Слишком много всего свалилось на полицейского Шального: перевод в детективный отдел, неожиданное получение наследства, знакомство и роман с Сарой… Есть от чего потерять голову. Особенно от Сары…
ru en Roland roland@aldebaran.ru FB Tools 2006-05-08 39B662AA-0F56-46F5-B9C4-7E84077B5714 1.0

Элизабет Беверли

Вне закона

Отряду герлскаутов № 920.

Убедились? Я же говорила, что сочиняю историю, пока эта полисменша делает выговор. (Только пусть ваши мамы придержат эту книжку, пока вам не исполнится восемнадцать лет.)

Глава 1

Сначала этот ноющий звук едва пробивался сквозь музыку автомобильного магнитофона. Сара Гринлиф не обратила на него внимания и подкрутила регулятор громкости, заставив Грэма Паркера еще надрывней петь о своих страданиях. В опущенное окно врывался теплый ветер, бешено трепавший ее короткие светлые локоны. Теплый солнечный день был как раз из таких, за которые она любила весну, и, если не думать о том, что ждет ее впереди, можно чувствовать себя беззаботнейшим человеком на свете.

Но вот нытье стало громче, и Сара, глянув в зеркальце заднего вида, сообразила, что ноет сирена — сирена полицейского мотоцикла. А еще она заметила, что полисмен быстро приближается.

Решив, что он мчится по горячему следу какого-нибудь злоумышленника, Сара переключила скорость и осторожно притопила педаль газа, прижимаясь к обочине, чтобы пропустить его. Но, вместо того чтобы жарким снарядом промчаться на укрощение зла, полисмен притормозил рядом с ее машиной, продемонстрировав весьма недовольную физиономию. Затянутый в кожу палец ткнул вправо, а губы процедили: «К обочине». Только тут Сара поняла, что преследуемый злоумышленник не кто иной, как она сама.

Она подчинилась больше от удивления, чем из чувства долга или уважения к властям Вины за ней никакой нет Это точно Вне всяких сомнений, произошла какая-то путаница, сейчас все разъяснится, и она продолжит приятную поездку Тормозя свой «фольксваген»-жук, Сара взглянула на часы и нахмурилась Она уже на пятнадцать минут опаздывает к ленчу с Уолли Братец не спускает, когда ему приходится ждать, и после дополнительной задержки с копом вечер окажется еще более напряженным, чем предполагалось Откинув с лица локоны, она нетерпеливо уставилась в зеркальце, наблюдая за полисменом Тот явно не торопился, выруливая тяжелую машину, нога в черном блестящем ботинке привычно опустила упор Почти все у этого человека было черным, вплоть до штанов в обтяжку и рубашки с короткими рукавами, на которой красовалась странная награда Полицейского управления города Клемента, штат Огайо, — «Два года в рядах» Когда он подошел ближе, Сара увидела, что шлем, перчатки, усы и пилотские солнечные очки тоже были черными, причем последние, отражая солнце, полыхали так, будто за ними скрываются два горящих ока Полисмен остановился у окна Нервно сглотнув, Сара подняла на макушку свои темные очки — Привет, — весело сказала она — Какие-то проблемы, офицер?

— Выключите, пожалуйста, музыку, — сухо ответил он Она послушно вытащила кассету — Права и регистрационное свидетельство Даже голос темный, подумала она, дотягиваясь до сумочки на соседнем сиденье Достав из бумажника права, потянулась к отделению для перчаток, чтобы поискать там свидетельство — Без резких движении, пожалуйста, — властно бросил полисмен — Помедленней Сара изумленно уставилась на него Что он имеет в виду? Что за шутки? Боится, что она выхватит пистолет? Это она-то. Сара Роуз Гринлиф-Маркхэм-снова-Гринлиф, домовладелица, мать-попечительница отряда скаутов, типичная американка, координатор ежегодной распродажи выпечки на Фултон-стрит — короче говоря, до мозга костей законопослушная гражданка? Это же смеху подобно Воздержавшись от комментариев, она снова дотянулась до отделения для перчаток и нажала кнопку Крышка и не подумала открываться Она снова нажала на кнопку — с тем же результатом Сара с досадой вздохнула Она нежно любила свои тридцатилетний «фольксваген»-жук К несчастью, время не пощадило автомобильчик Она все еще хранила нежные воспоминания о юных дурачествах в желтом жуке и о первой поездке в колледж, расположенный в другом штате Но теперь жук так же мало похож на блестящего веселого малыша, как она сама У обоих солнечная юность далеко позади Сара, разведенная мать двоих детей, была на три года старше машины, и маленький «фольксваген» из игрушки превратился в скрипучую тягловую силу Она приходила в ужас от мысли, что нечто подобное можно сказать и о ней самой Впрочем, ей удавалось самостоятельно справляться со старческими капризами жука Она даже знала, как перебрать двигатель, если уж возникнет такая потребность Именно то, что она знала нрав старичка лучше, чем свои собственный, удерживало от покупки чего-то нового и непривычного Плюс то, что в данный момент такой расход просто не по карману Она оптимистично попробовала просунуть пальцы под крышку и дернуть, нажимая в то же время на кнопку. Тщетное усилие. Крышка не поддавалась.

Сара нервно улыбнулась полисмену.

— Заело, — пояснила она, как будто тот не видел сам. — Это часто бывает. Ну, не то чтобы часто. Но случается. — И она раздосадованно стукнула по железяке кулаком. — В самый… самый неподходящий момент.

Полисмен не находил происходящее забавным. Со вздохом, в котором совместились нетерпение и фатализм, он продолжал сурово глядеть на Сару, держа одну руку на интригующе тренированном бедре, а другую грозно положив на рукоять пистолета. Она тупо отметила живописность позы и, не удержавшись, смиренно подняла руки, причем этот жест был лишь наполовину шуткой.

— Свидетельство там, клянусь, — сообщила она. — Я просто не могу открыть эту дурацкую крышку. — И, чуть замявшись, добавила с надеждой:

— Может быть… может быть, вы попробуете?

— Леди, я…

Он умолк так же резко, как начал, снова глубоко вздохнул и потряс головой, будто сил его больше не было. Сара впервые заметила бирку с фамилией, приколотую над наградной ленточкой. Там значилось: «Шальной» . Интересно, это в самом деле имя или почетное звание за сомнительные заслуги?

— Ваша фамилия Шальной? — не удержалась она от вопроса. — Коп по фамилии Шальной?

— Ага, — тусклым голосом ответил он.

Тон убедил ее, что вопрос уже обсуждался много раз и не подлежит новому обсуждению. Сара решила не углубляться и прикусила губу. Неизвестно почему, но ей вдруг стало интересно, какого цвета глаза под темными очками. Черные, наверно, как все у него, подумала она и робко протянула права. Офицер Шальной не взял удостоверение. Он лишь продолжал смотреть на нее своим дурацким обвиняющим взглядом.

— Я дала бы и регистрационное свидетельство, но не могу открыть отделение для перчаток, — напомнила она.

Полисмен снова глубоко вздохнул.

— Отоприте дверку с той стороны, — процедил он, и Саре показалось, что каждое слово дается ему с большим трудом.

Она могла поклясться, что, обходя машину, коп бормотал себе под нос какие-то проклятия. Он рванул дверку, согнулся и вступил в борьбу с непокорной крышкой бардачка, повторяя, в общем, те же стадии, что и Сара.

— Видите? — сказала она с неприкрытым злорадством. — Я же вам говорила.

Офицер Шальной уставился на нее. По крайней мере Саре показалось, что уставился. Трудно сказать точно, когда не видно глаз под темными очками. В любом случае нечего было и сомневаться в том, что он закипает.

Согнувшись в три погибели, он примостился на сиденье, и маленький автомобильчик вдруг стал совсем микроскопическим. Пока полисмен стоял снаружи, она не сознавала, насколько он громаден. Стоя у окна машины, любой кажется высоким, особенно если машина — «фольксваген». Но теперь офицер Шальной тоже сидел — и, однако же, продолжал возвышаться над Сарой. Здесь, в тесной машине, наполненной солнцем, она ощущала соблазнительные волны исходящего от мужчины тепла. Черные кожаные ботинки скрипнули, когда он втащил для равновесия одну ногу. — внутрь, и Сара краем глаза заметила, как блеснули серебристые наручники у ремня.

По телу ее прошла дрожь возбуждения, когда перед глазами внезапно возникло видение их двоих, занимающихся тем, для чего наручники вовсе не понадобятся.

Сара подивилась капризу воображения, но не смогла прогнать яркий образ и вся покраснела от досады и возбуждения. Очевидно, слишком долго у нее не было мужчины, подумала она. А может быть, просто в организме не хватает кальция. Недавно она читала об этом.

Пока она раздумывала над причудами своей фантазии, в общем-то ей несвойственными, офицер Шальной нанес отделению для перчаток последний удар основанием ладони — и крышка отскочила. Однако радость от этого успеха немедленно сменилась у Сары смущением, когда все содержимое бардачка вывалилось на колени полисмена. Помимо немногих необходимых в дороге вещей, вроде карт, фонарика и салфеток, там оказались, вернее, оттуда посыпались пакеты кетчупа и соевого соуса, абстрактные творения Лего, носки, оловянные солдатики, губная помада и разрозненные сережки.

Сара успела подхватить одну из них.

— Это же надо, — произнесла она в пространство. — Где я только ее не искала! — Она вдела сережку в ухо и отбросила назад волосы, чтобы посмотреться в зеркало заднего вида. — Что там еще найдется? — И она бросила взгляд на колени офицера.

Почему в отделении для перчаток никто не возит перчатки? — задала она себе праздный вопрос, с посторонним интересом удивляясь разнообразию вывалившихся предметов. Наконец глаза ее остановились на правильном квадратике фольги, тоже упавшем полисмену на колени, причем, как нарочно, на очень занимательное место. Презерватив? — внутренне ахнула она. Наверное, Майкла. Но они же в разводе больше трех лет. Неужели она столько времени не наводила порядок в бардачке?

Сара потянулась было за скандальным предметом, но офицер Шальной, сообразив, что она намерена сделать, опередил ее. Одна его рука, обтянутая черной кожаной перчаткой, сжала ее запястье, а другая схватила презерватив и поднесла к глазам. Затем, приподняв бровь, он переключил внимание на Сару.

— Это… это, наверно, мужа, — она запнулась. — Я хотела сказать… он мне не муж, но… Вторая бровь последовала за первой.

— Я хотела сказать… то есть… — О Боже! Что же она хотела сказать?

— Ничего страшного, — сказал офицер Шальной, бросил презерватив в отделение для перчаток и принялся сгребать с колен остальной хлам и загружать его обратно.

В голове у Гриффина Шального никак не укладывалось, что все это происходит с ним. Он собирал хлам со своих колен с такой брезгливой осторожностью, будто весь этот мусор был радиоактивным, раздумывая, что за дама может возить с собой столько всякой дребедени. Пытаясь это разгадать, он внимательно разглядывал ее. В самый первый момент, еще когда садился в машину, он обратил внимание на приятный запах, сложный цветочный аромат, вроде бы не соответствовавший потрепанным джинсам и футболке. Локоны светлых волос в беспорядке падали на лоб, а карие глаза были темными и невинными, как у щенка гончей.

Рассеянно заметив, что все еще держит ее запястье. Шальной посмотрел на руку. Крепкая на вид, ширококостая, с обгрызенными до мяса ногтями и полосками пластыря на указательном и безымянном пальцах. Заусеницы, наверно, подумал он, отпустил руку и стал наблюдать, как она пытается заложить непокорные локоны за ухо. С одной длинной сережкой она почему-то напоминала брошенную уличную девицу.

Гриффин нахмурился. Его не интересовали подобные женщины — женщины, не заботящиеся о своей внешности и с никуда не годными нервами. Только таких ему не хватало. Мало всяких забот сегодня — так вот еще одна. Впрочем, презерватив — это интересный штришок. Она вроде не из тех, что таскают с собой подобные вещи. Так кто же этот ее парень, муж-не-муж?

Он все еще размышлял над этим, когда заметил, что женщина помогает ему собирать хлам с колен. Легкие, быстрые прикосновения пальцев заставили Гриффина задержать дыхание. Похоже, она понятия не имеет, к чему может привести такая помощь. Когда пальцы поднялись чуть выше, чем следовало, он вскочил и, пытаясь выкарабкаться из автомобильчика, сбросил оставшиеся вещи на пол, сильно стукнувшись головой о крышу. К счастью, на голове был шлем, который, впрочем, не помог, когда, захлопнув дверцу, он прищемил себе палец.

— Ч-черт, — выругался он, хватаясь здоровой рукой за ушибленную.

Обходя машину, он подозрительно поглядывал на женщину за рулем. Университетский цыпленок небось. Женщина отвечала взглядом на взгляд, но выглядела как-то сконфуженно. Что, конечно, ему понравилось. С чего это ей чувствовать себя уютно, когда он сам психует.

Оказавшись снова у водительского окна, Гриффин решительно расправил плечи, зажал пальцы ушибленной руки и сказал, будто и не было последних минут:

— Права и регистрационное свидетельство. Женщина снова нервно улыбнулась и начала рыться в отделении для перчаток. Он все разглядывал ее, убеждая себя, что делает это лишь из праздного любопытства. По тому, как облегала спину желтая футболка, он понял, что бюстгальтера под ней нет. Задержавшись на поясе джинсов, взгляд скользнул выше, к полоске обнаженного тела. Чуть худощава, на его вкус, но недурна. Обернувшись, она застала его за осмыслением данного факта. Улыбка, вызванная наконец-то найденным регистрационным свидетельством, сменилась под его плотоядным взглядом хмурой гримасой.

— Увидели что-нибудь интересное? — бросила она.

Гриффин воздержался от комментариев и взял свидетельство, потом протянул руку за правами. Женщина шлепнула удостоверением по раскрытой ладони, и в ее глазах сверкнул боевой огонек.

Просмотрев оба документа, он спросил:

— Мисс Гринлиф, вы знаете, с какой скоростью ехали?

— Миль тридцать пять? — спросила она с надеждой.

— Скажите лучше — все сорок пять. Она отчаянно замотала головой.

— Я ни в коем случае не могла ехать так быстро. Я…

— Сорок пять миль в час, причем в школьной зоне, — уточнил он.

— В школьной зоне? Это не школьная зона. Не сейчас по крайней мере. Не в полдень.

— Да, мэм, именно в полдень. Многие детишки ходят домой обедать.

Сара впервые об этом слышала. Ну да, обычно она ездила на встречи с братом другой дорогой, но сегодня опаздывала и решила срезать путь. Именно это она и собиралась объяснить, но офицер Шальной исчез с документами, и она запоздало сообразила, что он пошел сверять номер машины. Мысль о том, что она уж настолько подозрительна ему, возмутила ее не на шутку, и Сара тихо кипела от злости, дожидаясь его возвращения.

— Офицер, я могу объяснить, — сказала она, когда полисмен вновь появился у окна.

Он не произнес ни слова в ответ, но снова задрал бровь. Этот жест и молчание позволили Саре заключить, что он по крайней мере готов выслушать.

— Я опаздывала на свидание… — начала она. И он тут же утратил всякий интерес. Очевидно, он ожидал некоего колоритного, с полетом фантазии сообщения — например, что ее преследовали кровожадные гороховые стручки из космоса или что она ехала к Элвису Пресли, который был опознан в главном кондитере местной пекарни. Офицер Шальной снова уткнулся взглядом в ее права и свидетельство, потом достал откуда-то из воздуха книжку квитанций и начал писать.

— Нет, правда, — не сдавалась она. — Я должна была встретиться со своим братом, Уолли, двадцать минут назад, а он не выносит опозданий. Он вообще немного нервный, но это только от неуверенности. Правда, если бы я ему такое сказала, он бы на стенку полез. Между прочим, я всегда опаздываю, когда еду к нему. Думаю, это знаменательно в психологическом отношении, но, с другой стороны, много ли братьев и сестер умеют уживаться друг с другом? Вы слыхали о таких? Конечно, Уолли сказал бы, что мои постоянные опоздания объясняются разводом… гм… родителей, и спросил бы, звонила ли я психоаналитику, которого он рекомендовал, но я просто не хочу снова вступать с ним в эти объяснения…

Сара умолкла, поймав себя на том, что в голосе ее пробивается истеричность. Честно говоря, ее всегда так заносит, стоит только разволноваться. Вдруг начинает выбалтывать совершенно никого не касающиеся вещи. Увидев, что офицер Шальной уже не слушает, она попробовала с другой стороны:

— А вы бы поверили, что меня преследовали инопланетяне?

Ручка застыла на бумаге, но глаз он не поднял.

— Или что я ехала на встречу с?.. Ой, не обращайте внимания.

Ручка снова забегала по бумаге.

Сара вздохнула. Только этого ей не хватало. Она не может позволить себе опоздать к Уолли. Не может хотя бы потому, что это подвигнет его на очередной пространный монолог о том, как плохо повлиял на нее развод с мужем. Но менее всего, решила она, когда офицер Шальной сунул ей под нос книжку и ручку, она может себе позволить семидесятипятидолларовый штраф.

— Семьдесят пять долларов? — воскликнула она, увидев сумму.

Офицер Шальной кивнул, не теряя своего стоического терпения. Почувствовав, что вся взмокла, она позавидовала его холодности и выдержке и подумала, что должно случиться, чтобы пот прошиб его самого.

— Да, мэм. Семьдесят пять долларов — таков штраф за превышение скорости на двадцать миль в час в школьной зоне.

— Но я же сказала, что не ехала на сорока пяти.

— А я сказал, что ехали.

Сара прищурилась. Дела обстояли неважно, да, совсем плохо обстояли дела. У нее всегда были проблемы с начальством, еще с тех пор, как ее вызвали в кабинет директора за то, что она стреляла из трубочки в Бобби Берджеса, хотя на самом деле он начал первый. Наверно, потому у нее и с семейной жизнью ничего не вышло. Не потому, конечно, что она стреляла из трубочки, а потому, что бывший муж вечно говорил тем самым начальственным тоном, который ее так бесит.

— Я не могу себе позволить семьдесят пять долларов, — сообщила она офицеру Шальному, протягивая обратно ручку и неподписанную квитанцию, как будто, отказавшись поставить подпись, снимала с себя ответственность за нарушение. — Мне очень жаль.

Но вместо того, чтобы взять квитанцию, офицер Шальной продолжал глазеть на нее.

— Вы можете выбрать школу уличного движения вместо штрафа, — предложил он.

— Школу уличного движения? — переспросила Сара. — Как же, слыхала. Это не та, где тебя сажают в темную комнату и показывают этот жутко кровавый фильм о безрассудном вождении — с обезглавленными детьми и раздавленными животными, от которых остается только мокрое пятно на дороге? — Она задумалась. — Или это животные обезглавлены, а дети раздавлены?.. В любом случае спасибо, но я могу посмотреть такие кошмары в своем кинотеатре, когда мне будет удобно. Не хочу я в вашу школу движения.

Она заметила, как шевельнулась у офицера Шального челюсть. Он нагнулся, заполнив своим лицом водительское окно, и Сара вдруг подумала: за какие такие грехи свалился на нее этот коп?

— В таком случае, мисс Гринлиф, — сказал он низким, крайне опасным голосом, — в таком случае я могу отвезти вас в город в наручниках и сказать, что вы оказали сопротивление при задержании.

Сара открыла рот, чтобы возмутиться, но быстро прикинула, что ее протесты ни к чему не приведут — разве что к номеру люкс в Каталажке-Хилтон, — и неразборчиво нацарапала свое имя в том месте, где офицер Шальной предусмотрительно поставил крестик.

— Имейте в виду, я обжалую это в суде, — заверила она своего мучителя, возвращая штрафную книжку.

Отрывая квитанцию, офицер Шальной впервые за все это время улыбнулся, и она готова была убить себя за то, что нашла его улыбку весьма привлекательной.

— Что ж, мисс Гринлиф, — сказал он, бросив квитанцию через окно ей на колени, — до встречи в суде. Удачного дня.

Только после того, как он повернулся и непринужденно направился к мотоциклу, Сара смело прошептала ему вслед слово «свинья». Она наблюдала в зеркальце заднего вида, как он оседлал своего железного монстра, убрал ногой упор и как тяжелая машина, взревев, умчалась, разбрасывая гравий.

Сара скомкала квитанцию, бросила в сумочку, прошлась насчет фашизма, полицейского государства, братцев со скверными характерами и мужчин вообще и завела собственный, послушно чихнувший автомобильчик. Удачный день ей не светил. Хуже того, она знала, что и в ближайшем будущем не стоит ждать улучшений.

В конце того же дня Гриффин Шальной сидел на скамье в раздевалке полицейского участка и задумчиво разглядывал свой шкафчик. Сучья неделя была, ребята. Он остановил взгляд на календаре, приклеенном скотчем к исцарапанной металлической дверке. Коллекция разного рода свиданий, которые в данный момент казались совершенно бессмысленными. Прием у дантиста в следующий вторник… встреча с новым свидетелем по делу об убийстве завтра после полудня… вечер с младшими скаутами в понедельник.

Поблуждав по всем этим датам, глаза остановились на числе, помеченном ярко-красными чернилами и обведенном пять раз для пущего эффекта. В следующую пятницу исполнилось бы девяносто пять лет его прадедушке. В этот день Гриффин должен был впервые встретиться со стариком. Но уже никогда не встретится. Потому что прадедушка никогда не вернется в Штаты из зимней поездки в Новую Зеландию, у берегов которой, на дне морском, покоится теперь его тело.

На прошлой неделе позвонил адвокат, сообщил о смерти Гарольда Мерсера и подтвердил, что Гриффин Шальной является единственным живым родственником и наследником состояния Мерсеров. Странно было думать о том, что фамилия, столь знаменитая богатством и знатностью в пригороде Клемента, штат Огайо, будет принадлежать теперь Гриффину. Он вырос, зная Мерсеров как богатейших и самых выдающихся граждан Клемента — их знали все. Кто бы мог предположить, что он сам — один из них?

Он скомкал черную форменную рубашку и бесцеремонно запихнул в помятую спортивную сумку. Потом с неторопливым стуком упали на пол ботинки. Гриффин рывком встал со скамьи и с усталым стоном стащил черные штаны. Покрутил левым плечом, чтобы снять онемелость, все еще сохраняющуюся после ранения, и направился в душевую.

Окунувшись в клубы пара, он с наслаждением чувствовал, как влажное тепло проникает во все поры, размягчает мышцы, снимает напряжение, накопившееся по многим причинам: сказывались и последствия пулевого ранения, полученного меньше двух месяцев назад, и растерянность, в которую повергло его неожиданное обретение семьи, тут же вновь потерянной, и странное, неизвестно откуда взявшееся осознание быстротечности и суетности жизни, не позволявших остановиться и насладиться мгновением…

Преследовавший его аромат цветов никак не удавалось выветрить из памяти. Аромат этот заставлял вспомнить светлые локоны, казалось просившие его прикосновения, и открытый взгляд карих глаз — о таких говорят «зеркало души».

Гриффин с досадой фыркнул. Бога ради! Он же оштрафовал эту женщину, забыл, что ли? Если и есть какой-то слабый шанс наткнуться еще раз на мисс Сару Гринлиф, она вряд ли окажется восприимчивой к каким бы то ни было романтическим поползновениям с его стороны. И все-таки он не удержался от улыбки, вспомнив выражение ее лица, когда этот презерватив полетел кувырком из бардачка вместе с кучей прочего имущества. Давненько ему не доводилось встречать людей, краснеющих от смущения. Да и тех, кто вообще способен испытывать такое чувство, осталось немного.

— Гриффин? Ты здесь? Он узнал голос друга и сослуживца, Митчела Стоунстрита, и откликнулся:

— Здесь, Стоуни.

В клубах белого тумана материализовался Стоуни в своей неприметной штатской одежде детектива. Почти белые волосы едва виднелись за паром, но невероятно черные глаза были пронзительны, как всегда, и Гриффин в очередной раз подивился тому, насколько угрожающий вид придают они в остальном вполне невинной его внешности.

— Хорошие новости, приятель, — сказал Стоуни, показывая белый конверт. — Капитан Пирс прислал меня ради этого. Твой рапорт прошел инстанции. Тебя выперли на верхний этаж. Отдел мошенничеств. Хотя, чего тебя тянет к нам, жуликам, мне никак не, понять. Взял бы убийства или нравы. Чем плохо? Не мужик, что ли?

Все еще обнаженный и со стекающей по телу водой, с удовольствием ощущая свою мужественность — спасибо, Митчел, — Гриффин подошел к другу, взял конверт и открыл. Бумага, которую он вытащил, официальный бланк Полицейского управления города Клемента, штат Огайо, быстро обвисла в мокрых пальцах, впитав влагу из воздуха душевой. Тем не менее на ней были именно те слова, которые он хотел прочитать, и Гриффин улыбнулся.

— Убийства, на мой вкус, мрачноваты, — сказал он. — А в нравах все лунатики. Зато мошенничества… В общем, по мне, так это нормальное занятие. Между прочим, Стоуни, мне недоставало твоей мерзкой рожи с тех пор, как ты ушел из мотоотряда. Да, а рапорт о том, чтобы снять форму, я подавал почти два месяца назад. Долго же он блуждал.

Он сунул письмо и конверт другу, вернулся под душ и смыл остатки мыла. Когда он закрутил кран, Стоуни швырнул ему полотенце, и Гриффин небрежно обвязал им бедра.

— Не было вакансий, — пояснил Стоуни. — Ты заменяешь Томми Гандерсена. Его жена получила какое-то очень большое повышение по службе, и они переезжают на Запад. — Он улыбнулся и добавил:

— Мы с тобой, Грифф, снова будем напарниками.

— Как в старые времена. Надеюсь, в управлении знают, что делают. Стоуни фыркнул.

— Они хотят, чтобы ты приступил к работе через две недели, считая с понедельника, — сказал он, следуя за Гриффином в раздевалку. — Сумеешь до тех пор не въехать в неприятности на своем мотоцикле?

Гриффин легкомысленно кивнул.

— Да-да. Постараюсь.

— Как насчет перестрелок с плохими парнями один на один?

Гриффин нахмурился и бессознательно потер плечо. Кожа все еще была розовой, тонкой и сморщенной на груди и на спине в местах, где затянулись входное и выходное отверстия.

— На этот счет вы там можете не волноваться. Надеюсь, мне больше не придется заглядывать в прорезь прицела. Почему, думаешь, я просил о переводе? Служба в форме становится слишком опасной.

Стоуни посмотрел на друга с сомнением.

— Слишком опасной? Я правильно расслышал? И это говорит человек, проводящий отпуск в пустыне только для того, чтобы можно было носиться на мотоцикле по ночам, не включая фару?

Гриффин невесело улыбнулся.

— В пустыне в меня не стреляют. А на улицах слишком многое может случиться. Я хочу дожить до пенсии.

Он поднял руку, видя, что Стоуни хочет возразить. Ясно, что мог сказать друг. Что толку говорить о выходе на пенсию, если выходить некуда? К сожалению, сказать на это было нечего. Отец и мать умерли, а другой семьи у него нет. Уже нет, неохотно поправился он, вспомнив о смерти прадеда. В тридцать семь лет он почти не оставил следа на земле и особых планов на будущее не имел. Так стоит ли начинать думать о будущем именно сейчас?

Гриффин успел заправить черную футболку в изрядно поношенные джинсы, сунуть ноги в башмаки на плоских каблуках и вскинуть на плечо спортивную сумку, прежде чем ответил на собственный вопрос. И нельзя сказать, чтобы ответ ему понравился. Он начал думать о будущем, потому что последнее время ему почему-то ни о чем другом не думалось.

— Есть планы на вечер? — спросил он друга, беря с верхней полки шкафчика неслужебный мотоциклетный шлем.

Стоуни помотал головой.

— Элен не разговаривает со мной в этот уикенд. Гриффин поморщился.

— Опять? Что ты теперь натворил? Стоуни огорченно вздохнул.

— Понятия не имею.

— Тогда как обычно? — улыбнулся Гриффин, захлопывая шкафчик. — Дернем по маленькой, а?

— Конечно. Почему не дернуть?

Мужчины поболтали, пока Стоуни собирал свои вещи, и вышли из раздевалки в душистый весенний вечер.

— Слушай, — начал Стоуни, когда они остановились у темного блестящего «харлея» Гриффина, — может, ты поможешь разобраться в женской логике? Ты-то в бабах изрядно покопался?

— Покопался — это от слова «коп»? — Гриффин нахлобучил шлем и оседлал свою тяжелую машину. — Поверь, я понимаю женщин не лучше, чем ты. Встречаемся у Дельгадо?

Стоуни кивнул.

— Кто приходит первым, заказывает первую выпивку.

Гриффин кивнул в ответ и нажал на педаль. Это движение и взревевший мотор почему-то напомнили ему о стычке с женщиной, той самой, которая смотрела на него в зеркальце заднего вида и складывала губами слово «свинья». Он улыбнулся воспоминанию. Наверно, не понимала, что он догадается. Интересно, что бы она сделала, если бы он вернулся к «фольксвагену», выдернул ее из машины, арестовал и обыскал?

Улыбка стала шире. Наверно, подняла бы визг про грубость полиции и сексуальное оскорбление и засунула его в тюрягу. Впрочем, подумал он, вспомнив полоску спины под желтой футболкой, может, такое удовольствие и стоило бы того, чтобы проваландаться там пару лет.

Хмыкнув, Гриффин Шальной надел солнечные очки, дал газу и умчался прочь. Поскольку мисс Сара Гринлиф отныне и навеки превратилась в воспоминание, нечего забивать ею голову.

И все же пахла она здорово. И таких карих глаз он, кажется, еще не встречал. Интересно, волосы у нее на ощупь такие же мягкие, как на вид?..

Глава 2

— И что же твой ленч с братом в пятницу? Сара, покрывавшая глазурью кривобокий шоколадный торт, бросила на свою подругу, Элен Бингэм, мрачный взгляд.

— Как всегда. Уолли просто не может понять, почему у меня нет его амбиций и его преуспевания. Убежден, что я испортила себе жизнь, когда развелась с Майклом.

— Скажи, пусть отвяжется. Из того, что он подрядчик, еще не следует, что можно распоряжаться всем на свете, особенно твоей жизнью.

Сара согласно кивнула, понимая, что на самом деле все далеко не так просто.

— Впрочем, этот завтрак был не хуже других. И уж во всяком случае не хуже, чем то, что мне пришлось испытать по дороге.

С тех пор как она поставила подпись на квитанции за превышение скорости (а она по-прежнему считала штраф несправедливым), прошло три дня, но время ничуть не улучшило испорченное тогда настроение. Всякий раз при воспоминании об офицере по фамилии Шальной, а вспоминался он во всем его черном великолепии, она внутренне фыркала, как рассерженная кошка. Непонятно, почему он продолжал злить ее так долго и почему она не могла забыть его, а смущение по поводу собственного поведения еще больше выбивало ее из колеи. Теперь, готовя дом к вторжению пятнадцати младших скаутов, она только качала головой, дивясь своей реакции.

— А что случилось перед завтраком? — спросила Элен из столовой, где расставляла бумажные стаканы и тарелки.

Сара прикусила губу, стараясь выровнять покосившийся холмик в центре торта. Она всегда была неважным кулинаром, а пекарем и вовсе никаким.

— Получила штраф за превышение скорости, — ответила она.

Выражение лица возвратившейся в крохотную кухоньку Элен не поддавалось описанию. Когда-то Саре казалось, что у нее огромная кухня. Конечно, это было давно, когда они с Майклом переехали в четырехспальные апартаменты из двухкомнатной квартиры, с кухней не больше клозета. А сейчас, когда Элен

нарисовалась в дверях, Саре показалось, что кухня стала еще меньше.

— Тебя оштрафовали за превышение скорости? — недоверчиво переспросила подруга. — На твоем-то автомобильчике? Неужели эта штука может делать больше пятнадцати миль в час?

— Очень смешно, — сказала Сара, проводя пальцем по щеке. — Я не хочу обсуждать эту тему.

Элен пожала плечами и вернулась к своим заботам.

— Не хочешь так не хочешь. Кстати, хоть и поздно уточнять, но ты действительно сумеешь поставить в строй четырех парней?

— Да, мои четыре парня будут сегодня как штык, — с готовностью подтвердила Сара. — По-моему, я неплохо справилась. Я добыла счетовода, страхового эксперта, компьютерщика и владельца похоронного бюро.

Элен, наморщив нос, вернулась на кухню.

— Сара, ради Бога, мы, кажется, устраиваем вечер профессий для отряда младших скаутов. О чем эти парни будут говорить с ватагой малышей?

Сара воинственно задрала подбородок.

— У них очень доходные профессии. И профессии, скажу я тебе, которые совершенно определенно будут пользоваться спросом в будущем.

Она вовсе не хотела быть воинственной, но ничего не могла с собой поделать. В конце концов, она не так уж плохо справилась с задачей, если учесть очень ограниченный круг знакомых мужчин. И не так уж просто было затащить этих парней на вечер. Двоим пришлось пообещать свидания.

— А у тебя что за добыча? — спросила она у Элен.

Та просияла, тряхнула головой, отбрасывая длинные черные волосы, и пригладила буйный вихор надо лбом, которому так завидовала Сара.

— Я заполучила летчика-истребителя, бейсболиста — из Цинциннати, ни больше ни меньше, а еще пожарного и копа.

— Копа? — фыркнула Сара. Элен рассмеялась.

— Откуда мне было знать, что у тебя возникнут проблемы с законом…

— Ха-ха.

— Во всяком случае, Джона уже пускает слюнки по поводу этого вечера, и остальные, я думаю, тоже.

Сара улыбнулась, и воинственность ее как рукой сняло, когда она подумала о собственных сыновьях.

— Точно, Джек и Сэм тоже ждут не дождутся увидеть, кого мы им припасли. Но как же тебе удалось раздобыть парней с такими шикарными профессиями? Давай, Элен, признавайся, откуда у тебя бейсболист? «Красные из Цинциннати»?

Элен расплылась в довольной улыбке.

— Просто набрала несколько номеров из черной книжечки.

Сара покачала головой.

— Ох уж эта черная книжечка. Я как-нибудь туда еще загляну.

— Эй, разве я не хотела тебя пристроить? — напомнила подруга. — Забыла? Парень из цирка, который до смерти хотел с тобой встретиться.

— Человек-снаряд? Нет уж, спасибо. Жизнь с Майклом была достаточно взрывоопасной. Мне нужен милый, уравновешенный, нормальный парень. Никаких авантюристов.

— У-гу, — отозвалась Элен. — Что-нибудь вроде счетовода? Или страхового эксперта? Или гробовщика?

Сара кивнула.

— Очень может быть. А что плохого в спокойных мужчинах?

— Ничего — если не боишься помереть со скуки?

— Я отказываюсь обсуждать с тобой эти темы, — сказала Сара и занялась тортом. Он так и остался кривобоким. — Я помню, что ты даже прыжки на батуте не относишь к активным видам спорта.

— А они и не относятся.

Сара невольно рассмеялась. Во многих отношениях подруги были полными противоположностями. Элен была рослой, с приятными округлостями во всех местах, где они должны быть у женщины, с прямыми черными волосами, ниспадающими до середины спины. Ее серые глаза отражали прирожденный авантюризм и жажду жизни, которыми Сара не обладала, да, пожалуй, и не стремилась обладать.

Сара Гринлиф и Элен Бингэм быстро подружились два года назад, встретившись в родительском комитете класса, в котором учились их дети. Это было, когда Элен отдала своего сына Джону в тот же первый класс, что и Сара своих близнецов. Шесть месяцев спустя женщины купили на паях антикварный магазин, а мальчики вступили в один отряд младших скаутов. Получив предложение совместно исполнять обязанности матерей-попечительниц отряда, Сара и Элен в один голос ответили: «Да». Теперь трое мальчишек больше походили на братьев, чем на близких друзей, связанные такими же тесными и быстро возникшими узами, как их матери.

Элен, как и Сара, была разведена, и женщины, помимо бизнеса и скаутских обязанностей, делили дежурство по сидению с детьми и приготовлению обедов, что позволяло им изредка выкраивать свободное время, которого в противном случае могло не быть вовсе. В конечном счете их дружба превратилась в такую же эффективную систему, какой постепенно становился антикварный бизнес.

— О Боже, — сказала вдруг Элен, открывая морозильник, чтобы достать контейнер со льдом. — Чуть не забыла тебе сказать.

Сара накрыла торт крышкой, чтобы не огорчаться жалким его видом, пока не придется подавать на стол, и вытерла руки о передник.

— Что такое?

Подруга улыбнулась до ушей.

— У нас есть потрясающая работа. Один из парней, которые появятся сегодня вечером, коп, недавно получил в наследство прадедушкин дом здесь, в Клементе, вместе со всем, что там есть, и хочет, чтобы мы сделали каталог и оценили коллекцию.

— Мы? — переспросила Сара, не в силах скрыть удивление.

Элен состроила гримасу.

— Конечно, мы. А почему бы нет? Вопрос поставлен прямо, подумала Сара.

— Да потому, что наш магазин открылся только в прошлом году. Мы еще не отработали систему. Давай не будем закрывать глаза на то, что «Антикварная лавка Харпера» работает в Клементе десятки лет. Обычно вся хорошая работа попадает к ним. С чего же этот парень решил нанять нас?

Элен сверкнула глазами.

— Может быть, потому, что я назначила цену вдвое меньше, чем у Харпера.

— Серьезный довод.

— Плюс, — добавила подруга с неохотой, — он хороший друг Стоуни, так что это в некотором роде личная услуга.

Сара удивленно раскрыла глаза.

— Я думала, что вы со Стоуни разбежались. — Она лишь однажды видела этого самого Стоуни, но впечатление осталось хорошее. Тем не менее Элен постоянно ссорилась со своим ухажером.

Элен пожала плечами.

— Разбежались, сбежались, поругались, помирились… Каждый день что-нибудь новое. Но получение заказа — это еще не самое интересное, — поспешила объявить она, пока Сара не углубилась в тему.

Сара улыбнулась, поддавшись заразительному энтузиазму подруги.

— А что же самое интересное?

— Ты еще не знаешь, что за дом он унаследовал.

— И что же это за дом?

— Старого Мерсера.

Сара тихонько присвистнула.

— Вот как! Да я бы полжизни отдала, чтобы покопаться в сокровищах этого особняка.

Дом Мерсеров пустовал уже многие годы, но Сара помнила, что во времена ее детства там жила женщина по имени Меридит Мерсер, незамужняя дочь отставного судьи Гарольда Мерсера. Покойный ныне судья проводил все свое время на Канарских островах или вроде того, и, когда его дочь умерла незамужней и бездетной, дом был заперт и на долгие годы погрузился в мрачную спячку.

Сара никогда особо не задумывалась о доме Мерсеров, разве что, проезжая случайно мимо, бросала алчный взгляд на входную дверь, за которой наверняка прятались неведомые сокровища. По всей видимости, решила она в конце концов, дом был оговорен в завещании и рано или поздно либо сменит хозяев, либо вовсе будет снесен. Теперь вот, похоже, оправдалось первое предположение. Оказывается, у судьи Мерсера был не один ребенок. И теперь похоже на то, что мечта Сары покопаться в сокровищах Мерсеров становится реальностью.

— Так что ты скоро получишь возможность заглянуть туда, обойдясь без взлома, — сказала Элен, выразив вслух мысли Сары, — потому что сегодня парень, унаследовавший дом, подписал с нами контракт.

— Ни больше ни меньше?

Элен кивнула, расплывшись в довольной улыбке.

— Ни больше ни меньше.

Не успела Сара до конца продумать сообщение подруги, как хлопнула задняя дверь и мимо женщин с шумом и смехом пронеслись три голубые молнии. Едва появившись, они исчезли, так что подругам осталось только покачать головами, глядя вслед удаляющемуся хаосу.

Молчание нарушила Сара:

— Пустить бы эту энергию на мирные цели! Хватило бы обогреть весь северо-восток Соединенных Штатов на ближайшую сотню зим.

Трое мальчишек появились снова: Джона — копия матери, черноволосый, с серебристо-серыми глазами, и Джек с Сэмом, мало похожие на братьев, не то что на близнецов. Джек в точности повторял внешность отца: непокорные каштановые кудри и глаза цвета янтаря, Сэм же больше походил на Сару светлыми волосами и темно-карими глазами.

— Только что подъехала миссис Стивене с Марком и Девоном, — объявил Джек.

— Когда будет летчик? — требовательно поинтересовался Джона.

— А коп будет с пистолетом? — пожелал знать Сэм.

О небо, подумала Сара. Если Нелли Стивене уже здесь, значит, и остальные мальчики на подходе. А у нее не готово и половины того, что надо было сделать до начала сборища. Она беспомощно взглянула на подругу и только вздохнула. Элен выглядела профессионально собранной в своем скаутском голубом, а Сара еще даже не переоделась, и ее голубой наряд был далеко не столь элегантным — изрядно потрепанные джинсы и просторнейшая рубаха, теперь еще и заляпанная шоколадом.

— Элен, ты не присмотришь за этими разбойниками, пока я схожу переодеться?

— Конечно, — сказала подруга. Спеша через холл, Сара слышала уверенный голос, отвечающий Сэму:

— Да, коп будет с пистолетом. Все, кто придет сегодня, будут в своей обычной рабочей экипировке, так что вы сможете получить полное представление об их профессиях.

В одну и ту же секунду раздался дверной звонок и хлопнула задняя дверь, впустившая новую порцию скаутов. Сара в этот момент проходила через гостиную и автоматически пошла открывать парадную дверь. Первое, что ей пришло в голову при виде офицера Шального, так это что он явился арестовать ее за какое-нибудь гнусное преступление, вроде попытки продать недоброкачественные пирожные. Потом ее взгляд остановился на все тех же темных очках, помешавших ей хоть как-то объясниться с ним в пятницу, и Сара снова подумала, какого же все-таки цвета у него глаза.

Он был одет точно так же, как в тот раз, — весь в черном и коже. Но теперь, стоя с ним лицом к лицу, Сара заметила кое-что новое. Шлем был снят, и волосы под ним оказались короткими и прямыми, как лезвие бритвы, — наблюдение, удивившее Сару. Ей почему-то казалось, что этому типу мужчин должны нравиться длинные волосы. Может быть, от него по службе требуется носить короткую стрижку? Кроме того, в пятницу она не заметила, как бугрятся мускулы под короткими рукавами рубашки и завиваются черные волоски на груди под распахнутым воротником. В черных усах поблескивали седые нити, а на подбородке был шрам, слишком большой, чтобы отнести его к неосторожности во время бритья. Она почему-то не сомневалась, что последнее украшение получено в драке, что делало этого мужчину еще более опасным.

— Офицер Шальной, — сорвалось у нее. — Вы вспомнили еще какое-то мое преступление, совершенное в прошлую пятницу?

Вместо ответа он отступил на шаг и проверил номер над дверью. Нахмурился. Да, адрес правильный. Черт его побери.

Только этого ему и не хватало. Еще одной встречи с этой интригующей, выводящей из себя блондинкой, не покидавшей его мысли все выходные. Как же его угораздило попасть сюда? Он оказывал услугу подружке Стоуни, потому что сам Стоуни сегодня был на дежурстве. Но подругу Стоуни звали не Сара Тринлиф; Уж это имя Гриффин вспомнил бы мгновенно и опрометью бросился бы куда-нибудь подальше. Так что же здесь делает Сара Гринлиф?

Она была точно такой же соблазнительной, какой запомнилась с первой встречи, и стала еще более соблазнительной, когда он разглядел толстую полосу шоколадной глазури на щеке и щедрые пятна шоколада на ее мужской рубахе. В те времена, когда он сам был младшим скаутом, матери-попечительницы выглядели совершенно иначе, впрочем, это было так давно, что могло и забыться. Лет тридцать прошло с тех пор.

— Офицер Шальной? — снова окликнула она его. Только тогда он вспомнил, что надо бы как-то поздороваться.

Рука сама потянулась к ее щеке, большой палец вытер шоколад, потом Шальной прижал его к своим губам и, причмокнув, слизнул глазурь. Фамильярный жест заставил ее глаза расшириться, и он улыбнулся.

— Сахара можно бы побольше, а соли поменьше, — сказал он, проходя мимо нее в дом.

— Вы это о глазури или обо мне? — спросила она из-за спины.

Гриффин повернулся и взглянул ей прямо в глаза.

— Ну, с глазурью-то все в порядке, — ответил он без колебаний.

Он чувствовал, что последует ответная колкость, и, ожидая чего-то интересного, снял темные очки. Выражение ее лица мгновенно изменилось, и уже открытый для отповеди рот закрылся.

— Что-то не так, мисс Гринлиф? — спросил он. Она медленно покачала головой, но продолжала молчать, взирая с таким удивлением, будто у него на плечах выросла вторая голова.

— Что случилось? — настаивал он. Она неуверенно шагнула вперед, почти бессознательно подняв руку к его лицу.

— Ваши глаза… — тихо сказала она, останавливаясь в нескольких дюймах от него. — Они такие…

Вот уж чего он никак не ожидал услышать. И тем не менее подбодрил ее:

— Такие?..

Она беспомощно и тоскливо вздохнула.

— Голубые, — прозвучал тихий ответ. — У вас голубые глаза. Я почему-то думала, что они темные. А они…

Голос ее упал, и Гриффину осталось только гадать, что еще она собиралась сказать.

От того, как она на него смотрела, по телу Гриффина прошел озноб. На краткое мгновение лицо Сары Гринлиф стало совершенно открытым, утратило выражение злости и упрека. И в это молниеносное мгновение он увидел в глазах отчаянную жажду, какой не встречал никогда прежде. И еще какой-то порыв, заставивший его почувствовать немалую неловкость, потому что его-то взгляд наверняка был точно таким же. Сара Гринлиф заставила и его почувствовать жажду. Жажду чего-то, что он не смог бы точно определить, жажду чего-то неведомого, что ему самому, как он понял только в это мгновение, было жизненно необходимо.

А потом мгновение закончилось. К Саре вернулась прежняя воинственность, и она, закрыв дверь, отступила.

— Извините, — сказала она поспешно, — мне нужно пойти переодеться.

И исчезла с такой же стремительностью, с какой снова ворвалась в его жизнь. Гриффин, чувствуя себя как-то не на месте в этом доме, рассеянно осматривался. Дом ничем не отличался от многих других пригородных коттеджей среднего класса, в которых ему приходилось бывать по службе. Мебель большая, угловатая и функциональная, чуть тронутая индивидуальностью в виде комнатных растений, фотографий и разбросанных повсюду игрушек. Уже из этого можно было понять, что Сара Гринлиф замужем и имеет детей. Не упоминала ли она о муже в пятницу? Вспомнить точно ему не удалось. Во всяком случае, только безумец мог, заполучив такую женщину, дать ей уйти.

Но если не дал, то откуда такая тоска в ее взгляде? — спрашивал себя Гриффин. Может быть, мистер Гринлиф не горит желанием удовлетворять все потребности жены? Может, и того пуще, продолжал он размышлять, может, ее благоверный порыв.

— Эй, ты кто? — раздался тоненький голосок за спиной Гриффина, и он, резко обернувшись, нос к носу столкнулся с пятеркой мальчуганов, взиравших на него в священном ужасе. Он знал, какую внушительную фигуру представляет из себя в форме. Черт возьми! Многие годы внушительный вид был его самым эффективным оружием. И, зная, что вызывает опасливые взгляды взрослых, он мог легко предположить, насколько поразил воображение таких малышей. Разумеется, он не хотел пугать детей, но не имел ничего против того, чтобы произвести на них впечатление. Жаль только, что не удалось произвести такое же сильное впечатление на Сару Гринлиф. Хотя, подумал он, улыбнувшись, неплохо бы и напугать ее немного. Хотя бы настолько, насколько она напугала его самого.

— Я офицер Гриффин Шальной, — представился он. — Управление полиции города Клемента. Мотоциклетный отряд.

Самый высокий из мальчиков доверчиво шагнул вперед и протянул руку.

— Я Джек Маркэм. А это мой младший брат Сэм.

— Я не младший брат! Мне столько же, сколько тебе, — тут же запротестовал Сэм, подходя с заметно меньшей, чем у брата, уверенностью.

— Вот и не столько же, — возразил Джек. — Я родился на пятнадцать минут раньше. Мама сама говорила. Я старше.

— Вот и нет!

— Вот и да!

— Вот и нет!

— Вот и да!

— Я Джона, — пропищал третий мальчик, пока первые два продолжали пререкаться. — Джона Бингэм. Вы знакомы с моей мамой.

— Элен, — сказал Гриффин, вспомнив имя подруга Стоуни, которой тот, хоть они и вечно ссорились, придавал гораздо больше значения, чем прежним своим женщинам.

— Точно.

— А твои друзья-спорщики чьи дети? — Он не сдержал улыбки, сообразив, что присутствует при бесконечном споре близнецов.

— Эти двое — мои.

Гриффин поднял взгляд, обнаружив, что Сара присоединилась к компании, и улыбка его стала шире, когда он увидел, как славно она выглядит в скаутской экипировке. Вроде бы уж что-что, а форма матери-попечительницы скаутского отряда не должна вызывать эротических реакций, но почему-то при виде светло-голубого ее наряда кровь быстрее побежала в его жилах. Шоколад с лица исчез, а буйные локоны зачесаны назад и стянуты простой кожаной лентой. Однако ее подчеркнуто холодный и отчужденный вид только вызвал у Гриффина желание взбудоражить ее чувства до такого же состояния, в каком пребывали его собственные.

Не успел он ответить, как комната начала наполняться людьми, и вскоре сквозь шум приветствий, представлений и призывов к порядку раздался приказ строиться. Вечер прошел в обстановке трудно контролируемого хаоса, пока каждый из приглашенных мужчин представлялся и отвечал на вопросы о своей профессии. Потом общество рассыпалось, чтобы подкрепиться и пообщаться еще свободнее.

Что бы там ни было, Гриффин получил огромное удовольствие. Обычно ему редко случалось иметь дело с детьми, разве что по долгу службы, и сейчас он осознал, насколько же приятно возиться с малышами. Столкнувшись ними так близко, он задал себе неизбежный вопрос: каково было бы самому иметь мальчугана или двух?

В очередной раз вспомнив, что у близнецов не Сарина фамилия, он почувствовал прилив оптимизма. Скорее всего, разведена. Хотя она могла и не брать фамилию мужа. Он давно заметил отсутствие обручального кольца, равно как и следа от него. Но люди, бывает, и не носят обручальных колец, так что это ни о чем не говорит.

Проще всего, напомнил он себе, было бы прямо спросить Сару о семейном положении. Но она, несомненно, сочла бы такой вопрос проявлением внимания с его стороны — и это был бы вполне справедливый вывод, — а учитывая, что он облегчил ее кошелек на семьдесят пять долларов, реакция на такое внимание могла оказаться не столь благосклонной, как ему хотелось бы.

Так что Гриффин предпочел наблюдать, задаваться вопросами и ожидать намека с ее стороны, который помог бы эти вопросы, поставить ей напрямую. Когда вечер стал близиться к концу, а намека так и не последовало, он решил, что сплоховал раньше, когда она глядела на него с явным интересом, а раз так, то лучше, наверно, сойти с охотничьей тропы.

Он действительно так считал, пока не взглянул на нее, собираясь сказать, что пора идти, и не увидел в ответном взгляде такую заинтересованность, какую не смог бы превратно истолковать даже самый недогадливый мужчина. Она озадачена им не меньше, чем он — ею. И Гриффин решил, что вполне может на какое-то время задержаться.

Сара едва не потеряла рассудок к тому моменту, когда последняя мать забрала последнего ребенка. Элен предложила остаться и помочь с уборкой, но Сара убедила подругу, что справится сама, и отослала ее собирать Джону. Ей необходимо хоть на пару минут уединиться, привести в порядок свои мысли и разобраться, с чего это у нее возник такой прилив эротических желаний, да еще в разгар скаутского сбора.

На протяжении всего вечера она не могла сконцентрироваться ни на чем, кроме штанов полицейского офицера, так славно обтягивавших его мускулистые ноги. Не преступно ли выглядеть таким сексуально привлекательным в форме государственного служащего? Мысли ее постыдно вертелись вокруг одного и того же: каково было бы соблазнить офицера Шального с этими его наручниками? Вот уж воистину Шальной. Сам такой, да еще и других наводит на шальные мысли.

Выбрасывая в мусор последние бумажные тарелки и стаканы, она невольно прислушалась к возне сыновей в комнате Джека наверху. К этим звукам примешивался другой, гораздо ближе, — скрип кожи. Почему-то она не удивилась, различив его. Она каким-то образом знала, что офицер Шальной все еще находится в ее доме.

Она обернулась и увидела его, с самым что ни на есть непринужденным видом заполнившего дверной проем между кухней и столовой. Он стоял во всем великолепии своих полицейских регалий, придававших ему отчужденный вид, так что трудно было понять, что происходит у него внутри. Сара все еще думала о том, каково было бы лежать под ним обнаженной и задыхающейся от страсти, а потому ее дыхание в этот момент оказалось учащенным.

— Вы все еще здесь, — спокойно сказала она, и это заявление прозвучало достаточно глупо, ввиду полной очевидности ответа.

Но это не помешало ему ответить:

— Я задержался после ухода гостей. Подумал, может, смогу помочь вам навести порядок.

Сара покачала головой.

— Не беспокойтесь. Не так уж много тут работы. Но все равно спасибо за предложение.

Вместо того чтобы истолковать отказ и благодарность как намек на то, что пора уходить, офицер Шальной сделал пару хорошо рассчитанных шагов по кухне и остановился у стола.

— Как вышло, что ваши сыновья носят другую фамилию?

Вопрос прозвучал не так странно, как показалось бы ей в других обстоятельствах, и Сара отвечала не колеблясь:

— У них фамилия отца.

Он понимающе кивнул и сделал еще несколько шагов, чуть позвякивая подковами башмаков по плиткам пола.

— А почему вы не носите фамилию мужа? — спросил он.

Сара с трудом сглотнула. Чем ближе он подходил, тем сильнее билось ее сердце.

— Я взяла девичью фамилию при разводе, — сообщила она, не в силах оторвать глаз от его приближающегося взгляда.

— Так вы не замужем?

Он остановился в нескольких дюймах от нее. Сара немо кивнула — звукам не давал прорваться нараставший в горле комок.

Когда он протянул руку к ее лицу, Сара инстинктивно откинулась. Он, очевидно, заметил испуг и нахмурился, но рука продолжала приближаться, пока пальцы не коснулись шеи и подбородка.

— Офицер Шальной!.. — запротестовала она прерывистым шепотом.

— Гриффин, — поправил он.

— Гриффин, я не думаю…

— Никогда еще не встречал женщину с такой наклонностью измазываться пищей, — перебил он, проводя большим пальцем по углу ее рта.

— Не надо… — Она снова попыталась отстраниться.

Но палец его не отрывался до тех пор, пока не обвел нижнюю губу.

— Вот так, — сказал он мягко.

Прежде чем Сара успела ответить, он подался вперед, а потом его рот прижался к ее рту, губы мягко потерлись о ее губы, и щеточка усов пощекотала кожу. Сначала она была слишком удивлена, чтобы отреагировать, и просто стояла перед ним, позволяя целовать себя. Потом, осознав, что происходит, все же отреагировала, и отреагировала мстительно, по принципу «око за око, поцелуй за поцелуй». Вместо того чтобы оттолкнуть, как подсказывал рассудок, предательницы-руки вцепились в его рубашку, а пальцы постарались ухватить волосы.

Тогда и Гриффин не промедлил с ответом. Поцелуй его был на этот раз глубже. Сара оказалась прижата к кухонному столу, и ноги Гриффина внедрились между ее ног, а его твердый живот прижался к ее животу. Рука передвинулась с шеи на затылок, обхватила голову и притянула, позволив рту полностью завладеть ее ртом. Она почувствовала другую руку у себя на талии, потом на ребрах, и в конце концов теплая ладонь обхватила грудь и принялась ритмически сжимать сосок, пробуждая его к собственной жизни. Сара застонала, пронзенная электричеством его прикосновения, и он ответил таким же звуком, а его язык еще глубже вонзился в ее рот.

Долгие мгновения мужчина и женщина боролись, выясняя, кто первым уничтожит другого, не думая, откуда пришла их страсть и куда приведет. Сара уже взялась было за пряжку Гриффинова ремня, но вдруг услышала, как что-то с громким стуком упало наверху. Тут же вспомнив о сыновьях, она одним яростным толчком отбросила Гриффина.

Сначала она не могла говорить, ошеломленная собственным поведением. Все, что ей удалось сделать, так это попытаться восстановить дыхание и молча покачать головой, более всего на свете желая отвести время на пять минут назад. Но, увы, не для того, чтобы поступить иначе. Она хотела бы пережить этот поцелуй снова и снова.

— Почему… почему ты сделал это? — удалось ей наконец прошептать.

Гриффин ответил прямым взглядом, дыша так же порывисто, как она сама.

— Потому что ты попросила, — сказал он. Сара покачала головой в безмолвном отрицании.

— И сейчас просишь, — сказал он. — И всякий раз, когда смотришь на меня так.

— Но…

— Мам! Джек меня ударил!

— Неправда!

— Правда!

— Неправда!

— Правда!

Голоса сыновей, полные детского гнева, наполнили Сару таким же чувством. Она была возмущена легкостью, с какой Гриффин оказался в ее объятиях, сконфужена собственным желанием, чтобы это случилось, и обеспокоена тем, как быстро забыла о присутствии в доме детей. И, кроме того, она была зла как черт из-за того, что сейчас каждый нерв в ее теле дрожал сорвавшейся пружиной по милости Гриффина Шального. По всем этим причинам голос ее был зол и резок.

— Думаю, тебе лучше уйти.

— Пообедай со мной завтра вечером. Сара не знала, на что рассердилась больше: на то, что он проигнорировал требование уйти, на то, что его слова звучали скорее требованием, чем просьбой, или на свое отчаянное желание сказать «да».

— Не могу, — ответила она.

— Почему?

Далеко не в первый раз она захотела, чтобы этого вечера не было вовсе. Набрав полные легкие воздуха, она прямо посмотрела на Гриффина и, не сумев утаить досады, сказала:

— Потому что у меня уже назначено свидание. — Роджер, страховой эксперт, вытребовал у нее обещание сходить в кино за свое появление на вечере.

Гриффин изменился в лице.

— А, понимаю, — сказал он, рывком отодвигаясь.

Сара знала, что должна быть благодарна внезапно возникшему у него желанию образовать дистанцию, но вместо этого почувствовала холод, хотя в окно веял уже по-весеннему теплый ветер. Ее неудержимо потянуло объяснить причину и спросить, не удастся ли встретиться вечером в среду, но она решила придержать язык.

Этот человек обошелся ей в семьдесят пять долларов, которые вовсе не были лишними, напомнила она себе. Этот человек чересчур самоуверен, чтобы не сказать самонадеян, — может быть, потому, что ему не приходилось слышать от женщины слово «нет». Нетрудно догадаться, как он расценит ее виноватый лепет, если успел побывать в ее объятиях спустя каких-то три дня после того, как оштрафовал за преступление, которого она даже не совершала.

Стараясь не думать о том, что теперь-то преступление совершено, Сара твердо повторила:

— Думаю, тебе лучше уйти.

Гриффин молча кивнул и повернулся, направляясь к выходу, но она могла поклясться, что ему не по себе. И все же так, наверное, лучше. Никогда в жизни мужчине не удавалось столь быстро привести ее в такое смятение. Надо быть идиоткой, чтобы связаться с Гриффином Шальным, убеждала она себя. Он слишком сексуален, слишком неотразим, слишком властен, слишком все на свете. Ей нужен человек спокойный, непритязательный, безопасный. Как Роджер, ласково произнесла она про себя, надеясь, что это имя возбудит в ней хоть какое-нибудь чувство.

Но единственным чувством было то, которое сотрясало ее тело при виде удалявшегося Гриффина.

Глава 3

— Твое первое задание, Грифф. Заставь нас гордиться тобой.

Гриффин взглянул на Стоуни, потом на папку в манильской оберточной бумаге, которую тот швырнул на стол. Улыбнулся.

— Нет проблем. Что это?

— Контрактовая компания здесь, в Клементе, под названием «Джервал Инкорпорейтед», — сообщил Стоуни. — Мы уже три месяца держим владельцев под наблюдением. Есть основания полагать, что они надувают местные фирмы и частных граждан. Гандерсен и я убили на это уйму времени. Не хотелось бы, чтобы оно пропало даром.

Гриффин пожал плечами.

— Я же сказал: нет проблем.

Стоуни кивнул.

— Прочитай досье и скажи, если возникнут вопросы. Все достаточно очевидно. Они не знают, что находятся под наблюдением, но огласка — дело только времени. Я думаю, у нас в запасе не более пары месяцев Гриффин открыл папку и начал просматривать документы. В ту минуту, когда он увидел имена двух людей, чью деятельность должен был расследовать, ладони его увлажнились и убеждение в том, что здесь «нет проблем», растаяло без следа. Одного звали Джерри Шмидт, что не имело никакого значения, поскольку Гриффин никогда не слышал об этом парне. Но имя второго было Уоллес Гринлиф. А в таком маленьком городе, как Клемент, можно без всякого риска побиться об заклад, что, кем бы ни был человек, носящий такую фамилию, он находится в родстве с Сарой.

Гриффин попытался восстановить всю длинную историю, которую услышал, задержав Сару две недели назад. Не говорила ли она что-то насчет встречи с братом? Он закрыл глаза, мучительно пытаясь вспомнить, не Уоллесом ли звали брата. Вроде нет. Может быть, Уолли? Глаза Гриффина открылись. Точно. Уолли. Ужасно.

Он поскреб затылок, откинулся в кресле и уставился в потолок. Нда, нам не следовало бы встречаться с Сарой на личном уровне, не так ли? Учитывая менее чем благоприятные условия первого знакомства, а также факт, что тогда вечером, на кухне, она совершенно однозначно заявила о нежелании больше иметь с ним дело, а также ее сообщение о свидании с другим человеком, это неприятное обстоятельство не столь и существенно. Черт, он не видел ее уже две недели. Впредь тоже не будет и близко подходить, тем более что для этого нет никаких причин, верно?

Неверно, тут же ответил он. Потому что не мог думать ни о чем, кроме того, как она прильнула к нему тогда на кухне две недели назад. У него вполне достаточно причин желать подойти к ней поближе. Так близко, как только может подойти мужчина к женщине, не сгорев заживо.

Класс! Просто класс. Гриффин опустил глаза к папке и снова принялся за чтение, думая о том, как взяться за это дело. Он вовсе не пытался забыть о Саре. В конце концов, он нанял ее и Элен. Женщины уже работают в прадедовом доме, оценивая содержимое.

Да как он может держаться подальше от нее, когда все мысли вытеснило желание побыть еще в ее тепле и нежности? У него уже возникли проблемы со сном. Теперь, понимая, что обязательно увидится с Сарой еще, и узнав, что придется расследовать проделки ее братца, которые, если будут доказаны, приведут его в тюрьму на порядочный срок, Гриффин чувствовал себя довольно… паршиво.

Все к одному, думал он. Такая у него судьба. Удалось получить работу, которой хотел, и встретить женщину своей мечты, и все это в одну неделю, и теперь выходит, что одно должно исключить другое. И как теперь из этого выпутываться?

Еще раз возвращаясь к чтению досье, Гриффин потряс головой, абсолютно уверенный, что слышит, как все боги хохочут над ним.

Дом Мерсеров пах плесенью, старостью и запустением, когда Сара вошла в него в разгар жаркого дня, две недели спустя после того, как она и Элен подписали соглашение с Гриффином Шальным. Наняв их, он вручил ключи от дома, чтобы женщины могли попасть туда, пока сам он на работе, и приступили к долгому процессу описания и оценки огромного разнообразия древностей, годами собиравшихся судьей Мерсером и его дочерью. До сих пор в доме успела побывать только Элен, чтобы предварительно осмотреть содержимое и определить размер работы. Сара собиралась начать оценку на следующий день и решила просто заглянуть туда по дороге домой, чтобы ощутить атмосферу особняка сейчас, а не в утреннем холоде. И все же переступила она порог с некоторым ознобом.

Одной из главных причин, по которым Сара и Элен сблизились два года назад, была общая любовь к антиквариату. В то время как Элен специализировалась на мебели и драгоценностях, у Сары был другой конек: она разбиралась в предметах сервировки: фарфоре, хрустале, серебре и столовом белье. Когда женщины объединили содержимое своих тощих кошельков, чтобы приобрести антикварный магазин в исторической части Клемента, они тем самым получили возможность, о которой прежде не могли и мечтать. Прежний владелец, собираясь уйти на отдых, спешил продать заведение и уехать в Орландо, чей целебный климат более подходил к его древнему возрасту, а потому уступил все сразу, за цену более чем умеренную.

Чуть-чуть увеличив ассортимент благодаря поездкам на аукционы по всему Среднему Западу, новые хозяйки могли гордиться своим магазином. И хотя Сара и Элен вовсе не разбогатели, им удавалось сводить концы с концами. Теперь они ожидали, что летний наплыв туристов в исторический Клемент позволит заработать достаточно, чтобы протянуть зиму с неизбежно приносимым ею упадком торговли.

Естественно, любая работа по оценке коллекций, какую удавалось найти, являлась хорошим подспорьем, а нынешний контракт с Гриффином Шальным — и вовсе лакомый кусочек. Один только факт, что они оценивают коллекцию Мерсеров, мог удвоить доход. Но еще более заманчивой — по крайней мере для Сары — была возможность повозиться с сокровищами, которые предстояло осматривать.

Она любила антиквариат с тех пор, как помнила себя. К сожалению, у дочери почтенных — и бедных — сельских жителей, к которым относились обе ветви ее семьи, не было фамильных ценностей, достойных упоминания, за исключением какой-нибудь шляпной булавки или старинной куколки. Покупка дела вместе с Элен была осуществлением мечты, но иногда у нее сердце разрывалось при необходимости расстаться с продаваемой в магазине вещью.

Сару в равной степени интересовали и история вещи, и искусство, в нее вложенное. А вещи слишком часто приходили и уходили так быстро, что не удавалось толком исследовать их характер и происхождение. Конечно, она умела определить по виду качество и место изготовления, но слишком редко выпадала возможность проследить историю предмета до его первого владельца или выяснить обстоятельства, при которых он появился на свет.

Теперь выпал случай по-настоящему разобраться с полной коллекцией, да еще такой, которая собиралась не одну сотню лет. Она не могла дождаться начала работы.

— Привет! — крикнула она на всякий случай, почти уверенная, что делает это напрасно. Элен предупредила, что дома, по всей вероятности, никого не будет.

Гриффин, по ее словам, ничем не выказал желания переехать в старый особняк, равно как и присутствовать при первом визите Элен. Полная оценка должна будет занять несколько месяцев, а то и целый год, в зависимости от количества предметов. Работая в доме Мерсеров по очереди, женщины смогут не приостанавливать торговли в магазине, но для Сары это означало еще и то, что она окажется некоторым образом связанной с Гриффином Шальным.

Она честно старалась не думать о том поцелуе на кухне, две недели назад. И ровным счетом ничего не вышло из ее стараний. Единственное, что она видела, стоило закрыть ночью глаза, — это голубые глаза Гриффина Шального, наполненные желанием в ту минуту, когда он приближался к ней, и единственное, что она чувствовала, — это умопомрачительный жар, заливший ее тело, когда их губы соединились.

— Привет! — снова крикнула она, надеясь, что нервная дрожь в собственном голосе ей только померещилась. — Есть кто-нибудь дома?

Дверные петли зловеще заскрипели, когда входная дверь закрылась за ней, и Сара не могла не вспомнить готические романы, которыми она зачитывалась в детстве. Романы, где юная, наивная женщина оказывалась бессильной перед опасным соблазном неотразимого мужчины, с которым обстоятельства уединяли ее в старом зловещем доме.

Сара пренебрежительно отмахнулась от этих мыслей. Она не юная и не наивная, а уж дом Мерсеров ни в коем случае нельзя назвать зловещим. Конечно, Гриффин Шальной опасно неотразим и чертовски соблазнителен, но тут она сумеет управиться.

Как же! — пропищал где-то внутри непрошеный голосок.

Заглушив этот голосок, Сара решительно расправила плечи, разгладила несуществующие складки на узком бежевом платье без рукавов, с кокетливыми пуговками у ворота, и энергично шагнула вперед, надеясь, что выглядит более решительной, чем на самом деле. Перевалившее зенит солнце бросало через ряд окон длинные золотые лучи, расчертившие весь холл полосами. Золотые пылинки плясали в этих лучах, как хороводы эльфов. Темные деревянные панели возвышались на двадцать футов над головой Сары, а ноги утопали в роскошном персидском ковре. Внутри дом оказался именно таким, каким представлялся Саре, и от мысли об исследовании его сокровищ кровь быстрее побежала по жилам.

Слева и справа от холла располагались большая и малая гостиные. Между комнатами поднимались два пролета лестницы, ведущей на галерею второго этажа. Поднявшись по лестнице, Сара неспешно зашагала по манящей полосе паркета из красного дерева, и ее лодочки без каблуков разбудили гулкое эхо в пустынном доме. Коридор заканчивался закрытой двустворчатой французской дверью. Естественное любопытство заставило ладонь лечь на медную ручку и нажать. Ручка мягко повернулась, и дверь открылась будто сама собой. На Сару пахнуло тонким запахом старых книг, и она улыбнулась. Библиотека. Как чудесно.

Библиотека была такой же, как и весь дом: темные панели на стенах, высоченный потолок, изысканная меблировка. Дойдя до середины комнаты, она различила новый запах — аромат дорогой сигары. Бывший муж иногда позволял себе такое удовольствие, и Саре знаком был богатый букет. Одно из немногих приятных воспоминаний, оставшихся от супружеской жизни.

— Итак, мисс Гринлиф, вы наконец пришли.

Она резко обернулась, испуганная неожиданно раздавшимся мужским голосом, хотя и сразу узнала его. Гриффин Шальной собственной персоной сидел в кожаном кресле у камина, и вид его совершенно не соответствовал строгому убранству комнаты. На Гриффине были вылинявшие джинсы с прорехой на колене и белая футболка с круглым воротом, туго обтягивавшая мускулистый торс Указательный и большой пальцы одной руки любовно покручивали сигару, другая рука держала тонкий хрустальный бокал с бренди. При виде этой картины сердце Сары заколотилось вдвое чаще. Никогда в жизни не видела она более привлекательного мужчину.

— И-извини, — запинаясь, пробормотала она. — Надо было постучать, но я… я не знала, что здесь кто-то есть.

— Не сомневаюсь, — кивнул он головой. — Знала бы ты, что я здесь, наверняка бы и не вошла.

Вот еще! — сказала она про себя, а вслух произнесла:

— Я ненадолго. Просто возвращалась из магазина и зашла, чтобы осмотреться перед завтрашним началом работы.

Гриффин кивнул, но ничего не сказал в ответ. Не отводя от нее глаз, он поднес ко рту сигару, глубоко затянулся и долго держал дым в легких, прежде чем выпустить белой спиралью. Потом, все еще не отводя глаз, неспешно отпил из бокала и покатал бренди на языке, наслаждаясь букетом. От такой демонстрации чувственных наслаждений у Сары пересохло во рту. Она кашлянула.

— Выпьешь? — спросил он, приглашающим жестом поднимая бокал, — он заметил все. Она покачала головой.

— Нет, спасибо. Я ничего не ела с утра — боюсь, ударит в голову.

Гриффин подумал, что это было бы неплохо, но ничего не сказал. Очень хотелось бы увидеть, как Сара Гринлиф теряет контроль над собой. Почему эта женщина владеет всеми его мыслями?

Почему ее лицо так прочно запечатлелось в его памяти? И почему, черт возьми, он только и думает о том, как ее тело отвечало на его прикосновения две недели назад?

— Значит, ты все-таки собираешься приходить в этот дом? — сказал он. — Я уж подумал, что ты меня избегаешь.

— Я? — фыркнула Сара и нервно хихикнула, отводя глаза. — С чего бы это я стала тебя избегать?

Ее нервное возбуждение было настолько очевидным, что Гриффин улыбнулся.

— Потому что ты не меньше моего думаешь о том, как мы расстались пару недель назад.

Она снова вскинула на него глаза и вздохнула так глубоко, что тонкая ткань платья натянулась на груди. От воспоминания о тепле этого тела пальцы Гриффина сжались на подлокотнике кресла — от воспоминания о нежной плоти, жившей в чаше его ладони. Все еще нервничая, она начала теребить верхнюю пуговицу платья, что привлекло его взгляд.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — тихо произнесла она.

Он положил дымящуюся сигару в хрустальную пепельницу на подлокотнике кресла, поставил рядом бокал и поднялся на ноги. При этом движении Сара сделала гигантский шаг назад, а Гриффин сделал несколько гигантских шагов вперед, чтобы сократить расстояние. Одна его рука легла на вцепившуюся в пуговицу Сарину руку, а другая — на талию. Он прижал женщину к себе и поцеловал — крепко и долго, очень долго, пока она не вздохнула, сдаваясь.

— А теперь вспомнила? — спросил он прерывающимся от сдерживаемого желания голосом.

У Сары что-то произошло с дыханием, но ей все же удалось прошептать:

— Да, кажется, что-то припоминаю.

Он снова впился в ее губы, и Сара погрузилась в сладковатый аромат коньяка и дымный табачный запах. Снова ощутив прикосновение щеточки усов к губам, она подалась вперед, чтобы сильнее насладиться поцелуем. Его рука высвободила пуговку из Сариных пальцев, опустилась ниже, расстегнула следующую пуговицу и пошла еще ниже. Осознав, что Гриффин намерен раздеть ее прямо здесь, Сара вцепилась в его запястья и оттолкнула, удерживая на расстоянии вытянутой руки.

И только тогда поняла, что никаких ее сил не хватило бы, чтобы сделать это, прояви он упорство. Под ее пальцами источали жар железные прутья мускулов. Она только держала его руки и смотрела на него, пытаясь совладать с дыханием и гадая, сколько еще продлится это безумие.

Гриффин же был слишком занят попытками собрать свои мысли, чтобы интересоваться чем-нибудь еще. Сарино платье, распахнутое там, где ему удалось расстегнуть три пуговицы, открывало шампанскую пену белья, и желание снова прикоснуться к этому телу было почти неодолимым. Боже правый, что на него нашло, что заставило лапать полузнакомую женщину? Надо взять себя в руки. Так недолго и вовсе голову потерять.

— Почему ты это делаешь? — прошептала она, прерывая молчание. — Почему ты просто подходишь и берешь, что хочешь, не спросив разрешения?

Он молча покачал головой, совершенно не зная, что ответить.

Она уронила руки, потом подняла одну, чтобы убрать волосы со лба.

— Это… то, что происходит между нами, должно прекратиться немедленно, пока не зашло еще дальше.

— Почему?

Сара взглянула на него в недоумении.

— Почему? — повторила она. Гриффин кивнул.

— Почему?

Она издала невнятный возглас возмущения.

— Да потому что…

Полоска кремовых кружев все притягивала его; он медленно шагнул вперед и протянул руку. Сара не шевельнулась. Кончиком пальца он притронулся к третьей пуговке. На ее шее бешено пульсировала голубая жилка, и он никогда и ничего на свете так не хотел, как расстегнуть сейчас ее платье донизу и распахнуть, увлекая ее на пол. Вместо этого Гриффин немалым усилием заставил себя просунуть пуговицу обратно в петлю, потом повторить это с остальными двумя. Но вот чему он не смог воспротивиться — это провести большим пальцем по голубой жилке, прежде чем убрать руку.

— Ответь же, Сара, — пробормотал он. — Я спросил тебя, почему?

Впервые его губы назвали Сару по имени, и от этого звука с ее сердцем произошло что-то странное.

— Потому что я не из тех, кто занимается подобными вещами, — сказала она наконец.

Уголок его рта приподнялся под черными усами — движение, которое, как она догадалась, должно было означать улыбку.

— В самом деле? — спросил он.

— Да, — настаивала она. — Я этим не занимаюсь. Во всяком случае, обычно. Обычно я невероятно нормальная представительница среднего класса, пригородная клуша, разведенная мать двоих детей, чья жизнь заполнена самыми прозаическими заботами. Может быть, за последние месяцы я несколько переутомилась, но не настолько, чтобы совершенно потерять рассудок и заняться самоуничтожением, связавшись с мужчиной вроде тебя.

— Мужчиной вроде меня, — повторил он. Заметно было, как у него дернулась челюсть. — Это что же за тип такой?

Она глубоко вздохнула.

— Ладно, не обращай внимания. Мне нужно идти.

Сара повернулась, но голос Гриффина остановил ее.

— Нет, — сказал он тихо. — Не уходи еще. Так хорошо… — Голос оборвался на полуслове.

— Что? — спросила Сара, медленно оборачиваясь.

— Так хорошо побыть здесь с кем-то еще для разнообразия. — Он беспокойно потер шею и обвел взглядом просторную комнату. — Этот дом такой пустой. Здесь так одиноко. Знаешь, это, конечно, прекрасный дом, но я чувствую себя здесь как-то не на месте. Не уверен, смогу ли когда-нибудь назвать его своим домом. Он меня просто не примет.

Сара проследила за его взглядом. Против воли она вынуждена была признать, что Гриффин вовсе не выглядит домовладельцем в своих линялых джинсах и футболке. Однако он источал природную силу и властность, что, несомненно, было прямым проявлением мерсеровских генов. И хотя бы в этом отношении Гриффин вполне подходил к данной обстановке.

— Я слышала о том, что случилось. — Ей показалось, что эти тихие слова прогремели в безмолвной комнате.

Гриффин перевел взгляд на нее.

— Ты имеешь в виду, что моя мать оказалась последней из Мерсеров? Сара кивнула.

— Когда Элен сказала, что ты унаследовал этот дом, я подумала, что ты принадлежишь к неизвестной мне ветви Мерсеров. Но Меридит была его единственной дочерью, верно?

Он отвечал без всякого выражения на лице:

— Она была моей бабушкой, но я даже не знал об этом.

Сара пыталась определить настроение Гриффина по голосу, но глубокие и гулкие звуки не отражали никаких чувств. Прежде чем она успела как-то откликнуться, Гриффин продолжал:

— А узнал как раз перед Рождеством. Точнее, примерно к Дню Благодарения в судье заговорили родственные чувства и совесть, и он решил выказать справедливость по отношению к своему правнуку, которого он никогда и в глаза не видел.

Он провел рукой по волосам и вздохнул.

— В том виде, как история дошла до меня, Меридит Мерсер было всего пятнадцать лет, когда она влюбилась в парнишку, который после школы подрабатывал в доме судьи. Можно не говорить о том, что судью вовсе не обрадовало такое развитие событий, тем более что юнец не имел никаких перспектив, а он рассчитывал на нечто лучшее для своей дочери. Когда она забеременела, судья просто-напросто запер ее и пригласил домашнего учителя, чтобы дело не получило никакой огласки. В шестнадцать лет она родила мою мать, после чего младенец был немедленно увезен, и судья устроил удочерение.

— Младенец был твоей матерью, — сказала Сара.

Он кивнул.

— Ее удочерила супружеская пара из Цинциннати, а когда она вышла замуж за моего отца, тот получил работу в Клементе. Здесь судьба начинает играть свои шутки в этой истории. Долгие годы дочь Меридит прожила всего в нескольких милях отсюда, но никто об этом не знал.

Гриффин вернулся к креслу, взял сигару и затянулся. Он молча показал на кресло напротив, и Сара не заставила себя уговаривать. Похоже, он хотел выговориться, а она, надо признать, заинтересовалась историей. И не только историей, но и его отношением к ней. Просто не могла справиться с желанием узнать, что же он по этому поводу чувствует. У нее не хватало воображения представить, каково это — в зрелом возрасте узнать, что обладаешь семейной историей, дотоле совершенно неведомой.

После того как она села, Гриффин тоже опустился в кресло.

— Ты держишь зло на него за все это? — тихо спросила Сара. — Я имею в виду судью Мерсера. Он задумчиво пригубил бренди.

— Честно говоря, я до сих пор не разобрался в своих чувствах по этому поводу. Пожалуй, он был такой же жертвой обстоятельств, как Меридит и моя мать. Времена, в которые он жил, его роль в обществе… Я пытаюсь убедить себя, что он поступал из лучших побуждений. В конце концов, старик ведь попытался загладить вину. — Помолчав, он добавил:

— Однако мне хотелось бы узнать своего деда по материнской линии. К тому времени, когда я родился, мамин приемный отец уже умер. А имя ее настоящего отца я теперь никогда не узнаю. Может быть, он даже еще жив и обитает здесь, в Клементе. Странное ощущение. Мои старики умерли, и вся моя семья, о которой я никогда не знал, тоже на том свете. Возможно, жив только человек, которого я мог бы назвать «дедушка», но мне никогда этого не узнать в точности.

— У тебя нет ни братьев, ни сестер? — спросила она.

Гриффин покачал головой.

— Уйма тетушек и дядюшек по всей округе, но ни с кем из них я не был близок.

— Семья много для тебя значит, — сказала Сара, и получилось утверждение, а не вопрос, потому что она не сомневалась, что это так.

— Да, — отозвался Гриффин и посмотрел на нее с любопытством. — А для тебя — нет? Сара иронически хмыкнула.

— Ты говоришь с человеком, чьи родители развелись после двадцати лет супружества, сообщив мне и Уолли, что ненавидели друг друга большую часть этого времени и сохраняли семью только ради нас, детей. Мы с братцем ладим, как кобра с мангустой. Мой собственный брак развалился, не успев толком начаться, так что твой вопрос попал, пожалуй, не по адресу.

— Но ты любишь сыновей, — заметил он.

— Конечно, люблю, — искренне ответила Сара. — Но…

— Выходит, что семья важна и для тебя.

Она на минуту задумалась, а потом улыбнулась.

— Да, пожалуй, надо с тобой согласиться. Смешно, я никогда об этом так не думала.

Гриффин улыбнулся в ответ, отчего его лицо совершенно переменилось. Привлекательное — конечно. Сексапильное — вне всяких сомнений. Но его грубоватую внешность нельзя было назвать красивой. Слишком резкие черты. Слишком он… слишком крутой. Но когда он так улыбается… Она не удержала вздоха. От него просто захватывает дух.

— А кто же ты? — неожиданно спросил он. — Кобра или мангуста?

Она озадаченно свела брови.

— Что?

— Ты сказала, что вы с братом ладите, как кобра с мангустой. Я просто поинтересовался, которая из этих зверушек — ты.

Сара хихикнула.

— Разумеется, мангуста. Они кровожаднее.

— Это верно, — согласился Гриффин, улыбнувшись еще шире. А потом его лицо потемнело так же неожиданно, как прежде прояснилось. — Выходит, твой братец — кобра. Змей, так сказать.

Она философски пожала плечами.

— На самом деле Уолли не так уж плох. Вот только честолюбия ему убавить бы — для его же пользы. Это самое честолюбие в один прекрасный день сломает ему жизнь, чует мое сердце.

Он снова кивнул, и какое-то мгновение Сара была уверена, что он знает что-то, неизвестное ей. Глупости, сказала она себе. Он просто занят мыслями о собственном прошлом.

— Слушай, мне пора идти, — сказала она, вставая. — Моя няня работает до шести, а сейчас, по-моему, уже около того.

Гриффин взглянул на часы.

— Без десяти, — сообщил он.

Сара торопливо поднялась, уговаривая себя не задавать вопрос, который вдруг очень захотелось задать. Она уже намеревалась сказать, что начнет опись утром, но на самом деле произнесла:

— У тебя есть планы насчет обеда?

— Да вроде нет, — ответил Гриффин, гася сигару. Он поднес к губам бокал и выпил остававшийся бренди. — Уж не хотите ли вы, мисс Грин-лиф, пригласить меня?

Она несколько смущенно приподняла плечо, но подтвердила:

— Да, пожалуй. Не хочешь поехать к нам и пожевать, что найдется?

— С удовольствием.

Идя за ней из библиотеки и по холлу до дверей — Господи, привыкнет ли он когда-нибудь к этому огромному дому? — Гриффин не спускал глаз с изящно покачивающихся бедер и руки, отбрасывающей локоны с глаз. Через час он должен был обедать со Стоуни. Интересно, Сара не будет против, если он воспользуется ее телефоном?

Глава 4

Приглашая Гриффина Шального пообедать с ней и мальчиками, Сара не вполне понимала, почему это делает. И потом, дома, ничуть не приблизилась к ответу, глядя, как обрушились на него мальчишки, желающие знать все о его мотоцикле и о том, каково быть копом. Просто у Гриффина был такой несчастный и тоскливый вид там, в кресле в мерсеровской библиотеке, вспоминала она. Вот и не удержалась.

Всегда она подбирала бродячих животных. Пожалуй, именно в таком виде он перед ней и предстал. Бродячее животное, толком не понимающее, как справляться с ударами и сюрпризами судьбы. А она знакома с ее коварством. Если ее опыт может помочь Гриффину, то она просто обязана взять его под крыло, разве не так?

Единственная проблема заключалась в том, что это конкретное бродячее животное гораздо опаснее всех, кого Сара подбирала раньше. Это хищник, самый настоящий, самый натуральный хищник, и у нее нет полной уверенности, что удастся спастись, если он положит на нее глаз. Стоит ли брать его под крыло? — спрашивала она себя. Не улетит ли он сам, полакомившись ею?

— Мам, можно мы покатаемся на мотоцикле Гриффина? — спросил Джек.

Сара стояла на крыльце, с сомнением разглядывая большой мотоцикл.

— Не думаю, мой сладкий, — сказала она решительно. — Может быть, когда вы чуть-чуть подрастете.

— Ну мам…

— И называйте офицера Шального «офицер Шальной», — добавила она, осознав, с какой непосредственностью мальчики обращаются с Гриффином.

— А он уже не офицер, — вставил Сэм. — Он нам только что сам сказал.

— Как это не офицер! — вскинулась Сара, пристыженная тем, что не следила за беседой, полностью погрузившись в размышления об этом человеке. — Он…

— На самом деле теперь я — детектив Шальной, — сообщил Гриффин, смущенно улыбнувшись. — Получил повышение пару недель назад. Извини, что не сказал раньше. Просто к слову не приходилось.

Она почувствовала мгновенный укол сожаления при мысли о том, что больше не увидит его в мотоциклетной форме, но постаралась сохранить философское отношение. Детективы ведь тоже носят с собой наручники, разве нет?

От этой шальной мысли речь ее стала несколько прерывистой.

— А, понимаю… Ага, ну ладно. Тогда называйте офицера Шального «детектив Шальной», — объявила она сыновьям, надеясь, что никто не замечает краски, заливающей ее с головы до пят. — То есть, я хочу сказать, называйте детектива Шального «детектив Шаль…».

— Слушай, «Гриффин» звучит лучше, — перебил виновник спора. — Чего ради разводить церемонии?

Джек и Сэм просияли, выказывая все симптомы тяжелой формы идолопоклонничества. Сара очень надеялась, что не совершила ошибки, приведя Гриффина в дом. Она вовсе не хотела, чтобы сыновья привыкали к нему, как не хотела привыкать к нему сама. Впрочем, теперь уж, пожалуй, поздно, сообразила она, наблюдая, как Гриффин усаживает Сэма на тяжелый мотоцикл, одной рукой придерживая ее сына, а другой — машину. По крайней мере для мальчиков уже поздно. С собой-то она, конечно, управится. Разве нет? Конечно, управится.

Бросив через плечо последний тревожный взгляд, она вошла в дом.

— Не взяться ли мне за обед? — сказала она сквозь дверь из проволочной сетки.

— Отличная мысль, — ответил Гриффин и улыбнулся, прежде чем обернуться к Джеку, которому понадобилось о чем-то его расспросить.

Перерывая беспорядочное скопление полуфабрикатов в морозильнике, Сара думала свою думу, надо сказать, неотступную: достаточно ли мужского внимания получают Джек и Сэм? Майкл после развода не требовал опеки над сыновьями, но ему было гарантировано право посещений. Каждое лето мальчики проводили с ним месяц — даже теперь, когда у него была новая жена, — плюс уикенды от случая к случаю. Но сейчас Майкл и Вивиан переселились в Пенсильванию, так что его не было поблизости на случай, если мальчикам вдруг позарез понадобится мужская поддержка или совет.

А эти «зарезы» случались все чаще и чаще, по мере того как Джек и Сэм росли. У них постоянно возникали вопросы, на которые, по глубокому Сариному убеждению, лучше ответил бы мужчина, а в ее жизни не было мужчины, которому можно было настолько доверить мальчиков. Что касается Уолли, она и вовсе предпочитала, чтобы он поменьше общался с ними и не заражал своей философией трудоголика. Она хотела, чтобы мальчики в полной мере насладились детством и получили максимум от каждой минуты каждого дня, и готова была сделать для этого все, что в ее силах. Но при этом не могла избавиться от мысли, что мальчишкам нужна сильная мужская модель поведения, точно так же, как девочки нуждаются в сильной женской модели для лучшего развития своих природных качеств. Сара знала, что является хорошей матерью. Но нечего было и пытаться стать для Джека и Сэма еще и отцом, который им нужен.

Ее внимание привлек смех Сэма за окном. Сара улыбнулась. Гриффин мгновенно завоевал мальчиков еще на скаутском вечере. Он покорил весь отряд гораздо сильнее, чем любой другой из присутствовавших мужчин. И когда сегодня мальчики, выскочив на крыльцо, обнаружили, что мама снова привела офицера Шального — точнее, детектива Шального, — они явно были счастливы.

Сара извлекла из морозильника семейную упаковку куриных грудок, потом отыскала большой пакет нарезанных для жарки овощей. Если блюдо требует более пятнадцати минут приготовления в микроволновой печи или более двенадцати минут варки, у вас есть все шансы не обнаружить его на Сариной кухне.

Хотела бы она принадлежать к числу тех женщин, что умеют проработать весь день, сохранив прическу, заехать на рынок по дороге домой, влететь на кухню, пошвырять все в горшок и через пятнадцать минут устроить праздник желудка.

— Ха, — проворчала она, борясь с пластиковым мешком, который никак не желал открываться. — Женщины, которые это умеют, к тридцати пяти годам созревают для психушки.

Вывалив замороженные продукты на кухонный стол, Сара взялась за работу. Может быть, она и не самая организованная женщина в мире, но моментально приготовить обед из замороженных продуктов — это она умеет.

Занятая стряпней, она снова раздумывала над союзом, который ее сыновья заключили с новоявленным детективом Шальным. Наверняка это у Гринлифов в генах, думала она. Потому что хочешь не хочешь, а нужно признать: сама она тоже мгновенно ощутила близость с этим человеком. И если, мальчики закончат тем, — что подружатся с Гриффином на всю жизнь, то она не могла не задавать себе вопрос — тревожный вопрос, — какого рода отношения сложатся между Гриффином Шальным и Сарой Гринлиф.

У нее был отличный аппетит. Гриффин с восхищением наблюдал, как Сара в третий раз нагрузила свою тарелку. Правда, она, помнится, говорила, что не ела с утра, но большинство женщин, впервые обедая с мужчиной, вряд ли стали бы столь явно показывать, как хорошо умеют расправляться с едой. А Сара Гринлиф не собиралась оставаться голодной. Гриффину это нравилось. Он задавался вопросом о других ее аппетитах и надеялся, что они такие же ненасытные, как этот.

— А почему вы уже не мотокоп? — с набитым ртом поинтересовался Джек, сидевший слева от Гриффина.

Тот заглянул в янтарные глаза восьмилетнего мальчугана и улыбнулся. Мальчики были цветными негативами друг друга: темнокудрый светлоглазый Джек — и Сэм с его золотыми волосами и карими глазами. И в других отношениях, насколько он успел заметить, братья были полной противоположностью. Джек весь наружу, умение подавать себя у него в крови. Сэм, наоборот, желая узнать что-нибудь, не трубил об этом во всеуслышание, но, подобно матери, склонен был ждать и наблюдать, прежде чем ввязываться.

И имена у них хорошие, думал Гриффин. Джек и Сэм. Хорошие, простые, немного старомодные; полная противоположность заведенной йиппи моде изобретать детям изысканные, претенциозные и часто эксцентричные имена, более подходящие для кличек породистых лошадей или собак. Интересно, сама Сара их выбирала или ее бывший муж? Наверняка Сара. Она ведь и сама такая: хорошая, простая и — да-да — немного старомодная.

— Я больше не мотокоп, — сказал он, вспомнив, что был задан вопрос, на который надо ответить, — потому что работа детектива кажется мне более интересной. И гораздо более увлекательной.

— А пистолет вам и теперь положен? — спросил Сэм.

— Сэм… — простонала Сара. Гриффин улыбнулся. Ясно, она не в восторге от увлечения сына огнестрельным оружием.

— Да, — сказал он.

У Сэма засверкали глаза.

— А сейчас он у вас при себе? Гриффин покачал головой.

— Нет. Он заперт. Это не игрушка, Сэм. Не из тех вещей, которые кто угодно и куда угодно может таскать с собой. Оружие следует доверять только тем, кто обладает достаточной ответственностью и у кого хватает ума сообразить, когда и как им пользоваться. Боюсь, не очень много людей удовлетворяет этим условиям. В основном это офицеры, защищающие закон. Ну, и еще очень немногие.

Мальчик погрустнел.

— Значит, ты не научишь меня стрелять? Гриффин взглянул на Сару, уже зная, как ответит, но желая показать, что уважает ее мнение.

— Нет, Сэм, не научу. Пистолеты не предназначены для детских рук.

Сара расслабилась и послала ему короткую благодарную улыбку. Он улыбнулся в ответ.

— Видишь, — сказал Джек, комкая салфетку, чтобы бросить ее в брата через стол. — Я же говорил, что у Гриффина нет с собой пистолета.

— Ничего ты не говорил, — огрызнулся Сэм.

— Говорил.

— Не говорил.

— Говорил.

— Мальчики, — вмешалась Сара. — Если вы поели, почему бы вам не поиграть во дворе? Сегодня чудный вечер, а на завтра, учтите, обещают дождь.

Два стула со скрежетом отодвинулись от стола, и мальчики продолжили спор по дороге из кухни к выходу.

Сара молча помотала головой им вслед. Потом, вдруг вспомнив, крикнула вдогонку:

— И не хлопайте дверью…

Слова были заглушены громким стуком.

— Вышли, — тихо вздохнула она и, взглянув на Гриффина, пожала плечами. — Мальчишки. — Это прозвучало так, будто объясняло все.

Он кивнул.

— Я был точно таким же. Единственная разница — у меня не было брата или сестры, с которыми можно было бы драться. Приходилось заниматься этим с соседями.

— Похоже, ты жалеешь, что рос один, — сказала Сара, вставая, чтобы убрать посуду. — Смешно. Почти все детство я мечтала о том, чтобы у меня не было брата.

Гриффин встал было помочь, но она жестом вернула его на место.

— С тарелками поможешь позже. Я хочу сначала попить кофе. Ты как?

— Кофе — это здорово.

Пока Сара возилась, Гриффин наблюдал и думал, как хорошо ему даже вот так просто сидеть здесь. Он улыбнулся Сариной уверенности, что он поможет мыть посуду. Накормив его обедом, она дала понять, что он — гость в доме, но не столь официальный, чтобы водить под руки. Откровенность была еще одним качеством, которое ему нравилось в этой женщине. Сара Гринлиф отличалась от большинства знакомых ему женщин. И отличия эти интриговали.

— Впрочем, не могу себе представить, каково расти единственным ребенком в семье, — сказала она, вернувшись к столу. Но вернулась не на прежнее место напротив него, а на то, которое освободил Джек, — рядом. — Хоть мы с Уолли и не ладили обычно, но все же случались минуты, когда мы забывали о родственной ненависти и здорово веселились вместе. Особенно хорошо бывало на Рождество. Уолли помогал разобраться, как действуют мои новые игрушки, показывал, как вставлять батарейки, и читал мне инструкции, пока я не научилась читать сама. А на День Всех Святых он держал меня за руку, когда мы ходили на гуляния, и не обращал внимания на больших мальчишек, которые насмехались над ним за то, что парень таскается с маленькой сестрой.

Гриффин неопределенно хмыкнул. Не хотел он слышать ничего хорошего об Уоллесе Гринлифе, не хотел знать, каким он был защитником. Желая увести разговор в сторону от человека, деятельность которого расследовал, он сказал:

— На самом деле не так уж плохо быть единственным ребенком в семье. Всегда в центре внимания, и ничего не надо делить. Мне не приходилось драться с братом или сестрой за права на телевизор или проигрыватель, и комната была в моем полном распоряжении. Но иногда…

— Иногда? — переспросила Сара, понуждая его договорить.

Он пожал плечами.

— Иногда я задумываюсь, что это такое — иметь кого-то рядом. Особенно сейчас, когда умерли родители. Очень странно быть последним в роду. — Помолчав, он добавил:

— А теперь, выходит, еще и последним из Мерсеров.

Сара заглянула Гриффину в глаза, пытаясь понять, о чем он думает. Уже второй раз за этот день разговор затрагивал семью, и оба раза она даже не запомнила, каким образом они выходили на эту тему. Наверное, у него просто голова сейчас занята этим, подумала она. Конечно, последние перемены в его жизни заставляли задуматься о том, что может значить семья.

Кофеварка взвыла, выцедив последние капли темного варева, и Сара поднялась, чтобы щедро наполнить две кружки. Вернулась к столу, предложила ему сливки и сахар и, когда он отрицательно покачал головой, села. Сама она тоже пила черный кофе.

— Ты действительно стал детективом потому, что считаешь эту работу более интересной? — спросила она. — Более увлекательной? По-моему, носиться целыми днями на мотоцикле лучше, чем сидеть за столом в душном, тесном офисе.

Он поднес кружку ко рту, но задержал, думая над ее вопросом. Потом сделал большой глоток и улыбнулся.

— Знаешь, странно слышать это замечание от женщины, потерявшей семьдесят пять долларов из-за того, что я носился целыми днями на мотоцикле.

Когда Сара состроила гримасу, он хохотнул, и этот хрипловатый, какой-то душевный хохоток тронул Сару до глубины души. Теплая дрожь пробежала сверху вниз по ее спине, и она наконец-то освободилась от советов здравого смысла. В пустой и гулкой голове оставался только отзвук его смеха.

Не дождавшись ответа, Гриффин продолжал:

— Я не получил никаких сведений из суда. Можно ли сделать из этого вывод, что ты заплатила штраф? — Голубые глаза сверкнули бриллиантовым огнем. — Разве что я пропустил сообщение, а ты не подаешь виду, пока там готовят постановление о твоем аресте? В этом случае, мисс Грин-лиф, я постараюсь осуществить арест лично.

Как ему удается придать шутливой угрозе такой эротический смысл? — подумала Сара.

— В этом не будет необходимости, — сказала она с легкомысленным видом. — Я уплатила штраф. Просто такой выход показался мне самым простым и отнимающим меньше всего времени. Конечно, теперь не удастся купить большой каталог хрусталя баккара, на который я копила, но…

— Я возмещу, — пообещал Гриффин. Это было сказано таким тоном, что она побоялась спросить, какого рода возмещение имеется в виду, и поспешно проговорила:

— Уже возместил, наняв Элен и меня оценивать коллекцию судьи.

Лицо Гриффина омрачилось при упоминании о человеке, по чьей милости он во многом был лишен своего прошлого. Он опустил взгляд в кружку с кофе, разглядывая там что-то, чего Сара никогда не увидит. Прежде чем снова затронуть предмет, который он, по всей видимости, хотел оставить в стороне, Сара вернулась к своему прежнему вопросу:

— Так почему же, в самом деле, ты стал детективом?

Ей показалось, хотя она не была вполне уверена, что Гриффин взглянул на нее с благодарностью.

— Несколько месяцев назад я получил пулю на дежурстве, — нехотя бросил он. Она вздрогнула и пролила кофе.

— Пулю… — Ей удалось прошептать только это слово.

Он кивнул с видом гораздо более равнодушным, чем она.

— В плечо, — уточнил он, затем поднял руку, показывая, и покрутил плечом, будто проверяя, в каком оно состоянии. — Жизни это не угрожало, но заставило… кое-что переосмыслить. И я решил, что работа детектива менее опасна. — Он снова взялся за кружку. — Посмотрим на вещи прямо. Гонять на мотоцикле целыми днями само по себе небезопасно. Добавь опасности, присущие полицейской службе, и получишь комбинацию, гарантирующую преждевременную кончину.

Сара открыла рот, чтобы задать новый вопрос, но Гриффин опередил ее.

— Давно ты в разводе? — спросил он. Ей потребовалось какое-то мгновение, чтобы переключиться на неожиданно всплывшую тему.

— Почти три года.

— А твой муж все еще живет в Клементе?

Гриффин говорил себе, что любопытствует с единственной целью — увести разговор от обсуждения его судьбы и карьеры. К сожалению, он отлично знал, что пытается обмануть себя. Он действительно хотел узнать прошлое и настоящее Сары — хуже того, хотел поучаствовать в составлении планов на будущее. Не лучшая идея, что и говорить. И не только потому, что он занимается ее братом — факт, который вряд ли будет сочтен Привлекательным, — она вообще не из тех женщин, с которыми он хотел бы иметь дело. Она просто не в его вкусе.

Так откуда же это неодолимое влечение? И почему, в конце-то концов, он не может сказать ей о своем расследовании? Этого было бы достаточно, чтобы предупредить близкие отношения, ведь так? Если он хочет этого, то почему не скажет Саре, что ее братец втирает очки половине города и ему поручено расследовать его махинации?

Он пытался убедить себя, будто дело только в нарушении полицейской процедуры. Она ведь может предупредить брата, Уолли начнет заметать следы, и работа Гриффина станет еще труднее. Простой ответ на простой вопрос.

Но почему-то все не желало выглядеть так просто. Вероятность Сариного намека брату волновала Гриффина гораздо меньше, чем факт, что она исчезнет из его собственной жизни с быстротой молнии, едва узнает о расследовании. И хотя конец их знакомства был бы наилучшим выходом из положения, меньше всего он желал бы себе этого.

По странной причине ему хотелось, чтобы Сара как можно дольше находилась рядом с ним. По крайней мере до тех пор, пока он не разберется, что за чертовщина происходит между ними. По этой-то причине язык у него и не поворачивался заговорить о ее брате. Разве что она прямо спросит, не лежит ли у него на столе дело Уоллеса Гринлифа. Вряд ли он сможет соврать в глаза.

Тут он заметил, что Сара обращается к нему, и постарался отключиться от неприятных мыслей.

— Майкл снова женился несколько месяцев назад и переехал в Питтсбург, где работает его новая жена. Забавно, — проговорила она, глядя в какую-то точку за плечом Гриффина, — он так и не смог пойти навстречу моей единственной за все замужество просьбе, но немедленно оставил работу, дом, детей, всю свою жизнь здесь, чтобы сделать счастливой ее.

Почувствовав, как горько прозвучали эти слова, Сара попыталась улыбнуться.

— Впрочем, мне не на что жаловаться. Развод с Майклом, наверно, самое умное, что я сделала в жизни.

— А чем был плох твой брак? — спросил Гриффин.

Она вздохнула, вертя в руках кружку и почему-то избегая его взгляда.

— Наверно, нам просто не следовало жениться. Я училась в колледже и хотела его окончить, прежде чем мы свяжем свои судьбы. Майкл отговорил меня, упросил пожениться. Пару лет я занималась только тем, что была «женой Майкла», а когда начала подумывать о возвращении в колледж и даже собралась это сделать — забеременела.

Тут Сара улыбнулась по-настоящему.

— Джек и Сэм — просто чудо. Они всегда были хорошими малышами, и я не променяла бы их ни на что на свете. Но Майкл так подмял меня после их рождения… Пойми меня правильно, — поторопилась уточнить она. — Я не хочу сказать, что он делал это сознательно. Он вовсе не был ни подлецом, ни деспотом. Просто не хотел, чтобы я занималась чем-нибудь кроме детей.

— А тебе этого недостаточно? — спросил Гриффин.

Сара наконец подняла глаза, воинственно задрала подбородок и с вызовом посмотрела на него.

— Нет. Думаю, нет. Видит Бог, мне очень нравится быть матерью. Но мне нужно и что-то еще. Разве это так плохо?

Он покачал головой.

— Нет, если ты этого хочешь.

Сара снова уставилась на свои руки.

— Я, кажется, была достаточно счастлива, когда маленькие Джек и Сэм постоянно нуждались во мне. Но когда они подросли и уже не требовали такого ухода, мне захотелось вложить свою энергию еще во что-то, где от меня будет толк. Майкл просто не мог понять этого. Конечно, у него была работа, которая занимала его почти двадцать четыре часа в сутки.

— А теперь у тебя тоже есть свое дело, — заключил Гриффин. Она кивнула.

— Работа, но не такая всепоглощающая, чтобы не оставалось времени ни на что другое. Антикварный бизнес с Элен оказался прекрасной находкой. При том что мы обе — разведенные матери, мы хорошо понимаем друг друга, можем разделить обязанности и выкроить необходимое время. Пока у нас это получается неплохо. Очень неплохо.

— Ну, Элен хорошо знает, что делает, — сказал Гриффин.

Он подался вперед, положив локти на стол и обхватив голову ладонями. Его лицо было в нескольких дюймах от Сариного, и она с трудом заставила себя не отодвинуться.

— А теперь, Сара, — проговорил он с многозначительной улыбкой, изогнувшей губы, — мне бы надо выяснить, знаешь ли ты свое дело так же хорошо.

От этого спокойного голоса пульс ее участился, а сердце бешено заколотилось в груди. Какое у него лицо! Ей вдруг показалось, что слова о «знании своего дела» относятся не только к работе. Как-то незаметно для нее Гриффин Шальной вошел в ее жизнь. Не только как клиент, благодаря которому может наступить новая эпоха в ее бизнесе, но и как мужчина, которого она находила все более привлекательным, несмотря на сомнительный способ их знакомства.

Раньше она думала, что семьдесят пять долларов — слишком большая плата за знакомство с несносным офицером Шальным. Теперь начинала задумываться о том, не окажется ли цена гораздо большей, намного большей, чем она может себе позволить, и не имеющей никакого отношения к денежному выражению. И сейчас она с испугом подумала, что этот штраф может оказаться роковым в ее жизни.

Глава 5

— Сара, ты сейчас упускаешь шанс, какого в жизни больше не получишь.

Сара выгрузила брокколи из бумажной сумки в овощной контейнер холодильника и уставилась на брата. Волосы такого же цвета, как у нее, но изрядно поредевшие, и под тем, что осталось, ярко поблескивает лысина. Жировые складки на талии, кажется, еще увеличились со времени последней встречи, и Сара подумала, регулярно ли он консультируется с доктором Роуэном по поводу давления. Впрочем, она слишком хорошо знала брата, чтобы задавать этот вопрос вслух. Ничто так не бесило Уолли, как разговоры о его здоровье.

— Уолли, — начала она, стараясь сохранить терпение. Почему он, при всей занятости, заезжает каждое субботнее утро? — Ты же прекрасно все знаешь. Мне сейчас трудно сводить концы с концами. Магазин только начал давать доход, и с неба на меня не падают деньги, которые я могла бы вкладывать в твои рискованные предприятия.

— Тут нет риска, Сара, это верное дело. Ты могла бы сделать превосходное капиталовложение. Она посмотрела на него с сомнением.

— Детская площадка для роликовых коньков не кажется мне верным делом. По-моему, только идиот или аферист может заниматься таким проектом.

На лице Уолли отразилось полное изумление.

— Что ты говоришь, Сара? Как ты можешь говорить это родному брату? — И, едва переведя дух, переключился на новую идею:

— О'кей. Если тебе не нравится этот проект, как насчет такого: кафетерий с полуобнаженными официантками?

Сноровисто суетившаяся Сара замерла, повернулась к брату и выдохнула:

— Надеюсь, ты шутишь?

Он с сияющим видом помотал головой.

— Разве не отличная идея? Я сам это нашел. Подумай, как привлечет посетителей. Дешевая еда и обнаженные девушки — все, что нужно мужчине, когда он в дороге. Какие перспективы открываются!

Сара скорбно покачала головой. Какой же он гад. Невозможно поверить, что в них одни гены.

— Ну уж здесь-то ты должен знать меня достаточно хорошо, чтобы не делать такие предложения. Даже если бы у меня были деньги, которых нет. Уолли, тебе должно быть стыдно. Что бы подумала мама?

— Мама вкладывает в это десять кусков. Она возвела глаза к небу.

— Ну а я — ни гроша.

— Ладно, ладно. Больше не буду говорить о моих проектах, пока сама не попросишь, — пообещал он. — Но знаешь, твои финансовые дела не были бы в таком состоянии, если бы ты не развелась с Майклом. Парень стоил кучу денег.

Сара прерывисто вздохнула. Опять это. Она знала, что спорить с братом бесполезно, но не могла оставить его слова без ответа:

— Во-первых, Майкл не стоил кучу денег.

— Он заколачивал семьдесят пять тысяч в год.

— Что, да будет тебе известно, дорогой братец, не так уж много, если имеешь недвижимость, две машины и расходы на двоих малышей. Во-вторых, то, что произошло между мной и Майклом, не твоего ума дело. А в-третьих, — поспешила продолжить она, пока он не успел возразить, — ты тратишь чертову уйму времени на разговоры о моей семейной жизни, а свою устроить и не пытаешься. Если ты так ценишь институт брака, то отчего же сам до сих пор ходишь в холостяках? У меня вот есть на примете женщина, которая была бы не против познакомиться с тобой…

— Боже, эти часы не врут? — перебил ее Уолли, соскакивая с кухонного стола, на котором только что сидел с полнейшей непринужденностью. — Я понятия не имел, что уже так поздно. Надо сваливать.

Он чмокнул сестру в щеку и вылетел за дверь. Сара слышала, как взревел двигатель спортивной машины и завизжали шины при резком развороте, когда он выезжал со двора. Она улыбнулась. Да, временами братец бывает невыносим. Но она знает, что делать, если он переходит границы. Только нельзя увлекаться. В один прекрасный день он отзовется на это «я знаю женщину» и попросит познакомить. На самом деле Сара никак не могла найти кого-нибудь, кто жаждал бы встретиться с Уолли, несмотря на все усилия пристроить брата. Что не означало, впрочем, прекращения попыток.

Снова занявшись хозяйственными сумками, она тихонько напевала, едва ли замечая, что в выбранной песне говорится о скоростных трассах, приключениях и мотоциклисте, рожденном для дикой вольницы.

Прошла почти неделя, прежде чем Сара снова увидела Гриффина. Она стояла посреди чердака в мерсеровском доме, по пояс в развороченных упаковочных ящиках. В воздухе вились пыль и частицы соломы. Голая лампочка, свисающая с потолка, была единственным освещением. В тесном помещении с покатой кровлей было жарко. Красная футболка пропиталась потом и прилипла, как шерсть у намокшего животного, а вылинявшие джинсы обвисли, будто с потом из нее вышло фунтов десять веса. Но она не обращала внимания на все эти неудобства.

Потому что нашла сокровище.

В каждом ящике скрывался фарфор, собранный поколениями Мерсеров. Некоторые предметы имели возраст не менее двухсот лет, большая часть коллекции была родом из Европы, все было чрезвычайно изящно, и немалая часть имела музейную ценность.

Почему же все это лежит запакованным? — гадала она. Почему ничем не пользовались? Почему не выставили на обозрение? Если Мерсеры не хотели больше пользоваться этой красотой, то почему не предоставили другим возможность полюбоваться? Один только хранящийся здесь фарфор стоит десятки тысяч долларов. А ведь должен быть еще хрусталь и, вероятно, серебро. Где они?

Она потрясла головой, в которую не вмешалась мысль, что одна семья могла собрать такую коллекцию. И что со всем этим будет делать Гриффин? Продаст, скорее всего. В самом деле, для него это наиболее логичный шаг. А все же жаль, что никто больше не станет пользоваться этой посудой для приема гостей. Было ведь время, когда дом Мерсеров становился многолюдным в дни праздников и семейных торжеств. Кто бы ни была тогда хозяйка дома, можно не сомневаться, что лучшая посуда, протертая до блеска, доверху наполнялась едой. Как же хорош был тогда этот старый дом, думала Сара. Тем печальнее, что последние десятилетия в нем не оставалось почти никакой жизни.

Интересно, продаст ли Гриффин дом? Вероятно. По современным меркам этот особняк слишком велик, особенно для одного. И, несмотря на все разговоры о значении семьи, он не производит впечатления человека, склонного осесть и произвести на свет выводок детей. Вне всяких сомнений, дом будет продан вместе с содержимым. Такая продажа наследства даст Гриффину огромную сумму, но ей казалось, что деньги не изменят Шального. Сара нагнулась над новым ящиком и извлекла изумительное творение Лиможа. Она провела кончиками пальцев по кремовому фарфору, обводя кобальтовый узор и золотую каемку. Бернардо, заключила она, прежде чем позволила себе посмотреть фабричную марку. Возраст — лет сто. Перевернув тарелку, она убедилась в правильности предположения. Повернувшись, чтобы бережно положить тарелку рядом с комплектным предметом, она увидела в дверях огромную фигуру.

Гриффин заполняет собой все помещение, даже не войдя и не сказав ни слова, подумала она. Рука ее инстинктивно поднялась пригладить волосы, и Сара выругала себя за эту заботу о внешности в его присутствии. Тем более что потные волосы немедленно вернулись на место, стоило убрать руку, а к пальцам прилипли соломинки. Боже праведный! Хороша же она должна быть сейчас, вся в пыли и соломе.

— Не жарко тебе здесь наверху? — спросил он взамен приветствия.

Вместо обычных джинсов и футболки на нем были просторные хаки, жеваная белая рубаха, невзрачный, нейтрального цвета пиджак и старомодный кожаный галстук, принадлежавший, должно быть, еще его отцу. Все вместе выглядело как смесь Христофора Колумба с огородным пугалом, но голубые глаза сверкали в свете голой лампочки, и Сара почувствовала, как подскакивает температура. Жарко? Да, ей жарко. Но знойное лето Огайо здесь совершенно ни при чем.

— Самую малость, — сказала она, пытаясь придать голосу непринужденность. Он переступил порог и медленно приблизился, не обращая внимания на хаос в помещении, глядя только на нее. С каждым его шагом Саре становилось труднее дышать. Когда он оказался рядом, в легких уже ничего не оставалось. Он поднял руку, обхватил ее шею и погладил большим пальцем подбородок. Потом убрал руку, и она заметила, что пальцы блестят от влаги. Вытаскивая соломинку из ее волос, он улыбнулся.

— Судя по твоему виду, тебе не самую малость жарко, — сказал он. — Скорее похоже на обезвоживание организма. Давай спустимся. Я соображу чего-нибудь холодного попить.

Он повернулся, двинулся к выходу, и безумная минута, когда каждая Сарина жилка дрожала и готова была завязаться в узел, прошла так же внезапно, как наступила. Оставалось только последовать за ним, потому что сейчас она ничего на свете так не хотела, как снова оказаться с ним рядом.

Когда Сара догнала Гриффина, он уже стоял перед открытым холодильником и мысленно честил себя дураком за то, что вот так сбежал от нее, но понимал, что, пробудь он там еще немного, сделал бы что-нибудь, чего делать не следовало. Например, повалил бы ее на пол. Уж очень сексуально она выглядела там наверху, в тесной, промокшей от пота футболке, под которой не было лифчика. Он разглядел каждый изгиб, каждый склон ее грудей, будто на ней вообще ничего не было надето, и очень хотел узнать, выглядят ли другие прелести столь же привлекательно.

Обернувшись и обнаружив, что она стоит в каком-нибудь фуге от него, такая же мокрая, такая же чертовски сексуальная, он понял, что кондиционированный воздух комнаты ничуть не помогает. Он и здесь хотел ее. Только теперь он хотел ее еще больше.

— Есть содовая и пиво, — произнес он, стараясь сосредоточиться на содержимом холодильника, а не на том, как лежат джинсы на ее бедрах. — Тебе что?

— По мне, так нет ничего лучше воды со льдом, — ответила она, снова пытаясь пригладить влажные волосы.

Гриффин кивнул, достал лед из морозильника и пошел к раковине. Удержавшись от желания опорожнить весь контейнер, он достал несколько кубиков, бросил их в стакан и наполнил водой из крана. Сара взяла стакан и принялась жадно пить, а он смотрел, как ходит в такт глоткам ее горло.

— Спасибо, — сказала она, осушив стакан.

— Еще? Она кивнула.

Принимая стакан, он задержал ее руку чуть дольше, чем требовалось. А ведь клялся, что ничего такого не будет делать. Что не позволит себе так поддаваться ее очарованию, так погружаться в мысли о ней, что не позволит ее присутствию так сильно действовать на себя. Чем больше он занимался деятельностью «Джервал Инкорпорейтед», тем больше убеждался, что Уоллес Гринлиф занимается темными делишками. Просто нечестно, не говоря уже о соображениях профессиональной этики, ухаживать за Сарой, собираясь упечь ее брага за решетку.

Но, убирая руку, он понял всю бессмысленность своих попыток держаться от этой женщины подальше. Сам воздух между ними горел. И, судя по глазам, она ощущала горение так же, как он.

Пока Сара медленно потягивала второй стакан, Гриффин убрал лед. Она пыталась угадать его мысли. Сегодня он с самого начала смотрел на нее так, будто посмотреть было на что. Повисла неловкая тишина, но Сара и под страхом смерти не могла бы придумать, чем ее прервать. Все мысли, заполнявшие голову, были очень плотского свойства, и в каждой из них присутствовал Гриффин Шальной. Заговорить сейчас значило бы произнести или сделать что-то такое, о чем потом придется пожалеть.

— Как идут дела? — спросил он, и Сара вздохнула с облегчением, очень надеясь, что этот вздох не был слышен.

— Прекрасно, — ответила она. — Я обнаружила наверху поразительные вещи.

Он кивнул, но ничего не добавил. Как она и подозревала, его мало интересовала нежданно обретенная бесценная коллекция.

— Сколько времени, по-твоему, потребует полная опись?

— Пока еще трудно сказать. На другой стороне есть еще один чердак, а я туда и не заглядывала. Он снова кивнул, явно удовлетворенный.

— Ты занята завтра вечером?

Сара ожидала новых вопросов о работе, и этот поворот застал ее врасплох. В прошлый раз они оставались наедине, когда он обедал у нее дома. Закончилось все довольно неуклюже — они расстались у дверей, в нескольких футах от уставившихся в телевизор Джека и Сэма. В воздухе натянулись почти зримые нити. Сара тогда вспоминала, как они целовались, и знала, что Гриффин думает о том же. И ей хотелось целовать его снова. Следовало благодарить Бога за то, что мальчики рядом, но ей в тот момент хотелось одного: отправить их пораньше в постели.

Вот сейчас сыновей поблизости не было. Сейчас, стоит только захотеть, она может сделать шаг и подарить ему поцелуй, которого он никогда не забудет. Но она только покачала головой и сказала:

— Нет, завтра вечером я свободна. А что? Гриффин пожал плечами, но она бы голову дала на отсечение, что в этом жесте нет ни капли непринужденности.

— Мы сегодня играем в бейсбол. Наш первый округ — мужчины и женщины — против второго. Это матч-реванш. В прошлом году они забрали у нас первое место по городу. — Всецело занятый исследованием застарелого пятна на кухонном столе, он добавил:

— Я подумал, может, вы с мальчиками захотите посмотреть?

Она улыбнулась.

— Джек и Сэм были бы в восторге.

— А их мать? — спросил он, поднимая глаза. — Их мать не против?

У Сары перехватило дыхание, когда она заглянула в его глаза и увидела там желание, которое, как она боялась, было отражением ее собственного влечения. Она ответила, не колеблясь:

— Да, Гриффин, она не против. Может быть, она будет ожидать еще с большим нетерпением, чем мальчики.

Кажется, он почувствовал внезапное облегчение.

— Хорошо. Мне сейчас нужно возвращаться на работу. У нас обед, и я решил заглянуть к тебе. Что, если завтра в пять я заеду за вами? Мы сможем перекусить по дороге.

Взгляд Сары задержался на часах, висящих за его спиной. Между нею и Гриффином с его завтрашними пятью часами осталось только двадцать восемь часов. Пожалуй, столько она сможет прожить в одиночестве. Пожалуй, сможет.

— Значит, в пять. Мы будем готовы. Он оттолкнулся от стола и шагнул было к выходу, но остановился. Повернувшись, поднял руку к ее щеке и улыбнулся, потом наклонился и коснулся губами ее губ.

— До завтра, — тихо сказал он, выходя. Сара поднесла пальцы к губам, будто так можно было сохранить ощущение поцелуя. Но оно ушло так же быстро, как сам Гриффин. Она сказала себе, что надо бы запомнить, сколь мимолетны все наслаждения. Но вместо этого улыбалась до конца дня.

— Эй, бита, бита, бита, бита… промажь, бита. Закрепившись на правом поле, Гриффин потряс головой и улыбнулся. Сара стояла, прикрывая глаза от заходящего солнца сложенными козырьком ладонями, и всеми силами нервировала команду соперников. Всякий раз, как игрок второго округа приближался к базе, чтобы сделать удар битой, она была тут как тут и тараторила ему под руку, как умеют только матери младших скаутов. Джек и Сэм сидели по бокам, не меньше ее увлеченные игрой.

Он догадывался, что она не из тех женщин, которые любят, когда их называют хорошенькими, но… она была хороша. Буйные кудри выбились из-под синей бейсболки, такой же, какие носила его команда, — у Сары она была повернута козырьком назад. Коротенькая белая футболка обнажала соблазнительную полоску загорелого тела, а джинсовые шорты позволяли разглядеть бронзовые ноги.

— Мяч? — вопила она сквозь загородку у трибун. — Мяч? Ты что, ослеп? Так били во времена моей бабушки! И ты называешь это мячом? Ты меня слышишь, судья?

Гриффин хмыкнул. Вот это болельщица! Тяжелый удар битой заставил его оглянуться. Мяч, описывая красивую дугу, приближался к нему. Он легко поймал летящий снаряд, бросил взгляд на третью базу, отметил, что Денни Мэллой готов урвать пробежку, и швырнул мяч в «дом». Когда пыль осела и судья признал пробежку, Гриффин поднял глаза к небу, ожидая неминуемого.

— Пробежка? — завопила Сара. — Ты что, с ума сошел? Сюда, приятель! Я дам тебе четвертак на телефон, закажешь номер с мягкими стенами в доме для помешанных судей — ты же точно сбрендил! Парень был в миле оттуда!

— Эй, Шальной, — окликнул Стоуни со своей позиции. — Похоже, ты нашел живую девчонку.

Гриффин улыбнулся другу, снял кепку и заправил под нее влажные волосы.

— Это точно, — сказал он со вздохом. Обе команды терпеливо ждали, пока Сара и судья производили краткий, но очень энергичный обмен мнениями. Гриффин, небрежно подбоченившись, наблюдал, как судья швырнул в грязь свою кепку и сквозь изгородь тыкал в Сару пальцем, а она кричала ему что-то, прижав лицо к проволочной сетке. Ну и таску она ему устроила! Поддержка болельщиков — первое дело, думал Гриффин.

Но вот перепалка закончилась, судья вернулся к своим обязанностям, Сара плюхнулась на скамейку, и игра возобновилась. Но как только питчер закрутил очередной мяч, один звук перекрыл все

остальные:

— Эй, бита, бита, бита, бита… Гриффин вздохнул и приготовился принимать подачу.

— Ты классно играл, Гриффин, — сказал Джек, трудясь над куском пиццы два часа спустя в пиццерии «Дантов ад». — Та пробежка получилась что надо.

Гриффин с отсутствующим видом потирал грязное пятно на джинсах, тянувшееся по бедру до самого колена. Он уже чувствовал, как там наливается синяк.

— Да, и эта пробежка решила игру, — воодушевленно добавила Сара.

Гриффин улыбнулся мальчикам.

— У меня бы ничего не вышло, если бы не командный дух вашей мамы. Она меня завела.

И не только потому, что оказалась такой болельщицей, добавил он про себя. Всякий раз, как ветер приподнимал ее футболку, открывая изящный стан, по нему пробегал добрый заряд электричества, только знать об этом никому не надо. Сам-то он точно знал, что придало ему сил для последнего броска. Все эти подавленные сексуальные порывы.

Сара запоздало покраснела от смущения.

— Ой, я… я должна была предупредить, что ты имеешь дело со спортивной фанатичкой, — тихо сказала она. — Тренер младших скаутов не раз удалял меня с игр. Он-то как раз думает, что я привношу не совсем тот дух, какой требуется.

— Ну, мама фанатичка еще та, — сказал Джек. — Папа никогда этого не понимал. Зато он никогда и подачи не мог нам показать — только на маму можно было рассчитывать.

«Кем надо быть, чтобы не думать об интересах собственных сыновей? — невольно спросил себя Гриффин. — Особенно таких любящих и привязчивых, как Сарины малыши».

— А у меня нет никаких претензий к вашей маме, — сказал он мальчикам. — Давно уже у нас не было такой поддержки от зрителей, какую дали вы втроем.

И не выигрывали мы уже давно, подумал он про себя. Это была первая победа первого округа за сезон. Гриффину очень хотелось установить тесную связь между двумя фактами. Он улыбнулся Саре.

— Должно быть, ты хороший талисман. Она ответила улыбкой и хотела что-то сказать, но тут к ним приблизилась другая компания.

— Ого, а вот и наш подающий!

Стоуни крепко хлопнул Гриффина по правому плечу, отчего тот поморщился. До этого момента Гриффин не сознавал, что перетрудил руку. Похоже, завтра утром он встанет полной развалиной.

— Славная была пробежка, Гриффин, — откомментировала Элен, когда они с Джоной присоединились к Стоуни.

Прибывшая троица подтащила свободный столик и уселась. Стоуни уверенно обнял Элен за плечи и притянул ее поближе — жест, от которого у Гриффина заинтересованно поднялись брови. По последним данным, Стоуни собирался окончательно развязаться с этой женщиной. А теперь, судя по поведению напарника, их отношения снова стали вполне прочными.

— Спасибо, Элен, — сказал он, надеясь, что в голосе любопытство не прозвучало. Та посмотрела на Сару и добавила:

— Мы тут встретили Леонарда в баре. Он снимал лапшу с ушей. Мы пригласили его, но, услышав, что будешь ты, он отказался и купил еще выпивки.

— Леонард? — переспросила Сара.

— Судья, — пояснил Гриффин.

— Ой! — Стоуни хихикнул.

— По-моему, сильнее всего Леонарда задело предположение о флирте его матушки с кротом месяцев за девять до его рождения.

Сара вспыхнула.

— А почему он засудил Гриффина? Мяч был абсолютно правильный.

— Эй! Я разве тебя упрекаю? — перебил Стоуни. — Вот Леонарду наверняка понадобится несколько дней, чтобы прийти в себя после этой игры.

— Слушай, Сара, — снова заговорила Элен. — Джона спрашивает, не смогут ли Сэм и Джек переночевать сегодня у нас. В смысле если ты позволишь. Я-то, конечно, не против.

— Ага, мама сама предложила, — сообщил Джона. — Я бы и попросить не решился.

Гриффин не смог бы сказать точно, что он заметил раньше: опущенные глаза Элен или ошарашенный взгляд Стоуни. Во всяком случае, ясно, что между его напарником и лучшей подругой Сары что-то происходит, и он отметил про себя, что спросит об этом у Стоуни при первой же возможности.

— Ну да, — упорствовала Элен. — Я просто подумала, что мальчикам, наверное, хочется побыть вместе еще немного.

На этот раз опустил глаза Стоуни, сосредоточившись на каком-то пятне под ногами, и даже поковырял это пятно носком ботинка.

— Знаете, я, пожалуй, пойду, — вдруг сказал он, рывком поднимаясь. — Чуть не забыл, что надо еще попасть в одно место. До встречи, Элен. Пока, Джона. Всем привет.

И с этими словами он поспешил удалиться, быстро пробираясь сквозь толпу, пока не скрылся из виду. Гриффин и Сара обменялись удивленными взглядами, потом перевели глаза на Элен, но та сидела с таким видом, будто в поведении Стоуни не было ничего необычного.

— Ну так что ты скажешь? — спросила она чуть дрожащим и чересчур жизнерадостным голосом. — Джек? Сэм? Хотите переночевать у нас, парни?

— Ага! — в один голос ответили мальчики. Сара минутку изучала подругу, потом достала кошелек, выгребла оттуда доллара на два мелочи и сунула монеты сыновьям.

— Ну-ка, парни, берите Джону и сходите к игровым автоматам. Гриффин, — добавила она вежливо, — ты не составишь им компанию?

Мальчики схватили по куску пиццы и стакану содовой и двинулись в игровую комнату. Гриффин, хоть и был возмущен своим удалением вместе с малышами, выразил неудовольствие только взглядом, встал, взял свое пиво и покорно удалился. Дождавшись, когда они все уйдут, Сара обернулась к подруге.

— Элен? Все в порядке?

Элен встретила ее взгляд с непроницаемым лицом.

— Конечно, — сказала она. — А почему бы нет?

— Только лишь потому, что минуту назад вы со Стоуни вели себя напряженно, а потом он ни с того ни с сего сорвался с места и исчез. Вот я и интересуюсь, все ли в порядке.

Элен тяжело вздохнула и покачала головой.

— Стоуни ведет себя как ребенок, потому что хочет того, чего не может получить.

— Чего же именно?

— Меня.

Сара закрыла глаза, а открыв их, встретила прямой взгляд Элен.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

— Только то, что Стоуни хочет отношений более… интимных… чем хочется сейчас мне.

— У-У-У! — понимающе кивнула Сара. Элен собрала волосы, перекинула их через плечо и поковырялась в покинутой пицце.

— Видишь ли, я подумала, что, пригласив мальчиков на ночь, избавлю себя от пререканий со Стоуни по поводу такого приглашения для него. Чуть раньше он предложил отправить Джону к тебе, а я сказала, что Джона уже попросил позвать Джека и Сэма. Ну да, я соврала. А что еще мне оставалось?

— Может быть, просто сказать Стоуни честно? — предположила Сара. — Скажи ему, что ты чувствуешь.

— Не могу.

— Почему?

— Потому что я не знаю, что чувствую. Сара открыла рот, но тут же закрыла снова. Вставшая перед Элен дилемма вдруг показалась очень знакомой, в ее положении было бы лицемерием давать Элен разумные советы.

— И ты решила, что будет лучше вообще избежать объяснений, — заключила она. Элен кивнула с несчастным видом.

— И теперь он зол на меня как черт.

— Позлится — и перестанет. По-видимому, Элен что-то вспомнила, потому что вдруг обратила к Саре озабоченное лицо:

— Эй, а, забрав малышей, я не ставлю в трудное положение тебя?

— В трудное положение? — переспросила Сара, не вполне понимая, что имеет в виду подруга.

— В смысле — с Гриффином.

— Не понимаю тебя.

Элен откинулась на стуле и изучающе посмотрела на подругу.

— Ну, мне кажется, вы с Гриффином не… гм… Или да?

Сара озадаченно прищурилась.

— Не — что?

Элен раздраженно округлила глаза.

— Ну ты что, не понимаешь? — Она покрутила рукой, ободряя подругу.

Сара помотала головой.

Подруга издала нетерпеливое фырканье и почти выкрикнула:

— Спите вместе!

Теперь потрясение расширились Сарины глаза. Она оглянулась, убеждаясь, что никто не слышал, и громко прошептала:

— Конечно, нет! Элен! Как ты можешь даже спрашивать о таком? Мы с ним едва знакомы. Правда! Элен улыбнулась.

— Вы так переглядываетесь, что можно подумать, понимаете друг друга очень хорошо. Сара воинственно выпятила подбородок.

— И как же мы переглядываемся? Элен улыбнулась.

— Так, будто дождаться не можете, пока доберетесь до дома, сорвете друг с друга одежду и вымажете друг дружку шоколадным сиропом. Вот как.

— На самом деле, — медленно проговорила Сара, — меня занимает не столько шоколадный сироп, сколько… наручники.

Элен рассмеялась:

— Извини.

— Слушай, это же просто фантазия, разве нет? Уйма женщин фантазируют о мотокопах, наручниках и кожаных перчатках. Какую ни возьми.

— Я на эту тему никогда не фантазировала. У меня все больше с едой.

Сара немного успокоилась.

— Ну да, я все прочитала о штучках с наручниками. Нэнси Фрайди пишет, что это абсолютно нормально. И у доктора Руф то же самое.

Элен взяла ломоть пиццы, который едва не раскрошила, пока нервничала, и откусила.

— Так ты не думаешь, что Гриффин может потащить тебя в постель этой ночью? — спросила она, прожевав кусок. — Теперь, когда мальчики не мешают?

— Ну, этого я не говорила. Женщины молча посмотрели друг на друга, потом расхохотались.

— Видишь ли, я умею держать в руках Гриффина Шального, — сказала Сара, отсмеявшись. Элен вздохнула.

— Ты уверена?

— Абсолютно, — кивнула Сара.

— Хорошо. Потому что он вдет сюда — и не выглядит счастливым.

Сара оглянулась и увидела быстро приближающегося Гриффина. Она вовсе не намеревалась избавиться от него, как от ребенка, когда попросила — или, пожалуй, велела — присоединиться к мальчикам. Но по здравом размышлении поняла, что именно так оно и выглядело. Естественно, что он сердился. Только почему-то он не столько сердит, сколько… сосредоточен. Но на чем он был сосредоточен, она могла пока только гадать. Впрочем, можно не сомневаться, что это прояснится в самое ближайшее время.

Слова, которые она так беспечно сказала Элен, теперь преследовали ее. В самом ли деле она сумеет держать в руках Гриффина Шального? Сейчас такой подвиг уже не представлялся возможным. Разве что понимать выражение «держать в руках» в Другом, буквальном смысле. А коли так, не лучше ли сейчас встать, последний раз посмотреть на него — и бежать со всех ног прочь?

Глава 6

Сарин дом всегда становился очень тихим без мальчиков. Иногда такая брешь в хаосе казалась ей чудесной переменой. Но бывало, как сейчас, тишина нервировала. Хотя, призналась она себе, поглядев на пожиравшего ее глазами мужчину, причиной дискомфорта было не столько отсутствие детей, сколько присутствие Гриффина Шального.

Едва ли он произнес больше полудюжины слов с тех пор, как они вышли из пиццерии «Дантов ад» полчаса назад. Элен и Джона пошли с ними, чтобы забрать Джека и Сэма со спальными мешками, но с того самого момента, как шумная компания покинула дом, Сара и Гриффин только сидели и глазели друг на друга. Казалось бы, ей не стоило удивляться недостатку общительности, учитывая, что, оставаясь наедине, они еще ни разу не чувствовали себя непринужденно. Но почему-то возникало ощущение, будто висящие в воздухе невысказанные слова сегодня гораздо важнее тех, что не высказывались раньше.

— Извини, — сказала она наконец, надеясь не только завязать беседу, но и построить мостик через возникшую между ними расщелину. — Я не имела никакого права отсылать тебя с мальчиками. Просто волновалась за Элен и боялась, что она не будет откровенна при тебе. Все-таки вы со Стоуни очень близкие друзья, и… — Она осеклась, сообразив, что не знает, до какой степени может открываться сама.

Гриффин кивнул, но ничего не сказал. Сара старалась продолжать как ни в чем не бывало:

— Я понимаю, что ты чертовски зол на меня, но…

— Я не зол на тебя.

Это было самое длинное высказывание с тех пор, как она отослала его с мальчиками. Она улыбнулась, вдруг почувствовав себя увереннее.

— Тогда почему ты не разговариваешь со мной? Гриффин несколькими легкими шагами пересек комнату, положил руки ей на плечи и сосредоточенно посмотрел в глаза.

— Потому что с тех пор, как Элен пригласила Джека и Сэма, с тех пор, как я понял, что этим вечером ты будешь только моей, я ни о чем не могу думать, кроме как о том, что… — Он отвел глаза, набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Снова встретившись взглядом с Сарой, он твердо закончил:

— ..что мы будем любить друг друга. И если совсем честно, мысли, приходившие в голову, не способствовали разговорчивости.

Такая прямота ошеломила ее. Было бы ложью сказать, что она не думала о том же, но к людям, способным вот так прямо сказать об этом, она не принадлежала. Впрочем, не грех бы догадаться, что Гриффин вполне мог принадлежать.

Она открыла рот, чтобы прокомментировать столь грубую откровенность, но произнесла только:

— Как насчет чашки кофе, а? Он продолжал молча смотреть, Сара вроде бы заметила, как дрогнул уголок рта.

— Или… или стакан вина? — предприняла она новую попытку. — Думаю, это будет кстати, правда?

— Сара, я…

Она быстро отстранилась и поспешила на кухню — ускорив шаги, когда почувствовала, что Гриффин следует вплотную за ней. Открыла шкаф у раковины и принялась скрупулезно перебирать содержимое.

— Сара… — снова начал Гриффин.

— Точно помню, что должна быть славная бутылочка — мне ее еще на Рождество подарили, — перебила она, расшвыривая коробки с рисом и жестянки консервированного супа. — Красное какое-то. Элен подарила, а она знает в винах толк.

— Сара…

— Дело в том, что ее бывший муж держал винный магазин.

— Сара…

— Нужно только вспомнить, куда я… Вдруг рядом с ее тонкой белой рукой, сунутой в шкаф, возникла мускулистая, покрытая волосками рука Гриффина. Сильные пальцы обхватили запястье, но больше он ничего не делал. От разительного контраста этих двух рук у нее внутри что-то дрогнуло. Гриффин стоял сзади, и его тело интимно и откровенно прильнуло к ней.

Голова у нее мгновенно закружилась, она закрыла глаза и глубоко вдохнула только для того, чтобы наполнить легкие его запахом, и это был резкий, мужской, совершенно первобытный запах. Каким-то образом ей удалось продолжить поиски и даже нащупать пресловутое вино. Они вместе вытащили холодную зеленую бутылку и осторожно поставили на кухонный стол.

Сара потянулась было к верхней полке за стаканами, но на этот раз рука Гриффина остановила ее руку. Она молча повернулась, чтобы взглянуть на него, но опустила глаза, поняв, как трудно будет выдержать его взгляд. Он неуверенно наклонил голову и, не дождавшись ответного движения, прикоснулся губами к ее макушке. Лицо ее инстинктивно вскинулось навстречу ласке, и тогда губы на мгновение коснулись ее губ. Потом еще одна нежная и краткая встреча губ. Потом еще. И еще.

Сара положила ладони ему на грудь, говоря себе, что должна оттолкнуть его. Но, ощутив теплую твердую сталь его груди и убыстряющееся биение сердца, пальцы ее, сжали мягкую ткань заношенной футболки, притягивая ее владельца еще ближе. Он обвил рукой ее талию, запустил пальцы в локоны на затылке. Наконец она решилась поднять к нему лицо — и утонула в синей глубине его глаз.

На мгновение ей показалось, что в этих глазах мелькнуло замешательство, что Гриффин медленно покачал головой, и это было похоже на изумление или даже протест. Потом тень в глазах исчезла, и он снова целовал ее, теперь более настойчиво, более уверенно.

Она говорила себе, что безумие позволять ему это, называла себя последней дурой. Гриффин Шальной — не тот мужчина, какой ей нужен, не тот мужчина, который захочет осесть с женой и готовым семейством. Она так избегала после развода мужчин на одну ночь! На самом деле она вообще старалась не связываться с мужчинами. Он ничем не отличается от других, говорила она себе. То, что они, очевидно, собираются сделать этой ночью, не имеет будущего.

Тогда почему она так сильно хочет этого? — спрашивала она себя. Она должна была хотеть, чтобы он перестал целовать ее, должна была позаботиться, чтобы дело не зашло дальше того, что уже случилось. Но если по правде, то надо признать, что, когда кончик его языка тронул ее губы, она хотела только ответить на поцелуй.

И сделала это. Со страстным, неудержимым желанием она открылась его поцелую. Они надолго застыли в объятиях, и ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Она зарывалась пальцами в его волосы, обхватывала ладонью жесткий подбородок, исследовала каждый твердый дюйм его рук, плеч и спины. И Гриффин тем временем изучал свою находку, задерживаясь на каждой нежной выпуклости и гладкой плоскости, которые открывались ему.

Вдруг он ловко изменил позицию так, что теперь у стола был он, потом властно заключил ее в чашу своих бедер. Сара тихо простонала, сдаваясь, и сильнее впилась поцелуем.

У Гриффина кружилась голова. Не понимая, как это произошло, он дошел до грани, за которой — полная потеря контроля. Он знал, что совершает безумство, знал, что нельзя обнимать Сару Гринлиф, занимаясь расследованием проделок ее брата. Но он всегда шел навстречу опасности, а Сара Гринлиф с первой же встречи заполнила его голову мыслями самого опасного свойства. Он желал ее. Неистово. И теперь, обнимая вот так, он знал, как неистово желает его она. Так что же плохого в том, что двое, желающие одного и того же, дают друг другу желанное? Они оба взрослые, оба свободны — что плохого, если они подарят Друг другу желанное наслаждение?

Ее руки судорожно вцепились в пояс его джинсов, отчаянно пытаясь удержаться от дальнейшего исследования его тела. Зная, что пожалеет о том, что собирается сделать, Гриффин накрыл ее руку своей, разжал пальцы и положил покорную ладонь на твердый столбик, поднявшийся под застежкой джинсов.

И тут же ее пальцы овладели находкой, и он застонал от сладостной дрожи, пронзившей тело. Все мысли о деле Уоллеса Гриилифа улетели прочь вместе с последними сомнениями в том, будет ли он заниматься любовью с Сарой. Ищущие пальцы убедили его, что ничто на свете не помешает сделать то, на что он решился с самого начала, — овладеть Сарой Гринлиф.

— Где твоя спальня? — спросил он, не понимая, откуда взялась у него способность к членораздельной речи.

Кажется, вопрос заставил ее вынырнуть из окутавшего обоих марева, но она прямо встретила его взгляд.

— Через столовую, в конце холла, — ответила она, не колеблясь.

Гриффин кивнул, взял ее за руку и повел. Спальня оказалась мягко освещенной и заполненной старинными, в женском вкусе, вещами: викторианская мебель с узорной резьбой, цветы на обивке, цветы в антикварных горшках, цветы на старомодных гравюрах и скромно задвинутая в угол маленькая кровать с тонким бельем.

Он вдруг осознал, что, если весь дом был семейным обиталищем, обставленным и оборудованным дня нужд и удобства двух мальчуганов, Сарина комната была, очевидно, сокровенной ее обителью. Почему-то мысль о том, что он допущен в святая святых, смутила Гриффина, его коснулась легкая тень неуверенности.

Но прежде чем он серьезнее задумался о своих намерениях, Сара прижалась и поцеловала его, закинула руки за шею и запустила пальцы в волосы. И вся его неуверенность тут же исчезла. Он уронил руки ей на талию, нырнул под футболку и впервые прикоснулся к ее теплой, мягкой коже. Прошелся по ребрам, будто исполняя симфонию, чуть помедлил, держа ее грудь в дуге большого и указательного пальцев. Одним нежным движением захватил грудь всей ладонью, улыбнувшись легкому вздоху Сары.

— О Гриффин, — прерывисто прошептала она. Пальцы ее крепче вцепились в его волосы, наклоняя голову, но вместо того, чтобы поцеловать, она только прижалась лбом к его лбу и глубоко вздохнула.

— Как долго я этого ждала, — сказала она тихо.

— Правда? — только и сказал он, понимая, что услышал невольную исповедь. Она отвернулась и кивнула.

— Не с тех пор, как… То есть я встречалась с мужчинами после Майкла, но ни с кем не… Понимаешь?

— Ты ни с кем не была после мужа. Она покачала головой, продолжая смотреть в сторону.

— Ни с кем. И до Майкла тоже. За всю свою жизнь я знала только одного мужчину. Забавно, правда? — добавила она с нервным смешком, в котором не было ни следа веселья. — Я… ну… не совсем та женщина, с какими ты привык встречаться.

Гриффин обхватил пальцем ее подбородок и повернул лицом к себе, но глаза ее продолжали смотреть в пол.

— Эй, — сказал он наконец.

Медленно поднялись длинные светлые ресницы, и он заглянул в бездонную глубину карих глаз. Впервые он заметил в них несколько золотых искорок, расходившихся от зрачков как солнечные лучики.

— Мне хотелось бы думать, что и я не из тех мужчин, с которыми ты привыкла встречаться. По крайней мере надеюсь на это. Я не жду — и не хочу, — чтобы ты была кем-то кроме себя самой. Если бы я хотел другую женщину, то был бы сейчас с кем-то другим. Я хочу тебя, Сара. И очень надеюсь на взаимность.

Прежде чем ответить, Сара долго изучала его лицо. «Хотеть» — чересчур умеренное слово по сравнению с тем, что она чувствовала к Гриффину. Но пока не найдется такого, которое сможет выразить нечто невообразимое, творившееся у нее внутри, послужит и «хотеть».

— Я не понимаю того, что чувствую к тебе и почему, — сказала она наконец, снова потянувшись к нему, — но знаю, что никогда и ни к кому не тянуло меня так, как тянет к тебе.

Она смотрела, как изгибаются его губы в долгой облегченной улыбке.

— Так возьми меня, Сара. Я твой этой ночью. Она тяжело сглотнула, услышав этот призыв, и подивилась безумной самонадеянности, с какой она уверяла Элен, что удержит ситуацию в руках. «Этой ночью» — вот какой срок отпустил он ей. Два коротких слова неумолкающим эхом повторялись в голове. Она старалась не сосредоточиваться на конечности времени, определенного этими словами. Не думай о будущем, говорила она себе, находя пряжку его ремня. Раз в жизни возьми то, что нужно тебе, и насладись мгновением.

Неотступно глядя ему в глаза, она мягким рывком расстегнула пряжку, по одной расстегнула пуговицы на джинсах. Едва сдержав стон, когда обнаружилось, что на нем нет нижнего белья, она неловкими движениями стала вытаскивать футболку из-под пояса. Когда ее пальцы справились с этой задачей, Гриффин сунул руку за спину, сгреб футболку в пригоршню и одним движением сорвал ее через голову. От этого его волосы растрепались, и все же Сара никогда еще не видела более великолепного мужчины.

Каждый твердый мускул был отчетливо виден под обильной порослью темных волос, покрывавшей торс и уходящей в расстегнутые джинсы. Будто притянутая магнитом, ее рука отправилась исследовать каждый дюйм его тела и была вознаграждена дивным контрастом мягкой кожи и твердых мышц, лежащих под ней, упругостью волосков, немедленно поднимавшихся из-под пальцев. Пальцы задержались на розовой коже у плеча, быстрый укол страха пронзил ее при мысли о том, сколь малой случайности хватило бы, чтобы она никогда не встретила этого человека. Она легко коснулась шрама губами, и руки и взгляд ее заскользили вниз.

Пока она занималась знакомством с его телом, в Гриффине росло нетерпение. Он расстегнул на ней шорты, стянул через голову футболку. Не успев понять, что происходит, Сара прильнула к нему пылающим полуобнаженным телом, и это прикосновение было более чувственным, чем могло себе позволить ее воображение.

— Знаешь, твоя кровать выглядит ужасно маленькой, — сказал вдруг Гриффин. Для нее было открытием, что он может замечать что-то еще, кроме охватившего обоих возбуждения.

Прежде чем она успела ответить, он протолкнул руки под пояс ее шортов и под трусики, обхватил теплыми ладонями нежные выпуклости. Она только тихо охнула. Гриффин двинулся к кровати, и Саре ничего не оставалось, как идти за ним, пошатываясь так, что на поддерживающих ее мужских руках вздулись бицепсы. Двигаясь, он продолжал поглаживать мягкие контуры, но все ее внимание было сосредоточено на упругом столбике, уткнувшемся ей в живот.

— Точно, совсем маленькая кроватка, — продолжал Гриффин, остановившись около упомянутого предмета меблировки. — Думаю, нам придется тесно прижиматься друг к другу. — Он поцеловал ее, толкнул на кровать и, падая вместе с ней, сдернул с нее шорты и трусики. Всегда догадливая, Сара принялась энергично стаскивать с него джинсы, так что скоро и они кучей лежали на полу, после чего ей немалых усилий стоило снять в этой тесноте покрывало с кровати. Вместе с последней одеждой они утратили и последние сомнения и прижались друг к другу в порыве страсти.

Каждое прикосновение Гриффина разжигало ее, а он, кажется, был сразу везде. Губы терзали ее губы, а пальцы играли с грудью и исследовали такие места, о чувствительности которых она и не догадывалась. Щекочущие прикосновения усов подарили ей совершенно новое чувственное переживание, заставляя то и дело выдыхать короткий томный смешок. Но по мере того, как его ласки становились все более настойчивыми и экстравагантными, смех стал утихать.

Когда он перевернул ее на спину и навис сверху, Сара вдруг запаниковала. Она смутно вспомнила, что у акта любви часто случаются последствия — два таких последствия сегодня ночевали у ее подруги. Она лихорадочно пыталась посчитать дни своего последнего периода, но скоро поняла, что в теперешнем состоянии вряд ли вспомнит собственное имя, не то что периоды репродуктивной системы организма.

Она заколебалась, когда Гриффин стал целовать ей шею и просунул пальцы между бедер, побуждая раздвинуть ноги. Какая разница, подумала она. Но за этой мыслью пришла другая, о младенце с черными волосами и голубыми глазами, точно такими же, как у его отца — отца, которого не окажется на фотографиях в семейном альбоме.

— Подожди! — выкрикнула она. Гриффин поднял голову, лежавшую в ложбинке на ее груди, и посмотрел сузившимися глазами.

— Подождать? — повторил он. — Могу ли я спросить — чего?

Сара улыбнулась вопросу, любя его и за это тоже. Если она сейчас потребует остановиться, он повинуется. Ему это не очень понравится, но он сделает, как она скажет. Она коснулась пальцем его губ, осознавая, что права даже более, чем предполагала. Как она любит его за это! И вообще она любит его по множеству причин. Когда это случилось и как — непонятно. Но так или иначе, она по уши влюбилась в Гриффина Шального.

Она убрала палец и приподнялась для быстрого поцелуя.

— Я… ну… я просто вспомнила, что у меня есть немалый шанс забеременеть.

Его глаза округлились от удивления, будто и он забыл, откуда берутся дети.

— Ах да. Полагаю, у тебя нет, гм… ничего.

— Где-то была диафрагма. Но к ней нужны… ну, скажем, аксессуары, которых у меня сейчас точно нет, а без них проку мало.

Гриффин кивнул.

— Ладно, не пойми неправильно, но… я из тех типов, что носят всегда с собой кое-что для предохранения. В бумажнике. Сара рассмеялась.

— Как я могу понять неправильно? Ты забыл, что говоришь с женщиной, которая возит презерватив в отделении для перчаток.

— Ага, сама этого не помня.

— Гриффин?

— Да?

— Заткнись и пошевеливайся. Или ты хочешь, чтобы я сама порылась в твоих штанах? Он ухмыльнулся, поднимаясь.

— Сдается мне, ты этим уже занималась, и смотри, что вышло.

— Давай же, скорее, и скорей возвращайся ко мне.

Он был так скор, что Саре показалось, будто уже со следующим ударом сердца она погрузила пальцы в его волосы, а губы Гриффина устроили бешеный сумбур в ее чувствах. А потом он вдруг оказался в ней и входил глубже и глубже, пока не заполнил все ее сокровенные глубины. Она закричала в восторге от пробудившихся в нем сил. Он на мгновение оторвался от нее, чтобы тут же войти снова. Ее ноги будто сами собой обвились вокруг его талии, и мужчина и женщина в едином ритме отдались древнему, как природа, танцу.

Они вместе взбирались все выше, умножая ощущения. В то самое мгновение, когда Саре показалось, что она не сможет больше выносить сжигавшего ее сладостного огня, Гриффин повел ее еще дальше, забираясь туда, где они едва не перешагнули через край бездны. И тут она почувствовала, как внутри снова нарастает напряжение, и едва не сошла с ума от желания. Одним финальным взрывом энергии они взвились, сжимая друг друга в объятиях, будто боялись потеряться навсегда. Потом несколько долгих секунд лежали без движения, тесно прижавшись, и сердца их бились в такт, и дыхания слились в одно.

— Ммм… — пробормотала Сара, с трудом возвращая себе дар речи. — Это было дивно.

Гриффин молча кивнул. Он зарылся во влажную ароматную ложбину между плечом и шеей и оставил поцелуй на соленой коже. Что-то изменилось в нем за мгновения любви с Сарой, и он еще не мог сказать, что именно. Он и не хотел думать об этом, не хотел глубоко вникать. Напротив, постарался сделать то, что всегда делал после любви с женщиной. Постарался снова замкнуться в своей скорлупе.

Но не преуспел. Почему-то сейчас это у него не получилось. Сара Гринлиф была теперь в нем, проникнув в какой-то глубокий уголок, о существовании которого он до сих пор не подозревал. Он приподнялся, посмотрел на нее и покачал головой, увидев выражение ее лица и глаз. Чем бы ни было то, что сейчас между ними произошло, это сказалось не только на нем. Он поднял руку, чтобы убрать влажные локоны с ее лба, и прижался губами к виску.

— Гриффин?

— Шшш.

Подумаю об этом утром, решил он, натягивая покрывало и уютно устраиваясь возле Сары. Без слов он повернул ее спиной к своей груди, обнял сильной рукой за талию и крепко прижал.

Завтра, подумал он снова. Утро вечера мудренее.

Сара просыпалась медленно и сначала не поняла, где находится. Лучи утреннего солнца, просачиваясь сквозь окна спальни, согревали голую спину, и она удивилась, что спит без пижамы. Ее старинная кровать — больше односпальной, но меньше двуспальной — имела какой-то необычный вид, какой-то более… интимный, чем обычно. Она вытянула руку и собрала простыню в кулак, мурлыча от приятных ощущений, бродивших по телу.

Что за волшебный сон ей снился. Всю ночь в мозгу бродили чудные образы — сцены, в которых ее тело сплеталось с телом Гриффина Шального в самых интригующих эротических позах. Она глубоко вздохнула, удивляясь тому, что даже его запах, казалось, пропитал подушку, а в простынях ощущалось тепло его тела. Удивительно, блаженно подумала она, насколько реальными выглядят иногда сны.

Услышав шум душа, Сара широко раскрыла глаза. Она вдруг вспомнила, что это был не сон. Все эти эротические видения были не игрой воображения, а воспоминаниями о прошедшей ночи. Она застонала и перевернулась на спину, закрыв руками глаза. Она лежала обнаженная меж скомканных простыней на постели, походившей на поле битвы, а Гриффин Шальной принимал душ в ванной комнате, после того как сделал с ней все, что хотел, доставив такие изысканные наслаждения, о которых она и не догадывалась в самых смелых мечтах.

Что я сделала? — изумленно спрашивала себя Сара. Как это случилось? Ответы на эти вопросы, оказывается, были у нее готовы. Она наконец-то дала себе волю с мужчиной, в которого безумно влюбилась, и случилось это потому, что она так хотела.

— Вот такие дела, — пробормотала она, ни к кому не обращаясь.

Она убрала руки с лица и уставилась в потолок. Следовало бы ощущать чувство вины, нужно бы выбранить себя за такие безумства. К сожалению, все попытки раскаяться ни к чему не привели, Сара только разулыбалась. Она уже не ясноглазая девочка, потерявшая невинность и наутро терзающая себя вопросом: «Что же будет дальше?» Она давно уже взрослая, умудренная опытом женщина, сумевшая вырастить двоих малышей и сама ведущая свой бизнес, женщина, трезво глядящая в будущее и умеющая отвечать за свои поступки.

Интересно, что Гриффин захочет на завтрак?

Она вспомнила, что сегодня воскресенье и магазин закрыт. Как удачно. По воскресеньям-то Гриффин не работает. Они смогут провести весь день вместе. Может быть, заедут к Элен, возьмут мальчиков и отправятся в парк на пикник. Или пойдут вчетвером в кино. А потом Гриффин может остаться на обед. Хорошо бы, конечно, если бы он остался еще на ночь, но при мальчиках это невозможно. Впрочем, у них еще будет возможность уединиться.

Впервые за долгое время Сара по-настоящему интересовалась предстоящим днем. Она быстро скатилась с кровати, выхватила из шкафа шорты-хаки и просторную футболку и пошла в ванную при холле, чтобы умыть лицо и одеться. Она как раз включила кофеварку и собиралась проверить содержимое холодильника, когда задняя дверь дома содрогнулась от нетерпеливого стука.

Кто может явиться без предупреждения в восемь часов утра, да еще в воскресенье? — подумала она. И догадалась прежде, чем открыла дверь.

— Уолли, — приветствовала она человека на крыльце. Брат был одет в костюм для гольфа — лимонно-зеленые слаксы, канареечно-желтая рубашка-поло и водительская фуражка в красно-фиолетовую клетку, нахлобученная на голову. Она прищурилась от такой цветовой комбинации и прикрыла глаза рукой. — Рановато немножко, тебе не кажется?

Он игнорировал комментарий, чмокнул ее в щеку и протиснулся в дом.

— Отлично, у тебя кофе на подходе. Я выпил только две чашки утром и еле глазами ворочаю.

Вместо того чтобы закрыть за ним дверь, Сара оставила ее открытой, подчеркнуто остановилась на пороге, уперев руки в бока и выжидающе взирая на брата.

— Что такое? — спросил он. Она покачала головой, не в силах смириться с его бесцеремонностью.

— Тебе никогда не приходило на ум, что было бы очень мило позвонить, прежде чем вваливаться ко мне? А еще лучше не являться без приглашения?

Он скорчил гримасу и заговорил таким пренебрежительным тоном, что она стиснула зубы.

— Сара, это я — Уолли. Я твой брат, помнишь? Кажется, мы можем обойтись без церемоний. Сухо улыбнувшись, она ответила:

— Это не церемония, Уолли, а обычная вежливость.

Он замахал рукой, будто услышал очень удачную шутку.

— Честно говоря, я удивлен, что ты на ногах в такую рань. Думал, застану тебя еще в постели.

Сара сдалась, закрыла дверь и пошла к шкафу за двумя кружками. Очень скоро Уолли поймет, почему я встала так рано, с улыбкой подумала она. Вторая чашка предназначалась не для него.

— Тогда почему же ты заехал? — спросила она. — Вряд ли только для того, чтобы поднять меня с постели.

— Я вчера получил письмо от мамы, а она рассчитала, что сэкономит на почтовых расходах, засунув в тот же конверт письмо и для тебя. — Он достал конверт из заднего кармана.

— Женщина, собирающаяся вложить изрядные деньги в кафетерий с голыми официантками, вдруг экономит двадцать девять центов на конверте, — пробормотала Сара, беря у него послание.

— Ты знаешь маму.

— Да уж.

Она собиралась отпустить еще замечание, но была прервана появлением в дверях, связывающих кухню со столовой, полуголого Гриффина. На нем со вчерашнего дня были только джинсы. Волосы, еще влажные после душа, были, однако, причесаны. Крошечные капельки воды бриллиантиками сверкали в волосах на груди и, дразня, исчезали под поясом джинсов. На руках и груди бугрились мускулы, и она не смогла удержать вздоха, родившегося где-то в потаенных глубинах ее существа. Боже правый, неужели она действительно прошлой ночью занималась любовью с таким мужчиной?

— Сара, я…

При виде Уолли он замолчал. Сара затаила дыхание, пока мужчины оценивающе смотрели друг на друга. Будто провоцируя Уолли сказать что-нибудь, Гриффин поднял руки и уперся в дверной косяк в позе, которую трудно было не назвать угрожающей. Уолли в ответ только выпрямился на стуле, где успел уже усесться скрестив ноги. Долго никто не говорил. Гриффин поедал глазами Уолли. Уолли поедал глазами Гриффина. Сара глазела на обоих.

— Да, Гриффин, — сказала она наконец, прерывая грозившую затянуться навечно тишину, — это мой брат, Уолли. Уолли Гринлиф.

Гриффин мгновенно изменил позу. Не понимая причины, она, однако, не сомневалась, что он почувствовал себя скверно, узнав, кем был непрошеный гость. Более чем скверно, уточнила она, заметив, как он сверкает глазами на братца. Почти враждебно. Как странно.

Хотя чему удивляться? Какому мужчине понравится знакомиться с семьей женщины сразу же после первой ночи любви? Но она-то ведь не опороченная девственница. В конце концов, она была замужем и родила двоих детей. Ни для кого не секрет, что ей известно кое-что о половом акте. И мораль конца двадцатого века не требует, чтобы брат сражался за честь сестры. Современные сестры вполне способны сами постоять за себя. Как правило.

— Уолли, — поспешила продолжить она, — это Гриффин Шальной. Мой… э-э-э…

— Мой кто? — спросила она себя. Кто он ей по общей схеме? Назвать его своим парнем глупо — он давно уже не парень. «Любовник» слишком самонадеянно — хоть она и знала, что стремительно влюбляется в Гриффина, но еще не была уверена в его чувствах. «Знакомый» — чересчур уклончиво. «Милый» — слишком старомодно. Но надо же что-то сказать, прежде чем Уолли примется делать собственные выводы и решит, что она подобрала Гриффина вчера вечером в каком-нибудь баре.

— Мой… э-э-э… — попыталась она снова.

— Я друг Сары, — сказал за нее Гриффин, входя в кухню и протягивая руку Уолли. Сара не могла не заметить в этом жесте толики враждебности, но не обратила внимания, слишком издерганная попытками классифицировать Гриффина для себя самой. Он назвался ее другом. Он действительно так считает? А среди друзей в порядке вещей заниматься тем, что они делали прошлой ночью? Сара никогда не делала этого с прежними друзьями. Ей и в голову не приходило, что с друзьями можно делать такое. Но, может быть, Гриффин считает, что это нормально? Может быть, в том, что произошло прошлой ночью, для него нет ничего нового? Может быть, все женщины, с которыми он дружит, проводят ночи в его постели? Или он — в их? Или…

Она судорожно вздохнула, стараясь отбросить ненужные мысли. Это мужчины не выносят фразы «Давай будем просто друзьями», напомнила она себе. Женщины выше этого, не правда ли? В данный момент она в этом не была вполне уверена.

Уолли встал для рукопожатия, но продемонстрировал при этом не больше дружелюбия, чем Гриффин. Сара не понимала, что происходит. Какие-то мужские дела, диктуемые законами животного царства, решила она. Брат смотрит за сестрой, пока хищник облизывается, или что-то в этом роде.

— Так что, Уолли, ты останешься на завтрак? — спросила она сладким голосом, заранее зная ответ.

— Э-э-э, нет. Нет, спасибо. Я завтракаю с Джерри в клубе. — Он взглянул на часы. — На самом деле я уже опаздываю.

— Если такая спешка из-за меня, то не стоит, — сказал Гриффин. Но в его улыбке ясно читалось пожелание Уолли сгинуть побыстрее, желательно с моста и на большой скорости.

— Спасибо, но мне действительно пора. Сара, — добавил он, целуя сестру на прощание и устремляясь к двери, — я скоро загляну.

— Не сомневаюсь, — ответила она, когда дверь за ним с грохотом захлопнулась.

К Гриффину она обернулась уже с улыбкой, но улыбка тут же угасла. Выражение его лица ни в коем случае нельзя было назвать счастливым. Похоже было, что ему хочется кого-то или что-то стукнуть. И очень сильно.

— Кофе? — спросила она, сорвавшись на писк. Он лаконично кивнул.

— Пожалуйста.

Гриффин внимательно наблюдал за Сариными движениями, гадая, чувствует ли она, что он весь трясется от злости. Он злился не на нее. Черт, если по правде, то даже и не на братца. Злился он на себя самого. Как он смел забыть, что женщина, с которой провел ночь, занимаясь любовью, является сестрой подследственного, которому в ближайшем будущем светит немалый срок за решеткой?

Она молча повернулась и подала кофе, не забыв, что он пьет черный. Он прихлебывал медленно, стараясь оттянуть как можно дальше необходимость разговора и дивясь, что мог так напортачить.

Проснувшись утром, он был поражен тем, как естественно выглядит ее поза. Она свернулась калачиком, положив голову в ямку у его шеи, одну ладонь, сложенную в свободный кулачок, оставила у него на груди, а другой обхватила бедро. Его руки обвивали Сарину талию, и та рука, на которой она лежала, занемела. Но его это совершенно не обременяло. Она была теплая, мягкая и ароматная, и запах любви еще не ушел от них, и Гриффину хотелось только одного: разбудить ее и начать все сначала.

Можно было бы просыпаться так каждое утро, подумал он. Воспоминания о том, как они ночью то и дело поворачивались друг к другу, заставили его задохнуться. Они так подходили друг другу, будто были половинками одного тела, когда-то разделенного надвое. Он хотел соединить половинки. Но, если честно, у него не было уверенности, что ему удастся это прямо сейчас.

И он только бережно поцеловал ее в лоб и как можно тише выбрался из постели, чтобы принять душ. Хорошо бы она проспала все утро, чтобы можно было время от времени подходить и смотреть на нее. Но, выйдя из ванной, он уже не застал ее в постели. И вот она стоит перед ним: тихая, взъерошенная, смущенная, и злость, поднявшаяся в нем из-за появления Уоллеса Гринлифа, рассеивается.

Но полностью не рассеялась.

— Что ты хочешь на завтрак? — спросила она. Гриффин напрягся. Не столько сам вопрос, сколько тон встревожил его.

Судя по вопросу, Сара не сомневалась, что он останется на завтрак, и он не знал, как это истолковать. Но тон, такой обыденный, будто все на свете уже давно решено, тогда как у него внутри полнейшее смятение… Вот это и заставило его взвиться. Часть его — большая часть — хотела остаться и провести весь день с Сарой и мальчиками, занимаясь всем, чем занимается по воскресеньям обычная семья. И он прекрасно понимал, что именно этого ожидает Сара. Но другая его часть знала, какой большой ошибкой было бы позволить отношениям зайти дальше того, что уже есть. По крайней мере до тех пор, пока он связан делом ее брата. Это было бы неэтично, это было бы аморально, это, черт возьми, нехорошо. А потом он заметил, как Сара смотрит на него, заметил, как лежит футболка на выпуклостях ее грудей, вспомнил дикий вскрик, который она издала, прежде чем полностью отдаться страсти, и уверенность его пошатнулась.

— Кофе, — заставил он себя произнести, пока мысли окончательно не вышли из-под контроля. — Только кофе. Я не могу остаться.

От этого заявления она изменилась в лице.

— Ты уходишь?

Он приказал голове кивнуть утвердительно, хотя больше всего на свете хотел дать противоположный ответ.

— Есть одно дело, над которым надо поработать сегодня.

— Что за дело?

Она спросила, подумал Гриффин. Он снова воспользовался кофе, чтобы оттянуть время.

— По правде говоря, я не имею права об этом рассказывать. Парень, которым мы занимаемся, не знает о расследовании.

«Пока, — добавил он про себя. — Но со дня на день…»

— О!

Этот односложный ответ едва не отменил все Гриффиновы решения. Короткий тихий звук прозвучал для него выстрелом базуки над ухом. Недоумение, неуверенность, сожаление и немало страха было вложено в одно тихо произнесенное междометие.

— Сара… — начал он, пытаясь придумать, как объяснить ей.

— Да нет, все в порядке, — успокоила она его. — Я понимаю. Я сразу должна была понять. Ты, наверное, очень занятой человек.

Он набрал в легкие побольше воздуха, но выпустил его безо всякой пользы. Хотелось найти слова, которые могли бы успокоить ее, объяснить, но нельзя было ничего объяснить, не раскрывая природы его дела.

— Мне очень жаль, — только и сказал он. Она скорбно подняла брови.

— Да, мне тоже.

— Послушай, Сара, я… Но она прервала его:

— Да нет, правда все в порядке.

Она подняла плечо жестом, который должен был обозначать небрежное пожатие, но ни капельки на таковое не походил. Любой дурак понял бы, как ей больно. И Гриффин, зная, что самый большой дурак на свете — это он, не понять, что она думает, не мог. Она думала, что ее бросают. Думала, что он как раз из тех, которые, переспав с женщиной, бросают ее на следующее же утро. А потом он подумал, что в некотором смысле она права. Потому что при его обстоятельствах происшедшее прошлой ночью может не повториться.

А Сара делает вид, что все в порядке. Ничего не в порядке. Он сумел-таки все испоганить. Но он же все и исправит — ради нее, пообещал себе Гриффин. А потом до него дошла ирония этого обещания. Когда он собирается все исправить? Все время, пока занимался делом брата, он лгал ей. Хорошая основа для отношений. Так, может быть, он все исправит, когда расследование будет закончено и брат окажется за решеткой? Вне всяких сомнений, тогда Сара счастлива будет броситься к нему в объятия.

— Послушай, мне правда надо идти, — выпалил он. — Спасибо за кофе.

Сара молча кивнула, избегая взгляда. Больше, чем когда бы то ни было, Гриффину хотелось найти слова, способные все вернуть. Прежде чем он уйдет, почти полюбив ее.

— Я тебе позвоню, — сказал он.

— Конечно, позвонишь.

Она мужественно стояла, сложив ладони на животе, и весь ее вид говорил о том, что она пытается держать себя в руках. И по-прежнему избегала взгляда.

Он поставил чашку на стол, шагнул и обхватил пальцами ее затылок. Не дождавшись ответного движения, нежно погладил большим пальцем шею, провел по линии подбородка. Сара чуть шевельнулась, перенеся вес тела с одной ноги на другую. Кончиками пальцев он почувствовал, как ускоряется ее пульс, и ему стало немного лучше. Он нагнулся, на мгновение прижался губами к виску и тут же отпрянул.

— Я позвоню, — повторил он. Сара снова кивнула, поднимая голову, чтобы наконец взглянуть ему в глаза.

— Ты уж позвони.

Гриффину удалось изобразить что-то вроде улыбки, прежде чем отпустить ее. Он еще раз позволил себе насладиться, погрузив пальцы в шелковистые волосы, и вернулся в спальню собрать вещи. Он все еще не знал, как будет выходить из этого положения, все еще не знал, что ему делать с Уоллесом и Сарой Гринлиф. Но одно он знал точно: никому из них он не позволит уйти.

Глава 7

— «Спасибо за кофе», — сердито передразнила Сара, глядя, как тихо закрывается дверь за Гриффином. — Золотые слова! — выкрикнула она вдогонку, зная, что он уже не услышит. — Гад ползучий!

Позвонит, как же. Она это уже слышала. Может быть, она не часто встречалась с мужчинами после развода — да и до замужества тоже, если подумать, — но каждая женщина, находящаяся в здравом рассудке, понимает, что значат слова «Я позвоню». Это отговорка. Решительная и откровенная.

Как он мог это сделать, после ночи, которая у них была? Эй, ты ведь всегда была реалисткой — почему же этим утром должно было свершиться чудо? Ты что, ожидала, проснувшись утром, услышать, как он бормочет о вечной любви и клянется, что не может жить без тебя? Но позавтракать-то он мог. Она взглянула на чашку, в которой еще дымился недопитый кофе. Завтрак… Она горестно покачала головой. Даже кофе не допил.

Она подпрыгнула от телефонного звонка за спиной, и на мгновение в душе промелькнула искорка надежды. Потом трезво рассудила, что, если только у Гриффина на мотоцикле нет сотового телефона, вряд ли это может быть он.

— Это Элен, — сказала трубка в ответ на Сарино «алло». — Ты уже встала? Она вздохнула.

— Встала.

— Что-то не так? Мне не нравится твой голос. Сара прикинула, сколько можно рассказать Элен, и решила, что сейчас не в состоянии обсуждать что-либо, связанное с Гриффином Шальным.

— Да нет, просто еще не проснулась.

— У тебя есть… есть на сегодня планы? — спросила Элен, очевидно надеясь выудить какую-нибудь информацию.

Если бы, подумала Сара.

— Нет, никаких планов.

— Извини.

— Ничего страшного, — соврала она. — Просто Гриффин сказал, что ему надо поработать над каким-то делом. Есть вести от Стоуни?

— Нет, но сейчас еще слишком рано, чтобы он мог встать и вспомнить номер телефона. Не говоря уже о том, что вчерашнее расставание наверняка отбило у него на ближайшее время охоту обозначаться.

— Может быть, он тоже работает?

— Нет, — быстро ответила Элен. — Он вчера говорил что-то о том, чтобы взять меня с Джоной и пойти в Музей естественной истории. Впрочем, мы не успели решить.

— Но он же напарник Гриффина, разве нет? — спросила Сара.

— Да.

— Значит, если Гриффин работает над делом, то и Стоуни нужно быть с ним.

Пауза перед ответом Элен сказала Саре больше, чем она хотела бы знать.

— Ну, вовсе не обязательно, — сказала подруга голосом, которым всегда пользуются женщины, когда хотят позолотить пилюлю. — Так что же произошло между вами прошлой ночью?

— То, чему происходить не следовало, — неохотно ответила Сара.

— Ой.

Боясь, что подруга раскудахчется, Сара торопливо продолжала:

— Может быть, сходим в кино с мальчиками? Элен ответила не сразу, и Сара затаила дыхание, боясь, что она вернется к обсуждению прошлой ночи. И, похоже, Элен поняла, потому что сказала только:

— Они хотели посмотреть фильм «Огненный шквал». Я читала отзыв в утренней газете. Там полно технических трюков, масса взрывов, крови, разорванных тел, самый мерзкий язык, какой только звучал с экрана, и люди с жуткими шнобелями.

— По-моему, в «Ханлоне» показывают сдвоенные диснеевские мультики, — вспомнила Сара. — «Старый крикун» и «Дэви Крокет».

— Мальчишки будут плеваться.

— Ну и пусть.

— Я заеду за тобой в двенадцать. Сможем сначала поесть.

Сара повесила трубку, чувствуя себя несколько лучше, чем сразу после ухода Гриффина. Они с Элен не переносят свои проблемы со взрослыми мужчинами на сыновей. И разве не приятно знать, что есть еще на свете существа мужского пола, которые их слушаются. По крайней мере пока не вырастут, уточнила она, идя в душ.

В шесть часов вечера два понедельника спустя Гриффин сидел в своей гостиной, потягивая пиво и думая о Саре. Или, если говорить точнее, о том, как занимался любовью с Сарой. Или, еще точнее, — как пахла и какого вкуса была Сарина кожа, когда он касался ее языком.

Зарычав, он вскочил, опрокинув журнальный столик и стукнувшись коленом. Рука инстинктивно дернулась к ушибленному месту, бутылка полетела, выливая на паркет янтарную жидкость, и разбилась. Он цветисто выругался, поковылял на кухню за шваброй и снова стал думать о Саре.

С их встречи прошло больше двух недель, а он так и не позвонил. Но не потому, что забыл. Дня не было, чтобы он не потянулся к телефону с намерением набрать номер, который свяжет их. А еще больше хотелось заехать в дом судьи, когда она там. То есть в мой дом, неловко поправился Гриффин, все еще не привыкший быть владельцем особняка Мерсеров. Он вспомнил, как она выглядела тогда на чердаке, как прилипла к телу мокрая футболка, как спутались на лбу влажные локоны.

Но неизбежно вслед за этими мыслями приходило воспоминание о том, как выглядела Сара в ту ночь, когда они занимались любовью, чего ему не следовало допускать. Пока.

Расследование противозаконной деятельности Уоллеса Гринлифа шло полным ходом. Еще несколько дней, и они со Стоуни могут потребовать санкции на обыск, а как только это случится, Уолли и его подельник Джерри станут историей. Машина для одурачивания публики и подмазывания политиканов будет полностью и навсегда выведена из строя.

Гриффин не мог не задаваться вопросом: что известно Саре о профессиональной деятельности брата? У него было ощущение, что, хотя брат с сестрой видятся довольно часто и общаются вполне нормально, с некоторой даже нежностью, настоящей близости между ними нет. Во всяком случае, не похоже, чтобы они многим делились. И Уолли Гринлиф не производит впечатления человека, который стал бы посвящать сестру в свои темные дела. Да и Сара не похожа на женщину, которая, сложа руки, позволила бы брату надувать людей.

Нет, Гриффин был уверен, что она понятия не имеет о делах Уолли и его партнера. А занимались они тем, что подкупали городские власти и выманивали у доверчивых граждан их кровные сбережения. У Гриффина появлялся во рту металлический привкус, когда он думал, что есть на свете люди, способные таким образом наживаться на других.

Конкретно Уолли Гринлиф и Джерри Шмидт делали вот что: убеждали ничего не подозревающих людей — преимущественно пожилых и таких, которые пытались организовать хотя бы крошечное дело и крайне нуждались в быстрых наличных деньгах, — вложить последний грош в какой-нибудь проект, который владельцы «Джервал Инкорпорейтед» и не собирались осуществлять. Они делали вид, что вкладывают деньги в строительство, а затем подкупали местного чиновника, и тот с большой помпой закрывал проект. После этого оставалось только сказать вкладчикам, что их сбережения вылетели на ветер из-за политических игр, которых никто не мог предвидеть. Очень жаль, что так вышло, но у «Джервал» есть новый проект, который может вас заинтересовать. Гриффин вытер остатки разлитого пива и отнес осколки бутылки на кухню. Самочувствие было препоганое, и очень хотелось развеяться.

Вдруг вспомнился наилучший способ забыть обо всем: войти в Сару глубоко-глубоко, чтобы она кричала о своем желании, таком же отчаянном, как его. Но он тут же прогнал возникшее перед мысленным взором видение. Вряд ли она захочет даже говорить с ним сейчас. Через две недели после того, как он ушел, обещав позвонить.

Черт, почему все так сложно? Он потер наливающийся на колене синяк. Вдруг очень захотелось уйти из дому. Он просто сойдет с ума, если просидит здесь весь вечер, думая о Саре. Гриффин схватил мотоциклетный шлем с холодильника и зашагал к выходу. Пусть он не может забыться, занимаясь любовью с Сарой, но у мужчины есть другие варианты.

Сара смотрела с пассажирского места машины на большое мраморное здание в романском стиле, где размещалось управление первого полицейского округа. Там было тихо, что неудивительно в понедельник вечером, но кое-кто все же появлялся из-за тяжелых дверей или входил в них — некоторые в форме, другие в штатском. Гриффина среди них нет, отметила она и тут же выругала себя за то, что все еще хочет увидеть этого человека.

Вздохнув, она спросила:

— Элен, зачем ты привезла меня сюда?

— Я не тебя сюда привезла. Я привезла себя. Я обещала Стоуни завезти кое-что.

— А можно мы тоже войдем? — спросил с заднего сиденья Джона. Потом повернулся к Джеку и Сэму. — Я уже бывал в полицейском управлении, — гордо заявил он таким голосом, будто его визиты объяснялись самыми отчаянными преступлениями. — Сто раз.

Элен закатила глаза, потом глянула на сына через зеркало заднего вида.

— Два раза, — уточнила она. — И ни разу как задержанный. Только потому, что мы должны были встретиться со Стоуни.

Джона насупился, и Сара поняла, что Элен испортила потрясающую историю о шалостях и приключениях восьмилетнего мальчугана.

— И войти вам нельзя, — добавила Элен. — Я не собираюсь торчать здесь весь вечер. Вам скоро спать.

— Ну, мам…

— Ну, миссис Бингэм…

Жалобы были пропеты возмущенным нестройным хором, и Элен повернулась к Саре в молчаливой мольбе о помощи. Сара помотала головой, сдаваясь.

— Да пусть войдут. Я присмотрю, пока ты будешь искать Стоуни.

— Ты не представляешь, на что идешь, — предостерегла Элен.

— Эй, двое из них мои, — возразила Сара. — Я точно знаю, на что иду.

Все пятеро вышли из машины одновременно, но женщины догнали мальчиков только в отделе. Джона уселся на столе и попытался балансировать ручкой Стоуни на указательном пальце, а Джек с Сэмом разглядывали стенд «Разыскиваются», выясняя, всех ли, кто изображен на черно-белых фотографиях, они знают. Джек был убежден, что на одной изображен мистер Пайк, учитель физкультуры, и Стоуни с трудом удалось убедить его в обратном.

Сара улыбнулась этой сцене, удивляясь, как может ее подруга так заблуждаться относительно Стоуни. Он явно любит детей и, судя по его взгляду, очень любит саму Элен. Хватило бы у Гриффина терпения так возиться с мальчиками? — подумала Сара и тут же вспомнила, как хорош он был в тот день, когда обедал с ними. Из Гриффина тоже вышел бы неплохой отец. Джек и Сэм преклонялись перед ним, а он вел себя с малышами вполне естественно. Жаль, что он не выказывает такого же интереса к их матери, подумала она мрачно, в тысячный раз вспоминая о невыполненном обещании позвонить.

— Грифф в спортзале, — услышала она слова Стоуни и поняла, что они с Элен проговорили уже несколько минут, пока она была занята своими мыслями.

— Что? — переспросила она, хотя прекрасно все услышала.

Стоуни улыбнулся, и Сара могла поклясться, что в этой улыбке сквозит коварство. Он указал в другой конец комнаты.

— Через те двери, вниз по лестнице, первая дверь налево, в конце коридора.

Саре вовсе не понравилось, как подскочило сердце при известии, что он находится в этом же здании. Какая разница, спрашивала она себя. Если бы он хотел ее видеть, давно позвонил бы. Совершенно несущественно, в этом он здании или нет. Не будет она бегать за мужчиной, который так очевидно избегает встречи.

Поймав взгляд Стоуни, она пожала плечами.

— Как увидишь его, передавай привет.

— А почему бы тебе не сбегать и не передать самой? — спросил он. В голосе слышалась подначка.

Сара воинственно выпятила подбородок. Он что же, думает, ей слабо?

— Ладно, — сказала она. — Могу и сходить. И тут же, развернувшись на пятках, отправилась в указанном Стоуни направлении. Сначала ей показалось, что спортзал пуст. Спортивные снаряды выглядели давно заброшенными, и неяркий свет придавал им какой-то призрачно-сумрачный оттенок, а на полу лежали глубокие темные тени. В помещении застоялась вязкая тишина. Она хотела уже повернуться и идти назад, когда услышала какой-то звук, какие-то глухие, неравномерные «тумп-тумп… тумп-тумп». Разглядев дверь в другом конце помещения, она подошла и обнаружила еще один зал. В дальнем его конце она увидела Гриффина. Очень сердитого Гриффина.

Он был босиком, в одних только изношенных тренировочных штанах и изрядно потрепанных боксерских перчатках. Руки яростно молотили боксерскую грушу, а по лицу и груди струился пот. Увидев, что его зубы немилосердно сжимают тлеющую сигару, Сара улыбнулась. Тренировочка.

Она молча вошла и прислонилась к стене, наблюдая за ним. Ноги его производили впечатление. Он пружинисто пританцовывал, делал ложные выпады, а потом наносил по мешку с песком сокрушительные удары. Груша отлетала, цепь, на которой она висела, чуть позванивала, потом снаряд возвращался и получал новые удары. Гриффин провел пять или шесть серий, потом отскочил, готовясь к новой атаке.

Сара наслаждалась его движениями. Каждый выпад сопровождался игрой мускулов на руках и животе, а в передышках мощные бугры разглаживались. И каждый раз, когда кулак встречался с грушей, он издавал звук — не стон и не вскрик, но нечто древнее и мужское и необычайно возбуждающее.

Должно быть, она издала какой-то ответный звук, потому что Гриффин вдруг оглянулся и увидел ее. И тут же двинулся к ней текучими, ловкими, уверенными движениями, заставившими Сару почувствовать себя маленькой, беззащитной жертвой. В несколько секунд он оказался рядом. Мокрые от пота темные волосы прилипли ко лбу. Синие глаза казались глубже, чем обычно, может быть, из-за возбужденного блеска, рожденного бешено струящейся по жилам кровью.

Она не отрываясь смотрела, как капелька пота катится по щеке, огибает резкую линию челюсти, спускается по шее и сбегает по груди, чтобы исчезнуть в темной поросли. Хотелось повторить этот путь языком, чтобы почувствовать вкус пульсирующей в нем жизни, чтобы затеряться в Гриффине Шальном. Она беспомощно закрыла глаза и глубоко вздохнула, чувствуя, как кружится голова от его запаха и его близости. Когда глаза снова открылись, он был все там же, неотрывно глядел на нее, и во взгляде было множество незаданных вопросов. Она молчала, не зная, как ответить на них.

Он перенес вес тела на одну ногу, руки в перчатках упирались в бока, сигара торчала из угла рта, и он молчал. Они долго смотрели друг на друга, и Сара тщетно силилась прочитать его мысли.

Наконец он спросил:

— Что ты здесь делаешь?

— Ищу тебя, — ответила она машинально. И тут же поспешила пояснить:

— То есть я здесь с Элен и мальчиками. Она должна была занести что-то Стоуни.

Гриффин пожал плечами, игнорируя последнюю часть сказанного, и сказал просто:

— Ну вот, ты нашла меня.

Не дождавшись ответа, он удивительно ловко, учитывая, что на руках были боксерские перчатки, вынул изо рта сигару.

— Чего же ты хочешь, Сара?

Он сделал ударение на слове «хочешь», будто обещая исполнить любое ее желание. У Сары вдруг пересохло во рту, и она облизала губы, пытаясь избавиться от этого ощущения. Она заметила, что жест этот привлек и не отпускал его внимание, и сердце ее молотком застучало в ребра от сладостных мыслей, зароившихся в голове.

— Ты не позвонил, — сказала она. Он нахмурился.

— Да, извини. Я работал над…

— Делом, — договорила она за него. — Я знаю. Трудное дело. Дело, над которым, как мне казалось, Стоуни должен работать вместе с тобой.

— Он и работает.

— Но Стоуни сейчас не работает, — заметила Сара. — И ты тоже.

— Да, но…

Не успев осознать, что делает, Сара взяла Гриффинову руку в перчатке, вытащила сигару, бросила на пол и затоптала. Потом расшнуровала перчатку, неловко сдернула с руки и тоже бросила на пол. Освобожденный кулак она положила себе на грудь, на сердце. Его глаза расширились, но вместо того, чтобы отнять руку, он раскрыл ладонь и обхватил пальцами грудь.

— Это мое сердце, — тихо сказала она, крепче прижимая руку. И с дрожащей улыбкой добавила:

— Разбейте его, мистер, вы его купили.

Гриффин раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но, очевидно, передумал. Вместо этого протянул другую руку, молча предлагая Саре освободить и ее. Она немедленно взялась за дело, но на этот раз пальцы плохо справлялись с задачей, потому что он полностью завладел ее грудью. Но вот на пол полетела и вторая перчатка, Гриффин набросился на Сару, сжав ее в объятиях и целуя чуть не до смерти.

Она обхватила руками его шею, притягивая ближе, забыв обо всех мучениях, которые он ей причинил. Голая спина была скользкой под ее пальцами, и пот его груди, пропитав блузку, смешивался с ее собственной испариной. Она почувствовала руки Гриффина под блузкой; скользнув к лопаткам, ладони прошлись по ребрам к груди, и Сара вскрикнула от желания. В то же мгновение она вспомнила, что стоит в спортзале полицейского управления и что в любую минуту кто-нибудь может войти, включая их друзей и мальчиков. Она тут же отпрянула, пытаясь взять себя в руки.

— Ну так, — сказала она, когда снова обрела дар речи, — у тебя… э-э-э… у тебя есть какие-нибудь планы на вечер?

Грудь Гриффина еще ходила в неровном ритме, но он улыбнулся:

— О да! Бьюсь об заклад, у меня есть планы на весь сегодняшний вечер.

Когда он снова двинулся к ней, Сара подняла руку и попятилась.

— Отлично. Пойду узнаю, сможет ли Элен взять мальчиков второй раз за месяц.

Он сделал еще шаг вперед, а она — назад.

— Я подожду, пока ты примешь душ и переоденешься, — сказала она с нажимом.

Гриффин нагнулся и поднял перчатки и раздавленную сигару.

— Ты знаешь, это была «Кохиба», — сказал он с сожалением, показывая кучку табака на ладони. — Последняя из прадедовых запасов.

— Я куплю тебе другую, — виновато пообещала Сара. — Целую коробку. Он покачал головой.

— Здесь их не достать. Это кубинские. Она улыбнулась.

— А разве кубинские сигары не запрещены в США?

— Строжайше запрещены.

— Что, детектив, — проворковала она, — изволите шалить?

Он улыбнулся в ответ.

— В данный момент у меня самые законопослушные мысли — можете не сомневаться.

Он протиснулся мимо нее и пошел к выходу. — О, Гриффин, — крикнула она вслед.

Он вопросительно обернулся, но она ничего не сказала.

Сара молча кусала губу, не решаясь задать вопрос, который неотвязно сидел у нее в мозгу. Он молча смотрел, ожидая, и она, решительно набрав полные легкие воздуха, спросила:

— Не мог бы ты… э-э-э… Я хотела спросить, не мог бы ты… э-э-э… То есть…

— Выкладывай, Сара.

— Не мог бы ты на всякий случай взять с собой… наручники, если можно?

Он скорчил развратную гримасу, и Сару бросило в жар.

— О, мисс Гринлиф, — произнес он официальным, не допускающим шуток тоном, знакомым ей с первой встречи. — Что за мысли бродят у вас в голове?

Она уклончиво пожала плечом и ничего не ответила. Гриффин рассмеялся глубоким, чувственным смехом, почему-то напомнившим ей о темном шоколаде, и снова повернулся к выходу. Сара решила, что ответа не будет, но он вдруг резко повернулся, шагнул и обнял ее. Один быстрый и крепкий поцелуй, и он исчез.

Сара неуверенно пошла следом, увидела, куда он направляется, и, спрашивая, окончательно ли лишилась рассудка, последовала за ним. Никогда в жизни она не бегала за мужчиной и теперь обнаружила, что в таком преследовании есть странное, пьянящее наслаждение. С Майклом было только живое восхищение с момента встречи, а после развода она не встречала мужчины, ради которого стоило бы беспокоиться. Ради Гриффина стоит, думала она. Он какой-то необычный, какой-то чудесный, такой, что надо быть идиоткой, чтобы позволить ему уйти.

Когда она вернулась к Элен и Стоуни, в ушах еще позванивало. Впервые в жизни, подумала она, что-то может — только может — получиться лучше, чем ожидалось.

Гриффин чувствовал себя прекрасно. Не просто прекрасно — великолепно. Он заправил белую футболку в потертые «левисы», застегнул их, торопливо сунул ноги в поношенные башмаки и продрал расческой еще влажные волосы. Он спешил. У него было свидание. Свидание с женщиной, которая уже несколько недель заставляла его на стену лезть, с женщиной, которую он никак не может выбросить из головы, с женщиной, которая, пожалуй, может сделать из него влюбленного дурака на всю оставшуюся жизнь.

Когда он собрал вещи и уже застегнул свою большую спортивную сумку, что-то серебристо блеснуло с верхней полки шкафчика. Он улыбнулся и достал оттуда наручники. Он не был вполне уверен, что Сара говорила серьезно, но точно знал, что не собирается упускать шанс. Расстегнул сумку, бросил наручники внутрь, застегнул снова и закинул на плечо. Почему-то хотелось напевать:

«Нынче, нынче вечером», но он сумел сдержаться. Глубоко вздохнув, он вышел из раздевалки и направился в отдел, где должна была ждать Сара.

Шагая через две ступеньки, он думал о предстоящей ночи. Последние шестнадцать дней он не мог думать ни о чем другом, кроме первой ночи с Сарой, он повторял в голове каждое прикосновение, каждую ласку, пока не почувствовал, что сойдет с ума от желания обладать ею снова. Он планировал, что будет делать, когда они опять окажутся вдвоем, постоянно прокручивал в голове, пока не поставил все, как профессиональный хореограф. Теперь все зависело от того, как сыграет свою роль Сара, но было предчувствие, что она окажется благодатной партнершей.

Этой ночью, думал он, будет даже лучше, чем в прошлый раз. Этой ночью все будет необычайно, невероятно, восхитительно. Этой ночью…

Он вошел в отдел, поискал глазами Сару и тут же нашел. Она нервно улыбалась, будто тоже думала о предстоящей ночи. О да. Их определенно ждет дивное приключение.

— Гриффин!

Это было произнесено хором мальчишеских голосков, и он только тогда понял, что Сара не одна. Джек и Сэм рванулись к нему из-за стола Стоуни, за ними последовал Джона Бингэм. Трое мальчуганов прыгали вокруг него, висли на нем, как дикие зверята, оглушали восклицаниями и вопросами.

— Джона ночует у нас сегодня, — сказал Сэм.

— Мама сказала, ты можешь свозить нас в кино, — добавил Джек. — Показывают «Кровавую ванну» и «Кровавую ванну-2».

Сара поспешила вмешаться:

— Я сказала, что он не будет это смотреть, Джек. Фильм выберет Гриффин, — она посмотрела на него с надеждой, — если вообще захочет.

Гриффин глядел на всех четверых, ошеломленный, ничего не понимающий и изрядно раздраженный.

— Сара? — тихо спросил он. Она страдальчески подняла брови.

— Да?

— Могу я поговорить с тобой минутку?

— Конечно. — Она молча смотрела на него, ожидая разговора, но не двигалась, будто примерзла к месту.

— Наедине, — пояснил он.

С расширившимися глазами, взглянув на него почти панически, она кивнула. И все-таки не двинулась с места. Он поднял левую руку, сжал ладонь в кулак, оставив только указательный палец, согнутый в древнем, несколько угрожающем жесте.

— Мальчики, — сказала Сара все еще визжащим малышам, и голос ее был чуть хриплым. — Вы можете минутку тихо посидеть за столом мистера Стоунстрита, пока я поговорю с Гриффином?

— Конечно, — сказал Джек, пожав плечами, и повел компанию обратно к доске с фотографиями. Ткнул пальцем в один из снимков, предлагая Джоне присмотреться повнимательнее. — Это мистер Пайк. Точно говорю. Посмотри на его нос.

Воспользовавшись тем, что дети отвлеклись, Гриффин ухватил Сарино запястье и потащил ее за собой. Когда их уже нельзя было услышать, он повернулся к ней, упер руки в бока и спросил:

— Что за чертовщина здесь происходит?

— Мне правда жаль, — начала она. — Но когда я вернулась, у Элен со Стоуни был, как бы это сказать, серьезный разговор, и Элен попросила меня взять Джону на ночь.

— И ты сказала «да»? — не мог поверить Гриффин. — После того, как мы… Я хочу сказать, после того, что мы планировали?

Теперь подбоченилась Сара, передразнивая его вызывающую позу.

— Знаешь, не очень хорошо было бы сказать «нет», ты не считаешь? — ответила она. — Она брала Джека и Сэма в прошлый раз, чтобы ты и я могли… — Она запнулась, и на щеках выступили два ярких пятна. — Чтобы мы с тобой могли остаться одни, — торопливо закончила она. — Сегодня ей со Стоуни необходимо остаться наедине, и теперь моя очередь взять мальчишек. Но если тебе так не нравятся мои дети, что…

— Да нет же, не поворачивай так, — сказал он. — Мне нравятся твои малыши, и ты это прекрасно знаешь. Просто…

— Что?

Гриффин глубоко вздохнул и прошелся пальцами по волосам.

— Я хотел, чтобы мы остались наедине. Я хотел… — Он положил руки ей на плечи, порываясь притянуть ее к себе, но увидел через плечо Сариных детей и их лучшего друга, внимательно следящих за разговором, и уронил ладони. — Черт возьми, я хотел любить тебя этой ночью.

Сара прикусила губу, и он был уверен, что на этот раз от смеха.

— Безнадежный ты романтик. Знаешь, как уговорить девушку.

— Нет, Сара, я хотел сказать…

Но она предостерегающе подняла руку.

— Я тоже этого хотела, — сказала она с улыбкой. — Но пора тебе знать, что, имея детей, не всегда можешь делать, что хочешь. На самом деле, — добавила она, глянув через плечо, — делать, что хочешь, удается очень редко.

— Тогда почему ты не отдашь их в интернат? — спросил он как бы в шутку. Она рассмеялась.

— Ну, вопрос о военной академии мы обсуждали еще с Майклом, но… — Она пожала плечами. — Так что ты скажешь, Гриффин? Хочешь в кино со мной?

— С тобой и тремя мальчишками? Она кивнула.

— Полагаю, обжимание на заднем сиденье исключено?

— Абсолютно.

Он снова вздохнул.

— Ладно. Но ты купишь мне попкорн. Она взяла его за руку, переплетя пальцы, и потащила обратно к детям. Выгоняя табунок из комнаты, обернулась, чтобы сообщить Гриффину:

— Я успела сказать, что обычно они засыпают к концу первой серии?

В темных глубинах его сердца блеснул лучик оптимизма. Может быть — пока еще только может быть, — ночь не совсем испорчена.

Глава 8

Сара прислушалась к шуму и визгу трех возбужденных — и совершенно бодрых — мальчишек в комнате сыновей наверху, поглядела на Гриффина, который заснул, едва успев растянуться на диване в гостиной, и вздохнула. Надо разбудить его и отправить домой — уже начало второго. Но у него такое умиротворенное лицо, будто ему уже сто лет не случалось нормально поспать ночью. Просто рука не поднимается разбудить. Она сидела в большом клубном кресле напротив, смотрела, как он спит, и старалась не думать о том, насколько все получилось естественно и невинно.

Вспоминая всю свою супружескую жизнь, она не могла найти ни одного мгновения, столь безмятежного, как это. Фактически на другой же день после свадьбы она ощутила какое-то раздражение, некое предчувствие совершенной ошибки, хотя причин для страхов еще и быть не могло. А с той секунды, когда она увидела Гриффина Шального, стоящего в кухонных дверях в тот вечер встречи со скаутами, с той секунды, когда поняла, что он собирается поцеловать ее, она знала — просто знала: что бы ни случилось между ними, все будет правильно.

Он шевельнулся, издал тихий сонный звук, повернулся на бок и положил руку на глаза, и все это не просыпаясь.

— Гриффин? — тихо позвала она. Она не хотела его будить, но знала, что должна хотя бы попытаться. Он не ответил, и Сара попробовала еще раз. — Эй, Гриффин! — окликнула она его осторожным шепотом.

Он сонно промычал что-то.

Сара встала, пошла к шкафу в холле, достала легкое покрывало и вернулась в гостиную. Разулся он, еще когда она устраивала мальчиков наверху, и теперь пыльные кожаные башмаки стояли на полу у дивана. Осталось только укутать его покрывалом, выключить лампу над головой и выйти на цыпочках из комнаты.

— Спокойной ночи, Гриффин, — сказала она через плечо, выходя.

— Спокойной ночи, милая, — пробормотал он во сне.

Гриффин проснулся от очень странного звука — от того, что смеялись дети. А точнее, как он понял, открыв один глаз, — от того, что дети смеялись над ним'. Возле него стояли Сарины мальчишки и их друг. Последний раз он видел их всех у Сары в гостиной, когда она отправляла малышей наверх спать. Так что же они делают сейчас в его квартире?

Гриффин открыл второй глаз и увидел огромный потолочный вентилятор, бесшумно вращающийся над головой. Смутно припоминалось, что дома у него нет потолочного вентилятора. Опустив взгляд к зажатому в кулаке покрывалу, он вспомнил также, что у него никогда не водилось постельного белья розового цвета.

— Мам! — завопил Джек у него над ухом. — Он проснулся! Теперь можно спросить?

Он услышал Сарин ответ из кухни, но слов не разобрал. Посмотрел на Джека, ища разъяснения.

— Ты будешь вафли с сиропом или с джемом?

— Вафли? — спросил Гриффин, все еще не вполне проснувшись. Он был не из жаворонков. Мальчик кивнул.

— Мама делает вафли, но она опаздывает на работу, так что вставай быстрее. Сироп или джем?

— Сироп, — машинально ответил Гриффин. Трое мальчишек тут же умчались, а он продолжал гадать, что же все-таки происходит.

Резко приподнявшись, он потер ладонями лицо и потряс головой, чтобы растормошить мозги. Постепенно в голове начали всплывать картины прошлого вечера. Он заснул у Сары на диване, сообразил Гриффин. Только этого не хватало. Ну да, он собирался дождаться, пока она уложит мальчиков, а потом порезвиться с ней на этом самом диванчике долго-долго, когда малыши уже будут спать. А вышло так, что малыши оказались крепче его.

Он добрел до кухни и увидел там Сару, пристально глядящую на тостер в ожидании чего-то. Она была в ярко-красном деловом костюме и тонких чулках, но без туфель. В одной руке держала обеденную тарелку, в другой — тупой нож, покрытый, судя по виду, клубничным джемом. Только Гриффин собрался сказать «Доброе утро'«, как тостер щелкнул, из щелей вылетели два янтарных квадратика. Сара поймала их на тарелку и мгновенно намазала джемом. Дело, похоже, было уже привычное, как давно разученный танец, и не успел Гриффин восхититься грациозностью ее движений, а тарелка уже стояла перед Сэмом.

— Спасибо, мама, — сказал мальчик и занялся завтраком.

— Доброе утро, — сказал Гриффин, дождавшись, пока она вытряхнет из коробки еще две замороженные вафли и сунет в тостер.

Она обернулась со смущенной улыбкой.

— Доброе утро. Хочешь кофе?

— Пожалуйста.

Кружка, которую она сунула ему в руку, была теплой и источала насыщенный запах кофе. Один этот аромат мог вернуть к жизни. Принимая кружку, он обхватил пальцы Сары, наслаждаясь хоть кратким прикосновением.

— Извини, я заснул вчера, — сказал он. — Недооценил, пожалуй, свою усталость. Она пожала плечами.

— Все нормально. Я хотела разбудить, но ты спал так сладко, что рука не поднялась.

Он кивнул, отпил кофе и попытался придумать подходящую к случаю реплику. Никогда еще ему не приходилось просыпаться у женщины под взглядами ее детей. Можно было предположить, что ситуация окажется более чем неловкой. Можно было предположить, что он просто взбесится, обнаружив вокруг себя ораву детей, когда единственное, чего ему хочется, — это повалить Сару на пол.

А вместо этого — головокружительное ощущение благополучия, никогда прежде не испытанное. Конечно, он хотел Сару, но необходимость ждать, необходимость длить предвкушение делала желание еще более сильным, еще более приятным, чем обычно.

Не придумав ничего гениального или хотя бы оригинального для начала беседы, он сказал первое, что пришло в голову:

— Ты потрясающе выглядишь.

Сара исподлобья взглянула на него и быстро провела рукой по буйным кудрям.

— Спасибо, — сказала она спокойно. — Я сегодня встречаюсь с клиентом.

— В этом можешь не сомневаться.

Она покраснела, потом хихикнула чуть нервно.

— Нет, не с тобой. — (Гриффин надеялся, что сожаление в голосе ему не померещилось.) — Я имею в виду другого клиента.

— А-а-а! — Еще он надеялся, что его собственное разочарование было не слишком явным.

Она еще что-то хотела сказать, но тостер снова щелкнул, и она бросилась спасать свой завтрак.

В первое мгновение Гриффину показалось, что уже поздно, но тарелка вовремя материализовалась в нужном месте, и вафли, описав красивую дугу, легли именно туда, где им следовало быть.

— Давно надо отдать тостер в починку, — сказала она. — Вряд ли предполагалось, что он будет работать таким образом.

— Жалко, — возразил Гриффин, — завтрак потеряет изюминку.

— Точно. Присаживайся, — скомандовала она, ставя тарелку перед одним из двух свободных мест за столом. — Извини, что замороженные, но когда я в последний раз пыталась испечь вафли, ой…

Она отправилась заново наливать кофе в свою чашку, и Джек договорил за нее:

— Пожарный взял с нее слово никогда больше этого не делать, — и отправил в рот новый кусок вафли.

— На самом деле я была не виновата, — сказала Сара. — Все из-за вафельницы. Провод оголился. Честно. Рецепт не имел к взрыву никакого отношения. Это был мамин рецепт…

— Взрыв? — перебил Гриффин.

Она кивнула, но не стала вдаваться в подробности.

Он покачал головой.

— Хорошо, что никто не пострадал.

— Нет, практически никто.

— Мама только брови немножко сожгла, — сказал Сэм. — Но они потом отросли.

Гриффин расхохотался и потянулся за сиропом.

— В таком случае я убедительно прошу не идти на риск ради меня. Обычно я обхожусь вообще без завтрака.

— Ну-ка жуйте быстрее, парни, — сказала Сара мальчикам. — Миссис Макафи будет с минуты на минуту, а я хочу управиться с тарелками до ее прихода. — Она взглянула на часы и озабоченно добавила:

— А если она не придет очень скоро, я опоздаю.

— А почему бы тебе не отправиться прямо сейчас? — сказал Гриффин. — Я могу присмотреть за мальчиками, пока не придет няня. И обещаю помыть тарелки.

— Ой, спасибо, но как-то неловко…

— Нет проблем. У меня еще час до работы.

— Но тебе же надо заехать домой и…

— Сара, — перебил он снова, — я бы не предлагал, если бы не мог.

Она благодарно улыбнулась.

— Спасибо. Я твоя должница.

— Не премину стребовать, — улыбнулся он в ответ. — И очень скоро.

Она поспешила прочь из кухни, успев одарить его плотоядным взглядом. Гриффин улыбнулся при мысли о том, как естественно удалось войти в ее утренний ритуал. Он присмотрелся к мальчикам за столом, перевел взгляд на еду у себя в тарелке. Это утро не походило на все остальные, и ему понравилось начинать день так — с людьми. То есть с такими людьми, как Сара и ее малыши.

— Ну и какие же планы на день, парни? — спросил он мальчиков.

Джек ответил с энтузиазмом:

— За Хит-Лейн строят новый квартал, мы поедем на велосипедах смотреть.

— А потом?

Джек пожал плечами.

— Когда рабочие уйдут на обед, можно будет поиграть на кучах.

Гриффин кивнул. Смутно вспоминалось время, когда он мог провести весь день на одном месте, находя массу интересных занятий.

— Звучит неплохо, — сказал он и вдруг пожалел, что не может взять выходной и провести день с ними на строительной площадке, наблюдая, как бульдозеры вспарывают грунт и громоздят его в высокие грязные кучи, расчищая место под новостройку.

Раздался стук каблучков по плиточному полу, и вошла Сара, вдевая на ходу золотую сережку. Чмокнула сыновей в лоб, вытерла джем у Сэма со щеки и, быстро попрощавшись, направилась к двери.

— Эй, — окликнул ее Гриффин, поднимаясь.

Она быстро обернулась, и он подумал, не глупость ли сейчас делает. Глупость или нет, но он не мог не взять в ладони ее лицо и не поцеловать в губы. Он знал, что мальчики не спускают с них глаз, знал, что Сара будет злиться за такие вольности при детях. Но поцеловать Сару, когда она уходит на работу, — что может быть естественнее?

— Удачного тебе дня, — сказал он мягко. — И береги себя.

Она накрыла его ладони своими, но не оттолкнула. В глазах читалась противоречивая смесь самых разных чувств, и это, наверное, было отражение его глаз. Он улыбнулся, стараясь придать лицу больше уверенности, чем было в душе.

— Спасибо, — ответила она. — Я постараюсь. Они уронили руки и неловко стояли, глядя друг на друга. Этот краткий поцелуй был огромным шагом в их отношениях, и ни один из них не знал, куда идти теперь.

Первой очнулась Сара и обернулась к мальчикам.

— Ведите себя хорошо с Гриффином, ладно? И миссис Макафи тоже не устраивайте веселый денек.

Три пары очень широко раскрытых, очень любопытных глаз смотрели на них, и три подбородка кивнули с готовностью. Гриффин готов был поклясться, что она прячет улыбку, снова оборачиваясь к нему.

— Пока, — сказала она.

— Пока.

А потом она ушла, и остался только тонкий цветочный запах да теплое чувство, поднимающееся откуда-то из глубины Гриффинова сердца. Он чувствовал вопросительные взгляды мальчиков, но сел на свое место молча, решив подождать их реакции. Джона снова занялся едой, а Сэм и Джек обменялись лукавыми взглядами. Первым заговорит Джек, подумал Гриффин. Это в его натуре — выскакивать первым. Он затаил дыхание и ждал.

Ждать пришлось недолго.

Уставившись ему прямо в глаза, Джек спросил:

— Тебе нравится моя мама? Гриффин кивнул.

— Да, нравится.

— Собираешься жениться на ней? Вилка застыла на полпути ко рту, и сироп потек на скатерть. Нда, этого вопроса он не ожидал.

Явно недооценил силу мальчишеского любопытства.

— Гм… — начал он.

— Что? — спросил Джек.

Гриффин вспомнил, как, будучи подростком, был подвергнут однажды неким озабоченным отцом допросу третьей степени, прежде чем получил разрешение встречаться с его дочерью. Никогда он не чувствовал себя уверенно с семьями девушек. И теперь, глядя в глаза веснушчатого восьмилетки, сидящего напротив, чувствовал, как взмокли ладони.

— Потому что маме ты тоже нравишься, — продолжал Джек. — Точно говорю. Я думаю, тебе надо на ней жениться.

— Она не очень хорошо готовит, — покровительственно добавил Сэм, — зато вполне хорошенькая.

— И бейсбол любит, — сказал Джек.

— И баскетбол.

— И хоккей.

— И вообще с ней интересно.

— И «сникерсы» на День Всех Святых покупает.

— И, — заключил Сэм в качестве самого решительного довода, — она может разрешить щенка, если целый год будешь держать свою комнату в порядке.

Гриффин смотрел на мальчуганов и спрашивал, каким чертом его занесло в такую ситуацию.

— Ну что ж, ребята, — начал он и помедлил. — Мама у вас что надо. Она мне очень нравится. Но я не уверен, что…

Телефонный звонок был чудом, дарованным всемилостивейшими небесами. Гриффин одним прыжком очутился у аппарата, сорвал трубку, рявкнул благодарное «Алло?» и нахмурился, потому что ответа не последовало.

— Алло? — повторил он.

— Алло? — ответили с другого конца. Судя по голосу, говорившая была на пороге смерти. — Я звоню Саре Гринлиф.

— Это квартира Гринлиф, — сказал он. — Сара ушла на работу. Я остался с детьми до прихода няни.

— А я и есть няня. Дана Макафи, — сообщила женщина. — Я звоню Саре сказать, что не смогу сегодня прийти.

— Что?

— Мне очень жаль. Я свалилась от чего-то совершенно ужасного и, несомненно, очень заразного. Не думаю, что в таком состоянии мне стоит сидеть с мальчиками.

— Я понимаю.

— Надеюсь, из-за меня у вас не будет проблем?

— Что вы, какие проблемы, — сказал Гриффин, размышляя, что теперь делать.

— Пожалуйста, передайте Саре мои извинения.

— Непременно. Надеюсь, вам скоро станет лучше, — запоздало добавил он, прежде чем повесить трубку.

И что же? Он понятия не имел, когда вернется Сара, и не мог оставить трех восьмилетних мальчишек одних на весь день. Или оставить? Нет, конечно. Даже если они будут просто играть неподалеку от дома, здесь должен оставаться кто-нибудь на случай, если они поранятся или натворят чего-нибудь. Тут Гриффин начал осознавать ситуацию по-настоящему. Что, если кто-то из них серьезно поранится? Он поежился от страха.

— Кто это был? — спросил Джек.

— Миссис Макафи, — сказал Гриффин. — Она заболела, не сможет прийти сегодня.

— Урааааааа! — раздался оглушительный вопль, и ему пришлось прятать улыбку.

— Нельзя радоваться, когда кто-то болеет, — сказал он мальчикам. — Не очень это хорошо.

Они погрустнели, но не слишком.

Он вздохнул, видя только одно решение проблемы.

— Так что думаю, быть мне с вами весь день. И что же вы, джентльмены, хотите делать?

Чего ради он произвел себя в няньки при младенцах, Гриффин не понимал. Ясно, что Стоуни и сержант не придут в восторг от этого однодневного отпуска по уходу за тремя малышами. Впрочем, дело с «Джервал» почти распутано. Стоуни сам справится с увязыванием последних концов, так что завтра они, вероятно, смогут обратиться за санкцией на аресты. Мысль о том, что ему придется арестовать дядю двоих из мальчиков — не говоря уже, что это брат женщины, связать с которой свою дальнейшую жизнь казалось ему таким естественным, — была не из приятных, и Гриффин постарался отодвинуть ее подальше. Гораздо приятнее и актуальнее — сосредоточиться на троих малолетках, выжидающе взиравших на него.

— Ну? — сказал он. — Что же?

Он видел обмен взглядами, а потом три совершенно одинаковые улыбки, одновременно расплывшиеся на хитрых рожицах. Гриффин улыбнулся в ответ, но почему-то ощутил некоторую тревогу. Что-то в этих улыбках было…

— «Огненный шквал»! — хором выпалили мальчики.

— «Огненный шквал»? — переспросил Гриффин. — Это еще что за штука?

Джек небрежно пожал плечами.

— Так, просто киношка.

Гриффин вздохнул с облегчением. Он боялся, что имеется в виду какой-то новый опасный аттракцион в луна-парке.

— А, ну ладно, — сказал он. — Идем смотреть «Огненный шквал».

— Да! — завопили мальчишки так, что зазвенела посуда в шкафу.

Это же просто подарок, подумал Гриффин. Если они только и хотят, что сходить в кино, — сходим в кино. Малыши есть малыши. И ничего тут страшного. Он довольно подумал о том, как Сара придет домой и обнаружит, что он провел весь день с ее детьми и сводил их на фильм, который они хотели посмотреть. Подумал, как приятна ей будет такая помощь. Гриффин улыбнулся.

— Дайте мне только позвонить в пару мест, — сказал он мальчикам. — А потом мы будем свободны.

Чего Сара менее всего ожидала увидеть, вернувшись с работы, так это Гриффина Шального, стоящего босиком на ее кухне в оборчатом фартуке с кошечкой поверх шортов-хаки и синей футболки и помешивающего что-то, по запаху очень похожее на барбекю. Тем не менее именно это она и увидела, войдя через заднюю дверь во вторник вечером.

— Привет! — сказала она, запирая на щеколду сетчатую дверь.

Гриффин резко обернулся на голос, и вид у него почему-то был очень виноватый. Он нервно постучал ложкой о кастрюльку и положил ее на подставку. Самое удивительное, что он не сделал и движения навстречу. Вместо этого прислонился к столу, ухватившись за край так, будто стол мог убежать. И хотя на лице была улыбка, ни счастливым, ни обнадеживающим его вид назвать нельзя было.

— Что случилось? — спросила она. — Что ты здесь делаешь? Где миссис Макафи? Где мальчики?

Очевидно, он решил отвечать на вопросы в обратном порядке, потому что начал так:

— Мальчики сказали, что собирались съездить на стройку, но я велел им быть дома к шести. Миссис Макафи позвонила и сказала, что заболела. Поскольку я не знал, где тебя искать, пришлось взять выходной и присмотреть за мальчиками.

— Ой, Гриффин, извини, что так вышло, — смутилась Сара. — Но ты же мог позвонить Элен в магазин. Она знала, где я. И вообще она могла сама приехать за детьми.

— Элен тоже должна работать, — сказал он.

— И ты тоже, — напомнила она. Он беспечно пожал плечами.

— Проблем с выходным не было. Стоуни все понял.

Ей не очень поверилось в такую простоту.

— Теперь я у тебя в гораздо большем долгу. Впервые его улыбка выглядела искренней.

— Это уже получается немало. Скоро мы обсудим порядок выплаты.

Саре стало жарко от его взгляда, и, чтобы перевести разговор в безопасное русло, она сказала:

— Ну, так если все обошлось, почему же ты выглядишь так, будто провел день на каторжных работах?

Улыбка опять увяла, и Гриффин сосредоточенно занялся готовкой своего таинственного кушанья.

— Я… э-э-э… — Он поднял было глаза, но, явно не решаясь встретиться с ней взглядом, снова склонился над кастрюлькой. Набрал полные легкие воздуха, медленно выпустил и попробовал еще раз:

— Боюсь, я сегодня сделал нехорошую вещь.

Сара сомневалась, что он может сделать что-то плохое, несмотря на свою хулиганскую наружность, которая поначалу так испугала ее.

— Ну, — начала она, стаскивая с ног туфли, сбрасывая пиджак и расстегивая две верхние пуговки на блузке. — Принимая во внимание тот факт, что ты провел весь день с моими детьми, это не является для меня полной неожиданностью. Что же на этот раз? Ограбление века? Бунт на корабле? Третья мировая война?

— Видишь ли, — сказал Гриффин, — это было кино.

Зная своих сыновей, она мгновенно все поняла.

— Не говори. Давай угадаю. Ты спросил, что они хотят делать, и они сказали, чтобы ты сводил их на новый приключенческий боевик.

— «Огненный шквал», — страдальческим голосом подтвердил он.

— Он самый.

— Сара, клянусь тебе, я понятия не имел, что это за фильм. Я думал, какие-нибудь черепашки. Если бы я знал, что там будут эти вещи…

— Женщины со шнобелями? — пришла на помощь Сара.

Он застыл с раскрытым ртом, будто последняя информация переполняла чашу.

— В этом фильме были женщины со шнобелями? Только не говори, что не заметил. Он помотал головой.

— Меньше чем через полчаса я сгреб мальчишек и дал деру, потому что там невообразимое насилие. А язык… — Он потряс головой, будто преследуемый кошмаром. — Такой мерзости я не слышал даже в камере. Боже правый, если бы мне пришлось объяснять мальчикам еще и про, всякие гадости… — Он заметно вздрогнул. — Что они думают, когда снимают такие фильмы?

У Сары сжалось сердце от Гриффинова потрясенного вида и всех его переживаний за детей. Она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— Ты хороший парень, Гриффин, — сказала она, прежде чем отодвинуться.

Но он не дал ей уйти далеко. Обхватив рукой за шею, притянул к себе. На нее обрушился острый мужской запах, присущий Гриффину, тепло его тела смешалось с ее теплом. Сердце забилось чаще, и она закрыла глаза, борясь с желанием. Удивительно, подумала она, как быстро самые невинные вещи становятся опасными, когда имеешь дело с таким шальным мужиком.

— Так ты не злишься, что я подорвал моральные устои твоих детей? — спросил он тихо, щекоча губами ее ухо.

Она улыбнулась, открывая глаза только для того, чтобы полюбоваться им.

— На тебя? — ответила она, стараясь не показать, насколько тронута. — Нет, я не сержусь на тебя. Ты не мог знать, на что идешь. А вот Джек и Сэм точно знали, что делают. Я говорила им, что этот фильм смотреть нельзя, а они все-таки упросили тебя пойти.

Теперь улыбнулся Гриффин.

— Не будь с ними слишком сурова. Я бы на их месте сделал то же самое.

Сара не сомневалась, что именно так бы он и сделал, но это к делу не относилось. Ее сыновьям предстоял серьезный разговор.

— Так ты поэтому готовишь обед? Потому что чувствуешь себя виноватым за демонстрацию моим сыновьям изнанки жизни?

Свободной рукой Гриффин нашел Сарину руку и поднес к губам.

— Ну да, поэтому, а еще потому, что хотел произвести впечатление. — Он коснулся языком перепонки между ее большим и указательным пальцами.

Сара закрыла глаза, чувствуя, как дрожь наслаждения пробегает по телу.

— Произвести впечатление на меня, — едва прошептала она.

— Угу.

Он пробежал губами по ее ладони, поцеловал запястье, добрался по руке до сгиба локтя. Когда он двинулся дальше, Сара подтянула рукав, чтобы обеспечить простор для маневра, а потом закинула руку ему за шею и притянула к себе. Когда они оторвались друг от друга, она только вздохнула.

— О, ты произвел на меня большое впечатление.

— Правда?

Она кивнула. Он прильнул губами к ее шее, и от его отросшей за день щетины ее чувствительная кожа пошла пупырышками.

— Мм, — только и смогла отозваться она.

— Знаешь, — глухо сказал он, уткнувшись ей в шею, — Джек упомянул сегодня о том, что они с Сэмом проводят месяц у отца каждое лето. Я… э-э-э… я думаю, этот месяц начнется еще не скоро?

Сара медленно покачала головой, пытаясь собрать разбежавшиеся мысли.

— Какое у нас сегодня? — спросила она.

— Точно не помню, — ответил Гриффин. — Двадцать восьмое? Двадцать девятое?

— Они поедут к отцу не раньше первого августа, значит, это сколько?.. — Почему-то, когда он играл с мочкой ее уха, у Сары возникали проблемы с математикой.

Он пробормотал:

— Четыре недели. Сара взглянула на часы.

— Ты… ты сказал мальчикам вернуться домой в шесть? — Было только двадцать минут шестого. У них оставалось еще сорок минут для…

— Да, — перебил ее мысли Гриффин. Она потянула завязки фартука у него за спиной.

— Знаешь, за сорок минут многое может случиться.

Он кивнул, поднимая руки к перламутровым пуговицам ее блузки.

— Да, может.

Фартук упал на пол в тот самый момент, когда он высвободил из петли последнюю пуговку на ее блузке. Он яростно прижал Сару к себе, целуя с жадностью, соперничающей с ее собственной. Сара сомкнула пальцы в темном шелке волос, притягивая Гриффина ближе, пока не почувствовала, что он упирается ей в живот. Осознав, что он готов для нее, она застонала, схватилась за его тугие ягодицы и прижала еще теснее. Он нащупал соски и пробудил их к жизни. И в тот самый момент, когда она хотела предложить выключить плиту и нырнуть в спальню, раздались велосипедные звонки, а за ними — тонкий голосок Джека:

— Мам! Сэм снова упал с велосипеда и содрал коленку.

Парочка рванула в разные стороны как ошпаренная. Гриффин подхватил с пола фартук и быстро повязал снова, и Сара очень надеялась, что полоски тонкой ткани будет достаточно, чтобы скрыть его состояние. Она пробежалась по пуговицам, застегнув — она надеялась — как следует, отбросила волосы с лица. Не решаясь встретиться глазами с Гриффином, постаралась принять — она надеялась — непринужденную позу, прежде чем сыновья ворвутся в кухню.

Осмотрев Сэмово колено, она заключила, что рана не угрожает жизни, и, чмокнув в щеку, отправила мальчика в ванную за дезинфекционным аэрозолем и, пластырем. Сэм чуть всхлипывал, не столько от боли, как ей показалось, сколько от страха, и Джек ободряюще обнял его за плечи, уводя через холл.

— Они хорошие малыши, — сказала она, повернувшись к Гриффину. — Но не умеют рассчитывать время.

Он улыбнулся, потом заглянул в кастрюлю на плите и вздохнул:

— Нет худа без добра, барбекю как раз собиралось подгореть.

Сара прикусила губу, чтобы не сказать, что в этом доме горит не только барбекю. Но сказала совсем другое:

— Пойду посмотрю на Сэма. Боюсь, Джек залечит его до смерти.

Она подождала, пока Гриффин ответит, но он лишь кивнул. И только уже в дверях услышала свое имя, остановилась и взглянула через плечо.

— Я не вытерплю до первого августа, — сказал он, не поворачиваясь от плиты. Она прерывисто вздохнула.

— Тебе и не придется. — И, не дожидаясь ответа, выскочила за дверь.

Глава 9

Следующий четверг застал Сару перебирающей последние предметы, найденные в серванте официальной столовой судьи Мерсера — официальной, в противоположность меньшей и более интимной семейной в другом крыле дома. Поскольку она еще ни для кого не производила оценки, то сейчас, работая на Гриффина, старалась быть очень организованной. Начала с западного крыла дома и продвигалась с чердака вниз. Теперь, когда прошло больше четырех недель с начала работы, она только взялась за исследование первого этажа. Одно было ясно. Что бы ни произошло между ней и Гриффином в личной жизни, в профессиональном отношении она еще долго будет с ним связана.

Поскольку уже не нужно было возиться с ящиками и набитыми соломой коробками, Сара постаралась одеться по возможности более прилично и выбрала сегодня белую блузку и делового покроя синюю юбку. Впрочем, туфли она все-таки сбросила и сидела перед сервантом босиком. Разумеется, она уже успела посадить несколько пятен и теперь, удрученная, пыталась оттереть одно из них с подола юбки, когда увидела в серванте нечто поразительное. Стоящая там хрустальная ваза в электрическом свете люстры казалась сделанной из звездной пыли. Затаив дыхание, Сара открыла сервант.

Достав вазу, она тщательно ее осмотрела, чтобы подтвердить сразу родившееся заключение. Это была ваза фирмы «Лалик», приблизительно двадцати четырех дюймов высотой, верхняя часть гладкая, а на закруглении выгравирована Артемида со зверями. На вазе стояли номер и подпись художника, и выглядела она абсолютно новой. Но этот художник работал на фирму более ста лет назад, и хотя за его произведениями гонялись все коллекционеры мира, сохранилось их очень немного. Если данный экземпляр подлинный — в чем Сара не сомневалась, — то стоит ваза несколько сотен тысяч долларов.

Она тихо присвистнула и бережно повернула вазу, поднимая к окну, чтобы поймать свет чистым участком хрусталя. Солнечный луч, отброшенный на потолок мириадами радужных брызг, вызвал у нее крик восторга. Этой вазе место в музее, подумала она, осознавая невероятность того, что держит ее в руках. Интересно, сколько лет она принадлежала семье Мерсеров? И сколько было заплачено при покупке?

— Эй!

Звук глухо прозвучал в почти пустой комнате, а Сара была настолько поглощена вазой, что дернулась при звуке Гриффинова голоса. На кратчайшее мгновение ваза выскользнула из рук, но тут же была подхвачена и крепко прижата к груди. Стоя на коленях, Сара обернулась. Гриффин стоял в дверях на другом конце комнаты, одетый в свою униформу детектива: мятые серые брюки, мятая белая рубаха и сморщенный галстук. Интересно, есть у него дома утюг?

— Господи, Гриффин, — простонала она. — Никогда больше не подкрадывайся ко мне так.

Он улыбнулся, оттолкнулся от дверного косяка и шагнул к ней.

— Почему нет? Мне нравится, как ты подпрыгиваешь.

— Ага, этот мой прыжок мог стоить тебе полмиллиона долларов.

Он замер на месте, переводя глаза с ее лица на вазу, которую она все еще сжимала в руках, как новорожденного младенца.

— Что?

Она кивнула, бережно протягивая ему бесценный экземпляр.

— За эту безделушку ты можешь получить огромную сумму. Я хочу сказать, что содержимое этого дома и без того переваливает за несколько миллионов, но, если судья Мерсер владел несколькими такими образцами, ты можешь ожидать по-настоящему больших денег.

Гриффин долго взирал на Сару, ожидая, пока ее слова улягутся в голове. До этого момента он не очень задумывался над величиной состояния, оставленного неожиданно нашедшимися родственниками. Но когда она произнесла это в таких конкретных выражениях, когда он увидел вазу, столь очевидно дорогую, сознание обретенного навалилось на него, как тонна кирпича, и у Гриффина подогнулись колени.

Чтобы не оконфузиться, свалившись на пол, Гриффин сел рядом с Сарой и вытянутым пальцем бережно обвел изящные линии вазы.

— Полмиллиона? — эхом повторил он. Она кивнула.

— По меньшей мере.

— В это невозможно поверить.

— Верь, верь.

Он изумленно потряс головой, всеми силами стараясь прийти в себя. Зашел он потому, что они со Стоуни получили санкцию на арест Уоллеса Гринлифа и Джерри Шмидта. Хотел сказать Саре, прежде чем они со Стоуни отволокут ее брата в тюрьму. Он понимал неизбежность размолвки с Сарой. Понимал, что она будет зла на него и, возможно, долго не захочет видеться. И, черт возьми, он даже не винил ее за это.

Но он хотел подготовить ее, хотел получить шанс самому рассказать о деле, прежде чем она сделает неверные заключения. И, кроме того, он должен был с некоторым стыдом признаться самому себе, что хочет показать Саре, каков гусь ее братец, прежде чем Уолли получит шанс оправдаться.

Может быть, и нехорошо с его стороны являться частицей системы правосудия. Но есть вещи более важные, разве нет? Считается, например, что любовь побеждает все, разве это не правда?

Но почему-то слова, которые Гриффин заготовил, вылетели из головы. Глядя на Сару, сидящую в его сказочном доме — доме, которым он владел, но который не ощущал своим, — держащую в руках произведение искусства, стоящее кучу денег, произведение искусства, которое принадлежало ему, но которое он не ощущал своим, Гриффин хотел назвать Сару своей. Оставалось только надеяться, что ей не расхочется того же и тогда, когда она узнает, что он сделал.

Стараясь не отвлекаться ни на что другое, он взял вазу, взвесил в ладонях и бережно поставил на место в сервант. Двигаясь быстро, чтобы не растерять свою решимость, он поднялся и протянул руку Саре. Она посмотрела вопросительно, прежде чем принять руку, но он молчал, и Сара тоже молчала.

Он помог ей встать и тут же обнял и наклонил голову для поцелуя. Но то, что он имел в виду как мимолетную ласку, оказалось захватывающим дух слиянием губ. Он целовал ее крепко и долго и никак не мог насытиться. Пальцы обхватили ее шею, потом зарылись в светлые волосы, притягивая голову еще ближе, чтобы он мог все дальше погружаться в темные глубины ее рта. Но и этого было недостаточно.

Наконец Сара оторвалась, жадно хватая воздух. — Гриффин, не надо. Я задыхаюсь. Вместо того чтобы выполнить просьбу, он поцеловал ее еще раз, все так же яростно. Одна рука обхватила ее талию, другая лихорадочно работала над пуговицами блузки. Сара помогла вытащить блузку из юбки, потом направила его руку к передней застежке кружевного лифчика. Ее кожа была мягкой и теплой, и сердце зашлось в стуке под его рукой. Он двинул руку вправо, обхватил грудь и принялся мягко, настойчиво водить большим пальцем вокруг упругого бугорка.

Она застонала и изогнулась, давая ему больше свободы. Белая молния вспыхнула в мозгу у Гриффина, и все здравые намерения разлетелись прочь.

Он хотел только Сару. Больше ничего, ничего на свете не имело значения.

— Я люблю тебя, Сара, — прошептал он у ее губ.

Он не был уверен, что хочет услышать ответ, и поцеловал снова, так же глубоко. Почувствовав, как она отчаянно дергает за ремень, он отстранился, чтобы облегчить усилия. Немеющими пальцами она забралась внутрь и захватила, сколько смогла, и алчность ее все возрастала.

На этот раз застонал Гриффин и замер, наслаждаясь неописуемым ощущением, которое дарила ее рука. Он не мог понять внезапной силы своего желания, не понимал, почему из всех женщин именно эта оказалась единственной, без которой он не может жить. Он знал только, что хочет ее здесь и сейчас, на столько, сколько понадобится, чтобы утолить их голод, на столько, сколько понадобится им обоим, чтобы стать счастливыми навсегда.

— Наверху, — сумел он прошептать, отдышавшись. — Наверху есть спальни.

Сара тоже хватала воздух, но наклонила голову и лукаво посмотрела на него.

— Сегодня ты пришел так же подготовленный, как прошлой ночью?

Он улыбнулся и кивнул. Она тоже улыбнулась.

— Ты принес наручники? Он хмыкнул.

— На улице, в машине.

— Жаль, — вздохнула она. — Ну что ж, в следующий раз обязательно.

Гриффин подхватил ее на руки, поднялся по лестнице, шагая через две ступеньки, и остановился у первой же двери. Спальня пахла пылью и ветхостью, но яркое послеполуденное солнце бросало на цветастое покрывало кровати веселые прямоугольники света. Он успел задать себе вопрос:

«Кому принадлежала эта комната много лет назад? Не Меридит ли? Не в этой ли комнате родилась мать?»

Но все вопросы забылись, когда он взглянул на Сару, на ее светлые волосы, спутанные его прикосновениями, на губы, покрасневшие от его поцелуев. Растерзанная одежда напомнила, как близок он к потере контроля над собой. Он медленно отпустил ее, томно потершись телом о тело, и тут же бросился целовать снова.

Ослепленная поцелуями, Сара в первую минуту только стояла, ухватившись за его мощные плечи, а потом отдалась дивным объятиям. Он обхватил ее ладонями, скользнул по спине вниз и требовательно прижал ее к себе. Сара почувствовала, как давит на живот его набухшая плоть, и необычайно живо вспомнила, как это было, когда он вошел в нее первый раз. От воспоминания ее бросило в жар, огонь разлился по телу, заставляя ноги раздвинуться. Она вцепилась в его волосы, притянула голову к себе и ответила на поцелуй таким же жадным поцелуем, пытаясь поглотить его прежде, чем будет поглощена сама.

Она дергала его галстук, пока не сорвала с шеи, потом стала бороться с пуговицами рубашки. Мгновение спустя его пальцы начали помогать ей, а потом ее раскрытые ладони забродили по широкой теплой груди Гриффина. Какое он чудное создание, смутно подумала она, чувствуя, как мышцы, будто живые, бугрятся и перекатываются под кончиками пальцев. Пальцы пропутешествовали вниз по грудной клетке, помедлили на поясе брюк и двинулись дальше. Гриффин поймал ее руки и тихо хмыкнул.

— Не сейчас, — сказал он. — Я готов выстрелить, как базука, но не хочу этого делать, пока хорошенько не потормошу тебя.

Сердце бешено заколотилось от его откровения, но она улыбнулась.

— Да? И что же ты для меня приготовил? В его ответной улыбке были распутство, соблазн и вместе с тем невинная безмятежность.

— Скоро увидишь.

Без колебаний сорвал он с ее плеч блузку и лифчик, не взглянув, как одежда белой кучкой упала на пол рядом с его рубашкой. Бережно, как хрустальную вазу, которую недавно держал в руках, он обхватил теплыми пальцами ее грудь. Сначала только держал ее так, потом медленно начал возбуждать розовые бугорки. Она не удержалась от вскрика наслаждения, и Гриффин улыбнулся. Нагнувшись, он прижался губами к плоти, которой только что касался, втянул бархатистую грудь в рот, покружил языком вокруг соска и втянул еще глубже.

Долгие минуты он ласкал ее грудь, подводя все ближе к краю. И в тот самый миг, когда ощущения, пронзавшие ее всю, показались невыносимыми, он оторвался, оставил быстрый поцелуй там, где стучало сердце, и занялся другим.

Просунув руку за ее спину, потянул молнию на юбке, встал на колени и сдернул юбку к лодыжкам. Она хотела выбраться из одежды, но Гриффин не дал, крепко обхватив за талию. Прильнул губами к тонкой ткани трусиков и жарко подышал, прежде чем поцеловать сквозь ткань. Потом зацепил большими пальцами и тоже стащил вниз, но вместо того, чтобы подняться, заставил ее раздвинуть бедра и снова положил руки на талию.

В спальне было жарко, когда они входили, отсутствующе вспомнила Сара, обхватывая ладонями его плечи, чтобы не упасть. Но та жара не шла ни в какое сравнение с нахлынувшей, когда она, опустив глаза, увидела снова приближающуюся темную голову Гриффина. С каждым пронзительным прикосновением его языка к самой интимной ее части комната становилась все жарче и жарче, пока не показалась охваченной пламенем. Она еще сильнее впилась пальцами в плечи Гриффина и запрокинула голову, глядя в потолок. Спальня в порядке, отметила она, прежде чем глаза закрылись. Огонь опалял только ее.

Вплотную приблизившись к ослепительной сердцевине пламени, она закричала, и Гриффин прервал свой натиск. Он поцеловал плоский живот, погрузил язык в пупок и скользнул руками по ребрам к груди. Медленно поднялся над ней мощной башней, и она удивилась, что могла жить без этого мужчины раньше. Хотела заговорить, но он прижал пальцы к губам, не выпуская слова. Затем нашел ее руку и погладил ее раскрытой ладонью упругую плоть под своими брюками. Голова его запрокинулась с порывистым вздохом, и Сара приблизилась к пламени еще на шаг.

Когда Гриффин убрал свою руку, Сара продолжала в заданном им ритме, пока все разделявшее их не сделалось невыносимым. Они вместе избавились от остатков его одежды и вместе двинулись к кровати. Вместе сбросили покрывала, и Гриффин, стоя у постели перед ней на коленях, ласкал все те места, до которых не успел добраться раньше Сара стонала от пронзительных ощущений и знала, что он желает ее, как не желал никто и никогда в ее жизни. И любит, осознала она, ничуть не удивляясь.

Она склонилась лицом к нему — оба по-прежнему стояли на коленях, только он на полу, — обвила рукой шею и притянула голову для поцелуя. Поднявшись, он повалил ее на спину и навис, опершись на руки. Она обхватила ногами его ноги, впилась в тугие ягодицы, молча зовя его желанное тепло в себя. Он не медлил более. Одним мощным толчком вошел в нее, и оба закричали от наслаждения.

Глубже и глубже входил Гриффин, добираясь до мест, которых в Саре еще никто не касался. Он шептал на ухо эротические обещания и тут же выполнял одно за другим. Казалось, проходили дни услад, и прямоугольники света на кровати становились длиннее и бледнее. Наконец он вошел в нее последний раз, вошел до самых глубин, уведя обоих за край.

То, что начиналось нетерпеливой жаждой, закончилось медленным, томным удовлетворением. Сара и Гриффин долго лежали молча и неподвижно, слишком ошеломленные тем, во что превратилась их сегодняшняя встреча, слишком ясно ощущая хрупкость новообретенной близости и боясь испортить ее неверным словом.

Прильнув к Гриффину, Сара благодарила судьбу, подарившую ей встречу с этим человеком. Улыбнувшись, она вспомнила, как проклинала ту, первую встречу. Скажи ей тогда кто-нибудь, что она влюбится без памяти в несносного офицера Шального, она бы просто расхохоталась. Теперь она могла только улыбаться.

Был вопрос, который она хотела задать, но никак не осмеливалась. Играя с завитками темных волос у него на груди, она решила, что проще всего будет спросить прямо.

— Гриффин? — произнесла она тихо и мягко в теплом полумраке спальни.

— Ммм?

— То, что ты сказал, было всерьез? Он шевельнулся и притянул ее ближе.

— Что было всерьез? — спросил он.

Она набрала полные легкие воздуха и выдохнула:

— Ты всерьез сказал, что любишь меня? Сара скорее почувствовала, чем услышала, быстрый вздох и пожалела, что вопрос нельзя вернуть. Но прежде, чем она успела превратить его в шутку, Гриффин ответил.

— Да, — сказал он. — Да, я говорил это серьезно.

Она повернулась, чтобы увидеть его лицо. Усталое, смущенное и совсем не испуганное. Она положила руку на его твердый подбородок и улыбнулась.

— Честно? — спросила она. Он медленно кивнул.

— Честно.

— Тогда скажи это еще раз.

— Я люблю тебя, Сара, — медленно выговорил он.

Она снова примостилась рядом, чувствуя, как новое, иное тепло наполняет тело.

— Я тоже люблю тебя, Гриффин, — сказала она тихо. — Я тоже люблю тебя.

Эти спокойные слова чуть не убили Гриффина. Как, черт возьми, как он скажет ей теперь о брате? «Я люблю тебя, Сара. Да, кстати, этим вечером я арестую твоего брата. Совсем забыл тебе сказать, что занимаюсь его делом почти со дня нашей первой встречи. Следующие несколько лет он, по моей милости, проведет в каталажке, и ты сможешь видеться с ним только в дни свиданий. Он утратит некоторые основные права, которые имеем мы с тобой, и его жизнь никогда не станет прежней благодаря моему служебному рвению. Это я так, к слову». Да, это именно то, что нужно, чтобы удержать ее.

Гриффин вздохнул, открыл было рот, но, тут же закрыл снова, не найдя что сказать. Как он умудрился так запутаться? Что за судьба такая?

— Который час? — сонно спросила Сара. Он машинально взглянул на запястье и, не обнаружив часов, оглянулся, не зная толком, где их искать.

— Я, наверно, положила их на тумбочку, когда сняла, — сказала она, перехватив его взгляд.

Но их не было и там. Он перегнулся через край кровати и увидел поблескивающий на полу циферблат. Дотянувшись, хмыкнул:

— Наверно, ты сбила их ногой, когда я…

— Ах, да, — перебила она, дико покраснев. — Я вспомнила. И еще я, наверно, разбила вазу. Но не беспокойся, — поспешила добавить Сара. — Эта была обыкновенной стекляшкой. Таким цена грош за дюжину.

Он рассмеялся.

— Я бы не жалел, стой она полмиллиона. Не высока цена за то, чтобы…

— Гриффин… — простонала она, молча прося не упоминать их недавние сексуальные игры. — Ты можешь просто сказать, который час?

Улыбка сползла с его лица при взгляде на часы.

— Тебе не понравится, если я скажу.

— Почему?

— Уже начало седьмого.

— Ой, мамочка, — выдохнула Сара, спрыгивая с кровати. Она торопливо заметалась по комнате, подбирая одежду и пытаясь натянуть на ходу. — Миссис Макафи убьет меня за опоздание. И я не смогу ее винить, если на этот раз она откажется от места. Знаешь, как трудно найти хорошую няню? Почти невозможно. Сколько месяцев мне пришлось искать, и попадались только всякие Чарли Мэнсоны и Бетти Муссолини. Или вид у них был такой, будто сбежали с последней шлюпкой с острова доктора Моро.

— Сара, ты не можешь сейчас уйти, — вздохнул Гриффин. — Есть одна вещь, о которой нам надо поговорить.

Сара застегнула последнюю пуговицу на блузке. Опустив глаза, убедилась, что пропустила одну, и начала быстро расстегивать.

— Нет времени, — сказала она, на сей раз успешно справившись с застежкой. — Мне на самом деле нужно идти.

— Но, Сара…

— Почему бы тебе не пообедать со мной и мальчиками? — предложила она, торопливо заправляя блузку в юбку и застегивая молнию. — Потом обо всем поговорим.

Он покачал головой.

— Не могу. Через полчаса я должен встретиться со Стоуни.

— Ну, пусть и Стоуни приходит. Можно будет пригласить Элен и Джону.

— Нет, это невозможно, — сказал Гриффин. — Сегодня вечером мы со Стоуни должны произвести арест.

Сара вскинула голову и ухмыльнулась.

— Как интересно! Попросите какого-то проходимца сделать жизнь невинных людей, вроде меня, более безопасной?

Гриффин ухватился за эти слова.

— Да! — воскликнул он, садясь на кровати. Простыня сползла, и, заметив на лице у Сары гримасу, он завернулся в нее, как в тогу. — Ты права, — продолжал он быстро, надеясь, что со стороны хоть немного походит на облеченную законными полномочиями персону. — Именно поэтому я должен взять того парня. Потому что он проходимец и лишил себя права быть членом законопослушного общества. Запомни это.

Сара нагнулась и быстро поцеловала его в губы.

— И я люблю тебя за это, — сказала она, прежде чем направиться к выходу.

— Сара! — крикнул он вдогонку.

Она обернулась в дверях с вопросом на лице. Он открыл рот, чтобы сказать все то, что обязательно нужно было сказать, но накатившее вдруг чувство беспомощности парализовало его.

— Я тоже люблю тебя, — сказал он тихо, понимая, что этого недостаточно.

Она улыбнулась прекрасной, счастливой, беспечной улыбкой, послала воздушный поцелуй и исчезла. Гриффин пожалел, что не может сейчас испытать такого же чувства легкости и беспечности. Все его мысли были заняты предстоящим вечером. Единственное, что стояло перед его глазами, — это лицо Сары при будущей встрече, и он знал, что тогда на ее лице отразятся совсем другие чувства. Боль и злость за предательство. И все это из-за него.

Звук закрывшейся внизу двери был похож на печальную точку. Отбросив простыню, он встал и начал одеваться, но без торопливого возбуждения своей партнерши. Гриффин вовсе не спешил туда, куда должен был попасть. Как он хотел, чтобы предстоящий вечер оказался уже позади! Чтобы вообще все было позади, и он бы снова жил своей прежней жизнью, такой, какой она была до Сары, — одинокой. Забавно, прежде холостяцкая жизнь не казалась

ему одинокой. Но теперь чувство одиночества будет неизбежным побочным эффектом воспоминаний о Саре Гринлиф.

Но он не может позволить ей уйти. Что бы ни случилось после этого вечера, он не отпустит ее. Она может быть сестрой Уоллеса Гринлифа, но еще она — любовь Гриффина Шального. И любыми средствами — дозволенными или нет — он добьется, чтобы она осталась в его жизни навсегда.

Глава 10

Вечером, когда Сара домывала тарелки после обеда, зазвонил телефон. Конечно, Гриффин! Она крикнула сыновьям сделать тише телевизор в гостиной, схватила трубку и пробормотала быстрое «Алло».

— Сара, я арестован.

Она покрепче ухватила трубку, пытаясь другой рукой подставить вымытую тарелку под струю холодной воды.

— Уолли? — переспросила она. — Это ты? Что ты сказал?

— Я арестован, — повторил брат на другом конце провода. Его голос был далеким и слабым, без следа обычной самоуверенности.

— Что?! — воскликнула она, уронив тарелку обратно в мыльную воду. Теперь она слушала со всем вниманием. — Арестован? За что?

— Мой адвокат — в Гранд-Каймане до конца недели, — продолжал он, не вдаваясь в объяснения. — Немедленно приезжай и забери меня под залог.

— Забрать тебя под залог? — повторила она, все еще не в силах поверить в услышанное. — Но что случилось? В чем тебя обвиняют?

— Обвинение сфабриковано, — был мгновенный ответ. — Слушай, это сплошное недоразумение, не сомневайся. И все вскоре разъяснится. После чего я дух вышибу из полицейского управления города Клемента и истрачу компенсацию, проведя отпуск на Таити. Когда ты можешь быть здесь?

Сара потрясла головой, пытаясь осознать услышанное.

— Я не знаю. То есть сколько нужно денег?

— Сумма залога — пятьдесят тысяч долларов…

— Пятьдесят тысяч долларов!

— Но тебе нужно иметь с собой только десять процентов.

— Пять тысяч долларов? — выдохнула она, удивляясь способности произвести даже такое простое математическое вычисление.

— Ага, так сколько тебе понадобится, чтобы добраться сюда с этой суммой?

Может быть, ей удалось бы наскрести пятьдесят баксов, думала Сара, прикидывая состояние своей чековой книжки. Но пять тысяч? За кого брат ее принимает? За Нельсона Рокфеллера?

— Уолли, у меня нет пяти тысяч.

— Что ты хочешь этим сказать? Вернувшийся к нему апломб взбесил Сару.

— У меня нет пяти тысяч долларов, — повторила она медленно, как для маленького ребенка. — Ты прекрасно знаешь, что я не набита деньгами.

— Не говори ерунду. Всего пять кусков. Неужели ты хочешь сказать, что у тебя на счету нет такой малости?

— Конечно, нет.

Уолли помолчал, потом сказал:

— Они могут принять в залог недвижимость. Дом ведь принадлежит тебе, так? Ты получила его после развода. Просто подпиши залоговое обязательство.

— Уоллес Гринлиф, ты сошел с ума, если полагаешь, что я заложу свой дом, чтобы выкупить тебя. Ты даже не сказал, в чем обвиняешься.

— Я стою этих денег, Сара. Ты сама знаешь.

Сара была подавлена. Она хотела помочь брату, но как можно сделать это, не имея средств?

— Почему ты не позвонишь маме? — предложила она. — Мама так горела желанием вложить деньги в твои проекты. У нее должны найтись такие деньги, и она может перевести их по телеграфу.

— Нет, она вложила их в кафетерий, — сообщил Уолли.

— Ты забрал у мамы последний доллар ради этой безумной затеи?

— Это нельзя назвать последним долларом, — сказал он. — И между прочим, этот кафетерий даст огромную прибыль. Тебе следовало бы и самой вложиться.

— Ну ладно, Уолли, я уже сказала, что у меня нет свободных денег.

Что-то здесь не так, думала Сара. Братец не подарок, но при всех его недостатках в тюрьму его сажать как будто не за что. Хоть она иногда и готова была пожелать этого, но дурной характер не есть нарушение закона. Так почему же Уолли так упорно не хочет сказать, в чем его обвиняют?

— Скажи, за что ты арестован, — настаивала она. — Тогда я решу, могу ли рисковать домом.

— Сара…

— Уолли… — передразнила она его раздраженный тон.

Он издал громкий, озлобленный вздох, еще более несносный благодаря искажениям телефона.

— Недобросовестная реклама, — наконец сообщил он.

Сара нахмурилась.

— Недобросовестная реклама? Никогда о таком не слышала. Что это? Кажется, не очень страшно. Звучит как мелкое преступление.

— Так оно и есть.

— Тебе назначили залог в пятьдесят тысяч долларов за одно мелкое преступление?

Он снова вздохнул, на этот раз еще более раздраженно, и продолжал:

— Кроме того, мне инкриминируют недобросовестное ведение дел и коммерческое взяточничество.

У Сары заболело в животе.

— Эти обвинения выглядят более серьезными.

— Но это тоже мелкие преступления, — уверил ее Уолли, — как и большинство других обвинений.

— Большинство других обвинений? — повторила она. Его уклончивость начинала ей надоедать. — Уолли, не мог бы ты выложить все сразу?

— Ладно, ладно. Против меня выдвинуто тридцать семь мелких обвинений.

— Уолли…

— Но ни одно из них не будет доказано, — поспешил добавить он.

— А какое самое серьезное? — спросила она, боясь услышать ответ.

Он долго молчал, прежде чем ответить.

— Подкуп государственного должностного лица, — пробормотал он наконец. — Тяжкое уголовное преступление. Класс Д. Четырнадцать пунктов.

— Уолли, — несчастным голосом повторила она.

— Но все это сфабриковано, Сара, — убеждал он. — Клянусь тебе. Ты же меня знаешь. Я не мошенник.

Сара покачала головой, не зная, что думать. Брат совершил в жизни несколько глупостей, и она не удивилась бы, услышав еще об одной. Но подкуп? Государственного должностного лица, ни больше ни меньше? Это ведь явно через край. Способен ли он в самом деле на такое преступление? Неужели он действительно настолько глуп?

На этот раз вздохнула Сара — долгим утомленным вздохом. Она запустила руку в волосы. Вдруг вспомнился Гриффин, и она улыбнулась. Он же коп. Он должен знать, что делать. Он может помочь.

— Слушай, — сказала она Уолли, — я позвоню Гриффину и узнаю…

— Кому?

— Гриффину, — повторила она. — Гриффину Шальному. Это тот, э-э-э… мой друг, которого ты встретил у меня несколько недель назад. Он коп, и, может быть…

— Ах, вот оно что. Я знал, что уже где-то видел этого парня.

— Что?

— У меня для тебя новость, дорогая сестричка. Одним из копов, которые меня арестовывали, был твой хахаль.

— Что?

— Все время, пока он талдычил о моих правах и надевал наручники…

— Он… он надел на тебя наручники? — хмыкнула Сара, но тотчас же, опомнясь, убедила себя, что смешок вызван совсем другим. Тут же выругав себя за несерьезность, она повторила более возмущенным тоном:

— Неужели на тебя надели наручники? Какое унижение.

— Да, — продолжал Уолли, не обратив внимания на ее оплошность. — Я все время повторял:

«Ваше лицо мне ужасно знакомо. Мы встречались?» А он делал вид, что не слышит.

— Ты уверен, что это был Гриффин? — спросила она. — Гриффин Шальной?

— Абсолютно. Я даже помню, как говорил что-то в том смысле, что забавно быть арестованным полицейским по фамилии Шальной.

И ему это, наверно, понравилось, подумала Саpa. Наверно, он состроил Уолли такую же раздраженную физиономию, как мне при первой встрече, когда я отпустила подобное замечание. Потом она вдруг осознала, что человек, которого она вспоминала с такой нежностью, человек, с которым занималась любовью несколько часов назад, человек, которому призналась в любви и который сделал ответное признание, только что арестовал ее брата. Он ведь сказал, что должен произвести арест вечером, но не удосужился пояснить, что арестован будет не кто иной, как ее брат Уолли. Брат, с которым он две недели назад познакомился у нее на кухне, напомнила себе Сара. Значит, он не сомневался, что имеет дело с членом ее семьи. Гриффин Шальной лгал ей. У Сары вдруг сверкнуло в голове, словно от удара. Прежде чем арестовать кого-то, полицейский ведет расследование, так? Уж это она усвоила из телесериалов. Значит, Гриффин какое-то время вел дело Уолли. Как долго, она понятия не имела. Но не могла избавиться от вопроса, не был ли его интерес к Уолли причиной интереса к ней. Не потому ли он захотел сблизиться с ней? Узнав, что она сестра Уолли, использовал ее, чтобы больше узнать о жизни брата.

Нет, это невозможно, решила она. Она не помнит случая, чтобы он хоть упомянул при ней имя Уолли, не говоря уже о расспросах, за исключением вполне естественных, возникавших в разговоре об их семьях. Если бы он захотел побольше узнать о профессиональной жизни Уолли, он спросил бы.

Тут возникла еще более тревожная мысль. Может быть, и она была под подозрением? Может быть, Гриффин Шальной поэтому старался сблизиться с ней? Может быть, он надеялся узнать что-то криминальное еще и о ней? В конце концов, он же оштрафовал ее за превышение скорости. В его глазах это могло означать склонность к противозаконным деяниям. Естественно, у него возникли подозрения. Но неужели полицейские расследования доходят до постели?

— Сара? Ты меня слышишь? Она потрясла головой, собираясь с мыслями, и ответила несколько раздраженно:

— Да, Уолли, я слушаю.

— Так что же ты собираешься делать теперь, после того, как твой хахаль-коп засадил меня в тюрьму?

Требовательный и обличающий тон Уолли, его попытка свалить вину с больной головы на здоровую заставили Сару взбелениться. С нее довольно. Хватит с нее братьев, хватит с нее копов, хватит с нее мужчин. Хорошо, она пойдет сейчас в полицейский участок узнать, может ли сделать что-нибудь для освобождения Уолли. Заодно поищет Гриффина, потому что должна задать ему немало вопросов. Но если Уолли по-прежнему будет вести себя как мальчишка и если ответы Гриффина не удовлетворят ее, она умоет руки и забудет обоих.

У Гриффина болела голова. Невыносимая, выворачивающая уши и отдающаяся в плечах мигрень напала на него в тот момент, как он постучал в дверь Уоллеса Гринлифа. Такая напасть просто не уходит. Он проглотил четвертую таблетку аспирина, зная, что ничего, кроме язвы желудка, это не даст, упер локти в стол и положил голову на руки. Если бы неудачные дни были взбесившимися лошадьми, его бы уже растоптало в лепешку.

— Я хочу перемолвиться с тобой парой слов. Это был голос, которого он ждал весь вечер и который услышать боялся. Он уронил ладони на стол, взглянул на Сару и попытался улыбнуться.

— Привет, — сказал он. — У вас возникли проблемы, мисс Гринлиф?

На ней были те самые тесные шорты, которые чуть не свели его с ума во время бейсбольного матча, и просторная фиолетовая футболка с надписью «Моя мама уехала в Атлантик-Сити, и осталась у меня только эта вшивая футболка». Волосы всклокочены, на лице никакой косметики, вид сердитый. Очень, очень сердитый. Гриффин и не думал, что ему когда-нибудь захочется чего-то так сильно, как сейчас захотелось обнять и поцеловать ее. Но за ее спиной были Джек и Сэм, необычайно смирные, предусмотрительно усаженные на скамью, где им ничего не было слышно, следящие за каждым его и Сариным движением. Так что он только заложил руки за голову, откинулся на стуле и стал ждать, когда она разорвет его на части.

— Ты лгал мне, — сказала она без предисловий.

— Нет.

Она поддернула ремень сумочки на плече, да так и не отняла пальцы, судорожно вцепившись в кожаную полоску. Может, боялась, что какой-нибудь подонок из полицейского управления сорвет сумку с плеча, а может, просто нуждалась в опоре, пусть даже такой эфемерной.

— Нет, лгал, — настаивала она.

— Извини, Сара, — начал он снова, — но я прошу тебя понять. Я никогда не лгал тебе.

— Сколько времени ты занимался делом Уолли, прежде чем арестовал его? — требовательно спросила она.

— Около шести недель, но…

— Примерно тогда ты начал крутиться у моих дверей, — перебила она. — Я бы сказала, у тебя было достаточно возможностей признаться, что ты занимаешься делом моего брата.

— Я не имею права разглашать тайну следствия посторонним лицам, — сказал Гриффин, запоздало пожалев, что выбрал этот термин для обозначения Сары. Но она уже это отметила и покрылась красными пятнами.

— Ага, значит, вот кто я для тебя? Гриффин вскочил так резко, что опрокинул стул. Сара вздрогнула, но не двинулась с места. Разве что поза стала более вызывающей. Она уперла руки в бока древним воинственным жестом.

— Неправда, и ты это прекрасно знаешь, — бросил он, как-то умудрившись понизить голос. Он уже заметил, что разговор вызывает большой интерес у ее сыновей и других детективов в отделе. — Я присоединился к расследованию, когда оно уже продолжалось достаточно долго.

— Но ты знал, что Уолли мой брат. Ты знал, что… — Она запнулась и опустила глаза, вдруг почувствовав, что не может вынести его взгляд. И тоже понизила голос. — Ты знал, что связываешься с сестрой подозреваемого, но ничего не сделал, чтобы предотвратить эту связь. По мне, это попахивает неэтичным поведением, мягко говоря. Хотя я знаю несколько других слов.

Гриффин знал, что не стоит спрашивать, но не удержался:

— Например?

Она снова вскинула голову и посмотрела ему прямо в глаза — Например, низкое, лицемерное, расчетливое, корыстное, бездушное…

— Довольно, довольно. Я получил представление. — Он потер шею и вздохнул. — Слушай, мне нравится не больше, чем тебе, как все вышло. Но факт тот, что твой брат — преступник, навлекший на себя массу неприятностей. Я ничего не мог тут поделать, Сара. Просто мне было поручено заняться им.

Она долго молча смотрела на него, и ясно было, что она напряженно что-то обдумывает.

— Дело не в Уолли, — сказала она наконец. Он вопросительно поднял бровь.

— Нет?

Она покачала головой.

— Нет. Не только в нем. Дело в том, что ты лгал мне. В том, что ты занимался им, когда спал со мной. — Она подняла руку, не давая ему возразить. — Потому что теперь ты никогда не докажешь, что нас связывало что-то большее, чем просто секс. Иначе ты был бы честен со мной. Может быть, не с самого начала, но признался бы. По крайней мере предупредил бы меня о том, что должно произойти.

— Рискуя тем, что ты предупредишь брата, прежде чем мы арестуем его?

— Я бы этого не сделала!

— Не сделала бы?

Сара хотела было отмести Гриффиново сомнение, но затем задумалась над его вопросом. Она шла в полицию, полная ярости, готовая пригвоздить его к стене. Она бесилась из-за ареста брата, но еще больше из-за того, что Гриффин все знал, но ни словом ей не обмолвился. Она бесилась оттого, что он ухаживал за ней, занимаясь делом Уолли. Но теперь она уже не знала, из-за чего бесится больше.

— Почему ты не мог хотя бы подождать? — спросила она. — Почему ты не мог заниматься своими служебными делами, сделать все, что должен, а потом уже прийти ко мне?

— Ну, конечно, — ответил Гриффин с сарказмом. — Как будто ты бы захотела встречаться с человеком, который засадил в каталажку твоего брата.

Она принялась яростно тереть лоб, пытаясь прогнать угнездившуюся между глаз боль. Ей было больно, она запуталась, и была сердита, и понятия не имела, что думать.

— Для тебя это действительно было важно? — спросила она. — Чтобы я встречалась с тобой?

— Да, — мгновенно ответил он. — Это было очень важно. Ты стала для меня важнее всего, что когда-либо случалось в моей жизни.

Она вздохнула, почувствовав вдруг усталость, какой прежде не знала.

— Эх, Гриффин. Ты все поломал.

Он обошел стол, властно взял ее за плечи и держал, пока она не посмотрела ему в глаза. Увиденное заставило ее сердце сжаться. Для него все происшедшее означало такой же крах, как и для нее. Но, в отличие от нее, он не хотел терять надежду.

— Почему же это я все поломал? — спросил он.

— Очевидно, предстоит судебное разбирательство, — сказала она.

— Да.

— Разбирательство, которое поставит тебя и Уолли по разные стороны барьера.

— Да.

— Ты сделаешь все, что сможешь, чтобы посадить его за решетку, а он будет сражаться за свою жизнь. Потому что, как бы ни обернулось, его жизнь никогда уже не будет прежней после того, как все закончится.

— И что же из этого, Сара?

— Неужели ты не понимаешь? — взмолилась она. — Может быть, я не всегда жила душа в душу с братом. Черт, я не помню, чтобы когда-нибудь жила с ним душа в душу. Но, даже если он виноват в том, в чем ты его обвиняешь… — Она подняла руку, будто ища помощи, сжала в кулак, а потом беспомощно уронила. — Он все-таки мой брат, — тихо закончила она. — И всегда будет частью моей жизни.

— А я не буду, — произнес он вслух то, что она оставила недосказанным.

— Не знаю, будешь или нет, — честно сказала Сара.

— Значит, дело все-таки в Уолли.

— Нет, Гриффин, дело в нас.

Он недоумевающе покачал головой.

— Я не смогу видеть тебя некоторое время, — сказала она, стряхнув его руки с плеч и отступая на шаг. — Во всяком случае, пока будет длиться разбирательство. Через это и так трудно будет пройти, даже без разбирательств в моей любовной жизни.

— Сара, не делай этого, — попросил он. — Не отбрасывай того, что у нас было.

— Сейчас это выглядит так, словно у нас ничего и не было, кроме шикарного сексуального приключения, построенного на обмане.

Он помотал головой.

— Нет, у нас была взаимная любовь, такая, о какой большинство людей даже не подозревает.

— Не может быть любви без доверия, Гриффин, — решительно возразила она. — И не может быть доверия там, где был обман.

— Клянусь тебе, Сара, я никогда не собирался…

— Но ты сделал это, — перебила она. — Разве нет?

Гриффин смотрел на Сару, смотрел на двух мальчиков, сидящих тихо, словно испуганные зверьки. Эти трое заставили его размечтаться о том, на что он в своей жизни уже не рассчитывал. Ему показалось, что он сможет наконец обрести семью. Он не знал, что сказать или сделать, чтобы переубедить Сару. Он пытался поставить себя на ее место, пытался сопереживать ей. Но единственное, что ему удалось, — это увидеть ускользающее будущее, будущее, которое оказалось для него важнее всего на свете.

— Что мне делать? — спросил он в отчаянии. — Что мне сказать, чтобы все стало по-прежнему? Но Сара лишь покачала головой.

— Теперь уже никогда не будет по-прежнему. Никогда. — Она сделала еще шаг назад. — А сейчас мне надо идти и попробовать вытащить брата из тюрьмы. Не пытайся увидеться со мной, Гриффин. Мне нужно какое-то время. Много времени.

— Но когда я увижу тебя снова? — Он шагнул за ней и остановился, когда она обернулась.

Сара поднесла руку ко лбу, покрытому горестными морщинами. Не знай Гриффин Сару Грин-лиф, он мог бы поклясться, что сейчас она расплачется.

— Не знаю, — тихо сказала она. — Просто не знаю.

— То, что у нас было, Сара, — начал он, понизив голос почти до шепота, — это не только секс. — Он постарался не обратить внимания, что использовал прошедшее время, говоря о себе и Саре. Но она и на этот раз заметила.

— Ты правильно сказал, Гриффин, то, что у нас было. Теперь у нас нет ничего. И при том, что обещает нам будущее…

Она пожала плечами, отказываясь от борьбы. И с тем снова отвернулась, забрала сыновей и поспешила прочь. Гриффин смотрел, как качаются дверные створки, смотрел долго, пока они не остановились. Вокруг него звонили телефоны, стучали пишущие машинки, попискивали компьютеры и кричали люди. В отделе шла деятельная жизнь. Но никогда еще Гриффин не ощущал себя таким одиноким.

Глава 11

Начавшееся два месяца спустя разбирательство получалось гораздо менее драматичным, чем ожидала Сара, и совершенно не похожим на телесериалы. Занятые в нем юристы оказались вкрадчивыми болтунами, которые, на ее взгляд, занимались исключительно толчением воды в ступе. Они произносили массу официальных формулировок, в которых она так ничего и не поняла, и еще больше непонятных корпоративных заклинаний.

Уолли так и не сказал ей точно, в чем обвиняется и откуда взялись эти обвинения. Вместо этого он сотрясал воздух, жалуясь на то, что честные трудяги садятся в тюрьму, тогда как улицы кишат отчаянными жуликами, которых никто и не думает призвать к порядку. В ответ Сара признавала, что система юстиции находится в жалком состоянии — равно как и ее банковский счет — и Уолли, к сожалению, придется оставаться в тюрьме, пока не вернется из отпуска адвокат и не вызволит его.

И теперь, сидя в зале суда и изучая затылок брата, она по-прежнему не понимала, что происходит. Знала только, что пятнадцать минут назад объявился Гриффин и ей понадобились все оставшиеся силы, чтобы не смотреть туда, где он сидел. Машинально взглянув через плечо на открывшиеся двери суда, она встретилась с ним взглядом. На Гриффине был легкий светло-серый костюм, совершенно не похожий на его обычную одежду и подчеркивавший голубизну его глаз.

Долгое, как вечность, мгновение они изучали друг друга, пока Сара не заставила себя отвернуться. Она крутила пуговицы своего золотистого пиджака и пыталась забыть, что увидела его. Но каждый скрип туфель, пока он шел к своему месту, громом отдавался в ее ушах. Мало того, ей казалось, что она ощущает его запах — даже на таком расстоянии. Конечно, этого быть не может. Они не виделись больше двух месяцев. Вряд ли она вообще помнит его запах.

Господи, кого она обманывает? Она помнит каждый дюйм тела Гриффина Шального, каждый произнесенный им звук, каждое сказанное слово. Призрак этого человека преследовал ее повсюду. Даже ведя машину, она постоянно ловила себя на том, что заглядывает в зеркальце заднего вида, надеясь, что он появится за нею на своем мотоцикле, как будто тогда можно будет вернуть все на несколько месяцев назад и начать сначала.

С момента расставания ей хотелось, чтобы он хоть попытался увидеться.

В зале суда вдруг стало очень жарко и душно, и Сара пробралась к выходу, стараясь сделать это как можно тише и незаметнее. В широком коридоре от суетившихся вокруг людей шло хоть какое-то шевеление воздуха, и ей стало легче. Минуту она отдыхала, а потом почувствовала, что кто-то стоит сзади. Не оборачиваясь, поняла, что это Гриффин. Она не шевельнулась, и тогда он обошел ее и встал напротив.

— Я не уйду только потому, что ты не замечаешь меня, — сказал он.

Она встретила его взгляд, тщетно пытаясь найти какую-нибудь легкую и безразличную реплику в ответ. К сожалению, легкость и безразличие никак не вязались с ее теперешним состоянием.

— И если ты скажешь мне уйти, я тоже не сделаю этого, — быстро добавил он, будто боясь, что именно такое заявление сорвется сейчас с ее губ.

— Привет, Гриффин, — сказала она наконец, сдаваясь перед фактом, что рано или поздно заговорить с ним придется. — Как ты жил это время?

Похоже, вопрос задел его за живое, потому что он нахмурился и резко ответил:

— А как, по-твоему, я мог жить? Да и волнует ли это тебя на самом деле?

Ей хотелось крикнуть: «Да! Конечно, волнует!» Хотелось сказать, что не было ночи, когда бы она не таращилась в потолок, думая, где он сейчас и с кем. Хотелось рассказать, как часто спрашивают о нем мальчики, насколько поубавилось в них живости с тех пор, как исчез Гриффин.

Хотелось сказать, как сильно ей не хватает его. Как сильно она его любит.

Но вместо всего этого она сказала только:

— Надеюсь, ты жил неплохо. Один угол его рта поднялся в саркастической улыбке.

— Ага, могу поспорить, ты-то жила неплохо. Саре не хотелось пререкаться. Если сейчас они говорят друг другу последние слова — а она очень боялась, что так оно и есть, — не стоит тратить время на споры.

— Ты что-то хотел, Гриффин? Он рассмеялся без тени веселья.

— Хотел? — похотливо повторил он. — О да. Кое-чего я хочу. Но ни одно из моих желаний не может быть описано в порядочном обществе.

Она сжала губы. Как он может сводить то, что было, к одному сексу? Наверно, неохотно призналась она себе, это потому, что при последней встрече сама его так настроила?

Убитая такой мыслью, не желая затягивать неприятный разговор, она сказала:

— Ну, если больше тебя ничего не интересует… — Она сделала движение, собираясь обратиться в бегство и пытаясь определить, где может быть ближайшая дамская комната. Если она не уберется немедленно, наверняка сделает какую-нибудь большую глупость. Например, заплачет. Или бросится в его объятия, вымаливая обещание никогда больше не оставлять ее.

— Ты уже несколько недель не была в доме, — сказал он, и теперь вместо холодной издевки в его голосе звучала глухая тоска. — Всякий раз, как я заходил, там оказывалась Элен.

Сара помедлила, снова встретила его взгляд. Голос ее был тихим, без колкости, без упреков.

— Мы решили, что при сложившихся обстоятельствах лучше будет, если Элен временно возьмет оценку на себя. Когда она покончит с мебелью и драгоценностями, я вернусь и доделаю остальное. Не беспокойся, — вырвалось у нее. — Еще до конца года я выполню все обязательства.

— Я не хочу, чтобы ты выполняла свои обязательства. Я хочу, чтобы ты поговорила со мной. Позволила все объяснить. Черт возьми, выслушай меня.

— Нам не о чем говорить, — настаивала она.

— А я думаю, нам есть что обсудить, — возразил он.

— Гриффин, я сказала тебе два месяца назад, что не могу сделать этого до конца разбирательства.

— И два месяца назад я думал, что смогу выдержать. Но теперь передумал. Мне необходимо поговорить с тобой. Сейчас.

Она глубоко вздохнула, показала на пустую скамью и направилась к ней, полагая, что он пойдет следом.

Гриффин чуть помедлил, глядя, как она идет, покачивая бедрами, и квадратные плечи пиджака вместе с прямой юбкой ничуть не скрывают этого. Улыбнувшись, он последовал за ней. Безусловно, у Сары Гринлиф очень характерная походка — уверенная и независимая. Но вот как раз сейчас он бы предпочел найти в ней хоть немного неуверенности. Ровно столько, чтобы выровнять шансы. Потому что сам-то он никакой уверенности в себе не ощущал.

Он сел рядом, намеренно оставив дистанцию в шесть-восемь дюймов, чтобы она не чувствовала себя под угрозой. Но не удержался и положил руку на спинку скамьи за ее спиной. Вот только нужно найти в себе силы, чтобы не запустить пальцы в ее волосы, не притянуть ее голову к себе, не поцеловать. Конечно, человек с таким самообладанием, как у него, сможет вести себя прилично, разве не так?

— Я не могу не думать о тебе, — ляпнул он, поморщившись от ноты отчаяния, которую не смог скрыть. Разговор должен был начаться совершенно иначе, но выговорилось то, что первым пришло в голову. И он продолжал с той же откровенностью:

— Мне недостает тебя, Сара. Я хочу, чтобы ты вернулась в мою жизнь.

Она вздохнула, закрыла глаза и откинула голову к стене.

— Мы не всегда получаем, что хотим. Я бы хотела волосы как у Синди Кроуфорд, хотела бы сидеть на пляже в Сен-Тропезе, потягивая ананасовый сок, и чтобы юный слуга, не знающий ни слова по-английски, обмахивал меня пальмовой ветвью.

Гриффин не сдержал улыбку.

— Я могу отвезти тебя на озеро, купить зуко и вспомнить университетский испанский, если это сгодится. Если тебя устроит, могу сладко нашептывать на ухо фразы вроде: «Хуан в библиотеке». Буду обмахивать тебя последним номером «Спортивных новостей». А волосы у тебя очень красивые — честно.

Он видел, что Сара с трудом сохраняет серьезный вид, хотя и отводит глаза. Надо надеяться, это добрый знак.

— Зачем ты такой милый и чудесный, когда я изо всех сил стараюсь ненавидеть тебя? — спросила она.

Гриффин покачал головой, поймал ее локон и начал наматывать на палец.

— Натура такая.

Она подняла глаза, вглядываясь в него, но не отстранилась.

— Есть одна вещь, которая волновала меня все это время, — сказала она.

— Только одна? — переспросил он. Его-то волновало очень многое. — И что же это за вещь?

— Если тебе было так важно, чтобы я стала частью твоей жизни, почему ты не попросил освободить тебя от дела Уолли? Ты мог по-прежнему сохранять тайну, но я по крайней мере знала бы, что ты пытался уберечь наши отношения от лжи.

— Я обращался с просьбой перевести меня на другое дело, — сообщил Гриффин.

Она удивленно подняла брови и выпрямилась.

— Правда? Он кивнул.

— Но взять его было некому. Во-первых, управление зашивается с работой, и все сотрудники перегружены. К тому же это было мое первое дело, я еще слишком малозначительная персона, чтобы просто взять и отказаться.

— А Стоуни тоже знал все это время, что Уолли мой брат?

Гриффин покачал головой.

— Нет, он не знал. Не обижайся, Сара, но он вообще не запомнил твою фамилию после первой встречи. Знал только, что ты подруга Элен и моя., э-э-э… девушка. А я не уточнял.

— Почему?

Он пожал плечами.

— Наверное, не хотел выглядеть гадом в его глазах. Что занимаюсь делом брата женщины, за которой ухаживаю.

— Тогда почему ты за мной ухаживал? — снова спросила она.

Он посмотрел ей прямо в глаза и сказал тихо:

— Ничего не мог сделать, Сара. С первой встречи я не мог не думать о тебе. Я не мог избавиться от тебя с тех пор, как увидел твое лицо. Когда ты спросила: «Какие-то проблемы, офицер?», я хотел вытащить тебя из машины, целовать, пока мы оба не ослепнем, и сказать: «Да, большая проблема. И что мы будем с ней делать?»

Она долго молча смотрела на него. Как ему хотелось знать, что она думает, что чувствует — Я люблю тебя, Сара, — сказал он. — И не знаю, что буду делать без тебя.

Глаза выдали ее. Мгновение они смотрели оценивающе, а потом наполнились слезами. Она любит по-прежнему, подумал он, поднимая руку и проводя пальцем по ее щеке. Он знал это так же точно, как ощущал нежное тепло ее кожи. Так почему же она не скажет вслух?

— Ты все думаешь о брате, — сказал он, роняя руку на колено. — Все думаешь, что должна сохранять верность ему.

Сара уставилась на свои нервно сцепленные пальцы.

— Я не знаю, что делать, Гриффин. Даже если он виноват, он — мой брат. Член моей семьи. Я никогда не задумывалась об этом до встречи с тобой, но полагаю, что узы крови гораздо крепче, чем мне казалось раньше.

— Крепче даже уз любви?

Она не ответила, и это показалось Гриффину добрым знаком. Тем не менее они были не ближе к разрешению своей проблемы, чем два месяца назад. Он закрыл глаза и сдавил переносицу, пытаясь унять боль в висках. Что-то головные боли зачастили последнее время.

— Гриффин?

Открыв глаза, он встретил взгляд Сары.

— Да? — ответил он.

— Скажи мне, что такого плохого совершил Уолли.

Он поглядел удивленно.

— Он что, не сказал тебе, в чем обвиняется? Она покачала головой.

— Нет. То есть он говорил, каковы обвинения, но не сказал, что натворил.

Гриффин глубоко вздохнул. С чего начать? Как сказать женщине, что ее брат лжец, мошенник и вор?

— Ну, — начал он, — Уолли и Джерри убеждали людей вкладывать деньги в проекты, которые с самого начала не собирались осуществлять. Они принимали тысячи долларов от людей, которых легко было уговорить — обычно пожилых людей и тех, кому не хватало сбережений и отчаянно нужна была прибыль, — убеждая их, что проекты «Джервал» дадут быстрый оборот, превосходящий самые смелые мечты. Они говорили вкладчикам, что деньги используются на аренду земли и покупку оборудования, а на самом деле наличность просто переводилась в банк на Багамах. Потом твой брат и его напарник подкупали местных государственных чиновников, чтобы те подписали документы, запрещающие строить то, что они намечали к строительству. Это давало им возможность сообщить вкладчикам, что проект сорван по причинам, от них не зависящим, и деньги потеряны не по вине «Джервал». Явный случай мошенничества, Сара. Они имели очевидные намерения обокрасть людей.

Сара слушала отчет Гриффина о деятельности Уолли, всем сердцем желая броситься на защиту брата. К несчастью, она не могла убедить себя, что Уолли не делал того, что говорил Гриффин. Хотя у ее брата действительно большие амбиции. И он действительно очень хотел быстрых денег. Как ни печально, но слова Гриффина вполне могли быть правдой.

— Какого рода проекты?

— Что?

Сара попыталась говорить немного громче:

— В какого рода проекты Уолли и Джерри убеждали людей вкладывать деньги?

— Когда мы их прижали, основными были два. Один — каток для роликовых коньков, а другой, ты не поверишь, — кафетерий с полуголыми официантками.

При этих словах Сара вскинула голову и посмотрела на Гриффина, но он глядел в сторону.

— То есть ты можешь представить себе людей, действительно вкладывающих в это хорошие деньги? — продолжал он, прежде чем она успела что-то сказать. — Иногда мне кажется, что люди, которых можно убедить в таком идиотизме, заслуживают быть обманутыми.

— Этот кафетерий… — сказала Сара. — Ты уверен, что он тоже — надувательство? Гриффин удивленно взглянул на нее.

— Абсолютно. Они собрали сотни тысяч долларов от вкладчиков и оформили документы, будто уже начали строительство. Но на самом деле не было ничего: ни земли, ни оборудования, ни здания. Чистой воды мошенничество. У нас есть доказательства. А что?

Сара покачала головой и издала невеселый смешок.

— Да то, что мой брат Уолли уговорил мать вложить в этот кафетерий десять тысяч долларов, — сказала она. — И пытался получить деньги с меня тоже.

— Он просил собственных мать и сестру вложить деньги в фальшивый проект? Она кивнула:

— Я убью его.

— В этом нет необходимости, — сообщил Гриффин. — То, что он совершил, — не преступление века, но в тюрьму он сядет, туг нет никаких сомнений. И хотя это будет заведение облегченного режима, где он сможет обучаться вышиванию гладью, ему придется провести там некоторое время.

— Не могу поверить, что он мог так поступить с собственной матерью, — , сказала Сара, все еще не в состоянии осознать услышанное. Она знала, что Уолли способен на гадость, но это… это делает его последней сволочью.

Семья, повторила про себя Сара, горестно качая головой. Ах, да. Прочные узы. Подумать только, она едва не разрушила ради этого то, что связывало ее с Гриффином. Она вдруг поняла, что не только кровь делает семью. Есть еще гораздо большее. Доверие и верность. Честь и долг. Нежность и умение прощать.

Но прежде всего — любовь.

— Гриффин? — сказала она, тихо подаваясь к нему Он был явно удивлен этим движением, и Сара улыбнулась ободряюще.

— Я вспомнила, что забыла одну необходимую вещь в доме Мерсеров. Ты не мог бы… не мог бы забросить меня туда?

Он удивленно поднял брови.

— Прямо сейчас? Она кивнула.

— Если только тебе не нужно быть здесь и выступать свидетелем. И если мне не нужно. Он улыбнулся.

— Мы не можем требовать, чтобы ты свидетельствовала против родного брата.

Она скрипнула зубами и посмотрела на дверь, за которой шел суд над Уолли.

— Я бы не прочь. Честно. Гриффин хмыкнул.

— В этом не будет необходимости. Обещаю. А меня не вызовут свидетелем до завтра.

— Значит, ты можешь отвезти меня домой? — спросила она. И быстро поправилась:

— То есть в твой дом.

Он с минуту глядел на нее, прежде чем отозваться.

— Что же такое ты там забыла, что понадобилось тебе прямо сейчас?

Она улыбнулась, обхватывая пальцами его шею и притягивая к себе.

— Мое сердце, — прошептала она, прежде чем нежно поцеловать его в губы. — Где-то там я оставила свое сердце, и ты должен помочь мне найти его.

— Вот оно, — сказал Гриффин несколько часов спустя, прижимаясь губами к ложбинке между ее грудей. Потом поднял глаза и улыбнулся. — Я нашел твое сердце, Сара. И что же с ним делать?

Она пригладила его влажные волосы и улыбнулась в ответ.

— Оставь его у себя. И сохрани.

Он вытянулся на кровати рядом с ней. Послеполуденное солнце заливало комнату, которую они называли спальней Меридит, купая их в мягкой желтизне, согревавшей обнаженную кожу Сары.

Она прижалась к нему теснее, уткнув голову в выемку у шеи и положив ладонь на его сердце. Ровное «тумп-тумп-тумп» успокаивало, и она вздохнула. Все страхи и заботы последних двух месяцев рассеялись, стоило вернуться Гриффину, и она радовалась, что ничего больше не сможет разделить их. Во всяком случае, она на это надеялась.

— Гриффин? — позвала она.

— Ммм?

— Что теперь будет?

Он приподнял голову и удивленно взглянул на нее.

— Что ты имеешь в виду?

— С тобой и со мной, нами и этим домом, со всем.

Он опустил голову на подушку и уставился в потолок.

— Ты по-прежнему будешь работать в доме. Так? Она кивнула.

— Значит, я остаюсь твоим клиентом? Она снова кивнула и ухмыльнулась.

— Помимо прочего.

Его грудь затряслась от тихого смеха.

— Вот что будет со мной.

— А с нами? — сказала она, почувствовав укол сомнения. Ей начинало казаться, что такие отношения сохранятся на всю жизнь. Но благодаря брату Сара знала, что лучше не полагаться ни на что. Вдруг она ошибается и в Гриффине?

— Ну, — медленно начал он, — я тут задумывался, как бы отнеслись твои сыновья к тому, если бы мы — ты и я — жили вместе.

Сара нахмурилась. Жили вместе? — повторила она про себя. Это не совсем то, что она имела в виду. Не все, во всяком случае.

— Думаю, они были бы рады, — запустила она пробный шар. — Они бы с удовольствием пожили без взрослых.

— Вообще-то я предполагал, что и они будут жить с нами.

— Ой.

— Так что же ты думаешь об этом?

— Я… э-э-э… — Что это с ней? — думала Сара. Ради всех святых, с каких это пор она стала скрывать свои чувства? Почему не сказать напрямик, что думает? Набрав полную грудь воздуха, она быстро сказала:

— Честно говоря, Гриффин, я надеялась, что ты предложишь мне выйти за тебя замуж.

Он повернулся на бок, чтобы видеть ее.

— Разве я не предложил? Она прищурилась.

— Нет. Ты только предложил мне жить с тобой.

— А разве это не одно и то же? Она хихикнула.

— Парень, ты гораздо более старомоден, чем я думала.

— Ну так что, пойдешь ты за меня или нет? — настаивал он, явно теряя терпение. Сара рассмеялась.

— Хорошо, хорошо. Я пойду за тебя. Только, надеюсь, ты понимаешь, что это значит. Ты получаешь не только жену, но и двоих малышей тоже.

Он улыбнулся и поцеловал ее.

— Сразу троих, — сказал он. — Похоже на выгодную сделку.

Она ответила поцелуем.

— Скоро ты убедишься, что покупка обойдется гораздо дороже, чем можно предположить.

— Значит, надо будет постараться оправдать расходы. Получится?

Глаза Гриффина сияли так, будто он знал что-то неизвестное ей. Сара почувствовала, как согревается сердце, но, хоть убей, не могла бы сказать отчего.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

Он помотал головой.

— Ничего. Просто подумал, что можно добавить еще пару малышей, вот и все. Она широко раскрыла глаза.

— Ты хочешь еще детей?

Он шевельнул плечом, вероятно намереваясь пожать им, но для нее это была ласка.

— Конечно. Если и ты хочешь. Она улыбнулась.

— Хочу.

Он улыбнулся в ответ.

— Не знаю, как дождусь, пока ты повторишь эти слова священнику.

Она обвила руками его шею, снова притягивая к себе.

— А мне не терпится сказать их.

Прижимая Сару к себе, Гриффин вспомнил, что она спрашивала и о доме. Она любит старый дом и не хочет с ним расставаться. Но вряд ли здесь можно жить. Он слишком велик, слишком официален, слишком много в нем напоминаний о семье, которой Гриффин никогда не знал. Короче, это не семейный очаг.

— А дом, Сара… — сказал он, пока страсть не вступила в свои права. — Я не хочу жить здесь. Как ни странно, на ее лице отразилось облегчение.

— Слава Богу, — прошептала она.

— Так ты тоже не хочешь здесь жить?

— Боже мой, нет! — подтвердила Сара. — Представляешь, что здесь устроят Джек и Сэм? — Дрожь пробежала по ее телу. — Антиквары никогда мне не простят.

Гриффин засмеялся, ощущая блаженный покой.

— Я думал устроить здесь музей, — сказал он. — Подарим дом, большую часть мебели и все остальное историческому обществу, и пусть у них голова болит. Есть вещица-другая, которые я хотел бы оставить за собой — в основном вещи Мерилиг, — но вообще-то мне здесь неуютно. Сара понимающе кивнула.

— А можно поставить одно условие в твоем соглашении с историческим обществом? — спросила она.

— Конечно. Какое?

— Я хотела бы участвовать в надзоре за коллекцией. Если ты не против, — поспешно добавила она. — Я как-то прикипела ко всему здесь. В конце концов, именно этот дом соединил нас.

Гриффин улыбнулся.

— Твое участие будет таким большим, как ты захочешь, — пообещал он. — Но, Сара, я должен не согласиться с тобой. Нас соединил не дом.

— Нет?

Он помотал головой, потом придвинулся ближе.

— Твое нарушение закона — вот что свело нас.

— Что? — в ярости спросила она. Гриффин рассмеялся.

— Честно говоря, более шальной женщины, чем ты, я не встречал. — Он плотоядно улыбнулся и продолжал:

— А знаешь, что мы делаем с шальными женщинами?

Она хмыкнула, понимая, к чему он клонит.

— Сажаете их под замок? — спросила она с надеждой.

Он кивнул:

— В наручниках.

— Ой, мамочка, — вздохнула Сара.

ЭПИЛОГ

Ах, весна. Пора, когда молодой человек начинает увлекаться… бейсболом. Гриффин Шальной томно потянулся, выйдя на поле. Хотя, поправился он, не обязательно быть таким уж молодым, чтобы иметь увлечения. К тому же последние несколько месяцев он снова чувствует себя мальчишкой.

Он поднял руки над головой, закинул назад и выгнулся дугой. Потом выбрал биту из полудюжины прислоненных к изгороди и взмахнул несколько раз, примериваясь. Стоуни собирались удалить с поля, и кто-то должен был разобраться с этим. Новобрачные… Гриффин скорбно покачал головой. Какие из них игроки!

Он посмотрел на трибуны, где Элен, Джона, Джек и Сэм поднимали кулаки с вытянутыми большими пальцами, вопя, что первый округ всегда первый. Потом он вернулся в дагаут и улыбнулся новому тренеру. Это была славная малышка с собранными в хвостик светлыми локонами и в повернутой козырьком назад кепке. И небольшой животик, в котором последние пять месяцев росла новая жизнь, только придавал ей очарования. Но язычок у нее был…

— Удаление! — кричала она на судью. — Что вы хотите этим сказать? Что я, мяч не видела?

Сара уточкой вышла из дагаута и, задев Гриффина, прошествовала к базе. Протиснувшись между Стоуни и судьей, она встала на цыпочки и оказалась носом к носу с последним.

— Я справлялась с рефери почище вас, — начала она, тыкая пальцем судье в живот. — Я из них котлеты делала. Ты лучше веди себя хорошо, реф, или пролетишь быстрее, чем чили через чихуахуа!

Гриффин вздохнул и оперся на биту. Вполне можно отдохнуть минутку, подумал он. Это быстро не кончится. Он глубоко вдохнул запах подстриженной травы, жареной кукурузы и пыли. Жаркое солнце обливало его лицо и руки, успокаивая натруженные мускулы и согревая душу. Он улыбнулся. Никогда еще жизнь не была так хороша. И становится лучше с каждым днем. У него есть жена, двое больших детей, еще один, собирающийся появиться на свет, и образ жизни, обещающий, что он еще долго будет способен наслаждаться всем этим.

Никаких стрессов, думал он. Никаких проблем, никаких забот, никаких сожалений. И никогда больше. После игры они всей семьей пойдут есть пиццу. Потом отправятся домой, в двухэтажный колониальный особняк, выбранный единогласно прошлой осенью, и проведут остаток субботы, занимаясь всем, чем занимаются счастливые семьи. Это была новая жизнь Гриффина, которую он не хотел менять никогда.

Сара уточкой прошла мимо него, бормоча, что, пообщавшись с судьей, начинаешь терпимее относиться к лунатикам. Гриффин поймал ее и прижал к себе. Она неискренне попыталась вырваться, потом прильнула к нему.

— Гриффин, — пробормотала она ему в плечо, — что люди скажут? Подумают, что я к тебе неравнодушна.

Он поцеловал ее в макушку.

— Это неправда?

— Правда, конечно, но зачем всем знать?

— Почему нет?

Сара не придумала подходящего ответа, а потому только пожала плечами и устроилась поуютнее в объятиях мужа, обхватив его за талию.

— Я тебя люблю, — тихо сказала она.

Он сжал ее на мгновение, потом отпустил.

— Я тоже люблю тебя.

— Если ты меня правда любишь, — сказала она с улыбкой, — ты сейчас пойдешь и выбьешь базового.

Почувствовав, как он хихикнул, Сара улыбнулась еще шире.

— Посмотрю, что можно сделать, — сказал он.

— Третий удар! — крикнул судья, увидев, как Стоуни рассек воздух.

Сара набрала воздуха, чтобы оспорить решение, но Гриффин закрыл ей рот поцелуем. Это был краткий, но настоящий поцелуй. Достаточный для того, чтобы на некоторое время вывести ее из строя. Зрители разразились аплодисментами, и Гриффин пошел работать битой.

Сара потрясла затуманенной головой и сосредоточилась на броске. Он был низкий, почти прямой, и муж подрезал его. С глухим, но отчетливым «тумп» мяч взмыл высоко в воздух, замер на мгновение и исчез из виду за изгородью. Гриффин подмигнул ей и бросился к первой базе.

Сердце заколотилось у нее в груди, когда он обогнул третью, но когда он топнул по кругу «дома», она уже мчалась к нему. Секунду спустя обняла мужа, и он снова поцеловал ее.

— Гляди, ты меня, кажется, правда любишь, — сказала она, задохнувшись. Он кивнул.

— Больше, чем ты можешь себе представить.

— Думаю, что могу, — уверила она. Команда и несколько болельщиков бежали к ним с поздравлениями. Оставалось еще две подачи, но Гриффин заработал две пробежки, и теперь первый округ праздновал полную победу, Покружив хохочущую Сару, он поставил ее на ноги.

— Славная работа. Шальной, — сказала она.

— Спасибо, тренер.

Они вернулись в дагаут, держась за руки, и вместе упали на скамью. В поисках конфетки Сара полезла в сумку Гриффина и услышала там странное позвякивание. Она понимающе улыбнулась.

— Ты снова принес с работы наручники, — сказала она.

Он улыбнулся в ответ.

— Мальчики ночуют с Джоной и Стоунстритами, верно?

Она кивнула.

— Ну?

— Ну, — Повторила она за ним и положила руку на живот. — Помнишь, что вышло в прошлый раз? Я не добралась до диафрагмы.

Рука Гриффина легла сверху.

— Ага. Мой план сработал превосходно. Она раскрыла рот от удивления.

— Так ты это нарочно?

— Разумеется.

Она хотела еще что-то сказать, но почувствовала движение внутри. Рассмеявшись, Сара быстро поменяла свою и его руки местами.

— Чувствуешь? — прошептала она. — Это дочка.

Она смотрела, как лицо Гриффина делается из сосредоточенного удивленным, потом — счастливым, потом — испуганным. В его глазах зажегся свет, какого она еще не видела.

— Это Меридит? — спросил он. Сара кивнула.

— Она.

Закинув руку ему за шею, она пригнула его к себе, думая, что это самое счастливое мгновение в ее жизни.

— Эта Меридит будет счастливым человеком, — тихо произнес Гриффин. Сара снова кивнула.

— Я знаю. Как ее мать.

— И ее отец.

Никто из них больше не уделял серьезного внимания игре. В конце концов, решила Сара, есть вещи поважнее бейсбола.