Дэвид Гудис. Ночной патруль Центрполиграф Москва 2000 5-227-00890-6 David Goodis Night Squad

Дэвид Гудис

Ночной патруль

Глава 1

В одиннадцать двадцать на удивление хорошо одетый любитель выпить выходил нетвердой походкой из запрещенного сухим законом увеселительного заведения на Четвертой улице, Был поздний вечер пятницы в середине июля, и влажная жара пахнула на изрядно подвыпившего мужчину волной дымящегося липкого кленового сиропа. Он шагнул в этот сироп, пошатнулся и замер, собираясь с силами дня новой попытки продолжить свой путь. Мгновение спустя что-то ударило его по затылку, он медленно осел и уткнулся лицом в тротуар.

Трое местных бродяг склонились над пьяным. Один из них прошелся по его карманам, вынул бумажник и мелочь, лежавшую без бумажника. Остальные в это время снимали наручные часы, запонки и галстучную булавку. Тут первый случайно поднял глаза и увидел Кори Брэдфорда, стоящего под фонарем на противоположной стороне улицы.

— Эй, ты! — обратился он к Кори. — И какие у тебя планы?

Кори ничего не ответил. Просто стоял и смотрел на трех бродяг. Те отошли от бездыханного пьяного и столпились у края тротуара, пялясь на Кори в ожидании, как тот поступит.

Но он молчал и не двигался с места. Его лицо выражало лишь легкое любопытство.

— Ну и что дальше? — крикнул один бродяга. — Так и будешь тут торчать?

Кори пожал плечами, но ничего не ответил. Все трое переглянулись. Тогда другой сказал:

— Ладно, пошли. Слабо ему что-нибудь сделать.

— С него станется, — заметил первый. — Еще как сделает.

— Что это за тип? — встрял третий.

— Брэдфорд, — ответил первый. — Я его знаю, он живет тут поблизости.

— От него могут быть неприятности?

— Запросто! Я его видел в деле.

— У него что, есть полицейский значок?

— Теперь нет, — пояснил своему приятелю первый. — Его у него отобрали месяц назад.

— Тогда, черт тебя побери, чего ты волнуешься? — раздраженно спросил третий. — Ладно, смываемся...

— Нет, погоди, — оборвал его первый. — Я лучше спрошу его для верности.

— О чем еще? — взорвался третий. Ему все это стало явно надоедать. — О чем спрашивать-то?

— Подождите меня здесь, — сказал первый и медленно пошел через дорогу.

Он подошел к Кори Брэдфорду и сказал:

— Так вот, знаешь, что я тебе скажу? Ты мне теперь никто. Ты больше никого не достанешь.

Кори снова пожал плечами, слегка наклонил голову и тихо вздохнул.

Бродяга подошел ближе и проговорил:

— Без своего значка ты — никто. Ты больше не можешь свистеть в свисток или грозить пушкой. Ты больше ничего не можешь, и тебе об этом прекрасно известно.

Веки Кори лениво опустились, и слабая, едва заметная ухмылка заиграла у него на губах. Он посмотрел на бродягу и ничего не сказал.

Бродяга нахмурился, пожевал губу, потом буркнул:

— И еще кое-чего ты не можешь. Стучать. И не будешь этого делать. Или будешь? Конечно, голод не тетка...

Казалось, Кори его не слушает. Он отвернулся от бродяги и смотрел на бездыханного пьяного на другой стороне улицы.

— Сильно его приложили? — бросил он своему собеседнику.

— Так, погладили маленько.

— Чем?

— Фишкой, — ответил бродяга, нахмурившись и осторожно отступив на шаг. Он боялся и сам злился на себя за это.

Кори продолжал смотреть на лежащего.

— Ты что, не рассчитал? — буркнул он, обращаясь к бродяге.

— Христа ради, я ж тебе говорю! Я его, можно сказать, и не трогал. Он и так был готов. Даже не вскрикнул.

Именно в этот момент пьяный начал приходить в себя. Он зашевелился, перевернулся, встал на четвереньки и немного прополз вперед. Потом поднялся на ноги, но его повело в сторону, и он плюхнулся на тротуар. Тогда, осмотревшись, он поднял глаза в черное небо и произнес громко и отчетливо:

— Я тебе скажу, в чем наша беда. Мы не можем жить вместе, только и всего.

— Теперь видишь? — проворчал бродяга. — С ним все в порядке. Он как огурчик.

— И что вы у него взяли? — поинтересовался Кори.

— Тебе-то какое дело? — фыркнул бродяга.

Кори снова ухмыльнулся и на мгновение устало прикрыл глаза. Потом веки приподнялись, а ухмылка погасла. Он смотрел прямо на бродягу и выжидал.

Тот переминался с ноги на ногу.

— Ладно, — сказал он. — Порядок, Кори.

— Итак, что вы у него взяли?

— Я — бумажник, — выдавил бродяга. — А они, — он показал на своих приятелей на другой стороне улицы, — часы и кое-что еще. Только вся эта дребедень не потянет и на...

— Покажи бумажник, — оборвал его Кори.

Бродяга испуганно попятился.

— Ну, давай, — устало повторил Кори, — выкладывай...

— Ну и гад же ты! — выдохнул бродяга. — Сволочь!

Он вытащил бумажник из кармана и вручил его Кори. Там лежала пятерка и семь долларов в однодолларовых банкнотах. Кори отсчитал шесть долларов и вернул бумажник бродяге.

Тот положил его снова в карман и, смерив Кори презрительным взглядом, зашагал через дорогу. Оказавшись на тротуаре, он оглянулся и посмотрел на Кори.

— Знаешь, что с тобой будет? — злобно прошептал он. — В один прекрасный день тебя так отделают — костей не соберешь...

Кори его не слушал. Он достал сигарету и закурил. Бродяга присоединился к своим приятелям, и они поспешили прочь.

Пьяный остался сидеть на тротуаре, бормоча что-то бессвязное. Кори подошел к нему и поднял его на ноги. Мужчина тяжело повис на Кори и объявил:

— Я тебе скажу, в чем наша беда.

— Это я тебе скажу, — поправил его Кори. — Тебя обобрали. До нитки.

— Правда? — без особого интереса осведомился пьяный, потом, глядя куда-то в пространство, продолжил: — Думаю, это создает определенную проблему. Отсюда добрых семь миль до...

— Того места, где вы живете?

Пьяный кивнул, поморщился от боли и пощупал рукой затылок. Кори вытащил шесть долларов из кармана, отсчитал три бумажки и вручил их мужчине.

— Это на такси, — сказал он и повернулся, собираясь уйти.

— Вот спасибо, — поблагодарил пьяный. Кори уже шагал прочь.

— Спасибочки! — крикнул ему вслед пьяный. — Честно, большое спасибо. Ты славный малый.

— Ага, — сказал вслух Кори, обращаясь сам к себе. — Я очень славный. Настоящий Санта-Клаус!

Он прошел еще немного, а потом, поразмыслив о пьяном и заключив пари сам с собой, остановился и оглянулся. Конечно, неутоленная жажда победила желание добраться домой. Пьяный неверными зигзагами двигался в сторону бара.

«Значит, трояк достанется официантке, а не шоферу такси», — подумал Кори и позволил себе философски улыбнуться. Он вспомнил заявление пьяного: «Вся беда в том, что мы не можем жить вместе».

«А это означает, — сказал он себе, — что мы просто не можем разобраться, что хорошо, а что плохо, потому что у каждого свои понятия о хорошем и плохом».

Он пошел дальше в направлении некоего общественного заведения под звонким названием «Забегаловка». Там, в задней комнате, вечерами по пятницам играли в покер на деньги.

«Давай быстрее», — подгонял он себя, а его рука уже тянулась к заднему карману брюк, где мелкие монеты на шестьдесят пять центов теперь соседствовали с тремя бумажными долларами. Это был весь его капитал.

Кори Брэдфорду минуло тридцать четыре года. Ростом он был пять футов девять дюймов при весе в сто пятьдесят пять фунтов. Волосы у него были светло-каштановые, а глаза — серые. Он казался несколько потрепанным — последние несколько недель есть ему доводилось не часто. Те небольшие деньги, которые у него появлялись, шли в основном на сигареты и выпивку, преимущественно на выпивку. И не потому, что он пребывал в беспокойстве и депрессии. Кори никогда не чувствовал ни тревоги, ни уныния, во всяком случае осознанных. Просто выпивать — хоть какое-то занятие. Сейчас Кори остался без работы, и делать ему больше было нечего.

Примерно пять недель тому назад его выставили из полиции. Кори был приписан к 37-му полицейскому участку, и его поймали с поличным, когда он брал мзду с содержателя борделя. Это случилось не потому, что Кори допустил ошибку — он всегда был очень ловок и просчитывал каждый свой шаг. И не потому, что кто-то на него настучал. Кори водил знакомство со всеми темными личностями и забияками по соседству, картежниками и подпольными торговцами спиртным, профессиональными проститутками и крупье. Его поймали на месте преступления благодаря настойчивости и любознательности некоторых личностей из городского суда. Шла кампания против ловкачей-вымогателей с полицейскими значками, и Кори оказался одной из многих жертв.

Он принял происшедшее довольно равнодушно. Рано или поздно это должно было случиться. В течение трех лет ему все сходило с рук, но его не оставляло ощущение, что в один прекрасный день его выследят, схватят с поличным и выставят с работы. Когда это в конце концов произошло, Кори почувствовал даже какое-то облегчение. Значок доставлял ему неудобства, словно колкое нижнее белье. Блестящая металлическая поверхность почему-то время от времени оживала. Значок смотрел на него и торжественно вопрошал: «И кого ты хочешь обмануть?»

Иногда ему удавалось пропустить вопрос мимо ушей. А иногда он чувствовал, что просто обязан ответить. Беззвучно он говорил значку: «Эй, ты! Какого черта?! Мы никого не обманываем. Мы никого не обираем и не проливаем кровь. Просто мы хотим жить в свое удовольствие и другим того же желаем».

«Это не ответ! — говорил ему блестящий металл. — Придумай что-нибудь получше!»

Тогда Кори смущенно поеживался и вздыхал. Он выжидал некоторое время, отвернувшись и стараясь привести свои мысли в порядок.

"Ну вот, теперь я тебе отвечу, — говорил он значку спокойно и даже ласково, словно непонятливому ребенку, — все дело в том, что тут живут бедняки, которые удачи и не нюхали. Уж я-то знаю — я родился и вырос в этой дыре.

Так вот, суть в том, что у людей нет денег. Возьмем, например, виски. Легальная бутылка, пол-литра, стоит четыре доллара или больше. А целую пинту нелегального самогона можно купить за один доллар. Конечно, иногда попадается настоящая отрава! Но редко. Одна партия где-то на пять тысяч. Согласись, это не слишком большой процент. Можно пить домашнее пойло и наутро встать живым и здоровым. У меня лично никогда не было похмелья от самогона, чего не скажешь о некоторых известных марках виски.

Или возьмем азартные игры. Тебе платят сорок — шестьдесят долларов в неделю, а нужно кормить жену и четверых или пятерых детей. Скажем прямо, чтобы играть на бирже, у тебя средств не хватает. На ипподром денег нет, не говоря уже о том, чтобы вступить в какой-нибудь частный клуб, на который никто не наезжает. Список членов таких клубов включает звонкие имена, имена со связями и деньгами — в этом вся разница, — и только. Итак, ты живешь в этой дыре и хочешь развлечься. Единственное, что тебе остается, — это опустить шторы и вытащить колоду карт. Конечно, при этом ты преступаешь закон и становишься так называемым преступником. И получается, если ты хочешь играть и не опасаться, что к тебе вломятся, единственное, что тебе остается, это заключить договор с тем, у кого есть значок.

Или еще, девицы, профессионалки. Я не имею в виду «динамисток», обманщиц, которые выманивают у посетителей все деньги на выпивку, при том, что сами пьют чай из высоких стаканов вместо коньяка, а потом получают свою долю с владельца бара. Или тех, кто поит человека допьяна, а потом отбирает деньги, заманивая его в какую-нибудь комнату, где из чулана появляется громила и награждает его ударом в челюсть. Я говорю не о них. Я — о настоящих профессионалках, которые честно отрабатывают свое, и ты уходишь от них удовлетворенным. Вот что я тебе скажу: факты свидетельствуют, что эти истинные профессионалки приносят больше пользы, чем вреда. Они необходимы, как дворники, мусорщики и чистильщики канализации, поскольку выполняют так называемую общественно-полезную функцию. И не думай мне возражать — статистика на моей стороне. Если бы не профессионалки, было бы больше самоубийств, больше убийств. И уж гораздо больше тех случаев, о которых пишут в газетах, когда, например, четырехлетнюю девочку затащили в кусты или шестидесятилетнюю домохозяйку разрубили на куски топором".

Значок ничего не отвечал.

Поэтому Кори продолжал: "Слушай, я знаю, о чем говорю. В наше время, когда все эти извращенцы и маньяки расхаживают по улицам, очень жаль, что нет больше домов, куда они могли бы пойти, заплатить деньги и выпустить пар. Тогда от них было бы куда меньше вреда.

Ладно, пусть это противозаконно. Но хотелось бы мне получать хотя бы по одному новенькому десятицентовику за каждую проститутку в округе, которая всякий раз рискует, торгуя своеобразным облегчением, необходимым всем этим подонкам, чтобы не дать им выйти на улицу и совершить нечто мерзкое. С тебя довольно?"

«Нет», — отвечал значок.

«Ты считаешь меня мерзавцем?»

«Точно, — подтверждал значок, — ты взимаешь мзду с нарушителей закона, значит, ты еще хуже, чем они».

«Но послушай же меня! — умолял он значок. — Безобидные надувательства, карточные игры, поддельное виски и девочки с их маленькими уловками — это же мелочи жизни. Ничего больше, поверь мне! Я никогда не беру денег с торговцев наркотиками, грабителей или магазинных воров. Я никогда не заключаю сделок с теми, кого считаю настоящим преступником. Я лишь пытаюсь...»

«Давай заливай дальше! — перебивал его значок. — Вешай мне лапшу на уши. Да тебе просто нужен лишний доллар и ничего больше. Ровным счетом ничего».

«Ты так думаешь?»

«Я уверен», — отвечал значок.

Кори хмурился и задумывался всерьез. Но серьезные размышления напоминали ему школу, в то время как он предпочитал спортивную площадку. Хмурый вид сменяла ухмылка, он пожимал плечами и говорил значку: «Может быть, ты и прав, ну и что?»

Но при этом ухмылка получалась слегка натянутой, а плечами он пожимал несколько притворно. Внутренне он морщился и извивался, словно пытался высвободиться из оков.

Когда Кори в конце концов поймали, препроводили в городской суд и лишили значка, для него это было почти облегчением.

По пути к «Забегаловке» Кори все время нашаривал пальцами три доллара шестьдесят пять центов у себя в кармане. Он двигался на запад по Эддисон-авеню, главной улице предместья.

Этот район называли «Болото». Он располагался на окраине большого города и с трех сторон был окружен болотами. Сразу за рядами старых деревянных лачуг начинались заболоченные луга, покрытые серой грязью, серо-зеленой растительностью и лужами с тусклой водой, подернутой пленкой слизи. С четвертой стороны располагалась река, и Эддисон-авеню выходила на мост, который пересекал ее. На любой карте «Болото» обозначалось треугольничком, казалось никак не связанным с остальным городом, и походило на остров.

Эддисон-авеню — единственная улица в предместье с двусторонним движением. Остальные улочки узкие, некоторые замощены щебнем, другие и вовсе не мощенные. По большей части люди ходили по проулкам. «Болото» представляло собой целый лабиринт проулков с большим количеством отожравшихся котов. Коты были матерыми, но, если на одного из них набрасывалась стая крыс, ему приходил конец. Крысы на «Болоте» чрезвычайно злобные, а некоторые не уступают в размерах котам. Порой по ночам шум сражений котов с крысами напоминает звук работающей на полную мощность пилорамы.

В ту ночь было именно так. Проходя через перекрестки, Кори слышал вопли, визги, хрипы, почти человеческие крики боли, смешанные с шумом борьбы быстрых как молния четырехпалых бойцов. Экс-полицейский слегка поморщился и ускорил шаг. Он родился и вырос на «Болоте», но почему-то так и не мог привыкнуть к этим звукам.

Конечно, в мире существуют звуки и похуже. Он слышал отвратительные звуки на Сицилии и в Италии, особенно в Анцио, где враг знал высоту и поливал все внизу артиллерийским огнем. И все-таки звуки, доносящиеся из переулков, задевали его глубже, теребили каждый нерв его тела и в результате концентрировались в неровном полукруглом шраме высоко на бедре, где-то у паха.

Это произошло, когда Кори было полтора года. Его оставили одного в задней комнате на первом этаже, пока его овдовевшая мать и ее очередной приятель пили в каком-то кабаке на Эддисон-авеню. Ребенок спал, когда в дом пробралась крыса. Это была огромная крыса, голодная до безумия. Она прокралась с улицы, пролезла в комнату через щель между досками в стене. Спустя несколько минут жители других комнат первого этажа услышали крики. Они бросились к ребенку. Крыса удрала. Спрыгнув с кровати на стул, она юркнула в открытое окно.

Кори не оставили без помощи, поскольку все прекрасно знали, как обращаться с крысиными укусами. На «Болотах» такое считалось обычным делом. На кровоточащее бедро плеснули немного свежего самогона крепостью в добрых сто градусов. Потом разорвали простыню и наложили повязку. Уже через неделю малыш встал с кровати и начал ковылять по комнате.

А потом, когда мальчику исполнилось уже шесть, еще одна крыса забралась в комнату. На этот раз малыш не спал. Он был в полной готовности и знал, что делать. Его мать держала оружие на расстоянии вытянутой руки на случай появления какого-нибудь обитателя проулков. Он схватил нож с шестидюймовым выдвижным лезвием, лежащий на стуле рядом с кроватью. Когда крыса прыгнула, раздался щелчок, и лезвие открылось. Все было рассчитано до мгновения, рука мальчика не дрогнула. Он бросил мертвую крысу на пол, даже не позаботившись стереть кровь с лезвия ножа. И лег спать дальше. Через час, когда мать Кори, пошатываясь, вошла в комнату, взгляд ее остекленевших от вина глаз наткнулся на крысиный труп и красное от крови лезвие ножа. Она окликнула мальчика. Он проснулся.

— Надо было сразу раскроить тебе башку, черт тебя подери! — сказала она. — Или я сама виновата. Мне не следовало рассказывать тебе о нем...

Она имела в виду отца Кори, который умер за четыре месяца до его рождения. Он был хорошим человеком. Единственным хорошим человеком, которого она знала, и ей с ним было лучше, чем с мужем. Такой порядочный, такой искренний, такой чистосердечный. Рядом с ним она чувствовала себя счастливой.

С ее мужчиной. С ее Мэтью.

Мэтью был полицейским.

— Не обычным полицейским, — говорила она своему сыну, — несмотря на то что он так и не получил повышения и числился лишь одним из многих патрульных. Но клянусь тебе, Кори, твой отец был необыкновенным человеком. Черт возьми, он был один такой на целую тысячу. Видишь ли, мой мальчик, он был честным полицейским.

Я хочу сказать, честным во всех отношениях. Слишком честным, черт возьми, для этого паршивого мира, я полагаю. В нем было что-то от святого, и, как воздается святым, воздалось и ему. Он был козлом отпущения, его пинали, над ним насмехались. Они терзали его тело, трепали ему нервы и пытались сломить его дух. Они старались на славу, можешь мне поверить.

В полицейском участке ему доставались все те дела, о которых не прочитаешь в газетах. Снова и снова он рисковал своей головой, чтобы схватить с поличным мерзавцев, по которым давно плачет тюрьма, а вскоре видел, как они расхаживают, свободные как ветер. Хочешь знать, что он делал?

Он приводил их снова. И что он за это получил? Я тебе скажу, мальчик, если ты хочешь знать. Здесь, на «Болоте», у полицейского есть два пути. Либо он вступает в игру и получает плату за то, что в нужный момент отворачивается, либо его ждут выбитые зубы и сломанные кости.

Скажу тебе, по утрам он приходил то с повязкой на голове, то с рукой в гипсе, то с заплывшими глазами и синяками. А порой — держась за живот и отплевывая кровь.

«О железяку споткнулся», — говорил он тогда, пожимая плечами. А потом улыбался так, что я больше не могла на него сердиться. Но скажу тебе, мой мальчик, трудно было это вынести.

И однажды утром он совсем не пришел домой.

Все случилось в проулке. Пока он выслеживал одних подонков, другие набросились на него с кусками железных труб и бейсбольными битами. Не успел он засвистеть в свой свисток, как они сшибли его с ног и принялись отделывать. По крайней мере, мне объяснили, что они бросили его, решив, что он мертв. Но по пятнам крови можно было понять, что он пришел в себя и пытался ползти. Ему не удалось уйти далеко, и он был слишком слаб, чтобы свистнуть в свисток. Он потерял много крови и в конце концов сел, прислонившись спиной к забору. Кровь продолжала капать, и через некоторое время ее почуяли крысы.

Вот так все и кончилось, мальчик. Вот что в конце концов случилось с твоим отцом, хорошим, честным полицейским. Крысы набросились на него, и он стал мясом у них в животах. Теперь ты понимаешь, почему я пью?

— Но мне не следовало рассказывать тебе это, — говорила она мальчику, который сидел спокойно в кровати в полутемной комнате, а рядом валялись окровавленный нож и дохлая крыса. — Честный полицейский, — бормотала женщина, пьяно шатаясь. — Говорят, ему воздается за честность, — сказала она, повышая голос. А потом продолжила еще громче: — Я скажу тебе, как ему воздается, я, черт возьми, специалист в этом деле... — Но больше она не могла говорить и упала на стул.

Она попыталась добавить что-то еще, но вино одолело ее, и она захрапела.

Мальчик опустил голову на подушку и попробовал заснуть снова. Но спать он не мог. Он сел на кровати и посмотрел на дохлую крысу. Потом встал, подошел к раковине и вымыл нож, а крысу выбросил в окно. Уже лежа в кровати, он услышал характерные звуки в проулке и понял, что другие крысы набросились на дохлую и принялись ее поедать. Шум становился громче, крысы дрались за обед. Шестилетний мальчик крепко зажмурился и застонал, словно от боли.

Теперь, когда прошло столько лет, направляясь к западу по Эддисон-авеню, проходя через перекрестки и ускоряя шаг, чтобы быстрее миновать крысиную возню, Кори чувствовал легкое покалывание высоко на бедре, где-то у паха. Он подумал, что ему это что-то напоминает, но вот что — он не был уверен.

Кори пересек Третью улицу и направился ко Второй. На пересечении Второй и Эддисон-авеню горящие окна забегаловки выдавали бурную жизнь. Любители выпить, собиравшиеся здесь по пятницам, уже набились в бар. Большинство мест за столами с расшатанными ножками было занято. Несколько женщин сцепились из-за столика. Какой-то строитель с мощными плечами и волосатой грудью в пропитанной потом нижней рубашке и в желтой каске, сдвинутой на затылок, кинулся их разнимать. Одна из девиц одним ударом сшибла его с ног.

Когда Кори входил, из двери вылетел тщедушный человечек, катапультированный мощным пинком дамы-вышибалы. Он мягко шмякнулся животом о мостовую — очевидно, опыт подобных приземлений у него был большой, — проворно поднялся на ноги и с торжественным выражением лица сделал вышибале «нос».

Та с сомнением посмотрела на свой кулак и сделала шаг вперед. Коротышка грациозно попятился. Оказавшись на мостовой, он заявил высокопарно:

— Мне есть куда пойти.

— Верю, — ответила дама-вышибала. — Попытай счастья вон там.

И она указала на помойку через дорогу.

— Боюсь помешать, — сказал коротышка. — Там твои родители.

— Сделай мне одолжение, — проговорила дама почти ласково. — Подойди сюда и дай мне разок тебя стукнуть. Только разок.

Лицо тщедушного человечка оставалось торжественным. Он посмотрел на Кори, стоящего в дверях.

— Она — помесь, — пояснил он, демонстративно указывая на женщину, словно та была экспонатом на выставке. — На треть ирландка, на треть чероки и на треть — гиппопотам.

Вышибала со свистом втянула в себя воздух.

— Ты у меня еще попляшешь! — пригрозила она.

— Это технически невыполнимо, — отозвался ее собеседник, а потом добавил, обращаясь к Кори: — Вы когда-нибудь видели такую выдающуюся задницу? На ней можно вдвоем сыграть в карты...

Женщина бросилась на человечка, которого все звали Карпом. Тот увернулся с ловкостью скользкой рыбешки, перебежал через дорогу и скрылся за углом. Преследовать его было бесполезно. Женщина направилась к стоящему у дверей Кори, что-то неразборчиво бормоча себе под нос относительно важнейших качеств Карпа, его родителей и планов, которые она строила по поводу его будущего.

Потом она подняла глаза и, увидев Кори, одарила его таким взглядом, словно они с Карпом состояли в заговоре против нее. Кори улыбнулся как можно дружелюбнее. Она хмуро уставилась на него.

— И тебе, — сказала она, — тоже достанется.

— Я просто шел мимо, Нелли. Я — невинный свидетель.

— Невинный, говоришь?

Она сложила огромные ручищи под сорокадюймовыми грудями. Груди соответствовали величине ее фигуры. Она весила добрых двести сорок фунтов при росте пять футов шесть дюймов. И ни капельки жира — одни мускулы, готовые прийти в действие против любого, кто решит, что можно поиграть с ней, а потом бросить.

Но Кори не заигрывал с ней. Он погасил свою ласковую улыбку, чтобы не быть неправильно понятым, и сделал легкий жест в том направлении, куда скрылся Карп.

— Что Карп? Опять что-нибудь натворил?

— Что всегда, — буркнула Нелли. — Крал выпивку со стойки.

— Некоторые люди ничему не учатся, — вздохнул Кори. И сразу понял, что ему не следовало этого говорить. Он сам дал повод. Нелли окинула его презрительным взглядом с головы до ног, и ее поджатые губы пренебрежительно скривились.

— Чья бы корова мычала, — сказала она. — Думаешь, по тебе не видно?

Кори пожал плечами, развернулся и направился в бар. Но Нелли еще не закончила. Ее толстые пальцы впились Кори в плечо, и она развернула его к себе.

— Хочу тебе кое-что сказать, Брэдфорд, — начала она.

— Да брось ты! — миролюбиво ответил он. — Ты мне уже это говорила.

— Но пожалуй, стоит повторить, — настаивала она. Кори попытался высвободиться, но Нелли не выпускала его плечо, и таким образом они вошли в бар. Ее хватка была крепкой, ему стало больно.

— Ради Христа, — сказал Кори и снова попытался отойти.

Нелли не пускала.

— Ты меня выслушаешь, — громко заявила она, и несколько выпивавших за столиками подняли головы и посмотрели на них. — Вы все меня выслушаете, — сказала она им. — Я хочу, чтобы все меня слушали... — Она обернулась лицом к залу: — Я хочу, чтобы вы подумали, поняли и запомнили. Этот негодяй пользовался своим значком, чтобы отбирать хлеб у голодных. И им приходилось отдавать ему свой кусок, у них не было выбора. Плати или будешь арестован. Вот как ставился вопрос. И с кем он так поступал? Со своими соседями, со своими друзьями, с людьми, которых он знал давно, можно считать, с детства. Разве это не подло? Даже мошенник или карманный воришка ведут себя честнее...

— Скажи ему, Нелли, — поддержал ее тощий седой старик. — Выложи все как есть, девочка!

— Нет ничего гаже, чем поборы, — продолжала Нелли, горячась все больше. — Вы только посмотрите на него — всегда такой милый и ласковый. Тихонечко стучит к тебе в дверь, входит со своей мерзкой улыбочкой. Одной рукой похлопывает тебя по плечу, а ладонь другой подставляет для взятки. И этот негодяй еще представлял все так, словно делает тебе одолжение...

— Гадость, — прокомментировал чей-то пьяный голос.

— Согласна, — кивнула Нелли. Она искоса бросила взгляд на Кори и еще крепче стиснула пальцы на его плече. Лицо ее перекосила презрительная гримаса. — Знаете, чего мне хочется? Мне хочется взять мыло и как следует вымыться.

— Тогда почему ты не отцепишься от него? — спросил кто-то тихо и спокойно. — Чего ты за него держишься?

Это был тот самый тщедушный человечек — Карп. Он стоял в дверях, скрестив руки и наклонив голову, словно официальный наблюдатель.

— Ты опять здесь?! — завопила Нелли.

— Думаю, все обстоит так, — начал Карп. Он бросил жадный взгляд на стойку бара, потом расцепил руки и неловким жестом указал на Нелли. — Как по-вашему, что тут происходит? — обратился он к посетителям. — Сечете? Она его не отпускает, потому что не может. Это то самое, что называют проявлением скрытых бессознательных порывов.

— Говори по-человечески, — крикнул кто-то.

— С радостью, — вежливо согласился Карп. — Выражаясь простым языком, господа, эта дама просто хочет этого мужчину.

Нелли издала звериный рев, отпустила Кори и бросилась к Карпу. Но тот действовал хитро. Он выждал, пока Нелли оказалась от него в нескольких футах, а потом отработанным движением перевернул ногой стул. Нелли споткнулась, а Карп в обход зала двинулся к стойке. Завсегдатаи, знавшие, что за этим последует, быстро похватали свои стаканы с выпивкой и крепко вцепились в них. Другие оказались не столь проворны. Пока Карп молнией мчался мимо стойки бара, его рука действовала со скоростью поршня. Он еще не добежал до края, а уже успел схватить и опустошить двойную порцию виски и одну порцию калифорнийского бренди. Спустя мгновение он уже выскользнул в дверь на улицу.

Кори шагнул к стойке. Рукой он нашарил в кармане бумажки и монеты — три доллара шестьдесят пять центов. Он вытащил монету в четверть доллара и положил на стойку. Этого хватало на порцию джина. Он выпил джин, тут же захотел еще, но решил, что может подождать. Сейчас его больше тянуло к покерному столу.

Он двинулся к двери, ведущей в заднюю комнату. Сидевшие за столиками обращали на него не больше внимания, чем на обычного посетителя. Все уже забыли тираду Нелли и сосредоточились на выпивке. Но уже почти у двери Кори вдруг почувствовал, что на него устремлен чей-то взгляд. Он остановился на мгновение, но потом продолжил свой путь и протянул было руку к дверной ручке, как что-то заставило его оглянуться.

Он увидел ее.

Она сидела одна за столиком у стены. На столе стояла наполовину пустая кварта пива, рядом — пустой стакан. Она неспешно потянулась рукой к бутылке и, наливая пиво в стакан, взглянула прямо на него.

— Привет, Лил, — сказал он.

Не ответив, она поднесла стакан к губам и отхлебнула пива, продолжая смотреть на Кори.

Он несколько раз моргнул.

— Как дела? — промямлил он.

Она не ответила. Просто сидела, потягивала пиво и пристально рассматривала его.

— Давно тебя не видел, — буркнул он. — Уже несколько месяцев, а может, почти год. А может, и больше. Не знаю. Где ты пропадала?

Она поставила стакан, откинулась на спинку стула и ничего не ответила.

— В чем дело? — осведомился он. — Ты что, говорить разучилась?

— Разучилась, особенно с тобой, — произнесла она бесцветным голосом. Лицо ее выражало полное безразличие. — Мне не о чем говорить с тобой.

Кори снова моргнул, хотел было повернуться и уйти, но ноги почему-то отказывались ему повиноваться.

— И нечего тут стоять столбом, — сказала она. — Поздоровался, и довольно. Хватит с тебя.

Он стоял и пялился на нее.

«Даже смотреть на нее непросто, — думал он. — Будто боксируешь с тем, кто знает каждое твое движение наперед. Она совсем не открывается. А что хуже всего, — продолжал размышлять он, — все осталось при ней. И лицо. И фигура. Она точно какая-то особенная. Но ничего не поделаешь. Остается только стоять тут, как последний идиот, и мучиться».

У Лилиан были темно-каштановые волосы и светло-карие глаза. Чуть отяжелевшая в груди и бедрах, ее фигура с осиной талией выглядела тем не менее на все сто. Привлекательная женщина, ничего не скажешь.

Лил было двадцать шесть. Пять лет тому назад она вышла замуж за Кори Брэдфорда. Но этот брак длился недолго — чуть больше года. Причиной разрыва было его пьянство. В то время он еще носил синюю форму патрульного полицейского и по какой-то причине, самому ему не ведомой, очень сильно пил. Сначала она умоляла его перестать, потом начала грозить. Однажды ночью он, допившись до чертиков, бросился по Эддисон-авеню к реке, чтобы утопиться; она побежала за ним. Но он не прыгнул в воду. Остановил его звук удара, раздавшийся позади. Лил споткнулась и упала. Она сильно расшибла колено, подвернула ногу в щиколотке, и у нее случился выкидыш, после которого она чуть было не умерла. Тогда он, стоя на коленях перед ее постелью, Богом клялся бросить пить. А через месяц снова надрался до безумия. И это было последней каплей.

Кори стоял и смотрел, как Лилиан подливает пиво в стакан. Он слегка нахмурился, сначала не поняв почему. Потом до него дошло. В этой картине было нечто неправильное.

— А зачем пиво? — спросил он у нее.

Она не ответила. Сдула пену, потом сделала большой глоток.

— Я раньше никогда не видел, чтобы ты пила пиво, — сказал он.

Лилиан поставила стакан и одарила его взглядом, говорящим: «Ну и что из того?»

— Раньше ты пила только лимонад, молочный коктейль или чистую воду, — продолжал он. — С чего это ты переключилась на алкогольные напитки?

Она пожала плечами, не глядя на него. И проговорила, словно обращалась к самой себе:

— Наступает такой момент, когда все уже не важно.

Кори нахмурился еще больше:

— Разве это ответ?

— Не знаю, — сказала она и подняла глаза. — Честно, не знаю.

Он искоса посмотрел на нее:

— Давай, Лил. Расскажи мне!

— Что рассказывать-то?

— Что происходит? В чем дело?

Она открыла было рот, чтобы ответить, но потом резко закрыла. И снова отвернулась.

Кори наклонился к ней:

— Скажи мне. Лил. Выскажи мне все. Тебе будет легче.

— Неужели?

Тут ее взгляд уперся прямо в него.

— Откуда ты знаешь?

Кори слегка поморщился. Он не имел ни малейшего представления, что она этим хотела сказать, но фраза все равно его задела. Резанула, как острым ножиком.

Он попятился и смущенно пробормотал:

— Ты хотела сказать мне только это?

— Только это, — ответила Лилиан.

У него в горле застрял комок. Он попытался проглотить его.

— Мне больно видеть, как ты сидишь тут в полном одиночестве, — выдавил он.

— Я сижу тут одна, потому что мне хочется уединения, — ответила она и поерзала на стуле, отодвигаясь от него.

Какое-то мгновение ее руки бессильно лежали на крышке стола. И в эту минуту он кое-что заметил. На ее пальце сверкнуло что-то желтое. Это было обручальное кольцо.

— Настоящее? — спросил он, указывая на кольцо.

Она убрала руки со стола и ничего не ответила.

Кори вытаращился на нее.

— Ну, знаешь, — пробормотал он, — думаю, тебя надо поздравить.

— Не беспокойся, — натянуто проговорила Лилиан.

Кори лениво и криво улыбнулся. Хотел было что-то сказать, но почувствовал, что кто-то стоит прямо у него за спиной. Медленно повернувшись, он увидел высокого мужчину с густыми вьющимися черными волосами, торсом метателя диска и с резкими чертами довольно приятного лица. На вид мужчине было где-то около тридцати пяти лет. Он был одет в рабочую одежду.

— Гуляй отсюда! — спокойно сказал он Кори.

— Кто ты такой? — спросил Кори.

— Я — ее муж.

Кори отвернулся.

— Говорит, он ее муж. Так и говорит, — буркнул он себе под нос.

— Так оно и есть, — подтвердил мужчина.

Он шагнул к Кори, но Лилиан уже была на ногах и встала между ними.

— Все в порядке, Дел. Он — мой знакомый, — бросила она мужчине.

Тот подозрительно посмотрел на нее:

— Правда?

— Да, — поспешно подтвердила она. — Я тебе о нем говорила. Я была его женой.

— О-о-о! — протянул мужчина и добавил, обращаясь к Кори: — Прости, приятель. Я не знал.

Он приятно улыбнулся, протянул руку, и Кори ее пожал. Они представились. Мужчину звали Делберт Кингсли.

Он был сама любезность. Пригласил Кори посидеть с ними. Кори поблагодарил и отказался, потом улыбнулся им обоим, повернулся и пошел к двери, ведущей в заднюю комнату.

Глава 2

Это была на удивление большая комната — сочетание конторы и игорного зала. На небольшом столике у стены стояла счетная машинка, лежала стопка бухгалтерских книг и валялись какие-то бумаги. Рядом притулился старинный игровой автомат на ржавых ножках. Он показывал три черных круга — джек-пот — в знак того, что готов к работе. Чуть наискось от однорукого бандита устало пристроилось потемневшее от старости, припадающее на одну ногу бюро. На почтительном расстоянии от этого дряхлого предмета мебели отливал зеленой краской новенький, с иголочки шкаф-картотека. Края его были обшиты блестящим металлом. На стене над картотечным шкафом висело несколько аккуратно вставленных в рамочки фотографий, изображающих гребцов в академической парной двойке.

Посреди комнаты стоял большой круглый стол, за которым сидело семеро мужчин. Они играли в покер на деньги. Некоторые были в одних нижних рубашках, другие вовсе голые по пояс. Несмотря на ветерок от электрического вентилятора, все обливались потом. При появлении Кори ни один из игроков не поднял головы, все их внимание было сосредоточено на картах.

Кори подошел поближе, чтобы посмотреть на игру. Деньги на кону были небольшие — весь банк составлял не более тридцати долларов. Но несмотря на это игра шла напряженно. Некоторые из мужчин нервно жевали сигары, другие покусывали губы. Пока победивший сгребал деньги, проигравший встал и вышел из комнаты. Кори проскользнул к освободившемуся стулу. Но не успел он на него присесть, как чья-то тяжелая рука оттолкнула его.

— В чем дело? — вкрадчиво осведомился Кори и дружелюбно улыбнулся упитанному мужчине, который спихнул его от стула.

— Тебя никто не приглашал, — сказал толстяк.

При среднем росте он слишком раздался в ширину и весил больше двухсот шестидесяти фунтов, но казался крепко скроенным. Звали его Рейфер.

— Ты шутишь, Рейфер? — Кори продолжал улыбаться.

— Нет, — отвечал тот. — Я не шучу.

— Не понял, — сказал Кори, все еще улыбаясь, но слегка насупившись. — Сегодня вечер пятницы. Игра в полном разгаре. Заведение открыто, как всегда по вечерам в пятницу.

— Только не для тебя, — буркнул Рейфер.

Он посмотрел через стол на сидящего напротив мужчину; его надменное лицо приобрело мгновенно подобострастное, лакейское выражение.

— Разве не так, Уолт?

Человек по имени Уолт потягивал из стакана холодные сливки. Он был целиком поглощен своим занятием, его губы складывались буквой "О", когда он пробовал густую массу. Он не поднял глаз.

— Он мне не верит, Уолт. — Рейфер сделал вторую попытку. — Только слово скажи — и я ему задам! Я выброшу его отсюда вверх тормашками.

Любитель молочных продуктов поднял глаза и увидел Кори. Он устало поморщился.

— Почему ты пристаешь ко мне с такими пустяками? — заметил он Рейферу.

— Я просто хотел удостовериться, — ответил тот. — Ты хочешь его выставить отсюда?

— Да отстань ты от него! — бросил Уолтер Гроган и отпил еще немного сливок. — Пусть стоит, если хочет.

— А сесть можно? — осведомился Кори.

Уолтер Гроган не ответил.

— Можно мне войти в игру? — снова спросил Кори.

— Нет, — сказал Гроган.

— Почему? — удивился Кори. — Почему, Уолт?

Гроган посмотрел на него. И все. И этого взгляда было достаточно, чтобы Кори отшатнулся, словно ему дали пощечину.

«Вот ведь как бывает, — подумал он. — И это не презрение. Это хуже, чем презрение. Это означает, что ты — нуль, совершенное ничтожество. Суть в том, что он даже не дает себе труда вышвырнуть тебя вон. Ты скатываешься на самое дно, даже ниже, чем Карп и другие бездельники. Они стоят на ступеньку выше, чем ты, — по крайней мере, они заслуживают вышвыривания. А тебе достаточно просто взгляда. Взгляда, который более чем красноречиво говорит, что ты — пустое место».

Кори сделал еще шаг назад, потом стал очень медленно отступать через комнату, пока не оказался у стены. Он прислонился к стене и уставился в пол. Его рука потянулась к карману, и он нащупал там деньги — три доллара и сорок центов.

«Надо их потратить, — сказал он себе. — Пропить».

Но сам не сдвинулся с места, продолжая разглядывать пол. Потом он медленно поднял голову, его губы слегка сжались. Уолтер Гроган.

Уолтер Гроган был хозяином забегаловки. Он также владел ломбардом, бассейном, химчисткой и большей частью недвижимости на «Болоте». Вся его деятельность концентрировалась здесь. Он редко покидал предместье. Имея достаточно внушительный капитал (а его состояние исчислялось где-то в пределах от ста тысяч до четверти миллиона долларов), он, казалось, готов был всю жизнь провести среди этих деревянных лачуг, покрытых толем хибар и узких проулков. Единственным его занятием, не связанным с «Болотом», являлось членство в Юго-восточном гребном клубе. Это был закрытый клуб, и среди его членов числилось несколько очень важных персон. Но Гроган вступил в него не из-за этого. Просто он любил речную греблю и весьма преуспел в ней. К своему увлечению он относился очень серьезно, а членство в клубе давало ряд дополнительных возможностей.

Ему было пятьдесят шесть лет. Худой, жилистый и загорелый от занятий греблей, человек с седыми, но на удивление густыми и блестящими волосами, зачесанными наверх. Он имел привычку приглаживать волосы рукой, словно хотел придать им дополнительный блеск. А вот глаза его были тусклыми — блеклого желто-серого цвета, мутные и безжизненные, похожие больше на линзы.

«Линзы, которые могут видеть сквозь стену, — подумал Кори. — Или читать мысли. Если бы эти люди считали, что он действительно хочет выигрывать, они бы не сидели с ним за столом. Но они прекрасно знают, что он только придуривается. Можно быть уверенным, что его не интересуют все их бумажки по доллару, по пять и даже по десять. Если бы он пожелал, он обобрал бы их до последнего гроша за каких-нибудь полтора часа. Ничего не остается, как восхищаться им, то есть счетной машиной в его голове. Исключительно точный инструмент. Даже не вспомнишь, когда он ошибался. Типичный преуспевающий делец. Ты что же, завидуешь ему? Завидуешь его сшитому на заказ костюму и шестидесятидолларовым ботинкам? Лимузину из Испании? И если на то пошло, можно вспомнить и другие его забавы, и ту стройную платиновую блондинку, с которой он спит каждую ночь... Так я тебя спрашиваю, ты что, завидуешь ему? Черт возьми, ты действительно ему завидуешь! И...»

В этот момент Рейфер стал сдавать карты. Гроган потягивал сливки. Все произошло очень быстро. Задняя дверь открылась, и вошли двое с револьверами в руках.

На мужчинах были маскарадные маски, которые закрывали их головы целиком: волк-оборотень и тошнотворная смесь гиены с рогатым сатаной. Волк-оборотень стоял у двери, а гиенообразный дьявол медленно приблизился к столу.

В комнате не слышно было ни звука. Некоторые игроки подняли руки вверх. Рейфер все еще держал карты, которые приготовился сдавать, его пальцы замерли в воздухе.

Гроган спокойно рассматривал людей в масках. Казалось, он оценивал их наряд, словно они претендовали на первый приз на костюмированном балу, а он был членом жюри. Он еще несколько минут разглядывал их, отпил немного сливок, поставил стакан на стол и сказал:

— Ну и что вам нужно?

— Тебя, — ответил дьявол-гиена. Голос за маской звучал приглушенно. Человек направил револьвер в голову Грогана: — Только тебя, Гроган.

Гроган потянулся к своему бумажнику.

— Не делай этого, — предупредил его дьявол-гиена.

— Тогда возьми то, что на столе, — предложил ему Гроган. — Забирай и выметайся отсюда!

— Мы пришли не за этим. — Револьвер указал на деньги, лежащие на столе. — Я же сказал. Нам нужен ты.

Гроган задумчиво потер подбородок.

— Давай поднимайся, — приказал дьявол-гиена.

Гроган не двинулся с места.

— Вставай! — Револьвер снова был нацелен на Грогана. — Вставай, или я разнесу тебе башку!

— Ты этого не сделаешь, — сказал Гроган.

— Ты так считаешь?

— Я полагаю, — начал Гроган, — если ты разнесешь мне голову, то не выполнишь задание. Желай они просто меня кокнуть, ты стрелял бы через окно.

— Они? — задиристо переспросил дьявол-гиена. — Что ты несешь?! Кто это «они»?

— Те, кто тебя послал, — ответил Гроган. Он откинулся на спинку стула. — Скажи мне, юноша, — ласково осведомился он, — сколько тебе заплатили?

Дьявол-гиена тяжело, со свистом задышал сквозь маску. Он приблизился к Грогану на шаг, поднял револьвер на несколько дюймов, чтобы тот смотрел прямо Грогану в лоб, чуть ниже линии волос.

— Пятьдесят? — тихо произнес Гроган. — Сотню? Ладно, полторы сотни. Так вот: я удваиваю цену.

Из-под маски дьявола-гиены снова послышалось шипение. На этот раз он смеялся.

— Знаешь, что я тебе скажу? — предложил Гроган. Он еще дальше откинулся на спинку стула, скрестил ноги и сложил руки. — Пусть будет пять сотен. Этого достаточно?

Свистящий смех стал громче. Потом внезапно прекратился, и приглушенный маской голос произнес:

— Ладно, предупреждаю в последний раз. Либо ты встаешь с этого стула и идешь с нами, либо отправляешься прямиком на кладбище.

— Семь сотен, — бросил Гроган. — Семь.

— Тебе что, нравится эта цифра?

— Она всегда выигрывает, — объяснил Гроган. — Ну, что ты на это скажешь? Сойдемся на семи?

— Конечно, — согласился гангстер. — На семи секундах.

Он начал считать. Гроган не двигался с места. Гангстер досчитал до трех, потом остановился и обратился к своему товарищу:

— Запри переднюю дверь.

Волк-оборотень быстро прошел к передней двери, ведущей в бар. Над дверной ручкой был замок, и он защелкнул «собачку». Потом стал медленно продвигаться вдоль стены, держа на прицеле мужчин, сидящих за столом. При этом он оказался спиной к Кори.

— Мы досчитали до трех, — заявил дьявол-гиена. — А теперь прошло четыре секунды... пять...

Гроган стал приподниматься со стула, и в этот момент Кори бросился на гангстера в маске волка-оборотня.

Все было рассчитано точно — его левая рука потянулась к оружию, одновременно правая, сжатая в кулак, ударила волка-оборотня сзади чуть выше шеи у уха. Гангстер рухнул мешком на пол, его напарник выстрелил раз, другой, промахнулся и замешкался на миг, чтобы хорошенько прицелиться. И именно этого мгновения хватило, чтобы револьвер в руке Кори выплюнул в него пламя.

Пуля попала дьяволу-гиене прямо в рот. От маски оторвалось несколько кусочков резины, смешанных с осколками кости и окровавленной плоти. Из затылка стрелявшего тонкой струйкой потекли мозги. Он умер еще до того, как коснулся пола. Другой гангстер попытался добраться до окна — сначала ползком на четвереньках, потом, отчаянно сопя, стал подниматься на ноги. От удара, которым огрел его Кори, он осоловел, и, когда все-таки встал, его повело в сторону. Он наткнулся на стену и тут же снова оказался на полу на четвереньках.

Кори не видел, как подошел Рейфер. Он выхватил у Кори револьвер, и Гроган закричал:

— Нет! Не надо! Не делай этого!

Но Рейфер уже нажал на спуск. Он выстрелил гангстеру в позвоночник. Потом в шею, а третью пулю послал в голову. Труп так и остался сидеть у стены. Рейфер наклонился к нему и выстрелил еще два раза. Пули прошли сквозь отверстия для глаз в волчьей маске.

— Это для верности, — сказал Рейфер.

Он отвернулся от трупа, раздуваясь от гордости, и посмотрел на Грогана, который неспешно прохаживался по комнате.

— Ты идиот! — спокойно произнес Гроган и тыльной стороной ладони ударил Рейфера с размаху по губам.

Рейфер попытался было что-то сказать, Гроган ударил его еще раз.

— Безмозглый тупица! — продолжал Гроган.

Из бара послышались взволнованные возгласы, в дверь уже стучали. Потом кто-то стал выбивать ее плечом.

Гроган подошел к двери и приказал всем разойтись. Шум стих. Он вернулся к Рейферу и осведомился:

— Скажи-ка мне, что это на тебя нашло?

Рейфер с трудом перевел дух:

— Я думал...

— Ах, ты думал?! — передразнил его Гроган. — И чем же, позвольте спросить? Тем местом, на котором сидят?

— Я считал...

— Не может быть! — перебил его Гроган. — Ты не способен сосчитать даже до двух. — Он указал на труп в маске. — Самый последний дурак понял бы, что он мне нужен живым.

Рейфер часто заморгал:

— Он собирался удрать в окно. Я не дал ему.

— Не дал. Это точно, — подтвердил Гроган. — Не дал раскрыть рта, вот что ты сделал.

Рейфер тяжело вздохнул. Он стоял как оплеванный, беспомощно разводя руками. Гроган отвернулся, склонился над сидящим трупом и сорвал с него маску волка-оборотня. Все игравшие в покер сгрудились, чтобы посмотреть на лицо гангстера.

— Кто-нибудь его знает? — спросил Гроган. Все сказали, что нет. Гроган подошел к другому убитому и тоже снял с него маску. Результат был тот же. Гроган недоуменно нахмурился. — Не понимаю, — сказал он вслух, обращаясь сам к себе. — Не понимаю, и все тут!

— Они явно не местные, — заметил кто-то.

— Тогда что им надо? — спросил в замешательстве другой. — С какой стати?

— Я знаю, — громко сказал Рейфер, ударяя кулаком о ладонь. Он многозначительно замолк, снова преисполнившись сознания собственной важности. Все обратили взгляды на него, за исключением Грогана. Кулак снова ударился о ладонь, и Рейфер заявил: — Их нанял тот, кому известно о...

Но в этот момент Гроган посмотрел на Рейфера.

«Один только взгляд, — подумал Кори, — и словно нажали кнопку, выключающую звук!»

Рейфер замер, моргая и тяжело переводя дух. Гроган продолжал смотреть на него. Прошло несколько минут, потом Гроган отвернулся, пошел к столу, уселся и буркнул громко, обращаясь к себе самому:

— Какого дьявола я все это терплю! Пора завязывать. Что за люди меня окружают!

— Я же ничего не сказал. — Рейфер попытался загладить свою оплошность. — Я только говорил, что...

Гроган поднял на него взгляд. Некоторые из мужчин испуганно дернулись. Рейфер сжал губы, его лицо перекосила странная гримаса, видно было, что он сдерживается из последних сил.

— Ты правда хочешь, Чтобы я это сделал? — очень спокойно спросил Гроган. — Хочешь, чтобы я щипцами вырвал тебе язык?

Рейфер открыл было рот, начал что-то говорить, потом прикусил себе язык и замолк.

— Что бы это ни было, ты должен нам объяснить, — заявил один из мужчин. — В конце концов, мы на тебя работаем.

— Верно, — вставил другой. — Мы же тут не посторонние.

— Если что-то тут происходит, нам хотелось бы знать, — подтвердил третий.

— И вы хотите, чтобы я вам рассказал? — недовольно буркнул Гроган.

— Послушай, Уолт, я хочу... в конце концов...

— Я тебе ничего не скажу! — отрезал Гроган.

— Закончим на этом! — важно рявкнул Рейфер.

Он подошел поближе и встал рядом с Гроганом. И снова грудь его раздувалась от важности, когда он, прищурившись, смотрел на мужчин, столпившихся у стола. Кто-то начал было возражать, но Рейфер рыкнул:

— Заткнись и больше не трогай этой темы!

Они ничего не ответили. Несколько человек пожали плечами. Один негодующе вздохнул. И не то чтобы они боялись Рейфера. Просто они все еженедельно получали от Грогана плату и не хотели терять заработок. У них были жены и дети, и они не могли позволить себе остаться без средств к существованию.

Гроган поднялся со стула. Некоторое время он задумчиво смотрел на два трупа. Потом сказал:

— Ладно. Знаете, как мы это уладим? Мы позовем служителей закона и покажем им этих молодчиков. Мы заявим полицейским, что они попытались нас ограбить. Им нужны были деньги — только деньги. И ни слова о том, что они приходили за мной.

— Поняли? — Рейфер сурово нахмурился на пятерых мужчин. — Скажете все, как он велел.

— Они поняли, — пробурчал Гроган и устало посмотрел на Рейфера: — Иди звони в полицию.

Рейфер подошел к бюро, поднял крышку и вытащил телефонный аппарат. Пока он набирал номер, Кори стоял рядом со столом, отдельно от остальных.

«Вот загадка, — размышлял Кори. — Зачем все эти уловки? Так или иначе, Гроган напуган. Точно, напуган. По виду не скажешь, но чувствуется, что он явно чего-то боится. Интересно чего? А ведь ты знаешь Уолтера Грогана всю жизнь, но никогда не видел его таким испуганным».

Глава 3

Пять минут спустя прибыла полицейская машина. Потом подъехали еще полицейские во главе с капитаном 37-го участка. А в довершение ко всему явилось несколько представителей городской прокуратуры в штатском. Были заданы вопросы и получены ответы. Никаких осложнений не возникло. Все прошло точно так, как предполагал Кори. Люди в штатском сделали несколько заметок для своих будущих рапортов и ушли. Полицейские подождали, пока оба трупа положат на носилки и увезут в похоронном фургоне. Все было шито-крыто. Процедура не заняла и четверти часа.

Капитан выходил последним. У дверей они с Гроганом обнялись на прощанье. Они были близкими приятелями, и Гроган спросил о Салли и детишках. Капитан ответил, что с ними все прекрасно. Они еще немного поболтали по-дружески, посмеялись над чем-то, а потом капитан шутя ударил Грогана в солнечное сплетение и сказал:

— Живот у тебя до сих пор словно каменный.

Гроган улыбнулся:

— Я же занимаюсь греблей, Томми. Тебе тоже стоит попробовать.

— Где взять время? Да и кому нужны эти физические упражнения? Я достаточно занимаюсь ими с Салли в постели.

И они снова захихикали. Потом умолкли и обменялись долгими, понимающими взглядами. Пожимая руки на прощанье, они тепло улыбались друг другу.

Капитан открыл дверь и сказал:

— До свидания, Уолт. — Затем наклонился к Грогану и добавил тихо: — Ради Бога, будь осторожен, хорошо?

— Я всегда осторожен, Томми, — ответил Гроган. — Ты же знаешь!

Капитан похлопал Грогана по плечу, развернулся и вышел.

Рейфер и пятеро мужчин заняли свои прежние места за карточным столом. Но карт доставать не стали, все просто сидели, некоторые курили, другие чистили ногти. Кори стоял один в сторонке. Он размышлял о полицейских из 37-го участка.

«Они даже не поздоровались со мной, — думал он. — Ноль внимания, если не считать обычной процедуры снятия показаний. Добрый старина Томми! Он прошел мимо, словно меня тут и не было! И что с того? Да ничего», — ответил он сам на свой вопрос и пожал плечами.

За столом кто-то вытащил карты и начал сдавать. Гроган подошел к своему стулу и уселся. Раздача продолжалась, и Рейфер сказал:

— Готово. Давайте начинать!

Сдающий делал свое дело. Гроган откинулся на спинку стула, не обращая внимания на карты. Он смотрел на Кори Брэдфорда. Все ждали, когда Гроган пойдет — король был у него.

— Ходи, Уолт, — напомнил кто-то.

Казалось, Гроган его не слышал. Взгляд его был устремлен на Кори.

Потом он медленно поднялся и направился к задней двери, открыл ее и сделал знак Кори Брэдфорду следовать за ним. Они вышли вместе.

Дом Грогана располагался меньше чем в квартале от «Забегаловки». Снаружи он ничем не отличался от остальных полуразвалившихся жилищ на Второй улице. С одной стороны проходил узкий переулок, с другой простирался замусоренный пустырь. Окна давно не мыли, на парадной двери краска облезла, а дерево местами растрескалось.

Гроган отпер дверь, и они вошли. Кори никогда не был внутри этого дома, но слышал разговоры о нем и считал, что слухи здорово преувеличены. Теперь он осматривался, и глаза у него от изумления вылезали на лоб.

Вся обстановка была выдержана в китайском стиле, очень дорогая и элегантная. Мебель из черного дерева и тика. Лампы, вазы и пепельницы — из розового кварца и нефрита. По стенам — росписи по шелку, которые выглядели словно музейные экспонаты. В углу располагалась массивная бронзовая статуя Будды. С того места, где стоял Кори, видна была столовая, обставленная тоже на восточный манер, и в приглушенном зеленом свете лампы он увидел стол с затейливой резьбой, инкрустированный слоновой костью. Кори снова оглядел прихожую.

«Это действительно что-то, — подумал он. — Такое можно увидеть лишь на картинке в иллюстрированном журнале».

Кори почувствовал, что Гроган наблюдает за ним, ожидая какой-то реакции. Он посмотрел на Грогана и сказал:

— Ну, раньше я об этом только слышал, теперь увидел собственными глазами.

— Все это из Китая, — пояснил Гроган. — Мне всегда хотелось увидеть Китай. Но как-то все не получалось. Слишком дел много. Однако я нашел выход — привез Китай сюда.

Пока Гроган говорил, с лестницы послышался какой-то шорох. Кори поднял глаза и увидел женщину, медленно спускавшуюся по ступенькам. Она была одета в серебряное с золотом кимоно, среднего роста, очень стройная. Большие зеленые глаза казались темными по контрасту с платиновыми волосами.

Кори видел ее прежде, но только на расстоянии: за рулем автомобиля или выходящей из машины, припаркованной у какого-нибудь магазина на Эддисон-авеню. Обычно это был кафетерий или бакалейный магазинчик, и покупала она исключительно сигареты. Она никогда и близко не подходила к «Забегаловке».

Как слышал Кори, она большую часть времени проводила дома и редко разговаривала с кем-нибудь из предместья. Она жила с Гроганом вот уже больше трех лет. Это большой срок, учитывая, что Гроган не отличался постоянством в отношениях с женщинами. Другие сменялись через пару месяцев.

«Но, похоже, эта вытянула козырную карту, — подумал Кори. — Дело ясное, судя по тому, как он на нее смотрит. Он проглотил наживку, точно. И крепко сидит на крючке. Я бы не дал ей больше двадцати четырех. И еще я бы сказал, что она не из тех дамочек легкого поведения, которые согласны на все, лишь бы жить за чужой счет. Стоит только посмотреть, что у нее в руках».

В одной руке у нее были очки. В другой — книга. Кори мог прочесть название на обложке. Он не разбирался в философии, но догадался, что речь шла не о каком-то легком чтиве. Это была книга Ницше «Так говорил Заратустра».

Девушка еще не заметила Кори. Она стояла и разговаривала с Гроганом. Голос ее был тихий, но четкий, речь — точная, грамматика — безукоризненная. Она рассказывала Грогану, что была сегодня в городе и ходила по магазинам. Купила туфли и сумочку, а потом отправилась в салон красоты. Пообедала в городе и сходила на лекцию в художественный музей.

— Лекция была очень интересная, — заметила она. — Про французских импрессионистов. И докладчик высказал несколько очень оригинальных идей. Стоило послушать.

— Замечательно, — подтвердил Гроган. — Рад, что ты неплохо провела вечер.

— Сходить в музей — всегда удовольствие. Жаль, что ты ни разу не составил мне компанию.

— Постараюсь это исправить, — пообещал Гроган.

— Ты всегда так говоришь!

— Ну ты же знаешь! Просто у меня не хватает времени.

— Ты мог бы найти время, если бы захотел.

— Едва ли, — возразил Гроган. — Поверь, дорогая, у меня дел по горло.

— Не думай — я не жалуюсь, — сказала она. — Я забочусь не столько о себе, сколько о тебе. Ты слишком много работаешь. Надо хоть немного отдыхать! У тебя такой усталый вид!

— И вовсе я не устал! — резко бросил Гроган. — Просто я...

— Уолтер, пожалуйста.

Гроган отвернулся, опустил голову и закусил губу.

— Говоришь, я устал? — буркнул он.

— Не надо, — сказала она спокойно, но твердо, — не начинай!

Но, начав, Гроган уже не мог остановиться.

— Устать — это одно, — бубнил он, — быть сытым по горло — совершенно другое. Я же говорю, меня достало, что я...

— Не сейчас! — предостерегающе сказала она. Гроган поднял глаза и увидел стоящего рядом Кори.

Он на мгновение замолк, потом посмотрел на нее и проворчал:

Будто закрыли занавес, и настроение переменилось. Гроган провел ладонью по губам, словно желая стереть раздраженную гримасу и заменить ее на добродушную улыбку. Он так и продолжал улыбаться, уставившись на элегантный ковер.

— Лита, — пробубнил он, — это Кори Брэдфорд.

Лита вежливо кивнула Кори. Потом отступила на шаг, будто хотела получше его разглядеть. И начала она с ботинок. Кори подумал, что его обувь представляет собой печальное зрелище — кожа местами полопалась, каблуки стоптались, — и к тому же давно не видела щетки. Брюки неглаженые и вряд ли выдержат очередную химчистку. Пиджак под стать им. Теперь Лита смотрела на галстук. Он был потрепанным, из него торчали нитки.

То же самое относилось и к рубашке.

«Ну что ж, в десятку, носящую лучшие костюмы, мы не входим, — думал Кори. — Довольствуйся тем, что есть».

Но Лита на этом не остановилась — она опять начала разглядывать его ботинки.

— У меня есть новая пара, — услышал он свой голос, — но эти гораздо удобнее.

— Неужели? — Лита всплеснула руками. — Неужели действительно у вас есть новые ботинки?

— Нет, — ухмыльнулся он. — Я пошутил.

Лита искоса посмотрела на него. Взгляд ее был холоден как лед.

Кори продолжал ухмыляться.

— Пошутил, — повторил он. — У вас есть чувство юмора?

Лита, не говоря ни слова, повернулась к нему спиной, попрощалась с Гроганом и пошла к лестнице. Поднимаясь по ступеням, она надела очки и принялась листать книгу с интригующим названием «Так говорил Заратустра».

Гроган подождал, пока она поднимется наверх. Потом повернулся к Кори и сказал:

— Не стоило этого говорить. Она раздражается по пустякам.

— В другой раз буду знать, — пожал плечами Кори.

Гроган нахмурился:

— Тебе все нипочем, да?

Кори снова пожал плечами. Гроган продолжал хмуриться, разглядывая его. Потом пригласил:

— Садись.

Кори уселся, откинулся на спинку стула и стал следить за Гроганом, вышагивающим перед ним из угла в угол. Это продолжалось несколько минут.

«Не говори ничего, — повторял себе Кори. — Просто жди. Как бы дело ни обернулось, не дави на него. Видишь ведь, он не в настроении играть в игры. Парень разозлился. В довершение ко всем бедам у него еще и проблемы в постели. Ставлю пятьдесят против одного, последнее время он там не часто бывал».

Гроган перестал ходить туда-сюда, сел в кресло из черного дерева и обратился к Кори:

— Ладно, — начал он, — надо отдать тебе должное. Ничего не попишешь — то, что ты проделал сегодня в забегаловке, требует определенного таланта. Чистая работа. Я такого еще не видел, хотя на многое насмотрелся.

Кори откинулся еще дальше на спинку стула.

«Ну, — подумал он, — такие слова слышать приятно. Но их нельзя положить на тарелку и съесть».

И в этот самый момент он увидел, что Гроган сунул руку в карман и вытащил бумажник.

— Вот, — сказал Гроган и протянул ему несколько пятерок и десяток. — Здесь семьдесят долларов.

— Спасибочки, — ответил Кори.

— Не стоит благодарности. Тебе еще придется их отработать. Это — твоя плата за первую неделю.

— И за что же?

— За расследование, — пояснил Гроган. — Я хочу знать, кто их нанял.

Кори посмотрел на деньги в своей руке.

— Ну, — пробормотал он, — и то хлеб. Только...

— Что «только»? Тебя что-то не устраивает?

— Работка-то временная. Я добьюсь толку и сразу останусь не удел.

— Если ты добьешься толку, тебе больше не нужно будет работать.

Глаза Кори чуть расширились от удивления.

— Дело обстоит так, — стал объяснять Гроган. — Семьдесят — это просто аванс. Если ты выигрываешь, забираешь весь банк. Пятнадцать тысяч.

— Пятнадцать чего?

— Тысяч.

Кори остолбенел. "Подумать только, пятнадцать тысяч! Он сказал «пятнадцать тысяч». Стоит заставить его повторить, чтобы убедиться, что я расслышал правильно? Нет, слух меня не обманывает. Он сказал «пятнадцать тысяч долларов».

— Ну? — буркнул Гроган. А потом повторил немного громче: — Ну?

— Согласен, беру банк. — Кори в упор посмотрел на Уолтера Грогана. — Интересно, почему вас это так волнует?

Седой мужчина медленно поднялся с кресла. Во взгляде его появилось раздражение.

— Ты что, мне не доверяешь?

— Да не в этом дело, — сказал Кори. — Просто мне хотелось бы вас кое о чем расспросить.

— Не выйдет, — отрезал Гроган. — Мне нечего тебе рассказать.

— Как это?

— Вот так.

— Вы не можете или не хотите? — поинтересовался Кори ухмыльнувшись.

Гроган бросил на него взгляд. Один только взгляд. И в этом взгляде читалось: «Ты берешься за эту работу или нет?» Кори перестал ухмыляться. Он пожал плечами и сказал:

— В конце концов, я не кошка. Я не могу действовать в полной темноте.

На несколько минут воцарилась тишина. Гроган медленно прошел в другой конец вестибюля и остановился перед массивным бронзовым Буддой. Потом приблизился к нему, будто советовался с изваянием. Наконец он повернулся и посмотрел на Кори. И глаза его были такими же узкими, как и у Будды.

— Ну, ты заставил меня призадуматься. Постоять и поразмыслить о том, что тебе можно рассказать. Если я разболтаю тебе слишком много, ты будешь слишком много знать.

Кори решил оставить это заявление без комментариев.

— С другой стороны, — продолжал Гроган, — ты не можешь приступить к работе, если я не предоставлю тебе поле деятельности.

Ответа опять не последовало. Кори просто сидел и выжидал.

Уолтер Гроган прошелся по вестибюлю и остановился рядом с креслом. Погладил рукой блестящее черное дерево, потом проговорил тихо и задумчиво:

— Тот, кто нанял этих головорезов, играет по высоким ставкам. Это тот, кто знает... — Он не договорил.

— Знает про что? — переспросил Кори.

Гроган втянул в себя воздух и с шумом выдохнул:

— Про «капусту». Я припрятал немного «зеленых» на черный день.

— В сейфе? — поинтересовался Кори. — Или в банке?

— Еще надежнее.

— В потайном месте?

Гроган кивнул, продолжая поглаживать спинку кресла.

— Это то, что называется левыми поступлениями. Или недекларированными доходами. В некоторых сделках, в которых я участвовал, оплата производилась наличными.

— Это грязные деньги?

— Грязные, — согласился Гроган. — Если правительство вдруг резко поумнеет, я загремлю лет на двадцать, а то и на сорок.

— Просто за уклонение от налогов?

— Уклонение от налогов будет только началом. За этим потянется все остальное. Как пить дать федеральные агенты что-нибудь откопают. Одно потянет за собой другое. Какой-нибудь тип с перепугу откроет рот, заложит других, и пошло-поехало. В конце концов все откроется — и кто платил и сколько.

— Получается, денег немало?

— Очень даже.

— И сколько?

— Так я тебе и сказал сколько! — ответил Гроган. — У тебя и так глаза загорелись. Потом спросишь еще, где они лежат.

Кори пропустил его слова мимо ушей.

— Куча денег, спрятанных в тайном месте, — пробормотал он.

Они посмотрели друг на друга.

— Ты меня понимаешь? — спросил Гроган.

— Ну вроде того. Хорошенькая ситуация.

— Черт побери, лучше некуда, — буркнул Гроган. — Есть люди, которые в курсе моего финансового положения. Люди, близкие мне, а возможно, и не очень близкие. И вот, допустим, одному из них запала в голову идея, которая не дает ему покоя. Он говорит себе, что Гроган не обзавелся шикарным домом, не играет на скачках и, если уж на то пошло, не любит тратить деньги. Тогда что он с ними делает? Знает Бог, у Грогана денег больше, чем числится на его счете в банке, больше, чем вложено в ценные бумаги и акции. Конечно, у него их должно быть больше. Но где? Это вопрос. И есть лишь один способ получить ответ. Спросить у Грогана. Препроводить его в какое-нибудь тихое местечко и поговорить с ним по-дружески. Потом, возможно, немного надавить, и рано или поздно Гроган раскроется. Кори смотрел в пол.

— Очень даже может быть. — Он задумчиво потер подбородок. — Во всяком случае, это мысль. То есть я хочу сказать, это не противоречит действиям тех бандитов. Тому, как они обставили дело. Они хотели увести вас оттуда живым.

Кори продолжал смотреть в пол. Потом неспешно поднялся со стула и начал расхаживать туда-сюда, морща лоб и прикусывая губу, не обращая внимания на Грогана.

— Говори уж прямо, — бросил Гроган.

Кори поднял на него глаза.

Седовласый мужчина улыбался легкой, понимающей улыбкой.

— Ты жалеешь, — начал он, — что у тебя больше нет значка.

«Точно», — подумал Кори.

Гроган по-прежнему улыбался:

— Со значком все было бы во сто крат легче. Ты смог бы пройтись по окрестностям, стучал бы в двери и задавал бы вопросы. И так в два счета нащупал бы ниточку. А потом еще одну. А потом еще... — Если бы у меня был значок, — сухо заметил его Кори.

— Если бы у тебя был значок, — сказал Гроган, больше не улыбаясь, — я не стал бы поручать тебе эту работу.

— Это почему же?

— Потому что я не доверяю людям с полицейскими значками, — ответил Гроган спокойно. — Даже славному капитану Томми. А я ведь знаю его много дел. В душе он настоящий бандит, вот почему мы и сошлись. Именно поэтому. Но когда доходит до важных вещей, я вспоминаю про его значок, и это меня останавливает.

— Но почему?

— Сам должен знать, — сказал Гроган. — Вы с капитаном одного поля ягоды. У вас обоих лишних денег не водится. Но скажи-ка мне, — его взгляд чуть не пробуравил Кори насквозь, — тебе не казалось временами, что значок смотрит на тебя? Что значок разговаривает с тобой?

Кори зажмурился.

— Понимаешь, что я хочу сказать? — пробубнил Гроган.

— Лучше оставим эту тему, — бросил Кори, стараясь не глядеть на собеседника.

Тот тихонько захихикал.

— Тема щекотливая, — заметил Гроган. — Не важно, чем занимается коп на стороне, коп — он всегда коп. Пока у него не отобрали значок. Только тогда он становится самим собой.

— Послушайте, вы хотите сказать, что такие, как я, — люди конченые?

— А то! — Гроган похлопал Кори по плечу. И добавил вкрадчиво, с пониманием: — Естественно.

Его рука осталась на плече Кори. Потом он подтолкнул его к входной двери. Когда они подошли к выходу. Кори вынул свой бумажник и вложил туда семьдесят долларов. Он сунул бумажник в карман, протянул руку, чтобы открыть дверь, и тут Гроган сказал:

— И еще!

Кори посмотрел на него.

— Это должно остаться между нами, — предупредил Гроган. — Никто не должен знать об этой сделке — только я и ты. Понятно?

Кори задумчиво нахмурился.

— Лучше выяснить все сразу, — буркнул он. — Я должен знать, что говорить вашим людям. Им ведь известно, что вы приводили меня сюда, чтобы предложить работу.

— Это не проблема, — ответил Гроган. — Если они начнут задавать вопросы, скажешь, что ты теперь у меня на службе.

— В качестве рэкетира?

— Да хоть в качестве сторожевой собаки.

— Но это же работа Рейфера!

— Ладно, скажем, ты теперь помощник у Рейфера.

— И он допустит такое?

— Об этом не беспокойся, — заверил его Гроган и открыл дверь.

Но Кори закрыл ее и сказал:

— Еще одна неувязочка. Мне может понадобиться оружие.

— Подожди здесь, — велел ему Гроган и прошел через вестибюль в столовую.

Кори услышал звук открываемого ящика, и вскоре Гроган вернулся с револьвером и коробкой патронов. Кори зарядил револьвер, сунул его за брючный ремень, а коробку с патронами положил в карман. И пока он все это проделывал, он различил какой-то шорох.

Он был едва слышным, но Кори распознал его ясно, как будто это было громкое хлопанье двери. Шорох донесся с верхней площадки лестницы: тихое, осторожное щелканье замка. Кори понял, что захлопнулась дверь спальни, которая была открыта, а закрыла ее Лита.

«Лита старалась проделать это как можно тише, — сказал себе Кори. — Как можно тише и осторожней. А значит, все это время ее не было в спальне. Ты же бывший сыщик! Добавь-ка этот факт к имеющимся. Ты теперь знаешь, где она была во время нашего разговора. Стояла в коридоре наверху и подслушивала».

Гроган ничего не заметил. Или притворялся, что ничего не заметил. По крайней мере вида он не подал и проговорил деловым тоном:

— Держи меня в курсе. Это значит, ты должен связываться со мной минимум раз в день. Если не застанешь меня в «Забегаловке», пытайся найти меня здесь.

Кори кивнул, попрощался и вышел из дома. Он пересек улицу и, очутившись на противоположной стороне, поднял голову вверх, как раз вовремя, чтобы заметить лицо Литы, мелькнувшее в окне спальни. Она отодвинула занавеску, чтобы взглянуть наружу, а теперь занавеска снова была на месте.

"И что за всем этим кроется? — подумал он. — Возможно, нечто важное. А может, и нет. Не исключено, что ей просто смертельно скучно в этом доме, и подглядывание и подслушивание — лишь способ развлечься. Но с другой стороны, если копнуть глубже... Прекрати! — сказал он себе. — Начнешь копать, нароешь гору выше головы. Лучше ограничиться тем, что тебе известно. А все, что тебе известно, это то, что ее зовут Лита и что она девушка Грогана.

А что тебе известно о Грогане?

Ну, давай разберемся. Это давняя история. Ты был еще мальчишкой, когда Гроган стал хозяйничать в этом предместье. Он родился и вырос тут и, по слухам, начинал самым что ни на есть рядовым бандитом. Поэтому подростком он некоторое время провел в исправительной школе для мальчиков. Но это его мало изменило. Разве что он стал умнее и хитрее, и, хотя время от времени его таскали в участок, ему не могли предъявить ровным счетом ничего. Либо не было улик, либо не было свидетелей, чаще, конечно, свидетелей. Если просмотреть те дела, то в них фигурируют имена нескольких людей, которые неожиданно покинули город. По крайней мере, в официальных бумагах сообщается об их внезапном отъезде. То, что их больше никто никогда не видел, — совсем другое дело. Это как дружеское предупреждение в старой поговорке: с волками жить — по-волчьи выть. То есть хочешь жить здесь — не связывайся в Гроганом.

Ладно, это — одно. Деньги же — совсем другое дело. Откуда они у Грогана? Ну, в списке его собственности числятся: бар, бассейн, химчистка и ломбард. И рента за жилье, которую платит чуть ли не каждый обитатель «Болот», идет в его карман. Если сложить все вместе, получается немало. Но это лишь часть его денег. И очень небольшая часть.

Настоящие денежки — это куш от другой деятельности — сделок и предприятий, о которых никто не говорит, во всяком случае трезвый и в здравом уме. Но случается, что какой-нибудь осел напивается и проговаривается. Ты сам слышал и о вымогательстве и о рэкете. И о контрабанде. И о похищениях. Обо всех масштабных операциях с сухопутным и корабельным грузом. Это все денежки! Наличные!

Если уж на то пошло, Гроган мог бы и не говорить, что запрятал кучу денег на черный день. Нетрудно догадаться. И не ты один такой умный. Куча людей могла прийти к выводу, что Гроган не платит всех налогов со своих доходов. Но ты не можешь начать проверять всех подряд. Ты не знаешь, с кого начать. В твоем списке слишком много людей, а это тебе не телефонный справочник. И черт его знает, как можно его сократить. Получается, что пятнадцати кусков тебе не видать. И я думаю..."

Но здесь Кори прервал свои размышления. Его мозг заработал как машина, едва он услышал шорох позади себя. Это был короткий, очень слабый хруст, похожий на скрежет, а потом — тишина. Включившийся внутренний инструмент показал расстояние около тридцати футов. Далее инструмент рассчитал, что кто-то случайно наступил на разбитое стекло. Кто-то, кто следил за Кори — очень осторожно, стараясь, чтобы не было слышно его шагов, — но тут разбитое стекло сработало как усилитель, и теперь Кори знал наверняка, что некто решил составить ему компанию.

Он не оглянулся и не прибавил шагу, неспешно двигаясь по Второй улице в сторону Эддисон-авеню. Руки его были свободны, но правая напряглась, и с каждым взмахом пальцы ее приближались к револьверу под ремнем.

Позади не слышно было никаких звуков, и Кори едва заметно улыбнулся. Он отчетливо видел на экране своего радара, что преследователь специально отстал, чтобы увеличить расстояние между ними. К тому же он теперь, вероятно, внимательно выискивает на тротуаре другие осколки стекла, чтобы не наделать еще шума.

«Осторожный, зараза, — подумал Кори. — Кто бы он ни был, он — стреляный воробей».

Тут снова заработал его инструмент. До пересечения Второй улицы и Эддисон-авеню оставалось менее шестидесяти футов. В двадцати футах открывался вход в проулок. На противоположной стороне улицы горел фонарь на удивление ярким светом. Кори шагнул в проулок. Он шел неторопливо, небрежно, словно всегда ходил именно этой дорогой.

Свернув в проулок, он ускорил шаг. Перед ним возник расшатанный дощатый забор чьего-то заднего двора. Кори перепрыгнул его, потом пригнулся и стал ждать. Ни звука. В щель между досками он видел свет фонаря на другой стороне Второй улицы.

«Замечательно, — подумал Кори. — Свет достаточно яркий».

В темноте мелькнула чья-то тень. Тень становилась все больше и больше. Кори прищурился и припал к щели. Потом тень превратилась в мужчину, стоящего у входа в проулок.

Мужчина подался вперед, его голова на вытянутой шее медленно поворачивалась то в одну сторону, то в другую, пока он оглядывался. Свет фонаря упал на его лицо, и Кори узнал Делберта Кингсли.

Глава 4

Но ничего не произошло. Кингсли просто стоял там, тупо озираясь по сторонам. На какое-то мгновение его взгляд задержался на дощатом заборе, потом снова устремился в темноту. Кингсли не попытался войти в проулок, но все мускулы его лица напряглись, казалось, он силится принять какое-то решение.

Скрючившись за забором, Кори старался дышать как можно реже. В щель между досками он рассматривал лицо Кингсли и размышлял:

"Это как игра в покер на деньги, игрок знает ставки и подсчитывает свой куш. Он знает, что ему спешить некуда. У него полно времени. Забор тоже его ставка. Он, наверное, размышляет, стоит ли подойти сюда или нет.

Скорее всего, он считает, что за забором никого нет. А может, он, наоборот, думает, что там кто-то есть, и если он сделает хоть одно движение, то потеряет свое преимущество. Ну, пусть попотеет. Будем надеяться, что он решит не рисковать. Нам тут не нужно никаких разборок. Одно точно: он ничего не скажет, даже если ткнуть дуло револьвера ему в живот. Это же написано у него на физиономии, он не из тех, кто раскроется.

И почему ты так считаешь? То есть я хочу сказать, разве можно знать что-либо наверняка? Ладно, он следил за тобой от самого дома Грогана. Но что еще ты о нем знаешь? До сегодняшнего вечера ты его и в глаза не видел и даже никогда не слышал его имени. Теперь тебе известно лишь то, что он ходит в рабочей одежде и женат на Лилиан. И все. Все. Нет, погоди-ка! Здесь еще кое-что...

Я имею в виду Лилиан. Она вышла замуж за этого высокого, симпатичного, здорового мужчину, но почему-то не прыгает от радости. У него вежливые манеры и приятная улыбка и все такое прочее, но ты же знаешь Лилиан. По крайней мере, что-то ты чувствуешь. И сегодня вечером ты понял, что здесь что-то не так, не ладно.

И о чем это говорит? Да ни о чем. Значит, нужно подумать на свежую голову, с утра. Конечно, если тебе сегодня ночью удастся поспать. Судя по всему, этот парень никуда не спешит, он будет стоять тут до тех пор, пока кто-нибудь из нас не пошевелится".

Прошла еще минута. Потом Кингсли медленно развернулся, вышел из проулка, и Кори услышал, как он двинулся в сторону Эддисон. Шаги стали затихать, а потом замерли совсем. Кори выждал еще несколько минут и решил, что пора. Перебрался через забор и пошел по проулку к Третьей улице. Через каких-нибудь пять минут он был уже в своей комнате.

Комната Кори располагалась на третьем этаже многоквартирного дома в нескольких кварталах от Эддисон. Она сдавалась за четыре с половиной доллара в неделю. Войдя, Кори сразу же заметил записку от квартирной хозяйки, та подсунула ее под дверь. В записке говорилось, что он задолжал тринадцать с половиной долларов и что ей опостылело ждать платы. Если она не получит деньги до конца этой недели, то выставит его вон. Кори вытащил свой бумажник, отсчитал три бумажки по пять долларов и завернул их в записку, словно в конверт. В приливе нежности к квартирной хозяйке он спустился на первый этаж и пропихнул самодельный конверт под ее дверь.

Лежа в постели в одних трусах. Кори несколько раз зевнул, потом почувствовал, как со лба к подбородку покатились капли пота, и искренне пожелал, чтобы хоть какой-нибудь ветерок подул откуда-нибудь и проник в комнату.

«Тут настоящая парилка», — подумал он, потом повернулся на бок и приказал себе спать.

Влажная простыня стала еще мокрее. Кори вертелся в постели и чертыхался про себя. Потом он стал засыпать. Но проспал он меньше десяти минут. Его разбудил громкий стук кулаков в дверь.

Кори поднялся и включил свет. Револьвер лежал в шкафу, и он успел взять его прежде, чем в дверь постучали снова.

— Кто там? — спросил Кори.

— Полиция.

— Что вам нужно?

— Открой!

Кори открыл дверь, все еще сжимая в руке револьвер, и отступил назад, когда двое мужчин шагнули в комнату. Они были в штатском, оба довольно высокие, один с лысиной, другой — черноволосый, с печальным лицом и темными тенями под запавшими глазами. Он бросил хмурый взгляд на револьвер и спросил:

— А пушка-то зачем?

— Для самообороны.

— Убери, — приказал лысый.

Кори немного опустил дуло, но все еще не терял бдительности.

— А теперь предъявите ваши документы.

Вошедшие переглянулись. Потом вытащили бумажники и показали значки, пришпиленные к коже. Кори наклонился и прочел имена на удостоверениях. Лысого звали Уильямом Хили. В удостоверении другого значилось: Луис Донофрио. Оба имени ничего не говорили Кори, но он продолжал пялиться на карточки в бумажниках. Внимание его привлек какой-то штамп, который шел наискось. Глаза Кори вспыхнули, но взгляд их оставался холодным.

Надпись печатными буквами гласила: «Ночной патруль».

«Ночной патруль», — повторил Кори про себя, а потом переспросил вслух:

— "Ночной патруль"?

Они ничего не ответили. Они стояли и ждали, когда он уберет револьвер. Хили осклабился, а у Донофрио был очень грустный вид. Кори решил не связываться с ними — ведь они действительно из «Ночного патруля».

Он положил револьвер в ящик шкафа, повернулся к ними осведомился:

— А вы случаем не ошиблись адресом?

— Ладно. На всякий случай проверим, — проговорил Хили, продолжая скалиться. — Ты — Кори Брэдфорд?

Кори кивнул.

— Одевайся, — приказал Хили.

Кори открыл было рот, чтобы возразить, но Хили бросил сквозь зубы:

— Одевайся, и без вопросов.

Кори принялся натягивать одежду. У него язык чесался спросить, что им от него нужно, но он еще раз напомнил себе, что они из «Ночного патруля» и что злить их не стоит.

«Просто повинуйся, — приказал он себе. — Ты имеешь дело с „Ночным патрулем“, и тебе не надо рассказывать, что они могут с тобой сделать, несмотря на то, что работают на муниципалитет и официально считаются полицейскими. Тебе ведь прекрасно известно, что они в действительности из себя представляют».

Кори сидел нагнувшись на краю кровати и завязывал шнурки. Он припомнил, что пресса называла их варварами, а петиции от различных групп граждан клеймили их как мясников. На перекрестках, в барах и банях местные бездельники и хулиганы всегда возгорались праведным гневом, едва разговор заходил о «Ночном патруле».

«У них совсем нет тормозов, — говорил какой-нибудь громила. — Знаешь, кто они такие? Настоящие гангстеры».

Когда Кори оделся, Донофрио открыл дверь, а Хили стал подталкивать его вперед. Он опять хотел спросить, что им от него нужно, и, будь они из какого-нибудь другого подразделения полиции, он наверняка потребовал бы от них отчета в том, что тут происходит. Кори даже усмехнулся про себя, искренне удивляясь, что так испугался. Но продолжал повторять себе, что это «Ночной патруль».

Когда они вышли на улицу, их уже ждал автомобиль. И вовсе не полицейская машина. Хили уселся за руль. За ним в машину влез Донофрио и кивнул Кори.

«Значит, они сажают меня рядом с дверью, — подумал Кори, устраиваясь на сиденье. — Если бы они хотели меня арестовать, то усадили бы посредине. Что же тут происходит? Что им от меня надо?»

Машина тронулась с места, свернула на Эддисон-авеню и проехала мост. Никто не проронил ни слова. Они двигались на юг по Бэнкер-стрит в сторону здания муниципалитета, Кори закурил и стал пялиться в окошко. Во дворе муниципалитета Хили припарковал автомобиль поблизости от стоящих в ряд полицейских машин. Они вылезли, вошли в здание и поднялись в лифте на четвертый этаж.

В комнате 529 несколько патрульных допрашивали какую-то женщину и двоих мужчин. Женщина едва могла дышать от страха. Мужчины старались скрыть свой испуг, но лица у них побледнели, и одного из них уже начинала бить дрожь. Донофрио прикурил и опустился на скамью у окна. Хили указал на дверь, ведущую в другую комнату, и сказал Кори:

— Тебе туда.

Кори вошел в смежный кабинет. Это была небольшая комната с одним письменным столом. Жужжал электрический вентилятор, который явно нуждался в смазке. Он был не слишком мощный, и человек, сидящий за столом, потел. Этому коренастому мужчине перевалило далеко за пятьдесят. В его соломенного цвета волосах проглядывала седина, а лицо избороздили глубокие морщины. Некоторые из них при ближайшем рассмотрении оказались шрамами. Правая сторона его лица несколько отличалась от левой, и от правого глаза вниз почти до губы шел широкий рубец. Не от ножа, определил Кори, скорее от какой-нибудь дубины или от другого очень тяжелого, тупого оружия, которым мужчину ударили в лицо.

Хозяин кабинета был одет в спортивную рубашку с коротким рукавом, местами потемневшую от пота. Тыльной стороной ладони он вытер изрядно взмокший лоб.

— Прикрой дверь, — сказал он Кори. — И пододвинь стул.

Кори закрыл дверь, принес стул поближе к письменному столу и уселся. Он заметил, что у мужчины добрые серые глаза и, если не считать шрамов, ничего грубого в его лице не было. Кори встречал этого человека прежде, но никогда не знал его близко. Странно было видеть этот добрый взгляд и мягкие линии рта у человека, известного своей жестокостью, про которого говорили, что он не ведает жалости. Это был детектив Генри Макдермотт, начальник «Ночного патруля».

Кори сидел и ждал. Единственным звуком, слышным в кабинете, было унылое жужжание неисправного электровентилятора.

Макдермотт сидел в кресле и смотрел в сторону, словно Кори тут не было. В незанавешенное окно зигзагом влетела муха, описала несколько кругов вокруг чернильницы на письменном столе, в конце концов села на столешницу и принялась лапками потирать усики. Макдермотт пялился на муху, но та не улетала и, казалось, всем своим видом говорила: «Не трогай меня, и я тебя не трону!»

Однако присутствие мухи было вызовом сержанту: его глаза мстительно сощурились, а рука стала очень медленно подбираться к насекомому. Муха, как водится, заняла выжидательную позицию. Замерла на месте. Рука Макдермотта поймала ее, но не раздавила, просто зажав в пространстве между согнутыми пальцами и ладонью. Макдермотт поднял руку и принялся вглядываться в промежуток между пальцами. Потом сказал мухе вслух:

— Сегодня это будет тебе уроком. Свободна!

Он разжал кулак, и муха вылетела. Теперь она помудрела, узнала правду жизни и поняла, что в этом мире, если становишься свидетелем происходящего, непременно становишься его участником. Муха поднялась к потолку, увидела, что там нет выхода, стала снижаться кругами, потом обнаружила окно и вылетела. Кори встал.

— Сиди! — сказал Макдермотт.

Кори остался стоять.

— Послушайте, если вы намерены убивать время, делайте это без меня. Сейчас половина четвертого утра, и мне чертовски хочется спать.

— Садись, — повторил Макдермотт. — Это официальное дело.

— Тогда приступайте, — посоветовал ему Кори. — Нечего со мной играть.

Он снова уселся. Макдермотт потянулся за стопкой рапортов, взял один сверху, пробежал его глазами, а потом сказал:

— Тут сообщается, что ты был прикреплен к тридцать седьмому участку в качестве детектива. И что тебя уволили из полиции за то, что ты брал взятки. Это верно?

— Верно, — подтвердил Кори.

Макдермотт положил листок на место:

— Расскажи мне об этом поподробнее.

— Еще чего!

— Строишь из себя крутого? — усмехнулся Макдермотт.

— Вовсе нет, — ухмыльнулся в ответ Кори.

Опять на несколько минут воцарилось молчание.

— Что тебя беспокоит, Брэдфорд? — спросил наконец Макдермотт.

— Ровным счетом ничего, — снова ухмыльнулся Кори.

Макдермотт вздохнул и посмотрел в потолок. Потом болезненно нахмурился и сказал:

— Я просто пытаюсь связать концы с концами. Только и всего. — Он взглянул на Кори: — Давай же, покажи свой расклад.

— Я не открываю своих карт, — ответил Кори с усмешкой. — Если хотите проверить мое дело, то все документы есть в городском архиве. Можете начать со свидетельства о рождении.

— Я это уже сделал, — заявил Макдермотт.

Что-то в его тоне заставило Кори внутренне напрячься. Макдермотт, кажется, почувствовал это, его глаза немного сощурились, и он произнес:

— Тебе тридцать четыре года. Ты родился в этом городе.

— И что из того?

Но Макдермотт продолжал:

— Твою мать звали Этель. Она умерла, когда тебе было семь.

— И что дальше?

— Твоего отца звали Мэтью. Он умер до твоего рождения. Он был полицейским.

Кори несколько раз моргнул и слегка поморщился — резкая боль пронзила бедро где-то у паха. Это длилось лишь один миг, боль исчезла прежде, чем Кори успел сообразить, что к чему. Но на мгновение глаза его зажмурились, губы сжались и болезненно искривились.

Боль исчезла, и Кори снова ухмыльнулся, глядя на Макдермотта.

— Продолжайте, я слушаю, — проговорил он.

— Он был полицейским.

— Вы повторяетесь.

— Просто мне хотелось, чтобы ты услышал это снова. Он был полицейским.

Ухмылка Кори превратилась в оскал.

— Видно, вас что-то здорово задело, сержант!

Макдермотт улыбнулся ласково, почти нежно.

— И не меня одного, — буркнул он. И тут его улыбка исчезла с его лица, а голос стал резким и деловым. — Ладно. Довольно об этом. Я слышал о сегодняшнем нападении, когда в забегаловку вломились два бандита, наставили пушки и все такое прочее. Говорят, конец этому представлению положил ты, и сделал это мастерски. Вот мне и пришло в голову...

— Забудьте об этом! — прервал его Кори.

Казалось, Макдермотт не слышал.

— У меня в команде шестеро. И мне нужен седьмой.

— Бросьте! — заявил Кори.

Он встал и направился к двери. Но тут что-то остановило его. Он подумал о пятнадцати тысячах долларов. Точнее, он подумал, что для того, чтобы добраться до этих пятнадцати тысяч, ему нужен некий инструмент.

И этим инструментом был полицейский значок.

— Хочешь, чтобы тебя восстановили? — услышал он голос сержанта.

Кори медленно кивнул. Послышался скрип дерева о дерево — Макдермотт открывал ящик стола. Потом последовал металлический звяк. Кори повернулся и увидел на столешнице что-то блестящее. Не совсем понимая, что он делает, Кори протянул руку к значку и, когда тот оказался у него на ладони, уставился на него.

— А это твое удостоверение, — сказал Макдермотт.

Кори взял удостоверение. Он увидел свою фамилию, впечатанную над линией, номер отделения полиции и буквы, которые шли наискось. Надпись гласила: «Ночной патруль».

— Меня восстановили еще до того, как я дал свое согласие, — пробормотал Кори и посмотрел на сержанта. — Почему вы были так уверены, что я соглашусь?

— Я не был уверен, — возразил Макдермотт. — Я просто надеялся, что ты не откажешься.

— Глубоко копаете! — буркнул Кори. — Похоже, вам зачем-то нужно, чтобы я служил в патруле.

Макдермотт ничего не ответил. Он некоторое время сидел неподвижно, потом встал с кресла и подошел к окну, повернувшись спиной к Кори Брэдфорду.

«Тут что-то не так, — подумал Кори. — Тут явно что-то не так».

Сержант тем временем опять возвратился к столу. Но не сел.

— Есть одна работенка, — заявил он, разглядывая столешницу. — Дело важное. Самое важное в нашем списке. Мы расследуем его вот уже несколько лет, но так никуда и не продвинулись. Думаю, может, ты с ним справишься.

— А почему именно я?

И опять Макдермотт погрузился в долгое молчание.

— Мы знаем, кто нам нужен, но у нас никак не получается до него добраться, — наконец сказал он. — На него ничего нет. Он считается законопослушным гражданином, честным налогоплательщиком, уважаемым членом общества и так далее и тому подобное. У него водятся деньги, у него есть связи, многие его боятся. А тех, кого он не мог запугать, с какого-то момента уже не видели в городе. Не видели, потому что они отправлялись на тот свет.

Кори насторожился.

— Нам нужны доказательства, — сказал Макдермотт. — Веские доказательства того, что он нарушает закон. Я не имею в виду переход улицы в неустановленном месте. Это должно быть что-то непробиваемое... В чем дело?

Кори покачал головой.

— В чем дело? — спросил Макдермотт. — Идешь на попятный? Не хочешь знать, кто это? Боишься узнать?

«Именно», — сказал про себя Кори.

— Ты струсил, — тихо проговорил сержант, — поэтому не стоит продолжать. Отдай документы и иди.

Кори полез в карман брюк, куда положил значок и удостоверение. Он сунул туда руку и приказал себе вытащить их, бросить на стол и пойти к двери.

«Сделай это! — умолял он сам себя. — Выметайся, пока все так удачно складывается. Ты свободен, как та муха. Муха, которую не нужно было просить дважды».

Его пальцы нащупали металл значка. И в это мгновение Кори почувствовал резкую боль в бедре.

Он поморщился и вынул руку из кармана — в ней ничего не было.

— Ладно, — услышал он свой голос, — я попробую. Так кто же он такой?

— Я тебе доверяю, — сказал Макдермотт. — Ты теперь в деле. Назад пути нет. Считай, что ты под присягой...

— Ладно, ладно, — раздраженно прервал его Кори. — Выкладывайте. Кто он такой?

— Его имя Уолтер Гроган, — равнодушно произнес Макдермотт.

Глава 5

Десять минут спустя Кори сидел на заднем сиденье такси, которое направлялось на «Болото». Он спросил у шофера время, и тот ответил:

— Двадцать минут пятого, — и зевнул.

Такси двигалось очень медленно, шофер держал руль одной рукой, а свободная лениво покоилась на спинке сиденья. Светофор впереди загорелся зеленым светом, но водитель не попытался проскочить, пока тот не сменился на красный. Но едва зажегся красный сигнал, такси рванулось вперед, чуть было не врезавшись в цистерну с молоком, переезжавшую перекресток. Водитель цистерны высунулся и завопил:

— Эй ты, гаденыш!

На что шофер такси устало махнул рукой и огрызнулся:

— Да пошел ты! — и опять широко зевнул.

— Ты что, засыпаешь? — осведомился Кори.

Тот не удостоил его ответом. Машина ползла со скоростью двадцать миль в час.

— Если хочешь спать, то спи в постели, а не за рулем, — посоветовал ему Кори.

Таксист оглянулся и посмотрел на него.

— Ты что, меня не слышишь?

Глядя в ветровое стекло, шофер буркнул:

— Обожаю, когда меня учат, как надо ездить.

— И это ты называешь ездой?

Таксист одарил его еще одним взглядом:

— Лучше расслабься.

— Хорошо, — согласился Кори, грустно улыбнувшись. — Давай расслабимся оба.

Автомобиль повернул. Кори увидел две крошечные светящиеся точки, которые скользнули по зеркалу заднего вида и исчезли. Некоторое время спустя они появились вновь. Такси еще раз повернуло и все повторилось сначала.

— Я не такой уж и упрямый, — сказал вдруг шофер. — Просто я устал. Только и всего.

— Послушай, я на тебя не давлю, — дружелюбно ответил Кори. — Просто доставь меня до места, ладно?

— Спрашиваешь!

Шофер уселся попрямее и взялся за руль обеими руками. Такси набрало рекордную скорость — тридцать миль в час. В зеркале заднего вида по-прежнему маячили две крошечные светящиеся точки. Такси опять свернуло, точки исчезли. Кори ждал, когда они появятся снова, так и произошло. Теперь такси приближалось к мосту, соединяющему город с предместьем. В зеркале заднего вида два горящих огонька казались глазами гоблина, говорящего: «У-тю-тю! Я тебя вижу!» Когда такси стало переезжать мост, салон пронзили лучи фонарей, которые сошлись в одну полосу в зеркале. Кори оглянулся, посмотрел через заднее стекло и увидел горящие фары далеко позади. Такси ехало со скоростью тридцать пять миль в час.

— Сбавь немного, — попросил Кори шофера.

— В чем дело на этот раз?

— Просто сбавь скорость. Но не слишком.

Такси продвигалось по мосту со скоростью чуть больше двадцати пяти миль в час. Кори оглянулся на фары другого автомобиля. Расстояние между машинами оставалось тем же самым.

Тут такси съехало с моста и вырулило на Эддисон-авеню.

— Поворачивай в переулок! — приказал Кори.

— Ты же велел на Четвертую и...

— Забудь об этом, — оборвал его Кори. — Поворачивай!

— Направо или налево?

— Да куда угодно!

Когда такси повернуло в узкий переулок, шофер осведомился:

— Что происходит? Черт возьми, что происходит?

— Не волнуйся, — успокоил его Кори.

И тут в зеркале заднего вида он увидел свет фар другой машины. Боком Кори чувствовал тяжесть полицейского револьвера, врученного ему, когда он выходил из комнаты номер 529 в здании муниципалитета. Револьвер был заряжен, и на какое-то мгновение Кори позволил своим пальцам скользнуть вдоль кожаной кобуры под рубашкой. Такси уже проехало чуть больше половины переулка, Кори взглянул на счетчик и увидел, что на нем доллар и двадцать центов.

— Останови здесь, — сказал он шоферу.

Такси остановилось. Кори вручил водителю два доллара и стал, не оборачиваясь, неспешно вылезать в дверцу. Шофер хотел было отдать ему сдачу, но Кори сказал:

— Все в порядке.

— Спасибо.

Судя по виду шофера, любопытство боролось в нем со страхом. Потом страх победил, и он поспешил убраться. Он вцепился в баранку и, глядя прямо перед собой, рванул с места.

В узком переулке не было фонарей, и туда не выходило освещенных окон. Единственный свет давали фары автомобиля, медленно приближавшегося к Кори, пока тот шел по обочине к нему спиной.

«Все равно что играть в орлянку. Загадываешь орла, а выпадает решка — и все! Шансы — пятьдесят на пятьдесят. Но ты сам выбрал эту игру. Правила всегда одни и те же».

Кори продолжал идти вдоль обочины. Он уже слышал шум мотора совсем близко. Свет фар выхватил его из темноты, но он шагал вперед, все так же спиной к автомобилю. Тогда машина подъехала к Кори и остановилась.

— Привет, Кори! — произнес чей-то голос.

Он повернулся. В автомобиле сидели двое мужчин. Он узнал их — это были люди из шайки Грогана. Вчера они сидели за покером в задней комнате «Забегаловки».

— Привет! — ответил он, не сбавляя шага.

— Погоди, Кори! Мы хотим поговорить с тобой.

Он остановился. Они вылезли из машины и пошли к нему. Один из них был среднего роста с выступающим подбородком, бывший заключенный лет за тридцать пять по имени Мейси. Другой — высокий, лет пятидесяти, тоже отмотавший срок, а прежде — игрок малой волейбольной лиги, который до сих пор старался поддерживать форму. Его звали Латтимор. Они оба были специалистами по укрощению недовольных и устранению несогласных, и оба относились к своему занятию со всей серьезностью.

«Это — не простые бандиты, — подумал Кори. — Настоящие мастера своего дела».

Они стояли очень близко к Кори.

— Мы видели, как ты выходил из такси, — сказал Латтимор. — Откуда путь держишь?

— Из муниципалитета.

— Не может быть! — склонился к нему Мейси. — Что ты делал в муниципалитете?

— Меня привозили туда на допрос.

— По какому делу?

— По поводу тех гадов, — ответил Кори, — с которыми мы расправились этой ночью в забегаловке.

— Что скажешь? — спросил Мейси у Латтимора.

— Меня его ответ устраивает, — сказал Латтимор.

— Мня тоже, — буркнул Мейси и улыбнулся Кори. И добавил, словно извинялся: — Ты же понимаешь, верно? Такой уговор. Мы обязаны контролировать все твои передвижения.

— Понимаю.

— Вот и славно, — сказал Мейси, продолжая улыбаться, похлопал Кори по плечу и отвернулся.

— Пока, Кори, — сказал Латтимор.

— Пока, — повторил Кори.

И как раз в этот момент, когда он ничего не ожидал, все и произошло. Здесь потребовался весь талант Латтимора, идеальный расчет и предельная точность движений. Руки Латтимора схватили запястья Кори, так что его правая рука оказалась высоко поднята и согнута за спиной, а левая прижата к боку. Латтимор рывком заставил Кори опуститься на колени, а Мейси в это время развернулся и быстро обыскал его. Кори заставил себя подчиниться. Ничего другого не оставалось. Он почувствовал, как рука Мейси забралась ему под рубашку, и увидел, как она вынырнула оттуда с полицейским револьвером. Мейси посмотрел на оружие, потом на Кори и усмехнулся. Его улыбка стала еще шире, когда другой рукой он полез в задний карман брюк Кори и вытащил значок и удостоверение. Мейси поднял их, чтобы Латтимор смог их разглядеть. Горящие фары автомобиля, казалось, были направлены прямо на удостоверение и сконцентрировались на надписи, идущей по диагонали: «Ночной патруль».

— Отпусти его, — сказал Мейси.

Латтимор освободил запястья Кори. Тот поднялся с колен, потом, слегка поморщившись, принялся растирать правую руку. Он подумал, уж не порвано ли у него какое-нибудь сухожилие: от плеча до локтя по всей внутренней поверхности руки словно скручивалась и завязывалась в узлы раскаленная проволока.

Мейси продолжал улыбаться. Так они и стояли все трое — Латтимор позади Кори. Потом Мейси сказал Латтимору:

— Наставь на него пушку. Пусть прочувствует.

Кори вздохнул, посмотрел на тротуар и медленно покачал головой. Он ощутил, как дуло револьвера прижалось к его спине, чуть сбоку от позвоночника.

— Давай двигай! — сказал Латтимор, и они пошли к машине.

В машине Мейси сел за руль, а Латтимор устроился на заднем сиденье чуть наискось, нацелив револьвер Кори в грудь. Кори чуть подался вперед, положив руки на колени. Автомобиль медленно двинулся по узкой улочке.

«Ничего не поделаешь, — говорил себе Кори. — У тебя был шанс, но ты его упустил. То есть я хочу сказать, ты вполне мог избавиться от значка, удостоверения и полицейского револьвера перед тем, как выбраться из такси. Но ты не подумал об обыске, и можно поспорить, тебе в голову не приходило, что это могут быть люди Грогана. Гроган сказал, что это дело касается только нас двоих, и, судя по тону, говорил он на полном серьезе. Но самое неприятное, ты до сих пор веришь этому. Или в голове у тебя все перепуталось. Возможно, если ты приведешь свои мысли в порядок, тебе удастся сложить два и два и прийти к правильному выводу».

Автомобиль свернул влево. Кори поднял глаза и слегка нахмурился. Он знал, что, если они едут к Грогану, поворачивать нужно направо. Несколько минут спустя автомобиль свернул еще раз, и Кори сказал себе: «Не похоже, чтобы мы ехали к Грогану».

— Куда вы меня везете? — спросил он.

Ответа он не получил.

— Да скажите же, наконец! — повторил он как можно жалобнее.

— Скажи ему, — бросил Мейси и посмотрел через плечо на Латтимора. — Давай, пусть знает.

— Тебе пришел конец, — тихо проговорил Латтимор Кори.

— Что?

— Крышка тебе, — объяснил Латтимор. — Мы видели твой значок, видели удостоверение, в котором было написано «Ночной патруль». Нам этого достаточно.

— Но неужели вы думаете... — начал Кори. — Если вы отвезете меня к Грогану...

— Мы не можем, — сказал Латтимор. — Сейчас. В данный момент мы не работаем на Грогана.

Кори выждал несколько минут, а потом очень спокойно спросил:

— Вы в данный момент работаете на другую компанию?

— Верно.

— Тогда отвезите меня к своему боссу.

— Тебе это не поможет, — заметил Латтимор. — Кроме того, он сейчас в дурном настроении, а в таком расположении духа он любит послушать, как кричат от боли. От нас ты получишь то, что заслуживаешь, по крайней мере, быстро.

Автомобиль медленно съезжал с ухабистого склона. Дальше расстилался пустырь. С одной стоял склад, видимо заброшенный, поскольку почти все окна в здании были выбиты. С другой стороны виднелся потрескавшийся бетонный мол и будка, вот-вот готовая развалиться на части. Пустырь был усеян мусором, а вдоль кромки реки тянулся глубокий грязный ров. Машина переехала его и остановилась в нескольких футах от воды.

Мейси заглушил мотор и вылез из автомобиля.

— Ну, — скомандовал Латтимор Кори, — выходи!

— Боже правый! — сказал Кори, умоляюще глядя на Латтимора.

— Давай, давай, пошевеливайся! — поторопил его Латтимор, наставив револьвер ему в горло.

Кори не двигался и бросал на него все более умоляющие взгляды.

— Погоди. Ты можешь немного подождать?

— Нет! — ответил Латтимор.

Кори крепко зажмурился, словно старался сдержать слезы:

— Я не могу...

— Сможешь! — успокоил его Латтимор.

Кори, не открывая глаз, испустил стон.

— Вылезай из машины! — приказал Латтимор.

Кори снова застонал, но остался сидеть. Потом он склонил голову и закрыл лицо руками.

Мейси, стоящий у переднего бампера, окликнул Латтимора:

— Ну, за чем дело стало?

— Он переживает.

— Вытаскивай его оттуда, — посоветовал ему Мейси.

Латтимор наклонился к Кори и приставил дуло револьвера к его шее. Другая рука его сжалась в кулак и резанула Кори по почкам. Тот вскрикнул, захлебнулся воздухом и снова застонал.

— Открывай дверцу и выходи! — приказал Латтимор. — Я не буду два раза повторять!

Кори не двинулся с места. У него вырвалось рыдание. Латтимор приблизился к нему, опять ударил его по почкам, потом перехватил револьвер так, чтобы держать его за дуло, и замахнулся, целясь Кори в висок. Пригнувшись, Кори чуть приоткрыл глаза. Поймав боковым зрением, что поднятый револьвер опускается ему на голову, он резко дернулся в сторону, одновременно ударив локтем Латтимора в сокровенное. Латтимор охнул, но револьвера не выпустил. Он попытался перехватить его и просунуть пальцы так, чтобы спустить курок. Кори снова двинул его локтем в то же самое место и обеими руками вцепился в оружие. В тот же миг Мейси оказался у окошка автомобиля и направил револьвер в голову Кори. Два выстрела прозвучали одновременно. Мейси так и остался стоять у автомобильного окошка. На том месте, где был его левый глаз, возникла черно-красная дыра, наполняющаяся ярко-алой кровью. Он умер стоя, потом ноги у него подкосились, и его больше не было видно в окне.

Латтимор не издавал ни звука. Кори повернулся и увидел, что высокий бывший зэк сидит откинувшись назад с открытым ртом и выпученными глазами. В груди у него зияла рана от пули, выпущенной из револьвера Мейси. Пуля попала ему прямо в сердце.

Кори открыл дверцу и вышел из машины. Мейси свалился в ров лицом вниз. Кори перевернул труп, обыскал его карманы, забрал свой значок, удостоверение и полицейский револьвер. Потом носовым платком вытер свои отпечатки с револьвера Латтимора, вернулся к машине и вложил оружие в руку Латтимора, согнув его пальцы на дуле и спусковом крючке. Когда он отпустил руку Латтимора, револьвер выскользнул из его пальцев и упал на сиденье рядом с мертвецом.

«Сойдет, — подумал Кори. — Все решат, что они перестреляли друг друга. А ты сам-то этого хочешь? Ну, знает Бог, конечно же ты постарался все представить именно так. По-другому и нельзя. То есть я хочу сказать, если бы ты был полицейским, ты бы вызвал полицию, составил бы рапорт, но дело в том, что никакой ты не полицейский!»

Значок был у него в руке.

"Хотя, — продолжал размышлять Кори, — судя по документам, ты — полицейский, член команды «Ночного патруля». Блестящий значок посмотрел на него и сказал: «Да, это так».

Тогда Кори послал значок ко всем чертям. "Не смей мне ничего говорить! — сказал он ему. А потом себе: — Слушай, выясни это себе раз и навсегда. Ты являешься членом только одной организации. Организации, известной под названием «Друзья Кори Брэдфорда».

«Ах ты, скользкий червяк! — обозвал его значок. — Ты — нуль, ты — ничтожество, ты...»

«Да пошел ты!» — заявил Кори значку и быстренько опустил его в карман.

Но, уходя, он чувствовал его вес. Кори поморщился, но значок стал еще тяжелее. Кори попытался выбросить мысли о нем из головы, но тот продолжал с ним разговаривать.

Дома Кори стало немного легче. Он открыл стенной шкаф и обнаружил несколько отставших досок. Сняв их, он устроил нечто вроде тайника для значка, удостоверения и табельного оружия. Затем водрузил доски на место, разделся и забрался в постель.

Когда он погружался в сон, его единственной мыслью была мысль о награде, обещанной ему Гроганом, — пятнадцати тысячах долларов.

Глава 6

Кори проспал до двух часов дня. В два десять он уже сидел за стойкой в одной закусочной на Эддисон-авеню. Официантка принесла ему булочку с корицей и кофе. Не успел он вонзить зубы в булочку, как чей-то голос произнес:

— Проблема сегодняшнего дня — питание.

Кори обернулся. Это оказался тщедушный Карп. Его редкие черные волосы были прилизаны на прямой пробор с помощью дешевой помады. Края высокого накрахмаленного воротничка обмахрились, а на одежде, явно купленной на распродаже поношенных вещей, виднелись заплатки. Пиджак был из плотной шерстяной ткани. Казалось, обладатель его не имеет ничего против жары в 90 градусов по Фаренгейту.

— Не знаю, как ты терпишь, — буркнул ему Кори. — Ты даже не вспотел.

— Я ощущаю голод, а не жару, — ответил Карп. — Подобное состояние называется «клиническое истощение».

— Тебе действительно нужно есть? — удивился Кори. — Я думал, ты живешь на спиртном.

— Нужды тела разнообразны, — объяснил Карп. Он посмотрел вдоль стойки, и его взгляд жадно замер на тарелке с горкой тушеной баранины, которую официантка подавала клиенту.

— Сколько стоит эта тушеная баранина, Тереза? — осведомился он у официантки.

— Тридцать пять центов.

— Вместе с хлебом?

— Точно, — подтвердила Тереза.

— Замечательно, — сказал Карп. — Замечательно во всех отношениях. — Он посмотрел на Кори. — За тем исключением, что у меня нет необходимой суммы.

Кори вздохнул. Он подозвал Терезу, велев ей принести Карпу тарелку тушеной баранины.

— Вот уж действительно великодушный жест, — сказал Карп. — Он требует благодарности. Или, скажем, услуги в обмен.

— Услуги? — Кори покосился на тщедушного человечка. — Я не нуждаюсь ни в чьих услугах.

— Это спорный вопрос, — ответил Карп, а потом проговорил, обращаясь к Терезе: — Я все это запью потом, с вашего позволения. Десертом, — и добавил себе под нос: — Будем надеяться и молиться, что чашка окажется надлежащей. Надлежащая чашка для десерта — это чистый белый фарфор, тонкий, как бумага.

Кори нахмурился:

— Ты хочешь мне что-то сказать?

Карп не ответил. Он пялился в маленькое зеркальце, запачканное и растрескавшееся, висящее за какими-то коробками из-под полуфабрикатов позади стойки. Тщательно оценив свою внешность в зеркале, он пригладил сальные волосы и поправил жалкий галстук. Появилась Тереза с тарелкой тушеной баранины и хлебом. Карп взял вилку и держал ее изящно, с манерно оттопыренным мизинцем. Попробовав баранину, он медленно одобрительно кивнул, потом попробовал еще и слегка поморщился, словно гурман:

— Может быть, чуточку тмина для облагораживания вкуса. И слегка приправить майораном...

Тереза безнадежно покачала головой и отвернулась. Карп продолжал есть тушеную баранину, с элегантностью гурмана поднося вилку от тарелки ко рту, потом ловко разломил хлеб. Когда он время от времени прекращал есть и прикладывал салфетку к губам, его манеры были образцовыми. Ничто не мешало представлению, и Кори казалось, что этот тщедушный человечек не обращает внимания на то впечатление, которое он производит.

«Для него это само собой разумеется, — подумал Кори. — Словно он родился и вырос в высшем обществе. Если уж на то пошло, то, судя по тем высокопарным словечкам, которые он иногда вставляет в свою речь, он наверняка учился в каком-нибудь модном учебном заведении. То есть я имею в виду, как он произносит эти словечки...»

Карп покончил с бараниной, подозвал Терезу и дал ей четкие указания, как приготовить десерт. Сначала она посоветовала ему спуститься с облаков, но в конце концов решила не перечить и, принесла ему черный кофе в крошечной коробочке для зубочисток. Он потягивал кофе очень медленно, смакуя вкус, и одобрительно кивнул Терезе. Та бросила ему сквозь зубы:

— Вы довольны, сэр?

— Просто восхитительно! — ответил Карп.

— Спасибо, сэр, — сказала Тереза. — Я так рада вашему одобрению, сэр. — И пошла обслуживать другого клиента.

Карп сделал еще несколько глотков кофе. А потом, не глядя на Кори, тихо спросил:

— Вы отдаете себе отчет в том, во что ввязались?

— И во что я ввязался? — нахмурился Кори.

Карп повернулся, посмотрел на него, но ничего не ответил.

— Ну же, давай! — подтолкнул его Кори. — Если у тебя есть что сказать, выкладывай.

— Именно это я и намерен сделать, — заявил Карп. — Но сначала я должен определить собственную позицию. Предлагаю сотрудничество во всем.

Последовало продолжительное молчание. Кори решил, что не стоит даже пытаться догадаться, что у этого тщедушного человечка на уме. Этот человечек — ходячий вопросительный знак. Никто не знает, сколько Карпу лет, какого он происхождения или чем он занимался в то время, когда еще не воровал выпивку из бара в забегаловке. Единственное, что известно о Карпе, — что он приехал на «Болото» примерно четыре года тому назад вместе с туманом, плывущим по реке. Еще одна потерянная душа с ничего не выражающими глазами и дырой в кармане. До этого момента Кори никогда не задумывался, что из себя представляет и откуда появился этот представитель болотного общества, но сейчас, пристально посмотрев в глаза Карпа, почувствовал неловкость.

— Хватит ходить вокруг да около, — проворчал он с некоторым раздражением. — Выкладывай все что ни на есть нормальным языком.

— Подразумевается соглашение о взаимном уважении и доверии.

— Относительно чего?

Карп наклонился к Кори чуть ближе и перешел почти на шепот:

— Если вы слышали разговоры, значит, понимаете.

Кори насторожился.

— Не слышал я никаких разговоров, — сказал он спокойно.

— Судя по слухам, они перестреляли друг друга, — пояснил Карп. — Их нашли на пустыре рядом с речкой.

Кори отвел взгляд от тщедушного человечка. Едва шевеля губами, он спросил:

— Я их знаю?

— Знаете, — ответил Карп. — Мы оба знаем этих людей. Это мистер Мейси и мистер Латтимор.

Кори продолжал смотреть в сторону.

«Ты имеешь дело с ловким шантажистом, — говорил он себе. — Не важно, кто он, он — низкий шантажист, и, как пить дать, это будет стоить тебе несколько долларов».

Он услышал, как Карп говорит:

— В настоящее время моя резиденция располагается на Мэрион-стрит.

Кори часто заморгал. Мэрион-стрит проходила как раз в том месте, где остановилось такси и где он вышел в свет фар приближающегося преследовавшего автомобиля.

— Я сплю чутко, — говорил Карп, — Просыпаюсь от малейшего шороха. Прошлой ночью меня разбудил шум автомобиля. Я подошел к окну и увидел, как вы выходите из такси. Потом я увидел другой автомобиль. Не выпить ли нам еще кофе?

Кори кивнул. Карп подозвал Терезу. Она снова наполнила их чашки и удалилась.

— Я наблюдал из окна второго этажа, — рассказывал Карп. — Сначала они просто стояли и о чем-то вас расспрашивали. Потом мистер Латтимор заломил вам руку и заставил опуститься на колени, а мистер Мейси тем временем шарил у вас по карманам. Я рассказываю вам эти подробности, чтобы вы поняли, что я видел все происходившее.

Кори насыпал ложкой сахар себе в кофе и стал медленно размешивать.

Тщедушный человечек продолжал:

— Мистер Мейси извлек из ваших карманов револьвер, нечто похожее на удостоверение и блестящий металлический предмет, по форме напоминающий полицейский значок. Я полагаю, что это действительно был значок, полицейский значок.

— У тебя хорошее зрение, — заметил Кори, уставившись в чашку с кофе. — Если ты сумел рассмотреть это все из окна второго этажа, значит, у тебя чертовски острое зрение.

— Конечно, я не мог прочесть надпись на удостоверении, — сообщил деловым тоном Карп. — Как вы понимаете, я только догадываюсь, что это было удостоверение. И если я не ошибаюсь, то наискось шла какая-то надпись. Или, возможно, это была не надпись. Возможно, это какая-то печать на удостоверении.

— Правильно, — сказал Кори. — Надпись была проштампована.

— Я разглядел два слова, — продолжал Карп. — В каждом по шесть или по семь букв. Но буквы с такого расстояния я не мог разобрать.

Кори продолжал смотреть в свою чашку.

Карп наклонился еще ближе:

— Что это были за слова?

— Если я скажу, ты попадешь в беду, — ответил Кори и посмотрел на тщедушного человечка. — Думаю, ты и так уже в беде.

Но Карп выглядел совершенно спокойным, и его тон остался безразличным.

— Так что это были за слова?

— "Ночной патруль".

Карп никак не отреагировал. Словно не расслышал.

— Я видел, как они усаживали вас в машину, — сказал он. — Потом машина куда-то поехала. Мне пришло в голову, что я вас больше никогда не увижу. А сегодня я услышал разговоры о том, что мистер Мейси и мистер Латтимор воздали друг другу должное. Во всяком случае, это общепринятая версия.

Кори лениво улыбнулся чашке с кофе и печально вздохнул.

«Тебе жалко Карпа? — спросил он себя. — Тебе жаль этого коротышку, потому что он знает слишком много? Или, возможно, тебе жалко себя? Это так называемое сотрудничество запросто обернется для тебя провалом».

Он услышал, как Карп говорит:

— Что же касается того, что там произошло на самом деле, то у меня на этот счет имеется собственная версия.

— Давайте ее выслушаем, — невнятно произнес Кори, все еще улыбаясь чашке кофе.

— Я не думаю, — сказал Карп, — что мистер Мейси и мистер Латтимор перестреляли друг друга. Я уверен, что это не так. Я пришел к заключению, что именно вы и затеяли перестрелку.

Улыбка Кори стала чуть шире. Он искоса посмотрел на Карпа, а потом снова уставился в кофейную чашку.

— Я уверен, что перестрелку устроили вы, — повторил Карп. — И все-таки, должен признаться, я несколько озадачен. С одной стороны, вы поступили так из самозащиты. С другой стороны, вы — полицейский. Казалось бы, вы должны были написать рапорт о случившемся. Интересно, почему вы этого не сделали?

— Хочешь сам сообщить полиции?

— Я не могу этого сделать, — ответил Карп. — Очень даже можешь. — Кори небрежным жестом указал на платный телефон на стене у двери. — Нужно лишь позвонить, только и всего. В полицейский участок. И рассказать все, что ты видел прошлой ночью.

— Но я не могу этого сделать, — торжественно возразил Карп. — Это против моих принципов.

— Какие еще принципы? — Улыбка исчезла с лица Кори. Он повернулся и посмотрел на коротышку. — К чему ты клонишь?

— Я — не доносчик!

— Не доносчик, при условии, что тебе заплатят за то, что ты будешь держать рот на замке.

Карп отвел взгляд:

— Вы меня изумляете!

— Ага, знаю. Тебе ужасно стыдно. Итак, какова твоя цена?

Карп тяжело вздохнул:

— В каком мире мы живем!

— Давай. У нас деловой разговор. Сколько мне это будет стоить?

— Ничего, — сказал Карп. — Ровным счетом ничего.

Кори поморщился:

— Как это так?

Тщедушный человечек пожал плечами и сказал:

— Я же предлагал вам дружбу, уважение и доверие. Они не продаются. Я думал, вы поймете.

— Ты что, шутишь? — нахмурился Кори. — Или я чего-то не врубаюсь. Что-то не соображу, куда ты клонишь.

Карп снова вздохнул. Потом повернулся и направился к двери. Кори стоял озадаченный, затем бросился к тщедушному человечку, схватил его за руку и заговорил шепотом сквозь стиснутые зубы:

— Давай все расставим по местам. Ты что-то видел вчера ночью? Услышал какой-то шум, который поднял тебя с постели и заставил выглянуть из окна?

— Что-то не припомню, — ответил Карп.

— Вот и славно, — тихо прошипел Кори. — Держись этой версии и дальше.

— Не беспокойтесь, — сказал тщедушный человечек. Его голос был бесцветным, но полным достоинства. В нем явно звучало: «И не потому, что я тебя боюсь. Меня уже ничем не напугаешь. Я даже не чувствую твоих пальцев, вцепившихся в мою руку. Все, что я чувствую, — жалость к твоей мятежной душе. Должно быть, тебе очень несладко. Раз ты не способен поверить, что кто-то может протянуть тебе руку помощи без всякой задней мысли, просто так. Ну, я, во всяком случае, попытался».

Кори отпустил руку тщедушного человечка. Какое-то мгновение они стояли и смотрели друг на друга. Потом Карп сказал:

— Благодарю вас за обед. Он бы просто восхитителен, — развернулся и вышел из закусочной.

Через пятнадцать минут Кори вошел в бурлящую, потеющую толпу воскресных любителей выпить в «Забегаловке». Он поискал свободное местечко у стойки, хотя знал, что из этого ничего не выйдет. За столиками тоже все места были заняты, стоящие толклись поблизости, оттесняя сидящих. Кори услышал, как ругается Нелли. За ругательствами последовал звук, похожий на выстрел из револьвера тридцать восьмого калибра, когда ее открытая ладонь вошла в соприкосновение с лицом кого-то, кто был чересчур многословен не по делу. Повернувшись, чтобы посмотреть. Кори увидел мужчину, нетвердым шагом отходящего от стойки. Там освободилось место. Кори быстро среагировал, поставил ногу на поручень, а локоть на стойку и заказал двойную порцию джина.

Джин тут же подали, Кори прикончил его одним быстрым глотком и заказал еще порцию. Было время, когда он пил джин медленно и разбавлял спиртное водой.

«Но сегодня не тот случай, — сказал он себе, осушая вторую порцию и заказывая третью. — Сегодня самый подходящий день, чтобы напиться, то есть напиться как следует. И у меня есть подозрение, что для того, чтобы мысли прояснились, потребуется немало джина. Или, может быть, это вовсе не то, что тебе нужно. То есть я хочу сказать, если ты действительно хочешь сосредоточиться, тебе не нужен джин. Даже похоже на то. На самом деле все наоборот, именно джин не дает тебе задумываться, и это единственная причина, по которой ты пьешь. Короче говоря, на тебя все так неожиданно навалилось, что ты хочешь снять этот груз со своих плеч, смыть мысли, залить мозги алкоголем».

Кори подтолкнул бармену пустой стакан. Стакан был моментально наполнен, и Кори опрокинул содержимое себе в горло.

Пока он ждал, когда алкоголь начнет действовать, ему явилось иное желание, маня его невидимым пальцем, тихонько подталкивая его оглянуться. Он медленно повернулся, сам не зная зачем. На мгновение его взгляд застрял на пустой стене, потом уперся в дверь, ведущую в заднюю комнату. Невидимый палец продолжал его манить, и Кори оглядывался до тех пор, пока его взор не натолкнулся на столик в дальнем углу рядом с дверью, ведущей в заднюю комнату.

За столиком сидела Лилиан и пила пиво. Она наклонила голову, ставя стакан на стол, а потом медленно потянулась рукой к бутылке.

«Это ничего не значит, — сказал Кори себе. — Просто еще одна мучимая жаждой юбка сидит в одиночестве и пьет пиво. Черт побери, и нечего на нее пялиться!»

Но он продолжал смотреть на Лилиан. Невидимый палец указывал на нее, говоря: «Вот она. Твоя жена».

«Лучше посмотри в календарь, — проговорил он невидимому подсказчику. — Эта девушка уже давно мне не жена. Мы с ней разошлись много лет назад».

«Тогда почему ты на нее смотришь?»

Кори даже не пытался ответить на этот вопрос. Он сидел и смотрел, словно в зале не было других посетителей. Чувства, теснившиеся в его груди, прогоняли пьяный дурман.

Кори говорил себе:

«Жизнь так коротка. Разве не странно, что мы так бездумно ее растрачиваем? Все наши поступки складываются в одну большую шутку, которая совсем не смешна. Если уж на то пошло, некоторым из нас приходится носить дурацкие колпаки семь дней в неделю. Мы — как те клоуны-двойняшки, которые обладают особым талантом изображать пьяных, да так, что в конце концов выбивают себе зубы. Но болят-то не зубы. Больно внутри, особенно больно той штуковине, что качает кровь».

— Обнови, — сказал Кори бармену.

Когда подали джин, он выпил его, крепко зажмурившись, сморщившись от мучительной боли и отчаяния, словно пил цианистый калий.

«Перестань смотреть на нее! — приказал он себе. — Ты не имеешь права смотреть на нее. Эта женщина — жена другого. Но даже если бы она и не была бы женой другого, у тебя все равно нет права смотреть на нее. Ты ей не пара — вот почему. Она — хорошая и чистая, а ты — просто болотный кот с грязными когтями, который служит и вашим и нашим, который знается с нелегальными торговцами спиртным, вымогая у них...»

— Не угостите ли вином? — услышал он тихий голос совсем рядом и понял, что это Карп, еще до того, как его увидел.

Но тщедушный человечек обращался не к нему, а к высокому, худому, коричневому от солнца строителю, который демонстративно выложил все свои деньги на стойку бара — десятку, две пятерки и кучу бумажек по одному доллару.

— Не угостите ли вином? — улещивал его Карп.

Строитель посмотрел на коротышку сверху вниз и сказал:

— Отстань от меня!

Карп завистливо вздохнул, глядя на деньги мужчины, и сказал громко:

— Вино, виски или любой другой живительный нектар, который вдохнет радость...

— Я же сказал: отстань от меня! — буркнул строитель. Он замахнулся, намереваясь ударить его ребром ладони, но, к его удивлению, не достиг цели. Он с изумлением пялился на пальцы Кори, схватившие его за запястье, потом перевел взгляд на его лицо и осведомился: — Кто тебя просил?

— Проехали, — бросил Кори.

Он освободил запястье мужчины и отвернулся, но почувствовал сильный рывок. Строитель развернул его к себе.

Мужчина наклонился к нему и процедил сквозь сжатые зубы:

— Хочешь, я тебя так отделаю, что мама родная не узнает?

Кори лениво ухмыльнулся. Глаза его были полузакрыты. Он ничего не ответил.

Строитель поднял тяжелую мускулистую руку и погрозил Кори огромным кулаком:

— Видал? Знаешь, что я могу с тобой сделать?

— Нет, — ответил Кори. — Продемонстрируй.

— Ты сам напросился, верно? — Теперь строитель говорил громче и отступил назад, чтобы освободить себе побольше пространства.

Кори не двинулся с места. Прошла минута, но ничего не произошло, если не считать того, что строитель внимательно смотрел Кори в глаза. Потом быстро заморгал, и на лице его отразилось смущение. Не говоря ни слова, он отвернулся от Кори, низко склонился над стойкой и уставился в свой стакан с двойной порцией пшеничного виски.

Карп по-прежнему стоял, спокойно потирая руки, как муха потирает свои лапки. Поверх головы коротышки Кори увидел, что Лилиан встает из-за столика и направляется к задней двери. Он мысленно нажал кнопку, которая пресекала его мысли о женщине по имени Лилиан, и на этой кнопке было написано имя Делберт Кингсли.

Кнопка запустила мысли, связанные с происшествием ночью в проулке на Второй улице, когда он прятался за забором и смотрел на лицо Делберта Кингсли, пока тот искал его взглядом.

Кори схватил Карпа за плечо и развернул так, чтобы тот видел заднюю дверь. Лилиан как раз приближалась к ней.

— Видишь эту даму? — спросил Кори у Карпа. — Ту, что собирается выйти. Ты ее знаешь?

Карп покачал головой.

— Твое предложение, — сказал Кори, — насчет дружбы и доверия. Оно остается в силе?

— Вне всяких сомнений, — ответил тщедушный человечек.

— Проследи за ней, — буркнул Кори. — Узнай, где она живет.

Карп шмыгнул к выходу. По дороге он слямзил чей-то двойной бурбон. Нелли попыталась поймать его, но Карп выскользнул из ее цепких лап. Выходя из бара, он проглотил бурбон.

Кори развернулся к стойке и заказал еще джина. Но когда его подали, он не стал набрасываться на выпивку. Он взял стакан не спеша, потом с отсутствующим видом отпил, явно больше не нуждаясь в спиртном. Мысли его текли автоматически. Он говорил себе, что время сейчас рабочее и что ему следует заниматься делом. Он должен отчитаться перед своим нанимателем.

Кори допил джин, вышел из забегаловки и направился на север в сторону дома Грогана.

Его палец надавил на звонок. Уже в четвертый раз он звонил в эту дверь. На этот раз он не отрывал пальца от кнопки звонка. Дверь наконец открылась, и в проеме возникла какая-то девушка в форменном платье горничной с оторванным воротничком, всклокоченными темными волосами и со слезами на глазах, тяжело переводившая дух. Ей было чуть за двадцать, и в ее лице просматривалось нечто индейское. Кори решил, что она родом из Вест-Индии. Очень стройная, с узкими бедрами, она казалась слишком хрупкой для санкций, которые были причиной ее слез. Присмотревшись повнимательнее, он заметил царапину в уголке ее рта. Она слегка кровила.

— Да? — невнятно произнесла девушка, смотря в сторону и прикладывая кончик пальца к разбитой губе. — Что вам угодно?

— Я к мистеру Грогану.

— Как вас представить?

— Брэдфорд.

— Брэдфорд? А дальше? Назовите мне свое полное имя, пожалуйста. Вы говорите...

Из-за спины девушки появились чьи-то пальцы, которые вцепились ей в плечи и оттянули ее назад, а потом оттолкнули в сторону. Теперь перед Кори стояла Лита, чьи платиновые волосы лишь слегка растрепались, а темно-зеленые глаза превратились в крошечные зелено-желтые факелы. Ее костюм состоял из бледно-зеленого шелкового лифа, оставлявшего живот голым, и облегающих галифе.

— Очень мило, — буркнул Кори, разглядывая ее пупок.

— Что надо? — нетерпеливо осведомилась Лита.

Видимо, ей не терпелось продолжить выяснение отношений.

— Он дома? — спросил Кори.

— Сейчас занят. Он наверху.

— Тогда я подожду. Войду и подожду. У меня есть несколько свободных минут.

— Вы не уложитесь, — ответила Лита.

— А во сколько уложусь?

— По крайней мере, в час.

— Чем же он занят?

Лита не ответила. Она бросила взгляд на стоящую позади индианку. Девушка прислонилась к стене и хлюпала носом.

— Ты у меня дождешься! — пригрозила ей Лита. — Дождешься! — А потом обратилась к Кори: — Послушайте, мне некогда с вами беседовать. Я занята...

Она попыталась закрыть дверь, но Кори придержал створку рукой.

— Что происходит наверху? — спросил он.

Лита подавила раздраженный вздох.

— Если вы так хотите знать, — ответила она, — ему делают клизму.

— Чего?

— Ему промывают прямую кишку, — пояснила она.

Кори на минуту задумался над этим. Джин, который он выпил, кружил ему голову, и он услышал свои слова:

— Ему нужно вовсе не это.

Лита застыла от изумления и с шипением выдохнула сквозь зубы.

— Вам прекрасно известно, что ему нужно, — продолжал Кори. — Он в этом нуждается, но не получает.

Лита пристально смотрела на него.

— Да вы напились! — заключила она.

— Верно.

— Вы пьяны.

— Слегка.

Лита улыбнулась легкой презрительной улыбкой:

— Вам много и не требуется, да?

Кори ухмыльнулся:

— За это стоит выпить. У вас найдется что-нибудь?

— Вам уже достаточно, — отрезала Лита.

А потом, отвернувшись, словно он перестал для нее существовать, убрала руку с двери. Кори распахнул ее пошире и вошел.

Когда Кори входил в вестибюль, девушка-индианка скользнула к двери. Он оглянулся и увидел, что Лита схватила девушку за запястье.

— Пожалуйста, не надо! Пожалуйста! — просила девушка.

Лита оттащила ее, потом пинком захлопнула дверь и потащила девушку через вестибюль. Девушка наскочила на Кори, он отступил, а девушка упала на колени.

Кори наклонился, чтобы помочь ей подняться. Лита быстро вошла и оттолкнула его. Джин теперь взбунтовался, и Кори искал место, куда бы присесть. Он, пошатываясь, прошел по дорогому китайскому ковру и упал в кресло черного дерева рядом с массивным Буддой. На полу вокруг Будды валялись перевернутая нефритовая лампа, осколки разбитой вазы, перевернутая пепельница и разлетевшиеся сигаретные окурки и пепел. Кори повернул голову и посмотрел на Будду, словно ожидая, что бесстрастное бронзовое лицо статуи оживет и что-нибудь скажет по этому поводу. В щелеобразных глазах Будды нельзя было прочесть ничего, кроме беззвучного высказывания: «Вероятно, теперь земные дела меня не касаются. Я — лишь сторонний наблюдатель».

«Видно, придется с ним согласиться», — решил Кори.

Джин бил по его чувствам. Кори откинулся на спинку кресла и вытянул ноги. Сквозь пелену алкоголя он видел Литу и девушку. Они подняли довольно сильный шум. Упал перевернутый стул. Потом упал другой. Девушка сжалась под замахнувшейся на нее рукой Литы.

— Вы не можете, — хныкала девушка. — Вы не имеете права!

Рука Литы опустилась, но девушка остановила удар сложенными крест-накрест ладонями. Лита замахнулась другой рукой, и ее кулак попал девушке в плечо. Та упала на бок, перекатилась, поднялась на ноги и увернулась от следующего удара. Но в другой раз она увернуться не успела. Удар пришелся ей в висок, и она упала на ковер и осталась там сидеть. Сидела на ковре и тихо плакала, закрыв лицо руками. Лита замахнулась было, чтобы ударить ее кулаком еще раз, но в последний момент передумала и, оглядевшись, в конце концов остановила свой взгляд на украшенном бронзовым литьем камине. У камина в подставке стояла искусно выкованная кочерга с ручкой в виде головы дракона. Лита направилась туда, взяла кочергу и взвесила ее в руке.

— А теперь, — приказала она девушке, — говори правду!

— Я уже все сказала, — рыдала та.

Девушка стала было подниматься с ковра, но Лита быстро подошла к ней, замахнулась кочергой. Индианка снова уселась на ковер и закрыла голову руками.

— Ты — воровка! — бросила Лита.

— Почему вы называете меня воровкой? Я ничего не взяла!

— А духи?

— Какие духи?

— Пузырек в пять унций, — уточнила Лита. — По тридцать долларов за унцию.

Девушка в изумлении подняла глаза и медленно покачала головой.

— Как вы можете так говорить, — пробормотала девушка. — Это нехорошо...

— Вчера ночью ты куда-то уходила. Ты наглым образом удрала.

— Я же уже объясняла!

— Я не хочу этого слышать, — отрезала Лита. — Ты мне расскажешь, где ты была.

— Я хотела прогуляться, — рыдала девушка. — Я же уже вам говорила! Я гуляла.

— В половине пятого утра?

— Я не могла заснуть... В комнате слишком жарко... Не могла больше оставаться в постели...

— Продолжай в том же духе, и будешь лежать в постели как миленькая целый месяц. В гипсе.

— Вы этого не сделаете! Так нельзя!

Лита размахнулась кочергой и попала девушке по спине чуть пониже плеча. Та, вскрикнув от боли, упала на пол лицом вниз. Лита опять замахнулась. Кори встал с кресла и ринулся вперед. Когда кочерга оказалась у него в руках, он бросил ее на пол себе за спину. Лита кинулась было туда, но он преградил ей путь.

— Отойдите! — прошипела она. — Это не ваше дело!

Он лениво ухмыльнулся. Взгляд его предупреждал: «Не подходи близко!»

Лита сделала шаг назад. Это не было отступлением. Она сжалась как пружина, руки напряженно согнулись, пальцы скрючились, длинные ногти нацелились на свою жертву. Она приблизилась к Кори, собираясь вцепиться ногтями ему в глаза.

Кори схватил ее за запястья. Лита подняла колено, прицелившись ему в пах. Он отстранился, но она решила повторить свой маневр и подошла ближе, потом предприняла новую попытку. На этот раз она почти достигла цели, и Кори выпустил ее запястья. Лита издала низкий стрекочущий звук, похожий на тот, что издает гремучая змея, и набросилась на него, орудуя ногтями и зубами.

«Эта дамочка совсем слетела с катушек, — подумал Кори. — Видно, придется...»

Лита промахнулась и не сумела впиться зубами в его руку. Тогда она попыталась ногтями вцепиться Кори в лицо, но ей это не удалось, хотя она чуть было не вонзила их ему в шею. Она попятилась назад и снова набросилась на Кори. Кори выждал, а потом коротким и стремительным ударом правой врезал ей чуть повыше челюсти, как раз под ухом. Лита осела, глаза ее закрылись. Прежде чем она опустилась на пол, он поспешно подхватил ее за талию. Кори понял, что она потеряла сознание.

Он поднял ее на руки и отнес на диван.

«Будет не заметно, — подумал он, разглядывая ее челюсть в месте удара. — Ты ее не покалечил. Ты соизмерил удар и не переусердствовал. Ничего видно не будет, и ее внешности это не повредит. Но все равно жаль».

Индианка с тревогой смотрела на платиновую блондинку, растянувшуюся на диване.

— Это ужасно, — сказала девушка.

— С ней будет все в порядке.

— Все равно, это ужасно. — Девушка уже была готова опять расплакаться.

Кори развернулся и посмотрел на нее:

— Она наверняка ударила бы тебя этой кочергой.

— Это не самое страшное. Хуже всего то, как она меня назвала. Она назвала меня воровкой. Перед вами. Зачем она это сделала?

— Сам удивляюсь!

— Я работаю тут давно. Почти два года. Никогда не было ничего подобного. Я этого не понимаю.

Кори окинул девушку взглядом, прищурился и спросил:

— И с чего все началось?

— Не с духов.

— Понятно.

— До того, как вы вошли, разговора о духах не было. Просто госпожа была чем-то расстроена. Ходила туда-сюда и говорила сама с собой. Очень была расстроена. Никогда прежде не видела ее такой. Она иногда нервничает, но чтобы так... А потом она набросилась на меня.

— За что?

— Ни за что.

— Лита сказала, что ты выходила сегодня ночью.

— Только прогуляться. Я не могла спать и вышла прогуляться, Подышать воздухом. Только и всего. Но она заявила, что я вру. А потом ударила меня по губам.

— Значит, получается, — заключил Кори, — что произошло нечто, что вывело ее из себя, и она прицепилась к тебе.

Девушка открыла было рот, собираясь что-то сказать, но осеклась. На диване зашевелилась Лита, издав тихий стон. Горничная нахмурилась и прошептала:

— Лучше я помолчу. Она очнется, услышит.

— Она еще не скоро очнется. Давай скажи, что хотела.

— Возможно, это не важно.

— Все равно говори, — подбодрил ее он.

— Ну, сначала, когда она сошла вниз, все было хорошо. Она, как всегда, сказала мне «доброе утро».

— Во сколько это было?

— Часа два назад. Она всегда спит до полудня. Значит, леди села за стол, и я принесла кофе и тосты, а она взяла чашку и развернула газету. Она что-то увидела в газете, на первой полосе.

— Ты уверена, что это было на первой полосе?

Девушка кивнула:

— Я стояла рядом со столом. Она сидела и смотрела на первую страницу, и глаза у нее начали вылезать из орбит. Потом она вскочила и опрокинула стул. Кофе разлился на пол, а она стала бегать по комнате и говорить ужасные вещи, грязные слова.

— И где эта газета? — оборвал ее Кори.

— В мусорной корзине. На кухне.

— Подожди здесь, — сказал Кори. — Если она очнется, скажешь, что я пошел в кухню за водой для нее.

И он поспешно вышел из прихожей. В кухне он сунул руку в мусорную корзину и вытащил оттуда смятую газету. Страницы были перепутаны. Он пролистал их, нашел первую и пробежал глазами заголовки. Во всю ширину полосы сообщалось о новой заварушке на Среднем Востоке. Там же помещалась статья в три колонки об авиакатастрофе, унесшей семнадцать жизней. Один известный политик обвинялся в растрате общественных денег. В нижнем левом углу приткнулась заметка в одну колонку. Заголовок гласил: «Двое нашли смерть в перестрелке». Кори пробежал глазами начало, затем следующие короткие абзацы. В конце говорилось, что эти двое, очевидно, перестреляли друг друга, поскольку имели криминальное прошлое, и назывались их имена — Мейси и Латтимор.

Кори бросил газету назад в мусорную корзину, потом подошел к раковине и налил воды в стакан. Он вернулся в прихожую, где индианка наводила порядок, расставляла стулья по местам и чистила испачканный ковер. На диване Лита постепенно приходила в себя. Когда ей удалось сесть, она поморщилась от искреннего смущения. Кори вручил ей стакан с водой. Она сделала несколько глотков, пару раз глубоко вздохнула, а потом проговорила невнятно:

— Спасибо.

Кори ничего не ответил, но выразительно посмотрел на индианку. Та поняла его и вышла. Лита отхлебнула еще воды, потом опустила в стакан кончики пальцев и приложила их к вискам. Поставив стакан на маленький столик рядом с диваном, она встала и направилась к противоположной стене, чтобы посмотреть в зеркало, висящее на ней.

— Очень больно? — спросил Кори.

— Немного.

— Надеюсь, не распухло?

— Слегка, — сказал она. — Едва заметно.

Лита отвернулась от зеркала и затушила недокуренную сигарету в пепельнице. Некоторое время она расхаживала по вестибюлю, не глядя на Кори. Потом вернулась к дивану и села. Их разделяли две подушки.

Некоторое время было тихо. Потом сверху послышались звон стакана, разбившегося о кафельный пол. И тут же донесся голос Грогана:

— Черт возьми, что вы там делаете?!

Специалиста по прямой кишке сопровождала парочка медсестер, и они взволнованно что-то защебетали. Специалист по прямой кишке заорал:

— Держите! Осторожно!

Гроган снова повысил голос:

— Погодите! Погодите! — Теперь он уже кричал: — Подождите! Черт бы вас всех побрал!

Потом, когда упало что-то тяжелое, медсестры, специалист по прямой кишке и Гроган — все в один голос завопили. Еще один стакан разбился об пол. А затем все стихло.

— Вы ему расскажете? — спросил наконец Кори.

— О чем?

— Что я ударил вас.

Лита откинулась на спинку дивана, глядя прямо перед собой и сложив руки на голом животе:

— Вы хотите, чтобы я ему рассказала?

— Это не важно. Во всяком случае, для меня.

— Тогда почему вы спросили?

— Просто полюбопытствовал, — ответил он.

Лита разжала руки, подняла их и сомкнула кончики пальцев. Она проделала это несколько раз. Потом сказала:

— Нет, я ему не стану говорить.

— Почему?

— Он только разволнуется, — объяснила она. — А он и так слишком много волнуется.

— О вас?

Лита очень медленно повернула голову и взглянула на Кори. Потом опять стала смотреть прямо перед собой:

— Ему будет пятьдесят шесть. Мне — двадцать пять.

— И что можно с этим поделать?

— Узнаешь, когда тебе будет пятьдесят шесть, — сказала она.

— Я не дотяну до пятидесяти шести. При моей-то жизни, — ответил Кори, а сам подумал: «Это как короткие волны. Используй нужную частоту, и можешь управлять этой дамочкой. Во всяком случае, до определенной степени».

Лита смотрела на него:

— Что ты имеешь в виду? Пьянство?

Кори ничего не ответил. Бросил взгляд на ее голый живот и отвел глаза. Потом встал с дивана, немного прошелся, вернулся и снова уселся на место. Теперь между ними была лишь одна подушка.

Лита, как и прежде, смотрела прямо перед собой. Лицо ее было бесстрастным, но Кори знал, что она пытается предугадать, как он поступит дальше.

Он подумал: «Действовать надо постепенно, нужно выждать и все рассчитать. И расчет должен быть чертовски точным».

Кори снова поднялся. Медленно прошелся по комнате и остановился напротив бронзового Будды. Он посмотрел на Будду, сделал очень глубокий вздох, озабоченно нахмурился и притворился, что направляется к парадной двери. Все это время он не смотрел на Литу и не обернулся, взявшись за ручку.

«Прямо как в Италии, — подумал он. — Там у нас был один командир, которому всегда подворачивался единственный шанс из тысячи».

Кори повернул дверную ручку и услышал за спиной:

— Куда ты?

— Ухожу, — бросил он не оборачиваясь. — Просто мне нужно идти.

— Но почему? Что-то не так?

— Разрази меня гром, если я знаю! — буркнул он и отпустил дверную ручку. Потом с новым притворным вздохом процедил сквозь зубы: — Просто я больше не могу так!

Кори снова принялся открывать дверь.

— Подожди, не уходи, — попросила Лита. Он немного поколебался, потом все-таки открыл дверь и услышал, как она сказала: — Не надо!

Кори шагнул назад.

«Думаешь, она попалась?» — спросил он себя.

— Подойди сюда.

— Зачем? — устало спросил он. — Какой смысл?

— Если я тебя правильно понимаю...

— Послушайте, ничего не выйдет.

— Пожалуйста, — попросила она, — скажи мне.

Кори обернулся и посмотрел на нее:

— Разве ты не видишь, что со мной творится?

Лита долго сидела и внимательно разглядывала его. Он добавил огня во взоре, потом выстрелил в нее взглядом, беззвучно говоря: «Мне больно. Я ранен. И глубоко».

Лита встала с дивана и направилась к нему. Она шла, словно плыла, рассматривая его с головы до ног. Потом, приблизившись, проворковала:

— Скажи мне. Почему ты не можешь мне сказать?

Кори оттолкнул ее от себя, позаботившись о том, чтобы она почувствовала дрожь в его руках, когда он взял ее за плечи. Он усилил свою хватку, скрипнул зубами, потом разжал пальцы и невнятно проговорил:

— Я стараюсь держать себя в руках. Нельзя этого допускать. — А почему бы нет? — Она подалась к нему, но он ее оттолкнул:

— Нет, не надо. Ради Бога, не надо!

— Но почему нет?

— Если мы влипнем в это, мы потом очень пожалеем.

— Но если мы...

— Давай оставим это, — оборвал ее он. — Мы нужны друг другу, как бензин и горящая спичка.

Кори смотрел на бронзовую статую Будды. Раскосые глаза ее, казалось, говорили: «Вот времена пошли! Я вижу только расчет и обман».

«Это уж точно», — подмигнул Кори Будде.

Лита встала у Кори за спиной совсем близко. Он прочел ее мысли: «С этим-то мне будет легко справиться».

И снова подмигнул Будде.

Потом Кори почувствовал, как ее рука легла ему на живот, прямо под ребрами, и стала спускаться ниже, к ремню.

— Не надо, — попросил он хриплым шепотом, но не попытался освободиться от ее пальцев, скользящих у него под рубашкой.

Рука ее скользнула все ниже, и его пробрала легкая дрожь.

«Что это со мной?» — спросил он себя.

Голова у него закружилась, когда до него дошел ответ.

«Ты больше не притворяешься, — сказал он себе, пытаясь справиться с тошнотворным ощущением парения. — Она и правда тебя зацепила».

Лита убрала руку. Дверь наверху открылась, и голос Грогана рявкнул:

— ...И не говорите мне о сливовом соке! Сливовый сок я терпеть не могу! И не собираюсь его пить! А теперь оставьте меня в покое и убирайтесь!

В коридоре второго этажа послышались шаги, направляющиеся к лестнице. Потом по лестнице стал спускаться специалист по прямой кишке со своей свитой, и их глазам предстали Лита, сидящая на диване с иллюстрированным журналом на коленях, и Кори, расположившийся в кресле черного дерева, внимательно рассматривающий ноготь своего большого пальца.

Кори захотелось посмотреть на всю компанию, и он поднял глаза. Две медсестры оказались костлявыми и с виду несчастными. Похоже, одна из них недавно плакала. Сам же проктолог был пухлым коротышкой средних лет с желтовато-серым лицом, цвет которого явно говорил о каких-то неполадках в его организме. Он нес большой саквояж из телячьей кожи. Тыльной стороной руки он вытирал пот со лба.

— Трудный нам попался пациент, миссис Гроган, — сказал он Лите. — Очень трудный пациент.

— Он меня обидел, — сказала медсестра с мокрыми, покрасневшими глазами. — Он обозвал меня слабоумной.

— Я же велел вам выметаться отсюда! — вмешался Гроган, быстро спускаясь по ступенькам.

Медсестры и проктолог заспешили к двери. Они сумели-таки достойно удалиться, но их уход был несколько скомкан.

Гроган посмотрел на Кори:

— Ты давно здесь?

— Не слишком, — пожал плечами тот.

Лита отложила журнал в сторону, встала с дивана и приблизилась к Грогану:

— Как все прошло?

— Это был настоящий ад, — буркнул Гроган. — Они чуть было не вывернули меня наизнанку и напугали до смерти своими орудиями пытки. Ты слышала шум? Ты бы их видела!

— Ты плохо выглядишь, — сказала Лита. — Совсем вымотался.

— Не вымотался, а вымылся, — поправил ее Гроган. — Они называют это клизмой, но больше всего оно похоже на Всемирный потоп. — Он повернулся к Кори: — Когда это делают, то берут трубку и засовывают ее...

— Пожалуйста, — прервала его Лита, — без подробностей.

Гроган посмотрел на часы:

— Полагаю, мне стоит немного прогуляться.

— Может, отдохнешь? Тебе сейчас это просто необходимо. Ложись в постель и отдыхай.

— Я не устал, — возразил Гроган. — Лучше провести полчасика на реке.

— Опять гребля? Ты сейчас не в форме. После того, что ты только что перенес...

— Я иду на реку, — отрезал Гроган. Он пересек вестибюль, оглянулся и поманил за собой Кори. Кори встал с кресла и двинулся было за Гроганом, который уже вышел из дома, но, когда он подходил к двери, Лита нагнала его, и он почувствовал, как ее рука скользнула по его ребрам, направляясь все ниже и ниже. Потом она добралась до цели. И он попался.

Он не смотрел на Литу, но почему-то видел зелень ее глаз. Оно было внутри него, это зеленое пламя. Оно проникало в его мысли. Это была зеленая паутина, и он в ней запутался.

— Нет, — прошипел он, — нет, черт возьми!

Кори оттолкнул Литу от себя и выбежал из дома. Спускаясь по ступеням, он споткнулся и чуть было не упал. У него кружилась голова, и ему казалось, что он видит все в зеленом цвете.

«Ах ты псих!» — обозвал он себя.

Кори хмуро заглянул в зеркало внутри себя. Некоторое время лицо его было унылым, а зубы крепко сжаты. Но когда он подошел к Грогану, направляющемуся через дорогу к припаркованному автомобилю, физиономия его обрела обычное беспечное выражение.

Глава 7

Это был шестиместный изготовленный на заказ седан, темно-зеленого цвета, довольно консервативного стиля, с небольшим количеством хромированных деталей. Его привезли из Испании, и первый его владелец был членом того же гребного клуба, к которому принадлежал Гроган. Первый владелец любил менять автомобили и заплатил за этот семнадцать тысяч. Но как только машине потребовался незначительный ремонт, он тут же продал его Грогану за девять тысяч. Гроган очень гордился этим автомобилем и имел привычку поглаживать его по крылу или по капоту, словно тот был живым существом.

Вот и сейчас он стоял рядом с машиной и ласково поглаживал ее по переднему крылу, бормоча себе под нос:

— Куколка моя!

Заметив небольшое пятнышко на блестящей отполированной поверхности, он вытащил носовой платок и аккуратно вытер его. Потом отошел, критическим взором осмотрел свою работу и повторил, обращаясь к автомобилю:

— Куколка моя! Любимица моя!

Кори тихонько кашлянул, просто чтобы напомнить Грогану о своем присутствии. Гроган не посмотрел на него, но сказал машине:

— Ты же знаешь дорогу, верно? Тебе объяснять не нужно. Стоит только посмотреть на тебя, и я знаю: ты никогда меня не подведешь.

Какой-то мальчик лет десяти с перемазанным лицом подошел к Грогану и предложил:

— Я наведу на ней блеск. Отлично ее протру. Это будет стоить вам пятьдесят центов.

— Я заплачу тебе доллар, — сказал Гроган, не глядя на мальчика.

— Целый доллар?

Гроган вытащил из кармана пачку денег и выбрал долларовую бумажку. Вручая ее мальчику, он сказал громко и отчетливо:

— Я плачу тебе доллар за то, чтобы ты держался от машины подальше.

— Хорошо, — согласился мальчик, положил доллар в карман и тут же удрал.

Гроган снова вытащил носовой платок и начал стирать пыль с капота. Занимаясь этим, он осведомился у Кори:

— Видел сегодняшнюю передовицу?

Кори не ответил.

Гроган продолжал свое занятие. Кори скосил глаза, сощурившись и присматриваясь, словно изучал крошечные цифры на логарифмической линейке.

— Я задал тебе вопрос, — спокойно напомнил Гроган, все еще протирая носовым платком блестящую поверхность.

Кори молчал. Гроган развернулся, уставился на него и заорал:

— Ты будешь отвечать или нет?!

Поза и лицо Кори выражали полнейшую невозмутимость.

— Из-за чего весь сыр-бор? — спросил он.

Гроган хотел что-то ответить, но передумал. Какое-то время он сдерживался, потом застонал и скрипнул зубами. Он поднял руку и пригладил серебряные волосы.

— Из-за Мейси и Латтимора. В заметке говорится, что они перестреляли друг друга. На пустыре у реки.

— Вот, значит, как? И вы прочли об этом в газете?

— Господи, да нет же! — отвечал Гроган. — Мне позвонили из полицейского участка, от капитана. Сегодня рано утром, около пяти. Я сразу же прибыл в участок, а оттуда мы поехали в морг. А оттуда — в муниципалитет. Они провели баллистическую экспертизу. И конечно же... Почему ты на меня так смотришь?

— Я просто внимательно слушаю, — миролюбиво сказал Кори. — Продолжайте.

Гроган глубоко вздохнул.

— Не знаю, — произнес он, словно разговаривая с самим собой. — Просто ума не приложу. — Он посмотрел на Кори. — То есть я хочу сказать, я просто не могу поверить.

— А в отделе по расследованию убийств поверили?

Гроган кивнул:

— Они закрыли дело и убрали его на полку. Перестрелка, и точка. Но, черт побери, я ничего не понимаю!

— Почему же?

— Что-то не сходится, — нервно заявил Гроган. — Мейси и Латтимор всегда ладили друг с другом. Конечно, закадычными друзьями они не были и время от времени ссорились. Но только на словах. Никогда ничего серьезного. Так какого черта они перестреляли друг друга?!

— Они этого не делали, — сказал Кори.

Гроган на время замолк, потом бросил:

— Повтори, что ты только что сказал!

— Они не стреляли друг в друга.

На этот раз Гроган молчал долго. Он развернулся, сделал несколько шагов, потом возвратился и спросил:

— Если ты что-то знаешь, почему ты это от меня скрыл?

— Я ничего не скрывал, — ответил Кори. — Просто вы не были готовы меня выслушать.

Глаза Грогана превратились в линзы с сильным увеличением.

— Что ты несешь?! К чему это я не был готов?!

— К тому, чтобы узнать правду. Прежде вы должны взять себя в руки. Это — случай особый. Когда услышишь такое, нужно держать себя в узде.

Гроган еще раз пригладил волосы, потом сделал медленный глубокий вздох:

— Ладно. Выкладывай.

— Это я их продырявил, — невозмутимо начал Кори. — А потом устроил все так, чтобы подумали, что они продырявили друг дружку.

Гроган сделал несколько шагов в сторону. Поднял глаза к небу. Потом посмотрел на камни мостовой:

— Когда-нибудь меня хватит удар.

— Я был вынужден их пристрелить, — продолжал рассказывать Кори. — Вопрос стоял так: либо они, либо я. Они привезли меня к реке, чтобы убить. Они следили за мной от здания муниципалитета.

— От муниципалитета? — Гроган, отступивший на несколько шагов, быстро вернулся к Кори. Побледнев, он спросил: — А что, черт возьми, ты делал в муниципалитете?

— Меня отвезли туда на допрос.

— Какой еще допрос?

— По поводу вчерашнего случая. Насчет того, что произошло вчера в задней комнате забегаловки. А эти двое тупиц...

— Но дело-то закрыли, — буркнул Гроган. — Он слегка повернул голову и бросил на Кори косой взгляд: — Как же получилось, что оно опять выплыло?

Кори пожал плечами:

— Они, должно быть, решили, что я могу им что-то рассказать.

Гроган продолжал смотреть в сторону:

— И что же?

— Ну, они усадили меня и стали расспрашивать, как все происходило. Я им все рассказал, как вы велели. Только и всего.

— Ты уверен, что это все?

Кори кивнул, медленно и устало, и продолжал:

— А потом... Ну, я вышел из муниципалитета и взял такси. Мы двинулись к мосту, а сзади ехала какая-то машина. Я понял, что это «хвост», и решил узнать, что происходит, поэтому вылез из такси на Мэрион-стрит. Та машина подъехала, и из нее вышли двое. Это были Мейси и Латтимор. Они хотели знать, что я делал в муниципалитете. В тот момент я подумал, что это вы, должно быть, приказали им следить за мной.

— Я им ничего не приказывал, — ровно произнес Гроган, глядя своими глазами-линзами куда-то в пространство. «Соображает, что к чему», — заключил Кори.

— Они спросили у меня, что я делал в муниципалитете. Я им сказал, а они переглянулись, словно мой ответ их не удовлетворил. И я тут же оказался в их машине. Не то чтобы я испугался. Во всяком случае, не тогда. — Он пожал плечами. — Я думал, они делают то, что вы им приказали, — везут меня к вам.

— А они вместо этого...

— Привезли меня на пустырь у реки. Латтимор наставил на меня пушку и велел вылезать из машины. И тогда я понял, что они больше на вас не работают. Мне пришло в голову, что их нанял кто-то другой.

Гроган не отреагировал никак. На его лице не отразилось никаких эмоций.

— Вы что, ждали этого? — спросил Кори.

— Нет, — буркнул Гроган. — Но в такой игре нужно быть готовым ко всему.

Он открыл дверцу автомобиля и уселся за руль. Кори развернулся, услышав, как испанский двигатель поймал искру и зашумел, как сотня вовсю кипящих чайников. Когда шум превратился в ласкающее ухо мурлыканье, Кори направился прочь от автомобиля, говоря себе: «Сделаешь три-четыре шага, и он позовет тебя. Вот увидишь!»

Отойдя на три шага, он услышал, как Гроган окликнул его, и оглянулся.

Какое-то мгновение Гроган просто смотрел на него, потом спросил:

— Хочешь поехать со мной? Просто прокатиться?

— Не возражаю, — пожал плечами Кори.

Он обошел автомобиль и уселся рядом с Гроганом.

Сконструированный по заказу автомобиль круто развернулся и поехал в южном направлении к Эддисон-авеню. Все встречные прохожие приветствовали его, а Гроган через открытое окошко махал им в ответ. Потом, когда автомобиль покинул предместье, проехав по длинной арке моста высоко над рекой, Гроган включил радио и поймал трансляцию баскетбольного матча. Машина влилась в неторопливый субботний полуденный поток транспорта, двигавшегося по шестирядному шоссе, граничащему с рекой. Они ехали мимо заводов, угольных шахт и складов. В этом районе река текла довольно быстро. У берега стояла полузатонувшая баржа, и какие-то мальчишки в плавках ныряли с нее, как с вышки. Машин на дороге становилось все меньше и меньше. Это был состоятельный район с рядами дорогих домов, выстроенных вдоль улиц. За ним начинался городской парк с памятниками генералам Гражданской войны, некоторые из которых отдавали честь, а один даже размахивал мечом. У постамента этого памятника прямо под тенью от меча на траве мирно спал старик-негр. Автомобиль двигался дальше на север по шоссе, миновал парк, аквариум и огромное здание музея искусств, построенное в стиле Парфенона. Оно обошлось городу примерно в тридцать миллионов долларов, а служило в основном местом гнездовья голубей и игровой площадкой для мальчишек, которые приходили по вечерам погонять в прятки в лабиринте мраморных колонн. Шоссе обогнуло музей искусств и повернуло совсем близко к реке. На берегах рыбаки ловили зубатку и карпов; попадались конные полицейские, следившие за порядком в парке, и спортсмены в мокрых от пота тренировочных костюмах, упражнявшиеся в спортивной ходьбе. Вдалеке показались очень старые, но крепкие и хорошо ухоженные здания, над крышами которых развевались флаги. Это были клубы, члены которых — все гребцы или бывшие гребцы, ходили в основном на гоночных восьмерках. Река здесь была чистой; рыбаки, любители купаться и случайные прохожие сюда не допускались, о чем свидетельствовало объявление на заборе. Город гордился своими гребными клубами, некоторые из которых могли даже похвастаться спортсменами, участвовавшими в Олимпийских играх. К тому же многие их члены происходили из семейств, чьи имена были вписаны в историю города, а корнями уходили аж в семнадцатое столетие. За забор допускались лишь избранные. Простой смертный мог стать членом клуба лишь в том случае, если он был первоклассным гребцом, признанным чемпионом. Купить членство в клубе не было никакой возможности. Даже некоторые городские мультимиллионеры годами пытались туда попасть, но им это так и не удалось. В очень редких случаях членом клуба мог стать человек, имеющий компромат на кого-то из избранных. Например, фотографию представителя голубых кровей в постыдной ситуации. Именно так туда попал Гроган двенадцать лет назад. На фотографии, сделанной ночью в зоопарке, был запечатлен один из представителей элиты в момент полового акта с зеброй.

Автомобиль Грогана свернул на стоянку возле большого четырехэтажного здания в колониальном стиле. На его оранжевом с белым стяге красовалась надпись: «Юго-восточный гребной клуб».

— Подожди здесь, — сказал Гроган, и это были первые слова, которые он произнес с тех пор, как они двинулись в путь. Гроган вылез из машины.

— Вы долго там пробудете? — поинтересовался Кори.

— Минут тридцать — сорок, — ответил Гроган. — Ты против?

Кори пожал плечами:

— Послушаю баскетбол.

Гроган направился к зданию клуба. Несколько минут Кори слушал радио. В пятом периоде Цинциннати с Филадельфией счет был три — три. Роберт Робертс подавал за Филадельфию и проиграл одно очко. Потом из-за ошибки на поле им пришлось поступиться еще одним. На подачу вышел следующий. Комментатор сказал: «Теперь Робертс в трудном положении...»

«Мне бы его заботы!» — проворчал Кори, обращаясь к радио.

Интересно, зачем Гроган привез его сюда. Кори выключил радио и попытался поразмыслить логически. Ничего не получилось. На ум ему ничего не шло — лишь платиновые волосы и темно-зеленые глаза.

По реке к причалу Юго-восточного гребного клуба шла байдарка-четверка. А двойка отчаливала. Восемь мужчин лет тридцати — тридцати с небольшим подняли над головами блестящую гоночную коричнево-красную байдарку. Тщедушный рулевой выкрикивал команды. Они понесли байдарку по наклонному дощатому настилу вниз к воде. Потом из боковой двери клуба стали выходить более пожилые байдарочники. Они прошли мимо автостоянки по посыпанной гравием дорожке, ведущей к пристани. Им было от пятидесяти до шестидесяти, а одному, на взгляд Кори, уже перевалило за семьдесят. На некоторых были оранжевые трикотажные фуфайки и плавки в белую и оранжевую полоску, другие — по пояс голые. Подойдя к причалу, они быстро и умело принялись готовить свои байдарки к спуску на воду. Кори пожал плечами и подумал: «Некоторые никогда не сдаются. Им это дано от рождения. Разрази меня гром, если я понимаю, что тут к чему! Каждому свое».

Он увидел, как из боковой двери вышел Гроган. Его серебряные волосы сияли на солнце, словно зеркало. Под мышкой Гроган нес два больших весла, лопасти которых были выкрашены в оранжевую с белым полоску. В руке он держал белую капитанскую фуражку козырьком вниз. Он был голым до пояса, в ярко-оранжевых шортах, белых носках и белых кроссовках без единого пятнышка.

Гроган прошел мимо автомобиля, даже не взглянув на него, направился к причалу и поболтал минуту-другую с остальными гребцами. Они сгрудились вокруг него и закивали, когда он что-то сказал, указывая на реку.

«Наверное, какие-то замечания насчет течения», — догадался Кори.

Один из седоголовых гребцов похлопал Грогана по плечу. Гроган что-то сказал, и все они заржали.

«Он тут любимчик, — решил Кори. — Они просто смотрят ему в рот, эти аристократы».

Гроган сошел по помосту к воде, уселся в свою байдарку и погреб на середину реки. Его движения были размеренными, плавными и внешне не стоили ему никаких усилий. Кори вышел из машины и спустился к причалу. Гроган некоторое время сушил весла, потом снова стал грести.

Теперь он налегал на весла всерьез: одноместная байдарка аккуратно разрезала воду, лопасти весел почти не показывались в воздухе. Не было ни всплесков, ни отклонений в курсе, байдарка повиновалась Грогану, словно автомобиль, ведомый умелой и крепкой рукой.

«Вот это гребец! — отметил про себя Кори. — И не надо разбираться в гребле, чтобы сказать, что он настоящий мастер. Даже не мастер, а чемпион».

Он следил, как гребки становились все чаще и байдарка набирала скорость. Она обогнала остальные, где гребцы сушили весла или просто сидели и смотрели.

«А ведь ему пятьдесят шесть лет», — напомнил себе Кори.

Байдарка-одиночка прошла под железнодорожным мостом больше чем в миле от причала, потом развернулась и направилась обратно. Кори ушел с причала и по усыпанной гравием дорожке вернулся в машину.

Через двадцать минут Гроган появился в дверях клуба в своем обычном костюме, забрался в автомобиль и включил двигатель. Они молчали. Машина выехала задним ходом со стоянки и свернула на шоссе. По-прежнему не было произнесено ни слова. Только когда они миновали музей искусств, аквариум, памятники генералам Гражданской войны и по обеим сторонам улицы потянулись дорогие многоквартирные дома, Гроган спросил:

— И как впечатление?

— От чего?

— От моей гребли.

— Вы заметили, что я стоял на причале?

— Как впечатление? — повторил Гроган.

— Здорово, — ответил Кори. — Есть на что посмотреть.

— Все так говорят, — буркнул Гроган и взглянул на Кори. — По-твоему, я делаю это напоказ?

— Откуда мне знать?

— В действительности я не пытаюсь выпендриться. Но это для меня не просто спорт.

Последовало короткое молчание. Потом Гроган спросил:

— Хочешь знать, зачем я этим занимаюсь?

— Было бы любопытно.

— Ладно, я тебе скажу. Я не просто работаю веслами. При этом вроде как включается двигатель. Вот здесь. — И он показал себе на голову. — Чем быстрее я гребу, тем лучше я мыслю. Я имею в виду, — пояснил Гроган, — настоящее мышление. Настоящее мышление — это работа мозга, свободная от участия мышц, желез и нервов, то есть от того, что именуют чувствами.

— Вы хотите сказать, что, когда вы гребете, вы забываете обо всем остальном?

— Что-то вроде того, — согласился Гроган. — Когда дело доходит до настоящего мышления — это должен быть голый расчет и ничего больше. Если вмешиваются чувства, я больше не думаю, остается лишь тревога, меланхолия и смятение. Улавливаешь?

Кори медленно кивнул.

— Когда я гребу, картина складывается сама собой, и рано или поздно я нахожу правильное решение. Как сегодня, — сказал Гроган.

Автомобиль съехал к обочине шоссе. Гроган выключил мотор. В наступившей тишине он смотрел на Кори Брэдфорда. Потом бросил:

— Я жду, Кори.

— Чего? Я вам все рассказал.

— Точно?

— Да. Давайте проверим. Я рассказал вам о муниципалитете. И о том, как поразвлекался с Мейси и Латтимором. И это все. Полный отчет.

— О прошлой ночи, — заметил Гроган. Он немного помедлил, затем спросил: — А как насчет сегодняшнего дня?

— Что вы имеете в виду под сегодняшним днем?

— В моем доме. Пока я был наверху. А ты — внизу. С ней.

Последовала долгая пауза.

— Вот послушай. Я спустился вниз, а она сидела на софе. Ты был в другом углу комнаты. В кресле. Спиной к ней. У нее на коленях было что-то. Иллюстрированный журнал. Тогда до меня не дошло, но, когда я греб по реке, я задумался об этом.

Кори слегка приподнял брови. Он изо всех сил старался выглядеть совершенно спокойным.

— Мне пришло в голову, что Лита — привередливая читательница, — сказал Гроган. — Ее не интересуют иллюстрированные журналы. Если я их приношу домой, она всегда возмущается. Говорит, что это — мусор.

— И что из того?

— У нее на коленях лежал открытый журнал, который она якобы читала. Но она не читает без очков.

Кори в недоумении поморщился.

— Она никогда не читает без очков, — сказал Гроган.

— И что с того? — промямлил Кори. — Что вы этим хотите сказать?

— То, что ты и без меня знаешь, — бросил Гроган. — Она притворялась. Она не читала журнал, пока я был наверху. И вас не разделяло двенадцать футов ковра.

Кори смотрел на Грогана и лениво ухмылялся.

— Хотите поджарить меня в гриле? — осведомился он.

— Без масла. А теперь давай, выкладывай.

Кори сжал губы. Он сказал себе: «Тут требуется холодная ярость, и чем меньше ты скажешь, тем лучше».

Он бросил на Грогана притворно ледяной взгляд и рявкнул:

— Оставим эту тему!

Пальцы его легли на ручку дверцы. Он повернул ее и стал вылезать, но Гроган удержал его за руку.

— Нет, погоди! — сказал он. — Я еще не закончил.

— Уберите руки!

Гроган отпустил его, а потом тихо сказал:

— Не будь таким дураком. Ты от меня никуда не уйдешь. От меня еще никто не уходил!

Кори захлопнул дверцу и снова уселся на сиденье.

— Что с тобой такое, черт возьми?! — сказал Гроган. — Чего ты так взбеленился?

— Я вам говорю, — процедил Кори, — я ее и пальцем не тронул!

— А что, хотел?

— Послушайте, Гроган. — Кори подвинулся на сиденье и посмотрел прямо в лицо седовласому мужчине. — Во-первых, она — ваша жена, а я — не подлец. Во-вторых, она — та еще штучка, но я — не идиот. В-третьих, я здесь ради денег, а не ради удовольствий.

— Ладно, — сказал Гроган.

— Ничего не ладно. Вы даже забыли, что вчера ночью меня чуть было не угрохали, черт побери! А ведь я работал на вас. Нет, видно, мало на мою голову свалилось. Я еще должен сидеть тут и выслушивать про вашу бабу. Да мне на нее... Плевать я на нее хотел!

Гроган хихикнул, тихо и немного горько:

— Хотелось бы мне, чтобы и я мог про нее так сказать! — Он на мгновенье закрыл глаза и пробормотал себе под нос: — Черт бы ее побрал!

Кори развалился на сиденье и уставился в ветровое стекло. Он приказал себе ничего не говорить: придал лицу угрюмое выражение и старался сохранить его как можно дольше.

— Не обращай на меня внимания. Кори, — сказал Гроган. — Просто я все принимаю близко к сердцу, и меня это душит. Как веревка вокруг шеи. И с каждым днем она затягивается все туже и туже. Почему я ее терплю? Давно надо было покончить с этим. — Голос Грогана исказился от боли. Он низко наклонил голову и прижался лбом к баранке. — Что делать в таких случаях? — спросил он, ни к кому не обращаясь. — Знаешь, до чего доходит? Она напустила на меня порчу, вот. Наверняка. Она меня околдовала.

— И вы верите в подобную чепуху? — недовольно буркнул Кори.

— Кори, мальчик мой, вот что я тебе скажу. Черт побери, я уже не знаю, во что верить! Если бы только я мог до нее достучаться! Ты меня понимаешь? Но клянусь, это все равно, что пытаться поймать в воде угря. Ты можешь его коснуться, но удержать не сможешь. Вот так я и живу. В своем собственном доме!

Кори покосился на седовласого мужчину. Толстые пальцы гребца вцепились в руль. Руки, которые так легко управлялись с веслами, дрожали.

— Вот уже три года, — сказал Гроган, подавив тихий смешок, отдающий горечью и болью. — Целых три года я живу с этим чертовым вопросительным знаком. Не проходит и дня, чтобы она не бросила мне новую загадку. Как сегодня с журналом. Сидела и изображала, что читает его, не надев очков. — Он поднял голову и умоляюще посмотрел на Кори: — Ты можешь объяснить мне хоть что-нибудь? Помочь мне немного?

— Мне нечего вам сказать, — пожал плечами Кори. — Я не могу прочитать ее мысли.

— Ты говоришь, что она — та еще штучка. — Глаза Грогана опять превратились в линзы. — Почему?

— Просто она себя так ведет. Вроде бы дает надежду, а потом идет на попятный. Вы понимаете, о чем я?

Гроган отвел взгляд и медленно кивнул, заскрипев зубами, словно кто-то ударил его по почкам:

— Да, я знаю, что ты имеешь в виду. Как не знать! Порой по ночам мне хочется сесть в поезд и уехать за тридевять земель.

Кори заморгал.

Гроган продолжал:

— Однако позволь мне сказать тебе, мой мальчик: бывают ночи, когда я забираюсь к ней в постель и там происходит нечто волшебное. Но сколько таких ночей? Я могу их по пальцам пересчитать. Может, поэтому-то я и запал на нее.

После этого оба долго молчали. Наконец Гроган включил мотор, съехал с обочины и влился в поток машин. Несколько минут спустя автомобиль остановился напротив дома Грогана. Хозяин пошел туда. Кори Брэдфорд зашагал в направлении Эддисон-авеню.

На Эддисон-авеню у забегаловки он заметил Карпа. Тот стоял на другой стороне улицы в компании с какими-то выпивохами, которые передавали по кругу бутылку, завернутую в газету. Тщедушный человечек посмотрел на Кори, потом отделился от пьяниц и свернул за угол.

Кори выждал несколько минуту, затем перешел Эддисон-авеню, бросил долларовую бумажку алкашам и тоже завернул на Вторую улицу. Карп сидел на пороге какого-то дома недалеко от угла: он нашел в уличном мусоре какую-то ветхую тряпку и старательно полировал свои видавшие виды башмаки. Кожа на них местами потрескалась, оторвалась, и в прорехи были видны носки, но коротышка продолжал их усердно и тщательно тереть, словно его ботинки были наилучшего качества и заслуживали самого лучшего ухода. Когда тень Кори упала на него, он даже не поднял головы. Все его внимание было поглощено башмаками.

— Ты сделал, что я тебя просил? — осведомился Кори.

— В соответствии с вашими указаниями, — невнятно ответил тщедушный человечек.

— И куда она пошла?

— Сначала на мясной рынок на Седьмой, — ответил Карп, натирая тряпкой левый ботинок.

Он отнял тряпку и внимательно изучил результаты своих трудов. Осмотр его явно не удовлетворил, и он возобновил свое усердие.

— Потом назад на Эддисон, к зеленщику. После отправилась домой.

— Ты уверен, что именно домой? Она могла просто зайти к кому-нибудь.

— Нет, — возразил Карп. — Я проверил это. И проверил тщательнейшим образом. Она вошла именно в дом, где живет.

Кори слегка нахмурился:

— Что ты называешь «тщательнейшим образом»?

— Я подсматривал в окно, — ответил Карп. — Она положила мясо в холодильник. Открыла несколько банок консервированных овощей — горошек, кукурузную пасту, потом развернула батон и...

— Она была одна?

Карп кивнул.

— Хорошо, — сказал Кори. — Назови ее адрес.

— Шестьсот семнадцать на Ингерсолл-стрит, — проговорил тщедушный человечек. — Первый этаж, вход со двора.

— Спасибо, — бросил Кори.

Не подумав, он сунул руку в карман и стал перебирать банкноты. Тут Карп поднял голову и Кори прочел в его взгляде: «Пожалуйста, не обижай меня!»

Рука Кори появилась из кармана брюк пустая, коротышка одобрительно улыбнулся ему. Он снова опустил голову и принялся чистить ботинки. Кори пошел прочь.

«Шестьсот семнадцать на Ингерсолл», — повторил он про себя.

Придя домой, он надел свежую рубашку. Потом решил переодеться полностью — надел чистые трусы и носки, а затем открыл стенной шкаф и вытащил единственный свой костюм. Это был костюм за девятнадцать долларов, которому требовалась утюжка. Кори пожалел, что не нашел времени, чтобы его погладить. На внутренней стороне дверцы шкафа на гвозде висело четыре галстука. Он выбрал зеленый, заправил его под воротничок рубашки и начал было завязывать, но тут понял, какого он цвета.

«Цвет не подходит», — сказал он себе.

Он стянул с себя темно-зеленый галстук и повесил его на гвоздь, потом некоторое время стоял, тупо уставившись на него.

«Что за дурацкие капризы? — удивился он про себя и попытался прогнать ненужные ассоциации. — Если тебе не нравится этот цвет...»

Кори схватил темно-зеленый галстук, быстро надел его под воротничок и завязал.

После этого он сдвинул доски в задней стенке шкафа, вытащил значок, удостоверение и полицейский револьвер. Положив удостоверение в бумажник, Кори стал засовывать револьвер под ремень, и тут услышал тихий стук в дверь.

— Кто там?

— Макдермотт.

Кори отпер дверь, и Макдермотт вошел. Кори не очень обрадовался этому визиту, а когда увидел, что сержант деловито подошел к окну и задвинул занавески, нахмурился еще больше.

— Просто чтобы никто не увидел нас вместе, — пояснил Макдермотт.

— Да кто станет смотреть!

— Откуда ты знаешь?

— Если за моим домом следят, они уже видели, как вы входили.

— Я шел через проулок, — сказал Макдермотт. — И потом, откуда им знать, к кому я иду.

— Можно справиться у консьержки.

— Она меня не видела. Я пробрался через черный ход.

— Господи! — проворчал Кори. — Средь бела дня!

— Не волнуйся, — успокоил его Макдермотт.

Кори беззаботно рассмеялся.

— А что тут смешного?

— Вы уговариваете меня не волноваться.

— И что с того?

— Вы не знаете нашего предместья.

— Я знаю все предместья.

— Только не это, — сказал Кори. — Чтобы его знать, нужно здесь жить. И не неделю, не месяц. Тут нужно родиться и вырасти. Это — «Болото», и, чтобы узнать его по-настоящему, нужно быть болотным котом.

— Спасибо за науку.

Кори посмотрел на сержанта. Что-то прозвучало в голосе этого человека, от чего в комнате стало холодно. От ледяного взгляда Кори пробрала дрожь. Это длилось лишь одно мгновение, но в это самое мгновение Кори показалось, что он уже где-то видел Макдермотта давным-давно.

Сержант огляделся в поисках стула, но не нашел его и присел на край постели. Кори протиснулся мимо и прислонился к туалетному столику. Надолго воцарилась тишина.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — нарушил молчание Макдермотт.

— Нет, — ответил Кори.

Снова повисла пауза.

Макдермотт посмотрел на него:

— Просто я подумал, что тебе есть что поведать.

— Если бы было, — медленно и спокойно проговорил Кори, — неужели я бы сидел и ждал? Я бы позвонил или написал рапорт.

— Ладно, — миролюбиво сказал Макдермотт. — Все в порядке, Брэдфорд.

— Вы уверены, что все в порядке?

— Не злись! — улыбнулся Макдермотт.

— Я и не злюсь, — возразил Кори, решив, что надо быть предельно осмотрительным, — просто мне любопытно. Я пока не врубаюсь во всю эту рутину.

— Вот именно. Обычная рутина.

«Скажи это кому-нибудь еще», — подумал Кори.

Он посмотрел на Макдермотта, потом отвернулся и бросил:

— Вы всегда так поступаете, сержант?

— Как?

— Ходите и проверяете.

У Макдермотта брови слегка приподнялись от удивления.

— По-твоему, я сейчас занимаюсь этим?

— Мне так показалось.

Сержант откинулся на кровати, уперевшись локтями. Он, сощурившись, посмотрел в потолок, потом скользнул взглядом по стенам, задерживаясь на тех местах, где обои были порваны и виднелась штукатурка.

— Сколько ты платишь за эту конуру? — поинтересовался он.

— Четыре пятьдесят.

— Она стоит на доллар дешевле.

— Меня это не волнует, — сказал Кори. — Я мот.

Макдермотт тихонько рассмеялся, потом резко умолк и заключил:

— Ну, я не знаю. Может, так и есть.

«О чем это он, черт бы его подрал! — удивился Кори. — Что это значит? Может, он перебрал? У него такой туманный взгляд, словно он под кайфом. Но не пьян. Должно быть, травка или колеса или что-нибудь в таком духе. Вполне возможно, он под кайфом просто от кислорода. Есть и такие мастера, знаешь ли. Они настраивают себя так, что им только остается вдохнуть воздуха — и готово. Могу поспорить, с ним сейчас что-то подобное. В этом вся беда. Он приперся сюда, парит тут на небесах, но может свалиться тебе на голову в любой момент».

— Ты уверен, что тебе нечего мне сказать? — снова спросил сержант.

— Сказать нечего, а вот полюбопытствовать есть о чем.

— Давай.

— Не хотите ли вы пойти к черту?

Макдермотт снова хихикнул:

— Теперь ты правда разозлился.

— Да, я очень разозлился, — сказал Кори, делая вид, что обижен, и наигранно хмурясь. — Вы сами взяли меня на службу, дали значок, а на следующий день приходите и проверяете.

— Вовсе нет.

— Тогда что?

— Просто ты в «Ночном патруле» новенький, и мне хотелось познакомиться с тобой получше.

Кори взвесил его слова и про себя рассмеялся.

— Вторая попытка, — объявил он.

— Я хотел с тобой познакомиться. Считай это визитом вежливости.

— Тогда к чему меня подзуживать?

— Не обращай внимания. — Макдермотт ласково улыбнулся: — Просто у меня такая привычка. Как у некоторых дантистов, которые даже в гостях ждут, когда ты откроешь рот, чтобы заглянуть туда и осмотреть зубы.

Опять повисла тишина.

Потом сержант спросил:

— У тебя есть подружка?

— Нет.

— Как это?

— Не нашлось никого подходящего.

— Может, ты просто не замечаешь?

Кори опять нахмурился. На этот раз он не притворялся.

— А у вас, сержант? Что вы предпринимаете для отдохновения?

— Покупаю себе девушку, — ответил Макдермотт.

— Вы что, холостяк?

— Нет, я женат, — сказал Макдермотт. — Вот уже двадцать семь лет.

— И?

— Она не может. Она не позволяет мне даже прикоснуться к ней.

Кори недоуменно посмотрел на сержанта и быстро отвел глаза.

— Дело не в том, что мы не ладим, — пояснил Макдермотт. — Мы очень привязаны друг к другу. Просто так получилось, и мы приспосабливаемся как можем. Сначала было трудно, она хотела уйти от меня, даже пыталась покончить с собой. Потом постепенно я убедил ее, что мы сумеем с этим жить.

— Жить с чем?

— С ее состоянием.

— Она что, чокнутая?

— У нее есть только один пунктик, — сказал сержант. — Просто некий ступор в голове.

«Почему он мне это рассказывает?» — удивлялся Кори и услышал свой вопрос:

— А что с ней произошло?

— На нее напали. Несколько бандитов схватили ее и затащили в заброшенный дом. Их было девять. Они насиловали ее почти двое суток. Потом ее нашли в каком-то проулке, совершенно голую. Кровь текла у нее по ногам. В больнице сказали, что ее шансы пятьдесят на пятьдесят, поскольку она потеряла слишком много крови.

— Она рассказала, что с ней случилось?

— Она не могла говорить. Вообще почти за целый год она не произнесла ни одного слова. И есть тоже не могла. Ее приходилось кормить через трубку. А потом, когда она уже заговорила, она все равно ничего не рассказала, а доктора не велели мне ее расспрашивать. Они сказали, чтобы я оставил все как есть, поскольку она на грани и остается полагаться лишь на время, и что мне нужно быть очень осторожным, чтобы все не началось снова. И еще, они усадили меня и принялись утешать. Говорили, что лучше будет, если я возьму назад свои слова...

— Какие слова?

— Мы были помолвлены.

Кори несколько раз моргнул.

— А ты думал, все это произошло недавно? — спросил Макдермотт.

— Ну, я думал...

— Это было за шесть лет до того, как мы поженились, — сказал Макдермотт. — Тридцать три года назад.

Кори снова заморгал. Он слегка поморщился, потом почувствовал, что дальше будет еще хуже, и взял себя в руки. Он почему-то не мог смотреть на сержанта: стоял, отвернувшись, и ждал.

Он услышал, как Макдермотт спросил:

— Хочешь знать, где это произошло?

Кори, сам не зная почему, медленно кивнул.

— Это случилось здесь, на «Болоте», — пояснил Макдермотт.

Кори медленно повернул голову, и взгляды их встретились.

— И вот что я тебе скажу, — продолжал сержант.

Он все так же валялся на кровати, упираясь локтями. Говорил он тихо:

— Я скажу, почему они сделали это с ней. Не потому, что они были под кайфом или пьяные. Ничего подобного. Это был тщательно продуманный план. Они хотели отомстить мне.

Перед мысленным взором Кори, как на киноэкране, возник Генри Макдермотт в возрасте двадцати двух лет. Макдермотт тогда носил полицейскую форму. Никакого действия не происходило, только изображение юного Макдермотта, новичка-полицейского.

— Все было так, — начал Макдермотт, — я был прикреплен к девятнадцатому участку. Город тогда еще не так разросся. Теперь это тридцать седьмой участок. Значит, меня поставили в ночную смену. Мой участок простирался от Эддисон до Монрос и от Второй улицы до Седьмой. Каждый раз, обходя его, я проходил мимо дома, в котором жил. Я родился и вырос в этом доме, поэтому можешь не говорить мне, что я не знаю здешних мест. Я знаю «Болото», как собственное отражение в зеркале.

Я жил на Пятой. А на Третьей жила та банда мерзавцев. Они называли себя Драконами с Третьей улицы. Возраст — от семнадцати до двадцати с небольшим. Самый гадкий. То есть я хотел сказать, очень опасный возраст. Все владельцы магазинов на Эддисон писались от них в штаны. Драконы с Третьей улицы. Они носили бейсбольные кепки с эмблемой в виде головы дракона. На вопрос, чем они занимаются, отвечали, что они члены атлетического клуба. Как я ни старался, я не мог раздобыть ничего на них. Они действовали организованно и хитро, так что мне было нечего им предъявить. А людей грабили, били, убивали.

В конце концов я придумал. Однажды ночью я выследил одного из членов банды и просто из принципа воспользовался бейсбольной битой. Тот попал в больницу и чуть было не сдох. Но никто не знал, чьих рук это дело. Поэтому все сошло просто замечательно. Точно так, как я и хотел. Переломать им кости в темноте, чтобы они не видели, кто их бьет. Прошла неделя, и еще один гад попал в больницу, потом третий, четвертый. На этом все и закончилось. В ту ночь было не так уж темно, и этот четвертый Дракон, вероятно, увидел, кто его ударил, прежде чем вырубился. Через несколько ночей после этого мне подсунули записку под дверь. Она была на черном картоне и гласила: «Ты сам напросился». И все.

И что они сделали? Они заставили меня ждать. Прошла неделя, потом еще одна, когда меня бросало в пот каждую минуту. Однажды я проходил мимо проулка, и чей-то голос сказал достаточно громко, чтобы я услышал: «Мы не торопимся, Макдермотт». Я бросился в проулок. Но там никого не было. Наверняка этот мерзавец спрятался в каком-нибудь подвале.

Так они держали меня в постоянном ожидании того, что произойдет. Через три недели я уже был готов обратиться за помощью, выложить все как есть капитану полицейского участка. Но если бы я это сделал, у меня отобрали бы значок и мне пришлось бы предстать перед судом за четыре вооруженных нападения. Я не знал, как мне быть. От размышлений я совсем дошел до ручки. И тут, прежде чем я успел принять какое-нибудь решение, Драконы решили все за меня. Но достали они не Макдермотта, а его девушку.

Оба долго молчали.

Потом Кори спросил:

— Ты им отомстил?

Макдермотт туманно улыбнулся с некоторой гордостью.

— Скольких? — осведомился Кори.

— Пятерых, — ответил сержант. — По одному. За несколько лет.

— Насмерть?

Макдермотт кивнул.

— Медленно?

— Очень, — подтвердил Макдермотт. — С кляпом во рту. Я использовал клещи. Когда они теряли сознание, я приводил их в чувство с помощью нюхательной соли. Они умирали медленно, очень медленно.

И снова в голове Кори словно засветился киноэкран, и на нем возник Макдермотт с расстегнутым воротничком и засученными рукавами, держащий клещи. Клещи все в крови. Рядом с ним сидит на стуле человек с кляпом во рту, связанными запястьями и щиколотками. На полу между голыми ногами мужчины лужа крови. И кровь продолжает капать. Глаза мужчины закрыты, а голова бессильно свесилась на одну сторону. Макдермотт берет маленький пузырек с нюхательной солью, и человек приходит в себя. Тогда Макдермотт ласково улыбается и возобновляет свое занятие с клещами.

— Значит, я убрал пятерых, — сказал сержант. — Я поклялся покончить со всеми девятью, но двое из них умерли естественной смертью, а еще один свалился в речку и утонул.

— Это только восемь.

— Один до сих пор жив, — пояснил сержант, и неясная улыбка исчезла с его губ. — Он вперил взгляд в стену напротив кровати. — Вожак, — бросил он. — Вожак Драконов с Третьей улицы.

И тут он повернул голову и посмотрел на Кори.

Его взгляд говорил: "Теперь он уже не носит бейсболку с головой дракона. И место встречи переместилось с Третьей улицы на Вторую. На углу Второй и Эддисон. А точнее, в заднюю комнату в «Забегаловке».

Сержант отвел глаза от Кори Брэдфорда, сел на краю кровати, потом встал, направился к двери, но остановился на пороге. Он медленно повернулся и несколько мгновений смотрел на Кори. В его взгляде явно читалась печаль. После этого дверь за ним закрылась, и Кори остался в комнате один. В него глубоко вонзилась ледяная игла. Высоко на бедре, где-то у паха.

Глава 8

Прошло несколько минут, а Кори Брэдфорд не сдвинулся с места, стоял и смотрел на закрывшуюся дверь. В его глазах было недоумение, словно ему требовалось собрать головоломку из составных частей, ни одна из которых не подходила к другой.

«Брось, — приказал он себе. — Перестань об этом думать, а не то кончишь тем, что вывихнешь себе мозги».

Но головоломка никак не шла у него из головы.

"Тридцать три года, — твердил себе Кори. — Вот уже тридцать три года полицейский по имени Макдермотт из кожи вон лезет, чтобы поймать главаря Драконов с Третьей улицы. И тут из ниоткуда появляется наживка, ты клюешь — и в деле. Тебе вручают удостоверение. Тебе вручают значок. Тебе дают задание. Наживка предназначалась тебе. И только тебе. Тут должна быть какая-то причина...

До причины тебе не доискаться, единственное, что ты знаешь наверняка, — это то, что Макдермотт имеет ко всему этому какое-то отношение. Ты подозреваешь, что между ним и тобой есть какая-то связь, связь, из-за которой ты стоишь тут как истукан...

Ради Бога, слушай! Тебе надо все это бросить. Единственный способ решить эту загадку — не решать ее вовсе. Может, тут и нет ничего и этот лис Макдермотт в муниципалитете — одна шайка со всеми этими драчливыми, чокнутыми, деградировавшими парнями, которых слишком часто били по голове.

Со всеми этими печальными людоедами из «Ночного патруля».

Улица, где стоит их здание, ведет прямо к тюрьме. И единственные вехи на этом пути — могилы.

Вот как в действительности обстоит дело с патрулем, с Макдермоттом. И пускай тебя оставят в покое. Совсем. Ты можешь уйти из полиции и сорваться с крючка. Но если посмотреть с другой стороны, получается, что никакого крючка и нету. Ты — сам по себе, и ты не клюешь ни на какие крючки".

И в этот самый момент он вытащил бумажник и посмотрел на значок.

«Просто смешно!» — сказал он себе и деланно захихикал.

Потом быстро, почти судорожно закрыл бумажник и сунул его назад в карман.

"Давай, — подзадоривал он хитрого обманщика, который хотел только денег и ничего больше. — Давай, тащи это. К западу по Эддисон и к югу по Шестой до Ингерсолл.

До номера шестьсот семнадцать по Ингерсолл-стрит".

Ингерсолл-стрит была чуть больше проулка, слишком узкая, чтобы по ней могли ездить автомобили. Она проходила по самой окраине, дома стояли на границе города и болот. Зеленоватая болотная вода всегда стояла в подвалах домов на Ингерсолл, а на улице в трещинах мостовой пробивалась осока. Испарения с болот превращались в серо-зеленые ленты тумана, которые плавали кругами над крышами домов, временами спускаясь до окон второго этажа. Краски на двухэтажных деревянных развалюхах почти не осталось, ее съели испарения. Основным цветом на Ингерсолл была серая зелень болот.

Когда Кори оказался на Ингерсолл-стрит, стало темнеть.

«Что-то слишком рано, — подумал он. — Сейчас чуть больше семи, а в это время года темнеет около половины девятого».

Тут он посмотрел на небо и увидел, что оно все затянуто тучами, готовыми разразиться дождем. Вдалеке пророкотал гром.

«Сейчас польет как из ведра», — решил Кори, но не побеспокоился прибавить шага.

Когда упали первые капли, он медленно шел по узкому проулку вдоль дома под номером 617.

Не обнесенный забором задний двор был грязным и в некоторых местах порос осокой, но все же выглядел несколько чище и опрятнее других задних дворов.

"Этого и следовало ожидать, — подумал Кори. — С ней всегда так. Ты помнишь, когда вы еще были женаты, она доводила себя до изнеможения — все скребла, мыла, вытирала пыль. И вечно повторяла: «Бедность — еще не причина, чтобы жить в грязи».

Кори стоял на заднем дворе и думал о Лилиан и о том, как все было, когда они жили вместе. Дождь полил сильнее, но он его не чувствовал. Потом хлынул настоящий ливень, и Кори промок до нитки. Он подошел к двери черного хода и постучал костяшками пальцев. Послышались шаги, но дверь не открылась.

— Кто там? — спросила Лилиан.

— Полиция.

Она не узнала его голоса и сказала громко и решительно:

— Вы ошиблись адресом.

— Это номер шестьсот семнадцать?

— Верно.

— Вы миссис Кингсли? Миссис Делберт Кингсли?

— Правильно. И что дальше?

— А дальше откройте дверь. Это полиция.

— Если нет, вы очень пожалеете.

Кори представил, как она стоит с чем-то тяжелым в руке, приготовившись ударить любого болотного кота, который не нашел себе занятия лучше, чем стучать в двери, притворяясь полицейским.

Отворка немного приоткрылась. Лилиан удивленно уставилась на Кори. Для нее это было слишком большой неожиданностью, и на некоторое время она лишилась дара речи. Потом, опомнившись, она решила дать ему понять, что это ничего не значит, что она считает его лишь еще одним болотным бездельником, переусердствовавшим с выпивкой, и, помахав железной сковородой, бросила сквозь зубы:

— Хочешь получить вот этим по голове?

— Успокойся, — проговорил Кори и попытался войти, но Лилиан всем своим весом навалилась на дверь.

Он отступил на шаг и пожал плечами. На какое-то мгновение Лилиан потеряла бдительность, и тут он бросился вперед, рывком распахнул дверь и выхватил у Лилиан сковороду. Она бросилась к плите, чтобы взять другую, но Кори тем временем вытащил бумажник, и, когда она развернулась, замахнувшись сковородой, которая была гораздо больше и тяжелее прежней, он предъявил ей значок.

Лилиан смотрела на значок с разинутым ртом. Потом стала медленно отступать, поставила сковороду на плиту и застыла неподвижно. Кори подошел к ней, чтобы она могла рассмотреть значок получше. Она долго разглядывала его, потом опустилась на стул и уставилась в пол.

Кори подошел к двери и прикрыл ее. Дождевая вода капала с его волос и пиджака. Он вытер лоб и буркнул:

— Здесь несколько мокровато.

Лилиан не двигалась, вперив взгляд в пол.

«Не может поверить, — подумал Кори. — Она не верит, что могли восстановить взяточника. Но кроме значка, она заметила кое-что еще в твоем бумажнике — удостоверение с надписью „Ночной патруль“. Может быть, поэтому ты увидел в ее взгляде нечто напоминающее смущение».

Кори оглядел крошечную кухоньку, аккуратно расставленные стаканы, банки, кастрюльки и сковородки. На плите что-то варилось. Запах показался ему аппетитным, и он вспомнил, что так было и раньше. Ей нравилось готовить. Она действительно была замечательной хозяйкой.

И тогда он посмотрел на ее темно-каштановые волосы, небольшие карие глаза, розово-оливковую кожу лица, которой не требовалось ни румян, ни пудры, и вспомнил, что Лилиан никогда не пользовалась и помадой тоже. Она никогда не накручивала волосы, не тратила ни копейки на крем для лица или духи и вообще на косметику, даже на дезодорант. Только мыло и вода. Она принимала ванну каждый день — и все. Когда подходишь к ней, чувствуешь запах самой Лилиан, а не каких-то модных дешевых духов в вычурной бутылочке.

И еще. Ей нравилось шить. Она сама шила себе платья и ни разу не пользовалась готовыми выкройками, никогда не копировала ничего, что видела в витринах магазинов. Каждое платье было ее собственным изобретением, и ты помнишь, как вы ходили на благотворительный бал полицейских... На ней был вечерний туалет, который она сама себе сшила. Тогда другие женщины просто хотели ее убить.

Да, так все и было. Было и прошло. У тебя была женщина. Я хочу сказать, настоящая женщина, а не заезженная пластинка, или глупая сладкая проститутка, или одна из этих красавиц, от которых, если уж на то пошло, только одна боль в заднице. С ней у тебя было хоть что-то хорошее, и клянусь, когда ты начинаешь думать об этом, ты горюешь, вспоминая...

А как было в постели. То есть в те ночи, когда ты не напивался или, точнее, не слишком напивался. Если посчитать, наберется очень мало таких ночей, когда тебя хватало на то, чтобы по-настоящему познать ее, понять, какое сокровище ты имеешь. И не только ее лицо и тело. Гораздо больше. Я хочу сказать, чувство горячее огня.

Пять лет назад.

Черт побери, целых пять лет ты жил без этой женщины. Пять лет пустоты. Без любви. Пять лет, до вчерашнего вечера, когда ты увидел, как она сидит в забегаловке одна за столиком и пьет пиво. Женщина, которая никогда в рот не брала алкоголя. Она сидела и наливала себе стакан за стаканом, и ты понял, почему она пьет. От усталости, от отчаяния, от тревоги. Ее что-то гнетет.

Ладно, попробуем выяснить что.

Черт побери, ты же не идиот. Ты ведь пришел сюда не для того, чтобы предложить ей помощь. Во-первых, ей твоя помощь не нужна. Во-вторых, ее личные проблемы не имеют никакого отношения к твоим денежным делам. Ты здесь лишь потому, что хочешь заработать толстую пачку банкнот, вот и все.

Кори не мог смотреть на Лилиан.

— У меня есть несколько вопросов, — промямлил он.

— О чем? — Она чуть наклонилась вперед, приняв оборонительную позу.

— О твоем муже.

— И что тебя интересует?

— Он работает?

— А как по-твоему? Конечно, он работает.

— Где?

Она не ответила.

— Где? — повторил Кори. Потом посмотрел на нее и проговорил спокойно и уверенно: — Тебе придется мне ответить. Это касается полиции.

— Возможно.

— Никаких «возможно». Ты видела значок...

— Я не видела ордера на арест.

— Ордера нет, — сказал он. — Я здесь не за тем, чтобы кого-то арестовывать. Или делать обыск. Мне нужна только некоторая информация.

— Получи ее в другом месте. Я не стану с тобой разговаривать.

— Хорошо, — пожал плечами он. — Тогда принеси зонтик.

— Это еще зачем?

— Чтобы не промокнуть.

Лилиан глубоко вздохнула. Губы ее сжались.

Кори снова пожал плечами.

— Вот так-то, — сказал он. — Не хочешь говорить здесь, заговоришь в муниципалитете.

Лилиан заерзала на стуле:

— Скажи мне, — голос ее стал бесцветным, блеск в глазах исчез, — зачем он им понадобился?

— Я не говорил, что он им понадобился. Просто идет расследование. Только и всего.

— Какое расследование?

— Некоторых происшествий в предместье.

Лилиан несколько раз моргнула. Кори взял стул и придвинул его поближе к ней. Потом уселся, откинулся на спинку и спросил:

— Итак, где он работает?

— На кожзаводе Чатворта.

— И чем он там занимается?

— Он грузчик.

— Работает с девяти до пяти?

Лилиан кивнула.

— Сколько он зарабатывает в неделю?

— А что?

— Слушай, я задал вопрос. Отвечай. Сколько?

— Пятьдесят — пятьдесят пять. Иногда шестьдесят.

— За переработку?

— Да, но не часто. В основном получается пятьдесят.

— Пятьдесят в неделю, — буркнул Кори, осматривая крошечную кухню и заглядывая в комнату, служившую гостиной и спальней, с провисшим потолком и потрескавшимися стенами. — И какая здесь квартплата?

— Двадцать девять пятьдесят.

— В год?

— Это не умно, — сказала она. — Даже не смешно.

— Прости.

— Не прощу. Думай, прежде чем говорить!

— Проехали.

Лилиан встала:

— Я скажу тебе, почему мы живем в этой дыре. На пятьдесят — шестьдесят в неделю мы могли бы устроиться и получше, если бы тратили эти деньги только на себя. Но у него есть мать. Она сейчас в реабилитационном центре. Он помогает своим двум сестрам...

— Ладно-ладно.

— ...и экономит на всем. Ходит каждый день на работу пешком, чтобы не платить за проезд. И...

— Хорошо, — оборвал ее Кори. — Опустим подробности...

— Нет, — заявила Лилиан. — Ты хотел знать о нем, я тебе расскажу. Он — порядочный, трудолюбивый человек. И он честно несет свой крест. На прошлой неделе он простудился, ему бы поваляться в постели, а он все равно пошел на работу. Даже не разрешил мне купить лекарство от кашля. Сказал, что оно слишком дорогое, хотя оно стоит меньше доллара в дешевом магазине. А на следующий день он подарил мне вот это. — И она показала на браслет, который был надет на ее руке.

Дешевый браслет, ценой в полтора доллара, отметил Кори. Простая металлическая полоска с незатейливым узором.

— Вышел больной и купил его мне, — продолжала Лилиан. — На день рождения. Ты слышишь, что я говорю? У него была ужасная простуда. Он так кашлял, что его чуть не выворачивало наизнанку. Но вместо лекарства он купил этот браслет. Он помнил, что у меня день рождения, пошел и купил.

— Прямо как в мыльной опере.

— Какой еще опере?

— Ну, в этих многосерийных фильмах. Которые вышибают слезу у женщин.

Лилиан отвернулась:

— Тебе бесполезно рассказывать. Ты слишком далек от реальной жизни.

— Или слишком близок.

Лилиан глубоко вздохнула и уперла руки в боки. Мгновение она стояла спиной к Кори, подняв голову и распрямив гордо плечи. Потом ее руки упали и бессильно повисли по бокам, плечи опустились, словно на них давил какой-то тяжелый груз.

Кори заставил себя подняться со стула и подошел к окну. Он стоял и смотрел на дождь.

— Сколько времени ты замужем за ним? — спросил он.

— Семь месяцев.

— А до этого?

— Ну, мы недолго были знакомы.

— Как недолго?

— Несколько недель, — ответила она.

Окно запотело. Кори вытер его рукой и стал вглядываться в окружающий пейзаж. Ливень стих, и шел медленный, спокойный моросящий дождик, словно пальцы тихо бьют в барабаны.

«Ничего джазового в этом звуке нет, — подумал он. — От этого звука ноет сердце. Он подходит к цвету здешнего неба. Темно-серое небо делает темно-серым все внизу».

И сквозь безотрадный стук дождя он услышал, как Лилиан говорит:

— ...Познакомилась с ним в ресторанчике напротив кожзавода Чатворта. Тогда я там работала. Я сидела у стойки и пила кофе, он усаживается рядом и говорит...

— Опустим это, — бросил Кори. — Я не спрашивал, как вы познакомились.

— Я подумала, что, возможно, тебе это будет небезынтересно.

— Зачем? — буркнул он. — Какая мне разница, где ты познакомилась с ним или как, черт возьми? Я не хочу об этом знать!

— Почему?

Кори не нашелся что ответить. Он продолжал смотреть на дождь.

— Почему? — повторила Лилиан. — Разве ты не за этим пришел? Не для того, чтобы навести справки о нем?

Кори поморщился.

«Попала прямо в точку», — сказал он себе.

Отвернувшись от окна, он хотел было посмотреть на нее, но понял, что не сможет. Не желая показывать своих чувств, Кори напустил на себя беспристрастно-серьезный вид и сказал:

— Я проверяю лишь то, что, по моему мнению, важно.

— Для муниципалитета.

— Верно.

— Для протокола.

— Точно.

— Для официального отчета о расследовании...

— Совершенно верно, — подтвердил он и, оглянувшись на Лилиан, увидел, что она ехидно улыбается.

Ее взгляд просветил его насквозь. Он быстро отвернулся и снова уставился в окно.

И услышал свои слова:

— Хорошо, продолжай.

— Ну, как я уже сказала, мы познакомились, когда я работала на кожзаводе Чатворта...

— Погоди, — прервал он. — Как так получилось, что ты больше там не работаешь?

— Он не захотел, чтобы я работала.

— И на то есть причина?

— Например?

— К примеру, может быть, ты беременна?

— Кто бы спрашивал!

— Я, — сказал он, — я тебя спрашиваю. Ты беременна?

— Нет, — отрезала она и добавила: — Хочешь зафиксировать эти сведения?

— Для чего?

— Для муниципалитета. Для протокола. Для официального отчета о расследовании.

Кори снова поморщился. Потом медленно обернулся и показал ей свою ленивую ухмылку.

— Хочешь, я скажу тебе, почему он не хочет, чтобы ты работала? — буркнул он. — Ему так спокойнее. Всегда лучше, когда жена сидит дома. Ей там самое место.

Лилиан подошла к стулу и тяжело опустилась на него. Ленивая ухмылка слегка поугасла, когда Кори спросил:

— И давно он освободился?

Она не ответила.

— Давно он освободился?

— Чуть больше года.

— За что сидел?

— За убийство. — Она опустила голову, а потом, подняв глаза, добавила: — Но он не виноват...

— Ну конечно!

— Он поклялся мне...

— Естественно!

— Он просто защищался.

— Конечно, конечно, — прожурчал Кори. Потом его голос стал резче. — И каким оружием было совершено убийство?

— Голыми руками. Он никогда не носил при себе оружия. Он не бандит.

Кори издал тихий смешок.

— Черт тебя побери! — процедила Лилиан сквозь зубы. — Я же говорю, он — честный, порядочный...

— Ты действительно так думаешь? — вопрошала его ленивая ухмылка. — Неужели ты и в самом деле так думаешь?

Лилиан хотела было встать со стула, но передумала и осталась сидеть, глядя в пол. Ее глаза говорили: «Не знаю, что и думать». Наконец она собралась с силами и поднялась. Выпустив воздух сквозь сжатые зубы, она проговорила:

— Фабричный рабочий, человек, который кровью и потом добывает каждый пенни, который трудится как проклятый с девяти до пяти на кожзаводе...

— Это днем, — уточнил Кори. А потом, чуть кивнув, спросил: — А что происходит ночью?

Лилиан стояла, тяжело дыша.

— Можешь мне не отвечать, — разрешил Кори. — Да ты и не знаешь ответа. Ты понятия не имеешь, куда он ходит по ночам. И ночь за ночью сидишь тут и размышляешь об этом. Смотришь в пол, в стены и думаешь, думаешь, думаешь.

— Прекрати!

— Ты думаешь, что происходит, смотря на часы. Уже скоро полночь, а его все нет. Потом два часа, три...

— Прекрати!

— В половине четвертого или в четыре он заявляется домой. А ты его ждешь. Ты спрашиваешь, где он был. Скорей всего, ответа ты не получаешь. А если и получаешь, то очень немногословный — например он просто ходил прогуляться или заигрался в домино и потерял счет времени. А может быть, он говорит тебе, что...

— Какое твое дело, что он мне говорит?! Все в порядке.

— Она стоит тут и заявляет, что у нее все в порядке. А потом идет в «Забегаловку», сидит одна и пьет пиво.

— Черт бы тебя подрал! — прошипела Лилиан. — Убирайся! Убирайся отсюда!

Кори подошел к двери и открыл ее. В дом ворвался шум дождя.

— Еще увидимся, — бросил Кори.

Через миг он был уже на заднем дворе и, перешагивая через лужи, шел сквозь дождь к проулку, выходящему на Ингерсолл-стрит.

Кори увидел их в проулке. Их было трое. Казалось, они возникли из ниоткуда. Но он знал, что они поджидали у выхода, пока он пройдет половину пути.

Они подходили медленно. Кори щурился в полутьме, стараясь сквозь завесу дождя разглядеть их лица. Он сказал себе, что не знает этих троих. Он никогда не встречался с ними прежде.

Когда они приблизились, один из них достал револьвер. Он не прицеливался, просто демонстрировал наличие оружия. Кори вздохнул, потом оглянулся. Естественно, с другого конца проулка к нему направлялись еще двое. И у одного из них тоже был револьвер.

«Кажется, ты влип», — сказал Кори себе.

Он поднял руки вверх, показав пустые ладони. Потом развернулся и пошел навстречу тем двоим. Они замерли на месте и ждали, пока он к ним подойдет. Тот, что с пушкой, был высоким и крепким, на вид ему можно было дать лет двадцать пять. Кори никогда раньше его не видел. Тот, что стоял рядом, был черным, тоже высоким, но не таким мощным. Кори внимательно посмотрел на негра и заключил, что и этот тип ему незнаком.

Приближаясь к этим двоим, Кори услышал шаги тех троих, что шли за ним следом. Он не стал торопиться, но слегка прибавил шаг, чтобы иметь чуть побольше времени до того, как подвалит эта троица. Подойдя к поджидавшим его бандитам, он изобразил на лице холодную ярость и набросился на негра.

— Я искал тебя, Крейтон, — рявкнул он.

— Меня зовут вовсе не Крейтон, — отвечал негр.

— Рассказывай!

— Он говорит, что его зовут не Крейтон, — спокойно сказал тот, что держал револьвер, и приподнял оружие так, что дуло оказалось в нескольких дюймах от груди Кори.

Казалось, Кори не заметил пушки. Он криво ухмыльнулся негру и заявил:

— Ты — Крейтон, и нам с тобой нужно поговорить...

Он сделал движение в сторону негра, и тот, что с пушкой, вытянул руку, чтобы оттолкнуть его. Кори увернулся, по-прежнему глядя на негра, делая вид, что весь поглощен навязчивой идеей отомстить человеку по имени Крейтон. Все произошло очень быстро. Трое, подходившие сзади, все еще неспешно двигались вперед и находились на расстоянии около двадцати футов, когда Кори бросился к негру. Тот, что был с револьвером, завопил:

— Что ты делаешь? Ты что, спятил, что ли?

В этот момент Кори развернулся и ударил гангстера кулаком в горло, а свободной рукой сильно выкрутил его руку, держащую револьвер. Бандит издал булькающий звук и выронил револьвер. Негр метнулся к Кори, хотел его схватить, но промахнулся и крикнул тем троим, которые уже бежали к ним:

— Не надо! Не стреляйте!

Стрельбы не было: бандиты боялись, стреляя в Кори, попасть в двух своих. Те вдвоем вцепились в Кори, но он вывернулся и бросился вперед по проулку.

«Нужно бежать к Ингерсолл-стрит, — думал он, — нужно найти другой проулок и добраться по нему до Ингерсолл, пока они не...»

В этот момент он услышал, как среди шума и брани гангстеров чей-то громкий голос возвестил:

— Делайте, как я говорю. Расходимся. Вы двое отправляйтесь на Ингерсолл. Увидите, как он выходит из проулка, — сразу ловите.

«Разумно», — одобрил Кори.

Он перестал думать о Ингерсолл и посмотрел в другую сторону, где начинались болота.

«Туда идти нельзя, — подумал он. — Забредешь в болота, и шансы один к ста, что выберешься оттуда. Ты же знаешь! Ты знаешь эти болота, ясно понимаешь, что там может произойти. Особенно когда стемнеет и ты не будешь разбирать дороги. И еще дождь. Это настоящий дождь, а не легкая изморось. Льет как из ведра, а болота расположены в низине, значит, вся вода из всех сточных канав вместе с водами вышедшей из берегов речки соберется в их скользких топях. Помнишь тот случай несколько лет назад, когда на болотах играли дети и вдруг пошел дождь, который потом превратился в ливень, и стемнело. Несколько дней спустя на поиски выслали специальный отряд. Розыски велись несколько недель, но все без толку. После этого несколько мужчин, которые могли бы вести себя разумнее, чем те детишки, и вели бы, будь они потрезвее, отправились порезвиться. И по какой-то идиотской случайности забрели в эти самые места. Их было, кажется, шестеро или семеро. Но не важно, как ты помнишь, тогда тоже полил дождь, и очередная поисковая партия вышла на розыски, и опять безрезультатно. Судя по этим случаям...»

Тут его размышления были прерваны. Он услышал выстрел и упал в грязь, лицом вниз. Потом повернулся, оглянулся назад и увидел, как трое бандитов бегут по задним дворам. Кори вытащил полицейский револьвер из-под ремня и выстрелил, не целясь, только для того, чтобы дать им понять, что он вооружен. Затем выстрелил снова, и они открыли ответную пальбу. Все трое пальнули в него, а потом рассыпались, чтобы укрыться за мусорными баками или мешками с мусором.

"Похоже, придется тебе выбрать болота, — сказал он себе. — Прорваться к Ингерсолл невозможно. Пробовать двери черных ходов бесполезно: наверняка они заперты. Стоит лишь посмотреть на свет в окнах. Они как будто хотят сказать, что не желают ничего знать. У них свои заботы.

Значит, на болота. Больше идти некуда. Господи Иисусе! Вот влип-то! Ну и каша!"

Кори устало поморщился и помотал головой, лежа ничком в грязи в каких-то тридцати футах от края болот.

Грязь попала ему в рот, и он вытер ее с зубов. Он подумал о тех двоих, что поджидали его на Ингерсолл-стрит.

"Они не будут там стоять и ждать, — сказал он себе. — А что они сделают? Они присоединятся к игре, когда карты будут сданы, а ты станешь прорываться к болотам. Услышат стрельбу и бегом прибегут, чтобы поставить свои два цента. То есть два своих пистолета. Два плюс три будет пять. У тебя на хвосте окажется пять пушек, а ты не кролик. Ты не умеешь бегать быстро по этой топи, жиже и грязи. Тебе придется передвигаться, как ночному гаду ползучему. Точнее, слепому ночному гаду, принимая во внимание, что становится темно хоть глаз выколи.

Ну, может быть, тебе это только на пользу. Пять стволов не могут целиться в то, что не видят. Но ты прекрасно знаешь, они могут целиться в то, что слышат, и, если ты завязнешь в трясине или чавкнешь в одной из этих луж, они тебя услышат и...

Ладно, кончай это нытье. Заткнись, ладно? Будем переживать неприятности по мере их поступления. А пока, то есть я хочу сказать, прямо сейчас, тебе лучше катиться отсюда, и как можно скорее".

Кори вскочил и помчался в направлении болот. При звуке выстрелов его опять потянуло броситься на землю, но он понимал, что на этот раз бандитов ничем не остановить.

«Они жаждут крови. Они вышли на охоту и голодны», — подумал Кори и приказал своим ногам передвигаться быстрее.

У края болот в основном росли осока и низкие кустики. Кори услышал, как совсем рядом с ним просвистела пуля. Хорошо бы эти кустики были повыше, он мог бы спрятаться за ними. Но увы! Он продолжал бежать, уходя все глубже в болота, и услышал, как один из преследователей закричал:

— Вон он бежит!

Затем Кори услышал целую очередь выстрелов и молил себя бежать быстрее. Земля здесь была на удивление твердой, но он сбавил темп, потому что бежал зигзагами. Впереди росли Кустики повыше и погуще, и он разглядел силуэты нескольких деревьев.

— Вы его видите? — услышал Кори чей-то голос.

Другой отвечал:

— Теперь нет.

Не успел Кори этому обрадоваться, как третий голос завопил:

— Я его вижу! Он бежит вон к тем деревьям!

— Эти деревья его не спасут, — предрек тот, кто крикнул первым.

И снова началась беспорядочная пальба. Пули свистели все ближе. Кори со всех ног бросился к ближайшему дереву, спрятался за него и понял, что ствол его был недостаточно широк, чтобы предоставить ему убежище. Он слышал жужжание пуль совсем близко, слишком близко. И побежал прочь от дерева в глубь болот.

Кори пробежал зигзагами около сорока ярдов, ища, где бы можно спрятаться. Но все деревья оказались слишком тонкими. Кочки с остатками сухой осоки и полусгнившей травы в качестве укрытия не годились.

«Тебе нужно что-нибудь пуленепробиваемое», — сказал он себе, когда пуля угодила в одну из кочек, прошила ее насквозь, вышла с противоположной стороны и врезалась в дерево.

Несколько отколовшихся щепок попало ему в лицо, и он остановился. Разозлившись, он ругнулся про себя.

Потом он помчался дальше, но через пятнадцать ярдов бежать стало все равно что по клею.

«Теперь-то ты по-настоящему влип, — подумал он. — Вот почему это называется топью».

Жижа доходила ему до щиколоток. А мгновение спустя — уже до колен. Он продолжал идти вперед и завяз по пояс. Стрельба позади прекратилась, и Кори решил, что они потеряли его из виду в сгущающейся темноте.

«А может, они перезаряжают револьверы?» — размышлял он.

Кори стоял в заплесневелой скользкой луже, размышляя, что если двинется вперед, то лишь увязнет еще сильнее. Поблизости не было ни деревьев, ни кустов — ничего, за что можно было бы ухватиться. Он осмотрелся. В двадцати футах впереди и чуть слева он увидел что-то основательное и твердое, отливающее серым под дождем в темноте. Он прищурился и внимательно всмотрелся, а потом стал пробираться туда.

Это был камень, очень большой, возвышавшийся на добрых четыре фута над болотом.

«Достаточно высокий, — сказал Кори себе. — И довольно широкий. Настоящая баррикада. Подходяще. Особенно если ты до него доползешь. Болото может сомкнуться у тебя над головой, прежде чем ты попадешь туда. И помни, это не только вода. Пойдешь на дно, там и останешься навсегда».

Продвигаясь очень медленно в направлении камня, он чувствовал, как липкая жижа тянет его вниз. Она доходила ему уже почти до груди. Кори хотел было сделать следующий шаг вперед, потом заколебался, оступился и увяз еще глубже. Определяя расстояние до камня на глаз, он решил, что до него осталось по крайней мере футов двенадцать. Кори стоял и раздумывал, как быть дальше. Он держал револьвер на плече, чтобы его не намочить. Посмотрев на оружие, он сказал себе, что, возможно, настало время собраться и решиться.

«Но у тебя только четыре пули», — предупредил он себя.

Кори не двигался, а липкая болотная жижа поднималась все выше по его груди. Несколько опавших листьев проплывали мимо и мягко причалили к его подбородку. Слышны были лишь всплески дождя.

Тут раздался вопль:

— Я его вижу! Вот он!

— Где?

— Да тут. Прямо тут!

— Никого там нет. Никакого шевеления.

— Он не может двигаться. Его засосало.

— А ты уверен, что это он? Может, это...

— Да он это! Точно.

— Тогда чего мы ждем? Стреляйте!

— Чем? У меня пули кончились.

— Из всех болванов ты — самый...

Кори рванулся вперед, загребая руками, борясь с трясиной, которая тянула его вниз. В какие-то мгновения он не чувствовал дна под ногами, но он знал, что, если не перестанет работать руками и болтать ногами, ему удастся удержать голову над поверхностью.

«Однако ты начинаешь уставать, — заметил он. — Ты здорово устаешь...»

И тут Кори добрался до камня. Он обошел его сзади, залез на него там, где был выступ, и прижался к каменной поверхности, еле переводя дух.

Пули попадали в камень и рикошетом отскакивали от него. Кори выждал несколько минут и решил, что настало время для ответных действий. Над его головой виднелся пролом. Кори чуть приподнялся, заглянул туда и различил всех пятерых на краю болота.

Дождь перестал. Появилась луна, и он мог ясно их рассмотреть.

Они целились в него, стоя совсем близко друг к другу.

«Жаль, — подумал Кори, — это будет похоже на расстрел. Они просто ждут не дождутся, когда я их всех продырявлю».

Он прищурился и прикинул расстояние. Потом поднял правую руку и начал целиться. И тут до него дошло. Револьвера не было.

Глава 9

«Ax ты, болван! Безрукий растеряха! Если бы проводили конкурсы по потере вещей, ты наверняка получил бы первый приз. И можешь не оправдываться! И не говори мне, что у тебя голова была забита другим. И не говори мне, что у тебя только две руки и поэтому тебе пришлось выпустить револьвер. Ах ты, клоун! Ты даже не помнишь, когда расстался с оружием. Он просто выскользнул у тебя из пальцев и теперь лежит себе где-нибудь на дне болота. Можешь о нем забыть. Но клянусь, я тебя когда-нибудь удавлю!»

Кори медленно покачал головой и опять пригнулся. Пули попадали в камень и отскакивали, другие свистели в проломе, откуда он выглядывал.

Тут огонь внезапно стих, словно кто-то отдал приказ прекратить стрельбу. Кори выждал минуту. Больше не стреляли.

"Значит, до них дошло, — сказал он себе. — И они что-то замышляют. Наверняка придумали какой-нибудь обходной маневр. Они понимают, что не могут достать тебя, ведя огонь с такой позиции. Им надо найти какой-нибудь способ перебраться через болото. Если им это удастся, они подойдут слева или справа, а может, и с обеих сторон — и тут конец игре. Печально, ничего не скажешь.

Ну, в любом случае им еще нужно перейти болото. А как они будут это делать — это их головная боль. Может, у них еще ничего не получится. Может, они застрянут и... А может, они уже его перешли? Лучше посмотри и проверь, что они делают".

Кори поднял голову и стал вглядываться в пролом. Лунный свет бросал на бандитов бело-голубой отсвет. Они собрались тесным кружком на краю трясины. Потом кружок рассыпался, и Кори недоуменно нахмурился. Он посчитал людей, напрягая зрение, чтобы удостовериться, что не ошибся. Их было шестеро.

Сначала пятеро, а теперь шесть. Кори про себя отметил этот факт, еще пристальнее вглядываясь, чтобы исключить те пять лиц, которые он видел раньше. Он сощурился, пытаясь разглядеть шестого мужчину.

Шестой был высокий и широкоплечий. Его курчавые темные волосы блестели в лунном свете. Черты лица были грубыми, но мужественными и довольно приятными. Он мог бы позировать для щита с надписью «Он принимает витамины» или для рекламы дорогих сигарет. Или носить облегающие шорты. Или пользоваться одеколоном, который несомненно придавал бы ему дополнительные достоинства, служил бы признаком породы.

"Именно это она увидела в нем, когда встретила в первый раз, — решил Кори. — Она увидела эти широкие, сильные плечи, мощный торс и все двести фунтов веса, упакованные в красивое и складное тело ростом в шесть футов. Как любая женщина, Лилиан, естественно, не могла на него не оглянуться, и то, что она увидела в нем при ближайшем рассмотрении, наверняка отвечало ее ожиданиям или, скажем, желаниям. Она, должно быть, почувствовала вибрацию всех этих мышц и силу, которую называют «притягательной», достойные мысли, честные устремления и так далее. Она, наверное, приняла его приятную улыбку и мужественный взгляд за чистую монету. И можно понять, почему она на них купилась. Принимая во внимание тот факт, что в предместье выбирать можно лишь из забияк, и, если уж на то пошло, не только в предместье. Ей оставалось лишь сравнить, а сравнение было не в их пользу. Ей предлагали настоящий товар, а не подделку.

И что она сделала? Она купилась на его достоинства. А она — совсем не дура. И она не склонна совершать необдуманные поступки. Просто она — женщина, и горячая женщина, хотя не развратница. Но такая женщина места себе не находит, если она не замужем. Особенно если у нее уже была семья и она знает, что это такое — иметь мужчину, когда есть охота. И вот, оставшись одна, она старается не думать об этом, но она ведь из плоти и крови. Только представь, как она ворочается в постели, мечется головой по подушке и наконец встает, чтобы выпить стакан воды, будто это ей поможет. И так недели, месяцы, годы. Можно поспорить, нет ни одной ночи из всех этих ночей, когда она не впадала бы в отчаяние. И в конце концов она дошла до ручки и уже больше не в состоянии была этого выносить. Ей требовался мужчина, или она свихнулась бы.

И тогда она встретила эти двести фунтов веса и шесть футов роста с широкими плечами, черными курчавыми волосами и приятным лицом с грубыми, но мужественными чертами. Скажем, он с самого начала поступил благородно, сказал ей, что он — бывший заключенный и сидел за убийство. И конечно, поклялся, что это была самооборона. А она поверила ему или заставила себя ему поверить. Возможно, ей не составило труда это сделать, потому что он держал ее за руки и смотрел ей в глаза. Он говорил неспешно и спокойно и достиг своей цели. Некоторые — умельцы в этом деле. Старый добрый прием. Искреннее раскаяние. Наверняка он говорил что-то вроде: «Я совершил ошибку. Я — не ангел и знаю свои недостатки, но главное, я знаю, чего хочу. А хочу я жить жизнью честного человека...»

И скажем, через месяц полицейский инспектор по условно-досрочному освобождению пишет рапорт по Делберту Кингсли, и исключительно положительный. В нем сообщается, что кроме того, что Делберт Кингсли устроился на постоянную работу и ходит туда ежедневно и усердно трудится, он теперь еще и женат. В рапорте говорилось, что его жена — девушка с хорошей репутацией и воспитанная. Она прекрасная хозяйка, умеет шить, не тратит денег на пустяки, никогда не пользуется косметикой и...

Дошло до тебя? В рапорте рекомендуется освободить Делберта Кингсли от полицейского надзора. И именно так они и поступили: освободили его от надзора. А ты и не догадался! Ты же слышал, она говорила, что его не бывает дома до глубокой ночи, а ведь ты знаешь, что он не стал бы этого делать, если бы находился под надзором.

Вот ты и добрался до сути. Вот почему он на ней женился. Ему, наверное, не терпелось отделаться от этого надзора, чтобы иметь свободу передвижения и не отчитываться ни перед кем. А чтобы его освободили от полицейского надзора, нужно было произвести хорошее впечатление на власти, дать им гарантию того, что он действительно исправился. И он предоставил им живое доказательство. Первоклассную девушку, которая стала его женой.

Лилиан сделала это добровольно. Заглотила наживку и клюнула, а потом ее в качестве трофея выставили в витрине".

Кори Брэдфорд тяжело вздохнул. Потом его глаза опять обратились в щелки, он вглядывался в пролом в камне и видел Делберта Кингсли и остальных на другой стороне трясины. Кингсли стоял лицом к бандитам и жестикулировал, словно отдавал приказы. Двое отделились и быстро пошли по тропинке вдоль трясины. Еще двое побежали в противоположном направлении. Кингсли стоял с пятым и, казалось, заставлял того что-то сделать. Кори не мог слышать голосов, но ему показалось, что гангстер колеблется. Он отрицательно помотал головой и повернулся спиной к Кингсли. Через минуту он уже лежал на земле, а Кингсли поднимал его. Потом он снова ударил его по лицу кулаком, и тот опять упал. Кингсли ткнул его ногой в голову. Бандюга поднялся на четвереньки. Кингсли сделал ему знак, чтобы он встал на ноги. Тот подчинился, но, казалось, просил о чем-то. Кингсли подошел к нему поближе и ударил кулаком в живот, после чего подтолкнул его к трясине.

Мужчина медленно двинулся вперед, опустив голову. Вид у него был очень несчастный. Когда липкая кашица стала доходить ему до колен, он остановился и оглянулся на Кингсли, который стоял на краю болота. Кингсли жестом велел ему идти и указал в сторону камня.

"Кингсли доведет дело до конца, — подумал Кори. — Или по крайней мере попытается. Он — не регулировщик, который размахивает жезлом. И не вице-президент. Судя по всему, он — главный исполнитель, приближенный босса.

Он — руки и мозг. Наверняка он выследил меня через окно, когда я сидел и разговаривал с Лилиан. И велел своим ребятам быть наготове, когда я выйду. Пока шла перестрелка, Кингсли оставался в тени, но теперь решил показаться собственной персоной. Он счел, что может открыться, поскольку это уже не важно. Не важно, потому что я не выберусь отсюда живым. Вот как он рассудил".

Кори всмотрелся в лицо Делберта Кингсли. Топь поблескивала в лунном свете. Кори перевел взгляд на человека, который пытался перейти болото. Он завяз уже по грудь. Что-то сверкнуло в его руке. Это был револьвер. Кори быстренько спрятался за камень.

Он согнулся и стал прислушиваться. Человек крикнул Кингсли:

— Меня засасывает...

— Продолжай идти.

— Не могу.

— Нет такого слова. Молчи и иди вперед!

— Я завяз.

— Там не так уж глубоко.

— Очень глубоко. И становится все глубже.

— Ты почти дошел.

— Мне уже почти по шею, черт побери!

— У тебя получится, — кричал Кингсли. — Не останавливайся!

— Меня затягивает! — завопил мужчина. — Меня тянет вниз.

Кори поднял голову, чтобы еще раз посмотреть в пролом. Бандит был примерно в шести футах от камня. Он медленно погружался в болото, но все еще пытался двигаться вперед. Он не видел Кори. Опустив голову, он делал отчаянные попытки прорваться через коварную трясину.

Задыхаясь и скрипя зубами, человек посмотрел вверх и увидел Кори. Но вместо того, чтобы наставить на него оружие, он просто смотрел на него, и глаза его становились все шире и шире. Он стал тонуть.

— Нет, — выдавил он. — Нет, нет! Пожалуйста. Не надо! — И скрылся под водой.

Кори изумленно смотрел на серо-зеленую поверхность болота, затем бросил взгляд на противоположный берег, где стоял Кингсли.

«Ну, этот маневр тебе не удался! — мысленно проговорил он. — Ты использовал его в качестве приманки. Считаешь, что у меня есть оружие, и отправил его вызвать огонь на себя, чтобы у меня кончились патроны, когда остальные подойдут с флангов. Но теперь его нельзя использовать. Вот что волнует тебя. Это, и ничего больше. Ты еще тот тип! И сердце у тебя прямо золотое!»

Кингсли стоял и изучающе смотрел на камень. В руке у него был пистолет, и он выстрелил. Кори пригнулся. Кингсли потратил еще одну пулю, и она прошла прямо в пролом и распорола воздух в нескольких дюймах над головой Кори.

Кори склонился еще ниже. Кингсли сделал еще один выстрел: пуля пролетела через пролом и со свистом врезалась в дерево ярдах в тридцати позади камня. Кори медленно повернул голову и посмотрел туда. Казалось, дерево растет на удивительно твердой почве, но, чтобы добраться до него, придется рискнуть и измерить глубину трясины. Особой охоты идти на такой риск у Кори не было.

Он не разгибался. Теперь было тихо, по-настоящему тихо почти целую минуту. Потом вдалеке, где-то слева послышались хлюпающие звуки. Кори сменил положение и скосил глаза влево. Он увидел двоих бандитов, которых послали обходить его с левого фланга. Они были на расстоянии семидесяти ярдов от него и почти на середине болота. Вода доходила им до колен, и они быстро двигались вперед. Потом вдруг пошли медленнее. Им было уже по пояс. Они продолжали пробираться, а вода все прибывала. Потом они остановились.

Кори глубоко вздохнул. Он снова сменил позу и посмотрел направо. И увидел еще двоих, на расстоянии не более пятидесяти ярдов от него. Вода была им по колено. Они миновали еще пятнадцать футов, а вода оставалась на прежнем уровне. Скоро они дойдут до места, откуда удобнее всего целиться в камень, подумал Кори, и тогда — конец. На этом игра закончится. Они прицелятся, выстрелят — и нет тебя.

— Остановитесь!

Кори узнал голос Кингсли.

Двое замерли и оглянулись. Один из них крикнул:

— В чем дело?

— Стойте там! Подождите!

— Зачем? — капризно и громко спросил тот. — Что, черт возьми, не так?

Минуту ответа не было. Потом Кингсли завопил:

— Возвращайтесь! Возвращайтесь!

— Что случилось?

— Возвращайтесь! — Теперь он кричал во всю силу своих легких. — Не стойте там, нужно убираться отсюда! Давайте, и побыстрее!

Двое повернули и стали продвигаться к краю болота. В их поспешном отходе было что-то отчаянное. Кори посмотрел на тех двоих, что обходили его слева, и увидел, что и они пробираются по густой жиже к берегу.

Тогда он поднял голову и посмотрел в пролом. Он увидел, как Кингсли бегает туда-сюда по краю болота, лихорадочно жестикулируя и призывая своих людей поторопиться.

«Это совсем не похоже на обманный маневр, — сказал себе Кори. — Похоже, Кингсли что-то померещилось, а потом он прислушался получше и удостоверился, что правда что-то слышит. И это не зверь. Как бы то ни было, Кингсли свернул мероприятие. Только посмотри, как он мечется!»

— Быстрее! — орал Кингсли. — Пошевеливайтесь!

Двое, которые обходили Кори справа, уже выходили на край болота. Они бегом бросились к Кингсли. Потом подошли и те, что были на левом фланге. Все четверо стояли рядом с Кингсли, и он, видимо, раздавал им указания. Один из бандитов отступил и сделал протестующий жест. Кингсли схватил его и ударил в лицо. А потом продолжил инструктаж. Другой начал возражать, и Кингсли дал ему под ребра дулом револьвера. Тогда все возражения были исчерпаны. Бандиты постояли минуту, а потом рассыпались веером, направляясь к деревьям вдалеке.

Кори наблюдал, как они бежали. Потом они канули в темноту.

«Ну вот, — подумал он. — Ты остался один. И бьюсь об заклад, на этот раз ты не страдаешь от одиночества».

Кори тяжело вздохнул. Потом, не торопясь, забрался на камень и улегся на живот, лицом вниз.

«Лежу, как на бархате, — подумал он. — Это обломок скалы, но могу поклясться, для меня он — бархат».

Он прикрыл веки и блаженно улыбался, качаясь на волнах усталости, уплывая все дальше и дальше.

Внезапно он открыл глаза, сел и прислушался, потом стал вглядываться туда, где звучали выстрелы. Он видел крошечные точки желтого огня, мигающие в темноте. Стреляли где-то в нескольких ярдах от него. Потом выстрелы зазвучали, до Кори доносились крики и стоны. Раздавались панические вскрики или вопли, похожие на вой терзаемых животных.

Перестрелка все ширилась. Наблюдая за вспышками выстрелов, Кори пришел к выводу, что стреляют из револьверов.

"Их девять или одиннадцать, — определил он. — И судя по громкости, все они тридцать восьмого калибра. Стоит лишь послушать крики.

Что там происходит на самом деле? Не совсем понятно. Но в одном можешь быть уверен: для Делберта Кингсли и его приятелей дела обстоят не лучшим образом.

Однако кто его противники? Ребята в синих формах из 37-го участка? Нет, едва ли это они. Они заняты более серьезными делами: устраивают облавы в игорных домах и выписывают штрафы за неправильную парковку. Эти бесстрашные стражи порядка пользуются любой возможностью и щиплют каждого безобидного бродягу, накрашенного гомика или испитую каргу. Это их клиентура, и им недосуг играть в такие игры, где требуется владеть тридцать восьмым.

Тогда вопрос: кто выступает против Кингсли? Что, если это подручные Грогана? Ну, возможно. Вполне может быть. Хотя с другой стороны..."

Здесь ход его мыслей прервался. Стрельба смолкла. Кори уселся попрямее и прислушивался, но не мог разобрать ни звука. Стояла полная тишина. Прошла минута. Еще одна. Потом он услышал чей-то голос, выкликавший его имя.

Кори спрятался за камень и пригнулся.

Голос, зовущий его по имени, слышался все ближе. Это был совершенно незнакомый голос, и Кори согнулся еще ниже. Голос продолжал его звать, человек подходил к краю болота.

Кори затаил дыхание, приказав себе не двигаться и не шуметь.

— Брэдфорд... Брэдфорд...

«Да пошел ты!» — мысленно послал его Кори.

— Брэдфорд, ты здесь? Где ты?

«Убирайся, приятель! Я не знаю, кто ты такой, и не уверен, что ты мне друг».

— Брэдфорд!

«Сделай одолжение, уноси ноги!»

Голос продолжал повторять его имя. Потом он стал тише и наконец совсем замолк.

Кори несколько минут выжидал, прислушиваясь к малейшему шороху. Но ничего не было слышно, и он сказал себе, что можно уходить.

Он осторожно спустился и ступил в топь, держась за камень и ища опору ногам. Через несколько минут он благополучно выбрался на берег. Вдалеке он различил ярко-желтый циферблат часов на городской ратуше. Стрелки показывали десять минут десятого.

* * *

В ванной на втором этаже многоквартирного дома на аптечке стояли маленькие часики. Их стрелки показывали девять тридцать семь. Кори сидел в теплой ванне и намыливался, усердно соскребая с тела болотную слизь. Она пристала к нему, словно краска, и он жалел, что вода не слишком горячая. В доме не было колонки, а ему совершенно не хотелось опять идти на кухню, наливать еще один чайник и ставить его на плиту. Кори просидел в ванне больше четверти часа, меняя несколько раз воду, пока она наконец не стала чистой.

Он побрился и надел чистую одежду. Выходя из дома, он вспомнил, что кое о чем забыл. Вернувшись в свою комнату, он открыл ящик комода, вытащил револьвер, который дал ему Гроган, сунул его себе под ремень и выпустил поверх спортивную рубашку. Уже подойдя к лестнице, он остановился и закусил губу, задумавшись, а так ли уж нужен ему револьвер.

«Ты же не собираешься лезть ни в какие заварухи, — сказал он себе. — Ты просто хочешь пройтись до забегаловки и пообщаться. Но даже если и так, лучше прихватить оружие».

И стал спускаться по лестнице. Прежде чем открыть дверь и выйти из дома. Кори пощупал пальцами рубашку в том месте, где она закрывала револьвер. Ощутив под тканью твердый металл, он недовольно поморщился. Почему-то оружие ему мешало. Кори не волновало, что ему придется им воспользоваться. Просто какое-то смутное предчувствие. Хотелось бы знать чего. Несколько секунд он напряженно думал. Потом пожал плечами, открыл дверь и вышел.

Его перехватили на перекрестке Третьей и Эддисон.

Он как раз переходил Третью, когда услышал, как подъехала машина и завизжали тормоза. Правая рука инстинктивно дернулась под рубашку, и тут он услышал оклик:

— Стой на месте! Это — «Ночной патруль».

Кори оглянулся. Это были Хили и Донофрио. Они сидели в машине и пристально смотрели на него.

Потом Донофрио открыл дверцу, вышел и сделал знак Кори.

— Мне сесть посередине? — недовольно осведомился тот, пока Донофрио придерживал ему дверцу.

— Совершенно верно, — сказал Хили, держа баранку. — Садись между нами.

Кори уселся. Донофрио влез следом, захлопнул дверцу, и они поехали. Хили включил сирену и промчался на красный свет на перекрестке Первой и Эддисон. Сирена издавала низкий вой.

Когда они неслись по Эддисон к мосту, Хили отрегулировал звук на несколько октав выше.

— К чему такая спешка? — поинтересовался Кори.

Ему не ответили. Патрульные даже не посмотрели на него. Машина была уже на мосту, идя со скоростью шестьдесят миль в час, и сирена взвыла еще на октаву выше. Съехав с моста, Хили еще прибавил газу, врубил сирену на полную мощность.

«Что происходит?» — удивлялся про себя Кори.

Он повернул голову и посмотрел на Донофрио. Лицо итальянца оказалось к нему в профиль.

— Эй! — тихо позвал Кори.

Донофрио обернулся и буркнул:

— Это ты мне?

Кори слегка поморщился, увидев нечто в глазах патрульного, что говорило на языке когтей и клыков, — то был большой кот, приготовившийся к прыжку.

— Слушай, я хочу знать, в чем дело, — сказал Кори.

Донофрио словно не расслышал и, обращаясь к Хили, спросил:

— Как ты считаешь? Думаешь, Фалмер?

— Конечно, — ответил Хили. — Пяти раундов не будет.

— Ну, не знаю. — Донофрио слегка нахмурился и закусил губу. — Видимо, Фалмер, но...

— Он не справится с Фалмером. Кишка тонка.

— Но этот удар левой. Если он воспользуется им...

— Не воспользуется, — отрезал Хили. — У него не будет для этого шанса.

— Ну, никогда нельзя сказать наперед, — сказал Донофрио.

Автомобиль резко повернул, визжа тормозами, и Донофрио навалился на Кори. Хили резко крутанул руль, чтобы не столкнуться с грузовиком, выезжавшим из переулка. Улица была с односторонним движением. Патрульная машина ехала против потока и чуть было не перевернула автомобиль с откидным верхом, битком набитый подростками, весело проводившими выходной. Тем пришлось заехать на тротуар. Они чудом избегали столкновения, виляя из стороны в сторону и выезжая на тротуар, в то время как Донофрио и Хили разговаривали о чемпионе в среднем весе Джине Фалмере. Они соглашались, что Фалмер — ловкий малый и его манера вести бой, которая кажется неловкой и неаккуратной, на самом деле серия искусных маневров, ставящая противника в невыгодное положение. Когда патрульный автомобиль остановился во дворе муниципалитета, они продолжали беседовать о Фалмере. Поднимаясь в лифте, они все еще обсуждали Фалмера. В коридоре, по пути к кабинету номер 529, они конвоировали Кори с двух сторон, идя почти вплотную, но не глядя на него. Они разговаривали о Джине Фалмере. Возле двери 529-го кабинета у Кори возникло ощущение какой-то нереальности происходящего. Ему показалось, что рядом с ним идут тени, а другие тени собираются вокруг, и по спине побежали мурашки.

Они вошли в кабинет под номером 529. Приемная была пуста. Из самого кабинета доносился шум голосов. Дверь в него была открыта. Какой-то патрульный вышел, окинул Кори взглядом, потом вернулся в кабинет и закрыл за собой дверь.

— Что это он? — удивился Кори.

Хили и Донофрио ничего не ответили. Они стояли по сторонам от Кори, и их плечи касались его плеч.

— Вы меня совсем задавили, — сказал Кори и хотел отойти.

Они еще сильнее прижались к нему, удерживая его на месте.

— Не понял, — сказал Кори и повторил попытку.

Его стиснули с двух сторон еще сильнее. Будто в тисках. На мгновение он было подумал поспорить с ними, но отбросил эту идею, напомнив себе, что это — «Ночной патруль», а с «Ночным патрулем» не спорят. Они из тех, кого надо сажать в клетки, а если их еще и разозлить, то становится понятно, что связался с убийцами-маньяками.

Дверь в кабинет снова открылась, и оттуда вышло трое патрульных. Хили с Донофрио оставили свой пост и подошли к тем троим, потом повернулись, и все пятеро, выстроившись в ряд перед дверью кабинета, стали пялиться на Кори. Дверь оставалась открытой, и Кори хотел войти, но пятерка не двинулась с места, преграждая ему путь.

— Пусть заходит, — произнес голос из глубины кабинета.

Пятеро патрульных отошли, пропуская Кори. Он вошел и увидел Макдермотта, стоящего у стола. В руке Макдермотта была свернутая газета. Сержант следил за мухой, кружившей над столешницей. Когда та пошла на посадку, он прихлопнул ее газетой. Какое-то время он стоял и смотрел на раздавленную муху, потом сказал Кори:

— Закрой дверь.

Кори закрыл дверь, прислонился к ней спиной и стал наблюдать за сержантом, который склонился над своим письменным столом и созерцал, скрестив руки на груди, крошечный трупик своей жертвы. В течение нескольких минут Макдермотт разглядывал мушиные останки, потом неторопливо обернулся, посмотрел на Кори и спросил:

— Как поживаешь?

«Не отвечай ему, — сказал Кори сам себе. — Не говори ему ничего».

— Есть новости? — вкрадчиво осведомился Макдермотт. Ответа не последовало. Тишину нарушало лишь неровное жужжание неисправного электрического вентилятора.

Макдермотт улыбнулся ласковой, приятной улыбкой. Обошел стол и уселся.

— Не хочешь купить лотерейный билет? — Он выдвинул ящик стола и вытащил пачку лотерейных билетов. — У меня тут есть несколько билетиков. Пятьдесят центов за шанс на удачу. — Он бросил пачку Кори.

Лотерея проводилась какой-то благотворительной организацией, и главным призом была поездка в Плимут. Кори посмотрел на верхний билет и оторвал его. Потом подошел к столу, взял карандаш и написал свое имя на узкой бумажной полоске, с помощью которой билеты скреплялись друг с другом, после чего положил на стол долларовую бумажку. Сержант сунул руку в карман брюк, вытащил две монеты по двадцать пять центов и вручил их Кори, который тут же развернулся и пошел к двери.

— Куда это ты направился? — спросил Макдермотт.

Кори остановился.

Не оборачиваясь, он выждал несколько минут, потом сказал:

— На перекресток Второй и Эддисон. У меня свидание.

— И с кем же?

— С двойной порцией джина, — ответил Кори. — Вас устраивает?

— Конечно, — сказал Макдермотт и принялся рисовать круг вокруг дохлой мухи. — Есть что-нибудь для рапорта? — осведомился он, не прекращая своего занятия.

— Нет, — не задумываясь ответил Кори.

Через секунду он пожалел, что ответил так, но было уже поздно.

Макдермотт нарисовал второй круг внутри первого. Кончиком карандаша он коснулся обоих кругов, потом вытащил спичечный коробок, чиркнул спичкой и поднес пламя к мухе. В сине-оранжевом пламени муха превратилась в крошечную кучку черного пепла. Макдермотт задул спичку, щелчком смахнул пепел на пол и сказал Кори:

— Даю тебе еще одну попытку.

— Для чего?

— Чтобы доложить мне.

— Мне не о чем докладывать, — настаивал Кори.

Макдермотт встал со стула, прошел мимо Кори и открыл дверь в приемную. Сделав знак находящимся там мужчинам, он вернулся за стол. Пятеро патрульных вошли в кабинет. Дверь закрылась за Донофрио, который был последним.

Все пятеро выстроились вдоль стены. Кори стоял посреди комнаты. Макдермотт поставил локти на стол и уперся подбородком в ладони. Кори заметил, что глаза его закрыты. С минуту единственным звуком в кабинете было жужжание электрического вентилятора.

Потом Макдермотт опустил руки на столешницу ладонями вниз, откинулся на спинку стула, поднял глаза к потолку и сказал:

— Посмотри на них, Брэдфорд.

Кори повернулся и посмотрел на патрульных.

— Сосчитай их.

«Терпи, — приказал себе Кори. — Придется терпеть».

— Сколько? — спросил Макдермотт.

— Пятеро, — ответил Кори.

— Правильно, пятеро, — тихо сказал Макдермотт. — Здесь пятеро, ты — шестой, и одного не хватает.

Кори медленно вдохнул и задержал дыхание. В его легкие словно игла вонзилась, он заскрипел зубами и выпустил воздух. И снова сделал медленный вдох.

— Одного не хватает, — повторил Макдермотт и посмотрел на Кори.

— Знаешь кого?

Кори покачал головой.

— Я скажу тебе, где он, — сказал Макдермотт. — Он в гробу.

— А в нем — пули, — добавил Донофрио.

— Четыре, — уточнил другой патрульный.

— Четыре пули, — эхом повторил Макдермотт. — Одна — в коленной чашечке, одна — в почках и две в животе. Когда его привезли в больницу, он был еще жив. Он протянул двадцать пять минут и умирал не с миром.

— И чего бы? — поинтересовался Хили. — В такое время поздно дергаться. Хотя любой на его месте...

— Он волновался о своей семье, — пояснил Макдермотт. — У него остались жена и девять детей.

— И ни один из них еще не подрос настолько, чтобы пойти работать, — вставил Донофрио.

— Я не знал, что у него девять ребятишек, — заметил Хили. — Я не много о нем знал. Он был не очень разговорчивым.

— Я вам расскажу о нем, — сказал Макдермотт, смотря на патрульных.

А Кори подумал: «Конечно, он смотрит на них, потому что говорит это для меня».

Макдермотт продолжал:

— Ему было сорок четыре года. Его полное имя Леонард Уорд Фергюсон. В семнадцать лет он пошел служить во флот. Женился, когда исполнилось восемнадцать. На Тихом океане он попал в заварушку и был списан на берег с головокружениями после ранения в голову и с язвой желудка от нервов. Он служил на трех крейсерах, и все они получали торпеды в днище. Однажды он провел на плоту одиннадцать дней. Когда война закончилась, он стал водить грузовик и однажды ночью выскочил за оградительную линию шоссе. Его продержали в больнице почти год. В первые шесть месяцев думали, что не выживет. Осколочные переломы обеих ног, внутренние ушибы. Он вышел из больницы и не мог найти работу, но у него был дядюшка, который запихнул его в полицию. Это было в сорок седьмом. А в сорок девятом он опять попал в больницу с двумя пулями в груди. От каких-то недоносков, грабивших склад. Он их всех достал. Уложил всех четверых. Троих подстрелил из револьвера, а четвертого с двумя пулями в груди придушил голыми руками. И опять врачи думали, что он не выкарабкается. Через пару месяцев он выписался, а через некоторое время, году эдак в пятьдесят втором, снова оказался там. На этот раз пуля засела в спине рядом с позвоночником. Но он поймал тех, кого преследовал. Когда это произошло, он был один. Заметил парней, выбегавших из бара, где те только что прикончили бармена и двух клиентов. Их было трое, но он погнался за ними и сделал их всех. В пятьдесят четвертом его отправили в отставку из органов. Его вышвырнули, пока он валялся на койке с раздробленным шейным позвонком, разбитым плечом, двумя пулями в бедре, с пулей в ребрах и еще одной в шее. И снова все произошло, когда он был один. Семь хулиганов с ножами и кастетами напали на двух стариков, которые только что закрыли свою кондитерскую на ночь. Женщине было за семьдесят, а мужчине — почти восемьдесят. Хулиганы зверски избивали их, хотя уже забрали все их деньги. Те умоляли о пощаде, и, когда прибежал Фергюсон, один из негодяев вытащил пушку и выстрелил ему в бедро. Фергюсону удалось добежать до припаркованной поблизости машины и укрыться за ней. Хулиганы бросились, чтобы его прикончить, и он взялся за оружие. Подстрелил одного. Другие бросились бежать. Фергюсон вышел из-за машины, но ноги его не держали, и он упал на колени. Тогда эти подонки вернулись, решив, что с ним все, и желая поразвлечься перед тем, как он отдаст концы. Еще один из них был убит, и на этот раз они удрали. Через несколько минут подъехали полицейские машины, и Фергюсона со стариками отвезли в больницу. Между прочим, эта пара жива по сей день и до сих пор держит свою кондитерскую.

Но вернемся к тому, почему Фергюсона уволили из органов. В больницу приводили на опознание двух бандитов, подозреваемых. Старики не были уверены или испугались, поэтому вся ответственность легла на Фергюсона. Он посмотрел на мерзавцев и сказал: «Да, это те самые». А помощник окружного прокурора осведомился, уверен ли Фергюсон в этом. Тот подтвердил. Тогда помощник окружного прокурора вынимает записную книжку, и прямо там, в присутствии подозреваемых и репортеров, заметьте, начинает читать список различных травм Фергюсона, начиная с тех, что он получил на войне. Потом он говорит Фергюсону: «Позвольте мне у вас кое-что спросить. Вас до сих пор мучают приступы головокружения?» Фергюсон хватает кувшин с водой на столике рядом с кроватью и использует его в качестве метательного снаряда. Помощник окружного прокурора делает выводы. Двоих подозреваемых отпускают, а Фергюсона увольняют с формулировкой «психическая неуравновешенность». Он пробыл без работы больше года, а потом пришел повидаться ко мне. Осведомился, не могу ли я устроить его в «Ночной патруль».

— Когда это было? — поинтересовался Хили.

— В конце пятьдесят пятого, — ответил Макдермотт. Потом он посмотрел на Кори Брэдфорда: — Ты сечешь?

Кори ему не ответил.

Макдермотт не сводил с него глаз:

— А теперь все слушайте внимательно. Все те пять лет, что Леонард Уорд Фергюсон был членом нашего «Ночного патруля», его отвозили в больницу по крайней мере раз в год. И всегда с ранениями. Ножевые или пулевые раны, удары по голове велосипедной цепью или черт знает что еще. Прибавьте это ко всем другим случаям, и вы удивитесь, как может простой смертный столько вынести.

— Значит, ему на роду так написано, — заметил Донофрио.

— С одной стороны — да, — согласился Макдермотт. — У каждого своя судьба. С другой — куда денешься. В нашей работе риск всегда есть. Но того, что произошло сегодня вечером, не должно было произойти. И в случившемся виноват только я один.

— При чем здесь вы? — возразил Хили.

— Заткнись, черт бы тебя подрал! — оборвал Макдермотт. — Говорю, это — моя вина. Это моя вина, потому что я ошибся в своих расчетах. Я поверил тому, кому верить нельзя.

Кори поморщился.

Макдермотт встал из-за стола. Глаза его были влажными.

— Вот как обстоит дело, — сказал он Кори. — Я доверился тебе, а ты оказался его убийцей.

— Кем? — не понял Кори.

— Его убийцей, — повторил Макдермотт.

Потом что-то произошло с его лицом, рот широко открылся, уголки губ растянулись, обнажив зубы, глаза засверкали в животной ярости. На мгновение Кори показалось, что сержант сейчас на него набросится. Но он отвернулся, низко наклонившись над столом и держась руками за край.

Кори посмотрел на пятерых патрульных. Они стояли неподвижно с ничего не выражающими лицами.

Макдермотт еще ниже склонился над столом, потом сделал нетвердый шаг к стулу. Он рухнул на сиденье, закрыв лицо руками, провел ладонями сверху вниз, потом скрестил руки на груди и посмотрел в потолок:

— Ладно. Я готов. Я готов выслушать.

— Что выслушать? — спросил Кори.

Сержант опять поднял глаза к потолку.

— Мне нечего вам рассказать, — начал Кори. — Я понятия не имею, что вы хотите от меня услышать.

На некоторое время воцарилась тишина. Потом Донофрио отошел от остальных патрульных, приблизился к Кори и сказал:

— Выкладывай!

Кори молчал. Донофрио взял его за шею сзади и слегка надавил.

— Убери руки! — бросил Кори.

Донофрио нажал сильнее. От резкой боли Кори стиснул зубы.

— Расскажи ему, — велел Донофрио. — Будешь рассказывать?

Давление и боль усилились. Большой палец Донофрио нащупал вену, и у Кори вырвался тихий стон. Потом он лениво ухмыльнулся и, не глядя на Донофрио, согнул руку и двинул итальянца локтем в челюсть. Тот выпустил шею Кори. Высокий человек с печальным лицом сделал три шага в направлении стола, колени его начали подламываться. Он протянул руку и схватился за стол, чтобы не упасть. Глаза его были закрыты, он мотал головой, чтобы разогнать туман перед глазами. Пока все это происходило, ни один из патрульных не сдвинулся с места. Никто не сказал ни слова. Донофрио открыл глаза и посмотрел на Кори.

— Лучше не надо, — тихо предупредил Кори.

Донофрио выпрямился во все свои шесть футов один дюйм, собрался и двинулся на Кори.

— Тогда ладно, — сказал тот и увернулся от правой Донофрио, нацеленной ему в голову.

Донофрио в маневренности не уступал Кори и уже делал хук левой, когда Кори занес руку, чтобы врезать ему в лицо. Оба удара пришлись одновременно, и противники упали на спины. Хук Донофрио достал Кори в бок прямо под ребра. На губах итальянца показалась кровь: в том самом месте, где правая рука Кори выбила ему несколько передних зубов. Теперь Донофрио снова наступал. Кори согнулся, держась правой за бок, а обороняясь левой. Донофрио схватил его за левую руку, потянул вниз, а потом правой рукой ударил по голове. Кори упал.

Донофрио пнул его ногой под ребра, потом занес ногу, чтобы ударить в голову, но Кори удалось откатиться. Донофрио снова занес ногу, однако Макдермотт встал из-за стола и схватил его. Итальянец вырвался от сержанта и схватил стул с намерением разбить им череп Кори. Ему наперерез бросился один из патрульных. Двое других ударили Донофрио по ногам чуть ниже колен. Еще двое схватили его за талию и плечи. Они хотели повалить его на пол, но он сопротивлялся с маниакальным упорством, и ему удалось вырваться от них. Он снова поднял стул, который все еще держал одной рукой, и бросился на Кори, пытавшегося подняться с пола. Макдермотт, встав между ними, схватил итальянца в медвежьи объятия и стал сжимать. Голова Донофрио откинулась назад, рот приоткрылся, руки обмякли, а колени стали подгибаться. Макдермотт не выпускал его. Глаза у Донофрио выкатились, он терял сознание. Сержант чуть ослабил хватку. Донофрио издал хрип, ловя ртом воздух. Перевернутый стул валялся на полу, и он посмотрел на него с явным сожалением. Тогда Макдермотт разжал руки, и Донофрио рухнул на пол рядом со стулом. Он почти потерял сознание и, хрипя, лежал на боку, поджав ноги. Руки он прижимал к животу.

Кори стоял у окна и потирал висок. Потом ощупал ребра в месте удара, застонал и прислонился к подоконнику. Макдермотт вернулся к своему столу и уселся. Донофрио все еще лежал на полу. Остальные патрульные сгрудились над ним, готовые остановить его, если он встанет и снова попытается наброситься на Кори.

Макдермотт посмотрел на Кори и сказал:

— Больно?

— Конечно больно. Он чуть мне все ребра не переломал!

— Дайте мне только встать! — бросил Донофрио.

Четверо патрульных шагнули к нему, когда он пытался подняться с пола. Он встал на колени, но Хили придерживал его рукой за плечо.

— Дайте мне встать, — прохрипел Донофрио. — Дайте мне с ним разобраться! Я из него вытрясу правду!

— Не вытрясешь, — отрезал Макдермотт. — Предоставь это мне. Если будешь лезть, разорву тебя на части. Я серьезно.

Донофрио опустил голову, крепко зажмурился и издал хриплый стон. Потом умолк.

— К чему все это? — спросил Кори у Макдермотта. — Я ничего не понимаю.

— Объяснить? — миролюбиво осведомился Макдермотт.

— Хотелось бы знать, в чем меня обвиняют, — сказал Кори. — А то я уже подумываю, уж не палата ли это номер шесть в сумасшедшем доме.

— Это кабинет номер 529 в здании муниципалитета, — пояснил Макдермотт. — Мы привезли тебя сюда, чтобы расспросить.

— И о чем?

— А ты не знаешь? Правда не знаешь?

— Мне нечего сказать вам, сержант. Придется рассказывать вам.

— Хорошо, — спокойно согласился Макдермотт. — Так случилось, что нам позвонили. Где-то около половины девятого. Или, возможно, в районе девяти. Я не уверен. Это был анонимный звонок. Она не назвала своего имени.

— Она?

— Может быть, кто-то подделывался под женский голос, но я так не думаю. Впрочем, это не важно. Она потребовала «Ночной патруль». Я спросил, что случилось, и она заявила, что один из наших патрульных попал в переделку на болотах за Шестой и Ингерсолл. Я осведомился, все ли у нее дома, но она сказала, что имя патрульного Кори Брэдфорд и что их много, и, если мы не поторопимся, он оттуда живым не выйдет.

— Так и сказала?

— В точности. А потом повесила трубку. Мы прыгнули в машину и помчались к Шестой и Ингерсолл, а потом на болота. Там мы услышали выстрелы и пошли на звуки. Приблизившись, мы увидели их. Но должно быть, они заметили нас раньше или услышали, что мы подходим. Их было пятеро, и они не хотели идти ни на какие переговоры. Единственное, что они хотели, это убраться оттуда. Мы сделали предупредительный выстрел, но они не остановились. Поэтому мы начали стрелять, а они — отстреливаться. Мы достали двоих. А они — Фергюсона.

Кори смотрел на стену позади стола. Он попытался заставить себя смотреть на сержанта, но у него ничего не получилось.

Он услышал, как Макдермотт сказал:

— Остальные скрылись. Из тех двоих, которых мы подстрелили, один был еще жив, когда мы подошли. Мы задали ему пару вопросов, но он не раскололся. Во всяком случае сначала. Зато потом, когда я зажег сигарету, двумя пальцами открыл ему веки, и, держа его так, поднес сигарету поближе к его глазу, а потом еще ближе и еще, он заговорил. Я спросил у него: «За кем вы охотились?» И он ответил: «За Кори Брэдфордом». Тогда я поинтересовался: «Почему?» Он заявил: «Он нас достал. Он слишком много знает, и нам известно, что это он ухлопал Мейси и Латтимора». Тогда я говорю: «Ты знаешь, что Брэдфорд — полицейский? Что он служит в „Ночном патруле“?» И тот тип отвечает: «Если так, то он служит и вашим и нашим». Я спросил: «Что ты имеешь в виду?» И бандит сказал: «И муниципалитету и Грогану. Этот Брэдфорд, он работает на Уолтера Грогана». Я собирался задать ему еще один вопрос, но глаза у него вылезли из орбит, и он был готов.

Кори очень медленно подошел к стулу, сел на него и уставился в пол.

— Ну и? — блаженно улыбался Макдермотт.

— Что? — спросил Кори. — Все это ровным счетом ничего не значит.

— Тебя там не было? Тебя не было сегодня на болотах?

— Конечно же не было!

— Ты работаешь на Грогана?

— Разумеется, нет, — отвечал Кори.

Он встал со стула. Макдермотт нахмурился, потом посмотрел на Кори и хотел было что-то сказать. Но в этот момент Донофрио поднялся с пола, оттолкнул Хили и еще одного патрульного и, схватив ножницы, лежавшие на столе у Макдермотта, занес их над головой, щелкнув лезвиями.

«Он не шутит», — подумал Кори.

И тут Донофрио пошел на него.

— Я вырву у тебя признание, — хрипел он. — Я вырву его у тебя. — И ножницы приблизились, вынудив Кори отступить в сторону.

Движение его руки было автоматическим и почти молниеносным, и не прошло и секунды, как пальцы его сжимали револьвер.

Но Донофрио не обратил на это никакого внимания.

«Если он не остановится, — размышлял Кори, — придется в него выстрелить. Другой возможности остановить его нет».

В этот момент Макдермотт бросился на высокого итальянца, левой рукой схватив его за запястье и остановив удар ножницами. Его другая рука, сжатая в кулак и действующая словно паровой молот, врезалась в челюсть Донофрио. Макдермотт ударил шесть раз, но тот так и не выпустил ножниц. Сержант издал стон отчаяния, собрался и ударил Донофрио в скулу. Итальянец отлетел к противоположной стене и сполз по ней на пол. Потом он рухнул лицом вниз и замер без сознания.

Кори стоял с револьвером в руке. Он подумал, что надо убрать оружие под рубашку, но не был уверен в остальных патрульных. Не исключено, что кто-нибудь из них набросится на него, как Донофрио. А может, они набросятся все вместе. Он сказал себе, что это дело тактики и что ему придется показать им, что он готов применить оружие.

И тут он заметил, что Макдермотт пристально рассматривает его револьвер.

— Дай-ка, — велел Макдермотт.

«Придется подчиниться, — сказал себе Кори. — Ты либо отдашь его, либо будешь вынужден пустить его в ход, а ты прекрасно знаешь, что не хочешь этого делать».

Он вручил револьвер сержанту. Когда Макдермотт стал осматривать оружие, подошел один из патрульных.

— Это не полицейский револьвер, — заключил Макдермотт.

Кори молчал.

— Где ты взял эту пушку? — осведомился Макдермотт.

— Да дал кто-то.

— Когда?

— Давным-давно.

— Сколько времени назад? Двадцать четыре часа?

— Почему двадцать четыре часа?

— Сутки. Значит, меньше суток?

— Послушайте, сержант, я сказал...

— Молчи, — оборвал его Макдермотт и глуповато ухмыльнулся. — Я сам попробую угадать. — А потом его ухмылка исчезла. — Посмотрим, попаду ли я в яблочко.

Макдермотт подошел к картотеке и выдвинул один из ящиков. Вынул какие-то бумаги, внимательно прочитал их, вернул на место и вытащил другие. Казалось, он не может найти то, что ему нужно. Он выдвинул еще один ящик и стал просматривать его содержимое. В конце концов он нашел то, что требовалось. Далее последовала пантомима. Он внимательно изучил бумаги, потом тщательно рассмотрел что-то на револьвере, после чего убрал бумагу назад в картотечный ящик, задвинул его и, подойдя к распростертому телу Луиса Донофрио, ласково погладил итальянца по голове. Тот пошевелился, открыл глаза, хотел было подняться, потом тяжело вздохнул и снова канул в небытие. Макдермотт стоял и смотрел на него почти что с нежностью.

Четверо патрульных подвинулись ближе к Кори. Тогда Макдермотт направился к ним, очень медленно, рассматривая револьвер, который держал в руке, и сказал:

— На этот револьвер есть документы. Он был продан всего несколько месяцев назад. И купил его Уолтер Гроган.

Кори услышал низкое рычание. Оно исходило от одного из патрульных. От которого, он не был уверен.

— Этот револьвер у тебя меньше суток, — заявил Макдермотт. — И дал его тебе Гроган.

— Послушайте, я могу объяснить...

— Нет, не можешь. Сейчас не можешь. Этот револьвер — объяснение всему. И доказательство тоже. Доказательство того, что ты работаешь на Грогана.

— Сержант, если вы позволите...

— Я не собираюсь тебя слушать. Стой здесь и слушай сам! Вчера ночью те два головореза в масках достали бы Грогана, если бы не ты. Это его впечатлило. И он включил тебя в свою банду. А несколько часов спустя в этом кабинете я предложил тебе стать ночным патрульным. И ты согласился. Ты и словом не обмолвился, что работаешь на Грогана. Вот почему сейчас с нами нет Фергюсона. Вот почему Леонард Уорд Фергюсон лежит в гробу, хотя ему было всего сорок четыре.

И опять Кори услышал чье-то низкое рычание. Он бросил взгляд туда, откуда исходил этот звук. Это был Хили. Теперь с Хили происходило то же самое, что с Донофрио. Продолжая рычать, он начал подходить к Кори. Другой патрульный быстрым движением обошел его со спины и удержал.

— Лучше уходи отсюда, — сказал Макдермотт Кори. — Если на тебя набросится следующий, может случиться, нам его не остановить.

Кори стал разворачиваться, чтобы уйти.

— Подожди! — окликнул его Макдермотт. — Вот твоя пушка.

По пути к двери Кори засунул револьвер за ремень под рубашкой. Потом он открыл дверь и вышел.

Глава 10

В коридоре, направляясь к лифту, он почувствовал укол острой боли на бедре где-то у паха. Она была такой сильной, что заставила его забыть о раскалывающейся голове. Потом она ушла, и вернулась та, другая — пульсирующая на виске в том самом месте, куда пришелся удар Донофрио, а также жжение в ребрах, куда Донофрио пинал его ногой. В лифте он нажал кнопку первого этажа. Пока лифт спускался, Кори прислонился к стенке и медленно мотал головой. У него не было никаких особенных мыслей — только неприятный осадок, и весь мир виделся в черном цвете.

Лифт остановился. Кори вышел и медленно побрел по коридору. Подходя к дверям, он увидел на стене плакат в рамочке. На нем был изображен полицейский в синей форме, радостно улыбающийся и указывающий осуждающим перстом на вместительный мусорный бак. Надпись гласила: «Сделаем наш город чистым!» Под ней имелся карандашный комментарий, состоящий из двух слов.

На Бэнкер-стрит, направляясь к стоянке такси, Кори вытащил носовой платок и отер с лица холодный пот. Ему явно требовалось выпить. В такси он бросил шоферу:

— Угол Второй и Эддисон.

— Будет сделано, — отозвался таксист.

Разговор ограничился этими репликами.

Кори откинулся на сиденье, потом уселся боком, чтобы ослабить ломоту в ребрах, и нащупал шишку на виске, пытаясь унять пульсирующую боль. Но внезапно он выпрямился, забыв о синяках и шишке на голове. Он сунул руку в задний карман брюк, вытащил свой бумажник и открыл его. Посмотрел на полицейское удостоверение с надписью «Ночной патруль». Потом на значок.

"Загадка для любителей ребусов, — подумал он. — «Патруль» тебя отделал как Бог черепаху. Тебя чуть было не разорвали на кусочки, и тем не менее, судя по тому, что ты сейчас видишь, ты все еще числишься в патрульной команде.

Только не пытайся искать этому объяснение. Не пытайся найти объяснение ничему, что происходит там, в кабинете 529. То, что происходит в этом кабинете, могут объяснить только специалисты по вправлению мозгов. Да и им с этим не справиться ни за три недели, ни за три месяца. Уж можешь мне поверить!

Но ты только посмотри на это удостоверение и этот значок! И что ты скажешь? Конечно, ты можешь убеждать себя, что Макдермотт счел само собой разумеющимся, что ты уволен из «Ночного патруля», просто забыл объявить об этом официально. Можешь думать, что он просто забыл потребовать у тебя удостоверение и значок. Он был слишком занят другим — плясал перед Донофрио. Это было бы простым объяснением. Если не считать одного пустяка — оно ничего не объясняет. И ты прекрасно об этом знаешь.

Ты сам понимаешь, что должна быть какая-то другая причина того, что значок и удостоверение до сих пор у тебя. И она маячит где-то там, в тумане, и тебе до нее не докопаться. Но, Боже правый, чего ты хочешь? Неужели ты надеешься понять Макдермотта? Да тебе для этого придется спуститься в ад, потому что именно в аду он и живет. Вместе с миссис Макдермотт, которая не позволяет ему к себе приблизиться. И не потому, что ей на него наплевать. Можно поспорить, она его очень любит и готова землю целовать, по которой он ходит. Но с тем же успехом я готов биться об заклад, что вряд ли она знает, какой нынче год на дворе. Впрочем, ей не важно, какой сейчас год, принимая во внимание тот факт, что она отошла ото всего земного тридцать три года назад, в тот самый вечер, когда ее изнасиловали. Те девять молодцов. Та девятка из Драконов с Третьей улицы.

И что с того? Дало тебе это хоть какой-то намек или ниточку? Единственная ниточка ведет к Уолтеру Грогану, который сейчас является уважаемым членом Юго-восточного гребного клуба. Но тридцать три года назад этот самый Уолтер Гроган был членом банды Драконов с Третьей улицы. Мало того — их вожаком.

Что же отсюда следует? Абсолютно ничего. Туман только сгущается. А напускает его сержант Генри Макдермотт, человек с ласковым взглядом и тихим голосом. Клянусь, именно он сейчас незримо стоит рядом с тобой и заставляет тебя смотреть на значок.

Почему? Почему он выбрал меня? Почему он выбрал из всех именно меня?

И еще одна глупая загадка. Револьвер. Как так получилось, что после всего этого светопреставления он вернул тебе оружие и отпустил? Он отпустил тебя с удостоверением и значком. Но револьвер-то! Это ведь не табельное оружие! Это револьвер Грогана, точнее, револьвер, который дал тебе Гроган. Выходит, ты сидишь тут со значком, а значит, ты — полицейский. Удостоверение говорит, что ты прикреплен к «Ночному патрулю», а револьвер — что ты работаешь на Уолтера Грогана.

«Сделаем наш город чистым!» — гласил плакат. А кто-то взял карандашик и подписал пару слов. Если ты последуешь написанному указанию, то избежишь многих неприятностей. Потому что именно эти два слова упрощают дело, ясно и обстоятельно объясняют, что все мы вышли из пещер или спустились с деревьев, а возможно, поднялись со дна этого проклятого океана. И если следовать курсом, лаконично обозначенным этими двумя словами, мы придем именно туда, где мы все сегодня и есть, и будем иметь ровно то, что мы сейчас имеем, — к примеру, мясо на столе".

«Не верь», — сказал значок.

Кори поморщился, закусив губу — он почувствовал острый укол боли высоко на бедре, где-то у паха. Закрыл бумажник и вернул его в задний карман брюк. Потом чуть подался вперед, и его рука потянулась к револьверу тридцать восьмого калибра, который прикрывала спортивная рубашка навыпуск. Едва она коснулась револьвера. Кори блаженно улыбнулся. В глазах его сверкнул жадный огонек. Он подумал о пятнадцати тысячах долларов.

* * *

На перекрестке Второй и Эддисон такси высадило Кори, и он вошел в забегаловку. В дальнем конце стойки бара он нашел достаточно места, чтобы поставить ногу на поручень, а локоть — на деревянную столешницу. Бармен посмотрел на него. Кори кивнул, и тот выставил двойную порцию джина. По обе стороны от Кори любители выпить сочли, что уже поздно, и отправились восвояси, и он получил достаточно жизненного пространства. Почему-то ему показалось, что вокруг него образовалась пустота.

«Так и должно быть», — заметил беззвучный голос совести.

Кори медленно и уныло кивнул в знак согласия. Он думал о Леонарде Уорде Фергюсоне.

«Но ведь это не твоя вина, — попытался он отбиться от осуждающего голоса. — Я хочу сказать, это не твоя вина непосредственно, просто так сложились обстоятельства...»

«А из-за кого они так сложились?» — снова вступил в разговор голос совести.

«Но я хотел...»

«Лучше молчи, — грубо оборвал его голос. — Тебе нечего сказать. Ты кругом виноват, одно хорошо — никто этого не знает».

Кори опустил голову и закрыл глаза.

Чей-то голос заглушал все другие голоса в баре. Это был голос Нелли, которая пришла на помощь бармену, разбиравшемуся с двумя юношами с конскими хвостами в голубых клубных пиджаках. Молодые люди настаивали, что им уже исполнилось по двадцати одному году и, следовательно, они имеют полное право купить выпивку. На вид им было не больше семнадцати. Нелли велела им убираться. Они не сдвинулись с места. Стояли и скалились. Она осведомилась, неужели они хотят, чтобы им зашивали раны на голове. Подростки продолжали упираться. Нелли сделала знак бармену. Тот сунул руку под стойку, вытащил обрубок свинцовой трубы длиной около фута и вручил его Нелли. Юноши переглянулись и отошли от стойки.

— Вон отсюда! — сказала Нелли.

Парни минуту поколебались, один из них невнятно выругался. Нелли шагнула к ним. Они стали поспешно пробираться к двери, открыли ее и вышли на улицу. Нелли вернула обрубок бармену, состроив недовольную гримасу из-за того, что ей не представился случай воспользоваться этим оружием. Она пошла вдоль стойки, зорко выискивая всякие проявления непорядка, и наконец остановилась перед Кори, угрюмо уставившимся в свой стакан.

— Пей давай, — сказала Нелли. — Чего зря сидеть?

Он повернулся и посмотрел на мощную даму:

— Заботишься о выручке?

— Просто присматриваю за торговлей. Только и всего. Это входит в мои обязанности. Я здесь для того, чтобы клиенты были довольны.

— А я доволен, — сказал Кори.

— Ага, вид у тебя самой что ни на есть довольный.

— Отстань, — буркнул Кори и одним глотком осушил стакан.

Нелли улыбнулась во весь рот, и он недовольно спросил:

— Что тут смешного, черт побери?!

Нелли тихонько хихикнула:

— Меня это всегда смешит.

— Что именно?

— Когда хлыщам достается. Пошел по шерсть — вернулся остриженным. — И она двинулась дальше.

У Кори в голове мелькнула какая-то неясная мысль. Он схватил Нелли за мощное плечо. Она остановилась и посмотрела на его руку:

— Ты что, заигрываешь со мной?

— Просто общаюсь. — Кори выдавил улыбку. Это была улыбка усталого, печального и одинокого человека. — Позволь мне угостить тебя.

— Виски. И пиво.

Кори заказал двойную порцию виски и пинту пива для Нелли и двойной джин для себя. Могучая дама протянула руку к стакану, поднесла его ко рту, потом озабоченно нахмурилась и поставила стакан на стойку.

— Чего это ты? — спросила она.

— Что?

— Ты никогда этого не делал. Не покупал мне выпивку.

— Ну и что?

— Господи! — вырвалось у нее.

Она отступила на шаг и удивленно посмотрела на Кори. Потом глаза ее сузились, и она впилась в него взглядом, словно изучала карту.

Кори Брэдфорд скривился и буркнул:

— Кончай, Нелли. Черт тебя подери! Брось!

Он схватил свой стакан и отправил джин себе в рот. Ставя стакан на стойку, он увидел, что рука у него дрожит. Он бросил быстрый взгляд на Нелли. Ее взор был прикован к его дрожащей руке.

— Дело, видать, серьезное, — тихо и торжественно произнесла она. — Тебя здорово приложило. — Она подошла к нему поближе. — Ты расскажешь мне, Брэдфорд?

Он отрицательно покачал головой.

— Ну давай, расскажи, — настаивала Нелли. — Излей душу.

— Со мной этот номер не пройдет, — буркнул он и удивился, что бы это значило.

Чей-то голос, полный печали и раскаяния, заказал у бармена еще одну порцию джина. Это был его голос, и Кори повторил про себя: «Со мной этот номер не пройдет!»

Но как только стакан с выпивкой оказался перед ним, он набросился на него, словно изголодавшаяся пташка, ныряющая в снег за хлебными крошками.

«Ты представляешь себе, что теперь будет? — спросил он у отчаянного пьяницы. — Перед тобой всю жизнь будут стоять эти одиннадцать лиц — лицо Леонарда Уорда Фергюсона и лица его вдовы и девяти ребятишек, которые остались без отца. Потому что в этом виноват только ты. Правильно сказал Макдермотт, это ты его убил. И не говори, что ты не мог ничего поделать или что ты сожалеешь об этом. Если бы тебя действительно мучила совесть, ты бы пошел к Грогану и сказал, что все кончено и тебе не нужны его пятнадцать кусков. Ты можешь вообразить такую картину?»

Тут он услышал слова Нелли:

— Брэдфорд, ты хоть в курсе, сколько времени я тебя знаю? С начальной школы. С пятого класса. А у тебя на лбу до сих пор осталась метка.

— Какая еще метка?

— Вот тут. Прямо над левым глазом. Куда я попала тогда на школьном дворе. Кирпичом. Я бросила в тебя кирпичом. Ты помнишь?

— Это было так давно!

— Ты звал меня Элли вместо Нелли. И я спросила почему. А ты сказал, что это сокращение от «элефант» — слон.

— Могла бы взять камешек. Зачем тебе понадобился кирпич?

— От камешка не осталось бы метки, — сказала Нелли. — Понимаешь, я хотела оставить тебе метку. Чтобы ты на всю жизнь запомнил.

— Запомнил, что тебя нужно звать Нелли, а не Элли?

— И это тоже.

— А что еще?

— Не будем об этом.

— Но я хочу знать.

— Я же сказала!

Нелли одним глотком осушила двойную порцию виски, запила его пивом и пошла прочь от стойки. Кори опять схватил ее за плечо.

— Что на этот раз? — резко спросила она.

— Позволь мне угостить тебя еще.

— Я больше не хочу.

— Да кто тебе поверит! — сказал Кори и потянул могучую даму к себе.

Когда он отпустил руку, Нелли осталась на месте, и он повторил прежний заказ.

— Чего ты добиваешься? — угрюмо проговорила она, почти cгоречью. — Хочешь меня напоить?

— Давай напьемся вместе.

— И что потом?

— Будем пьяными. Сыт, пьян и нос в табаке, что может быть лучше?

— Ты меня спрашиваешь?

— Да никого я не спрашиваю! Что может быть лучше, чем по-хорошему наклюкаться? Допиться до умопомрачения?

— Ну, давай проверим...

— Что тут проверять? — отрезал он со злостью. Их стаканы со спиртным опустели, и Кори попросил снова их наполнить. Они выпили новую порцию. Он заказал еще и сказал: — Нечего тут проверять. Ничего нет лучше опьянения, ничего нет лучше, чем все время пить, пока добрая тетушка белая горячка не отведет тебя туда, где нет часов и никто не станет указывать тебе, что и как нужно делать. Никаких указующих перстов.

Нелли задумчиво нахмурилась:

— Именно это подразумевается, когда говорят, что ты напился до безумия?

— Да кто их знает! — Кори потерял нить разговора. — Плевать!

Он развернулся и крикнул бармену, чтобы тот наполнил стаканы. Тут же появилась новая порция, следом — другая.

Стаканы не пустели.

За одним из столиков возникло недоразумение — две женщины вцепились друг другу в волосы. Подошла еще одна, чтобы разнять их, но поплатилась за свое доброе намерение исцарапанным ногтями лицом. Кто-то стал звать Нелли, поскольку дерущиеся дамы продолжали выяснять отношения все с большей яростью. Потом подключились остальные — все стали орать и выкрикивать имя Нелли. Та повернулась к залу и посмотрела на двух женщин, которые теперь сцепились уже на полу, царапаясь, кусаясь и хрипло визжа. Какой-то мужчина потребовал:

— Эй, вышибала, не стой, делай что-нибудь!

— Поцелуй меня в задницу! — ответила Нелли.

Мужчина отвернулся. Он призвал на помощь нескольких мужчин, и им удалось в конце концов утихомирить дерущихся дам. Кто-то опустил монету в музыкальный автомат, и исполнитель блюзов принялся горевать об одиноких ночах и ушедших годах. Какой-то бородатый псих забрался на стол и попытался продекламировать вирши, явно противоречившие излияниям певца. Один из сидевших у стойки, видимо не понимающий поэзии, метнул недоеденный бутерброд с копченой свининой, который попал поэту прямо в рот.

— Но я же вегетарианец! — возмутился поэт высоким голосом, не мужским и не женским.

Чтобы заткнуть его, ему вручили пятнадцатицентовую порцию «токая». Стихоплет слез со стола и уселся на пол, невнятно декламируя обрывки фраз о любви к желтому вину в стакане.

Бармен принес очередную двойную порцию виски для Нелли и двойной джин для Кори Брэдфорда.

В музыкальном автомате певец стенал о луне и звездах и о весенних цветах, которые давно отцвели. Нелли сказала, обращаясь к бездушной машине:

— Расскажи об этом кому-нибудь еще! У меня своих горестей достаточно.

— Каких еще горестей? — поинтересовался Кори.

Мощная дама посмотрела на него. Тяжелая рука взвилась вверх. Казалось, она собралась дать ему пощечину, просто так, потому что он ей подвернулся. Но рука вдруг в нерешительности замедлила движение и легко коснулась отметины на лбу Кори, над левым глазом. В прикосновении ее пальцев сквозило нечто вроде нежности.

«К чему бы это?» — искал ответа пропитавшийся спиртным мозг Кори.

Потом сквозь алкогольный туман Кори увидел мольбу в глазах могучей дамы.

"Значит, Карп был прав, — сказал он сам себе, припомнив вчерашний вечер. — Так вот почему она бросила в тебя кирпичом, когда вам было по девять лет. Вот почему все эти годы она оскорбляла тебя и смотрела на тебя с таким презрением. Вчера вечером, когда она катила на тебя бочку перед всеми завсегдатаями забегаловки, крепко держа тебя своей огромной ручищей за плечо, впившись толстыми пальцами так, чтобы тебе было больно, чтобы остались синяки, она просто хотела сказать: «Разве ты не понимаешь, Кори? Разве ты ничего не видишь? Ведь так было всегда!»

Но теперь рука Нелли нацелилась на стакан на стойке. Нелли поднесла его к губам, глотнула виски и сказала:

— Ладно уж, я расскажу тебе о своих горестях. Мне донесли, что он мне изменяет.

— Кто?

— Рейфер.

— Ты живешь с Рейфером?

— А ты не знал?

— Мне никто не рассказывал, — признался Кори.

— А кто тебе расскажет?

— Послушай, я же живу здесь.

— Ничего подобного, Брэдфорд. Ты живешь один-одиношенек на каком-нибудь необитаемом острове. Или на скале.

— Итак, что у тебя с Рейфером?

— Ну должен же у меня кто-то быть, верно?

— Давай выпьем еще по одной, — предложил Кори.

— На этот раз плачу я.

— Нет, — решительно отказался Кори.

Тут до него дошло, что он здорово напился, напился, как горький пьяница.

«Должен же у меня кто-то быть?» — мысленно передразнил он Нелли. — Им обязательно нужно, чтобы у них кто-то был".

Кори повернулся и посмотрел в дальний угол бара, стараясь сфокусировать взгляд на столике у двери, ведущей в заднюю комнату. За столиком никого не было. И тут он увидел Лилиан, направляющуюся туда со стаканом в одной руке и квартой пива в другой.

— Закажи выпивку. Я вернусь через минуту, — бросил он Нелли и стал пробираться через бар, натыкаясь на пьяных, расталкивая их и сам получая тычки в ответ, пока наконец не добрался до столика, за которым Лилиан наливала себе пиво.

Она подняла глаза и увидела его. Пиво перелилось через край.

— Послушай, у меня нет мелочи, — сказал он. — Вот четверть доллара, и ты будешь мне должна пятнадцать центов.

Лилиан удивленно посмотрела на монету, которую он положил на стол:

— За что?

— За телефонный звонок. Когда ты позвонила в «Ночной патруль».

Она, потупившись, молчала.

— А теперь слушай меня, — начал Кори. — Хорошо слушай. Больше не делай мне никаких одолжений. Я этого не хочу. Мне от тебя вообще ничего не нужно. Ты меня слышишь?

— Слышу. — Она отхлебнула пива. — Интересно, что это ты так взбеленился?

— Не спрашивай! — Затуманенные джином глаза Кори видели две смутные фигуры Лилиан, а потом три Лилиан. — Знаешь, как все было? — Его пьяный голос звучал чуть громче шепота. — Ты выглянула из окна кухни и увидела, как я бегу по той аллее. Увидела, как они меня преследуют и что у них оружие. Потом, чуть позже, ты услышала выстрелы. Тогда ты бросилась к телефонной будке и позвонила.

— И что с того?

— То есть как «что с того»? Я хочу знать зачем?

— Зачем я позвонила? — Лилиан пожала плечами. — Тебе нужна была помощь.

— От тебя?

— Да от кого угодно. — Она снова пожала плечами. — Кто-то должен был позвонить. Если бы не этот телефонный звонок, ты бы, наверное, не сидел сейчас здесь.

— Ты выбежала в такой ливень...

— И истратила десять центов, — закончила за него фразу она. — Поэтому ты должен мне десятицентовик. А ты даешь мне четверть доллара, значит, я должна тебе пятнадцать центов.

Она открыла сумочку, положила туда четверть доллара и вытащили три пятицентовых монеты:

— Вот твои пятнадцать центов.

Кори посмотрел на три монетки, лежащие на столе. Он протянул руку, хотел их взять, но промахнулся, задел рукой стакан с пивом и перевернул его. Пиво потекло с края стола Лилиан в подол. Кори снова попытался сгрести монетки, но опять промахнулся, потерял равновесие и провел рукой по пролитому на столе пиву. При этом он оперся всем весом на край столика, тот накренился, бутылка соскользнула, упала на пол и разбилась.

— Посмотри, что я наделал! — удрученно воскликнул Кори. — Ты только посмотри, что я тут натворил!

Лилиан отодвинула свой стул и стояла, стряхивая пиво с юбки.

— Придется все уладить, — сказал Кори и потянулся за бумажником. Однако его рука никак не могла нашарить задний карман брюк, а сам Кори вслед за своей рукой спьяну двинулся по кругу. — Я должен заплатить за пиво, — бормотал он. — Я заплачу за чистку юбки. — И он принялся описывать второй круг, все еще пытаясь достать бумажник. — Я оплачу все долги и выполню все обязательства.

Кори тщетно тянул себя за брюки, в которых, как ему казалось, почему-то не было заднего кармана. Наконец он его отыскал, принялся вытаскивать бумажник, но в этот самый момент запутался в своих ногах и рухнул на пол. Сидя на полу, он увидел, что Лилиан направляется к выходу.

— Эй! — заорал он ей. — Эй ты!

Она не оглянулась, открыла дверь и вышла на улицу.

Кори некоторое время посидел на полу, размышляя, действительно ли это пол бара. Он больше походил на раскачивающуюся палубу корабля, плывущего по бурному морю. Кори попробовал встать, но не сумел. Он сделал еще одну попытку, потом еще. В конце концов он принял вертикальное положение и нетвердой походкой стал выруливать к стойке. Он увидел, как Нелли тянется к двойной порции виски, и окликнул ее:

— Эй, погоди! Мы же пьем вместе!

Нелли подождала, когда Кори протиснется поближе к стойке, и указала на двойной джин, который заказала для него. Они торжественно и почти церемонно подняли стаканы и чокнулись. Но вместо того, чтобы пить, держали их на весу.

— За что пьем? — осведомилась Нелли. — Или за кого?

— За полицейский участок, — предложил Кори. — За служащий верой и правдой тридцать седьмой. — С чего это за них пить?

— Они стоят на страже закона и порядка. Они защищают горожан.

— От кого?

— От пьяниц, вот от кого. От этих пьяных разборок. Нелли минуту обдумывала его слова.

— Знаешь, что я тебе скажу? Давай выпьем за Салли Салливан.

— А кто она такая, эта Салли Салливан, черт ее побери?!

— Жена капитана. Жена капитана тридцать седьмого участка. Кроме того, она еще и вице-президент женского комитета.

— Какого еще комитета?

— Комитета по искоренению разврата. Для предотвращения аморального поведения. Ее приглашали на телевидение, и городские власти вручали ей награды. Она ходит по всем званым обедам и произносит речи. Почти в каждом воскресном выпуске ее фотография красуется на страничке для женщин, черт бы ее побрал! А теперь я про нее тебе такое расскажу, конечно если хочешь.

— Непременно, — подтвердил Кори и запасся терпением. Ему хотелось, чтобы Нелли поспешила со своим рассказом, чтобы они могли закончить тост. Он с жадностью посматривал на джин в своем стакане.

— Эта Салли Салливан — одна из тех дамочек, которых посещает Рейфер, — сказала Нелли.

— Жена капитана, и с Рейфером?

— При любой возможности. Не хочу вдаваться в подробности. Тебя может вырвать.

— И кто тебе об этом наболтал?

— Рейфер собственной персоной. Поэтому знай, что эти сведения из первоисточника.

— Но Рейфер же — твой парень! С чего бы ему рассказывать тебе подобные вещи?

— Он был под кайфом, — пояснила Нелли. — И под большим. От той смеси, которую он лакает. Называет ее «Калифорнийские облака». Смешивает собственноручно. Берет бутылку какой-нибудь содовой, шесть таблеток аспирина и две чайные ложки дури. Выливает все это в чашку и сосет понемножку. Не успеешь и глазом моргнуть, как он уже там, на этих самых «Калифорнийских облаках».

— Давай за это выпьем, — предложил Кори. — За облака. И за твоего мужика Рейфера. Твоего заоблачного Рейфера.

Они выпили. Нелли заказала новую порцию. Бармен им налил. Нелли протянула было свою ручищу за стаканом, но чья-то изящная ручка оказалась там первой, и к тому времени, как вышибала опомнилась, похититель спиртного был уже на середине зала и пытался стянуть еще одну порцию. Кори тоже обернулся и увидел Карпа, скользящего мимо столика. Пока его левая рука избавлялась от пустого стакана Нелли, правой он подхватил чью-то порцию виски. Кори вздохнул и потянулся за своим джином.

Потом они с Нелли оперлись друг о друга. Колени у него подогнулись, и он начал опускаться на пол. Она успела подхватить его, и они повисли на стойке.

— Ответь мне на один вопрос, — попросила Нелли. — Мне надо это бросить?

— Да ничего подобного, — ответил он, соображая, о чем идет речь.

Ее мощная рука оторвалась от края стойки.

— Я хочу договориться с этим заоблачным мистером Рейфером. Со мной тоже надо считаться. Хочет забираться на свои облака — пусть делает это в кладовке или где-нибудь еще. А не на постели, где я хочу выспаться.

— Совершенно верно, — пробормотал Кори.

— А то, понимаешь, сидит на кровати, попивает из ложки весь этот заоблачный суп. Ему ударяет в голову, и он начинает разговоры разговаривать. Заставить его заткнуться совершенно невозможно. Иногда это безобразие продолжается всю ночь напролет. Одно надо признать, он никогда не повторяется. Если не считать той сказки, что он мне все время плетет...

— Какой еще сказки?

— Ну, о том, какой дом он купит. Настоящей дворец, и все в нем самое лучшее. С ванной огромного размера, чтобы мы могли купаться там вместе. Со всякими благовониями и тальком на полках. Со стерильными серебряными унитазами...

— С чем?

— Просто я тебе повторяю, что болтает мне Рейфер. Это сказка. Одно меня беспокоит — он в нее по-настоящему верит. Все время повторяет, что собирается купить этот дворец, а когда я спрашиваю, откуда он возьмет деньги, начинает хихикать, как помешанный. Говорит, чтобы их заполучить, работать не нужно. Единственное, что нужно сделать, — это сцапать их за один раз, потому что они все собраны в одном месте.

Кори зажмурился. В его одурманенном спиртным мозгу появился проблеск мысли. Он услышал свой голос, говоривший:

— Чтобы купить дворец, нужно много монет.

— Судя по его разговорам, это вовсе не монеты. Это банкноты, и их полтора миллиона.

В голове у Кори мигом прояснело.

— Повтори-ка, — попросил он.

— Полтора миллиона, — заявила Нелли, а потом, икнув, добавила: — Он говорит, они где-то припрятаны, — и опять икнула. — Это просто сказки, — заключила она. — Сказки, и больше ничего.

— Конечно, — согласился Кори.

— Потому что полтора миллиона — это сказочные деньги. А кроме того, полтора миллиона, разве их прячут? Их кладут в банк.

— Разумеется.

— Но, как говорит Рейфер, когда пребывает в заоблачных высях, он поклялся Грогану держать рот на замке. Потому что только они двое знают, где лежат все эти денежки. А потом хнычет, словно младенец, и повторяет, как у него тошно на душе, ведь он все эти годы был с Гроганом. Он все время работал на Грогана. Но Боже правый, полтора миллиона спрятаны где-то и не приносят никому никакой пользы! Он рыдает и обливается слезами, прихлебывая свое пойло из чашки, а потом вертит ложкой у виска, словно хочет себя завести. Как какую-то механическую игрушку или говорящую куклу, которая умеет плакать и говорить «мама». Именно это слово он и твердит. Говорит: «Мамочка, там полтора миллиона, которые лежат мертвым грузом и никому не приносят пользы. И конечно, тому китаезе от них тоже нет никакой радости...»

— Кому-кому?

— Китаезе. И не спрашивай, что это за китаеза такой. Это же просто выдумка. — И Нелли снова икнула.

Потом она икнула громче, за чем последовал пьяный рык, когда выпивка взбунтовалась у нее в желудке. Нелли закрыла глаза, колени у нее подкосились. Она стала опускаться на пол. Кори подхватил ее и потащил от стойки. Ему удалось усадить ее на стул, она положила голову на столешницу и заснула мертвым сном.

Кори Брэдфорд тяжело оперся о столик и размышлял, сможет ли он выйти на улицу. Он направился к двери, натолкнулся на сидящего подвыпившего завсегдатая, упал на пол, поднялся, потом, покачиваясь, стал прокладывать себе путь дальше.

«Ты здорово набрался, — сказал он самому себе. — Того гляди свалишься с ног».

Кто-то открыл ему дверь, и он нетвердым шагом выполз на улицу, повторяя себе, что он не должен отключиться.

«А если это все-таки произойдет, что будет?» — вопрошал он, обращаясь к тому, кто не мог идти прямо, потому что выпил слишком много двойных порций джина и ничего не забросил в желудок, чтобы впитать алкоголь.

"Все потому, что ты не поужинал, — укорял он пьяного с остекленевшими глазами. — Все, что ты сегодня съел, — булочка с корицей и кофе. Но что это она говорила о каком-то китайце?

Ладно, ты подумаешь об этом потом, при случае. Если выживешь. Но, судя по всему, тебя ожидает экскурсия в один конец. За тобой идут охотники, которые хотят тебя убить, а в таком состоянии ты не можешь быстро двигаться. Ты вряд ли вообще способен передвигаться. Для Кингсли и его компании ты — легкая добыча.

Может, лучше вернуться в забегаловку, там, по крайней мере, ты будешь в безопасности. Во всяком случае, до ее закрытия. Но это — не выход, только оттягивание времени. Самое лучшее — добраться домой, запереть дверь на замок и улечься в постель с револьвером.

Если ты все-таки сумеешь дойти до своей комнаты по этим проулкам..."

Кори, шатаясь, брел по проулку, держась за изгородь. Его рука соскользнула со штакетника, и он упал. Он медленно поднялся с земли, сделал несколько шагов и снова упал.

«Давай, не отрубайся!»

И за минуту до того, как кануть в небытие, он услышал чьи-то приближающиеся шаги.

Глава 11

Голова его лежала на подушке. Кори открыл глаза и увидел черноту. Сев в постели, он инстинктивно потянулся к револьверу, но его не было. Он хотел было встать с кровати, но ни ноги ни руки ему не повиновались.

«Меня, наверное, привязали веревками или чем-нибудь еще», — подумал он.

Но это было не так.

«Самое натуральное похмелье», — сказал он себе, ощущая, будто его бьют молотком по черепу.

Кори откинулся на подушку и застонал. И опять канул в небытие.

Позднее, когда он открыл глаза, в комнате было по-прежнему темно. Он медленно сел, размышляя, где он находится и что собираются с ним сделать. До него никак не доходило, почему его принесли сюда, вместо того чтобы пришлепнуть где-нибудь по дороге. Некоторое время он сидел, изо всех сил стараясь привести мысли в порядок. Конечно, очень странно, что его не привязали его к кровати. Или, может быть, они сочли, что без оружия он беспомощен.

«Но они слишком много о себе думают, черт возьми!» — возмутился Кори.

Похмелье слегка отпустило, хотя голова все еще болела, а в желудке ощущалось жжение. Он встал с постели и принялся всматриваться в темноту, стараясь разглядеть настольную или напольную лампу. Что-то коснулось его лица, и он подумал, что на него напало какое-то обнаглевшее насекомое. Когда оно задело его снова, он схватил его рукой. Оказалось, что это вовсе не насекомое, а шнурок, свисающий с потолка. Кори потянул за шнурок, и в комнате вспыхнул свет.

Это была очень маленькая комната, и первое, что бросилось Кори в глаза, это окно, широко распахнутое. На дощатом полу не было ни ковра, ни половика, и тот, кто клеил обои по стенам, явно не перетрудился. Они почти везде отвалились и висели клочьями. Обстановка тоже поражала своей скромностью — только кровать, неструганая собственного изготовления книжная полка, битком набитая книгами, и продавленное кресло с разорванной обивкой, из которой торчала солома. В кресле крепко спал какой-то человек. Кори часто заморгал и затряс головой в полном недоумении. Потом он подошел к спящему, тронул его за плечо и сказал:

— Проснись! Да просыпайся же, Карп!

Тщедушный человечек открыл глаза и миролюбиво улыбнулся Кори Брэдфорду.

— Доброе утро, — произнес он.

— Да плевать мне, какое сейчас утро! — рявкнул Кори. — Где мой ствол?

— У меня, — Карп выпрямился в кресле.

Он зевнул, протер глаза и снова зевнул. Потом встал, потянулся и, сунув руку под подушку кресла, вытащил револьвер.

— Какого черта? — поинтересовался Кори.

— Простая предосторожность, — объяснил тщедушный человечек и вручил оружие Кори. — Мягко выражаясь, вы были довольно сильно пьяны. А это иногда приводит к белой горячке. В таком состоянии вы могли бы воспользоваться оружием и причинить значительные неприятности себе и другим.

Кори засунул револьвер под ремень.

— Как я тут оказался? Ты меня тащил, что ли?

— Ну, не совсем, — объяснил коротышка. — В проулке мне удалось поставить вас на ноги. Это было довольно неудобно. Вы все время пытались вырваться, когда я тянул вас за собой, и, случалось, мы оба оказывались на земле. Как вы знаете, я и сам очень даже не прочь выпить, и прокладывать путь оказалось довольно нелегким делом. Спиртное — коварная вещь. Иногда оно отбрасывает человека на более раннюю ступень цивилизации.

Кори на некоторое время погрузился в молчание. Потом поинтересовался:

— А как ты узнал, что я в том проулке?

— Я следовал за вами из забегаловки.

— Зачем?

— Ну, вы находились в состоянии глубокой алкогольной интоксикации, и я подумал, что наилучшим выходом из сложившейся ситуации будет держать вас под присмотром. То есть я хочу сказать, вы были готовы погрузиться в глубокий коллапс, а я хотел предложить вам помощь.

— Спасибо, — сказал Кори и шагнул к двери.

Потом остановился и посмотрел в открытое окно, за которым была темнота.

— На вашем месте я бы выждал некоторое время, — заметил Карп.

— А чего ждать-то?

— Пока не рассветет. Улицы гораздо безопаснее при свете дня.

Кори посмотрел на тщедушного человечка:

— Что значит «безопаснее»? На что ты намекаешь?

— Просто констатирую факт, — ответил коротышка.

У него на ладони лежали старинные карманные часы. Он посмотрел на них и пробормотал:

— Семнадцать минут четвертого. Для ночных созданий, чьи кровожадные когти впиваются в прохожих, сейчас самое обеденное время. Я имею в виду одну зловредную компанию, которая горит желанием пообедать вами, и только вами. Поэтому-то я рекомендовал бы исключительную осмотрительность...

— Прости, — оборвал его Кори и, прищурившись, поглядел на тщедушного человечка. — К чему весь этот сыр-бор? Воображаемые опасности? У тебя разыгралась фантазия?

— Нет, — ответил Карп. — Просто сегодня вечером в забегаловке я услышал разговоры о перестрелке на болотах в районе Шестой и Ингерсолл.

— И что?

— Я вспомнил ваше поручение, которое выполнил днем. Я разузнал адрес, который вам был нужен, и, вероятно, вы пошли туда. А адрес был следующим: шестьсот семнадцать по Ингерсолл.

Кори устало ухмыльнулся.

Тщедушный человечек снова взглянул на старомодные карманные часы:

— Меньше чем через два часа наступит день. Если вы подождете до этого момента...

— Нет, — отрезал Кори и направился к выходу.

— Как ваш друг, я настаиваю, — проговорил Карп. — Я приготовлю кофе.

— Кофе? — Кори снял руку с дверной ручки. — Кофе я бы выпил.

— Я сейчас приготовлю, — откликнулся коротышка и занялся крошечной плитой с одной горелкой, растапливаемой углем, которую он вытащил из угла комнатушки.

На полу рядом с кроватью стоял стеклянный кувшин, наполовину наполненный водой. Карп налил немного воды в кастрюльку и поставил ее на плиту. Из-за книжной полки он достал пару чашек, два блюдца и ложки, крошечную сахарницу и банку растворимого кофе. На банке этикетки не было. Карп поднял ее и показал Кори:

— Это мой собственный сорт. Я разбиваю молотком кофейные зерна, которые заимствую то здесь, то там — разных турецких и сирийских сортов и так далее. Конечно, это требует значительных затрат времени и усилий. Молоток — неудобный инструмент, и я серьезно подумываю отказаться от него и прибегнуть к ступке и пестику. Но с другой стороны...

— Извини, — прервал его Кори. Он сидел на краю постели и обшаривал карманы. — У меня кончились сигареты. У тебя не найдется?

— Сколько угодно, — ответил Карп, опять подошел к книжной полке, сунул руку за нее и извлек картонную коробку, в которой лежало несколько сложенных листков папиросной бумаги и бумажный пакет, набитый табаком. Проворные пальцы Карпа принялись за работу.

— Откуда ты берешь табак? — поинтересовался Кори.

— От поставщиков, — отвечал Карп, что подразумевало, что он подбирает окурки на улице.

С фантастической скоростью и точностью тщедушный человечек скрутил две сигареты. На плите закипела вода, и он сварил кофе. Какое-то время они молча пили кофе и курили.

Наконец Карп заявил:

— Я хочу вам кое-что сказать. То есть я считаю, что вы вправе быть проинформированным...

— О чем?

— Обо мне, — ответил тщедушный человечек.

Кори посмотрел на него. На лице Карпа отразилась тоска, согретая еле уловимой печальной улыбкой.

Карп продолжал:

— Из нашей договоренности, с обещанием взаимного уважения и доверия, следует, что никто ничего не утаивает, ровным счетом ничего. Также из нее следует, что сказанное в стенах этой комнаты останется в ее пределах. Я понятно выражаюсь?

Кори кивнул.

Коротышка отхлебнул кофе, неторопливо затянулся, выпустил дым и сказал:

— На самом деле меня зовут не Карп.

Снова воцарилось молчание. Потом Карп продолжил:

— Суть в том, что это сокращение от моего настоящего имени. То есть вынужденное сокращение имени, вызванное необходимостью приспособиться к окружающей среде, чтобы обеспечить мне выход из камеры, обитой звукоизоляционным материалом. — Извини, — сказал Кори, — твои выражения выше моего понимания.

— Хорошо, попробуем иначе. — И тщедушный человечек заговорил так, как говорит обычный обитатель предместья или завсегдатай забегаловки: — Дело в том, что Карп когда-то был Генри К. Карпентером с женой и четырьмя детьми, изрядными владениями на Мэйн-Лайн. Банковские вклады, унаследованные от моего старика, приносили где-то около тридцати кусков в год. К тому же он оставил мне старинную картонажную фабрику. Семейство владело ей со времен Йорктаунской кампании или вроде того. Поэтому жизнь для меня была сладкой с самого начала. От меня ничего не требовалось — только плыть по течению. Вот что значит быть Карпентером. Частная школа в Швейцарии, потом Дартмутский колледж и полуторагодовое кругосветное путешествие. Билеты на пароходы только в первом классе, номера в лучших отелях. После этого по семейной традиции я стал членом клуба, для вступления в который требуется аристократическое происхождение. И конечно же все это воспринималось мной как само собой разумеющееся. В те времена все, что со мной происходило, было просто замечательным. Особенно то, что произошло немного позже, — четверо маленьких Карпентеров и их мать.

Карп надолго замолк. Он смотрел в стену, но его взгляд был устремлен сквозь нее — за фасад дома, за мощенную камнями улицу, за все улицы и проулки предместья — куда-то вдаль.

Потом он заговорил вновь:

— Я вам скажу о ней одно: это был уникальный случай. Или явное исключение из правил, поскольку, когда женишься на девушке, которую выбрало для тебя твое семейство, это скорее деловая сделка, чем что-то другое. Это нечто совсем иное, чем женитьба по своему выбору, и я имею в виду не только спальню, но и общение. Но позвольте мне вам сказать: те девять лет, что я прожил с этой женщиной, были годами полного счастья. Эта женщина словно сошла с картины Рафаэля. Я вам говорю: она была из другого мира. И вот однажды летом, теперь уже двадцать три года назад, она посадила детишек в машину, всех четверых. И они поехали к морю. По той дороге, что идет по набережной высоко над рекой... — Карп на мгновение закрыл глаза. Его лицо ничего не выражало. — Имелся только один свидетель. Какой-то фермер. Он утверждал, что это был наезд, и виноватый с места происшествия скрылся. Он не мог описать грузовик, говорил только, что тот был большим и мчался на предельной скорости. Водителя грузовика так и не нашли. Но тот фермер видел, что грузовик ехал за автомобилем, потом, обгоняя, задел его, и автомобиль свалился с набережной в реку на глубину сорока футов. Со всеми пятерыми, — уточнил Карп. — Внизу было сорок футов воды, а машина превратилась в груду искореженного металла. Через несколько дней автомобиль подняли, и я увидел то, что осталось в салоне. Меня не пускали, но я настаивал, и им пришлось вколоть мне успокоительное.

Кори поморщился.

Тщедушный человечек продолжал:

— Все списали на несчастный случай. Но, знаете ли, я в это не верю. Конечно, это мог быть и несчастный случай. То есть я хочу сказать, доказательств обратного нет. К тому же в то время я был несколько не в себе и не сумел сформулировать четко свои предположения. Но потом, несколько лет спустя, я стал размышлять о случившемся. Я старался гнать от себя эти мысли, убеждал себя, что это бесполезно, потому что я никогда не узнаю наверняка, был ли это несчастный случай или нет.

Кори скорчил недоуменную гримасу.

— Итак, я не знал этого тогда, не знаю сейчас и никогда не узнаю, — проговорил Карп. — Но я могу сказать со всей определенностью: если это не был несчастный случай, это было заказное убийство.

— Но почему?

— Судя по обстоятельствам, — ответил Карп. — Моя жена занималась общественной деятельностью. И не так, как это представляют в светских новостях — все сидят за столом на ленче и улыбаются фотографу. Моя жена была настоящей труженицей. Она отдавалась этому делу вся. Но назвать ее труженицей — значит ничего не сказать. Потому что она была защитницей. Она защищала бедных и обездоленных, тормошила инспекторов по здравоохранению и строительству, а особенно пожарных. Она призывала их самим отправиться в предместье и увидеть все собственными глазами и...

— Погоди, — вмешался Кори, — какое предместье?

— Это самое, — пояснил Карп. — «Болото».

Постепенно недоумение исчезло с лица Кори. Он сощурился и отвел взгляд в сторону.

— Кто-нибудь наверняка говорил ей, — буркнул он, — что «Болото» очистить невозможно. — А потом, уставившись на тщедушного человечка, спросил: — А ей не угрожали?

— Всего один раз. Да это и не очень походило на угрозу. Больше — на предложение дружбы.

— Гроган?

Карп медленно кивнул. Он смотрел сквозь стену, словно видел предместье двадцать три года тому назад, когда Уолтер Гроган, сметя всех своих конкурентов, взял его в свои руки, устанавливая плату за жилье, цены на прокладку водопровода, на пожарные огнетушители, которыми большинство жителей не могли обзавестись, потому что у них не было денег, и даже проценты с залогов. И почти каждый, кто пользовался услугами ростовщика, вместо того чтобы заплатить долги зеленщику, аптекарю или врачу, оставлял полученные деньги в баре забегаловки. Все это читалось в глазах Карпа, пока он кивал.

— Выглядело все очень по-дружески. Жена мне рассказывала. Говорила, что Гроган приглашал ее на ленч, а она отказалась. Тогда он стал рассыпаться в любезностях, заявил, что восхищается той работой, которую она ведет, но что в этом предместье в ней не нуждаются. Люди, живущие на болотах, не хотят никаких перемен. А потом добавил, что многие возмущены тем, что она приходит и стучится к ним в дома, и выразил надежду, что его слова ее не обидят. Короче говоря, он вежливо дал ей понять, что, если она не хочет неприятностей, пусть держится подальше от «Болот». Но она не сдавалась. А несколько недель спустя она оказалась в могиле. И дети вместе с ней. Это было выше моих сил. Я пытался покончить с собой и в конце концов спятил, так что меня отправили в психушку. Сказали, что я неизлечим.

— И сколько ты там пробыл?

— Девятнадцать лет.

Кори тихонько присвистнул:

— А как тебе удалось выбраться оттуда?

— Сбежал. Пересек лужайку, перелез через ворота и пошел вперед, говоря себе, что, изменив кое-что, я, возможно, смогу вернуться в мир и жить в нем. Но не как Генри К. Карпентер. Я простился с Генри К. Карпентером, и на свет Божий родился Карп.

Последовало длительное молчание.

Потом тщедушный человечек сказал:

— Вы понимаете, я не могу обвинять Грогана. За недостаточностью улик. Поэтому в своем личном зале суда я закрыл это дело.

— Но ты знаешь, что именно он нанял тот грузовик?

— Да, я в этом совершенно уверен, — подтвердил Карп. — Но что я могу сделать? То есть я хочу сказать, я ничего не собираюсь предпринимать.

— Тогда зачем ты вернулся сюда?

Карп безмятежно улыбнулся.

— Чтобы следить, — сказал он. — Следить за Уолтером Гроганом изо дня в день. Следить, как он стареет, как Время хватает его своими зубами. По крайней мере, в этом я нахожу определенное удовлетворение. Хотите еще кофе?

— Нет, спасибо, — ответил Кори. — Мне пора отчаливать.

— Но на улице еще темно, — возразил коротышка и указал на окно. — Посмотрите, видите, там еще совсем темно.

— Да я не боюсь, — бросил Кори, а про себя уточнил: «Во всяком случае, не слишком».

Он улыбнулся Карпу, быстро открыл дверь и вышел. Миновав коридор, он спустился по лестнице, направляясь к парадной двери, выходящей на Мэрион-стрит. На мгновение Кори задумался, говоря себе, что Мэрион-стрит, возможно, ловушка или, по крайней мере, это риск, очень большой риск.

«Откуда тебе знать, — предупреждал он себя. — Ведь эти бандиты Кингсли могут шататься здесь поблизости и как бы невзначай расспрашивать местных жителей, особенно тех, которые обычно собираются на углу и не находят лучшего занятия, чем обсуждать всякие новости. Поэтому, возможно, банда Кингсли уже подготовилась к удару и теперь находится во всеоружии. Возможно, кто-то уже сообщил им, что тебя видели с Карпом, что в последний раз тебя с Карпом видели, когда вы направлялись к Мэрион-стрит, где Карп обитает в квартире на втором этаже. Думаю, лучше выходить не на Мэрион, а в проулок».

Кори вернулся по коридору назад и постучал в дверь первой квартиры. После нескольких ударов она наконец открылась. Перед Кори стояла женщина, высокая, костлявая и почти седая. Она выглядела лет на шестьдесят или чуть старше. У нее под носом запеклась кровь, а под глазом красовался синяк.

— Чего надо? — недовольно буркнула она.

Кори вытащил бумажник и показал ей значок.

— Засунь его себе в... — сказала женщина и начала закрывать дверь, но он удержал ее. — Послушайте, я не вызывала полицию, — заявила женщина. — Боже правый, не знаю, почему так получается, но вы, гады, всегда приходите тогда, когда в вас нет никакой нужды!

— Дайте мне пройти. — Кори шагнул вперед, но женщина закрыла своим телом дверной проем.

— Говорю же, мне здесь не нужна никакая полиция. Я не собираюсь делать никаких заявлений. Вот так. Если я заявлю на него, то и он заявит на меня. И тогда вы увидите, что я с ним сделаю!

— Это не имеет никакого отношения ни к вам, ни к нему, — сказал Кори. — Я просто хочу выйти в проулок. Мы ищем кое-кого.

Он протиснулся мимо женщины и прошел через тускло освещенную комнату, где на кровати сидел очень маленький, худой и моложавый филиппинец. Все его лицо было разукрашено крошечными полосками оторванной кожи в тех местах, куда впивались ногти. Рот перекосился на одну сторону, словно у него была выбита челюсть. Правый глаз закрыт — заплыл и полиловел. Мужчина что-то быстро и неразборчиво сказал по-испански и продолжал говорить, пока Кори шел в кухню. В кухне Кори направился к черному ходу, открыл дверь и пересек задний двор до калитки в изгороди. Он открывал калитку очень медленно, пригнув голову, и внимательно осмотрел проулок.

«Похоже, все в порядке, — сказал он самому себе. — За одним исключением. Жаль, что тут нет ни одного фонаря. Ужасно темно».

По проулку Кори шел не спеша, болтая руками, правая рука описывала небольшую дугу, готовая в любой момент взяться за револьвер. Он прислушивался к малейшему шороху, отличающемуся от звуков его собственных шагов, но не улавливал ничего, и продолжал идти вперед, пока не вышел из проулка в том месте, где он пересекал Эддисон-авеню.

На Эддисон фонари освещали нескольких собак, собравшихся в стаю, и какого-то изрядно набравшегося пьяницу, лежащего ничком на пороге дома. С реки дул легкий ветерок, и у подъездов никого не было.

«Они все в своих постелях», — подумал Кори.

Ветерок предоставил им возможность поспать, спокойно и с удовольствием. Это спокойствие действительно было приятным и успокаивало нервы.

"Неужели ты нервничаешь? Давай признайся, что нервничаешь! А ведь ты не из нервных. Если бы ты правда был нервным, ты бы уже уносил ноги на восток к реке и размышлял о пирсе, доках, грузовых судах, готовых отплыть через несколько часов. Ты бы думал, что единственный надежный способ сохранить свою шкуру — погрузить ее на борт какого-нибудь судна и переправить через океан, туда, где нет никаких Кингсли и никаких его головорезов.

Слушай, знаешь, а это выход. Не хочешь взвесить все «за» и «против»? Не желаешь ли направить свои стопы к реке и взглянуть на эти пирсы и грузовые суда? Может, стоит отправиться в морское путешествие? Говоришь, ты не нервный?" — издевался он над медленно идущей мишенью, которая ощущала, что на нее смотрят тысячи глаз, что каждый шаг на запад по Эддисон приближает ее к гибели.

«Перестань, — приказал он себе. — Думай о чем-нибудь другом. О девушках, например. Не обязательно о какой-то конкретно. Вот возьмем хотя бы Нелли... Или загадку, которую она задала тебе, когда напилась и несла всякую чушь о фантазиях Рейфера, где фигурировало полтора миллиона, ровным счетом ничего не значащие для какого-то косоглазого. Вопрос в том, кто такой этот китаеза?»

Сзади тихо бибикнул автомобиль. Кори оглянулся и увидел машину, которая остановилась на другой стороне Эддисон-авеню. Он узнал ее, и в свете уличных фонарей и автомобильных фар рассмотрел через ветровое стекло, кто сидит в салоне. Это была платиновая блондинка.

Похоже, в автомобиле она была одна. Лита поманила его рукой, и Кори медленно перешел через дорогу, приблизившись к машине. Он размышлял, действительно ли Лита одна в автомобиле, и взвешивал возможность того, что кто-то сидит скрючившись на заднем сиденье так, чтобы его не было видно через окошко.

Лита открыла дверцу. За мгновение до того, как усесться в машину, Кори проверил пол перед задним сиденьем. Там было пусто. Тогда он сел рядом с девушкой, захлопнул дверцу и сказал себе: «Будь что будет. Просто плыви по течению».

Кори посмотрел на Литу. На ней была бледно-зеленая блузка с глубоким вырезом и легкая юбка в желтую и зеленую полоску. И под этим — ничего. Она смотрела в ветровое стекло, сидя, как ему сначала показалось, неподвижно, но потом он заметил, что одна рука ее двигается, медленно поднимая юбку вдоль бедра.

Кори откинулся на сиденье, а потом безразличным тоном осведомился:

— Как это вы оказались здесь в столь позднее время?

— Ехала мимо, — ответила она. — Объезжала окрестности. Пыталась найти эту китаезу.

— Китаезу?

— Ту маленькую косоглазую змею.

— Девушку? Служанку?

— Она опять выскользнула на улицу.

— И что?

— Я не стану с этим мириться, — спокойно сказала Лита. — Меня лучше не злить.

— Бросьте!

Она посмотрела на него:

— Что ты сказал?

— Я сказал, брось. Тебе ведь все равно.

Лита подвинулась на сиденье и села боком, чтобы видеть Кори. Прошло несколько минут, а она не проронила ни слова.

— Ты искала не девушку, — бросил Кори. — Ты искала меня.

— Неужели?

Он уверенно кивнул.

Лита хотела было что-то ответить, но заткнула себе рот, чтобы не сказать лишнего, а потом произнесла тихо и умоляюще:

— Ты не можешь сесть ко мне поближе?

— Конечно, — сказал Кори и тоже подвинулся.

Лита взяла его руку и положила на свое обнаженное бедро. Потом застонала и прижалась к нему.

— Я не могла заснуть, — объяснила она. — Мне нужно было тебя отыскать.

Мгновение спустя она коснулась рукой его щеки и сказала:

— Я хочу тебя.

— Прямо здесь?

Лита крепко зажмурилась. Хотела было кивнуть, но потом отрицательно замотала головой:

— Нет, не здесь, не на Эддисон. Все эти фонари...

— Тогда поехали. Искать подходящее место.

— Парк?

— Какую-нибудь маленькую улочку, где нет фонарей.

— Нет, — заявила она. — Не в машине.

— А где же?

— Может, поедем к тебе? — спросила она, но сама возразила, прежде чем Кори успел ответить: — Нет, нельзя.

— Почему?

— Если нас увидят вместе...

— Ты права, — согласился Кори.

— Тогда куда нам пойти?

— Дай подумать.

— Пожалуйста, придумай что-нибудь, — попросила она, застонала и прижалась к его плечу. — Я не могу ждать.

— Не сходи с ума. Или тебе нужно в туалет?

— Ты просто ужасен. Что за непристойности ты говоришь!

— Ну, сама ситуация куда уж непристойней, — заметил Кори. — Вот что я тебе скажу: мы можем выехать из города, найти какой-нибудь мотель и...

— На это уйдет время. А если все номера заняты?

— А если нет? Давай попробуем.

— Нет, — сказала она, — ехать далеко. Мы будем таскаться из мотеля в мотель и искать свободный номер. А я не могу ждать!

— И что ты от меня хочешь?

— Отвези меня куда-нибудь. Нам нужно куда-то поехать. Нельзя тут торчать. Это непереносимо, сидеть здесь и... — Лита замолчала и выпрямилась, словно ей в голову пришла какая-то мысль.

— Ну и? — буркнул Кори.

— Недалеко отсюда есть дом. Один из домов Грогана. Люди оттуда съехали несколько дней назад. То есть их выселили, потому что они не заплатили аренду. И Гроган не разрешил им вывозить мебель. Значит, там осталась кровать и...

— У тебя есть ключ?

— Нет. Но давай попробуем. Иногда дверь остается открытой.

— Ладно, — сказал Кори. — Поехали.

Когда автомобиль отъехал от края тротуара, Кори Брэдфорд подумал: «Это игра, и ты — круглый дурак, если идешь на такой риск. Хотя, с другой стороны, это оправданный риск, ведь на кону пятнадцать тысяч долларов. Ты понял, что я хочу сказать? Да, я тебя прекрасно понял».

Автомобиль развернулся и двинулся на восток по Эддисон. Не доезжая одного квартала до реки, машина свернула налево, в узкую улочку. Потом свернула направо, в еще более узкий переулок. Фонарей там не было. Приблизительно через полквартала Лита остановила машину. Кори ожидал, что, когда они будут вылезать, она выкинет какой-нибудь фортель — к примеру, случайно нажмет на клаксон, но она этого не сделала, и он принялся размышлять, что будет сигналом.

«Ведь должен же быть какой-нибудь сигнал, — думал он, — который даст им знать, что мы здесь. Чтобы они могли подготовиться».

Лита указала на дом на другой стороне улицы. Потом вцепилась в его плечо, и они подошли к трем продавленным деревянным ступеням, ведущим к растрескавшейся некрашеной двери с пришпиленным к ней объявлением: «Вход воспрещен!» Лита взялась за ручку и попробовала дверь. Заперта. Лита не прекращала своих попыток, и дверная ручка громко стучала.

Кори стоял позади нее и ехидно ухмылялся.

Дверная ручка стучала очень громко.

— Перестань, — сказал он. — Она заперта.

— Попробуй окно, — предложила Лита и указала на пыльное окно рядом с дверью.

Кори подошел к окну, встал ногой на одну из выступающих досок на высоте примерно восемнадцати дюймов над тротуаром и схватился за нижнюю раму. Он потянул, и она подалась. Когда окно открылось. Лита сказала:

— Теперь я. Подними меня.

Кори спрыгнул на тротуар и водрузил Литу на выступающую доску. Она пролезла в открытое окно, он последовал за ней. В комнате было очень темно, и Кори не мог рассмотреть Литу, он вообще не мог ничего разглядеть в таком мраке. Потом кто-то схватил его за ноги, а другой облапил талию, да так крепко, что кости у Кори затрещали. Тем временем руки третьего обыскали его и обезоружили. Теперь Кори уже мог смутно различить в темноте лица, но пытаться узнать их было бесполезно. «Ты и так увидишь их очень скоро», — подумал он. Он почувствовал, что его ноги отпустили, но хватка за талию стала еще крепче, и мужской голос сказал ему на ухо:

— Ладно, пошли.

Мужчина навалился на него всем своим весом, и они стали медленно продвигаться вперед. Они прошли из комнаты в коридор. Впереди какие-то неясные тени поднимались по узкой лестнице. Тот же голос сказал Кори на ухо:

— Теперь будем взбираться по этим ступеням. И ты не станешь упрямиться, не так ли?

— Конечно нет, — ответил Кори.

— Прекрасно, — откликнулся голос. — Потому что один раз я уже пытался заставить кое-кого подняться по лестнице, а он захотел сбросить нас обоих со ступенек. И закончил свою жизнь со сломанной шеей.

— Он был просто дурак, — заметил Кори.

— Точно, — подтвердил голос.

Они стали взбираться по лестнице, и мужчина усилил свою хватку. Кори стало трудно дышать, мощная рука, обвившая его талию, словно металлический обруч, сокрушала его ребра.

— Ты никогда не перетаскивал рояли? — осведомился Кори у мужчины.

— В последнее время нет, — ответил голос.

— И какой у тебя вес?

— Двести тридцать фунтов. Скала, сынок.

— Кто бы спорил, — буркнул Кори.

Он заскрежетал зубами, когда мужчина сдавил его еще сильнее, и с крепко зажмуренными глазами сказал:

— Можно полегче? Ты расплющишь меня в середине.

— Не расплющу, — ответил мужчина и слегка ослабил хватку. — Ты — ценная добыча, сынок. На тебе ярлык: «Обращаться с осторожностью».

Они поднялись на верхнюю площадку. Когда они двинулись по коридору второго этажа туда, где сквозь щели двери, ведущей в заднюю комнату, пробивался свет, мужчина опять стиснул Кори. Кто-то открыл дверь и стоял в дверном проеме. В свете, идущем из спальни. Кори узнал этого человека.

— Привет, Крейтон, — поприветствовал его Кори.

— Я тебе уже говорил, мое имя не Крейтон, — ответил негр.

— Шутишь!

— Нет, — возразил тот.

Он воспринимал этот разговор всерьез. В руке у него был ствол, и он немного его приподнял, чтобы дуло смотрело прямо Кори в живот.

— Ладно, — сказал негр, обращаясь к мужчине весом в двести тридцать фунтов, — отпусти его.

Великан отпустил Кори. Негр сделал приглашающий жест рукой, державшей револьвер, и Кори вошел в спальню. Она была ярко освещена: свет исходил от лампочки без абажура в сто ватт, свисавшей на шнуре с потолка. Шторы на единственном окне были задернуты. На очень пыльном полу валялись окурки и крышки от пивных бутылок. Сами бутылки выстроились в ряд вдоль стены рядом с дверью. У другой стены стояла кровать, на ней — бюстгальтер и трусики, а на полочке над кроватью — баночки с кремом для лица и дезодорант, большой пузырек одеколона и пузырек с духами, очень дорогой на вид. Середину комнаты занимали несколько жестких стульев. В дальнем углу Лита курила сигарету и о чем-то тихо беседовала с Делбертом Кингсли.

Глава 12

— Садись, — сказал негр Кори.

Кори опустился на стул. Он остановил взгляд на приятном, мужественном, с грубыми чертами лице Делберта Кингсли. Потом перевел глаза на Литу. Потом снова на Кингсли. Они не обращали на него внимания, целиком поглощенные друг другом. Кингсли сунул руку ей под лифчик со спины, его пальцы, слегка надавливая, двигались фамильярно, словно знали каждый дюйм ее тела.

Они разговаривали тихо. Кори не мог расслышать слов — их голоса не поднимались выше шепота. Так продолжалось некоторое время, потом Лита направилась к двери. Проходя мимо Кори, она даже не взглянула на него.

«Словно меня тут и нет», — подумал он, наблюдая, как Лита выходит из комнаты.

— Куда это она? — бросил тот, кто весил двести тридцать футов.

— К машине, — пояснил Кингсли. — Собирается ее переставить.

— Зачем еще?

— Слишком близко к дому, — сказал Кингсли.

— И где она ее поставит?

— В соседнем квартале.

Кингсли все еще стоял в дальнем углу комнаты и тоже ни разу не посмотрел на Кори. Теперь он прищурился на любопытного:

— Что за допрос? Что тебя беспокоит, Эрни?

— Машина, — ответил Эрни.

Ростом он был пять футов семь дюймов и при таком весе походил на бочонок. Он весь обливался потом в вязкой духоте комнаты. А может, и от волнения.

— Пусть машина остается где сейчас, — бурчал он. — Вдруг что-нибудь случится. То есть... я хочу сказать... вдруг нам придется спешно удирать...

— Пробежишься, — ухмыльнулся Кингсли. — Ноги у тебя есть, вот и побегаешь.

— Шутишь?

— Тебе полезно побегать, — сказал Кингсли. — Может, похудеешь.

Негр хихикнул. Эрни недовольно посмотрел на него, и негр заржал еще громче. Эрни смерил его выразительным взглядом с головы до ног, а потом отвернулся.

— Некоторым я позволяю смеяться над собой. Другим — нет. Ни при каких обстоятельствах.

Хихиканье прекратилось.

— Ты это серьезно? — осведомился негр.

— Я говорю прямо, — сказал Эрни. — У меня аллергия на шоколад.

Негр напрягся. Глаза его засверкали. Он хотел было что-то ответить, но Кингсли его прервал:

— Брось, Джин.

Джин тяжело дышал. Губы его дрожали.

Кингсли подошел к нему и похлопал по плечу, сказав:

— Ну, держи себя в руках!

— Я в порядке, — буркнул Джин и отвернулся от Эрни.

Он сосредоточил все внимание на Кори, наставив револьвер ему в голову.

«Ну вот, теперь начнется работа, — подумал Кори. — Но в эти несколько секунд, пока происходила разборка с черномазым, возможно, ты мог бы что-то предпринять. А может, к лучшему, что ты этого не сделал, принимая во внимание, что ты сидишь на стуле, а чтобы встать и выхватить револьвер, требуется определенное время. До револьвера далековато, по крайней мере футов девять, и такая попытка была бы самоубийством. А ведь он ближе не подойдет. Он знает, как обращаться с оружием. Он — настоящий гангстер, этот Джин. Это можно понять по тому, как он держит револьвер. И когда он держит его, так нацелясь на тебя, — горит красный свет светофора — движения нет».

Тем временем Делберт Кингсли прикуривал сигарету. Он несколько раз затянулся, потом пододвинул стул и уселся лицом к Кори Брэдфорду.

Несколько минут Кингсли просто сидел и изучал физиономию Кори.

— Видок у тебя не самый цветущий.

— От выпивки, — объяснил Кори.

— Ты пьян?

— Сейчас нет, — сказал Кори. — Это после вчерашнего.

— Ты уверен? — спросил Кингсли, критически хмурясь. — У тебя и правда вид похмельный. Плохо, если ты отдашь тут концы.

Кори ухмыльнулся.

— Чему радуешься? — буркнул Кингсли.

— Ты не хочешь, чтобы я отдал тут концы. И это меня очень радует.

— Я серьезно, — сказал Кингсли. — Знаешь, я берегу твою жизнь. Иначе ты бы тут не сидел, ты бы вообще нигде не сидел.

— Не очень-то ты ее берег на болотах.

— Это потому, что ты удрал. Я не мог дать тебе спокойно уйти.

Кори снова ухмыльнулся. На этот раз его ухмылка была натянутой. Его взгляд говорил: «Ты и до сих пор не можешь это сделать».

Кингсли понял. Он приятно улыбнулся и сказал:

— Давай по-хорошему. Черт возьми, я же не мясник! Мне вовсе не хочется пустить тебя на корм червям. Просто я желаю с тобой поговорить. Только и всего. Конечно, если ты знаешь то, что, как я подозреваю, должен знать.

Кори откинулся на спинку стула. Лицо его выражало тупое безразличие, руки безвольно висели по бокам. Казалось, он так устал, что вот-вот отключится. Именно этого впечатления Кори и добивался.

— Если ты понимаешь, что я имею в виду, — сказал Кингсли, — то нам легко будет договориться и прийти к соглашению, от которого мы оба окажемся в выигрыше.

— И что получу я?

— Ты уйдешь отсюда целым и невредимым.

— Своими ногами?

— Гарантировано.

— А ты? — Кори говорил с полузакрытыми глазами. — Что получишь ты?

— Весь банк.

Последовало продолжительное молчание. Кингсли выжидал, что Кори на это скажет, но Кори просто сидел развалившись, с измученным видом. Эрни подошел чуть ближе, хмурясь от нетерпения. Джин оставался на месте, его черное лицо было непроницаемо, револьвер зажат в руке, словно в тисках, ствол нацелен в череп Кори.

Кингсли сделал нетерпеливый жест.

— Ну, давай же! Выкладывай! — бросил он Кори.

— Я думаю.

— Да что ты говоришь?! О чем тут думать! Тебе нужно лишь выложить мне нужные сведения. Конечно, при условии, что ты ими располагаешь.

— Располагаю, не волнуйся, — ответил Кори и лениво улыбнулся. — И обдумываю условия продажи.

— Послушай, тебе ведь дается шанс, не так ли?

— И я хочу получить максимум прибыли.

На лице Кингсли залегли твердые складки. Он намеренно медленно повернул голову и бросил взгляд на револьвер в руке негра, после чего проследил траекторию от дула револьвера до головы Кори.

— Ты лучше очнись и посмотри, что тут происходит, — сказал он Кори. — Не в твоем положении набивать цену.

— Не зарекайся, — буркнул Кори.

Кингсли несколько раз моргнул. Казалось, он внутренне передернулся, хотя на лице не дрогнул ни один мускул.

— Ты знаешь, сколько в этом банке? — тихо спросил Кори.

Кингсли заерзал на стуле, облизал губы, поскреб голову, запустив руку в густые курчавые волосы.

— Ладно, — буркнул он, — скажи.

— Примерно полтора миллиона.

— Что? — спросил Кингсли и повторил громче: — Что-что?

— Я сказал — полтора миллиона.

Глаза Кингсли вылезли на лоб, а челюсть отвисла. Он посмотрел на Эрни, потом на Джина. Те с разинутыми ртами пялились на Кори.

Кингсли наклонился к Кори и попросил:

— Услади мой слух еще раз. Повтори медленно и разборчиво.

Кори повторил с расстановкой:

— Один миллион пятьсот тысяч долларов.

На лбу Кингсли заблестели капли пота. Он не удосужился их стереть.

— Какой славный куш, какой куш... — бормотал он, потирая руки.

— У нас его пока нет, — вставил Джин.

— Будет, — успокоил его Кингсли. Потом любовно улыбнулся Кори: — Ведь он у нас будет в скором времени, не так ли?

— Если я войду в долю.

— И на сколько претендуешь?

— На одну треть.

— Повтори!

— На одну третью часть, — сказал Кори, — от всего.

— Шутишь!

— Вовсе нет, — заявил Кори.

Несколько минут Кингсли молчал, а потом проговорил:

— Хорошо. Мы что-нибудь придумаем. Я обсужу это с Литой, как только она вернется. Придется подождать, ты не возражаешь?

Кори пожал плечами и еще свободней развалился на стуле.

— А что у вас с Литой? — поинтересовался он.

— Мы близки.

— И давно?

— Да, давно, — пояснил Кингсли. — Она подцепила меня задолго до того, как познакомилась с Гроганом. Когда я мотал срок, а она пришла навестить меня, то сказала, что на нее кое-кто клюнул и она, похоже, хорошо устроилась. Мол, некий денежный мешок, Уолтер Гроган втюрился в нее, и она живет с ним и тянет время, пока не сможет воспользоваться дивидендами. Я сказал, что мне это не нравится. И не потому, что она ему отдается. Черт побери, меня никогда не трогало, с кем она спит!

Меня волновали наличные. Если ты понимаешь, что я имею в виду.

Кори кивнул.

— Однако, — продолжал Кингсли, — мне не хотелось, чтобы она имела дело с Гроганом. Потому что я о Грогане наслышан. В нашем деле непременно слышишь то об одном, то о другом, и я предупредил ее, что обманывать рэкетира — непростительная ошибка. Это верный способ, чтобы тебе переломали все кости, стоит ему обнаружить, что его водят за нос. Лита сказала, чтобы я не беспокоился, потому что она знает, что делает. А потом я и сам поверил в ее план. Она не общипывала его на сотню то там, то тут. Она ослепляла его, всячески внушая мысль, что для нее деньги — не главное. Главное — читать философов, любоваться картинами, ходить на лекции и так далее.

А под шумок разузнала о его финансовом положении. Естественно, Гроган ей не все рассказывал. И в его бумаги она не лезла. Но время от времени он разговаривал по телефону, а у нее был еще один аппарат наверху. Или он беседовал с людьми из синдиката в гостиной, а она в коридоре подслушивала.

В итоге она пришла к выводу, что он куда-то откладывает наличные и что сумма может составлять где-то около сотни кусков.

Кори ехидно ухмыльнулся.

— Ну, во всяком случае, — продолжал Кингсли, — эта информация заставила меня призадуматься. То есть я хочу сказать, от ста тысяч просто так не отказываются. Поэтому первое, что я сделал, когда вышел из тюрьмы, попытался освободиться от полицейского надзора. Долгое время мне это не удавалось. Я никак не мог попасть в примерные в глазах инспектора. Но тут кое-что произошло. Я нашел то, что искал. Прикрытие. Идеальное прикрытие.

— Лилиан?

— Точно, — подтвердил Кингсли. — И через три месяца после нашей свадьбы инспектор спустил меня с поводка. Потому что человека не держат под надзором, если он живет примерной жизнью с уважаемой женщиной.

— А Лита? Как же с Литой?

— Мы продолжали наши отношения. Сначала мы не могли встречаться, но, когда меня сняли с учета, мы арендовали эту халупу. Эрни платит за нее деньгами, которые мы ему даем...

— А если сюда заглянет владелец?

На мгновение Кингсли смутился, потом тихонько рассмеялся:

— Понимаю, что ты имеешь в виду. Лита сказала тебе, что это собственность Грогана. Ей пришлось так сказать. На самом деле это один из немногих домов в предместье, который ему не принадлежит.

— А табличка на парадной двери «Посторонним вход воспрещен»?

— С дома напротив. Я ее перевесил, когда Джин позвонил. Он выследил тебя на Эддисон. Вот я и проинструктировал Литу...

— Все сходится, — буркнул Кори. — Кроме одного. Я не могу понять, к чему все эти Литины уловки? То есть зачем посылать ее завлекать меня. Почему ты решил, что я на это клюну? Или точнее: с чего ты взял, что я знаю то, что тебя интересует?

— Мне Лита шепнула, — ответил Кингсли. — То есть она сообщила мне кое-что, после чего у меня и возникли подозрения. Она рассказала мне, что видела сегодня. Машина отъехала, а через час вернулась, а ты все еще был вместе с Гроганом. Вы совершили вместе целое путешествие. Не могли же вы битый час беседовать о погоде! Наверняка он открыл тебе то, что не счел возможным сказать вчера, когда Лита подслушивала наверху. Потому что Гроган тогда еще не был уверен, что может тебе доверять. Но сегодня ты почему-то стал не просто еще одним прихлебателем, ты — его дружбан. Гроган посадил тебя в свою элегантную испанскую машину. И не мне тебе говорить, что он не каждого туда допустит. Поэтому я сложил два и два и получил четыре, сказав себе, что Гроган ценит тебя достаточно высоко, чтобы выложить тебе все факты — сколько денег в банке и где этот банк запрятан.

— Кингсли, ты настоящий волшебник. — Кори изобразил искреннее изумление. — Я тебе это говорю на полном серьезе.

Мысленно он проверил карты, которые держал. Четыре карты — десятка, валет, дама и король. И сидел, выжидая и лелея надежду.

«Давай, — мысленно говорил он Кингсли, — давай же, сдай мне туз!»

Кингсли задумчиво пялился в пол. В это время послышались шаги и в комнату вошла Лита. Какое-то время они с Кингсли шептались в углу. Потом Кингсли сказал:

— Ладно, мы согласны. Ты проедешься со мной и Литой. Будешь показывать дорогу. Мы возьмем денежки, ты получишь свою долю на месте. Если попробуешь нас надуть, получишь вот это, — и вытащил из-под рубашки револьвер.

«Спасибо, ты хорошо сдал!» — про себя поблагодарил Кори.

— А мы с Джином? — спросил Эрни.

— А вы с Джином останетесь здесь, — сказал Кингсли.

— Чего ради?

— Когда обтяпываешь такое дельце, чем меньше народу, тем лучше.

— Что ты имеешь в виду?

— Меньше шансов на обман, — пояснил Кингсли.

— Я что-то не понял, — прорычал Эрни. — Мне кажется, мы должны...

— Опять начинаешь? — Лита сурово посмотрела на Эрни.

— Я только говорю...

— Ты больше ничего не скажешь, — оборвал его Кингсли. — Ты будешь делать, что тебе сказано. И без разговоров. Мне надоело твое чертово нытье! Я обдумываю важное дело, а ты стоишь тут и мелешь своим толстым языком. Да еще всякий вздор! Просто вздор!

— Это не вздор, — настаивал Эрни. — Я просто хочу, чтобы все было честно. Вы отправитесь за этими деньгами, а мы с Джином должны торчать здесь. Разве так справедливо. Джин?

Негр посмотрел на Эрни, перевел взгляд на Кингсли, потом снова на Эрни. Кингсли и Лита переглянулись. Кингсли приятно улыбнулся Эрни и Джину и сказал им:

— Слушайте, если хотите посовещаться, я не против.

Они минуту колебались. Потом отошли в сторонку и начали шептаться. Они стояли спиной к Кингсли. Его улыбка не погасла, когда он навел свой тридцать восьмой и спустил курок, а потом повторил то же еще раз.

Негр рухнул на пол и замер. Эрни упал на колени, кашлял и брызгал кровью. Он пополз к Делберту Кингсли. Он плакал, и слезы катились у него по щекам, смешиваясь с кровью, которая текла изо рта.

— Зачем ты? Неужели нельзя было иначе?

Кингсли спокойно кивнул.

— Нет, — рыдал Эрни. — Нет, ты зря! Только не это!

Он опять закашлялся и упал на бок. Его рот широко открылся в попытке вдохнуть немного воздуха в легкие. Но он не успел — тело его обмякло.

— Проверь, — велел Кингсли Лите.

Она подошла к Эрни, внимательно осмотрела его и сказала:

— Он готов.

— Проверь черномазого.

Лита подошла к Джину, пощупала пульс и заверила Кингсли, что все в порядке. Потом она подошла к своему любовнику и встала рядом с ним. Они посмотрели на Кори Брэдфорда.

— Поднимайся, — приказал ему Кингсли и сделал жест револьвером.

Кори встал со стула. Лита и Кингсли приблизились к нему.

— Поехали, — сказал Кингсли.

И все трое вышли из комнаты.

Глава 13

Пока они шли по коридору и спускались с лестницы, все трое молчали. Лита включила свет в коридоре, потом щелкнула еще одним выключателем, чтобы осветить прихожую. Они медленно двинулись к входной двери. Кори шел чуть впереди, опустив руки. Кингсли ткнул его сзади револьвером и приказал держать руки за спиной. Потом Кингсли велел Лите выглянуть на улицу: выстрелы могли разбудить соседей, а он не хотел любопытных глаз. Лита открыла входную дверь, внимательно и неторопливо осмотрела улицу и сказала, что там никого нет. Револьвер уперся Кори в позвоночник. Они вышли из дома. Лита замыкала шествие, Кингсли шел сразу за Кори, время от времени давая ему почувствовать револьвер.

— Зачем оружие? — заметил Кори. — Мы же договорились, да?

— Просто хочу быть уверен, что ты не нарушишь договор, — ответил Кингсли.

Кори замедлил шаг и оглянулся через плечо, одарив Кингсли взглядом и в то же время запоминая адрес дома, из которого они вышли. Номер был написан мелом на растрескавшейся парадной двери: 431. Кори принялся упражнять память, сложив один и три и получив четыре, и повторял арифметическое действие до тех пор, пока оно четко не запечатлелось у него в мозгу.

На перекрестке была табличка с названием улицы. В темноте Кори едва мог разобрать надпись. Она гласила: «Гарольд-стрит». Он слегка повернул голову, чтобы посмотреть на табличку, и Кингсли заметил это и спросил:

— На что ты там пялишься?

— Ни на что!

Кингсли подтолкнул его револьвером вперед:

— Смотри куда положено. Прямо перед собой.

Кори остановился.

— Двигай, — сказал Кингсли. — Давай двигай!

Кори застыл как прикованный. Кингсли ударил его револьвером, но он не сдвинулся с места. Кингсли и Лита хмуро переглянулись. Потом Кингсли с усилием нажал револьвером на позвоночник Кори и прошипел сквозь зубы:

— Это чувствуешь?

— Отстань! — спокойно бросил Кори.

Револьвер продолжал давить, по всей спине распространилась боль. Кори поморщился. Он услышал, как Кингсли сказал:

— Либо иди вперед, либо я разделю тебя на две половинки.

— Не разделишь. Выпалишь в меня — потеряешь миллион долларов.

Кингсли ослабил давление, потом совсем убрал револьвер от позвоночника Кори.

— Так-то лучше, — одобрил тот.

— Тогда двигай.

Кори пошел вперед. Лита снова замыкала процессию, а Кингсли следовал за ним по пятам.

Они миновали перекресток. Лита спросила у Кори:

— К чему это ослиное упрямство?

— Перестань, — буркнул Кори, стараясь, чтобы это слово прозвучало с горечью.

Он хотел, чтобы они поняли, как он возмущен тем, что его подталкивали револьвером.

— Не обращай на него внимания, — сказал Кингсли Лите. — Слишком уж он нежен.

— Только время от времени. — Кори притворялся смертельно обиженным. — Например, когда мной помыкают. Я согласился добровольно, и вы прекрасно об этом знаете!

— Какой плакса! — заметила Лита.

— Придется купить ему воздушный шарик, — бросил Кингсли. — Так утешают плаксивых детишек.

— Прекратите этот треп! — рыкнул с притворной яростью Кори. Он повернул голову, чтобы Кингсли увидел лед в его взгляде. — Меня волнуют вовсе не синяки. Меня беспокоит то, что ты подталкиваешь меня пушкой, потому что ты дергаешься. А это — помеха делу. Бога ради! Ведь это не просто ограбление — это игра в высшей лиге. Нам надо сделать все без сучка без задоринки. Все от начала и до конца.

— Слушай, что умные люди говорят, — сказал Кингсли Лите. — Сколько слов!

— Так и должно быть, — твердо ответил Кори. — Много слов, потому что и денег много. И я имею право высказать свое мнение...

— По поводу револьвера, упирающегося тебе в спину?

— Да черт с ним, с револьвером! — сказал Кори. — Есть более важные вещи. Мы должны быть уверены, что не произойдет, никаких осечек, когда мы окажемся на месте. Одна маленькая ошибка — и нам всем крышка.

— Он прав, — поддержала его Лита, — абсолютно прав...

— Заткнись! — прикрикнул на нее Кингсли. А потом спокойно обратился к Кори: — К чему ты клонишь? Что ты пытаешься нам доказать?

— Да ничего, черт возьми! Просто я хочу видеть мешок золота, а не мешок с дерьмом. Я хочу получить свою долю. Свои тридцать три тысячи триста долларов.

Кингсли улыбнулся:

— Ты их получишь. Получишь все, что тебе причитается. Не волнуйся.

Автомобиль был припаркован на другой стороне улицы. Они перешли дорогу, Лита залезла первая, сев за руль. Кингсли велел Кори забираться на заднее сиденье, а сам устроился рядом. Лита завела двигатель и спросила:

— Куда?

— Домой, — ответил Кори. — К Грогану.

Машина отъехала. Кори откинулся на спинку сиденья, заложив руки за голову. Он не смотрел ни на Кингсли, ни на револьвер в его руке. Кингсли сидел к нему вполоборота, револьвер держал низко, даже небрежно, не целясь в Кори.

«Но он заряжен, — напомнил Кори себе. — Это целая стена огня, и нет горячее огня, чем огонь из тридцать восьмого».

Лита вела машину медленно, осторожно. Автомобиль свернул, сделал еще один поворот, потом еще, и они выехали на Эддисон и направились в сторону Второй. Было все еще очень темно. На Эддисон признаков жизни не наблюдалось. Единственными звуками были шум двигателя и дыхание Кингсли. Он дышал очень тяжело.

«Значит, тоже волнуется, — подумал Кори. — Он здорово психует и потому дышит как паровоз. Весь напружинился, как кот в незнакомом проулке, потому что игра вроде той, в которой мы участвуем, напугает любого третьеразрядного бездельника, привыкшего выступать на вторых ролях. Он спасовал, когда ты намекнул, что он откусывает кусок больше, чем может проглотить. Особенно после того, как ты заявил, что это игра в высшей лиге. Могу поспорить, если ты сейчас приложишь свою руку к его груди, то услышишь, что сердце у него бьется как у перепуганной овцы».

Машина свернула на Вторую улицу.

— Езжай мимо дома, — бросил Кори Лите.

— Это еще зачем? — спросил Кингсли. — Почему нельзя просто остановиться рядом, войти в дом и...

— Соображай головой! — спокойно оборвал его Кори. — Прежде чем действовать, нужно знать расклад. Мы сначала для предосторожности посмотрим в окна. Проверим, есть ли в доме свет.

— Никакого света сейчас быть не может, — сказала Лита. — Когда я уходила, он спал без задних ног.

— Он чутко спит? — поинтересовался Кори.

— Как бревно, — ответила Лита.

— Но лучше удостовериться, — спокойно убеждал Кори. — Давайте проедем мимо дома...

Автомобиль сбавил скорость. Мимо дома Грогана он полз со скоростью меньше десяти миль в час. В окнах света не было. На противоположной стороне улицы стоял испанский автомобиль. Лита нажала на тормоза, потом дала задний ход, выключила двигатель, машина прокатилась немного по инерции и остановилась как вкопанная прямо перед испанцем.

Лита открыла дверцу и хотела вылезти. Кори сказал:

— Подожди!

— Зачем еще? — требовательно осведомился Кингсли.

— Хочу кое-что объяснить, — ответил Кори.

— Только не ты, — прошипел Кингсли. — Я — режиссер этого спектакля, и указания буду раздавать я.

— Хорошо, — пожал плечами Кори. — Я тебя слушаю.

Кингсли сделал очень глубокий вздох и выпустил воздух через нос. Потом открыл рот, чтобы что-то сказать, но оттуда вместо звука вырвался воздух. Он сделал вторую попытку, и с тем же результатом. Когда то же самое произошло в третий раз, Лита медленно повернула голову и с любопытством посмотрела на своего любовника. Брови ее удивленно приподнялись, а уголки губ опустились. Она про себя сделала какое-то саркастическое замечание, а вслух сказала Кори:

— Давай выкладывай свои ценные указания. Должен же кто-то командовать.

— Черт вас побери! — брызгал слюной Кингсли. — Если бы только мне дали время подумать!

— Думать-то не о чем, — успокоил его Кори. — А что касается инструкций, то надо запомнить одно. С этого момента мы передвигаемся тихо, как кошки. То есть я хочу сказать, как можно тише. Когда войдем в дом и нужно будет переговорить, разговаривайте шепотом. И еще. Нельзя включать свет. Мне понадобится фонарик.

— Почему не включать свет? — подозрительно спросил Кингсли.

Кори вздохнул.

— Полицейские машины, — принялся терпеливо объяснять он. — Если они проедут мимо и заметят свет, могут постучать в дверь. Потому что мистер Гроган — очень важная персона и на дружеской ноге с участковым капитаном. Так что полицейские обеспечивают безопасность мистера Грогана наилучшим образом.

— Ладно, ладно, — буркнул Кингсли. — Не надо так разжевывать.

Лита открыла бардачок, вытащила оттуда фонарик на трех батарейках с большой линзой и вручила его Кори. Кори проверил, как он горит, направив свет на пол автомобиля, но Кингсли выхватил у него фонарик и вернул его Лите.

Кори посмотрел на Кингсли с любопытством.

Кингсли ехидно улыбнулся.

— Фонарик будет у нее. Если ты, конечно, не возражаешь.

— Какая разница? — пожал плечами Кори.

— Разница очень большая, — неторопливо заговорил Кингсли, в основном ради Литы, чтобы дать ей понять, что он все еще здесь главный и знает, что делает. Он продолжал ехидно улыбаться Кори. — Если я позволю тебе держать фонарик, а ты выключишь его, когда мы будем в доме, я не смогу тебя разглядеть. И это означает, что я не смогу достать тебя вот этим. — Он указал на револьвер. — А только этот аргумент заставил тебя вступить с нами в долю.

— Я прекрасно осведомлен об этом факте, — лениво ухмыльнулся Кори.

Он не дал себе труда посмотреть на оружие.

— Ну, готовы? — осведомился Кингсли.

— Готова, — ответила Лита.

— Готов, — сказал Кори.

— Тогда начали! — сквозь зубы прошипел Кингсли.

Они вылезли из машины и медленно перешли улицу, потом тихо поднялись по ступеням крыльца. Лита из кармана юбки вытащила связку ключей. Кори стоял рядом с ней, а Кингсли — чуть позади Кори, легонько упираясь револьвером в его бок. Лита осторожно вставила ключ в замок и беззвучно повернула его. Когда убрался язычок замка, послышался тихий щелчок. Лита открыла дверь, и они вошли в дом. Пока они все стояли, тесно прижавшись друг к другу в темноте вестибюля, Кингсли осторожно прикрыл дверь. Потом Лита включила фонарик, и они двинулись дальше. Свет фонарика был очень ярким и освещал довольно большую площадь, отражаясь в блестящей полировке мебели из черного дерева и тика, в кварцевой и нефритовой вазах и украшениях настольных ламп, в восточном медном камине и в блестящей бронзовой статуе Будды, невозмутимо наблюдающей за ними.

Лита, чуть повернувшись к Кори, спросила шепотом:

— Куда нужно светить?

— На камин, — прошептал ей в ответ Кори.

Она направила свет от фонарика на камин. Луч света на мгновение осветил вычурную медную подставку для дров, потом замер на медной кочерге, вставленной в держатель, и снова метнулся к подставке.

— Свети вовнутрь, — шепнул Кори, и Лита стала подходить к камину.

Кори двинулся за ней, а Кингсли пошел следом за ним. Револьвер уперся Кори в ребра, послышалось шипящее тяжелое дыхание Кингсли, выдыхавшего воздух сквозь сомкнутые зубы. Этот шипящий звук становился все громче, Кори повернул голову и прошептал:

— Тише... тише...

Кингсли попытался успокоить дыхание. Крепко сжимая губы, он старался изо всех сил. Его взгляд был направлен мимо Кори — расширенными и блестящими глазами он смотрел на камин.

«Глаза как у зверя, — подумал Кори. — Как у умирающего от голода животного, застывшего и рычащего в предвкушении добычи. Оно сходит с ума оттого, что добыча совсем близко».

— Давай, — шептал Кингсли, нервно дрожа. — Давай же!

Кори сделал знак Лите, а потом указал на пол камина. Она направила луч фонарика туда, и Кори, опустившись на четвереньки, стал дюйм за дюймом продвигаться вперед. Кингсли не отступал от него ни на шаг, теперь револьвер был нацелен ему в голову. Кори почувствовал это и сказал себе: «Ну, мы у цели. Все или ничего. Куда кривая вывезет!»

Он согнулся у камина, потянул руку за подставку для дров и, изображая сосредоточенность, стал медленно шарить рукой по кирпичному полу.

— Под одним из этих кирпичей? — шепотом спросил Кингсли. — Он шатается?

Кори кивнул. Потом немного отодвинулся, наклонился еще ниже и еще глубже засунул руку внутрь. Лита подошла сбоку и поднесла фонарик поближе, чтобы дать Кори больше света. Кингсли подошел и зашипел, как в лихорадке:

— Который из этих кирпичей? Покажи!

— Смотри сюда, — прошептал Кори.

Он ткнул куда-то дрожащим пальцем, не останавливаясь на каком-то определенном кирпиче.

— Вон там.

Кингсли наклонился и заглянул через плечо Кори. Тот согнулся еще ниже, будто бы для того, чтобы дать возможность Кингсли получше разглядеть кирпичи на задней стенке. Кори еще немного отодвинулся, и его плечо оказалось в нескольких дюймах от медного держателя, в который была вставлена кочерга. А потом, сделав вид, что все произошло совершенно случайно, он чуть дернулся, задев плечом медный держатель, и перевернул его.

Кингсли автоматически попытался поймать падающие железки и на какую-то долю секунды превратился в открытую мишень. Кори обрушил на него тяжелый удар кулака, костяшки его пальцев попали Кингсли в челюсть. В следующий миг он повторил удар, а потом левым хуком со свистом врезал Кингсли в горло. Тот, почти теряя сознание, слегка разжал пальцы, держащие револьвер, но все еще пытался прицелиться и спустить курок. Лита замерла. Она не могла поверить своим глазам. Рука с фонариком опустилась, а мозг был не в состоянии придумать какой-нибудь тактический маневр. Не отдавая себе отчета, она направила луч на Кингсли, который, стоя на четвереньках, продолжал целиться из револьвера. Кори снова ударил его в челюсть, и он выронил оружие, упав на спину, и потерял сознание.

Кори поднял револьвер. Он сделал это левой рукой — правая бессильно висела, костяшки распухли и кровоточили. Он поднес правую руку ко рту и слизал кровь, потом наставил револьвер на Литу, улыбнувшись ей мягкой сочувственной улыбкой. Казалось, она не отдавала себе отчета в происходящем. Лита не двигалась с места, направив фонарик на распростертое тело Делберта Кингсли. Видеть Кингсли поверженным было выше ее сил, и ее зеленые глаза широко раскрылись и остекленели, словно она впала в транс.

Кори пошел к ней, чтобы отобрать фонарик. Он хотел найти выключатель на стене и включить свет в гостиной. Но едва он протянул руку, как люстра на потолке зажглась, включенная из коридора на втором этаже. Гроган, разбуженный шумом, спускался по лестнице. Кори повернулся, поднял голову и увидел ошеломленную гримасу на помятом ото сна лице хозяина дома.

Глава 14

На Грогане была желтая шелковая пижама. В руке он держал револьвер. На последней ступеньке он остановился. Стоял и смотрел то на Кори, то на Литу, потом опять перевел взгляд на Кори. В комнате царила тишина. Гроган неторопливо прошел вперед, нацелил револьвер на фигуру, распростертую на полу рядом с камином, и осведомился:

— Это еще что такое?

— Подарок, — сказал Кори. — Тот, кто вам нужен. Тот самый, кто нанял тех двоих в масках.

Гроган приблизился, чтобы повнимательнее рассмотреть Делберта Кингсли. Лита вышла из ступора, ее лицо стало мелочно-белым, и на нем читался ужас загнанного в капкан животного. Она подавала умоляющие знаки Кори. Тот отрицательно покачал головой, его печальный взгляд, казалось, говорил: «Единственное, что я могу, это пожалеть тебя. Мне действительно тебя очень жаль».

Лита поднесла руку ко рту, пытаясь сдержать рыдание. Она продолжала умолять, а Кори продолжал качать головой.

«Пожалуйста, — беззвучно просила она. — Ты же знаешь, что он со мной сделает! Ты знаешь, что случается с людьми, которые переходят ему дорогу. Но их, по крайней мере, ждет быстрая смерть. Без страданий. Они уходят из этого мира легко по сравнению с тем, как буду уходить я. Я умоляю тебя, я тебя умоляю...»

Кори не мог на нее смотреть. Он говорил себе: «Дело швах. Потому что ты знаешь, что ей грозит. Ты знаешь, ее смерть будет медленной и болезненной. А она не заслуживает такого ада. Конечно, она не паинька, но и не такая уж дрянь. Откровенно говоря, она — просто мелкий воришка. Если уж на то пошло, то год в исправительной колонии, где-нибудь на ферме, возможно, что-то изменит. Но ты не можешь думать об этом. Ты хочешь получить свои пятнадцать кусков. Но для того, чтобы положить эти денежки себе в карман, тебе придется предъявить доказательства, а твоим доказательством является она, и доказательством единственным. Но знаешь, что я тебе скажу? Мне не хочется, чтобы все получилось так. Это подлый способ делать деньги, и, если бы речь шла о сотне долларов или даже о пяти сотнях, ты, скорее всего, послал бы все к черту и вышел из игры. Но все дело в том, что тут речь идет не о сотне, не о пяти сотнях долларов, речь идет о пятнадцати тысячах. О пятнадцати тысячах долларов».

В этот момент Кори поднял глаза и увидел, как Лита медленно, но неуклонно продвигается к парадной двери. Он сделал упреждающий жест револьвером, велев ей оставаться на месте. Она остановилась и продолжала его безмолвно умолять, протягивая к нему дрожащие ладони. А потом, словно поняв, что это бесполезно, склонила голову и закрыла лицо руками.

Гроган повернулся к Кори и, указывая на мужчину, лежащего на полу, спросил:

— Что это за тип?

— А вы его не знаете?

— Никогда его не видел.

— Он — бывший зэк.

— Это мне ничего не говорит.

— Он живет здесь.

— И это мне ни о чем не говорит, — резко оборвал его Гроган. — Я никогда не имел с ним никаких дел. Тогда почему он в курсе моего финансового положения? Кто ему наболтал?

Кори указал на Литу.

— Нет, нет! Нет! — закричала она, делая отчаянную попытку спасти свою жизнь. — Он лжет, Уолтер! Он хочет обелить себя. Клянусь тебе, Уолт, я не знаю этого человека. Представления не имею, кто он такой. И если ты меня выслушаешь, если только ты меня выслушаешь...

— Ладно, — спокойно и миролюбиво сказал Гроган, — я тебя слушаю.

Зеленые глаза Литы хитро сощурились, и она принялась рассказывать деловым тоном:

— Все произошло так: я вышла, чтобы поискать Анну. Она взяла моду выскальзывать из дому по ночам, и я подумала: что, если она хитрит, влезает через окно и ворует. Кто знает? Ну, это сейчас не важно, поскольку я не смогла ее найти и вернулась сюда. Только я хотела открыть парадную дверь ключом, мне показалось, что я вижу в доме какое-то слабое свечение. Я возвратилась к машине и взяла фонарик. А потом я вошла в дом, и они были здесь, оба, и зажигали спички...

— Спички? — буркнул Гроган, и его брови чуть приподнялись в удивлении.

— Чтобы видеть, что они делают. — В подтверждение своих слов Лита энергично кивнула головой. — Они что-то искали в камине.

Гроган повернулся и посмотрел на камин.

— На полу нет ни одной обгорелой спички, — тихо произнес он.

— Но они их зажигали!

— Докажи, — сказал Гроган. — Покажи мне хотя бы одну обгорелую спичку.

Лита открыла рот, чтобы что-то сказать, но словно подавилась. Она крепко зажмурила глаза и издала звук, словно ей вставили кляп.

Гроган указал на мужчину, лежащего на полу, и обратился к Кори:

— Сообщи мне его досье.

— Зовут — Кингсли.

— Какие у них отношения?

— Они работают вместе, — объяснил Кори. — Довольно давно.

— Нет-нет! Нет! — завизжала Лита. — Не верь ему, Уолт! Пожалуйста, не верь ему!

Гроган знаком велел ей замолчать.

— Констатация фактов — не доказательство, — сказал он Кори. — Тебе придется предъявить доказательства. Они у тебя есть?

Кори кивнул.

— Есть, — начал он, — некий дом. Дом за номером четыреста тридцать один по Гарольд-стрит. Поезжайте туда и посмотрите сами. Это бандитский притон, и вы увидите там двух членов этой банды. Точнее, их трупы. А ко всему прочему, там есть некоторые личные вещи, принадлежащие ей.

Лита издала полный боли крик и сделала отчаянную попытку удрать. Она бросилась к парадной двери, но споткнулась и упала на колени. Гроган подошел к ней и помог подняться. Она обвисла у него в руках, ноги ее волочились по ковру, когда он, тащил ее к дивану. Там она рухнула без чувств, закинув голову, бессильно разбросав руки. Лицо ее было молочно-белым, губы дрожали.

На полу рядом с камином Делберт Кингсли приходил в сознание. Он застонал и медленно сел, потирая свою распухшую, посиневшую челюсть. Увидев револьвер в руке Кори, он снова застонал. Потом огляделся, заметил лежащую на диване Литу, потом — Уолтера Грогана. Тут он взвыл еще громче и отчаянней.

Гроган сунул револьвер в боковой карман своей пижамной куртки. Довольно долго и в полном молчании он смотрел на Литу, потом перевел взгляд на Кингсли, потом снова на Литу и опять на Кингсли, после чего поднял руку к голове и пригладил свои серебряные волосы.

Потом его рука потянулась к боковому карману, и в ней снова появился револьвер. Кингсли замер с открытым ртом. Гроган сделал три выстрела — один за другим. Кингсли так и остался сидеть с двумя дырками в голове и черно-красной рваной раной на том месте, где прежде был его нос. Его глаза остались открытыми, и когда он привалился к кирпичной стенке камина. Сердце его уже замерло, но его голова медленно поворачивалась, словно он пытался бросить прощальный взгляд на Литу.

Гроган убрал свой тридцать восьмой, отвернулся от сидящего трупа и направился прочь из гостиной.

— Куда вы? — спросил Кори.

Гроган бросил:

— Наставь на нее револьвер. Я вернусь через минуту.

Кори услышал, как он прошел в кухню, щелкнул выключатель, и на кухне зажегся свет. Потом стали доноситься разнообразные металлические звуки, словно из кухонного шкафчика выбрасывали кастрюли и сковородки. За этим последовало звяканье другой кухонной утвари и в конце тихий хлопок открываемой вакуумной крышки.

Лита подняла голову. Ее вытаращенные глаза смотрели мимо револьвера в руке Кори. Она следила за Гроганом, входящим в гостиную. Рот ее широко раскрылся, словно оттуда вырывался беззвучный крик.

Гроган медленно приближался к ней. В правой его руке была металлическая банка со снятой крышкой. Кори посмотрел на этикетку. Содержимое банки было обозначено пятью большими буквами, и Кори бросило в дрожь.

Там был щелок.

Гроган подходил все ближе к Лите. Какое-то мгновение она сидела неподвижно, потом попыталась вскочить с дивана, перевернувшись на бок, словно животное, спасающее свою жизнь. Но прежде, чем ей это удалось, Гроган свободной рукой схватил ее за платиновые волосы и рванул, заставив ее закинуть голову назад.

— Посмотри на меня, — тихо проговорил он. — Посмотри на меня, внимательно посмотри. Потому что ты видишь меня в последний раз. Потому что это последнее, что ты увидишь.

— Нет, — сказал Кори.

Гроган его не слышал.

— Нет! — повторил Кори громче.

Теперь Гроган его услышал, но не обратил на него никакого внимания. Он наклонял банку так, чтобы щелок попал Лите прямо в глаза.

— Нет! — закричал Кори и понял, что словами Грогана не остановить, что есть только один-единственный способ.

Он прицелился и выстрелил.

Банка со щелоком выпала из руки Грогана. Она упала на пол, содержимое пролилось и разъело ковер. Кори некоторое время смотрел на ковер, потом перевел взгляд на руку Грогана, ожидая увидеть рану на запястье или на руке рядом с запястьем. Он был уверен, что целился Грогану в запястье, и знал, что рука, держащая револьвер, не могла дрогнуть. Он — хороший стрелок и был абсолютно уверен, что непременно должен попасть в цель.

Однако раны на запястье Грогана не было, и на руке тоже. Гроган медленно повернулся и посмотрел на Кори Брэдфорда.

И Кори Брэдфорд увидел распоротую пулей желтую пижамную куртку. Дырка на куртке располагалась довольно высоко, где-то посередине груди.

«Но этого не может быть! — сказал себе Кори. — Ты же целился ему в запястье. Ты же знаешь, что целился ему в руку!»

Гроган стоял и смотрел на Кори. Взгляд его казался несколько удивленным, но в нем было нечто более глубокое, что-то похожее на мистическое изумление, смешанное с восхищением. Потом Гроган отвернулся от Кори и твердо, хотя и очень медленно, направился к креслу черного дерева, стоящему рядом с бронзовым Буддой.

Лита на диване потеряла сознание. Кори не смотрел на нее. Он смотрел на Грогана, на рану у него на груди и не верил собственным глазам.

«Этого не может быть, — размышлял он. — Или может...»

Гроган рухнул в кресло, но Кори смотрел не на него, а на едва заметную всепонимающую улыбку на лице Будды.

Казалось, бронзовое изваяние говорило: «Никаких „может быть“! Ты и не думал целиться ему в запястье. Ты попал туда, куда хотел. Ты хотел убить его, и именно это ты и сделал».

«Но почему?» — удивился Кори.

Он уставился на рану на груди Грогана, потом подошел поближе и понял, что Гроган больше не дышит.

«Хорошо, ты его прикончил. Но зачем? Какая тебе от этого выгода? Просто ты собственными руками выбросил на ветер пятнадцать тысяч».

«А ты, — беззвучно сказал Кори Будде, — сидишь тут и ухмыляешься, будто это шутка. Если это и так, то ты, по крайней мере, мог бы ввести меня в курс дела. Потому что, клянусь, я не знаю, почему я пришил его, я не знаю зачем, не знаю...»

Кори не сводил глаз с Будды. Раскосые глаза медного болвана смотрели на него, непроницаемая улыбка была обращена к нему, и его бросило в дрожь.

"Что с тобой происходит? — спросил Кори себя, а потом обратился к Будде: — Оставь меня в покое! Отстань! Я серьезно.

Я тебя предупреждаю, косоглазый!.. Китаеза..." — Китаеза... Китаеза... — повторил он вслух. Сунув револьвер за ремень, он подошел поближе к Будде и обеими руками ощупал бронзовую голову, шею, плечи. Металлическая поверхность была гладкой и оставалась такой, пока пальцы Кори ощупывали каждый дюйм груди бронзового болвана. Потом он стал ощупывать его живот и, внимательно вглядевшись, заметил узкую линию, тонкую, как волос, потом еще одну такую же линию, затем — третью и четвертую. Все они соединялись, образуя широкий четырехугольник, занимающий почти весь живот. Тогда он понял, что это такое, и понял, что нужно искать. «Это тайник, — сказал он себе. — Надо найти штуковину, которая открывает панель».

По обеим сторонам едва заметно выступающего четырехугольника рядами располагались маленькие сферические украшения в форме ограненных драгоценных камней. С каждой их было по двадцать. Кори начал пробовать их один за другим, надавливая, стараясь сдвинуть их с места или повернуть их. Положив голову на бронзовый живот, он, словно взломщик, прислонившийся к сейфу, прислушивался к малейшему звуку. Бронзовые выступы на левой стороне не дали ему ничего. Он вытер вспотевшие руки о брюки и стал обследовать другую сторону. Никакого щелчка, вообще никакого звука, пока он не добрался до девятнадцатого выступа. Кори надавил на него большим пальцем и услышал тихий, приглушенный щелчок. Он надавил еще раз, и послышался явственный звук. Потом ему удалось сдвинуть выступ с места, Кори стал медленно поворачивать его против часовой стрелки и почувствовал, как внутри что-то скользит на свое место. Послышалось громкое лязганье, и замок открылся.

Кори надавил на панель кончиками пальцев, она подалась, и в животе Будды образовалось четырехугольное отверстие. Он заглянул внутрь и увидел стопки денег.

Долгое время Кори стоял и смотрел. Потом протянул руку и вытащил одну стопку. Она была перетянута резинкой. Пачка была очень толстая и состояла в основном из тысячедолларовых банкнотов. Кори пересчитал бумажки. Там оказалось больше ста тысяч долларов. Кори вытащил еще несколько пачек, и в каждой из них было чуть больше или чуть меньше ста тысяч.

Соленые капли пота катились с его лба ему на глаза. Он вытер их тыльной стороной ладони. Пот продолжал катиться, пока он засовывал руку в живот Будды и вынимал пачки с деньгами. Таких пачек было пятнадцать. Общая сумма составляла один миллион пятьсот шестьдесят пять тысяч долларов.

Глава 15

"Это — не сон, — думал Кори. — Это настоящие американские банкноты, казначейские билеты, официально подписанные казначеем США и министром финансов. И обеспеченные золотом. Отчего они сами — чистое золото.

Ладно, это одно. Но то, что они твои, — совершенно другое. Ты слышишь, что я сказал? Я сказал, они — твои. Конечно, если ты этого хочешь.

Ты шутишь? Конечно, ты этого хочешь! Вот почему ты навел револьвер ему в грудь, а не в руку. В ту долю секунды ты не отдавал себе отчета в своих помыслах, и даже теперь ты удивляешься тем мыслям, которые теснятся в твоей голове. Но, должно быть, ты получил послание от некоей организации под названием «Друзья Кори Брэдфорда».

И это послание говорило, что пятнадцать тысяч — прекрасная круглая сумма, и все-таки ты не купишься за какие-то ничтожные пятнадцать кусков. Не купишься, даже если прибавишь к этой цифре еще пару нулей.

Должно быть, деньги, и только они, заставили тебя поднять револьвер чуть выше, чтобы линия огня прошла наискось выше запястья и ребер, и твой палец на курке получил команду от твоего мозга. Потому что ты вспоминал разговор с Нелли, с Нелли, которая говорила, что эти фантазии, которые рассказывал ей Рейфер под кайфом, и все эти его разговоры — не что иное, как заоблачные сказки, которые вызывал разбавленный кокой аспириново-наркотический коктейль, который и был причиной всей этой невразумительной болтовни. Например, весь этот вздор о китайце...

И именно в эту секунду, должно быть, твой мозг гудел, словно реактивный двигатель, и ты говорил себе, что китаец Рейфера где-то не слишком далеко и тебе остается лишь отыскать его и забрать денежки. Но сначала — самое важное. И в первую очередь тебе требовались гарантии того, что тебе никто не помешает, что все останется шито-крыто. И ты получил эти гарантии, черт бы тебя побрал! Ты получил их, когда спустил курок, зная точно, куда полетит пуля, зная, что она отправит Грогана в могилу.

Знаешь, кто ты такой? Знаешь, чего ты заслуживаешь?

Черт побери! Хочешь проповедовать добро — делай это в другом месте. У нас тут полтора миллиона плюс еще шестьдесят пять тысяч. У нас тут просто бешеные деньги, и ты еще никак не можешь в это поверить. И они твои. Все твои".

Кори посмотрел на пачки денег на полу перед статуей Будды. А потом с ним что-то произошло, что-то, чего он не понял.

Его пронзила боль. Она становилась все сильнее. Словно острая игла вонзилась в бедро где-то у паха.

Боль стала невыносимой, но Кори стоял на месте и не издавал ни малейшего звука. Но почему-то он слышал смех, сумасшедший хохот, и смеялись над ним.

Его рука медленно двинулась к заднему карману брюк, скользнула в него и появилась с бумажником. Кори открыл бумажник и посмотрел на значок, пришпиленный к нижнему клапану. Почти добрую минуту он стоял и смотрел на значок.

Потом он перевел взгляд на верхнее отделение бумажника и на удостоверение, вставленное в окошко под целлофан. Он читал два слова, поставленные резиновой печатью.

«Там написано: „Ночной патруль“, — сказал он себе. — Это значит, что ты — член „Ночного патруля“. Это значит, что ты — полицейский. Вот что это значит».

Рядом на столике из тикового дерева стоял телефонный аппарат. Кори подошел к нему, снял трубку и набрал номер. Ему ответила телефонистка, и он назвал добавочный.

Пока он ждал, когда его соединят. Лита, что-то бормотавшая в беспамятстве, постепенно приходила в себя. Она медленно села, огляделась мутным взглядом, потом, увидев на полу перед Буддой стопки денег, выпрямилась.

Лита попыталась подняться с дивана, но Кори велел ей оставаться на месте. Он сделал это спокойно, и повторять ему не пришлось. Бумажник все еще был у него в руке, и Кори показал Лите свой значок. Потом он переговорил по телефону с сержантом Макдермоттом.

* * *

Меньше чем через два часа пачки банкнотов в сумме один миллион пятьсот шестьдесят пять тысяч долларов уже лежали в сейфе муниципалитета. Литу отправили в городскую тюрьму по обвинению в попытке вымогательства и тайного сговора. Тела из дома на Второй улице отвезли в морг вместе с телами, обнаруженными на Гарольд-стрит. Коронер направил свой рапорт и рапорт, представленный «Ночным патрулем», окружному прокурору. Окружной прокурор подписал оба рапорта, а сам быстренько возвратился в свой дом на окраине, чтобы возобновить прерванный сон. Рапорты отправили в картотеку с надписью:

«Расследование закончено — дело закрыто».

Напротив здания муниципалитета располагался небольшой ресторанчик. На месте был один только повар, который сидел за стойкой, склонившись над разделом спортивных новостей воскресной газеты. Он поднял глаза на двух вошедших мужчин. Узнал одного из них и сказал:

— Доброе утро, сержант.

— Доброе утро, — ответил Макдермотт.

— Чай со льдом? — предложил повар.

— Черный кофе, — поправил его Макдермотт, усаживаясь у стойки.

Кори Брэдфорд опустил в автомат с сигаретами две монеты — пятицентовик и четверть доллара. По пути к стойке он закурил сигарету, а потом устроился рядом с Макдермоттом. И заказал бутерброд с говядиной под соусом и чашку кофе, отметив про себя, что в данный момент если и нуждается в чем-то, так это в двойной порции джина.

Повар принес тарелку и две чашки кофе. Кори ел быстро, механически, едва различая вкус еды. Он не смотрел на Макдермотта, чувствуя, что тот наблюдает за ним, как врач, ставящий диагноз.

Кори отодвинул пустую тарелку, заказал еще одну чашку кофе и закурил новую сигарету. Макдермотт спокойно спросил:

— Теперь ты готов?

— Готов? — удивился он и сквозь табачный дым прищурил глаза, глядя на сержанта. — Готов к чему?

— К рассказу. К тому, чтобы облечь события в слова. Особенно те, о которых ты не сообщил в письменном рапорте.

Кори отвернулся.

— В рапорте все изложено, — буркнул он. — Иначе его бы не приняли.

— Его приняли официально, — поправил Макдермотт. — Но кое-чего в нем не хватает. Того, что останется между нами — мной и тобой. — Он наклонился к Кори и спросил шепотом: — За что ты убил Грогана?

Кори продолжал смотреть в сторону, сжав губы.

— За что? — повторил свой вопрос Макдермотт.

«Ты знал, что это случится, — сказал себе Кори. — Ты знал об этом, когда выходил из муниципалитета. Он увязался с тобой и предложил: „Давай перейдем улицу и выпьем кофе“...»

— Судя по письменному рапорту, — продолжал Макдермотт тем же полушепотом, — у Грогана был револьвер и он воспользовался им, чтобы продырявить Кингсли. Ты не мог этого предотвратить, и тебе оставалось лишь одно — выжидать удобного момента. Ладно, это логично. Поэтому, когда Гроган взял эту банку со щелоком и собрался нанести даме увечья, у тебя не было выхода. Чтобы остановить его, тебе пришлось его продырявить. Тебе нужно было попасть в жизненно важный орган, потому что, если бы пуля только слегка его задела или попала бы в руку или ногу, Гроган наверняка схватился бы за свою пушку, а ты не собирался рисковать собственной головой. Это тоже логично — и вполне приемлемо. То есть твой письменный рапорт вполне приемлем для коронера, окружного прокурора и будет принят широкой публикой, когда она прочитает его в газетах. Одна неувязочка — для меня он не подходит.

Сержант откинулся на спинку стула и миролюбиво посмотрел на Кори Брэдфорда.

Последовало продолжительное молчание. Кори сунул в рот сигарету. Но не прикурил. Она некоторое время торчала у него изо рта, потом он вытащил ее из сжатых губ и сломал пополам, швырнув половинки на стойку.

— Почему ты разделался с Гроганом? — снова спросил Макдермотт.

И Кори услышал свой невнятный ответ:

— Должно быть, из-за денег. Полтора миллиона. Мне хотелось получить полтора миллиона.

— Ничего подобного, — возразил сержант. — Если бы ты действительно хотел заполучить эти деньги, ты бы их взял. Но вместо этого ты действовал по инструкции. Ты набрал номер, вызвал муниципалитет, и тебя соединили с комнатой пятьсот двадцать девять. Знаешь, что я тебе скажу? У меня было предчувствие, что ты позвонишь. Я ждал этого.

Кори медленно повернул голову и удивленно посмотрел на сержанта.

— Я скажу тебе, почему ты разделался с Гроганом, — сказал сержант. — Тебе очень хотелось убить его.

— Что сделать?

— Отомстить. Фактически это было убийство, убийство первой степени, потому что ты сознательно целился ему в грудь с намерением лишить его жизни. Ты хладнокровно его застрелил. Я сказал «хладнокровно». Безо всяких эмоций. Просто тебе пришло послание. Ты получил послание и...

— Что еще за послание? Откуда?

— Из могилы, — ответил Макдермотт. — От твоего отца.

Кори вздрогнул.

— От твоего отца, — продолжал Макдермотт. — От твоего отца, который был моим самым близким другом. И настоящим полицейским. Человеком с чистым сердцем, считавшим полицейский значок чем-то священным.

Кори стала бить дрожь, и он почувствовал острую боль высоко на бедре, где-то у паха.

Он слышал, как Макдермотт говорит:

— Банда, которая довела твоего отца до могилы, называлась Драконы с Третьей улицы. А главарь Драконов с Третьей улицы сегодня отправлен в морг, где ему давным-давно самое место. — Затем Макдермотт продолжил: — Вот почему я зачислил тебя в «Патруль». Я надеялся, что ты получишь послание. Не от меня. От того, кто тебе ближе, чем я. Оттуда, изнутри. Из своей души.

Кори кивнул и посмотрел на детектива. Голос его слегка дрожал, когда он невнятно произнес:

— Сделайте мне одолжение. Личное одолжение.

— Какое?

— Оставьте мне значок. Оставьте меня в «Ночном патруле».

— Я подумаю об этом, — сказал сержант.

Он едва заметно улыбнулся, положил руку Кори на плечо и прижал его к себе. Потом положил деньги на стойку, и они вышли из ресторанчика, пересекли улицу и уселись в патрульную машину. Через десять минут машина остановилась на перекрестке Четвертой и Эддисон. Кори вышел. Автомобиль развернулся и поехал назад к мосту. Кори двинулся по Четвертой к дому, где он жил.

Подходя, он заметил, что кто-то сидит на крыльце. Это был Карп. Он сидел, повесив голову, и дремал. Потом резко открыл глаза и увидел Кори.

— Самое замечательное зрелище, — торжественно произнес он. — Я чрезвычайно рад видеть вас среди живых.

Встав с порога, Карп приложил свои тонкие пальцы к небольшой шишке на виске.

— Откуда у тебя это? — осведомился Кори.

— От Нелли, — ответил тщедушный человечек. — Я постучался к ней в дверь и спросил ваш адрес. Она не выказала особого удовольствия, когда ее разбудили в такую рань. После довольно продолжительной дискуссии она ответила на мой вопрос и... — Он замолк, увидев выражение лица Кори.

— Вы хотите мне что-то сказать? — пробормотал он.

Кори кивнул.

— С Гроганом покончено, — сказал он. — Грогана больше нет. Я его пристрелил.

На мгновение тщедушный человечек закрыл глаза. Он ничего не сказал. Кори замер в ожидании его реакции. Наконец коротышка посмотрел на него и произнес очень медленно, отчетливо и со спокойной учтивостью:

— Это пойдет на пользу нашему району. Это принесет большую пользу. Как житель «Болота», я хочу выразить вам свою глубокую благодарность.

И отвесил церемонный поклон. Потом повернулся и пошел прочь.

Кори Брэдфорд постоял немного, потом зашагал по Четвертой, к югу, в направлении Ингерсолл. Точнее, он направлялся в квартиру на первом этаже в доме 617 по Ингерсолл-стрит.

Кори постучал несколько раз, и ему открыли.

В дверном проеме стояла Лилиан в поношенном халате и моргала глазами со сна.

— Что тебе нужно? — недовольно спросила она.

— Можно войти?

— Зачем?

— Мне нужно кое-что тебе рассказать.

Лилиан хотела было закрыть дверь, но вдруг уставилась на Кори. Она некоторое время пристально смотрела на него. Потом открыла дверь шире и сказала:

— Ладно, входи.