Диана Фостср, кумир американок, издательница популярного журнала, воспевающего прелести домашнего очага, в действительности была одинокой и не очень счастливой женщиной Без колебаний приняла она предложение удачливого бизнесмена Коула Гаррисона вступить в фиктивный брак, суливший выгоды обоим. Но очень скоро Коулу и Диане пришлось понять, что даже на бесплодной почве холодной сделки иногда расцветает обжигающая страсть.
ru en Ульяна Сапцина Roland ronaton@gmail.com FB Tools 2006-02-11 http://www.litportal.ru AE68F070-8753-4087-A405-D3A4DCBF346C 1.0 Помнишь ли ты... АСТ Москва 2003 5-17-007668-1

Джудит Макнот

Помнишь ли ты...

Посвящается св. Иуде, покровителю невозможного

На этот раз ты потратил уйму времени — благодарю

На этой странице авторы, по обыкновению, выражают признательность всем тем, кто помог им или же проявил сверхъестественное терпение в период создания книги. В случае с данным романом, написание которого заняло целую вечность, здесь не хватит места, чтобы как следует отблагодарить даже одного из упомянутых людей за его неоценимую помощь, понимание и поддержку. Я могу лишь надеяться, что вы поймете, как много значили — и по-прежнему значите — для меня.

Д-ру Джону М. Льюису, защитнику чужих сердец и хранителю моего,

Кейту Спеллингу, извечному и лучшему другу,

Джорджу Боненбергеру, поставщику незамедлительных ответов на сложные вопросы по запутанным предметам,

Бетти Митчел, создательнице мечтаний,

Брюсу Мониклу, художнику, советчику и лучшему другу,

Марку Стриклеру, самому терпеливому из друзей,

Джиму Хайму, заставившему пересмотреть представления о скрупулезности и честности,

И Джону и Уитни Шелли, а также Клею Макнот — моим родственникам и друзьям.

Глава 1

Хьюстон, 1979 год

— Диана, ты еще не спишь? Я хотел бы поговорить с тобой. Диана не стала выключать ночник и откинулась на подушки.

— Хорошо, — отозвалась она.

— Как чувствуешь себя после перелета, детка? — спросил ее отец, приближаясь к кровати. — Устала?

Сорокатрехлетний Роберт Фостер, высокий, широкоплечий хьюстонский нефтепромышленник с ранней проседью в волосах, обычно излучал уверенность. Но этим вечером он выглядел явно обеспокоенным, и Диана знала почему. Несмотря на то что ей едва минуло четырнадцать, Диана была не настолько глупа, чтобы поверить, будто отец зашел осведомиться о самочувствии после перелета на реактивном лайнере. Ему не терпелось поговорить о мачехе и сводной сестре Дианы, о существовании которых она впервые узнала сегодня днем, вернувшись домой после каникул, проведенных в Европе со школьными подругами.

— Со мной все в порядке, — заверила Диана.

— Диана… — начал отец, но смутился, присел на край кровати и взял дочь за руку. Помедлив минуту, он снова заговорил:

— Наверное, тебя удивил мой поступок. Прошу тебя, поверь — я никогда не женился бы на Мэри, если бы не был абсолютно уверен, что вы полюбите друг друга. Ведь она нравится тебе, верно? — с тревогой спросил он, испытующе вглядываясь в лицо Дианы. — Ты же говорила об этом…

Девочка кивнула, по-прежнему недоумевая, почему отец женился столь скоропалительно. С тех пор как умерла мать Дианы, отец встречался с несколькими красивыми, приятными женщинами Хьюстона, но прежде он всегда знакомил их с дочерью и настаивал, чтобы они провели некоторое время втроем.

— По-моему, Мэри очень мила, — произнесла она поразмыслив. — Просто я не понимаю, зачем тебе понадобилось так спешить.

Несмотря на смущенный вид Роберта, в искренности его ответа было невозможно усомниться.

— И в твоей жизни будут такие моменты, когда ты забудешь о логике и планах, отдашься властному зову своего внутреннего голоса. Конечно, со стороны это может показаться безумием. Но в таких ситуациях человек слушает только свое сердце.

— Значит, и с тобой так было? Он кивнул:

— Не прошло и нескольких часов после моего знакомства с Мэри, как я понял: именно о ней я мечтал, а едва увидев Кори, лишился последних сомнений и уверовал, что мы, все четверо, будем самой счастливой из семей. Но моя интуиция предупреждала: надо действовать решительно, чтобы Мэри не передумала.

Диана недоверчиво посмотрела на отца:

— По-моему, о тебе мечтают все женщины, знакомые с тобой.

— Нет, дорогая, большинство мечтают о том, что я способен им дать — материальную обеспеченность и положение в обществе. Только немногим из них нужен я сам.

— А ты уверен, что Мэри — одна из них? — спросила Диана.

Роберт усмехнулся, и глаза его засветились любовью.

— Я был абсолютно уверен в ней и не ошибся.

— Тогда почему она должна была отказать тебе? Губы отца растянулись в улыбке.

— Потому что ей чужды поступки по расчету, из корыстных соображений. Мэри очень умна, но они с Кори вели скромный образ жизни в крохотном городишке, где по меркам Хьюстона нет состоятельных людей. Ее любовь ко мне вспыхнула стремительно и ярко, как и моя любовь к ней; Мэри согласилась выйти за меня замуж, но когда узнала, как мы живем, то чуть не пошла на попятную. Она боялась, что они с Кори окажутся здесь не к месту, допустят какой-нибудь непростительный промах и опозорят нас. И чем больше Мэри размышляла об этом, тем сильнее убеждалась, что она нас подведет.

Протянув руку, Роберт осторожно откинул прядь блестящих каштановых волос со щеки Дианы.

— Ты только представь себе: Мэри пренебрегла всеми материальными благами, которые я мог дать ей, — и только потому, что заботилась о нашей репутации. Для нее это очень важно.

Новая мачеха понравилась Диане сразу же, но трепетное отношение отца к Мэри стало для девочки еще одним доказательством.

— Мэри очень понравилась мне, — призналась Диана. Радостная улыбка озарила его лицо.

— Так я и думал. И ты ей понравилась. Мэри сказала, что ты очень мила и сдержанна. Она заметила, что ты была вправе устроить истерику, когда вошла в дом и столкнулась с мачехой, о которой прежде никогда не слышала. Подожди, ты еще познакомишься с новыми бабушкой и дедушкой! — воодушевленно добавил он.

— Кори рассказывала, что они просто прелесть, — отозвалась Диана, вспоминая обо всем, что узнала от тринадцатилетней сводной сестры.

— Так и есть. Это порядочные, честные, трудолюбивые люди, которые умеют радоваться жизни и крепко любят друг друга. Дедушка Кори — превосходный садовник, изобретатель и умелый плотник, а бабушка — артистическая натура, талантливая рукодельница. А теперь, — продолжал он, вновь слегка напрягаясь, — признайся, что ты думаешь о Кори.

Диана помолчала минуту, стараясь облечь свои чувства в слова, затем подалась вперед, обхватила руками колени и улыбнулась:

— Она совсем не такая, как мои знакомые девочки. Она… приветливая, честная, искренняя. Кроме Техаса, она нигде не бывала; Кори весьма импульсивна, но в ее жизни было немало таких событий, о которых я и понятия не имею. И потом, она считает тебя чуть ли не королем! — с усмешкой добавила Диана.

— Какая умная и проницательная леди!

— Отец бросил их, когда Кори была еще совсем маленькой, — произнесла Диана печально.

— Его глупость и безответственность обернулись моей удачей, и я приложу все силы, чтобы Мэри и Кори тоже были счастливы. Поможешь мне в этом? — спросил он, поднимаясь и улыбаясь дочери.

Диана кивнула:

— Разумеется!

— Только не забывай: Кори была лишена многих преимуществ, которыми пользовалась ты. Так что не спеши и постарайся подстраховать ее.

— Хорошо, я попробую.

— Вот это говорит моя дочь! — Склонившись, Роберт поцеловал ее в макушку. — Вы с Мэри будете добрыми друзьями.

Он уже собрался уходить, когда спокойное заявление Дианы заставило его застыть на месте и обернуться.

— Кори хочет звать тебя папой.

— Вот как, — хрипловатым от волнения голосом отозвался Роберт Фостер. — Мы с Мэри надеялись, что когда-нибудь это произойдет, но я считал, что Кори потребуется много времени, чтобы решиться на такой шаг. — Он вгляделся в лицо дочери, а затем смущенно спросил:

— А как к этому отнесешься ты?

Диана усмехнулась:

— Это была моя идея.

В комнате на противоположной стороне коридора Мэри Бриттон-Фостер сидела у постели своей тринадцатилетней дочери, беседуя с ней перед сном.

— Ты хорошо провела время сегодня с Дианой? — уже в третий раз спросила она у Кори.

— Ага.

— Тебе было весело в детском домике у Хэйуордов? Тебе понравилось кататься верхом на лошади?

— Мама, все мы уже подростки, а не дети.

— Извини, — ответила Мэри, рассеянно поглаживая Кори.

— И потом, эта громада нисколько не напоминает «детский домик»— размерами он был с приличный мотель!

— Такой большой? — насмешливо поддразнила Мэри. Кори кивнула:

— Да, почти такой же, как наш дом. То, что она назвала дом Дианы и Роберта «нашим домом», вселило в Мэри уверенность.

— Значит, у Хэйуордов при доме есть и пристройка?

— Да, ее называют конюшней, но это скорее сарай, который снаружи выглядит как красивый каменный дом. У них есть даже парень, который живет на конюшне и ухаживает за лошадьми. Его имя — Коул. Девочки считают его душкой. Он только что приехал из колледжа… забыла какого, но, кажется, этот колледж находится где-то здесь, в Хьюстоне.

— Подумать только! — воскликнула Мэри, изумленно покачивая головой. — Значит, теперь выпускники колледжей годятся только для того, чтобы ухаживать за лошадьми…

Кори подавила смешок:

— Нет, он только закончил семестр и вскоре снова начнет учиться. Ездить верхом — это класс! — добавила девочка, переходя на тему, представляющую для нее больший интерес. — Мне удастся покататься еще раз на дне рождения Барб Хэйуорд, на следующей неделе. Она сама пригласила меня — но, похоже, об этом ее попросила Диана. Сегодня я познакомилась с десятком подруг Барб и Дианы. Пожалуй, они были от меня не в восторге, но Диана уверяла, что мне показалось.

— Понятно… А что ты скажешь о Диане?

— О Диане? — Кори задумалась. — Диана очень сдержанна. Она призналась, что всегда хотела иметь сестру — наверное, потому она так добра ко мне. Она совсем не задается и даже готова одолжить мне свою одежду, если понадобится.

— Это очень мило с ее стороны. Кори кивнула:

— А когда я похвалила ее волосы, она пообещала, что мы будем причесывать друг друга и выбирать себе прически.

— А она… она не упоминала больше ни о ком?

— О ком, например? — с притворным недоумением переспросила Кори.

— Ты же сама понимаешь — обо мне.

— Дай-ка подумать… а, да — теперь припоминаю! Диана сказала, что ты вредная и злая и, должно быть, будешь запирать ее дома и заставлять отскребать полы, пока я разъезжаю по балам и танцую с принцами. А я не стала ее разуверять и пообещала попросить тебя позволить ей носить хрустальные туфельки — но только дома.

— Кори!

Заливаясь смехом. Кори приподнялась и обняла мать, наконец-то признавшись:

— Диана нашла тебя очень милой. Она спрашивала, строгая ли ты, и я ответила, что иногда ты бываешь строгой, но потом раскаиваешься и печешь горы пирожков, чтобы загладить свою вину, — Я ей и вправду понравилась?

Посерьезнев, Кори с воодушевлением закивала.

— Мама Дианы умерла, когда ей было всего пять лет. Не представляю, как мне жилось бы без тебя, мама…

Мэри крепче обняла дочь и прижалась щекой к ее светлым волосам.

— Диана лишена множества преимуществ, которые есть у тебя, — помни об этом. Никакая одежда не заменит любящих бабушку и дедушку, которые могут научить всему, чему ты научилась, пока мы жили с ними.

Улыбка Кори угасла.

— Я буду ужасно скучать по ним.

— И я тоже.

— Диана долго расспрашивала меня о бабушке и дедушке. Можно мы когда-нибудь пригласим ее в Лонг-Вэлли, чтобы она познакомилась с ними?

— Разумеется. А может, мы попросим Роберта пригласить бабушку и дедушку сюда.

Поднявшись, Мэри собралась уходить, но робкий голос Кори остановил ее:

— Мама, Диана разрешила мне называть Роберта папой. Как думаешь, он не рассердится?

— По-моему, он будет только рад! — Мэри немного погрустнела и добавила:

— Может, когда-нибудь и Диана захочет называть меня мамой.

— Завтра, — с заговорщицкой улыбкой пообещала Кори.

— Что «завтра»?

— Она будет звать тебя мамой с завтрашнего дня.

— О, Кори, разве она не чудо? — пробормотала Мэри, и ее глаза наполнились слезами. Кори не стала возражать:

— Это была моя идея. Диана только подтвердила, что она не против.

— Ты тоже чудо! — со смехом заявила миссис Фостер, целуя дочь. Потушив свет, она вышла из комнаты и плотно прикрыла за собой дверь. Кори лежала с открытыми глазами, гадая, спит ли Диана. Спустя несколько минут она выбралась из-под одеяла и набросила старый фланелевый халат поверх ночной рубашки.

В коридоре она оказалась в кромешной темноте и на ощупь принялась искать дверь в комнату Дианы. Наконец коснувшись кончиками пальцев дверного косяка, она подняла руку, чтобы постучать, и в этот миг дверь распахнулась. Кори приглушенно вскрикнула от неожиданности.

— А я собиралась посмотреть, спишь ли ты, — прошептала Диана, отступая и увлекая Кори за собой в комнату.

— Папа сегодня говорил с тобой? — спросила Кори, присаживаясь на краешек кровати и с восхищением разглядывая бледно-розовую рубашку и стеганые розовые шлепанцы Дианы.

Диана кивнула и села рядом.

— Да. А ты говорила с мамой?

— Ага.

— По-моему, они опасались, что мы невзлюбим друг друга. Прикусив нижнюю губу. Кори выпалила на одном дыхании:

— Ты не спрашивала своего отца, можно ли мне звать его папой?

— Спрашивала, и он был очень рад, — отозвалась Диана, понижая голос, чтобы не услышали родители, — Ты уверена?

— Конечно. Знаешь, он очень растерялся. — Диана уставилась на собственные колени, тяжело вздохнула, а затем подняла глаза на Кори. — А ты сказала своей маме, что я тоже хочу звать ее мамой?

— Да.

— И что же она ответила?

— Назвала тебя чудом, — сообщила Кори, закатывая глаза в притворном недовольстве.

— А что-нибудь еще она сказала?

— Нет, — объяснила Кори, — она расплакалась. Заулыбавшись, девочки молча взглянули друг на друга, а затем, словно сговорившись, повалились на кровать.

— Пожалуй, — произнесла Диана после минутного размышления, — все получилось поистине замечательно!

Кори кивнула с непоколебимой убежденностью.

Ночью, лежа в своей постели, Кори удивилась, как удачно прошло ее знакомство с Дианой.

Еще утром она сомневалась, что такое возможно. Когда отец Дианы женился на матери Кори и перевез их с дочерью в свой хьюстонский дом, Кори с ужасом ждала встречи со сводной сестрой. Не говоря о том, что Диана родилась богатой и выросла в этом громадном особняке, она была на целый год старше Кори јотлично училась; от одного взгляда на уютную, безукоризненно аккуратную спальню Дианы по спине у Кори побежали мурашки. Судя по всему, Диана просто благовоспитанная задавака. И сочтет Кори тупой деревенщиной и грубиянкой.

Первый же взгляд на Диану подтвердил худшие опасения Кори. Диана оказалась миниатюрной брюнеткой с тонкой талией, узкими бедрами и уже заметной грудью — рядом с ней Кори почувствовала себя бесформенной, плоскогрудой дылдой. Диана была одета, как модель из журнала «Семнадцать», — короткая бежевая юбка, кремовые колготки, клетчатая бежево-голубая блузка и элегантный бежевый блейзер с эмблемой на нагрудном кармане. А Кори носила джинсы и длинный хлопчатобумажный свитер.

Но именно Диана сломала лед между ними. Она похвалила расписанный вручную свитер Кори и призналась, что всегда мечтала иметь сестру. Вечером того же дня Диана повезла Кори в гости, чтобы девушка могла сфотографировать лошадей Хэйуордов новым фотоаппаратом, подаренным отцом Дианы.

По-видимому, Диану не раздражал ни этот роскошный фотоаппарат, ни мысль, что теперь ей придется делить отца со сводной сестрой. И даже если она считала Кори неотесанной деревенщиной, она ничем не показала этого. Диана пригласила Кори на день рождения Барб Хэйуорд, где для гостей предполагалось катание верхом на лошадях. Диана утверждала, что ее подругам понравится Кори, и девочке хотелось ей верить.

Но иметь подруг для нее было не столь важно, как иметь сестру — почти ровесницу, с которой можно развлекаться и болтать. Впрочем, Кори не собиралась эгоистично пользоваться благосклонностью Дианы — она могла кое-что предложить взамен. По мнению Кори, Диана жила чересчур замкнуто и скучно. Сегодня она призналась, что никогда не лазила по деревьям, не ела ягоды прямо с куста и не бросала камушки в пруд — так, чтобы они подскакивали на волнах.

Закрыв глаза, Кори с облегчением вздохнула.

Глава 2

Коул Гаррисон оглянулся через плечо на Диану Фостер, которая ждала, стоя в открытых дверях конюшни. Заложив руки за спину, Диана наблюдала, как ее сводная сестра катается по манежу вместе с другими девочками, приглашенными на день рождения Барбары Хэйуорд. Прихватив щетку и скребницу, Коул направился было к одному из денников, но остановился.

— Хотите, я оседлаю для вас лошадь? — спросил он.

— Нет, благодарю, — отозвалась Диана, и ее учтивый, взрослый тон вызвал у Коула улыбку.

Уже два года на каникулах он работал конюхом у Хэйуордов, и за это время составил определенное представление о дочерях-подростках хьюстонских миллионеров. Он уже давно понял, что тринадцати-четырнадцатилетние подруги Барбары Хэйуорд помешаны на мальчиках и лошадях и всеми силами стремятся управлять и теми и другими. К тому же они были одержимы своей внешностью, одеждой и положением в кругу ровесниц. Эти легкомысленные и капризные существа отличались также требовательностью, высокомерием и коварством, но временами выглядели поистине очаровательно.

Некоторые из этих девочек уже залезали в бары к родителям, большинство злоупотребляли косметикой, и все до единой пытались флиртовать с Коулом. В прошлом году их попытки казались забавными и неуклюжими, но с возрастом девочки становились все смелее. В результате Коул начал чувствовать себя объектом сексуальных притязаний рано развившихся подростков.

Все бы ничего, если бы поклонницы ограничивались хихиканьем и скромно опущенными ресницами, но в последнее время они преуспели в искусстве соблазнительных поз и томных взглядов. Месяц назад одна из подруг Барбары возглавила «охоту», дерзко осведомившись, как Коул относится к поцелуям взасос. Хейли Винсенс, признанная заводила, тотчас принялась претендовать на роль лидера, сообщив Коулу, что у него «шикарная задница».

Коул редко видел Диану, но эту миниатюрную брюнетку он всегда считал приятным исключением. Она излучала здравомыслие и обаяние, и юноша чувствовал, что в ней есть глубина, которой недостает другим девочкам. Ее волосы имели оттенок темной меди, а поразительно огромные, опушенные длинными ресницами глаза — ясные, сияющие, завораживающие зеленые глаза — смотрели на мир с неподдельным интересом. Эти выразительные глаза светились умом и сообразительностью, вспыхивали в минуты веселья, и вместе с тем были наполнены нежностью, которая неизменно заставляла Коула улыбаться девушке.

Закончив чистить кобылу, Коул потрепал ее по гладкому боку и вышел из денника, прикрыв за собой тяжелую дубовую дверь. Вернувшись к полкам, чтобы положить на место скребницу и щетку, он с удивлением увидел, что Диана по-прежнему стоит в дверях, крепко стиснув руки за спиной, и с беспокойством наблюдает за суетой на манеже.

Коул поспешно передвинулся левее, откуда было удобнее осматривать манеж. Первым делом он заметил лишь два десятка девочек, которые смеялись и кричали, гарцуя или перепрыгивая через невысокие барьеры. А затем он обратил внимание, что Кори, сводная сестра Дианы, оказалась в полном одиночестве в дальнем углу манежа. Кори громко похвалила Хейли Винсенс, которая только что обскакала других девочек, но Хейли посмотрела мимо нее, а затем сказала что-то подругам, и те покатились со смеху, бросая на Кори красноречивые взгляды. У девушки поникли плечи; повернув лошадь, она выехала с манежа, словно ее прогнали бранью.

Диана судорожно сжала кулаки и закусила нижнюю губу, напомнив Коулу в эту минуту встревоженную наседку. Коул был тронут явным беспокойством Дианы. Впрочем, он понимал: Кори не примут здесь как равную.

На прошлой неделе Диана впервые придела Кори в конюшню и представила ее Барбаре и еще нескольким девочкам, приехавшим посмотреть недавно родившегося жеребенка. Коул стал свидетелем ошеломленного молчания, последовавшего за словами Дианы, заметил выражение враждебного превосходства, с которым юные дебютантки узнавали прошлое Кори и проникались мыслью, что они неизмеримо выше ее.

В тот день Диана нисколько не сомневалась, что ее богатые подруги примут Кори с распростертыми объятиями — это подтверждали их учтивые улыбки. По мнению Коула, Кори вызвала острое недовольство подруг Дианы, и, судя по тому, как обеспокоенно хмурилась сейчас Диана, она пришла к тому же выводу.

Тронутый силой чувств девушки, Коул попытался отвлечь ее.

— Кори вполне прилично ездит верхом. Вам не стоит так пристально следить за ней или волноваться.

Полуобернувщись в его сторону, Диана одарила Коула успокаивающей улыбкой.

— Я просто задумалась.

— Понятно, — отозвался Коул, делая вид, что поверил объяснению. — Так бывает со многими людьми. — Он замялся, не зная, что сказать дальше. — А вы любите лошадей?

— Очень, — ответила Диана в своей непривычно взрослой и подкупающей манере. По-прежнему не разжимая кулаков, она обернулась к Коулу, очевидно желая продолжить разговор. — Я привезла им яблоки, — добавила она, показав на большой бурый мешок, лежащий у двери.

Поскольку она, по-видимому, предпочитала кормить лошадей, а не ездить верхом, Коул поинтересовался.

— А вы умеете ездить верхом? Диана удивила его, снова кивнув:

— Конечно.

— Тогда давайте разберемся, правильно ли я вас понял, — шутливо продолжал он. — Бывая здесь, вы не ездите верхом даже в компании своих подруг — верно?

— Верно.

— И при этом вы учились верховой езде и очень любите лошадей. Так?

— Да.

— Вы так любите лошадей, что привозите им яблоки. Я не ошибся?

— Нет.

Сунув большие пальцы обеих рук за пояс, Коул с любопытством взглянул на девушку.

— Тогда я ничего не понимаю, — признался он.

— Я люблю лошадей гораздо больше, когда стою на земле. В ее голосе послышался такой заразительный смех, что Коул усмехнулся:

— Нет-нет, не продолжайте — я догадаюсь сам. Вы упали и ушиблись, да?

— Правильно, — призналась Диана. — Я упала, пытаясь взять барьер, и вывихнула руку.

— Единственный способ победить страх — попробовать еще раз, — наставительно заметил Коул.

— Так я и сделала, — серьезно заверила его Диана, но ее глаза блеснули.

— И что же?

— И заработала сотрясение мозга.

У Коула заурчало в животе, и юноша подумал о яблоках. Он был стеснен в средствах и при этом обладал неутолимым аппетитом.

— Пожалуй, лучше будет отнести этот мешок подальше — пока о него кто-нибудь не споткнулся, — предложил Гарри-сон, поднял мешок и направился в глубину конюшни, намереваясь разделить подарок, предназначенный лошадям. Когда он проходил мимо денника в конце длинного строения, древняя кобыла по кличке Дробь высунула голову поверх ворот и вопросительно взглянула на Коула, принюхиваясь к запаху.

— Пусть ты едва держишься на ногах, но с обонянием у тебя все в порядке, — заверил Коул кобылу, вытаскивая из мешка яблоко и отдавая ей. — Только не рассказывай своим соседям об этом лакомстве — здесь есть и моя доля.

Глава 3

Коул застилал свежим сеном пол в пустых денниках, когда несколько девочек, только что разъезжавших по манежу вошли в конюшню.

— Диана, нам надо поговорить с тобой о Кори, — объявила Хейли Винсенс.

Коул оторвался от своего занятия и сразу же понял: девчачий суд присяжных готов вынести вердикт — причем отнюдь не благоприятный.

Диана тоже почувствовала это и произнесла вежливо и твердо:

— Я уверена, все вы полюбите Кори, как только хорошенько узнаете ее, и захотите с ней дружить.

— Ни за что! — надменно заявила Хейли. — Что общего нас может быть с девчонкой из захолустного городка, о котором мы ни разу не слышали? Разве ты не заметила, в каком свитере Кори явилась сюда на прошлой неделе? Она сказала что ее бабушка нарисовала на этом свитере коня.

— А мне понравился рисунок, — упрямо возразила Диана. — Бабушка Кори — настоящая художница!

— Художники рисуют на холстах, как тебе известно. Ставлю все свои карманные деньги — эти джинсы, что сегодня на Кори, были куплены в магазине поношенной одежды!

Девочки разразились приглушенным смехом, а затем Барб Хэйуорд решилась присоединиться к мнению большинства и смущенно заявила:

— Не понимаю, как она может быть нашей подругой — или твоей, Диана.

Коул поморщился от сочувствия к Кори и симпатии к бедняжке Диане, которая, как он не сомневался, сдастся под напором ровесниц. Но Диана не уступила ни дюйма.

— Мне очень жаль, если ты так считаешь, — искренне обратилась она к Хейли, которая, как уже понял Коул, возглавила кампанию против Кори. — Неужели ты так боишься соперничества?

— Какого соперничества? — озабоченно переспросила Барб Хэйуорд.

— Разумеется, соперничества за внимание мальчиков. По-моему, Кори очень хорошенькая и к тому же веселая — естественно, поклонники будут увиваться вокруг нее, где бы она ни появилась.

Коул замер с восхищенной улыбкой на лице, понимая суть стратегии Дианы. Поскольку Кори способна заманить больше поклонников в общую ловушку, искушение будет непреодолимым. Коул задумался было, не перетянет ли чашу весов опасение, что Кори уведет из-под носа подруг их приятелей, когда Диана мягко добавила:

— Правда, у Кори дома остался приятель, и потому ей незачем обзаводиться другим.

— По-моему, стоит поближе познакомиться с ней, — Произнесла Барб смущенным, убеждающим тоном девочки, которой недостает смелости стать заводилой.

— Как я рада! — горячо воскликнула Диана. — Я знала, что вы меня не подведете. Иначе я скучала бы без вас — мне было бы не с кем меняться одеждой и ездить летом в Нью-Йорк.

— Скучала без нас? О чем ты говоришь?

— Понимаете, Кори — моя лучшая подруга. А лучшие подруги должны заступаться друг за друга и держаться вместе.

Когда девочки ушли, Коул изумленно уставился на Диану, застыв на пороге денника.

— Скажите, — заговорщически начал он, — у Кори и вправду есть приятель?

Диана подумала и кивнула:

— Да.

— Вот как? — с сомнением переспросил Коул, заметив, как Диана виновато отвела искрящиеся смехом глаза. — И как же его зовут?

Диана прикусила губу.

— У него такое странное имя…

— Какое?

— Пообещайте, что никому не проговоритесь. Очарованный выражением ее лица, преданностью и сообразительностью, Коул перекрестился.

— Его зовут Сильвестр.

— И он… — заставил ее продолжать Коул.

Ее взгляд коварно скользнул в сторону, а загнутые темные ресницы отбросили тени на скулы, приглушив нефритовый блеск глаз.

— Свинья, — призналась Диана. Коулу показалось, будто он ослышался.

— Свинья? — повторил он. — Наверное, поросенок?

Она кивнула.

— А точнее — боров, — добавила она, поднимая на Коула блестящие зеленые глаза. — Кори рассказывала, что он громадный, но бегает за ней по дому, как кокер-спаниель.

В этот миг Коул решил, что Кори — везучая девчонка, если она сумела обзавестись такой хрупкой, но неустрашимой защитницей, как Диана Фостер.

Не подозревая о безмолвных комплиментах Коула, Диана взглянула на него:

— Здесь можно попить? Коул улыбнулся:

— Обманывать — тяжелая работа, верно? Похоже, жажду вызвала битва с полудюжиной высокомерных девчонок?

Диана широко раскрыла глаза и улыбнулась. Она чертовски смела, подумал юноша, но эта отвага и решимость надежно скрыты присущей только ей мягкой манерой общения.

— Конечно, — ответил он, мотнув головой в конец конюшни. — Поищите сами.

В конце коридора, справа, Диана обнаружила небольшую комнату, где, как она поняла, жил Коул. Узкая койка была заправлена с армейским тщанием, на древнем столе стояла еще более древняя лампа. Книги и бумаги аккуратной стопкой возвышались сбоку. Напротив спальни оказалась ванная, а за ней — тесная кухонька с единственной раковиной, маленькой плиткой и миниатюрным холодильником. Диана решила, что в холодильнике хранят напитки для всех, но, открыв дверцу, увидела, что внутри нет ничего, кроме упаковки хот-догов, пакета молока и коробки овсяной крупы.

Она удивилась, обнаружив, что Коул хранит крупу в холодильнике, но еще больше ее изумило то, что он предпочитал не запасаться едой. Теряясь в догадках, она закрыла дверцу и наполнила бумажный стаканчик водой из-под крана. Выбрасывая стаканчик в небольшое жестяное мусорное ведро, она заметила там два яблочных огрызка. Привезенные Дианой яблоки были дряблыми и совершенно неаппетитными, и она не понимала, почему Коул позарился на них. Наверное, он ужасно голоден.

Продолжая размышлять о пустом холодильнике и яблочных огрызках, Диана остановилась, чтобы погладить изящного рысака, а затем вернулась в конюшню. Кори увлеченно беседовала с тремя девочками у ограды манежа.

— Может, вам следует отправиться туда — на случай, если сестре понадобится помощь?

— Нет, с Кори все будет в порядке. Она замечательная, и вскоре остальные это поймут. И потом, по-моему, ей будет неприятно, если она узнает, что я… вмешивалась в ее дела.

— У вас талант вывозить в свет дебютанток, — пошутил Коул, но, заметив смущение Дианы, поспешно добавил:

— А если Кори им все-таки не понравится?

— Тогда она сама найдет себе друзей. Кроме того, среди этих девочек у меня нет по-настоящему близких подруг — ни одной, не говоря уже о Хейли. И о Барбаре. Мне гораздо больше нравится дружить с Дугом.

Коул изумился, вспомнив долговязого и нескладного брата Барбары:

— Значит, Дуг — ваш поклонник? Диана метнула в него недовольный взгляд и присела на охапку сена близ открытой двери.

— Нет, он мой друг.

— Пожалуй, для него вы маловаты ростом, — пошутил Коул, наслаждаясь разговором. — А кто же тогда ваш близкий приятель? — спросил он, потянувшись за большим красным пластиковым стаканом, который прежде поставил на подоконник.

— Откровенно говоря, у меня нет поклонников и близких приятелей. А у вас есть подруга? Коул кивнул и глотнул воды.

— Кто она такая? — полюбопытствовала Диана. Коул вытянул ноги, устроившись рядом с девушкой, сложил руки на коленях и уставился в окно. Диане показалось, что его мысли где-то далеко.

— Ее зовут Валери Купер. Последовала долгая пауза.

— И это все? — поторопила Диана. — Какая она внешне — блондинка или брюнетка, высокая или маленькая? Какого цвета у нее глаза?

— Она высокая блондинка.

— Как бы я хотела быть такой! — задумчиво призналась Диана.

— Вы хотите иметь светлые волосы?

— Нет, — покачала головой девушка, и Коул засмеялся. — Я хочу подрасти.

— Лучше бы вы мечтали стать блондинкой, — беспечно посоветовал Коул. — Добиться этого куда проще.

— А какого цвета у нее глаза?

— Голубые.

Диана была очарована.

— Вы давно знакомы?

Коул запоздало спохватился: заводить личную беседу с гостьей своего работодателя уже само по себе недопустимо, ведь этой гостье всего четырнадцать лет от роду, а разговор принял слишком доверительный характер.

— Со старших классов школы, — отозвался он, собираясь уйти.

— Она живет в Хьюстоне? — допытывалась Диана, чувствуя, что беседа окончена, но желая продлить ее.

— Она поступила в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. Мы встречаемся обычно во время каникул.

Вечеринка в честь дня рождения Барбары завершилась огромным тортом, поданным на лужайке перед домом, где виновница торжества обнаружила гору подарков. Затем гости отправились в дом, пока слуги убирали столы снаружи. Диана присоединилась было к остальным, но заметила, что половина шоколадного торта осталась нетронутой, и вспомнила о пустом холодильнике Коула. Повинуясь порыву, она вернулась к столу и отрезала большой кусок торта, а затем понесла его в конюшню.

Увидев шоколадный торт, Коул пришел в неописуемый восторг.

— Перед вами самый отъявленный сладкоежка мира, Диана, — заявил он, вооружаясь вилкой.

Он принялся за торт еще по пути к себе в комнату. Диана какое-то время смотрела ему вслед, впервые понимая: некоторые ее знакомые живут впроголодь. Отвернувшись, она решила прихватывать с собой несколько лишних бутербродов всякий раз, когда будет отправляться к Хэйуордам, и инстинктивно почувствовала: ей надо найти удачный способ угощать Коула, чтобы не оскорблять его самолюбие.

Диана не имела представления об учениках колледжей, но знала, что такое гордость. Всем своим поведением Коул говорил, что он не лишен этого чувства. Глава 4

— Жизнь прекрасна, — заявила Кори Диане спустя месяца два после дня рождения Барбары Хэйуорд. Девочки уютно устроились под стеганым одеялом на постели Дианы, прислонившись к мягким подушкам в кружевных наволочках. Поедая крендельки, они весело болтали.

— Не дождусь завтрашнего дня, когда ты познакомишься с бабушкой и дедушкой. А через неделю, когда они соберутся уезжать, ты просто влюбишься в них — вот увидишь! Тебе будет казаться, что они всегда были твоими родными.

Откровенно говоря, о последнем мечтала сама Кори: ей хотелось отплатить Диане чем-нибудь ценным за ее заботы.

Занятия в школе начались месяц назад, и к тому времени Диана уже стала лучшим другом и защитницей Кори. Она помогала сестре выбирать одежду и прически, вела ее по лабиринтам и лестницам общественного положения в школе, и в конце концов даже подруги Дианы приняли Кори в свой тесный круг.

Первый месяц Кори испытывала благодарность и растущее благоговение перед счастливо обретенной сестрой. В отличие от Кори Диана никогда не волновалась, не боялась ляпнуть ерунду, не отпускала неудачных шуток и не попадала впросак. Ее густые каштановые волосы с красноватым оттенком всегда блестели, цвет лица был безупречен, а фигура — идеальна. Выбираясь из бассейна с мокрыми волосами и без малейших следов косметики на лице, она выглядела, как девушка из телерекламы. Даже одежда у нее никогда не мялась!

Теперь девочки уже считали своих мачеху и отчима настоящими родителями, и Кори очень хотелось, чтобы Диана обрела «настоящих дедушку и бабушку».

— Когда ты познакомишься с бабушкой и дедом, — объясняла Кори, — сразу поймешь, почему их так любят. У бабули все просто горит в руках. Она вяжет, шьет и вышивает. Она возвращается с прогулок с самыми обычными сучками, веточками и листьями, а затем превращает их в замечательные вещицы с помощью капельки клея или краски. Бабушка собственноручно делает подарки и придумывает упаковку; она может украсить свои изделия ягодами, но смотреться они будут; восхитительно! Мама такая же, как бабушка. На церковных ярмарках в городе нарасхват шли веши, пожертвованные бабушкой и мамой.

Однажды на ярмарке в Лонг-Вэлли побывал владелец галереи искусств из Далласа и увидел их работы. Он сказал, что и бабушка, и мама очень талантливы, и предложил им сделать что-нибудь на продажу. Но бабушка объяснила, что это не доставляет ей никакого удовольствия. А мама сослалась на усталость и отказалась выполнить заказ этого человека. Да, ведь бабуля еще замечательно готовит! Она обожает все «натуральное», выращенное своими руками — такое, как овощи или цветы прямо с грядки, но никогда нельзя угадать, что она сделает с ними — украсит стол или положит на тарелку. И то и другое у нее получается просто здорово!

Она глотнула кока-колы, а затем продолжала:

— А дедушка любит копаться в саду: он ставит опыты, выясняя, как сделать, чтобы овощи росли лучше и были крупнее. Но больше всего ему нравится мастерить.

— Что он мастерит? — заинтересованно спросила Диана.

— Из дерева он творит чудеса — стульчики-качалки для малышей, сараи, которые выглядят как коттеджи, или крохотную мебель для кукольного домика. А бабушка потом раскрашивает его вещицы. Мне не терпится показать тебе домик, который дедушка сделал для меня. Представляешь, там пятнадцать комнат, настоящая кровля и цветочные горшки на окнах!

— Похоже, таких людей я еще не встречала, — ответила Диана, но Кори уже задумалась о том, что тревожило ее с первого дня, когда она пробралась в спальню Дианы, когда та еще была в Европе.

— Диана, — начала Кори притворно-строго, созерцая безукоризненный порядок в этой милой комнате, — неужели тебе не говорили, что поддерживать такую стерильность просто вредно?

Вместо того чтобы справедливо пошутить по поводу неряшливости самой Кори, Диана с рассеянным видом откусила печенье и задумчиво оглядела комнату.

— Пожалуй, ты права, — подтвердила она. — Моя организованная натура предпочитает симметрию и порядок. А может, все дело в том, что во мне сочетаются одержимость и потребность…

Кори приподняла бровь:

— Это еще что такое?

— Глупости. — Диана на секунду замолчала, отряхивая руки от крошек. — Просто нелепая причуда.

— Но ведь ты не чокнутая! — преданно и воодушевленно возразила Кори, жадно надкусив печенье. Оно разломилось, и половина упала на колени Дианы.

Подобрав кусочек, Диана протянула его подруге.

— Должно быть, у меня некая потребность поддерживать порядок — чтобы хоть отчасти управлять событиями. Наверное, это возникло потому, что моя мама умерла, когда я была еще совсем маленькой, а год спустя умерли мои бабушка и дедушка.

— Какая связь между смертью твоей матери и тем, что ты расставляешь обувь по алфавиту?

— Мне кажется, что если я буду содержать все в идеальном порядке и как можно лучше справляться с домашними делами, такой же упорядоченной будет и моя жизнь. В ней не случится ничего плохого.

Кори ошеломленно уставилась на сестру:

— От кого ты услышала такую чепуху?

— От врача, к которому папа возил меня после смерти бабушки и дедушки. Этот психоаналитик собирался помочь мне справиться с утратой стольких родных людей сразу.

— Какой болван! С благими намерениями он наговорил тебе всякой ерунды и заставил почувствовать себя ненормальной?

— Нет, все это он втолковывал папе, а я их подслушала.

— И что же ответил папа?

— Он сказал, что этому человеку самому не помешает обратиться к психоаналитику. Понимаешь, в Ривер-Оукс принято водить детей на приемы к психоаналитикам. Окружающие посоветовали папе так поступить, и в конце концов он послушался.

Кори вернулась к прежним мыслям:

— Поддразнивая тебя аккуратностью, я просто пыталась объяснить: удивительно, что мы с тобой так здорово подружились, несмотря на то что мы такие разные. Иногда я кажусь самой себе безнадежно заблудшей овечкой, которую ты из милости приняла под свое крыло — зная, что я никогда не стану такой, как ты. Бабушка говорит, что горбатого могила исправит и что из свиного уха не сошьешь шелкового кошелька.

— Заблудшая овечка! Свиное ухо! — выпалила Диана. — Да нет же! Я многому научилась у тебя! У тебя есть достоинства, которые я мечтаю приобрести.

— Назови хотя бы одно, — скептически потребовала Кори. — То, что в их число не входят мои школьные успехи или моя грудь, я уже знаю.

Диана рассмеялась и в притворном возмущении закатила глаза, но затем серьезно произнесла:

— Прежде всего ты предприимчива и смела.

— Благодаря одному из своих «предприятий»я наверняка окажусь за решеткой, прежде чем мне стукнет восемнадцать.

— Ни в коем случае! — возразила Диана. — Я хотела сказать, когда ты решаешь что-нибудь сделать — например, фотографии со строительных лесов у нового небоскреба, — ты забываешь об опасности и осуществляешь задуманное!

— Ты ведь лазила наверх вместе со мной.

— Но я этого не хотела. Я трусила так, что едва держалась на ногах.

— И все-таки полезла за мной.

— Вот об этом я и говорю. Прежде я не делала ничего подобного. Жаль, что я не похожа на тебя.

Кори надолго задумалась, а затем ее глаза коварно блеснули.

— Ну что же, если ты хочешь стать такой, как я, начнем с этой спальни. — И она завела руку за плечо.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты когда-нибудь дралась подушками?

— Нет, а по… — Слова Дианы потонули в пухлой подушке, шлепнувшейся ей в лицо. Кори метнулась к изножью кровати и пригнулась, ожидая возмездия, но Диана сидела неподвижно, дожевывая печенье и держа подушку на коленях. — Неужели ты все-таки решилась? — наконец произнесла она, пристально глядя на Кори.

Обманутая ее невозмутимым видом. Кори спросила:

— Почему бы и нет?

— Потому что теперь мне придется… отплатить тебе тем же! Диана сорвалась с места так стремительно и прицелилась так метко, что Кори не успела увернуться. Смеясь, она бросилась за еще одной подушкой, и Диана последовала ее примеру. Пять минут спустя, когда встревоженные родители распахнули дверь спальни, им пришлось вглядываться сквозь летающие по комнате перья, чтобы обнаружить двух девочек — они лежали на полу, заливаясь смехом.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — произнес мистер Фостер тревожно.

— Бой подушками, — задыхаясь, ответила Диана. Перо прилипло к ее губам, и она попыталась снять его двумя пальцами.

— Нет, просто сдуй или сплюнь, — со смехом посоветовала Кори, а затем продемонстрировала этот способ.

Диана старательно повторила увиденный прием, а затем зашлась в хохоте, увидев гримасу на лице отца. Перья кружились у него над головой, опускались на плечи, а он стоял, словно окаменев, рядом с новой мамой Дианы, которая пыталась скрыть усмешку.

— Мы уберем все, прежде чем ляжем спать, — пообещала Диана.

— Ни за что, — непримиримо заявила Кори. — Ты должна провести ночь среди этого мусора. Если сумеешь — значит, еще не все потеряно, — может быть, ты вскоре станешь отъявленной неряхой вроде меня!

Все еще лежа на полу, Диана взглянула на Кори и подавила смешок.

— Ты и вправду так думаешь?

— Да, шанс есть, — торжественно поставила диагноз Кори, — но тебе придется как следует потрудиться.

Едва Роберт Фостер попытался возразить, жена потянула его за рукав прочь из комнаты. В коридоре Роберт недовольно взглянул на нее:

— Разве девочкам не следует прибраться сегодня же?

— Завтра будет в самый раз, — отозвалась Мэри Фостер.

— Но эти подушки стоили недешево. Диане следовало вспомнить об этом заранее. С ее стороны было бездумно и безответственно портить их.

— Боб, — мягко произнесла Мэри, увлекая мужа к спальне, — такого обостренного чувства ответственности, как у Дианы, я не встречала еще ни у одной девочки.

— Я научил ее быть такой. Взрослый человек обязан осознавать последствия своих поступков.

— Дорогой, — прошептала Мэри, — она еще ребенок. Роберт задумался, и вскоре озорная улыбка приподняла уголки его губ.

— Ты права. Но неужели ты считаешь, что уметь сплевывать перья так важно?

— Необходимо, — со смехом отозвалась его жена. Склонившись, Роберт поцелуем стер улыбку у нее с лица.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

— А я люблю Диану.

— Знаю, и потому моя любовь к тебе крепнет с каждым днем. — Повалившись в постель, Роберт потянул за собой жену, пытаясь просунуть руки ей под шелковый халат. — Ты ведь знаешь, что я люблю Кори?

Она кивнула, одновременно протягивая руку за подушкой, прислоненной к спинке кровати.

— Вы изменили нашу жизнь, — продолжал Роберт.

— Спасибо, — шепотом ответила Мэри и уселась рядом с мужем. — А теперь позволь изменить твои представления.

— О чем?

— О боях подушками, — с этими словами Мэри залепила мужу подушкой в лицо.

Сестры услышали громкий стук. В тревоге вскочив на ноги, они выбежали в коридор.

— Мама, папа! — позвала Диана, постучав в дверь спальни родителей. — С вами все в порядке?

— Ничего страшного, — донесся голос Мэри Фостер, — но мне не помешает подмога.

Диана и Кори обменялись изумленными взглядами, затем Диана повернула ручку и открыла дверь. Девочки застыли как вкопанные, с открытыми ртами уставились на родителей, а затем переглянулись.

И разразились хохотом.

На полу, среди кучи перьев, их отец только что положил мать на обе лопатки и прижал ее руки к ковру.

— Извиняйся, — велел он.

Его жена залилась смехом.

— Извиняйся, иначе не отпущу. Мэри Фостер взглянула на дочерей, перевела дыхание и насилу выговорила между приступами смеха:

— По-моему, в таких… случаях… женщины должны… действовать сообща.

Девочки были с ней согласны. Битва этой ночи завершилась со счетом двенадцать — два: дюжина пуховых подушек не устояла против двух резиновых.

Глава 5

Переполненная хорошими новостями, Диана схватила сумку с кожаного сиденья нового «БМВ», подаренного ей отцом месяц назад, в честь шестнадцатилетия, и взлетела по ступеням величественного георгианского особняка — своего первого и единственного дома. За два года, прошедших с тех пор, как ее мачеха, а затем и ее родители перебрались в Ривер-Оукс, и атмосфера, и внешний вид дома и окрестностей коренным образом изменились. Тишину вытеснили смех, веселые беседы и шутливые споры; из кухни плыли восхитительные запахи; цветы заливали безудержным буйством красок сад и расплескивались изысканными букетами в комнатах.

Все восхищались переменами, а также прибавлением в семье — все, кроме экономки Гленны, которая вырастила Диану после смерти ее матери. Именно с Гленной Диана столкнулась в вестибюле.

— Гленна, а Кори дома?

— Кажется, она на заднем дворе — обсуждает вместе с остальными завтрашнюю вечеринку. — Гленна закончила стирать пыль со стола орехового дерева и выпрямилась, внимательно оглядывая полированные поверхности. — Когда была жива твоя мама, она нанимала декораторов и поваров, желая устроить прием, — многозначительно подчеркнула Гленна. — Так развлекается большинство состоятельных людей — и развлекалось бы впредь, если бы не мы.

— Да, — с мимолетной улыбкой подтвердила Диана. — Теперь мы задаем тон. — Она направилась по коридору, уходящему в глубь дома, а Гленна шагала рядом, походя смахивая тряпкой с попадавшихся на пути столов и стульев несуществующие пылинки.

— Когда мы устраивали прием, — гнула свое Гленна, — главной задачей было украсить дом и подать вкусную еду. Но теперь этого мало. Теперь, видите ли, все должно быть свежим, натуральным, выращенным или сделанным собственноручно. Самодельное и домашнее годится только для деревенских жителей. Конечно, твои бабушка и дедушка и в самом деле из деревни, и им трудно понять, что…

Непрестанное брюзжание Гленны продолжалась с тех пор, как родители Мэри захватили в свои руки домашнее хозяйство.

Родители Мэри и Диана полюбили друг друга с самой первой встречи. Видя, как несколько месяцев подряд девочки разрываются между Лонг-Вэлли и Ривер-Оукс, Роберт поручил архитектору и подрядчику подновить и расширить пристройку к особняку, предназначенную для гостей. Следующим шагом стал парник для Розы и огород для Генри.

За свое великодушие Роберт был вознагражден свежими фруктами и овощами, выращенными на его собственной земле, и аппетитными кушаньями, подаваемыми в самых неожиданных местах.

Роберту никогда не нравилось есть в просторной кухне в задней части дома. Кухня предназначалась для небольшой армии поваров, необходимых для проведения пышных приемов. Помещение с белыми кафельными стенами, чересчур громоздким нержавеющим оборудованием и унылым видом из единственного окна казалось Роберту казенным, стерильным и неуютным.

Пока в жизни Роберта не появилась Мэри и ее родные, он довольствовался обжигающе-острой стряпней своей кухарки Кончиты — стряпней, которую поспешно съедал в официальной обстановке столовой. Ему и в голову не приходило, что можно обедать под деревом на симпатичной лужайке за домом или же возле прямоугольного бассейна олимпийских размеров.

Но теперь Роберт поглощал восхитительные блюда и наслаждался пребыванием дома. Кухня, которую он некогда избегал, стала его излюбленной комнатой. В одном ее конце Генри устроил подобие солярия, вмонтировав окна в потолок и наружную стену. В этом уютном, светлом уголке расставили диваны и кресла, где было приятно коротать время перед обедом. Мэри с Розой расписали каждую плитку узором из переплетенных лоз и цветов и выбрали для обивки мебели ткань с тем же мотивом. А затем они заполнили оставшееся место многочисленными растениями в белых горшках.

В противоположном конце заново отделанного помещения обычный белый кафель был облагорожен нанесенным через трафарет бордюром. Старые кирпичи, бывшие некогда кладкой дома, теперь составляли одну из стен, образовывая широкую арку, на которой висели медные кастрюли и сковородки.

Жена Роберта и ее родители придавали ошеломляюще естественную прелесть территории у дома и притягательный уют внутренним помещениям. Что бы они ни мастерили; удивительные плетеные коврики, причудливые рамы для картин, изящную, расписанную вручную мебель, украшения из позолоченных овощей или элегантную упаковку для подарков — во все они вкладывали усердие и любовь.

Спустя год после свадьбы с Робертом состоялся официальный дебют Мэри в роди хозяйки дома — предполагалось устроить роскошный прием в саду для утонченного, баснословно богатого хьюстонского общества, к которому принадлежали друзья и сверстники Роберта.

Но вместо того чтобы воспользоваться услугами профессиональных поваров и декораторов, Мэри с Розой сами следили за приготовлением и украшением блюд по домашним рецептам, с гарниром из зелени, собранной на огороде Генри. Эти яства подавали в мерцающем свете факелов на столы, застланные льняными скатертями с аппликациями, выполненными вручную, расставляли среди ваз с букетами цветов, выращенных Генри.

Мэри и ее мать собрали сотни орхидей в собственной теплице, а затем усадили Диану, Кори и их четырех подруг за изготовление элегантных украшений из цветов. Мэри с Розой решили, что каждая гостья должна получить маленькую лакированную шкатулку, расписанную орхидеями таких же цветов, как лежащие внутри безделушки. Свято веря, что даже пресыщенные хьюстонские миллионеры будут в восторге от их уникальных и изысканных украшений для стола, а также домашних кушаний и прочих нововведений, Мэри с Розой провели много счастливых, часов на кухне, строя планы и создавая шедевры.

За два часа до начала приема Мэри обследовала дом и сад и разразилась слезами в объятиях мужа.

— О, дорогой, зачем ты позволил мне сделать это! — стонала она. — Все скажут, что я испортила твой прекрасный дом самодельным барахлом. Твои друзья много путешествуют, они привыкли к роскошным ресторанам, пышным балам, бесценному антиквариату, а я… я приготовила для лих барбекю на заднем дворе. — Мэри уткнулась мокрым от слез лицом в грудь мужу. — Они подумают, что ты женился на чокнутой голодранке!

Поглаживая жену до спине, Роберт улыбался. Сегодня он тоже прошелся по дому и саду, разглядывая их глазами постороннего наблюдателя. Увиденное наполнило его гордостью и предвкушением. Он искренне считал, что Мэри и ее родители придали совершенно новый смысл выражению «самодельный». Они возвели его в творческий акт, который придает неповторимые Черты обезличенному и превращает самые заурядные вещи в прекрасные и исполненные значения предметы. Роберт не сомневался: его гости достаточно проницательны, чтобы заметить и оценить изысканность И красоту изделий Мэри. Он знал, что гости будут поражены — и творениями хозяйки дома, и ею самой.

— Ты ослепишь их, Мэри, — прошептал он, — вот увидишь.

Роберт оказался прав.

Гости были без ума от великолепной еды, украшений, цветов, сада, дома и особенно — от непосредственности и радушия хозяйки. Те самые знакомые, которые изображали потрясение, узнав, что Роберт отвел часть своей лужайки под огород, теперь попросили разрешения осмотреть это чудо. Генри несколько часов с гордостью возглавлял экскурсии по огороду, озаренному лунным светом. Пока он водил гостей между ровными грядками удобренных органикой овощей, его энтузиазм был настолько заразительным, что еще до завершения вечеринки несколько человек загорелись желанием устроить возле собственных домов огороды.

Мардж Крамбейкер, ведущая раздела светских новостей «Хьюстон пост», разразилась восторженной статьей:

«Миссис Роберт Фостер III (урожденная Мэри Бриттон из Лонг-Вэлли) по праву может считаться самой известной хозяйкой Хьюстона. На празднестве присутствовали родители миссис Фостер, мистер и миссис Генри Бриттон, которые любезно показывали очарованным гостям — будущим садоводам и ремесленникам (будь у них только время!) — новый сад, огород и парник, а также мастерскую, которую Боб Фостер построил на территории своего особняка Ривер-Оукс…»

Теперь, год спустя, Диана вспоминала об этом событии, вполуха слушая бесконечные сетования Гленны по поводу предстоящей вечеринки. Сдерживая недовольство, она напоминала себе: Гленна не питает ненависти к Мэри или ее родителям, она просто досадует, что у нее перехватили бразды правления. Но, как считала Диана, жизнь чудесна — она наполнена людьми и событиями, любовью и смехом…

— Я не из тех, кто тычет пальцем в недостатки чужого воспитания, — призналась Гленна, — но если бы миссис Фостер выросла в обеспеченной семье, она знала бы, как принято развлекаться у богатых. Когда твой отец объявил, что намерен перевезти сюда ее родителей, я думала, что хуже уже не будет. Но вдруг выяснилось, что Генри твердо решил устроить здесь огород и компостную кучу — прямо на заднем дворе; затем он превратил гараж в парник и склад инструментов! И не успела я опомниться, как твоя новоиспеченная бабушка перекопала всю лужайку под цветник и грядки для зелени и принялась лепить глиняные горшки. Хорошо еще, что эта леди из раздела светских новостей — кажется, Мардж — не обозвала нас деревенщинами.

— Гленна, это несправедливо, — возразила Диана, останавливаясь, чтобы выложить из сумки учебники. — Каждый, кто знакомится с мамой, бабушкой или дедушкой, считает их ни на кого не похожими, замечательными людьми! Кстати, в Хьюстоне мы прославились именно тем, что мама называет возвращением к истокам. Вот почему журнал «Жизнь на Юге» пришлет фотографа на наш завтрашний прием.

— Если на фотографиях мы не будем выглядеть смешными и нелепыми, это можно считать чудом!

— Нас никто не считает смешными, — возразила Диана, открывая дверь. — В редакции «Жизни на Юге» увидели фотографии в «Хьюстон кроникл», сделанные у нас дома на прошлогоднем приеме, и захотели опубликовать о нас статью.

Помня, что отец советовал ей быть терпеливой и снисходительной к Гленне, Диана улыбнулась. Девушка знала, что они с отцом — единственные близкие Гленны.

— Мы понимаем, что тебе трудно заботиться о семье из шести человек, особенно когда все заняты своими увлечениями. Ты слишком сильно устаешь — вот почему папа пожелал, чтобы ты наняла кого-нибудь себе в помощники.

Женщина тотчас же приободрилась:

— Мне не нужна помощь. Я отлично справляюсь сама. Диана ласково погладила ее по руке, выходя из дома с намерением отыскать Кори.

— Много лет ты заменяла мне мать, Гленна. Мы с папой никогда не справились бы с домашними делами без тебя и до сих пор нуждаемся в твоей заботе. — Последнее замечание было не совсем искренним, но Диана считала, что эта маленькая ложь простительна — хотя бы потому, что строгое лицо Гленны мгновенно просияло.

Диана остановилась под балконом, отыскивая взглядом Кори.

Первоначально задний двор был просторным, но ничем не примечательным: его середину занимал большой плавательный бассейн, дальнюю часть — пристройка для гостей, слева располагались теннисные корты, а справа — гараж на шесть автомобилей. Двор всегда казался Диане унылым и пустынным, как беспорядочно выстроенный дом. Но теперь он ничем не напоминал прежний.

Девушка немного забеспокоилась, обнаружив, в какой стадии находятся приготовления к вечеринке. До прибытия съемочной группы из «Жизни на Юге» осталось меньше суток, а ничего еще не было готово. Столы и стулья стояли вперемежку с тентами; дедушка балансировал на стремянке, пытаясь закончить бельведер; бабушка спорила с садовниками, как лучше срезать ветки магнолии, чтобы использовать их в букетах; а мать зачитывала список дел двум горничным.

Диана еще искала Кори, когда из гаража появился отец с дипломатом и пиджаком в руках.

— Привет, папа! — воскликнула Диана и поцеловала его. — Как ты рано вернулся!

Он обнял Диану за плечи и бросил взгляд на царившую вокруг суету:

— Я решил проверить, как продвигается работа. Как твои дела в школе?

— Все в порядке. Сегодня меня выбрали президентом класса.

Отец крепче сжал ее плечо.

— Великолепно! Теперь постарайся удержаться на этом посту. — Улыбнувшись дочери, он взглянул на жену и тещу, которые целеустремленно направлялись к ним, сохраняя радостные улыбки на лицах. — Ну, мадам президент, кажется, сейчас меня привлекут к работе, — усмехнулся он. — Странно, что вас с Кори еще не включили в число помощников.

— Наша задача не путаться под ногами, — процитировала Диана слова матери и бабушки. — Я заехала за Кори — Барб Хэйуорд пригласила нас покататься верхом.

— Кажется, Кори у себя в ванной, — заметила мать, — проявляет пленку.

— По-моему, она не откажется навестить Хэйуордов, — предположила Диана, направляясь к дому. Признаться, она была уверена, что сестра составит ей компанию — не столько из желания покататься верхом, сколько повидать Спенсера Эддисона, который днем наверняка будет у Хэйуордов.

Спальня Кори находилась как раз напротив комнаты Дианы. Помещения были одинаковыми по размеру и планировке, с отдельными ваннами, гардеробными и большими стенными шкафами. Но в остальном спальни отличались так же разительно, как характеры и увлечения их обитательниц.

В свои шестнадцать лет Диана была миниатюрной, уравновешенной и очаровательно-женственной. Она по-прежнему прекрасно училась и была заядлым книгочеем, отличалась аккуратностью, неплохими организационными способностями и держалась несколько скованно с малознакомыми людьми.

Ее спальня была выдержана в старинном французском стиле: муаровые панели на стенах, кровать с балдахином, застланная желтым покрывалом, письменный стол, где каждая ручка и клочок бумаги занимали свое место.

Диана вошла в комнату, сложила книги на столе и направилась к шкафу. Сняв красный хлопчатобумажный свитер, она аккуратно свернула его и положила на полку рядом с десятком других точно таких же свитеров, разложенных по цвету.

Темно-синие слаксы Диана повесила там, где висели другие синие брюки и шорты, а затем босиком прошлепала к шкафу и нашла белые шорты. Потом она достала темно-синюю тенниску с белой отделкой и натянула ее через голову. Сунув ноги в белые сандалии, стоящие в вытянутом по струнке ряду обуви на нижней полке, Диана остановилась у туалетного столика и принялась расчесывать волосы. Машинально взяв тюбик светло-розовой губной помады, она слегка провела ею по губам и отступила подальше, глядя в зеркало.

Глядевшая на Диану девушка казалась ей ничем не примечательной. Те же зеленые глаза и темные ресницы. Даже самые незаметные тени для век придавали лицу вульгарное выражение, а не подчеркивали красоту глаз — по крайней мере так решила Диана. Румяна на высоких скулах вызывали у девушки ощущение, словно она накрасилась для маскарада, тональный крем ничуть не менял впечатления, поэтому Диана им тоже не пользовалась. Крохотную ямочку в центре подбородка ей так и не удавалось замаскировать. Волосы были лучшим украшением Дианы — густые, блестящие от тщательного мытья и расчесывания, но она предпочитала простые прически, считая, что с их помощью выгодно преподносит себя. Вспомнив, как жарко и влажно на улице, она быстро собрала волосы в конский хвост, а затем отправилась к Кори.

Дверь в спальню Кори была открыта, но девушки нигде не было видно. Диана осторожно принялась пробираться к запертой двери ванной сквозь кучи одежды, обуви, шарфов, фотоальбомов и прочего мусора, раскиданного по полу.

— Кори! — позвала она. — Ты здесь?

— Сейчас, — отозвалась Кори. — Только повешу сушиться эту пленку… Похоже, мне посчастливилось сделать редкий кадр — когда Спенс играл в теннис в клубе, вечером на прошлой неделе. Пожалуй, я все-таки переключусь на ночные съемки.

— Выходи скорее. У меня важные новости, — с улыбкой произнесла Диана.

Увлечение Кори фотографией началось два года назад, когда мистер Фостер подарил ей фотоаппарат, и переросло в настоящую страсть. Увлечение Кори Спенсером Эддисоном началось год назад, когда Кори заметила его на вечеринке. И вылилось в одержимость. Фотографии, изображающие Спенсера дома, на спортивных площадках и даже у придорожного «Макдоналдса», за рулем машины, были прикреплены к зеркалу Кори, к ее доске для заметок и теснились на стенах комнаты.

Несмотря на то что Спенс был звездой футбольной команды Южного методистского университета, где встречался с хорошенькими студентками, Кори свято верила: удача, упорство и молитвы когда-нибудь сделают так, что Спенс будет принадлежать только ей.

— Я не ошиблась, — заявила Кори, появляясь из ванной с мокрой пленкой в руках. — Только взгляни на этот кадр, где Спенс подает мяч!

Диана усмехнулась;

— Почему бы нам не отправиться к Хэйуордам — чтобы ты могла повидать его живьем? Кори просияла от радости.

— Он вернулся домой? Ты уверена? — И прежде чем Диана успела ответить, девушка метнулась в ванную, чтобы повесить пленку, а затем бросилась к туалетному столику. — Что же мне надеть? Мне хватит времени вымыть голову? — Кори беспокойно переспросила:

— А ты уверена, что он там будет?

— Уверена. Дут Хэйуорд случайно обмолвился, что Спенс заедет к ним после ужина, чтобы посмотреть новую лошадь Дута. Услышав это, я сразу же разыскала Барб, и — разумеется, невзначай! — вытянула из нее приглашение для нас обеих.

Ну а теперь мы сможем отправиться в гости.

Кори знала, что Диана не любит кататься верхом, и понимала, как это скучно — бывать у Хэйуордов и смотреть, как гарцуют на манеже другие. Однако Диана никогда не отказывалась от приглашений — потому что Кори любила верховую езду. А теперь она приняла приглашение Барбары потому, что к Хэйуордам собирался заехать Спенс.

— Ты — чудесная сестра! — заявила Кори, порывисто обнимая Диану.

Диана ответила на ее объятие и отстранилась:

— Поторопись, чтобы мы успели перекусить и появиться у Хэйуордов раньше, чем там окажется Спенс. Тогда никто не скажет, что ты преследуешь его.

— Ты права! — воскликнула Кори, вновь поразившись дальновидности Дианы.

Что бы ни замышляла Кори, Диана всегда помогала ей осуществить замысел, обдумывая действия заранее, чтобы Кори не попала в неловкое положение или в беду. Диана преуспевала в тщательном планировании поступков и оценке риска, но из-за своей порывистости и настойчивости Кори то и дело попадала впросак, а Диана, как правило, разделяла участь сестры.

Некоторые из этих злополучных проказ неизбежно привлекали внимание родителей, и тогда мать Кори доказывала отцу, что выходка сестер никому не принесла вреда.

Но Роберту Фостеру с трудом удавалось философски относиться к шалостям своих дочерей — например, когда они всю ночь проплутали в Йеллоустоунском национальном парке, потому что Кори хотелось сфотографировать лося на фоне восходящего солнца. Роберт Фостер отнюдь не обрадовался, узнав из газеты, что его дочерей пришлось снимать с подъемника для строителей, застрявшего на тридцатом этаже недостроенного небоскреба, окруженного высокой оградой с многочисленными табличками «Вход строго воспрещен».

— А пока ты одеваешься, — продолжила Диана, поворачиваясь и направляясь к лестнице, ведущей на кухню, — я спущусь и посмотрю, чем сегодня смогу угостить Коула.

— Кого? — рассеянно переспросила Кори, с восторгом предвкушая встречу со Спенсом.

— Коула Гаррисона. Ты его знаешь, он работает в конюшне Хэйуордов. Дуг сказал, что Коул приехал на каникулы, — с улыбкой объяснила Диана, но у нее в голосе послышалась странная нотка. — Если ничто не изменилось, он, как обычно, не страдает плохим аппетитом.

Кори ошеломленно посмотрела ей вслед. Сестра не на шутку взволнована! Еще никогда Диана не заговаривала о своих чувствах к конюху Хэйуордов.

Как только мысль о Диане и Коуле закралась ей в голову, Кори уже не могла отогнать ее. Стоя под душем и взбивая шампунь в густую пену, она пыталась представить себе Диану и Коула вдвоем, но картина оказалось слишком смехотворной.

Диана мила и воспитанна, она пользуется таким успехом, что может выбирать среди юношей из самых богатых семей, вроде Спенсера Эддисона, которые никогда не попадают в глупое положение, отличаются утонченным вкусом и успевают повидать мир к семнадцати-восемнадцати годам. Они вырастают в клубах, играя в гольф и теннис, а появления на званых ужинах в сшитых на заказ смокингах становятся для них привычными уже к шестнадцатилетнему возрасту.

Завернувшись в полотенце. Кори водила щеткой по своим длинным светлым волосам, пытаясь понять, почему Диана предпочла такого парня, как Коул, — парня, который лишен и лоска, и обаяния Спенса. Спенс выглядел божественно в темно-синем клубном пиджаке и брюках цвета хаки, или в теннисном белом костюме, или в белом смокинге. Спенсер Эддисон, казалось, «родился с серебряной ложкой во рту», как часто говорила бабушка о богатой светской молодежи Хьюстона. Выгоревшие на солнце каштановые волосы, смеющиеся янтарные глаза и здоровый румянец делали Спенса привлекательным, холеным и добродушным.

Коул разительно отличался от Спенса: его волосы имели оттенок воронова крыла, лицо было загорелым до черноты, а холодные беспокойные серые глаза напоминали штормовое море. Кори не видела на нем другой одежды, кроме вытертых джинсов, трикотажных рубашек или мешковатых свитеров; неудивительно, что она не могла вообразить Коула, играющим с Дианой в теннис или же танцующим в смокинге.

Она слышала выражение «противоположности притягиваются», но в этом случае различия были слишком велики. Неужели практичную, утонченную Диану и впрямь привлекает явная сексапильность или мужская грубая сила? Коул даже не считал нужным проявлять дружелюбие по отношению хоть к кому-нибудь!

Диана никогда и ни в кого не влюблялась — даже в Мэтта Диллона или Ричарда Гира. А вот теперь увлеклась мужланом, которому наплевать на то, что он носит и где спит. Воистину любовь зла!

Девушка застыла с коричневыми брюками для верховой езды в руке, когда припомнила, что Барб Хэйуорд и остальные подруги не разделяют ее равнодушия и пренебрежения к Коулу. Напротив, он являлся предметом великого множества тайных грез и еще большего количества домыслов. Барб Хэйуорд считала, что по сравнению с Коулом все знакомые парни выглядят молокососами. Хейли Винсенс уверяла, что Коул «ужасно сексуален».

Эти воспоминания настолько ошарашили Кори, что она совсем забыла о предстоящей встрече со Спенсом. И лишь очнувшись, она почувствовала тот самый укол желания и восторга, от которого страдала с тех пор, как впервые увидела своего рыцаря.

Глава 6

Кори была слишком возбуждена, чтобы есть, и потому лениво ковыряла вилкой в тарелке, а когда бабушка заметила это, беседа за большим кухонным столом вдруг оборвалась, и все, кроме Дианы, с беспокойством уставились на девушку.

— Ты почти не дотронулась до ужина. Кори. Что случилось, детка?

— Ничего. Просто я не голодна, — ответила она.

— Ты спешишь? — спросила мать.

— С чего ты взяла? — невинно отозвалась Кори.

— Ты то и дело поглядываешь на часы, — заметил дедушка.

— Просто мы с Дианой сегодня собрались в гости к Хэйуордам, — объяснила Кори, которой изрядно наскучил этот допрос. — У Дуга новый жеребец для поло, и мы хотим посмотреть, каков он в деле. Мистер Хэйуорд установил возле манежа большие фонари, чтобы можно было кататься поздно вечером.

— Новый жеребец для поло! — с понимающей улыбкой воскликнул отец, многозначительно поглядывая на идеально уложенные волосы Кори и тщательный макияж. — Полагаю, ты надеешься произвести на него хорошее впечатление с первой же встречи?

Чтобы доставить удовольствие родственникам и отвязаться от дальнейших расспросов. Кори съела кусочек цыпленка. Затем с недоуменной улыбкой взглянула на отца:

— Почему ты так решил?

— Потому, что ты выглядишь так, словно целый день провела в салоне красоты, а потом эта помада, розовая пудра, и еще… — Сдерживая смех, отец указал на ее глаза:

— Что это у тебя на ресницах? Неужто тушь?

— А если мне захотелось хорошо выглядеть во время семейного ужина?

— Само собой, — сразу согласился отец и обратился к Мэри:

— Сегодня я приезжал на ленч в клуб и случайно столкнулся там с бабушкой Спенса. Она играла в бридж в дамском игорном зале.

— Как самочувствие миссис Брэдли? — поспешно спросила Диана. Спенс сызмальства жил с бабушкой. Диана раскусила хитрость отца. Стараясь уберечь Кори от неизбежного поддразнивания, она добавила:

— Я не встречалась с ней уже несколько месяцев.

— С ней все в порядке. Сегодня она была в ударе — и вполне понятно, ведь…

— Она так энергична для своих лет — верно, мама? — перебила отца Диана, но тот не сдавался.

— ..ведь Спенс явился домой на уик-энд, чтобы отпраздновать с бабушкой ее день рождения.

— Он такой приятный юноша, — заметила Роза Бриттон, — обаятельный и внимательный.

— И при этом обожает поло, — вставил дедушка с многозначительной улыбкой, глядя прямо на Кори. — Но самое главное, он — близкий друг Хэйуордов, верно? — Родственники воззрились на Кори с понимающими усмешками. Только Диана воздержалась.

— Беда нашей семьи в том, что мы уделяем слишком много внимания тому, что делают или думают остальные.

— Ты права, дорогая. — Дедушка любовно обнял девушку за плечи, когда она приподнялась, чтобы помочь бабушке убрать со стола. — Есть, когда нервничаешь, вредно. Почему бы тебе не подняться наверх и заново не накрасить губы — чтобы выглядеть так же неотразимо, как до ужина?

Кори с облегчением соскользнула со стула и отнесла тарелки в раковину, а затем направилась наверх. Обернувшись через плечо, она бросила Диане:

— Выезжаем через пятнадцать минут. Диана кивнула, думая о Коуле.

— Бабуля, — начала она, — можно я возьму к Хэйуордам остатки цыпленка?

Бабушка немедленно разрешила, но сидящие за столом домочадцы обменялись недоуменными взглядами.

— Диана, — растерянно произнес отец, — зачем Хэйуордам понадобились остатки цыпленка?

— Это не для них, — пояснила Диана, открывая холодильник и вытаскивая несколько яблок и апельсинов, — а для Коула.

— Но при чем тут уголь ? — в замешательстве спросил Роберт.

Диана рассмеялась.

— Нет, это имя — как у твоего приятеля Коула Мартина, — поправила она отца. Открыв дверцы стенного шкафа, девушка принялась исследовать его содержимое, одновременно продолжая:

— Этот Коул работает на конюшне Хэйуордов и живет там. Он слишком худой — по-моему, ему жаль тратить на еду те небольшие деньги, которые у него есть.

— Несчастный старик, — пробормотал дедушка, словно исполнившись сочувствия к бедственному положению ровесника.

— Он не старик, — рассеянно возразила Диана, скользя взглядом по шеренгам банок с домашними консервами на полках. — Коул редко рассказывает о себе, но я знаю, что он учится в колледже и вынужден подрабатывать, чтобы закончить учебу. — Диана искоса посмотрела на бабушку, которая уже складывала жареные куриные грудки и тушеные овощи в большую пластиковую банку. — Бабушка, можно я возьму компот из персиков и немного варенья?

— Конечно, можно. — Миссис Бриттон вытерла руки и подошла к шкафу, чтобы помочь Диане. Расправив бумажный пакет, она положила туда три банки варенья.

— В прошлый раз, когда я угостила Коула твоим земляничным вареньем, — вспомнила Диана, — он сказал, что оно гораздо лучше конфет, а он без ума от сладостей.

Разрумянившаяся от этой похвалы изголодавшегося незнакомца, миссис Бриттон гордо присовокупила к угощению еще четыре банки земляничного варенья, а затем направилась к столу.

— Если он любит сладкое, пусть непременно попробует пирожки с черникой. Они очень полезные и питательные. — Бабушка взяла с блюда полдюжины пирожков. — Да, и обязательно угости его ореховым печеньем, которое я испекла вчера.

Когда бабушка разыскала второй бумажный пакет и снова шагнула к стенному шкафу, Диана остановила ее:

— Я бы не хотела, чтобы он считал это милостыней, бабуля. — Виновато улыбнувшись, она добавила:

— Я убедила его в том, что у тебя фанатичное пристрастие к кулинарии и что у нас после каждого обеда остаются горы еды.

Дедушка поднялся, чтобы налить себе еще кофе, и усмехнулся, слыша объяснения Дианы. Обняв ее за плечи, он заметил:

— Коул сочтет нас либо безумцами, либо транжирами.

— Несомненно, — призналась Диана, не замечая, что родители уставились на нее с плохо скрытым изумлением. — Впрочем, было бы гораздо хуже, если бы он считал, что я занимаюсь благотворительностью, — призналась она с улыбкой, поднимая тяжелый коричневый пакет.

— Прежде ты ни словом не упоминала об этом парне, — спокойно заметил ее отец. — Кто он такой?

— Он? Ну, пожалуй… он совсем не похож на моих знакомых.

— Чем не похож? — продолжал допытываться отец. — Может, он бунтарь? Или ренегат? А может, просто недовольный? Диана задумалась, остановившись в дверях.

— Наверное, он ренегат, но в хорошем смысле слова. Коул… — Она взглянула на родных и наконец закончила:

— Особенный. Так мне кажется, и все. Он выглядит рано повзрослевшим и опытным. Он… словом, он не такой, как остальные, — неловко договорила она. Жизнерадостно взмахнув рукой, девушка поспешила уйти.

Воцарилось неловкое молчание. Через несколько минут ее отец обвел взглядом лица родственников:

— Жаль, но я предпочитаю других ее знакомых.

— Этот совсем не похож на них, — подхватила бабушка.

— Вот почему я уверен, что он мне не понравится.

— Роберт, — поспешила успокоить его жена, — это первый молодой человек, который понравился Диане, и потому ты немного ревнуешь. Вспомни, точно так же ты вел себя в прошлом году, когда Кори без умолку твердила о Спенсе.

— Теперь я к этому уже привык, — раздраженно возразил отец. — Мне и в голову не приходило, что увлечение Кори Спенсом затянется больше чем на месяц. А оно длится уже год и становится все сильнее.

— Кори влюблена в Спенса, — сухо заметила Мэри Фостер.

— Она решила это еще в тот вечер, когда они познакомились. А теперь уверена, что хочет выйти за него замуж. Ты давно заглядывала в ее спальню? Кори облепила фотографиями все стены. Она превратила комнату в святилище. Полнейшая нелепость!

Генри Бриттон разделял досаду зятя по поводу того, что в жизни девочек их заменили другие мужчины:

— Она скоро охладеет, вот увидите. В четырнадцать лет девочки еще не влюбляются по-настоящему.

Его жена взяла карандаш, собираясь закончить простой, но элегантный эскиз трафарета, который она придумала, чтобы расписать стены в верхней ванной для гостей.

— Генри, я влюбилась в тебя, когда мне было четырнадцать. Роберт Фостер потерял нить разговора. Уставившись на дверной проем, где несколько минут назад стояла его дочь, он произнес:

— Скажите, мне показалось, что Диана покраснела, когда заговорила об этом конюхе?

— О студенте колледжа, — невозмутимо поправила Мэри и ободряюще сжала руку мужа.

Слегка расслабившись, Роберт смущенно взглянул на нее:

— Просто насчет девочек я строю такие грандиозные планы… Я не хочу, чтобы они увлекались мальчиками очень рано — иначе вскоре они поймут, чего лишились, выйдя замуж совсем молодыми.

— Насчет Кори строить планы незачем, — возразила бабушка. — С этой задачей она уже справилась сама. Она хочет выйти замуж за Спенса и стать знаменитым фотографом.

— Надеюсь, в обратном порядке, — хмыкнул Роберт. Бабушка оставила его слова без внимания.

— А что касается Дианы, по-моему, она станет дизайнером интерьеров, а может, архитектором или писательницей. У нее немало талантов, но пока она не стремится проявить их. Не могу смотреть, как пропадает одаренность.

— Ее настоящий талант не пропадет, — возразил Роберт и, когда все выжидательно повернулись к нему, гордо заявил:

— Хоть она и унаследовала артистическую натуру своей матери, но мозги ей достались мои. Со временем она найдет им достойное применение. Девочка всегда интересовалась бизнесом.

— Бизнес — это неплохо, — с улыбкой кивнула его жена.

— Очень неплохо, — подхватил дедушка. Женщины переглянулись и поднялись.

— Мама, через полчаса стемнеет. Давай подумаем, как расставить столы.

Миссис Бриттон в замешательстве взглянула на мужчин:

— А вы уверены, что не хотите на десерт свежую землянику со сливками?

— Больше не могу съесть ни крошки, — объявил мистер Фостер.

— И я тоже, — подтвердил Генри Бриттон, поглаживая себя по животу. — Ты совершенно права насчет всех этих натуральных продуктов с низким содержанием жиров, Рози. Они вкусные и сытные, надо только к ним привыкнуть. А цыпленок сегодня удался как нельзя лучше. Ладно, девочки, ступайте во двор, займитесь делом.

Мужчины застыли в молчании, прислушиваясь к скрипу открывающейся двери, выходящей на задний двор. Едва дверь за женщинами закрылась, они вскочили. Роберт Фостер направился прямиком к холодильнику и вытащил картонный барабан французского ванильного мороженого, а Генри Бриттон бросился к одному из шкафов и достал оттуда яблочный пирог, купленный Гленной в булочной и припрятанный для мужской половины обитателей дома.

Вонзив нож в пышный пирог, Генри вскинул глаза на второго заговорщика:

— Большой кусок или средний?

— Большой.

Генри отрезал два увесистых ломтя и осторожно переложил их на тарелки, а Роберт в это время погрузил ложку в мороженое и извлек обратно целый айсберг.

— Одну ложку или две, Хэнк?

— Две, — твердо потребовал Генри. Мужчины взглянули на Гленну, которая вытирала кухонные столы.

— Гленна, вы святая.

— Я предательница.

— Пока я жив, у вас не будет проблем с работой, — восторженно пообещал Роберт.

— Ваши жены уволят меня, едва узнают, на что вы меня толкаете.

— А мы снова наймем вас, — заверил ее Генри, смакуя запретное сочетание сахара и жиров. Вздохнув, он повернулся к зятю, на лице которого появилось выражение блаженства. — Я уж думал, Мэри с Розой нынче не уйдут отсюда. Боялся, что нам придется ждать, пока они не уснут, а затем совершить набег на кухню.

Мэри остановилась на лужайке, отвернувшись от кухонного окна, и продолжила обсуждать приготовления к завтрашнему приему.

— Так и сделаем, — наконец согласилась Роза. — Я позову Генри и Роберта помочь нам.

— Рано, — сухо возразила Мэри. — Они еще не справились с десертом.

Роза возмущенно подбоченилась:

— Что там у них сегодня?

— Яблочный пирог.

— Давно пора уволить эту Гленну. Помнится, Кончита и близко не подпускала ее к кухне.

Мэри покорно вздохнула и покачала головой:

— Гленна всего лишь выполняет приказы. И потом, они не дадут нам ее уволить. Не считая десертов, нам удается держать их обоих на низкокалорийной диете — мне известно, что Роберт придерживается ее и за завтраком, и за ленчем. — Она начала подталкивать тяжелый стол, понемногу переставляя его в нужное место, и Роза поспешила ей на помощь. — Вчера врач сказал Роберту, что холестерин у него наконец-то стал снижаться, — добавила Мэри.

— А как у него с давлением?

— Лучше не спрашивай.

Глава 7

Манеж был слегка наклонным, вытянутым на тридцать ярдов вправо от конюшни. Его окружала невысокая белая ограда; огромные ртутные фонари заливали его ярким, почти дневным светом, отбрасывая мрачные тени на все, что оставалось за его пределами.

Со своего наблюдательного поста у стены конюшни Диана видела, как Спенс выхаживал великолепного гнедого. Спенс что-то сказал Кори, та засмеялась и зашагала рядом с ним, и Диана улыбнулась, довольная за сестру.

Вместо того чтобы делить Спенса с Дутом, Барб Хэйуорд, отцом Дуга и какой-нибудь из многочисленных и неизбежных подруг Спенса, как предполагали Кори с Дианой, Кори заполучила его целиком. В последнюю минуту Хэйуорды вспомнили о дне рождения родственника и поспешили нанести ему визит, а на Спенса приглашение не распространялось.

И для Дианы вечер выдался удачным. Коул оказался в ее полном распоряжении. Частые встречи с ним по поводам, которые отнюдь не выглядели надуманными, требовали от девушки немалой изобретательности, но самым трудным было скрывать чувства к Коулу от самого Коула и от остальных.

Почти все подруги Барб сходили с ума от Коула — высокого, загорелого, широкоплечего и узкобедрого. Каждый дюйм его мускулистого тела дышал силой и сексапильностью. Полное отсутствие хоть какого-нибудь положения в обществе, нехватка денег и работа в конюшне пролегли между Коулом и его поклонницами подобно непреодолимой пропасти. И вместе с тем делали его бесконечно притягательным.

Он отказывался рассказывать о себе, и эта скрытность придавала ему таинственность и обаяние.

Он был недосягаем и потому еще более желанен. Он не поддавался чарам томных взглядов, денег, дерзких выходок. И представлял собой достойную мишень.

Поскольку ни приказами, ни подкупом нельзя было развязать Коулу язык, девочки часами строили догадки насчет его семьи и оставшихся дома друзей, изобретали способы, чтобы помочь ему забыть и похоронить прошлое.

Они шли на все, лишь бы завладеть вниманием Коула, — от невинного флирта до вызывающих нарядов, от просьб осмотреть якобы вывихнутые щиколотки и сломанные запястья до попыток упасть к нему в объятия, когда он помогал им спрыгнуть с седла.

Диана наблюдала за реакцией Коула на попытки девочек кокетничать с ним и вскоре поняла: чем смелее попытка, тем беспощаднее отпор. Робких поклонниц он доводил до слез своими насмешками, снисходительно беседуя с ними менторским тоном. Более дерзких преследовательниц подвергал неделям холодного и отчужденного обращения. К сожалению, эти приемы заставляли поклонниц вновь искать способы завоевать расположение юноши.

Почти все девочки, которые бывали у Хэйуордов за последние два года, заявляли: они небезразличны Коулу. В этом году, в апреле, девять девочек поставили по десять долларов каждая, споря, кто из них первой поцелуется с Коулом. Диана воздержалась, заявив, что Коул ей ничуть не нравится, но вызвалась быть казначеем — и втайне помолилась, чтобы ей никогда не пришлось выдавать злополучный выигрыш победительнице. Этой же весной, чуть раньше, когда подруги Барб остались у нее ночевать, Барб объявила, что выиграла пари. В течение получаса она убеждала подруг, приводя приятно возбуждающие, со вкусом подобранные и маловероятные подробности об этом поцелуе и последовавших за ним ласках.

Диана чуть не вскипела от очередного описания еще одной страстной позы, но в эту минуту Барб рухнула на постель и захохотала.

— С первым апреля! — воскликнула она и была тотчас обстреляна воздушной кукурузой.

Как бы несчастлива ни была Диана, прежде чем Барб призналась в своей шутке, она не выдала себя — ни словом, ни гримасой. Ни до признания Барб, ни после.

Оглянувшись через плечо, Диана увидела, что Коул наполняет кормушку в последнем деннике, и поняла, что вот-вот он выйдет из конюшни и присоединится к ней. Она знала о Коуле гораздо больше, чем другие девочки. — потому что она одна проводила с ним достаточно много времени.

Диана могла с закрытыми глазами сказать, как солнечные лучи превращают его волосы в полированное эбеновое дерево: как внезапная белозубая улыбка смягчает резкие черты его лица, а в глазах искрится расплавленное серебро; она знала прикосновение его рук к талии — как-то раз Коул подкрался к ней сзади и, дурачась, подбросил в воздух, желая убрать с дороги. Девушка слышала неудержимую ярость у него в голосе, когда Коул вытаскивал из конюшни приятеля Дуга, беспощадно распекая его за то, что он вздумал курить в конюшне.

Еще Диана видела, как Коул принимал выводок котят, ласковым бормотанием утешая их мать, а потом буквально воскресил родившегося мертвым котенка, осторожно массируя ему грудь большим пальцем.

Диана наяву испытала некоторые ощущения, о которых другие девочки могли только мечтать, но между ней и остальными имелось два существенных отличия. Диана не стремилась превратить свои фантазии в реальность, и, кроме того, ей было ясно: мимолетная дружба с Коулом — все, на что она может рассчитывать.

Диана знала, что никогда не почувствует прикосновение его губ, не ощутит, как его руки сомкнутся у нее за спиной. Девушка слишком хорошо понимала: если Коул захочет поцеловать ее, она вряд ли сохранит здравый рассудок.

Коул не удосуживался заводить с ней осторожные разговоры или прибегать к сложной тактике — он считал Диану равной и не очень-то заинтересованной собеседницей. Но Диана не обольщалась: невозможно найти двух людей, столь разительно отличавшихся друг от друга.

Коул был грубоватым, порывистым и приземленным, а Диана — сдержанной, осмотрительной и безнадежно благопристойной.

Он принадлежал к миру мотоциклов, вытертых джинсов и многострадальных рюкзаков — выбранных ввиду необходимости самому прокладывать себе дорогу.

Неотъемлемыми составляющими ее мира были «БМВ», вечерние туалеты и соответствующий багаж — благодаря возможности придерживаться гладко заасфальтированных дорог.

Невзирая на свое философское отношение к ситуации, Диана вздохнула, глядя, как Кори шагает бок о бок со Спенсом. Охота на Спенсера Эддисона сулила Кори многочисленные разочарования и беды, но она с готовностью шла на этот риск. А Диана этого не могла и не хотела.

Коул закончил задавать лошадям корм и молча подошел к Диане, встав у нее за спиной.

— Я искренне надеюсь, что вздыхали вы не из-за Эддисона, — сухо проговорил он.

Диана виновато вздрогнула, мгновенно придя в волнение от его близости. Его голос был мрачным и страстным, как ночь; от него пахло мылом и свежим сеном; казалось, он нависает над ней — такой же непреодолимый и суровый, как горы на западе Техаса.

— Что вы имели в виду?

Подойдя поближе, Коул поставил ногу на нижнюю перекладину ограды и кивнул в сторону медленно приближающейся парочки:

— Мне неприятно видеть то, что встает между вами и Кори. Я никогда не встречал родных сестер, которые были бы так близки, как вы. А теперь мне совершенно ясно: Кори желает заполучить своего спутника с потрохами.

— Неужели это так заметно? — спросила Диана, вглядываясь ему в лицо, старательно не замечая, что рукав его рубашки касается ее плеча.

— Посмотрите на нее, когда Эддисон рядом, и сразу поймете, что у нее на уме.

От этих слов Диане стало не по себе, но она не могла сменить тему и потому проследила за его взглядом.

— Спенс — отличный наездник, — заметила она. Коул пожал плечами:

— Да, он недурно ездит.

Диана знала Спенса с детства и потому пресекла попытку усомниться в его способностях:

— Он ездит не просто «недурно»! Все считают, что он способен стать профессиональным игроком в поло!

— Какое сокровище! — процедил Коул издевательским тоном, которого Диана прежде никогда не слышала от него. — Звезда футбольной команды колледжа, «профессиональный» игрок в поло и дамский угодник олимпийского масштаба!

— Зачем вы так? — спросила Диана, встревожившись за Кори. Коул метнул в нее сардонический взгляд:

— Я еще никогда не видел Спенса без хорошенькой девушки, расточающей ему томные улыбки и благоговеющей перед ним — так, как благоговеете нынче вы с Кори.

— Я? — выпалила Диана, еле сдерживая смех. — Я? Коул вгляделся в ее разрумянившееся лицо.

— Насчет вас я ошибся, — наконец признался он с усмешкой и повернулся к Кори и Спенсу, которые теперь не спеша двигались к конюшне. — Надеюсь, Кори легко отделается. Она чертовски крепко втюрилась в этого Эддисона. Сегодня она потратила на него целую пленку.

— Это еще ничего не значит, — покривила душой Диана. — Вы же знаете, как серьезно Кори занимается фотографией. Сейчас она работает над серией спортивных сюжетов, и поскольку Спенс ездит верхом…

— Он еще не садился в седло, Диана.

Закусив губу, Диана помедлила, а затем смущенно спросила:

— Вы думаете, Спенс заметил, как она к нему относится? У Коула вертелся на языке решительный ответ, но он не хотел тревожить Диану и теперь, когда понял, что она не принадлежит к армии обожательниц Эддисона, был готов проявить милосердие к ближнему.

— Если он и заметил что-нибудь, значит, внимание Кори его не раздражает — или же он слишком хорошо воспитан, чтобы ранить ее чувства.

Коул положил руки на ограду, и они с Дианой замолчали. Наконец Коул произнес:

— Если Эддисон тут ни при чем, тогда кто же тот счастливчик, при мысли о котором ваше сердце бьется сильнее?

— Джордж Сигурни, — пряча усмешку, ответила Диана.

— Этот Сигурни тоже наездник вроде Эддисона? Или же просто будущий студент колледжа?

— Мистер Сигурни — глава приемной комиссии Южного методистского университета. Он подписал мое заявление, чем заставил затрепетать мое сердце…

— Диана, это замечательно! — перебил ее Коул с ослепительной улыбкой. — Почему же вы не сказали мне об этом раньше?

«Потому что когда я рядом с тобой, все остальное не имеет значения», — мысленно отозвалась Диана.

— Просто ждала подходящего случая, — небрежно ответила она.

Коул удивленно взглянул на нее:

— Вы уже решили, в какой области будете специализироваться?

Диана покачала головой, и Коул продолжал покровительственным тоном мудрого взрослого:

— Не беспокойтесь об этом. У вас впереди уйма времени.

— Спасибо, — ответила Диана с улыбкой. — А как насчет вас? Вы уже решили, кем станете, когда подрастете? Коул усмехнулся, услышав ее дерзкий вопрос.

— Угу, — кивнул он. — И кем же вы станете?

— Богачом, — с непоколебимой убежденностью выпалил юноша.

Диана знала, что в колледже Коул изучал преимущественно финансовое дело, но подробности его замысла оставались для нее неизвестными.

— И у вас есть какой-нибудь план?

— Да, кое-какие идеи.

А в это время Спенс повернул лошадь к конюшне, и Кори поняла, что ее время истекло, прежде чем Спенс успел сказать:

— Мне пора.

Кори попыталась придумать какой-нибудь остроумный ответ, но рядом со Спенсом она теряла способность мыслить.

— Я пообещал Лайзе заехать за ней в девять, — добавил ее собеседник.

— Вот как? — упавшим голосом произнесла Кори. — Ты пообещал Лайзе?

— Разве она тебе не нравится? — удивленно осведомился Спенс.

Кори восхитила непроходимая мужская тупость. К Лайзе Мерфи она питала в лучшем случае отвращение, и та отвечала ей взаимностью, Месяц назад Кори с родными посетила состязания по верховой езде, проводившиеся в Сан-Антонио, и с удивлением и восторгом заметила среди зрителей Спенса. Поскольку она захватила с собой фотоаппарат, ей удалось сделать несколько превосходных снимков Спенса. Когда Лайза направила свою лошадь к конюшне, получив голубую ленту за выездку, Спенс двинулся за девушкой, и, естественно. Кори осторожно последовала за ними, надеясь еще несколько минут лицезреть предмет своего обожания.

В огромной конюшне было тесно от лошадей, конюхов, тренеров, владельцев и наездников, и Кори не сомневалась, что ее никто не заметит. Делая вид, что разглядывает лошадей, она медленно продвигалась вперед, останавливаясь, чтобы перемолвиться словечком с наездниками. Девушка почти достигла денника, отведенного для лошади Лайзы, когда Спенс двинулся наперерез ей на поиски кока-колы. Кори быстро отвернулась, и Спенс не заметил ее — но Лайза оказалась наблюдательнее. Большими шагами выйдя из денника, она остановилась лицом к лицу с Кори.

— Какого черта ты вертишься тут? — выпалила Лайза приглушенным, но исполненным негодования голосом. — Неужели ты не понимаешь, что выставляешь себя на посмешище, таскаясь за Спенсом по пятам? Немедленно убирайся отсюда и держись от него подальше!

Униженная, Кори вернулась на арену и присоединилась к родным на открытой трибуне, но держала фотоаппарат наготове — на случай, если Спенс появится снова. Ее предусмотрительность оказалась очень кстати: несмотря на то что Кори так и не увидела Спенса, она стала свидетельницей падения Лайзы в следующем заезде. Едва Лайза шлепнулась на мягкое место прямо в грязь — при этом у нее слетела шляпа и волосы закрыли лицо, — Кори успела снять несколько кадров. Один из снимков Кори полюбила особенно нежно и отвела ему постоянное место на стене своей спальни — несмотря на то что Спенса там не было.

Поскольку Спенс по-прежнему ждал ответа, она пожала плечами и безразлично произнесла:

— Я никогда не выделяла Лайзу среди твоих подруг.

— Почему это?

— Наверное, для тебя это не имеет значения…

— Нет, говори, — потребовал Спенс.

— Ну хорошо: она коварнее, чем двуглавая змея! Спенс расхохотался и редким для него жестом явного расположения приобнял Кори за плечи. Кори пришла в такой восторг, что чуть не пропустила еще более удивительное зрелище: Диана стояла у ограды рядом с Коулом, и их руки почти соприкасались. К тому же Диана и привлекательный, но необщительный конюх Хэйуордов, по-видимому, были поглощены беседой.

Прежде Кори считала увлечение сестры невероятным, но сейчас преисполнилась уверенности: Диана влюблена в Коула. Кори лихорадочно принялась искать способ продлить их разговор, думая при этом, как бы подольше побыть наедине со Спенсером.

— Спенс, — вдруг выпалила она, — а ты не мог бы подвезти меня домой?

Он перевел взгляд с пары, стоящей у ограды, на свою спутницу:

— Разве Диана не захватит тебя с собой, когда соберется уехать?

— Так было задумано, — призналась Кори, а затем заговорщицки улыбнулась и кивнула в сторону ничего не подозревающей сестры. — Просто мне не хочется портить им вечер.

Спенс непонимающе уставился на нее, затем на Диану с Коулом, и недоверие у него на лице сменилось насмешливой улыбкой.

— Ты и вправду хочешь сказать, что Диана увлечена Коулом Гаррисоном?

— А ты считаешь это невозможным?

— Разумеется.

— Потому что он работает в конюшне? — Кори затаила дыхание, надеясь, что ее кумир предпочтет скрыть свой снобизм.

— Нет.

— Тогда почему же?

Спенс снова взглянул на Диану и покачал головой усмехаясь:

— Неужели ты не понимаешь — из всех девушек на земле Диана в последнюю очередь способна заинтересоваться этим угрюмым, неотесанным типом. К тому же рядом с ним она робеет.

— Почему ты так уверен в этом? — спросила Кори, хотя в глубине души согласилась со Спенсом.

— Я превосходно разбираюсь в женщинах, — ответил ее собеседник снисходительно, — и к тому же не жалуюсь на свою проницательность.

— Проницательность! — насмешливо повторила Кори, вспомнив, как уверенно Лайза Мерфи держит Спенса в своих коготках. — Что это за проницательность, если ты считаешь Лайзу лакомым кусочком?

— Мы говорим не про Лайзу, а про Диану, — любезно, но твердо напомнил Спенс.

Поскольку он явно не собирался верить в романтическое увлечение Дианы Коулом, Кори принялась спешно подыскивать другое объяснение, благодаря которому Диана могла бы остаться у Хэйуордов, а Спенс отвез бы саму Кори домой. Девушка выпалила единственный правдоподобный довод, который пришел ей в голову:

— Ну ладно, придется открыть тебе тайну: пару лет назад Диана упала с лошади и с тех пор боится ездить верхом.

— Знаю.

Фостер ему нравилось демократичное отношение к нему, презренному конюху.

Она беседовала с дружеским интересом — неподдельным, но лишенным каких-либо заигрываний. За годы, пока Коул работал у Хэйуордов, почти все подруги Барбары пытались завязать с ним романтические отношения, которых он мудро и опасливо избегал.

Но Диана Фостер была приятным исключением. Она не переставала удивлять Коула с самой первой встречи, а теперь это удивление непомерно возросло — потому что девушка смутилась и оробела, услышав искренний комплимент. Пытаясь уклониться от продолжения разговора, она подозвала одного из котят, которым помогала появиться на свет, и тот принялся ластиться к ней.

— Подумать только, как ты выросла, Саманта! — воскликнула Диана, подхватывая серую кошку на руки и угощая ее кусочком печенья. Коротконогий песик с черно-белыми пятнами, длинной шерстью и без малейших признаков какой-либо породы слонялся за Дианой по пятам весь вечер и теперь тоже получил лакомство. — Сидеть, Льюк! — приказала Диана и, когда песик с радостью повиновался, вручила ему заслуженную награду.

— Сколько же у вас дома кошек и собак? — спросил Коул, глядя, как Диана любовно перебирает спутанную шерсть песика.

— Мы не держим ни кошки, ни собаки.

Коул остолбенел. Когда в конюшне появились котята, Диана ухаживала за ними, играла и даже умудрилась найти для них хозяев — для всех, кроме Саманты: взять этого котенка Диана убедила Коула. Прошлой зимой она появилась здесь с тощей бродячей собачонкой в руках и уговорила Коула поселить на конюшне и ее.

— Я помогу вам выбрать для нее кличку, — пообещала она, пока Коул отговаривался, не желая обременять себя еще и псом. — Может, назовем его Льюком?

— Он больше похож на Ровера, — возразил Коул. — Или Кабыздоха.

— Если его хорошенько вымыть, он будет похож на Льюка. Коул не устоял перед взглядом ее огромных зеленых глаз. Подхватив собачонку, он отправился на поиски металлической лохани и мыла от блох. Коул предположил, что дома у девушки уже и без того хватает животных.

Он ухватился за эту тему, чтобы помочь Диане избавиться от внезапного приступа робости.

— Котенок, разве вам никогда не говорили, что милосердие начинается дома? — строго осведомился он, вспомнив прозвище, которое придумал Диане.

Диана опустила Саманту на пол, усадила к себе на колени Льюка, а затем вопросительно взглянула на Коула:

— О чем вы?

— Почему это роль приемного родителя для беспризорного пса должен разыгрывать я, а не вы? Прежде я, разумеется, предполагал, что вы уже несете свое бремя, предоставив «приют для бездомных», и лишь потом обратились ко мне.

Поджав под себя загорелую ногу, Диана уселась боком, чтобы гладить одновременно и Льюка, и Саманту.

— У моего отца аллергия на шерсть. Иначе, — объяснила она восхищенно уставившемуся на нее песику, — я принесла бы тебя прямо к себе домой! И ты спал бы в моей постели…

«Счастливый пес!»— неожиданно подумал Коул, наблюдая, как пятно света пляшет на стене за спиной Дианы, рассеивая мрак. Девушка обладала такой же способностью излучать свет и придавать прелесть всему, что ее окружало. «Когда-нибудь она превратится в удивительную женщину… и при этом изумительную красавицу», — решил Коул.

Ее волосы напоминали тяжелый шелк, а кожа всегда была нежной и свежей. С каждой их встречей Диана хорошела, ее кожа становилась все бархатистее, а глаза — ярче. Сейчас ее рост не превышал пяти футов и двух дюймов — девушка едва доходила Коулу до плеча. В желтых трикотажных шортах и такой же рубашке с V-образным вырезом она казалась богиней, с длинными стройными ногами, высокой грудью и тонкой талией. Она словно гипнотизировала Коула глазами. Он перевел взгляд с ее густых темных ресниц на мягкие полушария грудей, помедлив, чтобы полюбоваться гладкими щеками и нежными губами…

Осознав, что оценивает женские прелести невинного ребенка, Коул разозлился на себя за то, что думал о ней… и испытывал желание.

— Просто нелепо, что вы по-прежнему отказываетесь ездить верхом! — резко выпалил он. При звуках его голоса пес, кошка и девушка вздрогнули, но Коул был слишком раздосадован, чтобы сдерживаться. — Неужели у вас нет ни капли смелости?

Диана не верила своим ушам: Коул еще никогда не разговаривал с ней в таком тоне. Ей захотелось расплакаться, вскочить на ноги, подбочениться и потребовать объяснений. Но вместо этого она лишь пристально взглянула на юношу и спокойно отозвалась:

— Я не трусиха, если вы спрашиваете об этом.

— Нет, нет, я имел в виду совсем другое, — пробормотал Коул, чувствуя себя негодяем. Несомненно, Диана Фостер была одной из самых отважных, добрых и самостоятельных девушек, каких он только знал. — Признаюсь честно, впервые упав с лошади, я выплакал себе все глаза, — солгал он, пытаясь утешить ее.

— Я не плакала, — покачала головой Диана.

— В самом деле? — насмешливо переспросил Коул.

— Да, это правда. Я не плакала даже тогда, когда вывихнула руку и доктор Полтрона вправлял ее.

— Умница, — похвалил Коул.

— Не совсем. — Диана вздохнула. — Я потеряла сознание. Коул запрокинул голову и разразился хохотом, но вдруг посерьезнел и посмотрел на нее так нежно, что сердце Дианы гулко застучало.

— Не меняйтесь, — хрипло попросил он. — Оставайтесь такой, как сейчас.

Диане не верилось, что все это происходит наяву. Она не знала, чем закончится сегодняшний вечер, но не хотела, чтобы он заканчивался — по крайней мере пока.

— Я хотела бы немного подрасти, — неловко пошутила она. Девушка выпрямилась и подняла голову, словно невольно побуждая Коула прикоснуться к ее улыбающимся губам.

— Хорошо бы, но в остальном не меняйтесь, — посоветовал он, пытаясь не обращать внимания на ее соблазнительную позу. — Однажды появится какой-нибудь счастливчик и поймет, какое вы сокровище.

Услышав жизнерадостное предсказание Коула, Диана сникла. Опустив голову, она сняла с коленей собаку. Однако девушка не почувствовала за вежливым замечанием Коула злого умысла, и искренне заинтересовалась его мнением. — А если он будет мне безразличен?

— Исключено.

— Пока со мной не случалось ничего подобного. Кроме себя, я не знаю ни одной девушки, которая не была бы влюблена без памяти и убеждена, что хочет выйти замуж только за своего избранника. — Приподняв руку, она принялась считать, загибая пальцы. — Кори влюблена в Спенсера… Хейли — в Питера Митчелла… Дениза — в Дуга Хэйуорда… Мисси влюблена в Майкла Мерчисона… — Раздраженно махнув рукой, она закончила:

— Перечислять можно до бесконечности.

Она выглядела такой подавленной, что Коул счел своим долгом исправить положение, прежде чем перевести разговор.

— Наверняка найдется хотя бы еще одна ваша ровесница, у которой хватает ума приберечь свои чувства для будущего. — Несмотря на то что Коул втайне считал Барбару Хэйуорд легкомысленной девчонкой, Диана не упомянула ее имени, и он решил подкрепить свой довод именно этим примером:

— А как насчет Барб? За кого она рассчитывает выйти замуж?

Диана с отвращением подняла глаза к потолку:

— За Гаррисона Форда.

— Так я и думал, — сухо заметил Коул.

— И потом, есть еще вы, — продолжала Диана, намекая на Валери и прекрасно понимая, что такая уловка отвлечет внимание Коула от нее самой.

— При чем тут я?

Он казался таким растерянным, что у Дианы проснулась надежда. Во время многочисленных бесед девушка узнала почти все о прекрасной блондинке из Джефферсонвилля.

— Я говорю о Валери.

— А, вот оно что! — Коул усиленно закивал, подстегнув любопытство Дианы.

— Вы давно не получали от нее вестей?

— Мы виделись несколько недель назад, на весенних каникулах.

Перед глазами Дианы мгновенно вспыхнуло яркое видение: Коул и Валери, бурно, страстно занимающиеся любовью на лоне природы под усыпанным звездами небом. В минуту слабости Диана взяла ежегодник лос-анджелесского Калифорнийского университета в главной библиотеке Хьюстона и выяснила, что Валери не только активный участник женского клуба, но и встречается с капитаном футбольной команды колледжа. К тому же Валери и вправду была высокая и красивая, не говоря уже о том, что возрастом и житейским опытом, несомненно, превосходила Диану. Валери обладала внешностью северной принцессы, а ее улыбка просилась на плакаты, рекламирующие зубную пасту. Диана предприняла воистину отчаянное усилие, чтобы не возненавидеть ее. Единственное, что отсутствовало у Валери, это хорошие оценки. По крайней мере у Дианы с Коулом было нечто общее, их средний балл составлял 3, 9.

— С какими успехами Валери закончила семестр? — спросила Диана, снисходя до мелочного соперничества и презирая себя за это.

— Она решила пройти научную стажировку.

— Отлично, — пробормотала Диана. — Значит, она будет посещать летнюю школу и вы не увидитесь с ней, когда приедете домой?

— В таком случае я не поеду домой, — ответил Коул.

Именно так и предполагала Диана. Несмотря на то что она плохо знала, как жил Коул, прежде чем появиться в Хьюстоне, девушка сумела выяснить, что родом он из техасского городка Кингдом-Сити, что у него нет родственников, кроме дяди и двоюродного брата пятью годами старше самого Коула. Вскоре Диана поняла: любая попытка вникнуть в подробности его прошлого наверняка приведет к оскорбительному ответу или завершению дружбы, которой она так дорожила.

Коул поднес банку кока-колы к губам, и Диана принялась наблюдать, как играет золотистое пятнышко света на его загорелой шее, очерчивая контуры квадратного подбородка и твердой челюсти.

Диана надеялась, что Валери не станет пытаться превратить Коула в дрессированного лабрадор-ретривера, уничтожив прежнее сходство с пантерой. В девушке с рекламной улыбкой чувствовалось нечто разнящее их с Коулом. Диана не могла заставить себя судить о ней беспристрастно.

Коул отставил жестянку в сторону и осторожно вгляделся в лицо Дианы, на котором застыла жесткая, хозяйская усмешка.

— Не вашу ли кока-колу я ненароком выпил? — осведомился он.

Диана вынырнула из потока мечтаний и быстро замотала головой. Пора было уезжать… давно пора, поскольку сегодня ее здравомыслие и сдержанность куда-то улетучились.

— Я помогу вам убрать здесь, — пообещала она, поднимаясь и собирая тарелки и приборы.

— Мне надо готовиться к выпускным экзаменам, — начал он, потушив лампы и подхватывая посудину с оранжевыми ги-бискусами, — но мы успеем сыграть с вами партию в пинокль.

Затем он включил лампы в коридоре, и слепящий свет уничтожил последние романтические фантазии. В прошлом году Диана научила Коула играть в пинокль и преферанс — в один из тех чудесных и редких дней, когда Кори приезжала, чтобы поупражняться в верховой езде, а больше в конюшне никого не было. Теперь это счастливое время закончилось. Диана поняла, что отныне ее мечты перестали поддаваться контролю. Если бы сегодня Коул поцеловал ее, она забыла бы обо всех опасностях и позволила ему это сделать. Позволила? Да если бы он хоть немного поощрил ее, она сама поцеловала бы его! В последние несколько недель она была готова пойти на любой риск ради него, но с присущей ей чуткостью понимала: ее победа маловероятна.

— Вы чрезвычайно любезны, — с улыбкой произнесла она, оглянувшись через плечо.

— Для такого профессионального игрока, как вы, этой любезности маловато.

— К сожалению, мне и вправду уже пора.

— Понятно. — У него в голосе послышалось разочарование, и Диана с трудом поборола искушение побыть с ним еще немного.

Неожиданно Коул повернулся и исчез в своей комнате. К тому времени как он вышел, чтобы проводить ее до машины, Диана успела сложить посуду в раковину и вновь обрела хорошее расположение духа. Девушка поздравила себя с очередной победой над собой, когда Коул протянул руку, открывая перед ней дверцу.

— Кстати… — произнес он, когда она собралась прощаться, — я слышал, как ваши подруги обсуждали чудесную вечеринку, которую устроили в вашу честь родители две недели назад.

Диана была слишком очарована улыбкой, приподнявшей утолки его губ, чтобы дать более или менее разумный ответ.

— Да, мне исполнилось шестнадцать лет.

— Знаю. — Он вдруг усмехнулся, услышав ее взволнованный голос. — Там, где я вырос, было принято по-особому отмечать шестнадцатилетие девочек…

Поцелуй! Он собирается поцеловать ее, решила девушка в радостном возбуждении. Она перевела взгляд с его искрящихся глаз на чувственные губы.

— Как же вы отмечали шестнадцатилетие девочек? — с дрожью спросила она, закрывая глаза.

— Дарил подарки! — торжествующе провозгласил он, вытягивая из-за спины левую руку. Диана широко раскрыла глаза и схватилась за дверцу, глядя на унизительный сюрприз. Это был довольно большой сверток странной формы, который Коул самостоятельно завернул в газету и перевязал шнурком. По-видимому, не замечая смятения девушки, он протянул руку:

— Ну, открывайте!

Диана опомнилась, сверкнула притворной улыбкой и потянула за кончик разлохмаченного белого шнурка.

— На многое не рассчитывайте, — предупредил Коул, на лице которого вдруг появилась неуверенность.

Бумага упала на землю. Под ней оказалась надувная игрушка — белый кот в натуральную величину, с розовым язычком, зелеными глазами и ошейником с надписью «Меня зовут Пинкертон».

— Наверное, у вас уже есть десятки самых экзотических надувных зверей, — неловко добавил он, так и не дождавшись реакции Дианы. — По правде говоря, вы уже слишком взрослая для таких подарков.

Он был прав и в том и в другом, но для Дианы это не имело значения. Коул отказывал себе в самом необходимом, но в конце концов приготовил ей подарок. Диана бережно, словно бесценный фарфор, взяла обычную дешевую игрушку из рук юноши, а затем подняла ее перед собой в немом восхищении.

Коул вдруг понял, каким жалким выглядит его подарок в руках Дианы.

— Это просто шутка… сувенир… — оправдывался он и в удивлении осекся, когда Диана помотала головой и прижала надувного кота к груди.

— Спасибо вам, Коул, — прошептала она, прижавшись щекой к голове кота. Улыбнувшись, девушка окинула Коула сияющим взглядом:

— Спасибо!

«Не стоит благодарности», — машинально подумал Коул, но невероятная теплота ее ответа на миг лишила его способности говорить и думать. Он молча закрыл дверцу, когда Диана опустилась на сиденье, и неподвижно застыл, наблюдая, как задние огни машины исчезают за поворотом длинной подъездной аллеи.

Глава 8

Через три часа после отъезда Дианы Коул наконец закрыл учебник экономики и отодвинул тетрадь со своими записями. У него болели плечи, голова раскалывалась. Продолжать заниматься было бессмысленно. Коул подготовился, чтобы выдержать выпускной экзамен, но хорошие оценки никогда не были для него самоцелью. Он жаждал знаний, чтобы добиться успеха.

Юноша рассеянно потер ноющие плечи, а затем запрокинул голову, закрыл глаза и принялся размышлять над письмом дяди Кэлвина. Оно пришло с утренней почтой, и вести были настолько хороши — нет, невероятно удачны, — что Коул заулыбался, делая круговые движения плечами, стараясь расслабиться.

Четыре года назад представители буровой компании разыскали Кэлвина и предложили ему контракт на десять тысяч долларов за право пробурить у него на участке пробную скважину. Первая попытка оказалась неудачной, но на следующий год компания рискнула еще раз, заплатив дядюшке еще пять тысяч долларов. Когда выяснилось, что и вторая скважина дает слишком мало газа, чтобы приносить значительную прибыль, компания сдалась.

Но совсем недавно агенты другой, более крупной фирмы нанесли визит дядюшке и попросили разрешения начать бурение на другом участке. Кэл предупредил, что они зря потратят время, и Коул его поддержал, но оба они ошиблись. В сегодняшнем письме Кэл сообщал: новая скважина оказалась мощнейшей и буквально «извергала деньги».

Потянувшись, Коул открыл глаза и достал толстый конверт, содержащий письмо дяди и копию контракта, который компания предложила подписать Кэлу.

По подсчетам Кэла, в следующем году ему предстояло получить двести пятьдесят тысяч долларов — Коул знал, что столько старый владелец ранчо не заработал за всю свою предыдущую жизнь. Разворачивая объемистый контракт, Коул с усмешкой размышлял о том, что по иронии судьбы из всех родственников Гаррисонов именно Кэлвину Патрику Даунингу выпала честь распоряжаться неожиданно свалившимся богатством. Он был отчаянный сквалыга, и даже четверть миллиона долларов вряд ли смогла бы изменить его.

Вместо того чтобы потратить два доллара на междугородный разговор с Коулом по телефону и объявить ему фантастические новости, он отправил письмо и копию контракта обычной авиапочтой. Дядюшка пояснил, что он прислал Коулу договор потому, что «в буровой компании говорят — это стандартные контракты и их нельзя менять. По-моему, нет смысла платить какому-нибудь недоделанному юристу, который прочтет всю эту белиберду, только чтобы повторить мне ее слово в слово. При твоем университете есть школа права. Пусть кто-нибудь из студентов посмотрит договор, или прочитай его сам и предупреди меня, не готовит ли эта» Южная исследовательская компания» какой-нибудь подвох «.

Таким уж был Кэл — донельзя бережливым. Мелочным. Скупым.

Дядя собирал купоны из газет, сам подстригал волосы, латал джинсы и выходил из себя, если приходилось платить лишнее пенни за фут проволоки, чтобы сделать загородку для цыплят. Больше всего на свете он ненавидел расставаться с долларом.

Однако он без колебаний отдал чек на десять тысяч долларов, полученных за бурение первой пробной скважины, чтобы Коул смог поступить в колледж.

А год спустя Кэл расстался со вторым чеком — на пять тысяч долларов.

Одинокий, наделенный бунтарской душой, Коул часто добирался на попутных машинах до ранчо Кэлвина и там находил понимание и дружеское участие — те чувства, на которые был не способен его отец. Только Кэлвин понимал его раздражение, верил, что мечты Коула сбудутся, и за это юноша любил его. Но от Кэлвина ему перепадали не только утешительные и ободряющие слова: Кэлвин давал ему деньги, чтобы у Коула было реальное будущее — яркое, многообещающее будущее вдали от Кингдом-Сити. Благодаря этому у Коула развилось обостренное чувство долга.

Контракт изобиловал юридическими терминами и занимал пятнадцать страниц, отпечатанных мелким шрифтом. На полях виднелись карандашные пометки самого Кэлвина, и Коул заулыбался, отмечая проницательность старика. Кэлвин бросил школу, но был заядлым книгочеем и посему постоянно расширял свой кругозор — вероятно, в этом он не уступал выпускнику колледжа. Но Коул не имел ни малейшего намерения разрешать дяде подписывать эти документы, пока их не просмотрит компетентный юрист-практик. Конечно, Кэл был хитер, но Коул понимал: в этом случае старик будет играть не в своей лиге. За четыре года, проведенных в Хьюстоне, Коул узнал, что такое бизнес на самом деле. Он понимал, что стандартных контрактов, в которые нельзя вносить изменения, попросту не существует, и не сомневался, чьи интересы обычно защищает составитель любого договора.

Завтра, когда Чарльз Хэйуорд вернется из деловой поездки в Филадельфию, Коул выяснит у него имя самого известного юриста в Хьюстоне, занимающегося договорами на добычу нефти и газа. Ни для кого не секрет, что хозяин Коула сколотил состояние на нефти. Хэйуорд наверняка знает, с кем можно посоветоваться, и не откажет своему служащему в рекомендации.

В отличие от множества высокопоставленных персон, которых Коул повидал за время работы, Чарльзу Хэйуорду были чужды напыщенность и самодовольство. В свои пятьдесят лет он оставался энергичным, трудолюбивым, прямым и беспристрастным. У него имелись четкие представления обо всем — начиная с прислуги и заканчивая родственниками и лошадьми. Те, кто не оправдывал его ожиданий — будь то служащие или охотничьи собаки, — вскоре покидали его дом, но к тем, кто соответствовал его требованиям, Чарльз относился с уважением. Находясь дома, он каждый вечер посещал конюшню и проходил по широкому коридору, раздавая морковь и дружески поглаживая великолепных коней, размешенных в ультрасовременных денниках.

Со временем он все больше проникался симпатией к Коулу с его неустанными заботами о лошадях, и в конце концов между мужчинами завязались своеобразные приятельские отношения. Навещая своих обожаемых животных, Хэйуорд часто оставался попить кофе и поболтать с Коулом, и постепенно стал для юноши наставником, особенно в двух областях, больше всего интересовавших Коула: бизнес и деньги.

Когда разговор переходил на эти темы, Чарльз выказывал проницательность, блестящий ум и сметку. В сущности, Коул обнаружил, что единственным уязвимым местом этого человека является его семья. Первая жена Хэйуорда и их единственный ребенок погибли в авиакатастрофе двадцать пять лет назад, и горе Хэйуорда было столь глубоким и неутешным, что его друзья до сих пор упоминали об этом лишь шепотом, да и то когда собирались в конюшне.

Семнадцать лет назад Хэйуорд снова женился, и молодая жена подарила ему погодков — сына и дочь. Судя по всему, Чарльз был без ума от своей Джессики — и ее, и детей он обеспечивал всем самым лучшим, что только можно купить за деньги, — и, по-видимому, непоколебимо верил, что они в конце концов оправдают все его надежды и чаяния.

Коул мог бы привести своему наставнику несколько горьких, но неопровержимых доказательств того, к чему приводят чрезмерная снисходительность к детям и доверие к неверным женам.

По личным наблюдениям и опыту Коул знал, что Джессика Хэйуорд — ослепительная, избалованная, безнравственная сорокалетняя сука.

Ее пятнадцатилетняя дочь Барбара так трепетала и благоговела перед матерью, что выросла совершенно бесхарактерным подобием Джессики; к тому же материальные блага, которыми осыпал ее Чарльз, и роскошь, которую ей не приходилось заслуживать ни отличными оценками в школе, ни чем-нибудь другим, только усиливали беспомощность девочки.

Дуг Хэйуорд был обаятельным шестнадцатилетним повесой, но Коул Не считал, что он безнадежен. Время от времени Коул видел в нем прямоту и острый ум Чарльза Хэйуорда. Дуг мог похвастаться лишь средними оценками, но показатели тестирования у него были очень высоки.

Взглянув на часы, Коул увидел, что близится полночь, потянулся и зевнул. Выйдя в коридор, он в последний раз обошел конюшню, убеждаясь перед сном, что в его владениях все в порядке.

Глава 9

Джессика Хэйуорд сошла с тренажера в кабинете, примыкающем к большой спальне, и накинула на плечи полотенце. Одетая в тонкие белые шорты и облегающий красно-белый топ, она направилась в спальню, испытывая прилив энергии, беспокойство и тоску одиночества. Ее муж должен был вернуться домой только на следующий день, но даже будь он здесь, он не смог бы дать Джессике то, о чем она мечтала.

Она жаждала секса — бурного, грубого, захватывающего, требовательного, страстного секса, а не вялого, вежливого и предсказуемого акта, который Чарльз называл» занятием любовью «. Джессике хотелось отнюдь не любви, а безумия — и не с Чарльзом…

Она мечтала о Коуле.

Досадуя на собственное неукротимое влечение к надменному, грубому, неотесанному служащему, Джессика подошла к бару, встроенному в шкаф, и вытащила из холодильника бутылку дорогого шардонне. Затем она наполнила бокал с золотым ободком, неторопливо добрела до окна и уставилась на лужайку за домом и конюшню, видневшуюся слева. Закрыв глаза, она воскресила в памяти облик Коула — его широкие плечи, бугрящиеся мускулами, кожу, по которой струился пот, пока он входил в нее с неистовой силой. Такую силу Джессика предпочитала всему остальному.

От соблазнительных воспоминаний у нее невольно напряглись бедра, и она залпом осушила бокал, отвернувшись от окна. Стащив с шеи полотенце, Джессика помедлила — настолько, чтобы успеть вытереть волосы, а затем взяла бутылку вина, еще один бокал и вышла из спальни.

Дверь комнаты дочери была закрыта, но в щель у пола пробивалась полоска света, и Джессика крадучись прошла по коридору к задней лестнице.

Стояла жаркая и душная ночь, напоенная острым ароматом гардений, цветущих на клумбах. На плиты дорожки, ведущей к конюшне, падал лунный свет, но Джессика не заблудилась бы даже в кромешной темноте — слишком уж часто она совершала такое путешествие в мечтах и наяву. Балансируя с бутылкой и двумя бокалами, она скользнула в боковую дверь конюшни, блаженно вздохнув, когда волна воздуха, разгоняемого кондиционером, коснулась ее влажной кожи.

Не удосужившись включить в коридоре верхний свет, она бесшумно завернула за угол и остановилась перед дверью комнаты, с наслаждением наблюдая, как Коул стащил через голову рубашку и отбросил ее в сторону. Мягкий отблеск лампы, стоявшей на письменном столе, играл на перекатывающихся мускулах его плеч и спины, и когда Коул потянулся к поясу джинсов, у Джессики участилось дыхание.

Возможно, этот чуть слышный звук насторожил Коула, поскольку он резко обернулся и устремил на женщину взгляд, в котором тревога сменилась раздражением.

— Черт, как ты меня напугала, Джессика!

Подняв бутылку и бокалы, Джессика вошла в комнату как в свою собственную — впрочем, комната действительно принадлежала ей.

— Я увидела в твоем окне свет и, поскольку, похоже, заснуть сегодня не удастся никому из нас, решила поделиться с тобой вот этим…

— Честно говоря, я устал и вряд ли буду страдать бессонницей.

— Незачем так сразу давать мне отпор, — заявила Джессика, присаживаясь на край стола. Она забросила ногу на ногу и покачала сандалией, повисшей на кончиках пальцев с ярко-красными ногтями. — Мы не виделись целую вечность — вот я и решила нанести тебе визит, — добавила она, поворачиваясь и наполняя оба бокала.

— И это все? — саркастически переспросил Коул, созерцая тесный и не слишком скромный топ, откровенные шорты и призывную улыбку. Он решительно протянул руку за рубашкой, но Джессика покачала головой, а ее улыбка стала жесткой и решительной.

— Не надо одеваться, дорогой. Мне нравится твой вид.

— Джессика, — резко прервал Коул, — не стоит начинать все заново. Все кончено, завершено, забыто! Говорю тебе, я устал.

— Как невежливо ты разговариваешь с хозяйкой! — отозвалась она, соскользнув со стола и потянувшись к его щеке.

— Черт побери, хватит! — взорвался Коул, уворачиваясь от женщины. В качестве последнего средства он приготовился силой выставить Джессику вон, но не хотел прикасаться к ней, опасаясь воспламенить этим прикосновением ее крутой нрав или — еще хуже — страсть. Позади него стояла кровать, и, отказавшись прибегнуть к физической силе, чтобы отстранить Джессику, он очутился в ловушке. Женщина сразу заметила это и шагнула вперед с победной улыбкой на лице.

— Джессика… — мрачным голосом предостерег Коул. — Ты ведь замужем!

— Знаю, — отозвалась она, снимая топ и швыряя его на постель.

— Мне нравится твой муж, — продолжал Коул, безуспешно пытаясь обойти ее.

Джессика окинула его удивленным взглядом широко раскрытых глаз и завела руки за спину, расстегивая бюстгальтер.

— И мне тоже, — кивнула она.

Если бы положение Коула не было столь унизительным и безвыходным, он посмеялся бы над нелепостью ситуации: красивая женщина раздевается перед ним, своим телом преграждая ему путь к бегству, и при этом невинным тоном уверяет, что любит своего мужа.

— Сегодня я не расположен к стриптизу, — предупредил он.

— Ничего, скоро мы это поправим, — пообещала Джессика, спуская с плеч бретельки.

— А тебе известно, что такое супружеская верность? — поинтересовался он, удерживая бретельки, чтобы они не соскользнули с рук Джессики.

— Я всегда верна Чарльзу, когда он в городе, — возразила Джессика, и у нее жарко вспыхнули глаза, а ладони коснулись густых темных волос у него на груди. — Только сегодня его здесь нет, а ты есть. Мне скучно.

— Тогда найди себе хобби, — посоветовал Коул, стискивая ей пальцы.

Она разразилась низким гортанным смехом, крепко обвила руками его шею и прижалась к нему животом.

Коул не испытал ни малейшего возбуждения, но окончательно утратил сдержанность и терпение.

— Предупреждаю тебя, — прошипел он, хватая ее за запястья и с силой разжимая их, чтобы высвободиться, — не доставляй лишние неприятности нам обоим.

Джессика игриво задела его бедром, и очередной хриплый смешок подсказал Коулу, что она умышленно извратила его слова.

— Я бы не назвала эти» неприятности» лишними… Вспышка дневного света внезапно ворвалась в комнату — кто-то включил лампы в коридоре, и, чтобы Джессика не вскрикнула, Коул зажал ей рот ладонью.

— Коул! — донесся звучный голос Чарльза Хэйуорда. — Я увидел у тебя свет и решил взглянуть на нового обитателя нашей конюшни. Что ты скажешь о нем?

Губы Джессики задрожали, а глаза от ужаса стали огромными.

— Сейчас выйду! — крикнул в ответ Коул, отводя руку от лица Джессики.

— О Господи! Я должна выбраться отсюда! — простонала Джессика, мгновенно съежившись.

Она так тряслась, что Коул мог бы пожалеть ее — если бы они оба не оказались в щекотливом положении по ее вине. Судя по прежним ночным визитам хозяина сюда, в конюшню, Коул знал, что Чарльз Хэйуорд должен был зайти в крохотную кухоньку и приготовить себе чашку растворимого кофе, а затем в компании Коула пройтись по конюшне, обсуждая каждого обитателя денников. С годами такие встречи превратились в приятный ритуал для мужчин, и обычно Коул наслаждался посещениями хозяина — особенно когда тот задерживался и разговор переходил на другие темы. Хэйуорд был начитанным человеком и обладал эрудицией в разных областях… среди которых не значились прихоти его жены.

— Выслушай меня! — проговорил Коул приглушенно и торопливо, сунув топ Джессики ей в руки. — Он на кухне, готовит себе растворимый кофе.

— Значит, единственный выход отсюда закрыт! — выдохнула она. — Я в ловушке!

Коул пропустил эту фразу мимо ушей.

— Не паникуй заранее, — предупредил он. — Я закрою дверь в комнату, и он не увидит тебя.

— Я должна вернуться в дом!

— Коул! — снова крикнул Чарльз. — Хочешь кофе?

— Нет! Нет, спасибо, — отозвался Коул, пятясь к двери и загораживая собой комнату, посреди которой стояла полураздетая женщина с диким взглядом, прижимая к груди топ.

Коул закрыл за собой дверь и, босой, обнаженный до пояса, вошел на кухню, где Чарльз как раз заканчивал размешивать кофе.

— Ну, так что же ты скажешь о новом жеребце для поло? — спросил Чарльз, с выжидательной улыбкой глядя на Коула.

— Он недурен, — ответил Коул, а затем неловко пошутил. — Не знаю, насколько хорошо он играет в поло, но жеребец он превосходный. — Денник коня находился неподалеку от комнаты Коула, и он опасался, что Джессика попытается улизнуть из комнатушки и попадется. — Не хотите ли посмотреть переднюю ногу гнедой кобылы? — предложил он, стремясь увести Чарльза в дальний конец конюшни.

Чарльз встревожился и немедленно последовал за Коулом.

— А что у нее с ногой?

— Она повредила ее вчера, когда брала барьер.

— Кто сидел в седле? — спросил Чарльз, все симпатии которого были на стороне великолепной охотничьей кобылы, его любимицы.

— Барбара, — нехотя ответил Коул.

— Так я и думал, — процедил Хэйуорд с гримасой отвращения. — Я стараюсь быть терпеливым с Барб, но до сих пор она ничему не научилась как следует — если не считать болтовни по телефону с мальчиками. Вот это у нее получается прекрасно!

Коул молча открыл тяжелые дубовые ворота, и Чарльз вошел следом за ним. Передав Коулу свою чашку с кофе, он склонился, желая осмотреть перевязанную ногу крупной кобылы.

— Опухоль не так уж велика, — заметил он. — Твоя мазь пахнет омерзительно, но очень эффективна. Тебе следовало бы стать ветеринаром, — добавил он, выпрямляясь быстрее, чем хотелось бы Коулу, и на прощание потрепав кобылу по шее. — Никогда еще не видел человека, который умел бы лучше обращаться с лошадьми.

— Они возненавидели бы меня, если бы мне пришлось их врачевать, — рассеянно произнес Коул, выглядывая в коридор. У него перехватило дыхание, едва Джессика появилась в дверях его комнаты. Она стремглав промчалась по коридору, прижимая к голой груди красно-белый топ.

Коул повернулся, чтобы преградить Чарльзу Хэйуорду выход из денника, и задел чашкой его руку. Кофе расплескался и забрызгал рубашку Чарльза.

— В чем… — произнес Хэйуорд, а затем подавил удивленный возглас и стряхнул с рубашки капли.

— Прошу прощения, — произнес Коул.

— Ничего страшного, я приготовлю еще. Почему бы тебе не поводить новичка на длинной корде и не посмотреть, каков он в работе? В Мемфисе я наблюдал за ним всего полчаса — да и то в деннике, поскольку больше у меня ни на что не хватило времени. — Уставившись на Коула, он вдруг спросил изменившимся голосом:

— Что случилось? Ты все время нервничаешь.

Коул отрицательно покачал головой, сопровождая Чарльза в коридор, и уже поверил, что Джессика благополучно сбежала, а ее сегодняшняя выходка останется безнаказанной. Но его облегчение было преждевременным.

— Как странно! — проговорил Чарльз Хэйуорд, проходя мимо комнаты Коула. — Я видел, как ты закрыл за собой эту дверь, когда вышел ко мне.

— Вероятно, она распахнулась сама… — начал Коул, но осекся: Хэйуорд вдруг застыл на месте, изумленно уставившись на что-то внутри комнаты.

— Насколько я понимаю, ты развлекался, а я тебе помешал, — с расстановкой произнес Хэйуорд. — И теперь твоя подружка сбежала или спряталась…

Проследив за его взглядом, Коул увидел на полу, у кровати, белый кружевной бюстгальтер, но не успел он отреагировать, как Чарльз заметил более серьезную улику, и его удивление сменилось осуждением, а затем гневом.

— А ведь это мои бокалы, — заявил он, шагнул вперед и повернул бутылку вина, чтобы разглядеть этикетку. — И любимое вино Джессики…

— Я одолжил… нет, я украл их, — торопливо произнес Коул, пытаясь предотвратить неизбежное, даже когда Хэйуорд направился к задней двери конюшни, выглянул наружу и заметил белое пятно, быстро удалявшееся по направлению к дому.

— Сукин сын — взорвался Хэйуорд, оборачиваясь и выбрасывая вперед правую руку. Он угодил кулаком в челюсть Коула с сокрушительной силой. — Ублюдок!

Джессика вбежала в дом и бросилась вверх по лестнице к себе в комнату, но, выглянув в окно, заметила, что ее муж бежит от конюшни к дому.

— О Господи! — выдохнула она, с ужасом чувствуя, что ее удобная и привычная жизнь дает трещину. — Что же делать? — прошептала она, дико оглядываясь в поисках хоть какого-нибудь способа избежать беды.

В своей комнате Барбара прибавила громкость стереосистемы, и ее мать осенило.

— Барбара! — крикнула Джессика, вбегая в комнату дочери и запирая за собой дверь.

Барбара ошарашенно подняла голову от журнала, и на ее лице отразилась тревога.

— Мама, что случилось?

— Ты должна помочь мне, дорогая! Делай только то, что я скажу, и не задавай вопросов. Вот увидишь, игра стоит свеч…

Глава 10

Даллас, 1996 год

— Добрый день, мистер Гаррисон, примите мои поздравления, — произнес охранник, когда лимузин Коула вплыл в главные ворота ухоженной территории компании «Объединенные предприятия» площадью пятьдесят акров, расположенной неподалеку от «Э-Системс» Росса Перо.

Четырехрядное шоссе извивалось по невысоким округлым холмам среди деревьев, тянулось мимо массивного фонтана и искусственного озера. В хорошую погоду служащие, работавшие в семи вытянутых корпусах с зеркальными окнами, соединенных закрытыми переходами, часто собирались у фонтана в обеденный перерыв.

Лимузин плавно скользнул мимо одного из административных корпусов и здания исследовательской лаборатории, к которому торопливо шагали трое мужчин в белых халатах, увлеченных бурным спором. Наконец автомобиль затормозил перед входом с лаконичной табличкой «Дирекция».

— Поздравляю, мистер Гаррисон, — произнесла секретарь, едва Коул вышел из лифта на шестом этаже.

Коул ответил коротким, деловитым кивком и прошел через приемную, отделенную от кабинетов стеной с тиковыми панелями и эмблемой корпорации на них. Посетители наслаждались роскошью и комфортом бледно-зеленых кожаных диванов, окруженных пушистыми восточными коврами, изящных столиков розового дерева и оригинальных вещиц, инкрустированных перламутром или отделанных бронзой.

Не замечая сдержанной роскоши приемной, Коул повернул направо и зашагал по устланному ковром коридору к своему кабинету, смутно осознавая, что вокруг стоит непривычная тишина.

Когда Коул проходил через конференц-зал, его остановил глава отдела по связям с общественностью Дик Роуз:

— Коул, ты не мог бы зайти к нам на минутку? Едва Коул шагнул в многолюдную комнату, раздались громкие хлопки открываемых бутылок шампанского и сорок служащих разразились аплодисментами в честь последней сделки корпорации — приобретения прибыльной электронной фирмы с щедрыми правительственными контрактами и новым компьютерным чипом, проходившим испытания. Компания «Кушман электроникс», принадлежащая двум братьям, Кендоллу и Прентису Кушман, была предметом притязаний сразу нескольких крупных фирм, и битва, широко освещаемая прессой, оказалась жестокой и кровопролитной. Сегодня «Объединенные предприятия» праздновали победу, а средства массовой информации словно обезумели от этой новости.

— Поздравляем, Коул, — произнес ревизор компании Корбин Дрисколл, вкладывая бокал шампанского в ладонь Коула.

— Речь! — выкрикнул Дик Роуз. — Мы требуем речь! — настаивал он шутливым тоном человека, который считает своим долгом сделать так, чтобы все чувствовали себя свободно и происходящее представлялось в розовом свете, но при этом слишком много пьет. У него в голосе особенно отчетливо слышалась фальшивая нотка, поскольку дружеских отношений между дирекцией и рекламным отделом корпорации попросту не существовало.

Коул нетерпеливо взглянул на него, смягчился и выдал «речь».

— Леди и джентльмены, — объявил он с короткой заученной улыбкой, — мы только что потратили сто пятьдесят миллионов долларов на приобретение компании, которая не будет стоить и половины этой суммы, если мы не выведем на рынок новый компьютерный чип. Предлагаю всем вам обдумать способы свести до минимума наши потери, если таковое произойдет.

— А я надеялся на речь, которую можно было бы процитировать в прессе, — заметил Роуз. — Мой телефон еще никогда так не раскалялся от звонков — с тех самых пор, как два часа назад было сделано объявление.

— Сочинение выигрышных цитат для средств массовой информации — твоя работа, Дик, а не моя, — возразил Коул, повернулся и направился к себе в кабинет, оставив Дика Роуза сникшим от такого выговора, а остальных сотрудников — слегка приунывшими.

Вскоре толпа рассеялась, и в конференц-зале задержались только Роуз, его новая заместительница Глория Куигли и Корбин Дрисколл.

Первой заговорила Глория. Высокая, белокурая, эффектная, в свои тридцать лет она была самым молодым, лишь недавно получившим назначение членом дирекции компании.

— Какая досада! — с раздраженным вздохом проговорила она. — Уолл-стрит гудит, как улей, потому что «Объединенные предприятия» отбили компанию Кушманов у международной корпорации Мэтта Фаррела и других крупных соперников. Мы пребываем в состоянии эйфории, младший персонал чуть не лопается от гордости, обслуга, вероятно, танцует джигу, — продолжала она, — а человеку, который руководил операцией, похоже, на все наплевать!

— Ты ошибаешься, — возразил Дик Роуз. — Вот проработаешь здесь полгода и поймешь: несколько минут назад ты лицезрела Коула Гаррисона в состоянии глубокого удовлетворения. Признаться, таким счастливым я его еще никогда не видел.

Глория недоверчиво оглядела мужчин:

— Как же он выглядит, когда недоволен? Корбин Дрисколл покачал головой:

— Лучше бы тебе этого не знать.

— Он не может быть так страшен, — не сдавалась Глория.

— Ты считаешь? — насмешливо откликнулся Корбин и указал на свои густые, безукоризненно уложенные седые волосы. — Два года назад, когда я только начал работать с Коулом, у меня не было ни одного седого волоска. — Его собеседники рассмеялись, а Корбин добавил:

— Щедрое, соблазнительное жалованье и прочие блага имеют свою обратную сторону.

— Какую? — поинтересовалась Глория.

— Например, телефонные разговоры в полночь — только потому, что у Коула возникла новая идея и он желает, чтобы его служащие воплотили ее в жизнь, — объяснил Дик Роуз.

— Тебе не мешает научиться укладывать чемодан и успевать на самолет, когда о поездке сообщают за час до вылета — да еще в выходной день, — добавил Корбин. — Для наших сотрудников не существует ни часов, ни календарей.

— В выходной день? — в притворном ужасе воскликнула Глория. — Мне придется отключать автоответчик начиная с пятницы!

— Хорошо, что ты напомнила, — перебил Роуз с кривой усмешкой, полез в карман и вытащил небольшой черный предмет. — Вот тебе подарок — заменитель автоответчика и свидетельство того, что ты занимаешь здесь весьма высокий пост.

Глория машинально подставила ладонь, и Роуз положил на нее пейджер.

— Добро пожаловать в «Объединенные предприятия», — сухо произнес он. — Если ты не лишена сообразительности, то не расстанешься с ним ни на секунду — ни днем, ни ночью.

Все рассмеялись, но Глория поняла: принявшись за новую работу, ей придется смириться с многочисленными требованиями начальства. И этот вызов придавал новому занятию немалую привлекательность.

До того как Глория ушла из далласской фирмы и поступила в «Объединенные предприятия», она читала статьи об агрессивном, загадочном предпринимателе, вошедшем в историю благодаря созданию очень крупного и невероятно прибыльного концерна. В то время его основателю еще не было и тридцати.

На личном опыте Глория уже убедилась, что Коул — суровый и требовательный хозяин, надменность и высокомерие которого начисто исключают фамильярность даже со стороны старших сотрудников.

Казалось, он не боится нажить врагов, не заботится о своем имидже и вместе с тем ревностно отстаивает интересы компании.

Служба работы с клиентами была объектом его личного и самого пристального внимания. Благодаря непомерно высоким требованиям Коула «Объединенные предприятия» могли справедливо гордиться этими службами в каждой компании корпорации. Каким бы ни был вновь приобретенный филиал — погрязшая в долгах фармацевтическая фирма, небольшая сеть кафе или крупная текстильная компания, — первым делом Гаррисон отдавал своей «команде захвата» приказ довести службу работы с клиентами до высочайших стандартов, принятых на «Объединенных предприятиях».

— Коул — неразрешимая загадка для всего делового мира, в том числе и для своих служащих, — произнесла Глория, размышляя вслух. — Никто и ничего не знает о нем наверняка. Я стала интересоваться им с тех пор, как его имя замелькало в заголовках статей — еще в период присоединения «Эри пластике» два года назад. Мне говорили, что кандидаты на присуждение ученой степени в финансовом деле обязаны знать его технику слияния предприятий.

— Ну, с «Эри пластике» все обстояло довольно просто. Могу подробно объяснить тебе, что же происходило здесь на самом деле, и тебе будет незачем добиваться ученой степени, — с усмешкой заявил Корбин.

Глория выжидательно уставилась на него:

— Будь любезен.

— Коул добивается успеха потому, что истощает запасы времени и денег у конкурентов. Когда другие фирмы решают скупить ту или иную компанию, они сравнивают ценность приобретения с затратами времени и денег. Если затраты слишком высоки, они не рискуют и идут на попятную. Такова укоренившаяся практика всех преуспевающих корпораций мира. Так ведут игру соперники Коула. Пока кипит битва, они то и дело вновь прикидывают все «за»и «против», а затем пытаются предсказать следующий ход противника.

Но Коул совсем другой. Он не остановится, пока не получит желаемое — во что бы то ни стало. Конкуренты уже раскусили его тактику, но благодаря этому Коул получил еще одно преимущество: другие потенциальные покупатели просто уходят с его дороги, предпочитая не наживать неприятности и не тратить деньги на борьбу с ним. Вот этот метод и является главным оружием Коула.

— А как насчет «Эри пластике»? После этой сделки Коул стал живой легендой. Корбин кивнул:

— В случае с «Эри пластике» первоначально имелось пять претендентов, но мы заявили о себе первыми. Совет директоров «Эри» согласился на наше щедрое предложение, но, когда в игру вдруг вступили другие компании, решил воспользоваться конкуренцией, чтобы поднять цену. Концессии и цена, которые потребовала «Эри», росли до тех пор, пока три фирмы поменьше наконец не отказались от своих намерений. В игре осталась лишь международная корпорация и мы, но едва другие конкуренты самоустранились, международная корпорация заинтересовалась покупкой другой компании. И претендентом на «Эри» остались только мы. В тот день Коул отомстил совету «Эри», резко снизив изначальную сумму. Возмущенные вопли «Эри» разнеслись по всей Уолл-стрит. К компании отнеслись с сочувствием, однако новых предложений больше не поступило: на такие покупки и борьбу уходят целые состояния, не важно, чем закончится игра — победой или поражением, а Коул по-прежнему стоял на ринге, как чемпион-тяжеловес с грозно поднятыми кулаками, готовый наброситься на соперника, едва тот попытается прийти на выручку «Эри». Остальное — уже история: «Объединенные предприятия» заполучили компанию по производству пластика чуть ли не за полцены, Коул заслужил дурную репутацию и нажил новых врагов.

— Ну, с его врагами я ничего не могу поделать, — вставила Глория, — но намерена повлиять на общественное мнение.

— Коула не заботят враги. Его интересуют только «Объединенные предприятия»и свои победы. Коул Гаррисон заплатил бы любую цену, лишь бы завладеть «Эри». Победа для него так же важна, как приобретение, а может, и еще важнее.

— В таком случае он должен был давно разориться.

— Ты оказалась бы права, будь Коул Гаррисон лишен редкостного дара вдобавок к упорству, — нехотя пробормотал Дик Роуз, подходя к бару конференц-зала и наливая себе скотча.

— Что это за дар?

— Дар предвидения, — «пояснил Дик. — Он наделен поразительной способностью предугадывать тенденции, изменения, потребности и извлекает из них выгоду гораздо раньше, чем большинство его конкурентов.

— Кажется, это тебя не восхищает, — с удивлением отметила Глория.

— Я в восторге от этого таланта, но не от его обладателя, — мрачно подтвердил Роуз. — Что бы он ни делал, у него в голове всегда есть некий запутанный и тайный план. Пытаясь предугадать его шаги, аналитики Уолл-стрит приходят в бешенство, но редко попадают в точку. Он сведет с ума каждого, кто попытается переиграть его.

— Похоже, это и в самом деле загадочный человек, — произнесла Глория, сопровождая свои слова виноватым пожатием плеч.

— С чего ты взяла, что Коул Гаррисон — человек? — нарочито серьезно переспросил Роуз. — Я нисколько не сомневаюсь, что он — шестифутовый робот с искусственным интеллектом, облаченный в костюм стоимостью восемь тысяч долларов. — Оба его собеседника расхохотались, и он слегка улыбнулся. — Мой вывод подтверждают факты. Он не увлекается гольфом, не играет в теннис, не интересуется ни профессиональным спортом, ни светской жизнью. Никто не знает, есть ли у него друзья. Его бывшая секретарша рассказывала, что просто так, не по делу ему звонят только женщины. Да, женщины, — подчеркнул Роуз, с упреком взглянув на Глорию. — Кажется, все они находят его загадочным.

— Это полностью опровергает твою теорию о роботе, Дик, — пошутил Корбин.

— Не обязательно, — возразил Роуз. — Откуда нам знать, может, новейшие технологии позволяют создать робота мужского пола, обладающего…

— Мне жаль прерывать эту познавательную дискуссию, — перебила Глория, поднимаясь и ставя на стол свой бокал, — но меня ждет работа. Пусть мистер Гаррисон не заботится о своем имидже, но он влияет на успех корпорации, и его следует усовершенствовать. Сегодня же, пока он здесь, надо уговорить его устроить пресс-конференцию, посвященную дальнейшей судьбе компании Кушманов.

— Он не согласится, — предупредил Роуз, тоже вставая. — Я уже пробовал.

— Тогда давай побеседуем с ним вдвоем и посмотрим, сможем ли мы вместе воззвать к его разуму.

— Он уже отказал мне. Может, тебе повезет больше — конечно, при условии, что он вообще тебя примет.

Добиться аудиенции у Коула Гаррисона оказалось гораздо проще, чем завладеть его вниманием, — Глория поняла это сразу же, как только была допущена в святая святых, потрясающее обилием хромированных предметов и стекла, серебристо-серых ковров и бордовой замшевой обивки.

Вот уже десять минут она сидела перед Коулом Гаррисоном, убеждая его провести пресс-конференцию, в то время как он подписывал бумаги, отдавал распоряжения секретарю, звонил по телефону, а главным образом — игнорировал посетительницу.

Внезапно он окинул ее пристальным взглядом.

— Вы что-то говорили? — произнес он резким голосом человека, привыкшего приказывать, — Я… — Глория осеклась под этим холодным, оценивающим взглядом, но тут же ринулась в бой. — Я пыталась объяснить, что эта пресс-конференция будет не просто полезна, а жизненно необходима. Присоединение компании Кушманов пресса уже представляла как кровопролитие. Проигравшие вопили, что игра велась нечестно, прежде чем она успела закончиться…

— Я сыграл так, чтобы победить. Они проиграли. Остальное не важно.

Глория взглянула ему в глаза, а затем решила проверить, надежно ли ее новое место работы;

— Согласно заявлениям ваших противников и большинства экспертов Уолл-стрит, вы, сэр, играете чересчур грубо и не берете пленных. Журналисты изображают вас кровожадным хищником, которому больше нравится убивать добычу, нежели пожирать ее.

— Чрезвычайно красочное сравнение, мисс Куигли, — издевательски заметил Коул.

— Это факт, — возразила Глория, вздрогнув от его язвительного тона.

— Нет, — не сдался он, — вот вам факт: компания» Кушман электроникс» была основана гением шестьдесят лет назад, но его наследники с каждым поколением становились все ленивее и глупее. Эти отпрыски — которые составили совет директоров — родились богатыми, учились в лучших школах и, несмотря на то что давно пустили компанию и вклады акционеров псу под хвост, по-прежнему были убеждены в собственном превосходстве и не видели, что происходит. Они до последней минуты верили, что в дело вмешается какой-нибудь закадычный школьный приятель, предоставив им очередную инъекцию капитала, который они смогут промотать либо на себя, либо на борьбу при следующих попытках присоединения.

Но вместо этого они проиграли мне — новичку в бизнесе, выскочке неизвестного происхождения, — и это кажется им унизительным, это оскорбляет их чувства. Вот почему они вопят о нечестной игре. Мы с ними общались вовсе не на званом вечере, где царят ритуалы этикета, — мы вели сражение. А в битвах есть только победители и проигравшие.

Коул ждал, что и Глория смирится с поражением и отступит, но она сидела, храня упрямое выражение на лице.

— Ну так что же? — не выдержал он спустя несколько секунд.

— Существуют способы вести сражения так, чтобы победитель не выглядел варваром, — для того и создана служба по связям с общественностью.

Коул понимал, что у нее имелась своя точка зрения, но не горел желанием ни выслушивать ее, ни принимать. Пока Коул превращал свою компанию в крупный конгломерат прибыльных филиалов, ему то и дело приходилось вести юридические и экономические битвы с самодовольными аристократами — такими же, как члены совета директоров компании Кушманов, и каждый раз он выходил из сражения победителем, испытывая при этом ощущение, что его боятся как чумы — из-за успешного вторжения в чужие ряды и захвата всех возможных призов. Похоже, удар, который Коул наносил по самолюбию аристократов, был так же ненавистен этим людям, как финансовый ущерб, нанесенный их банковским счетам и пакетам акций.

Сам Коул находил их позицию скорее забавной, нежели оскорбительной, и искренне развлекался, видя, что его вечно изображают безжалостным дикарем, размахивающим дубиной, его мишени — невинными жертвами, а его соперников — благородными рыцарями. Истина же состояла в том, что эти учтивые воины прибегали к помощи наемников — адвокатов, экономистов, биржевых аналитиков, которые выполняли грязную работу и осуществляли тыловые маневры; затем, когда противник так слабел, что мог оказать лишь вялое сопротивление, соперники Коула выходили на поле битвы, по-джентельменски вооруженные только шпагой. После краткой, символической дуэли эти рыцари прикладывали клинок ко лбу, вежливо приветствуя жертву, протыкали ее насквозь, а затем удалялись, предоставляя наймитам хоронить покойника.

В отличие от этих корпоративных дуэлянтов Коул был скандалистом, уличным драчуном, которого волновала только победа. В результате он нажил множество врагов и нескольких друзей наряду с незавидной славой жестокого и неотесанного грубияна, которую считал отчасти заслуженной, и беспринципного человека, каким он вовсе не был.

Но это ничуть не задевало Коула. Кровные враги, несправедливые публичные нападки, злоба и обида были неизбежной ценой успеха. Коул платил ее, не, жалуясь, как и другие решительные провидцы, которые, подобно ему, умудрились за последние два десятилетия собрать богатый урожай с истощенной почвы в экономическом климате, считающемся нездоровым, — В конце восьмидесятых то же самое говорили о Мэтте Фарреле и его международной корпорации, — многозначительно напомнил Коул Глории. — А теперь он фаворит Уолл-стрит.

— Верно. И отчасти это заслуга отличной рекламы, которую сделал ему шумный брак с богатой наследницей, а также более открытый стиль общения.

Коул взглянул на дверь и приветственно кивнул главному консультанту корпорации Джону Недерли, которого впустила в кабинет секретарь. Глория начала приподниматься, смирившись с поражением.

— Когда вы хотите провести эту пресс-конференцию? Глория не поверила своим ушам.

— Как можно скорее. Может быть, завтра? Мы успеем подготовиться.

Коул подписал еще несколько бумаг, поданных секретарем, но не отвел глаз и покачал головой.

— Сегодня я улетаю в Лос-Анджелес и пробуду там до среды.

— А в четверг?

— Я проведу в Джефферсонвилле четверг и пятницу, улаживая семейные дела.

— Тогда в субботу? — с надеждой подхватила Глория.

— Хорошо.

Но радость Глории убила в зародыше секретарь, которая перевернула страницу настольного календаря, указала запись на ней и произнесла.

— Боюсь, суббота отпадает — днем вам надо быть в Хьюстоне.

— В Хьюстоне? — с раздражением переспросил Коул. — Зачем?

— Чтобы присутствовать на балу Белой Орхидеи. Вы пожертвовали скульптуру Клайнмана для благотворительного аукциона, который состоится перед балом, и собравшиеся пожелают поблагодарить вас за великодушие.

— Отправьте туда кого-нибудь другого. Все, кто был в кабинете, удивленно вскинули голову, когда Глория ухватилась за это предложение.

— Эти дела можно совместить. Должно быть, эта скульптура будет самым ценным лотом…

— И самым безобразным, — перебил Коул таким убежденным тоном, что Глория с трудом подавила смешок.

— Зачем же тогда вы ее купили? — вырвалось у нее.

— Мне сказали, что это будет хорошее вложение капитала — последние пять лет стоимость скульптуры быстро росла. К несчастью, теперь эта вещь нравится мне не больше, чем в момент покупки. Пусть кто-нибудь другой отправится в Хьюстон расшаркиваться от имени корпорации.

— Вы должны присутствовать лично, — упрямо возразила Глория. — Вы сделали чрезвычайно щедрое пожертвование. Собранные средства будут переданы Американскому онкологическому обществу, этот бал — крупное событие в жизни страны. Сейчас самое время заняться рекламой, а на следующей неделе устроить пресс-конференцию.

Коул перестал писать и пристально уставился на Глорию, одобряя ее служебное рвение — несмотря на сопротивление Коула и его нежелание сотрудничать, — Ладно, — коротко ответил он.

Глория поднялась и направилась к двери, но, сделав несколько шагов, обернулась и обнаружила, что мужчины смотрят ей вслед.

— Дело с компанией Кушманов будет упоминаться еще не раз, — сказала она, обращаясь к Коулу. — Если вам представится случай услышать что-нибудь о нем в программах новостей, мы могли бы обсудить с вами ситуацию и разработать план ответных мер для пресс-конференции.

— Непременно послушаю новости, пока буду собираться в Лос-Анджелес, — с раздражением отозвался Коул.

Глория поспешила к двери.

Когда она вышла, Коул откинулся на спинку кресла и взглянул на главного консультанта корпорации, который с одобрительным блеском в глазах пронаблюдал, как удалилась Глория.

— Настойчивая девочка, — заметил Джон.

— Чересчур настойчивая.

— И ножки стройные. — Вдалеке стукнула закрывшаяся дверь, и Джон перешел к неотложным делам:

— Вот доверенности, которые должен подписать твой дядя к собранию совета директоров, — произнес он, передвинув бумаги по чистой стеклянной столешнице, покоящейся на замысловато изогнутых хромированных трубках. — Коул, мне неприятно каждый раз повторять одно и то же, досаждая тебе, но твоему дяде давно пора передать тебе свои акции корпорации. Я знаю, что ты будешь его единственным наследником, но по ночам я часто просыпаюсь в холодном поту, представляя себе, сколько неприятностей сразу свалится на нас, когда он одряхлеет или вдруг откажется подписывать доверенность.

Коул сдержанно усмехнулся, взглянув на поверенного, и смахнул бланки доверенности в кейс.

— Напрасно ты мучаешься бессонницей, — заметил он, повернулся в кресле и начал рыться в папках, стоящих в сейфе за его столом. — Пока рассудок Кэла остер как лезвие бритвы.

— Пусть так, — не сдавался Джон, обращаясь к Коулу, — но ему за семьдесят, а старики способны на нелепые и досадные выходки. Например, в прошлом году группа акционеров одной компании из Индианы, выпускающей химикалии, решила препятствовать слиянию с более крупным предел приятием, которое планировал совет директоров. Эти акционеры разыскали в Калифорнии старуху, которой принадлежал контрольный пакет акций, унаследованный от мужа, а затем убедили ее, что действия совета повлекут громадные затраты и значительно снизят стоимость ее акций. Ее отвезли в Индиану, где она лично проголосовала против слияния, расстроив все планы совета. А несколько недель спустя она сообщила совету в письме, что ее заставили так поступить!

Коул запер сейф, развернулся к столу и с нескрываемой насмешкой оглядел взволнованного поверенного. Кэлвин Даунинг приходился ему дядей по материнской линии, и Коул не только знал его ближе, чем родного отца, но и был уверен: опасения Недерли нелепы.

— Насколько мне известно, никто, в том числе и я, не в состоянии убедить, принудить или заставить Кэлвина сделать то, чего он не хочет, или запретить ему поступить по-своему.

Когда на лице поверенного отразилось сомнение, Коул привел первый пришедший ему в голову пример:

— Целых пять лет я убеждал его перебраться в Даллас, но он так и не согласился. Еще пять лет я потратил, уговаривая его перестроить дом, однако он уверял, что новое жилище ему не нужно и что это пустая трата денег. К тому времени капитал дяди составлял по меньшей мере пятьдесят миллионов долларов, однако он по-прежнему жил в том же ветхом домишке с двумя спальнями, где родился. Наконец два года назад он решил впервые в жизни как следует отдохнуть. За шесть недель, которые он провел в отъезде, я нанял подрядчика, подрядчик привез целую армию плотников, и те выстроили чудесный дом в западной части ранчо. — Коул закрыл кейс и встал. — Знаешь, где дядя живет теперь?

Джон уловил ироническую нотку в голосе Коула и безошибочно догадался:

— В том же старом доме?

— Вот именно.

— Чем же он там занимается в полном одиночестве?

— Ну, он не так уж одинок. С ним живет пожилая экономка, несколько работников помогают ему справляться с делами на ранчо. Дядя проводит время, либо препираясь с ними, либо читая — последнее всегда было его излюбленным занятием.

Эти сведения плохо вязались с представлениями Джона о престарелом фермере из Техаса, — И что он читает?

— Все, что попадется — в зависимости от того, что интересует его в тот или иной период. Эти «периоды» обычно длятся три-четыре года, и за это время он проглатывает десятки томов. Например, когда-то он читал только биографии героев войн, затем переключился на мифологию. Позднее началось увлечение психологией, философией, историей и, наконец, вестернами и детективами. — Коул помедлил, делая запись в настольном календаре, и добавил:

— Год назад у него пробудился острый интерес к популярным журналам, и теперь он читает все подряд — от «Плейбоя» до «Женского журнала»и «Космополитена», утверждая, что подобные издания лучше всего отражают менталитет современного общества.

— Вот как? — переспросил Джон, старательно скрывая свое беспокойство, вызванное причудами и маниями упрямого престарелого миллионера, который мог при желании создать хаос в сложной структуре филиалов, подразделений, совместных предприятий и партнеров. — И чтение помогло ему прийти к каким-нибудь выводам?

— Разумеется. — Коул взглянул на часы и встал. — Если верить Кэлу, наше поколение вопиющим образом нарушает нормы нравственности, приличий, этики. К тому же на нас лежит вина за воспитание нового поколения, которому неизвестны даже эти слова. Короче, читая, Кэл пришел к убеждению, что Америка катится в пропасть — так же, как Древняя Греция и Рим, и по тем же причинам, которые привели к упадку и исчезновению этих государств в то время, когда они представляли собой «мировую силу». Кстати, это немыслимое выражение принадлежит Кэлу, а не мне.

Джон поднялся и направился к двери вместе с Коулом, но, взявшись за дверную ручку, Коул приостановился и произнес:

— Ты прав: Кэл должен передать мне свои акции. Этот слабый узел мне следовало укрепить еще несколько лет назад, но я все время медлил. Я поговорю с Кэлом на этой же неделе.

— Поговоришь? — встревоженно повторил Джон. — Значит, могут возникнуть проблемы?

— Нет, — скрыл правду Коул. У него не было ни малейшего желания втолковывать чужому человеку, какую роль сыграл в его жизни Кэл или какую благодарность он испытывает к дяде… и как любит его. И даже если бы Коул попытался это сделать, ему ни за что не удалось бы объяснить или оправдать перед поверенным собственную сентиментальность, помешавшую ему попросить у дяди акции, полученные четырнадцать лет назад.

В то время «Объединенные предприятия» были еще лишь смутной, отдаленной мечтой Коула, но Кэл внимательно выслушивал его планы. Безоговорочно веря в способность племянника превращать свои грандиозные замыслы в реальность, Кэл одолжил ему полмиллиона долларов в качестве начального капитала — вклад, который включал всю прибыль от добычи нефти и газа на своих землях, а также дополнительные двести тысяч долларов, взятые в банке. Затем Коул обратился к далласскому банкиру за ссудой в семьсот пятьдесят тысяч долларов, предлагая в залог будущий доход от скважин Кэла. Вооруженный миллионом долларов, сметкой и знаниями, Коул повел свою первую игру в мире бизнеса и финансов. Прежде всего он поставил на одно из самых рискованных, но наиболее прибыльных дел — добычу нефти и газа.

Помня, как крупная буровая компания дважды потерпела неудачу на территории ранчо Кэла, он решил приобрести акции второй фирмы, поменьше, которая неизменно преуспевала. «Южная исследовательская компания» принадлежала Алану Сауту, напыщенному тридцатитрехлетнему «изыскателю в третьем поколении», как он себя называл. Он обожал находить нефть и газ там, где терпели фиаско крупные предприятия.

Вызов побуждал Алана к действию; пьянящий запах успеха, а не прибыли был его целью. В результате вскоре он начал испытывать нехватку средств и стремился обзавестись партнером — тут-то и подоспел Коул. Алан вовсе не желал полностью передавать финансовый контроль над операциями компании Коула, но Коул держался твердо, а у Алана не было выбора.

Кэл убеждал племянника, что тот получил от него ссуду, но Коул, настаивая, что дядя должен быть его полноправным партнером, вернул ссуду с процентами и оформил у юриста документы, подтверждавшие это. В последующие три года Алан наносил Коулу удар за ударом, то и дело ссорился с ним, но Коул твердо отказывался следовать его советам, какими бы многообещающими ни казались различные участки. По прошествии трех лет Коул позволил Алану откупиться от него пятью миллионами долларов, и они расстались друзьями.

С согласия Кэла Коул воспользовался своей долей прибыли, полученной в буровой компании, чтобы купить три тщательно отобранных производственных предприятия. Он нанял новый управляющий персонал, приобрел современное оборудование, усовершенствовал службу работы с клиентами и укрепил отдел сбыта. Как только в балансе каждой фирмы был наведен порядок, он продал их. В свободное время Коул изучал рынок акций и анализировал стратегию преуспевающих брокеров и финансистов. Это привело его к выводу: удача и своевременность значат не меньше, чем опыт и знания, а может, и больше. Поскольку до сих пор фортуна была на его стороне, он попробовал себя в крупных инвестициях.

За три года Коул превратил свои пять миллионов в шестьдесят пять. За все это время Кэл поставил перед Коулом единственное условие — обеспечить еще одному племяннику Кэла, Тревису Джеррольду, участие в очередном начинании Коула. Тревис был на пять лет старше Коула, жил в небольшом городке на границе Техаса и работал на постепенно разоряющегося фабриканта садовых инструментов. Тревис имел диплом колледжа, хорошенькую жену Илейн, которая очень нравилась Коулу, и двух избалованных детей — Донну-Джин и Теда. Коул рассчитывал, что Тревис, как родственник, будет ему верным партнером, и потому с готовностью выполнил просьбу дядюшки.

Коул стал подыскивать прибыльную компанию, где смог бы основать корпоративную династию, создать предприятие, выпускающее продукцию или предоставляющее услуги, потребность в которых со временем могла только расти. Предсказать такое значило обрести ключ к успеху, и именно тогда Коул открыл в себе подлинный дар. Несмотря на всеобщее убеждение, что компании «Ай-Би-Эм»и «Эппл» вскоре целиком захватят компьютерный рынок, Коул твердо знал: недорогой, но высококачественной марке может достаться изрядная доля продаж персональных компьютеров.

Не слушая советов и уговоров, он приобрел небольшое предприятие под названием «Хенкок»и вложил деньги в разработку новой модели. Он утроил численность сотрудников отдела сбыта компании, повысил контроль качества и не стал жалеть средств на рекламную кампанию. Не прошло и двух лет, как компьютеры «Хенкок» стали пользоваться популярностью на розничных рынках всей страны и заслужили отличную репутацию благодаря своей надежности и гибкости конфигурации. Добившись такого успеха, Коул назначил Тревиса новым президентом компании «Хенкок», что вызвало у взволнованной жены Тревиса потоки благодарных слез, а самого Тревиса повергло в нервную дрожь.

Тревис оказался ценным вкладом в семейное дело. Он восполнял недостаток воображения преданностью, решительностью и способностью скрупулезно следовать распоряжениям Коула. Четыре года спустя, создавая новый отдел исследований и разработок «Объединенных предприятий», Коул назначил Тревиса его главой.

Глава 11

— Я — ваша ревностная поклонница, мисс Фостер, — уверяла визажистка студии Си-эн-эн, неторопливыми, осторожными взмахами расчесывая блестящие волосы Дианы, спускающиеся чуть ниже плеч. — Мы с мамой и сестрой прочитываем каждый номер вашего журнала от корки до корки.

Комната, где гостей гримировали и причесывали, прежде чем выпустить на съемочную площадку, ничем не отличалась от подобных помещений каждой телевизионной студии страны. Два длинных стала стояли вдоль противоположных стен, перед ними через каждые шесть футов располагались кресла, над столами тянулись ярко освещенные зеркала. На каждом рабочем месте визажистов баночки и флакончики вели ожесточенную борьбу за жизненное пространство с тюбиками губной помады, карандашами, тенями для век и наборами щеток и гребней.

Иногда все эти кресла занимали гости очередной передачи, но сегодня днем предполагалось единственное интервью с Дианой, и девушка, гримировавшая ее, воодушевленно щебетала:

— К дню рождения моей сестры мы приготовили ванильный пудинг по рецепту вашей бабушки. Украсили его свежей ежевикой, покрытой сахарной глазурью, — точно так же, как на фотографии в журнале. А затем поставили на стол букет пионов и подарок завернули в упаковку с изображением пионов — мы наносили их с помощью резиновых штампов. Мой подарок был завернут в бумагу с золотыми цветами, а мамин — с серебряными, и они выглядели великолепно!

— Мне очень приятно слышать об этом. — Диана рассеянно улыбнулась, не переставая читать неотложные сообщения, присланные по факсу в отель утром.

— Мама наконец-то уговорила папу испробовать способ вашего дедушки выращивать гигантскую сочную землянику, и она выросла громадной, а на вкус оказалась просто объедение! Когда папа впервые увидел такие ягоды на фотографии в журнале, он сказал, что это фототрюк, но и у него земляника выросла такой, что он был ошарашен! Затем он соорудил ящик для хранения компоста — так, как советовал в журнале ваш дедушка. Теперь он читает «Красивую жизнь» запоем, как и мы!

Почувствовав, что девушка ждет ответа, Диана еще раз улыбнулась и перевернула следующую страницу факса, присланного из офиса компании Фостеров, из Хьюстона. Кроме улыбки, взволнованной девушке не понадобилось никакого поощрения.

— Почти все мои знакомые читают ваш журнал. Мы в восторге от ваших идей; фотографии, сделанные вашей сестрой, просто изумительны! А ваша мама пишет обо всех вас так, что иногда у меня возникает чувство, будто мы знакомы всю жизнь. Когда у Кори родились близнецы, мы все взялись за работу и вышили для них чудесные башмачки. Может быть, вы видели их — они похожи на крошечные высокие сапожки. Надеюсь, Кори их получила?

Диана подняла голову и в третий раз улыбнулась:

— Я в этом уверена.

Девушка нанесла тонкий слой неярких румян на высокие скулы Дианы и отступила.

— Я закончила, — с сожалением произнесла она. — Оказывается, в жизни вы еще симпатичнее, чем на обложке журнала.

— Большое вам спасибо, — отозвалась Диана, откладывая в сторону факсы и глядя на девушку.

— Через десять минут вас проводят в студию. Когда визажистка ушла, Диана оглянулась на Синди Бертрилло, главу отдела по связям с общественностью журнала Фостеров «Красивая жизнь», — Синди сопровождала ее в Атланту и теперь сидела неподалеку, ожидая, когда Диану загримируют.

— Больше факсов нет? — спросила Диана, делая записи на двух сообщениях и передавая их Синди для отправки в офис.

— Нет, это все, — ответила Синди, запихивая бумаги в кейс. По мнению Дианы, эта неутомимая тридцатидвухлетняя женщина в огромных очках, с коротко подстриженными черными волосами и быстрыми, энергичными движениями пребывала в непрестанном поиске способов усовершенствовать журнал.

Взглянув на часы, Диана поморщилась:

— Ненавижу интервью. Они отнимают слишком много времени. Завтра у меня шесть встреч, бухгалтеры хотят ознакомить с предварительными результатами баланса, пора закончить переговоры насчет нового настольного альбома. Я выйду из графика по всем пунктам!

Синди прекрасно знала убийственный график работы Дианы. В свои тридцать с небольшим Диана считалась более чем преуспевающей деловой женщиной: сама того не желая, она стала знаменитостью, кумиром — чему была обязана поразительно фотогеничной внешности и способности сохранять выдержку и спокойствие, даже когда ситуация выходила из-под контроля, а нервы натягивались до предела. Несмотря на стремление Дианы к уединенной жизни и нежелание выделяться, ее классические черты, нежный цвет лица и врожденная элегантность постепенно снискали ей популярность среди журналистов, фоторепортеров и ведущих телевизионных ток-шоу.

Синди сочувственно улыбнулась, повторяя слова, которые всегда произносила в подобных обстоятельствах:

— Знаю, но ты очень телегенична, а после передачи журнал раскупается быстрее. — Она склонила голову набок, оценивая сочетание бледно-желтого крепового костюма Дианы с ее каштановыми волосами и ярко-зелеными глазами. — Ты выглядишь сногсшибательно, — заключила она.

Диана нетерпеливо закатила глаза:

— Пожалуйста, постарайся впредь организовывать интервью с бабушкой, или мамой, или же с дедушкой, но только не со мной. Бабушка и мама — это и есть идеал в стиле нашего журнала; они — его стержень и душа, без них журнал перестал бы существовать. Или же устрой встречу с Кори — только благодаря ее таланту журнал блестяще выглядит. А я всего-навсего подставное лицо, мое дело — бизнес, и я всегда чувствую себя самозванкой, участвуя в подобных шоу. И потом, я и вправду слишком занята.

Когда запас ее доводов был исчерпан, Синди ласково, но твердо произнесла:

— На телевидении хотят видеть тебя, Диана. И кроме того, — с грустной улыбкой добавила она, — мы больше не можем позволить бабушке участвовать в телевизионных шоу. С возрастом она стала чересчур словоохотлива и прямолинейна. Об этом я тебе не рассказывала, но месяц назад, когда она давала интервью далласскому каналу Си-би-эс, ведущий попросил ее объяснить, чем отличается «Красивая жизнь» Фостеров от его самого опасного конкурента, журнала «Новый стиль».

Синди помедлила, приподняв брови, и, сохранив на лице лукавое выражение, ожидала, когда Диана задаст естественный вопрос.

— И что же сказала бабушка? — спросила Диана осторожно, заметив ее красноречивую гримасу.

— Она заявила, что когда последовала рекомендациям «Нового стиля», изготавливая украшения для настольной лампы, то чуть не спалила весь дом.

Диана подавила взрыв смеха.

— А потом добавила, что даже штукатурка бывает повкуснее свадебного пирога, рецепт которого приведен в «Новом стиле».

— Боже милостивый! — залилась хохотом Диана.

— Если бы интервью шло в прямом эфире, а не в записи, непосредственность бабушки обернулась бы для нас затяжным судебным процессом, — уже серьезным тоном продолжала Синди. — Едва я поняла это, как упросила ведущего вырезать те куски интервью, которые он считал самыми удачными. — Подавшись вперед, Синди шутливо заключила:

— Он согласился, но теперь мне придется переспать с ним в следующий раз, когда я появлюсь в Далласе.

— Разумно, — заметила Диана невозмутимо, а затем обе женщины покатились со смеху. — Бабушка никогда не говорит подобных вещей, лишь бы кому-нибудь досадить, — принялась пояснять она. — В последние годы она вдруг решила, что незачем тратить оставшиеся силы на вежливую ложь.

— В Далласе она сообщила мне то же самое. Ты же знаешь, я при малейшей возможности стараюсь устраивать интервью с твоими родственниками. Для них можно создать серию передач с демонстрацией подготовки к следующим колоссальным проектам — такие программы всегда пользуются успехом, но когда дело доходит до ток-шоу и личных интервью, зрители хотят видеть именно тебя.

— Жаль, что ты не в силах повлиять на их мнение.

— Измени свой облик, и тогда я попробую что-нибудь сделать, — с усмешкой отозвалась Синди. — Стань безобразной, растолстей. Веди себя заносчиво, агрессивно, грубо. Публика мгновенно заметит это, и ты лишишься популярности.

— Благодарю за помощь, — подытожила Диана.

— Чем тут поможешь, если ты превратилась в икону? Разве я виновата, что зрители считают тебя идолом, «американской богиней домашнего очага»?

Услышав последнее выражение, Диана состроила комичную гримасу, которую переняла у комментатора Си-би-эс во время прошлогоднего интервью.

— Только никому не говори, что за последние два года у меня не нашлось времени приготовить настоящий домашний обед, ладно? Или о том, что мне приходится платить дизайнеру интерьеров, чтобы привести в порядок квартиру, потому что я слишком занята работой.

— Такое признание из меня не вырвут и клещами, — пошутила Синди, а затем погрустнела. Сдвинув в сторону косметику, Синди присела на край стола и вдруг произнесла твердо и серьезно:

— Диана, подобные шутки от тебя я слышала уже не раз, и это все сильнее тревожит меня. Когда ты только занялась журналом, перед тобой лежало необозримое поле деятельности, но в последние два года ситуация резко изменилась. Знаю, незачем снова напоминать тебе, сколько у нас конкурентов, кто за ними стоит или на что они готовы, лишь бы вытеснить «Красивую жизнь» вместе с тобой. Крупнейшие издательства выпускают журналы и книги и пытаются создать собственные «иконы».

Стоит им обнаружить у тебя хотя бы одно уязвимое место, и они в клочья разнесут и тебя, и весь фостеровский идеал женщины, раззвонив о твоем «пороке»в средствах массовой информации. Какими бы изобретательными и талантливыми ни были твоя мать, бабушка и все сотрудники журнала, именно тебя американки считают идеалом.

Понимаю, ты переутомилась и к тому же не любишь смешивать свою частную жизнь с бизнесом, но до тех пор, пока вы с Дэном Пенвортом не поженитесь и не обзаведетесь своим домом, отделанным согласно рекомендациям нашего журнала, ты не вправе даже позволить себе шутить о своем недостатке любви к семейному уюту.

Диана вскинула голову, с трудом сдерживая досаду:

— Я — глава большой корпорации, которая продолжает развиваться. У меня просто не может быть времени на собственноручную роспись обоев.

Ошеломленная рыданием, прорвавшимся в голосе Дианы, Синди впервые осознала: Диана, которая всегда казалась воплощением жизнерадостности, оптимизма и сдержанности, на самом деле доведена до крайности. И неудивительно, если вспомнить, какая ответственность лежит на ее плечах. Ее режим практически исключал всякую личную жизнь, жениху же приходилось вот уже два года терпеливо ждать свадьбы с олицетворением фостеровского идеала.

— Прости, — мягко произнесла Синди. — Напрасно я расстроила тебя. Может, что-нибудь принести? Как насчет кофе?

— Спасибо, — ответила Диана с грустной улыбкой. — С удовольствием выпью чашечку.

Синди вышла, закрыв за собой дверь, а Диана повернулась в кресле. Увидев себя в зеркале, она покачала головой, дивясь капризам судьбы.

— Скажи хоть что-нибудь, — тихо попросила она отражение. — Как же это случилось с такой милой девочкой?

Женщина в зеркале лишь печально улыбнулась. Скоропостижная смерть отца от инфаркта восемь лет назад заставила ее рискнуть и пойти на многочисленные жертвы, чтобы сохранить семью. Благодаря своевременному решению и удаче скромные надежды семьи сбылись. Вероятно, не обошлось и без помощи Роберта Фостера с небес.

После похорон поверенный отца представил отчет об истинном состоянии финансов, и только Диана смогла понять значение его слов: когда долги отца будут выплачены, у семьи останется лишь дом, в котором она живет, и обстановка.

В отчаянной попытке спасти от разорения близких Диана решила превратить своеобразный уклад семьи в доходное дело. Каким-то образом она ухитрилась получить ценные рекомендации, составить бизнес-план и занять необходимые для начала деньги. В конце концов она сумела преобразить уникальный образ жизни своих родных в многомиллионный бизнес.

Глава 12

Стоя перед темно-серой мраморной раковиной и глядя на себя в зеркало, Коул брился, прислушиваясь к телевизионной программе новостей. В кабинете, рядом со спальней, большой телеэкран в стене был прикрыт раздвижной панелью.

Открытый и собранный для поездки в Лос-Анджелес чемодан лежал на постели, Мишель смешивала коктейли в столовой. Комментатор Си-эн-эн представил гостью, у которой намеревался взять интервью:

— За годы, прошедшие с тех пор, как Диана Фостер задумала и превратила семейное хобби в бизнес, она стала т только издателем журнала «Красивая жизнь», но и президентом процветающей хьюстонской корпорации, которая под ее руководством охватила самые различные отрасли, в том числе телевидение, а также производство и сбыт «Фостеровских товаров для дома»— набора натуральных чистящих средств.

Коул как раз смывал с лица пену, когда услышал имя гостьи шоу, и решил, что произошло чистейшее совпадение, но когда комментатор упомянул про Хьюстон, Коул выпрямился и схватил полотенце. Смахнув остатки пены с лица, он широкими шагами вошел в кабинет и остановился перед телевизором.

Улыбка удовольствия и недоверия медленно возникла у него на лице, когда он увидел на экране прелестное лицо Дианы Фостер. Тем временем ведущий шоу продолжал излагать зрителям ее биографию:

— В последние два года Диана появлялась на обложках журналов «Люди»и «Деловая женщина». Статьи о ней публиковались в различных газетах — от «Нью-Йорк тайме» до «Стар». В «Деловой женщине» ее назвали «образцом того, какой может — и должна — быть женщина на руководящем посту». «Космополитен» упоминал о ней в пространной публикации, озаглавленной «Соблазнительные, сообразительные и смелые женщины». — Ведущий повернулся к гостье:

— Диана, один из комментаторов окрестил вас «верховной жрицей домашнего уюта и красоты». Как вы отнеслись к такому титулу?

Она рассмеялась — этот негромкий мелодичный смех Коул помнил еще с юности. Несмотря на долгие годы, минувшие с тех пор, ее искренний взгляд и сияющая улыбка словно согрели Коула.

— Конечно, мне льстят такие слова, — ответила Диана. — Но я незаслуженно ношу такой титул: фостеровский журнал «Красивая жизнь»— дело всей семьи, а я — лишь ее член.

— Вам было всего двадцать два года, когда вы решили открыть миру стиль жизни, прежде известный только друзьям вашей семьи из Хьюстона. Что побудило вас к этому — оптимизм молодости? Или вы все-таки подозревали, на какой риск идете, создавая этот журнал?

— Я опасалась только одного, — серьезно ответила она, но Коул усмехнулся, поскольку слишком хорошо знал Диану и уловил почти неприметную лукавую нотку у нее в голосе, — и из-за этого первые два года то и дело просыпалась по ночам.

Ведущий принял ее ответ за чистую монету:

— Чего же вы боялись? Она расхохоталась:

— Провала! — Ведущий еще давился смехом, когда она добавила:

— Я вынуждена признаться, что богатством и процветанием некоторые мои предки были обязаны ограблениям банков и угону скота. В сущности, это продолжалось вплоть до 1900 года, когда самый известный из этих предков, профессиональный игрок, был убит за мошенничество во время игры в салуне Форт-Уорта.

Стоя босиком посреди кабинета, подбоченившись, с улыбкой на губах, Коул восхищался ее непосредственностью и остроумием.

На пороге появилась Мишель с подносом напитков и закусок.

— По какому поводу веселье? — спросила она, поставила поднос на стол и выпрямилась, разглаживая складки на своих шелковых брюках и рубашке.

Коул кивнул на экран телевизора, не сводя глаз с Дианы.

— Это Диана Фостер, — сразу узнала Мишель. Она выросла в преуспевающей семье в Далласе, у нее имелись близкие родственники в Хьюстоне, и потому она знала обо всех вошедших в поговорку «скелетах в шкафу» семей своего круга. — Она воспользовалась хорошей репутацией своих родных, заняла кучу денег и начала дело, в котором принимала участие вся семья. Все считали, что у них ничего не выйдет, но теперь Фостеры процветают. Правда, Диана с тех пор успела нажить себе уйму врагов.

Коул немедленно встревожился за Диану:

— Почему?

— Мы ведь в Техасе, дорогой, неужели ты забыл? Здесь слишком крепко держатся за старые традиции, здесь процветает миф о мужском превосходстве, а слова «настоящий мужчина» произносят с благоговением. В Техасе богатым мужьям положено баловать своих жен и дочерей и покровительствовать им. Женам и дочерям не полагается открывать свое дело, а если они и решатся на такую дерзость, то им не пристало добиваться заметных успехов, не говоря уже о том, чтобы становиться популярнее мужчин.

Пока Коул переваривал ее слова, Мишель пробежала пальцами по коротким черным волосам у него на груди.

— И потом, Диана Фостер красива, одинока и элегантна. Просуммируй все это, и ты поймешь, почему женщины не любят ее, а скорее завидуют.

Коул перевел взгляд на ее длинные аристократические пальцы с золотистыми ногтями.

— И ты тоже ей завидуешь? — спросил он, уже зная, каким будет ответ. В свои тридцать два года Мишель была слишком опытна, мудра, по-женски сметлива, чтобы завидовать другой. Кроме того, она уже выбрала кандидата на роль своего третьего супруга, а Диана Фостер не представляла для нее угрозы.

— Нет, — ответила она, запрокидывая голову и глядя ему в глаза. — Но будь у меня возможность, я не задумываясь поменялась бы с ней местами. Я уже была жертвой подобного «баловства и покровительства» со стороны отца и двух мужей.

Эффектная и искренняя, она превращалась в постели в дикую кошку. Вдобавок к сексуальному и интеллектуальному влечению к Мишель Коул искренне любил ее. Соединив руки у нее за спиной, он привлек Мишель ближе, — Тогда почему бы нам не отправиться в постель — чтобы я сам мог побаловать тебя и побывать в роли покровителя? Она покачала головой и улыбнулась, не сводя с него глаз.

— В таком случае, — заявил он хрипловато и страстно, — мы непременно отправимся в постель, и я позволю тебе баловать меня и покровительствовать мне.

Мишель никогда не упускала возможности заняться с ним любовью, и потому он удивился, когда она вновь отклонила предложение.

— Почему бы нам не пожениться?

Выражение лица Коула не изменилось. Он беззвучно пошевелил губами, склонил голову и заглушил ее протесты единственным словом;

— Нет.

— Я родила бы тебе детей, — потрясенно выговорила Мишель, когда он поднял голову. — Я так мечтаю о детях…

Коул сжал кулаки и впился в ее губы со страстью, необычно контрастирующей с холодом его слов:

— Я не хочу иметь детей, Мишель.

Глава 13

На столе секретаря зазвонил телефон, и Тина Фредерик подняла трубку.

— «Красивая жизнь» Фостеров, — произнесла она уверенным и энергичным голосом — непременным достоинством всех служащих компании.

— Тина, это Синди Бертрилло. Диана Фостер еще не вернулась с ленча?

Синди, глава отдела по связям с общественностью, спросила так торопливо, что Тина машинально оглянулась через плечо, чтобы еще раз убедиться, что вращающиеся двери в дальнем конце вестибюля пребывают в неподвижности.

— Нет, еще нет.

— Передай, что мне надо с ней поговорить. Срочно. — Хорошо, передам.

— Она сразу же встречается с тобой, войдя в здание. Не отходи от стола ни на секунду, пока не увидишь ее и не передашь мою просьбу.

— Ладно. — Повесив трубку. Тина попыталась представить себе, что за срочное дело могло возникнуть у Синди, но не сомневалась: каким бы оно ни было, Диана с легкостью уладит его, не выказывая ни малейшего беспокойства.

Спокойствием и чувством юмора Дианы Фостер восхищались все двести шестьдесят служащих компании, размещавшихся в офисе в деловой части Хьюстона. Весь персонал — от отдела корреспонденции до дирекции — обожал Диану за вежливость и уважение к каждому работнику. Какой бы сильный стресс она ни переживала, сколько бы ни работала, она редко проходила мимо служащего, не одарив его улыбкой или дружеским жестом.

Именно поэтому Тина резко вскочила с места, когда Диана ворвалась в дверь несколько минут спустя со свернутой газетой под мышкой и прошагала мимо секретаря не останавливаясь.

— Мисс Фостер… — позвала женщина, но неизменно вежливая начальница даже не взглянула на нее.

Диана решительно устремилась по коридору, с обеих сторон которого помещались кабинки секретарей и кабинеты руководителей отделов. Она не перебросилась словом ни с одним из них, глядя прямо перед собой, ее лицо было бледным и застывшим. Она миновала оформительский отдел, даже не упомянув о следующем номере журнала, нажала кнопку лифта и, едва створки раздвинулись, поспешно скрылась.

Секретарь Дианы, Салли, увидев, как она выходит из лифта, машинально принялась собирать листочки с сообщениями — поскольку Диана первым делом всегда спрашивала о них. Но Диана обошла Салли так, словно та была невидимой, и исчезла у себя в кабинете. Салли застыла с листками в руке, а потом, опомнившись, заметила любопытные взгляды других секретарей.

Сгорая от нетерпения отдать Диане сообщения — так, чтобы той не пришлось спрашивать о них, — Салли упрямо следовала за ней.

— Миссис Пол Андервуд звонила насчет бала Белой Орхидеи, — заговорила Салли, читая первый листок. — Она просила передать вам, что ожерелье из аметистов и бриллиантов, которое вы согласились демонстрировать на благотворительном аукционе, великолепно, и если бы они не знали, что Дэн Пенворт сделает вам такой подарок, она уговорила бы мужа купить ожерелье ей. — Салли сделала паузу и взглянула на Диану. — Мне кажется, она пошутила.

Она замолчала, ожидая ответной вспышки юмора, но Диана только едва кивнула, бросая газету на стол и стаскивая вишневый шерстяной жакет. Уронив его на спинку вращающегося кресла, обитого замшей, она присела к столу.

— Больше никто не звонил? — спросила Диана сдавленным голосом, не поднимая головы.

— Еще звонили из магазина для новобрачных — у них есть несколько новых свадебных платьев из Парижа, которые могут вам понравиться.

Диана словно заледенела. Немного погодя она встала, прошла к окну во всю стену и уставилась на залитую солнцем панораму Хьюстона. Салли молча наблюдала, как Диана съежилась, обхватила себя руками и потерла плечи так, словно озябла.

— Что-нибудь еще? — спросила она таким глухим голосом, что Салли шагнула ближе, с трудом разобрав слова.

— Звонил Берт Питере. С двумя фотомакетами в последнем номере возникли проблемы, и сейчас его группа спешно пытается все уладить. Берт спрашивал, нельзя ли перенести совещание по выпуску номера, которое вы назначили на сегодня, с трех часов на четыре?

Диана отозвалась еще тише, но ее переполняла решимость.

— Отмените собрание.

— Отменить? — недоверчиво повторила Салли. Диана с трудом проглотила ком в горле.

— Перенесите на завтра, на восемь утра. — Помедлив, она добавила:

— Если моя сестра в редакции, попросите ее зайти.

Салли кивнула и, взяв трубку телефона, стоявшего на столе Дианы, торопливо набрала номер.

— Кори внизу, в производственном отделе, помогает готовить макеты, — сказала секретарша. — Берт говорил; что она нашла удачное решение.

Салли повторила просьбу Дианы по телефону, а затем повесила трубку и встревоженно уставилась на неподвижную стройную фигуру женщины. Знакомясь с Дианой, люди бывали настолько ошеломлены и обезоружены классическими чертами ее нежного лица, мелодичным голосом и сдержанной элегантностью, что принимали свою новую знакомую за томную юную знаменитость, которая убивает время, развлекаясь благотворительной деятельностью и появляясь лишь на совете директоров, а по вечерам ухаживает за собой, чтобы избавиться от досадных морщинок. Но те, кто работал вместе с Дианой, знали, что она — неутомимая труженица с почти неиссякаемыми запасами энергии и энтузиазма.

Когда приближался срок сдачи в печать очередного номера журнала, сотрудники, как правило, работали каждый день до полуночи. И тогда Диана, долг которой часто удерживал ее в кабинете на верхнем этаже допоздна, появлялась в производственном отделе с ободряющей улыбкой на лице и подносом с кофе и бутербродами.

На следующее утро сотрудники производственного отдела обычно опаздывали на работу, то и дело потирали красные от недосыпания глаза, а Диана выглядела свежей, отдохнувшей и переполненной сочувствием к своим служащим. Переутомление действовало на Диану совсем по-другому, нежели на остальных сослуживцев. Диана принимала их шуточки с улыбкой или; смеясь, отвечала, что когда-нибудь все это на ней еще скажется, а потом переводила разговор на обсуждение следующего выпуска или неизбежных проблем.

Зная, что Диана никогда не впадает в пессимизм, учитывая ее способность осуществлять сразу с десяток различных планов, не забывая при этом о сотнях мелких подробностей. Салли была удивлена и пришла в умиление, обнаружив, что у Дианы есть две слабости: ей требовался более или менее жесткий график работы и абсолютный порядок в кабинете. Отсутствие того или другого смущало ее и вызывало неудовольствие.

Диана преспокойно сносила хаос производственного отдела, созерцая пол и столы, усеянные отвергнутыми макетами и ксерокопиями, и принимала жизненно важные решения с безупречной четкостью — но даже сесть не могла за собственный стол, если столешница в стиле Луи XIV не была идеально чистой, а каждый предмет не стоял на своем месте.

На прошлой неделе, прежде чем встретиться с одним из юристов корпорации, Диана посетила регулярное бюджетное собрание. Она сумела разрешить спор между двумя на редкость талантливыми и темпераментными художниками, отдать распоряжения ревизору компании и просмотреть содержание контракта, который Салли принесла ей на подпись. Все это Диана ухитрилась сделать, не упуская ни единого напечатанного или произнесенного вслух слова, но, когда уже была готова подписать контракт, сунула руку в кейс в поисках ручки с золотым пером и, не найдя ее там, мгновенно растерялась.

Она подписала документ ручкой ревизора, но все еще продолжала шарить в кейсе, а затем в сумочке, разыскивая собственную ручку, и когда спорщики пожелали узнать, есть ли у нее компромиссное решение, Диана непонимающе взглянула на них и пробормотала: «А о чем, собственно, речь?»

Как вскоре обнаружила Салли, тайной страстью Дианы было маниакальное стремление к порядку. Каждую пятницу, в половине восьмого утра, невзирая на погоду, она отправлялась на сеанс массажа в центр здоровья хьюстонского отеля, а потом делала маникюр и педикюр в излюбленном салоне. В офисе Диана появлялась в десять утра. Служащий забирал у нее ключи от машины, мыл авто, заправлял и возвращал на стоянку к полудню, чтобы Диана могла отправиться на ленч. Она выписывала чек, чтобы оплатить личные расходы, по первым и пятнадцатым числам ежемесячно — где бы ни была при этом и на какой бы день недели ни приходились эти числа, а каждое воскресенье в десять утра отправлялась в церковь. И, возвращаясь с ленча, Диана всегда спрашивала у Салли прежде всего о звонках в ее отсутствие, а затем — какие дела назначены у нее на день.

Но сегодня она не сделала ни того, ни другого, и Салли с нарастающим беспокойством поглядывала на газету, которую Диана швырнула на стол, прямо поверх драгоценной хрустальной лягушки от Стьюбена, и на вишневый шерстяной жакет, рукав которого свисал со спинки кресла почти до пола.

— Диана! — робко начала Салли. — Мне не хотелось бы лезть не в свои дела, но все-таки что случилось?

Салли сначала показалось, что Диана либо не слышала ее, либо не желала отвечать, но тут начальница подняла голову и оглянулась через плечо. Ее зеленые глаза ярко блестели.

— Сейчас поймешь, — дрожащим шепотом ответила она. И когда Салли уставилась на нее в беспомощном замешательстве, Диана кивнула на газету:

— Я только что увидела первую страницу «Нэшнл инкуайрер».

Салли протянула руку за газетой, чувствуя, как ее пониманию случившегося уже мешает негодование. Несмотря на то что Салли приготовилась к оскорблению, заголовок и фотографии на первой странице подействовали на нее, как резкий удар в живот.

«ГРОМ В РАЮ! ДИАНУ ФОСТЕР БРОСИЛ ЕЕ ЖЕНИХ». Под заголовком красовалась огромная фотография: смазливый жених Дианы загорает на пляже рядом с пышнотелой блондинкой. Ниже было набрано помельче: «Жених Дианы Фостер, Дэн Пенворт, проводит медовый месяц, со своей юной женой, восемнадцатилетней моделью и богатой наследницей, итальянкой Кристиной Дельмонте». Салли просмотрела статью, сдерживая тошноту. «Вчера в Риме Кристина Дельмонте оставила с носом издательницу журнала» Красивая жизнь» Диану Фостер… В последнее время империю Фостеров осаждают конкуренты, которые насмехаются над непрестанными и успешными попытками мисс Фостер избежать брачных уз и материнства, в то время как ее детище проповедует блаженство и красоту того и другого…»

— Подлец! — выдохнула Салли. — Этот негодяй, этот… — Она осеклась, увидев, что в кабинет вошла Кори — встрепанная и, по-видимому, не подозревающая о несчастье.

— Похоже, с макетом мы разобрались, — заявила Кори, отдышалась и вгляделась в лица растерянных женщин. — Что случилось?

В ответ Салли протянула газету. Кори взяла ее и почти сразу же прошипела:

— Ублюдок! Он… он…

— Трус, — подсказала Салли.

— Ничтожество, — нашлась Кори.

— Безмозглый осел…

— Спасибо вам обеим, — с принужденным смешком перебила Диана. — В такие минуты ничто не ценится так, как преданность.

Кори и Салли сочувственно переглянулись, и секретарша ушла, прикрыв за собой дверь, а Кори приблизилась к сестре.

— Мне так жаль, — прошептала она, крепко обнимая Диану.

— Мне тоже, — ответила Диана испуганно и робко, как ребенок, наказанный за проступок, которого он не совершал.

— Идем. — Кори мягко, но настойчиво заставила Диану отвернуться от окна и повела к столу. — Возьми жакет и сумку, и поедем отсюда. Нам нужно сообщить родным о случившемся.

— Я не могу уехать так рано. — Диане удалось чуть приподнять подбородок, но она по-прежнему смотрела на Кори глазами раненого зверя. — Я не могу сбежать. К вечеру о статье будет знать весь офис. Сотрудники заметят, что я рано уехала, и решат, что я боюсь смотреть им в глаза.

— Диана, — непререкаемым тоном возразила Кори, — ни к одному президенту крупной компании служащие не питают такой любви и восхищения, как к тебе. Все они будут на твоей стороне.

— Мне не нужна жалость, — покачала головой Диана, наконец овладев собой.

Кори поняла: спорить бесполезно. Диана слишком горда и отважна, и эти качества помогут ей пережить неприятность — не важно, какой ценой.

— Ладно, только не работай допоздна. Я позвоню маме и скажу, что мы приедем к ужину, в половине седьмого. Если повезет, мы известим родных прежде, чем они услышат новость от кого-нибудь другого.

Кори не сомневалась, что сестра гордо откажется от ее помощи, но этого не произошло.

— Спасибо, — кивнула Диана.

Глава 14

К тому времени как Диана покинула офис, слух уже разнесся повсюду, и она стала объектом жалостливых взглядов служащих, охранников и даже сторожа на автостоянке. Пока Кори ждала на улице в машине, Диана поднялась к себе в квартиру, чтобы переодеться. Ее автоответчик был переполнен сообщениями от журналистов, друзей, даже знакомых, которые редко звонили, — Диана не сомневалась, что все они стремились разузнать пикантные подробности. Еще раз вспомнив о Дэне, она испытала ярость и унижение.

Едва Диана и Кори вошли в дом на Ривер-Оукс, негодующие и раздраженные лица близких подсказали им, что новость уже известна всей семье.

— Мы все услышали по телевизору, незадолго до вашего прихода. Не могу поверить, что Дэн способен на такое — ведь он не поставил тебя в известность ни звонком, ни телеграммой, — возмущенно заявила миссис Фостер, пока они ждали ужина.

Диана устремила невидящий взгляд на руки, вертя на пальце кольцо с бриллиантом в четыре карата, подаренное Дэном в честь помолвки.

— Позавчера Дэн звонил из Италии, но мы выпускали номер, и я не смогла ответить на его звонок. Вчера мы работали до полуночи, и если учитывать разницу во времени, я еще успела бы позвонить ему, вернувшись домой, но заснула, положив руку на телефонную трубку. Этим утром я долго спала, а когда приехала на работу, вынуждена была разбираться сразу с десятком проблем. Вероятно, он хотел сообщить мне о разрыве нашей помолвки, но я была слишком занята, чтобы поговорить с ним, — горько заключила она. — Только я виновата в том, что теперь вынуждена читать о его свадьбе в газетах…

— Не смей обвинять себя, Диана! — возбужденно воскликнул дедушка, неловко завозившись в кресле — его левая нога еще не обрела подвижность после недавней операции. — Он был помолвлен с тобой, а женился на другой. Его следовало бы высечь!

— А мне Дэн Пенворт никогда не нравился! — заявила бабушка Кори.

Диана была благодарна им за поддержку, но чувствовала, как на глаза предательски навернулись слезы. Не обращая внимания на то, что от ее откровений Диане не становится легче, бабушка продолжала резким тоном:

— Прежде всего Дэн был слишком стар для тебя. Зачем, спрашивается, сорокадвухлетнему мужчине жениться на двадцатидевятилетней?

— Незачем, это уж точно, — рассеянно отозвалась Диана. — И потом, мне уже тридцать один, а не двадцать девять.

— Когда вы объявили о своей помолвке, тебе было двадцать девять, — возразила бабушка, — А его молодой жене восемнадцать. Может, это число Дэн считает счастливым.

— Диана, — мягко вмешалась миссис Фостер, — наверное, сейчас не время философствовать, но меня всегда мучил вопрос, правильный ли выбор ты сделала.

— Мама, что это с тобой? Когда мы объявили о помолвке, ты была только рада видеть Дэна своим зятем.

— Да, это правда. Но сомнения у меня возникли, когда ты продержала его на крючке два года.

— На крючке! — выпалила бабушка. — Да этого типа я была бы счастлива видеть болтающимся в петле!

— Я хочу сказать вот что, — продолжала миссис Фостер, — когда два человека по-настоящему любят друг друга и препятствий для брака нет, они обычно торопятся вступить в брак, а не оттягивают его. Я вышла замуж за твоего отца через несколько недель после знакомства.

Диана изобразила жалкую улыбку:

— Потому что он не оставил тебе выбора.

Она сидела за столом, качая головой, отказываясь от предлагаемых ей блюд. У нее то и дело подводило живот, и остальные, похоже, понимали это.

— Хотела бы я куда-нибудь скрыться на месяц, пока скандал не забудется, — заметила Диана, когда с десертом было покончено.

— Ну, тут у тебя ничего не выйдет, — заявила бабушка с непреднамеренной жестокостью. — Подлец Дэн выкинул фортель за несколько дней до бала Орхидеи. Мы каждый год посещаем этот бал, и, если тебя там не будет, люди решат, что ты убита горем!

Диану затошнило при мысли о вечере, который придется провести в многочисленной толпе гостей.

— Но в противном случае они сочтут меня слишком легкомысленной!

— Какая досада, что ты не можешь появиться на балу под руку с новым женихом! — произнес дедушка с несвойственным ему отсутствием практичности. — Это заткнуло бы рты всем любителям почесать языки!

— Почему бы мне попросту не заявиться на бал в сопровождении мужа? — перебила Диана, подавившись горьким смешком. — Тогда все решат, что это я бросила Дэна. — Отодвинув свой стул, она добавила:

— Пойду переоденусь и искупаюсь. Я намерена здесь переночевать.

Мужа Кори, Спенса, в этот день не было в городе, и Кори присоединилась к сестре, тоже пожелав искупаться. Позднее, когда они лежали в шезлонгах у бассейна. Кори вдруг вгляделась в профиль Дианы и стала очень задумчивой.

— Я и не ожидала, что сегодняшние новости дойдут до тебя лишь через несколько часов. Судя по твоему виду, предательство Дэна сейчас тревожит тебя сильнее, чем прежде.

— Откровенно говоря, — призналась Диана, не отрывая взгляда от усыпанного звездами неба, — больше меня волнует наше дело, а не своя личная жизнь. Точнее, меня беспокоит, как скажутся события моей личной жизни на нашем бизнесе.

Повернувшись на бок, Кори подперла голову ладонью.

— Что ты имеешь в виду?

— Мне бы не хотелось забивать тебе голову финансовыми проблемами — ведь мы заранее договорились, что ты занимаешься творческими вопросами, а я — денежными…

— Так в чем же дело — я имею в виду денежные вопросы? — перебила Кори.

— Насколько тебе известно, за этот год я не раз оказывалась под обстрелом, потому что не соответствую» фостеровскому идеалу «. После каждого такого случая внимание к нашему журналу несколько ослабевало, а месячное число подписчиков либо оставалось прежним, либо слегка снижалось. Каждый раз нам удавалось выпутаться из этой ситуации, по из-за Дэна теперь мы не отделаемся временным спадом спроса.

— По-моему, ты переоцениваешь влияние» Инкуайрера «, — усмехнулась Кори, но ей недоставало убежденности. Во всем, что касалось бизнеса, Диана проявляла недюжинную проницательность, возможно даже талант, и, хотя была осторожна, никогда не искала неприятностей там, откуда их не стоило ожидать.

— Сегодня у меня на автоответчике оказалось несколько сообщений — я прослушала их, когда переодевалась перед ужином. Новость о Дэне стала самой сенсационной в шестичасовом выпуске студий Си-би-эс и Эн-би-си.

Кори пала духом и одновременно почувствовала гнев и сожаление от столь бесцеремонного вторжения в личную жизнь сестры, — И ты считаешь, что вся эта шумиха вокруг предательства твоего жениха, разорвавшего вашу помолвку, повлияет на популярность журнала?

— Он не разрывал нашу помолвку. Кори. Он расстался со мной ради другой. Подавляющее большинство наших читателей составляют женщины, и весь наш успех строится на убеждении читательниц в том, что Фостеры всегда поступают правильно. Женщины, которые следуют нашим советам, уверены, что это принесет гармонию и красоту в их дом, удовлетворение и радость.

— Но ведь так оно есть!

Диана повернулась на бок и наконец взглянула на Кори.

— Скажи, если бы ты была матерью, которая желает, чтобы ее семейная жизнь наладилась, стала бы ты верить обещаниям женщины, которую только что променяли на восемнадцатилетнюю модель-блондинку из Италии? Наши конкуренты будут подбрасывать любое топливо в этот огонь, лишь бы не дать скандалу утихнуть. Мне прощали даже то, что я не замужем, не имею ни детей, ни собственного дома, — до тех пор, пока я была помолвлена с Дэном. Беда в том, что я была обязана добиваться всего, что мы обещаем в» Красивой жизни «, проповедуя и советуя. А теперь, после случившегося, со стороны может показаться, словно мы ради денег пытаемся навязать нелепые фантазии невинным читателям. Наши доходы пойдут на убыль, вот посмотришь.

Кори просто не могла смириться с мыслью о влиянии личной неудачи Дианы на уровень доходов корпорации; ее разум бунтовал против подобных сравнений, а артистическая натура протестующе вопила о том, что красота и эмоции всегда отступают на задний план, когда в деле участвуют бухгалтеры. Более того, Кори заподозрила, что Диану больше беспокоит репутация журнала, чем потеря любимого человека.

— Признайся, — нерешительно начала Кори, — что тебя тревожит сильнее — неверный жених или финансы компании?

— В эту минуту?

— Да, прямо сейчас.

— Бизнес, — призналась Диана, — В таком случае тебе повезло, что ты не вышла замуж за Дэна.

— Потому, что он стал бы изменять мне и после свадьбы? — растерянно предположила Диана.

— Нет, потому что вряд ли ты была по-настоящему влюблена в него. Я попыталась сегодня встать на твое место и поняла: если бы Спенс обошелся со мной так, как Дэн с тобой, я обезумела бы от боли и ярости, но даже не вспомнила бы о делах.

Она ждала, что Диана подтвердит или опровергнет ее догадку, но почувствовала неуверенность, когда сестра не сделала ни того, ни другого. Вместо этого Диана села, подтянула колени к груди, обхватила их руками, словно защищаясь, и превратилась в тугой клубок.

— Похоже, я не способна любить кого-нибудь так, как ты любишь Спенса.

Кори с растущей тревогой смотрела на нее. Диана была и оставалась человеком, от которого Кори получала больше всего любви и поддержки.

Мысль о том, что уверенность и самооценка Дианы каким-то образом настолько поколебались, что заставили ее сомневаться в собственной способности любить, оказалась невыносимой для Кори.

— Диана, — отчетливо и твердо выпалила она, — ты мелешь чепуху!

— А если это не чепуха?

— Здесь не может быть никаких» если «! Неужели тебе никогда не приходило в голову, что после смерти отца у тебя не хватало времени ни на что, кроме работы? Что тебе было просто некогда встречаться с мужчинами? Что, возможно, ты примирилась с Дэном, который тебе» нравился «, только потому, что не нашла того, кого могла бы любить?

Диана пожала хрупкими плечами:

— Какую бы ошибку я ни совершила, теперь она заметно отразится на популярности журнала и на всех нас.

— Ты собиралась стать женой нелюбимого человека — вот в чем твоя ошибка.

— Как жаль, что теперь я не могу выйти замуж за любимого!

Глава 15

— Черт бы тебя побрал, Коул! — Кэлвин вскочил со стула и принялся раздраженно вышагивать перед камином по маленькой гостиной. — Ты попусту отнимаешь у меня время, толкуя о доверенностях и акциях, когда единственное, о чем я мечтаю, — подержать на руках твоего ребенка! Неужели я прошу слишком многого — вспомни обо всем, что я сделал ради тебя! — С безжалостной решимостью он улучил момент и сменил тактику принуждения, взывая к совести племянника.

Коул слушал его в мрачном молчании и с растущим гневом. Взволнованная тирада Кэла многократно превосходила все прежние заявления на ту же тему.

— Если бы не я, ты до сих пор куковал бы в доме своего отца, как его дед и прадед, пытаясь свести концы с концами. А теперь ты разъезжаешь на» роллс-ройсе «, у тебя есть личный самолет! — Ткнув для пущей важности указательным пальцем себя в грудь, Кэл продолжал. — Я всегда верил в тебя, Коул. Это я посоветовал тебе поступить в колледж. Я выдержал бой с твоим отцом, и, когда он не стал меня слушать, это я отдал тебе все деньги, чтобы ты получил приличное образование! — Кэл застыл на месте, развернулся и направился в кухню. — Пора принимать лекарство, — объявил он, — но я не закончил. Сиди здесь и жди меня.

Коул молча наблюдал, как дядя обходит старое тяжелое кресло с вытертой обивкой и столик, заваленный журналами. День выдался неудачным, и, похоже, вечер не предвещал ничего хорошего. С делами на западном побережье Коул управился на несколько часов раньше, чем ожидал, и, предвкушая приятное времяпрепровождение в обществе дяди, позвонил одному из своих пилотов и велел ему приготовиться к вылету в Техас. С этой минуты и начались неприятности.

Поднялся ветер, полет проходил невероятно трудно, и диспетчер посоветовал пилоту облететь массивный грозовой фронт, надвигавшийся со стороны Аризоны. Этот крюк занял больше часа, привел к вынужденной посадке в Эль-Пасо, а потом ввиду перегруженности местного аэропорта там пришлось просидеть еще час. Потеряв два часа, летчики Коула наконец взяли курс на Риджвуд-Филд, а Коул уже в шестой раз пытался созвониться с Кэлом, чтобы попросить встретить его в аэропорту. В конце концов он выяснил, что на линии неполадки.

Поскольку телефонная служба в районе, где жил дядюшка, отличалась вопиющей независимостью, а Кэл частенько отвечал ударом на удар, урезая на одну тридцатую часть месячную абонентскую плату за каждый день, когда его телефон не работал, Коул предполагал, что компания отомстила привычным способом — отключив телефон дяди.

Когда Коул вышел из самолета, жара и духота облепили его, как пластиковый пакет. В довершение всех бед Коул был вынужден взять напрокат машину в крошечном аэропорту, чтобы добраться до ранчо.

Риджвуд находился всего в сорока пяти милях от Кингдом-Сити, который, в свою очередь, располагался сорока милями восточное ранчо Кэла. Выстроенный тридцать лет назад посреди пустоши, Риджвуд-Филд был преимущественно базой буровых компаний, которые привозили сюда оборудование для ремонта нефтяных и газовых скважин, рассеянных по округе. Самолетам приходилось трястись по ребристой, как стиральная доска, взлетной полосе, принадлежащей компании» Техасские авиалинии «, которая совершала рейсы от силы дважды в неделю с редкими пассажирами на борту.

В дополнение к единственной бетонной взлетной полосе, давно нуждающейся в ремонте, Риджвуд-Филд предлагал пассажирам белое металлическое здание аэропорта. В нем отсутствовали кондиционеры, удобства ограничивались двумя» комнатами отдыха «, стойкой бара и поцарапанным столом, возле которого доведенные до отчаяния путешественники могли попытаться взять напрокат одну из двух машин, принадлежавших Риджвудской компании аренды автотранспорта, — оформлением аренды заведовала жизнерадостная плотная женщина, одновременно исполнявшая обязанности официантки. Табличка у нее на груди свидетельствовала, что эту трудолюбивую особу зовут Робертой.

Роберта вытерла ладони о передник, вытащила из стола договор аренды и вежливо осведомилась, какую из машин предпочитает Коул — черную с неисправным глушителем или черную с плохими шинами.

Коул подавил раздраженный возглас и нацарапал свое имя на бланке.

— Мне ту, что с неисправным глушителем. Роберта одобрительно кивнула:

— В ней как раз работает кондиционер, так что вы не успеете свариться заживо. Удачный выбор.

В то время Коул готов был согласиться с ней, но теперь… Когда Кэл вернулся в гостиную и принялся настаивать еще упорнее, Коул пожалел, что не взял другую машину — из-за прокола шины он мог бы отсрочить приезд к дяде.

— Предлагаю тебе сделку, — заявил Кэл, рухнув в кресло напротив племянника. — Ты привозишь ко мне жену, способную родить тебе детей и готовую на это, а я отписываю тебе акции в первую годовщину вашей свадьбы. В противном случае я завещаю все свое имущество детям Тревиса. Вот мое условие — соглашайся или уходи.

В ледяном молчании Коул выдержал его взгляд и стал медленно перелистывать журнал, лежащий у него на коленях. В свои тридцать шесть он возглавлял транснациональную корпорацию, в которой работало сто двадцать пять тысяч служащих, и, по самым скромным подсчетам, стоил не менее двенадцати миллиардов долларов. Коул полностью контролировал свою деловую и личную жизнь — все, кроме одного-единственного семидесятипятилетнего старика, который всерьез угрожал завещать половину компании Коула Тревису, ничтожеству, неспособному управлять даже крошечным филиалом без постоянного надзора Коула. Он так и не поверил, что дядя способен предать его, отобрав половину корпорации, созданной рабским трудом племянника, хотя ему не понравился тон, которым была высказана угроза. Но едва Коул убедил себя, что Кэл блефует, он с запозданием заметил, что на каминной полке, где всегда стояло полдюжины фотографий родственников в рамках, теперь теснился еще десяток снимков — все они изображали членов семьи Тревиса.

— Ну что? — напомнил о себе Кэл, гнев которого на время уступил место нетерпению. — Как тебе мое условие?

— По-моему, — процедил Коул, — ты предъявил мне не только нелепое, но и безумное требование.

— Ты считаешь брак» безумием «? — переспросил Кэл, и у него на лице вновь появилось угрожающее выражение. — Вся наша чертова страна катится в пропасть, и только из-за того, что твое поколение попирает наши добрые старые безумные традиции — такие, как брак, дети и ответственность!

Когда Коул отказался вступать в спор по этому поводу, Кэл указал на большой поцарапанный журнальный столик, заваленный, как и все другие столы в комнате, десятками журналов. Летти, экономке Кэла, не удавалось содержать их в порядке даже с помощью непрестанных сражений.

— Если ты мне не веришь, загляни в журналы. Вот, — заявил Кэл, выхватывая экземпляр» Читательского дайджеста» из стопки с краю. — Ты только посмотри! — Он потряс журналом небольшого формата в синей обложке с ярко-желтым заголовком, а затем запрокинул голову, глядя сквозь очки с бифокальными стеклами, и вслух прочитал название:

— «Обман в наших школах. Скандал национального масштаба». Если верить этой статье, — продолжал он, уставясь на Коула так, словно обвинял его в этом скандале, — восемь из десяти учащихся старших классов постоянно прибегают к обману. Автор пишет, что нравственные нормы стали настолько низкими, что многие ученики уже не знают разницы между хорошим и плохим!

— Не понимаю, какое отношение это имеет к нашему разговору.

— Не понимаешь? — переспросил Кэлвин, закрыл журнал и снова запрокинул голову, вглядываясь в текст на обложке. — Тогда, может быть, вот эта статья по теме. Знаешь, как она называется?

Вопрос был явно риторическим, и Коул просто посмотрел на дядю в раздраженном ожидании.

— «То, чего женщины не знают о современных мужчинах». — С отвращением швырнув журнал на столик, он перевел взгляд на Коула. — А я желаю узнать, что такое стряслось с вами, молодыми людьми, если вдруг мужчины перестали понимать женщин, а женщины — мужчин и никто из вас не чувствует необходимости вступать в брак, беречь его и растить добрых, богобоязненных детей!

Коул продолжал листать журнал, а ярость его постепенно нарастала.

— Как я уже говорил тебе прежде, ты едва ли вправе читать нотации о ценности брака и потомства — ведь у тебя самого никогда не было ни жены, ни детей!

— К моему глубокому сожалению, — возразил Кэлвин, порылся в кипе журналов и вытащил один из последних номеров бульварной газеты. — Вот, ты только посмотри! — воскликнул он, указывая костлявым пальцем на первую страницу и потрясая ею перед лицом Коула.

Коул взглянул на дешевое издание и иронически усмехнулся.

— «Инкуайрер»? — осведомился он. — Ты подписался на «Инкуайрер»?

— Он нравится Летти, но дело не в этом, а в том, что все ваше поколение начисто лишилось рассудка! Подумать только, как вы, молодые люди, ведете себя! Взгляни на эту красавицу! Она знаменита, она ведет в Хьюстоне бурную светскую жизнь, она богата!

— Ну и что? — пожал плечами Коул, глядя в лицо дяде, а не на газету.

— А то, что ее жених — некий Дэн Пенворт — совсем недавно бросил ее ради восемнадцатилетней итальянки, вот этой, что лежит рядом с ним на пляже почти нагишом. — Коул так и не взглянул на газету, и потому Кэл отшвырнул ее в сторону, но не пожелал прекратить спор:

— Он бросил ее, даже не сообщив об этом, в то время как бедняжка готовилась к свадьбе.

— Ну и в чем суть? И есть ли она вообще? — потребовал ответа Коул.

— Есть — в этом ты чертовски прав! Суть в том, что этот Пенворт родом из Хьюстона — он родился и вырос здесь, как и девушка, которую он бросил. Теперь, когда даже в Техасе начали так обходиться с женщинами и пренебрегать большими ценностями, наша чертова страна наверняка пойдет псу под хвост!

Коул поднял руку и принялся устало массировать мышцы шеи. Разговор мог продолжаться бесконечно, а ему предстояло обсудить жизненно важный вопрос и решить его с Кэлом — но возможно это было лишь в том случае, если ему удастся отвлечь дядю от нелепой одержимости семейным положением племянника. В прошлом Коулу это неизменно удавалось, но сегодня Кэл был настроен решительнее, чем когда-либо, и Коула мучило досадное предчувствие, что на сей раз он потерпит поражение. Ему в голову закралась мысль, что Кэл, наверное, и впрямь спятил, но Коул сразу же отмел подобный вывод. Кэл ничуть не изменился. Он всегда был таким же упрямым и настойчивым, как бульдог. Когда впервые на его землях была обнаружена нефть, Кэл заявил, что деньги ни на йоту не изменят его жизнь, и. Бог свидетель, он не покривил душой. Он считал каждый грош, как нищий, по-прежнему ездил в раздолбанном грузовичке двадцатилетней давности, носил вытертые джинсы и клетчатые рубахи — каждый день, кроме воскресенья, когда отправлялся в церковь; как и прежде, он старательно изучал рекламные проспекты магазинов подержанных вещей и уверял, что кабельное телевидение — дорогое удовольствие и именно потому обречено на провал.

— Послушай, — начал Коул, — я не собираюсь с тобой спорить…

— Вот и правильно.

— Я хотел сказать, что не собираюсь спорить с тобой об упадке американской нации, ценности брака или необходимости иметь детей…

— Замечательно! — перебил Кэл, выбираясь из кресла-качалки с протершейся обивкой. — Тогда женись и поспеши с наследником, чтобы я смог отдать тебе вторую половину компании. Женись на той танцовщице с Бродвея, которую ты привозил сюда два года назад — той, с багровыми ногтями в два дюйма длиной, или на школьной учительнице, в которую ты был влюблен в седьмом классе, — словом, на ком хочешь, только женись! И поспеши, потому что у нас обоих осталось мало времени!

— Что, черт побери, это значит?

— То, что этот спор продолжается уже два года, ты до сих пор одинок, а я по-прежнему мечтаю о ребенке, которого смогу покачать на колене. Потому я даю тебе три месяца на помолвку и еще три месяца — на женитьбу. Если к этому времени ты не познакомишь меня со своей женой, я помещу свои пятьдесят процентов акций в фонд на имя Теда и Донны-Джин. Управляющим фонда назначу Тревиса — в этом случае он станет твоим неофициальным деловым партнером, а когда Тед и Донна-Джин достигнут совершеннолетия, они сами помогут тебе руководить компанией. Это значит, что у тебя по-прежнему будет компания — после того как ты получишь помощь от Тревиса. — Кэл бросил «Инкуайрер» на стол и еще раз предупредил напряженно молчавшего племянника:

— На твоем месте я не стал бы тянуть, Коул. Мое сердце может не выдержать в любую минуту, а я изменю завещание на следующей неделе — тогда, если я умру раньше, чем ты женишься, мои пятьдесят процентов акций компании отойдут Теду и Донне-Джии.

Коул уже всерьез подумывал, не объявить ли старика недееспособным. Не удовлетворившись таким выходом, он решил попробовать добиться пересмотра завещания… но эта процедура займет долгие годы после смерти Кэла, а каковы будут результаты, неизвестно.

Его размышления прервала Летти, которая появилась в двери кухни.

— Ужин готов, — сообщила она.

Мужчины услышали ее, но не сдвинулись с места. Коул стоял посреди комнаты, взгляды дяди и племянника были устремлены друг на друга — двое высоких, статных, упорных мужчин, разделенные тремя футами, одним поколением и решением, с которым один из них не мог бороться, а второй — взять обратно.

— А ты понимаешь, что за эти шесть месяцев я могу не найти женщину, согласную выйти за меня замуж? — процедил сквозь зубы Коул.

В ответ Кэл указал большим пальцем на кипы журналов возле кресла.

— Согласно опросам этих журналов, ты обладаешь пятью из семи самых важных качеств, которые женщины хотят видеть в своем избраннике. Ты богат, — начал он, — умен, хорошо образован, у тебя большое будущее, а Донна-Джин называет тебя «клевым»— должно быть, ты привлекаешь ее и внешне.

Удовлетворенный своей победой, Кэл некоторое время сносил ледяное молчание Коула, затем попытался смягчить вызванную им самим враждебность:

— Разве тебе не интересно узнать, каких двух качеств тебе недостает?

— Нет, — фыркнул Коул.

Но Кэл все-таки предпочел снабдить его этой информацией:

— Ты не хочешь иметь детей, и, боюсь, я был не прав, считая тебя чутким и внимательным. — Заметив, что его наполовину оправданная шутка не вызвала никакой реакции у разгневанного племянника, Кэл повернулся к кухне, и плечи у него слегка поникли. — Летти приготовила ужин, — негромко добавил он.

Остро осознавая нереальность происходящего, Коул смотрел вслед дяде, настолько переполненный горечью и потрясенный предательством, что впервые за много лет не испытывал привычного ужаса, видя, как похудел и осунулся Кэл. Но тот уже выглядел гораздо бодрее минуту спустя, когда Коул вошел на кухню с блокнотом и ручкой с золотым пером. Усевшись напротив дяди, он хлопнул по столу блокнотом.

— Пиши, — приказал он.

Летти застыла у плиты, ошеломленно переводя взгляд с одного мужчины на другого, забыв о половнике с супом, который держала в руке.

Кэлвин машинально взял протянутую ручку, и его брови сошлись на переносице.

— Что писать?

— Запиши условия нашего соглашения и не забудь указать специфические требования, которые ты предъявляешь к моей жене. Мне ни к чему сюрпризы, когда я кого-нибудь приведу, ни к чему отказы в последнюю минуту только потому, что эта женщина не удовлетворяет какому-нибудь из твоих требований, о котором ты забыл упомянуть.

На лице дяди появилась обида.

— Я не собираюсь выбирать за тебя жену, Коул. Эту задачу я полностью предоставляю тебе.

— Какое великодушие!

— Я хочу, чтобы ты был счастлив.

— По-твоему, твои требования сделают меня счастливым?

— Не сейчас. Не в эту минуту — только потому, что ты раздражен.

— Я не раздражен, — презрительно возразил Коул, — я в бешенстве!

Дядя поморщился, словно словесный удар достиг цели, но упрямый старик отнюдь не отказался от своих намерений. Правда, он попытался отпихнуть блокнот, но племянник прижал его ладонью.

— Условия договора в письменном виде, — заявил он. В отчаянной попытке спасти положение, прежде чем вновь разразится гроза, Летти бросилась к столу с дымящимися тарелками супа и поставила их перед мужчинами, — Поешьте, пока суп не остыл! — взмолилась она.

— Какие условия тебя устраивают? — негодующе осведомился Кэл, не глядя на экономку.

— Поешь, — перебила Летти. — Напишешь потом.

— Напиши, что отдашь свои пятьдесят процентов акций компании мне, если в течение шести месяцев у меня появится жена.

— С каких это пор тебе стало мало моего слова?

— С тех пор, как ты стал прибегать к шантажу.

— Но послушай! — воскликнул Кэл несколько виновато. — Я же имею право решать, кто получит мои пятьдесят процентов акций! Имею право знать, что когда-нибудь твоему сыну пригодятся мои деньги и акции!

— Сыну? — переспросил Коул грозным шепотом. — Это тоже часть сделки? Новое условие? Тогда почему бы мне не жениться на женщине, у которой уже есть сын, — так, чтобы тебе не пришлось ждать и тревожиться?

Кэлвин вспыхнул, а затем поспешно нацарапал то, что просил Коул, и с возмущенным возгласом отпихнул блокнот:

— Вот все, что я хочу от тебя, в письменном виде. Коул хотел бы уехать немедленно, но не знал, готовы ли пилоты, и, кроме того, он никак не мог поверить, что Кэл и вправду предаст его, осуществив угрозу. Память Коула услужливо подсовывала ему десятки примеров болезненного упрямства Кэла, которые подтверждали — он действительно способен на непоправимый поступок. Но сердце Коула мириться с этим отказывалось.

Они ели в тревожном молчании и быстро расправились с ужином, затем Коул вернулся в гостиную, включил телевизор и открыл кейс. Работать, рассудил он, гораздо безопаснее и полезнее, чем ввязываться в очередной спор. А телевизор несколько смягчал зловещую тишину в комнате.

Несмотря на письменное соглашение с Кэлом, Коула ничуть не прельщала мысль удовлетворить нелепые требования своего дяди — даже для того, чтобы обрести полный и постоянный контроль над своей корпорацией. В этот момент он понятия не имел, что теперь делать. В нем еще кипел гнев, а в голове крутились всевозможные решения проблемы — от гражданского судебного иска и заявлений о невменяемости Кэла до поспешного нежеланного брака с незнакомой женщиной. Все эти предположения были отвратительны своей крайностью, не говоря уже о нелепых и мучительных последствиях.

Дядя, сидя напротив, взглянул на Коула поверх страниц «Хьюстон кроникл»— выражение его лица было задумчивым и умиротворенным, словно спор разрешился к общему удовлетворению.

— Насколько мне известно, множество молодых женщин в наши дни предпочитают не иметь детей. Им больше по вкусу заботиться о себе и делать карьеру. Будь осторожен, не нарвись на такую.

Коул намеренно проигнорировал этот совет, продолжая писать.

— И смотри не свяжись с какой-нибудь охотницей за состоянием, которая польстится на твои деньги. Коул уже не мог сдерживаться:

— Как, черт побери, я выясню истинные намерения женщины за полгода?

— А я считал, что у тебя уже богатый опыт. Разве пару лет назад некая принцесса не таскалась за тобой через всю Европу?

Коул уставился на него в ледяном молчании, и Кэлвин наконец пожал плечами:

— Незачем знать женщину вдоль и поперек, чтобы увериться, что она выходит замуж за тебя, а не за твои деньги.

— Вот как? — умышленно оскорбительным тоном переспросил Коул. — Ты ведь у нас знаешь толк в женщинах и брачных узах — посоветуй, каким образом я должен разузнать намерения будущей жены?

— На твоем месте я бы нашел женщину, которая сама достаточно богата. — Сообщив это, дядя поднял брови и застыл, словно ожидая от Коула аплодисментов. Коул вновь углубился в записи.

Последующие четверть часа тишину в комнате нарушал только «едкий шелест переворачиваемых газетных страниц, а затем он снова заговорил — о предмете, который Коулу сейчас хотелось обсуждать меньше всего. Загораживаясь газетой, как щитом, дядя невзначай заметил:

— Вот здесь, в колонке сообщений говорится, что в субботу вечером ты посетишь бал Белой Орхидеи —» самое блестящее из светских событий Хьюстона «. На таком балу вряд ли можно встретить ту, которая охотится за состоянием. Почему бы тебе там не осмотреться, найти женщину, которая тебе нравится, и привезти ее сюда — чтобы и я мог взглянуть на нее, а потом, — лукаво добавил он, — и на брачный контракт.

Коул не ответил, и немного погодя Кэлвин зевнул.

— Пожалуй, я дочитаю газету в постели, — заявил он поднимаясь. — Уже десять часов. Ты собираешься работать допоздна?

Коул изучал письменное обязательство, составленное Джоном Недерли по его требованию.

— Последние четырнадцать лет я каждый день работаю допоздна, — резко ответил он. — Именно поэтому вы с Тревисом разбогатели.

Минуту Кэл растерянно смотрел на Коула, но сказать ему было нечего, и он медленно вышел из комнаты.

Глава 16

Коул не поднимал головы — до тех пор, пока не услышал, как закрылась дверь спальни Кэла, а затем швырнул свои бумаги, которые читал, на журнальный столик, и резкий хруст запястья стал красноречивым свидетельством его отвратительного настроения.

Листы бумаги приземлились поверх» Инкуайрера»— прямо рядом с фотографией женщины, брошенной женихом.

Со снимка смотрела Диана Фостер!

Коул подался вперед, схватил газету и прочел небольшую заметку с мрачным сочувствием к жертве, а потом отбросил газету на прежнее место и мысленно вернулся к Кэлвину.

Коул угрюмо перебирал варианты, когда его внимание привлек какой-то шорох, и он увидел, что на пороге, смущенно улыбаясь, стоит Летти с кружкой в руке.

Сколько Коул себя помнил, когда бы он ни поссорился с дядей, тотчас появлялась неумелая кухарка Летти Джирандес и предлагала Коулу что-нибудь съесть и выпить — жест утешения со стороны добродушной женщины, знавшей пределы своих кулинарных способностей. В свои пятьдесят лет кухарка была простовата на вид, ее круглое лицо выражало внутреннее спокойствие, а глуховатая речь с испанским акцентом окружала ее аурой неподдельной доброты. Коул смягчился, когда Летти поставила на кофейный столик дымящуюся кружку.

— Горячий шоколад? — догадался Коул. Рецепты Летти от дурного настроения были неизменными: горячий шоколад вечером и лимонад днем. И торт. Шоколадный торт. — А где мой торт? — пошутил Коул, потянувшись за кружкой и зная, что ему придется выпить все до последней капли, чтобы не обидеть Летти. Горячий шоколад был традицией, а с тех пор, как Коул стал ценить маленькие семейные обычаи, к некоторым из них он питал настоящее благоговение.

Домашний уют и тепло он получал главным образом здесь, от брата своего дедушки и его экономки. Летти повернулась и направилась на кухню.

— Со вчерашнего дня у меня остался кусок шоколадного торта. Я купила его в магазине.

Последняя фраза свидетельствовала о хорошем качестве торта, но Коул еще не успел проголодаться.

— Раз пекла не ты, значит, не стоит и пробовать, — заключил он, и Летти просияла от этого комплимента, а затем вновь попыталась вернуться в кухню. — Побудь здесь, поговори со мной, — попросил Коул.

Летти робко присела на краешек кресла, которое прежде занимал дядя Коула.

— Напрасно ты спорил с дядей, — наконец произнесла она.

— Эти слова ты повторяешь мне уже двадцать лет подряд.

— Неужели желание дяди поскорее увидеть тебя женатым кажется тебе неразумным?

— Иначе не назовешь, — отозвался Коул, стараясь избавиться от язвительного тона.

— По-моему, он думает, что, если не заставит тебя жениться, сам ты никогда этого не сделаешь.

— Не его дело.

Летти вскинула голову и взглянула ему в глаза:

— Он любит тебя.

Коул сделал еще глоток и сердито отставил кружку:

— От этого мне не легче.

— Но я говорю правду.

— Любовь — не оправдание для шантажа, даже если шантаж — пустая угроза.

— Вряд ли Кэл угрожает попусту. Твой дядя и впрямь завещает свою половину компании детям Тревиса, если ты не женишься.

Новая волна ярости накатила на Коула.

— Не знаю, как он оправдает такой поступок передо мной или перед своей совестью!

Замечание прозвучало чисто риторически, но у Летти ответ был готов, и Коул понял, что она абсолютно права — сквозь все угрозы и оправдания Летти разглядела истинные причины, которыми руководствовался Кэлвин:

— Твой дядя заботится не о деньгах; его тревожит лишь бессмертие, — произнесла она, складывая журналы в опасно накренившуюся высокую стопку. — Он жаждет бессмертия и достигнет его только благодаря своему сыну.

— Я ему не сын, — нетерпеливо возразил Коул. Летти одарила его одной из своих добродушных улыбок и многозначительно произнесла:

— Он считает тебя сыном.

— Если он стремится к бессмертию, тогда отпрыски Тревиса уже обеспечили ему эту привилегию. И Тревис, и я — внучатые племянники Кэла. Даже если бы у меня были дети, они приходились бы Кэлу такими же дальними родственниками, как дети Тревиса.

Улыбка Летти погасла.

— Сын Тревиса ленив и угрюм. Возможно, когда-нибудь он избавится от этих недостатков, но пока твой дядя не желает рисковать бессмертием, вверяя его такому юноше, как Тед. Донна-Джин слишком вялая и застенчивая — конечно, может быть, когда-нибудь она станет смелой и решительной, но пока… — Летти не договорила, предоставив Коулу самому сделать вывод.

— Откуда вдруг у него взялась эта навязчивая идея бессмертия? — спросил Коул.

Помедлив, Летти объяснила:

— Кэл очень сдал. Теперь здесь часто бывает доктор Уилмет. Он говорит, что больше ничем помочь нельзя.

Коул испытал шок и недоверие одновременно. Все попытки уговорить Кэла отправиться в Даллас и показаться хорошим врачам были бессмысленны. Однажды, после долгих споров, Коул наконец убедил дядю, но мнение консилиума совпало с мнением Уилмета. С тех пор Кэл не хотел даже слушать об очередном визите к врачам.

Сидящая напротив Летти испустила длинный прерывистый вздох и подняла на Коула карие глаза, полные слез.

— Доктор Уилмет считает, что теперь это только вопрос времени… — Она осеклась и выбежала из комнаты.

Подавшись вперед, Коул поставил локти на колени, захлестнутый страхом и ужасными предчувствиями. Ссутулившись и переплетя пальцы рук, он уставился на пустое дядино кресло, вспоминая о задушевных вечерах и оживленных разговорах, которые случались между ними за последние три десятилетия. Казалось, все тепло домашнего очага и счастье, знакомые Коулу, сосредоточены в этой невзрачной комнате. А со смертью Кэла он лишится последнего прибежища.

Коул помрачнел, силясь представить себе жизнь без поездок сюда, к дяде. Этот человек и это ранчо были самым главным в жизни Коула. Он сменил ковбойские ботинки и джинсы на чемоданы из итальянской кожи, сшитые на заказ в Англии костюмы и рубашки ручной работы из египетского хлопка, но в душе оставался таким же грубоватым и решительным, каким был в юности. В то время Коул ненавидел свои корни. С того дня, как он появился в хьюстонском колледже, он усердно избавлялся от прежних «ковбойских» привычек, работал над походкой, пока не осталось ни следа неуклюжего раскачивания, присущего наездникам при ходьбе, и безжалостно уничтожал техасский акцент.

Теперь судьба угрожала отнять у него последнюю связь с прошлым, а взрослый человек, в которого превратился Коул, отчаянно стремился сохранить оставшееся.

Угроза Кэла отдать половину компании Тревису и его детям как-то сама собой забылась. Коул лихорадочно обдумывал, как предотвратить неизбежное, вдохнуть жизнь в дядю и скрасить его последние годы. Или месяцы, или дни. Мысли Коула крутились в замкнутом круге тщетности и беспомощности. Он мог сделать для Кэла только одно.

— Дьявол! — выпалил вслух Коул, но в этом ругательстве прозвучало смирение, а не вызов. Он готов был жениться на ком угодно, но брак в штате, подобном Техасу, где супруги сообща владели собственностью, означал появление нового финансового риска. Кем бы ни была эта «счастливая» женщина, саркастически размышлял Коул, в первую очередь он хотел бы найти в ней чувство юмора и послушание. В противном случае, как представлял Коул, может разыграться бурная сцена, едва его избранница поймет, что от нее потребуют подписать добрачное соглашение.

Он обдумал вариант найма актрисы на эту роль, но Кэл был слишком умен и подозрителен, чтобы купиться на дешевую уловку. Несомненно, именно поэтому он пожелал ознакомиться с брачным контрактом. К счастью, старик не стал настаивать, что передаст Коулу часть акций компании только после рождения сына. То, что он забыл указать этот нюанс в соглашении, также подтверждало — дядя уже не столь хитер, как в былые годы.

И владел он собой гораздо хуже, чем раньше.

Беззвучно выругавшись, Коул выпрямился и потянулся за кружкой уже остывшего шоколада, собираясь отнести ее на кухню. Его взгляд упал на сложенную газету, лежащую поверх кипы журналов. С фотографии ему улыбалась Диана Фостер. Еще в свои шестнадцать она обещала стать настоящей красавицей, но чем дольше Коул смотрел на изящный овал ее лица и сияющую улыбку, тем труднее ему становилось примирить эту эффектную деловую женщину с очаровательной и сдержанной девочкой-подростком, которую он помнил. Коул представлял себе Диану умной, обаятельной, преданной — той, что некогда сидела на охапке сена рядом, молча глядя на него или болтая обо всем на свете.

Сегодня, когда дядя впервые упомянул о женщине из Хьюстона, брошенной женихом, Коул не понял, о ком идет речь. Но, прочитав статью в бульварной газетенке, он осознал, в каком затруднительном и неловком положении очутилась Диана. Теперь он вновь испытывал приступ негодования, сочувствуя девочке, которую когда-то знал. Он полагал, что благодаря своей внешности, богатству, доброте и уму она наслаждается всеми благами жизни. Она имеет на это право. Она не заслуживает, чтобы какой-то Дэн Пенворт выставлял ее на посмешище.

С усталым вздохом Коул отогнал эти мысли и встал, не в состоянии больше прятаться от собственных тревог, сосредотачиваясь на судьбе обманутой девочки с незабываемыми зелеными глазами.

Жизнь, насколько было известно Коулу, редко складывалась так, как хотелось бы, — это правило распространялось и на его собственную жизнь, и на жизнь Дианы Фостер… и дяди Кэла.

Он взял кружку с холодным шоколадом и отнес ее на кухню, где осторожно вылил в раковину остатки, а затем сполоснул кружку — так, чтобы Летти не обнаружила, как он отнесся к ее угощению, и не обиделась бы, узнав истину.

Истина же состояла в том, что Коул ненавидел горячий шоколад.

А еще он ненавидел зефир.

Но особую ненависть он питал к болезням и врачам, которые ставили диагноз, не предлагая исцеления.

По этой же причине он не чувствовал воодушевления, размышляя о поддельном браке, обреченном на провал еще до заключения.

Коул подумал, что наиболее подходящей кандидаткой в жены будет отнюдь не принцесса, о которой дядя напоминал вечером, а Мишель. Мало того что она неравнодушна к Коулу, его лихорадочная работа и плотный график поездок ничуть не смущали девушку. В сущности, она стремилась привыкнуть к подобным трудностям — что было гораздо важнее для Коула, чем для самой Мишель. Взвесив все хорошенько, Коул решил, что ему чертовски повезло с такой подружкой.

Но он не чувствовал себя удачливым, направляясь по коридору к спальне, где ночевал еще в детстве, оставаясь у дяди. Он был подавлен. Настолько подавлен, что сострадал Мишель — прекрасно сознавая, что она согласится на сделку. И при этом совершит ошибку, удовлетворившись той крохотной частичкой души Коула, которую он согласится ей предоставить.

Предыдущий роман Коула с Викки Келлог закончился разрывом именно по этой причине, и с тех пор Коул не изменился и не собирался меняться. Дело по-прежнему заменяло ему жену, как справедливо заметила Викки. Он все так же пренебрежительно относился к бесцельной погоне за развлечениями, помногу путешествовал и не позволял себе продолжительные периоды безделья. Несомненно, он так и остался «холодным, грубым, бесчувственным сукиным сыном», как назвала его Викки при расставании. Она не хотела и не могла понять, что Коул нес ответственность за работу и доходы более чем сотни тысяч служащих «Объединенных предприятий».

Постель показалась ему неровной и узкой, когда Коул снял старое синелевое покрывало и вытянулся на чистых белых простынях, от которых пахло солнцем и летним ветром. Прикосновение тонкого шелкового полотна было почти неуловимым.

Сцепив пальцы за головой, Коул уставился на вентилятор, медленно крутившийся над ним. Подавленное настроение постепенно отступало — вместе с мыслями о женитьбе на Мишель или на ком-нибудь другом. Эта идея была не только непристойна, но и просто-напросто абсурдна. Как и предчувствие, что дядя не протянет и года.

Много месяцев подряд Коул работал по восемнадцать часов в сутки; один из своих редких выходных он потратил на то, чтобы прилететь сюда из Лос-Анджелеса, и потерял почти половину дня из-за ненастной погоды. Стресс и усталость вкупе с известием об ухудшении здоровья дяди чересчур сильно подействовали на него, решил Коул, закрыл глаза и почувствовал прилив оптимизма.

Кэл проживет еще не менее десяти лет. Правда, сегодня он выглядел не лучшим образом, но, когда Коул попытался оценить перемены, вызванные у дяди возрастом и болезнями, изменения показались не такими уж тревожными, как вначале. Он вспомнил о минувших днях, когда наблюдал, как Кэл поправляет ограду под палящим солнцем или рысью скачет верхом и гонит с пастбища стадо. В стетсоновской шляпе и сапогах, делавших его немного выше, он представлялся маленькому Коулу великаном, но когда мальчик вырос, выяснилось, что он на три дюйма выше Кэла.

На самом же деле Кэл никогда не был крупным, наделенным недюжинной силой человеком, таким, как Коул, — в его худощавом и гибком теле таились пружинистая гибкость и выносливость, которые служили ему так же хорошо, как крепкие мускулы для тяжелой работы на ранчо. Кэл вовсе не стал ниже ростом и не похудел, превратившись в скелет, обтянутый кожей. Просто когда его мучил артрит, как сегодня, он съеживался, сутулился и потому казался согбенным старцем.

Его волосы поседели не вдруг — белые нити поблескивали в них с тех пор, как Коул себя помнил.

Седые, коротко подстриженные бачки обрамляли загорелое узкое лицо с квадратным подбородком и бледно-голубыми глазами, которые, казалось, по-особому смотрели на мир; эти проницательные глаза излучали ум, юмор и решимость. Теперь Кэл побледнел, глаза прятались за бифокальными стеклами очков, но не поблекли и не потускнели, а от их взгляда по-прежнему ничто не могло скрыться.

Правда, с возрастом он немного ослабел — главным образом от недостатка физической нагрузки, но настоящей силой Кэла всегда был интеллект. И как выяснилось сегодня, острота мышления дяди пока ничуть не притупилась.

Через несколько дней он непременно найдет выход, который устроит и дядю, и его самого и разрешит все проблемы. Утром он приступит к энергичным поискам какого-нибудь нового или уже испытанного средства для исцеления дяди. Медицинские препараты теперь открывали каждый день, а старые, но эффективные сначала забывали, а затем вспоминали вновь. Если бы Коул знал, что состояние здоровья Кэла осталось прежним или даже улучшилось, он принялся бы с еще большим рвением искать способ устранить проблему.

Он всегда находил удачные решения, припомнил Коул.

Отыскивать выход из явно безвыходного положения удавалось ему лучше всего. Именно этот талант помог ему обрести богатство и успех, о которых он не смел и мечтать.

Сон смежил его веки, пока он лежал в скромной, лишенной украшений спальне, где еще мальчиком грезил о будущем. В аскетической, тесной комнатке витало нечто, что побуждало его в юности строить большие планы. А теперь, когда он повзрослел, эта комната успокаивала его и поднимала настроение. Коул имел дома и квартиры по всему миру, с просторными спальнями и огромными кроватями причудливых форм, но здесь он засыпал гораздо быстрее, чем в любом другом месте.

Казалось, сами стены до сих пор воздействуют на него таинственным, волнующим образом.

На него снизошло умиротворение, уводя в долину снов и наполняя его блаженством, — так бывало всегда, когда Коул спал здесь.

Окно оставалось открытым, серебристый лунный свет проникал сквозь прозрачные шторы, превращая их в сияющую шелковистую паутину, развевающуюся под дуновением напоенного ароматами бриза. Даже воздух был здесь необыкновенно свежим.

Утром, как следует выспавшись и отдохнув, он сможет лучше обдумать и принять решение. А пока стены со знакомыми картинами в рамах окружили его, словно защищая во сне.

На прикроватном столике громко тикал старый будильник, убаюкивая Коула, напоминая ему, что время идет, что утро вечера мудренее, — в общем, все как всегда.

Немного погодя Коул перевернулся на живот, и простыня волшебным образом приподнялась, укрывая его обнаженные плечи, — так происходило каждый раз, стоило Коулу повернуться.

Стоя у кровати, Кэлвин Даунинг смотрел сверху вниз на спящего племянника, хмурясь при виде глубоких морщин, прорезавшихся под глазами Коула и в уголках рта. Кэл беседовал со спящим еле слышным, как шорох штор, шепотом, его слова успокаивали, прогоняя тревожные мысли, — как всегда, когда он приходил проведать племянника перед сном и чувствовал необходимость высказать ему, спящему, то, что не решался произнести днем.

— Ты уже добился всего, о чем может мечтать большинство мужчин, — шептал Кэл. — Ты уже доказал — тебе удастся все, за что ни возьмешься. Тебе больше незачем переутомляться, Коул.

Спящий пошевелился и повернул голову, но дыхание у него осталось глубоким и ровным.

— Утром ты поймешь, что все не так уж плохо, — мягко пообещал Кэлвин, как делал всегда, когда Коул оставался у него на ночь. — Я люблю тебя, сынок.

Глава 17

Движение на шоссе, соединяющем хьюстонский международный аэропорт и деловую часть города, было слишком оживленным для раннего субботнего вечера, но шофер умело маневрировал длинным черным «мерседесом», переводя его с полосы на полосу в грациозном и смелом танце скорости и силы.

Не задумываясь о манипуляциях шофера, Коул на заднем сиденье просматривал многостраничный и подробный анализ проблем, связанных с участием «Объединенных предприятий» вместе с другими американскими и русскими корпорациями в проекте, целью которого было провести газопровод через Черное море. Коул не поднимал головы, пока машина не остановилась под зеленым навесом у входа в отель «Гранд-Балморал»и швейцар в униформе не появился за окном. Коул нехотя сунул отчет в кейс и вышел.

Путеводитель Конде называл пятнадцатиэтажный «Гранд-Балморал» выдающимся образцом неброской, старомодной и при этом неоспоримой роскоши в сочетании с безукоризненным сервисом, но пока Коул шагал через круглый вестибюль с темно-зеленым мраморным полом и взмывающими ввысь греческими колоннами, его мысли занимали русские железные дороги и русские зимы, а не сверкающие хрустальные люстры или великолепные диваны с позолоченной отделкой и обивкой цвета слоновой кости, так и манившие присесть.

Справа высилась огромная лестница, поднимавшаяся до большой круглой площадки, с которой открывался вид на вестибюль. В ходе приготовлений к балу Белой Орхидеи, темой которого на сей раз служил «Камелот», эта площадка была превращена в мифический лес стараниями рабочих, которые суетились, обвивая гирляндами крохотных белых лампочек и осыпая искусственным снегом деревья в натуральную величину — на первый взгляд их здесь было несколько сотен. Отвлеченный суматохой от размышлений, Коул нахмурился, взглянул на виновников своей рассеянности и направился к изогнутому столу регистрации розового дерева.

Управляющий отеля заметил Коула и поспешил спуститься по лестнице, чтобы приветствовать его лично, а затем настойчиво вызвался сопровождать в номер-люкс, едва регистрация была завершена.

— Если мы в состоянии сделать ваше пребывание у нас более приятным — что бы для этого ни потребовалось, — будьте любезны известить меня, мистер Гаррисон, — заключил управляющий и поклонился, отступая к двери.

— Непременно, — безразличным тоном отозвался Коул, которого не впечатлили ни особое отношение управляющего, ни великолепный пятикомнатный номер с лиловато-золотистой мебелью в стиле Луи XV и захватывающим видом из окон. Коул провел добрую часть жизни в деловых поездках, останавливался в роскошных отелях всего мира, по прошествии десятилетия привык ожидать самого лучшего приема и воспринимал его как само собой разумеющееся.

Отклонив предложение управляющего прислать горничную, чтобы та распаковала багаж, Коул дал на чай коридорному, затем снял пиджак и галстук, расстегнул верхнюю пуговицу белой рубашки и направился к бару в гостиной, где приготовил себе джин с тоником. Поглощенный своими мыслями, Коул взял стакан и прошел мимо камина к двойной двери на балкон. Снаружи было не так уж жарко, и влажность, которая летом превращала Хьюстон в пекло, отсутствовала, и потому Коул с удовольствием стоял у перил, глядя на город, который он привык считать родным еще со времен учебы в колледже. За годы пути к вершине он несколько раз бывал в Хьюстоне по делам, но никогда не оставался здесь на ночь и, возможно, именно поэтому внезапно удивился тому, как отличался его отъезд из города четырнадцать лет назад от сегодняшнего триумфального «возвращения домой».

Он уехал из Хьюстона на автобусе через день после получения диплома колледжа, увозя все свое имущество в нейлоновом рюкзаке, облаченный в потертые джинсы, трикотажную рубашку и стоптанные башмаки. Сегодня он прибыл сюда на личном самолете, одетый в костюм от Бриони стоимостью семь тысяч долларов, шестисотдолларовые туфли от Коул-Хаана, с полуторатысячным кейсом в руке. Пока его самолет отводили в ангар, шофер уже ждал возле лимузина с работающим мотором, готовый отвезти его в «Балморал». Коул привык, что к нему относятся как к важной персоне: где бы он ни появился, его антуражем были личные самолеты, апартаменты в пентхаузе и призывные взгляды эффектных женщин.

Он мысленно вернулся к той десятичасовой поездке до Джефферсонвилля и припомнил ее так отчетливо, словно с тех пор прошла всего неделя. Свежеиспеченный выпускник колледжа, он направился с первым автобусом на ранчо к, дяде (автобус был уступкой бережливому Кэлу, который, несмотря на свои прибыльные нефтяные скважины, еще считал путешествие на самолете непростительным мотовством).

Помимо одежды, Коулу принадлежали несколько личных вещей в рюкзаке — и мечты. Рюкзачок был маленьким и плоским, а мечты — огромными и изощренными. Они простирались чрезвычайно далеко. А их изощренность смущала даже самого Коула. Сидя рядом со стариком, которого регулярно мучила отрыжка, Коул смотрел на проносящиеся мимо особняки Ривер-Оукс и утешал себя фантазиями о возвращении в Хьюстон богатым и всесильным.

И вот теперь эти выдумки стали явью.

Поднеся бокал к губам, Коул сделал глоток, забавляясь комизмом ситуации: сегодня его давние мечты полностью сбылись, но больше не имели никакого значения — он был слишком поглощен другими, более грандиозными и важными планами. Он заявил о себе, выиграл, воспользовавшись ничтожным шансом, однако по-прежнему боролся, работал невероятно много и упорно, уставал так же сильно, как прежде. Даже сильнее.

Вглядываясь в дымку, повисшую, словно застиранный передник, над крышами небоскребов, он задумался, зачем нужна вся эта борьба. В Денвере проходит ежегодное собрание акционеров «Олкейн электроникс», и, если представителям Коула не повезет, ему придется засучить рукава, чтобы захватить компанию. В Калифорнии его юристы, директора и команда архитекторов совещаются по поводу нескольких комплексов, которые Коул строил в Северной Калифорнии и штате Вашингтон для технологического отдела «Объединенных предприятий».

И если здоровье дяди не пойдет на поправку… это немыслимо. После беседы с Летти он связался с врачом Кэла, и тот сообщил, что состояние подопечного невозможно предсказать наверняка, потому Коулу следует приготовиться к самому худшему.

Взглянув на часы, Коул увидел, что уже половина седьмого. В половине восьмого ему предстояло спуститься вниз и дать интервью, а благотворительный аукцион бала Белой Орхидеи должен был начаться в восемь. Оставался еще час, чтобы принять душ, побриться и переодеться — времени более чем достаточно. Коул решил позвонить одному из своих директоров в калифорнийский офис и выяснить, как идут дела.

Глава 18

С широкими, точно приклеенными к лицам улыбками родственники Дианы и двое ее друзей стояли в переполненном вестибюле отеля «Балморал», героически пытаясь выглядеть счастливыми, и не спускали глаз с вращавшихся, окованных медью дверей, где с минуты на минуту должна была появиться Диана.

— А декорации и вправду прелестны! — не покривив душой, заметила мать Дианы.

Ее спутники с притворным интересом оглядели вестибюль, огромную лестницу и площадку. Верхний свет был приглушен, и отель, казалось, превратился в дремучий лес кряжистых деревьев с крохотными мерцающими огоньками среди ветвей, покрытых искусственным снегом. «Ледяные» скульптуры, изображавшие средневековых рыцарей и прекрасных дам, окружали затянутые «льдом» «озера», официанты в средневековых костюмах разносили оловянные кубки с вином, огибая рукотворные сугробы под аккомпанемент хьюстонского симфонического оркестра, исполнявшего «Чем занят в этот миг король?».

— Очень похоже на первую сцену из «Камелота», — вставила Кори и взглянула на мужа:

— Ты не находишь?

Вместо ответа Спенс обнял ее за талию и привлек к себе:

— Не беспокойся. Все будет прекрасно, дорогая.

— Диана сказала, что приедет пятнадцать минут восьмого, а сейчас уже половина, — возразила Кори. — Диана никогда не опаздывает!

Мать Кори оглядела вестибюль и увидела, что толпа подтягивается к площадке, где должно было разыграться основное действие.

— Возможно, она решила не приезжать, — произнесла Мэри Фостер.

Принужденная улыбка Кори сменилась тревожной гримасой.

— Отменить поездку в последнюю минуту — самое худшее, что она могла предпринять.

— Она непременно приедет, — успокоил Спенс обеих женщин. — Диана никогда не пасовала перед трудностями.

— Я поняла бы ее, если бы сегодня она струсила, — ответила Кори. — Диана превыше всего ценит неприкосновенность своей личной жизни и достоинство, а в результате выходки Дэна она словно подверглась публичной порке. На ее месте у меня вряд ли хватило бы смелости показаться здесь сегодня.

— Ты не права, — убежденно перебил ее Спенс. Кори ответила ему изумленным взглядом:

— С чего ты взял?

— Все дело в гордости, — объяснил он. — Оскорбленная гордость заставила бы тебя приехать сюда и рассмеяться всем в лицо. Гордость — все, что осталось теперь у Дианы, и она появится на балу с высоко поднятой головой.

— Она будет здесь, — подтвердил Дуг Хэйуорд.

— На самом деле, — вдруг произнес Спенс, — Диана уже прибыла. — С улыбкой взглянув на жену, он добавил:

— И справилась с этой задачей превосходно.

Кори в растерянности обернулась и увидела, как Диана невозмутимо шествует сквозь толпу с высоко поднятой головой, очевидно, не замечая пристальных взглядов окружающих. Кори преисполнилась такого ликования и была так удивлена неожиданным появлением сестры, что на несколько минут напрочь забыла про Дэна Пенворта и разорванную помолвку.

Обычно на официальных приемах Диана предпочитала выглядеть неброско и элегантно, но сегодня… С восхищенной улыбкой Кори разглядывала ее изумительное лиловое платье. Покроем напоминавшее саронг, с глубоким разрезом на боку, это платье начиналось узкими бретельками, переходило в полотнища лилового шелка, мягко облегающие точеные бедра, и заканчивалось узким воланом, открывавшим носки туфелек. Вместо гладких прядей на плечи Дианы спадали каскады волн — изысканная простота этой прически представляла завораживающий контраст с соблазнительной утонченностью платья. Кори крепко стиснула Диану в объятиях.

— А я так боялась, что ты останешься дома! — прошептала она.

— Такое мне и в голову не приходило, — солгала Диана, отвечая на объятие сестры и ободряюще улыбаясь матери и бабушке. Взволнованная и несчастная, она была так рада увидеть родных. Дуга и его приятельницу, ожидающих ее, словно почетный караул, чтобы провести через все испытания, что слезы предательски подступили к глазам.

— Ты обворожительна, — галантно заметил Спенс, по-братски обнимая ее, — и твое платье тоже.

— Хорошо, что ты закончил дела в Нью-Йорке на день раньше и присоединился к нам сегодня!

Но Спенса привела на бал в Хьюстоне отнюдь не удача: положение Дианы заставило его отменить встречи, назначенные на последний день. Кори мудро предпочла не подливать масла в огонь и не стала сообщать об этом сестре.

Дуг Хэйуорд шагнул вперед, забыв о своей подруге, и оглядел Диану с нескрываемым восхищением.

— Ты бесподобна, — пробормотал он. Запечатлев на щеке Дианы поцелуй, он сжал в ладонях ее руки и отступил, тревожно хмурясь. — Руки холодные, как ледышки, — заметил он. — Ты правда готова предстать перед всеми, в том числе и журналистами?

Тронутая его искренним волнением, Диана изобразила ослепительную улыбку.

— Со мной все будет в порядке, — заверила она друга детства. — Сотни людей разрывают помолвки и женятся на других. Впрочем, — попыталась она пошутить, — обычно все происходит именно в такой, а не в обратной последовательности.

Но шутка не рассмешила Дуга, а заставила поморщиться, и Диана похлопала его по руке. Дуг не собирался посещать бал Белой Орхидеи: недавно избранный сенатором от Техаса, он был загружен выше головы, но, узнав, что Диана намерена в одиночку пережить свой первый выход в свет после предательства Дэна, отправился на бал и попросил у Фостеров разрешения присоединиться к ним. Диана знала: он поступил так отчасти затем, чтобы оказать ей моральную поддержку, а отчасти — чтобы воспользоваться своим огромным влиянием в высшем свете Хьюстона и смягчить последствия унизительного поступка Дэна.

— Спасибо тебе за заботу, — растроганно произнесла Диана. — Порой мне кажется, что ты всю жизнь наставлял нас с Кори и то и дело спасал от неприятностей.

— Чаще всего именно мои советы навлекали на Кори неприятности, — шутливо возразил Дуг. — С другой стороны, ты редко со мной советовалась и, насколько я помню, никогда не попадала в беду.

Последнее замечание было справедливым, но Диана не позволила Дугу усомниться в ценности его дружбы.

— Ты такой милый и отзывчивый! — искренне выпалила она.

Дуг отпустил ее руки и отпрянул с выражением комического ужаса на лице.

— Неужели ты пытаешься разрушить мой старательно созданный образ крутого парня? Мои политические противники станут считать меня слабаком, если узнают, как я «мил и отзывчив».

Кори слушала разговор и беспокойно вглядывалась в лицо Дианы. Она заметила, что, несмотря на искусно наложенный макияж, сестра непривычно бледна, а глаза ее утратили блеск. Это были тусклые глаза раненого зверя. Спенс явно заметил перемены во внешности Дианы, поскольку жестом отказался от напитков, предложенных официантом, сам направился к стойке бара и спустя минуту вернулся с двумя бокалами.

— Выпей, — распорядился он. — Эта штука вернет румянец твоим щекам и придаст тебе смелости.

Диана взяла бокал и сделала крошечный глоток, а затем покачала головой, пытаясь взять себя в руки, чтобы мужественно встретить все испытания. «Невозможно предугадать, что произойдет через час», — думала она, входя в бальный зал в сопровождении родственников. Дуга и Эми. Среди приглашенных присутствовало несколько хороших знакомых Дианы, и если они спрашивали о Дэне, их интерес был вызван исключительно неподдельным беспокойством за нее. Но в основном ей до конца празднества придется выдерживать борьбу с сотнями малознакомых людей и любопытных незнакомцев, которые станут следить за каждым ее движением, пытаясь отыскать в поведении Дианы повод для сплетен, и некоторые из них будут наслаждаться ее отчаянием.

Всю жизнь Диана стремилась не наживать себе врагов, но не сомневалась — всегда найдутся люди, завидующие успеху семейства Фостер, и те, которые просто злорадствуют, видя чужую беду.

— Похоже, журналисты весь вечер будут крутиться около тебя, — мрачно предположила Кори.

— Знаю.

— Держись поближе к нам со Спенсом. Мы постараемся защитить тебя.

Диана устало улыбнулась:

— Неужели Спенс прихватил с собой револьвер?

— Нет, сегодня он оставил его дома, — шутливым тоном отозвалась Кори. — Смокинг слишком заметно топорщился.

Диана улыбнулась, а затем принялась разглядывать толпу с воодушевлением человека, вдруг заметившего там пожарную команду.

— Жаль, что я согласилась демонстрировать ожерелье на аукционе задолго до того, как разразился скандал, — заметила она. — Теперь придется подняться наверх, чтобы надеть его.

— О Боже, я совсем забыла об этом! — простонала Кори. — Я заметила, что ты не надела никаких драгоценностей, но была так рада видеть тебя в этом чудесном платье и даже не вспомнила, что тебе предстоит показывать эти чертовы аметисты!

Более сотни лет бал Белой Орхидеи, известный также под названием бала Орхидеи, и его неотъемлемая часть, благотворительный аукцион, считались самыми значительными событиями светской жизни техасской аристократии. Традиции этого торжества восходили к тем временам, когда гостями его были владельцы ранчо, нефтяные бароны и процветающие предприниматели, которые приезжали в роскошных экипажах и вальсировали с дамами под хрустальными люстрами, отражавшими огни бесчисленных свечей. Сейчас бал устраивался не только для нескольких десятков самых богатых и знатных семей местной элиты, но его традиции остались незыблемыми, и все признавали, что на этом балу наиболее успешно проходят благотворительные сборы.

Диану попросили продемонстрировать одно из выставленных на аукцион пожертвований, и, согласившись заранее на этот почетный и обязательный ритуал, она теперь не могла отказаться, не рискуя вызвать еще более бурные сплетни. Диана понимала это, так же как и ее близкие.

— Допивай, — настаивал Спенс. — Еще два глотка. Диана повиновалась, ибо это было легче всего — ведь ей надо было беречь силы для надвигающегося испытания.

Генри умышленно попытался отвлечь ее внимание от бед, напомнив о собственных. Проведя пальцем по крахмальному воротничку сорочки, он выпалил:

— Терпеть не могу обряжаться в этот шутовской костюм, Диана! Каждый раз, надевая его, я чувствую себя идиотом Бабушка Дианы с упреком взглянула на него:

— Прекрати браниться. Генри. Смокинг сидит на тебе отлично.

— Зато я в нем выгляжу, как пингвин, — возразил он.

— Сегодня всем мужчинам здесь полагается быть в смокингах.

— И все мы до единого похожи на пингвинов! — сварливо отозвался дедушка, а затем с надеждой взглянул на Диану. — По-моему, мы должны посвятить садоводству еще один выпуск. Садоводство всегда пользовалось популярностью. Как ты считаешь, детка?

По-видимому, Диана не могла сосредоточиться ни на чем, кроме предстоящего испытания.

— Великолепная мысль, дедуля, — заявила она, хотя в этом году уже два выпуска были целиком посвящены органическому садоводству. — Мы так и сделаем, — рассеянно добавила она, что заставило ее маму и бабушку бросить на нее удивленные взгляды. — Хорошо бы поскорее покончить с этим ожерельем, — вздохнув, произнесла Диана. — Благо еще, я сегодня не в настроении тратить деньги, — добавила она в жалкой попытке пошутить. — Первым делом я забыла сумочку, и за ней пришлось возвращаться. — В подтверждение своих слов она подняла маленькую овальную вечернюю сумочку от Джудит Лейбер. — Затем, в отеле, я не смогла дать на чай сторожу на стоянке — потому что у меня не оказалось ни единой монеты. При мне только водительские права и пудра. Да еще губная помада, правда, не того цвета.

Все заулыбались, услышав о ее мелких злоключениях, — все, кроме Розы Бриттон, которая смотрела вслед удалявшейся Диане, задумчиво хмурясь. Наконец она обернулась к присутствующим и без обиняков заявила:

— По-моему, Диана на последнем издыхании, и я боюсь за нее.

— С чего ты взяла? — спросил ее муж.

— Она ведет себя слишком странно, — безапелляционно заявила миссис Бриттон, — и это началось прежде, чем Дэн бросил ее.

— Я не заметила в ее поведении никаких странностей, мама, — возразила миссис Фостер.

— Согласитесь, Диана всегда была самой организованной, пунктуальной и методичной особой на свете. Каждую пятницу в половине восьмого утра она посещала массажный салон, затем отправлялась на маникюр, а каждый четверг в четыре часа пополудни проводила собрание производственного отдела. — Она сделала паузу, убеждаясь, что все пока согласны, и тотчас выдвинула свой довод:

— Две недели назад Диана забыла про назначенный сеанс массажа. На прошлой неделе даже не вспомнила о собрании производственного отдела и не сообщила секретарю, что у нее назначена встреча с одним из наших банкиров! Мне известно об этом потому, что секретарь Дианы звонила к нам домой, разыскивая ее.

Спенс подавил усмешку, считая беспокойство Розы Бриттон напрасным.

— Любой может забыть о назначенной встрече — такое случается то и дело, особенно у чрезмерно занятых людей, — попытался он успокоить бабушку. — Кори рассказывала мне, что Диана просто разрывалась, пытаясь одновременно готовить следующий выпуск журнала, осуществлять планы увеличения тиража и опережать конкурентов. При этом легко запамятовать такие мелочи, как массаж и маникюр.

— А два месяца назад, — не сдавалась бабушка, — она забыла про мой день рождения!

— Диана заработалась в офисе допоздна, — напомнила матери миссис Фостер. — Когда я ей позвонила, она сразу же помчалась домой.

— Да, но когда она приехала, выяснилось, что она забыла подарок! А потом решительно настояла на том, чтобы съездить за ним.

— Для Дианы это обычное дело, бабуля, — заверила ее Кори. — Ты же знаешь, как она внимательна, как тщательно обдумывает подарки и подолгу выбирает их. Она отправилась за ним потому, что решила подарить его тебе именно в день рождения.

— Да, но ей понадобился почти час, чтобы разыскать подарок, — она не могла вспомнить, куда положила его!

Обменявшись насмешливыми взглядами со Спенсом, Дуг заметил:

— Это произошло потому, что она, вероятно, купила подарок еще год назад, миссис Бриттон. В прошлом августе я столкнулся с ней у Неймана, и Диана сообщила, что выбирает подарки к Рождеству.

Кори улыбнулась:

— Она всегда составляет список подарков к Рождеству еще в августе, а заканчивает покупать их в сентябре. Говорит, что перед самым праздником сделать выбор гораздо труднее.

— А подарки она каждый раз выбирает идеальные, — с улыбкой вставил Дуг. — В прошлом году я подарил ей пятифунтовую коробку шоколадных конфет и бутылку шампанского, а она мне — кашемировый шарф: как-то раз я обмолвился при ней, что хотел бы такой. Ручаюсь, когда она привезла ваш подарок, миссис Бриттон, это было именно то, о чем вы мечтали.

— Это была коробка сигар! — сообщила бабушка. Дуг тревожно прищурился, но мистер Бриттон только усмехнулся и покачал головой:

— Сигары она заказала на мой день рождения. Она всегда заворачивает подарки сразу же, как только их получает, и схватила не ту коробку, потому что торопилась вернуться и отпраздновать твой день рождения.

Миссис Бриттон протестующе покачала головой:

— Несколько недель назад, когда Диана вернулась из Чикаго, она взяла такси от аэропорта до офиса.

— Ну и что же в этом странного?

— На стоянке аэропорта осталась ее машина. Если хотите знать мое мнение — она слишком упорно работала очень долгое время! — победно заключила бабушка.

— Она не брала отпуск по меньшей мере шесть лет, — подтвердила миссис Фостер, испытывая угрызения совести и нешуточное беспокойство. — Пожалуй, следует настоять, чтобы она отдохнула хотя бы месяц.

— Говорю вам, с Дианой все в порядке! Но отдохнуть она должна — хотя бы из принципа, — объявил дедушка, положив конец животрепещущей дискуссии.

Глава 19

Место, отведенное для представителей прессы, было отгорожено красными бархатными шнурами в глубине лестничной площадки, недалеко от бального зала, где демонстрировались вещи, предназначенные для аукциона. Помня свое обещание, данное главе отдела по связям с общественностью «Объединенных предприятий», Коул не стал чураться журналистов и приложил все усилия, чтобы произвести на них благоприятное впечатление. Он дал короткие интервью местным репортерам из Си-би-эс и Эй-би-си, старательно позировал для фото и ответил на занудные вопросы журналиста из «Хьюстон кроникл»и собственного корреспондента «США сегодня».

Интервью студии Эй-би-си он дал последним. Стоя рядом с Кимберли Проктор под прицелом круглого, похожего на немигающий глаз циклопа объектива камеры, Коул слушал, как аппетитная блондинка с воодушевлением рассказывала о столетней истории бала Белой Орхидеи и традициях проведения аукциона; затем она приставила микрофон к его рту.

— Мистер Гаррисон, от представителей комитета аукциона мы узнали, что вы пожертвовали самый дорогой из всех предметов, которые предстоит сегодня продать. Какова же ценность этой скульптуры Клайнмана?

— Для кого? — сухо переспросил Коул. Втайне он всегда считал этот шедевр авангардизма чудовищным, но все же приобрел его, а с тех пор стоимость скульптуры возросла в пять раз.

Его собеседница рассмеялась:

— Я хотела спросить, во сколько она оценивается?

— В четверть миллиона долларов.

— Вы на редкость великодушный человек!

— Не желаете ли сообщить об этом служащим налоговой инспекции? — сдержанно осведомился Коул и по собственной инициативе прекратил интервью, коротко улыбнувшись собеседнице и выйдя из кадра.

Эта тактика удивила женщину, и она бросилась вслед за ним:

— Постойте! Я только… хотела узнать, нельзя ли нам встретиться позднее… и побеседовать?

— Сожалею, — вежливо ответил Коул, делая вид, что не понимает смысла предложения, — но для этого вам придется связаться с отделом по связям с общественностью нашей компании.

— Но я имела в виду не интервью, — мягко возразила блондинка, сопроводив слова призывным взглядом. — Я думала! мы можем где-нибудь выпить…

Коул прервал ее, покачав головой, а затем смягчил отказ вежливой улыбкой:

— Боюсь, у меня не найдется и пятнадцати свободных минут до самого отъезда из Хьюстона.

Женщина была хороша собой, воспитанна и умна, но ни одно из этих качеств не привлекало Коула. Она работала телерепортером, и, будь она самой прекрасной, блестяще умной и желанной женщиной на свете, да к тому же не преследуй никаких корыстных целей, он все равно бежал бы от нее как от чумы.

— Как-нибудь в другой раз, — добавил он, а затем пошел прочь, предоставив блондинке возможность расспрашивать более покладистых кандидатов, которые выстроились по другую сторону бархатного ограждения.

— Мистер Гаррисон! — позвал кто-то из журналистской братии, но Коул сделал вид, что не слышал, и невозмутимо зашагал дальше, остановившись лишь затем, чтобы взять у официанта бокал шампанского.

К тому времени как он добрался до зала, где проходил запланированный прием, по меньшей мере с десяток гостей кивнули ему в знак приветствия, и Коул ответил им, не имея ни малейшего представления, с кем только что поздоровался.

Когда наконец он увидел в толпе знакомых, по иронии судьбы оказалось, что это именно те, кто не захотел здороваться с ним, — мистер и миссис Чарльз Хэйуорд II. Супруги прошли мимо своего бывшего конюха с высоко поднятыми головами и холодными, как льдинки, глазами.

Коул помедлил у двери зала, где были выставлены самые дорогостоящие из пожертвований для аукциона, и услышал свое имя, произнесенное шепотом, — кто-то из организаторов торжества узнал его. Однако чаще всего в толпе раздавалось имя Дианы Фостер. Сегодня о ней упоминали как о «бедняжке Диане Фостер»— особенно женщины, в голосах которых Коул распознал больше злорадства, нежели сострадания.

С точки зрения Коула, бал Белой Орхидеи удовлетворял три конкретные и разнородные потребности: во-первых, давал возможность женам и дочерям самых состоятельных жителей Хьюстона и окрестностей собраться в изысканной обстановке, блеснуть новейшими драгоценностями и нарядами и всласть посплетничать, пока их отцы и мужья обсуждают гольф и теннис.

Во-вторых, бал явился удачным предлогом для сбора средств в фонд Американского онкологического общества. В-третьих, влиятельные и выдающиеся граждане Хьюстона пользовались случаем проявить свою сознательность во время торга за десятки безумно дорогих вещиц, пожертвованных другими не менее влиятельными и выдающимися людьми.

«Сегодняшний бал Белой Орхидеи должен увенчаться беспримерным успехом по всем статьям», — решил Коул.

Вооруженные охранники стояли перед дверью в помещение, где должна была проходить демонстрация лотов, и как раз в эту минуту разгорелся спор между фотографом в красно-белой клетчатой рубашке и одним из охранников.

— После семи часов вход сюда открыт только для приглашенных, — предупредил громила, скрестив руки на груди.

— Я из «Инкуайрера», — убеждал фотограф, пытаясь говорить приглушенно, но так, чтобы можно было разобрать слова сквозь гул толпы. — Мне нет дела до аукциона, я хочу только сделать снимок Дианы Фостер — я видел, как она вошла сюда несколько минут назад. Должно быть, она еще здесь.

— Сожалею, но сейчас это невозможно.

Осознав, в каком затруднительном положении оказалась Диана, Коул испытал смешанное чувство сострадания и недоверия. Он видел Диану по телевидению, знал, что она уже давно выросла, но по-прежнему представлял ее бесхитростной девочкой, сидящей со скрещенными ногами на охапке свежего сена и прислушивающейся к его словам.

Двери в зал, где предполагалось провести банкет и аукцион, были еще закрыты, и Коул нетерпеливо взглянул на часы, стремясь поскорее покончить с этим делом. Поскольку осуществить это желание не представлялось возможным, а Коулу не хотелось заговаривать ни с одним из гостей, которые старательно ловили его взгляд, он отступил под сень деревьев, усыпанных блестящим искусственным снегом, и поднес бокал шампанского к губам.

За годы, прошедшие с тех пор, как он работал в Хьюстоне и жил на конюшне Хэйуордов, ему довелось посетить сотни официальных приемов во всех странах мира. При этом он часто испытывал скуку, но неловкость — никогда. Хьюстон — исключение. Почему-то здесь Коул почувствовал себя самозванцем, обманщиком и мошенником.

Со своего наблюдательного пункта в глубине причудливой лесной опушки он рассеянно вглядывался в толпу, не признаваясь даже самому себе, что ищет взглядом Диану… Когда же толпа расступилась, он увидел, что Диана стоит у колонны рядом с лифтами, на расстоянии пятнадцати ярдов от него.

Узнав ее, он облегченно вздохнул, а затем пришел в восхищение, когда как следует разглядел «бедняжку Диану Фостер».

Он опасался увидеть болезненное, униженное создание, но Диана не утратила ни капли своей спокойной, величавой сдержанности, запомнившейся Коулу. В платье из царственного лилового шелка, обрисовывающем ее высокую грудь и узкую талию, она невозмутимо шествовала сквозь свет и тени поддельного, но правдоподобного леса, не обращая внимания на шум и суету вокруг, — гордая юная Джиневра с тонкими чертами лица, маленьким подбородком и огромными, сияющими зелеными глазами, опушенными темными ресницами. Ее внешность стала более яркой, решил Коул, а маленькая ямочка на подбородке — почти невидимой, но волосы остались прежними — тяжелыми, густыми, блестящими, как полированное дерево. От света люстр в них вспыхивали красноватые искры. Великолепное ожерелье из крупных, квадратной огранки, темно-лиловых аметистов, окруженных белыми бриллиантами, распласталось у нее на груди, идеально дополняя платье. «Она создана для умопомрачительных туалетов и сверкающих драгоценностей, — подумалось Коулу. — Они подходят ей куда больше брюк и старомодных блейзеров, которые она предпочитала в юности».

Он стоял, восхищаясь ее ослепительной красотой, но куда сильнее заинтригованный той аурой, благодаря которой Диана так выделялась из толпы. Казалось, что все и вся, кроме Дианы, пребывают в движении — от поблескивающих ветвей деревьев, колеблемых легким ветерком, который создавали кондиционеры, до мужчин и женщин, сновавших вокруг и оживленно беседовавших между собой.

Она внимательно слушала мужчину, который разговаривал с ней, — Коул почти наверняка знал, что это Спенс Эддисон. Эддисон отошел, и Коул шагнул из тени деревьев, желая, чтобы Диана взглянула на него. Он мечтал, чтобы она узнала его, хотел заслужить одну из ее незабываемых улыбок и завести разговор. Коул сам удивлялся неожиданной остроте своих желаний.

Вполне возможно, она постарается унизить его, как сделали Хэйуорды несколько минут назад, но почему-то он не верил в это. До сих пор юношеские мечты о триумфальном возвращении в Хьюстон казались Коулу бессмысленными, и потому он осознавал, как нелепо его внезапное желание, чтобы Диана Фостер заметила его — или, точнее, увидела, каким он стал.

Судя по ледяным взглядам, которыми наградили его Чарльз и Джессика, Коул сомневался, что они захотят сообщить кому-нибудь, в какого преуспевающего бизнесмена превратился их бывший конюх. В таком случае Диана, вероятно, и понятия не имеет, что Коул, с которым она когда-то делилась сандвичами, и есть тот самый Коул, недавно титулованный журналом «Ньюсуик» «предпринимателем года».

Двери бального зала распахнулись, и толпа тотчас устремилась к столикам и заслонила Коулу обзор. Боясь, что Диана исчезнет или войдет в зал через ближайшую дверь, прежде чем он успеет заговорить, Коул поспешил к ней, но ему то и дело преграждали дорогу. Когда же наконец последнее живое препятствие было устранено, на площадке осталось всего человек сто, но, как нарочно, один из них беседовал с Дианой, и это был Дуг Хэйуорд.

Коул замедлил шаг и отступил в сторону, а затем поднес бокал к губам, надеясь, что Хэйуорд вскоре уйдет. Коул не знал, разделяет ли сын Чарльза Хэйуорда отношение своего отца к бывшему конюху, но не хотел рисковать и портить первую встречу с Дианой по прошествии целого десятилетия.

Хэйуорд пожелал проводить Диану в зал, но, к облегчению Коула, она отказалась.

— Иди без меня, — попросила она. — Я задержусь на минутку. Хочу подышать свежим воздухом.

— Я выйду с тобой, — предложил Хэйуорд.

— Нет, прошу тебя, не стоит, — отказалась Диана. — Мне надо побыть одной.

— Хорошо, если ты так настаиваешь, — отозвался Хэйуорд недовольным и нерешительным тоном. — Только не задерживайся, — добавил он, уже поворачиваясь к бальному залу.

Диана кивнула и отвернулась, быстро зашагав к двери с табличкой «Выход».

Коул достаточно хорошо знал женщин, чтобы понимать, когда они с трудом сдерживают слезы, и, поскольку Диана сказала Хэйуорду, что хочет побыть одна, Коул решил не отказывать ей в такой привилегии. Он направился в зал, но тут же остановился, пораженный давним воспоминанием — о том, как Диана рассказывала ему о своем падении с лошади: «Я не плакала… Я не плакала даже тогда, когда вывихнула руку и доктор Полтрона вправлял ее».

«И вы не проронили ни слезинки?»

«Ни единой».

«Умница», — насмешливо похвалил ее тогда Коул.

«Не совсем. — Диана вздохнула. — Вместо этого я потеряла сознание».

Ребенком она могла сдержать слезы боли и страха, но сегодня, будучи женщиной, оказалась чрезвычайно уязвлена. Коул смутился, раздираемый инстинктивным стремлением избежать столкновения с плачущей женщиной — и гораздо менее понятным желанием утешить и поддержать ее.

Последний порыв победил: Коул медленно, но твердо направился к двери с табличкой «Выход», а затем сделал небольшой крюк в поисках бокала шампанского, уверенный, что Диане сейчас оно придется кстати.

Глава 20

Длинный узкий каменный балкон был пустынным и тускло освещенным маленькими, мерцающими газовыми фонарями, которые отбрасывали крохотные лужицы призрачного желтого света. Диане тоскливый мрак балкона подходил гораздо лучше, чем романтическое окружение искусственного леса, и она вымученно улыбнулась, услышав, что оркестр заиграл «Если я тебя когда-нибудь покину».

Надеясь спрятаться от взглядов тех, кто последует ее примеру и тоже выйдет подышать, Диана повернула направо и отошла подальше от дверей, остановившись только тогда, когда очутилась в самом конце балкона, возле угла здания. Стоя у белой мраморной балюстрады, она положила ладони на холодный камень и опустила голову, устремив невидящие глаза на свои растопыренные пальцы, подумав, какой осиротевшей кажется ей левая рука без кольца, подаренного Дэном.

Двумя этажами ниже свет фар ровным потоком скользил по широкому, обсаженному деревьями бульвару перед отелем, но Диана не замечала ничего, кроме ошеломляющей пустоты у себя в душе. За последние несколько дней она впадала то в апатию, то в состояние полной беспомощности, то разражалась внезапными вспышками гнева, поднимая вокруг вихри бессмысленной деятельности. Так или иначе, ей до сих пор не верилось, что Дэн женился. Женился. На другой женщине. Всего месяц назад они обсуждали, как появятся на сегодняшнем балу, и Дэн просил Диану забронировать и для него место за столом, предназначенным для ее семьи.

Внезапно бульвар огласил визг тормозов, сопровождаемый оглушительным ревом клаксонов. Диана прислушалась, не последует ли за этими звуками лязг металла и звон разбитого стекла, но когда взглянула на перекресток, то увидела, что столкновения удалось избежать. Она уже собиралась отвернуться, когда черный «мерседес-конвертибль», такой, как у Дэна, подплыл к отелю и, мигнув желтыми фарами, остановился у входа. На головокружительную долю секунды Диана поверила, что из машины выйдет Дэн, и в этот волшебный промежуток времени его прибытие казалось оправданным… Он приехал, чтобы объяснить, произошла чудовищная ошибка.

Реальность грубо вторглась в мечты, когда машина приблизилась к зеленому навесу у входа в отель и Диана разглядела, что «мерседес» темно-синий, а не черный и за рулем сидит седовласый мужчина.

Внезапный переход от острой, неожиданной надежды к безрадостной истине поверг Диану в еще более глубокую пропасть отчаяния. Сквозь пелену непролитых слез она наблюдала, как водитель машины открывает дверцу, а умопомрачительная блондинка лет двадцати пяти неторопливо спускает на землю длинные ноги. Диана разглядела короткое обтягивающее платье, отметив явную уверенность женщины в своих чарах, и задумалась, с каких пор Дэн предпочитает сексуальных юных блондинок консервативным тридцатилетним брюнеткам вроде Дианы. Судя по фотографиям в газете, его молодая жена в десять раз привлекательнее и чувственнее, чем Диана. Безусловно Кристина была гораздо женственнее, забавнее и, конечно, предприимчивее. В этом Диана ничуть не сомневалась и не знала только, когда Дэн ощутил, что Дианы ему недостаточно.

Ее одной было недостаточно…

Наверное, это правда, иначе он не выбросил бы Диану из своей жизни так беспечно, как ненужный хлам Ему было мало просто владеть ею — осознав это, Диана сжалась от своего унизительного положения. До знакомства с Дианой Дэн всегда встречался с эффектными, высокими, пышнотелыми блондинками — утонченными дебютантками лет двадцати, бесконечно остроумными и фанатично преданными собственной внешности и уловкам. Диана же была предана процветанию семейного предприятия. В сущности, Диану роднило с подружками Дэна лишь одно — все они были дебютантками. В остальном контраст оказался слишком разительным. Ее рост достигал всего пяти футов и четырех дюймов, волосы самые обычные, и называть Диану пышнотелой можно было только покривив душой. Когда вспыхнул скандал по поводу искусственного увеличения груди, Диана попыталась подшутить над Дэном, вслух порадовавшись, что не решилась на операцию. Однако он заметил, что существуют менее вредные для здоровья имплантанты и что, стоило ей лишь захотеть, она могла бы приобрести самые безопасные.

Преисполненная презрения к самой себе, Диана пожалела, что не рискнула на операцию. Будь у нее хоть капля женской хитрости, она уделяла бы внимание своей внешности, вместо того чтобы предпочитать «естественный» облик и надеяться, что интеллект привлекает мужчин больше, чем красота. Ей следовало бы высветлить отдельные пряди или обесцветить их полностью, а может, сделать короткую стрижку «под мальчика»с «рваной» челкой. Вместо длинного платья она должна была бы носить одно из обтягивающих, как вторая кожа, коротких нарядов, от которых без ума ее ровесницы.

Стук железной двери за спиной заставил ее в тревоге оглянуться на высокого мужчину в смокинге, только что вышедшего на балкон. Минутное облегчение Дианы оттого, что мужчина не был репортером, немедленно сменилось раздражением, ибо незнакомец направлялся прямо к ней.

Окутанный тенью и молчанием, он шагал медленно и целеустремленно. Он что-то нес перед собой.

Воспаленное воображение Дианы нарисовало пару револьверов, а затем мужчина вступил в пятно света, и Диана увидела, что в руках у него… два бокала шампанского.

Диана изумленно воззрилась на них, а затем на незнакомца. Вблизи оказалось, что он широкоплечий, с суровым смуглым лицом, волевым подбородком и прямыми, густыми темными бровями. В светлых глазах играла усмешка, пока мужчина разглядывал Диану.

— Привет, Диана, — наконец произнес он звучным, глубоким голосом.

Диана попыталась изобразить подобие гримасы вежливого замешательства, хотя в этот миг ей очень хотелось топнуть ногой и приказать ему убираться прочь. Но хорошие манеры она усвоила с младенчества и была не способна на умышленную грубость.

— Прошу прощения, — произнесла она нетерпеливо, — если мы и встречались, то я этого не припоминаю.

— Да, мы встречались, — сухо заверил ее незнакомец, — и притом не раз. — Он протянул ей бокал:

— Шампанского?

Диана отказалась, покачав головой, и вгляделась в его лицо. Что за непонятная игра? Несмотря на то что Диана предпочитала мужчин с более тонкими чертами и гибким сложением, она знала, что, встретившись с этим человеком, излучающим грубую силу и властную мужественность, не забыла бы его никогда.

— По-моему, вы ошибаетесь, — твердо возразила она, решив пресечь эти заигрывания. — Должно быть, вы меня с кем-то путаете.

— Исключено, — насмешливо отозвался он. — Я прекрасно помню эти зеленые глаза и вашу гнедую гриву.

— Гнедую гриву? — ошеломленно повторила Диана, а затем покачала головой. — Нет, вы явно обознались. Никогда прежде я вас не видела…

— Как поживает ваша сестра? — осведомился незнакомец, и его резко очерченный рот растянулся в ленивой улыбке. — Кори по-прежнему любит кататься верхом?

Диана окинула его долгим, неуверенным взглядом. Случайно или намеренно он держался в тени, но в его голосе и манерах сквозило нечто знакомое. — Вы знакомы с моей сестрой, мистер?..

Наконец он шагнул в пятно света, и, узнав его, Диана чуть не закричала от восторга.

— Какое официальное обращение! — иронически произнес он просияв. — Прежде вы звали меня попросту…

— Коул! — выдохнула она. Диана знала, что он приедет, и ей не терпелось повидаться с ним — еще два дня назад, когда все вдруг полетело в тартарары, поблекло и потеряло смысл по сравнению с неожиданной вестью. И теперь, казалось, она не могла справиться с шоком, вызванным встречей.

Коул заметил, как обрадовалась Диана, когда узнала его, и это открытие неожиданно согрело его, на миг смягчив холодное, жесткое и циничное равнодушие к окружающему, вошедшее у Коула в привычку. Невзирая на то, как Хэйуорды объяснили неожиданное исчезновение своего конюха, несмотря на минувшие годы, дружба между ним и Дианой Фостер еще существовала, оставаясь незапятнанной и неизменной.

— Коул, это и вправду вы? — спросила Диана, все еще не оправившаяся от потрясения.

— Собственной персоной. Коул во плоти — а точнее, в смокинге, — пошутил он, снова протягивая бокал шампанского. Он отметил, что Диана не захотела взять бокал у незнакомца, но охотно приняла его у давнего друга, и, когда взглянул сверху вниз на ее прелестное лицо, сердце его дрогнуло. — Полагаю, это повод для тоста, мисс Фостер.

— Тост за вами, — произнесла она. — Я слишком ошарашена, чтобы что-нибудь придумать. Коул поднял бокал:

— Я вижу перед собой самую удачливую женщину, с какой когда-либо был знаком.

Улыбка Дианы угасла, она передернула плечами.

— Боже упаси вас так думать! — Очевидно, он не знал, что с ней случилось, и она быстро произнесла с напускной небрежностью:

— Я хотела сказать, что когда-то мне везло больше…

— Разве возможно большее везение, чем избавление в последнюю минуту от брака с каким-то сукиным сыном?

Его замечание прозвучало так возмущенно, с такой бесспорной преданностью, что Диане захотелось одновременно засмеяться и расплакаться.

— Вы правы, — вместо этого ответила она. Избегая его взгляда, Диана торопливо отпила шампанского, а затем сменила тему:

— Когда прошел слух, что сегодня вы появитесь здесь, все пришли в волнение. Мои знакомые сгорали от желания увидеть вас. Мне не терпится задать вам столько вопросов — где вы были, чем занимались, — что я даже не знаю, с чего начать…

— Давайте начнем с самого важного, — решительно перебил он, и Диана вновь почувствовала себя ребенком, беседующим со взрослым, опытным мужчиной. — Как вы ухитряетесь выдерживать такое испытание?

Диана поняла, что он имеет в виду сплетни о ее разорванной помолвке.

— Без малейшего труда, — отозвалась она, раздраженная легкой дрожью в собственном голосе. Ей послышался скрип двери, ведущей на балкон, и она на всякий случай добавила шепотом:

— Я прекрасно справляюсь.

Коул оглянулся через плечо. Освещенный отблеском таблички «Выход», на пороге стоял мужчина в клетчатой красно-белой рубашке, который тут же отступил в тень, заметив, что Коул смотрит на него. Первым порывом Коула было наброситься на шпиона-репортера с кулаками, но затем его осенило использовать ситуацию с наибольшей выгодой для Дианы. Свободной рукой Коул коснулся подбородка женщины и приподнял ее голову:

— Слушайте внимательно и не шевелитесь. Ее глаза широко раскрылись.

— За нами наблюдает фоторепортер из бульварной газетенки, надеясь на удачный кадр. Давайте поможем ему сделать снимок, достойный первой полосы следующего выпуска.

— Что? — в панике прошептала Диана. — Вы спятили?

— Нет, просто у меня гораздо больше опыта общения с бульварной прессой и вездесущими фотокорами, чем у вас. Он не уйдет, пока не сфотографирует вас, — продолжал Коул, краешком глаза следя, как репортер снова вышел на свет и поднял фотоаппарат. — Выбирайте: или вы сделаете так, чтобы весь мир считал вас несчастной брошенной женщиной, или покажете ему, как вы целуетесь со мной, чтобы люди терялись в догадках насчет ваших чувств к Пенворту.

Мысли Дианы лихорадочно заметались; несомненно, виной всему были два бокала шампанского, выпитые в течение часа на голодный желудок. В то мгновение, пока она колебалась, Коул принял решение за нее.

— Поцелуй должен выглядеть как можно убедительнее, — приказал он и отставил оба бокала. Его рука обвилась вокруг талии Дианы, притягивая ее в объятия.

Все произошло слишком быстро, чтобы сопротивляться, но вместе с тем так медленно, что Диана ощутила, как соприкасаются их ноги, грудь, а затем испытала острое потрясение, едва его горячий рот сомкнулся на ее устах.

Коул приподнял голову, взглянул на нее, и Диане показалось, что он собирается отпустить ее и вот-вот разожмет руки. Но вместо этого одна рука Коула скользнула вверх по ее обнаженной спине, а другая обхватила ее еще сильнее, и мужчина вновь опустил голову. Сердце Дианы бешено колотилось, пока Коул впивался в ее губы, медленно следуя вдоль каждого изгиба. Он коснулся языком краешка ее рта, и Диана вздрогнула. Рассудок приказывал ей высвободиться немедленно, но незнакомый повелительный внутренний голос бунтовал против такого несправедливого отношения к галантному поступку Коула.

К его деликатным действиям.

И весьма убедительным.

Кроме того, Диана поняла, что репортер от неожиданности упустил первые несколько секунд. Теперь уже Диана сама обняла Коула обеими руками и робко, неуверенно ответила на его поцелуй. Он страстно прильнул к ней, подхватив ладонью ее затылок. Пальцы принялись нежно перебирать волосы.

Оглушительный взрыв музыки и грохот аплодисментов из бального зала возвестил, что официальная часть торжества уже началась, и вернул их обоих к реальности. Диана отстранилась с растерянным смешком, а Коул засунул руки в карманы брюк и уставился на нее, слегка нахмурив брови. Помедлив, он обернулся, чтобы посмотреть, на месте ли фотограф, и с радостью обнаружил, что тот, по-видимому, заполучил долгожданные кадры и удалился.

— Как это мы отважились? — нервно произнесла Диана, пытаясь пригладить волосы, пока они шагали к двери.

Коул искоса бросил на нее взгляд, Значение которого Диана так и не поняла.

— Честно говоря, я мечтал об этом еще много лет назад, — заметил он, протягивая руку и открывая перед Дианой тяжелую дверь.

— Не может быть! — Диана закатила глаза в смешливом недоверии.

— Еще как может, — с усмешкой возразил Коул. Лестничная площадка оказалась почти пустой. Вспомнив о забытой помаде и растрепанных волосах, Диана остановилась, когда они проходили мимо дамской комнаты.

— Мне необходимо привести себя в порядок, — пояснила она. — Идите в зал без меня.

— Я подожду, — непререкаемым тоном заявил Коул, устраиваясь у ближайшей колонны.

Пораженная его галантной решимостью держаться рядом, Диана смущенно улыбнулась и скрылась за дверью. Несколько кабинок были заняты, и, причесываясь у туалетного столика, Диана услышала обрывок оживленной беседы между двумя невидимыми посетительницами:

— Не понимаю, что тут удивительного! — возражала Джоэл Мерчисон своей собеседнице. — Дэн еще несколько месяцев назад говорил Энн Морган, что хочет разорвать помолвку с Дианой, но Диана была без ума от него и так надеялась выйти за него замуж, что упросила этого не делать. Энн считает, что у Дэна оставался единственный способ порвать с Фостер раз и навсегда — жениться на другой, притом так, чтобы Диана узнала об этом только из газет.

Словно пригвожденная к полу, Диана слушала хор возбужденных восклицаний из других кабинок, и на глазах у нее выступили слезы. Ей хотелось крикнуть в ответ, что Энн Морган — завистливая, злопамятная лгунья, которая сама была влюблена в Дэна прежде, чем он стал встречаться с ней, с Дианой, но она не отважилась, боясь потерять контроль над собой и расплакаться. Дверь в кабинку Джоэл приоткрылась, и Диана бросилась в пустую кабинку и пробыла там, пока все соседки не разошлись, глубоко уязвленная злорадством женщин, которым она не сделала ничего плохого. Затем, вернувшись к зеркалу, она попыталась вытереть глаза, не испортив макияж.

Ожидая Диану, Коул услышал почти то же самое от проходивших мимо женщин.

— Оказывается, Дэн Пенворт уже несколько лет назад пытался отделаться от Дианы, но она не отпускала его!

— Ну, зато теперь она получила по заслугам, — процедила вторая. — Журналисты всегда носились с ней, как с принцессой. Лично мне до тошноты надоело слушать, как чудесен ее журнал, какого успеха она добилась, как она красива, вежлива, и тому подобную чушь.

Третья женщина была добрее:

— Что бы вы ни говорили, мне жаль ее — как и многим другим.

Стоя за колонной, Коул дивился враждебности женщин по отношению к себе подобным, а затем задумался, что уязвляет Диану сильнее — их злорадство или их жалость. Почему-то ему казалось, что Диана предпочитает злорадство.

Глава 21

Увидев бледное лицо Дианы, Коул понял: она слышала разговор своих приятельниц в дамской комнате, и поскольку он ничем не мог утешить ее, то просто предложил руку. Достигнув бального зала, они обнаружили, что двери закрыты, а вступительная речь уже началась.

Нахмурившись, Диана задумалась, какое нежелательное внимание привлечет к себе, войдя в зал с опозданием, да еще под руку с Коулом.

— Полагаю, ваш столик находится впереди? Как жертвователь, предоставивший для аукциона самый дорогой из предметов, Коул должен был занимать почетное место за большим столом, прямо перед подиумом аукциониста.

— Да, мне оставлено место за первым столом, — подтвердил он. — В центре первого ряда.

— А наш стол в третьем ряду, — вздохнула Диана. — Жаль, что никто из нас не сидит сзади. Теперь не удастся проскользнуть в зал незамеченными.

Торопясь попасть в зал, пока не стало слишком поздно, Диана потянулась к массивной ручке, но Коул остановил ее:

— Зачем вам прятаться? Почему бы не намекнуть им, что вам нет никакого дела до Пенворта и что вы увлечены мною, а не им?

— Мы не проведем ни одного из моих знакомых! — воскликнула Диана, едва не заламывая руки. Его лицо окаменело.

— Вы правы. Как глупо с моей стороны! Я забыл, что это сборище богатых бездельников ни за что на свете не поверит, что вы способны променять одного из них на самого заурядного, обычного человека…

Диана смущенно вспыхнула, ошеломленно глядя на него:

— О чем вы говорите! В вас нет ничего заурядного. Она и в самом деле так считает, понял Коул с удивлением, которое тут же уступило место презрению к собственному нелепому взрыву.

— Спасибо, — произнес он с улыбкой, вглядываясь в ее разрумянившееся лицо. — По крайней мере от гнева ваши глаза снова заблестели. Жаль, что мой поцелуй не рассердил вас.

Диана допустила ошибку, взглянув на его губы, а затем была вынуждена отвернуться, чтобы сосредоточиться на его словах.

— Я не привыкла целоваться с почти незнакомыми людьми, особенно когда за мной кто-то наблюдает.

— А вы стали слишком разборчивы, — пошутил он. — Прежде вы целовали всех бродячих котят и бездомных собак.

Сравнение было настолько абсурдным, что Диана рассмеялась.

— Да, но только когда считала, что вы на меня не смотрите. Тут до них донеслись вежливые аплодисменты, возвестившие о завершении вступительной речи. Коул открыл тяжелую дверь, взял Диану под руку и потянул за собой. Ропот пронесся по залу, пока тысяча изумленных людей наблюдала неожиданный выход почетного гостя — известного и неуловимого миллиардера, недавно включенного журналом «Космополитен»в список пятидесяти самых достойных холостяков мира, который невозмутимо прошел мимо, по-хозяйски прижимая к себе локоть Дианы Фостер — недавно брошенной невесты Дэниэла Пенворта.

Коул подвел Диану к ее столику в третьем ряду и посадил на свободное место между Спенсом и бабушкой. Вежливо кивнув всем сидящим за столом, он подмигнул Кори, дружески улыбнулся Диане и еле заметно коснулся ее плеча, а затем направился на свое место.

С минуту Диана следила за ним, удивляясь и восхищаясь его высокомерным пренебрежением к вспышке жадного любопытства, которую вызвало их появление. Сохраняя на лице любезное и невозмутимое выражение, она взглянула на Дуга и его подругу Эми Лиленд — те сидели напротив нее, слева, а затем перевела взгляд на мать и бабушку с дедушкой. Кори отделяло всего лишь одно место, между Спенсом и Дутом, и хотя у нее в глазах читался вопрос, она безукоризненно владела собой.

Все они сгорают от нетерпения, догадалась Диана, но хорошо помнят первое правило выживания в обществе: всегда сохраняй на лице маску спокойствия и сосредоточенности. Выполняя это правило, Спенс, Кори и Дуг улыбались Диане так, словно не было ничего из ряда вон выходящего в ее появлении в зале с подозрительным опозданием и под руку с человеком, которого они не видели десять лет.

Мать, бабушка и дедушка понятия не имели, кто был спутником Дианы, но неукоснительно следовали правилам приличия.

Впрочем, бабушка Дианы, которая начала игнорировать этикет приблизительно лет в семьдесят, решила пренебречь еще одним из правил. Нахмурившись, она уставилась в спину Коулу Гаррисону, а затем склонилась над столом и потребовала у Дианы ответа громким сценическим шепотом, который привлек внимание людей, сидящих за соседним столиком:

— Кто это такой, Диана?

Стараясь избежать беседы, которую могли бы подслушать посторонние, Диана торопливо отозвалась:

— Это Коул Гаррисон, бабушка, — тот самый, который пожертвовал для аукциона скульптуру Клайнмана. Помнишь, ты недавно восхищалась ею.

Это замечание ошеломило Розу Бриттон, более того, в преклонные годы у нее развилась опасная привычка бороться за истину независимо от последствий.

— Я ею не восхищалась, — возразила она негодующим шепотом, к которому прислушались еще двое за соседним столиком. — Я сказала, — уточнила бабушка, — что эта скульптура чудовищна!

Она оглядела остальных, с невинным видом предлагая обсудить достоинства скульптуры или недостаток таковых, но соседи в качестве отвлекающего маневра избрали разговор ни о чем.

— Да, да, — подтвердила бабушка, едва Диана взглянула на нее. — Она чем-то напоминает пылесос!

Диане хотелось напомнить ей, что этот Гаррисон — тот самый Коул, который работал у Хэйуордов, когда Диана была еще подростком, однако она не стала вдаваться в подробности из опасения, что престарелая дама ударится в воспоминания о том, как она посылала Коулу еду, а кто-нибудь подслушает… Сегодня вечером Коул галантно пришел Диане на помощь, и она решила в ответ позаботиться о защите его гордости и частной жизни.

Глава 22

К несказанному облегчению Дианы, суматоха, вызванная их опозданием и совместным прибытием, вскоре улеглась. Официанты принялись разносить первые блюда ужина, стоимость которого — тысяча долларов — была включена в цену билета на бал, и все события прошедшего часа постепенно стали забываться.

Диане с трудом верилось, что властный, утонченный мужчина в элегантном черном смокинге, который материализовался перед ней из теней на балконе, — тот самый юноша, который беседовал с ней, одновременно ухаживая за лошадьми Хэйуордов… поддразнивал ее, пока они играли в карты… радостно набрасывался на привезенную Дианой еду.

Она машинально потянулась за хрустящим рогаликом, и вдруг рука ее застыла в воздухе. «Прежде Коула всегда мучил голод», — с умилением вспомнила Диана, и улыбка тронула ее губы — судя по мускулистому телу повзрослевшего Коула, несомненно, в юности он часто голодал потому, что продолжал расти и крепнуть.

Вежливый, но настойчивый голос над ухом что-то произнес, а затем откуда-то сверху спустились две бутылки превосходного вина.

— Какое вино предпочитаете, мисс, — белое или красное?

— Да, — рассеянно отозвалась она.

Официант в замешательстве подождал более точного ответа, беспомощно взглянул на Диану, а затем на Спенса, сидящего слева. Тот пришел ему на помощь.

— Вероятно, и то и другое, — предположил Спенс.

Следующий официант поставил перед женщиной тарелку супа с креветками; оживленные возгласы и взрывы смеха слышались со всех сторон, смешиваясь с нежным позвякиванием приборов о китайский фарфор, но Диана ничего не замечала. Коул разительно переменился, решила она, рассеянно намазывая рогалик маслом, а затем отложила его на тарелку, ни разу не откусив, и потянулась за бокалом вина. Она взяла первый попавший под руку — в нем было выдержанное, прохладное шардонне с изысканным букетом, «Годы не смягчили Коула, — с легкой грустью подумала она, — совсем напротив». В юности он излучал упорство и силу, но казался покладистым, иногда даже добрым. А теперь у него в голосе слышались циничные нотки, а глаза стали ледяными — все это Диана подметила, входя с ним в бальный зал. Он закалился и огрубел в непрестанной борьбе. Однако не утратил доброты, напомнила себе Диана. И этот случай с фотографом на балконе тому доказательство…

Дрожащей рукой Диана снова потянулась за бокалом и торопливо отпила еще глоток. Напрасно она отважилась на такое! Какой глупый, совершенно несвойственный ей порыв! А сам поцелуй! Нежный вначале… позволяющий привыкнуть к неожиданному прикосновению ног, груди и губ незнакомца, потом настойчивый… и требовательный. Он приподнял голову, завершив поцелуй, взглянул ей в глаза… и снова поцеловал — почти нехотя, а затем… словно утоляя жажду.

Диана зарделась от смущения и допила вино, стараясь успокоиться. Ей не следовало бы доводить дело до второго поцелуя. Женщине положено кокетливо ускользать, а не бросаться в объятия первого попавшегося мужчины, который проявил к ней сочувствие.

А может, именно так они и делают?

Размышляя, Диана постепенно убеждалась в правильности своего предположения.

Но чем больше она задумывалась, тем лучше понимала, что излишне бурно реагирует на происходящее и придает слишком большое значение простому дружескому поцелую, рассчитанному исключительно на репортера-шпиона. Коул, вероятно, давно уже забыл о пустяковом случае. Насколько было ей известно, Гаррисон прибыл на бал в сопровождении женщины, сейчас сидящей рядом с ним. Так или иначе, он не испытывал недостатка внимания со стороны соседей по столу и, видимо, развлекался от души.

Она попыталась взять себя в руки, но увы… Стол Коула находился через два ряда от Дианы, и, слегка повертев головой влево или вправо, она могла разглядеть большинство собеседников Коула. Небрежным жестом она поднесла бокал к губам и взглянула вправо. За этим столом размещалось больше народу, чем за остальными, и при виде двоих из гостей сердце Дианы на миг ушло в пятки.

Франклин Митчелл был главным распорядителем бала в этом году и потому вместе с женой сидел в первом ряду — но рядом с ним расположился его сын Питер со своей женой Хейли, урожденной Винсенс. Еще одной супружеской парой оказались друзья Питера и Хейли. Пожилая женщина с седыми, отливающими в голубизну волосами, сидящая спиной к Диане, несомненно, была миссис Кэнфилд, предки которой когда-то впервые устроили бал Белой Орхидеи. Рядом с ней восседал лысеющий мужчина — ее сын, Делберт, холостяк средних лет.

Какая-то реплика Франклина Митчелла вызвала громкий взрыв хохота у окружающих, и Диана перевела взгляд влево. Здесь она заметила Коннера и Мисси Десмонд — они тоже смеялись, как и все остальные, за исключением одного-единственного мужчины — пристальный взгляд Дианы натолкнулся на пронзительно-серые глаза, которые следили за ней, ничуть не смущаясь. Явно не интересуясь ни едой, ни соседями по столу, Коул откинулся на спинку стула и открыто разглядывал ее, сохраняя на лице странное выражение.

Диана не смогла растолковать значение его взгляда, но вежливо улыбнулась.

Он ответил медленным кивком и улыбкой, столь же теплой, сколь и дерзкой, но больше всего Диану тревожили его глаза — казалось, он ведет какие-то расчеты.

Она торопливо потупилась и присоединилась к беседе за своим столом, но продолжала размышлять о Хейли Митчелл и о том, что та могла сказать Коулу, увидев его входящим в зал под руку с Дианой. Хейли слыла отъявленной сплетницей, она придумывала самые нелепые слухи или собирала их, а затем оборачивала против своих многочисленных врагов-женщин.

Особенно острой была ее неприязнь к Диане: однажды вечером несколько лет назад, когда Питер еще был холостяком и перебрал во время свадебного торжества, на котором играл роль шафера, а Диана — подружки невесты, Питер встал и сделал предложение Диане. Она попыталась обратить происходящее в шутку, гости поддержали ее в этом — все, кроме самого Питера и Хейли, которая уже много лет была влюблена в него.

Вскоре после этого Питер женился на Хейли, однако она так и не забыла, что Питер выбрал ее второй, а Питер не забыл, что Диана его отвергла. Хейли относилась к Диане с ревнивым презрением, с годами становившимся все сильнее. Ходили слухи, что брак Хейли терпит крах. Диана не сомневалась: если Хейли вообразила, что между Коулом и ее соперницей существуют хоть какие-нибудь отношения, она развернет кампанию ненависти прямо за столом, на глазах у Коула.

Такая перспектива делала предстоящий вечер еще более тревожным, и Диана не могла избавиться от волнения. Взглянув на Дуга и Эми, она спросила, каковы их планы на ближайшие дни, затем выпила еще вина и заставила себя сосредоточиться на ответе друзей.

Она так старательно следила за беседой, что не заметила, как Спенс хмуро наблюдает за Коулом. Однако Кори перехватила мрачный взгляд мужа и, пока со стола убирали посуду, склонилась к нему.

— Что случилось? — шепотом спросила она. Спенс дождался, когда официант наполнит его чашку, а затем кивнул на стол в первом ряду:

— Сегодня Гаррисон то и дело поглядывает на Диану, и это мне не нравится.

Кори удивилась. Она считала, что в нынешнем положении Дианы немного внимания со стороны видного мужчины только поддержит ее гордость и чувство собственного достоинства.

— С чего бы это?

— Я терпеть не могу Гаррисона.

— За что? — поразилась Кори, Спенс молчал подозрительно долго, а затем пожал плечами:

— Помимо всего прочего, он слывет нечестным и коварным человеком. Сейчас Диана чересчур уязвима и не сможет защититься.

— Спенс, Коул — ее давний друг, а ты слишком усиленно опекаешь ее!

Накрыв ладонью руки жены, Спенс ободряюще сжал их:

— Ты права.

Кори продолжила бы разговор, но этому помешал аукционист, появившийся на помосте. Он стукнул по столу молотком, и все присутствующие в огромном зале замерли.

— Леди и джентльмены! — начал аукционист. — У вас осталось еще полчаса, чтобы сделать письменные заявки на предметы, выставленные на торги в этом зале. Наступает минута, которую мы все так долго ждали. Без дальнейшего промедления я приглашаю вас распахнуть сердца и чековые книжки и не забывать, что каждый доллар, вырученный на этом аукционе, будет использован на исследование рака и поиск средств для его лечения. А теперь, обратившись к каталогам на столах, вы найдете полный перечень предметов вместе с описанием каждого из них.

Послышался громкий шорох страниц — гости принялись листать каталоги.

— Мне известно, что многим из вас не терпится добраться до описания скульптуры Клайнмана, — продолжал аукционист и шутливо добавил:

— В попытке скрасить ваше ожидание и избавить вас от лишних волнений мы поместили ее в самом начале списка, под номером десять.

По залу пронеслись смешки, и аукционист дождался полной тишины.

— Итак, лот номер один, — объявил он. — Небольшой карандашный рисунок Пабло Пикассо. Кто готов открыть торг? Стартовая цена сорок тысяч долларов. — Мгновение спустя он удовлетворенно кивнул. — Мистер Сертилло предложил сорок тысяч долларов. Кто больше?

Через несколько минут рисунок был продан за шестьдесят шесть тысяч, а на торги выставили следующий предмет.

— Лот номер два — великолепная лампа от Тиффани, дата изготовления — приблизительно 1904 год. Кто готов — стартовая цена пятьдесят тысяч долларов?..

Глава 23

От чести сидеть за первым столом Коул отказался бы с радостью. Официальным хозяином вечера был высокий добродушный седовласый мужчина по имени Франклин Митчелл, вице-председатель семейной нефтяной компании, самодовольный и поверхностный тип, источник тайного раздражения Коула. Рядом с Митчеллом сидели его жена, сын и невестка, а также молодая чета Дженкинсов — по-видимому, близкие друзья Митчелла-младшего. Все шестеро держались именно с тем чванливым высокомерием, которого терпеть не мог Коул.

Кроме них, за столом сидели дородный холостяк лет сорока Делберт Кэнфилд, его древняя родительница, которую он почтительно величал «мамой», и Коннер с Мисси Десмонд. Десмонды казались привлекательной парой средних лет, которая предпринимала героические усилия, чтобы найти хоть какую-то тему для беседы с Коулом. К несчастью, личные интересы супругов, по-видимому, исчерпывались исключительно гольфом, теннисом и друзьями. Поскольку Коул либо не интересовался, либо почти не имел представления обо всех трех предметах, разговор не клеился и в конце концов прекратился.

Вместо того чтобы тратить вечер на выслушивание сплетен и праздную болтовню, Коул решил как можно разумнее распорядиться своим временем. Сначала он размышлял о болезни Кэла и его возмутительном требовании, затем бросил взгляд на Диану, убеждаясь, что она выдерживает испытание, а немного погодя вновь вернулся к проблемам, которые ему предстояло разрешить.

Когда подали первое, он мысленно составил повестку ежегодного собрания совета директоров и решил огласить размеры дивидендов заранее, до собрания, чтобы заручиться поддержкой акционеров.

За десертом, пока Митчелл хвастался, какую стратегию выбрал, чтобы добиться избрания на пост президента гольф-клуба «Ривер-Пайнс», Коул выстраивал стратегию выведения «Кушман электроникс»в лидеры среди предприятий, выпускающих компьютерные чипы.

Аукцион продолжался, а Коул тем временем разрабатывал способы альтернативного использования вновь приобретенного филиала — на случай, если новый чип не оправдает ожиданий. Лишь случайно он заметил, что Франклин Митчелл обращается к нему. Не сумев вовлечь Коула в разговор на темы, варьирующие от родословной Гаррисона до шансов «Хьюстонских нефтяников» на завоевание суперкубка в следующем году, Митчелл, очевидно, выбрал в качестве очередного предмета беседы охоту.

— Вы когда-нибудь выезжали пострелять, Коул?

— Да, — нехотя отозвался Коул, бросив взгляд на Диану. Почему-то сейчас она держалась напряженнее и скованнее, чем час назад.

— Я был бы не прочь пригласить вас к себе на ранчо, поохотиться на оленей. Это — прелестное местечко площадью пятьдесят тысяч акров.

Он приподнял седую бровь толщиной с большой палец Коула в ожидании ответа на приглашение, которого, в сущности, не было. С такими изощренными словесными ловушками Коул сталкивался и прежде — ими неизменно пользовались самодовольные ослы вроде Митчелла, которые постоянно доказывали свое превосходство на любом сборище, где присутствовали новички. Поскольку в действительности Митчелл вовсе не приглашал Коула посетить «прелестное» ранчо и поохотиться на оленей, любой вежливый и утвердительный ответ немедленно низвели Коула до положения жалкого просителя. По всем этим причинам Коул без колебаний решил, стоит ли выражать свое истинное мнение.

— Откровенно говоря, меня ничуть не привлекает перспектива мерзнуть в лесу на рассвете, надеясь, что мимо случайно пройдет олень.

— Нет, что , вы! Мы так не делаем! У нас по всей территории ранчо расставлены кормушки — олени приходят к ним каждый день.

— Стало быть, вы ждете у кормушек, когда олени подойдут поесть, — Коул хранил на лице невозмутимое выражение, — и когда они мирно жуют корм, вы выскакиваете, стреляете в них, дырявите им шкуры, а потом отрезаете головы и вешаете над камином?

Митчелл с трудом сдерживал гнев:

— Нет, все обстоит иначе. — Вот как? Тогда каким же образом?

— Значит, вы противник охоты? — мстительно осведомился Митчелл, разозлившись на критику своего излюбленного развлечения и бросая на Коула весьма подозрительный взгляд.

— Вовсе нет. Но я охочусь не ради развлечения. Митчелл слегка расслабился:

— Что ж, мы тоже так поступаем. Всегда. На кого же вы охотитесь?

— На москитов, — отозвался Коул и тотчас разозлился на себя за то, что выказал презрение богачу и лентяю, не стоящему таких эмоций. Жену и невестку позабавило явное замешательство Митчелла, но Делберт Кэнфилд с матерью уставились на Коула в боязливом, неловком молчании. Десмонды болтали об уроках парусного спорта и не замечали, что все за столом притихли.

Девятый лот был продан за сто девяносто тысяч долларов, и голос аукциониста вдруг возбужденно повысился, привлекая внимание сидящих за первым столом.

— Следующий лот не нуждается в комментариях, — произнес он, предвкушая интересные торги и выходя на середину помоста.

Аукционист сдернул бархатную драпировку со скульптуры Клайнмана, и по залу пронесся вздох восхищения. Беседы прерывались, предполагаемые владельцы во все глаза глядели на громадную бронзовую фигуру и прикидывали, сколько смогут за нее предложить.

— Этой минуты многие из вас ждали с нетерпением: вероятно, единственный раз в жизни вам предоставляется возможность приобрести великолепную скульптуру мастера, уже покинувшего сей мир. Торг открывает сумма в двести тысяч долларов, поднимать цену разрешается не менее чем на пять тысяч долларов. — Брови аукциониста выгнулись, самодовольная улыбка заиграла на губах, пока он оглядывал возбужденную аудиторию, а затем отчетливо произнес:

— Кто желает открыть торг? — В зале немедленно поднялась рука, и аукционист кивнул:

— Мистер Селфер открывает торг суммой в двести тысяч долларов. Кто… да, двести пять предлагает мистер Хиггинс. Двести десять — мистер Олтур, благодарю вас…

— Двести пятьдесят! — крикнул Франклин Митчелл. Коул подавил ухмылку, услышав такое, — самому ему ни за что не пришло бы в голову выложить такую сумму за четырехфутовую груду металла, напоминавшую гибрид бронзовых бананов и частей человеческого тела.

— Двести семьдесят, — торопливо предложил еще кто-то. Аукционист буквально сиял. Он вопросительно взглянул на Митчелла.

— Триста! — выпалил Митчелл, опускаясь все ниже в глазах Коула.

— Триста тысяч долларов, и это только начало! — воскликнул аукционист, оценивая новый прилив лихорадочной активности в зале с точностью сейсмографа. — Не забывайте, мы проводим благотворительный аукцион, леди и джентльмены…

— Триста десять, — заявили из задних рядов.

— Мистер Лэси предлагает триста десять тысяч долларов, — объявил аукционист и быстро добавил:

— А мистер Селфер перехватывает инициативу, предлагая… — Он помедлил в ожидании сигнала и одобрительно кивнул:

— Четыреста тысяч долларов! Кто готов дать четыреста десять? Всего четыреста десять тысяч долларов? — Он окинул взглядом зал. — Четыреста долларов — раз… — Он тут же перебил себя самого быстрым кивком и с улыбкой воскликнул:

— Четыреста десять тысяч долларов! За этот лот предлагают четыреста десять тысяч! Кто даст четыреста двадцать?

В конце концов скульптура Клайнмана была продана за четыреста семьдесят тысяч. Пока зал ликовал, новый владелец выписал чек и вручил его одному из помощников аукциониста, а затем поднялся и направился к переднему столу, чтобы пожать руку Коулу. Это рукопожатие было не просто жестом благодарности, а одним из обычаев, сохранившихся с давно минувших балов Белой Орхидеи: оно символизировало переход собственности и ответственности за нее от бывшего владельца к новому.

Когда новоиспеченный владелец гордо удалился, прежний хозяин скульптуры взглянул на часы и попытался скрыть скуку и нетерпение, перелистывая красочный каталог выставленных на аукцион лотов. Коул сразу заметил, что осталось всего четыре наиболее значительных из них да с десяток дорогих украшений и меховых изделий, представленных в разделе «Для дам». На обороте обложки содержался двухстраничный экскурс в историю и традиции столетнего бала Белой Орхидеи, и, забавляясь, Коул прочел воодушевленное повествование.

Оказывается, прежде балы посещали лишь избранные представители наиболее известных техасских фамилий. Наряду с любопытными фактами в статье содержалась информация о том, что с первого аукциона до нынешних дней лоты, предназначенные для прекрасной половины человечества, всегда демонстрировали дамы.

В попытке искупить вину перед миссис Кэнфилд и Делбертом, Коул придвинул к ним каталог и ткнул в него пальцем.

— Судя по всему, с этим балом связано немало интересных обычаев, миссис Кэнфилд.

Мать Делберта восприняла внезапную перемену его настроения опасливо, но с надеждой. На вид ей было лет восемьдесят, кожа лица казалась нежной, как у китайской статуэтки, а грудь надежно придавили несколько нитей жемчуга.

— Многим из этих традиций не менее ста лет, — сообщила она.

Коул ободряюще кивнул:

— Здесь говорится, что лоты, представляющие особый интерес для женщин, показывают не на манекенах — их демонстрируют гостьи аукциона.

— Этот обычай вполне оправдан, — кивнула старуха, с девическим удовольствием хватаясь за знакомую тему. — Видите ли, когда балы еще только затевались, предполагалось, что для тех женщин, которые демонстрируют меха или драгоценности, мужья выкупят эти веши.

— Похоже на хитроумное вымогательство. — с легкой усмешкой заметил Коул.

— Вот именно! — без малейшего стеснения подтвердила его собеседница. — Благодаря этому цены повышались, что и требовалось для благотворительного аукциона. Когда мы с отцом Делберта только что поженились, я выбрала для показа на аукционе огромную рубиновую брошь. Естественно, я предполагала, что Харольду известна традиция, но увы — я ошиблась. Я была так разочарована и смущена!

— Сожалею, — произнес Коул, не сумев придумать ничего другого.

— Гораздо сильнее об этом сожалел Харольд на следующий день, — заметила миссис Кэнфилд с коварной улыбкой. — А мне целую неделю было стыдно появляться в кругу подруг.

— Так долго? — пошутил Коул. Она кивнула:

— Именно столько времени понадобилось Харольду, чтобы найти точно такую же рубиновую брошь в Нью-Йорке и выписать ее сюда.

— Понятно…

С этими словами Коул прекратил бессмысленный разговор. Он вновь открыл каталог и принялся рассматривать еще не распроданные предметы, пытаясь вычислить, сколько пройдет времени, прежде чем он сможет покинуть бальный зал и вернуться к кипе корреспонденции, ждущей его в номере. Под заголовком «Для дам» он насчитал двенадцать лотов — сплошь драгоценности и меха. Рядом с наименованием каждого из них стояла пометка: «Демонстрирует такая-то».

Последний предмет в этом списке привлек его внимание — он был пожертвован местным ювелиром, а «демонстрировать» его предстояло мисс Диане Фостер. В каталоге говорилось, что этот лот — «великолепное ожерелье и серьги из идеально подобранных темно-лиловых аметистов, окруженных белыми бриллиантами чистой воды в пятнадцать каратов, оправленных в золото. Из коллекции покойной графини Вандермил, около 1910 г.».

Коул поднял глаза от каталога и взглянул на Диану. Она беседовала с Кори и выглядела совершенно спокойной, но была заметно бледнее, чем прежде. Он знал, с каким трудом далось ей появление в зале, а теперь понял, сколь ужасна для нее перспектива демонстрации ожерелья.

Мисси Десмонд, разглядывая собственный каталог, очевидно, пришла к тому же выводу.

— Бедная Диана Фостер! — воскликнула она. — Странно, почему она не попросила показать это ожерелье кого-нибудь другого?

Сидящая напротив Хейли Митчелл, которая, по-видимому, испытывала легкое раздражение оттого, что Коул Гарри-сон вспомнил прежнюю дружбу с Дианой Фостер, но не подал и виду, что помнит ее саму, проследила за его взглядом. Ее примеру последовал муж, который пил не переставая с тех пор, как начался ужин.

Склонившись к жене, Питер прошептал:

— Похоже, Диана одержала новую победу. Гаррисон с нее глаз не сводит.

— Как и ты, — огрызнулась Хейли, разъяренная тем, что ее супруг посмел упомянуть при ней имя Дианы, но еще больше — тем, что предположение насчет Коула оказалось верным. Повернувшись к Мисси Десмонд, она произнесла:

— Диана Фостер не позволила сегодня никому другому представлять это ожерелье по той причине, что она вечно старается быть в центре внимания — пусть даже на пять минут. — Обернувшись к своей подруге Мэрили Дженкинс, она попыталась вовлечь в разговор и ее:

— Ты заметила, как умело она разыгрывает мученицу? Только взгляни на эту страдальческую и такую мужественную улыбку!

— А мне жаль ее, — призналась миссис Кэнфилд. — То, как обошелся с ней Дэн Пенворт, непростительно.

— Нет, неизбежно, — поправила Хейли. — Диана камнем висела у него на шее. Он не любил ее, пытался расстаться по-хорошему, но она не соглашалась. Люди считают ее милой и доброй, но на самом деле она занята лишь собой и этим нелепым журналом рукоделия, который она издает.

Мэрили Дженкинс поддержала подругу:

— Дэн ни в чем не виноват!

Коул ждал, что кто-нибудь за столом выскажется в защиту мисс Фостер. Миссис Кэнфилд выглядела встревоженной, Мисси Десмонд — ошеломленной, но никто из них не вступился за Диану. Аукционист представил первый лот из раздела «Для дам», и Коул намеренно отвернулся от своих соседей.

Из-за столика неподалеку под несмолкающие аплодисменты поднялась стройная рыжеволосая женщина с великолепным бриллиантовым ожерельем на груди. Она держалась свободно, с апломбом красавицы, твердо знавшей — она рождена для поклонения. Пробираясь сквозь толпу, женщина ослепительно улыбалась, и ее муж открыл торг. Но едва он назвал цену, его сосед предложил больше, усмехаясь и явно заставляя мужа рыжеволосой красавицы раскошелиться. Затем последовал быстрый торг, сопровождаемый взрывами смеха в зале, из чего Коул сделал вывод, что друзья мужа добродушно подшучивают над ним, набавляя цену.

Коул наслаждался, наблюдая за игрой, в которой с удовольствием участвовали все жены и дочери, показывающие вожделенные украшения и меха, а также мужчины, вынужденные поднимать цену благодаря вмешательству друзей. Коул то и дело поглядывал на Диану, гадая, как она относится к происходящему, но по мере того, как все больше лотов оставалось у дам, демонстрировавших их, Диана мрачнела и напрягалась.

Приближалась ее очередь показывать ожерелье, и она нервно теребила его длинными пальцами, медленно поглаживала, словно желая спрятать или сорвать. На миг она словно застыла, когда аукционист провозгласил:

— Леди и джентльмены, следующий лот — шедевр ювелирного искусства минувшей эпохи, изумительное ожерелье из аметистов и бриллиантов, которое продемонстрирует мисс Диана Фостер!

Коул с запозданием понял, что смущение Дианы будет усилено в сотни раз многозначительным отсутствием Дэна Пенворта, которому предстояло выкупить это ожерелье. Он заметил, как женщина овладела собой и с улыбкой поднялась под возбужденные шепотки присутствующих.

Неподалеку от Коула какой-то мужчина сострил, что Дэн, вероятно, женился на итальянке, лишь бы не платить за ожерелье Дианы Фостер, и все, кто слышал его, рассмеялись.

Коул ощутил, как в нем закипает гнев и желание защитить Диану — чувства, которые разгорелись еще сильнее, когда безмозглый аукционист с сияющей улыбкой перевел взгляд с Дианы на зрителей, ожидая, что ее спутник откроет торг.

— Стартовая цена — пятнадцать тысяч долларов. Кто готов заплатить пятнадцать тысяч долларов? — Он помедлил, ошеломленный неловким молчанием. — Это ожерелье стоит вдвое дороже. Может, кто-нибудь согласен на десять тысяч? — Его лицо тут же просветлело, и он кивнул:

— Благодарю вас, мистер Диксон…

Торг приостановился на тринадцати тысячах — предполагаемый покупатель пожелал осмотреть ожерелье.

— Бедняжка Диана, — произнесла миссис Кэнфилд, адресуя свое замечание Коулу. — Я хорошо знала ее отца. Он наверняка бы купил ей это ожерелье, лишь бы прекратить ее мучения.

— Диане давно пора получить по носу, — возразила Хейли Митчелл. — Она — самовлюбленная сука.

У Франклина Митчелла хватило ума изобразить смущение, вызванное то ли злобой невестки, то ли ее манерами и речью. Он взглянул на своего подвыпившего сына, ожидая, что тот вмешается, но Питер не стал перечить жене.

— Диана всегда была очень высокого мнения о себе, — сообщил он Коулу.

— Это правда, — ледяным тоном подтвердила старшая миссис Митчелл.

Не подозревая о личных причинах своих соседей по столику недолюбливать Диану и жаждать ее унижения, Коул ошибочно предположил, что все в этом зале столь же бессердечны и мстительны.

Мысленно он представлял себе прелестную, хрупкую девочку-подростка с пакетом, наполненным едой; вспоминал, как она пыталась угостить его, пощадив при этом его гордость. «У вас не найдется места для этих консервированных персиков, Коул? Моя бабушка обожает готовить и консервировать, но в нашей кладовой уже не хватает полок… Надеюсь, вы поможете нам справиться с этим картофельным салатом и курятиной: вчера бабушка наготовила их столько, что хватило бы на целую армию едоков!» Вспомнилось ему и то, какой идеально аккуратной всегда выглядела Диана — от носков лакированных туфелек до кончиков пальцев с тщательно подстриженными ногтями, на которых он никогда не видел лака.

Голос аукциониста вернул его к действительности:

— Тринадцать тысяч! Кто даст четырнадцать? Итак, продается за тринадцать тысяч…

— Питер, — вдруг выпалила Хейли, голос которой дрожал от злорадства, — купи мне это ожерелье. Я хочу получить его.

— Последнее предупреждение, леди и джентльмены! — повысил голос аукционист.

Питер Митчелл взглянул на Диану, которая стояла неподалеку, и громко выкрикнул заплетающимся языком:

— Стойте… мы хотим посмотреть!

Диана повернулась и послушно направилась к их столику. Коул уже понял: Диана не сомневалась, что ее жених-предатель сегодня купит ей ожерелье. Его только теперь осенило, что Диана намеренно выбрала лиловое платье, прекрасно оттеняющее аметисты.

Улыбка Дианы стала неуверенной, когда она остановилась возле Митчелла, в упор уставившегося на ее грудь. Помедлив, она приподняла самый крупный камень ожерелья, чтобы показать будущему покупателю. Глядя на эти длинные, тонкие, изящные пальцы, он вспомнил полудетскую ладошку, протягивавшую ему лакомства.

Митчелл потянулся к камню, умышленно коснувшись нежной кожи над вырезом платья. Стремительным, но неуловимым движением Диана отступила назад, завела руки за голову, расстегнула замок ожерелья и протянула его Митчеллу.

С лица у нее не сходила ослепительная, точно приклеенная улыбка, но, когда Митчелл взял ожерелье, она отвернулась от него, взглянула на Коула и быстро опустила глаза. В тот краткий миг Коулу открылось нечто, заставившее его принять немедленное и смелое решение.

Вероятно, в нем до этой минуты дремало неосознанное стремление сыграть роль рыцаря в сияющих доспехах для прекрасной дамы, попавшей в беду, а может, его следующий поступок просто был цивилизованным вариантом драки на дубинках двух первобытных мужчин, доказывавших друг другу свое превосходство. Или же он интуитивно чувствовал, что судьба дает ему шанс решить не только проблемы Дианы, но и свои собственные. Скорее всего на его решение повлияли все три причины сразу.

Но какими бы ни были мотивы его поступка, результат сказался тут же, стоило только Митчеллу обернуться к аукционисту и объявить:

— Даю пятнадцать тысяч долларов!

— Двадцать пять, — тотчас же произнес Коул. Аукционист был явно ошеломлен, но быстро опомнился и пришел в восторг.

— В борьбу вступил новый и серьезный претендент на победу! — сообщил он зрителям с торжествующей улыбкой. — Мистер Гаррисон только что повысил цену на десять тысяч долларов, — продолжал он, привлекая внимание людей, которые до сих пор не выказывали особого интереса к ожерелью, — а ведь он еще даже не видел вблизи этот шедевр! Мисс Фостер, — обратился он к Диане, — будьте так любезны, дайте мистеру Гаррисону возможность самому оценить превосходное качество и редкостный оттенок этих камней, а также искусную работу ювелира!

С улыбкой, в которой отчетливо читалось облегчение, Диана торопливо выполнила просьбу и обошла вокруг стола. Подойдя к Коулу, она протянула ему сверкающее украшение, но Коул тотчас взглянул ей в глаза. С добродушной, чуть насмешливой улыбкой он спросил.

— Вам оно нравится?

Диана заметила лукавый блеск, мелькнувший в его серебристых глазах, и догадалась, что он умышленно затягивает время и играет со зрителями, но сама она отчаянно хотела избежать лишнего внимания, а не привлекать его — как случилось, когда еще сотня пар глаз обратилась на Коула Гаррисона. Диану не заботило, кто купит ожерелье, — она просто хотела избавиться от пытки.

— Оно прелестно, — подтвердила она, энергично кивнув. Коул откинулся на спинку стула, сунул руки в карманы брюк, и у него на лице расцвела ленивая улыбка, словно он не спешил совершить покупку и наслаждался недоумением зрителей.

— Да, но вам самой оно нравится?

— Конечно, иначе и быть не может! — В зале воцарилась напряженная тишина, и искреннее заявление Дианы прозвучало достаточно громко, чтобы высечь искры добродушного смеха у зрителей.

— Значит, вы считаете, что я должен купить его?

— Разумеется — если вам есть кому его подарить. Аукционист почувствовал, что любопытство аудитории достигло пика и вскоре пойдет на убыль.

— Мистер Гаррисон, — спросил он, — вы удовлетворены осмотром?

Улыбка Коула наполнилась восхищением, он не сводил глаз с Дианы.

— Полностью удовлетворен, — отозвался он, имея в виду Диану, а не ожерелье.

— Тогда торг продолжается! — провозгласил аукционист. — Мистер Гаррисон предложил двадцать пять тысяч долларов. Кто даст тридцать? — Он выжидательно посмотрел на Питера Митчелла, и тот кивнул.

Оглядев комнату в поисках знаков других покупателей и не обнаружив ни единого, аукционист повернулся к Коулу:

— Мистер Гаррисон?

Если бы Диана не чувствовала себя такой несчастной и одинокой, она рассмеялась бы, увидев заразительную улыбку Коула, с которой он поднял вверх четыре пальца, повышая цену до сорока тысяч долларов с такой же невозмутимостью, с какой прибавил бы сорок центов.

— Сорок тысяч долларов! — воскликнул аукционист. — Мистер Гаррисон предложил сорок тысяч долларов — все они пойдут на благотворительные цели! Мистер Митчелл, — осведомился он, — вы готовы дать сорок пять?

Хейли Митчелл энергично закивала мужу, но Питер искоса взглянул на Коула и смутился. В ответ Коул устроился на стуле поудобнее и с вызовом приподнял бровь.

— Нет, — отказался продолжать торг Митчелл.

— Последнее предупреждение! — объявил аукционист. — Продано! — выкрикнул он. — Продано за сорок тысяч долларов мистеру Коулу Гаррисону! — Повернувшись к Коулу, он добавил:

— От имени всех покровителей бала Белой Орхидеи я хочу выразить вам, мистер Гаррисон, глубокую благодарность за ваше невероятное великодушие, проявленное сегодня вечером. Позвольте также надеяться, — шутливо добавил он, — что та счастливая леди, которая получит это ожерелье, будет признательна вам не только за щедрость, но и за безупречный вкус!

— Я тоже надеюсь на это, — отозвался Коул, вызвав взрыв смеха и усмехаясь с любезностью, которая резко контрастировала с его холодным равнодушием в начале вечера. И он добавил:

— Сейчас посмотрим, что она скажет.

Зрители мгновенно прониклись симпатией, увидев загадочного магната, у которого, по мнению одного из журналистов, сердце и мозг заменяли мощные компьютеры, в новом свете. Словно зачарованные, сливки местного общества наблюдали, как он отодвигает свой стул.

Диана попыталась уйти сразу же, как только Коул взялся за ожерелье, свисающее с ее протянутой ладони. Но Коул воспрепятствовал ее бегству, шагнул вперед, надел ожерелье ей на шею и потянулся, чтобы застегнуть тугой замок.

Диана уставилась на него широко распахнутыми глазами. Коул ответил ей молчаливым выжидательным взглядом. Зрители взорвались смехом и аплодисментами, в глубине зала вспышки камер принялись перемигиваться, точно потревоженные светлячки.

— Ну, так что же? — нетерпеливо произнес Коул, таким образом подтверждая для всех, кто слышал его, что именно Диана и есть его «счастливая леди». — Какого вы мнения о моем вкусе?

Диана пришла к неожиданному заключению, что Коул сделал вид, будто подарил ей ожерелье, — точно так же, как притворялся, целуя ее прежде на балконе и дурача фотографа. Покупка ожерелья была попросту очень умным и великодушным жестом, чтобы помочь ей, Диане, «сохранить лицо».

— По-моему, у вас безупречный вкус, — с запоздалым энтузиазмом заверила она Коула. «А кроме того, вы искусный комедиант!»— с восхищением добавила она про себя.

— Вы потрясены достаточно, чтобы потанцевать со мной? — с вызовом и неким шармом спросил Коул. — Я слышу, в соседнем зале уже играет музыка. — Не дожидаясь ответа, он взял Диану под руку и повел ее мимо лабиринта столов и восторженных гостей. Стало ясно, что представление закончено, и вскоре публика медленно потянулась в бальный зал.

Пара была уже на полпути к залу, когда Диана остановилась.

— Подождите, — попросила она с робкой улыбкой, — я хочу представить вас своим родным! После всего случившегося они умирают от желания познакомиться с вами. — Повернувшись, она принялась осторожно лавировать в толпе.

Глава 24

Когда Диана добралась до столика своей семьи, у нее слегка путались мысли и кружилась голова. Несколько дней подряд она вела безмолвную борьбу с миром, пряча боль, вызванную предательством Дэна. В довершение всего этого ей пришлось взять себя в руки, чтобы вынести кошмарное появление на аукционе… но аукцион вдруг благодаря Коулу превратился в голливудскую сказку со счастливым концом.

Резкое, неожиданное облегчение после такого напряжения и стресса нанесло заключительный удар по ее измученным нервам. Диана казалась себе невесомой без тяжелых эмоциональных доспехов, которые ей пришлось носить целую неделю, — ее словно вмиг подхватило и закружило течение.

Еще несколько часов назад она была отвергнутой невестой Дэна Пенворта, объектом жалости и насмешек. Теперь же газеты представят ее в новой роли, на фотографиях она появится рядом с Коулом Гаррисоном — вероятно, его назовут ее любовником. Все это казалось столь невероятным, что ей неудержимо захотелось расхохотаться.

Каким-то образом она умудрилась сохранить невозмутимое выражение лица и представить Коула своим бабушке, дедушке и матери, но безудержное веселье нарастало в ней, пока она наблюдала, как родственники реагируют на поступок Коула.

Кори приветствовала Коула со смешливым одобрением и даже обняла его. Миссис Фостер проявила меньше непосредственности, но держалась дружелюбно. Спенс и дедушка учтиво улыбнулись и обменялись с Коулом рукопожатием. Бабушка уставилась ему в глаза так, словно хотела докопаться до самой сути. Эми Лиленд густо покраснела.

Дуг Хэйуорд был настроен не просто враждебно — он повел себя оскорбительно. Поднявшись, он демонстративно сунул руки в карманы, чтобы избежать рукопожатия с Коулом. Не сводя с него презрительного взгляда, он объяснил Эми:

— Гаррисон работал у нас на конюшне, убирал навоз. А теперь он жертвует скульптуры для благотворительных аукционов. — Повернувшись к Коулу, он добавил:

— Поразительно, как высоко может взлететь человек в Америке — верно, Гаррисон?

У Коула заиграли желваки и налились кровью глаза.

Необъяснимая вражда между двумя мужчинами была почти осязаемой, и родственники по привычке ждали вмешательства Дианы. Каким бы неловким или безнадежным ни казалось положение, Диана всегда ухитрялась разрядить обстановку — благодаря своему редкостному сочетанию тактичности, чуткости и чувства юмора.

Однако на сей раз Диана, по-видимому, не желала или не могла вмешаться. Она одарила широкой улыбкой двоих мужчин, которые мрачно взирали друг на друга, как дуэлянты, ждущие сигнала к поединку, и весело защебетала:

— Вижу, вам обоим не терпится вспомнить прошлое, но с этим придется подождать — потому, что мы с Коулом уходим. — С этими словами она схватила со стола черную сумочку, взяла Коула под руку и поспешила прочь, буквально волоча его за собой.

Считая, что правила вежливости требуют от него хоть какой-нибудь прощальной реплики, Коул оглянулся через плечо и увидел, что Хэйуорд направился в другую сторону.

— Диана согласилась немного развеяться и потанцевать со мной, — объяснил он ее родным.

Сидящие за столом проводили удаляющуюся парочку взглядами. За исключением бабушки Дианы все, похоже, считали вечер триумфальным поворотным моментом в несложившейся личной жизни Дианы.

— Мистер Гаррисон именно тот человек, в поддержке которого Диана больше всего нуждалась сегодня. К ней вернулась гордость, она вновь выглядит счастливой.

— Диана с честью вынесла испытание, — вставил Спенсер.

— Диана — воплощенная практичность, — добавил дедушка. — Она всегда знала, что Дэн ей не пара, и потому не питала никаких иллюзий.

— Диана умеет бороться и побеждать, — согласилась Кори.

— Для Дианы этот вечер был последней каплей! — ровным тоном возразила Роза Бриттон.

— Чепуха, бабушка, — отмахнулась Кори. — Она всегда была независимой и самостоятельной. Она сдержанна, вынослива и, кроме того…

— И кроме того, — торжествующе перебила бабушка, указывая на неоспоримое доказательство эмоционального состояния Дианы, — она только что ушла с моей черной сумкой!

Это откровение заставило всех родственников одновременно повернуться и в тревоге раскрыть рты, созерцая уходящую Диану. Родные и друзья прекрасно знали о неустанном внимании Дианы к мелочам; ее чувство стиля стало таким же легендарным, как и ее способность выглядеть идеально и быть предельно собранной в самых сложных обстоятельствах. А сейчас на столе лежала маленькая сумочка Дианы — блестящая безделушка от Джудит Лейбер в форме украшенной драгоценными камнями засахаренной сливы с серебристым хвостиком и зелеными листьями. То, что она ушла в роскошном лиловом платье с объемистой черной сумкой, было настолько несвойственно для Дианы, что вся семья не на шутку встревожилась.

— Как видите, — печально заключила бабушка, — Диана наконец дошла до ручки.

Глава 25

— Если вы и вправду готовы танцевать со мной, — пошутил Коул, когда они приблизились к бальному залу, — я предлагаю вам сначала выпить. — Он остановился у банкетного стола, где приборы остались нетронутыми, вынул бутылку шампанского из ведерка со льдом и наполнил бокалы. — Алкоголь обладает обезболивающим эффектом, — пояснил он Диане с усмешкой, — а танцевать со мной — болезненное и опасное занятие.

Диана взяла бокал и подумала, что согласилась бы танцевать с Коулом даже босиком, даже если бы обувь партнера была усеяна шипами. Женщины уже не провожали ее взглядами, полными презрения или жалости. Диана с удивлением отметила, что теперь они посматривали вовсе не на нее, а на Коула, и Диана не могла винить их в этом. Густые черные волосы, пронзительные серые глаза и высокая, атлетическая фигура делали Коула Гаррисона неотразимым.

Те самые мужские качества, которые заставляли девочек-подростков мечтать о нем еще много лет назад, сейчас проявлялись в полную силу. В Коуле всегда чувствовалась грубоватая мужественность и страстность, но теперь их дополняла аура холодной утонченности и неукротимой властности.

Стоя у входа в зал, Диана потягивала шампанское, наслаждаясь смущением на лицах тех же знакомых, которые совсем недавно в упор разглядывали ее, всем своим видом демонстрируя жалость или злорадство.

Оркестр заиграл популярный медленный танец, но когда Диана попыталась отставить бокал с недопитым шампанским, Коул покачал головой:

— Допейте до дна.

— Вы и в самом деле боитесь отдавить мне ноги? — спросила она, улыбаясь со смесью благодарности и облегчения.

— Конечно, нет, — насмешливо отозвался Коул. — Я боюсь, как бы от напряжения и неловкости вы не отдавили ноги мне.

Диана со смехом допила шампанское и взяла Коула под руку, привлекая его ближе тем бессознательным жестом, который показался Коулу несколько хозяйским и вместе с тем несказанно порадовал. Он собирался вступить в переговоры насчет одной из самых важных сделок в своей жизни с прелестной, ничего не подозревающей женщиной, и она должна была безгранично доверять ему, чтобы согласиться на его нелепое предложение.

Когда он обнял ее за талию, выйдя на середину зала, Диана подняла на него сияющие благодарностью глаза:

— Коул!

Он ответил на ее улыбку, но взгляд его серых очей, разглядывающих Диану из-под полуопущенных век, казался задумчивым и сосредоточенным.

— Да?

— Вам когда-нибудь говорили, что вы чрезвычайно внимательны и галантны?

— Никогда. Обычно меня считают холодным, расчетливым и безжалостным.

Такая несправедливость возмутила Диану. Теперь, когда ее сердце переполняла признательность, а голова кружилась от вина и шампанского, Коул Гаррисон представлялся ей самым чудесным и всесильным человеком на свете — могущественным защитником, поспешившим ей на выручку, победившим ее врагов и спасшим от унижения. Он был воплощенная смелость и благородство в мире, полном трусости и коварства.

— Почему люди так несправедливы к вам?

— Потому, что они совершенно правы. Диана хмыкнула:

— Лжец!

Он притворился, будто уязвлен ее словами:

— А вот это не правда.

— Вот как? — Безуспешно пытаясь сдержать улыбку, Диана решила, что Коул шутит, смущенный ее похвалой, и перевела разговор:

— Для кого же вы все-таки купили это ожерелье?

Он устремил на нее такой долгий и красноречивый взгляд, что Диана с беспокойством предположила: либо Коул умеет читать мысли, либо он и вправду потратил сорок тысяч долларов просто ради того, чтобы поддержать ее сегодня вечером. Но следующие слова Коула развеяли ее сомнения.

— Это ожерелье — свадебный подарок для моей будущей жены.

— Как чудесно! Когда же состоится ваша свадьба?

— Сразу же после того, как я сделаю предложение.

Он произнес это так деловито, что Диана не удержалась от искушения поддразнить его:

— Или вы нисколько не сомневаетесь, что она согласится, или надеетесь покорить ее этим ожерельем — что из двух?

— Я бы сказал — и то и другое. Я действительно надеюсь покорить ее этим ожерельем и абсолютно уверен, что она согласится — как только я изложу все значение и преимущества подобного решения.

— Вы говорите о браке так, словно предлагаете проект слияния предприятий, — удивленно заметила Диана.

Коул быстро пересмотрел свою тактику и произнес притворно-небрежным тоном:

— В последний раз, когда я делал предложение, нам обоим было по шестнадцать лет. Мне явно следует усовершенствовать свои методы, котенок.

Диана слегка смутилась, обнаружив, что Коул Гаррисон вовсе не такой решительный и опытный мужчина, каким он представлялся ей в шестнадцать лет. Но больше всего ее тронуло обращение. Котенок. Давнее прозвище, которое он припомнил, прозвучало в этот Миг ласково и фамильярно — как напоминание о временах, когда Диана болтала с Коулом в конюшне Хэйуордов. Вокруг витал сладкий запах свежего сена и кожаных седел, а бессвязные беседы подростков прерывали приглушенное фырканье лошадей и стук копыт. Тогда жизнь казалась Диане совсем простой, будущее — светлым и полным самых заманчивых возможностей.

— Котенок… — тихо прошептала она, и глаза у нее затуманились, едва она осознала, что давние обещания безоблачного будущего сбылись совсем не так, как она ожидала.

Почувствовав, что Диана вдруг приуныла, Коул незаметно отвел ее к краю площадки.

— Давайте уйдем куда-нибудь и поработаем над моим методом предложений. Здесь слишком много зрителей.

— А я думала, вам необходима аудитория.

— Эти люди уже видели все, что требовалось. Произнеся эти слова с надменностью властителя, оглашающего указ, он подал Диане руку и повел ее через переполненный шумный зал.

Глава 26

— Куда мы идем? — спросила Диана, пока Коул вел ее к лифту. С каждой минутой ей все сильнее хотелось смеяться. Завтра реальность обрушится на нее лавиной, но сейчас близость Коула, вино и ожерелье помогли ей на время забыться, и Диана намеревалась наслаждаться жизнью.

— Как насчет озера Тахо? — предложил Коул, вызывая лифт. — Мы могли бы пожениться, искупаться и утром вернуться сюда к завтраку.

Диана подумала, что Коул вновь учится делать предложение, воспользовавшись ее присутствием, и попыталась скрыть удивление при виде его поспешности и сугубо прозаического отношения к браку.

— До озера Тахо, пожалуй, далековато, — весело ответила она. — И кроме того, для такой поездки я одета неподобающим образом.

Женщина грустно оглядела свое платье, и Коул последовал ее примеру, скользнув взглядом по сливочным округлостям груди над вырезом, затем нырнув ниже, к тонкой талии.

— В таком случае есть только одно место, где можно рассчитывать на атмосферу и уединение, необходимые для того, что я задумал.

— Что это за место?

— Мой номер, — объяснил Коул, пропуская Диану в лифт и вставляя ключ в скважину рядом с кнопкой, подписанной «пентхауз».

Диана с неподдельной тревогой уставилась на него, но лифт был переполнен, и она не решилась заводить спор у всех на виду. Когда последняя пожилая пара вышла на предпоследнем этаже, Диана повернулась к своему спутнику и покачала головой:

— Мне не следовало исчезать с бала вот таким образом, тем более с вами и…

— Почему со мной «тем более»? — холодно перебил Коул. Лифт остановился, двери открылись в черный мраморный холл. Вместо того чтобы выйти, Коул придержал дверь рукой. Чувствуя легкое головокружение от шампанского и быстрого подъема в лифте, Диана сдерживала желание рассмеяться, а не съежиться при виде мрачной гримасы Коула.

— Вы с таким рвением помогали мне сохранить репутацию, что наверняка даже не задумались о том, какой опасности подвергаетесь сами. Я хотела сказать, мне не следовало уходить с вами, не объяснив сначала своим родным, почему вы купили это ожерелье. Более того, если наши фотографии попадут в газеты и люди узнают, что вы собираетесь жениться, вас сочтут негодяем.

Коулу захотелось расхохотаться.

— Значит, вы заботитесь о моей репутации?

— Разумеется, — подхватила Диана, выходя из лифта в вестибюль его номера.

— Такого со мной еще не случалось, — с усмешкой заметил Коул. — Откровенно говоря, — добавил он, направляясь в гостиную и включая светильники, замаскированные в нишах потолка, — меня преследует ощущение, что этой ночью многое произойдет впервые.

Он оглянулся через плечо на Диану, которая остановилась у журнального столика посреди гостиной. Она наблюдала за ним, склонив голову набок, и выражение ее лица было скорее удивленным, чем испуганным. «Удивление — это неплохо, — решил Коул. — Испуг гораздо хуже». Он прошел к бару и достал из холодильника бутылку шампанского. Алкоголь в крови женщины, щеки которой уже залил чудесный румянец благодарности и облегчения, поможет ему контролировать ее страх.

— Впервые? — переспросила Диана. — Что же такого вы не успели испытать до сегодняшнего вечера?

— Для начала признаюсь, — беззаботно произнес он, — что я еще никогда не стоял на балконе этого номера с женщиной. — Он откупорил бутылку и опустил ее в ведерко со льдом. — Продолжим список?

Диана наблюдала, как он расстегивает смокинг и распускает галстук; затем Коул обхватил ведерко с бутылкой, взял в руки высокие прозрачные бокалы, помедлил, чтобы локтем нажать кнопку в комнате — при этом тяжелые портьеры, закрывающие дверь на балкон, разошлись в стороны. Перед мысленным взором Дианы то и дело вставал прежний Коул в потертых джинсах и рубахе, одной рукой он водил скребком по крупу лошади, другой держал ее под уздцы и при этом беседовал с Дианой о школьной жизни. Даже в то время он успевал делать все сразу. Он посторонился, пропуская Диану на балкон, а затем протянул наполненный бокал.

Распахивая перед ней дверь на балкон, Коул заметил, что Диана улыбается.

— Разве я делаю что-нибудь не так? Диана покачала головой:

— Просто я вспомнила, что и раньше вы умели заниматься сразу несколькими делами — и к тому же без видимых усилий. Это меня неизменно восхищало.

Комплимент вызвал у Коула удивление и удовольствие, и он не сразу нашелся с ответом, глядя, как Диана выходит на узкий балкон.

Подойдя к перилам, Диана вгляделась в мерцающий ковер огней Хьюстона далеко внизу, заслушалась негромкой музыкой, льющейся из гостиной, и ее мысли вернулись к Дэну.

Коул встал рядом, но спиной к перилам — так, чтобы видеть ее глаза.

— Надеюсь, что это горестное выражение на вашем лице вызвали воспоминания о Пенворте, а не обо мне. Диана гордо вскинула голову:

— В прошлом году мы редко встречались, и, откровенно говоря, я уже успела его забыть.

Коул приподнял бровь и окинул ее скептическим взглядом, ухитряясь безмолвно заявить не только о своем недоверии, но и разочаровании при виде явного нежелания Дианы быть искренней. Диана понимала, что он заслуживает гораздо большего, нежели резкий и уклончивый ответ.

— Я солгала, — призналась она с прерывистым вздохом. — Дело в том, что я давно примирилась со случившимся и все-таки… испытываю ярость. И чувствую себя униженной.

— Еще бы! — с насмешкой и сочувствием откликнулся Коул. — В конце концов, вас только что бросил самый отъявленный из подлецов.

Диана потрясение воззрилась на своего собеседника, а затем разразилась хохотом.

Коул вторил ей глухим и низким смехом и привлек Диану к себе. Тонкая шелковистая ткань его пиджака скользнула по обнаженной спине женщины, когда он положил руку ей на плечи. Несмотря на то что он наверняка считал ее временной заменой будущей невесты, Диана испытывала удовольствие, зная, что этот рослый красавец, по-видимому, находит ее достаточно привлекательной, чтобы проводить с ней время. Привлекательной и достойной — в отличие от Дэна, который… Она поднесла бокал к губам и отпила, чтобы избавиться от тяжелых мыслей.

Она вдруг спохватилась, что ожерелье до сих пор на ней.

— Будет лучше, если я сниму его сейчас — чтобы не забыть и не унести с собой, — решила она, нащупывая замок.

— Оставьте ожерелье в покое, — заявил Коул. — Я купил его вам.

Это было сказано таким тоном, что Диана замерла.

— Нет, вы купили его для женщины, на которой собираетесь жениться…

— Именно так я и сказал.

Диана потрясла головой, словно желая привести мысли в порядок. Повернувшись так, чтобы видеть лицо Коула, она откинула волосы со лба и грустно призналась:

— Сегодня я выпила больше, чем обычно, и теперь мне трудно уследить за нитью разговора. Мне кажется, вы говорите загадками.

— В таком случае поясню: я хочу, чтобы вы вышли за меня замуж, Диана. Сегодня же.

Она схватилась за перила и издала короткий смешок:

— Коул Гаррисон, вы пьяны?

— Нисколько.

Диана в восхитительном смущении отвела глаза:

— Значит… это я пьяна?

— Нет, а жаль.

Наконец она разжала пальцы и обернулась к нему с дрожащей улыбкой:

— Должно быть, вы шутите.

— Нет, я совершенно серьезен.

— Не хочу показаться неблагодарной или вызвать ваше недовольство своей критикой, — насмешливо произнесла она, — но, пожалуй, следует предупредить вас: в своей галантности вы зашли слишком далеко.

— Галантность здесь ни при чем. Бесстрастным, объективным взглядом Коул следил за попытками Дианы обуздать веселье. «Она чертовски прелестна», — думал он. Фотография в газете, вероятно, появилась из какого-нибудь журнала и не давала полного представления о внешности Дианы, ничем не намекала на чарующую теплоту ее внезапной улыбки, красные искры в блестящих волосах, мерцание зеленых глаз, прикрытых густыми ресницами.

С трудом сохраняя серьезное выражение лица, Диана предположила;

— Либо жалость ко мне подтолкнула вас к невероятной крайности, мистер Гаррисон, либо вы что-то скрываете.

— Я еще не сошел с ума, — возразил Коул, — и жалость не имеет никакого отношения к моему намерению жениться.

Диана вгляделась ему в лицо, на которое падала тень, желая убедиться, что Коул шутит, но он оставался невозмутимым.

— И я должна принять ваше… предложение всерьез?

— Уверяю вас, я не шучу.

— Тогда вы не будете возражать, если я задам вам несколько вопросов? Он развел руками:

— Спрашивайте, о чем пожелаете. Диана склонила голову набок. Смущение и недоверие боролись в ней с весельем.

— Вы, случайно, не употребляете какие-нибудь наркотики?

— Нет.

— Может, вы… питали ко мне чувства, когда я была еще подростком, и… свято хранили их все это время — потому и хотите сейчас жениться на мне?

— Это предположение столь же нелепо, как и предыдущее.

— Понятно. — Диана испытала легкое разочарование, узнав, что Коул не был даже увлечен ею в то время, когда она теряла из-за него голову.

— Вы хотели бы, чтобы я солгал насчет влюбленности в вас?

— Нет. Лучше бы вы объяснили, почему хотите жениться на мне, — предложила Диана.

— Тому есть две причины: мне нужна жена, а вам — муж.

— И потому вы считаете, — сухо подытожила Диана, — что мы идеально подходим друг другу?

Коул заглянул в глубины ее блестящих глаз и вдруг захотел наклониться и поцеловать женщину.

— В общем, да.

— Не знаю, зачем вам понадобилось жениться, — сдержанно заметила Диана, — но поверьте: меньше всего мне сейчас нужен брак.

— Вы ошибаетесь: брак — именно то, что вам необходимо. Пресса всего мира раструбила о том, что вас бросил негодяй, а судя по тому, что я прочел в «Инкуайрере», подстрекаемые конкурентами масс-медиа уже почти год нападают на вас за пребывание в «греховном блаженстве». Теперь эти атаки участятся. Как там говорилось в заголовке «Инкуайрера»? — Помедлив, он процитировал:

— «Гром в раю! Диану Фостер бросил ее жених». — Покачав головой, Коул заявил без обиняков:

— Это плохая реклама, Диана. Хуже не придумаешь. Она способна нанести непоправимый вред бизнесу. Выйдя за меня замуж, вы сохраните достоинство и убережете свою компанию от негативных последствий подобных заголовков.

Диана воззрилась на него так, словно только что получила смертельный удар от человека, от которого меньше всего его ожидала.

— Какой жалкой и отчаявшейся я, должно быть, кажусь вам, если вы предлагаете мне такое и уверены, что я соглашусь!

Она оттолкнулась от перил и повернулась к дверям в номер. Коул схватил ее за руку.

— Это я в отчаянии, Диана, — признался он. Диана с сомнением покачала головой:

— Чем же вызвано это «отчаяние», если оно заставляет вас брать в жены первую попавшуюся женщину?

Интуиция и опыт подсказывали Коулу, что ненавязчивое убеждение поможет ему добиться значительного прогресса, и он решил прибегнуть к этому средству, но только если логики и полной откровенности окажется недостаточно. Прежде всего сейчас Диана была уязвлена, и ему не хотелось высказать или сделать то, что заставило бы ее относиться к нему только как к возможной замене потерянных любви и возлюбленного. Во-вторых, он не имел ни малейшего намерения осложнять их брак эмоциональной или физической близостью.

И потому Коул пренебрег интуитивным желанием протянуть руку и отвести блестящий темный локон от ее нежной щеки и поборол искушение возразить ей, что она для него — далеко не первая попавшаяся женщина, что она больше всего соответствует идеалу женственности, чем кто-либо другой.

Вместе с тем он был не прочь сломить ее сопротивление таким количеством спиртного, какое только удастся в нее влить.

— Допивайте шампанское, и я все объясню.

Диана решила пойти на компромисс и сделала глоток.

— Моя проблема, — спокойно заговорил он, — старик по имени Кэлвин Даунинг, который приходится мне дядей со стороны матери. Когда я задумал бросить ранчо и поступить в колледж, именно Кэлвин попытался убедить моего отца, что это вовсе не блажь. Отец так и не изменил свое мнение, и потому Кэл одолжил мне денег на обучение. Незадолго до того, как я перешел на последний курс, изыскательская компания пробурила пробную скважину на ранчо Кэла и обнаружила там нефть. Нет, фонтана там не оказалось, но скважина приносила около двадцати шести тысяч долларов в месяц. Окончив учебу, я обратился к Кэлу с безумным планом, который не согласился бы финансировать ни один банкир, и Кэл потратил все свои сбережения, чтобы помочь мне начать дело. С самого моего детства Кэл верил в меня. Когда я мечтал о том, как стану богатым, Кэл выслушивал мои фантазии и поощрял их.

Очарованная его искренностью, не в силах понять, как такой добрый и заботливый старик может быть источником какой-то «проблемы», Диана глотнула шампанского, ожидая продолжения, но Коулу, казалось, было достаточно просто наблюдать за ней.

— Продолжайте, — попросила она, — пока мне кажется, что ваш дядя в последнюю очередь способен представлять для вас «проблему».

— Он считает, что решает проблему, а не создает ее.

— Ничего не понимаю! Даже если бы я не выпила сегодня столько, я все равно ничего бы не поняла.

— Только потому, что я не рассказал вам всей правды: после того как я окончил колледж, мой дядя отдал мне все сбережения, а затем одолжил для меня еще двести тысяч долларов — чтобы я мог открыть собственное дело. Естественно, я настоял, чтобы ссуда была оформлена по всем правилам, и сделал дядю полноправным партнером.

Насколько припоминала Диана, когда-то в «Тайм» говорилось о поразительных успехах Коула Гаррисона в бизнесе, упоминалось, что его капитал превышает пять миллиардов долларов.

— Полагаю, вы вернули ссуду? — спросила Она. Коул кивнул:

— Да, вернул — вместе с процентами, подсчитанными еще в то время, как указывалось в документах. — Кривая улыбка смягчила его словно высеченные из гранита черты. — Мой дядя славится феноменальной скупостью, и потому его желание рискнуть всеми своими деньгами, чтобы финансировать мой план, кажется еще более удивительным. Чтобы не быть голословным, скажу, что, несмотря на богатство, Кэл до сих пор собирает купоны из газет, еще ведет ожесточенную борьбу с компаниями коммунальных услуг за каждый счет, по-прежнему покупает одежду в «Монтгомери». Эта причуда дяди достигает таких размеров, что если телефонная станция отключает его телефон на несколько часов, а это случается несколько раз в году, Кэл пропорционально урезает оплату.

— А я и не подозревала, что такое возможно, — подавленно заметила Диана.

— Возможно, — сухо подтвердил Коул. — Но тогда компания отключит ваш телефон — и будет ждать, пока вы не заплатите.

Диана улыбнулась красочному описанию упрямого старика:

— Я по-прежнему не понимаю, при чем тут ваша «проблема».

— Дело в том, что Кэл является полноправным партнером моего предприятия, а я, обязанный своим нынешним успехом его былой моральной и финансовой поддержке, так и не решился оскорбить его, попросив подписать отказ от партнерства — даже после того, как выплатил ссуду с процентами. Кроме того, я доверял ему всю жизнь, мне и в голову не приходило, что он откажется отдать мне свои акции, когда я попрошу об этом, а тем более завещает их кому-нибудь другому.

Диана мгновенно поняла катастрофические последствия этого поступка, но отказывалась верить, что дядюшка Коула способен на такое коварство.

— Вы официально просили его передать вам свою часть акций?

— Да.

— И что же? Мрачная улыбка изогнула губы Коула.

— И он согласился, но заметил, что я обязан уладить ради него небольшое дело — прежде чем он отдаст мне акции моей же компании.

— Что это за проблема?

— Бессмертие.

Диана задохнулась, не зная, плакать ей или смеяться:

— Бессмертие?!

— Вот именно. Похоже, за последние шесть-семь лет, едва ему стукнуло семьдесят и он стал понемногу сдавать, дядя Кэлвин испытывает непреодолимое желание обессмертить себя, оставив на этом свете выводок потомков. Но беда в том, что, кроме меня, у него остался всего один близкий родственник, мой двоюродный брат. Тревис женился на некой Илейн, оба они очень милые, но ничем не примечательные люди. У них двое детей, которых нельзя даже назвать милыми, и Кэл не возлагает особых надежд ни на одного из отпрысков. Потому дядюшка хочет, чтобы я женился, произвел на свет умных и здоровых детишек, и нашему роду не грозило бы угасание.

Еще не в силах поверить услышанному, Диана произнесла:

— А если вы откажетесь, что тогда?

— Тогда он завещает свою половину моей корпорации детям Илейн и Тревиса — Донне-Джин и Теду, которые сейчас учатся в колледже. — Он отпил из своего бокала, словно желая смыть противный привкус последних слов. — В этом случае Илейн и Тревис станут моими деловыми партнерами, и у них окажется столько акций, что они смогут контролировать компанию, пока Донна-Джин и Тед не достигнут совершеннолетия. Тревис уже работает на меня — он возглавляет отдел исследований и разработок «Объединенных предприятий». Он преданный служащий, но у него не хватит ни мозгов, ни воображения, чтобы управлять корпорацией, даже если бы я и хотел этого, а я решительно против! Детям же недостает преданности Тревиса и к тому же здравого смысла и доброты своей матери. Откровенно говоря, это жадные, эгоистичные интриганы, которые уже сейчас планируют, как потратят мои деньги, когда доберутся до них.

Диана с беспомощной улыбкой размышляла над его затруднительным положением: Коул Гаррисон, непобедимый делец, лев Уолл-стрит, был в точном соответствии с пословицей обведен вокруг пальца болезненным престарелым дядюшкой — вероятно, уже выжившим из ума.

— Бедняга Кэл, — с мягким смешком заметила она. — Как не посочувствовать человеку! Один из внучатых племянников начисто лишен деловых качеств, зато у него есть жена и дети. Другой племянник — блестящий предприниматель, но без жены и детей…

— И без малейшей охоты иметь то или другое, — добавил Коул, выказывая свое отношение к происходящему. Удовлетворенный тем, что Диана поняла всю сложность ситуации, он поднял бокал в сардоническом тосте, восхваляющем ее проницательность.

Его недвусмысленное желание оставаться не только одиноким, но и бездетным на миг прошло для Дианы незамеченным — она забавлялась искренним раздражением Коула.

— Похоже, и вы оказались в чрезвычайно щекотливом положении, — с улыбкой заметила она.

— И кажется, вы находите это забавным?

— Ну, вы и сами должны признать, что это несколько… нелепо, — неуверенно произнесла Диана.

— Только самую малость, — мрачно подтвердил он.

— Дело в том, — продолжала она, не в состоянии сдержать усмешку, — что в наивных старых романах к браку обычно принуждают героиню. Но я никогда не слышала, чтобы в такую переделку попадал герой.

— Если вы хотели развеселить меня, это вам не удалось, — с горечью возразил Коул.

Он выглядел таким раздосадованным, услышав о своем «негероическом» положении, что Диана отвернулась, пряча усмешку. Прошло несколько минут, прежде чем она подавила взрыв веселья и наконец поняла, какой дерзкий и оскорбительный выход он предлагал.

— Значит, — промолвила она, стараясь говорить так же спокойно и отчужденно, как делал прежде Коул, — сегодня, увидев меня, вы вспомнили, что меня бросили, и решили, что я охотно соглашусь выйти за вас замуж и помогу справиться с вашей проблемой — особенно если вы купите мне ожерелье.

— Я не настолько эгоистичен или глуп, Диана. Мне чертовски хорошо известно, что вы швырнули бы ожерелье мне в лицо и отказались бы от моего предложения, если бы не одно обстоятельство.

— Какое?

— Женившись на вас, я предлагаю себя в качестве решения ваших проблем.

— Понятно… — протянула Диана, хотя ничего не понимала. — Вы не могли бы объяснить подробнее?

— Логика проста: несмотря на то что предательство вашего жениха вызвало шумный скандал, вы еще можете сохранить свою репутацию, если немедленно выйдете за меня замуж. Завтра газеты будут кишеть фотографиями, изображающими наш поцелуй на балконе, а журналисты разразятся красочным описанием покупки этого ожерелья. Если о нашей свадьбе будет объявлено на следующий же день, люди решат, что между нами и прежде что-то было и что, вероятно, помолвку разорвал не Пенворт, а вы.

Диана передернула плечами, пряча вспыхнувшие моментально ярость и обиду:

— Я не настолько горда, чтобы заботиться о своем реноме ценой такой возмутительной выходки, которую вы предлагаете.

— Спасать вам придется свое дело. Щит помолвки, которым вы прикрывались два предыдущих года, постепенно ослабевал. А теперь и вовсе исчез, — заключил Коул, — и ваши конкуренты удвоят атаки, а пресса невольно их поддержит, раздувая скандал ради собственной выгоды.

Боль и гнев на мгновение затуманили ее зеленые глаза, однако Коул успел заметить, что реакция Дианы на упоминание о предательстве Пенворта была не столь бурной, как реакция на весьма вероятную угрозу ее компании.

Несмотря на тонкие черты лица, хрупкую, женственную красоту, Диана Фостер, по-видимому, принадлежала к тем женщинам, для которых бизнес прежде всего. Наблюдая, как ветер играет ее волосами, Коул подумал, что у них по крайней мере есть нечто общее.

Предоставив Диане время обдумать его слова, он попытался вспомнить, что слышал о предприятии, которое значило для нее так много, но вспоминать ему было почти нечего. Он знал только, что компания основана семьей Фостер.

По-видимому, компания начала с того, что оказывала услуги элите Хьюстона, специализируясь на хваленых «натуральных» продуктах, представляя их в эффектном виде, пользуясь при этом только самодельными или выращенными собственноручно украшениями. Так возник «фостеровский идеал», а он привел к появлению журнала, названного «Красивая жизнь». В аэропорту на этой неделе, вскоре после того как он смотрел интервью с Дианой по Си-эн-эн, Коул увидел экземпляр журнала и небрежно перелистал его. Глянцевые фотографии ярко раскрашенной мебели, расписанные вручную стены, столы, покрытые вышитыми гладью скатертями, уставленные великолепными блюдами, редкостными букетами и украшениями, проводили идею журнала и главную мысль «фостеровского идеала»: женщина, вернувшаяся к «основам бытия», способна добиться и добивается удовлетворения, самореализации и домашнего уюта. Кроме того, Коул отметил, что фотографии и впрямь замечательны — к ним наверняка приложила руку Кори Фостер-Эддисон.

Это не удивило его, поскольку неизменным спутником Кори в его воспоминаниях был фотоаппарат. Но Коул весьма изумился тому, что основательницей и издательницей журнала, проповедующего возвращение к истокам, оказалась хьюстонская богатая наследница — та самая, что некогда призналась ему, что никогда не была сорванцом, ибо не умела как следует испачкаться.

Коул искоса взглянул на освещенный луной профиль Дианы и подивился глупости, которая заставила Пенворта предпочесть Диане Фостер восемнадцатилетнюю модель-итальянку. Еще будучи девочкой-подростком, Диана отличалась остроумием, сообразительностью и добротой. Теперь же, когда она повзрослела, ее изысканные черты, статная фигура и сдержанность делали ее богиней среди смертных.

На своем веку Коул повидал достаточно моделей, чтобы знать: все они фанатично одержимы уходом за каждой молекулой своей кожи и волос, что тела, которые выглядят столь неотразимо в модных костюмах и на разворотах журналов, в постели оказываются скелетами, обтянутыми кожей.

Пенворт был глупцом и от удачи отказался сам.

Зато он, Коул Гаррисон, неглуп и не собирается упускать свой шанс.

Глава 27

Решив, что Диане с избытком хватило времени, чтобы обдумать нарисованную им перспективу, Коул тихо произнес.

— Я не собирался уязвить или смутить вас — я только пытался открыть вам глаза на истинное положение вещей.

Она громко сглотнула и уставилась на свои руки: в одной крепко зажат бокал с шампанским, а другая вцепилась в перила так крепко, что костяшки пальцев побелели. Догадавшись, что это не укрылось от Коула, Диана немного расслабилась. «Ей не нравится, когда кто-нибудь замечает проявления ее чувств, — подумал Коул. — Вот еще одна общая черта». Он порадовался своему открытию, поскольку хотел от Дианы исключительно партнерства, деловой договоренности, в которой нет места эмоциям, пока она существует или когда будет расторгнута.

С другой стороны, он вовсе не рассчитывал, что Диана по-прежнему будет молчать, и старался вызвать ее на разговор.

— Диана, если уж вы хотите в чем-нибудь обвинить меня, то обвиняйте в прямоте, а не в стремлении вас обидеть.

Она глубоко вздохнула, словно успокаиваясь, но у нее в голосе прозвучали слезы.

— Зачем мне обвинять вас, если вы ничуть не погрешили против истины?

— Я не просто нарисовал неутешительную картину, — мягко возразил Коул. — Я предложил вам идеальное решение.

— Да, правда, и я признательна вам, честное слово… Диана осеклась, и Коул понял: несмотря на то что она продолжает считать его предложение нелепым и невозможным, она опасается ранить его чувства. Он же предпочитал перманентно сохранять объективность.

— Дело в том, — начала она тем же мягким тоном, — что я не вижу логики в замене любимого, но не любящего жениха мужем, к которому я не испытываю любви, как и он ко мне.

— Потому я и назвал решение идеальным! — подхватил Коул, в знак подтверждения взяв ее за руку. — Наш брак не будут осложнять досадные эмоции.

Диана отставила бокал и обхватила себя обеими руками, словно от слов Коула дохнуло холодом. При этом она осторожно отстранила его руку.

— Вы и в самом деле так жестоки и бесчувственны, как хотите казаться?

Глядя в ее прекрасное лицо, чувствуя, как вздымается от волнения ее грудь, Коул испытывал какие угодно чувства, только не равнодушие. В первый раз с тех пор, как он принялся обдумывать свой дерзкий план, ему пришло в голову, что влечение к Диане может стать непредвиденным осложнением. Он преодолел это препятствие, поклявшись избегать какой бы то ни было близости с ней.

— Я не холоден, — вслух отозвался он, — я практичен. У меня возникла проблема, решением которой будет женитьба, и вы оказались точно в такой же ситуации. Наш брак станет дружеской сделкой и закончится через год тихим разводом по обоюдному согласию. Мы оба — идеальный выход друг для друга. Будь я суеверен, я сказал бы, что наша встреча не случайна.

— Я не верю в судьбу. Прежде я считала, что мы с Дэном созданы друг для друга.

— Между мной и Пенвортом большая разница, — живо возразил Коул. — Дав слово, я не нарушаю его.

Именно в этот миг Диана наконец поверила: он настроен абсолютно серьезно. Она еще пребывала в шоке, вызванном этим открытием, когда он приподнял ее подбородок большим и указательным пальцами и заставил взглянуть ему в глаза.

— В течение всего года, пока мы будем женаты, — заявил он, — я обязуюсь вести себя при посторонних, как самый преданный и любящий из мужей. Преднамеренно я не сделаю ничего, что причинит вам хотя бы толику того унижения или гнева, которые вызвал поступок Пенворта. Я приложу все силы, чтобы вы ни разу не пожалели о нашей сделке, — закончил он и отставил свой бокал.

Никаких сделок, шепнул внутренний голос Дианы, но в молчаливом споре победило привлекательное и серьезное лицо, низкий, колдовской голос, мощное мужское тело, склонившееся к ней. Этот мужчина предлагал защитить ее от мира, заслонить широкими плечами, способными выдержать любую ношу. Сочетание этих достоинств было опасным и влекущим, особенно потому, что Коул не говорил ни о любви, ни даже о привязанности.

— Все вокруг убедятся, — его голос набирал силу, — что я готов лелеять вас, свою жену, — и так будет целый год, пока продлится наш брак.

Лелеять… забытое слово… чувственное и сентиментальное… Дэн никогда не говорил ей ничего подобного. И от Коула она ожидала услышать нечто совсем другое.

Его ладони скользнули вниз по ее рукам, охватили их словно бархатными кандалами, привлекая ближе, заставляя подчиниться чарам, которые он сплетал при помощи французского шампанского, а также романтической техасской лунной ночи.

— Естественно, — продолжал Коул решительно, — от вас потребуется такое же обещание. Это справедливо?

Диана не верила, что всерьез пойдет на это, даже когда слегка кивнула.

— Я соглашаюсь не с планом в целом, — с дрожью предупредила она, — а только с условиями.

Он выпустил левую руку Дианы и легонько коснулся ладонью ее щеки, заставляя повернуться.

— Нет, Диана, — с улыбкой произнес мужчина, проводя по щеке кончиками пальцев, — вы уже согласились. Просто еще не успели сказать об этом вслух. — Его глаза и голос по-прежнему завораживали. — Завтра все наши тревоги исчезнут. И для этого требуется всего лишь сказать «да»— через час мой самолет увезет нас в Неваду.

Если бы Коул поцеловал ее, она принялась бы вырываться; если он хотя бы на минуту разжал руки, она бросилась бы наутек. Но когда он обнял ее за шею и прижал к груди странным отеческим жестом, Диана внезапно перестала сопротивляться. Коул предлагал ей безопасный рай на целый год — и в личном, и в деловом отношении… Он предлагал свою защиту… Обещал спасение от унижений, тревог и стрессов.

Все это Коул предлагал Диане, которая прежде была утомлена, разочарована и зла, но теперь начинала наслаждаться бездумной, чудесной апатией, вызванной более чем месячной нормой спиртного, выпитого за один вечер, и мужчиной, рядом с которым жизнь казалась простой и легкой! Теперь надо только кивнуть.

От дыхания Коула у нее на голове слегка зашевелились волосы.

— Мы улетим через час и вернемся сюда к завтраку. Диана перевела дыхание и закрыла глаза, смаргивая внезапные слезы, которые превратили его неброскую золотую запонку в расплывчатую блестящую кляксу. Она попыталась что-то сказать, но в горле застрял ком страха, надежды и облегчения.

— Все, что от вас требуется, — дать мне слово, что в течение года вы будете выполнять мои распоряжения — это необходимо, чтобы весь мир поверил в наш истинный и счастливый брак.

Диана наконец сумела выговорить несколько слов, преодолевая судорогу, зародившуюся где-то в глубинах желудка и доходящую до подбородка.

— Мы даже живем в разных городах, — слабо запротестовала она.

— И это существенно упростит нашу задачу. В интересах дела я по-прежнему буду жить в Далласе, а вы — в Хьюстоне. Поскольку эти города находятся на расстоянии всего сорока минут лета, люди будут считать, что мы постоянно встречаемся друг с другом.

Диана улыбнулась, прижавшись щекой к крахмальным складкам его рубашки:

— С вами все кажется таким, простым…

— Потому что это и в самом деле очень просто. Нам надо лишь поддерживать дружеские отношения. За год, пока мы будем женаты, вам время от времени будет необходим сопровождающий для выходов в свет, и в соответствии с этим я стану строить свои планы. Следует только извещать меня заранее.

Диана решила усердно выполнять эту просьбу, запрокинула голову и с робкой улыбкой оглядела его:

— А сами события для вас не имеют значения? Даже когда они будут широко освещаться в прессе? Знаю, вы ненавидите репортеров, по мнение прессы очень важно для нашего бизнеса, Коул с насмешливым восхищением отметил, что его умная будущая жена осторожно пытается обойти все ловушки прежде, чем дать согласие. Он кивнул.

— Я имел в виду любые события, — подтвердил он, — и жду, что вы дадите такое же обещание. Справедливо, верно? — Коул с нетерпением ждал.

Но вместо ответа Диана пристально взглянула ему в глаза;

— У вас больше нет никаких условий? Меньше всего Коулу хотелось погрязнуть в подробностях и утратить преимущество, приобретенное с таким трудом.

— Все детали мы обговорим завтра. Ну, решено?

Диана прикусила губу, задумалась на мгновение и грустно покачала головой.

— Лучше было бы обсудить детали сейчас, — заявила она и робко улыбнулась, словно извиняясь за причиненное беспокойство. — В таком случае мы избежим разногла… недоразумений, — поправилась она.

Коул не сумел сдержать улыбку восхищения. Даже теперь, оказавшись в практически безвыходном положении. Диана Фостер не утратила ни сообразительности, ни осторожности. Он стал понимать, как она добилась таких поразительных успехов в бизнесе.

— Хорошо, — согласился он, — осталось обговорить только несколько условий. Прежде всего по прошествии года, когда мы быстро и без лишнего шума разведемся, никто из нас не должен предъявлять никаких финансовых претензий. Вы согласны?

Диана поморщилась при упоминании о разводе, и Коул испытал укол совести, превращая ее первый брак в обман. С другой стороны, Диане предстояло выиграть в этом браке столько же, сколько и ему, а потерять гораздо меньше. Поскольку в Техасе действует закон о совместной собственности и поскольку Коул гораздо богаче ее, он потеряет слишком многое, если Диана попытается опротестовать соглашение, которое предстоит составить сразу же после заключения брака.

— Согласна, — прошептала она.

— Кроме того, я попрошу вас еще о двух уступках. Во-первых, никто, кроме нас двоих, не должен знать, что наш брак — попросту выгодная сделка. Во-вторых…

— Нет.

— Что? — Он недоверчиво уставился на нее. — Почему нет?

— Потому, что мне придется объяснить все родным. Я должна поговорить с сестрой — вы ведь знакомы с Кори? — добавила она, и Коул вдруг заподозрил, что либо она выпила слишком много, либо нервничает сильнее, чем несколько минут назад.

— Да, я знаю Кори, — мрачно заверил он. У нее за спиной он поднял руку и взглянул на циферблат часов в свете, падающем из двери. Десять минут двенадцатого. Пилоты его «Гольфстрима» отдыхают в мотеле возле аэропорта, оба они не расстаются с пейджерами. Шофер лимузина ждет вызова круглосуточно. Если церкви на озере Тахо закрыты, то в Лас-Вегасе они работают всю ночь. Проблему представляет лишь Диана.

— Я должна рассказать об этом родственникам. И Спенсу тоже, он — член нашей семьи.

— А если я откажусь от сделки? Она вздохнула.

— Вряд ли они поверят, будто мы встретились сегодня вечером, полюбили друг друга с первого взгляда и сразу решили пожениться.

— Они не докажут, что это не правда. Пусть удовлетворятся выдуманным объяснением.

Диана шагнула в сторону и гордо вскинула голову.

— Я не стану лгать своим родным и не буду давать пустые обещания.

Коул понял, что это не просто слова. Очевидно, шествуя по лестнице успеха к титулу «Деловая женщина года штата Техас», она отнюдь не пожертвовала щепетильностью или юношеским идеализмом, и голос Коула дрогнул от удовольствия, когда он произнес:

— В таком случае я уступаю.

— В самом деле? — Диану с каждой минутой все сильнее ошеломляли его слова и поступки. Совсем недавно он предлагал ей брак так холодно, как мог бы предложить придержать дверь для незнакомки, а теперь соглашался на ее условие с дружеским блеском в глазах. Пытаясь избавиться от воздействия алкоголя и его серебристых глаз, она произнесла. — Но вы сказали, что у вас два условия…

— Второе условие заключается в том, что вам придется сопровождать меня на ранчо дяди на следующей неделе и провести там несколько дней — чтобы развеять все опасения и подозрения, которые могут возникнуть у него по поводу нашего внезапного брака.

— Вероятно, у меня будет назначено несколько встреч. — Она нахмурилась — встревоженная богиня с пышными волосами, развевающимися по ветру, и трепещущими складками платья. — У меня всегда много встреч. Полагаю, я сумею перенести их и навестить вашего дядю либо на следующей неделе, либо немного позднее.

— Договорились! — подхватил Коул. Она так нервничала, что у нее зазвенел голос:

— А я? Я могу назвать свои условия?

— Вы можете называть их сразу же, как только придумаете. Я уже пообещал сделать все возможное, чтобы обеспечить наше сотрудничество. — Не сомневаясь, что наступил подходящий момент для приведения плана в исполнение, Коул вошел в номер, позвонил пилотам, а затем приказал доставить к отелю лимузин. После этого он набрал номер своей секретарши в Далласе и отдал заспанной, но расторопной женщине несколько распоряжений, которые мгновенно лишили ее остатков сонливости.

— Все устроено, — объявил он, выходя на балкон. Взяв бутылку из ледяного гнезда, он снова наполнил бокалы. — Лимузин ждет внизу, самолет уже заправляют. Пришло время для тоста, — добавил он, протягивая Диане бокал Диана уставилась на бокал у него в руке, и ее притворная смелость улетучилась.

— Я не могу! — воскликнула она, оборонительным жестом скрестив руки на груди. Пока он звонил, она отчаянно пыталась решить, оправданны ли ее опасения или ее паника всего лишь результат трусости и некой консервативной черты характера, которую Диана ненавидела и которая часто парализовала ее, заставляя упускать уникальные возможности.

Коул со зловещим стуком поставил бокалы на стол и шагнул к ней.

— Что значит «не могу»? — осведомился он. Диана отступила, не давая ему приблизиться.

— Не могу, и все! Только не сегодня! — Ее голос так дрожал, что Диана сама не верила своим ушам. Отступая назад, она врезалась в перила в отчаянной попытке избежать того, что считала угрозой. — Мне нужно время!

Коул преграждал путь в комнату, и Диана попробовала укрыться за одним из кресел, стоящих на балконе, но тревога и сожаление в его глубоком голосе заставили ее насторожиться. Все опасения тут же показались Диане нелепыми.

— Время — единственное, что я бессилен вам дать, Диана. Женщина услышала в этой фразе все признаки смущения — от отчаянной попытки подкупа до стремления уберечь свою гордость благодаря намеку на богатство.

— Есть множество женщин, — заверила она, заведя руки за шею и расстегивая тяжелое ожерелье, — которые согласятся на ваше предложение в надежде, что обман станет реальностью. Внизу, в бальном зале, вы найдете немало таких союзниц.

— Вы правы, — неожиданно бесстрастным голосом произнес он. — Возможно, мои запросы слишком велики, но я хочу, чтобы в этом плане участвовала женщина, которой я бы с гордостью дал свое имя, и это ограничило выбор всего одной из них — вами.

Он произнес эти слова так холодно, что на мгновение Диана решила, что ослышалась.

— Но почему именно мной?

— Причин много. — Он пожал плечами. — Не последнее место среди них занимает то, что, несмотря на свое социальное положение, вы были знакомы со мной еще в то время, когда мне платили за чистку конюшен, а вы не находили это занятие отталкивающим.

Прямой намек на его низкое происхождение вызвал у Дианы щемящую боль в сердце. Слезы навернулись у нее на глаза, пока она смотрела на властного, энергичного мужчину, стоящего перед ней, который по каким-то причинам не знал себе цену. Его лицо было слишком суровым, чтобы считаться привлекательным, однако Диана никогда не видела более выразительного лица, чем это, гордое и волевое. Циничные морщины пролегли в уголках его глаз и губ, и Диана разглядела за ними многочисленные битвы, закончившиеся победой, жестокие, но крепко усвоенные уроки. Но вместе с тем изгиб его губ был чувственным — даже когда он выражал иронию, как в эту минуту. Даже если бы Коул был нищим, женщины сами бросались бы ему на шею — однако по какой-то невообразимой причине он соглашался на фиктивный и бездетный брак.

Коул был ее другом, героем ее фантазий, наставником. А сегодня явился рыцарем в сияющих доспехах.

Как глупо не доверять ему и отказываться от шанса, посланного небом!

Диана гадала, когда успела стать пресыщенной и циничной.

— Коул… — прошептала она, глядя, как смягчается его лицо при звуках ее голоса, — мне очень жаль… — Она протянула руку жестом примирения, но он заметил в ладони забытое ожерелье и словно окаменел.

— Оставьте его себе! — коротко приказал мужчина — Я купил его для вас.

— Не надо… — неловко начала Диана, а затем пожалела, что выпила еще шампанского для смелости, увидев зловещий блеск у него в глазах. — Не могли бы вы повторить все те причины, которые называли раньше?

Коул заметил ее умоляющий взгляд и ощутил, как где-то в глубине души у него пробуждается чувство, которое он считал чуждым и угасшим так давно, что не сразу узнал. Он улыбнулся.

А затем потянулся, прижал ладонь к ее щеке и нежно отвел в сторону блестящий каштановый локон.

— Я не могу решиться, — с дрожью выговорила женщина.

— Диана, — прошептал он, — вы уже решились. У Дианы заколотилось сердце — от потрясения и прикосновения его руки. Она попыталась пошутить:

— Вот как? И что же я решила?

Глаза Коула заискрились смехом, но голос остался серьезным и торжественным;

— Вы решили выйти за меня замуж сегодня ночью, в Неваде.

— Это правда?

— Да, правда.

Глава 28

«Правда… правда…» Диана повернула голову на подушке, но это слово преследовало ее, словно отдаваясь эхом в длинном туннеле, сочетаясь с причудливыми видениями, которые крутились у нее в голове бесконечным калейдоскопом. «Правда… правда…» Во сне это слово перекрывал утробный гул реактивных двигателей, приглушенный, звонок телефона, а темная, расплывчатая мужская фигура, воплощение силы, нависала над ней, но Диане не удавалось ее разглядеть. Эта фигура вызывала у нее двойственное ощущение смертельной опасности и покоя; голос, который она слышала, не принадлежал этому мужчине, но тем не менее руководил ее ответами.

— В самом деле? — Теперь голос принадлежал ей самой — шепот в тусклом пятне света, едва освещавшего неземное ложе, которое точно плыло под ней.

Он склонился над постелью, примял подушку рядом с ней.

— Нет.

Ее руки оказались у него на плечах, она притянула его к себе, заметив, как заблестели его глаза. Рев двигателей заглушил его голос, чувственные губы вновь беззвучно выговорили: «Нет».

Она обняла его голову, и тлеющие искры у него в глазах превратились и пламя. Теперь она вела игру, знала об этом и радовалась.

— Да… — прошептала она, и его обжигающий взгляд обратился на ее губы.

Она еще вела в игре, когда он коснулся губами ее губ, пробуя их на вкус, соблазнительно скользя по ним, а затем медленно приоткрыл рот и постарался языком проникнуть вглубь.

Он становился все требовательнее, и она протестующе застонала, впиваясь в него губами и пытаясь подчинить движения его языка собственным. Огромные ладони коснулись ее груди, стали по-хозяйски ласкать ее; его губы взяли в плен ее соски, заставив их затвердеть, и она вскрикнула. Она не могла расстаться с властью, не хотела, не имела права! Он знал об этом, но взъерошил ее волосы, превратил их в спутанную копну. Его жадные губы оставили в покое ее грудь только затем, чтобы возобновить нападение на ее рот. Их тела соприкоснулись, и его чресла чувственно задвигались.

Диана пыталась избавиться от жара и тяжести, но он не отпускал ее, и она раздвинула ноги, едва чужие ладони подхватили ее ягодицы, а твердое орудие безошибочно нашло влажный вход в ее лоно. Он ворвался в нее, завладев ее ртом… и только потом все началось — медленные, яростные толчки, постепенно набирающие силу и темп, увлекающие ее в бездонную пропасть. А она боролась, пытаясь избежать падения.

Мужчина понимал, что она борется с собственным желанием, но не отпускал женщину. Обхватив ее обеими руками, он перекатился на спину, сжал ее бедра, принуждая двигаться в ритме, который заставил ее забыть, что волосы превратились в колтун, груди слишком малы, а на бедре отчетливо виднеется шрам.

Диана подчинялась ею приказам и не прекращала бешеной скачки — потому что он не позволял ей останавливаться.

Потому, что она не могла останавливаться и не хотела и обезумела от желания теперь, когда его чресла повторяли ее движения, ладони ласкали ее груди, пальцы сжимали набухшие соски. Она закричала, едва спазма пронзила ее тело, а он круто выгнулся, в последнем порыве проникая в нее еще глубже. Двигатели взвыли, ложе рухнуло на землю, отчего она не удержалась и упала. Его руки крепко обхватили ее, удерживая рядом с собой, бело-голубые огни понеслись мимо окон с головокружительной скоростью. Призрачные огни.

Голубые огни… мчались все быстрее… затем стали кружиться.

Диана металась по подушке, боясь этих огней, пытаясь избежать когтей демона-любовника, который уже отнял больше, чем она собиралась предложить.

Она силилась убежать, но некое существо охраняло ее, мешало пошевелиться — чудовище о четырех ногах, черное, как исчадие ада. Его огромные клыки торчали из пасти, твердые уши настороженно приподнялись, тело было худым от истощения, Сатана из «Ребенка Розмари». А роль Розмари играла она!

Во сне Диана завизжала от страха, но наяву прошептала лишь хрипло:

— Нет…

Снедаемая ужасом, Диана вырвалась из своего кошмара и открыла глаза. Боль угнездилась в глазницах, наполнила мозг, пока Диана растерянно моргала, оглядывая просторную, но совершенно незнакомую комнату. Она вздрогнула и обернулась на скрип открывающейся двери, и вдруг перед глазами все завертелось. Ее замутило. Мужчина, в котором Диана узнала Коула Гаррисона, вошел в ее спальню так беспечно, словно имел право находиться здесь.

— Поосторожней, — предупредил он насмешливо, приближаясь с подносом в руках. — Не делай резких движений.

Диане показалось, что она не в состоянии думать ни о чем, кроме ломоты во всем теле. Она попыталась заговорить, но с губ слетел только хрип. Сглотнув, женщина отважилась на вторую попытку:

— Что… со мной?

— Судя по всему, твоя нервная система находится под влиянием большой дозы ацетальдегида, — пояснил он сочувственно, ставя поднос на столик. — В некоторых случаях он вызывает ухудшение зрения, головную боль, тошноту, дрожь и сухость во рту. По крайней мере такой теории придерживаются в фармацевтическом подразделении «Объединенных предприятий». Говоря попросту, у тебя зверское похмелье.

— Почему? — прошептала Диана, закрывая глаза от блеска ярко-оранжевой жидкости в высоком стакане на столе.

— Слишком много шампанского.

— Почему? — снова повторила она, желая узнать, почему оказалась здесь, почему рядом с ней Коул, почему она довела себя до такого состояния…

Вместо ответа он присел на кровать, и Диана громко застонала, когда матрас просел и она перекатилась на бок.

— Помолчи, — распорядился Коул властно, что резко контрастировало с мягкостью его движений, когда, подхватив Диану под руки, он посадил ее повыше. — Это аспирин, — объяснил он, подавая ей две белые, таблетки. Диана трясущейся рукой неловко засунула их в рот. — А это, — добавил он, взял стакан с оранжевой жидкостью и приставил к ее губам, осторожно наклонив, — апельсиновый сок именно с тем «клином», которым вышибают другой «клин».

Желудок Дианы сжался от этих слов, но прежде, чем она успела оттолкнуть стакан, Коул заставил ее сделать глоток, а затем снова уложил на подушки.

— Засыпай, — велел он, когда она закрыла глаза. — Попозже, когда я разбужу тебя, тебе будет гораздо лучше.

Что-то прохладное и приятное легло ей на лоб. Холодный компресс.

«Коул Гаррисон — внимательный, заботливый мужчина, — подумалось ей. — Надо сказать ему об этом».

— Спасибо за помощь, — пробормотала она, когда матрас поднялся, избавившись от его веса.

— В качестве твоего мужа я считаю своим долгом ухаживать за тобой во время всех похмелий — и сейчас, и впредь.

— Это очень любезно…

— Надеюсь, что и утром ты будешь того же мнения. Ковер приглушил его шаги. Диана услышала, как он тихо прикрыл за собой дверь, и замерла, ожидая прихода блаженного сна. Несколько мгновений его последние слова казались ей просто неудачной шуткой, которой Диана пыталась пренебречь, но какие-то странные видения упорно возникали перед ее мысленным взглядом. Она припомнила, как очутилась на балу Белой Орхидеи, как пила вино и шампанское… потом — аметистовое ожерелье и еще бокал шампанского. Затем в памяти всплыл визит в номер Коула… еще шампанское… поездка на лимузине до международного аэропорта… салон личного самолета, где она снова пила. Ей вспомнилась и еще одна поездка на автомобиле по ночному городу, залитому огнями…

Бег картин приостановился, образы обрели четкость. Она вышла из машины и вошла в помещение с арками, увитыми искусственными цветами. Низкорослый лысый улыбающийся человечек что-то говорил, обращаясь к ней, пока она мысленно заменяла омерзительные цветы свежими гирляндами плюща.

Подавив приступ тошноты, Диана попыталась не вспоминать о лысом человечке и гирляндах: эта сцепа врезалась в ее раскалывающийся мозг странной, смутной виньеткой — но незнакомец показался ей очень милым… Он даже проводил их с Коулом до дверей, помахал рукой и крикнул что-то, когда лимузин тронулся с места. Высунувшись из окна, она помахала ему в ответ — незнакомец стоял на пороге какого-то строения под розово-зеленой вывеской с мерцающими неоновыми колоколами и броскими словами под Ними. Броскими словами. Словами… Причудливыми неоновыми буквами было выведено. «Брачная часовня».

А мужчина, стоящий на пороге, кричал им вслед: «Всего вам хорошего, миссис Гаррисон!»

Возвращение к реальности было столь внезапным, что Диана содрогнулась от новых взрывов боли в голове и судороги в желудке.

— О Господи! — громко простонала она и, перевернувшись на живот, зарылась лицом в подушку.

Глава 29

Когда Диана снова проснулась, кто-то успел раздвинуть тяжелые шторы, впустив в комнату солнечный свет, пробивающийся сквозь жалюзи. Где-то вдалеке надрывался телефон.

Несколько минут Диана лежала совершенно неподвижно, с закрытыми глазами, производя мысленную проверку собственного состояния и боясь, что случайное движение вновь вызовет приступ боли. Ее по-прежнему немного знобило, но ощущение, что череп вот-вот треснет, исчезло.

Диана нехотя переключилась на размышления о результатах первого настоящего знакомства со спиртными напитками.

Она вышла замуж за Коула Гаррисона.

Сердце у нее забилось, едва смысл этого бездумного поступка дошел до нее по-настоящему. Она вышла замуж за незнакомого человека! Этот бессердечный негодяй воспользовался тем, что вчера вечером она была не в себе, и убедил, что брак с ним принесет пользу не только ему, но и самой Диане.

Она наверняка лишилась рассудка. Как и он.

Она — идиотка, а он — чудовище.

Ее следовало бы упрятать в сумасшедший дом. А Коула — пристрелить!

Каким-то образом Диана сумела прервать поток несправедливых обвинений и не поддаться панике.

Нет, прошлой ночью она была в здравом уме, а Коул не принуждал ее к замужеству. Взяв себя в руки, Диана принялась обдумывать все доводы Коула, что могла припомнить.

При ярком свете дня, в отсутствие убаюкивающего воздействия шампанского стало очевидно, что Коул обладает потрясающим даром убеждения. Не менее очевидным было и то, что Диана пошла на поводу у своей сентиментальности и совершила необдуманный поступок. Но чем больше она размышляла, тем лучше понимала: соглашение между ними не лишено логики.

Еще вчера ночью Коул был пешкой у Кэлвина, благие намерения которого подвергали опасности империю, созданную Коулом. Этим утром Гаррисон проснулся победителем, а его любимый дядя — счастливым человеком.

Прошлой ночью над репутацией и финансовым будущим компании Фостеров нависла серьезная угроза, а Диана была объектом насмешек и жалости. Сегодня утром семейное дело Фостеров оказалось спасено, а Диана превратилась в «обожаемую жену» обаятельного магната-миллиардера.

Диана приободрилась, но предпочла не задумываться, каким образом убедит своих родных в том, что Коул — не чудовище и не шантажист, а она вовсе не свихнулась.

Диана попыталась воспроизвести в памяти, что случилось после того, как самолет Коула взлетел с аэродрома Лас-Вегаса, но воспоминания оказались смутными и несвязными. Диану потрясла внутренняя отделка самолета; она спросила у Коула, нельзя ли отправиться не на озеро Тахо, а в Лас-Вегас — потому, что на озере она уже бывала. Последующие воспоминания были еще более расплывчатыми. Диана не знала, что произошло наяву, а что было частью безумных снов, и пока не могла разрешить эту загадку.

Перевернувшись, она отбросила простыню и удивилась, обнаружив, что лежит в постели обнаженной. Ей с трудом верилось, что она ухитрилась сама расстегнуть платье и раздеться. Должно быть, ей помог Коул, но мысль о подобном унижении была в этот миг невыносима. Только сейчас Диана поняла, что ей решительно нечего надеть, кроме лилового шелкового платья, в котором она прибыла вчера на бал. В ресторане отеля «Гранд-Балморал» по воскресеньям обедала местная аристократия, и от перспективы появления внизу в этом платье Диана содрогнулась от ужаса. Она не могла позвонить родным и попросить их привезти одежду в отель — потому, что не хотела объяснять свою выходку, сидя в номере Коула. Со вздохом смирения Диана выбралась из-под простыни.

Глава 30

Коул поднял голову, когда Диана вышла из спальни с еще влажными после душа волосами. Ее стройная фигура буквально утонула в одном из просторных бархатных халатов, приготовленных в спальне отеля. Пальцы ног едва выглядывали из-под подола, который должен был заканчиваться на середине икр, плечевые швы болтались на уровне локтей. Вчера ночью Коул не представлял, что Диана способна выглядеть соблазнительнее, чем в облегающем лиловом платье, но теперь выяснилось, что он ошибался. Облаченная в мешковатый халат, с лицом, начисто лишенным косметики, с густой копной каштановых волос, Диана Фостер казалась розой, окропленной рассветной росой.

Он отложил воскресный номер «Хьюстон кроникл» на журнальный столик и поднялся.

— Сейчас ты выглядишь гораздо лучше, — заявил он. Она вымученно улыбнулась.

— Я решила набраться смелости и продолжать жить. Усмехнувшись ее иронии, он указал на стол, уставленный блюдами:

— Услышав, что ты принимаешь душ, я заказал завтрак. При виде яиц, ветчины и оладьев Диану передернуло.

— Нет, столько смелости у меня не наберется… Не обращая внимания на ее протест, Коул подошел к столу и отодвинул стул, предлагая Диане сесть:

— Ты должна перекусить.

Она вздохнула, но, прошлепав босыми ногами вокруг стола, отодвинула другой стул и развернула салфетку.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Коул, садясь напротив.

— Точно так же, как выгляжу.

— Так хорошо? — переспросил он.

Теплые нотки у него в голосе и нескрываемое восхищение в глазах чудесным образом подействовали на Диану — эта реакция была настолько неожиданной и сильной, что щеки у нее запылали. Слабо улыбнувшись, она быстро отвела взгляд и напомнила себе, что Коул просто играет свою роль, выполняя обещание сделать ее счастливой на время действия их сделки. Да, сделка — вот что это такое и для него, и для нее. Проблема состояла в том, что Диана не знала, поймет ли это ее семья.

Потянувшись за ломтиком тоста, она погрузилась в молчание, пытаясь предугадать, как воспримут новость ее родные. Коул настаивал на своем желании присутствовать при этом объяснении, и Диана была признательна ему за благородное стремление смягчить последствия поступка, совершенного им. Диана не ожидала от родных шумного скандала, но у бабушки имелось собственное незыблемое мнение по любому вопросу, и она вряд ли станет держать его при себе, оберегая чувства Дианы или Коула.

Коул видел, как лицо женщины мрачнеет с каждой минутой.

— Могу ли я чем-нибудь помочь? — наконец спросил он. Диана виновато вскинула голову.

— Вряд ли. — Но поскольку он продолжал смотреть на нее в выжидательном молчании, Диана подчинилась его безмолвному приказу и поделилась своими тревогами:

— Просто я не знаю, как признаться родственникам, что я вышла замуж за почти незнакомого человека, повинуясь порыву и руководствуясь исключительно практическими соображениями. Должно быть, как только они успокоятся, поймут, в чем дело, — наверное, не согласятся со мной, но поймут.

— Отчего же ты переживаешь?

— Я ужасно боюсь, как они отнесутся к нашему поступку. Они не оправятся от потрясения до крица своих дней.

— И не только они.

— Что ты имеешь в виду?

— Из самолета ты сделала несколько звонков. Диана приоткрыла рот:

— Кому же я звонила?

— Мардж Крамбейкер.

К ее щекам прилила кровь.

— Мардж — давний друг семьи. — На случай, если Коул что-нибудь забыл, она добавила:

— Мардж вела раздел светских новостей в «Хьюстон пост», пока газета не прекратила свое существование. Но по-моему, это было только к лучшему.

— Сообщив ей новость, ты позвонила Максим Мессенджер.

— Это уже похуже. — Сердце Дианы упало при упоминании имени журналистки ид «Хьюстон кроникл», а затем она оживилась:

— Может, я попросила Максин сохранить новость в тайне?

— Нет, — отозвался Коул, заинтригованный игрой эмоций на ее выразительном лице. — Так или иначе, эта просьба была бы бессмысленна.

— Пожалуйста, не говори, что я звонила кому-нибудь еще — Ладно.

Диана уставилась на Коула подозрительно прищуренными глазами:

— Значит, так оно и было?

— Съешь что-нибудь. Тебе станет легче. Она взяла ложку, подхватила вишню с половинки грейпфрута и поднесла ко рту.

— Кому же я звонила?

— Ларри Кингу.

От недоверия и презрения к себе ее голос упал до сдавленного шепота.

— Ты хочешь сказать, — с замиранием произнесла она, — что я и в самом деле звонила в Си-эн-эн посреди ночи и попросила позвать Ларри Кинга?

— Вот именно. Но его не оказалось на месте.

— Слава Богу!

— Поэтому ты поговорила с другим комментатором. Диана потрясла головой, отчаянно подыскивая повод для оптимизма, но таковой оказался не слишком убедительным.

— Я ношу распространенную фамилию, кроме того, у мужчин пользуется популярностью мой дедушка. Я издаю журнал, большинство читателей которого — женщины. Не может быть, чтобы комментатор из Си-эн-эн узнал меня по голосу!

— Логично, — подтвердил Коул, — однако он тебя узнал.

— Почему ты не остановил меня! — простонала Диана. — Тебе следовало забрать у меня телефон — нет, лучше вытолкнуть меня из самолета. По крайней мере я не чувствовала бы себя так отвратительно.

Не в силах подавить улыбку, он кивнул на тарелку, стоящую перед Дианой, отказываясь от дальнейших объяснений, пока она не подчинится его приказу:

— Доешь грейпфрут, выпей апельсинового сока и съешь немного яичницы. Диана поежилась:

— Все они такие… чересчур желтые — грейпфрут, яичница, сок. Этот цвет режет мне глаза.

— Вот что бывает, когда слишком много выпьешь.

— Благодарю за никчемную лекцию по вопросу, о котором я могла бы уже писать диссертацию.

— Пожалуйста, — с непоколебимым чувством юмора откликнулся Коул. — А пока съешь тост — он коричневый и не будет раздражать зрение.

— На нем желтое масло!

— Прекрати, Диана, — со смехом приказал он, — мне не легче, но я не хочу мучиться тошнотой в первое утро после свадьбы.

— Извини. — Она взяла тост и оглядела его таким встревоженным взглядом, что Коул испытал угрызения совести. Похоже, он слишком легкомысленно отнесся к ее жалобам и попытался избежать очередных вопросов.

— Что случилось? — мягко спросил он.

— Скажи правду, когда я звонила всем этим людям, как я с ними разговаривала? Возбужденно, заплетающимся языком?

— Судя по голосу, ты была счастлива и, возможно, немного выпила, — тактично объяснил Коул, — но я сомневаюсь, что этому придадут большое значение. Невесты часто злоупотребляют шампанским в день своей свадьбы.

— Злоупотребляют? — со стыдом переспросила Диана. — Я была омерзительно пьяной…

— Вовсе не омерзительно, — возразил Коул с едва заметной улыбкой.

Немного успокоившись, но не желая сдаваться, Диана добавила:

— Я не понимала, что делаю…

— Не совсем, — галантно запротестовал он.

— Я выпила столько, что вполне могла вывалиться из самолета! — Она робко откусила тост, затем сжевала кусочек побольше и отложила ломтик.

— Нет, — поспешно заверил Коул, — ты заснула после долгого и утомительного вечера.

— Удивительно, как это меня не вырвало! — Диана невольно сделала паузу, ожидая, что Коул будет отрицать и это предположение.

Но он выразительно смотрел на нее, приподняв бровь.

— О, не может быть! — выдохнула она и закрыла лицо руками.

— Потом тебе стало легче, — спокойно сказал он. Она уронила руки и глубоко вздохнула:

— Больше я ничего не натворила?

— Ты забавно шутила со мной. — Он подложил себе яичницы.

— Всю ночь меня преследовали странные видения, такие яркие и живые, что больше походили на галлюцинации, но я не уверена, происходило ли это на самом деле или же мне снился сон. Может, я забыла что-нибудь важное? — Она снова взяла тост и в упор взглянула на Коула.

«Очень важное», — подумал Коул, припоминая, как Диана устроилась у него на коленях вскоре после вылета в Хьюстон. Пока самолет набирал высоту, она со смехом читала детские стихи с глупенькими, нелепыми концовками, придающими им веселый тон-Диана прильнула к нему в поцелуе, а затем сунула ладонь ему под смокинг и обхватила другой рукой его за шею — сначала робко, а затем требовательно, прижимая к себе. Коул следил, чтобы дело не зашло слишком далеко, а его прелестная жена наслаждалась игривой, не вполне трезвой и на редкость эффективной тактикой, предназначенной для того, чтобы выяснить, насколько он способен держать себя в руках.

На высоте тридцати двух тысяч , футов он наконец не выдержал и рухнул на диван, увлекая ее за собой. Этим утром он отчаянно старался забыть то, что Диана не могла вспомнить. Но с другой стороны, ее забывчивость была только к лучшему, поскольку случившееся никогда не повторится.

— Ничего достойного внимания, — ответил Коул на ее вопрос.

— Нет, я помню, как делала что-то еще. Кажется, я разглядывала казино из окна машины и думала, как ярко блестят огни и как вокруг шумно и весело. — Она снова откусила тост и на сей раз сочла его вкус более приемлемым.

Она увидела, как мрачное выражение на лице Коула сменилось плохо скрытой насмешкой, и в тревоге положила руки на стол, подавшись вперед.

— Я натворила еще что-то, пока мы были там, да? — настойчиво спросила она. Ее воспаленное воображение услужливо нарисовало фигуру подвыпившей женщины в лиловом платье, карабкающейся на сцену, а затем пляшущей вместе с танцовщицами. О Господи, а может, со стриптизерками? — Что бы я ни сделала, это выглядело ужасно., да? — слабо добавила она.

— Ну, это как посмотреть. Может, ты противница азартных игр по нравственным или религиозным соображениям?

— Нет.

— Тогда в твоем поступке не было ничего ужасного. Диана всплеснула руками и возвела глаза к небу.

— Я играла! — воскликнула она. Коул наблюдал, как она переключается с торжественности на панику, переходит от облегчения к иронии, и что он всецело наслаждается ее обществом. Так бывало всегда. Криво улыбнувшись, она взяла вилку и занялась яичницей.

— И как у меня получалось?

— Неплохо.

— Я проиграла, — заключила Диана с подавленным смешком: открытие не лишило ее ни веселья, ни аппетита. Когда Коул кивнул, она потянулась за стаканом с апельсиновым соком и сделала глоток. — Сколько?

— В рулетку? Или в баккара? А может, у автоматов? Диана в замешательстве отставила стакан.

— Так я проиграла и в то, и в другое, и в третье?

— Да, но я остановил тебя прежде, чем ты перешла на покер с крупными ставками, — добавил он, поднося ко рту чашку кофе.

— Сколько же мы пробыли в казино?

— Недолго — всего полчаса.

— Ну, тогда я не могла проиграть слишком много, — сделала вывод Диана, но что-то в его уклончивом взгляде заставило ее насторожиться. — И все-таки сколько?

— Около трех тысяч долларов.

Она содрогнулась, но тут же овладела собой и кивнула, деловито пообещав:

— Я выпишу тебе чек.

— Это ни к чему.

— Я настаиваю! Леди подобает самой оплачивать свой проигрыш, — процитировала она с такой насмешливой уверенностью, словно заучила эту фразу в школе.

«Она не просто умна, прекрасна и остроумна, но и чертовски настойчива», — решил Коул.

— А в медовый месяц всегда платит джентльмен, — не менее уверенно возразил он.

К сожалению, назвав тридцатиминутное пребывание в казино «медовым месяцем», он будто издевался над собой и над внезапным, прозаическим бракосочетанием, предшествовавшим этому «медовому месяцу». Коул заметил это сразу же, едва слова слетели у него с губ, и Диана тоже уловила иронию. Ее улыбка погасла, однако Коул почувствовал, что она не рассердилась и не оскорбилась. Она просто… вернулась к реальности.

— Напрасно ты разрешил мне звонить из самолета, — упрекнула она.

— Я не остановил тебя потому, что это пойдет на пользу не только тебе, но и твоей компании — люди должны как можно быстрее узнать, что ты вышла за меня замуж.

Но имелась еще одна причина: ночные звонки из самолета журналистам и комментаторам исключали малейший шанс, что утром Диана откажется от сделки. Однако эти мысли Коул мудро оставил при себе, а Диана невольно помогла ему, переключившись на более нейтральную тему.

— По крайней мере теперь я понимаю, почему мне снились игровые автоматы. Все они представлялись мне гигантскими — выше тебя и по меньшей мере в пять футов шириной.

— Это был не сон.

— В самом деле? — с вежливым интересом переспросила она, но это прозвучало скорее как учтивое утверждение. Она отгородилась стеной любезной сдержанности, а Коул по привычке принялся обдумывать детали сделки.

— Нам придется обсудить кое-какие подробности, но это можно сделать по пути к твоим родным.

Она кивнула, взглянула на часы и встала.

— Мы доберемся до них часам к пяти. Сегодня Кори предстоит сделать несколько фотографий для журнала, и потому вся компания будет в сборе.

Взявшись за ручку двери, ведущей в спальню, она остановилась:

— Вчера ночью я ушла с тобой, прихватив бабушкину сумку вместо своей. Как же мы поженились, если при мне не было никаких документов?

Коул налил себе кофе и, подняв голову, криво улыбнулся:

— Такая проблема и вправду возникла, но в часовне оказалась жена священника. Она узнала тебя, а с помощью нескольких сотен долларов ее муж признал, что этого доказательства достаточно.

Диана кивнула:

— Хорошо еще, прошлой ночью я оставила бумажник в машине, иначе не смогла бы даже попасть к себе в квартиру и переодеться.

Глава 31

За полчаса Диана успела облачиться в белые льняные слаксы, белые сандалии и сиреневую шелковую рубашку, завязанную узлом на талии, и теперь они направлялись к дому ее родных по Инвуд-драйв.

Поскольку у Дианы до сих пор кружилась голова, машину вел Коул, и, проезжая по знакомым бульварам, окаймленным величественными особняками, стоявшими среди парков, он испытывал острое ощущение дежа-вю на фоне полной нереальности происходящего. Изо всех причудливых, непредсказуемых поворотов и переходов, которыми удивляла его собственная жизнь, самым странным было возвращение в этот город с Дианой Фостер, ставшей его женой.

Не подозревая, о чем задумался Коул в данную минуту, Диана сосредоточенно размышляла, как лучше преподнести новость родственникам. Каким-то образом ей требовалось изобразить оптимизм и одновременно убедить слушателей, что брак, состоявшийся накануне, — не только разумный, но и идеальный поступок.

Она разрабатывала стратегию, репетировала вступительную речь и выбирала верный тон, время и место, когда Коул сунул руку во внутренний карман своего темно-синего пиджака и извлек свернутый лист бумаги с эмблемой отеля.

— Сегодня утром, пока ты спала, я набросал условия нашего устного соглашения. В основном они сводятся к тому, что наш брак продлится ровно год. По завершении этого периода мы тихо разведемся по обоюдному согласию, не предъявляя друг к другу никаких финансовых претензий. Естественно, любые подарки, которые мы сделаем друг другу, такие, как обручальные кольца или ожерелье, которое я купил тебе прошлой ночью, останутся собственностью того, кому были подарены.

— Обручальные кольца? — эхом повторила Диана. — Какие кольца?

Коул снова полез в карман, вытащил два простых широких золотых кольца и протянул их Диане на ладони:

— Вот эти.

— Когда ты успел их найти?

— Часовня «Серебряные колокола»— первоклассное заведение, оборудованное по всем стандартам. Я приобрел эти кольца у хозяина, и мы обменялись ими во время церемонии. — С притворным вздохом он добавил:

— Как быстро иные из нас забывают душещипательные и пикантные события жизни!

Диана взяла меньшее из двух колец и покрутила в руке, удивленная странным описанием вчерашней поспешной свадьбы.

— А момент и вправду был душещипательным? — спросила она, вглядываясь в его профиль. Губы Коула дрогнули в улыбке.

— Похоже, ты в этом не сомневалась. Ты проплакала всю церемонию.

— На свадьбах мне всегда хочется плакать, — грустно призналась Диана.

— На собственной свадьбе, — безжалостно напомнил он, — ты рыдала так, что дважды тебе пришлось останавливаться, чтобы высморкаться.

Первоначальный ужас Дианы сменился внезапной вспышкой веселья, едва она представила себе подвыпившую невесту в лиловом платье, одновременно изливающую душу и облегчающую нос. Запрокинув голову на спинку сиденья, она Затряслась от хохота.

— А ты до церемонии критиковал здание церкви, — сквозь смех заявила она.

Но несколько минут спустя резкие слова Коула заставили ее посерьезнеть и выпрямиться.

— Просмотри список условий и обдумай вопросы или замечания, — распорядился он.

Диана развернула листок бумаги и прочла записанное Коулом соглашение. Его размашистый и угловатый почерк был на редкость разборчивым.

— Здесь все изложено достаточно понятно.

— Чрезвычайно, — пробормотала Диана.

— Твой адвокат может воспользоваться этим наброском, чтобы составить официальный документ. Как только он будет готов, пришли его по факсу ко мне домой, в Даллас.

Не отнимая левой руки от руля, Коул вытащил из кармана бумажник, порылся в нем и нашел белую визитную карточку. Он протянул карточку Диане, и она с тревогой осознала, что и в самом деле вышла замуж за человека, ни адреса, ни номера телефона которого до сих пор не знала.

— У тебя есть надежный и знающий адвокат?

Диана не могла обратиться в юридическую фирму, представлявшую компанию Фостеров. Юристы часто сплетничали между собой, и, даже если ей хватило бы смелости признаться кому-нибудь из них во всем, она сомневалась, что эта информация не станет достоянием общественности. Единственным адвокатом, которому она доверяла в личном и в профессиональном отношениях, был Дуг Хэйуорд. Дуг оставил карьеру юриста ради политики и с точки зрения компетентности уступал лучшим адвокатам, работающим на Коула, но речь шла всего-навсего о простом соглашении.

Насколько знала Диана, послебрачные соглашения были довольно распространенным явлением, однако она считала, что им обычно предшествуют добрачные договоренности. Судя по тому, что она слышала и читала, богатые люди среднего возраста, имевшие детей от первых браков или осуществлявшие опекунский контроль над наследством, часто пользовались такими соглашениями, вступая в брак вновь, — потому что в случае суда они имели большее значение, чем добрачные договоры.

Чарльз Хэйуорд, отец Дуга, вероятно, мог бы дать хороший совет Диане и Дугу., Его рекомендации очень помогли Диане после смерти ее отца.

— Да, есть, — ответила она на вопрос Коула после продолжительного молчания.

Коул свернул на длинную, обсаженную деревьями аллею, ведущую к дому, в котором Диана жила в детстве, и увидел несколько машин у крыльца.

— Похоже, у вас гости.

— На «эксплорере» приехала Кори, а на «БМВ»— Спенс. Спенс здесь потому, что по воскресеньям мы обычно ужинаем все вместе. Остальные машины принадлежат ассистентам Кори. Она решила переделать снимки, которые ей не понравились.

Глава 32

Дом Фостеров имел внушительные размеры и походил на множество других виденных Коулом домов, выстроенных в конце пятидесятых — начале шестидесятых годов, но в комнатах, которые он заметил, пока Диана вела его через вестибюль и по коридору к задней части жилища, царила совсем иная атмосфера Некоторые из них казались официальными и строгими, другие — уютными, но все вызывали желание задержаться здесь подольше.

Огромная кухня, очевидно, была предназначена для серьезных кулинарных проектов — две плиты, две раковины, чудовищных размеров холодильник и морозильник и изобилие медных кастрюль и сковородок, развешанных по стенам, Женщина средних лет, которую Коул принял за кухарку, экономку или за ту и другую сразу, резала на доске кабачок и, заметив вошедших, кивнула в сторону двери.

— Все еще работают на заднем дворе, — сообщила она Диане, а затем раздраженно добавила. — Твой дедушка рассказал мне, что благодаря его новому органическому удобрению кабачки вырастают еще крупнее. Но зачем, спрашивается, он по-прежнему выращивает кабачки? Нам уже негде хранить их, мы перепробовали все рецепты. Холодильник забит запеканкой и прочими кушаньями из кабачков. Если только твои бабушка и мама не изобретут рецепт кабачкового мороженого, мне будет некуда девать такую уйму овощей!

— Мы всегда можем разрисовать их, — невозмутимо напомнила Диана.

Коул еще пытался свыкнуться с мыслью о разрисовывании кабачков, когда последовал за Дианой наружу в совершенно иной мир. Участок, прилегающий к дому, занимал по меньшей мере три акра, и каждый его клочок был предназначен, чтобы радовать взгляд, а вместе с тем приносить и пользу семейному делу. Повсюду суетились люди.

Пока два ассистента ждали поодаль с лампами и рефлекторами, Кори посреди обширного огорода придавала позу своей бабушке, облаченной в зимнюю куртку, с громадной тыквой в руках. У нее под ногами были разбросаны сухие дубовые листья. Мэри Фостер с банкой краски в одной руке и кистью в другой наносила последние штрихи на лицо огородного пугала Все три женщины, похоже, были удивлены, увидев Коула и Диану, но не выказали недовольства. Это означало, что они еще не слышали последнюю новость.

— Мы закончим через две минуты! — крикнула Кори. — Еще только пару кадров…

Спенс стоял возле расстеленного на земле одеяла, поглядывая то на жену, то на похожих как две капли воды близнецов, подбирающихся все ближе к краю одеяла в погоне за большим мячом. Повернувшись, он улыбнулся Диане, а затем взглянул на Коула и кивнул — но на этот раз без улыбки.

— Мы работаем над октябрьским номером, — пояснила Диана, кивнув в сторону группы на огороде.

— Твоя бабушка, должно быть, сварится заживо в этой куртке, — заметил Коул.

Столы были расставлены справа от огорода, близ мастерской, которая выглядела, как сказочная избушка. Какие-то женщины занимались изготовлением венков и композиции из шишек, ягод и предметов, которые показались Коулу разрисованными овощами. Он с удивлением отметил, как привлекательно выглядят овощи под слоем краски.

Молодая пара за другим столом усердно удаляла пятна с больших старых медных дверных молотков. Три двери на различных стадиях отделки были прислонены к стене мастерской.

— Мы готовим статью «Пусть двери обретут свое лицо», — сообщила Диана. Пока она говорила, двое парней в рабочей одежде, заляпанной краской, вышли из мастерской и принялись заносить двери внутрь.

— Поосторожнее, ребята! — предупредил Генри Бриттон, стоя у верстака, перед мастерской На верстаке и под ним лежали листки бумаги с какими-то чертежами, придавленные деревянными ящичками различных видов и размеров — их назначение Коул так и не смог определить.

Завидев Диану и Коула, Генри замахал рукой, подзывая их поближе. Он вытер ладонь о фартук, чтобы обменяться рукопожатием с Коулом, а затем повернулся к внучке. Его морщинистое лицо и светло-карие глаза выражали нетерпение.

— Я потратил на это уйму времени, Диана, и теперь уверен, что не ошибся. Ты только посмотри!

Диана оглядела чертежи, а затем небольшие деревянные ящички, с которыми возился ее дед.

— Что это? — спросила она, изо всех сил стараясь сосредоточиться.

— Скворечники! Они непременно будут иметь успех! — предсказал Генри. — Но не какие-нибудь заурядные скворечники, Диана, а настоящие домики для птиц, напоминающие маленькие замки, коттеджи с черепичными крышами, миниатюрные амбары и дома в южном стиле. Можно разработать и несколько современных, в виде городских домов и особняков.

Кори, ее мать и бабушка закончили работу на огороде и приблизились достаточно, чтобы услышать последние слова Генри.

— Генри Бриттон, я не ослышалась? — воскликнула его жена. — Неужели ты собираешься строить особняки для птиц?

— Ничего подобного! Мы с Дианой говорили о декоративных скворечниках.

— Папа, мы уже писали о скворечниках два года назад, — напомнила мать Дианы.

— Эти будочки предназначены не для птиц, Мэри, — с легким раздражением возразил Генри. — С их помощью можно украсить сад. Еще бы! — добавил он, в приливе энтузиазма хлопнув себя по колену. — Они будут чертовски здорово смотреться, поставленные в ряд…

На его жену эта речь не произвела никакого впечатления.

— Если я все правильно поняла, это вроде пригорода для птиц?

Генри запальчиво продолжал:

— Кори сумеет расположить их так, как нужно — среди тыкв и зеленых кустов. С таким фоном она сделает замечательные фотографии для журнала.

— Вряд ли миниатюрные скворечники, не предназначенные для птиц, будут пользоваться успехом у подписчиков.

— Нет будут! Каждое Рождество ты два дня подряд просиживаешь под елкой, расставляя крошечные керамические домики так, чтобы они были похожи на городок Нормана Рокуэлла, хотя никто не собирается в них жить! Не понимаю, почему мои домики будут выглядеть менее заманчиво в саду, летом.

Все замолчали и уставились на Диану в ожидании ее решающего слова.

Диане пришлось на минуту забыть о браке.

— Признаться, — произнесла она, чуть помедлив, — я думаю, что дедушка прав. Мы могли бы даже сделать садовые украшения главной темой одного из номеров.

Удовлетворившись этим. Генри с надеждой уставился на Диану, которая продолжала:

— Вчера вечером мы с тобой говорили еще об одном выпуске, посвященном органическому садоводству. Советы по садоводству всегда ждут с нетерпением. Может, как ты и предлагал, мы сумеем сочетать скворечники и другие садовые украшения с проблемами органического садоводства…

— Ну что же, — отозвался ее дедушка, — если ты согласна, я сегодня же начну составлять список статей.

Диана тем временем пыталась решить, где собрать родных и объявить им новость.

— Прекрасно, дедушка, — кивнула она. — Так мы и сделаем, — добавила она неуверенно, что заставило бабушку, маму и Кори окинуть ее изумленными взглядами.

— Но ведь мы совсем недавно готовили выпуск по органическому садоводству!

— Да, правда, я и забыла; — рассеянно отозвалась Диана — Но тот был об овощах и фруктах, а этот будет о цветах. — Оглядев родных, она выпалила:

— Я хочу поговорить со всеми вами в гостиной через несколько минут.

Кори взглянула на небо.

— Я просидела без дела целое утро, дожидаясь, когда солнце выглянет из-за тех вон ветвей. Подожди еще минут десять, я сниму Спенса с близнецами под деревом.

— Хоть полчаса, — ответила Диана, понимая, что вряд ли пройдет меньше времени, прежде чем все помощники разъедутся, а родственники приведут себя в порядок.

— Кстати, — добавила Кори, удаляясь с фотоаппаратом и треногой, — звонила Синди Бертрилло, и Гленна передала мне сообщение. Синди просила позвонить, видимо, хочет что-то уточнить у тебя — она не сказала, что именно.

Синди возглавляла отдел журнала по связям с общественностью. Именно к ней обращались представители прессы, когда хотели что-либо подтвердить, и Диана безошибочно угадала, на какие вопросы пришлось отвечать сегодня Синди.

— Я позвоню ей позднее, — кивнула она. Коул наблюдал за сдержанной суетой на лужайке, откуда сотрудники журнала начали уносить оборудование.

— Я и прежде слышал термины «семейный бизнес»и «домашнее производство», — с восхищением произнес он, — но никогда не думал, что это выглядит вот так. Должно быть, ты гордишься делом своих рук.

— Я только организовала его и вывела на рынок, — поправила Диана, — а не создавала в полном смысле слова. — Она кивнула в сторону родных:

— Творцы здесь — они.

Диана поняла, что Коул не поверил ей, но понадобилось бы слишком много времени, чтобы объяснить: прежде чем отец Дианы женился на дочери Генри Бриттона и перевез ее с падчерицей в хьюстонский особняк, семейство Бриттон довольствовалось тем, что сделало своими руками.

Глава 33

— Идите сюда! — нервно улыбаясь, заявила Диана, когда ввела свою небольшую аудиторию в парадную гостиную с огромным роялем у одной стены и большим камином с мраморной доской у другой. — Устраивайтесь поудобнее.

Посреди комнаты, разделенные резным журнальным столиком розового дерева, стояли два длинных дивана с темно-бордовой обивкой в золотую полоску, заваленные множеством пухлых подушечек в переливающихся блестками наволочках. Широким жестом Диана указала на диваны и два кресла рядом, а затем прошла вперед и повернулась спиной к клавиатуре.

Коул разместился по другую сторону рояля, ибо так он мог участвовать в процессе обсуждения новости, если понадобится, но при этом не мозолить глаза. Гаррисон заинтересованно наблюдал, как Диана прислонилась к роялю и нервно потерла ладони одна о другую — словом, вела себя так, будто и вправду боялась сообщить новость своим родным. С точки зрения Коула, Диана была взрослой женщиной, которая взвесила риск, приняла решение и могла не ждать никакой поддержки или одобрения от родственников, а тем более отчитываться перед ними.

Мать с бабушкой уселись на один из диванов. Кори и Спенсер Эддисон поместились на другом. Дедушка предпочел никуда не садиться, только опереться о спинку кресла.

— Нет, нет, дедушка! Пожалуйста, сядь, — попросила она. — Я постою.

— Будет лучше, если ты услышишь новость сидя, — пробормотала Диана.

— Должно быть, ты припасла для нас большой сюрприз, — поддразнил Генри внучку, усаживаясь в кресло. Выполнив ее желание, дед расплылся в выжидательной улыбке, свидетельствующей о том, что он ошибочно принял видимое беспокойство Дианы за возбуждение и приготовился услышать нечто радостное. — Ну что же, все мы в сборе, — заявил он. — Начинай.

Диана оглядела внимательные лица родных, провела руками по бедрам и призналась со сдавленным смехом:

— Последний раз я нервничала так в шестнадцать лет, когда мне пришлось стоять здесь и заявлять во всеуслышание, что я разбила новенькую машину, только что подаренную папой мне на день рождения.

Кори поняла, что Диану на этот раз подвела ее выдержка, и мгновенно бросилась на помощь сестре.

— Честно говоря, Диана не разбивала машину, — призналась она с улыбкой, в которой не чувствовалось раскаяния. — Это сделала я.

Семья повернулась к ней в замешательстве и недоверии, но бабушку больше интересовала нынешняя проблема. Пытаясь установить связь между разбитой машиной и семейным собранием в гостиной, созванным Дианой, она нахмурилась и спросила:

— Неужели ты опять куда-нибудь врезалась, Диана? И поэтому собрала нас здесь?

— С моим автомобилем все в порядке, — ответила Диана. «Моя жизнь разбита», — подумала она и искоса взглянула на Коула. Он приподнял бровь, советуя ей перейти к делу, и Диана машинально повиновалась. — Ладно, начнем, — пробормотала она, не сводя глаз с матери, бабушки и дедушки. — Вчера ночью после аукциона я познакомила вас с Коулом — помните?

Родственники одновременно кивнули.

— Но несмотря на то что вы никогда прежде не встречались с Коулом, мы с Кори и Спенсом знаем его уже давно — очень давно, — подчеркнула Диана в тщетной попытке смягчить неблаговидность своего поспешного брака длительным знакомством. — Для нас с Кори Коул — давний друг семьи!

— Все это нам известно, дорогая, — отозвалась мать и, повернувшись с любезной улыбкой к Коулу, добавила — Вчера ночью по дороге домой Кори рассказала нам о вас — вернее о том, откуда она вас знает Она сообщила, что вы работали у Хэиуордов и что они с Дианой и Спенсом часто виделись с вами Коул отметил, что она ловко избежала упоминания о конюшне, но бабушка Дианы, очевидно, не видела причин искажать или замалчивать истину — Диана часто говорила о вас, будучи совсем еще девочкой, — с воодушевлением подхватила она — Вы жили на конюшне у Хэиуордов и ухаживали за лошадьми и частенько сидели впроголодь Я помогала Диане укладывать пакеты, которые она прихватывала для вас, отправляясь к Хэйуордам К насмешливому удивлению Коула, остальные присутствующие были настолько шокированы ее бестактностью, что бросились к нему на помощь с потоками похвал и других оправданий, перелетающих от одного собеседника к другому подобно волейбольному мячу над площадкой — с подачи Кори, заявившей — Бабушка, конюшня Хэиуордов выглядит роскошнее, чем иные жилые дома — И она выжидательно уставилась на мужа Спенс небрежно принял пас Кори — Когда я учился в колледже, — начал он, — я часто бывал у Хэиуордов и оставался у них на ужин — помню, я никогда не мог как следует наесться По-моему, любой парень в двадцать лет отличается чудовищным аппетитом, верно, Генри? — спросил он, перебрасывая «мяч» дедушке жены С возрастом Генри утратил подвижность, но мужественно бросился за «мячом»и сумел сохранить его в игре — Несомненно! Я никогда не мог устоять перед стряпней Розы А еще мне нравилось спать в сарае, там, где мы держали лошадь Когда наша кобыла захворала и потеряла аппетит, мы с Кори однажды провели рядом с ней всю ночь — боялись, что она околеет в одиночестве Роза принесла нам ужин прямо в сарай, и мы поделились десертом с нашей лошадкой Должно быть, из-за тех печеных яблок она и не захотела расставаться с жизнью едва съев одно, она поднялась на ноги С тех пор она так полюбила яблоки, что начинала ржать, завидев их, и прожила двадцать два года Гордясь собой, Генри хлопнул рукой по колену и уставился на ничего не подозревавшую дочь, посылая «мяч» беседы прямо ей в руки — Ну, Мэри? — поторопил он дочь, когда у нее на лице появилось растерянное выражение — Помнишь, как Роберт обожал стряпню нашей мамы — Правда, правда — подхватила миссис Фостер, с запозданием приходя на выручку семейной команде — Мои муж прибавил в весе двадцать фунтов после того, как все мы переехали сюда Обычно он плотно ужинал, а затем время от времени перекусывал, пока не ложился спать, хотя на самом деле отнюдь не был голоден Диана знала об этом — уверена, именно потому ей все время хотелось накормить вас, Коул Успешно приняв участие в словесной игре, она огляделась, не зная, кто будет следующим, поняла, что единственным, еще не выступившим игроком осталась бабушка, и тотчас отказалась от мысли пасовать, ей. Вместо этого она вывела «мяч» на боковую линию, прямо с руки Коула. — Вы же знаете, какие причуды бывают у девочек-подростков, — с улыбкой произнесла она. — Вероятно, вы уже были сыты по горло и мечтали, чтобы Диана прекратила таскать вам сумки с едой, но Диана твердо верила, что спасает вас от голодной смерти. Вы держались с ней слишком любезно, а Диана всегда отличалась излишней впечатлительностью.

Все пристально уставились на Коула, словно ожидая официального решения. Поняв это, он быстро объявил конец матча и вынес вердикт — Диана была очень добра ко мне, и я ей благодарен. До сих пор Роза Бриттон наблюдала за сценой с невинным видом постороннего зрителя, но, услышав приговор. Коула, протестующе затрясла головой.

— Диана всегда была внимательной и доброй, но, по правде говоря, в детстве она влюбилась в вас по уши. Вот почему она все время привозила вам целые пакеты банок и свертков с остатками еды. Все мы знали, как она относится к вам Хотя, — Призналась она с улыбкой, слегка подавшись вперед. — чувства Дианы были не столь очевидны, как влюбленность Кори в Спенсера К тому времени как Кори исполнилось шестнадцать, она увешала все стены своей спальни фотографиями Спенсеру и превратила эту комнату в какое-то святилище Диана вела себя более скрытно, но проявляла все симптомы влюбленной девочки, и мы считали.

— Мама — умоляюще воскликнула миссис Фостер. — Для воспоминаний сейчас не время и не место.

— Истина всегда остается истиной, независимо от времени и места, — возразила Роза Бриттон и по нелепой причине обратилась за поддержкой к Диане. — Или я ошибаюсь, дорогая?

Прежнее недовольство Дианы по поводу замечания бабушки вдруг сменилось облегчением. Несколько часов подряд она пыталась найти какое-нибудь оправдание, которое сделало бы ее неожиданный брак с Коулом менее странным, и ухватилась за соломинку, которую непреднамеренно протянула ей бабушка.

— Нет, ты совершенно права, бабушка! — заявила она с излишней горячностью. — Я была без ума от него! — добавила Диана, бросив быстрый взгляд на Коула и проверяя, как он отнесется к такому признанию Но Коул с совершенно невозмутимым видом стоял, непринужденно сложив руки на груди, и наблюдал за ней. Немного удивленная такой бесстрастностью, Диана вернулась к основному вопросу. — Теперь, когда вы все вспомнили, как я относилась к Коулу в детстве, то, что я собираюсь сказать, уже не покажется вам таким грандиозным сюрпризом Люди, которых она любила больше всего на свете, воззрились на нее в радостном предвкушении хороших вестей, и Диана осеклась.

— Продолжай! — потребовал Спенс с ободряющей улыбкой — Что это за сюрприз?

Диана глубоко вздохнула и сделала решительный шаг — Вчера ночью после аукциона мы с Коулом сначала немного потанцевали, а потом , потом — И что же потом? — напомнил дедушка, когда она попыталась проглотить конец фразы — Потом мы пошли в номер к Коулу, немного выпили… и поболтали о разных вещах. — Диана взглянула на журнальный столик между диванами так, словно желая, чтобы он поднялся на ножки и загородил ее, как щит — Что же случилось дальше? — нетерпеливо спросила бабушка, переводя взгляд с Коула на Диану и обратно В остальном Диана призналась смущенной, спотыкающейся скороговоркой — А потом мы покинули отель, улетели в Лас-Вегас и поженились Тягостное молчание, последовавшее за этим заявлением, обрушилось на нервную систему Дианы, подобно визгу покрытой мелом классной доски под ногтем.

— Понимаю, сейчас вам немного не по себе, — добавила она, вглядываясь в лица, искаженные недоверием и ужасом Дедушка пришел в себя первым Устремив на Коула презрительный взгляд, он с горечью выпалил.

— Мистер, у вас, должно быть, здорово подвешен язык — особенно когда вы остаетесь наедине с дамой в номерах отелей И особенно когда сердце этой дамы разбито и выпила она больше, чем обычно!

— Нет, подожди! — перебила Диана, ошеломленная неожиданной вспышкой гнева прежде невозмутимого дедушки. Диана немедленно решила взять инициативу в свои руки. — Все было совсем не так, дедушка. Мы с Коулом заключили деловое соглашение, которое принесет не только личную выгоду каждому из нас, но и компании Фостеров. Выйдя замуж за Коула, я сохранила свое достоинство, но что еще важнее — спасла репутацию нашего журнала в глазах общественности. Перед Коулом тоже стояла проблема, которую разрешила женитьба на мне. Он понял, какие преимущества связаны с поспешным браком для каждого из нас, а затем мы обсудили условия и пришли к временному соглашению, устраивающему нас обоих.

— Что это за «временное соглашение»? — враждебным голосом потребовал ответа Спенс.

— Фиктивный брак на один год для деловых целей, — в тон отозвался Коул, — Вот как? — переспросил Спенс скорее с замешательством, чем со злостью.

— Вот так! — заключил Коул.

— Какая же проблема возникла перед тобой, если ее способен решить брак с Дианой? — осведомился Спенс.

— Это не твое дело, черт побери!

— Может быть, — резким тоном вмешался дедушка, — тогда это мое дело, Молодой человек.

Диана не ожидала, что события примут такой оборот, и уже приготовилась умолять родных успокоиться, но, к ее удивлению, Коул капитулировал перед дедушкой с любезностью — пусть даже ледяной.

— Скажу коротко: у меня есть престарелый дядя — в сущности, заменивший мне отца, — который опасно болен и при этом одержим навязчивой идеей увидеть меня мужем и отцом.

— Каким же образом вы собираетесь стать отцом в «фиктивном браке для деловых целей»?

— Я и не собираюсь, — бесстрастно отозвался Коул. — Но об этом ему знать незачем. К сожалению, он не проживет так долго, чтобы обнаружить обман.

— Все это ложь, от первого до последнего слова! — перебил дедушка с отвращением и повернулся к Диане:

— Не понимаю, как ты позволила этому интригану уговорить себя решиться на такую выходку?

— Он не уговаривал меня, дедушка. Повторяю, я согласилась выйти замуж за Коула потому, что этот шаг помог справиться с практически неразрешимыми проблемами — и его, и моими, и нашими, — подчеркнула она, поднимая руку и обводя всю семью.

— Замужество с лгуном и негодяем не принесет ни толики пользы твоим родным! — выпалил дедушка.

— Не правда! — настаивала Диана, в волнении не заметив своего невольного согласия с тем, что дедушка назвал Коула «лгуном и негодяем». — Все, что выгодно компании Фостеров, выгодно всем нам! И окружающие считают точно так же. Мы так часто появлялись на экранах телевизоров и в прессе, что читатели и зрители уверены, они знакомы с нами лично. Они смотрят на тебя, бабушку, маму и Кори по кабельному телевидению, в программе «Стиль Фостеров»; им нравится не только то, что вы делаете, но и вы сами. И это подтверждают письма! Людям нравится, как ты подтруниваешь над бабушкой и называешь ее Рози. Они обожают наблюдать, как мама работает с тобой и с какой нежностью ты относишься к своим родным. А самой любимой у зрителей стала передача, для которой Кори привезла в студию близнецов и показала, как лучше всего фотографировать детей. Зрители усвоили несколько основных приемов, но вместе с тем они умилялись, видя, как Молли просится к бабушке на ручки, а Мэри жует домашнее печенье. Но если ты вдруг поставишь бабушке фонарь под глазом или Кори арестуют за появление в общественном месте в нетрезвом виде, а маму — за воровство в магазине, то журналисты вмиг пронюхают об этом и тогда рейтинг нашей программы упадет камнем. Вот почему, когда Дэн предал меня и эту новость раструбили газеты, я сама и все, что я олицетворяю, стало выглядеть нелепым и жалким. Теперь вы понимаете?

— Нет, не понимаю! — нетерпеливо воскликнул дедушка — Тогда я выскажусь яснее, публика связывает всех вас с передачей «Стиль Фостеров», а меня — исключительно с журналом, и, как бы вы ни считали, основная тема каждого номера «Красивой жизни»: красота и гармония дома и семьи. Именно в этом все дело. Как издатель и «лицо» журнала, я должна верить в то, что пропагандирую, и жить согласно нашим советам, но у меня нет ни мужа, ни детей, и, как выяснил в прошлом году один из журналистов, я провожу в нашем офисе больше времени, чем у себя дома. Если вы помните, автор статьи отмечал, что гораздо удачнее я представляла бы журналы «Деловая женщина». «Вог» или «Базар», нежели «Красивую жизнь». И это произошло, пока я еще была помолвлена с Дэном. Но как только Дэн бросил меня, по моему престижу в глазах читателей был нанесен сокрушительный удар, и прежде всего этот удар отразился бы на нашем журнале. Сначала мы потеряли бы подписчиков, а вскоре после этого — и рекламодателей.

Она взглянула на дедушку, и тот поспешно заявил.

— Если наши подписчики и рекламодатели настолько переменчивы, чтобы забыть о любимом журнале только потому, что ты доверилась негодяю, — черт с ними! На них свет клином не сошелся! Пусть мы потеряем старых подписчиков, зато приобретем новых!

— Потеряем? Приобретем новых? — переспросила Диана. Раздражение и волнение заставили ее наконец открыть родным истину, которую она скрывала почти десять лет. — Никто из вас даже не подозревает, скольких трудов мне стоит удержать на плаву компанию Фостеров! Господи, это дело всей моей жизни! Ведь когда умер папа, мне было всего двадцать два года — я только что окончила колледж! — Мгновение она смотрела в потолок, чтобы сдержать слезы. — Я знала только одно: нужно всеми силами поддержать семью и сохранить ее. Вы считали меня умной, способной и уверенной, когда я убедила вас заняться декораторской работой, а затем и всей остальной, но вы ошибались! Я пошла на это от страха и отчаяния!

Диана не заметила, как на лицах родственников появилось скорбное выражение. Смягчив голос, она развела руками, словно умоляя понять ее:

— Вы всегда думали, что, поскольку я выросла в семье преуспевающего бизнесмена, я унаследовала необходимые качества, чтобы создать процветающую компанию, но это не так.

Когда она на минуту замолчала, бабушка напомнила ей негромко и ласково:

— И все-таки ты многого добилась. Диана была на грани истерики.

— Только благодаря счастливой случайности! — возразила она. — Мне передался от отца страх перед бедностью. К тому же я не понаслышке знаю, какими черствыми становятся богачи, когда кто-нибудь из них оступается. Несчастному никогда не избавиться от позорного клейма, и я не хотела, чтобы Кори убедилась в этом на собственном горьком опыте. Я вовсе не была предприимчивой, но мне пришлось отважиться на риск — чудовищный риск! После смерти отца у нас остался только этот дом, и я так перепугалась, когда была вынуждена заложить его, чтобы начать дело, что в тот день упала в обморок. Я просто не могла придумать другого способа обеспечить вам такую жизнь, как прежде…

Выдержав паузу, она глубоко вздохнула.

— Я сделала несколько роковых ошибок, о которых до сих пор жалею. Чтобы привлечь частных инвесторов, я продала им акции компании — акции, которые стоят теперь целое состояние! Но эта ошибка не была единственной: я много раз упускала свой шанс, воздерживалась от решительных действий.

Затем она печально добавила;

— Все, чего я добилась для компании Фостеров, явилось результатом бесконечных тревог и изматывающей работы в сочетании с невероятной удачей!

Единственным человеком в комнате, которого не застало врасплох признание Дианы, был Коул, однако он выглядел весьма обескураженным. Он полагал, что издание журнала «Красивая жизнь» началось как хобби еще при Роберте Фостере — от избытка тщеславия и скуки. Но никогда, ни на одну минуту у него не возникала мысль, что журнал обязан своим появлением финансовым затруднениям. До сих пор Коул также предполагал, что Диана только возглавляет компанию Фостеров, а не является ее основательницей.

Но больше всего его поразило, что Диана взвалила на себя невероятную ответственность, когда ей было всего двадцать два года. Как и ему самому, когда он окунулся в самостоятельную жизнь, но к тому времени он уже немало испытал, привык к борьбе, трудностям и лишениям. Но утонченная, робкая и сдержанная Диана?!

Пока семья пыталась пережить второе сильное потрясение за последние десять дней, Диана, похоже, забыла о присутствии Коула, а он предпочитал, чтобы о нем помнили. Он мог бы положить конец дискуссии — либо удалившись под удобным предлогом, либо вежливо напомнив присутствующим, что такие сугубо семейные дела лучше обсуждать в кругу близких родственников. Коул частенько применял последнюю тактику, когда женщины, с которыми он встречался, пытались вовлечь его в споры со своими домочадцами. Разговоры в кругу семьи неизменно заставляли Коула чувствовать себя инопланетянином.

У него не имелось ни малейшего опыта в семейных делах, он не представлял себе, как могут относиться друг к другу члены большой семьи.

Наконец Генри Бриттон проговорил виновато и обиженно:

— Диана, напрасно ты пошла на такие жертвы ради нас. В конце концов, твоя мать, бабушка и я вернулись бы в Лонг-Вэлли и жили так, как прежде, а Кори могла окончить колледж и по вечерам подрабатывать фотографом.

Коул ожидал от Дианы взрыва праведного негодования, но, несмотря на то что голос у нее дрожал от слез, она мягко улыбнулась и покачала головой:

— Ты ничего не понял, дедушка. Мне претит сдаваться без борьбы. У Кори редкостный дар, но она зарыла бы свой талант, снимая молодоженов для какого-нибудь местного фотографа.

Диана перевела взгляд на мать и бабушку, и голос у нее стал глухим от сдавленных рыданий.

— Вы даже не осознаете, как щедро вы одарены природой! Вы видите красоту в самых обыденных вещах и делитесь этим с людьми. — Дрогнувшим голосом Диана добавила:

— Вы, все четверо, совершили настоящий переворот в умах миллионов — мужчин и женщин, молодых и старых. Политики давно твердят о возврате к традиционным ценностям, но именно вы подарили людям чудесный и простой способ осуществить это.

Исчерпав все объяснения и доводы, Диана вернулась к причине семейного собрания:

— Что бы вы ни думали, поверьте, Коул никоим образом не принуждал меня выйти за него замуж. Я сочла, что брак с ним — благо, и порадовалась, что он доверился мне. Знаю, он выполнит свою часть сделки, и я намерена выполнить свою.

Диана почувствовала, что сейчас лучше всего будет оставить родных, чтобы они спокойно обсудили случившееся. Взглянув на Коула, она произнесла:

— Нам пора.

Коул шагнул вслед за ней, но бабушка Дианы с вызовом спросила:

— Неужели вы не останетесь на воскресный ужин?

Диана попыталась уберечь Коула от очередного испытания.

— Не сегодня, — произнесла она. — Может быть, в другой раз.

Но к ее удивлению, Коул повернулся к бабушке с не менее вызывающей улыбкой и сказал:

— А я и не знал, что приглашен.

— Зато теперь знаете, — возразила она. Мэри Фостер присоединилась к матери:

— Прошу вас, останьтесь.

Генри тоже поддержал родных, но лицо его по-прежнему было мрачным:

— Вы давненько не пробовали стряпню Розы.

— Благодарю, — ответил Коул сразу всем, и ему показалось, что в глазах Кори мелькнуло робкое предложение дружбы. — Я счастлив остаться.

Диана увела Коула в сад, чтобы семья могла примириться с мыслью о внезапном браке. Приглашение на ужин, адресованное в первую очередь Коулу, Диана сочла хорошим знаком. Она не сомневалась, что сегодняшний вечер оставит у Коула приятные воспоминания, и была польщена, когда он принял приглашение.

Глава 34

Верстаки и другое оборудование уже убрали, и лужайка вновь стала образчиком ухоженной полутропической роскоши.

Пальмы, окруженные ароматными гардениями, грациозно качали ветвями над шезлонгами у бассейна. Высокие кусты мирта, усыпанные бутонами, оживляли картину всплесками розовых и белых мазков, победно высились розовые и алые астры, а громадные цветы гибискуса радовали глаз всевозможными оттенками желтого.

Поскольку Диана знала, что мужчин особенно зачаровывает мастерская ее дедушки, прежде всего она повела Коула именно туда. Он вежливо интересовался всем, но Диана чувствовала фальшь у него в голосе и потому поспешно провела его между грядок, отвоевавших себе половину лужайки.

Коул по-прежнему оставался задумчивым, и Диана решила, что сцена в гостиной привела его и большее раздражение, чем казалось на первый взгляд. Собираясь выяснить недоразумение, Диана остановилась возле бассейна. Прислонясь к гладкому толстому стволу пальмы, она искренне произнесла:

— Извини за все, что ты услышал в свой адрес. Пожалуйста, будь снисходительнее к дедушке.

— Так я и сделал, — сухо ответил он.

— Мне кажется, ты неловко себя чувствуешь, — заметила Диана.

Коул покачал головой:

— Нет.

— Может, ты сердишься? — спросила она, пристально вглядываясь в лицо Коула.

— Нет.

— Тогда в чем же дело?

— Я потрясен.

— Чем? — Диана растерялась.

— Тобой, — совершенно серьезно сказал он. Диана закатила глаза в насмешливом недоверии:

— Для потрясенного человека ты слишком мрачен.

— Просто подобное я испытываю нечасто. Диана поверила ему и на миг лишилась дара речи от удовольствия.

— Кстати, — добавил он, — этот мой вид отнюдь нельзя назвать мрачным.

— Неужели? — усомнилась Диана, еще не успев опомниться после похвалы. — Как же ты выглядишь, когда чем-нибудь недоволен?

— Пожалуй, тебе лучше не знать.

— Ну, это мы еще посмотрим…

Насмешливые подтрунивания вызвали у Коула взрыв хрипловатого смеха, — Почему ты не спрашиваешь, что меня потрясло…

Диана решила ему подыграть:

— Во-первых, я точно знаю, что мастерская дедушки тут ни при чем: великолепное розовое дерево ты назвал доской. И вряд ли ты знаешь, чем отличается роза от гибискуса.

— Ты права. Но я кое-что смыслю в бизнесе. Я знал, что ваш журнал пользуется успехом, но понятия не имел, что ты сотворила национальный идеал из своей мачехи и ее родителей. Это настоящий подвиг!

— Я не делала из них идеал, — запротестовала Диана, смущенно улыбаясь. — Они были совершенно самобытны еще в то время, как мы познакомились, и не изменились ни на йоту. Просто они стали предвестниками грядущих перемен.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Через месяц после того, как мой отец и мачеха поженились, они повезли нас с Кори в Лонг-Вэлли, и я впервые встретилась с дедушкой и бабушкой. Уже тогда их считали непревзойденными умельцами. Днем дедушка работал инспектором, а вечера и выходные отдавал своему саду и огороду, выращивая самые лучшие цветы и овощи в западном Техасе — при этом не пользуясь химическими удобрениями или инсектицидами.

Если он не рылся в каталогах семян и не искал в книгах новые или древние способы, помогающие уберечь растения от вредителей и болезней, то проводил время в маленькой мастерской, где делал своими руками что угодно — от кукольных домиков и миниатюрной мебели для Кори до деревянных шкатулок и кресла-качалки для бабушки. Я обожала бывать в мастерской дедушки, мне нравилось там все — от стружек на полу до запаха лаков и красок. Помню, впервые попав туда, я споткнулась о деревяшку всего в дюйм длиной, лежавшую возле верстака. Я подняла обрезок и хотела бросить его в мусорную корзинку. Но дедушка рассмеялся и спросил, зачем мне понадобилось выбрасывать поцелуй. В то время дедушке было пятьдесят с небольшим, и потому он казался мне очень старым. И когда он назвал кусок мягкого дерева «поцелуем», я перепугалась, что с возрастом он… — Диана покрутила указательным пальцем у виска.

— Но он был вполне здоров, — подсказал Коул с улыбкой, наслаждаясь ее рассказом. Диана принадлежала к американской аристократии, но, несмотря на это, Коула всегда привлекали ее женственность и цельность натуры, а теперь — еще больше, чем прежде, поскольку он уже давно осознал, какая редкость подобное сочетание.

— Да, он вовсе не был чокнутым. Дедушка взял нож и обстругал деревяшку, превратив ее в пирамидку с закругленными углами, а потом оторвал кусок серебристой фольги, обернул ею дерево и положил мне в ладонь. И получилась шоколадка «Хершис», «поцелуйчик»— без калорий, как со смехом заметил дедушка. Позднее я обнаружила целое блюдо таких «поцелуйчиков» на журнальном столике в гостиной.

— Как же вписывались в эту картину твои бабушка и мать? — спросил Коул, когда Диана отвернулась, разглядывая куст гардений.

Она повернула голову, а затем вновь внимательно уставилась на куст, источавший сладковатый аромат.

— Мама работала секретарем, а свободное время проводила так же, как и бабушка, — готовила, пекла, консервировала в свое удовольствие.

Она сорвала ветку и повернулась к Коулу, обхватив ладонями розетку из глянцевитых темно-зеленых листьев с единственным бутоном в центре, нежным и белым, как взбитые сливки.

— Продолжай, — попросил Коул, наблюдая, как она подносит бутон к лицу.

— Бабушка возилась с фруктами и овощами, которые выращивал дедушка, и экспериментировала с рецептами, переходившими в семье из поколения в поколение. У каждого рецепта было свое название, напоминавшее о ком-либо из предков, своя история — например, салат из бобов бабушки Сары и пирог с вишней и кардамоном прабабушки Корнелии, который пекли перед осенним равноденствием, и пирожки с ветчиной, предназначенные для молотьбы.

Помолчав, Диана с грустью призналась:

— До своей первой поездки в Лонг-Вэлли я считала, что земляника растет на деревьях, а консервами называют жестянки с фабричными этикетками, место которых — подальше от глаз, в кладовке. Представь себе мое восхищение ярко-желтыми персиками в стеклянной банке с этикеткой, на которой было изображено персиковое дерево с сидящим под ним малышом! Для меня это зрелище стало чудом. Коул насмешливо взглянул на нее:

— Ты и вправду думала, что земляника растет на деревьях?

— Почему бы и нет? — возразила она, опуская ресницы в комичном подражании томной «роковой женщине». — А еще я верила, что цыплята появляются на свет в картонной и пластиковой упаковке. Откровенно говоря, — робко призналась она, — я до сих пор так думаю. — А затем закончила:

— Особняк бабушки и дедушки казался мне волшебным замком. Когда они переехали жить к нам, в Хьюстон, наш дом понемногу стал таким же чудесным — начиная с лужайки, где прежде были только бассейн и пальмы, до самой дальней комнаты.

Она протянула цветок, как бесценное сокровище.

— Прелесть, правда? — спросила она.

«Это ты прелесть», — подумал Коул и поспешно сунул руки в карманы, чтобы, справиться с искушением коснуться губами кончиков ее пальцев. Коул всегда гордился своим умением обуздывать страсть, излишнюю сентиментальность, импульсивность или нелепое желание броситься на помощь существу противоположного пола, независимо от возраста последнего. Досадуя на себя за неожиданное поражение по всем статьям за прошедшие двадцать четыре часа, он резко произнес:

— Стало быть, ты ухитрилась найти рынок сбыта для их таланта и житейской философии. Ты не лишена сообразительности.

Диану покоробил его грубоватый тон, но ее голос по-прежнему остался нежным и чарующим — как и тело, решил Коул и уставился на дерево.

— Создавать рынок мне не пришлось: он уже был и с каждым годом расширялся, хотя в то время его почти не замечали.

— Что ты имеешь в виду? Откуда он мог взяться?

— В наш век американцы забывают о своих корнях, все больше уходят друг от друга и природы. Мы живем в огромных муравейниках, состоящих из стандартных домов, забитых товарами массового потребления. Ничто не напоминает нам о вечности и прошлом, не вызывает чувства надежности и не приносит подлинного удовлетворения. Люди испытывают острое желание придать личный оттенок хотя бы тем вещам, которые их окружают. Идеал Фостеров — открытие заново радости и глубины в творчестве.

— А мне казалось, современных женщин интересует лишь успешное продвижение по общественной лестнице.

— Так и есть, но в отличие от мужчин мы раньше поняли, что не можем довольствоваться только успехами в работе или их недостатком. От жизни нам нужно нечто большее, поскольку еще больше нам приходится отдавать.

Коул непонимающе нахмурился:

— Ты хочешь сказать, что честолюбивые женщины — подавляющее большинство ваших читательниц?

Диана кивнула, откровенно радуясь его растерянности.

— Социологический опрос удивит тебя еще сильнее. Судя по нашим исследованиям, шестьдесят пять процентов читательниц «Красивой жизни» окончили колледж, успешно делают карьеру или уже сделали ее. Множество деловых американок отказываются иметь детей, пока им не перевалит за тридцать, а затем берут длительный отпуск и занимаются только домашней работой, пока дети не подрастут. Эти женщины принимаются за воспитание отпрысков с тем же рвением и усердием, с каким прежде делали карьеру. Они многого добиваются, взваливают на себя огромную ответственность и не пасуют перед трудностями. Все свои организационные способности такие женщины отдают новой для себя роли домохозяек. Вскоре они начинают искать способы усовершенствовать свое жилище, придать ему индивидуальные черты, сделать его более функциональным или уютным. Их потребность в самовыражении сочетается с естественным желанием сэкономить деньги и время — и потому они обращаются к помощи «Красивой жизни». Благодаря нам они открывают самих себя.

— И это наивысшая похвала журналу, — подхватил Коул, рассерженный собственным наблюдением, как красиво говорит Диана. И движется. И выглядит.

— Компания Фостеров не только ежемесячно выпускает журнал. Мы издаем книги и альбомы, предлагаем экологически чистые, натуральные моющие и чистящие средства, «наборы» для поделок — их разрабатывает либо дедушка, либо другие сотрудники компании под его руководством. Мы выпустили серию телевизионных программ, приуроченных к праздникам, и их рейтинг оказался настолько высок, что Си-би-эс предложила нам эксклюзивный контракт на шесть передач в год. Но я отказалась — прежде всего по финансовым соображениям, а с точки зрения рекламы более выгодной была бы еженедельная программа. Цены на нашу продукцию сравнительно невысоки, но предложение Си-би-эс рекламировать их в более дорогих передачах, таких как ток-шоу, не привлекло меня.

— Похоже, это решение ты приняла раз и навсегда.

— Да, формально все выглядит так. Понимаешь, наша компания постоянно испытывает сильное давление — и не только потому, что появляются конкуренты, стараясь урвать долю нашей репутации и прибыли, — клиенты предъявляют к нам более высокие требования, и мы вынуждены держаться на уровне. Нам приходится постоянно выдавать новые и удачные идеи для каждого номера, каждой книги, каждой телепрограммы. Фостеры обязаны выглядеть лучше, бодрее, предлагать больше, чем кто-либо другой. Гораздо легче было добиваться таких результатов, когда эту нишу занимали только мы. Нам уже пришлось уволить двух «шпионов», подосланных конкурентами…

Коул недоуменно вскинул голову:

— Я думал, что корпоративный шпионаж возможен только в электроникс и оборонной промышленности.

— Я тоже прежде так считала. Еще одна проблема — наш имидж в глазах общественности, — продолжала Диана, намекая на Дэна. — Поддержание этого имиджа — кошмар отдела по связям с общественностью, и не только для меня. Нам всем приходится быть чрезвычайно осторожными, где бы мы ни были или с кем бы ни говорили.

— Вот как? — удивился Коул. — А я думал, самую большую проблему представляешь ты — ведь журнал у читателей прежде всего ассоциируется с тобой.

— Да, после разговора в гостиной у тебя могло создаться такое впечатление, но оно ошибочно. Нас всех отождествляют с журналом. С самого начала «Красивая жизнь» была уникальной потому, что являлась в полном смысле слова семейным делом, а это всегда привлекает читателей — и прессу тоже, к сожалению. У нас не может возникать разногласий даже по мелочам, когда мы готовим новую программу, потому что в таком случае позднее мы увидим в газетах нечто вроде «Гром в фостеровском раю» или другие идиотские, но броские фразы.

Мама ведет в журнале одну из самых популярных рубрик. В ней она вспоминает свое детство, праздники в доме своих бабушки и дедушки, уроки матери, шутит по поводу того, как она впервые начала принимать гостей самостоятельно и как трусила при этом. Она описывает забавные случаи из жизни своих родных, рассказывает, какими мы с Кори были в детстве. Все мы время от времени появляемся на разворотах журнала, и наши читатели считают нас своими друзьями. Когда Кори вышла замуж за Спенса, самодельные поздравительные открытки не уместились в почтовый фургон. А когда родились близнецы, читатели завалили Кори подарками. Нам даже пришлось описать некоторые из них в выпуске, посвященном детям. Когда дедушка сломал ногу, нам снова пришлось разбирать горы подарков и открыток с пожеланиями скорейшего выздоровления. Для читателей мы являемся большой, счастливой семьей.

Коула всерьез тревожил о, что, добившись такого успеха при столь незначительной помощи и немногочисленных деньгах, Диана так недооценивает свои заслуги.

Шагнув вперед, Коул уперся Ладонью в ствол пальмы у нее над головой.

— Скажи-ка, — решительно произнес он, — почему ты считаешь, что твои ошибки перевешивают твой невероятный успех? В гостиной ты то и дело пыталась умалить свои способности и делала вид, будто твои достижения всего лишь дело случая.

Заморгав, Диана отвернулась..

— Ты даже не представляешь, сколько я наломала дров!

— Расскажи подробнее, и я обещаю стать беспристрастным судьей.

Диана радовалась возможности побыть с Коулом, но жалела, что он так настойчиво возвращается к одной и той же теме. Вздохнув, она выпрямилась и нехотя начала:

— Ты уже понял, в чем суть. Я упустила несколько редкостных возможностей — потому что не хотела рисковать.

Коул взглянул на нее, удивляясь, что Диана осталась такой же искренней и бесхитростной, как в шестнадцать лет. Их брак не предусматривал защиты от необдуманных поступков, и он не хотел превратить Диану в холодную и циничную женщину.

— Похоже, — пошутила она, — теперь ты действительно мрачный.

— Нет, — со сдержанной улыбкой возразил он, — просто я вновь ошеломлен. — И опережая ее вопрос, Коул заметил:

— Дело страдает каждый раз, когда мечты обгоняют финансовые возможности. Гораздо разумнее придерживаться консервативного подхода.

— Я придерживалась глупого подхода. Самую крупную ошибку я совершила, протянув два года с выпуском наших товаров для садоводов и любителей мастерить. И когда я наконец решилась, продукция пошла нарасхват.

— Должно быть, у тебя были веские причины ждать, — сказал Коул.

— Это верно. Меня беспокоили контроль качества, начало производства и затраты на хранение товара. Пуск линии прошел с невероятным успехом — значит, мы многое потеряли из-за моей нерасторопности.

— Ну, оглядываясь назад, всегда кажется, что можно было провернуть дело гораздо удачнее, — усмехнулся Коул.

Но Диана отказалась от покровительства. Скрестив руки на груди, она резко осведомилась:

— А ты мог бы спокойно смотреть, как конкуренты набирают силу?

— Нет, — признался Коул.

— Вот видишь! Потому что ты смелый и полагаешься на интуицию.

— Нет. У нас с тобой были разные стартовые условия: создавая «Объединенные предприятия», я располагал солидным капиталом и мог рассчитывать на помощь. Диана слегка оживилась:

— Я совершила и другие ошибки — сейчас я многое бы отдала, лишь бы исправить их.

— Какие ошибки? — допытывался Коул, поддавшись желанию утешить Диану.

— Я буквально подарила акции нашей компании, чтобы собрать необходимые суммы для развития производства.

Коулу внезапно захотелось коснуться ее щеки, и когда он ответил, его голос прозвучал непривычно мягко:

— Невероятно, что в двадцать два года ты сумела уговорить банк финансировать свой проект, а тем более привлечь частных инвесторов.

Диана пожала плечами:

— Банк почти ничего не терял — ведь я просила денег под залог этого дома.

— Вот как? Тогда почему же частные инвесторы согласились вложить свои честно заработанные деньги в рискованное, потенциально неприбыльное предприятие? .:

— Ну, здесь все было просто, — с невеселым смешком заверила она. — Я уложила в кейс бизнес-планы и описания проектов и отправилась к папиным друзьям. Они пожалели меня, отечески погладили по головке и одолжили по десять — пятнадцать тысяч, прикинув, что по меньшей мере отделаются потерей налогов на прибыль. В благодарность я подарила им сертификаты акций новой компании. — Диана вздохнула и отвернулась. — Короче, теперь на. — нас самих приходится не более пятидесяти, процентов акций.

— Диана, разве у тебя был выбор?

— «, Если б знать, какой прибыльной и преуспевающей станет наша компания…

— Я говорю о том времени, когда ты только взялась за дело, — перебил он. — Разве ты могла по-другому собрать необходимую сумму?

Помедлив, она покачала головой:

— Нет.

— Тогда прекрати комплексовать. Ты в одиночку преодолела сотни барьеров, которые остановили бы всех, кроме самых одаренных и опытных предпринимателей!

— Услышать такую похвалу от тебя — большая честь. Он усмехнулся:

— Не забывай об этом. Я не позволю жене Гаррисона умалять свои заслуги. Это может плохо отразиться на моей репутации, — в шутку добавил он, — и тогда акции» Объединенных предприятий» упадут в цене.

— А на Уолл-стрит разразится скандал, — вставила Диана, несказанно воспрянув духом.

Глава 35

Стоя у кухонной раковины и промывая листья салата. Кори наблюдала за парой на заднем дворе. Она была настолько поглощена этой сценой, что вздрогнула, когда муж подошел сзади и обнял ее за талию.

— А где все? — спросил Спенс.

— Отдыхают перед ужином. Мы с Гленной справимся сами.

— Я уложил девочек в постель и поцеловал их от твоего имени И сам я не прочь там оказаться, — прошептал он, уткнувшись ей в шею. — С тобой.

Кори потянулась к нему как раз в тот момент, когда на кухню ворвалась Гленна, и супруги отскочили друг от друга, словно провинившиеся подростки.

— Продолжайте, — разрешила Гленна. — Не обращайте на меня внимания. Я всего лишь Пытаюсь приготовить обед из шести блюд для семерых.

Нахмурившись, Спенс проводил ее взглядом, — Как ей, удается неизменно вызывать у меня чувство вины? — Покорно взяв нож, он принялся резать зеленый перец. — И так все пятнадцать лет.

Кори усмехнулась, по-прежнему не сводя глаз, с пары за окном.

— Этот способ действует безотказно. Ведь ты уже готовишь салат, верно? — Она протянула мужу чистое кухонное полотенце. — Заткни его за пояс, иначе непременно испачкаешься.

Бывший блистательный защитник команды Южного методистского университета смерил полотенце оскорбленным взглядом.

— Настоящие мужчины не носят передники, — заявил он.

— Считай эту штуку набедренной повязкой, — предложила Кори.

Несколько минут они работали в дружеском молчании, уже вдвоем наблюдая за парой во дворе. Диана стояла, прислонясь к пальме, а Коул уперся ладонью в ствол у нее над головой. Какие-то слова Дианы заставили его рассмеяться.

— В детстве, — произнесла вдруг Кори с мечтательной улыбкой, — я была так страстно влюблена в тебя, что не понимала, почему Коула Гаррисона считали сексуальным.

— А теперь понимаешь? Кори кивнула.

— Когда-нибудь я хотела бы сфотографировать его У него очень выразительное лицо — словно состоящее из плоскостей и острых углов.

— Мне он вовсе не кажется подходящим типажом для «Брукса».

— Разумеется! Для манекенщика у него слишком много грубой мужской силы. Чем-то он напоминает хищника Она высыпала пригоршню листьев салата в миску и взяла длинный влажный пучок шпината, задумчиво продолжая.

— Я сфотографирую его на фоне, соответствующем его облику.

Спенс хмыкнул, явно уязвленный тоном жены и ее комплиментом другому мужчине.

— На каком? — спросил он, принимаясь резать лук.

— Пожалуй, я выберу горный пейзаж или пустыню, залитую солнцем, с голыми скалами на заднем плане.

— Горы без деревьев и снежных шапок Спенс считал безобразными и потому согласно кивнул.

— Это будет ему под стать.

Пропустив мимо ушей это замечание. Кори на мгновение отвлеклась от стряпни и вновь уставилась в окно — Скажи-ка, — с вызовом спросил Спенс, — как ты собираешься спрятать его глаза?

— Зачем нужно их прятать? — удивилась Кори, повернувшись к мужу.

— Затем, что они холодные и твердые, как гранит. Сегодня днем я наблюдал за ним и не заметил в них ни капли тепла.

— Да, я запомнила его менее сдержанным и суровым, — призналась Кори, — но вряд ли он стал бесчувственным. Вспомни, как он купил Диане ожерелье на аукционе. А теперь взгляни на них. Чем не прекрасный принц, который пришел на помощь Золушке?

В скептическом молчании Спенс выглянул в окно Не дождавшись ответа, Кори спросила.

— а о чем думаешь ты, когда видишь их вдвоем?

— О Красной Шапочке и злом Волке.

Кори улыбнулась, но Спенс тотчас добавил:

— Насколько я могу судить, мужчина, которым ты так восторгаешься, самый жестокий сукин сын, а также самый безжалостный предприниматель этого десятилетия.

Кори забыла о зелени.

— Не понимаю, почему ты так говоришь. Совсем недавно нам все уши прожужжали, что Коул руководил покупкой компьютерной компании — эту сделку называли «удачным ходом». Никто не упоминал, что Коул совершил что-либо противозаконное.

— Он купил «Кушман электроникс». Кори, — объяснил Спенс. — А незадолго до этого по Уолл-стрит поползли слухи, что тестирование нового чипа Кушманов прошло неудачно, и акции «Кушман электроникс» упали с двадцати восьми долларов до четырнадцати. Тут-то «Объединенные предприятия» выдвинули предложение, и Гаррисон приобрел компанию стоимостью в триста миллионов долларов за полцены.

— Ну и что в этом плохого? Разве ты сам не рассчитываешь на прибыль, играя на курсе акций?

— Кто, по-твоему, пустил этот слух? Кому принадлежит якобы независимая лаборатория тестирования, в которой испытывали чип Кушманов?

У Кори округлились глаза.

— Неужели люди Коула фальсифицировали результаты испытаний?

— Если бы это удалось доказать, он уже давно сидел бы в тюрьме.

Кори задрожала от ужасного предчувствия, но тотчас вспомнила, как Коул смотрел сейчас на Диану.

— Пока нет доказательств, все это — просто грязные домыслы, — заявила она.

— Домыслы следуют за ним по пятам, — саркастически заметил Спенс. — Где бы ни появился Гаррисон, он всегда приносит с собой изощренный тайный план. Вчера вечером, — продолжал он, — ему требовалась достойная жена, чтобы умаслить дядю. Он счел Диану идеальной кандидаткой и потому разыграл сэра Галахеда на аукционе, где присутствовали представители прессы, способные запечатлеть его благородный поступок, а потом, пока Диана находилась под воздействием шампанского, увез ее в Неваду и женился на ней — еще один «удачный ход»в его списке. Менее чем за двенадцать часов он сумел втереться к нам в семью, а теперь сводит нас всех с ума.

Улыбнувшись, Кори принялась перекладывать все, что нарезал, накрошил и натер Спенс, в красивую деревянную миску, отполированную за годы службы.

— Не говоря уже о том, что Коул привлекателен и сексуален, он — миллиардер, его видели со множеством эффектных женщин. Поверь мне, Спенс, Коулу ни к чему такие хлопоты, чтобы заполучить жену-красавицу.

— Гаррисон заполучил не только красивую жену, — с горечью возразил Спенс. — Он добился почти невозможного: приобрел новый, неотразимый имидж.

— Каким образом?

— Когда фотографии, сделанные вчера вечером, появятся в газетах, публика поневоле поверит, что Коул Гаррисон взглянул на женщину, брошенную Дэном Пенвортом — женщину, которая по удачному стечению обстоятельств оказалась любимицей американцев, — и в традициях волшебных сказок пришел на помощь прекрасной леди, осыпал ее драгоценными дарами, увез на собственном самолете и женился на ней в ту же ночь. К концу недели Коул Гаррисон станет самым романтичным героем века.

— Неужели он настолько коварен? Помнится, работая на Хэйуордов, он всегда держался так любезно…

Спенс вытер руки, сохраняя на лице мрачное выражение.

— Сомневаюсь.

— Почему?

— Потому, что его враги — Чарльз и Дут Хэйуорды. Они люто ненавидят его.

Руки Кори замерли над миской с салатом.

— Дуг никогда и ничем не выдал своей ненависти.

— Ты же сама видела ее прошлой ночью. После аукциона Диана подвела Гаррисона к нашему столу. Помнишь, что было потом?

— Разумеется. Дуг ляпнул бестактность… но с другой стороны, он странно вел себя на протяжении всего ужина.

— Он был в полном порядке, пока Диана не вошла в бальный зал под руку с Коулом. Позднее он демонстративно не подал Гаррисону руки.

— Но ведь…

— Выслушай меня, дорогая. Вчера ночью ты пребывала в состоянии эйфории, и мне не хотелось портить тебе настроение. Дуг и Чарльз Хэйуорд презирают Гаррисона. Я не хочу, чтобы вы с Дианой обольщались — этот брак никогда не превратится в настоящий.

— Презирают его? — прошептала Кори. — За что? Что мог натворить Коул?

— Дуг навестил меня в Ньюпорте несколько лет назад, после того как побывал в больнице у Барбары. Состояние Барбары не улучшалось, и я пригласил его поужинать, надеясь отвлечь от мрачных мыслей. — Спенс прошел к кухонному шкафу, вытащил бутылки столового уксуса и рафинированного оливкового масла и принялся наполнять мерные стаканы. — Мы немного выпили и решили провести остаток вечера у меня. Позже мы перешли в библиотеку, чтобы посмотреть программу новостей, а там на журнальном столике лежал последний номер «Ньюсуик»с фотографией Гаррисона на обложке. Дуг тотчас же разразился обличительной речью — ты не поверишь, но такой злобы я никогда в жизни не слышал от Дуга. Он, твердил о места; дескать, они с отцом долго ждут подходящего случая. У него вырвалось имя сестры, и я решил, что еще немного — и Дуг разрыдается. Но он тут же взял себя в руки и отправился спать. На следующее утро он извинился и попросил меня не придавать большого значения «пьяной болтовне».

— А может, он говорил правду? — с надеждой произнесла Кори, перемешивая салат. — Дуг никогда не умел пить.

— Ты права — уж я-то его знаю! — воскликнул Спенс с улыбкой. — Пока я учился в университете, он часто бывал у меня, приезжая в Даллас. Я ни разу не встречал человека, способного, как Дуг, превращаться в супермена всего лишь после трех стаканов разбавленного рома!

Кори кивнула, но ее внимание всецело принадлежало паре на лужайке. Она пристально разглядывала Коула, пока он так же пристально всматривался в лицо Дианы. Стоя рядом, Спенс созерцал ту же сцену. У Кори невольно вырвалось:

— Просто не верится…

Спенс мудро не стал напоминать жене: всего месяц назад ей не верилось и в то, что помощник плотника крадет инструменты из гаража, пока она не убедилась в этом лично.

Со своей стороны, Кори воздержалась от напоминания, что Спенсу нравился Дэн Пенворт. Впрочем, Дэн нравился всей семье.

— Неужели ты не можешь быть немного снисходительнее к Коулу? Так нам было бы гораздо легче.

Спенс взглянул в ее встревоженное лицо, и у него в глазах появился нарочитый плотоядный блеск.

— Хорошо, но это тебе дорого обойдется, — произнес он и повернулся, чтобы уйти. Кори поймала его за руку.

— Набедренная повязка тебе идет, — пошутила она и протянула руку, чтобы забрать полотенце.

Спенс обнял ее, игриво подхватив ладонями ягодицы.

— Твои прелести гораздо лучше, — прошептал он. Мимо них размашисто прошагала Гленна в своих бесшумных ортопедических ботинках.

— Я только выну утку из духовки, пока она не обуглилась, — объяснила она страдальческим голосом.

Кори напряглась. Спенс словно прирос к месту, а затем обнял жену еще крепче и поцеловал, разразившись смехом.

Глава 36

Картина, которая открылась Коулу в просторной столовой, наводила на мысль, что вся семья решила воспользоваться неожиданным браком Дианы как поводом для празднества, а не для мести.

Огромную вазу с желтыми розами, стоявшую посреди обеденного стола, окружали канделябры со свечами конической формы; стол был уставлен китайским фарфором и серебряными приборами. На большом блюде красовались сочные куски жареной утки, второе блюдо едва вмещало гору воздушных сливочных бисквитов, а в двух столь же объемистых посудинах лежали молодой картофель с оливковым маслом и розмарином и тушеная спаржа.

Дамы галантно улыбнулись Коулу, и даже дедушка вежливо кивнул, занимая свое место во главе стола и указывая Коулу на стул справа. Бабушка Дианы уселась слева от мужа, прямо напротив Коула, но когда Диана начала обходить вокруг стола, чтобы сесть рядом с Коулом, бабушка произнесла:

— Кори, дорогая, почему бы тебе не сесть рядом с мистером Гаррисоном, а Спенсу — рядом со мной, чтобы все мы могли познакомиться поближе?

Миссис Фостер заняла привычное место на противоположном конце стола, а Диана поместилась между матерью и Спенсом. Коул заметил, как смутило миссис Фостер столь подчеркнутое внимание к необычному распределению мест за столом, но, взглянув на боевой порядок войск, выстроенных бабушкой, он понял: Роза Бриттон загнала его в угол: Диана, его единственная союзница, была от него надежно отрезана.

Ничто не казалось Коулу более лицемерным, нежели вознесение благодарности воображаемому божеству за то, чего это божество не совершало, а также просьбы о милостях, даровать которые оно не имело ни власти, ни желания. Коул опустил голову и уставился на вышитую гладью желтую розу на салфетке, ожидая официального начала пыток.

Генри Бриттон был не из тех, кто медлил. Он закончил молитву словами:

— Аминь. Ну, Коул, каковы ваши дальнейшие планы? Но прежде чем Коул нашелся с ответом, Диана недвусмысленно взглянула на Кори и произнесла:

— Кори не терпится узнать о нашей свадьбе, но я заставила ее ждать до ужина, чтобы рассказать всем вам. Кори без смущения подхватила:

— Давайте сначала послушаем про свадьбу, дедушка. А потом Коул с Дианой расскажут нам о своих планах. — И специально для Коула добавила:

— Надеюсь, так будет лучше?

Всего за пару минут Коул пришел к любопытным выводам: бабушка — не просто словоохотливая старушка с умилительными причудами, как он предполагал ранее, а эксцентричная, чертовски умная и хитрая женщина.

Кори была преданной союзницей Дианы, но соблюдала нейтралитет, когда речь заходила о Коуле, а Диана оказалась достаточно дипломатичной, чтобы представлять внушительную силу за любым столом.

Диана с воодушевлением рассказывала о внезапном и отнюдь не романтичном бракосочетании, которое едва помнила, расцвечивая свое повествование подробностями, интересными для родственников.

— Мы уехали из отеля на лимузине Коула и отправились в аэропорт. Дедушка, у Коула свой самолет, «Юльфстрим»— он гораздо больше «Лерджета». Ты мог бы добавить его к сборным моделям самолетов — помнишь, ты разрабатывал их для украшения спален мальчиков?.. На борту, в холодильнике, нашлась огромная бутылка шампанского, а один из пилотов уже сидел в кабине… готовясь к полету, — закончила она, отметая перечень малопонятных предвзлетных ритуалов грациозным жестом. — Несколько минут спустя прибыл второй пилот — Джерри Уэйд. И ты только представь себе, бабушка, — она повернулась, чтобы вовлечь в разговор старую даму, которая пристально и хмуро изучала лицо Коула, — в сумерках он оказался точной копией твоего любимого актера! Я сразу же заявила, что когда-нибудь он должен познакомиться с тобой.

Настороженный тем, как удачно это замечание отвлекло Розу Бриттон от его персоны, Коул с нетерпением ждал, когда выяснится, кого из актеров предпочитает бабушка.

— В самом деле? — недоверчиво воскликнула бабушка. — Он похож на Клинта Иствуда?

— Клинт Иствуд почти лысый, — раздраженно вставил дедушка, — и притом безбожно картавит и пришепетывает!

Кори ответила на невысказанный вопрос Коула, протягивая блюдо со спаржей:

— Бабушка обожает Иствуда, а дедушка к нему ревнует. Это так мило!

— Мама, если бы ты видела, как отделан внутри «Гольфстрим»! Кажется, что входишь в чудесную гостиную, где мебель обтянута кожей платинового цвета. В салоне стоят друг против друга два изогнутых дивана, между ними — старинный столик, поодаль — такой же буфет с бронзовыми ручками и петлями и несколько кресел.

Диана умело завладела вниманием своих родных, и пока Коул слушал ее красочное описание каждого предмета в салоне самолета — вплоть до хрустальных уотерфордских светильников и восточных ковров, он сделал еще два открытия: во-первых, Диана была талантливым рассказчиком, а во-вторых, она ни словом не упомянула про вторую особенность самолета — спальню.

Коулу с трудом верилось, что Диана могла забыть о спальне, которая занимала треть самолета. С другой стороны, спальню она увидела лишь после того, как они поженились… и, вероятно, у нее из памяти стерлись последующие события.

Диана прервала рассказ, чтобы положить себе кусок жареной утки, и бабушка бросилась в атаку.

— Расскажите нам о себе, мистер Гаррисон, — попросила она.

— Прошу вас, зовите меня Коулом, миссис Бриттон, — вежливо предложил он.

— Так расскажите нам о себе, Коул, — поправилась бабушка, хотя и не разрешила в ответ обращаться к ней менее формально.

Коул намеренно умолчал о своем прошлом, начав с настоящего:

— Я живу в Далласе, но часто езжу по делам. Примерно две недели в месяц я провожу в разъездах.

Бабушка пристально вгляделась в его лицо поверх своего бокала и напрямик осведомилась:

— Вы бываете в церкви по воскресеньям?

— Нет, не бываю, — сообщил он ей без малейшего смущения или чувства вины.

Бабушка разочарованно нахмурилась, но не прекратила наступление:

— Понятно… А ваши родственники?

— Тоже, — с холодной решимостью отрезал Коул. Бабушка явно растерялась.

— Откровенно говоря, я хотела узнать о ваших родственниках, а не о том, ходят ли они в церковь. — Она намазала бисквит маслом. — Не могли бы вы рассказать нам о своем прошлом? — спросила Роза Бриттон невозмутимо. — Откуда вы родом, о вашей семье…

Коул застыл с непрожеванным салатом во рту, обводя взглядом собравшихся за столом. Эти приятные люди не видят ничего из ряда вон выходящего в воскресном ужине, обилии яств и приборов на столе, пушистом ковре под ногами.

Он взглянул на Диану, свежую и ухоженную, как победительница конкурса красоты; на Эддисона, который никогда не испытывал большего унижения, чем проигрыш в теннисном клубе; на Мэри Фостер, в которой тонко сочетались достоинство, любезность и искренняя доброта.

Дедушка Дианы благоухал запахом мыла и одеколона «Олд Спайс», а не потом. Бабушка Дианы устремляла на него беспокойный взгляд карих глаз, выжидательно приподнимая брови; ее лицо обрамляли волнистые белые волосы, подстриженные коротко и изысканно. Даже очки в тонкой золотой оправе не портили ее. Бабушка выглядела скромно и благопристойно.

Коулу было бы гораздо проще живописать ей свой самый бурный роман, чем рассказать правду о своем детстве и происхождении. Он ответил с той же уклончивостью, которая всегда достигала цели:

— Я родом из небольшого городка Кингдом-Сити — он находится на западе Техаса. У меня было два старших брата, ныне покойных, и несколько двоюродных, но отношения я поддерживал только с одним из них. Кроме того, у меня остался мой дядя, тот самый, о котором я упоминал раньше. Отец хотел, чтобы я работал на ранчо. Но Кэл считал, что у меня хватит ума окончить колледж, и твердил об этом до тех пор, пока я не поверил ему. Дяде наверняка понравится Диана. Мне не терпится познакомить их — пожалуй, на следующей неделе.

— И я тоже хочу с ним познакомиться, — вставила Диана, но от нее не укрылись внезапная холодность и явное нежелание Коула отвечать на вопросы о своем прошлом.

— Мой дядя живет к западу от Кингдом-Сити, в ста восьмидесяти милях от Сан-Ларосы. Эту местность нельзя с полным правом назвать гористой, но в ней есть свое нетронутое очарование. — Коул помедлил и занялся уткой.

— Сан-Лароса! — повторила Роза Бриттон, поворачиваясь к дочери. — Не там ли вы останавливались, когда вместе с Робертом возили девочек в Йеллоустоун?

— В ее окрестностях много кемпингов, — подтвердил Коул, желая сменить тему. — По-моему, эти края как нельзя лучше подходят для опытных туристов.

Это замечание вызвало дружный смех всей семьи.

— Ну, «бывалыми» путешественниками нас назовешь лишь с натяжкой, — сообщила миссис Фостер. — Мы с Кори несколько раз ходили в походы, а Роберт когда-то был бойскаутом. Его «туристский опыт» исчерпывался пребыванием в теннисном лагере в Скоттсдейле. Но мы с девочками решили, что это будет забавно, и отправились в трехнедельную поездку, нисколько не сомневаясь, что все тяготы нам нипочем.

Коул с трудом представлял себе педантичную Диану завзятой туристкой.

— Вот уж не думал, что ты когда-нибудь любила походы.

— Мы прекрасно провели время, — солгала Диана с непроницаемым лицом.

— Разве в конюшне Хэйуордов мы никогда не говорили, что нам нравится, а что — нет?

Диана сразу же поняла, на что намекает Коул, и решила подшутить над ним.

— В самом деле? — переспросила она с притворно-изумленным видом, поднося к губам ломтик жареного картофеля. Но Коул не поддался.

— Ты же сама знаешь, что я прав, — с ленивой улыбкой возразил он. — Больше всего на свете ты ненавидела грязь и кемпинги.

— Нет, змей и кемпинги, — поправила Диана, и глаза у нее заискрились весельем. — Грязь занимала только третье место в списке. — Повернувшись к Кори, она шутливо напомнила:

— И тем не менее мы как следует подготовились к любым неожиданностям, верно?

Кори мгновенно догадалась, чего ждет от нее Диана, и с радостью бросилась на помощь:

— Папа хотел, чтобы поездка стала общим делом нашей семьи, и все мы получили свою долю обязанностей. Он отвечал за транспорт и финансы, мама — за еду и напитки, Диана — за средства обеспечения безопасности, а мне достались первая медицинская помощь и фотография. А еще нам обеим поручили собрать все, что необходимо для комфорта и безопасности в туристическом лагере. Я рассудила, что бинта и мази от солнечных ожогов вполне достаточно, и принялась искать книги о фотографировании животных в естественных условиях, но Диана избрала совсем иной подход. За несколько недель до отъезда она вызубрила «Руководство для туристов по выживанию в безлюдной местности»и «Спутник туриста».

— И каталоги Бина, — со смехом добавила Диана, — из которых я выбрала и заказала то, что считала абсолютно необходимым для нас с Кори.

Едва она заговорила, Коул перевел на нее взгляд, и Кори заметила, как потеплела его улыбка. Кори продолжала.

— За день до отъезда папа пригнал домой взятый напрокат джип, и мы с Дианой начали укладывать наши личные вещи и снаряжение. Затем мы перенесли в машину «средства безопасности, необходимые для туристов», а потом — аптечку первой помощи.

Бабушка присоединилась к рассказу, сообщив Коулу с улыбкой:

— Девочкам пришлось раз двадцать подняться по лестнице.

— Ив конце концов, — с усмешкой подхватил дедушка, — Роберту пришлось взять напрокат трейлер. К несчастью, — сказал он и затрясся от смеха, — Роберту никогда не приходилось водить машину длиннее, чем отцовский «кадиллак». Выезжая на аллею, он сшиб трейлером почтовый ящик и потащил его за собой по улице…

— А мы с Генри хохотали так, что не смогли ничего сделать! Коул с таким удовольствием узнавал новые подробности о прошлом Дианы, что совсем забыл о своем «вторжении на вражескую территорию».

— Какие же вещи собрала Диана, если им потребовалось столько места? — спросил он, но Кори смущенно молчала.

— Расскажи, расскажи, — со смехом настаивала Диана. — Теперь он член нашей семьи и должен об этом знать!

— Там были не только вещи Дианы, но и мои, — не преминула объяснить Кори. — Если бы она не позаботилась о нас обеих, мне пришлось бы две недели довольствоваться драным спальным мешком, шортами и рубашками, фотоаппаратурой, двадцатью коробками пленки и упаковкой бинтов! Диана приобрела для нас белую палатку с красными и синими полосками, спальники, одежду, лампы и ручные фонарики — голубой для себя и красный для меня. Она не забыла даже яркие пластиковые упаковки с мазями, аспирином и прочей ерундой.

Неожиданно застеснявшись. Кори замолчала и подлила себе еще холодного чая.

— Ты забыла про репелленты, — со смехом подсказала Диана. — Для пущей безопасности я прихватила с собой по десятку флаконов каждого средства от гнуса. Кроме того, я запаслась несколькими огромными бутылями с жидкостью, отпугивающей змей, которую усердно разбрызгивала по периметру палатки каждый раз, едва мы ставили ее па новом месте.

— Средство от змей? — Коул обернулся к Диане со сдавленным смешком. — И какого же мнения вы остались о Йеллоустоуне?

— Смотря кого ты спрашиваешь, — сухо отозвалась Диана, и все члены семьи покатились со смеху. Миссис Фостер вытерла глаза и подхватила:

— В первый же день мы сразу отправились на прогулку. Кори фотографировала горных коз, я сделала несколько удачных зарисовок. Диана наткнулась на ядовитый плющ, а с Робертом случился приступ аллергии.

— Ночью тоже было очень весело, — подхватила Кори. — Мы сидели у костра, жарили зефир и распевали песни.

— А после того как мы отправились спать, на контейнеры для мусора рядом с нашей стоянкой напали еноты, да еще медведи поджидали удобного случая, чтобы поужинать нами, — заявила Диана, проглотив кусочек утки. — По-моему, ни один енот в ту ночь не лег спать голодным.

— Но теперь, вспоминая прошлое, — с усмешкой произнесла Кори, — я понимаю, что поездка получилась слишком однобокой. Пока я носилась по лесам, забыв обо всем на свете, кроме фотографий, Диана ходила следом за мной, навьюченная медикаментами, и цитировала, какими опасностями грозит столкновение с лосем в брачный сезон или что делать, если встретишься с недружелюбно настроенным медведем.

— Тебе повезло, что она взяла на себя такое бремя, — заметила Мэри Фостер серьезно.

— Это правда, — подтвердила Кори, обращаясь к Коулу. — Видите ли, за день до отъезда домой я улизнула из палатки незадолго до рассвета, нарушив категорический приказ папы не покидать лагерь в одиночку. Я хотела принять участие в конкурсе молодых фотографов, но за прошедшее время не сумела снять ничего стоящего. А накануне я увидела подходящий сюжет для призовой фотографии: лоси переходят ручей близ водопада, который обрушивался с крутой, поросшей деревьями скалы. Я поняла, что, если сделаю такой снимок с восходящим на заднем плане солнцем, у меня появится шанс выиграть приз. Папа не смог сопровождать меня — у него не на шутку разыгралась аллергия, и я решила пойти одна.

— А почему мама не составила вам компанию? — удивился Коул.

— Мама очень устала — она целый вечер готовила ужин и упаковывала вещи.

— А Диана?

— У меня не хватило наглости обратиться к Диане. Она была с ног до головы покрыта каламиновой мазью, к тому же подвернула ногу. Но, услышав, что я выбираюсь из палатки ночью, Диана принялась перечислять ужасы, какие ждут неопытного путешественника в лесу. Но я уже бежала прочь, прихватив только фонарик и фотоаппарат.

Несколько минут спустя я услышала хруст веток, почувствовала запах мази и догадалась, что это Диана. И точно — она ковыляла по тропе, волоча ногу, В одной руке у нее была увесистая аптечка, а в другой — голубой фонарик. Какое это было утро! — Кори залилась смехом. — Когда мы достигли выбранного мной места, я поняла, что солнечные лучи будут плохо освещать ручей с этой стороны, и нам пришлось искать брод, перебираться на противоположный берег, продираться сквозь заросли над водопадом, а затем спускаться обратно.

— И вам удалось сфотографировать лосей?

— Нет. Еще не рассвело, и я не знала, что мы очутились на берегу другого ручья возле ближайшего холма, потому установила треногу и настроила телеобъектив. Небо наливалось розовым светом, а сохатые так и не появлялись, и я оставила Диану с фотоаппаратом, а сама прошла в конец поляны. Встав на четвереньки, я выползла из зарослей на берег и подождала, пока глаза привыкнут к свету. Я присела и до стала из кармана остатки зефира. И тут я увидела как он выходил из воды, направляясь прямо на меня.

— Лось? — уточнил Коул, передавая блюдо с бисквитами дедушке Дианы.

— Нет, медведь! Он был еще молодой, немного ниже меня ростом — это я поняла не сразу, потому что он передвигался на четырех лапах. Не сомневаясь, что он меня заметил, я опустилась на четвереньки, но косолапый оказался рядышком. Я завизжала, он остановился, и мы замерли друг перед другом, ошеломленные и перепуганные. Вдруг он встал на задние лапы, я — на ноги, швырнула в него зефиром и бросилась наутек. Впрочем, он удирал с такой же скоростью.

Но на этом наши злоключения не кончились. В довершение всего этого, — задыхаясь от смеха, продолжала она, — решив вернуться в лагерь, мы поняли, что заблудились. Диана настаивала, что мы должны сидеть на месте, как сказано в ее инструкциях, но я не слушала — до тех пор, пока она не притворилась, что не может идти из-за больной ноги. Вечером она развела небольшой костер — чтобы спасатели могли нас найти.

А я забыла поменять батарейки в фонарике, и они сели незадолго до того, как я услышала звук, показавшийся мне воем волков. Диана не дала мне свой фонарик. Она заявила, что он понадобится нам сигналить пролетающим мимо самолетам, и я согласилась с ней. Но как только вой повторялся, я оказывалась на грани истерики, — призналась Кори и сделала глоток чая. — Я так дрожала, что не могла произнести ни слова, мне пришлось отворачиваться, чтобы Диана не видела моих слез. Я чувствовала себя такой дурой — особенно потому, что вечно дразнила Диану, которая боялась змей, нарвала ядовитого плюща и повсюду таскала за собой аптечку, но именно я теперь плакала, как ребенок, пока она хладнокровно искала выход. Диана успокоила меня и растолковала, что никакие волки нам не угрожают. Наконец мы улеглись спать. После того как на следующее утро нас нашли, Диана никогда не подтрунивала над моей глупостью и трусостью. С тех пор мы больше не вспоминали о воображаемых волках.

— О воображаемых волках? — переспросил Коул. — Ничего не понимаю.

— Все ясно, — подытожила Кори, — значит, и вы не читали «Путеводитель по Йеллоустоуну». — Она сверкнула заразительной улыбкой. — Видите ли, тогда в этой части Йеллоустоуна не водилось никаких волков. Служители парка сдерживали их в глубине леса, подальше от кемпингов. Оттуда и доносился вой.

Коул нашел это объяснение неубедительным.

— Вы хотите сказать, что всех хищников с такой гигантской территории загнали за ограду? — Он взглянул на Диану, ожидая ответа, но она, по-видимому, увлеклась, обводя указательным пальцем узоры на рукоятке своего ножа.

— Разумеется, нет! — воскликнула Кори. — Комиссия по фауне обнаружила, что популяция волков в Йеллоустоуне вышла из-под контроля, поскольку их естественный враг, черный оцелот, был почти полностью истреблен в Скалистых горах. Оцелотов пришлось завозить из Калифорнии, и те загнали волков в горы.

Диана почувствовала устремленный на нее взгляд Коула и, подняв глаза, перехватила его понимающую улыбку.

— Весьма правдоподобная история, — сдержанно заметил он.

— И мне так казалось, — ответила Диана, подавив смешок. Кори переводила взгляд с одного на другого, мысленно повторяя давний довод, которому в детстве поверила без колебаний. Теперь, повторенный вслух, он звучал нелепо.

— Диана… — подозрительно произнесла она, — значит, это вранье?

— Это полнейшая чепуха! — перебил Генри Бриттон. — Удивительно, как ты могла на нее купиться. Кори!

Втайне Коул считал решение Дианы идеальным, но в качестве нового и к тому же временного члена семьи не имел права выступить в защиту противоположного мнения. Вместо этого он заключил:

— Значит, вы провели вдвоем страшную ночь и не смогли участвовать в конкурсе?

— Напротив, я выиграла второй приз — за искренность, — сказала Кори с усмешкой.

— Поздравляю, — ответил Коул.

— Поздравлять следует не меня, — , криво улыбнулась Кори. — Меня всего лишь запечатлели на снимках.

— Кто же вас сфотографировал?

— Диана. Когда я увидела медведя и встала на четвереньки, она решила, что я заметила лося и пытаюсь выйти из кадра, и потому нажала затвор — так, как я ее учила. Фотоаппарат принялся работать в автоматическом режиме. Когда мы вернулись в лагерь, я выбросила пленку, но Диана сохранила ее ради шутки. Пленку проявили, Диана выбрала три кадра — как требовали условия конкурса — и отослала их.

— Да, — с улыбкой вспомнила Мэри Фостер, — и журнал «Национальная фотография» даже воспользовался подписями, которые придумала Диана.

— Что же это были за подписи? — поинтересовался Коул.

— Первый снимок изображал нашу с мишкой встречу, — со смехом сообщила Кори. — Эта фотография называлась «На старт…». На втором снимке запечатлены мы с косолапым, выпрямившись в полный рост, готовые броситься наутек, — его Диана назвала «Внимание…». А последняя фотография, на которой мы спасались бегством, естественно, — «Марш!».

Глава 37

Сестры задали тон своим рассказом о поездке в Йеллоустоун, и к тому времени, как с десертом было закончено, все домочадцы успели поведать хотя бы несколько забавных случаев из своей жизни, даже Спенс Эддисон. В конце ужина к Коулу стали относиться как к желанному слушателю.

Последней прозвучала история о том, как поступила Роза Бриттон, выслушав в шоу Опры Уинфри восторженные признания в любви поклонниц Генри. После того как смолк добродушный смех, Мэри Фостер с улыбкой взглянула на Коула.

— Боюсь, вскоре вы узнаете все самые страшные тайны нашей семьи, — произнесла она.

— Я никому их не выдам, — заверил ее Коул с ответной улыбкой, втайне забавляясь сравнением этих «страшных тайн» со своими собственными. Он был благодарен и удивлен, что ужин прошел так гладко и все приняли его словно нового друга семьи.

Все, кроме Эддисона.

Эддисон даже не старался соблюдать нейтралитет, и Коул догадался: Спенсу не нравится брак Дианы. Но он был слишком хорошо воспитан, чтобы тревожить родственников какими-либо проявлениями холодности. Коул знал, что мужчины вроде Эддисона, неизменно придерживались общества себе подобных, не важно, сколь глупыми, ограниченными или даже злобными ни были их влиятельные друзья. По своему социальному положению Эддисон считался врагом Коула в любой ситуации, в которой Коул противостоял кому-нибудь из членов «привилегированного сословия». Коул прекрасно понимал это и потому всегда старался вызвать противников вроде Эддисона на открытый бой, где они не могли спрятаться за многочисленными светскими ритуалами и этикетом. Только тогда они испытывали неловкость и терялись, и поединок начинался почти на равных.

Но в данном случае Коул не видел причин вынуждать Эддисона переходить от пассивной неприязни к открытой враждебности. Диана уже вышла за него замуж, и почему-то Коул не сомневался, что она не откажется от заключенного соглашения.

Ей можно доверять, понял Коул Он уже доверял ей, и сознавать это было непривычно и тревожно. Но затем он представил себе Диану, ковылявшую по лесу вслед за Кори, и его тревога сменилась весельем ***

Несмотря на доброжелательную атмосферу, царившую за ужином, прощание вышло неловким и скомканным Новобрачным полагалось покидать дом невесты под дождем из риса и радостных пожеланий родных и друзей Застигнутая врасплох семья Дианы пыталась импровизировать, и, с точки зрения Коула, эти усилия выглядели так же мило, как и сами родственники.

Мать Дианы смущенно протянула руку зятю и пробормотала.

— Как приятно было вновь встретиться с вами после стольких лет, Коул! Надеюсь, мы еще когда-нибудь увидим вас здесь?

— Разумеется. Дедушка пожал ему руку.

— Добро пожаловать в, добро пожаловать к нам в любое время.

— Спасибо.

Спенсер Эддисон не придавал событию особого значения, но выказал больше дружелюбия, чем неприятия.

— Вот уж не знал, что Диана не выносит грязь и змеи А как же большой черный уж, который жил в конюшне Хэйуордов?

Желая воспользоваться возможностью и доказать Спенсу, как добр был Коул даже в то время, Диана опередила его — Коул выдрессировал его так, что он и не показывался, когда я приезжала.

— В самом деле? — произнес Спенс, поворачиваясь к Коулу и приподнимая брови в насмешливом удивлении — Как это вам удалось?

— Я привез из Скалистых гор — черного оцелота, и тот загнал ужа под крышу, — пошутил Коул.

— Так ты меня обманул? — со смехом воскликнула Диана. Кори обняла Коула.

Бабушка снабдила его десятком пирожков и свежеиспеченной булкой

Глава 38

Неловкость, возникшая еще в вестибюле, в машине только усилилась, и Диана задумалась, смогут ли они с Коулом расстаться на подобающей и предпочтительно, приподнятой ноте Уезжая из «Балморала», Коул оплатил счет, его вещи лежали в багажнике машины, а пилоты ждали, когда он сообщит им время вылета.

Если местные телестанции еще не успели показать заснятую вчера покупку ожерелья, рассказ об этом и фотографии наверняка появятся в понедельник, в утренних газетах, а известие о браке последует незамедлительно. От усталости ближайшее будущее виделось Диане, бурным и устрашающим.

Часы на приборной доске показывали четверть восьмого. Диану подавляла перспектива возвращения в одиночестве в свою квартиру, где ей будет решительно нечем заняться.

Повернув к Сант-Фелипе, она решила пригласить Коула к себе и покончить с деталями сделки.

Сидя рядом, Коул наблюдал, как выражение ее лица меняется от задумчивого и серьезного до несчастного, и догадался, что послужило этому причиной.

— Почему бы тебе не пригласить меня что-нибудь выпить? — предложил он.

Его слова вызвали у Дианы сдавленный смешок.

— Именно это я и собиралась сделать.

Квартира Дианы имела окна во всю стену, за которыми открывался живописный вид, и изысканный интерьер — явно творение рук опытного дизайнера. Прозрачные белые шторы и покрывала гармонировали с белыми толстыми коврами и манящими белыми диванами и креслами. Композиции из искусственных шелковых цветов и множество подушечек оживляли эту картину розовыми, светло-зелеными и сиреневыми тонами. Коул предполагал, что ее квартира уютна и роскошна, но, едва очутившись здесь, заметил, что ей недостает того избытка любви и внимания к каждой мелочи, которым так подкупала атмосфера в доме на Ривер-Оукс. Это удивило его.

На столике возле дивана настойчиво сигналил пейджер, автоответчик подмигивал индикатором Диана направилась прямиком к пейджеру.

— Располагайся, — предложила она, набирая номер — Звонила Синди Бертрилло — глава нашего отдела по связям с общественностью, — пояснила она.

— Лучше я приготовлю нам что-нибудь выпить, — решил Коул.

Диана одарила его благодарной улыбкой, слушая гудки в трубке. Склонив голову набок, она сообщила — На кухне есть бар. Мне просто колу, пожалуйста.

Синди не отвечала, и потому она повесила трубку, одновременно нажав клавишу воспроизведения записи автоответчика Диана получила одиннадцать сообщений, десять из которых оставили друзья и знакомые, желавшие расспросить ее про Коула Гаррисона Последним было известие от Синди Бертрилло, записанное двадцать минут назад.

— Диана, я только что вернулась из Остина и обнаружила у себя на автоответчике уйму невероятных новостей от журналистов. Я разыскивала тебя у родителей, но они сказали, что ты уже уехала домой. Мне необходимо передать тебе пресс-релиз по новым комплектам для праздников, так что я приеду и лично расскажу тебе все. Твоим родителям я ничего не сказала, — с мягким смешком добавила она, — но ты еще узнаешь, сколько слухов возникло о тебе за какие-нибудь сутки Если тебя не окажется дома, я оставлю бумаги у швейцара Пока Звонок в дверь раздался прежде, чем Диана успела перемотать пленку, и женщина попыталась взять себя в руки Они с Синди путешествовали вдвоем по теле — и радиостудиям, между ними давно уже установились не просто формальные отношения служащего и работодателя — за эти годы они стали подругами. Синди прекрасно знала, что помолвка Дианы с Дэном продолжалась два года; знала она и имена большинства мужчин, с которыми Диана встречалась раньше, — Коул Гаррисон среди них не значился.

Синди ворвалась в квартиру подобно свежему ветру — загорелая, улыбающаяся, энергичная.

— Мельница слухов на сей раз превзошла самое себя, — жизнерадостно объявила она, снимая очки и подходя к дивану. Диана была слишком напряжена, чтобы сидеть, а Синди — чересчур возбуждена, и потому, едва они остановились у стола лицом друг к другу, Синди разразилась потоком новостей.

— На моем месте ты тоже не поверила бы ни единому слову! — начала она. — Что же ты натворила вчера ночью — танцевала с Коулом Гаррисоном или просто улыбалась ему?

— Да, — слабо отозвалась Диана, не в силах открыть правду подруге. — Я имела в виду И то и другое.

— Ладно, ты еще услышишь, что состряпали из этой выходки газетчики! — воскликнула Синди, подавив смешок, и быстро продолжила:

— Редактор «Кроникл», репортер из Ассошиэйтед Пресс и продюсер «Файнэншл ньюс» просят подтвердить слух, что компании Фостеров предстоит слияние с «Объединенными предприятиями»! — Она недоверчиво засмеялась. — Это такая же нелепость, как союз малька с акулой!

Она заметила, как Диана искоса взглянула в сторону кухни.

— Подожди, ты еще не знаешь самого главного, — продолжала Синди и, когда Диана повернулась к ней, произнесла:

— Ночью какая-то женщина позвонила в студию Си-эн-эн и Максин, назвалась твоим именем и сообщила, что она — то есть ты — вышла замуж за Коула Гаррисона! Представляешь себе?

— Нет, — искренне призналась Диана.

— Продюсер Си-эн-эн заметил, что женщина говорила заплетающимся языком, словно выпила лишнего. Все четыре местные студии тоже жаждут знать правду. Ну, так что мне им передать?

Коул насмешливо наблюдал, как густел румянец на фарфоровых щеках Дианы, пока Синди допытывалась:

— Можно я назову слухи о твоем браке с Гаррисоном смехотворными или абсурдными? Или же изберем более мягкий подход?

Баритон, раздавшийся сзади, заставил Синди вздрогнуть и обернуться к двери. Стоящий на пороге черноволосый мужчина поднес стакан ко рту и невинно заявил.

— Лично я предпочел бы более мягкий подход. Потрясенная Синди на минуту забыла о вежливости:

— Вот как? Да кто вы такой?

— Я — та самая акула, которая вчера заключила союз с мальком, — невозмутимо заявил он.

Синди рухнула на подлокотник дивана.

— Повесить меня мало… — пробормотала она слабеющим голосом.

Она пришла в себя как раз в тот момент, когда Коул подошел к Диане и обнял ее за талию.

— Я — Синди Бертрилло, — мрачно произнесла она, протягивая руку через стол. — Глава отдела по связям с общественностью компании Фостеров.

Коул ожидал, что Диана не удержится от резкого упрека, как непременно сделал бы он сам в подобных обстоятельствах, но, молча пожимая руку гостье, сочувствовал ее попытке смягчить ситуацию.

Диана и Коул несколько минут посвящали Синди в подробности своего брака, после чего гостья проявила завидные способности, планируя публичное заявление. Вскоре стало ясно, что наилучший выход для всех заинтересованных лиц — дать краткую пресс-конференцию завтра утром. По поведению Синди Коул понял: она рада, что Диана избавилась от клейма брошенной невесты Пенворта. Она просияла, узнав, что Диана и Коул давно знакомы.

Когда обсуждение было завершено, Диана отправилась проводить Синди. Вернувшись, она застала Коула на кухне.

— Где ты предпочитаешь сегодня переночевать? — спросила она.

Коул окинул ее удивленным взглядом.

— А разве у меня есть выбор?

— Моя квартира, — невинно заявила Диана, — или «Балморал».

— Выбираю квартиру. Она кивнула:

— Пожалуй, тебе стоит позвонить пилотам и предупредить их, что у тебя изменились планы, и принести чемодан сюда.

Глава 39

Воспоминания о минувшей ночи нахлынули на Диану, едва она начала застилать свежим бельем кровать в комнате для гостей. Эти сны казались такими реальными и вместе с тем… вымышленными: плывущее по воздуху ложе, демон-любовник, заставивший Диану вести себя смело, как никогда прежде, настойчивые губы, руки — нежные и сильные…

Она потрясла головой и потянулась за наволочкой, смущенная собственными мыслями, но видения вернулись вновь. Голубые огни. Темная комната с низким потолком, наполненная паром, дымом или чем-то другим, серым и полупрозрачным.

Коул бесшумно вошел в комнату с черным чемоданом в одной руке и кейсом в другой.

— Можно?

Со сдавленным криком Диана обернулась, но тут же рассмеялась:

— А, это ты…

Коул тревожно оглядел ее, ставя кейс на пол:

— Кого же ты ждала — Джека Потрошителя?

— Вроде того, — сухо отозвалась Диана.

— Ты нервничаешь из-за меня? — не отставал он. Обернувшись, Диана проследила, как он медленно снимает пиджак, — неожиданная интимность этого заурядного действия словно загипнотизировала ее.

— Нет, конечно, нет! — фальшивым тоном заверила она. Не сводя с Дианы глаз, Коул уронил пиджак в кресло, ослабил галстук и снял его через голову. На миг Диане показалось, что он собирается раздеться прямо перед ней.

Понимающая улыбка тронула уголки его губ, когда Коул расстегнул верхнюю пуговицу своей белой рубашки.

— Нет, ты нервничаешь из-за меня, — заявил он. Диана попыталась оправдать свое поведение и прибегла к полуправде.

— Ты и в самом деле здесь ни при чем. Пока ты спускался к машине, мне вспомнился сон, который я видела вчера ночью. Он был… довольно впечатляющим…

Коул расстегнул вторую пуговицу, и у него странно блеснули глаза.

— Что же это за сон?

— Помнишь давнишний триллер «Ребенок Розмари»?

— Кажется, в нем женщину чем-то одурманили, а затем принудили к сношениям с дьяволом?

Диана кивнула и отвернулась, включив ночник.

— Ну так вот, — продолжала объяснять она, отходя к двери, — вчера ночью я была этой женщиной.

Пальцы Коула застыли.

Не замечая, какой словесный удар только что нанесла, Диана шагнула через порог, но остановилась, положив руку на выключатель:

— Твоя ванная вот здесь. Может, тебе нужно что-нибудь еще? Подумай, пока я не легла.

— Не помешала бы перевязка, — сардонически заявил он. Диана быстро оглядела его изумленно распахнутыми глазами:

— Для чего?

— Для моего эго, Диана.

Диане показалось, что она ослышалась. Кивнув, она вышла из комнаты.

— Спокойной ночи.

Оказавшись в безопасности за дверью собственной спальни, Диана машинально отдалась ежедневному ритуалу перед отходом ко сну. Под душем она вспоминала названия всех статьей в трех последних номерах «Красивой жизни». Пока она сушила волосы, ей взбрело в голову припомнить имена тех, с кем училась в седьмом классе. Надевая пижаму, она принялась составлять список рождественских подарков.

Наконец, подойдя к туалетному столику, чтобы проверить, на какое время поставлен будильник, Диана разразилась слезами.

Выхватив пригоршню салфеток из коробки, она босиком прошлепала к шезлонгу в дальнем конце комнаты, рухнула в него и разрыдалась. Впервые с тех пор, как она взяла в руки номер «Инкуайрер»и прочла о свадьбе Дэна, она упивалась жалостью к себе. Закрыв лицо руками и прижав к глазам салфетку, она раскачивалась из стороны в сторону и рыдала.

Она вспомнила, как хвалил Дэн ее ум и внешность и молчал, не желая критиковать вслух ее поведение в постели.

— Ублюдок! — прошептала женщина и заплакала еще горше.

Диана подумала, сколько лет потеряла, пытаясь подстроиться к его ритму жизни — только затем, чтобы отдать его какой-то девчонке.

— Чудовище! — всхлипнула она, не переставая раскачиваться.

Мысли о нелепом браке с Коулом Гаррисоном вызвали новый поток слез.

— Чокнутая!

Представив себя пьяно шатавшейся во время церемонии, она простонала:

— Идиотка!

Потом ей вспомнилось, как сегодня утром Коул галантно ухаживал за ней, помогая справиться с похмельем, и добродушно усмехался, рассказывая о ее выходках предыдущей ночью.

Диана задумалась о сне, о мужчине, который пытался отвергнуть ее дурацкие поползновения. И не сумел. Он ясно дал ей понять, что сексуальная и эмоциональная близость не входит в условия их договора, и она согласилась. А потом при первом же удобном случае бросилась ему на шею, и только благодаря доброте Коул преодолел свое отвращение и занялся с ней любовью.

А она в ответ на его доброту, внимание и самопожертвование только что нанесла ему чудовищное оскорбление, сравнив его любовь с ужасной сценой из «Ребенка Розмари». Коул слишком гордый, он болезненно воспринимает разницу в их социальном положении, и, должно быть, это замечание уязвило его гораздо сильнее, чем то, что она забыла о случившемся.

Измученная, Диана уткнулась головой в колени. Плечи у нее тряслись от стыда и отчаяния.

Она плакала до тех пор, пока у нее не заныло в висках. Немного успокоившись, Диана вытерла глаза и высморкалась. Задумчиво разглядывая картину на противоположной стене, она заново оценила прошлое и задумалась о будущем. Надо нанять более опытный персонал, перепоручить ему часть своих обязанностей и позаботиться наконец о себе. «Я отправлюсь в Грецию, — решила Диана, — в роскошный круиз по островам, навещу друзей в Париже, осмотрю все памятники Рима, увижу Египет. Возможно, отважусь на мимолетную связь. Или даже две. По современным меркам я живу, как монахиня. Я заслужила отдых, более чем заслужила. Но я постараюсь не нарушить договор с Коулом и ничем не оскорбить его».

Коул… С минуту Диана обдумывала ситуацию, а затем выбралась из шезлонга и решительно нашарила в шкафу халат. Она просто обязана извиниться перед Коулом.

Прислонившись к стене и стиснув челюсти, Коул прислушивался к душераздирающим рыданиям из соседней комнаты. «Я — пария, — думал Коул в приступе презрения к самому себе, — дьявол, уничтожающий все, к чему прикасается. Я всего лишь Гаррисон, мне не место среди порядочных людей. Кто дал мне право считать, будто я смогу подняться выше любого другого Гаррисона?! Я умею делать деньги, покупать дорогую одежду, следить за собой, но мне никогда не отмыть грязь Кингдом-Сити, приставшую к душе и заложенную в моих генах.

Я мог бы заключить сделку с любой женщиной на свете — с, актрисой, официанткой или какой-нибудь пресыщенной аристократкой — таким же нравственным и духовным банкротом, как и я сам». Диана Фостер не относилась к числу этих женщин — она была совсем другой. Изысканной. Очаровательной. Неприкосновенной.

Неотразимой…

Он не имел права приближаться к ней прошлой ночью, а тем более убеждать выйти за него замуж! Более того — он, грязный ублюдок, спал с ней! Он и не подозревал, что такое может случиться. Его уверений и сдержанности не хватило даже на один день! Он сказал, что его это уязвлено. Когда речь шла о Диане, он должен забыть про эго.

Коул почувствовал щемящую боль в груди и вздрогнул, услышав негромкий стук.

— Коул, можно поговорить с тобой?

Он разрешил ей войти, и Диана шагнула в спальню, комкая в руке салфетку, одетая в простой белый шелковый халат с темно-синей монограммой на кармане. Давно почившая совесть Коула проснулась, взывая к праведному гневу. Двадцать четыре часа назад Диана входила в отель с горделивым достоинством королевы. Прошел всего один день после ее свадьбы с Коулом Гаррисоном, и она превратилась в убитую горем, несчастную женщину. Если их брак продлится еще год, вероятно, она так же махнет на себя рукой и отчается, как его мать.

— Диана… — начал он, стараясь говорить бесстрастным тоном.

Она протестующе покачала головой, и волосы у нее вспыхнули медью в свете лампы.

— Пожалуйста, сядь, — с дрожью выговорила Диана, направляясь к пухлым креслам. — Я должна кое-что сказать тебе. «Наверное, она собирается отказаться от сделки».

— Я уже догадался, о чем ты хочешь сказать, — заявил Коул, упершись локтями в колени.

— Прежде всего я должна извиниться за свое ребяческое поведение. Я придавала слишком большое значение тому, что подумают люди, и стыдилась. Знай, я горжусь тем, что вышла за тебя замуж, и начиная с завтрашнего дня в этом никто не усомнится.

Коул недоуменно уставился на ее бледное лицо. Диана отвела глаза и принялась разглядывать собственные пальцы. Овладев собой, она снова вскинула голову и встретила его взгляд:

— Я очень сожалею о том, что случилось вчера ночью в самолете.

— Мне бы не хотелось углубляться в объяснения, — неловко начал Коул, — но прошлой ночью нас влекло друг к другу. Я чертовски хотел тебя. И знал, что ты меня хочешь. — Его внезапная ленивая улыбка была сродни признанию. — Откровенно говоря, — мягко добавил он, — мое желание питал неиссякаемый источник — тот самый, из которого ты пила еще в детстве, много лет назад.

Она медленно поднялась, и Коул последовал ее примеру.

— Я не стану ни сожалеть, ни извиняться, — заявил он. — Мы хотели друг друга — вот и все. Мы собираемся провести еще неделю вдвоем. Мы женаты.

Диана вновь поддалась чарам его баритона. — Но еще важнее то, что мы друзья. Может, ты с чем-нибудь не согласна?

— Нет, — покачала головой Диана, вглядываясь в его серьезное лицо. — Что же ты предлагаешь?

— Я предлагаю тебе обдумать реальный медовый месяц со мной на ранчо. Только не отвечай сразу, — поспешно добавил он. — Подумай хорошенько, ладно?

Диана смутилась:

— Ладно.

— В таком случае, — продолжал он, по-братски целуя ее в лоб, — немедленно уходи отсюда, пока я не заставил тебя сделать еще один серьезный шаг.

Глава 40

Коул давно свыкся с любопытными взглядами представителей и того и другого пола, которые устремлялись на него, стоило ему где-нибудь появиться, однако никогда еще его не подвергали столь откровенному и пристальному разглядыванию, чем в то утро, когда он вошел в офис компании Фостеров. Через несколько минут он понял. Диана поддерживает со своими служащими гораздо более дружеские отношения, чем он — со своими, и при этом нравится своим подчиненным гораздо больше, чем обычно нравятся работодатели. Особенно такие, как Коул.

Коул привык, что к нему относятся с благоговением, страхом, даже скрытой враждебностью, но всегда с уважением и никогда — радушно и искренне, а тем более дерзко. Диана познакомила его с каждым сотрудником каждого отдела, и Коулу пришлось выслушать уйму разнообразных поздравлений, напутствий и комплиментов: от строгих приказов заботиться о Диане до шутливых замечаний, что благодаря разнице в росте он наверняка станет главой семьи, и прозрачных намеков на его физические достоинства. Сначала он был изумлен, а затем счел происходящее забавным. Бойкая двадцатилетняя девица из производственного отдела похвалила его галстук, а прикованный к инвалидному креслу художник поинтересовался, как удается Коулу поддерживать такую великолепную форму. Когда они достигли отдела продаж, еще одна особа так высказалась по поводу телосложения Коула, что тот недоверчиво повернулся к Диане.

— Что она сказала? — шепотом спросил он, Диана опустила голову, скрывая улыбку:

— Что у тебя «классная задница».

— Так я и думал. — Спустя минуту он повернулся к Диане. — Женщине в соседней комнате — та, у которой руки перепачканы краской, — понравился мой галстук. Спасибо, что ты одолжила мне его.

Сегодня утром он выяснил, что захватил с собой только черный галстук для смокинга, а не темно-синий, как ему казалось. Диана отправилась к себе в спальню и вернулась с коробкой.

— Он понравился мне с первого взгляда, — объяснила она. — Вот я и купила его, чтобы подарить… кому-нибудь.

По замешательству Дианы Коул догадался, что этот подарок был предназначен для Пенворта, и хотя галстук оказался немного ярче, чем те, к которым он привык, Коул обрадовался.

— Не одолжила, а подарила, — поправила Диана. — Я покупала его не для Дэна, а просто на всякий случай.

Пресс-конференцию намечалось провести в просторном кабинете Дианы, где уже толпились десятка три репортеров и фотографов. Около двери Диана остановилась и, повернувшись, поправила галстук Коула привычным жестом жены.

— Идеально! — объявила она.

Коул подумал, что это Диана выглядит идеально в лимон но желтом шелковом платье с белым воротничком и широкими белыми манжетами. Заметив нескрываемое восхищение в глазах Коула, Диана сжала его пальцы, когда они вдвоем шагнули в шумную, многолюдную комнату.

Коул сразу же заметил, что около стола Дианы разместились ее бабушка, дедушка, мать и Кори. Это проявление семейной солидарности потрясло и тронуло Коула. В растерянности он прошелся по кабинету, ослепленный вспышками и оглушенный жужжанием камер.

Слегка опомнившись, он отметил, что атмосфера этой пресс-конференции разительно отличалась от тех, на каких ему доводилось присутствовать. Репортеры не проявляли ни тени враждебности или подозрительности. Они шутили по поводу затянувшейся холостяцкой жизни Коула и поддразнивали Диану, заявляя, что женщина имеет право передумать — этот на редкость галантный способ игнорировать предательство Пенворта приятно удивил Коула. Диана держалась с безупречной безмятежностью, улыбка не сходила у нее с лица.

— Давно ли вы знакомы друг с другом? — спросил кто-то.

— Мы познакомились, когда Коул еще учился в колледже, — пояснила Диана. На вопросы они отвечали по очереди, как предложила Синди.

— Когда начнется ваш медовый месяц?

— В конце этой недели, — ответил Коул, подразумевая поездку к Кэлу.

— Куда вы отправляетесь?

Диана приоткрыла было рот, но Коул перебил ее.

— Сообщать об этом вам мы намерены в последнюю очередь, — произнес он с шутливой любезностью, опровергающей дурную славу, которой Коул пользовался у журналистов.

Пресс-конференция продолжалась без малейших помех — до тех пор, пока тощий усатый мужчина из первого ряда не обратился к Коулу;

— Мистер Гаррисон, как вы прокомментируете слух, что Комиссия по ценным бумагам и биржам собирается провести расследование возможных нарушений в связи с делом Кушманов?

Коул почувствовал, как напряглась Диана, и испытал огромное желание вышвырнуть негодяя в окно. Но к удивлению всех присутствующих, особенно Коула, в борьбу с грозно вскинутыми кулаками ринулась бабушка Дианы.

— Молодой человек, — раздраженно заявила она сорокалетнему журналисту, — по-моему, химические удобрения в пище, которую вы употребляете, очень испортили ваш нрав!

Комнату огласил взрыв хохота. Он еще звучал в здании, пока расходились репортеры и фотографы. Лимузин Коула ждал снаружи, чтобы отвезти его в аэропорт, через полтора часа в Далласе у него была назначена встреча. Коул злился на репортера и был тронут поддержкой своих временных родственников, особенно Розы Бриттон. Оглядев все семейство Фостер, он совершенно растерялся и, не сумев справиться с неловкостью, улыбнулся всем сразу, а затем наклонился и по-братски поцеловал Диану в щеку.

— Увидимся в четверг.

Он вышел и закрыл за собой дверь. Генри Бриттон первым пришел в себя.

— Интересно, — произнес он задумчиво, — когда в последний раз заступались за этого парня?

Кори осталась в кабинете Дианы, чтобы помочь ей. Язвительные замечания Спенса насчет щепетильности Коула вертелись у нее в голове вместе с тревожным упоминанием о расследовании КЦБ.

Она подобрала фантик от жевательной резинки и клочок бумаги с бледно-голубого ковра, а когда расставляла четыре стула на прежние места в дальнем конце кабинета, Диана подошла к столу и пристально взглянула на сестру.

— Кори!

Кори обернулась с ослепительной улыбкой, бережно снимая с полки хрустальную статуэтку павлина от Стьюбена, одну из коллекции Дианы, и возвращая ее на привычное место — точно в центр стола.

— Да?

— Что случилось?

Кори отступила, проверяя, удачно ли расположены павлин и хрустальная вазочка, и передвинула вазу немного левее.

— Ничего. А почему ты спрашиваешь?

— Потому, что склонностью к педантичности и порядку отличаюсь я — разве ты забыла? А ты — творческая личность, предпочитающая хаос.

Кори отдернула руку от вазы, в которой пыталась разложить конфеты ровными кругами.

— Ты же знаешь, журналисты всегда раздражают меня.

— Особенно когда делают оскорбительные намеки в адрес твоего нового родственника? — подсказала Диана с понимающей улыбкой.

— Да, — со вздохом призналась Кори. Она не могла заставить себя рассказать Диане, что Спенс сомневается в порядочности Коула, но вместе с тем не могла не предупредить сестру.

— Вчера Спенс говорил, что Коул нажил уйму врагов.

— Конечно, — невозмутимо подтвердила Диана. — Единственный способ избежать вражды — ни в чем не преуспевать.

Кори поразила способность сестры оставаться спокойной и рассуждать логично в самое неподходящее время. Прислонившаяся к столу Диана выглядела скорее как фотомодель, а не глава компании.

Она создала процветающую корпорацию и с, тех пор не потеряла ни капли женственности и мягкости.

Улыбнувшись. Кори высказала свою мысль вслух.

— Ты — гордость женской половины человечества, сестренка, — произнесла она и ушла, весело попрощавшись с Дианой.

Диана мечтательно уставилась в пространство, припоминая нежные, незабываемые слова, которые Коул произнес вчера ночью, и обдумывая предстоящий медовый месяц. Вернувшись к реальности и взглянув на часы, она решила позвонить Дугу после совещания. Диане хотелось, чтобы Дуг узнал про ее свадьбу из первых рук.

Когда Диана вернулась с совещания в производственном отделе, Дуг мерил шагами ее кабинет и, судя по зловещему выражению его лица, ничуть не радовался за нее. Диана прикрыла дверь, и едва щелкнул замок, как Дуг взорвался, выпалив приглушенным, полным злобы голосом:

— Из всех тупых, безмозглых… не могу поверить, что ты и вправду вышла, замуж за этого… подонка! Ты лишилась рассудка! Господи, если бы я только мог, остановить тебя!

Диана приготовилась образумить его, но оскорбления в адрес Коула вызвали у нее такую досаду, что она молча обошла вокруг стола. Застыв на месте она; гневно следила, как Дуг вышагивает перед ней, запустив пальцы в шевелюру — Избавься от него. Немедленно. Заяви, что он одурманил тебя наркотиками, сделай что угодно, но расстанься с ним. Он недостоин находиться в одной комнате с тобой. Его место — на конюшне, в навозе!

— Ты сноб! — не выдержала Диана.

— Если презрение к выскочке делает меня снобом, я согласен быть им.

— Как ты смеешь так говорить! — выпалила Диана. — Что с тобой стряслось?

Упорство Дианы только усилило ярость Дуга. Хлопнув обеими ладонями по столу, он склонился над ним и процедил сквозь зубы:

— Я — твой друг. Сделай это ради меня — пусть этот сукин сын катится ко всем чертям!

— Ты рассуждаешь неразумно.

Он вновь забегал по комнате.

— Ну как тебе втолковать? — Остановившись, Дуг снова повернулся к Диане. — Фортуна отвернулась от Гаррисона! За него взялась КЦБ, и это только начало. Когда федеральное правительство разделается с ним, он окажется за решеткой, как Айвен Боески и Майкл Милкен. В Техасе ему тоже не дадут больше сделать ни шага. И тогда он станет всего-навсего бывшим заключенным!

Диана была потрясена, но сумела невозмутимо спросить:

— Почему ты так считаешь?

— Потому, что он провернул грязную сделку. Он мошенник и негодяй. Он — животное!

— Приведи хотя бы один факт!

— Не могу! — выкрикнул Дуг.

— Тогда прошу тебя — не верь слухам, — мягко произнесла Диана, протягивая руку. — Положись на меня и успокойся.

Но его внезапная печаль оказалась более тяжким зрелищем, нежели гнев.

— Диана, ради тебя я готов броситься под поезд, но не в силах помочь тебе, пока ты замужем за этим чудовищем.

— Он останется моим мужем, — произнесла Диана непререкаемым тоном, удивившим даже ее саму. Дуг побледнел, словно получив пощечину.

— Значит, этот ублюдок способен свести с ума любую женщину? Даже тебя?

Диана предположила, что Дугу известно о влюбленности в Коула всех подруг ее юности, но не ответила на его выпад. У нее перехватило дыхание и выступили слезы, когда человек, которого она знала всю жизнь, не говоря ни слова направился к двери.

— Дуг! — сдавленным голосом позвала она. Когда он повернулся, его лицо было совершенно бесстрастным.

— Да?

— До свидания, — с болью прошептала Диана.

Глава 41

Коулу с трудом верилось, что всего несколько дней назад он в последний раз входил в административный корпус «Объединенных предприятий». Он женился на Диане Фостер. Это не сон. При этой мысли он улыбнулся, проходя мимо ошарашенной девушки в приемной.

Вдобавок к его ощущению нереальности все вокруг словно изменилось с тех пор. Пока он проезжал по территории, ухоженный газон вдруг показался ему изумрудным бархатом, а озеро — сияющим голубым кристаллом. Обратившись к шоферу, Коул заметил, что сегодня на редкость ясный день, и хотя шофер сразу согласился, он был потрясен праздной беседой с обычно молчаливым хозяином.

Никто, кроме него, не замечает эти фантастические перемены, наконец понял Коул.

Потому что никто из этих людей не знает, как мила, забавна, смела и прекрасна Диана. Вероятно, жены его служащих никогда не покупали средство для отпугивания змей, не останавливались в кемпинге, не напивались на собственной свадьбе, не шутили, сидя на коленях мужей в самолетах. Их спутницы, должно быть, никогда не носили царственные лиловые платья, не входили в бальный зал, подобно королевам, не хмелели от шампанского и не звонили в студию Си-эн-эн, чтобы сообщить о своей свадьбе…

Совещание только началось, когда Коул прошел мимо кабинок секретарей и шагнул в конференц-зал. Его наполняли десятки руководителей отделов, в том числе Дик Роуз и Глория Куигли из отдела по связям с общественностью, и Аллан Андервуд, вице-президент по кадрам. Все они уставились на Коула с неуверенными улыбками, и наконец Аллан Андервуд нарушил молчание.

— Какой сюрприз! — воскликнул он, имея в виду женитьбу Коула. Остальные немедленно подхватили нестройным хором:

— Поздравляем, Коул!

— Это великолепно!

— Как мило!

— Восхитительно!

— Чудесно!

Коул даже бровью не повел.

— Неужели всем вам так нравится мой новый галстук?

— Ваш новый… что?! — непонимающе переспросила Глория.

— Мой галстук, — повторил Коул, но не сумел сдержать улыбку, сверкнувшую в глазах. — Он немного ярче тех, что я привык носить.

— Я имела в виду…

— Да?

— Вашу жену.

— Ах, да! — подхватил Коул, проиграв битву с собственной улыбкой. — Это она подарила мне галстук.

Повернувшись, он направился в свой кабинет. Служащие переглянулись.

— Насчет галстука — это он серьезно? — промямлил Андервуд.

Глория закатила глаза:

— Нет, это была шутка!

— Коул никогда не шутит, возразил Дик Роуз.

— А сейчас пошутил, — торжественно заявила Глория.

— Примите мои поздравления., мистер Гаррисон, — сказала секретарь Коула Ширли вслед за ним в кабинет. — Я — большая поклонница семьи Фостер, — слегка улыбнувшись, призналась она.

— И я тоже, — с ответной улыбкой заявил Коул, вынимая папки из кейса. Не в состоянии продолжать разговор о Диане, он переключился на неотложные дела. — Передайте Джону Недерли, что я жду его.

Ширли кивнула.

— Он звонил уже Дважды, добиваясь встречи с вами.

— Поздравляю со вступлением в брак, Коул! — с порога воскликнул Недерли. — Жена сообщила мне эту новость час назад. Она в восторге и надеется как-нибудь познакомиться со своим кумиром — миссис Фостер.

Коул не стал терять время на любезности.

— Закрой дверь, — коротко велел он. — А Теперь скажи, что, черт возьми, происходит? — потребовал он, откинувшись на спинку кресла и Вглядываясь и лицо одного из самых одаренных выпускников Гарвардский школы права с недовольной гримасой. — Сегодня утром во время пресс-конференции какой-то журналист сообщил, что мной заинтересовалась КЦБ.

Недерли покачал головой:

— Не совсем так.

Лицо Коула прояснилось — но всего на миг.

— КЦБ поручила Нью-йоркской фондовой бирже расследовать покупку компании Кушманов в качестве первого шага — именно это сейчас и происходит.

— А потом?

— КЦБ отчитывается непосредственно перед конгрессом, потому обладает почти неограниченной властью Значит, что бы ни обнаружили представители биржи, КЦБ имеет право пересмотреть дело и вынести собственное решение.

Если они сочтут, что незаконность действий можно доказать, тебе придется выступать ответчиком в административном суде КЦБ. Если судья КЦБ признает тебя виновным, дело будет передано в Федеральный суд, а может, и в Верховный. Невозможно предугадать, в чем тебя попытаются обвинить — наверняка в фондовых махинациях, как и в мошенничестве. Но инкриминировать тебе распространение ложной информации они не смогут — до тех пор, пока не докажут, что мы фальсифицировали результаты испытаний.

— Признайся, — гневно произнес Коул, — не кажутся ли тебе несколько преждевременными последние фразы?

Недерли оглядел свой костюм и стряхнул невидимую пылинку со штанины.

— Наверное, мне захотелось щегольнуть познаниями. — неловко пошутил он.

— Или?.. — подсказал Коул. Недерли вздохнул:

— У меня плохое предчувствие, Коул. Расследование биржи продвигается семимильными шагами. Из более или менее надежного источника мне уже сообщили, что КЦБ имеет достаточно вескую причину привлечь тебя к суду.

— Что это за «веская причина»? — небрежно поинтересовался Коул.

— Акции компании Кушманов расходились по двадцать восемь долларов и росли в цене, потому что компания разрабатывала новый микропроцессор, но уже спустя несколько дней после испытаний по Уолл-стрит прошли слухи, что чип оказался ненадежным. Акции упали в цене до четырнадцати долларов, и тут ты предложил купить компанию. Все это выглядит чертовски подозрительно!

— Не забывай: я платил по девятнадцать, а не по четырнадцать долларов за акцию.

— Это было необходимо, чтобы выкупить всю компанию. Не отрицаю, акционеры Кушманов совершили выгодную сделку, обменяв свои акции на наши, — к тому же ты устроил безналоговый обмен.

— Тогда какого же черта им еще надо?

— Я же сказал, что внешне все выглядит очень подозрительно.

— Мне наплевать, как выглядит сделка… Джон нахмурился и покачал головой:

— По-моему, тебе пора принимать меры.

— А совета получше у тебя не найдется?

— Другого выхода у тебя пока нет.

— Как бы не так! — взбешенно выпалил Коул и нажал кнопку селектора. — Ширли, соедините меня с «Каррозерсом и Файнбергом». Я согласен поговорить с любым из компаньонов.

Название самой известной и дорогой юридической конторы в Вашингтоне вызвало у Джона тонкую улыбку.

— Я уже связался с ними и предложил поработать на тебя. Возможно, они убедят КЦБ, что не стоит трудиться зря Коул отменил распоряжение, отданное секретарю. Он снова самодовольно откинулся в кресле и задумчиво уставился на Недерли.

— Ты хочешь обсудить что-нибудь еще? — осведомился юрист.

— Твой галстук, — без обиняков заявил Коул. Эта фраза встревожила Недерли сильнее, чем опасность» нависшая над Коулом и «Объединенными предприятиями».

— А что с моим галстуком?

— Он слишком темный.

— Ты тоже всегда носишь темные галстуки.

— Теперь уже нет, — возразил Коул, забавляясь открытием, что его лощеный юрист, по-видимому, подражает своему боссу.

Глава 42

Несмотря на то что время близилось к половине восьмого, некоторые из руководителей «Объединенных предприятий» трудились допоздна, и Коул слышал шаги за дверью своего кабинета. Дел у него оставалось еще на час, а ему хотелось позвонить Диане — но из дома, где можно было поговорить свободно. Они расстались совсем недавно, но Коул уже не чаял дождаться новой встречи. Собственное сходство с влюбленным подростком скорее смешило, нежели раздражало его.

Днем позвонил Кэл, как только услышал сообщение о свадьбе Коула в программе новостей, и потребовал, чтобы секретарь Коула вызвала его с совещания для неотложного разговора. Кэл взъярился, считая, что его племянник «окончательно рехнулся и женился на ком попало», лишь бы добиться от него, Кэла, передачи пакета акций. К насмешливому удивлению Коула, старик заявил, что такой поступок — нарушение условий их соглашения, поскольку он, Кэл, надеялся увидеть племянника остепенившимся, нашедшим себе достойную пару. Понадобилось несколько минут, чтобы успокоить его и объяснить, кто такая Диана.

В ближайшую среду Кэл должен был встретиться с кардиологом в Остине — Коул собирался сам отвезти дядю и выслушать мнение врача. Он надеялся после визита заехать в Хьюстон за Дианой, но среда у нее оказалась настолько загруженной, что освободиться Диана могла не раньше четверга. Значит, Коулу придется ждать целый день, еще один день, прежде чем они смогут быть вместе. В постели. Одной мысли о том, что он окажется в постели с Дианой — трезвой и не скрывающей желания, — было достаточно, чтобы возбудить его, и Коул с трудом сосредоточился на контракте, который читал Не успел он поставить подпись под текстом соглашения, как в кабинет ворвался Тревис, одетый в трикотажную рубашку и мятые брюки.

— Ты здесь! — выпалил он, захлопнув дверь. — Слава Богу! В свои сорок с небольшим Тревис оставался довольно симпатичным, подтянутым мужчиной. Избавиться от лишнего веса ему помогали утренние шестимильные пробежки. Тревис был упорным тружеником и вполне годился на должность главы отдела исследований. В соответствующие минуты у него находился и здравый смысл, и деловая хватка, а преданности ему было не занимать. По этой причине Коул доверял ему больше, чем кому-либо из служащих «Объединенных предприятий».

— Я здесь, — подтвердил Коул с кривой улыбкой и проследил, как Тревис нетвердыми шагами приблизился к бару. — Но если тебе так необходимо кого-нибудь поблагодарить за мое присутствие, скажи спасибо составителю вот этого контракта — мне понадобился почти час, чтобы разобраться в нем.

Тревис тупо уставился на брата, расплескав бурбон:

— Это шутка?

— И не самая удачная, — сдержанно отозвался Коул, откладывая ручку. — Ну, что стряслось?

— Не знаю. Именно поэтому я здесь и хочу выпить. Даже для Тревиса такая степень тревоги считалась предельной.

— А я думал, что ты празднуешь мою свадьбу. Тревис обернулся и шагнул к столу Коула с таким видом, словно его огрели обухом по голове:

— Ты женился? И даже не известил нас с Илейн? И не пригласил?

Тронутый искренней обидой Тревиса, Коул сокрушенно развел руками.

— Свадьба случилась неожиданно. Мы решили отпраздновать ее в субботу вечером и отправились в Лас-Вегас — пока моя жена не успела передумать, — честно добавил он. — Ну, так почему же тебе не терпится выпить?

Тревис сделал хороший глоток бурбона.

— Меня преследуют.

Коул почувствовал смутное беспокойство:

— Почему ты так считаешь?

— Я не считаю, я знаю точно. Этого типа я приметил еще вчера, когда выходил из дома. Он припарковался ниже по улице на черном «шевроле», а потом преследовал меня до самого офиса. Сегодня я увидел ту же машину на обочине неподалеку от наших ворот. Она ехала за мной до самого дома. Потому я переоделся и вернулся сюда пешком, наперерез, чтобы он меня не выследил. Впрочем, он все равно попытался. Я его видел.

Коул пристально оглядел двоюродного брата:

— А ты, случайно, не завел себе подружку на стороне?

— На такие выходки у меня нет ни времени, ни желания, и потом. Илейн бы меня убила.

Последнее замечание было сущей правдой, и потому Коул выдвинул другое предположение.

— А может, это грабители собираются обчистить ваш дом и сначала выясняют твой распорядок дня? Тревис опустошил бокал залпом.

— В таком случае им нужны неприятности, а не добыча. У нас две сторожевые собаки, хитроумная система сигнализации с камерами, электронный замок — и все это в рабочем состоянии.

— Тогда зачем кому-то понадобилось тебя преследовать? Тревис рухнул в кресло.

— Нет ли здесь какой-то связи с расследованием НФБ? Предчувствие Коула сменилось гневом.

— Если так, они зря теряют время.

Этим вечером, уезжая из офиса, Коул изредка поглядывал в зеркало заднего обзора. Темно-синий «форд» последней модели сопровождал его почти до ворот особняка, а потом стремительно скрылся за поворотом.

Когда Коул вошел в дом, телефон трезвонил не переставая. На другом конце провода послышался дрожащий шепот, в котором Коул едва узнал голос Тревиса.

— У нас неприятности, Коул. Происходит нечто странное…

— О чем ты? — нахмурившись, перебил Коул. — Откуда ты звонишь? Почему говоришь шепотом?

— Я у себя в кабинете, но, похоже, я здесь не один. Коул раздраженно сбросил пиджак.

— Что ты имеешь в виду? Разве ты не можешь проверить? Кабинет Тревиса размещался в исследовательском корпусе, на одном этаже с главной лабораторией, и оттуда открывался вид на прилегающие помещения.

Тревис тяжело вздохнул и заговорил обычным голосом:

— Поговорив с тобой, я понял, что слишком взволнован, и решил немного посидеть у себя, заняться бумажной работой. Я включил свет в лаборатории, и, пока загорались лампы, мне показалось, что в угол мотнулась тень, а затем исчезла. Я бросился к себе в кабинет, потом в коридор, но никого не увидел. Должно быть, неизвестный спустился по лестнице в южном конце корпуса.

Коул помедлил, развязывая подаренный Дианой галстук.

— А ты уверен, что кого-то видел?

— Нет.

Коул с облегчением потянулся за запиской, оставленной экономкой возле телефона.

— ..но я чертовски уверен, что запер шкафы в кабинете, а один из них оказался открытым.

— С этим я разберусь, — пообещал Коул. Корпоративный шпионаж — дело обычное, но в «Объединенных предприятиях» имелась надежная охрана. — Было ли в этом шкафу что-нибудь, интересное для конкурентов?

— Нет.

— Хорошо. Отправляйся домой. Я справлюсь сам.

Коул позвонил начальнику службы безопасности «Объединенных предприятий», Джо Меррею. В свои пятьдесят лет бывший десантник Меррей сохранил сложение полузащитника и обладал низким рокочущим голосом, который идеально подходил к его внешности. Он любил жевать резинку и сыпать шутками собственного сочинения, слоняясь по корпусам и заглядывая каждому через плечо, — так он ухитрялся производить впечатление рубахи-парня, который получил повышение и руководящий пост за выслугу лет, не обладая выдающимися способностями.

На самом же деле он являлся секретным агентом ФБР с прекрасным послужным списком — успехами Меррей был обязан своему таланту казаться безобидным и туповатым, тем временем подбираясь все ближе к добыче. Он зарабатывал двести двадцать пять тысяч долларов в год, не считая процента с прибыли и прочих завидных преимуществ.

Сейчас у него в голосе не чувствовалось и следа привычной обманчивой ленцы.

— У нас проблемы?

— С полчаса назад кто-то проник на шестой этаж, в лабораторию, — объяснил Коул. — Как раз в это время Тревис вернулся к себе в кабинет и обнаружил один из шкафов открытым. Но даже если оттуда и пропало что-нибудь, это не страшно.

— Тревис что-нибудь видел?

— Ему показалось, что кто-то завернул за угол коридора, прежде чем зажегся свет.

— А он не забыл запереть шкаф перед уходом?

— Исключено.

— Ты прав. Я немедленно выезжаю на место и все проверю. Если охранник в вестибюле что-нибудь видел или если я что-нибудь обнаружу, я сразу же сообщу.

— Хорошо, — согласился Коул. — И еще: начиная с завтрашнего дня охранники должны дежурить у главных ворот круглосуточно.

— Я же давно говорил тебе: пора поставить ворота с электронным замком вместо этой жалкой садовой калитки!

Днем ворота открывал пожилой швейцар в блейзере с символом компании на нагрудном кармане. Кроме того, он сообщал гостям, как проехать к тому или другому корпусу. Охранники в такой же униформе сидели за столами на первом этаже каждого здания. Исключением был только административный корпус. Поддерживая иллюзию элегантности и роскоши, в вестибюле дежурила женщина, но охранник ненавязчиво присутствовал поблизости.

Коул еще раз пересмотрел свои соображения по поводу обеспечения безопасности и снова отказался последовать совету Меррея.

— Я потратил целое состояние на обустройство территории и корпусов «Объединенных предприятий». И не собираюсь обносить ее бетонной оградой, расставлять повсюду охранников в мундирах и превращать компанию в подобие тюрьмы!

— Тебе решать, Коул, — отозвался Меррей рассеянно, очевидно, ему не терпелось выследить незнакомца по горячему следу. — Что-нибудь еще?

— Да. За нами с Тревисом следят. У него на хвосте постоянно висит черный «шевроле», у меня — темно-синий «форд».

— Не знаешь, кто бы это мог быть? И зачем вы ему сдались?

— Понятия не имею, — пожал плечами Коул, поскольку со стороны КЦБ прибегать к подобным средствам было глупо. Предположение о похищении с целью выкупа еще имело некий смысл, но казалось слишком нелепым. Оставался единственный вывод, но Коул не хотел обсуждать его даже с Мерреем.

— Кто бы это ни был, он напрасно теряет время. Преследуя меня, он не выяснит ничего полезного.

— Ты знаешь, как оторваться от слежки?

— Я смотрю детективы, — сардонически доложил Коул. — Что-нибудь придумаю.

Повесив трубку, Коул смешал себе коктейль и понес его в гостиную, за стеклянной стеной которой открывался вид на гигантский бассейн не правильной формы с бельведером и горбатым мостиком посредине. Две тысячи разноцветных ламп, изготовленных по волоконно-оптической технологии и вставленных в длинные трубки диаметром с соломинку для коктейля, создавали водопад. Струи воды проходили сквозь трубки и обрушивались на камни, взлетая пестрым фейерверком.

Коул положил ноги на журнальный столик и набрал номер Дианы. Она ответила, не успел раздаться второй гудок, и ее мелодичный голос успокоил и обрадовал Коула.

— Как прошел день? — поинтересовался он. Диана решила не вспоминать о визите Дуга.

— Замечательно! А у тебя?

Коул умолчал о неприятностях, связанных с расследованием КЦБ, об угрозе судебного процесса, о незваном госте и преследовании темно-синего «форда».

— Великолепно. Все одобрили мой новый галстук.

Глава 43

Синий «форд» еще держался позади, слегка приотстав и пропустив впереди себя пять машин, когда шофер Коула на следующее утро подвел лимузин к воротам «Объединенных предприятий». Пока «форд» проезжал мимо, Коул успел заметить номер. Кем бы ни был преследователь, он явно не желал испытывать судьбу, врываясь за Коулом на территорию кампании.

— Будь здесь в пять часов, Берт, — сказал Коул шоферу, который делил домашние обязанности со своей женой Лорел. — Если я не появлюсь до половины шестого, поезжай домой.

— Хорошо, мистер Гаррисон.

Меррей уже ждал Коула у кабинета, развлекая Ширли и Глорию рассказами о своей былой бейсбольной славе в роли лучшего игрока младшей лиги. Он вошел в кабинет следом за Коулом и, когда дверь закрылась, небрежно заметил:

— Глория Куигли убеждена, что тебе угрожает опасность, а Ширли готова дать показания под присягой, лишь бы спасти тебя и твою репутацию.

— Вот как? — Коул слегка удивился новости, поскольку никогда не пытался произвести хорошее впечатление на служащих или установить неформальные отношения с той или другой женщиной. — Интересно почему?

— Из чувства преданности, — бесстрастно ответил Мер-рей. — Они готовы защищать любого человека, к которому питают уважение. По характеру они почти близнецы.

Вместо ответа Коул нацарапал что-то в блокноте и вырвал страницу.

— Вот номер синего «форда».

— Я немедленно проверю его, — пообещал Меррей, засовывая листок в карман своего темно-серого пиджака неопределенного стиля. — Кстати, о характерах, — продолжал он, словно от нечего делать разглядывая свои ногти, — похоже, твой кузен всерьез перепуган. Не знаешь почему?

— Могу назвать даже несколько возможных причин, — с легким сарказмом произнес Коул. — НФБ занялась нашими делами по требованию КЦБ; Тревиса преследуют повсюду; вчера ночью кто-то рылся в его бумагах.

— Понятно. Кстати, как ты, вероятно, догадался, охранник исследовательского корпуса вчера вечером не заметил ничего необычного. Никто не входил в здание после шести часов, выходили оттуда в то время только служащие, которых он знал в лицо. Мы включили сигнализацию на всех лестницах в семь — значит, никто не мог покинуть здание таким путем, не имея карточки. А войти внутрь вообще никому не удалось бы.

— Тогда как же он проник внутрь?

— Предположим, он проскользнул мимо охранника на первом этаже, когда служащие возвращались с ленча, а затем целый день провел в корпусе без таблички гостя, в чем я сильно сомневаюсь. С другой стороны, на этаж Тревиса не попадешь без карточки, и это наводит меня на мысль, что он к тому времени уже был на этаже.

— Служащий?

— Не исключено. А может быть, и служащая. Или же произошел обман зрения, а потом, когда Тревис обнаружил, что шкаф незаперт, его вдруг «осенило». Я снял отпечатки пальцев со шкафа и стола, и теперь их проверяют. После нашего разговора я займусь номером машины, но на это уйдет пара дней.

Он шагнул к двери, но его остановило раздраженное восклицание Коула:

— Пара дней? Почему не пара часов?

Едва заметное, беспокойное смущение Меррея уже насторожило Коула, прежде чем начальник службы безопасности успел ответить:

— И ты, и Тревис заметили «форд»и «шевроле» без труда. В обоих случаях машины ждали на улице возле ваших домов — достаточно далеко и тем не менее на виду, верно?

— Верно.

— К сожалению, — с виноватым вздохом добавил он, — к такой на редкость неуклюжей тактике прибегают представители власти — либо государственной, либо местной. Они упорно считают себя невидимыми.

Брови Коула сошлись над переносицей, глаза похолодели.

— По-твоему, — уточнил он глухим и зловещим голосом, — за нами следит полиция?

— У меня возникает именно такое ощущение. Я постараюсь подтвердить догадку как можно быстрее.

Он вышел, и Коул позвонил в агентство проката автомобилей, потребовав доставить ему седан к корпусу ровно в полдень.

Второй звонок был по личному, отсутствующему в списке номеру в Фэрфакс, Виргиния. Номер принадлежал одному из старших членов сената США — к советам этой персоны прислушивался сам президент, она входила в финансовый комитет и потому пользовалась огромным политическим влиянием. Кроме того, этот сенатор уже получил триста тысяч долларов на проведение предвыборной кампании — от фонда, который поддерживал Коул Гаррисон, — и теперь надеялся на очередные инвестиции перед следующими выборами.

Жена сенатора Сэмюэла Байерса, Эдна, сказала, что ее муж находится на совещании. Коул оставил ей сообщение, но вынужден был несколько минут выслушивать уверения Эдны в том, как она обожает журнал «Красивая жизнь». Ему пришлось пообещать, что они приедут вместе с Дианой в Фэрфакс на рождественский прием у сенатора.

Следующим Коул набрал номер, о существовании которого знал только он. Коул нетерпеливо барабанил пальцами по столу и, дождавшись, когда Уиллард Бретлинг возьмет трубку, коротко бросил:

— Я буду сегодня в шесть.

— Простите, кто это говорит? — растерянно спросил Бретлинг хрипловатым от долгого молчания голосом.

— Черт возьми, кто, по-твоему, может тебе звонить? — возмутился Коул.

— О, прошу прощения, совсем забыл. Сегодня я всю ночь не мог оторваться от нашей игрушки, — радостно сказал семидесятилетний старик.

Сенатор Байере позвонил Коулу по прямой линии в четыре часа, как раз после того, как Коул поговорил с Дианой.

— Очень сожалею, что у тебя неприятности, Коул, — произнес Сэм вполне искренне. — Уверен, через неделю-другую все уладится.

— А я в этом не уверен, — возразил Коул.

— Чем я могу тебе помочь?

— Выясни, кто стоит за всем этим и насколько далеко зашло дело.

— Хорошо, — пообещал Сэм, но прежде, чем повесить трубку, неловко добавил:

— Пока не закончится эта буря в стакане, не звони мне в офис или домой, сынок. Я сам свяжусь с тобой. Да, и передай своей молодой жене привет и поздравление от меня, — спохватился он.

Коул с отвращением чертыхнулся, услышав последнюю лицемерную фразу, откинулся в кресле и закрыл глаза. Он пытался вызвать в памяти образ Дианы, чтобы смягчить хаос дня, и она тут же появилась — словно вновь шла с ним по заднему двору дома, объявив о свадьбе своим родным.

«Для потрясенного человека ты слишком мрачен».

«Этот мой вид еще нельзя назвать мрачным.

« Вот как? Как же ты выглядишь, когда чем-нибудь недоволен?»

« Пожалуй, тебе лучше не знать «.

« Ну, это мы еще посмотрим…»

Воспоминания вызвали у Коула усмешку.

Глава 44

Кори указала на глянцевые фотографии размером восемь на десять, разложенные по столу в кабинете Дианы:

— Ну, как ты думаешь? Подойдет ли что-нибудь из них?

— Что? — переспросила Диана, наблюдая в окно, как большой реактивный лайнер неторопливо развернулся над городом и направился на запад.

Кори шагнула к сестре и коснулась ее плеча:

— Диана, почему бы тебе не сопровождать Коула к дяде сегодня?

Диана покачала головой.

— Нет, я сказала ему, что сегодня не могу покинуть город. На следующей неделе я возьму отпуск, а пока, перед отъездом, у меня слишком много дел. Завтра он прилетит за мной.

— А тебе не кажется, что он обрадовался бы, если бы нынче вы улетели вместе?

— Конечно, — сдержанно улыбнувшись, подтвердила Диана. Коул не скрывал разочарования, узнав, что она сможет присоединиться к нему лишь завтра, но все понял. — Но сейчас они уже на полпути в Остин. Даже если секретарь Коула разыщет его и сообщит, что я уже освободилась, сомневаюсь, что его дядя выдержит еще один перелет сюда, а затем к себе домой.

Кори поняла, что Диана колеблется, и порадовалась за нее. Коул Гаррисон будет самым подходящим мужем для ее сестры!

— Выясни адрес Кэла у секретаря Коула, отправься туда сама, позвони на ранчо и попроси Коула встретить тебя в аэропорту.

— Не искушай меня, — предупредила Диана. Она прошлась по кабинету, глядя в окно, настолько поглощенная желанием немедленно отправиться в Джефферсонвилль, что поначалу не обратила внимания на черный» мерседес-конвертибль «, остановившийся у входа. Когда же наконец она заметила машину, прежде всего ее взгляд привлекла молодая женщина, вышедшая из нее. На вид незнакомке не было и двадцати, облегающая розовая мини-юбка открывала длинные, красивые ноги, а розовый трикотажный топ без бретелек чуть не лопался на полной груди. Все в ней дышало чувственностью — от одежды до полных губ, струящихся волос и капризного выражения лица. Из салона высунулся мужчина, сидевший за рулем, схватил женщину под руку и втащил в машину, словно не желая, чтобы она входила в здание вместе с ним. Через минуту он уже стоял на тротуаре. Диана ошеломленно прошептала.

— Дэн приехал! Вместе со своей женой!

— Что?! — выпалила Кори, бросаясь к окну. Женщина вновь выбралась из машины, и, пока Дэн со смехом втаскивал ее обратно, Кори успела как следует разглядеть незнакомку. — Глазам не верю! — воскликнула она — Она выглядит, как… слишком рано созревший подросток! Диана ощутила укол ревности и обиды — Они — идеальная пара, — решила она вслух. — Очевидно, она ревнует и боится, зная, зачем Дэн явился сюда, и ему это нравится! Смотри, он смеется.

— Свинья! — сердито отозвалась Кори. — Похоже, он нуждается в постоянном подтверждении своей мужской силы и власти. О чем они только могут говорить?

Диана вспомнила о своей связи с Дэном и поняла, утверждая, что он гордится ее карьерой и успехом, Дэн всегда старался вызвать у нее ощущение, что она потерпела поражение в других сферах. Карьера отнимает у тебя слишком много времени и сил, Диана», — эти слова он повторял тысячу раз. Конечно, Диана и впрямь не имела пышной груди или длинных ног, и эти достоинства не появились бы, даже если бы она забросила карьеру. Но будь у нее такая фигура, Диана все равно не решилась бы облачиться в одежду, в которой щеголяла жена Дэна.

— Неужели я была слепа? — пробормотала она и прошла к столу.

— Ты собираешься принять его?

— Всего на минуту, — объяснила Диана, нажимая кнопку загудевшего селектора.

— Мне уйти или остаться? — спросила Кори — Как хочешь. Дэн жаждет избавиться от угрызений совести, сохранив? между нами дружеские отношения.

Салли ответила на сигнал селектора, и Диана попросила ее позвонить секретарю Коула и узнать адрес и телефон Кэла Кроме того, Салли получила распоряжение сообщить Коулу о вылете Дианы, а затем заказать билет. Едва Диана договорила, Салли торопливо прошептала.

— Мистер Пенворт идет по коридору!

— Диана! — воскликнул он, врываясь в кабинет. Дэн загорел, посвежел и держался с трогательным смущением. — Я вернулся вчера и сразу же решил навестить тебя!

Диана выпрямилась в кресле и скрестила руки на груди.

— Вижу, — бесстрастно произнесла она, переполненная странным чувством облегчения и отвращения.

Коул был прав. Она потеряла отнюдь не достойного, а слабого, эгоистичного и трусливого мужчину.

— Жаль, что я ничем не могу помочь тебе, — добавил Дэн с искренним разочарованием, понимая, что Диана не нуждается в его помощи. — Послушай, я знаю, как трудно тебе пришлось…

— Разумеется, — подтвердила Диана. Это признание явно польстило Дэну. — В конце концов, — добавила она с ослепительной улыбкой, цитируя слова Коула, — меня бросил самый отъявленный из подлецов.

Дэн круто развернулся и бросился прочь. Диана повернулась к Кори, которая наблюдала эту сцену, стоя у противоположной стены. Просияв, Кори кинулась к столу, медленно и громко аплодируя сестре.

Глава 45

Диане пришлось сделать пересадку в Остине и еще одну — в Сан-Ларосе. Она не думала, будто рейсы из Сан-Ларосы в Риджвуд близ Кингдом-Сити совершают «боинги», и тем не менее ее не прельщала перспектива пройти полмили на высоких каблуках по взлетной полосе до миниатюрного самолета, который Диана сочла бы приемлемым транспортным средством только при наличии ровного слоя краски и реактивных двигателей вместо старомодных пропеллеров.

Чем ближе она подходила, тем более ветхим и крошечным казался ей самолет «Техасских авиалиний». Диане пришлось почти бежать, чтобы не отстать от носильщика, который проверил ее билет и пропустил на аэродром.

Очевидно, носильщик обратил внимание на громкое цоканье ее каблуков, потому что остановился и обернулся.

— Вот сюда, мисс Фостер — или миссис Гаррисон? — с усмешкой спросил он. — Я видел вас с мужем в программе новостей.

Диана с ужасом взирала на жалкую развалину, на которой ей предстояло подняться в воздух.

— Этот самолет летает? — Ручаюсь, — с улыбкой подтвердил носильщик.

— А вы согласились бы лететь на нем?

— Этим я занимаюсь каждый день.

Изнутри самолет оказался не менее ветхим и пыльным, чем снаружи. Сиденье раскачивалось из стороны в сторону. Пошарив по полу, Диана нашла оба конца ремня и пристегнулась, надеясь удержаться в хлипком кресле. Контролер-носильщик подмигнул ей, втискиваясь в кабину. Нацепив на нос авиационные очки, он предстал перед Дианой в новой роли — роли пилота.

Самолет тяжело побежал по взлетной полосе, подскакивая на неровностях и позвякивая, двигатели натужно гудели, трясло так, что Диана чуть не вывалилась из кресла и ослабевших ремней, а затем оторвался от дорожки и с надсадным ревом двинулся к солнцу.

Удовлетворенная этим достижением, Диана вскрыла конверт с адресом, желая убедиться, далеко ли до ранчо Кэла. К несчастью, она взглянула на кабину как раз в тот миг, когда пилот начал делать поворот, осматривая горизонт. Справа налево. Слева направо. Безо всякого радара.

Вцепившись в края сиденья, Диана наблюдала, как пилот неторопливо поворачивает голову, и непроизвольно принялась помогать ему. Подавшись вперед, она вглядывалась в запыленное ветровое стекло, чувствуя, что ее сердце уходит в пятки…

Час спустя дряхлая посудина плюхнулась на посадочную полосу в Риджвуде и неуклюжим галопом пронеслась к зданию аэропорта. Пилот широко улыбнулся, отстегнул ремни, открыл люк и спустил трап. Повернувшись, он предложил Диане руку, помогая спуститься.

— Ну, понравился вам полет? — спросил он. Ступив на твердый бетон, Диана впервые за последний час вздохнула свободно.

— Если вы намерены приобрести радар, я готова внести свою долю, — сухо пошутила она.

Пилот рассмеялся и кивнул через плечо. В конце взлетной полосы, окруженный десятком небольших самолетов, под солнцем поблескивал «Гольфстрим» Коула — султан среди простолюдинов.

— После того как полетаешь на такой штуке, любой самолет покажется барахлом. Ваш муж заедет за вами? — спросил он.

— Прежде я должна созвониться с ним.

В здании аэропорта, больше похожем на ангар, было жарко и душно. Напротив стола с табличкой «Прокат машин» высился громоздкий автомат. Женщина в одежде официантки, с табличкой на груди, на которой значилось «Роберта», болтала с двумя пожилыми мужчинами, которые потягивали кофе из бумажных стаканов за грязной стойкой. На противоположной стене, между двумя дверями туалетов, висел телефонный автомат.

Послушав минут двадцать короткие и частые гудки в трубке, Диана попросила телефонистку проверить линию и услышала, что линия не отвечает. Диана сделала вывод, что у дяди Коула испортился телефон, и решила взять напрокат машину.

— Сожалею, мисс, — ответила Роберта, — но у нас всего две машины. Автомобиль с неисправным глушителем сегодня утром сдали парню из буровой компании. А машина со старыми шинами уже неделю как в ремонте.

— В таком случае где можно найти такси? Этот вопрос вызвал взрыв хохота у одного из мужчин, сидевших за стойкой.

— Детка, это вам не Сент-Луис или Миссури и даже не Сан-Анджело. У нас тут такси не стоят на каждом углу.

Диана почувствовала приступ раздражения, но не сдалась:

— Когда будет следующий автобус на Кингдом-Сити?

— Завтра утром.

Диана попыталась воззвать к благородству, присущему уроженцам Техаса:

— Я приехала к мужу. Мы поженились на прошлой неделе, и теперь у нас медовый месяц.

Упоминание о медовом месяце задело чувствительную струнку в душе Роберты.

— Эрнест, — умоляюще протянула она, — ты не подбросишь леди до Кингдом-Сити? Потеряешь несколько минут, сделаешь небольшой крюк. Зато потом я обещаю тебе бесплатный кофе целых две недели!

Мужчина по имени Эрнест задумчиво пожевал зубочистку и кивнул:

— Три недели — и по рукам, Бобби.

— Ладно, пусть будет три. — Идем, — позвал Эрнест, сползая с табурета. , — Большое вам спасибо, — с облегчением произнесла Диана и протянула мужчине руку. — Меня зовут Диана Фостер.

Мужчина коротко пожал ей руку и назвался Эрнестом Тейлором. Его благородство, по-видимому, не распространялось на чемоданы, потому что, оглянувшись через плечо на багаж Дианы, он заявил:

— Я подъеду к двери, чтобы вам не пришлось тащиться на стоянку.

— Вы очень любезны, — отозвалась Диана с плохо скрытым сарказмом, пытаясь поднять первый из трех чемоданов.

Она уже почти закончила последнюю ходку к двери, когда увидела машину, на которой ей предстояло ехать в город. Если бы Диана не была такой усталой и раздраженной, она покатилась бы со смеху. К бордюру у входа подтащился пыльный темно-синий грузовичок с портретом Рональда Рейгана на заднем стекле и целой горой жестянок из-под масла, рыболовных снастей, инструментов и проводов внутри.

— Замок задней дверцы сломан. Бросайте чемоданы поверх хлама, — предложил Эрнест, не выпуская изо рта зубочистки, Диана поняла, что ни за что не справится с тяжелым багажом.

— Вы не могли бы помочь мне? — спросила она. Эрнест открыл свою дверцу и поставил на землю ногу в высоком ботинке.

— А я что-нибудь получу за труды? — поинтересовался он. — Например, пять баксов?

Диана собиралась заплатить ему двадцать долларов, но теперь благотворительность ее не прельщала.

— Хорошо.

Эрнест выбрался из грузовичка и принялся швырять чемоданы от Луи Вуиттона, которые стоили больше пяти тысяч долларов, на кучи грязных коробок и промасленных тряпок. Когда он попытался пристроить третий чемодан на банки с маслом, Диана в отчаянии воскликнула:

— А нельзя ли поаккуратнее? Эти чемоданы очень дорогие.

— Вот эти? — Он небрежно поднял чемодан на вытянутой руке, словно тот ничего не весил. — С чего бы это? По мне, так всего лишь пластмасса…

Диана промолчала. К сожалению, Эрнест истолковал ее молчание как внезапное прозрение и принялся настаивать на своем:

— Какое мерзкое сочетание — коричневый с болотными буквами. Что это еще за «ЛВ»? — С этими словами он швырнул чемодан, уселся за руль и дождался, когда Диана расчистит себе сиденье. — «ЛВ», — продолжал он, — это даже не слово.

Диана нехотя сообщила:

— Это инициалы.

— Барахло не новое, да? — уверенно заключил он, пока машина со скрипом и гудением преодолевала короткую, усыпанную гравием дорогу, ведущую к шоссе. — Хотите знать, как я догадался?

Диана неожиданно развеселилась:

— Конечно!

— Потому что ваши инициалы не «ЛВ». Верно?

— Верно.

— И кому же принадлежали эти уродливые саквояжи, прежде чем попали к вам?

— Луи Вуиттону, — невозмутимо сообщила Диана.

— Без дураков?

— Без дураков.

Эрнест нажал на тормоза, затем придавил соседнюю педаль и перевел скорость.

— Он ваш приятель?

Вероятно, это воодушевление было вызвано горным воздухом и предстоящей встречей с Коулом, но Диана вдруг примирилась со всем на свете.

— Нет.

— Рад слышать.

Диана повернула голову и удивленно воззрилась на Эрнеста. Его лицо цветом и видом напоминало дубленую кожу, а изо рта торчала неизменная зубочистка.

— Почему же вы рады?

— Потому что ни одному нормальному американцу не придет в голову обзавестись чемоданами с такими огромными инициалами.

Диана попыталась припомнить, как выглядели мужчины, которых она видела в магазине «Луи Вуиттон». Спустя минуту она подавила улыбку и кивнула:

— Вы правы.

Глава 46

— Приехали. Кингдом-Сити слева, — объявил Эрнест, высовывая руку из окна по локоть и подавая знак, что поворачивает налево. — Это главная улица.

Диану охватил трепет. Она очутилась на родине Коула и теперь пыталась запомнить увиденное. Деловую часть городка составлял десяток кварталов контор и складов, в том числе кинотеатр «Капитолий», окруженный аптеками и скобяными лавками. На противоположной стороне улицы размещались кафе «Фортуна», страховое агентство, банк, булочная и три магазина, в которых, по-видимому, можно было приобрести что угодно — от кассетных магнитофонов до седел и упряжи.

Эрнест остановился у кафе, и Диана вновь попробовала позвонить, но, к ее разочарованию, телефон Кэла был по-прежнему занят. Она уже выяснила, что в Кингдом-Сити есть такси, и смирилась с предстоящей поездкой.

Когда они остановились перед конторой Уилсона «Фураж и зерно», Эрнест перебросил зубочистку в уголок рта и осведомился:

— Вы уже решили, как доберетесь туда, куда вам нужно?

— Да, я хочу взять такси.

— Оно в ремонте. — Словно в подтверждение своих слов, он многозначительно кивнул в сторону стоянки перед ремонтной мастерской Гаса — она была забита машинами, ждущими ремонта. В переднем ряду, припаркованный вдоль бордюра, стоял белый седан «Меркурий»с открытым капотом и словом «Такси» на задней дверце.

Эрнест уже ясно дал понять, что не собирается везти ее до Джефферсонвилля, и в настоящий момент Диана не видела особой разницы, с чем стоять на углу в ожидании попуток — с поднятым большим пальцем или пригоршней денег. Ни тот, ни другой способ не представлялся ей безопасным.

— Эрнест… — начала она беспомощно, — я в таком отчаянии! Вы не знаете здесь кого-нибудь, кто согласился бы сдать мне машину?

— Ни одной души.

— Я бы хорошо заплатила.

Казалось, до сих пор Эрнест не понимал масштабов проблемы и не был лично заинтересован в поиске решения, но при упоминании о деньгах его поведение претерпело коренные изменения.

— Во сколько вам обходится аренда машины? — спросил он, бросая на Диану красноречивый взгляд.

— Кажется, долларов в двести — триста. А почему вы спрашиваете? Вы знаете, где можно взять машину?

— Я видел объявление! — заявил он с воодушевлением, хватаясь за руль и поворачивая во двор мастерской Гаса. Он остановился неподалеку от такси, перегораживая выезд на улицу. — Посмотрим, чем я смогу вам помочь.

В порыве благодарности Диана чуть не коснулась его руки, когда Эрнест выбрался из грузовичка, оставив дверцу болтаться в петлях.

Спустя рекордно короткое время из кирпичного здания появился человек, одетый в светло-голубую рубашку и темно-синие рабочие брюки. Овальный значок на кармане его рубашки красными буквами оповещал окружающих, что мужчину зовут Гас. Подходя к грузовичку, он выдернул из кармана тряпку и начал вытирать руки.

— Рад вас видеть, миссис, — с легким беспокойством произнес Гас. — Эрнест сказал, что вас интересует «форд»— сейчас он покажет его.

Послышался треск двигателя, сопровождаемый чихающими звуками, а потом наступила тишина. Еще одна попытка увенчалась успехом, и Диана открыла сумочку, надеясь, что здесь принимают кредитные карточки.

— Вот и он, — провозгласил Гас.

Подавив невольный взрыв истеричного хохота, Диана воззрилась на проржавевший оранжевый пикап, который выглядел еще страшнее, чем синий грузовичок, в котором она добралась до Кингдом-Сити. Пикап покрывал сплошной слой грязи и пыли, передний бампер поддерживала веревка, а окно со стороны пассажира было заклеено скотчем. Лишившись дара речи, Диана наблюдала, как Эрнест выползает из пикапа с довольной улыбкой на лице.

— Это шутка? — спросила она. — Зачем мне эта развалина?

— Чтобы вы ее купили! — объяснил Эрнест так, словно считал этот выход самым удачным. Он развел руки в безудержном ликовании. — Вы купите ее за пятьсот баксов, а когда будете уезжать, оставите у себя или продадите.

Диана поняла, что попала в ловушку.

— Вряд ли эта штука стоит пятьсот долларов.

— Она крепка, как камень! — возразил Эрнест, демонстрируя редкостную способность упускать из виду такие мелочи, как расхлябанные бамперы, фары со свисающими из них проводами и небрежно заклеенные стекла.

У Дианы не осталось выбора.

— Я беру ее, — произнесла она сдавленным, несчастным голосом, вытаскивая из сумки кредитную карточку. Гас молча взял ее и направился в мастерскую. Несколько минут спустя он вернулся с квитанцией для Дианы и пачкой наличных. Пока Диана ставила свою подпись, Эрнест перекидал ее чемоданы в багажник обломка кораблекрушения, стоящего рядом, а затем подошел поближе.

— Готово, — заключил он и, к удивлению Дианы, протянул Гасу руку, и тот отсчитал четыреста девяносто долларов.

— А где еще десять баксов? — поинтересовался Эрнест.

— Ты до сих пор не рассчитался со мной за эту шину. С запозданием почувствовав обман, Диана пристально оглядела обоих мужчин. Поскольку Гас не заставлял ее покупать чертову развалюху, винить следовало только Эрнеста, и Диана устремила гневный взгляд на его обветренное лицо.

— Не хотите ли вы сказать, — произнесла она негодующим тоном, — что только что всучили мне собственную машину?

— Вот именно, — подхватил Эрнест с ухмылкой и, шутливо толкнув Диану в бок, признался:

— Я отдал бы ее за двести пятьдесят и считал бы, что мне повезло.

Содрогаясь от унижения, Диана ответила старому жулику ложью, которая, как она надеялась, много ночей подряд не даст ему спать спокойно:

— А я приготовилась заплатить даже тысячу! Разочарование Эрнеста было столь комичным, что Диана успокоилась прежде, чем услышала сдавленный смешок Гаса.

Эрнест проводил ее к машине и услужливо придержал дверцу, пока Диана опасливо усаживалась на грязное, изодранное виниловое сиденье. Руль казался огромным, но Диана наконец освоилась с ним, затем нащупала педаль тормоза. Случайно посмотрев вниз, она обнаружила не две педали, а три, а затем у рычага передачи заметила схему переключения вместо аккуратных буковок, складывающихся в слова «ход», «остановка», «задний ход». У нее упало сердце.

— Детка знает, как переключать скорости?

— Разумеется, — солгала Диана, оглядываясь через плечо. Выбраться с забитой машинами стоянки можно было только задним ходом, по дорожке, наклонно спускавшейся к улице. Делая вид, что пропускает двух гуляющих с малышами матерей, Диана взглянула на схему и попыталась вспомнить, как пользоваться рычагом передачи и педалью сцепления, — Дуг учил ее, когда ей было шестнадцать лет.

Убедившись, что сзади никого нет, она выжала сцепление и принялась орудовать рычагом, морщась от металлического скрежета, затем отпустила педаль и нажала на акселератор. Как только машина покатилась назад и стала набирать скорость, Диана завертела руль, и Гас что-то предупреждающе закричал, перекрывая густой хохот Эрнеста. Каким-то чудом пикап благополучно выкатился на улицу, правда, развернувшись не в ту сторону. Диана гордо отказалась продемонстрировать разворот — вместо этого она решила объехать квартал.

Глава 47

Пикап не рассыпался на первых же пяти милях пути, и Диана расслабилась настолько, что смогла полюбоваться придорожными пейзажами. Она редко бывала в этих краях, но все, кто когда-либо смотрел вестерны, машинально связывали подобный ландшафт именно с Техасом, а не с каким-нибудь другим штатом. За проволочными оградами, отделявшими обширные пастбища от извилистых проселочных дорог, новорожденные телята резвились рядом с матерями, а долговязые жеребята с развевающимися хвостами брыкались, поднимая пыль, под бдительным наблюдением кобыл.

Диана представляла себе, как выглядят эти места весной, когда расцветают колокольчики и лютики и цветы, словно пушистое лоскутное одеяло, покрывают беспорядочно разбросанные между узкими долинами холмы.

Ей пришлось остановиться у заправочной станции, чтобы убедиться, что она не пропустила поворот к дому Кэла — адреса, написанные на почтовых ящиках у дороги, отчасти скрывала из виду высокая трава.

Завидев впереди дом, который, похоже, она и разыскивала, Диана осторожно замедлила скорость, молясь, чтобы двигатель не заглох. С громким выхлопом машина слегка притормозила и разразилась кошмарным скрипом, когда Диана попыталась переключить скорость. Но поворот она все-таки преодолела и сразу же столкнулась с новой проблемой: холмистая дорога длиной в милю извивалась между деревьями, которые, по-видимому, никому не хотелось рубить, а затем круто поднималась вверх.

— Она будет здесь с минуты на минуту, — объяснял Коул дяде, поглядывая на часы. — А если нет, я поеду искать ее. — Он уже звонил к себе в офис, узнал, что Диана отправилась в дорогу, вооруженная только адресом Кэла, и сразу принялся названивать в аэропорт. Там ему сообщили, что Диана прилетела и ее вызвался подвезти один из местных жителей — «вполне порядочный человек».

— Тебе следовало встретить ее, — с тревогой произнес Кэл. — Незачем заставлять жену болтаться по округе в одиночку. Так с женами не обращаются.

— Если бы я знал, по какой дороге она направилась, я попытался бы перехватить ее, — терпеливо напомнил Коул, удивленный небывалым волнением дяди.

Ответ дяди потонул в гулком грохоте, раздавшемся со стороны дороги.

— Черт побери, что это такое? — воскликнул он, бросаясь за Коулом, который уже выбежал на веранду.

— Похоже, едет Диана, — произнес Коул, недоверчиво вглядываясь в оранжевый пикап с болтающимся бампером и разбитой фарой, едва ползущий к дому под аккомпанемент поскрипывания и оглушительных выхлопов.

Кэл некоторое время разглядывал машину, но чувствовалось, что гораздо больше его заботит впечатление, которое он произведет на новоиспеченную родственницу. Он аккуратно пригладил волосы на висках обеими руками, расправил плечи и подтянул узел галстука.

— Коул, — с непривычным смущением произнес он, — как думаешь, я понравлюсь Диане?

Удивленный и тронутый волнением дяди, Коул уверенно заявил:

— Диана тебя полюбит.

Удовлетворившись ответом, Кэл перевел взгляд на приближавшуюся машину как раз в тот момент, когда она вновь пронзительно заскрежетала и устремилась вперед.

— Кажется, он наконец-то нашел вторую скорость, — заявил Кэл и, прищурившись, спросил:

— Ты видишь Диану?

В отличие от дяди Коул не жаловался на зрение. Пока пикап преодолевал последние метры перед крыльцом, Коул уставился на него широко раскрытыми глазами.

— Это Диана! — воскликнул он и сбежал по ступенькам к машине. Кэл последовал за ним.

Когда они приблизились, Диана на радостях перепутала газ с тормозом.

— Осторожно! — выкрикнул Коул, отпрыгивая в сторону и увлекая за собой Кэла. Пикап пронесся в нескольких дюймах от них, резко остановился, огласил двор хлопком и затих.

Потрясенная тем, что чудом не задавила обоих мужчин, Диана уронила голову на руль, пока Коул обежал вокруг машины и взялся за ручку.

— Чья эта развалина? — спросил Коул. Ручка осталась у него в руке, и он потянулся через открытое окно, чтобы распахнуть дверцу.

Наконец дверца со скрипом подалась. Коул протянул руку Диане, помогая ей выйти. Как и подобало элегантной молодой леди, его жена приняла помощь и с трудом поднялась с винилового сиденья, глубокого, как каньон, а затем грациозно выпрямилась.

Помедлив, чтобы отряхнуть одежду, она одарила стоявшего рядом Кэла дружеской улыбкой и, робко взглянув на Коула, ответила:

— Наша.

Кэл разразился хохотом.

— Это мой дом, — провозгласил Кэл, вводя Диану в комнату.

Усадив ее в самое удобное кресло, он метнулся на кухню за холодным лимонадом. Диане сразу же бросились в глаза аккуратные стопки различных книг и журналов, лежавшие повсюду, а на журнальном столике, на виду, красовался заботливо положенный Кэлом последний номер «Красивой жизни».

Диане не верилось, что этот галантный и милый старик, взиравший на нее, как на единственный луч солнца в жизни, и есть тот самый коварный родственник, который вынудил своего могущественного племянника жениться, шантажируя его потерей половины корпорации — пусть даже «для блага самого Коула».

— Мы пробудем здесь совсем недолго, — сообщил Кэл, протягивая Диане стакан лимонада и глядя на нее так, словно собираясь в любую минуту прийти ей на помощь. Наконец убедившись, что с лимонадом она справится сама, Кэл уселся напротив на диване рядом с Коулом, продолжая излагать распорядок дня:

— Немного погодя мы отправимся в другой дом. Там мы поужинаем, потом вы с Коулом останетесь, а я вернусь сюда.

За каких-нибудь пять минут Диана исполнилась обожания к любезному старику.

— А я думала, нам удастся побыть с вами, — произнесла она, смущенно взглянув на Коула, — чтобы мы могли получше узнать друг друга, пока я здесь…

— Новый дом находится здесь же, на ранчо, — заверил ее Кэл, засияв от удовольствия.

Проведя Диану по комнатам, он заявил, что пора в путь.

Дом Кэла стоял на ровной поляне, выбранной по соображениям удобства, а не живописного вида, но место для второго жилища, расположенного милей дальше по дороге, за поворотом, выбирали, помня и об удобстве, и о красоте.

— Какая прелесть! — воскликнула Диана, выбираясь из джипа Коула.

На поросшем лесом холме, обращенный фасадом к долине, стоял дом из грубо отесанного камня и кедровых бревен, окруженный с трех сторон широкой верандой, словно повисшей в воздухе над обрывом. Внутри он был отделан в деревенском стиле; угол комнаты занимал внушительный камин, раздвижные двери в противоположной стене вели на веранду. Рядом с гостиной размещались две огромные спальни и кухня.

— Это Летти, — произнес Коул, почтительно выводя из кухни в гостиную полную женщину с волосами, забранными в узел на затылке. По-видимому, Летти радовалась приезду Дианы не меньше Кэла.

— Ужин будет в шесть, — пообещала она. — Конечно, не самый роскошный. И не такой, как на фотографиях в вашем журнале.

— Я неважно готовлю, — призналась Диана.

— Вот и хорошо, — с облегчением ответила Летти.

Диана обернулась и увидела, как Коул ставит ее чемоданы у кровати королевских размеров. Заметив, что Диана наблюдает за ним, Коулу показалось, словно между ними пробежали электрические разряды. Он обнял Диану за плечи небрежно-хозяйским жестом, представляя ее Кэлу. Но ничто в поведении Коула не указывало, как он относится к предстоящему медовому месяцу и помнит ли о нем.

Диана не знала, что означает его напускное равнодушие: то ли он принимает ее согласие как само собой разумеющееся, то ли его не тревожат ни ее согласие, ни отказ.

Все изменилось лишь после ужина.

Глава 48

Закат окрасил небо лавандовыми, лиловыми и алыми мазками к тому времени, как закончился ужин и Летти убрала со стола.

Нервозность Кэла исчезла без следа, сменившись убежденностью, что Диана — полноправный член семьи и будет им всегда. Поэтому Диана не только чувствовала себя обманщицей, но и смутилась от нескольких вопросов о материнстве — дядя Кэл хотел выяснить, каким образом она собирается руководить компанией и воспитывать ребенка. У Дианы возникло странное ощущение: Кэл понял, что она еще не задумывалась о детях, и заподозрил неладное.

Раздражало Диану и то, что Коул, по-видимому, не испытывал ни неловкости, ни угрызений совести. Похоже, он умышленно поставил ее в затруднительное положение.

Делая вид, что прислушивается к разговору, Коул из-под полуприкрытых тяжелых век беспечно разглядывал лицо Дианы, заставив ее смущенным жестом отвести прядь волос со щеки.

Он удобно расположился на стуле, вытянув перед собой длинные ноги, и пренебрегал видом заката ради созерцания Дианы. Не дрогнув ни единым мускулом, не говоря ни слова, он излучал ауру мужской силы, силы хищника — настолько ощутимую, что ее можно было резать ножом.

Более того, мужчины без стеснения беседовали о предметах, которые вызывали у Дианы острую тревогу, а разговор возвращался к этим предметам с действующим на нервы постоянством. Простодушная похвала Дианы самодельному столу, за которым они сидели, спровоцировала Кэла на пространное объяснение, что Коул привез на ранчо исполинское ложе всего несколько дней назад, чтобы заменить обычную двуспальную кровать. А затем Кэл заметил, что среди новой мебели был угловой диван, на котором подушек оказалось больше, чем на всех трех кроватях в доме.

А когда Диана заметила, что ландшафт вокруг дома очень милый, выяснилось, что Коул заставил целую армию работников буквально вылизывать окрестности незадолго до ее прибытия.

— Дом не был готов к приезду новобрачной, — сообщил Кэл и кивнул на двойной шезлонг, стоявший неподалеку на веранде. — Коул привез его сюда из Далласа для тебя, — признался он. — Я еще никогда не видел ничего подобного, а ты?

Повернувшись, Диана разглядела двойной шезлонг и кивнула с улыбкой:

— Только однажды.

— Ну, тогда тебе это не в новинку. А мне так и кажется, что он выставил прямо на веранду кровать! Я видывал кровати на верандах и прежде, — пошутил он, — но обычно из них выпирали пружины, а сверху был навален всякий хлам.

У Дианы упало сердце.

— Кэл! — негромко и предостерегающе произнес Коул. Диана сочла его возражение слишком запоздалым и нерешительным.

Соглашаясь на незапланированный медовый месяц на ранчо, Диана представляла себе, что он начнется немного позднее и гораздо более медленными темпами.

Ровно в половине девятого Кэл и Коул обменялись взглядами, Кэл взглянул на часы, быстро поднялся и объявил:

— Ну, мне пора за работу.

Поскольку он не работал, а за окнами уже стемнело, Диана догадалась. Коул решил, что пришло время опробовать одну из многочисленных новых горизонтальных поверхностей в доме, а Кэл не хотел мешать молодоженам заботиться о продолжении рода.

Диана поднялась почти так же резко, как и он:

— Пожалуй, я приму душ и переоденусь во что-нибудь… почище!

Коул наблюдал, как она скрылась за дверью, и размышлял, почему Диана так отнеслась к предстоящей ночи наедине с ним. Он не сомневался, что она согласится лечь с ним в постель. Он был совершенно уверен…

Нет, он не был уверен ни в чем.

Несколько минут спустя он отправился на кухню за чаем со льдом и заметил, что дверь в спальню открыта. Один из чемоданов Дианы исчез, а шум воды слышался из ванной рядом со второй спальней. Он застыл с кувшином в руке, обдумывая увиденное. Отдельные ванные в кругу Дианы и даже в его собственном кругу считались практичным и распространенным удобством. Она проявила воспитанность и утонченность. Или робость и попытку улизнуть от него.

Как правило, Коул выходил из самых запутанных ситуаций в считанные минуты. Но сегодня ему никак не удавалось разобраться в намерениях собственной жены. Нахмурившись, он вошел в свою спальню, собираясь принять душ. Только сняв рубашку, он спохватился, что принимал душ за час до приезда Дианы. Теперь он вел себя, как взвинченный молодожен.

Вернувшись на кухню, он вылил чай и приготовил вместо него коктейль. Свой бокал он вынес на веранду и растянулся на двойном шезлонге.

Он чертовски хорошо знал, что Диана хочет его.

Их неудержимо влекло друг к другу.

Он предоставил ей выбор. Либо она до сих пор колебалась, либо приняла решение, нежелательное для него, и теперь пыталась уклониться от объяснений.

На темном небе начали вспыхивать звезды, пока не засверкали россыпью ярких драгоценных камешков, протянувшейся до горизонта.

В комнате для гостей Диана закончила причесываться и теперь раздумывала, во что одеться. Для халата было еще слишком рано, к тому же он казался ей вызывающе прозрачным. Диана остановила свой выбор на белых шортах и ярко-зеленой шелковой рубашке. Вероятно, Коул ждет, что она появится в более откровенном одеянии, тонком и кружевном.

Она слегка подкрасила губы, но вспомнила о Коуле, предвкушавшем бурное продолжение их брачной ночи, и рука у нее затряслась так, что тюбик помады упал на пол. В ночь их свадьбы Диана забыла, кто она такая, где и с кем находится, но теперь она все знала и содрогалась от возбуждения и неуверенности.

Что она натворила? Зачем ввязалась в эту сделку? Взяв щетку, она снова принялась водить ею по волосам. Коул по-прежнему остается для нее незнакомцем, преодолевающим препятствия размером с гору без малейших усилий и страха перед возмездием.

Диана долго размышляла о них обоих. Бессмысленно скрывать, что после отъезда Коула из Хьюстона она вспоминала о нем тысячу раз на дню. Незачем отрицать, что при мысли о медовом месяце с Коулом у Дианы тряслись поджилки. Но когда она наконец оказалась на ранчо, что-то испортило всю картину. Несмотря на то что по закону они считались супругами, оба они не сомневались: их брак — временное явление. Значит, в Хьюстоне Коул предложил, чтобы они на неделю предались оргии, сделав этот фарс более убедительным Он высказал эту мысль и оставил слово за Дианой. И она согласилась.

Но сегодня она желает отказаться от прежних намерений.

Она не сдастся! Она предпочитает самостоятельно распоряжаться своей жизнью и обычно прекрасно справлялась с этой задачей — за исключением случаев, когда в дело вмешивался Коул. Это следует прекратить. Давно пора преподать Коулу урок.

Приободренная этим решением, Диана положила щетку на туалетный столик и вышла из спальни.

В доме было темно, только под дверью комнаты Коула виднелась полоска света. Предположив, что Коул принимает душ, Диана вышла на веранду.

Она приблизилась к перилам и оглядела холмы, купавшиеся в лунном свете. Ее вернул к действительности низкий, колдовской голос:

— Не желаешь присоединиться ко мне?

Диана вздрогнула и обернулась. Коул возлежал в шезлонге, одетый только в брюки и туфли.

Она скользнула взглядом по бронзовой мускулистой груди и мощным плечам, затем встревоженно всмотрелась в лицо. Он звал ее к себе. Он вышел сюда, ожидая ее. Сердце предательски загрохотало.

Диана напомнила себе о принятом решении.

— Это ни к чему, — ответила она с невольной улыбкой, которая придала ее отказу оттенок каприза и кокетства. Не в силах поправить дело, женщина улыбнулась еще раз:

— Пожалуй, я схожу за лимонадом.

Когда она проходила мимо шезлонга, Коул поймал ее за руку и заставил обернуться. В молчании он вглядывался в ее глаза, словно добиваясь ответа, а потом медленно привлек к себе. Его голос прозвучал настолько мягко, что сопротивление Дианы было сломлено.

— Не играй со мной, котенок. — Он взял Диану за другую руку и потянул на себя.

Диана упала на него, ударившись головой о грудь. Упершись ладонями ему в плечи, она приподнялась и уставилась на Коула в раздраженном недоверии. Подняв правую руку, он нежно провел кончиками пальцев по ее обнаженному предплечью, не сводя с Дианы глаз. Его зовущие серые глаза ясно говорили. «Подумай хорошенько».

Чувственные губы Коула были так близко! «Подумай хорошенько».

Сердце Коула начало стремительный отсчет. «Решай».

Диана нежно поцеловала его, и Коул ответил, а его руки заскользили и сжались у нее на запястьях. Его тело напряглось, а в глазах постепенно разгорался огонь. Приложив ладонь к ее щеке, он медленно провел ею вниз, обхватил Диану за шею. «Еще!»

Коул запустил пальцы в ее волосы, впился в губы и перевернул Диану на спину.

Его язык дразнил, настаивал и медленно сводил женщину с ума, чресла вжимались в ее тело — жестко и требовательно.

Диана притянула его ближе. Он расстегнул ее рубашку, и от увиденного у него захватило дух. Острые бутоны сосков, венчавших два прелестных бледных полушария, были прекрасны!

Коул прикоснулся к соску, и тот затвердел еще сильнее. Диана застонала, выгибаясь во взрыве наслаждения. Стараясь сдерживаться, он поцеловал другой сосок, и ее пальцы невольно вцепились ему в шевелюру.

Коул вспыхнул от желания. Он снова перевернулся на спину, привлекая Диану к себе. К его удивлению, она запахнула рубашку и стала приподниматься. Коул остановил ее в тот самый момент, когда она ощутила его восставшую плоть.

Диана поняла, почему он не спешит. Она склонила голову, избегая его взгляда, и неловко принялась застегивать рубашку.

— Не смей!

Диана вскинула голову, по-прежнему сжимая полы рубашки. Коул развел в стороны ее руки.

— Какая красота, — прошептал он, спуская рубашку с ее плеч, и подхватил обеими ладонями ее груди.

Сердце Дианы загрохотало от невыносимого блаженства. Коул внезапно понял: он каждой клеточкой чувствует реакцию Дианы. Он коснулся ее сосков большими пальцами, и как по команде затвердели его собственные соски.

— Прикоснись ко мне, — шепотом попросил он. От его прерывистого стона у Дианы задрожали руки. Она склонилась над ним и накрыла губами его сосок. Коул глубоко вздохнул, и Диана почувствовала, как дрогнули под ней его бедра — так, словно он уже был в ней, а потом какая-то сила вдруг пригвоздила ее к Коулу. Они ласкали друг друга руками и губами, срывая одежду.

Ее тело казалось мраморной скульптурой. Он был одновременно и повелителем, и рабом. Его стонам Диана внимала, как музыке. Коул принимал ее вздохи, как благословение. Они застыли в неподвижности, пока ее тело привыкало к медленно пульсирующему теплу внутри, и вдруг осторожные толчки сменились яростными, требовательными ударами. Диана с дрожью подавалась навстречу, а Коул погружался в нее вновь и вновь — в отчаянной попытке завладеть ею целиком. Она вскрикнула, достигнув вершины, и он мгновенно догнал ее.

Потом Диана лежала в его объятиях, и слезы капали ему на грудь. Коул смотрел на яркие и ясные звезды, а перед глазами плыл туман.

Коул мысленно встал на колени перед небесами. Он был готов на любые сделки, подкупы и обещания.

Не дождавшись ответа, мужчина умоляюще прошептал:

— Пожалуйста!

Он приложил ладонь к ее влажной щеке, и Диана повернулась, чтобы коснуться ее губами.

— Я люблю тебя, — прошептала женщина. Ему было даровано благословение.

Лежа на широкой кровати, положив голову Коулу на грудь, Диана улыбалась в ожидании его слов. Ее не покидало ощущение, что сейчас, именно в эту минуту, он хладнокровно пересматривает свое будущее.

Диана с любопытством размышляла, как он преодолеет препятствия, вставшие перед их неоперившимся браком. Он любит ее, она любит его — остальное не важно, и тем не менее существует немало осложнений.

Она живет в Хьюстоне и руководит крупной компанией.

Он живет в Далласе и руководит еще более крупной компанией.

Она мечтает о ребенке.

Он не хочет детей.

Наверное, для решения этих проблем мало опыта и желания, необходимо еще и чудо.

Она задремала, а когда проснулась несколько минут спустя, рядом с кроватью горела лампа. Коул взял Диану за руку, их пальцы переплелись.

— Я поразмыслил, — нежно начал он, — и пришел к следующим выводам.

Диана замерла в нетерпении, желая узнать, как далеко он зашел в своих решениях.

— Проблему представляет логистика, — продолжал Коул, заметив, как блеснули смехом глаза Дианы, и крепче прижал ее к себе. — По-моему, ты должна перебраться в Даллас, дорогая. Я не могу перевести «Объединенные предприятия»в Хьюстон — по нескольким причинам, не говоря уж о том, что это финансовое самоубийство.

Диана притворно вздохнула:

— Мы должны жить отдельно, в разных городах. Коул воспринял ее слова всерьез:

— Это невозможно.

— Таким было соглашение. Мы заключили нерушимый устный договор:

Коул высокомерно отмел этот довод:

— Нерушимый устный договор — бессмыслица. Сплошное противоречие.

— Значит, конец сделке?

Коул пристально вгляделся в обманчиво невинные нефритовые глаза, опушенные длинными темными ресницами под причудливо изогнутыми бровями.

— Диана, ты прекрасна, — прошептал он. — Скажи, что ты задумала?

— Я согласна перевести административный отдел компании Фостеров в Даллас, а производственный оставить в Хьюстоне под руководством Кори.

— Тогда проблема решена, — удовлетворенно произнес он, склоняясь, чтобы поцеловать ее. Его тело уже охватил трепет.

Она провела ладонью по его плоскому животу, и в глазах у нее блеснула надежда.

— О чем бы ты ни умоляла этим взглядом, я согласен, — заявил Коул.

— Я умоляю о детях. Твоих детях.

Коул серьезно нахмурился, склонив голову:

— Сколько?

Ее улыбка засияла подобно солнечному лучу, глаза заискрились, как овальный бриллиант в восемь каратов в кольце, которое Коул надел Диане на палец, пока она дремала. Он привез кольцо сюда, надеясь на лучшее. Но он не смел и надеяться на такое!

— Я хотела бы троих детей, — призналась Диана.

— Одного, — сурово возразил Коул.

— Если ты согласишься на двоих, я отдам тебе Парк-плейс, Бордвок и всю свою арендованную собственность.

— Договорились! — со смехом заключил он.

Глава 49

Дверь в комнату Кэла была открыта, и Диана вошла без стука. Коул не стал будить ее, а в записке предложил приехать к Кэлу, когда она выспится. Диана слышала, как беседуют на кухне Коул с Кэлом, пока Летти готовит завтрак.

— Значит, я совершил ошибку? Надо было сообщить тебе заранее?

— Нет, — сдержанно ответил Коул. — Теперь я обо всем позабочусь.

В голосе Кэла послышалось облегчение:

— Думаю, ты не откажешься выполнить мои поручения? Ты мог бы заодно заехать к себе и посмотреть, не осталось ли там чего-нибудь. Это по пути.

Диана вошла на кухню как раз в ту минуту, когда Коул холодно заявил:

— Я помню.

Мужчины сидели за столом. Кэл приветливо улыбнулся Диане, а затем вновь вернулся к разговору. Диана обошла вокруг стола, чтобы помочь Летти расставить на столе тарелки с яичницей и бисквитами.

— О чем ты помнишь? — поинтересовалась она.

— О моем родовом гнезде, — пояснил он фальшивым, неверным тоном.

Заметив это, Диана остановилась и положила руку на плечо Коула:

— Я поеду с тобой. Я хочу его увидеть.

— Нет! — перебил Коул так резко, что Диана вздрогнула. Он тут же извинился.

Мужчины дождались, пока Диана займет свое место, а затем Кэл возобновил беседу, и Диана поняла, от кого Коул унаследовал свое упорство.

— Если бы ты читал хоть что-нибудь, кроме финансовых отчетов и курсов акций, ты знал бы, что значит скорбеть и принимать решение после утраты. Надо справиться с ней немедленно, или позднее все это скажется — так считают психологи.

— В прошлом году, — недовольно объяснил Коул Диане, — он начал кампанию за «пробуждение во мне женственности». Диана поперхнулась кофе.

Она уже поняла, что умер кто-то живший поблизости, но, поскольку Коул проявлял полное равнодушие к смерти этой особы, она не стала вдаваться в расспросы. Более того, когда Кэл попытался вновь вернуться к той же теме, Коул упрямо заявил:

— Я не хочу обсуждать это в присутствии Дианы. Коул уехал сразу же после завтрака, чтобы выполнить поручения Кэла в городе, — он рассчитывал потратить самое большее пару часов, но настоял, чтобы Диана осталась с дядей. Поднявшись из-за стола, он взъерошил волосы Дианы, поцеловал ее в щеку, а затем направился прочь… не выпуская руку жены. Смеясь, Диана позволила вытащить себя на веранду, получила страстный поцелуй и вернулась в дом.

Кэл наблюдал за этим маленьким происшествием с выражением на лице, которое Диана сочла в лучшем случае строгим и в худшем — неодобрительным. Испытывая неловкость и легкую обиду, она подошла к каминной полке, где выстроились в ряд фотографии в рамках, пожелтевшие от старости. Сцепив руки за спиной, она внимательно разглядывала каждую из них, чувствуя на себе взгляд Кэла.

— Это Коул? — Она взяла фотографию и приседа на диван рядом с Кэлом.

Он скользнул глазами по снимку, а затем буквально пригвоздил Диану к месту встревоженным взглядом.

— Почему бы нам не поговорить о чем-нибудь поважнее фотографий? — спросил он деловитым тоном, и Диана убедилась: Кэлвин Даунинг был гораздо проницательнее, чем казался, и отнюдь не слабым противником.

— О чем, например? — осторожно осведомилась Диана.

— О тебе и Коуле. У вас все в порядке? Диана кивнула, и Кэл заявил:

— Вот и хорошо, потому что так или иначе пора во всем разобраться.

Диана тоже не привыкла сдаваться без боя.

— Мистер Даунинг, может быть, мы отложим разговор до возвращения Коула?

Как ни странно, ее резкий ответ не оскорбил Кэла.

— Ты не только красива, но и смела — это хорошо. Но есть ли у тебя сердце?

— Что?!

— И если есть, то кому оно принадлежит? Диана ошеломленно уставилась на него:

— Я не понимаю…

— Разумеется. Для меня это тоже сложновато. Потому что всего две недели назад я видел в «Инкуайрере» твою фотографию и читал, как тебя бросил красавчик жених. А спустя неделю ты уже была замужем за моим племянником Коулом.

Пять дней назад одно упоминание о статье Диана сочла бы унижением. Сейчас только легкая улыбка тронула ее губы.

— Пожалуй, это действительно немного странно, — призналась она.

— У меня есть наиболее правдоподобное объяснение, — напрямик продолжал Кэл. — Коул рехнулся, и, когда я в споре показал ему эту фотографию, он решил жениться на тебе, чтобы получить свои акции. Но потом он рассказал мне, что ты — та самая девочка, с которой он привык болтать, когда еще учился в колледже. Я сопоставил факты и пришел к выводу, что это ты. Ты меня понимаешь?

— Пока — да.

— Вот и хорошо. Раскинув мозгами, я заподозрил, что вы заключили сделку. Ну, как тебе мои рассуждения? Диана с подозрением уставилась на него.

— Неплохо, — призналась она с дрожащей улыбкой.

— Кроме того, я знаю, что Коул тревожится о моем здоровье. Поэтому вы договорились изображать передо мной влюбленную пару. Пока все ясно?

Диана осторожно кивнула.

— Отлично. А теперь мы переходим к той части, которая меня пугает.

— О чем вы?

— Готовясь к твоему приезду, он носился по дому, сводя всех с ума, заботясь о каждой мелочи и стараясь ничего не упустить. Коул чертовски правдоподобно изображал мужа, обожающего свою жену. Мне не терпелось встретиться с тобой. Вчера вечером он не сводил с тебя глаз. Но скажу тебе прямо, Диана: мне показалось, что ты не отвечаешь ему взаимностью. Однако сегодня утром Коул не скрывал своих чувств, и потому я сделал вывод: ночью что-то произошло.

Кэл сделал паузу, чтобы подчеркнуть свои слова, и у него в голосе зазвенел? настойчивость, едва он перешел к самому главному.

— Не играй с сердцем Коула, детка: или бери все, или оставь его в покое. Не довольствуйся крохами, даже когда это устраивает тебя. Вряд ли ты способна на жестокость или месть, но иногда женщина бессознательно подвергает мужчину невыносимым страданиям.

Диана откинулась на спинку дивана и расхохоталась, прижимая к груди фотографию Коула. Слегка успокоившись, она обернулась к старику, который тоже любил ее мужа, и без стеснения сообщила:

— Коул не скрывал своих чувств потому, что я делала то же самое.

Казалось, Кэл вмиг помолодел лет на пятнадцать… и с запозданием смутился. Поискав выход из неловкого положения, он огляделся, встал и подошел к камину:

— На этой фотографии Коулу шестнадцать. А вот еще две. Он бережно передал снимки Диане, и ее улыбка погасла, а сердце заныло. Она повидала достаточно фотографий, чтобы мгновенно схватывать детали, и сразу заметила, что черноволосый мальчик, запустивший пальцы в густую шерсть нечистокровной колли, слишком мрачно смотрит в объектив. Он выглядел чересчур угрюмым для шести — или семилетнего ребенка. Диана взяла вторую фотографию.

— А здесь ему девять лет, — пояснил Кэл. На этом снимке справа от Коула стояла колли, а слева дворняжка. Но Диана видела только, что Коул попытался улыбнуться. На обоих снимках его штанишки были слишком короткими; его запечатлели на фоне старых качелей из автомобильной камеры и какой-то ветхой лачуги.

Диана вдруг поняла, что Кэл может многое поведать ей о прошлом своего племянника.

— Несмотря на то что мы давно знакомы, — призналась она с улыбкой, — Коул становится чересчур скрытным, едва речь заходит о нем. — Диана похлопала ладонью по дивану рядом с собой, приглашая Кэла присесть. — Расскажите мне все! Я хочу знать, каким он был в детстве, кто его мать — словом, все.

— А что он сам тебе рассказывал? — осторожно спросил Кэл.

— Ничего! Мне известно только, что у него было два старших брата, которые погибли незадолго до того, как Коул окончил колледж. Он как-то упомянул, что его мать умерла от рака, но никогда не говорил, когда умер его отец. На долю Коула выпало слишком много испытаний, — тихо добавила она.

Кэл был подавлен и растерян. Усевшись, он принялся рыться в кипе журналов.

— Я люблю психологию, — заявил он будто невзначай. — А ты в нее веришь?

— Конечно.

— Может, ты считаешь, что человеку полезно держать плохое в себе и скрывать свои беды от женщины, которая его любит, — и продолжать поступать так до конца дней своих?

Диана ничуть не сомневалась: он говорит о Коуле. Она хотела помочь и вместе с тем боялась показаться назойливой.

— Я… боюсь, он сочтет, что я лезу не в свое дело…

— Я назвал бы такой поступок попыткой вскрыть нарыв.

— Я боюсь незаживающих ран, — призналась Диана. — Сумею ли я исцелить их?

— Ты не причинишь боли.

Диана вспомнила, как прошлой ночью лежала в объятиях Коула. Он готов был отдать ей всю свою любовь, и она не могла рисковать даже малой толикой этого сокровища.

— Как Коул отнесется к тому, что я узнаю его тайну?

— Он боится, что из-за этой тайны изменится твое отношение к нему. Доктор Рихенблау называет это «катарсисом». Рассказать обо всем недолго. Решай сама, как поступать дальше.

Диана глубоко вздохнула и кивнула:

— Расскажите.

— Ты справедливо заметила, что на его долю выпало немало испытаний, и самым страшным из них было то, что он родился в семье Гаррисонов.

Меньше всего на свете Диана ожидала услышать такое заявление.

— Почему?

— Потому что в Кингдом-Сити эта фамилия стала проклятием. Все Гаррисоны считались отъявленными буянами и негодяями. Среди них попадались пьяницы, мошенники, дебоширы, подонки всех мастей, и семейное клеймо легло на Коула. Узнав, что мать Коула бежала с Томом Гаррисоном, мой брат разрыдался. Он не мог поверить, что его малышка решилась на такое. Выяснилось, что она беременна от Тома, а в те времена и в этих краях девушка, которая забеременела, должна была выйти замуж.

Он поправил стопки журналов на полке столика, выпрямился и продолжал:

— Родные братья Коула погибли через год после того, как Коул уехал в колледж. Как-то в Амарилло они напились, но этого им показалось мало, а деньги у них кончились. Тогда они до полусмерти избили старуху, чтобы отнять у нее сумочку, прыгнули в свой автомобиль и помчались прочь. Они проехали перекресток на красный свет, и за ними погналась полицейская машина. Братья неслись со скоростью сто миль в час и врезались в фонарный столб. Туда им и дорога — сказал я тогда и готов повторить эти слова снова. Но отец Коула любил своих старших сыновей: характером они уродились в папашу…

— Но ведь Коул таким не был.

— Нет. Он был умнее всех троих, вместе взятых, и они это понимали. Коула ненавидели в семье. Единственными его друзьями в детстве были собаки. Собаки, лошади и кошки — все они любили этого мальчишку, как и он их.

— Значит, из всей семьи только Коул окончил колледж, — вслух заключила Диана.

Кэл невесело рассмеялся.

— Он единственный в семье окончил школу! — Отвернувшись, Кэл продолжал:

— Видишь колли рядом с Коулом на снимке?

— Да.

— За неделю до отъезда Коула в колледж братья сделали ему маленький прощальный подарок. Они повесили эту собаку в сарае.

Диана застонала и зажала рот ладонью, вскочив с дивана.

— Потом они скрылись из дому и не возвращались, пока Коул не уехал. Иначе он убил бы их.

— Почему он не перебрался в другое место?

— Коул мог бы жить у меня, но отец хотел, чтобы он занимался делом. Он тысячу раз повторял: если Коул уйдет из дому, за это поплатится его мать. А мать Коула — несчастная, слабовольная женщина — не могла бросить этого ублюдка. К тому времени как Коул поступил в колледж, она была так больна, что то и дело теряла сознание и представляла слишком неинтересную мишень для издевательств Тома.

Диану вновь затошнило при мысли о колли.

— А отец Коула? Когда он умер?

— На прошлой неделе.

Диана медленно установила связь между беседой за завтраком и последней фразой Кэла.

— Я велел Коулу наведаться домой — чтобы забрать на память что-нибудь из вещей матери. Откровенно говоря, я хотел, чтобы он взглянул на дом своего детства другими глазами. В одной из книг по психологии сказано, что, переборов детские страхи, взрослые чувствуют себя увереннее. Но заедет он туда или нет, думаю, Коулу не помешает знать: ты видела жилище его родителей и твое отношение к мужу не изменилось. Правда, я уверен, что он все же там побывает.

— Вы объясните, как найти этот дом? — спросила она, поцеловав Кэла в щеку и поднимаясь. — Я сейчас же сбегаю за ключами от машины.

Кэл попытался было предложить ей машину Летти, но экономка недавно отправилась в город за покупками.

Глава 50

Коул стоял во дворе отчего дома — четырехкомнатной халупы с прогнившим полом, уродливой развалины посреди вытоптанного двора.

Родительский дом. Его наследство.

Он не знал, зачем явился сюда. Вряд ли здесь уцелело хоть что-нибудь из вещей матери. Вероятно, он приехал, чтобы столкнуться лицом к лицу со своими призраками и навсегда расстаться с ними…

Эта картина не вызывала у него радостных мыслей — самыми сносными из них были воспоминания о матери. Она умерла, дожив всего до сорока двух лет. В год ее смерти он выбрался к ней на день рождения. Чтобы купить матери подарок, ему пришлось добираться до города и обратно автостопом, и он задержался в пути. Вернувшись, он нашел дом необычно тихим, и на минуту в нем вспыхнула надежда, что отец напился и заснул в сарае, а может, и подальше. Он почти достиг комнаты матери, когда голос отца хлестнул его словно кнутом из-за угла темного коридора.

— Где, черт возьми, ты шлялся, парень?

Коул щелкнул выключателем, и комнату залил тусклый свет. Юноша мысленно оценил настроение отца: тот был раздражен, но еще не дошел до бешенства. Коул уже давно стал специалистом по отцовскому настроению — любая ошибка в его оценке могла привести к плачевным последствиям, если не для самого Коула, то для матери.

— Я ездил в город.

— Что ты врешь! Ты опять мотался в Джефферсонвилль, к своему паршивому родственничку, который забивает тебе башку глупыми бреднями. Я же говорил, что сделаю, если застану тебя там! Опять ты нарываешься, парень!

Коул изменил свое мнение: отец вполне мог взбеситься. В такие минуты в детстве Коул испытывал леденящий ужас. Позднее он больше всего стал опасаться, что когда-нибудь убьет этого негодяя и проведет остаток жизни в тюрьме.

Внимание отца привлекла завернутая в яркую бумагу коробка, которую держал в руках Коул.

— Что там у тебя за чертовщина?

— Подарок для мамы. Сегодня у нее день рождения. Ухмыляясь сентиментальности сына, отец потянулся за коробкой:

— И что же ты ей притащил? Коул отступил подальше:

— Ничего интересного для тебя — щетку и зеркало.

— Ты купил ей щетку и зеркало? — переспросил отец с грубым хохотом. — Щетку и зеркало для костлявой старой ведьмы? Вот потеха! Еще смешнее, чем когда ты воображаешь, будто станешь важным и ученым! — Отец вытащил из стола бутылку виски, а Коул направился к матери.

Она дремала, отвернувшись к стене. На поцарапанном столе рядом с кроватью стояла тарелка с недоеденным бутербродом. Коул включил лампу и присел на краешек кровати.

— И это все, что ты сегодня ела?

Она повернула голову и взглянула на него, растерянно моргая, пока глаза привыкали к свету. Постепенно придя в себя, мать улыбнулась, но улыбка вышла у нее печальной.

— Я не хочу есть. Отец и вправду недавно скандалил или мне приснилось?

— Скандалил.

— Напрасно ты расстраиваешь отца, сынок. Коул никогда не понимал ее извечную, унылую покорность в ответ на грубые выходки и издевательства отца. Ему было невыносимо видеть, как мать пытается защитить отца, найти оправдание его поступкам. Иногда Коулу приходилось сдерживаться изо всех сил, чтобы не упрекнуть мать в малодушии. Она никогда не бросила бы отца, а Коул не мог бросить ее.

— Я привез тебе подарок.

Она просияла, и на мгновение Коул представил себе смуглую красавицу, какой, по словам дяди Кэла, когда-то была его мать. Она взяла подарок и встряхнула его, прижав к уху и растягивая удовольствие, а затем осторожно развернула и открыла коробку.

— О, какая прелесть! — Мать перевела взгляд на лицо Коула. — Где же ты взял деньги на такую дорогую вещь?

— Я стащил ее.

— О, Коул, только не это!

— Я шучу, мама! Посуди сама, если бы я украл ее, разве я стал бы дожидаться, пока коробку завернут?

Она улеглась на подушки, поднесла зеркало к лицу и призналась смущенно, как молоденькая девушка:

— Знаешь, когда-то меня считали хорошенькой!

— Ты и теперь красавица. Послушай, мама, через пару лет после того, как я окончу колледж, у нас все наладится. Я построю тебе дом на вершине холма, на ранчо Кэла — из камня и кедровых бревен, — и обнесу его просторной верандой, чтобы ты весь день сидела там и смотрела по сторонам.

Мать вжалась в подушки, словно стараясь спрятаться, и вцепилась ему в руку.

— Не надо мечтать! Если мечты не сбудутся, ты станешь таким, как твой отец. Он слишком много мечтал.

— Я не такой, как отец! — возразил Коул, удивленный ее словами. — У нас с ним нет ничего общего!

Его отец вспоминал о «мечтах» только под хмельком, когда у него развязывался язык.

Оранжевый пикап заглох, когда Диана свернула с дороги, и потому она двинулась дальше пешком, осторожно пробираясь между глубокими колеями. Коула она заметила минут через десять, когда дорога сделала крутой поворот. Рослый мужчина неподвижно застыл во дворе перед домом, Расправив плечи; только ветер ерошил его волосы. Еще несколько шагов, и Диана увидела отчий дом своего мужа. Это зрелище вызвало у Дианы тошноту, она оказалась не готова к такому убожеству. Ветхая деревянная лачуга притулилась к подножию холма, обнесенная покосившимся забором и горами мусора, который копился десятилетиями. С этим окружением резко контрастировал безукоризненный внешний вид самого Коула — коричневые туфли, начищенные до зеркального блеска, отглаженные брюки цвета хаки, девственно белая рубашка с тщательно закатанными рукавами, обнажавшими загорелые руки. Он завел руку за голову, массируя напряженные мышцы шеи, и рубашка натянулась у него на плечах. Диане очень захотелось прижаться к ним щекой.

Похоже, Коул не заметил ее появления, но едва Диана остановилась рядом, он безжизненным голосом произнес:

— Тебе не следовало приезжать сюда.

Коул повернулся, и Диана с трудом подавила ужас, увидев, как он преобразился. Лицо начисто утратило выражение, словно было высечено из камня, а глаза казались стальными.

— Я не могла не приехать, — просто ответила она, глядя, как начинает оживать Коул. — Ты должен знать, что я была здесь и все видела.

— Понятно… — кивнул он, и его сердце наполнилось мучительной нежностью. — И теперь, когда ты увидела этот дом, — добавил Коул с напускным равнодушием, — что ты о нем думаешь? — Он отвернулся и пошел прочь, не дожидаясь Диану.

Посмотрев по сторонам, Диана подняла тяжелый камень и изо всех сил запустила им в дом. Коул обернулся в тот самый миг, когда камень с грохотом разбил окно. Открыв рот, Коул воззрился на прекрасное, искаженное гневом лицо жены, а затем — на разбитое окно лачуги.

— Вот что я о нем думаю, — сообщила Диана, небрежно отряхивая руки после броска, который сделал бы честь Санди Коуфаксу.

Коул раскатисто захохотал. В буйном порыве освобождения и триумфа он подхватил Диану на руки и перекинул ее через плечо.

— Поставь меня на место! — со смехом потребовала она.

— Ни за что, пока не дашь обещание.

— Какое? — извиваясь и хохоча, спросила она.

— Что ты никогда и ничем не станешь швырять в меня.

— Я не даю невыполнимых обещаний! — сообщила Диана. Похлопывая ее по мягкому месту, Коул зашагал по дороге.

Немного погодя он принялся насвистывать. Диана смеялась. Эти звуки эхо донесло до хибары, бывшей когда-то домом Коула. Единственный осколок, удержавшийся в оконной раме, вывалился на грязный пол комнаты.

Беспечное веселье днем и ночи, исполненные страсти, стали их обычным времяпрепровождением на ранчо Кэла.

Когда пришло время уезжать, Кэл проводил Коула с Дианой в аэропорт и долго махал вслед самолету. На сердце у него было тяжело, но само сердце уже не слабело с каждой минутой. Оно стало сильным, почти молодым.

Диана не пыталась храбриться, когда Коул отвез ее домой, перед тем как направиться в Вашингтон.

— Я уже скучаю по тебе, — призналась она. — Похоже, жить в разных городах не так уж просто. Коул приподнял ее подбородок.

— С этим мы покончим через пару дней, как только я улажу дела в Вашингтоне. Время пролетит так, что ты и не заметишь.

Диана нахмурилась:

— Как ты можешь говорить такое?

— Я пытаюсь убедить нас обоих.

— Это не поможет. Коул прижал ее к себе.

— Знаю.

— Не забывай звонить мне.

Он улыбнулся и обнял Диану еще крепче.

— Разве я могу забыть о тебе, дорогая?

Глава 51

Сэм Байере сидел в машине с работающим двигателем и дворниками, мотающимися туда-сюда по ветровому стеклу, когда «Гольфстрим» прорезал густые тучи и коснулся взлетной полосы в международном аэропорту Далласа. Сенатор молча наблюдал, как самолет притормозил у перекрестка полос, ожидая инструкций из диспетчерской башни, и наконец повернул на девяносто градусов и подкатил прямо к машине. Когда пилоты вышли, Сэм приподнял воротник плаща и заспешил к самолету, прыгая через лужи.

— Чертовски досадно, что нам приходится встречаться вот так, — задыхаясь, объявил грузный шестидесятилетний сенатор, преодолев последнюю ступеньку и падая на диван, — но я хотел передать тебе бумаги лично. — Сунув руку за пазуху, он извлек большой коричневый конверт.

Коул взял его и протянул Сэму бокал с водкой, льдом и лимонным соком, зная, какой коктейль его гость предпочитает всем прочим.

Сенатор сидел, разглядывая роскошный салон с бледно-серой кожаной мебелью и бронзовой отделкой светильников и столов.

— А ты не лишен вкуса и чувства стиля, Коул, — заметил он. — К сожалению, — добавил сенатор, когда Коул опустился на диван напротив, — ты нажил себе влиятельного врага.

— Кто он такой? — хмыкнул Коул. Сэм поднял бокал, пародируя тост.

— Молодой сенатор из штата Техас, Дуглас Хэйуорд. Он лично заинтересован в том, чтобы отстранить тебя от дел и привлечь к суду. — И беззлобно добавил:

— Мальчишка всерьез метит в президенты. Вероятно, это у него получится. Он обладает внешностью и обаянием молодого Джека Кеннеди. — Запоздало заметив, что его собеседник не на шутку потрясен, сенатор спросил:

— Чем же ты насолил ему? Или он жаждет отомстить тебе из принципа?

Единственное объяснение, которое пришло в голову Коулу, было связано с Джессикой Хэйуорд и давно минувшей ночью, когда ее муж, Чарльз, неожиданно вернулся домой из поездки; однако ему казалось безумием, чтобы младший Хэйуорд затеял такие хлопоты спустя более чем десятилетие, стремясь отомстить за несуществующую честь матери.

— Причина, которую я могу придумать, чертовски неубедительна, — коротко заметил Коул.

— Это его вряд ли остановит, — сухо возразил Сэм. — Каждому кандидату в президенты нужен свой дракон, которого он сумел бы победить ради общественного благи. Сей подвиг обеспечивает рекламу, а реклама — то, что нужно для выборов. У Рейгана был аятолла, у Кеннеди — Хоффа. Понимаешь, к чему я клоню?

— Понимаю, но сравнения мне не нравятся, — ледяным тоном ответил Коул.

— Не заводись, — с усмешкой попросил Сэм. — Я всего лишь хотел сказать, что когда политикам с большими амбициями не удается найти законного врага, они частенько выдумывают его. Отчего-то сенатор Хэйуорд удостоил такой чести тебя.

Он глотнул коктейля, а потом продолжал:

— За сенатором Хэйуордом стоит совет директоров компании Кушманов, поддерживает его в этом требовании «справедливости». У них в команде прибавилось союзников-политиков. Все они убедили верхушку Нью-Йоркской фондовой биржи, КЦБ и лично себя: ты распустил ложные слухи о том, что микропроцессор оказался ненадежным, чтобы акции упали в цене и ты мог купить компанию за половину стоимости. Об этом тебе уже известно, но это еще не все: сторонники Кушманов собираются возбудить продуманный до мелочей судебный процесс. Вдобавок к нескольким сотням миллионов долларов за ущерб Кушманы хотят, чтобы суд передал им право на всю прибыль, которую «Объединенные предприятия» получат благодаря продажам процессора. Более того, они претендуют на всю будущую прибыль от каких-либо других устройств, разработок, формул этой компании, которыми ты будешь пользоваться. Мой осведомитель сообщил, что Кушманы собираются особенно рьяно настаивать на последнем условии.

Он сделал еще один глоток и вгляделся в непроницаемое лицо Коула, а затем пожал плечами:

— Признаться, происходящее кажется мне несколько странным, но я всего-навсего деревенский парень. Хотя… даже такому простаку, как я, понятно: если тебя признают виновным по одному из обвинений в федеральном суде, то план Кушманов сработает как нельзя лучше на выездной сессии.

— Что в конверте? — спросил Коул, одновременно обдумывая ответные меры.

— Ничего, что поможет тебе обезвредить их, но благодаря этим бумагам ты поймешь, в каком положении очутился. Уильям Гоннелли, административный судья КЦБ, который будет вести твое дело, уже настолько уверен в твоей виновности, что охотно подскажет федеральному прокурору, как лучше очернить тебя перед присяжными и добиться обвинительного заключения, а может, предложит сразу же подписать постановление на твой арест. Вот копия повестки КЦБ. Твой адвокат получит ее послезавтра. Естественно, слухи просочатся и появятся в прессе. Боюсь, начиная с завтрашнего дня журналисты будут подстерегать тебя повсюду.

Коул не ожидал такого участия от Байерса и был тронут усилиями приятеля — особенно потому, что вряд ли он, Коул, впредь сможет быть его спонсором.

Словно прочитав мысли Коула, политик поднялся и пожал ему руку.

— Ты понравился мне с нашей первой встречи, Коул, и нравишься все больше. — С усмешкой Сэм добавил:

— Еще никто не вкладывал мне в руку чек на триста тысяч долларов и не заявлял в лицо, что вручил бы этот чек даже горилле, будь она кандидатом от республиканцев!

— Извините за этот давний случай, сенатор, — официальным тоном произнес Коул. — И благодарю вас за помощь.

— Твоя грубоватая откровенность казалась мне освежающей. К такому обращению я не привык. — Повернувшись, сенатор протиснулся между диванами, а затем вновь остановился. — И еще я считаю, что ты ни в чем не виновен. К сожалению, — добавил он, — больше мы не сможем встречаться. Надеюсь, ты все понимаешь?

— Абсолютно, — безучастно ответил Коул. Но в душе у него кипели страсти. Он сгорал от ярости, какой еще никогда не испытывал. Он не боялся ни судов, ни повесток, ни беспочвенных обвинений или ущерба своей репутации. Беда заключалась в том, что через пару дней его имя станет синонимом слова «мошенник».

И благодаря его недавнему браку скандал не минует и Диану.

У Коула вырвался смешок, тут же сменившийся гневным восклицанием. Диана вышла за него замуж, чтобы спасти свое достоинство и гордость. А теперь он погубит ее реноме так, как и не снилось Пенворту.

Еще неделю назад Диана любила его и верила ему. На следующей неделе она станет его презирать. Коул запрокинул голову на спинку дивана и закрыл глаза, стараясь найти способ обеспечить Диане безопасность… и не потерять ее. Выхода не было, и у Коула перехватило дыхание.

Глава 52

Диана взглянула на часы, а потом на телефон, ожидая звонка. К этому времени Коул наверняка завершил встречу в Вашингтоне и уже успел вернуться либо домой, либо в офис, но так и не позвонил ей, и Диана догадалась, что у него плохие новости. Она включила телевизор, спасаясь от пугающей тишины, но так и не смогла сосредоточиться на передаче.

— А теперь мы переходим к новостям бизнеса. Общий объем продаж на фондовой бирже сегодня составил…

Несмотря на то что Диана незыблемо верила в невиновность Коула, в ее воспаленном воображении то и дело возникал Коул, преследуемый журналистами и обвиненный в гнусных преступлениях. Он сказал, что до суда дело не дойдет, но у Дианы уже не раз возникало предчувствие: ситуация вышла у него из-под контроля. Он так упорно работал, чтобы избавиться от клейма юности, а теперь Коула ждет та же участь, которая постигла его братьев… но при этом он вызвал скандал мирового масштаба.

— Самым неудачным этот день оказался для «Объединенных предприятий», акции которых упали на пятьдесят два пункта. Аналитики связывают такой резкий спад со слухами о том, что президент «Объединенных предприятий», Коул Гаррисон, вскоре должен предстать перед административным судом КЦБ и биржевой комиссии. Из достоверных источников стало известно, что процесс в КЦБ — чистейшая формальность, а дело Гаррисона вскоре будет передано в Верховный суд…

Диане внезапно захотелось позвонить Дугу и попросить у него совета — нет, умолять его что-нибудь сделать, вмешаться, помочь. Но он не стал бы помогать ни ей, ни Коулу. Дуг не внемлет ее мольбам — тем более после того, как предупреждал ее, словно в воду глядел.

Диана медленно поднялась. Предположение постепенно переходило в уверенность.

Схватив сумочку и ключи от машины, Диана отправилась разыскивать единственного человека, который наверняка знал, в чем дело, и мог растолковать ей.

Кори открыла дверь, и по унылому выражению ее лица Диана поняла: ее сестра уже обо всем знает.

— Кори, я хочу кое-что спросить у тебя. Спенс когда-нибудь говорил тебе, почему Дуг ненавидит Коула?

— Да. Он рассказывал об этом, когда вы с Коулом сообщили о своей свадьбе.

— Мне надо увидеться со Спенсом.

— Он на заднем дворе.

Спенс затягивал болты, удерживавшие ступеньки лестницы в дальнем конце бассейна.

— Что случилось, Диана?

— Об этом я хотела узнать у тебя. Через несколько часов после того, как стало известно о нашей свадьбе. Дуг приехал ко мне в офис и ясно дал понять, как относится к Коулу, но не объяснил почему. Вы с Дугом всегда были дружны. Скажи, почему он ненавидит Коула?

— Диана, у тебя и без Дуга Хэйуорда достаточно проблем. — Он в последний раз повернул гаечный ключ и поднялся.

— По-моему, Дуг — это и есть проблема, — заявила Диана.

— Что ты имеешь в виду? Диана повела его к шезлонгу.

— Дуг пришел в ярость, узнав, что я вышла замуж за Коула. Он уверял, что Коул нечистоплотный человек, но почему-то мне показалось, что в бешенство Дуга приводят не принципы Коула, а он сам!

— На что ты намекаешь?

— На его слова. Он заявил, что фондовая биржа расследует сделки, проведенные Коулом. И добавил, что КЦБ передаст дело Коула в федеральный суд.

На миг Диане показалось, что Спенс не понимает, к чему она клонит, но затем он тихо произнес:

— Дуг говорил тебе о том, что началось лишь позднее?

— Вот именно. Так ты знаешь, почему Дуг так относится к Коулу?

К удивлению и облегчению Дианы, Спенс не стал объяснять ей нелепость ее выводов.

— Вероятно, только Чарльз Хэйуорд сможет тебе ответить. Во время нашей встречи Дуг был пьян, но у меня возникло ощущение, что здесь замешана Барбара…

— Барбара?

— Впрочем, я не уверен.

Диана поднялась:

— Ну что же, я выясню все у Чарльза Хэйуорда. Спенс тоже встал:

— Я поеду с тобой.

— Пожалуй, лучше я поговорю с Чарльзом один на один.

Глава 53

Чарльз Хэйуорд сидел у себя в кабинете, с пультом дистанционного управления в руках, уже в который раз слушая запись репортажа Си-эн-эн об обвинениях, выдвинутых против Коула, когда вошла Джессика, ведя за собой Диану.

— Диана хочет поговорить с тобой, Чарльз. Чарльз обернулся в кресле и кивнул, а затем снова перемотал пленку.

— Привет, — произнес он, указывая на диван напротив. — Садись. — Он нажал кнопку воспроизведения и, к изумлению Дианы, начал просматривать сообщение в ее присутствии, слегка улыбаясь.

В его действиях было нечто отвратительное, и еще неприятнее Диане стало потому, что Джессика стояла в дверях. Диана осторожно вздохнула:

— Мы не могли бы поговорить наедине, Чарльз?

— Разумеется, — кивнула Джессика и вышла.

— Ну конечно, детка, — подтвердил Чарльз, остановил запись и положил пульт на столик. Он выжидательно взглянул на Диану, и с его лица исчезло то злорадное выражение, с каким он смотрел на экран телевизора.

Диана с величайшим тщанием подыскивала верный тон.

— Чарльз, — произнесла она, — после смерти отца я всегда обращалась к тебе за советом. Чарльз польщенно кивнул.

— Когда я решила начать свое дело, ты был одним из тех, кто одолжил мне денег.

— Я сделал вклад в многообещающее предприятие, — тактично возразил он. Так он уверял всегда, когда Диана пыталась поблагодарить его.

— Теперь мне снова нужна твоя помощь — только на этот раз все гораздо серьезнее. Речь идет о Коуле.

Лицо Чарльза мгновенно окаменело.

— В таком случае я дам тебе самый лучший совет. Брось его!

— Нет.

Чарльз вскочил, возвышаясь над Дианой, которая тоже поднялась.

— До сих пор я считал тебя невинной жертвой, Диана. Но если ты не избавишься от него и не будешь держаться в стороне, тебе не отмыться от грязи, в которой он утонет. Конгресс контролирует КЦБ, и нам известно достаточно, чтобы приговорить Коула Гаррисона к повешению.

— Нам? — вырвалось у Дианы. — Нам? Но ведь не ты связан с конгрессом, а Дуг!

— Мы повесим его и сделаем так, чтобы о нем навсегда забыли, — выпалил Чарльз.

— Но зачем? — воскликнула Диана. — Чем вызвал Коул у вас такую ненависть? — Она с трудом взяла себя в руки и спокойно сказала:

— Объясни мне, и тогда я решу, стоит ли послушаться твоего совета.

Сдержанность Чарльза исчезла.

— Ты хочешь знать, что он натворил? — переспросил он зловеще. — Я скажу тебе — он уничтожил мою семью! Этот сукин сын был настоящим жеребцом у меня в конюшне. Только Богу известно, скольких подруг Барбары он домогался…

— Домогался? — слабо переспросила Диана. Чарльз схватил ее за плечи.

— Хорошо, ты узнаешь все. Помнишь мою маленькую девочку? Помнишь? — спросил он сурово.

Диана вырвалась и отступила, но не смогла уйти, не узнав правды.

— Моя девочка забеременела от этого негодяя! Однажды ночью я чуть не застал их в конюшне, я прогнал его, но не мог и представить себе, что он занимался сексом с ребенком!

Диана покачала головой:

— Нет, Чарльз, ты ошибаешься…

— Я не ошибаюсь! — выкрикнул он. — Меня пытались ввести в заблуждение. Когда Барбара поняла, что беременна — уже на пятом месяце, — она обо всем рассказала матери, и Джессика заставила ее сделать аборт. Если бы не три обстоятельства, все было бы шито-крыто. Сказать тебе о них? — рявкнул он.

Диана с трудом кивнула.

— Барбара чуть не умерла, ее спасли только благодаря гистерэктомии. И с тех пор моя девочка не переставала лечиться у психоаналитиков! Знаешь, что напоминает мне об этом каждый день?

— Нет.

— Внуки! У меня нет ни одного. Этот мерзавец, за которого ты вышла замуж, лишил меня дочери, мою дочь — детей, а меня — внуков.

Он указал на дверь и заявил дрожащим от гнева голосом:

— А теперь убирайся ко всем чертям и чтобы ноги твоей здесь больше не было!

Глава 54

Диана не помнила, как вернулась домой. В одиннадцать часов она по-прежнему сидела в кресле, поджав ноги и завернувшись в плед, чтобы согреться.

Кори звонила ей каждые пятнадцать минут. Диана оставила автоответчик включенным — потому что не могла пошевелиться.

Коул не звонил.

Она не могла даже расплакаться. Еще никогда она не чувствовала такой опустошенности.

Коул так и не позвонил.

В половине двенадцатого вновь позвонила Кори, и на сей раз у нее в голосе прозвучали гнев и решимость:

— Диана, если ты немедленно не подойдешь к телефону, я приеду к тебе.

Диана с трудом попыталась встать, но Кори уже повесила трубку. Она прибыла вместе со Спенсом и открыла дверь в квартиру своим ключом.

— Диана! — успокаивающе произнесла Кори, осторожно подходя поближе.

Диана сразу заметила: сестра и ее муж опасались, что она сошла с ума. Спенс присел перед ней, его привлекательное лицо исказила гримаса тревоги.

— Диана! — тоже позвал он. — Что сказал тебе Чарльз Хэйуорд?

Кори присела рядом с ним, приготовившись услышать, какое страшное известие повергло Диану в состояние безумия.

Диана оглядела их обоих.

— Он сказал, — задумчиво начала она, — что Коул преследовал Барбару, что она забеременела и была вынуждена сделать аборт. Теперь у нее больше никогда не будет детей — вот почему она так неуравновешенна.

— Что?! — воскликнула Кори, вскочив на ноги. Диана машинально проследила за ее движением, запрокинув голову, и прошептала:

— Разве это не забавно?

— Забавно? — переспросила Кори, бросая смущенный взгляд на Спенса. — Значит, вот как ты считаешь?

В этот миг произошло то, чего Диана подсознательно опасалась несколько часов подряд, — она расхохоталась и не могла остановиться.

— Коул и пальцем не дотронулся до Барбары! Он жил в постоянном страхе перед нашими преследованиями. Помнишь, как все мы старались, чтобы он обратил на нас внимание?

— Помню, — подтвердила Кори, по-прежнему оставаясь настороженной.

— Это звучит так забавно… чудовищно забавно, смешно…

— Смешно? Вот это? — опасливо переспросила Кори, убеждаясь, что Диана способна рассуждать здраво.

— Да, все это! — усердно закивала Диана. — Безумно смешно! Я-то знаю, ведь у меня хранились ставки!

— Какие ставки?

— Те самые! — со смехом ответила Диана. — Все, в том числе и Барбара, сложили деньги в коробку, споря о том, кого из них Коул поцелует первой. — Диана расхохоталась еще громче. — А я вызвалась быть казначеем. И никто не выиграл пари! — Внезапно она уткнулась лицом в спинку кресла и безудержно зарыдала. — Никто не выиграл! — всхлипывала она. — Они погубили его… и никто даже не выиграл!

Глава 55

На следующее утро Диана попыталась дозвониться Коулу домой, но мужчина, взявший трубку, ответил, что мистер Гаррисон на работе. Секретарь Коула сообщила, что он еще не приезжал. Диана пришла к выводу, что Коул разыгрывал молодожена в присутствии Кэла. Когда же у него появились дела, он или не захотел тратить на нее время, или забыл о ее существовании! Но сердце не хотело с этим мириться.

Каким-то образом она сумела провести целый день на работе. Верная своему решению передоверить кому-нибудь часть своих обязанностей, она побеседовала с двумя из заместителей, убеждаясь, что между ними нет разногласий. Диана сохраняла на лице жизнерадостное и приветливое выражение. Имя Коула и его нынешнее затруднительное положение несколько раз упоминались в присутствии Дианы, но это был просто знак внимания со стороны служащих, подтверждение, что они считают Коула невиновным.

Оглядываясь назад, Диана находила забавным, что когда-то считала предательство Дэна бедой. Только теперь она поняла, что такое беда.

В половине шестого она покинула офис и по настоянию родных отправилась к ним на ужин. Но сдерживаться здесь ей оказалось еще труднее, чем на работе. Ее родные не стеснялись строить догадки насчет будущего Коула или расспрашивать Диану, хотя Кори и Спенс молчали и поддерживали ее. Даже Гленна сочла необходимым высказаться. Перед ужином, когда все сидели во дворе у бассейна, Гленна подошла и сказала Диане, что ее срочно требуют к телефону. Родственники просияли, считая, что звонит Коул.

— Это журналист, — возразила Гленна, сжимая в руке радиотелефон с помигивающей лампочкой.

— Я не желаю говорить ни с какими журналистами, — ответила Диана и добавила родным:

— Не знаю, откуда у них наш номер, но, вероятно, придется его сменить.

— Он хочет спросить о твоем разводе. Все разговоры тут же оборвались, взгляды устремились на экономку.

— О чем?

— Он ждет, что ты скажешь, на каких основаниях подала на развод.

Диана взяла трубку, поздоровалась и минуту слушала молча.

— Откуда вы это узнали? — спросила она. — Нет, я вовсе не считаю такую чушь «общеизвестной», мистер Годфри, — возразила Диана поднимаясь, — потому что лично я слышу ее впервые. До свидания, — произнесла она, но у нее в душе затеплилась надежда. Диана бросилась к ближайшему телевизору, неотступно преследуемая всей семьей. Экран осветился как раз вовремя — хьюстонская команда новостей подтвердила то, что журналист минуту назад сообщил Диане.

— В скандале с Коулом Гаррисоном и «Объединенными предприятиями» появился побочный сюжет, — заявила женщина с экрана, обращаясь к своему партнеру. — Диана Фостер, на которой Гаррисон женился всего две недели назад, потребовала развода, не называя причин.

— Брак оказался недолгим, — подтвердил мужчина. Его собеседница кивнула:

— Источники, близкие к Коулу Гаррисону, подтвердили этот слух меньше часа назад. Похоже, Диана Фостер предпочла уберечь себя и свою компанию от последствий шумихи, вспыхнувшей в Вашингтоне по поводу присоединения Гаррисоном компании «Кушман электроникс».

Генри Бриттон укоризненно взглянул на Диану:

— Значит, вот что ты собираешься сделать, Диана? Диана медленно покачала головой — в ее глазах светилось облегчение и счастье.

— Нет, так хочет Коул. Чарльз и Дуг Хэйуорды предупредили: если я не расстанусь с Коулом, скандал отразится и на моем реноме. И теперь Коул пытается этого избежать.

Кори взглянула на мужа и негромко заметила:

— В таком случае трудно поверить, будто Коул женился на ней только ради собственной репутации. Он только что окончательно погубил ее ради Дианы.

Диана не слушала сестру — она размышляла и строила планы.

— Что ты задумала? — спросила бабушка, но Мэри Фостер уже знала ответ. Обняв Диану за плечи, она негромко рассмеялась:

— Диана уезжает в Даллас.

Диана действительно собралась в Даллас, и для женщины, которая доселе не могла сделать ни шагу без тщательного планирования, она осуществила это намерение с поразительной быстротой. Пока Кори с бабушкой беспомощно суетились рядом, она запихала всю свою одежду в чемоданы, а потом побросала туда же туалетные принадлежности.

— Готово, — заключила она, закрывая второй чемодан. Затем Диана связалась со своими заместителями, передала им все свои полномочия и попросила звонить по номеру Коула, если у них возникнут проблемы.

С предстоящими деловыми встречами она расправилась запросто, попросив Кори:

— Пусть Салли отменит все визиты.

— Какую причину она должна назвать?

— Говорите всем, — заявила Диана, стаскивая с кровати тяжелые чемоданы, — что я в Далласе. Вместе с мужем.

Без четверти семь Кори высадила сестру у аэропорта. Диана уже стояла в очереди, ожидая посадки на восьмичасовой рейс, когда вдруг узнала в человеке, вихрем пронесшемся через турникет, Спенса.

— Передай это Коулу, — попросил он, вытаскивая из кармана конверт. — Это запоздалый свадебный подарок от меня — пусть воспользуется им лишь в случае крайней необходимости.

— Что это? — спросила Диана, продвигаясь на посадку.

— Конец политической карьеры Дуга, — мрачно изрек Спенс.

Глава 56

Мужчину, который ответил Диане по селектору, глядя на нее через крохотную камеру у ворот особняка Коула, оказалось на редкость легко убедить в том, что миссис Гаррисон следует впустить сразу, чтобы сделать хозяину сюрприз. Этот служащий средних лет положительно сиял от удовольствия, сопровождая Диану по тихому дому к задней двери, которая открывалась в патио, окружавший гигантский бассейн причудливой формы.

Коул стоял, глубоко засунув руки в кармане брюк, запрокинув голову, словно смотрел на звезды. Диана тихо вышла из дома, не сводя глаз с Коула, пытаясь придумать, с чего начать, хотя больше всего ей хотелось броситься к нему в объятия. По пути сюда она отрепетировала десяток вступительных речей, в которых объясняла свое желание остаться и бороться вместе с ним. Она приготовилась умолять, убеждать, требовать, даже расплакаться, если понадобится. Но когда наступил решающий момент, она растерялась. Диана шагнула вперед и увидела, как напрягся Коул, заметив ее.

— Коул! — Он не повернул головы. — Что ты здесь делаешь?

— Молюсь.

Слезы навернулись на глаза Дианы, едва она вспомнила, как Коул относился к этому последнему средству глупцов мечтателей, которые не в состоянии принять свой проигрыш.

— О чем?

— Я молюсь за тебя, — хриплым шепотом отозвался он. Диана бросилась к нему. Он стиснул ее в объятиях и прильнул к ее губам. Когда поцелуй закончился, он обнял Диану еще крепче и прижался щекой к ее макушке — словно опасаясь, что она исчезнет. Диана потерлась щекой о его твердую грудь и произнесла:

— Я люблю тебя.

Его ладонь скользнула у нее по спине, а губы прижались к виску.

— Знаю. Доказательство у меня в руках.

— Я знаю, почему у тебя возникли проблемы с КЦБ. Мне объяснил Чарльз Хэйуорд. Коул застыл:

— Что он тебе сказал?

— Вчера вечером я побывала у его. Он заявил, что Барбара забеременела от тебя и была вынуждена сделать аборт. Из-за осложнений больше она не сможет иметь детей. После этого ей пришлось годами лечиться у психоаналитиков.

— И ты приехала сюда, ко мне, зная обо всем этом? — изумленно и недоверчиво спросил Коул, поднимая голову и вглядываясь в ее лицо.

Диана улыбнулась и кивнула, снова прижимаясь к нему:

— Это ложь.

— Ты веришь в меня? — допытывался Коул.

— Да. К тому же в то время мы поспорили о том, кто первый поцелуется с тобой.

Диана услышала приглушенный смешок.

— И никто не выиграл, — подтвердил Коул, сразу поняв, к чему клонит Диана. С улыбкой он прошептал:

— А сколько поставила ты?

Диана расстегнула верхнюю пуговицу его рубашки и прикоснулась губами к его груди.

— Нисколько. Я играла единственный раз в жизни — после свадьбы в Лас-Вегасе.

Уже направляясь в спальню, Диана вспомнила о том, что привезла с собой.

— Что это? — спросил Коул, поставив ее чемоданы у постели. Диана протянула конверт и мешочек с ручной вышивкой. Первым делом Коул вскрыл конверт. Спенсер Эддисон прислал ему краткие сведения о том, сколько раз Дуга Хэйуорда задерживали в нетрезвом виде — последний из таких случаев произошел, когда Дуг учился в школе права. Женщина-пассажирка, которая в тот вечер сидела с ним в машине, серьезно пострадала при аварии.

Роза Бриттон отправила Коулу домашнее печенье с шоколадными крошками.

Диана никак не могла заснуть. Положив голову на плечо Коула, она смотрела на разноцветный водопад в саду.

— Прежде я доводил тебя до изнеможения, — ласково поддразнил ее Коул, — а теперь ты только делаешь вид, что дремлешь. На ближайшие пятьдесят лет это тебе запрещено.

— Скажи, что произойдет во время процесса КЦБ? — спросила она встревоженно.

— Может, достаточно будет просто успокоить тебя? — поинтересовался Коул.

— Ни в коем случае.

Он колебался, не желая заводить с ней разговор о западне, в которую попал, но Диана имела право все знать. Судя по всему, она гораздо больше боялась неизвестной, чем зримой, угрозы.

— Знаю, это звучит глупо, — пробормотала она в темноте, — но твоя корпорация процветала и без микропроцессора Кушманов. Отдай его обратно вместе с компанией.

— Я купил компанию Кушманов не ради чипа. «Интел»— признанный лидер в этой области. Остальную часть рынка делят между собой зарубежные производители, По-моему, миру ни к чему еще один поставщик компьютерных чипов.

Диана перекатилась на бок и подперла подбородок ладонью, глядя на него:

— Тогда ради чего ты ввязался в такие хлопоты, чтобы купить компанию?

— Мне требовались их патенты — Кушманы все равно не могли найти им применения. Им принадлежал последний кусочек мозаики, необходимый нам, чтобы производить один из товаров, пользующихся сейчас наибольшим спросом. Все остальные части у нас уже были.

— Что это за товар?

— Сверхмощные батареи длительного действия для компьютеров-лаптопов и сотовых телефонов — такие, которые работали бы несколько дней. Над этой проблемой бьются крупнейшие компании мира и постепенно приближаются к ее решению — мы входим в их число. Но победит тот, кто первым выпустит батареи на рынок, — ставки в этой игре невообразимо велики. Ученый, который руководит у нас проектом, прежде работал с Кушманами и знал о патенте. Он трудится тайно, в собственной лаборатории с несколькими помощниками, которые не всегда понимают, чем занимается их хозяин, — как и я сам. Ассистенты этого ученого считают, что он разрабатывает сверхтонкий монитор компьютера и экран телевизора — он и вправду делает это. В свободное время.

— Почему ты не продашь Кушманам чип и не оставишь патенты у себя? — спросила Диана.

— Исключено, — сардонически отозвался Коул. — Чип им ни к чему. Судя по тому, что я узнал от одного друга вчера ночью, Кушманы нацелились на нашу прибыль от батарей. Но чтобы получить ее, им надо убедить суд, что я смошенничал, подстроив падение курса акций прежде, чем приобрел их. А о патентах стало известно давно, так что им не удастся обвинить меня в использовании тайных источников информации или в чем-нибудь подобном.

Диана коснулась ладонью его живота и груди.

— Ты сможешь как-нибудь поправить положение?

— Этим сейчас занимается команда юристов. Мы найдем выход, — убежденно заявил Коул.

Диана свернулась клубочком и заснула.

Но Коул пролежал без сна до рассвета, зная, что спасительного решения не существует. Юристы уже сообщили ему, что ожидают обвинений в мошенничестве и шумного процесса. Его спасет только чудо, мрачно размышлял Коул. Но у него в объятиях лежала Диана, и Коул не верил своим глазам. Она приехала, когда одних слухов было бы достаточно, чтобы заставить ее бежать от Коула сломя голову. Это казалось непостижимым.

Глава 57

Назавтра в полдень, за два дня до суда КЦБ, Коул взял Диану с собой в лабораторию Уилларда Бретлинга, предварительно убедившись, что за ними не следят.

Расположенная в старой части города, лаборатория выглядела полуразрушенным складом, обнесенным оградой из колючей проволоки, за которой бесновались сторожевые псы. Несколько припаркованных снаружи машин казались еще более древними, чем здание.

Но внутри склад поражал стерильной чистотой и был набит новейшей электронной аппаратурой.

— Прямо как… как из фильмов с Джеймсом Бондом! — восторженно воскликнула Диана.

Уиллард Бретлинг оказался высоким, тощим и сутулым; глаза скрывали очки в металлической оправе, он то и дело рассеянно хмурился. Диана и Коул застали его в углу лаборатории — ученый оживленно спорил с двумя ассистентами, как правильно пользоваться новым тостером.

— А, Коул! — воскликнул он. — Ты не знаешь, как работает эта чертова штуковина? — Он извинился перед Дианой, которая попыталась не выдать удивления:

— Такие познания доступны лишь для простых смертных, а не для нас.

Бретлинг улыбнулся, и впервые Коул обратил внимание на его эксцентричный вид.

— Ну, в таком случае, — скромно заявила Диана, — этот вопрос в моей компетенции.

Самый выдающийся мыслитель современности отступил в сторону и, не выпуская из рук кусок хлеба, стал с надеждой наблюдать, как Диана щелкнула кнопкой и надавила рукоятку. Ничто не изменилось.

— Бесполезная игрушка! — подытожил Бретлинг.

— Сейчас проверим. — Диана сильнее нажала на рукоятку, и вокруг распространился ощутимый запах нового электроприбора.

— Как вы это сделали? — ошеломленно пробормотал Бретлинг.

Диана взяла ученого за рукав и что-то прошептала ему на ухо, словно почувствовав, как болезненно он воспринимает любой промах.

Он ушел из компании «Кушман электроникс» потому, что ему не разрешили пользоваться патентами, намеренно заставили работать под руководством молодого и менее одаренного ученого. Не обладай Диана поразительной тактичностью, вспыльчивый Бретлинг стал бы выглядеть недотепой в глазах Коула.

Расхаживая по лаборатории, ученый без умолку болтал с Дианой. Коул не представлял себе, о чем они могут разговаривать. Он едва выдерживал в обществе этого человека час, а потом еще долго не мог избавиться от ощущения, что мозг у него перегружен заумной чепухой.

На столе красовалось любимое детище Бретлинга — сверхтонкий телевизор с идеальным изображением, о котором Коул решил вскоре заявить и посрамить последнюю разработку «Мицубиси». В эту минуту экран претендента на титул «Телевизор века» от «Объединенных предприятий» оставался белым, мерцающим.

Столы в глубине громадной комнаты были заставлены рядами будущих перезаряжаемых батарей длительного действия.

Уиллард Бретлинг краем глаза заметил беспокойные движения Коула, повернулся к Диане и произнес:

— Ваш муж — нетерпеливый человек. Впрочем, он не лишен воображения.

Диана кивнула, глядя, как скрюченные артритом пальцы Бретлинга управляются с проволокой не толще человеческого волоса.

— Он очень высокого мнения о вас.

Пальцы Бретлинга застыли, блеклые голубые глаза пристально уставились на Диану поверх очков.

— Почему вы так считаете?

Диана пересказала ему все, что услышала от Коула по дороге, и ученый был явно изумлен.

— Он уверен, что когда-нибудь ваша батарея спасет мир, — заключила Диана.

— Сначала сверхтонкий телевизор, затем батарея, — упрямо возразил старик. — Японцы уже выпустили нечто похожее, но изображение у него хуже, чем у обычного. У нашего будет лучше.

У Дианы сложилось впечатление, что именно ученый, а не Коул определил, в каком порядке будут разрабатываться телевизор и батарея.

— Ему очень нужна эта батарея.

Бретлинг молча склонился над микроскопом.

— У каждого предпринимателя есть свой излюбленный проект. Кушманы хотели заполучить компьютерный чип и отобрали у меня ассистентов для работы над ним. Они заставили меня проводить испытания чипа. Я привык создавать, а меня посадили в лабораторию тестирования.

Диана повидала немало людей, коэффициент интеллектуальности которых приближался к уровню гениев, и все они, подобно Уилларду Бретлингу, болезненно воспринимали любые возражения. На миг ученый показался ей большим обиженным ребенком.

— Должно быть, вам было очень неловко. Бретлинг сменил предметные стекла на ощупь.

— Я сказал, что чип никуда не годится, и меня уволили. Основатель компании был славным человеком, а его сыновья выросли грубыми животными. Они уволили меня, хотя я проработал на них сорок лет! Меня вывела из здания охрана — наверное, они боялась, что я украду что-нибудь, задержавшись там.

Диана вскочила с табурета и вцепилась в рукав Бретлинга, затаив дыхание:

— Вы проверили чип, и он оказался ненадежным?

— Да.

Диана сдержала крик:

— И вы сказали об этом Коулу?

— И объяснили, что вы проводили испытания?

— Чем же тут хвастаться, если эту неудачу мне подстроили? Я просто констатировал, что чип не удался.

— Мистер Бретлинг, неужели вы не читаете газет и не смотрите телевизор? Может, вы хотя бы слушаете радио?

— Нет. Я предпочитаю классическую музыку — она способствует творческим порывам. — Вскинув голову, он взглянул на Диану и изумленно приоткрыл рот. — Почему вы плачете?

Глава 58

Последующие два дня Коул провел дома, но Диана виделась с ним лишь в те редкие минуты, когда он не разговаривал по телефону и не принимал посетителей. Гости появлялись и уходили под бдительным взглядом нового охранника, стоявшего у ворот.

Коул с головой ушел в работу; он мобилизовал все свои силы и действовал вдохновенно, вызывая у Дианы почтительный трепет. Она наблюдала, как он сидит в библиотеке, выслушивает советы юристов, отметает большую их часть и отдает собственные распоряжения. Он разрабатывал стратегию с адвокатами из Вашингтона, строил планы с Мерреем и одновременно руководил компанией. И в самые неожиданные моменты вдруг возникал рядом с Дианой, подхватывал ее на руки, награждал пылким поцелуем и поспешно возвращался к своим делам.

Диана тоже не томилась от безделья. Она наконец разыскала Барбару Хэйуорд в Вермонте и поговорила с ней. Остальное время Диана проводила, беседуя по телефону с заместителями и убеждая своих родных, что все будет хорошо. Она даже звонила Уилларду Бретлингу, в уверенности, что старик страдает от одиночества и что искренние комплименты, дружеское ободрение и поддержка заставят его поторопиться с работой.

Назавтра Диане с Коулом предстояло вылететь в Вашингтон и провести там по меньшей мере два дня.

Глава 59

Уиллард Бретлинг, Джо Меррей, Тревис, Коул и Диана отправились в путь на личном самолете Коула; юристам пришлось лететь обычным рейсом. Коул не выносил юристов, даже работавших на него самого. На борту частного самолета находилось также четверо безупречно одетых мужчин, багаж которых включал тщательно спрятанное оружие — на него у мужчин имелись лицензии.

Коул уверял, что подчинился очередному капризу Джо, но Диана втайне считала иначе. Джо не сомневался, что люди Кушманов ищут Бретлинга, чтобы прикончить его, и в течение ближайших сорока восьми часов Коул решил не давать противникам ни малейшего шанса.

Представители юридической фирмы из Вашингтона, ведущей дела КЦБ, встретились с Коулом в восемь часов на следующее утро. Заседание должно было начаться в одиннадцать. После долгих споров между собой и с Коулом юристы согласились на его категорическое требование: на заседании должны присутствовать члены конгресса и КЦБ.

А в это время Барбара Хэйуорд вошла в городской дом своего брата в Вашингтоне. Дверь открыл отец.

— Барбара! — воскликнул он. — Дорогая, с чем пожаловала? Она огляделась, разыскивая Дуга, и увидела, как он вошел в комнату, застегивая манжеты рубашки. Брат остановился и просиял, и при виде этой улыбки решимость Барбары слегка поколебалась.

— А мама с вами? — спросила она, снова оглядываясь.

— Я здесь, моя девочка, — отозвалась Джессика, вплывая в комнату в шелковом воздушном пеньюаре — своем излюбленном одеянии. — Лучше скажи, почему ты приехала?

У Барбары возникло страшное предчувствие, что именно Джессика уже пришла к верному выводу. Барбара убедилась в своей правоте, когда мать заговорила с ней, как со слабоумной — сейчас, когда Барбара уже сумела устроить свою жизнь и выйти замуж за любимого человека.

— Почему ты не осталась у себя, в прекрасном и мирном Вермонте? — продолжала Джессика, наливая дочери чашку чая. — Ты же знаешь, большие города раздражают тебя. Зачем тебе понадобился Вашингтон?

Барбара уселась на диван и поняла, что наконец-то наступил момент, которого она боялась с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать лет. Мать будет презирать ее или засмеет, назвав чокнутой и вруньей. Дуг с отцом перестанут ей верить, разлюбят навсегда, бросят… Сердито помотав головой, Барбара заставила замолчать свой внутренний голос, который завел давнюю песню, сводившую ее с ума.

— Я приехала, чтобы выпить чаю, — сообщила Барбара со спокойной улыбкой. Дуг присел. Отец с матерью устроились в креслах напротив. — И еще — чтобы исправить ошибку, которую совершила с маминой помощью пятнадцать лет назад.

Джессика вскочила;

— Опять ты за свое! У меня в сумке есть транквилизаторы…

— Так прими их, если тебе это необходимо, — безмятежно посоветовала Барбара. — Папа, — начала она решительно, — Коул Гаррисон никогда и пальцем меня не тронул. Той ночью в конюшню приходила мама. Увидев тебя, она бросилась ко мне в комнату и упросила меня поменяться с ней одеждой.

— И вы верите этому? — взвизгнула Джессика. — Да ты совсем свихнулась, Барбара!

Отец устало потер лоб ладонью:

— Барбара, не волнуйся, но это и вправду случилось — ты ведь была беременна.

Женщина печально улыбнулась:

— Отцом ребенка был парень, с которым я познакомилась на рок-концерте, папа. Я даже не спросила, как его зовут. Мне просто хотелось проверить, сумею ли я соблазнить его. Мне просто, — она перевела взгляд на мертвенно-белое лицо матери, — хотелось быть похожей на тебя, мама.

Глава 60

— Как дела? — спросила Диана, когда Коул вечером вернулся в номер.

Коул привлек ее к себе.

— Пока все это напоминает торг, — произнес он с усмешкой. — Мы кое-что уступили и кое-что выиграли. А потом настояли, чтобы заседание было перенесено на завтра, на одиннадцать утра.

— Чего же вы добились?

— Мы убедили судью, что, поскольку КЦБ отчитывается перед конгрессом, мы имеем право требовать, чтобы всем членам КЦБ и конгресса был открыт доступ на заседание — конечно, если они пожелают. А еще я добился краткого вступительного заявления.

Диана поправила узел подаренного ею галстука.

— Не понимаю, почему ты придаешь такое значение открытому процессу.

— Потому что из-за сделки с Кушманами мое имя и мою компанию облили грязью. Мне не по душе методы моих противников — как и сами противники.

Безуспешно попытавшись смягчить голос, он продолжал:

— Кушманы — одно из самых старых и многочисленных американских семейств. Они прибегли к помощи влиятельных политических и общественных сил, чтобы подстроить мое падение. Налоговой инспекции уже не терпится вступить в игру. На меня нападают со всех сторон — и политики, и средства массовой информации, и это меня совсем не радует. Но больше всего мне ненавистно лицемерие, которое скрывается за этой шумихой.

За последние несколько дней Диана поняла, что Коул Гаррисон обладает незыблемыми принципами, от которых не собирается отступать.

— Что же ты будешь делать завтра? — со страхом спросила она.

— Попытаюсь объяснить, что происходит. Диана не понимала, как такое возможно, и боялась, что, выяснив, перепугается еще сильнее. Вместо этого она спросила:

— Ну а каковы сегодняшние потери?

— Поскольку я настоял на открытом заседании, мне пришлось поступиться своим правом ссылки на пятую поправку.

— На пятую поправку? — пожала плечами Диана. — Ты заявил об этом так, как сделал бы выскочка. Коул усмехнулся:

— Именно так ко мне и относятся. Вот что бывает, — прошептал он, касаясь губами ее уха, — когда кто-то неизвестно откуда появляется в высшей лиге и начинает играть с парнями в костюмах от Бруксов.

— Ты не носишь костюмы от Бруксов, — возразила Диана со смехом.

— Да, — не смущаясь, улыбнулся он. — И это злит их сильнее всего. Они не знают, как себя вести. Мы непредсказуемы. Мы ни на кого не похожи.

На месте Коула Диана пришла бы в ужас в преддверии судебного процесса, возможного ошибочного обвинения на основании подстроенных доказательств и тюремного заключения. Но стойкость и целеустремленность Коула бодрили ее. Исходящая от него сила передавалась всем, кто находился рядом.

Диана погладила его волевой подбородок:

— Ты и в самом деле знаешь, что произойдет завтра?

— Нет. Я знаю только, что может случиться и чего я хочу.

— Чего же ты хочешь?

Он поцеловал ее и ответил с грустной улыбкой:

— Я хочу видеть тебя рядом, засыпая и просыпаясь. А больше всего на свете я хочу отдать тебе все, что ты пожелаешь.

— Себя? — предположила Диана и увидела, как его серые глаза затопила нежность.

— И себя тоже, — прошептал он.

Зазвонил телефон, и Диана нехотя высвободилась из объятий Коула, чтобы взять трубку. По-прежнему пребывая в хорошем настроении, она произнесла:

— Сегодня ты — знаток человеческой натуры. Догадайся, кто звонит.

Коул выпалил первое имя, пришедшее в голову:

— Хэйуорд! — И с трудом скрыл изумление, когда выяснилось, что он прав.

Прикрыв трубку ладонью, Диана прошептала:

— Он хочет приехать.

Коул сунул руки в карманы и сдержанно кивнул.

Глава 61

Мимолетная фантазия Дианы о том, что гость извинится и предложит отложить процесс, умерла в зародыше. Мужчины смотрели друг на друга, как заклятые враги. Коул так и не вытащил руки из карманов и надменно приподнял бровь.

Дуг держался не менее отчужденно.

— Я ненадолго, — предупредил он. — Я приехал, чтобы принести вам обоим извинения за все свои слова и поступки — Барбара ввела меня в заблуждение.

— Может, теперь ты прекратишь преследовать меня? — насмешливо осведомился Коул.

Дуг разозлился, услышав подобное предположение.

— Ни в коем случае! — пренебрежительно заявил он. — Ты построил империю, глотая крепкие, достойные, старые компании вроде Кушманов, которые не могли бороться с тобой потому, что не выдерживали твоей тактики.

— Ты и вправду такой ханжа или просто доверчивый глупец? — поинтересовался Коул, умышленно прибегая к почти забытому оскорбительному акценту.

Дуг стиснул кулаки, но Коул не отступал:

— Интересно: ты позабыл упомянуть о людях, которым принесли пользу мои действия, — знаешь, об акционерах тех «крепких и достойных» компаний с паршивым руководством и древним оборудованием, не устраивавшим никого, кроме совета директоров, — тех самых, которые успевают растранжирить прибыли прежде, чем они дойдут до акционеров.

Тебе наплевать на мои принципы, методы или мотивы. Чтобы поддержать свой политический имидж, тебе нужен поединок с известным соперником, и ты совершил ошибку, избрав меня. Даже если бы я смог доказать тебе, что невиновен по всем выдвинутым статьям, ты по-прежнему настаивал бы на своем — в надежде, что федеральный суд вынесет обвинение.

— А значит ли для тебя хоть что-нибудь выражение «преследование за клевету»? — спросил Дуг зловеще.

— Разумеется, — ухмыльнулся Коул, — вызывает желание посоветовать тебе заткнуть его себе в задницу.

— Прекратите! — выкрикнула Диана, забыв, что он уже не тот беспечный юноша, который учил ее водить машину. — Коул ни в чем не виноват. И, черт побери, я сама видела доказательство!

— Ему нужны не доказательства, — пояснил Коул, смерив Дуга пренебрежительным взглядом, — а поддержание собственного престижа.

По какой-то причине в эту минуту Дуг заколебался.

— И ты можешь доказать, что не распускал слухи о ненадежности чипа? — спросил он.

Коул скрестил руки на груди и оглядел его скорее с презрением, нежели с гневом:

— Ты адвокат. Докажи мне, что за последние три месяца ты ни разу не отпускал комплименты ни единой женщине. Сделав многозначительную паузу, Коул продолжал:

— Предстать завтра перед судом следовало бы братьям Кушман и их прихлебателям. — Коул хотел было закончить разговор, но, взглянув на Хэйуорда, понял, что на лице молодого адвоката отразилось неподдельное удивление.

— Из чистейшего любопытства я не прочь узнать, — добавил Коул уже мягче, когда Хэйуорд собрался уходить, — что бы ты сделал, если бы я доказал тебе виновность Кушманов?

Дуг был всецело убежден в обратном, но остановился и ответил на вопрос.

— Я поднял бы судью среди ночи, чтобы заставить его подписать повестку, — отчетливо и твердо выговорил он. — А затем лично проследил бы, чтобы виновные отправились в тюрьму — прежде всего за попытку манипулировать правительством США.

Коула настолько позабавила уверенность молокососа, что он решил подыграть ему — хотя бы для того, чтобы отомстить за страдания, причиненные Хэйуордами Диане в последние две недели.

— Ты уверен, что поступил бы именно так?

— И это только для начала, — подтвердил Дуг.

— Б таком случае следуй за мной.

Коул проводил его по коридору отеля к комнате, возле двери которой двое прилично одетых мужчин, по-видимому, поджидали друга. Они отступили в сторону, когда Коул кивнул им.

— Я представлю тебя мистеру Бретлингу, — пообещал Коул. — Он расскажет тебе много интересного о твоих союзниках Кушманах и их хваленом чипе. А потом я покажу тебе спутницу Бретлинга. Она здесь, на столе, — вон в той небольшой плоской коробке.

Переодеваясь к ужину, Диана услышала, как в номер вернулись ее муж и друг детства. Сгорая от любопытства, она открыла дверь и выглянула в гостиную.

Дуг пребывал в ярости. Он сорвал трубку с рычага, дернул тугой узел галстука и начал лихорадочно набирать номер. Диана вздохнула с облегчением. Мысль о том, чтобы выдвинуть против Дуга давний случай с дорожной аварией, вызвала у нее отвращение. Кроме того, пристрастие к алкоголю у этого преданного своему делу и высоконравственного политика исчерпывалось редким похмельем.

Коул вошел в спальню и притянул Диану к себе, сцепив руки у нее за спиной. Ленивая усмешка тронула его губы. В ответ на невысказанный вопрос Дианы он сообщил:

— Сенатор изъявил желание поужинать с нами.

— И что ты ему сказал? — опасливо спросила Диана.

— Из вежливости я согласился, — с притворным сожалением пояснил Коул.

— Ну разумеется, — закивала Диана, делая вид, что огорчена.

— Но только после того, как он вызвался оплатить трапезу.

Глава 62

На следующее утро, в половине одиннадцатого, Кендолл и Прентис Кушманы и трое спонсоров предстоящего судебного процесса против Коула Гаррисона и «Объединенных предприятий» пробрались сквозь толпу любопытных у входа в большой зал, где должно было состояться заседание.

Их друзья и союзники, сенаторы от штата Нью-Йорк Лонгтри и Кажински, оставили для них места в первом ряду.

Без двадцати одиннадцать помощник сенатора Хэйуорда подошел к первому ряду и вежливо вручил двум сенаторам и пяти членам свиты Кушманов конверты. В каждом из них содержалась повестка, требующая присутствия вышеназванных лиц на сегодняшнем заседании.

— Что, черт побери, все это значит? — обратился сенатор Лонгтри к Прентису Кушману.

Прентис не ответил — он во все глаза смотрел на старика со знакомым лицом и сутулыми плечами, усевшегося за стол Гаррисона.

Диана следила за разворачивающимися событиями из глубины зала, где стояла рядом с сенатором Байерсом: он убедил охранников КЦБ, что Диана — одна из его помощниц и должна присутствовать на заседании. Периодически Байере брал Диану за руку и ободряюще пожимал ее.

На первый взгляд казалось, что действие разворачивается с мучительной медлительностью. Адвокат Коула объявил, что судья согласился на некоторые незначительные уступки в ведении данного заседания. Судья оглядел двести присутствующих в зале с таким видом, словно хотел оправдать свое преждевременное решение. Диана знала, что судья уже убежден в виновности Коула.

После этого слово было передано Коулу. Он заявил, что не распускал никаких слухов о надежности микрочипа Кушманов — ни лично, ни с чьей-либо помощью. Он предложил девятнадцать долларов за акцию, и члены совета директоров «Кушман электроникс» со всей ответственностью заверили его: результаты первых испытаний подтвердили, что чип обладает большим количеством преимуществ, чем все уже существующие.

Судья дважды перебивал Коула, и это раздражало Диану. Сенатор вновь сжал ее руку.

В заключение своей речи Коул упомянул, что Кушманы фальсифицировали записи испытаний чипа. Судья счел это заявление таким нелепым, что Диана показалось, будто он вот-вот разразится хохотом.

— Давайте выясним, правильно ли я вас понял, мистер Гаррисон, — произнес он, постукивая карандашом по блокноту. — Вы хотите сказать, что Кушманам было известно о недостатках чипа?

Коул подтвердил его предположение. Судья ухватился за высказывание, которое счел явным промахом:

— Тогда не могли бы вы объяснить, почему бывшие владельцы и акционеры «Кушман электроникс» возбудили официальный иск, стремясь вернуть себе права на этот чип? И почему вы не хотите отдать его?

Коул ответил, что чип не представляет интереса ни для него, ни для Кушманов, — при этих словах гул в зале усилился.

Судья нетерпеливо насупился:

— Тогда на что же вы рассчитывали, приобретая «Кушман электроникс»?

— На два патента, — сообщил Коул.

После этого адвокаты Коула привели к присяге Уилларда Бретлинга. Ученый подтвердил все сказанное Коулом. Он обвинил Кушманов в фальсификации результатов проведенных им испытаний и, не сдерживая гнева, подчеркнул связь между неудачными испытаниями и собственным незаконным увольнением. Бретлинг объяснил, как представил мистеру Гаррисону свои превосходные рекомендации и предупредил, что чип Кушманов никуда не годится, прежде чем мистер Гаррисон купил его. Диана сжалась, услышав, какую реакцию вызвала его тирада у слушателей. Бедняга Уиллард казался присутствующим мстительным бывшим служащим, который теперь готов на все, лишь бы поддержать нового хозяина.

Юристы Коула прервали заседание, напомнив судье, что содержание патентов открыто для широкой публики и, следовательно, не представляет секретной информации.

Судья отмахнулся от этого замечания и спросил Уилларда, почему мистер Гаррисон использовал эти патенты, которые «недальновидно» проглядели Кушманы.

Диане захотелось зааплодировать, когда раздраженный гений принялся ему втолковывать терпеливо, словно ребенку:

— Создавать нечто новое — то же, что собирать мозаику. У мистера Гаррисона оказался полный набор деталей. Недоставало только двух кусочков — моих патентов.

— Позвольте спросить, для чего?

— Сейчас покажу.

С бесконечной осторожностью и гордостью Уиллард подошел к демонстрационному столу и, точно фокусник, который сейчас выудит кролика из шляпы, снял чехол с плоского квадратного предмета. Зрители подались вперед, но судья разглядел коробку первым.

— Вы хотите убедить суд, что сделали пиццу из патентов стоимостью сто пятьдесят миллионов долларов?

Взрыв хохота сотряс стены, и потому никто не услышал звуки, доносившиеся из коробки, которую медленно открыл Уиллард. Вынув из нее еще один плоский предмет, он поставил его на ребро и повернул к публике — и тотчас смех оборвался как по команде.

Изображение на экране восьмифунтового телевизора поражало яркостью и безупречной четкостью. Размер экрана по диагонали достигал двадцати шести дюймов, высота — двадцати одного.

И при этом его толщина не превышала пяти дюймов.

Двадцать рядов мужчин и женщин одновременно привстали с мест, затаив дыхание.

Судья с трудом сдерживался:

— Сверхтонкий телевизор! Чудо техники!

— Телевизор «Мицубиси» не сравнить с нашим, — согласился Уиллард. — К тому же японским аппаратам необходимо питание.

— Значит, это автономный телевизор на батареях? — догадался судья. — И на какое время работы они рассчитаны?

— На пять дней.

Мужчина в ряду перед Дианой медленно встал, потом поднялся его сосед. Следующий ряд тоже быстро вскочил с мест. Почему-то это зрелище напомнило Диане спешку прихожан, стремящихся покинуть церковные скамьи в определенном порядке. Не прошло и нескольких минут, как три четверти зала обратились в бегство. Оставшаяся четверть придвинулась поближе, не сводя глаз с шоу Опры на экране.

Сенатор Байере прислонился к стене, скрестил руки на груди и негромко рассмеялся, не спуская восхищенного взгляда с Коула, который негромко беседовал с юристами.

— Диана, — заявил Сэм Байере, — ваш муж — умнейший человек. И беспощадный.

Диану гораздо больше интересовала темная сторона человеческой натуры, которая заставила людей собраться на процесс, обещавший стать скандальным, и покинуть зал, как только они почувствовали, что кровопролитие не состоится. Об этом она и сказала Сэму Байерсу:

— Как только они поняли, что крови им не дождаться, то поспешили вернуться к работе.

Хихиканье Сэма Байерса быстро перешло в рокочущий смех.

— Они бросились вовсе не на работу, Диана! Они спешат найти телефоны и позвонить своим брокерам — чтобы приказать им скупать акции «Объединенных предприятий»!

— Понятно…

— А по-моему, вы не совсем поняли: Коул только что создал серьезную нравственную проблему, из-за которой наверняка поссорится не менее сотни политиков, выдвигая обвинения и контробвинения в адрес КЦБ — которая теоретически подотчетна им.

— Каким образом?

— В сущности, процесс был объявлен закрытым; присутствовать на нем разрешено лишь членам конгресса и КЦБ. Так что в эту минуту большинство людей, впопыхах покупающих акции «Объединенных предприятий», составляют конгрессмены — действующие на основании того, что можно считать «секретной информацией». — Он покачал головой. — Это мастерский удар!

Эпилог

Четвертое июля

Небо расцвело фонтанами танцующих огней и вертящихся комет, взмывающих друг за другом и падающих каскадами ослепительных разноцветных брызг.

Положив голову на плечо мужа, Диана любовалась фейерверком, вспыхивающим над озером и лужайкой в парке на территории «Объединенных предприятий». Коул и Диана выбрали уединенное место и теперь были предоставлены самим себе.

— Как думаешь, Кэл видит это?

— Да.

— И радуется? Коул усмехнулся:

— Вряд ли. Он рвался сюда, к нам.

— Надо было взять его с собой.

— Ну уж нет! — возразил Коул, целуя ее в висок. — Это ни к чему. Ты забыла, как он хотел заполучить наследника любой ценой?

— Помню, помню.

— И он добился своего. Вот и пусть теперь смотрит на фейерверк из дома вместе с няней Коннера и заодно помогает возиться с малышом.

— Но ведь…

Коул прервал возражение Дианы поцелуем и опрокинул ее на спину.

— Помнишь, когда-то ты говорила, что в юности мне многого недоставало?

Диана подняла руку и медленно провела кончиками пальцев по его щеке.

— Помню, — прошептала она, пока фейерверки взрывались ливнем звуков и огней.

— Знаешь самое главное, что я упустил?

— Нет. Что?

— Мне всегда хотелось заниматься любовью с женщиной, которая смотрит на фейерверк из-за моего плеча.

Диана улыбнулась. Она вспоминала, как три месяца назад Коул впервые взял своего сына на руки. Он пронес его по больничной палате, не сводя восторженных глаз с крошечного личика, а затем повернул ребенка к окну. «Коннер, — взволнованно обратился он к сыну, — это город Даллас. Папа дарит его тебе».

Коул изучал ее улыбку:

— О чем ты думаешь?

— Я вспоминаю, — прошептала она.

— Ты хотела бы вспомнить что-нибудь еще? — предложил он с приглушенным смешком.

Диана перевела взгляд с пестрых огней в небе на его лицо.

— Да, и очень многое.

— Помнишь ли ты…