бубнов был утренний сон изрнен.

Любовь моя, цвет зеленый. Зеленого ветр всплески. И вот уже дв цыгн стоят у перил железных. Полынью, мятой и желчью дохнуло с дльнего кряж. - Где же, земляк, он, - где же горькя девушк нш? Столько ночей дожидлсь! Столько ночей серебрило темные косы, и тело, и ледяные перил!

С зеленого дн бссейн, кчясь, он глядел серебряный иней взгляд и зелень волос и тел. Бюкл зыбь цыгнку, ц льдинк луны блестел.

И ночь был здушевной, кк тихий двор голубиный, когд птруль полупьяный вбежл, сорвв крбины... Любовь моя, цвет зеленый. Зеленого ветр всплески. Длекий прусник в море, длекий конь в перелеске.

ЦЫГАНКА-МОНАХИНЯ

Безмолвье мирт и мел. И мльвы в трвх ковровых. Он левкой вышивет н желтой ткни покров. Кружится свет семиперый нд серою сетью лмпы. Собор, кк медведь цыгнский, ворчит, поднимя лпы. А шьет он тк крсиво! Склонись нд иглой в экстзе, всю ткнь бы он покрыл цветми своих фнтзий! Ккие бнты мгнолий в росинкх блесток стеклянных! Кк лег н склдки покров узор луны и шфрн! Пять пельсинов с кухни дохнули прохлдой винной. Пять слдостных рн Христовых из льмерийской долины. В ее зрчкх рздвоившись, куд-то всдник проехл. Тугую грудь колыхнуло последним отзвуком эх. И от длеких нгорий с дымною мглой по ущельям сжлось цыгнское сердце, полное, медом и хмелем. О, кк рвнин крутя сотнею солнц зплескл! О, кк, созннье тумня, вздыбились реки и склы!.. Но снов цветы н ткни, и свет предвечерья кроткий в шхмты с ветром игрет возле оконной решетки.

НЕВЕРНАЯ ЖЕНА

И в полночь н крй долины увел я жену чужую, думл - он невинн...

То было ночью Снт-Яго, и, словно сговору рды, в округе огни погсли и змерцли цикды. Я сонных грудей коснулся, последний проулок минув, и жрко они рскрылись кистями ночных жсминов. А юбки, шурш крхмлом, в ушх у меня дрожли, кк шелковые звесы, рскромснные ножми. Врстя в безлунный сумрк, ворчли деревья глухо, и дльним собчьим лем з нми гнлсь округ...

З голубой ежевикой у тростникового плес я в белый песок впечтл ее смоляные косы. Я сдернул шелковый глстук. Он нряд рзбросл. Я снял ремень с кобурою, он - четыре корсж. Ее жсминня кож светилсь жемчугом теплым, нежнее лунного свет, когд скользит он по стеклм. А бедр ее метлись, кк поймнные форели, то лунным холодом стыли, то белым огнем горели. И лучшей в мире дорогой до первой утренней птицы меня этой ночью мчл тлсня кобылиц...

Тому, кто слывет мужчиной, нескромничть не пристло, и я повторять не стну слов, что он шептл. В песчинкх и поцелуях он ушл н рссвете. Кинжлы трефовых лилий вдогонку рубили ветер.

Я вел себя тк, кк должно, цыгн до смертного чс. Я дл ей лрец н пмять и больше не стл встречться, зпомнив обмн той ночи у кря речной долины, он ведь был змужней, мне клялсь, что невинн.

РОМАНС О ЧЕРНОЙ ТОСКЕ

Петух зрю высекет, звеня креслом кленым, когд Соледд Монтойя спускется вниз по склонм. Желтя медь ее тел пхнет конем и тумном. Груди, черней нковлен, стонут нпевом чекнным. - Кого, Соледд, зовешь ты и что тебе ночью ндо? - Зову я кого зовется, не ты мне вернешь утрту. Искл я то, что ищут, себя и свою отрду. - О Соледд, моя мук! Ждет море коней строптивых, и кто удил зкусит погибнет в его обрывх. - Не вспоминй о море! Словно могил пустя, стынут мсличные земли, черной тоской порстя. - О Соледд, моя мук! Что з тоск в этом пенье! Плчешь ты соком лимон, терпким от губ и терпенья. - Что з тоск!.. Кк шльня бегу и бьюсь я о стены, и плещут по полу косы, змеясь от кухни к постели. Тоск!.. Смолы я чернее ц черной тьмою одет. О юбки мои кружевные! О бедр мои - стрстоцветы! - Омойся росой зрянок, млиновою водою, и бедное свое сердце смири, Соледд Монтойя...

Взлетют певчие реки н крыльях неб и веток. Рожденный день короновн медовым тыквенным цветом. Тоск цыгнского сердц, усни, сиротство изведв. Тоск зглохших истоков и позбытых рссветов...

САН-МИГЕЛЬ

ГРАНАДА

Склоны, и склоны, и склоны и н горх полусонных мулы и тени от мулов, грузные, словно подсолнух.

В вечных потемкх ущелий взгляд их теряется грустно. Хрустом соленых рссветов льются воздушные русл.

У белогривого неб ртутные очи померкли, дв холодеющей тени успокоение смерти.

В холод зкутлись реки, чтобы никто их не тронул. Дикие голые реки, склоны, и склоны, и склоны...

Вверху н бшне стринной в узорх дикого хмеля гирляндой свеч опоясн высокий стн Сн-Мигеля. В окне своей голубятни по знку ночи совиной ручной рхнгел рядится в пернтый гнев соловьиный. Дыш цветочным нстоем, в тоске по свежим полянм эфеб трехтысячной ночи поет в ковчеге стеклянном.

Тнцует ночное море поэму блконов лунных. Сменил тростник н шепот лун в золотых лгунх.

Девчонки, грызя орехи, идут по кмням нгретым. Во мрке крупы купльщиц Подобны медным плнетм. Гуляет знть городскя, и дмы с грустною миной, смуглея, бредят ночми своей поры соловьиной. И в чс полуночной мессы, слепой, лимонный и хилый, мужчин и женщин с мвон корит епископ Мнилы.

Один Сн-Мигель н бшне покоится среди мрк, унизнный зерклми и знкми зодик, влдык нечетных чисел и горних миров небесных в берберском очровнье зклятий и рбесок.

САН-РАФАЭЛЬ

КОРДОВА

I

Смутно уходят упряжки в крй тишины тростниковой мимо омытого влгой римского торс нгого. Гвдлквивирские волны стелют их в зеркле плесов меж грвировнных листьев и грозовых отголосков. И возле стрых повозок, в ночи зтерянных сиро, поют, вышивя, дети про вечную горечь мир. Но Кордове нет печли до темных речных дурмнов, и кк ни возводит сумрк рхитектуру тумнов не скрыть ее ног точеных нетленный и чистый мрмор. И хрупким узором жести дрожт лепестки флюгрок н серой звесе бриз поверх триумфльных рок. И мост н десять лдов толкует морские вести, пок контрбнду вносят по строй стене в предместья...

II

Одн лишь речня рыбк иглой золотой сметл Кбрдову лсковых плвней с Кордовой строгих портлов.

Сбрсывют одежды дети с бесстрстным видом, тоненькие Мерлины, ученики Товит, они золотую рыбку коврным вопросом бесят: не крше ли цвет мускт, чем пляшущий полумесяц? Но рыбк их зствляет, тумня мрмор холодный, перенимть рвновесье у одинокой колонны, где срцинский рхнгел, блеснув чешуей доспех, когд-то в волнх гортнных обрел колыбель и эхо...

Одн золотя рыбк в рукх у крсвиц Кордов: Кордовы, зыблемой в водх, и горней Кордовы гордой.

САН-ГАБРИЭЛЬ

СЕВИЛЬЯ

I

Высокий и узкобедрый, стройней тростников лгуны, идет он, кутя тенью глз и грустные губы; поют горячие вены серебряною струною, кож в ночи мерцет, кк яблоки под луною. И туфли мерно роняют в тумны лунных цветений дв ткт грустных и кртких кк трур облчной тени. И нет ему в мире рвных ни пльмы в пескх кочевий, ни короля н троне, ни в небе звезды вечерней. Когд нд яшмовой грудью лицо он клонит в моленье, ночь н рвнину выходит, чтобы упсть н колени. И недруг ив плкучих, влстителя бликов лунных, рхнгел Гбриэля в ночи зклинют струны. - Когд в мтеринском лоне послышится плч дитяти, припомни цыгн бродячих, тебе подривших плтье!

II

Анунсисьон де лос Рейес з городской стеною встречет его, одет лохмотьями и луною.

И с лилией и улыбкой перед нею в поклоне плвном предстл Гбриэль - рхнгел, Хирльды прекрсный првнук. Тинственные цикды по бисеру змерцли. А звезды по небосклону рссыплись бубенцми.

- О Сн-Гбриэль, к порогу меня пригвоздило счстьем! Сиянье твое жсмином скользит по моим зпястьям. - С миром, Анунсисьон, о смуглое чудо свет! Дитя у тебя родится прекрсней ночного ветр. - Ай, свет мой, Гбриэлильо! Ай, Сн-Гбриэль пресветлый! Зткть бы мне твое ложе гвоздикой и горицветом! - С миром, Анунсисьон, звезд под бедным нрядом! Нйдешь ты в груди сыновней три рны с родинкой рядом. - Ай, свет мой, Гбриэлильо! Ай, Сн-Гбриэль пресветлый! Кк ноет под левой грудью, теплом молок согретой! - С миром, Анунсисьон, о мть црей и пророчиц! В дороге светят цыгнм твои горючие очи.

Дитя зпевет в лоне у мтери изумленной. Дрожит в голосочке песня миндлинкою зеленой. Архнгел восходит в небо ступенями сонных улиц... А звезды н небосклоне в бессмертники обернулись.

КАК СХВАТИЛИ АНТОНЬИТО ЭЛЬ КАМБОРЬО НА СЕВИЛЬСКОЙ ДОРОГЕ

Антоньо Торрес Эредья, Кмборьо сын горделивый, в Севилью смотреть корриду шгет с веткою ивы. Смуглее луны зеленой, шгет, высок и тонок. Блестят нд глзми кольц его кудрей вороненых. Лимонов н полдороге нрезл он в чс привл и долго бросл их в воду, пок золотой не стл. И где-то н полдороге, под тополем н излуке, ему впятером жндрмы нзд зломили руки.

Медленно день уходит поступью мтдор и плвным плщом зкт обводит моря и долы. Тревожно чуют оливы вечерний бег Козерог, конный ветер несется в тумн свинцовых отрогов. Антоньо Торрес Эредья, Кмборьо сын горделивый, среди пяти треуголок шгет без ветки ивы...

Антоньо! И это ты? Д будь ты цыгн н деле, здесь пять бы ручьев бгряных, стекя с нож, зпели! И ты еще сын Кмборьо? Подкинут ты в колыбели! Один н один со смертью, бывло, в горх сходились.

Д вывелись те цыгне! И пылью ножи покрылись...

Открылся зсов тюремный, едв только девять било. А пятеро конвоиров вином подкрепили силы.

Зкрылся зсов тюремный, едв только девять било... А небо в ночи сверкло, кк круп вороной кобылы!

СМЕРТЬ АНТОНЬИТО ЭЛЬ КАМБОРЬО

Змер з Гвдлквивиром смертью исторгнутый зов. Взмыл окроввленный голос в вихре ее голосов. Рвлся он рненым вепрем, бился у ног н песке, взмыленным телом дельфин взвился в последнем броске; вржеской кровью омыл он свой крмзинный плток. Но было ножей четыре, и выстоять он не мог. И той порой, когд звезды ночную воду сверлят, когд плщи-горицветы во сне дурмнят телят, древнего голос смерти змер последний рскт.

Антоньо Торрес Эредья, прядь - вороненый виток, зеленолуння смуглость, голос лый цветок! Кто ж нпоил твоей кровью гвдлквивирский песок? - Четверо бртьев Эредья мне приходились сродни. То, что другому прощлось, мне не простили они и туфли цвет коринки, и то, что кольц носил, плоть мою н оливкх с жсмином бог змесил. - Ай, Антоньито Кмборьо, лишь королеве под стть! Вспомни пречистую деву время пришло умирть. - Ай, Федерико Грси, оповести птрули!

Я, кк подрезнный колос, больше не встну с земли.

Четыре бгряных рны и профиль, кк изо льд. Живя медль, которой уже не отлить никогд. С земли н брхт подушки его клдет серфим. И смуглых нгелов руки зжгли светильник нд ним. И в чс, когд четверо бртьев вернулись в город родной, смертное эхо зтихло гвдлквивирской волной.

ПОГИБШИЙ ИЗ-ЗА ЛЮБВИ

- Что тм горит н террсе, тк высоко и бгрово? - Сынок, одинндцть било, пор здвинуть зсовы. - Четыре огня все ярче и глз отвести нет мочи. - Нверно, медную утврь тм чистят до поздней ночи.

Лун, чесночня дольк, тускнея от смертной боли, ронял желтые кудри н желтые колокольни. По улицм крлсь полночь, стучсь у зкрытых ствней, следом з ней собки гнлись стоголосой стей, и винный янтрный зпх н темных террсх тял. Сыря осок ветр и стрческий шепот тени под ветхою ркой ночи будили гул зпустенья.

Уснули волы и розы. И только в оконной створке четыре луч взывли, кк гневный святой Георгий. Грустили невесты-трвы, кровь зстывл коркой, кк сорвнный мк, сухою, кк юные бедр, горькой. Рыдли седые реки, в тумнные горы глядя, и в змерший миг вплетли обрывки имен и прядей. А ночь квдртной и белой был от стен и блконов. Цыгне и серфимы коснулись ккордеонов.

- Если умру я, мм, будут ли знть про это? Синие телегрммы ты рзошли по свету!..

Семь воплей, семь рн бгряных, семь диких мков мхровых рзбили тусклые луны в злитых мрком льковх. И зыбью рук отсеченных, венков и спутнных прядей бог знет где отозвлось глухое море проклятий. И в двери ворвлось небо лесным рокотньем дли. А в ночь с глерей высоких четыре луч взывли.

РОМАНС ОБРЕЧЕННОГО

Кк сиро все и устло! Дв конских ок огромных и дв зрчк моих млых ни в дль земную не смотрят, ни в те кря, где н челнх уплывший сон поднимет триндцть вымпелов черных. Мои бессонные слуги, они все смотрят с тоскою н север скл и метллов, где призрк мой нд рекою колоду крт ледяную тсует мертвой рукою...

Тугие волы речные в осоке и остролистх бодли мльчишек, плывших н лунх рогов волнистых. А молоточки пели сомнмбулическим звоном, что едет бессонный всдник верхом н коне бессонном.

Двдцть шестого июня судьи прислли бумгу. Двдцть шестого июня скзно было Амрго: - Можешь срубить олендры з воротми своими. Крест нчерти н пороге и нпиши свое имя. Взойдет нд тобой цикут и семя крпивы злое, и в ноги сыря известь вонзит иглу з иглою. И будет то черной ночью в мгнитных горх высоких, где только волы речные псутся в ночной осоке.

Учись же скрещивть руки, готовь лмпду и лдн и пей этот горный ветер, холодный от скл и клдов. Дв месяц тебе сроку до погребльных обрядов.

Мерцющий млечный меч Снт-Яго из ножен вынул. Прогнулось ночное небо, глухой тишиною хлынув.

Двдцть шестого июня глз он открыл - и снов зкрыл их, уже нвеки, вгуст двдцть шестого... Люди сходились н площдь, где у стены н кменья сбросил устлый Амрго груз одинокого бденья. И кк обрывок лтыни, прямоугольной и точной, урвновешивл смерть крй простыни непорочной.

РОМАНС ОБ ИСПАНСКОЙ ЖАНДАРМЕРИИ

Их копи черньш-черны, и черен их шг печтный. Н крыльях плщей чернильных блестят восковые пятн. Ндежен свинцовый череп зплкть жндрм не может; въезжют, стянув ремнями сердц из лковой кожи. Нолуночны и горбты, несут они з плечми песчные смерчи стрх, клейкую мглу молчнья. От них никуд не деться скчут, тя в глубинх тусклые зодики призрчных крбинов.

О звонкий цыгнский город! Ты флгми весь увешн. Желтеют лун и тыкв, игрет нстой черешен. И кто увидл однжды збудет тебя едв ли, город имбирных бшен, мускус и печли!

Ночи, колдующей ночи синие сумерки пли. В мленьких кузнях цыгне солнц и стрелы ковли. Плкл у кждой двери изрненный конь булный. В Хересе-де-л-Фронтер петух зпевл стеклянный. А ветер, горячий и голый, крлся, тясь у обочин, в сумрк, серебряный сумрк ночи, колдующей ночи.

Иосиф с девой Мрией к цыгнм спешт в печли он свои кстньеты н полпути потеряли. Мрия в бусх миндльных, кк дочь лькльд, нрядн; плывет воскресное плтье, блестя фольгой шоколдной. Иосиф мшет рукою, откинув плщ злтоткный, следом - Педро Домек и три восточных султн. Н кровле грезящий месяц дремотным истом змер. Взлетели огни и флги нд сонными флюгерми. В глубинх зеркл стринных рыдют плясуньи-тени. В Хересе-де-л-Фронтер полуночь, рос и пенье.

О звонкий цыгнский город! Ты флгми весь укршен... Гси зеленые окн все ближе черные стржи! Збыть ли тебя, мой город! В тоске о морской прохлде ты спишь, рзметв по кмню не знвшие гребня пряди...

Они въезжют попрно город поет и пляшет. Бессмертников мертвый шорох врывется в птронтши. Они въезжют попрно, спеш, кк черные вести. И связкми шпор звенящих мерещтся им созвездья.

А город, чуждый тревогм, тсует двери предместий... Верхми сорок жндрмов въезжют в говор и песни. Чсы зстыли н бшне под зорким оком жндрмским. Столетний коньяк в бутылкх прикинулся льдом янврским. Зстигнутый криком флюгер збился, слетя с петель. Зрубленный свистом сбель, упл под копыт ветер.

Снуют струхи цыгнки в ущельях мрк и свет, мелькют сонные пряди, мерцют медью монеты. А крылья плщей зловещих вдогонку летят тенями, и ножницы черных вихрей смыкются з конями...

У Вифлеемских ворот сгрудились люди и кони. Нд мертвой простер Иосиф изрненные лдони. А ночь полн крбинов, и воздух рвется струною. Детей пречистя дев врчует звездной слюною. И снов скчут жндрмы, кострми ночь зсевя, и бьется в плмени скзк, прекрсня и нгя. У юной Росы Кмборьо клинком отрублены груди, они н отчем пороге стоят н бронзовом блюде. Плясуньи, рзвеяв косы, бегут, кк от волчьей сти, и розы пороховые взрывются, рсцветя... Когд же плстми пшнп легл черепиц кровель, зря, склонясь, осенил холодный кменный профиль...

О мой цыгнский город! Прочь жндрмерия скчет черным туннелем молчнья, ты - пожром охвчен. Збыть ли тебя, мой город! В глзх у меня отныне пусть ищут твой дльний отсвет. Игру луны и пустыни.

ТРИ ИСТОРИЧЕСКИХ РОМАНСА

МУЧЕНИЯ СВЯТОЙ ОЛАЙИ

ПАНОРАМА МЕРИДЫ

Н улице конь игрет, и по ветру бьется грив. Зевют и кости мечут седые солдты Рим. Ломет гор Минервы иссохшие пльцы тисс. Вод взлетит нд обрывом и вниз, кк мертвя птиц. Рвные ноздри созвездий н небосводе безглзом ждут только трещин рссвет, чтоб рсколоться рзом. Брнь нбухет кровью. Вспугнутый конь процокл. Девичий стон рзбился брызгми лых стекол. Свищет точильный кмень, и рвется огонь из горн. Быки нковлен стонут, сгибя метлл упорно. И Мерилу день венчет короной из роз и терн.

КАЗНЬ

Взбегет нгя зелень ступенькми зыбкой влги. Велит приготовить консул поднос для грудей Олйи. Жгутом зеленые вены сплелись в отчянном вздохе. В веревкх збилось тело, кк птиц в чертополохе.

И пльцы рук отсеченных еще црпют плиты, словно пытясь сложиться в жлкий обрубок молитвы, из бгровых отверстий, где прежде груди белели, видны дв крохотных неб и струйк млечной кпели. И кровь ветвится по телу, плмя водит лнцетом, срезя влжные ветви н кждом деревце этом, словно в строю серолицем, в сухо бряцющих лтх, желтые центурионы шествуют мимо рспятых... Бушуют темные стрсти, и консул поступью гордой поднос с обугленной грудью проносит перед когортой.

ГЛОРИЯ

Снег оседет волнисто. С дерев виснет Олйя. Инистый ветер чернеет, уголь лиц овевя. Полночь в упругих отливх. Шею Олйя склонил. Нземь чернильницы здний льют рвнодушно чернил. Черной толпой мнекены зполонили нвеки белое поле и ноют болью немого клеки. Снежные хлопья редеют. Снежно белеет Олйя. Конницей стелется никель, пику з пикой вонзя. Светится чш Грля н небесх обожженных, нд соловьями в дубрвх и голосми в зтонх. Стеклми брызнули крски. Беля в белом Олйя. Ангелы реют нд нею и повторяют: - Святя...

НЕБЫЛИЦА О ДОНЕ ПЕДРО И ЕГО КОНЕ

РОМАНС С РАЗМЫТЫМ ТЕКСТОМ

Едет верхом дон Педро вниз по трве пригорк. Ай, по трве пригорк едет и плчет горько! Не подобрв поводья, бог весть о чем тоскуя, едет искть по свету хлеб и поцелуя. Ствни, скрипя вдогонку, спршивют у ветр, что з печль ткя в сердце у дон Педро...

Н дно зтоки уплыли строки. А по зтоке плывет, игря, лун и с высот небесных звидует ей вторя. Мльчик с песчной стрелки смотрит н них и просит: - Полночь, удрь в трелки!

...Вот незнкомый город видит вдли дон Педро. Весь золотой тот город, спрв и слев кедры. Не Вифлеем ли? Веет мятой и розмрином. Тет тумн н кровлях. И к воротм стринным цокет конь по плитм, гулким, кк тмбурины. Стрей и две служнки молч открыли двери.

- Нет, - уверяет тополь, соловей не верит...

Под водою строки плывут чередою. Гребень воды кчет россыпи звезд и чек. Сн не тревожит ветер гулом гитрной деки. Только тростник и помнит то, что уносят реки.

...Стрец и две служнки, взяв золотые свечи, к белым кмням могильным молч пошли под вечер. Бедного дон Педро спутник по жизни брнной, конь непробудно спящий змер в тени шфрнной. Темный вечерний голос плыл по речной излуке.; Рог рсколол со звоном единорог рзлуки. Вспыхнул длекий город, рухнул, горящий. Плч побрел изгннник, точно незрячий. Подняли звезды вьюгу. Првьте, мтросы, к югу...

Под водою слов зстыли. Голос зтерялись в иле. И среди ледяных соцветий й! - дон Педро лягушек тешит, позбытый всеми н свете.

""

ФАМАРЬ И АМНОН

Лун отрженья ишет, нпрсно круж по свету, лишь пепел пожров сеют тигриные вздохи лет. Кк нервы, нтянут воздух, подобный ожогу плети, и блеянье шерстяное колышет курчвый ветер. Пустыня к небу взывет рубцми плеч оголенных, от белых звезд содрогясь, кк от иголок кленых.

Ночми снится Фмри, что в горле - певчие птицы, и снятся льдистые бубны и звуки лунной цевницы. И гибким пльмовым ветром встет нгя при звездх, моля, чтоб жркое тело осыпл инеем воздух. Н плоской кровле дворцовой поет под небом пустыни. И десять горлинок снежных в ногх цревны зстыли.

И няву перед нею вырос Амнон н ступени, смоль бороды здрожл, пеною чресл вскипели. Из-з решетки глядит он полными жути глзми. Стоном стрелы н излете вздох н губх ее змер... А он, рукой исхудлой обвив железные прутья, в луну впивется взглядом и видит сестрины груди.

В четвертом чсу под утро в постель он лег, обессилев, пустые стены терзя глзми, полными крыльев. Тяжелый рссвет хоронит под бурым песком селенья н миг приоткроет розу, н миг процветет сиренью. Колодцев тугие вены в кувшины сливют эхо. В изгибх корней змшелых шипит, извивясь, эф. Амнон н кровти стонет, зтихнет н миг - и снов спленное бредом тело обвито плющом озноб.

Фмрь голубою тенью, в немой тишине немя, вошл - голубей, чем вен, тих, кк тумн Дуня.

- Фмрь, зрей незктной сожги мне грешные очи! Моею кровью горючей твой белый шелк оторочен. - Оствь, оствь меня, брт мой, и плеч губми не мучй кк будто осы и слезы роятся стйкою жгучей! - Фмрь, концы твоих пльцев, кк звязь розы, упруги, в пене грудей высоких две рыбки просятся в руки...

Сто црских коней взбесились кчнулсь земля от гул. Лозинку под ливнем солнц до смой земли пригнуло. Рук впивется в косы, шуршит изодрнной ткнью. И струйки теплым корллом текут по желтому кмню.

О, кк от дикого крик все н земле здрожло. Кк нд сумятицей туник зполыхли кинжлы. Мрчных невольников тени по двору мечутся немо. Поршнями медные бедр ходят под змершим небом. А нд Фмрью цыгнки, простоволосы и босы, еле дыш, собирют кпли рстерзнной розы. Простыни в зпертых спльнях метит кроввя мет. Светятся рыбы и грозди влжные всплески рссвет.

Нсильник от црской кры уходит верхом н муле. Нпрсно вдогонку стрелы нубийцы со стен метнули. Збили в четыре эх полков голубые луны. И ножницы взял Двид и срезл н рфе струны.

Федерико Грси Лорк

Федерико Грси Лорк

Поэт в Нью-Йорке 1929 - 1930 - Стихи об одиночестве в Колумбийском университете. - Возврщение с прогулки. Перевод С. Гончренко - 1910 (Интермедия). Перевод А. Гелескул - История и круговорот трех друзей. Перевод А. Гелескул

- Негры. - Нрв и рй негров. Перевод А. Гелескул - Од королю Грлем. Перевод Ю. Мориц - Покинутя церковь (Бллд о великой войне). Перевод А. Гелескул

- Улицы и сны. - Пляск смерти. Перевод Инны Тыняновой - Пнорм толпы, которую рвет (Сумерки Кони-Айленд). Перевод А. Гелескул - Город в бессонице (Ноктюрн Бруклинского мост). Перевод А. Гелескул - Слепя пнорм Нью-Йорк. Перевод А. Гелескул - Рождество. Перевод А. Гелескул - Зря. Перевод А. Гелескул

- Стихи озер Эдем-Милс. - Двойня поэм озер Эдем. Перевод Ю. Мориц - Живое небо. Перевод А. Гелескул

- Н ферме. Перевод А. Гелескул - Млыш Стэнтон. - Коров. - Девочк, утонувшя в колодце. (Грнд и Ньюбург)

- Введение в смерть. Перевод А. Гелескул - Мленькя бесконечня поэм. - Ноктюрн пустоты. - Прострнство с двумя могилми и ссирийской собкой. - Руин. - Земля и лун.

- Возврщение в город. - Нью-Йорк (Описние и обвинение). Перевод Инны Тыняновой - Иудейское клдбище. Перевод Ю. Мориц - "Лун нконец зпнулсь о белый косяк тбун..." Перевод А. Гелескул

- Бегство из Нью-Йорк. Перевод А. Гелескул - Мленький венский вльс. - Вльс н ветвях.

- Поэт приезжет в Гвну. Перевод А. Гелескул - Сон кубинских негров.

СТИХИ ОБ ОДИНОЧЕСТВЕ В КОЛУМБИЙСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ

ВОЗВРАЩЕНИЕ С ПРОГУЛКИ

Я в этом городе рздвлен небесми. И здесь, н улицх с повдкми змеи, где ввысь рстет кристллом косный кмень, пусть отрстют волосы мои.

Немое дерево с культями чхлых веток, ребенок, бледный белизной яйц,

лохмотья луж н бшмкх, и этот беззвучный вопль рзбитого лиц,

тоск, сжимющя душу обручми, и мотылек в чернильнице моей...

И, сотню лиц сменивший з сто дней, я см, рздвленный чужими небесми.

1910

(Интермедия)

Те глз мои девятьсот десятого год еще не видли ни похоронных шествий, ни поминльных пиршеств, после которых плчут, ни сутулых сердец, н морского коньк похожих.

Те глз мои девятьсот десятого год видели белую стену, у которой мочились дети, морду бык д порою - гриб ядовитый и по углм, рзрисовнным смутной луною, дольки сухого лимон в четкой тени бутылок.

Те глз мои все еще бродят по конским холкм, по ковчегу, в котором уснул Святя Роз, по крышм любви, где зломлены свежие руки, по зглохшему сду, где коты поедют лягушек.

Чердки, где седя пыль лепит мох и лиц, сундуки, где шуршит молчнье сушеных рков, уголки, где столкнулся сон со своею явью. Тм остлись и те глз.

Я не зню ответов. Я видел, что все в этом мире искло свой путь и в конце пустоту нходило.

В нелюдимых ветрх - зунывность пустого прострнств, в глзх моих - толпы одетых, но нет под одеждми тел!

ИСТОРИЯ И КРУГОВОРОТ ТРЕХ ДРУЗЕЙ

Эмилио, Энрике и Лоренсо.

Все трое леденели: Энрике - от безвыходной постели, Эмилио - от взглядов и пдений, Лоренсо - от ярм трущобных кдемий.

Эмилио, Энрике и Лоренсо.

Втроем они сгорли: Лоренсо - от огней в игорном зле, Эмилио - от крови и от игольной стли, Энрике - от поминок и фотогрфий в стреньком журнле. И всех похоронили: Лоренсо - в лоне Флоры, Эмилио - в недопитом сткне, Энрике - в море, в пустоглзой птиие, в зсохшем тркне.

Один, второй и третий. Из рук моих уплывшие виденья китйские фрфоровые горы, три белоконных тени, три снежных дли в окнх голубятен, где топчет кочет стйку лунных пятен.

Эмилио, Энрике и Лоренсо. Три мумии с мощми мух осенних, с чернильницей, зпкощенной псми, и ветром ледяным, который стелет снег нд мтеринскими сердцми, втроем у голубых рзвлин ря, где пьют бродяги, смертью зедя.

Я видел, кк вы плкли и пели и кк исчезли следом, рзвеялись в яичной скорлупе, в ночи с ее прокуренным скелетом, в моей тоске среди осколков лунной кости, в моем веселье, с пыткой схожем, в моей душе, звороженной голубями, в моей безлюдной смерти с единственным зпнувшимся прохожим.

Пять лун я зколол нд зводью рены и пили веер волну рукоплескний. Теплело молоко у рожениц - и розы их белую тоску вбирли лепесткми, Эмилио, Энрике и Лоренсо. Безжлостн Дин, но груди у нее воздушны и высоки. То кровь оленья поит белый кмень, то вдруг оленьи сны проглянут в конском оке.

Но хрустнули обломкми жемчужин скорлупки чистой формы и я понял, что я приговорен и безоружен. Обшрили все церкви, все клдбищ и клубы, искли в бочкх, рыскли в подвле, рзбили три скелет, чтоб выковырять золотые зубы.

Меня не отыскли. Не отыскли? Нет. Не отыскли. Но помнят, кк последняя лун вверх по реке покочевл льдиной и море - в тот же миг - по именм припомнило все жертвы до единой.

НЕГРЫ

НРАВ И РАЙ НЕГРОВ

Ненвистны им птичьи тени в белой нледи щек холеных и рздоры огня и ветр в облицовнных льдом слонх.

Ненвистны плтки прощний, лук без цели и звук без эх и зпрятнные колючки в лой мякоти злчного смех.

Их мнит синев безлюдий, колокольня поступь бычья, и прилив кривя пляск, и луквой луны обличья.

Тйновидцы следов и соков, сетью искр они будят болот и хмелеют от горькой прохлды своего первобытного пот.

Ибо тм, в синеве хрустящей без червей и следов лошдиных, где нд яйцми струс стелется вечность и колышется тнец дождинок,

в синеве изнчльной, где ночь не боится рссвет, где походкой сомнмбул верблюды тумнов бегут от нгого кочевник-ветр, тм, где слдко трве нд тугими телми стелиться, где рядится в корллы чернильня скорбь вековя и под связкми рковин меркнут усопшие лиц, рзверзется тнец, из мертвого пепл вствя.

ОДА КОРОЛЮ ГАРЛЕМА

Своей поврешкой он н кухне глз вырывл крокодилм и непослушных обезьян лупил по зду. Своей поврешкой.

Спл вечный огонь в сердцевине кремней искрометных, и скрбеи, пьянея от вкус нис, совсем збывли тусклый мох деревенский.

Черный стрик, поросший грибми, шел отрешенно в потемки, где плкли нефы, король поврешкой скрипел и скрипел, и цистерны с протухшей водой прибвлялись.

Розы бежли по лезвию бритвенной гибкости ветр, и н помойкх в шфрнной пыли мленьких белок терзли дети, пыля пятнистым румянцем зверств.

Мы должны перейти мосты и покрыться черным румянцем, чтобы зпх легочной тьмы нотмшь хлестнул теплотой ннс по ншим бескровным лицм.

Мы должны убить белокурого, который торгует водкой, и всех друзей и сообщников яблок и песк, мы должны кулком удрить по кипящим сгусткм фсоли, пусть король Грлем поет, пусть поет со своим нродом, и в длинной шеренге тесной, под сбестом луны небесной, крепко пусть крокодилм спится, и пусть никто не рискнет усомниться в крсоте бесконечной, вечной поврешек, щеток, и терок, и котлов, и кстрюль, и конфорок н черных-пречерных кухнях.

О Грлем! О Грлем! О Грлем! Никкя тоск н земле не срвним со взором твоим угнетенным, не срвним с кровью твоею, сотрясемой в недрх зтменья, с яростью глухонемой, во мрке - совсем грнтовой, и с твоим королем великим, здыхющимся в ливрее.

Зиял в полуночной тверди глубокя трещин, и змерли тм слмндры из кости слоновой. Молодые мерикнки были беременны одновременно детьми и деньгми, квлеры изнемогли н крестх ленивой зевоты.

Это они. Это они у подножья вулкнов пьют и пьют серебристое виски и глотют, глотют кусочки сердц н ледяных медвежьих горх.

Этой ночью король Грлем беспощдной своей поврешкой н кухне глз вырывл крокодилм и непослушных обезьян лупил по зду. Своей поврешкой.

Плкли негры, теряясь в клейдоскопе солнечных зонтиков и золотистых солнц, щеголяли мулты, смертельно тоскуя по белому телу, и от ветр тумнило зеркл и упругие вены рвло у тнцоров.

Черные,черные, черные, черные.

Вш ночь опрокинут нвзничь, и могучя кровь не имеет выход. Нет румянц. Есть кровь под кожей, грнтовя от ярости, кровь, живя н крсных шипх ножевых и в груди у природы кровной, во мрке теней от клешней и терний луны, в небесх горящей кк рк.

Кровь, которя ищет н тысяче древних дорог зпыленные кости, и пепел белесый, и рки небес, коченеющих ночью, где бродят безмолвные толпы плнет вдоль пляжей пустынных, со всячиной всякой, збытой людьми и потерянной здесь.

Кровь, стнински медленно следящя крем глз, сок, отжтый из дрок, темный нектр подземный, кровь, от которой ветер, в ямке зстряв, ржвеет, кровь, которя может рсссывть мотыльков н оконных стеклх.

Эт кровь - н подходе, и скоро по крышм, решеткм блконным явится с яростным стоном, чтоб жечь полыхньем зловещим хлорофилл белокурых женщин, рокотть в изголовьях кровтей, рядом с белой бессонницей рковин, и устроить всемирный потоп - в желтый чс, н рссвете тбчного цвет.

Д, бежть и бежть, бежть и скорей зпирться н чердкх небоскребов, прижимться к темным углм, потому что душ этих дебрей в кждую щелку проникнет и оствит н вшем теле отпечток легчйший тьмы величйшей и печль, которя будет дешевле полинялой перчтки и розы фльшивой.

И тогд в безмолвии мудром повр, и официнты, и все, кто своим языком злизывет рны миллионеров, ищут черного короля - н улицх и перекресткх, где витет призрк селитры.

Южный древесный ветер, втянутый в черный омут, гнилые лодки выплевывет и в плечи вонзет иглы; южный ветер, носильщик, погонщик шелухи, букврей, окурков и вольтовых дуг, в которых - кремировнные осы.

Збвенье - три крошечных кпли чернил н стекляшке монокля, любовь - единственный обрз, незримый н плоскости кмня. Сплетлись нд облкми пестики с лепесткми, но стебли кишели в бездне - и ни единой розы.

Спрв, слев, с юг и север, со всех четырех сторон вырстет стен, непосильня для крот и сверл водяного. Не ищите в ней, негры, трещин тм все т же глухя мск.

Ищите под гул ннс великое солнце в зените. Солнце, скользящее в лиственной гуще с трезвым знньем, что нимф не встретится в чще, солнце, крушщее цифры и числ, но вовек не спугнувшее хрупкого сн, солнце, покрытое ттуировкой, солнце, плывущее вниз по реке, мычщее, ждных кймнов дрзнящее.

Черные, черные, черные, черные.

Зебр, и мул, и змея не бледнеют, когд умирют. И лесоруб никогд не уловит мгновение смерти в стоне деревьев, которые он убивет. Тк пускй до поры укрывет вши черные корни древесня тень короля, змрите, и ждите, и дйте крпивм, цикутм и терниям острым вскрбкться выше, н смые крыши всех высочйших домов.

Тогд, о негры, тогд, тогд-то вы сможете яростно целовть колес быстрых велосипедов, совть глзстые микроскопы в потемки беличьих дупел узких, и, нконец, ничего не боясь, плясть исступленно и вслсть нплясться, в тростникх, высоко в облкх, нш Моисей обескровится в терниях.

О Грлем мскрдный! О Грлем, перепугнный нсмерть толпой безголовых костюмов! Я слышу твой рокот, я слышу твой рокот з кроной деревьев и ребрми лифтов, з серыми кплями слез, где тонут втомобили, их зубстые втомобили, я слышу твой рокот з трупми лошдей, з тьмой преступлений мелких, з твоим королем великим и глубоко несчстным, с бородой, впдющей в море.

ПОКИНУТАЯ ЦЕРКОВЬ

(Бллд о великой войне)

У меня был сын. Его звли Хун. У меня был сын. Н стрстной он пропл среди рок. Помню, кк он игрл н последних ступенькх мессы, жестяное ведерко кидя священнику в сердце. Я стучлся во все могилы. Сын мой! Сын мой! Я вынул куриную лпку из-з кря луны и понял, что любовь моя стл рыбкой тм, куд уплывют повозки. У меня был миля. У меня был мертвя рыбк под пеплом кдильниц. У меня было целое море... Боже мой! У меня было море! Я хотел ззвонить с колокольни, но черви точил" плоды, и горелые спички глодли весеннее жито. Видел я, кк прозрчный журвль лкоголя рсклевывл черные лбы умирвших солдт, и видел плтки, где пускли по кругу сткн со слезми. В немонх причстия обрету я тебя, мое сердце, когд сильные руки священник поднимут вол и мул, отпугнув от морозной чши полночных жб. У меня был сын, и мой сын был сильным, но мертвые все же сильнее и могут обглдывть небо. Был бы сын мой медведем, не боялся б я хитрых кймнов, не глядел, кк солдты нсилуют море, причлив его к деревьям. Был бы сын мой медведем! От холодного мх я збьюсь под брезент. Я же зню - ддут мне рукв или глстук, но к середине мессы все рвно я сломю руль и взмоет с кмней безумье пингвинов и чек, зствляя всех спящих и поющих под окнми вторить: у него был сын. Сын его, сын, он был только его и больше ничей, это был его сын! Его сын.

УЛИЦЫ И СНЫ

ПЛЯСКА СМЕРТИ

Призрк! Взгляните - призрк! Призрк с берегов Африки летит в квртлы Нью-Йорк!

Где же горькие деревья перц с мленькими фосфорными бутонми? Где верблюды с устлой плотью и волны свет, проткнутые лебединым клювом?

Взгляните, все высохло: колосья ослепли, и звери сплющились, зржвело железо н высоких мостх, и пробковя тишин рзлилсь вокруг.

Взгляните, все мертвые звери собрлись вместе, пронзенные острым светом дня; гиппопотм вытянул лпу с копытом из пепл, во рту у гзели зцвел повилик.

А в тишине, увядшей и пустынной, пляшет рздвленный призрк. Позди - пески половины мир, впереди - ртуть другой половины, где не всходит солнце.

Призрк! Взгляните - призрк! Песок пустыни и стрх крокодиловой бездны летит нд Нью-Йорком!

*

Известковя тишин сковл пустое небо, где звучт голос рбов, погибших в земле плнтций, чистое небо, бесстрстное и пустое, и цветы зтерялись в его невидимых длях. Здесь подрезны смые нежные стебли песен, здесь соки деревьев стли мертвой резиной, здесь последние тихие звезды сметет хвостом ветер, рзбивя в куски зеркл свет.

Когд плкли голые люди у стен холодных и директор бнк смотрел н мнометр, измеряющий жестокое молчнье монеты, призрк появился н Уолл-стрите.

Ничего удивительного, что смерть для своей пляски выбрл этот кремторий с желтыми глзми. Ведь сфинкс и несгоремый ящик одинково могут зморозить сердце кждого голодного ребенк. Здесь энергия мшин топчет энергию природы, совершенно не зня, что обе они родились из свет солнц. Ведь если колесо збудет, что оно - мехнизм, оно весело зпоет рядом с копытми лошдей; если плмя рстопит лед проектов, небу придется бежть от живого сияния окон.

Нет, уверяю вс, смерть выбрл хорошее место для своей пляски. Призрк будет плясть среди потоков крови, в ургнх золот, между колоннми цифр, под стон безрботных, что воют безлунной ночью. О Америк, дикя, бесстыдня, зля, рспростертя н грнице снегов!

Призрк! Взгляните - призрк! Волны тины и грязи ползут нд Нью-Йорком!

*

Я стоял н блконе, сржясь с луной. Целые сти окон впивлись зубми в лицо ночи. Облк пили сок моих глз, кк телят. И длинными веслми ветер бил в покрытые пеплом стекл Бродвея. Кпля крови зсохл н ветке луны, похожя н мертвый цветок яблони, пстухи пригнли ветер рвнины, и он дрожл рздвленной медузой.

Нет, это не мертвые пляшут в пляске смерти. Нет, я уверен. Мертвые тихо лежт и грызут свои пльцы. Это те, другие, пляшут под звуки скрипки, н которой игрет смерть-призрк. Те, другие, опьяневшие от серебр, холодные люди, вырстющие н перекрестке голых ног и огней колючих, ищущие червей в пнормх лестниц, пьющие в своих бнкх слезы девочек мертвых, жрущие н углх осколки зри небесной.

Хвтит плясть, Пп! Довольно, хвтит плясть, Пп! Довольно плясть, Король! Довольно плясть, миллионеры с голубыми зубми, тощие блерины в колоколх соборов, собиртели изумрудов, безумцы и содомиты! Ведь с вми пляшет только один призрк, только стрый призрк в кроввых лохмотьях, только, только призрк!

Знйте, кобры будут шипеть н последних этжх небоскребов, чертополох и крпив будут дрожть н улицх и блконх, бирж превртится в груду кмней, поросших мохом, придут лины вслед з огнем ружей, и очень скоро, очень скоро, очень скоро, о Уолл-стрит!

Призрк! Смотрите - призрк! Кк он плюется ядом трв ядовитых в бесформенное лицо Нью-Йорк!

ПАНОРАМА ТОЛПЫ, КОТОРУЮ РВЕТ

(Сумерки н Кони-Айленд)

Впереди шл жирня женщин, н ходу вырывя корни и топч рзмокшие бубны, шл - и толстые губы выворчивли низннку издохших медуз. Жирня ведьм, вргиня луны, шл по вымершим этжм и кидлсь в углы, чтобы выплюнуть мленький череп голубки, и клубил угр нд бнкетми гиблых времен, и звл к себе сдобного бес с небесных здворков, и цедил тоску фонрей в центрифугу метро. Это трупы, я зню, трупы и остнки слезящихся кухонь, в песок зрытых, мертвецы, и фзны, и яблоки кнувших лет они-то и хлынули горлом.

Уже змячили гулкие джунгли рвоты, пустотелые женщины с тющим воском детей у зкисших деревьев, среди сумтошной прислуги и соленых трелок под рфой слюны. Не поможет, млыш. Извергйся. Ничто не поможет, ибо это не рвот гуср н груди проститутки, не отрыжк кот, невзнчй проглотившего жбу. Нет. Это трупы скребут земляными рукми кремневую дверь, з которой гниют десерты.

Жирня женщин шл впереди, и шли с нею люди пивных, корблей и бульвров. Тошнот деликтно тряхнул свой бубен нд девичьей стйкой, молившей луну о зщите. О, боже, кк тошно! Зрчки у меня не мои, взгляд рздет догол лкоголем и дрожит н ветру, провожя невидимый флот с немоновой пристни. Я зщищюсь зрчкми, нлитыми черной водою, куд не зглянет зря, я, безрукий поэт, погребенный под толпою, которую рвет, я, молящий о верном коне, чтоб содрть этот липкий лишйник.

Но жирня женщин все еще шл впереди, и люди искли птеки с нстоем тропической горечи. Лишь тогд, когд подняли флг и збегли первые псы, город хлынул к портовой огрде.

ГОРОД В БЕССОНИЦЕ

(Ноктюрн Бруклинского мост)

Никому не уснуть в этом небе. Никому не уснуть. Никому. Что-то выследил лунный нродец и кружит у хижин. Приползут игуны и будут глодть бессонных, бегущий с рзорвнным сердцем н мостовой споткнется о живого нймн, рвнодушного к ропоту звезд.

Никому не уснуть в этом мире. Никому не уснуть. Никому. Есть покойник н дльнем погосте, он жлуется три год, что трв не рстет н коленях, вчер хоронили ребенк, и тк он зплкл, что дже созвли собк зглушить его плч.

Не сновидение жизнь. Бейте же, бейте тревогу! Мы пдем с лестниц, вгрызясь во влжную землю, или всходим по лезвию снег со свитой мертвых пионов. Но нет ни сн, ни збвенья. Только живое тело. Поцелуй зплетет губы путиной кроввых жилок, и кто мучится болью, будет мучиться вечно, и кто смерти боится, ее пронесет н плечх.

Будет день, и кони войдут в кбки, и мурвьиные орды хлынут н желтое небо в коровьих глзх. И еще будет день воскреснут зсохшие ббочки, и мы, у немых причлов, сквозь губчтый дым увидим, кк зблестят нши кольц, и с язык хлынут розы.

Тревог! Тревог! Тревог! И того, кто корпит нд следми зверей и ливней, и мльчик, который не знет, что мост уже создн, и плчет, и мертвец, у которого ничего уже не остлось лишь голов и ботинок, ндо всех привести к той стене, где ждут игуны и змеи, где ждет медвежья челюсть и сухя рук ребенк, где щетинится в синем ознобе верблюжья шкур.

Никому не уснуть в этом небе. Никому не уснуть. Никому. А если кому-то удстся, плетьми его, лети мои, плетьми его бейте! Пусть вырстет лес рспхнутых глз и горьких горящих рн. Никому не уснуть в этом мире. Никому не уснуть. Я скзл никому не уснуть. А если н чьих-то вискх згустеет мох, откройте все люки, пускй при луне увидит фльшивый хрустль, отрву и череп тетров.

СЛЕПАЯ ПАНОРАМА НЬЮ-ЙОРКА

Если это не птицы, покрытые грью, если это не стоны, громящие окн свдьбы, тогд это, верно, хрупкие дети ветр, которые свежей кровью поят зскорузлый сумрк. Нет, это не птицы, потому что мгновенье - и птицы стнут волми; это могут быть кмни, белые в полнолунье, и всегд - это дети, истекшие кровью до того, кк судья приподнимет звесу. Все знют боль, которя дружит со смертью, но боль нстоящя не обитет в душх, и в воздухе нет ее, и нет ее в ншей жизни, и в этих здымленных кубх. Нстоящя боль, т, что все зствляет проснуться, это крохотный, вечно горящий ожог в безвинных глзх неизвестных миров.

Збытые плтья тк двят н плечи, что небо порой их сгоняет в шершвое стдо. А умершие от родов узнют перед смертью, что кждый шум - это кмень, и кждый след это сердце.

Мы збывем, что есть у мысли здворки, где зживо съеден философ червями и сбродом. Но слбоумные дети отыскивют по кухням мленьких лсточек н костылях, знющих слово любовь.

Нет, это не птицы. Птицы не воплощют мутный озноб болот. И это не жжд зверств, гнетущя ежечсно, не лязг смоубийств, бодрящий нс н рссвете. Это воздушный взрывтель - и весь мир в нс стновится болью, это том живого прострнств, созвучного скорости свет, это смутня лесенк, где облк отдыхют от вечного гвлт, бурлящего в бухтх крови. Сколько искл я этот ожог, никому не дющий зснуть, нходил лишь мтросов, рспятых н прпете, и хрупких детенышей неб, зсыпнных снегом. А нстоящя боль оствлсь где-то, где кменели рыбы, внутри бревн здыхясь, н пустошх неб, чуждого древности сттуй и плменной дружбе вулкнов.

Нет и в голосе боли. Одни только зубы, но зубы змолкнут, рзъединенные крепом. Нет в голосе боли. И только земля остется. Земля, где всегд есть двери, открытые в рй плодов.

""

РОЖДЕСТВО

Ищет вымя пстух, и к ослепшей коптилке льнут седые овчрки кудлтой метели. Восковое дитя с кмышовой подстилки протянуло лдонь стебельком иммортели.

Чу... Шжки обмороженных ног мурвьиных. Рссекли небес две кроввых полоски. Чрево бес рзверзлось - и в зимних долинх студенистой медузой дрожт отголоски.

Зпевет по-волчьи зеленое плмя, у костров мурвьиное утро теснится. Сновиденья луны шелестят веерми, и живому быку изрешеченный снится.

Три слезы н лице у млденц зстыли. В сене видит Иосиф три терния медных. И плывет нд пеленкми эхо пустыни, гул оборвнных рф и молений предсмертных.

А рождественский снег по Мнхэттену веет нд готической скорбью, подделнной грубо. И нсупленный Лютер ведет по Бродвею слбоумных святош и хохлтых керубов.

ЗАРЯ

У зри нд Нью-Йорком четыре ослизлых опоры и вороньи ветр, береляшие зтхлую воду.

У зри нд Нью-Йорком ступени безвыходных лестниц, где в пыли он ищет печльный рисунок филки.

Восходит зря, но ничьих он губ не зтеплит немыслимо звтр и некуд деться ндежде. Голодные деньги порой прошумят нд бульвром, спеш рсклевть позбытого в прке ребенк,

И кто пробудился, тот чувствует кждым суством, что ря не будет и крохи любви не нсытят, что снов смыкется тин зконов и чисел, трясин бесцветной игры и бесплодного пот.

Рссвет умирет, глухой от кндльного лязг, в содоме зносчивых знний, отринувших землю. И снов, кренясь от бессонницы, тянутся люди, кк будто прибитые к суше кроввым потопом.

СТИХИ ОЗЕРА ЭДЕМ-МИЛС

ДВОЙНАЯ ПОЭМА ОЗЕРА ЭДЕМ

Нше стдо псется, и ветер веет. Грсилсо

Древний, мой прежний, голос не глотл згустевшие, горькие соки. Вижу - он лижет и лижет мне ноги в зрослях влжной, хрупчйшей осоки.

Ай, прежний голос любви моей, й, голос првды моей, й, голос моей рспхнутой рны, в те дни с язык моего струились розы вселенной все до единой, и дже не снилось трвинке невинной хлднокровное хрупнье челюсти длинной, лошдиной!

Ныне кровью моей допьян нпивются, нпивются кровью угрюмого детств, глз мои рзбивются н свирепом ветру сиротств, в стурнлиях люминия, пьяных воплей и святоттств.

Отпустите меня, отпустите в мир, где Ев ест мурвейник и Адм оплодотворяет перлмутровых рыб тумнных. Пропусти, человечек с рожкми, добрый гений вьюнковых звений, дй дорогу в долину божественных пеней, рйских сльто и рйских летний.

Мне ведомы смя тйня сущность, и цель сокровення ржвой иголки, и мгический ужс в глзх, что, проснувшись, видят сми себя н глзурной трелке.

Не ндо ни сн, ни блженств, - всего лишь, о голос божественный, всего лишь нужн свобод, моя любовь человечья, которя терпит увечья в беспросветных воронкх ветр. Моя любовь человечья!

Все кулы охотятся друг з другом, ветер вцепится скоро в сонных листьев изннку. О древний голос! Языком своим выжги мой теперешний голос - порошок и жестянку.

Буду плкть, ведь хочется, хочется плкть, тк зплкть, кк мльчику с прты последней, потому что я не трвинк, не поэт, не скелет, зкутнный в мякоть, лишь сердце, смертельно рненное, стон - н стоны иного мир, боль - н боль вселенной соседней.

Повторять свое имя и плкть, роз, детство, нд озером сизым зелень елки и жилки простор, говорить свою првду и плкть, првду сердц, способного плкть, рди првды - убить иронию и подскзки литертуры.

Нет, не требую, нет, - я ведь только хотел бы, чтобы вольный мой голос лизл мои руки. В лбиринте бессовестных ширм зтерялось бумжкой мое сиротливое тело, и его добивют лун и чсы, н которых от пепл стекло поседело.

Тк скзл я тогд. Тк скзл я тогд, когд все поезд остновлены были Стурном, и тумны, и Сновиденья, и Смерть искли меня в двойной неприкянности. Искли меня в двойной неприкянности тм, где грустно мычт коровы н хрупких ногх бесплотных, кк ноги пжей прозрчных; и где грустно прит мое тело между призрчной двойней между тою и этою чшей весов.

ЖИВОЕ НЕБО

Я искл и не плчу, хотя не нйду никогд. Среди пересохших кмней и пустых нсекомых не увижу сржение солнц с живыми телми.

Я вернусь к изнчльному миру столкновений, приливов и гулов, к истокм новорожденных, туд, где поверхности нет, где увижу, кк то, что искл, обретет свою белую рдость, когд улечу, исчезя в любви и пескх.

Туд не проникнет иней зрчков угсших и стоны деревьев, которые губит шшень. Тм очертнья переплелись тк тесно, что кждя форм - только злог движенья.

И не пробиться тм через рой соцветий зубы, кк схр, в воздухе рстворятся. И не поглдить ппоротник лдонью оледенит ее ужс слоновой кости.

Тм, под корнями и в сердцевине ветр, тк очевидн истин зблуждений, никелевый пловец, стерегущий волны, сонных коров розовтые женские ноги.

Я искл и не плчу, хотя не нйду никогд. Я вернусь к изнчльному, влжному трепету мир и увижу, кк то, что искл, обретет свою белую рдость, когд улечу, исчезя в любви и пескх.

Улетю - нвеки юный - нд пустотой кровтей, нд стйкой бризов и севших н мель брксов. Дрожнье удр, толчок о крутую вечность и любовь - нконец, беспробудня. Любовь! Любовь няву!

НА ФЕРМЕ

МАЛЫШ СТЭНТОН

- Do you like me? - Yes, and you? - Yes, yes.(1)

Стоит остться мне одному и снов со мной твои десять лет, три слепых коня, дюжин твоих рожиц, укрытых под синякми, и морозня мелкя дрожь н листх кукурузы. Стэнтон, мльчик мой, Стэнтон! Ровно в полночь из комнты вышел рк, окликя пустые улитки рецептов, непоседливый рк с ледяной бхромою термометров и мечтою плод, чтоб его рсклевл соловей. И теперь в этом доме ночью бредят беленые стены, н доскх згон и крестх перелеск появляются пятн ожог.

Моя тоск кровоточил вечерми, когд твои веки были подобны стенм, когд твои руки были подобны стрнм, тело мое стновилось эхом бурьян. Смертня мук искл свои лохмотья пыльный свн, изодрнный псми, и шел ты з нею, ни рзу не дрогнув, до смых ворот непроглядного омут. Мленький Стэнтон, глупый и чудный звереныш, с мтерью, взломнной сельскими кузнецми, с прой бртьев своих стрший съеден уже мурвьями перед бешеным рком, который сорвлся с цепи! Есть няньки, которые к детским губм подносят змшелые реки и стойкую горечь тм, где черные женщины делят крысиные норы. Ибо любит толп видеть горлиц в помойной яме, и я зню, чего они жждут, те, кто нм нступет н пльцы.

Твое незнние, мльчик, было твоим бстионом. В тот день, когд рк зшвырнул тебя в угол спльни, где в эпидемию умерли гости, и рскрыл свою рвную розу из колких стекол и дряблых пльцев, чтобы змзть тиной зрчки плывущих, в тот лень ты искл в бурьяне мою кончину, позеленелую боль в повилике стрх. А недобро притихший рк, чтоб улечься с тобою, рзбрызгл по простыням контуры крсных пейзжей и поствил н гроб снежный кустик окиси бор. Укройся в лесу, млыш, со своей иудейской рфой, укройся в лесу, чтоб учиться синим словм, которые спят в облкх, желудях, черепшкх, в ленивых щенятх, в метлле и ветре, которые дремлют в бессонных филкх и змерших кплях и учт, мой мльчик, тому, что збыто твоим нродом.

Когд збурлит войн, н пороге кухни я оствлю твоей собке кусочек сыр. Тогд твои десять лет стнут той листвой, что слетет н лиц мертвых, стнут розми хрупкой серы н груди моего рссвет. А я, мой мленький Стэнтон, один, позбытый всеми, ксясь губми твоих увядших улыбок, войду в извянья зеленых химер Млярии.

(1)Ты меня любишь? - Д, ты? - Д, д (нгл.).

КОРОВА

Збили н рссвете. Кровь из ноздрей текл по небосклону, по рогм ручьи вились и ветви.

Н рот ее пчелиный слюн свисл длинными усми. И белый вой рскчивл долины.

В румянце дня и в пстбищном бльзме шли мертвые коровы и живые, мыч с полузкрытыми глзми.

Мыч трве бгровой и прню, нточившему нвху, что пробил чс обглдывть корову.

Уже бледнели звезды и жилы под ножми. А в воздухе копыт все дрожли.

Чтобы лун узнл и знли ночи желтые отроги: ушл коров, сгинув по дороге.

Мыч о милосердье, ушл н свлку смерзшегося неб, где пьяницы зкусывют смертью.

ДЕВОЧКА, УТОНУВШАЯ В КОЛОДЦЕ

(Грнд и Ньюбург)

Сттуи глз боятся с их чернотой могильной, но змогильней воды, которым не выйти к морю. Не выйти к морю.

Бежли по стенм люди, ломя тростник рыболовов. Скорее! Сюд! Спешите! И булькли в тине звезды. ...не выйти к морю.

Пдя в мою пмять - кпля, звезд, омег, все плывешь ты, слезинк, крем конского глз. ...не выйти к морю.

И никто тебе в сумрке не подрит ни длей без грниц зостренных, ни лмзного звтр. ...не выйти к морю.

В пору, когд тоскуют о тишине подушек, сердце твое немое бьется в опрве перстня. ...не выйти к морю.

Вечн ты и нетленн в кждой умершей кпле, шедшей н бой с корнями з роковым сиротством. ...не выйти к морю.

Уже бегут по откосу! Всплыви, привстнь нд водою! И кждый блик н зпястье стльным звеном обовьется! ...не выйти к морю.

Но тянешь ты в глубь колодц повитые мхом ручонки, негдння руслк в неведенье непорочном. ...не выйти к морю.

Не выйти, не выйти к морю. Вод змерл н месте и слышит, кк тяжко дышт ее бесструнные скрипки, вод н лестнице пыток, вод подземелий мертвых,

которой не выйти к морю.

ВВЕДЕНИЕ В СМЕРТЬ

МАЛЕНЬКАЯ БЕСКОНЕЧНАЯ ПОЭМА

Сбиться с дороги это слиться с метелью, слиться с метелью это двдцть столетий псти могильные трвы.

Сбиться с дороги это встретиться с женщиной, которя режет по дв петух в секунду и не боится свет, свет - петушиного крик, здушенного метелью.

А когд метель здохнется пробудится южный ветер, но и ветры стонов не слышт и поэтому снов псти нм могильные трвы.

Я видел, кк дв колоск воскового цвет, мертвые, хоронили гряду вулкнов, и видел, кк дв обезумевшие ребенк оттлкивли, рыдя, зрчки убийцы.

И я зню, что дв - не число и числом не стнет, это только тоск вдвоем со своею тенью, это только гитр, где любовь хоронит ндежду, это две бесконечности, недоступные друг для друг. и еще это стены мертвых и нпрсня боль воскрешенья. Цифр дв ненвистн мертвым, но он бюкет женщин, и они пугются свет, свет - петушиного крик, петухм же в метели не спится, и поэтому вечно псти нм могильные трвы.

НОКТЮРН ПУСТОТЫ

Чтобы знл я, что все невозвртно, чтоб сорвл с пустоты одеянье, дй, любовь моя, дй мне перчтку, где лунные пятн, ту, что ты потерял в бурьяне!

Только ветер исторгнет улитку, у слон погребенную в легких, только ветер червей зморозит в сердцевине рссветов и яблок. Проплывют бесстрстные лиц под коротеньким ропотом дерн, и смутней мндолины и сердц ндрывется грудь лягушонк.

Нд безжизненной площдью в лвке голов змычл коровья, и в тоске по змеиным извивм рскололись кристльные грни.

Чтобы знл я, что все пролетело, сохрни мне твой мир пустотелый! Небо слез и клссической грусти. Чтобы знл я, что все пролетело!

Тм, любовь моя, в сумеркх тел, сколько тм поездов под откосом, сколько мумий с живыми рукми, сколько неб, любовь, сколько неб!

Кмнем в омут и криком зглохшим покидет любовь свою рну. Стоит нм этой рны коснуться, н других он брызнет цветми!

Чтобы знл я, что все миновло, чтобы всюду зияли провлы, протяни твои руки из лвр! Чтобы знл, я, что все миновло.

Сквозь тебя, сквозь меня ктит волны свои пустот, н зре проступя прожилкми крови, мертвой гипсовой мской, в которой зстыл мгновення мук пронзенной луны.

Посмотри, кк хоронится все в пустоту. И покинутый пес, и огрызки от яблок. Посмотри, кк тосклив ископемый мир, не ншедший след своих первых рыдний.

Н кровти я слушл, кк шепчутся нити, и пришл ты, любовь, осенить мою кровлю. Мурвьенок исчезнет - ив мире пустеет, но уходишь ты, плч моими глзми.

Не в глзх моих, нет, ты сейчс н помосте и в четыре реки оплетешь зпястья в блгне химер, где цепня лун н глзх детворы пожирет мтрос.

Чтобы знл я, что нет возврт, недотрог моя и утрт, не дри мне н пмять пустыни все и тк пустотою рзъято! Горе мне, и тебе, и ветрм! Ибо нет и не будет возврт.

ПРОСТРАНСТВО С ДВУМЯ МОГИЛАМИ И АССИРИЙСКОЙ СОБАКОЙ

Встнь, товрищ, и вслушйся в вой ссирийского пс.

Мльчик мой, отплясли три гном сркомы. Остлись сургучные горы и бурые простыни дремлющей боли. Конский глз подктился к горлу, и ткими холодными стли звезды, что лун рскромсл Венерину гору, своей пепельной кровью рзмыв погосты. Проснись, товрищ, пок не вздохнули горы и пок еще трвы нд сердцем не слишком высоки. Ты полон морской водой, но збудь про это. Я знл одного ребенк взмен язычк у него было перышко сойки, мы любили друг друг, жили внутри стилет. Привстнь. И прислушйся. Вой это длинный и сизый язык. Он, лизнув, оствляет мурвейники стрх и приторно-пряную мякоть. Не высовывй корни нружу. Он лижет лес. Приближется. Стонет. Стрйся во сне не зплкть.

Встнь, товрищ, и вслушйся в вой ссирийского пс.

РУИНА

Зов без ответ. Бродячий узник собственного тел. Тким был облик ветр.

Лун нд головою внезпно превртилсь в конский череп, и воздух вызрел черною йвою.

В пустой оконной рме рссыпл свои бичи и звезды борьб воды с пескми.

И видел я, кк трвы шли н приступ, и бросил им ягненк - и ягненок зплкл н зубх у стрелолист.

Взъерошивя перья и скорлупки, внутри повисшей кпли кружился прх рстерзнной голубки.

И, не меняя цвет, отры туч лениво нблюдли единоборство кмня и рссвет.

А трвы шли. Все ближе и все ближе. Любовь моя, они вспороли небо и, кк ножи, црпют по крыше.

Любимя, дй руки! Мы в осде. По рвному стеклу рзбитых окон кровь рзметл слипшиеся пряди.

Одни лишь мы, любовь моя, остлись. Отдй же свой скелет н волю ветр. Одни лишь мы, любовь моя, остлись.

Н волю ветр, сирый мой ребенок! Нйдем, любовь, нйдем, пок не поздно, хоть тени нших лиц непогребенных!

ЗЕМЛЯ И ЛУНА

Я остюсь с голубым человечком, который ворует у лсточек яйц. Я остюсь с полуголым ребенком под кблукми бруклинских пьяниц. С теми, кто молч уходит под рки, с веточкой вен, рзгибющей пльцы.

Земля единствення. Земля. Земля для сктерти окрыленной, для зтумненный зрчков тумн, для свежих рн и для влжных мыслей. Земля для всего, что ее покидет.

Не рзметенный по ветру пепел, не губы мертвых в корнях деревьев. Земля нгя в тоске по небу и сти китов з ее спиною.

Земля беспечльн, он плывет бестревожно, я вижу ее в ребенке и в тех, кто уходит под рки. Живи, земля моей крови! Кк ппоротник, ты пляшешь и чертишь, пускя по ветру, профили фронов.

Я остюсь с этой женщиной снежной, в которой девственный мох догорет, я остюсь с этой бруклинской пьянью, с голым ребенком под кблукми. Я остюсь с рстерзнным следом неторопливой трпезы волчьей.

Но ктится с лестниц низринутя лун, и город возводит из голубого тльк, зполоняет пустошь мрморными ногми и оствляет пол стульями белые хлопья смех.

О Дин, Дин, о пустя Дин! Выпуклый отзвук, где обезумели пчелы. З беглой любовью - долгя проб смерти, и никогд - твое тело, неуязвимое в беге.

Это Земля. О, господи! Земля, ведь искл я землю. Лицо, зкрытое длью, гул сердц и крй могилы. Боль, которя глохнет, любовь, которя гснет, и бшня отверстой крови с обугленными рукми.

А лун поднимлсь и снов пдл с лестниц, зсыпя глзницы своей восковой чечевицей, серебристыми метлми бил детей н причле и стирл мой Облик, уже н грнице прострнств.

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ГОРОД

НЬЮ-ЙОРК

(Описние и обвинение)

Если они умножют то умножют кпли крови животных. Если они делят то делят кпли крови людей. Если они склдывют то склдывют реки крови. Эти реки бегут с песней по спльням длеких окрин и, преврщясь в цемент, серебро или ветер, вливются в лживый рссвет Нью-Йорк. Существуют горы, я зню. И телескопы, чтоб смотреть в небо. Я зню. Но я не приехл смотреть в небо. Я приехл, чтоб видеть кровь, текущую по приводным ремням, кипящую вместе с водой у плотин. Кждый день убивют в Нью-Йорке три миллион уток, пять миллионов свиней, две тысячи голубок - любимое блюдо этого бьющегося в гонии город, миллион коров, миллион брнов и миллион петухов звонких, что по утрм рсклывют небо песней. Лучше, нож нточив, мчться, збыв обо всем, в охоте дикой, брося любимых собк под зубы зверя, чем видеть, кк н рссвете ползут по Нью-Йорку бесконечные обозы молок, бесконечные обозы крови, обозы роз, рзорвнных в клочья фбрикнтми прфюмерных фбрик. Утки и голуби, брны и свиньи льют свою кровь по кплям, чтоб кпли можно было умножть. И мычнье тощих коров, из которых выжты все соки, нполняет ужсом долину, где Гудзон упивется мслом нефти. Я обвиняю всех, кто збыл о другой половине мир, неискупимой и неискупленной, воздвигющей цементные громды мышцми своих сердец, биение которых пробьет стены в чс последнего суд. Я плюю вм в лицо. И т половин мир слышит меня, поедя свой хлеб, рспевя песни, с душою чистой, кк у мленьких нищих, роющих прутиком кучи отбросов, где гниют крылья мух. Это не д, это улиц. Это не смерть, это фруктовя лвк. Я вижу необозримые миры в сломнной лпке котенк, рздвленного вшим блестящим вто, я слышу, кк червь сосет сердце мленьких девочек голодных. Это кипенье, броженье, дрожнье земное. Это см земля плывет сквозь конторские цифры. Что прикжете делть? Подкршивть эту кртину? Воспевть любовь, збыв, что вы ее превртили в фотогрфии желтые, доски гробов и плевки чхотки? Нет, нет, нет! Я обвиняю! Я обвиняю проклятье пустых контор с зкрытыми дверями, где не слышн гония стрднья, куд не проникет воздух лес! Я себя отдю охотно н съеденье тощим коровм, что оглшют мычньем долину, где Гудзон упивется мслом нефти.

ИУДЕЙСКОЕ КЛАДБИЩЕ

Веселый озноб побежл к нпряженным кнтм причльным, и клитку толкнул иудей, с тем зстенчивым трепетом зябким, которым дышит изннк серебряного лтук. Крещеные спли, кк дети, и вод ворковл голубкой, и доск мячил цплей, и свинец превртился в колибри, и живые, еще не усопшие узы огня нслждлись вечерними сльто могильной цикды.

Крещеные плыли, кк дети, толпились у стен иудеи в единственном сердце голубки всем хотелось укрыться скорее. Крещеные дочери пели, иудейки смотрели, н желтую смерть смотрели единственным глзом фзньим, ужсюще остекленелым от вселенской тоски пейзжей. Хирурги бросют н никель резиновые перчтки, кк только в ногх почувствуют вздрогнувшие покойники ужс иного свет, свет луны погребенной. В бездонный покой госпитльный ползут нерушимые боли, и покойники молч уходят, сбросив будничной крови лохмотья. Леденящя готик инея, пение скрипок и стоны, лопнувшее терпение крохотного рстения, все то, чья печль осенняя омывет последние склоны, гсло в угольной тьме цилиндров, шляп, нполненных тьмой монотонной. Одиночество синих трвинок, н росу нгоняющих ужс, и ведущие к жесткому ветру белоснежные мрморы рок потрясли своим безмолвием, тишиной, многокртно рзбитой сонным топотом мертвых людей.

Клитку толкнул иудей, он был иудеем и не был причлом, к нему приплывли снежные лодки и плвно взбирлись по лесенкм сердц: снежные лодки, вестники мести для водяного, который их топит, снежные лодки, могильные лодки, кто увидит - потом ничего не увидит.

Крешеные спли, кк дети, иудей смирно знял свои носилки. Три тысячи иудеев в кошмре своих лбиринтов плкли безутешно, потому что они пытлись рзделить н всех иудеев половину голубки, и у кого-то было колесико чсовое, еще у кого-то - туфельк с говорящими червякми, еще у кого-то - лирик, скрипк, дожди вечерние, еще у кого-то - один коготок соловьенк живого, половин голубки стонл, кровь проливя и сознвя, что кровь - не ее, чужя.

Веселый озноб тнцевл н сырых куполх дребезжщих, и мрмор луны отржл рвнодушно пепел фмилий и смятые ленты. И те приходили, кто ест, прячсь от нс з колоннми, и ослы с белозубыми мордми, и костопрвы искусные. В море зеленых подсолнухов тк жлобно плкло клдбище и было единым ропотом, и было единым стоном всех тряпичных губ и кртонных. И крещеные спли, словно дети, когд, смежя веки безусловно нвеки, молч вскрыл свои собственные вены иудей, услышв первые стоны.

* * *

Лун нконец зпнулсь о белый косяк тбун. Луч лилового свет, отпрянув от рны, спроецировл н небо сцену обрезния мертвых млденцев.

Кровь текл по горм, и спешили к ней нгелы, но зефирными были чши - и кровь потекл в бшмки. Колченогя свор зжгл свои трубки, и от зпх жженого рог посерели губы несчстных, которых рвло в подворотнях. А с юг зсушливой ночи долетли протяжные крики это свечи луны здымились н бедрх коней. Портняжк, кроивший пурпур, змнил к себе трех блженных и, зперши двери, в окно им покзывл череп. Три блженных тем временем утешли верблюд, который боялся, что к утру непременно зстрянет в игольном ушке. Крест был поднят, и гвозди вбиты. Гвозди, вбитые в кость тк, что звезды ржвели от крови. Все глз отвели - и тогд небес оголились и рздлся неслыхнный голос, фрисеи скзли: - У проклятой коровы, нверно, рзбухло вымя. Горожне зхлопнули двери, и ринулся дождь, возомнив, что рзмочит сердц, мутный вечер нполнился хрустом и треском, и незримые плотники стли обтесывть город.

- Проклятя эт коров, нверно, взбесилсь, продолжли твердить фрисеи. Но кровь поднялсь до колен, и нечистые духи пузырили болотную воду нд стенми хрм. Все явственней было спсенье - от этой жизни. И лун омывл ожоги коней. Рспевя пслмы, выходили н свет лихордки, и лягушки зжгли очги по речным берегм. - Эт чертов, чертов, чертов эт коров спть не дст, - фрисеи твердили и шли по домм, по дороге пиня пьяных и плевок з плевком избвляясь от привкус жертвы. А з ними, печльно блея, бежл кровь.

И н том звершилось, и проснулсь земля, рзливя дрожщие дымные реки.

БЕГСТВО ИЗ НЬЮ-ЙОРКА

МАЛЕНЬКИЙ ВЕНСКИЙ ВАЛЬС

Десять девушек едут Веной. Плчет смерть н груди гуляки, Есть тм лес голубиных чучел и зря в нтикврном мрке. Есть тм злы, где сотни окон и з ними деревьев купы... О, возьми этот вльс, этот вльс, зкусивший губы.

Этот вльс, этот вльс, полный смерти, мольбы и вин, где шелкми игрет волн.

Я люблю, я люблю, я люблю, я люблю тебя тм, н луне, и с увядшею книгой в окне, и в укромном гнезде мргритки, и в том тнце, что снится улитке... Тк пордуй теплом этот вльс с перебитым крылом.

Есть три зеркл в венском зле, где губм твоим вторят дли. Смерть игрет н клвесине и тнцующих крсит синим и н слезы нводит глянец. А нд городом - тени пьяниц... О, возьми этот вльс, н рукх умирющий тнец.

Я люблю, я люблю, мое чудо, я люблю тебя вечно и всюду, и н крыше, где детство мне снится, и когд ты поднимешь ресницы, з ними, в серебряной стуже, строй Венгрии звезды пстушьи и ягнят и лилии льд... О, возьми этот вльс, этот вльс Я люблю нвсегд.

Я с тобой тнцевть буду в Вене в крнвльном нряде реки, в домино из воды и тени. Кк темны мои тростники!.. А потом прощльною днью я оствлю эхо дыхнья в фотогрфиях и флюгерх, поцелуи сложу перед дверью и волнм твоей поступи вверю ленты вльс, скрипку и прх.

""

ВАЛЬС НА ВЕТВЯХ

Рз, и дв, и три листья мелькнули в окне. Рыбк плывет по луне. Не спит рек, но век море поет во сне. Лес отпевет принцесс. Мгл ему свечи зжгл. Вторит моншк в дупле. Девочк ждет н ветле. Звякнул шишкми ель, ищет пернтую трель. Но кровью истек соловей в певчей печли своей. И все печльнее мне, потому что и рз, и дв, и три листья проплыли в окне. И скрипч с головой из стекл и кртоння скрипк, и мгл, и свеченье снегов и седин с целым миром один н один. Тени мертвых и мрмор немой! Мурвейник рссвет зимой! Где-то молится лес, отпевя принцесс, где-то мед н цветке. Лягушт в реке. Приближется сумрк в лвровом венке. Стнет небо для ветр высоким плетнем, и гонимые ветки зпляшут н нем по одной нд луной, и вдвоем нд ручьем, и втроем, и по-прежнему врозь, чтобы мрмору крепче сплось.

ПОЭТ ПРИЕЗЖАЕТ В ГАВАНУ

СОН КУБИНСКИХ НЕГРОВ

Если ночь будет лунной, поеду в Снтьяго-де-Куб, поеду в Снтьяго. Зпрягу вороные буруны и поеду в Снтьяго. Зколышется лунное плмя. Поеду в Снтьяго. Когд пльмы змрут журвлями, поеду в Снтьяго. Когд стнет медузой коряг, поеду в Снтьяго. Поеду в Снтьяго с Фонсекою рыжеволосым. Поеду в Снтьяго. К Ромео, Джульетте и розм поеду в Снтьяго. О Куб! О, ритмы сухого горох! Поеду в Снтьяго. О, гибкое плмя, зеленя крох! Поеду в Снтьяго. Кймны. Тбк. Тростниковые струны. Поеду в Снтьяго. Ведь я говорил, что поеду в Снтьяго зпрягу вороные буруны и поеду в Снтьяго. Шпоры бриз и ром. Поеду в Снтьяго. Корллы и дрем. Поеду в Снтьяго. Песок и прилив бездыхнный. Поеду в Снтьяго. Белый зной. Восковые бнны. Поеду в Снтьяго. Зеленый твой схр, о Куб! О, рдуг вздох и прх! Поеду в Снтьяго.

Федерико Грси Лорк

Федерико Грси Лорк

Плч по Игнсьо Снчесу Мехису 1935 Перевод М. Зенкевич I УДАР БЫКА И СМЕРТЬ Било пять чсов пополудни. Было точно пять чсов пополудни. Принес простыню крхмльную мльчик в пятом чсу пополудни. И корзину с известью негшеной в пятом чсу пополудни. А нд всем этим - смерть, одн только смерть в пятом чсу пополудни.

Вт взлетел, подхвчен ветром, в пятом чсу пополудни. Стекло и никель посеял окись в пятом чсу пополудни. Голубк вступил в бой с леопрдом в пятом чсу пополудни. И было бедро пропорото рогом в пятом чсу пополудни. И гулко удрил большой колокол в пятом чсу пополудни. Трезвон хлороформ и дымной крови в пятом чсу пополудни. В труре улиц безмолвные толпы в пятом чсу пополудни. А сердце бык тк яростно билось в пятом чсу пополудни. Когд зморозились кпли пот в пятом чсу пополудни и стл рен желтее йод в пятом чсу пополудни, то смерть положил личинки в рну в пятом чсу пополудни. Било пять чсов пополудни, было точно пять чсов пополудни.

Помост ктфлк, вместо кровти, в пятом чсу пополудни. Могилой флейты ему ззвучли в пятом чсу пополудни. Нполнился мозг его ревом бычьим в пятом чсу пополудни. Агония рдугой рсцветилсь в пятом чсу пополудни. Гнгрен выткл трурный брхт в пятом чсу пополудни. Хоботы ирис в зелени пх в пятом чсу пополудни. От двки нродной звенели стекл в пятом чсу пополудни. В пятом чсу пополудни. О, мрчные пять чсов пополудни! Было мрчно в пять чсов пополудни!

  II ПРОЛИТАЯ КРОВЬ Не хочу ее я видеть!

Пусть лун взойдет бгровей. О, зсыпьте лужи крови н песке, где пл Игнсьо!

Не хочу ее я видеть!

Пусть лун открыт нстежь, кони облчные серы, тускло светится рен, лозы воткнуты в брьеры.

Не хочу ее я видеть!

Пусть воспоминнье меркнет. Детской белизне жсминной дйте знть об этой смерти!

Не хочу ее я видеть!

Грустным языком оближет мир строго коров н песке рены лужу пролитой горячей крови. Дикие быки Гисндо полусмерть и полукмень промычт с тоски, что ндо землю попирть векми. Нет, не хочу ее я видеть!

По ступеням вверх Игнсьо с ношей смерти шед устло, он искл рссвет, но тщетно в эту ночь не рссветло. Он искл свой обрз твердый, тело, полное здоровья, ншел он - рспростертый только брел свой, смытый кровью. Н нее смотреть не стну! Не хочу я видеть струйки, бьющие, кк из фонтн, льющиеся лым светом н зеленый плющ, н руки жждущей толпы под тентом. Кто тм крикнул, чтоб взглянул я? Все рвно смотреть не стну!

Он не дрогнул пред рогми, не зкрыл он глз, не крикнул, только ужс мтеринский встл окменелым ликом, и донесся зов потйный с ветром пстбищ бесконечных к облчным быкм небесным, к пстухм тумнов млечных! Грнд не было в Севилье, кто б срвнился с ним в отвге, не было ткого сердц, нет другой подобной шпги! В нем текл рекою львиной чудодействення сил и его кртинный облик торсом мрморным взносил. Андлузский дивный воздух облекл его в сиянье, смех его струился нрдом остроумья, обянья. Он великий был тореро! Горец, кк любил он горы! Кк с колосьями был нежен! Кк вонзл он твердо шпоры! Кк он лсков был с росою! Кк прекрсен н рене! Пред последней бндерильей тьмы не пл он н колени!

Сном зснул он бесконечным. Мхи зеленые и трвы рздвигют, словно пльцы, череп цветок кроввый. По лугм, холмм зеленым льется кровь его, кк песня, льется по рогм склоненным и душою не воскреснет, тысячью копыт топочет, рзливется все шире, лужею срвняться хочет с звездной тьмой в Гвдлквивире. О, средь белых стен испнских черные быки печли! Вены вскрытые Игнсьо соловьями ззвучли! Нет! Не хочу ее я видеть! Не вместить ее в потире, лсточек тких нет в мире, чтоб ее по кпле выпить, инея - чтоб зморозить, песен нет тких и лилий. Хрустлей нет, чтоб зкрыли серебром кроввость розы. Нет, не хочу ее я видеть!

  III ПРИСУТСТВУЮЩЕЕ ТЕЛО Кмень - это лоб, где стонут сонмы сновидений без змеистых вод, без льдистых мрчных киприсов.

Кмень - кк спин, что носит вечным грузом время, и деревья слез, и ленты млечные созвездий.

Серые дожди сбегют торопливо к рекм, изрешеченные руки нежно поднимя, чтоб дорогой не поймл их кмень рспростертый, не сломл их членов хрупких, не впитл их крови!

Кмень ждно собирет семен и кпли, лсточек костяк летучий и скелеты волчьи; он не дст певучих звуков, плмени, кристллов, он дет одни рены, серые рены.

Блгородный нш Игнсьо рспростерт н кмне. Он скончлся. Что с ним стло? Н лицо взгляните: словно смерть его нтерл бледно-желтой серой, голов его темнеет, кк у минотвр.

Он скончлся. Дождь проникнул в рот его открытый. Вылетел из сжтых легких воздух, кк безумный, любовь его, питясь снежными слезми, греется в лзури горной отдленных пстбищ.

Что тм шепчут? Здесь почило тленье и безмолвье, перед нми только тело в тяжком испренье. Прежде в этой четкой форме соловьи звучли, теперь он покрыт синью дыр бездонных.

Кто нморщил свн? Лживы все слов и речи, здесь, в углу, никто не плчет, не зводит песни, шпорми коня не колет и змеи не гонит. Я хочу увидеть взглядом широко открытым пред собою это тело, только не в покое.

Я хочу людей увидеть с голосом, кк трубы, укрощющих уздою лошдей и реки; я хочу людей увидеть с костяком звенящим и с певучим ртом, где солнце искрится кремнями.

Здесь хочу я их увидеть. Перед этим кмнем. Перед этим торсом бледным с торсом перебитым. Я хочу, чтоб эти люди укзли выход для Игнсьо-плдин, связнного смертью.

Пусть укжут эти люди плч ткой широкий, чтоб он тек в тумнх нежных светлою рекою, чтоб без бычьего пыхтенья яростно-двойного по реке той плыл Игнсьо охлделым телом.

Чтоб рек т зтерялсь н рене круглой, н луне, что притворилсь светлым,кротким гнцем; чтоб рек исчезл в ночи рыбьего безмолвья, зтерялсь в белой чще дымов отвердевших.

Нет, лиц его плткми вы не зкрывйте, чтобы не привык он к смерти,в нем смом сокрытой. Спи, Игнсьо, и не чувствуй жркого мычнья. Мчись, лети, покойся с миром. Тк умрет и море.

  IV ОТСУТСТВУЮЩАЯ ДУША Ты чужд быку, смоковнице, и коням, и мурвьям у твоего порог. Тебя не знет вечер и ребенок, ушел ты нвсегд, нвеки умер.

Ты чужд хребту иссеченному кмня, тлсу черному, в котором тлеешь. Ты чужд своим немым воспоминньям, ушел ты нвсегд, нвеки умер.

Придет к нм осень с гроздьями тумн, улиткми и снежными горми. Никто в твой взор не взглянет светлым взором, ушел ты нвсегд, нвеки умер.

Д, потому что ты нвеки умер, кк мертвые, оствившие землю, кк мертвые, которых збывют средь кучи мусор и псов издохших.

Пусть чужд ты всем. Тебя я воспевю. Я сохрню твой мужественный облик, и зрелость опыт, и ждность к смерти, вкус терпкий губ твоих и привкус грусти в веселой смелости твоих порывов.

Родится ли когд иль не родится с судьбой ткою бурной ндлузец? О крсоте твоей пою со стоном, и грустно шелестит в оливх ветер.

Федерико Грси Лорк

Федерико Грси Лорк

Шесть стихотворений по-глисийски 1935 Перевод Ф. Кельин - Мдригл городу Снтьяго - Ромнс Пречистой Девы и ее лдьи - Песня о мленьком рссыльном - Ноктюрн мленького утопленник - Колыбельня песня Рослии Кстро, усопшей - Пляшет лун в Снтьяго

МАДРИГАЛ ГОРОДУ САНТЬЯГО

Дождик идет в Снтьяго, сердце любовью полно. Белой кмелией в небе светится солнц пятно.

Дожлик идет в Снтьяго: ночи ткие темны. Трв серебро и грезы лик зкрывют луны.

Видишь, н кмни улиц пдет тонкий хрустль. Видишь, кк шлет тебе море с ветром и мглу и печль.

Шлет их тебе твое море, солнцем Снтьяго збыт; только с утр в моем сердце кпля дождя звенит.

РОМАНС ПРЕЧИСТОЙ ДЕВЫ И ЕЕ ЛАДЬИ

Это прздник, прздник ночью, прздник мленькой Пречистой и ее лдьи!

Дев росту небольшого, серебром блестит корон, племенных быков четверк впряжен в ее повозку.

А стеклянные голубки дождь несли с собою в горы, сквозь тумны сонм усопших устремился в тесный город.

О Пречистя! Ты лской кроткий взор согрей коровий, убери цветми плщ свой, сняв их с свн усопшей.

Нд Глисией высоко в небесх восходят зори, и Пречистя дорогу нпрвляет в дом свой, к морю.

Это прздник, прздник ночью, прздник мленькой Пречистой и ее пдьи!

ПЕСНЯ О МАЛЕНЬКОМ РАССЫЛЬНОМ

В Буэнос-Айресе есть волынк, т волынк нд рекой Л-Плтой. Норд н ней игрет, влжным серым ртом к ней приксясь. Бедный прень Рмон де Сисмунди! Тм, н улице Эсмерльды, грязь, и весь он испчкн грязью, пылью ящиков и прилвков. Вдоль по улицм бесконечным, по зеленому берегу пмпы той порой глисийцы гуляли, о долинх нездешних вздыхя. Бедный прень Рмон ле Сисмунди! Он в волнх услыхл муиньейру, между тем кк псл его пмять семь быков луны тумнной. Шел по берегу он речному, шел по берегу он Л-Плты, тм, где ивы и кони немые вод стекло в этот чс ломли. Но не слышл он стон волынки, великн волынщик в небе не зметил со ртом крылтым. Бедный прень Рмон де Сисмунди! Хоть по берегу шел он Л-Плты, лишь увидел он дня угснье д бгровую стену зкт.

НОКТЮРН МАЛЕНЬКОГО УТОПЛЕННИКА

По берегу к броду пойдем мы безмолвно взглянуть н подростк, что бросился в волны.

Воздушной тропою, безмолвно, пок его в окен не умчл рек.

Душ в нем рыдл от рны несносной, бюкли бедную трвы и сосны.

Лун нд горою дожди рзметл, и лилии повсюду он рзбросл.

У бледного рт, что улыбкою светел, кмелией черной кчется ветер.

Покиньте луг вы и горы! Безмолвно глядите: вот тот, кого приняли водны.

Вы, темные люди, - в дорогу, пок его в окен не умчл рек.

Белеют тм в небе тумны сплошные, тм исстри бродят быки водяные.

Ах, кк под зеленой луной, средь долин, нд Силем деревьев звенит тмбурин!

Скорее же, прни, скорей! Глубок, его в окен увлекет рек!

КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ РОСАЛИИ КАСТРО, УСОПШЕЙ

Встнь, подруг моя дорогя! Петухи новый день возвещют. Встнь, любимя, снов! Слышишь? Ветер мычит коровой.

Ходят плуги между тем из Снтьяго в Вифлеем.

В тонкой серебряной лодке нгел в Снтьяго плывет, из Вифлеем в той лодке скорбь Глисии везет.

Глисии тихой, чьи мертвенны дли, поросшие густо трвою печли, и той же трвой поросло твое ложе, и черные волны волос твоих тоже, волос, что к длеким морям бегут, где тучи-голубки гнездо свое вьют.

Встнь, подруг моя дорогя! Петухи новый день возвещют. Встнь, любимя, снов! Слышишь? Ветер мычит коровой.

ПЛЯШЕТ ЛУНА В САНТЬЯГО

Посмотри, кк зстыл, побелел тот влюбленный!

Это пляшет лун нд долиною мертвых.

В ночь теней и волков он зстыл, кк они, стл он черным.

Ах! Все пляшет лун нд долиною мертвых.

Конь из кмня, кем рнен он был, в црство сн охрняя входы?

Это все лун, лун нд долиною мертвых!

Стекл серые туч, кто сквозь них взором облчным глянет мне в очи?

Это все лун, лун нд долиною мертвых.

Снится золото мне цветов, умереть мне дозволь н ложе.

Нет! Лун безмолвно пляшет нд долиною мертвых.

Дочк! Вдруг я побелел, видно, ветер стл холодным!

То не ветер: грустит лун нд долиною мертвых.

Кто ревет, кк бык огромный, кто под небом глухо стонет?

Нет, не бык: лун, лун нд долиною мертвых.

Д, лун в венце из дрок, д, лун, лун, что пляшет, пляшет, пляшет, вечно пляшет нд долиною мертвых!

Федерико Грси Лорк

Федерико Грси Лорк

Дивн Тмрит 1936 Перевод А. Гелескул - Гзеллы - I. Гзелл о неожиднной любви - II. Гзелл о пугющей близости - III. Гзелл об отчявшейся любви - IV. Гзелл о скрытой любви - V. Гзелл о мертвом ребенке - VI. Гзелл о горьком корне - VII. Гзелл о воспоминнии - VIII. Гзелл о темной смерти - IX. Гзелл о чудесной любви - X. Гзелл о бегстве - XII. Гзелл об утреннем рынке

- Ксыды - I. Ксыд о рненном водой - II. Ксыд о плче - III. Ксыд о ветвях - IV. Ксыд о простертой женщине - V. Ксыд о бездомном сне - VI. Ксыд о недосягемой руке - VII. Ксыд о розе - VIII. Ксыд о золотой девушке - IX. Ксыд о смутных горлицх

ГАЗЕЛЛЫ

I

ГАЗЕЛЛА О НЕЖДАННОЙ ЛЮБВИ

Не рзгдл никто еще, кк слдко дурмнит это миртовое лоно. Не знл никто, что белыми зубми птенц любви ты мучишь зтенно.

Смотрели сны персидские лошдки н лунном кмне век твоих тлсных, когд тебя, соперницу метели, четыре ночи обвивл я в лскх.

Кк семен прозрчные, взлетли нд гипсовым жсмином эти веки. Искл я в сердце мрморные буквы, чтобы из них сложить тебе - нвеки,

нвеки: сд тоски моей предсмертной, твой силуэт, нвек нерзличимый, и кровь твоя, пригублення мною, и губы твои в чс моей кончины.

II

ГАЗЕЛЛА О ПУГАЮЩЕЙ БЛИЗОСТИ

Я хочу, чтоб воды не рзмыли тины. Я хочу, чтоб ветер не обрел долины.

Чтобы слепли ночи и прозреть не смели, чтоб не знло сердце золотого хмеля,

чтобы вол шептлся с лебедой вечерней, чтоб, не видя свет, умирли черви,

чтобы зубы череп оголил в оскле, чтоб желтел их отблеск и н белой шли.

Я слежу, кк бьется ночь полуживя, рненой гдюкой полдень обвивя.

Зелен яд зкт, но я выпью зелье. Я пройду сквозь рки, где год истлели.

Только пе слепи ты чистой нготою кк игл гвы в лозх нд водою.

Дй тоской збыться н плнете дльней но не помнить кожи холодок миндльный.

III

ГАЗЕЛЛА ОБ ОТЧАЯВШЕЙСЯ ЛЮБВИ

Не опускется мгл, чтобы не смог я прийти и чтобы ты не смогл.

Все рвно я приду и пускй скорпионом впивется зной.

Все рвно ты придешь, хоть бы хоть бы губы сжигл тебе дождь соляной.

Не подымется мгл, чтобы не смог я прийти и чтобы ты не смогл.

Я приду, бросив жбм изглоднный мой огнецвет.

Ты придешь лбиринтми ночи, где выход нет.

Не опускется мгл, не подымется мгл, чтобы я без тебя умирл, чтобы ты без меня умерл.

IV

ГАЗЕЛЛА О СКРЫТНОЙ ЛЮБВИ

В венок я вплел тебе вербену лишь рди колокол Велы.

Грнд, зткння хмелем, луной отсвечивл белой.

Сгубил я сд мой в Кртхене лишь рди колокол Велы.

Грнд рненою серной з флюгерми розовел.

И рди колокол Велы я этой ночью до рссвет горел в огне твоего тел, горел, и чье оно - не ведл.

V

ГАЗЕЛЛА О МЕРТВОМ РЕБЕНКЕ

Кждую ночь в моей Грнде, кждую ночь умирет ребенок. Кждую ночь вод сдится поговорить о погребенных.

Есть дв ветр - мглистый и ясный. Крылья мертвых - листья бурьян. Есть дв ветр - фзны н бшнях и зкт - кк детскя рн.

Ни пушинки голубя в небе только хмель нд кменной нишей. Ни крупинки неб н кмне нд водой, тебя схоронившей.

Пл с гор водяня глыб. Зтосковли цветы и кони. И ты зстыл, ледяной рхнгел, под синей тенью моей лдони.

VI

ГАЗЕЛЛА О ГОРЬКОМ КОРНЕ

Н свете есть горький корень и тысячи окон зорких.

Нельзя и рукой ребенк рзбить водяные створки.

Куд же, куд идешь ты? Есть небо пчелиных оргий прозрчня битв роя и горький тот корень.

Горький.

С изннки лиц в подошвы стекет осдок боли, и поет обрубок ночи со свежей слезой н сколе.

Любовь моя, врг мой смертный, грызи же свой горький корень.

VII

ГАЗЕЛЛА О ВОСПОМИНАНИИ

Остнься хоть тенью милой, но пмять любви помилуй

черешневый трепет нежный в янврской ночи кромешной.

Со смертью во сне бредовом живу под одним я кровом.

И слезы вьюнком медвяным н гипсовом сердце вянут.

Глз мои бродят сми, глз мои стли псми.

Всю ночь они бродят сдом меж ягод, нлитых ядом.

Дохнет ли ветрми стуж тюльпном кчнется ужс,

сумерки зимней рни темнее больной герни.

И мертвые ждут рссвет з дверью ночного бред.

И дым пеленет белый долину немого тел.

Под ркою ншей встречи горят поминльно свечи.

Рзвейся же тенью милой, но пмять о ней помилуй.

VIII

ГАЗЕЛЛА О ТЕМНОЙ СМЕРТИ

Хочу уснуть я сном осенних яблок и ускользнуть от сутолоки клдбищ. Хочу уснуть я сном того ребенк, что все мечтл збросить сердце в море.

Не говори, что кровь жив и в мертвых, что просят пить истлевшие их губы. Не повторяй, кк больно быть трвою, ккой змеиный рот у новолунья.

Пускй усну нежднно, усну н миг, н время, н столетья, но чтобы знли все, что я не умер, что золотые ясли - эти губы, что я товрищ зпдного ветр, что я большя тень моей слезинки.

Вы н зре лицо мое зкройте, чтоб мурвьи мне глз не зстилли. Сырой водой смочите мне подошвы, чтоб соскользнуло жло скорпион.

Ибо хочу уснуть я - но сном осенних яблок и нучиться плчу, который землю смоет. Ибо хочу остться я в том ребенке смутном, который вырвть сердце хотел в открытом море.

IX

ГАЗЕЛЛА О ЧУДЕСНОЙ ЛЮБВИ

Огонь и гипс безжлостной пустыни, был ты в сердце влгой н жсмине.

Огонь и блеск безжлостного неб, был ты в сердце шелестми снег.

Пустырь и небо руки мне сковли.

Пустыни неб рны бичевли.

X

ГАЗЕЛЛА О БЕГСТВЕ

Я не рз зтеривлся в море, с пмятью, осыпнной цветми, с горлом, полным нежности и боли. Я не рз зтеривлся в море, кк в сердцх детей я зтерялся.

Нет ночей, чтоб отзвук поцелуя не будил безгубые улыбки. Нет людей, чтоб возле колыбели конских черепов не вспоминли.

Ведь одно отыскивют розы лобной кости лунные рельефы. И одно умеют нши руки подржть корням зхороненным.

Кк в сердцх детей я зтерялся, я не рз зтеривлся в море. Мореход слепой, ищу я смерти, полной сокрушительного свет.

XII

ГАЗЕЛЛА ОБ УТРЕННЕМ РЫНКЕ

Я под ркой Эльвиры буду ждть н пути, чтоб узнть твое имя и, зплкв, уйти.

Что з луны льдом озерным н лице твоем зстыли? Кк в зснеженной пустыне твой костер собрть по зернм? Твой хрустль колючим терном кто здумл оплести?..

Я под ркой Эльвиры буду ждть н пути, чтобы взгляд твой пригубить и, зплкв, уйти.

Рнит голос твой весенний среди рыночного крик! Сумсшедшя гвоздик, зтерявшяся в сене! Кк близк ты в отдленье, вблизи - не подойти...

Я под ркой Эльвиры буду ждть н пути, чтобы бедер коснуться и, зплкв, уйти.

КАСЫДЫ

I

КАСЫДА О РАНЕННОМ ВОДОЮ

Хочу спуститься в глубь колодц, хочу подняться лестницей крутою, чтобы увидеть сердце, ужленное темною водою.

Теряя силы, бредил мльчик в венке из инея и крови. Ключи, колодцы и фонтны клинки скрестили в изголовье. О вспышки стрсти, всплески лезвий, о белой смерти пение ночное! О желтый прх сыпучего рссвет среди пустыни зноя! Один н свете, бредил мльчик с уснувшим городом в гортни. Прожорливую тину зклинло приснившихся фонтнов бормотнье. Агония дугою выгиблсь и, выпрямляясь, холодел. Сплелись двумя зелеными дождями гония и тело.

Хочу спуститься в глубь колодц, и черпть смерти сндобье густое, и впитывть ее змшелым сердцем, чтобы нйти пронзенного водою..

II

КАСЫДА О ПЛАЧЕ

Я зхлопнул окно, чтоб укрыться от плч, но не слышно з серой стеной ничего, кроме плч.

Не рсслышть нгелов ря, мло сил у собчьего ля, звуки тысячи скрипок н моей уместятся лдони.

Только плч - кк единственный нгел, только плч - кк единя свор, плч - кк первя скрипк н свете, зхлебнулся слезми ветер и вокруг - ничего, кроме плч.

III

КАСЫДА О ВЕТВЯХ

В Тмрите - сды и своры, и собки свинцовой мсти ждут, когд опустеют ветви, ждут, когд их сорвет ненстье.

Есть тм яблоня в Тмрите, грозди слез ее ветви клонят. Соловей тм гсит рыднья, фзн их пепел хоронит.

Не печлятся только ветви одного они с нми склд: в дождь не верят и спят тк слдко, словно кждя стл сдом.

Н коленях кчя воду, ждли осени две долины. Шло ненстье слоновьим шгом, чстокол топч тополиный.

В Тмрите печльны дети, и всю ночь они до восход ждут, когд облетят мои ветви, ждут, когд их сорвет непогод.

IV

КАСЫДА О ПРОСТЕРТОЙ ЖЕНЩИНЕ

Видеть тебя нгой - это вспомнить землю. Ровную землю, где ни след подковы. Землю без зелени, голую суть земную, змкнутую для времени: грнь лмз.

Видеть тебя нгою - постигнуть жжду ливня, который плчет о хрупкой плоти, и ощутить, кк море дрожит и молит, чтобы звезд сктилсь в его морщины.

Кровь зпоет по спльням, и стнет эхом, и тишину рсколет клинком зрницы но не тебе дознться, в кких потемкх спрячется сердце жбы и сон филки.

Бедр твои - кк корни в борьбе упругой, губы твои - кк зори без горизонтов. Скрытые в теплых розх твоей постели, мертвые рты кричт, дожидясь чс.

V

КАСЫДА О БЕЗДОМНОМ СНЕ

Жсмин и бык зколотый. Светет. Булыжник. Арф. Крт. Полудрем. Быком жсмин девушк рядится, бык - исчдьем сумрк и рев.

Будь это небо мленьким ребенком, полночи бы жсмином рсцветло и бык ншел бы синюю рену с неуязвимым сердцем у портл.

Но это небо - стойбище слоновье, жсмин - вод, но тронутя кровью, девушк - ночной букет збытый, у подворотни брошенный н плиты.

Жсмин и бык. И люди между ними в пустотх сн подобны стлктитм. Слоны и облк сквозят в жсмине, и девичий скелет - в быке убитом.

VI

КАСЫДА О НЕДОСЯГАЕМОЙ РУКЕ

Я прошу всего только руку, если можно, рненую руку. Я прошу всего только руку, пусть не знть ни сн мне, ни могилы.

Только б лебстровый тот ирис, горлицу, приковнную к сердцу, ту сиделку, что луну слепую в ночь мою последнюю не впустит.

Я прошу одну эту руку, что меня обмоет и обрядит. Я прошу одну эту руку, белое крыло моей смерти.

Все иное в мире - проходит. Млечный след и отсвет безымянный. Все - иное; только ветер плчет о последней сте листопд.

VII

КАСЫДА О РОЗЕ

Роз, уже стновясь неземною, искл не утренний проблеск искл иное.

Не жждл свет, ни тьмы не просил, ни зноя рубеж полусн-полуяви, искл иное.

Роз, зстыв под луною, н небе искл не розу искл иное.

VIII

КАСЫДА О ЗОЛОТОЙ ДЕВУШКЕ

В воде он зстыл и тело золотое зтон позолотило.

Лягушкми и тиной пугло дно речное. Пел воздух соловьиный и бредил белизною. Ночь тял в тумне, серебряном и светлом, з голыми холмми под сумеречным ветром.

А девушк вздыхл, нд зводью белея, и зводь полыхл.

Зря горел ясно, гоня стд коровьи, и, мертвя, угсл с венкми в изголовье. И соловьи рыдли с горящими крылми, девушк в печли рсплескивл плмя.

И тело золотое зстыло цплей белой нд золотой водою.

IX

КАСЫДА О СМУТНЫХ ГОРЛИЦАХ

Две горлицы в листьях лвр печлились ндо мною. Одн из них был солнцем, другя был луною. Спросил я луну: Сестриц, где тело мое зрыли? Нд сердцем моим, - скзл, солнце рскрыло крылья. И я вдлеке увидел, по пояс в земле шгя, две снежных орлицы взмыли, п девушк шл нгя. Спросил я у них: Сестрицы, где тело мое зрыли? Нд сердцем, - лун скзл, солнце сложило крылья. И я двух нгих голубок увидел в тени орлиной и были одн другою, и не было ни единой. """"""""

Федерико Грси Лорк

Стихи рзных лет ЭТО - ПРОЛОГ

В этой книге всю душу я хотел бы оствить. Эт книг со мною н пейзжи смотрел и святые чсы прожил.

Кк больно з книги! Нм дют они в руки и розы, и звезды, и медленно сми уходят.

Кк томительно видеть те стрднья и муки, которыми сердце свой лтрь укршет!

Видеть призрки жизней, что проходят - и тют, обнженное сердце н бескрылом Пегсе;

видеть жизнь, видеть смерть, видеть синтез вселенной: встречясь в прострнстве, сливются вместе они.

Стихотворня книг это мертвя осень; стихи - это черные листья н белой земле,

читющий голос дуновение ветр: он стихи погружет в грудь людей, кк в прострнство.

Поэт - это дерево с плодми печли: оно плчет нд тем, что любит, листья увяли.

Поэт - это медиум природы и жизни, их величие он рскрывет при помощи слов.

Поэт понимет все, что непонятно, и ненвисть противоречий нзывет он дружбой.

Он знет: все тропы рвно невозможны, и поэтому ночью по ним он спокойно идет.

По книгм стихов, среди роз кроввых, печльно проходят извечные крвны;

они родили поэт, и он вечерми плчет, окруженный создньями собственных вымыслов.

Поэзия - горечь, мед небесный, - он брызжет из невидимых ульев, где трудятся души.

Он - невозможность, что внезпно возможн. Это рф, но струны плмен и сердц.

Он - жизнь, по которой мы проходим с тоскою, ндеясь, что кормчий без руля проведет нш корбль.

Стихотворные книги это звезды, что в строгой тишине проплывют по стрне пустоты и пишут н небе серебром свои строки.

О глубокое горе и нвек, без исход! О стрдльческий голос поющих поэтов!

Я хотел бы оствить в этой книге всю душу...

ПЕСНЯ ЛЮБВИ

Песня любя зводь любви.

Звезд голубя зводь времен, звязь эпох.

А зводь крик чуть слышный вздох.

* * *

Я чувствую, кк в жилх у меня, рсплвив сердце рскленной стрстью, струится ток бгряного огня.

Тк погси же, женщин, пожр.

Ведь если в нем все выгорит дотл, одн зол взойдет н пепелище, одн зол...

* * *

Потупив взор, но воспряя мыслью, я брел и брел... И по тропе времен метлсь жизнь моя, желвшя желний. Пылил серя дорог, но однжды увидел я цветущий луг и розу, нполненную жизнью, и мерцнием, и болью.

Ты, розовя женщин, - кк роз: ведь и ее девичье тело обвенчли с твоим тончйшим зпхом рзлуки, с тоской неизречимой по печли.

САД СМУГЛЯНОК

(Фргменты)

ПОРТИК

В серебряные брбны бьют струи фонтн.

Ткут полотн ветр листья и лозы, подкршивют ромтом дикие розы.

И с ними в лду пук обрщет луну в звезду.

ВСТРЕЧА

Мрия - Утоли мои печли, тебя мне видеть довелось в лимонной роще, где пели струи источник слез. Ты лучшя из роз!

Мрия - Утоли мои печли, тебя мне видеть довелось. Твои глз хрустлей светлее, тумны кос. Ты лучшя из роз!

Мрия - Утоли мои печли, тебя мне видеть довелось. Где т перчтк лунного цвет и первых рос? Ты - лучшя из роз!

ЛИМОННАЯ РОЩА

Лимоння рощ. Зов моих млденческих снов.

Лимоння рош. В гнездх янтрных грудей твой воздух.

Лимоння рощ. В чще ты бризы морские нянчишь.

Лимоння рощ. Сд пельсиновый. Без чувств, недугом сломленный и обескровленный.

Лимоння рощ. Не ты ли видл, кк взмхом руки любовь мою подрубили.

Лимоння рощ. Любовь моя детскя, сердц тоск без роз и без посошк.

Лимоння рощ.

СЮИТА ВОДЫ

СТРАНА

В черной, черной воде деревья погребены, мргритки и мки.

По дороге, выжженной солнцем, идут три вол.

А по воздуху летит соловей сердце дерев.

ДРОЖЬ

Я сохрнил бы в пмяти, кк сувенир серебряный, чстицу глыбы росной.

Среди рвнин безлесных прозрчный пруд светлеется, родник потухший.

АКАЦИЯ

Кто срубил длинный стебель луны? (Нм оствил корни подводные.)

Кк легко могли бы мы срезть белоснежные венчики кции вечной!

КРИВАЯ

Снов с букетом ирис я тебя оствляю, прощясь. Любовь моей ночи! И вдовушкой звездного свет тебя нхожу, встречя...

Влститель сумрчных ббочек! Я иду по своей дороге. Через тысячу лет меня ты увидишь. Любовь моей ночи!

По тропинке лзурной, влститель сумрчных звезд, я своей дорогой последую. Пок не вместится в сердце мое вселення.

УЛЕЙ

Мы жили в сотх стеклянных улья, воздушного улья! Целовлись мы сквозь стекло.

Змечтельня тюрьм, ворот которой лун!

СЕВЕР

Холодные звезды висят нд дорогми.

Проходят люди и звери по дымным лесистым тропм. И тихо вздыхют хижины, когд зря знимется.

Рздется хряск топор.

Горы, лес, хутор сотрясются, кк цистерны. Под улрми топор!

ЮГ

Юг, мирж, отржение.

Можно скзть что угодно: пельсин или звезд, русло реки или небо.

О, стрел, стрел! Юг это стрел золотя, блуждющя нд ветром.

ВОСТОК

Гмм блгоухний, ниспдющя н юг (нсмблем полутонов).

ЗАПАД

Гмм лунных сияний, возрстющя н север (двендитииветня).

СЮИТА ЗЕРКАЛ

СИМВОЛ

У Христ по зерклу. в кждой руке. Дрожит его лик и множится. А черные взгляды сердцем его полнятся. Верую!

ОГРОМНОЕ ЗЕРКАЛО

Мы живем под зерклом огромным. Человек - живя лзурь! Оснн!

БЛИК

Донья Лун. (Может, ртуть пролилсь?) Нвряд ли. Что з мльчик зсветил ее фонрик? Мелькнет мотылек, и все погрузится во мрк. Молчите... тишин! Ведь этот светляк лун.

ЛУЧИ

Все вокруг - рскрытый веер. Брт, открой свои объятья. Бог - лишь точк впереди.

ОТЗВУК

Птиц поет от одиночеств. Воздух множится. Мы слышим не ушми, зерклми.

ЗЕМЛЯ

Все мы ходим по зерклу незрячему, по стеклу прозрчному. Если б ирисы росли лепесткми вниз, если б розны цвели лепесткми вниз, если б корни видели звезды и высь, умерший спл с открытыми глзми, 'все мы явили бы - лебедями.

ФАНТАЗИЯ

З глдью зеркльной погсшие звезды и девочк-рдуг, спящя крепко.

З глдью зеркльной покой бесконечный, гнездовье зтиший бескрылых и вечных.

Зеркльня глдь это мумия водня, ты в полночь зкроешься ркушкой свет.

Зеркльня глдь первородные росы, упвшя в вечер рскрытя книг и эхо, ствшее плотью.

СИНТОИЗМ

Золотые колокольчики. Пгод - дркон. Дзинь, дзинь, дзинь нд рисовым простором. Родник изнчльный, источник првды. А где-то вдли розовые цпли и вулкн увядший.

ГЛАЗА

В них столько тропинок, рспхнутых нстежь. Тм - дв перекрестк тенистых и влжных. Смерть - чстя гостья с полей этих тйных. (Срезет сдовницей слезные мки.) В зрчкх горизонтов вовек не отыщешь. В глзх мы блуждем, кк в девственной сельве. И в змок "Войдешь, нзд не воротишься" проходим по рдужной оболочке. О, мльчик безлюбый, д спсет тебя бог от зрослей крсных плющ. Елен, ты глстуки вышивешь, но бойся зхожего стрнник.

НАЧАЛО

Адм и Ев. Стрньями змия рзбилось зеркло н сотню осколков. А кмнем яблоко было.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ СПЯЩЕМУ ЗЕРКАЛУ

Бю-бй, не бойся взглядов беспокойных. Бюшки-бю.

Сон не потревожт ббочк ночня, слово, или фрз, или луч-пролз из змочной шелки. Бюшки-бю.

Ты похоже, зеркло, н мое сердечко. Сд мой, где любовь Ждет со мною встречи.

Спи себе спокойно, пробудись же, если н губх моих умрет поцелуй последний.

ВОЗДУХ

Бременеющий рдугми воздух рзбивет нд листьями зеркл в звезды.

СМЯТЕНИЕ

Неужели сердце мое это сердце твое? Кто же мысли мои отржет? Кто мне эту стрсть беспочвенную внушет? Почему мой нряд меняет цвет? Все - скрещение дорог н свете. Отчего же ты видишь н небе столько звезд? Брт, это ты или я? И чьи это руки тк охлдели? Я вижу себя в огнях зрницы, и людской мурвейник в сердце моем копошится.

ПОКОЙ

Филин устл рзмышлять, очки протирет со вздохом, светляк ктится кубрем под гору, пдучие звезды мерцют. А филин, хохлясь, крыльями бьет и о чем-то мечтет.

БЕЗНАДЕЖНАЯ ПЕСНЯ

Сливются реки, свивются трвы.

А я рзвеян ветрми.

Войдет блговещенье в дом к обрученным, и девушки встнут утрми и вышьют сердц свои шелком зеленым.

А я рзвеян ветрми.

ИЗВЕЧНЫЙ УГОЛ

Земля и небо, извечный угол ( биссектрисой пусть ветер будет).

Дорог и небо, гигнтский угол ( биссектрисой желнье будет).

ТОПОЛЬ И БАШНЯ

Тень живого великолепья и тень столетий.

Тень певуче-зеленя и тень, с землей обручення.

Кмень и ветер смотрят вргми, тень и кмень.

ПЕСНЯ

Пор проститься с сердцем однозвучным, с нпевом безупречнее лмз без вс, боровших северные ветры, один остнусь сиро и безглсо.

Полярной обезглвленной звездою.

Обломком зтонувшего компс.

СИРЕНА И КАРАБИНЕР

(Отрывки)

Впечтння в сумрк трехгрння олив, и треугольный профиль взметнувшя волн... И розовое небо н зпде злив нпряжено, кк будто купльщик спин.

Дельфин проделл "мостик", резвясь в воде вечерней, и крылья рспрвляют, кк птицы, корбли. Длекий холм сочится бльзмом и свеченьем, лунный шр неслышно отчлил от земли.

У пристни мтросы зпели н зкте... Шумит бмбук в их песнях, в припевх стынет снег, и светятся походы по нендежной крте в глзх, глядящих хмуро из-под опухших век.

Вот взвился голос горн, впивясь звуком нервным, кк в яблочную мякоть, в пунцовый небосвод... Тревожный голос меди, сигнл крбинерм н бой с пиртским флгом и со стихией вол.

Ночь кобылицей черной ворвется в тишь злив, толкнув в лтинский прус нерсторопный челн, и море, что вздыхло, кк грция, стыдливо, внезпно стрсть познет в гортнных стонх волн.

О тющие в тнце средь луг голубого, примите др мой, музы, и услужите мне: пусть девять вших песен в единственное слово сольются голосми в небесной вышине!

ЭСТАМП НЕБА

Звезды ни с кем не помолвлены.

Ни с кем! А ткие крсивые! Они ждут поклонник, чтоб он их отвез в их Венецию, идельно счстливую.

Они кждую ночь подходят к решеткм оконным тысяч этжей н небе! и подют сигнлы влюбленным в морях темноты, где сми тонут.

Но, девушки, подождите, чтоб я умер, и утром, рно, вс похищу одну з другою н кобылице тумн.

ТРИ РАССКАЗА ПРО ВЕТЕР

I

Был крсным ветер вдлеке, зрей зжженный. Потом струился по реке зеленый. Потом он был и синь и желт. А после тугою рдугой взошел нд полем.

II

Зпружен ветер, кк ручей. Объяты дрожью и водоросли тополей, и сердце - тоже. Неслышно солнце з зенит склонилось в небе... Пять пополудни. Ветер спит. И птицы немы.

III

Кк локон, вьется бриз, кк плющ, кк стружк звиткми. Проклевывется, кк ключ в лесу под кмнем. Бльзмом белым нпоит ущелье он до кря и будет биться о грнит, изнемогя.

ШКОЛА

Учитель

Кто змуж выходит з ветер?

Ребенок

Госпож всех желний н свете.

Учитель

Что дрит ей к свдьбе ветер?

Ребенок

Из золот вихри и крты всех стрн н свете.

Учитель

А что он ему дрит?

Ребенок

Он в сердце впускет ветер.

Учитель

Скжи ее имя.

Ребенок

Ее имя держт в секрете. (З окном школы - звездный полог.)

ОДИНОЧЕСТВО

В ПАМЯТЬ ЛУИСА ДЕ ЛЕОН

Крсот недоступня! Ищет ли мир это белое, вечное и звершенное небытие? Хорхе Гильен

Погруженное в мысли свои неизменно, одиночество реет нд кмнем смертью, зботой, где, свободный и пленный, зстыл в белизне полет рненный холодом свет, нпевющий что-то.

Не имеющее рхитектуры одиночество в стиле молчнья! Поднимясь нд рощею хмурой, ты стирешь незримые грни, и они никогд твою темную плоть не порнят.

В твоей глубине позбыты крови моей лихордочный трепет, мой пояс, узором рсшитый, и рзбитые цепи, и чхля роз, которую смяли песчные степи.

Цветок моего порженья! Нд глухими огнями и бледной тоскою, когд зтухет движенье и узел рзрублен незримой рукою, от тебя рстекются тонкие волны покоя.

В песне протяжной лебедь свою белизну воспевет; голос прохлдный и влжный льется из горл его и взлетет нд тростником, что к воде свои стебли склоняет.

Укршет розою белой берег реки божество молодое, рощ зпел, звучнье природы удвоив и музыку листьев сливя с журчщей водою, Бессмертники хором у неб бессмертия просят и своим беспокойным узором рнят взоры колосьев и н крту печли свои очертнья нносят.

Арф, ее золотые рыднья охвчены стрстью одною отыскть в глубине мирозднья (о звуки, рожденные хрупкой весною!), отыскть, одиночество, црство твое ледяное.

Но по-прежнему недостижимо ты для рненых звуков с их кровью зеленой, и нет высоты обозримой, и нет глубины покоренной, откуд к тебе доносились бы нши рыднья и стоны.

НА СМЕРТЬ ХОСЕ ДЕ СИРИА-И-ЭСКАЛАНТЕ

Кто скжет теперь, что жил ты н свете? Врывется боль в полумрк озренный. Дв голос слышу - чсы и ветер. Зря без тебя рзукрсит гзоны.

Бред пепельно-серых цветов н рссвете твой череп нполнит тинственным звоном. О, светля боль и незримые сети! Небытие и луны корон!

Корон луны! И своей рукою я брошу цветок твой в весенние воды, и вдль унесется он вместе с рекою.

Тебя поглотили холодные своды; и пмять о мире с его суетою сотрут, о мой друг, бесконечные годы.

СОНЕТ

Н стылых мхх, мерцющих уныло, мой профиль не изменит очертний; в нем, зеркле безгрешном, пульс чекнный недремлющее слово преломило.

И если струны струй и плющ бескрылый лишь бренной плоти символ первозднный, мой профиль стнет н гряде песчной причудливым безмолвьем крокодил.

И пусть язык гоний голубиных познет вкус не плмени, дрок, рстущего в урочищх пустынных,

кк символ силы, сломленной до срок, остнусь я в измятых георгинх и в стеблях трв, рстоптнных жестоко.

СОНЕТ

Я боюсь потерять это светлое чудо, что в глзх твоих влжных зстыло в молчнье, я боюсь этой ночи, в которой не буду приксться лицом к твоей розе дыхнья.

Я боюсь, что ветвей моих мертвя груд устилть этот берег тинственный стнет; я носить не хочу з собою повсюду те плоды, где укроются черви стрднья.

Если клд мой зветный взял ты с собою, если ты моя боль, что пощды не просит, если дже совсем ничего я не стою,

пусть последний мой колос утрт не скосит и пусть будет поток твой усыпн листвою, что роняет моя уходящя осень.

ПОЭТ ПРОСИТ СВОЮ ЛЮБОВЬ, ЧТОБЫ ОНА ЕМУ НАПИСАЛА

Любовь глубиння, кк смерть, кк весны, нпрсно жду я писем и решений; цветок увял, и больше нет сомнений: жить, потеряв себя в тебе, несносно.

Бессмертен воздух. Кмень жесткий, косный не знет и не избегет тени. Не нужен сердцу для его борений мед ледяной, - лун им поит сосны.

Я выстрдл тебя. Вскрывя вены в бою голубки с тигром, змей с цветми, я кровью обдвл твой стн мгновенно.

Нполни же мой дикий бред словми иль дй мне жить в ночи смозбвенной, в ночи души с неведомыми снми.

ПЕСНЯ О МАЛЕНЬКОЙ СМЕРТИ

Мшистых лун неживя рвнин и ушедшей под землю крови. Рвнин крови стринной.

Свет вчершний и свет грядущий. Тонких трв неживое небо. Свет и мрк, нд песком встющий.

В лунном мреве смерть я встретил. Неживя земня рвнин. Очертнья мленькой смерти.

Н высокой кровле собк. И рукою левою косо пересек я сухих цветов прерывистые утесы.

Нд собором из пепл - ветер. Свет и мрк, нд песком встющий. Очертнья мленькой смерти.

Смерть и я - н виду у смерти. Человек одинокий, и рядом очертнья мленькой смерти.

И луны неживя рвнин. И колеблется снег и стонет з дверьми, в тишине пустынной.

Человек - и что же? Все это: человек одинокий, и рядом смерть. Рвнин. Дыхнье свет.

НОЧНАЯ ПЕСНЯ АНДАЛУЗСКИХ МОРЯКОВ

От Кдис до Гибрлтр дорог бежл. Тм все мои вздохи море в пути считло.

Ах, девушк, мло ли корблей в гвни Млги!

От Кдис и до Севильи сды лимонные встли. Деревья все мои вздохи в пути считли.

Ах, девушк, мло ли корблей в гвни Млги!

От Севильи и до Крмоны нож не достнешь. Серп месяц режет воздух, и воздух уносит рну.

Ах, прень, волн моего уносит коня!

Я шел мимо мертвых грдирен, и ты, любовь, позбылсь. Кто хочет сердце нйти, пусть спросит, кк это случилось.

Ах, прень, волн моего уносит коня!

Кдис, сюд не ходи, здесь море тебя догонит. Севилья, встнь во весь рост, инче в реке утонешь.

Ах, девушк! Ах, прень! Дорог бежл. Корблей в гвни мло ли! А н площди холодно стло!

ОМЕГА

(Стихи для мертвых)

Трвы. Я отсеку себе првую руку. Терпенье. Трвы. У меня две перчтки: из шелк и ртути. Терпенье. Трвы! Не плчь. И молчи. Пусть никто нс не слышит.

Терпенье. Трвы! Едв рспхнулись двери упли сттуи нземь. Тр---вы!!

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

(Мерседес, мертвой)

Ты не дышишь, уснувши. Из дубовых досок твоя лодк н суше. Спи, принцесс стрны нездешней. Твое тело белеет в ночи кромешной. Твое тело, кк земля, ледяное. Спи. Проходит рссвет стороною.

Ты уплывешь, уснувши. Из тумн и сн твоя лодк н суше.

ПЕСНЯ

- Если ты услышишь: плчет горький олендр сквозь тишину, что ты сделешь, любовь моя? - Вздохну.

- Если ты увидишь, что тебя свет зовет с собою, уходя, что ты сделешь, любовь моя? - Море вспомню я.

- Если под оливми в сду я скжу тебе: "Люблю тебя", что ты сделешь, любовь моя? - Зколю себя.

ЧЕРНЫЕ ЛУНЫ

Нд берегом черные луны, и море в гтовом свете. Вдогонку мне плчут мои нерожденные дети. Отеи, не бросй нс, остнься! У млдшего сложены руки... Зрчки мои льются. Поют петухи по округе. А море вдли кменеет под мской волнистого смех. Отец, не бросй нс!.. И розой рссыплось эхо.

ТИХИЕ ВОДЫ

Глз мои к низовью плывут рекою... С печлью и любовью плывут рекою... (Отсчитывет сердце чсы покоя.)

Плывут сухие трвы дорогой к устью... Светл и величв дорог к устью... (Не время ли в дорогу, спросило сердце с грустью.)

ПРОЩАНЬЕ

Прощюсь у кря дороги.

Угдывя родное, спешил я н плч длекий плкли ндо мною.

Прощюсь у кря дороги.

Иною, нездешней дорогой уйду с перепутья будить невеселую пмять о черной минуте. Не стну я влжною дрожью звезды н восходе.

Вернулся я в белую рощу беззвучных мелодий.