Джеймс Хедли Чейз

Умелая защита

Бывают такие женщины — встретив ее однажды, вы непременно будете искать новой встречи. Или, может быть, она попалась вам на глаза, когда вы вели машину, — в этом случае вы либо заедете на тротуар, либо угодите в аварию. А если вы с ней встретились на улице, то наверняка повернете голову ей вслед и налетите на кого-нибудь, кто вас отчитает. Фэнкуист и была из таких женщин, с которыми ищут новых встреч.

Когда я увидел ее впервые, она работала на парня по имени Рейбнер. У этого парня был на Бродвее довольно большой ресторан с развлекательной программой. Я имел возможность наблюдать за Рейбнером на протяжении нескольких месяцев. Он был строг, может быть, слишком строг. Мне он уж точно не нравился. Этакий холодный человек с резкими чертами лица, я даже подозревал в нем некоторую склонность к подлым поступкам. Трудно сказать, как можно при таких качествах добиться успеха в ресторанном бизнесе. Но он преуспевал.

Фэнкуист была у него секретаршей. Странное имя, впрочем, после выяснилось, что это всего лишь романтический псевдоним. Я забыл ее настоящее имя, но оно звучало просто ужасно. Так или иначе, но нам до этого вообще нет дела.

Как я уже говорил, бывая в ресторане, я видел ее довольно часто. Мне, как фельетонисту, приходилось проводить там многие вечера. Подходящее для меня место, где всегда встретишь изысканную публику, о которой я и писал свои репортажи. Она с клиентами никогда не общалась. Я только видел, как она проходит через зал в кабинет Рейбнера. Из-за ее потрясающей внешности мужчины проливали суп на свои манишки. Такая это была дамочка.

Мне порой приходила в голову мысль, не познакомиться ли с ней поближе. Наверное, не я один об этом думал. Но Рейбнер бы этого не допустил. Когда я намекнул, что мне хотелось бы с ней познакомиться, он наградил меня таким взглядом, словно я был чем-то, что выползает из канализационной трубы. Поэтому фактически я никогда с этой женщиной не разговаривал. Ну а после того, как это случилось, мне, полагаю, не стоит и надеяться на какую-то возможность.

Видите ли, однажды вечером она убила Рейбнера.

Это было настоящее театральное убийство. Оно совершилось, когда Рейбнер находился в ресторанном зале, — громкий хлопок при всем честном народе.

Рейбнер тогда выискивал для приманки публики зрелище поэффектней. Развлечения, какими он потчевал своих клиентов, его уже не удовлетворяли. Он считал, что вещи такого же сорта предлагают и все прочие ночные заведения, и, конечно же, был прав. Он даже обращался ко мне, нет ли у меня чего-нибудь на примете. Но я не видел причин, чтобы помогать ему набивать свои карманы, и поэтому помалкивал. Ну и наконец ему пришла в голову идея. Он разыграл для нас этакое ночное представление на манер киношных боевиков. Вы знаете, как это делается. Он выдал нам дичайший балет — театрализованную перестрелку. Парень притворяется, что его хотят заколоть, кто-то врезает его дружку в глаз и прочая безвредная чепуховина, которая сходит за подлинную у слабоумной толпы. Когда это случилось, вечер подходил к концу, и публика была изрядно на взводе. Дополна стрельбы, и, уж поверьте мне, в тот вечер продали уйму спиртного.

Появился Рейбнер и стал прохаживаться между столиками, перебрасываясь словечком-другим с клиентами. Он мог бы и не расслабляться, но мы к тому времени с ним свыклись и похваливали все эти игры и забавы, которые он для нас устроил.

Я сидел с компанией поблизости от лестницы, ведущей к нему в кабинет. Когда Рейбнер делал свой обход, наверху лестницы внезапно появилась Фэнкуист. Я забыл о Рейбнере и сосредоточил все внимание на ней. Поверьте, она была, без сомнения, высший класс. Но какое-то обстоятельство все же удерживало меня от того, чтобы слишком настойчиво домогаться знакомства. Она выглядела очень жестокой. Когда я говорю жестокой, я имею в виду, что она не принадлежала к тому типу женщин, которые сдаются без сопротивления. А у меня слишком мало времени, поэтому если они не сдаются сразу, я прохожу мимо. Не скажу, что это хорошо, но уж таков мой образ жизни. Во всяком случае, это моя забота. Даже сегодня мне еще хватает женщин, которые делают это ради удовольствия.

Фэнкуист медленно спускалась по лестнице. Ее большие синие глаза были как холодное зимнее небо. Она прошла мимо меня. Я заметил у нее в руке маленький пистолет, она его прижала к боку. На миг я подумал, что и она принимает участие в этих играх и забавах, но что-то в ней заставило меня увидеть все иначе. Наверное, мне следовало вырвать у нее оружие, но я этого не сделал. Меня охватило любопытство. «Какого черта она собирается тут устроить?» — подумал я. Я уже прикинул, что сижу в первом ряду на спектакле, где будет разыграна первоклассная сенсационная новость, готовая для газетной первой полосы. Я был так в этом уверен, что схватил трубку телефона, стоявшего на моем столике. Я вызвал ночного редактора.

Рейбнер заметил ее, когда она была примерно в двадцати шагах от него. Он посмотрел на нее и напоролся на ответный взгляд. Он повел себя так, словно наступил на гремучую змею. Я убежден, что этот парень вмиг увидел смерть, глядевшую на него в упор, и он струсил! Его лицо одрябло и пожелтело. Он выпучил глаза, словно жаба.

Все сидели и пялились на них. Наверняка ни один человек в этом зале не догадывался, что это было вовсе не представление… кроме меня!

Она не отводила глаз от Рейбнера. Пистолет медленно поднялся, и маленькое черное дуло посмотрело Рейбнеру прямо в лицо.

Как раз перед тем как она его застрелила, наконец взял трубку ночной редактор. Я вел репортаж по ходу этого спектакля. Да уж, редактор был потрясен!

Пистолет издал зловещий маленький щелчок. Я невольно подскочил на полфута. Посредине лба Рейбнера появилось кровавое пятно. Он покачнулся и выставил руки, как бы умоляя ее не делать этого, потом повалился ничком.

Она повернулась и пошла вверх по лестнице в кабинет, не торопясь и не взглянув ни на кого. Это было хладнокровнейшее убийство века.

Лишь после того как она исчезла из виду, поднялся крик. Ресторан превратился в настоящий ад.

Я сидел за своим столиком и скармливал ночному редактору подробности, которые он тут же переносил на бумагу. Репортаж появился на улицах в считанные тридцать минут.

Благодаря этому репортажу об убийстве я приобрел репутацию, которая в дальнейшем не раз меня выручала. Арест убийцы не составил труда. Она просто сидела в кабинете, пока за ней не пришли полицейские. Сначала им очень не хотелось с ней связываться. Они боялись, что она опять начнет стрельбу. Но один из них, похрабрее, все-таки ворвался в кабинет. Он обнаружил, что она покуривает сигарету, спокойно, как захмелевший китаец.

Когда я пришел домой, у меня тряслись руки и ноги. Не помогла даже двойная порция водки. Я никак не мог себе объяснить, что же ее заставило это сделать. Это не было похоже на приступ ревнивой ярости. Все было совершено крайне хладнокровно.

Вонь, которую подняли утренние газеты, могла бы удушить и вонючку скунса. Все это они обыгрывали на первых полосах. Поместили несколько снимков Рейбнера, фотографию Фэнкуист за решеткой. Она выглядела в тюрьме такой же спокойной, как и в тот вечер, когда его застрелила. Я полагаю, ничто по эту сторону ада не расшевелило бы такую особу. И она не заговорила, она им не сказала, почему застрелила Рейбнера. Они допрашивали ее часами, но без рукоприкладства. Тут, конечно, вся причина в ней самой. При ее головокружительной внешности ни один коп не мог бы вести себя с ней грубо. Примерно за неделю до суда я столкнулся с одним местным капитаном полиции Он зашел перекусить в бар «У Сэмми». Я увидел его через окно. Войдя в бар, я припарковался на соседнем табурете.

Он посмотрел на меня холодным взглядом, какой копы приберегают для газетчиков, и принялся запихивать в рот еду с таким видом, будто очень спешит.

— Не подавитесь, капитан, — посоветовал я. — У меня масса времени, и я никуда не сбегу.

— Я знаю, — буркнул он, заглатывая сандвич. — Но у меня для вас ничего нет.

— Меня интересует только одна вещь, — сказал я. — Она заговорила?

— Ни слова, ни единого слова, черт бы ее побрал.

— О'кей, капитан. Не стану вас больше допекать. — Я слез с табурета. — Очень даже миленькую рыженькую вы ввели в искушение вчера вечером, восхищен вашим вкусом. Ну все, капитан, я удираю.

Капитан обрел такой вид, будто его сейчас хватит удар. Шея раздулась, и глаза стали как яйца вкрутую.

— Эй! — произнес он сдавленным голосом. — Откуда у вас эта чепуха?

Я сделал паузу.

— Никакой чепухи, капитан, у меня нет, — пояснил я. — Это вы завели интрижку.

— Ну, послушайте, — выпалил он лихорадочно. — Вам следует помалкивать насчет этого. Это было по службе… вы понимаете?

— Вы представляете интерес для публики, — сухо заметил я. — Это пойдет в мою колонку новостей. Ваша жена рассердится, но мне-то какое до этого дело, черт возьми?

Он съежился, как лопнувший воздушный шарик.

— О'кей, — выдавил он с горечью. — Что вы хотели бы узнать?

Я снова взгромоздился на табурет и заказал фирменный сандвич.

— Поделитесь со мной информацией, капитан. И не говорите, что вы не откопали ничего такого, что может меня заинтересовать. А я не буду публиковать ни строчки без вашего разрешения. Я был при начале этого дела и могу развить свой успех по мере его завершения.

Потребовалось еще какое-то время, чтобы окончательно уломать капитана, но угроза насчет рыженькой действовала волшебно.

Он рассказал мне, что Рейбнер был мозгом одной из крупнейших организаций по торговле наркотиками. Ночной клуб он использовал в качестве прикрытия. Ему требовалось место, куда регулярно и безопасно могли приходить люди из его организации. Что может быть лучше, чем пользующийся известностью, всегда оживленный ночной клуб? Рейбнер оказался также и убийцей. Хотя много лет тому назад он был просто мелким жуликом. Слава беспощадного убийцы медленно, но верно вела его вверх по лестнице гангстерской карьеры. Он был очень ловок. Он всегда держался в тени. Других крупных бандитов хватало ФБР, а Рейбнер ухитрялся оставаться чистеньким.

Наркобизнесом он решил заняться, когда отменили запрет на продажу спиртного. И он подготовился к этому очень тщательно, долгие годы никто не подозревал, что ночной клуб был распределительным центром сети по торговле наркотиками.

Так или иначе, но теперь в эту картину укладывался поступок Фэнкуист. Капитан не был вполне уверен, что она тоже замешана. В полиции не смогли установить ее связи с сетью торговцев наркотиками. Они вообще ничего не смогли от нее добиться. Мелкие сошки всей этой сети исчезли. Фэнкуист была единственной, кто бы мог просветить полицию, но она отказывалась говорить.

— Наверное, боится, что ее пришьют, если она расколется, — предположил я.

— Ага. Может быть, и так. Но все-таки, почему она убила Рейбнера?

— Мне бы тоже хотелось в этом разобраться, — сказал я. — Думаете, она открутится?

Капитан пожал плечами.

— Я не огорчусь, если ей это удастся, — сказал он. — Красивая мордашка, не так ли?

Я от всего сердца выразил свое согласие.

Наконец был назначен день суда. Публика набилась в зал до потолка. Чтобы пробраться внутрь, сильные мужчины отталкивали слабых женщин. Сильные женщины сами отступали в отчаянии. Это был настоящий мужской праздник, ей-богу! Они пришли поглазеть на Фэнкуист, и ни одно двуногое существо не смогло бы их остановить. В кресле судьи восседал вялый полусонный старикан.

Окружной прокурор заметно нервничал. Защитник выглядел чертовски самоуверенным. Среди присяжных не оказалось ни одной женщины. Я подумал, что почти неизбежно эти присяжные оправдают Фэнкуист.

Я сидел в первом ряду с пакетом сандвичей и фляжкой водки. Никто не собирался перетягивать на свою сторону популярного фельетониста. Со мной был и Джексон, ночной редактор. Мы оба ощущали личную заинтересованность в этом деле.

Фэнкуист выглядела превосходно. Она сидела рядом со своим адвокатом, спокойная, безмятежная. Господи! Как она умеет одеваться! Любому юному сопляку, жаждущему узнать, что такое настоящие женские формы, надо просто подойти и бросить взгляд на Фэнкуист. За один этот взгляд он узнал бы больше, чем из всех учебников анатомии, над которыми он прокорпел бы целый год.

— Если бы мне пришлось взирать на эту дамочку с утра до вечера, — проворчал ночной редактор, — я бы сбрендил.

Я понимал его чувства, значит, дошло и до этого грубого недотепы. Судебный зал бурлил от возбуждения.

Поднялся окружной прокурор и сказал свое вступительное слово. Оно было лишено той пламенной страсти, какую он обычно вкладывал в обвинительные речи.

— Этот парень, — проворчал ночной редактор, — вовсе не заинтересован своей работой. Если хочешь знать мое мнение, то в нем сейчас заговорили куда более низменные интересы.

Но не имело в общем-то значения, как будет окружной прокурор разыгрывать тему убийства. Факты были неопровержимыми. Ведь Фэнкуист застрелила Рейбнера на глазах у множества свидетелей. Даже если бы окружной прокурор и не хотел брать на себя ответственность за отправление этой красотки на электрический стул, он ничего бы не смог поделать.

Встал со своего места ее адвокат.

— Ваша честь, — начал он вкрадчиво, — прежде чем продолжится этот судебный процесс, я бы хотел задать вопрос окружному прокурору.

Судья разрешил ему задать этот вопрос.

Адвокат повернулся туда, где сидел окружной прокурор.

— В состоянии ли вы предъявить доказательства, — спросил он, — что пуля, обнаруженная в черепе Рейбнера, была выпущена из пистолета моей подзащитной?

И тотчас воцарилась такая тишина, что на нее можно было повесить шляпу.

По лицу окружного прокурора проплыли все цвета радуги. Он еле поднялся на ноги.

— Ваша честь… Я протестую!

Судья, не отрывавший взора от Фэнкуист, охладил его гнев:

— Я полагаю, что все в полном порядке. Фактически я пойду дальше и скажу, что это весьма надлежащий вопрос.

Адвокат победно улыбнулся.

— Я уверен, что вы не в состоянии предъявить доказательства, — продолжал он все с той же вкрадчивостью. — В таком случае я вынужден просить об отсрочке слушания дела, пока не будет получен ответ экспертов.

Судья посмотрел на него очень внимательно.

— Почему вы ставите этот вопрос? — спросил он.

— Ваша честь, — ответил адвокат. — Моя подзащитная не убивала Рейбнера. Будет установлено, что пуля в черепе Рейбнера выпущена не из маленького пистолета. Эта пуля, как мне представляется, выпущена из револьвера марки «смит-и-вессон». Впрочем, тут я должен подождать, пока не разберутся с этой пулей.

Судья отложил заседание на два часа.

Это произвело сенсацию. В течение двух часов ни один человек не покинул здания, атмосфера была насыщена электричеством.

Я думаю, что, когда суд снова расселся по местам, единственным человеком, не охваченным общим возбуждением, была Фэнкуист.

Судья посмотрел на окружного прокурора.

— Ну-с, — произнес он, — и что же вы обнаружили?

Выглядел окружной прокурор совершенно больным.

— Ваша честь, — заявил он, — защита права. Пуля, убившая Рейбнера, была выпущена из армейского боевого пистолета.

Когда шум утих, судья бросил грозный взгляд на адвоката.

— Тогда зачем это дело рассматривают в суде? — спросил он.

Адвокат встал.

— Я готов все объяснить, ваша честь, и сделаю это немедленно. Вспомните, что в вечер убийства Рейбнер представил своим клиентам особый вид развлечений. Идея состояла в том, чтобы это был спектакль и на сцене и среди публики с театрализованной стрельбой, щекоткой нервов и так далее. Рейбнер уговорился с Фэнкуист, что и она примет участие в этом представлении. Он считал, что получится очень забавно, если она на глазах у публики будто бы убьет его. Ей вручили пистолет, заряженный холостыми патронами, и она выполнила полученные указания. Она даже не догадывалась, что Рейбнер был на самом деле убит в тот момент, когда она выстрелила. Откуда ей знать, что кто-то выстрелил в Рейбнера из оружия, снабженного глушителем, одновременно с ней. Она вернулась в кабинет. А когда ее арестовали, она сначала думала, что по какой-то случайности ее пистолет зарядили не холостыми, а настоящими патронами. Сознание, что она убила человека, было для нее таким ударом, что последовала реакция несколько ненормальная, но ничего иного и не следовало ожидать. Рейбнера убило неизвестное лицо, применившее глушитель и армейский боевой пистолет. Это пока лишь мое предположение, но я взял на себя труд осмотреть рану, и мне показалось маловероятным, чтобы такая маленькая пуля могла проделать такую большую дыру в голове Рейбнера. Меж тем обвинение, располагая большим числом свидетелей, действительно видевших, как моя подзащитная выстрелила в Рейбнера, не позаботилось о том, чтобы проверить все детали, обвинение не позаботилось даже о проверке пистолета Фэнкуист, который был заряжен всего лишь одним холостым патроном.

Потом говорили разное, но, разумеется, она была оправдана. Кто убил Рейбнера, так никогда и не раскрылось. В конце концов, он был врагом общества, и государство не собиралось тратить слишком много денег на поимку его убийцы.

С тех пор я много думал об этом. Меня преследовала мысль, что если бы у Фэнкуист был любовник, и ему захотелось, по той или иной причине, убить Рейбнера, то такой способ был бы вполне подходящим. Вполне возможно, что этот любовник предложил Рейбнеру устроить вечер с сумасшедшей стрельбой. Рейбнеру самому никогда бы не додуматься до такой идеи. Допустим, этот любовник и Фэнкуист уговорились, что она притворится, будто стреляет в Рейбнера, а в это время любовник, спрятавшись где-то, действительно произведет выстрел из оружия более крупного калибра. За те два месяца, что она дожидалась суда, у любовника была уйма возможностей покинуть страну и обосноваться где-нибудь, чтобы она, когда все будет кончено, присоединилась к нему. Для меня было абсолютно ясно по выражению лица Рейбнера, что он вовсе не уговаривался с Фэнкуист, чтобы она тоже принимала участие в этой забаве. Когда она целилась в него, он знал наверняка, что это смерть.

Разумеется, это всего лишь моя теория. Возможно, я ошибаюсь. Но вы же понимаете, что испытывает газетчик, когда разыгрывается такая история. Мне говорили, что она отплыла в Южную Америку. Чтобы прятаться от копов, это место ничуть не хуже других. А вы как думаете?