Одна из книг про сыщика Астафьева.

Евгений Петрович Сартинов

Убит по собственному желанию

Октябрь 1941 года, город Кривов, среднее течение Волги

Они спрыгнули с поезда, лишь только он притормозил у светофора. Куда они приехали, Олесю и Ивана сейчас ничуть не интересовало. В старом товарном вагоне они ехали двое суток, и эти октябрьские холода чуть не заморозили подростков до смерти. И скромные огни слабо освещенного вокзала были для беглецов как врата рая. Это значило, что они уже давно в тылу, здесь даже нет светомаскировки. Иван помог спрыгнуть своей подруге, та чуть ойкнула, и он тревожно спросил: — Шо, уже?

Олеся отрицательно мотнула головой.

— Нет, просто больно. Ногу подвернула. Есть хочется.

— Мне тоже. Пошли, пошукаем шо-нибудь насчет хаты та жратвы.

Они пошли вперед на слабые мерцающие огоньки.

Многочисленная семья Вороновых в это позднее время спала еще не вся. Семь человек, они занимали две смежных комнаты в старом, еще царских времен, городском бараке. В одной половине спали трое детей да их приболевший отец. В другой половине располагалась старшая дочь, и дед с бабкой. Только что пришел со второй смены глава семьи Михаил Андреевич. Сухой, тщедушный старичок, он до сих пор работал на заводе слесарем-лекальщиком, хотя и зрение было у него уже не то, и года. А виновата в этом была война, заставившая работать всех, кто мог держать в руках хоть что-то, что могло пригодиться для фронта. Михаил Андреевич мирно обсуждал со своей старухой, Василисой Антоновной, мелкие житейские проблемы, хлебал не очень сытный борщ, когда в дверь их квартиры осторожно постучали.

— Кто там? — спросила мать.

— Мы беженцы… подайте Христа ради.

Василиса Антоновна скинула крючок, чуть приоткрыла дверь. Рассмотрев жалкие фигуры подростков, она жалостливо вздохнула.

— Да, нам и самим тут есть нечего. Вот если только хлеба…

Михаил Андреевич сорвался с места, и, оттеснив жену, начал рассматривать попрошаек.

— Ага, сказала тоже. Хлеба! Тут самим есть нечего, а еще вас, дармоедов корми! Пошли отсюда! — И старик, не выдержав, послал нежданных гостей матом, а потом со злостью захлопнул дверь.

Тут же оторвала голову от подушки дочка.

— Ой, папа, вы вечно ругаетесь так громко. Дайте поспать! Мне вставать в шесть утра!

— Да спи ты, кто тебе не дает?!

— Вы и не даете. Вечно орете над ухом.

Наталья быстро уснула, также быстро уснула и Василиса Антоновна. Михаил Андреевич ещё долго ворчал и уснул едва ли не через час. А еще через час в узенькую щель между дверью и косяком протиснулось лезвие ножа. Оно плавно пошло вверх, и крючок только слабо звякнул, падая вниз. Свет полной луны падал в комнаты поверх скромных занавесок, и в этом холодном свете блеснуло лезвие ножа. Темная тень пошла по кругу, нанося один удар ножом за другим. Только одна из жителей комнаты после ножевого ранения вскрикнула, попыталась рвануться с кровати, но тут её настиг второй, роковой удар. Когда все затихло, Иван разжег керосиновую лампу, приоткрыл дверь и впустил в неё Олеську. Она прошла вперед и грузно опустилась на кровать, с которого недавно упало тело убитой женщины. Вокруг нее лежали трупы, но Олеське было не до того — она так устала, и так хотела есть, что могла думать только об этом. Кроме того, они насмотрелись трупов у себя на родине, под жерновами немецкого наступления. А Ванька уже убивал людей. Там, на родной Украине, этим же ножом он убил двух немцев, хотевших изнасиловать Олеську в его родной деревне. После этого они и подались в бега.

Между тем Иван шарился на кухне, собирая все, что могло послужить для них пищей.

— Олеська, иди исти, — позвал он.

Ту два раза просить не надо было.

— Вот, я сразу учуял дух борща! — Возбужденно говорил он, наблюдая, как его любимая ест. — Этот старик лается, а я чую — борщ в хате есть. А говорил еще, хавать у них нема. Зараза старая.

— Ты сам то поешь, — попросила Олеська.

— Я потом, главное — ты ешь. Вам двоим кушать надо.

Он и в самом деле поел после нее, потом начал собирать в наволочку все, что попадало на глаза: два оловянных подсвечника, алюминиевые вилки, пачку махорки, горбушку хлеба. Потом он начал кружить с лампой по комнате, выискивая в одежде убитых им людей деньги, ценности.

— Вот, есть теперь хоть немного грошей, — радостно сказал он, рассовывая по карманам ассигнации. — Одень вот этот кожушок, он теплее твой домины, — начал Иван переодевать свою подругу. — Та надо идтись отсюда.

А ту размаривало от тепла и сытости. Но Иван настоял на своем, и через полчаса, в четвертом часу ночи, они вышли из старого барака, и пошли, сами не зная куда. Луна скрылась за горизонтом, впереди была темнота, и только одинокая лампочка светила над какой-то дверью. Беженцы проходили мимо нее, когда дверь открылась, и из нее вышли двое, оба в синих, милицейских шинелях, при портупеях, в фуражках.

— Стой! — Скомандовал милиционер, идущий впереди. — Кто такие, что тут делаете, ночью?

— Мы, беженцы, от Гитлера ховаемся, мы с поезда… — запинаясь, сказал Иван.

— С поезда? Да поезда тут уже часа два как не останавливались.

— Мы спрыгнули с товарняка.

— Документы есть?

— Ести.

— Ну-ка, пошли на свет.

Их подвели к самому крыльцу, под свет лампочки. Иван полез во внутренний карман, но тут милиционер заговорил совсем о другом.

— Ну-ка, а это что у тебя?

— Узелок, — ответил Иван. — Тут скарб кой какой.

— То, что скарб, это я вижу. А вот это что такое?

Милиционер ткнул пальцем в пятно на наволочке.

— Это что-то похоже на кровь, — сказал второй милиционер.

— Да это у бабы моей прихода была, — нашелся Иван.

Милиционер засмеялся.

— У твоей бабы приход был месяцев девять назад, а тут кровь еще свежая.

— Порезался это я.

— То приход, то порезался. Крутишь ты что-то, брат.

В этот момент из темноты прорезались женские вопли, а через несколько секунд в круг света от лампочки вбежала одетая не по погоде женщина в халате, валенках и зимнем платке.

— Ой-ой! — закричала она с ходу. — Какой ужас! Там… там Вороновых вырезали, всех!

Олеська чуть охнула, и начала оседать. Лицо Ивана перекосилось, появилось выражение тоски, а большой кадык пошел вниз, словно он никак не мог проглотить что-то огромное.

Спустя двенадцать часов

- Подсудимый Михальчик, вы признаетесь в том, что убили всех этих семерых человек?

— Да.

Иван отвечал равнодушно, и в голубых его глазах не было ни страха, ни сожаления.

"Смазливый парень, иж, какой херувимчик", — подумал судья. В самом деле, черты лица у Михальчика были просто ангельскими: нос правильной формы, русые, кудрявые волосы, губы пухлые, от природы красные, словно накрашенные.

— Значит, вы убили их за то, что они не налили вам тарелку борща? — Спросил судья.

— Можна и так говорити.

— Ну, стариков. Женщин… А семимесячного младенца то зачем зарезал? — не выдержав, спросил прокурор.

— Чтоб вин не кричал. Олеська не может слухать, как вин они кричати. Ей их сразу бы жалко стало.

— А зачем вообще было их убивать?

— Олеська кушать хотела.

— Так она тебе даже не жена!

— Она моя коханая. Мы с ней слюбились еще до войны. От этого и с хутора убегли, и от немцев.

Тут судья не выдержал.

— Так вам, гавнюкам обоим по шестнадцать лет! Какие у вас еще там могут быть любови! Кстати, а где она сама? Почему ее нет в суде?

— Она рожает, — пояснил секретарь.

— В больнице?

— Нет, туда отвезти не успели, прямо тут, в камере. Там у нас Радзишевская сидит, акушерка. Ей дело шьют за хищение спирта, вот она заодно роды и принимает.

Судья немного смягчился.

— Роды, говоришь. Да, роды, это дело такое, что отменить нельзя. Придется ее помиловать. Все-таки ребенок, пусть хоть в зоне, но расти будет.

Секретарь был с ним согласен.

— В детдом его сдадим. Только пусть подрастет немного…

Не успел он это проговорить, как распахнулась дверь, и в зал зашел молоденький лейтенант.

— Товарищ судья, эта бешеная девка час назад родила девчонку, а сейчас рвется на суд. Закатила нам там скандал, биться начала о стену головой.

— Что ей надо?

— Сюда хочет, чтобы её тоже судили.

— Где она?

— Да тут, конвоиры её еле держат.

— Ну, так впусти!

Лейтенант развернулся, что-то сказал. Тут же в зал суда ворвалась Олеся. Длинные волосы были распущены по плечам, под глазами черные полукружья теней, губы искусаны от многочасовой боли до крови. Она была столь же юной, как и Иван, одного с ним роста и комплекции. Только волосы у ней были черными, так же, как и глаза.

— Что желаете сообщить суду, гражданка Коновалова? — спросил судья.

— Не он один убивал, это я убила троих из них.

— Час от часу не легче! — Ахнул прокурор. — Ты что мелешь, детка?! Тебе что, жить надоело? Знаешь, что за такое полагается по законам военного времени? Расстрел!

— Да, знаю. Я хочу умереть с ним.

И Олеська обняла плечи своего любимого. Не удержался и высказался конвоир.

— Вот дура баба!

Сказал свою реплику и прокурор.

— Что может быть между вами общего? Вы же дочь профессора Львовского университета, а этот ваш Михальчик — пастух безграмотный! Он вон, по-русски-то с трудом говорит!

— Я его люблю. И он меня тоже.

Прокурор махнул рукой.

— Ладно. Продолжайте.

Глава судейской тройки спросил:

— Вы подтверждаете свои показания, Олеся Коновалова? Вы и в самом деле убивали кого-то из Вороновых? — спросил судья.

— Да, старуху, младенца и этого парня на кровати.

Судья поморщился.

— Ну что ж. Никто вас за язык не тянул. Приговор мы огласим через полчаса.

Спустя полчаса в том же зале судья монотонно зачитывал приговор.

— … По закону военного времени приговорить обоих к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор привести в исполнение немедленно.

Еще через пятнадцать минут они стояли у стены во дворе комендатуры и целовались, жадно, ненасытно, до перехвата дыхания.

— Я не жалею ни о чем, коханая моя. Я ради тебя…

— И я, и я, любимый ты мой…

Вскоре рабочие, шедшие на завод на вторую смену, услышали из-за забора комендатуры длинную, грохочущую очередь. Никто не понял, что произошло, взрывы и выстрелы в Кривове звучали часто, рядом и полигон, да и в самом заводе была так называемая подрывная площадка. Так что этими звуками кривовцев было не испугать. Только к вечеру из ворот комендатуры выехала телега. На ней было что-то не очень объемное, прикрытое старым брезентом. И только когда дунул ветер, он чуть задрал тряпку, и одинокий прохожий увидел две пары босых, не очень чистых ног.

В это время в изоляторе КПЗ женщина непонятного возраста с суровым лицом нянчила заходящую криком дочку расстрелянной парочки.

— Ну-ну, что ты так кричишь, тебя уже ведь покормили сегодня?

— Акимовна, а дети ведь не один раз в день едят, а каждые два часа, — ехидно заметила одна из её соседок.

— А я откуда знаю? Я их никогда не рожала и не нянчила. Дай-ка еще рожок.

Она сунула в рот девчонки марлю с нажеванным хлебом, и та, почувствовав, что это пища, жадно начала сосать эту искусственную грудь. Акимовна этот энтузиазм одобрила.

— Ишь ты, как старается, как наяривает. Здоровая девка, активная. Заберу, я, наверное, ее себе, пусть у меня растет.

— Это зачем тебе на старости лет такая обуза, Акимовна? — поразилась подруга. — Тут думаешь, одной как бы выжить, а ты еще этот камень на шею вешаешь.

— Дура ты, Ленка. Это не обуза, это будущее мое. Ешь, ешь, малая. Кушай, расти.

Еще через два дня

— Так ты её точно, удочеряешь, Зоя Андреевна Акимова? — в который раз спрашивала Виктория Петровна.

Акимовна была решительна и сурова.

— Да. Право имею. Разве нет?

Доктор пожала плечами.

— Ну да, имеешь. Срок ты отсидела, судимость снята, можешь жить где угодно.

— Так что, заберу я ее себе? — Настаивала Акимовна.

— Ладно, бери. Сейчас я оформлю все бумаги. Нам меньше хлопот. Кстати, какое ты ей дашь имя?

— Какое может быть для неё имя? Только одно — Воля.

Глава 1

Наше время.

Этот день начался для старшего оперуполномоченного уголовного розыска майора милиции Ивана Михайловича Мазурова необычно. В девять часов утра в его кабинет вошла грузная, рослая женщина. Лицо ее, несмотря на массу прожитых лет, сохранило черты привлекательности. Правильный, чуть вздернутый вверх нос, большие, темные глаза, густые темно-русые волосы с изрядной сединой. Что было необычно, так это большой, поперечный шрам на правой щеке.

Увидев посетительницу Мазуров, несмотря на свой изрядный уже возраст и звание майора, встал. Высокий, широкоплечий, с длинным, чуть опущенным вниз носом, с густыми черными усами и столь же черной, без единого седого волоска шевелюрой, Иван Михайлович был уже ветераном в своем непростом, оперском деле. Это был не просто жест вежливости, не при каждой женщине Иван Михайлович вставал. Попадали в этот кабинет такие дамы, что и женщинами их назвать было сложно. Но эта просто заставляла встать одним своим появлением.

— Сиди, Иван Михайлович, сиди, — голос у гостьи был мощным, как у ротного старшины, чуть хрипловатым, но все же с женскими интонациями. — Я тоже сяду. Разговор есть, длинный разговор.

— Присаживайтесь, Воля Александровна.

— Не ожидал меня увидеть в своем кабинете?

— Нет. Никак не ожидал.

— Ну, по крайней мере, честно сказал. За то тебя и уважаю. Но пришлось вот и мне в ментовку по своей воле прийти. Вот как жизнь может все перекувыркать. Ты ведь у нас в городе, Иван Михайлович, пропащими занимаешься?

— Пропавшими без вести, — поправил Мазуров. — Да, это мое направление.

— Да, один хрен, пропавшие или пропащие, суть одна, — сказала Воля, раскуривая папиросу. Курила она «Север», другие папиросы просто не признавала. — Сашка пропал у меня, совсем.

У Мазурова высоко взлетели вверх брови. Сашка был одним из сыновей его посетительницы. Лет десять назад именно Мазуров первый раз отправил того в зону. После этого Сашка посещал тюрьму стабильно, как землю посещает восход солнца.

— Вот как! Он разве уже отсидел по тому обрезу?

— Да, от звонка до звонка.

— Давно?

— Месяц как откинулся.

— И после этого пропал?

— Ну да.

— Может, сотворил что да лег на дно?

— Не мочи мне рога, Михалыч. А то я не знала бы, что он сотворил? Он в мае, пятого, откинулся с зоны, заехал ко мне. Нинку, жену свою всю ночь дрючил, а на другой день рванул с другом, Коляном, в Луга. Сказал, что на недельку. Он рыбалку любил еще больше баб. Через три дня пришел от него один кореш, ведро карасей притаранил, сказал, что от Сашки. И все. Нет его нигде.

— А Колян этот? Что он говорит?

— А его тоже нет. Обоих как корова языком слизнула.

— А что ты по своим каналам нарыла?

— По моим каналам ни хрена нет. Что ты думаешь, я бы пришла к тебе, если бы что узнала?

— Да, это я что-то того…

Мазуров несколько сконфуженно засмеялся. Потом спросил:

— Ну, что оформлять будем?

Воля скривилась так, словно ее заставляли пить касторку.

— А без этого ты что, работать не будешь?

Мазуров развел руками.

— Не имею права, сама знаешь. Закон есть закон. Без бумажки мы какашки, а с бумажкой… Хоть и разыскное дело, не уголовное, но должен я его завести.

Воля думала не долго.

— Ладно, черт с тобой, давай ручку, бумагу. Что писать то?

— Сейчас, расскажу.

Она уже ставила подписи под каждой страницей, когда в кабинет вошел молодой, очень симпатичный парень. Что-то у него было от голливудского актера, не от какого-то конкретно, а от всех, вместе взятых. Высокий, широкоплечий, с правильными чертами лица, с высоким лбом. У старшего лейтенанта милиции, оперуполномоченного Юрия Астафьева был только один физический недостаток — глаза разного цвета, один голубой, другой — зеленый. Но это замечалось не сразу.

— Здравствуйте, Иван Михайлович.

— Привет, Юра. Опять опаздываешь?

— Да, автобусов долго не было.

— Юморист. Ты у нас в городе только на автобусах ездишь? А маршрутки не признаешь?

Посетительница оторвалась от бумаги, глянула на парня.

— Этот, что ли, Михалыч, твой новый опер?

— Да, Юра Астафьев.

— Наслышана. Хваткий парень. И симпатичный. Вот бабам то проблема будет.

Астафьев почувствовал себя очень неуютно под этим пристальным прицелом темных глаз. Воля тут же это отметила.

— О, он ещё даже стесняется. Да, зеленый, видно, у тебя еще оперок.

— Ничего, время придет — оперится, да еще как полетит, — отшутился Мазуров.

Воля снова начала что-то писать, потом отдала бумаги Мазурову.

— Вот, все, что ли, как надо?

Тот прочитал — кивнул головой.

— Да. Все нормально.

— Когда искать Сашку начнете?

— Сегодня. Сейчас.

— Хорошо, тебе верю, Иван Михайлович. Бывают менты. А бывают мусора. Вот ты мент — правильный мент. Бывайте вам счастливы.

Она поднялась, кивнула головой. Потом еще раз глянула на Астафьева.

— Ишь ты, а глаза то у тебя разные. Редкая штука. Большая забава для девок.

После этого она, неторопливо, как линкор из гавани, вышла из кабинета. Юрий не успел задать свой вопрос, как открылась дверь, и в кабинет ворвался майор Георгий Георгиевич Косарев, начальник уголовного розыска. Сорокапятилетний майор с лицом римского воина времен Цезаря, сейчас он выглядел удивленным до глубины души. Уже войдя в кабинет, он все продолжал оглядываться на коридор.

— Михалыч, говорят, что у тебя Воля была? — Спросил Косарев.

— Ну да. Не видел, что ли? Она вот только что, перед тобой вышла.

— Да видел, но я не верю глазам своим. Чтобы Воля сама, не под конвоем, пришла в милицию!? Когда такое было?

— А кто она такая, эта ваша Воля? — не выдержал, вмешался в разговор Астафьев.

Оба майора засмеялись и на два голоса начала просвещать молодого опера.

— Воля Александровна Касатонова, глава большого воровского клана.

— У ней мамка была знаменитая воровская маруха еще времен НЭПа Зоя Акимова.

— Да, и она родила Волю лет в пятьдесят.

— А, говорят, удочерила?

Мазуров отмахнулся.

— Да ладно, кто ей дал бы удочерить!? Ты чего? Она чуть не с царских времен в воровской жизни.

— Умерла она лет десять назад?

— Больше уже! Пятнадцать.

— А, ну да. И то хорошо пожила, лет восемьдесят.

— Больше! Чуть ли не девяносто.

— И кто эта Воля? Это, вообще, что — кличка? — не выдержал и прервал своих старших коллег Юрий.

— Зачем кличка? Это ее имя — Воля, отчество — Александровна. А так она многодетная мать.

— Ага, таких детей стрелять надо в роддоме, сразу, после родов, — зло скривился Косарев.

— Семеро детей, пятеро сыновей, и две дочери.

— И все как один по очереди топчут зону.

— У них на семью судимостей пятьдесят, если не больше.

— Сама Воля сидела раза три.

— Два.

— Три!

— Два! Я ее личное дело смотрел.

— А, ну ладно, два так два. Правда, все по молодости.

— Да, и каждый раз попадала под амнистию. Все время беременна была.

Эти «трудовые» показатели поразили молодого опера.

— Однако, та еще биография!

— А что она у тебя-то делала? — нетерпеливо бил копытом Косарев.

— Сашка ее пропал, — пояснил Мазуров.

— Да ты что!? Касатик пропал? Когда?

— С месяц назад. Уехал в луга с Николаем Савельевым, кличка Колян. И все. Ни того, ни другого больше никто не видел.

Тут Косарев озадачился.

— Сашка разве свое уже отсидел?

— Да, в чистую, от звонка до звонка.

— Смотри ты, как время идет.

— Это ты его брал в последний раз? — спросил Мазуров.

— Я. Забавно тогда было.

Мазуров усмехнулся.

— Это ты сейчас говоришь. А тогда вроде бы, и не улыбался даже.

— А что там было то? — изнывал от нетерпения Юрий.

Косарев несколько натужно рассмеялся.

— Да, надо было подругу жены, Веру, с любимой собакой отвезти к ветврачу. Едем мы по Соцгороду, смотрю, по тротуару идет Сашок, один, как перст. Я и говорю Вере: "Вот, один из моих постоянных клиентов". А она и заявляет: "А что у него под полой? Он там что-то прячет". Я торможу Уазик, подхожу к Сашке. А тот от меня бежать. Я за ним. Главное, у меня с собой оружия то нет. Все равно, кричу: "Сашка — стой!". Забежали в гаражи, а там вообще никого нет! Ну, день, гаражи все закрыты, там эта улица гаражная метров триста! Мы одни, лицом к лицу. Тут Касатик останавливается, выхватывает из-под куртки обрез и направляет его на меня. А у меня из оружия только кукиш в кармане. Сначала то я очканул, ну, думаю, все — отпрыгался, майор милиции. А потом ему говорю: "Сашка, ты что делаешь, брось оружие! Кому говорю". Бросил бы он свой обрез, или на курки нажал, не знаю, но тут Уазик наш подъехал. Там, правда, только водитель был и Верка со своей болонкой. Ну, Касатик все равно стволы вверх поднял и лапы тоже. Нехотя так. Потом уж я начал думать — положил бы он нас тогда с водителем с двух выстрелов, а Верке бы и приклада хватило. Но — подфартило нам тогда. Поднял он лапы.

— Сколько он получил тогда? — спросил Мазуров.

— Ствол чистый был так что полтора года. И то скорее за то, что он стащил его из дома бывшнего прокурора города Матвеева.

— Касатик у нас борзый, — согласился Мазуров. — Оружие всегда любил с собой таскать.

— Это кличка у него такая — Касатик? — Спросил Юрий.

— Да от фамилии. Причем наследственная.

— У Воли мужиков было штук пять, но она фамилию не меняла. Как была в первом браке с Касатиком, так и осталась Касатоновой. Тоже известный был в наших местах налетчик…

Этот поток воспоминаний прервал телефонный звонок.

— Да, Мазуров слушает.

— Иван Михалыч, Косарев у тебя? — спросил голос дежурного.

— Да, а что?

— У нас труп.

— Где?

— Железнодорожная шестьдесят восемь, квартира сорок. Колодников уже выехал, если хочет, то пусть берет Сычева и едет туда.

— Ладно, передам.

Мазуров быстро записал данные на листок, и подал его Косареву.

— На, вот беги, Георгиевич. Свежий труп там тебя ожидает.

Майор скривился.

— Вечно, от тебя, Михалыч, одни хреновые вести. Вот ни разу не сказал, что господин майор, вас по телефону вызывает красивая женщина, она уже вся изнемогает в предвкушении моего появления.

— Ага, а Нинка ждет, чтобы обломать о тебя последнюю скалку.

Косарев многозначительно покрутил пальцем перед глазами разыскника.

— Не надо! Это об тебя скалки Елена обламывает, а моя держит меня в строгом ошейнике, но на длинном поводке. Так, куда мне ехать? Железнодорожная шестьдесят восемь, этот «Гроб», гадюшник, квартира сорок. Что-то мне адрес этот знакомый.

— О, так мне тоже в этот дом надо! — Оживился Астафьев. — Там в пятнадцатой квартире свидетельница по Михеевой должна жить.

Мазуров так же заинтересовался.

— По Михеевой? Давай, езжай! Там все сроки уже истекли, продлевать надо. Не дай боже прокуратура чухнется, нам же вставят по первое число. Иди.

— Поехали, подвезу, студент! — Согласился Косарев.

Когда мимо Воли, дожидавшейся вызванного такси, с характерным воем промчалась милицейская машина, она немного вздрогнула и поморщилась. Для того, чтобы отвлечься, Воля не стала доставать очередную папиросу, а кинула в рот конфету, мятный леденец. И в памяти почему-то вспыли уже очень далекие, послевоенные года.

1948 год, осень, Москва

Акимовна ногой пододвинула ящик, усадила на него дочь, поправила темную козью шаль.

— Сиди тут, никуда не уходи, — велела она, сунула в рот дочери мятный леденец, положила перед Волей небольшую, засаленную тюбетейку, перевернула ее и скрылась в рыночной толпе. Народ, одетый бедно и однообразно, в стареньких пальто с широкими воротниками и огромными пуговицами, в вытертых шубках довоенной поры, а большей частью в шинелях, телогрейках и сапогах, хороводился вокруг девочки в поисках того, кто мог что-то купить, и того, кто мог что-то продать. Закутанная в шаль девчонка редко привлекала к себе внимание, но уж если привлекала, то надолго.

— Смотрите, Алексей Петрович, какие удивительно красивые глаза, — услышала Воля над своей головой мужской голос.

— Да, Игорь Викторович, согласен. Редкой красоты глаза, и вообще, лицо очень красивое, — согласился второй голос. — Такое только рисовать и рисовать.

Воля подняла глаза. Перед ней стояли два человека, одетые для тех лет довольно богато. Один был в стильном сером пальто с тросточкой в руках. На голове была одета не по холодной погоде широкополая шляпа. Второй же, полный, с круглым, смешным лицом, был в белых, катанных пимах с галошами, в белом же, романовском полушубке и такого цвета и материала шапке-ушанке.

— Мне кажется, что из этой девочки со временем вырастет удивительная красавица, — сказал первый из друзей.

— Судя по лицу — да. Только вот выживет ли она вообще? Судя по пустой тюбетейке ей приходиться туго. Ладно, пошли, Игорь Викторович. Надо же нам купить этого злосчастного гуся.

— Сейчас, — кивнул его молодой спутник, и, пошарив в карманах, кинул в тюбетейку несколько монет.

Пара удалилась, хотя молодой мужчина еще пару раз оглянулся на красивую девчонку. Они уже не видели, как из толпы выскочил низкорослый шкет-беспризорник, сгребший все монеты и снова нырнувший в толпу. Девочка на это просто не обратила внимания. Вскоре к Воле подошла Акимовна.

— Ну как ты тут. Не замерзла? — Спросила она, заботливо поправляя шаль.

— Нет, — еле слышно прошептала Воля. Со стороны это смотрелось весьма трогательно. Только никто не заметил, что в это же время Акимовна сунула в руки приемной дочери только что украденный ею кошелек. Девчонка на ощупь, очень ловко выудила из него все деньги, вплоть до последней копейки, и отправила их в специальный кармашек на шубке. Кошелек она вернула Акимовне, и та, отойдя чуть в сторону, незаметно выкинула его в урну. Все это было привычно, отработано. Но минут через пятнадцать, метрах в тридцати от Воли вспыхнул скандал. Сразу несколько женских голосов начали кричать что-то грязное, матершинное, и среди них Воля уловила голос Акимовны. Сорвавшись с места, она побежала на звук, и с разбегу врезалась в толпу. Как юла, она протиснулась в самый центр толпы, где милиционер в синей, форменной шинели держал за руку Акимовну. Напротив нее стояла грузная, пожилая женщина в не сходящемся на животе ватнике, кричавшая в лицо её приемной матери грубые и неприятные слова:

— Воровка! Сучье племя! Вместо того, чтобы работать, она, сучка, по карманам шарит! Я тут на заводе всю войну пахала, по четырнадцать часов, без выходных!…

— Сама ты сучка тыловая! Да я всю войну на фронте провела, в медсанбате! — Кричала в ответ Акимовна. — У меня же три ранения, контузия…

— Да какие у тебя ранения!? Вы документы у нее спросите, товарищ милиционер!

— Это у тебя надо документы проверить, корова толстая!

— Женщины, сейчас пройдем в отделение, и все узнаем, — сурово прервал перепалку милиционер.

— Зачем, куда вести? У меня что, кошелек при себе, что я обворовала кого?! — Спросила Акимовна.

— Да я сама видела, как ты вот этой тетке в сумку лезла своей поганой рукой! — Напирала пузатая старуха.

— Больше ты ничего не видела?! Может я и тебе в п… залезла. Карга старая!

— Пошли, — сказал милиционер и повел за собой Акимовну. К ним присоединились обе тетки. Вскоре, правда, та, с сумкой, отстала, но вторая продолжала настаивать на своем.

— Посадить ее надо, воровку! — Продолжала ворчать она, с ненавистью бросая взгляды на свою противницу.

— Сама ты воровка! Разъелась то, в тылу тут, пока я кровь там, на фронте проливала!

Они уже дошли до ворот рынка, когда в милиционера буквально врезалась Воля.

— Мама, мамочка, отпустите мамочку мою! — Закричала она высоким, тонким голоском. — Отпустите, а то меня опять сдадут в детдом, а там так плохо! Мама, мамочка, отпустите мою мамочку! Я умру без неё! Отпустите ее, пожалуйста! Отпустите! Я вас прошу!

Истерика Воли была натуральна, по щекам ее текли громадные слезы, она верещала на пределе голоса, переходя на вой, а иногда на хрип и кашель. Это было невыносимо, и сначала дрогнуло сердце у женщины.

— Господи, что ж так орать то! Это, что, в самом деле, твоя дочь? — Спросила она.

— Да, — ответила Акимовна, обнимая Волю. — Я ее уже в пятьдесят два родила. Одна единственная у меня радость осталась. Отец то ее на фронте погиб, у меня на глазах. Мы и расписаны не были. Сейчас вот мыкаемся с ней по всей стране. Ни дома, ни работы.

Она подняла на руки дочку. Ее заплаканные глаза были столь прекрасны, что женщина махнула рукой.

— Ладно, отпустите ее, товарищ милиционер. Жалко как-то ее.

— Как это я ее отпущу? — Возмутился тот. — У ней же при себе ни документов, ничего нет. Может быть, она преступница какая.

— Документы у нас у хозяев дома, где мы остановились, на Сретенке. Они нас пустили на квартиру только с условием, что я паспорт им отдам. Я продам вещи, что привезла из дома, и обратно в Саратов уеду.

Пока она рассказывала все это, женщина в ватнике исчезла. Это привело молодого милиционера в растерянность.

— Так, а что, заявителя не будет? — Спросил он, оглядываясь по сторонам.

Убедившись в этом, милиционер с досады сплюнул на снег.

— Ладно, идите, женщина, — сказал он Акимовне. — Но чтобы больше я вас здесь не видел!

Они разошлись в разные стороны. Акимовна на ходу сунула в рот Воле очередную мятную сосачку. А та спросила её:

— Я всё правильно делала, мамочка? Ты же так меня учила?

— Да, молодец, все хорошо. Вот тебе еще одна конфетка.

А метров через тридцать Воля снова встретилась с теми двумя странными мужчинами. Толстяк, пыхтя, тащил перед собой здоровенную тушу гуся. Второй, помахивая тросточкой, шел сзади, и посмеивался над ним.

— Ваша идея посмеяться над Аркадием Петровичем дорого вам обойдется, дражайший Алексей Петрович. Если вы не надорветесь, то непременно заработаете себе врага в лице члена правления союза художников, лауреата всех мыслимых премий товарища Гусева.

Тот возразил:

— Зато я подам ему на блюде его же самого, нашпигованного яблоками. Да еще сверху очки приделаю, чтобы он понял намек.

— Ну-ну! Это будет забавно. Я непременно должен при этом быть. Так что если вы не пригласите меня на свой юбилей, Алексей Петрович, я очень обижусь.

— Как это я могу тебя не пригласить, если ты меня полдня катаешь на своей машине ради этого проклятого гуся? Так что ты теперь не отвертишься от подарка, родной мой!

Они начали грузиться в машину, новенький, небольшой «Москвич», когда молодой щеголь снова заметил так заинтересовавшую его девчонку.

— О, и снова эти прекрасные глаза. А вы бабушка этой девочки? — Спросил он Акимовну, не отрывая глаз от лица Воли.

— Да, мама у ней погибла на фронте, а я вот одна ее воспитываю.

— Скажите, я вот хочу нарисовать вашу внучку, вы сможете прийти в мою мастерскую в районе Тверской-Ямской? Я плачу по триста рублей за час позирования.

— Мы не местные, я не знаю, где это.

— А давайте я вас подвезу, покажу, где это, может, сразу и начнем писать.

— Хорошо, поехали.

— Только вот завезем домой человека с гусем.

Через три часа Воля, в красивом, не обмятом клетчатом платье, сидела в мягком кресле в обнимку с большой немецкой куклой и тщетно пыталась бороться со сном. Художник, уже набросавший на холсте самое главное — глаза девочки, рассмеялся.

— Воля, Волечка! Воля! Открой свои волшебные глазки. Бесполезно. Засыпает ребёнок.

Это было неудивительно. Ведь перед этим Волю выкупали — она оказалась через чур грязна для позирования, потом вкусно накормили, высушили над лампой ее роскошные, волнистые волосы, одели в это платье, достав его из одного из громадных сундуков. Если огромная трофейная кукла её еще несколько взбодрила, то неподвижное сидение на одном месте разморило. Вскоре она уже спала, а художник писал антураж — кресло, платье. Он был так занят работой, что не обращал внимания на бабушку девочки. Её просто не было видно в этой громадной квартире, где в одной половине располагалась мастерская, а во второй — большая спальня и зал. Все это время художника постоянно отвлекали телефонные звонки некого Алексея Петровича.

— Да-да, скоро буду! Ну, подожди еще немного, Алексей Петрович! У меня тут самое интересное началось. Мне сейчас цвет глаз уловить, и я свободен. К гусю я точно буду! Без меня его не подавайте, умоляю вас!

Наконец он сдался.

— Все, если я сейчас к ним не приеду, меня повесят. Придется ехать. Вы завтра сможете к нам прийти? — Спросил художник, расплачиваясь с Акимовной. — Чуть-чуть я не уловил что-то в глазах вашей внучки. Есть над чем еще поработать.

— Да, конечно, мы придем. Ко скольки?

— С утра не надо. Я сегодня приеду поздно, пока высплюсь. Приходите к пяти вечера.

— Хорошо, мы придем, — снова пообещала Акимовна.

Художник быстро собрался сам, сонную Волю переодевать из красивого платья не стали, просто натянули на нее все ее многочисленные одежды. Так они втроем и вышли из квартиры. Художник запер дверь, предложил еще и добросить их до станции метро, но Акимовна отказалась. Когда же машина художника скрылась за углом, она резко развернула Волю обратно. Подойдя к двери квартиры художника, она открыла замок запасным ключом, что нашла в одном из шкафчиков в прихожей. Зою не интересовали сундуки в мастерской, она сразу прошла в спальню художника. На то, чтобы вскрыть замок небольшого сейфа двумя заколками для волос, ей хватило нескольких минут. Три толстых пачки денег перекочевали за пазуху Акимовны.

Художник вернулся к себе домой уже под утро, довольный и пьяный. Войдя в квартиру, он сначала ничего и не заметил. И только перед тем, как лечь спать, он вдруг увидел, что дверца сейфа чуть приоткрыта. Торопливо встав, Игорь Викторович резким движение открыл дверцу сейфа и рассмеялся. Набрав номер телефона, он завалился на кровать и слушал, как длинные звонки сменяются звуками человеческого голоса.

— Привет, юбиляр, ты еще не спишь? — Спросил он. — Хочешь, рассмешу напоследок? Представляешь, меня сегодня ночью обворовали. Забрали все, что было в сейфе.

— Кто? — Удивился его собеседник.

— Да есть у меня одно подозрение. Ну, ты их видел, девчонка и ее бабушка. Главное, я сам их к себе привез.

— Сколько взяли-то?

— Да не так много, семьдесят пять тысяч.

— В милицию звонил?

— Нет, не буду. Из-за такой мелочи поднимать шум.

— Ну да, тебе же светит государственная премия, удачливый ты наш! Что тебе какие-то жалкие семьдесят пять тысяч?! Два портрета, и все восстановишь.

— Да не это обидно, Алексей Петрович. Картину я не дописал! А у этой девчонки были такие удивительные глаза! Что-то я в них не уловил. Самую малость. А ты же знаешь. Если я недоволен, то картину я никогда не выставлю.

В это время поезд уже уносил пожилую женщину и девочку с глазами херувима прочь из столицы. В переполненном вагоне, куда они попали за большую взятку, им досталась только третья полка.

— Домой едем, доченька, в Кривов, — шепнула Акимовна дочери. — Хватит, заработали в этот раз хорошо, можно теперь и отдохнуть.

И она сунула в рот Воле очередную мятную конфетку.

Глава 2

Через пятнадцать минут разбитая дежурная «пятерка» кривовского горотдела затормозила у одной из пятиэтажек, самой распространенного строения в провинциальном городе Кривове. Что отличало его от всех подобных зданий, это необычная, единственная в городе, темная, почти черного цвета отделка. Она придавала дому какой-то мрачный колорит. Из-за него этот дом и получил свое второе название — «Гроб».

— Сорок, сорок, квартира сорок. Что-то там было, а что, не вспомню, — бормотал Косарев, поднимаясь по этажам.

— Убийств там точно не было, можешь даже не вспоминать, — сказал за его спиной Николай Сычев, криминалист, полуседой мужчина с красным лицом, в любое время года одетый в серый, в ёлочку пиджак.

— Сейчас посмотрим, визуальная память у меня самая сильная, — сказал Косарев, останавливаясь перед обитой деревянной рейкой дверью. Он наморщил лоб, рассматривая затейливый номерок. — Нет, не был я здесь.

За дверью они столкнулись с невысоким человеком в штатском, курившим сигарету.

— Привет, Андрей.

— Здравия желаю, Георгий Георгиевич. Привет, Николай.

— Что тут у вас? — спросил криминалист, проходя мимо оперов в комнату.

— Да все то же — труп, и никакой экзотики.

Заместитель начальника уголовного розыска майор милиции Андрей Викторович Колодников не отличался какими-то особенными габаритами, пожалуй, только голова казалась больше обычного, но это из-за тщательно уложенной прически да густых усов. Из-за них он казался старше своего возраста.

— Ты что здесь куришь? На площадку выйти не можешь? — напустился на него некурящий Косарев.

— Нет, не могу, я за дамой присматриваю, — и он кивнул головою в сторону зеркала, в котором действительно отражалась зала и сидящая на диване женщина.

— Кто такая? — спросил Косарев.

— Хозяйка квартиры, Никифорова Ольга Васильевна.

— И что она сделала?

— Час назад она вызвала «скорую», те приехали, но было поздно. Труп уже не подлежал реанимации.

— А наших-то трупорезов вызвали?

Колодников прижал палец к губам.

— Что, уже там? — удивился Косарев.

— Ну да. Гоблин прилетел сюда раньше вас, тут морг в двух шагах.

Со стороны комнат начали разноситься сплохи фотовспышки — Сычев начал свою работу. Еще минуты через три в прихожую вошел Андрей Коровин — старший судмедэксперт. По внешнему виду он походил на сказочного персонажа: торчащие вверх волосы, круглые глаза и при этом фигурные уши, какие обычно рисую сказочным джинам, с подкрученными вверх и в стороны кончиками. За это среди оперов патологоанатома звали Гоблином.

— Ну, что там, Андрей Васильевич? — спросил его Косарев.

— Одно ножевое ранение, в шею.

Колодников поразился.

— И все?! Там кровищи-то — жуть просто!

— Да, но всего одно входное отверстие. Попали тетке точно в сонную артерию, все вылилось в течение минут трех, может — чуть больше. Тут бы никакая скорая уже не помогла.

— Да, крови море и такая она яркая, алая, — подтвердил Колодников.

— Артериальная, что ж вы хотите, — подтвердил Гоблин и отбыл.

Теперь опера прошли в комнату, и, только взглянув на лицо женщины, Косарев вспомнил, откуда он знает этот адрес. Когда-то она была очень красивой женщиной, но в возрасте ближе к шестидесяти лет эта красота только угадывалась. Курносая, с большими мешками под глазами, с морщинистым лицом. Под левым глазом удобно разместился солидный, довольно свежий синяк. Одета дама была в красный спортивный костюм, и даже сидя было видно, что она очень высокая, худощавая.

— Черт, это же жена Никифорова, — пробормотал Косарев, невольно делая шаг назад. — Вот откуда я этот адрес знаю.

Колодников его не понял.

— Какого еще Никифорова?

Косарев отмахнулся.

— Да, ты не помнишь это дело, ты в Чечне как раз был. Убил один козел с год назад ее мужа, а потом судейские его отмазали. Долгая история. Перед ней жутко неудобно. Я обещал ей посадить того козла, а не получилось. Как хреново-то! Ладно, я пойду, посмотрю на тело, а ты можешь заняться ее допросом.

Косарев прошел мимо зала, сделал вид, что не узнал женщину, тем более что, судя по ее лицу, той было не до того. Остановившись на пороге кухни, майор начал осматриваться по сторонам. Кухня была достаточно большой, чтобы вместить себя не только газовую плиту, мойку, и холодильник, но и столовый гарнитур — стол, угловой диванчик и четыре стула. Один из стульев сейчас лежал на боку, так же как и женщина, в неестественной, выгнутой позе лежащая наполовину под столом, а наполовину в узком проходе между столом и газовой плитой. И, конечно бросалось в глаза то, про что говорил Колодников: половина помещения кухни была залита ярко-алой кровью. На первый взгляд даже казалось, что это просто краска, настолько цвет ее казался неестественно красивым, и положенным очень ровным слоем. Что еще сразу подметил Косарев — нож, лежащий на столе. Это был обычный, кухонный, довольно старый тесак внушительных размеров.

— Николай, ее этим ножом запороли? — спросил Косарев Сычева.

— Да, похоже. Отпечатки я еще не снимал, но кровь на нем есть.

— Да, как всегда, кухонный нож, — пробормотал Косарев. — И не запретишь ведь, не автомат.

Он вернулся в зал, здесь Колодников уже пытался разговорить хозяйку дома.

— Кем она вам приходилась? — Спросил Андрей.

— Сестра, двоюродная.

Ольга Васильевна курила при этом сигарету, и пальцы у ней дрожали. Временами она продолжала всхлипывать.

— Здравствуйте, Ольга Васильевна, — сказал Косарев. — Снова у вас в доме смерть. Сочувствую. Так кем вам приходилась убитая?

— Сестра она мне, двоюродная, — повторила женщина.

— И кто ее убил? — Спросил Андрей.

— Я не знаю, я отвернулась в этот момент.

Колодников мигом разозлился.

— Ой, не морочь мне голову, Ольга Васильевна! Как бы ты ни отворачивалась, все равно ты бы увидела ударившего, даже развернувшись через полчаса.

— Не видела я, — продолжала всхлипывать Никифорова.

— Так, начнем тогда с другого конца, — предложил Косарев. — Кто у тебя сидел за столом?

— Сегодня?

— Ну, не вчера же! Что ты дурочку из себя строишь?! — Теперь взорвался уже Косарев.

— Колька был, Андрей и Игорь.

Колодников был в курсе родственных отношений.

— Так, сыновья твои были. Дальше? Кто еще был?

— Елена, соседка наша снизу, и Анна, она, — Ольга ткнула рукой в сторону в сторону кухни, и все поняли, что говорит она про убитую.

— Фамилия у ней есть? — спросил Косарев.

— У кого?

— У Анны этой твоей.

— Анна, Анна Васильева.

— Где живет? То есть жила?

— Гризодубова шестьдесят девять, квартира десять.

— Родные у ней имеются?

— Да, муж, дочь.

— Им уже сообщили?

— Нет еще. Я не могу, не могу им это сказать.

В этот момент в квартире появился еще один человек, который просто по необходимости должен был прибыть к месту преступления. Следователь прокуратуры Сергей Александрович Шалимов был давним другом обоих оперов, так что он без лишних слов поздоровался с обоими за руку.

— Здорово, мужики. Ну, что тут у вас? — спросил он.

— Да бытовуха, — ответил, поморщившись, Косарев. — Пили три дня, а потом за ножи схватились. Кстати, что это вы квасили так долго?

— У Коленьки день рождения был, а потом у него машину украли, — пояснила хозяйка дома.

— Откуда ее украли?

— Она под окном стояла. Я должна была за ней приглядывать. Встала в пять утра, а ее нет. В три была, а в пять уже не было.

— Это за это он вам глаз подбил? — спросил Косарев.

— Да. Он же таксовал…

— Понтовал он больше, а не таксовал, — донеслось от двери. Судя по насмешливым интонациям в голосе, это мог быть только один человек — участковый этого района, майор Иван Михайлович Рыжов.

— Привет всем.

— Привет, Михалыч.

Рыжов полностью соответствовал своей фамилии: с ярко рыжей шевелюрой, с белесыми ресницами, веснушками по всему лицу.

— Понтовал больше твой сынок, чем таксовал, — продолжил Рыжов. — Он у меня уже заработал пятнадцать суток этой зимой?

— Он же не виноват был… — начала мать.

— Ага, сосед его сам себе морду набил, а Коля просто рядом проходил. Скажи спасибо, что он заяву забрал, а то бы твой Коля срок схлопотал бы еще тогда, в январе.

— Так кто ткнул ножом в шею твою сестру, Ольга Васильевна? — снова спросил Колодников.

— Не знаю, — снова всхлипнула Ольга. — Не видела.

Теперь взорвался уже Косарев.

— О, господи! Ольга Васильевна, вы понимаете, что мы это все равно узнаем?! Кроме вас за столом было еще четверо! Кто-то да скажет, хотя бы эта ваша соседка.

Но та упрямо качала головой.

— Не знаю…

— Ладно. Тогда вы считаетесь первой подозреваемой, — решил Косарев. — Андрей, забирай ее в отдел, пусть посидит в обезьяннике, подумает о своей грешной жизни. А пока поищите ее сынков. Не зря они сквозанули отсюда так быстро. Кстати, а что эта соседка? Как ее…

— Елена, — напомнил Колодников

— И что, её допросили?

— Нет, её нет дома.

— Точно нет?

— Муж ее дверь открывал, матерился. Говорит, давно ее не видел.

— Ага, — подтвердил Рыжов, — есть такое дело. Баба молодая, двадцать пять всего, но запойная. Он ее уже и бил, и в квартире запирал, так она в окно вылезла и по газовой трубе ушла в соседнюю квартиру.

— Она с ними как раз третий день и квасила, — подтвердил Колодников. — А мужик, как дурак, сидел все это время с двумя детьми.

— Почему как, — хмыкнул Косарев, — просто дурак. Так кто, вы думаете, из них тетку завалил?

— Из братовьёв кто-то, — сказал Рыжов. — Они все тут борзые.

— Значит — ищите братьев. Все понятно?

— Да ясно все! — Отмахнулся Колодников.

Косареву интонация подчиненного не очень понравилась.

— Андрюша, когда ты будешь моим начальником, вот тогда будешь отвечать мне таким тоном. А пока твой номер шестнадцатый. Ты все понял?

— Так точно!

— Ну-ну. Вот завтра в три часа утра пятнадцать минут я отбываю с Ниночкой в Крым. И вот эти две недели — командуй операми как хочешь! А пока будь добр, выбирай выражения и интонацию. Все, я уехал. Пока.

Глава 3

В это же самое время Иван Михайлович Мазуров пробирался по окраинам города к частному домику, где он бывал уже не раз. Домик был так себе, типично кривовская халупа с двумя сквозными комнатами, одна из которых была еще и кухней, с низкими потолками. Зато на заборе было аршинными буквами написано: "ул. Платона Люпаева 142".

"А зачем Валька написала этот адрес? — Подумал майор. — Газет она не выписывает, писем ей вряд ли кто пишет. Дети все уже давно в могиле".

Не найдя решения этой задачи Мазуров толкнул калитку. Тут же затявкала собачонка, но она была на цепи, да и размеры ее не внушили розыскнику священного трепета. Заходить в дом ему не пришлось, нужный ему человек сидел на крылечке, наслаждаясь жизнью. Сам он был высок, до крайности худощав и чуть-чуть пьян. Сашка Краюшкин был ровесник Мазурову, но выглядел гораздо старше. Этому способствовала не только густая седина, но и три срока, полученных Краюшкиным за дела мало привлекательные.

— Здорово, Краюшкин, — поздоровался Мазуров. — Смотрю — хорошо ты живешь.

— Привет, Иван Михайлович. Присоединяйся, — благодушным тоном заметил тот.

Хорошему его настроению способствовала бутылка водки, стоящая рядом с ним, граненая рюмка, миска с дымящейся вареной картошкой да тарелочка малосольных огурцов. При виде этого изобилия Иван Михайлович чуть не подавился слюной. Он был не большой любитель выпить, но сейчас, в этот теплый, июньский день, это ему показалось очень даже в кайф.

— По какому поводу праздник, Сашка? Что у нас там на календаре? День Парижской коммуны, или сто лет граненому стакану?

— Праздников в календаре никаких нет, в душе надо иметь праздник.

— В душе?

— Да. День сегодня хороший, рыба хорошо поймалась. Продал хорошо, быстро, Вальке вон деньги отдал, долг. И себе на пузырь хватило.

В это время послышались шаркающие шаги, на крыльце показалась грузная старуха. Она приложила ладонь козырьком, но потом узнала гостя.

— О, Иван Михайлович пожаловал.

— Здравствуй, Валентина Егоровна. Как ваше здоровье?

Старуха отмахнулась.

— Ни к черту. Ревматизм замучил, особенно если к дождю. Вы за Сашкой что ли, пришли? Натворил что-то?

— Да нет. Спросить его надо кое о чем.

— А-а. А я думала, опять уедет мой квартирант в дальние края.

Сашка действительно был квартирантом Валентины. И муж, и все дети Валентины Спириной сгинули в тюрьме, но к ней время от времени прибивались на квартирование такие же, как и прежние родственники, бывшие уголовники.

— Да нет, поживет он еще, — обнадежил старуху Мазуров. — Ты, Сашка, сколько лет уже как откинулся?

— Три. И в зону больше не хочу.

— Молодец. На работу-то устраиваться не хочешь?

Краюшкин иронично хмыкнул.

— А кто меня куда возьмет? Только на морду глянут и от ворот поворот дают. Да я и рыбалкой больше заработаю.

Мазуров знал, что рыбу Сашка брал только запрещенными методами: сетями, острогой, но браконьерство было меньшим злом, чем прежние «заслуги» Краюшкина. Тогда он приступил к главным расспросам.

— Слушай, Краюшкин, это ведь ты в мае Воле ведро карасей от Касатика приносил?

Сашка как-то сразу насторожился.

— Кто сказал?

— Кто надо сказал. Так приносил или нет?

— Ну.

— Где ты его видел?

— Кого, Касатика?

— Ну не папу же Римского! Так где он тебе этих карасей всучил?

— На Россоши.

— Ого, далеко!

Это место в кривовских лугах было едва ли не самым дальним от города, и абсолютно непроходимым в случае дождей. А Краюшкин начал вспоминать.

— Я первый раз Коляна с Касатиком нашел на Юле. Они там больше бухали, чем рыбу ловили. Потом, дня через два, на Линьковке их уже видел. Водка у них кончилась, они на удочки карася там ловили. А потом уже на Россоши их нашел. Там они сетку ставили. Вот там они меня этим ведром красноперых и нагрузили.

— А ты на чем в луга катаешься?

— Да вон, — Краюшкин кивнул в сторону. — На мопеде.

— И что, ведро карасей на нем увез?

Рыбак ухмыльнулся.

— Да хрен ли мне! Я и мешок рыбы увозил на нем.

— А Касатик с Коляном на чем были?

— На мотоцикле. Ижак у них, «Планета» с люлькой.

— «Планета»?

— Да, красный с синей люлькой. Это Коляна, отцовский еще. Рухлядь старая, но зато с оленем на крыле.

Мазуров его не понял.

— На каком крыле, что за олень?

— Ну, оленем со старой «Волги».

— А, вот оно что. Это какого числа было?

— Да хрен его знает! У меня календаря нет, часов тоже.

— Ну, скажи хоть, сколько времени назад, примерно? Две недели назад, три?

— Да, поболее уже!

— А потом, потом ты их там видел?

— На Россоши?

— Ну да.

— А я там больше не был.

— Почему?

— Так я ездил проверить, как там, щука в разлив зашла или нет. Побросал спиннинг, ни хрена не поймал. Так, два "карандаша", — он пальцами показал размер щурят. — Что мне там больше делать? Ради плотвы в такую даль переться? Она стоит-то копейки. Осенью вернусь, к октябрю щука подрастет.

— Парни что говорили?

— Не понял?

— Что не понял? Куда они потом собирались? Домой или еще куда?

Краюшкин задумался, вспоминая.

— Кажись, домой уже хотели собираться… А, нет, вспомнил! На Гнилое они хотели еще съездить. Колян грибов там хотел набрать. Он всегда грибы очень уважал.

Мазуров сразу заинтересовался.

— А на Гнилом, разве грибов много?

— Конечно. Там же низина, влажно всегда. Белые там завсегда есть. Дождей месяц может не быть, нигде грибов нету, а там есть.

— Эх, не знал я! Мы на днях как раз мимо Гнилого проезжали. Грибы я люблю. Ну, ладно. Сейчас запишем все это, распишешься.

До Краюшкина дошло истинное положение вещей.

— Так это ты, что, Иван Михайлович, меня, выходит, допрашивал?!

— А ты что думал? О грибах просил лекцию рассказать? Пропали Касатик и Колян. Месяц как нету их уже.

— И что, заяву кто-то притащил?

— А как же.

— И кто?

Почему он это сказал, Мазуров и сам потом не мог объяснить.

— Жена Касатика заявила.

Краюшкин ехидно хмыкнул своим щербатым ртом.

— А, соскучилась, сучка. Палку некому бросить.

Мазуров огорчился.

— Сволочь, ты, все-таки, Краюшкин. Если тебе жена рога наставляла, то и все остальные должны быть такими же? Ты в первый раз из-за нее сел?

Краюшкин кивнул головой и ударился в воспоминания.

— Я ее, суку, прямо в постели с тем козлом застал. Он то ушел, а вот она нет. С одного удара ее положил, точно в сердце финкой кольнул!

— А зачем двоих других жен избивал до полусмерти? — Настаивал Мазуров. — У них то на стороне ничего не было?

Краюшкин усмехнулся.

— А это для профилактики. Чтобы даже не думали гульнуть налево. Баба, если ее не бить, она всегда хочет на стороне трахнуться.

Мазуров сплюнул в сторону и махнул рукой.

— И как тебя только земля может носить, Краюшкин? Ты его опасайся, тетя Валя.

— А мне че, я не баба его. Я ему сама при случае рога сковородкой обломаю.

— Ну, бывайете, веселая компания!

Глава 4

С утра в третье отделение милиции забрел журналист местной газеты, "Кривовский Вестник" Антон Рябцев. Было время, когда он раздражал Колодникова своими затемненными очками, но потом опер к этому привык, тем более что журналюга частенько оказывался полезным для их работы. У журналистов и оперативников вообще много общего. Они случайно или по наводке, получают много лишней информации, которая может вылезти совершенно неожиданной стороной.

— Привет, орлы! — Поздоровался журналист.

— Привет, Антоша.

— Что нового? Трупы есть?

— Да, без этого не обошлось. Бабу этой ночью зарезали.

Рябцев оживился. Невысокий, полный, с плохо растущей бородкой он словно вспотел от возбуждения.

— За что?

— Бытовуха. Пили долго и упорно, поссорились, один ударил собственную тетку ножом в шею, попал в сонную артерию. Минут за пять у той вся кровь и вылилась.

Красочный рассказ Колодникова с залитой алой кровью кухней и ножом на столе явно понравился Антону.

— А за что ее конкретно пырнули? О чем спор был?

Колодников в очередной раз затянулся сигаретой.

— Ты не поверишь, но из-за плотской любви.

— Это как?

— Да вот так. Эта самая Анна Васильева всю жизнь любила свою двоюродную сестру, хозяйку квартиры. Да-да, именно так любила. А что ты думаешь, у нас в стране только татушки лесбос изображают? У нас в Кривове тоже это случается. Всю жизнь она ее любила, всю жизнь домогалась, и что-то там у них в конце концов было. Особенно после того, как мужа у Ольги убили.

— А за что убили?

— Да непонятно. Просто была ссора в баре. Я в Чечне был, толком не знаю в чем суть. Что плохо, Косарев говорил, что парня, который убил Никифорова, потом оправдали.

Рябцев оживился.

— Слушай, так я помню этот случай! Там судья что-то схимичила.

— Да, Вольцева. Они с матерью того парня были подругами, еще со школы. Ну, вот они на пару с адвокатом схимичили, переквалифицировали статью в самооборону и оправдали молодчика.

— Да-да, точно! Народ тогда долго возмущался.

— Да и мы тоже. Косарев вон до сих пор понять не может, как это все могли так повернуть, и совести на это хватило. Сыновья ему потом предьяву даже заявили.

— Вот оно что. А с чего же они тогда тетку то замочили?

— Да вот с этого и замочили. Не любили они ее, а тут еще старший сыночек Ольге бланш поставил.

— Слушай, так это она, что ли, сидит в обезьяннике? — Догадался Антон.

— Она. Говорить не хочет, кто лучшую подругу резанул.

— А вторая кто там?

— Да, это соседка Ольги, Ленка. Еле нашли сучку, все притоны обошли. Девка молодая, но пьянь страшная. Она и сказала, что тетку Колька резанул.

Дверь в кабинет распахнулась, на пороге появился высокий, под два метра, широкоплечий парень с монументальной, как у советской статуи, головой. Это был оперуполномоченный Павел Зудов.

— Привет, Антон, — заявил он, за руку здороваясь с журналистом. Потом сообщил уже Колодникову. — Близнецов нашли.

— О, хорошо! Где?

— У дядьки их в Титовке. Забились в сарай, притихли, что те мышки при виде кошки.

— И где они? — Не понимал Андрей.

— Сейчас привезут. Я на своей «копейке» просто раньше приехал.

Вскоре в коридоре раздался шум голосов, топот ног. Настежь распахнулась дверь и в кабинет боком протиснулись два человека, скованные одними наручниками. Они были действительно очень похожи, братья Андрей и Игорь Никифоровы. Оба среднего роста, круглолицые, крепенькие, как два свежесрезанных грибка-боровка. Колодников встретил их радостно, буквально как своих родных братьев.

— Ага, вот и вы, голубчики! Долго, долго же вы прятались! Ну, признавайтесь, братцы, так кто из вас запорол родную тетку?

— Никто, — буркнул один из братьев, отворачивая в сторону лицо.

— Ну-ну, не надо! Не надо вам родственные сказки сочинения вашей матушки повторять, мы их тут досыта наслушались. Тоже мне сейчас будете впаривать, как ваша матушка: что отвернулись, спали в это время.

Один из братьев обиженно надул свои крупные губы.

— Нет, сказки сочинять не будем. Но я и в самом деле, спал в это время, вы хоть кого спросите! Просыпаюсь, а тут шум, крики. Кровища хлещет.

— Да? А кто ты у нас? — Со смешком спросил Колодников. — Андрей или Игорь?

— Игорь.

— А вот тут у меня показания, — Андрей он кивнул на лежащую перед ним бумагу о розыске какого-то пропавшего таджика, — что это как раз ты резанул тетушку свою родную.

Игорь возмутился очень даже естественно.

— Кто?! Да вы что! Это не я!

— А кто тогда? Брат твой, Андрей? — он ткнул пальцем в родственника. Тот ответил тут же.

— И не я.

— А кто тогда, вы, братья из ларца!? Вы русским языком скажите, кто ударил ножом в шею вашу тетку? Мать не хочет давать показания, вы тоже. Ленка вообще ничего с перепоя не помнит. А кроме их и вас, братьев родных, в кухне никого не было. Там не было ни Чикатило, ни Бен-Ладена, ни Гитлера. Кто из вас двоих взял нож и ткнул им в шею своей горячо любимой тете Ане?

Братья молчали. Тогда в разговор вступил Паша Зудов.

— А давай жребий бросим, Андрей Викторович. Орел — один брат, решка — другой брат. Кому выпадет, тот и сидеть будет.

Зудов даже вытащил из кармана монетку.

— Ну, — обратился он к братьям, — кто будет орлом, кто решкой?

Тут взорвался Игорь.

— Да мы не резали ее!

Колодников тут же парировал.

— Ага, поэтому и сбежали с места преступления? Не резали бы, остались бы, помощь оказывали.

— Ага, знаете как это страшно!? Кровища из нее фонтаном бьет, кухня вся в крови!

Андрей даже рукой взмахнул, показывая, как бил этот самый фонтан крови. Колодников за него тут же продолжил:

— Кухня вся в крови, в руках твоих нож, который неизвестно как оказался в шее тетушки…

— Да не резал я!

— И я ее не резал! — поддержал его другой брат.

Колодников понял, что снова сбился, забыл, кто из них кто. Он тяжело вздохнул, и махнул рукой. В бой тут подключился Зудов.

— Все-таки надо бросить жребий.

Колодников согласился.

— Придется, Паша. Вдруг третьего их брата не поймаем, а это глухарь на отдел, да в конце месяца, в конце квартала! Опять без премии останемся. Давай кидать жребий.

Зудов встал перед братьями со своей монетой на ладони.

— Может, лучше спички тянуть будете? — Участливо спросил н. — Так все же справедливей будет.

Тут братья окончательно поверили, что их судьба может решиться с помощью маленького куска металла.

— Нет, как это жребий? — Спросил один из них. — Мы что за него еще и сидеть должны?

— За кого? — Быстро спросил Колодников. Прорвало того из братьев, кто стоял ближе к двери.

— Да за Кольку, за кого же еще! Он по жизни нас подставляет, все время за него нам то морду бьют, то по кредитам за него платим. А тут что, срок еще за него получать будем?

Второй брат его тут же поддержал.

— Ага, и главное, говорит: "Молчите, падлы, что это я ее ударил". И все больше ничего. Как тут молчать?! На себя что ли, дело брать? Коз-зёл!

Зудов не удержался и поддел близнецов.

— А что вы хотите? Вы же младшие, должны терпеть. Куда вы денетесь, сядете, если братишке надо.

Колодников был настроен более позитивно.

— Так, давайте ближе к делу. Уголовному. То есть, мы сейчас пишем, что ножевое ранение Анне Андреевне Васильевой нанес Николай Иванович Никифоров?

— Да, так и пишите, — подтвердил брат слева. Его поддержал брат справа.

— Так ему, козлу, и надо!

— Хорошо, запишем. А теперь скажите главное — где он прячется.

Братья напрягли мозги.

— У тети Зины искали?

— Были, нет его там.

— У Лариски Бодуновой?

— Был он у ней, взял харчей целый рюкзак и ушел.

— Тогда в гараже его ищите.

— Были и там. Нет его.

— Да нет, не в нашем гараже, — сказал, кажется, Игорь. — Он еще один гараж прикупил недавно, около старого кладбища.

Колодников оживился.

— Так, это уже интересно. Номер его помните?

— Шестьдесят пятый. Запасные ключи от него в квартире, в прихожей, в ящичке.

Сыщик был доволен.

— Ну, вот это разговор. Поехали, покажете этот гараж на месте, чтобы не искать нам его.

Через полчаса они уже были на окраине города, в громадном гаражном районе. Уазик остановился, не доезжая до нужного им места метров сто. Из него высадились Зудов, Колодников, Астафьев, Фортуна и оба брата Никифорова. Наручников на них уже не было. Один из Никифоровых показал куда-то вдоль бесконечного ряда однообразных дверей.

— Вот тот гараж с голубыми воротами. Там он. Навесных замков нет, значит, закрыт изнутри.

Колодников тут же сориентировался.

— Пошли все. Постучите ему, спросит — ответьте. Только ни слова, что мы тут.

Всей толпой они осторожно подходят к гаражу, один из братьев постучал в дверь.

— Колька, открывай! Колька!

Несколько секунд стояла тишина, потом что-то звякнуло, и приглушенный голос спросил: — Игорь? Ты один?

— Какой там один!? С Андреем я!

Последовал звук открываемой щеколды, калитка чуть приоткрылась, не было похоже, что Николай хотел открыть ее настежь. Но тут же за нее схватились руками Зудов и Фортуна, рванули ее на себя. Из гаража буквально вывалился державшийся с обратной стороны за ручку калитки Николай Никифоров. При виде милиционеров он зло скривился.

— Суки! Сдали родного брата, да?!

— А чего нам за тебя сидеть, что ли?! Не хрен было за нож хвататься!

Николай ударил говорившего близнеца по лицу, и тут же сам получил по лицу от второго близнеца. Уже вдвоем они начали лупить Николая. Милиционерам едва удалось растащить родственников.

— Веселая семейка! — Подвел итого Колодников. — Упакуйте его.

Николая сковывают наручниками. Он мало похож на братьев. Рост чуть выше среднего, темные глаза, черные вьющиеся волосы, усы скобочкой, трехдневная, уже довольно густая щетина.

Между тем Астафьев проходит в гараж. Там стоит мотоцикл с коляской, на полу перед ним разложены ключи, в коляске надувная лодка, торчат удочки, рюкзак с провизией. Хмыкнув, Юрий возвращается на улицу.

— Что, в Луга хотел смыться? — Спрашивает он Николая.

— Ага, порыбачить напоследок.

— И поэтому крупы и картошки набрал на полгода вперед?

— А вдруг клев пойдет? Не спугнуть же рыбацкую удачу.

Их пикировку прервал Колодников.

— На нарах тебе хорошо клевать будет. Повезли его в отдел, оформлять будем.

1957 год. г. Кривов.

В тот раз Акимовна поддалась на уговоры Касатика и отпустила с ним Волю на речку. Но сделала она это только потому, что с Волей шли еще четыре её подруги, одноклассницы.

— Смотри, Сережка, если что с Волей случиться — я тебя лично топором зарублю! — Пригрозила она парню и сама же невольно залюбовалась его белозубой, нахальной улыбкой. Он был чертовски красив: рослый, тонкий как лоза, с голубыми глазами и правильными чертами лица. Волнистый чуб выбивался из-под его белой парусиновой кепки, сдвинутой на бок. И не скажешь ведь, что парень только на год старше её Воли. Вот только наколка на кисти рук подсказывает, что парень не так прост. Он уже успел отсидеть в зоне для малолеток и только месяц назад вернулся от «кума». А вернувшись, сразу «запал» на Волю, благо они и жили рядом, в соседних барках. За эти два года из угловатого гадкого утенка девчонка распустилась в такого лебедя! Высокая, с длинными ногами, тонкой талией и с такими широкими бедрами, что и взрослые мужики теряли спокойствие при виде этой школьницы. А уж лицо, казалось, было написано самым гениальным художником. Большие темно-карие глаза, удивительно правильной формы чуть вздернутый нос и невероятно белая кожа. Парни с её района под прикольным названием Курятник дрались между собой только из-за одного намека, что Воля предпочитает одного из них всем остальным. Она забыла, что такое нести самой из школы или в школу портфель, ведь из ее окружения неизменно находился «оруженосец», готовый преданно нести за ней этот нехитрый, но такой почетный груз. За это «носильщика» порой лупили все остальные ревнивые товарищи, но список желающих хоть в чем-то угодить местной королеве не иссякал. А Воля только смеялась над этими «кровопускающими» войнами. Все эти мальчишки, едва достигающие ее плеча, были ей смешны. Смеялась она до тех пор, пока из тюрьмы не пришел Касатик. Вот тут ее сердце предательски ёкнуло.

— Да тетя Зоя, я же не фраер какой-то. Если я что хочу — то всё по совести — через ЗАГС, через свадьбу, — упрашивал Касатик Акимовну. — Так что вы не сомневайтесь. Волос с головы вашей Волечки не упадет.

— Ну, я тебя предупредила, Серёжка! Чтобы до темноты все были дома!

— Будем. Айда, девчонки!

Они шли по улице: пять девчонок, и один парень. Но даже отсюда, издалека было видно, что на самом деле их только двое — тех, кто обращает друг на друга внимание. Акимовна тяжело вздохнула. Её заветной мечтой было выдать Волю замуж за какого-нибудь важного ученого или партийного работника. Ради этого она упорно заставляла ее учиться в школе и могла отлупить ремнем за тройку по физике. С ее точки зрения такой брак был бы безбедной и спокойной жизнью как для Воли, так и для нее. А тут вот попался этот Касатик! А чем грозит семейная жизнь с уголовником, Акимовна знала много лучше своей приемной дочери.

Она растревожилась бы еще больше, если бы видела, что произошло дальше. Лето стояло жаркое, без дождей. Но как раз в этот день давление начало «душить» ещё с утра, намекая о возможности грозы. Компания прошла половину дороги до речки, когда из-за горизонта начала выползать огромная, пугающе багрового цвета туча. Она шла как раз оттуда, от реки, и девчонки заволновались.

— Ой, сейчас как ливанет!

— А вдруг с грозой ливень будет? Так страшно! Тут даже деревьев нет.

— Дурочка, забыла, чему в школе учили? Под деревьями наоборот опасно!

— Давайте вернемся, — предложила одна из девушек.

— Да зачем возвращаться? — Удивился Касатик. — Ну помочит нас немного, и что? Лето, высохнем быстро!

Но его слова оказались напрасными.

— Нет, надо бежать домой, — решила самая активная из девчонок, полная и прыщавая Нинка.

— Да куда бежать? Вас по дороге все равно накроет, — предупредил Касатик.

— Ну, тебя, Сережка! Накаркай ещё! Девчонки, за мной! — И Нина первая припустилась бежать обратно. За ней побежали и три остальных подруги. Только Воля осталась рядом с Касатиком.

— А ты что, не боишься промокнуть? — Спросил ее Касатик.

— Нет, не боюсь, — она улыбнулась, как могла улыбаться только она — краешками губ, но глаза при этом говорили совсем о другом. — Все равно идем в воде мокнуть.

— И то правильно. Пошли, может, успеем до дождя дойти до леса.

По пути к речке они встретили еще компанию из пяти столь же трусливых девушек, прокатили навстречу трое мальчишек на велосипедах, промчался на своем мотоцикле местный рыбнадзор дядя Коля. Дождь накрыл их за сто метров от реки, он был резок, с громом и близкими молниями, но он был настолько краток, что они не успели замерзнуть, а щедро брызнувшее следом солнце подняло настроение обоих.

— Эх, а этих дурех сейчас поливает во всю! — Веселился Касатик, показывая на темные космы дождя, висящие под ушедшей в сторону города тучей. Они быстро разделись, и прыгнули в воду. Оба плавали хорошо, так что вода доставляла им еще большую радость. Похоже, что эта туча испугала не только девчонок из Кривова, но и всех остальных любителей водных процедур. Обычно в эту пору на этом небольшом, диком пляже обитали десятки пацанов и девчонок, но сегодня тут не было ни кого. Но вдвоем они были недолго. Вскоре на берег выползла бочкообразная коробка автомобиля «Победа». Только взглянув на ее номера, Касатик присвистнул:

— Ого, московская машина! Как это она к нам заехала?

Из машины не торопясь вылезли трое человек. Все они были явными кавказцами, двое молодых, а третий постарше, с уже седой головой.

— Ты, как всегда, угадал, батоне, тут действительно можно искупаться, — сказал один из приезжих на грузинском языке. Все трое сразу начали раздеваться, а искупавшись, расстелили газетку и разложили на ней провиант. До поры они не сильно занимали Волю и Касатика, но зато они сами очень заинтересовали приезжих.

— Смотри, какая красивая телка, — сказал один из них, тот самый, пожилой.

— Да, задница у ней что надо. Хорошо бы ее сейчас трахнуть.

— А в чем дело? Сейчас заломим её тут, да и всё, — предложил третий грузин.

Старший поморщился.

— Погоди, Вано! Мы не затем из Москвы сквозанули, чтобы искать приключения в этой дыре.

— Как скажешь, Тенгиз.

— Сколько нам еще ехать, Гиви? — Спросил Тенгиз.

— Километров пятьсот. Сегодня ночью будем на месте.

— Налей мне еще вина.

Выпив, Тенгиз снова посмотрел в сторону загорающей на солнце парочки.

— Гиви, у тебя зрение получше, посмотри, что у парня за наколка на плече?

Водитель присмотрелся и сказал:

— Малолетка, одна ходка за хулиганку.

— А, сидел, значит. Ну-ка, кликни их. Только вежливо, вежливо.

Гиви подошел к загорающим, и сказал на ломаном русском языке:

— Дарагой, уважаемая, вас приглашает к нашему столу Тенгиз Шанишвили. Подходите. Мы ждем вас.

После этих слов Касатик как-то напрягся. Когда Гиви ушел, Воля спросила его:

— Ты чего?

— Да мне интересно, это тот самый Тенгиз, или нет. Слыхал я тут про одного Тенгиза, и фамилия его тоже была Шанишвили.

— Что-то я не хочу туда идти, — призналась Воля.

— Нельзя не идти, обидятся. А таких людей лучше не обижать. Пошли, не бойся, я ведь с тобой.

Воля и Касатик подошли к импровизированному столу. И первое, на что обратил внимание Касатик — на многочисленные татуировки седого грузина. Особенно его впечатлили эполеты на плечах их нового знакомого.

— Садитесь, друзья, — сказал Тенгиз на очень чистом русском языке. — Вано, налей моим новым друзьям вина. Это хорошее вино, грузинское. Его сам Сталин пил.

Касатик стакан выпил, а Воля отказалась.

— Я не пью. Мама не велит.

Грузины засмеялись.

— А сколько тебе лет, красавица, что ты ещё маму боишься? — Спросил Тенгиз.

— Шестнадцать, — призналась Воля.

— О, совсем еще молодая!

Под взглядами этих трех пар черных глаз Воле было как-то совсем неуютно.

— Я пойду, переоденусь, — сказала она и пошла к своей одежде.

— О-о! Какой персик! — Сказал Гиви по-грузински.

— Грех его не откусить, — согласился Вано.

— Ну-ка, хватит! — Оборвал их Тенгиз. — Невежливо при гостях говорить на другом языке. Тебя как зовут, брат? — Обратился он к Сергею.

— Касатиком все кличут.

— Закусывай, Касатик. Вот киндза, вот сулугуни, вот бастурма. Гиви, отрежь гостю еще бастурмы. Ты где сидел, Касатик?

— В Воркуте. На пятерке.

— Малолетка?

— Да.

— Племянник у меня там парился две пасхи, Андроник Шанишвили. Не знал такого?

Касатик кивнул головой.

— Как же, знал. В одной роте были, в одной семье жили.

— Вот мир тесен. Давай выпьем за это, Касатик. Мы, выходит, с тобой почти братья.

Они выпили, и Тенгиз кивнул в сторону Воли.

— Твоя подруга?

— Моя.

— Сколько просишь за один раз?

— Ни сколько. Не продается.

— Да ну? Чего так?

— Для себя берегу. Она еще целочка.

— О-о! Хотел кусок за нее предложить, а придется три. Ну что, договорились?

— Нет.

— Какой ты плохой парень. Тебя учили уступать старшим?

— Не во всем. Эта моя девушка.

— Это ты так думаешь, дорогой. Я скажу — и она будет нашей девушкой. Ты что, хочешь пойти против меня? Ты знаешь, кто я?

Касатик облизал губы, но упрямо тряхнул головой.

— Знаю. Но все равно — она только моя.

— А вот это зря.

Тенгиз коротко сказал что-то Гиви, и тот, улыбнувшись, поднялся на ноги. Удар ногой в солнечное сплетение был для Касатика неожиданен и страшен, так что он согнулся от боли, и, упав на бок, захрипел. А грузины все втроем направились к кустам, где переодевалась Воля. Через минуту оттуда послышался женский крик.

Они долго не могли справиться с бьющейся в истерике девушкой, хотя Вано держал ее за ноги, а Гиви за руки. Тенгиз же рвал с нее платье и нижнее белье. Когда одежды на ней не осталось совсем, Тенгиз коротко ударил девушку туда же, куда до этого Гиви бил Касатика. И Воля захлебнулась воздухом и перестала сопротивляться.

— Ну вот и все, дорогуша, — сказал Тенгиз, снимая свои трусы.

В это время из-за кустов показался Касатик. Он едва шел, согнувшись от боли, но в его руках был нож грузин, которыми они только что резали бастурму, и он сразу пустил его в дело. Тенгиз, уже готовившийся получить удовольствие, вдруг увидел, как горло Вано как-то сразу окрасилось красным цветом, и кровь фонтаном ударила во все стороны. Он не успел ничего сказать, как второй удар ножа достался Гиви и пришелся тому в глаз. Гиви взвыл, и, отпустив руки девушки, начал кататься по земле.

— Ты чего творишь! — Закричал Тенгиз на Касатика. — Ты знаешь, что тебя ждет!…

Касатик не стал дожидаться перечня ожидающих его кар, а просто воткнул финку в сердце старого вора. Тот только жалобно всхлипнул и сразу обмяк. Касатик же выдернул нож, и, подойдя к стонущему Гиви, одним ударом в сердце добил и его. Потом он бросил нож, опустился на колени и прижал к себе рыдающую Волю. Все лицо и тело ее сейчас были залиты чужой кровью.

— Ну, ну, что ты, Волечка! Всё прошло, всё хорошо, все эти козлы получили свое. Я же обещал тебя защищать, я все сделаю, чтобы тебя никто не коснулся. Успокойся, успокойся, родная моя!

Воля успокоилась действительно очень быстро.

— Как я сейчас… умоюсь? — Всхлипывая, спросила она. — Я же голая. А вдруг кто-то…

— Сейчас, — успокоил ее Касатик. — Что-нибудь придумаем.

В багажнике машины он нашел ведро, и ему пришлось сходить к реке пять раз, чтобы Воля смыла со своего тела чужую кровь. Затем Воля кое-как связала разорванное платье, сверху Касатик накинул на нее пиджак одного из грузин. Потом они таскали трупы в машину, грузили их на заднее сиденье. В багажник Касатик закинул все, что осталось от обеда грузин, нож и их одежду.

— Садись, — сказал он Воле, заводя машину.

— Ты водить умеешь? — Удивилась Воля.

— Я всё умею, — ответил тот, и действительно, тронул «Победу» с места.

— Куда мы едем? — Спросила она.

— К дядьке, бакенщику, на Макарьев хутор. Нельзя тут машину оставлять.

Они долго колесили по лугам, раз даже застряли в оставшейся после ливня луже, и Воле пришлось толкать тяжелую машину. К дядьке на хутор они подъехали уже в темноте. Андрон Касатонов до того, как стать бакенщиком и поселиться на старом, еще дореволюционной постройке хуторе, три раза сидел, так- что воровские законы знал прекрасно, и Касатик ничего от него скрывать не стал. Не стеснялись они и жены Андрона, глухонемой Евдокии, понимающей своего сурового мужа по малейшему движению бровей или жесту руки. До полуночи дядькам и племянник на лодке вывезли трупы на самое глубокое место реки, топили их с привязанными к ногам боронами. Затем родственники еще час делили добычу, заодно дегустируя свежую самогонку. У грузин при себе действительно оказалось много денег, золота, да и «Победа» могла сгодиться в хозяйстве, тем более что у Андрона была уже точно такая же машина.

— Я ее просто разберу и спрячу по сараям, — пообещал Андрон. — Зато с запчастями у меня проблем не будет.

Воля за это время накупалась в бане, смыв не только кровь, но и гадливое воспоминание обо всем пережитом. Её отправили спать в светелку, постелив перину прямо на полу. А после полуночи к ней пришел Касатик. И она не стала дожидаться другой возможности заполучить себе этого красивого и действительно, любящего её мужчину.

Утром на переговоры с Акимовной поехал Андрон. Надо было рассказать матушке, что Воля жива, попросить другое платье в обмен на разорванное. Заодно поработал он и в роли свата. От старой воровки Андрон не скрыл ничего — ни три трупа в одной машине, ни что, что молодые согрешили в эту ночь. Акимовна, в самом деле, приготовившая для Касатика топор, смягчилась. Вздохнув, она махнула рукой:

— Хотела я эту дуру за кого почище отдать, чтобы жизнь у ней не походила на мою. А приходиться отдать вору и душегубу. Да видно судьба у ней такая, — сказала она. — Пусть приходит окаянный, ругать не буду, приму как зятя.

Через полгода они сыграли свадьбу. Исполком пошел навстречу малолеткам — у молодой было налицо все приметы шестимесячной беременности. Свадьбу сыграли крутую, едва ли не на все деньги грузин. Пили не как обычно на местных свадьбах самогонку, а самую настоящую, магазинную водку. Да и с закуской проблем не было. Только ни Воля, ни Касатик с тех пор терпеть не могли бастурму.

А грузин так никто и не хватился. Жили те, стараясь не привлекать к себе внимание, за это и поплатились. Пропали они и пропали. А через месяц после свадьбы Касатик сел за ограбление магазина промтоваров в Самаре. Сел сразу на пять лет.

Глава 5

В этот вечер они засиделись в кабинете Мазурова как никогда долго.

Юрий, позевывая, читал бумаги из стопки разыскных дел. Мазуров же с озабоченным видом что-то писал в одной из многочисленных папок.

— Значит, тетка эта говорит, что не видела Ленку с тех пор? — Спросил он Астафьева, не отрываясь от письма.

— Ну да, и мне кажется, она не врет. Тетка такая простая, деревенская, врать не умеет.

— Ничего она больше толкового не сказала?

— Есть кое-что. Припомнила она одного мужичка, что жил с Ленкой два года назад, недолго, месяца два. Зовут его Миша. Потом он, вроде бы, сел, а недавно она видела его в их районе, хотя так он живет где-то в Титовке.

— Она когда его видела — до исчезновения Ленки, или после?

— Да, дня за три до этого, может даже больше. Миша этот ее узнал, он еще с ней поздоровался.

— Это хорошо, если найти этого Мишу, и тот начнет отказываться, можно будет прижать его. Ты выбери в картотеке всех, кто недавно освободился по имени Миша. Дай их фотографии этой тетке. Чего раззевался то? Время еще детское.

— Не выспался я сегодня.

— По девкам меньше шляться надо.

Астафьев рассмеялся.

— Скажешь тоже, Иван Михалыч. Если не сейчас, то когда еще? Когда стукнет столько же, сколько тебе?

Мазуров признал свое поражение.

— Да мне-то уже не до девок как-то. Мне своей супружницы хватает, чтобы плешь проесть.

— То-то и оно.

— Ладно, сейчас на дежурстве выспишься.

Юрий снова зевнул, потом посмотрел на часы.

— Ну, я-то на дежурстве, а вам тоже домой пора, Иван Михайлович. Время то уже девять, десятый пошел.

— Сейчас пойду. А то мать опять пилить будет.

Астафьев продолжил читать бумаги, потом на лицо появилось удивление.

— Интересно…

В этот момент в их кабинет ворвался дежурный по городу.

— Подъем, мужики! Ограбление «Горилки» на Таганрогской!

— Опять!? — Вскрикнул Мазуров, выскакивая из-за стола.

— Что-то они совсем обнаглели! — Согласился едва поспевающий за ним Юрий. — Время-то еще детское — лето, вечер, светло.

Через пять минут они уже были в винно-водочном супермаркете. Мазуров ходил по отделу, рассматривая ассортимент, Астафьев же пытался успокоить молодую, довольно симпатичную, но сейчас трясущуюся, с заплаканными глазами, продавщицу. Вторая, постарше, нервно куря, стояла рядом.

— Успокойтесь вы, все прошло. Так сколько их было? — Спросил Астафьев.

— Не знаю, — лепетала молоденькая. — Не то четверо, не то пятеро.

Вторая продавщица была более конкретна.

— Да трое их было всего, трое. Влетели в черных масках все, пистолеты направили на нас.

Молоденькая запомнила только одно.

— Так страшно было!

— Колька попытался тревожную кнопку нажать, но ему по голове сразу дали.

Астафьев смотрит в сторону, там, в углу, две девушки в белых халатах бинтовали голову сидящему на стуле человеку в форме охранника.

— Чем они его так? — Спросил Юрий.

— Пистолетом, рукояткой.

— А кнопка где была? — Спросил подошедший Мазуров.

— Да вон там, за автоматом.

Мазуров в самом деле, обнаружил тревожную кнопку на стене за задней стенкой холодильного сейфа.

— Интересно, ее специально так спрятали или просто по халатности закрыли этой штукой? — Спросил он Юрия. — Где же ваш начальник охраны?

— Сейчас приедет, мы ему сразу позвонили.

Затем Мазурова заинтересовал другой вопрос.

— Сколько они взяли?

— Больше ста тысяч.

— Ого!

— Вся дневная выручка.

Мазуров удивился еще больше.

— Это что, у нас за день на ста тысяч спиртного набирают?! Ого-го! Вот это пьют у нас в городе. И магазин-то у вас, вроде, не такой большой.

Продавщица усмехнулась.

— Самый беспроигрышный бизнес. Бывает и больше выручка набегает, если перед праздниками или перед выходными. Народ тогда водку и пиво ящиками закупает. Под новый год шампанское хорошо идет.

Внимание Мазурова привлекла касса, ее несколько странный вид.

— Что, выручку взяли вместе с лотком? — Спросил он.

— Да выдрали буквально с корнем, сунули в сумку и бежать.

— Сумка не красного цвета была? — Спросил Астафьев.

— Красная, большая такая. В супермаркетах такие продают, они прочные очень.

— Ясно.

Мазуров отвернулся и тихо шепнул Астафьеву:

— Одна и та же банда. Третье ограбление как под копирку.

В этот момент в магазин зашел худощавый мужчина с расстроенным лицом, представился:

— Я начальник безопасности системы магазинов «Горилка» Вадим Сивцов.

Мазуров обрадовался.

— Ну, наконец-то! Пошли смотреть кино, начальник охраны.

Сивцов ничего не понял.

— Что смотреть? Какое кино?

Не понял его и Мазуров.

— Как какое? Запись ограбления.

И Мазуров показал рукой на видеокамеру в углу магазина. Начальник охраны придвинулся к уху Мазурова и прошептал:

— Это муляж. На самом деле она не подключена.

Вот теперь растерялся Мазуров.

— Как муляж? А почему…

— У нас денег не хватило на подключение камер в одну сеть, так что они у нас просто так висят. Чтобы не воровали.

— И над входом тоже муляж? — Спросил так же очень сильно разочарованный Астафьев.

— Да, тоже. Там, если присмотреться, даже проводов нет.

Мазуров просто рассвирепел.

— Значит, сто тысяч в день они зарабатывать могут, а как подключить видеокамеру — денег нет? Молодцы! Молодцы, ребята! Мало вас грабят. Мало! Спаиваете народ, да еще и на этом жмотитесь на собственной безопасности! Так вам и надо!

В это время рядом с входом в магазин останавливаются сразу несколько машин. Мазуров махнул рукой.

— О, криминалисты приехали, прокуратура, Колодников. Все, Юра, я поехал домой. До завтра.

Мазуров, уходя, долго еще возмущенно бормотал себе под нос: — Денег им жалко! Скопидомы!…

Глава 6

Утро следующего дня в Кривовском городском отделении милиции началось, естественно, с "разбора полетов" в кабинете начальника. Собрались руководители всех служб, самые опытные опера, в том числе и Мазуров. В роли докладчика выступил дежурный по городу, то есть Астафьев. После того, как об ограблении подробно рассказал Астафьев, слово взял Мазуров.

— Юрий все верно доложил, скажу только свое мнение. Хоть видеозаписей и нет, но можно уверенно сказать, что работает одна и та же банда. Один состав, один стиль, даже машина одна и та же — зеленая «шестерка».

При этих словах Петухов морщится.

— Иван Михайлович, то, что это одна банда ясно всем. Как нам ее взять — вот в чем вопрос! Третье ограбление за месяц, и никаких результатов! Эти «горынычи» у меня вот уже где! — И он резанул себя ладонью по горлу. — Колодников, чего молчишь? Ты у нас ИО начальника угро, или кто?

Колодников от этих слов скривился, как от зубной боли.

— Да я, я. Что за невезуха, а? Как Косарев в отпуске или на больничном, как я вместо него, так у нас начинается! То убийства, то ограбления! Стоило ему теперь в Крым уехать — и началось!

Петухов стукнул карандашом по столу.

— Ты на судьбу не жалься, не на паперти! Много не подам, а догоню и еще поддам! Ты по делу говори!

— А что говорить? — Возмутился Колодников. — Почему мы их должны искать? Кто вообще сказал, что это наши кадры? Шесть таких же ограблений были в областном центре, семь в Саратове, три в Торске, две в Марьевке, одно в Завальном. Я думаю, что это заезжие гастролеры.

Петухов восхитился.

— Молодец! Если они гастролеры, то что, искать их тогда не надо, что ли?

— А как искать, если они взяли кассу и полетели дальше? Может у них в Торске база, или в том же Завальном. А то и вообще, не в нашей области. Я не думаю, что они будут светиться там, где грабят. Им это невыгодно. Это же аксиома.

Тут снова вмешался Мазуров.

— Да нет, Андрей, не гастролеры это. А если и гастролеры, то сейчас они у нас, тут отлеживаются.

Колодников не поверил.

— Откуда ты знаешь, Иван Михайлыч? В доле, что ли с ними?

— Вчера город перекрыли после ограбления?

Колодников хохотнул.

— Ну да, его всегда перекрывают. А толку то?

Мазуров с ним не согласился.

— Э нет, Андрюша! Это тебе не два патруля ГИБДД на выезде. Я вчера как раз проехался по городу до дома, оценил. Вчера был областной рейд ГИБДД, да, Игорь Владимирович? — Глава городского ГИБДД Наумов, а именно к нему обратился Мазуров, кивнул головой. — Все выезды из города были перекрыты, работали шесть экипажей, и зеленая «шестерка» не могла так просто проехать мимо гаишников. А ее не было.

Петухов заинтересовался.

— Да, это верно. Наумов, когда к вам поступил сигнал от дежурного?

— В двадцать один тридцать шесть.

— А ограбление произошло ровно в двадцать один тридцать. До любого выезда из города ехать минут десять-пятнадцать. Рейд у вас во сколько начался?

— В восемнадцать ноль-ноль. Все уже стояли на своих местах.

— Все патрули поняли проблему? Никто в это время фуры не потрошил?

Наумов обиделся.

— Обижаете, Василий Николаевич. Как получили информацию об ограблении, так останавливали не только «шестерки» зеленого цвета, а вообще все машины, выезжающие из города. Проверяли документы, открывали багажники. Вчера даже наркотики у одного из цыган в багажнике из-за этого нашли, тридцать грамм героина. Все было, как полагается в таких случаях.

— И ничего? — Переспросил Петухов.

— Никак нет. Никого похожего на бандитов, ни по составу, ни по приметам, ни по одежде не задержали.

Мазуров подвел итог.

— Вот видите! Наши они, здесь у них лежка, здесь!

Петухов согласился с Мазуровым.

— Слышали, Колодников? Я Ивану Михайловичу верю. Сколько раз уже так бывало, что Мазуров сразу нам говорил, как оно есть на самом деле. Так что отрабатывайте, Андрей Викторович, эту банду по полной форме: картотеку, информаторов, профилактику, все старых кадров. Работайте. Все свободны, а вы, Иван Михайлович, останьтесь еще на минутку.

Мазуров крикнул вслед Колодникова.

— Андрей, не уезжай никуда, дождись меня. Дело есть крайне важное.

Колодников начал жаловаться на жизнь Астафьеву и Зудову, когда они еще шли по коридору здания ГОВД.

— Нет, будто мы не работаем. Что мы, не знаем, что делать? Всех давно на уши подняли, и картотеку, и стукачей. Ну если нет ничего, никаких следов!? Если бы они грабили да сбывали что-нибудь, а то ведь берут одни деньги. Никто даже на виски или текилу не позарился.

Навстречу им попался участковый Фортуна. Колодников тут же прицепился к нему.

— О, Володя! Ты вчера проверил этого Шульгина?

Фортуна обиделся.

— Андрей Викторович, вы издеваетесь, что ли, надо мной?! Вы когда мне сказали про него? Вчера утром!

— Да и что? Ты что, за день не мог к нему зайти, узнать, где он, почему не ходит на проверку?

Фортуна взорвался.

— А когда мне это было делать?! Кто меня отправил в интернат в Садовку, проверить, чтобы на территории не было белены? А с чьей это было подачи? Вы сами сказали — пошлите Фортуну, ему все равно делать нечего.

Колодникова это не убедило.

— Все надо успевать, дорогой, все! Ты у нас участковый, а не президент компании «Мобил».

Тут в разговор вмешался Астафьев.

— Постойте, что еще за белена? Какая еще белена?

Колодникову пришлось его просветить.

— Обыкновенная — бе-ле-на. Растение такое есть, жутко ядовитое. В Торске дети в таком же интернате для не совсем нормальных нажрались плодов белены, их потом еле откачали в реанимации. Поэтому из области поступило распоряжение: милиции проверить территории интернатов и школ на наличие дикорастущих пасленовых и прочих ядовитых растений. При наличии таковых — уничтожить.

— Дурдом! — Признал Юрий.

Фортуна обрадовался новому союзнику.

— Вот и я говорю — дурдом! Вот только этим мы, участковые, еще не занимались. Траву мы только до этого еще не пололи вокруг школ!

— О, кстати, напомнил!

Колодников открыл папку, нашел и передал Фортуне бумагу с официальной шапкой в углу.

— Вот, возьми, ознакомь всех участковых нашего отделения. Новое распоряжение из УВД. В связи с предстоящим в нашей области саммитом восьми государств проверить всех владельцев огнестрельного оружия на предмет наличия и условий хранения. Это список охотников нашего района. Исполнение — к двадцать пятому июня.

На Фортуну было жалко глядеть.

— Час от часу не легче! Ну, Андрей Викторович!…

— Работай! Пошли, Юра, — Колодников повлек за собой Астафьева, но напоследок крикнул Фортуне. — И не забудь про этого Шульгина!

— А что это за Шульгин? Чем он прославился? — Поинтересовался Астафьев уже на улице.

— Да, зэчара один, мелкий хулиган. Откинулся два месяца назад условно-досрочно, а на регистрацию не ходит. Надо мозги ему вправить, чтобы не забывал отмечаться. Где там Михалыч-то? Что ему надо было? У меня сегодня времени в обрез. Что они там с Петуховым, целуются, что ли?

Как раз в эту секунду из здания вышел озабоченный Мазуров, за ним шел не менее озабоченный Фортуна.

— Ну, поехали, — скомандовал Мазуров. Сзади к нему смешной рысью подбежал Фортуна.

— Вы куда сейчас едете, Иван Михайлович, не в отдел?

— Нет, на Володарку.

— О, хорошо-то как! Возьмите и меня, я хоть по пути к этому Шульгину зайду. Вам как раз по пути, на Рабочей меня высадите.

— Поехали, — Мазуров махнул Колодникову. — И ты тоже, Андрей, садись.

— Зачем? Я сейчас на своей, косаревской дежурке…

— Поехали-поехали, нечего две машины гонять, а тебе интересно будет.

— Ну, ладно. Только у меня времени мало.

— Успеем. Тут недалеко.

Все погрузились в один Уазик, машина тронулась. Колодников продолжал недоумевать.

— Так куда мы едем? По делу или так?

— Ага, по бабам поехали с утра пораньше, — обрадовал его Мазуров. — Юрка тут вчера в бумагах на Касатика одну штуку высмотрел, надо ее проверить.

Он обернулся к Астафьеву.

— Ты в ГАИ номер то его узнал?

— Да, и госномер и номер рамы, все как полагается.

Через несколько минут Уазик притормозил около старой двухэтажки, куда надо было Фортуне. Машина поехала дальше и вскоре остановилась около того самого гаража, где вчера они нашли Николая Никифорова. Астафьев открыл ворота ключами, распахнул двери пошире, все прошли вовнутрь, и стали рассматривать стоящий в самом центре гаража мотоцикл. Юрий выступил в роли экскурсовода.

— Вот, я вчера вечером читал описание мотоцикла Касатика и вспомнил что видел уже вот этого оленя, — он кивает на приделанную на переднем крыле мотоцикла статуэтку оленя от ГАЗ-21. — Нечасто такое встретишь.

— А номер как? — Спросил Колодников. — Тот самый?

Астафьев полез в папку, прочитал бумагу и утвердительно кивнул головой.

— Номер тот самый, — Юрий наклонился к мотоциклу. — Где тут у него номер рамы-то выбит?

— Эх, салага! Не гонял ты видно, в детстве на списанных мотоциклах. Вот, — Колодников показал пальцем в нужное место, — читай!

Астафьев сверяет номер на раме и в бумаге и утвердительно кивнул головой.

— Он! Это тот самый мотоцикл, на котором Касатик и Колян уехали в луга и не вернулись.

Колодников посмотрел на часы.

— Ну что ж, значит надо снова поговорить с Колей Никифоровым. Юрий, там сегодня Ольга должна допрашивать этого Никифорова. Мне некогда, сейчас в одиннадцать нас снова всех Петухов собирает. Съезди, объясни ей ситуацию с мотоциклом, пусть поспрашивает и про него. Только осторожно, если это он пристукнул Касатика, то пойдет в полную несознанку по всем вопросам. Откажется тогда и от своих прежних показаний по Васильевой.

— Хорошо, сделаем.

На обратном пути они увидели идущего с ними в одном направлении Фортуну.

— Ну-ка притормози, — попросил Мазуров водителя. — Володя, ты не в отдел идешь?

— Так точно.

— Садись, подвезем.

Фортуна обрадовался так, словно второй раз за день нашел кошелек с деньгами.

— Вот мне сегодня везет, а! Уже два раза подвезли! А то бывает, топаешь, топаешь целую неделю, и хоть бы кто на машине подкинул.

— Ну, что там у тебя с этим Шульгиным? — Спросил Колодников.

— Плохо, Андрей Викторович. Соседи говорят уже с месяц как нету его. С работы за ним приходили, искали — бесполезно.

Мазуров неприятно поразился.

— Месяц? Это точно?

Фортуна подтвердил.

— Приблизительно месяц.

— И соседи до этих пор не заявляли о пропаже? Странно.

— Да что вы! Они там живут две семьи в трехкомнатной квартире, сосед этот, Шульгин, парень беспокойный, по пьянке гонял их не раз, так что они сейчас отдыхают от такой радости. Для них этот месяц — как отпуск на Богамах. Они бы и год молчали, только бы его никто не искал и его не было.

— Хреново, — подвел итог Мазуров.

— Почему хреново? — Не понял Фортуна. Мазуров пояснил.

— Потому что если твой Шульгин пропал, то искать его будем мы с Юркой.

— Высадите меня рядом с прокуратурой, — попросил Астафьев. — Я часов до двух там буду, раньше не освобожусь.

— Да ладно! Так и скажи, что с Ольгой хочешь побольше побыть! — Поддел Колодников, и они поехали дальше. Мазуров поставил себе задачу сам:

— Так, а мне тогда значит, надо порасспрашивать про мотоцикл близнецов. Не может быть, чтобы они ничего про него не знали.

Глава 7

Кабинет для допросов в здании изолятора временного содержания соорудили не очень большой, так что они сидели как в хорошей компании за одним праздничным столом: следователь прокуратуры Ольга Малиновская, напротив Николай Никифоров, с торца наблюдал за допросом Юрий Астафьев.

— Да не верю я в эту вашу судебную справедливость! — Никифоров даже вспотел от злости, по лбу его тек пот. — Отца моего этот козел Виталик убил, и еще так сделал, что будто отец мой на него напал! Отец, от которого там одна кожа да кости осталась! И этот… бугай каратист! Я сейчас жалею только об одном: что я тетю Аню сдуру запорол, а не этого козла Синицина. С него надо было начинать! Его грохнуть надо было, его, и ту суку в черной мантии, что его оправдала. Вот в кого нож надо было втыкать, а лучше бы из автомата положить обоих!

— Так вы не признаете себя виновным в убийстве Анны Васильевой? — Спросила Малиновская. Астафьев невольно залюбовался ей. Ольга, вот такая, строгая, была чудо как хороша! Черные волосы, темные глаза, такие контрастные с белой кожей. С недавних пор и Ольга начала проявлять интерес к молодому оперу.

Никифорова словно потушили.

— Почему, признаю, куда деваться. Раз сделал, то буду отвечать. Давайте вашу бумагу. Где там надо подписывать?

Он везде расписался, отдал бумагу обратно. Малиновская, рассмотрев подписанную Николаем бумагу, кивнула головой, и сложила ее в папку. Потом она посмотрела на Астафьева, и чуть кивнула головой.

— Так, это очень хорошо, что вы сразу признали свою вину, это вам зачтется, — начал Астафьев. — Теперь другой вопрос, не имеющий к этому делу отношения, но весьма важный для другого дела. Откуда у вас в гараже появился мотоцикл "Иж"-"Планета" 5 с госномером УНС 10–64?

Никифоров ответил просто, без напряга.

— Нашел.

Такого ответа не ожидали ни Юрий, ни Ольга.

— Как это — нашел? — Спросил Астафьев. — Как монету, как кошелек нашел?

Николай кивнул головой.

— Да, примерно так и нашел. В Лугах я нашел этот мотоцикл. Поехали на рыбалку с братовьями недели три назад, смотрим — мотоцикл стоит. Видно, что мужик с дороги съехал, но не спрятал. Через два дня едем обратно — он все стоит. В бак заглянули — бензин есть, завели — тачка на ходу. Посигналили — никто не отзывается. На всякий случай оттащили его в сторону, закидали камышами. Через неделю снова на рыбалку поехали — он все стоит. Мы подумали, может, водила утонул, или, там, угнали его. Тогда мы его и забрали. Чего добру пропадать, ржаветь там.

Астафьев в эту версию не поверил.

— Забрали! Молодцы. Слово-то нашел, какое интересное. Вы же его спрятали, вот его хозяин и не нашел.

Никифоров отмахнулся.

— Да нет, тот, кто его там оставил, он бы его нашел. Мы у своих рыбаков да охотников в лугах не шакалим, там за такие дела голову оторвут, и хрен кто твой труп потом найдет. Мы его в двух метрах от дороги камышами нарезанными прикрыли. Потом пригнали домой. Что с ним делать? У нас же самих три мотоцикла, куда нам еще четвертый? Я хотел его на запчасти разобрать, уже цилиндр свинтил, коробкой занялся, а тут с теткой эта байда случилась. Те мотики, что на ходу, в старом гараже остались, не подступиться. Давай я его по новой собирать, хотел на нем в Луга рвануть, да не успел. А что, этот байк в угоне?

Астафьев просветил невольного свидетеля.

— Да нет, не в угоне. Хозяин его "в угоне". Пропал в Лугах примерно в то же самое время, как вы нашли его мотоцикл.

У Никифорова как-то сразу изменилось выражение лица.

— Ах, вот оно что…

— Вы можете нам показать то место, где нашли мотоцикл? — Спросил Юрий.

— Конечно. Это чуть левей Гнилого, ближе к Россоши. Там дорога очень плохая, городские туда даже на внедорожниках не суются. Там можно или на мотоцикле одиночке проехать, или на «Ниве». А после дождя там и на Уазике не проедешь. Так что не каждый туда сунется, да и не все про ту дорогу знают.

— А вы на чем туда ездили?

— На мотоциклах. Я же говорю, у нас три «Ижа», один с люлькой, два так. Это в лугах лучше всего.

Астафьев записал все сказанное Николаем, дал ему подписать и кивнул Ольге.

— Ну мне все понятно. Можно его уводить.

Вечером все снова собрались в отделении милиции. Прежде всего отчитался о своих успехах Астафьев, а потом уже и Мазуров.

— Ну что ж, близнецы слово в слово подтвердили версию братика Николая. Ездили они в луга, нашли этот мотоцикл, долго ждали, потом привели в гараж, чтобы разобрать.

Колодников был настроен к показаниям братьев скептично.

— А не проще предположить, что они просто кокнули Коляна и Касатика и забрали у них мотоцикл? А чтобы подстраховаться, заранее придумали эту сказочку о находке?

Астафьев не разделял его точку зрения.

— Вряд ли. Коля был слишком безмятежен, когда рассказывал про этот мотоцикл. Он так удивился, когда узнал, что хозяин его пропал без вести.

Мазуров с ним согласился:

— Да, братья тоже никак не взволновались. Они думали, что кто-то его угнал да бросил там. Вот они его ночью и пригнали обратно в Кривов.

Колодников был разочарован.

— Да это было бы слишком как-то просто. Брали за одно — а получили два раскрытых дела. Такое везение редко когда подваливает.

Колодников размышлял недолго.

— Я думаю, надо сделать так — вывезти близнецов, чтобы они показали то место. А потом отдельно привезти туда же Николая.

— Виртуальная очная ставка? — Спросил продвинутый по части интернета Зудов.

— Что-то вроде этого. Завтра их и вывозите. Кажется мне, что от этого много зависит.

— Да не тебе одному так кажется, — согласился Мазуров.

Глава 8

Этой же ночью, в круглосуточном алкогольном магазине «Горилка» стояла томительная ночная скука. Две продавщицы и охранник, позевывая, лениво переговаривались между собой.

— Не нравится мне эта твоя Максим, — заявила сидевшая за кассой женщина. — Знаешь, анекдот такой есть. "Как вам Максим?" "Вы про пулемет? Исключительно хорошая штука!". А тебе она нравится потому, что сиськами любит трясти.

— Нет, поет она хорошо, а насчет сисек, так это больше к «Виагре». Там такого добра…

В этот момент с улицы послышался привычный звук двигателя подъезжающей машины, скрипнули тормоза. А через пару секунд в магазин ворвались трое в камуфляже и черных масках, у всех в руках были пистолеты. Прежде всего один из налетчиков оттолкнул охранника от того места, где за прилавком была пристроена тревожная кнопка.

— Лежать! На пол всем! — Скомандовал он охраннику и второй продавщице. Оба просто рухнули на пол. В это время второй налетчик подскочил к кассирше.

— Кассу открывай, быстро!

Кассирша трясущимися руками попыталась открыть кассу, но у ней это не получилось. Третий из налетчиков пристроился у входа, в углу, держа на прицеле всех троих. Второй из налетчиков снова начал кричать на почти обезумевшую кассиршу.

— Открывай кассу, дура!

Та наконец открыла кассу, налетчик, перегнувшись, выдернул ее из гнезда. Когда он начал затискивать лоток в красную сумку, его напарник сделал роковой шаг. Он отвернул дуло пистолета от головы лежащего охранника, сделал шаг в сторону и протянул руку к полке с фирменным коньяком. В это время лежащий на полу охранник неожиданно ловко крутанул на полу дзюдоистскую «вертушку» и подсек ноги налетчика, так что тот задом полетел на пол, свалив с грохотом всю полку с коньячными изделиями. Охранник вскочил, ударом ноги отбросил выроненный налетчиком пистолет в сторону. После этого он бросился на второго налетчика, с лотком. Тот, вместо того, чтобы стрелять, неожиданно побежал, охранник за ним.

— Стоять! — Закричал он уже радостно.

И тут прозвучал выстрел. Это выстрелил третий налетчик, от двери. Пуля буквально с двух метров попала охраннику в голову, и он упал назад, с грохотом снеся небольшой стеллаж с пивными банками. Между тем налетчик с сумкой уже выскочил на улицу. Поднялся с пола и бросился к выходу первый налетчик. Последним из магазина спокойно вышел низкорослый бандит. Все это сопровождалось визгом и криком продавщиц.

Колодников и Сивцов рассматривали тело лежащего охранника.

— Так он, говорите, был из дзюдоистов? — Переспросил Андрей.

Сивцов со вздохом подтвердил.

— Да, чуть ли не мастер спорта. Он когда устраивался, какие-то корочки мне приносил, грамоты, фотографии.

Колодников скривился.

— Да, поменьше бы нам таких героев. Взяли бы они кассу, ушли тихо. А так мокруха, совершенно другая статья, да еще в конце месяца!

К ним подошел Николай Сычев, кончиками пальцев он держал за ствол пистолет.

— Это пистолет, что выронил любитель коньячка.

— Ну и что? — Спросил Колодников.

— На самом деле это игрушка. Судя по тому, что не стрелял и второй налетчик, у него тоже было что-то похожее.

Колодникова это мало утешило.

— Но зато у третьего точно уже был боевой пистолет. И он выстрелил.

Сычев подтвердил.

— Да, это был «Макаров». Гильза от него.

Тут вошел Зудов.

— Андрей, там, у соседнего банка стоят видеокамеры. Так вот, в поле их обзора, похоже, попала машина налетчиков.

Колодников оживляется.

— О, это уже интересно! Пошли!

Через несколько минут они были уже в банке, просматривая запись на мониторе компьютера. Усатый охранник прокрутил им запись несколько раз.

— Вот, это они проехали туда. А это оттуда. А теперь еще раз.

— Потише сделай, — попросил Колодников.

— Нет проблем.

— Спешили, — заметил Зудов.

— Да. Вон, даже двери на ходу закрывали. Один чуть не вывалился. Останови! А это что у них там такое в салоне? — Спросил Колодников.

— Похоже на удочки, — подсказал охранник.

— Точно, удочки! — Подтвердил Зудов. Колодников был удивлен.

— Однако! Порыбачили — пограбили. Интересная развлекательная программа у людей. Спасибо большое, брат. Спишете нам все на диск?

— Конечно. Ради этого свой диск отдам, тут у меня разная фигня. Клипы, прикольное видео. Ну и еще кое-что… Для души.

Колодников улыбнулся, догадываясь, какая запись может быть на этом диске.

— Спасибо, брат.

— Не за что.

Они вышли из банка, Колодников тут же закурил. Зудов же, наблюдая за действиями криминалистов, пытающихся с помощью фонаря найти что-то на асфальте, спросил:

— Ну и что они теперь будут делать? У них же явный прокол. Лягут они на дно или нет?

— Лягут или не лягут — это еще вопрос. А вот то, что Петухов нам завтра вставит — это и к бабке не ходи.

Действительно, на следующее утро Петухов им всем «вставил» в зависимости от их провинности. Даже тон его начальной речи не предвещал ничего хорошего:

— Ну что, дождались, орелики? Теперь уже от этих «Горынычей» трупы пошли! Колодников, что молчишь?

— А что я?

— Это твоя вина, что они еще гуляют на свободе. Да еще обнаглели, стрельбу открыли.

— Ну насчет стрельбы это сам охранник виноват. Никто его не просил геройство проявлять. Зато сейчас мы имеем две цифры из номера машины, и одну букву. 16 и «о».

Это немного настроило Петухова на деловой лад.

— Проверяете?

— Да, конечно. И еще. Похоже, что они действительно местные.

— Так, а это ты с чего взял?

— На записи хорошо видно, что у них удочки в салоне. Потом продавщица вспомнила, что от этой самой красной сумки сильно рыбой пахло. С рыбалки парни ехали, решили немного денег стрельнуть. Ну и стрельнули.

— А виноваты в этом все-таки мы, — настаивал Петухов. — Плохо работали, не взяли их раньше!

В это же самое время в частном доме на окраине Кривова шел не менее неприятный "разбор полетов". Шило — высокий, коренастый человек лет тридцати пяти со шкиперской бородкой и глубокими залысинами, возбужденно ходил по комнате, руки его при этом по привычке были заложены назад.

— Нет, вы совсем что ли, охренели!? — Шипел он на ходу. — Я вам сказал сидеть тихо! Какого хрена вы поперлись на дело, у вас что, бабки кончились? Я вам что, мало копья оставил?

Ваза, молодой парень с удлиненным лицом и несколько глуповатой улыбкой, тут же поспешил перевести стрелки.

— Да это все Коник, Михалыч! Ехали с Лугов, с рыбалки, а он говорит: "Давай еще одну «Горилку» возьмем, Михалычу приятно сделаем". Тут Малой, как нарочно, навстречу топает. Подобрали его, объяснили все. Он одобрил. Вообще весело стало. Ну вот мы и взяли ее.

Шило на ходу, словно мимоходом ударил по лицу Конька. У того сразу из носа потекла кровь. При высоком росте парень казался чересчур изможденным, при этом слегка сутулился, словно у него на спине рос горб. А сивые волосы и белесые брови делали его лицо совсем невзрачным.

— И не говори, что не заслужил! Согласен?! — Спросил его Шило.

— Да это Малой все, — попробовал перевести стрелки и Коник. — Он нам сказал что можно.

— Ну, с ним я сам разберусь, не бойтесь. Вам-то, придуркам, все ясно?!

Коник, зажимая нос, согласно кивнул головой. Ваза довольно оскалился, но тут же сам получил по морде от Шило.

— Так, ну у Коника кроме ширева и бухла, в голове ничего нет, но ты то чем думал, водила!? Ты даже номера на тачке не сменил, мудак!

— Так темно же было! Кто там чего запомнил!?

— Темно! Какой-нибудь придурок запомнит номер, и все! Жди гостей. Ой, придурки! И еще, Ваза, ты почему руль бросил и пошел на дело с газовой пукалкой?

Ваза все еще держался за лицо, и тон его ответа напоминал обиженного первоклашку, которому учительница задала задачку для десятого класса.

— Да перепутал я! Они же так похожи. Я нажимать, а он не стреляет. Я бежать. А там еще и предохранитель оказался.

— Один вместо того, чтобы дело делать, коньяк выбирать начал подороже. Второй на скачок с газовой пукалкой пошел, да еще и с предохранителя ее не снял. Скажите спасибо Малому, что он один из вас трезвый был. Повязал бы вас этот охранник, сейчас бы оба пели песни на шконках!

В этот момент его мобильник коротко пискнул, показывая, что пришла эсэмэска. Шило быстро пролистал длинную запись, хмыкнул. Он еще прошелся пару раз по комнате, потом решился.

— Ладно. Надо первым делом избавиться от машины. Кто будет спрашивать — давно сломалась, сдали ее на металлолом. Этим займусь я сам, ключи мне отдай, Ваза. Пушки, маски — где это всё?

— Все в багажнике. Только Малой ту засвеченную пушку забрал себе.

Шило поморщился, но ничего не сказал, взял ключи, уже развернулся, чтобы идти к выходу.

— А нам это, что делать? — Спросил Ваза.

— А вы сидите по домам и сидите там тихо-тихо! Можешь соседке помочь огород вспахать, в церковь сходить грехи замоли. Но только чтобы тихо, ни слова, ни звука про наши дела! Я наш паршивый городок хорошо знаю. Один только рот откроет — все! Через пару дней все будут знать. Ша! Легли — умерли!

Глава 9

На следующее утро Мазуров и Астафьев вышли из здания третьего отделения милиции, и направились к своему неизменному Уазику. В это время из подъехавшей машины их окликнул Колодников.

— Эй, бойцы, вы куда это?

— Как куда? Работать, — резонно ответил Мазуров.

— Иван Михалыч, кажется, мы еще не обсудили план работы на сегодня. И куда вы после этого отправились?

Тон Колодникова был достаточно язвителен. Ответ Мазурова был не менее язвителен.

— Ну если у тебя нет плана, то это твои проблемы, Андрей Викторович. А у нас все спланировано заранее. Вон, видишь, — он кивнул головой на Уазик, — там уже люди ждут меня.

Из заднего зарешеченного окошка Уазика на них смотрел изрядно заросший щетиной Николай Никифоров.

— И куда это вы собрались? — Все не понимал Колодников.

Мазурова прорвало.

— Ты забыл что ли, уже, Андрей?! В Луга мы собрались, в Луга! Вчера же еще с тобой договаривались, я конвойную службу поднапряг, они его привезли, все как полагается. Никифорова сегодня везем на то место, где он обнаружил мотоцикл Касатика.

Колодников, наконец-то, вспомнил.

— Ах, да! Черт, а я рассчитывал тебя тут занять. Ты и Юрку хочешь с собой забрать?

— Ну да, а как же я без него то?

— Перебьешься. Что ты его с собой все время таскаешь? Пусть сам работает!

— Нет, а кто мне говорил еще неделю назад — учи, Иван Михайлович, сменщика. Не дай боже, что с тобой случится.

— Ладно, мало ли что я не говорил сгоряча. Один съездишь, тем более с тобой вон сколько конвоиров. Забираю я у тебя его. Пошли Юрий.

Астафьев развел руки.

— Извините, Иван Михайлович.

Мазуров удрученно вздохнул.

— Совсем старость у нас в стране не уважают. Нет, пора на пенсию. Никакого к тебе нет почтения, Мазуров. Никому ты уже не нужен.

Он уселся в Уазик.

— Поехали, Николай. Хоть на природе, может быть, развеемся.

Свою работу Мазуров и его "сборная команда" закончили уже ближе к обеду. Солнце в этот день палило как никогда, и наличие рядом воды, камышей, запаха тины больше тянуло к отдыху, чем к работе. Но Мазуров был, как всегда, хоть и весь потный, но серьезный и сосредоточенный.

— Значит, мотоцикл стоял здесь? — Спросил он, рассматривая участок донельзя разбитой и явно давно заброшенной дороги.

Никифоров подтвердил.

— Да, тут дорога раздваивается, здесь колею пробили так, что даже на танке не проедешь, забросили, увели ее в сторону. А эта осталась, но тут никто уже давно не ездил.

Никифоров был прикован наручниками к одному из милиционеров. Мазуров же все пытался найти в этом что-то особенное.

— То есть, с той дороги этот участок не виден совсем?

— Нет.

Мазуров удовлетворенно кивнул головой, начал записывать показания Николая, положив бумагу на неизменную папку. Никифоров же блаженно щурился на июньское солнце, жадно вдыхал невероятный воздух заливных лугов.

— А что, хозяина мотоцикла убили? — Спросил он.

Мазуров ответил, не поднимая голову от бумаги:

— Не знаем еще пока, пропал он. Он и еще один его друг.

— Двое, значит. Их тоже на меня вешать будете?

Тут Мазуров уже не выдержал.

— Запомните, молодой человек, в милиции никому ничего не вешают, а ищут подозреваемых и находят доказательную базу.

Он снова начал писать, а Никифоров, чуть помолчав, попросил:

— В кусты бы мне сходить по нужде.

— По серьезному? — Поинтересовался Мазуров, не отрываясь от бумаги.

— Очень по серьезному. Что они только там кладут в эту баланду в ИВС. Несет третий день. До города точно не дотерплю.

Мазуров тогда кивнул конвоиру.

— Ну, ладно, своди его, только не отцепляй. Пусть одной рукой как-нибудь управляется. Лопухов там нарвите по дороге. Так, а мы пока поищем тут, по округе. Пошли.

— Что именно искать? — Спросил второй конвоир.

— Что-нибудь. Тела, захоронение, следы стоянки. Что-нибудь, что осталось от Касатика и его друга. Ты туда иди, я сюда. Николай, ты тоже не прохлаждайся, а сходи вон туда. Где-то они тут должны быть рядом, не могли они далеко уехать.

Все три группы разошлись в разные стороны, около машины остался только блажено щурившийся на солнце водитель Николай. Он пока не спешил исполнять приказание опера.

Пока Мазуров и второй конвоир штурмовали заросли, в это время за кустами разворачивались крайне неожиданные события. Никифоров вроде бы приготовился снимать штаны. Конвоира предстоящее действие не сильно интересовало, но тут Николай внес неожиданную поправку в ровный ход событий. Он развернулся и со всей силы ударил своего конвоира кулаком в солнечное сплетение. Тот тут же «запозевал» ртом и опустился на землю. Никифоров лихорадочным движением содрал у того с пояса связку ключей, нашел там ключ от наручников, открыл их. Чуть отдышавшийся милиционер еще попытался ухватить убегающего за ноги, но тот со всей силы ударил его ногой по голове, так что милиционер отчаянно и болезненно вскрикнул. Когда Мазуров и остальные милиционеры прибежали ему на помощь, они увидели лежащего на земле конвоира, у которого из носа обильно текла кровь. А вдалеке, метрах в пятидесяти, шевелились кусты за убегающим Никифоровым.

— Стой, Никифоров! Куда, сволочь! — Скорее жалобно, чем грозно, закричал Мазуров. — Быстро за ним!

Второй конвоир и водитель кинулись вдогонку за беглецом, а Мазуров обратился к лежащему на земле неудачнику:

— Ты идиот, ты что, расковал его?!

— Да нет, не расковывал я его! — Жалобно запричитал конвоир. — Он мне в солнечное сплетение заехал, а потом ключ забрал и снял наручники.

— Вот балда!

Конвоир обиделся.

— Ага, знали бы вы, как было больно! Я его за ногу попытался ухватить, а он меня этой ногой по лицу двинул.

Мазуров отмахнулся:

— Да это я не про тебя, это я про себя! Должен же я был почувствовать, что он хочет ноги сделать! Дубина старая! Совсем нюх потерял! Нет, пора на пенсию.

В это время из кустов вываливаются оба запыхавшихся милиционера.

— Ушел!

— Оторвался метров на сто, а потом как сквозь землю провалился. Там камыши кругом, кусты, упади в них и хрен его найдешь.

Мазуров был вне себя от досады:

— Ах ты, черт! Представляю, как теперь все в отделе смеяться надо мной будут. Чтобы от Мазурова подозреваемый ушел — такого еще никогда не было! Вот стыдоба-то! Тьфу ты! Поехали!

Но тут на поляну неожиданно въехала еще одна машина, точно такой же Уазаик группы немедленного реагирования, и из него начали выходить хорошо известные ему людей: Ольга Малиновская, Астафьев, патологоанатом Гоблин и криминалист Сычев. Мазуров растерялся.

— О, вы что, уже все знаете? Откуда? — Спросил он.

— Вы про что, Иван Михайлович? — Весело ответил Астафьев. Не менее весела была и Ольга. Чувствовалось, что всю эту поездку Юрий развлекал байками свою красавицу из прокуратуры.

— Да Никифоров от нас только что сбежал, минут десять как деру дал. Вырубил конвоира и ноги сделал.

Астафьева эта новость скорее позабавила.

— А, вот оно что. Но мы не по этому поводу. Похоже, нашли тела Касатика и его друга.

Мазуров тут же забыл про свои неудачи.

— Где?!

Юрий достал бумагу, с нарисованными на ней примерными координатами местности.

— Как я понял, это метров пятьсот отсюда. Рыбак какой-то по мобильному позвонил. Он еще должны быть там.

— Поехали!

Мазуров обернулся к конвоирам.

— А вы оба ищите Никифорова!

Один из них попытался сопротивляться этой бесполезной работе.

— Да где тут его найдешь? Тут собак надо.

— Ищите, я сказал! Сами нюхайте, раз сами упустили. Собак им надо! Все. Обратно поедем, вас заберем.

Два Уазика с трудом пробирались по разбитой колее. Юрий уже начал сомневаться в точности нарисованного плана, но вскоре на дороге появилась фигура в камуфляже с накомарником на панаме. Человек активно размахивал руками, показывая, куда можно свернуть. Он был невысокого роста, лет шестидесяти, с лицом, набравшим загара на всю оставшуюся жизнь, сколько бы она ни продлилась.

Мазуров, выпрыгнув, тут же по-свойски подал рыбаку руку.

— О, Михаил Михалыч! Привет! Это ты, что ли, тут наших жмуриков нашел?

Тот засмеялся.

— А кто еще? Кому так может повести? Только бывшему менту.

Мазуров показал на рыбака, представил его:

— Знакомься, Юра, Ольга. Михаил Михайлович Воронцов, наш бывший участковый, капитан в отставке. И самый заядлый рыбак в городе.

— Ну ты это преувеличиваешь!

Было видно, что на самом деле Воронцов был польщен такой характеристикой. На этом реверансы кончились, началась рутинная работа.

— И где ты их нашел? — Спросил Мазуров.

— Да тут вон, левей, за теми кустами, метрах в десяти. Там заезд для машины с другой стороны, но я туда уже тропинку протоптал, так что вы можете и отсюда зайти.

На его отмашку отреагировал Гоблин и Сычев, за ними нехотя пошла Ольга. Они ушли, а остальные продолжили беседовать.

— Как это место называется? — Спросил Астафьев.

— Это? Россошь.

— Та самая Россошь? Много слышал про это место, но ни разу тут не был.

Мазуров удивился.

— Разве это Россошь? Но мы с Краюшкиным были совсем в другом месте?

— Да, эта протока и называется Россошь, она тут километра три идет, петлю делает, — Воронцов кивнул в сторону воды. — Это ее самый дальний кусок. Я давно тут не был, мотоцикл сломался, а на велосипеде сюда долго чалить. А тут я мотик наладил и первым делом сюда. Место уж очень хорошее, клеевое.

— Ну вот, будем знать куда приезжать, — пошутил Мазуров. — Как ты их нашел-то?

— Да что их искать то? Приехал еще затемно, удочки на зорьке закинул и чую: запашок трупный пахнул. Потом все затихло. А после рассвета ветерок подул, снова потянуло. К десяти утра ветер уж устойчиво дул. А какой кайф от рыбалки с таким ароматом? Я думал, может, собака какая тут сдохла? Пойду, думаю, в воду ее брошу, все хоть сомам да ракам пища. Пошел по ветру, камыши раздвинул, а там!…

Воронцов махнул рукой.

— Их там двое? — Спросил Юрий.

— Да. Лежат рядышком. Распухли, почернели! Потекли. Ой, как страшно!

— Юр, не хочешь сходить посмотреть? — Спросил Мазуров.

— Да нет, как-то нет особенного желания.

— Пора бы привыкать начинать. Ладно, я пойду, схожу, привычка такая дурная есть. Без меня все равно не оформят, протокол-то мне писать.

Мазуров направился к тропинке, а навстречу ему вышла Ольга, ей явно было дурно. Сделав извиняющееся движение руками, она бросилась в кусты. Судя по доносящимся оттуда звукам, следователя прокуратуры сильно рвало.

Астафьев двинулся, было, в сторону девушки, но потом остановился.

— Даже здесь запах, — сказал он, и озабочено понюхал ворот своей рубашки.

Воронцов охотно подтвердил.

— Запах этот теперь хрен чем отобьешь, только стирать все. Помню, мы как раз с Иваном Михайловичем, гараж как-то вскрывали на Силикатной площадке. Там мужик в «копейке» умер, а родня вся на юг уехала. Я даже фамилию его помню — Осипов. Так вот он там месяц в июне пролежал в закрытом гараже и в этой «копейке». Потом дочь пыталась ту машину продать — бесполезно! Один раз ее мужу даже морду за это набили. Они отдушкой какой-то трупный запах перебили, а он-то потом все равно проявляется. Раз ту «копейку» даже продали, а через неделю вернули машину, деньги забрали обратно, да еще и морду зятю начистили.

Из камышей выбрался сдирающий с рук перчатки Гоблин, за ним шел весьма кислый Мазуров.

— Ну этот что лежал лицом вниз — у него ножевое ранение в области сердца, — на ходу прояснял патологоанатом. — У второго я ничего такого не заметил, но сейчас там и не видно. Надо будет подробней исследовать уже в морге. Пойду, хоть продышусь немного.

Мазуров обернулся к курившему Воронцову.

— Дай сигарету.

— Вы же бросили курить на прошлой неделе? — Удивился Астафьев.

— Да бросил, а как тут не закурить? Хоть запах этот отбить. Нет, я протокол тут писать буду, там дышать нечем. Михаил, ты понятым будешь.

Бывший участковый не сопротивлялся.

— Да это ясно.

— Иван Михайлович, что там? — Спросил Астафьев. — Это действительно Касатик?

— Он. Даже я его узнал. А второй, похоже, этот самый Колян. У него на костяшках рук наколка еще проглядывает — «Коля». Вот только он лежал лицом вверх, там чайки глаза выклевали. И вообще… — Мазуров махнул рукой. — Черви там уже вовсю поработали.

Астафьев сморщился.

— Может, поедем отсюда?

Мазуров потрогал рукой район сердца.

— Ага, как тут уедешь? Я, правда, там осмотрел все, попросил, чтобы Сычев побольше фотографий сделал. Увезут тут их без нас, труповозка с пятнадцатисуточниками выехала. Вот они приедут, а мы тогда поедем.

Работа продолжалась еще битых два часа. Пришлось сходить к месту преступления и Астафьеву. Это загнало его в те же кусты, что и Ольгу. Малиновская так и просидела все оставшееся время около Уазика с бледным, каким-то затравленным лицом. Приехал еще один Уазик, «булка», с прицепом-труповозкой. Мазуров как раз кончил осмотр и попросил рыбака.

— Распишись-ка здесь, коллега. И вот здесь. Ну вот и все. Давай, Михал Михалыч. Удачного тебе клева.

— Да какой тут клев. Счас свернусь, да попробую до Качкары доехать. Там, говорят, карась хороший в этом году. Жалко, такое место испохабили! Эх, люди!

Астафьев и Мазуров направились к машине. Ольга открыла рот, чтобы сказать что-то, но потом изменилась в лице и побежала в кусты.

Мазуров сочувственно покачал головой.

— Эк ее скрутило то! Я тоже что-то плохо все это переносить начал. А ведь было время, мы вдвоем с Косаревым трое суток с двумя трупами в одном сильно натопленным доме протокол писали. Старею, что ли?

Они дождались Ольгу и тронулись с места. Вскоре их уазик подъехал к тому участку дороги, где от них сбежал Никифоров. Конвоиры, сняв рубашки, просто спали в тенечке. Мазурова это рассердило.

— Ну что, обормоты? Загораем? Не нашли беглеца?

— Да где ж его тут найдешь?

— Где найдешь! — Передразнил их старый опер. — Не найдешь никогда, если не ищешь. Ладно, собирайтесь, садитесь. В отделе от всех сразу по рапорту. Николай, — он обернулся к водителю, — от тебя — тоже рапорт.

— А я-то что?..

— И от тебя тоже! Ты теперь уже не просто водила, а свидетель… моего позора.

Они уже снова поехали, когда их догнал на мотоцикле Воронцов, начал сигналить, махать им рукой. Пришлось остановиться.

— Куда это вы собрались? — Спросил рыбак, ехидно посмеиваясь. — Эта дорога в Торск вас приведет, а не Кривов. Вы совсем в другую сторону едете.

И Мазуров и водитель удивились.

— Да? Странно. А куда нам теперь?

— Вам надо сейчас сдать назад метров триста, и там развилка будет, — посоветовал Воронцов. — Вот на левую дорогу и надо уходить.

— Спасибо, Михаил Михалыч, а то бы сейчас уехали к теще на блины. Удачного тебе клева.

— Спасибо!

Глава 10

В это же самое утро в Кривове Колодников и Зудов сидели в здании ГИБДД и внимательно смотрели на экран компьютера. Перед ним на стуле располагался начальник МРЭО капитан Николай Варламов.

— Ну вот, это все «шестерки» зеленого цвета, стоящие у нас на учете, — сказал Варламов. — Никого с цифрой 3 и буквами АИ тут нет и не было. Это мы уже давно выяснили. А вот «О» и 16 даже у четырех машин в разных комбинациях.

— Адресочки их владельцев нам срисуй, — попросил Колодников.

— Сейчас сделаем. — Варламов нажал на мышку, и через несколько секунд принтер выдал им листок бумаги. — Пожалуйста. И, как говорится — удачного лова.

Спустя два часа дежурная машина третьего отделения милиции заехала в один из пригородов Кривова, под названием Титовка. Машина остановилась около частного дома, из нее вышли невозмутимый Зудов и предельно мрачный Колодников.

— Если и здесь у нас будет облом, то я напьюсь с горя, — пообещал он Павлу. — Это у нас последний адрес.

— Ладно, не спеши раньше времени нас хоронить.

Павел постучал своей мощной рукой в калитку.

— Хозяева! Есть кто живой? — Крикнул он.

Вскоре дверь открылась, появился мужичок типично рабочей внешности, с бычком в углу губ, в засаленной кепке.

— Ну, чего надо? — Сказал он, вытирая ветошью руки.

— Милиция. Вы Сапожков?

— Ну я, а что?

— У вас имеется зеленая шестерка с госномером 162 АОА? — Без особой надежды спросил Колодников.

— Нет, нету её.

Колодников сплюнул с досады.

— Что, разобрали на запчасти? — спросил, на всякий случай Зудов.

— Да нет, я ее по доверенности продал тут одному кенту. А что случилось то?

— Давно продали? — Заинтересовался Колодников.

— Да с полгода как, зимой. А что случилось то? — Снова повторил он.

Версию легенды опера отработали давно.

— Мы похожую машину ищем. Человека сбили три дня назад на такой же вот машине.

Сапожков с видимым облегчением засмеялся.

— А нет, я от нее давно избавился. Этого парня теперь проверяйте.

— А кто он, где живет? Как фамилия?

— Да, я разве упомню, как его фамилия. А живет он тут у нас, в Титовке, зовут Витькой. Номер дома не помню, а так показать могу.

— Покажите, поехали.

Сапожков глянул на свои замасленные руки.

— Эх, не вовремя. Отмываться надо.

— Ладно, вытрите их, да и все. Мы вас отвезем и привезем.

Вскоре их машина подъехала к еще одному частному дому. На стук в калитку вышел Ваза. Ментов он узнал сразу, хотя никто из незваных гостей не был в форме.

— Что такое? Что надо милиции?

— Вы купили у этого гражданина машину? — Спросил Колодников, кивая на Сапожкова. Тот тут же дал понять, что знаком с новым владельцем машины.

— Привет, Витек.

Ваза так же протянул руку старому знакомому.

— А, привет, дядя Коля. Да, купил я его машину, зимой еще.

— Где она? Покажите?

— Да сломалась она давно. Я и не недели не проездил, как движок у ней накрылся.

Милиционеры еще обдумывали эту информацию, когда неожиданно взорвался прежний владелец машины.

— Чё ты гонишь, паря?! Я тебя на ней с месяц назад видел. Как у ней мог двигатель накрыться, когда я его перед этим своими руками перебрал? Он у меня работал как часы.

Ваза не мог на это не ответить.

— Часы! — Передразнил он Сапожкова. — То-то я думаю, чего движок так быстро застучал! А ты его перебрал, да? А говорил, что родной, без капиталки! Знал бы, что ты в него лазил — ни за что не брал бы тачку!

Сапожков был сражен наповал.

— Ты чего гонишь-то, балаболка!? Да я же тебе говорил про это, что перебрал движок! Ты еще порадовался: "Хорошо, не надо ремонтировать" — сам ведь это мне говорил.

Колодников прервал эту перепалку.

— Ладно, хватит вам! — Он обернулся к Вазе. — Где машина, показывай? На похожей машине три дня назад сбили пешехода на Вокзальной улице.

Ваза был непреклонен.

— Нет ее, в металлолом сдал. Можете зайти, проверить, — он отстранился, словно приглашая зайти милиционеров во двор. Даже отсюда был виден пустой, с открытыми воротами, гараж. — Номера могу отдать, хоть сейчас.

— Нам они на фиг не нужны, принесешь завтра в ГИБДД вместе с документами. Не принесешь — хуже будет. Ясно!? — Спросил Колодников

— Ладно, принесу. Мне они тоже нахрен не нужны.

— Только точно принеси! — Попросил Зудов. — А то…

— Да принесу я! Завтра с утра как штык буду.

Милиционеры погрузились в Уазаик и уехали. Когда до нельзя расстроенный Сапожков покинул их машину перед своим домом, Колодников спросил его:

— Слушайте, Николай, а вы, в самом деле, видели этого Витю недавно на своей машине?

Тот взорвался.

— Нет, я что, слепой, что ли уже!? Я эту «шаху» брал с завода, я и стукал ее два раза, и рихтовал, и красил ее сам, и вообще полностью ремонтировал. Я там каждый сантиметр знаю, хоть снаружи, хоть изнутри! Видел я ее на Запорожской, перед ЦУМом она стояла. Еще порадовался — жива старушка.

— Врет, значит, Витек, — подвел итог Зудов.

— Врет! Козлище! — Сапожков никак не мог успокоиться. — Я плохо перебрал движок! Да я их перебрал в своей жизни больше, чем он баб щупал! Я же еще с горбатого «Запорожца» начинал их перебирать! Сволочь!

Сапожков махнул рукой и ушел в дом. Колодников и Зудов переглянулись.

— Не нравится мне этот Витек, — подвел итог Колодников. — Судя по наколкам на пальцах, он наш постоянный клиент.

— Мне тоже он не понравился. Что-то не клеятся у них обе версии.

— Сейчас поедем в отдел, ты пробей этого Витька по картотеке. А я пока попрошу Фортуну связаться с участковым этого района, побольше надо узнать про этого деятеля.

Впрочем, им не пришлось долго наводить справки. Только они свернули за угол, как увидели весьма знакомого человека. Мелкий жулик, воришка и скандалист Николай Афонькин, изрядно потея в жаркую погоду, тащил на плече явно очень тяжелый мешок.

Колодников тут же попросил водителя:

— Ну-ка, Миша, тормозни машину возле этого кента.

Когда машина поравнялась с Афонькиным и остановилась, Колодников выскочил из Уазика, и, широко улыбаясь, раскинул руки, словно собирался обнять лучшего друга.

— Оба-на! Афонькин! Какая встреча! Опять что-то стырил?! Ну ты просто у нас передовик производства уголовных нарушений. Что там своровал? Показывай.

Афонькин с металлическим грохотом опустил мешок на землю и явно изменился в лице.

— А… Андрей Викторович, вы, что это тут делаете, в нашем районе? У вас же другой район?

— Да, другой, но вот соседи попросили помочь, сами не справляются. Разрабатываем особо важного преступника Николая Афонькина. Жалобы на него идут от всех соседей. Пьянствует, ворует, устраивает дебоши. Своей гармошкой не дает никому покоя. Ну, показывай, орел, что стырил на этот раз.

— Да Андрей Викторович, товарищ майор! Это не считается, что я это украл, это само валялось, там…

— Ты показывай, показывай, не стесняйся. Развязывай мешок.

Афонькин нехотя развязывает мешок, опера заглянули туда и радостно «загудели».

— О-о-о! Афонькин, попал ты! Рамки из алюминия с цеха лицевого кирпича.

— Да-а-а! Хищение цветного металла в особо крупных размерах.

Афонькин даже засмеялся.

— Да какие же это крупные размеры!? Тут же килограммов десять всего!

— Не понимаешь, ты, Коля, политику партии и правительства, — рассудительно начал Колодников. — Директор силикатного завода, Андрющенко, недавно лично просил меня поймать хоть пару несунов цветмета, чтобы взыскать с них ущерб, что они нанесли заводу за последние пять лет. Ты сам знаешь, что без этих рамок производство лицевого кирпича просто невозможно! А вы их тырите при каждом удобном случае.

Зудов был не столь категоричен.

— За пять лет? Да ладно тебе, Андрей, там немного будет! Ну на полмиллиона наших, деревянных, не больше!

— Да мелочи! — Подтвердил Колодников. — Афонькин за раз за всех как раз и расплатится!

— Ага, дом продаст и долг окупит.

— Да у него и так денег как грязи. Матрас распорет, доллары достанет.

— А евро у него в подушке зашиты. Это все знают.

Афонькин не снес такого издевательства.

— Андрей Викторович, да вы что!? Я же эти рамки, в старом отвале нашел, еле выковырял их из земли, они уже сломаны были! Их туда еще при социализме начали выбрасывать! Они вот, посмотрите, они же все в земле!

Он пошире открыл горловину мешка, но Колодников только отмахнулся от него.

— Да знаем мы эту уловку, Коля, что ты нам впариваешь? Технология известная: ломают рамки, в грязи вываляют, а потом говорят, что так и было. Не надо, Коля, нам мозги компостировать, поехали на завод. Андрющенко тебя там уже с оркестром ждет.

Афонькин неожиданно кидается перед ментами на колени.

— Андрей Викторович, Павел Матвеевич, ради бога — не сдавайте меня Андрющенко! Это же такой… козел! У меня с ним давние счеты. Еще с тех времен, как я там работал. Он же садист, он же… он же… он же еще меня работать заставит.

— А тебе полезно поработать, Коля! Забыл, поди, что такое уж работать. Ты кто по профессии-то?

— Электрик я. Четвертого разряда!

— О! — Колодников безнадежно махнул рукой. — Все знакомые мне электрики были пьяницами и лентяями. Стой, Паш, а ты у нас не из электриков в милицию пришел? Я тебя случайно не обидел?

Зудов отрицательно качнул своей монументальной головой.

— Нет, я на гражданке фотопленку делал.

— А, ну тогда все верно. Только из электриков и могут выходить такие отвратительные типы, как ты, Афонькин. От тебя же вся Титовка стонет!

Афонькин взмолился.

— Андрей Викторович! Как она может стонать? Я же тут родился, тут моя родина! Я тут каждый дом знаю, каждого человечка. Все же со мной здороваются, когда мимо проходят.

Как раз в это время по другой стороне улицы остановилась пожилая грузная женщина. Она поставила на пол тяжелые сумки и закричала через дорогу:

— Ну, что, Афонькин, накрыли тебя, наконец-то, с поличным, ворюга! Вы его посадите, товарищи милиционеры, да побольше срок ему дайте. Чтоб он издох там, в зоне! Ворюга!

Такого Афонькин спустить не мог. Он тут же закричал в ответ, переходя временами на визг.

— А сама-то ты кто!? Всю жизнь в магазине проработала, на копейки рабочие, что сдачи не додавала, домину себе отгрохала! Машины меняла каждый год, воровка старая!

— Ты свои копейки считай, а не лезь в чужой карман! Урод ты недоделанный, что б ты издох в зоне, урод! Скотина!

— Сама такая! Иди отсюда! Дай с людьми поговорить!

Женщина подобрала свои сумки и пошла дальше, продолжая ругаться вполголоса.

Колодников иронично спросил:

— Здороваются, говоришь? Оно и видно. Только еще не целуются.

— Взасос, — добавил Зудов.

На это Афонькин нашел свое оправдание.

— Да это ж Макарцева, Валька! Она на меня давно зуб точит за то, что я в свое время на ее дочке не женился. А чо на ней жениться, она страшнее Хиросимы. Я же тут, в Титовке, каждого знаю, и все знают меня.

Колодников хмыкнул, глянул на Павла, подмигнул ему.

— Каждого, говоришь, знаешь? А сейчас мы это проверим. Кто живет, например… на улице Кутузова, дом сто сорок два?

Афонькин на несколько секунд задумался, потом просиял лицом.

— Ну как кто там живет? Ваза там живет.

— Кто?! — Удивился Колодников.

— Ваза. Ну, кличка у Витька Гулина такая, еще со школы — Ваза. Он в свое время вазу в учительской разбил, случайно. А директор школы, царство ему небесное, Антон Иванович, потом до конца учебы его этой вазой попрекал. Так его и зовут до сих пор. Ему уж тридцать будет скоро, а он все Ваза да Ваза.

— А ты этого Вазу хорошо знаешь? — Спросил Зудов.

— Ну как же! Он на пять лет младше меня, но я с братом его родным учился, мы и рыбачили с ним вместе, а водки сколько выпили! Ого-го!

Колодников сразу почувствовал себя как-то неуютно на этой дороге посредине деревни Титовка.

— Так, а что это мы тут, как три тополя без Плющихи светимся всему миру? Давай-ка, Афонькин, кидай свой мешок назад, в багажник да садись в салон.

— Андрей Викторович! Да не ворованные это рамки…

— Кидай говорю, чудак. Подвезем тебя до скупки. Заодно посмотрим, где новые точки открылись, кто держит, и по чем там сейчас цена на цветмет.

Вскоре машина остановилась в пределах видимости гаражного массива. Колодников обернулся к Афонькину.

— Сюда тебе надо было?

— Да-да! Тут недалеко. Спасибо, что подвезли.

— Так что ты там, Афонькин, говорил про Вазу? Все про него знаешь? Тоже, поди, только привираешь?

Но Афонькин был настроен категорично.

— Про Витьку я все знаю. Точно говорю.

— Тогда скажи, у него зеленая «шестерка» была?

Афонькин чего-то не понял.

— «Шаха»? Зеленая? А почему была? Она у него и сейчас есть. Я его на ней дня три назад видел. Он на рыбалку на ней ехал.

Зудов и Колодников переглянулись.

— Точно? Ты ничего не путаешь? — Спросил на всякий случай Андрей.

— Да что там путать? Он эту «шаху» купил у дяди Коли Сапожкова, с Суворовского переулка.

Вот теперь уже Колодников искренно восхитился.

— Точно! Как в аптеке! Ну ты даешь, Афонькин! Ты и его знаешь?

Афонькин еще больше воодушевился.

— Конечно! Дядю Колю и не знать? Я же говорил, что всех тут знаю! Вот! А вы не верили! Она с виду такая неказистая, эта «шаха», но движок у ней дядя Коля перед этим перебрал, а у него руки золотые. Машины потом у него летают, а не ездят. Витька сам хвастался, говорил, что она сто сорок на трассе давала.

— А Ваза твой нам говорит, что разобрал давно ее на запчасти.

Афонькин только засмеялся:

— Да ладно вам! Что вы ему верите! Разобрал он! Он и ключа гаечного в руках никогда не держал. Ваза же водила. Нет, водила он классный, гоняет айда ушел! Это я не спорю. Но если что сломается — тут он пас! Будет сидеть и плакать. Ни хрена в моторе не понимает. Так, колесо может открутить, тосол залить — не больше того.

— А он с кем сейчас мутится? — Спросил Зудов.

Афонькин задумался.

— Ваза после последней отсидки как-то отошел от титовских пацанов. Все какие-то к нему с Володарки прикатывали. И потом его часто дома не бывает. Я как-то заходил к нему, хотел лодку взять, резиновую на два дня. А его не было.

Зудов не понял.

— И что, что его не было? Долго не было?

— Да его, сосед говорил, уже дней пять до этого не было. Пес с голоду порвал цепь и сбежал. Ваза потом его еле нашел и привел обратно.

— А он работает где?

— Да нет, никогда он так и не работал. Он то зону топтал, то тачки с Питера гонял. Перегонщиком работал.

— А он что, много сидел?

— Да, не один раз, но все ненадолго. Так, за хулиганку сел сразу после школы. Они машину угнали с братом и разбили. Тогда они еще тетку какую-то сбили насмерть. Леха-то до сих пор сидит, он там еще с ментами подрался, одному челюсть сломал. Потому и сел крупно. А Витек сходил к куму на одну пасху, и все. Потом, еще, правда, сидел года два, но почему — не знаю. Врать не буду.

— Так ты точно не знаешь никого, с кем он сейчас мутится? — настаивал Колодников.

Афонькин ненадолго задумался, потом торжествующе поднял указательный палец.

— Видел я как-то раз, как Ваза со своими корешами к ресторану подъезжали, к «Парусу». Вылезли — важно так! Прошли мимо, и он будто не заметил меня. У-у, думаю я, Витек то, какой крутой стал. Одного из тех парней я точно знаю, зовут его Коник.

— Как? — Переспросил Колодников.

— Коник. Тоже кличка смешная. Он в футбол раньше играл за «Луч», там его Коньком и прозвали. Он такой, слегка горбатый от рождения, особенно когда бежит. Сначала его прозвали — Конёк-Горбунок. Потом как-то вот этот Коник к нему прижился. А потом этот Коник на иглу сел, потом просто сел. Двух других я не знаю. Один пацан совсем молодой, зеленый, может сын чей. А второй такой солидный, с бородой шкиперской. Серьезный мужик, суровый.

Это все весьма заинтересовало оперов.

— Да! Интересно. А ничего еще такого особенного не замечал за Вазой?

Афонькин пожал плечами, но потом радостно вскрикнул.

— А, да! Было! Вот, совсем недавно, на той неделе. Светло еще было, я иду, смотрю, машина едет, ну «шаха» Вазы, зеленая. Потом они ближе подъехали, смотрю — нет, номера не те. А Ваза то «шаху» круто затонировал, лиц совсем не видно. Я думаю — близняшка. А потом снова смотрю — она к воротам Витькиного дома подъехали, Ваза сам из машины вышел, ворота открыл. На следующий день иду — Ваза из ворот выезжает, а у него номера прежние, не те, что были вчера.

Этот случай совсем обрадовал Колодникова и Зудов.

— Интересно! Слушай, Николай, а когда это Вазы дома долго не было? Не запомнил, случайно? — Спросил Зудов.

— А что запоминать-то? В майские праздники это было, на первое мая, как раз в разлив. Я хотел с острогой на щуку сходить, поэтому и лодку решил у Вазы взять. А его дома и не было.

Колодников довольно улыбнулся.

— Ну ладно, иди, Николай, сдавай свой металл, потом в отдел придешь, расскажешь, в каком гараже скупка, кто её держит и почём металл принимает. Узнай заодно, и чья крыша у них.

У Афонькина вытянулось лицо.

— Это нечестно, Андрей Викторович…

— Давай-давай! Чтобы все выяснил. Мы поехали.

Афонькин понурясь ушел. А Колодников хмыкнул.

— Цены нет таким болтунам. Чтобы мы делали без такой агентуры, а, Паша? Кстати, Паша, ты не помнишь, когда у нас была серия ограблений супермаркетов в Саратове?

— В первых числах мая, как раз на праздники. Шесть штук за три дня они там взяли.

— Что-то мне кажется, что это не простое совпадение.

Этим же вечером они обсуждали, что делать с новыми подозреваемыми. В кабинете разместились Колодников, Зудов, Мазуров, Астафьев, Шаврин, участковые Фортуна, Демин и Рыжов. Колодников был сосредоточен и весел. Так было всегда, когда сыщик выходил на явный след.

— Итак, что мы имеем? — Спросил он скорее самого себя, чем присутствующих. — Явного подозреваемого некого Вазу, потом какого-то Коника и еще двоих неизвестных. По составу как раз подходит к количественному составу банды. Паш, ты по этому Конику все пробил?

— Да. Полев Василий Андреевич кличка Коник. Двадцать три года, одна судимость за разбой. Сидел тут у нас, на «шестерке». Судя по годам — в одно время с Вазой, то есть с Гулиным Виктором Константиновичем. Так что они вполне могли познакомиться там же.

— А может, и раньше были знакомы, — предположил Мазуров. — Город то у нас маленький. Все тут у нас перепуталось.

— Надо бы проследить за этим Вазой, — предложил Астафьев. Колодников кивнул головой.

— Уже. Завтра он придет сдавать номера, вот тогда к нему мы хвост и прицепим. Паша, это на тебе. Возьми ребят из отдела, тех двух стажеров, машину свою, еще тачку с отдела, оперативную. Там еще старая «шестерка» у них во дворе стоит, бежевая, безхозная. Хозяина никак не найдут. Возьми на смену. Надо бы и за этим Коником присмотреть. Но народу нет.

Шаврин удивился.

— Как это нет? Там еще полвзвода оперов, в отделе.

— Они все будут искать Никифорова, столь доблестно сбежавшего от нашего уважаемого Ивана Михайловича.

Мазуров потупился. А Колодников продолжал издеваться над старым опером.

— Возьмут собаку, проводника, пару грязных кальсон этого Коли Никифорова и пойдут искать его по лугам, чтобы тот не замерз холодными июньскими ночами без кальсон. Кстати, возглавлять эту «спасательную» операцию будешь ты, Алексей.

Шаврина такая перспектива не вдохновила.

— А почему я?

— А почему нет?

— Понял.

Зудов воспринял это скептично.

— Ага, найдете его там, как же! У нас Луга — половина Бельгии. Бесполезное дело.

Шаврин видел в этом бесполезном деле свои плюсы.

— Возьму плавки, может, хоть искупаюсь в первый раз за лето.

Колодникова такой вариант не устраивал.

— Вот что, Алексей, если только узнаю, что вы там вместо работы будете балду гонять, премии лишу всех!

— Не думаю, что его там найдешь таким методом, — предположил Мазуров.

— А куда деваться, Иван Михайлович!? Петухов и меня даже вздрючил, за то, что мало народу с вами отправил, да и вас, я знаю, тоже хорошо поимел, невзирая на опыт и звездочки. Что сейчас этот Коля Никифоров будет делать в Лугах? Вдруг прирежет еще кого-нибудь? Нас же с вами потом вздернут на всеобщее обозрение. Да и так выговор и мне и вам уже обеспечен. По этому вопросу все ясно?

— Да ясно.

Чуть остыв, Колодников спросил Мазурова.

— Кстати, что Гоблин там написал насчет Касатика и Коляна?

— У Касатика ножевое ранение в область сердца. А вот Колю просто напросто задушили.

Колодников удивился.

— Не понял такого расклада. Если ножевое ранение в сердце, то это только в плохом кино человек может ещё бегать, стрелять. На самом деле, он отрубается сразу, там пукнуть уже не сможешь, не только что кого-то задушить. Если Касатик задушил Коляна, то кто тогда его самого ударил ножом в сердце?

— Ты это меня спрашиваешь? — Отозвался Мазуров. — Я сам этот вопрос себе задаю. И ответ на него простой — значит, был кто-то третий.

— Предположения какие-нибудь есть?

— Там велосипед старый валялся, «Украина». Вот он лишний был. Чей — непонятно.

Колодников вспомнил и ещё кое-что.

— Воля с Нинкой тело то опознали?

Мазуров отмахнулся.

— Да, это просто было, я и сам его опознал. У Касатика рука еще в детстве после перелома срослась неправильно, а вот сестра Коляна только глянула на брата и в обморок хлопнулась. Саму еле откачали. Но протокол она подписала. Завтра с утра похороны, сразу от морга, в закрытом гробу. Послезавтра будем их опрашивать.

— Как Воля там себя чувствует?

Мазуров махнул рукой.

— Плачет. Она плачет, жена Касатика, жены остальных детей, дочки. Вой жуткий стоит. У них он сейчас был одним взрослым мужиком в доме. Остальные кто жив — все сидят.

— Значит, глухарь намечается? — Понял все по-своему Колодников.

Мазуров его наоборот, не понял.

— Почему?

— А кто нам расскажет, что там было, в этих лугах? Два месячных трупа с криминалом и ни одной версии. Если бы кто что видел, давно бы пришел и рассказал. Или проболтался бы.

Мазуров был не согласен.

— Ну ты не спеши раньше времени Андрей. Мы еще и не работали толком по этому делу. Тут с этими трупами столько нового открылось. Сейчас только все и начинается.

Колодников отмахнулся.

— Ладно, работайте. Да, еще совсем забыл. Надо выяснить номера мобильных Вазы и Коника и получить распечатку звонков. По номерам можно выяснить, с кем он общается, а это уже много. Этим займется Астафьев.

Юрий удивленно поднял брови.

— Я не понял, мне по Касатику работать, или телефонами заниматься?

— И то и другое, родной мой! Все надо успевать. Кстати, а Касатик, случайно, телефон не брал с собой в луга?

Мазуров отрицательно качнул головой.

— Нет. Он просто не успел его себе завести. Сразу после прихода с зоны, проведя только ночь дома, умотал на рыбалку.

У Юрия были другие данные.

— А вот у Коляна мобильный был. Последний его звонок был 10 мая, сестра его, Ирина, сказала, что тот был сильно пьян, что-то говорил про какого-то козла. Она ничего не поняла, разозлилась и отключилась.

— То есть мы теперь знаем дату, когда они были еще живы? Так что ли? — Спросил Колодников.

— Выходит да.

— Ладно, уже что-то. Что дальше будете делать, Иван Михайлович?

— Надо еще раз поговорить с Волей, с Сашкой Краюшкиным. Но это завтра, а лучше — послезавтра. Завтра им будет не до этого. Похороны, все-таки.

— Ну тогда по домам. Вымотался я сегодня что-то.

1968 г. Город Сочи.

Свой отдых заслуженный художник СССР, лауреат Государственной и Сталинской премии Игорь Викторович Кучумов традиционно проводил в Сочи, в сентябре. Он не любил жару, и это пора бархатного сезона была для него самой блаженной и желанной. Отдых был его размерен и определен многолетней традицией. Он заранее бронировал один и тот же номер люкс в санатории "Кавказская Ривьера" на самом верхнем этаже этого затейливого заведения, с видом на море. Там его знали, любили за щедрые чаевые и позволяли много того, что не позволяли другим отдыхающим. Первые дни он по традиции просто отсыпался, на всю ночь оставляя окна открытыми, давая морскому воздуху вдоволь провентилировать его отравленные импортными сигаретами, скипидаром и красками легкие. Днем он один раз выходил пообедать, ел плотно и много, тем более что его конституция позволяла ему безболезненно поглощать любые количества калорий без последствий для лишнего веса и внешнего вида. С собой в номер он забирал много фруктов, шоколада и несколько бутылок марочного абхазского вина. Именно оно было тем снотворным, что позволяло ему так долго вести эту сонную жизнь. На четвертый день Кучумов впервые сходил на пляж и пробовал теплоту морской воды. На пятый вечером он прошелся по набережной, сходил в кино. Теперь для исполнения программы полноценного отдыха нужно было выполнить только один пункт программы. Но именно с этим у него вышла заминка. Год выдался неурожайным на женскую красоту. Нет, женщины были, и много, и хорошеньких, и молодых. Но Игорь Викторович благодаря своей богемной профессии был разбалован женской красотой. Он и сам был красив: высокий, с длинными, до плеч волосами, с породистым, фотогеничным лицом. По советским меркам он одевался не просто хорошо, а по-буржуйски хорошо. Всегда в широкополой шляпе, с неизменной затейливой тросточкой в руках, в пошитом по мерке костюме. На правой руке он носил перстень с большим бриллиантом. Теплая погода и прогретое за лето море позволяли Кучумову рассмотреть не только лица, но и фигуры купающихся красоток. Было много соблазнительных фигурок, было много прелестных лиц, но что-то не сходилось для Кучумова в этот раз. Одна из возможных кандидаток была не то с мужем, не то с любовником, за другой уже ухаживал старый знакомый Кучумова, известный актер и ловелас Виктор Андриевский. Они были хорошо знакомы, как раз по этому, своему главному увлечению в жизни, не раз ухаживали за одними и теми женщинами их богемного полусвета, так что изображать невинность не стали. Когда они случайно встретились около раздевалки, актер одними губами спросил Кучумова: — Как она тебе?

— Хороша, чертовка! Поздравляю.

— Пока не с чем, — честно признался актер, и помахал рукой своей жгучей брюнетке. Но через пару дней Кучумов увидел их снова, и понял, что искомое событие произошло, настолько лицо актера было довольным, и уже чуточку скучающим.

Дни шли, замаячил уже конец отпуска, и художник начал подумывать о том, что в этот раз впервые уедет из Сочи без "звезды на фюзеляже", как называл эти курортные романы один его знакомый, сталинский ас. Но наконец, он увидел женщину, которая поразила Кучумова с первого взгляда. Это произошло все на том же пляже. Сначала он увидел только фигуру, и это не были западные девяносто-шестьдесят-девяносто, уже активно атакующие советское общество. Она вышла из кабинки в раздельном купальнике, довольно традиционном, советском, без потуг на западные мини-бикини. Но и без этого у Кучумова перехватило дыхание. Высокая, с длинными ногами, с широкими бедрами и упругими ягодицами. При этом женщина имела удивительно тонкую талию и высокую, крепкую грудь. Присев на бордюрный камень Кучумов достал из кармана своего летнего пиджака блокнот, авторучку, настоящий «Паркер», и быстрыми, точными движениями начал набрасывать на листе картину происходящего. Сначала уходящую женскую фигуру, потом, несколькими штрихами — море, затем чайку сбоку. Когда женщина вышла из воды, он нарисовал и её выходящей из моря, но только вид был ближе, женщина была изображена по колено в воде. К тому времени, когда незнакомка вдоволь накупалась, Кучумов убедился, что она хороша во всех смыслах. Безупречных форм лицо, прекрасная кожа и просто удивительной красоты глаза. Женщина была молода, художник дал ей на вид лет двадцать пять, не более, на ее пальце имелось обручальное кольцо, а тонкие полоски по низу живота говорили о том, что не так давно она родила ребенка. При этом такого пьянительного коктейля сексуальности Кучумов еще не встречал. Когда женщина, накупавшись, оделась и пошла к выходу, он встретил ее по-джентельменски. Приподняв свою традиционную широкополую шляпу, он произнес и столь же традиционную для него фразу:

— Извините, имею честь представиться. Художник Игорь Кучумов. Не думайте что я с дурными намерениями, просто я поражен вашей красотой. Я тут сделал несколько рисунков, — он начал показывать свои наброски. Они были очень точны, изящны, но главное, они подтверждали его слова, что он именно художник. Это был прием, неоднократно проверенный на десятках женщин. Обычно та настороженность, что всегда появлялась на лицах новых знакомых, менялась на заинтересованность. Талант всегда привлекал к себе симпатию. А Кучумов продолжал разговор по извечной схеме.

— Но мне хочется написать с вас картину. Вы не могли бы мне попозировать хотя бы пару дней?

Но в этот раз произошло нечто невероятное. Женщина отрицательно замотала головой, и, сказав решительное: " Нет", — и пошла дальше.

Кучумов опешил. Такого позора в своей жизни он еще никогда не испытывал. И тогда он бросил в бой свою последнюю козырную карту:

— Я хорошо заплачу. Сто рублей за час позирования.

Это сработало. Женщина остановилась, повернулась лицом к художнику.

— Вы не шутите? — Спросила она. — Такие большие деньги за то, чтобы только позировать?

— Нет, это не шутки. Я действительно очень хочу нарисовать с вас большую, хорошую картину.

— Вы, что, хотите писать меня голой?

Кучумов сразу уловил отрицательные нотки в голосе незнакомки и тут же поспешил развеять все ее сомнения.

— Нет, вы что! Я хочу нарисовать вас в этом вот голубом платье. Оно вам так идет. Вы будете сидеть на балконе с видом на море, в плетеном кресле. Мне нужно нарисовать ваше лицо. И особенно глаза. У вас удивительно красивые глаза.

Он достал из кармана небольшую золотую коробочку для визиток, достал одну из них. На черном бархате было золотым тиснением выгравировано: "Игорь Викторович Кучумов, заслуженный художник СССР".

— Приходите ко мне в "Кавказскую Ривьеру", номер восемьсот седьмой. Скажите, чтобы прислуга проводила. Как, сегодня сможете?

— Сегодня нет, и завтра тоже. Мне надо будет отъехать. Как если послезавтра?

— Хорошо, но это уже точно? У меня через четыре дня вечером поезд в Москву.

Женщина чуть подумала, и кивнула головой:

— Ладно, я буду.

Она развернулась и пошла.

— Как вас хоть зовут? — Успел спросить Кучумов.

— Меня? Валя.

— Хорошее имя.

— Обычное имя.

И она, не оглядываясь, ушла. Кучумов смотрел вслед ей, и мурашки желания бежали по его телу. Вернувшись в номер, он разделся догола, и долго смотрел на себя в большое зеркало. Увиденное его не обрадовало. Годы брали свое, и тело пятидесятилетнего мужчины перестало его устраивать как художника. Столь же долго он рассматривал свое лицо, внезапно, словно в первый раз увидев все свои накопившиеся за пятьдесят лет морщины, свои длинные волосы, уже начавшие не только седеть и редеть.

— М-да, Игорек, печальное зрелище, — пробормотал он в конце консилиума. — Куда ты катишься? Жизнь то проходит, и никого рядом.

Эти два дня для Кучумова длились целую вечность, и он делал все, чтобы как можно больше понравиться своей новой знакомой. Он целый день провел на пляже, ловя последний ультрафиолет для загара. Игорь немного подстригся и сделал маникюр. Затем Кучумов достал подрамник и даже набросал на нем задний фон: панораму моря, поручни балкона, даже ножки кресла. На третий день он вышел в город погулять. День выдался дождливым, и он сменил свой обычный белый наряд на неприметный с виду, но очень дорогой серый костюм и столь же неприметную шляпу. Щеголеватую тросточку в этот раз почему-то не взял. Если раньше она всегда придавала ему какую-то уверенность и шарм, то теперь Игорю показалось, что она его старит. И надо же было ему увидеть издалека на стоянке автостанции потрясающую фигуру своей новой знакомой. Валя садилась в автобус, на боку которого было написаны слова "Новый Афон". Пока Кучумов пытался осознать все происходящее, Валя зашла в автобус, и он тут же тронулся. Повинуясь какому-то порыву, Кучумов махнул в сторону таксистов, стоящих тут же, недалеко. К нему тут же подкатил один из них, по виду типичный грузин.

— Поехали в Афон, — властно приказал Кучумов и добавил волшебные слова. — Плачу два счетчика.

На «Волге» они бы легко опередили автобус, но художник приказал не обгонять его. Почему-то ему не хотелось попадаться на глаза своей новой модели. Около пещеры автобус остановился, народ разделился. Часть пошла к монастырю, а часть повалила в сторону пещеры. Вместе с ними двинулась и фигура в знакомом синем платье. Кучумов приказал таксисту его ждать, а сам двинулся вслед за Валей, находясь, впрочем, слишком далеко, чтобы та могла его рассмотреть. Та прошла с экскурсией в пещеру, но потом отстала от остальных туристов и остановилась на мостках, словно ожидая кого-то. Кучумов остановился и, спрыгнув с мостков, спрятался в тени, благо эту пещеру он знал превосходно и не раз писал тут эскизы. Ждала она минут пять. Художник раздумывал, не подойти ли к ней, но тут к Вале подошел мужчина. Незнакомец был явно кавказской национальности, высокий, худой, с большой залысиной, и пышными усами. Кучумов испытал укол ревности, но судя по мимике говоривших, разговор шел вовсе не о любви. Грузин говорил что-то неопределенное, все больше разводил руками. А вот в лице новой знакомой художника появилось что-то властное, жесткое. Хотя это и не портило ее внешность. И кавказец сдался. Они отошли в тень, кавказец открыл портфель и начал перекладывать что-то в сумку женщины. Та, в свою очередь, что-то передала грузину. Тот приоткрыл сверток, внимательно рассмотрел его содержимое, и довольно кивнул головой. Они еще раз о чем-то поспорили, но наконец, вышли из тени. На прощанье кавказец сказал Вале что-то весьма слащавое, по крайней мере, так это показалось художнику. Та ответила очень коротко и резко и тут же пошла к выходу. Ее неудачливый ухажер пробормотал что-то себе под нос, и так же не спеша направился туда же. Вслед за ними пошел и Кучумов. Он успел заметить, как синее платье Вали мелькнуло в дверях рейсового автобуса, и тот поехал в сторону Сочи. Как оказалось, кавказца также ожидало такси, и оно отбыло буквально под носом у Кучумова.

— Поехали обратно, — велел художник своему уже дремавшему таксисту. А потом кивнул в сторону несущейся впереди машины. — Это что за перец такой будет?

— А, это? Это Ваха. Балшой человек!

Таксист при этих словах многозначительно ткнул пальцем вверх, и Кучумов не стал добиваться от него подробностей.

— За автобусом ехать? — Спросил таксист.

— Нет, давай, гони сразу в "Кавказскую Ривьеру".

Вся эта загадочная история рандеву Вали с кавказцем еще больше подстегнула интерес художника к незнакомке. И когда в шесть вечера раздался стук в дверь и голос прислуги доложил: — Игорь Викторович, к вам пришли, — он обрадовался, как редко когда радовался в жизни.

Валя была в том же самом платье, что и на пляже, а вот волосы она забрала по моде в большую башню на голове. И это еще больше подчеркнуло ее красоту. Открылась длинная, совершенно невероятной красоты шея девушки.

— Проходите, Валя, я вас давно жду, — сказал художник. Кроме мольберта и красок рядом с ней стоял столик с винами, фруктами, самыми изысканными закусками.

— Угощайтесь, — предложил художник.

— Спасибо, я сыта, — отказалась Валя. Художник все-таки уговорил ее выпить бокал вина, сам выпил полбокала. А потом начался сеанс, и тут он забыл обо всем. Теперь для него не осталось ничего, кроме картины. Но Кучумов никогда не молчал во время сеансов, это был его стиль. И первым он задал вопрос, мучивший его со дня встречи.

— Скажите, мы с вами раньше нигде не встречались? Мне удивительно знакомы ваши глаза. Вы в Москве никогда не были?

Женщина отвечала односложно.

— Нет.

— А вы замужем? — Спросил он по ходу дела.

— Да.

— Сколько у вас детей?

— Трое.

— Трое?! Но у вас такие прекрасные формы. Как вы держите свой вес, форму? Занимаетесь спортом?

— У нас большой огород, сорок соток. Летом там приходится работать от зари до зари.

— Ого!

Картина шла своим чередом, через два часа он позволил ей взглянуть на нее. И только тут Кучумов увидел в глазах своей модели то самое, долгожданное выражение признания его таланта.

— Я что, в самом деле, такая красивая? — Спросила она.

— Нет, вы еще красивей. Скажите, Валя, а вы любите вашего мужа?

Она полоснула его взглядом своих настороженных глаз.

— А зачем вам это знать?

И Кучумов сказал то, что не собирался говорить ни одной женщине до этого:

— Валя, выходите за меня замуж. Я приму вас со всеми вашими детьми. У меня в Москве огромная квартира с видом на Кремль, мастерская. У меня очень много денег, и заработать их еще больше мне не стоит большого труда. Но я там живу совершенно один. А это так скучно. Я буду рисовать только вас одну. Всю свою оставшуюся жизнь.

Валя только чуть улыбнулась, качнула отрицательно головой.

— Шутите?

Кучумов подал ей бокал вина.

— Нет, я вполне серьезно. Мне уже пятьдесят лет, пора жениться, создавать семью. Материально я живу гораздо лучше подавляющего большинства граждан этой страны. Меня любит власть, постоянно пишут портреты всякие политики, ученые, писатели, космонавты. Денег так много, что временами я не знаю куда их девать. Давайте выпьем.

Она снова чуть пригубила вино, а потом спросила:

— Вы меня хотите?

Это было неожиданно, но Кучумов предпочел сознаться:

— Да. Очень.

— Хорошо. Я согласна.

Она разделась, словно находилась в кабинке на пляже: быстро и без стеснительных ужимок. Так же быстро Валя забралась под одеяло. Кучумов ожидал чего угодно, только не такого финала. Он торопливо скинул с себя одежду, нырнул под одеяло. Затем все происходящее слилось для Кучумова в один сплошной угар. Это был не секс, это была бойня чувств, и для ее поддержания они время от времени пили вино, ели шоколад, фрукты. Приходя в себя после очередного финала, Кучумов повторял одно и тоже:

— Валя, выходи за меня замуж. Разводись со своим мужем. Я прошу тебя! Я тебе устрою рай на земле.

Но она только качала головой. В очередной раз, когда он отдыхал, Валя встала, прошлась абсолютно голая по номеру, налила вина, долго накладывала на поднос фрукты, так что Игорь видел только ее согнутую спину. Принеся все на подносе, она подала бокал Игорю, и предложила:

— Давай выпьем за тебя. Чтобы у тебя в жизни дальше все было хорошо.

— У меня будет все хорошо, если ты останешься со мной.

Вместо ответа она поцеловала художника в губы. Они выпили, а потом Игорь провалился в беспамятство.

Очнулся Кучумов от того, что его трясли за плечо.

— Игорь Викторович, проснитесь!

— А-а, что? Валя…

Но это был лично управляющий санаторием.

— Проснитесь, Игорь Викторович. Вы просили разбудить вас в шесть. Что мы и сделали.

Художник ничего не понимал.

— Почему в шесть? Как в шесть? Шесть чего? Утра, вечера?

— Вечера, конечно! Вы же просили вас разбудить к поезду. Он у вас через час.

— Уже вечер!? — Поразился художник. Он вскочил на ноги, и тут же получил чудовищный удар внутрь черепной коробки.

— Боже! Сколько же я выпил? — Спросил он, держась руками за голову.

— Много. Ваша новая знакомая предупредила вас про это, и велела вас разбудить на поезд. Вот ваши билеты лежат на столе, такси мы уже заказали.

— Новая знакомая? Валя? А где она?

— Она просила передать вам это.

Записка была сложена в виде детского кораблика. Развернув ее, Кучумов увидел только три слова: "Не ищи меня".

— Хорошо, — сказал Игорь, и махнул рукой управляющему.

Головная боль чуточку прошла, и художник начал одеваться. Он упаковал все, что мог, и только когда начал собирать документы, понял, что чего-то не хватает. Но времени было в обрез, такси ждало у крыльца, а вот поезд ждать его не стал бы.

Кучумову повезло с соседом по СВ. Им оказался тот самый актер — Виктор Андриевский. Так что ему художник мог спокойно рассказать все.

— И на сколько она тебя нагрела? — Спросил актер.

— У меня оставалось тысяч пять деньгами, потом золотой портсигар, золотая же зажигалка, перстень с бриллиантом…

— Тот самый!

— Да, который ты просил в прошлом году продать мне.

— Слушай, хорошо она тебя обнесла! Ты хоть ее перед этим поимел?

Кучумов отмахнулся рукой.

— Да, не в этом дело, Витя. Все было прекрасно, она была моей! Все это было здорово. Но… Ты понимаешь, я в первый раз по-настоящему предложил женщине выйти за меня замуж. Я хотел ее видеть своей женой! А она вместо этого намешала мне что-то в вино, так что я чуть не сдох, да еще и обокрала. Вот так жестоко меня еще никто не бросал.

Приехав в Москву, Кучумов поставил свою недописанную картину в мастерской. И она невольно оказалась рядом с другой недописанной картиной, из далекого сорок восьмого года. Тут словно что-то щелкнуло в голове художника.

— Воля! Воля, а не Валя! — понял Кучумов. — Вот где я ее видел. Здесь, в этой же мастерской. Это ж надо, а! А говорят, два снаряда в одну воронку не падают. Везучий я.

Воля же в это же самое время в Кривове сошла с поезда. Кучумов сейчас только бы по лицу узнал свою прежнюю знакомую. На ней был серый, бесформенный плащ, по осенней, дождливой погоде, волосы забраны под косынку. На руках Воли сидел ребенок двух лет от роду, в другой руке был чемодан. Ее никто не встречал, да она этого и не ждала. Воля терпеливо дождалась на остановке нужный ей автобус, доехала до привычной остановки, потом долго шла до небольшого дома на самой окраине города, зашла в калитку. Тут к ней первым делом с криком подбежал старший сын, затем с грудным младенцем на руках из дома вышла мать. Акимовна встретила Волю без лишних эмоций.

— Прибыли? — Спросил она, целуя внука, и только потом приемную дочь.

— Да, все хорошо.

— Загорели, — одобрила мать. — Теперь может, Павлик болеть не будет.

Они разобрали нехитрые подарки, первенец Валерка, убежал в огород с новым пистолетом. После этого Акимовна спросила:

— А как там другие наши дела? Рыжье толкнула?

— Все нормально. Этот грузин долго кочевряжился, но цену дал как раз такую, что говорили вы.

— И где всё?

Валя кивнула на чемодан.

— В грязном белье.

Акимовна открыла крышку чемодана, пошарила в детском белье, и достала несколько пачек денег. Лицо у ней подобрело.

— Ну вот и хорошо. Не зря, выходит, Касатик за тот скачок сидит в Воркуте. Нам этого надолго хватит.

Когда Акимовна пошла прятать деньги в тайник, Воля торопливо вытащила из-за подкладки чемодана золотые вещи и деньги Кучумова. Это была ее личная доля, и впервые она сама сделала для них тайник.

Глава 11

Следующий день для Павла Зудова был до уныния однообразен. Раньше, в своей гражданской жизни, Павел действительно делал на большом заводе фотобумагу. Как-то по жизни само собой сложилось так, что и в милицейской деятельности его постоянно выносили на смежные профессии. То он методично фотографировал всех попадающих в отделение нарушителей и бомжей. Все это вылилось в самую большую в городе картотеку местных уголовных элементов. Потом ему первому удалось освоить присланную в отделение видеокамеру. Так что Ваза не знал, что с сегодняшнего дня стал актером в удивительно скучном, хотя и предельно реалистичном фильме. Съемки велись из машины. Вот Ваза заходит в здание ГИБДД с номерами под мышкой. Потом минут через пятнадцать он выходит уже без них. Затем он едет на маршрутке в другой район города, выходит на остановке. Навстречу ему спешит Коник, они здороваются и садятся в другую маршрутку. Машина неуклонно следует за парочкой явных друзей.

— Ну вот, а Андрей жалел, что за Коником некому наблюдать. А тут и вторую группу создавать не надо, — довольно заметил Зудов.

В это же самое время у Астафьева было более интересное мероприятие. Он один за другим посещал офисы разных операторов связи, о чем-то весело и непринужденно разговаривал с девушками.

Между тем Мазуров на скамеечке около подъезда, где обитало семейство Касатоновых, долго разговаривал с Волей. Лицо у Воли при этом было на удивление спокойным, хотя похороны ее сына прошли только вчера. Она, как обычно, курила свои папиросы. Говорили они долго, так долго, что вышедшая из подъезда женщина в чёрном, терпеливо ожидавшая окончания разговора, все-таки не выдержала. Она подошла, и, извинившись перед Мазуровым, что прошептала на ухо Воле. Та в ответ кивнула головой.

— Ладно, возьми сто рублей, но чтобы в эти деньги уложилась.

Женщина ушла, а Воля кивнула в её сторону:

— Вот, Сашка в гробу, в земле, а Нинка беременная. Успел сынок напоследок еще мне потомство сделать. Судя по тому, как Нинку рвет — мальчишка будет.

— У вас сколько внуков-то уже, Воля? — Поинтересовался Мазуров.

— Шестеро. Две девки на выданье, две девчонки сикушки еще дедсадовские и два мальчишки. Один сын Касатика, два года ему, и Гера от старшей дочки, шестнадцать лет ему только-только на днях стукнуло.

Она как-то даже размягчилась, заулыбалась.

— Самый умный из всех наших детей. Со школы одни пятерки приносит. Я сначала даже не верила, думала — подделывает дневник. Оказалось — нет, все честно. Память у него хорошая. Один раз услышит на уроке и сразу запоминает. Он тут недавно областную олимпиаду по математике выиграл, представляете, Иван Михалыч? Я думаю, отец его покойный, Тузовый, в гробу переворачивается. Он и копейки то с трудом считал.

Мазуров припомнил другой талант покойного уголовника.

— Да, но зато мог в любую форточку пролезть. Там где голова пролазила, там и он сам пролазил. Тоже редкий был талант в своем жанре.

Тут к подъезду подъехал Уазик, из него выскочил Астафьев. Первым делом он поздоровался с Волей.

— Здравствуйте, Воля Александровна! Вы извините, что отрываю от разговора, Иван Михайлович, но вас руководство вызывает. Я вам уже телефон оборвал, а вы не отвечаете.

Мазуров удивился.

— Не было ничего.

Он достал свой мобильный телефон, с недоумением посмотрел на табло.

— Ба, да он же сел у меня!

Юрий взялся за голову.

— Когда вы новый мобильник себе купите, Иван Михайлович? Это же смешно, в двадцать первом веке жить с такой древней трубой! Позор!

Мазуров нашел свои аргументы.

— Зато у него цифры большие, без очков видно, не то, что эти нынешние. Я там на этих новых две клавиши одним пальцем жму. Да этот и надежней. Я его сколько раз ронял и ничего. Если бы ему еще аккумулятор новый достать, ему бы цены не было. Ну до свидания, Воля Александровна. Что-то мне кажется, что мы это дело раскрутим. Тем более что теперь есть где искать.

— До свидания.

Опера сели в машину и уехали.

Вечером, в кабинете Колодникова собрались все оперативники: Мазуров, Астафьев, Зудов, Шаврин. Все они выглядели такими уставшими, словно пахали в поле, а не вели оперативную работу.

— Ну, что, орлы мои? Что накопали? — Подбодрил подчиненных Колодников.

— Орлы копать не могут, их дело летать. Это вы нас с кротами перепутали, — пошутил Астафьев.

Колодников сегодня к юмору был холоден.

— Давай без шуток, Юра, а раз первый вылез, говори, что сделал по телефонам?

— Телефоны Вазы и Коника я пробил, оба они мегафоновские, и не так много у них абонентов. У одного пять постоянных говорунов, у второго семь. Но установить удалось не всех. Чаще всего им звонят двое, но оба телефона записаны на каких-то малолеток.

— Что за малолетки? Фамилии?

— Малышев и Куропаткин. Обоим по 16 лет.

— Пробил их?

— Да, одного из них. Получилась забавная картина. Куропаткин этот паспорт потерял еще год назад, написал заявление, ему выдали другой. И как раз по этому, утерянному паспорту зарегистрирован этот номер.

— Действительно, забавно. А давно этот номер зарегистрировали?

— Полгода назад. Я попробовал даже узнать, кто регистрировал его, но та девушка давно уволилась, да и вряд ли она вспомнит этого человека. Их сколько к ним приходят.

Мазуров был настроен более оптимистично.

— Это ты зря. Кто его знает? Может, он сделал ей какой редкий комплимент или пригласил в ресторан? Узнай адрес этой дамы, сходи на дом.

— Иван Михайлович! Вы смеетесь, что ли?…

Но Колодников предложение старшего товарища поддержал.

— Сходи-сходи, раз старшие говорят! Как раз полгода назад и появилась в наших краях эта банда. Что со вторым паспортом?

— Некто Малышев Игорь Макарович, 16 лет от роду. Паспорт его, существующий, но до него я еще не добрался. Не хватило времени.

— Доберись и обязательно. Теперь мышка-наружка, что у нас накопала?

Наблюдения Зудова были просты, но не без загадок.

— Ваза после ГАИ сразу встретился с Коником, поехали они на рынок, и, как думаете, что они там смотрели?

Колодников тут же разозлился.

— Откуда я знаю!? Паша, оружия у нас в открытой продаже нет, так что он мог покупать все, что угодно, от кроссовок до велосипеда.

— Чуть-чуть не угадали, Андрей Викторович! Машины они смотрели! И интересовались в основном «шестерками» и «семерками».

— Подержанными? — Спросил Мазуров.

— Ну естественно! Новых на нашем рынке не продают. Попробовали две машины, но они их не устроили. Были уж совсем «убитые».

— Ясно. Машины они берут неприметные, в этом тоже есть своя логика. Что в лугах, Алексей?

Шаврин, как показалось Астафьеву, за этот день изрядно загорел и все время почесывался.

— Прочесали половину Лугов, подняли на уши всех рыбаков и отдыхающих. Комары закусали чуть не до смерти. Кое-что нашли. Видели рыбаки Никифорова в районе Березового озера. Подходил, просил курить, просил спички. Стибрил у них одну удочку. У других отдыхающих попросил хлеба, сказал, что сломалась машина, не может ее оставить, ждет третий день помощь. Потом у этих же туристов ночью исчезли топор и котелок. Оба лежали просто так, у костра.

— Плохо. Сейчас он таким способом обживется, и хрен мы его оттуда выживем. Хорошо хоть он еще никого не пришиб этим топором. Что у вас, Иван Михайлович?

— Опросил Волю, есть кое-что новое. Я думаю, надо ехать на место преступления, у меня там кое какие наметки есть. Если все подтвердиться, можно будет уже конкретно говорить о подозреваемых.

— Хорошо, давайте езжайте.

— Юрку дашь? — Спросил Мазуров.

— Не можешь ты без него, я чувствую!

Мазуров пояснил.

— Андрей, я семь лет вообще без напарника работал, один! И сколько задерживал беглых, помнишь? Я же должен свой опыт ему передать.

Колодников махнул рукой.

— Ладно, бери. Вас же теперь одного нельзя оставлять. Как там Воля? Все плачет?

— Переживает. Но внешне так сильно не скажешь. Сильная женщина!

Зудов попробовал поддеть старого сыщика.

— Как-то ты ее, Иван Михайлович, уважаешь, что ли? Это за что еще?

Мазуров был предельно жесток.

— Ты знаешь, сколько я ее знаю? Лет сорок. Я мальчишкой еще был, а она уже была королева района. Эх и красивая была, зараза! Яркая такая девка была, глазастая, курносая, с такой потрясающей фигурой! Потом она за этого Касатика замуж вышла, дети у них пошли. Касатик ведь тоже красавец был! Ростом под два метра, с лица только картины писать. Красивая была пара. Только Касатик все из тюрьмы да в ссылку перебивался. Эх, сколько нам хлопот доставило все это семейство!

Колодников все же не понимал отношения Мазурова к Воле.

— И после этого вы к ней так спокойно относитесь?

— А что я ее, должен как Гитлера ненавидеть? Что делать, если вот такая она, ее уже не переделать и не изменить. Она живет этим, и жизнь у ней, надо сказать, не сладкая. Она вот скупила три квартиры на одной площадке, объединила их в одну. Народу там — как в Китае. Человек двадцать живет — муравейник. А сколько при этом мужчин? Один пацан двух лет да подросток. А остальные одни женщины. Мужики же кто в земле, кто в тюрьме. У ней три сына уже в могиле, три зятя. Два зятя и два сына в зоне. А сколько она по тюрьмам да по зонам ездила, посылки собирала, встречи выбивала. О! Жизнь у нее не сахар.

Колодников махнул рукой.

— Ладно, вечер воспоминаний окончен. Давайте расходиться.

— А мне что, этих двоих пасти продолжать? — Спросил Зудов.

— Непременно, Паша, непременно! Должны мы узнать остальных членов банды. Пока у нас на них ничего нету! Эти двое должны нас на них вывести.

Вперед!

Глава 12

На следующий день Уазик третьего отделения милиции остановился на месте прежней стоянки Воронцова недалеко от места гибели Касатика и Коляна. Из него выбрались Мазуров и Астафьев. Юрий первым делом начал принюхиваться.

— Ты чего это, как собака прямо? — Удивился Мазуров.

— Да, по-моему, тут до сих пор трупами воняет.

— В мозгах у тебя воняет, Юра. Это тебе не квартира, это природа. Все давно уже проветрилось. Пошли, студент.

Они пробрались по тропинке в камышах к месту стоянки Касатика и Коляна, вышли на небольшую, три на три метра, полянку на берегу около старого, черного тополя. Место, видно, было популярное среди рыбаков, трава вытоптана до песка, от берега к открытой воде среди камышей выдрана широкая, метра три, дорожка. Астафьев, скривившись, смотрел на два темных пятна на песке, оставшихся на месте, где лежали трупы.

— Все-таки тут еще воняет, — Заявил он.

Мазуров, между тем открыв папку, рассматривал фотоснимки, сделанные три дня назад.

— И что, что воняет? — Спросил он.

— А то, что у меня свидание сегодня вечером. А от меня трупняком пахнуть будет. Кому это понравится?

— С Ольгой Малиновской свидание?

— А вы откуда знаете?

— Э, милый, это секрет дурака. Вы еще только переглядывались, а все отделение уже обсуждало ваш роман. Да и для Ольги это знакомый запах, правда, не сильно приятный. Не духи. Будет вам о чем ночью в койке поговорить. До утра будете версии выдвигать.

— Эх, Иван Михайлович, смеетесь еще! Из-за этой работы у меня и так уже нет никакой личной жизни.

— Ничуть не смеюсь. Женись на Ольге, вот тебе и будет личная жизнь, неразрывно связанная с работой. Ну-ка, Юра, засучи брюки и пошарь там по камышам, — он показал папкой в сторону реки.

— Зачем?

— Давай-давай! Что за расспросы?! — Мазуров уже начал сердиться. — Если начальник приказал, то ты должен не раздумывая кидаться и выполнять приказ. Чувствуется, что ты в армии не служил! Салага!

— Вы же знаете, что я воды боюсь, Иван Михайлович!

— Я тебя не прошу Волгу переплыть, ты мне тут вот пошарь, в этом прогале, по камышам. Тут воды по колено всего-то! Воды он боится, в стакане утонуть может!

Астафьев нехотя засучил штаны, и, ворча что-то непечатное, полез в узкий проход к воде в камышах. Мазуров, не выдержав, тоже снял туфли и засучил брюки.

— Что искать то? — Крикнул Астафьев.

— Садок с рыбой ищи, сетку с водкой, бутылки пустые, лодки, велосипеды. Что-то, что осталось от этих двух. Ищи!

Вскоре Астафьев действительно вытащил из воды сетку с двумя полными бутылками водки. Это резко изменило его настроение.

— Ого! Вот это да! Это я хорошо забрел. Михалыч, ты фокусник, что ли? Или ясновидящий?

— Так, тут они, где и должны быть. Наш народ любит пить водку только охлажденной. Интересно!

Он вынул из сетки бутылку водки, с интересом рассмотрел отклеившиеся этикетки:

— «Столичная», самая дешевая. Не баловала Воля своего сынка дорогой отравой. И всего две. Помнишь, я тебе рассказывал, Сашка Краюшкин говорил, что Касатик и Колян дали ему ведро карасей, и были они в этот момент трезвыми? Водка у них кончилась.

— Ну и что?

— А то. Я спросил про это Волю. И она сказал, что дала Краюшкину четыре бутылки водки, чтобы тот передал ее сыну. Касатик ее об этом просил. Сашке она еще дала бутылку за работу, и за то, чтобы он остальное отвез сюда. Давай считать. У них меньше чем полбутылки водки стояло около дерева, здесь еще две. Где еще одна? Лезь снова в камыши, ищи пустую тару. Ты налево иди, я направо.

Они разбрелись по разным сторонам, и вскоре Астафьев крикнул Мазурову:

— Есть, Иван Михалыч! Вот она.

В его руках, в самом деле, точно такая же пустая бутылка с этикеткой, что и в сетке. Мазуров остался доволен и этим «уловом».

— Ну вот, все они. А Краюшкин говорил, что он сюда больше не ездил. А как тогда сюда попали эти бутылки?!

— О-о, похоже, у нас есть первый потенциально подозреваемый в убийстве?

— Убийца он или нет, это я не знаю, а вот то, что поговорить с ним надо — это точно. Поехали, навестим нашего удачливого рыбачка.

Через несколько часов тот же самый Уазик остановился около домика Валентины Егоровны. Она сама сидела на завалинке, щелкая семечки, всеми тремя оставшимися зубами. Мазуров, как всегда, был предельно вежлив.

— Добрый день, Валентина Егоровна. Хорошая сегодня погода, не жарко. Ваш квартирант-то на месте? Поговорить снова с ним надо.

— Да тут он, вон валяется, пьяный, на веранде. Идите, поднимайте его.

Милиционеры прошли в калитку, зашли в дом. На веранде, на старой кровати лицом вниз спал, похрапывая, Краюшкин. Мазуров присел рядом с ним на табуретку, слегка толкнул рыбака в плечо и тихо спросил:

— Сашка, а что ты мне соврал, что не был больше у Касатика и Коляна на Россоши?

Краюшкин храпеть перестал, но позы не изменил, а только пробормотал:

— А я там и не был.

— Как это не был? А кто тогда им четыре бутылки водки от Воли доставил? Она ведь тебе их отдала.

Краюшкин, наконец-то, зашевелился, поднял голову:

— А, это вы, Иван Михайлович, а я думал, это только сон такой. А ты вон, сам, живой нарисовался.

Мазуров был суров.

— Да, живой, здоровый, и очень сердитый. Ты чего соврал мне, что не был больше там, на Россоши?

— А я не врал, я там и в самом деле не был. Колька туда поехал к ним, Шмыга.

Увидев на лицах его незваных гостей непонимание, Сашка пояснил.

— Колька, Шульгин, с Рабочей улицы. Я с ним водку и передал. Что мне ради этого туда переться? Щуки там нет, не хрен мне и делать.

Мазуров продолжал оставаться в недоумении:

— Шульгин? Это ещё кто такой? Почему я его не знаю?

Сашка, наконец-то, поднялся, сел на кровать.

— Да, корешок один есть тут у нас в городе, мутный, Шмыгой его все зовут. Он с ними сидел вместе, с Касатиком и Коляном на «шестерке». Я его встретил около моста, Шмыга на велосипеде был, сказал, что едет на Россошь с лодкой резиновой, с подъемкой. Я обрадовался, отдал ему водку, велел передать Касатику, рассказал где их найти. Мне туда вообще не с руки было ехать, я же там на одну щуку хожу. Мне вся эта дребедень вроде плотвы не нужна.

— Он на чем туда уехал? — Спросил Мазуров.

— На велосипеде. Старый такой был велосипед, где он его нашел, не знаю, «Украина», на нем дедушка Ленин еще, кажись, катался.

Юрка обрадовался.

— Ага, так вот, там чей там велик валялся.

Мазуров сурово сдвинул брови, показал Юрке кулак. Затем он, вздохнув, предложил:

— Знаешь что, Сашка. Поехали с нами в отдел, там все это же расскажешь подробно, напишешь все, как полагается.

Краюшкин скривился:

— А тут нельзя что ли? Мне и добавить нечего, я там больше не был, никого не видел, ничего не знаю.

Но Мазуров был непреклонен:

— Нельзя! Если еще и ты сбежишь от нас в Луга, то мы тебя там совсем хрен найдем. Для тебя там в Лугах вообще дом родной. И тогда я точно уйду на пенсию капитаном. Поехали.

Колодникову новая версия Краюшкина не понравилась:

— Что-то мне кажется, что он гонит, этот твой Краюшкин. Шульгина этого зачем-то приплел.

— Кстати, это не тот Шульгин, что пропал без вести? — Спросил Астафьев.

— Он самый, — подтвердил Колодников. — Фортуна сегодня снова ходил к нему домой, на работу — нету нигде Шмыги. Так что, заводите, мужики, разыскное дело по факту исчезновения Коли Шульгина.

Мазурова это предложение не обрадовало.

— Ну вот, еще один! Двоих нашли, один добавился, это у нас теперь уже будет восемь пропавших без вести и трое находящихся в бегах.

Тут зазвонил городской телефон. Колодников поднял трубку.

— Да, Колодников. Привет-привет, Николай. Что-то новенькое? Почему, всегда жду. Вот как! Интересно. Спасибо большое, порадовал и, главное — вовремя.

Колодников положил трубку и с интересом посмотрел на оперов:

— А знаете, мужики, версия-то эта ваша подтверждается. Среди пальчиков на бутылке, что нашли на Россоши, Сычев нашел отпечатки не только Касатика и Коляна, но и Николая Шульгина. В картотеке же он у нас есть.

Розыскники довольно переглянулись:

— Теперь, я думаю, можно из пропавших без вести сразу переводить Шульгина в находящихся в бегах, — предложил Мазуров.

— Да, в этом есть свой резон.

— А Краюшкина, выходит, можно отпускать? — Напомнил Астафьев.

Колодников чуть задумался, потом рассмеялся:

— Отпусти его, Иван Михайлович, но с одним условием. Если он не хочет, чтобы фигурировал на суде, то пусть он поможет нам найти Никифорова. Тебя он уважает, так что сделает.

Мазурова такой вариант обмена удивил, но и заинтересовал:

— А ты хитер, Андрюша. Это вариант. Как это я сам не додумался?

— Давай, крути его прямо сейчас! Пусть берет свой мопед и не появляется до тех пор, пока не найдет нам нашего борзого Колю.

Когда розыскники вышли, Колодников довольно улыбнулся.

— Ну, с делом Касатика немножко проясняется. Остается только найти этого Шмыгу. А вот «Горынычи» у нас зависли.

Глава 13

Третий день подряд Ваза и Коник обитали на автомобильном рынке. Рядом с ними в штатском толкался Шаврин, Зудов издалека наблюдал за парочкой из машины.

— Блин, ничего толкового! — Вздохнул Павел.

В это же самое время Астафьев шел по длинному школьному коридору, рассматривая номерки на дверях классов. Он остановился около одной из дверей, открыл ее, и спросил:

— Извините, пожалуйста, мне Малышева Игоря можно на минутку отпустить?

В коридор вышел невысокий, достаточно щуплый паренек в шортах, майке и с мобильником на шее. Его темно-русые волосы были по последней кривовской моде замелированы.

— Ты у нас Игорь Макарович Малышев? — Спросил Астафьев.

— Ну да, я.

Астафьев достал из папки бумаги, подал их подростку.

— Этот номер был зарегистрирован на твое имя, он твой?

Малышев просмотрев ксерокопии, отрицательно замотал головой.

— Нет, у меня вообще Билайн.

Он снял с шеи свой мобильник, нажал на несколько кнопок, показал высветившийся номер Астафьеву. Тот согласно кивнул головой:

— Ясно.

После этого он достал ксерокопию регистрации ложного номера:

— А как же вот это? Это твой паспорт?

— Да мой. Насчет паспорта там своя байда была. У меня зимой увели сумку, там и паспорт был, и мобильник. Но через три дня его подкинули в почтовый ящик. Мать и заявлять даже не стала.

— А кто его мог увести?

Малышев в ответ безнадежно махнул рукой:

— Да из наших козлов кто-то! Пока я на секции был, ему ноги и сделали. Деньги забрали, мобильник старый, еще тетки, он еле живой был. А чтоб не заявляли — паспорт подкинули.

Астафьев согласился.

— Логично. А кто мог это сделать?

Игорь почесал голову.

— Я думал там на троих, но они сейчас в училище ушли. Один даже сел за мобильник. С дочки директора училища снял, придурок.

— Понятно. Сейчас я запишу все это, распишешься.

Астафьев быстро записал показания подростка, дал ему авторучку.

— Распишись здесь.

Тот расписался, потом спросил:

— Я пошел?

— Ладно, иди.

В конце дня все снова собрались в кабинете Колодникова. Первым докладывал Зудов.

— Все, нашли они себе новую машину. Синяя «семерка», номер 396 УРН. В приличном состоянии, мотор работает как часы. Сразу все оформили в ГАИ, отогнали в дом к Вазе, по пути купили два литра водки. Гудеть теперь будут долго.

Колодникова волновало не это.

— Ну, вы, надеюсь, не бросили за ними наблюдать?

— Нет, сейчас наши там за ними смотрят день и ночь.

— Каким образом? — Удивился Астафьев. — Там же частные дома кругом?

— А у Вазы дом выходит на берег реки. Наши и расположились в палатке на другом берегу Кривовки. Там очень удобно — двор под наклоном, окна он на ночь не задергивает. Все видно как на ладони. Один сидит в палатке с биноклем, второй на лодке с удочкой.

— Рыбы, поди, наловили? — Спросил Мазуров.

Зудов заулыбался.

— Ну, не без этого. Надо же им кого-то изображать, не голубых же в одной палатке? Вот они рыбу и ловят.

Колодников отмахнулся:

— Ну, с голубыми это тоже вариант, нас теперь ничем не удивишь. Ты вот что скажи — звонили они кому или нет?

— Да, после того, как оформили все, Ваза звонил кому-то, долго рассказывал про машину. Взять бы их, Андрей Викторович, да прижать хорошо, чтобы все рассказали. А то устал я уже за ними следить. Все остальные дела стоят. Дома второй месяц ремонт в ванной не могу доделать!

Колодников возмутился.

— Ну, Паша, скажешь тоже! Как мы их возьмем? Мы же не знаем, кто два других члена банды. А вдруг они их не сдадут? И что мы им тогда предъявим? Номера от похожей «шестерки»? Не дури, ждать нужно. Астафьев, про того, второго пацана что-нибудь узнал?

Юрий небрежно отмахнулся:

— Да, Малышев, он мне, кажется, вообще тут ни при чем. Отличник, активист. Я его нашел в школе, на дополнительных занятиях по ЕГЭ, побеседовал с ним. Так вот, он сказал, что этот паспорт у него стырили на тренировке вместе с сумкой. Но через пару дней ему паспорт подбросили в почтовый ящик. Мать и заявлять не стала. У него совершенно другой номер на Билайне, он мне его показывал.

— Понятно, значит, тут тоже тупик.

В этот момент зашли Фортуна и Демин.

— О, наконец-то, — обрадовался Колодников. — Что-нибудь выяснили про этого Шульгина?

Демин, наливая из графина воды, отрицательно замотал головой.

— Ничего. Жил один как перст, ни родни, ни друзей. Судя по всем характеристикам — парень вздорный. Частенько привлекался по административному кодексу. То пять суток получал, то десять. Женщинами не интересовался совсем.

— То есть, где его искать — неизвестно?

— Да в том-то и дело! — Подтвердил не менее вспотевший Фортуна. — У нормальных людей есть родственники, подруги, друзья. У этого в картотеке — никого! Родители умерли, братьев, сестер нет. Подруги никогда не было, жены тоже. Соседи говорили, что к нему никто не приходил, и он никуда не ходил. Кроме работы.

Колодников возмутился:

— Ну вот, а работа, это что, не след? Кем он работал?

— Электриком в автосервисе, там в ста метрах от дома, у Короля. Слесаря и руководство говорит, что электрик он неплохой, но ужиться с ним никто не мог. Характер до ужаса поганый. Ему и там уже морду били. Хотя он в марте освободился, в начале апреля его на работу приняли, а в мае он пропал.

— Да, печально.

Колодников обернулся к розыскникам.

— Что Краюшкин говорил про этого Шульгина?

— Да слово в слово со всеми! — Подтвердил Мазуров. — Тип невозможный. Где он — там непременно будет драка.

Колодников придумал только одно.

— Завтра, Юра, найди все-таки даму, которая регистрировала тот номер на Куропаткина. Покажи ей фото Куропаткина, узнает она его, или нет. Захвати и все остальные фотографии наших героев. Хоть что-то надо же делать!

— Хорошо, поищем, — за всех согласился Астафьев. — Все?

— Все, — согласился Колодников. Но когда все поднялись и направились к выходу, он тормознул Зудова:

— Паша, задержись.

Все вышли, и Колодников спросил вполголоса:

— Слушай, там у тебя рыбки свежей нету? Что-то мне карасей со сметаной захотелось.

— Сделаем, — пообещал Зудов. — Килограмма три хватит?

— Хватит!

Глава 14

По прошествии двух дней дежурная «семерка» подъехала к третьему отделению милиции, из нее вышел крайне недовольный Колодников. Тут он увидел такую картину: около Уазика стоит одетый в камуфляж с нагрудной кобурой, весьма торжественный Мазуров, с ним двое милиционеров при бронежилетах и с автоматами. Рядом стоит Астафьев, весь в светлом с папочкой в руках.

Колодников тут же не упустил момент сорвать свое накопившееся после ежедневной утренней взбучки у начальства плохое настроение:

— Куда это вы все так вырядились? Что, враг у ворот? Немцы на подходе?

Мазуров удивился:

— Как куда? В луга мы едем, Никифорова брать. Мы же вчера еще об этом договаривались. У тебя что, Андрей, склероз начинается?

Колодников поморщился:

— Скорее геморрой. Петухов совсем озверел. Такого сейчас мне за «Горынычей» навтыкал!… Я уже дни считаю, когда Косарев из отпуска выйдет.

Мазуров его утешил:

— Не переживай, Андрюша. Сейчас смотаемся в луга, привезем тебе Колю Никифорова. Начальство сразу подобреет. Мне тут Паша скачал с Интернета карту лугов, а Краюшкин пояснил по ней, где обитает наш беглец. Рассказал и то, как туда подойти, чтобы он нас не заметил. Так что все будет хорошо! Дело верное.

— Ладно, езжайте, — согласился Андрей.

После этого Колодников с явным неодобрением обратился к Астафьеву.

— А ты чего это так по-пижонски одет? Не боишься в лугах испачкаться?

Астафьев удивился не меньше Мазурова:

— Так я ведь с ними не еду. Вы же меня с этими «горынычами» загрузили по полной программе. Мне сегодня целый день по городу топать.

Андрей не одобрил и этого.

— Сачок! Старика отправляешь в болото, а сам по девочкам с расспросами?

Мазуров, уже усевшийся в Уазаик, не упустил возможности оскорбиться.

— Ты меня обидел так обидел, Андрей! Еще скажи: "Тебе, дед, пора на покой". Я его упустил — я его сам же и возьму. Никому не дам! Поехали, Коля!

Тот же самый день, торговый центр, второй этаж. Колодников мало ошибся, говоря, что Астафьева ожидают встречи с красивыми девушками. Именно две такие красотки, одна брюнетка — пониже, вторая блондинка — повыше, и работали в отделе мягких игрушек.

— Здравствуйте, мне бы увидеть Валентину Макарову, — обратился к обеим Астафьев.

— Я Валентина Макарова, — заявила брюнетка, проявляя явный интерес к молодому и симпатичному парню. Юрий в ответ выдал свою самую обаятельную улыбку:

— Очень приятно, я из милиции, Юрий Астафьев. Давайте отойдем в сторонку, поговорить нам с вами надо.

Под пулеметные очереди взглядов заинтригованной блондинки они отошли на площадку перед лестницей, ведущей вниз.

— Валя, вы только не пугайтесь, ничего такого криминального у нас нет, — сразу начал успокаивать Астафьев. — В январе этого года вы работали в салоне связи «Малахит» на регистрации новых номеров?

— Да, было дело, а что?

Астафьев достал из папки листы регистрации номера с ксерокопией паспорта Олега Куропаткина.

— Дело в том, что вот этот номер был зарегистрирован по украденному паспорту. Вы не припомните, случайно, кто на самом деле его приносил?

Валя некоторое время смотрит на ксерокопию, потом отрицательно качает головой:

— Нет, не помню. Знаете, я сколько их в день регистрировала? А я там почти год работала. Там сотни этих парней прошли.

Юрий торопливо достал еще несколько листов.

— Вот фотографии нескольких человек, которые могли прийти с этим паспортом. Посмотрите.

Валя начала перебирать снимки, потом остановилась на одном из них:

— А вот этот с тем паспортом приходил. Точно этот!

Юрий удивился:

— Вы это точно помните? Каким образом?

Но девушка была уверена.

— Представьте себе, запомнила. Просто он жутко походил на моего первого парня. Я даже вздрогнула, когда он зашел, мне плохо стало.

— Что ж так пугаться? Зашел человек, а вам плохо стало.

— Ага, а вы бы не испугались? Виктора похоронили три года назад от передозировки, а тут он заходит, живой-здоровый: "Здрасьте, я откопался, скучно мне там стало". Мне же, говорю, чуть дурно не стало. Хорошо что он заговорил. Вот голос у него другой, не как у Виктора, шепелявый какой-то.

— А что он сказал про то, что у него паспорт другого человека?

— Что это паспорт брата, тот сейчас учится вот и не может прийти. Но мне было не до расспросов, я думала, как бы без сознания не упасть. Просто жутко он походил на Виктора!

— Так, если я это все запишу, вы не будете возражать?

— Да нет.

Юрий все быстро записал, Валя без каких-либо условий и претензий расписалась, в том числе написала свой адрес и номер мобильного телефона.

— Хорошо, спасибо вам большое, — поблагодарил Юрий.

Пока он складывал в папку листы, Валя уже игривым тоном заметила:

— Не за что. Всегда готовы помочь любимой, такой симпатичной милиции.

Астафьев улыбнулся, и, сбегая вниз по лестнице, на ходу поднял голову. Валя ласково помахала ему ручкой, Юрий не удержался и в ответ ей подмигнул.

В этот же день он докладывал Колодникову:

— Симку на имя Куропаткина оформлял Коник. Оператор его узнала по фотографии.

— То есть с этой стороны тоже не подберешься?

— Нет, тупик.

Колодников тут же позвонит Зудову.

— Паша, что там у тебя?

— Ничего хорошего. Эти два козла третий день обмывают покупку у Вазы, к ним никто не приходит и они никуда не ездят.

— Понятно. Продолжай за ними наблюдать.

— Кстати, караси еще нужны?

— А есть? Давай!

Все это время Астафьев, сидя напротив Колодникова, изучал личное дело Коника. Вдруг он ожил:

— Слушай, Андрей Викторович, а есть идея! Надо их с Вазой спровоцировать, чтобы они показали нам своего пахана.

— И как ты это сделаешь?

— Да есть одна идея. Смотри сюда.

Он подал дело Коника и показал на одну из бумаг. Колодников в ответ разочарованно хмыкнул:

— И все?! За это мы его посадить не можем. Сейчас по этой статье не сажают.

— И не надо! Нам нужно под официальным предлогом зайти к нему в дом, а там уже можно все, сам знаешь. Просто нужно к этому делу подключить судей и приставов.

Колодников тут же встал из-за стола, голос у него был торжественный, как у Левитана на параде Победы.

— Я рад, Юра, что и у тебя хорошие мысли в голове хоть иногда, но появляются. Это дает мне надежду, что вырастешь в настоящего опера.

Он забрал дело Коника и отправляется к выходу.

— А вы куда? — Спросил опешивший Астафьев.

— В суд, Юра, а потом к приставам. Я не думаю, что тебе они сильно поверят, а вот мне они точно уже не откажут.

Он уже выходил из кабинета, когда в дверях повстречал мужчину с двумя подростками близнецами.

— Мне к кому обратиться? Кто тут начальник?

Колодников ткнул пальцем себе за спину:

— Вот к нему.

Астафьев пожал плечами, и уселся за стол Колодникова:

— Да, я слушаю вас.

Почему-то Астафьев сразу придумал мужчине профессию — шофер. Рост выше среднего, лет сорок, лицо обветрено, усы скобкой, в волосах седина. Было впечатление, что мужик в этой жизни много повидал и много умеет.

— Меня зовут Александр, фамилия Заболотный. Понимаете, я дальнобойщик, ухожу в рейс на неделю, а то и на две, — начал он, а Юрий сразу похвалил себя за сообразительность. — За сыновьями у меня сейчас присматривать некому, жена умерла полгода назад — рак. Вот они у меня и отличились.

— А в чем дело? — Не понимал Юрий.

— Я вчера пришел из рейса, отоспался, в баньку сходил. А сегодня пришел наш участковый, Фортуна, насчет проверки оружия. Я охотник ярый, с детства. У меня дома три ружья. Двустволка, берданка и автомат…

— Постойте, какой автомат? — Не понял Юрий. — У нас в стране продажа автоматического оружия запрещена.

— Да нет, вы не поняли. Ружье такое, автомат. Не помповое, как в кино показывают, а другого типа. У него под стволом магазин на четыре патрона.

— А, вот какое. Понял, видел такое один раз.

— Вот! Приходит Володька, ну Фортуна, мы с ним давно знакомы, чай попили, поболтали. У меня все как положено — специальный сейф для оружия, спрятан в чулане, три замка. Открываю я сейф — а как раз автомата то и нет! И его и патронташа с патронами. Витька и Вовка у меня в это время картошку пололи, засранцы. Запустили ее, трава выше ботвы! Я их крикнул. Как только они в дом зашли, и сейф открытый увидели, то по мордам их стало ясно, кто у меня в сейфе пошурудил.

Астафьев посмотрел на близнецов и понял, откуда у одного из них свежий синяк под глазом, а у второго явно распух нос и губа. Юрий развел руками:

— Так, это уже интересно! Особенно в свете грядущего саммита. С нас семь шкур спустят, если мы этот ваш ствол не найдем. И куда вы дели это оружие, орлы? — Обратился Юрий к подросткам. Ответил тот, что был с синяком:

— У нас отобрали его.

Второй подтвердил:

— Ага. Мы не виноваты.

— Так, начнем сначала. Кто из вас кто?

— Я - Вова, — ответил юноша с синяком.

— Я - Витя, — представился второй и осторожно облизал распухшую губу.

— Вы открыли сейф? Чем?

За братьев ответил отец:

— Моими запасными ключами. И что я их на видном месте, дурак, оставил! Нет чтобы хотя бы в гараже спрятать!

Астафьева самобичевание дальнобойщика не волновало.

— Дальше что было, орлята? Решили пострелять?

Близнецы дружно кивнули головой. Астафьев и дальше предугадывал действия малолеток:

— И куда вы поехали? В карьер или в луга?

— В луга. Мы на мопеде поехали.

— Что было дальше? Где стреляли?

— На Качкаре. Народу никого не было, мы специально то место выбрали. Откуда он появился, мы и не знаем.

— Кто он? — Не понял Юрий.

— Да мужик какой-то! Мы по паре раз выстрелили по бутылкам, и тут он нарисовался. Мы и ружье спрятать не успели! А он на нас как попер!

— Ага, говорит, что сейчас охота запрещена, он этот, как его? Охот…

— Охотнадзор? — Подсказал Астафьев.

— Ну да, что он сейчас сдаст нас в милицию. Мы его начали упрашивать, чтобы он нас не сдавал. Тогда он сказал, что ружье забирает, сам принесет его к нам домой, только ему нужно будет дать еще тысячу рублей. Ну, чтобы он молчал.

— Он спросил ваш адрес?

Близнецы переглянулись.

— Не-а.

— Не спрашивал. Только мы как-то про это не думали.

— Так, понятно. И когда он обещал вам принести ружье?

— Он сказал, что через два дня. Они уже прошли, а тут отец еще раньше срока приехал.

— Мы уже деньги приготовили, а его все нет.

Астафьев тяжело вздохнул, пододвинул листок бумаги, начал писать.

— Как он выглядел, этот ваш охотнадзор? — Спросил Юрий. — Возраст, одежда. В камуфляже? С оружием? Документы он какие-нибудь показывал?

Близнецы начали вспоминать.

— Да нет, не было у него оружия.

— Так он да, в камуфляже был.

— А сколько ему лет? Цвет волос? Прическа, усы? Как он вам представился?

— Да ни как он не представился. Ну, мужик такой… Может, как наш отец. У него усы и борода растет. Недавно.

Второй из братьев подтвердил:

— Ага, как у бати за рейс. Он тоже по неделе не бреется.

Юрий все записывал, да расспрашивал:

— Волосы у него какого цвета были? Глаза?

— Волосы темные, такие с вихрами.

— И глаза тоже темные. Ростом он тоже с батю.

Астафьев тяжело вздохнул, обратился к дальнобойщику.

— Так, придется все это оформить, пишите заявление на имя начальника ГОВД о потере оружия. Потом с вашими мальчиками будем искать похожие типы лица в нашей картотеке. А пока прочитайте, и если все правильно написано — распишитесь вот здесь.

— Я один? — Спросил дальнобойщик.

Астафьев покачал головой.

— Нет, все расписывайтесь.

Когда очередь дошла до Вовы, он поставил свою подпись, но потом замер и удивленно сказал:

— Да вот же он, тот мужик!

Вова ткнул пальцем в стол, за ним вскочил и радостно закивал головой и Витя:

— Точно он! Этот самый, охотовед!

Астафьев перегнулся через стол, и ему стало нехорошо. Под стеклом лежала фотография Николая Никифорова.

Глава 15

Когда Колодников вернулся в отделение, он первым делом наткнулся на мечущегося по коридору Астафьева:

— Андрей Викторович, у вас мобильник хорошо работает? Какой у вас оператор?

— А как же, хорошо. Билайн у меня. Тебе что, Ольге позвонить?

— Какой Ольге! Мазурову в луга. У Никифорова есть ружье!

Колодников опешил:

— Откуда?

— Отобрал у пацанов с полным патронташем. А наши про это не знают. Сейчас сунутся к нему в камыши, и положит он их всех.

— Ну, у наших-то автоматы.

— А у него ружье-автомат на четыре патрона! Так что еще неизвестно, кто и кого положит.

Колодников достал мобильник, поднес к уху:

— А твоя мобила что? — Спросил Андрей Астафьева.

— Мой сотик сдох. Не зарядил его сегодня.

Колодников выслушал голос в микрофоне мобильника, поморщился, потом сказал:

— Он вне зоны доступа.

Из двери дежурной части показался дежурный, в звании старшего лейтенанта:

— Мегафон в тех местах не берет, только Билайн, и то до середины лугов. А потом все — хана связи.

Тут Колодников спохватился:

— А что это мы с мобильника-то как дураки, звоним? По рации-то что, не пробовали?

Дежурный иронично засмеялся:

— Да вы будто не знаете, товарищ майор, какая рация у нас в Уазике. Она через раз работает. Иногда раз десять переспрашивать приходиться, чтобы понять, что мы тут им говорим. Давно ее сменить пора, уж сколько рапортов писали по этому поводу.

Колодников все же начал вызывать Мазурова по рации:

— Семеновка — шесть ноль первому. Сороковой — беглый вооружен, будьте осторожны.

Он переждал, но динамики рации приносили только шум помех.

— Не отзывается, не достает, что ли? — недоумевал Колодников. — Куда они уехали?

— К Океану, — подсказал Астафьев. Это место было знакомо даже Колодникову.

— Ого! Это часа два только туда ехать?

Дежурный покачал головой:

— Больше. Сейчас Купиновскую плотину размыло, и ездят кругом, через Линьковку и Россошь. Там часа четыре будет.

— На Россоши телефон брал, но очень слабо, — напомнил Астафьев. — Одна палка всего была.

Дежурный подтвердил:

— Ну вот, а Океан, это еще дальше, там еще примерно столько же ехать.

Теперь уже Колодников начал метаться по коридору:

— Так, что же теперь делать?! Что делать?

— Ждать? — Подсказал дежурный. Колодников зло посмотрел на него. Это было не в духе майора.

— Ждать пока их там все не положат? Нет уж! Давайте знаете, что… Сейчас мы на нашей «семерке» поедем в луга.

Дежурный скептично хохотнул, Колодников тут же отреагировал:

— Я понимаю, что туда мы не проедем, но может сократим расстояние. И непрерывно будем их вызывать по рации. Может, там она достанет. Давайте хоть что-то делать!

После этого Колодников обратился к дежурному:

— Ты, знаток хренов, луга наши хорошо знаешь?

— Знаю. Особенно тот район. Мы с отцом еще туда ездили, за лещами.

— Как проехать туда найдешь?

— Запросто.

— Тогда за себя оставишь Фортуну, — Участковый, вошедший в этот момент в дверь отделения, от удивления только рот открыл. — А ты поедешь с нами. Возьми оружие, бронежилет, все что полагается. Поехали.

Вскоре «семерка» отъехала от отделения милиции.

Колодников тут же снова начал вызывать Уазик Мазурова по рации:

— Семеновка — шесть ноль первому. Сороковой, ответь. Сороковой, у объекта есть оружие, будьте осторожны.

Астафьев с заднего сиденья спросил его:

— Андрей Викторович, как вы там, насчет Коника договорились?

— Да, завтра все будет готово. Возьмешь приговор у секретаря суда и бегом к судебным приставам! Я думаю, надо будет тебя обрядить в форму судебного исполнителя, а Пашу взять как участкового. Вдвоем вы что-нибудь там сообразите.

— Хорошо, сделаем.

Они въехали в луга, и некоторое время ехали нормально, но потом прочно увязли в грязи. Колодников вылез из машины и сразу по щиколотку провалился в грязь.

— Вот б…лин, невезуха!

Астафьев попытался прямо из машины прыгнуть на сухое место, но поскользнулся и упал коленками и ладонями в грязь.

— Черт, это вы меня сглазили, Андрей Викторович! — Плачущим голосом обвинил он Колодникова. — Накаркали! Кто с утра хотел меня в болото загнать?

Колодникову неудача подчиненного вернула хорошее настроение:

— Давай, суеверный наш, лучше засучивай штаны, выталкивать машину будем.

После этого он посмотрел на часы:

— Черт, время уже семь вечера! Скоро так и темнеть уже начнет.

Вытолкнуть машину получилось с третьей попытки, при этом всех троих толкачей забрызгало грязью с головы до ног. И тут же, словно в насмешку над ними, из-за ближайшего пригорка выползает до боли всем знакомый Уазик. Из него, к облегчению Колодникова, выбрались все, кто с утра уехал на захват Никифорова.

— Слава богу, все живы! — Вырвалось у Колодникова. — Никифорова взяли?

Мазуров, в отличие от него, был мрачен:

— Нет, не нашли мы его. Один корешок из рыбаков видел, как он с утра куда-то ушел.

— Вы нас-то хоть слышали? — Спросил Астафьев. Мазуров отмахнулся:

— Да слышали мы вас, ответить только не могли! Передатчик крякнул окончательно. А мобильник там не принимает.

Из Колодникова словно пар выпустили:

— Фу! Ну слава богу, вы живы. А то если он вас еще пострелял, вот это был бы полный трубец. Кстати, а вы когда это сообщение получили, до или после приезда на то место?

— После, — признался Мазуров. — Так что это, может быть еще и наше счастье, что он сбежал. А так, я думаю, Колька бы стрельбу по нам открыл. Он мужик отчаянный.

— Психованный он, а не отчаянный, — поправил Колодников. — Ладно, поехали обратно.

Он обернулся к рядовым милиционерам:

— Вы садитесь в «семерку», езжайте вперед, а мы на Уазике за вами поедем. Так как-то привычней.

Колодников, Мазуров и Астафьев сели в Уазаик, машина тронулась.

— И куда мог деться этот наш любимый Коля Никифоров? — Начал рассуждать подобревший Колодников. — Сменил нычку? Решил рвануть куда-нибудь в другие края?

Мазуров также думал над этим.

— Да кто его знает? Сейчас погода летняя, живи — не хочу. Комары только загрызут. Их там жуть сколько!

А Колодников продолжал перебирать версии:

— Мы же проверяли его знакомства. У него практически нет родни за пределами области.

— Да в лугах он, наверное, — решил Мазуров. — Теперь у него еще и ружье, начнет охотиться. Надо будет еще раз Краюшкина на его поиски послать. Поставлю уж я ему литр водки! Пусть только мой позор смоет.

Они проехали еще пару километров, и тут Астафьев вскрикнул:

— Стоп! Я знаю!

— Что ты знаешь? — Не понял Колодников. — На ком ты женишься?

Но Юрий не был настроен шутить:

— Я знаю, куда он может пойти с ружьем. К тому парню, что убил его отца.

Его старшие товарищи просто вытаращили от изумления глаза.

— Почему? С чего ты это взял? — Спросил Мазуров.

— Я был на его допросе, он был очень злой на всех нас за то, что этого парня отмазали от тюрьмы, — начал вспоминать Астафьев. — Так и говорил — я жалею, что убил свою тетку. Надо было лучше замочить его и судью.

Колодников иронично хмыкнул.

— До того, значит, не убил, а теперь убьет? Хотя…

Мазуров продолжил за него:

— Что ему теперь терять? Умышленное убийство, плюс побег. Ему солидный срок и без этого набежит. А тут ружье в руках, уже шанс все это выполнить. Как фамилия того парня что убил его отца?

— Синицын, Вадик. — Подсказал Астафьев.

Колодников задумался:

— Ты хорошо это помнишь?

— Так я же был на его допросе. И живет этот Вадик где-то в тридцатом, в коттедже.

— Так, кто у нас это дело вел?

— По-моему Шаврин. А из прокурорских…

— Из прокурорских — Шалимов, — напомнил Мазитов и тут же стукнул по плечу Колодникова.

— Вот ему и позвони! Сергей из старой гвардии, никогда ничего не забывает. Не то что этот молодняк. Мобильник-то тут работает?

Астафьев подтвердил.

— Да, две палки уже есть.

Колодников тут же нашел в своем сотовом нужный номер. Шалимов отозвался мгновенно:

— Здравствуй, Андрей. Что, очередное дело наметилось?

Колодников включил на мобильнике громкую связь.

— Да нет, скорее старое всплыло. Вы помните дело такого Синицина?

— Который убил мужика из-за кружки пива? Конечно, помню.

— А вы не помните, случайно, где он живет?

— Помню и не случайно. Ярославская шесть, квартира два. Там дом на двух хозяев, коттедж. Только вряд ли вы его сегодня застанете дома.

— Почему? — Удивился такой точности Андрей.

— Да потому, что у Вадика как раз сегодня день рождения.

Все в салоне автомобиля были просто сражены.

— Вы и это помните?! — благоговейно спросил Колодников.

Шалимов засмеялся.

— А как такое забыть?! Именно в этот день, ровно год назад, на собственный день рождения Синицын и забил того несчастного мужичка. Фамилия его была…

— Никифоров, — подсказал Колодников. — Иван Никифоров.

— Именно так. Тот зашел после работы кружку выпить в баре, а Виталик спустился из ресторана с двумя девушками покуражиться, силу свою показать. А там не перед кем куражиться, только мужик какой-то старый пиво сосет. Виталик и до него докопался. Два удара, а так как он занимался карате, то спокойно сломал мужику ребра. Они вошли в печень, и той же ночью Никифоров умер. Вот такой печальный расклад.

Колодников продолжил эту историю.

— А потом мадам Вольцева переквалифицировала весь этот беспредел в вынужденную самооборону, и парень полетел из зала суда белым лебедем. Это мы знаем. А в каком ресторане это было, не помните?

— Ну как же не помнить? В известном всем нам гадюшнике — "Седьмом небе". Насколько я помню, Виталик там постоянный завсегдатай.

— Спасибо, Сергей Александрович, вы нам здорово помогли.

В это время идущая впереди «семерка» застряла в очередной колдобине. Выскочившие милиционеры начали жестами показывать пассажирам Уазика, чтобы их взяли на буксир. Но Мазуров так жестом им показал — толкайте.

Колодников же просто высунулся в окно и посоветовал. — Некогда, мужики, выталкивайте сами и догоняйте нас!

После этого он взялся за микрофон рации:

— Седьмой — Жуковке. Срочно пришлите патруль к ресторану "Седьмое небо". Седьмой — Жуковке!

Он переключил на прием, но в ответ услышал только треск помех. Мазуров подсказал ему:

— Я ж тебе говорил, что передатчик сдох, что ты его мучишь?! Сколько мы тебе про это твердили — сменить надо рацию, сменить? И вот — дождались! По закону подлости она отказала в самый нужный момент.

Колодников взорвался:

— Да знаю я, что рация у нас ни к черту! Что ты меня прессуешь?! Будто я рапорты не подавал. Вы замначтыла прессуйте, а не меня.

Колодников снова вытащил мобильник:

— Дежурная часть? Пивцов, ты что ли? Привет, Леша! Да, я. Вот что, пошли наряд пэпээсников к ресторану "Седьмое небо". Там может появиться Никифоров. Да, это тот беглый, у тебя его фото под стеклом. Учти — при нем может быть ружье и много патронов. Объяви там про это всем — гаишникам, вневедомственной охране. Пусть ищут человека в камуфляже, заросшего недельной щетиной. Приметы у тебя есть. Он может охотиться на такого Синицына. Пусть поспрашивают, есть тот в ресторане, или нет. Все понял? Ну, давай.

Потом он посмотрел в зеркало заднего вида.

— А куда это наша «семерка» пропала? Они там что ее, на руках несут? У кого оружие при себе есть?

— У меня, — ответил Мазуров.

— А у меня нет, — Астафьев пожал плечами.

— У меня тоже, — несколько смущенно заметил Андрей. — Дома забыл, представляете?

Через полчаса они подъехали к ресторану "Седьмое небо". Рядом с ним уже стояла машина патрульно-постовой службы. Это тоже не устроило Колодникова:

— Блин, на кой черт они ее на самый вид поставили? Он сейчас к ресторану на пушечный выстрел не подойдет.

— А тем более не подойдет, если две милицейских машины будут стоять, — ехидно заметил Астафьев.

Колодников тут же обратился к водителю.

— Коля, отгони машину в сторону, за угол. Да, туда. Теперь пошли этих искать.

Эти — трое патрульных, покупали в баре минералку и шоколад. Колодников тут же напустился на них.

— Так, орлы, вы распоряжение из дежурной части получали? В зале были?

— Да, были мы там. Там немного народу, человек шесть. С ружьем, в камуфляже и по фамилии Синицын там никого нет.

— Да с каким ружьем?! Все они поняли!

Колодников вышел из бара, поднялся в главный зал. Там действительно за двумя столиками сидели две компании, Синицына среди них не было. К Колодникову подошел управляющий рестораном:

— Какие-то проблемы, командир?

— Синицын у вас был сегодня?

— Виталик? Был, но ушел.

— Куда?

— Сказал, что хочет покидать шары в боулинге. В «Сову» он поехал.

Колодников тут же развернулся к выходу, за ним и все остальные.

— В «Сову»? Ладно, поедем, и туда съездим. Хотя мне кажется, что мы зря волнуемся за этого козла.

Но тут управляющий уже в спину уходящей компании добавил:

— Его сегодня уже двое спрашивали.

Колодников тут же остановился:

— Кто?

— Его мать, а потом какой-то мужик в камуфляже.

— Черный такой, с бородой? — Подсказал Мазуров.

— Ну да, с такой, начинающей бородой.

— При нем ружье было? — Уточнил Колодников.

Управляющий удивился.

— Ружье? Да нет. Он только в камуфляже был, и дымом от него дико несло. Я еще спросил, что ему надо. Он сказал, что Виталик заказывал ему судака на свой день рождения, и он его притащил. При нем такая большая сумка была, и действительно, она рыбой воняла.

Управляющий развел руки, показывая, какая при рыбаке была сумка. Колодников скомандовал:

— Погнали в «Сову», быстро!

Уже в машине он все же высказал сомнение:

— Все равно ружье в такой сумке не уместится.

— Уместится, — вздохнул Мазуров. — У него на стоянке валялось полотно ножовки по металлу. Я еще подумал тогда: где он ее взял и зачем оно ему нужно было?

— Ты думаешь — он обрез сделал? — Озаботился Колодников.

— Наверняка. Приклад отпилил, ствол укоротил. Ему он нужен теперь на два выстрела в упор.

Колодников прикрикнул на водителя:

— Быстрей, Коля! И где эти наши дармоеды в бронежилетах?!

В это время в развлекательном комплексе «Сова» шла обычная ночная жизнь. На крыльце стояли несколько куривших посетителей, они с удивлением посмотрели на мужика в камуфляже, на несколько секунд остановившегося около машин на стоянке. Заметив сильно потрепанный «Лексус», он довольно усмехнулся и смело двинулся в здание. При виде входящего в двери заросшего густой щетиной мужика в грязном камуфляже охранник, мирно читавший до этого пестрый таблоид, встал и решительно двинулся наперерез. Никифоров не дал ему и рта открыть. Выдернув из сумки на плече обрез, он выпадом вперед ударил охранника стволами в горло. Охранник захрипел и упал на колени. А Никифоров пошел дальше, взводя на ходу оружие. Гардеробщица боулинга в полумраке не поняла, что у новичка в руках, и закричала на него:

— Куда в обуви-то поперся?! А переобуваться?

Несмотря на звучавшую музыку, все, кто размещались на небольшой подиуме, человек пять, обернулись на ее голос. В том числе и высокий парень с яркой, несколько хищной красотой — Синицын. Как раз в это время он готовился бросить очередной шар на самой дальней, седьмой дорожке. Увидев нового посетителя, он сначала его не узнал, да и Никифоров не сразу нашел его взглядом. Но потом заметил свою жертву и направился прямиком к нему. Теперь и Синицын понял, кто идет к нему. А потом он увидел и оружие в руках Никифорова. Синицын размахнулся и бросил в Никифорова шар, но тот увернулся от него. Тогда Виталик бросился бежать прямо по боулинговой дорожке, но тут же поскользнулся и упал навзничь. Никифоров при виде своего врага потерял хладнокровие и с криком: "Стой, сволочь!" — побежал за ним.

Тут наперерез к нему кинулась полная женщина с чересчур ярким макияжем — мать Виталика — Анна Синицина.

— Не надо! Виталик, беги!

Она вцепилась в ружье Никифорова, и заряд картечи полетел в сторону от барахтающегося на полу Синицына, разнеся табло с результатами игры на соседней дорожке. Никифоров начал рвать оружие из ее рук, это ему не сразу удалось, но потом он вырвал обрез и ударил остатками приклада женщину по лицу. Та вскрикнула, зажала лицо и осела на пол. В это время Синицын уже поднялся на ноги и снова побежал. Никифоров дважды выстрелил в сторону своего врага. Тот вздрогнул всем телом, поскользнулся, и, прокатившись головой вперед, сбил кегли и свалился куда-то вниз, куда уходили механизмы подачи. Как раз в это в это же время в зал для боулинга ворвались милиционеры. Впереди дежурный по отделению, за ним Колодников и Астафьев.

— Стой! Никифоров, бросай ствол! — Крикнул он.

Тот развернулся в сторону милиционеров, выстрелил. Заряд дроби попал в бронежилет бегущего впереди милиционера, потом Николай еще нажал на спуск, но патроны кончились. В это время в него начал стрелять изрядно отставший Мазуров. Одна из его пуль попала в плечо Никифорова, так что он упал назад, и тут же на стрелка навалились Колодников и Астафьев.

В том же боулинг-центре спустя полчаса было тихо и светло. На том же подиуме в летнем пластиковом кресле сидел Никифоров, на его запястьях были наручники, правая рука оттопырена вбок. Доктор сделал последний оборот бинта над его плечом, завязал узел и отошел в сторону. Колодников что-то писал на столе среди остатков десерта и стаканами коктейлей. Мазуров хлопотал над милиционером, сидящим на ступеньках подиума, в которого попал ружейный заряд. Это был тот самый дежурный, которого неожиданно забрал с собой Колодников.

— Что, сильно больно? — Участливо спросил Мазуров.

Дежурный поморщился в ответ:

— Да ничего, как будто мешком по туловищу ударили. Дыхание перебило.

Мазуров вздохнул:

— Хорошо, что у тебя бронежилет был.

Дежурный признался:

— А я ведь одевать его не хотел — жарко днем было. Уже перед «Совой» его натянул, как почувствовал.

Колодников в это время разговаривал с Никифоровым:

— Ну, что, Николай, теперь ты доволен? Ты посчитай, сколько ты сегодня натворил: травма охранника, Синицын, его мать в тяжёлом состоянии? Тебе же теперь срок светит до конца жизни!

Тот был настроен философски:

— Да и хрен с ним, если не удалась сама эта жизнь. Если нет в мире справедливости, то не стоит и жить в таком мире.

Астафьев, стоящий за спиной Никифорова, заметил:

— О, вытащили наконец-то, Синицына из подвала несут.

Вскоре мимо них, в самом деле, несли на носилках стонущего Синицына, лежащего на животе. Сзади шел доктор. Колодников крикнул ему:

— Живой он?!

Тот отмахнулся.

— Живой. Там ерунда, серьезного ничего не тронуто, только спина вся в дроби. Выковыряем, йодом смажем и все.

Неожиданно Никифоров резко поднялся, сделал шаг вперед и резким ударом ноги послал вперед лежащий на полу шар для боулинга. Тяжелый шар, как футбольный мяч, полетел точно в цель и ударил по голове лежащего на носилках Синицина. К Никифорову бросаются сразу Астафьев и Колодников, тот кривится от боли в ноге, стонет. Врач пытается остановить кровь на голове Синицына куском бинта, потом кричит санитарам:

— Быстрей его в больницу! Блин, это будет гораздо серьезней, чем та дробь.

Никифоров же скалит зубы от боли и радости одновременно:

— Не зря я футболом занимался, точно в девятину мяч положил. Ногу, хотя, похоже, сломал.

— Дурак, что ж ты сделал!? — Кричит Колодников.

— То, что должен был давно сделать. Вот теперь и в тюрьму можно, хоть на всю жизнь! Везите.

Глава 16

На следующий день с утра в отделении милиции постепенно начали собираться все участники вчерашних событий. Колодников готовился провести ежедневную пятиминутку, остальные обменивались впечатлениями, новостями. Мазуров же читал какие-то бумаги. Неожиданно он взорвался:

— Да черт возьми! Юрка! Ты когда-нибудь областные сводки смотришь? — Он потряс бумагами. Астафьев был в полном недоумении:

— Всегда. А что?

— А что!? Ты вот это видел?! Она две недели назад пришла! Я тогда еще на больничном был!

Он сунул в лицо Юрию одну из бумаг. У Астафьева на лице явно читалось удивление:

— Читал я это, и что? Очередной зомби. Их по стране сейчас как грязи.

Мазуров аж застонал:

— Юра, я тебя сколько учил — не забывай о мелочах. Читай, и, главное — запоминай. А еще читай между строк. Во-первых: зомби этот твой где сейчас располагается? В психдиспансере Торска. Это по прямой сорок километров от нас как раз через луга. Теперь второе. Где его нашли? В Лугах, в явно избитом состоянии, в горячке. Когда нашли? 11 мая! Теперь приметы: рост выше среднего, возраст 30–40 лет, на теле многочисленные татуировки, в том числе имя — Коля!

Астафьев все-таки чего-то не понимал, так же как не понимал этого Колодников:

— И что? — Спросил он.

Мазуров схватился за голову.

— Андрей, ты что, тоже поглупел? Я ведь тебя уважал как истинного сыщика, а ты что делаешь?! Это же Шмыга, Николай Шульгин, которого мы так долго ищем! Все приметы его!

Астафьев прочитал бумагу ориентировки, и тут же нашел одно несоответствие:

— Но этот зомби, он старый. А Шмыге всего двадцать пять.

— Юра, запомни! Любой человек, кто отсидел в тюрьме несколько лет, как Шмыга, выглядит старше своего возраста. Теперь — его нашли 11 мая. Последний звонок от Коляна был 10 мая. Я думаю, что Касатик и Колян так просто свою жизнь ему не отдали, а тоже вломили Шульгину хороших свинделей. Судя по описанию, покалечили они его знатно. Он из последних сил угнал мотоцикл убитых им людей, но перепутал дороги и поехал вместо Кривова в Торск. Меня еще тогда, в Лугах, удивило, что мотоцикл, когда его нашли братья Никифоровы, был на дороге, ведущей в сторону Торска. И причем он был развернут туда. То есть тот, кто ехал на нем, не возвращался оттуда. Понимаете? Потом Шмыга теряет сознание, и его подбирают доброхоты из Торска, довозят до больницы. Там он лечится и проходит в сводках как потерявший память.

— А память он потерял потому, что Касатик хорошо вломил ему по голове? — Предположил Колодников.

— Может быть и от этого. Ну как? Научу я вас когда-нибудь сводки читать?

Колодников начал говорить каким-то даже угрожающим тоном:

— Вот я удивляюсь тебе, Иван Михайлович. Ведь как Гидромедцентр всё знаешь, а сидишь тут, мозги нам всем компостируешь, вместо того, чтобы брать машину и срочно, на всех газах лететь в Торск!

Мазуров ухмыльнулся:

— Дежурку дашь?

— Дам, и не свою дежурку дам, а машину начальника угла! А нам к судебным приставам придется ехать на Уазике. Только езжай, дорогой ты наш Иван Михайлович! Нам, кровь из носу, это дело надо свалить до тридцатого. У нас ничего нету по убийствам! Закрыть надо это дело любой ценой. Бегом!

Мазуров вышел в коридор, но тут его останавила невысокая, худощавая женщина, сестра покойного Коляна, Ирина:

— Иван Михайлович, это я, сестра Николая Савельева.

— Да-да, я помню вас, помню.

— Тут я… у меня такое дело. Там приходили из ЖКО, хотели комнату Колину отдать другим людям.

— Ну и что? Вы ее что, себе хотели оставить?

Женщина начала говорить как-то комкано, нелогично:

— Да, понимаете, не хочу я ее отдавать. Я подумала, что может быть он и не умер, он жив, еще вернется.

Мазуров опешил:

— Как это он жив? Вы же его сами похоронили?

— Да, но… я была тогда в таком состоянии. Он так ужасно раздулся… А теперь что-то мне теперь кажется, что это был и не он.

— Но вы же подписали документ об опознании!

— Да! Но… я тогда на все была готова, лишь бы не видеть этот ужас. Меня еще знаете, что удивило. У Коли рост был метр семьдесят. Я гроб взяла, как полагается, на десять сантиметров больше, метр восемьдесят. А он ему впритык был.

Мазуров снисходительно улыбнулся:

— Ирина, вы же знаете, что при смерти тело у покойников растягивается, увеличивается. Это естественно.

— Да, но как-то… Вы понимаете, если Коля объявится и комнаты у него не будет, то его придется взять к себе в квартиру, а я не хочу. Он такой дурной пример для моих детей. Я же их одна поднимаю, двоих. У них как раз подростковый возраст, и такое от него будет пагубное влияние!

— Да не объявится он! — Настаивал Мазуров. — Скоро мы привезем сюда его убийцу, и он все расскажет, как он убил вашего брата Николая и его друга Касатика. Не волнуйтесь, Ирина.

Ирина смирилась:

— Ну, хорошо, дай-то Бог. Грешно, конечно, он мне брат родной, но лучше бы он там лежал, под крестом. До свидания.

Глава 17

В тот же день, ближе к полудню из здания, в котором разместилась контора судебных приставов, вышли Колодников, Зудов в милицейской форме. За ними шел Астафьев, на котором была одета непривычная, не по размеру, слегка мешковатая для его фигуры, черная форма судебного исполнителя. На поясе красовались резиновая дубинка и наручники. С ним шла девушка в синем мундире с папкой в руках — судебный пристав. Кроме того, были еще две девушки в штатском — понятые.

Астафьев смущенно рассматривал свое новое обмундирование:

— А он поверит, что я в самом деле судебный пристав? Я себя в этой форме чувствую клоуном.

Колодников не упустил возможности поиздеваться над своим молодым коллегой:

— Вот-вот, привыкай, Юра. Если вы ничего у Коника не накопаете, то и будешь клоуном в глазах начальства, и моих тоже. Езжайте с богом и потом с докладом сразу ко мне.

Машины с судебными приставами остановились около дома, где проживал Коник. Они всей толпой поднимались на третий этаж, Зудов постучал в дверь. Вскоре из-за двери донесся не слишком радостный голос Коника:

— Ну, кого там еще черти принесли?

— Открывай, Полев, это ваш участковый.

Слышно было, как Коник за дверью бормочет ругательства, потом щелкает собачка замка, падает цепочка. Двери распахнулись и Коник встретил гостей в одних трусах, он попытался что-то сказать не очень вежливое. Но при виде молодых девушек испугался, и убежал внутрь квартиры. Оттуда вскоре донесся его шепелявый голос:

— Это… вы что же не предупредили что у вас тут еще и бабы с вами? Что за дела, начальник?

— Во-первых, это не бабы, а судебный пристав и понятые, — сурово ответил Зудов. — Да тебе скажи, что судебные приставы пришли, ты бы и дверь нам еще не открыл.

Сам Зудов в это время кивнул головой Астафьеву на полку в прихожей, где лежал дешевенький мобильный телефон. Юрий ответно кивнул головой. Тут появился Коник уже в трико и рубахе. К нему уже официально обратилась дама в форме:

— Полев Василий Андреевич?

— Да, я.

— Паспорт свой можете предъявить?

— Да, вот он.

Коник достал из стенки в зале паспорт и возвратился обратно. Пролистав паспорт, девушка кивнула головой.

— Мы можем пройти и поговорить с вами в более удобных условиях?

— Ну, тогда проходите в зал.

Пристав, понятые и Коник прошли в зал, Зудов встал в проходе, загораживая своим мощным телом оставшегося в прихожей Астафьева. Оттуда тот только слышал, о чем шла речь в зале.

— Вы знаете, Василий Андреевич, что два месяца назад ваша жена обратилась в мировой суд, с требованием взыскать с вас полагающиеся алименты в пользу вашего сына?

Коник сразу мрачнеет:

— Ну, знаю, и что?

— Суд рассмотрел ее исковое заявление и постановил взыскать с вас сумму алиментов за три года в размере ста пятидесяти шести тысяч, шестисот рублей сорока трех копеек.

Даже Астафьев в прихожей слышал, как Коник подскочил на месте, так что заскрипели пружины кресла.

— Это ж… с какого хрена такая сумма набежала?! Я за это время столько не заработал. У меня зарплата то всего тысяча двести!

Голос пристава продолжал оставаться весьма ровным:

— Мы знаем, какая у вас зарплата, она составляет одну тысячу шестьсот рублей по справке предоставленной частным предпринимателем Айвазяном. Мы не спрашиваем, что вы делаете у Айвазяна на такую зарплату и как вы сумели выжить на нее. Но по законам Российской федерации, если зарплата ответчика ниже предельного уровня, все равно алименты взымаются со средней зарплаты российского гражданина, и от этого высчитывается одна треть. Средняя зарплата у нас по стране сейчас составляет…

В это время в прихожей Астафьев осторожно вскрыл мобильный телефон Коника, вытащил аккумулятор, затем симку и сломал ее. Потом он ее старательно распрямил и снова сунул в мобильник. Подключать его он не стал, а зачем-то начал стирать отпечатки пальцев. Потом остановился, покрутил у виска пальцем, дескать — совсем с ума сошел. А пристав продолжала мерно зачитывать свои бумаги:

— От нее высчитывается одна треть. Что в вашем случае составляет 4 тысячи, триста пятьдесят рублей. Умножьте все это на три с лишнем года, вот вам и нужная сумма.

Коник был сражен:

— Это кто ж такое изуверство придумал?

Зудов засмеялся.

— А ты будто не знаешь? Где у нас в стране законы принимают?

Между тем Коник продолжал возмущаться:

— Вот это да! Я тут последний хрен без соли доедаю, а эта овца сразу бобла на тачку должна огрести?

Зудов снова не выдержал:

— Да что-то не заметно, что ты сильно голодаешь. Вон у тебя и видик, и спутниковая антенна, и плазма стоит.

Коник не считал это шиком:

— И что тебе плазма? Подумаешь — плазма!

Госпожа пристав была настроена не так скептично:

— Вот с этого мы и начнем нашу опись арестованного имущества. Когда вы брали плазменный телевизор, документы на него есть?

— По весне я брал ее. Да хрен его знает, где эти документы, сейчас попробую найти.

Было слышно, как Коник выдвигал и задвигал обратно многочисленные ящики. Тем временем Астафьев продолжил экскурсию по его квартире. Открыв один из шкафчиков в прихожей, он обнаружил там черную, вязаную шапочку. Вытащив ее, Юрий убедился, что это не просто шапка. У ней прорезаны отверстия для глаз. Положив на место шапку, Юрий проскользнул на кухню. Минут через десять он появился в зале и сообщил своим временным коллегам:

— У него там в кухне и микроволновка, и холодильник новый.

— Да! — Восхитилась девушка. — Давайте сходим, посмотрим.

Они все выходят в кухню, а Астафьев уже шурудит по полкам стенки, открывает шкаф.

Через полтора часа предельно злой Коник провожает своих незваных гостей. Он так до конца и не понимает смысла всей этой процедуры:

— То есть я теперь что, не могу всем этим пользоваться? — Спросил он.

Пристав пояснила:

— Можете, пожалуйста, пользуйтесь. Но если через неделю вы не начнете выплачивать алименты жене, мы приедем и заберем все это. Потом все это будет продано, и деньги уйдут вашей бывшей жене и ребенку.

— До свидания, — говорит второй пристав. Коник кривиться:

— Да уж не дай боже! Век бы вас всех не видеть!

Они все выходят из подъезда, садятся в машины и отъезжают. Минут через десять из дома вышел и Коник. Он сел в маршрутку и поехал куда-то в центр города. За ним неотлучно следовала машина с операми. Вот Коник зашел в ЦУМ, прошел через большую часть зала и скрылся в отделе, торгующем дисками. Вскоре он вышел оттуда с рослым крепышом с окладистой бородкой. Они вышли из здания, закурили, и Коник начал ему что-то рассказывать, активно махая руками. Бородач явно злился, что-то выговаривал собеседнику. Рядом с беседующими прошел Шаврин, за их спинами он задержался, сделал вид, что ждет кого-то. Коник между тем достал мобильник, и, пожимая плечами, подал его бородачу.

Колодников, наблюдающий за этой беседой из машины, доволен.

— Похоже, это и есть третий член банды. И по приметам весьма похож. Мне кажется, это и есть главарь. Паша…

Зудов, сидящий на переднем сиденье, в это время снимал всю сцену на видеокамеру:

— Узнаю про него все, не переживай.

Тут в машину подсел уже успевший переодеться в гражданку Астафьев. Он доволен.

— Ага, прибежал!? Как я его с мобилой подцепил?

— Молодец! Что-нибудь еще там нашел? — Спросил Колодников.

— А как же! В прихожей шапка с прорезами для глаз, в зале в шкафу камуфляж, на кухне штук двадцать патронов к Макарову. В банке из-под чая.

— Хорошо! Хоть что-то ему можно будет предъявить.

Глава 18

В это же время Мазуров в белом халате, накинутом на плечи, шел по коридору Торского психдиспансера. Его сопровождал сам главврач сего печального учреждения. В палатах без дверей было видно сидящих и лежащих на кроватях людей, некоторые из них заинтересованно глазели на нового человека. Но Мазуров не обращал на это внимание. Для него сейчас главное — слова доктора:

— Он попал к нам из инфекционного отделения, — рассказыл тот. — После того, как его подобрали в лугах, думали, что у него были просто ушибы. Но потом догадались сделать анализы и выявили у больного мышиную лихорадку. Стало понятно такое его бредовое состояние и вообще… То, что он выжил, это просто чудо. С такими травмами, с такой болезнью редко кто выживает.

Мазуров пояснил:

— Он зэк, а они живучие, поверьте мне, я их много повидал. Выживет там, где нормальный человек крякнет. А потом что было?

— Потом он начал поправляться, начал приходить в себя. Так как у него был перелом нижней челюсти, он долго не мог говорить. А потом заявил, что он не помнит, кто он, не знает, откуда. Делал он это вполне логично, никаких подозрений у нас не возникло. Мы и объявили его в розыск. Вот его палата.

Они прошли в дверной проем, конечно, без дверей. На кровати лежал вниз лицом человек. Мазуров подошел к спящему человеку, несколько секунд рассматривал его. Потом он изменился в лице, брови поднялись высоко вверх. Мазуров нагнулся и тронул спящего за плечо:

— Николай, посыпайся!

Тот перевернулся лицом вверх, и Мазуров кивнул ему:

— Ну, здравствуй, Николай Савельев. Привет тебе от сестры, Ирины, только сегодня ее видел. Скажи мне, Колян, за что ж ты убил своего лучшего друга, Касатика?

Колян поднялся с кровати, сел:

— Я почему-то так и думал, Иван Михайлович, что вы за мной приедете. Не думал только, что так быстро.

— Так все-таки, Николай, за что ты убил Касатика? — Настаивал Мазуров.

— Да, это все Шмыга. Его давно надо было грохнуть, еще там в зоне. Его там не опустили только потому, что Касатик за земляка заступился. А тут припер он нам эту водку на Россошь, сам чуть не пузырь выжрал и давай понтовать. Толкал нам, что Конопля предлагал ему короноваться, что он на пересылке в Вологде был смотрящим. Я ему для правилова по сопатке раз съездил, тут он козырей своих и выкатил…

* * *

Берег реки, вечер, надсадно квакают многочисленные лягушки, горит костер. Шмыга летит на землю после удара Коляна, утирает разбитый нос и, с ухмылкой говорит:

— А зря ты, Колян, свои шатуны распускаешь. Я ведь могу Сашке тебя сдать с потрохами.

Шмыга — высокий, худощавый парень с нагловатой улыбкой на лице. Колян встает над ним, с издевкой в голосе спрашивает:

— Чего? Ты чего тут еще на гнилом базаре ботвой торгуешь? Еще по хлебальнику хочешь? Смотрящий хренов! Скажи еще, что ты зам Папы Римского по всему Поволжью.

Тут в разговор вступает и Касатик. До этого он спокойно лежал около костра, лениво почесываясь от укусов комаров.

— Да, обломись, ты, Шмыга, а то и я тебе добавить могу. Не посмотрю, что мы с тобой в одном дворе выросли, настучу только так по хлеборезке.

Колян отходит, Шмыга поднимается с земли, потом с ехидной улыбкой говорит:

— А вот зря ты своего друга защищаешь, Сашок. Он ведь в марте вышел, как раз после меня, а квартира его как раз напротив моей. Я же все вижу, Колян, я же все замечаю!

Тот по-прежнему его не понимает, садится около дерева:

— Что ты видел, полудурок? Что ты там мог видеть?

— А то, что твоя жена — Нинка, — он обернулся к Касатику, — Сашок, к нему через день прибегала. Да надолго так!

Касатик взвивается в воздух и бьет сидящего Коляна ногой по ребрам. Тот поражен этим.

— Ты чего, Сашок, обурел совсем? Ты кого бьешь?!

— Бегала, значит, моя гнида толстожопая к тебе? Трахал её, да!? Трахал!? Ты давно ее трахнуть хотел, еще со школы клинья к Нинке бил. Да я тогда тебе дорогу перешел.

Колян между тем медленно поднимается на ноги.

— Да ты кому веришь, Сашок, кому?! — Спрашивает он. — Чтобы я жену лучшего друга, который еще на нарах чалиться, трахнул? Ты кому веришь, этому козлу?!

Шмыга ехидно улыбнулся.

— За козла еще ответишь, Колян! Я вот богом клянусь, что это было!

Шмыга показательно, с оттяжкой крестится. Озверевший Касатик со всей силы бьет Коляна по лицу, тот летит на землю, у него сломана челюсть, и он ничего уже не может сказать. Между тем Касатик продолжает наносить ему один удар за другим. Колян пытается подняться на ноги, но это получается у него только с третьего раза. И поднимается он уже с ножом в руке. Он машет им перед собой, но Касатик словно не видит угрозу, а Колян не может сказать ни слова. Касатик снова прыгает вперед, Колян уворачивается от удара, но Касатик спотыкается об корень тополя, и падает вперед, как раз на отставленную в сторону руку с ножом. Они сталкиваются, и на лице Касатика появляется гримаса боли, затем он начинает медленно сползать на землю. Колян так же теряет равновесие, они оба падают…

* * *

— Я и не понял, как у меня в руках тот нож очутился, — продолжил рассказ Колян. — Он у нас у костра лежал, рыбу мы им всегда чистили. И я это… не бил я им, Сашок ударил, я увернулся, и он дальше пролетел, прямо на нож — сердцем. Он у меня умер на руках, быстро так. Я же потом долго еще поверить не мог, что это я своего лучшего друга своими же руками погаными запорол. А этот козел Шмыга подошел, и говорит: "Надо его закопать, пока никто не видел". Тут меня и накрыло! Я Шмыгу за горло схватил и до тех пор держал, пока тот трепыхаться не перестал. Сука! Шмыга ведь знал, что Касатик ревнивый до ужаса. Он на зоне с ума сходил, как только думал, что кто-то на воле его Нинку там без него трахает. Вот Шмыга и сыграл ему эту "оперу на закате дня". А я ее не трогал, в самом деле, приходила она один раз, когда я только вышел, да и Ирка была при этом, она ее и привела. Про Сашку она приходила расспросить, как у него здоровье, как вообще… И все.

Мазуров чуть переждал, потом спросил:

— А потом ты как оттуда выбрался? Мотоцикл чего бросил?

— Я уже болел тогда, не знал только про это. Хавали-то мы с похмелья прямо с земли, еду на ночь оставляли. Вот с мышами одну булку на двоих и приговорили. Херово мне уже с утра было, ломало всего. К вечеру хуже стало, тут эта бодяга со Шмыгой, Касатик… Я до утра один просидел, водку пробовал пить, а она не лезет, да и челюсть болит. Потом вообще фигня началась. Зрение — как будто кто свет выключил. День идет, а я солнце еле вижу. Температура глючила, хоть чайник на башку ставь, не соображал уже ничего. Поехал на ижаке — куда, чего? Ни хрена не знаю! Потом свалился с него, шел куда-то… Отключка полная была. Очнулся уже тут, в Торске, в больнице.

— Легенду про потерю памяти сам придумал?

— Да, передача была по телеку про этих, потерявших память, зомби. Вот и я решил косить под это дело. Не прокатило.

— Понятно.

Мазуров вздохнул, поднялся с кровати:

— Собирайся, Коля, пора домой. А то тебя и сестра ищет, и комнату твою хотят отнять, другим отдать. Поехали.

Вечером все, кто принимал участие в операции «Алименты», снова собрались в третьем отделении милиции. Паша Зудов снова и снова прокручивал на мониторе компьютера видеозапись встречи Коника и незнакомца с бородкой. К этому времени он уже точно знал кто это.

— Ну что ж, похоже, мы вышли на их главаря этой банды, — начал рассказывать он. — Шиловский Аркадий Михайлович, тридцать два года, две судимости за разбой, последний раз освободился три года назад. Кличка Шило. Женат, сыну два года. Жена держит в ЦУМе отдел по продаже игрушек и дисков. Он у неё главная разъездная сила, что-то вроде экспедитора. Ездит по базам: в Самару, Саратов, Екатеринбург, Казань за дисками и игрушками.

— О чем он говорил с Коником? — Спросил Колодников Шаврина.

— Я расслышал только, что Шило материл Коника за то, что тот сам приперся к нему в центр. А тот оправдывался, говорил, что у него мобильник сдох.

— Ага, молодец, Юрка, не зря клоуном поработал, — одобрил Колодников. — Что было дальше?

— Коник рассказывал о приходе судебных исполнителей, что у него описали имущество, просил деньги, хотя бы двадцать тысяч.

— И что этот Шило?

— Шило в ответ психовал, говорил, что он не собес, у него сейчас нет таких денег. Потом он увел Коника за угол и долго о чем-то расспрашивал. Потом, похоже, они договорились, Шило дал ему денег, Коник довольный пошел покупать новый мобильник, а Шило, очень злой, вернулся в отдел.

В этот момент открылась дверь, и вошел Фортуна:

— Привет, мужики. Что за кино смотрим? Порнушку?

— Да, угадал, — подтвердил Зудов, — вот, последний блокбастер: "Бешеные псы Горынычи". Смотри и ты.

Фортуну уговаривать долго не пришлось.

— О, Шило! Старый знакомый, — воскликнул он, только глянув на экран.

— Ты его знаешь? — Слегка удивился Колодников.

— Да приходилось встречаться, будь он неладен!

Тут Фортуна как-то замялся, он словно начал переживать, что сказал что-то лишнее.

— Давай-давай, колись! — Подбодрил его Колодников. — Что ты про него знаешь? Нам сейчас нужны малейшие подробности.

Фортуна начал издалека, при этом опасливо косясь на Колодникова:

— Я тут в игровом клубе как-то немного подрабатывал. Недолго. Просто хозяин его попросил подработать, там вообще никого не было из охраны, все как-то сразу уволились. Я помню, помню про запрет, я уже тоже оттуда уволился! Да и не понравилось мне там. Там ведь ночь через три, устаешь сильно…

— Это где? — Спросил Зудов.

— В «Лас-Вегасе», на Ленина.

Колодников, выглядевший сейчас весьма угрюмо, поторопил участкового:

— Ну? Дальше? Шило-то где у тебя будет? Когда?

Зудов хохотнул:

— В мешке будет шило. Давай, колись, Володька! Куда Шило девал?

Фортуна продолжил:

— И этот вот Шило был постоянный наш клиент, с полгода точно. Он то, проигрывал, то выигрывал. А в тот раз у него что-то вообще не пошло, и он начал крушить этот автомат. Я бы с ним одним не справился, мужик он здоровый, но заехал как раз к нам в это время начальник охраны Дубов, ну вы его помните, во вневедомственной охране служил.

Шаврин припомнил и такого:

— Это здоровый такой? Сивый? Капитан?

Фортуна подтвердил:

— Ну да. Вот вдвоем мы с ним этого Шило и утихомиривали. Дубов его еще знает хорошо, завязан как-то с ним и все его по имени: "Аркаша, Аркаша, перестань"! Ну, успокоили, Шило попросил милицию не вызывать, написал расписку, что возместит ущерб. И возместил.

— Когда это было? — Поинтересовался Колодников.

— Ну, сейчас вспомню… Три недели назад. Точно.

— Сумма была большая?

— Приличная! Под пятьдесят тысяч он нам тогда урон нанес.

Колодников сразу сопоставил факты:

— Как раз в это время начались у нас грабежи «Горилок». Сколько они в первый раз взяли?

— Пятьдесят пять тысяч, — припомнил Зудов.

Колодников быстро все просчитал:

— Мало. Мало! Пятьдесят долг, пять на троих за работу. Тогда через два дня новое ограбление, теперь на сорок две тысячи.

— А он потом к вам приходил? — Спросил Зудов.

— После того как возместил ущерб — да. Вот вчера был, — сознался Фортуна, и тут же прикусил язык. Взгляд, который на него бросил Колодников, был весьма красноречив:

— Уволился, значит, говоришь? Ну-ну!

— Андрей Викторович! Ну что там наша зарплата? Не хватает же ни на что. Вот я и подрабатываю. Я немного.

Тут, чтобы отвлечь внимание от участкового, заговорил Шаврин.

— Я там потолкался в этом отделе. Кстати, неплохой отдел! Я там купил "Ди перпл" такого неплохого качества!

— Один сборник, или МР-3? — Спросил Зудов.

— Полностью, все альбомы! И качество классное. Там есть даже акустический концерт в Лондоне. Помнишь, там еще струны лопнули у…

Этого Колодников выдержать уже не мог:

— Так, вы, филофонисты! Потом о дисках, давай ближе к делу.

— К делу так к делу, — согласился Шаврин. — Торгует там сама хозяйка, Лариса, красивая женщина, такая знойная брюнетка. Так вот, хотя у этого Шила были две посадки за грабежи, но она, похоже, обломала его полностью. Перед ней он только что не на задних лапах прыгал. Все: "Ларочка, Ларочка". А эта Ларочка такого кобеля на него спустила за то, что он надолго отходил от отдела с Коником. Скрутила она парня!

В разговор снова вмешался Фортуна:

— Да, я вот что еще вспомнил. После того как мы этого Шило успокоили, они с Дубовым потом еще долго по душам говорили. И Шило заявил, что он из дома не приносит ни копейки. Играет только на свои, как он говорил — кровно заработанные. Как же это он… "Приработок я проигрываю", — так он сказал.

В этот момент открылась дверь, зашел очень довольный Астафьев.

— Ну, братцы, мне почти все ясно! — Заявил он с порога.

— Что нарыл?

Астафьев достал из папки документы:

— Судили Шиловского последний раз, слава богу, в нашем суде, так что дело мне его в архиве нашли быстро. Осужден он был за вооруженное нападение на дом одного нашего бизнесмена, азера, получил пять лет. При этом был там и эпизод с нападением на магазин в Самаре. Но его прокуратура доказать не смогла, так что это ему не зачлось. Но вышел Шило раньше, через три с половиной года. И знаете, кто были его подельники?

— Ну, не тяни! — Взорвался Колодников.

— Гулин и Полев. Ваза и Коник!

— Оба-на!

Астафьев выглядел именинником.

— Но это еще не все! Был еще и четвертый участник банды, некто Тимофеев, сорока четырех лет от роду, кличка Тимоха. У того до этого было четыре ходки в зону. И он считался там у них главарем. Получил он больше всех, семь лет.

— Так, срок его истек? — Быстро спросил Колодников.

— Судя по дате приговора — да. И причем, как раз этой зимой.

— Вот вам и четвертый член банды, — предположил Зудов. Колодников согласился:

— Да, надо все выяснить про этого Тимофеева, и сразу поставить его под контроль.

— Я думаю, что если Тимофеев у них главный, то Шило побежит сейчас к нему, — предположил Астафьев. Колодников в эту версию не поверил:

— А почему не позвонит? Что у него, мобильник тоже сломан?

— Я думаю, что про такие вещи как налет они по телефону не обсуждают, они должны договориться с глазу на глаз.

— Логично. Паша, твои парни следят за ним?

— Да, день и ночь.

— Тогда будем ждать! Что-то мне кажется, что завтра решится все.

Глава 19

На следующий день с утра все собрались в кабинете у Колодникова в здании ГОВД. Мазуров был в особенно хорошем расположении духа.

— Андрей, можешь писать палку в отчете о раскрываемости. Дело об убийстве Касатика и Шмыги раскрыто. Можно передавать дело в прокуратуру.

Колодников как-то странно поморщился:

— Да уже и не надо никуда его передавать. Можно его сразу закрывать.

Мазуров удивился:

— Чего это?

— А, ты что, еще ничего не знаешь? Колян сегодня ночью повесился в тюремной камере. Свил из трико жгут и вздернулся на шконке. Да так тихо, что никто из сокамерников и не услышал. Просыпаются утром, а он стоит с петлей шее на коленях, уже холодный.

Для Мазурова это был сильный удар:

— Да, выходит, сам себя приговорил? Бывает.

Колодников решил все же больше похвалить старого розыскника.

— Вы все-таки молодец, Иван Михайлович! Я ведь это дело поначалу глухарем посчитал. А вы раскрутили все как было и показания добыли как раз вовремя. Кто бы его сейчас допрашивал? Господь бог? А так у нас все в полном ажуре. Дело раскрыто и закрыто. Учитесь, молодежь!

Тут зашел Астафьев. Вид у него был не сильно довольный. Между тем Зудов докладывал о результатах наблюдений:

— Шиловский вечером и ночью никуда из дома не выходил, все время был дома, нянчился с ребенком.

— А ты это откуда знаешь? — Не поверил Колодников.

— Так видно было! Они на первом этаже живут и шторы долго не задергивали. Посадил он себе на шею ребенка и бегал с ним по комнатам как олень. Даже на улице было слышно, как малец хохочет.

Колодников недоумевал:

— А по телефону он ни кому не звонил? Не видел?

— Этого мы не видели.

Тут в разговор вступил Астафьев:

— Некому ему звонить. Тимофеев умер в зоне от туберкулеза, не дожив до освобождения три месяца.

Колодников приуныл:

— Так. Выходит, такая красивая и простая версия приказала долго жить. Кто же тогда четвертый в этой банде?

— Мне кажется, что главный тут этот Шило, — высказался Зудов. — Тут и думать нечего. Он и старше их, и умней этих двоих. По крайней мере, по внешнему виду.

Его поддержал Шаврин:

— Да, и Коник не побежал бы абы к кому после того, как мы его прижали. Ему нужны были деньги, а деньги были у Шило. Дал же он ему бабки на новый мобильник.

— И что мы будем теперь делать? — Спросил Зудов.

— Ждать. Должны же они хоть как-то проявиться. Им теперь деньги ой как нужны. Так, все свободны, кроме, — он обвел взглядом всех собравшихся. — Мазурова и Астафьева. Вы со мной в машину. Поможете мне тут в одном деле.

Оба розыскника ожидали чего угодно, но машина довезла их до торгового центра, Колодников приказал ждать. Вернулся он минут через пятнадцать, с букетом цветов и большой коробкой в руках.

— Мы что, едем к женщине? — Предположил Астафьев.

— Не угадал сыщик, не угадал. К мужчине и очень пожилому.

— Это к кому? — Спросил Мазуров.

— К Литовченко.

Астафьев эту фамилию слышал первый раз, а вот Мазурову она была хорошо известна.

— Ого! К Миронычу! А чего это вдруг?

— Да, Петухов дал задание. Кириленко в отпуске и Петухов предложил мне поздравить старика.

— Сколько ему стукнуло?

— Семьдесят. Ты его еще застал?

— Да, он тогда уже замполитом был. Последний год работал.

— А кто это такой, этот ваш Литовченко? — Все расспрашивал Астафьев. Про это больше всего знал Мазуров. Голос его звучал просто благоговейно.

— Остап Миронович Литовченко, майор в отставке, легендарный сыщик! Волкодав! Получить орден Красной звезды в мирное время у нас в городе, представляешь?

Отставной сыщик жил в обычной хрущевке, на третьем этаже. Астафьев ожидал увидеть рослого старика с могучим голосом, но майор оказался невысоким, сухоньким стариком с добрым лицом, полностью седыми волосами и выцветшими почти до полной белизны голубыми глазами. Гостям он очень обрадовался.

— О, какие гости! Неужели вспомнили про старика? Это просто праздник. А то вон почтальон принес телеграмму от дочери и все. Больше некому поздравлять меня.

После вручения цветов и подарка, оказавшегося микроволновкой, ветеран предложил пройти на кухню. Как-то очень быстро он организовал стол, где во главе царствовала бутылочка запотевшей водки, а вокруг заняли оборону маринованные опята, сервелат, сыр. Подал он и теплые еще котлеты с картофельным пюре. Они выпили за здоровье ветерана, потом Литовченко спросил: — Какие у нас в городе новости, колитесь, опера? Банду «горынычей» то еще не взяли?

— Остап Миронович, вы знаете и про нее? — удивился Колодников.

— Да, народ на языках такого принесет. У нас бабки на скамейках и приукрасят и приумножат. Мне кажется, что это кто-то из наших бомбит, уже кто занимался такими делами. Что еще нового?

— У Воли сына убили, Касатика, — сообщил Мазуров.

Литовченко сначала удивился:

— Касатика? Ах, да, этого, как его имя то?

— Сашка.

— Да, этот Сашка. Первый был Сергей, второго звали Валерик. Его убили где-то на зоне. Этот значит, третий уже Касатик был.

— Странно как-то, кличка передается по наследству, — высказал свое мнение Юрий.

— Да, это единственный случай на моей памяти, — согласился Литовченко. — Первого Касатика-то при мне убили, Сережку. В «Парусе».

— Кто, урки? — Спросил Мазуров.

— Зачем урки? Мы, и убили, милиция. Я сам пару пуль в него положил, и было за что. За день до этого они ночью взяли сберкассу в Садовке. Скрутили сторожа, взломали сейф. За сутки мы это дело раскрутили. Взяли одного из двоих, как сейчас помню, Ваську Коренева, кличка Чубук. Попробовали его прямо там расколоть, дома. Хренушки, не поддается. Повезли его к нам, в отдел. А начальником у нас в то время был Митник, Богдан Михалыч, майор, царство ему небесное. Он еще фронтовик был, с чудинкой мужик. Он тогда уже дослуживал, его и поставили порулить ГОВД для того, чтобы он звание подполковника получил да пенсию побольше. На фронте он здорово воевал, хоть и пацаном был еще тогда, во фронтовой разведке. Там орденов только штук пять у него было, за то его больше и держали. На всех собраниях на 9 мая он в президиуме. Да и потом все в бой рвался, хотя руководил до этого то автоинспекцией, то медвытрезвителем. Но он тогда сам уже здорово пил. Тяжело мужик переносил, что придется ему на пенсии куковать, запирался в кабинете и пил по-черному, пока жена не приезжала и не забирала его домой. Он даже парадную форму постоянно носил последние полгода, говорил, что для него каждый день сейчас как праздник. И вот тогда не вовремя он вывернулся из своего кабинета…

г. Кривов, 1973 год

Они шли по узкому коридору старинного здания городского отдела внутренних дел: три опера, и человек с наручниками на запястьях. Они должны были уже свернуть за угол, к расположенному в этом крыле КПЗ, но тут открылась дверь кабинета начальника городского отдела милиции, показалась богатырская фигура в синей парадной форме. Богдан Михалыч Митник был слегка под шофе, но в меру.

— Кого это ты ведешь, Литовченко? — Спросил Митник. Голос у фронтовика был громогласный, таким только командовать: "В атаку, за Родину, за Сталина!".

— Это Коренев, Василий Иванович. Кличка Чубук, — пояснил опер.

— И что он сделал?

Литовченко оглянулся по сторонам, и хотя был уже вечер, и народа в коридоре не было, тихо сообщил: — Это он взял вчера кассу в Садовке.

— А, вот оно что? Позарился на государственное имущество, сволочь? За это государство я кровь проливал на фронте, гад! Он один там был?

— Никак нет. Сторож говорит, что вдвоем они орудовали, но этот никак не признается с кем.

— Ах, он еще не признается! Веди его в мой кабинет! — Приказал Митник. — Мы на фронте даже немцам быстро язык развязывали! Они у нас русский постигали за полчаса.

Через час они все вышли из кабинета, причем задержанный вытирал разбитое лицо полой рубахи, а в руках у подполковника был пистолет. Лица всех троих оперов были бледные, растерянные.

— Так, этого в КПЗ, — приказал Митник. — А второго надо брать сейчас же. Как его там?

— Касатонов Сергей, кличка Касатик, — напомнил Литовченко.

— Вот мы сейчас этого Касатика и возьмем.

Митник демонстративно сунул в кобуру свой пистолет.

— Но может, немного подождем? — Спросил опер. — Надо выяснить, где он, что делает.

— И выяснить, и сразу же брать! — Настаивал Митник. — Чем меньше преступник находится на воле, тем меньше у него будет потом желания воровать.

Литовченко был готов поспорить с фронтовиком, но Митник его не слушал.

— Где он живет? — Спросил он.

— На Проспекте.

— Поехали. Дежурный! Наряд ППС за мной!

Митник решительно направился к выходу из здания, а вот Литовченко чуть задержался, и успел что-то шепнуть на ухо дежурному. Тот в ответ кивнул головой и поднял трубку телефона.

Когда они через десять минут подъехали к дому, где жил Касатик, у подъезда уже стоял высокий человек в форме младшего лейтенанта милиции с породистым лицом старого волкодава. Это был участковый этого района, Александр Палыч Сидонов.

— О, Палыч откуда-то нарисовался? Как знал, что нужен, — деланно удивился Литовченко.

— Здравия желаю, товарищ майор, — поприветствовал начальство Сидонов, беря под козырек.

— Привет, — буркнул Митник, — что там этот Касатик, дома?

— Никак нет. В «Парусе» они с Волей.

— Что, праздник у них какой? День рождения?

Сидонов отрицательно качнул головой.

— Вряд ли. Они еще час назад туда отправились. Взяли такси, расфуфырились, все как полагается.

— Ишь ты! — Митник выругался. — Ворюги, бля! Празднуют они! Кассу взяли, и празднуют! На наши с вами деньги водку пьют и икру лопают!

— А точно Касатик кассу взял? — Поинтересовался Сидонов. — На него это не похоже. Он обычно на гастролях работает. В Кривове мы его ни разу не брали.

— Он, — подтвердил Литовченко. — Чубук сознался. Они завтра хотели уже смыться из города на юг, на дело. Вот деньги и нужны были.

— В «Парус»! Брать его, гада! — Приказал Митник. Литовченко махнул рукой Сидонову, и тот уселся рядом с ним на заднее сиденье. Когда машина тронулась, Литовченко осторожно спросил:

— Богдан Михалыч, может, не будем соваться в ресторан? Там народ, мало ли что произойдет.

— Что может произойти? Мы кто у нас в стране — власть или нет? Возьмем его голубчика, он у нас даже пикнуть не успеет. Пусть все увидят, что власть в городе у нас, а не у этих урок.

В это время в «Парусе» звучал живой ансамбль, Воля и Касатик выпили уже по второму бокалу шампанского. Касатик расчувствовался.

— Эх, Волюшка ты моя! Все равно все будет по-нашему. Жить нужно так, чтобы дух захватывало.

За прошедшие годы Касатик заметно постарел. Волосы поредели, из-за постоянной короткой стрижки образовались широкие проплешины. При улыбке было видно отсутствие половины зубов, образовались поперечные морщины около рта, и густая сеть морщин на лбу. Воля, на пару с мужем курившая папиросы, грустно усмехнулась.

— У тебя, может быть, и дух захватывает, а мне вот приходиться одной с детьми воевать. Валерик наш уже на малолетке сидит. Мало мне было к тебе на свиданки ездить, так теперь приходится к сыну еще мотаться. Пашка тоже того гляди вслед за ним загремит. Совсем развязался. Ни меня, ни бабку не слушает.

Воля так же сильно сдала. В фигуре появилась грузность, под глазами появились мешки. Но она была еще очень красива, так что парочка проходивших к своему столу кавказцев, невольно загляделась на такую красивую женщину. Это заметил и Касатик.

— Чего надо, батоне?! — Обращение его по форме было уважительное, а вот по интонации более чем грубое. Но внушительная фигура Касатика, его руки, густо исколотые наколками, заставили "гостей города" ретироваться к своему столу.

— Смотрят тут, зверье, — скривился Касатик и снова разлил шампанское по бокалам. — До сих пор к этим носатым спокойно относиться не могу. Давай выпьем за то, чтобы следующего моего сына ты родила в своем домике на юге, где-нибудь в Сочи.

— Да. Хороший тост. Домик, в Сочи… Только знаешь. Ты ведь меня ни разу не забирал из роддома. Все время на зоне был.

— А сейчас все будет, Волечка! И домик в Сочи, и счет в банке. В Киеве Пепел такой красивый скачок рисует! Если выгорит — будем мы жить в Сочи с прикупом.

— Опасно?

— Конечно. Тут не одного жирного карася взять придется, тут конкретную кассу подломить надо, с лимоном чистого навару на брата.

— Частник или конторская касса?

— Конторские.

— Значит, если возьмут вас — то с конфискацией будет?

— Воля! Что у нас можно конфисковать? Детей? Бабку нашу немощную? Счет в банке? Так у меня его нет! И у тебя его нет! Квартиру нашу отнимут? Дачу с ее сорока сотками? Что!?

Но Воля все сомневалась:

— Может не надо, а, Сережа? Это все-таки государство. Возьмут тебя с таким большим наваром — к стенке поставят. Грохнут тебя, и кто будет поднимать твоих детей? Ты же классный водитель, мог бы и здесь хорошо зарабатывать.

Касатик засмеялся:

— Воля, про что ты гуторишь, а? Я и работа? Это ж как еж и жопа. Лучше один раз рискнуть, чем горбатиться всю жизнь на заводе. Главное, что ты у меня надежный тыл. Я за тебя так спокоен, как за себя не спокоен. У нас ведь вместе столько было общего!

— Было, — призналась Воля. — А ты не думаешь, что что-то могло быть и без тебя? Пока ты сидел?

— Ты это про что? — Удивился Касатик.

— Да про то, что Игорек то у нас родился недоношенный, семи месяцев. А вон, какой парень хороший растет. И рисует хорошо. В кого бы это? Ты у нас не художник, нет?

— Скорее музыкант. Я на гитаре что угодно могу, сама знаешь. Ты про что это, Воля? Я тебя не пойму.

— Да так. Устала я. Вспомнила кое-что… Хорошее.

В это время к Касатику торопливо подошел невысокий, худощавый парень с крысиным личиком и бегающими глазами. Он что-то шепнул на ухо Касатонову и мгновенно растворился в полутьме ресторана. У Касатика лицо словно окаменело.

— Сука, кто же нас сдал? — Пробормотал он.

— Что случилось? — Спросила Воля.

— Купчик говорит, мусора «Парус» обложили. Вроде меня ждут.

— Да уже не ждут, — подсказала Воля. — Вон они, идут.

На лестнице, ведущей на второй этаж, действительно, уже показались милиционеры. Впереди шел багровый от ярости Митник. За ним, наоборот, бледный от волнения Литовченко, и уже за ним — трое патрульных. Все время по дороге в ресторан опер пытался уговорить майора не брать Касатика в «Парусе», а уже на выходе. Но тот только матерился в ответ.

Касатик оглянулся назад, быстро опрокинул в рот рюмку водки, и, поднявшись, повернулся к милиции лицом.

— Касатонов, вы арестованы! — Не дойдя метра четыре до их столика, закричал Митник. Но Касатик сделал то, что от него никто не ожидал. Он выхватил из кармана пиджака револьвер и, взведя курок, направил его на Митника.

— А ты возьми меня еще, мусор! — Весело сказал Касатик. Митник остановился. Он ведь не думал, что подозреваемый может быть вооружен. Но остановился Митник только на несколько секунд.

— Ты на кого ствол направил, урка? На меня?! Да меня немецкие танки не могли остановить! — Заорал он. — Брось оружие, сволочь!

— Да пристрели ты его, Серега, чего он орет, — спокойно сказала Воля, даже не поднявшаяся с кресла, — отдыхать мешает.

И Касатик выстрелил. Пуля с полутора метров попала в грудную клетку майора и остановила его тело. Все присутствующие на несколько секунд окаменели, а потом Воля крикнула: "Беги, Серега!"

Касатик рванулся в сторону окон, вдогонку ему загремели выстрелы, это стрелял Литовченко. Сергей успел на бегу выстрелить пару раз в оперативника. Вслед за Касатиком побежали и патрульные, но Воля с неожиданной для нее силой толкнула вперед тяжелый стол, так что все трое врезались в него и упали на пол. А Касатик выбил своим телом огромное стекло витрины и исчез из виду. Литовченко побежал вслед за ним, но ему наперерез кинулась Воля. Она вцепилась в руки оперативника и не дала ему больше выстрелить ни разу. Она рычала и рвала из рука опера пистолет. Сила ее казалось чудовищной. Только с помощью поднявшихся патрульных Литовченко удалось оторвать от себя Волю и подбежать к окну. То, что он увидел внизу, заставило его облегченно вздохнуть. Касатик лежал на асфальте метрах в двадцати от ресторана, руки его были завернуты назад, а над ним стояла внушительная фигура Сидонова.

Через пару минут опер подбежал к участковому. Тот уже спокойно курил свой «Беломор». Литовченко склонился над Касатиком. Под тем все больше растекалась лужа крови, он все громче начинал постанывать.

— Как он? — Спросил Литовченко.

— Ранен. А еще он ногу подвернул, поэтому далеко и не ушел.

Подбежал второй оперативник. Литовченко нашел работу и для него.

— Мелехин, организуй «скорую» для него, — он кивнул на Касатика, — да и для Богдан Михалыча.

— Ему уже не надо, — сообщил тот. — Умер майор.

Литовченко сморщился.

— А, черт! Переверните его, — велел он Сидонову. Тот перевернул тело Касатика лицом вверх, и они поняли, что налетчик умирает. Вся его белоснежная рубашка и серый, в полосочку пиджак, были обильно пропитаны кровью. При такой кровопотере не выжил бы никто.

В это время со стороны входа в ресторан раздался крик:

— Сережа! Сереженька! Милый! Пустите меня к нему! Сережа!

Воля в истерике билась так, что трое взрослых мужчин с трудом с ней справлялись. Она буквально дотащила взмокших милиционеров к телу лежащего мужа. Тот словно дожидался именно этого. Касатик уже не видел ее, просто выгнулся всем телом на голос жены и захрипел в последних муках агонии…

Сергей Касатонов умер на глазах своей жены, Воли Александровны Касатоновой.

Литовченко закончил свой рассказ философскими рассуждениями:

— Я потом долго думал, чего он тогда так глупо повел себя? Взял он кассу, ну и что? Зачем за ствол хвататься? Дали бы ему лет пять, не больше. Касатик был рисковый, но не глупый парень. А потом понял. Перед Волей ему неудобно было из себя труса изображать. Сказала бы она — брось пистолет. И он бы бросил. А так… Понты его сгубили. Да и Воле тогда срок дали. За сопротивление милиции, за укрытие краденного. Только она тогда уже беременная была, как раз, по-моему, этим вот, Сашкой. Так что сидела она недолго, месяца три.

Литовченко вдруг спохватился:

— А чего это я вас баснями кормлю? Ну-ка, наливайте! Давайте выпьем за тех, кого с нами нет, а с кем хотелось бы сейчас сидеть за одним столом.

Глава 20

В этот вечер Колодников удивительно рано пришел домой, сидел, ужинал.

— И долго ты так будешь дежурить? — Спросила его жена, Ирина. — Ты уже которую ночь дома не бываешь.

— Мне самому это интересно.

— Слушай, Андрей, а ты, случайно, другую там себе не завел на стороне? А то так складно все получается. И дома не ночуешь, и уставший до смерти приходишь.

Колодников, пивший уже чай, поперхнулся:

— Ты чего это, Ирина? Столько лет не ревновала, не ревновала, а теперь вдруг выкатила «колобок»?

— Да, насмотришься тут по телеку передач про все эти измены, еще и не такое в голову полезет.

Тут мобильник Колодникова выдал марш "Прощанье славянки".

— Да, слушаю.

Колодников несколько секунд послушал своего собеседника, потом поднялся из-за стола.

— Да, заезжайте за мной, — сказал он в микрофон. — Я скоро выйду.

Он подошел к шкафу, открыл его, достал нагрудную кобуру.

— Что, что-то серьезное? — Спросила Ирина.

— Если все будет хорошо, то завтра ночью я наконец-то отосплюсь.

Когда Колодников вышел из подъезда, около него уже стояла дежурная «шестерка». В ней сидели Астафьев и Фортуна.

— Ну, — спросил их Колодников, — оружие в этот раз все взяли?

— Да взяли, — отмахнулся Астафьев.

В это время включилось радио, оттуда послышался голос Зудова.

— Пятьдесят второй — седьмому. Они подобрали бородатого. Едут в сторону центра по Ленина, проехали улицу Рабочую.

Колодников тут же спросил в микрофон:

— Седьмой — пятьдесят второму: сколько их?

— Трое. Мне кажется, что они едут за четвертым.

— Понятно, не упустите их. Мы на Таганрогской. Едем навстречу вам. Жуковка, где там вневедомственная?

«Жуковка» — такие позывные были у дежурной части ГОВД, отозвалась тут же.

— Жуковка — седьмому. Наряд предупрежден. Он где-то в этом же районе.

— Да вон они, сзади едут, — подсказал Фортуна.

В самом деле, за их автомобилем пристроился автомобиль с характерной милицейской раскраской и буквами ОВО на боку.

На очередном перекрестке они остановились на светофоре, ждали, пока загорится зеленый свет.

Зудов сообщил по рации:

— Мы вас видим.

— Мы вас тоже, — отозвался Колодников.

Они действительно сейчас прекрасно видели друг друга, на пустынных вечерних улицах Кривова было очень мало машин. С одной стороны перекрестка стояли: машина с Колодниковым и за ней — «пятнашка» вневедомственной охраны. С другой: «семерка» в которой располагается Зудов, а перед ними — как раз синяя «семерка» бандитов. Загорелся зеленый свет, все машины проехали перекресток и поехали дальше. Чуть переждав, за ними разворачивается и кортеж милицейских машин.

Колодников попросил водителя:

— Не спеши, нам светиться тут нельзя. Юра, открой окно, а то даже мне уже плохо от дыма.

Астафьев опустил затонированное окно, успев заметить на остановке каких-то подростков, пару симпатичных девушек, проводил их взглядом.

В это время в салоне «семерки» бандитов у Шило зазвонил телефон. Он поднес к уху мобильник, выслушал, и изменился в лице.

— Обрыв Ваза! — Бросает он водителю. — Спалились, бл…!

— Чего там? — Не понял тот, хотя исправно нажал на педаль газа.

— Нас пасут. Менты на хвосте. Ходу, Ваза, ходу!

Ваза выжал педаль газа до упора.

— Куда уходить? — Спрашивает он.

— За город. Нам главное чуть оторваться от них — стволы успеть скинуть.

Увидев, что машина бандитов явно пошла в отрыв, прибавила в скорости и машина Зудова. За ними неслись отставшие машины Колодникова и вневедомственной охраны. Некоторое время они ехали по городу, затем выскочили на федеральную трассу. Тут в дело вмешался еще один игрок. Все милицейские машины обогнала новенькая бело-голубая «десятка» с надписью ДПС на борту. Она легко догнала и синюю «семерку», и голос из мегафона посоветовал:

— Машина номер 369 УРН синего цвета, прижмитесь к обочине и остановитесь!

— Что делать, Шило!? — Кричит Ваза. — От них мы не уйдем!

— Не останавливайся. Нам нужно две минуты, а потом пусть берут. Хрен они что докажут! Давай, сворачивай сюда.

Машина бандитов свернула на проселочную дорогу, но дождей давно не было, и «десятка» с успехом продолжила преследовать бандитов на пыльной дороге. Вскоре за ними подтянулись и другие машины. В салоне «десятки» два милиционера в синей форме работников автоинспекции. Тот, что сидит справа, одобрительно кивнул головой. Это инспектор ГИБДД лейтенант Леонид Голод:

— Молодец, водила, хорошо, что ушел с трассы. Теперь по тебе можно и пострелять.

Его напарник покачал головой:

— Любишь ты, Леня, по нарушителям пострелять. Вот хлебом тебя не корми!

— А то! Не гоняться же за ними полночи. Сейчас мы их быстро возьмем. Возьми чуть влево, попробую им колеса прострелить.

Голод высунулся из бокового окна, и, тщательно прицелившись, несколько раз выстрелил по колесам из пистолета. Один из выстрелов достиг цели. «Шестерку» бандитов начало нещадно мотать из стороны в сторону, на одном из поворотов ее выбросило с дороги, и она улетела в заросший молодыми соснами лог. Молодые деревья ломались как спички, но последняя, толстая сосна остановила машину. Удар получился страшной силы. Ваза со всей силы бьется грудью о руль, а потом и головой в лобовое стекло. Коник, сидевший рядом, вылетел вперед, вынося своей головой лобовое стекло. И только Шиловский с заднего сиденья, с трудом, шатаясь, выбрался из машины, и попытался открыть багажник. У него разбита голова, по виску течет кровь. Но сверху уже бежали милиционеры, они валят его на землю. Шиловский закричал от боли и потерял сознание.

Колодников стоя около открытого багажника, деловито рассматривал его содержание. Подошел Астафьев.

— Все, Ваза умер, — доложил он.

— А второй?

— Коник жив, хотя тоже хреновый. Что тут у них?

— Не зря он сразу рванулся к багажнику. Смотри.

В багажнике лежат несколько шапок-масок, красная сумка, два пистолета и обрез. Астафьев оживляется.

— Ага, хорошо! Доказательная база у нас готова.

Колодников не согласен:

— Ничего хорошего. Это газовый пистолет, это пневматика. Обрез они вообще в ход не пускали. Где «Макаров», из которого они убили охранника?

Астафьев делает единственный логичный вывод:

— Если здесь нет, значит, он у четвертого члена банды.

— А кто он — мы так и не узнали.

— Ну, есть же Шило. Он нам все и скажет.

— Ты так думаешь? Наивный. Вот именно ты завтра к нему пойдешь и спросишь: "Дяденька, а кто у вас стрелял в охранника"? Понял?

— Хорошо, сделаю, — легко согласился Астафьев.

Глава 21

На следующий день Астафьев действительно оказался в палате горбольницы у кровати, на которой лежал Аркадий Шиловский. У того на груди и шее наложен гипс, голова забинтована. Около кровати с авторучкой и бумагами в руках сидела Ольга Малиновская, за ее спиной стоял Юрий.

— Скажите, Шиловский, где пистолет, из которого стреляли в охранника "Горилки"? — Спросила Ольга.

Шило отвечал тихо и как-то безнадежно, как смертельно уставший человек.

— Я не знаю, я там тогда не был. Спросите остальных, куда они дели пистолет.

— Тогда следующий вопрос: кто четвертый член банды?

— Не было никакого четвертого члена банды. Нас было трое.

— Ни как это не получается, Аркадий Михайлович. Грабили вы все три раза втроем, а один в это время сидел за рулем. Если, как вы говорите, вас не было в момент ограбления «Горилки» на Таганрогской, то кто тогда стрелял в охранника? Если вы были, то кто тогда сидел за рулем?

Но Шиловский продолжал твердить свое.

— Не знаю. Может, Ваза взял кого-нибудь из своих дружков. У него всегда было много хреновых дружков.

— А у вас их не было? — Спросила Ольга. — Ваза и Коник ведь тоже ваши дружки. Кстати, как это вы вляпались в такие грязные дела, Шиловский? У вас такая хорошая жена, сын, устойчивый бизнес?

Шиловский поморщился:

— Все эта чёртова игра. Я всегда был азартным, в зоне все виды карточных игр перепробовал, вы бы знали, сколько я там проиграл и сколько выиграл! Даже вспомнить сейчас страшно. Думал, на воле все брошу. Бросил. А тут этих игровых салонов понатыкали на каждом шагу. Будь проклят тот, кто их разрешил! Думать надо было головой, а не карманом! У нас нельзя в стране эту отраву разрешать! Это же хуже наркотиков. Зашел я как-то в салон раз, второй, и все — втянулся. Лара у меня строгая, каждая копейка на счету. Да и люблю я ее больше себя. А играть охота. Как-то по пьянке грабанули мы с Вазой магазин в Оренбурге. Так, по старой памяти.

Ольга оживилась:

— А Ваза-то как там очутился, в Оренбурге?

— Он у меня водителем тогда работал. Меня на полгода прав лишили, пьяным поймали. А Ваза хоть и дурак по жизни, но водила от бога. Поехали мы на три дня в Оренбург, за игрушками да дисками. Да вместо дела что-то загудели там, да я в игровой салон неудачно сходил… Бобла даже на обратную дорогу не было, на бензин не хватало. Как к Лорке на глаза показаться — не знаю. С горя мы еще бухнули с Вазой на последние бобы. А я как раз закупил партию игрушечных пистолетов, по виду — не отличить от настоящих. Сами с ними потом наиграться не могли. И мы с Вазой и вспомнили уроки старика Тимохи. Быстро вырезали из шапок маски, и сходили в соседний магазин. Правильно говорят — дуракам везет. По пьяни да на шару прокатило. Я и долги все вернул, и доехали нормально. Понравилось. И мне, и Вазе. И понеслось…

В это время за спиной Астафьева скрипит открываемая дверь, Юрий хотел повернуться, но услышал испуганный детский голос: "Ой, извините!", — и даже не повернулся. Его сейчас больше интересовал рассказ налетчика.

— Потом мы взяли ночной комок в Самаре, потом были гастроли в Уфе, в Саратове. Коник к нам по старой памяти прибился, втроем уже легче стало работать. И понеслась жопа по кочкам! Гуляли по всей области. Один за рулем, остальные кассу берут.

Ольга вздохнула:

— И все-таки, Шиловский, как вы ни пытались нас убедить, но вас было четверо. Кстати, а почему вы в последнее время начали грабить «Горилки» у нас в городе? Это же не принято у таких, как вы. Тут же ваша лежка?

— Командировок давно не было — Лара приболела с ребенком, сам в отделе на кассе сидел. А играть на что-то надо было. Вот мы и сорвались.

— А еще из-за того, что разбили игровой автомат? — Спросил Астафьев.

Шиловский скривился:

— Вы и про это знаете? Да, надо было и это как-то разрулить, вот я и пошел на дело тут, в Кривове.

Астафьев задал вопрос, давно мучивший не только его, но и всех остальных оперов:

— А почему именно «Горилка», а не какие-то другие супермаркеты?

— А там камеры стояли фуфловые. Зачем нам лишний раз светиться на экране, чай не депутаты?

— Как вы об этом узнали? — спросила Ольга.

— Случайно. Сынок начальника охраны проболтался…

Шиловский не докончил фразу, и они поняли, что он чуть было не проговорился, не назвал имя четвертого члена банда. Юрий решил все же еще раз уточнить:

— Так вы скажете, кто был четвертым в вашей банде?

— Не было четвертого. Трое нас было. Трое!

Ольга вздохнула:

— Хорошо, можете не говорить. Только ведь все равно мы узнаем.

— Ну, узнаете, так узнаете. Только не от меня. Хорошо?

— Хорошо.

Сверху раздался шум, как будто этажом выше что-то сверлили, или резали болгаркой. С потолка даже посыпалась известка.

— Это что такое? — Недовольно спросила Ольга, отряхивая волосы.

— Да тут на третьем этаже ремонт идет, — пояснил Юрий.

— Сдуреть можно! А как же больные? Им же многим покой нужен.

— Дождешься тут покоя, — Скривился Шиловский. — Это они еще на обед уходили. А так с утра пилили и сверлили.

— Да вот так, по-русски. Два в одном: и больница и стройка.

Сверху за дело принялись основательно, уже даже говорить стало проблематично.

— Ладно, — Ольга поднялась. — До свидания, Шиловский. Я надеюсь, что к следующей нашей встрече вы передумаете и все расскажете нам как есть.

Тот криво улыбнулся, потом попросил:

— Одна только у меня есть просьба, граждане начальники. Не говорите пока Ларке, что я под следствием. Ей сказали, что я просто попал в аварию. Не хочу я до времени ее огорчать. У ней, похоже, второй мой ребенок под сердцем.

— Хорошо, — пообещала Ольга.

Они вышли из палаты, и Ольга сразу остановила идущего по коридору врача:

— Игорь Николаевич, извините, еще пару вопросов можно? Так вы говорили, что Шиловский не сможет сбежать? Стоит у его палаты ставить охрану?

Доктор отрицательно покачал головой:

— Нет, это исключено. У него компрессионный перелом позвоночника.

Астафьев был настроен совсем не так, как доктор:

— Удивительно тогда, как после аварии он с этим переломом позвоночника коршуном кинулся к багажнику. Еле тогда его скрутили.

Доктор кивнул головой:

— Так бывает. Я знал одного вертолетчика, он после аварии трое суток ухаживал за своими товарищами, разводил костер, ходил. А потом оказалось, что у него такой же вот перелом.

Беседуя, они все дальше и дальше уходят от палаты Шиловского.

— А он не сбежит так вот, сгоряча? — Снова поинтересовалась Ольга.

Доктор засмеялся:

— С нашим-то гипсом? Исключено. С ним и Шварценнеггер два шага не сделает.

— А как там Коник, то есть этот, Полев? — Спросил Юрий.

— В очень тяжелом состоянии! Он в реанимации, и за то, что он выживет, я не ручаюсь. ЧМТ с обширной внутренней гематомой. Такие выживают один из трех.

В это время мимо них торопливо прошла с сумками и сетками Лара — жена Шиловского. Юрий опять отметил, насколько это красивая и эффектная женщина.

— Плохо, — вздохнул он. — Коник нам нужен живым.

В это время за их спинами раздался дикий женский крик. Переглянувшись, Ольга и Астафьев побежали туда. В открытой двери палаты была видна спина Лары, она стояла, закрывая лицо руками. За ней была видна кровать с Шиловским, на лице того лежала подушка, ее простреленная середина окровавлена…

Глава 22

В кабинете Колодникова собрались все, кто был причастен к делу «Горынычей»: Астафьев, Зудов, Мазуров, Шаврин, Фортуна.

— Ну как вы никого там не видели, и ничего не слышали?! — Колодников просто выходил из себя. — Я вот этого не могу понять! Сколько прошло времени между тем, как вы покинули палату и до того, как туда вошла Лариса Шиловская?

Астафьев отмахнулся. Он до сих пор был в каком-то шоке.

— Мы уж считали с Ольгой. Максимум пять минут.

— Мимо вас в это время ходили люди?

— Масса! Больные, доктора, посетители, строители какие-то. В касках, в комбинезонах.

— А выстрела вы как не услышали?

— Какой там выстрел! Там ремонт идет на третьем этаже, шум такой стоит, что там взрыва то не услышишь, не то что выстрела! К тому же он стрелял в подушку. Но мы никого не видели, чтобы он был похож на убийцу, бандита, хоть на кого-то из этих бандитов.

Колодников с досадой затушил сигарету и тут же достал следующую.

— И что нам теперь делать? Ваза накрылся сразу, Шило убили, Коник крякнул сегодня. Все! Концы отрублены. Где четвертый убийца, где пистолет? Глухарь в полном своем соку! Хоть иди и сам токуй на зорьке.

Мазуров был с этим не согласен:

— Постой, Андрей, не спеши рубить канаты. Если не удается взять дело с наскока, то надо начинать все с начала. Доставай дело, будем идти от начала до конца. Да мне его дай, я сам смотреть бумаги буду.

Он начинает листать дело, вчитываться в документы, а по ходу спрашивая: — Что мы знаем о внешнем виде этого нашего четвертого парня?

Колодников начал пояснять:

— Маленького роста. Это заявляли все, кто попал под раздачу «горынычей».

— Так, эти трое все были высокие. Теперь как мы вышли на Вазу и Коника?

— Через машину вышли на Вазу, а через него на Коника, — рассказывал Андрей. — Потом пробили по телефонам Шило.

Тут возмутился Зудов.

— Пробили!? Чего ты гонишь-то, Андрей? Мобильники нам как раз ничего не дали. Они все были на подставных пацанов. Если бы мы с Юркой не подсуетились и не сломали Конику мобильник, хрен бы мы вообще узнали про Шиловского.

Мазуров собирался перевернуть страницу, но тут его явно что-то привлекло.

— Стойте! А это что за адресок такой: "Малышев Игорь Макарович, Раскова 69, квартира 45"?

Юрий отмахнулся.

— А это? Это один из парней, на имя которого был записан второй телефонный номер. Но это тоже подстава, я сам у него проверял трубу, у него совершенно другой номер, и он тут ни при чем.

Но Мазуров настаивал на своем:

— А где ты его проверял? У него дома?

— Да нет, домой я не заходил, мне еще у подъезда бабушки сказали, что он в школу пошел. Он там и был, там у них какие-то курсы по подготовке к ЕГЭ были. Там я его и выловил. А что такое?

Все уже по выражению лица старого сыщика поняли, что тот что-то нашел.

— Ясно. А знаешь, что это за адресок? — Мазуров ткнул пальцем в эту бумагу. — Ты там рядом был, меня оттуда на машине забирал. Это квартира Воли Касатоновой. И этот Игорь Малышев — ее внук. Сын Надьки, старшей дочери Воли и известнейшего в наших кругах уголовника по кличке Тузовый.

Колодников спросил:

— Может, просто совпадение?

Но Мазуров был настроен категорично:

— Там где Воля и ее родственники, таких совпадений не бывает.

Астафьев был совершенно ошеломлен:

— Но я сам держал в руках его телефон, там совершенно другой оператор, другой номер.

— А второго телефона у него не было? — Спросил Зудов.

— Нет. На нем были одни шорты, майка и мобильник на шее. Но мобильник крутой, это да. Да, ключи еще от квартиры висели на цепочке на шортах.

— Марку телефона не помнишь? — Снова спросил Зудов.

— Да что к этому мобильнику прикопался? — Возмутился Колодников, но Зудов отмахнулся от начальника:

— Да подожди ты! Так какая марка телефона?

— Нет, не помню я… Помню только. Что дорогой, большой такой, широкий. Постой… Ты хочешь сказать?…

Зудов кивнул головой.

— Запросто. Есть сейчас телефоны на две симкарты.

Астафьев словно отключился. Он снова вспомнил тот разговор с Игорем, потом перекресток на вечерней улице, когда они ехали за машиной бандитов. Он тогда повернул голову, были девушки, и где рядом там мелькнула невысокая фигура подростка разговаривающего по мобильнику. А еще детский голос за спиной в палате Шиловского: "Ой, извините".

— Мне кажется, надо его навестить, — сказал Юрий, очнувшись. — Спросить, насчет последних моделей телефонов. И вообще. Не был ли он сегодня в больнице.

Через полчаса все те же: Зудов, Колодников, Мазуров, Астафьев, Фортуна, Шаврин, все они поднимались по лестнице в подъезде ведущей в квартиру Воли.

— Если он не дурак, то от пистолета уже избавился, — на ходу предположил Колодников.

Мазуров с ним не согласился:

— А я думаю — нет.

— Почему?

— А потому, что он еще пацан. А для них оружие — это еще святое, они еще не наигрались в войнушку.

Все остановились у двери, но как-то не решались звонить. Мазуров отодвинул Колодникова и кивнул Астафьеву. Тот нажал на дверной звонок. Открыли дверь быстро, причем сделала это сама Воля. На руках ее сидел ребенок лет двух от роду. Увидев нежданных гостей, Воля удивилась:

— Боже, какие люди и все ко мне? Кого брать-то собрались, Иван Михайлович? Меня или вон, — она кивает на младенца, — Ваньку? Других мужиков у нас дома сейчас нет.

Мазуров даже не улыбнулся:

— Да нет, Воля Александровна, не вас. У нас есть вопросы к вашему внуку, отличнику.

Вот теперь Воля удивилась гораздо больше:

— К Игорьку!? Что такое? Что за глупость?

— Где он?

— У себя в комнате, спит. Сидел всю ночь в интернете, сейчас отсыпается.

— Буди его. Давай знакомиться.

Воля прошла вперед, на ходу отдала ребенка одной из многочисленных женщин, ладонью постучала в дверь одной из комнат:

— Игорь, выйди сюда. Тут к тебе пришли.

Немного погодя дверь открылась, появилось заспанное лицо подростка. Но увидев кто пришел в нему в гости, Игорь бросился назад, выхватывает из под подушки пистолет и, взведя курок, направил его на стоящего в дверном проеме Мазурова:

— Не подходи! Я выстрелю!

Интонации его голоса напряженные, но без истерики.

Мазуров ответил ему спокойно:

— И зачем ты будешь стрелять? Ты хочешь долго сидеть в тюрьме?

— Не буду я долго сидеть. Мне еще шестнадцать, так что больше десяти лет мне все равно не дадут.

Мазуров восхитился:

— Ух ты, ты, оказывается, не только в математике, но еще и в законах хорошо разбираешься? Не зря тебя бабушка хвалила.

Игорь настаивал:

— Никто больше не заходит в мою комнату!

— Да это точно, — подтверждает Мазуров. — Я один пройду?

После этого он сделал шаг вперед, присел на стул. В дверном проеме за его спиной виднелись напряженные лица Колодникова, Астафьева, над ними нависал Зудов. В руках Колодникова пистолет, он направлен на Игоря. Мазуров взял попавшуюся ему под руку книгу, открыл ее на заложке, прочитал и хмыкнул:

— "Дикий набросил на лицо Рябого подушку и, вплотную приблизив к ней пистолет, нажал на курок". Когда же они перестанут эту хрень писать? Не на курок нажимают в пистолете, а на спуск. Курок взводят. Да, интересные у тебя книги, Игорек. Вот сейчас ты нажмешь на спуск, потом они, — он кивает себе за спину, — выстрелят в тебя. И хорошо, если тебя убьют сразу. А так будут долго лечить, потом посадят. Тебе это надо?

Но Игорек не сильно волновался. Голос был ровным и пистолет в руках не дрожал:

— А мне все равно. На мне и так уже два трупа висят. Третий, да еще и мент, это даже круто будет. В зоне уважать больше будут.

Тут в комнату, оттеснив ментов, проходит Воля. Она встала за Мазуровым, положила ему на плечи руки и попросила:

— Игорь, опусти пистолет и отдай его мне.

— Нет.

Голос его по прежнему звучит твердо. Но и Воля отвечает не менее твердым тоном:

— Я говорю — опусти. У нас дома еще никто никого не убивал. Нам эта кровь не нужна. Если ты хочешь сидеть в тюрьме — сиди. Это твой выбор. Но помни: любой срок кончается, и ты все равно придешь сюда, в семью. Ты хочешь ее лишиться? Я ведь тебя обратно не пущу. И другим запрещу тебя принимать.

Игорь с минуту думает, смотрит в глаза Воле, та, не мигая, смотрит на него. Потом Игорь нехотя опускает руку и отдает пистолет Мазурову. Тот передает его назад. Колодников делает движение, чтобы рвануться вперед, но Игорь его останавливает:

— Ша, я все, больше не буду. Дайте одеться.

Мазуров, все так же сидя на стуле, несколько отстраненно смотрит за тем, как подросток натягивает трико, майку, сверху ветровку. При этом Игорь разворачивается и кричит в сторону другой комнаты:

— Мам! Завтра возьми характеристику из школы и отксерокопируй все мои дипломы и грамоты.

— И что ж тебе не хватало в этой жизни, парень? — Спросил Мазуров. — Ум, память, талант — все есть. Что еще тебе надо?

Игорь, уже полностью одетый, как-то горько усмехнулся:

— Скучно все это — грамоты, дипломы. А в нашем городе ум не ценится, только сила. И девушки почему-то смотрят только на твой рост, да на твой кошелек.

Задал свой вопрос и Астафьев:

— Где твой мобильник?

— Вон он, на столе.

Игорь кивнул на лежащий на столе мобильник. Юрий взял его, перевернул и увидел то, о чем только догадывался. Тот действительно был на две сим-карты.

— Он изымается, как улика, — сообщил он.

Отошел от шока и Колодников.

— Фортуна, понятых быстро организуй.

Потом Юрий задал главный вопрос:

— Так это ты, выходит, руководил этой бандой?

Игорь не согласился:

— Нет, я их просто подобрал. А то бы они давно уже сгорели. Ни конспирации, ни прикрытия. Дядька в этом не петрил ни хрена. Ему бы только пистолетом махать. Пришлось его заставить машины менять, номера, настоящую пушку купить. Магазины тоже я выбирал. Шел раньше, смотрел, где какая сигнализация, какие камеры стоят. То, что в наших «Горилках» фуфло, а не камеры, это мне сын Сивцова рассказал. Он со мной в одну секцию ходил.

Тут прозрел и Колодников:

— Постой, а что, Шиловский разве тебе дядька?

На это ответила уже Воля:

— А как же. Он родной брат жены Валерика, Ирины.

Андрей покачал головой:

— Ба, а я ведь забыл, что у ней девичья фамилия Шиловская.

— У тебя вообще что-то с памятью стало, — поддел его Зудов. — Ты бы проверился.

Между тем Игорь сам двинулся к выходу, но потом остановился:

— Да, бабуля, там Кашкет мне два куска должен, пусть тебе вернет. А то скажи, что Касатик вернется и ему кадык вырвет.

Воля неожиданно взорвалась:

— Касатик?! Ты сказал Касатик?! Уже просто Касатик?

— Почему: "Просто Касатик?" — Спросил ничего не понимающий в этом разговоре Колодников.

— Его до этого друзья звали Малой-Касатик, — пояснила Воля.

Игорь улыбнулся, словно получил праздничный торт:

— Дядя Саша ведь теперь умер. Вот меня теперь братва просто Касатиком и зовет. Я уже не Малой-Касатик, баба Воля, а просто — Касатик.

Колодников вздохнул и слегка подтолкнул Игоря к выходу.

— Пошли, племя молодое, незнакомое.

Игоря вывели из квартиры, за ним потянулись все остальные милиционеры. Остались только Мазуров и Воля.

— Все-таки кровь взяла свое, — сказала Воля, и закурила свою неизменную папиросу. — Воровские гены прорезались и в Игорьке.

Мазуров вздохнул:

— Да. И чует мое сердце, этот Касатик нам доставит еще очень много неприятностей. Больше, чем все остальные, кто носил эту кличку раньше. Больше десяти лет ему ведь, в самом деле, не дадут.

Уже в дверях квартиры Мазуров развернулся к хозяйке:

— Спасибо, Воля, что отвела ствол. А то он бы выстрелил, этот бы смог.

Воля махнула рукой с зажатым в нем окурком:

— Да ладно тебе. Устала я от стрельбы, воровства, похорон, от всего… Не хватало мне еще и внука потерять.

— Да, я не думаю, что наши по нему стрелять бы начали.

— Да я не про это. Есть предел и есть беспредел. Ну ты то этот хорошо знаешь.

Мазуров кивнул головой и вышел за порог. Воля закрыла за Мазуровым дверь и только тогда заплакала.

Эпилог

Летний день на кладбище. На свежей могиле деревянный крест, на нем фотография Сашки Касатонова — молодого, красивого. Рядом с могилой Воля и ее внук, маленький сын Касатика — Иван.

— Вот, Ванечка, — печально говорит Воля, — здесь у тебя твой папка теперь навеки лежит. Никогда он уже не придет с зоны, не порадует ни тебя, ни мать. А был он очень хорошим человеком, смелым, дерзким, никого не боялся. Таким же вырастишь и ты. Как твой отец, как твой дед. Главное, Ванечка, надо жить так, как ты хочешь жить, а не так, как хотят этого другие. Это трудно, но так надо…