Героиня романа — французская аристократка Кристиана нею жизнь мечтала выйти замуж за богатого и знатного человека. Но события Великой Французской революции рушат все ее надежды. Волею судьбы она попадает в Англию, где влюбляется в простого фермера. На русском языке публикуется впервые.

Эми Ел Сандерс

Сладкая летняя гроза

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Аристократка

Встревоженным взглядом она искала облака своей невинности, умчавшиеся далеко от нее.

И, как путешественники, оглядывающиеся назад, она смотрела на голубой предрассветный горизонт.

Шарль Бодлер

Тираны, обратите свой взор на это ужасное зрелище.

Трепещите и представьте,

что это будет с вами и вам подобными…

Элиз Л'услато, 1789

Тогда это не было таким важным… Это было обычным явлением того времени…

Пьер Карин, описание казни принцессы де Ламбель

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Кристиана Сен Себастьян опаздывала, и опаздывала она уже не первый раз. Она быстро шла через тихие безлюдные просторные залы. Это были выполненные в стиле барокко залы Версаля. Ее каблуки громко стучали по мраморным полам.

Вчера вечером во время карточной игры она выпила слишком много шампанского, очень поздно легла спать, и сегодня у нее сильно болела голова. Она быстро взбежала по широкой мраморной лестнице, ведущей в спальню королевы.

Стражники, одетые в белые парики, слегка поклонились, открывая ей двери. Стараясь не привлекать к себе внимание, она прошла сквозь толпу титулованных женщин, наполнявших спальню королевы. Кристиана пробиралась через волны широких кринолинов из тафты, вуали и шелка.

Считалось большой честью присутствовать на утреннем туалете Марии Антуанетты и наблюдать, как она выбирает веера, драгоценности и туфли, которые выставлялись перед ней так же торжественно, как святые реликвии в церкви во время великих праздников.

Первые леди великосветского Версаля стояли в этом золоченом розовом великолепии спальни в строгом и ревниво соблюдаемом порядке согласно их рангу. Они быстро взглянули на появившуюся Кристиану, и она почувствовала неодобрение в их глазах.

Кристиана опаздывала более чем на час и надеялась незаметно занять свое место перед мадам Альфор, но позади маркизы Пьерфит. На ее счастье, лицо королевы было закрыто большим бумажным конусом, так как парикмахер наносил в это время на королевскую прическу большое количество тонкой золотисто-белой пудры. Казалось, что она не заметила, как Кристиана украдкой пробиралась на свое место.

— Эти маленькие сельчанки, — пробормотала тихо маркиза Пьерфит своей соседке, — появляются при дворе, чтобы приобрести великосветский лоск, но не имеют ни малейшего представления о том, как себя вести. C'est vulgaire.[1]

Кристиана, у которой в это утро было далеко не лучшее настроение, хмуро посмотрела на белые страусиные перья, которые украшали белый парик маркизы.

Вот это уж действительно вульгарно! Эти страусиные перья! Сен Себастьяны принадлежали к великосветской знати со времен Шарлеманя, а маркиза была просто никто, но с деньгами.

Щеки Кристианы горели. Ей хотелось сказать маркизе все, что она о ней думает, но она не хотела привлекать к себе внимание. Королева требовала от своей свиты прежде всего пунктуальности.

Парикмахер опустил ширмочки, которые он использовал, когда наносил пудру на парик королевы. Его помощник убрал бумажный конус, который прикрывал лицо королевы, и две самые любимые фрейлины бросились к ней, чтобы убрать простыню, защищавшую ее платье.

Мария Антуанетта обвела комнату глазами с тяжелыми веками и остановила взгляд на Кристиане. Королева ничего не сказала, просто холодно, свысока посмотрела на нее, но этого было достаточно. Кристиана опаздывала не в первый раз, и королева выразила ей свое неудовольствие.

И теперь в течение какого-то времени Кристиана будет официально не в фаворе. Конечно, ничего ужасного в этом не было, но это означало, что она получит меньше приглашений на желанные частные обеды, на веселые представления в маленьком королевском театре или на пикники в Пэти Амо, в маленькой крестьянской деревне, которую королева построила для себя.

Стоящая рядом с королевой Габриэль де Ламбель бросила на Кристиану быстрый сочувствующий взгляд. Это немного подбодрило Кристиану.

Она еле сдержала улыбку, когда Габриэль, чуть поморщившись, дотронулась до своей золотистой головки, дав понять Кристиане, что у нее тоже болит голова от вчерашних излишеств.

Все дамы, находящиеся в спальне, склонились в реверансе, когда королева поднялась с кресла. Голова у Кристианы мучительно заболела, когда она склонилась в поклоне. Звук закрывшейся за королевой и сопровождающими ее лицами двери был необычно громким. Дамы, оставшиеся в спальне, шумно защебетали, как стайка птиц перед дождем.

Кристиана подняла голову и увидела, что маркиза Пьерфит улыбается ей с притворной симпатией.

— Очень нехорошо, мадмуазель. Кажется вам сегодня не повезло. Вероятно вчера вы вернулись домой слишком поздно. Я все прекрасно понимаю. Ведь ваш дед, когда он был при дворе, тоже увлекался ночными развлечениями.

Разговоры вокруг них стихли, и какое-то мгновение Кристиана не нашлась, что ответить. При дворе все знали о ее деде. Нет, не только при дворе. Все в Париже знали о нем. Он был знаменит своими попойками, легкомысленными связями, развращенностью и «театральными представлениями», которые он устраивал в своих аппартаментах. Обо всем этом и сейчас ходило много сплетен. Его называли — маркиз Дьявол.

Маркиза улыбалась, довольная тем, что ее удар попал в точку. Она не любила маленькую Сен Себастьян с ее большими голубыми глазами, прекрасными черными локонами и высокомерным поведением. Что ж, всем было известно, что их семья была бедна, что они были почти нищие! Единственной целью ее появления при дворе было поймать мужа с деньгами. Это было всем известно. И пока ей это не удавалось, несмотря на ее прекрасные локоны и соблазнительную стройную фигурку, с удовольствием отметила маркиза.

Кристиана гордо вскинула голову, голубые страусиные перья прически мягко коснулись ее скул, она высокомерно улыбнулась.

— Я не унаследовала пороки моего дедушки, мадам, — холодно ответила она, повернувшись к ней спиной, перебросив свои густые черные локоны через плечо.

Кристиана знала, что именно ее высокомерие больше всего раздражало маркизу.

— Я полагаю, что вчера вечером вы снова пили кофе с Артуа, — добавила маркиза. — Вы понапрасну теряете время, моя девочка. Артуа совершенно безразличен даже к вашим прелестям. Вы достаточно умны, чтобы понять, не так ли? Он любит мужчин.

Кристиана замерла и, остановившись, взглянула через плечо на маркизу, которая смотрела на нее со злорадной усмешкой.

По комнате пронесся шепот при виде холодного взгляда голубых глаз Кристианы и надменно приподнятых красивых черных бровей.

Но прежде чем заговорить, она сделала небольшую паузу, чтобы привлечь к себе всеобщее внимание.

— А откуда вам это известно, мадам? Может быть… от вашего мужа?

То, о чем только шептались, теперь было сказано вслух. Маркиза побелела от гнева. На фоне ее бледного лица резко проступили румяна, отчего оно стало казаться неестественным.

Кристиана же ослепительно улыбнулась, показав маркизе свои ямочки на щеках и легкой походкой удалилась из комнаты, довольная своей победой.

— Маркиза была права, — недовольно сказала Кристиана, удобно усаживаясь в свое любимое кресло-качалку, чтобы посмотреть сегодняшнюю почту. — Сегодня у меня не самый удачный день.

Первое письмо оказалось счетом от ее парикмахера, требовавшего оплаты в течение недели. Этот счет действительно необходимо было оплатить в первую очередь, особенно учитывая темперамент такого парикмахера, каким был Антуан.

Следующим было пренеприятное письмо от ее портнихи. Она требовала, чтобы все счета были оплачены немедленно и полностью, иначе кредит ей больше не будет предоставляться.

Но самым ужасным было то, что у нее не было денег, совершенно ничего не осталось. Кристиана уже давно потратила ту небольшую сумму, которую ей прислал брат Филипп. ОН отказывался понимать, как дорого стоит жизнь при дворе. Очень трудно найти себе хорошего мужа, если не имеешь платьев, сшитых по последней моде.

Почему же так дьявольски трудно найти мужа? Если мужчины были красивы, то они были бедны также, как и она и также неприступно высокомерны. Если они были добры, то обычно настолько скучны или надоедливы, что чуть ли не доводили ее до слез. Если они были богаты, то были толстыми и жались из-за каждого су[2].

— Как же я оплачу счета, если я не нашла себе мужа? — вскричала Кристиана, отшвырнув ногой разбросанные по полу счета.

Ее горничная Тэрэза, сидевшая на другом конце комнаты, бросила на нее недовольный взгляд. Она чинила одно из многочисленных платьев Кристианы, но свое мнение предусмотрительно держала при себе.

Некоторое время Кристиана ходила по золоченой голубой комнате, читая приглашения на балы, балеты, званые вечера, пикники, которые она сложила аккуратной стопочкой, а счета от мастера по изготовлению вееров, портних, от хозяев парфюмерных магазинов она разбросала, испытывая при этом лишь легкое угрызение совести.

К неудовольствию горничной она трижды меняла платье, пока наконец не остановилась на шелковом платье небесно-голубого цвета, украшенном по плечам бархатными фиалками чуть более темного голубого цвета. Юбка платья была очень широкой, на нее ушло не менее пятнадцати ярдов[3] ткани. Юбка была модно присобрана и задрапирована сзади. Газовая оборка из вуали обрамляла глубокий вырез на груди. Это было ее любимое летнее платье: голубой цвет очень шел к ее глазам. На ней были новые туфли из голубого атласа на небольших каблуках. Мысы туфель были украшены мелкими бриллиантами. Туфли были хорошо видны из-под слегка укороченного по новой моде платья, открывавшего щиколотки ног.

Не сумев решить, куда лучше пойти: в салон мадам Альфор или на чай к маркизе де Гиз (все сейчас сходили с ума по всему английскому), она направилась с визитом к своему другу Артуа, с которым ей всегда было весело и который, возможно, сумеет поднять ей настроение.

Артуа сидел за клавикордами, когда его слуга проводил к нему в комнату Кристиану. Через открытые окна струился солнечный свет. Он неторопливо пробегал вверх и вниз по клавишам своими красивыми тонкими пальцами. Его светло-каштановые волосы были собраны в небольшую косичку, а глаза, такие же светлые и яркие, как у Кристианы, озорно поблескивали. Он приветствовал ее ослепительной улыбкой.

— Отгадай, кто здесь был сейчас? — спросил он без всякого вступления.

Кристиана попробовала стоящий на подносе клубничный торт, корочка которого была с привкусом миндальной пастилы.

— Представления не имею, — ответила она наконец. — И кто же?

Артуа сдвинул брови, озорная усмешка светилась в его глазах.

— Твой будущий муж.

Кристиана почувствовала, как у нее поднимается настроение, усевшись на скамью рядом с Артуа, она стала перебирать клавиши клавикордов, испытывая удовольствие от прекрасных звуков.

— Который из них? — перспективы на будущее замужество Кристианы были предметом бесконечных шуток как одного, так и другого.

— Тот, который красив, — ответил Артуа, стараясь сохранить серьезное выражение лица. — Герцог де Пуату.

— О, Артуа! В самом деле! — воскликнула она с отвращением, и ее передернуло при мысли об этом старом тучном человеке. — Ты просто невыносим!

Артуа весело рассмеялся, увидев ее реакцию.

— Нет, ты все же подумай, — продолжал дразнить он. — Он богат. Богат, богат, богат. И ужасно неотразим, и выглядит возмужалым. Ты только представь себе…

— Нет, не хочу ничего себе представлять, — оборвала его Кристиана, перебросив за спину тщательно завитые черные локоны.

— Ты была бы герцогиней, — сказал Артуа с насмешливым почтением. — Только подумай: ты могла бы подавать королеве по утрам ее туфли. Или, может быть, один только туфель. Но может быть эта привилегия сохранится только для принцесс голубой королевской крови? А может быть ты сможешь подавать ей нижнюю юбку?

Кристиана не могла удержаться от смеха. Артуа считал смешными ритуалы и церемонии двора и не стеснялся говорить об этом.

— Затем, — продолжал Артуа, — ты могла бы возвращаться каждую ночь к своему любимому мужу, чтобы проводить с ним часы блаженства. Как ты думаешь, он еще может? Можешь ты себе это представить? Как ты думаешь, как Пуату выглядит в своем ночном халате? Или даже лучше… без своего халата?

Кристиану затрясло от смеха и ужаса.

— Артуа, ты ужасен. Прекрати, пока мне не стало плохо!

Артуа было весело, и он продолжал дразнить ее.

— Можешь ты себе его представить: весь возбужденный, его челюсти трясутся над тобой. О, дорогая. О боже мой, мне кажется, я…

— Прекрати, Артуа. Боже мой, чем я с тобой занимаюсь? О чем только я с тобой говорю?! Ты действительно ненормальный. В любом случае, герцог не интересуется мной, как возможной женой. Я слишком бедна для того.

Артуа улыбнулся, ямочки заиграли у него на щеках. Его пальцы забегали по клавишам клавикордов, исполняя веселую итальянскую мелодию.

— Ты слишком бедна для всех. Возможно, тебе лучше отказаться от мысли о замужестве и стать просто чьей-то любовницей. И тогда герцог Пуату…

— Прекрати, — угрожающе предупредила Кристиана, ударяя по нижним клавишам. Диссонирующие звуки заставили Артуа покориться. — И никогда не упоминай слово «любовница» снова. Я слишком долго сохраняла свою невинность, чтобы бросить ее к ногам старого толстяка или молодого толстяка, и вообще любого. Я найду себе мужа, богатого мужа. И очень скоро, — добавила она, вспомнив о счетах, которые получила сегодня и отшвырнула от себя.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, Артуа. Тебе нравится мое новое платье?

Артуа откинулся назад и критическим взглядом окинул ее шелковое голубое платье.

— Да, прекрасное платье. Просто очень красивое платье. Твои глаза кажутся еще голубее. Я вижу, что прическу сегодня тебе делал месье Антуан. Но что он там сверху соорудил?

Кристиана дотронулась до тщательно уложенных кудрей, высоко поднятых надо лбом.

— Сверху голубые птички. Как ты думаешь, что это такое? Месье потратил на них два часа.

Артуа наклонился ближе, чтобы лучше рассмотреть какие-то предметы из перьев, уложенные на темных блестящих кудрях.

— Хм. Сами волосы хороши, очень хорошо уложены. Но в отношении этих птичек я затрудняюсь что-либо сказать.

— Это неважно, — твердо сказала Кристиана. — Лично мне нравится.

— Может быть если бы не было ленты? Или пусть лента останется, но эти птички…

— Я уже сказала, что неважно, — воскликнула Кристиана. — В конце концов, это мои волосы.

— Но все же, это немножко глупо, — настаивал Артуа.

Она хмуро посмотрела на него, затем оба рассмеялись так, как смеются друзья.

— Давай попробуем вместе сыграть отрывок из Торелли, — предложил Артуа, и его пальцы пробежали по клавишам клавикордов.

— Ты, между прочим, забыла здесь свою скрипку.

— Я знаю, — ответила Кристиана, вставая и лениво потягиваясь.

Скрипка лежала на верху комода из розового дерева, именно там, где, она знала, скрипка и должна была лежать. Кристиана подтянула по мраморному полу небольшой стульчик для игры на лире и потянулась, чтобы достать инструмент. Ее каблуки наступили на подушку из голубой парчи.

— Ты порвешь сегодня всю драпировку у моей мебели, — заметил Артуа, хотя по тону было видно, что его это мало волнует.

Кристиана не обратила на его слова никакого внимания, открывая золоченые филигранные[4] замки футляра и доставая небольшую скрипку.

Эта скрипка принадлежала ей с двенадцати лет. Ее брат Филипп прислал эту скрипку из Парижа ко дню ее рождения в красивой коробке, перевязанной лентами.

Кристиана училась играть сначала самостоятельно, а потом с помощью репетитора из ближайшего аббатства.

Скрипка служила ей утешением во время ее одинокого и несчастливого детства. Она и ее брат Филипп воспитывались дедушкой, который оставил их в разрушающемся старом дворце недалеко от гор Оверн под присмотром нянек, учителей; в то время как он сам вел распутную жизнь при дворе. Время от времени маркиз Сен Себастьян вспоминал о своих осиротевших внуках и наносил короткий визит.

Когда Кристиане исполнилось семь лет, ее любимый брат Филипп уехал. Она плакала и скучала по нему, но он все равно уехал, желая как можно скорее скрыться от опеки деда. К этому времени ему уже исполнилось восемнадцать лет.

После его отъезда Кристиана осталась одна со своей няней и учителем — братом Джозефом, который приезжал по горной дороге один раз в неделю, чтобы давать ей уроки музыки.

Сначала он приезжал неохотно, недовольный тем, что пришлось изменить свою тихую, посвященную богу жизнь. Учитель недоверчиво смотрел на нетерпеливую нервную двенадцатилетнюю девочку, которую ему предстояло обучать музыке.

Она, в свою очередь, тоже отнеслась с подозрением к молодому человеку с тонзурой[5] на голове. Ее волновал вопрос, будет ли он также потакать всем ее прихотям, как няня и остальные слуги во дворце?

Затем Кристиана взяла в руки свою скрипку. Она держала ее так нежно, как держат любимого ребенка. Это понравилось учителю. И еще он несколько смягчился, когда увидел инструмент: сверкающее розовое дерево, прекрасная полировка, симметричный изящный изгиб талии скрипки, колышки из серебра и слоновой кости.

— Эта скрипка из Италии, вам известно это? — тихо спросил священник.

То почтение и благословение, с которым сказал это брат Джозеф, напомнило Кристиане атмосферу церкви. Ей понравилось, как он нежно прикоснулся к инструменту, как будто он знал, как сильно она любила свою скрипку.

— Мне прислал ее мой брат Филипп из Парижа в коробке с лентами, — сообщила она ему.

Было больно слышать чувство одиночества, звучавшее в ее голосе, хотя сама она еще не осознавала этого.

— Филипп вернется на Рождество, — добавила она, — как вы думаете, смогу я к этому времени сыграть что-нибудь для него?

— Ну это зависит только от вас самой. Если вы будете хорошо трудиться, то сумеете. Но это не так легко.

— Я знаю, — грустно сказала девочка, — я уже пыталась, но звуки были похожи на те, что издают дерущиеся кошки.

Брат Джозеф добродушно засмеялся.

— Так не должно быть. Тем более, что у вас такой замечательный инструмент. Филипп рассказывал вам об этой скрипке? — Она с сомнением покачала головой, и учитель продолжал. — Это прекрасная скрипка. Она была сделана в Италии в семье Гуарнери. Их скрипками восхищается весь мир. Каждый их инструмент имеет свой особый голос, не похожий на звучание других инструментов. У каждой скрипки свой особый звук, особое звучание, как голос у человека — у каждого свой. Должно быть ваш брат очень любит вас, если прислал вам такой подарок.

— Из Парижа, — мягко добавила Кристиана.

— Из Парижа, — согласился монах с доброй улыбкой.

Он склонился над скрипкой и нежно дотронулся до нее пальцами.

— Можно? — спросил он.

Кристиане понравилось, что он попросил разрешения, и она согласно кивнула. Она смотрела молча, боясь что-нибудь пропустить. Молодой человек удобно приложил скрипку к изгибу плеча и нежно дотронулся смычком до струн.

— Смотрите внимательно. Надо делать вот так. Вы протягиваете смычок по струнам, а не бьете им. Вот так…

Голос скрипки нежно зазвучал в огромной пустоте зала. Волшебные звуки, чистые и нежные, прекрасные райские звуки, поднимались вверх по темным каменным стенам, золотые звуки кружились в танце под деревянными сводами потолка.

Когда монах прекратил играть, он увидел, что девочка сидит неподвижно. Глаза на четко очерченном личике сверкали как огоньки, руки малышка сжимала на коленях.

— Она звучит как живой голос, — наконец сказала она, — как будто ангелы говорят.

Она сказала это так искренне, что брат Джозеф решил простить ей маленькое богохульство.

— Вы будете прилежно трудиться? — спросил он, и она кивнула. Ее личико казалось совсем белым в обрамлении невероятно черных кудрей, а в широко распахнутых глазах светилась такая решительность и одержимость! Это доставило брату Джозефу удовольствие. Ему очень захотелось научить игре на скрипке этого одинокого странного ребенка.

Когда брат Джозеф ушел в этот день от Кристианы, она знала уже три ноты и даже рассердилась на него, что урок закончился так быстро. Ее глаза наполнились злыми слезами, подбородок сердито затрясся, но брат Джозеф — не няня, и гнев Кристианы не подействовал на него.

— Если ты будешь кричать и топать на меня ногой, — спокойно сказал он, — я просто больше не приду сюда.

Кристиана тут же остановилась, придя в ужас от этих слов.

— Pardon, Frere — робко сказала она, — Excuser moi.[6]

Брат Джозеф улыбнулся доброй прощающей улыбкой, глядя на этого избалованного ребенка, и был награжден за это улыбкой, которая сразу преобразила это странное отчужденное хитроватое лицо. Из нее вырастет красавица, это стало совершенно ясно Джозефу.

— Pardonner, -тихо ответил он, — вы прощены.

Когда он снова пришел на урок к Кристиане через неделю, она уже овладела этими тремя нотами и самостоятельно выучила еще четыре.

Когда красавец-брат приехал навестить Кристиану, он привез ей новые подарки. Но она равнодушно отнеслась к замечательной кукле в стиле Помпадур, модным веерам и красивым платьям. К его большому удивлению, она бросилась за своей маленькой скрипкой, которую он выиграл в карты и послал ей, почти не придав этому значения.

Кристиана встала в центре зала старинного замка, который, казалось, никогда не покидали сквозняки, несмотря на постоянно горящий камин, приложила к плечу инструмент, прижала его подбородком и сыграла прекрасную маленькую пьесу Моцарта.

— О чем ты думаешь? — настойчиво спрашивал Артуа. Его рот был наполнен клубникой и миндальными пирожными.

— Будем ли мы с тобой играть или есть, или ты так и будешь весь день стоять и смотреть в пространство?

— Боже мой, ты слишком груб, — спокойно ответила Кристиана, — лучше бы я пошла к мадам Альфор.

— О, мадам Альфор, — заметил Артуа, — одна из тех женщин, которые считают себя ужасно умными, не являясь таковыми на самом деле.

Кристиана пропустила это замечание мимо ушей, подошла и встала за спиной Артуа, читая ноты поверх его плеча.

— Давай играть, — приказала она. Артуа легко коснулся пальцами клавиш.

— Прекрасно. Но будь внимательна. В прошлый раз, когда мы играли Торелли, ты испортила пьесу.

Кристиана высокомерно нахмурилась, но, заметив, что Артуа шутит, она весело рассмеялась.

Мягкий насыщенный звук скрипки вторил сверкающему причудливому звуку клавикордов, музыка заливала наполненную солнечным светом комнату. Кристиана чувствовала себя счастливой и довольной.

Она познакомилась с Артуа через несколько дней после своего прибытия в Версаль, и они сразу же стали друзьями. Вместе посещали званые вечера и оперы, вместе проводили вечера за карточной игрой. Уже прошло около года после их знакомства, но они постоянно были вместе, насколько это было возможно.

Его веселил ее острый язычок. Она высмеивала его высокомерие, а он сочувственно насмехался над ее счетами. Он любил рассказывать о путешествиях, и она была готова часами слушать с открытым ртом его рассказы.

Артуа познакомил ее с интересными людьми, давал оценку ее туалетам, посылал ей цветы и следил, чтобы она не пропускала званые приемы у нужных людей. Во многом благодаря Артуа Кристиану теперь считали одной из самых красивых женщин при дворе.

Как плохо, говорили все, что эта маленькая Сен Себастьян бедна. Ей будет довольно трудно составить себе хорошую партию. Забавно, что у ее деда была репутация развратного человека, а она кажется почти пуританкой.

Кристиане было все равно, что о ней говорят. Она не спешила замуж, пока брат оплачивал ее счета. Она жила в Версале, далеко от холодного и малолюдного Оверна, далеко от мрачного и сырого опустевшего замка Сен Себастьян. Все расточали ей комплименты и приглашали на званые приемы, а когда они вместе с Артуа ехали в открытом экипаже по улицам Парижа, люди показывали на них и говорили: «Это едет Кристиана Сен Себастьян, внучка маркиза».

Зависть и восхищение импонировали ей.

Во время всего своего одинокого детства она мечтала, чтобы ею восхищались и искали с нею встреч. Ей страшно не хватало внимания, а сейчас у нее его было предостаточно. Правда, плохо, что иногда это внимание выражается в зависти и сплетнях. Но какое ей дело до того, кто и что о ней думает?

Она была Кристианой Сен Себастьян, влиятельнейшей красавицей Версаля, одного из самых величайших дворов Европы. И ничего на свете лучше этого не было. Фактически, ей нужно было только найти богатого мужа, который оплачивал бы ей ее богатые туалеты.

— Ты не хочешь сегодня вечером поиграть в карты? — праздно спросил Артуа.

— Нет, — ответила Кристиана. Она лежала на диване, покрытом голубой драпировкой, наслаждаясь последней клубникой и миндальным тортом. Кристиана наблюдала, как Артуа примеряет и меняет различные жилеты, как он волнуется, нервничает, прикалывая бриллиантовую булавку к белоснежному кружевному жабо. — Я истратила вчера вечером мои последние карманные деньги, а счета от портного — это какой-то кошмар!..

— А как же ты заплатила за свои новые платья? — спросил Артуа, — наверно, в кредит?

Кристиана поморщилась, поправляя фиалки у выреза платья.

— Да, боюсь, что так. Я совсем этого не хотела, но ведь новые платья необходимы. Филипп будет возмущаться, когда получит счета.

Артуа закрепил черной атласной лентой волосы на затылке и засмеялся.

— А ты, конечно, пообещаешь ему больше никогда, никогда не делать этого снова?

— Разве я не обещаю это всегда? — спросила Кристиана, и они вместе весело рассмеялись.

— Как я люблю жаркие летние ночи, — мечтательно произнес Артуа. Может пойдем прогуляемся по саду и посмотрим, кого мы там встретим?

— Пойдем. Сад так прекрасен при луне. А мы сегодня ничем не занимались, только лежали и сплетничали. Очень хорошо, если теперь мы прогуляемся.

Артуа, наконец, остановился на красивом оливковом жилете с темно-золотым кантом. Его юношеская фигура в этом наряде казалась еще более стройной. Он прикрепил спадающие к манжетам кружева и отстегнул бриллиантовую булавку, решив, что это «слишком».

— Очень хорошо, — одобрила Кристиана небольшие изменения в его туалете.

— Со вкусом, — согласился Артуа, — совсем не то, что бегать с какими-то чертовыми птицами на голове.

— Мerde[7], -оскорбительное слово, звучало ласково в ее устах.

Артуа засмеялся, глядя на ее недовольное лицо.

— Да, именно так. И не забывай об этом, chere[8].

— Как будто это можно забыть. Ты слишком добр, и у тебя слишком хорошие манеры, чтобы быть чем-то иным.

— В любом случае, мы все равно могли бы пожениться, — поддразнил ее Артуа. — В конце концов, ты бы не скучала по тому, чего у тебя никогда не было, не правда ли?

— Не будь такой свиньей, — ответила она. — Что за шум во дворе? — добавила она, глядя на открытые окна. — Как ты думаешь, что могло случиться?

Через открытые окна были слышны крики людей и топот копыт лошадей. Шум был очень сильным. Обычно в такой приятный вечер, когда придворные отдыхают перед началом всевозможных приемов и карточных игр, никто не позволял себе так шуметь.

Артуа выглянул из окна и нахмурился.

— Не знаю, — ответил он, отодвигая шторы, — но что-то происходит, посмотри на весь этот переполох. Здесь и солдаты. Вот идет королевская охрана… Что-то случилось… Мне это совсем не нравится.

Кристиана неохотно покинула удобный диван и выглянула из окна вместе с Артуа.

Огромный королевский двор с примыкающими к нему высокими зданиями казался меньше из-за того, что был заполнен солдатами, экипажами и людьми. Солдаты, придворные и слуги, несущие сундуки и коробки со шляпами, сновали во всех направлениях в страшной спешке. Свет сотен факелов и свеч придавал всей этой сцене зловещий вид.

— Мне это не нравится, — повторил Артуа, его напряженный взгляд скользил по этой безумной сцене.

Мрачное предчувствие охватило Кристиану. Она быстро прочитала молитву и перекрестилась.

Послышался громкий стук в дверь, и в гостиную поспешно вошел слуга Артуа. Его темные глаза округлились от страха.

— Pardon, мonsieur[9], но у нас ужасные новости. Крестьяне захватили Бастилию и выпустили заключенных. Они захватили Париж и говорят, что собираются идти на дворец.

Кристиана и Артуа замерли у окна, пытаясь осмыслить совершенно невероятную информацию. Лицо Артуа застыло и побелело, взгляд был бессмысленным. Он не мог в это поверить.

— Все уезжают, — продолжал слуга. — Говорят, что крестьяне устраивают пожары, они громят и грабят магазины, — молодой человек перевел дыхание и закусил нижнюю губу, — говорят, они убивают аристократов.

Кристиана и Артуа молчали, не в силах сдвинуться с места. Шум во дворе усиливался. Их глаза встретились, и Кристиана отрицательно затрясла головой. Не подумав, она сказала первое, что пришло ей в голову.

— Прекрасно, это как раз то, что мне нужно.

Она вела себя так, как будто только что разбила дорогой браслет или порвала новое платье. Артуа после долгой паузы откинул назад голову и громко захохотал.

— Мир рушится, — закричал он, — а ты что говоришь? «Это как раз то, что мне нужно». О Кристиана, ты убиваешь меня, в самом деле ты убиваешь меня.

Она засмеялась вместе с ним. Шок, который они испытали, делал все происходящее еще более смешным. Молодой слуга смотрел на них как на безумных.

— Итак, — наконец произнес Артуа, — нам уже нет необходимости думать, чем заняться сегодня вечером. Я уезжаю.

Он быстрыми шагами направился в туалетную комнату, на ходу бросая вещи слуге, который тут же принялся за дело.

Кристиана неподвижно стояла у окна, не веря своим глазам. Она смотрела, как Артуа и его слуга опустошали шкафы и запихивали рубашки и жилеты в поспешно принесенные сундуки и сумки. Артуа схватил пачку нот с клавикордов. Концерт Торелли рассыпался по полу и так и остался забытым.

— Черт, черт, черт, — постоянно вырывалось у Артуа, пытавшегося закрыть переполненный суыдук. — Как жаль, что у меня мало наличных денег!

Он обвел своими голубыми глазами комнату. Его взгляд печально остановился на статуе Аполлона, которая стояла у дверей спальни. Мраморные одежды прекрасного бога развевались на ветру.

— Как мне тяжело оставлять здесь Бернини[10], — печально сказал Артуа.

Кристиана наконец обрела голос.

— Артуа! О Артуа, что мне делать? Куда мне ехать? Неужели все уезжают?

Артуа удивленно посмотрел на нее, как будто только что вспомнил о ее присутствии.

— Я не знаю. Ты могла бы поехать домой в Оверн или поехать со мной, если хочешь. Твой браг все еще в Англии?

— Думаю, что да, — ответила Кристиана, стараясь сдержать дрожь в голосе.

— Уезжают не все, — сообщил ей слуга, — некоторые говорят, что чернь никогда не посмеет прийти сюда, что Лафойет со своими солдатами сможет оказать им сопротивление.

Кристиане стало легче дышать.

— Вы думаете, что это правда?

— Кто знает, — воскликнул Артуа, — кто знает? Я лично не собираюсь рисковать. Поехали со мной, если хочешь.

— А куда ты едешь, Артуа?

Комната уже выглядела удивительно пустой и незнакомой,

— Не знаю, может быть, вернусь в Прованс, если там спокойно. А может быть, уеду в Италию, можег, в Кену. Кто знает? Ты едешь?

Артуа был действительно обеспокоен. Кристиана видела, как напряжено его лицо. Брови сурово сдвинуты. Он сидел на полу, закрывая переполненный сундук. Артуа поднял на Кристиану свои голубые глаза, их взгляды встретились. Он смотрел в ее глаза напряженно, не мигая. Ей нравилась эта манера Артуа пристально смотреть людям в глаза, как будто он хотел прочитать их мысли.

— Как ты думаешь, что будет потом? — спросила она, наконец, совершенно растерянная, не зная, что ей делать.

Артуа плотно прижал крышку сундука, ему удалось, наконец, закрыть замки. Он молчал.

— Я не знаю, — ответил он наконец. — Возможно, ничего. Может быть, солдатам удастся остановить крестьян еще до того, как они двинутся сюда. Может быть, все это дикие слухи, но я в этом сомневаюсь.

Кристиана смотрела в окно, прислушиваясь к топоту копыт по каменной мостовой, голосам придворных, переговаривающихся друг с другом и со своими слугами. Все эти безумные звуки говорили о несчастье.

— Или, — закончил тихо Артуа, — это может быть концом, концом всего. Революционеры могут занять дворец, армия отступит, и тогда нас всех могут убить еще до наступления завтрашнего дня.

Глаза Кристианы округлились от ужаса.

— Но почему?

Артуа нетерпеливо посмотрел иа нее.

— Потому что они голодают, Кристиана. Они теперь очень злые. А мы здесь едим пирожные, посещаем оперу. Что ты собираешься делать? Ты можешь поехать в Англию. Тебе известно, где сейчас твой брат? У тебя есть деньги? Нет? Я тебе дам немного в долг.

— Я точно не знаю, где сейчас Филипп. У меня есть письмо от него где-то.

— Может быть тебе лучше уехать в Оверн?

Кристиана подумала о старом замке, в котором свистел ветер через разрушающиеся стены. Он находился в тридцати днях езды от Парижа (при благоприятных условиях). Она представила, как там она будет одинока.

— Нет, я не могу туда ехать. Там никого нет. Я даже не знаю, есть ли там слуги. Этим занимается Филипп.

— В таком случае, ты можешь поехать со мной. Я не против.

— Это будет скандал, — возразила Кристиана. — Если я сделаю это, я никогда не выйду замуж. Так трудно сохранить хорошую репутацию, Артуа. Если я убегу с мужчиной, я погибла.

— Не будь глупой, если революционеры возьмут дворец, тебе не поможет твоя хорошая репутация.

Слуга продолжал выносить вещи. Кристиана видела, как люди спешат по залам дворца, нагруженные сундуками, шкатулками для драгоценностей, картинами и коробками для шляп.

Артуа осмотрел опустевшую комнату. Его лицо было спокойным и печальным, взгляд был задумчив. Он поправил волосы и заговорил снова:

— Так ты едешь со мной или нет? Я больше не могу ждать.

Кристиана подумала о своем брате Филиппе, который был где-то далеко в Англии. Она подумала о своих комнатах во дворце, обставленных мебелью с бледно-голубой обивкой, о своих книгах и платьях, о коллекции китайского фарфора и засомневалась, смогла бы она все это упаковать или нет. Как ужасно было бы оставлять здесь свои вещи. Здесь был ее дом. Она мечтала здесь жить с самого детства. Артуа был ее самым близким и дорогим другом. И он уезжал от нее. Она сразу почувствовала себя покинутой. Неприятное чувство одиночества росло у нее внутри.

— Я не смогу уехать, — наконец ответила она. — Я задержусь ненадолго, пока не пойму, что здесь происходит, а затем я уеду к Филиппу в Англию. Кажется, он собирается там жениться. Если ты пришлешь своего слугу в мою комнату, я дам ему адрес Филиппа, — голос ее задрожал, и она почувствовала, как на глазах выступили слезы.

— А ты уверена, что поступаешь правильно, — с нежностью в голосе спросил Артуа, его глаза впились в нее.

— Да, да, конечно. Но ты напиши мне. Обещай, что не забудешь меня.

Слуга вошел в дверь, неся на плечах тяжелый сундук. Его торопливость была вызвана страхом.

— Экипаж уже ждет нас, — сообщил он Артуа. В глазах его светился испуг. — Там все с ума посходили. Почти половина двора уезжает, но король и королева объявили, что они остаются.

Кристиана облегченно вздохнула. Не все уезжали, и если королевская семья остается, значит все еще не так уж плохо, не так ли?

Артуа подошел к Кристиане и сжал ее маленькую нежную руку.

— Я напишу тебе. Но если здесь станет опасно, уезжай немедленно. Лучше уж Оверн, чем Бастилия.

— Ты никогда не был в Оверне, — печально ответила она, и Артуа засмеялся, как она и ожидала.

Он обнял ее, все еще смеясь и крепко прижал к себе. Она склонила голову к его плечу, стараясь не заплакать, чтобы не испортить его накрахмаленную белую рубашку.

— Au revoir[11], — нежно сказал он, — я буду скучать по твоему острому язычку.

Она засмеялась, так как знала, что ему хочется, чтобы она засмеялась.

— Au revoir, — ответила она. Подняв руку, она погладили его по обозначившейся горестной складке на щеке. — Я буду очень скучать по тебе. Но я надеюсь, что это безумие скоро закончится, и все снова станет на свои места.

Артуа в последний раз сжал ее в объятиях, отступил от нее, снова окинул взглядом ставшую пустой комнату и покачал головой, как будто еще не веря всему этому.

— Ну что ж, — быстро сказал он, — может так и будет. Может быть я скоро увижу тебя, а может и нет. Посмотрим, что будет дальше. Он наклонился и поднял сумку, бросив грустный взгляд на молчавшие клавикорды и на мраморную статую Аполлона. — Если вдруг увидишь, что кто-то забирает моего Бернини, останови их. Лучше бы перенести его в твою комнату. Но имей в виду, что потом я его у тебя заберу. И не забудь, пожалуйста, свою скрипку.

Кристиана кивнула, быстро смахнув слезу со щеки, когда Артуа, горько улыбнувшись ей, направился к двери.

— Артуа, — позвала она. — Я очень тебя люблю.

Он оглянулся через плечо и весело подмигнул ей.

— Но не слишком, надеюсь.

— Ты просто невозможный, — Кристиана через силу засмеялась, хотя в глазах ее были слезы. — Храни тебя бог.

Артуа нетерпеливо вздохнул.

— Нет никакого бога, — сказал он высокомерно, а Кристиане так захотелось, чтобы он спокойно сел, и они бы долго беседовали, он бы послал своего слугу за кофе и шоколадом. И все было бы как прежде. — Ты мой друг, — добавил он грустно.

Им больше нечего было сказать друг другу.

Кристиана отвела от него взгляд и грустно с болью посмотрела на молчавшие клавикорды. Дверь за ним закрылась, и звук захлопнувшейся двери эхом отозвался в пустой комнате.

Она возвращалась в свои комнаты как в тумане, толпы надушенных придворных и перепуганных слуг бежали мимо нее, как звери от лесного пожара.

На верху лестницы, ведущей в апартаменты королевы, она встретила Габриэль де Ламбель. Принцесса наклонилась над резными перилами. Каждый золотой волосок ее прически был тщательно уложен, под мышкой она держала повизгивающего мопса. Она веселилась, глядя на обезумевшую толпу придворных, на этих аристократов, как будто это было первоклассное представление.

Она помахала рукой Кристиане и дала ей знак, чтобы та подошла. Кристиана подошла, чувствуя странное безразличие к шумной толпе, бегущей из дворца.

— Ты только посмотри на них, — заметила Габриэль. — Как перепуганные куры. Какой переполох! Как будто армия позволит этой черни проникнуть во дворец!

Кристиана внимательно посмотрела на свою подругу.

— А ты считаешь, что их сюда не пустят?

— Конечно нет! И все эти глупцы потом также бросятся назад. Конечно плохо, очень плохо, что они освободили заключенных из Бастилии и все такое, но что может сделать безоружная толпа против французской армии?

Кристиана кивнула, вздохнув с облегчением. Габриэль была так спокойна и уверена!..

— Может быть, нам пойти навестить королеву? — спросила Габриэль, — она будет рада узнать, что мы остались. Возможно она простит тебя. А что ты делаешь с этой скрипкой? Ты собиралась навестить Артуа?

— Артуа уехал, — ответила Кристиана, глядя на скрипку, которую держала в руках, — его здесь нет.

— Как крыса, — воскликнула с отвращением Габриэль, — он даже не попрощался. Куда он уехал?

Кристиана покачала головой.

— Он сам точно не знает.

— О, он еще вернется, — Габриэль расправила юбку, и розовая тафта зашуршала под ее пальцами, унизанными бриллиантами, а потом взяла поудобнее свою перепуганную маленькую собачку. — Все так глупы. Это же смешно. Чернь никогда не захватит дворец, никогда.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Октябрь, 1789

«Нас осталось только пятеро», — подумала Кристиана. Прошло только три коротких месяца, а из многочисленных придворных дам, танцевавших на балах королевы, из многочисленных горничных и портних, прачек и принцесс, мастериц по изготовлению и герцогинь осталось только пять человек.

— Твой ход, — Габриэль бросила быстрый недовольный взгляд на Кристиану поверх своих карт. — Если ты все еще играешь, тогда ходи. Но если ты, конечно, предпочитаешь смотреть в окно, тогда смотри.

В Версале, вспоминала Кристиана, было много садов, залов и салонов, очаровательных гротов с волшебными фонтанами. Здесь легко можно было найти уединение.

А теперь их перевезли в Париж, всех их поселили на одном этаже, и дамы, приближенные королевы, жили теперь по двое в комнате.

Все это время Габриэль была довольно терпимой.

— Мне надоело играть в карты, — Кристиана швырнула раскрытые карты на блестящий стол и стала смотреть в окно. Из окна были видны только крыши домов и серое небо Парижа. Больше они ничего не могли видеть, так как им было запрещено покидать Тюильри. Когда-то это был великий дворец, а теперь он стал красивой тюрьмой.

— Тебе все надоело, — заметила Габриэль, — и из-за этого ты тоже стала скучной.

Она тоже бросила свои карты на стол и откинулась назад, поправляя вуалевую юбку своего платья, которое было слишком светлым для осени.

На другом конце комнаты сидела мадам Клери. Она вышивала при тусклом свете, падавшем из окна. Мадам Клери подняла голову и хмуро посмотрела на двух молодых женщин.

— Вы обе сведете меня с ума, если опять начнете свою бесконечную перебранку. Будьте благодарны судьбе, помолитесь богу. По крайней мере, нас не арестовали.

— Не арестовали! — Габриэль воздела руки к небу, бриллиантовые кольца сверкнули на ее пальцах. — О, мадам! За что нас арестовывать? Они не могут нас арестовать! Что мы такого сделали в конце концов?

— Нас не могут арестовать за перебранку, — согласилась Кристиана, снова беря карты в руки и раскладывая их.

— Как не стыдно, — пробормотала мадам Клери, продевая нитку с иголкой через ткань, раздраженно дергая их при этом.

Габриэль поморщилась.

— Нас не арестуют до тех пор, пока мадам Клери не назначат начальником дворцовой стражи, — заметила Кристиана.

— Уже больше нет начальника дворцовой стражи, — поправила ее мадам, по голосу которой можно было понять, насколько выводило ее из себя постоянное присутствие этих двух легкомысленных и безответственных молодых женщин. — Теперь у них Генеральная ассамблея, я они арестовывают всех, кого считают нужным.

— Это невозможно, — провозгласила Габриэль. Кристиане хотелось бы верить в то, что это невозможно.

— Ты заметила, Габриэль, — сказала она, — когда бы ты ни заявила, что что-то невозможно, это тут же случается? Ты говорила, что невозможно, чтобы чернь захватила Париж, невозможно, чтобы чернь захватила Версаль, невозможно, чтобы нас силой вывезли в Париж. И вот мы здесь. Мне хотелось бы, чтобы слово «невозможно» ты всегда произносила в кавычках.

Габриэль удивленно посмотрела на подругу, которая в это время постукивала ногой по полу и думала о том, как ей хотелось бы иметь свою гостиную. Мадам Клери преувеличенно шумно, как дракон, вздохнула.

— Если вы обе хотите провести свои последние дни, подкалывая друг друга, то, пожалуйста. Однако, думаю, что было бы лучше, если бы вы посвятили все свое время молитве. Молодые теперь так безответственны.

Сказав это, мадам Клери направилась к большой резной двери, толкнула ее и вышла в зал, прейдя мимо охраны с холодным достоинством.

— Старая драконша, — заметила Габриэль, отбросив за спину свои золотистые волосы.

— Должно быть, она каждое утро ест лимоны, чтобы сохранять постоянно кислое выражение лица, — согласилась Кристиана, и Габриэль улыбнулась ей, они снова были союзницами.

— Я думаю, что мы все теперь немного кислые и мрачные, — призналась Габриэль, — а все из-за того, что мы слишком много времени проводим в компании друг друга. О, как бы мне хотелось, чтобы они позволили нам уехать отсюда. Почему они держат нас здесь, Кристиана?

Кристиане хотелось бы лучше разбираться в политике. Жаль, что раньше она совсем не уделяла этому никакого внимания. Все, что она была в состоянии понять сейчас, заключалось в том, что мир перевернулся вверх дном, а они теперь пленники.

— Может быть они собираются арестовать нас, — предположила Кристиана. — В конце концов, они уже почти всех забрали.

Она прошла в другой конец комнаты и взяла свою скрипку с позолоченного столика, выполненного в стиле рококо, легко пробежала смычком по струнам и сыграла короткую печальную мелодию.

— Как это мрачно, — пожаловалась Габриэль, — тебя нужно посадить в тюрьму за то, что ты так портишь мне настроение.

Кристиана засмеялась и в ответ сыграла легкую веселую мелодию.

— Вот это, моя дорогая подруга, действительно, невозможно. А если бы это было преступлением, мы давно бы распрощались с мадам Клери.

Смех Габриэль резко оборвался при звуке смены караула, который явился им мрачным напоминанием того, что они являются пленницами новой Французской Республики.

— Не думай об этом, — предупредила Кристиана, опуская смычок скрипки. — Если мы будем все время думать об этом, то сойдем с ума.

Габриэль приложила пальцы ко лбу и на минуту закрыла глаза. Затем она снова взглянула на подругу, на лице ее сияла вымученная улыбка.

— Единственное, что меня беспокоит, так это совершеннейшая скука. Как утомительны эти революции, Кристиана. Это хуже, чем неудачный званый обед.

Кристиана засмеялась только потому, что этого хотела Габриэль.

Габриэль арестовали через три дня. Арестовали за «преступление против государства», хотя Кристиана представления не имела, что это могли быть за преступления.

Габриэль встретила офицеров, пришедших ее арестовать, как будто они везли ее на бал. Она надела шляпку с большими полями и перьями. Шляпка беспечно и легкомысленно сидела на ее густых золотых локонах.

— Как это глупо, — беспечно сказала она Кристиане, — ведь единственное преступление, которое я совершаю, это то, что в октябре, в дождь, я выйду на улицу в летнем платье и шляпе. Возможно, даже замерзну.

Кристиана уже не смеялась.

— Я скоро вернусь, — продолжала щебетать Габриэль, ее зеленоватые глаза искрились смехом. — А если не вернусь, значит, я в тюрьме вместе со всеми. Я слышала, что там устраивают очень увлекательные кар точные игры, — казалось, она говорила не о тюрьме, а о загородном дворце.

«Офицеры», которые пришли ее арестовывать, стояли в дверях салона и нетерпеливо переглядывались.

Они смотрели на двух молодых женщин в легких шелковых одеждах, которые продолжали глупо болтать о каких-то платьях, шляпках и карточных играх.

Кристиана взглянула на них, приподняв брови. Ей показалось, что она узнала одного из них, того, который был маленького роста. Кажется, он был грумом или лакеем в Версале. Грубые неотесанные люди, которым кажется, что они смогут управлять государством. Но самым страшным было то, что они уже управляли.

— Пора идти, — напомнил один из стражников — крупный грубоватый парень. Тон его был наглым и грубым. Он хотел испугать Габриэль, хотел унизить и оскорбить ее, не называя ее титул.

— Вы, — он один раз поклонился, — Ваше Высочество.

Это сразу сработало. Габриэль испугалась. Она схватила Кристиану за рукав ее шелкового розового платья, глаза ее потемнели и стали почти серыми.

— Я вернусь, — повторила она почти безумно. Солдаты прошли через всю комнату. Их грубые сапоги оставляли грязные следы на прекрасных коврах.

— Если ты увидишь Артуа, — начала Кристиана, но не смогла ничего больше сказать.

Она знала, где-то внутри она чувствовала и понимала, что никогда больше не увидит Габриэль, никогда больше не будет смеяться над ее шутками. Ее сердце сжималось. Ей не хватало дыхания. Корсет розового шелкового платья плотно сжимал ее, она чувствовала себя словно фарфоровая ваза.

Стражник взял Габриэль за руку, как будто она была опасным преступником. Кристиане хотелось высмеять солдат или сказать им что-то презрительное. Но она была очень напугана.

Когда стражник начал тянуть Габриэль к двери, их перепуганные взгляды встретились, и к ужасу Кристианы Габриэль зарыдала.

«Она знает, — подумала Кристиана. — Она знает, что она уже никогда не вернется сюда; мы все умрем». Кристиана смотрела на свою подругу в немом отчаянии и продолжала так молча стоять и смотреть на дверь, когда солдаты вывели Габриэль из комнаты, и она осталась одна. Дождь стучал по оконным рамам, и угольки в камине безразлично потрескивали.

«Когда же наступит моя очередь?» — думала она.

Кристиана опустилась в изящное гобеленовое кресло и закрыла лицо руками. Она молилась от всего сердце и просила прощения за миллион маленьких грехов.

Она умоляла, упрашивала, увещевала бога, говорила ему, что согласна жить в бедности, воздержании и обещала все, что угодно, только бы он помог ей выбраться отсюда.

«Бога нет», — сказал Артуа, его глаза сверкали при этом богохульстве.

— О, Артуа, — прошептала она в пустоту комнаты, — как я хочу, чтобы ты был неправ.

В этот момент она увидела записку, подсунутую кем-то под дверь. На свернутом листе бумаги была написана буква К. Кристиана пыталась вспомнить, кто сейчас стоял на страже за дверью. Она была почти уверена, что это был тот коротенький жилистый человек, один из бывших лакеев Версаля.

Она быстро оглянулась. Удостоверившись, что никого в комнате нет, поднялась с кресла и пробежала через комнату к двери. Ее каблучки простучали по гладкому мраморному полу.

Сердце ее бешено билось, когда она, наклонившись, быстро схватила бумажку. Стоя, прислонившись к стене, раскрыла и прочитала записку:

«Кое-кто хочет вас освободить. Приходите завтра в десять часов вечера в часовню. Возьмите с собой только то, что сможете унести».

Почерк был ей незнаком — нечеткий и размашистый. Но Кристиане было все равно.

Кто-то хочет помочь ей выбраться отсюда, кто-то волнуется и заботится о ней. Филипп или Артуа, или даже этот ужасный герцог Пуату, в данном случае, это не имеет значения. Она выберется из этой золоченой тюрьмы при помощи человека, который позаботится о ней.

Она откинула со лба густой черный локон и заплакала от радости и облегчения.

Кристиана сожгла письмо а камине и пошла в свою комнату, желая тут же замяться упаковкой своих самых любимых вещей.

Ей даже не пришло в голову испугаться.

Следующий день тянулся очень долго, и Кристиана старалась не думать о том, что сегодня ночью она покинет дворец. Ей было очень трудно сохранять спокойствие и вести себя, как обычно. Она постоянно думала о том, кто же устраивает ей побег и чувствовала себя немного виноватой, потому что покидала королеву, которая была так добра к ней эти три месяца, благодаря за преданность, за то, что она осталась с ней в то время, как многие уехали.

Она перебирала пальцами прохладные хрустальные четки с серебряной филигранью, когда мадам Клери постучала в дверь.

— Ее величество хочет вас видеть, — сказала она Кристиане, — и просит взять с собой скрипку. Это подняло бы ей настроение. Она так волнуется за принцессу де Ламбель.

Кристиана кивнула и поднялась из кресла, потом подошла к столику и взяла в руки футляр со скрипкой.

— Я тоже очень переживаю за нее, — ответила она дрожащим голосом, — Бедная Габриэль! Как вы думаете, ее отвезут в Консьержери[12]?

Мадам Клери пожала плечами и горько сжала губы.

— Кто знает? Возможно, нас всех перевезут туда. Сумасшедшие, они все сумасшедшие. Моя бедная королева, сердце ее разрывается. Бедная Франция.

Кристиана положила четки в карман своего платья, она не расставалась с ними, они успокаивали ее и напоминали о том, что бог ее не забыл, и что сегодня ее спасут.

Она посмотрела на окно. Луч солнца пробился через облака, которые уже несколько дней закрывали небо Парижа. Может быть, это благоприятный знак?

— Мы все в руках божьих, — тихо сказала она, и мадам Клери многозначительно усмехнулась.

— Отчаяние усиливает веру даже у неверующих. Пойдемте, мадемуазель Сен Себастьян. Их Величество ждет вас.

Мария Антуанетта сильно постарела за время своего вынужденного заключения. Под глазами у нее были темные круги, вокруг рта залегли глубокие складки. Но она сидела спокойная и тихая в своем небольшом красивом кресле и улыбалась, когда Кристиана играла ей.

Нежные, сладкие, насыщенные звуки маленькой скрипки наполняли спальню ее Величества, которая не подозревала, что эти мелодии Марчелло и Вивальди были прощальными песнями, прощальным подарком Кристианы своей королеве.

Даже во время ее игры можно было слышать крики толпы, собравшейся под окнами дворца. Разгневанная толпа все увеличивалась по мере того, как прекращался дождь.

Как всегда они кричали и требовали, чтобы королева появилась. Они называли ее Мадам Капет[13] или австрияка, или еще хуже.

Все, кто находился здесь с королевой, привыкли к этим крикам так, как привычен был для них в Версале шум фонтана или пение птиц в саду.

Наконец Кристиана не выдержала и опустила скрипку. Крики стали очень громкими, они переросли в победный рев. Крики ненависти сменились криками необычайной радости.

— Чего они хотят? — спросила королева в отчаянии, ее показное спокойствие исчезло. — Чего они хотят от меня? Я опять должна выставлять себя напоказ как в зверинце для развлечения толпы. Боже мой, что там у них сегодня?

Она подала руку мадам Клери, которая помогла ей подняться.

— Не обращайте на них внимания, — предупредила королеву мадам Клери. — Они замолчат постепенно.

— Нет, не замолчат. Хорошо, я выполню их требование, — сказала королева измученным голосом. — Откройте двери, я покажусь еще раз, и тогда, может быть, они оставят нас в покое.

Кристиана положила свою скрипку на полированный столик, инкрустированный ореховым деревом и последовала за королевой к золоченым дверям, ведущим на балкон. Это был ритуал, который они совершали много раз, и Кристиана просто ненавидела эти минуты.

Несколько мгновений королева молча стояла перед толпой, наполнявшей двор. Руки ее были сжаты, голова поднята высоко. Она держалась с большим достоинством, а толпа выкрикивала оскорбления, унизительные непристойности. Они называли ее проституткой, убийцей, предательницей.

Кричащая озлобленная толпа напугала Кристиану: сжатые кулаки, полные ненависти глаза, грубый хохот.

— Закройте двери, закройте скорее! — вдруг закричала мадам Клери. Одетые в ливреи слуги поспешили выполнить приказание, но Кристиана успела увидеть, что заставило Марию Антуанетту упасть в обморок.

В глубине двора, перед ликующей толпой, группа революционеров рамахивала длинной пикой как флагом. Но на верху пики был не флаг. Это была голова Габриэль де Ламбель. Ее золотые волосы развевались вокруг обрубка шеи, которая была вся в крови. На какое-то мгновение невидящие глаза Габриэль, казалось, встретились с глазами Кристианы.

Балконные двери с шумом закрылись, но вой кровожадной толпы наполнял уши Кристианы дьявольской симфонией преисподней. Она издала крик ужаса, страха и боли. Упав на пол, она закрыла лицо руками, как бы желая не видеть и не помнить этот ужасный образ.

Но она знала, что теперь она никогда этого не забудет.

— Я переживу это, — шептала себе Кристиана, пытаясь остановить слезы, которые снова и снова подступали к глазам, — я переживу это, я пройду через это.

Ее спальня была освещена единственной свечой. Нежные изображения облаков и пасторальные сцены на стенах были почти не видны при тусклом свете. Она аккуратно уложила свои вещи в сумму из толстой гобеленовой ткани.

Только то, что сможешь унести, говорилось в записке. Было время, когда ей нужно было пять сундуков и десять коробок, чтобы отправиться в путешествие, но это время давно миновало.

Она взяла только одно платье, простое платье из цветного хлопка, которое она надевала на пикник, когда она ездили в загородный дом Артуа; одну нижнюю рубашку, которая одновременно будет служить ей и ночной рубашкой, и как смена белья. Она положила щетки для волос из слоновой кости, заколки для волос из черного дерева и флакон жасминовых духов.

У нее было немного драгоценностей: нитка жемчуга, доставшаяся ей от бабушки, пара бриллиантовых и жемчужных сережек, которые ей подарил на день рождения Артуа и сапфировая брошь, которая ей уже надоела.

Она аккуратно сложила письма, полученные этим летом от брата. Может быть, она сможет найти его, если он все еще в Англии. Затем уложила миниатюрный портрет своей матери в рамочке, украшенной бриллиантами.

Некоторое время она рассматривала лицо матери, так похожее на ее собственное: широкие скулы, четко очерченный подбородок. Но больше всего на лице выделялись большие светло-голубые глаза. Это была женщина, которая дала ей жизнь и умерла через несколько месяцев. Тоже Габриэль, Габриэль Сен Себастьян, оставившая после себя двоих детей и крошечный портрет, чтобы напоминать им о себе.

Кристиана тщательно упаковала миниатюру в тонкие вышитые лайковые перчатки и положила в сумку.

Следующими были ее хрустальные, украшенные серебром четки. Она быстро и горячо помолилась, прижала крест к губам, прежде, чем упаковать.

Теперь ей оставалось только ждать. На прикроватном столике тихо тикали китайские часы, которые она взяла с собой из Версаля. Это были красивые часы. Тонкий фарфор с нарисованными пасторальными сценами, изображавшими красивых пастухов и миловидных пастушек. Прошлым летом она заключила пари с одной из приближенных королевы и выиграла эти часы. Она с гордостью показывала свой приз Артуа. Еще раз посмотрев на часы с идиллическими деревенскими сценами, она произнесла: «Страшилище». Кристиана улыбнулась, вспомнив это словечко Артуа и провела пальцем по стеклу часов.

— О, Артуа, какой же ты сноб, — пробормотала она, как будто он мог ее слышать.

Может быть это Артуа организовал ее спасение? И уже завтра они вместе будут есть пирожные, пить много кофе, болтать и смеяться.

Или может быть завтра она будет вместе с Филиппом, со своим красавцем-братом, у которого строгое лицо и такие блестящие черные волосы. Он снова будет называть ее поросенком, он заберет ее с собой в Англию, подальше от Парижа, от этих кошмаров революции. На какое-то мгновение перед ней возник невидящий взгляд Габриэль, ее золотые волосы, окрашенные кровью. Кристиана вздрогнула от страха и постаралась отогнать ужасное видение.

Без пяти минут десять она взяла с кресла накидку с капюшоном из плотного дымчато-лилового бархата и накинула ее на плечи.

Из окна в комнату проникал холодный влажный октябрьский воздух, пропитанный запахом горящих костров. Кристиане хотелось взять свою голубую бархатную накидку, отороченную горностаем. Но это было бы, конечно, глупо. Такое дорогое одеяние сразу выдаст ее, как ненавистную всем аристократку.

В одну руку она взяла сумку, в другую скрипку, проведя рукой по приятно пахнущей коже футляра. Больше по привычке, чем почему-то еще она бросила последний взгляд в зеркало, прежде чем выйти из комнаты. Ее собственная внешность удивила ее. Лицо ее выглядело напряженным и печальным, глаза встревожены и широко раскрыты, щеки от страха ярко горели.

Кристиана глубоко вздохнула, дрожа от волнения. Она пожалела, что так туго затянула корсет, погасила свечу и вышла из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

В часовне было тихо и темно, несколько свечей у алтаря почти догорели. Ее нижние юбки из тафты тихо зашуршали, и она вдруг услышала голос, громко прозвучавший в тишине.

— Мадемуазель Сен Себастьян?

Кристиана резко повернулась на звук голоса. Одновременно надежда и страх пронзили ее. Пальцы с силой сжали футляр скрипки, которую она прижала к сердцу, как ребенка.

Позади нее из темноты вышел мужчина. Ее сердце быстро забилось. Это был один из стражников, орестовавших Габриэль, тот самый небольшого роста жилистый мужчина, в котором она признала лакея из Версаля.

Он улыбнулся ей, обнажив гнилые зубы.

— Я подумал, что, возможно, вы решитесь прийти после того, что случилось с вашей подругой. Знаете, вам очень повезло. Приказ о вашем аресте будет доставлен завтра.

Кристиане чуть не стало плохо при упоминании о Габриэль. Она хотела что-то сказать, задать какие-то вопросы, но горло ее сжалось, и она не могла ничего сказать.

— Вот, — мужчина достал из кармана рубашки измятый, весь в пятнах, лист бумаги. Ее пальцы дрожали, когда она брала письмо из его грубых рук. Но сердце ее подпрыгнуло от радости, когда она узнала почерк брата.

«Кристиана, я здесь, в Париже, я делаю все, чтобы вызволить тебя. Никому ничего не говори. Будь готова в любой момент. Поверь, я ни за что не уеду без тебя из Парижа».

Кристиана хотела плакать от радости, она подняла радостный взор на своего спасителя. Глаза мужчины сверкнули в ответ.

— Ну, мадемуазель аристократка, вы очень счастливая девушка, не так ли? Вам очень повезло. Однако, вопрос стоит об оплате. У вас есть какие-нибудь деньги?

Кристиана покачала головой.

— Ничего, ни единого су.

Ее спаситель сплюнул с отвращением.

— Ничего? Черт возьми? И никаких драгоценностей?

Кристиана поставила сумку на землю, с готовностью открыла ее и начала шарить в ней дрожащими пальцами. Наконец она нашла нитку жемчуга. Прекрасный жемчуг красиво переливался при тусклом освещении. Она постаралась не заметить, как человек жадно схватил его своими грязными руками. Его темные глаза загорелись.

— Что ж, хорошо. А теперь, мадемуазель аристократка, вы молча пойдете за мной. Нам предстоит четырехчасовое путешествие. Ваш брат вынужден был покинуть город, мы встретимся с ним позже. А пока вы поедете в крестьянской повозке под копной сена. Вы не должны ни двигаться, ни разговаривать до тех пор, пока я вам этого не разрешу. Вы меня поняли?

Кристиана кивнула, думая, что она готова повиноваться самому сатане, если от этого зависит ее жизнь.

— Хорошо. Боюсь, что эта поездка совсем не будет похожа на те путешествия, которые вы привыкли совершать, но если вы хотите спасти свою задницу голубой крови, вы не будете возражать.

Он хотел попугать ее. Этот отвратительный человек наслаждался ее страхом. Он смаковал каждую насмешку, каждое грубое слово, которое произносил. Но ей было все равно, лишь бы он ее спас, а потом она быстро избавится от этой свиньи.

— Как бы там ни было, — ответила она холодно и спокойно, — нам нужно отправляться.

Его глаза сузились.

— Говорите «пожалуйста», когда разговариваете со мной, — резко сказал он. — Вам не стоит больше отдавать приказания, мадемуазель. И не забывайте этого.

Он повел ее к заднему выходу из часовни, остановившись, шумно глотнул святой воды у алтаря. Кристиана суеверно вздрогнула при таком богохульстве и последовала за ним в холодную темноту ночи.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Англия, 1790 год

— Я не хочу ехать в Новый Орлеан, — Кристиана взглянула через стол на брата. Официантка, прислуживавшая им за обедом, быстро убрала стакан Кристианы и тут же удалилась.

Филлип Сен Себастьян положил свою темноволосую голову на руки и тяжело вздохнул. Сегодня был тяжелый день. Нет, даже не день, весь этот год был тяжелым.

Революция потрясла его жизнь так же, как и жизнь всей его страны. Все переменилось в один день. Только что он был счастлив и влюблен, находясь в Англии. Он собирался жениться, но уже на следующий день он пересекал Ла Манш, чтобы попасть во Францию, надеясь вызволить сестру из раздираемого войной слишком опасного Парижа.

В течение долгих четырех месяцев он жил в опасном и кровавом Париже, скрываясь под видом виноторговца. Это было не так просто для человека такого необычного роста и грации, чье каждое движение говорило об аристократизме. Его кошелек быстро таял. Он потратил огромные суммы денег, пытаясь передать письма во дворец своей младшей сестре. А потом, в октябре, тот человек, через которого он посылал письма, вдруг сказал, что она уехала, исчезла, и один только бог знает куда.

Не зная, куда ехать, движимый только надеждой, он отправился в дальнюю поездку, в дом их детства, в Оверн, молясь, чтобы Кристиана оказалась там. Как и многие большие замки, замок Сен Себастьян был сожжен до тла, и Филипп нашел на месте родного дома только руины. Но Кристиана все же оказалась там, она жила в бедном домике у своей няни.

Она очень изменилась. Изнеженная беззаботная девушка, которая жила только приемами и новыми платьями исчезла навсегда. Вместо нее брат увидел похудевшее хрупкое нервное создание, которое вздрагивало при каждом неожиданном звуке и плакало от кошмаров во сне. В ее глазах постоянно появлялось выражение страха, она все время была в напряжении, словно ее поджидала опасность. Он с болью и сочувствием смотрел на нее, хотя иногда ее нервные срывы выводили его из себя. Подумать только, после того, как он, рискуя своей жизнью и судьбой своих близких, сделал все, чтобы спасти ее и вывезти благополучно в Англию, она теперь смотрела на него через стол в этой шумной гостинице и отказывалась слушать его разумные доводы.

Филипп беспомощно посмотрел на свою жену Викторию, молча моля ее о помощи, но счастливая Виктория все свое внимание сосредоточила на тарелке с зажаренным бифштексом и розовощеком ребенке у нее на руках.

— Как ты можешь просить меня об этом? — не соглашалась Кристиана. — Филипп, ты мне обещал, что когда мы приедем в Англию, наши мытарства закончатся. Ты обещал, что здесь я смогу отдохнуть. Филипп, у меня не было дома с тех пор, как я покинула Версаль. Уже прошло девять невыносимо долгих месяцев. Я пробиралась через горы и через Португалию, и через океан…

— Английский пролив едва ли можно назвать океаном, поросенок, — заметил Филипп. На его красивом лице появилось усталость.

— Он похож на океан и пахнет океаном, и поэтому я так его называю, — возразила Кристиана. — А что касается Нового Орлеана, то он находятся на другом конце света. Я не выдержу, Филипп, я умру, я это знаю.

Филипп был потрясен словами сестры сильнее, чем он мог себе в этом признаться. Она была очень худа, ее запястья были тонкими, как у ребенка. Она взрывалась по каждому поводу или пыталась казаться легкомысленной и беззаботной. Когда она смеялась, в голосе ее звучали слезы, и это очень пугало Филиппа.

Кристиана кричала по ночам, во сне она продолжала бороться с воспоминаниями о революции. Уже не один раз она рассказывала ему о том, что ей пришлось пережить, говорила ему по секрету, что ее преследуют демоны.

— Мне нужен отдых, — тихо сказала она. Филипп видел, что это правда. Она была так измучена, пальцы ее дрожали, когда она брала со стола стакан с вином.

Филипп наклонился к ней, его голубые глаза светились беспокойством и сочувствием.

— Я знаю, что тебе нужно отдохнуть. Но послушай, поросенок, у нас нет другого выхода. У меня осталось всего три английских фунта, меня здесь ждет бедность. Этьен предложил мне эту работу. Мне жаль, что это в Новом Орлеане, но у меня нет выбора. У меня жена и ребенок. Куда еще ты могла бы поехать?

— Она могла бы остаться с моей семьей, — вдруг сказала Виктория, — мы как раз сейчас туда собираемся. Места там достаточно. Деревенский воздух пойдет тебе на пользу, Кристиана. А когда ты отдохнешь, наберешься сил и сможешь путешествовать, мы пришлем за тобой.

Кристиана обдумывала это предложение. Отдых в загородном доме. Она вспомнила английские загородные дома, которые они проезжали по дороге сюда. Сверкающие белые здания, сочные зеленые лужайки, дорожки между цветущими деревьями, покрытые серым гравием. О, иметь, наконец, свою постель, никогда больше не останавливаться в гостиницах, не думать о мухах и клопах в гостиничных кроватях. Может быть у нее будет даже своя горничная.

— Но я уже заплатил за три билета.

— С нами может поехать Мэри, — сказала Виктория, имея в виду свою горничную, — она так хорошо ухаживает за ребенком, так мечтает вернуться домой и найти другую работу. Не будь глупым, Филипп. Кристиана будет совершенно счастлива с моей семьей. Они полюбят ее.

— Если они похожи на тебя, и я полюблю их, — быстро сказала Кристиана, улыбаясь хорошенькой жене брата.

Как это будет прекрасно находиться среди воспитанных людей и прекратить, наконец, эти цыганские путешествия. Может быть, семья Виктории познакомит ее с каким-нибудь местным графом, она сможет выйти замуж, и тогда ее будущее будет обеспечено.

— Тогда решено, — воскликнула Виктория, в своей английской манере, не терпящей лишних разговоров.

Но Филипп сомневался.

— О, ради бога, не устраивай лишней суеты, — сказала ему Виктория, тряхнув рыжей головой. — Кристиана права, она сейчас не выдержит путешествия через океан. Она слишком слаба. Я пойду скажу Мэри. Она, бедняжка, плачет там наверху, потому что мы уезжаем.

— Как только мы купим дом, — сказал Филипп сестре, — я пришлю за тобой.

Кристиана почти не слушала его. Ее взгляд был устремлен вдаль. Она представляла себе элегантные дома с полированными полами, прекрасными дорогими коврами, бархатными креслами перед отделанными мрамором каминами.

В ту ночь Филиппа разбудил крик, доносившийся из комнаты сестры, В ее голосе были слышны ужас и боль.

— Черт возьми, — пробормотал он, ища в темноте свои брюки. Жена, спавшая рядом с ним, проснулась тоже. Она протянула теплую руку и дотронулась до его плеча. Голос ее был хриплым и мягким от сна.

— Что случилось, Филипп? Опять Кристиана?

— Да. Я пойду разбужу ее, пока она не подняла на ноги всю гостиницу.

Он зажег свечу, и в комнате стало светло. Лицо Филиппа выражало тревогу. Он беспокоился за сестру.

Филипп бросил страстный взгляд на свою жену, теплую и нежную в пуховой постели. Ее рыжие волосы сверкали на белых плечах как осенние листья.

— Я сейчас вернусь. И еще, Виктория… Она сладко потянулась.

— Не вздумай засыпать.

— Замечательно, — ответила она, улыбаясь, глаза по-прежнему были закрыты.

Из соседней комнаты снова раздался крик, и Филипп не медля больше поспешил разбудить Кристиану, проклиная революцию и все то, что теперь мучает его сестру в ночных кошмарах.

Жан-Клод смеялся ей в лицо, зажав в грязных руках ее жемчуг. Она слышала неприятный запах от его гнилых зубов, противный запах от его жирных волос, затхлый запах в его грязном доме: смешанный запах капусты, кислого вина и пота.

— Тащи ее бриллианты, Рауль. Поройся среди ее вещей.

Она снова слышала эти слова во сне. Темные грубые стены дома, казалось, надвигались на нее и давили, не отпуская, руки ее были грубо скручены за спиной.

Она не могла двигаться.

В голове у нее звучал отвратительный смех. Перед ней, как наяву, стояли Жан-Клод и его брат. Их мрачные лица и сверкающие темные глаза были как у дьяволов, одеты они были в грубые грязные рубашки и брюки.

Тот, которого звали Рауль, грубо открыл мягкий кожаный футляр скрипки, оборвал струны и сорвал изящные золоченые заклепки. Одно мгновение, и его грубые руки сломали тонкий изгиб скрипки. Затем он поднял маленькую скрипку и сильно ударил ею о грязный стол. Он смеялся, как сумасшедший, когда скрипка разлетелась на кусочки.

Звуки оборванных струн были похожи на плач, горький и отчаянный. Осколки сверкающего дерева разлетелись по грязному полу. Колышек скрипки, сделанный из слоновой кости, покатился ему под ноги. Кристиане казалосъ, что это ее саму разрывают на части.

Сердце ее тоже разрывалось, она кричала. Но дверь комнаты закрылась, тяжелым кулаком ее ударили в лицо, голова девушки откинулась назад, в глазах засверкали красные искры.

— Кристиана! Кристиана! Прекрати, все хорошо.

Она вскочила, готовая броситься в драку. Так было всегда: она кричала, стараясь ударить кого-то.

— Поросенок, это я, Филипп, Все хорошо.

Она замерла. Взгляд стал осмысленным. Кристиана коснулась рукой щеки брата.

— О, Филипп, извини. О, пресвятая матерь, божья, я разбудила всю гостиницу? — она старалась выдавить из себя смех, старалась остановить дрожь, которая всегда сопровождала ее ночные кошмары.

— Все хорошо, у меня уже все хорошо. Я в безопасности, — твердила она себе. — Ты уже в Англии, у тебя четыре новых платья, Филипп обо всем позаботится, ты можешь ни о чем не волноваться.

— Нет, на этот раз, по-моему, все спят, — заверил ее Филипп. Он улыбался, но взгляд его был встревоженный.

— Кристиана…

— Не начинай, Филипп.

— Если бы ты все рассказала о…

— Чепуха. Иди спать и оставь меня в покое. А если хочешь, останься, и мы с тобой поболтаем. Но только не о Франции.

Филипп внимательно посмотрел на четко очерченное лицо сестры, на ее притворную улыбку. Она выглядела моложе своих двадцати лет. В белой ночной рубашке она казалась такой хрупкой. Густые черные волосы красиво падали на ее плечи.

— Кристиана, — начал он мягким голосом, но она опередила его.

— Мы действительно завтра поедем к родителям Виктории? Как ты думаешь, Филипп, как это будет? Ее семья не будет ничего иметь против моего присутствия? Это будет ужасно, если я буду чувствовать себя бедной родственницей.

— Раз Виктория говорит, что тебе там будет хорошо, значит так оно и будет. И я тоже так думаю. Они очень добрые и хорошие люди, я уверен в этом.

Кристиана облегченно вздохнула и поудобнее устроилась в своей теплой постели.

— Это просто непостижимо, — пробормотала она, — маркиз Сен Себастьян будет работать в морской компании.

Филипп тихо засмеялся, соглашаясь с ней. Движением руки он отбросил свои длинные черные волосы со лба.

— Маркиз Сен Себастьян, — произнес он с горькой улыбкой, — счастлив, что ему не надо убирать г…. чтобы выжить.

Кристиана поморщилась, но, довольная присутствием Филиппа, удобно устроилась среди подушек.

— Не могу дождаться, когда мы поедем в дом Виктории, — сказала она, устало вздохнув. — Я так устала от этих переездов, Филипп. Как хорошо, что мне больше не придется спать в гостиницах, и меня больше не будут окружать грубые люди.

Филипп улыбнулся сестре и ласково погладил ее по бледной щеке.

— Спи спокойно, поросенок, — сказал он, вставая. Он оставил свечу в ее комнате, и Кристиана долго лежала не засыпая, глядя на золотое пламя свечи, пока не устали глаза. Потом сладкий сон окутал ее. Во сне она увидела дом Виктории. Это было английское поместье с аккуратными рядами роз вокруг больших зеленых лужаек. Сверкающие комнаты с прохладными мраморными полами и мягкими чистыми коврами.

— Завтра, — думала она, засыпая, — завтра снова моя жизнь станет обычной.

Но это оказалось совсем не то, что она ожидала.

Кристиана замерла в дверях экипажа, глаза ее расширились от удивления. Она не могла поверить тому, что увидела.

— Филипп, — сказала она тихо, — мне кажется, что ты ошибся.

Но брат, казалось, не слышал ее. Он улыбался, как влюбленный идиот, прижимая к себе свою маленькую дочку и радостно смотрел на встречавших.

Не может быть, чтобы это был дом Виктории. Это невозможно, невероятно и просто смешно. Кристиана с ужасом рассматривала невысокий фермерский дом. Стены из темного бруса были покрыты толстым слоем штукатурки. Окна казались узкими, так как стены были увиты разросшимся вьющимся плющом. Сад был старым, и в нем росли сучковатые искривленные яблоневые деревья. Крыша дома была покрыта соломой. К дому вела пыльная дорога.

Это был не дом богатой наследницы, это был крестьянский дом. Но жена Филиппа шагала по неровной каменистой дорожке, лицо ее светилось радостью.

Кристиана не замечала очарования низких каменных оград, буйного цветения весенних цветов на клумбах неправильной формы. Не заметила она и покрытые нежной зеленью склоны холмов с пастбищами на них, свежевспаханные и недавно засеянные поля, которые стелились как богатые темные ковры, за которыми начинались густые леса.

Она видела только простой фермерский дом, и ее мечты об утонченности и роскоши оказались миражом.

— Филипп, — снова повторила Кристиана, голос ее немного задрожал, — не может быть, это совсем не то.

Филипп повернулся, чтобы ответить, но его внимание привлекла открывшаяся вдруг дверь дома. К ужасу Кристианы из дома внезапно выбежала орущая толпа рыжеволосых гигантов, высоких грубых мужчин в рабочих перепачканных брюках и в рубашках с закатанными рукавами на сильных загорелых руках.

Они окружили Викторию, радостно крича, обнимая и подбрасывая ее, словно ребенка, смеясь над ее элегантным дорожным костюмом из зеленого бархата. Виктория смеялась в ответ и, казалось, совсем не обращала внимания на то, что выбежавший из-за кустов коротконогий длинноухий пес начал радостно прыгать на нее, оставляя грязные следы от лап на ее элегантном красивом костюме.

— Филипп, — повторила Кристиана, голос ее дрожал и прерывался, — извини, mo frere[14]. Ты не сошел с ума? Что это, шутка?

Филипп повернулся к ней. Он переложил на другую руку спящего ребенка, на его лице играла блаженная улыбка, что совсем вывело из себя Кристиану.

— Никакой ошибки, поросенок. И, пожалуйста, говори по-английски. Мы не должны быть невежливыми и грубыми.

Кристиана в замешательстве что-то беспомощно пробормотала.

— Грубыми!? — закричала она, когда наконец обрела голос, — грубыми? Ты приехал в Англию, чтобы жениться на богатой наследнице, Филипп! Ты маркиз Сен Себастьян! Ты не можешь жениться на дочери-пастуха!

— Слишком поздно, — ответил Филипп, и голос его звучал так, как будто такое несчастье очень радовало его. — А что касается моего титула, то он достоин только заключения в Бастилию. А теперь веди себя хорошо, поросенок, а то я могу забыть прислать за тобой, и тогда ты останешься здесь навсегда.

Кристиана беспомощно хватала ртом воздух, думая, не стал ли Филипп действительно идиотом. Не веря своим глазам, она смотрела, как Филипп пошел по неровной дорожке и присоединился к шумной и радостной толпе, которая окружала его жену.

Кристиана продолжала стоять в дверях экипажа, забытая всеми, в то время, как высокие орущие мужчины приветствовали ее брата. Боже мой, Виктория говорила, что у нее есть братья, но это была не семья, а целая армия! Каждый из них был не менее шести футов роста, все были рыжеволосыми, но с разными оттенками рыжего цвета. Их яркие волосы сверкали на майском солнце.

А этот с редкими волосами и треснутыми стеклами очков мужчина? Не может быть, чтобы это был отец Виктории. Трудно было поверить в то, что этот маленький кругленький человек, отец этих высоких и крепких молодых людей. Из-под изношенного сюртука выглядывали концы его рубашки. Он пробирался сквозь толпу кричащих и смеющихся сыновей, радостные крики которых усиливались громким лаем собаки.

Длинноухая собака охотничьей породы вперевалку направилась к экипажу, глядя на Кристиану круглыми глупыми глазами и открытой пастью и счастливо помахивая хвостом.

— Боже праведный, — сказала Кристиана громко, — ты выглядишь такой же умной, как и мой брат.

Собака, очевидно, приняла это замечание за похвалу, перевернулась на спину и радостно завиляла хвостом.

Кристиана закрыла глаза. Ее мечты об утонченных салонах, элегантных бальных залах, о блестящих приемах были разрушены.

Когда она открыла глаза, перед нею стоял мужчина с темно-каштановыми волосами, сверкая белозубой улыбкой. Его глаза, цвета зеленого мха, сузились, ямочка играла на его загорелой щеке. Руки он держал в карманах своих старых брюк. Его волосы были повязаны темной старой лентой и скреплены ею на затылке. Прежде чем заговорить, он сдул с глаз каштановую прядь волос.

— Итак, ты Кристиана? А я Гэрет Ларкин. Спускайся, девочка, и познакомься с нашей семьей. Ты очень вкусно выглядишь. И мы совсем не против, чтобы ты пожила у нас месяц или два.

И с этими ужасными словами он вытащил свои загорелые руки из карманов, поднял ее, как будто она была ребенком, и легко вынес из экипажа.

На одно мгновение он задержал руки на ее талии после того, как поставил ее на землю, и засмеялся над ее растерянным выражением. В довершение же всего, к огромному возмущению Кристианы, он подмигнул ей и легонько шлепнул.

В течение нескольких мгновений Кристиана не могла подобрать нужных английских слов. Она была возмущена и решила, что «глупый крестьянин» подойдет очень хорошо. Она уже почти собралась это сказать, как собака, с интересом наблюдавшая за ними, прыгнула на нее, радостно лая. Она выпачкала юбку ее нового розового платья своими грязными лапами и чуть не сбила Кристиану с ног.

Гэрет Ларкин громко рассмеялся.

— Вы только посмотрите. Даже Дог считает вас прекрасной. Пойдем, я познакомлю вас с отцом и парнями.

Кристиана вдруг разрыдалась. Это было ужасно, просто ужасно. Она мечтала о прекрасном доме, о званых обедах, о блестящих приемах, о новых платьях и о новой скрипке. Она хотела быть как можно дальше от крестьян, от безобразных грубых крестьян.

И зачем только Филипп тащил ее через две страны, через море. Почти не останавливаясь, они промчались через Лондон, у нее едва хватило времени, чтобы купить одежду, чтобы сменить свои безобразные лохмотья. И когда она уже считала, что все плохое позади, оказалось, что это не так.

— Черт возьми, — сказал Гэрет, нахмурив бровь, захваченный врасплох этой женской истерикой.

— О, Гэрет, — воскликнула Виктория, бросаясь назад по каменистой дорожке. По краям дорожки рос колючий кустарник, он цеплялся за ее юбку, когда она бежала, но, не замечая ничего, Виктория толкнула деревянные ворота и бросилась к Кристиане, обняла и прижала ее к себе.

— Что ты ей сказал, ты, великовозрастный верзила?

Гэрет виновато оглядывался на всех. Конечно, все смотрели на них: Ричард и Даниэль, Стюарт и Джеймс, Джеффри и отец.

— Ничего я не говорил, — запротестовал старший из братьев.

— Он ущипнул ее за задницу, — сообщил всем Джеффри, задумчиво потирая свой веснушчатый нос.

Гэрет удивленно посмотрел на своего самого младшего брата, решив про себя, что восемнадцать лет — это слишком много, чтобы рассказывать сказки.

При этих словах красивая черноволосая девушка заплакала еще сильнее. Виктория пыталась утешить ее. Однако Кристиана разразилась целым потоком французских слов, которые, похоже, относились к ее брату, а он уже терял всякое терпение.

— Ради бога, Кристиана, возьми себя в руки. И говори по английски… Конечно, если ты можешь сказать что-нибудь приличное. Я уверен, никто не хотел тебя обидеть.

Утонченная молодая женщина сорвала с головы соломенную шляпу с широкими полями и начала бить ею брата; букетики шелковых розочек, которые украшали поля шляпы, разлетелись и упали на пыльную дорогу.

Джеффри и Стюарт, которым было 18 и 19 лет, и они были самыми младшими из братьев Ларкиных, обменялись веселыми взглядами.

— Послушай, Филипп, — предположил Джеффри, — ты не напоил ее?

— Может быть, у нее немного не хватает, — с готовностью подключился Стюарт, — не хватает нескольких шариков.

— Заткнитесь, идиоты, — оборвала их Виктория, наблюдая, как ее невестка барабанит кулаками по груди Ричарда, — она просто переутомилась, вот и все.

— Что она говорит, Даниэль? — спросил Гэрет, повернувшись к своему образованному брату.

Даниэль растерянно покачал головой, не веря своим ушам,

— Много чего, — ответил он, поправляя очки на носу, — «безграмотные крестьяне», — это то, что я точно понял, затем «ужасная собака» и что-то о том, что она хотела бы иметь ружье.

— Помоги нам, боже, — пробормотал Гэрет. Филипп крепко схватил сестру за руки.

— Кристиана, — закричал он, — cesser! Immediatement! Ко всеобщему облегчению девушка прекратила колотить брата, закрывая лицо руками и зарыдала так, словно сердце ее было разбито.

Мэтью Ларкин прошел через толпу своих рыжеволосых детей, в волнении потирая свои испачканные чернилами пальцы, его круглые, как у совы, глаза поблескивали через очки.

— О, дорогая, — пробормотал он. — О, дорогая, — Он положил руку на плечо плачущей девушки. — Ну, успокойся, успокойся, — волнуясь, сказал он. — Не надо так близко все принимать к сердцу. Я знаю, что мальчики немного грубоваты, но, я уверен, они желают тебе только хорошего. О, дорогая, пожалуйста, мадемуазель, не плачьте. В самом деле, Гэрет очень сожалеет, он просит у вас прощения. Не так ли, Гэрет?

Гэрету, которому уже надоела вся эта сцена, очень не понравилось, что отец разговаривал с ним, как с двенадцатилетним мальчиком, хотя ему уже было тридцать лет. Он нахмурился.

— Черта с два буду я просить прощения, — ответил он.

Услышав этот грубый бесцеремонный ответ, черноволосая девушка перестала плакать и гневно посмотрела на него. Ее блестящие голубые глаза были полны слез.

Ричард, третий по возрасту сын, не выдержал и расхохотался.

— Послушай, Гэрет, — весело воскликнул он, — мне кажется, она сказала, чтобы ты съел г…

— Я думаю, нам нужно войти в дом, — оборвал его быстро Мэтью, — и напоить мадемуазель Сен Себастьян хорошим чаем.

Про себя Гэрет подумал, что хорошо, если бы кто-нибудь положил эту мадемуазель Сен Себастьян на колено и отшлепал ее по ее утонченному заду, но из уважения к сестре, которая смотрела на него умоляющим взглядом, он промолчал. В конце концов, Виктория была самой благоразумной женщиной на всей земле, а кроме того, сестра у него была одна.

Нужно поговорить с Филиппом и быстро, решила Кристиана. Как только они останутся одни. Он не мог не знать, куда он ее везет.

И все же, вот он сидит, обняв одной рукой жену за плечи, смеется и разговаривает со всеми этими людьми, как будто все прекрасно.

По крайней мере, в доме было чисто, заметила она, осмотрев комнату. Еды было достаточно, нет, надо быть справедливой, еда была очень вкусной. Свежий вкусный хлеб, наваристый золотистый суп с нежными кусочками курятины, очень вкусное свежее масло и варенье из черной смородины.

Кристиана с удовольствием взяла второй кусок яблочного пирога и не возражала, когда один из братьев Виктории положил на кусок густой сметаны.

— Вот так, — сказал он, — пирог хорошо есть со сметаной.

Который это был из братьев? Она никогда не сможет различить и запомнить их. Она посмотрела на длинный дубовый стол, за которым сидели все братья, и попыталась их различить.

Гэрета было запомнить легче всего, он самый старший из сыновей, у него темно-каштановые волосы и ямочка на правой щеке; следующий Даниэль, с такими же четкими чертами лица и темно-зелеными глазами, но в очках, у него вежливая манера разговора, что ей понравилось.

Затем был третий брат, который, казалось, смотрел так, словно у нее было две головы; у этого волосы не были связаны на затылке, его рыжие кудри торчали во все стороны, словно грива у льва. Один рукав его выпачканной белой рубашки был немного оторван. Как же его зовут? Роберт? Нет, кажется, Ричард, подумала она.

По другую руку от Виктории сидел Джеймс. Его легко было запомнить, потому что они с Викторией были близнецами: такие же слегка раскосые глаза и высокие скулы.

И двое самых молодых братьев, которые все время смеялись как идиоты и ели, словно они давно уже голодали. Она не могла различить, который из них Джеффри, а который Стюарт. Это неважно, подумала она, ей это совершенно безразлично.

А отец Виктории! Что за чудо. Он дважды опрокинул свой чай, один раз потерял очки, наступил на собаку, прожег дыру в кармане своей рубашки, положив туда еще горящую трубку. Не удивительно, что его сыновья были такими… неотесанными и дикими.

Кристиана внимательно осмотрела комнату. В ней не было богатой обстановки, полка с оловянными кружками, грязные стулья и старый шерстяной коврик перед камином. Широкие доски пола поблескивали при вечернем свете, кремовая штукатурка стен отражала свет, идущий из узких окон. Если бы это была гостиница, она должна была бы признать, что здесь чисто, и можно комфортно провести ночь. Но никогда, никогда она не хотела, чтобы это был ее дом.

Она ни за что не останется здесь, особенно после того как Гэрет Ларкин допустил такой непозволительный жест. Ей обязательно надо поговорить с Филиппом.

Она взглянула на него и увидела, что все слушают ее брата. Он говорил на правильном, с легким акцентом, английском языке.

— …и только в марте я смог добраться до Оверна. Крестьяне сожгли замок. Кристиана жила со своей няней в маленьком, состоящем из одной комнаты, домике. Фактически, ей удалось самой бежать из Парижа и проделать путь, равный двум сотням миль.

Гэрет Ларкин смотрел на нее недоверчиво.

— Ты шутишь, — сказал он Филиппу. — Эта маленькая пушинка? На вид она не смогла бы пройти и мили.

Коистиана усиленно ела пирог.

— Как вам это удалось, мадемуазель? — вежливо спросил Мэтью Ларкин.

Последовало долгое молчание. Все ждали ее ответа. Кристиана сжала рукой ложку. Она почувствовала в желудке неприятные ощущения, но когда заговорила, тон ее был беспечным и спокойным.

— Я заплатила одному человеку, лакею из конюшни. Я отдала ему свой жемчуг… Но он забрал все остальное: мои сережки, которые подарил Артуа, сапфировую брошь — подарок Габриэль. И он вывез меня из Парижа, спрятав в крестьянской телеге под копной сена… Он должен был отвезти меня к Филиппу, но он лгал, он привез меня в своп отвратительный дом, к своему пьяному брату.

Кристиана пыталась отогнать мысли о происшедшем. Она не хотела вспоминать свои четки, разбросанные по грязному полу, по которым топтались грязными ботинками, хрустальные четки, разлетевшиеся на тысячи сверкающих осколков. Затем последовала миниатюра с портретом ее матери, стекло сразу же разбилось на нежном рисунке лица матери.

Она глубоко вздохнула.

— Когда мы приехали в дом Жана Клода, у нас… не совпали мнения. Он сказал мне, что я никуда больше не поеду, и отдал меня своему брату, как будто я была наградой, и когда я закричала, они избили меня.

Даже сейчас она помнила горький металлический вкус крови во рту, слышала их отвратительный смех, чувствовала занозы в своих пальцах, когда она вцепилась в дверной проем. Они оторвали ее от двери и швырнули на жесткий пол дальней комнаты дома. Она ударилась головой о доски пола так, что красные круги поплыли перед глазами. Из-за закрытой двери она слышала, как Жан Клод кричал брату, чтобы тот овладел ею.

Она подняла голову и спокойно сказала: — И поэтому мы расстались.

— Я убила его, -мысленно говорила она. — Я выхватила нож, который у него был на поясе, когда он пытался изнасиловать меня, и перерезала ему горло.

Она думала, что ей станет плохо при воспоминании о том, как легко вошел в него нож, как теплые брызги крови попали на ее разорванное платье и как отяжелевшее тело мужчины навалилось на нее.

Руки ее дрожали, когда она открывала задвижки окна, но она справилась с ними и убежала глубокой ночью, слепая от ужаса. Платье ее было порвано и покрыто кровью.

— Я добиралась одна в течение трех дней… Ночами, чуть не сойдя с ума от страха, как ночной призрак, я шла в перепачканном кровью платье, в грязи и с листьями в волосах.

— Какие-то крестьяне нашли меня… Они думали, что я мертвая. Я лежала замерзшая и неподвижная на дороге…

— Они взяли меня к себе в дом. Я долго болела. Затем старик Гастон отвез меня в Оверн. Замок был сожжен, и поэтому я пошла в дом моей няни и была там, пока не приехал Филипп. Брат привез меня сюда.

Она не поднимала глаз от тарелки. Еда, которая только мгновение назад казалась такой вкусной, теперь вызывала у нее тошноту. Она сильно сжала руки под столом, пытаясь унять дрожь.

Кристиана подняла глаза и увидела, что Гэрет задумчиво и удивленно смотрит на нее своими бледно-зелеными глазами.

Она быстро отвела взгляд в сторону, постаравшись выдавить из себя натянутую улыбку.

Вокруг шел разговор на английском языке. Английские слова, смысл которых никак не доходил до нее, гудели в голове.

О нет, она не хочет этого слышать. Они снова говорят о революции.

— Большая несправедливость заставляет людей начинать бороться, — заметил Мэтью Ларкин, — это неизбежно. Король и королева не должны не видеть тяжелого положения своего народа.

Гэрет кивнул отцу.

— Как Нерон, который был занят игрой на скрипке в то время, как Рим уже пылал. Идиотство, в самом деле.

Кристиана подумала о Марии Антуанетте, все еще бывшей в плену у своего народа, о ее добром, милом муже, который был так нежен со своими детьми. Она вспомнила о золотых блестящих днях Версаля, о дне, когда она играла на скрипке для короля и королевы, и Людовик назвал ее самой ценной жемчужиной Франции.

— Это небольшое преувеличение, — заметил тогда Артуа; глаза его смеялись, и Габриэль де Ламбель с трудом удержалась от смеха.

Кристиана отложила вилку и внимательно посмотрела на Гэрета.

— Идиотство? — повторила она. — Что вы можете знать об этом? Вы в этом ничего не понимаете. Они хорошие, добрые люди. Именно таких слов и можно ждать от безграмотного крестьянина.

Все были шокированы, как будто это не Гэрет, а именно она была неправа.

Гэрет Ларкин посмотрел через стол на Кристиану.

— И именно такое отношение приводит к революциям. Благородное рождение не ведет к благородному поведению, и ваши идиотские истерики и отвратительный характер доказывает это.

— Гэрет, — мягко сказал Мэтью Ларкин, поправляя очки на широком носу, — пожалуйста. Мадемуазель Сен Себастьян будет у нас два месяца. Давайте будем более… терпеливы.

Гэрет бросил на нее холодный взгляд и отвернулся к ее брату.

— Расскажи нам о Новом Орлеане. Чем ты там будешь заниматься?

Кристиану поразило то, что брат ни слова не сказал в ее защиту. Он кивнул Гэрету Ларкину и продолжал разговор с ним, как будто ее здесь и не было.

— Один мой друг — судовладелец, он занимается в основном продажей произведений искусства, антиквариата и все в таком роде. Ему нужен человек, понимающий толк в этом. Все, что у меня было, я потерял во время революции, и Этьен предложил оплатить мне и проезд в Новый Орлеаи, и приличный заработок. Другого выбора у меня не было, и я согласился. В конце концов, для другой какой-либо работы я не подхожу.

— Не понимаю, Филипп, — холодно заметила Кристиана, — мне кажется, тебе нужно остаться здесь и превратиться в деревенского идиота. Мне кажется, это у тебя хорошо получится, потому что ты совсем потерял ум.

Парень с каштановыми волосами, который сидел слева от нее (кажется, это был Джеффри), громко захохотал.

Кристиана хмуро посмотрела на него.

Филипп поднялся из-за стола, его ястребиное лицо было гневным,

— Извините меня, джентльмены. Нам с сестрой необходимо поговорить.

Филипп не выпускал ее руки до тех пор, пока они не отошли достаточно далеко от дома. Он властно усадил ее на каменную ограду, которая окружала старый сад и повернулся к ней.

— Боже мой, Кристиана! С меня достаточно твоих выходок, твоего мрачного настроения и истерик. Это прекрасные честные люди, и они теперь моя семья, так же как и твоя. Твое высокомерие очень хорошо подходило, когда ты была при дворе, но теперь с этим должно быть покончено навсегда. У нас нет ничего, мы все потеряли. Ты это понимаешь?

Кристиана уклонилась от ответа и отвернулась, глядя на свежевспаханные поля и зеленые луга, далеко простирающиеся до покрытых лесом живописных холмов.

— У меня нет денег, чтобы взять тебя с собой, — каждое слово Филиппа отзывалось в ней болью. — Эта ферма — единственное место, где ты сможешь остаться. Я пришлю за тобой, как только смогу. Ты слушаешь меня? Ты меня понимаешь? Мы обратились к этим людям за помощью. Мы зависим от их доброты.

Кристиана заморгала, стараясь сдержать слезы, и посмотрела на брата.

— Я думала… Я думала, что все будет по-другому, — наконец сказала она.

— Ты неправильно думала, и вела себя грубо. Поэтому я хочу, чтобы ты нашла Гэрета и извинилась перед ним.

— За что? — вскричала она.

— За то, что ты назвала его безграмотным крестьянином, для начала; за то, что ты заорала, как ненормальная, когда он дотронулся до тебя.

Кристиану передернуло, когда она вспомнила огромные руки Гэрета на своей талии.

— Ты же Сен Себастьян, — мягко напомнил ей Филипп. — Постарайся вести себя хоть немного повежливее, хоть с каким-то достоинством. Ведь это единственное, что у нас осталось.

Кристиана обернулась на дом. Плющ обвивал стены, вокруг росли старые сучковатые яблоневые деревья, которые были все в розовом цвету, узкие окна отражали лучи заходящего солнца.

То, что сказал Филипп, было правдой. Все, что она имела, и все, кого она любила, исчезли или погибли.

— Хорошо, — согласилась она, но голос ее был печальным и горьким. — Ты прав, Филипп, это все, что у меня осталось.

Она вернулась в дом через кухонную дверь и оказалась в большой чистой комнате с огромным камином и каменной печью. Связки лука и сушеных трав висели по деревянным балкам, которые пересекали потолок. Полная женщина с красным лицом стояла около двух огромных корыт с водой, рукава у нее были закатаны по локоть. Она с таким ожесточением чистила чайники, как будто от этого зависела ее жизнь.

Женщина обернулась на вошедшую Кристиану и оценивающе посмотрела на нее из-под чепца, отделанного кружевом.

Было совершенно очевидно, что тщательно уложенные локоны Кристианы и шелковое розовое платье не произвели на нее никакого впечатления.

— Итак, ты сестра француза, не так ли? — спросила она и, не слушая ответа, продолжала. — Кажется, мне прибавится еще забот, вот что я должна сказать. Нет ничего хорошего выходить замуж за разодетого иностранца с совершенно никому не нужным титулом. Лучше бы наша Вик вышла замуж за честного деревенского парня. Но здесь никто меня не слушает.

Кристиана видела, что эта женщина всем недовольна.

— Тащить нашу девочку через весь океан, где ее съедят краснокожие дикари, вот что это значит. А теперь и ее брат собрался с нею ехать.

— Кто? Гэрет? — с надеждой спросила Кристиана.

— А кто тогда будет заниматься хозяйством, если Гэрет уедет? Нет, Джеми, наш Джеймс. Он и представить себе не может, чтобы его сестра одна без него отправилась на другой конец света. Они же близнецы. Они никак не могут друг без друга.

Кристиана удивлялась, все ли английские слуги так откровенно говорят о своих хозяевах. Она постаралась улыбнуться своей самой обворожительной улыбкой.

— Скажите, пожалуйста, где мне найти Гэрета? Женщина подозрительно посмотрела на нее, как будто хотела спросить, зачем он ей понадобился.

— Если он закончил дела с лошадьми, — наконец, ответила она, — то тогда он в конторе. Она как раз направо от гостиной, у главного входа, через который вы пришли. — Она повернулась к девушке спиной и добавила уже через плечо:

— Между прочим, меня зовут миссис Хэттон, хотя вы забыли об этом спросить. Я веду дом, и я не люблю всяких глупостей.

Кристиана охотна поверила этому.

— Завтрак у нас около шести, — без всяких церемоний заявила женщина, — и все сами себе готовят завтрак.

Кристиана с острой тоской вспомнила дни, когда она спала до двенадцати часов, когда ее горничная подавала ей на завтрак кофе и пирожные на разрисованных тарелочках почти прозрачного фарфора.

— Спасибо, миссис Хэттон, — вежливо ответила она и получила в ответ открытую усмешку на такие благовоспитанные манеры.

Она почти натолкнулась на двух младших Ларкиных, когда вошла в холл, и едва сдерживаемый смех в их глазах заставил ее подумать, что они подслушивали.

— Привет, — сказал веснушчатый парень. — Вы ищете Гэрета, не так ли?

Совершенно точно, они подслушивали.

— Нет, — ответила она, — дело в том, что я иду повидаться с королем и пригласить его на чай. Как вы думаете, он согласится?

Ее сарказм не смутил ни того, ни другого. Они весело пошли следом за ней.

— Вы в самом деле знали королеву? — спросил другой.

— Как мне думается сейчас, я ее знала не очень хорошо.

— Это правда, что у нее было пятьсот платьев? Кристиана вздохнула.

— Нет, это у меня было пятьсот платьев. А у королевы было пять тысяч платьев. У нее было четыре мавра, которые приносили ей платья, и она била их дважды в день, пока не уставала. Затем она поручала это делать мне. Вы не хотите, чтобы я продемонстрировала это?

К ее неудовольствию оба захохотали.

— Звучит смешно, — сказал один.

— А затем мы можем побить тебя? — спросил другой.

Кристиана смотрела то на одного, то на другого.

— Который из вас кто? — спросила она.

— Я Джеффри, — ответил веснушчатый, — а это Стюарт.

Кристиана постаралась запомнить. Джеффри худой с веснушками. У Стюарта ямочки на щеках, а нос как будто сломан. Она подняла голову и приятно улыбнулась им. На них ее улыбка произвела большее впечатление, чем на миссис Хэттон.

— Стюарт? Джеффри? Не могли бы вы кое-что сделать для меня?

Оба парня с готовностью кивнули, глаза их горели от нетерпения.

— Хорошо. Тогда отстаньте от меня, не ходите за мной следом.

Она отправилась на поиски Гэрета, оставив братьев в зале.

— Она ужасно хорошенькая, правда? — спросил Стюарт, весело глядя на брата.

— .Да, черт возьми, — ответил Джеффри. — Как ты думаешь, что она хочет от Гэрета?

— Может быть, она хочет сказать ему «иди к черту», — ответил Стюарт, передразнивая ее французский акцент. — Давай пойдем подслушаем.

— Входите, — отозвался Гэрет, не поднимая глаз от бумаг, лежащих перед ним. Его перо быстро бегало по листу бумаги. Он поднял голову только тогда, когда услышал, что дверь тихо закрылась.

Его новая невестка молча стояла у двери. Она спокойно рассматривала своими широко раскрытыми голубыми глазами загроможденную комнату, грубо сбитый стол, который служил ему письменным столом. Он был завален бухгалтерскими книгами, счетами, журналами, куда записывались долги и прибыль, полученный урожай. Один из журналов лежал раскрытый перед ним.

У ног Гэрета сидел Дог и ритмично стучал хвостом по деревянному полу.

Какое-то мгновение девушка выглядела такой несчастной и растерявшейся, что Гэрету стало почти жаль ее. Она сжимала руками складки платья, а глаза ее смотрели куда угодно, но только не на него.

— Садись, если хочешь, — коротко бросил он, указывая на грубо сколоченный стул у стола. Гэрет положил ручку около журнала, подул на страницу, чтобы высохли чернила и закрыл журнал.

Она робко села и закусила губу, прежде чем начала говорить.

— Я… Я хотела бы извниться, — наконец, сказала она. — Я не хотела быть грубой. Я просто очень устала, и это выбило меня из колеи. И… вы очень добры, что позволили мне остаться здесь.

Щеки ее покраснели, и Гэрет видел, что извинение давалось ей с трудом.

Он ничего не ответил, рассматривая ее. Она напоминала ему бабочку, пойманную в сеть. Ее густые ресницы дрожали, глаза сверкали. Нежное кружево окаймляло манжеты платья и слегка колебалось в такт ее движениям. Платье плотно облегало ее фигуру, грудь была открыта, она то поднималась, то опускалась в такт ее быстрому дыханию. Казалось, она кого-то боится. Кого? Неужели его, подумал он.

— Видите ли, я считала, — быстро объяснила она, — что Филипп женился на богатой наследнице; я думала, что буду жить в большом доме с воспитанными людьми, а когда я увидела это место, я была… — Она прикусила нижнюю губу, как бы подыскивая подходящее слово.

— Возмущена? — спросил Гэрет, — что ты вынуждена признать «безграмотных крестьян» своими родственниками?

Она вспыхнула.

— Вы все такие шумные, — ответила она наконец, — и такие огромные, что я… испугалась. — Она произнесла последнее слово тихо и быстро.

— Испугалась? — повторил Гэрет. — Чего?.

Ее небольшие белые руки не находили себе места, взгляд ее отчаянно метался по комнате.

— Я не… это… Вы взяли меня на руки, месье. А я не люблю, когда меня трогают руками.

При этих словах ее поведение резко изменилось. Она гордо вскинула свою черную головку и улыбнулась ему неестественной напряженной улыбкой.

— Сколько шуму из-за простого извинения. Можно считать, что все решено, месье? Я слишком устала, я давно не спала как следует. У людей обычно плохое настроение, когда они устают, не так ли?

— Думаю, что да, — согласился Гэрет, — очень хорошо. Я принимаю твое извинение. Он протянул руку через стол.

Она поколебалась одно мгновение, ресницы ее беспокойно задрожали, но протянула ему руку. Это была небольшая рука, мягкая и белая, и Гэрет сжал ее пальцы.

Он чувствовал, как ей хочется быстрее уйти, поэтому быстро отпустил ее. Она тут же отдернула руку. На лице ее было написано облегчение.

— Спасибо, — сказала она. — Постараюсь не быть вам обузой, пока я здесь.

Гэрет смотрел, как она поднялась и почти выбежала из комнаты, шурша своим розовым платьем.

Каким странным капризным существом она казалась. Эта девушка не похожа ни на кого из тех, кого он когда-либо знал. Она экзотична и грациозна как маленькая птичка со сверкающими глазами и волнующей грацией.

Он вздохнул и взялся за перо.

Из дневника Гэрета Ларкина.

5 мая 1790 года.

«Осуществили покупку двадцати голов овец на ферме Эверли. Продали двух жеребят Торнли, эсквайру. Посадили хмель на северном поле, вспахали два акра под корма. Заплатили долги за шерсть торговцам. Миссис Хэттон наняла девушку для дойки коров.

Встретили мужа Виктории. Кажется, он хороший человек. Джеймс выпросил разрешение сопровождать их в колонию или штаты, если выразиться правильнее.

Филипп Сен Себастьян оставляет под нашим присмотром свою сестру, боже избавь.

Она груба, высокомерна и самовлюбленна. Короче, это как раз то, что я не люблю в женщинах. Надеюсь, что ее пребывание у нас будет коротким».

Гэрет вздохнул, отбросил волосы со лба и снова взялся за перо:

«Она самое прекрасное существо, которое я когда-либо в своей жизни видел».

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Когда Кристиана проснулась на следующее утро, она была удивлена тем, что так крепко спала. Она лежала несколько минут с закрытыми глазами, прижимаясь щекой к чистой ткани подушки, которая пахла сухой лавандой. Это был легкий приятный запах. Кристиана потянулась как кошка и громко вздохнула.

Когда она наконец открыла глаза и осмотрелась, комната ей понравилась. Вчера вечером при свете свечи она не могла ее рассмотреть как следует, так как была измучена и сразу же легла в постель, даже не сняв свое розовое шелковое платье.

Кровать стояла рядом с узким окном. Солнечный свет нежно проникал сквозь оконное стекло, через которое были видны ветви цветущих яблоневых деревьев. Буйный зеленый плющ обвивал окно, через которое виднелось голубое небо и каменистые холмы.

Широкий чистый подоконник из темного полированного дерева издавал приятный запах медового воска. Кто-то специально поставил на него чашку с сухой лавандой и розовыми лепестками. Солнце согревало их, и от этого они источали тонкий аромат.

Занавески были из натурального белого хлопка, отделанные простым ручным кружевом, так же как и покрывало на постели, которое было украшено оборкой и вышивкой.

Изголовье постели не было высоким, но было изготовлено из дерева хорошей твердой породы, украшенное простой резьбой в стиле Тюдор. Около постели стоял деревянный подсвечник из такого же дерева, на котором была поставлена свежая свеча.

Толстые стены, наклонный потолок двускатной крыши были чисто побелены, за исключением темных деревянных балок. Ее сундук стоял в углу комнаты на чистом ровном полу. На столе стояла чаша с водой для умывания, на стене несколько крючков для одежды, и больше ничего.

— Мне нравится эта комната, — громко сказала она, удивляясь. Это была ее комната, ее первая своя комната за многие месяцы. Она была чистой и солнечной, за окном цвели яблоневые деревья, в саду пели птицы, в комнате было уютно. Это было приятное успокаивающее место.

Кристиана поднялась из теплого углубления в постели, которое она сделала своим телом, и умыла лицо холодной водой из чаши, пригладив назад пряди черных волос, которые падали ей на лицо.

Судя по солнцу, уже было позднее утро, и в доме было на удивление тихо. Прошлым вечером она уснула, слыша звук приглушенных голосов, тяжелые шаги вверх и вниз по лестнице, прерываемые изредка смехом.

Удивляясь, почему так тихо, Кристиана открыла тяжелую дверь своей комнаты и спустилась в пустой зал.

Никого не было видно, все двери были закрыты.

Она не понимала, куда исчезли все обитатели этого дома и твердо была уверена только в одном: она просто умирала от голода. А еще хотелось принять ванну и надеть другое чистое платье.

Вчера миссис Хэттон сказала на кухне, что завтрак в шесть, а это время уже давно прошло, но должно же быть на кухне что-нибудь из еды. А может быть, миссис Хэттон поможет ей расстегнуть сотню пуговиц на ее платье или, может быть, у них есть горничная, которая могла бы помочь ей расстегнуть платье.

Она прошла вниз по узкой лестнице, удивляясь, как это Гэрет и остальные огромные парни не бьются головой о потолок.

На кухне было пусто, за исключением собаки, которая стояла передними лапами на столе в центре комнаты и с интересом принюхивалась к корзине с хлебом.

— Кыш, — прогнала ее Кристиана. Собака послушалась ее, тяжело опустив лапы на пол.

Беря хлеб из корзины, Кристиана с опаской посмотрела на собаку, которая просящими глазами смотрела на нее.

— Пошла прочь, — сказала она. Но, кажется, собака лучше понимала французский, чем английский, так как она опрокинулась на спину, показывая свой бело-коричневый живот и виляя хвостом с подобострастным видом.

Кристиана продолжала удивляться, куда все подевались. Потом она заметила, что дверь, ведущая в кладовую и во двор, приоткрыта. Она вышла во двор, освещенный ярким солнцем, надеясь увидеть там миссис Хэттон.

Девушка остановилась на заднем крыльце, кусок хлеба замер у нее в руке.

В десяти шагах от нее у старого каменного колодца стоял Гэрет Ларкин.

Он был без рубашки и без ботинок; стоя под старым деревом, он лил себе прямо на голову воду из ведра.

Вода текла блестящими струями по бронзовой коже его рук, шеи и далее по его сильной спине, по сильным мышцам его гладкой широкой груди. Мокрые темно-каштановые волосы прилипли к голове и шее; он вскрикивал от удовольствия, тряся головой. Брызги летели во все стороны.

Кристиана замерла на месте и зачарованно смотрела на него. Промокшие от воды брюки ясно обрисовывали его тело от талии до колен, и Кристиане пришло в голову, что он похож на римскую статую, но не из холодного гладкого камня, а ожившую и двигающуюся. Она забыла, что ненавидит его и смотрела на него широко раскрытыми глазами.

Гэрет перевернул ведро, вылив последнюю прохладную воду себе на лицо, и повернулся, чтобы взять льняное полотенце, которое он принес раньше.

Он громко и весело рассмеялся при виде Кристианы, неподвижно стоящей на крыльце. Ее нежные губы были слегка открыты, глаза округлились от удивления.

— Ты проснулась, — весело приветствовал он ее. — Мы уже начали думать, что ты проспишь всю свою жизнь.

Его развеселило то, что она покраснела, отвела от него взгляд, и стала смотреть себе под ноги.

Гэрет начал энергично растираться полотенцем.

— Ты голодна? — спросил он через плечо. — Пойдем, я помогу тебе найти что-нибудь на завтрак.

Кристиана с трудом перевела дыхание.

— Нет, нет, спасибо. Я нашла немного хлеба на кухне.

— Если ты имеешь в виду кусок, который был у тебя в руках, то боюсь, что Дог уже почти съел его, пока ты разглядывала меня.

Она пришла в себя и посмотрела на свою пустую руку. Собака сидела рядом с ней и смотрела на нее с беспокойством.

— Глупая собака, — проворчала она, сильно покраснев. Обращаясь к Гэрету, она добавила. — Я совсем не рассматривала вас. Я только была шокирована, и все.

Он ослепительно улыбнулся ей. Но она подумала, что он совсем не красивый: и улыбка его была насмешливой, и у него была всего одна ямочка.

— Как знаешь, — ответил он, соглашаясь. — Все уехали кататься верхом, а миссис Хэттон ушла в гости к своей сестре с ребенком.

— Пожалуйста, будьте так любезны, наденьте рубашку, — вдруг попросила Кристиана, боясь посмотреть на него.

Он снова засмеялся.

— Рубашка осталась на кухне. Пойдем, поищем, что тебе поесть.

Он подошел близко к ней и прошел мимо нее. Она с большой неохотой покинула залитый солнцем двор и вошла за ним в дом.

— Ну вот, — сказал Гэрет, снимая белую рубашку со спинки стула и натягивая ее на мокрую голову. Рубашку он заправил в мокрые брюки. Вид его больших сильных рук, выполнявших эти интимные действия, заставил ее покраснеть еще сильнее, хотя теперь он уже выглядел вполне прилично.

— А когда все вернутся? — внезапно спросила она. Гэрет взглянул на нее, она напряженно сидела на краешке стула, как птичка, готовая улететь при первой же опасности. Руки, сжатые вместе, лежали у нее на коленях, глаза опущены в пол, щеки пылали. Ее черные волосы выбились из-под заколок и падали на плечи и на грудь, которая хорошо была видна в довольно глубоком вырезе платья.

— Кристиана, — сказал он, и его мягкий тон заставил ее поднять глаза. — Тебе не нужно так нервничать из-за того, что я один здесь с тобой. Я совсем не собираюсь положить тебя в горшок и приготовить к обеду, хотя выглядишь ты очень аппетитно. Ну а теперь не съешь ли ты немного масла и меда с хлебом?

Она улыбнулась ему и стала такой очаровательной, что он растерялся и стоял как дурак с горшочком меда в руках. Она была очаровательна, когда краснела и избегала его взгляда, но она была вдвойне очаровательна, когда улыбалась и смотрела прямо в глаза.

— Да, спасибо, — сказала она и взяла горшочек из его рук.

С тяжелым глиняным кувшином он пошел в кладовую, прохладную темную комнату в дальней части дома. Здесь рядами стояли бутыли с элем и вином. В чистых ведрах стояло утреннее молоко со слоем сливок наверху.

Он наполнил молоком кувшин и вернулся на кухню, подошел к столу и разлил молоко по кружкам.

— Миссис Хэттон будет ругаться, если узнает, что мы пили молоко вместе со сливками, — сообщил он ей, садясь напротив нее за стол и пододвигая ей кружку с молоком.

Рот у нее был заполнен хлебом с медом. Она проглотила его и только потом смогла ответить.

— Вы тоже боитесь ее? — спросила Кристиана.

Гэрет отвел от нее глаза. Кристиана облизывала пальцы, выпачканные медом. Боже мой, даже язык ее нравился ему. Да, эти два месяца будут для него нелегкими.

— Ты не должна бояться миссис Хэттон, ей нравятся аккуратные люди, которые умеют себя хорошо вести, а ты очень воспитанная девушка, особенно, когда не бьешь своего брата и не ругаешься на меня по-французски, — добавил он.

— Я хотела вас спросить, — сказала Кристиана, принимаясь за большую кружку молока, — у вас нет в доме девушки, работающей по дому?

— Что-то вроде горничной? Нет, в доме только миссис Хэттон и девушки, которые приходят по понедельникам. Они помогают на молочной ферме. А что? Что тебе нужно? Может я смогу помочь?

Она снова покраснела, все ее миловидное лицо стало красным до корней волос. Густые ресницы опустились, прикрывая блестящие глаза.

— О, нет, видите ли, мне нужна девушка. Мне нужно помочь расстегнуть пуговицы. Я не могу расстегнуть их сама.

Гэрет рассмеялся.

— Не можешь расстегнуть пуговицы? А как же ты их застегивала?

Кристиане это совсем не казалось смешным.

— Вчера горничная в гостинице застегнула мне их. Этой ночью я спала в платье, и мне хотелось бы сменить его Гэрету было очень смешно. Его зеленые глаза искрились смехом. Он запустил пальцы в свои волосы, затем почесал бровь.

— Извини, что я смеюсь, но мне кажется так глупо не суметь раздеться самой в таком возрасте. Ты такое беспомощное и такое бесполезное создание, не так ли? Ты когда-нибудь в жизни раздевалась сама?

Кристиана больше не могла терпеть. Все, с нее достаточно!

— Я не бесполезное создание!

— В самом деле? Ну тогда, что ты можешь делать?

Вопрос поразил ее. Она никогда над этим не задумывалась, и была просто шокирована. Что же действительно она может делать?

— Я могу играть на скрипке, — наконец воскликнула она, гордо вскинув голову. — Я могу играть, как настоящий музыкант. Я могу играть с таким чувством, что люди плачут. Я могу сыграть любое произведение по нотам без подготовки. Я могу заставить скрипку звучать, как голос самого ангела.

Гэрет не считал это очень большим достижением, но маленькая кокетка была настолько горда этим, что он решил не возражать.

— Да, это уже что-то, — согласился он. — Мне бы хотелось тебя послушать.

Ее сверкающие глаза сразу потемнели, уголки губ скорбно опустились.

— У меня нет больше скрипки, — просто сказала она, но он был поражен, как печально она это сказала. — Она была, но ее у меня забрали.

Глядя на нее, Гэрет почувствовал, что она вдруг мысленно унеслась куда-то далеко-далеко. Как будто темная вуаль упала на ее лицо, таким замкнутым и напряженным стало оно. Вдруг это выражение сменилось холодным надменным взглядом.

— Какой глупый разговор, — быстро сказала она, — Давайте больше не будем об этом говорить. Какой у вас вкусный хлеб, правда?

— Да, — кивнул Гэрет, он склонился над столом, поставив на него локти. — И мед тоже. Пчелы на нашей ферме делают самый лучший мед в округе.

Она улыбнулась, лицо ее немного прояснилось, стало веселее.

— Как это может быть? — спросила она. — Чем же ваши пчелы могут быть лучше других?

— Это зависит от цветов, которые мы выращиваем, — объяснил Гэрет, показывая на старый сад за узкими окнами, где буйно росли наперстянка, вербена, фиалки, первоцветы. — Кажется, что они растут беспорядочно, но на ферме все имеет свой смысл и предназначение.

«За исключением меня», — подумала Кристиана, но вслух ничего не сказала. Он назвал ее бесполезной. Странно, но это больно укололо ее. А когда она хотела возразить, то не смогла вспомнить ничего «полезного», что она может делать, за исключением игры на скрипке, которой у нее больше не было.

— Можно мне еще молока? — спросила она, протягивая свою пустую чашку.

Гэрет снова налил молока из кувшина.

— Тебе не надо спрашивать. У нас много еды.

— Все очень вкусно. Как вы думаете, когда миссис Хэттон вернется?

— Через час или два. Ты в самом деле хочешь попросить ее расстегнуть пуговицы?

Кристиана с беспокойством взглянула на него.

— А что, нельзя? Мне не хочется сердить ее, но видите ли…

Она повернулась спиной к Гэрету, изогнувшись на стуле так, чтобы он мог увидеть бесконечные пуговички на спине размером с горошину. На каждой была маленькая петелька из розового шелка. Пуговицы шли вниз по ее стройной спине.

— Если я начну просто снимать, я испорчу платье, — объяснила она. — Сама я не могу их расстегнуть, и у меня нет горничной, чтобы сделать это.

Гэрет изо всех сил старался не рассмеяться.

— Знаешь, — предложил он наконец, — может быть сейчас самое удобное время чтобы ты научилась чему-нибудь полезному, предположим, одевать и раздевать себя. У миссис Хэттон нет времени для этого, а других женщин в доме нет. Может быть тебе придется быть заключенной в это платье, пока ты не уедешь. Ну, не вспыхивай, как полено в печи, я шучу. Повернись ко мне спиной, и я расстегну эти глупые пуговицы.

От этих слов она просто пришла в ужас.

— О, но вам нельзя. Это неприлично.

— Не будь ребенком. Я не собираюсь бить тебя. А кроме того, мне уже приходилось видеть женские спины. Если ты хочешь, я могу расстегнуть твои пуговицы, и тогда ты сможешь пойти и надеть другое платье. А можешь сидеть и ждать еще пару часов миссис Хэттон, которая тебе ответит, что ты должна это делать сама.

— Или ты думаешь, что я могу позволить себе что-то лишнее, — добавил он. — Я ничего не собираюсь с тобой делать. Мой отец сейчас в своей библиотеке, как раз через несколько комнат от нас. Ты можешь закричать, и он сразу прибежит.

На ее лице появилось выражение облегчения. Смешно, какой испуганной она кажется. Она повернулась к нему спиной, отбросила свои черные волосы с плеч.

Гэрет пересел на стул рядом с ней и начал снимать маленькие шелковые петельки, на которые были застегнуты пуговицы. Какой же странной колючей девушкой она была. Капризная и трогательная. Когда его пальцы коснулись ее шеи, она напряглась и вздрогнула.

Почему-то это вызвало у него раздражение.

— Какой же ты ребенок еще, — заметил он. — Ты считаешь, что ты очень умная, раз ты жила при французском дворе, но это совсем не так. Я думал, что ты упадешь в обморок, когда увидела, как я купаюсь у колодца.

Ее спина была как бледный шелк. Он расстегнул все пуговицы и смотрел на ее спину. От ее волос шел экзотический цветочный запах.

— Не называйте меня ребенком, — резко сказала она. — Я была просто удивлена.

Гэрет глубоко вздохнул и снова сосредоточился на выскальзывающих из пальцев маленьких пуговицах.

— Удивлена, — насмешливо заметил он, — ты наверно никогда в жизни не видела мужскую грудь.

— Я видела, — возразила Кристиана, — сотню раз. В Версале Артуа… — она вдруг замолчала, вспомнив об Артуа, который менял рубашку в ее присутствии так же спокойно, как он это делал при своем слуге, — пожалуйста, давайте не будем говорить об этом.

Гэрет замолчал, почувствовав грусть в ее словах. И так, у нее был любовник. Это не должно удивлять его. Правда, она застенчива, как юная девушка, краснеет, отводит глаза. Ну конечно, сказал он себе, ты же не французский аристократ, не так ли, Гэрет? Ты фермер глупый крестьянин.

Он продолжал расстегивать пуговицы. Показалось белое кружево корсета, плотное белое кружево сложного рисунка на фоне бледной кожи.

Не удержавшись, Гэрет поднял палец и нежно прикоснулся к ее спине. Прикосновение его было нежным, как у крыльев бабочки.

— Все твои пуговицы расстегнуты, — просто сказал он, не пытаясь дотронуться до нее снова.

Она быстро вскочила со своего стула, который с грохотом опрокинулся на пол, и быстро вышла из комнаты.

Только вбежав в свою комнату, она почувствовала себя в безопасности и долго стояла прислонившись к двери, часто дыша.

Надо было дать ему пощечину, ей надо было закричать. Она не должна была позволять расстегивать платье.

Но настоящая причина ее волнения была в том, что его нежное прикосновение сильно возбудило ее. Она много раз видела, как Артуа меняет рубашку, но когда она увидела, как Гэрет купается у колодца, она почувствовала совсем другое.

В самом деле, сейчас она испытывала совсем другое, новое чувство.

Она начала уже бояться того дня, когда Филипп и Виктория уедут в Новый Орлеан. Конечно, сейчас уже поздно что-либо менять, сказала она себе. Обо всем уже договорились. И даже если она передумала, как она смогла бы объяснить это?

Она пробудет здесь только два месяца, напомнила она себе. Два месяца — это не очень много, и она, конечно, сумеет избегать Гэрета Ларкина все это время.

Казалось, это будет так просто.

Но на самом деле все вышло иначе. Каждое утро он сидел за столом во время завтрака и смотрел на нее. Его странные желтовато-зеленые глаза смотрели насмешливо, на губах играла кривая ухмылка. Казалось, он понимал, как она смущается и, что хуже всего, казалось, это его ужасно развлекает.

Вместо того, чтобы вести себя, как джентльмен, (кем он, конечно, не был), и принципиально соблюдать приличное расстояние, он, казалось, наоборот все время искал встреч с нею, стараясь при каждом удобном случае коснуться ее. Он дотрагивался до ее плеча в зале или брал ее за локоть, когда она пыталась проскользнуть мимо него в дверях. Иногда он предлагал ей руку, когда она поднималась из-за стола. Все это были совсем невинные дружеские жесты, если бы не озорной блеск его глаз,

Кристиана не отходила от брата и Виктории, предлагая ей помочь няньчить ребенка, что (признавалась она себе) делала довольно неуклюже. Она предложила Виктории помочь упаковывать вещи, что заняло совсем мало времени. Или искала любое для себя дело.

Она терялась среди этих шумных людей с их странными привычками и громкими голосами. Они смеялись буквально над всем, спорили из-за всякой ерунды и, казалось, ничто не могло вывести их из себя.

Холодный взгляд и приподнятая бровь, которыми она пользовалась, чтобы разозлить маркизу Пьерфит, заставляли Ричарда хохотать. Холодный резкий голос, которым отчитывала слуг и горничных, вызвал просто недоумение у Джеффри и Стюарта, а позже она слышала, как Стюарт изображал ее гнев, копируя ее голос и манеры.

Она решила думать только о Новом Орлеане, куда она уедет еще до наступления осени. Она мечтала о том, что там она найдет себе богатого мужа, который купит ей бриллианты, платья, экипажи. И тогда ее жизнь станет такой же, как прежде, до того, как мир разрушился, и она никогда больше не будет иметь никаких дел с этими противными англичанами.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Когда Филипп и Виктория уехали в Новый Орлеан, Кристиана, действительно, почувствовала себя одиноко. Все в доме были заняты работой: кто ухаживал за овцами, кто за курами и коровами, кто работал в поле, кто в огороде.

Миссис Хэттон занималась кухней. Она сразу ясно дала понять, что не хочет, чтобы кто-нибудь «торчал здесь и путался у нее под ногами», и что она не собирается относиться к Кристиане как-то «по-особому». После этого Кристиана сразу же ушла в свою комнату.

Она попросила у Даниэля, который казался самым вежливым и мягким человеком из всех Ларкиных, ручку и бумагу и написала письма Артуа. Это были шесть одинаковых писем, адресованные во французские посольства в Риме, Венеции, Вене, Лондоне и туда, где он, по ее мнению, мог оказаться. Она понимала, что, возможно, в этих городах не осталось французских посольств и, что возможно, Артуа не удалось живым выбраться из Франции, но Кристиана все равно написала.

Кристиана чувствовала бы себя менее одинокой и более уверенной в своем положении в этом мире, если бы она знала, что Артуа жив.

Ясным прохладным майским утром Гэрет Ларкин с удовольствием осматривал акры возделанной плодородной земли. Глаза его были такими же ясными и чистыми, как нефрит на солнце. В них отражалась свежая зелень молодой листвы и первых всходов. Эта весна была самой теплой за последние пятнадцать лет. В этом году овцы рано принесли приплод, ветви с клубникой уже свешивались через деревянные подпорки, и букеты белых соцветий уже виднелись среди ее сочных зеленых листьев.

Ларкины приобрели еще десять новых коров для производства молочных продуктов, и на доходы от прошлогоднего урожая приобрели прекрасную породу овец «джерси».

Обходя чисто вымытые, покрытые соломой амбары, Гэрет думал, что следует ожидать хорошего урожая. Направо от него простирались поля со свежими всходами. Они тянулись длинными нежно-зелеными рядами: клубника и салат, бобы и горох, целых два акра хмеля — ярко-зеленые сильные ростки на темной плодородной земле.

Рои пчел шумно гудели вокруг своих ульев под старыми дубами. Амбары, хлева и все хозяйственные постройки были отремонтированы и находились в полном порядке, отметил Гэрет. Это было хорошо и умело ведущееся хозяйство, процветающая ферма.

Вид полей наполнил его радостью и гордостью. Он повернул лицо навстречу утреннему солнцу, чувствуя себя таким же живым и сильным, как дубы в лесу. Его земля, его ферма были самыми лучшими в графстве. Пусть другие живут в больших и маленьких городах, для него не было ничего прекраснее растущего хмеля и овощей на плодородной ухоженной земле.

Он громко рассмеялся своим собственным мыслям и повернул на дорогу к дому. Сквозь бледно-зеленую листву деревьев, что стояли вдоль дороги, он заметил своего брата Даниэля. Он выехал через главные ворота и направлялся к эсквайру Торнли, у которого работал. Гэрет громко окликнул брата, его голос разрезал тишину утра.

— Даниэль, подожди минутку!

Даниэль легко повернул своего рыжего мерина и остановился у края дороги, поджидая пока Гэрет пройдет по зеленому склону.Братья были очень похожи, солнце освещало их рыжие головы и чистые четкие черты лица.

— Даниэль, попроси эсквайра, не отпустит ли он тебя на неделю для стрижки овец. Торговцы шерстью должны здесь появиться примерно через три недели.

Даниэль кивнул, поправляя очки на носу.

— Неплохая мысль, Гэрет. Это гораздо легче, чем учить латыни этих идиотов, детей эсквайра.

— Лучше уж учить латыни овец, — согласился Гэрет.

— Я хотел научить латыни Стюарта и Джеффри, — сказал Даниэль, успокаивая нетерпеливого коня.

Гэрет засмеялся, протянул руку и погладил морду чалой лошади, потом потрепал ее шелковистую гриву.

— Ну и что, ты уже отказался от этой мысли?

— Да, отказался. Так легко было учить Ричарда и Викторию, и Джеймса, а Стюарт и Джеф мне кажутся безнадежными, они счастливы в своем блаженном неведении. А ты, черт возьми, выглядишь таким довольным, — добавил Даниэль нахмурившись. Гэрет был одет в свободную белую рубашку и вылинявшие брюки, порванные на одном колене. Брюки были заправлены в высокие кожаные старые ботинки. — Нет ничего хуже в такой прекрасный день, как сегодня, надевать на себя официальный костюм и отправляться учить латыни этих избалованных маленьких ублюдков. Я готов их удавить собственным галстуком.

— Но зато ты выглядишь таким ученым, — сказал Гэрет с довольной усмешкой.

— Ты тоже хороший педераст, — вежливо сказал Даниэль.

— А когда ты вернешься, я буду тебе очень признателен, если ты посмотришь на всходы картофеля. На листьях появился какой-то неприятный серый налет.

— Договорились, — согласился Даниэль. Он смотрел мимо Гэрета и улыбался. — Сагреолегл, — весело приветствовал он.

Гэрет обернулся и увидел Кристиану. Она спешила к ним по каменистой дорожке и казалась пастушкой из сказки в своем воздушном платье небесно-голубого цвета с белыми цветами. Юбка была присобрана по бокам вверх так, что были видны нижние кружевные юбки. Суживающийся книзу корсаж платья был стянут атласными лентами. Перед корсажа был из белоснежного кружева. Черные кудри были перекинуты через плечо. Она поспешно шла к ним. Юбка ее платья цеплялась за ветви зеленой изгороди.

— Кто рано встает, тому бог дает, — ответила она Даниэлю. — Я поняла, что вы мне сказали, «мистер учитель», это я еще помню из латыни.

Она толкнула деревянные ворота и подошла к ним. Ее пышные юбки соблазнительно покачивались.

— Прекрасное сегодня утро, не правда ли? — спросила она.

Даниэль посмотрел вокруг и улыбнулся.

— Divina natura agoros, ars humana aedificavit urbes. Кристиана на мгновение задумалась, затем подняла вверх руки, сдаваясь.

— Сдаюсь, вы победили.

— Бог создал природу, а человек создал города, — перевел Даниэль.

— Ты рано встала, — заметил Гэрет, — в первый раз.

Она не обратила на него внимания, повернулась к Даниэлю, подошла к нему и взяла за руку. Это почему-то не понравилось Гэрету.

— Вы поедете через деревню или нет? Не могли бы вы отправить эти письма? Пожалуйста, сделайте это для меня.

Гэрет посмотрел на пачку аккуратно сложенных писем. Даниэль взял их в руки и начал просматривать.

— Артуа де Валье через сэра Карко Франчези, Вена. Артуа де Валье через Его превосходительство маркиза де Рамбуйе, Вена, Австрия, Артуа де Валье в Рим, Женеву, Лондон и Флоренцию.

— Боюсь, что у меня нет карманных денег, чтобы отправить их. У тебя нет с собой денег, Гэрет?

— Черт возьми, а ты имеешь хоть какое-то представление, сколько стоит отправить все эти письма? — обратился Гэрет к Кристиане.

— Нет, я не знаю, — ее голубые глаза, только что сиявшие радостью, погасли. — Я не имею представления. А много? — с тревогой спросила она. — Мне очень важно найти Артуа.

Она была такой хорошенькой, так встревожена тем, что не подумала о цене, что Гэрет уже собрался сказать ей, что завтра он сам отправит письма, но Даниэль опередил его.

— Неважно, сколько это будет стоить. Сегодня мне должны заплатить за уроки, и по пути домой я завезу их на почту.

Кристиана радостно улыбнулась ему.

— Спасибо вам, Даниэль. Для меня это очень много значит.

Красивое лицо Даниэля вспыхнуло, и Гэрету захотелось высмеять его за то, что он так легко поддался ее улыбке. Это избалованное маленькое создание в жизни своей никогда не заработало ни пенни, ей только стоило показать свои ямочки, тряхнуть своими локонами, как сразу все бросаются выполнять ее приказания.

— Мне уже пора ехать, — сказал Даниэль, вложив письма в учебник латинского языка. — Я проверю картофельное поле, когда вернусь, Гэрет, — добавил он, поворачивая своего резвого мерина на дорогу.

— Я надеюсь, — угрюмо ответил Гэрет.

— До свидания, Даниэль, — сказала Кристиана, и Гэрет отметил, какой чистый и звонкий у нее голос.

Она повернулась и направилась к дому, осторожно приподнимая свои пышные юбки, и Гэрет заметил, как соблазнительно мелькнуло кружево ее нижних юбок и ее стройные ножки.

— И чем ты собираешься заняться сегодня? Спрячешься в своей комнате и будешь весь день сидеть на заднице?

Она вспыхнула.

— А что еще я должна делать? — Она вскинула голову. — Нет ничего, что мне можно было бы поручить сделать, как любезно заметила миссис Хэттон. Кажется, я в самом деле, как вы сказали, бесполезный человек. Да, именно так.

Лепесток цветущей яблони слетел с дерева и опустился на ее густые волосы. Рука Гэрета невольно потянулась к ней, чтобы смахнуть лепесток. Это невольное, независящее от него движение, его разозлило. Черт бы ее побрал с ее ямочками, соблазнительным изгибом ее тонкой талии, ее налитыми маленькими грудями, выступающими из плотно облегающего платья!

— Я знаю пару вещей, с которыми ты смогла бы справиться. Но ты залепишь мне пощечину, если я тебе предложу это.

Она нахмурилась и высоко подняла нос в своей обычной высокомерной аристократической манере.

— Не грубите! — приказным тоном сказала она.

— Ну что ж, такой уж я есть, и ничего не поделаешь с этим, правда? Грубый крестьянин? Только и годен для того, чтобы покупать тебе еду или отправлять письма твоему любовнику? — он понимал, что не должен был так грубо с ней разговаривать. Но он, действительно, разозлился на нее за то, что она так мило разговаривала с Даниэлем, кокетничала с ним, используя свое обаяние, чтобы получить то, что ей надо.

— Вам дела нет до Артуа, — резко сказала она, перебросив локоны через плечо. — И вам не пришлось отправлять мои письма. Спасибо Даниэль сделал это.

— Да, ему это обойдется в половину того, что ему заплатят за работу, — сообщил ей Гэрет. — Разве тебя это волнует? Или ты думаешь, что очаровала его, опуская свои ресницы и дотрагиваясь до его руки.

Щеки ее покраснели.

— Какой же ты свинья! Я ничего подобного не делала. Я просто его попросила, и он согласился, как настоящий джентльмен.

Гэрет возмущенно хмыкнул.

— Ты флиртовала с ним. Ты ему строила глазки и улыбалась, и положила свою хорошенькую ручку на его руку. Что же еще он мог тебе сказать? Конечно, он согласился.

Кристиана вскинула голову и удивленно посмотрела на него.

— Ты ревнуешь, — воскликнула она, очень довольная собой.

Гэрет внутренне вздрогнул от ее проницательности, но вида не показал. Он громко расхохотался.

— Какая же ты тщеславная! Ты хорошенькая, ты это знаешь и пользуешься этим. Может быть, на Даниэля это и действует, но только не на меня. Слава богу, мне нравятся крупные женщины, чтобы на костях у них было хоть немного мяса, ну и в бедрах пошире. А тебя сдует при первом сильном ветре.

Он понимал, что очень груб с ней. Но это потому, что он, как мог, сопротивлялся этому праздному созданию, колдовскому очарованию ее чувственного личика. Он не хотел признаться себе, что он также легко попадал под ее очарование, как Даниэль, который краснел, как школьник, когда она улыбалась ему. И это вместо того, чтобы вести себя так, как подобает мужчине двадцати семи лет.

Он удивился, что она не ответила ему грубостью и не стала возмущаться его преднамеренно оскорбительному тону.

— Если бы это было так, — устало сказала она, — я бы не смогла выжить во время революции.

Она повернулась и пошла к дому. Ее локоны, так весело подпрыгивающие раньше, когда она шла сюда, теперь уныло спускались по ее спине. Он почувствовал угрызение совести за то, что причинил ей боль.

— Кристиана, — быстро окликнул он ее. Она обернулась.

— Извини меня. Не хочешь совершить небольшую прогулку перед тем, как я начну готовить и чистить сарай для стрижки овец?

Она остановилась на середине садовой дорожки и язвительно взглянула на него через плечо-

— К твоему сведению, — высокомерно сказала она, — я собираюсь выиграть сражение с этим драконом, завладевшим кухней и стать «полезной», иначе я сойду с ума от скуки.

Гэрет засмеялся, представив себе, как это нежное создание будет работать на кухне вместе с дородной миссис Хэттон. Он улыбнулся, глядя, как она шла по тропинке. Ее пышные юбки покачивались и шелестели.

Миссис Хэттон приняла предложение Кристианы помочь ей с ее обычной бесцеремонностью.

— Когда поваров много, то блюдо оказывается испорченным, — сказала она мрачным голосом, вытирая свои красные пухлые руки о передник.

Обычные английские банальности не подействовали на Кристиану.

— Я не собираюсь готовить никаких блюд. Но я хочу что-нибудь делать. Я не могу все два месяца сидеть в комнате.

— Ты умеешь пользоваться ножом? — спросила миссис Хэттон после долгой паузы.

Кристиана криво усмехнулась.

— Могу, когда это необходимо.

Миссис Хэттон была явно не в восторге, она тяжело вздохнула.

— На заднем крыльце стоит корзина свежей моркови. Ты можешь внести ее и начинать резать, но не очень мелко, а то она разварится и превратится в кашу.

После этих слов она повернулась к Кристиане спиной и все внимание перенесла на ароматные буханки хлеба, которые пеклись в каменной печи.

Кристиана направилась за морковью, размышляя о том, почему она терпит такое недостойное обращение с собой? «Потому что иначе ты сойдешь с ума от скуки», — ответила она сама себе. Но на самом деле, больше всего ей хотелось послать к черту Гэрета Ларкина. Его замечания о ее «бесполезности» и что «она сидит на своей заднице весь день», больно задели ее.

Она ему не нравилась, это было очевидно. И он ей тоже не нравился, старалась убедить она себя. Он был просто туповатым, грубым фермером, которого зачем-то бог наградил красивым лицом и прекрасными физическими данными.

Она нашла корзину с морковью и внесла ее в залитую солнечным светом кухню, удивляясь, почему для нее так важно мнение Гэрета.

Было вполне очевидно, хотя она и не хотела признаваться себе в этом, было что-то такое в Гэрете Ларкине, что будоражило и зажигало ее кровь, заставляло дрожать ее колени, а сердце трепетать. Но ведь и раньше ей приходилось флиртовать и кокетничать, шутить и целоваться с герцогами и принцами, с самыми замечательными и знатными молодыми людьми Франции… Но с Гэретом все было иначе.

Она высыпала морковь на свободный деревянный стол, взяла большой нож и с решительным видом принялась за работу.

К тому времени, как она нарезала морковь (слишком мелко, по мнению миссис Хэттон), порезала лук, репу (слишком крупно в соответствии с тем же источником), принесла пять ведер воды из колодца (не полные, конечно) и обернула чашку с драценой, приготовленную к обеду, Кристиана очень пожалела о своем решении «стать полезной». Ее красивое платье было выпачкано, прическа растрепалась. Она изнемогала от жары, которая была на кухне.

Миссис Хэттон встречала каждую ее новую попытку помочь удивленным поднятием брови и звуком «Хм», который мог означать, что угодно, начиная от «Ну раз ты такая умная» и кончая «Ну иди за водой в колодец и упади в него». Кристиане приходилось все время напоминать себе О своих благих намерениях.

Как бы Артуа смеялся, подумала она, если бы увидел меня сейчас.

Она отбросила локон со щеки и чуть сама не расхохоталась над собой. Кристиана Сен Себастьян, жившая прежде в Версале, внучка и сестра маркиза, проливает пот над рыбой на фермерской кухне.

Она поставила локти на стол, оперлась на них, чтобы немного передохнуть. Спина и руки у нее ныли.

— Все, ты уже выдохлась, правда? — заметила миссис Хэттон. Впервые за весь день голос ее был довольным, а лицо над ее пышной грудью просто светилось радостью. — Думаю, что помощь твоя на сегодня закончилась.

Причем слово «помощь» звучало саркастически.

— Вовсе нет, — быстро ответила Кристиана, хотя спина ее ныла, она спокойно встретила взгляд грозной и крупной миссис Хэттон. — Я как раз собираюсь спросить, что еще делать.

— Хм, — издала неопределенный звук миссис Хэттон, но можно было легко угадать, что она имела в виду.

Вдруг тяжелая входная дверь с шумом отворилась, и вошли Джеффри и Стюарт, лица их были разгорячены солнцем и работой.

При виде Кристианы они расхохотались, глядя на ее измученное лицо и грязное платье. — Гэрет сказал, ты решила поиграть в прислугу на кухне, — громко сказал Джеффри, ямочки играли на его лице. — Мы ему не поверили.

Стюарт откинул с глаз свои рыжие волосы, смеясь как идиот. — Так твои волосы выглядят гораздо лучше, — заметил он, — а то торчат как какая-то гора.

— Never mind[15], — резко ответила Кристиана.

Это новое для нее английское выражение стало ее любимой фразой, очень полезной и удобной.

— Мы принесли с собой обед, — громко объявил Стюарт, и к ужасу Кристианы он бросил на стол несколько обезглавленных цыплят.

Теплые капли крови брызнули ей на платье. Она уставилась на цыплят, комната поплыла перед нею.

В руках она держала нож, а по платью расплывались красные пятна крови.

— Нет, — громко сказала она, слово это вырвалось у нее против ее желания.

Она плотно закрыла глаза, чтобы ничего не видеть. Но перед ее глазами возник образ Рауля, толкающего ее на пол. Его смех звенел в ее ушах, его грубые руки касались ее тела, причиняя ей боль.

— Ты больна? — услышала она чей-то голос. Он звучал где-то далеко, перекрывая шум в голове. Она с усилием открыла глаза и отшвырнула от себя ненавистный нож.

В глазах у нее потемнело, и она погрузилась в темноту.

Откуда-то издалека она слышала голоса, какую-то какафонию звуков, и до нее не сразу дошел смысл английских слов. Видимо, случилось что-то ужасное, но она не могла понять и вспомнить, что именно.

— …только положили цыплят на стол, а она вдруг, раз и потеряла сознание.

— Честное слово, Гэрет, больше ничего. Она сказала «нет» и потеряла сознание.

Громко лаяла собака, кто-то прогонял ее прочь. И голос миссис Хэттон: «…не должна работать на кухне, упала в обморок, только увидела кровь».

— Боже мой, Гэрет, я этого не хотел, не смотри на меня так…

— Тупоголовые ослы… — эти слова она услышала совсем близко от своего уха. Кристиана почувствовала, как ее взяли на руки, как сильные руки обняли ее и вынесли из комнаты. Голоса были уже не слышны, лай собаки тоже отдалился.

Она знала, что это Гэрет несет ее. Она чувствовала это, не открывая глаз. Его сердце громко стучало прямо ей в ухо. От его кожи исходил запах свежескошенной травы, ветра и солнца. Она с удовольствием ощутила, что ей безопасно и спокойно рядом с ним.

Кристиана вдруг вспомнила: она упала в обморок на кухне при виде крови, брызнувшей ей на платье. Наверно, она издала какой-то звук или вздрогнула, вспомнив, что с ней случилось, потому что Гэрет еще сильнее прижал ее к себе.

Он произнес что-то ласковое и успокаивающее. Что-то такое, она слышала, говорил он, успокаивая игривого жеребенка.

Он положил ее на мягкую пуховую постель, от которой исходил свежий запах чистого льняного белья и лаванды. Она почувствовала, как он нежно погладил ее по щеке. Ей было удивительно, что его огрубевшие от работы пальцы, могут быть такими нежными.

Он тихо произнес ее имя, и она с сожалением открыла глаза. Ей так было приятно лежать с закрытыми глазами, окруженной теплом и темнотой.

Глаза его, ясные и чистые, были светло-зелеными с крапинками золотого и серого цвета. В них не было совершенно никакой насмешки, только сочувствие. Волосы его свободно падали на плечи, закрывая брови. Он медленно убрал руку с ее лица, а ей хотелось, чтобы он продолжал гладить ее.

— Ты заболела? — мягко спросил он.

Она покачала головой и постаралась засмеяться.

— Нет, нет. Как глупо. Мне жаль, что из-за меня столько суеты.

— Что случилось?

— Я не могу сказать. Я не знаю, — солгала она, отводя взгляд от его лица. Острая боль пронзила ее голову, она прикоснулась к голове рукой.

— Ты ударилась головой, когда падала, — объяснил Гэрет, хотя ей и так было все понятно, она чувствовала, что у нее растет шишка.

— А Джефф и Стюарт, — добавил он, — стояли и смотрели как пара недоумков. Миссис Хэттон считает, что она переутомила тебя работой по кухне и сейчас чувствует себя виноватой, и ей даже стало плохо с сердцем. Отец пролил весь чай на книгу Шекспира, когда услышал об этом.

Кристиана тихо засмеялась, когда представила себе эту сцену. Гэрет был доволен тем, что она улыбается, ямочка заиграла и на его загорелой правой щеке.

— Дога пришлось выгнать на улицу. Слышишь, как он воет? А Ричард считает, что все аристократы должны быть слабыми, для них это естественно, так как они женятся только друг на друге. И с этим ничего нельзя поделать.

Кристиана снова засмеялась, смущенная тем, что произвела такой фурор. Гэрет смеялся вместе с ней, радуясь, что она чувствует себя лучше.

Она приподнялась от подушки, потирая больное место на затылке.

— Мне все равно, что думает Ричард, — ответила она, улыбаясь. — Он тоже не безупречен.

Гэрет смотрел на нее сверху вниз, сидя на краю постели. Взгляд его был ясным и нежным. Кристиане внезапно стало не по себе от его близости. И хотя платье ее было открытым в рамках приличия, ей показалось, что это совсем не так. Казалось, что Гэрет ласкал ее тело своим неотрывным ясным взглядом.

Их взгляды встретились, он протянул руку и дотронулся до ее головы, он погладил ее черные шелковистые волосы.

— Да, настоящая шишка, — добавил он после длинной паузы.

Сердце Кристианы затрепетало как-то по-особому. Гэрет какое-то время не отнимал руку от ее волос.

— Знаешь, что я думаю? — наконец спросил он, не отрывая глаз от ее лица.

Кристиана замерла под его нежным прикосновением, слушая его тихий красивый голос. Она отрицательно покачала головой.

— Я думаю, — сказал он, пробегая пальцами по ее губам. Прикосновение было таким легким, как дуновение ветерка, но оно заставило ее задрожать от блаженства. — Я думаю, что Кристиана Сен Себастьян лгала, когда сказала мне, что не знает, почему она упала в обморок. Как ты думаешь?

Кристиана похолодела, но потом улыбнулась, кокетливо вскинула голову и, глядя на него сквозь опущенные ресницы, сказала:

— Вы очень часто говорите друг другу «Bugger off»[16]. Легкий акцент делал эту фразу очень смешной, осооенно, когда ее произносила такая нежная и воспитанная девушка. Гэрет откинул голову и захохотал.

— А ты знаешь, что это значит? — наконец спросил он ее, при этом глаза его озорно сверкали.

— То же самое, что: это неважно, плевать, ерунда. Обычно никто не обращает внимания на эти слова. А теперь я хочу побыть одна, пусть моя больная голова немного отдохнет.

— Как будет угодно, — ответил Гэрет со своей обычной добродушной улыбкой, которая ее выводила из себя. Кристиана почувствовала облегчение, когда он убрал руку с ее волос и направился к двери.

Взгляд, который он бросил на нее, уходя, был добрым, но за безмятежностью его взгляда и улыбки сквозило желание. Это взволновало ее, дыхание ее участилось. Когда дверь за ним закрылась, она прикоснулась пальцами к своей щеке, которую он только что гладил.

Интересно, ему доставило удовольствие прикосновение к ее коже?

Она удивлялась сама себе: у нее возникло желание отдаться Гэрету Ларкину, хотя она убила мужчину, попытавшегося овладеть ее телом.

Кристиана решила помолиться, но пальцам не хватало четок. Ей казалось, чем больше она размышляла и пыталась понять смысл своей новой жизни, тем меньше она ее понимала. И в результате таких размышлений она всегда чувствовала себя еще более одинокой.

— Может быть нам нанять горничную, чтобы она относила ей еду наверх.

Кристиана, которая только собралась войти в столовую, замерла на месте, рука ее была на ручке двери.

— О боже, я не думаю, что мы можем себе это позволить, не так ли, Гэрет? — послышался голос Мэтью Ларкина, как всегда он волновался больше всех.

— Ричард просто шутит, папа.

— Черт возьми, Гэрет, ты когда-нибудь видел еще кого-нибудь такого же неприспособленного к жизни? Почему она не поехала в Штаты со своим братом?

— Я пытался одолжить ему денег, но он отказался их взять. Нельзя винить человека за то, что у него есть гордость.

Кристиана понимала, что ей надо сейчас войти, чтобы прекратить этот разговор о себе, иначе она услышит действительно что-нибудь очень обидное. Но она продолжала стоять в холле, держа руку на слегка приоткрытой двери.

— Мне кажется, что она очень милая. Приятно, когда около тебя такое хорошенькое личико, — эти слова принадлежали Мэтью.

— А мне кажется, что она смешна. Аристократы вообще ни на что не способны. А французская знать еще хуже английской, — снова послышался голос Ричарда.

Кристиана представляла себе его возмущенное лицо, его буйные рыжие кудри торчали во все стороны. Было похоже, что он говорит с набитым ртом, что не удивило ее.

Джеффри и Стюарт начали смеяться. Один из них произнес, копируя ее акцент: «Кровь цыплят вульгарна. Мне кажется, я сейчас упаду в обморок».

— Убери голову из моей тарелки, осел!

— Цыплята на столе! Гэрет, спаси меня!

Щеки Кристианы горели. Лучше бы она осталась в своей комнате. Раздался взрыв хохота. Потом она услышала спокойный низкий голос Гэрета.

— Убирайся с моих коленей, болван. Послышался звук чего-то падающего и шум отодвигающихся стульев.

— А теперь послушайте, ребята. Я знаю, что она немного изнежена и так же бесполезна, как трехногая кобыла, но она ничего с этим не может поделать. Она никогда в жизни ничего не делала, кроме своих причесок. Но будьте поделикатнее с ней, она такая слабенькая, как пушинка.

Кристиана тихо повернулась, чтобы уйти к себе в комнату, но следующие слова остановили ее.

— Я тебе не верю. Ты положил на нее глаз, Гэрет, разве не так?

— Да поможет нам бог, Джефф, ты шутишь? Нет. Мне нужна хорошая, работящая английская девушка, такая как Мэг или Джени. Кристиана хорошенькая и на нее приятно смотреть, вот и все. Она может пофлиртовать с сельским парнем, чтобы развлечься, но она никогда не была бы хорошей женой. Она и пальцем не пошевельнет, чтобы сделать что-то. Совершенно бесполезное существо.

Мне это совершенно безразлично, говорила она себе. Меня не волнует, что эти идиоты думают обо мне, особенно Гэрет. И после того, как он дотрагивался до моих волос, я думала, что не безразлична ему, хоть чуточку.

Она повернулась к лестнице и почти наткнулась на Даниэля. Он тихо стоял, отмечая пальцем страницу книги, которую читал. Его сочувствующее выражение лица показывало, что он тоже слышал, что о ней говорилось в столовой.

Как бы не видя его, она прошла мимо, ничего не сказав, и ушла в свою комнату.

К неудовольствию Кристианы на ее постели лежала собака. Довольная, она повернулась на спину, показывая свой пятнистый живот. Ее длинные уши лежали на подушке.

Глупое животное открыло один глаз, затем быстро закрыло его, притворяясь, что не видит Кристиану.

— Мне ты тоже не нравишься, — резко сказала Кристиана и столкнула тяжелую собаку на пол.

Собака обиженно взглянула на нее своими печальными карими глазами и уныло поплелась из комнаты.

Было темно, Кристиана сидела у узкого окна. Она вслушивалась в мягкие ночные звуки деревни: ржание лошади в конюшне, отдаленный лай собаки. Прохладный ветерок шелестел листвой. Когда раздался стук в дверь, первой ее мыслью было отослать любого, кто бы там ни был. Но она позволила войти.

Это был Даниэль. Очки его сползли на нос, его темные волосы были аккуратно связаны на затылке.

— Я принес тебе вот это, — сказал он и протянул ей книгу и блокнот с записями.

«Учебник английской ботаники. Цветы и травы в саду». Таково было название замасленной книги. В толстом блокноте выцветшими чернилами давались описания различных растений и цветов, написанные аккуратным женским почерком.

«Monarda Didyma или пчелиный бальзам, — говорилось в одной из заметок. — Запах мяты привлекает пчел, она также полезна для качества меда.»

«Asperula Oderata, — было написано под растением со множеством листьев и крошечными, как звездочки, цветочками, — Или душистый ясменник. Используется для плетения венков и гирлянд, очищает воздух. Применяется при порезах, останавливает кровотечение.»

Кристиана смущенно посмотрела на Даниэля.

— Гэрет рассказал мне, что случилось сегодня. Он сказал, что ты пыталась чем-то заняться. Мне кажется, тебе может понравиться работа в саду. Ты можешь там привести в порядок цветы и травы. Моя мама занималась этим. Я знаю, что многие знатные женщины любят разводить цветы.

Кристиана взглянула на подробные иллюстрации: пушистые пионы, стебли лаванды, желтые нарциссы, укроп. Надписи были сделаны аккуратным девичьим почерком.

— Ты сможешь заниматься этим столько, сколько захочешь. Можешь уделять этому совсем немного времени. И миссис Хэттон не будет стоять у тебя над душой. А свежий воздух и солнце пойдут тебе на пользу.

«Огуречник, — прочитала Кристиана, — Borago Oficinalis. Цветы в форме звездочек, переливчатого голубого цвета. Лечит от лихорадки. Полезно настаивать на спирту.»

— Это вредно, весь день сидеть дома, — подчеркнул Даниэль. — Неудивительно, что ты упала в обморок, целый день находясь на кухне, там было очень жарко, потому что пекся хлеб.

— О, это совсем не поэтому, — поспешно заверила его Кристиана, оторвавшись от книги. — Я совсем не такая уж слабая. Не обращай внимания на то, что они говорят. Я просто… видишь ли, я увидела кое-что, что напомнило мне о… революции.

Даниэль ничего не сказал, а только посмотрел на нее своими ясными светлыми глазами. Кристиана подумала, что он очень похож на Гэрета, и все же совсем другой. Черты лица его были немного тоньше, глаза с серым оттенком. Его спокойное доброе лицо кого-то напоминало ей… Она вдруг поняла, кого. Брата Джозефа, который давным-давно в древнем замке учил ее играть на скрипке.

— Видишь ли, это все из-за крови, — слова полились у нее, как давно сдерживаемый поток воды. — Моя подруга Габриэль была такой глупой… Я так скучаю по ней, потому что ее нет в живых. Ей отрубили голову, прикрепили к шесту и размахивали ею, как флагом перед нашими окнами. Ее волосы были в крови. И поэтому я вынуждена была бежать. И когда я убежала, со мной произошло нечто ужасное. Мне пришлось… убить одного человека, было много крови. Я вся была в крови. И затем я заблудилась, не знала, куда идти. Иногда я и сейчас чувствую себя так, как будто я заблудилась. А теперь Филипп уехал, и я не знаю, где теперь Артуа. Может быть его тоже убили. Я очень скучаю без него. У тебя был когда-нибудь большой друг, который искренне тебя любил и всегда заставлял тебя смеяться? Вот почему я упала в обморок. Это совсем не из-за кухни.

Она перевела дыхание и поднесла дрожащую руку к губам, как будто хотела взять свои слова обратно. Ей было больно говорить об этом, воспоминания снова нахлынули на нее.

Даниэль был поражен и растерян.

— Извини меня, — быстро сказала Кристиана, — мне очень жаль. Пожалуйста, не рассказывай никому. Я прошу тебя. Я не хочу больше вспоминать об этом.

Даниэль кивнул и неожиданно произнес по латыни:

«Curae leves lpquuntur ingentes stupent», — ТИХО сказал он.

Взволнованная, Кристиана на минуту задумалась.

— О малых бедах говорят… — перевела она неуверенно.

— О больших молчат, — закончил Даниэль. — Труднее всего говорить о вещах, которые действительно печалят нас.

— Да, именно так, — согласилась она, довольная, что он понял ее. — Мне действительно не хочется обсуждать это ни с кем. Я ужасно не хочу, чтобы меня жалели и еще хуже того, осуждали. Я делюсь этим только с богом.

Прижимая книгу к груди, она дотронулась до его руки.

— Спасибо тебе за книгу, Даниэль. Ты очень добр ко мне. Я прочту ее и посмотрю, смогу ли я заняться этим.

Даниэль вздохнул.

— Как ты пожелаешь, — мягко сказал он, используя ту же фразу, которую сказал Гэрет сегодня днем, и Кристиана знала, что он никому не расскажет об их разговоре. — Если у тебя появятся какие-то вопросы или тебе нужна будет помощь, спрашивай у меня. И что касается цветов и всего остального.

— Спокойной ночи, Даниэль, и тебе.

Она быстро закрыла за ним дверь, все еще прижимая к груди книгу и блокнот с записями.

Кристиана легла на пахнущую лавандой пуховую постель и перелистала старые страницы книги. Она читала о пчелином бальзаме и пионах, фиалках и шпорнике до тех пор, пока иллюстрации не стали расплываться у нее перед глазами, и она заснула глубоким сном без сновидений.

На следующее утро она проснулась с первыми лучами солнца от уже привычного кукареканья петуха. Кристиана быстро оделась, провела расческой по волосам, умылась холодной водой, спустилась вниз и вышла из дома, держа под мышкой свою новую книгу.

Только глупая собака не спала, ее хвост весело тарабанил о пол кухни, глаза были полузакрыты. Она поднялась на ноги и последовала за Кристианой.

Некоторое время Кристиана внимательно осматривала сад.

Заросшие цветочные клумбы были полны сорняков. Трудно было разобрать, что там растет. Настоящие джунгли вьющихся растений плелись по стволам деревьев и по каменной изгороди.

Не обращая внимания на свое новое платье, Кристиана опустилась на колени и начала рассматривать растение. Собака тоже сунула свой нос, но она прогнала ее прочь. Кристиана открыла старую книгу, сравнивая рисунки с вытянутыми, забитыми сорняками растениями наяву.

— Anthemis Nobilis, — бормотала она, с удовольствием узнавая цветы, похожие на маргаритки. Она изучала поблекшие записи, которые Элизабет Ларкин делала много лет назад своим красивым девичьим почерком.

«Очень успокаивает, если заваривать, как чай. Используется для ополаскивания волос. Разрастается по всему саду, если за ним не следить.»

— Действительно, так и есть, — согласилась Кристиана.

Она пошла по тропинке, листья и ветки цеплялись за ее юбки. Она находила купырь садовый и пижму, перетрум девичий и фенхель. Она получала большое удовольствие, узнавая каждое растение.

Она чувствовала почти то же самое, что пережила в детстве, когда впервые открывала для себя звуки и училась распознавать их по нотам; когда, казалось бы, беспорядочные черные знаки нот на листе внезапно превращались во что-то осмысленное. Это был свой особый язык.

Этому растению нужно больше солнца; этому нужен тщательный полив, этот нужно обязательно прореживать. Вот здесь нужно вырвать люпин, чтобы пионы могли расти. Надо освободить от сорняков цветы, чтобы у них было место для роста. Она вырвет колючую ежевику, которая обвила своими ветвями розу. А дельфиниум надо получше удобрить.

Она стояла в теплых лучах солнечного света, слушая, как птицы приветствовали друг друга высокими чистыми звуками и вдыхала чистый прохладный запах растений. Она сделает сад прекрасным, она поразит всех своим искусством.

Кристиана наклонилась и вырвала неровный стебель перетрума девичьего, поморщившись от неприятного острого запаха.

— Нечего тебе здесь делать, — заявила она, — мы не потерпим здесь такой запах. Неважно, полезное ты растение или нет. Это теперь мой сад.

Она рассмеялась над собой, затем ее внимание было привлечено высоким растением, которое, вероятно, было штокрозой розовой. Она пробралась сквозь пыльные заросли лаванды, желая как можно быстрее приступить к работе.

Позади нее Дог с огромным интересом наблюдал за ее необычайной активностью и вилял хвостом.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Сад

Цветы, как и музыка, могут таинственно и неуловимо воздействовать на человека.

Общаясь с ними, он оттаивает душой, забывая о своих невзгодах.

Генри Уард Бичер

Если бы у меня было две буханки хлеба, я бы продал одну, чтобы купить гиацинт, потому что ОН дает мне духовную пищу.

Коран

У сердца свои законы, которые умом понять невозможно.

Жак Бенинь Боссюэ[17]

ГЛАВА ШЕСТАЯ

— Мне кажется, она сошла с ума, — сказал Джеффри Стюарту, когда они переливали свежее молоко в прохладные ведра на маслобойне.

— Я всегда считал, что она слаба на голову. Теперь это подтверждается.

Гэрету совсем не нужно было спрашивать, о ком они говорили.

— Ну что там еще? — спросил он, с опасением ожидая ответа.

— Начиная с рассвета, она торчит в саду, бродит там кругами, — сообщил ему Джеффри.

— Когда мы шли за молоком, она ползала под забором, говоря сама с собой, — добавил Стюарт.

— Она бормочет что-то на латыни, — сказал Джеффри тоном, как будто он предчувствует какое-то несчастье; как будто то, что она говорила на латыни, свидетельствовало о том, что Кристиана лишилась разума.

— Ползает под забором? — повторил Гэрет, сомневаясь в словах братьев.

— Да, а когда я ее спросил, что она делает, она ответила: «Смотрю, куда падают солнечные лучи». У нее точно не хватает нескольких шариков, Гэрет.

— Следит, куда падают солнечные лучи, — повторил Гэрет, он задумчиво свел брови. — Ты уверен, что именно это она сказала?

Джеффри кивнул.

— Да, я спросил, что она имеет ввиду, а она ответила: «Да так, неважно».

— А когда мы возвращались назад, она лазила по кустам, проклиная ежевику, — Стюарт уронил пустое ведро, которое громко зазвенело, ударившись о каменный пол.

— Это звучит благоразумно, — размышлял Гэрет, — потому что ежевика действительно сущее наказание.

Братья обменялись удивленными взглядами.

— Но не для «ее высочества», — возразил Стюарт, — как она сможет отличить ветви ежевики от кустов картофеля?

Гэрет пожал плечами.

— Кто знает. Пока она не ругается на меня и не падает в обморок на кухне, пусть себе ползает среди грядок.

— Она точно свихнулась, — пробормотал Джеффри, собирая пустые ведра из-под молока.

— Пусть все будет так. Не мешайте ей, — решил Гэрет, — нам она не мешает. Мне нужна ваша помощь в поле. Больше невозможно ждать дождя. Сегодня нужно наполнить бочки, погрузить на телегу и начать поливку.

Джеффри и Стюарт расстроились.

— Не грустите, сегодня вечером сходим в «Разбитую чашу» и выпьем, если захотите.

Они сразу повеселели при упоминании своей любимой пивной.

— Я уже целый месяц не видел Полли, — сказал Стюарт, — Вот такой должна быть женщина: крепкая, как старый сапог и спелая, как персик.

— Да, не то, что эта сумасшедшая, ползающая по саду, — согласился Джеффри.

— Ладно, хватит, — приказал Гэрет, — я пойду поищу Ричарда. Увидимся в амбаре.

Кристиана вырвала несколько сорняков, бросила их через плечо. Теперь она рассматривала несколько вытянутых стебельков, оставшихся в земле.

— Dianthus Carophyllus, — пробормотала она. — Так я думаю. Или хостяцкие пуговицы. Нужно немного подождать, пусть подрастут, тогда посмотрим.

Она достала из кармана большие ножницы и начала обрезать ветви ежевики, которые обвились вокруг вытянувшегося, начинающего желтеть розового куста.

— Вот тебе! Умри, уродина! — приказала она, морщась от колючек, вонзавшихся в ее нежные пальцы. Она перебросила обрезанные ветви ежевики через поросшую мхом каменную ограду сада, затем встала и полюбовалась сделанным.

— Розы, — повторила она, рассматривая иллюстрации из книги, которую дал ей Даниэль, — нужно обрезать, оставляя над землей пять почек. Это способствует росту новых здоровых побегов.

Розы она обрезала более нежно и аккуратно, по сравнению с буйными зарослями ежевики, стараясь оставить веточки с бутонами, рассматривая цветки, которым удалось выжить под покровом вьющейся ежевики и других сорняков.

— Слабая и нежная роза нуждается в подкормке, — прочитала она, — под основание растения укладывается коровий навоз или куриный помет, и накрывается соломой.

Она вытерла рукой мокрый лоб.

— Здесь будет замечательно, — устало заметила она. Она начала работать час назад, и хотя было еще утро, она была вся мокрая от пота. Солнце припекало спину, в волосах застряли листья.

Она опустилась на колени, изучая растения со слабыми замученными листьями, высокие стебли которых жадно тянулись к солнцу.

— Delphinium Consolida', — воскликнула она, гордясь собой. Она рассматривала цветочные бутоны растения. Уже сейчас было видно, что цветы будут темно-синего цвета. — Дельфиниум, ты можешь остаться и расти дальше, — сказала она, обращаясь к растению благожелательным тоном. — Розовые розы на фоне темно-синего цвета будут смотреться очень хорошо. Mersi beaucoup. Ну а вы, — она повернула посуровевшее лицо к простому, буйно растущему люпину, — вы должны уйти отсюда. Вас и так полно кругом.

Она начала беспощадно вырывать люпин и бросать его, как и ветки ежевики, через забор.

— Дискриминация простых масс аристократией, — услышала она голос над собой. Она оглянулась и увидела, что над ней стоят Ричард и Гэрет.

— Иди к черту, — вежливым тоном сказала она Ричарду и снова принялась за работу.

Ричард и Гэрет засмеялись.

— Что ты делаешь? — спросил Гэрет, подходя к ней поближе.

Тревожный крик Кристианы остановил его. Он посмотрел туда, куда она указывала своим грязным пальцем. Это был слабый вытянувшийся росток, на который он наступил тяжелым ботинком.

— Fritilla Meleagris, — воскликнула она, — или туманная любовь. Называйте ее как хотите, но не наступайте на нее.

Гэрет посмотрел на слабое, похожее на папоротник растение. Для него это был простой сорняк.

— Как тебе будет угодно, — наконец сказал он, поставленный в тупик внезапным интересом Кристианы к давно заброшенному саду.

Она скрылась за густыми кустами.

— Голубые и розовые кусты могут остаться, — говорила она, — и красные, конечно. Но Сallendula Officinalis не должна расти в этом уголке. Ты слишком яркая, ты раздражаешь глаз. Это все равно, что пользоваться оранжевым веером, надев розовое платье.

— Только богу известно, что еще может случиться, — пробормотал Ричард.

Кристиана поднялась из-за кустов, ветка прицепилась к ее волосам.

— Уходите отсюда, — приказала она, — вы мне мешаете. При этом она рассматривала свой палец, в котором застряла колючка. Чтобы утихла боль, она взяла его в рот.

Гэрет мягко улыбнулся.

— Вот, возьми, — сказал он, протягивая ей через густые кусты пару мягких кожаных перчаток, которые достал из кармана брюк.

Она взяла перчатки, ничего не сказав, ненова исчезла в кустах, как кролик.

— Пойдем, — сказал он Ричарду, — здесь происходит революция, и мне кажется, что аристократы побеждают.

Они направились к ждущим полива полям, оглядываясь на звуки раздающегося победного смеха.

— Delphinium Consolida', — восклицает голос Кристианы. — Разноцветная лилия, вырастает высотой до шестидесяти сантиметров.

К вечеру, наконец, обозначилась покрытая гравием дорожка. Кристиана вырвала весь мох и клевер, покрывавший ее. Ряды лаванды, которые росли вдоль дорожки, выглядели слабыми, вытянувшимися, но они скоро окрепнут, решила Кристиана, потому что теперь сорняки не будут заглушать их.

Сорняки были удалены, и такие цветы, как дельфиниум и мальва были привязаны теперь бечевками к колышкам. Между цветами стала видна плодородная черная земля, и они сразу стали расправляться, довольные, что дожили до дня освобождения.

Теперь это уже был сад, а не джунгли.

По краям клумбы цвели нежные настурции. Они склоняли свои желтые и бордовые головки на фоне нежной зелени. Здесь также росли фиалки королевского пурпурного цвета с ярко-желтой серединкой. Позади них возвышались синие колокольчики, их цветочки были как присборенные юбочки. Ароматные левкои и гвоздики лилового, кремового цвета и цвета темного вина, поднимали круглые пышные головки на нежных тонких стебельках.

Колокольчики нежно-голубого и белого цвета наклонялись над покрытой мхом невысокой каменной оградой. Был здесь и львиный зев, какое смешное название! Оно сразу же запомнилось Кристиане и часто слетало у нее с языка.

Она работала весь день, как настоящая крестьянка, вырывая разросшуюся колючую ежевику, рвала сорняки до тех пор, пока не заболели руки. Она очищала каменистые дорожки от мха и клевера до тех пор, пока не заболела спина.

Несмотря на боль, она чувствовала, что проникла в особый мир, соприкоснувшись с жизнью цветов в саду, и удивлялась их стремлению выжить даже в таких тяжелых условиях. Ее поражала сила изящных голубых незабудок, таких хрупких и все же стремящихся выжить, тянущихся к солнцу.

— Совсем, как я, — подумала Кристиана и вдруг поняла, что ей хочется, чтобы цветы выжили и продолжали цвести. Ей теперь совсем не хотелось доказывать Гэрету и Ричарду и всем остальным, каким полезным и умным человеком она вдруг стала. Просто ей хотелось, чтобы эти прекрасные цветы могли цвести.

К концу дня Кристиана была совсем измучена. Она сидела на прохладной каменистой дорожке, опершись спиной о ствол старого персикового дерева, не в силах пошевелиться.

Плечи ее болели, руки дергало, они распухли. Спина просто раскалывалась. Лицо ее загорело, она чувствовала это без зеркала, оно горело и было покрыто потом и пылью.

Ее розовые и лиловые юбки порвались так, что их уже невозможно было починить. Они были все перепачканы землей и зеленой травой. Кружево на груди и на рукавах платья было порвано клочками. Она вся была потная. Ей хотелось есть, но никакая сила в мире не могла ее заставить подняться.

Кристиана закрыла глаза и представила себе сад, каким он будет через несколько недель. Она попыталась представить себе буйное цветение там, где сейчас еще были вялые, слегка пожелтевшие листья. Но это потребует от нее еще много усилий.

— Ты жива?

Она с усилием открыла глаза и увидела, что над ней стоит Гэрет. Веселая улыбка играла на его лице. Руки его были засунуты в карманы брюк, белая рубашка с длинными рукавами была расстегнута у ворота, открывая сильную мускулистую грудь.

Лучи солнца просвечивали через его волосы, и они казались огненно-рыжими.

— Уходи отсюда, — ответила она, голос ее был не столько сердитым, сколько усталым, и она снова закрыла глаза.

Шаги его удалились, но затем он снова вернулся. Кристиана с подозрением приоткрыла глаза.

Он поставил рядом с ней деревянную кадку с водой и предложил ей кружку воды.

Она с благодарностью приняла ее и выпила без остановки. Холодная чистая вода из колодца таяла как лед в ее пересохшем горле.

— Ты хорошо поработала, — легкое удивление сквозило в его голосе, — я не думал, что ты сможешь столько сделать за один день.

Кристиана улыбнулась.

— Завтра я пришлю сюда Джеффри и Стюарта, чтобы они обрезали кое-какие ветви деревьев. Нужно, чтобы здесь у тебя было больше солнца.

— Ненавижу солнце, — проворчала она.

Гэрет засмеялся, показывая крепкие белые зубы.

— Лицо у тебя покраснело. Это видно в тех местах, где нет грязи.

Кристиана закрыла глаза, а когда она заговорила, голос ее был далеким и мечтательным.

— В Версале у меня была собственная ванна. Она была покрыта фарфором, разрисована розами и лилиями. И когда мне хотелось, моя горничная наполняла ее водой и вливала туда полфлакона жасминовых духов. Я никогда не мылась из чашки и не таскала ведра воды наверх

— Вместо тебя это делала горничная, — подчеркнул Гэрет.

Его слова заставили Кристиану задуматься.

— Бедная Тереза. А кроме того, я часто забывала платить ей жалование.

— Удивительно, что она не ушла от тебя, — в голосе Гэрета слышалось явное осуждение.

— А после ванны, — мечтательно продолжала Кристиана, — она причесывала меня, помогала мне одеться, и я ехала в оперу или балет, или на бал. Иногда я шла навестить Артуа. Мы вместе ужинали, а потом я играла на скрипке, — и она напела нежную, грустную мелодию, вспомнив золотые звуки музыки, наполнявшие ее жизнь. — Это Альбиони, объяснила она. — Какая красивая музыка, как я скучаю без нее. И без Артуа. Интересно, жив он или нет.

Гэрет продолжал сидеть. Легкий прохладный вечерний воздух овевал ее лицо. Она наблюдала, как золотые лучи весеннего солнца светили сквозь ветви дерева.

Гэрет снова вернулся.

— Вот возьми, — сказал он мягко, взял ее руку и вложил в нее кусок мыла.

— Это самое лучшее мыло, которое есть у миссис Хэттон. На масле из лаванды и первоцвета.

Кристиана поднесла мыло к носу и вдохнула его мягкий чистый запах. Она взглянула на Гэрета и увидела, что он держит в руке льняное полотенце.

— Если ты в состоянии идти, я отведу тебя на озеро, где ты сможешь искупаться. Нет ничего лучше купания в лесном озере после жаркого дня работы.

Он громко рассмеялся, при виде выражения ее лица, на котором были смешаны подозрение и сильное желание искупаться.

— Я повернусь спиной и посмотрю, чтобы никто не подошел. Не будь ребенком. Там прохладная и чистая вода, а ты пахнешь, как поросенок.

— Bugger off, — проворчала она, но протянула ему руку, и он помог ей встать. Она последовала за ним со двора, через зеленые поля, к зеленому лесу. Все тело ее болело, но она не могла устоять перед желанием искупаться в прохладной чистой воде.

Скошенная на лугу трава сушилась на солнце. От нее исходил приятный свежий аромат. Овцы, по мнению Кристианы, были слишком тепло одеты в свою густую теплую шерсть. Она весело засмеялась при виде ягнят, которые резвились вокруг медлительных тяжелых взрослых овец.

— Как только у них хватает сил прыгать в такую жару?

— Так же, как дети, — ответил Гэрет, сверкнув белозубой улыбкой. Жаркое солнце или глубокий снег — все равно развлечение для них.

Он легко перепрыгнул через низкую каменную ограду, которая огораживала поле и протянул руку Кристиане. Она тоже перепрыгнула, но с трудом. Тяжелые нижние юбки и громоздкие верхние тянули ее вниз.

— Какая глупая одежда, — заметил Гэрет. — Когда наша Вики жила дома, она часто ходила в брюках Джеймса.

Кристиане теперь было понятно почему. Тяжелое тесное платье впивалось ей в ребра, несколько слоев ее нижних юбок тяжело свисали вокруг ее потных ног, она чувствовала, что платье на спине промокло от пота.

Следом за Гэретом она вошла в лес, наслаждаясь тенью.

— Здесь коровья тропа, — объяснил Гэрет, ведя ее по извилистой дороге.

От усталости Кристиане не хотелось отвечать.

— Это недалеко, — добавил Гэрет, — а когда ты выйдешь из воды, ты почувствуешь себя прекрасно,

— Как хорошо было бы лежать в постели, и чтобы горничная приготовила для меня ванну, — проворчала Кристиана, — Вот что было бы прекрасно!

Гэрет бросил на нее раздраженный взгляд.

— Извините, ваше высочество. Может быть лучше довольствоваться тем, что имеешь.

Кристиана взглянула на него.

— А что я имею?

— Помимо плохого характера и высокомерия? Она ничего не ответила.

— У тебя есть жизнь. У тебя прочная крыша над головой, достаточно еды; брат, который заботится о тебе. И еще, глупый болван, твой деверь, который ведет тебя искупаться в красивом прохладном озере вместо того, чтобы пить пиво в «Разбитой Чаше». И почему я это делаю, сам себе не могу объяснить. Ты самая неблагодарная маленькая женщина, которую я имел несчастье встретить.

Они стояли на тропе среди густого леса, глядя друг на друга до тех пор, пока Гэрет не повернулся и не пошел вперед.

Кристиана подобрала свои многочисленные измазанные юбки и последовала за ним.

— Я тебе не нравлюсь, правда? — спросила она через минуту.

Гэрет обернулся через плечо, на его красивом лице было загадочное выражение.

— А ты не очень-то и стремишься нравиться, не так ли, — ответил он, не поворачивая головы и продолжая идти.

Кристиана задумалась над его словами. Не стремится нравиться? А какое это имеет значение, нравится она кому или не нравится? Но почему-то она почувствовала себя задетой.

— Свинья, — пробормотала она, стараясь, чтобы он не услышал, и ей тут же стало легче. Она гордо вздернула свой нос и тут же споткнулась о корень дерева, сломав каблук своих выпачканных туфель.

— Меrdе, merde, merde! — ругалась она. Гэрет впереди рассмеялся.

— Ты что, наступила на кучу? Я же говорил тебе, что это коровья тропа.

— Плевать, — резко ответила Кристиана и поковыляла за ним со сломанным каблуком.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Озеро было небольшое, вода казалась прохладной, зеленоватой и манящей. Высокие деревья и огромные листья папоротника росли по пологим берегам, сверкая на золотом солнце.

Кристиана вдохнула прохладный свежий запах воды и приятный запах теплых листьев.

— Как хорошо, — сказала она Гэрету, наступив на поваленное дерево. Ветки затрещали под ее ногой.

Он улыбнулся.

— Да, здесь хорошо, хотя это не фарфоровая ванна с розами и лилиями.

Кристиана стояла в нерешительности, держа в руке кусок мыла.

— Я пройду по берегу, — предложил Гэрет, видя, что она колеблется. — Я повернусь спиной.

— Да, уж постарайся не оборачиваться, — резко бросила она. Щеки ее горели от смущения.

Гэрет нетерпеливо вздохнул.

— Боже мой, ты такого о себе высокого мнения. Ты думаешь, наверно, что ты так ужасно красива, что я привел тебя сюда, чтобы изнасиловать? Так знай, ты не в моем вкусе. Ты слишком маленькая и худая, это во-первых. И у тебя слишком плохой характер, это во-вторых. Я люблю женщин мягких и нежных.

— Очень хорошо, — резко сказала она. — А теперь уходи.

Несмотря на его обещание не смотреть, Кристиана спряталась за кустами, чтобы раздеться, щеки ее горели. Быстро оглянувшись вокруг, она убедилась, что нигде никого нет и скользнула в воду с поросшего травой берега, держа кусок мыла в грязной руке.

Кристиана громко вздохнула от удовольствия, когда ее тело погрузилось в прохладную воду, смывая пыль и пот трудового дня. Нет, это совсем не напоминало фарфоровую ванну, это было лучше!

Она вошла в воду по шею, смеясь от радости. Мягкая грязь проникала сквозь пальцы ног, снимая с них усталость. Потом она плеснула водой на лицо и почувствовала приятную прохладу.

Кристиана чувствовала себя невесомой, жизнерадостной, бодрой. Даже ее волосы стали легкими. Темные пряди извивались вокруг шеи, плеч как жидкий шелк.

Она стала водить руками по воде. Руки тоже стали легкими, невесомыми, и ноющая боль от целого дня тяжелой работы вдруг стала исчезать, уплывая на глубину озера вместе с прохладными потоками воды.

Воздух был наполнен пением птиц, звучали нежные высокие ноты, как у флейты. Лучи заходящего золотого солнца проникали сквозь деревья и отражались, сверкая искрами, на поверхности воды. Безоблачное небо вверху выглядело как голубой купол, опрокинутый над озером, окруженным зелеными деревьями.

Кристиана чувствовала себя словно нимфа или лесная фея в волшебном заколдованном лесу. Она никогда раньше не испытывала такого блаженства от соприкосновения кожи с чистой водой, она никогда не испытывала такой радости и легкости.

Мыло источало нежный аромат и ощущалось как шелк на обнаженной коже. Она намылила волосы до чистой мыльной пены, долго скребла голову, прежде чем погрузить ее в воду, а когда промыла голову водой, громко засмеялась, тряся волосами. Брызги от ее волос летели во все стороны.

— Тебе нравится, да!

Инстинктивно она закрыла грудь руками, хотя грудь ее была в воде, оглянулась через плечо и увидела Гэрета, сидящего на берегу. Он широко улыбался.

— Повернись спиной, — крикнула она ему и лицо ее запылало, а где-то внутри возникло чувство страха.

— Не будь глупой, мне ничего не видно. А если бы даже я мог видеть, то не увидел бы для себя ничего нового.

Он посмотрел на беспорядочную кучу ее одежды, выбрал из нее розовые женские подвязки и стал рассматривать их с добродушной улыбкой. Они были отделаны белым кружевом и трогательными розочками, вышитыми розовым шелком.

— Симпатично, — заметил он.

Кристиана смотрела на него, и настроение у нее портилось.

— Ты похожа сейчас на мокрого котенка, — добавил он, бросая изящную вещицу на кучу ее одежды, снова переведя свой взгляд на нее.

— Спасибо большое. А теперь уходи.

— Как вода? Холодная?

Кристиана не поняла, то ли он не расслышал ее, то ли ему доставляет удовольствие ее смущение. Она решила, что последнее скорее всего.

— Вода прекрасная, спасибо. А теперь повернись спиной.

— По правде говоря, я собрался сам искупаться. Вот тут она действительно испугалась и возмущенно зашипела.

— Ты не посмеешь!

— А почему бы и нет? — смеясь спросил он. — В озере хватит места для двоих, я думаю.

Сказав это, он стянул через голову рубашку. Сердце Кристианы забилось, она начала возмущенно бить руками по воде. Он не войдет! Это просто невозможно. Он не сделает этого. Она в испуге оглянулась кругом, но убегать было некуда, только на глубину.

Кристиана начала отступать назад, озеро становилось глубже. Вдруг дно ушло у нее из-под ног, она не находила никакой опоры.

Страшно испугавшись, не находя твердого дня, она почувствовала, как вода накрыла ее с головой. Она хотела закричать, но не смогла, она задыхалась. Инстинктивно пыталась вдохнуть воздух, но заглатывала еще больше воды. Кристиана отчаянно замахала руками и на секунду увидела небо. В этот момент ей удалось глотнуть немного воздуха. Она попыталась глотнуть еще немного, но ее потянуло на дно, в мрачную бездну. Ее легкие болели, руки пытались за что-то ухватиться, но не находили ничего. На мгновение мелькнула мысль, неужели она тонет?

Легкие болели так, как будто готовы были разорваться, в глазах мелькали яркие круги. Кристиана чувствовала, что тело ее тонет, погружаясь все глубже в бесконечную черноту.

Что-то сильное схватило ее за талию и потащило из глубины. Она сопротивлялась, отбивалась руками и ногами, но неумолимая сила тащила ее.

Наконец она оказалась на поверхности воды и увидела ослепительно яркий свет. Она задыхалась, откашливалась водой, заглатывала болезненные порции воздуха, все еще с ужасом сопротивляясь той силе, которая сжала ее тело.

— Прекрати сопротивляться, я тебя сейчас вытащу. Прекрати бороться со мной, иначе опять пойдешь на дно. Все, ты уже на верху, все хорошо.

Потребовалось какое-то время, чтобы смысл этих слов дошел до нее.

— Прекрати сопротивляться и дыши.

Она с облегчением повисла на нем, когда поняла, что это Гэрет держит ее. Руки инстинктивно схватили его за плечи. Ничего не видя, она продолжала кашлять, сплевывая воду. Ребра ее болели, когда она заглатывала воздух. Гэрет заботливо поддерживал ее спину.

— Хорошо, теперь все хорошо. Не спеши, успокойся. Не хватай так воздух, а то потеряешь сознание. Постарайся расслабиться, дыши медленно и глубоко.

Дрожа, она старалась выполнять его советы.

Взор ее прояснился, тяжесть в голове стала проходить. Только потом она вдруг вспомнила, что она голая, и что она, как лиана обвила мужчину. Ее руки и ноги крепко обвились вокруг него, ее голая грудь крепко прижалась к теплой коже его груди. Она вдруг вся похолодела.

— Хорошо, — пробормотал он. Его рука, поддерживающая ее спину, стала легко и нежно гладить ее.

— Боже мой, ты меня так напугала. Я прямо в брюках прыгнул в воду. Ты так сильно дралась, я не ожидал, что ты такая сильная.

Его теплая кожа касалась ее, и она ощутила легкую дрожь, все ее тело обдало жаром. Голос его звучал мягко и нежно, как журчание воды.

— Тебе уже лучше? Ты уже хорошо дышишь? Она хотела что-то ответить, но горло ее сжали спазмы, его как-то странно сдавило. Но это не имело ничего общего с водой, которой она наглоталась. Его рука нежно гладила ее обнаженную спину. Рука была мягкой, как бархат. Ее вдруг охватила дрожь.

— Кристиана?

Она не могла говорить. Соски ее затвердели и пульсировали, прижимаясь к его теплой груди. Она болезненно ощущала, что ее ноги обвивают его бедра, а самая середина ее тела была тесно прижата к нему. Прохладная вода протекала между их телами, касаясь каждого дюйма ее кожи.

Удивляясь ее молчанию, он сильными пальцами приподнял ее подбородок, наклонил ее голову назад и посмотрел в ее лицо.

Кристиана ответила на его взгляд, не в силах отвести от него глаз. Выражение сочувствия на его лице сменилось удивлением, он вдруг все понял.

— О, боже, — пробормотал он, увидев, как покраснели ее щеки, как засверкали глаза. Он нежно провел рукой по ее щеке, его грубые пальцы коснулись ее губ.

Не в силах сдержать себя, она взяла губами его палец, пробуя на вкус его кожу и озерную воду.

Кристиана почувствовала, как участилось его дыхание, как внезапно напряглись мышцы. Сердце его громко билось в тишине леса.

Он посмотрел на нее сверху вниз, убрал пальцы с ее губ и провел ими по ее скулам, убирая черную прядь волос с лица.

Прохладная вода омывала их талии, и им хотелось остаться здесь навсегда, сплетясь вместе.

Гэрет улыбнулся ей мягкой нежной улыбкой. Его глаза сияли, прохладные зеленые глаза на загорелом лице.

— Ты хочешь меня, — мягко сказал он.

Он сказал это так просто, как мог бы сказать: «Небо голубое» или «Может быть завтра будет дождь».

Кристиана готова была умереть от стыда. И хотя ее тело прижималось к нему, а сердце бешено колотилось, хотя ее груди пульсировали, прижимаясь к его широкой плотной груди, — она солгала.

— Нет, не хочу, — прошептала она. Голос ее дрожал, она глубоко вздохнула и хотела снова повторить свою ложь, но в это время он закрыл ее губы своими.

Если бы он был груб, у нее, возможно, нашлись бы силы оттолкнуть его. Но он дотронулся до ее губ с такой невероятной нежностью, какой она никогда не испытывала. Тепло и страстно, с нежной настойчивостью он начал целовать ее, и она почувствовала, как приникает к нему, открываясь ему; желая, чтобы он целовал ее сильнее и сильнее. Когда их языки встретились, сладкий жар заставил ее издать где-то глубоко в горле тихий звук.

Он еще сильнее прижал ее к себе, губы его опустились вниз по шее, и она почувствовала его дыхание у своего уха.

— Скажи правду, только правду, — прошептал он.

Правда была в том, что она вся дрожала от невыразимых чувств. Он казался ей прекрасным, сильным, золотым от солнца. Она смотрела на капельки воды, скатывающиеся по его рукам, и ей всем сердцем хотелось, чтобы она была простой деревенской девушкой, для которой была неважна ее девственность.

— Я хочу, чтобы ты отпустил меня, — ответила она, но эти слова потребовали от нее больших усилий.

Гэрет тихо засмеялся.

— Я же просил сказать правду.

Рука его была на ее обнаженной груди и ласкала затвердевший сосок. Кристиана вся задрожала от страсти, дыхание у нее перехватило.

— Неужели так трудно сказать правду? — голос его был низким и нежным. — Ты хочешь меня. Это так просто и легко сказать.

— Нет, не хочу, — голос ее звучал напряженно. Он снова напряженно засмеялся.

— Какая же ты маленькая упрямица. Будешь лгать пока не задохнешься. Как тебе будет угодно. Но тела не лгут, Кристиана. Ты раскрыла свои губы навстречу мне, как изголодавшийся котенок, и вот смотри, — его пальцы ласкали сосок ее груди, пока он не стал покалывать и пульсировать. — Твоя прекрасная маленькая грудь не лжет. Твое тело знает, чего оно хочет.

Да, знает, думала она, чуть не плача от возмущения. Ее предательское тело прижималось к нему, отзываясь на его прикосновения, ее грудь стремилась к его руке, спина выгибалась.

Гэрет легко переложил ее к себе на руку, склонился над ней и взял губами ее вздрагивающий сосок. Губы его были твердыми и сильными, язык — горячим и влажным. Она ощущала это своим чувственным соском. Почти невыносимый жар охватил ее тело. Она застонала, откинув голову.

При этом звуке он почти грубо притянул ее к себе и снова впился губами в ее губы. Его язык ласкал ее с лихорадочным нежным жаром.

Он остановился только тогда, когда почувствовал ее руки в своих волосах, она тянула его к себе еще ближе, стремясь сделать поцелуй более глубоким.

— Ну соври мне снова, — прошептал он, обдав горячим дыханием ее щеку, — если сможешь.

Кристиана была не в силах что-то сказать. Руки его гладили округлости ее бедер, прижимая к себе еще крепче в прозрачной воде озера. Она вдруг почувствовала, что прижимается к его твердой плоти, и их разделяет только тонкая ткань его брюк.

Она хотела бы сказать ему, чтобы он опустил ее вниз, чтобы прекратилось происходящее между ними, но в то же время не хотелось снимать рук с его спины, хотелось сказать ему, чтобы он целовал ее снова и снова, чтобы он убрал прочь ткань брюк, разделявшую их и наполнил ее тело собою. Ей до боли хотелось этого. Губы его целовали ее шею. Он осыпал градом поцелуев ее нежную кожу.

— Скажи, что ты хочешь меня, — голос его был нежным, но настойчивым. Одной рукой он ласкал нижний изгиб ее бедра и Кристиана, дрожа, отвечала на его прикосновения. Горячие слезы дрожали у нее на ресницах губы ее тряслись, касаясь чистой, теплой кожи его плеча.

Его губы снова отыскали ее губы, он нежно укусил их, как бы пробуя на вкус. Она застонала под его поцелуями, когда его рука скользнула к мягкому темному холмику между ее ног.

Кристиана потеряла власть над собой. Никогда еще она не испытывала ничего более нежного и прекрасного. Его твердые пальцы ласкали ее нежно и умело. Она была почти без чувств. Ее охватила пульсирующая, покалывающая дрожь, которая пронзала ее тело. Сверкающие нарастающие волны огня накатывались на нее.

Потеряв стыд, она извивалась под его настойчивыми горячими пальцами, закрыв глаза от яркого солнца, которое сверкало на их обнаженной коже. Он начал что-то нежное говорить ей на ухо. Это возбудило ее еще больше. Пальцы его продолжали ласкать нежные розовые лепестки ее плоти, и она вся открылась ему, как розовый бутон, раскрывающийся на солнце.

— Вот хорошо, вот правильно. Какая хорошая девочка. Ты вся влажная, ты хочешь меня. Ты это чувствуешь, правда? Боже небесный, какая ты сладкая…. — его дыхание жаром обдавало ее ухо, голос его был хриплым и низким, пальцы настойчиво продолжали ласкать ее.

— Не сопротивляйся, милая, позволь мне…

Она позволила. Страстный крик вырвался у нее из горла, как крик животного. Тело ее сотрясали жаркие спазмы, жар волнами накатывался на нее.

Пульс громко стучал у нее в ушах. Пальцы впились ему в плечи. Горячие слезы хлынули у нее из глаз. Она ослабла, содрогаясь на его груди.

— Милая…. — он гладил ее по лицу, целуя мокрые и соленые от слез щеки.

Она содрогнулась от гнева и отвращения, стыдясь своего собственного поведения. Подобно дикому животному, она резко оттолкнула его руку от своего лица.

— Batard sale.

На красивом лице Гэрета отразилось недоумение. Ее гневный голос поразил его. Он встряхнул головой, откинув мокрые темные пряди волос со лба.

— Что?

Кристиана отвела взгляд от его чистого удивленного взора.

Все еще дрожа, она прикрывала руками обнаженную грудь и чувствовала себя разоблаченной и униженной. Ей хотелось ударить Гэрета.

— Кристиана, милая…

— Не называй меня так! Прекрати называть меня так! Ты ублюдок, ты глупый грязный ублюдок! — она задыхалась от гнева и стыда, пытаясь вырваться из его объятий.

Он взял ее за плечи и грубо притянул к себе, прохладной рукой повернул к себе ее лицо.

— Прекрати! Немедленно замолчи! Ты меня слышишь? — он не повысил голоса, но в глазах его сверкал гнев. — Что, черт возьми вдруг произошло с тобой? Ты случайно не сошла с ума?

— Отпусти меня, — голос ее был холоден, щеки горели.

Он засмеялся, но смех его был невеселым.

— Что? Бросить тебя в воду, чтобы ты утонула? Успокойся и скажи мне в чем дело? Я не принуждал тебя, упаси боже. Ты сама хотела этого…

Она яростно затрясла головой, чувствуя себя униженной.

— А-а, вот оно что. Понятно, — он замолчал на мгновение. Кристиана похолодела, боясь, что он скажет еще. — Черт возьми, какой же ты сноб.

Она взглянула на него сквозь пряди мокрых волос, закрывавших ее лицо и замерла, увидев выражение холодного гнева на его лице.

— Какой же ты сноб, черт бы тебя побрал, — медленно повторил он, — тебе трудно это пережить, не так ли? Если бы я был графом или принцем, что ж, тогда совсем другое дело, не так ли? Ты бы положила свою хорошенькую головку мне на плечо и ворковала бы мне на ухо. Но тебе трудно смириться с мыслью, что ты извивалась и стонала в руках какого-то чертова крестьянина, как какая-то простая девка, не так ли?

Кристиана не знала, что сказать. Лицо ее горело от стыда.

Гэрет некоторое время молчал, глаза его сверкали гневом, его полные губы сурово сжались. Он поднял ее на руки и понес к берегу, где резко опустил в воду на мелкое место.

— Одевайся и иди домой, маленькая девочка. И больше не шути со мной. Иначе в следующий раз, если ты будешь так смотреть на меня своими большими голубыми глазами и прижиматься ко мне, ты получишь то, чего ты заслуживаешь. Я не какой-то придворный щеголь и не стану играть с тобой в твои великосветские игры.

Глядя, как он быстро зашагал на глубину, она думала о том, что он, действительно, не был похож на придворного щеголя. Он напоминал ей языческого бога: длинные волосы его спускались до сильных мускулистых плеч, на его мокрой спине отражалось солнце.

Она продолжала стоять на месте, дрожащей рукой вытирая злые слезы, испытывая страшный стыд.

Он бросился в воду и быстро поплыл, делая резкие равномерные взмахи руками. Она же со злостью ударила по воде кулаком, но всплеск воды лишь слегка удовлетворил ее.

Она одела свое грязное платье, испытывая при этом неприятное ощущение и, ругаясь, и проклиная все, направилась домой через тихий спокойный лес. Кристиана не могла себе представить, как сможет встретиться с ним снова.

— Месье Ларкин!

Гэрет удивленно поднял голову, оторвавшись от бухгалтерских книг, лежащих перед ним. От неожиданности он поставил кляксу на аккуратные колонки цифр, вздохнул и положил ручку.

— Ну входи.

Она вошла в комнату, как коронованная принцесса, высоко держа голову. Выражение лица холодное, неприступное, надменное.

Он заметил, что она старательно одета. На ней было платье из шелка цвета лаванды. Тугой корсет высоко поднял ее грудь, которая нежно просвечивала сквозь кружево. Кружевом был отделан квадратный вырез ее платья. Она сделала высокую прическу, тщательно и замысловато уложила густые локоны, которые каскадами спадали на одно плечо.

Теперь она уже не была похожа на то перепачканное маленькое создание, которое пошло за ним из сада на озеро. Перед ним стояла настоящая аристократка, неприступно холодная и безупречно вежливая.

Он указал ей на прочно сбитый стул, стоящий напротив его письменного стола. Грациозно, изящно повернув голову, она опустилась на стул, зашелестев юбками. Волосы ее блестели при свете свечи.

Он не говорил ничего, просто сидел и ждал, что скажет она.

Она откашлялась.

— Я… Я считаю, что я не могу здесь больше жить.

Гэрет кивнул, стараясь не улыбаться в ответ на ее холодный официальный тон.

— Что ж, очень хорошо. И куда ты собираешься ехать?

Она приподняла темную бровь.

— В Новый Орлеан, конечно. К моему брату, кажется, это единственное место, куда я могу поехать.

Гэрет согласно кивнул и снова взял ручку в руку.

— Очень хорошо, очень благородно с твоей стороны. Счастливого путешествия.

Он снова склонился над бухгалтерскими книгами. В комнате стало тихо, слышен был только скрип пера.

— Месье Ларкин?

Он поднял голову и улыбнулся.

— Да?

— Я думала… что… У меня нет денег на билет.

— Понимаю. Да, это чертовски долгий путь. И я не могу сказать, что ты достаточно хорошо плаваешь, чтобы добраться туда. У тебя с этим небольшие проблемы, не так ли?

— Вы не могли бы дать мне взаймы денег? — быстро спросила она, и он видел, сколько труда стоило ей сказать это.

— Понимаю, значит мое социальное положение достаточно высоко, чтобы у меня можно было занять деньги, но только не для… других вещей.

Он с удовольствием наблюдал, как сразу покраснели ее бледные щеки, и как она прикусила зубами губу.

— Да, — тихо ответила она, стараясь не встречаться с ним взглядом.

— Кристиана?

Она быстро взглянула на него, надежда явно светилась в обеспокоенном взгляде ее голубых глаз.

— Нет.

Выражение ее лица сразу изменилось, темные брови сурово сдвинулись вместе, губы сжались.

— Почему нет? — требовательно спросила она. Гэрет откинулся на спинку .стула и лениво потянулся.

— Потому что мне так хочется.

Ее лицо побелело от гнева.

— Я не могу больше жить под этой крышей.

— А где же, черт возьми, еще ты можешь жить?

— Она могла бы перейти жить в домик дяди Алдена.

Гэрет и Кристиана одновременно быстро обернулись. Джеффри и Стюарт стояли в дверях, глаза их светились любопытством.

— Нет, черт возьми, она не сможет жить там, — возразил Гэрет.

— Но это и есть «не под этой крышей», — подчеркнул Джеффри.

— Прошу вас, кто такой дядя Алден? — спросила Кристиана.

— Он не сможет тебе надоедать. Он умер, — весело объяснил Стюарт.

Гэрет вздохнул.

— Я сказал нет, значит, нет.

— Кто, черт возьми, назначил тебя здесь чертовым королем? — возмутился Джеффри.

— Да, кто, черт возьми, назначил тебя здесь чертовым королем? — вслед за Джеффри повторила Кристиана.

— Не ругайся, — резко сказал ей Гэрет.

— А почему ей нельзя ругаться, если ей хочется? — возразил Стюарт старшему брату. — Мне нравится, как это у нее звучит. И Стюарт скопировал акцент Кристианы. Он и Джеффри захохотали как идиоты.

— Сколько вы сегодня выпили? — нетерпеливо спросил Гэрет.

— Немного, — ответил Джефф. — Но достаточно, чтобы лодка могла плыть, — добавил Стюарт. Они обменялись быстрыми взглядами.

— Но небольшая лодка, — поспешил добавить Стюарт.

Гэрет на минуту положил голову на руки.

— Чертовы дураки, — проворчал он. — Надеюсь, вы не забыли, что завтра у нас начинается стрижка овец? — многозначительно спросил он.

Стюарт икнул. Кристиана поежилась.

— Почему ее высочество хочет покинуть нас? — спросил Джеффри.

— Может быть потому, что от тебя несет пивом, — предположил Стюарт.

— А может быть из-за того, что ты икаешь, — возразил Джеффри.

— Полли переживала, что ты не пришел сегодня, — сообщил Стюарт Гэрету. — Она просила передать тебе поцелуй.

— Я бы на твоем месте поостерегся это делать, — предупредил Джеффри Стюарта, — Он в плохом настроении.

— Вам нечем больше заняться? — многозначительно спросил Гэрет.

— Нет, нечем. А почему Кристиана уезжает?

— Она не уезжает.

— Уезжаю, — возразила она, упрямо вздернув подбородок.

В открытую дверь просунулась голова Ричарда.

— А куда она уезжает? — спросил он, пережевывая кусок курицы. Коротконогая собака внимательно следила за ним, не сводя глаз с мяса.

— Она хочет жить в доме дяди Алдена, — ответил Джеффри.

— Привет, Дог! Какой хороший пес.

— Нет, — резко сказал Гэрет.

— Ну, есть собаки гораздо хуже этой.

— Я не о собаке, ты, недоумок. Кристиана не собирается жить в доме дяди Алдена.

— Я буду там жить, если захочу. Кто такой дядя Алден?

— Он умер. Я тебе уже это сказал. Сумасшедший старик.

— Ну тогда он не будет против, если я воспользуюсь его домом.

— Балда! — вдруг выпалил Ричард, и все удивленно уставились на него. — Дог, а не ее высочество, — объяснил он, и они все посмотрели на собаку, которая доедала кусок курицы вместе с костями.

Стюарт и Джеффри громко расхохотались. Гэрет резко поднялся.

— А ну, вон отсюда! Все до одного! Вон отсюда! Это не тебе, — добавил он Кристиане. — А ты прижми свою задницу к стулу и не двигайся.

— Что, черт возьми, с ним происходит? — возмутился Ричард.

— Он считает себя чертовым королем, — ответил Стюарт, подражая акценту Кристианы, которая сердито посмотрела на него, а Джеффри громко захохотал.

— Вон отсюда, — повторил Гэрет. Братья повиновались и шумно покинули комнату.

Гэрет захлопнул за ними дверь и снова вернулся за свой стол. На его стуле сидел Дог и притворялся, что спит. Гэрет столкнул его, и он с шумом плюхнулся на пол, потом, обиженный, поплелся к Кристиане и прислонился к ее шелковым юбкам лавандового цвета.

— Ну а теперь давай все поставим на свои места. Дом дяди Алдена находится около западного пастбища, у подножия холма, но он ни на что не годится, разве что для мышей. Он старый и грязный, я храню там всякий ненужный хлам.

— Убери все оттуда. А что касается мышей, я думаю, что они будут мне надоедать гораздо меньше, чем твои братья.

Гэрет пристально посмотрел на нее и откинул волосы со лба.

— Не надо мне приказывать. Если хочешь убрать оттуда барахло, убирай сама. У меня есть более важные дела. Я не собираюсь стоять и ждать распоряжений, как какой-нибудь чертов лакей.

— Следовательно, я могу туда переехать?

— А что вы будете есть, ваше высочество? Кристиана замолчала, пораженная.

— Я не подумала об этом.

— Да, это такие мелочи. Что ж, твой брат оставил тебя под нашим покровительством, и я не дам тебе умереть от голода.

— Прекрасно, я буду есть здесь, а расплачусь тем, что буду работать в саду. Я не собираюсь быть у тебя в долгу.

Гэрет вздохнул.

— Кристиана, если уж ты так чертовски хочешь держаться подальше от меня, пожалуйста, переезжай в тот дом, но избавь меня от этих великосветских сцен. Я знаю, почему ты хочешь переехать, и ты это знаешь тоже.

Лицо ее покраснело, она вскинула голову.

— И почему же, интересно узнать?

Гэрет улыбнулся, взял ручку и окунул ее в чернило.

— Потому что ты хочешь меня, — просто сказал он. Ее приподнятые брови сошлись вместе, она гневно взглянула на него.

— Иди к черту! — выпалила она, поднялась со стула и, шелестя юбками, вышла из комнаты.

С печальным видом Дог последовал за ней, стуча лапами по деревянному полу.

Из дневника Гэрета Ларкина,

15 мая 1790 года.

Поливали поля в восточной части фермы. Урожай будет плохим, если не пойдут дожди. Завтра начинаем стрижку овец, наняли еще пять мужчин для помощи.

Клубника через неделю поспеет, это почти на месяц раньше срока. Даниэль обнаружил каких-то жучков на листьях кортофеля, но он не знает, что это такое.

Кристиана начала приводить в порядок мамин сад. Она оказалась сильнее, чем я предполагал.

Я не могу оторвать от нее глаз. Интересно, осознает ли она, как она необыкновенно хороша? Она из тех женщин, которые созданы для любви. Когда она рядом, то ни о чем другом думать не возможно.

Интересно, сознательно или подсознательно, но она так соблазнительно покачивает бедрами, так очаровательно поворачивает голову. Ее губы, как спелые вишни, и когда она что-то говорит, мне хочется поцеловать ее.

Она спелая, как персик, но не позволяет себе отдаваться «низким» желаниям. А мне очень хочется повалить ее и дать ей то, чего она страстно хочет. Но мне бы доставило большее удовольствие заставить ее признать это. Если, конечно, она сама этого захочет.

Спаси меня, боже, от любви к ней.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В эту ночь сновидения Кристианы были яркими и четкими, каждая деталь виделась с болезненной точностью.

Она снова купалась в лесном озере, быстро и искусно плавала, как сильфида[18]. Вода обтекала ее. Теплая, искрящаяся вода сверкала на солнце, как миллионы бриллиантов.

Деревья вокруг озера светились и двигались, словно живые. Их сочные зеленые ветви, казалось, что-то шептали ей, передавая свою силу. Листья сияли как изумруды на фоне изумительно голубого яркого неба.

Кристиана плыла по воде с такой скоростью, какая была невозможна в реальной жизни. Она подумала, что то же самое чувствовала бы, если бы умела летать. Вот также мимо нее пролетали бы облака.

— Скажи, что ты хочешь меня, — шептал Гэрет, поднимаясь из воды. Он весь сиял от радости. Кожа его сияла, как золотая, глаза его были такими же изумрудно-зелеными, как листья на деревьях, а его мокрые темные волосы падали на плечи.

Течение принесло Кристиану прямо к нему, поднимая ее какой-то магической силой. Она не сопротивлялась, наоборот, страстно обняла его и провела руками по его теплой коже, по его груди и животу.

Деревья, казалось, мерцали и склонялись над ней. Солнце светило ярко, лучи его были горячими. Голос Гэрета тепло и нежно звучал у нее над ухом.

— Скажи это, — шептал он, и Кристиана крепко обняла его, чувствуя, как его силы и энергия перетекают в нее.

— Я хочу тебя, — сказала она. Слова ее звучали четко и ясно. Когда она это говорила, она не чувствовала ни стыда, ни колебаний, и ей казалось, что эти слова придавали ей магическую силу, силу колдовства или магических чар.

— Но ты же знаешь, что ты бесполезный человек, — сказал Гэрет. — Ты совсем не такая как мы. Ты принадлежишь другому миру, не так ли?

Так же, как на самом деле, он отнес ее к берегу и отшвырнул от себя. Когда она упала на воду, она заскользила по ней и вдруг поняла, что пейзаж совершенно изменился, как это часто бывает во сне.

Она уже скользила по льду. Вокруг нее было огромное пустое ледяное пространство. Озеро замерзло и увеличилось до размеров моря. Поверхность его была покрыта прозрачным гладким льдом. Оно простиралось, насколько хватало глаз. Вдали, на фоне сверкающего серо-голубого пейзажа, стояли деревья, неподвижные и белые от мороза.

Вокруг нее завывал ветер, издавая звуки, похожие на звучание скрипки. Ветви деревьев стучали друг о друга.

Кристиане захотелось, чтобы у нее снова была накидка с капюшоном из голубого бархата. И вот она уже в этой накидке. Внезапно она снова оказалась в Версале зимним днем, как когда-то давно. Все каналы, прорытые в земле, оказались замерзшими, и все покупали или брали в аренду кареты с полозьями, чтобы кататься по сверкающему льду.

— Это уже лучше, — сказала Кристиана и засмеялась от радости, уютно устроившись в элегантных санях рядом с Артуа.

С другой стороны, наклонившись вперед, сидела Габриэль. Кристиана ясно вспомнила, как очаровательно она выглядела в тот день в красивом маленьком жакете из белого бархата, отделанного бесценным черным мехом норки. Бриллианты сверкали, как снежинки, в золотых волосах Габриэль под тонкой, как паутинка вуалью шляпы.

— Итак, мои дорогие леди, разве это не глупо вот так развлекаться? — Артуа указал рукой на роскошные сани, на сверкающие медные грелки в ногах, позванивающие колокольчики, которые украшали белых лошадей.

Кристиана громко засмеялась, так же, как в тот волшебный декабрьский день три года назад.

— Гони! — заставляла она Артуа, и он слегка стегнул вожжами по спинам лошадей. Сани понеслись по замерзшему каналу с веселой захватывающей скоростью.

Осмелев, они обгоняли других придворных в их роскошных экипажах. Холодный ветер и яркое дневное солнце обжигали их щеки.

Артуа кричал от радости, когда лошади увеличивали скорость. Габриэль начала хохотать. Кристиана присоединилась к ней. Они быстро мчались по льду. Колокольчики на санях звенели, ветер звенел в ушах, копыта лошадей громко стучали по ледяной дороге.

Они мчались все быстрее и быстрее, и сани более осторожных придворных уступали им дорогу.

Вдоль всего канала собрались люди, понаблюдать за развлечениями знати. Кристиана видела, как люди указывали на них, восхищаясь и завидуя этому трио, их молодости, красоте и богатству. Снег сверкал на солнце, как бриллианты в волосах Габриэль. Воздух был морозный и бодрящий, и они мчались с большой скоростью.

Когда Артуа, наконец, замедлил бег лошадей, они все трое задыхались от радостного смеха. Кристиана и Габриэль устали смеяться и прижимались к плечам Артуа.

Во сне Кристиана помнила элегантность его пальто из темного кашемира с серебряными филигранными пуговицами на рукавах, его кружевное жабо на шее было белым, как снег.

— Для воспитанных и элегантных людей мы ведем себя очень плохо, — заявила Кристиана, точно так же, как три года назад в реальной жизни.

Габриэль, все еще смеясь, сделала небрежный жест своей прекрасной, обтянутой перчаткой ручкой, а Артуа сказал:

— Именно поэтому нам так весело, не правда ли?

— Как я счастлива, что я вернулась, — сказала Кристиана. События во сне часто происходят странным образом. Во сне ей казалось, что она вернулась в свое прошлое, именно в тот день, когда они катались на санях. И все же она помнила, что произойдет с ней в будущем.

— Я тоже рад, что ты вернулась, — сказал Артуа, внезапно посерьезнев. — Но все уже изменилось, ты это понимаешь?

Кристиана оглянулась на сверкающий на солнце снежный пейзаж, на богатое убранство саней, на колокольчики, украшавшие лошадей, на замерзшие деревья и на розовое, сияющее радостью, лицо Габриэль.

— Нет, ничего не изменилось, все осталось так же, как было, — возразила она. — Ничего не изменилось, Артуа,

— Но посмотри, — нетерпеливо возразил он, — только посмотри, разве все так, как было? Не своди с ума моего слугу…

Сказав это, он отстегнул кружевное жабо. Его руки в перчатках двигались с обычной для него поспешностью. Он снял кружево с шеи.

Голова его упала и покатилась по снегу, как будто она только и держалась при помощи кружевного галстука.

Кристиана хотела закричать, но горло ее сжали спазмы. Она не смогла произнести ни звука.

От страха она проснулась и уставилась на остроконечный потолок своей комнаты на ферме Ларкина.

Утро еще только начиналось, комната наполнилась предрассветными сумерками. В доме еще было тихо.

Дрожа, она села в постели. Образы тех, кого она видела во сне, еще стояли у нее перед глазами. Она ясно видела перед собой лицо Габриэль с ямочками на щеках. Лицо ее сияло радостью. Она ясно видела расшитые серебром бархатные манжеты Артуа, слышала его голос, его резкую, быструю манеру говорить, которая некоторым казалась грубой, а она находила ее очень смешной. Он всегда смешил ее.

За окном прокукарекал петух. В темноте еще не наступившего утра это показалось ей мрачным предзнаменованием. Сон ее был настолько реальным, настолько явным, что ей казалось, что она сейчас увидит снег за окном вместо буйной весенней листвы.

Кристиана внезапно почувствовала себя очень одинокой. Она вдруг поняла, что даже если бы Артуа был жив, он был бы все равно для нее потерян, также как и Габриэль.

— Я не смогу этого вынести, — прошептала она, сердце ее сжалось тугим комком в груди.

Губы ее скривились, она тихо заплакала, уткнувшись в подушку, грустя о друзьях, которых она навсегда потеряла. Кристиана оплакивала себя, с болью понимая, что осталась совсем одна в мире, где ей нет места. Казалось, что она может умереть от боли и что жизнь ее уже никогда не наладится.

После работы в саду тело ее болело, пальцы рук тоже болели. Она встала, надела голубое платье, спустилась по лестнице и вышла в сад.

В саду было прохладно и тихо. Кристиана была удивлена, каким красивым стал сад после ее работы. Цветы выглядели более крепкими и здоровыми, как будто они подросли за одну ночь. Она наклонилась и провела пальцами по цветку лаванды, вдыхая его приятный аромат. Она подумала, что ранним утром запахи у цветов кажутся сильнее.

Бутон розы был слегка приоткрыт. Интересно, каким он будет, когда полностью раскроется.

Кристиана медленно переходила от одного цветка к другому, не думая ни о чем; только о форме и цвете растений, о том, как на них попадает роса, которая начинала сверкать, как только появлялись первые лучи солнца. Она любовалась цветами, их разноцветие успокаивало и радовало ее.

— Ты только посмотри, как здесь красиво, — раздался голос сзади, и ома быстро обернулась.

Это был Даниэль. Он был одет в рабочую одежду: грубая рубашка с длинными рукавами, старые брюки вместо аккуратного костюма и тщательно завязанного галстука, которые он надевал, когда ехал давать уроки латыни.

— Ты сегодня рано встала. Ты вышла полюбоваться своей работой.

Кристиана кивнула не без удовлетворения.

— Стало гораздо лучше, правда?

Даниэль улыбнулся, он с удовольствием осматривал сад.

— Гораздо лучше.

Кристиане стало теплее от его поддержки. У Даниэля были такие спокойные мягкие манеры, что было просто невозможно не чувствовать себя с ним уютно.

Он поставил ведро на землю, подошел к кусту розы, сорвал лист и показал Кристиане желтые пятна на обратной стороне листа.

— Ржавчина. Если увидишь такие листья, удаляй их немедленно, пока они не заразили другие листья.

Кристиана внимательно рассмотрела листок и кивнула.

— С тобой все в порядке? — глядя сочувственно в ее покрасневшие глаза, спросил Даниэль. — Ты выглядишь так, как будто плакала.

Кристиана вздрогнула и чуть не сказала ему, что это не его дело, но взгляд его был таким добрым, сочувствие было таким искренним, что она решила ответить ему честно.

. — Да, плакала. — она внимательно изучала соцветие наперстянки, пурпурные колокольчики с черными крапинками и белые внутри. Кристиана глубоко вздохнула прежде чем закончить ответ. — Мне приснилось, что я снова вернулась в Версаль, что мы снова катаемся на санях с Габриэль и Артуа. Сон был таким явным, мне кажется, что все это только что было на самом деле.

Даниэль молча кивнул.

— Иногда, — продолжала Кристиана, — я чувствую, что у меня все прекрасно. Мне это даже странно. Такого не может быть, но иногда мне кажется, что Габриэль не убивали, что Артуа может в любой момент войти в дверь и сказать: «Давай попьем кофе и разучим новую пьесу Моцарта». Мне кажется, что я никогда не перерезала горло мужчине.

Если Даниэль и был удивлен ее словами, он не подал вида, а просто спокойно стоял.

— А в остальное время? — спросил он наконец. Кристиана наклонилась и вырвала небольшой сорняк, который не заметила раньше.

— А в остальное время, — горло у нее сжалось, дыхание прерывалось, — она с ожесточением вырвала еще один сорняк, прежде чем закончила. — В остальное время я чувствую, что сердце мое разрывается. Правда, буквально разрывается. Иногда я чувствую себя самой одинокой женщиной в мире. Я чувствую боль, которая, как мне кажется, никогда не уйдет от меня. Боль приходит и уходит волнами. Я вспоминаю их по миллиону раз в день. Я знаю, Артуа посмеялся бы над этим, если бы он мог что-то сказать мне. Я вспоминаю Габриэль, ее шляпку, которая была на ней перед тем, как она умерла.

Глаза ее неподвижно смотрели в пространство и были горячи от невыплаканных слез.

— И я знаю, что я никогда их больше не увижу.

— Да, может быть, — согласился Даниэль, — но ты еще так молода, тебе только двадцать. Ты еще встретишь друзей, которые полюбят тебя.

— Слишком мало для этого шансов, — сказала Кристиана, вымученно улыбнувшись, — я не очень-то нравлюсь людям.

— Чепуха, — уверенно сказал Даниэль, — ты мне нравишься и братьям ты тоже нравишься по-своему. И Гэрету ты нравишься.

Кристиана фыркнула, издав при этом странный звук.

— Чепуха, — повторила она словечко Даниэля, щеки ее покраснели при упоминании имени Гэрета.

Даниэль рассмеялся.

— Нет, правда. Ты очень всем нравишься. Ты очень сильная и храбрая девушка. А ты в самом деле убила человека?

Он сказал это так просто, как будто речь не шла о самом ужасном в мире преступлении.

— Мне пришлось это сделать. Это было ужасно, ужасно и отвратительно. Но у меня не было другого выхода.

— Конечно, я уверен в этом, я в этом нисколько не сомневаюсь.

Они замолчали, слушая пение птиц на деревьях, негромкое ржание лошадей в стойле. Кристиана приблизилась к Даниэлю.

— Спасибо тебе, — сказала она тихо, не вполне осознавая, за что именно она его благодарит. Возможно, за то, что выслушал, за то, что не испугался ее признания в том, что она кого-то убила.

— Не думай об этом, — он похлопал ее по руке, затем взял ведро, направился к колодцу и сообщил ей. — Сегодня стрижка овец, работа начнется рано. К нам придут люди, чтобы помочь. Будет полный дом народу. А когда работа закончится, у нас будет праздник.

Кристиана кивнула, и снова обратила свое внимание на цветы. Она выбрала несколько незабудок, сорвала их, любуясь их нежно-голубым цветом, и украсила ими волосы.

На несколько минут она забыла о своем решении покинуть этот дом и переехать в другой, но голос Гэрета, приветствовавшего своих братьев, снова напомнил ей о случившемся. Она повернулась и пошла к дому, полная решимости осуществить свой план.

Кухня гудела как пчелиный рой. Миссис Хэттон уже ставила пироги в печь, резала толстыми кусками буженину, варила яйца. Джеффри, Стюарт и Ричард пили чай и спорили между собой, кто больше всех острижет овец. Собака бегала туда-сюда, стараясь стащить что-нибудь из еды и путалась у всех под ногами.

Мэтью Ларкин сидел за столом, перед ним лежала книга. Казалось, он был в состоянии блаженного забвения и не замечал волнения окружающих. Его редкие седые волосы торчали во все стороны.

— Ты действительно собралась переехать в дом дяди Алдена? — спросил Ричард, как только заметил вошедшую Кристиану.

— Да, собираюсь.

Миссис Хэттон бросила недоверчивый и немного насмешливый взгляд через плечо.

— Ты убежишь сразу же, как только увидишь этот дом, потому что это грязное место.

— Тогда я там все вымою. Дайте мне, пожалуйста, все, что нужно для этого.

Миссис Хэттон замахала на нее деревянной ложкой, как оружием.

— Послушай, моя девочка, у меня сегодня трудный день и совершенно нет времени. Все еще здесь. Мне всех надо отправить на работу. У меня нет времени для твоих глупостей. У нас сегодня гости и надо приготовить три раза еду. У меня нет времени учить тебя, как пользоваться щеткой. И я была бы тебе очень благодарна, если бы ты не путалась под ногами. У меня нет времени заниматься чепухой.

Кристиана рассердилась и уже хотела ответить, но внимание всех привлек шум подъехавших лошадей.

— Надо ехать, — заявил Джеффри, вставая. — Поехали за овцами. Где Гэрет?

— Где-то здесь, — ответил Ричард с набитым ртом. — Может быть он уже работает.

Кристиану все забыли. Они выходили из дома, хлопали дверьми, громко разговаривали, приветствуя прибывших друзей и соседей.

Не обращая внимания на недовольный взгляд миссис Хэттон, она взяла чашку чая и кусок теплого хлеба и вышла из кухни на солнце.

Двор был полон народа. Большинство из присутствующих она видела впервые. Люди громко кричали, приветствуя друг друга.

Гэрет стоял у входа в амбар, разговаривая с Даниэлем и двумя незнакомыми мужчинами. Рядом с ним стояла девушка, она держала Гэрета за руку.

Кристиана почувствовала внезапный приступ отвратительной ненависти.

В этой женщине было все, чего не хватало ей. Она была сильной и высокой, у нее была полная грудь, соблазнительно выступающая над туго обтягивающим лифом платья. Ее беленькая шапочка, казалось, только для того и была надета, чтобы были как можно лучше видны ее густые золотистые волосы. Щеки ее полыхали здоровым румянцем. Она смеялась над тем, что говорил Гэрет. Ее низкий смех невольно привлекал внимание.

Увидев Кристиану, она что-то сказала Гэрету. Он засмеялся и быстро сжал ее плечи.

Кристиана продолжала неподвижно стоять, когда девушка направилась к ней. Ее яркие в желто-красную полоску юбки покачивались, а золотистая коса сияла на солнце.

— Я Полли. — заявила девушка, — из «Разбитой Чаши». А ты Кристиана. Ваши ребята были у нас вчера, они мне рассказывали о тебе. Ой, какое красивое платье. Оно французское?

Кристиана посмотрела на свое небесно-голубое платье, украшенное лентами и плотным белым кружевом.

— Нет, — ответила она, — это платье я купила в Лондоне.

Лолли была разочарована.

— Ой, как бы мне хотелось увидеть что-нибудь из Парижа.

Кристиана не знала, что ей на это ответить. Итак, это была именно та Полли, которая просила Стюарта передать Гэрету поцелуй. На нее это было похоже. Глаза ее озорно и весело сверкали, ее веснушчатое лицо светилось любопытством.

— Как тебе живется здесь? Мне хотелось, чтобы мой брат устроил меня работать на ферму Ларкиных. Здесь некогда было бы спать. Здесь бы не знал, за что вперед хвататься.

Когда Полли засмеялась, ее круглая грудь, казалось, сейчас выскочит из лифа. Простая кружевная треугольная косынка, наброшенная на плечи, мало скрывала ее многочисленные прелести.

Кристиану смутили откровенная земная красота Полли и ее явное желание, которое отражалось в ее зеленых глазах, когда она следила взглядом за братьями Ларкиными. Они в это время передвигались по двору, седлая и запрягая лошадей для гостей.

— Ты только посмотри на них. Разве есть кто-нибудь лучше их? — Полли издала радостный звук и прижала руку к груди, как бы желая успокоить биение своего сердца.

— Честно говоря, — продолжала она, — когда я смотрю на них, у меня слабеют колени. Это точно. Любая девушка была бы счастлива поймать одного из Ларкиных.

Кристиане совсем не нравилось, как Полли улыбается Гэрету.

— Ты так думаешь? — холодно спросила она. Полли весело засмеялась.

— Ты что, с ума сошла? Ты только посмотри на них!

Кристиана взглянула на Гэрета, который стоял в кругу мужчин. Он возвышался над всеми почти на голову. Его яркие волосы сверкали на солнце. Рубашка с длинными рукавами была заправлена в облегающие старые брюки, которые подчеркивали его длинные сильные ноги.

Мужчины, с которыми он разговаривал, смотрели на него с уважением и восхищением.

— Да, он прекрасен, — выдохнула Полли, — Лучше всех. Я бы многое отдала, чтобы быть на твоем месте. У них прекрасная ферма, полная молодых, горячих мужчин. Как бы мне хотелось жить здесь!

Кристиана вспыхнула.

— А я не хочу, — отрывисто сказала она. — Дело в том, что я намереваюсь сегодня уехать. Я хотела уехать к моему брату в Новый Орлеан, но Гэрет отказался дать мне денег взаймы.

— Уехать? — воскликнула Полли, ее веснушчатое лицо казалось очень удивленным. — Почему? Куда ты собралась?

Кристиана не стала отвечать на ее первый вопрос.

— Гэрет сказал, что мне можно переехать в дом какого-то дяди.

— Что? Дом дяди Алдена? Кристиана кивнула. Полли покачала головой.

— Почему? Скажи мне, — потребовала она, как будто у нее было право знать.

— Это грязный маленький домишко. По крайней мере он был таким, когда я была там в последний раз. Потолок весь в пауках.

Кристиане совсем не хотелось знать, что делала там Полли и почему ей запомнился именно потолок.

— Я его еще не видела, — сообщила она, — я хотела попросить у миссис Хэттон мыло… и, что там еще нужно, чтобы вымыть комнату.

Полли отошла в сторону, давая дорогу Джеффри и Стюарту, несущим бочонок с пивом.

— Оставьте мне немножко пива, — весело сказала она им, — у меня сегодня выходной, и я хочу хорошо провести время.

— Не дождешься, — весело ответил Стюарт, одарив ее белозубой улыбкой.

Полли кокетливо им улыбнулась, затем снова повернулась к Кристиане.

— Тебе приходилось раньше мыть дом? — спросила Полли, подозрительно глядя на ее изящное платье из цветного батиста, белые кружевные юбки, которые были видны с боков, там, где верхняя юбка платья была присобрана шелковыми лентами.

— Нет. И я думаю, что миссис Хэттон не очень-то хочет помочь мне. Она не любит меня, как мне кажется.

— Я ей тоже не нравлюсь, — криво усмехнулась Полли. — Старая ведьма.

Как будто услышав их разговор, дверь со стуком отворилась, и на пороге появилась миссис Хэттон с пустым ведром. Она бросила на них подозрительный взгляд.

— Хм, — громко хмыкнула она и снова исчезла в доме.

Раздался громкий низкий смех Полли, и через мгновение Кристиана присоединилась к ней.

Гэрет посмотрел на них с противоположного конца двора. Он казался слегка обеспокоенным.

— Ну пошли, — приказала Полли, взяв Кристиану за руку. — Я помогу тебе вымыть дом, хотя я считаю, что ты просто с ума сошла, если хочешь отсюда уехать. Я знаю, здесь есть какие-нибудь старые платья Виктории, которые можно было бы тебе надеть. В таком нарядном платье нельзя заниматься уборкой.

— Но миссис Хэттон сказала, чтобы я не путалась у нее под ногами, — возразила Кристиана.

— Тогда ей же будет лучше, если она даст нам то, что нам нужно, — весело сказала Полли, — и мы не будем ей мешать. Одна ты провозишься там весь день. А ты же не хочешь пропустить вечеринку, правда?

Правда, Кристиана не считала, что она много потеряет, если пропустит вечеринку, но Полли была так возбуждена в ожидании предстоящего вечера, что Кристиана не стала ничего говорить.

— Знаешь, что я тебе скажу, — прошептала Полли, таинственно подмигнув ей, — когда Гэрет выпьет несколько кружек пива, он становится такой веселый.

Кристиана встревожилась. Что известно Полли, или она имеет в виду саму себя?

— Ты права, Полли. Мне не хотелось бы пропустить вечеринку. И… merci, Полли.

Полли зашлась от смеха,

— Мerci, — повторила она, — как ты интересно говоришь. Ручаюсь, что твой акцент сводит их всех с ума.

— Ты их видел, — спросил Стюарт у Гэрета, наблюдая, как Полли и Кристиана идут к дому, взявшись за руки. — Я не думаю, что нашему высочеству понравится наша Полли.

Гэрет смотрел, как две девушки, склонив головы друг к другу идут по двору. Полли смеялась громким низким смехом, ей вторил более мягкий, менее уверенный смех Кристианы.

— Интересно, о чем они могут говорить, — спросил с любопытством Стюарт.

Гэрет выглядел немного обеспокоенным.

— Я с ужасом думаю об этом. Ладно, поехали, ребята. Надо приступать к стрижке овец.

Он еще раз оглянулся на Кристиану и Полли. Черные блестящие локоны на фоне золотой головы. Он повернулся и пошел, надо было приступать к работе.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Полли толкнула обветшавшую дверь каменного дома. Ее вздернутый носик сморщился от отвращения.

— Боже мой, воскликнула она, проходя дальше в пыльную глубину комнаты, — если бы я была на твоем месте, я бы повернулась и сбежала отсюда.

Кристиана прислонилась к плечу Полли, сердце ее оборвалось.

Единственная комната была темной и затхлой, пыльная паутина свисала с потолка из углов. Воздух из открытой двери раскачивал ее. В комнате стояла старая кровать, покрытая неприлично выглядящими одеялами, куча старого грязного тряпья, груды непонятных и неприятных на вид вещей, а также спутанные рыболовные снасти.

Все было покрыто толстым слоем пыли.

Кристиана посмотрела через зеленый луг на дом Ларкиных, и он вдруг показался ей очень большим, чистым и удобным.

— Нет, — ответила она, опуская тяжелое ведро с водой, которое она тащила через все поле, — после того, что мне пришлось вытерпеть от миссис Хэттон, пусть меня лучше поджарят в аду, прежде чем я вернусь и скажу, что я не смогу убрать здесь.

Полли засмеялась.

— Я тебя понимаю. Старая ведьма, — она прислонила к стене щетку, которую принесла, и опустила ведро с мылом и тряпками рядом со щеткой. Она убрала свою золотую косу под шапочку, засучила рукава на своих крепких руках и завязала тесемки взятого в займы фартука.

Кристиана сделала то же самое, стараясь выглядеть такой же решительной и уверенной, как Полли, хотя плечи ее уже болели от довольно долгой дороги с ведром.

— Первое, что надо сделать, — заявила Полли, входя в затхлую комнату и изучая грязь кругом, как будто это был враг, — выбросить отсюда все барахло. Потом все это надо сжечь Кристиана последовала за Полли. В комнате был почерневший камин, у одной стены лежало разбитое стекло, напротив — поломанные створки окна. Она смахнула с окна пауков и с трудом открыла его, помучившись немного с заржавевшими защелками.

ПОЛЛИ поспешила помочь ей, и они вместе открыли рассохшееся окно. В комнате сразу стало больше воздуха и света.

Кристиана отошла от окна и вытерла испачканные руки об огромный фартук миссис Хэттон, которым она могла обвязать себя дважды.

— При свете все выглядит еще хуже, — сказала она, оглядываясь кругом. — С чего же мне начать?

Полли отшвырнула ногой разбитый стул.

— С чего хочешь. Давай прежде всего избавимся от всего этого барахла.

Пытаясь не рассматривать эти грязные вещи, Кристиана подняла одной рукой старый чайник, а другой — старую удочку.

— Пока мы будем работать, ты будешь рассказывать мне о Франции, — добавила Полли. — Ты действительно, была знакома с королевой? У тебя на самом деле было пятьсот платьев?

— И да, и нет, — ответила, улыбаясь, Кристиана, — далеко не пятьсот.

Полли была разочарована.

— Но у меня было очень много платьев, — поспешила добавить Кристиана, — а у моей подруги Габриэль была сотня платьев, и к каждому платью были туфли.

— И все французские, — вздохнула Полли. — Представляю себе.

Кристиана хотела отметить, что она и жила тогда во Франции, в конце концов, других вещей у нее и не должно было быть. Но у Полли было свое восторженное отношение ко всему французскому, также как миссис Хэттон наоборот очень подозрительно относилась ко всему иностранному.

— Да, все французские, — согласилась Кристиана. — У нее был свой собственный парикмахер и пять маленьких мопсов, у каждого из них был ошейник, украшенный бриллиантами.

— Бриллианты на каких-то паршивых собаках! — воскликнула Полли, и Кристиане пришлось согласиться, что звучало это немного глупо.

— Если бы я увидела таких собачонок, я бы повалила их на землю и забрала бы у них ошейники, — добавила Полли, и Кристиана, у которой иногда тоже возникало подобное желание, громко рассмеялась. Девушки принялись за работу.

К полудню они освободили дом от всех вещей, кроме кровати. Кристиана и Полли на коленях скребли и мыли полы и стены темным мылом, которое дала им миссис Хэттон. Щелок в мыле разъедал до волдырей пальцы Кристианы, но зато оно очень хорошо отмывало грязь и жир.

— Жемчуг и розы в твоих волосах, — мечтательно произнесла Полли. — Как бы мне хотелось тоже побывать в опере. А что Артуа подарил тебе на день рождения?

— Сережки, — тихо ответила Кристиана. — Каждая сережка состояла из восьми бриллиантов и большой, свисающей, как слезинка, жемчужины. Жемчужина такая крупная, как кончик моего пальца. Она распрямила на минуту ноющую спину и распрямила задеревеневшие пальцы. Затем снова взялась за тяжелую деревянную щетку и принялась мыть пол.

— Бриллианты и жемчуг, — эхом откликнулась Полли. — Ты все ему позволяла?

— Я… о нет! Нет, нет. Ничего в этом роде. Он и сам никогда не позволил бы себе. Никогда в жизни.

— Хм, — подозрительно хмыкнула Полли, — звучит очень подозрительно, я бы сказала.

Кристиана улыбнулась, посмотрев, как Полли льет воду на деревянный пол.

— Но зато он хороший друг.

— Догадываюсь. Восемь бриллиантов. Хотелось бы мне найти такого знатного человека, который бы ухаживал за мной и купил бы мне сережки. А уж я бы проявила к нему такое внимание, что он запомнил бы на всю жизнь.

— Артуа не нуждался в подобном внимании, — объяснила Кристиана. — Ему… ну, он не интересовался женщинами в этом смысле.

Полли была поражена.

— Какая жалость, — прокомментировала она, — а ты никогда не пыталась?

— Нет, никогда. Он бы пришел в ужас.

— Разве это мужчина, — отметила Полли. — Хотя он подарил тебе бриллианты, а это уже что-то.

Некоторое время они продолжали работать молча. Затем Полли поднялась на ноги и вылила грязную воду на улицу.

— Ну, теперь здесь по-настоящему чисто, — заявила она, — как ты думаешь?

Кристиана подумала, что она никогда в жизни не согласится больше скрести и мыть пол. Все ее тело, с головы до кончиков пальцев болело. Руки стали как деревянные, болели и щипали от едкого мыла. Но она была согласна, что дом теперь выглядел очень чистым.

Выкрашенные в кремовый цвет стены сверкали от чистоты. Полли мыла стекла окон до тех пор, пока они не засверкали как бриллианты. Полы стали гладкими и светлыми, отмытые едким щелоком.

— Да, все выглядит замечательно, — заявила она, поднимаясь на ноги. — Спасибо тебе, Полли.

Полли была довольна.

— Не стоит, — пожала она плечами. — С тобой приятно было провести время. Знаешь, большинству женщин я не нравлюсь.

Кристиане было понятно почему. Полли была хорошенькой пышной блондинкой, этот тип женщин особенно нравится мужчинам, и она прекрасно понимала это.

Она не считала нужным скрывать свою страсть к мужчинам и, соответственно, не видела причин отказывать себе в удовольствии.

— Они же уговаривают, — призналась откровенно Полли, — а я ничего не могу с собой поделать. У меня мягкое сердце.

— А сейчас мы отнесем это старое барахло в дом, и пусть Гэрет скажет нам, что ему нужно из этого. Потом мы перевезем сюда твои вещи и на этом закончим.

— Ты сама поговоришь с Гэретом, — быстро сказала Кристиана, — я не хочу. Ладно?

Полли обернулась, глаза ее светились любопытством.

— Ты в самом деле не хочешь разговаривать с ним? А почему? Не он ли причина твоего переезда в этот дом?

Кристиана смущенно поднялась на ноги, стараясь не запутаться в слишком длинной юбке, которую Полли подобрала для нее. Она поправила на голове белую шапочку и тряхнула куярями.

— Может быть. — призналась она. Полли стало весело.

— Ну-ка, рассказывай, — потребовала она. — Что случилось? У тебя с ним…

— Полли, ты что, ни о чем другом думать не можешь?

— Да, в основном только об этом, — весело призналась Полли. — А я сразу догадалась. Это совсем не трудно. Я видела, как ты смотрела на него, и как он смотрел на тебя. И тебе вдруг так приспичило переехать, что ты потратила весь день, отмывая такую грязную дыру, как эта. Так было у вас что-нибудь?

Кристиана вздохнула.

— Нет, Полли, мне нельзя. Видишь ли, мой брат пришлет за мной, как только он сможет. А когда я доберусь до Нового Орлеана, он поможет мне найти богатого мужа. А если я хочу удачно выйти замуж, мне нужно оставаться нетронутой.

Полли вскрикнула от ужаса.

— Ты что, хочешь сказать, что у тебя никогда не было?

Кристиана вспыхнула.

— Нет, — резко ответила она.

Полли покачала головой, глаза ее широко раскрылись от удивления.

— Как тебе это удалось? Я бы умерла.

— Чепуха, — ответила Кристиана. — Мы понесем это барахло в дом?

Полли кивнула, не двигаясь с места.

— Ручаюсь, что именно поэтому Гэрет не одолжил тебе денег на дорогу в Новый Орлеан. Он хочет, чтобы ты осталась здесь. Он хочет, чтобы ты принадлежала ему.

Кристиана задумалась.

— Нет, не думаю, я ему не нравлюсь. Полли фыркнула.

— При чем здесь нравишься или не нравишься? — спросила Полли бесцеремонным тоном. — Вот что я тебе скажу, если ты действительно, хочешь иметь деньги на дорогу в Новый Орлеан, приходи в «Разбитую Чашу, и мы дадим тебе возможность заработать. Нет ничего лучше, чем иметь хоть сколько-нибудь своих собственных денег. Что касается меня, то я не люблю ни от кого зависеть.

— Я тоже, — согласилась Кристиана.

Она последовала за Полли. День был прекрасным. Они собрали тяжелые старые вещи и понесли их в дом.

Овец собрали в один загон. Они жалобно блеяли, ожидая своей очереди.

Мужчины быстро и ловко работали. Смеясь и подшучивая друг над другом, они продолжали стрижку овец.

Быстрее всех работали Гэрет и Ричард, они были самыми ловкими и быстрыми работниками. Они поднимали каждую овцу на специально сколоченный большой деревянный стол, который стоял в тени деревьев. Даниэль и Стюарт крепко держали перепуганных животных, чтобы они не двигались, а в это время братья стригли их большими тяжелыми ножницами.

Они работали быстро и очень искусно. Длинные ножницы резали шерсть вплотную к коже овцы. Шерсть, если она была правильно острижена, падала с животного одним ровным целым куском, и Джеффри быстро уносил ее в амбар, где она сортировалась и связывалась в тюки для продажи торговцам шерстью.

Кристиана, как завороженная, следила за быстрой, ритмичной и ловкой работой. Было жарко, и все мужчины работали без рубашек. И куда ни посмотри, везде она видела сильные руки и голые спины, которые блестели от пота на солнце.

— Ты только посмотри на него, — прошептала ей на ухо Полли, толкая ее локтем, — только посмотри.

Кристиана взглянула на Гэрета. Тело его блестело от пота на солнце: сильные и гладкие мышцы груди, твердый мускулистый живот. Руки его двигались с легкой грацией, когда он состригал густую шерсть с овцы, лежащей перед ним. На его сильном теле не было ни одной лишней жиринки. Кристиана почувствовала, как ее обдало жаром, когда она наблюдала за движениями его стройных бедер. Она отвела взгляд в сторону.

— Перестань, Полли.

— И чего ты боишься? — настаивала Полли, снимая фартук. Она поправила лиф платья, чтобы лучше были видны ее прелести. — Снимай фартук, я знаю, чего ты боишься. Ты боишься отдаться. Глупая девочка. Тебе нужно попробовать.

Кристиана вспыхнула, но сняла фартук и постаралась поправить прическу.

— Полли, это невозможно, — Мой брат выдаст меня замуж, и я…

— Чепуха! — воскликнула Полли, насмешливо взглянув на нее. — Хотя я и была когда-то девственницей, но я уже отдавалась по крайней мере раз десять. Ты что, не знаешь, что это такое?

Вообще-то, не знаю, подумала Кристиана, хотя ей очень хотелось бы узнать что это такое.

— Джеффри, — позвала Полли, и Джефф, перекинув шерсть, которую он нес, другому работнику, поспешил к ним, перескакивая через деревянную ограду загона.

— Что случилось? — весело спросил он, вытирая пот с худого лица. Он с любопытством переводил взгляд с Полли на Кристиану. — Ты только посмотри, — воскликнул он, глядя на простую юбку Кристианы, на блузку с длинными рукавами, на туго затянутый черный корсет платья. — Ты выглядишь как простая девушка. Это, наверное, старое платье нашей Вик?

Полли взяла под руку Джеффа. Кристиана была поражена, как она сразу изменилась. Она вся светилась и двигалась мягко, как кошка.

— Джефф, нам очень нужна твоя помощь. Пожалуйста, помоги нам.

Джефф кивнул, ни о чем не спрашивая.

— Хорошо, ты просто прелесть. Возьми тележку и помоги нам перевезти кое-какие вещи в дом дядюшки Алдена.

Джефф нерешительно посмотрел туда, где шла стрижка.

— Спасибо тебе большое, добавила Полли. Она наклонилась и прижалась губами к твердой щеке Джеффа. Он покраснел и глупо заулыбался.

— А что нужно перевезти? — покорно спросил он.

— О, кое-какие вещи, — нежно ответила Полли, — чистый матрац, стол, стул. Вещи Кристианы. Бочонок воды, если можно. И еще, Джефф, посмотри, куда можно положить это барахло. Ладно?

Джефф поспешил к амбару, а Полли бросила торжествующий взгляд на Кристиану.

— Вот так. Вот это хорошая работа. Кристиана засмеялась.

— Полли, ты волшебница. Я так ужасно устала, что не смогла бы больше и пальцем пошевелить. Я бы просто умерла на месте.

— Ты просто не привыкла к тяжелой работе, — мягко сказала Полли. — Давай пойдем поищем что-нибудь поесть, пока Джефф закончит эту работу.

— А ты действительно уверена, что не хочешь пойти на вечеринку в дом, хотя бы ненадолго? — спросила Полли.

Кристиана покачала головой.

— Нет. Я в самом деле слишком устала, Полли, — она подняла подсвечник и поставила его на отмытый камин рядом с вазочкой, в которой стояли розы и зеленый плющ, принесенные Полли из сада.

Маленький домик уже ничем не напоминал грязную берлогу, каким он был еще утром.

Джефф принес из комнаты Кристианы пуховый матрац и положил на деревянную кровать. Полли ловко закрепила матрац на кровати. Постель Кристиана убрала сама, постелила пахнущие лавандой простыни и одеяла из своей комнаты на ферме.

Небольшой стол, стул, кувшин для воды, подсвечник, превратили комнату в простое, но очень уютное жилое помещение.

Сундук Кристианы стоял у кровати. Она открыла его и стала копаться в своих вещах. Если бы ей не пришлось потерять все, когда она бежала из Парижа! Филипп сделал все от него зависящее, чтобы пополнить ее гардероб в Лондоне, но отсутствие времени и денег не позволили сделать много.

— Вот это тебе, Полли, — сказала она наконец, — возьми это, пожалуйста. Спасибо тебе за помощь.

Полли подошла и взяла предложенную вещь в руки. Это была маленькая шапочка из плотного венецианского кружева с тонкой, как паутина, вуалью.

— Правда? — недоверчиво спросила она, благоговейно прикасаясь пальцем к изящной шапочке. Ее веснушчатое лицо выражало восхищение и удивление. Она рассматривала искусно сшитую вещичку, дотрагиваясь пальцами до букетиков роз, которые были вышиты розовым шелком по бокам шапочки.

— Я уверена, шапочка тебе пойдет.

Полли подошла к зеркалу, которое они украдкой принесли из большого дома, сняла свою простую шапочку и косынку, надела новую шапочку и стала поворачиваться перед зеркалом, рассматривая себя со всех сторон.

— Спасибо, — робко произнесла она, и Кристиана удивилась, услышав волнение в голосе девушки. — У меня ничего такого красивого никогда не было. Я чувствую себя как герцогиня.

Кристиана была смущена тем, что такой небольшой подарок был принят с такой благодарностью. Она ничего не ответила Полли.

— Ты уверена, что не хочешь вернуться в большой дом и посмотреть вечеринку? — снова спросила Полли.

— Нет, — повторила Кристиана. — Я думаю, что мне лучше остаться и отдохнуть. Я так измучилась, Полли. Я никогда в своей жизни столько не работала.

— Ну, как хочешь, — сказала Полли, — мне больше мужчин достанется. Она засмеялась низким смехом, тряхнув золотыми волосами и направилась к двери. В дверях она вдруг резко остановилась.

— Можно, я еще приду к тебе в гости? — быстро спросила она. — Так приятно, когда у тебя есть подруга.

Кристиана удивленно кивнула.

— Конечно, — она почувствовала, как у нее потеплело на сердце. — Ты права, Полли. Очень хорошо, когда есть подруга.

После ухода Полли она села на каменные ступеньки крыльца и долго сидела, наблюдая, как садится солнце. Закат был сначала золотистым, затем розовым и, наконец, алым. Поле стало темным.

Из большого дома слышались крики и смех. Изредка кто-то запевал песню. Интересно, Гэрет заметит ее отсутствие или нет? Возможно, и не заметит. Она была для них чужой и только мешала всем.

Кристиана закрыла глаза, прислушиваясь к стрекотанию сверчков. Раздавшийся в кустах шорох заставил ее вскочить, сердце ее застучало от страха.

Она облегченно рассмеялась, увидев Дога, который вилял своим хвостом. В зубах он держал целую буханку хлеба.

— Глупое животное, — громко сказала Кристиана, — ты специально пришел сюда, чтобы надоедать мне?

Дог уселся на подол ее платья и положил морду на ее колени. Он, казалось, не обращал внимания на то, что его здесь не ждали.

Кристиана слишком устала, ей не хотелось даже шевелиться. Она не стала отталкивать собаку, а оперлась о косяк двери и положила руку на крепкую спину Дога.

Животное вздохнуло, выронило хлеб из зубов и уткнулось носом в колени Кристианы, глядя на нее обожающими карими глазами.

— Глупышка, — повторила Кристиана, гладя ее теплую шелковистую спину. Через несколько минут присутствие этого теплого крепкого существа успокоило ее, она нежно гладила длинные шелковистые уши собаки.

Они сидели вместе и наблюдали, как наступает вечер, как из-за лесистых холмов поднимается луна, прислушивались к стрекотанию сверчков и веселым голосам, доносившимся из дома. Время от времени собака и Кристиана по очереди вздыхали, пока тихие звуки деревенской ночи не убаюкали их, и они уснули.

Гэрет сидел в затихшем после веселья доме и делал записи в бухгалтерских книгах, подводя итоги сегодняшней работы. Они получили хорошую прибыль.

— Гэрет, — он поднял голову и увидел в дверях Джеффри.

— Лошадей загнали? Все заперли?

— Да. Все уже разошлись. Стюарт заканчивает дела на маслобойке.

— Спасибо, — он снова принялся за работу, перо заскрипело по бумаге, — да, Джефф, ты не видел Дога?

— Нет, сегодня не видел. Некоторые собаки не желают помогать во время стрижки овец.

В дверь просунулась голова Даниэля, он был встревожен.

— Гэрет, Кристианы нет в доме. Гэрет удивленно взглянул на него.

— А где же она?

— Я не знаю. Я пошел к ней в комнату, а комната пуста.

— А что тебе нужно было в ее комнате? — резко спросил Гэрет. Даниэль укоризненно приподнял бровь.

— Я хотел дать ей книгу почитать, если ты не возражаешь.

— Она в доме дядюшки Алдена, — пришел на помощь Джеффри. — Я помогал ей переезжать. Полли помогла ей отмыть дом, и теперь он выглядит грандиозно. Гэрет вздохнул и положил голову на руки.

— Упрямая маленькая злючка, — проворчал он.

— Она действительно ненавидит тебя, Гэрет, — добавил Джеффри не слишком дипломатично. — Она сказала Полли, что уедет в Новый Орлеан, даже если ей придется добираться туда вплавь. Ты хочешь еще пива?

Гэрет оторвал голову от бухгалтерской книги и взглянул на полупустую кружку, стоящую перед ним.

— Нет, я уже выпил больше, чем достаточно. И вам тоже хватит.

— А почему она переехала отсюда? — спокойно спросил Даниэль, сунув книгу под мышку.

Гэрет, не мигая, посмотрел ему в глаза.

— Не думаю, что тебя это касается. Может быть потому, что она считает себя слишком благородного рождения, чтобы пачкать свои руки в земле и сближаться с такими крестьянами, как мы. Чертовы, ни на что не годные богачи.

Высокая фигура Даниэля наклонилась над столом Гэрета.

— Мне хотелось бы напомнить тебе, что наша мать тоже относилась к «чертовым, ни на что не годным богачам». А что касается того, что это не мое дело, то ты ошибаешься. Меня это касается так же, как и тебя. А может быть и больше.

— Что, черт возьми, это значит?

— А что, черт возьми, ты знаешь о ней? Ты ни разу не подумал, что у нее могут быть причины не доверять нам? Тебе никогда не приходило в голову, что она действительно страдает.

Гэрет минуту помолчал, удивленный тем гневом, который светился в глазах обычно спокойного Даниэля.

— Страдает? — переспросил он, помолчав. — Почему? Потому, что у нее нет горничной, которая бы одевала и обувала ее?

— На тебя это не похоже, Гэрет, быть таким злым и глупым. Неужели ты думаешь, что ей удалось бежать от революции невредимой? А что касается ее страданий, то она сможет рассказать тебе об этом, если захочет довериться тебе. А я не собираюсь выдавать ее тайн. Гэрет резко захлопнул бухгалтерскую книгу.

— Ну думал, что вы так близки с ней.

— Не думал, что ты будешь вести себя как ревнивый осел.

Джеффри в смятении смотрел на братьев.

— Думаю, что вы оба ведете себя как ослы, — заметил он.

— Брысь! — воскликнули оба одновременно.

— Нет, правда. Если она хочет жить в доме дядюшки Алдена, кто против? Если она хочет работать в «Разбитой Чаше» вместе с Полли, кто против?

— Что?! — взорвался Гэрет, глаза его потемнели. Джеффри удивленно смотрел на брата.

— Она упоминала об этом. Она хочет заработать деньги на дорогу в Новый Орлеан, ты ведь отказался одолжить ей денег.

— Почему она так рвется уехать отсюда, Гэрет? — снова спросил Даниэль. — Что произошло между вами?

— Занимайся своим делом, черт возьми, — грубо оборвал его Гэрет.

Он быстро вышел из комнаты, стук его шагов гулко раздавался по дому.

— Какой обидчивый ублюдок, правда? — заметил Джеффри.

Даниэль поправил очки на носу и устало посмотрел на брата.

— Не будь педерастом, Джефф.

— Сам педераст, — ответил Джеффри с оскорбленным видом. — Пойду-ка найду Ричарда и Стюарта и узнаю, не хотят ли они еще выпить пива. Вы с Гэретом оба слишком чувствительные стали. Должно быть вы оба стареете.

Когда Гэрет подошел к домику, стоящему у подножия лесистого холма, его встретило глухое рычание.

Он остановился и всмотрелся в темноту.

— Дог? Это ты? — тихо спросил он и услышал в ответ постукивание хвоста. — Глупое животное, — проворчал он, — рычишь на собственного хозяина.

Глаза его привыкли к темноте, он подошел ближе и увидел, что Дог лежит, уткнувшись в колени Кристианы.

Она спала, прислонившись к косяку открытой двери. Голова ее склонилась к плечу, одной рукой она держалась за крепкую спину собаки. Дог бросил на Гэрета подозрительный взгляд, снова уткнулся носом в колени Кристианы и продолжал спать.

Гэрет молча стоял, глядя на спящую Кристиану. Она спала крепко. Темные ресницы выделялись на ее бледных щеках, грудь соблазнительно поднималась и опускалась в такт ее дыханию.

Гэрет тихо, стараясь не шуметь, обошел ее и вошел в темный дом. Он с удивлением почувствовал свежий запах мыла и легкий запах роз. Он поискал в карманах спички и зажег новую свечу, которая стояла в подсвечнике на камине.

Да, она здесь поработала, и поработала, как следует. Комната из темной, грязной, заваленной разным хламом, превратилась в светлое чистое помещение. Интересно, как ей удалось перетащить стол и стул из дома. На столе лежала стопка книг и лист бумаги, исписанный наполовину.

Он взял в руки листок, нахмурился, увидев, что написано на иностранном языке. Он пожалел, что в свое время недостаточно уделял внимания учебе.

«Моп cher ami Artois…»'

Он положил листок на стол, внезапно почувствовав, что не имеет права читать чужие письма, снова подошел к открытой двери и взглянул на Кристиану. Выражение ее лица было мягким и спокойным. На одной щеке у нее была грязная полоска. Рука, которая свободно лежала на коленях, была красной, в волдырях. Он только сейчас заметил, что на ней было одно из старых платьев сестры: помятая домотканая юбка цвета зеленого мха поверх белой блузки с длинными рукавами и простой черный, туго зашнурованный лиф.

Некоторое время он неподвижно стоял в дверях, наблюдая как серповидная луна поднималась из-за темных холмов, прислушиваясь к ночному шуму леса, к стрекотанию кузнечиков. Легкий ветерок шумел в листве деревьев.

Неожиданно Кристиана заговорила.

— Нет, — четко сказала она. Он взглянул на нее и увидел, что она продолжает спать.

Рука ее вздрогнула и поднялась, а затем снова упала на колени. Веки ее слегка задрожали, затем успокоились.

Рядом с ней Дог вздохнул довольно, почесался, прогнал блоху и снова улегся спать.

Гэрет тихонько обошел их и сел на низкие каменные ступеньки, глядя на Кристиану. Итак, она считает, что сможет работать в «Разбитой Чаше». Он попытался представить ее, несущей тяжелые кружки с пивом, или хватающей за руку какого-нибудь подвыпившего крестьянина, как это делала Полли. Представив себе подобную сцену, он улыбнулся.

Но с другой стороны она так упряма, что вполне может пойти работать. Он смеялся, когда увидел, как она борется с сорняками в саду, но она справилась с этим. Он был уверен, что она трусливо вернется в дом, как только увидит, в каком состоянии находится домик дядюшки. И вот она уже перешла сюда жить.

Глядя на нее, он видел, как измучила ее тяжелая работа. Она не пошевелилась даже, когда зарычала собака, когда он переступил через нее и вошел в дом.

Кристиана тихонько всхлипнула, и Гэрет увидел, как слезинка выкатилась из уголка ее глаза и покатилась по щеке. Она остановилась в уголке ее мягких губ, поблескивая в темноте.

Что она могла видеть во сне, что заставило ее плакать? Может быть ее возлюбленный? А может, она плачет по своему дому?

— Это касается как меня, так и тебя, — сказал Даниэль. Черт возьми, что он имел в виду? Что за секреты у нее с Даниэлем? Почему именно Даниэлю доверилась она?

Гэрет вспомнил, что случилось на озере, как она смотрела на него жадными горячими сверкающими глазами. Как она дрожала от его прикосновений, как она прижималась своим нежным телом к нему…

Он почувствовал возбуждение от этих мыслей и одновременно ощутил вспышку гнева.

«Не забывай, — сказал он себе, — как она получила удовольствие, а затем отвернулась от тебя, оскорбляя». «Грязный ублюдок», назвала она его тогда, губы ее были искажены гневом.

— Ты сумасшедшая, Кристиана Сен Себастьян, — прошептал он, — и меня ты также сводишь с ума. Он сдул прядь волос с глаз и вздохнул. — Сумасшедший или нет, но я не оставлю тебя здесь спать. К утру ты здесь совершенно замерзнешь. Ну-ка Дог, убирайся.

Он столкнул тяжелую собаку с юбки Кристианы, легко поднял на руки спящую девушку и внес ее в дом.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Кристиане снилось, что она стоит на пороге дома во французской деревне. Октябрьская ночь была холодна, в воздухе пахло дымом.

— А где мой брат, месье?

Жан-Клод улыбался ей, обнажая гнилые темные зубы.

— Всему свое время, но сначала мы должны повидаться с моим братом.

Она вся дрожала, хотя была одета в плотную накидку с капюшоном. Не зная, что делать, она плотно прижимала к сердцу свою скрипку. Мягкая кожа футляра стала теплой от ее разгоряченного тела.

— Вы обещали, что отвезете меня к моему брату.

— Войдите в дом, мадемуазель аристократка, пока нас не арестовали. Таким как вы сейчас опасно показываться на людях. Или вы забыли?

Габриэль. Ее невидящие глаза. Кровь на густых золотых волосах.

— Нет, я не забыла, — она шагнула вперед, спотыкаясь о неровную дорогу. Грязь па дороге начала подмерзать. В своих легких мягких туфлях она чувствовала, какой твердой стала земля. На земле от мороза образовалась корочка, которая поблескивала при тусклом свете луны.

Дверь в дом отворилась, безумный страх сковал все ее тело. Не входи, беги отсюда, беги куда-нибудь, не входи в дверь…

Она начала драться, сдавленный крик застрял у нее в горле, она извивалась в руках, которые ее держали.

Сильная рука схватила ее за плечо и за запястье руки…

— Кристиана! Проснись! Это я, Гэрет!

Она замерла. Сердце ее продолжало бешено колотиться. Какое-то мгновение она не могла дышать. Затем медленно стала осознавать, что это был только сон.

В ночном воздухе был слышен запах мыла, чистого воздуха и прохладной травы. Она увидела вазочку с розами, которую принесла и поставила на камин Полли. При золотистом свете свечи бутоны роз выглядели прекрасно. На столе лежало недописанное письмо к Артуа.

«Мой дорогой друг, Артуа. Сегодня я решила, что тебя нет в живых. Но я все равно пишу тебе…»

Гэрет крепко держал ее в своих объятьях. Он весь пропах солнцем, свежим воздухом. Кожа его была теплой. Он был одет в рубашку из грубой ткани. Биение его сердца громко раздавалось в тишине ночи, дыхание было быстрым.

Она попыталась остановить дрожь. После ночных кошмаров ее всегда охватывал озноб. Она продолжала сильно дрожать, руки и ноги ее тряслись, как от холода.

Кристиана знала, если сейчас она попытается встать на ноги, ноги не удержат ее. Поэтому она просто закрыла глаза и ждала, пока дрожь не пройдет сама собой.

— Черт возьми, — взволнованно прошептал Гэрет, — ты не заболела?

— Нет, — она покачала головой и сделала слабую попытку улыбнуться. — Извини, пожалуйста.

— Не надо извиняться, — он продолжал держать ее на руках, не собираясь отпускать. Гэрет внимательно смотрел ей в лицо своими зелеными потемневшими, почти испуганными глазами. — Что с тобой?

— Ничего, — ей слишком трудно было объяснить, что с ней, и слишком больно, чтобы говорить об этом вслух.

— Черт возьми, что значит это «ничего». Ты меня просто напугала.

Она ничего не ответила. Через некоторое время он пронес ее через комнату и положил на постель, не сводя с нее внимательных глаз. Он взял старый деревянный стул и сел рядом, удобно вытянув ноги. При мягком свете свечи волосы его казались темными.

Некоторое время он сидел неподвижно, и Кристиана позавидовала его спокойствию. Он улыбнулся ей, его зубы казались ослепительно белыми на золотистом от загара лице.

Он наклонился к ней, взял ее руку, повернул на своей ладони, дотрагиваясь до покрасневшей, покрытой волдырями кожи.

— Что вы сделали со своими белыми нежными ручками, моя прекрасная леди, — мягко спросил он, и на щеке его заиграла ямочка.

Кристиана была благодарна ему за то, что он переменил тему разговора и была рада его присутствию в этом тихом домике. Ее ночной кошмар был таким реальным и таким близким, а он был таким земным и таким настоящим, далеким от того мира, в котором она жила раньше!

— Я убрала отсюда это чертово барахло и всю остальную рухлядь, которая была здесь.

— Очень хорошо, — улыбнулся Гэрет, — только ребята будут убиты горем. — Он не выпускал ее руку из своей, от него исходила какая-то уверенная теплота. Кристиане было так хорошо! Ее охватило чувство успокоения.

— Почему они будут убиты горем? — спросила она, желая продолжить разговор, чтобы он не ушел. Нет ничего хуже быть одной после такого ночного кошмара, когда нет сил отвлечься от этих страшных воспоминаний.

— Ну, в этот дом они завлекали местных девушек. В нашем доме уединиться не возможно.

— Я заметила, — Кристиана поморщилась. — Я правильно сделала, что сожгла те старые одеяла.

Гэрет тихо засмеялся.

— Правда? Молодец! Ты поработала сегодня как следует.

— Большую часть работы сделала Полли, — призналась Кристиана. — Она очень сильная, правда?

Кристиана чувствовала теплые сильные мозолистые пальцы Гэрета на своей руке. Большим пальцем он мягко водил по ее ладони. Теплый приятный трепет ощущала она от его прикосновения. У Кристианы перехватило дыхание, она забыла, о чем они говорили.

— Сегодня вечером было очень весело, но мы скучали по тебе. Было много людей, много пива. Время стрижки — великолепное время. Теперь до самого сбора урожая у нас не будет так много работы.

— Я не пришла потому, что слишком устала, — объяснила Кристиана, — а кроме того, мне кажется, что была бы там… лишней. Кажется, я только мешаю всем и причиняю беспокойство.

Гэрет улыбнулся.

— Ты действительно причиняешь беспокойство, даже когда тебя нет. Даниэль требовал объяснить ему, почему ты переехала? Что я должен был ему сказать?

Кристиана вспыхнула.

— Что угодно, но только не правду, — предложила она.

— Как это просто звучит, не так ли? Но на самом деле все не так просто. Я никогда раньше не лгал моему брату, и у него тоже никогда не было от меня секретов. А сейчас я обнаружил, что мы оба не можем сказать правду друг другу.

— Тогда скажи ему все, что хочешь. Все равно все обо мне думают плохо. Так какая мне разница? — слова ее звучали намеренно легкомысленно и горько.

Она убрала свою руку и отвела взгляд от лучистых нежных глаз Гэрета.

— Джеффри говорит, что ты собираешься работать в «Разбитой Чаше». Думаю, что тебе там не понравится. Я не могу представить тебя работающей среди всяких забулдыг.

— Полли считает, что я смогу там работать. Она говорит, что я заработаю достаточно денег. Может быть на них я смогу купить билет в Новый Орлеан. Но, между прочим, тебя это не касается. Почему тебя это должно волновать?

Гэрет откинулся на спинку стула и, казалось, задумался.

— Меня это волнует, — наконец сказал он, — по разным причинам. Во-первых, твой брат оставил тебя под нашим покровительством, и, я уверен, что ему бы не понравилось, если бы ты подносила пиво в какой-то пивнушке. Во-вторых, я не думаю, что тебе понравится та публика. Я не имею ввиду Поли. С девушками в барах обращаются без должного уважения, моя милая. Их может ущипнуть и поцеловать, кто угодно. И, наконец, мне бы этого тоже не хотелось.

Сердце Кристианы забилось. Она взглянула ему в глаза, пытаясь понять, не дразнит ли он ее.

— Против своей воли, я вдруг понял, что ты мне не безразлична, я все время думаю о тебе.

Какие простые слова, и как странно, что они так взволновали ее. Сердце ее задрожало, как натянутая струна, издающая нежный вибрирующий звук.

Она взглянула на Гэрета и увидела, что он внимательно рассматривает свои ногти. На его красивое лицо падала тень от свечи.

— Ну ладно, — он выпрямился на стуле и улыбнулся ей слегка грустной улыбкой. — Мне нужно идти. Я просто пришел посмотреть, как ты здесь устроилась и увидел, что ты спишь на ступеньках. Чтобы ты не продрогла до костей, я решил внести тебя в дом.

Ей не хотелось, чтобы он уходил, не хотелось оставаться одной в доме. «Нет, — поправила она себя, — тебе хочется, чтобы он остался, чтобы снова взял тебя за руку, чтобы смотрел на тебя своими зелеными глазами. Тебе хочется, чтобы он поцеловал тебя, глупая ты девушка».

Она вспомнила, как они вместе были в озере. Ее обнаженная грудь касалась его груди, ее ноги обвивали его сильные бедра, его язык ласкал ее язык.

При этом воспоминании ее всю обдало жаром. Щеки ее запылали, губы затрепетали.

Кто узнает об этом?

«Если бы я была девственницей, я бы отдалась уже раз десять», — сказала Полли. Интересно, как это происходит? Полли, конечно, знает.

Кристиана вздохнула, дрожа и взглянула на Гэрета. Он спокойно сидел, не сводя с нее глаз. Густая прядь волос закрывала его высокий лоб.

— Останься, — быстро произнесла она, так быстро, словно просто выдохнула это слово.

— О, Кристиана, — вздохнул он и откинулся на стуле. — Останься? Как ты просто сказала это «останься».

Она сильно покраснела.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Почему?

Кристиана не ожидала этого вопроса. Вопрос был таким простым, но как на него ответить? Она отвечала молча; «Потому, что ты хороший и нежный. А когда ты смотришь на меня своим нежным взглядом, я чувствую, как вся горю. Потому что ты такой земной, сильный и настоящий, с тобой я забываю о прошлом, и я думаю, что если бы ты полюбил меня, я снова бы стала веселой и здоровой».

Но она никогда не смогла бы так сказать! Она пожала плечами и вслух произнесла:

— Я не знаю, какое это имеет значение?

Кристиана не поняла, разочаровал ли Гэрета ее ответ, потому что он снова принялся изучать свои ногти. Потом он поднял голову и быстро взглянул на нее с нежной улыбкой.

— Может быть и не имеет значения. Ты просто удивила меня. Вот и все. Останься, говорит ее величество. Ты думаешь это благоразумно? Для тебя?

— Мне все равно, — с преувеличенной уверенностью заявила она. — Ты всегда такой заботливый? Какая тебе разница?

Он добродушно рассмеялся. Кристиана опустила глаза и закусила губу.

— Почему мне надо остаться, Кристиана, — голос его звучал нежно и насмешливо.

Она взглянула на него сквозь ресницы. Взгляд его был ясным и теплым.

Кристиана знала, что он хочет от нее услышать. Ну ладно, черт с ним, он получит то, что хочет. Она приподнялась на локте, протянула руку и положила ему на шею, лаская его, посмотрев ему в глаза, она сказала:

— Я хочу тебя.

— О, как трудно было это сказать, да? — голос его был низким и хриплым, он говорил почти шепотом. — Ты действительно хочешь этого? Я еще не забыл, как вчера ты назвала меня грязным ублюдком, проклиная меня за то, что я коснулся тебя. А потом оставила меня с бодающимся бараном в штанах, готового пробить стену. Она покраснела до корней волос.

— Да, я действительно, хочу этого.

Он наклонился над ней и медленно поцеловал ее, захватив губами ее нижнюю губу, лаская ее своим горячим языком до тех пор, пока у нее не перехватило дыхание.

— Докажи это, — прошептал он.

Она приподняла голову, не зная, что делать. Доказать это? Неужели он хочет, чтобы она соблазняла его?

От откинулся назад, поднял голову и смотрел на нее, спокойно улыбаясь.

Кристиана колебалась лишь одно мгновение. Она поднялась с постели, пересекла комнату, подошла к двери и уверенно закрыла ее на засов.

— Как будет угодно, — сказала она, повторяя его любимую фразу. Если он хочет, чтобы она соблазнила его, она сделает это.

Кристиана попыталась вспомнить все, что знала о том, как нужно соблазнять мужчин. Нельзя сказать, что она совершенно ничего об этом не знала. В Версале придворные красавицы подробно обсуждали своих любовников и свои романы, так же подробно, как они обсуждали свои туалеты.

Кристиана подошла к свече и хотела погасить ее, но Гэрет резко ее остановил.

— Нет, пусть она горит. Если ты собираешься сделать это, я хочу, чтобы ты знала, что это именно я. Ты не спрячешься от меня в темноте и не сможешь притвориться, что вместо меня с тобой какой-нибудь красавец знатного рода из твоего прошлого.

Кристиана удивленно засмеялась.

— Неужели тебя это волнует?

Он ничего не сказал, только приподнял бровь и улыбнулся.

У нее перехватило дыхание, она не знала, куда девать свои руки.

— Очень хорошо.

— Ну, для меня это что-то новое. Как знатные женщины соблазняют своих возлюбленных, Кристиана?

Она судорожно вздохнула.

— Мадам Альфор внесли на большом серебряном блюде к обеденному столу ее любовника. Она была совершенно обнажена, только украсила себя виноградом и надела бриллиантовый браслет, который он ей подарил.

Гэрет вскинул брови.

— Довольно дорогое удовольствие.

— Да, это действительно так. Ее муж был разгневан.

— Его можно понять.

— Не из-за любовника, а из-за стоимости серебра, которое ушло на изготовление блюда. А маркиза Альваре наняла балетную труппу. Они танцевали совершенно обнаженные. Думаю, это было очень эффектно.

— Могу себе представить.

— Нет ничего страшного в том, что имеешь любовника, — быстро произнесла она, как будто стараясь убедить себя в этом. — В конце концов, у всех есть любовники.

— В самом деле? Ну тогда, давай, начинай. Я не стану мешать тебе.

Кристиана мечтала о первой ночи любви, но не предполагала, что она будет такой. Глубоко вздохнув, она прошла по комнате и остановилась перед Гэретом.

— Я не совсем представляю себе, как я должна поступить.

Он тихо засмеялся.

— Думаю, что соблазнять крестьянина нужно так же, как соблазняешь лорда. Только здесь не нужны серебряные подносы и обнаженные артисты балета. Почему бы тебе просто не поцеловать меня?

Она наклонилась и прижалась губами к его губам. Дыхание у нее перехватило от теплоты и нежности. Немного поколебавшись, она начала ласкать кончиком языка его губы, ощущая солоноватый вкус его кожи и на удивление приятный вкус пива.

Он потянулся к ней, притянул ее к себе и посадил на колени. Губы его впились в ее губы. Своими сильными, загрубевшими от работы пальцами он гладил ее по щеке, по волосам.

Жар распространился по всему ее телу. Она запустила пальцы в его волосы, притягивая его еще ближе к себе, стараясь продолжить поцелуй. Язык его проник в нее и настойчиво и с жаром ласкал ее язык.

Она почувствовала его руку на своей груди. Он расслабил шнуровку лифа, рука его скользнула в вырез платья. Сначала он слегка дотронулся до ее соска. Но она сразу же почувствовала, как сосок затвердел и стал покалывать в его пальцах.

Она дрожала от наслаждения, чувствуя, как вся горит, все крепче прижимаясь к нему.

— Какая ты сладкая, — его шепот заставил ее задрожать, губы его опустились к ямочке у основания шеи. — Ты пахнешь розами и клубникой.

Ей не хватало дыхания и не хватало его губ. Он поднял голову. Своей сильной рукой приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.

— Ты не отвернешься от меня снова? Не оттолкнешь меня? Не станешь оскорблять меня и смотреть свысока?

— Нет, — прошептала она дрожащим голосом. Голос ее прозвучал в тишине комнаты как замирающий звук клавикордов.

— Разденься.

Она почувствовала, как запылали ее щеки, то ли от стыда, то ли от желания. Она смотрела ему в лицо, на его ровные высокие брови, на четкую линию его сильных скул, в его странные зеленые глаза. Он такой сильный, честный и открытый. Он ничего не скрывает и не прячет.

Кристиана наклонила голову и начала расшнуровывать лиф платья, затем платье спустила с плеч. Ноги ее дрожали, когда она развязала юбку, и та упала к ее ногам. Она сняла С плеч тонкую белую рубашку, которая с тихим шорохом упала на пол.

Гордо выпрямившись, Кристиана вынула заколки из волос, и они тяжелой волной упали вниз. Волосы были длинные, до самой талии. Прохладный воздух и жаркий взгляд Гэрета заставили ее задрожать.

— Кристиана, — прошептал он и пробежал руками по белой коже ее живота, по выпуклостям ее бедер, по ее ребрам. На фоне ее белой кожи его загорелые руки казались совсем темными.

Кончики сосков ее затрепетали, когда он обхватил руками обе ее груди. Ее розовые соски стали покалывать от его прикосновения.

— Боже, какая ты красивая, — его руки скользнули к ее талии, затем вниз, к бедрам, ласкали округлости ее ягодиц.

— Ты прекрасна, — прошептал он.

Затем он наклонился и прижался губами к нежной коже ее живота, потом к изгибу ее бедра. Волосы его щекотали кожу. Он притянул ее к себе и целовал бедра, а затем нежную кожу ягодиц. Она дрожала от наслаждения, схватив его за плечи, так как едва держалась на ногах.

Не говоря больше ни слова, он встал и начал раздеваться. Стянул через голову рубашку и отшвырнул ее в сторону, обнажив загорелую грудь, сильную, упругую и гладкую. Развязал темную потертую ленточку, связывавшую волосы, и они упали на плечи, придав ему дикий, почти варварский вид.

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Он улыбнулся ей озорно, расстегивая два ряда пуговиц по бокам его брюк, легко снял брюки и ботинки.

Кристиана посмотрела на него и быстро отвела взгляд, почти напуганная желанием, которое вдруг охватило ее. Ей захотелось протянуть руку и дотронуться до его твердой длинной плоти.

Казалось, он совсем не смущался своей наготы. Легко и грациозно подошел к кровати, откинув волосы с глаз. — Иди сюда, моя дорогая леди, — прошептал он, протянув к ней руки. — Научи меня, как знатные люди занимаются любовью.

Она легко скользнула в его объятья, как будто ветер толкнул ее к нему, и впервые в жизни ощутила невыносимое наслаждение от прикосновения голой кожи к голой коже от головы до пят. Ей казалось, что теплый бархат ласкает ее тело, губы его снова впились в нее, но на этот раз с такой силой, с такой настойчивостью, что это потрясло ее. Ей показалось, что их тела слились в одно.

Его руки жадно и быстро скользили по ее телу. Он ласкал ее грудь, волосы, прижимая ее тело к своей разгоряченной плоти, которая прижималась к самой середине ее тела с почти невыносимым жаром.

— Ты моя, — прошептал он, когда оторвался от ее губ, и горячая дрожь охватила ее при звуке его голоса.

Она гладила руками его грудь, его руки, восхищаясь его силой, его мускулистым телом. Запах его тела и вкус его губ пьянили ее.

Она запустила руки в его волосы, и пальцы ее почувствовали шелк его волос. С инстинктом, старым, как мир, она обвивала своим телом его сильное тело.

Она застонала, когда он навалился на нее, а пальцы его отыскали ее тайные места меж ног, легко скользнув во влажный жар ее тела.

— Кристиана, — голос его был низким и хриплым. Она открыла глаза, не желая прекращать наслаждение, которое охватило ее.

Она была удивлена выражению его глаз. Они светились страстным желанием. Дыхание его было быстрым и прерывистым.

— Завтра, — его глаза обжигали ей лицо, — завтра, может быть, ты будешь ненавидеть меня и проклинать, если захочешь, но сегодня ночью ты будешь моей.

Кристиана хотела что-то сказать, но у нее не было слов. Она приподнялась и поцеловала его в губы. Тело ее извивалось под ним от страстного желания.

Без всякого предупреждения он вошел в ее тело, быстрым, сильным и твердым движением, заполнив ее до конца. Крик ее утонул в его победоносном крике.

В какое-то мгновение она подумала, каким странным и особенным было это ощущение, какая продолжительная и болезненная полнота.

Затем он снова впился в ее губы, и сладкая истома снова охватила ее. Она притянула его к своему телу.

Они слились в одно целое. Ее нежность и его сила двигались в одном ритме, в движении, которое было слаще, чем любая музыка, которая когда-либо создавалась. Это была яркая прекрасная гармония страсти и света.

Сердца их сильно бились рядом друг с другом, ноги ее обвивали его бедра, губы их встречались снова и снова.

Бедра ее извивались под ним, и он снова и снова наполнял ее. Она забыла себя от наслаждения. Яркий свет поднимал ее выше и выше. Тело ее было охвачено жаром, как солнечным светом. Вкус его кожи, звук его дыхания, прикосновение его волос к ее щекам…

Он приподнял ее над постелью и прижал ее тело к своему, обхватив сильной рукой ее ягодицы. Она прильнула к его груди и почувствовала, что еще шире раскрывается навстречу его страсти и силе.

Уши ее были наполнены темным гулом, наслаждение пронзало ее серебряными молниями, каждая последующая была ярче, острее и жарче предыдущей. Так продолжалось до тех пор, пока она не услышала свой собственный голос — дикий страстный крик. Это был крик слепой страсти. Мир вокруг нее сверкал яркими стрелами наслаждения.

Сквозь темный густой туман до нее долетел ответный стон Гэрета, и внутри своего тела она почувствовала, как он содрогается, достигнув предела.

Он не сказал ей ни слова после этого. Он только прижал ее к своей груди, нежно целовал ее лицо, осыпая поцелуями ее веки, щеки и губы, лаская ее волосы, прикасаясь к ним с благоговением.

А Кристиана, потрясенная и обессиленная глубиной страсти, которую они разделили вместе, чувствовала Себя, как будто ее коснулась волшебная магия. Она почти сразу же уснула с блаженным и приятным чувством, что рядом с ней в постели находится сильное горячее тело, которое защищает ее.

Никогда еще она не чувствовала себя такой живой частичкой целой вселенной. Через открытое окно было слышно, как стрекотали кузнечики. Легкий ветерок шевелил листву деревьев. Сердце Гэрета ритмично стучало у нее над ухом. Может быть, так чувствуешь себя, когда тебя любят? Если это так, то это волшебное чувство, самое сладкое чувство в мире.

Еще никогда в жизни она так спокойно не спала.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Она сидела за старым маленьким столиком у окна и писала. Розовые лучи восходящего утреннего солнца падали на ее темные волосы.

Гэрет открыл глаза и первое, что он увидел, была Кристиана. Чувство сожаления охватило его.

Черт бы меня побрал, что я наделал!

«Позаботься о моей сестре», — сказал Филипп. Гэрет был уверен, что его деверь совсем не одобрит такую заботу.

Его всегда уважали, как человека слова, и это было справедливо. Когда он разговаривал со своими соседями или братьями, они слушали его с уважением и доверяли ему. Он вспомнил, как загорались глаза Даниэля, когда он разговаривал с Кристианой.

А она просто протянула свою белую руку и сказала: «Останься». И он остался, потеряв голову от прикосновения ее нежных рук, от ее густых черных волос, которые ласкали его кожу, от ее жарких нежных объятий. Еще ни одна женщина не была для него такой сладкой, как эта.

А теперь, в результате, он чувствовал себя виноватым. Он молча наблюдал за ней. Она писала, не замечая того, что он проснулся. Перо скрипело по бумаге. Она писала, прикусив зубами нижнюю губу. Откинув волосы со лба, снова склонилась над письмом и улыбнулась тому, что писала. Улыбка ее была мягкой и нежной.

Одета она была в то же самое нежно-розовое платье, которое было на ней, когда она приехала. Его плотный лиф выпрямил ей спину и заставлял держать плечи распрямленными. Осанка сразу стала гордой и грациозной, как у женщин-аристократок.

— Пишешь своему любовнику?

Кристиана удивленно взглянула на него. Не таких слов ждала от него она.

— Я не знала, что ты уже проснулся, — сказала она наконец. Щеки ее густо покраснели.

— Я всегда просыпаюсь перед рассветом. Для меня это обычное дело.

Она растерялась, не зная, что сказать. Щеки ее пылали, она опустила глаза.

«Смущена, — подумал Гэрет, — стыдится того, что сделала. Пустила какого-то неуклюжего фермера в свою благородную постель».

— О чем ты думаешь, дорогая? — намеренно игривым тоном спросил он. — О том, что ты запятнала свою репутацию? Что тебе совсем не следовало просить меня остаться?

Она посмотрела на него ясным взглядом, руки ее сжались. В какое-то мгновение ему показалось, что она хочет расплакаться, но потом холодная мрачная маска опустилась на ее лицо.

Она пожала плечами, как будто ей это совершенно безразлично.

— Похоже, что ты сожалеешь о случившемся? Мне не надо было просить тебя остаться?

— Да, ты не должна была делать этого. И я, действительно, сожалею о случившемся.

Спина ее напряглась, голубые глаза холодно взглянули на него. Она снова безразлично пожала плечами.

— Меня это не волнует, месье. В конце концов, никто не узнает. Нам едва ли придется вращаться в одних и тех же кругах, не правда ли? Я скоро уеду в Новый Орлеан. Мой брат постарается удачно выдать меня замуж, и все будет, как и раньше.

Она резко отвернулась от него, откинув назад волосы, которые еще не были прибраны в прическу. Они тяжелой волной падали вниз и, казалось, были слишком тяжелы для ее тонкой стройной шеи.

Гэрет проклинал себя, чувствуя, что ему стало грустно оттого, что она так легко говорит о своем замужестве.

— Конечно, — согласился он, — как же иначе? Ты получила удовольствие. Это для тебя всего лишь небольшое приключение. Скажите мне, моя госпожа, как вы находите фермера в сравнении с вашим прекрасным французским любовником?

Она встала из-за стола, и только ее сжатые кулаки выдавали ее гнев.

— Я, действительно, не ожидала от вас такого. Мне надоел этот разговор. Простите меня, месье, но мне кажется, здесь слишком много народа.

Она грациозно поклонилась, подняла его ботинки и швырнула их к кровати.

— Я буду очень вам признательна, если вас здесь не будет, когда я вернусь.

Гэрет засмеялся. Она с холодным достоинством открыла дверь дома.

— Не грусти, — успокоил он, — может быть, твой брат скоро пришлет за тобой, и ты сможешь избавиться от грубых крестьян, уехать и начать новую жизнь.

Дог все еще спал на крыльце. Его тяжелое тело преграждало дорогу Кристиане. Она, не церемонясь, толкнула его ногой. Собака укоризненно взглянула на нее.

— Идите к черту, месье Ларкин, — бросила через плечо Кристиана. Не сумев столкнуть Дога, она переступила через него и пошла по тропинке к дому. Гэрет заметил, что маленькие, величиной с жемчужинку, пуговички, которые шли вдоль всей ее спины, были неровно застегнуты, что она пропустила две пуговицы в середине спины. Это почему-то растрогало его.

Дог неодобрительно посмотрел на Гэрета своими печальными глазами, тяжело встал на свои короткие ноги и заковылял за Кристианой, помахивая хвостом с белым кончиком.

— Глупая собака, — проворчал Гэрет, потирая лоб. К черту Кристиану, сказал он себе. Она захотела, чтобы он ее опрокинул, и она это получила, а если сейчас ей хочется изображать из себя оскорбленную, ради бога, пусть изображает.

Если бы он не выпил так много вчера, он ни за что не согласился бы остаться. Вчера он пришел сюда с намерением как-то помочь ей, а закончилось все тем, что он оказался в ее постели, соблазненный ее нежной красотой.

— Ничего в этом нет ужасного, — сказала она тогда, — у всех есть любовники.

«Может быть и так», — подумал Гэрет, но у него еще никогда не было такого сладкого и прекрасного создания, черт бы побрал ее высокомерную задницу.

— Ладно, забудь, — громко произнес он, спустил ноги с кровати, дотянулся до валявшихся в беспорядке брюк. Он быстро оделся, надеясь, что никто не заметит его отсутствия, повернулся к постели, чтобы взять ботинки, которые Кристиана бросила ему, и замер, похолодев.

Простыни были окрашены бледными пятнами крови. «Девственная кровь», — подумал он, и у него все похолодело внутри. Не может этого быть, и все же… Он вспомнил ее необычную скованность, ее крик, когда он грубо вошел в ее тело. «Я не уверена, что я должна делать», — прошептала она, когда он попросил ее соблазнить его. Ему никогда в голову не приходило, что она невинна.

— О, дьявол, — пробормотал он. — Что ты наделал, дурачина? Надо найти ее и извиниться. Остается только надеяться, что брат ее не склонен к дуэлям.

Гэрету непривычно было чувствовать себя виноватым, ему стало неприятно от этого ощущения, очень неприятно, черт возьми.

Он быстро прошел через амбары, увидел, что братья уже приступили к работе, и снова почувствовал укол совести оттого, что пропускает утреннюю работу.

Он направился к дому, остановился у колодца, умылся холодной водой и прополоскал рот. Раздавшийся смех заставил его взглянуть в сторону сада, где работала Кристиана.

Несколько минут он стоял молча, наблюдая.

Джефф и Стюарт выполнили свое обещание и как следует обрезали ветки старого персикового дерева, и теперь солнце хорошо освещало эту часть сада. Кто-то притащил туда старую деревянную скамью. Удобно устроившись на скамье, между Даниэлем и Джеффом сидела Кристиана. На ней был один из фартуков миссис Хэттон, которым она закрыла свое розовое платье. Старые кожаные перчатки, которые он дал ей, лежали у нее на коленях.

Стюарт, Ричард и Дог прислонились к освещенной солнцем каменной ограде. Все пили чай из толстых кружек и смеялись над чем-то, что говорил Стюарт.

Ричард достал из миски горсть первой клубники и протянул Кристиане. Она с улыбкой приняла ягоды.

— В Версале… — начала она, но Ричард прервал ее.

— Подожди. Я сейчас отгадаю, что ты собиралась сказать. — В Версале вы ели клубнику только из больших золотых блюд, и клубника была намного вкуснее нашей бедной английской клубники.

Она швырнула в него стебелек от ягоды и скорчила гримасу.

— Какое ты грубое создание! Я собиралась сказать, что в Версале клубника никогда не казалась такой вкусной. Почему это так, как вы думаете?

— РеЬая тии1се1 гашез, — ответил Даниэль. — Голод делает любую еду вкусной. А мы все соскучились по ягодам, так как уже давно не ели их.

— Вот там нужно поставить подпорки для вьющихся растений, — сказал Стюарт, указывая на боковые ворота, — вон там, над дорожкой, чтобы плющ вился по ней. Получится маленькая зеленая дверь. У нас когда-то была такая, правда?

Даниэль кивнул.

— Да, несколько лет тому назад. А еще, на персиковом дереве висели качели.

— Да, были, — воскликнул Джеффри, — помнишь, как ты разбил себе нос, Стью? Кто-то толкнул тебя и ты ударился головой, помнишь?

— Вик толкнула, — сказал Ричард, и все рассмеялись.

— Она напоминает мне твою мать.

Гэрет не услышал, как к нему подошел отец.

Он удивленно взглянул на отца через плечо, а затем снова на сцену в саду. Кристиана, наклонившись, ласкала уши Дога.

— Ты шутишь, — ответил Гэрет, стараясь найти сходство между Кристианой и его высокой рыжеволосой матерью.

— Нет, — они внешне совсем не похожи, — сказал Мэтью, очки у него спустились на нос; он засунул небольшую книжку, которую он принес с собой, в порванный карман сюртука. — Я имею ввиду, что они похожи манерой поведения. Она также двигается между цветов в саду и смотрит на них, как на детей. У нее есть дар выращивать цветы.

— Она совсем не такая, как мама, — коротко и уверенно сказал Гэрет.

— Мне хотелось бы, чтобы это было так. Твоя мать была очень изнеженной женщиной. Когда она впервые приехала сюда, она была как заблудившийся ягненок. Первое, чему она научилась, это ухаживать за цветами и травами. Цветы разбудили что-то в ее душе также, как у нашей маленькой французской гостьи. Как мне не хочется, чтобы она уезжала.

— Она здесь чужая, — резко сказал Гэрет, — ей не хватит сил жить такой жизнью.

— Ваша мать… — начал Мэтью.

— Некоторые говорят, что наша мать тоже не была достаточно сильной, — возразил Гэрет, — если бы она была сильной деревенской женщиной, может быть, она бы сейчас была среди нас, а не лежала бы под шестью футами земли на кладбище у церкви преподобного Финкла.

Мэтью был ошеломлен, и Гэрет пожалел о своих горьких словах.

— Извини, отец, — сказал он мягко.

— О боже, — пробормотал Мэтью. Он снял с носа очки и начал протирать их испачканным носовым платком, которым, кажется, только хуже выпачкал стекла очков. — Пневмония, — добавил он, подумав, — она не выбирает, мой мальчик.

Гэрет ничего не сказал.

— А что касается всего остального, мне кажется, ты слишком резок с нашей гостьей. Остается только удивляться, почему. Мне кажется, она такая милая, с ней так приятно. И еще мне очень приятно, что кто-то снова заботится о саде моей Бэтти. Иногда мне кажется, что я поступил несправедливо по отношению к ней, когда увез ее от привычной для нее жизни и привез сюда.

Гэрету было ужасно не по себе слышать печаль в голосе отца.

— Но если бы я не привез ее сюда, моя жизнь была бы тоскливой. Я не смог бы забыть ее. По крайней мере, у меня было двадцать лет счастья, но когда она ушла, она разбила мое сердце. И я не жалею ни о чем, мой мальчик. Это лучше, чем если бы я отказался от нее.

На другом конце двора серебряным колокольчиком звенел смех Кристианы. Она смеялась над Джеффри и Стюартом, которые начали бороться из-за последних оставшихся ягод.

— Только не проливайте кровь на мои левкои, — с притворным ужасом закричала она, и они сразу прекратили драться и с преувеличенной осторожностью отошли от цветов.

— Ей это не подходит, — резко сказал Гэрет отцу, — она совсем не похожа на мать, и нет смысла вести этот душещипательный разговор.

Мэтью улыбнулся и посмотрел на Гэрета с понимающей улыбкой, что разозлило его.

— Как сказал Бард[19], любовь слепа…

— К черту Барда.

Мэтью удивленно приподнял брови и направился назад, к дому, вынув книгу из кармана и хлопая по другим карманам, в поисках вечно теряющихся очков.

— Они у тебя на лбу, — автоматически подсказал Гэрет и улыбнулся отцу, который опустил очки на нос и пошел в дом, полностью погрузившись в чтение книги.

— Тебе надо пересадить немного цветов к своему дому, — сказал Даниэль Кристиане, — чтобы ты могла там ими любоваться.

— А разве можно? А они не завянут?

— Можно, конечно. Если хочешь, я помогу тебе.

— Тебе нужно избавиться от этой лаванды, — подсказал Джеффри, — она такая вонючая, пусть лучше эти розовые цветочки растут.

— Это … — показала на розовые цветочки Кристиана, — нежные вильямсы. Нет, я очень люблю лаванду.

— Они такие вонючие, — повторил Джефф, откидывая с глаз прядь волос.

— А что сегодня никто не собирается работать, а только весь день будете пить чай?

Кристиана покраснела, услышав голос Гэрета. Она наклонилась и стала гладить собаку, боясь встретиться с ним глазами.

— Пришел чертов диктатор, — приветствовал его Ричард. — Что-то я не видел вас сегодня утром в амбаре, ваше величество.

Гэрет оставил без внимания его слова.

— Овечью шерсть надо связывать в тюки и пересчитывать, лошадей надо пасти, надо привести в порядок все расчеты по журналам.

— Он стареет, — сказал Джеффи Кристиане украдкой, — и становится таким капризным, правда?

Она с трудом заставила себя улыбнуться.

— Я займусь счетами и расчетами, — сказал Даниэль, поднимаясь и потягиваясь. — У тебя замечательный сад, Кристиана, спасибо тебе за это.

— Мы с Джеффом поедем пасти лошадей, — заявил Стюарт. — Кристиана, ты можешь ездить на лошади?

— Да, очень хорошо… в экипаже, — призналась она, и эта шутка вызвала всеобщий смех.

— Это не проблема, мы тебя потом научим. Она кивнула, натянула на руки перчатки, которые ей были велики, наклонилась и подняла садовый совок, который оставила на дорожке.

— Я займусь подсчетом шерсти, — сказал Ричард мрачным тоном, — если вы, лентяи, поможете мне увязывать ее в тюки.

— Джеффи и Стюарт согласились и, добродушно переругиваясь, покинули сад.

Перед тем, как уйти, Даниэль легко дотронулся до ее плеча. Она улыбнулась ему в ответ.

Когда братья ушли, Кристиана повернулась к заросшему сорняками уголку сада.

Она скорее почувствовала, чем услышала, что Гэрет стоит над ней, но сделала вид, что не замечает его.

Он опустился рядом с ней на колени и положил свою руку ей на руку.

— Кристиана…

— Уходи отсюда.

— Мне нужно поговорить с тобой.

— Все это ерунда. Уходи отсюда.

Он вздохнул, взял совок у нее из рук и отшвырнул его в сторону.

— Мне не нравится, что ты ругаешься.

Она взглянула на него, и у нее комок подступил к горлу. Он с такой нежностью смотрел на нее!

— Ты тоже ругаешься. Твои братья ругаются. И мне тоже хочется ругаться, и я буду ругаться. Пошел ко всем чертям, не будь педерастом, поцелуй мою задницу!…

— Я целовал, — просто сказал Гэрет, — и она была свежей и сладкой как персик.

Кристиана запнулась и не нашла, что ответить. Лицо ее загорелось, и наконец она сказала:

— Все это чепуха.

Затем она попыталась подняться на ноги. Гэрет схватил ее за руку.

— Нет, не уходи. Садись и поговори со мной.

Она села и уставилась на мох, растущий между камнями дорожки, потом взяла палку и начала его ковырять.

— Ты была девушкой, правда?

Сначала она хотела солгать, но потом передумала и кротко кивнула головой.

— Черт возьми. Почему ты не сказала мне об этом?

— А если бы сказала, это бы тебя остановило?

— Ты прекрасно знаешь, что я бы не посмел.

Она посмотрела ему в глаза и удивилась, увидев в них сдерживаемый гнев и печаль.

— Какая тебе разница? Он рассердился.

— Очень большая разница. В противоположность тому, что ты думаешь обо мне, я считаю себя честным и благородным человеком, и я никогда не совершил бы этого, если бы знал.

— А теперь ты сожалеешь о случившемся и боишься, что я заплачу и отправлюсь к твоему отцу или к Даниэлю жаловаться. И тогда ты будешь вынужден совершить благородный поступок и жениться на мне, чтобы спасти мою репутацию. Поверь мне, Гэрет Ларкин, я не собираюсь так поступать. Неужели ты в самом деле думаешь, что я соглашусь похоронить себя в этом захолустье?

Слова ее были горькими и резкими. А на самом деле она только и мечтала об этом. Когда сегодня утром она открыла глаза и увидела, что Гэрет спит с ней, а его теплые сильные руки обнимают ее, она поняла, что именно об этом мечтала. Она представила себе, как проснувшись, он нежно улыбнется ей и скажет: «Оставайся».

«Дура», — сказала она себе и с ожесточением вырвала сорняк, стараясь не смотреть в глаза Гэрета.

— Я понимаю, — тихо ответил он.

— Ну, а теперь, когда я сняла камень с твоей совести, я была бы тебе очень благодарна, если бы ты оставил меня в покое. Иди смотри за своими овцами или за чем там еще.

Он сидел, не двигаясь, некоторое время, потом встал на ноги. Тень от его высокой фигуры упала на вьющиеся плети плюща и роз.

— Как будет угодно, — сказал он. Кристиана сидела, не шевелясь, пока не услышала, что он ушел.

— Мне все равно, — прошептала она, стараясь думать о Новом Орлеане, о новых платьях и красивых богатых молодых людях, с которыми ее познакомит брат.

Но через несколько мгновений она заплакала. Глупая собака прыгала вокруг нее, стараясь достать до ее лица и слизать языком ее соленые слезы.

— Глупое животное, — сказала Кристиана, а потом обвила руками тело собаки, покрытое шелковистой шерстью, и ей стало от этого немного легче.

В течение трех долгих недель длилось нелегкое для обоих перемирие. Гэрет избегал разговора с Кристианой, она все свое время посвящала саду.

Каждое утро она просыпалась рано, вместе с пением птиц, одевалась в одно из старых платьев Виктории и спешила через зеленый луг к дому. Коровы больше не пугали ее. Она шла на кухню, где завтракала с Мэтью и его сыновьями. Она заметила, что Гэрет в это время старался отсутствовать.

Она стала замечать, что ей все больше и больше нравится Мэтью. Ей нравилось, как он здоровался с ней. Каждый день он встречал ее какими-нибудь стихами или каким-нибудь умным изречением. Он всегда говорил ей, что она очень красива и восхищался ее работой в саду.

У нее вошло в привычку стучать в дверь Мэтью и напоминать об обеде, иначе он мог забыть о еде, закопавшись в своих книгах о римских раскопках, о греческих философах, и вообще перепутать день с вечером.

Стюарт и Джеффри соорудили ей подпорки, а Даниэль показал, как направлять ветви роз, чтобы они вились по ним. Он предложил ей вырвать плющ, который переплелся с ветвями роз, но ей нравилось, как темная зелень плюща оттеняла розы, и она решила оставить все, как есть.

За последний год Кристиана выработала у себя привычку не думать ни о чем неприятном, и всегда старалась следовать этому правилу.

Теперь она старалась больше думать о саде, и к ее удивлению, он стал оживать и расцветать. Розы, которые она подкармливала и поливала, начали цвести. Они украсили каменную ограду розовыми и красными букетами. Рядом с оградой рос ярко-синий дельфиниум. Он был одного цвета с синевой летней ночи, и был такой же синий, как ее бархатная накидка, которая была у нее в Версале. Неужели это было всего лишь год назад?

Кристиана вырывала сорняки и поливала левкои, срезала высокие пионы, которые уже отцвели, и следила за Догом, потому что он очень любил валяться среди фиалок и этому занятию предавался, по крайней мере, три раза в день.

Она перестала сооружать на голове модные прически, а стала просто заплетать волосы в косу, которая спускалась по спине до талии.

С нетерпением она теперь ждала вечер, когда работы заканчивались, и все искали повод, чтобы заглянуть к ней в сад. Джеффри и Стюарт, Даниэль и Ричард восхищались буйным цветением сада, и их похвалы согревали ее.

Кристиана поняла, что шутки их были добрыми, и сама стала подшучивать над ними. Она стала все чаще смеяться и впервые, за все время после революции, почувствовала, что здесь ее любят, что здесь она своя.

Каждый вечер после ужина она возвращалась в свой кирпичный домик на опушке леса. Дог ковылял за ней, его длинные уши свисали до земли. Кристиана запирала дверь на замок и крепко засыпала.

— Она хочет пойти в церковь, — обеспокоено сказал Джеффри Стюарту. Они были в амбаре, освещенном солнцем. В лучах солнца просвечивалась пыль, которая поднималась, когда они ворошили сено.

— Черт возьми, это совсем не интересно. А ты не спросил ее, может она лучше бы пошла с нами на рыбалку.

— Да, спросил, она только засмеялась. Сказала, что на рыбалку не пойдет, а хочет в церковь, потому что время пришло.

Гэрет, точивший косу на большом точильном камне, казалось, не обращал внимания на братьев.

— Говорит, что хочет исповедаться. Наверно, это католические штучки, Стью? А может наш викарий принимать исповедь?

— А в чем ей надо исповедоваться? Что она такое сделала?

— Не собрала фиалок?

Джефф и Стюарт рассмеялись, как дураки, и Гэрет через плечо бросил на них неодобрительный взгляд. Чтобы не нагревалось во время точки лезвие косы он брызнул воды на точильный камень.

— Я не хочу идти в церковь, — заявил Стюарт, — ты отведи ее.

— Что? А ты в это время один пойдешь на рыбалку?

— Я отведу ее, — сказал Гэрет, пробуя рукой лезвие косы.

Джефф и Стюарт посмотрели на него как на ненормального.

— Она хочет пойти с кем-то из нас. Или даже с Ричардом. Если честно, Гэрет, она тебя терпеть не может.

Гэрет приподнял бровь.

— В самом деле?

— Она, конечно, этого не говорит, — поспешил заверить его Джеффри, — но каждый раз, когда ты подходишь, сразу замыкается, и становится такой, какой была, когда только приехала к нам.

— Но сейчас она совсем не такая, как раньше, — одобрительно подчеркнул Стюарт. — Она загорела, и уже больше не напоминает чертову принцессу, а больше похожа на нормального человека.

— И у нее теперь есть даже оплачиваемая работа, — добавил Джеффри.

Стюарт бросил на него предостерегающий взгляд.

— Оплачиваемая работа? Правда? И где же такое может быть? — спросил Гэрет. Голос его звучал более резко, чем ему хотелось бы. Джефф занервничал.

— Что где? — спросил Джеффри, прикидываясь, что не понимает.

— Оплачиваемая работа, идиот.

— Я ничего об этом не знаю, — солгал Джефф веселым голосом.

— Нет, правда, он ничего об этом не знает. Не беспокойся о ней, Гэрет. Если она захочет пойти в церковь, думаю, что Даниэль может проводить ее. Он ей очень нравится. Они все время уединяются и болтают о чем-то.

Гэрету стало не по себе.

— В самом деле?

— Да. Они все время секретничают, как воры. Миссис Хэттон говорит, что может быть Даниэль женится на ней, и тогда она сможет остаться.

— Черта с два он на ней женится! — взорвался Гэрет. Его слова прозвучали очень громко в тишине амбара.

Братья удивленно посмотрели на него.

— Это ерунда, Гэрет. Я провожу ее в церковь, если она захочет.

— Я тоже могу ее проводить, — сказал Стюарт. — Кому нужна эта рыбалка?

— Тебе нужна, — ответил Джефф со смущенным видом.

— Вы оба пойдете на рыбалку, — сказал Гэрет тоном, не допускающим возражений. — Я провожу Кристиану в церковь, если она захочет туда пойти.

Гэрет вышел из амбара, а Джефф и Стюарт обменялись обеспокоенными взглядами.

— Кажется он сошел с ума. Что ты думаешь об этом?

— Он считает себя чертовым королем, — ответил Стюарт, отбрасывая волосы так, как это делает Гэрет.

Они рассмеялись и решили пойти на рыбалку.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Церковь оказалась совсем не такой, какой ее ожидала увидеть Кристиана.

Во-первых, она надеялась, что Стюарт или Джеффри проводят ее в церковь, а вместо них у главных ворот ее ждал Гэрет, который выглядел скованно в новом сюртуке. Его густые волосы были гладко зачесаны и аккуратно связаны на шее. Кристиана чуть было не передумала идти, но у нее не было другого выхода.

Она так тщательно одевалась, что вдруг почувствовала себя смешной в своей широкополой розовой шляпке, которая закрывала ей глаза. Ее широкое пышное платье развевалось, приоткрывая атласные туфельки.

Они шли пешком две утомительные мили и молчали. Нельзя сказать, что совсем молчали, но их разговор свелся к сдержанному обсуждению погоды и других подобных глупых вещей.

Церковь тоже была не такой, какой представляла ее себе Кристиана. Не было никакой мессы, никакого прославления Бога, никаких других знакомых восхвалений, не было мистического звона колоколов.

Она вспомнила, как в последний раз была в церкви с Артуа. Он ходил в церковь только тогда, когда там исполнялась особенно хорошая музыка. Они сидели под золочеными сводчатыми потолками и слушали хор, состоящий из двухсот сильных высоких и низких голосов, которые наполняли огромный собор такими прекрасными и магическими звуками, что казалось, что они уже попали в рай.

А сейчас она сидела в маленькой каменной церкви только с двумя узкими окнами рядом с молчаливым мужчиной, с которым она спала, и который теперь держится с ней, как с чужой.

Все пришедшие в этот день в церковь обитатели окрестностей вытягивали шеи, чтобы лучше рассмотреть новую родственницу Ларкиных, а также Гэрета Ларкина, чье появление в церкви тоже было явлением необычным.

Да, Джеффри и Стюарт были совершенно правы. Преподобный отец Финкл оказался старым болтуном. Гэрет сообщил ей по дороге сюда, что английские священники не исповедуют прихожан. Это вызвало у нее такое же раздражение, как фальшивая нота в церковном хоре.

Она наблюдала за викарием, за его худым страдальческим лицом и попыталась представить себе, как бы она сказала ему: «Отче, простите меня, я перерезала горло человеку». Нет, она не смогла бы ему исповедаться. Он, наверное, упал бы в обморок от ее признания.

Это было совсем не то, что ей хотелось. А ей хотелось, чтобы была привычная для нее процедура, чтобы было таинство исповеди. Ей хотелось во время исповеди снять с себя груз и получить отпущение грехов, когда священник говорит: «Pax tecum, пусть будет мир с тобой».

Она стала смотреть на цветные стекла окон и чувствовала себя словно ребенок, которому не разрешают вертеться. Она попыталась прочитать про себя литанию[20] Пресвятой Деве, но не смогла вспомнить текст. Она забыла слова «исцеление больных» и «прощение грешников» шли до или после слов «врата рая» и «утренняя звезда».

А кроме того, бесконечное повторение слов «Непорочная дева Мария», «чистая незапятнанная матерь Божия» только портили ей настроение.

Кристиана почувствовала большое облегчение, когда служба закончилась. Она быстро направилась к двери мимо любопытных взглядов местных прихожан, даже не глядя, идет Гэрет за ней или нет.

— Ну и что? — спросил весело Гэрет. — Я это называю потерей времени. Пропало такое прекрасное утро. Он поравнялся с ней и зашагал рядом. Кристиана взглянула на пего.

— Тогда почему ты пошел?

— А почему ты пошла? — спокойно спросил он. Она задумалась на мгновение, пока они шли по пыльной дороге в тени деревьев.

— Я думала, что от этого мне станет легче. Я думала, что викарий заменит мне священника. Я думала, что смогу исповедаться, и что Бог может простить меня.

Гэрет тихо рассмеялся. Он уже снял галстук и парадный сюртук и нес их небрежно через плечо.

— Ну и простил тебя Бог?

— Не будь таким глупым, — ответила Кристиана, — я даже не исповедовалась. Этот старый болтун совсем не похож на настоящего священника.

Гэрет снова замолчал. Они молча шли по дороге, каждый со своими мыслями.

— Мне кажется, я больше не верю в Бога, — вдруг сказала Кристиана.

— Здесь наши пути разошлись, — весело ответил Гэрет, ямочка заиграла у него на щеке, — потому что я совершенно определенно верю в бога.

— Не шути, когда я богохульствую.

— Я не шучу. Ни капельки. Но мне совсем не нужно, чтобы какой-то человек в церковной одежде исповедовал меня и я, конечно, совсем не верю, что рядом со старым Финклем стоит Бог.

Кристиана пристально посмотрела на него.

— А где же еще искать Бога, если не в церкви? Гэрет улыбнулся ей.

— Я думаю, Бог в самой земле. И доказательством является уже то, что солнце всходит и заходит, что звезды светят на небе, что каждую весну просыпается природа и все начинает расти. Каждый маленький цветок в твоем саду — это своего рода чудо. Есть ли на свете что-нибудь такое, чего не могла бы дать земля? По-моему, это самое настоящее доказательство существования Бога.

Кристиана задумалась.

— В этом есть смысл, — согласилась она.

— Ты подумай хорошенько, есть ли что-нибудь на свете, в чем ты очень нуждаешься и чего у тебя нет? Я, конечно, не имею в виду твое желание иметь двадцать платьев или горничных, которые готовили бы тебе ванну, подавали шелковые веера и всякую прочую чушь. Есть ли у тебя что-нибудь такое, что ты потеряла и без чего ты не можешь жить?

Она надолго задумалась.

— Наверное, нет. Но мне хотелось бы… Мне хотелось бы вернуть свою скрипку, — она взглянула на Гэрета, не смеется ли он над ней. — Я очень скучаю по музыке.

— Ты умеешь петь, я слышал, как ты поешь в саду.

— Какой ужас! — воскликнула смущенная Кристиана.

— У тебя красивый голос, — заверил ее Гэрет, Кристиана остановилась, следя глазами за жаворонком, парящим в просторном голубом небе.

— Это не одно и то же. У меня была прекрасная скрипка. Она издавала такие совершенные звуки, словно это было пение ангелов…

— Ты выращиваешь прекрасные цветы, — продолжал Гэрет.

Странно, но это так ее обрадовало, что она сразу забыла о своей скрипке.

— Правда? Ты так думаешь? Ты видел, как хорошо все стало расти? Скоро должны расцвести тюльпаны. Я не могу дождаться, когда они расцветут. Интересно, какие они будут; красные, белые или разноцветные? И розы растут очень хорошо. Они нравятся даже миссис Хэттон. На следующий год они будут еще лучше.

— На следующий год, — тихо сказал Гэрет, — тебя здесь не будет, а сад опять весь зарастет сорняками.

У Кристианы все похолодело внутри. Она сделала слабую попытку улыбнуться.

— Интересно, какие цветы растут в Новом Орлеане? Ты не знаешь?

Гэрет пожал плечами.

Это правда, — вдруг резко спросил он, — что ты собираешься работать в «Разбитой Чаше»?

— Да. Я думаю, приятно иметь немного своих денег.

— Мне не нравится эта идея. Кристиана пожала плечами.

— Если бы я был твоим… братом, я бы запретил тебе.

— Но ты им не являешься. Ты мне не брат, не отец, не любовник, поэтому у тебя нет никакого права запрещать мне.

— Разве мы не были с тобой вместе? Кристиана вспыхнула от неожиданного оборота, который принял разговор.

— Послушай, Кристиана, тебе в самом деле не следует там работать. Это плохая затея. Это не совсем приличное место.

Кристиана тряхнула головой.

— К твоему сведению, я там уже была. Не такое уж это ужасное место.

Гэрет был настолько поражен, что она рассмеялась.

— Не может быть. Я не верю. Когда это могло быть?

— Ричард и Стюард взяли меня с собой, мы навестили Полли, и я познакомилась с мистером Таббсом. Знаешь, он владелец пивной.

— Я прекрасно знаю, кто такой Таббс, — нетерпеливо сказал Гэрет.

— Как сказал бы Даниэль : Таково мое решение, и споры закончены.

— Не надо мне цитировать моего брата. Мне это совершенно не нужно. А по этому поводу, что говорит Даниэль?

— Так мне цитировать его или нет?

Кристиана никогда не видела Гэрета таким взволнованным, и она почувствовала, что это доставляет ей большое удовольствие.

— Не могу поверить, что Ричард и Стюарт взяли тебя с собой в «Разбитую Чащу», — продолжал он, как будто не слыша, что она ему сказала. Они должны были подумать прежде, чем так поступать.

— Они не хотели, но я их уговорила, — призналась Кристиана.

— Я в этом не сомневаюсь, — Гэрет был явно недоволен. — Меня только удивляет, что Даниэль и Джеффри не пошли с вами.

— Они бы пошли, — Кристиана едва сдерживала смех, — но ты и Даниэль учили Джеффри, как вести бухгалтерские книги.

Гэрет остановился посреди дороги, глядя на нее, как будто пришел конец света.

— Черт возьми! — взорвался Гэрет, и Кристиана чуть не подпрыгнула.

Он сошел на край дороги и ударил ногой по дереву, отступил, оглянулся кругом и снова стал бить ногой по дереву.

— Все говорят, что ты такой благоразумный и спокойный, а я теперь так не думаю.

— Да, я был таким, — закричал Гэрет. — Я был спокойным всю мою чертову жизнь! А знаешь, почему? Я тебе скажу почему! Потому что раньше тебя не было здесь, ты здесь не расхаживала с гордым видом, доставляя всем беспокойство. Вот почему!

Кристиана поправила шелковые розовые ленты, что свисали с ее шляпы, ожидая, когда он прекратит кричать. Ей пришло в голову, что если бы это случилось месяц назад, его гнев страшно напугал бы ее, но сейчас он больше смешил, чем пугал.

— И что я теперь должен делать? — продолжал он. — Ты околдовала моего отца, околдовала мою собаку. Мои братья теперь лгут мне, только чтобы угодить твоим эгоистическим капризам. А что хуже всего, они по полдня торчат в твоем саду, разглядывая твои цветы.

— Нет, это не правда.

— Как куча ленивых дураков. А твой чертов брат увез мою сестру на другой конец света, чтобы их там живьем съели краснокожие дикари.

— Сейчас ты говоришь так же, как миссис Хэттон, — заметила Кристиана, стараясь не улыбаться. Но она не могла отказать себе в удовольствии снова подколоть его. — А кроме того, все твои «чертово то», «чертово это» объясняются тем, как считает Джеффри, что характер твой портится в связи с тем, что ты стареешь.

— Мне тридцать, — закричал Гэрет, — и характер у меня нормальный!

Он остановился и перевел дыхание. Когда он снова заговорил, голос его был низким и спокойным.

— У меня нормальный характер, и я не стар.

— Как сказал бы Даниэль… — начала Кристиана, но Гэрет резко оборвал ее.

— Если ты сейчас начнешь мне цитировать этих чертовых древних римлян, я не отвечаю за свои действия.

Кристиана хотела засмеяться, но решила сдержаться. Она красноречиво пожала плечами и пошла дальше. Гэрет догнал ее и зашагал рядом с ней.

— А что касается миссис Хэттон, — сказал он своим обычным спокойным голосом, — Джеффри и Стюарт говорят, что она слышит звон свадебных колоколов.

Кристиана вскинула брови.

— Как это? — не понимая, спросила она.

— Ну это у нас есть такое выражение, это значит, что она надеется, что ты и Даниэль скоро поженитесь.

Кристиана взглянула на Гэрета, чтобы убедиться, что он не смеется над ней. Но он не шутил.

— Как такая идея могла прийти ей в голову?

— Я думал, ты лучше знаешь. Джеффри и Стью говорили мне, что вы все время секретничаете, как воры.

— Даниэль добр ко мне. Я могу обо всем с ним поговорить. Вот и все.

— И о чем же вы с ним разговариваете?

«О Франции, — ответила она про себя. — О том, что чувствуешь, когда убиваешь человека, в то время, как брат этого человека стоит за дверью и смеется над тобой. Об этих вещах я не могу говорить с тобой. Я боюсь, что ты станешь презирать меня».

— Да так, обо всем, — неопределенно пожала она плечами.

— А что Даниэль думает о «Разбитой Чаше»?

— Он считает, что очень хорошо, что теперь у меня есть подруга, и что мне пойдет на пользу общение с Полли.

Гэрет сердито засмеялся.

— Я так не считаю. Полли… немного свободно ведет себя со своими поклонниками. Мне бы не хотелось, чтобы ты переняла ее привычки.

Кристиана приподняла брови и посмотрела на Гэрета тем холодным взглядом, который выводил из себя маркизу Пьерфит.

— И ты еще называл меня снобом! Как смеешь ты критиковать Полли. Да это просто детские шутки по сравнению с тем, что я узнала от тебя.

Эти слова заставили Гэрета задуматься. Кристиана была этим очень довольна. Она взглянула на дорогу и увидела Дога, ковыляющего им навстречу. Он радостно вилял хвостом и с глупым видом свесил язык.

— А что касается «Разбитой Чаши», то — мир вокруг нас меняется, и мы меняемся вместе с ним.

Она поспешила к Догу, который опрокинулся на пыльную дорогу и бил хвостом.

— Я ненавижу эту чертову латынь, — устало сказал Гэрет. — Послушай, Кристиана, — позвал он, но она не слушала его, гладя Дога по животу и ласково разговаривая с ним, как обычно женщины разговаривают с животными.

Она не обращала на него внимания пока его тень не упала на нее.

— Я не шучу. Я не хочу изображать из себя тирана, но я не перенесу, если ты станешь работать в «Разбитой Чаще».

Она подняла голову и, сурово сдвинув брови, бросила на него строгий взгляд из-под полей шляпы.

— Ты сам себе противоречишь. Ты говоришь, что у тебя хороший характер, а сам кричишь на меня, Ты говоришь, что ты не тиран, а сам отдаешь мне приказы. У тебя нет никаких прав на это.

— Нет, есть права, черт возьми!

— Нет их у тебя, черт возьми! Ты снова начинаешь этот разговор.

Дог, лежа на пыльной дороге, тревожно переводил взгляд с Гэрета на Кристиану и обратно.

Кристиана поднялась на ноги и вздохнула.

— Послушай меня, Гэрет Ларкин. Как бы ты чувствовал себя, если бы ты проснулся однажды утром, а фермы твоей нет? Овцы, коровы, куры — все исчезло, все, до последнего камешка.

— Я тебя не понимаю.

— Потому, что я еще не закончила. Потерпи и послушай. Предположим, это случилось. А затем представь, что твой брат Ричард или Даниэль, неважно кто, отвез тебя куда-то в совсем незнакомое и непривычное для тебя место. Предположим, они отвезли тебя ко двору короля Георга и оставили там. И сказали бы тебе: «Вот, Гэрет, теперь ты будешь жить здесь».

— Я бы сбежал, а может быть, еще отлупил бы их по их задницам.

Кристиана вскинула руки кверху.

— Ты меня не слушаешь, Гэрет. А что если бы было невозможно уехать оттуда? И ты вынужден бы был там оставаться. Каждый день тебе пришлось бы общаться с политиками и послами, быть свидетелем всяческих интриг, и ты совершенно не понимал бы, чего от тебя хотят и что ты должен делать. А все смотрели бы на тебя и говорили: «Он чужой, он совершенно бесполезен. Он зависит от нашей доброты. На него просто приятно смотреть вот и все».

Некоторое время Гэрет молча смотрел на Кристиану. Щеки ее порозовели, глаза сверкали.

— А потом вдруг кто-то говорит тебе, — продолжала она, — что есть что-то, что ты можешь делать, что-то, что поможет тебе не чувствовать себя чужим. Ты можешь уже выше держать голову, ты почувствовал, что ты на что-то способен. Ты бы позволил кому-нибудь запретить тебе заняться этим?

Она ощетинилась, как сердитый котенок.

— Да, наверное, не позволил бы, — признался он. Гэрет сел напротив нее у дороги и взял ее за руку.

— Кристиана, ты неверно меня поняла. Я совсем не хочу, чтобы ты чувствовала себя так, как будто у тебя ничего нет. Я совсем не хочу, чтобы ты чувствовала себя бедной родственницей. Я просто беспокоюсь о тебе и о твоей безопасности. Что, если ты пойдешь домой, и за тобой увяжется какой-нибудь пьяный ублюдок. Сможешь ты защитить себя?

Она вздрогнула, губы ее крепко сжались.

— Ты не сможешь, моя милая. Ты маленькая и нежная, как ягненок. Я бы никогда не простил себя, если бы с тобой что-нибудь случилось.

Она отвернулась от него и смотрела на зеленые холмы. Лицо ее было спокойным, ничего не выражающим. Что-то непонятное мелькнуло в ее глазах, и Гэрету показалось, что она чуть не заплакала.

— Ты ведешь себя не честно со мной, — тихо сказала она. — Мне лучше, когда ты кричишь и бегаешь от злости кругами. Вместо этого ты называешь меня «милой» и говоришь со мной так, как будто ты мой возлюбленный. Это несправедливо.

Она убрала свою руку и поправила розовую ленту на своей шляпке.

— Это справедливо. И я твой возлюбленный, если быть честным.

— Нет, ты не мой возлюбленный! Он приподнял брови.

— А как еще это можно назвать, Кристиана? Как ты относишься к тому, что у нас было? Я целовал тебя, я держал тебя в своих объятиях, я занимался с тобой любовью. Ты сама позвала меня к себе, ты сама обнимала меня, я вошел в твое тело, и отдал тебе свое семя. И ты спала рядом с моим сердцем. Разве после этого я не стал твоим возлюбленным?

— Нет, не стал, — щеки ее покрылись красными пятнами, слезы дрожали у нее на ресницах. — Это означает, что ты только один раз и, по твоим словам против твоего желания, переспал со мной. Люди часто этим занимаются, животные тоже могут это. А возлюбленный — это совсем другое.

— Что же? — тихо спросил Гэрет.

— Возлюбленный, это тот человек, которому ты нравишься, который мечтает о тебе, который все время хочет быть с тобой, который ценит тебя. Это тот, кто восхищается тобой и говорит о тебе. Тот не возлюбленный, кто раз переспал с тобой и думает, что после этого можно от тебя избавиться.

В ее словах звучали печаль, горечь и обида.

Гэрет подошел к ней, повернул ее лицом к себя и взял за подбородок. Солнце отражалось в слезинках, дрожащих у нее на ресницах.

— Послушай меня, Кристиана. И подумай. Ты мне очень нравишься. Очень нравишься. И я восхищаюсь тобой. И не только потому, что ты красива, хотя ты действительно прекрасна. Я восхищаюсь теми усилиями, которые ты предпринимаешь, чтобы приспособиться к нашей жизни, восхищаюсь той заботой, которую ты проявляешь к отцу и к остальным. А что касается того, что я хочу от тебя избавиться, это совсем не так. Черт возьми, девочка моя, неужели ты думаешь, что одного раза для меня достаточно? Если бы это зависело только от меня, я бы вернул тебя назад в наш дом и в мою постель и занимался бы с тобой любовью каждую ночь всеми известными мне способами.

Она сидела совершенно неподвижно, глядя на него круглыми глазами. Легкий ветерок шевелил ленты ее шляпы и листья дерева над ними.

— И если ты считаешь, что тебе необходимо работать в «Разбитой Чаше», пожалуйста, работай. Попробуй. Но я буду приходить туда каждый вечер, чтобы проводить тебя домой. Я не позволю тебе одной по ночам бродить по дорогам. Ты меня слышишь?

Ее рука задрожала в его руке, и она кивнула головой.

— Спасибо тебе, Гэрет, — тихо сказала она. — Спасибо тебе большое. Для меня это очень много значит.

— Не понимаю, почему, — тихо засмеялся он.

— Правда, это важно. Я так хочу быть похожей на вас. Я хочу быть независимой и уметь постоять за себя. Так ужасно чувствовать себя одинокой и покинутой, чувствовать, что ты не такая как все. Иногда я себя чувствую так, как будто я живу сама по себе никому не принадлежа.

— Ты принадлежишь нам.

Она посмотрела на него с выражением боли и любопытства, как будто не веря ему.

— Ты принадлежишь нам, — повторил он, приблизившись к ней. Он притянул ее к себе, крепко прижимая к своей груди.

Некоторое время она сопротивлялась, плечи ее были напряжены и неподатливы его рукам, но потом она тихо вздохнула, обвила руками его шею и повернула к нему свое лицо.

Он нежно поцеловал ее. Губы его касались теплой нежной шелковистой кожи ее щек, лба, век, где еще дрожали на ресницах ее соленые слезы.

Когда губы их встретились, она издала гортанный звук, тело ее, казалось, таяло от соприкосновения с ним и становилось горячим, как теплое, яркое весеннее солнце.

Они отпрянули друг от друга, когда Дог начал отчаянно лаять и просовывать голову между ними, взобравшись на колени к Кристиане.

— Глупое животное, — пробормотал Гэрет, шлепнув его любя.

Кристиана засмеялась и взглянула на него затуманеным взором.

— Пошли, Гэрет, он напоминает нам, чтобы мы не забывали о своей репутации. Мы шокировали его тем, что сидим и целуемся на дороге.

— К черту репутацию, — сказал он, но сразу поднялся и протянул Кристиане руку, помогая ей встать на ноги.

— Шокирующее поведение, — подтрунил он над ней, — для благородной женщины из хорошей семьи?

— Но как раз именно то, чего можно ждать от девушки, работающей в баре, — возразила она, покраснев, и поправляя шляпу, которая съехала ей на спину.

Гэрет взял в руки один из ее густых локонов, лаская его пальцами, затем рука его скользнула по ее груди.

— Мне очень нравится эта девушка из бара. Может быть тебе лучше попросить Даниэля проводить сегодня домой. Это будет безопаснее. Длинная прогулка под ночными звездами по безлюдной дороге может оказаться слишком возбуждающей, моя милая.

Она засмеялась и весело посмотрела на него.

— Думаю, мне стоит рискнуть, Гэрет Ларкин, как говорили наши римские друзья…

— Не надо, — закричал он с тревогой в глазах, — что бы там они не говорили, скажи на нашем простом и родном английском языке. Даниэль поступает плохо, и я не хочу, чтобы ты перенимала его дурные привычки.

Она громко рассмеялась на его мольбу, но ничего не сказала, и они молча продолжали свой путь через луг к дому.

Впервые за эти дни они чувствовали себя уютно в обществе друг друга и смотрели друг на друга нежными восхищенными глазами.

— Наконец-то ты пришла, — закричала Полли. Ее лицо, усеянное веснушками, светилось радостной улыбкой. — Подожди минуточку, сейчас я покажу тебе, с чего нужно начинать.

Кристиана развязала ленты своей шляпки, наблюдая, как Полли ловко двигается в переполненной пивной. Ее сильные руки были заняты тяжелыми пивными кружками.

В пивной было душно. Воздух был наполнен кисловатым запахом эля и жареного мяса. Столики были заняты местными фермерами, которые, независимо от того, было это воскресенье или нет, собирались в таверне каждый вечер. Они вели разговоры о видах на урожай, о выращивании овец, а также обсуждали цены, которые предлагали лондонские торговцы.

Низкий смех Полли раздавался все время. Она двигалась по комнате, кокетливо улыбаясь одному, шлепая по руке другого и захватывая пустые кружки с освободившегося столика на обратном пути.

— Видишь, как это нужно делать, — провозгласила она, подойдя к Кристиане. — Сначала спроси, что они хотят заказать, затем иди к Таббсу, получи от него это и возвращайся к ним. Все довольно просто. И не позволяй никому цепляться к тебе.

Кристиана засмеялась вместе с Полли.

— А что делать, если они будут цепляться? — спросила она.

— Зови меня, — объяснила Полли, — и, если я не смогу вышвырнуть его отсюда, это сделает Таббс.

Она снова засмеялась и предложила Кристиане фартук.

— Сегодня мы постараемся закрыться пораньше, — добавила она, — чтобы можно было часик отдохнуть. Может быть нам самим удастся выпить пинту или две.

Кристиане совсем не нравился эль, но она не стала этого говорить.

— Бери столики отсюда до стены, — инструктировала ее Полли. — Сегодня ты начнешь, а постепенно освоишься.

Кристиана решила, что с работой она справится. Местные фермеры относились добродушно и терпеливо к ее медлительности.

— Это Кристиана; что живет у Ларкиных, — говорили они, представляя ее вновь пришедшим. И местные фермеры уважительно кивали головами, спрашивали о здоровье Мэтью и его сыновей и с восхищением отзывались о ферме.

— Никогда раньше у нас не было такого хорошего фермера, как Гэрет, — говорил один старик, — таким сыном любой мог бы гордиться. У этого парня все в руках горит. Если он бросит в грязь лошадиный помет, у него и он взойдет.

— У тебя хорошо получается, — прокомментировала Полли, передавая ей несколько тарелок с горячими блюдами. — Ты стала крепче по сравнению с тем днем, когда я впервые тебя увидела. Ты чертовски хороший работник.

Эти слова одобрения и веселая улыбка Полли согрели ее.

«Я могу работать, — подумала она, — я не беспомощна».

Кристиана засмеялась, увидев, как Полли столкнула одного парня со стула, когда он схватил ее руками за талию.

— Вот как, — весело бросила ей Полли через плечо, как будто вся сцена была разыграна ради Кристианы. Никому не позволяй лапать себя.

— Никто бы и не посмел, прокомментировал Таббс, наполняя три большие оловянные кружки и подавая их через стойку бара Кристиане. — Ты из Ларкиных, и никто из нашей округи не захотел бы связываться с братьями. Эти ребята обожают тебя, это действительно так. Ты бы послушала, когда они приходят. Только и слышишь: «Кристиана сделала это, Кристиана сделала то». Я не ожидал, что вы придете работать после того, как Полли привела вас сюда в первый раз.

Кристиана смотрела на него во все глаза, и теплое благодарное чувство наполнило ее.

— Это правда? — удивленно спросила она. Сначала она не поняла, почему эти слова наполнили ее счастьем, но потом осознала, что впервые за свои двадцать лет почувствовала себя членом семьи.

Самые веселые и шумные посетители таверны запели свои любимые застольные песни, и неожиданно для себя она подхватила последний куплет. Ее приятное сопрано заполнило таверну. Одобрительный смех и свист приветствовали ее, когда она закончила петь и засмеялась от удовольствия.

— Это Кристиана из семьи Ларкиных, — услышала она чьи-то слова, и они наполнили ее радостью.

Они с Полли стояли у стойки бара и отдыхали. У них был небольшой «передых», как сказала Полли. Вдруг двери таверны распахнулись, и в пивную вошли новые посетители.

— Черт возьми, — проворчала Полли, — только этого нам и не хватало.

Кристиана с любопытством разглядывала вновь пришедших, их было трое. Один из них, молодой джентльмен, был модно одет. Такого, отметила Кристиана, можно было вполне встретить на улицах Лондона или Парижа. Его слуга был одет во что-то темное. Третий — аристократического вида молодой человек-в модно причесанном парике и тщательно завязанном галстуке.

— Кто это? — спросила Кристиана, удивляясь неодобрительному восклицанию Полли.

— Тот, с каштановыми волосами в синем сюртуке, господин Джайлз, старший сын сквайра Торнли, а строит из себя чертова лорда. Второго парня я не знаю, но видно, что он очень высокого о себе мнения. Эти молодые лорды считают забавным для себя пообщаться иногда с простыми крестьянами, глядя на них свысока, — Полли грустно улыбнулась Кристиане. — Я всегда мечтала, что однажды какой-нибудь важный лорд войдет сюда, только раз глянет на меня, сразу влюбится и увезет меня отсюда, сделав своей возлюбленной. Но дело в том, что большинство из них противные и наглые молокососы, как эти.

Кристиана снова взглянула на джентльменов, которые усаживались в это время за стол. Их слуга смахивал со стола белым носовым платком воображаемую пыль, при этом он брезгливо морщился.

— Как будто этот чертов стол недостаточно чист, — сказала Полли с отвращением, — я обслужу их, если хочешь.

Кристиана хотела сказать Полли, что она и сама могла бы их обслужить, но Полли уже направилась к ним и резким голосом спросила, чего они желают.

Молодой человек с каштановыми волосами презрительно посмотрел на Полли.

— Начнем с того, Полли, что мне хотелось, чтобы нас обслуживала новая девушка. Мы уже сыты тобой по горло.

Слова его были грубыми и оскорбительными, они имели двойной смысл, и от этого щеки Кристианы загорелись. Итак, это был сын сквайра, которого Даниэль обучал латыни, готовил его к поступлению в университет. Даниэль был прав, называя его высокомерным отродьем.

Он с интересом разглядывал Кристиану.

— Подойди сюда, девушка.

Кристиана набрала воздуха, чтобы успокоить дыхание, и подошла к столу, высоко подняв нос.

— Ты недавно живешь здесь в деревне, не так ли, — требовательно спросил высокомерный молодой человек.

— Да, недавно, — гордо ответила она, — я живу здесь у родственников, пока не перееду в Новый Орлеан к своей семье.

Молодой человек был удивлен.

— Ты француженка, не так ли, девушка?

Слово «девушка» звучало очень неприятно, как показалось Кристиане, особенно, если его произносят таким высокомерным тоном.

— Должно быть, это маленький лягушонок[21], который живет у моего учителя латыни, — объяснил Джайлз Торнли своему другу. — Я слышал об этом.

Он снова повернулся к Кристиане, и ей захотелось залепить пощечину по его высокомерной физиономии.

— Таких, как ты сейчас много в графстве Эшби, в старом поместье Ношлай. Там сейчас мадам Альфор и другие.

У Кристианы перехватило дыхание.

— Мадам Альфор? Я знаю ее. Она здесь? В Англии? А другие? — сердце ее учащенно забилось. — А кто еще там есть? Вы не знаете их фамилий?

Молодой человек откинулся на спинку стула, глаза его светились интересом.

— Может быть и знаю, — признался он. Кристиане хотелось затрясти его, чтобы он быстрее назвал известные ему имена.

— Ну же! Кто именно?

Он улыбнулся своему другу, которого явно забавляло происходившее.

— Мне кажется, что мы можем заключить сделку: я назову тебе фамилии лягушатников, в поместье Ношлай…. а ты согласишься сегодня ночью согреть мою постель, девушка.

Кристиана замерла. Гнев охватил ее. В таверне стало тихо.

— Пастарайтесь запомнить, сэр, — сказала она ледяным тоном, — что мой титул не «девушка»: Я сестра маркиза Сен Себастьяна. Когда вы обращаетесь к тем, кто выше вас по происхождению, вы должны называть титул. Пожалуй, вас еще следует учить манерам, также, как вас учат латыни.

Джайлз Торнли покраснел от злости, а где-то в углу таверны раздался громкий презрительный смех.

— Ты дерзкая маленькая сучка, — начал Джайлз.

Кристиана очень спокойно взялась за спинку стула, на котором он сидел, выдернула стул из-под него, и молодой человек свалился на пол. Кристиана видела, как это делала Полли сегодня вечером.

Она повернулась спиной к нему и спокойно направилась прочь. Но оскорбленный Торнли, вскочив на ноги, бросился к ней и схватил ее за руку, не давая уйти.

— Как ты посмела? — выпалил он. — Как ты посмела? Я сделаю так, что это заведение закроют! Если ты еще раз позволишь себе такое, я сотру тебя в порошок! Ты грязная наглая маленькая сучка…

— Ни слова больше, Торнли.

Кристиана оглянулась и увидела позади себя Гэрета. Глаза его холодно сверкали, губы были плотно сжаты.

— Убери руку, не то я снесу твою высокомерную башку с твоих плеч. — Голос его был спокойным и чистым, и не было никаких сомнений в том, что он исполнит то, что обещает.

Джайлз не пошевелился. Глаза его сузились, желваки играли на скулах.

— Я это сделаю, — очень тихо сказал Гэрет, — и скажи своему другу денди, чтобы он убрал свою шпагу. Вас здесь только двое, а в этой таверне нет ни одного, кто не стал бы на мою сторону.

Кристиана стояла, не шевелясь, пока Джайлз не отпустил ее руку. Она быстро отошла в сторону, сердце ее громко стучало в тишине таверны.

— Убирайся отсюда, — сказал Гэрет Джайлзу, — и забудь о том молодом жеребце, которого я тебе собирался продать. Держись подальше от нашей фермы и от нашей Кристианы.

Джайлз оглянулся на присутствующих в пивной. Его встретили холодные взгляды местных деревенских жителей и фермеров.

— Я тебя знаю, — заявил он, — и я тебе этого не забуду.

— Очень хорошо, — ответил Гэрет любезным тоном, — постараемся и мы, чтобы ты этого не забыл.

— Я получила отставку, как выразилась Полли, — сообщила Кристиана Гэрету, который ждал ее верхом на лошади в глубине двора таверны.

— Кажется, ты расстроена, — удивленно заметил Гэрет.

— Так и есть. Было весело. Все так хорошо ко мне относились, и мне казалось, что я такая, как все, что у меня теперь есть свое место.

Гэрет молчал некоторое время, потом наклонился и взял ее руку в свою.

— У тебя есть свое место, Кристиана. Поехали домой.

Она подняла голову и посмотрела, как лунный свет играет в его волосах, освещая четкие линии его смелого лица.

Он поднял ее и удобно посадил на лошадь впереди себя. Его сильные руки обвились вокруг нее, его длинные ноги касались ее ног.

Он уверенно направил лошадь по темной дороге, и через несколько мгновений Кристиана, преодолев смущение, прислонилась спиной к его теплому сильному телу. Она вдыхала запах его кожи и прислушивалась к стуку его сердца.

— Спасибо тебе за то, что остановил Джайлза. Я действительно испугалась.

— Правда? По твоему виду этого не скажешь.

— Может быть я действительно не подхожу для работы в таверне, — призналась она.

— Да, это так, — согласился Гэрет.

Некоторое время они молча ехали верхом. Кристиана старалась не думать о близости Гэрета, о том, что руки его обнимают ее, что его сильные бедра прижимаются к ее ногам.

Но это было невозможно.

Она чувствовала, что для него это тоже было пыткой, потому что через несколько минут он тяжело вздохнул и коснулся губами нежного изгиба ее шеи, и она с готовностью повернулась к нему.

Тогда Гэрет остановил лошадь и повел ее в темноту деревьев. Кристиана пошла с желанием. Она отвечала на его жаркие поцелуи и ласки со страстью, которая потрясла ее.

— Я хочу тебя, — прошептала она, когда почувствовала, как его длинное твердое тело входит в нее. Когда же он содрогнулся, достигнув предела, и тяжело опустился на нее, она почувствовала радость и торжество, каких никогда не испытывала раньше.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Середина лета

Приди ко мне и будь со мной,

И стань моей любовью,

И все наслаждения, к которым

Стремятся холмы и равнины,

Поля и долины, леса и крутые горы

Станут доступны нам.

Кристофер Марлоу

Листья лотоса, которые исцеляют все раны

Лежат на твоих ладонях.

О, будь добра ко мне, потому что

Эти летние дни — лучшие дни моей жизни.

Оскар Уальд

Как яблоневое дерево среди деревьев сада.

Так и моя любимая среди моих сыновей…

Песнь Соломона

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Гэрет убирал грязное сено из лошадиного стойла, когда Даниэль вошел в сарай и швырнул учебники латинского языка на землю. За ним последовал и его выходной сюртук. Он взял грабли и начал работать вместе с братом.

— Разве тебе не нужно сегодня ехать к сквайру? — спросил Гэрет.

Даниэль грустно улыбнулся ему.

— Я там был и уже вернулся. Я потерял работу. Мне больше не нужно туда ездить.

Гэрет вздохнул.

— Это надо было предвидеть. Извини, что из-за меня ты потерял работу.

Даниэль улыбнулся.

— Не такая большая потеря. Джайлз — высокомерный молодой ублюдок. Я не буду скучать без него. Ты в самом деле грозился убить этого парня, Гэрет?

— Да нет. Но я сказал ему, что снесу голову с плеч.

— Да, ты мог бы это сделать, — задумчиво сказал Даниэль. — А за что?

— Он схватил за руку Кристиану, — ответил Гэрет, беря охапку чистой соломы и застилая ею пол лошадиного стойла. — Он оскорбил ее и угрожал ей.

Даниэль был поражен.

— Это мой долг защищать ее, — добавил Гэрет.

— Quis custo diet ispos custodes? — тихо спросил Даниэль, поворачиваясь, чтобы разбросать солому.

— Что это значит?

— А кто будет стеречь охрану?

Гэрет недовольно взглянул на брата.

— Что ты хочешь этим сказать?

— А как ты сам думаешь? Если ты защитник Кристианы, то кто защитит ее от тебя? Неужели ты думаешь, что я не вижу, что ты делаешь? Это совершенно очевидно.

— Правда? Ну и что, если это действительно так?

— Ты женишься на ней? Гэрет засмеялся,

— Не будь таким простаком, Даниэль. Она никогда не выйдет за меня замуж. Как только ее брат пришлет деньги на билет, она умчится отсюда со скоростью ветра. Кристиана просто развлекается, и это ее дело. Я не удивлюсь, если она выйдет замуж за какого-нибудь богатого француза и будет счастливо жить с ним и со своими пятьюдесятью платьями и двадцатью горничными.

— Ты настоящий осел, — Даниэль перешел в следующее стойло и начал вычищать оттуда грязную солому, — ты просто не знаешь ее.

— А ты знаешь?

— Да, думаю, что знаю.

— Не вмешивайся не в свое дело, Даниэль. Какое-то время братья стояли и смотрели друг на друга, пока их внимание не привлекли раскаты грома.

— Дождь, — воскликнул Гэрет, лицо его осветилось радостью. Он подошел к открытой двери сарая и начал рассматривать потемневшее небо. — Давно пора.

Даниэль стоял позади него, наблюдая за надвигающимися тучами.

— Ты должен на ней жениться, Гэрет.

— Черт возьми, ты начинаешь раздражать меня. Кто назначил тебя моим душеприказчиком?

— Я забочусь совсем не о тебе, я волнуюсь о Кристиане. Мне не хотелось бы, чтобы она страдала, чтобы ты причинял ей боль.

— Я не причиняю ей боль. Ты просто осел, — выпалил Гэрет, чувствуя себя виноватым, но не желая это признать.

— Если тебе хочется развлечься, — гневно сказал Даниэль, — почему бы тебе не заняться этим с кем-нибудь из местных девушек?

— Потому что меня это не устраивает, — ответил Гэрет. — Знаешь что, уходи отсюда. Тебе что, нечем больше заняться? Или ты собираешься ходить за мной по пятам и читать мне мораль?

— Ты должен жениться на ней, — повторил Даниэль. — Любовь побеждает все, и мы должны стремиться к этому.

— Когда-нибудь, — устало сказал Гэрет, — я возьму книги Цицерона и поколочу тебя ими.

— Это Вергилий, а не Цицерон, — спокойно ответил Даниэль. — И это правда.

Гэрет приподнял бровь и посмотрел на брата, а потом весело расхохотался.

— Даниэль, ты мне надоел. А теперь послушай меня. Кристиана будет в ужасе и упадет в обморок, если я попрошу ее выйти за меня замуж. Она совершенно определенно дала мне это понять. Это не входит в ее планы, — ему было больно это говорить, и он не хотел в этом признаваться. — Помнишь, как она рассказывала нам о маленькой крестьянской деревне Марии Антуанетты, как они одевались в крестьянские одежды и бродили, как деревенские девушки, среди овец? Овец каждое утро мыли и повязывали им вокруг шеи атласные ленточки. Вот такой представляет себе Кристиана деревенскую жизнь: симпатичная маленькая глупая ферма. Ей, наверное, весело одеваться в старые платья нашей Вик и представлять себя такой же, как мы. Но она не такая, Даниэль, и никогда такой не станет.

Кристиана стояла у стены сарая, где она наполняла ведро перегнившим навозом, чтобы удобрить кусты роз. Она собиралась уже войти в сарай, но услышав голос Гэрета, остановилась.

— Она может представлять себя такой же, как мы, но она не такая, и никогда такой не станет.

О, как больно ей было это слышать. Если бы он знал, как она мечтала быть такой же как они, и как она любила его.

Нет, она никогда ему об этом не скажет, решила Кристиана. Это было неблагоразумно вступать в такие отношения с Гэретом. Если сегодня ночью он придет к ее дому, она скажет, чтобы он убирался домой вместе со своими зелеными глазами и горячими руками.

Кристиана резко повернулась и понесла тяжелое ведро в сад. Она взяла лопату и начала ожесточенно копать землю вместе с удобрением, пока не забылась среди пышных розовых пионов, пурпурной наперстянки и освежающего резкого запаха лаванды. Спустя некоторое время она начала успокаиваться, и боль в сердце постепенно ушла.

Когда первые капли дождя упали на землю, она удивилась.

Кристиана осталась в саду и долго стояла, наблюдая, как измученная жаждой земля впитывает в себя капли влаги. От земли поднималась приятная прохлада. Сладкий запах исходил от омытых дождем роз. Кристиана смотрела, как капли дождя сверкали на бархатных лепестках роз и на темно-зеленых листьях плюща. Она не заметила, что уже промокла, продолжая стоять под дождем, пока окно дома с шумом не отворилось.

— Я слышал раньше, — заметил через окно Ричард, — что знатные люди любят стоять под дождем, но никогда не думал, что увижу это на собственном дворе.

Кристиана посмеялась над его шуткой.

— Посмотри, — сказала она, указывая на розы, которые вились по каменной ограде пышными букетами розового и красного цвета на фоне темно-зеленого плюща. — Правда, розы очень красивые во время дождя?

— Наверное, — ответил Ричард с сомнением в голосе. — Лучше входи в дом и выпей чашку горячего чая.

Тяжелое окно снова со стуком закрылось. Кристиана подумала и решила, что будет очень приятно посидеть на теплой кухне за чашкой чая, шутливо споря с Ричардом.

В этот вечер за ужином она подумала, что если бы она не подслушала слова Гэрета в сарае, она действительно чувствовала бы себя частью большой семьи.

Она смеялась над шутками Стюарта и Джеффри и терпеливо слушала рассуждения Мэтью о влиянии греческих философов на современное общество (хотя, честно говоря, это было ей не совсем интересно). Она предложила Ричарду надеть чистую рубашку, на что он ответил, что не собирается слушать тех, кто таскает тяжелые ведра навоза во время грозы. При этом все рассмеялись.

— Некоторые люди, — ответила миссис Хэттон Ричарду, — совсем не разбираются в розах, и ты один из них.

Кристиана была очень довольна тем, что миссис Хэттон перешла на ее сторону.

Она чувствовала, что сильно краснеет, когда Гэрет смотрит на нее теплым одобрительным взглядом, и старалась не вспоминать о тех часах, которые они провели прошлой ночью под деревьями при луне. Она волновалась, как бы не заметили присутствующие, что она краснеет и не может смотреть в глаза Гэрету. Это немного смущало ее.

Но, к счастью, все были заняты разговорами о завтрашнем дне, который был днем летней ярмарки в графстве Эшби. В этот день на ярмарку вывозился первый урожай молодого гороха, бобов и клубники, вывозились сыры и другие молочные продукты, чтобы там продать их лондонским торговцам.

— Там продается не только это, — сообщил ей Джеффри. — На эту ярмарку приезжают и торговцы шерстью, торговцы лошадьми, продают свои товары ткачи и гончары. И там не только занимаются делом, на ярмарке бывает очень весело.

— Хоть бы дождь перестал, — добавила миссис Хэттон мрачным тоном.

— Обязательно перестанет, — заверил ее Гэрет, он радостно посмотрел на Кристиану, — ты же поедешь с нами, правда?

В этот момент она не могла сказать ему нет, хотя собиралась сделать это раньше. Она была просто счастлива оттого, что он пригласил ее поехать с ним на ярмарку.

— Конечно поеду, — ответила она, и когда увидела, как все обрадовались ее ответу, то снова почувствовала себя частью их семьи.

В этот же вечер, когда Кристиана уже ложилась спать в своем домике, когда она сняла платье и надела ночную рубашку, столкнув Дога с чистых простыней, она услышала приближающиеся шаги. Кристиана знала, что это Гэрет. Она открыла дверь еще до того, как Гэрет ступил на крыльцо.

Он улыбнулся ей и протянул навстречу руки. И она, не сказав ни слова прильнула к нему и забыла обо всем в его горячих объятиях, вдыхая запах его кожи. За окном гремел гром, дождь потоками стекал по окну, в то время как внутри дома огонь их любви сверкал и разгорался при золотом сиянии свечи.

— Проснись, — прошептал Гэрет.

Кристиана открыла глаза. Было совершенно темно. Она подумала, что сейчас, должно быть полночь Кристиана теснее прижалась к горячему телу Гэрета, обвивая его ногами, вспоминая их страсть и прекрасные сны, которые ей снились после этого.

— Нет, нет, совсем не это, — в голосе Гэрета звучал смех. — Разве ты не помнишь, какой сегодня день?

Кристиана спрятала лицо у него на груди и поцеловала ямочку у основания его шеи.

— Помоги мне бог, — пробормотал Гэрет, и она почувствовала, как тело его твердеет. — Отпусти меня, любимая, или я никогда не уйду из твоей постели.

— Очень хорошо, — прошептала она и, осмелев, протянула руку и направила его в свое тело, уже горячее и влажное, ждущее его. Он опрокинул ее вниз, под себя, и крепко прижался к ней.

— Как хорошо, — прошептал он. Голос его был хриплым и теплым от сна. Его губы нашли ее губы, и он начал медленно входить в нее с гипнотическим ритмом.

Она чуть не плакала от сладкого наслаждения и счастья и хотела только одного, чтобы они всегда были вместе, вот так, каждую ночь, каждое утро.

Губы его были жаркими, как огонь. Он целовал ее шею, уши. Его руки были мягкими, как шелк, они скользили по ее телу, ласкали его, пока она не стала извиваться под ним, обхватив ногами его ноги, выгибая свое тело навстречу ему.

— Подожди, — раздался в темноте его хриплый голос. Руки его схватили ее бедра и остановили их, — если ты будешь продолжать двигаться, я больше не выдержу.

Он на мгновение отстранился от нее, его высокая тень была едва видна в темноте комнаты. Руки его, теплые и сильные, скользнули по ее бедрам, и она задрожала, как натянутая струна скрипки от его прикосновения.

Пальцы его коснулись ее промежности, лаская нежные волосы, пока у нее не перехватило дыхание.

— Любимая…. — дыхание его прерывалось, он задыхался от страсти. — Позволь мне показать тебе что-то.

Он легко скользнул вдоль ее тела, и его губы опустились туда, где только что были пальцы. Дыхание его было горячим и опьяняющим, его язык скользил по ее нежной щели.

Инстинктивно она пыталась уклониться от него. Жар обдавал ее лицо, но руки его крепко держали ее за талию, притягивая к себе.

— Не надо стесняться, — прошептал он, при этом руки его ласкали ее бедра. — Никогда не стесняйся меня. Ты сладкая, как мед.

И снова жар его губ, нежных и горячих, прикосновение его волос, мягких, словно шелк.

Все чувства, охватывающие ее тело, в этот миг сконцентрировались на ее нежных лепестках, которые он целовал своими жаркими губами. Ее охватила мучительная острая горячая дрожь.

Он целовал ее ласково и нежно. Губы его касались самой ее сердцевины, самого чувствительного места, которое было спрятано внутри нее. Горячими и быстрыми Движениями языка он ласкал ее до тех пор, пока она не схватила его за волосы и не притянула к себе еще ближе.

Руки его скользнули под ее ягодицы, приподнимая от постели ее бедра. Он еще ближе прижал ее тело к своим губам, упиваясь ее сладостью. Он ласкал своим языком самую ее сердцевину, пока огонь страсти не ослепил ее. Она вся содрогнулась от пронзительного крика.

Свет и темнота сменялись, как в водовороте. Тело ее выгибалось, дрожало и металось из стороны в сторону.

Потом он притянул ее к себе, вошел в ее дрожащее тело и начал ожесточенно двигаться над ней, а она дрожала от боли и наслаждения. Ее бедра поднимались навстречу ему, ее пульс бился в такт его сильным толчкам.

Кристиана произнесла в темноте его имя и почувствовала, как он задрожал и выпустил свое семя в ее тело, задыхаясь от наслаждения.

— Любимая, — шептал он, достигнув предела страсти. Он снова целовал ее, и она чувствовала на своих губах мускусный вкус своей собственной страсти.

Они крепко держали друг друга в объятьях, биение их сердец успокаивалось, дыхание восстанавливалось.

— Какое славное пробуждение, — прошептал он ей в волосы, и она тихо засмеялась в темноту.

— А почему мы проснулись? Еще полночь.

— Нет. Скоро рассветет. И сегодня будет ярмарка в Эшби. Нам нужно начинать грузиться, и сделать все надо быстро, чтобы в шесть уже выехать.

Он говорил это, уже вставая и спотыкаясь в темноте. Когда он попытался зажечь свечу, то снова на что-то споткнулся. При этом в темноте взвизгнула собака.

— Дог, это ты идиот? Что ты здесь делаешь? Кристиана улыбнулась.

— Он здесь живет.

Кристиана засмеялась, услышав, как стучит об пол хвост собаки.

— На моих брюках спала собака. Я уверен, что теперь в моих карманах есть блохи. Ну-ка, убирайся с моих брюк, толстая свинья!

Он чиркнул спичкой, и комната осветилась. Кристиана смотрела на Гэрета, когда он зажигал свечу.

На полу лежал Дог и смотрел на них своими умными, понимающими глазами. Потом он с трудом поднялся на свои короткие ноги и заковылял через комнату к постели, пытаясь туда взобраться.

Кристиана засмеялась и столкнула его. При этом Кристиана наклонилась, и ее темные волосы упали на плечи и на глаза.

— Убирайся с постели, Дог.

Она взглянула на Гэрета и покраснела под его теплым восхищенным взглядом.

— Кристиана Сен Себастьян, — прошептал он, — ты самое прекрасное создание, которое я когда-либо имел удовольствие видеть.

Она опустила голову и гладила рукой шелковистые уши Дога, улыбаясь счастливой улыбкой.

Гэрет быстро одевался. Его кожа казалась золотистой при свете свечи.

— Мне нужно быстрее вернуться, пока никто не заметил, что я спал не дома, — объяснил он. — Когда ты оденешься, приходи тоже, поможешь нам собираться, если ты не против, конечно?

Кристиана испытала чувство гордости оттого, что ее просят помочь. Это было куда приятнее, чем быть совершенно бесполезной.

— Надень что-нибудь нарядное, — добавил он, улыбаясь белозубой улыбкой и надевая ботинки. — Все девушки наряжаются во время ярмарки.

Он наклонился над ней, проведя рукой по ее обнаженному плечу и по мягкой нежной груди. Она задрожала от наслаждения.

— После этого мне совсем не хочется одеваться. Он тихо засмеялся.

— Ах, какая у тебя горячая кровь, девушка. Но все равно, одевайся.

Кристиана в постели начала изучать платья, которые висели на стене. Что же лучше всего подойдет для деревенской ярмарки?

— Ну уж точно не это нежно-голубое платье с белой отделкой, — весело сказала она. — Когда я одела его в церковь, все смотрели на меня.

— Они смотрели на тебя не из-за платья, — объяснил Гэрет, — а потому что ты перекрестилась и поклонилась, когда вошла в церковь. Никто ни разу не видел настоящего живого католика в этой церкви, я уверен.

Кристиана вспыхнула и рассмеялась вместе с ним.

— Надеюсь, ты скоро придешь, — добавил он, наклонился и быстро поцеловал ее, потом он подошел к двери и поднял засов.

— Пошли, Дог, — тихо позвал он, но Дог закрыл глаза и улегся у постели, притворяясь, что спит.

Гэрет улыбнулся, пожал плечами и остановился в дверях. Его взгляд встретился со взглядом Кристианы. Он помедлил. Казалось, он хочет что-то сказать, но он просто улыбнулся ей и вышел в темноту, закрыв за собой дверь.

«Я люблю тебя», — он чуть не произнес эти слова вслух.

«Дурак, — сказал он про себя, — ты дурак уже потому, что спишь с ней, но ты будешь еще большим дураком, если предложишь ей свое сердце. И что будет, если ты сделаешь это? Она забудет тебя сразу же, как только у нее появится возможность уехать отсюда».

Гэрет вспомнил, как она выглядела, когда он уходил от нее. Она сидела на смятых простынях, щеки ее пылали как розы, а черные волосы спускались до талии.

Он понимал, что самое разумное для него было бы держаться от нее на расстоянии, чтобы потом не страдали его сердце и его гордость. Но он понимал и то, что это для него уже невозможно.

Гэрет быстро шел по тропинке к кухне, заметив с некоторым облегчением, что окна еще темные. Он тихо зашел на кухню, чувствуя себя в собственном доме, как вор.

Даниэль был уже там. Он был одет и разжигал печь. Даниэль взглянул на Гэрета и ничего не сказал. Гэрет повесил чайник на крюк над огнем и стал ждать пока закипит вода. Он взял деревянный стул, придвинул его к огню и тяжело опустился на стул, наблюдая, как брат разжигал огонь в печи. На кухне было тихо, только огонек потрескивал: сухие дрова разгорались быстро.

— Дождь уже прекратился, — произнес наконец Гэрет.

Даниэль неодобрительно посмотрел на него.

— Ты очень наблюдательный парень, — голос его звучал холодно и недоброжелательно.

Гэрет вздохнул и потянулся.

— Послушай, она уже не ребенок, Даниэль. Она… ну, в общем, она не ребенок.

— Ей двадцать лет, — сообщил Даниэль.

— Прекрасно. Ей двадцать лет. Я знал это. Даниэль посмотрел на него с сомнением.

— Я действительно знал это. Но дело не в этом. Она знает, что делает. И я знаю, что я делаю. И мне хотелось бы, чтобы ты не заставлял меня чувствовать себя негодяем.

— Ну если ты сам себя так чувствуешь, — предположил Даниэль, пододвигая стул к печи и вытягивая ноги по направлению к огню.

— Не будь педерастом. Что бы ты сделал на моем месте?

— Женился бы на ней, — не колеблясь ни минуты ответил Даниэль.

— Я бы тоже, — воскликнул Гэрет. Даниэль удивленно посмотрел на него.

— Если бы она согласилась, но она не захочет. Поэтому не надо мне все время напоминать об этом. Пусть все будет так, как есть.

Даниэль провел руками по волосам, убирая их со лба и глубоко задумался.

— Очень хорошо, — согласился он. — У меня нет причин сомневаться в том, что ты говоришь правду, потому что ты всегда говорил только правду. А ты уверен, что правда абсолютна или ты просто веришь, что она должна такой быть?

— Твоя чертова философия совсем не подходит к этому времени суток, — заметил Гэрет, толкнув ногой стул, на котором сидел Даниэль.

— Я думаю, — продолжал Даниэль, — ты нравишься Кристиане больше, чем ты предполагаешь.

— Что? Она что-нибудь говорила об этом?

— Нельзя сказать, чтобы она много об этом говорила, — признался Даниэль, задумчиво глядя на огонь. — Она говорила, что ты такой хороший, что она бы не перенесла, если бы ты стал плохо думать о ней.

— Что, черт возьми, она имеет под этим ввиду? — спросил Гэрет, нахмурив брови.

Даниэль пожал плечами.

— Ты мне не кажешься таким хорошим, — с минуту он молча смотрел, как горят дрова.

— Уголь более эффективен, — добавил он вдруг, резко меняя тему разговора.

— А сколько от него грязи, — возразил Гэрет. — Я предпочитаю все время пользоваться чистым деревом. А кроме того, за дрова не надо платить.

Они молча сидели еще несколько минут, наблюдая за тем, как огонь бросает отблески на стены кухни.

— Послушай, — вдруг резко сказал Гэрет. — А что если бы я посватался к ней? Предположим, я приложил бы все силы, чтобы завоевать ее руку и сердце, прежде чем брат придет за ней? Перестал бы ты тогда смотреть на меня как будто я викинг-мародер?

Даниэль искренне заулыбался.

— Да, я был бы доволен. Другого я и не ожидал от тебя.

— Окончательное решение, конечно, за Кристианой, — подчеркнул Гэрет. — Я с трудом верю, что она захочет провести всю свою жизнь, выращивая цыплят и сбивая масло.

— Ты любишь ее, — заметил Даниэль, как будто это было главным в этом деле.

— Да поможет мне бог, — пробормотал Гэрет. — С самого первого раза, как только я ее увидел, я понял, что с ней будет много хлопот.

Даниэль засмеялся, а Гэрет пошел приготавливать чай.

— Иди, разбуди остальных. Давайте начнем загружать повозку. Нам нужно к восьми утра быть в Эшби.

— Я хочу взять свою долю прибыли и купить себе новую лошадь, — заявил Джеффри, — конечно, если попадется такая, которая понравится мне.

— Там всегда бывает хороший выбор лошадей, — сообщил Гэрет, — а ты, Ричард, как собираешься потратить свои деньги?

Они грузили последние тюки с овечьей шерстью на длинную крестьянскую повозку. Она уже была наргужена плетеными корзинками с клубникой, с молодым зеленым горошком, с ранней морковью и круглыми, покрытыми воском, головками сыра, приготовленного на их сыроварне.

Ричард молча изучал небо, он помедлил, прежде, чем ответить. Облака развеялись, деревья и поля сверкали под утренним солнцем свежие и чистые после ночного дождя.

— Мне хотелось бы когда-нибудь поехать к морю, — наконец сказал он, — я буду собирать деньги на эту поездку.

— Боже мой, — отозвался Стюарт, — я впервые слышу об этом!

— Потому что это не понятно таким мужланам, как вы, — возразил Ричард, — некоторые вещи я предпочитаю хранить в тайне.

— Ну мы все погрузили? — спросил Гэрет, проверяя упряжь крепких уэльских вьючных лошадей, которых запрягли в повозку. — А где Кристиана? Что с ней случилось?

— Она пошла в сад, — ответил Джеффри, — сказала, что сейчас вернется.

— Я зайду за ней, — сказал Гэрет, — и мы отправляемся.

Она стояла у куста вьющейся розы и тщательно прикрепляла лентой срезанный розовый бутон к своей кружевной шапочке, которую она сегодня надела.

Гэрет молча наблюдал за ней, думая о том, как сильно она изменилась. Когда Кристиана впервые появилась здесь, она была худой, бледной и колючей. Она удивлялась абсолютно всему, а каждая шутка оскорбляла ее. Он помнил, как по утрам она сооружала себе высокую прическу, следуя французской моде и как напряженно двигалась в своих платьях с тугими корсетами.

А сейчас она выглядела совсем иначе. На ней была белая блузка с длинными рукавами и простой черный лиф. Ее юбки были в розово-голубую полоску. Волосы были просто заплетены в толстую блестящую косу, которая спускалась вдоль спины. На щеках играл яркий румянец от утреннего воздуха. Лицо ее округлилось и стало более привлекательным.

— Ты готова?

Она удивленно взглянула на него и улыбнулась.

— Да, спасибо. Я только хотела немного украсить себя. Цветы похожи на бриллианты, правда?

— Да, они очень идут тебе. Ты прекрасно выглядишь. Мне нравится, как ты сейчас просто причесываешься, а не сооружаешь башни на голове. Раньше я боялся, что твоя тонкая шея не выдержит такую прическу. Глупо, не правда ли?

Кристиана засмеялась.

— О, а во Франции было еще хуже. Месье Антуан приезжал каждое утро, чтобы причесать меня. Однажды он украсил мою прическу тремя ярдами жемчуга. И перьями. А в другой раз — голубыми птичками, соорудив гнездо из шелковых лент…

«Что это такое в твоих волосах? — удивился Артуа, неодобрительно глядя на существа, сделанные из голубых перьев, — это уже слишком, не так ли?»

— Не надо думать об этом, — сказал Гэрет. Кристиана удивленно взглянула на него и увидела, что он смотрит на нее печальным нежным взглядом.

— Когда ты вспоминаешь о Франции, твое лицо сразу принимает страдальческое выражение, как будто тебе больно. Знаешь, что я тебе скажу? Не надо сегодня думать о Франции. На один день забудь, что ты когда-то жила там. Представь, что всю свою жизнь ты жила в Мидлбари. Ну как, ты не против?

Она улыбнулась ему так радостно, что у него перехватило дыхание.

— Мне Это нравится. Я собираюсь провести весело этот день с Полли. Сначала я хотела разузнать, где находится мадам Альфор, но я передумала. Я повидаюсь с ней когда-нибудь в другой раз.

— Она твоя подруга? — спросил он.

До него доходили слухи о французских аристократках, которые недавно появились в поместье Нотлай графства Эшби.

Кристиана пожала плечами.

— Мадам Альфор, — ответила она, цитируя Артуа, — из тех людей, которые считают себя ужасно умными, хотя на самом деле таковыми не являются. Нет, она не близкая моя подруга. Просто она одна из тех, кого я знала. Лучше я проведу день с тобой.

Гэрет был удивлен, но потом улыбнулся нежной и довольной улыбкой.

— Могу себе представить, — заметил он.

Он наклонился и хотел ее поцеловать, но тут раздался резкий голос миссис Хэттон.

— Некоторые люди вместо того, чтобы заниматься делом, бездельничают и смотрят друг на друга телячьими глазами.

Гэрет сразу же отскочил назад, как напроказивший ребенок, которого застали врасплох за его проделки.

— Вот так-то лучше, — заметила миссис Хэттон, ее широкое лицо выражало неодобрение, — и не забудьте купить нарядной одежды, и корицы, если сумеете все запомнить. Еще купите у жестянщика несколько оловянных ведер для молока, если, конечно, ваши головы не забиты тем, чем они не должны быть забиты.

Кристиане хотелось засмеяться над смущением Гэрет а.

— А вы, мисс, — обратила на нее строгий взор миссис Хэттон, — держитесь подальше от цыган. У нас и без них хватает забот.

Кристиана вспыхнула и заверила миссис Хэттон, что у нее и в мыслях не было даже близко подходить к цыганам.

— Хм, — с сомнением произнесла миссис Хэттон.

— Давайте отправляться, — быстро сказал Гэрет, — у нас впереди долгий день.

— И не разрешай своим братьям все время смотреть в пивные кружки, — уже в догонку сказала миссис Хэттон, — а то в прошлом году они напились как свиньи. И сколько шуму тогда наделали.

Она стояла в саду, наблюдая, как Гэрет помогает Кристиане сесть в повозку. Даниэль сел рядом с ней и взял в руки вожжи.

— Одни волнения, — загадочно заметила миссис Хэттон.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Ярмарка в Эшби расположилась в центре деревни. Многочисленные палатки и столы стояли на зеленой лужайке и вдоль улиц. Толпы деревенских жителей, одетых в самые лучшие свои наряды, прогуливались между рядами и громко приветствовали своих соседей. Группа деревенских музыкантов исполняла веселую мелодию на флейтах и скрипках, но их было почти не слышно из-за шума толпы.

Кристиана снова отметила, как уважительно местные жители приветствуют братьев Ларкиных, с каким уважением разговаривают с ними, как восхищаются аккуратными тюками чистой прекрасного качества овечьей шерсти и корзинами ягод в их повозке.

— До того, как ты занялся хозяйством, эта ферма не приносила никакого дохода, — сказал один старик Гэрету. — Ты знаешь толк в земле, сынок, не то, что твой отец. Он совсем не может вести хозяйство. Единственное, что он смог вырастить — сыновей.

Гэрет засмеялся.

— Да, но зато это у него очень хорошо получилось.

— Это не та девушка, которая поставила на уши сына сквайра? Мы все слышали об этом. Вам Джайлз еще ничего плохого не сделал в отместку?

— Он нам ничего не сможет сделать, — ответил Гэрет. — Земля принадлежит нам, мы люди свободные, и если Джайлз хочет, чтобы у него все было хорошо, лучше ему держаться от нас подальше.

Кристиана смотрела в другую сторону, наблюдая за собравшейся толпой. Группа акробатов натягивала канат между двумя столбами, призывая толпу немного подождать и посмотреть представление со знаменитой танцовщицей на канате, которая выступала даже для самого короля. Толпа встретила это сообщение с насмешками и недовернем, но однако никто не уходил.

Толстые фермерши и розовощекие девушки, дети и собаки, бегающие возбужденно среди толпы — все наслаждались прекрасным солнечным днем и свежим воздухом. Мужчины громко разговаривали друг с другом, обсуждая погоду и урожай.

А где же Полли? Кристиана взобралась на повозку, чтобы лучше рассмотреть толпу и внезапно замерла, сердце ее болезненно сжалось.

Жан-Клод стоял рядом с акробатами. Она с ужасом смотрела на его крепкую фигуру, на грязные темные волосы.

Этого не могло быть. На мгновение ей снова показалось, что она стоит в грязной сырой комнате во Франции, а брат Жана-Клода развязывает узел, в котором лежат ее вещи: портрет матери, сережки, подаренные Артуа, письма от Филиппа.

«Я женился на прекрасной женщине, ее зовут Виктория Ларкин, она из города Мидлбари, который в двух днях езды от Лондона…»

— Кристиана, ты не больна? Ты так побледнела… Даниэль положил ей руку на плечо.

Она снова посмотрела на толпу, и в это мгновение человек, похожий на Жана-Клода, обернулся. Нет, это был не Жан-Клод. Она облегченно вздохнула все еще дрожа,

— Мне показалось, что я увидела…

Она взглянула на Гэрета, но он был занят. В это время он показывал хорошо одетому купцу из Лондона связанную в тюки овечью шерсть и не смотрел в ее сторону.

— Мне показалось, что я видела Жана-Клода, — быстро сказала она, — брата того человека, которого я убила. Но это оказался не он. Этот человек просто похож на него.

Даниэль помог ей спрыгнуть с повозки.

— Вздохни глубоко, — посоветовал он. — Ну как, тебе лучше?

Кристиана попыталась улыбнуться, хотя колени ее еще дрожали.

— Я глупая, правда?

— Ты, наверное, просто очень испугалась?

— Я действительно испугалась.

— Успокойся и больше не думай об этом. Его шансы найти тебя здесь равны нулю. Так ведь?

— Да, это к счастью так, — согласилась она. — Даже если Жан-Клод прочитал письма от Филиппа, он не смог бы приехать сюда, в Англию.

— Посмотри, вот идет Полли.

Кристиана посмотрела в ту сторону, куда указывал Даниэль и увидела Полли. Ее золотистые волосы, сверкая на солнце, спускались на открытые плечи. Талия была туго зашнурована, а пышные юбки покачивались на бедрах. Лицо, усеянное веснушами, сияло от удовольствия.

— А, вот и вы! Какой прекрасный день! Пошли со мной, Кристиана. Мы сходим к цыганкам, пусть они предскажут нам судьбу.

Кристиана весело засмеялась.

— Миссис Хэттон предупреждала меня, чтобы я держалась подальше от цыган.

— Старая ведьма, — последовал быстрый ответ Полли, — к черту ее. Гадание у цыган — это очень интересно. В прошлом году одна цыганка нагадала мне, что я выйду замуж за герцога и у меня будет восемь детей. Вы только представьте!

— Стоит ли после этого гадать у цыган. Чего стоят их предсказания, — заметил Ричард, проходя мимо.

— Но я все же встретила герцога, — возразила Полли, — он был очень забавный. Хотя я и не вышла за него замуж, — грустно добавила она, — но кто знает. Может быть он еще вернется?

— Вот это тебе, — сказал Гэрет, высыпая горсть монет Кристиане. — Вы с Полли собираетесь к цыганам, а по дороге купи себе ленты или что-нибудь еще. Мне сейчас нужно продать шерсть, но скоро я присоединюсь к вам.

— Я тоже пойду, — обрадовался Джеффри. — У цыган иногда бывают прекрасные лошади.

— Чаще всего лошади у них краденые, — добавил Гэрет. — Смотри, чтобы тебя не обманули. С ними опасно связываться.

— Спасибо, дедушка, — ответил Джеффри грустным голосом.

— Пошли, — Полли схватила Кристиану за руку, — там столько интересного! Я ужасно люблю ярмарку. Ты видела когда-нибудь танцовщицу на канате? Платье у нее все в блестках, а вырез у нее вот до сюда…

Кристиана засмеялась над энтузиазмом Полли и с радостью поспешила за ней в толпу.

— Отгадай, кто был вчера вечером в «Разбитой Чаше»? — спросила Полли, — Джайлз Торнли, вот кто. Был пьяный, как свинья и искал приключений на свою голову. Ты действительно утерла ему нос, Кристиана, сбила с него спесь. Но он не простит тебе этого.

Кристиана тряхнула головой.

— Кто боится Джайлза Торнли? В конце концов он только сын сквайра, не больше.

— Боже мой, — воскликнула Полли, глаза ее искрились смехом, — всего лишь сын сквайра, правда? Если бы я знала это раньше, я бы вытерла об него ноги, когда он появился. Пусть знает, что он гораздо ниже нас, простых честных людей!

Кристиана и Полли вместе рассмеялись.

— О Полли, ты же знаешь, что я имела ввиду.

— Я просто шучу. Посмотри, Кристиана, вон там цыгане. Правда, вон тот черноволосый парень очень красив?

Цыганские вагончики расположились на краю ярмарки. Они были ярко раскрашены в желто-красные цвета. Темноволосые босые дети играли между вагончиками. Их матери разодетые в разноцветные юбки и золотые украшения разговаривали с детьми на незнакомом языке.

— Я буду здесь рядом, — заявил Джефф, указывая на группу смуглых мужчин, у которых были прекрасные лошади. — Смотрите, не продайте свои души.

— Ладно, не волнуйся, — засмеялась Полли.

Старая цыганка поднялась со ступенек своего вагончика и поманила их к себе рукой.

— Идите, я предскажу вам вашу судьбу, — позвала она певучим голосом, — не бойтесь, идите сюда.

Поколебавшись, Кристиана шагнула вперед.

— А ты подожди, — резко сказала старуха Полли. — Это не для твоих ушей.

Полли пожала плечами нисколько не смутившись, она уже бросала пламенные взгляды на черноволосого парня с ярким платком на шее.

— Пожалуйста, как хотите, — весело сказала она.

Кристиана последовала за цыганкой в полутемный вагончик и села напротив нее за небольшой стол. Стены внутри вагончика были завешены тканью ярких расцветок. Это был плотный шелк, расшитый и густо присобраный. Горели свечи, бросая золотистые отсветы на стены. В помещении пахло какими-то специями.

К удивлению Кристианы, цыганка наклонилась над ней и начала ощупывать ее голову своими темными искривленными пальцами, исследуя форму черепа и кости лица.

— А-а, — произнесла удивленно цыганка. Она села и протянула ей руку.

Кристиана положила на ее худую ладонь несколько монет. Цыганка осталась довольна.

— Сначала, — сказала цыганка, — мы помолимся. Ты должна попросить Пресвятую Матерь Божью о помощи.

Надеясь, что Пресвятая Матерь Божья, о которой сказала цыганка, это именно та, к которой она обращалась всю свою жизнь, Кристиана закрыла глаза и помолилась.

— А теперь, — сказала старуха, — возьми карты и перемешай их хорошенько.

Колода карт была непривычно большой, и Кристиана неловко начала тасовать их.

— Мои карты больше, чем те, к которым ты привыкла. Но, по крайней мере, за моим столом ты не потеряешь свои сережки и свой жемчуг и не потратишь деньги, которые тебе нужно заплатить своему портному.

Холодок пробежал по спине Кристианы. Откуда эта женщина могла знать, что она проигрывала за карточным столом свои драгоценности и деньги сотню раз? Ведь она была одета так же просто, как все деревенские девушки. Она совсем не была похожа на женщину, у которой должны быть драгоценности.

— Тасуй снова, — приказала цыганка.

Стараясь сдержать дрожь в руках, Кристиана повиновалась.

— Ты ничего не боишься, — сказала цыганка, беря карты своими старыми пальцами, — кроме правды.

Кристиана зачарованно смотрела на нее. Цыганка начала раскладывать карты в каком-то непонятном таинственном порядке. Странные фигуры, нарисованные бледными красками, смотрели с карт.

— Вот это ты. На сегодня, — она указала на карту, на которой были изображены мужчина и женщина в летних одеждах, держащие золотые чаши и смотрящие друг на друга.

— Ты влюблена, не так ли? Счастливая девушка. — Кристиана ничего не ответила.

— А здесь карта говорит, что было с тобой раньше. — Кристиана внимательно рассматривала карту: фигура в капюшоне сидит в лодке, окруженной мечами.

— Тебе пришлось проделать большой путь, правда? Это было нелегкое путешествие. И чем же оно закончилось? Если бы путешествие было легким, ты бы попала в никуда. У тебя было не просто путешествие через море. Это было путешествие в новую жизнь. И вот ты здесь. Хочешь ли ты вернуться назад в старую жизнь?

Кристиана вспомнила о Версале: сверкающие золотые дни, полные удовольствия и смеха.

— Глупая девушка, — проворчала цыганка. — Что тебе принесло все это золото? — она указала на другую карту, изображавшую высокий замок, огонь вырывается из его окон, люди кричат и падают. Вот что это значит. Горе и отчаяние. Любой дворец, построенный на несчастье и бедности других, когда-нибудь все равно падет. Может быть ты и не строила замок, но ты в нем жила, как глупая птичка, которая и не подозревала, что она живет в клетке, не подозревала до тех пор, пока клетка не сгорела. Но ты улетела из этой клетки, не правда ли? И где же ты приземлилась?

Она указала на другую карту, на которой была изображена женщина со сверкающей короной из звезд, окруженная полями и цветами.

— В мире и удовольствии. Ты многое узнала. Некоторые люди всю свою жизнь ждут такого счастья. Хочешь ли ты сохранить его?

— Хочу ли я? — эхом отозвалась Кристиана, в ее голосе звучало удивление.

— Не спрашивай меня, — резко сказала цыганка. — Я говорю тебе только то, что вижу на картах, а решение зависит только от тебя и Всемогущего Бога. У тебя будет выбор. Посмотри вот на эту карту. Она изображает Глупца. Ты видишь, какой он легкомысленный. Любуется на звезды, а сам ходит по краю пропасти. Когда придет время выбирать, подумай хорошенько, иначе потом будет невозможно исправить то, что ты совершила.

Кристиана смотрела на блестящего юношу, изображенного на карте, не подозревающего об опасности.

— Ты уже это понимаешь. Ты уже совершила однажды поступок, и уже ничего невозможно изменить. Правда? Что ты такое совершила, хорошенькое создание, что мучает тебя по ночам?

Кристиана в ужасе смотрела на женщину.

— А если бы тебе снова пришлось испытать это, поступила бы ты по-другому? — требовательно спросила цыганка. Ее темные глаза внимательно смотрели в удивленные голубые глаза Кристианы, как будто она все знала и понимала. Женщина глубоко вздохнула.

— Я совсем не хотела напугать тебя. Если ты это совершила и не чувствовала бы сожаление и раскаяние, ты была бы чудовищем. Но потом наступит время, когда тебе нужно будет простить свое прошлое. Оставь пока все, как есть. Никто не будет судить тебя так, как ты сама себя судишь. Кем ты себя считаешь? Бог может простить тебя, а разве ты не можешь простить себя? Или ты себя считаешь выше бога?

— А вот здесь, — указала цыганка узловатым пальцем на следующую карту, — видно, как окружающие относятся к тебе. Они считают, что тебе здесь не нравится, что ты недовольна, хотя и не можешь пока уехать отсюда. А почему это так? Ты в самом деле не можешь уехать или ты не хочешь уезжать отсюда. Возможно тебе нужно кое-кому объяснить, что ты в самом деле чувствуешь, иначе тебя могут неправильно понять.

Кристиана уставилась на цыганку полуочарованная, полунапуганная.

— А что тогда будет? — спросила она. Голос ее немного дрожал. Рядом слышался низкий смех Полли и веселый голос Джеффри, который перекрывал шум ярмарки. Но в вагончике было так сумрачно, что казалось, будто солнечный свет очень далеко.

— Что будет, — спросила цыганка с раздражением. — Что тогда будет? Зачем я только теряю с тобой время?

Она вскинула вверх руки, и браслеты на ее руках зазвенели.

— Я тебе один раз уже сказала. Послушай еще раз. Тебе нужно будет самой принять решение. Твоя судьба будет зависеть от твоего выбора.

Кристиана переводила взгляд с темного морщинистого лица цыганки на карты, лежащие на столе. Таинственные изображения звезд, мечей, облаков ни о чем ей не говорили.

— И последняя карта, — сказала цыганка, вытаскивая из колоды карту и бросая ее сверху.

На последней карте была изображена женщина, сидящая между двумя колоннами, над ее головой сияла серповидная луна, а вокруг были изображены неизвестные древнескандинавские символы.

— И что это значит? — спросила Кристиана, сердце ее сильно стучало.

Глаза цыганки внимательно смотрели на нее. Глаза были черные, все понимающие и как будто все про нее знающие.

— Ничего особенного, я тебе почти все сказала. Эта карта может означать многое. Возможно, это ты сама. А может быть это судьба, которая еще не определилась. Может быть, судьба твоя решается сейчас, но ты этого не видишь. Так что будь готова, возможно скоро тебе придется делать выбор.

Кристиана ждала, но старая цыганка больше ничего не сказала. Она сгребла карты со стола и аккуратно сложила их в колоду. Ее браслеты поблескивали при неярком свете.

— Это все, — сказала цыганка резким голосом. — Возвращайся в свой сад и думай о нем. А теперь пришли сюда свою подружку. Она хочет узнать, скоро ли она выйдет замуж и будет ли ее муж богат.

Удивленная Кристиана тихо засмеялась.

— А она выйдет замуж за богатого человека? Цыганка слегка улыбнулась ей.

— Ты слишком много хочешь знать за свои несколько пенни. Вот тебе ответ. Есть люди, которые видят счастье в богатстве, но есть и другие, те, которые видят счастье в любви. К каким людям относишься ты, Petite мадемуазель?

Кристиана неуверенно поднялась на ноги. Руки ее слегка дрожали. Ей хотелось поскорее выйти на солнечный свет.

— Прости себя, — сказала ей вслед цыганка, — но не забывай. Такие уроки нужно помнить.

— Какая чушь! — заявила Полли, выходя из вагончика цыганки. — Лучше бы за эти деньги я купила себе новую ленту.

— Я куплю тебе ленту, Пол, — предложил Джефри, поднимаясь с лужайки, где они с Кристианой ждали Полли.

Полли улыбнулась и тряхнула золотыми волосами.

— Правда, Джефф? Очень любезно с твоей стороны. Вы Ларкины… такие все замечательные.

Джеффри улыбался, довольный собой.

— И мне еще очень хочется посмотреть танцовщицу на канате, — добавила Полли, — а тебе, Кристиана?

— Мне тоже, — добавила та, хотя ей это было не очень интересно.

Джефф предложил сначала пойти к канату, и Полли обвинила его в том, что он хочет задрать танцовщице юбку.

— Как будто я могу это сделать, — возразил Джеффри, — она же на канате, а он на десять футов выше мой головы.

— Я купил тебе подарок, — сказал он Кристиане и вложил в ее руку флакончик духов.

Кристиана торопливо открыла их и вдохнула нежный запах жасмина. Она с восхищением посмотрела на Гэрета.

— Это мои любимые духи, — тихо сказала она, счастливая и радостная, как будто он подарил ей драгоценности.

Гэрет немного смутился.

— Ты как-то упоминала об этом, — он наклонился к ее уху и прошептал. — Я не смог найти для тебя горничную, которая добавляла бы тебе эти духи в ванну. Может быть ты позволишь это сделать мне?

Она засмеялась, щеки ее вспыхнули, кровь заиграла от одной лишь мысли об этом.

— Думаю, я соглашусь, потому что Терезу мы не найдем все равно.

— Может быть она сама ищет тебя, чтобы ты заплатила ей то, что осталась должна, — пошутил Гэрет. Он посмотрел поверх толпы и воскликнул. — Ты только посмотри, какие прекрасные плуги там продаются!

Кристиана последовала за ним через толпу, хотя плуги ее совершенно не интересовали. Гэрет, наоборот, очень заинтересовался плугами и потратил много времени, беседуя с купцом.

Кристиана подошла к следующему прилавку. Здесь продавались разноцветные ленты, переливающиеся на солнце, как шелковый дождь. Она полюбовалась тонким белоснежным кружевом, которое оттенялось черной тканью и обернулась, чтобы посмотреть на Гэрета. Вдруг высокий чистый звук скрипки привлек ее внимание.

Она резко повернулась и пошла сквозь толпу туда, где на прилавке у торговца лежали несколько скрипок.

— Вы сами делаете эти скрипки? — спросила она. Мужчина погладил свои седые волосы и гордо кивнул головой.

— Да, мисс, я сам их делаю. Я научился этому у своего отца, который, в свою очередь, научился этому у моего деда. Лучшей скрипки вы не найдете.

Она неуверенно протянула руку и пробежала пальцем по струнам.

— Скрипка, — произнесла она, думая о том, как смешно это слово звучит по-английски.

— Возьмите ее в руки, если хотите. Это прекрасный и прочный инструмент. Ее хватит на всю жизнь человеку, которому она будет принадлежать.

Кристиана взяла в руки одну скрипку, затем вторую, пробуя их на вес. Скрипки были легкие, от них приятно пахло лаком, которым они были покрыты.

— У меня когда-то была скрипка, — сказала она мужчине. — Гуарнери.

— Иностранцы, — презрительно ответил тот, имя мастера не произвело на него никакого впечатления. — Тогда сыграйте нам что-нибудь, дорогая, — попросил он и подал ей смычок.

Кристиана неуверенно взяла смычок из его рук.

Как давно это было! Пальцы ее неуверенно и неловко держали инструмент, пока она приспосабливала его к плечу. Рука ее немного дрожала, когда она подняла смычок.

Кристиана прикоснулась тугим смычком к струнам и улыбнулась чистому и красивому звуку, потом сыграла несколько гамм.

— Прекрасный инструмент, — сказала она мужчине.

— А что я вам говорил? Сыграйте нам что-нибудь.

Она закрыла глаза и начала играть. Зазвучала нежная и прекрасная мелодия Вивальди. Сначала немного неуверенно, потом все больше набирая силу, прекрасные и роскошные звуки наполнили все вокруг.

Звуки достигали ушей Кристианы, а затем поднимались высоко в безоблачное небо. Чистые и совершенные звуки вибрировали под ее пальцами, всю ее наполняя радостью.

Мелодия закончилась очень быстро, и она была удивлена одобрительным свистом мастера скрипок и шумными аплодисментами толпы, которая собралась, пока она играла.

Кристиана нежно положила скрипку назад, на прилавок, хотя ей было почти больно расставаться с инструментом. На какое-то мгновение ее пальцы задержались на скрипке.

— Вы слышали когда-нибудь такое? — взволнованно спрашивал скрипичный мастер толпу. — Я никогда не слышал ничего подобного. Мисс, вы должны купить себе эту скрипку. Она просто создана для вас.

— Мне очень жаль, но я не могу, — она отвернулась от прилавка, впервые за все это время она горько пожалела, что у нее нет своих собственных денег.

— Это просто позор, — ответил мастер, — это печально, но это позор. Тот, кто умеет так играть, должен иметь скрипку.

— Конечно, должен, — услышала Кристиана голос Гэрета. Она посмотрела на него: его взгляд был грустным и нежным, а его красивое лицо было серьезным. Гэрет все понимал, он видел страдальческое выражение лица Кристианы, видел слезы, застилавшие ее глаза и готовые брызнуть в любую минуту.

Прежде чем она успела что-то сказать, он подошел к прилавку и стал беседовать со скрипичным мастером, потом отсчитал четыре золотые монеты и подал торговцу.

— Нет, нет, ты не должен, — прошептала она, цепляясь за его рукав.

В ответ Гэрет улыбнулся.

— Теперь уже поздно меня останавливать, — сказал он, подавая ей инструмент.

Пораженная, она смотрела на скрипку, на полированное дерево, на изящный изгиб корпуса, на тщательно изготовленные лады.

И потом, не обращая внимания на целую толпу людей, смотревших на нее, она обвила шею Гэрета руками и разрыдалась.

— Иностранка, — услышала она голос скрипичного мастера, объясняющего кому-то ее необычное поведение.

— Чертовски глупо потратить свои деньги на это. Так бы я ответил, если бы меня спросили, — заявил Стюарт.

— Но тебя никто не спрашивает, — весело ответил Гэрет.

Кристиана сидела на краю пустой повозки, скрипка лежала у нее на коленях. Глаза ее сияли от счастья, волосы выбились из косы. Туфли она сняла, и они лежали на соломе.

— Может быть ты научишься играть что-нибудь веселое, — предложил Стюарт, — что-нибудь вроде «Сэлли, что живет на нашей улице» или «Жена кузнеца».

— Ты обыватель, — заметил Даниэль, — а мне очень нравится музыка, которую играла Кристиана.

— За эти деньги можно было бы купить лошадь, — сообщил Джеффри.

— Это идея. Я могу забрать у тебя скрипку и вместо нее купить тебе лошадь, — предложил Кристиане Гэрет.

Она вскрикнула от ужаса и крепко прижала к груди свою скрипку.

— Даже и не говори такого, — закричала она, — даже и не думай.

Гэрет весело посмотрел на нее.

— Ты уверена?

Как было бы хорошо, если бы они были одни. Она бы поцеловала его.

— Я пойду выпью пинту эля, — заявил Ричард с удовольствием осматривая пустую повозку. — Кто со мной?

— Меня это устраивает, — подхватила Полли, — сейчас наступит мое самое любимое время на ярмарке. Скоро начнутся танцы. Я очень люблю танцевать.

— Я умираю от голода, — объявил Гэрет. — Там один парень продает жареных утят. Это на том конце поляны. Кто со мной?

Кристиана выбралась из повозки, прикрыв свою скрипку одеждой и соломой.

— Ее никто не украдет? Как ты думаешь?

— Нет, — ответил Ричард, — кому она нужна? Если бы это была лошадь или еще что-то ценное…

— Не говори чепухи, — ответила она ему. — Ты просто не понимаешь ее ценности.

— Вы только послушайте, — заявил Ричард, — ее величество говорит мне, что я не знаю цену деньгам. Гэрет достал скрипку и смычок и взял их под мышку.

— Я возьму ее с собой, чтобы ты не волновалась. Даниэль тоже последовал за ними в поисках жареных утят.

— Везде так вкусно пахнет, — заявила Кристиана, — должно быть я тоже умираю от голода. Мне даже показалось, что я чувствую запах кофе.

Гэрет остановился и стал принюхиваться.

— Да, действительно, пахнет кофе. Ты хочешь кофе?

— Больше всего на свете.

— Тогда пошли сюда.

Он взял ее за руку и повел через толпу мелких торговцев и купцов, которые уже начинали упаковывать свои товары, готовясь к закрытию ярмарки.

— Мне кажется это там, рядом с булочниками.

— Тебе хорошо? — спросил ее Даниэль, когда они шли по многолюдной зеленой поляне.

Кристиана взглянула на него и на Гэрета. Братья шагали слева и справа от нее, их волосы отливали красным цветом в лучах заходящего солнца, их зеленые глаза смотрели на нее.

— Мне кажется, что я еще никогда не была так счастлива. Никогда. У меня есть сад, полный цветущих роз. У меня есть собака. У меня есть друзья. У меня много еды. И у меня есть скрипка, на которой я могу играть. О чем же еще я могу мечтать?

«И мне кажется, что меня любят, — молча добавила она, — и я чувствую себя в безопасности». Жизнь во Франции была в далеком прошлом, это был другой мир. Она вдруг поняла, что ее перестали мучить ночные кошмары. Когда же они прекратились? Она попыталась вспомнить, когда в последний раз видела во сне революцию? Это было в тот день, когда она начала работать в саду, в ту ночь в домик к ней пришел Гэрет, и она сама попросила его заняться с ней любовью. Наверно, его нежные руки и добрые ласковые слова изгнали демонов из ее ночных сновидений.

— Ты такой хороший, — вдруг сказала она ему, хотя и не собиралась произносить эти слова вслух. — Ты так добр ко мне.

Гэрет удивленно взглянул на нее, явно довольный ее словами. Он улыбнулся ей нежно и смущенно.

— Разве я могу относиться к тебе по-другому?

— Ну это уже слишком, — сказал Даниэль, — неделями вы ворчали и подкалывали друг друга, а теперь вы только и заняты тем, что воркуете, как голубки и вздыхаете. Как говорил Вергилий…

— Все это чушь, — воскликнула Кристиана.

— К черту Вергилия, — сказал Гэрет.

Даниэль принял притворно-оскорбленный вид, и они рассмеялись. Но вдруг ухо Кристианы уловило в толпе знакомый голос. Она замерла.

— …au charme vicillot.C'est bon, n'est pas[22].

Гэрет поднял голову и посмотрел через толпу.

— Ты же не собиралась сегодня разыскивать мадам Альфор, — тихо сказал он. — Думаю, что это она, там, у булочной.

— Где, где? — взволнованно спрашивала Кристиана. Она приподнялась на цыпочки, стараясь смотреть поверх толпы, хватаясь рукой за рукав рубашки Гэрета.

— Вон там, в экипаже. Смотри, — он взял ее за талию и легко приподнял. — Вон там. Видишь ее?

Кристиана смотрела во все глаза. Да, это была мадам Альфор и граф Дю Бретон. Они сидели в открытом экипаже.

Как странно они выглядели среди толпы просто одетых деревенских жителей в своих расшитых щелках и кружевах с напудренными волосами. На мадам Альфор была шляпа, украшенная цветами из шелка, и плюмаж из страусиных перьев. Ее белое лицо было защищено от солнца тонкой вуалью.

— Ты хочешь пойти поговорить с ними? — спросил Гэрет.

Кристиана крепко обхватила его за шею.

— Я должна. Это будет просто неприлично не подойти к ним.

Как странно было после всего, что произошло, снова увидеть кого-то из Версаля. Мадам Альфор нисколько не изменилась. Казалось, что она совсем не пострадала от революции. Как будто время просто остановилось для них, а их самих каким-то волшебным образом просто перенесли из того мира в этот.

Мадам Альфор смеялась над тем, что говорил ей граф и махала своей красивой рукой в кружевной перчатке. Потом она наклонилась, чтобы принять чашку кофе от кого-то, кто стоял рядом с экипажем…

Это был стройный мужчина. Его светло-каштановые волосы были заплетены в аккуратную косичку и завязаны со вкусом подобранной черной лентой. На нем был сюртук лазурно-голубого цвета с филигранными серебряными пуговицами и аккуратно завязанный белый галстук.

— Артуа!

Крик ее получился сдавленным, сердце бешено забилось.

Гэрет и Даниэль смотрели на нее с изумлением. Она почти вырвалась из рук Гэрета и чуть не упала, когда соскочила на землю. Кристиана бросилась через толпу, горячие слезы застилали ей глаза.

— Артуа! — на этот раз ее радостный крик ясно прозвучал над толпой, и мужчина, стоявший у экипажа, обернулся и замер от удивления, внимательно осматривая толпу. — Артуа! — громко кричала она, горячие слезы текли по ее щекам. Кристиана бесцеремонно расталкивала людей, которые встречались на ее пути.

Артуа какое-то мгновение молча смотрел на нее, не веря своим глазам. Чашка кофе в его руке наклонилась, и кофе пролился на манжет. Наконец Артуа узнал ее и закричал громко и радостно. Через минуту он уже обнимал Кристиану, а она плакала, прижимаясь к его ослепительно-белой манишке, вдыхая знакомый запах, не в силах поверить в то, что это действительно он, что он жив, что он рядом.

— Ты жив, — повторяла она и плакала.

Потом они смеялись от радости и старались получше рассмотреть друг друга, не разжимая объятий.

— Твои волосы начали седеть, — сказала она, не в силах думать ни о чем другом.

Глаза Артуа сияли от радости, щеки его покраснели. Он во все глаза смотрел на Кристиану. Артуа протянул руку и потрогал ее толстую косу, потом дотронулся до ее пухлой щеки, рассматривая простое платье и ноги без чулок.

— Ты выглядишь ужасно, — наконец сказал он, стараясь не улыбаться, но это было невозможно. — Ты выглядишь просто отвратительно. Что с тобой сделали эти англичане? Ты выглядишь как пастушка.

Кристиана откинула голову и рассмеялась.

— О Артуа, Артуа, как я скучала по тебе!

Артуа снова обнял ее, слезы появились у него на глазах.

— Я тоже скучал по тебе, мой друг.

Гэрет стоял в толпе. Он держал в руках забытую Кристианой скрипку и смотрел, как она обнимала элегантного аристократа, как снова и снова дотрагивалась до его плеча. Он видел, как сияли ее глаза, слышал ее радостный голос. Незнакомые иностранные слова лились как бурная река, сверкая брызгами.

Даниэль положил руку на плечо брата и внимательно посмотрел на него. Гэрет грустно улыбнулся.

— Ну вот, — сказал он наконец, прокашлялся и откинул прядь волос со лба. — Ну вот, — повторил он снова. — Вот и все. Будем еще ждать?

— redivivus[23], — посоветовал Даниэль, — не принимай быстрых решений, Гэрет.

— Она знает, где нас найти, если захочет, — ответил Гэрет, — если ей это будет угодно.

Он снова посмотрел сквозь толпу на Кристиану. Ее глаза сияли от счастья. Она была безразлична ко всему кроме этого элегантного человека, который был рядом с ней. Она потянулась к нему и дотронулась до его руки.

Этот нежный фамильярный жест причинил внезапную боль сердцу Гэрета, и он отвернулся, чувствуя как все внутри у него похолодело.

— Итак — задумчиво сказал Даниэль, — это Артуа, — Я действительно не думал, что он жив, — он повернулся к брату, но Гэрета рядом с ним уже не было.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

— …а затем провел месяц в Венеции, — добавил Артуа, — но там было так скучно. Итальянцы такие… итальянские.

Кристиана еле сдерживала смех.

— Но они не могут быть другими, не правда ли?

— Конечно, не могут. Ты только послушай эту музыку, — продолжил он, резко меняя тему разговора, что было его привычкой. — Просто ужасно, не правда ли?

Кристиана нахмурилась, глядя на многолюдную поляну. Всюду зажгли факелы, эль тек рекой. Группа деревенских музыкантов исполняла веселую деревенскую мелодию.

— Я с тобой не согласна. Они, по-своему, не плохо играют.

Артуа удивился.

— Очень плохо, что ты потеряла свое место при дворе, очень плохо, что ты потеряла деньги и свой гардероб, но мне кажется, к тому же, ты потеряла еще и свой вкус.

— Сноб, — с улыбкой возразила Кристиана.

Они сидели на фермерской повозке и несколько минут наблюдали, как танцевали деревенские жители.

— Ты приедешь погостить к нам в поместье Нот-лай? — спросил Артуа. — Мадам Альфор и граф очень хотят видеть тебя. Ты же помнишь Сюзет и Люсьен Бертен, не правда ли? Они тоже здесь. Они хоть и простоваты немного, но богаты, богаты, богаты… И кто еще там… дай мне подумать.

— Все это ерунда, Артуа. Конечно, я как-нибудь приеду навестить вас, но я счастлива там, где живу.

Артуа был просто поражен. Он хотел возмутиться, когда Ричард подошел к ним и принес две большие кружки эля.

— Неужели ты пьешь пиво, как все эти простые люди? Может сказать этому парню, чтобы он принес нам хорошего вина? — он повернулся и с вызывающим видом посмотрел в сторону Джеффри, щелкнув пальцами. Джеффри в это время стоял около лошадей и разговаривал с молодой хорошенькой девушкой.

— Эй, мальчик, — позвал его Артуа высокомерным тоном.

Джеффри презрительно посмотрел в сторону Артуа и сплюнул на землю.

— Еще раз назовешь меня мальчиком, я снесу тебе голову и посажу ее на…

— Перестань, — приказала Кристиана, — ты просто невозможен. Ричард, мы конечно выпьем пива.

Ричард фыркнул, смеясь своим собственным мыслям и протянул им тяжелые кружки. Кристиана взяла свою и начала с удовольствием пить.

Она заметила, что Артуа скорчил гримасу и демонстративно передернул плечами после того, как попробовал пива. Она была удивлена, и его реакция немного разозлила ее.

— Ну, Артуа, — продолжал Ричард, озорно взглянув на него, — что ты думаешь о странных маленьких привычках, которые есть у английских крестьян.

Артуа приподнял бровь.

— Они мало чем отличаются от привычек французских и итальянских крестьян. Пожалуй, у итальянцев даже хуже.

Ричард громко рассмеялся и рыгнул.

— Не будь таким грубым, — сказала ему Кристиана, и Ричард отвесил ей преувеличенно низкий поклон.

— Как прикажет ее высочество, — сказал он и скрылся в толпе.

— Это твой родственник? Боже мой, Кристиана, неужели они все такие ужасные?

— Ричард вовсе не ужасный. Он просто любит пошутить. Он очень добрый.

Артуа с сомнением посмотрел на нее.

— В самом деле, Артуа. Они все очень добрые. Вот посмотри. Это Даниэль. Он преподает латынь. Точнее, преподавал, но его уволили. Из-за меня. Правда, потому что у меня была небольшая ссора с сыном сквайра, когда я работала в «Разбитой Чаше».

— Что ты там делала и где?

— Работала, мой друг. И не надо так ужасаться. С тех пор, как существуют таверны, люди работают там, и в этом нет ничего плохого. Боже мой, Артуа, что с тобой?

— Я чуть не умер от удивления. Ты просто шокировала меня. Кристиана, ты уверена, что не хочешь переехать в поместье Нотлай? Не могу поверить, чтобы эти негодяи заставили тебя работать в таверне.

— Никто меня не заставлял, я сама захотела, — Кристиана посмотрела на толпу и увидела Гэрета. Он стоял рядом с Полли, держа ее за руку. Внезапно Кристиана почувствовала беспричинный приступ ревности.

Как будто почувствовав, что Кристиана наблюдает за ним, Гэрет повернулся и без улыбки встретил ее взгляд.

— Гэрет, — позвала она, кивая ему головой, — иди познакомься с Артуа.

Он заколебался, но потом направился к ним мимо танцующих пар. Его волосы отливали рыжим цветом при свете зажженных факелов.

Гэрет протянул руку Артуа и пожал его руку.

— Итак, вы Артуа. Мы слышим о вас постоянно.

— Неправда, не постоянно, — возразила Кристиана. — Артуа, это Гэрет.

Воцарилось неловкое молчание. Но тут появилась Полли. Ее пышные полосатые юбки колыхались на бедрах.

— А почему ты не танцуешь, Кристиана?

— Попозже, Полли. Это мой друг Артуа. Я тебе о нем рассказывала.

Полли озорно улыбнулась.

— Это тот самый Артуа, который подарил тебе бриллиантовые сережки в день рождения?

— Тот самый, — согласился Артуа.

— Трудно себе даже представить, — заметила Полли, — что вы у нас здесь в Эшби на ярмарке. Вы тоже не танцуете, Артуа?

— Нет, я не танцую, — ответил Артуа, и Кристиана впервые заметила, как напыщена его речь.

— Ну что ж, а я чертовски хочу танцевать, — неожиданно заявил Гэрет. — Это неплохое развлечение, которое двое могут себе позволить в одежде. Пойдем, Полли, покружимся.

Он взял Полли за руку и потащил ее в толпу танцующих. Кристиана старалась не смотреть на них, но видела, как Полли прошептала что-то на ухо Гэрету, и он засмеялся, запрокинув назад голову.

— Какой грубый парень, — заметил Артуа.

— Обычно он совсем не такой, — возразила Кристиана. Она следила глазами за Гэретом и Полли. Даниэль встал между ними и увел Полли на танец.

Гэрет засмеялся, пожал плечами и отправился выпить пива. Он взял бокал и выпил его залпом.

— Расскажи мне снова о Филиппе, — потребовал Артуа. — Почему он оставил тебя в таком месте? Он что, сошел с ума?

— Вначале я тоже так думала. Но сейчас…. — она замолчала, увидев, как Гэрет обнимает в танце местную девушку. Ее кудрявая головка была откинута назад, она смотрела на Гэрета почти с обожанием.

— Что случилось, куда ты смотришь, Кристиана? Давай пойдем куда-нибудь и узнаем, нельзя ли здесь купить хорошего вина? Это английское пиво убьет меня.

— А мне оно нравится, — возразила Кристиана, отрывая взгляд от Гэрета и девушки с вьющимися волосами. — Расскажи мне о поместье Нотлай, Артуа. Кто там еще из французов?

Они сидели на повозке. Кругом слышались звуки флейт и скрипок, а они говорили о Франции, о тех, кто выжил во время революции, о тех, кто уехал в другие страны и о тех, о ком ничего не известно. Вспоминали тех, кого уже нет в живых.

Когда Джеффри и Стюарт вернулись и начали запрягать лошадей, Кристиана взяла слово с Артуа, что он навестит ее завтра.

Она взобралась на повозку, улеглась на соломе, крепко прижимая к себе скрипку, и стала ждать возвращения Гэрета.

Они ждали его больше часа, но он не появился, и тогда Даниэль решил возвращаться домой без него.

— Гэрет где-нибудь пьет пиво, — заверил он Кристиану.

Но от этого ей не стало легче.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Миссис Хэттон встретила появление Гэрета на кухне презрительным взглядом.

— И это после того, как я просила тебя проследить, чтобы твои братья не напились. А ты и сам являешься домой на рассвете пьяный как свинья.

У Гэрета еле хватило сил улыбнуться ей. Ему было совсем плохо. Он старался не реагировать на резкий и суровый голос миссис Хэттон. Не было смысла отрицать, что он напился до глупого и блаженного состояния.

— Теперь полдня будешь спать или стонать, — добавила миссис Хэттон.

Гэрет взял со стола чашку с чаем, недопитую кем-то, и выпил ее залпом, стараясь утолить жажду.

— Ел и пил всю ночь, а теперь будешь охать весь день, — заявила миссис Хэттон, очень безжалостно, по мнению Гэрета.

— А где все? — спросил он, имея в виду Кристиану. В последний раз он видел ее, когда она сидела с Артуа на повозке. Кристиана смеялась и восхищенно смотрела на своего друга. Ее черные волосы касались его плеч.

Миссис Хэттон кивнула на заднюю дверь, ведущую в сад.

— Где все? Дурака валяют, вот где, — ответила она осуждающе, повернулась к Гэрету спиной и все свое внимание сосредоточила на засолке говядины.

Гэрет вышел на старое каменное крыльцо. Яркое солнце ослепило его, и он зажмурился. Осмотревшись, он увидел Джеффри и Стюарта, прислонившихся к стене дома. Между ними стоял Даниэль, явно чем-то смущенный.

Гэрет начал было говорить, но Джефф и Стюарт замахали на него руками, чтобы он молчал.

Откуда-то из-за угла был слышен голос Кристианы. Она говорила по-французски. Ей отвечал более низкий голос.

Стюарт и Даниэль вопросительно смотрели на Даниэля.

— Она сказала, — пробормотал тихо Даниэль, — что здесь совсем неплохо, особенно, когда привыкнешь. А он сказал, что она выглядит как… что-то такое, я не знаю этого слова.

— Что, черт возьми, вы делаете? — возмущенно спросил Гэрет.

Стюарт и Джеффри зашикали на него.

— Она рассказывает ему о своем саде, — прошептал Даниэль, поворачиваясь ухом в сторону сада, — а он говорит, что слишком много лаванды, что надо избавиться от нее.

— Я не могу поверить, что вы подслушиваете. Это просто непорядочно, — тихо сказал Гэрет, удивленно глядя на братьев. Но он все же присел на ступеньки, чтобы узнать, о чем же говорит Кристиана.

— Он сказал, что она не может быть счастлива здесь, что это невозможно, что хуже ничего не может быть.

— Вот педераст, — проворчал Джефф.

— Я еще могу представить, что этим занимаются Джефф и Стью, — заметил Гэрет, — но, чтобы и ты, Даниэль? Это выше моего понимания.

— Он ничего не может поделать, — весело сказал Стюарт. — Мы его шантажируем.

— Чем же вы его шантажируете?

— Ш-ш-ш, — зашипел Джеффри, — что они сейчас говорят, Дэн?

— Артуа говорит, что она должна поехать с ним, и что он может отвезти ее в Новый Орлеан. Но сначала, возможно, они поедут в Вену. Он говорит…

Гэрет встал и нетерпеливо отбросил волосы со лба.

— Все, достаточно, — тихо сказал он. — Хватит. Как будто нам всем нечем больше заняться. Думаю, что работы у нас хватает. Прекращайте заниматься чепухой и отправляйтесь в поле.

— Ты сегодня тоже хорош, — отметил Джеффри, — ох тебя несет, как из пивной бочки.

Гэрет ничего не ответил и направился к амбару. Лицо его вдруг стало мрачным.

— Что, черт возьми, с ним случилось? — спросил Джеффри. — Какой-то он не такой.

— Займитесь-ка работой, — сказал ему Даниэль и поспеши за Гэретом.

— Г…. — весело сказал Джефф. — Давай поездим верхом.

Стюарт засмеялся.

— Хорошо, — согласился он.

Кристиана предложила Артуа розовый бутон, который он аккуратно приколол к петлице.

— Как мог Филипп бросить тебя в такой дыре? — спрашивал он, как обычно не церемонясь. — Без денег, без всего?

— Он не бросил меня. Я была слишком слаба для такой дальней поездки.

Артуа с сомнением посмотрел на нее.

— Ты выглядишь довольно крепкой, — заключил он. — Крепкой и здоровой, очень здоровой. Можно сказать, что ты становишься немного толстой.

Кристиана возмутилась.

— Толстая! Я совсем не толстая!

Артуа, которого развеселила такая бурная реакция Кристианы, бросил критический взгляд на ее фигуру.

— Ну, может быть, немного толстовата.

— Какой ты грубый. Просто я перестала носить корсет, вот и все.

— Именно так выглядят пастушки, которые пасут гусей, — сделал заключение Артуа. — Последняя мода: перестать носить корсет, перестать причесываться, немного запылить туфли и voila[24]. Последний крик моды.

— Это очень удобно, — объяснила ему Кристиана, — невозможно работать в саду в шелковых платьях.

Артуа засмеялся. С какой гордостью говорила она о своей работе в саду. Он стал разглядывать освещенный солнцем сад.

— Не могу себе представить, как ты ползаешь здесь в грязи. Разве это не смешно?

Кристиана улыбнулась.

— Может быть и смешно, но как это прекрасно — своими руками вырастить цветы! Кроме того, это очень успокаивает. И еще, я начинаю чувствовать себя частичкой этой жизни.

— Жизнь — это постоянный круговорот. Ты же знаешь, все растет и умирает, потом снова возрождается. Вот в чем дело.

— Да, это так,

— Просто у тебя всегда есть чем заняться. А впрочем, чем еще можно заниматься в этой дыре? Неужели тебе все это не надоедает?

— О, нет! Никогда не надоедает. Мне ужасно не хочется уезжать отсюда. Я боюсь ожидать тот день, когда Филипп пришлет за мной. Как бы я хотела остаться здесь навсегда!

Артуа был удивлен. Он наклонился к ней и внимательно посмотрел ей в лицо. Глаза его были ясными, голубыми, взгляд — изучающим.

— Ха! — внезапно он громко расхохотался. Кристиана от неожиданности чуть не подпрыгнула.

— Что? В чем дело?

Артуа смеялся, глаза его озорно сверкали.

— О, Кристиана, скажи, чем еще ты себя здесь развлекала?

— Чем? Я занималась садом. Я ведь тебе уже говорила. И я… просто жила, — ответила Кристиана и при этом сильно покраснела.

— И чем еще? — весело спрашивал Артуа. — Смотри, как ты покраснела. Моя дорогая Кристиана, ты самая ужасная лгунья на свете. Не удивительно, что ты не хочешь уезжать. Наконец ты занимаешься этим, не так ли?

— Не будь таким грубым. Я не…

— Нет, ты занимаешься! Ты посмотри на свое лицо! О, оно такое красноречивое. Но скажи, который же из них? Тот, который ученый или тот, у которого волосы торчат во все стороны?

— Конечно нет. Артуа, какой ты ужасный!

— Или тот грубиян? — настаивал Артуа.

— Гэрет совсем не грубиян, — выпалила Кристиана.

— Гэрет, — повторил Артуа с вежливой насмешкой, — значит так его зовут. Скажи, когда у вас это началось?

— Знаешь, — сказала Кристиана, поднимаясь. Она подошла к левкоям и убрала несколько увядших цветков. — Когда я думала, что тебя нет в живых, я действительно горевала и плакала. Это было море слез, просто океан слез. А теперь я не могу понять, зачем я плакала. Ты такой ужасный насмешник!

Артуа засмеялся, нисколько не обидевшись.

— Не удивительно, что ты не хочешь уезжать.

— Я не хочу ехать в Вену, Артуа. Мне ужасно не хочется бросать свой сад.

— Боже мой, Кристиана, я почти поверил тебе. Не удивительно, что он вчера не сводил с тебя глаз.

— Разве? — Кристиана вчера так обрадовалась встрече с Артуа, что этого даже не заметила.

— Да, все время смотрел на нас, пока не ушел. Кристиана нахмурилась.

— Это у тебя серьезно? — спросил Артуа, — Я имею в виду, это просто развлечение или ты его любишь?

Кристиана немного помолчала, разглядывая ярко-голубые цветки шпорника, яркий фуксиновый цвет вильям-сов, темно-фиолетовые фиалки.

— Я люблю его, — призналась она. Голос ее был тихим.

Артуа развеселился.

— Но, — добавила она поспешно, — он меня не любит. Он считает меня глупой и бесполезной.

— Но ты действительно глупа и бесполезна, — отметил Артуа.

— Нет, я не согласна. Боже мой, какой ты ужасный. Может быть, когда-то я и была глупой и тщеславной, но я уже совсем не та, правда, я уже другая.

Артуа посмотрел на нее с сомнением.

— Ну может быть чуть-чуть тщеславна. Ладно, не обращай внимания. Это не важно.

— Конечно, не важно. В конце концов, даже если бы он и любил тебя? Тогда бы он попросил тебя выйти за него замуж., и что бы ты делала? Неужели ты согласилась бы похоронить себя на этой ферме и до конца своей жизни выращивать цветы? Это было бы…

— Это было бы блаженство, — тихо закончила Кристиана, — это было бы замечательно. Но этого не случится, я не хочу сейчас об этом думать. Я просто останусь здесь, пока Филипп не пришлет за мной, пока мне не нужно будет уезжать. А до тех пор я хочу наслаждаться жизнью.

— Неужели это так хорошо? — спросил Артуа, поправляя кружево на своем манжете.

Кристиана бросила испепеляющий взгляд на Артуа, но потом весело рассмеялась.

— Лучше, — призналась она, — лучше, чем хорошо.

— Сначала революция, теперь это, — заметил Артуа. — Мир действительно рушится, не правда ли? Скажи, Кристиана, вы занимались этим на соломе? Или на овечьей шерсти? Или среди коров в поле? Коровы в это время наблюдали за вами?

— Прекрати, Артуа! Что мне с тобой делать? Знаешь, ты действительно ужасный человек. Просто ужасный.

Ямочки заиграли на щеках Артуа.

— Да, ужасный. Разве ты не знала? Это же часть моего шарма.

Кристиана попыталась разозлиться, но не смогла.

— Я так соскучилась по тебе, хотя ты такая свинья! Артуа остался доволен.

— Я тоже скучал без тебя. А теперь покажи мне свой домик. Я просто сгораю от нетерпения и хочу поскорее увидеть это место блаженства.

Кристиана рассмеялась.

— Очень хорошо, но ты будешь смеяться. Он такой же скромный, как келья монаха.

— Думаю, что в нем гораздо больше жизни, чем в келье, — добавил он.

Кристиана вскинула бровь, и Артуа рассмеялся над ее надменным видом. Они покинули сад и через зеленый луг направились к домику Кристианы.

— Артуа уже ушел? — спросил Даниэль, когда Кристиана появилась на кухне в тот вечер.

— Да, только что. Он тебе понравился? Правда, он забавный? У меня все бока болят от смеха.

— Как два лунатика, — прокомментировала миссис Хэттон, следя за куском говядины, который жарился на огне, — смеетесь, бог знает над чем.

— Ему понравился ваш сыр, — поспешила сказать ей Кристиана, — он был просто в восторге от него.

— Хм, — миссис Хэттон бросила сомнительный взгляд через плечо.

Даниэль закрыл книгу, улыбнулся и сдвинул очки на лоб.

— Да, Артуа очень забавный. Ты счастлива?

Кристиана, довольная, уселась на скамью рядом с Даниэлем и облокотилась на стол.

— Счастлива? Да, да, конечно счастлива. Это замечательно, что мы оба живы. Подумать только, все это время он находился в Эшби, — она задумалась над тем, как странно устроена жизнь. Артуа находился совсем рядом, а она грустила и печалилась о нем. И вот наконец они встретились. Сегодня ей так хотелось рассказать ему о Гэрете.

— А вы не видели Гэрета? — вдруг спросила она. Даниэль кивнул.

— Он работает в поле.

— Он обиделся?

Даниэль улыбнулся Кристиане и пожал плечами.

— Может быть ты сходишь к нему и поговоришь с ним?

— Да, наверно, мне нужно поговорить с ним, согласилась она, поднимаясь из-за стола.

Она нашла его на дальнем конце восточного поля, где рос хмель.

Густые ветви хмеля вились по столбам и веревкам, натянутым между ними, образовывая ровные длинные коридоры роскошной буйной зелени выше человеческого роста.

Гэрет стоял, опираясь на мотыгу и смотрел в небо. Вечернее солнце просвечивало его волосы, и они горели огнем. Кожа его, освещенная солнцем, казалась золотой. Он не слышал, как по мягкой земляной дорожке подошла Кристиана. Она позвала его.

— Гэрет!

Он повернулся к ней и улыбнулся, но улыбка его была печальной.

— Где Артуа?

— Вернулся вечером в Эшби. А что ты делаешь? Гэрет посмотрел на мотыгу, которую держал в руках.

— Пропалываю сорняки. Что еще я могу делать?

— Задумчиво смотришь в небо.

— Ну и это тоже, — согласился он, — а еще смотрю, как растет хмель.

Кристиана посмотрела на ветви хмеля, вьющиеся у нее над головой и почти поверила его словам.

— Ты пришла попрощаться? — вдруг спросил он. Она удивленно рассмеялась.

— Почему ты вдруг решил, что я уезжаю?

— А разве нет? — спокойно спросил Гэрет, ничем не выдавая печали, которую он почувствовал. — Сначала в Вену, потом в Новый Орлеан со своим возлюбленным голубой крови.

— Откуда такие сведения? — потребовала ответа Кристиана.

— Джеффри — самый лучший в мире подслушиватель. Ты могла бы уже это знать. В этом доме нет никаких секретов.

Кристиана нахмурилась.

— Джеффри же не знает французского языка.

— Да, не знает, но Даниэль знает. Джеффри шантажировал его, заставляя переводить. Не могу даже представить, чем он его может шантажировать. Опять эти чертовы секреты.

— Не удивительно, что твой отец прячется в своем кабинете весь день, — грустно заметила Кристиана, — это просто сумасшедший дом.

— Ну ты все равно скоро уезжаешь, ведь правда? И тогда мы уже не будем надоедать тебе.

— Ты мне действительно надоел. Одно из двух, или Даниэль французский язык знает гораздо хуже, чем латынь, или Джеффри распространяет ложные слухи. И все же миссис Хэттон права, ты дуешься.

Гэрет откинул прядь волос со лба.

— Так что, ты не уезжаешь с Артуа?

— Нет, не уезжаю, — она внимательно посмотрела на него, стараясь понять, что он чувствует сейчас, но на его лице было обычное задумчивое выражение.

— Но он предлагал тебе уехать, правда?

— Ну да. А разве тебя это волнует? «Ну скажи, что волнует, — думала она про себя, — попроси меня остаться. Скажи мне, что любишь меня».

Гэрет пожал плечами. И этот его безразличный жест был для Кристианы как пощечина. Лицо ее помрачнело, но она сделала над собой усилие и рассмеялась.

— Нет, я не уезжаю. Я обещала брату, что не уеду, пока он не пришлет за мной. Поэтому я останусь здесь. В конце концов, мне уже не долго осталось ждать. Не так ли?

— Да, если повезет, то недолго. А потом ты уедешь, найдешь себе богатого мужа… Что Артуа думает по этому поводу? Разве он недостаточно богат?

Кристиана засмеялась.

— Ты зря ревнуешь. Мы с Артуа совершенно не подходим друг другу.

— Вalls, — выпалил Гэрет.

[25]

Кристиана удивленно приподняла бровь, не понимая.

— Вalls, — повторила она, — что ты хотел этим сказать?

— Ерунда, — попытался объяснить Гэрет. — Вы оба очень подходите друг другу. Это всем понятно без слов. Достаточно увидеть вас вместе, посмотреть, как вы смеетесь, как ты дотрагиваешься до его руки, как вы смотрите друг на друга…

— Хмм, — отозвалась Кристиана, — ты просто ревнуешь. Он мой друг, и только. Миссис Хэттон сказала, что ты обижен, и она права.

Гэрет сердито посмотрел на нее.

— Кристиана, если тебе хочется так думать, ради! бога, пусть будет так.

Кристиана повернулась к нему спиной и оторвала лист от ветки хмеля, рассматривая желтые тонкие конусообразные сережки, которые висели на нем. От резкого запаха она чихнула.

— Их называют сережками, хмель применяют при изготовлении пива.

Она бросила сережки хмеля на землю, пожав плечами.

— Ты будешь скучать по мне, когда я уеду? Гэрет надолго задумался.

— Кое о чем, — признался он. Я буду скучать по твоим плечам, по запаху твоих волос (они пахнут лилиями), по звуку твоего голоса, по тому, как ты ездыхаешь во сне, как ты обвиваешь мое тело своим телом. — А ты? Ты очень хочешь уехать?

Кристиана глубоко вздохнула и солгала.

— Да, конечно. В Новом Орлеане будет так хорошо! Я буду жить в прекрасном доме, у меня снова будет горничная. Я куплю себе несколько новых платьев, а кроме того, я буду жить среди людей, которые говорят по-французски…. — она глубоко вздохнула, стараясь придумать, что бы ей еще сказать, но вдруг вспомнила цыганку в темном вагончике, вспомнила, как та, указывая пальцем на карту, говорила: «Вот так к тебе относятся другие… всем недовольная, но не имеющая возможности уехать. Ты не можешь уехать или ты не хочешь уезжать? Ты должна все рассказать им, иначе тебя неправильно поймут».

— Нет, — сказала Кристиана, хотя ей было больно говорить правду, — нет, я совсем не хочу уезжать. Мне ужасно не нравилось здесь, когда я приехала, но сейчас все изменилось. Ты даже не представляешь, какой ты счастливый, ты и твои братья. Вы никогда не чувствуете себя одиноко, у вас всегда есть с кем поговорить, с кем поделиться радостью и горем, всегда есть тот, кто заботиться о тебе. А я чувствовала себя одинокой всю жизнь, с тех пор, как Филипп уехал из дома. Мне тогда было всего восемь лет, и с тех пор я всегда была одна. Только в Версале у меня были друзья: Артуа и Габриэль. Но это была не семья. У тебя есть твоя земля, есть твой дом. Вы все знаете, что вас ждет впереди…

Голос ее задрожал.

— Смешно, не правда ли? Я вам просто завидую. — Гэрет молчал удивленный.

— Нет, — ответил он своим низким спокойным голодом, — нет, это совсем не смешно. Ни капельки. Я не знал, что ты все это так переживаешь.

— Это не имеет значения, — ответила Кристиана, пожав плечами.

Гэрет тихо засмеялся. Он был немного раздражен.

— Как я ненавижу, — сказал он, — ты знаешь, как я ненавижу это. Каждый раз, когда ты не хочешь сказать правду, ты гордо вскидываешь голову и говоришь, что это не имеет никакого значения. Чепуха. Ерунда. Неужели не проще сказать правду?

— Не всегда, — призналась Кристиана.

Ее признание удивило Гэрета. Он засмеялся, протянул руку, взял кончик ее косы и накрутил его на палец.

— Может быть и так, — согласился он, — но это имеет значение, это имеет значение для меня.

Он не сводил с нее своих зеленых прохладных глаз, таких же зеленых, как листья вокруг них.

— Иди сюда, — сказал он, открывая свои объятья. Она подошла и прижалась к нему. Он крепко обнял ее и прижал к своей груди. Кристиана прильнула щекой к мягкой ткани его вылинявшей рубашки и чувствовала, как бьется его сердце. Она с наслаждением вдыхала запах его кожи.

— Я ждала тебя прошлой ночью, — призналась она. — Но ты не пришел.

Гэрет гладил рукой ее волосы, убирая пряди с лица. — Я думал, что ты не одна.

— Только ты, — прошептала она. — И это, Гэрет, чистая правда.

Он посмотрел на нее и подумал, что не сможет жить без нее, если она уедет. Гэрет представил себе, что она в Новом Орлеане, что она удачно выходит замуж за какого-то безликого элегантного француза, который купит ей все, чего он не может ей дать. Каждую ночь с ней будет спать ее муж, и он, а не Гэрет будет наполнять ее своим семенем.

— По крайней мере, пока ты здесь, — поправил он ее. — Пока ты здесь, буду только я.

Она смотрела на него, гладя рукой его скулы, потом нежно прикоснулась пальцами к его губам.

— Я не хочу даже думать о ком-то другом, — призналась она.

— Как пожелаешь, — тихо сказал он, внимательно посмотрев на нее. Потом он наклонился и поцеловал ее. Был слышен только шум ветра, шелестящий листьями хмеля.

Кристиана закрыла глаза, чувствуя только жар его губ. Его язык проник в нее, лаская ее язык. Ее охватил уже знакомый взрыв желания, распространяясь по всему телу.

— Что ты только делаешь со мной? — пробормотал он, еще крепче прижимая к себе ее тело. Губы его скользнули к ее уху, потом он жарко и нежно стал целовать нежную кожу ее шеи.

— Нам нужно вернуться в дом, — прошептала она, голос ее дрожал, — миссис Хэттон готовит жареную говядину.

— Я не хочу жареную говядину, — сказал ей Гэрет, руками он коснулся ее спины, а затем его руки скользнули вниз. Он гладил ее бедра, а потом обхватил их и прижал к своим, и она почувствовала его твердую плоть.

Ее руки скользили по его рукам, и она чувствовала, какие сильные у него плечи и руки, как он весь напрягся. Его охватила дрожь, и она почувствовала, как ее тело страстно задрожало в ответ.

— Гэрет…. — ее протест прозвучал так слабо, что она сама его почти не услышала. — Гэрет, мы не можем. Кто-нибудь может прийти сюда.

Поцелуем он заставил ее замолчать. Поцелуй был требовательным и нежным. Он стал так жадно ее целовать, что у нее перехватило дыхание.

Сердце Кристианы сильно забилось, грудь стало покалывать от боли, и она почувствовала влагу между ног. Страсть охватила ее.

— Мы не можем, — повторила она, когда он оторвал свои губы от нее.

Он тихо засмеялся, руки его забрались ей под юоки. Он поднял их, обнажая ее бедра.

— Не можем? — повторил он. — Почему не можем? О, нет, мы можем.

У нее перехватило дыхание, когда он добрался до ее темного места между ног и погрузился пальцами в ее влагу.

— Лгунья, — пробормотал он, лаская губами душистую кожу ее шеи, — ты хочешь этого так же сильно, как и я.

Кристиана прильнула к его плечам, боясь, что ноги ее не удержат. Его пальцы уверенно и нежно ласкали ее, ища и находя самые скрытые части ее тела.

Губы его снова слились с ее губами, заглушая слова протеста. Его язык проник в нее. Жаркий и быстрый, он Двигался в одном ритме с его пальцами. Все мысли о предосторожности улетучились из ее головы. Жар разлился в крови как сладкое вино, темное и густое. Под его поцелуем она тихо застонала и уже не сопротивлялась, когда он опустил ее на мягкую вспаханную землю и задрал до талии ее юбки.

Он расстегнул свои брюки и направил туда ее руку, чтоб она дотронулась до него. Когда она коснулась своей нежной ладонью его твердой как камень плоти, он издал прерывистый стон.

— Это неприлично, — прошептала она, но произнесла это тихо, с любовью. Глаза ее сияли радостью, когда он накрыл ее своим телом.

— Это прекрасно, — прошептал он в ответ и стал жадно целовать ее лоб и щеки.

Пальцы его расслабили шнуровку корсета, освобождая из-под блузы ее грудь. Кристиана покраснела, представив, какой распутницей она выглядела сейчас: грудь ее была полностью обнажена, юбки задраны к талии. Они лежали прямо на земле под роскошными зелеными стенами буйно растущего хмеля. Вечернее золотое солнце освещало их тела.

Он вошел в ее тело медленно, дразня ее лишь небольшой частью своей длины, пока она не выгнулась под ним, стремясь, чтобы его горячая твердая плоть полностью вошла в нее.

Своей загрубевшей ладонью он ласкал ее соски и одновременно начал медленно двигаться над ней. Это заставляло ее выгибаться под ним, ее бедра стали двигаться в такт движениям его бедер.

Он вошел в нее глубоко, она уткнулась лицом в ямочку у его плеча, вдыхая мускусный запах его пота и чистых волос, острый запах хмеля, растущего вокруг них и свежий чистый запах плодородной земли под ними.

Руки ее ласкали его спину, скользили по упругим мышцам бедер. Он погружался в нее, стараясь овладеть каждой клеточкой ее тела. Каждое его движение становилось все более сильным.

Дыхание его прерывалось.

— Скажи мне, — прошептал он голосом хриплым и низким от страсти, — скажи, что ты хочешь меня.

Она задрожала от звука его голоса, подняла руку и коснулась его щеки. Глаза ее, не отрываясь, смотрели на него, в его сияющие полузакрытые глаза. Его лицо было освещено лучами заходящего солнца.

— О да, о, я хочу тебя! Ничего в жизни я так не хотела…

Ее слова, казалось, еще больше воспламенили его.

Он откинул назад голову, волосы его развевались, как грива у жеребца. Он обхватил ее колено, шире открывая ее для своего тела. Движения его стали просто неистовыми, страсть его росла.

Она встречала каждое его движение с радостной непринужденностью. Тело ее извивалось и выгибалось навстречу ему. Кристиана совершенно забыла о всякой скромности. Наконец ее охватила дрожь экстаза, чего она жаждала больше всего. Она закричала. Голос ее, резкий и неистовый, поднялся в небо, сердце бешено стучало.

Гэрет приподнялся на руках и снова с силой погрузился в нее. Глаза его были закрыты, лицо — освещено вечерним солнцем. Кристиана почувствовала, как горячая влага влилась в нее, при этом тело Гэрета содрогнулось.

Он жадно целовал ее щеки, губы, шею. Она отвечала на его поцелуи, дыхание ее прерывалось. Она была ошеломлена.

— О, Кристиана… — голос его немного дрожал, но улыбка его была радостной и восхищенной. Он не сводил с нее глаз. — Если бы ты сейчас могла видеть себя: вся раскраснелась, щеки пылают.

Он наклонился к ней и прикоснулся губами к ее груди. Его язык ласкал ее твердый сосок.

— Распутница, — пробормотал он, — маленькая горячая штучка.

Покраснев, она подняла лиф платья, оттолкнув его от себя и хрипло засмеялась.

— Да, это так, — призналась она, стараясь сесть. — Но это ты меня сделал такой.

Он послушно отстранился от нее, натягивая брюки на свои стройные бедра. При этом он хитро улыбнулся, глядя, как она натягивает юбку на ноги. Ямочка играла на его щеке.

— Прямо на земле, моя дорогая леди, — он шутливо изобразил возмущение, дразня ее, — как ты могла?

— Устоять было невозможно, — сказала она. Пальцы все еще дрожали, когда она пыталась зашнуровать лиф платья.

— Давай я помогу, — предложил Гэрет. Он взял тонкую ленточку и стал осторожно продевать ее через дырочки и затягивать лиф. Прежде чем завязать ленты, он нежно поцеловал ее в углубление между грудей.

— У тебя земля в волосах, — сказал он, стряхивая землю с ее косы.

— Это не удивительно.

Несколько минут они тихо сидели в тени вьющегося хмеля.

— Я рад, что ты не уезжаешь, — вдруг сказал Гэрет, взяв ее руку в свою. — Ты была права. Я ревновал. Я ужасно ревновал.

«Скажи ему, — подумала она, — скажи ему, что ты любишь его. Что плохого в том, что ты признаешься ему в любви.» Она глубоко вздохнула и приготовилась говорить.

— Гэрет…

— А-а, вот вы где. Что, черт возьми, вы делаете здесь, сидя на земле? — в конце зеленого ряда хмеля появился Джеффри. Его длинная тень упала на них.

Гэрет сразу отпустил руку Кристианы, и рука упала на колени.

— Сидим, — спокойно ответил Гэрет. Кристиана вспыхнула под испытывающим взглядом Джеффа.

— Хорошенькое же место вы нашли, чтобы сидеть, — заявил он, — а вы знаете, что случилось?

— Что? — спросил Гэрет, стараясь говорить спокойно.

— Ты сзади вся в земле, — сообщил Джеффри Кристиане, вопросительно приподняв бровь.

— Я знаю это, — ответила она вызывающе.

— Что случилось, недоумок? — спросил Гэрет.

— Похоже, что она упала, — предположил Джеффри.

— Я не спрашиваю, что случилось с Кристианой. Ты искал меня, пришел сюда и сказал, что что-то случилось. Так ты скажешь, что случилось, или нет?

— О, да! Правильно. Коровы перескочили через забор и идут к деревне.

— Черт возьми! — воскликнул Гэрет, вскакивая. — Почему ты сразу не сказал?

— Вот я тебе сейчас и говорю, — ответил оскорбленный Джефф. Он с любопытством посмотрел на брата, повернулся и пошел прочь.

— Может, я тебе помогу? — предложила Кристиана, вставая на ноги.

— Нет, все будет в порядке. Коровы глупы. Это не займет много времени.

— Но им хватило ума пробраться через забор, — заметила Кристиана. Гэрет засмеялся.

— Да, хватило ума, — он посмотрел вслед удаляющемуся Джеффри, притянул ее к себе и горячо поцеловал в губы.

— Скоро увидимся. Не спи, я скоро приду. Она кивнула.

— Сегодня ночью и всегда, — прошептала она.

Гэрет засмеялся. Глаза его озорно блеснули. Кристиана смотрела ему вслед. Он шел быстро и скоро догнал Джеффа. Волосы его сверкали на солнце, как осенние листья.

— Пока Филипп не пришлет за мной, — уточнила она. От этой мысли сердце ее больно сжалось.

— У тебя впереди еще все лето, — строго сказала она себе и сразу почувствовала себя лучше.

Кристиана поправила юбки, тщательно стряхнула землю с волос и направилась к дому, изовсех сил стараясь сохранять достоинство.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Это было самое замечательное лето в жизни Кристианы. Артуа, который навещал ее каждое воскресенье, сказал, что во Франции лето тоже всегда жаркое, бывает даже еще жарче, но Кристиана этого не помнила.

Теперь все в жизни ей казалось новым. Раньше она не замечала как сверкает роса по утрам, какое бархатное одеяние у шмелей, как сладко пахнет летний воздух, как начинает желтеть трава.

— Это потому, что ты влюблена, — сообщил ей Артуа, таинственно улыбаясь. В его словах звучала ирония, но Кристиане было все равно. Жизнь казалась ей такой прекрасной, что всякие мелочи не волновали ее.

Ее сад стал просто очаровательным. Воздух в нем был наполнен запахом роз и душистого ясменника, который был как воздушное зеленое облачко с белыми звездочками. Терпкий аромат белых лилий струился в воздухе, как аромат духов, который еще больше усиливался острым запахом лаванды.

— От этих запахов кружится голова, — заявила миссис Хэттон, и Кристиана знала, что это был почти комплимент.

— Слишком много ярких цветов, — заметил Артуа.

Кристиана возмущенно вскинула руки и потребовала, чтобы он сказал, каких именно цветов было слишком много.

Она любила все свои цветы: и темно-красные и бледно-розовые розы, и нежные высокие лилии, и ярко-лазурный и темно-синий шпорник. Кристиана не могла лаже мысли допустить о том, чтобы убрать из сада хоть один выращенный ею цветок. И об этом она твердо сказала Артуа.

— Прекрасно, — ответил он, — но эти фиалки разрослись рядом с красными маками. Это, я считаю, уже слишком. У меня от них появляется головная боль.

Кристиана научилась ездить верхом. Ездила она на старом мерине с нелепым именем Люцифер. Имя это совсем не подходило этой бесцветной старой лошади. Джеффри кругами скакал вокруг нее на своем резвом кофейного цвета скакуне и смеялся над ее неловкими движениями. В конце концов Стюарт предложил ей лучше заниматься своим садом.

— Вalls, — высокомерно произнесла она. Братья покатились со смеху и сообщили ей, что это слово совсем не означает «чепуха».

После этого Кристиана решила найти Гэрета и выяснить, почему смеялись Джеффри и Стюарт. Гэрета ей удалось найти в дальнем южном амбаре. Он готовился к покосу и точил косы на большом точильном камне.

— Когда ты объясняешь мне значение какого-то слова, — сказала она возмущенно, — будь добр, пожалуйста, давай более точное объяснение.

Гэрет смотрел на нее, сощурив глаза и улыбаясь.

— А что? Что ты такое сказала?

— Вalls, — сообщила она ему, при этом щеки ее покраснели. — Я думала, что это означает «чепуха», «ерунда», а Джеффри и Стюарт находят это очень смешным.

Гэрет внимательно рассматривал лезвие косы.

— Да, немного смешно, — глаза его искрились смехом.

— Но мне совсем не смешно, — возразила Кристиана.

Гэрет рассмеялся, отложил в сторону косу и потянул ее за собой в комнату, где они отдыхали и перекусывали во время работы. Он начал целовать ее, пока у нее не закружилась голова. Тогда она тоже стала смеяться.

Кристиана уже потеряла счет тому, сколько раз они занимались любовью. Это случалось в прохладном зеленом лесу, в пыльной мастерской, на чердаке южного амбара, где лежало свежее душистое сено. Это были и бесчисленные ночи любви в ее домике на чистых и прохладных, пахнущих лавандой простынях, куда легкий летний ночной ветерок проникал через открытое окно, охлаждая их мокрые тела.

Кристиане казалось, что она уже знает каждый дюйм тела Гэрета, все его интимные места, знает также, как она знает свое тело. Она следила за ним жадным взглядом, когда он ходил по амбару или шел в поле своей легкой походкой. Ей нравилось смотреть, как летнее солнце золотило его плечи, когда он ремонтировал каменную ограду или мастерил подпорки для смородиновых кустов, или рубил дрова.

Она провела полдня, наблюдая за тем, как он объезжал молодого трехлетнего жеребца, совсем еще не прирученного. Жеребец сопротивлялся и не давал себя запрягать. Его шелковистая черная грива развевалась над его светло-коричневой шеей. Гэрет разговаривал с ним спокойным низким голосом так нежно, как разговаривают с ребенком. Не выпуская вожжей, он угощал пугливое животное сладкими свежими овощами, И к концу дня жеребенок послушно скакал по кругу в небольшом загоне и шел следом за Гэретом на водопой. При этом вожжи спокойно лежали у Гэрета в руках.

Кристиане это казалось похожим на чудо, а Гэрет казался похожим на бога. Когда она призналась ему в этом, он весело засмеялся и сказал, что может зазнаться, если она будет и дальше хвалить его.

Миссис Хэттон стала доверять Кристиане делать некоторые покупки в деревне, и она с радостью выполняла ее поручения. Дог всегда, куда бы она ни шла, сопровождал ее: к мельнице за мукой, к торговцу мануфактурой за льняной тканью, к сапожнику за кожаной обувью, которую братья Ларкины снашивали очень быстро. Кристиана использовала каждый визит в деревню, чтобы навестить Полли, которая радовалась каждому ее приходу. Полли хвасталась то новой лентой, то какой-нибудь безделушкой, которую подарил ей ее последний поклонник.

По вечерам Кристиана играла на своей скрипке, радуясь нежным, ласкающим ухо звукам, которые, казалось, поднимались к самым звездам. Она стала играть лучше. В ее игре появилась большая глубина и завершенность.

Июль закончился, и незаметно наступил август. Созрели черная и красная смородина. Все это радовало Кристиану. Единственное, что не давало ей покоя и постоянно тревожило, была мысль о том, что скоро наступит день, когда она получит письмо от брата, и ей нужно будет уезжать в Новый Орлеан.

И письмо не заставило себя долго ждать, оно пришло быстрее, чем этого бы хотелось Кристиане.

Полли принесла его из деревни в один из теплых дней в начале августа. В тот день они с Полли договорились встретиться после обеда, чтобы перешить одно из старых платьев Виктории. Кристиана шла через луг навстречу Полли.

Старые яблоневые деревья росли по краю дороги. Их изогнутые ветви были усыпаны созревающими плодами. В пустых канавах у края дороги росли дикие маргаритки. Кристиана отдыхала в тени, прислонившись к каменной ограде, когда вдали наконец появилась Полли. В ее косу была вплетена ярко-зеленая лента, веснушчатое лицо пылало.

— Оно пришло, — закричала она, вытаскивая смятое письмо из кармана платья.

Кристиана грустно смотрела на помятое письмо, а на сердце ее как будто опустился свинцовый груз. Она даже не пошевелилась, когда Полли протянула письмо.

Полли грустно улыбнулась ей.

— Я знаю. Я тоже расстроилась из-за него. Кристиана с неохотой взяла письмо и спрятала его в карман фартука, даже не взглянув на него.

— Ты только посмотри на себя, — воскликнула Полли, отвлекая Кристиану от мысли о нежелательном письме, — и сейчас же сними фартук! Неужели тебе все равно, как ты выглядишь?

Возмущение Полли рассмешило Кристиану.

— А кто здесь меня видит? — спросила она.

Полли пожала плечами, и ее хрипловатый смех слился с более высоким смехом Кристианы.

— А я что, не в счет? Ты что, не собираешься читать письмо?

— Потом, попозже. Зачем его читать? Я и так знаю, что в нем написано, — Кристиана вздохнула. — Два месяца назад я продала бы душу за это письмо. А сейчас я все бы отдала, чтобы оно исчезло.

Полли кивнула. Она приложила руку к глазам, глядя на дорогу.

— Ты только посмотри. Видишь? Чертовы франты. Кристиана подняла голову и проследила за взглядом Полли. По склону холма, там, где дорога поворачивала в деревню, скакал верхом, поднимая столбы пыли, Джайлз Торнли в сопровождении нескольких своих друзей. Все молодые люди были изысканно и модно одеты в специально сшитые костюмы для верховой езды и в шляпы.

На перекрестке Джайлз приостановился. Немного поколебавшись, он повернул лошадь на дорогу, ведущую к Кристиане и Полли. Его друзья последовали за ним.

— Что ему надо? — сердито спросила Полли.

Всадники подъехали ближе. На лице Джайлза играла насмешливая улыбка. Приблизившись, он направил лошадь прямо па девушек, так что Кристиане пришлось отступить, чтобы не попасть под копыта.

— Кого я вижу! — воскликнул он, бросив через плечо взгляд на своих друзей, которые в это время подъезжали к нему.

— Тавернские девки дышат воздухом после обеда? А может вы ищите развлечений?

— Ты знаешь этих хорошеньких девчонок, Джайлз, — молодой человек в высокой шляпе весело смотрел на них.

Кристиана холодно посмотрела на него.

— Знаю ли я их? Ну конечно. Это наша Полли из «Разбитой Чаши». А что касается второй, я точно знаю, что это маленький лягушонок, который живет в семье моего бывшего учителя латыни.

Кристиана вскинула голову и усмехнулась одной из своих самых выразительных усмешек.

— Бедный господин Торнли, — обратилась она к Полли. Если бы в этот момент в ее руках был веер, она обязательно обмахивалась бы им. — Он так мучился, стараясь усвоить хорошие манеры. И я думаю, это вполне понятно, он ведь всего лишь сын сквайра, — сказала она и добавила, обращаясь теперь уже к молодому человеку в высокой шляпе. — Я леди Кристиана Сен Себастьян из Версаля и Оверна.

Молодой человек был поражен и, оставаясь в седле, поспешно склонился в поклоне.

Джайлз с возмущением взглянул на него.

— Не кланяйся ей, идиот. Она лжет. Это маленькая лягушка. Вот кто она. Ну да, леди! Как же! Вы когда-нибудь видели леди, одетую как молочница, в грязном фартуке? — и он захохотал над своей собственной шуткой очень довольный собой. Его друзья, поколебавшись, присоединились к нему.

— Чертовы франты, — тихо пробормотала Полли.

— Не позволяй им оскорблять себя, — сказала Кристиана своей подруге, тряхнув своей косой так величественно, как будто это была украшенная жемчугом шикарная прическа. — Разве можно ждать приличного поведения от простолюдинов, претендующих на джентльменство. Кто такой господин Торнли, в конце концов? Достойный потомок своих предков — торговцев шерстью.

Бледное лицо Торнли стало ярко-красным. Его друзья, это было ему известно, были более высокого происхождения по сравнению с ним, и Джайлз очень не любил, когда ему напоминали об этом.

— А ты кто такая? — воскликнул он, обиженно поджав губы. — Достойный потомок проституток из таверны? Сколько тебе нужно заплатить, лягушонок, чтобы ты подняла свои юбки? — и он снова направил свою лошадь на девушек, вынуждая их отступать все дальше с дороги.

— Сойди с лошади, Торнли, и я покажу тебе, что я думаю о твоем предложении, — вызывающе сказала Полли. Глаза ее потемнели, голова была гордо вскинута, руками она упиралась в бока.

Кристиана демонстративно зевнула.

— Не волнуйся, Полли. Джайлз не отвечает за свои слова. Можно ведь взять представителей низшего класса, красиво их одеть, даже купить им небольшие титулы, но выбить из них вульгарность все равно не удастся.

— Послушай, Джайлз, — заметил один из его друзей, — я думаю, что молочница положила тебя на обе лопатки. Мы этого от нее не ожидали. Ну и насмешила!

Джайлз что-то невнятно пробормотал. Глаза его были полны ненависти.

Кристиана приподняла брови и холодно посмотрела на него.

Какое-то время он молчал, потом повернул лошадь и поскакал по дороге. Его друзья, усмехаясь про себя, последовали за ним.

— Какой ужасный молодой человек, — воскликнула Кристиана. Лицо ее пылало гневом.

— Но ты действительно поставила его на место, — признала Полли. — О Кристиана, ты можешь так высокомерно разговаривать, как самый большой сноб в мире! Ты действительно спустила его паруса!

— Отлично. Я думаю, он еще щенок.

— А я думаю, что он свинья, — поддержала Полли.

— Если бы здесь был Гэрет, он не был бы таким храбрым, — добавила Кристиана.

— Это точно. Но тебе и не нужна была помощь. Ведь у тебя такой острый язык, Кристиана.

— Это оттого, что я долго была при дворе, — призналась она, — там нужно было давать сдачи, иначе разорвали бы на кусочки.

— Если бы он слез с лошади, я тоже разорвала бы его на кусочки, — проворчала Полли.

Кристиана рассмеялась, и они направились по дороге к дому Ларкиных.

Пока они шли, Кристиана все время думала о письме, лежащем у нее в кармане. Ей так не хотелось его читать! Она запрокинула голову вверх, любуясь голубым небом, полюбовалась ярко-зелеными листьями и полевыми цветами, растущими вдоль дороги.

— Посмотри, Полли. Правда, эти маленькие маргаритки очень милые?

Полли посмотрела и улыбнулась. Ее внимание привлекло совсем другое зрелище.

— А теперь посмотри туда. Разве тебе это не нравится? По-моему, тоже очень красиво, — радостно заметила Полли. — Время сенокоса — замечательное время, правда?

Кристиана посмотрела на луг и согласно кивнула.

Гэрет, Ричард и Даниэль двигались по полю, поросшему золотистой травой. Легко и плавно в едином ритме они взмахивали косами, оставляя после себя ряды свежескошенной душистой травы. Стюарт и Джеффри шли следом за ними, разбрасывая траву тяжелыми вилами. Все они были без рубашек. Солнце освещало их блестящие спины и обнаженные груди.

Кристиана снова прислонилась к каменной ограде, любуясь бронзовой спиной Гэрета, движениями его рук и плеч, его выпуклыми мускулами, освещенными солнцем.

Полли, стоящая рядом с ней, тяжело вздохнула.

— Грациозно, правда? Как настоящие боги!

— Ричард немного худоват, — критически заметила Кристиана, — а Джеффри слишком молод.

— Попались они нам на язычок, — пошутила Полли.

Внезапно из-под косы Даниэля выскочил заяц и поскакал прочь, напугав его. Он смешно отпрыгнул назад, и братья расхохотались. На несколько минут работа остановилась. Стюарт схватил вилы и бросился вслед за зайцем, угрожая ему.

— Бедный зайчишка, — заметила Полли.

Гэрет старым носовым платком вытер пот со лба. Только потом он заметил стоящих у дороги девушек и радостно помахал им рукой.

Кристиана помахала в ответ. Письмо, лежащее у нее в кармане, не выходило из головы, и улыбка ее получилась жалкой.

— Что ты будешь делать? — спросила Полли, как будто подслушав мысли Кристианы.

— А что я могу сделать?

— Выбрось письмо. Сожги его. А лучше всего, продай билет и купи на эти деньги себе новое платье, потому что все твои старые платья выглядит просто ужасно.

Кристиана критически осмотрела себя: кружево на платье порвалось и было зашито, цветы на ткани выгорели, да и сама ткань уже износилась.

— Новое платье ничем не поможет, — возразила она.

— Новое платье всегда помогает, — уверенно сказала Полли, — по крайней мере, когда тебе грустно. Новое платье всегда поднимает настроение.

Кристиана улыбнулась.

— Послушай, — сказала Полли, прислоняясь к ограде. Глаза ее внезапно стали серьезными. — Извини, что я меняю тему разговора, но у меня есть новости.

— Хорошие или плохие?

Полли вздохнула, накручивая на палец кончик косы.

— Это как получится. Не от меня зависит, — она невесело улыбнулась. — В моей печи завелась сдобная булочка.

Кристиана, не понимая, вопросительно посмотрела на нее.

Полли ждала, что она скажет.

— Ну?

— Тебе нужно вернуться домой и вынуть ее из печи. Полли изумленно посмотрела на нее, потом громко расхохоталась.

— Да поможет нам бог! Если бы это было так легко! Нет, это не то. Послушай, я поймалась, попалась, я беременна. У меня должен быть ребенок.

— О Полли! О боже! Что же ты будешь делать?

— Думаю, что скажу сначала отцу. Я так хорошо вела себя в это лето… Я не думала, что это случится. Но на ярмарке я слишком много выпила. Он тоже. Ну это и случилось…

Полли смущенно пожала плечами.

— Если я скажу ему, и он мне поверит, может быть я выйду замуж. Возможно, тогда тебе придется называть меня госпожой Ларкин.

Кристиана с удивлением смотрела на Полли. Внезапно у нее возникло ужасное подозрение. Она вспомнила тот вечер на ярмарке. Кристиана сидела с Артуа, наблюдая за деревенскими музыкантами и видела, как Полли танцевала с Гэретом. Они смеялись. Лицо Полли пылало.

— О-о, Полли…

Полли посмотрела туда, где работали братья, лицо ее покраснело от стыда.

— Я не собиралась ловить его. Но ты же знаешь, какой он. Всегда поступает так благородно. А что еще я должна делать?

Кристиана почувствовала себя плохо, к горлу подступил комок. Она проглотила его. Внезапно ее охватил гнев. К ней вернулся голос, и она воскликнула:

— Полли, как ты могла?! Как ты могла?..

— Это все его зеленые глаза, — слабо оправдывалась Полли.

— Черт бы побрал эти зеленые глаза! Ты же знаешь, что я люблю его…. — Кристиана чуть не задохнулась от гнева. На глазах ее заблестели слезы.

Полли обернулась к ней, открыв от удивления рот.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? Я думала, что ты сходишь с ума по Гэрету?

Кристиана замерла и уставилась на Полли.

— Что?

Полли запрокинула голову и снова громко и весело расхохоталась.

— Да поможет нам бог, Кристиана! Я, конечно, плохая, но не настолько же! Ты в самом деле подумала, что я у тебя за спиной соблазняю твоего возлюбленного?

Кристиана вспыхнула. Теперь ей стало немного легче.

— Ты действительно так подумала? Как тебе не стыдно! Нет. Это был Даниэль.

Кристиана замерла от удивления, а потом рассмеялась.

— Нет, не может этого быть. Даниэль? Не могу себе Этого Представить…

Полли немного обиделась.

— Не понимаю, что здесь смешного?

— Нет, просто он такой серьезный, такой хороший…

— Чертовски хороший, — согласилась Полли, чувство юмора вернулось к ней. — Как ты думаешь, он поверит мне? Это было бы очень удачное замужество. Как ты думаешь? Госпожа Ларкин… Мне нравится, как это звучит.

— Мне тоже нравится, — согласилась Кристиана. Внезапно она позавидовала положению, в котором оказалась Полли. Было бы совсем неплохо, если бы такое же случилось с ней. Если только… Она подняла голову. Ее осенила одна мысль…

— А есть надежный способ поймать булочку в печи? Ты знаешь, как это сделать?

Полли удивленно посмотрела на нее.

— Что? Ты имеешь в виду, как это сделать специально?

— Да, именно.

— Кристиана Сен Себастьян! Ты маленькая интриганка, — в голосе Полли звучало восхищение. — Если я правильно тебя поняла, ты хочешь иметь ребенка для того, чтобы остаться здесь? И это в то время, когда у тебя есть возможность увидеть весь мир, выйти замуж за богатого, иметь горничных и экипажи, пятьдесят шелковых платьев и бриллианты?

— Да, несмотря на все это я бы хотела остаться, — твердо сказала Кристиана, вскидывая голову.

Полли засмеялась и толкнула Кристиану в плечо.

— Ну давай… Ты сумасшедшая!

— Да, я хотела бы! Клянусь тебе! Полли покачала головой и присвистнула.

— Не представляю себе. Большинство девушек стремятся избежать этого. Рождение ребенка — это такая большая забота. А потом надо этого ребенка растить.

— Мне хотелось бы иметь ребенка, — отважно сказала Кристиана. Она тут же попыталась представить себя в роли матери, но у нее ничего не вышло. Ей даже было легче представить Гэрета с ребенком на руках… Его нежные руки прижимают к груди черноволосого малыша, при этом глаза его сияют радостью. Эта картина понравилась ей, и Кристиана еще больше утвердилась в своем решении.

— О-о, Полли, только представь… И почему я не подумала об этом раньше?

Полли в ужасе вскинула вверх руки.

— Разве тебе не хочется иметь бриллианты? А опера? А свадьба в соборе?

— Нет, — призналась Кристиана, глаза ее сверкали яркой голубизной.

— Ты хоть когда-нибудь видела маленького ребенка? Держала хоть раз на руках?

— Ну, только дочь Филиппа, но я не особенно обращала тогда на это внимание. Но Гэрет научил бы меня, я уверена. Он все знает, все умеет.

— Ну, — вздохнула Полли, — если ты так уверена…

— Да, да, уверена. А ты не знаешь, что я должна для этого делать?

Полли засмеялась.

— Как часто вы этим занимаетесь? Кристиана покраснела.

— Каждый день? — требовательно спросила Полли.

— По крайней мере, дважды в день, — призналась Кристиана, — или три раза, если удается. Полли! Прекрати смеяться! Ну хватит же!

— О боже! Ну хорошо. Я думаю, этого достаточно. У моей сестры Ненси трое детей. Она говорит, что надо стоять на голове.

— Стоять на голове, — повторила Кристиана.

— Ну сразу после того, как он закончит… Ну ты сама понимаешь. Ты быстренько встаешь с постели и становишься на голову.

— Но я не могу этого делать! Ты только представь! Гзрет подумает, что я сошла с ума, — и Кристиана начала хохотать, представив себе все это. — О, Полли, нет ли какого-нибудь другого способа… чего-нибудь более приличного?

— Если ты хочешь быть приличной, то не позволяй задирать себе юбку. Приличия? О каких приличиях здесь можно говорить?

Смеясь, они повернулись и пошли к дому.

— Если ты хочешь выйти за него замуж, а он об этом не говорит, — сказала через несколько минут Полли, — почему бы тебе самой об этом не спросить? Он ведь так любит, чтобы всегда говорили правду. А это же гораздо легче, чем родить ребенка. Хотя, если вы и дальше будете так себя вести, малыш у вас точно появится. Кристиана удивленно засмеялась.

— Ты хочешь сказать, что я сама должна попросить его жениться на мне. О-о, нет. Я не смогу. А что, если он скажет нет? Я тогда умру.

— Он говорил, что любит тебя? Кристиана опустила голову.

— Нет.

— А ты говорила, что любишь его?

— Нет. Я не вынесу, если он не чувствует то же самое. Полли была возмущена.

— Ну прямо! Это все твоя чертова гордость. Ведь всем окружающим ясно, что вы оба влюблены друг в друга.

— Никто об этом не знает, — возразила Кристиана.

— Ну давай, давай! Все уже давно все знают! Сначала узнал Джеффри и рассказал обо всем Стюарту. На этом секрет и кончился. Вся наша чертова деревня знает.

Лицо у Кристианы запылало. Полли взглянула на нее и залилась смехом.

— А что бы ты хотела? Вы занимаетесь этим три раза в день, смотрите друг на друга как голубки, и при этом никто ничего не должен знать? Давай, продолжай дальше!

— Все это чепуха, — воскликнула Кристиана. — Прекрати смеяться, Полли! Я серьезно говорю. Пойдем, поможешь мне красиво причесаться. Что же мне надеть, боже мой?

— А зачем? Ты что, собираешься уезжать? — лицо Полли было розовым от смеха. — И это когда все уже знают, что ты падшая женщина?

— Нет, не будь глупой. Я собираюсь сделать Гэрету предложение, и поэтому я хочу хорошо выглядеть. Что мне теперь терять, если я уже потеряла стыд?

— Это звучит гораздо приличнее, чем стоять на голове, — согласилась Полли, открывая главные ворота, ведущие к дому.

На минуту она остановилась, чтобы полюбоваться розами, вьющимися по каменной ограде.

— Очень красиво, — сказала Полли, — после того, как ты привела в порядок сад, дом стал выглядеть еще лучше. Правда, дом красивый? И большой.

Кристиана внимательно посмотрела на дом, стены которого были увиты роскошным зеленым плющом, на темные ставни и карнизы, на сверкающие стекла окон и на цветы, растущие вокруг дома. На цветах еще блестели капельки росы, и они благоухали всеми ароматами. Дом действительно выглядел прочным и основательным, приветливым и гостеприимным. Кристиана вспомнила день своего приезда. Тогда этот дом ей не понравился. Что же произошло? Дом изменился или изменилась она сама?

В верхнем окне появилась миссис Хэттон. Она с подозрением смотрела на них. Губы ее неодобрительно скривились, и Кристиана представила, как она говорит свое обычное «Хм».

— Старая ведьма, — прошептала Полли. — Давай сходи в дом и принеси выпить чего-нибудь прохладненького. А потом мы займемся твоей прической. Я бы с удовольствием выпила сейчас сливового вина,

— Миссис Хэттон не одобрит этого, — предупредила Кристиана, — но мне твоя идея нравится. Я попробую. Пойдем к задней двери, я схожу в кладовую. Потом сделаем мне красивую прическу.

— Это будет очень хорошо, — согласилась Полли, — но еще лучше, если ты принесешь две бутылки.

Кристиана прошла через палисадник, остановившись на минуту, чтобы сорвать белую розу.

— Ты выглядишь как майская королева, — произнесла Полли, накручивая на палец черный локон, который перебросила потом через плечо Кристианы.

— Прекрасна и невинна, — смеясь, сказала Полли и подмигнула ей. Чтобы посмотреть на Кристиану со стороны, Полли отступила назад и наткнулась на Дога.

— Убери отсюда свою толстую задницу, — выпалила она и ногой столкнула с дороги собаку.

Кристиана засмеялась над обиженным Догом, наклонилась и потрепала его за шелковистые уши.

— Какая замечательная собачка. Похожа на большую толстую колбасу. Какая хорошенькая колбаска.

— Садись и прекрати ласкать это глупое животное. Послушай, вот этот локон положи себе на грудь, в вырез платья. Вот так…. — Полли поправила локон на груди Кристианы. — Мужчинам это очень нравится. Они тогда просто не могут отвести глаз.

Кристиана поправила декольте своего шелкового платья цвета лаванды и согласно кивнула. Она оглянулась, осмотрела комнату, ища стакан с вином. Не найдя его, она подняла бутылку и сделала из нее большой глоток.

— Просто прекрасно, — иронично заметила Полли. Кристиана засмеялась, представляя себе как она выглядела со стороны: аристократка, как уличный мальчишка пьющая вино прямо из бутылки, одетая в шелк и кружево; на руках тонкие изящные перчатки, в волосах — розы.

— Balls, — легкомысленно сказала она и сделала еще один глоток. Сладкое летнее вино, прохладное и душистое, пробежало по ее горлу, согревая кровь. Она вздохнула, подняла бутылку, исследуя на свет ее содержимое.

— Какое тонкое вино. Надо завтра послать слугу к миссис Хэттон с моими комплиментами.

— Послушать тебя, так ты уже совершенно пьяна. Прекращай говорить глупости. Ты же не собираешься полупьяной делать предложение Гэрету?

— Нет, конечно. Я хочу быть совершенно пьяной, иначе я умру от стыда.

— Ты уже почти достигла этого, — весело заключила Полли, сдерживая смех. — Вставай. Давай я застегну тебе платье.

Кристиана поднялась, зацепившись каблуком за кружево нижних юбок. Стараясь держаться с достоинством, она отцепила кружево, но порвала юбку.

— Да поможет нам бог, — пробормотала Полли. Ее крепкие пальцы застегивали в это время платье Кристианы. — Ты плохо держишься на ногах.

— Это потому, что я в первый раз за эти несколько недель надела корсет, — объяснила Кристиана. — Я не могу сейчас свободно дышать, и поэтому у меня слегка кружится голова.

Полли рассмеялась своим хриплым смехом.

— Что ж, пусть будет так.

Кристиана снова потянулась за бутылкой, взяла ее пальцами за горлышко и поднесла к губам,

— Если ты сейчас прольешь вино на платье, я закричу, — предупредила Полли.

С преувеличенной осторожностью Кристиана поставила бутылку на стол.

— Я не пролила, — сообщила она. — Боже мой, ты так же груба, как Артуа. Ты должна делать меня прекрасной, а не оскорблять меня. Если бы Тереза так разговаривала бы со мной, я бы ее уволила или отправила на кухню.

Полли засмеялась, нисколько не обидевшись.

— А если бы я была Терезой, я бы быстро посадила тебя на твою задницу.

Девушки вместе рассмеялись.

— Сейчас для этого не потребуется много усилий, — призналась Кристиана. — О, Полли, что я делаю! Полупьяная собираюсь идти просить фермера жениться на мне. Боже мой, а что если он мне откажет?!

Полли немного задумалась.

— Выпей еще немного и не думай об этом, — сказала она уверенно.

Кристиана выпила и мгновенно успокоилась.

— Как я выгляжу?

Полли внимательно осмотрела ее с ног до головы, потом подошла и поправила в волосах розы.

— Прекрасно.

— Очень хорошо. Теперь я ухожу. Я сделаю ему предложение. Я уже пошла…

— Иди же, иди, — воскликнула Полли, — и перестань болтать.

Кристиана вскинула голову, стараясь держаться холодным достоинством.

— Я никогда не болтаю, — заявила она, сунула бутылку с вином себе под мышку и вышла на улицу.

Опасливо взглянув на Полли, Дог поднялся и последовал за Кристианой.

Полли подошла к двери и посмотрела, как они прошли через зеленый луг. Это было забавное зрелище: впереди шла элегантная молодая женщина в дорогом шелковом платье, с черными красивыми локонами, разбросанными по спине, гордо держа голову, а за ней, понуро опустив голову, преданно плелась коротконогая собака.

Полли заметила, как Кристиана вдруг остановилась, поднесла к губам бутылку с вином и сделала большой, глоток. Немного постояв, как бы в раздумье, она пошла дальше.

— Да поможет нам бог, — произнесла Полли в опустевшей комнате, — к тому времени, как она найдет Гэрета, она будет пьяна, как сапожник.

Полли засмеялась, подняла упавшую ленту, прибрала комнату и вышла.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Был уже почти вечер, когда Гэрет крикнул братьям, что пора прекращать работу в поле. И хотя было уже поздно, жара еще не спала, и травы в поле мерцали и колыхались под знойным августовским солнцем.

Первый день сенокоса был завершен. Скошенное поле было ровным. Трава сушилась на солнце. На следующий день ее уже можно сгребать граблями в ряды, затем собирать в небольшие копны, которые потом грузятся на длинные легкие телеги, и ароматное золотистое сено перевозится в амбар.

По традиции, в конце каждого сенокосного дня, братья бежали в прохладный зеленый лес, где в тени деревьев находилось замечательное озеро с чистой прозрачной водой.

И в этот день после работы они направились туда. Сбросив одежду со своих потных тел, братья с криками бросились в воду. Они плескались в воде, боролись и топили друг друга, как дети, крича от радости. Прохладная вода снимала усталость с мышц и заряжала их бодростью. Радостное окончание первого дня сенокоса с купанием в озере было наградой за хорошо выполненную работу.

Гэрет нырнул и поплыл под водой, чтобы уйти от Стюарта, который наступал на него. Он брызгался водой, и при этом махал руками словно ветряная мельница. Гэрет плыл в темной прохладной глубине, оставив далеко позади младшего брата. На безопасном от Стюарта расстоянии он вынырнул на поверхность воды, убирая с глаз мокрые волосы и смеясь. Какое-то движение на берегу вдруг привлекло его внимание. Среди зеленых кустов мелькнуло что-то лиловое.

Кристиана. Она с серьезным видом сидела на поваленном дереве, шелковые юбки были тщательно расправлены. Черные волосы аккуратно собраны в высокую замысловатую прическу над ее головой. Прическу украшали розы. По плечам были разбросаны красивые локоны.

Как обычно, рядом с ней был Дог, который с большим интересом принюхивался к воде и радостно вилял хвостом.

Казалось, Кристиану совсем не волновал тот факт, что братья резвились в воде совсем голые. Она едва ли замечала это. Кристиана просто сидела, руки ее спокойно лежали на коленях. Она не сводила глаз с Гэрета. Выражение ее лица было серьезным и непостижимым.

Ее заметил и Джеффри. Он возмущенно закричал и нырнул по шею в воду.

— Повернись спиной, ради бога! Мы все здесь с голыми задницами.

Только на одну минуту Кристиана отвела взгляд от Гэрета и холодно посмотрела на Джеффри.

— Я это вижу, — спокойно ответила она.

Озеро, которое еще минуту назад было наполнено криками и шумом, казалось теперь странно тихим. Гэрет видел, что братья с тревогой посмотрели друг на друга, и все постарались поглубже погрузиться в воду.

— Ну что ж, тогда уходи, — предупредил Джеффри. Но Кристиана вела себя так, как будто он ей ничего не говорил. Очень осторожно она наклонилась к земле, достала темно-зеленую бутылку вина, и изумленный Гэрет увидел, что она приложила ее к губам и сделала глоток. Какое-то время она удивленно смотрела на бутылку.

— Знаешь, — сказал Стюарт Джеффри, — каждый раз, когда я думаю, что с ней уже все в порядке, она срывается. Сегодня опять что-то не в себе.

— Похоже, что она пьяна, — заметил Ричард. Гэрет тоже подозревал это.

— Что? — спросил Джеффри, — Ты говоришь, что она пьяна, Ричард? Кристиана, ты в самом деле пьяна?

Она посмотрела на винную бутылку, чтобы убедиться в такой возможности.

— Успокойся, — наконец сказала она, надменно приподняв бровь и посмотрев в сторону Джеффа. — Я не разговариваю с голыми мужчинами. Особенно с худыми.

— Тогда, я бы сказал, что ты выбрала совсем не то место, — заявил Ричард.

Кристиана медленно встала, стараясь держаться с достоинством.

— Ты тоже успокойся. Ты еще более худой, чем он. Ричард оскорбился.

— Если даже это и так… — начал он, но Кристиана прервала его, обратившись к Гэрету:

— Выходи из воды. Мне нужно поговорить с тобой. Гэрет улыбнулся ей и переглянулся с Даниэлем.

Братья в недоумении пожали плечами.

— А ты уверена? Я имею в виду то, что ты не разговариваешь с голыми мужчинами…

— Не шути со мной. Выходи из воды. Поговорим. — Она сделала еще один глоток из бутылки, вытянула руку на всю длину и сердито посмотрела на бутылку. Потом размахнулась и попыталась отбросить ее подальше, но бутылка упала прямо у ее ног.

— Она совсем сошла с ума, — пробормотал Стюарт.

— Как обычно, — согласился Джефф.

Гэрет нырнул в воду и вынырнул рядом с берегом. С минуту он смотрел на Кристиану, удивляясь ее странному поведению, ее пылающим щекам, ее решительному взгляду.

— Ты здорова? — спросил он.

— Я чувствую себя великолепно, прекрасно, замечательно. Выходи и поговори со мной.

Чувствуя себя немного глупо, он видел, что взгляды братьев устремлены на него. Но он был обеспокоен поведением Кристианы, поэтому быстро выскочил из воды, схватил свои брюки из кучи одежды и быстро их. Дог возбужденно лаял, бегая вокруг него.

Кристиану совершенно не волновало его смущение. Она задумчиво крутила на своем пальце черное колечко волос и улыбалась ему.

. — Что-нибудь случилось? — смущенно спросил Гэрет, надевая ботинки на мокрые ноги.

— Ничего не случилось. Пошли со мной. Нам нужно поговорить наедине.

Она сделала несколько неуверенных движений и взяла его под руку.

— Не уйти ли нам с озера? Мне кажется, что я смущаю твоих братьев.

— Мне кажется, это мягко сказано. Что, черт возьми, случилось с тобой? Ты совершенно пьяна. Но не это меня волнует.

Она улыбнулась ему, когда он вел ее по поднимающейся вверх тропе, которая уходила в лес, подальше от подсматривающих глаз и подслушивающих ушей братьев.

Как он был красив, хотя волосы его были еще мокрыми, и с них на воротник падали капли воды. Гэрет обеспокоено смотрел на Кристиану.

— Вот здесь, — сказала она, указывая на небольшую поляну, где лежало несколько поваленных деревьев, покрытых мхом и заросших папоротником. — Не присесть ли нам?

— Как тебе будет угодно, — ответил Гэрет, внешне стараясь сохранить спокойствие. Он не мог сдержать улыбку, наблюдая, как Кристиана садится. Делала она это с преувеличенной осторожностью человека, старающегося казаться трезвым.

Наконец она уселась, опустила вниз глаза и глубоко вздохнула. На некоторое время установилась тишина, и был слышен только шум леса и слабое гудение лесных насекомых.

— Ты собираешься сообщить мне что-то неприятное, — начал он разговор первым, продолжая наблюдать за поведением Кристианы.

Она удивленно посмотрела на него.

— Почему ты так решил?

— Посмотрев на тебя. Каждый раз, когда у тебя какие-то неприятности, твое лицо принимает какое-то страдальческое выражение, но вместе с тем оно становится надменным, получается что-то вроде маски. И сейчас у тебя великосветское лицо, как будто ты собираешься пить чай с герцогом. Ты собираешься что-то сообщить мне, и для храбрости решила выпить, но зашла в этом слишком далеко.

— О, ты считаешь себя таким умным, не так ли? — сердито заявила Кристиана.

Гэрет тихо засмеялся, отбросив со лба мокрые волосы.

Кристиана распрямила плечи, вспомнив о цели своего визита.

— Месье Ларкин, — наконец сказала она, стараясь не икать. — Мне стало ясно в последнее время, что мы увлечены друг другом.

— Да, это действительно так, — весело согласился Гэрет.

Кристиана не обращала внимания на его реакцию.

— И верно также, что мы оба не очень радуемся тому, что мой брат скоро должен прислать за мною.

— Это несомненно, — согласился Гэрет.

— Мне также известно, что тебя считают человеком чести, человеком, которому можно доверять.

— Практически святой, — согласился он.

— О, прекрати! Я изо всех сил стараюсь быть серьезной.

— К чему ты все это ведешь? — спросил Гэрет, садясь рядом с ней на покрытое мхом бревно. — Не лучше ли сказать сразу?

Кристиана тяжело вздохнула, подняла глаза к зеленым вершинам деревьев, затем посмотрела на яркое голубое небо и только потом в лицо Гэрета. Глаза его светились смехом, что выводило ее из себя.

— Я думаю нам нужно пожениться, — произнесла она без пауз на одном дыхании. При этом она смотрела себе ноги на черную лесную землю, а сердце ее бешено стучало. Она боялась посмотреть на него, боялась его ответа.

— Кристиана, — начал он.

— Если ты будешь смеяться надо мной, я умру, — предупредила она, голос ее дрожал. — Я точно умру. У меня сейчас совершенно не осталось гордости, и если ты будешь смеяться надо мной, я не выдержу.

— Я совсем не собираюсь смеяться над тобой, маленькая пьяница, — весело сказал он, при этом ему очень хотелось рассмеяться. — Я только хочу знать, почему?

— Почему? — повторила Кристиана, щеки ее горели. — Что ты имеешь в виду, говоря мне «почему»? В конце концов ты… обесчестил меня.

— Ты сама меня просила об этом, — напомнил он. Кристиана громко икнула. Она обдумывала его ответ.

— Ты прав. Ну, кроме того, я ненавижу дальние путешествия. А до Нового Орлеана так далеко. Не правда ли? И еще, мне так не хочется оставлять свой сад. И Дога. Я Очень люблю Дога. Мне нравится погода здесь.

— Ты хочешь выйти за меня замуж потому, что тебе нравится здешняя погода?

— Мне так тяжело говорить с тобой, — закричала Кристиана, — ради всего святого, что я должна тебе сказать?

Гэрет взял ее лицо в свои загрубевшие руки и нежно повернул к себе. Его светло-зеленые глаза внимательно смотрели на нее.

— Скажи правду. Вот и все. Только правду. Я не верю, что ты хочешь выйти за меня замуж из-за сада или из-за погоды, или из-за моей толстозадой собаки. Я хочу услышать от тебя правду. Я хочу, чтобы ты всегда говорила мне правду, чтобы ты доверяла мне. Я хочу, чтобы между нами не было никаких секретов.

У Кристианы слегка кружилась голова. Она не могла понять отчего, то ли от сливового вина, то ли от близости Гэрета.

Его пальцы нежно гладили ее по щеке, по волосам.

— Очень хорошо, — сказала она. — Я люблю тебя. Я так люблю тебя, что если мне придется уехать, я умру. Когда я думаю о том, что мне придется выйти замуж за кого-то другого, я чуть не плачу. Мне все равно, будь он богат как сам Соломон. Ты самый добрый, самый нежный, самый прекрасный человек во всем мире, и если мне придется жить без тебя, я буду плакать о тебе до конца своих дней. И это правда. Если ты не поверишь мне, — закончила она, при этом голос ее дрогнул, в глазах показались слезы, — тогда иди к черту.

— Кристиана!

Она тихо икнула, глаза наполнились слезами.

— Я тоже люблю тебя, маленькая глупая пьяница. От вина или от переполнявших ее чувств, а может быть от наступившего облегчения, Кристиана разрыдалась.

Гэрет, стараясь не смеяться, обнял ее и прижал к себе. Он уткнулся лицом в ее высокую прическу, пряча улыбку и давая ей выплакаться у себя на груди.

— Когда мне будет пятьдесят, я постараюсь напомнить тебе об этом. Я расскажу всем нашим детям, что их мать была пьяна, когда делала мне предложение, и плакала, как ребенок.

— Только попробуй, — всхлипывала Кристиана, — я умру от стыда. Ты не представляешь, как мне трудно было решиться на это.

Его рука гладила ее шею, потом скользнула вниз по спине.

— Моя дорогая, я женюсь на тебе с радостью. Только ты должна обещать мне одну вещь.

— Все, что угодно, — пообещала она, все еще всхлипывая.

— Всегда говори мне правду. Пусть никогда между нами не будет секретов.

На мгновение образы Рауля и Жана-Клода промелькнули у нее в голове, и она подумала, что надо рассказать ему всю эту ужасную отвратительную историю, но его губы уже коснулись ее губ. Такими жаркими, сладкими и нежными были его поцелуи! И она с радостью прильнула к нему, стараясь не думать о прошлом.

Прошлое, в конце концов, всегда останется с ней, а сейчас не стоит портить такой счастливый момент жизни. Позже она расскажет ему обо всем.

Кристиана прильнула к любимому, обняла его и погрузила пальцы в его влажные волосы, забыв обо всем в его жарких объятьях. Но в это время Дог решил заявить о своем присутствии. Он стал жалобно повизгивать, уткнувшись им в ноги.

— Глупая задница, — проворчал Гэрет, а Кристиана, споткнувшись на собаку, засмеялась.

Дог возбужденно лаял на хозяина. Тогда Кристиана опустилась на колени, забыв о своем лавандовом шелковом платье (хотя теперь это было единственное, оставшееся у нее платье, имеющее приличный вид), обняла Дога за шею, прижала к себе и посмотрела на Гэрета сияющими глазами.

— Я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю! Не могу даже поверить, что ты попросил меня выйти замуж.

— Я не просил. Это ты просила, — смеясь сказал Гэрет.

— Не имеет значения, — Кристиана легкомысленно пожала плечами, радостно улыбаясь.

— Да, не имеет значения, — пробормотал Гэрет, — так тоже сойдет.

Он протянул руку и помог Кристиане подняться на ноги, стараясь не смеяться, когда она снова споткнулась.

— Слава богу, все закончилось, — заявила она и вытащила из-под юбки письмо. — Теперь я смогу прочитать письмо от Филиппа без слез, а потом напишу ему ответ и сообщу, что он может больше обо мне не беспокоиться. Правда, он будет удивлен?

Гэрет уставился на письмо, которое она держала в руках.

— А я-то думал, что заставило тебя предпринять этот отчаянный шаг, — воскликнул он в то время, как Кристиана открыла письмо и начала читать. — Что он пишет?

— Ma chere socur…[26]

— По-английски, пожалуйста.

Кристиана засмеялась. Все казалось ей сейчас замечательным.

— Хорошо. Они благополучно прибыли на место, нашли себе дом во французском квартале города. Новый Орлеан полон эмигрантов из Франции… Пожалуй, их оказалось больше, чем твой брат Джеймс мог вынести, поэтому он переехал в ирландский квартал, где ему очень нравится. Он нашел себе работу по приручению лошадей у владельца плантации за городом, и дела у него идут хорошо. Виктория снова беременна. Уже!

— В самом деле? — спросил Гэрет, улыбаясь.

— Да. Интересно, не стоит ли она на голове? С работой у Филиппа все в порядке, и он уже подумывает о покупке своего собственного корабля и… о боже…

— Что такое? — встревоженно спросил Гэрет.

Кристиана расхохоталась.

— Здесь, правда, нет ничего смешного, но послушай: «Сейчас в городе эпидемия желтой лихорадки. Ты не должна приезжать сюда ни при каких обстоятельствах, пока опасность не минует». О, Гэрет, я так переживала весь день. Ведь я думала, что Филипп прислал за мной, а оказывается все зря. Я унижалась и сделала тебе предложение, а оказывается можно было не волноваться.

Гэрет не смог сдержать улыбки. В его голове промелькнула молитва о благополучии сестры и брата.

— Интересно, как нами играет жизнь. Не хочешь ли ты забрать свое предложение назад? Тебе же не надо теперь уезжать.

Кристиана улыбнулась ему. Глаза ее светились счастьем.

— Ни за что на свете. Никогда, черт бы тебя побрал. Женись на мне, и чем скорее, тем лучше. Женись на мне завтра, пока ты не передумал.

— Завтра? — переспросил Гэрет. — Завтра нам нужно продолжать косить. У нас здесь обычно ждут окончания сбора урожая, а потом женятся. Ты не против? Если, конечно, нет другой причины…

— Другие причины? Ты имеешь в виду ребенка?нет. Хотя я собиралась попробовать и этот способ, если бы ты отказал мне. Мне хотелось бы иметь ребенка, очень хотелось бы. Правда, я очень мало знаю о детях, — призналась Кристиана, покраснев. — Но я научилась бы. Как было бы хорошо иметь ребенка!

Гэрет улыбнулся ей своей спокойной улыбкой и снова притянул ее к себе.

— Как тебе будет угодно, — пробормотал он. Его горячее дыхание обожгло ее ухо, его губы нашли углубление на ее шее, где бился пульс.

— Может быть сейчас и начнем?

Письмо от Филиппа упало забытое на лесную землю, и Кристиана отдалась зову тела.

— Я люблю тебя, — прошептал Гэрет, входя в нее, и Кристиане казалось, что слаще этих слов ничего не может быть.

— Эта свадьба очень неожиданна, — сказал Стюарт Джеффри, — может быть мне тоже жениться?

— Давай, давай, — воскликнул Джеффри, глядя на брата с верхушки копны, на которой он утаптывал сено, — кто только согласится выйти за тебя замуж, уродина?

— Не будь педерастом, — ответил Стюарт, забрасывая вилами сено на копну, стараясь бросить так, чтобы оно упало на голову брату, — может быть Полли? Она симпатичная, трудолюбивая, и я уверен, что она очень хорошо…

— Забудь об этом, — сказал ему Джеффри, — Полли собирается выйти замуж за Даниэля. Запомни мои слова. И случится это еще до окончания этого месяца.

— О, в самом деле? — спросил Ричард, вытирая пот с лица. Чтобы волосы не падали на глаза, он повязал их косынкой, как это делали пираты. — С каких это пор ты вдруг стал местным оракулом, черт возьми?

— Попомните мои слова, — повторил Джефф, подпрыгивая на стогу вверх и вниз, утаптывая сено.

— Посмотрим, — сказал с сомнением Ричард. Он с интересом наблюдал как Даниэль и Гэрет шли по скошенному полю, их такие похожие волосы ярко сверкали на солнце.

— А Даниэль знает, что он женится? Или эта информация исключительно твоя? — спросил Ричард.

Джеффри пожал плечами.

— До мена дошел слух, что следующим женишься ты, Даниэль, — крикнул Ричард, когда старшие братья подошли к ним поближе. — Это правда?

Даниэль выглядел смущенным.

— Когда ад замерзнет, — спокойно ответил он.

Джеффри понимающе приподнял бровь.

— Ужасно холодно для августа, не так ли, Даниэль?

Гэрет подозрительно посмотрел на многозначительный взгляд младшего брата.

— Ад замерзнет после окончания сенокоса. Дай мне твои вилы, Ричард, а ты помоги Джеффри утаптывать стог.

— Кое-кому ужасно хочется, чтобы сбор урожая закончился побыстрее, — прокомментировал Стюарт. — Ты первый, кто попался на крючок. Я никогда не думал, что это случится.

— Попался? Я? — засмеялся Гэрет. — Может быть, но еще ни одного мужчину не ловил такой прекрасный охотник.

— Вы только послушайте его! — закричал Стюарт. — Совсем растаял! Ой, мне плохо!

Гэрет едва слышал смех братьев и их шуточки. Он смотрел на яркое голубое небо над зеленым горизонтом, на холмы, покрытые лесом. В эту минуту мысли его были далеки от сбора урожая.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Урожай

Я обратился к тебе, как день обращается к закату и не захотел умирать.

Алджернон Суинберн[27]

Под аркой жизни я увидел красавицу на троне, и хотя ее взгляд внушал благоговейный страх,

я встретил его так же просто, как воздух, который я вдыхаю.

Данте Россетти

Моя любимая заговорила и сказала мне: — Встань, мой любимый, мой прекрасный и выйди из дома. Смотри! Зима прошла, дождь закончился.

Песнь Соломона

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

— Мир рушится, — заявила миссис Хэттон, прижимая пухлую руку к сердцу. — Мои старые кости в таком количестве всего этого не выдержат.

— Вы уже выдержали, — безжалостно заметил Джеффри, — и это совсем не конец света, миссис Хэттон, просто Даниэль женится. Вот и все.

Миссис Хэттон выглядела обиженной.

— И теперь, я думаю, эта будет постоянно на моей кухне, будет все время мешаться у меня под ногами.

Под словом «эта» она имела в виду Полли. Но миссис Хэттон была так расстроена, что не могла вслух произносить это имя.

— Может быть, — заметил Стюарт довольным голосом, — но вы раньше так же относились и к Кристиане.

Коистиана, сидевшая в это время за чистым дубовым столом с кружкой чая, скорчила рожицу Стюарту.

— Сейчас самое горячее время уборки урожая, — продолжала старая женщина грустным тоном. — Наш Гэрет женится через неделю, а колбасы еще не готовы, яблоки не сняты, картофель не выкопан… Нет, мое сердце не выдержит всего этого.

— Может быть, — вежливо предложила Кристиана, — вам лучше поехать к вашей сестре и отдохнуть у нее, пока вашему сердцу не станет лучше.

Миссис Хэттон посмотрела на Кристиану так, как она предложила ей что-то неприличное.

— С меня достаточно, — сказала она спокойно. Почему бы тебе не пойти в твой сад и не нарвать мне тех красивых гвоздик. Это все, что мне нужно.

Кристиана засмеялась, встала из-за стола, и чуть не наступила на Дога.

— Глупое животное, ты с каждым днем становишься все толще и все бесполезнее.

Дог перевернулся на спину, довольный тем, что ему уделили внимание. Его хвост ритмично стучал по деревянному чистому полу.

— Я ухожу тоже. Нам со Стюартом нужно кое-что в городе.

— У вас есть дела в городе?

Кристиана удивленно посмотрела на них и вышла из комнаты. Она пошла в сад, чтобы нарвать гвоздик для миссис Хэттон.

Вечера уже стали прохладнее, после заката в низины стали спускаться туманы. Уже созрела смородина и тяжелыми гроздьями висела на ветках. Трава в полях пожелтела. Розы и фиалки в саду уступили место более поздним цветам: бархатцам, маргариткам. На персиковом дереве висели спелые плоды. Их было много и на земле, потому что Кристиана не успевала их собирать. Персики были душистые и сладкие, поэтому над ними постоянно кружились пчелы.

Яблоки, казалось, никогда не кончатся. Кристиана каждый день помогала наполнять корзины яблоками, но их как будто и не становилось меньше. Из них делали сидр, яблочную колбасу, яблоки сушили для начинки пирогов.

Кристиана не переставала удивляться количеству и разнообразию продуктов, которые производились на ферме. Казалось, что работе никогда не будет конца, но на работу никто не жаловался.

— Любая работа, которая делается с любовью, приносит радость, — объяснил ей Гэрет. Она уже поняла это, потому что чувствовала любовь к земле.

Гэрет смотрел на нее с одобрением и любовью, потому что она понимала его и соглашалась с ним.

Через неделю она будет его женой! Всего через неделю! Теперь, когда она ходила в деревню, она с удовольствием замечала, что розовощекие деревенские девушки смотрят на нее с завистью. Кристиана перекинула через плечо косу и поправляла свои муслиновые юбки с такой гордостью, словно это был дорогой бархат, а в ушах — бриллиантовые сережки.

— Я уезжаю не потому, что мне очень уж хочется увидеть Вену, — сказал ей Артуа в один из солнечных иней, когда он наносил прощальные визиты перед отъездом. — Я уезжаю потому, что ты стала ужасно необщительной.

Они вместе весело рассмеялись. Кристиана поцеловала его в щеку на прощанье. Она вспомнила, как они расставались в ту ночь, когда революционеры захватили Париж.

— Я люблю тебя, мой друг, — сказала она, повторяя слова, которые произнесла в ту ночь. Этим она хотела сказать, что уверена В его возвращении.

— В самом деле любишь? — спросил он, глаза его при этом светились грустью. — Тогда, может быть, тебе надо было ехать со мной. В конце концов ты бы не очень скучала по Гэрету, не так ли?

Кристиана засмеялась. Она вспомнила сейчас, в каком ужасе была тогда от этих слов Артуа. Все еще смеясь, Кристиана вошла в дом с гвоздиками для миссис Хэттон. «Смешной Артуа, — думала она, — как можно не скучать по Гэрету? Разве это возможно? Это все равно что не скучать по своим глазам, потеряв их».

Когда она вошла в дом, сердце ее пело. Ради этого стоило жить! Ее одинокое детство, пустые легкомысленные годы в Версале, холодные одинокие месяцы после революции… Все, что она имела теперь было наградой за ее страдания. Это они, страдания, привели ее сюда.

Она была самой счастливой женщиной в мире, ведь скоро она выйдет замуж за самого красивого мужчину на земле. И Кристиана была уверена, что никто и никогда еще не был так счастлив как она.

— Я сказал, что нам кое-что нужно в городе, и вот мы здесь, — сказал довольный Джеффри, усаживаясь за свой любимый стол в «Разбитой Чаше» и поднимая свою кружку с пивом.

— Это была хорошая идея, — сказал довольный Стюарт, чокаясь с братом прежде чем выпить.

— Что за парочка крыс! — воскликнула Полли. — Вы здесь прохлаждаетесь, а старшие братья должны за вас работать.

— Это твой последний вечер в «Разбитой Чаше», Пол. Нам не хотелось, чтобы ты закончила свою работу без нас. А позже мы сможем проводить тебя домой, — Стюарт улыбнулся Полли и добавил, — чтобы защитить тебя от волков.

— Ну да! — засмеялась Полли, перебросив через плечо свою золотистую косу, — все волки, которые водятся здесь, сидят в этой комнате. А кроме того, Даниэль собирался прийти попозже, чтобы проводить меня домой, И мы не нуждаемся в свидетелях. Я думаю, вы понимаете, о чем я говорю.

Джеффри и Стюарт с обожанием смотрели на Полли. Им нравилось, как она двигалась по комнате, как ее сильные руки умело заменяли пустые кружки на полные, как по пути с дороги она убирала стулья и вытирала грязные столы. Она успевала поговорить и посмеяться с посетителями, и ее хрипловатый смех раздавался в разных концах зала. Полли выглядела очень соблазнительно: пышные юбки покачивались на бедрах, лиф платья плотно облегал ее полную грудь.

— Черт возьми, — с восхищением сказал Стюарт, — кто бы мог подумать, что Даниэль женится на такой замечательной девушке? Он же такой стеснительный!

Джеффри вдруг загрустил.

— Знаешь, Стью, все как-то вдруг переменилось. Гэрет женится. Даниэль помолвлен. У Полли должен появиться ребенок, это уже ни для кого не секрет. Наш дом станет теперь совсем другим.

— Что ты хнычешь? Мне гораздо приятнее смотреть на Кристиану и Полли, чем на тебя, уродливая крыса.

— Не будь педерастом, — возмущенно ответил Джеффри.

— Эй, — крикнула Полли через весь зал, — француз, друг Кристианы, нашел ее или нет? Я чуть не забыла спросить у вас об этом. Он был здесь недавно. Отвратительный тип.

— Ты имеешь в виду Артуа? — спросил Джеффри. — Он уехал в Вену несколько недель назад.

Полли стояла, упираясь руками в бока и удивленно смотрела на них.

— Нет, не Артуа, недоумок. Странно, у вас такой умный брат, а вы такие тупые. Артуа я знаю, а кроме того, он не стал бы искать Кристиану здесь. Не так ли? Я же вам сказала, что уродливый тип, а Артуа совсем не уродлив.

Стюарт безразлично махнул рукой и изобразил жеманные манеры Артуа,

— Я не знаю… Он не в моем вкусе.

— Прекрати, — сердито сказала Полли. — Так он нашел Кристиану или нет?

— Несколько месяцев назад, — недоуменно ответил Джефф, — на ярмарке. Разве ты не помнить?

— Не Артуа. Какой же ты болван! Ее искал какой-то отвратительный француз маленького роста.

Джеффри и Стюарт одновременно пожали плечами.

— Знаете, он мне очень не понравился, — продолжала Полли. — Я хотела узнать, где он остановился, чтобы сказать потом Кристиане. Ему это видно не понравилось, и он мне ничего не сказал, а потом ушел вместе с Джайлзом Торнли. Я подумала, что это странная парочка.

— Такая же странная, как ты с Даниэлем? — спросил Стюарт, и ямочки заиграли у него на щеках.

— О, прекрати, — закричала Полли, вскинув руки. — Пейте свое пиво и уходите домой. Нечего злить меня!

— Пожалуйста, Полли, будь так добра, принеси нам еще по кружке пива, — попросил Джеффри, ослепительно улыбаясь ей. И Полли, которая питала слабость к рыжеволосым мужчинам, поспешила выполнить их просьбу.

— Что вы читаете, Мэтью? — спросила Кристиана своего будущего свекра.

Они сидели вдвоем на кухне. Было тихо. Миссис Хэттон закончила готовить ужин и ушла на ночь в свой дом. Даниэль, Ричард и Гэрет заканчивали работу в большом амбаре, а Джеффри и Стюарт еще не вернулись из своей увеселительной прогулки в город.

Мэтью на минуту оторвался от книги. Его круглое розовое лицо осветилось доброжелательной улыбкой. Он всегда выглядел удивленным, когда Кристиана говорила с ним, и она подумала, что читая, он, наверное, забыл, что она тоже сидкт здесь, на кухне.

— Шекспир. «Двенадцатая ночь». Он с улыбкой посмотрел на нее через стол и поправил на носу очки. — Что ты думаешь по поводу такого высказывания: «Взаимная любовь хороша, но безответная лучше»?

— Я думаю, что в обоих случаях любовь прекрасна, — философски ответила Кристиана. Она взяла в руки скрипку и сыграла несколько нот. Эти яркие магические звуки доставили ей удовольствие. Правда они были несколько грандиозны для этой домашней уютной обстановки.

— Гендель, не так ли? — спросил Мэтью, оторвавшись от книги.

— Очень хорошо, — похвалила его Кристиана и пропела: «Я знаю, что мой спаситель жив».

Она замолчала, увидев, как на кухню входят Гэрет и Даниэль и покраснела, перехватив взгляд Гэрета, нежно улыбнувшегося ей.

— Все уже в сборе, — заметил Гэрет, садясь рядом с Кристианой. Он протянул под столом руку и украдкой коснулся ее ноги.

Дог, который спал у теплой печи, поднялся на свои короткие приземистые ноги, подошел к нему и прислонился к его ноге, радостно виляя хвостом.

— Привет, глупышка, — проговорил Гэрет, ласково потрепав его за ушко. — С каждым днем ты становишься все толще и все бесполезней, не так ли?

— Нет, не так, — возразила Кристиана, — он очень гладкий и красивый.

Гэрет еле сдержал смех.

Даниэль скрылся в кладовой и вскоре вернулся в кухню с двумя кружками эля, предложив одну брату.

— Боюсь, что в ситуации с Кристианой и Догом, все дело в том, что qui me amat, amat et canem meam.

— КТО любит меня, тот любит и мою собаку, — перевела Кристиана слова Даниэля, смеясь. — Ты любишь мою собаку, Гэрет?

Он протянул руку и поправил один из ее блестящих локонов. Когда он улыбнулся, глаза его светились любовью.

— Я на все согласен. Все, что угодно, лишь бы доставить тебе удовольствие. Но если твоя собака будет и дальше поправляться, соседи могут ошибочно принять ее за кабана. Тогда они могут поймать ее и сделать колбасу. Подумай об этом, — добавил он. — Она уже выглядит как колбаса.

Кристиана возмущенно приподняла бровь. Она уже собиралась что-то сказать, когда внимание ее привлек шум подъехавших к главным воротам лошадей.

— Интересно, — заметил Даниэль, немного нахмурившись, — кто это может быть?

Дог залаял, когда въездные ворота заскрипели, и послышались негромкие голоса.

— Перестань лаять, бесполезное создание.

Гэрет встал, ободряюще посмотрев на Кристиану.

— Надеюсь, Джефф и Стюарт ничего не натворили, — сказал Мэтью, проведя рукой по своим взлохмаченным волосам. Однако аккуратнее от этого они не стали.

— Джефф и Стюарт всегда что-нибудь выкидывают, — ответил Гэрет отцу. — Никто из-за этого не станет сюда приезжать.

Кристиана тоже встала, сняла фартук и поправила юбки. Даниэль н Гэрет направились к входной двери.

Дог снова громко залаял, когда раздался стук в Дверь. Видя, что собака не успокаивается, Кристиана оттащила ее от двери и заперла в кладовой.

— Глупый, — пробормотала Кристиана, возвращаясь в кухню. Она собиралась выйти следом за Даниэлем в прихожую, но Мэтью остановил ее, предостерегающе подняв руку. Лицо его было неподвижным и изумленным. Прислушиваясь к голосам, доносившимся от входной двери, Кристиана остановилась.

— Ты сошел с ума, Торнли, — ровным и спокойным голосом говорил Гэрет.

— Говорю тебе, что нет. Пока мой отец в отъезде, я вместо него выполняю обязанности констэбля, и не позволю укрывать известную убийцу в моей деревне. Сердце Кристианы болезненно сжалось. Ей даже показалось, что на какое-то мгновение оно остановилось. Кристиана слышала, как Дог скребется в дверь кладовой, как тикают старые часы в зале, как в печи потрескивают поленья.

До кухни долетел смех Гэрета.

— Это черт знает что. Ты сходишь с ума, Джайлз,

— Между прочим есть свидетель.

— Разве? — голос Гэрета звучал совершенно бесстрастно.

Сердце Кристианы начало биться все быстрее и быстрее, в каком-то болезненном затрудненном ритме. Мэтью успокаивающе прикоснулся к ее руке своей пухлой, вымазанной чернилами рукой. Она отрешенно смотрела на него, словно это была не ее рука.

Глубоко и болезненно вздохнув, она молча направилась в прихожую. В дверях она остановилась и прислонилась к косяку Гэрет стоял в проеме открытой двери, сильной рукой перегородив вход, как будто не хотел впускать в дом ночь.

Перед ним стоял Джайлз Торнли. Его белое лицо было освещено светом фонаря. Глаза его сверкали злорадством. Рядом с ним стоял мельник, с которым Кристиана разговаривала сотни раз, когда ходила с поручениями в деревню. Кажется, его звали Лай или что-то в этом роде… Другой человек был из города, его лицо было ей незнакомо.

А рядом с ним стоял Жан-Клод.

Он смотрел на Гэрета холодными, темными, как у рептилий, глазами. Его темное смуглое лицо было напряженным и злым. В своих худых руках он держал какие-то бумаги. Он был одет в новый жесткий сюртук, который плохо на нем сидел.

Кристиана прижала руку к губам, стараясь побороть страх и тошноту, подступавшую к горлу. Она изо всей силы старалась сдержать крик, готовый сорваться с ее губ.

Даниэль заметил Кристиану. Он отошел от двери, где стоял рядом с Гэретом и постарался закрыть ее собой.

— …я еще могу ожидать подобную чушь от Джайлза, — донесся до Кристианы голос Гэрета, — но не от остальных. Уверен, что у вас, как у членов городского совета, есть дела поважнее, и вы сами не верите тому, что говорите.

— Мы не сомневаемся в твоей честности, Гэрет, — говорил мельник извиняющимся голосом, — но факты очень убедительные.

— Для меня они совсем не убедительны, — нетерпеливо отвечал Гэрет, на его скулах заиграли желваки. — У меня нет времени заниматься всякой ерундой.

— Извините, месье, — Кристиана вздрогнула при звуке голоса Жана-Клода, который отозвался в ее сердце как эхо ночных кошмаров, ранее преследовавших ее, — Но это правда. У меня есть доказательство. Я в это время сам был в том доме. Она перерезала горло моему брату как какой-то собаке или овце. Эта девушка преступница.

Джайлз выхватил бумаги из рук Жана-Клода и сунул их Гэрету. — Прочитай это, Ларкин, это ордер на ее арест.

— Здесь по-французски, — тихо сказал Гэрет, — мало ли о чем здесь говорится.

Джайлз схватил бумаги и протянул их Даниэлю.

— Тогда вы, господин учитель, вы же такой умный и знаете иностранные языки. Прочтите это вашему брату.

Даниэль молча стоял, сжимая в руках бумагу.

— Читайте, — настаивал Джайлз, повышая голос. Гэрет сжал кулаки и кивнул Даниэлю, спокойно улыбаясь.

Даниэль прокашлялся, достал из кармана очки и надел их на свой орлиный нос.

— Разыскивается за совершение государственного Преступления против Франции, за измену республике…. — он тихо вздохнул, неуверенно посмотрев на брата, — и за убийство Рауля Герарда, примерного гражданина, Кристиана, сестра маркиза Сен Себастьян. Возможно находится вместе с Артуа де Валье. Примерно восемнадцати лет, стройного телосложения, небольшого роста, черноволосая с голубыми глазами. Возможно, попытается скрыться в Англии…

Даниэль протянул бумагу Джайлзу. — Это еще ничего не доказывает. Бумаги могут быть фальшивыми.

— Нет, они не фальшивые, — вмешался Жан-Клод и гневно заявил. — Посмотрите, когда она бежала из моего дома, она обронила на пол вот это.

Он протянул миниатюрный портрет Габриэль Сен Себастьян. Это был портрет матери Кристианы. Стекла, которое защищало портрет, не было. Неяркий портрет, выполненный в пастельных тонах, потемнел от грязи.

Кристиана прижимала руку ко рту, кусая суставы пальцев.

Гэрет взял у Жана-Клода портрет и внимательно рассматривал его.

— Ты мог это украсть.

— Но почему, Ларкин? — потребовал ответа Джайлз. — Для чего этому человеку, преодолевшему такие трудности, чтобы приехать сюда, везти фальшивые документы по ложному делу? Она убила его брата и должна предстать перед законом.

Гэрет не шелохнулся.

— Все это чушь, — просто сказал он. — Кристиана и муху не смогла бы обидеть. Не знаю, с какой целью, Джайлз, ты делаешь все это, но я не собираюсь играть с тобой в эти игры. Убирайся вон отсюда вместе со своими друзьями.

— У нас есть указания…. — начал Джайлз.

— Разве Англия признала революционное правительство Франции? — резко спросил Даниэль.

Одно мгновение Джайлз колебался, но затем снова перешел в наступление.

— Это не имеет значения. Ты прячешь под своей крышей убийцу, Ларкин. Пока она здесь, жители деревни не могут чувствовать себя в безопасности.

Гэрет нетерпеливо вскинул голову. Взгляд его неожиданно остановился на Кристиане, которая стояла, прижавшись к стене. Ее испуганные глаза казались огромными на бледном лице.

Он протянул ей руку, голос его смягчился.

— Иди сюда, дорогая.

Молясь, чтобы ноги не подкосились под ней, Кристиана медленно подошла к нему. Она не сводила глаз с лица Гэрета и старалась не замечать в дверях Жана-Клода. А он был всего лишь в нескольких шагах от нее. Кристиана почувствовала, что Даниэль с беспокойством смотрит на нее сквозь очки.

— Не бойся, — Гэрет взял ее за руку и прижал к себе. Его сильная рука обвила ее стройную талию.

Даниэль подошел к ней ближе. Она почувствовала его прохладную руку на своем плече.

— Сейчас мы все решим раз и навсегда, — голос Гэрета звучал спокойно и уверенно. Он вложил миниатюрный портрет маркизы Сен Себастьян в руки Кристианы. Пальцы ее крепко сжали портрет.

— Это твоя вещь, дорогая?

Она кивнула не в силах произнести ни слова. Кристиана не могла поднять глаз и посмотреть на Жана-Клода, который стоял всего в трех шагах от нее.

— Да, — наконец произнесла она, — это портрет моей матери.

Рука Гэрета лежала у нее на спине, и она чувствовала ее тепло.

— Как ты думаешь, как мог портрет попасть к этому человеку?

Кристиана подняла глаза и встретила полный ненависти взгляд Жана-Клода.

На какое-то мгновение ей показалось, что она сейчас лишится сознания. В памяти отчетливо всплыли картины этой ужасной ночи. Свет фонаря отражался на лицах людей, стоящих у дверей дома. Рука Гэрета крепко держала ее за талию, прохладные пальцы Даниэля лежали на ее плече. Слышалось слабое повизгивание Дога, запертого в кладовой.

Губы Жана-Клода начали растягиваться в победной улыбке, обнажая гнилые зубы.

Кристиана посмотрела на портрет, который держала в руках, на нежные бледно-розовые краски лица матери.

— У меня украли этот портрет, — сказала она. Голос ее звучал четко и холодно. — Украли, когда я бежала от революции. Еще у меня украли драгоценности и мою скрипку, — она подняла голову и встретилась с взглядом Жана-Клода. На губах ее играла холодная уверенная улыбка. — Этого человека я не видела никогда в жизни.

Кристиана услышала, как облегченно вздохнул Даниэль, стоявший рядом с ней.

— Вот так, — сказал Гэрет. В голосе его наконец зазвучал гнев, — вы слышали, что она сказала. Кто осмелится не поверить ее словам? — он сделал шаг вперед и, казалось, стал еще выше от гнева. Мускулы на его руках напряглись, желваки играли на скулах.

— Если кто-нибудь не согласен, пусть скажет, и мы все решим здесь, на месте. Я просто снесу с плеч его чертову голову. Мистер Лай? Торнли? Кто еще?

Никто не проронил ни слова.

— Хорошо. Тогда убирайтесь с моей земли. Особенно ты, Джайлз. И моли бога, чтобы нам с тобой не пришлось здесь встречаться. А ты…. — он взглянул на Жана-Клода, — будет лучше, если ты не только уберешься с моей земли, тебе лучше убраться со своей костлявой задницей во Францию. Ты меня слышишь?

Глаза Жана-Клода блеснули в бессильной злобе. Бумаги, которые он держал в руке, оказались теперь бесполезными, и он смял их, а потом поспешно отступил назад, чтобы быть подальше от этого рыжеволосого гиганта, надвигавшегося на него.

— Уходите! — гневный крик Гэрета напугал даже лошадей, привязанных, у ворот. Он с такой силой захлопнул тяжелую дубовую дверь, что весь дом задрожал.

— Боже милостивый, — продолжал кричать он, поворачиваясь лицом к Кристиане и Даниэлю, — что за кляча… О боже, тебе плохо?

У Кристианы подкосились ноги, ее так сильно трясло, что Даниэль подхватил ее под руки, стараясь удержать на ногах.

— Милая, — Гэрет легко поднял ее на руки, и она прильнула к нему. — Глупышка. Тебе нечего бояться. Я никогда бы не поверил такой чепухе. Чтобы ты перерезала человеку горло…. — он остановился под остерегающим взглядом Даниэля. — Что? Что такое?

Кристиана уткнулась лицом в шею Гэрета. Слова, которые она произнесла, были горькими.

— Это все до единого слова правда. Я это сделала, Гэрет.

У него перехватило дыхание.

— Почему ты не рассказала мне об этом?

— Она собиралась рассказать, — пришел на помощь Даниэль. — Она все время собиралась рассказать, но не было подходящего момента.

— Ты знал об этом?

Кристиана боялась поднять глаза. Холодный тон Гэрета привел ее в ужас.

— Ты знал, Дэн? Ты знал и скрывал это от меня? Кристиана сжала в руках портрет матери, как будто он мог придать ей сил.

— Ты рассказала Дэну? Ты рассказала ему, а мне нет? Ты мне не доверяешь? Почему?

Кристиана попыталась объяснить, но слова ее звучали слабо и неуверенно.

— Ты такой хороший… Я бы не перенесла, если бы ты стал плохо обо мне думать… И мне хотелось скорее забыть обо всем.

Гэрет резко опустил ее на деревянный стул в темной прохладной гостиной.

— Ты хотела обо всем забыть, не так ли? Ну что ж, подумайте получше, ваше высочество. Такие вещи так просто не забываются. Они возвращаются к нам тогда, когда мы меньше всего ждем их. Или ты надеялась притвориться и думала, что все это не так важно и все уйдет в прошлое?

Голос его был напряженным и холодным, и каждое слово кололо ее прямо в сердце.

Кристиана взглянула на свои руки, они были сжаты в кулаки. Она сжимала их с того самого момента, как ее охватил страх. Теперь Гэрет знал о ней самое худшее, и он презирал ее.

Кристиана почувствовала себя отверженной. Чувство одиночества охватило ее, словно холодный дождь, проникающий сквозь одежду.

— Если бы ты рассказала мне, — в голосе его звучала боль, — если бы только рассказала мне…

Кристиана закрыла лицо руками. Она слышала, как Гэрет вышел из комнаты. Рядом молча стоял Даниэль. Он был свидетелем ее горя. Из своего заключения, из кладовой, Дог протяжно завыл.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Кристиана долго сидела, закрыв лицо руками. Ей хотелось заплакать, но слез не было. В сердце образовалась огромная пустота, такая черная я такая пугающая… Такого чувства безысходности Кристиана еще никогда не испытывала.

Она не знала, сколько времени просидела одна в темной комнате. Ей казалось, что прошла вечность. Она потеряла Гэрета, потому что не решилась рассказать ему правду, нарушила свое обещание доверять ему, и теперь должна заплатить за все.

Вдруг она почувствовала, что кто-то прикоснулся к ее плечу.

— Пожалуйста, не плачь, дорогая.

Кристиана подняла глаза и увидела Мэтью. Его круглое лицо выражало сочувствие, волосы смешно торчали во все стороны, галстук съехал на бок.

— Я не плачу, — сказала она наконец. Голос ее звучал тихо и холодно. — Вы хотите, чтобы я ушла от вас? — спросила она Мэтью.

— О, дорогая, нет, нет. Как ты только могла подумать такое?

— Я подумала, раз вы узнали обо мне…

— Даниэль нам все объяснил. Это был вопрос «Mors tua vita mea». Иногда КТО-ТО должен умереть, чтобы другой человек мог жить. Это одна из отвратительных реальностей войны. К несчастью мы не готовим такие милые создания, как ты, к войне.

Мэтью, успокаивая, похлопал Кристиану по руке. Сквозь поломанные очки он встревожено смотрел на нее своими бледными глазами.

Его сочувствующий добрый голос заставил сердце Кристианы болеть еще больше.

— Но Гэрет…

— Ну, Гэрет вел себя не совсем хорошо. Видишь ли, ему было больно, потому что ты доверилась Даниэлю, а не ему. Если бы он знал все, то сумел бы лучше защитить тебя, когда пришли твои обидчики.

Кристиана не могла не улыбнуться его манере выражать свои мысли.

— Знаешь, он тебя очень, очень любит.

— Все равно любит? — Кристиана с трудом верила его словам.

— О да, — заверил ее Мэтью. — Он сам так сказал перед тем, как уйти.

Кристиана продолжала сидеть молча, не веря его словам. Но потом чувство радости и счастья охватило ее.

— Все равно любит, — повторила она. Голос ее дрогнул, и слезы, которых, казалось, у нее не было, хлынули из глаз.

— Вы уверены? — спросила она Мэтью.

Когда он кивнул, Кристиана обхватила его руками за шею и поцеловала.

— О спасибо, Мэтью. О, какой вы хороший! Какие вы все хорошие! Как вы добры ко мне!

— Ну, ну, успокойся, — пробормотал Мэтью, неловко похлопывая ее по плечу.

Кристиана вскочила. Юбки обвились вокруг ее ног.

— Скажите пожалуйста, а где Гэрет?

— Не знаю. Наверно где-нибудь в амбаре с лошадьми.

Кристиана промчалась через кухню и вышла из дома в прохладную ночь. Она забыла даже выпустить Дога из кладовой.

Длинный сарай казался темным и безлюдным. Только лошади в стойлах смотрели на нее.

— Гэрет!

Из-за угла, где сарай с лошадьми соединялся с коровником, ей ответил Даниэль:

— Иди сюда, Кристиана.

Она торопливо прошла мимо лошадей, завернула за угол и увидела Даниэля, который при свете фонаря аккуратно чинил упряжь.

— А где Гэрет?

Даниэль нежно улыбнулся ей.

— Ушел, но не волнуйся, он скоро вернется. Он пошел проверить, все ли в порядке и забрать твои вещи из твоего домика. Он сказал, что не сможет спать спокойно, если ты будешь находиться там. По крайней мере, пока Жан-Клод находится поблизости.

Кристиана взяла маленький стульчик для дойки коров и села рядом с Даниэлем под фонарем, прислушиваясь к размеренному спокойному дыханию животных.

— Он больше не сердится?

— Нет, он и не думал сердиться. Ему стало больно, и он еще переживает, что заставил тебя подойти к двери и увидеть этого ублюдка.

Кристиана почувствовала облегчение.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Даниэль. — Мне показалось, что ты чуть не потеряла сознание.

— Да, я немного испугалась, — призналась она.

— Немного?

Она засмеялась невесело.

— Нет, сильно испугалась, — призналась она. Одна из лошадей заржала. Даниэль замолчал и наклонился, всматриваясь в проход амбара.

— Я тоже немного нервничаю. Я буду спокойнее, когда Гэрет вернется и ребята тоже. Мне еще нужно идти в «Разбитую Чашу» и проводить Полли, но я побуду с тобой пока Гэрет не вернется.

Кристиана кивнула. Она боялась оставаться с одним только Мэтью, который не мог защитить ее.

— Может нам лучше вернуться в дом?

— Да, там тебе будет спокойнее. Ты столько пережила сегодня вечером!

Даниэль встал. Его длинная тень заслонила свет фонаря. Он пошел вдоль амбара.

— Возьми фонарь, ладно? — попросил он, потому что его руки были заняты, он держал упряжь. — Я занесу это в мастерскую, завтра закончу починку. В конце концов нет смысла…

Вдруг голос его оборвался.

— Что, — спросила Кристиана, осторожно поднимая фонарь. Из-за опасности пожара в амбаре надо быть очень осторожной. Гэрет не раз говорил ей об этом, а она всегда слушалась его. Достаточно одной искры, одного; неосторожного движения, и все может вспыхнуть и сгореть очень быстро.

— Что ты сказал, Даниэль?

Он не ответил, и Кристиана посмотрела на дверь мастерской.

Даниэль стоял в дверях, не двигаясь, на лице его застыло странное выражение.

— Что случилось, Даниэль?

Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но не произнес ни звука. Лицо его было очень бледным.

— Даниэль!

Упряжь выпала из его рук, он покачнулся. Очки упали и разбились о твердый пол. Потом он шагнул вперед, и тело его с громким стуком упало на пол.

Кристиана хотела закричать при виде ножа, торчащего из его спины, под которым по рубашке расплывалось темное пятно крови… Она хотела закричать, но как в ночном кошмарном сне, не могла произнести ни звука.

Позади Даниэля появился Жан-Клод. Он хладнокровно вытащил из его спины нож.

В ужасе Кристиана отскочила в сторону, но было слишком поздно. Жан-Клод легко поймал ее и приставил окрашенный кровью Даниэля нож к ее горлу. От лезвия ножа исходил смертельный холод.

Фонарь в ее руке опасно закачался, бросая мрачные тени кругом.

— Глупая, глупая сука, — сказал он на безграмотном французском языке. — Ты думала, что так легко от меня избавилась? Я искал тебя всюду и проделал этот длинный путь не для того, чтобы испугаться твоего громилы-любовника! Что может сделать мне этот шут-фермер?

— Пожалуйста, — прошептала она, напряженно и с болью, — Даниэль.

— Забудь его, мадемуазель. Тебе нужно беспокоиться о более важных для тебя вещах, — дыхание Жана-Клода было горячим и зловонным. Он дышал ей прямо в щеку, крепко и больно держа за руку.

— Ты думала, что ты очень умная. «Я никогда не видела этого человека». О, мадемуазель аристократка, ты еще пожалеешь о том дне, когда увидела меня. Ты знаешь, куда мы сейчас отправимся?

Кристиана старалась не потерять сознание. «Думай, — говорила она себе. — Скоро кто-нибудь придет. Гэрет. Гэрет должен искать ее. — Обмани его, выиграй время».

— Куда мы отправимся? — повторила она высоким и дрожащим голосом. — Дай подумать, куда ты меня поведешь? Может быть в тюрьму? «Пожалуйста, пусть он скажет да, не давай ему убить себя здесь».

— Ты умная, не так ли? Я не поведу тебя в безопасную английскую тюрьму. Это было бы слишком хорошо для тебя. Я отвезу тебя во Францию, а там уж мы знаем, как нужно поступать с такими, как ты.

Кристиана покачнулась. Она вспомнила о Габриэль Де Ламбель, вспомнила темную кровь на ее золотых волосах. Кристиана заставила себя дышать спокойно и посмотрела на пол. Она увидела белую неподвижную Руку Даниэля, лежашего в дверях мастерской, как будто он пытался достать разбитые очки. Вдруг она заметила, как рука сжалась. Жив? Про себя она помолилась, чтобы Даниэль выжил.

Жан-Клод порылся в своем боковом кармане. Боковым зрением Кристиана увидела, что он достал пузырек с лекарством.

— Открой рот и выпей это, — его грубые пальцы толкали пузырек ей в тубы, стараясь раздвинуть их. Инстинктивно она сопротивлялась.

Выпей это или я перережу тебе горло. И никто в доме этого даже не услышит.

«Постарайся выжить, — говорила себе Кристиана, — то, что он говорит. Ты должна спастись».

— Что это? — спросила она, чтобы выиграть время.

— Кое-что, от чего тебе захочется спать. Нас ждет дальняя дорога в порт. Мы поплывем на корабле, и не хочу, чтобы у меня с тобой в дороге были проблем! Выпей!

Кристиана повиновалась. Лекарство было горьким противным. Она старалась придумать, как его выплюнуть, но холодное лезвие ножа прижималось к нежной коже ее шея.

— Воn[28], — ты научилась повиноваться. Сейчас мы выйдем из амбара и пойдем к моей лошади. Я хочу быстрее попасть в Париж. Будет приятно увидеть тебя на коленях перед мадам Гильотиной.

Лекарство уже начало оказывать свое действие. Она почувствовала себя немного отрешенной от реальности, появилось странное ощущение полета.

— Я не понимаю, как ты сможешь отвезти меня во Францию без моего желания, — сказала она, стараясь как-то обмануть его.

— Это не трудно. Когда мы приедем в порт, ты будешь спать. Наркотик окажет свое действие. Я скажу команде, что моя бедная жена больна, чтобы они не приставали с расспросами.

Лекарство уже подействовало на голову. Мысли путались. Пульс стал замедляться, язык во рту отяжелел.

— А во время путешествия я буду развлекать тебя, мадемуазель. Я вижу, теперь ты понимаешь, что такое удовольствие?

Издалека Кристиана слышала вой Дога. Бедная собака, она все еще была заперта в кладовой.

Кристиана почувствовала, как отяжелели ее руки, как будто она несла тяжелый груз. Она боялась, как бы не упал фонарь. Гэрет никогда не простил бы ей, если бы сгорел сарай.

При мысли о Гэрете, слезы начали струиться из-под отяжелевших век. Гэрет. Он проклянет ее, когда найдет мертвое тело Даниэля на полу амбара. Она закрыла глаза и представила, как миссис Хэттон качает головой. Ее полные щеки колыхались. «Проблемы, — сказала миссис Хэттон, — я знала, что из-за нее будут проблемы», Жан-Клод заставил ее идти. Она спотыкалась, движения были неловкими, как у пьяной. Мысли ее путались. Она с трудом соображала. «Будь осторожней с фонарем. Кто же будет поливать розы на следующее лето. Интересно, кто будет у Полли, мальчик или девочка?»

— Будь внимательнее, — шикнул ей в ухо Жан-Клод. Вдруг она услышала пение. Это была песня без всякой мелодии, и была похожа скорее на крик.

«Джеффри и Стюарт, — подумала она, — возвращаются из „Разбитой Чаши“. Думай, как же спастись?»

Она постаралась сосредоточиться. Амбар казался очень длинным и темным. Они долго шли к двери. Через минуту Джеффри и Стюарт должны войти сюда, чтобы поставить в стойла лошадей.

— Если они хоть что-то заподозрят, я сразу проткну тебя этим ножом. Ты меня понимаешь?

— Смерть есть смерть, — согласилась Кристиана. Слова эти, как ей показалось, имели очень глубокий смысл. Почти как у Цицерона или Вергилия. Как бы Даниэль сказал это по латыни? Но он уже не скажет. Она вспомнила, что Даниэль лежал на полу в луже крови. Двери амбара широко распахнулись, и Джефф со Стюартом вошли в амбар, ведя своих лошадей и смеясь. Увидев Кристиану, они остановились и с удивлением посмотрели на нее.

— Привет, — доброжелательно сказал Стюарт, — что ты здесь делаешь?

— Ничего особенного, — ответила Кристиана, сделав над собой усилие. «Я стою с ножом, приставленным к спине. Ваш брат мертв, он лежит за углом. Как дела? •Это брат того человека, которого я убила».

Джеффри громко икнул.

— Я вижу, твой друг нашел тебя. Полли нам сказала, что он искал тебя. Она права, он уродина.

Стюарт сильно стукнул Джеффри по плечу.

— Не забывай про приличные манеры, пьяница.

— Извиняюсь, — сказал Джеффри с усмешкой. Кристиана подумала, что через несколько лет он будет очень похож на Гэрета.

— Ты не собираешься нас представить? — удивился Стюарт, направив свой орлиный нос на Жана-Клода.

Жан-Клод больно сжал руку Кристианы.

— О да. Да. Конечно. Это Джон, Джон Смит, друг из Парижа.

Джефф и Стюарт обменялись недоуменными взглядами.

— Никогда не слышал, чтобы француза звали Смитом, — заметил Стюарт.

— Ты вообще мало о чем слышал, — ответил ему Джеффри. — Ты что считаешь, что ты все знаешь?

— Я считаю, что знаю гораздо больше тебя, — заявил Стюарт. — А Смит чертовски глупая фамилия для француза, идиот.

— Педераст.

— Ты тоже.

Они обменялись дружескими тумаками. Нож плотнее прижался к спине Кристианы, она почувствовала, как по спине у нее потекла струйка крови.

— Знаете, — сказала она, стараясь не потерять сознание, — нам с Джоном надо о многом поговорить. Почему бы вам не уйти отсюда?

— Джон, — пропел Стюарт веселым голосом, — не хочешь ли войти в дом? Выпить пива?

— Да, это чертовски прекрасная мысль, — согласился Джеффри, — пойдем с нами выпьем пинту пива.

— Нет, спасибо, — голос Жана-Клода прозвучал напряженно и резко, и Кристиану охватил почти истерический приступ смеха.

— Извените меня, — сказал Стюарт преувеличенно высокомерным тоном, — я собираюсь на чай с герцогом. Нам не нравится пиво. Мы великие французы.

Джеффри расхохотался, как идиот.

— Извените меня, — скопировал он Стюарта.

— Избавься от них, — прошептал Жан-Клод на ухо Кристиане.

— Пожалуйста, уходите, — сказала Кристиана, стараясь четко выговаривать слова. «Пожалуйста, не уходите — молила она, — не уходите, пока придет Гэрет.» — Как пожелает ваше высочество, — сказал Стюарт с низким поклоном. Братья расседлали лошадей, смеясь и переговариваясь между собой.

Кристиана старалась крепко стоять на ногах и не закрывать глаза. Она едва понимала, что говорит Джеффри. Он и Стюарт, смеясь, шли к дверям амбара. Через минуту они уйдут, а Жан-Клод увезет ее далеко…

Ей нельзя засыпать. Каким-то образом ей нужно избавиться от Жана-Клода, пока Джеффри и Стюарт не ушли. Они открыли дверь амбара, прохладный ночной воздух ворвался в амбар. Они уже выходят наружу. Кристиана опустила голову, тяжелый фонарь оттягивал ей руку, прижимаясь к бедру. Холодный и острый нож впивался в ее спину. Цепкие пальцы Жана-Клода сжимали ее руку. Еще мгновение, и она не сможет больше думать…

В отчаянии она поднесла фонарь к своим юбкам. Как зачарованная она смотрела на пламя, которое уже лизало белые и голубые полоски ее платья. Края ткани становились коричневыми, потом черными. А оранжевые и желтые языки пламени уже касались ее ног, быстро добежав до белых нижних юбок.

Быстрее. Она и не думала, что огонь с такой скоростью распространится на ее пышные нижние юбки. — Джеффри, — позвала она.

Казалось, что он обернулся очень медленно, глаза его расширились от удивления и ужаса.

Вскрикнул и инстинктивно отпрянул от нее Жан-Клсд, когда языки пламени коснулись и его. Кристиана знала, что должно быть больно. Она упала и ударилась о стену, но не почувствовала боли. Языки пламени танцевали у нее перед глазами.

— О боже, — услышала она сквозь темный густой туман голос Стюарта.

— …нож, — это был голос Джеффри. Издалека слышался лай Дога, Холодный, холодный воздух. Она снова во Франции? Затем наступила темнота.

Веки ее были тяжелыми, такими тяжелыми, что она с трудом открыла глаза. Во рту у нее пересохло, ей очень хотелось пить. Что же случилось?

Сознание вернулось к ней вместе с потоком образов. Даниэль с ножом в спине. Жан-Клод, прижимающий нож к ее спине. Стюарт и Джеффри, смеющиеся и ничего не подозревающие, покидают амбар. Ужасные языки пламени, вьющиеся вокруг нее, как дьявольское бальное платье.

Кристиана открыла глаза, боясь увидеть что-то страшное…

Она лежала в своей старой кровати на верхнем этаже дома. Солнце струилось через сводчатое окно. На широком подоконнике стояла вазочка со свежими розами. Темно-алые цветы очень хорошо смотрелись на фоне белых занавесок. У ног лежало что-то тяжелое. Посмотрев туда, она обнаружила Дога, который очень удобно устроился. Собака спала.

Кристиана пошевелилась и повернула голову. Это сон или нет? А может быть еще один ночной кошмар?

Она взглянула на свои волосы и увидела, что их концы были опалены. Бледно-коричневые завитки перемежались с черными. Запахло палеными волосами.

Кристиана попыталась сесть, но сразу же почувствовала боль в ногах. Ноги горели. Она вскрикнула, и Дог обеспокоено взвизгнул, открыл глаза и завилял хвостом.

— Кристиана?

Гэрет быстро вошел в дверь. Лицо его было бледным, в глазах светился страх. Он с облегчением вздохнул, когда увидел, что она пытается сесть.

— Любимая…

Он обнял ее и прижал к себе. Кристиана заплакала, уткнувшись в его плечо, пыталась что-то говорить, но слова не приходили ей на ум. Она крепче прижалась к его сильным плечам, дрожа от страха и испытывая большое облегчение. Кристиана была счастлива оттого, что осталась жива, но боялась спрашивать о Даниэле.

— Даниэль…. — наконец сорвалось с ее губ слово.

— Жив, жив. Бедная Кристиана… — руки Гэрета гладили ее волосы, и она облегченно заплакала, прижавшись к нему.

— Не надо плакать, не надо. Все закончилось.

Дог заскулил и попытался сесть. Кристиана поморщилась, когда натянутое одеяло коснулось ее ног.

— Маленькая дурочка. Сама себя подожгла, — низким голосом сказал Гэрет. Он вытирал пальцами слезы на ее лице.

— Это правда? Даниэль жив?

— Да, жив. Ранен, но жив. Уже сидит в постели и читает «Риторику» Цицерона.

Кристиана с облегчением вздохнула.

— Раз читает, значит жив.

— Разве я тебе когда-нибудь лгал? — спросил Гэрет и легкая улыбка коснулась его губ.

— Нет, никогда. Я в этом уверена. Я… я не спалила амбар?

— Нет, маленькая насмешница. Неужели меня волновал амбар, когда ты была в огне.

— А… Жан-Клод? — она с трудом произнесла это имя. Кристиана задрожала, вспомнив этого человека.

Лицо Гэрета стало напряженным.

— Мертв.

— Как? — прошептала она.

— О, дорогая, тебе не нужно знать…

— Я должна знать, — настаивала Кристиана, сердце ее сильно забилось.

— Мразь, — холодно сказал Гэрет, — и я не хочу больше о нем слышать. Он сам выбрал свою дорогу.

— Как он умер? — повторила вопрос Кристиана. Ей казалось необходимым знать это. Для нее это было очень важно.

— Стюарт убил его. Снес ему голову косой. Кристиана в ужасе смотрела на него. Ее испуганные глаза казались огромными.

— Мужчина делает все, чтобы спасти себя и выжить, — тихо сказал ей Гэрет, — то же самое делает и женщина. Не забывай этого.

Он ласково погладил ее по щеке и снова крепко обнял.

— Я благодарю бога, что он спас твою жизнь. Я благодарю его постоянно, как только нашел тебя. Джефф бросил тебя в воду. Ты это помнишь?

— Нет, ничего не помню. Помню только, как огонь охватил меня.

— Ну так вот, Я возвращался домой и услышал, как лает Дог. Я решил, что это очень странно, почему ты его не выпустила. А потом у меня вдруг возникло страшное подозрение. Я понял, что что-то случилось. Я прибежал в тот момент, когда Джеффри опускал тебя в воду.

Кристиана содрогнулась.

Гэрет нежно обнял ее и поцеловал ее глаза, лоб, щеки.

— Пусть твои ножки быстрее выздоравливают, — прошептал он.

Кристиана кивнула и, наконец, улыбнулась.

— В саду растет ясенец белый, — сообщила она, — это такой цветок, у него буйная зеленая листва и маленькие цветочки, похожие на цветы лаванды. Он хорошо помогает при ожогах. И еще мята болотная, она тоже помогает.

Гэрет восхищенно приподнял бровь.

— Да, конечно, если ты так считаешь.

— А для Даниэля, — продолжала Кристиана, — нужна кровохлебка. Это невысокое растение, похожее на колючку, с розовыми цветочками. Оно останавливает внутреннее кровотечение.

Гэрет медленно встал, своей загорелой сильной рукой погладил нежную бледную щеку Кристианы.

— Знаешь, я был неправ. Из тебя в конце концов может получиться прекрасная фермерша. Ты хорошо знаешь растения. Следующее, чему ты можешь научиться, это выхаживать цыплят и выкармливать поросят. А может быть и делать колбасу.

Кристиана скорчила гримасу и снова легла на подушки.

— О, прекрати. Пожалуйста, дай мне чаю.

Гэрет задержался в дверях и радостно улыбнулся ей.

— Как пожелаешь.

Из дневника Гэрета Ларкина,

10 сентября 1790 года.

Наконец весь урожай собран. Приезжали покупатели из Лондона и уже уехали. Прекрасный год. Еще никогда мы не получали такую прибыль.

Приходил мастер и снова покрыл соломой крышу длинного амбара. Он простоит еще лет двадцать. Закрома полны, поля вспаханы и подготовлены к весне.

Начались дожди, но теперь они меня не раздражают, как это было раньше. Нет ничего страшного в том, что приходится сидеть в доме. По крайней мере вместе со мной Кристиана, и мы надеемся, что у нас будет ребенок. Конечно, мы делаем все от нас зависящее, чтобы это произошло.

Когда лондонские покупатели заплатили мне, я дал ей часть прибыли — целых три фунта. Мне это кажется справедливым, потому что она старательно выполняет свою работу.

Итак, я вижу, что она становится очень хорошим работником. Она совсем не такая высокомерная, какой была раньше, когда приехала к нам. Но что же она сделала с деньгами?

Она взяла эти чертовы три фунта и все до последнего пенни истратила на шляпку! На одну шляпку! «Но, Гэрет, — сказала она мне, — это такая прекрасная шляпка! Такую трудно найти». За целых три фунта! Это Должно быть необыкновенная шляпка. Она должна теперь носить ее всю жизнь.

Я сердился все утро, а к вечеру уже смеялся вместе со всеми.

— Omnia vincit omor, — говорит Даниэль, — Любовь побеждает все. Как мы можем не верить ему?