Дронго крайне редко соглашался на «частные» расследования… но странное, совершенно неправдоподобное дело о шантаже крупного бизнесмена Горбовского, повинного в непредумышленном убийстве, кажется ему неожиданно интересным.

Ведь таинственной «Медузой Горгоной», превращающей в ад жизнь бизнесмена и все туже захлестывающей на его шее петлю, может быть лишь кто-то из очень близких ему людей.

Жена? Мать? Сын? Любовница?

Мотивы есть у каждого.

Дронго начинает задавать вопросы…

Чингиз Абдуллаев

Взгляд Горгоны

«Когда смеркается, окружающее словно скрывается от наших глаз, подобно тому, как видимый мир почти полностью исчез из моих».

Хорхе Луис Борхес

ГЛАВА 1

Одной из самых любимых книг Дронго была «Сага о Форсайтах» Джона Голсуорси. Раз в пять-шесть лет по какому-то неведомому ритуалу, установленному им самим, он перечитывал этот шедевр английского писателя, поражаясь мастерству и размаху, с каким была создана семейная эпопея. Дронго знал, что в основе повествования — личная драма самого писателя, полюбившего жену своего кузена. Голсуорси удалось почти немыслимое. Рассказать историю обычной английской семьи настолько увлекательно, что она продолжала доставлять удовольствие читателям уже в другую эпоху.

Кто-то позвонил в дверь. Дронго нахмурился. Когда являются без предварительного телефонного звонка — это дурной тон. Когда появляются в такую дождливую погоду — это совсем нехорошо. Очевидно, незваный гость не мог подождать до утра или тем более позвонить. Дронго поднялся с дивана и включил камеру внешнего наблюдения, установленную над дверью. Кажется, этого человека он никогда не видел. Высокий молодой человек спокойно ждал, когда ему откроют. Странно, что он сумел войти в дом. Здание, в котором жил Дронго, имело свою собственную службу безопасности. Он переехал сюда недавно, посчитав, что лучше жить в подобном доме. Если снизу не позвонили, значит, молодой человек предъявил какие-то убедительные доводы, чтобы войти в дом. Милиция или ФСБ?

Дронго протянул руку и включил линию связи.

— Добрый вечер, — громко сказал он, — я вас слушаю.

— Извините, — пробормотал молодой человек, — мне нужен господин Дронго.

— Здесь такой не живет, — недовольно ответил Дронго, — вы ошиблись адресом.

— Простите, — сказал упрямый молодой человек, — я знаю, что это не ваше имя. Но все называют вас именно так.

— Что вам нужно?

— С вами хочет встретиться один человек, — объяснил незнакомец, — мы приехали вместе с ним, и он сидит в машине, внизу, у дома.

— Пусть сидит, — разрешил Дронго, — у меня нет желания сегодня ни с кем встречаться. Приедете завтра.

— Завтра он не сможет. Он прислал меня, чтобы я получил разрешение. К сожалению, мы не знаем вашего телефона и смогли узнать только адрес.

— От кого?

— Один из ваших соседей сказал, что живет с вами в одном доме.

Это была уже рекомендация. В их доме жили в основном банкиры и бизнесмены с устоявшейся репутацией.

— Кто именно? — уточнил Дронго.

— Михаил Абрамович, — ответил молодой человек. Если незнакомцы знали такого крупного банкира, это говорило в их пользу. Михаил Абрамович не стал бы общаться с кем попало. Он купил в их доме верхний этаж, решив объединить обе квартиры, превратить их в одно просторное жилище. Очевидно, ему нравилось жить одному в десяти комнатах. При этом все соседи знали, что его семья живет в Лондоне, а сам он, как правило, остается на даче. Иногда он появлялся в доме, они встречались с Дронго на лестнице. Банкир всегда вежливо здоровался.

— Это ваш шеф хочет со мной встретиться? — понял Дронго.

— Да, — подтвердил молодой человек, глядя в «глазок» камеры. Дронго отпер дверь и взглянул на незнакомца.

— Добрый вечер, — пробормотал молодой человек.

— Вы работали раньше в нашей охранной фирме? — уточнил Дронго.

— Откуда вы знаете? — удивился его гость. — Я работал с ребятами из охраны вашего дома, но в прошлом году перешел на службу в банк.

— Они бы иначе вас не пропустили, — объяснил Дронго, — а вы достаточно молоды, чтобы успеть попасть на работу в правоохранительные органы и вылететь оттуда.

— Почему вылететь?

— Вы же сами сказали, что приехали сюда с вашим шефом. Если вы поднялись наверх, а он сидит внизу в машине, значит, вы работаете в его охране. Верно?

— Верно, — улыбнулся молодой человек. Он был ростом не ниже Дронго. И у него была чудесная, открытая улыбка. Дронго подумал, что сам был таким в двадцать пять лет.

— Как зовут вашего шефа? Кто он? — спросил Дронго.

— Роман Андреевич Горбовский. Президент финансовой компании…

— Я знаю, — прервал его Дронго, — теперь ясно, почему вы здесь. Странно, что он не нашел моего телефона. Может, мне действительно стоит познакомиться с вашим шефом. Сколько вам лет? — спросил он у своего гостя.

— Двадцать четыре, — ответил парень.

— Как зовут?

— Сашей.

— Зови, Александр, своего шефа. Только больше никого звать не нужно. Там ведь в машине наверняка сидят еще двое?

— Да. Водитель и еще один охранник.

Саша повернулся и поспешил к лестнице. Дронго вернулся в кабинет, сел перед компьютером и довольно быстро вышел на сайт компании, которую возглавлял Горбовский. Годовой оборот компании был за сто миллионов долларов. Сам ее президент был не стар. Ему недавно исполнилось сорок шесть лет.

Дронго успел прочесть лишь эти данные, когда снова раздался звонок. Он отключил свой компьютер и пошел открывать дверь. На пороге стоял Горбовский. Он был выше среднего роста, темные волосы были красиво уложены. Светлые глаза, длинный нос с небольшой горбинкой, упрямый подбородок, большой лоб — такой мужчина должен был нравиться женщинам и обладать сильным характером. Он был одет в серый костюм. Дронго оценил дорогой галстук гостя, его обувь, ремень — все указывало на настоящий вкус их владельца. Он первым протянул руку Дронго, даже не дожидаясь приглашения.

— Здравствуйте, — сказал Горбовский.

— Не через порог, — усмехнулся Дронго, — иначе поссоримся.

Он впустил обоих в квартиру, пожал руку Горбовскому и кивнул Саше. Роман Андреевич сбросил плащ на руки своего телохранителя, даже не обернувшись к нему. Очевидно, он привык к тому, что за его спиной всегда находится «на подхвате» кто-нибудь из окружения.

Роман Андреевич прошел в гостиную и разместился на диване. Сашу попросили побыть в соседней комнате. Дронго подвинул столик с напитками к гостю и разместился в кресле, готовый выслушать его.

— Вы, наверно, удивлены таким неожиданным визитом, — начал Горбовский.

— Я уже давно приучил себя ничему не удивляться, — сказал Дронго, — вы хотите что-нибудь выпить?

— Нет, спасибо, — Горбовский устроился поудобнее, — дело в том, — начал он, — что у меня к вам несколько необычная просьба.

— Да уж, — усмехнулся Дронго, — обычно ко мне не приходят с просьбами отремонтировать утюг или починить телевизор.

— Только я хотел бы, чтобы разговор остался между нами. Даже если мы не договоримся.

— Конечно, — кивнул Дронго, — я вас слушаю.

Горбовский нахмурился. Он был сильный человек и тем не менее заколебался на мгновение. Но затем решительно сказал:

— У меня очень большая проблема. Дело в том, что я убил человека.

Дронго смотрел на него, не выказывая своих эмоций. Молчание длилось несколько секунд, и затем Дронго произнес:

— Может, вы ошиблись адресом. Я не адвокат, я всего лишь обычный аналитик.

— Я знаю, — отрывисто произнес Горбовский. Он машинально полез в карман. Затем вытащил руку из кармана с недовольным выражением лица. Очевидно, он недавно бросил курить, понял Дронго. И теперь все время ищет сигареты, забывая о том, что их не должно быть.

— Вы бросили курить? — спросил Дронго.

— Да. Но я бросил курить уже больше года назад. И сейчас вспоминаю о сигаретах только тогда, когда сильно нервничаю.

— Для начала постарайтесь успокоиться, — посоветовал Дронго, — потом объяснить мне, почему вы решили прийти именно сюда. Моя профессия предполагает изобличение преступников, а не психологическую помощь оступившимся и уж тем более не защиту в суде.

— Этого я у вас пока не попросил, — мрачно вставил Горбовский.

— Но вы заранее узнали обо мне, прежде чем приехать сюда. Вы ведь говорили с Михаилом Абрамовичем?

— Говорил, — кивнул Горбовский, — он вас очень хвалил. И вообще вас знают многие люди из моего окружения. Говорят, что вы человек с невероятным аналитическим мышлением. И к тому же не на государственной службе. Мне нужна ваша помощь, — признался Горбовский, — я долго обдумывал свое положение и пришел к выводу, что только вы можете мне помочь. — Он стиснул крупные руки так сильно, что захрустели кости.

— Не нужно так волноваться, — предложил Дронго. Он открыл бутылку минеральной воды, налил полный стакан и протянул Горбовскому. Тот залпом выпил воду.

— Хочу вас предупредить, что я никогда не помогаю в неправедных делах, сколько бы денег мне ни заплатили. Единственное, что я могу вам твердо гарантировать, — все сказанное вами останется здесь, и об этом никто не узнает. Теперь, выслушав меня и немного успокоившись, начинайте говорить вы. Расскажите мне вашу историю.

Он намеренно долго говорил, чтобы его гость успокоился и собрался с мыслями. Увидев, что тот несколько успокоился, Дронго кивнул ему и замолчал, чтобы выслушать Горбовского.

— Даже не знаю как начать, — вздохнул Роман Андреевич. — Дело в том, что я президент довольно большой финансовой компании и мне всегда казалось, что я сумел оторваться от прежней жизни. Что я гарантирован от подобных случаев… — Он нахмурился, глядя в одну точку. Затем решительно тряхнул головой. — Хотя сейчас уже поздно об этом. В общем, у меня работает много людей. Почти полторы тысячи человек. Некоторых я знаю хорошо, некоторых не знаю совсем. У меня два водителя и несколько охранников. Извините, что перечисляю все эти мелочи, но они важны для понимания происшедшего. Один из моих водителей попал в больницу с приступом аппендицита. И мне пришлось заменить его на другого молодого человека, который работал у нас на дежурном автомобиле, развозя курьерскую почту. Правильно говорят, что нельзя брать на работу непроверенных людей. Я, конечно, виноват, что не посмотрел личное дело своего нового водителя. Но я брал его только на месяц, и мне казалось, что это не столь важно.

Потом выяснилось, что он дважды судимый. Употреблял наркотики. В общем, полный букет всех отрицательных качеств. Он работал у меня около месяца. Затем вышел мой прежний водитель, а этот вернулся на свое место. А через некоторое время у меня начались неприятности. Он нагло пришел ко мне и заявил, что я должен дать ему деньги на развитие его собственного дела. Естественно, что я указал мерзавцу на дверь.

Через два дня этот тип снова пришел ко мне. Дождался, когда вечером все ушли, и сказал моему секретарю, что у него важное дело. Назовем его Виктором. Уже в ультимативном тоне он опять потребовал денег. Я снова отказал. И тогда он сказал, что у него есть компрометирующие меня материалы.

Горбовский вздохнул.

— Вы же понимаете, у каждого человека есть свои тайны. А водитель — это как член семьи. Пока он месяц работал со мной, ему удалось выяснить некоторые подробности моей личной жизни. Вот он и решил меня этим шантажировать, угрожая, что обо всем расскажет жене. А у моей супруги больное сердце. В общем, я снова выгнал шантажиста, но на этот раз в более грубой форме. Сказал, что он ничего не получит.

Дронго внимательно слушал. Он видел, как нервничает сидевший перед ним человек.

— Я думал, что он больше не придет, — продолжал Горбовский, — но в прошлую субботу он неожиданно появился у меня на даче. Наша дача находится в охраняемой зоне, но охранники знали его в лицо и поэтому пропустили. Он был сильно навеселе. Увидел меня во дворе и начал осыпать оскорблениями. Я стоял около бассейна, собирался купаться. Он кричал, что ему нужны деньги и я должен их дать. Говорил, что я достаточно богатый, чтобы одолжить ему такую небольшую сумму. Начал показывать мне фотографии, которые он успел сделать. Оказывается, он по-настоящему следил за мной и даже сделал фотографии. Я оттолкнул его руку, сказал, что не стану смотреть эти снимки. Вот тогда он и разозлился по-настоящему. Он убрал снимки в карман и неожиданно достал нож. Я даже не понял, что именно произошло. Поднял руку, защищаясь, и он меня порезал. Потом ударил еще раз. Рядом со мной никого не было. Мои охранники были в доме. Никто не мог даже предположить, что все кончится так страшно. Увидев кровь, я оттолкнул этого типа от себя.

Горбовский снова налил себе воды и выпил ее.

— В общем, около бассейна всегда бывает скользко, — продолжал он, — а этот тип, начиненный наркотиками и уже сильно пьяный, и без того не очень уверенно стоял на ногах. Я поэтому и не позвал охранников, не хотел, чтобы они с ним разговаривали. Да и стыдно было не справиться самому с таким пьяным выродком. Откуда я знал, что у него будет нож? Когда я его толкнул, он поскользнулся, взмахнул руками и упал. Упал, ударившись виском о край бассейна. Как раз о самый угол. Если падать сто раз, то не сумеешь попасть так точно. А он попал. В общем, он умер почти мгновенно.

Я накрыл тело брезентом и побежал в дом, чтобы перевязать свои раны. Когда я вернулся, он все еще лежал под брезентом, но я обратил внимание, что край брезента был приподнят. Я наклонился вниз и с ужасом увидел, что фотографии исчезли. Я обыскал его тело дважды, но ничего не нашел. Пришлось позвать Сашу и нашего садовника Акопа, чтобы они отнесли тело убитого в машину. Я хотел позвонить в милицию, все рассказать, но они меня начали отговаривать. В общем, Акоп и Саша дали показания, что видели, как Виктор приехал к нам домой и, будучи в состоянии сильного алкогольного опьянения, прошел к бассейну, неожиданно упал и ударился головой. Экспертиза подтвердила, что он был не только пьяный, но и успел сделать себе укол. Из прокуратуры дважды приезжали следователи, но в общем они тоже понимали, что в таком состоянии человек может не только упасть, но и утонуть в бассейне. Мне сообщили, что дело будет закрыто.

Горбовский тяжело вздохнул. Провел рукой по волосам.

— И тут для меня началось самое страшное, — глухим голосом произнес Роман Андреевич.

ГЛАВА 2

— Фотографии, — напомнил Роман Андреевич, — исчезнувшие фотографии. Они неожиданно нашлись, — он тяжело вздохнул. Затем взглянул на Дронго, — я думал, что они просто выпали у погибшего. Не придал этому значения. Не до того было. У меня рука была в крови, и от боли я не мог нормально соображать. А потом понял, что фотографии не могли просто так исчезнуть. Их кто-то взял.

— Ваш садовник или ваш телохранитель? — уточнил Дронго.

— В том-то и дело, что нет, — вздохнул Горбовский, — они были вместе и, когда услышали шум борьбы, крик Виктора, вместе прибежали к бассейну. Именно вместе. Но ни один из них не видел фотографий, которые были у погибшего Виктора.

— Значит, их забрал кто-то другой? — спросил Дронго. — Кто еще в тот момент был у вас на даче?

Горбовский вздрогнул, посмотрел на стоявшие бутылки. И вдруг сказал:

— Иногда хочется напиться и сойти с ума. У меня абсолютно идиотская, невозможная, невероятная ситуация. И дело даже не в том, что я убил этого подонка, который давно заслуживал подобной участи. Удивляюсь, как его взяли на работу, не обратив внимания, что он наркоман. И тем более доверили автомобиль. Хотя я тоже хорош, даже не смотрю, кто меня возит. Привык заниматься своими делами, сидя в машине. Обслуживающие меня люди уже давно слились в одну безликую массу. Это будет уроком и мне самому.

— Вы по-прежнему о нем думаете?

— Я думаю о своей семье. В момент смерти Виктора один охранник сидел у дверей дома, а Саша и Акоп прошли в сад и работали там. В доме оставалось несколько человек, которые мне очень дороги. И когда исчезли фотографии, я даже не мог представить, что один из моих родственников… вы представляете? Кто-то из моей семьи взял эти фотографии и теперь решил меня шантажировать.

— В каком смысле? — не понял Дронго.

— Я получил вот это письмо, — судорожно вздохнул Горбовский, доставая письмо. Протянул его Дронго. — На нем нет отпечатков пальцев, — добавил Роман Андреевич, — я проверял.

Дронго раскрыл письмо. На нем были наклеены буквы, вырезанные из различных газет.

— «Один миллион долларов наличными, — прочитал Дронго, — место укажем. Ты убил Виктора. Срок три дня».

— Очень интересно, — вежливо сказал Дронго, возвращая письмо. — Значит, еще кто-то решил вас шантажировать? Может, кто-то из знакомых убитого.

— Нет, — ответил Горбовский, схватив письмо и засовывая его во внутренний карман, — дело в том, что вместе с письмом мне прислали и фотографию. Одну из тех, которые были в кармане убитого. Кто-то стоял за домом и смотрел на нашу стычку с Виктором. А потом, когда я побежал в дом, прошел к телу и похитил фотографии.

— Как вам передали это письмо?

— Положили мне на стол. В моем кабинете, на даче, — сказал Роман Андреевич, — и учтите, что в нашем доме на этой неделе не было чужих. Только свои.

— Это серьезно, — согласился Дронго. — Значит, в момент смерти Виктора на вашей даче было двое охранников и садовник. И вы убеждены, что ни один из них не мог взять эти фотографии.

— Абсолютно убежден. Охранник, который сидит у ворот, не должен никуда отлучаться. У него даже будка туалета рядом поставлена. Он обязан быть постоянно на своем месте. А Саша отправился помогать Акопу. Именно поэтому рядом со мной никого не оказалось в тот момент, когда я разговаривал с Виктором.

— Тогда перечислите мне своих родственников, которые в этот момент находились в вашем доме, — попросил Дронго.

— Моя мать, — ответил Горбовский, — жена, брат, дочь, сын, няня дочери и супруга моего брата. Больше никого. Только учтите, что моей дочери семь лет и вряд ли она стала бы доставать фотографии из кармана убитого мужчины.

— Значит, если исключить вашу дочь и обслуживающий персонал, на даче в момент смерти Виктора было еще шесть человек?

— Шесть, — вздохнул Горбовский, — и кто-то из них видел мою стычку с шантажистом. Затем, когда я ушел, этот человек достал фотографию из кармана убитого и прислал мне это страшное письмо. Вы понимаете мое положение? Я вынужден подозревать кого-то из самых близких мне людей. Ну кто может меня шантажировать?

Моя мать? Мой брат? Жена? Сын? Это же с ума можно сойти. Жить не хочется. Я даже не знаю, как мне реагировать на подобное письмо. Сегодня истекает третий день. Я за эти дни столько передумал. И принял решение прийти к вам. Мне не денег жалко, один миллион я соберу. Мне нужно знать, кто из моих близких на такой шантаж пошел. Я ведь теперь никому из них не доверяю. Просто с ума схожу.

— Вы сказали, что в доме было шесть взрослых людей, — напомнил Дронго, — ваша мать, жена, брат, его супруга и ваш сын. Итого пятеро. А шестая была няня вашей дочери. Она ведь не является вашей родственницей?

— Даже ближе чем родственница, — неожиданно произнес Горбовский, — ее я бы исключил из этого списка.

— Как это исключили? — не поверил услышанному Дронго. — Остальных бы оставили, а ее исключили? Погодите, но она ведь не ваша родственница… Хотя вы сказали «даже ближе». Неужели она ваша любовница?

— Я не люблю этого слова, — признался Горбовский, — но это на самом деле так. Ей тридцать два года, и она только недавно вернулась из Франции. Совершенно потрясающая женщина. Так получилось, что мы стали близки. Я понимаю, как это некрасиво, но ничего не мог с собой поделать. Знаете, почему бы я ее исключил?

— Потому, что на снимках она была с вами? — неожиданно ответил Дронго.

Горбовский вздрогнул. Изумленно взглянул на Дронго.

— Да, да, — кивнул Роман Андреевич, — все верно. Поэтому я бы ее сразу исключил. Зачем ей похищать фотографии, которые ее же и компрометируют? Если бы она захотела меня шантажировать, то могла бы и без всяких фотографий все рассказать. Но тогда ей пришлось бы уйти из дома.

— С миллионом долларов она вполне может это сделать, — невозмутимо заметил Дронго.

— Что? — изумленно спросил Горбовский. — Вы думаете, это она? Вы ее подозреваете? Но она могла и раньше…

— Раньше у нее не было доказательств, — возразил Дронго, — но самое важное даже не в этих фотографиях. Присылая их вам, неизвестный шантажист хотел подчеркнуть, что видел вашу стычку с Виктором. В данном случае речь идет совсем не о фотографиях, а об убийстве человека.

— О чем вы говорите? — простонал Горбовский. — Неужели это она?

— Успокойтесь, — посоветовал Дронго, — это только одно из моих предположений.

Горбовский откинулся на спинку дивана, закрыл глаза.

— Иногда я думаю все это бросить, — неожиданно сказал он, — там, где есть большие деньги, всегда присутствуют подлость, обман, грязь. Целый век нам внушали, что деньги — это зло. И вот теперь мы должны объяснять нашим людям, что деньги — это благо, а человек, сумевший их заработать, не всегда бандит и вор.

— Период первичного накопления капитала обычно характеризуется незаконными способами обогащения, — возразил с улыбкой Дронго, — неужели вы как бизнесмен никогда не давали взяток, не устраивали своих дел с помощью подкупа, не убирали с дороги конкурентов? Подумайте сами — всегда ли ваши действия были в полном ладу с законом? И тогда вы не станете говорить об этом. Вы сами установили правила игры. Бей конкурента, дави соперника, обходи слабых, самое главное — результат. Деньги и есть конечный результат вашей деятельности. А здесь все игры идут без правил. Чего же вы удивляетесь, если кто-то решил сыграть и с вами в подобную игру?

— Да, — открыл глаза Горбовский, — вы правы. Мы сами не ангелы, чтобы требовать порядочности от других. Но это письмо перевернуло мне всю душу. Я понимаю, когда меня шантажирует пьяница и наркоман, случайно оказавшийся у нас на службе. Но когда подобное делает кто-то из моих близких? Тогда для меня переворачивается весь мир.

Горбовский тяжело вздохнул.

— В общем, теперь вы все знаете, — сказал он, — сегодня вечером истекает срок, эти три дня. Неизвестный шантажист пришлет мне письмо, где укажет, куда я должен положить деньги. Должен признаться, что миллион долларов наличными я уже приготовил. В конце концов, я бы их и так отдал любому из близких, кто бы из них ко мне ни обратился. Но я хочу знать — кто и зачем это сделал? И поэтому пришел к вам. Мне нужно во всем разобраться.

— Шесть человек, — задумчиво повторил Дронго, — они сейчас все на даче?

— Я собрал всех, — кивнул Горбовский, — сегодня суббота. И мы даже позвали Наташу, хотя обычно отпускаем ее в субботу вечером.

— Наташа — это няня вашей дочери?

— Да. Мой брат тоже приехал. И сына я вызвал. В общем, все, кто был на даче три дня назад. Я не хочу, чтобы они уезжали. Мне важно, чтобы они были у меня перед глазами. Завтра воскресенье, и все они останутся у нас на даче. У меня довольно большой дом в три этажа. Двенадцать комнат. Места всем хватает.

Дронго задумался.

— Я готов заплатить любой гонорар, — торопливо сказал Горбовский.

— Дело не в гонораре, — ответил Дронго, — скажите мне откровенно, вы уверены, что это нужно делать? Что нужно искать человека среди ваших родных? Разочарование бывает ужасным. А если это ваша супруга? Или ваш брат? Как вы потом будете с ними жить? Какие отношения поддерживать? Может быть, вам нужно заплатить деньги и не узнавать, кто отправлял это письмо.

— Я об этом думал, — глухо произнес Горбовский, — три дня думал. Но нет, мне нужно знать. Я хочу знать, почему этому человеку нужна такая сумма. Я хочу знать, как он мог решиться на подобное. Если это моя жена, то зачем ей столько денег? Может, она собирается со мной разводиться? Или если это мой брат? Куда он потратит такую сумму? На какую цель? И почему не попросил у меня денег по-доброму? Нет, нет. Я должен все узнать. И поэтому прошу вас мне помочь.

— В таком случае я готов ехать с вами, — кивнул Дронго. — Мне важно, чтобы вы дали характеристики каждому из людей, находившихся в момент смерти Виктора на даче. Каждому. И постарайтесь быть объективным.

— Хорошо. С кого начать?

— С кого хотите. Я должен получить хотя бы приблизительный портрет каждого из членов вашей семьи.

— Начнем с моей матери, — виновато улыбнулся Горбовский, — ее зовут Римма Алексеевна. Ей под семьдесят. Крепкая старуха, никогда не болела. Долгие годы работала директором школы. Сейчас на пенсии. Я ее старший сын. Иногда живет у нас на даче. Иногда остается у себя на квартире.

— Дальше…

— Моя жена Виктория. Тридцать четыре года. У нас с ней семилетняя дочь. Мы женаты уже восемь лет. Она была замужем, разведена. И у нее, и у меня это второй брак. Детей от первого брака у нее нет. Ее бывший муж работает в шоу-бизнесе, продюсер каких-то телевизионных передач. В последние годы у нее иногда шалит сердце. Мы даже выезжали в Германию на обследование. Врачи говорили, что ей нельзя рожать, но она тогда настояла на своем. В общем, у нас хорошие, ровные отношения.

— Она знает о вашей связи с Наташей?

— Нет, конечно. Даже не догадывается.

— Продолжайте…

— Наташе тридцать два года. Умница. Знает французский и английский. Закончила университет, стажировалась в Сорбонне. Личная жизнь не сложилась. Несколько лет встречалась с одним иностранцем, но он так и не решился на ней жениться. Есть женщины, которые отпугивают мужиков своим умом или энергией. В общем, она работает у нас уже больше года. Честно говоря, первое время я не обращал на нее внимания. Но однажды по телевизору начали показывать эту игру… вы, наверно, видели… когда отвечают на вопросы и выигрывают миллион. Она сидела в гостиной с моей дочерью. И представьте, она ответила без подсказки на все четырнадцать вопросов. На все. И часто даже отвечала без вариантов ответов. На четырнадцатом вопросе отвечавший на телеэкране мужчина срезался. А Наташа ответила верно. Вот тогда я впервые и обратил на нее внимание. Ну а потом это случилось как-то нечаянно.

Как-то Виктория взяла дочь и уехала в парикмахерскую. Мы с Наташей остались одни в доме. Завязался разговор. Выяснилось, что она человек с тонким вкусом, чуткий, эмоциональный. В общем, тогда я впервые ее поцеловал. И она довольно резко меня оттолкнула. Потом мы не разговаривали целый месяц. Я думал, что она уволится. Но через некоторое время она снова начала мне улыбаться. А потом мы опять оказались одни. И на этот раз она меня не оттолкнула. Вот такая история моего морального падения.

— Выводы сделаем потом, — заметил Дронго, — рассказывайте дальше.

— Мой сын Антон. Ему девятнадцать лет. Учится в МГИМО. Мы хотели послать его за рубеж, но он сам выбрал этот институт. Учится хорошо, я сам проверял. Он мой сын от первого брака. Часто приезжает ко мне на дачу. Его мать вышла замуж, и у нее прекрасный муж. Он геолог, доктор наук, возглавляет какую-то лабораторию. Вдовец. У него свои дети и даже есть внучка. Немного смешно. Получается, что моя первая жена сейчас бабушка. — Горбовский невесело улыбнулся, потом продолжил: — На даче присутствовали мой брат Аркадий и его жена Рая. Аркадий моложе меня на три года. Он кандидат наук, ведущий специалист в институте биологии. Два раза работал за рубежом. Говорят, что хороший специалист. Сейчас трудится над докторской. Его супруга Раиса — врач. Кажется, травматолог. Работает в больнице. Они женаты уже шестнадцать лет, и у них есть дочь, которая сейчас проходит стажировку в Германии…

— Вы помогли? — спросил Дронго.

— Да, конечно, — кивнул Горбовский, — девочка очень толковая, я думаю, она должна продолжить образование за рубежом. Вот, собственно, и все. Шесть человек, о которых мы говорили. Есть еще моя дочка — Мая. Ей семь лет. Но я не думаю, что Маю можно включить в список подозреваемых.

— Я тоже не думаю, — улыбнулся Дронго, — но кроме них, на даче было еще три человека. Расскажите мне о каждом из них.

Горбовский оглянулся на дверь. В соседней комнате листал журналы Саша.

— Они не могли, — убежденно сказал он, — я сам проверял.

— И тем не менее, — настаивал Дронго, — давайте завершим нашу предварительную часть. Можете рассказать о каждом из них?

— Конечно, могу. Саше — двадцать четыре года. Вернулся из армии несколько лет назад. Работал в охранных системах, потом перешел ко мне. Прекрасный, отзывчивый, душевный парень. Не женат. Собирается учиться дальше. Мой садовник Акоп работает у нас уже восемь лет. Он приехал в Москву еще в восемьдесят девятом из Баку. Очень хороший садовник. У него четверо детей. Все уже взрослые, все учатся и работают. Жена, кажется, тяжело болеет, я доставал ему лекарства для нее. Еще один охранник Гена, стоял у дверей. Его я знаю хуже. Но он уже на пенсии, ему за пятьдесят. Раньше работал в милиции, кажется, сержантом. Строгий, малоразговорчивый и непьющий. У него язва, и он не употребляет спиртного. Геннадий работает сутки через двое. Охраняет нашу дачу. Вот и все наши персонажи, — невесело закончил Роман Андреевич.

— Ясно, — кивнул Дронго, — а теперь покажите мне ваши раны.

— Что? — приподнялся с дивана Горбовский. — Вы мне не верите? Вы думаете, что я вас разыгрывать сюда пришел? Ну знаете…

— Извините, — тактично, но твердо прервал его Дронго, — дело не в моей вере. Я хочу убедиться в абсолютной искренности ваших слов, перед тем как начну расследование. Поймите и не обижайтесь. У меня бывали случаи, когда меня обманывали.

Горбовский сел обратно на диван.

— Поставьте себя на мое место, — предложил Дронго, — если вдруг к вам приходит незнакомец и рассказывает подобную историю. Все ведь может быть немного по-другому.

— В каком смысле? — недовольно спросил Роман Андреевич.

— Предположим, что неизвестный гость намеренно убил одного из своих водителей и теперь хочет найти свидетеля, который видел сцену убийства. Согласитесь, что это несколько меняет акценты в расследовании данного дела.

— Вы мне не верите, — печально произнес Горбовский, — наверно, вы правы. — Он привстал и снял с себя пиджак. Затем закатал рубашку на правой руке. Она была перевязана.

— Открыть бинты? — угрюмо спросил Горбовский.

— Не нужно, — кивнул Дронго, — одевайтесь. Я все понял. И не стоит на меня обижаться. Я обязан был поступить так.

Горбовский надел пиджак.

— Значит, вы согласны? — спросил он.

— Мы поедем вместе, — ответил Дронго, — но постарайтесь выполнить две мои просьбы. Во-первых, никому не говорить о цели моего приезда на дачу…

— Обязательно.

— И во-вторых, не обижаться на меня за мои действия. Мне ведь наверняка придется спрашивать вас о неприятных вещах и затрагивать вашу личную жизнь. Вы меня понимаете?

— Да, — судорожно кивнул Роман Андреевич. — Я согласен.

ГЛАВА 3

Черный «Мерседес» ждал, когда откроются ворота. Они медленно раскрывались.

— Здесь специальная система защиты, — объяснил Роман Андреевич, — в случае необходимости их можно мгновенно закрыть. А вот открываются они медленно. Охранник должен видеть всех, кто приехал на дачу. Хотя однажды это не помогло, — добавил он и отвернулся.

— Машина въехала во двор. За ним следовал джип охраны. Дача занимала довольно большое пространство, Дронго подумал, что здесь примерно полтора гектара площади. Земля в подобных местах настолько дорогая, что на эти деньги можно было купить хороший дом в Москве. Интересно, каким образом Горбовский обошел закон, запрещавший скупать подобные участки? Наверно, оформил участки на всех своих родственников.

Автомобиль остановился. Горбовский вышел из машины. Следом вышли Саша и Дронго. «Мерседес» развернулся и поехал в другую сторону. За ним развернулся и джип.

— Разве они не остаются на даче? — уточнил Дронго.

— Нет, — ответил Саша, — водитель оставляет машину в нашем гараже, в городе. А когда нужно, их вызывают. Зачем оставаться здесь? Тогда водителям придется ночевать на даче. И всем охранникам. На даче всегда только два охранника. Если понадобится, здесь есть и своя охрана всех участков. Рядом отделение милиции. Да и наши могут всегда подъехать, — объяснил он, — а в гараже у нас стоят две машины, если надо срочно куда-то выехать.

Навстречу Горбовскому бежала девочка, одетая в голубые джинсы и розовую майку. Сходство с отцом было поразительное. Она бросилась к нему на шею.

— Это моя Маечка, — сказал он, поворачиваясь к Дронго.

— Мая, куда ты убежала? — Из-за кустов показалась высокая молодая женщина в белых джинсах и белой рубашке. У нее были светлые вьющиеся волосы, большие голубые глаза, красивая фигура.

— Здравствуй, — сказала она Горбовскому и, подойдя, поцеловала его в щеку.

— Это моя жена, — представил ее Роман Андреевич, целуя супругу, — это наш гость. Господин Дронго. Он останется сегодня у нас на даче.

— Хорошо, — сказала супруга, — я еще не отпустила тетю Катю. Попрошу ее приготовить комнату для гостей.

— Правильно, — кивнул муж. Он опустил дочь на землю, и в этот момент его супруга сказала требовательным голосом:

— Наташа, заберите девочку, она мешает Роману Андреевичу.

На дорожке показалась другая женщина. Она была в серой длинной юбке и в синей рубашке. Длинные волосы были перехвачены синей лентой. Внимательные, осмысленные карие глаза, тонкие губы, большой открытый лоб. Она была по-своему красива, и особый шарм придавали лицу ее глаза, этот ее осмысленный взгляд.

— Мая, — строго сказала она, — ты убежала, не закончив урока английского.

Увидев Горбовского, женщина чуть запнулась, затем коротко кивнула ему в знак приветствия.

— Здравствуйте, Наташа, — сказал Горбовский, оглядываясь на Дронго, — а это мой друг, господин Дронго.

— Очень приятно. — Наташа протянула руку. У нее было крепкое, почти мужское рукопожатие.

— Добрый вечер, Роман Андреевич, — подчеркнуто нейтральным голосом произнесла Наташа, — я пойду с Маей продолжать заниматься, если вы разрешите.

— Конечно, — кивнул Горбовский, — мы не будем вам мешать.

Наташа увела девочку, которая явно не хотела уходить. Саша понес пакеты в дом.

— Кто такая тетя Катя? — уточнил Дронго. — Вы о ней не говорили.

— Это наша кухарка, — объяснил Горбовский, — заодно она помогает жене следить за домом. Что-то вроде домоправительницы. Я не говорил о ней, так как ее в тот день не было на даче. Она уехала на базар за продуктами.

Они прошли в дом. Большая гостиная была обставлена в английском стиле. Повсюду стояли светильники. Много живых цветов. Сразу за гостиной был небольшой каминный зал с тяжелым дубовым потолком.

— Извините, — сказал Горбовский, — я вас оставлю. Пойду переоденусь.

Он прошел к лестнице, чтобы подняться на второй этаж. Навстречу ему спускался мужчина средних лет с заметно выпирающим животиком. Он был в мягких светлых брюках и расстегнутой рубашке. Увидев хозяина дома, он всплеснул руками:

— Ты уже приехал? А мне говорили, что ты вернешься поздно вечером.

— Я закончил свои дела раньше, — ответил Горбовский, — познакомься, пожалуйста, Аркадий. Там внизу наш гость — господин Дронго. А это мой младший брат Аркадий Андреевич. — Представив их друг другу, Горбовский пошел по лестнице вверх, развязывая на ходу галстук.

Аркадий Андреевич спустился и протянул руку гостю.

— Добрый вечер, — радушно сказал он, — вы, наверно, работаете вместе с Романом?

Дронго ответил невразумительной улыбкой, которая могла означать все что угодно.

— Пойдемте в каминный зал, — предложил Аркадий и подмигнул гостю, — вы у нас еще не были. Не знаете, что самая лучшая комната в доме — это каминный зал. Там находятся два больших бара с очень неплохой коллекцией коньяков. Вы любите коньяк?

— Как вам сказать? — ответил Дронго, не любивший коньяк. Он обычно пил только вино. Иногда любил текилу. Но уж никак не коньяк.

— А я люблю, — победно сказал Аркадий Андреевич, увлекая за собой гостя.

Они вошли в каминный зал, и Аркадий, пройдя к книжной полке, нажал скрытую за ней пружину. Открылся бар, сделанный прямо в стене.

— Какой прекрасный фокус, — умилился Аркадий, направляясь к бару и доставая бутылку коньяка. Он вытащил два пузатых бокала и щедро налил в них коньяк.

— Ваше здоровье, — сказал он, поднимая бокал. Дронго пригубил свой бокал. Коньяк был действительно хорошим, но его не следовало пить таким грубым способом. Он повертел в руках бокал.

— Вы, наверно, эстет, — рассмеялся Аркадий. Он был неуловимо похож на Романа. Только лицо было более мягкое, словно черты были более размытые. Редкие волосы торчали островками по краям головы. В отличие от старшего брата в нем не чувствовалось никакой энергии, никакого стержня.

— Садитесь, — показал на глубокое кресло Аркадий, усаживаясь в другое, — вы, наверно, финансист? Кто вы по профессии?

— Я юрист, — ответил Дронго.

— Тоже хорошо, — кивнул Аркадий, — сейчас вообще время юристов и экономистов. Самые нужные профессии. Чтобы знать, как уворовать у государства денег и не отвечать за это, — расхохотался он. Затем поднял свой бокал. — Ваше здоровье.

— Спасибо, — ответил Дронго, снова чуть пригубив. Аркадий снова выпил до дна. Потом, поморщившись, поднялся и прошел к бару.

— Здесь раньше шоколад был, — сказал он, заглядывая в бар. Затем, повернувшись, быстро вышел из каминного зала, ничего не сказав своему собеседнику. Дронго остался один. Через несколько секунд Аркадий вернулся с двумя шоколадными конфетами, очевидно, взятыми из вазы. Одну конфету он протянул Дронго, а другую оставил себе. Затем снова налил коньяк в свой бокал. И взглянул на бокал гостя.

— Вы ничего не пьете, — удивился Аркадий, — не нужно так себя вести. В этом доме привыкли радоваться жизни и наслаждаться ее прелестями. За ваш приезд. — Он снова выпил до конца. Развернул бумажку конфеты и, откусив половину, с хрустом зажевал.

— Вы часто бываете на даче? — улыбнулся Дронго, сделав один глоток.

— Не часто, — грустно ответил Аркадий, — когда меня сюда пускают, — тихо сказал он, озираясь по сторонам, — эта стерва, жена моего брата. Она считает, что родственники мужа позорят ее благородное семейство. Вы можете себе представить? — И опять налил себе.

— Возьмите мою конфету, — предложил Дронго, увидев, что Аркадий доедает свою.

— Вы благородный человек, — восхитился Аркадий, — только тихо. Никому ни слова. А то меня опять начнут пилить. Все вместе на меня набросятся и начнут. Мама, жена и еще эта цыпочка. Жена моего брата.

Он икнул и снова выпил. Дронго посмотрел на бутылку. Половины уже не было. Такой коньяк нельзя пить как брагу. «Впрочем, это не мое дело», — подумал Дронго.

— У вас, наверно, на даче хорошо, — спросил Дронго, — всегда спокойно, тихо…

— Ничего себе тихо, — удивился Аркадий, — да у нас каждый день что-то случается. В прошлом месяце нашего соседа-бизнесмена убили. Прямо у дома застрелили. Вместе с водителем. А на этой неделе у нас тут один мужик загнулся. Выпил, понимаешь, и в бассейн наш полезть захотел. Бывший водитель Ромы. Ну и поскользнулся. Головой об край и сразу на тот свет.

— Не повезло бедняге.

— Вот именно не повезло. Хотя я думаю, что все правильно. Говорят, что этот тип был наркоманом. И вообще дважды сидел. Очевидно, Бог решил, что пора забирать свое несовершенное творение, и в результате несчастный тюкнулся головой и отправился прямиком на встречу со святым Петром. Вы знаете, говорят, что святой Петр сидит у врат небес с ключами в руках. И я не понимаю логики. Если Петр решает, кому и куда идти, то, значит, он самый главный, а не его господин.

— Между прочим, вы богохульствуете, — добродушно заметил Дронго, — не советую вам говорить подобное в присутствии других людей.

— А вы думаете иначе? — удивился Аркадий. — И вообще, разве может мыслящий человек верить в эту чепуху? Получается, что наверху сидят и ждут нас, когда мы туда прибудем. Какая чушь! Что делать со столькими душами? Места не хватит. И потом, сколько может существовать душа? Тысячу лет? Миллион? Миллиард? И почему нашей души не было, до того как она появилась в нашем теле? Где она была, я вас спрашиваю?

— Мне трудно вести разговор на богословские темы, — заметил Дронго, — у меня несколько другая профессия.

— Не хотите говорить, — сказал Аркадий, снова наливая себе, — вот все вы так. Не хотите портить отношений с Богом. На всякий случай. Все вы понимаете, что его нет. Но на всякий случай не хотите портить отношений. А вдруг он есть. Вот вы верите в рай?

— Не верю, — ответил Дронго, — хочу поверить, но не верю.

— Ну, тогда вы наш человек. Давайте еще раз выпьем, — предложил Аркадий.

— Но я верю в ад, — вдруг сказал Дронго.

Аркадий вздохнул. Посмотрел на своего собеседника.

— Что вы такое говорите? — недовольно спросил он. — Какой ад? Где вы его видели?

— Очень часто, — ответил Дронго, — в душах людей, в их поступках, в их трагических ошибках, которые они совершают.

— Вы философ, — кивнул Аркадий. Он хотел снова выпить, но неожиданно отставил бокал. — Вот что я вам скажу как биолог. С точки зрения науки Бога нет. А с точки зрения той же науки без Бога мы не могли возникнуть. И разум не мог появиться. Ну никак не мог. Вот и гадай теперь — есть Бог на самом деле или его нет.

— Опять полез в каминный зал, — раздался женский голос, и Аркадий, залпом выпив свой бокал, быстро поставил его на столик. В каминный зал вошла женщина невысокого роста. Очевидно, среди ее предков были азиаты, у нее были узкие, вытянутые глаза на круглом лице. Волосы ее были собраны назад. Женщине было не больше сорока. Она вошла в зал и, увидев Дронго, замолчала.

— Ну что ты, Раечка, — добродушно сказал Аркадий, вставая, — этот товарищ — знакомый нашего Ромы. Он приехал к нам на дачу сегодня впервые. И я ему немного рассказывал о нашей семье, о наших традициях. О нашей даче.

Вошедшая взглянула на поднявшегося Дронго и мрачно кивнула ему.

— Здравствуйте, — строго сказала Рая. И снова посмотрела на мужа: — Ты уже выпил полбутылки коньяка? Мы еще не садились ужинать. Виктория опять будет ругаться, говорить, что ты выпил их лучший коньяк.

— Как тебе не стыдно перед посторонним человеком, — всплеснул руками Аркадий, — неужели ты не видишь, что эта бутылка была давно открыта. И мы только сели за столик, когда ты вошла.

— Я ничего не сказала, — пожала плечами Рая. Она обернулась к Дронго и выдавила из себя улыбку, — надеюсь, вам у нас понравится.

После того как она вышла, Аркадий Андреевич вздохнул и снова налил себе.

— Вот так всегда, — меланхолично заметил он, — как только начинаешь умную беседу, стремишься в небеса, тебя немедленно опускают вниз и еще бьют мордой об стол. Скажите, вы женаты?

— Да, — кивнул Дронго, подумав о Джил.

— В таком случае вы меня понимаете, — буркнул Аркадий, — жениться нужно в сорок лет, когда все уже закончено. Раньше нельзя, иначе к сорока годам вы получите мегеру, которая будет вас терзать. В сорок лет нужно брать молодую девушку, чтобы вместе с ней состариться. Когда вам будет шестьдесят, ей будет сорок. И вы одновременно начнете угасать. Это я вам как биолог говорю.

— Я знаю мужчин, которые не угасают и в восемьдесят, — улыбнулся Дронго.

— Ну и прекрасно. Значит, в шестьдесят им нужно находить новых жен. И снова стареть вместе с ними. Тогда через двадцать лет они все равно вместе дойдут до кондиции.

— Интересная точка зрения, — вежливо согласился Дронго, — а если вдруг произойдет сбой в организме, как раз когда я буду менять жен? Это получится, что с первой я расстался, а со второй еще не сошелся. Что тогда делать?

— Схоластический спор, — возмутился Аркадий, — ничего страшного. Нужно не порывать резко с одной. А оставаясь с первой, уже встречаться со второй. У некоторых это получается, — с явным подтекстом сказал он, показывая наверх. Было понятно, что он говорит о своем старшем брате. Хотя разница между супругой Романа Андреевича и его любовницей была всего в несколько лет.

Дронго не стал ничего уточнять, однако было понятно, что секрет Романа Андреевича, который тот столь тщательно скрывал ото всех, на самом деле был давно известен его младшему брату. И возможно, не только ему одному. Он мог и забрать фотографии у погибшего, а затем решить шантажировать старшего брата, чтобы получить деньги. Иначе откуда он узнал о связи Романа Андреевича с Наташей? Ведь он говорил, что редко бывает на даче.

— А вы знали погибшего? — спросил Дронго, и Аркадий Андреевич нахмурился.

— Не знал, — угрюмо ответил он, — и не хотел бы его знать. Говорят, что он был не очень хороший человек. И вообще я не знаю никого из сотрудников моего старшего брата. И стараюсь не вмешиваться в его дела.

Он неожиданно поднялся и вышел из каминного зала, словно сама эта тема была ему неприятна. «Он явно что-то знает, — подумал Дронго. — Нужно будет подробнее расспросить Аркадия Андреевича о том, что именно ему известно». И тут он услышал громкие голоса, очевидно, споривших друг с другом людей.

ГЛАВА 4

Дронго выглянул из каминного зала. В гостиной стояли хозяйка дома и пожилая женщина. Дронго понял, что супруга Горбовского разговаривает со своей свекровью.

— Почему вы так говорите, Римма Алексеевна? — нервно спрашивала Виктория. — Но вы же понимаете, как трудно Роману, как много времени он проводит на работе. Неужели он должен еще заниматься делами своего младшего брата?

— Не нужно так говорить, Виктория, — громким, учительским голосом отвечала Римма Алексеевна, — ты не сможешь поссорить двух братьев. Они родные друг другу.

— А я не родная? — обиженно спросила Виктория.

— Я так не говорила. Не нужно ловить меня за язык. Я просто говорю, что они два родных брата и Роман обязан помогать младшему.

— Где? Где написана это обязанность? — взорвалась жена Горбовского. — В какой конституции, в каких законах? Роман обязан заботиться о своих родителях, и он делает для вас все, что может.

— Мне ничего не нужно, — перебила невестку Римма Алексеевна, — у меня все есть. Я говорю о том, что он старший в семье. У нас нет отца, и Роман обязан взять на себя заботу обо всех членах семьи.

— Так он же и так все делает, — срывающимся от волнения голосом сказала Виктория, — он отправил учиться в Германию дочь своего брата, помогает им материально, терпит его пьяные выходки в нашем доме…

— Так ты хочешь, чтобы он вообще не приезжал к старшему брату? Я сразу почувствовала, что ты не любишь нашу семью. Ты делаешь все, чтобы мы здесь не появлялись.

— Что вы говорите? — схватилась за голову Виктория. — Ну почему вы меня так ненавидите? За что? Разве я развела вашего сына с первой женой? Разве я виновата в том, что он женился на мне?

— Моя предыдущая невестка по крайней мере вела себя по отношению ко мне достаточно почтительно, — ответила своим хорошо поставленным голосом Римма Алексеевна.

— А я веду себя непочтительно. Господи, когда это наконец закончится?

— Когда я умру, — коротко отрезала старуха, — ты меня в могилку сведешь и успокоишься. И не нужно так кричать.

— Я раньше вас умру, — вздохнула Виктория, — вы же знаете, что мне нельзя нервничать.

— Ну так и не нервничай, — рассудительно ответила Римма Алексеевна.

Дронго старался не шуметь, чтобы они не узнали, что он в каминном зале.

— Что? Что вы от нас хотите? — почти истерически спросила Виктория.

— Ничего не хочу. Я только считаю, что твой муж обязан помогать своему младшему брату. И не нужно так кричать.

— А он не помогает? — снова спросила супруга Горбовского.

— Нет, не помогает, — ожесточенно ответила Римма Алексеевна, — ты ведь знаешь, что у Аркадия нет приличной работы. Ему сорок три года, а он все еще кандидат наук. В его возрасте люди уже давно работают директорами институтов. Если бы Роман хотел, он бы давно сделал своего брата директором института.

— Что вы такое говорите? Как он может сделать своего брата директором института? Там директор — доктор наук, член-корреспондент Академии наук. Разве можно его сравнивать с Аркадием Андреевичем?

— Ты ничего не знаешь, поэтому и не говори, — отрезала старуха, — мой Аркадий не хуже других. Сейчас время такое. Все можно сделать. И если бы Роман захотел, его брат давно бы и диссертацию защитил, и директором стал. Сейчас и докторскую купить можно, никаких проблем нет.

— Вы хотите, чтобы Роман купил ему докторскую? Ну какой же тогда из Аркадия Андреевича ученый?

— Получше многих других. Он два раза за границей работал…

— Так ведь это Роман его туда посылал.

— Ну и правильно делал. Раньше он больше заботился о своем брате. А сейчас нет. Ты посмотри, в каком виде ходит Аркадий. И машина у него сломана…

— Он ведь ударил свою машину, которую ему подарил Роман, — напомнила Виктория, — в пьяном виде ударил.

— Откуда ты знаешь, что в пьяном? Это все разные слухи о моем сыне распускают сплетники. Он в тот день вообще не пил. И милиция подтвердила, что он не пил.

— Это Роман справку сделал, чтобы Аркадия не посадили…

— Хватит, — сурово сказала старуха, — ты еще обвинять будешь моего сына в уголовном преступлении. Я тебе говорю, что у тебя ничего не выйдет. Ты не сможешь поссорить двух братьев. И Роман всегда будет моим сыном. Ты меня слышишь?

— Конечно, будет. Разве я спорю…

Она не договорила. Сверху спускался Горбовский. Он был в светлых джинсах и темной майке. Услышав голоса споривших, он спросил:

— О чем вы спорите?

— Твоя жена очень сожалеет, что не посадили в тюрьму твоего брата за аварию в прошлом году, — ядовито сообщила Римма Алексеевна.

— Когда я такое говорила? — изумилась Виктория. — Ну знаете, Римма Алексеевна, даже моему терпению может прийти конец.

— Она мне угрожает, — сказала старуха, показывая на свою невестку, — я не могу спокойно жить в этом доме. — Она повернулась и вышла из гостиной, направляясь в сад.

— Напрасно ты так с ней, — мягко сказал Горбовский, обращаясь к супруге, — она пожилой человек.

— Она еще простудится на моих похоронах, — возразила Виктория, — ты знаешь, что у меня больное сердце, но такого я даже не могла себе представить. Сегодня она набросилась на меня с обвинениями, что мы не помогаем твоему младшему брату. Я этого долго не выдержу.

— Она беспокоится за Аркадия, — возразил Горбовский, — это нормально. Не нужно делать из этого трагедию. В конце концов, они не так часто бывают у нас дома.

— В последнее время довольно часто, — возразила она, — хотя мне действительно все равно.

— У нас дома посторонний, — напомнил Горбовский, — ты не знаешь, куда он пошел?

— Не знаю. Наверно, встретил твоего брата, и тот утащил его куда-нибудь пить, как обычно, — ядовито сказала Виктория.

— Почему ты так не любишь Аркадия?

— А почему я должна его любить? Типичный неудачник, уже восемь лет пытается сделать докторскую диссертацию. Почему я должна к нему относиться по-другому? Все его пьяные выходки действуют на меня сильнее, чем постоянные упреки твоей матери.

Она повернулась и вышла из гостиной. Горбовский тяжело вздохнул и отправился следом за ней. Дронго подумал, что первый раз в жизни он так опасался, что его заметят. Неприятно быть втянутым в семейные разборки, тем более если ты случайно оказываешься в эпицентре подобного скандала и впервые попадаешь в чужой дом.

Дронго вышел из каминного зала и обнаружил спускавшегося вниз молодого человека, также похожего на Горбовского. У него было красивое лицо, озорные карие глаза, ямочка на подбородке. Молодой человек был одет в светлые брюки и светлую тенниску. Он спускался вниз и, увидев незнакомца, улыбнулся.

— Добрый вечер, — сказал молодой человек, — это вы сегодня наш гость?

— Ага, — кивнул Дронго, — а ты, наверно, Антон?

— Правильно, — ответил молодой человек, — и как вас зовут?

— Меня называют Дронго, — ответил он.

— Не может быть, — присвистнул молодой человек, — это вы тот самый эксперт Дронго, о котором рассказывают у нас в институте?

— Не знаю, о чем говорят у вас в институте, только я иногда даю консультации и советы. Я не думал, что меня знают и в вашем институте.

— Слышали, — улыбнулся молодой человек, — говорят, что вы живой комиссар Мегрэ или Эркюль Пуаро. Как вам больше нравится?

— Мне больше нравится быть Дронго. Так меня обычно называют.

— А почему Дронго? — поинтересовался молодой человек. — Что это означает?

— Птицу, — объяснил Дронго, — есть такая птица в Юго-Восточной Азии. Она никого не боится и умеет имитировать голоса других птиц.

— Тогда понятно, — засмеялся Антон, — хотите, пойдем вместе к бассейну. У нас прекрасный бассейн. Пятьдесят метров в длину. Отец построил его специально для того, чтобы я мог в нем тренироваться.

— Ты занимаешься плаванием?

— Я уже сдал кандидатский минимум, — ответил Антон, — скоро буду мастером спорта.

Дронго оценил его атлетическую фигуру. У пловцов бывают обычно самые красивые фигуры, словно вода обтачивает тело человека. Антон был чуть ниже его ростом, но такой же широкоплечий.

— Значит, ты профессиональный пловец, — кивнул Дронго, — и часто бываешь у бассейна?

— Если вы хотите узнать, видел ли я, как упал и ударился неизвестный, то я не видел, — усмехнулся Антон, — когда нас позвали, он уже лежал готовый.

— Кто вас позвал?

— Вы все-таки приехали расследовать это дело, — рассмеялся Антон, — не беспокойтесь, я никому не скажу об этом. Меня позвал отец. Он позвал меня и дядю Аркадия. Там уже стояли Акоп и Саша, которые должны были забрать тело и вызвать милицию. Ну а потом приехали сотрудники милиции и увезли тело этого водителя.

— Вы его раньше знали?

— Нет, конечно. Он немного работал с отцом, но я его совсем не знал. Вы пойдете со мной купаться?

— Нет, спасибо, я не взял плавки, — ответил Дронго.

— Жаль. — Антон повернулся и пошел к выходу из дома. И сразу столкнулся с отцом, очевидно, разыскивающим Дронго.

— Ты не видел нашего гостя? — спросил Горбовский.

— Он в гостиной, — улыбнулся сын, — ты бы мог нам сказать, что привезешь эксперта для расследования этого происшествия.

— Откуда ты знаешь, что он эксперт? — удивился отец.

— Это же Дронго, — пояснил сын, — у нас на курсе о нем знают все ребята. Извини… — Он прошел дальше. Горбовский вошел в комнату и спросил у Дронго:

— Это вы сказали Антону, зачем вы сюда приехали?

— Конечно, нет. Он слышал мою кличку и знает, чем именно я занимаюсь. Поэтому сразу и определил, зачем я сюда приехал.

— Теперь он всем расскажет, и возможный шантажист не станет присылать второго письма, — сказал огорченный Горбовский, — а мы ничего не узнаем.

— Предупредите его, чтобы он никому не говорил о моем профессиональном опыте. И вообще чем я обычно занимаюсь. Я не виноват, что имя «Дронго» иногда произносят среди молодых людей.

— Я его попрошу, чтобы он никому не рассказывал, — кивнул Горбовский и поспешил из гостиной. Дронго пошел за ним и оказался на террасе перед домом. Здесь стояли два столика, за одним из которых разместились Римма Алексеевна и Раиса. Увидев Дронго, супруга Аркадия Андреевича кивнула ему. Римма Алексеевна недовольно посмотрела на гостя.

— Вы друг моего старшего сына? — церемонно спросила она.

— Я стараюсь быть его другом, — ответил Дронго, чуть поклонившись.

— Хороший ответ, — старухе он явно понравился, — садитесь с нами, — пригласила она, — скоро будет ужин.

— Мне очень приятно познакомиться с мамой такого замечательного человека, как Роман Андреевич, — льстиво сказал Дронго, — мне кажется, что все лучшие черты человек всегда перенимает от матери. Даже говорят, что интеллект сына переходит от матери.

Римма Алексеевна улыбнулась. Гость ей нравился. Человек, который говорит такие приятные вещи, должен быть очень воспитанным и чутким.

— Правильно, — подтвердила она, — именно от матери все и переходит к детям. А ваша матушка жива?

— Да, — кивнул Дронго, — ей много лет, но я надеюсь, что она будет жить еще столько же. Я ее очень люблю, — абсолютно искренне сказал он.

— Вот видишь, Раиса, — обратилась Римма Алексеевна к своей младшей невестке, — когда человек любит свою мать, он сразу вызывает к себе уважение. И я очень рада, что в окружении Романа наконец стали появляться люди, которые понимают, что такое мать.

Подошел Горбовский.

— Мы сейчас будем ужинать, — улыбнулся он матери. Следом за ним подошел Аркадий Андреевич и тяжело опустился на стул рядом со своей женой.

— Уже вечер, — многозначительно изрек Аркадий Андреевич, — вы не знаете, когда в этом доме наконец подадут ужин?

— Аркадий, — строго произнесла мать, — ты опять выпил? У нас в доме гость. Прошу тебя познакомиться с ним. Это очень достойный молодой человек. Как вас зовут?

— Меня обычно называют Дронго, — произнес он.

— Какое странное имя, — удивилась Римма Алексеевна, — вы болгарин или югослав? Или это армянское имя? Может, грузинское?

— Нет. Просто меня так называют.

— Как странно. Но если вам так нравится, что ж… я помню одно кино, там был, кажется, профессор Дронов. Аркадий, познакомься с молодым человеком.

— Мы знакомы, — кивнул Аркадий. На террасе показались Наташа и Мая. Девочка жевала жвачку и держала в руке какую-то тетрадь.

— Наташа, — требовательным голосом обратилась к ней Римма Алексеевна, — вы закончили занятия?

— Да, Римма Алексеевна, мы сегодня закончили наш урок вовремя, — доложила Наташа. Судя по всему, она знала, что старуха относится к типу женщин, привыкших командовать везде, а уж тем более в доме своего сына. Недаром она занимала директорскую должность в школе на протяжении сорока лет.

— Очень хорошо, — кивнула Римма Алексеевна. Видимо, Наташа ей нравилась гораздо больше, чем старшая невестка.

— Мая, — обратилась бабушка к внучке, — выплюнь изо рта жвачку. Ты не корова.

Мая рассмеялась и показала язык, но не выплюнула жвачку. Бабушка нахмурилась. Горбовский, подойдя к дочери, сказал:

— Выплюнь жвачку. Нужно слушать бабушку.

— Она ко мне придирается, — заявила внучка, выплевывая жвачку.

— Вот вам плоды воспитания, — громко сказала Римма Алексеевна, — они уже настраивают против меня собственную внучку.

— Кто «они» и кто «настраивает»? — весело спросил Горбовский. Дронго подумал, что убитый должен был не только довести Романа Андреевича до высшей степени ненависти, но и ударить его дважды ножом, чтобы терпению Горбовского пришел конец.

— Идите ужинать, — позвала из дома Виктория.

— Она привыкла везде командовать, — неодобрительно проворчала Римма Алексеевна, поднимаясь со стула.

Бассейн, закрытый высоким кустарником, не был виден из дома. Оттуда уже возвращался Антон в одних плавках, успевший выполнить свою тренировку.

«Интересная семья, — подумал Дронго, — наверно, англичане правы, когда говорят о том, что в каждой семье есть свои секреты, свои „скелеты в шкафу“. Кто же из них шантажировал хозяина дома?»

ГЛАВА 5

За большим столом собралась вся семья. Во главе стола сидел Роман Горбовский. С правой стороны от него сидели его мать, брат, жена брата и его сын от первого брака. С левой стороны разместились жена, дочь, Наташа и Саша. Дронго занял место напротив хозяина дома. Стол был рассчитан на двенадцать человек, но одно место с каждой стороны оставалось пустым. Дронго обратил внимание, что на ужин пригласили и Сашу. Очевидно, для хозяев он был не просто телохранителем, а доверенным лицом семьи. Саша сопровождал Горбовского во всех личных поездках и считался руководителем его охраны, несмотря на свою молодость. За столом слышался резкий голос Риммы Алексеевны, громкие восклицания Аркадия Андреевича и спокойные, уверенные ответы Романа Андреевича. Остальные предпочитали молчать. Дронго обратил внимание, как пытается скрыть свою улыбку Наташа каждый раз, когда к ней обращалась Римма Алексеевна. Очевидно, Наташа действительно была умной женщиной. Разговор шел о знакомом бизнесмене, убитом в прошлом месяце. Аркадий Андреевич громко и бесцеремонно настаивал, что убитый был связан с мафией и поэтому его наказали. Римма Алексеевна ему возражала.

— По-твоему, все, кого убивают, связаны с мафией? — спрашивала она. — Ты ведь знаешь, как иногда убивают ни в чем не виноватых людей, которые мешают бандитам.

— Такого не бывает, — отмахнулся Аркадий Андреевич, — ты не понимаешь, мама, почему их убивают. Они нарушают свои внутренние соглашения, и поэтому их убирают. Есть правила игры, которые все должны соблюдать. Как только кто-то нарушает эти правила, его сразу убивают. А просто так никого и никогда не убивают.

— Ты говоришь глупости, — обиделась мать, — я все прекрасно понимаю. Сейчас время такое бандитское, что убить могут кого угодно. Может быть, жена, недовольная своим мужем, или муж, недовольный своей женой, вызывают убийц и платят им деньги. Сейчас жизнь человеческая ничего не стоит. В наше время так не было.

— Ты права, мама, — вставил Горбовский, — дело в том, что не все нынешние преступления можно объяснить с логической точки зрения. Иногда случаются абсолютно необъяснимые вещи. Мне рассказали, как несколько дней назад банда подростков забила бомжа. Абсолютно немотивированное преступление. Или когда пьяный сосед зарезал несчастную женщину, с которой он вместе выпивал. Таких случаев сколько угодно. Почитайте «Московский комсомолец».

— Это бытовые преступления, — возразил Аркадий, — а я говорю про заказные убийства. Это совсем разные вещи.

— Мне кажется, что Роман прав, — вмешалась Виктория, — сейчас может произойти все, что угодно. Вы же помните, как к нам пришел этот несчастный парень, который работал у Романа несколько дней. Разве эта смерть хоть как-то мотивирована?

— Тоже бытовуха, — лениво ответил Аркадий Андреевич, — хотя он упал очень интересно. Точно ударился об край. Как будто его толкнули именно в это место.

Горбовский перестал жевать и взглянул на своего младшего брата.

— Кто его мог толкнуть? — спросила Римма Алексеевна. — Сам напился и упал. Я вообще удивляюсь, как Гена мог пропустить пьяного сотрудника к нам на дачу.

— Он не пропускал, — объяснил Антон, — нам сотрудники милиции все объяснили. Этот пьяный появился на нашем участке и прошел охрану у шлагбаума, объяснив, что он водитель Горбовского. А потом перелез у нас через ограду. Он как раз знал, где можно перелезть. Там второй день шел ремонт.

— Ты как будто его оправдываешь, — возмущенно заметила Римма Алексеевна, — такого человека вообще нельзя было брать на работу.

— Я только объясняю, как он к нам попал, — улыбнулся Антон.

— Такие люди, как этот погибший, всегда угроза обществу, — гневно заявила старуха, — надеюсь, Саша, что вы больше не допустите, чтобы у нас появился подобный тип.

— Не допущу, Римма Алексеевна, — заверил молодой человек, улыбаясь.

— И не улыбайтесь, — строго сказала она, — я хочу, чтобы у моего сына не было никаких проблем.

— Это зависит и от твоего сына, — вставил Аркадий, — пусть проверяет всех, кого берет на работу.

Горбовский посмотрел на него, но ничего не сказал.

— И вообще нужно быть осмотрительнее, — сказал Аркадий, — иначе скоро у нас на даче появится новый пьяница, и на этот раз он толкнет кого-нибудь из нас.

— Хватит, Аркадий, — недовольно сказала его жена, — даже если кто-то упал и разбился, то об этом не обязательно говорить за столом. Мы все знаем, что там случилось, и нам незачем слышать об этом изо дня в день. Здесь к тому же дети.

— Правильно, — поддержал ее Роман, — хватит об этом.

Разговор перешел на другую тему, но Дронго заметил, как нахмурилась при упоминании разбившегося человека супруга Горбовского. Тем не менее она не произнесла ни слова. Когда закончился ужин, тетя Катя начала убирать со стола, а мужчины вышли на террасу, чтобы покурить. Дронго не выносил сигаретного дыма и поэтому решил пройти к бассейну. Он обошел дом, чтобы не проходить снова через гостиную, и прошел к бассейну. Водная гладь протянулась на пятьдесят метров. Рядом было помещение, где можно было принять душ и переодеться. Чуть дальше находился туалет. Дронго прошел дальше. Бассейн был устроен с учетом наклоняющейся местности. Поэтому с одной стороны стенки были чуть выше, чем с другой. И вообще он был поднят над поверхностью земли сантиметров на сорок.

За этими помещениями находились гараж и специально построенное помещение для хранения инвентаря. Но за высокой стеной их не было видно. Очевидно, туалеты и душевые были спроектированы таким образом, чтобы служить своеобразным щитом от возможных нескромных взглядов людей, которые могли оказаться рядом с гаражом.

Дронго обходил бассейн. «Интересно, с какой стороны произошла драка», — подумал он. Наконец он увидел свежую цементную замазку. Наклонился, чтобы посмотреть. Так и есть. Здесь был сломан край, и недавно изъян замазали цементом. Он протянул руку, потрогал. Замазка совсем свежая. Он присел на корточки, разглядывая пространство вокруг. Если Горбовский купался и вышел из бассейна, то вполне вероятно, что пол здесь был скользкий. Даже если не купался, то и тогда пол должен быть скользким. Или вода сюда не попадает? Тогда как же погибший мог здесь поскользнуться?

— Вы смотрите место, где это случилось? — вдруг раздалось у него над головой.

Дронго поднял голову. Рядом стоял Саша.

— Это произошло с другой стороны. Трава была мокрой, Акоп успел обработать этот участок, — пояснил Саша.

— Ты знаешь, что здесь произошло? — спросил Дронго, поднимаясь.

— Конечно, знаю, — ответил Саша, — мы ведь давали показания следователю и сотрудникам милиции. Этот парень поскользнулся и упал, ударившись об край. Только с другой стороны. А замазкой мы обработали только вчера. Со всех сторон, чтобы ничего не напоминало о погибшем.

Если бы вы видели руку Романа Андреевича! Вся была изрезана. Этот придурок несколько раз ударил его ножом. Наверно, хотел деньги на наркотики.

— Как же такого человека взяли водителем? — спросил Дронго. — Неужели не могли посмотреть его трудовую книжку?

— Какая трудовая книжка? — удивился Саша. — Неужели вы не знаете, что сейчас легко купить новую трудовую книжку. Он и купил себе такую.

— Сейчас можно купить все что угодно, — согласился Дронго, — даже докторскую диссертацию.

— Вот именно, — ответил Саша, — и любой диплом. В общем, он принес нам совсем чистую трудовую книжку, и его взяли водителем. Его же брали не главным бухгалтером, чтобы проверять, а обычным водителем, к тому же на курьерской машине. На обычные «Жигули», чтобы он развозил наши письма. Кто мог подумать, что водитель Романа Андреевича заболеет и вместо него придется брать этого типа. И вообще все так получится. Никто не обращал внимания на лихорадочный блеск у него в глазах. Он говорил, что у него хроническая пневмония. Девочки его даже жалели, чаем поили.

— Вы знаете, что пропали фотографии, которые были в кармане убитого?

— Знаю, — помрачнел Саша, — Роман Андреевич у меня про них спрашивал. Думал, может быть, я или Акоп их взяли. Мы, конечно, ничего не брали, мы ведь вместе прибежали и никаких фотографий не видели. Роман Андреевич очень нервничал, кричал, чтобы мы во дворе искали. В общем, фотографий, про которые он говорил, мы не нашли.

— А какие там были фотографии, он не говорил?

— Нет, не говорил. Но я понял, что там были какие-то неприятные снимки, которые ему приносил Виктор.

— Вы знаете, что потом было?

Саша молчал.

— Я спрашиваю, Саша, не ради досужего любопытства, — мягко заметил Дронго, — вы ведь прекрасно знаете, зачем меня сюда пригласили. И знаете, какие расследования я провожу. Итак, вы знаете, что потом произошло?

— Знаю, — ответил Саша, — он мне сказал.

— Что именно он вам сказал? Саша, смотрите мне в глаза и отвечайте на мои вопросы.

— Его кто-то шантажирует этими снимками, — ответил Саша, — он сказал, что кто-то, кроме нас, видел, как он толкнул Виктора и забрал фотографии. А теперь хочет за них деньги.

— Вы давно работаете в доме?

— Не очень. Но я всех знаю.

— Кто, по-вашему, мог это сделать?

— Никто, — ответил Саша, — только я или Акоп. Никто больше. Но мы не брали снимков. Ни я, ни Акоп не оставались одни даже на секунду. Мы все время были вместе. А больше никто снимки взять не мог. И тем более шантажировать Романа Андреевича. Может быть, у кого-то из дружков Виктора остались копии. Но Роман Андреевич говорит, что они были у самого Виктора. И поэтому я не знаю, что думать.

— Почему вы считаете, что никто из находившихся в доме не мог взять фотографии?

— Такого просто не может быть. В доме находятся мама Романа Андреевича, его брат, жена брата, его супруга Виктория, сын, дочь, Наташа. Такого не может быть, — убежденно закончил Саша, — вы знаете, как Роман Андреевич любит детей, свою семью, мать, брата? Он три месяца назад такой «БМВ» сыну подарил.

— Вы немного увлеклись, — тихо сказал Дронго, — вы сказали, что в доме находились только близкие Горбовскому люди. А разве Наташа — его родственница? Она ведь только няня его дочери?

Саша молчал, чуть покраснев. Потом вдруг, набравшись смелости, ответил:

— Я считал, что она няня его дочери… значит — близкая… значит, она тоже… — Он замолчал, смутившись.

— Саша, вы не умеете врать, — строго сказал Дронго, — поэтому я вам очень советую никогда этого не делать. Вы не считаете Наташу человеком, чужим для Романа Андреевича?

— Нет, не считаю, — тихо отозвался молодой человек.

— Вы знали об их отношениях?

— Да, — еще тише ответил Саша.

— Как вы думаете, они любят друг друга или это только увлечение Романа Андреевича? И поймите, что я спрашиваю опять-таки не из праздного интереса.

— Понимаю, — Саша вздохнул, — мне кажется, что они любят друг друга. Но Роман Андреевич не может бросить свою жену. Я вижу, как он мучается.

— А его супруга знает об этих отношениях?

— Нет, конечно, — Саша даже отшатнулся, — нет, она не знает. Даже не догадывается. Иначе бы она не потерпела присутствия Наташи рядом. Нет, нет. Она ничего не знает. А Наташа очень сильно страдает. Она два раза хотела уйти, но Виктория ее не отпускает. Да и Роман Андреевич против. Но он очень переживает.

— Я вас понял, Саша. Но ведь никто чужой не мог проникнуть на вашу дачу, забрать фотографии и прислать письмо Роману Андреевичу. Кстати, письмо принесли в кабинет, вы об этом знаете?

— Он мне говорил, — признался Саша, — но я не хочу в это верить.

— И все-таки факты таковы, что Романа Андреевича на этот раз шантажирует кто-то из своих, — мрачно подвел итог Дронго, — пойдем обратно, а то нас будут искать. Я хотел у вас узнать, здесь газеты получают?

— Каждый день с работы газеты привозит сам Роман Андреевич. Большая пачка газет и журналов, он их сам просматривает. А некоторые выписываются прямо сюда. А почему вы спрашиваете?

— Буквы, — напомнил Дронго, — их вырезали из газет. Кто-то специально клеил буквы.

— Я об этом думал, — кивнул Саша, — но на даче много газет. Старые газеты складывают в конце дачи, у гаража. Оттуда их забирает Акоп или наши рабочие, которые заделывали стену. Я проверял газеты, там не было с вырезанными буквами, это я точно знаю. Я все газеты проверил.

— Тогда выходит, что шантажист спрятал или уничтожил газеты, из которых он вырезал буквы, — сказал Дронго, — вы знаете, что сегодня Роман Андреевич должен получить новое письмо?

— Знаю.

— Значит, сегодня у шантажиста в комнате должны быть газеты, из которых он вырезает буквы, ножницы и клей. Чистые листы бумаги. Я не думаю, что в каждой спальне есть клей.

— Верно, — загорелся Саша, — нужно проверить все комнаты.

— Пока нет. Мы еще не имеем письма. Как только мы его получим, мы поймем по буквам, приклеенным на лист бумаги, откуда они были вырезаны и как давно их клеили.

Они огибали дом, подходя к террасе, где оживленно разговаривали трое мужчин: сам Горбовский, его брат и сын. Они над чем-то смеялись. Было уже довольно темно, и был включен свет над террасой. Светильники, упрятанные в стеклянные треугольники, висели высоко над головами. Акоп, уходя домой, включил свет и на дорожках, вокруг дома. У садовника была своя машина, на которой он уезжал домой, чтобы утром вернуться. К тому же он жил недалеко, на окраине города, близкого к дачному поселку.

Дронго увидел, как к Горбовскому подошел пожилой, но крепкий мужчина лет шестидесяти. В руках у него была кепка. Он был в темном пиджаке и темных брюках, заправленных в сапоги.

— Извините, Роман Андреевич, — сказал он, обращаясь к Горбовскому, — я могу уехать? Свет я включил. Все вокруг полил, от гаража начал и до дома поливал. И за сараем я убрал.

— Спасибо, Акоп, — поблагодарил его Горбовский. Он вдруг увидел, что садовник держит в руках снятую кепку.

— Это еще что такое? — спросил Роман Андреевич недовольным голосом. — Ты почему снимаешь кепку каждый раз, когда ко мне подходишь?

— Извините. — Акоп продолжал мять кепку в руках.

— Ты ведь нормальный мужик, у тебя руки золотые. Чего ты передо мной кепку снимаешь? И вообще помни, что ты свободный человек. А я только покупаю твой труд. Захочешь, всегда плюнешь, повернешься и уйдешь.

— Куда я уйду, Роман Андреевич? — грустно спросил Акоп. — Вы мне и машину подарили. Я от вас никуда не уйду.

Садовник надел кепку, улыбнулся и, повернувшись, пошел к своему автомобилю, стоявшему за гаражом. Через некоторое время оттуда раздался шум мотора выезжающего автомобиля.

— Чай будем пить на веранде! — крикнул Горбовский женщинам. Он взглянул на Дронго: — Где вы были?

— Ходил смотреть на бассейн, — объяснил Дронго. Горбовский нахмурился.

— Вы мне все-таки не верите.

— Верю. Но я хотел посмотреть, как это произошло. Вы не забыли про письмо?

Горбовский кивнул.

— У шантажиста ничего не получится. — Роман Андреевич прошептал эти слова Дронго на ухо. И улыбнулся.

— Почему? — тоже шепотом спросил Дронго.

— Я установил камеру, которая снимает всех, кто входит ко мне в кабинет. И мы с вами увидим на пленке, кто положит мне на стол второе письмо. А тогда вы сможете поговорить с этим человеком. Мне важно понять мотивы его поведения. Или ее, — добавил он, неожиданно тяжело вздохнув.

ГЛАВА 6

Наташа увела девочку спать. Дронго обратил внимание, что она старается не особенно много говорить при остальных гостях. И вообще разговаривает в основном только с девочкой. У нее были печальные глаза. Очевидно, ее угнетало то неприятное и двусмысленное положение, когда она должна была находиться в доме, в котором встречалась с мужем и обманывала жену.

Оставшиеся на террасе женщины почти не общались друг с другом. Раису занимало только состояние ее супруга, Аркадия Андреевича, который требовал ликеров, чтобы завершить ужин. И уже успел по очереди попробовать несколько различных напитков. Римма Алексеевна разговаривала со своим внуком, отчитывая его своим хорошо поставленным учительским голосом. Горбовский сидел, задумавшись, и устроившаяся рядом супруга старалась ему не мешать.

Дронго смотрел на эту семейную идиллию и понимал, насколько напряжены нервы у хозяина дачи. Сегодня ночью он должен был узнать, кто именно пытался его шантажировать. Дронго смотрел на каждого из сидевших вокруг людей и размышлял.

Мать Горбовского — Римма Алексеевна. Очень сильная и властная женщина. Она привыкла решать все вопросы самостоятельно и до сих пор считала своих сыновей детьми, которым нужна опека. Могла она вытащить фотографии, считая, что помогает своему сыну? Вполне могла. Она бы не испугалась мертвого тела, это не в ее характере. А затем, рассмотрев фотографии и поняв, чем именно занимается ее сын с няней собственной дочери, она могла прийти в ярость. Могла разозлиться настолько, чтобы отправить письмо старшему сыну с требованием немедленно выдать один миллион долларов, чтобы устроить жизнь и младшему сыну. По большому счету, наверно, она считала несправедливым, что старшему сыну достались не только большие деньги, почет, слава, уважение, но еще и две жены, и даже любовница. Она могла подумать и о том, чтобы обеспечить перед смертью судьбу младшего, который явно был ее любимцем.

«Какая чушь, — подумал Дронго. — Получается, что собственная мать шантажировала своего сына. Горбовский не тот человек, который отказал бы матери в какой-нибудь просьбе. Нет, эта версия никак не подходит. Хотя ее можно рассматривать как одну из запасных.

Затем супруга Горбовского — Виктория. Все считают, что она не знает о связи своего мужа с Наташей. А если знает? Ведь об этом знают и Аркадий Андреевич, и Саша. Если столько людей догадываются, а Виктор даже успел сделать фотографии, то, возможно, это давно не секрет и для жены. Она может почувствовать, как супруг охладел к ней. Она ведь вторая жена Горбовского. И он у нее второй муж. Значит, она понимает, насколько недолговечным бывает семейное счастье. Может, она почувствовала и решила действовать. Причем если она нашла фотографии, то трудно даже предположить, что именно она могла сделать. Ведь фотографии прятались в первую очередь именно от нее. И если она увидела, как муж толкнул своего бывшего водителя, а затем подошла ближе… она могла достать фотографии и принять решение. Может, она в состоянии аффекта написала письмо и положила его на стол в кабинете мужа. Ведь ей действительно понадобятся деньги в случае развода. У нее ничего нет. А в России до сих пор не предусмотрена такая вещь, как брачный договор. И она в случае развода будет получать только жалкие алименты на дочь. У нее могут быть все основания так действовать. К тому же у нее больное сердце, и нужны деньги на лечение, которые муж не станет давать при новой жене.

Сын Горбовского — Антон. Ему девятнадцать, в этом возрасте человек отчаянно нуждается в личных средствах. К тому же он учится в таком элитном институте, где просто неприлично появляться без приличных денег. Он мог найти фотографии и решить начать шантажировать собственного отца. Но зачем? Зачем? Отец и без того его любит, дает ему любые деньги, помогает. Кажется, Саша сказал, что отец купил сыну „БМВ“. Зачем Антону устраивать подобные пакости?

Четвертый — брат Горбовского, Аркадий Андреевич. Внешне неудачник. Восемь лет не может защитить докторскую диссертацию. С другой стороны, дважды выезжал на работу за рубеж, значит, вкусил немного и другой жизни. Сильно пьет. Он знает об отношениях своего старшего брата с Наташей. Откуда знает? Он ведь редко бывает здесь и почти всегда находится в заметном подпитии. И он сумел заметить отношения своего брата с Наташей? Откуда ему известны эти отношения, нужно проверить. Впрочем, на них ему наплевать. Но деньги ему нужны. И он вполне мог прислать письмо своему старшему брату. Почему-то неудачники всегда винят во всем других, считая, что им просто не повезло. И достаточно выиграть в лотерею или получить миллион, чтобы переломить свою судьбу. Они не понимают, что судьба зависит от вашей собственной энергетики и случая, направляющего их жизнь. Но энергетика всегда на первом месте. И поэтому даже с миллионом долларов они будут несчастными и неприкаянными.

Супруга Аркадия Андреевича — Раиса Горбовская. Самый загадочный человек в этой группе. С одной стороны, она должна быть благодарна Роману Андреевичу за его поддержку. Он дважды посылал их за рубеж, устроил учебу их дочери, терпел пьяные выходки младшего брата. С другой стороны, где это видано, чтобы кто-то испытывал благодарность к дающему. В душе она, возможно, не очень любит хозяев дома. Как это она сказала — „Виктория опять будет говорить, что ты выпил их лучший коньяк“. Она считает, что их попрекают хозяева дачи. Возможно, она обнаружила фотографии и решила одним ударом поставить все на место. И пьющего мужа, и семью его брата. Она может сделать так, чтобы не зависеть ни от кого. Только одно письмо. И целый миллион долларов. Такое возможно? Вполне, тем более что она травматолог, так, кажется, говорил Роман Андреевич. Значит, единственный врач в этой компании. И она единственная могла не испугаться крови и подойти к погибшему, чтобы взять фотографии.

И наконец, шестой человек из тех, кто был на даче. Наташа. Возможно, она действительно любит Романа Андреевича. А возможно, что нет. Он не хочет быть циником, но сколько таких охотниц на состоятельных мужчин. Но если она такая „охотница“, то зачем тогда ввязалась в игру с миллионом? Ведь она может получить гораздо больше? Однако Саша говорил, что Горбовский очень любит семью и не собирается разводиться. Может, это знает и Наташа? В таком случае синица в руках лучше, чем журавль в небе. И она решила получить свой миллион, используя этот невероятный шанс. Шантажирует возлюбленного фотографиями, на которых они же и запечатлены. Ведь на нее менее всего может пасть подозрение. Кто на нее подумает? И если она действительно успела взять фотографии и подбросить письмо, то рассчитывает получить миллион и спокойно уволиться. Ведь она уже дважды хотела уволиться».

Саша, сидевший рядом с ним, поднялся и пошел обходить дом. На часах было уже ровно девять, когда Горбовский тяжело поднялся и прошел в гостиную смотреть последние новости по телевизору. Все потянулись следом за ним. Дронго посмотрел в сторону дачи. Повсюду горел свет, светились дорожки. На заборе вокруг дома стояли высокие светильники, освещавшие пространство вокруг.

Дронго прошел в гостиную, где собрались люди, чтобы посмотреть телевизор. Он обратил внимание, что супруга Аркадия Андреевича все-таки увела его наверх, настояв на своем. В большом доме на первом этаже располагались гостиная для приемов, столовая, каминный зал и кухня. На втором этаже было шесть спальных комнат для хозяев дома и гостей. И на третьем еще несколько комнат, среди которых были бильярдная и кабинет хозяина дачи, откуда открывался удивительно красивый вид на соседний лес и речку. Каждая спальная комната имела собственный санузел, что невероятным образом сказывалось на стоимости всего дома, но Горбовский настоял на этом, зная, что в Европе не считается нормальным дом, в котором нет туалета и душевой рядом со спальной комнатой.

В большой спальне располагались супруги Горбовские. К ним примыкали еще две, находившиеся в левом крыле здания. Одна была комнатой девочки, в другой оставалась Наташа. В правом крыле находились еще три спальни, в одной из которых оставались Аркадий Андреевич и его супруга. Во второй обитал Антон, а в третьей — сама Римма Алексеевна. Комната для гостя находилась на третьем этаже рядом с кабинетом и бильярдной и также имела санузел. Большой дом задумывался и строился Романом Андреевичем для всей семьи, чтобы иметь возможность принимать гостей и устраивать небольшие приемы. Саша и другой охранник спали во флигеле, недалеко от ворот.

Дронго поднялся на третий этаж. Здесь было тихо и спокойно. Двери в кабинет хозяина дачи были прикрыты, из бильярдной пробивался неяркий свет. Дронго толкнул дверь. Здесь никого не было. В дальнем углу была стойка бара, где могли устроиться несколько человек. Небольшой телевизор, стоявший в углу, был выключен.

Он вышел из бильярдной и прошел в комнату для гостей. Очевидно, ее сделали именно на третьем этаже, чтобы гость мог созерцать удивительную панораму, открывающуюся отсюда. Наверно, когда замышлялся проект дома, Горбовский намеренно устроил еще одну спальню возле своего кабинета, чтобы иметь возможность в случае необходимости оставаться на третьем этаже или поместить кого-то из своих друзей.

В небольшой комнате стояли кровать, тумбочка, встроенный в стену шкаф. Из комнаты можно было попасть в такую же небольшую туалетную комнату, где стоял унитаз и огражденное пространство полуизогнутой кабинки для душа.

Дронго присел на кровать, закрыл глаза. Если Горбовский поставил камеру, то зачем он позвал его остаться сегодня ночью на даче? Он не любил оставаться ночевать в чужих домах.

Он привык к кочевой жизни, и поэтому ему так нравились отели, в которых можно было оставаться, никого не беспокоя. Самое важное заключалось в табличке, которую он мог повесить на дверь, чтобы его не беспокоили. И знать, что тебя никто не найдет в каком-нибудь небольшом американском или немецком городке, где были все преимущества цивилизации и вместе с тем можно было вести спокойную, неторопливую, почти патриархальную жизнь. Но все это заканчивалось быстро, и уже через несколько дней его находили, и он снова возвращался домой. И снова искал преступников по всему миру, находя и в этом необъяснимое удовольствие, снова как истинный рыцарь боролся за правду всеми доступными ему методами и средствами.

Он услышал осторожные шаги. Интересно, кто решил войти в кабинет Горбовского? Дронго поднялся и подошел к двери. Он не поверил глазам. Но этого просто не может быть. Поднявшаяся со второго этажа Наташа опасливо смотрела по сторонам. В руках у нее была какая-то белая бумажка. Затем она вошла в кабинет и буквально через несколько секунд выскользнула оттуда, прикрыв за собой дверь. Когда Наташа спустилась вниз, Дронго отошел от двери и, огорченный увиденным, сел на кровать.

«Вот тебе и конец расследования, — подумал он, — а ведь следовало догадаться. Она была единственным человеком, кто не должен был вызывать подозрения. Ведь на фотографиях была снята именно она с Горбовским. Интересно, в каком виде они были там запечатлены? Нужно попросить у Горбовского ту фотографию, которую ему прислали. Она, наверно, увидела, как Роман Андреевич оттолкнул Виктора, который размахивал ножом. Увидев, что Виктор убит, она подождала, пока Горбовский уйдет в дом, и, подойдя к убитому, взяла собственные фотографии, чтобы затем ими шантажировать хозяина дома. Расчет у нее был верный, никто не должен был на нее подумать. Хотя, с другой стороны… Она ведь единственный человек в этой семье, не связанный с Горбовским никакими родственными узами».

Дронго всегда поражала эта интересная особенность человеческих отношений. Ведь с родителями, детьми, братьями, сестрами, внуками, дедушками, бабушками и прочими родственниками человек связан кровными узами. И единственный человек, с которым ты не связан кровно, — это твоя жена или твой муж, а ведь по логике вещей, это самый близкий и самый дорогой тебе человек, с которым ты делишь не только постель. Ты делишь с ним свои мысли и чувства, проживаешь совместную жизнь, рожаешь общих детей, смешивая свою кровь с его кровью на вечное продолжение в потомстве, твоими становятся его радости, беды, невзгоды, поражения, огорчения и взлеты. Есть в этом нечто необъяснимое и прекрасное одновременно, ибо невозможно выбирать себе родителей, детей и родственников по крови. Но можно и нужно всю жизнь искать того единственного человека, с которым только ты будешь счастлив однажды и навсегда.

Дронго грустно усмехнулся. Не нужно даже смотреть камеру. Он собственными глазами видел, как Наташа вошла в кабинет. Ему даже было немного обидно. Не понадобились ни его аналитические способности, ни его умение вычислять запутанные ходы возможного шантажиста. Все оказалось слишком просто и банально.

Он поднялся. Даже не обязательно здесь оставаться. Можно уехать. Рассказать Горбовскому, кто именно входил в его кабинет, и уехать. Конечно, Роман Андреевич будет огорчен. Но против такого убедительного факта, как появление в кабинете Наташи, Горбовский ничего не сможет сказать. Все ясно.

Дронго вышел из своей комнаты. За окнами была видна полная луна. Он спустился вниз. На первом этаже в гостиной сидели Горбовский и Саша. Во многих спальнях были установлены собственные телевизоры, и все отправились по своим комнатам.

— Что случилось? — спросил Горбовский, оборачиваясь к Дронго.

— Я видел, кто принес вам письмо, — кивнул Дронго, усаживаясь за стол рядом с ним.

Саша взглянул на него, чуть покраснел и поднялся, чтобы выйти из гостиной.

— Не уходи, — приказал Горбовский, — у меня нет от тебя секретов.

Саша вернулся на место и сел в углу, чтобы не мешать разговору.

— Вы видели, кто вошел ко мне в кабинет? — спросил чуть дрогнувшим голосом Горбовский. Дронго молчал кивнул.

— Кто-то из живущих в доме или чужой? — уточнил Горбовский. Он весь сжался от напряжения.

— Свой, — ответил Дронго.

— Говорите же кто, — стукнул кулаком по столу Горбовский, — кто это был?

— Сначала поднимитесь и возьмите письмо, — предложил Дронго.

— У меня включена камера, — напомнил Горбовский, — я все равно увижу, кто вошел. Почему вы сразу не скажете, кто это был?

— Чтобы вы не пороли горячку. Уже ясно, что не нужно никому платить денег, даже если шантажист пришлет вам еще и другие фотографии. Кстати, вы не показали мне присланную вам фотографию. Что там было?

Горбовский чуть побледнел, облизнул губы, взглянул на Сашу. И затем решительно сказал:

— Мы были вместе. Я и Наташа. Поехали без охраны, но с Виктором на канал. И купались вместе. Там есть дикий пляж. Когда мы купались, она сняла бюстгальтер. А у Виктора, оказывается, был фотоаппарат. Наверно, обычная «мыльница». Снимки дешевые, но узнать нас можно даже на них. Так кто это был? — снова спросил он.

— Уже десять вечера, — напомнил Дронго, — не нужно кричать. Все давно разошлись по своим комнатам. Поднимитесь в свой кабинет и принесите нам письмо, если оно там. А заодно и вашу камеру. Все увидите сами.

— Сейчас принесу. — Горбовский поднялся и пошел к лестнице.

— Кто это был? — шепотом спросил Саша. — Вы видели, кто входил к нему в кабинет?

— Видел, — ответил Дронго, — это была Наташа.

— Не может быть, — пролепетал изумленный Саша, — значит, она сама? Значит, это она подстроила? Может, она специально попросила Виктора сделать эти снимки?

— У тебя готова уже целая теория заговора, — возразил Дронго, — но я так не думаю. Дело в том, что она никогда бы не доверила столь важное дело такому человеку, как Виктор. К тому же он пришел к вам со стороны, и они вряд ли знали друг друга. Хотя проверить нужно. Но я думаю, что это была личная инициатива Виктора. Она бы просто не допустила, чтобы противостояние дошло до такой точки. Она ведь хотела денег, а не убийства Романа Андреевича. Поэтому, если это она, то наверняка они не были знакомы. Виктор решил на этом заработать и не сумел ничего добиться. Но когда он погиб, его фотографии попали к Наташе, и она решила сделать на них бизнес. И конечно, на смерти Виктора, которую она наверняка видела своими глазами.

— Вы не верите, что она могла такое сделать? — спросил Саша.

— Почему не верю?

— Вы сейчас сказали «если это она»?

— Молодец, — кивнул Дронго, — я действительно пока ни в чем не убежден. Я лишь видел, как она вошла в кабинет Горбовского. Но в нашем деле часто приходится не верить даже собственным глазам.

— Неужели она такая стерва, — прошептал потрясенный Саша, — но этого не может быть. Зачем ей это нужно? Роман Андреевич к ней так хорошо относился.

— Миллион долларов, — напомнил Дронго, — эта цифра магически действует на воображение каждого, кто с ней сталкивается. Рядом с такой цифрой обычно блекнут такие понятия, как совесть, честь, достоинство, верность. Только очень сильные люди могут противостоять соблазнам. Мой знакомый говорил, что нет людей непродающихся. Есть лишь люди, которым не заплатили их цену. Я никогда не был с этим согласен. Иначе не шел бы на костер Джордано Бруно. А самый впечатляющий пример показал один иудей, живший две тысячи лет назад, который выбрал заведомо мучительный путь, отказавшись от всех благ земных. Звали этого человека Иисус Христос. И пока в мире помнят о нем, люди будут побеждать даже такие искушения, как миллион долларов. Но возможно, что для Наташи этот соблазн оказался непреодолимым.

Горбовский спустился вниз. В руках у него были камера и конверт. Он немного шатался.

— Что с вами? — бросился к нему Саша. Горбовский рухнул на стул.

— Я перемотал пленку, — сказал он, как-то жалобно сморщившись и посмотрев на Дронго, — это была… но это невозможно… это была… Наташа. Только она входила в мой кабинет. И больше никого на пленке не было.

— Не нужно так переживать, — предложил Дронго, — где ее записка?

— Вот, — поднял конверт Горбовский, — здесь написано, что я должен перебросить миллион долларов ровно в пять часов утра через забор. У северной стороны. У меня болит сердце…

ГЛАВА 7

— Покажите мне письмо, — нахмурился Дронго. Он взял конверт, достал из него лист бумаги с наклеенными буквами.

— «Пять утра. Бросить чемодан у северной стороны. Рядом с вышкой», — прочел он послание, составленное из букв, вырезанных из различных газет.

— Можно я посмотрю? — попросил Саша. Дронго взглянул на Горбовского, и тот кивнул в знак согласия. Дронго протянул письмо Саше.

— Это не ее письмо, — неожиданно сказал Дронго.

— Что? — изумился Роман Андреевич. — Что вы такое говорите? Она была в моем кабинете. Кроме нее, никого там не было. Вы же сами ее видели.

— Видел, — кивнул Дронго, — именно поэтому и говорю. Это не ее письмо. Когда она поднялась к вам, то держала в руках небольшую записку, а не такой большой конверт. Кстати, откуда такой конверт?

— Они разбросаны по всему дому, — недовольно процедил Горбовский, — это фирменные конверты нашей компании.

— У нее в руках не было такого конверта, — твердо заявил Дронго, — я говорю то, что видел своими глазами. Где вы взяли конверт?

— На полу. Он лежал на полу, прямо при входе.

— Нет, — ответил Дронго, — этого тоже не может быть. Когда она выходила из кабинета, она прикрыла дверь и ничего не бросила на пол. Я в этом абсолютно убежден. Давайте просмотрим пленку еще раз.

— Я уже просмотрел, — отрезал Горбовский, — спасибо, господин Дронго, вы сделали все, что могли. Но теперь мне нужно подняться наверх и поговорить с Наташей.

— Поговорить с ней вы всегда успеете, — заметил Дронго, — давайте вместе просмотрим вашу пленку.

— Вы можете посмотреть прямо здесь, — предложил Горбовский. — Саша, подключи камеру к телевизору.

Саша оставил письмо на столе, взял камеру и подошел к телевизору. Через некоторое время камера включилась, и они увидели изображение стола в кабинете.

— Перемотайте пленку, — предложил Дронго, обращаясь к Саше, — нам нужно увидеть тот момент, когда в кабинет вошла Наташа.

Саша перемотал пленку и остановил ее в тот момент, когда у стола показалась Наташа.

— Стоп, — приказал Дронго. Изображение замерло. Дронго поднялся и подошел к телевизору, — вот видите, — показал он на руку Наташи. — Саша, прокручивай кадр за кадром медленно, чтобы мы могли видеть, что именно она держит в руке. — Саша стал передвигать кадр за кадром, пока Дронго снова не остановил его.

— Вот, — показал он, — вы видите, что у нее в руках небольшая бумажка, сложенная пополам. Записка. Но никак не конверт. Я не видел в руках у нее этого конверта. Посмотрите, что она делает. Она открывает ваш стол и кладет эту записку вам в ящик. Вы видите? Вы достали эту записку?

— Нет, — растерянно ответил Горбовский, смотревший на изображение любимой женщины, — подождите, — он поднялся и чуть качнулся. Саша бросился к нему.

— Нет, — оттолкнул его Горбовский, — я должен сам все проверить. Сейчас я вернусь. — Он тяжело вздохнул и пошел к лестнице.

— Вы думаете, что это не она?

— Нам лучше дождаться возвращения Романа Андреевича.

Дронго посмотрел на лежавшее письмо.

— Я знаю эти буквы, — сказал он, — они из журнала «Лица». Я его часто получаю и читаю. Иногда они пишут про меня, что приводит меня в состояние шока. Откуда такой журнал может знать о частном эксперте? У нас слишком разные жанры. Но они писали обо мне, и я часто покупаю именно этот журнал. Эти буквы вырезаны оттуда. Вот эта, эта и эта буквы. Абсолютно точно. Я знаю их графику. Кто у вас на даче получает такой журнал? Или его привозят?

— Не знаю, — растерялся Саша, — но Роман Андреевич его точно не получает. Я не видел у него такого журнала.

— Значит, нужно узнать, кто получает, — предложил Дронго, — и тогда мы, может быть, узнаем, кто именно вырезал буквы из журнала.

Сверху спускался Горбовский. Он держался за перила и был серого цвета. Саша бросился к Роману Андреевичу. Тот дошел до стула и буквально рухнул на него. Потом взглянул на Дронго. В глазах у него были слезы.

— Я не знаю, как проживу эту ночь, — признался он, — слишком все тяжело.

Он протянул записку Наташи, которую она положила ему в ящик стола. Дронго развернул письмо и взглянул на Горбовского, молча спрашивая разрешения прочесть записку.

— Читайте, — разрешил Роман Андреевич. — У меня не осталось никаких тайн.

«Дорогой мой, — писала Наташа, обращаясь к Горбовскому, — мне кажется, что события последних дней тебя очень сильно потрясли. Я вижу, как ты переживаешь и мучаешься. Я не знаю, что случилось с этим человеком, который так неудачно упал и погиб, но я вижу, как ты страдаешь. К тому же мне рассказали, что этот пьяный водитель пытался тебя убить. Не знаю почему, но я чувствую себя виноватой и в твоем настроении, и в твоем состоянии души. Поэтому прошу меня извинить. Я собираюсь завтра отсюда уехать. И не нужно меня уговаривать. Больше лгать твоей жене я не могу. И не хочу. Извини меня за это письмо, понимаю, какую боль оно тебе причиняет. Мне тоже очень тяжело. К тому же я привязалась к твоей дочери. Она прекрасный человек и вырастет твоим настоящим другом. Твоя Наташа».

Дронго молча вернул записку Горбовскому.

— Вот видите, — сказал тот, тяжело вздыхая, — а мы с вами уже готовы были обвинить ее во всех смертных грехах.

— Это тоже не доказательство, — возразил Дронго. — Она действительно принесла эту записку и оставила у вас в столе, что зафиксировано на пленке. А когда я спустился вниз, она могла подняться снова и бросить конверт на пол, спускаясь обратно. Такое тоже возможно.

— Вы невероятный человек, — простонал Горбовский, — как вы можете так говорить? Еще минуту назад вы ее защищали. А теперь готовы снова сдать. Я вас не понимаю.

— Я обязан излагать все возможные версии случившегося, — возразил Дронго, — в этом и состоит моя профессия. Я должен проверить все возможные варианты. Найдя письмо, мы убедились, что она вас любит. Но это письмо, с одной стороны, очень хорошо характеризует Наташу, а с другой — очень сильно свидетельствует против нее.

— Почему? — крикнул Горбовский.

— Не кричите, — строго попросил Дронго, — если это она бросила конверт, то логично, что, получив сегодня деньги, она завтра уволится. Такой вариант тоже возможен.

— Господи, — схватился за голову Роман Андреевич, — я сойду с ума. Кто из моих близких видел мою стычку с Виктором? Кто? Я ничего не знаю. Кто взял фотографии? Чьи глаза за мной следили? Матери, жены, сына, брата, любовницы? Чьи? Вы знаете, была такая легенда о горгоне, которая превращала в камень все, на что она смотрела. Вот мне кажется, что кто-то пытается превратить в камень мою душу. Как будто взгляд горгоны ожег меня изнутри. Что мне делать? Я готов отдать свой миллион только для того, чтобы узнать, кто именно присылает мне эти конверты. Только за одно это.

— До пяти часов утра у нас еще есть время, — возразил Дронго, — и если вы будете так переживать, вы не сможете принимать обдуманные решения. Деньги у вас собраны?

— Да.

— Где они?

— В моем сейфе. Сейф находится в кабинете.

— Вы никому не говорили о деньгах в вашем сейфе?

— Ни одному человеку. Сам привез и сам спрятал деньги вчера после работы. Даже Саша об этом не знает, — показал он на своего личного телохранителя.

— Очень хорошо, — одобрил его Дронго. Он хотел немного успокоить несчастного.

— Теперь давайте дальше. Что у вас рядом с северной стеной? Там есть выход с дачи?

— Нет. Там проходит дорога в поселок. Чтобы оказаться на этой дороге, нужно выйти через наши ворота и обежать половину дачи. На это потребуется минут десять.

— Значит, человек, который предложил перебросить чемодан с деньгами именно через северную стену, знает об этом, — удовлетворенно заметил Дронго.

— Конечно, знает, — кивнул Горбовский, — мне это сразу стало ясно, как только прочел письмо.

— Еще один важный вопрос. Кто у вас дома получает журнал «Лица»? Или вы его для кого-то покупаете?

— Какой журнал? — переспросил Роман Андреевич.

— «Лица», — пояснил Дронго, — может, вы его покупали для кого-нибудь?

— Да, — кивнул Горбовский. Его лицо скривилось, словно от боли, — я его покупал несколько дней назад, — сообщил он, — для моей матери.

Саша едва не свалился со стула. Дронго покачал головой.

— Если она любит читать этот журнал, то совсем не обязательно, чтобы она была той самой «горгоной».

— Я купил его матери, — снова повторил Горбовский.

— Правильно сделали, — кивнул Дронго. — Но этот журнал у нее могли забрать. Нам нужно выяснить, кто именно взял этот журнал.

— Я к ней поднимусь, — кивнул Горбовский, — и мы наконец все узнаем.

— Только с одним условием. Вы не будете так нервничать. Я понимаю, что это невозможно, но нужно постараться взять себя в руки. В конце концов вы потеряете и деньги, и собственное здоровье.

Горбовский тяжело вздохнул, но не стал возражать. Он попросил Сашу отключить камеру и перемотать пленку. Потом взял записку Наташи и другое письмо, в конверте, положил их все в свой внутренний карман. Затем провел рукой по лицу и поднялся, готовый пройти на второй этаж.

— Может, мне пойти с вами? — предложил Дронго. — Будет лучше, если мы отправимся вместе. Я могу обратить внимание на детали, которые ускользнут от вашего внимания.

— Вы правы, — кивнул Горбовский. — Саша, — обратился он к своему охраннику, — позвони дежурному у ворот и предупреди, чтобы сегодня не спал. Скажи, что мы тоже не будем сегодня спать.

— Хорошо, — кивнул Саша, — я пойду и сам все проверю.

Горбовский и Дронго прошли к лестнице, поднялись на второй этаж. Вскоре Роман Андреевич уже стучал в двери комнаты своей матери.

— Кто там? — раздался голос Риммы Алексеевны.

— Мама, это я, — ответил Горбовский, — со мной господин Дронго. Мы хотим к тебе зайти.

— Ты, как обычно, нашел удивительно подходящее время, — сообщила мать, — уже двенадцатый час ночи. Ну хорошо, подожди минуту, я сейчас оденусь. Хорошо еще, что я не спала. — Она хотя и ворчала, но, чувствовалось, ей приятно, что сын пришел к ней поздно ночью вместе со своим другом. Больше всего на свете эта гордая женщина хотела быть полезной своим детям. Более всего она нуждалась в обычном человеческом разговоре, когда сыновья приходили к ней за советом. Как часто повзрослевшие дети не понимают таких элементарных вещей. И как страшно потом они мучаются, лишившись возможности такой беседы и разговаривая с родителями только в своих снах.

Римма Алексеевна наконец открыла дверь. Она была в цветастом халате, успела собрать волосы, даже застелить постель. Посторонившись, она пропустила обоих мужчин в свою комнату. Кроме кровати, здесь стоял небольшой круглый столик, четыре стула, трюмо, зеркало, тумбочки, шкафы. Римма Алексеевна занимала самую большую комнату в правой части здания.

— Садитесь, — показала она на стулья вокруг стола и сама первой села, глядя на сына.

— Что случилось? — спросила мать. — Ты сегодня плохо выглядишь. Неужели поругались с Викторией?

— Мама, ну когда мы с ней ругались? — развел руками Горбовский. — У меня просто болит сердце.

— У твоего отца никогда не болело сердце, — строго заметила Римма Алексеевна.

— Хотя он и умер от инфаркта, — вставил Горбовский.

— Это разные вещи, — прервала его мать, — отец умер, когда ему было уже под семьдесят. А тебе только сорок шесть. В твоем возрасте он не жаловался на сердце. И только потому, что у него была хорошая жена.

— Безусловно, — кивнул Роман Андреевич, — я никогда с этим не спорил.

— Скажите, молодой человек, сколько вам лет? — спросила она, обращаясь к Дронго.

— Сорок два, — ответил он.

— У вас болит сердце? — уточнила она.

— Иногда болит, — признался Дронго, — я даже однажды попал в больницу.

— Это потому, что вы ведете нездоровый образ жизни, — строго сказала она, — вам нужно перейти на диету и больше бывать на свежем воздухе.

— Вы абсолютно правы. — Он уже знал, что с ней лучше не спорить.

— Мама, мы завтра поговорим о диете, — пообещал Горбовский, — а сегодня у нас к тебе важное дело. Ты помнишь, несколько дней назад ты просила меня купить тебе журнал «Лица».

— Какой журнал? — нахмурилась старуха. — Ничего я не помню.

— Ну как же не помнишь, — занервничал Роман Андреевич, — ты постарайся вспомнить. Журнал «Лица». Тебе рассказывала подруга, что там опубликовали и мою фамилию в списке ведущих бизнесменов страны. Ты меня просила купить и привезти тебе этот журнал. Теперь вспомнила?

— Конечно, вспомнила, — оживилась она. Когда речь шла о ее старшем сыне, она сразу вспоминала любые подробности. Старуха в последние годы жила только своей семьей и более всего гордилась успехами своего старшего сына. Может, поэтому она так недолюбливала его супругу, считая, что и вторая жена ее старшего сына не достойна такого сокровища, как Роман. Виктория не могла понять, что это не просто материнская ревность, а огромная, всепоглощающая любовь матери к своему сыну, которая становится единственной страстью в ее возрасте.

— Там про тебя так интересно написали, — оживилась мать, — ты рассказал своему другу об этом? Ты вошел в число пятидесяти ведущих бизнесменов страны. Там еще был этот симпатичный банкир, который мне так нравился. И твоя фамилия. Куда я положила этот журнал? Я его сейчас вам покажу.

— Вот именно, — попросил сын, — покажи нам этот журнал.

— Не могу, — вдруг виновато произнесла она, — ой, я совсем забыла. У меня ведь взяла этот журнал Раиса, чтобы посмотреть. И до сих пор не вернула. Сейчас пойду к ней и возьму журнал. — Она решительно поднялась.

Горбовский взглянул на Дронго и вскочил следом за матерью.

— Нет, — остановил он ее, — не нужно никуда ходить. Ты мне лучше скажи: ты точно помнишь, что отдала журнал Раисе?

— Ну конечно, точно помню. Я еще пожелала ей, чтобы и Аркадий попал в число пятидесяти самых известных ученых нашей страны. И тогда я буду абсолютно счастлива.

— И Антон чтобы попал в число ведущих спортсменов, — улыбнулся Горбовский.

— А почему нет? — спросила она. — В нашей семье все должны стремиться стать первыми. У них перед глазами твой пример. Разве этого мало?

— Нет, конечно, — согласился Горбовский, — только ты никуда не ходи, мама. Мы сами зайдем к Раисе и заберем журнал. Я как раз похвастаюсь перед моим другом. А ты ложись спать, уже поздно.

— Вот так всегда. Только зашел и сразу уходишь, — ревниво сказала старуха, — а когда ты был маленьким, то всегда приходил ко мне и лез под одеяло, пытаясь опередить своего младшего брата.

— Хорошо бы и сейчас залезть куда-нибудь, чтобы спрятаться ото всех проблем, — признался Роман Андреевич.

— Ну ладно, — разрешила она, — и потом не забудь вернуть мне журнал. Я его оставлю на память. Ты же знаешь, что я собираю все материалы о тебе. До свидания, молодой человек, — обратилась она к Дронго.

— Спокойной ночи.

— Что вы об этом думаете? — спросил Роман Андреевич, когда они вышли из комнаты.

— Проверим в семье вашего брата, — предложил Дронго. Они подошли к соседней двери и постучали. Никто не ответил. В комнате работал телевизор.

— Может, они спят? — спросил Дронго.

— Под работающий телевизор может заснуть только мой брат, — в сердцах ответил Горбовский, — что касается Раисы, то она вообще засыпает обычно в четыре или в пять утра. Все время ходит по дому. Она у нас сова.

Он снова постучал. Дверь чуть приоткрылась, и выглянула голова Раисы.

— Почему не заходишь? — спросила она и вдруг осеклась, увидев перед собой Дронго и Романа Андреевича.

— Извините, — прошептала она, — я думала, это Аркадий.

— Где он сейчас? — спросил Горбовский.

— Не знаю, — ответила она, — сказал, что ему душно, и пошел гулять.

— Что случилось? — Соседняя дверь открылась, и из нее выглянул раздетый, в одних трусах и майке, Антон. — Что за шум?

— Ничего, — строго сказал отец, — иди спать. Извини, Рая, мы не знали, что Аркадия нет. Закрывай дверь.

Он не успел закончить своей фразы, как раздался звонок мобильного телефона. Горбовский вздрогнул, достал телефон, взглянул на него и поднес аппарат к голове.

— У нас несчастье, — услышал он взволнованный голос дежурного, — убили Сашу. Прямо около гаража.

ГЛАВА 8

Горбовский опустил аппарат, посмотрел на Дронго и что-то прошептал.

— Говорите, — потребовал Дронго, понимая, что опять произошло нечто неожиданное.

— Убили, — доложил Роман Андреевич непослушными губами, — убили Сашу. Сейчас звонил дежурный.

— Быстрее. — Дронго повернулся и поспешил вниз. Горбовский побежал следом. Они выскочили на террасу.

— Где? — закричал Дронго. — Где это случилось?

— Около гаража, — прокричал Горбовский на бегу. Дронго было горько и больно. Неужели он так ошибся? Неужели здесь действует неведомый убийца, а он так и не сумел до конца разобраться в случившемся?

— Если это Аркадий, то я его сам задушу, — пообещал Роман Андреевич, обращаясь к Дронго на бегу.

— Почему Аркадий? — не понял Дронго.

— Других мужчин на даче нет, — заорал Горбовский, — только мы с вами, охранники и Аркадий с Антоном. Сына моего вы видели только что. А мой брат ночью вышел гулять. Никогда в жизни не гулял, а сейчас его потянуло.

Они наконец добежали до гаража. И, обогнув его, увидели, как на земле лежит с пробитой головой Саша. Рядом стояли растерянный Аркадий Андреевич и дежуривший у ворот охранник.

— Это ты, ты, — бросился на младшего брата Роман Андреевич, схватив его за рубашку, — это ты его убил?

— Нет, — бормотал испуганный Аркадий, — что с тобой, Рома? Это не я, честное слово.

— Простите, Роман Андреевич, — вставил дежурный, мужчина лет сорока, — это я обнаружил Сашу. А потом сюда подошел Аркадий Андреевич. Мы не хотели трогать его, ждали вас.

— Что ты от меня хочешь? — испуганно спросил младший брат. — Я сам чуть не упал, пока сюда бежал в одних тапочках. Трава скользкая, мокрая, я прибежал и увидел их двоих.

Горбовский отпустил рубашку своего младшего брата, смерил его с головы до ног презрительным взглядом.

Дронго уже успел наклониться над Сашей. Он сразу протянул руку, чтобы прощупать пульс. И услышал, как бьется сердце молодого парня. Он боялся убрать руку, словно пульс может исчезнуть. Затем поднял голову.

— Его убили? — спросил Горбовский.

— Нет, — ответил Дронго, — он жив. Пульс не совсем нормальный, но есть. Он жив.

Он протянул руку и потрогал голову. Рука стала липкой.

— Черт возьми, — прошептал Дронго.

— Что, что? — спросил Горбовский, наклоняясь к нему.

— Кажется, ему пробили голову, — мрачно ответил Дронго, — в таких случаях пульс еще бывает, но человек уже мертв.

— Нет, — взревел Роман Андреевич, — этого не может быть.

Он с таким бешенством взглянул на младшего брата и дежурного охранника, что те отшатнулись.

— Погодите, — попросил Дронго, — мы сейчас все проверим. А вы идите на свое место, — приказал он дежурному, — и никому не открывайте ворота. Ни одному человеку. Даже если приедет милиция. Сначала позвоните Роману Андреевичу. Вы вооружены?

— Да, — ответил дежурный.

— Вот и отлично. Ступайте на свой пост. Скажите, Роман Андреевич, в доме есть оружие?

— Есть, — ответил Горбовский, — мои охотничьи винтовки. И один коллекционный пистолет. Думаете, что на нас могут напасть?

— Нет, не думаю. Но мне важно знать. Теперь помогите мне поднять парня и перенести его туда, ближе к свету.

— Может, его не нужно трогать? — спросил Аркадий. — Подождем милицию. Мы можем затоптать следы убийцы.

— Какие следы? — заорал его старший брат. — Парень умирает, а ты о следах говоришь.

Они подняли тело и перенесли его под светильник. Поднимая Сашу, Дронго обнаружил, что трава рядом с ним мокрая, словно на молодого человека выжимали воду. «Может, кто-то пытался привести его в чувство, — подумал Дронго. — Хотя нет, не похоже. У него все лицо в крови». Он начал осторожно ощупывать голову парня. Руки у него намокли от крови, но он продолжал упрямо ощупывать голову, осторожно продвигаясь сантиметр за сантиметром. Неожиданно Саша дернулся, очевидно, Дронго задел больное место.

— Вы его убьете грязными руками, — гневно сказал Аркадий, — я все-таки биолог, немного понимаю в этом. Разрешите я осмотрю раненого. Или позову Раису. Она врач, травматолог.

— Что же ты стоишь? — закричал Горбовский. — Быстрее сюда свою жену. Быстро. Чтобы через минуту была здесь.

Аркадий Андреевич развернулся и побежал в сторону дома.

— Что с ним? — тревожно спросил Горбовский, снова наклоняясь к Дронго, который держал Сашу на руках.

— Он без сознания, — ответил Дронго, — у вас в доме есть аптечка?

— Нет, откуда у нас аптечка? Хотя, может, и есть, я не знаю.

— Машины, — напомнил Дронго, показывая на гараж.

— Какие машины? — не понял Горбовский.

— В автомобилях должны быть аптечки. Откройте гараж и достаньте аптечки.

— Правильно, — обрадовался Горбовский и бросился к гаражу. Он неожиданно обнаружил, что у него нет ключей, а ворота гаража закрыты, и, чертыхаясь, побежал к дежурному охраннику за ключами.

Дронго держал Сашу, прижимая к себе.

— Только не умирай, — шептал он ему, — только не умирай, очень тебя прошу.

Первым вернулся Роман Андреевич. Он открыл ворота гаража, достал из автомобиля аптечку и дрожащей рукой протянул ее Дронго. Они вытащили бинты, вату, начали осторожно обтирать лицо Саши, когда появилась Раиса. Аркадий Андреевич прибежал обратно босиком. Он был так взволнован, что оставил свои тапочки где-то на террасе. Раиса бросилась к раненому. Она прощупала его пульс, начала смотреть зрачки, потом посмотрела на голову.

— Дайте вату, бинты, спирт, — приказала она голосом, не терпящим возражений. Дронго помогал ей. Теперь перед ним была не просто женщина, отдыхавшая на даче со своим мужем, а строгий врач, чьи указания нужны было выполнять беспрекословно.

— Поднимите его, и понесем в дом, — предложила она, — здесь нельзя его оставлять. Я осмотрю его дома.

Оба брата Горбовских наклонились, чтобы поднять раненого, но Дронго опередил их. В Саше было килограммов семьдесят или семьдесят пять. Дронго легко поднял его на руки и понес к дому. Остальные поспешили за ним. Он пронес его на террасу и внес в дом. Они положили Сашу на стол, и Раиса встала у него над головой, продолжая осматривать рану. Роман Андреевич встал рядом, со скорбью наблюдая за ней. Аркадий Андреевич не решался подойти, оставаясь босиком у дверей гостиной. Дронго помогал врачу чистить лицо от крови.

Наконец она подняла голову.

— Нужно вызвать «скорую помощь» и сделать рентгеновский снимок, — строго сказала она, — но вообще-то ничего страшного нет. Кости целы, голова не разбита. Кто-то его ударил сверху. Удар был не очень сильный, скорее скользящий. В двух местах порвана кожа. Я думаю, ничего опасного нет. Вы, мужики, вечные паникеры. Любите сразу кричать, что человека убили. Ничего страшного нет.

— У него кровь была, Раечка, — прошептал потрясенный Аркадий Андреевич.

— Ну и что? Кровь была потому, что ударом рассекли кожу в двух местах. Вот кровь и пошла. Вот здесь у него большая шишка. Нужно положить что-нибудь холодное, чтобы она не осталась. И, повторяю, вызвать «скорую помощь». Ничего страшного нет в любом случае. Он еще бегать будет. Сердце здоровое, зрачки реагируют правильно. Он потерял сознание, но через некоторое время придет в себя.

— Слава богу, — с чувством сказал Роман, — я боялся худшего.

Она достала нашатырный спирт и поднесла его к носу Саши. Тот неожиданно сморщился, потом чихнул, закашлял, открыл глаза.

— Ну вот и все, — удовлетворенно сказала она, — теперь вы видите, что я была права.

— Саша, — наклонился к нему Дронго, — что с тобой случилось?

— Ты нас слышишь? — склонился с другой стороны Горбовский.

— Слышу, — ответил Саша, — я не знаю, что со мной было.

— Все, — решительно пресекла все разговоры Раиса, — вызывайте врачей, пусть его везут в больницу. Нужно сделать снимок, проверить на гематому.

— Подожди, — прервал ее Роман Андреевич. — Кто тебя ударил? — спросил он, снова склоняясь над молодым человеком. — Кто это был?

— Я не знаю… — ответил Саша, — я подумал про журнал. Мне показалось, что нужно проверить среди старых газет и журналов, которые собрали у гаража. Я туда подошел и стал проверять. Кажется, там был и журнал. Тот самый, который нам нужен, был. Но я не успел его вытащить. Кто-то подошел и сзади меня по голове ударил. Я сразу сознание потерял.

— Мужчина или женщина? — спросил Горбовский.

— Не знаю, — виновато ответил Саша.

— Кто его ударил? — спросил Роман Андреевич, обращаясь к жене брата. — Ты можешь сказать, Рая, кто его ударил?

— Удар был несильный, — ответила она, — это мог быть и мужчина, и женщина. Смотря чем били. Но удар был несильным. Его убить не хотели, только оглушить.

— Нужно вернуться и осмотреть место нападения, — предложил Дронго.

— Пойдем вместе, — согласился Горбовский. Он взглянул на стоявшую рядом с ним Раису.

— Послушай, Рая, — сказал он, обращаясь к ней, — куда ты дела журнал «Лица», который тебе дала моя мама? Она говорит, что он у тебя.

— Был у меня, — кивнула она, — только я его вчера у нас не видела. Аркадий, ты не знаешь, где журнал?

— Откуда я знаю, — пожал плечами Аркадий, — я вообще его в глаза не видел.

— Пил бы меньше, у тебя бы глаза лучше глядели, — неожиданно жестко сказал его брат.

— Что ты на меня нападаешь все время, — обиделся Аркадий Андреевич, — я, между прочим, не мальчик. И не нужно на меня кричать.

— Я не кричу, — ответил Роман Андреевич, махнув на него рукой, — иди лучше и найди свои тапочки.

Саша закрыл глаза, и Раиса снова наклонилась к нему.

— Хватит пререкаться, — строго сказала она, — вызывайте врачей. А ваш журнал мы потом найдем. Не пропадет. А если даже пропадет, то я тебе, Роман, новый куплю, чтобы ты со своей мамой читал его каждый день.

— При чем тут наша мама? — встревожился Аркадий.

— Ни при чем, — отрезала жена, — вызывайте скорее врачей, сколько можно повторять?

Горбовский подошел к телефону, набрал номер «Скорой помощи». Сделав звонок, взглянул на Раису.

— Если бы ты знала, как мне нужен этот журнал, — сказал он, тяжело вздохнув, — именно этот, а не тот, который ты обещала купить для меня с мамой.

Сверху спускалась в шелковом халате его супруга. Она услышала крики, шум, разговоры и решила выяснить, что именно произошло. Увидев лежавшего на столе Сашу и кровавые бинты рядом с ним, она побледнела.

— Что с ним?

— У него разбита голова, — ответил Горбовский, глядя ей в глаза.

— Он тоже случайно упал и ударился? — в тишине гостиной ее слова прозвучали особенно зловеще и с тайным подтекстом. Роман Андреевич нахмурился:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего, — прошипела она. — Тебе не кажется, что наша дача превращается в арену для гладиаторских боев? Я устала видеть кровь у себя в доме. Может, пора остановиться?

— Зачем ты спустилась вниз? — разозлился муж. — От Раисы хоть польза есть, она ему перевязку сделала. А от тебя только… — Он не договорил, отвернувшись.

— Очень хорошо, — сказала Виктория, — значит, я здесь уже лишняя. Прекрасно. Тогда мне здесь делать нечего. Однако постарайтесь больше не вносить кровавых раненых в наш дом. Здесь не морг и не лазарет, а дом, где живут твои дети, Горбовский.

Она повернулась и пошла к себе. Роман Андреевич побледнел, сжал кулаки, но смолчал. Раиса подняла брови. Впервые в ее присутствии супруги так разругались. Аркадий Андреевич испуганно выскользнул из гостиной, чтобы найти свои тапочки.

— С ним действительно все будет в порядке? — спросил Роман Андреевич, обращаясь к Раисе.

— Если нет внутренних кровоизлияний, его отпустят из больницы уже завтра, — уверенно ответила она, — не понимаю, почему ты так нервничаешь. Может, они поспорили с другим охранником и подрались.

— Нет, — ответил Роман Андреевич, — это не просто драка. Где твой муж? — обернулся он на дверь. — Аркадий! — заорал он на весь дом. — Аркадий, сукин сын, куда ты пропал? Хочешь обратно к гаражу пройти? Я тебе не разрешаю. — Он выбежал из гостиной.

— Совсем с ума спятил, — недовольно сказала Раиса, — что с ним происходит? Почему он в таком состоянии?

— Взгляд горгоны, — загадочно ответил Дронго и поспешил следом за хозяином дома. На террасе стоял Роман Андреевич, смотревший на своего младшего брата. Тот дрожащими руками показывал на свои тапочки, которые он вытащил из-под стола.

— Вы начинаете вести себя не совсем адекватно ситуации, — сказал Дронго, подходя к Горбовскому, — зачем вы кричите на брата?

— Не знаю, — ответил тот, — но мне показалось… Я подумал, что он хочет вернуться к гаражу. Кажется, я действительно схожу с ума. — Он взял стул и опустился на него.

— Идемте, — сказал Дронго, — не время сидеть. Идемте посмотрим, что там произошло. Пока приедет «скорая помощь», нам нужно понять, как это случилось.

Вдвоем с Горбовским они дошли до гаражей. Дронго наклонился над местом, где лежал Саша. Потом поднял голову.

— Здесь ничего не видно, — сказал он, наклоняясь и щупая траву. Трава все еще была мокрой.

— Что вы делаете? — спросил Горбовский.

— Ничего. Пытаюсь найти, кто мог ударить Сашу. Нужно посмотреть в кустах, может, мы что-нибудь найдем.

— Сейчас ничего не найдем, — вздохнул Горбовский, — лучше вернуться в дом и взять фонари.

— А что у вас сложено рядом с гаражом? — спросил Дронго, показывая в сторону высокой стены душевой, служившей естественным забором между бассейном и гаражом.

— С этой стороны собраны дрова, — пояснил Горбовский, — у меня же есть камин, и мы топим его дровами.

— В таком случае я точно знаю, чем ударили Сашу. Одним из таких поленьев, — сказал Дронго. — Завтра утром нужно будет найти это полено. Возможно, оно будет в крови. Тот, кто ударил Сашу, выбросил его в кусты, чтобы не оставлять рядом с гаражом. Или вернул на место. Хотя это вряд ли.

— Кто это мог быть? — растерянно спросил Роман Андреевич. — Когда мы вышли от моей матери, Раиса была в своей комнате. Антона мы видели, он вышел к нам. Остаются Аркадий, который был здесь, моя жена и Наташа. Опять Наташа? Неужели это она?

— Я думаю, что мы с вами все равно найдем разгадку всем тайнам сегодняшней ночи. Можете не сомневаться в этом.

Горбовский махнул рукой, но ничего не сказал. Они прошли дальше, и Дронго увидел лежавшие под ногами обрывки газет.

— Вот вам и доказательство, — сказал он, — теперь мы знаем, почему ударили Сашу по голове. Кто-то понял, что Саша отправился к гаражу, чтобы поискать остатки журнала и газет, из которых были вырезаны буквы. Поэтому этот человек догнал Сашу, легко ударил его по голове, кстати, совсем не собираясь его убить, а скорее только оглушить. И затем вытащил из пачки этот журнал.

— Давайте вернемся в дом. Кажется, у ворот уже сигналит машина «скорой помощи». Нужно объяснить врачам, чтобы нас не беспокоили хотя бы до утра. Если понадобится, свои объяснения лучше подкреплять купюрами с изображением американских президентов.

— Вы хотите, чтобы я давал взятку? — спросил Горбовский.

— Очень хочу. Хотя бы для того, чтобы никто, кроме вас, не мог отрубить голову «горгоне». Ведь может оказаться так, что эта голова будет вам очень дорога.

Горбовский взглянул на Дронго и, не сказав больше ни слова, зашагал к дому. В этот момент охранник звонил ему на мобильный телефон, чтобы получить разрешение и открыть ворота для машины «скорой помощи», приехавшей за раненым Сашей.

ГЛАВА 9

«Скорая помощь» уже подъехала к дому, огибая его с другой стороны. Остановившись у террасы, машина замерла, и из нее сразу вылезли двое санитаров и врач. Они знали, что в этом элитном дачном поселке живут только состоятельные люди, и поэтому приехали не мешкая. В гостиной их ждала Раиса, которая объяснила врачу характер травмы.

— Как это произошло? — спросил врач, мужчина лет тридцати пяти. — Его кто-то ударил?

— Нет, — ответил вошедший в комнату Роман Горбовский, — ему на голову свалилось полено. С третьего этажа.

— Упало полено? — изумился врач. — Но каким образом. Зачем у вас на третьем этаже лежит полено?

— У меня в доме камины на каждом этаже, — объяснил Горбовский, — вот видите, в соседней комнате стоит камин. Точно такие же камины есть и в других комнатах на верхних этажах. Идите сюда, я вам покажу.

Врач с удовольствием отправился следом за хозяином дачи. Раиса замерла с открытым ртом, но не посмела ничего сказать. В конце концов, Саша был личным телохранителем Романа Андреевича, и это была его дача. Она не должна вмешиваться в чужие дела. Видимо, врач остался доволен посещением каминного зала, и в его кармане оказалась бумажка с изображением американского президента. Он кивнул санитарам, приказав им забирать раненого.

— Можете не беспокоиться, — сказал он, обращаясь к Горбовскому, — сделаем ему рентген, положим в лучшую палату.

— Я приеду утром его навестить, — сказал Роман Андреевич, — и учтите, чтобы это была действительно лучшая палата.

— Обязательно, — заверил его врач.

Когда машина отъехала, Дронго неожиданно наклонился и почему-то потрогал траву вокруг террасы. Она была сухая.

— Что вы делаете? — спросил удивленный Роман Андреевич.

— Ничего, — ответил Дронго, поднимаясь. Они вошли в дом. Раиса уже успела увести своего мужа в комнату, чтобы больше не отпускать. Она видела, в каком состоянии находится Роман Горбовский, и боялась за Аркадия: как бы старший брат не измордовал младшего по неясным даже ему самому подозрениям. Дронго и Горбовский остались одни.

— Уже второй час ночи, — напомнил Дронго.

— Вы думаете, что нужно отдать деньги? — невесело усмехнулся Горбовский. — Именно теперь, после того как они хотели убить Сашу, я не дам и копейки. Кто бы это ни был. Даже если это моя мать. Не дам ни одной копейки. Чего бы это мне ни стоило.

— Я бы на вашем месте поступил точно так же, — задумчиво сказал Дронго, — но давайте сделаем по-другому. Приготовьте оружие и ровно в пять часов утра перебросьте чемодан через северную сторону. Только не с деньгами, а со старыми газетами. Шантажист ведь любит присылать вам конверты с буквами, вырезанными из газет. Пусть и получит старые газеты.

— Ну и что это даст? — не понял Горбовский. — Он снова пришлет письмо. Или новую фотографию. Нужно звонить в милицию, чтобы они взяли всю эту банду.

— Никакой банды не существует, — поморщился Дронго, — неужели вы еще ничего не поняли? Сделайте, как я говорю, а я пока побеседую с вашей супругой, если вы не возражаете.

— Она в таком состоянии, что ее лучше не трогать, — невесело усмехнулся Горбовский.

— Ничего, — ответил Дронго, — я постараюсь убедить ее, что вы не такой плохой, как кажетесь. А вы готовьте чемодан с газетами. И не забудьте проверить ваши винтовки, вдруг они нам пригодятся.

— Сделаю, — сказал Горбовский, — кстати, я вызвал из города еще троих своих охранников. Они спрячутся с другой стороны северной стены и постараются задержать того, кто возьмет чемодан.

— Ни в коем случае, — ахнул Дронго, — вы хотите, чтобы они кого-нибудь пристрелили? А если шантажист действительно один из близких вам людей? Или у того, кто возьмет чемодан, будет оружие, и он откроет ответную стрельбу? Вы представляете, в какую историю вас втянут?

— Что же мне делать? — недовольно спросил Горбовский.

— Выполнять мои инструкции, — ответил Дронго. — Никакой самодеятельности. Когда приедут ваши люди, позовите меня, я сам им объясню, что нужно делать. И обещайте, что не станете больше ничего предпринимать, не посоветовавшись со мной. Поймите, что речь идет о ваших близких, о вашей семье.

— Хорошо, — недовольно согласился Горбовский, — я сделаю так, как вы мне скажете.

Дронго поднялся по лестнице и, пройдя к большой спальне, где должна была находиться хозяйка дома, постучал в дверь.

— Уходи, — услышал он голос Виктории, — я не хочу с тобой разговаривать.

— Извините, — сказал Дронго, — мне кажется, что вы приняли меня за другого человека. Я ваш гость…

Она открыла дверь. Строго взглянула на Дронго. На лице были явные следы слез.

— Что вам нужно? — простонала она. — Неужели вы не видите, в каком я состоянии?

— Именно поэтому мне и нужно срочно с вами переговорить, — настойчиво сказал Дронго.

Она посмотрела на него. И неожиданно спросила:

— Кто вы такой? Антон мне говорил, что вы совсем не тот, за кого вас выдает Роман. Это правда?

— Отчасти. На самом деле я приехал сюда действительно по его приглашению. Но я не финансист. Я эксперт по расследованию особо тяжких уголовных дел. — Он намеренно сказал так, чтобы она смутилась. И с большим любопытством взглянула на него.

— Разве у нас в доме есть применение вашим талантам?

— Есть, — ответил Дронго, — смертельная опасность угрожает вашему мужу.

— Что? — Она даже сделала шаг назад. Потом опомнилась. — Входите, — сказала она, — входите и садитесь. Рассказывайте.

Пространство большой спальной комнаты было разделено японской ширмой. В углу при входе стояли небольшой столик и диван с креслами. А большая двуспальная застеленная кровать была за ширмой. Очевидно, Виктория относилось к тому типу женщин, которые даже ночью убирают свою постель, перед тем как выйти из спальни. Они сели за столик.

— Что происходит? — спросила она. — Объясните мне наконец.

— Вы видели руку вашего мужа? — спросил Дронго.

— Да. Он порезался, когда был в гараже. А почему вы об этом говорите?

— Его дважды ударил ножом нападавший на него человек, от которого Роман Андреевич убегал в дом, пытаясь спастись, — начал вдохновенно врать Дронго.

— Что вы такое говорите? — испугалась она.

— Все так и было, — строго подтвердил он, — хорошо еще, что тогда вашему мужу повезло и нападавший на него убийца упал и ударился головой о бассейн.

— Я ничего не знала, — растерянно сказала она.

— А сегодня напали на вашего мужа и хотели его убить. Но Саша успел его защитить, и вместо вашего мужа тяжело ранили его телохранителя, — продолжал врать Дронго.

— Какой ужас, — всплеснула она руками, — и я ничего об этом не знала. Значит, Саша не сам упал?

— Нет, конечно. Его уже увезли в больницу, настолько тяжелая у него травма. Убийцы уже успели сбежать, но они шантажируют вашего супруга. Сделали несколько фотографий, на которых фотомонтажным способом совместили вашего супруга и Наташу, няню вашей дочери.

— Какая гадость, — поморщилась Виктория, — но в такую чушь я не поверю. К тому же в Наташу безнадежно влюблен еще и Антон.

— Откуда вы знаете?

— Знаю. Мне и Наташа говорила, и сам Антон сознавался. Только все это напрасно. Она все равно уезжает во Францию, к своему бывшему другу. А Роман напрасно беспокоится. Я бы все равно никаким фотографиям не поверила. Я своему мужу вполне доверяю.

— И очень правильно делаете. Вы представляете, в каком он сейчас положении? Его и шантажируют, и пытались убить. А вы устраиваете ему скандалы. Он в таком состоянии…

— Вы правы, — она вздохнула, — я не думала, что все так сложно. Я сейчас спущусь вниз. Может, я смогу ему чем-то помочь?

— Только вниманием и пониманием, — глубокомысленно изрек Дронго.

Спускаясь вниз по лестнице, он подумал, что в браке есть свои преимущества и свои недостатки. Найдя Горбовского в каминном зале, где тот набивал старыми газетами «дипломат», он рассказал хозяину дома о своем разговоре с его супругой.

— Зачем вы сказали ей про фотографии, — разозлился Роман, — а если она теперь догадается?

— А если фотографии попадут к ней сразу после того, как вы перебросите чемодан через стену? — разозлился в свою очередь Дронго. — Об этом вы подумали? Если шантажист выполнит свою угрозу и передаст все фотографии вашей супруге? Вы знаете, что у женщин есть своеобразный комплекс превосходства над близкими мужчинами. Они не могут адекватно оценить живущих рядом с ними мужчин. И уже тем более никогда не верят в их оправдания. К тому же они сразу чувствуют ложь. Поэтому в слова посторонних они верят безусловно. И она поверила мне, когда я сказал, что все фотографии — это всего лишь фотомонтаж. Теперь никто не сможет убедить ее в обратном. Она не поверит даже собственным глазам. Кстати, вот она спускается вниз. Постарайтесь изобразить раскаяние, тревогу и печаль, столь несвойственные вашему лицу. Договорились?

— Я начинаю думать, что вы не только эксперт, но еще и консультант по вопросам брака и семьи, — прошипел Горбовский, выходя из каминного зала навстречу своей супруге. Через мгновение Дронго услышал, как они обнимаются. Он улыбнулся. Кажется, мир в семье восстановлен. До пяти часов утра есть еще немного времени. Но он прекрасно знает, что все равно не заснет. У него впереди еще один важный разговор. Дронго посмотрел на часы. «Подожду до пяти утра, — решил он. — А потом посмотрим».

Примерно через полчаса Виктория отправилась спать. В доме наступила тишина. Горбовский спустился и сел рядом с Дронго в каминном зале. Между ними на столике лежал чемодан, набитый старыми газетами.

— Как вы думаете? — шепотом спросил Горбовский. — Она спит или нет?

— Кто? Ваша жена?

— Нет. «Медуза горгона». Я уже устал от этих мыслей, — признался Горбовский, — все пытаюсь понять, кто это может быть? Даже свою маленькую дочь стал подозревать. Думаю, может, она решила пошутить? Представляете мое положение? В доме никого нет, даже Саши нет. Только моя мать, семья брата и моя семья. И еще Наташа. И кто-то из них меня шантажирует, — Горбовский вздохнул, — сейчас поднимусь наверх и начну будить всех, чтобы выяснить, кто именно спит, а кто нет.

— Когда вы разбудите одного, все остальные и сами проснутся, — заметил Дронго, — а насчет дочери я вас успокою, — добавил он, — она бы не успела добежать до гаража и вернуться обратно. Да еще и ударить с такой силой Сашу. Так что это не она.

— Но тогда кто же? Я сколько ни думаю, выходит, что либо Наташа, либо Аркадий.

— Почему?

— Мама была все время с нами. Раиса стояла за дверью, Антон был рядом. Даже если один из них мог добежать до Саши, обратно бы он не успел вернуться. Виктория была в своей комнате. Значит, или Наташа, или Аркадий. А он был рядом с Сашей. Неужели он?

— Не торопитесь, — посоветовал Дронго, — скоро мы с вами все узнаем.

— Каким образом? — спросил Горбовский.

— Очень надежным, — улыбнулся Дронго, — с применением технических средств. Человек получает самолет, ракету, мобильный телефон и Интернет, думая, что становится по-настоящему свободным. А на самом деле он все больше попадает в зависимость, и каждое мгновение его жизни контролируется вездесущими компьютерами. Поэтому не беспокойтесь, скоро все выяснится.

— Надеюсь, — пробормотал Горбовский. Они снова замолчали. Через некоторое время раздался неожиданный звонок мобильного телефона. Звонил дежурный, прибыли трое охранников. Дронго и Горбовский отправились на террасу встречать прибывших. Дронго распорядился, чтобы один из троих дежурил у гаража, второй и третий патрулировали бы пространство вокруг дома.

Когда до условленного времени оставалось десять минут, Горбовский тяжело вздохнул и взял «дипломат», набитый старыми газетами, вышел из дома. Дронго двинулся следом. Они прошли по дорожке, выходя к гаражу, и затем дальше. Ровно в пять утра Дронго, смотревший на часы, сделал отмашку Горбовскому. Тот вздохнул и резким движением перебросил «дипломат» за стенку. Почти сразу раздался рев мотора. Затем хлопнула дверь, и машина уехала.

— Вот и все, — сказал Дронго, — теперь шантажист сам загнал себя в угол.

— Почему? — не понял Горбовский.

— Его сообщник сейчас открывает «дипломат», — объяснил, улыбаясь, Дронго. — Что сделают на его месте сто человек из ста, обнаружив вместо денег газету?

— Позвонят своему сообщнику и сообщат, что их обманули, — ответил Горбовский.

— Верно. А вам остается только завтра утром проверить все мобильные телефоны в доме и узнать, кому был звонок в пять часов утра. Вот и все, — повторил Дронго.

— Действительно, как просто, — сказал ошеломленный Горбовский, — а если не позвонят?

— Поставьте себя на место сообщника. Он забирает чемодан, уверенный, что там миллион долларов. И видит, что ничего нет. Одни старые газеты. От такого может хватить удар. Не всякий человек поймет, что это обычная ловушка. Он решит, что вы просто хотите их надуть. И сообщник позвонит настоящему шантажисту к вам домой. Той самой «горгоне», о который мы с вами говорили.

— Я все понял, — кивнул, впервые улыбнувшись, Горбовский, — кажется, вы меня убедили.

Они вернулись домой, и Горбовский впервые за долгую ночь отправился к себе, чтобы наконец заснуть. Дронго остался сидеть в каминном зале. Примерно через сорок минут он услышал за спиной шорох. И, обернувшись, он увидел стоявшую в гостиной Наташу с двумя чемоданами в руках. Она была одета в темные брюки, темную рубашку, куртку.

«Неужели это все-таки она?» — в который раз подумал Дронго.

Он поднялся и подошел к женщине. «Кажется, она плакала, — подумал Дронго. — Неужели потеря денег так на ней сказалась?»

— Далеко собрались? — спросил он.

— Я уезжаю, — ответила Наташа, — и не подходите ко мне. Я знаю, кто вы такой. Вы специалист по убийствам и приехали сюда, чтобы найти человека, который отнял у погибшего эти гнусные фотографии.

— Откуда вы про них знаете? — изумился Дронго.

— Я их только что сожгла, — гордо заявила она, поднимая голову, — теперь вы не сможете их найти, господин сыщик.

«Значит, фотографии были у нее, — ошеломленно подумал Дронго. — Она так блестяще провела эту игру и, поняв, что проиграла, решила уехать».

ГЛАВА 10

— Я уезжаю, — кивнула она, — и вы меня не остановите.

— Вы не сможете даже выйти из дома, — возразил Дронго, — вокруг стоят охранники. Они вас не пропустят. Тем более с чемоданами.

— Как это не пропустят? — растерянно спросила она.

— У них приказ, — сообщил Дронго. — Откуда вы взяли фотографии?

— Вам не все равно?

— А вы знаете, что этими фотографиями шантажировали Горбовского?

— Я все знаю. Пропустите меня.

— Сначала скажите, откуда у вас фотографии?

— Мне их бросили в комнату полчаса назад.

— Как это бросили?

— Вот так, — горько сказала она, — человек хотел показать мне, насколько он меня уважает. И отдал мне все фотографии. Что вам еще нужно? Пропустите меня, и я уйду.

Дронго ошеломленно смотрел на нее. Потом наконец сказал:

— Я теперь все понял, Наташа. Странно, что я ничего не замечал раньше. Конечно, вы можете уйти. Более того, я думаю, что вы правильно поступаете, что уходите из этого дома.

— У меня заказано такси, — вдруг умоляющим голосом сообщила она, — отпустите меня, пожалуйста. Я действительно сожгла все фотографии.

— Не сомневаюсь, — грустно сказал Дронго, — куда вы едете?

— Возвращаюсь во Францию. У меня есть там друг. И скажите Роману Андреевичу, чтобы меня не искал. Свой мобильный телефон я оставила на тумбочке. Адреса моего он все равно не узнает. Скажите ему, что я его очень любила, — она отвернулась, в глазах блеснули слезы, — но больше я не могу обманывать его жену. И вообще это неправильно. Я становлюсь главной виновницей всех этих трагических событий. И эти фотографии…

— Понимаю, — кивнул Дронго, — вы приняли очень трудное решение, Наташа, но очень мужественное. И я вам не хочу помешать. Давайте ваши чемоданы, и я провожу вас до такси. Если охранники увидят меня с вами, то они ни о чем не спросят.

— Вы даже не хотите узнать, кто взял фотографии? — вдруг спросила она.

— Не хочу, — ответил Дронго, — я теперь все знаю. Идемте, Наташа, а то вы действительно опоздаете, и такси уедет без вас.

Она остановилась, оглянулась. Хотела что-то сказать. Но потом решительно шагнула вперед. Дронго взял чемоданы и медленно пошел следом за ней.

В это утро он так и не заснул. А ровно в восемь часов утра, когда она должна была уже находиться в самолете, он позвонил Горбовскому и попросил его спуститься в каминный зал. Сонный и недовольный Роман Андреевич надел халат и спустился. Он словно высох за эту ночь. Глаза тускло посмотрели на Дронго. Роман Андреевич прошел и сел рядом с Дронго.

— Я думал, вы уже уехали, — сказал он, усаживаясь в глубокое кожаное кресло рядом с Дронго. — Утром, часам к десяти приедет милиция, — сообщил он.

— Почему милиция? — не понял Дронго.

— Мне все это надоело, — признался Горбовский, — я уже никому не верю. И вам не верю. И даже себе. Пусть приедет милиция, и я им все расскажу. Мне уже бояться не нужно. Ничего хуже того, что со мной случилось, не произойдет. Слава богу, шрамы на руке у меня еще остались. Я покажу их следователю и расскажу, как этот придурок пытался меня зарезать. А потом я его толкнул. Я действительно пытался оттолкнуть его от себя. Но когда человек наркоман, да еще и в таком состоянии, он, конечно, не может удержаться на ногах. И поэтому я больше ничего не боюсь. Найду нормального адвоката и постараюсь доказать на суде, что я ни в чем не виноват. А не докажу, так и черт с ним. Пусть меня посадят. Если даже дома я спокойно жить не могу, то зачем мне все эти миллионы? На кой черт они мне сдались?

— Не спешите, — сказал Дронго, — вы забыли о людях, которые вас окружают. Если вы начнете рассказывать следователю, как на самом деле погиб Виктор, то тогда невольно подставите и людей, которые вам доверились. Более того, они совершили уголовное преступление ради вас. Лжесвидетельствовали. Это ваш садовник Акоп и ваш личный телохранитель Саша, который сейчас в больнице и нуждается в вашей помощи.

— О них я действительно не подумал, — кивнул Горбовский, — нужно будет обдумать свою позицию.

— И наконец, — сказал Дронго, — я хочу вам сообщить, что уже знаю все о сегодняшних событиях в вашем доме. Если хотите, я могу вам их подробно рассказать.

— Вы знаете, кто пытался убить Сашу? И кто меня шантажировал? — не поверил Горбовский. — Вы вычислили «Медузу горгону»? Тогда говорите. Расскажите мне обо всем.

— Прежде всего я хочу вам сообщить, что Наташа уехала…

— Как это уехала? — дернулся Роман Андреевич. — Сейчас только восемь часов утра. Куда она могла уехать? Она спит.

— Два часа назад она покинула вашу дачу, — сообщил Дронго, — она улетает во Францию. У нее есть там давний друг, к которому она собирается вернуться. Она просила меня передать вам, что очень вам благодарна. И больше всего на свете любила только вас. Но она больше не может обманывать вашу жену. К тому же она невольно стала виновницей всех событий, которые случились в вашем доме за последние дни. Этого она уже вынести не могла. И поэтому приняла решение покинуть ваш дом. Я ее проводил до ворот, и ваш дежурный, уже знавший меня в лицо, открыл двери для Наташи. Она уехала отсюда прямо в аэропорт. Сейчас она уже в полете. Адреса своего во Франции она мне не оставила. Решила, что так будет лучше. В ее спальне остался ее мобильный телефон.

— Вы с ума сошли, — прошептал Горбовский, — что вы наделали? Какое вы имели право лезть в мою жизнь? Кто вы такой?

— Не кричите, — оборвал его Дронго, — все еще спят. Или почти все, — добавил он.

— Значит, это была Наташа? — спросил Горбовский с недоброй усмешкой.

— Нет. Но она невольно оказалась виновницей всех событий, — снова повторил Дронго, — дело в том, что у вас с сыном оказались одинаковые вкусы, Роман Андреевич. Он тоже влюбился в няню своей сестры, как и вы.

— Антон? Вы с ума сошли. Ему только девятнадцать. Она старше его на… в общем, она намного старше…

— В таком возрасте и влюбляются в женщин старше себя, — заметил Дронго, — он влюбился в нее так же сильно, как и вы.

— Да не может этого быть. Что за чушь? Он еще ребенок.

— Уже нет, — сказал Дронго, — он пытался добиться взаимности, но у него ничего не получалось. Однако несколько дней назад он вышел из дома, чтобы идти к бассейну, и увидел, как на вас напал неизвестный, размахивая ножом. Конечно, он хотел вам помочь, но неожиданно вы толкнули нападавшего, и тот упал. После этого вы ушли в дом, чтобы перевязать руку, а когда вернулись, фотографий уже не было. Их забрал Антон. Он прошел к убитому, взял фотографии и вернулся в дом. Представляете его потрясение, когда он увидел эти фотографии? Что с ним случилось? Он чуть с ума не сошел. Ведь он любил не только ее, но и вас.

— Господи, — прошептал потрясенный Горбовский, — значит, это был мой сын. Господи, этого не может быть.

— Может, — сурово сказал Дронго, — фотографии были у него. Он был убежден, что вы не любите Наташу и она для вас всего лишь очередная любовница. Именно поэтому он написал вам это письмо, решив передать деньги женщине, которую вы оба любили. Его друг должен был забрать деньги, которые вы должны были выбросить в чемодане с северной стороны. План, конечно, был наивный. Но он считал, что вы выполните все условия, так как побоитесь огласки вашей связи с Наташей. Антон уже знал, что она собирается уезжать.

— Господи, — продолжал шептать Горбовский, слушая своего собеседника.

— После первого письма он собирался положить вам на стол и второе. Но, увидев меня в доме, понял, что вы вызвали эксперта. Я ведь сразу подумал об Антоне, как только узнал, что конверт не положили на стол, как раньше, а бросили в комнату. Он побоялся входить в ваш кабинет, узнав, что я провожу расследование. Когда я спустился вниз, чтобы сообщить вам о визите Наташи, оставившей и свое письмо, он бросил тот самый конверт.

После этого он, конечно, не спал, чутко прислушиваясь ко всякому шуму в доме. И услышал, как мы пришли к его бабушке и стали расспрашивать про журнал, из которого были вырезаны буквы. Он вдруг вспомнил, что журнал и газеты сложены у гаража. Но добежать туда он бы не успел, так как ему пришлось бы делать большой крюк. Однако Антон — хороший пловец. Он выбежал из дома в трусах и майке, скинул их у бассейна, прыгнул в бассейн, проплыл пятьдесят метров и увидел копавшегося в старых газетах Сашу. Конечно, Антон не хотел его убивать, он взял полено, чтобы оглушить Сашу, что он, собственно, и сделал. Затем, забрав журнал, который мы искали, снова вернулся обратно тем же путем. Вы еще говорили, что никто бы не успел добежать до гаража за такое короткое время. Конечно, никто не успел бы добежать. Но доплыть мог только ваш сын. Вы, наверно, приняли меня за сумасшедшего, когда я везде трогал траву. Так вот, трава рядом с упавшим Сашей была мокрая, а трава у дома уже сухая. А ведь Акоп начал поливать от гаража. Я слышал, как он об этом вам говорил, перед тем как уехал домой. Почему там трава была мокрой, а рядом с домом сухая?

— Я об этом не подумал, — признался Горбовский.

— Ваш сын проплыл обратно, оделся и вернулся в дом. Как раз в тот момент, когда мы вышли из комнаты его бабушки и постучали в дверь комнаты вашего брата. Вот тогда Антон и вышел, демонстрируя свое алиби. Он был очень напуган. Ну а потом вы обманули его друзей, перебросив чемодан, набитый старыми газетами. И он понял, что вы все равно не заплатите. Тогда он послал все фотографии Наташе, которая их уничтожила. Вот, собственно, и все. «Медузой горгоной» был ваш собственный сын Антон.

— Нет, — выдохнул потрясенный Горбовский, — я вам не верю. Этого не может быть. Я вам не верю. Вы лжете. Мой сын… нет, я не верю…

— Очень легко доказать все мои слова, — грустно улыбнулся Дронго, — достаточно запросить в конце месяца счет за мобильный телефон вашего сына, который наверняка вы и оплачиваете. Проверьте, кто именно разговаривал сегодня в пять часов утра и позже. Я не думаю, что кто-то из ваших близких вел интенсивные переговоры именно в это время. Посмотрите на время, и вы убедитесь, что я сказал вам правду. Это можно проверить и сегодня, если есть крайняя необходимость, как мы и предполагали сделать.

— Нет, нет, — шептал Роман Андреевич, — я вам все равно не верю. Бедный Антошка. Такого не может быть. Я не знал, что она ему нравилась.

— Существуют законы, которые нельзя нарушать, — строго сказал Дронго, — нельзя заводить любовницу в собственном доме, разрешая ей оставаться под одной крышей с вами и вашей женой. Рано или поздно это кончается трагически. Хорошо еще, что кончилось именно так. Антон, конечно, безутешен, он тоже любил Наташу, но в его годы подобные неудачи легко забываются. А вот фотографии, которые он нашел, ему так легко не забыть. На вашем месте я бы сейчас пошел к нему, чтобы попытаться поговорить с ним, постараться объясниться. У вас есть уникальная возможность, Роман Андреевич, спасти ваши отношения с сыном. Я думаю, что не он виноват в том, что произошло, а вы. Только вы.

— Я еще должен просить у него прощения? — разозлился Горбовский. — Он чуть не убил Сашу, меня шантажировал, из-за него Наташа уехала. А я должен у него прощения просить? Я его в лучший институт устроил, плавательный бассейн ему построил, такую машину купил. И еще я виноват?

— Да, — сурово сказал Дронго, — виноваты только вы. Однажды вы уже сделали ему больно, разведясь с его матерью. Сейчас вы сделали ему больно во второй раз, когда он узнал, что вы всем врете и обманываете свою вторую жену, встречаясь со своей любовницей прямо у себя в доме. Причем с женщиной, которая нравилась и ему. Извините меня, Роман Андреевич, но я действительно считаю, что в ваших запутанных отношениях виноваты только вы. И у вас сегодня утром остался последний шанс исправить отношения с собственным сыном. Хотя, как вам будет угодно. В конце концов, это уже ваше личное дело, а в личные дела я не обязан вмешиваться. В любом случае тайны больше не существует. «Медуза горгона» — ваш собственный сын Антон.

Дронго тяжело поднялся из своего кресла. И пошел к выходу, ничего больше не сказав. Его шаги долго раздавались в доме, а затем на посыпанной гравием дорожке, ведущей к воротам. А Горбовский еще минут двадцать сидел, словно прикованный к своему креслу. Но он все-таки был сильным человеком. И поэтому, заставив себя подняться, он пошел деревянными ногами к лестнице. Медленно поднялся на второй этаж и прошел к комнате своего сына. Толкнул дверь. Сын спал, раскрывшись. У него было обиженное, заплаканное лицо. Наверно, события сегодняшней ночи не прошли для него бесследно. Увидев лежавшего в крови Сашу, которого он хотел только оглушить, несчастный парень бросил полено и убежал в смятении. И утром, когда выяснилось, что вместо денег в чемодане была старая газетная бумага, а Наташа все-таки уезжает, он плакал от досады и обиды.

Горбовский подошел к его кровати, сел рядом, поправил одеяло, укрывая сына. И положил руку ему на голову.

— Антошка, — неожиданно выдавил он, — простишь ли ты меня когда-нибудь?