Трое звездных героев – женщина-киборг Тина Хэдис, андроид Стив Баталов и бывший полицейский-экстрасенс Поль Лагайм – вынуждены заключить перемирие со своим смертельным врагом, межпланетным маньяком и опаснейшим террористом Лиргисо, чтобы всем вместе отразить сокрушительный удар секретной военной организации «Контора Игрек», беспощадно уничтожающей мутантов и экстрасенсов. В этот раз наделенные сверхъестественными способностями герои столкнулись с достойным соперником – киборгом Маршалом, коварным, зловещим и непобедимым главой смертоносной «Конторы Игрек».

Антон Орлов

Контора Игрек

Глава 1

Миграция плавучих деревень уже началась, и по мыльному серому океану ползли на юг подгоняемые штормовым ветром острова – такое увидишь только на Рубиконе. До пролива Сойхо, который вел в безопасное Спящее море, пока еще никто не добрался. Возле входа в пролив прятался среди скал бот «Конторы Игрек», и трое патрульных, чтобы скоротать время, устроили тотализатор. Играли на плитки протеинового шоколада из личных пайков: и азарт есть, и начальство по шее не надает.

Командир группы Римма Кирч поставила на красно-бело-желтый домберг (так назывались эти громадины, не похожие ни на дома, ни на айсберги) – раз у его обитателей нашлись деньги на краску, то и с двигателями полный порядок. Саймон Клисс, сотрудник Отдела по связям с общественностью (в патруль он напросился добровольцем, у него были на то причины), выбрал тускло-бежевую глыбу, ощетинившуюся поломанными усами антенн. А стажер Роберт Кайски долго размышлял и наконец остановился на плавучей деревне, которая ничем не выделялась среди прочих.

Все шло к тому, что шоколадки достанутся Роберту, это раздражало и Римму, и Саймона. Стажер сознался, что сравнил ходовые качества домбергов и выбрал самый перспективный, это еще больше накалило обстановку: сам, что ли, не понимает, что не положено ему быть сообразительнее старших?

Кирч старалась не показывать недовольства, все-таки игра есть игра, но Саймон неплохо ее изучил: когда она вот так сопит и смотрит исподлобья, настроение у нее взрывоопасное. Крепко сбитая, коренастая, с неистребимым румянцем на широкоскулом курносом лице, она своими повадками напоминала деловитых и неприхотливых зверушек из одного детского мультсериала (было дело, Саймон этих мультиков до одури насмотрелся и с тех пор подумать о них не мог без содрогания). В «Конторе» Римма работала уже шесть лет и была на хорошем счету – в отличие от Клисса, который так и не стал здесь своим, словно у него на лбу написано, что он чужак, словно все вокруг чувствуют, что у него есть Тайна.

Саймон выглядел не сказать чтобы представительно: щуплый, несмотря на регулярное отбывание повинности в спортзале; темные волосы в углах лба и на макушке начинают редеть; узкие настороженные губы постоянно чуть искривлены в усмешке (Клисс считал, что она придает ему вид вальяжного интеллектуала), а бледно-голубые глаза то прячутся в прищуре, то, осмелев, блуждают по лицам и предметам – ищущий, беспокойный, ускользающий взгляд.

Саймон и Римма невзлюбили друг друга еще с тех пор, как Кирч назначили наставницей стажера Клисса. Их не примирило даже совместное штрафное отмывание седьмого отсека на «Гиппогрифе», грязного и запущенного, как внутренние полости рубиконских домбергов. Они возились там больше месяца, так ничего толком и не отмыли, потом Кирч понадобилась руководству для какой-то операции, Клисса затребовал начальник Отдела по связям с общественностью, и обоих амнистировали. А наказаны они были за то, что провалили ответственное задание – в послужном списке примерного оперативника Кирч это был первый провал, и нетрудно догадаться, кого Римма считала виновником неудачи! Также она не могла простить Саймону того, что больно скоро он избавился от роли «салаги»: раз – и стал пиарщиком, штатным интеллектуалом, и теперь уже не ты на него посматриваешь сверху вниз, а совсем наоборот… Но вслух она, понятно, об этом не говорила.

Сейчас их взаимная неприязнь упала почти до нулевой отметки: очень уж досадил обоим умник Роберт с его расчетами. Тот уже и сам не радовался своему выигрышу.

– Не понимаю, как эти штуковины не тонут, – пробормотал он нерешительно – молчание товарищей на него давило.

Кирч, с ногами забравшаяся в командирское кресло, презрительно и сосредоточенно смотрела на экраны, всем своим видом показывая, что болтовня стажера интересует ее в последнюю очередь. Зато Саймон отозвался – не потому, что пожалел Роберта, просто он кое-что знал о домбергах и мог блеснуть эрудицией, что и ожидается от специалиста по связям с общественностью.

– Еще как тонут, по три-четыре штуки за сезон. Это по официальным данным, на самом деле их больше гробится.

– Почему их строят такими неуклюжими?

– Да кто ж их строит? – Саймон издал ехидный смешок – реванш за уплывающую шоколадку. – Ага, их тут целая корпорация проектирует и выпускает, чтоб такие, как ты, гляделками хлопали!

Роберт смотрел непонимающе, и Клисс добавил:

– Это панцири здешних морских животных, приспособленные под жилье. Там селятся отбросы, которым некуда деваться, – и крыша над головой, и море прокормит. Правильнее называть их не плавучие деревни, а плавучие трущобы.

– Они сами виноваты, что так живут, – холодно и веско бросила Кирч.

Саймон про себя чертыхнулся: вот умеет же влезть в разговор, когда ее не спрашивают! Видно, решила напомнить, кто здесь командир… Он сам собирался это сказать, но, поскольку Римма его опередила, сказал другое:

– Когда я работал в «Перископе», у нас была практика для новичков – слетать на Рубикон и заснять тонущий домберг, типа учебная работа.

– А, ты же раньше был журналистом и снимал экстремальное кино…

– Темнота, не журналистом и даже не папарацци, – вздохнул Саймон, немного обескураженный невежеством Роберта. – Бери выше, я был эксцессером! Мы сами создавали эксцессы и снимали эксклюзивные документальные фильмы, а здесь у нас был даровой полигон.

– Вы их, что ли, специально топили?

– Вот же стажер… Их и топить не надо, они сами тонут. Высмотришь, какой готов, и туда, и снимаешь. Главное – вовремя оттуда смыться. Глянь-ка, твоя лошадка отстает!

Домберг Роберта замедлил ход, другие его обгоняли; впрочем, домберги Саймона и Риммы тоже еле ползли. Их было здесь не меньше трех десятков, и на каждом живет несколько сот человек, и это всего лишь передовой отряд той армады, которая скрывается за взбаламученным горизонтом, – все хотят добраться до Спящего моря до наступления сезона бурь, все отчаянно цепляются за свое никчемное существование. Ежегодное нашествие. Неудивительно, что рубиконские спасательные службы домбергами не занимаются: тонут – и пусть себе, естественная регуляция численности населения, как в животном мире.

– И зачем нас сюда послали? – Роберт окинул взглядом экраны (на одних было море с караваном плавучих деревень, на других – асфальтово-серые скалы и пролив Сойхо, на третьих – небо, похожее на скисшее молоко). – Здесь же нет ничего особенного.

Римма выразительно засопела (ох, как раздражала Саймона эта ее анималистическая привычка, но критиковать вслух манеры профессионального киллера – оно может выйти боком), а потом едко прошлась насчет «салаг», перед которыми командование забыло отчитаться. Клисс помалкивал. Роберт не знал, зачем в этой морской глухомани нужен патруль, и Кирч, скорее всего, тоже не знала, зато он был в курсе. Он знал много такого, чего ему знать не полагалось, и за одну эту осведомленность его могли расстрелять, не говоря уж о Тайне, но иначе он, прирожденный эксцессер, просто не мог, это сильнее его, это сродни одержимости.

Есть тут кое-что особенное. Дерифл. Вещество органического происхождения, жизненно важное для некоторых негуманоидных рас вроде кудонцев или синиссов, те готовы платить за него сумасшедшие деньжищи. Месторождения дерифла залегают под морским дном на абиссальных равнинах, обнаружить их можно двумя способами.

Первый – традиционный: бурить и брать пробы. По дну рубиконских океанов ползает энное количество глубоководных разведочных роботов, принадлежащих местным компаниям, изредка они что-нибудь находят.

Второй способ отдает мистикой, зато он куда продуктивней. Есть люди, которые видят всякую потустороннюю чертовщину, в «Конторе» таких называют «сканерами». Следствие мутации. Вообще-то, мутантов надо уничтожать, «Контора Игрек» именно этим и занимается, но «сканеры» – особая статья: их берут живыми, чтобы использовать в интересах дела, ведь они способны разглядеть то, чего ни один прибор не обнаружит. Хотя бы те же самые дерифловые каверны: обычно около них роятся стайки бесплотных, не существующих в нормальном мире созданий, а «сканеры» эту нежить видят – вот тебе и месторождение, никакой поисковой автоматики не надо.

«Сканерами» занимается лаборатория, возглавляемая доктором экстрапсихологии Челькосером Пергу, там эти слабоумные уроды лежат в стационарных «коконах спасения» и выполняют команды Пергу – постольку, поскольку понимают, чего от них хотят, а понимают они не очень-то много. Но находить дерифл их научили, и для «Конторы» это недурной источник дохода.

В Стылом океане месторождений много, потому здесь и ведется патрулирование. Занятие небезопасное: не приведи бог столкнуться с рубиконским или космополовским патрулем! Пусть власти Рубикона сами не в состоянии наладить добычу дерифла, им не понравится, что кто-то таскает дорогостоящее сырье у них из-под носа. А Космопол – это и вовсе хана… С тех пор как «Контору Игрек» объявили террористической организацией, с ним не договоришься.

И все-таки Саймон сделал все для того, чтобы попасть в патруль: кого бы они здесь ни встретили, здесь не так опасно, как на Королевском фестивале в Нариньоне, где ему, штатному пиарщику «Конторы», полагалось бы присутствовать.

Королевский фестиваль – это затея царствующего дома Рубикона, не иначе в пику демократам: со всей Галактики слетаются представители королевских династий, идут балы, приемы, банкеты, раздача премий за всевозможные заслуги. Поскольку «Контора Игрек» нуждается в поддержке и финансировании, сотрудники Отдела по связям с общественностью должны вращаться среди гостей, прощупывать почву, распространять определенные слухи, вербовать сторонников – работа в самый раз для Саймона Клисса, если бы не одно внезапно всплывшее «но».

Называлось это «но» принцесса Мьясхон. Когда Саймон услышал о ней, его передернуло. Когда же он узнал о том, какие планы строит в связи с ее визитом Отдел ликвидации, пол под ногами превратился в зыбкий кисель, трясущийся в одном ритме с коленями Саймона. Господи, только не это!

На свете полно всякой пакости, но принцесса Мьясхон принадлежит к самой омерзительной, порочной и жестокой из всех населяющих Галактику рас; в свое время Саймон свел знакомство с двумя представителями этой расы – оба мерзавца были его работодателями, и этого ему вот так хватило, больше не надо! Пусть его лучше на месте расстреляют, а в Нариньон, где будет эта лярнийская пакость, он не полетит.

Когда Клисс, запинаясь и брызгая слюной, выкрикнул все это в лицо Фешеду, начальнику Отдела по связям с общественностью, тот вначале опешил, потом опомнился и наорал на Саймона, а потом позвал на помощь психолога Бишона (за глаза – Грушу). Тот взял сторону Клисса: перенесенная меньше года назад психическая травма до сих пор дает о себе знать, возможен нервный срыв.

В итоге Фешед и двое коллег Саймона отправились на фестиваль без него, а он попросился в патруль. Тут тишь да гладь, не считая штормовой погоды; Стылый океан находится очень, очень далеко от Нариньона.

Отдел ликвидации готовил операцию по уничтожению Лиргисо – преступника-экстрасенса, ранее принадлежавшего к лярнийской расе энбоно, ныне человека. Лярн прятался в «пространственном кармане», контакт с ним установили недавно, зато сами лярнийцы – пусть не все, а избранное меньшинство – о большом мире знали давно. И еще у них была установка для перемещения сознания из одного тела в другое. Сначала этой штукой воспользовался покойный шеф «Перископа», экс-правитель Лярна, которому пришлось спасаться от народного гнева, а позже, уже после контакта, тот же номер повторил его первый помощник Лиргисо. Саймону довелось познакомиться с обоими, и сколько же он от них натерпелся!

Сефаргл, или Виллерт Руческел, или Гуннар Венлеш (он сменил множество тел и имен), вначале взял Клисса на работу в «Перископ», а после чуть не убил. Вспоминая о нем, Саймон испытывал сложную смесь чувств: тут было и восхищение (он многому научился у шефа и постоянно пользовался усвоенными уроками), и обида (шеф сам же посадил его на мейцан – наркотический допинг, который употребляли все эксцессеры, а когда появились симптомы отравления, попытался от него избавиться, словно выкинул в мусоропровод одноразовый инструмент), и гадливость (вроде был такой же, как все люди, а на деле оказался мерзкой зеленокожей тварью, незаконно вселившейся в человеческое тело), и тоскливое сожаление – если бы шеф был настоящим человеком, если бы он не пытался прикончить Саймона, если бы «Перископ» не накрылся и все шло как раньше, Клисс тогда и не мечтал бы о другой жизни!

После краха «Перископа» Саймон восемь лет провел за решеткой – не самое плохое было времечко, он ведь сидел не где-нибудь, а на цивилизованном Ниаре. Неприятности начались потом, когда Ниарская Ассоциация Правозащитников добилась для него помилования. Лиргисо (Клисс даже не подозревал, кто его новый наниматель!) привлек его якобы для репортерской работы, а в действительности для криминальной авантюры, после чего и денег не заплатил, и повел себя как последний отморозок, – чего еще ждать от лярнийца?

Это из-за него Саймон попал в «Контору Игрек». Будь у него выбор, он бы сюда не сунулся, его никогда не тянуло ходить по струнке и выполнять приказы отцов-командиров. Если Римма Кирч была довольна такой жизнью, то Саймону приходилось прикладывать нечеловеческие усилия, чтобы выглядеть довольным. Однако выбора не было: штурмовой отряд «Конторы» вытащил его из логова Лиргисо полуживого после пыток, потерявшего всякую надежду на избавление – вот так он здесь и очутился, и его зачислили в штат, не спрашивая, нет ли у него каких других планов на будущее. За минувшие месяцы Саймон успел возненавидеть своих благодетелей. Только Тайна и помогала ему терпеть здешние порядки – Тайна того стоила.

– Скоро начнется Зимпесова буря, – проворчала Кирч. – Только что передали предупреждение.

– А мы что? – повернулся к ней Роберт.

– А мы ничего. Здесь отсидимся. Солдат спит – служба идет.

«Сама ты солдат, – мысленно огрызнулся Саймон. – А я не хочу… Я еще уйду из вашей „Конторы“, и не ногами вперед, а как отовсюду уходил».

Он спохватился: вдруг выражение лица выдаст его нелояльные помыслы, но Римма на него не смотрела. Она с ухмылкой бывалого командира наблюдала за Робертом, который встревоженно оглядывал бортовые приборы – видимо, он кое-что слышал о Зимпесовых бурях.

Саймон о них тоже слышал. Рубиконский феномен, до конца не изученный, наиболее полно описанный Карлом Зимпесом, откуда и название. Связь отказывает, приборы начинают врать, часы то спешат, то отстают, да еще туманы какие-то особенные. Это бывает не где угодно, только в аномальных зонах, но все дерифловые месторождения как раз там и находятся. Зоны эти достаточно обширны, и самая большая – Северная, Клисс видел карту: пятно, накрывающее полюс и почти весь Стылый океан, почему здесь и нет никаких населенных пунктов, кроме промысловых и научных станций.

Может, лучше бы в Нариньон, на фестиваль?.. Не-е-ет, все-таки нет. Лиргисо хуже Зимпесовой бури, а аналитики «Конторы» были уверены, что он непременно появится в Нариньоне, так как захочет увидеть вблизи женскую особь расы энбоно. Лишь бы ликвидаторы не подвели, тогда одной проблемой будет меньше – и у «Конторы Игрек», и у Саймона Клисса.

– Нечего паниковать! – жестко бросила Кирч. – И это патруль, ох-х-х…

– А кто паникует? – скривился Саймон. – Ты, Риммочка, лучше скажи, когда эта хрень начнется и как надолго?

– Начнется часа через два, может, раньше, – исподлобья глянув на него, буркнула командир патруля. – А как надолго, неизвестно, природа перед тобой отчитываться покамест не собирается. Клисс, я тебя знаю, запаникуешь – в зубы получишь.

Домберги на экранах наращивали скорость: там тоже поймали предупреждение, и никто не хотел встретить Зимпесову бурю в открытом море.

«Не надейся, не буду я паниковать, – Саймон мысленно показал Римме кукиш. – Мы же здесь, а не там. Здесь с нами ничего не случится».

Зеркально-зеленое, с привкусом плача, пространство. Там, где зеленое становится более темным и плотным, возникает ощущение горечи – временно, пока не пройдешь сквозь этот участок, как будто ныряешь в тень, а после опять выходишь на солнце, и горький холодок остается позади. Но здесь нет солнца. В зеркальном небе отражается холмистый и неоднородный болотно-зеленый низ, а впрочем, верха и низа здесь тоже нет, одна видимость. Кое-где кружатся, словно в танце, блестящие капли; неизвестно, что это такое, но долго смотреть на них не надо, иначе потом голова будет тяжелая.

Вдали забрезжил оранжевый отсвет, и на этом фоне – мельтешащая серая сыпь.

– Вижу дерифловый рой.

Поль повторил это несколько раз, так как не мог определить, произносит он слова вслух или про себя.

– Где? – донесся вопрос.

– Кажется, слева…

Началось маневрирование. Оранжевое разрасталось – яркий, тревожный и немного едкий свет, не имеющий источника; небо перестало быть зеркалом, превратилось в светящийся провал, и со всех сторон серая рябь – то ли здешняя нереальная мошкара, то ли просто морщинки оранжевой пустоты. Потом это облако тяжело всколыхнулось и затрепетало.

– Поль, выходи из транса. Я уже начал бурение.

Рой волновался и расслаивался, в нем возникали завихрения, ручейки «мошкары» потекли в неприятно-едкую обесцветившуюся пустоту – Поль видел это и со стороны, и изнутри; он чувствовал, что тоже начинает расслаиваться и растекаться вместе с потревоженным роем, но страха не было.

– Поль, очнись! – позвал другой голос.

Это был голос врага, и давняя неприязнь – достаточно сильная, хотя и взятая под контроль – заставила его напрячься, приостановить центробежное движение. Теперь потоки «мошкары» текли сквозь него и мимо него, а он оставался на месте. Окружающее пространство неумолимо вращалось; скоро здесь не останется ничего, кроме постепенно убыстряющегося вращения.

– Поль, ты меня слышишь? Очнись!

За словами последовал удар по щеке, не сильный, но рассчитанно чувствительный. Вылинявшая пустота, «мошкара», нематериальная карусель – все это исчезло, когда Поль открыл глаза. Он полулежал в кресле, со всех сторон окруженный медицинской аппаратурой. Люди – их тут, кроме него, было двое – смотрели с беспокойством.

– Почему ты задержался? – спросил тот, что стоял возле кресла, – желтоглазый блондин с аристократически тонкими чертами треугольного лица.

Окраску радужки Лиргисо мог менять по собственному желанию и предпочитал холодную золотистую желтизну топаза, так он чуть больше походил на себя прежнего, до смены тела. Он сделал пластическую операцию, чтобы придать своему человеческому лицу сходство с обликом Лиргисо-энбоно (те, кто знал его раньше, говорили, что сходство поразительное), и временами страдал от острых приступов ностальгии. Будь на его месте кто-нибудь другой, это вызывало бы сочувствие, но Лиргисо для Поля так и остался врагом (с которым заключили перемирие и союз для борьбы с общим противником), полгода сотрудничества ничего в их отношениях не изменили.

– Меня чуть не расслоило. Представь, что ты растекаешься в разные стороны, что-то в этом роде.

– Великолепно! – Лиргисо скорчил насмешливо-кислую мину. – И ведь я обещал Тине и Стиву, что верну тебя живым и без дефектов, а Тина обещала меня кастрировать, если с твоей драгоценной персоной что-нибудь окажется не в порядке!

– Я же нашел месторождение. Чем ты недоволен?

Не ответив, Лиргисо отвернулся к мониторам. Волосы у него были длинные, до середины спины, платиновые пряди чередовались с ядовито-зелеными, люминесцирующими. Когда он впервые переселился в человеческое тело, он сделал полную эпиляцию, сохранив только брови и ресницы (энбоно – безволосая раса, присутствие растительности на коже считается у них уродством), но после привык; за своей роскошной гривой он тщательно ухаживал и часто ее перекрашивал.

– Глупостью вашей затеи, – произнес он холодно, не оборачиваясь. – Я с самого начала был против того, чтобы подвергать тебя риску, но вы настояли на своем. «Контора» поступает умнее, там для поиска дерифла используют тех, кого не жалко. Мы тоже могли бы найти трех-четырех «сканеров» и работать с ними – нет ведь, нехорошо, неэтично! По моим данным, «Контора» во время таких рейдов постоянно теряет «сканеров», и теперь мы наконец-то узнали, что с ними происходит, – они расслаиваются! Умопомрачительное открытие. Почему ты не вышел из транса сразу, когда почувствовал опасность?

– Во-первых, это не транс, я ведь уже объяснял. Во-вторых, там не было ничего опасного. Меня ничто не пыталось поймать, не удерживало силой. Это вроде того, как если ты на что-то засмотришься и не можешь оторваться. Ты на это смотришь – и сам в это превращаешься, понимаешь? Я же вернулся, когда ты меня позвал. Наверное, «сканеры» «Конторы» остаются там по собственной воле, потому что для них это освобождение.

– Ты тоже чуть не освободился, – Лиргисо оглянулся через плечо, насмешливо сощурив удлиненные темной мерцающей подводкой глаза.

– Там нет опасности, – повторил Поль. – Захочешь – вернешься, не захочешь – не вернешься.

Лиргисо его слова проигнорировал и подошел к сидевшему перед пультом буровой установки шиайтианину, сухопарому, жилистому, с лимонно-желтой кожей и невыразительным костистым лицом.

– Хинар, что там с месторождением? Хотя бы на четверть мы контейнеры заполним?

– Босс, на сто процентов заполним, – в голосе Хинара, обычно ровном, проскользнули скупые нотки энтузиазма. – И еще на несколько рейсов останется. Это не мелочевка, а настоящее месторождение! Лишь бы никто его не засек.

Лиргисо улыбнулся и опять повернулся к мониторам.

«Значит, на „спасибо“ ты не расщедришься, – подумал Поль, глядя на его изящный точеный профиль. – Ну и черт с тобой. Или Фласс с тобой, как говорят у вас на Лярне. Зато теперь у нас будут деньги, чтобы организовать еще одну диверсию против „Конторы“».

Иногда Полю казалось, что уничтожение «Конторы Игрек» – вполне достижимая цель, иногда – что даже пытаться бесполезно: «Контора» похожа на разросшуюся грибницу, ее невидимые нити пронизывают Галактику вдоль и поперек. Так или иначе, но именно эта цель заставила Стива, Тину и Поля объединиться с Лиргисо; еще год назад Поль не поверил бы, что дело дойдет до альянса с этим типом. Для «Конторы» все они были субъектами, подлежащими ликвидации (исключение составлял разве что Поль, «сканер» экстра-класса) – в свете этого разногласия с Лиргисо не то чтобы потеряли значение, но отодвинулись на второй план.

Несколько веков назад «Подразделение Игрек» было официальной силовой структурой при Галактической Ассамблее и специализировалось на борьбе с преступниками-экстрасенсами. С течением времени оно все глубже уходило в тень и все больше выходило из-под контроля Ассамблеи, пока не превратилось в автономную организацию. Специализация тоже претерпела изменения, нынешняя «Контора Игрек» боролась уже не с преступниками, а с «отклонениями от нормы»: как хочешь, так и трактуй.

Что может сделать человек, за которым гоняется никому не подконтрольная взбесившаяся машина? Сбежать от машины либо сломать ее. Или же погибнуть под колесами. Выбор был невелик, и они решили дать бой. Пока что результат – ничья: это не так плохо, если твой противник – мощная и хорошо отлаженная квазигосударственная организация.

Война с «Конторой», как и любая война, требовала финансирования, и они начали, по примеру той же «Конторы», добывать на Рубиконе дерифл. Находил месторождения Поль, сбытом занимался Лиргисо, у которого были давние связи с синисскими компаниями.

Едва ощутимая вибрация. Пока продолжался поиск и Поль блуждал по ту сторону реальности, дерифлодобывающая станция скользила над морским дном, как гигантская темная рыбина, а теперь она трансформировалась в паука, во все стороны раскинувшего лапы-буры. Вибрация в салоне – это лишь слабые отголоски судорог, сотрясающих окрестности. Буры вгрызаются в почву все глубже, по специальным каналам поступает в контейнеры дерифл; для этого используется сложнейшая техника, и Лиргисо ни разу не проговорился, где приобрел оборудование: он обожал секреты и недомолвки.

На экране внешнего обзора присосавшийся к месторождению паук маячил размытым пятном в ледяной синеватой мгле (изображение поступало с зонда-сателлита) – никаких опознавательных огней, промысел-то пиратский. Вокруг сновали странные светящиеся создания: пузыри с длинными зазубренными «носиками», бликующие линзы, окруженные подвижными ресницами-щупальцами, что-то еще, не настолько крупное, чтобы разглядеть детали – только их свет и позволял заметить присутствие постороннего объекта.

За свои неполные двадцать пять лет Поль успел много чего пережить, на Незе он четыре года проработал в полиции, и кто бы ему тогда сказал, что он будет вместе с двумя находящимися в розыске преступниками воровать сырье на чужой планете! Впрочем, если их поймают (а такая вероятность близка к нулю), к нему претензий не будет, поскольку, по официальной версии, он считается похищенным.

Из-под пластинчатой манжеты выскользнул манипулятор медавтомата с инъектором на конце: ментальный контакт с дерифловым роем приводит к быстрому истощению, приходится делать инъекции общеукрепляющих препаратов и витаминов. Лиргисо настаивал на «коконе», но Поль наотрез отказался: во-первых, с «коконом спасения» у него связаны такие воспоминания, что ему в этой штуке сразу станет плохо, пусть она и призвана обеспечивать оптимальные условия для пациентов любой степени тяжести; во-вторых, там лежишь нагишом, это его тоже не устраивало.

Он прикоснулся к дактилоскопической сенсорной застежке, и лепестки манжеты с чуть слышным металлическим шелестом сомкнулись вокруг запястья. Поль не снимал броню уже около суток. Лиргисо по этому поводу изощрялся в остротах: мол, бронекостюм в качестве ночной пижамы – это более чем оригинально, и Поль может смело претендовать на звание законодателя новой моды, но Полю было наплевать на его издевки. Броня давала ощущение относительной безопасности, остальное не так важно.

– Зимпесова буря! – процедил Лиргисо пресыщенным тоном сноба, просматривающего телепрограмму. – Рубикон старается нас удивить… Хинар, ты успеешь за два часа заполнить контейнеры и убраться отсюда? Я-то могу убраться в любой момент, вместе с тобой и этим изысканным деликатесом в бронированной консервной банке, но бросить станцию было бы жалко.

– Босс, я за полтора часа управлюсь. Но вы лучше телепортируйтесь, а мы потом вернемся.

У Поля давно уже зародилось подозрение, что молчаливый Хинар иногда порядком устает от остроумной болтовни своего босса, но стоически это скрывает. Энбоно – словоохотливая раса, и сменивший тело Лиргисо не собирался изменять старым привычкам.

– Без меня вам будет скучно, особенно Полю… И что вы станете делать, если вас накроет патруль «Конторы»?

Второй довод был достаточно серьезным: Лиргисо в их маленькой группе самый сильный после Стива, в случае стычки он сможет дать отпор хорошо вооруженному патрулю, иначе им не уйти – станция ведь не боевая машина, да и удельный вес дерифла слишком велик, чтобы делать ставку на скорость.

– Я еще и в Нариньон успею, – Лиргисо упал в кресло, мечтательно улыбнулся. – На открытие Королевского фестиваля…

– Плановый облет патрулируемой территории!

Римме нравилось произносить такие слова: чувствуешь себя частицей мощного целого, и даже не простой частицей, а командным узлом – пусть небольшим и не самым важным, но все еще впереди… Правда, сейчас у нее подчиненных только двое, да таких, что лучше бы их не было вовсе.

Клисс – это Клисс, о нем и говорить нечего, а Роберт Кайски вызывал у Риммы инстинктивное недоверие: немного не те интонации, немного не тот взгляд, немного не те реакции, немного не тот запах. Не свой. Она затруднилась бы объяснить, в чем дело, но в детстве она таких презирала и вместе с другими ребятами дразнила, а потом, повзрослев, стала относить парней вроде Роберта к разряду «это несерьезно».

Кирч, Клисс и Кайски все трое начинались на букву К, потому и попали в одну команду. Как же Римма ругалась, когда узнала, кого ей на этот раз подсунули!

Пока она изучала метеосводки, Саймон и стажер подключились с бортового терминала к планетарной Сети, нашли сайт Королевского фестиваля и теперь обменивались впечатлениями о лярнийской принцессе.

– Жуть какая… – увидев лярнийку на экране, пробормотал Роберт. – Это что?

– Считается, что это не «что», а «кто», – хихикнул Клисс. – Мерзость, ага? Прикинь, сколько народа с этого фестиваля заиками на всю жизнь останутся, потому что ее увидели!

Он начал изображать речь заики, а когда замолчал, Роберт с ухмылкой заметил:

– Я себе принцесс другими представлял…

– Так она же негуманоид! – не выдержала Кирч.

– По-ихнему она не то чтобы принцесса, – Клисс напустил на себя авторитетный вид, и Римме, как всегда в таких случаях, захотелось его срезать. – Официальный титул этой твари – Наследница Властвующей Благоосененного и Добродетельноцветущего Харла. У них на Лярне два государства – Могндоэфра и Харл. В Могндоэфре все они извращенцы, эстеты и ходят с головы до пят в драгоценных камнях, которые вживляют прямо в кожу. Заправляет там Собрание Блистающих Представителей, вроде аристократического парламента, и Лиргисо тоже был в этом Собрании, пока его на дерьмовых делишках не поймали. Короче, все они отморозки. А в Харле строгие нравы и все такое, но они тоже отморозки, это же энбоно. У них есть королева, ее называют Властвующая, но правит не она, а ее родственники мужского пола – высшие иерархи Клана Властвующей. Лиргисо в Харле заочно приговорен к смертной казни. На любую цивилизацию негуманошек погляди – такая мерзость, что даже самое распоследнее человеческое дерьмо рядом с ними будет первосортным продуктом!

– Клисс, ты хоть сам прислушиваешься к тому, что несешь? – ехидно поинтересовалась Римма. – Я имею в виду логику…

– Не мешай, я провожу со стажером разъяснительную работу, – отмахнулся Саймон. – Вот эта Мьясхон, например, с их точки зрения раскрасавица, а посмотришь на нее непредвзятым глазом – гадость, и от человека нельзя требовать, чтобы он относился к гадости без естественной рвотной реакции, это ущемление человеческих прав, – он начал говорить сбивчиво и нервно, с истеричным напором. – Даже если негуманоид вселился в человеческое тело, он все равно останется тварью, и нельзя им это позволять!

– Мы и не позволим, – оборвала Римма. – А ты, Клисс, заткнись, соблюдай дисциплину на борту!

В кабине патрульного бота было тесно, душно, несмотря на включенный кондиционер, и ни пяди лишнего пространства; голос Клисса метался по маленькому помещению, как ошалевший трепещущий мотылек: вроде мелочь, а заполняет собой весь объем, задевает противно щекочущими крылышками лицо, мешает собраться с мыслями. Римме хотелось его прихлопнуть.

– Сколько же у нее этих самых… – Роберт сделал рукой волнообразное движение. – Что-то не могу сосчитать, шесть или восемь?

– Ага, титек у нее, как у свиноматки! – подхватил Саймон. – Одно слово, гадость! Понятно, почему энбоно все поголовно гомики, раз у них такие самки. На такую посмотришь, и любая замухрышка человеческой расы красавицей покажется, вот наша командир хотя бы…

Римма редко смотрелась в зеркало. Она видела там круглое румяное лицо типичной фермерской дочки, и настроение сразу портилось: разве это внешность для киллера? Если зеркал рядом не было, она чувствовала себя красивой, ловкой, быстрой и собственным ощущениям доверяла больше, чем чужим словам, а мнение Клисса вообще в грош не ставила, но его фраза непонятно почему ее задела. Тогда Римма и объявила плановый облет.

Клисс поперхнулся на полуслове. Роберт оторвался от экрана, где застыло изображение Наследницы Властвующей Харла. Физиономии у обоих стали сумрачные и озабоченные.

– Так ведь буря эта Зимпесова… – упавшим голосом напомнил Клисс. – Как же мы?..

– Мы совершим облет до начала бури, – невозмутимо ответила Кирч. – Согласно штатному распорядку. Это вам не титьки считать! Экипажу занять места, боевая готовность по форме три-шесть!

Экипаж тоскливо переглянулся, плюхнулся в кресла по обе стороны от командирского и начал застегивать ремни безопасности.

Сколько же здесь этих домбергов! Бот двигался на малой высоте (так меньше риска, что его заметит чужой патруль), и деревни морских кочевников проплывали совсем близко: округлые бугристые громадины, каждая с многоэтажное здание, торчат антенны, лохмами паутины колышутся развешанные для просушки сети.

Роберт уткнулся в золотистый от анизотропного покрытия иллюминатор, Кирч с хладнокровным прищуром многоопытного бойца смотрела на экраны.

– Риммочка, сделай лицо попроще, – посоветовал Саймон. – В «Перископе» сказали бы, что ты выглядишь как в дешевом штампованном фильме, а надо выглядеть как в жизни.

– Клисс, твоего «Перископа» давно нет, – отозвалась Римма. – От жизни ты отстал, вот и помалкивай.

Вроде ничего особенного не сказала, и Саймон вроде давно привык к тому, что Кирч нет-нет да и ляпнет что-нибудь бестактное, а все равно стало неприятно. Отстал. Время, когда мир принадлежал ему, безвозвратно ушло вместе с «Перископом», и виноваты в этом были двое клиентов «Конторы», с которыми та никак не могла разделаться, – Стив Баталов и Тина Хэдис.

Баталов (вернее, единственный выживший клон ниарского гонщика-дрэггляйдиста Стива Баталова) вначале считался мутантом, но Груша объяснил Саймону, что дело с ним обстоит иначе: это пришелец из Вселенной с иными характеристиками, застрявший в клонированном человеческом теле.

Тина Хэдис в юности эмигрировала с Манокара – покинула его вместе с группой, совершавшей паломничество на Землю-прародину, а обратно не вернулась. Космолайнер, на котором паломники летели домой, попал в катастрофу; потом в космическую больницу, забравшую уцелевших, пришли военные представители с Тергарона: им нужны были женщины-добровольцы для эксперимента по превращению человека в боевого киборга нового типа, с более радикальным, чем раньше, видоизменением костных и мышечных тканей. На беду для Саймона, Тина согласилась – и выжила после экспериментальной операции.

Стив Баталов и Тина Хэдис встретились около девяти лет назад – в результате прекратила свое существование крупная промышленно-торговая корпорация «Галактический Лидер», сгорел синим пламенем «Перископ», Саймон Клисс сел в тюрьму, а несколько позже был открыт пространственный карман и Галактика установила контакт с Лярном.

Несмотря на такую разрушительную деятельность этой парочки, «Контора» до поры до времени их не трогала. Решение о ликвидации было принято, когда обнаружилось, что Тина Хэдис из нормального человека с модифицированным организмом превратилась в экстрасенса категории «боец» с коэффициентом паранормальных способностей 50–55 (в классификационных сетках «Конторы» соответствующие ячейки помечены красным, что означает: подлежит немедленному уничтожению). Мутация. Наиболее вероятная причина – длительный и тесный контакт Тины с так называемым Стивом Баталовым.

У Лиргисо коэффициент паранормальных способностей еще выше – 85–90. Спустя четыре года после своего побега из тюрьмы и переселения в тело ниарского бизнесмена Криса Мерлея он захватил Тину Хэдис и переместил ее в тело Вероники Ло (которая была тогда не топ-моделью, а нищей иммигранткой с Кутакана Вероникой Лойчевой). Он продержал ее у себя несколько месяцев, пока не появился Баталов и не отобрал свою подружку; в этом промежутке Лиргисо и стал экстрасенсом.

Информация была получена от Вероники Ло – их с Тиной поменяли телами обратно с помощью силарской установки аналогичного назначения. Агент «Конторы» около месяца проработала у топ-модели ассистенткой косметолога, чтобы собрать по крупицам нужные сведения, но о Лиргисо Вероника мало что знала. Оставалось только удивляться, что этот выродок, при его-то наводящем оторопь коэффициенте, не мутировал раньше, еще на Лярне.

Думая о Лиргисо, Клисс начинал нервничать. Даже странно, что он вытерпел столько пыток и не сошел с ума; а может, все-таки сошел и сейчас галлюцинирует и впереди его ждет мучительное возвращение к реальности в застенке у Лиргисо, в компании сторожевого робота модели «цербер»? Римма и Роберт молчали, как двое статистов в затянувшемся сновидении, и Саймона начали одолевать сомнения: а есть ли они на самом деле, есть ли это вспененное море (уже без домбергов, те остались позади) и лохматое белесое небо?

– Человек от негуманошек ничего, кроме гадости, не дождется, – заговорил он, обеспокоенно поглядывая на товарищей. Роберт повернулся, Кирч презрительно поморщилась, и у Саймона отлегло от сердца: реагируют – значит, настоящие. – Особенно от лярнийских тварей. Тебе, стажер, когда-нибудь делали пластическую операцию?

– Делали. Когда рожу в драке расквасили, еще до «Конторы».

– С наркозом или без? – с горькой усмешкой уточнил Саймон.

– Кто ж их без наркоза делает? – удивился Роберт.

– Ты, стажер, жизни не знаешь! Мне вот однажды сделали пластическую операцию без наркоза – по заказу Лиргисо. Мне сначала изменили внешность, потом восстановили как было и второй раз кромсали по живому без всякой анестезии, потому что этому лярнийскому выродку так захотелось. Это еще не все, он меня заставил мое же ухо съесть. Раз – и отсек ножом, а робот потом нашинковал и полил соусом, и он смеялся, когда я это ел, – вот оно, общение человека с тварями! Как сейчас вижу эту чертову позолоченную тарелку и эти кусочки… – У Саймона защипало в глазах. – Ты, стажер, такого не видел! Это же были мои собственные кусочки…

– Клисс, хватит! – оборвала Римма. – Сколько можно слушать про твое ухо? Каждому по десять раз одно и то же рассказываешь, от тебя уже все стреляться готовы! Тебе же новое ухо вырастили, надоело твое нытье.

– Это не нытье, а идеологическая работа! – огрызнулся Саймон. – Пусть стажер послушает, ему полезно. Я с тех пор мясного есть не могу, как увижу какой-нибудь бифштекс или сардельку – сразу кажется, что это чьи-то бывшие уши, и меня тошнит. А Лиргисо еще тихаррианского муруна держал, по кличке Топаз, он вот такой – во, с кошку, вроде сине-зеленого полосатого паука. Я на него однажды сел, и эта ядовитая сволота ка-ак ужалит…

– Отставить разговоры на борту! – Кирч перешла на официальный тон. – Про Топаза ты тоже без конца всем рассказываешь, хватит! Не заткнешься, я после дежурства докладную напишу, и у тебя баллы снимут.

Наступила тишина, потом Роберт кашлянул и тихо спросил:

– Кстати, я давно хотел узнать, зачем нужны эти баллы?

Римма многозначительно ухмыльнулась, но ничего не сказала. Саймон тоже хранил молчание. За прошедшее время он тут много до чего докопался, но зачем нужны баллы – это для него так и осталось тайной. В фирмах, где сотрудники получают зарплату, от количества баллов обычно зависит размер премии, однако в «Конторе» денег не платят. Зачем тогда?.. Это был вопрос без ответа, но каждый старался набрать побольше баллов и все боялись их потерять.

– Ты, Риммочка, не права, – выдержав паузу, возразил Саймон. – Новобранцы «Подразделения Игрек» должны знать, каковы наши враги. Лиргисо подвергал меня бесчеловечным истязаниям, и ему все казалось мало, а ты мне рот затыкаешь…

– Я знаю, почему он так поступил, – перебила Римма. – Потому что ты его достал – так же, как достал всю «Контору»!

– А вот это уже похоже на обеление врага… Докладные, Риммочка, не одна ты умеешь писать. Он издевался надо мной, потому что он тварь с Лярна, а я – настоящий человек. Достал!.. Ну да, я говорил вслух правду о нем и о расе энбоно, так я же тогда не знал, кто он такой. Правду о себе слушать никто не хочет, это факт. И еще я взорвал его виллу, он там чуть не сгорел живьем, так он опять же сам был виноват. Нельзя так изуверски мстить за неудачную попытку.

– Тебя за эту неудачную попытку расстрелять мало, – буркнула Римма. – Именно за то, что она была неудачная! Ты мог уничтожить Лиргисо и оплошал, вот и заткнись.

Ей наплевать на его страдания – так же, как этому атлетически сложенному стажеру с бравой физиономией и грязно-серому, в сгустках мыльной пены, океану за иллюминаторами. Саймон давно уже понял, что живет в Преисподней и никто здесь не станет тебе сочувствовать. Всем наплевать.

Бессмысленное плановое скольжение над штормовыми хлябями согласно штатному распорядку. Впереди по курсу замаячило что-то темное.

– Еще один домберг плывет, – сказал Роберт.

– Не-е, стажер, – присмотревшись, хохотнул Саймон. – Этот домберг никуда уже не плывет… Отплавался!

В салоне дерифлодобывающей станции было жарко до цветных пятен перед глазами, как в тропической пустыне. Поскольку речь шла о разведке в Стылом океане, Поль надел бронекостюм, рассчитанный на умеренный либо прохладный климат, и теперь изнывал от жары. Пока продолжался поиск, кондиционер работал в режиме, обеспечивающем максимально комфортные для «сканера» условия, а после опять началось.

– И все-таки почему ты согласился работать со мной без охраны? Не буду скрывать, меня это радует… обнадеживает… – Лиргисо усмехнулся, глядя Полю в глаза, и, не дождавшись ответа, продолжил: – Но также безмерно интригует. Раньше ты появлялся на моей территории не иначе как под охраной великолепной Тины, и вдруг – такой волнующий сюрприз! Я был бы счастлив услышать комментарии.

– Тина и Стив сейчас громят на Унгане базы «Конторы». Я там не нужен. А деньги нам нужны побыстрее, поэтому было бы нерационально откладывать добычу дерифла.

– Разве это единственная причина? – Лиргисо шагнул к его креслу, оперся о подлокотник – холеная рука, ногти покрыты золотым с черными разводами лаком. – И разве это истинная причина?

Его пальцы слегка касались подлокотника возле запястья Поля: посягательство на личное пространство. Но ссориться по такому поводу – это будет слишком.

– Только то, что я сказал, – отрывисто произнес Поль, стараясь справиться с нарастающим напряжением. – Я не Живущий-в-Прохладе, чтобы вкладывать в каждую фразу по десять кило подтекста.

– Смотрите-ка, он не кинулся в драку! – Лиргисо рассмеялся и отступил от кресла. – Поль, меня приводит в восторг твоя выдержка. На лице непримиримая гримаса, мышцы под броней окаменели, зато никаких скандальных действий! Это восхитительный прогресс, мои поздравления!

– Если б я полез в драку, для кого бы это кончилось плохо?

– Для тебя, – Лиргисо развел руками в жесте насмешливого сожаления. – Полгода назад ты меня избил, но тогда я был беспомощен, как новорожденный, ибо только что поменял тело, а теперь я опять во всеоружии.

– Твои приемы бесполезны против человека в броне.

– О, ты меня недооцениваешь… Голова и кисти рук не защищены, а дерусь я лучше, чем ты. Поль, ты ведь никогда не умел драться по-настоящему.

– Разве?

Утверждение было, мягко говоря, спорным.

– Ты не умеешь получать удовольствие от драки. Даже когда ты меня избил, ты не наслаждался своей мимолетной победой. Ты не любишь причинять боль, и, когда ты кидаешься в драку, это для тебя не игра, а отчаянный акт самозащиты, поэтому ты всегда будешь мне проигрывать. Но я, на твое счастье, слишком тебя люблю, чтобы причинить тебе вред.

Поль промолчал. Они находились в неравных условиях: еще чуть-чуть, и его хватит тепловой удар, где уж тут вступать в дискуссию, а Лиргисо одет в соответствии с микроклиматом: шелковая рубашка с расстегнутым воротом, с золотой по синему фону вышивкой, изображающей каких-то совокупляющихся тварей (он любил такие мотивы), брюки из тонкой золотистой ткани. Хинар сидел за пультом в трикотажной безрукавке и легких хлопчатобумажных штанах, и все равно его шея блестела от пота. Лиргисо немного перестарался с кондиционером, и теперь в салоне даже для них жарковато.

– Ты здесь сауну решил устроить? – не выдержал Поль. – Сделай прохладней.

– Лучше ты сними бронекостюм, – ухмыльнулся Лиргисо. – Не могу отрицать, ты и в этой упаковке неотразим, но без нее лучше. Поль, ты меня забавляешь! Дактилоскопические застежки, это ж надо додуматься! Да их можно твоими же пальчиками открыть, и мне так и придется сделать, если ты потеряешь сознание от перегрева. А мерзнуть из-за тебя я не собираюсь, энбоно – теплолюбивая раса.

Поль откинулся в кресле. Плавающих перед глазами цветных пятен стало больше, они пытались сложиться в сплошную подвижную мозаику.

– Скоро будешь готов, – Лиргисо подмигнул. – И тогда я тебя раздену – с самыми невинными намерениями, дабы оказать помощь. Прятать стройное гибкое тело под броней, если на то нет причины, – это не только глупо, но еще и жестоко по отношению к окружающим, и в Могндоэфре о тебе сказали бы…

– Извините, босс, наверху кто-то есть, – перебил Хинар. – С зонда поступил сигнал. Какая-то машина зависла прямо над нами.

– Субмарина? – повернулся к нему Лиргисо.

– Аэрокар.

– Если ты хочешь, сволочь, чтобы я смог их просканировать, выключи эту сауну, – с ненавистью прошептал Поль.

Домберг напоролся на рифы, и вода постепенно заполняла его нижние полости, отделенные друг от друга хрящевыми перегородками, – остановить ее невозможно, слишком много там всяких дыр, щелей и канальцев.

Двигатели уже залило, тоном знатока сообщил Саймон, иначе эти морские голодранцы попытались бы добраться до суши. Там сейчас суета, все они скучились в верхних полостях, а толку-то – все равно потонут. В общем, спета их песенка. Эта штука продержится на плаву еще несколько часов, а после пойдет ко дну, и тогда появится воронка величиной с котлован – жуткая будет картинка, Саймон такое уже видел и снимал.

Патрульный бот облетел вокруг обреченной глыбы, похожей на остров с отвесно уходящими в воду каменными стенами. Из гротов (или из лоджий, или как еще назвать эти выемки?) выглядывали люди, размахивали тряпками, кричали, кто-то выстрелил из ракетницы.

Кирч смотрела на экраны внешнего обзора, плотно сжав губы. Она не сентиментальная дамочка, а боец «Подразделения Игрек», и не будет она из-за них переживать, как бы ни надрывались. Они заслужили свою судьбу.

Римма тоже могла бы жить, как они, бессмысленно и тускло, если бы шесть лет назад не улетела «зайцем» с Яхины и не завербовалась в «Контору». Она вышла в ферзи, а эти, с домберга, остались пешками, так что пусть тонут – жизнь рано или поздно наказывает тех, кто плывет по течению. Всякий раз, когда Римма узнавала о том, что кто-то из пассивных, инертных, обделенных способностями получил от жизни по заслугам, она испытывала удовлетворение, схожее с сексуальным удовольствием, Груша называл это сублимацией.

Поскольку терпящий бедствие домберг находился на патрулируемой территории, Римма выпустила зонд-наблюдатель, как положено по инструкции, и бот снова устремился вперед. Вскоре локатор что-то засек: слабенькое, на пределе разрешения, эхо указывало на присутствие какой-то автоматики. Что там, субмарина? Или глубоководный робот берет на дне пробы? В отличие от Клисса и стажера, Кирч знала о том, что «Контора» добывает на Рубиконе дерифл, но сейчас на этом участке работы не ведутся – значит, там кто-то чужой. И никак не стандартный разведочный робот: при такой глубине для возникновения даже самого слабенького эха на дне должен работать на полную мощность большой буровой агрегат.

Возможно, какая-то из рубиконских компаний в кои-то веки наткнулась на месторождение и теперь торопится высосать весь дерифл, пока о находке не проведали власти (налоги на Рубиконе такие, что легальным бизнесом здесь занимаются только для отвода глаз, иначе в два счета разоришься). Возможно, эхо генерирует подводный аппарат, находящийся недалеко от поверхности. Возможно, это устроенная местными спецслужбами ловушка, рассчитанная на тех, кто занимается пиратским дерифлопромыслом. Вариантов много.

Кирч зафиксировала координаты, выпустила второй зонд и продолжила патрулирование, но больше ничего интересного не попадалось.

Стажер, напуганный Зимпесовой бурей, нервничал, недоверчиво поглядывал на приборы, и Римме приятно было ощущать свое превосходство над этим парнем, с виду таким сильным и крутым. Клисс попытался еще раз рассказать про Топаза и начал издалека: мол, есть уроды, которые заводят домашних животных, чтобы те портили мебель и пакостили в доме, и Лиргисо вот тоже держал тихаррианского муруна, причем с неудаленными ядовитыми железами… Но тут Римма поняла, куда он клонит, и оборвала его.

Завершив облет, бот нырнул в расселину среди скал; Римма отправила командиру звена закодированный рапорт, в котором сообщила об инциденте с домбергом и об эхе.

Настроение было так себе: ей бы сейчас вместе с другими ликвидаторами выслеживать в Нариньоне Лиргисо, а не здесь отсиживаться, в обществе «салаги» и этого пройдохи Клисса, но приказы обсуждению не подлежат.

На экране внешнего обзора первые домберги уже вошли в пролив Сойхо, похожий на затопленную грязной водой улицу, зажатую меж двух рядов мрачных асфальтово-серых небоскребов.

Поль и самому себе не смог бы объяснить, почему согласился работать с Лиргисо без охраны. То, что он сказал вслух, скрытый вызов, стремление убедиться в том, что он способен разобраться со своими проблемами самостоятельно, без чьей-либо защиты и поддержки, притяжение опасности – все это вместе, но какой из мотивов доминировал? Объяснение представлялось Полю в виде коварно подвижной, нечеткой структуры, похожей на зыбкое облако в сумерках.

Так или иначе, он находился здесь, и ничего скверного до сих пор не произошло, если не считать манипуляций Лиргисо с кондиционером, но это скорее мелкая пакость, чем полновесная неприятность.

Температура в салоне понизилась с тридцати пяти градусов по Цельсию до двадцати двух, и скоро Поль почувствовал себя лучше, зато чужой машины за это время и след простыл.

– Нас засекли, – сказал Хинар. – Неспроста они так долго над нами висели. У них серьезное оснащение, раз они смогли поймать наше эхо. Босс, я думаю, возвращаться сюда второй раз будет рискованно.

– Заполняй все контейнеры до отказа, – распорядился Лиргисо.

– Босс, нам лучше быть начеку. Хорошо бы, если Поль сможет время от времени сканировать, чтобы нас не застали врасплох.

Поль мысленно поблагодарил его, а Лиргисо искривил в чуть заметной ухмылке губы, покрытые синей с золотыми блестками помадой. У Живущих-в-Прохладе (то есть у могндоэфрийской аристократии, к которой принадлежал Лиргисо) использование декоративной косметики было нормой, но даже среди них он слыл любителем экстремального макияжа; став человеком, он сохранил это невинное пристрастие.

– Я смогу сканировать, если будет не слишком жарко, – предупредил Поль.

– Ты под своей броней весь липкий от пота. Когда вернемся на яхту, тебе стоит принять душ… Сканируй, жарко не будет.

«Стив и Тина прилетают завтра. Я должен продержаться еще сутки, целые сутки…»

– Сканирую, – бросил Поль перед тем, как закрыть глаза.

Он захватил не слишком большой радиус, около десяти километров: рыбы и рыбьи призраки, ни намека на человеческое присутствие. Да он и не сомневался в том, что подозрительная машина уже далеко, но хотел подстраховаться, чтобы Лиргисо не возобновил свои игры с кондиционером.

– Сейчас никого нет, – сообщил он, неловко поднимаясь с кресла.

Тело затекло от долгой неподвижности, он пошатнулся. Медицинский робот моментально отреагировал, подхватил его, манипуляторы звякнули о броню.

– Какое трогательно юное у тебя лицо… – усмехнулся Лиргисо. – И незрелость твоего ума вполне соответствует внешнему облику. Ты думаешь, что бронекостюм – надежная защита? Взгляни-ка на эту жестянку!

Он показал на банку из-под пива, которая стояла на пульте возле локтя Хинара. Банка с тихим скрежетом сплющилась, остатки пива жалкой лужицей вытекли на черную лаковую поверхность пульта. Хинар покосился на босса, но промолчал.

– С бронекостюмом можно сделать то же самое, – невозмутимо продолжил Живущий-в-Прохладе. – И тогда человек, возомнивший себя неуязвимым, будет выдавлен наружу так же, как эта жидкость… или скорее как этакая кровавая паста из тюбика.

– Останешься без «сканера» и без союзников, – Поль постарался, чтобы голос прозвучал равнодушно. – Один против «Конторы».

– Поль, ты неподражаем! – Лиргисо закатил глаза к потолку. – И это подтверждает мой тезис о наивности и незрелости твоего ума – нельзя же все принимать на свой счет! Я предложил тебе отвлеченный пример, пищу для размышлений, а ты сразу усмотрел в этом угрозу! Хинар, как тебе это нравится?

Хинар что-то озабоченно промычал, не отрываясь от приборов. За минувшие сутки он показал себя незаурядным дипломатом: не перечил боссу и в то же время не объединялся с ним против Поля, балансируя на грани между лояльностью и безучастностью.

– Сколько еще осталось заполнить? – сменив тон с насмешливого на деловитый, поинтересовался Лиргисо.

– Около половины, босс, – отозвался шиайтианин. – Успеваем.

– Церемония открытия Королевского фестиваля начнется почти одновременно с Зимпесовой бурей, забавное совпадение. Я тоже надеюсь успеть.

– Твой зрелый ум не считает, что в Нариньоне тебе уже подготовили встречу? – спросил Поль. – И агенты «Конторы», и Космопол, и харлийские энбоно, у которых к тебе претензии…

– Было бы непростительно их всех разочаровать, не правда ли? Этак меня ославят трусом, хотя трусость никогда не входила в коллекцию моих пороков. – Лиргисо присел на подлокотник кресла и добавил с подкупающе мягкой снисходительной улыбкой: – Поль, это отнюдь не означает, что я сурово осуждаю тех, кто обделен мужеством. Напротив, я всегда считал, что каждый имеет право на свои пороки и недостатки. Любой недостаток может быть и отвратительным, и очаровательным, все зависит от его обладателя, и среди моих знакомых есть очень симпатичные трусы… Но не будем о присутствующих, ты ведь обидчив. Я намерен побывать в Нариньоне сегодня, поскольку Наследница Властвующей Харла покинет Рубикон уже завтра и это мой единственный шанс ее увидеть. Поль, ты очень бледен, тебе надо что-нибудь выпить.

Робот-официант протянул бокал. Поль машинально взял, пальцы слегка дрожали от переполнявшего его напряжения.

– Ты боишься многого, и в первую очередь – самого себя, – глядя на него из-под упавших на лицо платиновых и ядовито-зеленых прядей, почти шепотом сказал Лиргисо. – Но если от страхов извне можно спрятаться за спинами Стива и Тины, то от себя не спрячешься нигде… Не потому ли ты здесь, что надеешься получить помощь от меня?

– Ты никому не способен помочь.

Только на последних глотках Поль понял, что выпил кофе глясе – залпом, не обратив внимания на торчащую сбоку соломинку.

– Тебе нужен был своего рода психологический массаж, и ты его получил, разве не так?

Поль пожал плечами. Онемение прошло, но мышцы слегка ныли под тяжестью брони.

– Поль, ты когда-нибудь видел кхейглу? – последнее слово Лиргисо произнес на лярнийский манер, с протяжным переливом-взвизгом в середине. – Женщину расы энбоно?

– Кажется, нет.

– О, тогда ты должен посмотреть на Мьясхон. А мне интересно будет посмотреть в этот момент на тебя.

Он взял с сиденья кресла пульт, и в стене напротив вспыхнул еще один экран. Сверкающий каскадами световодов и позолоченными скульптурами зал королевского дворца в Нариньоне, по залу разбрелись гости – и среди них существо, которое выделялось бы где угодно, в любой экзотической толпе. Оно было смысловым центром этой картины и придавало ей налет жутковатой фантазии – словно все это синтезировано художником, перебравшим галлюциногенов. Поль почувствовал оторопь.

– Ну, что ты о ней скажешь? – вывел его из оцепенения насмешливый голос Лиргисо.

– Что я могу сказать о представительнице чужой расы? – Поль снова пожал плечами, движение отозвалось слабой ноющей болью. – На взгляд человека она выглядит странно, но я, с ее точки зрения, наверное, тоже выгляжу странно.

Живущий-в-Прохладе рассмеялся.

– Поль, ты прелесть, и я ценю твою тактичность, но признайся, что вид Мьясхон тебя шокировал!

– Только ее размеры. Вернее, несоответствие размеров… Энбоно, которые с ней, такого же роста, как люди, как все энбоно, которых я видел раньше, а она… – Поль на секунду запнулся, – слишком большая. Это какое-то заболевание?

– Я бы сказал, что для кхейглы она хрупкая и невысокая.

Теперь Поль припомнил, что Тина об этом говорила, но он успел забыть. И еще Тина рассказывала, что была потрясена, когда впервые увидела кхейглу, – что ж, теперь и он испытал похожее потрясение.

Наследница Властвующей Харла возвышалась над толпой, как массивная округлая башня – или скорее как громадный иззелена-медный идол варварского божества, украшенный драгоценными подвесками, браслетами и бусами. Поль на глаз сравнил ее рост с ростом окружающих: около трех с половиной метров. Грузное грушевидное туловище на толстых, как колонны, коротких ногах; на груди три пары выпуклостей, деликатно прикрытых жемчужной сеткой. Зеленая кожа усыпана бежевыми пупырышками, напоминающими бородавки, кое-где видны глубокие шрамы.

Голова Мьясхон казалась непропорционально маленькой, а лицо – как у всех представителей расы энбоно: овал, похожий на стилизованную театральную маску, вместо носа – две вертикальные дыхательные щели, слуховые органы – два пучка тонких бледно-зеленых отростков, непрерывно шевелящихся, словно щупальца морских анемонов. С венчающего голову гребневидного утолщения, покрытого перламутровой краской, свисали переливающиеся подвески, их было много, как будто Наследница Властвующей пожелала выставить напоказ сразу все свои украшения.

Энбоно, сопровождающие Мьясхон, кутались в одинаковые темно-зеленые плащи и выглядели суровыми аскетами: никакой косметики, никаких драгоценностей – это ведь не утонченные и распущенные Живущие-в-Прохладе, а харлийские иерархи.

– Деревенщина! – презрительно процедил Лиргисо.

– Она? – Поль вздрогнул от неожиданности и повернулся к нему.

– О, нет, конечно, разве пристало в таких выражениях отзываться о кхейгле? Я имею в виду этих! – Лиргисо указал на иерархов. – Ни вкуса, ни манер, ни шарма… Унылое зрелище!

– С точки зрения вашей расы Мьясхон красивая?

По мере того, как Поль рассматривал кхейглу, оторопь проходила, ее вытесняло любопытство.

– Поль, твой вопрос наивен, – Лиргисо улыбнулся, ему нравилось ловить собеседников на незнании чего-либо. – К ней такие категории неприменимы. Это энбоно может быть красивым или некрасивым, а кхейгла – другое дело. Она внушает неистовое вожделение, которому невозможно противиться, и отдельные детали ее внешности никакой роли тут не играют. Феромоны плюс заложенный природой инстинкт, все до предела детерминировано. Красота – это из другой области.

– И ты собрался в Нариньон, потому что не можешь противиться инстинкту?

– Я собрался в Нариньон, чтобы посмотреть, как на меня подействует близость кхейглы теперь, когда я уже не энбоно. Мне интересно. Сейчас я вижу Мьясхон, и она меня возбуждает… но ты возбуждаешь меня сильнее. И если ты вдруг предложишь мне выбор между Королевским фестивалем и совместным досугом, боюсь, что в Нариньоне меня не дождутся.

– Да катись куда хочешь, – Поля передернуло, как обычно, когда разговор съезжал в эту плоскость. – Может, тебя там наконец-то пристрелят, давно пора.

– Трус, – бросил Живущий-в-Прохладе, презрительно и томно глядя на него из-под полуопущенных век. – Лицемер и трус. Можешь морочить голову Тине, а я тебя вижу насквозь – и за это меня нужно пристрелить?

Уставшие от веса брони мышцы заныли сильнее, и Поль понимал, что в драке проиграет, но до чего ему хотелось разбить в кровь это холеное лицо, удлиненное и тонко очерченное, как лица могндоэфрийских энбоно. Однажды получилось, но тогда момент был благоприятный… Он заставил себя отвернуться к экрану, где вперевалку, мелкими шажками, двигалась по залу окруженная чопорными иерархами Мьясхон – словно космолайнер, невесть каким образом очутившийся на автостраде в потоке наземных машин. Поль заметил у нее на голове, у основания гребня, особенно безобразный рваный рубец, частично прикрытый блестящими подвесками.

Ему хотелось спросить о происхождении шрамов и в то же время не хотелось продолжать разговор с Лиргисо.

– Тебя что-то заинтересовало? – осведомился Живущий-в-Прохладе светским тоном как ни в чем не бывало.

– Откуда у нее столько шрамов? – Голос Поля прозвучал отрывисто, хотя он пытался говорить ровно. – Наверное, с ней плохо обращаются?

– Да кто же посмеет плохо обращаться с кхейглой? Все эти отметины Мьясхон заработала в драках с другими кхейглами. Иногда они дерутся между собой, а разнимать их – занятие сродни самоубийству, желающих обычно не находится.

Группа на экране поравнялась с синтетическими зарослями световодов, и Мьясхон, протянув мощную, как у тяжелоатлета, шестипалую руку с позолоченными когтями, попыталась оторвать одну из мерцающих нитей. Иерархи засуетились. Звука не было, но изумрудные губы энбоно оживленно шевелились, слуховые отростки тревожно подрагивали.

Лиргисо, глядя на эту сценку, коротко рассмеялся.

– На Лярне очень развито искусство любви, а все потому, что для энбоно это вопрос жизни и смерти – ведь если кхейгле не понравится то, что ты с ней делаешь, она тебя на месте прихлопнет. Или надает затрещин и прогонит, после чего ты станешь предметом всеобщих насмешек. Со мной такого ни разу не случалось. Я рано освоил тонкости любовных игр и с течением времени достиг в этой области совершенства. Поль, я знаю множество приемов, с помощью которых можно заставить противника… о, извиняюсь, партнера испытывать безумное наслаждение. Это не менее изощренное искусство, чем древнелярнийская техника рукопашного боя. Возможно, ты мне на слово не веришь, но я мог бы кое-что продемонстрировать, если ты наконец-то снимешь броню.

– Заткнись, – сквозь зубы бросил Поль. – Мне наплевать и на твои заскоки, и на твои приемы. Наплевать, понял?

– Одно удовольствие наблюдать, как ты бесишься!

Мьясхон выдрала-таки световод, но волшебно сияющая нить сразу погасла. Нежно-зеленое лицо кхейглы, похожее на плоскую стилизованную маску, обиженно сморщилось. Энбоно что-то наперебой говорили, один из них достал из-под плаща и протянул ей розоватый шарик – Мьясхон выхватила его, запихнула в рот и начала энергично двигать челюстями.

Робот поправлял накренившуюся композицию из световодов, а гости – люди, гинтийцы, шиайтиане – косились на группу лярнийцев с умеренным вежливым интересом: мало ли, какие странности проявляет особа королевской крови, принадлежащая к негуманоидной расе?

– После Контакта, когда и могндоэфрийские, и харлийские власти изъявили желание присоединиться к Галактической Ассамблее, Лярн подвергся нашествию всевозможных правозащитных комиссий и ученых экспертов, – снова заговорил Лиргисо. – Тогда упразднили рабство и наделили гражданскими правами чливьясов и негов – совершенно напрасно, ибо они рождены, чтобы быть рабами. Также встал вопрос о половой дискриминации, но тут уж экспертам пришлось признать, что кхейглы от природы обладают интеллектом на уровне пятилетнего ребенка человеческой расы. Я слышал, что во время этих расследований одна кхейгла чуть не оторвала голову эксперту-человеку, беднягу с трудом у нее отняли… Поль, в чем дело? Неужели ты на что-то обиделся? Да это же смешно! Ты слишком изнежен – не физически, а духовно, однако это ничуть не лучше чрезмерной телесной хрупкости.

Салон станции достаточно просторен для троих, но здесь не уединишься. Как будто находишься в чашечке гигантского сине-черно-перламутрового цветка с прожилками и изгибами, вызывающими, если начнешь присматриваться, ощущение скольжения по извилистой траектории (Лиргисо, когда оформлял интерьеры, руководствовался исключительно своим вкусом, довольно-таки своеобразным). Влажный блеск металлических элементов и вкрадчивый, темный, цветочный аромат лярнийских духов Живущего-в-Прохладе усиливали эту иллюзию.

Ты пойман плотоядным цветком, заперт в его чашечке, а еще хуже то, что рядом находится хищное ядовитое насекомое, оно вьется вокруг и мучает тебя, и сбежать от него некуда. Поль понимал, что близок к срыву. Только мысль о том, что Лиргисо этого и добивается, помогала ему держать себя в руках. Он отошел, сел в свое кресло, но Живущий-в-Прохладе последовал за ним и устроился напротив.

– Когда я был ребенком, меня чуть не убила кхейгла, – сообщил он с доверительной улыбкой. – Они очень заботливые матери, но лишь до тех пор, пока ребенок не достигнет десятилетнего возраста. Потом инстинкт отключается, и детей у них забирают, чтобы не вышло беды. Мне было почти десять, и я тогда едва не погиб. Двух других детей она у меня на глазах убила, третьего серьезно покалечила. Это самое острое впечатление моего детства. Конечно же, не единственное. Позже меня изнасиловал директор школы, где я учился, но это случилось, когда я уже был подростком. Признаться, я сам же его и спровоцировал – мне отчаянно хотелось приобщиться к этой стороне жизни… а кроме того, после инцидента я мог рассчитывать на поблажки, которые другим ученикам и не снились. Какую из этих историй тебе рассказать – про кхейглу или про директора школы?

– Про кхейглу, – мрачно сказал Поль.

Отвечать «никакую» не имело смысла, все равно Лиргисо не оставит его в покое.

– Эта кхейгла была моей матерью. В моем сухрамьяллу, – Лиргисо и это слово произнес с характерным для лярнийской речи музыкальным переливом, – было пять энбоно, трое из них с дефектами, означающими смертный приговор для новорожденного, и одна мертворожденная кхейгла. Обычная печальная статистика. Впрочем, бывает и так, что во всем сухрамьяллу нет ни одного нормального младенца. Сухрамьяллу – это непереводимо. Такие слова, как «выводок» или «помет», не подходят, поскольку речь идет не о животных, а о детях высокоразвитой расы.

Лиргисо рассказывал очень живо и сопровождал повествование иллюстрациями; энбоно – раса прирожденных рисовальщиков, и даже после смены тела эта способность осталась при нем.

Он быстрыми штрихами набрасывал на вырванном из блокнота листке очередную картинку и клал на столик перед Полем. Рисунки были черно-белые, но Лиргисо не забывал упомянуть о красках и запахах, так что Поль словно видел наяву громадное изжелта-белое кольцевидное здание, в котором жили кхейглы с маленькими детьми; песчаные пляжи и теплые оранжевые бассейны в необъятном, как поле стадиона, внутреннем дворе под зеленоватым небом; старую каменную галерею с вазами в нишах в восточной части двора. Воздух там был густой, сладковатый, и жизнь в буквальном смысле слова бурлила: бегали, плескались в бассейнах и шумели дети, кричали на них и друг на друга кхейглы, суетились чливьясы-рабы – темнокожие низкорослые существа с гребнями вдоль спины.

Климат на Лярне жаркий и влажный, штукатурка там долго не живет – на ней появляются извилистые трещины, похожие на уводящие в запредельное царство хаоса тропинки, а также пестрые кляксы мха-стеноеда. В тот день несколько чливьясов заново штукатурило стену неподалеку от бассейна, в котором нежились кхейглы – те сидели в воде так, что плечи едва выступали наружу, и алмазные подвески на их гребнях отливали зеленым, сверкая в лучах Изумрудного солнца. Вот, посмотри, как это выглядело…

Поль с любопытством смотрел на картинки, но расслабиться себе не позволял. Лиргисо из кожи вон лезет, чтобы наладить отношения; он умеет и заинтересовывать, и очаровывать, однако на Поля его приемы не действовали – и это была одна из причин, почему Живущий-в-Прохладе так безжалостно изводил его насмешками.

Пусть Лиргисо утверждал, что видит Поля насквозь, на самом деле он даже близко не представлял, что это такое. Для того чтобы видеть других насквозь – видеть суть сквозь все иллюзорные оболочки – надо быть «сканером». Лиргисо заэкранирован, поэтому сейчас его нечеловеческим зрением «сканера» не увидишь, но Поль знал, как он выглядит, и этого знания хватало, чтобы не попадаться на его обаятельные уловки.

На новой картинке стайка детей-энбоно утащила у чливьясов ведро штукатурки (оно небольшое, иначе маленькие тщедушные рабы не смогли бы его поднять), и те растерянно смотрят вслед: отнимать ведро нельзя, ведь это юные господа!

На следующем рисунке дети швыряют комки вязкой массы в кхейгл, отдыхающих в бассейне. Обычная шалость, кхейглы в таких случаях не сердятся. Но… Это уже достаточно большие дети. Как раз тот возраст, когда кхейгла, повинуясь заложенной природой программе, перестает воспринимать ребенка как детеныша. И вот одна кхейгла, которой залепили комком штукатурки в гребень, выскакивает из бассейна и бросается к детям.

Те отбегают – веселая игра! – а кхейгла бьет первого попавшегося кулаком по голове. Он падает, и тогда она бьет его ногой, так что слышен хруст костей. Остальные кидаются наутек: происходит такое, чего раньше не бывало, непонятное, страшное. Трое маленьких энбоно помчались в сторону галереи в восточной части двора, вот за ними-то кхейгла и погналась.

– …Там была глубокая ниша, и в ней стояла ваза величиной со взрослого чливьяса – около метра в высоту. Видишь, вот такая… Глубина за вазой достаточная, чтобы кхейгла до тебя не дотянулась. Я забрался в нишу и остался жив, единственный из троих. А ты бы на моем месте не уцелел… Не потому, что не успел бы добежать, но ты бы наверняка пропустил вперед кого-нибудь другого, – Лиргисо смотрел на Поля с грустной усмешкой превосходства. – Я добежал вторым, оттолкнул товарища, который опередил меня, и забрался в нишу, а он – следом за мной. Третьего ребенка, самого медлительного, кхейгла схватила. Она швырнула его на песок и топтала до тех пор, пока он не перестал пищать и шевелиться. Ладно уж, это рисовать не буду… Потом она вытащила из ниши второго и размозжила ему голову, ударив о стенку, а после попыталась достать меня, но ей не хватило нескольких сантиметров. Как сейчас вижу ее большую руку с длинными когтями, золотисто-розовыми, как плоды лекки. Один коготь был слегка искривлен, а второй сломан в недавней драке с другой кхейглой, и еще они были измазаны свежей кровью. Она рычала и ругалась так, как обычно ругаются кхейглы – выкрикивала бессмысленные односложные слова. Потом кто-то позвал ее и бросил на песок нифту – лакомство с добавлением успокаивающего снадобья, кхейглы его любят. Она схватила угощение и начала есть, а обо мне забыла.

Последняя картинка: в арке ниши, за силуэтом вазы, умиротворенная кхейгла держит надкушенный шарик вроде того, что иерархи дали Мьясхон.

– Поль, я был потрясен, – все с той же грустной усмешкой продолжал Лиргисо. – Спокойно созерцать смерть, причинять другим боль и получать от этого удовольствие, терпеть боль и при этом улыбаться – всему этому я научился позже, а тогда я сидел в нише и плакал – от страха, от жалости к себе и к растерзанным товарищам по играм, оттого, что кхейгла-мать вдруг перестала быть доброй. На следующий день и меня, и других подросших детей забрали из обители кхейгл и отправили в школу. Тот ребенок, которого кхейгла поймала около бассейна, не умер, но остался калекой – он достиг возраста, когда у юных энбоно в Могндоэфре удаляют бугорки тейну, чтобы вживить на их место драгоценные камни, и ушел во Фласс, поскольку у него не было будущего.

– Ее судили за убийство детей? – спросил Поль.

– Нет. Кхейгла не может отвечать за свои действия. Это был несчастный случай, а не преступление. Чливьясов наказали – всю группу, которая в тот день штукатурила стену, скормили Флассу.

– Они-то в чем были виноваты?

– Так полагалось по закону. Если уж для рабов установлены определенные правила, регламентирующие проступки и наказания, отступать от них нельзя ни под каким видом, независимо от того, справедливо это или нет, иначе рабы очень скоро отобьются от рук, – Лиргисо скорчил насмешливо-сожалеющую гримасу. – Говорю тебе это как бывший рабовладелец.

– Не люблю рабовладельцев, – бросил Поль с вызовом, неприязненно сощурив глаза – как в ту пору, когда он в очередной раз нарывался на уличную драку в ночном Кеодосе.

– Поль, я же бывший! – Живущий-в-Прохладе обезоруживающе улыбнулся. – Теперь у меня одни роботы… и Хинар, которому я плачу зарплату и который возится с контейнерами удручающе долго.

– Босс, я выжимаю из буровой установки все, что можно, – отозвался шиайтианин. – Тут не одна большая каверна, а гроздь мелких, посмотрите сами. Скормить-то вы меня можете кому угодно, но наша техника от этого быстрей работать не станет.

– Да перестань, Хинар, я ведь пошутил, – вздохнул Лиргисо. – Разве я когда-нибудь сомневался в твоих профессиональных качествах? Еще не хватало, чтобы ты стал таким же чувствительным, как Поль!

Хинаром Лиргисо дорожил: тот был первоклассным пилотом и навигатором-гиперпространственником. Когда его выгнали за употребление наркотиков из Ниарского Военно-Космического Флота, Лиргисо взял его к себе, при условии, что Хинар принесет ему клятву вассала, как принято у кедисэйтху – шиайтианской младшей аристократии. Выросший на Незе Поль не понимал, зачем нужны такие навороты, как клятва верности, сопровождаемая ритуальным кровопусканием (особенно если учесть, что для самого Лиргисо клятвы всегда были не более чем тактической уловкой), но, видимо, Живущий-в-Прохладе и потомственный кедисэйтху находили в этом особый шик. Они не просто пара преступников-соучастников, а двое аристократов, господин и вассал – это стильно, и плебсу этого не понять.

– Значит, чливьясов ни за что убили, а кхейгла не понесла никакой ответственности?

– Я же сказал, нет. Кхейглы неприкосновенны. Их слишком мало – генетический дисбаланс, и жизнь кхейглы ценится намного выше, чем жизнь любого энбоно, взрослого или ребенка. Увы, все попытки цивилизовать их бесполезны. Изредка удается научить какую-нибудь кхейглу читать и писать на самом примитивном уровне – особенно увлекаются этим в Харле, так как Властвующая должна собственноручно подписывать государственные указы. Не удивлюсь, если Мьясхон умеет считать до дюжины и способна кое-как накорябать несколько простеньких иероглифов – интеллектуалка!

Поль вновь посмотрел на кхейглу, окруженную свитой. Сейчас он разглядывал ее внимательнее, чем в первый раз, и ему показалось, что с ней что-то не в порядке. Огромные глаза цвета спелой вишни словно подернуты прозрачной дымкой – это производит болезненное впечатление.

Когда он сказал об этом, Лиргисо засмеялся:

– Ты наблюдателен, этого у тебя не отнимешь. Ну конечно, ей дали сильнодействующий наркотик, иначе кхейгла натворит дел на Королевском фестивале! И это главная причина того, почему визит Мьясхон будет столь кратким: долго держать ее на таких снадобьях нельзя, это может повредить ее здоровью. Все это добродетельноцветущее дурачье, – Живущий-в-Прохладе кивнул на иерархов, – тоже под дозой. Наглотались пилюль, подавляющих половое влечение. Я-то определил это сразу, по характеру движений их слуховых отростков, но такие нюансы заметит только энбоно. Поль, ты выглядишь грустным. Давай расскажу тебе на десерт, как я стал жертвой директора школы, – пикантная и забавная история, и никто в финале не умер. Разумеется, с иллюстрациями…

– Я сейчас буду сканировать. С захватом широкого радиуса, так что не мешай.

– Боишься, что мои картинки тебя смутят?

– Не мешай, сканирую, – повторил Поль.

Потустороннее пространство успело измениться: теперь его вдоль и поперек рассекали трепещущие мутно-радужные перепонки, к ним можно прилипнуть, а их подчиненный сложному ритму трепет вызывает тошноту. С таким явлением Поль никогда раньше не сталкивался. Может, оно как-то связано с надвигающейся Зимпесовой бурей?

Он все же мог видеть сквозь эти нематериальные перепонки, полотнища, плоскости, хотя и хуже, чем без них. Он постепенно расширял радиус поиска, но ни людей, ни других носителей разума вокруг не было. Чувствовать неодушевленную автоматику Поль не умел, так что о механических соглядатаях пусть позаботится Лиргисо.

Никого, никого, никого… И вдруг он ощутил присутствие целой толпы, охваченной тоской и отчаянием. Он вздрогнул – настолько мучительным было это внезапное соприкосновение.

– Поль, что с тобой? – донесся голос Лиргисо.

– Там!.. – Он вытянул правую руку назад и вверх, показывая направление. – Кто-то есть, их очень много, им плохо. Я не знаю, кто это, надо выяснить.

Он открыл глаза, вытер ладонью лицо – казалось, что на коже остались клейкие следы от потусторонних перепонок.

– Поль, все в порядке, – Хинар развернулся вместе с креслом, чтобы посмотреть, куда он показывает. – Там домберг тонет. Домберг – помнишь, ты спрашивал, что это за штуки? Я его сигнал бедствия еще полтора часа назад принял.

Вся «Контора Игрек» уже смирилась с неистребимостью Саймона Клисса – но не Римма Кирч. Римма считала, что этому скользкому, как грязный обмылок, типу, бывшему эксцессеру, доверять нельзя. С ней никто и не спорил – действительно нельзя, зато свое дело он знает: вон сколько у него на счету успешно реализованных проектов! Если надо подмочить чью-то репутацию, привлечь внимание общественности к фактам, которые иначе останутся незамеченными, исказить какую-либо информацию – лучшего разработчика, чем Клисс, не найдешь, так что его нужно держать под контролем, но ни в коем случае не гнать.

Римме казалось, что все они ошибаются, даже Маршал. Хотя нет, что за глупость, Маршал ошибаться не может. Просто он слишком занят, чтобы разбираться с каждым, поэтому надо собрать на Клисса досье и положить к нему на стол – тогда проныре Саймону конец.

Домберг на экране был похож на доисторического зверя мамонта, тонущего в зыбучке, – Римма когда-то видела картинку в детской книжке. Такая же обреченная темная глыба, только у мамонта был еще печальный круглый глаз и хобот, задранный к небу.

Римме нравилась идея, что численность неспособных и малоимущих нужно сокращать. Именно публику этого сорта она и ненавидела по-настоящему, а вовсе не экстрасенсов, извращенцев и мутантов, на которых охотилась «Контора». Последние были для Риммы противниками, объектами отстрела, но не вызывали у нее таких чувств, как какой-нибудь спившийся бомж, или безмозглая скандальная тетка, или ограниченный и невзрачный мелкий чиновник. Вот это – настоящие враги! В этом окружении Римма выросла, от этой жизни она сбежала.

Дома ей сулили карьеру рекламной модели: мол, с ее внешностью румяной, как наливное яблочко, деревенской простушки она может сниматься в роликах, рекламирующих доильные автоматы или синтетические удобрения – будущее обеспечено! Тьфу… И Римма удрала «зайцем» из яхинианского сельскохозяйственного рая на Рубикон, известный своими подпольными клиниками, где людей превращают в киборгов. Она хотела поднакопить денег и стать боевым киборгом, как Тина Хэдис.

На Рубиконе Римма научилась воровать. Проституция – слишком грязное занятие, но прикинуться проституткой, заманить клиента в укромное место и парализовать, а потом опустошить его карманы – это ничего, можно. Вероятно, рано или поздно Римма нарвалась бы на полицейского агента, но ей повезло: до того, как это случилось, она нарвалась на парня из «Конторы». Тот оценил ее способности, и ей предложили работать в организации.

В ее жизни появился Маршал. Когда Римма думала о нем, ее переполнял смешанный с благоговейным обожанием восторг: впереди шагает самый сильный и самый мудрый, а ты можешь следовать за ним и выполнять все, что он скажет. Это Жизнь с большой буквы – не то что прозябание в скучном городишке, среди погруженных в вечный полусон обывателей. Вот только своей внешностью Римма была недовольна: ей хотелось быть бледной и зловещей, как лезвие кинжала, и она мечтала о пластической операции, но в «Конторе» это можно лишь в интересах дела, по распоряжению руководства, так что мечта оставалась ее маленьким секретом.

Кирч сидела в командирском кресле, подтянув колени к подбородку, и смотрела, не отрываясь, на домберг: как будто посреди океана умирает большое животное… Так и есть. Вся эта людская масса, запертая в домберге, немногим отличается от стада животных.

Клисс вовсю ерничал по поводу ожидаемой гибели домберга, и Роберт старался от него не отставать. Римме хотелось пристрелить обоих. Или заткнуть уши, но такой жест уронит достоинство командира патруля, и она, сохраняя неподвижность сфинкса, слушала возбужденную, взахлеб, болтовню Саймона и сопровождаемые неуверенным нервным смешком реплики «салаги». Трепачи. Римма не испытывала жалости к людям из домберга, но эти потуги черного юмора были ей неприятны.

Растянувшаяся на несколько часов трагедия в Стылом океане представлялась ей своего рода сакральным действом, жертвоприношением: Жизнь избавляется от тех, кто не хочет бороться и таким образом предает ее, наглядный пример торжества справедливости. Римма была заодно с Жизнью, которая казнит слабых и никчемных, происходящее наполняло ее сладким трепетом удовлетворения, а два пошляка, Клисс и стажер, все портили.

– Во, опять SOS послали! – Охваченный нервозным весельем Саймон ткнул пальцем в сторону экрана, где скользили «бегущей строкой» сообщения из эфира. – Во, смотри: «Заберите отсюда хотя бы наших детей». Это ловушка! Если спасатели туда сунутся, они сразу все ломанутся, жить-то охота. Так ты, салага, не допер еще, как правильно – утопление или утонутие?

– Утопитие! – подстраиваясь под него, хихикнул Роберт.

– Молчать! – не выдержала Кирч. – Слишком много трепа на борту! Отставить разговоры и осуществлять наблюдение в стандартном режиме, иначе под трибунал.

После этого наступила тишина. Саймон, правда, издал напоследок глухой смешок – мол, командуй, не командуй, а я все равно не твой подчиненный, – но рта больше не открывал. Римма обвела взглядом экраны и шумно вздохнула. Потом, нахмурившись, еще раз взглянула на центральный экран в нижнем ряду: так и есть, домберг, на который поставил Роберт, первым из трех подобрался к каменным воротам в пролив Сойхо, и теперь все выложенные на столик шоколадки в ярких обертках достанутся «салаге».

В полицейской школе, где Поль два года учился после колледжа, был предмет с длинным названием: «Использование для аварийно-спасательных работ неспециализированного оборудования». На этих занятиях курсантов учили решать такие проблемы нестандартными способами, с помощью любой подручной техники. Поль и сейчас очень быстро просчитал, что надо сделать: если дерифлодобывающая станция прикрепится к брюху домберга (роль фиксаторов выполнят лапы-буры, способные поворачиваться под любым углом), можно будет отбуксировать эту громадину к берегу.

Когда он изложил свой план, Хинар сказал, что технически это осуществимо, и даже Лиргисо снисходительно обронил, что выдумка Поля не лишена остроумия, но его предложение так и сделать повергло обоих в легкий шок.

Не будь здесь Лиргисо, шиайтианина Поль, возможно, сумел бы уговорить, сыграв на его пристрастии к трудноразрешимым задачам – тот любил блеснуть профессионализмом, продемонстрировать такое, что получится не у всякого. Но Хинар подчинялся боссу, а босса судьба домберга не волновала.

– Поль, ты ведь лучше, чем кто бы то ни было, знаешь о том, что смерти в расхожем понимании этого слова нет, – Живущий-в-Прохладе охотно включился в дискуссию – чем не развлечение. – Есть всего лишь уход в тот мир, который ты посещаешь, не умирая, а потом, если верить древним лярнийским трактатам – новое рождение. Так стоит ли волноваться? Жизнь на домбергах отвратительна, смерть для этих людей будет избавлением.

– Не решай за других. Они не хотят умирать – когда я наткнулся на них, я это почувствовал. Что нам мешает помочь им?

– Не буду же я ради домберга рисковать станцией и грузом, – Лиргисо, опершись локтем о подлокотник кресла, любовался черно-золотыми разводами лака на своих ногтях, в его голосе сквозила скука.

Хинар продолжал заниматься своим делом и в споре не участвовал. Похоже, он вообще их не слушал, сосредоточившись на цифрах и графиках, отображающих заполнение контейнеров.

– Ты постоянно насмехаешься над человеческой меркантильностью: по-твоему, для людей главное – деньги, а ты, Живущий-в-Прохладе, якобы выше этого. Ты сейчас не меркантилен, ага?

– Поль, тебе известно, сколько стоит наш дерифл? – Лиргисо, игнорируя вызов, задал вопрос ласковым тоном.

– Наверное, около миллиона?

– Не угадал. Несколько миллиардов. Я не меркантилен, но я не сумасшедший, чтобы из-за твоей прихоти нести такие убытки.

– Я возмещу тебе убытки. Найду новое месторождение, не хуже этого.

– Нет, – холодно отрезал Живущий-в-Прохладе.

– Ты ничем не отличаешься от тех людей и гинтийцев, которые убиваются из-за лишней сотни кредиток.

Поль пытался нащупать, чем его все-таки можно пронять. Не случайно он упомянул гинтийцев – об их скупости ходили анекдоты.

– Отличаюсь, – Лиргисо бросил на него надменный взгляд из-под занавеса упавших на лицо волос. – Если бы на этом домберге находился ты, или великолепная Тина, или мой старый приятель Тлемлелх – пусть он и дурак, но его картины бесподобны, – поверь, мое решение было бы иным. Поль, что это за пародия на скептическую гримасу? Если ты недостаточно хорошо владеешь своими лицевыми мышцами, потренируйся перед зеркалом. Надо вот так, – он отбросил волосы назад и состроил скептически-презрительную мину, – но у тебя не получится. Уверяю тебя, домберг не стоит даже значительно меньшей жертвы. Мы с Хинаром на одном таком побывали, еще в то время, когда я был Крисом Мерлеем. Я люблю посещать всякие странные местечки, домберг тоже привлек меня своей экзотикой. Я собирался облазить его сверху донизу, как подобает любопытному туристу, потом взять какую-нибудь девушку или красивого юношу вроде тебя… Поль, твоя гримаса опять далека от совершенства, лучше не позорься! Мои планы разбились вдребезги. Домберг внутри – это омерзительная грязь и вонь, покрытые болячками оборванцы, кишащие паразиты… Моя плоть оставалась холодной и безучастной, я никого там не захотел, и после беглой обзорной экскурсии мы с Хинаром оттуда малодушно сбежали. Хинар, помнишь?

– Угу, босс, – поддакнул шиайтианин. – Самая малость, и с контейнерами я закончу.

– Прекрасно. Поль, скоро мы вернемся в сауну… о, я хотел сказать, на яхту. Было бы любопытно посмотреть, как домберг утонет, но нам надо поторопиться.

– Послушай, там же люди погибнут!

Поль рывком поднялся с кресла, но тут же упал обратно, вернее – его швырнуло обратно, прижало к мягкой спинке, и освободиться он не мог, невидимые захваты не отпускали.

Живущий-в-Прохладе смотрел на него с нарочито невинной улыбкой. Он владел телекинезом, а Поль – нет, какие уж тут драки…

– Сиди смирно. А то начнешь метаться по салону, что-нибудь опрокинешь. Еще и Хинару будешь мешать.

Страх проснулся внезапно, как будто Поля полоснули ножом. Он научился усыплять этот страх, но усыпить и избавиться – разные вещи. Он сказал себе, что Лиргисо вряд ли захочет ссоры со Стивом и Тиной, однако это был неутешительный довод: если с тобой считаются только потому, что не хотят конфликта с третьей стороной, сильной твою позицию не назовешь.

– Сейчас ты особенно красив, – заметил Живущий-в-Прохладе. – Бледное точеное лицо, и на нем испуганно светятся изумительные темно-карие глаза, на меня это безумно действует…

Поль уже заметил, что на него это «действует», и от этого страх усилился до тошноты, до той степени, когда все вокруг становится размытым и слегка плывет.

– При других обстоятельствах я бы, пожалуй, согласился спасти домберг, чтобы сделать тебе приятное, – заговорил Лиргисо, глядя в сторону (он легко возбуждался, но умел брать себя под контроль). – В обмен на кое-какие уступки с твоей стороны… К сожалению, ситуация не располагает. Мы должны выйти из зоны Зимпесовой бури до того, как она начнется, и поскорее добраться до яхты. Возможно, по дороге нас ждет пошлейшая драка с патрулем либо с такими же, как мы, браконьерами, кто-то ведь нас выследил.

О домберге Поль за эти несколько секунд успел забыть, но теперь мысль о нем оттеснила страх на второй план.

– Это ненормально, когда люди гибнут, а их вот так бросают на произвол судьбы. Если бы это случилось на Незе, у нас бы давно уже подняли по тревоге все спасательные службы.

– Твой Нез – очаровательное местечко, но мы сейчас на Рубиконе. В рубиконских полицейских школах учат по другим учебникам. Впрочем, ты вспомни, когда ты работал в незийском иммиграционном контроле, ты вылавливал нелегалов – таких же, как этот сброд в домберге, и вы от них без сожаления избавлялись, не правда ли?

– Мы ведь не на смерть их выбрасывали, а отправляли на планеты, где нужны колонисты, – возразил Поль после заминки.

– Вы от них избавлялись, и вряд ли ты после этого интересовался их судьбой, так какое тебе дело до домберга? Видно, таков его рок – его аргхмо, как сказали бы на Лярне. Рекомендую тебе что-нибудь выпить, чтобы отвлечься от грустных мыслей.

Робот-официант развернулся к креслу Поля, на его откидном столике стояло три чашки и четыре бокала – на выбор.

– Значит, они там пусть умирают, а мы будем пить напитки и отвлекаться от грустных мыслей?

– Вот именно, – усмехнулся Лиргисо. – Для такой чувствительной натуры, как ты, это будет полезное упражнение.

Словно берешь предметы, а те выскальзывают из пальцев, и ты ничего не можешь удержать; вещи, люди, обстоятельства – ничто тебе не подчиняется. Поль медленно протянул руку, взял у робота чашку черного кофе – просто чтобы убедиться, что хотя бы эту чашку он удержит. После нескольких глотков он сумел немного успокоиться.

Люди не должны умирать, если их можно спасти, – так его учили в полицейской школе, а еще до школы он сам это знал. Если бы там учили вещам, не совпадающим с его собственными представлениями, он бы там надолго не задержался, и он никогда бы не пошел в полицейские на Рубиконе.

Правая дверь ведет из салона в машинный отсек. За левой – коридор, и там еще три двери: в туалет, в отсек с парой спасательных капсул-аэроамфибий и в кладовку.

Взять в кладовке оружие, направить на Лиргисо и потребовать, чтобы Хинар занялся спасением домберга?.. Бесполезно. Лиргисо опять применит телекинез, или бесконтактно выведет оружие из строя, или, что будет намного хуже и противней, воспользуется своими способностями к энергетическому вампиризму.

Но кто сказал, что заложником должен быть обязательно Лиргисо?

Когда Поль встал, мягкий толчок, как и в прошлый раз, бросил его обратно в кресло.

– Перестань, – Поль поморщился, главным образом для того, чтобы Лиргисо по выражению его лица ни о чем не догадался. – По крайней мере, в туалет на пять минут ты меня выпустишь?

Уже начал сгущаться туман из тех, что местные называют «русалочьим молоком» – первый признак Зимпесовой бури. Он стекал с неба и поднимался от мутного вспененного океана, расслаивался на никуда не ведущие коридоры, полости, слепые зоны, где не видно ни зги, как будто тебя и впрямь окунули в молоко. Длинные рваные перемычки соединяли области высокой плотности тумана друг с другом. Сверху все это напоминало недоделанный лабиринт в каком-нибудь снежном городке.

Приборы пока не врали, вот только табло, показывающее температуру за бортом, непрерывно мигало: температура воздуха скакала вверх-вниз, датчики еле поспевали за ее пляской.

Кирч уже выключила бортовой компьютер, все равно зависнет. Изображение на экранах было нестабильным, искажалось, подрагивало. Скоро все откажет, останется только гиперсвязь – ей никакие катаклизмы не страшны, зато батарейки для передатчика стоят столько, что ежели ты, к примеру, воспользуешься им для коротенького личного разговора, тебе потом не сносить головы. А какие отчеты ежеквартально сдают те, кто имеет к гиперсвязи официальный допуск, – все по секундам расписано!

Саймон знал, что у командира патрульного звена есть пеленгатор и сейчас его поисковой луч вовсю шарит по окрестностям: если кто-то здесь разжился дерифлом, пусть он только полслова скажет! Саймон считал, что они там понапрасну подотчетные батарейки переводят, – не дураки же те добытчики, чтобы кричать о своей удаче по гиперсвязи. Разве что они из государственной компании и захотят переговорить с базовым кораблем.

Если патрули «Конторы Игрек» ограбят рубиконское королевское судно, это будет криминал и терроризм, но ради святых целей можно все, даже то, что нельзя. А Отдел по связям с общественностью для того и существует, чтобы на «Контору» не подумали.

– Жаль, воронку не увидим, – Саймон кивнул на экран с домбергом – изображение перекосилось, как растянутая по диагонали эластичная тряпка. – Буря начнется раньше.

– Опять посторонняя болтовня, – буркнула Кирч (видно, ей игра в молчанку еще не надоела). И добавила, медленно и многозначительно, словно не с подчиненными разговаривала, а сама с собой: – Мне бы сейчас не вас тут пасти, а в Нариньоне должок с Лиргисо получить…

Саймон тоже был причастен к этой истории: драить на «Гиппогрифе» седьмой отсек им пришлось из-за Лиргисо.

Вскоре после того, как вызволенный из плена Клисс стал новобранцем «Конторы Игрек», профессору Пергу позарез понадобился еще один «сканер» – незийский гражданин Поль Лагайм, приятель Тины Хэдис и Стива Баталова. «Сканером» он был уникальным, поскольку в отличие от тех недоумков, что лежали в «коконах» у Пергу, обладал нормально развитым интеллектом.

Добраться до него было непросто, да и гонения на «Контору» уже начались, приходилось соблюдать осторожность. И вот Саймон разработал для «Конторы Игрек» свой первый проект: надо заставить Лагайма совершить убийство в общественном месте, при свидетелях, чтобы все увидели, как он опасен. После два варианта: либо, если убийцу задержат, выкрасть его из тюрьмы или из психушки, либо, если он скроется, взять в заложники его близких и потребовать, чтобы он сдался; «Контора» при этом выступает как организация, стремящаяся любой ценой защитить общество от преступника-психопата.

Все пошло прахом. Во-первых, Поль Лагайм оказался тем еще выродком: он попросту не стал никого убивать, хотя Кирч и Клисс свою работу выполнили на «отлично». Подобрались к нему в толпе на выставке светильников, засадили препарат, оказывающий нужное воздействие на мозг; будто бы выясняя между собой отношения, задали установку. Любой нормальный человек в такой ситуации сделает то, что от него ждут, но этот нормальным не был.

Если один план не сработал, можно придумать другой, однако тут вышла вторая неприятность: Лиргисо, который тоже за Лагаймом охотился, телепортировался на выставку и утащил «сканера» прямо из-под носа у агентов «Конторы» и Тины Хэдис. По логике Маршала, виноваты в этом были непосредственные исполнители, Клисс и Кирч, – неким мистическим, непостижимым для Саймона образом, словно Лиргисо перед тем, как телепортироваться, у них разрешения спрашивал!

Их послали отмывать седьмой отсек. Для Саймона это была нудная, тяжелая, бессмысленная работа, для Кирч – еще и унижение (ее, образцового бойца, наказывают, как «салагу»!), но злобу она затаила не на своего ненаглядного Маршала, а на Саймона. Римма то и дело норовила окатить его грязной водой или оставить ему участок похуже, да еще стучала начальству, что он слишком часто отдыхает.

А тут и третья неприятность подоспела: Лиргисо дал журналистке с незийского телевидения интервью, в котором много чего понарассказывал о «Конторе Игрек» – с фактами и доказательствами; их план относительно Поля Лагайма он тоже реконструировал и подробнейшим образом проанализировал. Себя он при этом всячески обелял и выставлял жертвой сплетен и клеветы – на это вряд ли кто купился, зато по репутации «Конторы» был нанесен сокрушительный удар.

Это и был «должок», о котором говорила Кирч. Саймону это казалось претенциозным: словно Римма намекала на то, что сама она – личность не менее значительная и достойная внимания, чем заработавший эпатажную славу преступник с Лярна. Лиргисо ее личный враг, и она собирается взыскать с него «должок», это должно производить впечатление! Правда, Саймон Клисс и стажер были неблагодарной аудиторией.

– В Нариньон, Риммочка, послали тех, кто рылом вышел. Там же королевский дворец, важно лицом в грязь не ударить. А если это самое лицо умывают раз в три-четыре месяца, и то по личному приказу Маршала…

Роберт еле удержался, чтобы не хихикнуть, а Римма, сохраняя каменное выражение, сказала:

– Ты-то, Клисс, сейчас должен быть в Нариньоне, хоть и не вышел рылом. Почему ты здесь?

– У меня психическая травма! – огрызнулся Саймон.

После плена у Лиргисо что-то в нем треснуло, и он был уже не тот, что раньше, – словно склеенная чашка, которую хозяйка никогда не выставит на стол для гостей. Груша время от времени проводил с ним сеансы реабилитационной терапии, но хватало незначительного толчка, чтобы вся эта хитроумная психологическая защита полетела к черту. Измученный Саймон все же сумел отыскать здесь приятную сторону: его радовало то, что дипломированный психолог оказался бессилен перед его проблемой.

Кирч прищурилась и засопела, готовясь отпустить что-то едкое, но ее опередил Роберт.

– Смотрите! – Он с глуповатой удивленной улыбкой показывал на экран, где тонул домберг.

Клисс и Римма тоже повернулись к мониторам. Помехи усилились, но пока еще можно было разглядеть, что там происходит.

– Ух ты, рисковый журналюга! – покачал головой Саймон.

– Почему журналюга? – спросил Роберт.

– А кто еще это может быть?

Произошло вот что: невесть откуда взявшаяся машина описала круг над обреченным домбергом, зависла возле одной из впадин-лоджий, из кабины в лоджию перебрался человек.

– Наверное, ему противники партии роялистов материал заказали, – объяснил Саймон. – Типа у них там фестиваль, а здесь простой народ тонет и все такое. Да, отчаянный парень…

Где-то на задворках его души слабо шевельнулось чувство, напоминающее симпатию: этот незнакомый репортер – еле прорисованная фигурка, мелькнувшая на рябящем экране – был такой же, как Саймон в молодости, бесшабашный, еще не сломавшийся, готовый ради эффектных кадров лезть в любое пекло. Если все вокруг – враги, то этот – почти свой. Беглое отражение Саймона Клисса, творящее в отместку миру такие же дела, как его измордованный жизнью оригинал. Саймон мысленно пожелал репортеру удачной съемки.

– Все, теперь он оттуда не выберется, – сказал Роберт. – Хана ему.

В оставленную без присмотра машину сразу же набились люди из домберга, она оторвалась от тонущей глыбы и полетела, вихляясь, в молочную мглу.

– Так он с собой на дистанционке запасную машину привел, – хмыкнул Саймон. – Дурак он, что ли? Это «салаги» бывают дураками, а не репортеры.

– Где ты видишь вторую машину? – проворчала Кирч.

– Под водой она, где же еще. Чтоб никому глаза не мозолила. Та, на которой он прилетел, – аэроамфибия, стыдно, Риммочка! И вторая такая же.

Во взгляде Кирч появилось нечто опасное, словно она смотрела на Саймона сквозь невидимый прицел. Он понял, что перегнул, и поспешил перевести разговор на другую тему:

– Давайте лучше пообедаем, пока буря не разыгралась. Солдат ест – служба идет.

Римма даже не улыбнулась.

– Это на всех, берите, – стажер встрепенулся, словно давно ждал этого момента, и подвинул к ним выигранные шоколадки.

Командир проигнорировала предложение «салаги», а Саймон шоколадку взял. Кирч – дура. Если хочешь оказывать влияние на людей, нельзя отвергать их подношения. Стажер теперь будет чувствовать себя обязанным Саймону, а на Римму затаит обиду.

Кирч с презрением наблюдала, как они уписывают галеты и злополучный шоколад, запивая витаминизированной газировкой из банок. Вдруг выражение ее лица изменилось, стало сосредоточенным, она что-то пробормотала, потом ее губы слегка приоткрылись, а голубые глаза изумленно округлились.

– Риммочка… – начал Саймон, но та поморщилась и сделала рукой условный знак: не мешай, я на связи.

Ага, на ней ведь командирский шлемофон. Общается с командиром звена.

– Есть! – сказала наконец Римма и обратилась к присутствующим: – Экипаж, слушай мою команду! Приготовиться к боевому вылету по форме ноль-четыре! Надеть легкую десантную броню и спецпояса с полным комплектом! Живо!

Стажер чуть не подавился галетой, да и Саймон обмер: какой еще вылет, если того и гляди начнется Зимпесова буря?! Ноль – операция из разряда особо важных. Четверка означает, что цель – захват живого объекта, представляющего для «Конторы» исключительный интерес. Блефует Риммочка. Решила «салагу» припугнуть, а заодно и Клиссу отомстить. Успокоившись, он повернулся к Роберту:

– Шевелись, стажер, чего тебе начальство сказало? Сейчас полетим шуровать в молоке, свою смерть искать!

Римма больно пнула его по лодыжке.

– Клисс, хватит паясничать, под трибунал пойдешь! У нас боевой вылет ноль-четыре! Или ты чего-то не понял? Надеть броню!

– А куда полетим-то?

Нехорошее предчувствие заворочалось не в голове и даже не в груди, а где-то в животе, холодным болезненным комком.

– Туда, – Римма ткнула пальцем в размытое пятно домберга на экране, и Саймон снова начал успокаиваться: ну не может ведь это быть правдой!

Глава 2

Машина неуверенно скользила над развалинами туманного лабиринта – попробуй найди там, внизу, домберг! Саймон втайне надеялся, что они его никогда не найдут, так и будут блуждать в «русалочьем молоке», пока все не завершится само собой. И вообще, надо было вместе с Фешедом и коллегами лететь в Нариньон: там приличное общество и музыка, живая прислуга шампанское разносит, а самое главное – там и в помине нет никакого Лиргисо.

Пока Саймон и Роберт надевали боевую экипировку, Римма (она запаковалась в броню, как вихрь, словно рядом стоял сам Маршал с секундомером) сообщила, что объект захвата – Поль Лагайм, он сбежал от Лиргисо и находится сейчас в домберге. Это его они видели, а вовсе не репортера. Командир звена запеленговал его переговоры с Лиргисо, послал рапорт на «Гиппогриф» и получил приказ: «сканера» любой ценой взять; Лиргисо, если тот окажется в пределах досягаемости, уничтожить.

«Приказ с самого высшего уровня!» – добавила Кирч с загадочно-значительным видом. Иначе говоря, от Маршала, которого Пергу вконец достал своим нытьем, что ему-де нужен для исследований хотя бы один разумный «сканер».

На операцию бросили все звено, патрулирующее Стылый океан, – четыре бота. Направить сюда боевой транспорт посолидней «Контора» не могла по двум причинам: во-первых, вряд ли от него будет толк во время Зимпесовой бури; во-вторых, если его кто заметит, пойдут разговоры о незаконном вооруженном присутствии, да еще с этим увяжут недавний случай нападения на местное дерифлодобывающее судно…

– Мы должны сделать дело быстро и верно, как брошенный в цель нож, – закончила Римма, явно гордясь своей внезапно прорезавшейся способностью к образному мышлению. – Клисс, если подведешь – прибью.

– Мне допинг нужен, – промямлил Саймон. – Есть рекомендация психолога: если что, давать мне допинг.

Римма выдала ему упаковку с четырьмя капсулами хминка, развернулась к пульту и включила запись перехваченного разговора Лагайма и Лиргисо, полученную вместе с приказом.

– Крис, привет! – Молодой голос, немного напряженный. – Это я. Ты ведь уже заметил, что меня нет на борту?

– Заметил. Где ты находишься?

Второй голос Саймон узнал сразу: пусть с тех пор, как он побывал в плену у Лиргисо, тот успел сменить тело, его нашумевшее интервью в Отделе по связям с общественностью крутили несколько раз, да и характерные интонации остались те же – обманчиво мягкие, вкрадчиво-завораживающие, с насмешливыми нотками. Эти знакомые интонации заставили Саймона внутренне заледенеть, и дальше он слушал, одновременно пытаясь придумать, как бы сбежать из поднявшегося в воздух бота (разве что катапультироваться, так еще неизвестно, куда упадешь).

– Я заложник.

– Очаровательно! Кто взял тебя в заложники и с кем я должен вести переговоры?

В голосе Лиргисо появились опасные нотки. Саймон всхлипнул, но Кирч этого, к счастью, не заметила, а стажер сидел бледный и что-то машинально дожевывал.

– Со мной. Я сам взял себя в заложники. Я в домберге. Если ты его не спасешь, он утонет, и я вместе с ним. Что надо сделать, я уже сказал.

Воцарилось молчание. Хминк начал действовать, и Саймон подумал: не так уж велика вероятность, что они с Лиргисо столкнутся лицом к лицу.

– Псих он, что ли? – шепотом спросил Роберт. – Прятался бы, если сбежал, а он чего?

– Так это «сканер», – тоже шепотом объяснил Саймон. – Они все психи чокнутые. Ты видел «сканеров» у Пергу? Вот и этот такой же, одна видимость, что с интеллектом.

– Поль, мне нет никакого дела до твоего домберга. Что с машиной, которую ты угнал?

– Ее уже увели. Надеюсь, они доберутся до берега.

– Что у тебя с собой есть?

– Передатчик с комплектом батареек и «торпеда» на короткий импульс. Когда будем у берега, я включу «торпеду», ты получишь картинку и сможешь меня забрать.

– Первая сносная новость! – Лиргисо вздохнул, как будто с облегчением. – Включай «торпеду» немедленно, и я заберу тебя сейчас.

– Сейчас не выйдет. Здесь много детей, есть совсем маленькие. Крис, домберг надо спасти. Я все продумал: ты должен взять под контроль самые важные бортовые приборы и защитить их от воздействия аномалии – я знаю, что это возможно, некоторые так делают…

– Следи за своим болтливым языком! – оборвал «сканера» Лиргисо. – Мы разговариваем по незащищенному каналу.

– Я слежу, не беспокойся. В какой стороне берег, я чувствую, так что мы сможем провести спасательную операцию, несмотря на бурю.

– Поль, ты сумасшедший. С чего ты взял, что я стану ради твоей безумной спасательной операции рисковать станцией и собственной шкурой в придачу?

– Во-первых, я тебе полезен. Вспомни, сколько выгод ты получаешь от нашего сотрудничества.

– Воображаешь себя незаменимым? Что ж, я найду тебе замену – безмозглую, зато послушную и не склонную к шантажу из гуманистических соображений.

А дела не так плохи, как показалось вначале. Саймон распрямился в кресле, ухмыльнулся. Лиргисо к домбергу даже близко не сунется – раздобудет себе новых «сканеров» взамен сбежавшего, и Лагайм достанется «Конторе». Ясно, чем эти двое тут занимались: воровали дерифл, так что контейнеры у Лиргисо наверняка полные, и ему бы поскорей отсюда убраться с добычей.

– Есть ведь еще и во-вторых, – голос Лагайма зазвучал сбивчиво, напряжение в нем усилилось. – Ты столько говорил о своих чувствах ко мне… Если твои чувства – не шутка, ты должен спасти домберг. Иначе я утону и то, что ты хочешь, никогда не произойдет. Никогда, понимаешь?

– Поль, ты подлец, – сказал Лиргисо после короткой паузы.

Тут Саймон был с ним полностью солидарен: действительно подлец! Раз уж сумел выбраться на волю, нет бы рванул на материк, под крыло к Космополу, тогда бы и для патрулей никакого беспокойства, все бы сидели по своим укрытиям, жевали протеиновый шоколад и травили байки про Маршала. А теперь людей из-за него в бурю погнали на боевой вылет! Одно слово, подлец.

Диалог двух выродков на этом прервался. Лагайм еще несколько раз пытался вызвать Лиргисо, но тот не отвечал. Наверное, выключил передатчик и на полной скорости уходит из зоны бури.

– Клисс, ты там оклемался? – спросила Римма.

– Я жив, если это можно назвать жизнью, – процитировал Саймон фразу из какого-то полузабытого фильма.

– Тогда не выделывайся, – оборвала его командир. – Если мы «сканера» захватим, мы реабилитируемся перед Маршалом за прошлый раз, понял? Стажер! Ты знаешь, как выглядит Поль Лагайм?

– Нет.

Римма чертыхнулась.

– Тогда слушай: среднего роста, худощавый, стройный, черты лица правильные, глаза темно-карие, волосы рыжие, вьющиеся. Волосы – особая примета, запомни. Кожа светлая, но восприимчивая к загару. Ему около двадцати пяти, но выглядит мальчишкой, лет на восемнадцать-двадцать – то ли тип внешности такой, то ли все дело в этих ненормальных регенерациях…

– Каких регенерациях?

– Он был в одной компании со Стивом Баталовым и Тиной Хэдис, а Баталов и сам регенерирует, и умеет делать это с другими. Известно, что он несколько раз оказывал Лагайму медицинскую помощь, а патологическое омоложение организма – побочный эффект. Мутанты ведь, – в голосе Кирч звучало раздражение. – Еще что… Служил в полиции, пока не выгнали, и прошел стандартную для незийских полицейских подготовку, в том числе обучение рукопашному бою. Потом работал на Манокаре в президентской охране, вместе с Баталовым и Хэдис, и там учился у профессионального киллера из манокарских спецслужб. По слухам, его тренировали как киллера, чтобы он убил Лиргисо, только ни хрена он не убил. Незийский гражданин! – Римма презрительно фыркнула. – Что с них взять, с либералов… Просто имей в виду, какая у него подготовка, и по-глупому не подставляйся.

– Риммочка, не пугай «салагу», – вмешался Саймон. – Все это было актуально с год назад, а сейчас мы Лагайма голыми руками возьмем, даже вязать не придется. Ты вспомни, каким был я, когда меня ребята в том подвале у Лиргисо нашли! Да он сейчас заморенный, замученный и собственной тени боится. Еще и рехнулся, а то с чего бы его понесло в домберг? Какая там прошлая подготовка…

Машину тряхнуло – приборы уже начинали сбоить, и Кирч ничего не ответила.

Небосвод стал молочно-белым и неестественно низким, туманный лабиринт внизу разрастался и разбухал, как на дрожжах. Несколько раз Саймону казалось, что в этих туманных развалах мелькает что-то верткое, блестящее, живое, но могло и померещиться.

Они встретили бот с группой Зойга и дальше искали домберг уже вместе.

Лучше бы нам его не находить, думал Саймон, потому что скоро ему подойдет срок утонуть, и где гарантия, что это не случится в тот момент, когда мы будем ловить «сканера»? Гарантию может дать один Господь Бог, а ему нет до нас дела, хотя «Контора» преследует вполне божеские цели: надзирает за тем, чтобы Его творения соответствовали первоначальным стандартам, и уничтожает неправильные экземпляры, недаром ведь среди тайных спонсоров «Конторы Игрек» есть уважаемые религиозные организации.

Если повезет и домберг не найдется, боты приводнятся и будут дрейфовать до окончания Зимпесовой бури. В открытом море не так безопасно, как на берегу, но боевые машины «Конторы» сделаны с хорошим запасом прочности.

Им не повезло. Слева по курсу вздулся туманный горб, и в его глубине что-то темнело – словно крупная косточка или разросшаяся червоточина в студенистой полупрозрачной мякоти перезревшего плода.

Они вызвали машину Намме, командира звена, и машину Керимкавайде, и сообщили, что находятся у цели. Посовещавшись, Кирч и Зойг решили, что кого-нибудь надо оставить присматривать за ботами.

С тех пор как они побывали здесь при плановом облете, домберг успел уйти в воду на несколько метров и все равно подавлял своими размерами – печальная темная громада, окутанная скрадывающей очертания молочной дымкой. Боты рядом с ним казались совсем маленькими, точь-в-точь два автомобиля под стенами многоэтажного здания, а с неба медленно сыплется снег… Саймон помотал головой, стряхивая наваждение.

Римма высмотрела над самой водой полузатопленную лоджию и сказала об этом Зойгу.

– Э-э, Риммочка! – позвал Саймон. – Слушай сюда, дело скажу. Мы с тобой хотим реабилитироваться перед Маршалом за прошлый раз, так? И нас тут две группы, так? Если операция пройдет успешно, похвалят-то всех, но благодарность от Маршала и больше всех баллов получат те, чья группа захватит «сканера», соображаешь?

– И что? – буркнула Кирч.

– А то, – хминк вобрал в себя, как губка, страхи Саймона и разбудил его дремавшую до поры эксцессерскую смекалку, – что хитрый гинтиец Зойг наверняка об этом подумал… Он со своими ребятами постарается нас обставить, это ж дураку ясно, только у нас, хе-хе, одно преимущество! Я уже бывал в домбергах, так что слушай меня, командир, я буду консультантом. Нам незачем держаться вместе с группой Зойга – без них вернее дело сделаем, и не придется потом бить себя в грудь и доказывать, что это мы первые «сканера» увидели и сцапали. В общем, – Саймон поглядел на Римму, на стажера и почувствовал, что в душе они с ним согласны, – давайте уделаем команду противника?

Ему до самого конца казалось, что план должен сработать, а получилось, что он совершил самоубийство. Это была его первая серьезная ошибка. Наверное, «сканеры», как и саперы, ошибаются по-настоящему только один раз.

Он сидел на полу – на неровной, шершавой, потрескавшейся темной поверхности, на ощупь напоминающей выскобленную и высушенную кость. Стены и потолок были из того же материала. Смесь запахов гниющей костной ткани, прогорклого жира, мочи, несвежей рыбы, еще чего-то специфического была настолько тошнотворной, что Поль пожалел об отсутствии в аптечке аносмина – препарата, блокирующего обоняние. В таком помещении можно находиться в течение непродолжительного времени, но не жить. Однако люди здесь жили: им больше некуда деваться, потому что на суше их отовсюду прогоняли, да еще и били, а в Стылом океане полиции нет.

Обитатели домберга были похожи на дикарей: грязные, нечесаные, покрытые болячками и струпьями, в потрепанной одежде. Все они собрались в нескольких смежных комнатах на верхнем этаже своей плавучей гробницы. Кто-то молился, кто-то ругался, по рукам ходили фляжки со спиртным. Полю тоже предлагали, он отказался.

– Зря ты, парень, сюда прилетел, – сказал кряжистый краснолицый старик с криво подрезанной бородой и седой косой до пояса. – Никто спасать нас не будет, и ты заодно с нами пропадешь.

Сказал без сочувствия, но и без злости, просто отметил факт.

– Я думал, что смогу уговорить его, – подавленно отозвался Поль.

Вот ведь что странно: Лиргисо он ненавидел и боялся, и в то же время был убежден, что тот не бросит его на верную смерть. Что это было – эгоистическое самоослепление, неспособность отличить желаемое от действительного?

Или все дело в чувстве вины, проснувшемся, когда Лиргисо напомнил о нелегалах, которых выдворял с Неза иммиграционный контроль? Поль и правда никогда не интересовался их дальнейшей судьбой. Ему повезло – он родился на Незе, и он не в ответе за тех, кому повезло меньше, но при этом напоминании что-то в нем сжалось, как от внезапной боли.

Живущий-в-Прохладе вряд ли рассчитывал на столь сильный эффект: сам он никогда не испытывал чувства вины, и для него до сих пор оставалось загадкой, что же такое совесть. Став человеком, он запомнил значение этого слова и даже мог при случае порассуждать о совести, но однажды признался Тине, что для него это сущая абракадабра. В языке энбоно аналогичное понятие отсутствовало (хотя у некоторых энбоно, по наблюдениям Поля, совесть как таковая все же была).

Он попытался выяснить, есть ли в домберге спасательные жилеты, лодки и материал для плотов. Ему сказали, что лодки были, из-за них вышла большая драка и на них уплыли те, кто покруче, а плоты строить не из чего.

Кормился домберг рыбной ловлей, охотой на морского зверя и сбором моллюсков. Вроде бы элементарное решение: продать очередной улов и на вырученные деньги закупить спасательные жилеты самой дешевой модели – на всех, даже с запасом, но, когда Поль спросил, почему так не сделали, его собеседники не могли понять, о чем это он толкует.

Все тут знали, что скоро умрут. Поль сидел, уткнувшись лбом в колени, и старался ни о чем не думать, потому что боялся заплакать. Он находился в центре внимания, вокруг него сгрудились дети – здесь никогда не видели таких красивых вещей, как его бронекостюм, и всем хотелось посмотреть на это чудо вблизи.

Броня была серебристая с чернью, вороненый узор изящно ветвился по металлу, светоотражающая окантовка застежек и швов радужно горела. Комнату освещали странного вида пузатые лампы с мутным маслом внутри (похоже, самодельные) и прилепленные к потолку дешевые хемилюминесцентные кружочки, в их тусклом свете бронекостюм таинственно мерцал и переливался, вызывая у зрителей восхищенные перешептывания.

Пол покачивался – да что там пол, весь домберг ходил ходуном. В аптечке, которую Поль взял в кладовке, нашлась упаковка таблеток от морской болезни, и дискомфорта он не ощущал. Ему хотелось остаться в одиночестве, уйти туда, где никого нет, но он не хотел лишать ребятишек последней радости. Можно снять и отдать им ненужную больше броню, и потом уйти… Он подумал об этом, но продолжал сидеть неподвижно, скованный оцепенением.

– Поль, ты еще не раздумал топиться? – ожил пристегнутый к предплечью передатчик. – Если передумал – скажи, я готов тебя забрать.

– Нет.

Он ведь хочет отсюда выбраться, хочет жить, так почему сказал «нет»? Поль криво усмехнулся. В глазах защипало.

– Ладно, тогда второй вариант. Мы находимся под домбергом, сейчас начнем пробивать его днище бурами. Приготовься и постарайся не получить травму.

– Что?..

– Держись за что-нибудь, гуманист несчастный! Ты меня понял?

– Подожди! – Поль наконец-то очнулся. – Надо всех предупредить. Дай нам хотя бы десять минут, хорошо?

Он взглянул на часы: с того момента, как он сюда прилетел, времени прошло не так уж много. В самый раз, чтобы станция вышла из рабочего режима, втянула буры, поднялась на поверхность и разыскала домберг.

Поль нетвердо встал, ухватился за ржавую скобу на уровне пояса – они тут вбиты в стены повсюду, включил укрепленный на запястье микрофон и объявил, что сейчас начнутся спасательные работы. На середине речи микрофон заглох, зато старик с косой (звали его Хельмут) понял, в чем дело, и взялся Полю помогать. Он заорал во всю глотку какие-то команды вперемежку с матом – это поняли с полуслова, люди повскакивали, начали суетиться, сажать самых маленьких детей в корзины и привязываться к торчащим из стен скобам.

– Внизу, над затопленными этажами, никого не осталось? – спросил у Хельмута Поль. – Эти буры – страшные штуки. Они громадные, да еще фиксаторы во все стороны выстреливают. Если рядом окажется человек, его убьет на месте или покалечит. Нельзя, чтобы там кто-то был.

– Не, там никого, – заверил Хельмут. – Видишь, мы даже больных и собаку сюда подняли, чтоб уж всем скопом на тот свет…

– Давайте тогда проверим, все ли привязаны.

Потом Поль защелкнул на поясе карабин, пристегнулся к свободной скобе и включил передатчик.

– Я готов. Начинайте!

Высадка прошла тихо и быстро. Боты выдвинули абордажные захваты, вцепились в края длинной лоджии, обтянутой жесткой морщинистой шкурой. Римма успела заметить, что «шкура» покрывает все плавучее здание, насколько хватает глаз, – кое-где она обвисла тяжелыми складками, а кое-где натянулась и растрескалась, как мертвая кожа.

Бойцы забрались внутрь. Вода в лоджии доходила Кирч до пояса, и, когда Роберт, потерявший равновесие из-за качки, бултыхнулся, обдав всех брызгами, Римма подумала, что она здесь хоть и самая невысокая, далеко не самая неловкая. Сравнивать себя с другими и находить все новые и новые доказательства своего превосходства – это удовольствие никогда ей не приедалось.

Сторожить боты оставили одного из стажеров Зойга. Сцепившиеся в тандем машины отошли на два десятка метров от домберга: тот продолжал медленно погружаться, и к тому времени, как «сканер» будет захвачен, эта лоджия, вероятно, полностью скроется под водой.

Внезапно вышел на связь командир звена; сообщил, что видит домберг и сейчас его группа тоже произведет высадку. Клисс повернулся к Римме, его беспокойные водянистые глаза озабоченно сощурились за прозрачным щитком: еще одна «команда соперников»!

– Экипаж, вперед! – приказала Римма. – И опустить анизотропные щитки – не хватало, чтобы ваши рожи тут запомнили.

– Так они же скоро утонут, – робко возразил Роберт.

– А если кто-нибудь выживет? Или инструкции не для тебя писаны?

Зойг и его второй стажер уже нырнули в проем и теперь обшаривали лучами фонариков помещение, похожее на темный затопленный подвал. Еще и коммуникации под потолком… Или нет, там натянуты веревки, и на них болтаются полосатые рыбины, их белые незрячие глаза исподтишка следят за пришельцами.

На долю секунды Римме стало паршиво, и она почувствовала, что неприятностей не миновать, а потом вспомнила: во время Зимпесовых бурь нервы у всех начинают шалить. Подумаешь, рыбьи глаза – она и не такое видела… Но ощущение, что домберг живой, что он только и ждет момента, чтобы нанести удар, было стойким, почти невыносимым.

– Командир, нам туда, – Клисс слегка толкнул ее и показал в угол, где колыхались длинные вертикальные тени. – Вот она, парадная лестница!

Его голос звучал весело, он разве что не хихикал – возбуждение висельника. Нажрался хминка, и теперь ему Стылый океан по колено. Римма не знала, что хуже: Клисс – нытик и паникер или Клисс такой, как сейчас – эксцессер под дозой.

В углу была жердь с криво приколоченными поперечными перекладинами, а над ней в потолке чернела дыра. Шлепая по воде и чуть не падая от качки, они подошли к лестнице, друг за другом поднялись наверх. Зойг и его стажер полезли следом.

Наверху было такое же помещение, только без сушеной рыбы на веревках, и потолок куда ниже – для Риммы ничего, а высокому Роберту пришлось пригибаться. Воды на полу не было, у стены валялись длинные узловатые стебли водорослей.

– Из этого они корзины и циновки плетут, – бодрым голосом гида сообщил Саймон. – А нам теперь вон туда – чем не дверь?

Луч его фонаря выхватил из тьмы отверстие в стене напротив – дыра около метра в высоту, вроде лаза в пещеру.

– Тихо! – прикрикнула Римма.

Откуда-то сверху доносился шум: сначала один голос, потом другой, потом целый взрыв голосов. И не разобрать, о чем говорят, звуки в полостях домберга искажались и резонировали, сплетаясь в невнятную утробную какофонию.

– Там они, – хихикнул Саймон. – Чего орут-то? Пошли поскорей, а то до погружения не успеем.

За плечами у всех были ранцы с гидрошлемами и кислородными баллонами, поверх брони – спасательные жилеты, снабженные, помимо системы мгновенной накачки воздуха, антигравами на десять минут непрерывной работы, но еще неизвестно, не подведет ли вся эта автоматика во время Зимпесовой бури. Лучше успеть до того, как домберг пойдет ко дну.

За дырой находилась комната, узкая и длинная, с нишами в стенах. Римме показалось, что в ниши набито тряпье, но, потрогав, она обнаружила там разросшуюся плесень. Она резким движением стряхнула с перчатки налипшую гадость.

– Не до конца вычистили, – тут же прокомментировал Саймон. – Домберги – это в природе гигантские колонии примитивных организмов, причем у них разделение функций – одни жрут, другие переваривают, третьи кислород обеспечивают и все такое. Ихлетаки называются – не знаю, чье словечко. А бомжи найдут издохшего ихлетака, чтобы он уже гнить начал, и все изнутри выскабливают, и потом в его панцире селятся, но все равно что-то остается, а то почему здесь вонь такая? А двигатели для домбергов по дешевке у старьевщиков покупают или воруют. Гниль выскребать легче, она податливая, и в этом, если вдуматься, заложен глубинный философский смысл…

Позади начали чертыхаться.

– Клисс, заткнись! – шикнула Римма.

– Молчу, командир.

– Эй, подождите! – раздался голос Зойга. – У нас подошвы прилипли, тут пол клейкий!

Кирч, оценив обстановку, повернулась к Саймону, но взгляд наткнулся на темный анизотропный щиток.

– Что скажешь, Клисс?

– Бомжи варят для своих нужд какой-то зверский клей из рыбьей чешуи. Разлили, наверное, когда паника началась. Хорошо, что мы туда не наступили.

У каждого из бойцов в одном из кармашков спецпояса лежит баллончик с клеем. Потребовать, чтобы Клисс показал свой баллончик? Дурацкое подозрение… Но Клисс еще не на то способен, и признавать за ним презумпцию невиновности тоже было бы глупо.

– Пошли поскорее, нам же надо задание выполнить! – заторопил Клисс.

– Пошли, – решила Римма и шагнула к зияющему впереди лазу.

Оглушительный треск. Домберг содрогнулся, как при землетрясении, Кирч ударило о стенку. Зойга и его стажера тоже опрокинуло, благодаря чему приклеенные подошвы оторвались от пола. Новый толчок, еще сильнее первого.

– Сели на рифы, – прохрипел Клисс.

– Это что – риф?! – Роберт показал на что-то, находящееся у Риммы за спиной.

Кирч оглянулась: комнату наклонно пересекала толстая, как ствол столетнего дерева, металлическая труба, она выходила из пола возле стены и исчезала в противоположной стене, разворотив заодно и потолок. Несколько секунд назад никакой трубы здесь не было.

Римма отползла на четвереньках подальше от этой штуки. Инстинкт ее толкнул или привычная для агента «Конторы» оценка: «непонятное – значит опасное», или вспомнились недобрые рыбьи глаза, но она поняла, что рядом с этим оставаться нельзя.

Клисс проворно пополз за ней, Роберт последовал их примеру. Зойг поднырнул под трубу и присоединился к ним, стажер полез следом, немного замешкался… Его крик совпал с новым толчком. Отголоски сотрясения скоро затихли, а крик все не прекращался.

– Господи, нет, нет, не надо… – пробормотал рядом с Риммой Роберт.

Труба ощетинилась штырями, вонзившимися в стены, в пол, в потолок, и два таких штыря пригвоздили стажера к полу, пробив броню. Он корчился в конвульсиях, а вокруг растекалась, поблескивая в свете фонарей, кровавая лужа.

– Экипаж, выполняем задание, – хрипло скомандовала Римма. – За мной!

Домберг нанес первый удар. Ее это почти не удивило.

Толчки шли один за другим, через равные промежутки времени. Перебравшись на верхний этаж, группа наткнулась все на ту же трубу – она торчала из пола, растопырив иглы-штыри, но до потолка не доходила. Луч фонаря скользнул по отверстию на конце, прикрытому лепестковой диафрагмой.

– Знаете, на что оно похоже? – тихо сказал Роберт. – На буры для работы в некоторых породах, с копьевидными фиксаторами. Я учился в колледже с техническим уклоном, видел такие в фильме. Только откуда они здесь и почему бурят не вниз, а вверх?

Отчетливо всхлипнув, Саймон поднял оба щитка своего шлема и попытался что-то достать из кармашка на поясе, но никак не мог это сделать, пальцы дрожали.

– Клисс, ты что? – спросила Римма.

– Хминк… Мне нужна вторая доза, одной мало…

Его взгляд был до того затравленным, что Римме тоже стало не по себе.

Толчки прекратились. Вначале Поль пытался считать их, но потом сбился, к тому же он не знал, сколько у станции «лап».

– Поль, я надеюсь, ты не ушибся? – В голосе Лиргисо звучала не то неподдельная забота, не то ирония, не разберешь.

– Я в порядке. Уже все?

– Мы задействовали все буры, и теперь домберг нанизан на них, как многослойная вивинья на деревянные палочки. Есть такое блюдо в лярнийской кухне – очень вкусное, но для меня это, увы, в прошлом… Проверь, мы правильно взяли курс к берегу?

Поль прикрыл глаза и «сменил личность» – необходимое условие для того, чтобы в полной мере воспользоваться способностями «сканера». Он сам придумал и свои производные личности, и все это вспомогательные процедуры, так ему проще было работать.

Материк – далекие рассеянные скопления миллиардов разумных существ, с гулким пространством океана его не спутаешь.

– Правильно. Спасибо.

– Благодарить меня ты будешь при личной встрече, долго и страстно. А сейчас – плохая новость. Буры, как ты, наверное, знаешь, снабжены датчиками и видеокамерами, и мы только что обнаружили на нижних этажах домберга незваных гостей. Несколько человек в камуфляжной броне, среди них Саймон Клисс. Как ты думаешь, кто им нужен?

– Я?.. – упавшим голосом предположил Поль.

Раз там Саймон Клисс – значит, это «Контора Игрек».

– Поль, давай вот что сделаем: я заберу тебя на станцию, и после мы доставим твой домберг к берегу без риска, что тебя захватят. Это наиболее разумный вариант, и я надеюсь на твой здравый смысл. Согласен?

Лиргисо говорил настойчиво и мягко – сама искренность, и трудно было ему не поверить… но Поль не поверил.

– Нет. Пока не доберемся до берега, я лучше побуду здесь. Меня не захватят. Скорее всего, они общаются по гиперсвязи, как и мы. Ты не пробовал поймать их переговоры?

– Пока не поймал. А вот они нас наверняка прослушивают… Поль, чем тебе не нравится мое предложение?

– А сам не догадываешься? Ты случайно не говоришь по-незийски?

– Нет, но я, как и ты, говорю на родном языке великолепной Тины, – эту фразу Лиргисо произнес на безупречном манокарском. – У тебя есть оружие, герой?

– Нож. Еще пистолет, но у него индикатор погас, – Поль ответил тоже по-манокарски. – Спрошу у здешних ребят. Они уже поняли, что я – залог их спасения, так что конторским меня не выдадут.

Отстегнув карабин от скобы, он крикнул:

– Прошу внимания! Можно отвязываться. Нас буксируют к берегу, ситуация под контролем.

Хельмут тут же перевел это на язык, более понятный обитателям домберга, – сплошной мат, разве что предлоги цензурные. Люди радостно завопили и начали прикладываться к фляжкам.

– Хельмут, послушайте, – Поль присел напротив старика, – во-первых, пьянку лучше прекратить, вам же еще на берег выгружаться вместе со всем имуществом. Во-вторых, мне нужна ваша помощь. Мой… – он запнулся, не называть же Лиргисо «другом», – напарник сказал, что на нижних этажах домберга находятся агенты одной галактической организации, которые хотят меня арестовать. Если меня заберут, он не станет спасать домберг.

– Копы, что ли? – насторожился Хельмут.

– Вроде того, только хуже. Скоро они поднимутся сюда, мне надо спрятаться. И какое-нибудь холодное оружие посерьезней. Чем вы бьете большую рыбу?

– Гарпунами. Только ты разве сможешь метнуть гарпун? – Хельмут почесал мясистый лилово-красный нос и с сомнением оглядел Поля, задержав взгляд на кистях рук с гладкой кожей и аккуратно подрезанными ногтями.

– Смогу. Меня одно время в киллеры готовили, я тогда со всяким оружием научился обращаться.

– Так ты, что ли, киллер? – заинтересовался тощий парень в засаленной спортивной шапочке.

– Я так и не стал им. Профнепригодность. Что у вас еще есть из оружия?

– Еще есть махмары, – вспомнил Хельмут. – Мы из них чебарков стреляем. Видел когда-нибудь махмар?

– Нет.

Махмар тут же откуда-то извлекли, и Поль понял, что все-таки уже его видел: это был просто-напросто небольшой арбалет.

Буры дерифлодобывающей станции! Саймон вовремя спохватился, чтобы не ляпнуть это вслух, – ему ведь не положено знать о левом дерифлопромысле на Рубиконе.

Капсула хминка выскользнула из трясущихся пальцев, и он никак не мог найти ее на грязном полу, морщинистом, словно древняя стиральная доска.

– Клисс, ты что там копаешься?

Командир еще не знает, что Лиргисо здесь, совсем близко – на станции, которая вцепилась в домберг мертвой хваткой, как паук в добычу.

– Я хминк потерял… Риммочка, тут опасно. К черту «сканера», эвакуироваться надо!

Удовлетворенное сопение Кирч, по-видимому, означало, что она получила еще один штришок для своей докладной.

– Какое тебе «эвакуироваться», мы на задании! Под трибунал захотел? – Римма что-то вытащила из кармашка на поясе и сунула ему в руку. – На, жри сразу две! Не урони.

Он затолкал капсулы в рот, проглотил вместе с горькой слюной. Римму вызвали по гиперсвязи, она отвернулась. Стоны внизу стихли – то ли Зойг добил стажера, то ли тот умер сам, зато с верхних этажей долетел воодушевленный рев, как будто орут болельщики на стадионе.

В утробе издохшего ихлетака, превращенного в жилище для бродяг, гуляли сквозняки и копошились тени. Ощетинившийся метровыми колючками бур поблескивал в полутьме, как многократно увеличенное орудие пытки, – от этой ассоциации Саймону стало совсем худо.

– Экипаж, включить передатчики! – распорядилась Кирч. – Настройка – гипер-альфа, двадцатка и семь. Лагайм и Лиргисо разговаривают на этой частоте, мы должны их слышать.

– А как за батарейки отчитаемся?

Услышав вопрос Роберта, Саймон чуть не зашелся в истерическом смехе: нашел, «салага», о чем волноваться!

– Выполним приказ и возьмем «сканера», вот так и отчитаемся, – буркнула Римма. – Намме со своими уже высаживается. Дурацких вопросов больше не задавать – и вперед! Клисс, ты очухался? Ищи лестницу!

– Я тебе кто, ищейка? – пробормотал Саймон, опуская щитки шлема.

Ударная доза хминка привела его в чувство. Может, еще и пронесет… И хорошо бы о его проделке с клеем никто не догадался: приклеил к полу своих же товарищей, за это недолго под трибунал. Но с другой стороны, это же абсурд – подозревать в таких действиях неглупого взрослого человека, сотрудника Отдела по связям с общественностью… Если кто-нибудь попытается его обвинить, он отметет эти нападки как бредовые и несостоятельные.

Очередная лестница обнаружилась в комнате с драными циновками на полу и настенной росписью: тут были рыбы, голые женщины с преувеличенными формами, схематичные аэрокары над волнистыми линиями, изображающими море. Такое Саймон видел впервые – здешние голодранцы рисуют на стенах как пещерные люди! Отличные кадры.

Он карабкался по лестнице, и вдруг в шлемофоне раздался голос Лиргисо – тот говорил по-манокарски и обращался к Полю, но Саймон все равно обмер. Когда же умник Груша научится ставить хорошую психозащиту, чтобы старая боль не проникала из прошлого в настоящее?

– Поль, мне жаль тебя огорчать, но твой план никуда не годится. Мы тонем.

– Как – тонем? – Растерянный голос Лагайма.

– Погружаемся. Вес домберга слишком велик, у станции не хватает мощности, чтобы его удержать. Добраться до берега не успеем. Тебе нельзя там оставаться, включай «торпеду»!

– Неужели совсем ничего нельзя сделать?

– Нельзя, – в голосе Лиргисо появились нетерпеливо-властные нотки. – Времени мало, я жду ориентир.

– Ты чего там застрял? – Римма стукнула Саймона по лодыжке. – Лезь!

– Ты не слышала? Домберг тонет и эту чертову станцию за собой тащит! – Саймон буквально взлетел по лестнице: гидрошлем с кислородными баллонами в ранце, чтобы достать его и надеть, нужно освободить руки.

– По-каковски они говорят? – спросила Римма, выскакивая следом за ним из лаза. – Ты их понимаешь?

– По-манокарски.

– Поль, я долго буду ждать? Включай, наконец, «торпеду»! – Живущий-в-Прохладе одновременно и приказывал, и умолял, и это переплетение интонаций было настолько странным, что у Саймона возникло ощущение, будто он слушает театральную постановку. – Не в моих силах спасти домберг, ты проиграл.

– Пока еще нет. На станции много тяжелого балласта – выброси его, тогда мы дотянем до берега.

– Здесь нет никакого балласта.

– Есть. Разве ты не понял, о чем я?

– Это твой домберг – балласт! – взорвался Лиргисо. – Я понимаю, что можно быть немного сумасшедшим, но не настолько ведь!

Ага, Саймон так и думал: станция под завязку нагружена дерифлом, кто же согласится по доброй воле утопить в океане такое богатство? Он сбросил и расстегнул ранец, ожидая команды надеть гидрошлем. Римма связалась с Намме и Зойгом, начала объяснять ситуацию.

– Пожалуйста, сделай, как я прошу! Если хочешь увидеть меня живым…

Из дыры вылез Зойг, тоже скинул с плеч ранец, поднял щитки. Изломанные темно-красные брови гинтийца сошлись к переносице, белки глаз покраснели. Никто его ни о чем не спрашивал.

– Хорошо, Поль, сейчас я выброшу то, что ты называешь балластом, – Лиргисо говорил ровно, даже ласково, но Саймон уловил в его голосе признаки скрытой ярости. – Надеюсь, ты понимаешь, как будешь за это со мной расплачиваться?

– Я возмещу тебе убытки, – видимо, «сканер» тоже почувствовал эту ярость, его голос дрогнул. – Обязательно.

Что ж, Лиргисо практичен, этого у него не отнимешь: такой «сканер», как Лагайм, стоит дороже, чем одноразовая добыча.

– Клисс, ты переводить будешь? – раздраженно осведомилась Римма.

– Он сейчас выкинет какой-то тяжелый груз, чтобы доплыть с домбергом до берега.

Кирч повернулась к Зойгу:

– Скажи своему парню, который в машине, чтобы постарался засечь координаты. То, что он выкинет, мы потом подберем.

Стало быть, ворованный дерифл достанется «Конторе»… Саймон ухмыльнулся:

– Можете считать, этот рыжий придурок уже без ушей! Скушает он их как миленький, как я свое ухо съел.

– Хватит про ухо! – оборвала Кирч. – Опять завелся…

– А ты, Риммочка, не знаешь, что такое психическая травма?

– Сам виноват, – резко бросила Римма. – Если с тобой что-то случилось – значит, сам напросился, сам это к себе притянул, и жаловаться нечего. Твой скулеж никому не интересен, ни окружающим, ни Вселенной.

Саймона охватило бессильное негодование, как всегда, когда Кирч начинала холодным и непреклонным тоном изрекать такие сентенции. Она же все это у него украла! Это он первый нашел в никем не востребованной библиотечке погибшей Хельги Раговски потрепанную брошюру, в которой излагалось учение о том, что каждый сам творец своих неприятностей и потому не следует обвинять тех, кто причиняет тебе зло. И он же начал проповедовать это учение среди персонала «Конторы». Расчет был прост: Саймону уже надоело, что ему без конца припоминают прошлые преступления, так пусть же все вокруг поймут, что те, кто из-за Саймона Клисса пострадал, сами несут за это ответственность!

Читать книжки Кирч было лень, но предложенные Саймоном идеи ей приглянулись, и она присвоила их без всякой благодарности к первооткрывателю. Она принималась рассуждать на эту тему при каждом удобном случае с таким видом, словно была арбитром в последней инстанции, и в результате Саймону это учение разонравилось, а потом и вовсе опротивело.

Вот и теперь он устало скривился, благо анизотропный щиток прятал его лицо от чужих взглядов.

Беготня по темным комнатам-полостям, соединенным друг с другом собачьими лазами и опасными для жизни лестницами, понемногу начинала Поля изматывать. За ним охотилось две группы. У него было маленькое преимущество: он их видел зрением «сканера», а они его – нет; в то же время он не всегда был уверен, что «видит» сквозь стены своих преследователей, а не обитателей домберга.

После того как Лиргисо с Хинаром выбросили контейнеры, погружение прекратилось. Домберг медленно двигался в сторону суши, а Поль прятался в его лабиринте от агентов «Конторы». Те пытались обойти его с двух сторон, взять в «клещи», но у Поля были проводники – Хельмут и еще несколько добровольцев, территорию они знали как свои пять пальцев.

Трезвых в этой компании не было ни одного, Поля тоже пытались напоить. Во фляжках плескалась какая-то крепкая самопальная дрянь, и Поль с оторопью заметил, что этим здесь угощают даже самых маленьких детей.

– А без вайги, парень, никак, – сказал Хельмут. – Тебе тоже надо хлебнуть, хоть через силу. Ты не понял, Зимпесова буря началась, и те, кто вайгу не пил, от чертовой трясучки загнутся. Мы только так от нее и спасаемся.

– Это какая-то местная инфекция? Когда мы прилетели на Рубикон, мне сделали стандартный набор прививок, я не заболею.

– Не, ты не понял. Чертова трясучка – это трясучка, человек после нее слабый делается и долго хворает, а некоторые умирают. Это если вайгу не пить. А такие, как ты, от чертовой трясучки первыми сгорают. Я уже старый, насмотрелся.

– Не беспокойтесь, меня от всего привили.

Поль не пил напитков крепче шампанского, и дегустировать вайгу у него не было настроения.

– Ладно, вот это для тебя, – Хельмут похлопал по грязной пластиковой фляжке, прицепленной к облезлому поясу. – Когда прихватит, выпьешь.

«Спасибо, как-нибудь обойдусь».

В десантной броне и шлемах с закрытыми щитками охотники были неуязвимы для холодного оружия. Когда одна из групп настигла Поля, он метнул гарпун и попал первому в щиток, чем сильно удивил свою добровольную охрану, до сего момента не верившую, что он это умеет. Агента оглушило, но тот снова поднялся на ноги.

Из-за Зимпесовой бури агенты не могли воспользоваться парализаторами, только поэтому Поль до сих пор находился в сознании и на свободе.

Зато он никак не мог от них отделаться – для этого надо раствориться в полумраке гниющего костяного лабиринта, а его выдавали светоотражающие элементы бронекостюма. Их радужное мерцание манило охотников издали, сводя на нет все ухищрения провожатых Поля.

Он обругал себя за пижонство: выбирая по каталогу броню, он руководствовался эстетическими соображениями, ему и в голову не пришло взять что-нибудь попрактичней, с камуфляжным покрытием типа «хамелеон» – не знал ведь, что это понадобится. В остальном костюм был хорош, но все эти предательские отблески и переливы…

Когда удалось оторваться от погони, Поль остановился, сбросил ботинки (обыкновенные, из мягкой синтетической кожи), снял взятый в кладовке пояс с кармашками и пристегнутый к предплечью передатчик. Под броней был легкий тренировочный костюм – неброский, темно-коричневый. Поль снова надел ботинки и пояс, вернул передатчик на место.

– Фенк, – Хельмут толкнул одного из парней, – давай-ка, залазь в его костюмчик, тебе впору будет. Отвлечешь копов.

Худой, с выбитыми передними зубами Фенк надел броню, но с застежками справиться не смог.

– Там чипы, настроенные на отпечатки моих пальцев, – объяснил Поль. – Лучше не застегивать, а то потом не снимешь.

– Это чтобы не своровали? – понимающе ухмыльнулся Фенк. – Хитро придумано…

– Идут! – предупредил подросток, дежуривший около лестницы.

Все бросились к низкому лазу в углу. До чего же легко двигаться без брони – Поля охватило состояние, близкое к эйфории.

А чуть позже он почувствовал, как здесь промозгло и холодно.

Температура резко упала, во время Зимпесовых бурь это бывает. Осевшая на стенах влага превратилась в иней, искрящийся в лучах фонариков. В воздухе плавали сгустки тумана: не может такого быть, просто не может – значит, это не настоящий туман, а порождение аномалии. Римма старалась держаться подальше от этих белесых клочьев, остальные тоже сторонились их.

Пришло сообщение от Намме: его группа идет за «сканером» по пятам, Кирч со своими должна заблокировать объекту путь к отступлению.

С Намме была Сабрина, ликвидатор с двухгодичным стажем, и Гнас, из молодняка, его срок стажировки подходил к концу. Римма знала обоих: надежные ребята, не то что ее горе-команда. Правда, к ней присоединился еще и Зойг, но он получил гарпуном в щиток и заработал легкое сотрясение мозга, а карманные медавтоматы у всех вышли из строя.

«Сканера» настигли в комнате, по определению Клисса «не до конца вычищенной»: вдоль стен тянулись какие-то ссохшиеся жилы, местами вздувались дряблые полушария наподобие грибов-паразитов, и все это выбелено инеем, а «сканер», с двух сторон отрезанный от спасительных лазов, прижался к стене и глядел на преследователей исподлобья.

Когда лучи фонариков скрестились на его лице, Кирч, Намме и кто-то еще выругались одновременно: никакой это не Лагайм – грязный прыщавый парень в его броне.

– Где ты взял эту одежду? – спросил Намме.

– Нашел, – прошепелявил парень. – Если валяется – значит, ничье…

Вновь разделившись на две группы, бойцы «Конторы» покинули помещение, а бомж в красивом, как ночной тропический цветок, бронекостюме, с залитым кровью лицом, остался лежать на полу у заиндевелой стены.

Одним никчемным индивидом меньше, с холодным ожесточением подумала Кирч. И пусть кто-нибудь посмеет сказать, что мы не правы! Конечно, комнатные гуманисты именно так и скажут, им наплевать на то, что мы защищаем человечество и постоянно рискуем, и на то, что у нас тоже есть нервы…

Представляя себе спор с бесхарактерным, но непримиримым оппонентом-демагогом, она все больше распалялась, и тут ее окликнул Саймон:

– Риммочка, мы его теперь долго-долго будем искать… Что, если предложить ему сдаться? Мол, пусть о своих ушах побеспокоится и переходит на нашу сторону, а мы ему защиту от Лиргисо обеспечим.

Римма по привычке на него шикнула, но вдруг поняла, что говорит он дело. Прочистив горло, она настроила передатчик на двадцатку и семь.

– Поль Лагайм, вы меня слышите?

– Кто это? – удивленно отозвался «сканер».

– Команда спасателей. Мы находимся в домберге и хотим вас спасти, – главное, побольше убежденности и теплоты, как учил Груша. – Почему вы избегаете контакта?

– Я принципиальный противник вивисекции. Особенно если речь идет обо мне.

– Про ухо скажи ему, про мое ухо! – возбужденной скороговоркой посоветовал Клисс.

Римма поморщилась. Сообразив, что Саймон не видит ее лица, с досадой махнула рукой и продолжила:

– Вам ничего не угрожает. Неужели вы хотите снова попасть в руки к Лиргисо? Разве вас к нему что-то привязывает?

– У нас уговор: я работаю на него как «сканер», а он соблюдает по отношению ко мне определенные нормы. Плюс к этому у нас общий враг.

– Какой общий враг? – Ей удалось изобразить искреннее непонимание.

– Ваша контора.

– «Контора Игрек» не враг вам. Мы боремся только с преступниками.

– Значит, семья незийского гражданина Коргисме, с которой вы расправились, – это были преступники, включая малолетних детей? И те посетители выставки на «Сиролле», которых я должен был поубивать с вашей подачи, тоже преступники?

Римма принимала участие в ликвидации семьи Коргисме: все поголовно экстрасенсы – не опасные, с низким коэффициентом, но при такой концентрации мутантов на одной генолинии дальше может появиться на свет черт-те что, лучше выполоть сорняк с корнем.

– Лагайм, у вас неверное представление о наших целях. Ты, вообще, соображать умеешь? – Теперь на «ты» – и поэмоциональней, чтобы вселить неуверенность и тревогу. – Ты не подчинился Лиргисо, и он захочет тебя наказать. Тебя ждут крупные неприятности, а мы тебя, дурачка, хотим спасти!

– Леди, ваши умственные способности тоже вызывают у меня сомнения.

– Да просто пидоры они оба! – вклинился на этой же волне Гнас.

Кирч переключилась на волну «Конторы» и рявкнула:

– Намме, скажи своему щенку-стажеру, чтобы не лез в эфир, когда я веду переговоры!

– Я запомнил твой голос, и при случае я тебя убью, – пообещал «сканер». – Леди, это я вашему приятелю. Не беспокойте меня больше, идите к черту.

– А я выслушал вашу беседу с долей интереса, но без всякого удовольствия, – сообщил Лиргисо на общегалактическом. – Удручающий примитив… Обе стороны меня разочаровали, а я-то, признаться, рассчитывал на захватывающий интеллектуальный поединок!

Его насмешливый завораживающий голос заставил Римму стушеваться, она ничего не ответила.

– Зря ты про мое ухо не сказала, – упрекнул Клисс. – Это был бы сильный аргумент, сто процентов…

– Помалкивай! – Римме хотелось его стукнуть, но бить человека в десантной броне – только силы понапрасну расходовать. – Толку от тебя никакого, хминк горстями жрешь, а КПД – ноль.

– Римма, пошли, – позвал Зойг. – Время теряем.

Это был равный ей – тоже командир, хоть и оставшийся без команды, и Римма подчинилась.

Что бы ни случилось, во всем виноват Саймон Клисс! Он дал хороший совет, а Кирч все испортила, и теперь в ответе советчик, а не исполнитель. Ясно, что Лиргисо, склоняя Лагайма к сотрудничеству, на факты против «Конторы» не поскупился – вот и надо было противопоставить им факты, обличающие Лиргисо, а не на эмоции давить.

Они бессистемно слонялись по заиндевелой утробе ихлетака (это называлось «Мы ищем „сканера“»); все живое, завидев их, бросалось наутек. Миновав очередной лаз, они очутились в полости с окном. Дыра, обрамленная лохмами полиэтиленовой пленки, и за ней – процеженный сквозь туманные фильтры тусклый дневной свет, тревожный шум моря, круговерть снежинок. Они полезли обратно.

– С какой скоростью мы плывем? – раздался в шлемофоне голос Лагайма.

– С максимально возможной, – отозвался Лиргисо. – Хочешь кофе?

– Здесь его нет.

– Включи «торпеду» – и получишь чашку своего любимого.

– Лучше потом.

– А может, сейчас? – Лиргисо засмеялся. – Ты у нас, конечно, герой, но я же слышу, как у тебя зубы стучат от страха.

– Это от холода. Тут везде иней и лед, а мне пришлось снять броню, чтоб оторваться от агентов. Они убили парня, который надел мой костюм.

Его измученный, дрожащий голос вызвал у Саймона приступ жалости – не к мерзавцу-«сканеру», заварившему всю эту кашу, а к самому себе.

– Ну, так отними у кого-нибудь теплую одежду! – потребовал Лиргисо. – И сделай это поскорее, пока ты совсем не окоченел.

– Тогда замерзнет тот, у кого я заберу одежду. Здесь просто поразительная нищета, я никогда такого не видел.

– Фласс… – прошипел Лиргисо лярнийское ругательство. – Ты хочешь умереть от переохлаждения? Что ж, я устрою тебе роскошные похороны! Из домберга получится эффектный погребальный костер, никто не уйдет живым. Надеюсь, ты не сомневаешься в том, что я это сделаю? Если ты такой убежденный гуманист, постарайся остаться в живых, иначе ты окажешь домбергу плохую услугу.

– Психи… – глотая слезы, прошептал Саймон.

– Что у них за треп? – спросила Кирч.

– Если Лагайм околеет от холода, Лиргисо весь домберг спалит. Вместе с нами! Надо найти его и согреть, любой ценой.

– Найти и захватить, – поправила Римма. – У тебя, Клисс, опять ум за разум заходит, съешь еще капсулу.

Саймон так и сделал и подумал: Кирч неспроста такая добрая – небось надеется, что он загнется от передозировки, только для него четыре капсулы хминка – все равно что стакан пива для завзятого алкоголика.

Их занесло в просторную, как зал, полость, где бомжи занимались разделкой крупной рыбы. Повсюду валялись кости и рыбьи головы с разинутыми ртами, в полу вдоль стены – лунки, забитые кусками мякоти и залитые рассолом. Тоже ничего себе кадры.

Тайна Саймона заключалась в том, что у него была съемочная аппаратура, о которой «Контора» не знала, и он снимал документальный фильм. Он давно решил, что сделает фильм о «Конторе Игрек». Покупатели найдутся, и он покажет всей Галактике, что такое настоящий эксцессер!

Микроскопическая видеоаппаратура была вмонтирована в бесцветные контактные линзы – если кто-нибудь интересовался, он объяснял, что у него легкое расстройство зрения на нервной почве, только линзы и выручают. Как он раздобыл это чудо техники вместе с инструкцией по эксплуатации – отдельная история. Это был подарок судьбы. Инструкцию он заучил наизусть и уничтожил, а линзами пользовался вот уже третий стандартный месяц. Неизвестно, функционирует ли аппаратура во время Зимпесовой бури, но Саймон надеялся, что потом она снова заработает. Фильм он снимет такой, что все ахнут.

– Поль, ты живой?

Саймон вздрогнул, услышав голос Лиргисо.

– Живой, – голос Лагайма больше не дрожал. – Теперь я одет по сезону.

– О, ты все-таки последовал моему совету?

– Нет, просто мне дали теплую одежду. Агенты где-то бродят, а я пока отдыхаю.

– Смотри, чтобы тебя не застали врасплох.

– Не беспокойся, у меня целый отряд телохранителей.

– Клисс, о чем это они? – спросила Римма.

– Вроде как все уладилось, этот подлец больше не замерзает. Риммочка, я боюсь, мы ходим по кругу. Глянь, это ведь тот самый зал с рыбьими внутренностями, где мы уже были.

Саймон замолчал, потому что Лиргисо вновь заговорил, с нотками угрозы:

– Итак, ты в тепле, без брони, и вокруг телохранители… Только посмей кому-нибудь из них отдаться! С помощью медавтомата недолго проверить, были у тебя интимные контакты или нет, и, если результат окажется положительным, скоро на Рубиконе не останется ни одного домберга, я тебе обещаю.

– Ты спятил?!

– Если ты отдашься какому-нибудь грязному бомжу, я начну топить домберги один за другим. Я тебя предупредил.

– Ты там, на станции, точно спятил! По-твоему, мне здесь делать больше нечего?

– Вот именно, обстановка располагает. Экзотическая среда, привкус опасности… Я бы не удержался, несмотря на грязь, но тебе рекомендую проявить благоразумие.

– Не суди других по себе. Мне этого даром не надо.

– На самом деле ты только об этом и мечтаешь, но ты слишком труслив, чтобы дать волю своим подсознательным желаниям. Кто знает, вдруг в экстремальной обстановке ты наконец-то перестанешь лицемерить? Не говори потом, что я тебя не предупреждал.

– Чего они там? – снова спросила Кирч.

– Отношения выясняют, – Саймон фыркнул. – Сцена ревности.

Кирч устало выругалась. Впереди, в конце длинного, как кишка, помещения замаячило черное пятно лаза, и за ним обнаружился все тот же разделочный зал.

– Тут целая тупиковая гроздь полостей, соединенных между собой, – сказал Зойг. – Выбираться надо тем же путем, как мы сюда пришли.

В зале было с полдюжины лазов, какой из них нужный – никто не мог вспомнить. Само собой, обругали за это Клисса.

– Это Космопол! – прогремел вдруг в шлемофонах незнакомый голос. – Поль Лагайм, вы под защитой закона, сохраняйте спокойствие и постарайтесь протянуть время. Как только Зимпесова буря закончится, мы к вам прорвемся. Всем остальным предлагаю добровольно сдаться, на суде это зачтется как смягчающее обстоятельство.

Заманчивое предложение… Когда Саймон отбывал срок в ниарской тюрьме, не так уж плохо там было. Но патруль Космопола далеко и в опасную зону не полезет.

– Это «Гонг Вселенной»! – вклинился еще один голос. – Поль Лагайм, вы не согласитесь дать нам интервью? Лимит времени у нас небольшой, первый вопрос…

– Давайте, я лучше расскажу о домбергах? – предложил «сканер». – И о том, как власти Рубикона избавляются от излишков малоимущего населения.

Он говорил немного сбивчиво, но на удивление рационально – этого Саймон, как бывший репортер, не мог не отметить. Потом сунул передатчик какому-то старому бомжу, чтобы тот тоже высказался, потом – женщине с ребенком.

Ох и подарочек же он сделал рубиконским властям, ухмыльнулся Клисс. «Гонг Вселенной» – солидное и широко известное информационное агентство; так ведь дойдет до того, что вопрос о домбергах в Галактической Ассамблее поднимут!

– Спасибо, господин Лагайм, – ошеломленно поблагодарил журналист. – Господин Лиргисо, у нас осталось всего две минуты, можно теперь услышать ваши комментарии? Вы спасаете домберг, в котором находится несколько сот обездоленных рубиконцев, что вы при этом чувствуете?

– Вы знаете, что такое страсть? Исступленное плотское желание, когда хочешь кого-то, хочешь так, словно твоя кровь превратилась в кислоту и жжет тебя изнутри… – вначале голос Лиргисо звучал томно, потом в нем появилась нарастающая печальная ярость. – Тот, кому знакомы подобные чувства, поймет меня и будет ко мне снисходителен. Поля невозможно не хотеть – думаю, со мной согласится каждый, кто хоть раз его видел…

– Что за ахинею ты несешь? – перебил «сканер». – Это же интервью для «Гонга Вселенной»!

– Прекрасно! Мне нет никакого дела до отвратительной плавучей клоаки с обездоленными рубиконцами. Я спасаю не домберг – я спасаю тебя, и пусть все об этом знают! Я не сумасшедший и не коммунист, и для моих идиотских действий есть только одно оправдание – страсть, которую ты мне внушил.

– Пожалуйста, замолчи! – взмолился Лагайм. – Не надо всего этого, нас же столько народа слушает!

– Тем лучше. Ты знаешь о том, что у тебя умопомрачительно красивые ягодицы?

– Заткнись!

– Нет уж, тебе придется меня выслушать! Если домберг пойдет ко дну, ты станешь самым очаровательным утопленником за всю историю Стылого океана. Морские твари будут обвивать и безжалостно ласкать своими щупальцами твое нежное прохладное тело, они сделают с тобой то, чего ты больше всего на свете боишься, а я буду им неистово завидовать…

Саймону речи Лиргисо действовали на нервы. Гадость несусветная. Обернувшись к остальным, он пояснил:

– Лиргисо – извращенец.

Роберт, услышав это, поскользнулся на смерзшейся рыбьей требухе и оступился в яму, наполненную засоленными изжелта-белыми кусками с серебрящимися пятнами чешуи.

– Молодец, Саймон! – свирепо сказала Кирч. – Сделал ценное открытие и очень своевременно поделился с товарищами! Из-за тебя товарищ попал в беду.

Ямина оказалась глубокая, настоящий колодец, стажер беспомощно барахтался и не мог выбраться.

– Помогите! – попросил он виновато. – Кажется, я лодыжку растянул…

Зойг подал руку и мощным рывком вытащил его из западни.

– Клисс, – зловещим тоном начала Римма, – ты засранец…

– Подожди! – перебил Саймон. – Я знаю, где надо искать Лагайма, – там, где собрались все эти оборванцы. Вы слышали, во время интервью он с одним говорил, потом с другим, еще с какой-то бабой. Идемте! Они все вместе сидят и греются, потому что термоплит у них пять-шесть на всю ораву, и его мы там же возьмем. Вон тот лаз отсюда выведет, я вспомнил.

Римма вызвала Намме и пересказала ему соображения Саймона, не упомянув, однако, о том, кто первый до этого додумался.

Лаз и правда оказался тот самый. Прислушиваясь к утробным, искаженным костяными перегородками звукам, они направились туда, где скопился народ. Роберт прихрамывал, но старался не отставать.

– Саймон, посмотри, что там, – велела Кирч, увидев впереди дыру, за которой брезжил мутный желтый свет.

– Почему я?

– Ты под допингом, у тебя реакция самая быстрая. Приказы не обсуждать!

Он опасливо сунул голову в дыру. Люди сидели кучками, кутались в рваные одеяла, пар от их дыхания клубился, как табачный дым. Термоплит у них не было – или, может, те не работали из-за Зимпесовой бури.

Саймон юркнул обратно и сообщил:

– Пришли куда надо. Есть там какая-то рыжая сволочь.

Домберг потешался над ними, подсовывая один обман за другим, щербато ухмыляясь из темноты. «Рыжая сволочь» оказалась не «сканером», а чумазой девчонкой в куртке из свалявшегося искусственного меха. Бомжи невнятно бормотали, что никого чужого тут нету, хотя во время Зимпесовой бури всякое можно увидеть, а потом окажется, что не человек это вовсе, а морок.

– Они все пьяные, – раздраженно заметил Зойг.

В центре помещения, в ямке, горел костер, его подкармливали высушенными стеблями водорослей.

– Пещерные люди! – хихикнул Клисс. Его опять одолевало истерическое веселье.

Римма случайно раздавила какую-то утварь – на полу остались цветные обломки, похожие на кусочки мозаики. В первый момент она растерялась оттого, что растоптала чужую посуду, а потом ощутила привычное удовлетворение. Тупое стадо. Раз они живут в таких условиях, они это заслужили. На Яхине ее окружали такие же бестолковые апатичные тетки и угрюмые спившиеся мужчины, соседи по многоквартирному дому, они тоже любили собираться вместе и тоже ничего не могли изменить. А Римма стала ликвидатором «Подразделения Игрек», она сделана из другого теста.

В следующий раз она наступила на подвернувшуюся пластиковую миску уже нарочно: она выполняет задание, и если кому-то невзначай досталось – сами виноваты.

До чего грязные у всех рожи… Лагайм, если он не совсем дурак, сделал себе такую же грязевую маску, и теперь его в этом полумраке не отличишь от остальных. Но чем-то ведь он должен выделяться!

– Покажи руки! – приказала Римма, ткнув носком ботинка мужчину, завернувшегося в растрепанную циновку.

Обветренные, в мозолях и ссадинах, артритные кисти с обломанными ногтями.

Она с торжеством повернулась к товарищам:

– Поняли? Смотрите на их руки!

Из соседней полости тоже доносился шум, там орудовала команда Намме.

Группа бомжей, расположившаяся в сторонке, начала отодвигаться в угол. Что там – лаз, ведущий на нижний этаж?

– Стоять! – Римма пинком отбросила с дороги подростка с замызганным бинтом на шее и направилась к подозрительной группе, сделав знак Саймону и стажеру.

Бомжи продолжали пятиться. Так и есть, в углу дыра. Кирч указала на нее Роберту: «Стереги!», а сама подскочила к оборванцам.

– Показать руки! Живо!

Четверо из них были в перчатках кустарного пошива, из грубой кожи.

– Снять перчатки!

– Ты чего, девка, нельзя, – пробубнил рослый старик с длинной седой косой, стянутой шнурком с разлохмаченными концами. – У нас хворь такая инфекционная, что никак без перчаток…

– Я сказала – снять!

Римма вынула нож из ножен на поясе. Если нельзя воспользоваться парализатором или пистолетом, сойдет и такой вариант. Боковым зрением она видела, что Роберт уже занял позицию возле лаза, ведущего вниз, а Зойг дежурит около той дыры, через которую они вошли.

– Девка, поимей совесть, у нас на руках болячки, а перчатки присохли к ним намертво, теперь никак не сымешь… – продолжал бормотать старик.

И тут Римма взглянула на парня, который стоял рядом с ним. Внимательные, с напряженным блеском, темные глазищи, не такие, как у других. Она осмотрела его с головы до ног: вязаная шапочка натянута по самые брови, нижнюю часть серого от грязи лица прикрывает поднятый воротник, мешковатая куртка, стеганые рыбацкие штаны, испачканные ботинки. На руках перчатки.

– Ты, покажи руки!

Да она и так знала, кто это. Теперь все баллы ее, и сам Маршал похвалит, и она отыграется за тот провал на «Сиролле»… Удар по голени сбил ее с ног. Кирч увидела, что парень выхватил из-под куртки небольшой арбалет, старик с косой и еще двое сделали то же самое. Так вот почему они в перчатках!

Роберт пошатнулся и нетвердо отступил под градом звякающих о броню болтов: пусть это не может ему повредить, на несколько секунд он вне игры, и за эти несколько секунд «сканер» сбежит. Зойг бросился на помощь, а Клисс оперативно присел на корточки, прячась от выстрела за расположившимся на полу сбродом.

Римма приставила нож к горлу первой попавшейся женщины, прикрылась ее телом.

– Поль Лагайм, стой! Сдавайся, или я перережу ей горло!

Беглецы уже были возле лаза, но теперь среди них возникла заминка.

– Поль, уходи! – Старик отпустил тетиву арбалета, болт ударил в щиток Зойгу. – Парни, тащите его отсюда!

– Я ее убью! – повторила Кирч.

Женщина тряслась и хлюпала носом, Римма крепко держала ее за волосы. В этих длинных, с проседью, нечесаных патлах копошились насекомые, одно плоское серое пятнышко прыгнуло на бронированную перчатку.

– Давай, режь, – сказал старик. – Он, может, и сдался бы, да мы его не пустим. Ее убьете, еще кого убьете – остальные спасутся, а без него всем один конец. А ты, Магда, прости нас, сама ведь понимаешь… О твоих детях мы все вместе позаботимся, за них не бойся.

Он повернулся и кинулся к лазу, куда только что живым клубком скатилась остальная компания, отпихнул оглушенного Роберта и спрыгнул вниз.

Отшвырнув дрожащую, но невредимую Магду, Римма бросилась за ними.

– Чего ты ей глотку-то не перерезала? – спросил на бегу Клисс.

– Заткнись.

Все шло не так, как надо, и даже выглядело не так, как надо, словно чертов «сканер» взял и вывернул мир наизнанку. И Римме совсем не нравилась эта изнанка, где сильные и слабые имеют равное право на существование, где способный добровольно становится заложником, чтобы спасти неспособных. Поль Лагайм – предатель. Он предал всех, кто сумел возвыситься над остальными, он и другим навязывает свою ненормальную логику. Лиргисо (пусть подонок, зато какой могущественный подонок!) из-за него вынужден заниматься спасением бомжей, а Римма из-за него не смогла убить никому не нужную Магду, потому что в его темных, как два ночных озера, глазах было что-то такое… заразное. Его надо поскорей обезвредить. Сдать в лабораторию Пергу, там из него сделают лишенный воли живой инструмент, ни для кого не опасный.

«Сканера» и его провожатых преследовали обе группы, ориентируясь по звукам. Римма, Зойг и Саймон бежали впереди, группа Намме, присоединившаяся к погоне чуть позже, немного отставала, в хвосте хромал Роберт. Римму охватил яростный азарт: Поль Лагайм был угрозой для всего, что ее восхищало, для самого миропорядка, и она чувствовала себя волчицей, ведущей стаю по следу.

– Команда, шевелись! – раздался в шлемофонах приказ Намме. – Времени мало. Мы должны взять объект и уйти от Лиргисо.

Говорил он на бегу, с паузами для вдоха-выдоха. Лучи фонариков скользили по белесым от изморози закругленным стенам – как в туннелях нариньонской подземки, Римме однажды пришлось прятаться там от полицейской облавы, только в подземке был не иней, а какой-то специфический налет.

– Господа, почему же вы так уверены, что сумеете от меня уйти?

«Лиргисо поймал нашу волну!»

Римма отметила это мимоходом: главное – обезвредить Поля Лагайма, все остальное побоку. Позади шум, как будто кто-то упал. Она оглянулась: Клисс растянулся на полу, это у него на шлеме номер 37. Через пару секунд снова звук падения – кто-то запнулся о Клисса.

Взрыв ругани: Намме, Гнас и Зойг обложили Лиргисо.

– Господа, ну зачем же так? – спросил лярниец с мягким упреком, когда все умолкли. – Я ведь могу обидеться… Спросите у Саймона Клисса, что бывает, когда я обижаюсь.

Новый шквал мата. Кирч обнаружила, что рядом с ней никого нет, остальные увлеклись перебранкой с врагом и отстали. Хотя нет, кто-то еще бежит, не сбавляя темпа. Сабрина.

– Мужики, вы совсем охренели? – прозвенел в шлемофонах ее высокий голос. – Мы здесь кого-то ловим или с Лиргисо лаемся? Он же вам зубы заговаривает!

Это всех отрезвило, ругань в эфире стихла.

– Вот интересно, как же вы покинете домберг, если ваши машины уплыли? – воспользовавшись паузой, спросил Лиргисо. – Правда, меня это весьма интригует… Или у вас есть надувная лодка?

Стажер Зойга, оставшийся сторожить боты, еще с полчаса назад сообщил, что потерял домберг из виду, а машина Керимкавайде до сих пор блуждала в тумане, но бойцам «Конторы Игрек» не привыкать к сложным ситуациям. Кто-нибудь да найдет выход, только сначала нужно догнать «сканера».

Гнас, а за ним Зойг и Намме, снова начали объяснять Лиргисо, какой он …, …, … и так далее.

– Вошли во вкус, – бросила на бегу Сабрина, поравнявшаяся с Кирч, – она была стайером, каких поискать.

– Мужики, – фыркнула в ответ Римма.

Включаться в эфирную перепалку она не собиралась, и не только потому, что берегла дыхание. В глубине души она ничего не имела против Лиргисо, даже «должок» был скорее формальностью, чем поводом для враждебных чувств. Иногда Римму посещала крамольная мысль, что, встреть она в прошлом не агента «Конторы», а кого-нибудь из тех, кто сейчас принадлежит к лагерю ее противников, – была бы с ними (потому что главное – быть с теми, кто обладает реальной силой, все прочее не так важно). Но эта мысль мелькала вскользь, тенью на периферии сознания, и Римма сразу же гнала ее: черт знает, до чего так можно додуматься.

Стук подошв позади. Хрящевые перегородки искажают звуки так, что кажется, будто тебя преследует проворная многоногая тварь, она не нуждается в отдыхе и с дистанции не сойдет; у тебя есть множество интересов и планов, не связанных с происходящим сейчас, а для нее весь смысл существования – в этой погоне.

В комнате с костром Поль задремал и потому пропустил приближение агентов. Его растормошили, когда те уже появились. Он не спал больше суток. В роскошной каюте на яхте Живущего-в-Прохладе он провел бессонную ночь: во-первых, было слишком жарко, а кондиционер на его команды не реагировал, во-вторых, даже на комфортабельном ложе лежать в бронекостюме было неудобно. Вдобавок он опасался нападения (с Лиргисо станется!) и просидел до утра с открытыми глазами, прислушиваясь к звукам, готовый к драке. Потом был дерифлоразведочный рейд, потом все остальное.

Когда пронизывающий холод отпустил и в эфире наступило затишье, он сам не заметил, как соскользнул в сон, тревожный, полный трепета потусторонних мутно-радужных перепонок, но все-таки сон, – и вдруг его разбудили, встряхнув за плечо, и теперь снова надо бежать по темному обледенелому лабиринту.

Агенты убили из-за него уже двоих. Бессмысленные, ненужные убийства, но, видимо, представители таких организаций, как «Контора Игрек», без этого не могут. Они «делают свою работу» – и попутно все вокруг разносят, как разошедшаяся шпана, которая бьет случайных прохожих и громит кабины видеофонов.

Дробный топот многоногой твари – она не отстанет, усталость ей неведома, зато Поль мало-помалу выбивался из сил.

Главное – не поддаваться чувству обреченности, тогда наверняка проиграешь. Это он усвоил еще в те времена, когда регулярно ввязывался в уличные драки.

– Хельмут, – позвал он охрипшим голосом, – у вас есть баллончики с краской? Или просто краска… Если залепить им щитки… Они откроют лица, тогда шансы уравняются.

Дыхание сбилось, он замолчал.

– А можно! – откликнулся Хельмут. – Рыбий клей есть и краска, которую мы из агалов варим. Ежели смешать – в самый раз! Пошли вниз. Парни, давай на три группы, чтоб их запутать, а встретимся на седьмом этаже, где бочки стоят.

– Вы этажи снизу считаете или сверху?

– Сверху. Снизу их без толку считать, осадка меняется – то зальет, то схлынет.

На пятом этаже удалось немного оторваться: после того как они разделились, охотники растерялись и замешкались. Поль обессиленно прислонился к стене, достал из аптечки на поясе упаковку хминка. Без допинга не обойтись, он совсем ослаб, да еще озноб какой-то странный появился.

– Ты лучше вайги хлебни, – опять завел свое Хельмут. – Бледный ты очень, даже впотьмах видно.

Поль помотал головой и проглотил сразу две капсулы.

Игра в догонялки с бомжами перешла в новую фазу: те вдруг брызнули врассыпную, и команде «Конторы» тоже пришлось разделиться.

Римма и Сабрина сказали, что без мужиков вернее задание выполнят, и пошли вдвоем. Гнас остался с Намме, а Саймон и Роберт – с Зойгом. Тот предлагал командиру звена поменяться – мол, он за одного двух отдает, но Намме почему-то не согласился.

Температура внезапно повысилась, изморозь растаяла. Усилился запах гнили, темные стены мокро блестели, под ногами хлюпала слякоть.

– Почему мы газ не используем? – простонал Роберт, измученный болью в лодыжке. – Командир, у нас ведь есть газовые гранаты.

– Нельзя, – буркнул Зойг. – Во время Зимпесовой бури все непредсказуемо. Бывает, что люди от несмертельного газа мрут, а если мы «сканера» угробим, Шкаф нас самих мутантами сделает.

Саймон ухмыльнулся: профессора Челькосера Пергу называли Шкафом с его подачи. Пергу и начальник Отдела по связям с общественностью издавна друг друга недолюбливали, и однажды Саймон, чтобы угодить своему шефу, нарисовал карикатуру: кособокий рассохшийся шкаф с узнаваемыми чертами Пергу – тот и правда был похож на шкаф, халтурно сколоченный, громоздкий и угловатый. Картинка понравилась, Фешед после этого заметно потеплел к новому подчиненному, а к экстрапсихологу приклеилось прозвище.

– Тихо! – сказал Зойг. – Слышите?

Шум вдали. Они снова сближаются с другими группами.

Зойг связался с Намме и Кирч – те подтвердили, что тоже слышат звуки.

– Роберт не отстал? – спросила Римма.

– Здесь он. Клисс ему посоветовал допинг принять, и теперь он бегает, как скаковой тьюбекун.

Саймон не сразу припомнил, что такое тьюбекун: животное с Гинта, бежевое в пурпурную полоску, жрет насекомых и всякую падаль, используется для верховой езды. Не забыть бы потом рассказать все это «салаге» – пусть знает, что его оскорбили.

– Саймон, так ты еще и советы коллегам даешь? О, могу представить, как тебя ценят в «Конторе Игрек»! Тебе ведь вырастили новое ухо взамен съеденного? Обстоятельства переменчивы, вдруг мы с тобой снова встретимся…

На этот раз Лиргисо обращался персонально к нему! Саймон задрожал, но хотя бы не упал. Ноги стали ватными, во рту пересохло.

– Саймон, это невежливо – молчать, когда я с тобой разговариваю!

– Да ведь я ничего… – пробормотал Клисс.

Ужас и тошнота. Ему казалось, что он остался один, все куда-то поисчезали, есть только он и этот страшный, мнимо приветливый голос.

– Сначала меня знакомят с образчиками скучного и невыразительного, как штампованные безделушки, человеческого сквернословия, а теперь еще и Клисс меня игнорирует…

– Я вас не игнорирую, – выдавил Саймон. – И ничего я в ваш адрес не говорил, это другие говорили, а я молчал…

– Клисс, отставить разговоры с Лиргисо! – потребовал Зойг. – И прибавить ходу!

– Мне еще доза нужна, подохну я без дозы! Пусть мне сначала нехилую психозащиту поставят, а потом чего-то требуют!

– Космическая полиция предлагает всем находящимся в розыске преступникам явиться с повинной, – опять проснулся Космопол. – В первую очередь это касается лярнийского гражданина Лиргисо, объявленного вне закона, а также…

– Офицер, вам не стыдно? – перебил Живущий-в-Прохладе. – Я занимаюсь гуманнейшим делом – спасаю домберг с обездоленными рубиконцами, а вы называете меня преступником! Это с вашей стороны некорректно и некрасиво.

Наступила тишина, словно космополовец, услышав эту отповедь, опешил.

Бросив в рот пятую по счету капсулу хминка, Саймон вновь опустил щитки и побежал догонять Зойга и Роберта. Ему хотелось забиться куда-нибудь и сидеть тихо-тихо, чтобы Лиргисо его не нашел, но он понимал, что это не путь к спасению, – благодаря лошадиной дозе допинга голова работала с пугающей ясностью.

Новый всплеск активности в эфире. Кирч и Намме вызывали Зойга, потом остался только голос Кирч:

– Зойг, вы где? Нас атаковали, залепили щитки какой-то дрянью. Намме убит. Продолжаем преследование втроем. Будьте осторожны!

– Поживее, вы, оба! – рявкнул, оглянувшись, Зойг. – Вперед!

«Куда – вперед? – подумал Саймон с тоской. – Туда, где нам тоже щитки залепят?»

Схватка в зале с низким, в черных гофрированных наплывах, скошенным потолком и столпотворением белых, как муравьиные яйца, пластиковых бочек была короткой, сумбурной и по своим последствиям катастрофической.

Две пары, Римма с Сабриной и Намме с Гнасом, ворвались туда через два лаза почти одновременно, и сразу же в них полетели комья клейкой массы. Ослепленным агентам пришлось поднять щитки, завязалась драка.

Поль Лагайм вовсе не был «заморенным и замученным», как утверждал Саймон. Худощавый, но при этом ладный и ловкий – и видно, что тренированный. Он чуть не убил Сабрину: уже приготовился метнуть в лицо гарпун, когда та пронзительно завизжала (один из ее коронных тактических приемов), и «сканер» в последний момент перенаправил удар в корпус, защищенный броней. Сабрину опрокинуло навзничь, а Римма сделала два важных вывода. Во-первых, Лагайм, вероятно, под допингом – сам по себе оглушительный визг на него не подействовал. Во-вторых, он из тех чистоплюев, которые не убивают женщин и детей, это стоит учесть. Еще бы, незийский полицейский! Их ведь проверяют с помощью специальных тестов на «социальную благонадежность», кого попало туда не берут. Римма всю эту гуманистическую ерунду от души презирала – она была выше этого.

Один из бомжей убил Намме, гарпун с хрустом проломил переносицу и разворотил лицо. Подхватив с пола гарпуны, не попавшие в цель, Кирч и Гнас ринулись в атаку, и тогда противник (она уже начинала думать об этом неорганизованном сброде как о реальном противнике!) отступил через лаз, скрытый за бочками.

После гибели Намме командование звеном переходило к Зойгу, и Римма ощутила глухую ревность: она ничуть не хуже! Тем более что Зойг с двумя раздолбаями где-то отстал… Кирч сердито сопела на бегу, потом бросила:

– Наша задача – взять «сканера» и перебить всех его провожатых.

– И не дать им времени зарядить арбалеты, – отозвался Гнас. – Вроде как болты у них кончились, но вдруг где-нибудь есть заначка.

«Соображает парень… Только с самоконтролем у него плоховато, и за это надо будет хорошенько надавать ему по шее».

Римме нравилась роль справедливого, внимательного к молодняку командира, и она старалась подчинять свои мысли алгоритмам, соответствующим этой роли.

Без щитков было паршиво – никакой защиты от вони, и в придачу головокружение, одышка. Сабрина и Гнас тоже чувствовали себя неважно. Надышались какой-то дряни?.. Зато позади слышен топот: это тройка Зойга, а у них щитки в порядке.

Словно и не было пятикратной дозы хминка. Саймона знобило, перед глазами колыхались темные кляксы – каждая была маленьким омутом, куда можно нырнуть, чтобы от всего и от всех уйти, забыться… Если бы не Лиргисо, он бы так и сделал, но его удерживал страх: а вдруг не насовсем забудешься, вдруг потом очнешься в застенке?

Стажера швыряло от стены к стене, как пьяного. Зойг вначале ругался, а после его тоже одолело странное недомогание, и они тащились втроем, как тяжелобольные на прогулке, пытаясь догнать группу Кирч.

– Крис, – раздался в шлемофоне голос Поля Лагайма, слабый и полный тоски, – меня пытаются сожрать.

– Кто? – спросил Лиргисо. – Поль, что случилось?

– Не знаю. Непонятно, существа это или просто какое-то явление. Треугольники с отростками, они маленькие, но их очень много. Они вращаются и неприятно светятся, и забирают энергию, как умеешь делать ты. Подожди, голова кружится… Они так и липнут ко мне. Скажи, что мне делать?

Тронулся «сканер». В груди у Саймона ликующей волной поднялось злорадство: теперь начальство, которое, не считаясь с обстоятельствами, погнало людей в домберг, получит бесполезного психа, одержимого галлюцинациями – и поделом ему, начальству!

– «Торпеду» включить, вот что делать! Ты слишком раскрыт, чтобы защититься от такого воздействия. Поль, ты меня слышишь? Немедленно включи «торпеду»!

– Лагайм, не поддавайтесь панике, – это уже Космопол не дремлет. – Наши специалисты по освобождению заложников готовы к вылету. Как только буря закончится, они до вас доберутся. Послушай, ты же в полиции работал, так собери волю в кулак и немного потерпи!

– Вы не поняли, – снова заговорил Лагайм. – Я «сканер», экстрасенс, я вижу невидимое. Не надо, только вайги мне сейчас не хватало… Извините, это не вам. Эти треугольники действительно есть – наверное, они как-то связаны с Зимпесовой бурей. И они хотят меня сожрать.

– Включай «торпеду!» – В голосе Лиргисо было столько напора и ярости, что у Саймона перехватило дыхание от цепенящего страха. – Я смогу тебя защитить, но для этого я должен находиться рядом.

– А что будет с домбергом?

– О, Фласс… – Саймон услышал, как Лиргисо скрипнул зубами. – Да спасем мы его, спасем! Мы уже в шельфовой зоне, до берега недалеко, так что насчет домберга мы с тобой договоримся. Поскорее включай «торпеду».

– Сейчас… – почти прошептал «сканер» после нескольких секунд молчания.

Ну вот, плакали наши баллы, философски ухмыльнулся Саймон. Он все еще продолжал ухмыляться, когда его внезапным холодом обожгла догадка: треугольники жрут не только «сканера»! И его, и Зойга, и Роберта… Просто «сканер» единственный, кто их видит.

– Командир, эти твари на нас тоже напали, – прохрипел он, пытаясь схватить гинтийца за руку. – Нам из-за них так дерьмово! Надо уходить.

– Как? – Зойг оттолкнул его и прислонился к стене.

– Как угодно! Давайте лодку найдем.

– Поль, теперь-то в чем дело? – спросил Лиргисо.

– Я уронил «торпеду», – тоска в голосе Лагайма усилилась, словно он наконец-то почувствовал свою обреченность. – Не вижу, где она… Нет, не надо мне вайги. Это я не тебе. Пальцы совсем онемели, и ощущение такое, как будто из меня кровь вытекает.

– Борись за свою жизнь, мерзавец! – Саймону показалось, что Живущий-в-Прохладе вот-вот начнет говорить все те слова, которые ему чуть раньше пришлось услышать от Намме, Гнаса и Зойга, но «мерзавцем» дело ограничилось. – Наглухо закройся и ничего не отдавай им. И поскорее найди «торпеду»! Поль, ты меня слышишь?

– Я не могу…

Саймону передалась тоска Лагайма, он улегся на пол у стены и свернулся калачиком. Зойг пнул его так, что загудела броня.

– Встать! Ищем плавсредства! Клисс, выполняй приказ!

Саймон вспомнил о своей Тайне, о фильме – эта мысль заставила его подняться на четвереньки и поползти вперед. Надо найти плавсредство и уплыть отсюда, иначе фильма не будет.

– Найди «торпеду» и нажми на кнопку. На это у тебя должно хватить сил. Или пусть это сделает кто-нибудь другой.

Пол в этой комнате местами застлан крашеными циновками, а там, где их нет, зияют дыры и трещины, обрамленные лохмами плесени. Множество пустот, словно кто-то их прогрыз, и попробуй угадай, куда закатилась «торпеда». Может, провалилась на нижний этаж… Он снова оттолкнул флягу, которую совал ему в лицо Хельмут, решивший, что сейчас самое время угостить его вайгой. Рука бессильно упала.

Треугольники окружали его сплошным живым облаком, их царапающее свечение вызывало резь в глазах, хотя видел он их не глазами. И вдобавок каждый из них вращался вокруг собственной оси – одни быстро, другие медленно. Пока в нем теплится жизнь, они не отстанут, это он знал точно.

– Поль, я жду. Прошу тебя, найди и включи «торпеду»!

Как будто он сидит возле запертой двери, а Лиргисо ломится с той стороны… Его колотила дрожь. Он понимал, что умирает.

За вратами смерти нет ни полного небытия, ни рая, ни ада – есть бездна, лишенная пределов, зев бесконечности. Когда трапеза треугольников закончится, он туда соскользнет и вернуться назад уже не сможет. У тех, кто туда уходит, рвутся все контакты с живыми.

– Поль, ты должен найти «торпеду» и прислать мне картинку!

Здесь, на краю бездны, даже вражда потеряла прежнее значение. Он привык думать о Лиргисо как о враге, но сейчас тот был едва ли не единственным связующим звеном с жизнью, которая постепенно сдвигалась, словно подхваченный оползнем пласт земли вместе с людьми, зданиями, деревьями, машинами и дорогами, в область навсегда утраченного.

– Не отключайся, пока я в сознании, – попросил Поль. – Поговори со мной, хоть о чем…

– Ты не умрешь, если наконец-то меня послушаешься! Делай то же самое, что делают треугольники, – восстанавливай силы за счет тех, кто находится около тебя. Ты ведь там не один?

– Да пей же, твою мать! – Хельмут опять поднес к губам Поля фляжку. – Сгоришь ведь! Стахо, подержи ему голову…

У него не было сил для борьбы. Кто-то зажал ему нос, и в рот хлынула обжигающая горькая жидкость с рыбным привкусом. Поль зашелся в судорожном кашле, а когда приступ миновал, процедуру повторили, и он все-таки хлебнул жгучей дряни.

– Эй ты, парень на том конце! – услышал он, как будто издалека, голос Хельмута. – Не боись, теперь все в порядке, мы его вайгой напоили!

– Если он умрет, вы все умрете.

– Не, не, теперь не умрет, мы как лучше сделали! Его чертова трясучка прихватила, это во время Зимпесовой бури обычное дело, а вайга от нее лечит. Мы даже грудных детей с ложки поим, водичкой для них разбавляем. Погоди малость, он очнется и что-нибудь скажет.

Поль приоткрыл глаза. Он был очень слаб и находился в сидячем положении только потому, что кто-то его поддерживал. Боль в обожженном спиртом горле до сих пор не утихла, зато озноб прошел. Было тепло, словно его закутали в толстое невидимое одеяло. А треугольники потеряли к нему интерес и кружили на расстоянии, как будто находились в аквариуме из мутного стекла. Или это он в аквариуме?..

– Скажи что-нибудь своему другану, – шепнул Хельмут, державший Поля за руку с пристегнутым передатчиком. – А то злой он очень, угрожает.

– Я живой. Треугольники меня больше не трогают. Вайга от них каким-то образом защищает, а я сначала не врубился, – приходилось выговаривать слова медленно, с усилием. – Мы скоро будем у берега? Надо, чтобы домберг не завалился набок на мелководье.

– С каким удовольствием я бы утопил этот флассов домберг вместе с тобой! – вздохнул Лиргисо. Правда, на этот раз в его голосе звучало не раздражение, а облегчение. – Подойдем к скалам, там достаточно глубоко. Не забудь найти «торпеду».

– Во, слышал? – Хельмут склонился над передатчиком. – Он пока слабый, но скоро поправится, мы его напоили вовремя.

– Если кто-нибудь из вас воспользуется его беспомощным состоянием, я всех поубиваю, – Лиргисо умел говорить с жутковатыми интонациями. – Надеюсь, вы не пропустите это предупреждение мимо ушей.

– Не, за кого ты нас держишь, мы ничего у него не украдем! – заверил старик. – И приборчик найдем, который он потерял. Парни, живо все ищите эту штуку!

– Тебе кажется, что все вокруг такие же чокнутые, как ты, но тебе это только кажется, – сказал Поль по-манокарски.

– У тебя есть аптечка? Прими витамины и саренохлоцин, это помогает восстановить силы после таких воздействий. И маленькая личная просьба… Ты не сумеешь стащить у них немного вайги? Меня интересует химический состав этого чудодейственного напитка.

– Тащить-то зачем? Думаю, если я попрошу, мне дадут.

– Ну, тем лучше, – снисходительно бросил Живущий-в-Прохладе. – Только смотри, не забудь. К скалам подойдем минут через сорок.

– Во, это? – Чья-то грязная рука с обломанными ногтями протянула Полю небольшой металлический цилиндр.

– Это. Спасибо.

Поль непослушными пальцами взял «торпеду», после нескольких неудачных попыток запихнул в кармашек на поясе. Тускло освещенную полость он видел, будто в тумане, но, когда из лаза в дальнем углу выдвинулась голова в шлеме, потянулся за арбалетом. Оружие чуть не выпало из рук, вдобавок он не мог разобрать, сразу двое охотников лезут из дыры – или это в глазах у него после вайги двоится?

– Я пьяный, в трех шагах ни в кого не попаду… – пробормотал он невнятно.

– А я попаду, – Хельмут вскинул арбалет и спустил тетиву. – Попал!

До половины протиснувшийся в дыру агент (все-таки один) ткнулся лицом в пол.

– Мотаем отсюда! – скомандовал старик.

Поль не то что идти – даже стоять без посторонней помощи не мог, и двое провожатых почти тащили его на руках.

– Кажись, отстали, – прислушавшись, заметил Хельмут.

Они остановились для передышки в комнате, где лежали охапки высушенных водорослей и сплетенные из них предметы, по большей части незавершенные – корзины, циновки, подобия настенных полок, что-то еще. Поль с любопытством все это рассматривал и вдруг спохватился:

– Хельмут, я же самое главное забыл. Предупредите людей, чтобы готовились к высадке. Скоро будет конечная остановка.

Теперь их было пятеро. Гнас остался лежать на одном из нижних надводных этажей, на слякотном полу, с арбалетным болтом вместо правого глаза, а они карабкались наверх – туда, где люди и вайга. Для того чтобы выжить, надо отнять у бомжей вайгу.

Вела группу Римма. Зойг совсем расклеился – оказалось, что гинтиец религиозен, на него напало покаянное настроение, и он начал рассуждать о том, что, если домберг все-таки потонет, «сканер» будет единственным, кто попадет отсюда прямиком в рай.

Спорить Римма не стала, берегла тающие силы, но подумала: «Не бывать тебе больше командиром!»

Атаку треугольников они переносили по-разному. Хуже всех чувствовали себя Зойг и Роберт, которого приходилось подгонять пинками. Сабрина не жаловалась и не отставала, но дышала тяжело, по-рыбьи приоткрыв рот, ее лицо побледнело, как у восковой куклы. Сама Римма держалась на одном кураже – ей хотелось оказаться самой сильной и жизнеспособной и чтобы Маршал об этом узнал. Клисс тоже рвался к спасению, как участник забега финалистов, откуда только силы взялись, Римму поразила его живучесть.

Казалось, что этот многоэтажный склеп разбухает по мере того, как они оставляют позади один этаж за другим. За его пределы не выбраться, он постоянно будет опережать их, словно здесь воплотилась в жизнь одна из тех логико-математических моделей, где Ахилл никогда не догонит черепаху, а стрела не достигнет цели.

Впереди послышался гул голосов, искаженных костяными перегородками.

Пришли! Кирч первая ввалилась, чуть не падая, в комнату, где с десяток человек перебирали и складывали в большие корзины какое-то барахло. Схватила первого, кто подвернулся, сдавила руку болевым приемом.

– Где у вас вайга?

Клисс пнул по почкам существо неопределенного пола и возраста, склонившееся над разложенными на полу обломками костей (некоторые из них напоминали древние самодельные орудия труда, какие хранятся в музеях) и заорал:

– Вайгу давай!

Римма заметила на поясе у оборванца фляжку. Наверное, это. Внутри был пахнущий несвежей рыбой самогон с какими-то гадкими примесями, она с отвращением сделала несколько глотков и протянула трофей Зойгу. Рядом закашлялся Саймон, тоже изъявший у кого-то флягу.

– О товарищах подумай, – толкнув его, свирепо напомнила Римма. – Им тоже надо!

Зойг оторвался от горлышка, крякнул и выдохнул:

– Вот это вещь!.. Закусить бы солененьким…

– Вещь!.. – после приступа судорожного кашля согласился с ним Роберт.

Сабрина отхлебнула, поморщилась и выдавила:

– Помесь спирта и рыбьего жира.

По телу разливалось тягучее темное тепло. Римма пошатнулась, шагнула в сторону, пытаясь сохранить равновесие. Надо взять образец для Пергу… Она забрала у Сабрины фляжку, встряхнула, проверяя, осталась ли там жидкость, прицепила к поясу, и тут удар сзади по шлему чуть не сбил ее с ног.

– Копы хотят вылакать всю нашу вайгу!

Кирч развернулась и кому-то врезала, но она слишком ослабла после нападения треугольников, да и остальные были сейчас плохими бойцами. Обитатели домберга колотили их чем попало, уворачивались от ножей и метались вокруг, как пляшущие тени. Римма пропустила удар в скулу, ощутила во рту привкус крови. Ее охватило бешенство пополам с отвращением: это же последний сброд, за поллитра спиртного готовы в глотку вцепиться…

Мир больше не пытался казаться устойчивым. Покачивалась, уходя из-под ног, каменистая площадка, поросшая пучками шершавых серо-зеленых листьев. Четырехэтажное здание странного вида, длинное, темное, заслоняющее перспективу (верхушка домберга, пришвартованного к отвесной скале), тоже слегка смещалось то вверх, то вниз, то вправо, то влево. Шевелились на ветру листья-языки, а если посмотреть на туманное небо, все окружающее начинало плыть и заваливаться куда-то в сторону. К тому же вокруг сновали люди, перетаскивающие на берег свои пожитки.

Поль стоял в центре этого шаткого пространства. Кожа зудела (теплая одежда, которую ему дали, кишела паразитами), и вдобавок опять было холодно, но и то и другое он воспринимал отстраненно, словно выпитая вайга нарастила между ним и остальным миром многослойную оболочку и дискомфортные ощущения, так же как и треугольники-упыри, застряли где-то между ее слоями.

– Поль, сколько еще я должен ждать?

– Сейчас… Пять минут, ладно?

Ему хотелось оттянуть встречу с Лиргисо. Тот даже спорить не стал, когда Поль попросил не бросать домберг где придется, а найти подходящее место, чтобы людям удобно было выгрузиться. Лишний час ушел на поиски: домберг медленно двигался вдоль линии суши, Хельмут в бинокль осматривал берег, а Поль поддерживал связь со станцией.

Казалось, что Живущий-в-Прохладе покорился судьбе, но была в его демонстративной безропотности примесь театральничанья, а также затаенная угроза: он готов напоследок вытерпеть что угодно, зато потом за все отыграется.

Оптимальный вариант – скрываться от него до завтра, пока не прилетят на Рубикон Тина и Стив, но, если Зимпесова буря закончится раньше, «Контора» возобновит охоту, да и Космопол может совсем некстати Поля «спасти». Инсценировку похищения устроили, чтобы «Контора Игрек» не взяла в заложники кого-нибудь из его близких: какой в этом смысл, если он в плену? Другое дело, если его освободят…

– Смотри, Поль, Магда жива, – Хельмут подвел к нему женщину с темным обветренным лицом и копной волос, похожих на увядающие водоросли. – Девка та ее не убила. Ты говорил, это на твоей совести, а она вот, живехонька.

И Хельмут, и Магда, и остальные находились по ту сторону непроницаемой многослойной оболочки, Поль видел их и слышал их голоса, но не было ощущения, что рядом кто-то есть. Интересно, вайга действует так на всех или только на него?

– Хельмут, мне пора.

Он снял вязаную шапочку, залатанную рыбацкую куртку и стеганые штаны, остался в тренировочном костюме. Холод усилился – Поль чувствовал, что мерзнет, но это его словно не касалось. Переложил в карман «торпеду», а пояс с аптечкой, оружием и другим аварийным снаряжением расстегнул и отдал Хельмуту.

– Возьмите. Вам пригодится, тут много полезного.

– А тот парень с твоей станции не подумает, что мы украли? Он же грозился, если чего не так, всех убьет.

– Он не это имел в виду. Все в порядке, это подарок.

– Вайгу забыл!

Хельмут уже продиктовал рецепт вайги: в самогон добавляли сок водорослей, порошок из сушеных моллюсков, охлажденный рыбный отвар; около месяца эта смесь настаивалась, и получалось пойло с чудовищным вкусом, трансформирующее мир в пластмассовый макет, где все ощущения испытываешь как будто понарошку. Поль надеялся, что Лиргисо, получив рецепт, хоть немного смягчится.

На прощание его благодарили, какая-то девушка обняла и ткнулась в щеку холодными губами. Потом Поль завернул за скалу, заросшую пучками измочаленных листьев, и достал «торпеду».

– Крис, я готов. Сейчас будет картинка.

– Ты говоришь с такой душераздирающей тоской, словно весь остаток жизни с удовольствием провел бы среди бомжей, – ядовито заметил Лиргисо.

«Потому что я с тобой не хочу объясняться тет-а-тет».

– Я плохо себя чувствую. Мне понадобится медицинская помощь.

– Тогда соизволь, наконец, включить «торпеду»!

Поль сдвинул скользящую панель на сером цилиндрическом корпусе, вдавил кнопку. «Торпеда» работала на том же принципе, что и гиперпередатчик, но считалась более надежным прибором, пригодным для использования в любых условиях. Зато и стоила она как большой прогулочный аэрокар класса «люкс».

Цилиндр мгновенно нагрелся – импульс высвобожден. Поль отбросил «торпеду» и даже не взглянул, куда она упала: теперь это просто кусок металла с расплавленной начинкой.

В течение нескольких секунд он видел зажатую меж мокрых скал пустую площадку, а потом в этом каменном стакане, накрытом слоем потемневшего тумана, появился Лиргисо в синей с золотым шитьем рубашке и блестящих брюках. Порыв ветра взметнул его длинные волосы. Он взял Поля за руку, а когда разжал пальцы, Поль обессиленно уселся на пол в бирюзовой комнате, залитой ровным искусственным светом. Это не станция. Вероятно, они на яхте Живущего-в-Прохладе.

Лиргисо молча смотрел на него сверху вниз, чуть сощурив холодные желтые глаза.

– Вот, здесь вайга, – Поль протянул ему флягу.

– Поль, ты грязный шантажист. Грязный в буквальном смысле – ты выглядишь омерзительно и одним своим видом оскверняешь мои апартаменты. Фласс, ты ведь еще и пьяный!

– Я знаю, что я пьяный, – Поль оперся ладонью о бирюзовые плитки, чтобы не распластаться на полу – головокружение усилилось. – Дай мне что-нибудь протрезвляющее.

– Куда подевалась твоя элегантность? От тебя несет, как из выгребной ямы, протухшей рыбой и еще какой-то дрянью!

Какой-нибудь энбоно из числа Живущих-в-Прохладе был бы раздавлен такими речами, но Поль смотрел на вещи иначе.

– Мне надо принять ванну, с помощью медробота, сам я не смогу. А еще, у тебя есть инсектициды? На мне полно кусачих насекомых, из-за них все чешется. Нужно что-то сделать, пока они по всей твоей яхте не расползлись.

– Совсем прелестно… – процедил Живущий-в-Прохладе. – Вот за это – отдельное спасибо!

И на всякий случай отступил подальше от Поля.

К предплечью прикоснулся манипулятор диагноста. Сняв данные, автомат подъехал к Лиргисо, тот посмотрел на монитор.

– Сейчас ты получишь медицинскую помощь по полной программе, а мы с Хинаром попытаемся спасти станцию.

Он набрал на пульте медавтомата какие-то команды и после этого исчез. К Полю бесшумно подкатился робот с транспортировочной платформой. На глаза легла непроницаемая защитная полоска – значит, сейчас будет облучение и обработка инсектицидами. Поль услышал треск разрезаемой ткани и почувствовал, что с него сдирают одежду. Поскольку он заражен паразитами, это необходимая мера, и все равно его захлестнул страх.

После ванны и всех процедур робот доставил его в ту же каюту, где он провел предыдущую ночь.

– Дайте мне пить, – приподнявшись на мягком ложе, потребовал Поль. – Что-нибудь безалкогольное.

Стоявший в углу робот-официант, украшенный сложной гравировкой, подъехал и подал бокал апельсинового сока.

– А теперь принесите какую-нибудь одежду, – распорядился Поль, выпив сок.

Эту команду оба автомата проигнорировали.

После компенсаторов, снимающих последствия передозировки допинга, Полю полагалось бы уснуть, но, несмотря на переутомление и обморочную слабость, он продолжал бодрствовать – наверное, еще один фокус вайги. Область сна, близкая и недосягаемая, манила его как приоткрытая дверь, но он никак не мог сделать те несколько шагов, что отделяли его от этой двери.

Вдобавок он не знал, сколько прошло времени. Табло часов в каюте не светилось, роботы информацию не выдавали – это уже Лиргисо позаботился.

Он разглядывал покрывающие потолок узоры в могндоэфрийском стиле – все оттенки зеленого, малахитовая пестрота, потом прикрыл глаза и стал слушать удары собственного сердца, тревожные, иногда неритмичные. Видимо, медавтомат тоже заметил эту неритмичность, так как периодически делал ему какие-то инъекции.

Услышав тихий звук, Поль резко повернулся и приподнялся на локте. Голова закружилась, а когда зрение снова сфокусировалось, он увидел, что появившийся в каюте Лиргисо успел переодеться: костюм из черной сверкающей ткани, рубашка до пояса расстегнута, на шее колье с черными алмазами. Макияж тоже другой – вокруг глаз нарисована черно-серебряная с алыми вкраплениями «лярнийская полумаска». Его облик был одновременно и агрессивным, и завораживающим.

– Ты в Нариньон собрался? – со слабой надеждой спросил Поль.

– Да какой, к Флассу, Нариньон… – усмехнулся Живущий-в-Прохладе. – Там чуть ли не военное положение объявили, а Наследница Властвующей со своей свитой уже покинула Рубикон, как будто я кому-то угрожаю!

«Значит, все эти эффекты предназначены мне. Плохо».

– Станции больше нет. Пришлось ее подорвать, чтобы никому не досталась. Как только мы вышли из зоны бури, нас обложила целая армада – рубиконские вооруженные силы плюс антитеррористическое формирование Космопола. Фласс, это почти комплимент! Поскольку слава террориста меня не прельщает, мы с Хинаром покинули поле боя без драки.

– Дай мне, пожалуйста, какую-нибудь одежду. Хотя бы пижаму.

– Поль, ты бестактен. Я потерял оборудование на безумную сумму, я разорен – и в придачу я должен отдать тебе последнюю пижаму! Желательно бронированную, и чтобы застежки с несколькими степенями защиты, не так ли? Ты ведь еще и расправился с моей репутацией, выставил меня на посмешище! Меня ждали в Нариньоне, на открытии Королевского фестиваля, но ждали тщетно – я, видите ли, был занят, спасал плавучий бомжатник! Фласс, гадость какая…

– Во-первых, ты не разорен. Твой теневой бизнес приносит такие доходы, что ты завтра же купишь новую станцию и не обеднеешь.

– Совать нос в чужой теневой бизнес – это дурной тон, – Лиргисо облокотился о причудливо изогнутый белый секретер напротив ложа. – Буду признателен, если ты передашь это Стиву и Тине, слово в слово. А во-вторых?

– Не волнуйся за свою репутацию. Ты спас людей, это как раз то, что тебе нужно для положительного имиджа.

– Да вовсе не то! Я спас, твоими стараниями, ораву бомжей, от которых власти Рубикона не знают, как избавиться. Вот если бы это был упавший в океан аэробус с детишками или, еще того лучше, корабль с гостями Королевского фестиваля – тогда бы меня превознесли до небес! А так – получился анекдот… Поль, надо быть испорченной натурой, чтобы не улавливать таких нюансов. Ты вдобавок заставил меня позаботиться о комфорте для этого сброда, подыскать им бережок поудобней! Сегодня… или нет, уже вчера, сейчас ведь утро… я испил чашу унижений до дна, и последние глотки были особенно горькими и терпкими. Поль, надо мной никто еще так не издевался!

– Я не хотел над тобой издеваться. Я хотел только, чтобы люди остались живы. Крис, пожалуйста, дай мне одежду.

– Обнаженный ты мне нравишься больше, – Живущий-в-Прохладе ухмыльнулся. – И когда ты, наконец, перестанешь называть меня Крисом? Я Лиргисо. Моего последнего донора звали Вальтер Нурве – и что с того? Разве я каждый раз должен заодно с телом менять имя? – Он жестом подозвал робота-официанта, взял бокал, пригубил темно-рубиновое вино, потом с иронией поинтересовался: – Наверное, ты чувствуешь себя героем?

– Нет. Я просто сделал то, что надо было сделать.

– Это что – скромность или кокетство? – рассмеялся Лиргисо.

– Понимай как хочешь.

– В твоих бездонных, как ночное небо, глазах столько страха и тоски, что хватит на дюжину героев. Поль, ты всегда относился к моим чувствам с пренебрежением, отвергал их, издевался над ними… И что же? Когда тебе понадобилась моя помощь, ты хладнокровно сыграл на этих презираемых тобой чувствах!

Живущие-в-Прохладе любят поговорить, и если удастся втянуть его в дискуссию на несколько часов… Поль попытался собраться с мыслями, но те кружились, как хлопья снега на ветру. Хуже нет, чем это состояние, когда мысли превращаются в снег, и от тебя ничего не зависит, и кожа холодеет от страха. А ведь в полицейской школе его учили брать под контроль маньяков и психопатов – целая глава была в учебнике, с примерами правильного и неправильного поведения, и потом еще вопросы на зачете…

Лиргисо допил вино, поставил бокал на секретер. Подошел, присел на край ложа. Вблизи было видно, насколько сложны и прихотливы узоры его нарисованной полумаски – настоящее произведение искусства. Черные алмазы в колье тускло мерцали, словно неведомо чьи зрачки наблюдали за Полем.

– Я тебе нравлюсь?

– Нет.

– Опять лжешь… – Он нежно провел кончиками пальцев по щеке дернувшегося в сторону Поля. – Ну что, платить по счетам будем?

– Сейчас? – Полю удалось подавить приступ паники.

– Почему бы и нет? Просто прелесть, какой ты бледный и вежливый – никаких «заткнись», никаких демонстраций приемов, которые мне, признаться, до оскомины надоели.

– Ты же видишь, в каком я состоянии.

– Это не помеха. Главное, постарайся расслабиться, – Лиргисо подмигнул с насмешливым сочувствием. – Тогда будет не так больно.

Взять его под контроль надо сейчас. Еще несколько секунд – и момент упущен.

– Дай мне сначала выспаться, – охрипшим от ужаса голосом попросил Поль. – Я все это время не спал. Если не веришь, медавтомат подтвердит. И с сердцем что-то не так. Ты ведь не хочешь меня прикончить? Подожди до завтра. Мне надо отдохнуть и прийти в себя, а Стив приведет мое сердце в порядок, и завтра мы встретимся без риска, что мне станет плохо.

Лиргисо дал команду медицинскому роботу, и когда тот, обогнув ложе, подъехал к нему, в задумчивости уставился на монитор.

– Сейчас я даже никакого удовольствия не получу, – добавил Поль аргумент, который Живущему-в-Прохладе должен был показаться достаточно веским. – Я словно под наркозом – кажется, что все тело пластмассовое и ощущения не мои. А завтра я буду в нормальном состоянии, тебе же самому так будет интересней.

– Ладно, отложим до завтра, – после мучительной паузы вздохнул Лиргисо. – Вожделенное мгновение, манящее, как лунный блик на воде, вновь от меня ускользает в вечное завтра… Тебе лучше лечь в «кокон», там сможешь выспаться.

– Не надо в «кокон». Я и здесь в конце концов засну. Оставь меня одного.

– Сначала скажи, что ты меня любишь, – потребовал Лиргисо.

– Зачем? – устало выдавил Поль.

Он только что дал обещание, которое не собирался выполнять, но совсем уж кривить душой не хотелось.

– Я так хочу, – желтые глаза в прорезях «лярнийской полумаски» непреклонно прищурились. – Без этого я не уйду.

– Хорошо. За то, что ты спас домберг, я тебя люблю.

– Схоласт, – усмехнулся Лиргисо. Наклонившись, он поцеловал Поля в губы (тот даже отстраниться не смог – не было сил, и вдобавок откуда-то выползло постыдное, неподконтрольное рассудку возбуждение), с удовлетворенной улыбкой выпрямился и бросил: – До завтра!

Прошло несколько секунд, прежде чем Поль осознал, что его уже нет в каюте. До завтра вернутся из рейда Тина и Стив – с ними все в порядке, задержки не будет. Если бы что-то случилось, Поль бы почувствовал.

Он вытер губы тыльной стороной ладони – это действие съело последний остаток сил, и тогда словно лопнула пленка, отделяющая его от области сна, он закрыл глаза и начал погружаться в теплый дремотный туман.

Наконец забрезжило утро, белесое и нечеткое, как голографическая открытка, опущенная в едкий раствор. «Молоко» постепенно рассеивалось, уже можно было разглядеть злополучный домберг – из грота он виден как на ладони: бурая громада на фоне серой скальной стены, просто еще одна скала, только другого цвета. Отлив обнажил его подводную часть, сплошь заросшую ракушками и еще какими-то исчадиями океана, и казалось, что две трети скалы покрывает пестрое мозаичное панно с неразличимым, нуждающимся в реставрации изображением.

На свинцовой воде покачивались, как поплавки, серо-желтые птицы; то одна, то другая ныряла и хватала добычу.

– Съедобное ищут… – с завистью прошептал кто-то из сидевших в гроте.

Трое мужчин и две женщины, голодные, избитые, посиневшие от холода, прятались здесь с минувшего вечера. Их обобрали до нитки – хорошо еще, что в домберге нашлось тряпье, брошенное прежними хозяевами. Кое-какая собственная одежка осталась только у Кирч: вылинявшая футболка в засохших разводах пота и жутковатого вида трусы, у остальных все поотнимали.

Развести костер не удалось. Всю ночь они согревали друг друга, сбившись в кучку, и гадали, кто их первый найдет – свои или Космопол. Саймон ничего не имел против Космопола. В тюрьме он наконец-то просмотрит отснятые материалы и смонтирует фильм, да еще мемуары напишет – о Лиргисо, о «Конторе»… В общем, слава и деньги никуда от него не денутся.

Зимпесова буря заканчивалась, и встроенная в линзы микроскопическая аппаратура скоро опять начнет функционировать. Саймону хотелось надеяться, что она и не прекращала работать. В домберге было много удачных сюжетов, взять хотя бы последний: оперативники «Подразделения Игрек» полезли отнимать у бомжей ихнюю самогонку, а те за это побили их и ограбили – публика такое любит!

По сравнению с товарищами по несчастью Саймон был счастливчиком: свое самое ценное – линзы – он сберег. Достались они ему по случайности, но случайность была особенная, предопределенная свыше. Начитавшийся эзотерической литературы Клисс в этом не сомневался.

Около трех с половиной стандартных месяцев назад на Земле проходил 24-й Галактический конгресс социоаналитиков, и «Контора Игрек», заинтересованная в распространении кое-каких идей, забросила туда свой интеллектуальный десант. Саймон зарегистрировался под именем Руфия Конкелькоута, ученого с Неомоны. Он был тщательно загримирован, подкожные гелевые инъекции превратили его в круглолицего толстяка. И какой же он испытал шок, когда в ресторане отеля к нему без спроса подсел незнакомый пожилой мужчина и негромко заметил:

– Вы так изменили внешность, что вас мудрено узнать… Опять с полицией проблемы?

Саймон вздрогнул. Он в это время ковырялся в вегетарианском рагу, стараясь не глядеть на соседние столики, где ели мясо, и размышлял о том, что эти овощи, может статься, были удобрены чьими-то разложившимися ушами, – и вдруг его, фигурально выражаясь, сцапали за шиворот!

– Вы стали нервным, Доминик, – неодобрительно добавил незнакомец.

– Я не Доминик, – возразил Саймон. – Доктор Конкелькоут, структуральная социология, чем могу быть полезен?

– Бросьте, Доминик, не существует никакого доктора Конкелькоута. Но я всего лишь курьер, мое дело – передать вам посылку от вашего заказчика. Сами знаете какую.

Поскольку доктора Конкелькоута действительно не существовало, Саймон счел за лучшее не углубляться в этот вопрос и немного побыть Домиником. На стол перед ним легла небольшая коробочка, курьер заставил его расписаться в получении.

Вначале Клисс хотел выкинуть чужую посылку в мусоропровод, но любопытство заставило его открыть коробку и посмотреть, что там. А был там прозрачный футлярчик с двумя кружочками, прибор для просмотра и настройки, вроде компактного, с пол-ладони, микроскопа, и еще инструкция. Когда Саймон разобрался, что к чему, его бросило в пот. Это должно принадлежать ему и только ему!

До закрытия конгресса он места себе не находил от страха, что появится неведомый Доминик или вернется перепутавший адресата курьер и у него отберут сокровище, но все обошлось, и Саймон Клисс, волею судьбы ставший обладателем сверхминиатюрной видеоаппаратуры, приступил к съемкам фильма.

Он и вчера испугался прежде всего за фильм, потом уже за себя. Когда они впятером то ли бежали, то ли ползли по темному вонючему лабиринту, Саймону придавала сил мысль о том, что, если треугольники сожрут его раньше, чем он доберется до вайги, его творение погибнет вместе с ним. С отчаяния он даже попытался воспользоваться советом, который Лиргисо дал «сканеру»: забирать энергию у тех, кто находится рядом. Как это делается, Саймон не знал, но вообразил, что у него есть шланги с раструбами, вроде как у робота-уборщика, и через них он втягивает живительное сияние, исходящее от Роберта, Зойга и Сабрины (связываться с Кирч не рискнул – ну ее, стерву).

С дистанции он не сошел и вайги напился, а потом была взбучка, но не до смерти, даже без переломов, потому что обитатели домберга не хотели неприятностей – полиция, чтобы прижать этих бродяг, цеплялась к любому пустяку. Если будет дознание, наверняка они скажут, что Намме и Гнаса убил Лагайм.

Хмель понемногу выветривался. Римма под утро задремала, остальные пребывали в кислом расположении духа. Воспользовавшись этим, Саймон рассказал им разок про Топаза и два раза про ухо. Когда ему удавалось выговориться, он испытывал короткое облегчение, но окружающие не желали с этим считаться, в последнее время даже психолог отмахивался – мол, надоело слушать одно и то же.

– …И тогда робот-официант поставил передо мной позолоченную тарелку, а на ней мелко нарубленные кусочки под острым красным соусом…

– Не надо о еде! – взмолился Роберт. – Желудок от голода ноет, особенно когда ты рассказываешь.

Саймон осекся: такой реакции он не ждал.

– Невкусное было ухо, – добавил он поспешно. – Хуже подметки, меня с него долго рвало. А я вот подумал, давайте съедобных моллюсков поищем? Они тут должны быть повсюду, мы насобираем сколько надо и позавтракаем, в них всяких полезных микроэлементов до отвала… Земные устрицы считаются традиционным деликатесом – знаете, да? И рубиконские не хуже земных, их тут полно, и все наши!

Он еще долго расписывал фальшиво бодрым голосом достоинства морской кухни – от этого проснулась Кирч, высунула голову из вороха лохмотьев, послушала, зевнула и возразила:

– Клисс, моллюски водятся на отмелях, а здесь сплошные скалы. Нет их здесь.

И кто ее спрашивал? Саймон только-только отвлек остальных от витающей в воздухе мысли позавтракать его ушами… Он попытался с ходу придумать что-нибудь другое и барахтался среди ускользающих спасительных идей, как тонущий в проруби, но тут разговор сам собой свернул в новое русло. Зойг вспомнил вайгу: знатная выпивка, попробуешь – не забудешь; Роберт с ним согласился, а потом гинтиец, ежась от рассветного холода, философски заметил, что жизнь все-таки подлая штука, раз – и подставит тебе подножку.

– И кто в этом виноват, если не ты сам? – набросилась на него Кирч, словно лишь повода и дожидалась. – Если получил – значит, заработал, и нечего скулить!

– А ты не получила? – угрюмо поинтересовалась Сабрина. – Мы же все остались в чем мама родила, не считая синяков.

– Это вы остались в чем мама родила, – с торжеством парировала Римма. – У меня одежду почему-то не всю забрали! Это никого на размышления не наводит? Есть пешки на доске жизни и есть те, кто уже не пешки, и, когда что-то происходит, силы, которые за нами наблюдают, делают разницу между теми и другими!

Несмотря на холод и гнусное самочувствие, Саймон хихикнул:

– Да все тут, Риммочка, просто. Зачем бомжам твое нижнее белье, если у них свое такое же есть?

– Каждый получает от жизни то, что заслуживает, – не обращая на него внимания, продолжила Кирч. – Если заслужил пинка – получишь пинка. Да, мне вчера тоже досталось, но я не ною, и почему-то я чувствую себя лучше, чем вы, – это вас тоже на размышления не наводит? Посмотрите на меня и посмотрите на себя!

Коренастая, крепко сбитая, она стояла, широко расставив короткие мускулистые ноги – почти в боевой стойке. Груди под грязной футболкой казались твердыми, как два литых полушария. Взъерошенные волосы Риммы напоминали грязную свалявшуюся солому, зато на щеках играл обычный для нее агрессивный румянец, а голубые глаза воинственно светились, и Саймон пожалел о том, что попытался ее поддеть, – Кирч внушала ему страх. Даже следы вчерашних побоев не нарушали общего впечатления.

У остальных вид был откровенно побитый. Длинноногая, атлетически сложенная Сабрина вся покрылась гусиной кожей и куталась в мешковину (а какое умопомрачительное белье у нее было – черное, кружевное, с розочками и сердечками, женщины домберга чуть не передрались из-за этих тряпок). Зойг сутулился, время от времени кашлял, за прошедшие сутки он постарел лет на десять. Стажер с заплывшим левым глазом и распухшей лодыжкой выглядел совсем больным. Саймон наверняка выглядел не лучше (и втайне надеялся, что это разжалобит тех, кто первый доберется до грота, будь то поисковая группа «Конторы», космополовцы или рубиконский патруль). А Римме все нипочем.

Гинтиец и Сабрина попытались ее утихомирить, но куда там! Все их возражения Римма объявила «щенячьим скулежом» и свела дело к тому, что вчера им «некие силы надавали по шее в воспитательных целях».

– «Некие силы» – это ты, Риммочка, о бомжах? – не вытерпел Саймон.

– Клисс, не ерничай, – отмахнулась Римма. – Ты-то вообще безнадежный, тебя даже по шее бить бесполезно. А вы подумайте! Может, все это случилось для того, чтобы мозги вам прочистить?

Саймон начал надеяться, что сейчас Сабрина и командир Зойг поколотят командира Кирч, все-таки их двое против одной, но та перескочила на другую тему:

– А все, кто почем зря трепался с Лиргисо по гиперсвязи, будут объяснительные писать и за батарейки отчитываться. Клисс, к тебе это тоже относится.

– Да я-то с ним только парой слов перекинулся, – отозвался сникший Саймон. – Всего несколько секунд израсходовал…

Зойг еще больше помрачнел: он много ругался в адрес Лиргисо, вместе с Намме и Гнасом, но с покойников спросу никакого, а с него Четвертый отдел потребует «обоснований целесообразности использования казенного гиперпередатчика для трансляции данной информации», и никакие аргументы типа «из души рвалось» не пройдут – не те люди в Четвертом отделе. Вот оно как, материться по гиперсвязи!

Но это все ерунда, лишь бы не оказалось, что во время Зимпесовой бури линзы погибли. Саймон думал о них почти как о живых существах, маленьких и беззащитных, наподобие мотыльков.

Глава 3

То, что Тина видела за окном, скорее походило на отражение панорамы города в пыльном зеркале, чем на сам город.

Марево, пронизанное розоватым светом разорванного на несколько слепящих кусков вечернего солнца (обложившие небо розовато-серые облака не позволяют им слиться воедино); в дрожащей дымке уходят к горизонту массивы крыш, роятся машины – все это выглядит хаотичным, опасным и не вполне настоящим, на то и зазеркалье.

Тина была коренной обитательницей зазеркалья (не на месте она чувствовала себя в той жизни, которую называют обычной и нормальной), и нарастающую тревогу ей внушала вовсе не охваченная броуновским движением панорама грязного рубиконского города. Где Лиргисо и Поль? Закодированный сигнал отправлен полчаса назад, а они до сих пор не появились.

Об истории с домбергом Тина и Стив уже знали (еще бы не знать, если на сайтах новостей это сенсация номер один!), но доступная информация не успокаивала.

– Еще четверть часа, и я все тут разнесу, – отвернувшись от окна, бросила Тина.

– Подожди, – посоветовал Стив. – Помнишь уговор: встречаемся в течение двух часов после сигнала. Бывало ведь, что мы тоже заставляли его ждать.

Он сидел, привычно вытянув ноги, в кресле возле мраморной арки камина. Его лицо, длинное, загорелое, с неправильными чертами, оставалось спокойным, и это помогло Тине унять тревогу – интуиция у Стива работала получше, чем у нее.

Присев на подоконник, она оглядела комнату: надо быть Лиргисо, чтобы спроектировать такой интерьер. Пародия на респектабельный классический стиль. Во всем – и в грандиозной каминной арке, и в преувеличенно солидной мебели, и в украшающей потолок лепнине, и в домашних роботах, которые напоминали лопающихся от спеси лакеев, – угадывалась скрытая насмешка. Живущий-в-Прохладе не любил классический стиль, так как находил его скучноватым и «лишенным истинной утонченности», однако обставил свою резиденцию в соответствии с местной модой, не упустив случая поиздеваться.

– Уже сорок три минуты ждем, – заметила Тина, взглянув на часы.

– Сорок две с секундами.

Она повернулась: Лиргисо стоял в дверях.

– Ты один?

Тина мгновенно очутилась перед ним, Стив тоже поднялся с кресла.

– Поль у меня на яхте, в полной безопасности, – Живущий-в-Прохладе вскинул руки в протестующе-примирительном жесте и на шаг отступил. – Отсыпается после своей авантюры.

– Предъяви его немедленно, или башку оторву.

Он улыбнулся Тине, словно показывая, что оценил это как шутку, и уже серьезным тоном продолжил:

– Стив, ему понадобится твое лечение. Вы знаете о домберге? Это приключение совпало с Зимпесовой бурей, и на Поля напали потусторонние твари – энергетические вампиры. Бомжи напоили его напитком, который делает человека неуязвимым для таких созданий, но он потерял много сил, и это повлияло на работу сердца. Кроме того, стресс, переохлаждение, передозировка хминка. Уснул он несколько часов назад и сейчас спит, медавтомат следит за его состоянием.

– Давай его сюда, и поскорее, – потребовал Стив.

Живущий-в-Прохладе исчез, и опять пришлось ждать, вернулся он вместе с Полем минут через двадцать. Они материализовались около дивана, Лиргисо усадил Поля и отступил в сторону. Поль откинулся на кожаную спинку – бледный, под глазами залегли тени, сами глаза на осунувшемся лице кажутся огромными. Вместо бронекостюма на нем были рубашка и брюки из темно-синей с серебристым блеском ткани.

Тина снова отошла к окну, Лиргисо пристроился рядом. Не было риска, что их увидят: снаружи окна выглядят как золотые зеркала – анизотропный ситал, выдерживающий прямое попадание гранаты. Стекло придавало панораме коричневатый оттенок, как на древней тонированной фотографии, но города с тех фотографий не имели ничего общего с рубиконским мегаполисом.

– За ним надо присматривать, как за ребенком, – вполголоса заметил Лиргисо. – В следующий раз я приставлю к нему «цербера», чтобы опять не сбежал кого-нибудь спасать. А рубиконские вояки хвалятся, что подорвали мою станцию! Во-первых, для того чтобы взорвать мирную дерифлодобывающую установку, особой доблести не надо, во-вторых, я сам ее взорвал. Запрограммировал на самоуничтожение с пятисекундной отсрочкой, перед тем как мы с Хинаром оттуда телепортировались. Я уже выступил с опровержением – дал коротенькое интервью, из-за этого и задержался.

«Ага, распинался перед журналистами сорок минут, а мы здесь ждали!»

Тина заранее приготовилась к стычке, так как предполагала, что Лиргисо будет зол из-за гибели станции, а он улыбается, и никаких упреков в адрес Поля.

Стив окликнул их:

– Все, я закончил.

Поль выпрямился – мышечный тонус восстановлен, на щеках проступил слабый румянец. Взгляд темный и напряженный.

– С тобой все в порядке или что-то осталось? – спросил Стив.

– Порядок. Спасибо.

– Твоих бомжей завалили гуманитарной помощью, – сообщил Лиргисо с покровительственной усмешкой. – Они разбили лагерь на берегу, а рядом открыл свой пункт «Красный крест». Твоими стараниями домберги стали модной темой! А агентов «Конторы» я упустил, что очень грустно. Я посылал за ними своих людей, но те немного опоздали.

Стив вернулся в кресло возле камина, Поль пошел за ним и прислонился рядом к мраморной арке, скрестив на груди руки. Хочет быть поближе к Стиву – но почему? Если бы им здесь угрожала опасность, он бы предупредил. Или он опасается какой-нибудь выходки со стороны Лиргисо? Но тот выглядит до странного умиротворенным, едва ли не счастливым, даже не предъявляет претензий за погибшее оборудование.

Из ниши выкатился робот-официант, появились напитки и закуски. Стив покосился на Поля, и одно из пародийно-величественных кресел оторвалось от паркета, проплыло через всю комнату и встало возле его кресла.

– Спасибо, – пробормотал Поль, усаживаясь.

Лиргисо скорчил снисходительно-ироническую гримасу, но вслух ничего не сказал.

– На Унгане мы не только превратили в руины базу «Конторы», но также узнали кое-что важное, – заговорила Тина. – Все рассказывать долго, посмотри потом вот это, – она выложила на столик коробку с компьютерными кристаллами. – Если в двух словах, то у «Конторы» есть главная база, штаб-квартира, и не где-нибудь, а на Норне. Точнее, на одном из ее спутников.

– О Норне я слышал от Хинара, – задумчиво отозвался Лиргисо. – Своеобразное местечко…

– Там нарушена структура трехмерного пространства, – пояснил Стив. – Оно там вывернутое, разросшееся, неправильное, словно его поразила опухоль. Фласс не может проникнуть в эту область, да и не хочет – насколько я уловил, его там что-то пугает.

– О, вот это уже приятно! – ухмыльнулся Живущий-в-Прохладе. – По крайней мере, с Флассом мы там не столкнемся.

Фласс всем лярнийцам внушал неискоренимый ужас, и Лиргисо не был исключением. Несмотря на свою способность к телепатическому общению, живой студень далеко не всегда понимал, что перед ним разумные существа; энбоно, негов и чливьясов он до недавнего времени за таковых не считал. Он мог создавать собственные гиперпространственные коридоры и через них проникал в Галактику – в поисках пищи, так как на Лярне ему еды не хватало, а питался он любой органикой.

Энбоно на протяжении нескольких веков жили бок о бок с плотоядным океаном, и их странная, пронизанная мотивами обреченности и смерти культура, наверное, не могла быть иной.

– Надо решить, берем ли мы с собой на Норну девочек, – продолжила Тина. – Что для них безопасней – лететь с нами или если мы их где-нибудь спрячем?

Девочки – это Ивена и Лейла. Ивене четырнадцать, она родилась на Манокаре и после смерти родителей попала в государственный приют, а Поль ее оттуда забрал, когда они со Стивом разыскивали Тину. С Лейлой все куда сложнее, даже на вопрос о том, сколько ей лет, однозначно не ответишь.

Больше года назад на Ниаре умерла шестнадцатилетняя Дина Вански, страдавшая неизлечимым заболеванием. Мягкие, как желе, кости, атрофированные мышцы, тонкая мертвенно-бледная кожа, вечно слезящиеся глаза. Мать Дины во время беременности получила дозу излучения, поражающего плод, но от аборта из религиозных соображений отказалась. Дина жила в инвалидном кресле, в окружении медицинских роботов, и когда ее однажды нашли мертвой, это никого не удивило.

В действительности в ее теле умерла другая девушка – Лейла Шемс из местной общины коммунистов, а Дина, занявшая тело Лейлы, вместе с Лиргисо уехала в ниарскую столицу. Она хотела разорвать все связи со своим прошлым и взяла себе имя донора: нет больше никакой Дины Вански.

Живущий-в-Прохладе потом рассказывал, что Дина-Лейла привлекла его двойным сходством: черты ее изможденного лица напоминали черты топ-модели Моны Янг (скрываясь от Космопола, Тина сделала пластическую операцию а-ля Мона Янг, незадолго до того, как ее занесло на Лярн); вдобавок Лиргисо, поговорив с Диной Вански, усмотрел в ней сходство с самим собой. Способность ценить красоту и отчаянная жажда жизни в сочетании с приступами тоски – это пробудило в нем симпатию к больной девочке, и он решил помочь. Правда, хотел он как лучше, а вышло у него как всегда.

Чтобы Лейла ни при каких обстоятельствах не могла его выдать, он поставил ей гипноблок – и тот сработал, когда Саймон Клисс, сделав девушке инъекцию нермала, попытался вытрясти из нее кое-какую информацию. Вывести Лейлу из комы Лиргисо не смог, не дала результата даже такая радикальная мера, как повторная смена тела, и тогда он обратился за помощью к своим противникам, Тине и Стиву.

Сейчас обе девочки жили на яхте Стива и учились у него «магии», как называл это Живущий-в-Прохладе. Вначале он занимался с Лейлой сам, но не преуспел. Знал он много – в свое время изучал древнелярнийские трактаты, посвященные этому предмету, – однако научиться у него чему-нибудь было проблематично. Если Лейла не усваивала урока с первого раза, он осыпал ее язвительными насмешками, и ученица сидела перед ним совершенно уничтоженная, парализованная, мозги отказывались работать – в таком состоянии она не смогла бы даже ответить на вопрос, сколько будет дважды два. Другое дело Стив: он всегда был спокоен и дружелюбен, повторял объяснения и по два, и по три, и по десять раз, и при этом нисколько не раздражался.

Вероятность возникновения рискованной для девочек ситуации – примерно пятьдесят процентов, и если спрятать их, и если взять с собой, таким был прогноз Поля.

– Раз шансы равные, пусть лучше они будут с нами, – первой решила Тина. – Хотя бы не придется мчаться в другой конец Галактики, если понадобится выручать их.

За окнами стемнело, в кипящих лиловых сумерках сновало множество огоньков, и Тине казалось, что их движение подчинено угрожающе рваному ритму, иному, чем в незийских или ниарских городах. Здесь и воздушные катастрофы случаются куда чаще, парящие над крышами автоматы-перехватчики еле успевают реагировать.

– Детали экспедиции обсудим завтра, когда посмотришь материалы с Унганы, – сказал Стив Живущему-в-Прохладе. – Сейчас мы домой.

– До завтра я умру, – меланхолично сообщил Лиргисо.

Возникла пауза, и Тина уже собиралась спросить, что это на него нашло так не вовремя, но тут он продолжил:

– От нетерпения, от снедающей меня жестокой жажды… Поль, я не могу ждать так долго. Давай реализуем наши планы сейчас, не дожидаясь этого завтра, которое наступит через миллионы лет.

– Какие планы? У меня вообще-то никаких планов не было.

– Поль, что ты обещал мне сегодня утром, перед тем как уснул?

– Не помню. Я же почти невменяемый был после вайги и передозировки. Разве я что-то обещал?

До сих пор они сидели в сумраке, скрадывающем лица и предметы, но теперь опустились жалюзи, вспыхнула многоярусная позолоченная люстра, такая же гротескно монументальная, как и все остальное в этой комнате. Глаза Тины адаптировались мгновенно, Лиргисо, Стив и Поль в первый момент зажмурились.

– И давно у тебя нелады с памятью? – ядовито осведомился Живущий-в-Прохладе.

– Не понимаю, о чем ты.

Лицо Поля превратилось в неподвижную лакированную маску, на нем ничего не отражалось, и чужие взгляды с него соскальзывали, о таких лицах говорят: «лишенное всякого выражения». Словно он отгородился стеной от остального мира, и лицо было всего лишь барельефом на этой монолитной, сияющей лаком стене.

– Да все ты прекрасно помнишь и прекрасно понимаешь! Фласс, я должен был это предвидеть… Чтобы ты – и в последний момент не струсил! Хочешь ты этого или нет, а свое обещание ты выполнишь.

– Я был невменяем, и вдобавок ты угрожал мне насилием. Если бы я дал при таких обстоятельствах долговую расписку, любой цивилизованный суд признал бы ее недействительной. И с обещаниями то же самое.

– Ну вот, кое-что мы все-таки вспомнили! Кстати, если уж речь зашла о долгах, как ты, интересно, собираешься расплачиваться со мной за станцию? У тебя таких денег никогда не было и не будет. Я-то готов был забыть об этом, но раз ты сам ищешь ссоры…

– Так ведь он с тобой уже расплатился, – вмешался Стив. – Авансом.

– Ты шутишь? – Живущий-в-Прохладе вскинул бровь.

– Нет, просто я немного знаю арифметику. С тех пор как мы заключили союз, вы с Полем добыли восемьсот с лишним тонн дерифла. На наши диверсии ты тратил примерно две трети от выручки, остальное брал себе. Вот цифры, посмотри, – Стив протянул ему карманный комп.

– И что из этого следует? – Лиргисо, бросив беглый взгляд на экран, коротко и пренебрежительно рассмеялся. – Мы ведь не община коммунистов. Да, я кое-что оставлял себе в качестве премии за хлопоты, почему бы и нет?

– Действительно, почему бы и нет? – невозмутимо согласился Стив. – Только эту премию следовало делить на двоих – тебе и Полю, а ты регулярно присваивал его половину.

– Поль никогда не затрагивал эту тему, – Лиргисо откинулся в кресле, соединил кончики пальцев и глянул поверх них на Стива с улыбкой искреннего сожаления. – Если бы он хоть словом обмолвился о своей доле, он бы сразу ее получил, однако у меня сложилось впечатление, что ему нравится действовать бескорыстно, и я не хотел быть бестактным.

– Ага, и теперь ты тактично поднял вопрос о расплате за станцию. Ты продолжаешь настаивать на том, что он тебе что-то должен?

– Фласс, да ведь я не всерьез! – вздохнул Живущий-в-Прохладе. То, что его поймали на бухгалтерском мошенничестве, ничуть его не смутило – мелочь, не стоящая внимания. – Не нужны мне от Поля никакие деньги. Если бы он их мне предложил, я бы не взял. Пусть он выполнит свое обещание, больше мне ничего не надо. Поль, вспомни, как ты просил о помощи! Ты понятия не имеешь о том, что такое мои чувства, однако рискнул сыграть на них… Со мной так нельзя.

– Извини, – тихо сказал Поль, ни на кого не глядя. – Я хотел спасти людей с домберга и поэтому обманул тебя. Вот, я перед тобой публично извиняюсь, при свидетелях.

Тину это поразило: чтобы Поль просил прощения у Лиргисо! Живущий-в-Прохладе в первый момент тоже выглядел изумленным, но это выражение быстро сменилось другим – решительным и жестким.

– Я не принимаю твоих извинений! Ты что же, думаешь отделаться красивыми словами? О, я вижу, что тебе трудно было произнести это вслух, только напрасно ты старался и ломал себя – мне на твои извинения наплевать, как выражаются люди. Сейчас ты пойдешь со мной. И если в тебе есть хоть капля достоинства, ты пойдешь со мной добровольно, без пошлых душераздирающих сцен.

Разделявший их столик с едой и напитками отъехал в сторону. Лиргисо встал, протянул руку.

– Идем.

– Стив!.. – Поль вцепился в локоть Стива, благо кресла стояли рядом.

Фраза насчет «капли достоинства» эффекта не возымела. Поля даже гипноз не брал, и применять против него словесные ловушки, рассчитанные на самолюбие жертвы, заведомо не имело смысла.

– Оставь его в покое, – сказал Стив.

Тина уже была на ногах и переключилась в ускоренный режим: пусть Лиргисо превосходит ее в «магии», зато в грубой силе и скорости ему с боевым киборгом не сравняться.

– Тина, Стив, не вмешивайтесь, – покосившись на нее, заговорил он примирительным тоном. – Это наши с Полем дела, вас это не касается. Поль, твое поведение бесчестно и смешно! Поль, ты меня слышишь?.. Да вы посмотрите, этот неустрашимый защитник бомжей почти в обмороке от страха!

– Стой! – прошипела Тина, когда Лиргисо подался вперед. – Руки-ноги переломаю. Учти, я серьезно.

– Фласс, ну и сценка… – закатив глаза, ухмыльнулся Живущий-в-Прохладе. – Стив, ты оказываешь ему дурную услугу. Если вы хотите ему добра, отдайте его мне до завтра. Во-первых, учитывая, какое значение вы все трое придаете честности, для Поля будет лучше, если свое невольное обещание он все-таки выполнит. Во-вторых, это один из его главных страхов, а для того чтобы такой страх исчез, надо пройти через то, чего боишься. Уж поверьте, я не раз испытал это на себе! Когда-то меня ужасала мысль о переселении в человеческое тело – и что с того? Сейчас я человек, и мне это даже понравилось. Или вот другой забавный пример: когда я был энбоно, мне становилось нехорошо от одной мысли о том, что на моей гладкой изумрудной коже могут появиться шерстинки. Как же напугала меня тогда Тина анекдотом про белую шерсть! Но это было давно… Теперь у меня есть вот что, – он небрежным грациозным жестом перебросил через плечо длинные волосы, – и никакие фантазии на тему белой шерсти больше не способны ввергнуть меня в панику…

Словно в подтверждение этих слов его лицо, шея и кисти рук покрылись белым мехом.

Тину это не удивило: она знала об экспериментах Лиргисо с «метаморфозами облика» и не раз видела, как он меняет цвет радужки или превращает свои человеческие руки в когтистые шестипалые руки энбоно – он научился этому по древнелярнийским методикам, которыми ни с кем не делился. Вот и решил проиллюстрировать свои сентенции…

Живущий-в-Прохладе замолчал, уставился на мохнатую кисть, потом потрогал лицо и сдавленно вымолвил:

– Что это значит?.. Стив, ты что сделал?! Это… это… Убери эту гадость немедленно!..

– Да, пожалуйста, уберу. Так, говоришь, никакой больше паники из-за белой шерсти?

Кожа Лиргисо приобрела прежний вид. Не доверяя ощущениям, он нервно ощупал лицо и процедил:

– Дурацкая плоская шутка…

– Если на Норну летим вместе, выходи завтра на связь, – сказал Стив. – Будем ждать в течение суток. Тина, пошли?

– Я потом.

Когда Стив и Поль исчезли, она повернулась к Лиргисо. Тот стоял, скрестив на груди руки; прищуренные желтые глаза были непроницаемы, как заставка на экране монитора.

– Можешь объяснить, из-за чего столько эмоций? Ты же мог в два счета убрать эту несчастную белую шерсть, при твоих-то способностях, а вместо этого закатил истерику.

Живущий-в-Прохладе ответил ей неопределенной кислой усмешкой.

– Короче, из-за старого страха у тебя отшибло способность соображать, и ты даже не вспомнил о том, что умеешь отращивать и убирать волосы, когда захочешь. С Полем то же самое, только страхи у него другие. Отвязался бы ты от него.

– Дикари вы все-таки, – с видом мученика вздохнул Лиргисо. – Все трое. А Поль еще и лжец, каких поискать. Тина, ты даже вообразить не можешь, какую безумную боль он мне причинил, – отойдя к камину, он отвернулся, его иссиня-черная рубашка блестела в свете люстры, платиновая грива разметалась по спине, и ядовито-зеленые пряди мертвенно люминесцировали – из-за этого казалось, что волосы поражены гнилью. – Этот подлец был одновременно и шантажистом, и заложником, несколько раз он находился на грани смерти, а я слышал его голос, но не мог забрать его оттуда. Фласс, какая это была пытка… Я чувствовал себя так, словно с меня сдирали кожу, и готов был отдать что угодно, чтобы спасти его, – а теперь он предал мои чувства! – после паузы Лиргисо горьким шепотом повторил: – Предал… Если полюбишь кого-то слишком сильно, он обязательно тебя предаст. Я давно это знаю, и все же искушение одержало верх над рассудком.

Он умолк, и Тина тоже молчала, не зная, что на это сказать. Рассуждения Лиргисо напоминали ей рисунок или конструкцию, элементы которой по отдельности понятны, а в целом получается абракадабра.

Наконец она спросила:

– Как можно предать чьи-то чужие чувства, в особенности такие, которых не разделяешь?

– Так я и думал, что ты не поймешь, – с печальным удовлетворением констатировал Лиргисо. – Тина, в тебе есть нечто от лярнийской кхейглы. О, ты не в пример более интеллектуальна, однако множество психологических нюансов от тебя ускользает, ибо есть области чувств, для тебя недоступные, и это сближает тебя с кхейглами.

– Ну и ладно. Пожалуйста, перестань создавать проблемы и не лезь больше к Полю. Если мы передеремся между собой, «Контора» от этого только выиграет. Кстати, я могла бы закатить сцену ревности – если помнишь, было время, когда ты мне в любви объяснялся.

– А ты ревнуешь? – Живущий-в-Прохладе повернулся к ней.

– Нет.

– Увы, ты на это не способна. – Он упал в кресло, в котором раньше сидел Поль, прикрыл глаза и мечтательно произнес: – Это кресло до сих пор хранит нежный и терпкий отпечаток его присутствия… Тина, я ведь ему поверил! А он предал мои чувства, хотя я выполнил все его требования, спас этот флассов домберг… Шантажистам верить нельзя!

– Золотые слова, – хмыкнула Тина. – Кто бы еще говорил… Проводи меня, я пойду.

– Не хочешь остаться со мной? – Лиргисо поднялся с иронически-страдальческой гримасой. – Среди руин растоптанных надежд, залитых выморочным светом съеденной ночными призраками луны, таким же бледным и лживым, как лицо этого мерзавца сегодня утром… Ты могла бы меня утешить.

– Я хочу прогуляться.

– Тогда я напьюсь в одиночестве.

Лестница из белого мрамора, с позолоченными перилами, извивалась крутой спиралью. Тина заглянула через перила: внизу было темно и словно вода в колодце блестела.

– Броситься туда и сказать «до свидания» боли… – вздохнул Лиргисо. – Только это опасная иллюзия: я думаю, в потустороннем мире тоже есть боль.

Улыбнувшись, он взял Тину под руку, и они очутились в холле первого этажа. Вспыхнул свет. Все та же бело-золотая королевская роскошь.

– Извини за банальность интерьера. Мне претит этот стиль, но я здесь не живу, а что-то менять не было времени. Кстати, ты никогда не задумывалась над тем, почему Стив так рьяно защищает от меня Поля? Не потому ли, что сам имеет на него виды? Я бы на твоем месте забеспокоился.

– Конечно, это единственное, что могло прийти тебе в голову.

Если к Тине и Полю Лиргисо был на свой лад привязан, то от Стива мечтал избавиться. Ему не нравилось быть вторым после Стива, и он при каждом удобном случае пытался заразить Тину недоверием, хотя давно уже мог бы убедиться, что это бесполезно.

– Не пей слишком много. Надеюсь, что депресняк у тебя до завтра пройдет.

– Не депресняк, а депрессия, – поправил Живущий-в-Прохладе. – Сие парадокс, но я, энбоно в человеческом теле, еще не встречал человека, который владел бы человеческой речью лучше, чем я. Завтра я посмотрю материалы с Унганы и ближе к вечеру свяжусь с тобой.

Не «с вами», а «с тобой». С самого начала сложилось так, что Тина была посредником между их группой и Лиргисо – тот предпочитал все вопросы обговаривать с ней, без Стива, и таким образом ей досталась роль координатора в совместных операциях против «Конторы».

По дороге к двери она взглянула в зеркало: джинсы с заклепками в виде серебряных ракушек и черная чешуйчатая куртка с капюшоном придавали ей мрачновато-демонический вид, что совсем не соответствовало ее характеру.

Надвинув капюшон, Тина окунулась в вязкий цветной сироп ночной улицы. Как называется этот город? Лиргисо знает, но не возвращаться же ради пустякового вопроса… да его, наверное, уже и нет здесь – отправился в какое-нибудь потайное логово заливать свое горе изысканными винами. Тина усмехнулась в тени капюшона: Лиргисо умел и устраивать сделки, и успешно вести переговоры, и находить неожиданные и остроумные тактические решения – все это у него было, не отнимешь, но порой он выдавал что-нибудь до того абсурдное, что оставалось только удивляться. Например, насчет «преданных чувств». Тина даже представить не пыталась, по каким извилистым и странным путям текли в это время его мысли.

Возле перекрестка она оглянулась на вереницу башнеподобных многоэтажек, украшенных неоновыми гербами с геральдической символикой. Рубиконский кич. Живущему-в-Прохладе это нравиться не должно, однако дом ему, скорее всего, достался заодно со здешней мафиозной группировкой, унаследованной от Сефаргла, и он не стал переделывать фасад, чтобы не привлекать излишнего внимания к своей персоне. Тина так и не смогла определить, из какого здания вышла, они были похожи друг на друга.

Переулок, куда она свернула, вывел на грязную площадку с павильоном из мутного, в трещинах, рифленого псевдостекла. Павильон наливался то яростно-малиновым, то подводно-зеленым, то призрачно-голубым сиянием – казалось, он вот-вот взорвется, пространство вокруг скрежетало и содрогалось. Это всего лишь музыка, поняла Тина секунду спустя.

У стены стояли два длинноволосых существа непонятной расовой принадлежности – возможно, люди с измененной внешностью; у них были заостренные, как у незийцев, ушные раковины, но при этом белая кожа и перепончатые веерообразные отростки-бакенбарды. У каждого на правом запястье черный браслет вроде того, что носила Тина: киборги.

На Рубиконе киборгов много, как ни в одном другом мире. Есть с виду неотличимые от людей, как Тина, а есть такие, у кого экзотические искусственные органы нарочно выставлены напоказ. Здешние подпольные клиники с нелегального положения давно уже перешли на полулегальное: власти берут с них мзду и не трогают их.

Парочка около меняющей цвет стены не то ссорилась, не то один другого о чем-то просил. Неужели они что-нибудь слышат сквозь грохот исторгаемой павильоном музыки? Или читают по губам? Когда Тина проходила мимо, их губы перестали беззвучно шевелиться: видимо, разговор конфиденциальный.

Ревущий и мигающий павильон остался за поворотом. Вдоль темной улицы тянулся акведук с толстыми, осклизло блестящими трубами – то ли они протекали, то ли на них сконденсировалось за день слишком много влаги, но сверху непрерывно капало, словно шел дождь. Тина остановилась, включила передатчик.

– Стив, забирай меня. Я на улице, вокруг пусто.

В салоне яхты она откинула капюшон и спросила:

– Где Поль?

– У себя. Как там наш союзник?

– Когда мы прощались, он собирался напиться с горя. Не знаю, чего теперь от него ждать. И ссориться с ним сейчас совсем некстати – он нам нужен, в том числе из-за Поля.

Они со Стивом всегда были одиночками и привыкли действовать без поддержки, ни на кого, кроме себя, не рассчитывая, а Лиргисо, бывший могндоэфрийский магнат и политик, для войны против «Конторы» набрал целую армию наемников. К тому же инсценировка похищения обеспечила безопасность близким Поля. Пусть Лиргисо был мерзавцем – но мерзавцем полезным, от этого никуда не денешься.

– Как ты понял, что фобия, связанная с белой шерстью, осталась при нем? Я-то поверила, что он и правда от нее избавился.

– Да очень просто. Если б избавился, он бы хоть раз появился перед нами с головы до пят в белой шерсти. При его пижонстве без этого не обошлось бы. Раз он до сих пор так не сделал – значит, для него это больная тема. А я не выдержал. Принуждать других к тому, чего они не хотят, – здесь это как повальная зараза. Здесь мало кто понимает, что можно жить без этого, в моем мире ведь живут… – Стив усмехнулся, но в его серых, с рыжеватыми пятнами глазах улыбки не было. – Если бы я мог уйти туда вместе с тобой…

– Найти бы на Рубиконе такую клинику, где меня модифицируют в расчете на вашу многомерную Вселенную. Здешние спецы по киборгам за хорошие деньги даже за это возьмутся, другой вопрос, что у них получится.

Стив снова усмехнулся – возможно, лишь для того, чтобы показать, что ее попытка развеселить его не пропала впустую.

Забросив мокрую чешуйчатую куртку к себе в каюту, Тина подошла к двери Поля, нажала на кнопку переговорника.

– Привет, к тебе можно?

За дверью были мягкие жемчужно-серые весенние сумерки. Именно весенние, впечатление вполне определенное – наверное, все дело в подборе и сочетании оттенков, да еще в характере освещения. Единственным ярким пятном здесь была рыжая шевелюра Поля (фамильная черта всех Лагаймов, которых Тина знала), словно среди пейзажа в перламутрово-приглушенных тонах пламенел бутон тропического цветка.

Поль сидел на койке. Напротив, на экране вполстены, среди туманного морского простора медленно двигались бежевые, бурые, блекло-палевые, грязно-желтые глыбы: плавучие острова, лишенные растительности, зато каждый в короне больших и маленьких фонтанов.

– Это ихлетаки, – объяснил Поль. – После смерти они становятся домбергами. Внутри колонии организмов, там очень сложный симбиоз.

– Бомжам, наверное, долго приходится возиться, чтобы приспособить такой панцирь под жилье?

– Я спрашивал, на это уходит около года. Только их неправильно называть бомжами. Они вроде древних племен, которые жили в доисторические времена. Знаешь, они сами и одежду шьют, и сети плетут, и делают еще много всяких штук, даже арбалеты, – на его осунувшемся лице появилась улыбка, мальчишеская и немного удивленная. – Просто поразительно, сколько всего они умеют. Они ловят рыбу и охотятся, и ни у кого ничего не просят. Я вначале удивлялся, почему у них нет медикаментов, спасательных жилетов, – мне это казалось диким, а потом Хельмут сказал, что на это просто не хватает денег. Продать им мало что удается, они же не могут конкурировать с промысловыми компаниями, и вся выручка идет на двигатели и на топливо, без этого им вообще конец. На том домберге, который мы к берегу отбуксировали, двигатели были сильно изношенные, из-за этого все и случилось. Я постарался рассказать об этом, когда давал интервью «Гонгу Вселенной». Они считали, что их никто не станет спасать. Вначале, когда я туда прилетел, у людей глаза были, как у умирающих животных, которые все понимают и ни на что не надеются. Лиргисо переживает, что его репутация пострадала, потому что таких, как эти, спасать непрестижно. Ладно, это Лиргисо, от него никто и не ждет ничего другого, но ведь рубиконские власти рассуждают точно так же! Формулировки не настолько откровенные, а суть та же.

– Вряд ли они смогут продолжать в том же духе. Слишком много народа узнало о домбергах, «Гонг Вселенной» – это серьезно.

– Хотелось бы надеяться. – Поль помолчал, потом, сумрачно глядя на экран с ихлетаками, добавил: – Может быть, я шантажист, обманщик, подлец, но люди-то остались живы, это главное.

– Ты все сделал правильно. А у Лиргисо точка зрения слишком специфическая, чтоб его слушать.

Поль криво усмехнулся:

– Меня спас параграф из полицейского учебника!

– Это как?

– Нам психологию читали, и там было, как себя вести, если ты оказался в зависимости от преступника, а возможностей для самообороны нет. В том числе как взять под контроль насильника – этому учили и девушек, и парней, на всякий случай. Когда он утром пришел ко мне и прозрачно дал понять, что собирается делать, я с перепугу начал шпарить прямо по учебнику, словно изображал все это перед психологами на зачете. Сам не надеялся, что сработает… Он любит показывать, какой он искушенный интеллектуал, а попался на стандартную уловку из учебника психологии для полицейской школы.

– С такими, как он, это иногда бывает.

Поль снова перевел взгляд на экран и сказал совсем тихо, как будто и не хотел, чтобы Тина его услышала:

– Все равно муторно. Я ничего не имею против таких, как он, только пусть они общаются между собой, а меня оставят в покое.

– Мы со Стивом обеспечим, чтобы он оставил тебя в покое.

– Я до шестнадцати лет не умел драться, – заговорил Поль погромче, но без всякого перехода, и Тина поняла, что он собирается что-то рассказать. Одновременно нащупал не глядя лежавший на койке пульт, и «сумерки» стали гуще, темные глаза Поля лихорадочно блестели в этом полумраке. – Ничего, что я свет приглушил? Мне так проще говорить.

– Я и при таком свете отлично вижу.

Сообразив, что Поль не хочет, чтобы она видела его лицо, Тина перевела взгляд на экран с затуманенным рубиконским морем.

– Иногда после занятий в колледже я брал аэрокар, улетал в какой-нибудь незнакомый город и бродил по улицам допоздна. Однажды прилетел в Элакуанкос, и меня занесло в совсем глухие кварталы – так до сих пор и не знаю, что это за место. Каменная набережная канала, старые кирпичные дома, в витринах закрытых на ночь лавок ползают крабы-светляки – в Элакуанкосе таких улиц полно, а на таблички с названиями я не смотрел. Прохожих не было, только двое парней лет двадцати пяти, они шли за мной в течение некоторого времени, но я не обращал на них внимания. Я тогда еще не мог, как сейчас, сразу чувствовать опасность. Точнее, мог, но не умел этим пользоваться.

Тина молча кивнула. Она уже поняла, что Поль расскажет дальше.

– Они говорили с акцентом, какого не бывает у граждан Неза, – то ли нелегалы, то ли туристы. Один завернул мне руки за спину, второй начал расстегивать на мне одежду, а я был полумертвый от страха, не мог ни сопротивляться, ни закричать. Рядом был спуск к воде, ступеньки, и я еще подумал, что потом меня в этом канале утопят. А дальше – совсем как в кино… С неба ударил луч прожектора, и голос: «Не двигаться! Незийская полиция!» Эти два ублюдка бросились бежать – в какую-то подворотню, их не поймали. В общем, я отделался испугом. Полицейским сказал, что меня хотели ограбить. Зря я соврал… По незийским законам преступления против личности считаются самыми тяжкими, и если б я сказал про попытку изнасилования, туда бы вызвали опербригаду, подняли бы все записи с уличных видеокамер, и их бы, наверное, взяли. Но я все это уже потом узнал, в полицейской школе, а тогда просто не хотел, чтобы меня отправили к психотерапевту для реабилитации.

– А что здесь такого?

Тина испытывала облегчение: история оказалась не настолько драматичной, как она ожидала.

– Не хочу, чтобы кто-то посторонний лез в мои проблемы. Я после этого полтора месяца не выходил из дома – боялся, что опять случится то же самое. Симулировал и прогуливал занятия в колледже. Потом понял, что всю жизнь это продолжаться не может. Я был трусом, но достаточно смелым трусом, и решил, что буду ходить с оружием. Карманных денег мне давали достаточно, так что скоро я обзавелся целой коллекцией всяких запрещенных предметов с черного рынка. Помнишь тот бластер-авторучку, из которого я стрелял на манокарском корабле? Это еще не самое крутое, что у меня было, но оружие в кармане от страха не спасало, и я записался в спортивный клуб на рукопашный бой. Тренер со мной намучился: я боялся боли, не умел расслабляться и вообще казался безнадежным. Спасибо, что он меня не выгнал, а продолжал учить. Постепенно у меня стало что-то получаться, а потом вдруг быстро пошел прогресс, и я догнал остальных. Тренер тогда сказал, что для него это реклама – то, что он сумел сделать бойца даже из меня. После этого началось… Я был опьянен свободой и сознанием собственной крутизны, по вечерам слонялся по улицам и дрался с кем попало. Хотелось снова встретить тех двоих, только я бы их не узнал. Совсем не помню их лиц – какие-то смазанные пятна, и все. Это странно, у меня ведь неплохая зрительная память. Бил я тех, в ком чувствовал темное, опасное – тут мои способности «сканера» проявились. И еще тех, кому я нравился, такое я тоже чувствую сразу. Я имею в виду мужчин. Теперь думаю, что это было зря, но тогда я вообще не думал, а просто лез в драку. Ольга точно однажды сказала, я как будто с цепи сорвался. Правда, я ни разу никого не убил и не покалечил, словно какой-то предохранитель срабатывал. И супергероем я не был, мне самому тоже доставалось, постоянно ходил с фингалами, с опухшими скулами. Маму с папой и Ольгу это приводило в ужас, а меня устраивало – когда я так выглядел, на меня меньше обращали внимание такие, как Лиргисо. Вроде как гарантия безопасности… Разборки с геями занимали меня в то время даже больше, чем отношения с девушками, и пока мои одноклассники снимали девчонок, я бродил и выискивал, с кем бы еще подраться. Не знаю, почему меня за все эти подвиги из колледжа не исключили. Не иначе как за примерное поведение в недалеком прошлом. Это был выпускной класс, а потом я в полицейскую школу поступил. И вот что странно: в Элакуанкосе я бывал много раз, и просто гулял, и в патрулях, а ту набережную так и не вспомнил. Как будто она нигде и в то же время везде. Мне от этого как-то тревожно, хотя это ведь не имеет значения.

Он замолчал. Из динамиков терминала доносился еле слышный плеск волн, омывающих бока ихлетаков.

– Это прошлое, – Тина повернулась к Полю. – Теперь и ты другой, и набережную за это время могли реконструировать до неузнаваемости.

– В Элакуанкосе редко что-нибудь меняют, особенно в старых кварталах. Она где-то есть – знаешь, как иголка в ковре, на которую можно случайно наступить.

Из-за истории с домбергом баллов Саймон потерял немерено, однако в этот раз начальство вспомнило о том, что он не оперативник, а идеологический работник, и после коротенького восстановительного курса Кирч, Зойг, Сабрина и Роберт отправились драить седьмой отсек, а кое-кто – в творческую командировку в Нариньон! Как говаривал покойный шеф (тьфу, мерзкое отродье, убитое другим таким же мерзким отродьем), каждому свое.

В третьеразрядном отеле Саймон чувствовал себя как в раю. Словно ему пришлось жить среди насекомых, подчиняться их непонятным законам, притворяться такой же полезной для роя особью, как все остальные, а теперь он из темных извилистых нор выполз на свет, где люди распоряжаются собой как хотят, где есть настоящий кофе и бисквиты, и еще много всякого, что у насекомых не поощряется.

В медотсеке «Гиппогрифа» Саймону повезло разжиться упаковкой плунгала, та сама в руки попросилась, и теперь ему было хорошо. Укрывшись, как за баррикадой, за столиком в углу, он с критической усмешкой оглядывал зал гостиничного ресторана. Отдельные экземпляры внушали опасения: тучный бритоголовый шиайтианин с закрученными, как бараньи рога, хромированными церебропротезами или киборгесса в грязновато-белом манто, под которым угадывались дополнительные искусственные конечности, но в большинстве публика подобралась выносимая, низы среднего класса.

Сколько Саймон повидал таких вот недорогих, не слишком чистых отелей и ресторанов – не перечесть. Как будто время сместилось, и он снова преуспевающий эксцессер, и «Перископ» никуда не делся… Он понимал, что это иллюзия, но изо всех сил за нее цеплялся: может, если поверить до конца, он перескочит отсюда в параллельную реальность, где нет ни Тины Хэдис, ни Лиргисо, ни «Конторы Игрек» и мириады случайностей сложились в иную мозаику?

Подошла официантка в поношенном серебристом трико, белом переднике и чепце с оборками. Исторические мотивы: считалось, что Рубикон хранит верность культурным традициям земного Средневековья.

– Салат из зелени, – заказал Саймон. – И супчик, только чтоб никакие мясные какашки там не плавали.

Тонкое жесткое лицо киборгессы в манто брезгливо скривилось, у этих тварей слух нечеловечески острый.

– Я вегетарианец, – Саймон повысил голос. – Трупов млекопитающих не ем! Еще кофе, чтоб натуральный, не гадость, и пирожных, какие у вас там получше. И стакан минералки для желудка. Ну, все, давай!

Официантка невозмутимо удалилась, а он развернул скрипучее вихляющееся кресло так, чтобы видеть телеэкран. Там королевский чиновник в официальном парике с локонами разорялся насчет того, что сырье на Рубиконе воруют все кому не лень, недавний инцидент в Стылом океане это подтверждает, пора положить конец безобразию, захлопнуть дверь перед носом у любителей легкой наживы. Королевские Вооруженные Силы нашли и подняли со дна выброшенные Лиргисо контейнеры с дерифлом – тридцать с лишним тонн ценнейшего сырья на сумму около шести миллиардов галактических кредитов, и эта цифра иллюстрирует, какой ущерб наносят экономике Рубикона обнаглевшие расхитители природных богатств.

Саймон ухмыльнулся: стало быть, дерифл не достался ни Лиргисо, ни «Конторе», приятная новость… Небось та группа, которую Маршал посылал за контейнерами, пополнит ряды горемычных уборщиков седьмого отсека!

Чиновника сменил журналист, который начал рассказывать о вчерашнем визите Лиргисо на банкет участников Королевского фестиваля. Об этом Саймон уже знал. Странный визит. Лиргисо объявился там, когда его никто не ждал. В вечернем костюме, но рубашка была неприлично расстегнута, и нарисованная на лице черно-синяя полумаска производила жутковатое впечатление. Это установленные в зале видеокамеры успели заснять, а потом он одним махом вывел из строя всю электронику и заодно пережег проводку, так что помещение погрузилось в полумрак – по счастью, там было несколько декоративных хемилюминесцентных светильников.

Утихомирив с помощью телекинеза охрану, Лиргисо разразился речью, изобилующей трудными для понимания метафорами и нападками на человеческую расу. Он говорил о том, что люди насквозь лживы и поверить на слово можно кому угодно, только не человеку; о преданных и поруганных чувствах, втоптанных в грязь, как облетевшие лепестки лярнийского луноцвета; о том, что, если общество его отвергает, ему больше нет дела до того, что о нем подумают, и тем хуже для общества; и снова о том, что люди бессердечны, трусливы, коварны, никогда не выполняют своих обещаний, другой такой подлой расы в Галактике не сыщешь.

Потом стал оскорблять гостей, да в таких иносказательных выражениях, что лишь по тону, полному издевки, можно было догадаться об их уничижительном смысле. Потом ему показалось, что один из представителей рубиконского королевского дома отпустил шепотом неуважительное замечание в его адрес. В лицо обидчику полетела тяжелая салатница со всем содержимым (разумеется, опять телекинез), и после этого Лиргисо исчез.

Некоторые из гостей утверждали, что он нетвердо стоял на ногах и временами пошатывался – возможно, кто-то из охраны успел его ранить, но на его речи это никак не отразилось, и пятен крови на полу не обнаружили.

Принцу Филиппу и получившим травмы охранникам была оказана медицинская помощь, а эксперты и психологи теперь гадают, как все это понимать. Привлеченные для консультаций лярнийцы ничего определенного сказать не смогли (или, может, не захотели), только один из сотрудников могндоэфрийского посольства объяснил, что узоры макияжа Лиргисо символизировали душевную рану, страдание и гнев, – и это все комментарии, каких удалось добиться от чертовых энбоно.

А Саймону Клиссу вменили в обязанность обратить это происшествие на пользу «Конторе» – пусть всем станет ясно, от каких напастей защищает Галактику «Подразделение Игрек». Ну, это мы в два счета, материал благодарный: залепил салатницей в физиономию особе королевских кровей – считай, нанес оскорбление всему Рубикону, и о человечестве говорил, как оголтелый расист, и электронику во дворце попортил (то же самое он может сделать где угодно); и еще стоит ввернуть, что «Контора Игрек» дерифл не ворует, а ее агенты оказались в районе месторождений только потому, что выслеживали там Лиргисо.

Клиссу удалось убедить начальство в том, что для создания обличительного опуса ему надо побывать в Нариньоне, потолкаться среди людей, подышать одним с ними воздухом – и вот он здесь. Командировочных выдали – кот наплакал, зато он вырвался с «Гиппогрифа» и может осуществить задуманное.

Официантка принесла обед. Саймон ел торопливо, поглядывая искоса на толстого шиайтианина с блестящими рогами-протезами. На желтокожего дьявола Хинара, пилота и подручного Лиргисо, этот инвалид не похож, а все равно неприятно, что он сидит так близко. Хинар тоже шиайтианин. Ублюдок. Разве можно мстить человеку за то, в чем он не виноват?

Девять лет назад Саймон Клисс чуть не свихнулся, мейцановое отравление – это не шутки. Хорошо, ученые как раз синтезировали новое лекарство, а то бы так и помер. Он ведь не ведал, что творил перед тем, как его арестовали. Он тогда угнал боевую машину, летал над курортными островами и стрелял во все, что двигалось, а Хинару в это время приспичило позагорать на пляже. Но Саймон ни в чем не виноват, он сейчас даже вспомнить тех событий не может и знает о них с чужих слов. Якобы из-за него Хинар попал в больницу с лучевыми ожогами и теперь якобы имеет право предъявить Саймону Клиссу счет. На самом деле эти разрозненные кусочки реальности – пляж с одуревшими от жары бездельниками, машина в небе, огонь из бортовых бластеров – случайно оказались рядом, и никто не докажет, что они между собой связаны, и на месте Саймона вполне мог быть кто-нибудь другой, кто угодно.

Вновь покосившись на шиайтианина, Саймон заметил, что тот тоже на него косится и как будто нервничает. Почему?.. Клисс поскорее дожевал вязкое приторное пирожное (когда он был ребенком, пирожные были вкусными, но потом с ними что-то произошло, и с тех пор они каждый раз обманывали его ожидания), проглотил остатки кофе и устремился к выходу. Расплатиться забыл, официантка в трико и чепце настигла его возле двери.

Отдав деньги, Саймон вышел в длинный, как небольшая улица, холл. Действие плунгала заканчивалось, он все сильнее ощущал враждебность среды. Взгляд выхватывал из толпы угрожающие детали: острые, кромсающие спертый воздух углы окованного металлом ромбовидного кейса, черные браслеты киборгов, колючий ворс мелькнувшего сбоку пальто в хищную осиную полоску. Смотреть на лица Саймон избегал, боже упаси на них смотреть… Замедлив шаг, он вытащил и проглотил пилюлю. Плунгал хорош тем, что действует быстро, и к тому времени, как Клисс дошел до лифтов, мир стал чуточку добрее, спрятал свои когти и клыки.

Около лифтов стояла группа молодых людей с плакатами, призывающими не идти против сотворенной Господом природы и всех киборгов снова сделать людьми; с ними была женщина в длинном черном платье и намотанном наподобие шлема темном платке, на груди у нее висел на ремне ящик с надписью: «На ремонт офиса».

Порывшись в карманах, Саймон выудил монетку помельче, бросил в прорезь емкости для пожертвований: он тоже противник киборгизации, почему не поддержать единомышленников? И сразу отдернул руку – в лице женщины было что-то угрюмо-бульдожье, мало ли…

Лифт вознес его на двенадцатый этаж, тут он заперся в крохотном номере и с облегчением вздохнул. Номер из самых дешевых: койка, шкаф, столик, а большего и не надо. За окном теснили друг друга обшарпанные высотки, внизу, конечно же, помойка. Саймон включил систему «Отрада оптимиста» (фу, ну и названьице!) – сомкнулись ставни, и в новом ложном окне возник пасторальный пейзаж, через минуту его сменил пляж с красотками, потом – горное озеро… Стандартный набор. Можно заказать что-нибудь еще, но это за отдельную плату.

Наконец-то Саймон остался наедине со своим фильмом, смутным и необъятным, как затопленная страна. Ради этого все и затевалось.

Несколько часов подряд он просматривал, прильнув к окулярам карманного видеоскопа, куски отснятого с помощью чудо-линз материала. Полно «воды», с монтажом придется повозиться, но это будет взрыв, шок, шедевр! Хотите узнать, что такое «Контора Игрек»? Смотрите документальный фильм Саймона Клисса!

Вот уже с месяц Саймон сидел на чемоданах (да у него и чемоданов-то не было, одна коробочка с линзами), но сейчас он понял, что с побегом придется повременить. Его творение не завершено.

Одну из главных загадок «Конторы Игрек» – Маршала – он так и не разгадал, а без этого фильм будет неполным.

Маршал был киборгом, ходячей легендой «Конторы», обожаемым героем и лидером, Римма Кирч его почти за божество почитала – а Саймон хотел докопаться до истины, но на что похожа эта самая истина, он понятия не имел. Образ Маршала, окутанный сияющим ореолом всеобщего восхищения, его никак не устраивал, для фильма нужна правда. И, пока он не добрался до правды (наверняка такой же паршивенькой, как помойка за окном с фальшивыми видами), делать ноги из «Конторы» рано.

Встреча состоялась на третий день. В назначенный срок Лиргисо связался с Тиной и сообщил, что все прежние уговоры остаются в силе, но сейчас он болен и слишком плохо себя чувствует, чтобы обсуждать серьезные вопросы, а сегодня снова вышел на связь. При дневном свете мафиозная многоэтажка с неоновыми гербами выглядела претенциозно и тускло, и Тина подумала, что на месте Лиргисо тоже не стала бы ничего менять: ну кому придет в голову, что этот типовой для Рубикона архитектурный шедевр принадлежит Живущему-в-Прохладе?

Хозяин дома тоже выглядел неважно. Волосы он перекрасил – теперь они были черные с красноватым отливом, это подчеркивало нездоровую бледность тонко очерченного треугольного лица. Глаза подведены, под ними тени – настоящие, не нарисованные. Он зябко кутался в стеганое кимоно из черной «зеркалки», хотя в комнате было тепло, и Тине даже стало его жалко.

Выяснилось, что в ту ночь визитом в королевский дворец дело не ограничилось. После скандала на банкете Лиргисо отправился в Паучий Отстойник – есть на Рубиконе такое местечко, не иначе выплеснувшееся из грязного химерического бреда какого-то ошалевшего наркомана. Тина однажды там побывала, просто из любопытства, тергаронский боевой киборг может себе это позволить. Там можно исчезнуть без следа. Лиргисо получил там две ножевых раны, но об этом Тина узнала только от него – то, что творится в притонах и закоулках Отстойника, редко становится достоянием СМИ.

– Сейчас идет процесс ускоренной регенерации. Чтобы держать его под контролем, пришлось отказаться от обезболивающих препаратов.

– Стив вылечит тебя за полминуты.

– Я способен обойтись без его помощи, – Лиргисо презрительно сузил глаза, их радужка напоминала помутневший желтый янтарь. – Мы все прекрасно обойдемся без него.

«Ага, ты спишь и видишь, как бы избавиться от Стива. Тогда бы ты со мной и с Полем по-другому разговаривал… Во всяком случае, попытался бы».

– Вы с Полем играете на его гипертрофированном чувстве ответственности, – добавил Лиргисо. – Вы его эксплуатируете и не отпускаете, а между тем для него небезопасно так долго находиться в нашей Вселенной. Я не питаю к Стиву приязни, но когда я советую ему не лезть в наши дела и вернуться домой, я поступаю порядочнее, чем вы.

Тина и сама об этом думала, так что укол попал в цель.

– Стив без тебя разберется, что ему делать.

– Да где уж разобраться, когда на шее висит столько нуждающихся в защите… – его ухмылка сменилась гримасой. – Фласс, больно… Повреждено левое легкое, и печень задета.

– За каким чертом тебя понесло в Отстойник? Соваться туда без телохранителей – однозначно самоубийство.

– Наверное, я хотел умереть. Даже не из-за Поля. Тина, иногда мне снятся странные сны, которые хуже кошмаров: как будто я плачу от безмерной тоски. Если подобное состояние охватило меня наяву, оно и привело меня в Отстойник. Ты же ушла, не захотела остаться со мной, как всегда великолепная и равнодушная…

– Если помнишь, перед этим я дала тебе полезный совет: много не пей. А ты?..

– Увы, у могущества есть свои минусы. Будь я простым смертным, я бы напился при закрытых дверях и никуда бы не пошел… Впрочем, я и так не пошел – я телепортировался! Разве что-то могло меня удержать? Фласс, до чего неловко получилось с этим банкетом…

– Не расстраивайся. Похоже, там никто не понял, что ты был в стельку пьян.

– Вот это и плохо! Они что же, думают, что я способен вести себя так, будучи трезвым? Ужасно неловко…

– По словам очевидцев, говорил ты гладко и без запинки.

– Да я в любом состоянии буду говорить гладко и без запинки! – он удрученно вздохнул. – Хоть пьяный, хоть под пытками, хоть на операционном столе. Иначе я не сделал бы карьеру в Могндоэфре. Энбоно, к которым эти тугодумы обращались за разъяснениями, наверняка догадались, в чем дело, но сказать не посмели – они меня слишком боятся. Фласс, что же теперь делать?

– Извинись перед участниками банкета, – Тина пожала плечами. – Или просто объясни, что ты перебрал, с кем не бывает?

– В этом нет стиля. Надо придумать нечто другое… Любой скандал можно обратить себе на пользу, и в этом искусстве мне не было равных среди Живущих-в-Прохладе, – он подмигнул и расслабленно развалился в кресле – должно быть, боль отпустила. – Вот увидишь, великолепная Тина, я и на этот раз окажусь на высоте. Не поговорить ли нам о «Конторе»? Недомогание не помешало мне изучить материалы и отдать некоторые распоряжения, мои коммандос готовы к отправке в облако Тешорва.

Он взял пульт, лежавший в выемке подлокотника, и над черным проекционным стендом у противоположной стены развернулась голограмма: туманная масса, напоминающая то ли скелет морского животного наподобие губки, то ли разросшуюся колонию плесени. Система «неправильной», не укладывающейся ни в какие классификации звезды с единственной планетой, окруженной сонмом спутников, и все это спрятано внутри облака Тешорва – гигантского скопления непонятной субстанции. Может, само пространство там заражено вирусом, вызывающим необратимые изменения. Может, Галактика в этом месте соприкоснулась с чужим континуумом и в нее просочилось извне инородное пространство.

– Твои коммандос не вызовут там переполоха? Их вторжение могут расценить как чью-то попытку наложить лапу на облако.

– Не бойся, это я учел. Они пойдут на небольших кораблях, под видом изыскательских партий, – Лиргисо слегка поморщился – наверное, ему опять было больно.

– Сил нет смотреть на тебя, мазохиста несчастного. Как ты полетишь на Норну в таком состоянии?

– Еще двое-трое суток, и я завершу регенерацию. Ни ты, ни Поль на это не способны, – он иронически искривил сухие губы. – Кроме того, боль плоти спасает от душевной боли, которая стократ хуже. Этот подлец с невинными глазами сам не понимает, что сделал…

– Опять начал… Можно подумать, раньше тебя ни разу не обманывали! Можно подумать, ты сам никогда никого не обманывал! Вспомни, сколько раз ты врал мне?

– А ты мне когда-нибудь верила? – он грустно улыбнулся.

– Я – тебе? Нет, конечно.

– Вот именно. А я ему поверил… Лгать тому, кто тебе не доверяет, и тому, кто поверил, – это отнюдь не одно и то же. Потому я и называю это предательством.

– Да ты лучше вспомни, сколько ты сам лгал тем, кто тебе верил! Иногда ты говоришь правильные, в принципе, вещи, но при этом забываешь о собственных подвигах. Тогда ты и себя должен судить по этим меркам.

– Он совершил запретное, – казалось, Лиргисо не расслышал то, что сказала Тина. – Никто не может так поступать со мной.

– Ладно, ты его ненавидишь, но для нас сейчас главное – покончить с «Конторой», не забывай об этом.

– Я его обожаю! – вздохнул Лиргисо. – Он непредсказуем и вероломен, как истинный Живущий-в-Прохладе, а наш затянувшийся поединок доставил мне массу восхитительных впечатлений, и победа все равно будет за мной.

– Опомнись, наконец, а? Ты же видишь не то, что есть. Я для тебя – кхейгла с поправкой на интеллект, а Поль – что-то вроде Живущего-в-Прохладе, и ты пытаешься играть в игры, к которым привык на Лярне, только ведь ты давно уже не там, а в Галактике, и жизнь здесь совсем другая.

Слушая Тину, Лиргисо насмешливо морщился, а когда она замолчала, спросил:

– Ты знаешь о том, что Поль красит брови и ресницы? Разве это не проявление кокетства?

– С чего ты взял?

– Я видел у Ольги его детские фотографии. Прелестная мордашка, а брови и ресницы рыжие.

– Потемнели с возрастом.

– Конечно, потемнели. Стойкая темно-каштановая краска, Ольга пользуется такой же.

– Ну и что? Когда они темные – это красиво, и девушкам так больше нравится. Девушкам, понял? Не твое дело, кто что красит, – Тина перевела взгляд на голограмму. – Нужно решить, как мы найдем друг друга на спутниках Норны.

– Предлагаю встретиться на Рузе, – он снова взял пульт, и один из шариков, спрятанных в туманном ноздреватом облаке, засветился ярче. – Там достаточно развитая инфраструктура, отели, рузианская глобальная Сеть. Что касается способа связи… М-м, подожди, посоветуюсь со своим консультантом. Выпей пока чашку кофе.

Лиргисо исчез, а к Тине подъехал золоченый робот в виде средневекового рыцаря в доспехах с выгравированными на корпусе гербами. Она взяла с подноса чашку, тоже украшенную гербом. На стенах и на сводчатом потолке резвились геральдические животные, слева от проекционного стенда стояла в нише белая крутобокая ваза, на вкус Тины безобразная: роспись изображала эшафот с виселицей и трупом в петле.

– Самое разумное – связаться на Рузе через Сеть, – сказал вернувшийся Лиргисо. – Надо условиться насчет паролей, псевдонимов и кода – что-нибудь сверхбанальное, не способное никого заинтриговать.

– Не возражаешь, если я задвину эту чертову вазу? – Тина кивнула на нишу.

– Да делай здесь все, что хочешь, – он небрежно и расслабленно махнул кистью руки. – На правах моей бывшей любовницы…

– В этом теле я не была твоей любовницей.

– А напрасно…

Встав с кресла, Тина загородила вазу ширмой с птицами, похожими на летательные аппараты (или, может, наоборот?); Живущий-в-Прохладе смотрел на нее с насмешливой улыбкой, которую сменила усталая страдальческая гримаса.

– Насчет кода тебе все-таки придется переговорить со Стивом, – дождавшись, когда приступ боли у него пройдет, сказала Тина. – Я в этом слабо разбираюсь.

Он еще несколько раз отлучался для консультаций, и Тина в конце концов спросила, что у него за доверенное лицо.

– Она много лет проработала в исследовательской группе на спутниках Норны. Я ее нанял как консультанта и проводника.

– Она не сдаст тебя Космополу? Не забывай, за твою голову обещан мешок кредиток.

– Забудешь тут… – Лиргисо с кривой усмешкой дотронулся до правого бока под ребрами. – Нет, не сдаст. Я обещал ей награду, ради которой мешок с кредитками она спустит в мусоропровод.

– Интересно, что?

– Она хочет ребенка.

– От тебя? – изумилась Тина.

– Ей не важно от кого, лишь бы родить ребенка. Материнский инстинкт. Но проблема в том, что она киборг и лишена способности к воспроизводству. Киборгом ее сделали насильственно, в порядке эксперимента. Она уже немолода, и всю жизнь ей хотелось быть обыкновенной женщиной. Видишь, Тина, какой занятный парадокс: то, что для тебя было спасением, осуществлением мечты, для нее стало пыткой.

– Ребенка ведь можно усыновить. Я бы так и сделала.

– По рубиконским законам киборги не имеют на это права, к тому же она хочет своего. Инстинкт, – Лиргисо пожал плечами и болезненно скривился. – Фласс, пошевелиться нельзя… Помочь ей могу только я, так что за меня она кому угодно горло перегрызет. А зубки у нее просто чудо: стальные клыки. Хорошо, что у тебя не такие.

– Но чтобы помочь ей, тебе придется убить другую женщину?

– Тина, порой ты бываешь несносной… Всегда можно найти, кого не жаль, кого даже ты не пожалеешь.

– Непонятно, почему «Контора» выбрала такое место для своей головной базы, – снова поглядев на голограмму, заметила Тина.

– Я тоже теряюсь в догадках. Кстати, Поль никогда не объяснялся тебе в любви?

– Нет. Мы с ним как брат и сестра.

– Так я и думал… Амина – это псевдоним моего консультанта – утверждает, что к Норне проявляла большой интерес одна рубиконская правительственная организация, которая занимается изучением магических явлений. Возможно, и «Контору» туда влечет то же самое?

Голограмма погасла, приоткрылись жалюзи. За полукруглым ситаловым окном громоздилась облачная свалка.

– Если ты завелся на мести и кто-нибудь из близких Поля по твоей вине пострадает, я с тобой рассчитаюсь, учти. На правах бывшей любовницы.

– Фласс, за кого ты меня принимаешь… – он скорчил несчастную физиономию. – Если я причиню вред кому-нибудь из близких Поля, он возненавидит меня всерьез, без всякой надежды на амбивалентность. Зачем же я стану портить нашу изысканную игру?

– Мое дело предупредить.

На лице Живущего-в-Прохладе появился намек на ухмылку, и Тина добавила:

– Домберги тоже не трогай, понял?

У нее крепло подозрение, что Лиргисо уже додумался до какой-то пакости.

– Домберги тоже не трону, – он передразнил ее предостерегающую интонацию. – Тина, ты плохо обо мне думаешь, я играю тоньше. Моя месть будет остроумной и безобидной – надеюсь, даже ты не слишком рассердишься. А домберги – это теперь мой политический капитал!

Это Маршал сделал «Контору Игрек» тем, чем она стала. Без него она так и прозябала бы, подобно множеству других организаций, существующих вроде бы при Галактической Ассамблее, но в то же время самостоятельно, иногда, если подвалит счастье, получающих крупные дотации и не затевающих никаких авантюр, потому что деньги охотней дают не авантюристам, а солидным консервативным структурам, действующим согласно параграфу. Таких шараг в Галактике полно – тепленькая, хорошо обустроенная экологическая ниша.

Когда появился Маршал, «Контора Игрек» покинула эту нишу и начала крестовый поход против всякого опасного нестандарта. Вопрос: как Маршалу это удалось?

Несогласных, понятное дело, пустили в расход, но это означает, что тех, кто пошел за Маршалом, было достаточно много.

Звали его Курт Баштон, родился он на Земле, где и при каких обстоятельствах стал киборгом – неизвестно. В «Подразделение Игрек» пришел около сотни лет назад, и сразу целая серия дерзких, успешно проведенных операций, конфликт с формалистами-ретроградами, стремительное продвижение наверх. Сколько ему лет, никто не знал. Поджарый, мускулистый, моложавый, с раздражающе бесцветными, но при этом невыносимо пронзительными глазами, выглядел он все таким же, как на стереоснимках полувековой давности – Саймон откопал их в архиве Отдела по связям с общественностью. Небось тратит подотчетные средства на дорогие омолаживающие процедуры.

Журналистское расследование – занятие хлопотное, чреватое неприятностями, но Саймон решил, что разгадает, кровь из носу, головоломку под названием «Маршал» и только после этого свалит с гениальным разоблачительным фильмом в кармане.

Без фильма он – ничто. Клисс чувствовал это с нестерпимой остротой, но это его не пугало, просто подхлестывало. Благодаря существованию фильма окружающий мир обретал цвет, вкус, объем, смысл; фильм давал Саймону некоторую власть над этим миром или, по крайней мере, ощущение власти – что-то подобное он испытывал, когда сидел на мейцане.

А Маршал ни в какую не поддавался разгадке. Если бы Саймон мог заглянуть в его отчеты, которые хранятся в архивах Четвертого отдела, многое прояснилось бы, но туда посторонних не пускают и тихой сапой не проберешься.

Доступный материал – то есть байки о Маршале, конторский фольклор – загонял Саймона в состояние тоскливой бессильной злости. Ну сколько можно лапшу друг другу на уши вешать?! Когда Стив Баталов и Тина Хэдис вдвоем учинили на унганианской базе такой погром, словно там побывал батальон космического десанта, оно понятно: почти всемогущий пришелец из многомерной вселенной и киборг-мутант с коэффициентом 55. Чудо еще, что Унгана после их налета не съехала с орбиты и вообще уцелела… Но когда молва приписывает аналогичные подвиги Маршалу, обыкновенному киборгу, стопроцентно нормальному борцу за всеобщую нормальность, – это уже культ личности и коллективный психоз!

…Маршал в одиночку отправился в логово «Рыбьей Звезды» и всех там побил одной левой; Маршала замуровали в подземном бункере и пустили отравляющий газ, а он все разнес и выбрался; Маршал пошел на переговоры с бандой одичавших мутантов, терроризировавших колонистов на Кайре, да так застыдил их, что те раскаялись, расплакались и дали себя повязать; Маршал то, Маршал се…

Когда Клисс, на правах идеологического работника, пожаловался психологу на инфантильные умонастроения в коллективе, Груша, как всегда уклончиво, ответил, что люди нуждаются в разрядке и эти байки способствуют поддержанию боевого духа.

«Зато я в нашем дурдоме единственный здравомыслящий, – утешил себя Саймон. – Остальные все чокнутые».

Господи, что же делать-то? Пока он не узнал правды о Маршале, он не может отсюда смыться, и оставаться тоже невтерпеж. Что делать?.. Разве какое-нибудь особенное везение… Но Саймон давно уже усвоил, что удача – это не для него.

Весь его труд по подготовке опуса, комментирующего инцидент на королевском банкете, пошел насмарку. В тот самый день, когда опус сбросили в Сеть, Лиргисо сделал финт, какого никто не мог предвидеть: он теперь поборник социальной справедливости, покровитель обездоленных!

…Он был шокирован тем, в каких антисанитарных и антиэстетических условиях живут обитатели домбергов, и на банкет явился для того, чтобы привлечь всеобщее внимание к их плачевному положению. Возможно, он немного погорячился, но его потрясло то, как люди поступают с себе подобными, ибо на Лярне такое немыслимо. Да, на Лярне до недавних пор было рабовладельческое общество, но там даже рабов никто не лишал права пользоваться мылом и теплой водой, вдыхать ароматы цветов, любоваться красивыми вещами. Если бы кто-то из энбоно вздумал держать своих рабов в условиях, схожих с теми, в каких живут в домбергах свободные рубиконские граждане, он бы навлек на себя осуждение и насмешки. Общество, допускающее сие, не может называться цивилизованным, и поэтому Лиргисо, Живущий-в-Прохладе, бывший Блистающий Представитель Могндоэфры, гордится тем, что не получил официального приглашения на Королевский фестиваль…

Разглагольствовал он перед журналистами и представителями благотворительных организаций. Последние вначале выглядели нервными и напряженными, словно их затащили на это мероприятие силком, но присутствие оравы репортеров успокаивало, да и организации нуждались, видно, в спонсорской поддержке, и благотворители постепенно начали оттаивать. Под занавес Живущий-в-Прохладе с участливой обаятельной улыбкой раздал им пачки кредиток, но к этому времени Саймон был уже не в состоянии анализировать материал и просчитывать варианты ответного удара – настолько его деморализовала финальная выходка лярнийского подонка.

– Взгляните на это чудовище, господа! – обратился Лиргисо к своим гостям, и посреди холла появилось нечто размером с большую собаку, членисто-омерзительное, хитиново-зловещее, с тусклыми фасеточными глазами-блюдцами (Саймону подумалось, что вот такие же глаза должны быть у божества, определяющего людские судьбы) и хоботом в пятнах засохшей крови.

– Слищ, рубиконский паразит, – указав на голограмму пультом с изящной инкрустацией, пояснил Лиргисо. – Кровосос, переносчик опасных инфекций, гнездится в одежде и в волосяных покровах. Если вы посетили домберг и не подцепили слищей – могу поздравить, вам повезло. Десятки тысяч рубиконских граждан отданы на растерзание этим тварям, и кем отданы – своим же правительством! Меня это шокировало, и я не намерен извиняться перед принцем Филиппом. Если он пожелает, я готов дать ему удовлетворение – разумеется, при соблюдении всех формальностей дуэльного кодекса, жду вызова в течение суток.

Голограмма погасла, пресс-конференция закончилась, а противный слищ так и маячил перед глазами.

Маршал вызвал к себе Фешеда с Саймоном и долго распекал: почему не предусмотрели, какой ход сделает Лиргисо?

– На рубиконских принцев начхать! – гремел он, полосуя идеологов острым светлым взглядом. – Для нас главное, чтобы общественное мнение не начало симпатизировать нашим врагам, мы должны не только защищать человечество, но еще и воспитывать! Почему опять подвели?!

– Невозможно было заранее знать, что он отморозит, – убито возразил Саймон.

Справа под мышкой чесалось, и его мучил страх: уж не слищ ли там завелся, подхваченный в домберге и уцелевший после жесткой обработки в карантинной камере?

– Невозможно – это не оправдание! Сколько раз повторять, забудь такое слово – «невозможно»! Мы здесь для того, чтобы ежедневно делать невозможное, ничем другим мы не занимаемся!

Поговорить на эту тему Маршал любил, а Клисс слушал вполуха и думал о серых, отвратительных, раздувшихся от крови слищах.

Даже известие о том, что «Гиппогриф» пойдет через гиперпространство в облако Тешорва, не вызвало у него адекватной реакции – слищи все оттеснили на задний план. Нельзя таких тварей показывать в увеличенном виде, картинка пристанет и уже не отцепится не хуже настоящего слища!

– Гадость-то какая… – бормотал себе под нос Саймон по дороге в столовую, привычно петляя по одетым в тусклый пластик коридорам. Ни дать ни взять муравейник слищей… Хотя какой муравейник, если они паразиты?.. – Не хочу такую гадость!.. Нет, не надо мне такой гадости…

– Клисс, ты чего? – угрожающе буркнула Римма Кирч, на которую он налетел после поворота. – Какая гадость, ты это про кого?

– Ты слища по телику видела? – спросил Саймон. – Они ползают по людям и сосут кровь, а здешние монархи-дегенераты извести их не хотят, денег жалеют, уроды. Гадость!

– Хм!.. – Римма презрительно сморщила вздернутый нос, и румянец на ее круглых щеках заиграл ярче. – Это ты, Клисс, привык скулить и жаловаться, а сильный человек хоть к слищам, хоть к другим блохам без проблем привыкнет. Я бы, если надо, привыкла и не скулила бы, никто бы от меня щенячьего скулежа не услышал!

Она обогнула его и пошла дальше – патлатая, коренастая, в ядовито-сиреневом с зелеными лампасами новеньком комбинезоне.

– Ну и привыкай… – пробормотал вслед ошарашенный Саймон.

Завернув за угол, Римма хватила по стене кулаком. Дело не в Клиссе. По возвращении с домберга они написали друг на друга докладные, и после Римму отправили на штрафные работы в седьмой отсек, а Клиссу хоть бы хны, полетел в Нариньон, но дело вовсе не в этом.

Римма всегда считала разочарование проявлением слабости, однако то, что созревало в ней исподволь, было преступным разочарованием и ничем иным. У нее накопилось слишком много «почему».

Те, кого она должна защищать, – вялые, безвольные, погруженные в интеллектуальную и духовную спячку людские массы, так почему на Римму и ее коллег распространяются обязательные для масс ограничения? Почему все те заманчивые возможности, какими располагает противник, для бойцов «Конторы» под запретом?

Наверное, этому можно научиться… или нарочно заразиться… или приобрести недоступное для масс могущество каким-то еще способом… Говорят, Тина Хэдис когда-то была обыкновенной девушкой с Манокара, а Лиргисо – обыкновенным энбоно, так почему с Риммой не может произойти то, что произошло с ними?

Если бы Римма могла убедить в своей правоте Маршала! Вот кто создан для того, чтобы обладать сверхчеловеческим могуществом, а она стала бы его правой рукой, и никакой бюрократии, никаких квартальных отчетов… Римма рассматривала эти крамольные идеи, когда поблизости никого не было, словно примеряла тайком чужие туфли в полутемной прихожей – в детстве у нее было такое увлечение.

Навстречу из бокового коридора вышел Роберт, и она тут же подумала о другом – о том, что «салаге» носить на поясе комп не положено, это нарушение традиций «Конторы».

Стажер открыл рот, чтобы поздороваться, но Римма опередила:

– Положи комп в карман. И знай, что щелчок по лбу ты заработал!

До его лба ей не дотянуться (разве что подпрыгнуть), вот и пришлось ограничиться словами.

– Карманы маленькие, неудобно же…

– Еще два щелчка за разговорчики, – подытожила Римма (традиции – дело серьезное) и пошла дальше.

Несмотря на завидный рост, широкие плечи и накачанные на тренажерах мускулы, Роберт был типичным рохлей, и ей не хотелось болтать с ним, но какая-то ее частица неудержимо радовалась оттого, что рядом есть такие, как он: приятно ведь ощущать свое превосходство над другими.

Яхта скользила по «капиллярам», пронизывающим облако Тешорва. На экранах внешнего обзора клубилась рыхлая масса, подсвеченная изнутри, меняющая цвет (он был зыбким, тусклым, текучим, как радужные разводы нефти на болотной воде); местами в ней зияли провалы – другие «капилляры» либо полости.

Облако Тешорва открыли задолго до людей, и у здешней планеты было силарское имя. Норной называли ее люди, чтобы не ломать язык, выговаривая труднопроизносимое официальное наименование. У каждого из естественных спутников Норны тоже по нескольку имен, а у искусственных – по одному. В Галактике мало таких рас, которые не держали бы здесь исследовательских станций, а те постепенно обросли базами, доками, заводами, торговыми и развлекательными заведениями, так что в облаке пряталось множество небольших орбитальных городов, и отыскать среди них базу «Конторы» будет непросто.

Труднее всего свыкнуться с необходимостью ползать по «капиллярам» с черепашьей скоростью. Повсюду маяки, не заблудишься, но сколько времени пропадает впустую! Если правы те, кто утверждает, что облако Тешорва – это застрявший в нашей Вселенной кусок чужеродного пространства, как же, наверное, медленно течет жизнь в том мире, где вместо простора – кисельное нечто, пронизанное паутиной туннелей-«капилляров». И напролом нельзя, в киселе в два счета увязнешь.

В рубке за пультом сидел Стив, остальные собрались в салоне и смотрели на экраны. Скорость по здешним меркам приличная, им попался «капилляр» с односторонним движением, где нет шанса с кем-нибудь столкнуться, – и все равно смехотворная для космического транспорта.

Когда Тина вышла в коридор, Поль оглянулся на звук задвигающейся двери и вышел следом.

– На Лейлу опять накатило, – предупредил он шепотом.

Лейлу преследовал страх, что однажды она проснется и обнаружит, что находится в своем прежнем немощном теле, в инвалидном кресле, и все перемены ей померещились, и выхода никакого нет. Бывало, что ей снились кошмары на эту тему, и тогда она, заплаканная, дрожащая в ознобе, просилась в каюту к Тине.

– Хорошо бы уговорить ее наконец на курс терапии у силарцев. Здесь на силарских станциях наверняка есть целители.

– Наверное, – Поль слегка пожал плечами, и от Тины не укрылся оттенок скепсиса в его жесте.

У Поля и Лейлы была одна общая черта: оба с недоверием, даже с некоторой подозрительностью относились к идее психотерапевтической помощи со стороны.

– А ты сам в порядке?

– Что мне сделается? – он скрестил на груди руки и прислонился к ворсистой стене.

Темноглазый, рыжеволосый, загорелый (для того чтобы кожа принимала загар, ему, как и его сестре Ольге, приходилось пользоваться специальными лосьонами), он был в потертых черных джинсах и такой же рубашке. Тонкие мальчишеские черты лица. Во взгляде сквозит постоянная, на автомате, готовность к отпору, но за ней прячется мягкость весенних сумерек, бездонных, таинственных – в Поле уживались качества, казалось бы, несовместимые. И еще в последнее время – с тех пор, как яхта нырнула в облако Тешорва – он так и излучал тревогу.

– Если у тебя какие-то предчувствия, лучше скажи. Даже если они касаются только тебя, все равно скажи. Мы воюем с «Конторой», но никто из нас не должен погибнуть, это обязательное условие. И к черту всех великих полководцев, которые побеждали, не считаясь с потерями. Никогда они мне не нравились.

– Будущее очень неопределенно, так что ничего я сказать не могу, – помолчав, ответил Поль. – А здесь еще такое место… По-своему страшное место – здесь всякие скрытые вероятности прорываются наружу.

– Ты говорил об этом Стиву?

– Да. Нашего так называемого союзника, – его лицо на мгновение свела неприязненная гримаса, – тоже стоит предупредить.

– С ним сейчас не связаться. Предупредим, когда будем на месте.

Яхта Лиргисо шла параллельным курсом по соседним «капиллярам», но кисель непроницаем для радиоволн, и даже гиперпередатчики в здешнем неправильном, по выражению Стива, пространстве – не такое уж безотказное средство связи.

– Мне с Ивеной сложно, – добавил Поль, снова понизив голос. – Во мне слишком много всякого намешано, и я слишком эгоистичный и погруженный в себя тип, чтобы какой-то девушке было со мной хорошо.

– Ты несправедлив к себе. Так тоже нельзя.

– Помнишь, что я про себя рассказывал? Каким я был трусом… Наверное, в твоем прошлом ничего похожего нет.

– Но ведь ты себя изменил, ты давно стал другим. Так не каждый сможет. Мне проще – сколько я себя помню, я всегда была одна и та же: решительная, независимая, непробиваемая. В общем, железная леди, – Тина усмехнулась. – Хотя какая там из меня, к черту, леди…

Лейла пришла к ней через полчаса. Негромкий царапающий звук, словно кошка скребется в дверь.

– Заходи, – отозвалась Тина.

Девушка держала в охапке подушку и большое стеганое одеяло. Нечувствительная к высоким и низким температурам, Тина привыкла спать не укрываясь, у нее даже своего одеяла не было.

Боком протиснувшись в каюту, Лейла бухнула сверток на край постели и уселась рядом. Она была похожа на изящную фарфоровую статуэтку, стрижка «каре» и синий лак на ногтях довершали образ, но все у нее было чужое: и белая с чуть заметным розоватым оттенком кожа, и синие глаза, и шелковистые черные волосы – все принадлежало Фелите Нирок, нелегальной иммигрантке с Яхины. «Донору» Лейлы, как называл это Живущий-в-Прохладе. Потому-то она и боялась, что в один прекрасный день ее «вернут обратно» и все опять станет как раньше.

Сам Лиргисо никаких угрызений не испытывал, даже нашел повод умиляться собственной доброте: «доноров» он убивал гуманно и безболезненно, разве это не свидетельствует о его благородстве? Лейла старательно копировала его образ мышления, и чувствовалось, что система взглядов у нее заимствованная, как одежка с чужого плеча.

Ее не покидало опасение, что здесь ее только терпят, и держалась она немного настороженно, как приблудная кошка. Вдобавок она была отчаянно влюблена в своего покровителя, а тот сейчас не нуждался в ней и обрадовался случаю сплавить ее Тине.

– Когда ты была у него на Рубиконе, он ничего обо мне не спрашивал?

– Он и так понимает, что с тобой все в порядке, раз ты с нами.

– Но ведь не спрашивал, да? Он меня не любит.

– Я думаю, ты ему не безразлична, иначе он вообще не стал бы о тебе заботиться. А что не любит – лучше радуйся. Лиргисо вполне способен своей любовью замучить насмерть. Как-то он мне пожаловался, что в Могндоэфре его преследовал злой рок: несколько раз он влюблялся всерьез, и каждый раз предмет его любви по необъяснимой причине кончал самоубийством, – Тина фыркнула. – По необъяснимой, как же!

– Почему ты смеешься над этим? – Лейла угрюмо глянула на нее из-под антрацитово блестящей челки.

– Когда ему выгодно, этот интеллектуал становится тупым, как робот с поврежденной операционкой.

– Все равно я хочу, чтобы он меня любил, – упрямо пробормотала Лейла. – Ты не можешь это понять, потому что не знаешь, что это такое.

Здесь она ошибалась. Тина, выросшая на женской половине манокарского дома, в атмосфере семейных интриг, ссор, сплетен и ревности, отлично знала, «что это такое». Насмотрелась. У ее отца, господина администратора второго уровня, было три жены, и какая между ними шла война за внимание господина! Когда Тине было девять лет, мама сломалась и умерла, не выдержав перипетий этой войны. Неизлечимая форма рака. Еще тогда Тина решила, что ей всего этого не надо. Она словно окружила себя защитной оболочкой, невидимой, но непроницаемой, а после оболочка срослась с кожей, превратилась в составную часть «я».

Тосковать из-за того, что кто-то не обращает на тебя внимания? На это Тина была не способна. Те, кто испытывал такую тоску, вызывали у нее сочувствие, но сама она оставалась вне зоны страстей: манокарское воспитание дает иногда странные результаты. Ее чувство к Стиву находилось в иной области и не очень-то походило на обычную любовь. Правда, Тина не брала это в голову: ее никогда не тянуло углубляться в собственные переживания, да еще и рассматривать их с разных сторон, – куда больше ее интересовало то, что происходит вокруг.

– У Хинара к тебе то же самое.

– Он хороший, но что я могу сделать, если люблю другого, – Лейла угловато пожала плечами и придвинулась ближе к Тине. – Вообще, что мне делать?

– Могу дать совет, но он покажется странным. Не нуждайся в любви.

– То есть жить без любви? – голос девушки разочарованно дрогнул.

– Нет, не то. Просто не нуждайся в ней, как я.

Получилось многозначительно и непонятно. Тина так и представила себя оракулом, затерянным в пустыне вроде незийского Пьялашарта или земной Сахары, изрекающим в обмен на нехитрые приношения ценные, но невнятные рекомендации.

«Не нуждайся» – это не значит «откажись». Тина не нуждалась в том, чтобы ее любили, но любовных историй в ее жизни хватало – может, как раз поэтому. Все получалось само собой.

В чем она нуждалась, так это в свободе, и за свободу ей всегда приходилось так или иначе платить. Лиргисо утверждал, что это Тина, в своей погоне за свободой, устроила девятнадцать лет назад ту катастрофу, когда космолайнер с манокарскими паломниками врезался в пересадочную станцию. Якобы она еще в то время обладала скрытыми «магическими» способностями и неосознанно ими воспользовалась, чтобы вызвать сбои в бортовом компьютере лайнера.

А теперь не найти ни улик, ни доказательств невиновности, и Тина не знала наверняка, оплачена ее свобода жизнями пассажиров «Эдлооса» или нет. Все-таки «нет» перевешивало – у нее не было ощущения, что она это сделала, но иногда ей казалось, что это вполне могло произойти.

– Проще всего получить то, без чего можешь обойтись, – пояснила она, взглянув на Лейлу. – Вот я о чем.

Заблудившиеся в темных пространствах извилистые лестницы. Озера, отражающие друг друга, словно зеркала или зрачки.

На самом деле в облаке Тешорва нет ни лестниц, ни озер, и другой «сканер» на месте Поля увидел бы что-то совсем другое – вернее, его сознание по-иному интерпретировало бы сверхчувственные впечатления.

– Ты обещал рассказать о производных личностях, – напомнила Ивена. – Почему нельзя часто менять личность? Актеры ведь это делают, когда кого-то изображают.

– Если бы я умел изображать, мне бы производные личности не понадобились.

Всего их было три: Томек, Полина Вердал и Черная Вдова; появились они в то время, когда Стив и Поль искали на Манокаре Тину, захваченную Лиргисо. Вначале Поль сыграл роль беспечного разгильдяя-туриста; потом внедрился в приют, где пряталась одна из вдов президента Ришсема, для чего ему пришлось стать Полиной Вердал (и ведь никто не понял, что Полина не женщина!); тогда же он вызвал к жизни Черную Вдову – местное привидение, о котором девочки в приюте рассказывали друг другу страшилки по вечерам.

В приют определяли дочерей чиновников, казненных за должностные проступки, и ежегодно в День Ответственности новеньких подвергали порке, но однажды случилась катастрофа: в Судном зале, где проходило мероприятие, объявилась адская тварь – точь-в-точь Черная Вдова из страшилок. Она убила генерального инспектора-попечителя приюта господина Сепинала – инициатора Дня Ответственности, и при этом само здание, словно взбесившись, содрогалось и ходило ходуном.

Поль долго не смел сказать Ивене, что это был он. Инфаркт Сепиналу и полтергейст устроил Стив, а Поль, в гриме и траурном платье, выступил в роли привидения. Он хотел спасти Ивену от наказания и заодно покончить с отвратительной традицией, но его Черная Вдова до того перепугала и вдов, и воспитанниц, что он сам почувствовал оторопь.

Лишь год спустя он наконец-то набрался смелости и сознался, а Ивена ответила, что давно уже обо всем догадалась.

– Почему нельзя? – повторила она, глядя на Поля снизу вверх из большого полукруглого кресла.

Это кресло напоминало цветочное кашпо, а Ивена, забравшаяся в него с ногами, была похожа на нежный побег. Два года назад, когда Поль ее встретил, у нее было худенькое бледное личико дисциплинированной девочки, замученной манокарским воспитанием, но с тех пор она изменилась, превратилась в независимую девушку-подростка. Глаза карие и внимательные, гладкие каштановые волосы собраны в хвостик.

Она не была красавицей, но Поль в этом и не нуждался. Его самого слишком часто сравнивали с «красивой девушкой» – прелюдия к предложениям определенного характера, засим обычно следовал мордобой… Это привело к тому, что представление о человеческой красоте для него было связано с представлением о риске, и он не придавал ей чрезмерного значения. Ивена выглядела не хуже большинства своих сверстниц, а то, что привлекало в ней Поля, мог заметить с первого взгляда только «сканер»: мягкое теплое мерцание, словно свет дружелюбной звезды – это важнее, чем красивые черты лица.

– Я хочу быть собой, Полем Лагаймом. Производные личности были созданы каждая для своих целей, они вроде компьютерных программ. Это частицы меня, но параметры у них жестко заданные. Если постоянно пользоваться производной личностью, можно забыть, кто ты на самом деле, и остаться в ней навсегда. У меня впечатление, что когда-то давно это произошло с Лиргисо. – Поль неприязненно усмехнулся (не мог он без этого, если речь заходила о Лиргисо) и добавил: – Интересно, что Ольга сразу это почувствовала. Наверное, она тоже немного «сканер».

– Так она же твоя сестра, – Ивена грустно вздохнула. – Как мне хочется на Нез и снова увидеть их всех – Ольгу, бабушку, Ли, Джеральда.

– Мне тоже. Чертова «Контора»…

– Поль, а мы когда-нибудь победим «Контору»?

– Не знаю.

И все-таки ему было сложно с Ивеной, как он и сказал Тине. Ивена слишком остро реагировала на перепады его настроения, придавала им куда больше значения, чем сам Поль, а он не хотел ее расстраивать и старался держать себя под контролем, на это уходило много сил. И вдобавок – мысль о том, что она заслуживает лучшего, что жизнь с ним будет похожа на блуждания по стране, населенной химерами, и он, зная себя, просто не имеет права предлагать ей такое будущее.

Чего только не было в этой стране, спрятанной внутри его черепной коробки… Например, разрушенный город, черно-белый, как на древних кинолентах, словно сами краски там выжжены.

Полю редко снились черно-белые сны. Этот кошмар про город в руинах под блеклым растрескавшимся небом, с торчащими колоннами и обугленными трупами, он видел раза два или три, в раннем детстве. Может, под влиянием какой-нибудь военной кинохроники, которую смотрели взрослые? Во сне Поль знал, что город разрушил он, и тягостное ощущение непоправимости совершенного было намного хуже страхов, сопровождавших те ночные кошмары, где преследовали его самого.

Ему удалось реконструировать свою личность из того сна. Он назвал ее Ангелом Смерти: подходящее имя для существа, которое уничтожает города и потом смотрит на содеянное с высоты птичьего полета.

Если это всего лишь неприятное сновидение – почему в один из моментов полубреда, когда он пытался и не мог уснуть на яхте Лиргисо после домберга, он задался вопросом: можно ли считать, что сегодня он искупил хотя бы мизерную часть своего преступления? И тут же подумал: ничего нельзя искупить; другое дело, если бы он тогда же вернул к жизни убитых жителей города, – но это было не в его силах.

Обычно впечатления из снов вскоре теряли остроту, но с Ангелом Смерти было иначе. Поль не мог избавиться от чувства, что никакой это не сон… а что-то гораздо хуже.

Он никому об этом не рассказывал, ни в детстве, ни позже.

После того как они с Ивеной разошлись по каютам, Поль снова попробовал просканировать ближайшее будущее. В облаке Тешорва это делать трудно, много помех, но на этот раз он сумел что-то поймать… Взрыв, обвал, цунами – вот на что похоже будущее. Взрыв – самая близкая аналогия, поскольку есть детонатор.

Полю удалось определить, что детонатор этот живой и обладает свободой воли. Похоже, человек. Они не знакомы. В настоящее время тот находится не особенно далеко (скорее всего, на борту корабля, который движется по другим «капиллярам»).

Что-то само по себе незначительное, зато с громадным запасом разрушительной силы, вроде уличной шпаны. И оно станет причиной обвала, цунами, шквала, который захлестнет многих, в том числе Поля.

Помехи усилились, и больше Поль ничего определить не смог, но он и так чувствовал, что неприятности идут за ним по пятам. Он сглотнул, глядя в темноту, на еле проступающий потолок каюты.

Человек-детонатор мчится на неведомом корабле в глубь облака Тешорва, соревнуясь в скорости с яхтой Стива, и времени до взрыва осталось совсем чуть-чуть… От нескольких стандартных суток до пары недель.

Глава 4

– Сколько народу развелось, упасть некуда… – привычной скороговоркой пробубнил Саймон, переступая через порог тира.

Один из ритуалов «Конторы Игрек». Войти в тир молча или сказать что-нибудь другое – это плевок в лицо коллективу, и все на тебя станут косо смотреть, а если ты «салага», еще и по шее надают.

В тире в этот час было немноголюдно, однако традиция требовала, чтобы всякий сюда входящий произносил именно эти слова, а те, кто пришел раньше, отвечали ему веселыми приветствиями и смешками, словно впервые услышали удачную остроту. Кое-кого из новичков это раздражало – Роберта, например, но Саймон давно оценил удобство такого положения вещей. Он ведь чужак, индивидуалист в шкуре стадного животного, обладатель преступной Тайны – и все же сумел более-менее приспособиться. А все потому, что он чтит здешние неписаные правила! Способ нехитрый, надо только выполнять все конторские обряды, как бы те ни набили оскомину, да при каждом случае поругивать неблагодарное зажравшееся человечество – и ты уже почти свой.

Он занял свободную кабину, выбрал мишени. Среди них был Лиргисо, и Саймон первыми же выстрелами выбил лярнийскому подонку оба насмешливых золотисто-желтых глаза, а потом прострелил сердце, печень, яйца, коленные чашечки. Жаль, что это всего лишь компьютерный фантом. Из-за него (не из-за фантома, из-за прототипа) Саймон 65 баллов потерял, поскольку так и не успел до отбытия с Рубикона ничего придумать, чтобы настроить общественность против его подлой «благотворительной» акции.

Между тем Лиргисо кое-чего добился: по данным рубиконских осведомителей, принц Юнатан Амаротский, прожженный старый циник, уже высказался в кулуарах, что для королевского дома дешевле обошлось бы официально пригласить Лиргисо на фестиваль, гарантировав ему, как гостю, неприкосновенность: тогда бы, мол, никакого скандала не вышло. Кто, по мнению Маршала, за это в ответе – угадайте с трех раз! Только дурак не угадает…

Вдобавок Саймона преследовал страх перед слищами, опять-таки из-за Лиргисо. Порой у него начинало что-нибудь чесаться, и он в панике мчался в медотсек, но медики утверждали, что это на нервной почве, и давали понять, что он им уже надоел.

А то еще возникала мысль: вдруг какой-нибудь слищ, которого занесло на «Гиппогриф», мутирует и вымахает до таких же размеров, как та голограмма? Облако Тешорва – одно из самых странных мест в Галактике, вдруг тут есть мутагенные факторы? Наверняка есть. Саймон начал избегать пустых коридоров, особенно темных, чтобы не наткнуться там ненароком на притаившегося слища-переростка.

После окончания тренировки компьютер выплюнул жетон меткого стрелка – его можно здесь же, в зале, обменять на кружку пива. Саймон пива не любил, но сидеть с призовой кружкой у всех на виду – это почетно. Повышает внутригрупповой статус, если пользоваться жаргоном психологов.

Он пристроился у стены, отхлебнул ледяного горьковатого напитка. Зал был оформлен, как великое множество родственных ему помещений в казенных учреждениях средней руки, на стенах висели портреты «Лучших снайперов» – даже тут Маршал на первом месте, и это нечестно: боевой киборг по определению не может не быть идеальным стрелком, ему и в тире упражняться незачем. Но попробуй скажи об этом вслух!

В сторонке Саймон заметил группу бойцов и корабельных техников. Подсесть к ним да рассказать про ухо или про Топаза? Он уже было привстал, но услышал голос Риммы Кирч и снова опустился на жесткий тускло-коричневый диванчик.

– …Если ты застрял на одном месте и не хочешь расти, все равно тебя так не оставят – за уши перетащат, как бы ни брыкался! А если будешь другим мешать расти, вот тогда тебе оч-чень не поздоровится, об этом мы позаботимся!

Саймон уткнулся в кружку, пряча ухмылку. После домберга Римма уверовала в свою избранность и перессорилась едва ли не со всем «Гиппогрифом», потому что ее проповеди всех выводили из равновесия. Она постоянно говорила о высших силах, которые воспитывают, тренируют, направляют людей, и загадочно намекала на свою связь с этими силами – словно она их доверенное лицо, что-то вроде полномочного наблюдателя. Вкупе с ее безапелляционно-поучающим тоном, ехидными замечаниями и привычкой с ходу влезать в чужие разговоры это действовало на коллектив «Конторы», как издевательская пляска красной тряпки на быка.

На Маршала Римма по-прежнему смотрела снизу вверх и к комсоставу питала уважение, зато всем остальным от нее доставалось. Она с равными вела себя как с «салагами», – вот этого ей простить не могли. Саймон подозревал, что из очередного рейда она не вернется. Свои же позаботятся о том, чтоб она не вернулась.

Она прошла мимо, даже не взглянув на Клисса, – коренастая краснощекая валькирия, голубые глаза после спора жестко сощурены, а волосы несерьезно взъерошены, и эта деталь сводила на нет эффект от сурового выражения лица.

«Скоро я с тобой распрощаюсь», – подумал Саймон.

Он не знал, когда наступит это «скоро». Для того чтобы оно наступило, надо узнать правду о Маршале.

Машинально теребя и без того растянутый ворот джемпера, Саймон смотрел на портрет отца-основателя «Конторы Игрек». Он нутром чувствовал, что у Маршала тоже есть своя Тайна, – но угадать бы еще, в чем она заключается!

Снаружи гулял ветер – морщил серо-фиолетовую поверхность пруда, шевелил хвойные кустики, гонял по рифленым плитам набережной снежную крупу. Безнадежно провинциальная картинка, словно их забросило в манокарскую или яхинианскую глушь. Навязчиво близкий горизонт усиливал впечатление ограниченности: мир схлопнулся, размеры и расстояния уже не те, что раньше.

Тина усмехнулась. Если присмотреться, все здесь окажется не тем, чем выглядит. Снег – это вовсе не снег, а раскрошившийся пенопласт. И ветер его кружит искусственный, порождение кондиционирующих установок. Темный морщинистый шелк водоема лишь внешне похож на воду: бульон сложнейшего состава, насыщенный вырабатывающими кислород микроорганизмами. А бирюзовое небо, то ли утреннее, то ли вечернее, всегда одно и то же – это нижняя сфера многослойной скорлупы, окутывающей орбитальный город Канпеи. Разве что кустики настоящие.

Канпеи принадлежал авсапианам, а те переживали не лучшие времена, и на спутнике царило запустение. Постройки на том берегу, издали напоминающие скопление провинциальных коттеджей, – законсервированный завод, характерная для Канпеи деталь. Авсапиане делами других рас не интересовались, но согласились сдать небольшой участок людям в аренду. Место для встреч, нейтральная территория. Стив и Тина не хотели пускать Лиргисо к себе на яхту, а тот заявил, что будет счастлив видеть у себя в гостях всех, кроме Стива.

Штаб-квартира разместилась в доме, где прежде жили работники завода. Окна покрыты слоем грязи, отчего снаружи все кажется затуманенным, потолки слишком низкие – Стив едва не задевал их макушкой, а Живущего-в-Прохладе раздражало обилие симметричных углов в шестигранных авсапианских комнатах (еще хуже человеческой архитектуры!), но Тина решила, что здесь, если привыкнуть, не так уж плохо.

Поль сказал, что никакой угрозы не чувствует, вокруг спокойно и пустынно, даже призраков нет. За последние два-три дня он осунулся, потерял аппетит, и Тине приходилось следить за тем, чтобы он не забывал принимать питательные капсулы.

– Поль, в тебе появилось нечто прелестно-декадентское, – заметил Лиргисо. – Эти очаровательные тени под глазами – естественного происхождения или ты наконец-то начал пользоваться косметикой?

– Лучше держи свои изысканные остроты при себе, – процедила Тина.

Состояние Поля ее тревожило, а тут еще выслушивай комментарии Живущего-в-Прохладе!

– Увы, жизнь всегда насмехалась над грезами поборников справедливости… – Лиргисо смотрел на них с ухмылкой. – Можно быть беспринципнейшим созданием, лжецом, лицемером, шантажистом, не выполнять своих обещаний, не знать, что такое честь, – и все равно тобой будут восхищаться, тебя будут любить, вот что поразительно!

– Это ты о себе? – мрачно поинтересовался Поль.

– О нас обоих.

Вернулся Стив с домашним роботом и комплектом надувной мебели, сложенной стопкой в большой коробке. Авсапианская мебель для людей не годилась.

– Поль, очень возможно, что живой детонатор, о котором ты говорил, – это Саймон Клисс. У тебя нет такого впечатления?

Стоило появиться Стиву, и Лиргисо сменил тон на серьезный, саркастическая ухмылка исчезла, как будто до сих пор они продолжали обсуждать ситуацию, не отвлекаясь на посторонние темы.

– Не знаю. Я этого Клисса близко не видел. Когда меня на «Сиролле» отравили, я почти ничего не запомнил, и его тоже не помню.

– Он был в домберге.

– Там было не до того, чтоб кого-то запоминать. Короче, не знаю. Не имеет особого значения, кто это. Главное, что он скоро сработает.

Поль отвернулся к окну, где шуршал пенопластовый снег. Живущий-в-Прохладе смотрел на него сбоку с таким выражением, словно созерцал статую в музее, и Поль наверняка чувствовал этот пристальный взгляд, но держал себя в руках и не оборачивался.

Раздался шипящий звук – это робот начал надувать мебель. Кресла обретали объем и форму за считаные секунды, словно один за другим распускались громадные желто-розовые цветы с бликами на глянце лепестков. В комнате сразу стало светлее.

– Я еще сейф сюда притащу, – сказал Стив. – На всякий случай.

Поставив на пол чемоданчик с набором инструментов, он исчез.

Тина снова повернулась к Полю и Лиргисо. Волосы у Живущего-в-Прохладе были теперь изумрудные, как кожа энбоно, пряди разных оттенков, одни светлее, другие темнее. Встретив взгляд Тины, он вздохнул, словно рассчитывал на сочувствие.

– Все его черты до того изящны, будто смотришь на демонически прекрасную мелодию, принявшую видимость человеческого тела, – он говорил о Поле, как о неодушевленном предмете. – Сие большая редкость для вашей расы.

Поль что-то тихо пробормотал по-незийски. Тина, как и Лиргисо, не знала незийского, но предположила, что это ругательство.

Живущий-в-Прохладе с издевкой рассмеялся. Тина заметила, как напряглись плечи Поля. Ей хотелось вмешаться, но она опасалась поставить его в дурацкое положение (можно подумать, он не способен за себя постоять, раз она все время лезет заступаться!) и сохраняла мнимый нейтралитет.

Стив с громоздким роботом-сейфом материализовался точно между двух кресел, ни одно не задев.

– Поль, я должен попросить о небольшом одолжении, – оборвав смех, заговорил Лиргисо. – Меня интересует твое мнение об Амине, моем консультанте по облаку Тешорва.

– Давай ее сюда, – не оборачиваясь, бросил Поль.

– Не стоит, она ведь не знает о нашем союзе, а если вдруг узнает, я буду вынужден ее убить. Признаться, не хотелось бы.

Тина и Поль уже бывали на яхте Лиргисо. Если в течение часа тот не вернет их обратно, сюда телепортируется Стив. К Тине (и только к ней) он мог телепортироваться вслепую, без других ориентиров. Лиргисо меньше всего мечтал о таком вторжении, вдобавок Поль согласился на этот визит без колебаний – значит, опасаться нечего.

Анфилада из трех извилистых, без единого угла, комнат, разделенных арками с раздвижными дверями. Сейчас все двери раскрыты, но изгибы стен мешают составить представление о размерах. После первого посещения этой яхты Поль сказал, что здешняя обстановка завораживает и внушает беспокойство, особенно если начнешь присматриваться к деталям; это как яд, проникающий в сознание при посредстве зрения.

Тина с интересом озиралась – и ничего похожего не чувствовала. Да, здесь странно и красиво, но эта ядовитая красота не в ее вкусе, – вот и все, что она могла бы сказать. Никакого эмоционального отклика, хотя она, с ее сверхострым зрением киборга, видела куда больше деталей, чем другие, и к тому же в мельчайших подробностях.

Собственная нечувствительность к таким вещам временами вызывала у Тины досаду. Она как тот персонаж древней земной сказки, который никогда не испытывал страха и мечтал хоть раз в жизни испугаться, чтобы узнать наконец, что же это такое. Испугаться чего-нибудь опасного Тина могла, а вот ощутить смятение из-за того, что рамы зеркал или светильники имеют ту, а не иную форму, – нет; доступные для других впечатления проскальзывали мимо ее восприятия.

В прошлый раз она попросила Лиргисо объяснить, что здесь, по его замыслу, должно внушать страх или выбивать почву из-под ног у зрителя, – и надо было видеть, какая гримаса появилась на его подвижном треугольном лице! Он решил, что над ним издеваются.

Хинар поздоровался с Тиной очень вежливо, отвесив учтивый поклон – как обычно. Он вел себя с ней, как с дамой из высших кругов шиайтианской аристократии. Потом дружески приветствовал Поля. Тот считал, что Хинар в обиде на него из-за бесславной гибели дерифлодобывающей станции, но теперь должен успокоиться: если обида и была, она давно сошла на нет.

– Идем к Амине, – обратился к Полю хозяин яхты.

– Эй, подождите, – окликнула их Тина. – Хочу предупредить…

– Что в случае чего ты куда угодно здесь вломишься и по дороге все разнесешь, – скороговоркой подхватил Живущий-в-Прохладе. – Столько раз предупреждала, что я уж наизусть выучил!

– Госпожа Тина, вы расскажете мне про Лейлу? – заговорил шиайтианин, когда они ушли.

Вот кто при каждой встрече спрашивал о Лейле и готов был часами слушать о ее успехах, о том, что она сделала и сказала и что ее сейчас интересует… Тина с Хинаром допивали кофе, когда Лиргисо и Поль вернулись – у Амины они провели четверть часа, не больше. Их негромкие голоса доносились из крайней в анфиладе комнаты, еле пробиваясь сквозь медленные сумеречные волны лярнийской музыки. Человек не услышал бы, но слух киборга намного острее человеческого.

– Что скажешь об Амине?

– Она для нас не опасна, и неприятностей из-за нее не будет. Сменил бы ты музыку.

– О, ты узнал эту мелодию? – Лиргисо засмеялся, все так же негромко. – Помнишь, как я включил ее для тебя на вилле и что было потом… Ну, не сердись, умоляю тебя! Опиши подробнее, какое впечатление произвела на тебя Амина?

Зазвучала другая мелодия, более быстрая и прихотливая, за ее переливами голос Поля был едва различим:

– Она очень несчастна. Если бы ее сделали таким киборгом, как Тина или другие, которых я видел, – чтобы она выглядела как обыкновенная женщина, ей, наверное, было бы легче. Почему ее изуродовали?

– Рубиконские подпольные клиники производят киборгов-телохранителей, на зловещую внешность есть спрос. Амина стала объектом эксперимента. Будешь смеяться, но до встречи со мной она не знала, что такое секс.

– Да нет, я не буду над этим смеяться.

– Поль, сядь. И выпей вина.

– Не хочу.

– Настоящее земное шампанское. А Тина пьет его, как воду, из какой попало посуды – когда я на это смотрю, у меня сердце кровью обливается.

– Тебе-то какое дело? Она ведь не пьянеет.

Беседуя с Хинаром, Тина одновременно прислушивалась к их приглушенным голосам с нарастающим интересом. Шиайтианин ничего не слышал, а она… Можно ли считать, что она подслушивает? Лиргисо начал расспрашивать Поля о его девушках, тот отвечал раздраженно и односложно.

– Да что ты сразу злишься? Мне просто интересно. Твоя связь с Люаной Ришсем, скорбящей президентской вдовой… Не делай такие глаза, я давно об этом знаю, но из деликатности помалкивал. Это был самый продолжительный из твоих романов – ты дарил любовь из жалости, без намека на истинное увлечение… Поль, ты ведь лучше всего чувствуешь себя с любовницами не слишком страстными, невзыскательными, не так ли? Интересно, ты сам хотя бы изредка получаешь удовольствие от секса? Примечательно, что и Люана, и твоя Ивена – манокарки. Все манокарки холодные и заторможенные, одна великолепная Тина чего стоит!

«Сейчас пойду и кому-то дам в зубы…»

Должно быть, ее лицо приобрело свирепое выражение. Хинар на полуслове запнулся.

– Я подумала о «Конторе», – Тина решила не вмешиваться, пока Поль сам не проявит желания прекратить разговор. – Мы нанесли много ударов, а конца этой войне до сих пор не видно.

– Может, со Стивом у нее все по-другому, чем было с тобой.

Она мысленно поблагодарила Поля за ответ.

– Тина – непостижимейшее существо, и причислять ее к женщинам человеческой расы было бы ошибкой. Я бы сказал, что она принадлежит к особому живому виду, представленному в единственном экземпляре. И хорошо, что в единственном, – это несказанное счастье для всей Галактики!

«Погоди, я тебе это припомню».

Хинар, как истинный кедисэйтху, рассуждал о том, что безнадежная война – вполне достойное времяпрепровождение, и мрачный вид собеседницы его ничуть не удивлял.

– …Но речь сейчас о тебе, – Лиргисо сменил насмешливый тон на вкрадчивый. – Несмотря на свою холодность, Тина дьявольски привлекательна, и твое равнодушие к ней кого хочешь озадачит.

– Тина – девушка Стива.

– Поль, Тина не может быть чьей-то. Неужели ты этого не понимаешь?

«Ага, вспомнил о том, что я могу эту галиматью услышать, и решил чуть-чуть подсластить…»

– Тебе она не сказала бы «нет», – продолжил Лиргисо. – А Стив не знает, что такое ревность. Так в чем же дело? Чем она тебе не нравится?

– Я не снимаю чужих девушек.

– Ты вообще не снимаешь девушек, – Лиргисо снова засмеялся. – Это они тебя снимают, а ты уступаешь их домогательствам или бегаешь от них, как от Вероники Ло. У тебя так было всегда, не правда ли?

«Какое все это имеет значение? Господи, да совершенно никакого, если разобраться. Но для них, похоже, имеет, и я их тут не очень-то понимаю».

– Тебе-то что за дело? – напряжение в голосе Поля нарастало.

– Я всего лишь пытаюсь тебя понять, это ведь не запрещено? Мне сдается, ты не хочешь быть понятым, и этим ты похож на Живущего-в-Прохладе.

– Понять – значит уничтожить, так у вас говорят?

– Для могндоэфрийцев это прописная истина, но ты ведь человек. Еще шампанского?

– Хочешь напоить?

– Тина рядом, через комнату от нас, так чего ты боишься? Твоя романтическая влюбленность в Ивену… Поль, меня восхищает твоя изобретательность! Вроде бы ты влюблен, как все, но объект недосягаем в силу своего слишком юного возраста, и посему любовь не обязывает тебя к активным действиям. Прелесть!

– Ты даже представить не можешь, что для меня значит Ивена, – голос Поля задрожал от ярости.

– Она значит для тебя очень много, не сомневаюсь, – голос Лиргисо оставался спокойным и обволакивающим, как предательски теплая вода. – Но скажи, ты ее хочешь?

– Я люблю ее.

– Ты ее хочешь? Да или нет?

И после новой паузы, на этот раз долгой, Лиргисо сам же ответил:

– Значит, нет. Так я и думал.

– Я «сканер». Призрак, по ошибке родившийся человеком.

– Ты очень красивый призрак.

На это Поль ничего не ответил.

Стук, словно что-то упало. Шум драки.

Тина вскочила и бросилась в ту комнату, где звучала музыка.

Их разделял опрокинутый лярнийский столик с волнистой лакированной столешницей из сулламьего панциря. Из откатившейся бутылки вытекало шампанское. В руке у Поля поблескивал стилет, Лиргисо был без оружия.

– Что это значит? – спросила Тина сквозь зубы.

– Тина, нельзя же так бесцеремонно вторгаться! А если бы мы целовались? Позволь нам довести эту маленькую дуэль до конца. Я обезоружу его голыми руками, не прибегая к магии. Смотри, как я это сделаю!

Лиргисо медленно двинулся к подавшемуся в сторону Полю, его желтые глаза одержимо светились.

– Никаких дуэлей, – шагнув наперерез, Тина сгребла его за отложной ворот шелковой темно-синей рубашки. – Сейчас телепортируешь нас обратно, понял?

– Фласс, придушишь ведь… – он преувеличенно страдальчески скривился.

– Убери нож, – обращаясь к Полю, Тина постаралась говорить мягче. – Все в порядке, сваливаем отсюда.

– Не я начал первый.

Стилет исчез. Взяв Поля за руку, Тина почувствовала его дрожь – едва ощутимую, с виду не заметишь. Еще больше разозлившись, она встряхнула Живущего-в-Прохладе.

– Телепортируемся!

– Тина, ты бы видела, как провоцирующе он на меня смотрел! Разве я мог устоять? Но стоило мне к нему прикоснуться, как он сразу выхватил стилет и перевернул стол. Фласс, сколько еще может продолжаться эта пытка?!

Они находились уже в доме на Канпеи, Стива в комнате не было.

– Вот и я хочу спросить: сколько это будет продолжаться? – Тина выпустила рубашку Лиргисо. – Мы воюем с «Конторой» или что? На моей так называемой родине считают, что все беды от женщин, – черта с два! С девочками у нас никаких проблем, со мной – тем более, это ты создаешь проблемы!

– А может, кое-кто другой? – Живущий-в-Прохладе расправил воротник, взглянул мельком на свое отражение в настенном зеркале и повернулся к Полю. – Ты думаешь, меня можно дразнить?

– А почему нельзя? – Поль усмехнулся напряженно и вызывающе, его глаза потемнели почти до черноты. – Когда ты отвергнутый влюбленный, это такой цирк!

На две-три секунды Лиргисо онемел. Потом опомнился и презрительно улыбнулся.

– Поль, ты, по-моему, переутомился.

– В Могндоэфре про тебя анекдотов не рассказывали?

– Среди энбоно не было настолько сумасшедших. Надеюсь, что до завтра здравый смысл к тебе вернется.

Тине показалось, что он готов взорваться, но вместо этого он просто исчез.

На другой день они снова собрались в штаб-квартире на Канпеи. Стив к этому времени успел побывать на дюжине спутников Норны, прогуляться по их компьютерным сетям и обнаружить несколько объектов, которые вполне могли принадлежать «Конторе».

Пока шло сканирование окрестностей перед генеральной разведкой: Поль искал живых наблюдателей, Стив исследовал технику. Устроившись в сторонке, чтобы не мешать им, Тина изучала данные о спутниках на экране карманного компа. Ивена с Лейлой, упросившие на этот раз взять их с собой, прилипли к окну и разглядывали фиолетовый пруд – белеющие на его поверхности куски грязноватого пенопласта походили на недотаявший снег, и это придавало до последней черточки искусственному пейзажу ореол слякотного межсезонья.

Чуть позже появился Лиргисо, отвесил насмешливо-галантный поклон Тине, та поморщилась, в ответ он, передразнивая, тоже скорчил гримасу (такой обмен приветствиями уже вошел у них в привычку) и присоединился к девочкам. Теперь Тина то и дело косилась на них, прислушиваясь к оживленной болтовне.

Вот что ее поражало: перед Ивеной Лиргисо как будто слегка заискивал (надо неплохо его знать, чтобы это заметить), словно старался ее задобрить, при случае делал мелкие подарки, рассказывал что-нибудь такое, что вызывало у нее улыбку. Почему? Ну, во-первых, потому что это бесило Поля, но Тина считала, что есть и другие причины. Для энбоно, при их демографическом дисбалансе, кхейгла-ребенок – это святое, а Лиргисо, сменив тело и расу, сберег все свои драгоценные лярнийские стереотипы, хоть и не желал этого признавать. Наверное, он подсознательно видел в Ивене маленькую кхейглу и вел себя подобающим образом. Интересно, что на Лейлу это не распространялось, но ведь та была его созданием – это разбивало стереотип.

Кроме того, он мог предполагать, что Ивена обладает мощным «магическим» потенциалом, пока еще не проявившимся, так что отношения с ней лучше не портить. Около года назад он взял ее в заложницы, чтобы вынудить Поля сдаться, а сейчас пытался убедить всех в том, что это была безобидная шутка, ничего из ряда вон выходящего, вот и с Ивеной они в конце концов подружились… Та вела себя с Живущим-в-Прохладе вежливо и сдержанно, чего и следует ожидать от воспитанной манокарской девочки.

Стив и Поль закончили проверку окрестностей: вокруг по-прежнему пустынно, соглядатаев нет, ни живых, ни электронных. После этого Стив, невзирая на протесты, вернул девочек на яхту. Неизвестно, чем обернется глубокое сканирование облака Тешорва – возможно, стычкой со «сканерами» «Конторы» или с чем-нибудь здешним, неведомым. Поль выглядел угрюмым и сосредоточенным.

– Готов? – спросил Стив.

– Да, – Поль опустил веки, откинулся на спинку кресла. – Начинаю.

Он уже не здесь. Или, вернее, он одновременно и здесь, и не здесь, как человек, который надел интероператорский шлем и нырнул в Сеть. Стив следит за его состоянием и страхует – это надежней, чем медавтомат, а Тина и Лиргисо следят за окружающей обстановкой.

– Цветные слои, – произнес вдруг Поль. – Их много, у каждого свой цвет и привкус, и все это вместе – кипящий океан. Туда лучше не спускаться, это бездна.

– Тогда не спускайся, – отозвался Стив. – Нас интересует не Норна, а ее спутники.

– Тут есть непроходимые области, – сообщил Поль через некоторое время. – Ты говорил, что в облаке не везде можно телепортироваться, – наверное, из-за этих трещин. Да, совсем как трещины, только не в пространстве, а в его нематериальном аналоге. Странные около них ощущения возникают…

– Держись от них подальше, – посоветовал Стив. – Я знаю, о чем ты, но не знаю, что это такое.

Довольно долго Поль молчал, потом удивленно пробормотал:

– Ты это мне?.. Да нет, я здесь просто так гуляю… Ты, что ли, меня видишь?.. А как тогда?.. Кто ты?..

Такое впечатление, словно он разговаривает по телефону и ответные реплики слышны только ему. Лиргисо насмешливо искривил губы, тронул Тину за локоть и кивнул в сторону, они отошли.

– Он вступил с кем-то в телепатический контакт, – прошептал Живущий-в-Прохладе. – Так я и думал, что он на это способен. Но при мысленном диалоге совершенно незачем все проговаривать вслух. Фласс, какая наивность!

– Тебе здесь плохо, но ты не можешь уйти?.. – Поль продолжал общаться с невидимым собеседником. – Жалко, но я ничем не могу помочь… Как это – посмотреть твоими глазами?.. Ну, давай попробуем… – Он умолк, потом снова заговорил: – Ненавижу «коконы»… Так это, что ли, больница?.. Ну и обстановочка!.. А это кто?.. Почему?.. Который – вот этот?.. А-а… – Он всем телом содрогнулся.

– Поль, ты меня слышишь? – Стив положил руку ему на плечо.

– Порядок, я уже не там, – сказал Поль, не открывая глаз. – Электрический разряд. Вот ублюдки… А, привет! Ты тоже здесь?.. Не знаю, но здесь лучше, чем в твоем «коконе», и ты никогда не должен туда возвращаться… Просто иди куда захочешь, и все… Да не за что! Ты сам в меня вцепился, вот мы и вылетели оттуда вместе. А вас там было много?..

Наконец он попрощался со своим потусторонним собеседником. Окинул комнату затуманенным взглядом, как будто постепенно приходил в себя после тяжелого сна.

– Меня шарахнуло током. Точнее, не меня, а его, но я в это время вроде как у него в голове находился, он сам пригласил, и мне за компанию тоже досталось.

– Расскажи по порядку, – попросил Стив. – Кто это был?

– Я так и не понял. Их там много, этих существ, и с ними плохо обращаются, но уйти оттуда они не могут. Хотя этого я выдернул, теперь он уже где-то далеко и назад не вернется. Я смотрел его глазами, но у него зрение плохое, картинка была нечеткая. Похоже на кошмар, только не в твоем вкусе, – Поль взглянул на Живущего-в-Прохладе, – а на такой унылый, скучный, неряшливый кошмар… Все эти существа заперты в «коконах спасения», как в больнице, но это не больница, а что-то дрянное, вроде тюрьмы. Может, какая-то нелегальная лаборатория? «Коконы» стоят в ряд в большом грязном зале, и еще там ошиваются какие-то небритые морды бандитского вида – то ли санитары, то ли охрана. Эти существа их боятся. Один из санитаров что-то включил на пульте, и тогда нас ударило током. Я не сумел ничего толком выяснить – тот, с которым я разговаривал, был очень растерянный и не особенно умный, как будто немного не в себе, и сам не знал, где находится. Сказал только, что он там уже давно и ему все время делают больно. Зато он телепат, иначе я не смог бы с ним поговорить. Я вот подумал, если я одного из них оттуда вытащил – может, получится и остальных? Надо сейчас, пока у меня есть настройка на это место… Я пошел!

– Стив, обеспечь ему энергетическую подпитку, – шепнул Лиргисо. – Иначе у него не хватит сил.

– Знаю, – бросил Стив.

– И пусть ему помогут все демоны хаоса! – добавил Живущий-в-Прохладе еще тише.

Тина покосилась на него с недоумением.

Эта «спасательная операция» растянулась на шесть с лишним часов. Поль вытаскивал пленников тусклого больничного кошмара одного за другим. Вначале с каждым возился подолгу, потом нашел алгоритм: объяснить, что он пришел извне и знает путь на свободу, – мысленно «сцепиться» с очередным существом – рывок и мгновенное перемещение в безопасное место. Наконец он сказал, что освободил всех, больше там никого не осталось.

– Как ты себя чувствуешь? – озабоченно спросил Стив.

– Нормально.

– Ты израсходовал столько энергии, что хватило бы небольшому заводу на сутки работы. А я сыграл роль высоковольтной линии.

– Спасибо, – Поль слабо улыбнулся. – Зато теперь они свободны. Некоторые благодарили меня, другие уходили молча. Наверное, им нужно время, чтобы опомниться. Последний, которого я оттуда увел, был самый тупой и беспомощный, я с трудом от него отцепился. Он вроде добивался, чтобы я его куда-то проводил, но я так и не понял, куда ему надо. Там поблизости есть еще люди, но они другие, на этих не похожи, – улыбка сошла с его лица, он нахмурился. – Странно все-таки… Если я действовал мысленно, как я смог их физически оттуда вытащить? Или все это мне показалось?

– Разве ты так и не понял, что сделал? – Лиргисо внимательно смотрел на него, приподняв бровь. – Похоже, что ты оставил «Контору» без «сканеров»! Признаю, что я был не прав, когда называл тебя киллером-недоучкой, – ты блестяще справился. Куча трупов и никаких следов, как это элегантно…

– Неправда. Я никого не убивал.

– Разве? – Живущий-в-Прохладе глядел на побледневшего Поля с ухмылкой.

– «Сканерам» пришлось бросить свои материальные тела, чтобы оттуда уйти, – вмешался Стив. – Когда я посещаю свой родной мир, я делаю то же самое. Поль, ты ведь общался с ними после того, как вытаскивал их оттуда, – разве им было плохо?

– Нет. Они радовались свободе.

– Вот видишь. Им нечего было терять, и для них это был единственный выход. Они разберутся, что им делать дальше, а тебе сейчас надо отдохнуть.

Лиргисо хотел что-то сказать, но встретил взгляд Стива и промолчал.

Значит, флагман «Конторы» где-то рядом, в облаке Тешорва – по всем данным, лаборатория со «сканерами» находилась у него на борту. Наемники Лиргисо небольшими партиями прибывали на Рузу, самый крупный из спутников Норны. Когда подтянутся все, можно будет начинать операцию.

Тина подумала: если она не побывает в каком-нибудь рузианском городе сейчас – просто так, посмотреть, – неизвестно, будет ли у нее такой шанс потом, после разборок с «Конторой». С ней попросилась Лейла. От Ни’Алле, силарского искусственного спутника, где спрятана яхта Стива, до Рузы недалеко, и кисель тут разреженный, можно летать напрямую, хотя и не на таких скоростях, как в обычном вакууме. Они взяли бот и отправились на экскурсию.

Зачем «Конторе» понадобилось устраивать базу в облаке Тешорва – это знал только Маршал. На протяжении всего путешествия по кисельной утробе, пронизанной светом здешней ненормальной звезды, Саймон чувствовал себя преотвратно. К экранам внешнего обзора он и близко не подходил – еще смотреть на это… Остальные вели себя по-разному: кто втихую пил (таких вылавливали и отправляли драить седьмой отсек), кто резался в виртуальные игры. Римма Кирч всех подряд задирала и хвасталась тем, что здешняя муть ей нипочем, киселем ее не испугаешь, ведь она запанибрата с высшими силами, и ее вот-вот из простых унтеров-наблюдателей произведут в младшие офицеры Небесного Воинства. Когда Саймон на эту тему сострил, она его стукнула. Он написал на Кирч жалобу и намекнул Груше, что у нее с мозгами не все ладно, а психолог в ответ только задумчиво хмыкнул. Инструктора боевой подготовки мучили всех, от «салаг» до комсостава, многочасовыми тренировками – по приказу Маршала, чтобы морального разложения не допустить. Наконец кисельная эпопея закончилась, прибыли на базу – и тут, как снег на голову, новая неприятность: «Гиппогриф», твою мать, зачумленный корабль!

В лаборатории Пергу все уроды передохли, даром что в «коконах» лежали. Никаких симптомов, никакой агонии, раз – и клиническая смерть. «Коконы», как и полагается в таких случаях, переключались в режим экстренной реанимации, но толку не было: процессы жизнедеятельности возобновлялись, а сознание не возвращалось – это уже не «сканер» и не человек, просто кусок плоти без намека на умственную активность. Нечто живое, но неодушевленное. Отсюда медики сделали вывод, что неведомое заболевание поражает мозг.

Вначале казалось, что мор охватил только «сканеров», остальные могут не волноваться, но последняя смерть чуть не вызвала на борту панику. Стажер Лехтис. Нытик, слюнтяй, объект холодного презрения Риммы Кирч и всеобщей травли. Тот, кто его завербовал, наверняка потерял не меньше сотни баллов из-за того, что привел в «Контору» негодного человека. На Рубиконе Лехтис попытался дезертировать, его поймали, но суд отложили до прибытия на базу. Саймон знал почему, Груша объяснил: путешествие по «капиллярам» угнетающе действует на психику, а травить слабака, не сумевшего стать своим в коллективе, – это для ребят развлечение, разрядка.

В кают-компании пили пиво, Лехтис тоже был там, забился со своей банкой в дальний угол, как вдруг вскочил, со счастливой улыбкой пролепетал, что за ним пришли ангелы Божьи, чтобы отвести его в рай, и упал замертво. Клиника та же, что у «сканеров» Пергу.

Медики обозвали это «облачной чумой» и объявили профилактическую вакцинацию. Есть так называемые «универсальные» вакцины – синтетические препараты якобы широкого спектра действия, рассчитанные на всякую неизученную заразу. Говорят, иногда помогает. Саймон считал, что это чистейшее надувательство, уловка фармацевтических компаний, но его мнения никто не спрашивал. Ему искололи вены на руках, обе ягодицы и участок под правой лопаткой, не говоря уж об ингаляциях и проглоченных пилюлях, но тут медицинский консилиум допер, что облачная чума – это не инфекция.

И «сканеров», и придурка Лехтиса убило какое-то внешнее воздействие – скорее всего, излучение неизвестной природы, местная чертовщина. По всем данным, оно представляет опасность только для субъектов с расстроенной психикой. Тут бы впору обрадоваться, но когда у тебя все болит после уколов и во рту гадкий привкус, даже самые хорошие новости не добавляют оптимизма. Клисса одно утешало: вакцинация не миновала никого, и остальные на «Гиппогрифе» чувствуют себя не лучше.

Чтобы развеяться, он вместе с Риммой Кирч и ее дружком оперативником Энзо отправился в Солбург, первый по величине рузианский город. Инструкция такая – поодиночке не гулять. И к тому же эта парочка любила обмениваться впечатлениями о великом и непобедимом Маршале.

Энзо был из тех немногих, кто продолжал относиться к Римме хорошо, несмотря на все ее закидоны. Они шли рядышком по солбургской улице, и Кирч увлеченно рассказывала о высших силах, которые все про всех знают, за всеми наблюдают и самым толковым ребятам позволяют продвинуться наверх – совсем как в «Конторе» или в тергаронской армии. Саймон плелся позади, засунув руки в карманы истрепанной куртки фасона «репортер» (он любил все, что содержало намек на его прежнюю профессию), и глядел по сторонам.

Здания в желтоватых потеках, без окон (кому они тут нужны!), по стенам расползлась пестрая зараза граффити и рекламных голограмм. Ряды деревьев в цветных керамических кадках. Попробуй сломай хоть одну ветку – здешние копы тебе самому что-нибудь сломают, не говоря уж о штрафе, в таких городишках с искусственной атмосферой к растительности отношение трепетное. Вместо неба – мешанина труб, решеток, гофрированных змей; кто-то додумался выкрасить все это, ради имитации естественных условий, в голубой цвет. Эрзац-солнца заливают Солбург прохладным пресным светом, и вообще тут не жарко, все ходят в теплых куртках. Обычная для герметичных поселений вонь, с которой постепенно свыкаешься.

Римма и Энзо были тут не в первый раз. Клиссу казалось, что они не прочь от него отделаться, но не смеют нарушить инструкцию. Следом за ними он завернул в кафе, устроился за пустым столиком поближе к выходу. Заказал кофе и булочку – на конторскую зарплату не разгуляешься.

Неприятная публика. Смахивающие на пиратов геологоразведчики, которые ищут на спутниках Норны всякое ценное сырье – по слухам, здесь можно найти такое, чего нигде больше нет. Громилы-охранники. Работяги, косящие под громил, и левые скупщики сырья, косящие под простых работяг. Возможно, были здесь и сотрудники исследовательских станций, и местные клерки, и менеджеры, но если и были, то не выделялись среди тех, кто задавал тон.

Саймон пожалел о том, что потащился на эту прогулку. Он беззащитен, как очищенное ядро грецкого ореха среди своих спрятанных под скорлупой собратьев, – бери да ешь. От этого сравнения на глаза навернулись слезы. Он такой же изгой, как унесенный облачной чумой Лехтис, только за ним ангелы не придут. Нечего было и думать, что Энзо и Кирч станут болтать о Маршале на чужой территории. Господи, но кто-то ведь должен рассказать ему правду о Маршале, кто-то должен…

Мимо проскрипел робот-официант, на подносе у него стояло блюдо с пирожными. Направлялся он к двум шлюхам, которые облокотились о бортик бассейна в центре зала, спиной к столику Саймона. Крутого вида блондинка в черной чешуйчатой куртке, джинсах и «спецназовских» ботинках. Клисс не видел ее лица, но было в ней что-то такое, сигналящее: «Ко мне лучше не лезь – пожалеешь». Он порадовался, что не видит ее лица. Вторая – черноволосая, в изящных серебристых сапожках и шубке из сиреневого с серебристым отливом меха. То ли парочка лесбиянок, то ли блондинка – телохранительница при этой нарядной кукле. Они отщипывали от пирожных крошки и бросали в бассейн. Кого они там угощают, рыбок или аллигаторов, Саймон не знал и знать не хотел.

Потом блондинка отошла к терминалам в углу, ее подружка повернулась, уселась на бортик бассейна рядом с двумя чашками из-под кофе и блюдом с остатками пирожных. Нежное фарфоровое личико, в ушах поблескивают длинные серьги. На нее все смотрели, а она смотрела на Саймона.

Наверное, мерещится. Он ее не знает, в первый раз видит. Кто-то позади?.. Клисс обернулся: за спиной пусто, неплотно прикрытая дверь, в просвете виднеется тротуар и почти невещественная неопрятно-светлая стена дома напротив, изредка еще что-то мелькает. Может, она кого-то ждет? Беспокойство нарастало. Клисс вздрогнул, когда фарфоровая брюнеточка соскользнула с бортика и направилась к выходу. Или к нему?

Ее пронзительно-синие глаза ненавидяще сверкали под черной челкой на сохраняющем надменную неподвижность юном лице. Длинный сиреневый мех шевелился от сквозняка. Она прошла… почти прошла мимо, и Саймон приготовился испустить вздох облегчения, но вдруг девчонка вскрикнула, и его левое ухо обожгла затрещина.

– Ты хватать меня будешь?!

– Я не…

Ошеломленный Саймон попытался заслониться и получил еще. За что?.. Он ее не трогал, он никого не трогал. Девчонка метила в нервные узлы, а у него и без того все тело болело после чертовых прививок. Но не зря же его в «Конторе» столько гоняли на плановых тренировках! Он скрутил ей руки, и тут она сделала подсечку; упав, они сцепились на грязном скользком полу.

Вывернувшись из захвата, она очутилась сверху. Саймон видел над собой ее искаженное лицо, тронутые коррозией металлические стебли столиков, далекий белый потолок с зеркальными квадратами. При каждом ударе все это содрогалось, как при землетрясении, а он даже руками пошевелить не мог: нажатие на чувствительные точки в ямках локтевых сгибов – и сведенные болезненными судорогами конечности больше ему не принадлежат.

Если бы он принял перед выходом хоть одну дозу самого завалящего допинга… Глаза уже начинала застилать пелена, но внезапно избиение прекратилось.

– Ты чего делаешь? – голос Энзо звучал свирепо, однако Саймон уловил в нем скорее растерянные, чем возмущенные нотки.

Повернуть непослушную голову и посмотреть, что происходит… Ага, Энзо стащил с него эту стерву и держит за шкирку на весу, как паршивого котенка. Все-таки вспомнил одну из главных заповедей «Конторы»: сам погибай, а товарища выручай. Истерзанный Саймон прикрыл глаза, но следующей фразой Энзо поперхнулся, и другой голос, зловеще знакомый, спросил:

– Ты почему, сукин сын, девушку обижаешь?

Теперь уже Энзо беспомощно барахтался – а за шиворот его держала Тина Хэдис. Та самая блондинка, неспроста Саймону так не хотелось увидеть ее лицо! Эксцессерское чутье… Девчонка в испачканной шубке сидела на полу и смотрела на них снизу вверх. Аристократически невозмутимое выражение с оттенком вежливого интереса – видно, вспомнила наставления своего имиджмейкера. Несмотря на боль и дурноту, Саймон с проблеском злорадства отметил, что ее длинные сиреневые ногти обломаны, а кожа на костяшках пальцев содрана до крови.

– Она это… напала на другана… – прохрипел Энзо. – Говорит, он ее трогал, а он не трогал, она сама…

– Что случилось? – спросила Тина у девчонки.

– Тина, это же Саймон Клисс! – аристократическая маска уступила место злобному торжеству. – Ты же знаешь, как мне из-за него было плохо!

Тина подалась вперед, всматриваясь в Саймона. Он ведь без грима, из-за вакцинации все отшибло, но виноват не он, а те дежурные офицеры, которые выпустили его в таком виде с «Гиппогрифа», пусть у них и снимают баллы… Но баллы – это ерунда, потому что сейчас его убьет киборг.

– Точно, Клисс, – Тина отшвырнула Энзо и поставила фарфоровую брюнеточку на ноги. – Пойдем-ка отсюда.

Рванувшись к Саймону, девчонка пнула его по ребрам, но Тина потянула ее к двери. На роскошный серебрящийся мех налипли крошки и грязь, зато пол на месте схватки стал заметно чище.

Энзо поднялся, морщась и деловито ощупывая бока.

– Уходим. Быстро и без паники, – угрюмо косясь на публику (само собой, все глядели в их сторону), приказала Кирч. – Саймон, вставай! Или твоей особе посторонняя помощь нужна?

– Нужна! – огрызнулся Клисс. – Сама не видишь?

Энзо помог ему встать. Возле двери Саймон поймал свое отражение в зеркале и понял, почему Тина так внимательно его рассматривала. Разбитое, распухшее, залитое кровью лицо – тут свои не узнают!

В тот же день Маршал издал приказ, гласящий, что осложнения после вакцинации – не оправдание для преступной халатности и чтоб никто больше не смел гулять без грима. Да и не до прогулок сейчас, надо базу к эвакуации готовить.

Саймона, Римму и Энзо вызвали на дознание. Черноволосую девчонку и раньше видели с Тиной Хэдис и Стивом Баталовым, те подобрали ее с год назад на Незе, куда она прилетела вместе с группой нелегальных иммигрантов с Яхины. Странно, что акцент у нее не яхинианский, а ниарский. Зовут ее Фелита Нирок – Саймону это имя ни о чем не говорило.

– Надо решить, подлежит она обязательному уничтожению или нет, – пояснил Груша, – а для этого нужна дополнительная информация. Ты наверняка встречался с ней раньше. Или с кем-то из ее близких, давай-ка хорошенько поройся в памяти.

– Она сказала, что из-за Клисса ей было плохо, – припомнила Римма. – Это зацепка!

Саймон уныло пожал плечами. Тоже, зацепка… Из-за него всем было плохо.

Челькосер Пергу неприкаянно бродил по корабельным коридорам и твердил, что ему нужен хотя бы один живой «сканер». От него отмахивались.

Жалюзи плотно закрыты – после стычки в солбургском кафе нельзя рассчитывать на полную безопасность даже здесь, в заброшенном авсапианском городке. Приплюснутая комната с желто-розовой надувной мебелью и неподвижными сервисными роботами освещена развешанными по углам матовыми шарами. Тина вытянула руку, потрогала низкий потолок: гладкий, как стекло, хотя с виду кажется шероховатым.

Из соседней комнаты доносился голос Живущего-в-Прохладе – тот потребовал встречи с Лейлой и теперь распекал ее за драку.

…Все нужно делать элегантно, а в том, чтобы кататься, сцепившись с Клиссом, по затоптанному полу в третьеразрядной забегаловке, никакой элегантности нет; Лейла выставила себя на посмешище – это один из самых тяжких проступков; она не подумала о том, что о ней будут говорить посетители кафе, сие простительно разве что маленькому ребенку; она также не обратила внимания на то, что Клисс не один, и попала в унизительное положение; сводить счеты с кем бы то ни было надо безжалостно и изящно, оставаясь на высоте, а Лейла уравняла себя с Клиссом, и Лиргисо было больно об этом узнать…

Пора положить этому конец. Тина толкнула дверь и вошла в комнату. Бледное лицо Лейлы опухло от слез, она даже плакать больше не могла. Живущий-в-Прохладе скрестил на груди руки и смотрел на нее с выражением глубокой печали и отвращения.

– Твое время истекло, – сказала Тина. – Я засекала – уже тридцать шесть минут треплешься, девчонкам пора домой.

– Иди, – презрительно бросил Лиргисо. – Отныне тебе запрещено покидать яхту Стива без моего разрешения.

Шмыгнув носом, Лейла юркнула за дверь. Издали донеслись тихие всхлипы, сочувственный голос Ивены: «Да перестань, не плачь. Подумаешь, наругал…» Все стихло – Стив вместе с ними телепортировался.

Лицо Лиргисо мгновенно разгладилось, он беззлобно усмехнулся.

– И зачем был весь этот театр? – поинтересовалась Тина.

– Ради ее же пользы. Между нами, я доволен тем, как она отделала Клисса, но она забыла о своем достоинстве и об осторожности. Просто счастье, что спутники Клисса не успели причинить ей вреда.

– Это можно было сказать в двух словах. Зачем столько трепа и фальшивых эмоций?

– Тина, это же воспитание! – Лиргисо закатил глаза к потолку. – Лейла – слишком юное существо, чтобы предоставить ее самой себе. Я хочу ей добра и обращаюсь с ней так, как если бы она была подростком-энбоно с хорошими задатками. Что тебе не нравится? Меня самого так воспитывали, и, случалось, я тоже плакал, зато теперь только очень пристрастный арбитр откажет мне в совершенстве.

– Да уж, результаты блестящие! – фыркнула Тина.

– Я всегда подозревал, что в душе ты зануда, – Поль остановился в дверях, прислонился к косяку. – Хотя ты мастерски это скрываешь.

– Поль, ты бросаешь мне вызов? – Лиргисо смерил его взглядом. – Словесные поединки – не твоя стихия, и мне тебя искренне жаль. Тина, как тебе нравятся эти неумелые, но отчаянные выпады?

Тина промолчала. Черт, этого следовало ожидать: Полю надоело терпеть насмешки, и он вспомнил о том, что самый эффективный способ обороны – нападение. Сейчас только открытой ссоры между ними не хватало… Но осуждать Поля она не могла.

Появление Стива пресекло перепалку. Изучение всех данных показало, что и флагман «Конторы», и ее база находятся на Рузе. Впереди разведка: Стив и Поль отправятся на поверхность спутника, Лиргисо и Тина побывают в Солбурге и в других рузианских городах.

– Что насчет ситуации? – спросил Стив.

– Не знаю. Она такая, что ничего не разберешь, вроде как во время урагана не видно перспективы. А детонатор вот-вот рванет. Может, сегодня. И после этого то ли проснется, то ли высвободится что-то… Не знаю, что это, – голос Поля звучал все тише, словно угасал. – Оно от меня ускользает, я чувствую только его тень.

– Оно заэкранировано? – подсказал Лиргисо.

– Наверное, да. Но не так, как ты, иначе. Когда я пытаюсь его рассмотреть, мне становилось плохо. Как будто оно меня обвиняет, и я начинаю сходить с ума. Тебя я и то лучше переношу.

– Поль, я счастлив это слышать, почти признание в любви! – Лиргисо отвесил иронический поклон.

– Идем? – не обращая на него внимания, Поль повернулся к Стиву. – Нам еще в скафандры залазить. Тина, удачи.

Лейла наконец-то перестала всхлипывать. Она свернулась в углу дивана, подтянув колени к подбородку, и казалась совсем маленькой и несчастной. Ивена сидела рядом, тоже с ногами забравшись на диван, и ждала, когда она успокоится.

– Не расстраивайся. Он нарочно все это наговорил.

– Он во мне разочаровался, – отозвалась Лейла тонким дрожащим голосом. – Я сама виновата. В кафе была сетевая видеокамера, он показал мне запись… как я катаюсь по полу с Клиссом… И он никогда больше не сможет относиться ко мне по-прежнему.

– Он нарочно. Он ведь и раньше тебя ругал, а потом все проходило. Хочешь кофе со сгущенкой?

– И с шоколадными конфетами, – хлюпнув носом, согласилась Лейла. – Я видела, куда Тина убрала коробку «Рубиконской короны» – помнишь эти, с коньяком?

– Тина сказала, нам их много нельзя, – засомневалась Ивена.

– Ну и что, она же все равно не рассердится.

После кофе и конфет Лейла с угрюмым прищуром спросила:

– Знаешь, что я сейчас сделаю?

– Найдешь, где Тина спрятала еще две коробки «Короны»?

– Нет. Я возьму бот и полечу на Рузу. Просто прогуляюсь по Солбургу, и если мне опять попадется Клисс, я его проигнорирую. Чтобы все заинтересованные личности поняли, что я умею оставаться на высоте.

– Лейла, это же опасно!

– А мне наплевать, – взгляд Лейлы стал еще непреклонней. – Мне это нужно, и все.

– А как ты выберешься с яхты? – Ивена задала вопрос, втайне надеясь, что это невозможно и у подруги ничего не выйдет.

– Хм, запросто. Я же хакер! И вообще, у Стива все охранные системы рассчитаны на то, чтобы чужих сюда не пустить, а не на то, чтобы нас держать взаперти. Снаружи не войдешь, а выйти – без проблем. А пилотировать я умею, меня Хинар научил, еще когда мы жили на Ниаре.

– Тогда я с тобой, – решила Ивена.

Она понимала, что Лейлу ей не остановить, но отпускать ее одну тоже не хотела – может, если они будут вместе, ничего плохого не случится?

Тина рассматривала в зеркале свое новое лицо: круглое, энергичное, с ямочками на щеках, полные губы скрадывают излишнюю массивность подбородка. Она не умела хорошо гримироваться и попросила Живущего-в-Прохладе помочь, а теперь оценивала его работу.

Сам Лиргисо превратился в молодого человека довольно невзрачной наружности. Глядя на свое отражение с иронической ухмылкой, он выдавливал из тюбика на собранные под сеткой волосы косметический клей. Заметив, чем он занимается, Тина спросила:

– Разве не проще обстричь их накоротко и покрасить?

– Не проще! – он скорчил горестно-шокированную мину. – Сколько потом возиться, чтобы восстановить прическу…

– Ты же умеешь быстро отращивать волосы.

– Зато красил я их несколько часов! Сложнейшая процедура… Знаешь, сколько здесь оттенков зеленого?

– Сколько?

– Девять. И заметь, тон каждой пряди по всей длине безупречен.

Убить несколько часов на покраску волос – для Тины это было непостижимо.

– Постарайся не забывать о том, что на время разведки я твой босс, великолепная Тина, – закончив с клеем, он надел на блестящую, словно облитую желе голову прилизанный русый парик и стал похож на начинающего менеджера. – Меня зовут Вальтер, в честь моего последнего донора, а как будут звать тебя?

– Лаура, – первое имя, пришедшее на ум. – Хотя как единственный на всю Галактику представитель уникального живого вида, я не особо нуждаюсь в именах, правда?

Лиргисо покаянно улыбнулся и вскинул руки: сдаюсь.

– Возможно, у Амины слух тоже более острый, чем ты думаешь, – добавила Тина. – Вдруг она слышит нас?

– Она в кормовом отсеке, нас от нее отделяют две звуконепроницаемые переборки. Идем, Лаура, я вас познакомлю.

Тина встала с тигрово-полосатого кресла, оттолкнула мобильную раму с небьющимся зеркалом – та бесшумно откатилась в сторону.

– А Поля ты сам достал. Если постоянно напрашиваться, рано или поздно получишь.

– Тина, да неужели ты не понимаешь, отчего он так бесится? Ну, конечно, где тебе понять… Я так и не сделал то, чего он втайне хочет, вот он и мстит за свои обманутые ожидания. Тина, разве я виноват? С домберга он вернулся полуживой, и был риск, что он у меня в объятиях умрет от инфаркта, поэтому я не стал искушать рок. А что было потом, ты сама видела! Его недовольство вполне оправданно, однако разве я в чем-то виноват? Фласс, такого драматичного и безумного флирта у меня еще не было!

– Ты чокнутый, – констатировала Тина, когда он умолк. – Поль хочет только одного – чтобы ты оставил его в покое.

Лиргисо зажмурился и помотал головой.

– Тина, ты напрасно веришь всему, что он говорит. Вспомни, кто он такой, – «сканер», магическое существо! А между тем он еще в детстве сумел внушить окружающим, что он обыкновенный ребенок, которого не надо ни лечить, ни исследовать. Он очень рано научился казаться не тем, что он есть на самом деле.

– Ну и что? – Тина пожала плечами. – Он хотел спокойной жизни и свободы, это его право.

– Не отрицаю. Но, великолепная Тина, человек с такой практикой притворства введет в заблуждение кого угодно… только не Живущего-в-Прохладе. Я знаю все о притворстве, и Полю меня не переиграть. Кстати, мы с ним дважды целовались – у меня на вилле и на яхте после домберга, и оба раза это его возбуждало. Простенький, но эффективный тест.

– Какое это имеет значение? Даже если ты не врешь – реально что-то значат только наши осознанные, рациональные желания, все остальное неважно.

– Тина, ты меня убиваешь! – Лиргисо опять зажмурился. Сейчас, когда он был загримирован под скромного офисного служащего, его театральные ужимки производили комичное впечатление. – Уже в который раз… Хочешь услышать о себе правду? Хочешь?

Тина молчала, ожидая, что он выдаст дальше.

– Все твое хваленое бунтарство всегда было поверхностным, великолепная Тина. Одна видимость – а под ней, как монолитная скала под слоем дерна с зеленой травкой, прячется несокрушимая манокарская добродетель, которой никакие соблазны не страшны. Вот ведь жаль, что на Манокаре этого не поняли вовремя! Я не удивлюсь, если тебе там лет этак через двести-триста памятник поставят как вместилищу истинно манокарской морали и примеру для подражания.

– Может, и поставят. Идем за Аминой?

Норна заслоняла полнеба – громадная розовая полуокружность, просвечивающая сквозь пелену киселя, вырастала над горизонтом, заливая скалистую территорию зыбким сиянием, тянула к себе. Ее поверхность была испещрена темными пятнами и спиралями, некоторые казались живыми – они еле заметно меняли очертания, переползали с места на место. У Поля перехватывало дыхание, когда он на это смотрел.

– Ураганы, – услышал он искаженный динамиком шлема голос Стива. – Там постоянно все бурлит, даже отсюда видно.

На поверхности Рузы радиосвязь не действует, поэтому скафандры снабжены приспособлениями для голосового общения. Звуки приглушенные, с хрустом, словно сама здешняя атмосфера их разъедает.

Поль с трудом заставил себя отвести взгляд от Норны. Сила тяжести на Рузе невелика, достаточно оттолкнуться посильнее – и медленно, как во сне, поплывешь в эту розовую бездну, где кружатся в неторопливом (или все-таки в бешеном?) танце темные вихри…

– На меня странно действует это полнопланетие. Как будто я немного пьяный.

– Что на тебя действует? – переспросил Стив.

– Полнопланетие. Нельзя же сказать «полнолуние», если Руза – луна, а Норна – планета.

Они стояли на краю низины, где поблескивающий в лучах гигантского светила черный кристаллический лес тонул в тяжелых клубах аммиачного тумана. Поля эта картина завораживала, но сейчас нет времени на то, чтобы задержаться здесь и хорошенько все рассмотреть. Он попросил Стива запомнить это место, чтобы вернуться сюда когда-нибудь потом. Включив антигравы, они полетели над невысокими скалами в ту сторону, где в волокнистом коричневом небе маячило слепящее пятно здешнего солнца (с Норной оно ни в какое сравнение не шло).

В тяжелых скафандрах с антигравами, кислородными баллонами и прочей экипировкой они не отличались от множества геологоразведчиков, работающих на Рузе. Анизотропные щитки скрывают лица, искаженные голоса невозможно идентифицировать.

Столпотворение скал сменилось голой серой равниной – Поль не мог сверху разобрать, каменистая она или песчаная. Справа линия горизонта дрожала и колыхалась.

– Миксер-море, – угадав, что его заинтересовало, сказал Стив. – Хочешь посмотреть?

Один из здешних феноменов: впадины, заполненные пылевой взвесью и каменными глыбами – те трутся друг о друга, кружатся, сталкиваются, шум слышен издали. Гравитационная аномалия. К миксер-морю нельзя приближаться – это ловушка, и летать над ним нельзя ниже, чем на километровой высоте. Оттуда не выберешься. Разве что Стив мог себе позволить взглянуть на это вблизи, чтобы через минуту телепортироваться на безопасную дистанцию. Поль успел заметить в пылевом мареве, среди охваченных хаотичным движением больших и малых камней, обломки какой-то машины – это было самое страшное. Когда он подумал о том, что стало с пассажирами, его охватила неприятная слабость.

Они снова очутились над равниной, вдали от миксер-моря.

– Тебе плохо?

– Уже прошло. Что это, вообще, такое?

– Никто не знает, и я тоже не знаю. Миксеры есть на всех картах, и народ туда не лезет, несчастные случаи бывают редко. Пойдем проверять объекты?

– Пошли. Если перепутаем базу «Конторы» с базой Космопола, нам это выйдет боком.

Поль попытался сострить, но ему не было весело. Его охватила тоска – то ли на него так подействовал вид покореженных обломков, болтающихся среди каменного крошева, то ли чудовищно разбухшее, нависающее над этим миром пятнистое светило. Появилось предчувствие беды, неопределенное, но режущее, и он не был уверен, что останется жив.

Расчеты курса на Рузу сохранились в компьютере бота. Лейла долго возилась с коррекцией, потом проверяла результаты с помощью навигаторской тестовой программы, сосредоточенно хмурясь от усердия. Ивена уже начала надеяться, что ничего у нее не получится, когда она объявила:

– Готово. Сейчас полетим.

– У тебя все правильно? Мы не врежемся в Норну?

– Никаких проблем. Навигация в трехмерном пространстве – это проще простого. Я еще когда была маленькая, играла на виртуальных симуляторах в космопилота, а потом летала с Хинаром. Начинаю предстартовую проверку бортовых систем!

Загримированный, принявший двойную дозу хминка Саймон покинул «Гиппогриф» вслед за Маршалом. Он играл с огнем. Если до кого-нибудь дойдет, что он шпионит за великим и любимым вождем «Конторы», его расстреляют. Нет, вот этого не надо, ведь тогда вместе с ним и фильм погибнет… Но он опытен и осторожен, он не попадется.

Что за Тайна у Маршала? Тот сотрудничает с пиратами? Под прикрытием «Конторы» занимается контрабандой? Готовит путч с целью захвата власти в Галактике? Все это домыслы, а для фильма нужен фактический материал, и Саймон Клисс добудет его любой ценой.

Заводы и лаборатории «Конторы Игрек» находились в трех рузианских городах – Солбурге, Бранне и Каменасе. Спрос на сырье из облака Тешорва, как и на рубиконский дерифл, превышал предложение, так что «Контора» обеспечила себе здесь еще один солидный источник дохода. Когда наемники Лиргисо все это разнесут, где-то произойдут биржевые обвалы, экономические кризисы… Лиргисо уже признался с трагическим вздохом, что, будь его воля, он предпочел бы не разгромить, а прибрать к рукам все эти предприятия, но тогда, Фласс, каждый будет знать, где его искать. Поэтому придется реализовать варварский вариант, и виновата во всем Тина, которая шесть лет назад записала его в преступники и натравила на него Космопол.

Его послушать, так она много в чем виновата: и Лейла нахваталась от нее дурных манер, и Поль из-за нее не смеет уступить своим подспудным желаниям, и Стив из-за нее не может вернуться к себе домой, – а все потому, что она крайне деспотичная натура.

Высказал он это после разведки, когда телепортировал ее в дом на Канпеи. На Рузе они почти не обменивались любезностями, так как с ними была Амина. Смуглая женщина с загрубевшей, в мелких морщинках кожей, торчащими из-под верхней губы стальными клыками и трехгранными черными шипами на скулах и на костяшках пальцев. Темные с проседью волосы коротко острижены, глаза печальные и бесконечно усталые. Тому, кто это сделал, стоило бы руки оторвать.

Тине показалось, что Амина сразу распознала в ней другого киборга, несмотря на отсутствие внешних признаков, и Лиргисо позже подтвердил, что так оно и есть. Во время прогулки говорила в основном она – суховато и обстоятельно отвечала на вопросы босса, иногда на вопросы Тины. Она ни разу не улыбнулась. В ней было что-то от осенней травы: покорное увядание и надежда на будущую жизнь, которую пообещал ей Лиргисо.

Расставшись с Живущим-в-Прохладе, Тина взяла бот и полетела на Ни’Алле, где стояла яхта. Она всегда была лихим пилотом, так что до силарского спутника добралась в два счета. Стив и Поль уже побывали на яхте, поменяли комплекты кислородных баллонов – и опять на Рузу. Так и предполагалось, что их разведка займет больше времени, вот только зачем им бот понадобился?.. Потом Тина заглянула в салон, увидела на столике, рядом с коробкой из-под конфет, записку от Ивены – и поняла, куда делся второй бот.

Она-то рассчитывала отдохнуть… Оставив коротенькое послание Стиву, она переоделась, сунула в карман куртки пачку кредиток и две «торпеды» и снова забралась в кабину. Лейла – паршивка, идея наверняка принадлежала ей!

Сумасшедший бросок от Ни’Алле до Рузы – должно быть, Тина побила все местные рекорды, но сейчас даже думать об этом некогда. Она решила начать поиски в Солбурге. Город находился под землей, подобно всем остальным рузианским поселениям, и, пока бот проходил через автоматические шлюзы, Тина нетерпеливо вертела в пальцах найденную в одном из выдвижных ящиков батарейку для карманного компа. Кончилось тем, что она эту батарейку расплющила. За такое надо бить по рукам, как говаривал один тергаронский сержант – тоже, кстати, киборг.

В солбургском космопорте выяснилось, что эти две авантюристки добрались до Рузы благополучно, бот стоит здесь, а сами они где-то гуляют. Под носом у «Конторы»…

Тина сняла номер в ближайшем отеле, заперла дверь, обнаружила и вывела из строя приборы для наблюдения за постояльцами (когда-то ее поражало, с какой легкостью это делает Стив, а теперь она и сама так умеет), включила «торпеду».

– Луна оторвалась от стебля и скрылась во мраке весны, – первая фраза – пароль, строчка из лярнийского стихотворения (пусть вероятность ловушки ничтожно мала, не стоит сбрасывать ее со счета). – Я в Солбурге, в отеле. Мне срочно нужна твоя помощь, у нас проблема. Жду пятнадцать минут.

Лишь бы он не спал и не нежился в ванне… и не занимался любовью с Аминой… Лиргисо появился через десять минут.

– Давай к тебе, – шепнула Тина. – Там объясню.

– Фласс, это плоды твоего воспитания! – процедил Живущий-в-Прохладе, выслушав ее рассказ. – Я всегда говорил, что дети должны подчиняться взрослым, а у тебя сия древняя истина вызывала смех. «С девочками у нас никаких проблем!..» – он передразнил ее интонацию. – Ты меня сразила, как всегда.

– Хватит, – оборвала Тина. – Лучше собирайся.

– Я уже собираюсь! – он вынул из ушей и положил в одну из ячеек лярнийского столика серьги с сапфирами, стер косметической салфеткой помаду с губ и тени с век. – А где наш невинный шантажист?

– Они со Стивом все еще на Рузе. В смысле, на поверхности. Давай бегом!

– Обожаю этот твой унтер-офицерский тон…

Вообще-то, собрался он быстро. Изменил черты лица с помощью геля-наполнителя – он умел делать это за считаные минуты, свои мелированные зеленые волосы стянул резинкой на затылке. Исчез из комнаты, а когда вернулся, на нем были щегольские кроссовки, джинсы и куртка с заклепками – на Рузе многие так одеваются. На правой руке украшение-кастет: четыре перстня в виде бутонов, соединенных цепочками с браслетом на запястье. Если поступит сигнал, бутоны раскроются, каждый лепесток – миниатюрное изогнутое лезвие с зазубренной кромкой. Одно время он носил эту игрушку не снимая, пока она ему не надоела.

– Возьми это, – он протянул Тине передатчик. – Одноканальный. Если найдешь их, дай знать.

Они телепортировались в тот же номер, и потом Лиргисо исчез: у него в Солбурге было еще несколько точек для телепортации. Хоть он и загримирован, им с Тиной лучше не показываться на людях вместе.

Покинув отель, Тина направилась к ближайшей информ-кабине, когда-то прозрачной, а теперь до того исцарапанной, что ее стенки стали похожи на шероховатый мутный лед, чудом переживший оттепель.

Девчонкам повезет, если она обнаружит их первая, потому что от Живущего-в-Прохладе им достанется… Говорить он будет долго, доведет обеих до слез и даже после этого не остановится. Тина сердилась на Лейлу с Ивеной, но не настолько, чтобы обречь их на выслушивание его нотаций.

– Лейла, идем домой. Мы уже все тут посмотрели.

Девочки бродили по солбургскому рынку. Громадное, как стадион, гулкое холодное помещение, эхо сотен голосов отдается под сводами, где перекрещиваются небесно-голубые трубы и сияют плазменные лампы. На металлических прилавках россыпи деталей, подержанное геологоразведочное снаряжение, сигареты, кофе, спиртное в небольших бутылочках. Парень с шелушащейся, как после солнечного ожога, кожей предлагал «настоящие шоколадные конфеты с Ниара», всего-то за три сотни кредиток, дешевле не сыщешь, но Лейла с Ивеной, недавно умявшие коробку «Рубиконской короны», даже взглянуть на его драгоценный товар не захотели.

– Здесь это редкость, – шепнула Лейла, когда продавец от них отстал. – Пока довезут по «капиллярам»…

Истрепанные распечатки каких-то карт. Кристаллы и обломки, некоторые запаяны в прозрачные коробки, вот это уже поинтересней. Девочки долго разглядывали «норнианские кораллы» – разлапистые, как будто покрытые оранжевым или зеленовато-желтым инеем.

– Пойдем отсюда, полетели домой, – опять предложила Ивена. – А то они вернутся, а нас нет.

Она чувствовала, что уходить надо поскорее, но не могла объяснить Лейле, в чем дело. О том, что Ивена обладает задатками «сканера», знали только Стив, Тина и Поль, и она обещала Полю, что больше никому об этом не расскажет, особенно Лейле, ведь та может сказать Лиргисо. Поль не хотел, чтобы она стала настоящим «сканером», таким же, как он.

«Это причиняет боль. Тебе будет плохо, вроде как постоянно ходишь босиком по битому стеклу. Те „сканеры“, которых использует „Контора“, не от хорошей жизни сходят с ума». – «А как же ты?» – «А я привык».

Способности у нее были далеко не такие, как у Поля, и Ивена пообещала, что не будет развивать их, но кое-каким полезным вещам он ее все-таки научил – например, предчувствовать опасность и определять ее источник.

Вот и сейчас Ивена ощущала приближение опасности и знала, что им надо бежать отсюда со всех ног, а Лейла думала, что она просто ноет.

Ежась от холодного несвежего ветра, Саймон уныло переходил от прилавка к прилавку. Он уже приметил, кто здесь продает из-под полы запрещенные допинги (есть корк – настоящая бомба, не хуже мейцана), однако денег у него не было. Вот если бы что-нибудь стащить и на месте загнать… или там бумажник у какого-нибудь растяпы… Клисс печально шмыгнул носом и до упора застегнул «молнию» на куртке. И зачем врубать кондиционеры на полную мощность, если от обычной для герметичных городишек вони это все равно не спасает?

На «Гиппогриф» он вернется ни с чем, не считая насморка. Маршал отправился на рынок и уже битый час копался во всякой всячине с Норны, словно слабоумный коллекционер. Вокруг полно своих, конторских – они сопровождали обожаемого шефа, как стая рыбьей мелюзги следует за матерым морским чудищем, обросшим полипами и ракушками. Это значит, никаких бумажников, а то может выйти казус: ведущего специалиста Отдела по связям с общественностью поймали на краже у товарища.

Клисс не был уверен, что опознал всех. А ну как он полезет в карман к случайному растяпе – и тот окажется чересчур хорошо замаскировавшимся оперативником с «Гиппогрифа» или сотрудником здешней базы (последних он и в лицо-то не знал). Один шаг до расстрела… Зато никто не обвинит его в том, что он пытался шпионить за Маршалом: вон их сколько, фанатов родного и любимого отца-основателя «Конторы Игрек»! Если что Саймон скажет, что потащился на распроклятый рынок следом за всеми, потому что боится гулять один, после того как ему от той сучки в шубке досталось.

Клисс чуть не споткнулся: стоило о ней подумать, как он ее увидел! Или вначале он заметил ее подсознательно, это дало толчок мысли, и лишь тогда сигнал проник на верхние этажи разума? Груша говорил, такое бывает.

Фарфоровая брюнеточка стояла совсем близко, вполоборота к нему. Вместо шубки на ней была серо-синяя куртка, отороченная мехом. А рядом, в такой же куртке, только темно-красной… Нет, не Тина Хэдис. Тонкая детская шея, каштановые волосы заплетены в косичку. Да это же Ивена Деберав, из-за которой на него с полгода назад свалилось столько неприятностей!

– Лейла, ну, пойдем отсюда, – позвала Ивена.

Лейла?! Так вот оно что…

Значит, сообщница Лиргисо не умерла! Ее вовремя вытащили из холодильника в подвале, куда Саймон затолкал якобы мертвое тело, оказали помощь… Потом Лиргисо устроил ей перемещение в другое тело (возможно, это понадобилось, чтобы вылечить ее от последствий активации гипноблока), а потом она попала в руки к Тине Хэдис и Стиву Баталову, и те, вместо того чтобы сдать эту дрянь Космополу, оставили ее у себя. Или все тут хитрее и Лиргисо внедрил ее к своим врагам как шпионку? Ладно, спецы по допросам разберутся…

То и дело стреляя взглядом в сторону девчонок, Саймон протолкался к Маршалу, склонившемуся над лотком с какими-то заплесневелыми камушками, потянул его за рукав.

– Шеф, дельце есть. Пожалуйста, всего на пять минут! Ей-богу, послушаете меня – не пожалеете.

Выйдешь за порог громадного выстуженного зала с вереницами прилавков, а снаружи лежит снег, как в Ярахе в ту последнюю зиму… Ивена знала, что в подземном городе с искусственной атмосферой никакого снега нет и быть не может, но это внезапно возникшее представление было настолько сильным, что она почти забыла, где находится.

И еще – чувство вины. Папу забили насмерть электроплетью за неповиновение начальству, потому что у него болела поясница и он самовольно ушел с работы домой, вместо того чтобы разгребать снег во дворе учреждения. Мама после этого умерла от вирусной простуды, Ивену забрали в приют. Может, это все из-за нее? Если бы она была с ними поласковее, они бы меньше болели, тогда бы ничего не случилось. А бабушка живет сейчас на Незе, у сестры Поля Ольги, Ивена давно ее не видела. Вдруг бабушка тоже болеет? До чего же Ивена виновата перед ними, и еще перед Полем, перед Тиной… Та, наверное, уже вернулась на яхту, нашла записку и теперь беспокоится.

– Лейла, пойдем домой.

– Ага, пойдем, – голос Лейлы дрожал. Повернувшись, Ивена увидела, что она тоже плачет. – Знаешь, я съела на четыре конфеты больше, хотя сказала, что поровну… Но это ничего по сравнению со всем другим… – не только голос, она вся дрожала, слезы капали и расплывались на серо-синей куртке темными кляксами. – Я сделала столько ужасных вещей… Я никого не хотела обижать, но я же все это делала…

– А я иногда про тебя думала, что ты плохая, совсем как плохие девочки в манокарских фильмах… И гордилась тем, что я не такая, как ты, – созналась Ивена. – Прости меня.

– Я и есть плохая. Тина и Стив со мной добрые, а я совсем не заслуживаю…

Как будто в этом необъятном зале никого, кроме них, нет. Люди скользят мимо, разговаривают, занимаются своими делами, словно нечеткие движущиеся голограммы.

– Я не стою того, чтобы кто-то меня любил, – глотая слезы, добавила Лейла. – Без меня всем было бы лучше.

Ивена, сама почти раздавленная невесть откуда взявшейся болью, хотела сказать, что это не так, но тут из сонма голограмм выступил человек. Высокий старик в натянутой до бровей трикотажной шапочке, на жестком худом лице белесо мерцают светлые глаза. Почему-то Ивена сразу определила его как старика, хотя не таким уж он выглядел старым – просто немолодой мужчина. Мелькнула странная мысль: эта нестерпимая боль, сдавившая ей сердце, каким-то образом связана с ним, и если от него убежать, все будет в порядке.

– А ну-ка, балаболки, пошли со мной.

Его ворчливый негромкий голос таил в себе ужасающую силу: приказ, которому невозможно не подчиниться. Ивена оцепенела. Как будто она снова на Манокаре и перед ней – Старший, тот, кого надо слушаться, один из тех, кто убил папу и маму… И она никогда не простит ему их смерть, и слушаться не будет! А Лейла, обычно такая дерзкая и самоуверенная, упала на колени, молитвенно сложила руки и хрипло пробормотала:

– Прости меня за все, Господи!

Старик слегка растерялся, шагнул к ней и буркнул:

– Вставай, живо!

На мгновение все его внимание сосредоточилось на Лейле, и этого хватило, чтобы Ивена освободилась от наваждения. Поль учил ее распознавать внушение. У него эта способность была врожденной, но ради Ивены он определил алгоритм и настоял на том, чтобы Ивена все признаки заучила наизусть, как правила грамматики.

Сообразив, что происходит, она бросилась к подруге, вцепилась в ее куртку и встряхнула:

– Лейла, очнись! Он нас гипнотизирует! Не поддавайся ему!

Ее отчаянный вопль заставил старика поморщиться, зато голограммы вокруг снова превратились в живых людей.

– И никуда мы с чужими не пойдем! – крикнула Ивена. – Мы несовершеннолетние, и, если вы хотите куда-то нас заманить, мы полицию позовем!

Лейла опомнилась, поднялась с колен. До чего злым было ее бледное заплаканное лицо!

Стоявший в стороне пустой кособокий прилавок со скрежетом поехал по выложенному каменной плиткой полу и толкнул старика – тот отступил, чтобы сохранить равновесие, но не упал.

– Получил, старый ублюдок? – спросила Лейла. – Сейчас еще получишь!

Несмотря на ее угрозу, больше ничего не случилось. Вокруг образовалось живое кольцо. Ивена чувствовала, что люди, которые их окружили, заодно со стариком. Она схватила Лейлу за руку:

– Бежим!

Бежать некуда. Вон та лестница с металлическими поручнями ведет на нижний транспортный ярус, где ходят пневмопоезда, – станция находится под самым рынком, из-за этого здесь и пол временами дрожит, но от лестницы их уже отрезали.

Все происходило совсем как в тех идиотских байках, прославляющих Маршала, от которых Саймон готов был на стенку лезть.

Ивена что-то выкрикнула насчет гипноза, потом две маленькие твари попытались использовать против Маршала телекинез, а потом опять сникли. Так и стояли в обнимку, словно хотели защитить друг друга от приближающихся оперативников «Конторы». Саймон ухмыльнулся: вот оно, торжество справедливости, но мысль о том, что для фильма такой финал не годится, испортила ему удовольствие от реванша. Он ведь не собирается делать из Маршала героя! Ему нужно грязное бельишко великого вождя или какое-нибудь шоковое откровение – короче, эксцесс.

Что ж, эксцесс не заставил себя ждать. По рыночному залу как будто пронесся ураган, сбитый с ног Саймон, не успев понять, что это такое, проехался юзом по полу. Грохот, крики. Он забрался под ближайший прилавок – так бы и сидеть не высовываясь, но для того, чтобы снять фильм, надо держать глаза открытыми. Саймон с опаской выглянул из своего убежища и увидел Тину Хэдис. На ней была та же одежда, что и в прошлый раз, – черная чешуйчатая куртка, потертые джинсы. Светлые волосы растрепались, в глазах стальной блеск.

Раскиданные в стороны агенты «Конторы» поднимались на ноги, кое-кто держал оружие, но Тина, должно быть, успела вывести его из строя, стрельбы не было.

– Вот вы где! – обратилась она к девчонкам. – Вас еще и на рынок понесло! Идемте отсюда.

– Уж больно ты скорая! Вместе пойдем.

Маршал, а также еще трое конторских киборгов двинулись к противнику. Тина ощерилась, как разъяренная кошка, и Саймон у себя под прилавком содрогнулся: устрашающая картинка. Для того чтобы волочиться за такой женщиной, надо быть монстром из чужой Вселенной или извращенцем вроде Лиргисо… Зато для фильма видеоряд в самый раз.

Приподнявшись, Саймон окинул взглядом зал: поле боя, общий план. Зрелище его разочаровало. Никакого погрома, а он-то надеялся, что Тина весь рынок перевернула вверх дном… Она всего лишь расшвыряла конторских, так что кое-кто врезался в скопление пустых прилавков справа от лестницы, оттого и гремело, а продавцов с их барахлом не тронула. «Вот сука…» – с обидой пробормотал Клисс (какие кадры испортила!) и снова пригнулся: началось.

На площадке перед лестницей закрутился вихрь – так выглядит со стороны схватка боевых киборгов, переключившихся в ускоренный режим. Время от времени кто-нибудь вылетал из этого бешеного клубка, но сразу же кидался обратно. При монтаже этот фрагмент надо будет пустить в замедленном темпе, иначе зрители вообще ничего не рассмотрят.

Один из участников драки вылетел и больше не встал – похоже, Тина свернула ему шею. Между тем двое агентов «Конторы» потихоньку подбирались к девчонкам, однако Тина заметила их маневр.

– Бегите! Марш отсюда, я догоню вас!

Агент-гинтиец с кустистыми бордовыми бровями упал, его напарник схватился за бедро и опустился на корточки с перекошенным от боли лицом. Саймон понял, что Тина воспользовалась своими лазерами, вживленными в кисти рук.

– Уходите!

Ивена и Лейла бросились к лестнице, туда же вслед за ними сместился живой клубок, перекрывая дорогу преследователям, но тут Тина отлетела в сторону – ее лицо было разбито в кровь, Саймон опознал ее по взметнувшимся светлым волосам и по одежде, да еще по тому, что вихрь после этого распался.

– Задержать девчонок! – рявкнул Маршал.

Киборг из «Конторы» рванулся к лестнице, Тина вскочила и метнулась наперерез, но двигалась она в обычном человеческом темпе и вдобавок прихрамывала. А Маршал целехонек! Даже Тина Хэдис перед ним бессильна, и сейчас ее наконец-то добьют, а Саймон Клисс все это заснимет.

Погнавшийся за девчонками киборг около верхних ступенек остановился, с утробным стоном откинулся назад, словно хотел сделать «мостик». Саймон услышал негромкий, вроде бы совсем не страшный хруст. Упавший киборг дергался, напоминая агонизирующую механическую куклу, а его собрат, который развернулся к Тине, выпустил спрятанные в костяшках пальцев шипы, с недоумением поглядел на собственную руку и с силой полоснул себя по горлу. У Маршала напряглись желваки и вздулись на лбу жилы, как будто он, не двигаясь с места, боролся с чем-то невидимым. Клисс пока что понимал только одно: если его фильм когда-нибудь выставят на аукционе – за миллионы уйдет.

Жутковато знакомый смех.

– Впервые вижу киборга, на которого эти фокусы не действуют! Ты меня положительно заинтриговал… О, Тина, ты тоже здесь? Одна гуляешь?

– Нет! – Тина ладонью размазала по лицу кровь. – Не до тебя мне сейчас, понял? Некогда!

Пошатываясь и хватаясь за перила, она бросилась вниз по лестнице за сбежавшими девчонками. Туда же устремилось несколько агентов, но на пути у них выросла баррикада из прилавков – те сами собой сдвинулись и перегородили проход.

– Господа, мне же будет скучно, если вы все разбежитесь! Кстати, до чего безвкусно вы одеты… Не лучше ли сжечь это тряпье?

Одежда на оперативниках вспыхнула. Взвыла сирена, с потолка по вопящим живым факелам ударили струи пены – противопожарная система моментально отреагировала на возгорание. Саймон похвалил себя за находчивость (не сиди он сейчас под прилавком, ему бы тоже досталось) и после короткой внутренней борьбы высунулся наружу: надо заснять Лиргисо. Хоть и страшно, а надо, иначе впечатление будет не то.

Видимо, вот он. В гриме, в типичной для Рузы неброской одежде, а длинные зеленые волосы – это уже нетипично, обитатели орбитальных городов по традиции стригутся коротко из соображений гигиены и удобства. Что он здесь делал – охотился на Тину и ее девчонок? Или шел на тайную встречу с Лейлой, если та для него шпионит?

Ликвидатор Сурьини, кряжистый и волосатый, похожий на первобытного человека, весь в красноватых пятнах ожогов, кинулся на него, но напоролся на кастет и отшатнулся, не сдержав крика. Саймон заметил у него на боку рваную рану. Кастет с лезвиями – кошмарная штучка. У Саймона дыхание перехватывало от ужаса, однако он продолжал смотреть и снимать, смотреть и снимать. Фильм превыше всего.

Брошенный в Лиргисо нож блеснул в воздухе и упал, не долетев до цели.

Зато с Маршалом лярнийский выродок ничего не мог сделать, хотя шеф «Конторы» тоже остался почти нагишом, в одном стеганом жилете из несгораемого материала.

Они уставились друг на друга, словно играли в гляделки. В глазах у Лиргисо горел холодный и недобрый желтый огонь, белесые глаза Маршала непреклонно сверкали.

«Как два паршивых котяры на помойке, – про себя хихикнул Клисс. – Не забыть бы ввернуть, когда буду озвучивать… Неужели ничья?»

Он знал обоих достаточно хорошо: ни того, ни другого ничья не устроит. Кто-то должен сломаться. Странно, однако сейчас он их почти не боялся: в данный момент они были не столько реальной угрозой, сколько персонажами его фильма, а фильм всецело принадлежит ему – и отсюда следует, что эти два жутких существа в какой-то степени тоже находятся в его власти.

Мелькнул еще один брошенный нож, и опять его полет преждевременно оборвался, хотя Живущий-в-Прохладе даже не посмотрел в ту сторону – как будто его окружало защитное поле.

– О, так вот в чем дело!.. – Он широко раскрыл глаза и приподнял брови, словно его вдруг осенило, – изумление казалось искренним и в то же время было театрально преувеличенным, в расчете на зрителей. – Фласс, вот так сюрприз… Значит, магию искореняют маги? Занятный парадокс!

Сколько еще продолжалось это противостояние, пару минут или час, Клисс потом не мог вспомнить. Аппаратура снимала, на микроскопических носителях все зафиксировано, в том числе время, а он сидел на полу (возможно, с разинутым ртом) и не в силах был совладать с потрясением. Правда, о которой он так долго мечтал, раскрылась перед ним, как фантастический цветок, и оказалась совсем не такой, как он себе представлял… Впрочем, с правдой это бывает сплошь и рядом.

Живущий-в-Прохладе наконец исчез, процедив напоследок что-то изысканно-едкое в адрес противника – слов Саймон не разобрал. Конторские зашевелились. Все уже успели покрыться гусиной кожей и посинеть от холода, а Сурьини давно потерял сознание от болевого шока. Маршал выглядел измотанным, словно несколько часов кряду таскал бетонные блоки. В отдалении меж двух рядов прилавков маячили полицейские – видно, не могли решить, что им делать с такой оравой голых, оскорбляющих своим видом общественную нравственность, и ждали подкрепления.

Из бокового прохода вынырнул деловитый мужичок, за ним тащился, вихляясь и поскрипывая, багажный робот с объемистыми грязными сумками. Остановившись, мужичок окинул пострадавших хозяйским взглядом.

– Ну что, ребята, одеваться-то будем? Есть всякие шмотки почти новые, если берете оптом – со скидкой. Обувь есть бэушная, на любой размер, требует мелкого ремонта, но тоже совсем как новенькая. Налетай, расхватывай! По дешевке отдаю. Повезло вам, на рынке вас разденут и тут же оденут… Деньги-то есть?

Кредитки сгорели вместе с одеждой, а у Саймона была одна мелочевка, так что пришлось Маршалу одалживать у продавца передатчик, кому-то звонить. Ну хоть бы что-нибудь изменилось – на него по-прежнему смотрели как на вождя и отца, который разберется со всеми врагами и решит все проблемы, и кое-кто небось уже начал сочинять новую байку… Неужели никто, кроме Саймона, не расслышал, что сказал Лиргисо? Неужели ни до кого, кроме Саймона, не дошло?!

А фильм почти завершен, не хватает только развязки – финального эксцесса. Что ж, у Клисса появилась одна мыслишка…

Тонкие черные колонны вдоль платформы дрожали, как натянутые струны. Или Тине это казалось? Кто-то отшатнулся от нее. Видела она плохо – повреждены либо глаза, либо зрительные нервы, но Стив мигом ее вылечит.

Два пятна, красное и серо-синее – Ивена и Лейла. Она узнала их издали только по расцветке курток.

– Тина, что с тобой?

– Ничего страшного.

Тина оглянулась, щурясь, на лестничные марши: пусто, Лиргисо все еще наверху. Почему он там застрял? Он должен был разделаться с этой сворой за считаные минуты, догнать Тину с девочками и телепортировать к себе на яхту или на Канпеи – и чем он, интересно, вместо этого занимается?

– Мерзавец… – прошептала Тина.

Похоже, у нее выбито несколько зубов. Не будь она киборгом, ей бы сейчас было больно, однако ее болевые рецепторы заблокированы. Даже умирая, она не почувствует ничего, кроме смутного недомогания.

Из туннеля донесся свист пневмопоезда.

– Едем, – бросив последний взгляд на лестницу, решила Тина.

В вагоне у нее закружилась голова, она пошатнулась, ухватилась за поручень. Это что – ее рука?.. У нее были руки изящной формы, с гладкой загорелой кожей (на тыльной стороне ладоней – пара бледных пятнышек, там спрятаны лазеры). А то, что она увидела сейчас… Безобразно опухшая кисть с лиловыми кляксами гематом, из трещинок сочится сукровица. Это не похоже на обычную травму, полученную в драке. Вот чертовщина…

Переключиться в ускоренный режим Тина не могла, и все тело плохо подчинялось ей. Когда это случилось? Когда высокий киборг в спортивной шапочке, главный в этой банде, швырнул ее так, что она отлетела на несколько метров, упала навзничь – и тут ее что-то накрыло… Что-то мерзкое, убийственное, за три-четыре секунды превратившее ее в ходячую развалину. А потом появился Лиргисо. Неужели это его работа?

Не так давно он упрекал Тину в том, что она на всех (т. е. на Лейлу и Поля) плохо влияет и во всем ему мешает, вот и решил от нее избавиться… Но это же глупо – дать ей уйти, он должен был убить ее и потом свалить вину на «Контору». Или она оказалась более защищенной, чем другие киборги, и Лиргисо просто не сумел ее прикончить?

Пересадка на поезд до солбургского космопорта. На перроне Тина оступилась и чуть не упала. Правая голень, скорее всего, сломана.

– Если я потеряю сознание, постарайтесь добраться до бота и улететь отсюда. Обо всем расскажете Стиву.

Лейла с Ивеной, притихшие, испуганные, виноватые, начали протестовать.

– Если я отключусь, вы не сможете мне помочь. Постарайтесь отсюда смыться, хорошо?

Она испачкала кровью обивку в вагоне. Кольцевидные плафоны на потолке вращались, от этого у нее кружилась голова. Да нет, вовсе они не вращаются – а вот голова кружится, все хуже и хуже.

«Я никогда бы тебя не убил».

Ага, как же… Лиргисо не раз говорил, что взять под контроль и разрушить искусственные системы киборга – это для него детская забава. На такое способен только он… Или кто-то еще?

В ангаре их поджидали трое с парализаторами. Бесконтактно вывести из строя оружие Тина еще сумела, но на это ушли последние силы, и она начала погружаться в темную воду, где сонно покачивались прозрачные белесые медузы, как в ночном море на Незе.

– Тина! Тина, вставай!

Кто-то ее тормошил, и вода все сильней колыхалась, из-за этого медузы таяли, как кубики сахара.

– Тина, пожалуйста, вставай!

Она увидела над собой Ивену и Лейлу.

– Бегом в машину. И домой, понятно?

– Я без тебя не пойду, – Лейла ревела как маленькая, тушь на ресницах расплылась, мокрые глаза окружены синим ореолом. – Я тебя люблю, и, если тебя убьют, – я с тобой.

– И я тоже, – всхлипнула Ивена. – Пожалуйста, Тина, идем, немножко ведь осталось!

Только ради них Тина заставила себя встать и сделать шаг, другой, третий… Пространство скользкое, в нем трудно удержаться.

В стороне – какие-то обломки, суета.

– Это мы с Ивеной показали им, когда они полезли, – объяснила Лейла. – Мы же ведьмы!

Оба их бота могут быть заминированы, и на возню со взрывчаткой нет времени.

– Сюда, – Тина указала на прилизанный шиайтианский «лоргу». – Сможете открыть?

– Разве это наша машина? – удивилась Ивена.

Лейла, более практичная и беспринципная, бросила:

– Какая разница!

– Ты будешь пилотировать, – распорядилась Тина. – И хорошо пристегнитесь!

Покинуть Рузу им позволили – для того чтобы атаковать в киселе, за пределами разреженной рузианской атмосферы. Лейла, скрытая за спинкой пилотского кресла, яростно бормотала слова, которые Живущий-в-Прохладе строго-настрого запретил ей произносить вслух, Ивена сидела молча, вцепившись в мягкие подлокотники. Тина старалась держаться на расстоянии от подступающей все ближе темной воды с медузами. Главное – не закрывать глаза. Они сами закрываются, но их надо держать открытыми.

Обзорные экраны заполнила пятнистая розовая масса, напоминающая губку, она неумолимо надвигалась и разбухала… В один из моментов просветления Тина поняла, что машина падает на Норну.

– Лейла, гаси скорость! Включай вспомогательные посадочные двигатели, живо!

– Я включила… – жалобно отозвалась девушка. – Там ураган!

– Маневрируй! Чему тебя Хинар учил?

Лейла все-таки сумела посадить машину, ни во что не врезавшись, но движение не прекратилось – теперь их тащило по норнианской равнине со скоростью ураганного ветра. Лишь бы выдержали страховочные ремни… Девчонки визжали.

Потом – удар, встряска. Всех троих с головы до ног облепило выплюнутое креслами амортизирующее желе, поглотившее энергию удара.

Судя по изображениям на двух уцелевших экранах, машина застряла в скалах.

Они почти одновременно почувствовали: что-то не в порядке, но находились они в тот момент в мертвой, по определению Стива, зоне. Телепортироваться нельзя ни сюда, ни отсюда; если попытаешься – снова и снова будешь оказываться в исходной точке.

Выбираться пришлось на антигравах, с соблюдением всех мер предосторожности. На этой территории промышленная компания, принадлежавшая «Конторе», вела геологоразведочные работы, и двое чужаков могли подвергнуться нападению. В облаке Тешорва стычки между конкурентами – обычное дело, иной раз доходит до локальных боевых действий.

Едва оказавшись за пределами мертвой зоны, они телепортировались на яхту, и Стив сразу исчез, даже скафандр снимать не стал, но уже через несколько секунд вернулся. Один.

Тина тоже находилась в мертвой зоне (в какой – неизвестно, в облаке Тешорва их много), и он не мог до нее добраться.

На яхте никого не было. В салоне на столике лежали две записки – от Ивены и от Тины. Стив начал снимать громоздкую экипировку, чтобы телепортироваться в Солбург, и тут просигналил передатчик – от Тины пришло сообщение, отправленное «торпедой».

«Стив, мы на Норне – я, Ивена и Лейла, – ее голос звучал надтреснуто и немного невнятно. – Машина чужая, пришлось угнать. Здесь ураган, а мы застряли в скалах и пока держимся. Поскорее забери нас отсюда. В Солбурге…»

Импульс «торпеды» иссяк раньше, чем Тина успела договорить, но самое главное она сказала. Другое дело, что Стив не мог к ней попасть. После нескольких попыток стало ясно, что это безнадежно.

– А если туда на яхте? – предложил Поль.

– Там ураганы и смерчи, космическая яхта не предназначена для такой среды. У нее большая масса и мощные двигатели, но маневрировать она там не сможет, КПД будет низким. Нужна машина, приспособленная для спасательных работ на поверхности Норны, однако вся известная мне техника ненадежна.

– Тогда что делать? – Поля понемногу начинал пробирать озноб.

– Разве что самому стать такой машиной… Существом или машиной, не важно. Телепортироваться в открытую зону, добраться до них пешком и вытащить их оттуда. Других вариантов я не вижу. Человек там не уцелеет – значит, надо рассчитать параметры существа…

Кодированный сигнал. Лиргисо вызывал их на Канпеи.

– Пошли, – решил Стив. – Мне может понадобиться помощь его консультанта.

Живущий-в-Прохладе выглядел больным: впалые щеки, мешки под глазами, сухие потрескавшиеся губы – и никакой косметики на лице, таким Поль видел его впервые. Лиргисо-энбоно был намного старше «донора», чье тело он занимал, – ровесника Поля, и сейчас его истинный возраст стал очевидным. На белках тускло-желтых глаз ветвились кровавые прожилки.

– Посмотрел бы я на тебя, окажись ты на моем месте, – усмехнулся он, встретив взгляд Поля. Усмешка была скорее измученная, чем раздраженная. – Стив, Тина попала в неприятности вместе с Ивеной и Лейлой. Ты уже знаешь об этом?

– Да. Они на Норне, в мертвой зоне, и я собираюсь туда спуститься, – Стив включил компьютер. – У меня будут вопросы к Амине чуть погодя. Ты не в курсе, как их занесло на Норну?

– Мы с Тиной искали в Солбурге девочек. Тина первая нашла их и сообщила мне, я прибыл на место действия в самый разгар стычки с агентами «Конторы». Мне удалось отвлечь и задержать их, тем временем Тина вместе с девочками покинула Рузу, но ее машину, видимо, сбили. Хвала року, что они до сих пор живы.

Слушая его, Стив одновременно запустил программу виртуального моделирования биоформ и загружал какие-то данные, его лицо оставалось бесстрастным. Поль стиснул кулаки, он готов был вцепиться Лиргисо в горло.

– Значит, ты был там и ни черта не сделал? Ты отвлекал и задерживал, и на это ушли все твои хваленые силы! И сволочь же ты после этого…

– Успокойся, герой, – Живущий-в-Прохладе опять выдавил усмешку. – Ты сам не понимаешь, насколько ты близок к истине. Я имею в виду не последний твой тезис, а предыдущий. Да, все мои силы ушли на то, чтобы прикрыть отступление Тины. Я столкнулся там с противником, какого не ожидал встретить, и покинул поле боя, когда почувствовал, что вот-вот потеряю сознание, – чтобы, так сказать, не достаться врагам. Поль, ты помнишь, как я предлагал создать общество магов, а ты обвинил меня в намерении сколотить еще одну межзвездную мафию, которая передавит всех конкурентов? Что ж, всех нас можно поздравить – такая мафия уже существует, и называется она «Контора Игрек»!

– Ты серьезно? – Стив резко повернулся к нему от монитора.

– Да нет же, это у меня такое извращенное чувство юмора! – огрызнулся Лиргисо. – Среди тех, с кем я столкнулся в Солбурге, маг был один, человек-киборг, остальные ему подчинялись. Фласс, я же с любым киборгом шутя справлюсь, а с ним ничего не смог сделать – он отразил все мои атаки! Подозреваю, что он причинил Тине вред, что-то нарушил в ее искусственных системах. Неживое более уязвимо для магического воздействия, чем живое, оно не обладает присущим всему живому естественным сопротивлением, и я сотни раз говорил об этом Тине, но разве она станет внимать чьим-то советам? Нет, она выше этого! Фласс, я предупреждал ее…

Стив снова отвернулся к компьютеру: то, что он услышал, заставило его с удвоенной энергией взяться за работу.

Лиргисо упал в кресло, обессиленно смежил веки. Повинуясь немой команде, к нему подъехал медавтомат, сделал какую-то инъекцию.

– Поль, дай мне бумагу и фломастер, – потребовал Живущий-в-Прохладе.

При других обстоятельствах Поль предложил бы ему самому все это поискать, желательно подальше отсюда, но сейчас не обратил внимания на тон приказа – это просто не имело значения. Словно он стоял на ледяном ветру, и все то, что в обычных условиях его задевало, не могло пробиться сквозь сковавший его мертвящий холод. Он подошел к встроенному в стенку шкафу, достал несколько листков, черный фломастер, протянул Лиргисо.

– И столик придвинь. Как я, по-твоему, буду рисовать?

Поль пинком подтолкнул к нему складной столик и прислонился к стене. Он почти наяву слышал свист убийственного ветра – того, который принес этот нереальный холод, или норнианского урагана? Здесь было тихо, только чуть слышно гудел компьютер, и Полю казалось, что звук проникает из другого изменения.

– Поль, иди сюда, – опять позвал Лиргисо. – Взгляни, это мой противник.

Худое лицо с жесткими, резковатыми чертами, из-под спортивной шапочки выглядывают мясистые мочки ушей, глаза как живые – пронзительные, излучающие яростную силу. Живущий-в-Прохладе запечатлел его анфас, в профиль, в полный рост – с фотографической точностью, можно не сомневаться.

– Вот интересно, в гриме он был или нет…

– Он сильнее тебя?

– Не сильнее. Всего лишь опытнее.

Лиргисо принял вопрос как оскорбление. Ему приходилось мириться с превосходством Стива, зато он при каждом удобном случае твердил, что Стив лишен индивидуальности – мол, это разумная, но безликая стихия, которая вначале копировала индивидуальность настоящего Стива Баталова, погибшего ниарского гонщика-дрэггляйдиста, а потом, после встречи с Тиной, начала воспроизводить ее личностные черты. Видимо, это помогало Живущему-в-Прохладе скрепя сердце терпеть существующую ситуацию. Но уступить первенство какому-то человеку?! Презрительно сощурив глаза, он добавил:

– Я начал заниматься практической магией без малого два года назад, а он, несомненно, раньше, несмотря на это он не смог меня победить. Он даже Тину убить не смог. И выдал себя глупейшим образом… Тебя не интересует каким?

– Каким? – почти беззвучно спросил Поль.

Его не интересовало ничего, кроме предстоящего спасательного рейда. Он чувствовал, что Тина, Ивена и Лейла все еще живы и ждут помощи, и при мысли о том, что она может запоздать, сердце окутывал смертный холод.

– Я вначале предположил, что у него какое-то неведомое оружие сродни тем древним лярнийским игрушкам, которые коллекционировал мой покойный патрон. Держу защиту, одновременно пытаюсь пробить его защиту и краем глаза слежу за остальной шайкой – тех, кто порывался преследовать Тину, я останавливал телекинетическими ударами. Вдобавок ломаю голову над тем, где спрятан его гипотетический излучатель – я уж было решил, что он встроенный, вроде Тининых лазеров. Меня снедает недоумение, силы постепенно тают… Ты бы на моем месте сломался на первой же минуте, верно? А я сдерживал их долго, в одиночку против толпы. Вдруг чувствую, мой кастет начинает нагреваться. Пошевелил рукой – никакого притока тепла, а металл греется! Помнишь, я демонстрировал тебе такой фокус на вилле?

Поль безучастно кивнул.

– Вот тогда я и понял, что этот флассов киборг тоже владеет магией. Должно быть, он рассчитывал, что боль заставит меня ослабить защиту, но быстро нагреть кастет не сумел – это было его ошибкой. Когда же я намекнул, что он для меня больше не загадка, его это смутило, и я воспользовался моментом, чтобы немного восстановить силы за счет жизненной энергии его людей. После этого он возобновил атаку с удвоенной яростью. Страшно подумать, что он мог бы сделать, например, с тобой, но я эту дуэль не проиграл, хотя и не выиграл…

– Лиргисо, – перебил Стив, – вот мои вопросы к Амине.

Тот хотел ответить – и поперхнулся словами, по его телу словно прошла мгновенная судорога. Исчезли набрякшие подглазные мешки и трещины на губах, кожа на скулах порозовела, белки воспаленных глаз снова обрели здоровую белизну. Он легко поднялся с кресла и с упреком произнес:

– Стив, я об этом не просил! Прими изъявления благодарности и все тому подобное, но ты же знаешь о том, что я предпочитаю исцеляться самостоятельно!

– Мне нужна твоя помощь, и времени у нас в обрез, – отмахнулся Стив. Ему не было никакого дела до уязвленного самолюбия Живущего-в-Прохладе. – Возвращайся с информацией поскорей, я жду.

К Лиргисо подплыла по воздуху коробочка с компьютерным кристаллом, он взял ее и исчез.

Закрыв глаза, Поль повис над кипящим океаном в тягучих цветных переливах. В глубине, далеко-далеко внизу, находились Ивена, Тина и Лейла; Поль звал их, но они его не слышали – беззвучный рев океана все перекрывал.

Потом его грубо встряхнули.

– Очнись! – это был Лиргисо, уже успевший вернуться. – По здешним потусторонним аллеям нельзя гулять без страховки, а Стиву сейчас не до тебя.

Стив по-прежнему стоял перед монитором. На экране, разбитом на сектора, появились изображения вроде тех, что можно увидеть в учебных программах по биологии: панцирь, костяк, сложные системы каких-то органов…

– Модель готова, – бросил Стив, полуобернувшись. – Телепортироваться придется с поверхности Рузы. Это создание будет слишком большое и тяжелое, здесь не поместится.

– Мое снаряжение на яхте, – сказал Лиргисо. – Мигом вернусь.

– Захвати побольше кислородных баллонов.

Стив и Поль тоже телепортировались к себе на яхту. Стив надел легкий скафандр, старый и вдобавок изношенный – его давно пора было выкинуть.

– Разве этот годится для Рузы? – несмотря на свое состояние, Поль все же удивился.

– Когда я начну трансформацию, он все равно разлетится в клочья. Ты антиграв забыл.

– Точно, забыл, – тусклым напряженным голосом отозвался Поль.

Его просто не хватало на то, чтобы помнить обо всех мелочах, не имеющих отношения к Тине, Ивене и Лейле. Мысленно он был там, над кипящей бездной, и в ушах у него свистел обжигающе-холодный ветер. Стив помог ему приладить ранец антиграва, потом взялся за край контейнера с баллонами.

Лиргисо, облаченный в тяжелый рузианский скафандр, ждал с таким же контейнером.

– Стив, как ты найдешь их на Норне?

– У меня будут органы восприятия, которые позволят обнаружить их даже на большом расстоянии. Пошли.

Мгновение – и все трое очутились на пыльном каменном плато. Ночное небо затянуто киселем, как пруд – водорослями, над головами плывет чудовищных размеров диск, розовый в темных пятнах. Норна – планета-гигант с малой плотностью, ее сила тяжести всего лишь в два с половиной раза превосходит незийскую или земную. Края этой громадины терялись в мутной дымке.

– Не приближайтесь ко мне, пока я не закончу, – предупредил Стив.

Через секунду его уже не было рядом. Поль начал озираться.

– Вон там он, – показал Лиргисо.

Крохотная фигурка вдали. Поль едва не упустил тот момент, когда она взорвалась… нет, не взорвалась, а начала расти и превращаться во что-то, совсем не похожее на человека в скафандре.

– Фласс… – потрясенно прохрипел Лиргисо.

Вернее, хрипел динамик его шлема, нарочно подрегулированный таким образом, чтобы искажать голос до неузнаваемости, зато интонация выдавала предшоковое состояние Живущего-в-Прохладе. То самое, о чем он мечтал! Он однажды признался, что хотел бы стать оборотнем, чтобы превращаться в энбоно, или в человека, или в кого-нибудь еще, как сейчас он произвольно меняет цвет радужки, но один Фласс знает, как скоро он достигнет этой ступени совершенства. Тина тогда заметила, что у Фласса можно спросить, однако вряд ли тот в курсе, а Лиргисо ответил с укоризненным вздохом, что нельзя же трактовать идиомы буквально.

И вот Стив делает это запросто, попирая все законы природы, – потому что возникла насущная необходимость, а он, Лиргисо, по-прежнему так не может. Он завороженно наблюдал за метаморфозой, изумление боролось с завистью. Поймав брошенный искоса взгляд Поля, спохватился и задумчиво прищурился, пряча свои истинные чувства.

Поля превращение Стива тоже поразило, даже оцепенение прошло. Он восхищенно смотрел, как большое темное тело на равнине стремительно увеличивается и меняет очертания. Где Стив берет энергию и вещество для этого процесса – черпает из гиперпространства? Над обтекаемым, как корпус субмарины, туловищем взметнулись перепончатые крылья-паруса, их было много, они на глазах росли, а потом свернулись и спрятались под панцирем.

Существо направилось к людям. Ни намека на то, что еще несколько минут назад оно тоже было человеком. Длинное, с небольшой ангар, оно передвигалась на мощных коротких лапах, словно скользило по каменной поверхности. Не видно ни глаз, ни органов дыхания. Оно остановилось в нескольких шагах от Поля и Лиргисо, заслонив горизонт. Из-под панциря высунулось гибкое щупальце с утолщением на конце.

– Я готов, – голос доносился из этого утолщения, как из динамика. – Поль, сможешь определить, они находятся на видимой стороне Норны?

Хорошо, что это обыкновенный динамик, а не человеческая голова, венчающая длинную-предлинную шею… Лиргисо, будь это он, не упустил бы случая сразить очевидцев какой-нибудь жутковатой антропоморфной деталью.

– Они там, – Поль показал на воспаленное темно-розовое пятно на лике Норны. – Вот, видишь? Сейчас, подожди секунду, – он повернулся к Живущему-в-Прохладе. – Можно твой комп? Свой я забыл.

Тот поднял руку с пристегнутым к предплечью компьютером, на вспыхнувшем дисплее появился уменьшенный диск Норны.

– Вот, – снова попытался показать Поль (перчатки массивные, а экранчик маленький, неудобно). – Примерно здесь…

Лиргисо включил курсор, в конце концов им удалось совместить светящуюся зеленую точку с крохотным пятнышком.

– Я запомнил. Давайте сюда баллоны.

Стив распахнул громадную пасть – внутри просторная полость, поместится космический бот средних размеров. Значит, он собирается «проглотить» разбитую машину и вынести из мертвой зоны в своем чреве?

Длинные щупальца (больше похожие на манипуляторы силарских роботов, чем на конечности живого существа) проворно брали из контейнеров кислородные баллоны и рассовывали по ячейкам в стенках полости. Путешествие может затянуться, и тогда пассажиркам понадобится кислород.

А до прихода Стива кислорода им хватит?..

Поля снова пробрал озноб. Смотря какая у них машина… Некоторые модели оснащены замкнутыми системами циркуляции воздуха с собственными регенераторами, как на межпланетных и межзвездных кораблях, а другие, попроще, берут с собой запас кислорода, и он рано или поздно заканчивается.

– Не знаешь, какая у них машина? – повернулся Поль к Лиргисо.

Тот зло скривился.

– Только воздержись от истерик, ладно? Они угнали «лоргу». Хинар сказал, это хорошая модель с регенераторами – Тина знает в этом толк.

Поль испытал минутное облегчение, а после подумал, что при аварийной посадке система регенерации воздуха могла выйти из строя.

– Ты бы видел, какой ты бледный, – процедил Лиргисо.

– Бледный – это еще не истерика, – Поль с трудом заставлял двигаться замерзшие губы.

Лиргисо смотрел на него так, словно хотел ударить. Наверное, он тоже опасался, что Стив может не успеть, и оттого злился – это его обычная реакция, если дела идут плохо, а сорвать злость было не на ком.

– Эй, притащи какой-нибудь еды, – окликнул его Стив. – И питьевую воду не забудь.

– Как думаешь, все это будет долго? – спросил Поль.

– Не знаю. Постараюсь добраться до них так быстро, как только смогу. Ты тоже держись, хорошо? Когда я найду их, ты ведь это почувствуешь?

– Скорее всего, да.

Поль поднял взгляд на Норну. На этот гигантский грязно-розовый диск нельзя долго смотреть – начинает казаться, что висишь вниз головой, и вдобавок еле заметное хаотичное движение темных спиралевидных пятен вселяет ощущение неустойчивости. Еще немножко – и упадешь, и будешь туда падать и падать, до бесконечности…

Появился Лиргисо с большим пакетом и канистрой. Поль заметил это вскользь, он не мог отвести глаз от Норны. Как будто он уже начал падать в эту бездну, где затерялись Ивена, Тина и Лейла и ощущение твердой почвы под подошвами – всего лишь иллюзия… Его опять встряхнули.

– Поль, ты способен хотя бы к жалкому подобию самоконтроля? В твоих зрачках поселилось отражение этой флассовой планеты – меня это, знаешь ли, пугает!

– Ну и что? – безучастно произнес Поль.

– Не смотри туда, – Лиргисо дотронулся до его руки, но сквозь многослойный материал скафандра прикосновение почти не чувствовалось. – Лучше на меня посмотри. Пока Стив их спасает, мы с тобой найдем, чем заняться, – он подмигнул. – Я знаю много интересных игр и буду тебя развлекать, так что время пролетит незаметно.

Это обещание подействовало сильнее, чем встряска. Чары Норны ослабли, никуда он не падает, а стоит посреди каменного плато рядом с Лиргисо… И Стив пока еще здесь – развернул свои трепещущие перепончатые паруса, последняя проверка перед броском на Норну.

– Стив, – позвал Поль, – я с тобой!

– Тебе со мной нельзя, – донеслось из динамика. – Во время поиска я буду двигаться со сверхзвуковой скоростью, для лучшей маневренности мне придется постоянно менять форму тела. Место и защиту для пассажира я не предусмотрел.

– Тогда… – Поль понимал, что вернуть его на яхту Стив сейчас не сможет, но внезапно пришло решение. – Помнишь то место, которое мне понравилось, где кристаллы? Забрось меня туда, это же пара секунд. Я там подожду. Вдвоем с этим типом я не останусь.

– А если я задержусь?

– Не страшно, подожду. Для меня это самое лучшее.

– Хорошо, – согласился Стив и начал складывать шуршащие «паруса».

– Стив, это безумие! – вмешался Лиргисо. – Его нельзя оставлять одного! Здесь даже опытные геологоразведчики всегда работают парами, Фласс знает, что может случиться…

– С тобой его тоже нельзя оставлять, – возразил Стив.

– Фласс, ну мы же договор заключили, мы же союзники! Клянусь чем угодно, я его пальцем не трону.

«Если он свою клятву нарушит, мы будем квиты».

Подумав об этом, Поль сказал:

– Стив, сделай, как я прошу.

– Ладно. Я тебе кислорода оставлю и постараюсь обернуться быстро.

– Хотя бы «торпеду» возьми, – Лиргисо вытащил из кармашка на поясе черный с золотистым клеймом цилиндрик. – У нее настройка на мой передатчик. Если одумаешься или почувствуешь опасность, вызови меня, буду ждать. И не смотри на Норну, она твою душу выпьет.

– Мою душу просто так не выпьешь. Стив, идем?

– Возьми у него «торпеду», – посоветовал Стив. – Вдруг пригодится. И опусти анизотропный щиток.

– Стив, удели мне всего одну минуту! – взмолился Лиргисо. – Выслушай меня, я кое-что объясню…

– Некогда.

Поль сунул цилиндрик в специальный карман, и сразу же ландшафт изменился, как будто переключили голограмму. Вместо голой каменной равнины, ограниченной линией недалекого горизонта, – скопление тускло отблескивающих темных кристаллов, блуждающие клубы тумана придают им сходство с живыми зарослями.

– Все, я пошел, – предупредил Стив, перед тем как втянуть под панцирь щупальце с динамиком.

– Удачи, – прошептал Поль.

Но Стива уже не было рядом.

Шеф Отдела контрразведки Лорехаун давно мечтал свалить Маршала, недолюбливали они друг друга. Вот к нему-то Саймон и пошел и рассказал о том, что произошло в Солбурге на рынке, присовокупив кое-какие свои выводы. Все как положено: рядовой сотрудник «Подразделения Игрек» проявляет бдительность.

Колесо завертелось – и вот уже есть группа заговорщиков. Саймон обнаружил среди них Фешеда, своего непосредственного начальника, а Грушу и других психологов на тайную сходку не пригласили. Как выяснилось, у всех участников заговора давно уже копились догадки и подозрения, а теперь появилось веское доказательство. Глядя на озабоченные лица и беспокойные потные руки, Саймон готов был плакать от досады: съемочную аппаратуру пришлось выключить – здесь такие меры предосторожности, что, не ровен час, застукают.

Мнения разделились: одни, во главе с Лорехауном, хотели действовать немедленно, другие предлагали обождать, исподволь подготовить почву для переворота. Саймон шепнул Фешеду, что сейчас самый тот момент, потому что Маршал измотан после схватки с Лиргисо, а потом, когда он восстановит силы, с ним нипочем не справишься. Шеф Отдела по связям с общественностью помолчал, подумал, взял слово и высказал эту мысль как свою. Он всегда так поступал. Его довод (а если по правде, то довод Саймона) заставил сторонников выжидательной тактики приумолкнуть.

Шеф Отдела контрразведки изложил план: кто-то один идет к Маршалу, заводит с ним разговор и провоцирует его, тем временем он, Лорехаун, с проверенными людьми добирается до пси-излучателей. Последние хранились в сейфе у Маршала, и включать их на борту «Гиппогрифа» было строжайше запрещено, поскольку они могли повредить «сканерам» в лаборатории Пергу. Ну, теперь-то всем стало ясно, отчего такая забота об этих уродах и почему их держали на флагманском корабле: повод, чтобы припрятать подальше оружие, которое на экстрасенсов с любым коэффициентом действует безотказно.

У Лиргисо от этого оружия есть защита – вероятно, какие-то лярнийские штучки, Стив Баталов и Тина Хэдис, судя по всему, тоже обзавелись подобными штучками, но у Маршала-то защиты нет! По данным Лорехауна, Груша в последнее время штудировал переводную лярнийскую литературу. Оно вроде бы понятно, врага надо знать, но если предположить, что Маршал велел психологу найти описание того самого защитного устройства?..

Как только Лорехаун со своими ребятами вскроет сейф и завладеет пси-излучателем – Маршал, считай, разоблачен и повержен. Лишь бы провокатор не подвел.

– Кто будет провокатором? – спросил бледно-желтый шиайтианин-штабист с печальными отвислыми щеками. – Задача ответственная…

– Исполнитель нужен опытный, находчивый, ради успеха дела готовый на риск, – с раздумьем произнес Лорехаун и посмотрел на Клисса.

– Да, это должен быть человек с опытом таких провокаций, способный к нестандартным решениям, – подхватил руководитель Отдела финансов и тоже посмотрел на Клисса.

И вот уже все они смотрят на Клисса, и от их внимания ему стало неуютно, словно за шиворот сунули пригоршню снега.

– Саймон, ты ведь бывший эксцессер, – нарушил всеобщее молчание Фешед. – Ты справишься.

Саймон принял тройную дозу хминка и отправился к Маршалу. У заговорщиков свой план, а у него свой, и рисковать он будет не ради их победы, а ради эффектной концовки фильма.

Он прокрался по широкому коридору с панелями фальшивого дерева и красной ковровой дорожкой. Здесь обитал высший комсостав, и обычно здесь маялся от безделья дежурный ординарец, но Лорехаун его под каким-то предлогом отозвал.

Вот она, дверь в личные покои Маршала. Тот отдыхал и никого не принимал, Саймону пришлось упрашивать, переминаясь с ноги на ногу перед переговорником, туманно намекать на крайне важную информацию, на проблему, не терпящую отлагательств… Ему удалось-таки заинтересовать Маршала, и дверь открылась.

В жилище Вождя-Основателя он был допущен впервые. Конечно же, обстановка спартанская, конечно же, никакого лишнего комфорта. Ничего похожего на то креслице-качалку с несколькими режимами укачивания и регулируемым подогревом, какое Саймон видел в каюте у Фешеда.

– Клисс, я тебя слушаю, – нетерпеливо буркнул Маршал.

Сейчас он был похож на обыкновенного больного старика, даже глаза слезились.

Саймон завел речь о том, что инцидент на солбургском рынке может вызвать опасный резонанс, потому что Лиргисо публично обвинил Маршала в использовании «магии» – то есть экстрасенсорных приемов, и необходимо поскорее выступить с официальным опровержением, иначе «Контора» всех своих спонсоров растеряет. В коллективе вот тоже брожение начинается… Нужно доказать, что это была инсинуация. Клисс, как пиарщик, пришел к Маршалу за советом, они вместе должны что-то придумать.

Сделав паузу, он хитровато подмигнул и добавил:

– Маршал, мы-то с вами знаем, что это будет надувательство… Я давно понял, что вы всех дурачите, но вы не беспокойтесь, я на вашей стороне. Я не проболтаюсь, молчок, однако слухи сами собой пошли, и надо бы их пресечь.

Маршал молчал. Как будто его резко очерченное угрюмое лицо огрубело до полной нечувствительности – кажется, ударь его, он даже не моргнет. Зато белесые глаза светились холодно, неприятно, как два оконца, за которыми зимняя стужа.

– Саймон, знаешь ли ты, что такое человечество? – вымолвил он наконец свистящим шепотом. – Нет, не знаешь… Это спящий ребенок, неспособный отличить дьявола с рогами и копытами от плюшевого мишки! Человечество еще не доросло… Ни до чего не доросло! Люди – это воробушки малые, щеночки неразумные, их надо защищать от таких, как Лиргисо, от таких, как Тина Хэдис… От таких, как я. И я их защищаю, потому что я – это другое дело. Саймон, ты понимаешь, какая на мне лежит ответственность?

– Понимаю, – поддакнул Саймон.

Вот удача, что Маршал так разговорился, – колоритный будет эпизодик!

– Клисс, я не думаю, что ты на моей стороне, – совершенно справедливо заметил Маршал. – Но, даже если ты не брешешь, я не могу рисковать такой ответственностью, и, как боец «Конторы», ты обязан меня понять.

Вот она – смерть. И Лорехаун со своими проверенными ребятами еще не успел раскурочить чертов сейф… А как же тогда фильм?

Маршал – киборг и экстрасенс, но зато он не в форме после поединка с Лиргисо, а Саймон Клисс – обыкновенный человек, но зато эксцессер под дозой! Не дожидаясь летального исхода, он выскочил за дверь и рванул по коридору. Он добежал до поворота, когда милая сердцу начальства красная ковровая дорожка пыльной змеей вздыбилась, выскользнула из-под ног, хлестнула его, упавшего, свободным концом.

– Маршал, опомнитесь! – отбиваясь от взбесившегося половика, попытался урезонить шефа Саймон. – Я ведь и есть тот самый воробушек и щеночек, которого надо от дьяволов защищать, а вы меня убиваете! Что же вы творите?!

Маршал этому доводу не внял, зато одна из дверей открылась, и кто-то спросил:

– Дежурный, что здесь за бедлам?! Маршал, это вы?

– Клисс сеет панику на борту! – рявкнул Маршал.

А Клисс уже катился кубарем по межпалубной лестнице. В горле першило от пыли. На кого-то налетел, сбил с ног.

– Клисс, ты чего? Спятил?

– Маршал мутировал! – Саймон выкрикнул первое, что пришло в голову. – Заразился от Лиргисо! Он ковры заставляет прыгать, это преступный телекинез!

– Саймон, стой! – проревел позади Маршал.

Нижняя палуба. Корабельные мастерские. Кто другой на месте Саймона метался бы, как загнанная крыса, но он заранее все просчитал и подготовил путь к отступлению еще до того, как пошел к Лорехауну. Возле одного из аварийных шлюзов его ждет маленький бот, так что прощай, «Контора Игрек»! А если поймают, он скажет, что спасался от Маршала, от изобличенного внутреннего врага, чтобы после, когда правда восторжествует, вернуться к исполнению своих служебных обязанностей.

Он проворно петлял на четвереньках среди пахнущих лаком контейнеров с какой-то автоматикой, закупленной на Рубиконе. Маршал его слышал и ориентировался по звуку – еще бы киборг не слышал! – но чувствовал себя неважно, а то бы давно уже настиг.

– Саймон, стой! – опять прозвучал его властный голос. – Выходи!

И вдруг нахлынуло ощущение горечи и вины, и Саймон понял, что правы были все те, кто обзывал его подлецом. Он чуть не закричал от внезапной душевной боли, словно в сердце всадили шило. Как же он виноват перед самим собой! Если разобраться, он никогда себя не жалел, никогда по-настоящему о себе не заботился. Работая в «Перископе», он чуть не извел себя чрезмерными дозами мейцана, он съел свое собственное ухо, он постоянно рискует… Господи, да разве можно с самим собой так обращаться?

«Я не заслуживаю прощения. Я себя предал. Нет, я должен себя спасти! Себя и фильм. Кто-то сказал, что человек – это целый мир, Саймон Клисс – целый мир, и этот мир, который во мне, по моей вине оказался на краю гибели. Никогда больше не буду подвергать себя таким опасностям! Слышишь, Господи, никогда! Все они хотят меня убить, и я должен беречь себя как зеницу ока. Раньше я не берег и не жалел себя, но я исправлюсь…»

Маршал что-то приказывал и требовал, с грохотом отшвыривая с дороги контейнеры, да только Саймон больше не обращал на него внимания. Вперед! Неожиданное озарение подействовало на него не хуже ударной дозы допинга.

Как на крыльях он промчался по коридорам и лестницам, прыгнул в загодя приготовленный бот. Позади стучали подошвы Маршала, но Саймон успел покинуть «Гиппогриф» через аварийный шлюз. Ощущение чудовищной, безграничной вины исчезло так же внезапно, как появилось. Все-таки странно, никогда раньше Саймон ничего похожего не испытывал… Глаза до сих пор мокрые от слез (хорошо, что линзам это нипочем), он помотал головой, стряхивая остатки тягостного бреда. Значит, вот она какая, совесть. Натуральный психоз. Слава богу, что отпустило.

За иллюминаторами – наводящий оторопь диск Норны и застывшие пыльные пейзажи. Куда теперь? Сдаться Космополу? Или махнуть в один из здешних дрянных городишек, раздобыть там денег и сесть на любой транспорт до ближайшей пересадочной? Мигание на пульте мешало собраться с мыслями.

Тут Саймон встрепенулся: неспроста мигает! Двигатели не в порядке, хотя еще недавно были в порядке… Прощальный гостинец от Маршала, на то он и экстрасенс.

Клисс поскорее запаковался в скафандр, снова плюхнулся в кресло и дрожащими пальцами в толстых перчатках защелкнул пряжки страховочных ремней: бортовой компьютер призывал его подготовиться к катапультированию. Скафандр паршивенький, без анизотропного щитка. Сунуть в кабину коробку с гримом Клисс не забыл, но снимать шлем и менять внешность некогда – пошел отсчет секунд.

Его выбросило над скалистой местностью, после чего бот канул за близкий горизонт и там взорвался. Саймон остался один-одинешенек, с запасом кислорода на три часа и бесполезным на поверхности Рузы передатчиком.

Не хотелось верить, что это конец. Наугад выбрав направление, он двинулся вперед длинными шагами-прыжками, здесь малая сила тяжести. Он так и не узнал, добрался ли Лорехаун до пси-излучателей и сверг ли Маршала, – и, наверное, никогда уже не узнает.

Хорошо бы уйти подальше от этой мертвой пятнистой морды в небе – до того, как три часа истекут и закончится кислород. Саймон не хотел смотреть на нее во время предстоящей агонии.

Если он никого не встретит, он пропал. Несколько раз ему казалось, что он видит вдали машины, роботов, людей в скафандрах, но, когда приближался, выяснялось, что это скалы. Обман зрения.

Фильм тоже пропал, никто его не увидит. Саймон плакал, щиток шлема запотел от сырости, и пришлось включить автоочистители – они замелькали перед лицом, как лапки насекомых. Кислорода на полчаса.

В дальнем просвете между скалами чернеет лес, на опушке стоит человек в скафандре. Еще один здешний мираж.

Человек пошевелился. Да нет же, настоящий! Вероятно, геологоразведчик. Саймон повернул в ту сторону. Включив динамик шлема на максимум, он кричал на бегу и размахивал руками. Только бы его заметили. Только бы не улетели без него.

Глава 5

В кабине было холодно, ниже нуля по Цельсию. Ивена и Лейла в больших, не по размеру, скафандрах не мерзли, хотя щитки их шлемов были подняты, и Тина не стала прибавлять температуру. Ей скафандра не хватило, но она почти не чувствовала холода.

Она дважды теряла сознание, а девочки пытались ее лечить, как учил их Стив, и сейчас ей стало немного получше, но руки по-прежнему отечные, опухшие, из ребра левой ладони до половины высунулось лезвие, втянуть его обратно никак не получается, и со зрением что-то неладно.

Вдобавок ощущение тяжести, как будто сам воздух на тебя давит – все-таки 2,5 g. Девочки страдали от этого сильнее, чем Тина. Они полулежали в креслах, кое-как пристроившись (машину заклинило в скальной развилке с порядочным креном), и старались лишний раз не двигаться.

По всей кабине белели сгустки выполнившего свое назначение амортизирующего желе. Вроде бы оно должно быть еще и съедобным, но аппетита ни у кого не было.

Если Стив до сих пор не появился, на то есть причины. Тина знала о мертвых зонах. Девочек Стив пока не обучал телепортации – для этого нужен хороший самоконтроль, иначе получится как у Поля: тот во время тренировки очутился в соседнем доме, который сносили строительные роботы, и заработал неистребимый страх перед телепортацией. Но даже если бы кто-то из них это умел, из мертвой зоны таким способом не выберешься.

За маленькими иллюминаторами справа и слева – голый неровный камень, за лобовым стеклом – внутренняя поверхность сомкнутых стальных створок. Наружные видеокамеры все еще функционируют. На одном из уцелевших обзорных экранов можно разглядеть исхлестанную ураганными ветрами тускло-розовую равнину с торчащими из земли, как рыбьи плавники из воды, невысокими прилизанными скалами, на другом – проносящиеся в сумасшедшей спешке тучи, невзрачное солнце и по соседству с ним бледный кружок луны (это, наверное, Руза).

Корпус машины подрагивал под ударами ветра. Снаружи постоянно шуршало и свистело, вселяющие тревогу звуки проникали сквозь обшивку.

– Тина, мы долго здесь проживем? – спросила Лейла.

– Около пятидесяти часов.

– Это за счет энергозапаса? Должна быть еще аварийная солнечная батарея.

– Вдребезги. Но, я надеюсь, за двое суток Стив что-нибудь придумает.

Находясь в нормальном состоянии, Тина могла бы остановить дыхание и переключиться на замкнутый кислородный обмен – на два часа, а потом, после пятнадцатиминутного промежутка, еще раз, и еще… Дублирующая система обмена вышла из строя, как и все ее искусственные системы. Это сделал Лиргисо или кто-то другой? Тину мучил этот вопрос наряду с беспокойством по поводу развязки. Она прожила тридцать семь лет, и столько всего с ней было – на несколько жизней хватит, а Ивена с Лейлой совсем еще маленькие… Они вызывали в ней чувство, близкое к материнскому.

– Я когда-то об этом мечтала, – дрожащим голосом произнесла Лейла.

Ее обрамленное шлемом личико сморщилось, и непонятно было, готова она разрыдаться или пытается улыбнуться сквозь слезы.

– О чем?

– Чтобы умереть не в инвалидном кресле, а в какой-нибудь космической катастрофе, и чтобы я была сильная и здоровая и на мне скафандр…

– Подожди, у нас еще пятьдесят часов впереди, – напомнила Тина.

Края иллюминаторов заиндевели. Жаль, что там ничего интересного, сплошной камень.

– А давайте истории рассказывать, – предложила Ивена.

– Какие? – отозвалась Лейла.

– Всякие… Про себя… Тогда легче будет ждать.

– Давайте, – поддержала Тина. – Рассказываем по кругу, кто первый?

Откуда на Рузе лес? Черные деревья в клубах тумана, раскидистые, лишенные листвы – как на Ниаре в средней полосе поздней осенью. Не хватает только пожухлой травы под ногами и щебета озябшей птичьей мелюзги. Может, агония уже началась и Саймон бредит? Но ведь он пока дышит, кислорода еще на двадцать минут.

А человек по-прежнему стоит на опушке. Один, вот что странно. Или это смертник, приговоренный своими же товарищами? Саймон слышал о том, что здешние геологоразведчики живут по собственным законам и, если кто, по их понятиям, совершит преступление, его не в полицию сдают, а оставляют одного на поверхности Рузы или другого какого спутника, с небольшим запасом кислорода и без антиграва.

Если это смертник, радоваться нечему. Разве что отнять у него последние остатки кислорода… Так ведь он небось не дурак и попытается сделать то же самое.

Саймон с бега перешел на шаг. Оружия у него нет – дразнить Маршала его отправили налегке, а то, что припрятал в кабине бота, некогда было вытаскивать. Тут человек слегка повернулся: на спине ранец антиграва – значит, не смертник. Саймон снова побежал.

Человек заметил его. Геологоразведчик в полной экипировке. А что это лежит на земле у его ног? Господи, целый штабель ярко-красных кислородных баллонов!

Голый осенний лес превратился в скопление ветвящихся черных кристаллов, блестящих, неподвижных. Никакой мистики.

– Привет! – задыхаясь, выпалил Клисс.

– Привет, – хрипло отозвался геологоразведчик.

Затемненный непрозрачный щиток, лица не рассмотришь. А скафандр из самых дорогих и супернадежных – не то что хлипкий костюмчик Саймона.

– Не знаешь, до ближайшего города далеко? А то у меня машина гробанулась. Если слышал взрыв, так это был я.

– Вроде далеко. Не знаю.

– Как тебя звать-то? – Саймон постарался изобразить дружелюбную улыбку.

– Томек.

– А меня…

– А тебя – Саймон Клисс, – опередил его Томек.

Клисс собирался назваться Альфредом Чегроу, ниарским репортером, и от неожиданности онемел. Томек тоже молчал, на его затемненном щитке играли розовые блики.

– Откуда ты меня знаешь?

– Кто же тебя не знает? Я еще в колледже учился, когда про тебя в новостях показывали. Дело «Перископа».

– Ты чего, простудился? – Хорошо бы перевести разговор на другую тему. – Вон как хрипишь…

– Динамик барахлит.

– А-а… Послушай, будь другом, одолжи баллончик. У меня кислород, считай, на нуле, видишь? – Саймон показал табло индикатора на манжете скафандра. – Потом как-нибудь сочтемся.

– Возьми, – разрешил Томек.

Вот удача-то… Саймон заменил с его помощью порожние баллоны на полные. Томек при этом вскользь бросил, что в перчатках неудобно, и Саймон про себя отметил, что он, видно, из новичков, для опытного геологоразведчика скафандр – вторая кожа.

– А что ты здесь делаешь, ежели не секрет?

– За кристаллами наблюдаю.

– Один?

– Если что, я напарника вызову, – Томек машинальным жестом дотронулся до кармашка на поясе.

Что у него там – «торпеда»?

– Почему же вы не вместе держитесь? – продолжил выпытывать Клисс. – Я слыхал, здесь того, опасно…

– Мой напарник – такая сволочь, что лучше без него, чем с ним.

«Ага, конфликтик… Судя по твоему снаряжению, работодатель у вас безобразно богатый, и вы с напарником небось из-за деньжат перегрызлись, каждый хочет урвать побольше. Учтем, учтем…»

Саймона охватило лихорадочное веселье. Он спасен, и в придачу ему подвернулось недалекое и жадное «живое сырье», из которого можно веревки вить. Он этого Томека сразу раскусил.

– Понимаешь, машина-то у меня гробанулась… Можно, я с тобой подожду? Тебя ведь отсюда скоро заберут?

– Когда надо будет, заберут.

– Сколько тебе лет? Мне кажется, ты парень молодой, я угадал? А я вот повидал в жизни всякое…

Можно ведь рассказать ему про ухо и про Топаза! Выслушает, никуда не денется.

– Ты когда-нибудь ел жаркое из собственных ушей? – с горькой усмешкой поинтересовался Саймон.

– Нет.

– А мне довелось попробовать… Не по своей воле. Кто такой Лиргисо, знаешь? Когда меня из тюряги на Ниаре выпнули – типа уже исправился, подыхай где хочешь, – этот лярнийский урод взял меня на работу. А в офисе у него голограмма была: солнце зеленое, как сморчок, небо заплесневелое, болото с цветочками – в общем, тошнятина. Его любимый лярнийский пейзажик, а я же не знал, я сказал – искусственный. И он мне тогда пари навязал: если искусственный – он мне сто тысяч, а если настоящий – я съем свое ухо. Нечестно, ага? Ну, про честных людей или там про честных негуманошек – это сказки для дурачков. Твой напарник, наверное, тоже нечестный хмырь, ага, угадал? Так вот, слушай сюда, что было дальше…

Геологоразведчик хранил молчание, не поддакивал. Клисса это задевало. Он не видел лица Томека, но интуитивно чувствовал его неприязнь. Почему же тогда Томек разрешил взять баллоны? Непонятно…

«Да он хочет кому-нибудь сдать меня за награду! „Конторе“, Лиргисо или Космополу – кто больше заплатит, тому и сдаст. Напарник его надувает, так он за мой счет решил поживиться. Погоди, парень, ты еще эксцессеров не знаешь…»

Рассказывая, Саймон соображал, как действовать. Отнять у Томека антиграв не получится: на поясе кобура, здешним геологоразведчикам палец в рот не клади. А у Клисса только завалящая отвертка в одном из карманов скафандра, проку от нее… Хотя… Разве он не эксцессер? Разве он не способен создать если не катастрофу, то хотя бы заурядный несчастный случай с помощью любой подвернувшейся под руку ерундовины?

«Еще немного, и я его пристрелю».

Лиргисо утверждал, для того чтобы составить истинное представление о Саймоне Клиссе, надо хотя бы полчаса с ним поговорить, – и теперь Поль наконец-то понял, что он имел в виду.

– …Жизнь – это неприглядное дерьмецо, и надо быть простофилей, чтобы думать по-другому. Ты же со мной согласен, ага? Твой напарник тебя за простофилю держит, а я вижу, что ты парень не промах. Знаешь, что такое тихаррианский мурун?

– Знаю, – сквозь зубы отозвался Поль.

Мучнисто-бледное, нервно-оживленное лицо Клисса беспокойно гримасничало за щитком шлема. Смесь заискивания и наглости, как у профессиональных попрошаек. Неприятный блеск цепких водянисто-голубых глаз напоминал Полю о потусторонних «треугольниках», которые напали на него в домберге. Хотелось ударить кулаком по щитку – но, если щиток треснет, человек умрет…

Поль отвернулся. Лучше смотреть на Норну. Лиргисо заблуждается: эта розовая бездна в темных пятнах и спиралях ураганов завораживала его, но подчинить не могла и выпить его душу не могла.

– …Если ты заведешь у себя дома какую-нибудь гадину – кошку там или муруна, потом разоришься жратву ей на свои кровные покупать. Хочешь не хочешь, а корми, иначе она тебя самого с потрохами слопает! Домашние животные паразитируют на человеке, это общеизвестный факт. Тогда и глистов надо в домашние животные записать! Хе-хе, почему до сих пор не додумались… Представляешь, такая глиста у тебя в аквариуме живет?.. Я, когда в школе учился, однажды с десяти метров кирпичом в кота попал! Не люблю их. Одни уроды эту погань заводят, а Лиргисо – он же лярнийский урод, вообще отморозок, он муруна с Тихаррои выписал и бешеные деньги за него выложил. К примеру, такие простые ребята, как мы с тобой, на эти деньги целый год бы жили и ни в чем не нуждались…

Пальцы сами собой скользнули по кобуре.

«Убью ведь…»

– Ты бы заткнулся.

– Томек, не психуй. Я же понимаю, почему ты психуешь: напарник оставил тебя за кристалликами наблюдать, а сам рыщет и что-то ищет, и когда найдет – всю премию заграбастает. У вас всегда так бывает, ага?

Черная фрактальная роща в клубах вязкого тумана тревожила и манила. Может, если он туда пойдет, Клисс за ним не увяжется?

Стив еще не добрался до Тины и девочек, но, похоже, все там будет в порядке. А Поль пока прогуляется по каменной роще. Если заблудится – у него есть антиграв и на крайний случай «торпеда».

Он поднял связку баллонов. На Рузе они почти ничего не весят.

– Я пошел снимать показания с датчиков. Если хочешь, чтобы тебя забрали вместе со мной, жди здесь.

– Ага, ага, подожду, – торопливо согласился Клисс, даже кивнуть попытался, хотя в скафандре это сделать непросто. – Ты иди, я никуда не денусь. Баллончики-то мне оставишь? Парочку, лучше три-четыре, ага? Здесь никак нельзя без взаимопомощи…

– Оставлю, – с отвращением бросил Поль. – Ты-то сам почему здесь один?

– Работал я кое-где по контракту, но там все такая же сволота, как твой напарник. Денег не платили, и я оттуда ушел, типа уволился. Кстати, ты у кого работаешь? Вам спец по черному пиару не нужен?

– Нет.

«Пусть Тина и Стив решают, что с ним делать, а я его больше не вытерплю. Еще чуть-чуть, и стану убийцей».

Отвернувшись от Клисса, он прикрыл глаза. Тина, Ивена и Лейла живы, Стив идет к ним.

Поль снова взглянул на Клисса – и тут его передернуло. Саймон Клисс показался ему обреченным, маленьким, беззащитным, над ним нависло что-то жуткое, неумолимое… Это невозможно описать, это надо увидеть зрением «сканера». Откуда оно взялось? Только что не было, а теперь есть, словно возникло из ничего, из аммиачного тумана, и за считаные секунды сгустилось, превратилось в почти осязаемый кошмар.

– Тебе угрожают серьезные неприятности, – какое бы отвращение ни вызывал Клисс, не предупредить его Поль не мог. – Я это чувствую, у меня интуиция хорошо развита. Буквально минуту назад что-то в твоей ситуации изменилось в худшую сторону. Не знаю, что это, но тебе стоит это учесть.

– Да я стреляный воробей, не пропаду, – лицо за щитком выглядело беспечным и пакостно довольным. – Иди к своим датчикам, я тебя тут подожду.

«Значит, за мной он не потащится. И на том спасибо».

Не глядя больше на Клисса, Поль вошел в просвет между черными друзами, ноги по колено утонули в тумане. Как здесь тихо…

Саймон с ухмылкой смотрел ему вслед. Иди, иди… Ни антиграва, ни «торпеды» у тебя больше нет, а ты и не заметил. Ловкость рук, знай наших!

У антиграва по бокам щелки, и если загнать туда в нужном месте достаточно длинный металлический штырь, эта штука летать больше не будет. Вот и пригодилась отверточка… Томек в это время стоял столбом, запрокинув к небу невидимое за темным щитком лицо. В щитке отражалась Норна, страшная, мутно-розовая, пятнистая. Саймон шумно топтался и говорил без умолку, поэтому Томек не услышал, как за спиной тихонько хрустнуло.

От него лучше избавиться: знает, кто такой Саймон Клисс, и настроен враждебно. Саймону от таких недружелюбных ребят не раз доставалось. Теперь надо найти общий язык с его напарником… Если Саймон все схватил верно, тот будет рад отделаться от нелюдимого и высокомерного Томека.

А насчет интуиции Томек мог и приврать. Неприятности наступают Клиссу на пятки, особенно если Маршал подавил мятеж и выслал погоню за сбежавшим провокатором, но Саймон ведь не дурак, он о своем ближайшем будущем позаботился. Незаметненько так, осторожненько вытянул «торпеду» из кармана у Томека – и сделал это аккурат за минуту перед тем, как тот выдал свое зловещее пророчество.

Тяжелый десантный бот болтался в бурлящей норнианской атмосфере, как надувная лодка на просторах штормового океана. Техникам, отвечающим за генератор Гермеля-Нао, было муторно, и вовсе не потому, что их одолела морская болезнь. Генератор антиматерии (в просторечии антимат) – устройство капризное, для того чтобы выйти из строя, ему не много надо. После каждого использования его приходилось ремонтировать и заново отлаживать, и в этой болтанке он может накрыться еще до того, как его успеют пустить в дело.

Римма сочувствовала техникам. Она не любила кому-нибудь сочувствовать – словно у нее что-то отнимают, словно ее обманом вынуждают проявить слабость, – но сейчас тот случай, когда можно. Вдруг ребята не сумеют выполнить приказ Маршала?

Их группа получила задание найти и аннигилировать сбитую машину Тины Хэдис. Работа для пилотов и техников, троих ликвидаторов послали вместе с ними скорее по традиции, чем из необходимости.

Римме задание не особенно нравилось. Когда-то она мечтала стать такой, как Тина Хэдис. Если честно, то и сейчас бы не отказалась. «Страшное это дело – расстрелять собственную мечту». Фраза из детской книжки, пораженческой и беззубо-нравоучительной, которую Римма давным-давно читала.

Маршал сказал – надо, а Маршалу виднее. К тому же если Тина и те две девчонки погибли, это будет не убийство, а что-то вроде кремации, если до сих пор живы – это опять же не убийство, а скорее акт милосердия. Маршал считал, что они вполне способны выжить и выбраться с Норны. Сам он тоже когда-то выбрался оттуда, но таких случаев один на тысячу.

После стычки в Солбурге он показался Римме постаревшим и больным. Она презирала больных (сами виноваты), но это же Маршал, ему простительно. Вдобавок ребята говорили, что он одержал психологическую победу над Лиргисо: так на него посмотрел, что лярнийский отморозок сразу позабыл о своих экстрасенсорных заморочках и вначале пытался Маршала переглядеть, а потом позорно сбежал.

– Корабль!

Выкрик одного из пилотов заставил Римму встрепенуться. Все уставились в иллюминаторы, она тоже повернулась. Это что?.. Корабль, но какой – парусник!

Он мчался вдали, подхваченный ураганом: темный сигарообразный корпус и сложная система парусов, похожих на крылья. Направление ветра то и дело менялось, паруса тоже находились в непрерывном движении – вот это маневренность! Он стремительно приближался, прошел рядом.

– Антимат сдох! – Горестный возглас одного из техников нарушил воцарившуюся тишину.

– Совсем? – спросил командир группы.

– Совсем. Прямо в тот момент, когда эта штука была около нас. Наверное, у нее какие-то поля…

На боевом задании можно поставить крест, пора возвращаться на базу, но они следили за норнианским парусником, забыв об инструкциях, хотя не миновать им нагоняя за праздное любопытство. «Мы – люди, и нечеловеческого нам не надо», – один из основополагающих идеологических принципов «Конторы Игрек», Маршал любит его цитировать. Так что они понапрасну теряли время и расходовали подотчетное горючее, но уйти не могли.

Парусник описывал круги над простирающейся внизу бескрайней равниной, воспаленно-розовой, как рубиконское небо на закате, и круги эти раз за разом сужались. В то же время он терял высоту. В иллюминаторы уже ничего не разглядишь, но мощная бортовая оптика позволяла продолжать наблюдение.

Это машина или живое существо? Мнения разделились. Он то разворачивал паруса, то складывал и втягивал, его корпус тоже менял форму – то эллипсоид, то подобие гигантского лезвия, рассекающего встречный ветер, лобовое сопротивление сведено до минимума.

Он идеально приспособлен к условиям Норны и за счет своих маневров может двигаться в этой бушующей среде в любом произвольно выбранном направлении. Пилоты матерились, не скрывая восхищения и зависти.

Паруса убраны, теперь он ползет по земле навстречу ураганному ветру. Что у него под брюхом – лапы или гусеницы?

Из кипящей пылевой завесы впереди вынырнуло перекати-поле – громадный, несколько десятков метров в диаметре, клубок растений-симбионтов, населенный примитивными животными, – промчалось мимо, а неведомый норнианский зверь продолжал свой путь.

Распухшее вполнеба светило наблюдало за Саймоном с загадочной лунно-сумасшедшей ухмылкой. Ну и пусть таращится, оно еще не знает, что Саймон его перехитрил.

Он всех перехитрил – и «Контору», и Томека. И напарника Томека перехитрит, никуда тот не денется. Клисс мысленно набросал его портрет: громила-геологоразведчик, грубоватый, недалекий, прижимистый, себе на уме, его распирает от сознания собственной крутизны, и он твердо убежден, что никто его не проведет. Манипулировать такими ребятами – плевое дело.

Сначала Саймон обрадует этого парня известием о том, что выскочка Томек (он тебя надувал, приятель, да еще хвалился перед каждым встречным!) сгинул в тумане, в дебрях кристаллического леса, а после предложит чуток подзаработать, сдав Космополу знаменитого Саймона Клисса.

Космопол – самый безопасный вариант, Клисса там будут беречь и лелеять как ценнейшего свидетеля. А иначе, если скрываться на свой страх и риск, ликвидаторы «Конторы» его настигнут.

Находясь в заключении, Саймон завершит работу над фильмом, продаст кому-нибудь за семизначный гонорар свои мемуары… Ежели разобраться, Космопол он тоже перехитрит!

Предвкушая, как он задурит голову напарнику Томека, Саймон выудил из кармана «торпеду», нажал на кнопку. Импульс на секунду. И сколько теперь ждать?

Он повернулся, высматривая в мутных просторах далекую машину, – и вздрогнул, заметив в нескольких шагах от себя человека. Щиток шлема, как и у Томека, затемнен, на черном скафандре инеем искрится в розоватом свете Норны алмазная насечка – видать, везунчик, не раз и не два срывал крупный куш. Скоро же он нарисовался! Как будто до сих пор сидел и ждал за ближайшим каменным кустиком.

– Чего вылупился, парень? – стараясь совладать с легким замешательством, усмехнулся Саймон. – Это называется сюрприз! Нет больше Томека, я вместо него.

– Я вижу, что ты вместо него, – у этого динамик тоже хрипел. – И как прикажешь это понимать?

Была очередь Тины, и она рассказывала о том, как в детстве тайком каталась с большой ледяной горки, которую строили каждую зиму в парке неподалеку от их дома. Считалось, что большая горка – развлечение не для девочек, и Тина бегала туда по вечерам, когда зажигались фонари: в потемках не разберешь, кто есть кто.

Обзорный экран с небом к этому времени погас, а второй, где равнина и скалы-плавники, до сих пор работал. Одна из скал двигалась. Сначала Тина решила, что ей мерещится – в ее-то состоянии! – но Ивена и Лейла тоже заметили.

Тина прервала рассказ. До сих пор в пейзаже на экране ничего не менялось, разве что изредка мелькали темные шары – местные растения, но их уносил ураган, а эта штука ползла против ветра.

– Лейла, знаешь, как открыть створки? Они с той стороны.

Девушка развернула кресло к пульту, привела спинку в вертикальное положение, ввела команду. Рука в защитной перчатке двигалась вяло, с трудом: для хрупкой Лейлы 2,5 g были непосильной нагрузкой.

Лобовые створки застрявшей в скальной развилке машины со скрежетом разошлись – просвет шириной в ладонь.

– Оно идет прямо на нас, – пробормотала Лейла. – Оно же нас раздавит!

– А по-моему, он добрый, – возразила Ивена.

– Может раздавить и не заметить.

– Нас защищает скала, – напомнила Тина. – Он ее обойдет.

Темная глыба надвигалась, заслоняя пыльно-розовую даль.

Тина приподнялась, держась за спинку пилотского кресла, прищурилась. Ей удалось разглядеть лапы существа и показалось, что длинные мощные когти вращаются – буквально ввинчиваются в почву. Так вот почему ветер его не сносит…

Оно совсем близко, уже ничего не видно. Тина велела Лейле на всякий случай закрыть створки.

Ритмичный прерывистый стук по корпусу. Азбука Морзе.

«Привет, это я, Стив. Я за вами. Сейчас раздроблю скалу, чтобы достать машину, и поедем домой».

Норна плыла над лесом огромной медузой, ее невидимые стрекала скользили по лицу Поля – он чувствовал их пронизывающие мятные прикосновения сквозь закрытый щиток.

Кристаллические деревья всеми своими гранями ловили ледяной розовый свет, словно только так и могли напиться. Теперь Поль разглядел, что они не черные, а скорее дымчатые – окраска где густая до черноты, где разбавлена до серых акварельных разводов. Внизу колыхался туман, поэтому приходилось ступать осторожно, как будто идешь по колено в воде.

Когда он понял, что заблудился? Да он с самого начала знал, что заблудится, но это не имело значения, ведь у него антиграв. Стив нашел Тину и девочек, скоро они вернутся… И ему пора возвращаться – вероятно, с Норны Стив сразу телепортируется туда, где его оставил.

Поль включил антиграв. Тот надсадно загудел – и никакой тяги. Поль его выключил, снова включил. Опять то же самое. После нескольких опытов стало ясно, что антиграв накрылся. Как это могло случиться, если его Стив проверял?

Ничего, он и так отсюда выберется, он ведь «сканер». Надо идти в ту сторону, где остался Саймон Клисс, вот и все. Поль попробовал засечь его – и испытал еще один легкий шок: Клисса на месте не было. Конечно, невелика потеря, но куда он мог деться? Уйти настолько далеко, чтобы Поль перестал чувствовать его присутствие, он за это время просто не успел бы. Поль искал его, постепенно расширяя радиус поиска. Ни намека на Клисса, нет его на Рузе!

Если у него скафандр был с дефектом или вышла из строя система подачи кислорода, он мог погибнуть. Или его забрал с Рузы какой-нибудь корабль, не замеченный Полем? Тоже не исключено. Поль уже понял, что Клисс и был «живым детонатором» и, как детонатор, свою функцию выполнил – катастрофа произошла.

«Он жив, но лучше бы умер. Я его еще увижу».

Вслед за этой внезапной мыслью мелькнуло представление о миксер-море: скрежет и хаотичное кружение парящих в воздухе камней, ловушка, откуда нет выхода.

«Это хуже того дома, в который я телепортировался на Незе. Но я туда не попаду, я же не собираюсь телепортироваться».

Остается последний вариант: «торпеда» Лиргисо.

Поль попытался вспомнить код передатчика Стива – тогда он мог бы перенастроить «торпеду», но кода он не знал, просто не было необходимости, они все время держались вместе.

Значит, придется воспользоваться помощью Живущего-в-Прохладе.

«Я не скажу, что заблудился, а то слушай потом его комментарии… Лучше предложу посмотреть, как тут красиво, это ему должно понравиться. Хотя стоп… Вдруг он примет это за намек, у него же мозги работают только в одном направлении. Нет, я ему объясню, что сбежал от Саймона Клисса, это он должен понять! А что стало с антигравом, Стив потом разберется».

Он потянулся за «торпедой». В кармашке на поясе пусто. Или он сунул ее в другой кармашек, рядом? Да нет же, нигде ее нет… Как он мог ее потерять, если клапан был застегнут?

Поль судорожно сглотнул. Только не паниковать. Кислород у него пока есть. И еще есть ракетница – когда он почувствует, что Стив поблизости, он выпустит сигнальную ракету, и Стив его найдет.

Он более-менее успокоился, хотя колени слегка дрожали. Что ж, он никогда и не считал себя героем.

Машина в небе. Мечется на фоне Норны, словно назойливая рыба под брюхом гигантской розовой медузы.

«Нельзя, чтобы они меня заметили».

Его уже заметили. Машина снизилась, прошла на бреющем над верхушками сверкающих друз, зависла. Из десантного люка выскочили друг за другом четверо с антигравами. Поль потянулся к кобуре, но спохватился и заставил себя опустить руку. Машина боевая, с бортовыми бластерами – его сразу испепелят.

– Ты кто такой?

– Геологоразведчик. В чем дело?

– Открой физиономию.

– Если вы из местной полиции или из Космопола, сначала предъявите документы. Иначе ваше требование незаконно.

Грамотный ответ бывшего сотрудника незийского иммиграционного контроля немного обескуражил их.

– Это не он, – поморщился один из десантников. – Скафандр не из наших. Парень, ты никого здесь не видел?

– Нет.

Они переглянулись.

– Пусть покажет лицо, – уперся другой. – Он такой пролаза, что мог у начальства хороший скафандр стащить. Эй, подними щиток!

– Я вас не трогал, и вы меня оставьте в покое, а то моя фирма предъявит иск вашей.

– Открой лицо! – Десантник направил на него оружие. – Нет здесь твоей фирмы, и никто тебя, идиота, не найдет.

Поль поднял щиток.

– Это не Саймон, – произнес один из четверки.

– Погоди-погоди… Это Поль Лагайм, «сканер» Лиргисо!

Они действовали быстро и слаженно. Заломили руки за спину, защелкнули на запястьях наручники – специальные, для человека в скафандре. Подхватив с двух сторон, подняли в машину, в салоне швырнули на пол. Пинок по ребрам. Вот теперь Поль испугался по-настоящему.

Римма и остальные участники рейда продолжали наблюдать за норнианским зверем. Тот дополз до скалы, которая выделялась среди других необычной формой, остановился. Там не сплошная скала – из каменной развилки торчит хвост «лоргу»!

– Эх, был бы жив антимат… – пробормотал кто-то с досадой.

– Смотрите!

Зверь выпустил то ли жвалы, что ли что-то еще в этом роде и вгрызался в камень. Осколки тут же уносил ветер. Потом зверь вцепился в «лоргу» хватательными конечностями, разинул преогромную пасть…

– Слопал! – потрясенно выдохнул один из пилотов, когда пасть закрылась.

Так вот куда зверюга спешила – пообедать! Значит, представители местной фауны питаются упавшими с неба инопланетными машинами? Очевидцы молчали, пораженные и даже подавленные незамысловатой гастрономической развязкой.

– Возвращаемся на базу, – опомнился командир группы.

А норнианин развернул свои паруса-крылья и помчался вместе с ураганом в бесконечную, лишенную горизонта даль.

«Где я? Если в „коконе“ – значит, в больнице? Это не медотсек „Гиппогрифа“. У меня был сердечный приступ или даже инфаркт, я чуть не умер. Я видел Лиргисо… А что стало с линзами, с моим фильмом?»

– Саймон Клисс, я офицер Космопола. Как вы себя чувствуете?

Саймон повернул голову и увидел за прозрачной стенкой «кокона спасения» женщину в медицинском комбинезоне. На скулах шипы, из-под верхней губы торчат клыки – наверное, рубиконский киборг. Зато она из Космопола – следовательно, Саймон спасен и находится под защитой закона.

– Я неплохо себя чувствую, ничего не болит. Лиргисо…

– Нам удалось наконец его ликвидировать.

Женщина подошла ближе. Усталое немолодое лицо, губы и веки чуть подкрашены, на висках седина. Несмотря на клыки и шипы, она выглядела нестрашной, – а может, Саймона до того обрадовало известие, что его страх перед нечеловеческим притупился.

– Его больше нет?.. Правда нет? А где мои линзы, я без них не могу, куда вы их дели?

– С линзами все в порядке, мы вернем их вам, – заверила женщина-киборг. – Клисс, Космопол нуждается в вашей помощи. Нам надо найти Поля Лагайма – вы видели его на Рузе, он представился вам как Томек. Что с ним стало?

– Ушел в лес, он сказал – датчики проверять. Наверное, до сих пор гуляет, кислородных баллонов он где-то нахапал – на сутки хватит. Там его и найдете, а сам он оттуда не выйдет.

– Почему?

Саймон заподозрил, что ему ввели нермал или какую-то еще «сыворотку правды» – ответы выскакивали сами, он не мог удержать их, даже когда хотел о чем-нибудь умолчать или поразмыслить. Он рассказал и о том, как с помощью отвертки повредил антиграв Томека-Поля, и о том, как стащил «торпеду».

– Сколько у него баллонов?

– Штук десять. Они же легкие, на Рузе малая гравитация. Он и мне три штуки оставил, а зачем, что за пакость была у него на уме – никак не возьму в толк.

– Я думаю, мы его быстро найдем, – обратилась киборгесса к кому-то невидимому (ясно, ее коллеги наблюдают за допросом дистанционно, чтобы не тревожить пациента). – Для этого понадобится мощный биосканер, лучше всего земная модель «БП-1011» или гинтийский «Ширран» модификации «Оус-54». У вас такой есть?

Она замолчала, прислушиваясь. Саймон заметил у нее в правом ухе черную бусину приемника.

– Хорошо, – снова заговорила женщина. – На всякий случай нам стоит взять с собой стазер и мобильный «кокон спасения». Иду!

Она выскочила из комнаты с присущей киборгам жутковатой стремительностью – как порыв ветра, эта их особенность всегда вызывала у Саймона оторопь. Наверное, сейчас появится лечащий врач.

Время шло, но никто не приходил.

Пережитый кошмар вспоминался кусочками, и те в конце концов сложились в мозаику, разбитую и выцветшую, – если бы все ее частицы сохранились в первозданном виде, это было бы слишком страшно, не надо лучше, не надо. Того, что осталось, вполне достаточно.

…Саймон начал взахлеб излагать приготовленную версию (своего товарища, простого хорошего парня, Томек в грош не ставил и надувал, так что поделом ему, пускай пропадает, а ты, ежели не дурак, деньжат на халяву огребешь), но тут «напарник» перебил:

– Что ты с ним сделал?

– Закопал и сверху камешков набросил, – ухмыльнулся Саймон. – Ты чего, парень, не кумекаешь – тебе светит премия от Космопола, подставляй карман!

Анизотропный щиток скользнул вверх, и он увидел матово-бледное треугольное лицо, знакомые желтые глаза. Господи… Вот тогда у него и оборвалось что-то внутри, и сердце заныло, но сперва он не обратил на это внимания.

Кажется, в тот момент они стояли уже не на опушке кристаллического леса, а в светлом помещении с бирюзовым полом.

Треугольное лицо исказилось.

– Что ты сделал с Полем?

– Какой Поль? Я же не знаю, я видел только Томека… – это было последнее, что Саймон сумел членораздельно произнести.

– Томек – это Поль. Ты убил его?

Саймон попытался помотать головой. Боль в сердце усиливалась, правое плечо тоже ныло, и рука, и ниже сердца под ребрами. Он начал задыхаться и опустился на колени – отчасти в бессознательной надежде разжалобить Лиргисо, отчасти потому, что ноги все равно его не держали.

– Саймон, скажи мне, где Поль. Если я найду его живым, я не стану тебя наказывать. Где он?

– Там… – прохрипел Клисс.

Боль уносила его от Лиргисо. Темная воронка, и центр ее находится в сердце Саймона – оно вот-вот не выдержит, разорвется, не в переносном смысле, а в буквальном.

Видимо, Космопол нагрянул уже после того, как он потерял сознание.

А теперь благодать: «кокон спасения», тишина, перламутровые папоротники на пастельно-зеленых стенах, заботливый медперсонал… Кстати, где он, этот персонал, почему к Саймону никто не приходит?

За его состоянием следит компьютер «кокона», и все равно Клиссу не нравилась такая заброшенность – было в ней что-то подозрительное, вселяющее тревогу.

Его пытались бить еще в машине, но скафандр смягчал удары. Хуже стало потом, когда прилетели то ли на корабль, то ли на базу. Поля выволокли наружу, бросили на пол. От едкой горечи этого места он чуть не задохнулся. Или нет, дыхание ни при чем, на нем ведь шлем с герметично закрытым щитком, но все здесь пропитано застарелой разъедающей горечью. При других обстоятельствах – при совсем других обстоятельствах, если бы «Контора» не была «Конторой» – он мог бы посочувствовать обитателям этого места.

С него сняли пояс с оружием, наручники и ранец антиграва, приказали снять скафандр. К этому моменту злость и ощущение загнанности стали невыносимыми. Поль медленно поднялся, оглядел столпившихся вокруг людей. Их десятка полтора, и до чего похожи на иммигрантов-нелегалов, которых он когда-то вылавливал на Незе…

– Шевелись, мутант …, урод! – прикрикнул низенький парень с болезненно некрасивым широкоскулым лицом.

– На себя посмотри, – посоветовал Поль.

Парень шагнул к нему, но Поль парировал удар и нанес боковой в челюсть; развернувшись к кому-то, метнувшемуся сбоку, встретил прямым в лицо – новый противник сам налетел на кулак, утяжеленный металлизированной перчаткой.

Его тут же сбили с ног, содрали скафандр и начали избивать. Поль пытался защищаться, но силы были заведомо неравные. Остервенелый мат, комментарии по поводу его предполагаемых отношений с Лиргисо… На нем срывали злобу, ему мстили за выходки Лиргисо, до которого они не могли добраться и с которым вряд ли смогли бы так просто справиться.

«Да они же ничем не отличаются от обыкновенной шпаны, никакой разницы! И этот сброд называет себя „защитниками человечества“? Ну и цирк…»

Презрение к ним было настолько сильным, что даже нарастающее отчаяние отступило на второй план. Поль снова попытался кого-то достать, тот увернулся и ударил его по почкам. Профессионал. Потеряв равновесие, Поль уже в который раз упал на скользкий от крови металлический пол.

– Прекратить! Отставить, это приказ!

Драка продолжалась, но били уже не его. Кого-то отшвырнули, еще кто-то охнул, получив удар.

Поль с трудом приподнялся. Из носа текла кровь, в заплывших глазах стоял туман. Он увидел над собой черноволосого гинтийца с угрюмо изломанными красными бровями и резкими чертами лица, тот был в темном комбинезоне с рябью малиновых и оранжевых нашивок, в опущенной руке пистолет. Похоже, здешнее начальство появилось.

– Это… «сканер» Лиргисо, мы нашли его на Рузе, – объяснил кто-то. – Он оказывал сопротивление, Аните сломал нос, … …!

Говоривший попытался пнуть Поля, но гинтиец шагнул наперерез.

– Не трогать! За неповиновение – расстрел на месте!

– Зойг, ты чего, это же… мутант! – поддержал товарища рослый альбинос. – Мы его не убьем, даже кости не поломаем, пусть его после нас допрашивать забирают, но он должен за все ответить. На Рубиконе из-за него Гнас в домберге погиб, Гнас был моим другом. Зойг, ты ведь тоже был в домберге!

– А-а, домберг вспомнили… – мрачно протянул Зойг. – В этом домберге было несколько сот человек – земляне, гинтийцы, черт знает кто еще. На них всем было наплевать, и нам тоже, а ведь это те самые обыкновенные люди, которых мы поклялись защищать. Чего мы после этого стоим – никто из вас не задумывался? Он их спас, поэтому бить его вы не будете.

Наступила тишина. Кто-то хрипло, с сопением, дышал, но все молчали – возразить гинтийцу никто не мог, но и соглашаться никто не хотел.

– Ладно, Зойг, он сам виноват, – заговорил примирительным тоном парень в засаленной синей бандане. – Сам полез в драку, вот и погорячились. Что с ним делать-то? Он же мутант, на Незе и на Рубиконе убил нескольких наших, работал на Лиргисо. Не отпускать же его на все четыре стороны!

– Мутантов далеко искать не надо, если они у нас в командовании засели, – процедил Зойг.

Это вызвало новую волну мата, невнятных неуверенных возгласов, перешептываний.

– Пристрелить его надо! – крикнул альбинос.

– Пристрелим, – сухо согласился Зойг. – Только бить перед этим незачем. Этого он не заслуживает.

Он повернулся к Полю, посмотрел на него сверху вниз. Враждебности в этом взгляде не было – сочувствие, симпатия, сожаление… Зойг не хотел его убивать, но рука с пистолетом шевельнулась, Поль увидел зрачок ствола.

«Не надо, пожалуйста! Помоги мне!»

Гинтиец словно услышал немую просьбу Поля и ответил чуть заметным отрицательным жестом – легкое движение изломанных бровей, усилившийся прищур глубоко посаженных черно-коричневых глаз. Все-таки убьет, и это, по его мнению, наименьшее из зол, поскольку то, что ожидает Поля в противном случае, будет хуже смерти. Уловил Поль его мысль или просто почувствовал эмоциональный настрой? Не важно, теперь уже ничего не важно…

Лицо Зойга застыло. Он медлил, тщательно прицеливаясь, чтобы убить одним выстрелом, сразу. Похоже, ему хотелось, чтобы Поль закрыл глаза – тогда легче будет нажать на спуск, а Поль оцепенел и мог только смотреть в пустой холодный зрачок.

– Стойте! Что вы делаете, идиоты?!

Обладатель скрипучего голоса бросился между Зойгом и Полем. Теперь Поль видел его спину, напоминающую громоздкий угловатый шкаф, прикрытый сверху застиранным чехлом, неряшливо свисающие пряди седых волос, крупные волосатые кисти рук, мелькающие в воздухе, – новоприбывший размашисто жестикулировал.

– Зойг, вы идиот! Кто дал вам право убивать «сканера»? Думаете, у нас безвластие? У нас уже есть новый Маршал – Лорехаун, и я буду жаловаться Маршалу Лорехауну! Какие вы все идиоты… Уберите пистолет! Я сказал, уберите! Лучше своих людей перестреляйте, меньше станет идиотов, а это уникальный экземпляр, его надо изучать, а не убивать! Я забираю его к себе в лабораторию. Кто попытается уничтожить объект исследований, тот пойдет под трибунал! Поняли, Зойг? Под трибунал!

– Профессор, я думаю, лучше его убить, – возразил Зойг.

– Идиоты не умеют думать, – проворчал профессор и оглянулся на Поля. Тоже гинтиец, но постарше, лицо квадратное, тяжеловесно-перекошенное. – Откуда столько крови? – Его скрипучий голос сорвался на визг. – Идиоты, что вы сделали, он же умрет от потери крови! Под трибунал пойдете… Из-за вас наука его потеряет, а он разговаривать умеет, хоть и «сканер»! Ты же умеешь разговаривать? Скажи что-нибудь!

Поль промолчал. Этот профессор напоминал ему гигантское насекомое, не злое и не доброе, способное ради удовлетворения своего любопытства заживо расчленить пойманную жертву, чтобы после, насытившись информацией, сооружать из пыли и собственной слюны причудливые гнезда гипотез для приманивания других себе подобных особей.

– Так постарались, что он даже говорить не может! Бойцы-молодцы, под трибунал вас всех надо…

– Проф, да мы ему ничего не сломали, и зубы, кажись, на месте, – попытался оправдаться насупленный верзила в линялой безрукавке. – Сейчас в лабораторию к вам оттащим.

– Вы оттащите! – взвизгнул ученый. – Вы так оттащите, что потом руки-ноги по коридорам собирай… Не подходить к «сканеру»! Я свой персонал вызову.

Он что-то сердито пробормотал в наручный передатчик.

Зойг смотрел на Поля с угрюмым сожалением: «Прости, не успел».

Тошнота и обморочная слабость нахлынули внезапно, как будто его столкнули в мутную воду.

– Живо сюда! – донесся пронзительный вопль профессора. – Экземпляр умирает! А вы не подходите, я на вас докладную напишу!

…Должно быть, ему вкололи какой-то сильнодействующий стимулятор. Все тело болело – он только сейчас почувствовал боль, и во рту привкус крови, хотя зубы вроде бы целы… нет, два или три шатаются.

Он лежал на транспортировочной платформе медробота, до подбородка укрытый жестким одеялом, от которого пахло засохшей рвотой. Поль попытался сбросить с себя эту гадость, но шагавший рядом профессор снова заботливо укрыл его.

– Признаки жизни! Квинан – эффективный препарат, мигом поставит на ноги, но ты лучше не двигайся, тебе противопоказано. Какие варвары…

«Квинан – это же почти допинг. Сердечный стимулятор, активизирует обменные процессы, ускоряет регенерацию тканей… – Поль знал это из курса медицины в полицейской школе. – Жалко, что не снимает боль. Разве у них нет анестезирующих капсул? Наверняка есть. Просто их не волнует, больно мне или нет».

Он хотел все-таки сбросить вонючее одеяло, но передумал. Пошевелился, словно устраивался поудобнее, согнул и слегка переместил правую руку. Осторожно, чтобы не заметил профессор и его подручные-санитары. Их трое, одного из них Поль точно видел раньше – чужими глазами, когда был здесь на разведке.

Его тоже положат в «кокон», как тех «сканеров», и будут экспериментировать, пока не замучают до потери рассудка. Это растянется надолго… Если только Зойг не доберется до него, чтобы милосердно прикончить.

«Согласился бы он помочь мне сбежать? Или это вразрез с его убеждениями? Убить проще…»

Да Поль и без посторонней помощи может отсюда сбежать. Всего-то и нужно телепортироваться домой, на яхту. Что ему мешает?

Стиснув зубы, он застонал – и от резанувшей боли в деснах, и от безнадежности. Он знал, куда попадет, если попробует телепортироваться. В миксер-море.

– Какие безмозглые идиоты, а? – опять прорвало профессора. – Так хорошо потрудились, что он больше не разговаривает, только стонет! Им ничего доверить нельзя, все испортят. Когда после облачной чумы из лаборатории трупы выносили, на полу мои флэш-кристаллы лежали. Раз лежит – значит, нужное, не трогай, так они прошлись по ним и все растоптали, хоть бы кто посмотрел под ноги… А там были записи экспериментов в единственном экземпляре! Давеча на перилах на лестничной площадке оставил чашку с фаченьей – прошли мимо, смахнули. Нового робота-уборщика поломали, увидели в коридоре табличку «Соблюдай тишину» – метательный нож в нее засадили по самую рукоятку, «сканера» увидели – котлету сделали. Бывший Маршал смотрел на эту вольницу сквозь пальцы, поощрял идиотизм, а новый Маршал наведет порядок, научит их по струнке ходить. Проявления идиотизма будут караться по всей строгости! А тебя мы будем изучать… Хорошо, в столовой кто-то сказал – там «сканера» поймали, и я сразу побежал, обед на столе бросил. С этим переворотом всю связь на корабле раскурочили, система слежения, видеокамеры, терминалы – ничего не работает. Одно слово, молодцы! А когда наладят? Долго будут налаживать… Но я успел, прибежал. Мештун, сходишь потом в столовую за моим обедом, если его какие-нибудь идиоты не съели.

«Я на корабле. И у них тут совсем недавно произошла катастрофа, которую вызвал Саймон Клисс. Это он взял мою „торпеду“. Зря он это сделал, ему будет хуже, чем мне. А меня ждет миксер-море… Нет. Я же не собираюсь телепортироваться!»

Поворот. Когда платформа разворачивалась, Поль снова дернулся, зажмурившись от боли, и еще на пядь передвинул ладонь. Есть. Узкий твердый предмет под тканью рубашки. Его так и не обыскали по-настоящему, сразу начали бить, и стилет остался у него. Предназначался он для вполне конкретной цели – защиты от Лиргисо, но сейчас это единственное оружие, которым Поль располагает.

Корабль был огромен – коридоры, палубы, лестницы, пандусы, лифты. Наверху проплывали то ребра ступенек, то серые казенные поля потолков с шеренгами режуще-белых плафонов. Попадавшиеся навстречу люди поглядывали на процессию с любопытством, а профессор злобно ворчал на них, обзывая «идиотами» и «бандитствующей вольницей». Не то чтобы Поль был не согласен с этими определениями, но непрерывное брюзжание провожатого, отвратительный запах, исходящий от одеяла, боль в избитом теле (она постепенно усиливалась, становилась все мучительней) – это мешало сосредоточиться на сканировании.

Лиргисо не угадал: то, что кто-то из верхушки оказался «магом», для «Конторы» было ударом, идеологическим шоком – они же помешаны на своей идеологии! В командовании произошел переворот, и сейчас на корабле царят разброд и сумятица. Подходящая обстановка для побега.

В запасе у Поля есть прием, который сработает не хуже ударной дозы допинга с обезболивающим эффектом. Он уже пользовался этим приемом на Манокаре, когда получил лучевой ожог, и на Незе, когда во время стычки с агентами «Конторы» в него выстрелили кислотным зарядом.

С этими людьми-насекомыми, которые тащат его в свой застенок для исследований, он справится, но что делать потом? Не телепортироваться же в миксер-море…

Двое в желтых рабочих комбинезонах и шлемах с затемненными щитками что-то сваривали, им пришлось приостановить работу, чтобы пропустить платформу.

– Чинят! – похвалил профессор. – Господи, хоть кто-то здесь что-то чинит, а не ломает! Все равно сделают наперекосяк, идиоты ведь, ничему их не научишь…

Перед платформой раздвинулись металлические двери; проехав через длинное помещение, похожее на разгромленный склад, она остановилась в обшарпанном зале с двумя рядами пустых «коконов спасения». Поль похолодел, узнав этот зал, он уже был здесь.

– Разденьте объект – и в «кокон», – распорядился профессор. – Живо, за работу! Не стойте, как идиоты.

Вероятно, Поль выглядел беспомощным, сломленным, напуганным. И раньше случалось, что на противников или на сторонних наблюдателей он производил впечатление законченной жертвы, в то время как способность думать и сопротивляться оставалась при нем. Вдобавок сейчас это впечатление усугублялось следами побоев.

Они не приняли никаких мер предосторожности, хотя «Контора» наверняка располагала досье Поля Лагайма, где содержалась информация о том, что он получил подготовку киллера. Правда, он был несостоявшимся киллером… Был.

Санитар, сдернувший с него одеяло, умер первым. Двое его коллег и профессор не успели понять, что происходит, а Поль, выскользнув из-под оседающего тела, оттолкнулся от спружинившей платформы, оказался на ногах и всадил стилет в сердце второму. Вернее, не Поль, а Черная Вдова – манокарское привидение, не знающее ни страха, ни колебаний, равнодушное к боли. У Черной Вдовы тоже все болело, но это не имело для нее значения, не мешало ей ловко и быстро двигаться – она еще и не то могла вытерпеть.

Поль не любил эту личность, им же созданную, но разве сам он смог бы сделать то, что сделала Вдова? Четыре трупа. Один из санитаров пытался достать парализатор, но не успел. Поль спрятал стилет, поднял упавшее на пол оружие и крадучись вышел из зала. Ему нужен рабочий комбинезон, шлем с затемненным щитком и сварочный аппарат.

Спохватившись, вернулся, нашел в кармане у санитара пульт. Транспортировочная платформа покатилась следом за ним.

Двое ремонтников продолжали возиться с тонкими металлическими трубами, проходившими за снятой и прислоненной рядом стенной панелью. Поль парализовал обоих, втащил на платформу, туда же положил инструменты.

Дверь лаборатории запиралась изнутри на засов (видимо, для защиты от идиотов), Поль его задвинул. Теперь – найти медавтомат для оказания первой помощи и обезболивающие препараты, иначе он долго не продержится.

Он все еще был Черной Вдовой. Стань он сейчас самим собой, окружающая обстановка – выморочный зал, страшные прозрачные стручки пустых «коконов», трупы с пятнышками крови на одежде – могла бы загнать его в состояние, близкое к шоку.

Трупы он перетащил к стене и сверху прикрыл хламом, которого здесь валялось в избытке, парализованных ремонтников уложил в «коконы» – после того, как принял обезболивающее и допинг. Обнаружив умывальник, смыл с лица кровь, потом натянул поверх своей одежды мешковатый желтый комбинезон, рассовал по карманам лекарственные препараты, четыре трофейных парализатора, несколько пачек галет и плитки протеинового шоколада из населенного тараканами шкафа. Надев шлем, спрятал разбитое лицо под затемненным щитком, взял сварочный аппарат и вышел в коридор.

Черную Вдову пора отключить и заархивировать. Производные личности – это всего лишь вспомогательные программы, их способности ограничены, а ему надо придумать, как отсюда выбраться.

Сразу нахлынула тоска. Он не хотел убивать. А выбраться отсюда просто: открой любую дверь – и за ней будет миксер-море.

– Ты что, пьяный? – с неодобрением спросила патлатая коренастая девчонка, попавшаяся навстречу около лестницы.

– Немного, – согласился Поль.

– Маршала на вас нету, – фыркнула девчонка. – Вот погодите, Маршал еще вернется!

Свернув наугад в первый попавшийся коридор, Поль заставил себя успокоиться. Надо найти ангар, где его били, и угнать машину.

Розовая громада Норны наполовину закатилась за горизонт, и зубчатая кромка фрактального леса на ее фоне чернела, как будто нарисованная тушью. В этом было что-то уютно-мультипликационное – если забыть о том, что случилось и что они здесь делают.

Поля искали сначала Лиргисо, Хинар и Амина, потом – Стив, Тина и Лиргисо. Биосканеры, даже самые мощные, реагируют только на живое, и если под слоем аммиачного тумана лежит остывший труп, приборы его не обнаружат, – Лиргисо первый сказал об этом вслух.

Стив опять трансформировался, на этот раз в существо, напоминающее большую черную сороконожку с торчащими спереди усиками. Вначале оно кружило на опушке, ощупывая подвижными усиками землю, потом замерло на месте. Сбоку, где сочленялись два сегмента длинного туловища, выросло щупальце с динамиком на конце.

– Я взял его след. Ждите здесь.

Существо скользнуло в туман. На мерзлой земле лежал антиграв Стива, чуть поодаль валялись ошметья его скафандра и шлем, а также несколько пустых ярко-красных баллонов, оставшихся после Поля и Саймона Клисса. Тина толкнула один из них носком ботинка, он откатился.

– Хотел бы я побеседовать с Лейлой, – процедил Лиргисо.

– Нет, – отрезала Тина. – Не будешь ты с ней больше беседовать. Если бы не ты, ничего бы не случилось.

– Это Стив оставил его здесь одного.

– Из-за тебя.

– Тина, прошу, выслушай меня! Я расскажу, как все было. Поль боялся за вас и глядел на Норну, словно околдованный. Ты бы видела его глаза… Когда я на него смотрел, у меня сердце разрывалось. Я люблю Поля, что бы ты на этот счет ни думала, и мне хотелось защитить и успокоить его. Я нарочно был с ним груб – знаешь, те мелкие уколы, из-за которых он так забавно злится, – но он ни на что не реагировал. Представь себе его лицо за щитком шлема, неподвижное и бледное, будто ледяное, а зрачки – розовые, до краев наполненные стылым светом этой ужасной луны. Тогда я попробовал напугать его, и это, хвала всем демонам, вернуло его к жизни. Психологический прием, как выражаются люди. Со мной Поль был бы в безопасности, и я хотел объяснить это Стиву, но тот не стал меня слушать. Фласс, любой неглупый человек или энбоно понял бы, какую цель я преследую, однако Стив слишком далек от нас, наши душевные движения для него непостижимы – и вот тебе еще одно доказательство! Это он во всем виноват.

– Ты, – не сдалась Тина. – Ага, конечно, защитил и успокоил! Ты, что ли, так получил по мозгам от того конторского экстрасенса, что совсем соображать перестал? Хотя дело не в этом… Ты привык подавлять и запугивать и по-другому просто не умеешь, даже когда хочешь проявить заботу. Если у человека болит зуб, надо хорошенько треснуть его по голове – тогда ему точно станет не до зубной боли, гарантия сто процентов.

Лиргисо молчал. Тина не верила в то, что он способен измениться, но, может, теперь до него хоть что-нибудь дойдет. Главное, чтобы нашелся Поль… живой. Она тоже виновата в том, что произошло. Окоротить Лиргисо давно уже стоило. Тину его насмешки и нападки не задевали, она отвечала ему в том же духе, и ей было даже интересно, что он еще придумает, – для обоих это была игра, и каждый знал, что противник неуязвим. Но Поль другой, и нельзя было позволять Лиргисо вести себя так же с ним.

Из тумана, окутывающего основания друз, выползла длинная черная гусеница.

– Его там нет. В том месте, где след обрывается, я обнаружил чужие следы. Видимо, те, кто его забрал, спустились на антигравах. Отправляйтесь на Канпеи, я немного задержусь.

В прошлый раз Стиву пришлось умереть, чтобы снова стать человеком, но Тина этого не видела. Лиргисо телепортировал ее вместе с девочками в дом на Канпеи, Стив появился чуть позже, – такой, как обычно, – и доставил всех троих на яхту, потом они с Тиной надели скафандры – и снова на Рузу.

Свет в белой комнате с глянцевой надувной мебелью вспыхнул через секунду после возвращения хозяев. Тина подняла щиток шлема, взглянула на Живущего-в-Прохладе. Его треугольное лицо было осунувшимся и злым.

– Тина, он непростительно беззащитен! На Лярне за такое преступление полагалась смертная казнь. Подумать только, Поль – и Саймон Клисс! Фласс, и надо же было, чтобы они встретились…

– Где сейчас этот Клисс?

– Блаженствует у меня на яхте. Надеюсь, ты на него не претендуешь? Записи допросов вы получите, но допрашивать его я буду сам.

– Если найдешь свою яхту в целости и сохранности, – мрачно сострила Тина.

– Фласс, не надо так шутить! На этот раз я принял меры предосторожности. Я тебя покидаю, я должен открыть в рузианской Сети именной почтовый ящик. Если те, кто захватил Поля, намерены получить выкуп, нужно дать им возможность со мной связаться. А если это люди из «Конторы», надо узнать у Клисса, где находится их корабль.

– Думаю, сейчас он уже не там, где был перед побегом Клисса. Наверняка они сменили дислокацию.

– Связь через «торпеды», – бросил Лиргисо перед тем, как исчезнуть.

«Если Стив появится в течение десяти минут… Нет, лучше ничего не загадывать».

Это был уже не тот «Гиппогриф», который Римма покинула несколько часов назад.

…В организации выявили внутреннего врага, мутанта-экстрасенса, и это оказался не кто иной, как сам Маршал. Он повывинчивал из всех пси-излучателей важные детали, так что, когда ребята из Отдела контрразведки вскрыли его сейф и добрались до оружия, это не дало им решающего перевеса, и разоблаченный враг сбежал. Внутрикорабельная система слежения накрылась, и связь то же самое. Одни утверждали, что это работа Маршала, другие кивали на Лорехауна и его сторонников: приняли меры, чтобы Маршал не смог обратиться к команде и воспользоваться своей харизмой. Новым Маршалом стал Лорехаун, и в кают-компании уже висит подборка его приказов: о строжайшем соблюдении дисциплины и субординации, о сухом законе, об уставном и неуставном внешнем виде (ты, Римма, вымой-ка голову да найди и постирай свою форму, а то попадешься на глаза новому – и сразу на гауптвахту). Говорят, порядки в «Конторе» теперь будут не те, что раньше…

Римма все больше мрачнела: власть захватили бюрократы-показушники, на борту неразбериха, а те, кто еще вчера готов был пойти за Маршалом в огонь и в воду, невнятно бормочут, что «не разглядели врага». Не все, конечно: некоторые не поверили в то, что он мутант, и считали это пропагандистской уловкой заговорщиков.

Напустив на себя деловитый вид, Римма бродила по «Гиппогрифу», присматривалась, прислушивалась, пыталась разобраться – и в обстановке, и в собственных чувствах. Не хотелось ей служить под началом у штабного бюрократа Лорехауна, никакой он не Маршал!

Пресловутый сухой закон многие саботировали, но Кирч это казалось мальчишеской глупостью: надо протестовать с умом, а не напиваться до поросячьего визга. На межпалубной лестнице ей пришлось перешагнуть через пьяного ремонтника, разлегшегося поперек ступеней. Он попытался поймать Римму за щиколотку, но получил пинка.

Еще один подвыпивший ремонтник, в шлеме с затемненным щитком, попался ей в коридоре шестого отсека – брел куда-то, пошатываясь, и с разгильдяйской небрежностью тащил сварочный аппарат. Небрежность в «Конторе» ценилась – но она должна свидетельствовать о крутизне и профессионализме, а этот парень держит свой инструмент, словно случайный предмет, который и не нужен ему, и выбрасывать неохота. Никакого шика. Наверное, «салага» вроде Роберта. Поглядев ему вслед, Римма заметила, что повернул он прямехонько к штрафному седьмому отсеку, и ухмыльнулась: ага, туда тебе и дорога.

В одном из закутков машинного отделения шла коллективная пьянка. Римму приглашали присоединиться, но водку она только пригубила, послушала разговоры и двинулась дальше.

Надо найти Маршала и его команду – наверняка есть те, кто остался ему верен, не могло же в одночасье все развалиться… Неужели для всех здесь идеология «Конторы» важнее, чем личность Маршала? Идеологию можно поменять на более удобную и злободневную, главное – быть выше толпы, быть сильнее других, быть не пешкой, а ферзем. Неужели они этого не понимают?

Около женских душевых Римма встретила программистку Сону, бесцветную блондинку в форменной курточке и не по Уставу длинной юбке с бахромой. Они были подругами. Во всяком случае, Сона не отмахивалась, когда Римма излагала свои идеи, а слушала с интересом. Сейчас она заняла выжидательную позицию, и Римма не стала делиться с ней своими планами, пока еще смутными. Зато Сона рассказала о западне для Маршала. Знаешь его любимую машину, знаменитый серебристый «Торнадо»? По распоряжению Лорехауна в бортовой компьютер зашили такую программу, что через несколько секунд после взлета ручное управление отрубится, включится автопилот, и «Торнадо» угодит в миксер-море, в одну из этих рузианских гравитационных ловушек. Только Маршал не попался, машина где стояла, там и стоит.

– Маршал не дурак, – хмыкнула Римма.

Раз он экстрасенс, он, наверное, засек предательскую программу и не полез туда. А мог бы он научить этому Римму, мог бы поделиться с ней своими способностями?

Погуляв по кораблю, потолкавшись среди растревоженного конторского люда, Римма узнала, что вместе с Маршалом исчез Груша и еще кое-кто, но знали они тайну свергнутого вождя и ушли вместе с ним или под шумок дезертировали – неясно. А вот Клисс однозначно дезертировал, с него-то все и началось, это он так завел Маршала, что тот позабыл о маскировке. Ребята, которых послали этого проныру найти (Отдел по связям с общественностью не хочет, видите ли, потерять такого ценного сотрудника!), вместо него поймали Поля Лагайма, «сканера» Лиргисо.

Почему он бродил один на поверхности Рузы – неизвестно. Возможно, сбежал от Лиргисо. Из лаборатории Пергу он тоже сбежал, укокошив самого профессора и троих здоровяков-санитаров. Когда спецы из Отдела разведки пришли его допрашивать – обнаружили трупы, а также двух живых ремонтников, которые прохлаждались в «коконах» и не могли вразумительно объяснить, как они там очутились. Количество алкоголя у них в крови свидетельствовало о том, что парой разрешенных бутылок пива дело не обошлось. А «сканер» прячется где-то на корабле, его до сих пор не нашли.

– Будь здесь Маршал, давно бы взяли, – презрительно фыркнула Римма. – Дело делать – это не приказы подписывать.

Ребята с ней согласились и опять стали ругать сухой закон (вносить поправки в Устав и отнимать у человека законную ежедневную бутылку пива – подло и недальновидно), а Римма отправилась в кают-компанию, почитать новые правила. Ее короткие мускулистые ноги гудели после растянувшейся на несколько часов прогулки-разведки, хотя обычно Кирч на таких дистанциях не уставала. Наверное, это из-за стресса.

Перед дверью она громко потопала и крикнула: «Эй, есть тут кто живой?» Что бы ни случилось, о традициях не забывай, иначе все рухнет, – одна из заповедей Маршала. Впрочем, и так все рухнуло.

– Есть! – отозвались из кают-компании. – Хотя живой ли, не знаю…

Это был Энзо, с опухшей левой скулой и зловеще-черным фингалом. Вступился за честь Маршала?.. В отличие от Риммы он сперва лез на рожон, а потом уже начинал осматриваться и принюхиваться.

Он сидел тут один-одинешенек. Раздвижные перегородки, разделявшие большой зал на сектора, были убраны, и кают-компания, в прошлом уютная и обжитая, походила на вокзальное помещение, закрытое по случаю карантина, а Энзо – на отставшего от рейса неприкаянного пассажира, нарвавшегося вдобавок на нехороших людей.

Со стенда кто-то содрал все самодельные газеты с шутками и шаржами, вместо них белели длинные, как полотенца, распечатки приказов Лорехауна. Там и на Кирч были шаржи, и это ее раздражало, но сейчас возникло щемящее чувство, словно у нее отобрали что-то личное и дорогое. Теперь все будет иначе… Когда же Лорехаун успел наштамповать столько распоряжений? Наверное, он давно ждал своего часа и подготовил все это загодя.

Поздоровавшись, Римма присела рядом с Энзо и вполголоса спросила:

– Кто тебя? Лорехауновцы?

– Зойг, – Энзо потрогал распухшую скулу. – Так звезданул, что я в отключке валялся, медавтомат показал сотрясение мозга. Ты же знаешь, какой удар у Зойга, – спасибо, что не убил.

– Он за Лорехауна?

– Не, за «сканера». Мы «сканера» били, а он защищать полез, – тревожно глянув по сторонам (знакомо-незнакомое помещение казалось заброшенным, словно сюда уже сто лет никто не наведывался, полотенца-распечатки слабо шевелились от дуновения кондиционеров), он прошептал: – Римма, это больше не Зойг!

– А кто? – опешила Римма.

– Зомби.

Энзо считал, что «сканер» взял разум гинтийца под контроль и тот превратился в живого робота, выполняющего телепатические команды.

– С тех пор как эту рыжую сволоту привезли на корабль, Зойга словно подменили. Сначала побил своих, а теперь ищет «сканера» – и как ты думаешь, зачем? Чтобы вместе с ним сбежать. Не, вслух он об этом не скажет, гинтийцы – народ хитрый, но зачем он медавтомат с собой таскает? Говорит, чтобы оказать помощь, если мутант кого-нибудь ранит, да только раненых пока не было: Пергу и санитаров «сканер» заколол, а двух ремонтников парализовал, чтобы разжиться рабочим комбинезоном и шлемом для маскировки.

– На камбузе говорили, те ремонтники были пьяные и сами забрались в «коконы», – вставила Римма.

– Пьяные и парализованные, – возразил Энзо. – «Кокон» же все фиксирует. А медавтомат нужен Зойгу для «сканера» – мы и рожу ему разукрасили, и печенки отбили. Гинтийцы темнить умеют, но Зойг словно помешался, и всех, кто поперек дороги встанет, поубивать готов, по нему видно. Товарищи для него теперь ничто, он же зомби и боится, что не успеет выполнить свою задачу, если другие раньше его до «сканера» доберутся.

Римма жестко прищурилась, чтобы скрыть страх: зомбирование, контроль над сознанием – это всегда ее пугало. Был бы здесь Маршал, он бы такого не допустил.

– Зомбируют в первую очередь слабаков, – произнесла она веским тоном, с расстановкой. – Это тебе информация к размышлению…

Зойга она разыскала три часа спустя в одиннадцатом отсеке, в дебрях продуктовых складов. На нем был бежево-коричневый комбинезон с нашивками, чистенький, нигде ни прорехи, ни пятнышка. Римма давно подметила: если гинтиец – это или неряха вроде профессора Пергу, или аккуратист вроде Зойга, золотой середины у них не бывает.

Ее взгляд скользнул по вздутым карманам на «молниях»: похоже, у него все полевое снаряжение при себе, от бластера и газовых гранат до набора отверток и респиратора… или там два респиратора? А через плечо висит на ремне портативный медавтомат, как и говорил Энзо.

– Здорово, – буркнула Римма, глядя на него исподлобья.

Зойга она и раньше недолюбливала, хотя уважала за крутизну. Он всегда был себе на уме, мрачноватый, сосредоточенный, от ее мистических идей отмахивался как от «девичьих суеверий» (Римма объясняла это его недалекостью и мужским шовинизмом). Когда он в домберге показал слабину (примечательно, что как раз там он впервые столкнулся с Полем Лагаймом), Римма ликовала: вот и вылезло наружу, кто чего стоит! А как он отделал добродушного Энзо – до сотрясения мозга, разве это не поступок предателя? Но ему все равно, он ведь зомби.

– Ты зачем «сканера» ищешь? – в лоб спросила Римма после прохладного и формального обмена новостями. – Это работа для корабельной службы безопасности, а не для полевых агентов.

– Хочу искупить ошибку, – бесстрастно процедил Зойг. – Пергу и его санитары привыкли иметь дело с дебилами, а здесь – парень с достаточно высоким уровнем интеллекта, с боевой подготовкой. Я должен был дать Пергу охрану, я несу ответственность за их гибель.

– Ребята на тебя обижаются. Фингалов понаставил почем зря.

– Сами напросились. Чуть не угробили источник ценной информации, а баллы потом с меня бы сняли.

Римма засопела в раздумье: гладкие ответы, все логично… В рассуждениях зомби может присутствовать логика, хотя собственной воли у них нет. Будь здесь Груша, он раскусил бы Зойга, но где сейчас бывший главный психолог «Гиппогрифа»? Наверное, рядом с Маршалом.

– А медавтомат тебе не лень таскать?

– Лень не лень, а по Уставу положено, – гинтиец, шагнувший было в сторону, остановился. – На корабле чрезвычайная ситуация, связь не работает. Если обнаружу пострадавшего и не смогу вызвать медиков – должен оказать первую помощь на месте. Ты когда в последний раз в Устав заглядывала?

– Выслуживаешься перед Лорехауном? – прищурилась Кирч.

– Соблюдаю Устав. Я не собираюсь из-за смены руководства портить свою карьеру и тебе не советую.

Зомбированный Зойг, не слушая больше Римму, свернул в проход меж двух рядов контейнеров. Или не зомбированный, а лояльный и расчетливый?.. Такой же наглухо закрытый, как эти контейнеры, глубоко посаженные черные глаза на смуглом лице напоминают замочные скважины. Римма не поняла, как с ним обстоит дело, и неопределенность была мучительной, словно разнылся зуб.

Впрочем, встреченному на обратном пути Энзо, а также Соне, к которой она ходила одалживать шампунь, Кирч многозначительным шепотом намекнула, что Зойг точно зомби, есть некие признаки, неоспоримо об этом свидетельствующие.

Вернувшись в каюту, она откопала в ворохе одежды под койкой форменный комбинезон. Почти чистый. Если на воротник и другие загрязнившиеся места наклеить заплатки, со стиркой можно не возиться. Только откуда бы заплатки вырезать?.. Но тут она забыла о форме, потому что ей вспомнился пьяный ремонтник со сварочным аппаратом, которого она встретила неподалеку от лаборатории Пергу.

В перламутрово-папоротниковом раю ничего не менялось, никто Саймона не навещал. Он то дремал, то грезил своим сногсшибательным фильмом, то бездумно рассматривал жемчужные на зеленом фоне листья папоротников. Покой и безопасность. Он узник Космопола, его права защищены великим множеством галактических конвенций, уложений, законов – словно над ним вздымаются своды незримой цитадели, и никто извне до него не доберется.

Лишь одно вызывало досаду. Он разгадал все загадки «Конторы Игрек», кроме последней: зачем нужны баллы, которые все так стремятся получить и боятся потерять? Наверное, он никогда уже этого не узнает…

Внезапно он ощутил чужое присутствие, повернул голову и обнаружил около мониторов двух дьяволов – ликвидированного Космополом Лиргисо и его пилота, шиайтианина Хинара, чей след затерялся на Незе с полгода назад.

– Доктор, если это вы, дайте мне антигаллюцин, – попросил Саймон слабым голосом. – А то вижу такую гадость, что мне сейчас дурно станет!

Дьяволы переглянулись.

– Саймон, соизволь пояснить, к чему или к кому относится сие уничижительное определение? – ледяным тоном поинтересовался Лиргисо.

Его опять обманули. Та женщина была не офицером Космопола, а сообщницей лярнийского выродка, и ее подослали к Саймону, чтобы она выведала про Поля без риска, что единственного свидетеля кондрашка хватит раньше, чем он успеет сообщить информацию.

– Но вы же его нашли? – с отчаянной надеждой спросил Саймон.

– Нет, – зло бросил Лиргисо.

Вот это совсем плохо… В какую сумму можно оценить такого «сканера», как Поль Лагайм? В восьмизначную-девятизначную, не меньше.

– Я же не знал, кто он такой! Он сказал, его зовут Томек, я и решил, что это обыкновенный геологоразведчик, а если б знал, не стал бы связываться, – Саймон торопливо лепетал оправдания, и ему казалось, что листья папоротников на стенах шевелятся тревожно и враждебно и все вокруг заполнено их страшным шелестом. – Почему он соврал, не представился? Я же понимаю, каких денег стоит хороший «сканер», но, может, еще удастся найти другого такого же, равноценного. Я, между прочим, знаю, где «Контора» берет своих «сканеров»!

– Саймон, ты никогда никого не любил, не правда ли? – все так же зло процедил Живущий-в-Прохладе. – Ты на это не способен, для тебя все измеряется в кредитках. Зато страдать ты способен… И какую бы безумную боль ни испытывал я, тебе будет еще больнее, это я гарантирую.

Саймон опять начал беспомощно барахтаться в оправданиях, но Лиргисо велел ему замолчать и после инъекции нермала стал расспрашивать о местоположении конторских кораблей и базы на Рузе.

– Хинар, вышвырни его из «кокона», – распорядился он перед тем, как исчезнуть. – Возможно, с Полем сейчас плохо обращаются, а он здесь нежится в безопасности и комфорте – это невыносимо!

Насчет безопасности и комфорта Клисс мог бы поспорить, но счел за лучшее не открывать рта.

Шиайтианин, все такой же тощий, жилистый, с прилизанными желтыми волосами и неприятным костистым лицом, начал поочередно отключать системы «кокона».

– Хинар! – позвал Саймон. – Скажи боссу, я очень много знаю. Если босс хочет, чтоб у него были шансы против «Конторы», без меня ему никак не обойтись. Я все расскажу.

– Расскажешь, куда денешься, – с неприязнью бросил через плечо Хинар. – И расскажешь, и расплатишься. Сначала Лейла, теперь Поль…

– Хинар, я же не виноват, он же назвался Томеком, а лица я не видел, у него был анизотропный щиток! А Лейла не умерла, она предала вас, слышишь? Она теперь с Тиной Хэдис, я видел их вместе!

Шиайтианин повернулся.

– Значит, та заварушка в Солбурге – тоже твоя работа? Босс об этом еще не знает…

«Господи, ну зачем я это сказал? – ужаснулся Саймон. – Теперь еще больше озлобятся… А что будет с моим фильмом? Куда Лиргисо дел мои линзы – неужели выкинул? Фильм не должен пропасть, пусть что угодно пропадет, только не фильм…»

Сколько можно продержаться на допинге и болеутоляющих препаратах? Вряд ли долго. Питательных капсул, заменяющих полноценную еду, в лаборатории профессора не нашлось, а есть галеты и шоколад Поль не мог: при попытке что-нибудь разжевать – острая боль в деснах. Несколько зубов сломано (уж лучше бы их выбили), и в челюсти, возможно, трещина.

Когда Поль на Незе получал травмы в драках, он сразу обращался за медицинской помощью, и последствия его уличных приключений проскальзывали мимо, как виды за окнами несущейся на полной скорости машины. Только теперь он по-настоящему узнал, что такое быть избитым.

Аппетита у него не было, и от голода он пока не страдал, но сознавал: без пищи он через некоторое время ослабеет настолько, что никакой допинг не поможет.

Еще сильнее его мучила невозможность соблюдать элементарные правила гигиены. Он не нуждался в роскоши и мог обойтись без комфорта, но не мыть грязные руки, ходить в заскорузлой от пота и крови одежде, пользоваться вместо туалета укромными корабельными закоулками – все его существо цивилизованного незийского гражданина в восьмом поколении против этого бунтовало.

Зато его до сих пор не поймали. Он скрывался в заброшенной, почти не обитаемой части корабля. Полутемные помещения, загроможденные пустыми ящиками и контейнерами, кучи ржавых железяк. Кое-где – не столь давние следы уборки, и, несмотря на это, крайняя степень запущенности.

Однажды Поль заметил робота, который занимался довольно странным делом: пачкал пол. Сначала размазывал по изношенному пластику вещество, напоминающее глину, потом поливал какой-то прокисшей жижей из резервуара. А другой автомат разбрасывал мусор, изъятый, по всей вероятности, из мусоропровода: скомканные обертки от жвачек и шоколадок, пусты тюбики, использованные гигиенические прокладки, луковые и картофельные очистки, рваные одноразовые носки, батарейки, – и методично заталкивал этот сор в щели между ящиками.

«Здесь не только люди свихнулись, автоматика тоже», – решил Поль.

Он нашел среди раскиданного роботом хлама тряпку и повязал на голову наподобие банданы, чтобы спрятать рыжие волосы. Некоторые здесь носят банданы, а лицо у него разбитое, опухшее, в синяках, на свои портреты анфас и в профиль он сейчас вряд ли похож. В шлеме неудобно – щиток темный, а тут и без того полумрак, и к тому же такая маскировка может навести на подозрения.

Его искали по всему кораблю, это он чувствовал, и среди тех, кто занимался поисками, нарастала нервозность. Поль поймал момент, когда один из них умер – внезапно, насильственной смертью. У них какие-то внутренние разногласия?

Несколько раз Поль пытался покинуть свое убежище, чтобы добраться до ангара с машинами, но возвращался обратно, когда чувствовал, что может столкнуться с людьми. На корабле народа много, а он не настолько крутой, чтобы прорываться с боем.

Потом его все-таки нашли. Он лежал, распятый, на металлическом столе, и нависающий над ним робот манипуляторами-щипцами отрывал от его тела один кровоточащий кусочек за другим.

Вообще-то, Поль смотрел на казнь со стороны, с расстояния в пять-шесть метров, но боль все равно была нестерпимая. Это не должно продолжаться, это надо остановить… Тут Поль разглядел, что на столе вовсе не он, а Саймон Клисс – щуплый, бледный, темноволосый, с искаженным от муки лицом. Несмотря на это открытие, ему по-прежнему было больно.

«Действие лекарства закончилось, – понял он, когда с трудом разлепил опухшие веки и увидел затопленное грязноватым полумраком помещение, загроможденное штабелями пустых ящиков с эмблемами продуктовых компаний. – Надо принять еще. Я уснул на сквозняке, и теперь меня лихорадит, потому и приснился такой мерзкий сон… Нет, это не сон, а будущее».

Он принял новую дозу обезболивающего, а также лекарство, сбивающее температуру. Запить нечем, пришлось глотать всухомятку. В одном из соседних помещений был кран над пожелтелой кафельной выемкой в полу, если его открыть – побежит тонкой струйкой теплая водица, но идти туда не было сил. Поль сел, прислонился к ободранному ящику. Боль понемногу затихла, но лихорадка не отпускала.

«Вот так я и увижу Клисса… Я не хочу такого будущего. Клисс заслужил, чтоб его пристрелили, но так убивать нельзя, и я этого не хочу. Я должен знать, что будет дальше. Надо посмотреть на то будущее, которое наступит после этого…»

Его знобило все сильнее, он скорчился, чтобы спастись от сквозняка, а потом стало совсем не холодно, хотя с облачного неба сыпался снег – на тротуар, на лицо. На длинных каштановых волосах Ивены тоже белели снежинки. Высокая и тоненькая, она шла рядом с Полем вдоль небольших, в несколько этажей, домов, местами обшарпанных, а местами ярко покрашенных, словно их собрали из разномастных модулей.

На фонарных столбах – криво налепленные листовки с непонятными цифрами, голые деревья в грязном газоне окутаны гирляндами золотистых лампочек. Дальше, за газоном, толпятся старинные автомобили, их так много, что они едва не лезут друг на друга. Один, крайний, воровато свернул, вырулил на тротуар и промчался мимо, обдав Поля с Ивеной грязной снежной кашей. Они подались в сторону, хотя и знали, что это не опасно.

– Почему роботы не убирают всю эту слякоть? – спросила Ивена.

– Потому что на Земле в начале двадцать первого века роботов-уборщиков еще не было, – объяснил Поль. – Здесь все соответствует эпохе, никаких анахронизмов.

Они прошли мимо желтого козырька, под которым висел на стене угловатый серый ящик – посередине диск с кнопками, сбоку болтаются провода. Мимо проехал, чуть не задев их, еще один автомобиль, разрисованный драконами.

– Кошачий город… – повернувшись к Полю, улыбнулась Ивена. – Разве кошкам здесь удобно?

– Да не Кошачий он, – Поль тоже улыбнулся. – «Катарин» – это древнеземное женское имя, а кошка – «кэт», видишь, втрое короче. Город назвали в честь женщины. Наверное, это была какая-нибудь королева, посмотрим потом в путеводителе.

– Все равно Кошачий, – не сдалась Ивена. – Ты же сам так сказал. Помнишь, ты говорил, что видел его во сне? Он похож на твой сон?

– Похож.

«Мне это снится, – понял Поль. – Ну да, Ивене четырнадцать лет, а здесь она взрослая девушка. Моя девушка… И раз я гуляю с ней живой – значит, меня не убили на том корабле?»

– Найдем кафе? – предложила Ивена. – Или давай газировку в магазине купим.

Они завернули в магазинчик со скользким белым крыльцом.

«Крыльцо-аттракцион, – едва сумев удержаться на ногах и подхватить Ивену, подумал Поль. – Вот это уже неправдоподобно. Не может быть, чтобы для ступенек использовали такие скользкие плиты, даже в древности».

В магазине был маленький черный телевизор, тоже старинный – цвета слегка искажены, изображение двумерное.

– Смотри, Саймон Клисс, – Ивена кивнула на экран. – Ты говорил, что он тоже был в твоем сне и мы его здесь увидим.

Продавщица покосилась на них укоризненно и вполголоса сообщила:

– Это ведущий программы новостей, его зовут…

В городе-музее Саймон Клисс работает под псевдонимом. Не стоит комментировать вслух «как это сделано» и разрушать колорит эпохи.

Клисс на экране натужно острил и цинично высмеивал каких-то граждан, пострадавших от криминала. Поскольку граждане были виртуальные, ему за это ничего не грозило.

Когда вышли на улицу, Ивена сказала:

– Вот видишь, все совпало с твоим сном. Когда ты отпустил Клисса, его забрали сюда, и он никому больше не навредил – ты же это предвидел.

– Ничего я не предвидел. Я тогда хотел только одного – избавиться от Клисса. Вначале я собирался его убить, но он увидел нож и попросил не убивать, и я не смог. Посадил его в бот и отправил в неизвестность. Я даже не знал, спасется он или пропадет в киселе, мне было все равно.

– Но ведь сон ты видел до этого!

– Я тогда не думал о снах, я вообще был полуотключенный. Как я «цербера» грохнул и все замки пооткрывал – сам не заметил. Я же тогда не мог, как сейчас, сознательно брать технику под контроль, само получилось. Я шел, как сомнамбула, и все делал на автомате, в голове у меня начало проясняться уже потом, когда мы с Клиссом наперегонки глотали допинг.

Они свернули в улицу, которая выводила к реке. Пришлось пересечь перекресток, забитый древними автомобилями с водителями-роботами. Одни машины стояли, другие пытались ползти вперед. Пешеходы-туристы лавировали в этом подвижном столпотворении, ища просветы, а Поль не удержался, смошенничал: с помощью телекинеза передвинул на полметра грузовик, чтобы поскорее добраться до противоположного тротуара.

– Завтра побываем в Элладе, – сказала Ивена. – Давно хотелось, она тоже здесь есть.

Замерзшая, заснеженная река слегка изгибалась меж двух темных парапетов. Невысокие здания на той стороне цеплялись за набережную, чтобы их не унесло в бескрайнее облачное пространство.

«Небо пустое, без аэрокаров, вот почему такое впечатление. Понравилось бы тут Стиву и Тине?»

Они все-таки ушли в многомерный мир Стива вдвоем. До чего красиво это выглядело: два сверкающих радужных смерча, один побольше, другой поменьше, слились, танцуя, в один и исчезли, – но наблюдать это мог только Поль с его зрением «сканера». Сейчас они в иной Вселенной, но, если Поль позовет, они услышат.

– Смотри, знаменитая недостроенная телебашня, – он показал на одинокий серый стебель вдалеке, левее сквозистого купола. – И еще тут есть водопад, это же плотина. Маленький, правда, но совсем как настоящий. Идем, посмотрим?

Снег повалил гуще. Возле реки было холоднее, чем на забитых машинами старинных улицах, и Поль опять начал мерзнуть. Нет, река ни при чем, она ведь ему приснилась, а мерзнет он от ползучего сквозняка и еще потому, что у него температура.

Он через силу заставил себя дотащиться до крана, проглотил вторую таблетку жаропонижающего, напился затхлой теплой водицы, отдающей дезинфицирующим раствором.

Голова кружится. Тусклый свет запыленных плафонов режет глаза. Окружающие предметы временами теряют объем, как будто они нарисованы на грязной темной ткани, и, когда по ткани проходит рябь, лихорадка усиливается. Главное, чтобы ткань не порвалась, тогда уже ничего не поправишь…

Поль устроился за ящиками в углу. Похоже, он близок к голодному обмороку. Ему нужен бульон, или пюре, или каша – что-нибудь такое, что можно глотать, не разжевывая.

«Кошачий город – это тоже будущее. Оно наступит после той жути с Клиссом, через несколько лет. Значит, мне предстоит спасти Клисса, всю жизнь мечтал… Но раз у меня есть будущее – значит, я не умру здесь и в миксер-море не попаду? Нет, не наверняка… Будущее вероятностно, и есть вероятность, что я останусь жив и потом мы с Ивеной будем гулять по городу-музею, но для этого надо не пропустить нужный поворот. Видимо, эта вероятность достаточно сильная, а осуществится она или нет – зависит от меня… и еще от каких-то неизвестных мне факторов».

Наконец он забылся рваным зыбким сном, сквозь который проплывали серые, как над Кошачьим городом, облака и скользили какие-то тени, а проснулся внезапно, от удара – или от крика?

Мысленный крик-удар: «Где ты?! Дай мне знать, где тебя искать! Ты же „сканер“, … …!»

Ощущение свирепой солдатской ругани – Поля это ошеломило, он с трудом сел, озираясь. Тот, кто послал призыв, не владел телепатией, но рассчитывал на то, что «сканер» сумеет прочитать чужую мысль, а Поль поймал ее только потому, что находился в пограничной области между сном и явью, да еще благодаря эмоциональному накалу послания.

Отправитель хочет его спасти. Это Зойг или кто-то другой?

Поль попытался ответить: «Спасибо. Вот я где, посмотри…» (картинка помещения, где он прячется), – но контакта не было, он ведь тоже не телепат.

Зато он обнаружил, что температура спала – то ли благодаря лекарству, то ли вследствие стресса.

Снова напившись воды из-под крана, он попытался размочить в кашицу одну из галет и в таком виде съесть. Сколько времени он уже провел здесь? Этого он не мог определить. Он опять задремал, а проснулся от изумленного возгласа, на этот раз не телепатического:

– Эй, привет! Нашел где дрыхнуть!

Наверное, в такой ситуации полагалось бы сразу схватиться за оружие – за парализатор или за стилет, но об этом Поль подумал уже после. Он приподнялся, растерянно щурясь, посмотрел на рослого парня со шваброй. Пол мокро блестит, поодаль стоит ведро. Ящики, за которыми Поль укрылся от сквозняка, сдвинуты в сторону.

– Ого! – оглядев его, парень присвистнул. – Кто тебя так?

– Эти…

– Старики, что ли? Тоже «салага»? А сюда за что угодил?

– За драку.

– Всегда так, – с сочувствием подтвердил парень. – Старшие над тобой измываются, и ты же за все отвечай. Из ремонтников? Я тебя вроде не видел раньше… Как тебя звать?

– Альберт.

– А меня – Роберт, я стажер-боец. Сколько раз мыл этот долбаный седьмой отсек, уже как дома здесь. Его бесполезно мыть, грязь тут саморазмножается.

– Здесь роботы мусорят, – Поль неловко поднялся на ноги (обезболивающее все еще действует, тело онемело до легкой одеревенелости). – Я видел.

– А то!.. – Роберт горько ухмыльнулся. – Пожрать нету?

– Вот, держи, – Поль достал из кармана пачку галет и плитку шоколада.

– Ух ты, деликатесы! А у меня только компот из столовки.

– Не угостишь компотом?

– На, – Роберт протянул плоскую поллитровую фляжку. – Обмененное слаще, ага?

– Спасибо.

Густая приторная жидкость показалась Полю невероятно вкусной.

– Извини, я все выпил. Хочешь еще шоколада?

– Кто ж откажется? Давай. В первый раз вижу, чтоб эти фруктовые помои кто-то лакал с удовольствием, как добрую «Хакерскую». А где ты офицерским шоколадом разжился?

– Одна девчонка угостила.

– Да ты ловкач, то-то тебя так отдубасили, – покачал головой Роберт. – Для них если «салага» – человек второго сорта, и особенно не любят, если ты не хочешь косить под дурачка. Пусть компотик-то впрок пойдет и наружу выйдет, ага?

Он смотрел с ожиданием, и Поль повторил:

– Спасибо.

– Ну, ты и «салага»! – снова покачал головой Роберт. – Не отвечаешь как положено, еще бы не нарвался.

Поль не стал спрашивать, как положено отвечать, молча присел на пустой ящик, а Роберт взял разлохмаченный синтетический веник и начал без энтузиазма, с прохладцей, выгребать из щелей мусор, между делом пиная ящики и вяло матерясь. Он не внушал Полю ни тревоги, ни симпатии.

– Времечко-то летит! – объявил он вдруг, бросив веник и поглядев на карманный комп. – Солдатский обед – это святое! В столовку пойдешь?

– Нет. Если я попадусь им на глаза, еще добавят.

«Попросить, чтобы позвал сюда Зойга? А вдруг та мысль-послание была от кого-то другого, я же не знаю. Когда Роберт вернется, попробую выспросить у него, как добраться до машин».

– Пожрать тебе принести? Сегодня пюре с котлетой.

– Спасибо. Лучше пюре без котлеты, у меня зубы болят.

– Пюре с мясной подливкой и еще компота, ага? Я вернусь часа через два, а ты больше не спи. Лучше возьми мою швабру и протирай пол, понял?

Кто-нибудь другой на месте Поля не дал бы ему уйти – парализовал бы, а после добил и спрятал тело среди развала пустых ящиков. На всякий случай.

«Пусть идет. Может, действительно принесет пюре с подливкой».

Роберт выше его на полголовы, шире в плечах и безусловно сильнее; чтобы справиться с Полем, ему незачем звать подмогу. Он в отличной форме, один удар – и полуживой «сканер» готов, прекрасный шанс выслужиться перед начальством и заработать поощрение. Раз он вместо этого собирается притащить новому знакомому обед из столовой, он явно не понял, кто такой «Альберт».

Никакой угрозы от него не исходило, но Поль чувствовал в нем неуверенную, опасливую, старательно скрываемую корысть, хотя и не мог определить ее природу.

Может быть, Роберт надеется, что у него остались еще офицерские шоколадки? И правда, остались – целых четыре штуки.

В кормовом отсеке нашли уже второго сотрудника корабельной СБ, герметично упакованного в черную пленку. Он лежал в шахте воздухозаборника и пролежал бы там долго, если б на него не наткнулся робот с видеокамерой, выпущенный для профосмотра.

Первого убийца спрятал в подсобке столярной мастерской в девятом отсеке. Возможно, жертв было больше, но поголовную проверку личного состава сейчас не устроить – и связь, и системы слежения по-прежнему барахлят, а техники утверждают, что на корабле действует несколько «глушилок», создающих помехи. Это работа либо «сканера» (хотя где бы он взял «глушилки»?), либо противников Лорехауна, либо же автоматика ни при чем, просто на «Гиппогрифе» были еще мутанты, кроме Маршала, они-то и пакостят. В общем, старая-престарая страшилка на тему «монстры на корабле» воплотилась в жизнь, и где – на флагмане «Подразделения Игрек», призванного искоренять все нестандартное и необъяснимое!

«А все потому, что Маршала предали, – злорадно подытожила Римма. – Вот и получайте!»

Насчет трупов и «глушилок» у нее была своя версия: за этим стоит «сканер», но не сам, а опосредованно, через зомби. Убийца – Зойг.

Ликвидатором тот был опытным, жестоким и находчивым, эти его качества вызывали у Риммы уважение, но теперь он начал истреблять своих – так же эффективно и беспощадно, как раньше истреблял «индивидов, подлежащих ликвидации». После домберга что-то в нем дало трещину. Римма выяснила, что во время путешествия по «капиллярам», пока все маялись от безделья, он запросил на свой личный комп досье Поля Лагайма. Вроде обычное дело, врагов надо знать, но можно только гадать, как подействовало изучение этих материалов на свихнувшегося гинтийца, что у него там еще хрустнуло и сдвинулось в районе трещины. На тот момент, когда «сканер» оказался на корабле, Зойг уже созрел для зомбирования, так что мутант мгновенно взял его под контроль.

Кирч ни с кем не стала делиться подозрениями: пока на «Гиппогрифе» такие проблемы, Лорехауну будет не до того, чтобы преследовать Маршала. А «сканера» она уничтожит. Ее он зомбировать не сможет, она не слабачка.

Ходили слухи, что Лорехаун намерен вернуть «Подразделение Игрек» под крыло Галактической Ассамблеи. У бюрократов и хозяйственников, которые носа не высовывали с кораблей, может, и есть шанс туда вернуться, а что будет с полевыми агентами, с ликвидаторами? Их же отдадут под суд как преступников!

Дожидаться часа расплаты Римма не собиралась. Она уже нашла единомышленников: Энзо и еще двое верных ребят готовы отправиться вместе с ней на поиски Маршала. Один из них, Богур, взялся обеспечить машину для побега, а Римма побывала в Отделе мобильной связи, где проходила очередная инвентаризация, поболтала с девчонками и ушла оттуда с «торпедой» в кармане – разве она не была воровкой на Рубиконе?

«Торпеда» ей досталась первоклассная, на минутный импульс, с видеокамерой, а позывные Маршала на «Гиппогрифе» знал каждый.

Чтобы не схлопотать за неуставный внешний вид, Римма постирала и надела форму и в придачу вымыла голову. Она почти забыла, что волосы у нее соломенно-желтые, слегка вьющиеся – в сочетании с голубыми глазами, вздернутым носом и круглым румяным лицом впечатление такое, что впору застрелиться.

Зато она удостоилась похвалы самого Лорехауна – тот наведался в столовую для рядовых и младшего офицерского состава, демократично прогулялся по обеденному залу в сопровождении четверки дюжих телохранителей. Смех, да и только – даже представить невозможно, чтобы Маршал ходил по «Гиппогрифу» с охраной.

– «Салага»? – поинтересовался он добродушно, остановившись около Роберта, который изнывал над тарелкой едва начатого второго.

Тот вскочил, вытянулся по стойке «смирно» и браво отрапортовал, как положено по Уставу.

– Вот такого новобранца я люблю! – одобрил Лорехаун. – И голос какой, и рост гвардейский, и грудь колесом! Так держать, боец, приятного аппетита! И такого тоже люблю, – он показал на Кирч. – Эта девчоночка-«салага» росточком не вышла, а видно, что старательно служит, тянется за другими… Приятного аппетита, бойцы!

И двинулся дальше.

Римма сидела онемевшая, уничтоженная, пошевелиться не могла. Ее, младшего командира, ликвидатора с шестилетним стажем, приняли за «салагу», сравнили с рохлей Робертом… Чуть ли не в пример ей Роберта поставили! Маршал всех знал в лицо, всех помнил по именам, а этот, новоявленный, даже не разбирает, кто есть кто!

Когда Лорехаун со свитой ушел, над Робертом стали подшучивать – вечный штрафник, завсегдатай седьмого отсека, зато начальству приглянулся, а Римму кто-то сочувственно похлопал по плечу и посоветовал не брать в голову.

Пробормотав, что аппетита у него нет, аппетит нагуляется к вечеру, Роберт вывалил второе с тарелки в пластиковый пакетик, перелил во фляжку компот. Над этим тоже начали подшучивать – мол, «салага» собирается подкармливать роботов, которые шуруют в седьмом отсеке, чтобы поменьше мусорили, – а Римма встрепенулась: седьмой отсек? Он понесет еду в седьмой отсек? Роботы пюре с котлеткой не кушают, об этом знают даже «салаги»… Да ведь это еще один зомби!

Она вышла из столовой следом за стажером и посадила ему на комбинезон «жучок» (поскольку она подготовилась к побегу, в карманах у нее было полно всякой всячины). Зомби на корабле – это проблема Лорехауна, но Поля Лагайма надо ликвидировать. Если догадка Риммы верна, Роберт приведет ее прямо к своему хозяину.

А после она с верными ребятами разыщет Маршала, и они станут ядром новой Организации. Римма Кирч будет правой рукой Маршала, он поделится с ней своими сверхчеловеческими способностями, и они начнут борьбу… С кем?.. Ну, это второстепенный вопрос. Какие-нибудь враги у их организации будут.

Спросить про линзы Саймон не смел: вдруг Лиргисо их уничтожит, если узнает, насколько они ему дороги? Или уже уничтожил вместе со всем отснятым материалом…

Лиргисо выглядел угнетенным, ходил с жутковатым макияжем в черно-серых тонах, злые желтые глаза густо подведены – наверное, чтобы скрыть темные круги. Саймон понимал, чего он так страдает: без «сканера» у него доходы будут не те – ни рубиконского дерифла, ни других таких же лакомых кусков. А чертова «сканера» сцапали, скорее всего, ребята из «Конторы», так что лучше бы смириться и поискать замену, но попробуй об этом заикнись – лярнийский выродок сразу приходил в ярость и бил Саймона.

Удары по нервным узлам, следов после них не остается, только боль, такая же неописуемо мучительная, как эти картинки на стенах, изображающие омерзительных полулюдей-полумонстров, непонятно что вытворяющих друг с другом. Лярниец сказал, что стены он разрисовал собственноручно, чтобы скоротать время, пока яхта ползла по «капиллярам». Клисса от его творчества тошнило, но хуже всего было то, что Лиргисо никак не хотел примириться с непоправимым.

– …Этот несчастный незийский гуманист поделился с тобой кислородом, хотя знал, кто ты такой, а ты сломал его антиграв и украл у него «торпеду»! Зачем без всякой разумной причины обрекать на смерть того, кто был к тебе добр, вот что непостижимо… Ты кичишься своим прагматизмом, но ведь это прежде всего непрактично – и крайне гнусно!

Саймон съежился: за такими речами обычно следовали побои.

«А сам-то… Кто прикончил на Валгре твоего и моего бывшего шефа?»

Лиргисо напоминал ему политика-коррупционера, с искренним негодованием изобличающего других коррупционеров.

– Темнил ваш Поль, я и подстраховался… – начал он обреченно и невнятно оправдываться. – Дал мне эти баллоны за просто так, а за просто так ничего не делается, я и подумал – тут нечисто, и каждый бы на моем месте так подумал…

– Он тебя просто пожалел, – Лиргисо скривился, с досадой и легким презрением. – Саймон, да разве можно тебя жалеть, разве это не преступление?

– Вот и я подумал – псих он, – с тоской подхватил Клисс, – а от психа всего можно ждать, особенно в экстремальных условиях, как на Рузе. Помните, как он на Рубиконе в домберг сбежал? Чокнутый ведь, однозначно ненормальный…

Удар в солнечное сплетение. Прописанные во всех отвратительных деталях твари на стенах шевелились и ухмылялись, наблюдая, как Саймон корчится.

– Поль, конечно, сумасшедший, но не тебе судить о нем, – голос Лиргисо звучал ровно и холодно. – Ты всего лишь раб, не забывай об этом.

– Хорошо, я раб, только не надо больше, – сдавленно всхлипнул Саймон. – Мне больно…

– Мне тоже, – все тем же бесстрастным тоном бросил Лиргисо.

Он казался сникшим. Устало оперся о спинку кресла, длинные зеленые волосы занавешивают лицо. Саймон изо всех сил сдерживал стоны и боялся даже вздохнуть: он уже усвоил, что в таком состоянии Лиргисо вдвойне опасен, его подавленность в любой момент может смениться взрывом.

«Видно, убытки в уме подсчитывает – еще бы не горевал… А я должен спастись. Я же столько раз спасался… И узнать, что стало с линзами!»

Лиргисо оттолкнул кресло, оно откатилось к двери.

– Кто, по-твоему, сейчас заправляет на «Гиппогрифе» – Лорехаун или Маршал?

– Честно, не знаю, – радуясь, что он вернулся к допросу, затараторил Саймон. – Пятьдесят на пятьдесят. Господин Лиргисо, когда вы меня сюда доставили, у меня были с собой видеоматериалы – громадный объем ценнейшей информации о «Конторе», и все это записано на микроскопических носителях. Если мои линзы не выкинули, вы сможете посмотреть, что это такое…

– Саймон, это не твои линзы, а мои, – лярниец усмехнулся. – Ты выполнил мой заказ, и я забираю назад свою аппаратуру, больше она тебе не понадобится.

– Как – ваши? – только и смог вымолвить Саймон. – Как?..

– Так, – передразнил Лиргисо, немного оживившийся. – Фласс, не люблю бестолковых рабов!

– Как это ваши, если мне их дали? – Саймон был настолько потрясен тем, что кто-то пытается присвоить его сокровище, что забыл об осторожности. – В отеле на Земле… Дали по ошибке, и теперь они мои, больше ничьи…

– Их дал тебе я. Грим, парик, немного игры… А изготовила их по моему заказу одна синисская фирма. Я знал, что ты не удержишься от искушения, захочешь снять фильм о «Конторе Игрек», – и предоставил тебе такую возможность. Фласс, до чего глупый у тебя вид!

Саймон чувствовал себя так, словно падал в пропасть. Его фильм, его сокровенное – это был еще один обман, за этим стоял Лиргисо? В этом мире нет ничего надежного, все обман…

Живущий-в-Прохладе с отсутствующим видом разглядывал свои ногти, покрытые болотно-зеленым лаком, потом перевел взгляд на Саймона.

– К сожалению, видеозапись повреждена. Вероятно, это заслуга Маршала. Уцелевшие эпизоды нуждаются в комментариях, и я надеюсь получить их от тебя.

– Да, да, все прокомментирую, – с готовностью закивал Саймон. – Я запомнил много важного, вы «Контору» в порошок сотрете…

– А это тебе за Поля.

Рассчитанно болезненный удар в живот. Клисс со стоном опустился на корточки, а Лиргисо вслед за своим креслом вышел из комнаты.

Саймон прикрыл глаза. Уж лучше не смотреть: никакой мебели, нет даже подстилки на полу, только «цербер» возле стены, покрытой гадкой росписью.

«Пока я ему нужен как кладезь информации о „Конторе“. А что со мной будет потом?»

Римма Кирч дважды попадала на штрафные работы в седьмой отсек, и оба раза из-за Поля Лагайма: сначала после провала провокации на «Сиролле», потом после домберга. Территорию она еще тогда изучила основательно. Именно здесь она рассчитается с виновником своего позора – Римме виделось в этом торжество высшей справедливости, словно кто-то всемогущий и бесконечно мудрый, похожий на Маршала, отечески похлопал ее по плечу: вот тебе, стажер, первая награда за правильный образ мыслей и действий.

Держаться на расстоянии, иначе «сканер» может ее засечь… Римма присела на корточки в углу полутемной подсобки, накрылась найденной тут же грязной робой. Ребята из СБ уже заглядывали сюда и никого не нашли – а чему удивляться, до сих пор корабельная СБ жировала, вылавливая тайных выпивох и других нарушителей внутреннего распорядка; такое ЧП, как сейчас, на «Гиппогрифе» впервые. То-то Зойг давит эсбэшников, как щенков.

Кирч включила и сунула в ухо горошину приемника. Лишь бы никого сюда не принесло. Это ее охота.

…Вялые, с шарканьем, шаги. Римме не нравилась походка Роберта – она сразу выдавала слабака, в ней угадывалось безразличие, отсутствие цели: походка здорового молодого парня, которому на все наплевать. Будь на то воля Кирч, она бы за одно это навеки приписала Роберта к седьмому отсеку.

По дороге он что-то лениво пинал. Наконец шаги стихли.

– Альберт, ты куда пропал? Выходи, я пожрать принес.

Прошло с полминуты, и отозвался другой голос:

– Я здесь.

– На вот, поешь.

– Спасибо. Котлету оставь себе, у меня зубы болят.

В домберге Римма слышала голос Поля Лагайма – он это или нет? Слабый и хрипловатый, словно сорванный. Хотя каким он еще может быть после того, что случилось со «сканером»?

«Вот и узнал, культурный незийский пижон, что почем и что такое настоящая жизнь!»

Римма ухмыльнулась и стала слушать дальше.

– Погоди, мы котлету на мелкие кусочки разомнем, вот так, и ты их проглотишь, не разжевывая. Тебе надо поесть протеинов, чтобы сил на все хватило, а то образовалась одна мысль… – Роберт понизил голос. – Ты рвануть отсюда не хочешь?

– Хочу.

– И я тоже. Давно об этом думал, да есть проблемы. От «Конторы» просто так не уйдешь – найдут. Другое дело, если у тебя связи на воле и кто-то поможет с пластической операцией и с новыми документами, чтоб следов твоих нигде не осталось. Были бы у меня связи… – Наступила тишина, потом стажер спросил: – Ну, так что, если я тебя выручу – ты меня после выручишь? Я же понял, кто ты такой.

– Да, я согласен. Мои друзья все устроят – и операцию, и документы, и деньги. Как ты понял?

– Дурак не поймет, – фыркнул Роберт. – Во-первых, известно, что ты снял с ремонтника желтый комбинезон. Во-вторых, пушечное мясо тут зазря не переводят, и в таком состоянии тебя сюда не послали бы – сначала подлечат, а потом уже дадут в руки швабру. А в-третьих, ты здешних заморочек не знаешь. Когда я сказал «обмененное слаще», надо было ответить: «и слаще, и душу греет», а насчет компотика – «выйдет, не задержится, куда он денется». У них на каждый случай всякие присказки, и попробуй все это не вызубрить – житья не будет. Достали, придурки…

– Зачем ты связался с «Конторой»?

– Облапошили меня, как не знаю кого… Я в Космопол хотел, да не прошел по психологическим тестам – сказали, ксенофоб. И тут подваливает один парень, говорит, нам подходишь, а у нас тоже почти Космопол, только специфика самую малость другая. И я, дурак, попался! Ты ешь, компотом запивай. Я тебе еще лекарства принес.

– У меня кое-что есть. В вашей лаборатории взял.

– Допинг принимал? – деловито осведомился Роберт.

– Фергон.

– Дерьмо. Я принес тебе хминк – боевой стимулятор из самых-самых. Примешь двойную дозу и будешь как чемпион по многоборью, но его лучше не натощак.

«Сканер» ел, а Роберт говорил, и если бы Кирч не сидела в засаде, она бы не удержалась от презрительного сопения. Щенячий скулеж. Роберт жаловался врагу на все подряд – и на муштру, и на плохое меню, и на шутки «стариков», и на конторские обычаи (о них он отзывался с брезгливым раздражением, как о «тупых дикарских ритуалах»), и на то, что денег не платят, и на всякие ничтожные мелочи вроде дребезжащего кондиционера в туалете. Видно, ему давно уже хотелось кому-нибудь поплакаться, да слушателя не было. Этого и зомбировать не надо, сам прибежал с поднятыми лапками! Он хуже Зойга, он предатель. Кирч с затаенным удовлетворением подумала о том, что ее долг – убить слабака-предателя.

– Не могу я здесь больше, – подытожил Роберт. – Хочу простой человечьей жизни, и чтоб у меня была своя девчонка – нормальная девчонка, не из этих конторских костоломок. Глотай хминк. Я тебе переодеться принес – погоди, сниму… А это крем-краска. Будешь как темнокожий, чтоб синяков не видно. Что опухший, ничего – подумают, что с похмелья. Как новый Маршал объявил сухой закон, так половина «Гиппогрифа» перепилась, типа надышаться перед смертью. Когда пойдем до машин, все делай как я и, если нам что скажут – повторяй за мной, понял? В ангарах поставили часовых, но это фигня, снимем.

В его голосе прорезались жесткие нотки, и Римма напряглась от негодования: ради того чтобы сбежать с корабля, этот рохля готов на убийство!

Шорох одежды: он стаскивал с себя предназначенный для «сканера» комбинезон.

– Вот, надевай. Твой друг Баталов где-то на Рузе, сможешь его найти? Лучше бы к нему, чем к Лиргисо. Но я по-любому расскажу все, что знаю, согласен на «сыворотку правды», только из безвредных, чтоб мозги не закипели.

«Предатель!» – Римма про себя чертыхнулась.

До сих пор ей не доводилось казнить предателей, но она уже ощутила сладкий привкус предстоящей расправы.

– Крась лицо, шею, уши и руки. Вот зеркальце, давай.

– Я не знаю, до кого нам проще будет добраться, до Стива или до Лиргисо, – Поль говорил с паузами – наверное, одновременно размазывал по коже темный грим. – На всякий случай запомни, если попадем к Лиргисо – его лучше не раздражать. Ни мата, ни грубых выражений, веди себя вежливо, как на приеме у гелионской королевы. И ксенофобию держи под контролем. Он нетерпим к тем недостаткам, которыми сам не обладает, ксенофобов он не любит. Я сумею договориться с ним и все улажу, а ты его, главное, никак не спровоцируй. Если что, извинись и скажи, что смотришь на свою ксенофобию как на психическое расстройство. Но сначала мы попробуем связаться со Стивом и Тиной.

– Я слышал, что Тина Хэдис погибла на Норне.

– Не погибла.

Римма насторожилась: вот как? Но ведь норнианский зверь сожрал разбитый «лоргу»… Или Тины там уже не было? Раз «сканер» так уверенно говорит – он, должно быть, знает. Хорошо бы взять его живьем и доставить к Маршалу для допроса.

Приняв решение, Римма сбросила робу, переложила в карман справа парализатор для «сканера» и бластер ближнего боя для стажера-предателя. Она не новичок, не перепутает.

– На шее осталось белое пятно, – донесся из приемника озабоченный голос Роберта. – И вот здесь, за ухом. А так ничего… У нас есть темнокожие, сойдешь за одного из них.

– Сюда кто-то идет, – перебил Лагайм. – С той стороны.

Кирч ощутила досаду, смешанную с азартом: «сканер» ее заметил, но это не значит, что она проиграет двум слабакам. На ходу вытащив бластер, она пересекла, низко пригибаясь, зал с покосившимися от старости контейнерами – вечным реквизитом седьмого отсека.

– Он приближается.

– Один?

– Да.

– Эсбэшники, которые тебя ищут, ходят по трое. Какой-нибудь горемыка-штрафник… – Роберт говорил негромко, но оживленно, как путешественник, готовый навсегда распрощаться и с эсбэшниками, и со штрафниками, и с другими местными достопримечательностями. – Спрячь эту желтую тряпку вон туда, за ящики.

Скрежет пластиковой тары.

– Он мне не нравится, – тревожный шепот Лагайма. – Это убийца.

– Мне здесь тоже никто не нравится. Все они убийцы, зверье… Убери парализатор, на словах отбрешемся.

– Роберт, я ведь «сканер»! – Лагайм начал терять самообладание. – Он идет сюда, чтобы убить нас. Не знаю, каким образом, но он про нас знает.

Римма присела, положила оружие на пол, вытащила из специального кармашка и натянула перчатки. Дернув «молнию» на воротнике, опустила на лицо глухой капюшон с прорезями для глаз. У нее ушло на это несколько секунд. Идиотский приказ Лорехауна оказался кстати: хорошо, что на ней полевая форма, сшитая из ткани, которую заряд парализатора не пробьет.

Взяв бластер, она крадучись двинулась дальше. Роберт и Поль от нее не уйдут – вереница залов заканчивается тупиком, другого выхода нет.

– Наверное, он следил за мной от столовой! – Роберт тоже начал паниковать. – Черт, что теперь делать? Расстреляют…

– Прекрати, – оборвал «сканер». – Парализуем его. Он один, других нет. Двигается бесшумно, но я его вижу – небольшой агрессивный сгусток, словно плывет шаровая молния.

«Сейчас засранец-стажер скажет про форму… Нет, не сказал. Забыл, „салага“, мало тебя по лбу щелкали!»

– Он за этой дверью, – тихо предупредил «сканер».

«Спасибо за подсказку», – мысленно хмыкнула Римма.

Пинком распахнув дверь, она прижалась к стене, с бластером наготове.

– Где? – с нотками истерики спросил Роберт.

– Справа.

Римма нашарила в кармане рубиконский «волчок». Будь там, со «сканером», Зойг, она не решилась бы на такой номер, Зойг не попался бы, но эти – другое дело.

«Волчок» – детская игрушка, во время путешествия по облаку Тешорва кто-то подбросил его в женскую душевую. Римма тогда первая опомнилась, сообразила, что облачные аномалии тут ни при чем, и поймала жужжащий, разноцветно мигающий, скачущий по раздевалке предмет, а после, злая и мокрая, нагишом вылетела в коридор и надавала тумаков тем, кто хихикал за дверью. Ее напугали – этого она спустить не могла.

Собираясь покинуть «Гиппогриф», она сунула «волчок» в карман: он маленький, с грецкий орех, зато переполоха может наделать, как тяжелая артиллерия.

Сейчас эти двое получат, нервы-то у них натянуты… Ухмыльнувшись, Римма включила игрушку и швырнула в дверной проем. Затем упала, перекатилась, из положения лежа выстрелила в оцепеневшего Роберта. По его бледному лицу скользнул лиловый зимний отсвет, когда это лицо перекосилось, и предатель, взмахнув руками, начал оседать на пол.

А «сканер» не оцепенел – отскочил, направил на нее бесполезный парализатор. «Волчок» не произвел на него впечатления, и Кирч это разозлило: притворяется, будто он круче, чем на самом деле!

– Брось оружие, лежать лицом вниз, руки на затылок!

Тоже не подействовало. Метнулся в сторону, за контейнеры. Он же под хминком, чертов стажер угостил его двойной дозой.

«Волчок» кружил по залу, ударялся о стены, неритмично завывал, режущие цветные вспышки мешали сориентироваться. Отбросить это, как на тренировках: посторонние звуки и световые эффекты побоку, главное – найти врага.

Роберт все еще шевелился, скреб пальцами пол. Кирч добила его контрольным выстрелом в голову, а то вдруг вытащит оружие… Убрав бластер, достала парализатор. «Сканер» знает много любопытного, а превратить ее в зомби ему слабо… Или… или зомбирование уже началось и это он внушил ей мысль, что убивать его нецелесообразно?

– Выходи, если хочешь жить! – потребовала Римма.

«Сканер» не отзывался. Он там, за столпотворением контейнеров, и он ее видит сквозь пластик и металл, а она даже на слух не может определить его местонахождение, «волчок» глушит все негромкие звуки.

Если он сбежит… В одиночку ему деваться некуда, но где-то бродит зомбированный гинтиец, готовый выполнить любой его приказ, и мало ли, кого еще он сумеет зомбировать.

«Только не меня, – подумала Римма, стараясь подавить шевельнувшийся страх. – Я не поддамся».

Движение за спиной – она его не увидела и не услышала, скорее уловила неким шестым чувством. Враг обошел ее с фланга, протиснувшись в просвет между контейнерами. Первым ударом выбил парализатор, вторым попытался оглушить ее, но Римма увернулась.

Это напоминало драку на дискотеке, под аккомпанемент несусветной какофонии и кислотные всплески цветомузыки. Римма уступала «сканеру» в силе и гибкости, зато превосходила в технике и скорости – ребята его так отделали, что двойной дозы хминка еле-еле хватило на то, чтобы он двигался в нормальном для посредственного бойца темпе. У обоих за плечами опыт уличных драк (у Риммы – в яхинианских и рубиконских трущобах, у ее противника – в экзотических незийских мегаполисах), а также тренировки, но Лагайм никогда не был ликвидатором «Конторы», не охотился на людей. И боевого задора ему не хватало: он просто защищался на последнем рубеже, дрался, чтобы выжить. Он проигрывал.

Римма запнулась о швабру; отпрыгнув, откинула капюшон, чтобы обзор был получше. Новый прыжок спас ее от подсечки. Они очутились возле тела стажера – тот лежал на боку, выпученные глаза остекленели.

– Зачем надо было убивать его? – Первые слова, которые Римма услышала от «сканера».

– Он предатель, сторговался с тобой, хотел уйти! – яростно и счастливо, ликуя от предвкушения близкой победы, выпалила Римма. – Предателей мы казним!

Вот тогда это и случилось… Она не поняла, что произошло со «сканером»: мгновенная неуловимая перемена – и он стал другим, опасным. Получив сильный удар в живот (до сих пор он так не бил!), Кирч стукнулась затылком о контейнер. Хорошо, что у нее накачанный брюшной пресс и череп не стеклянный… Теперь уже она проигрывала, отступала, а «сканер» атаковал, сравнявшись с ней в скорости, словно в него вселился демон.

Ее швырнули на пол, правая рука вывернута на перелом. Попытка освободиться ни к чему не привела, Кирч засопела от боли.

– Не двигаться, сломаю, – предупредил «сканер».

Руки он ей скрутил и связал вполне профессионально, все-таки бывший полицейский, хоть и с Неза. Эластичным поясом от ее же форменного комбинезона – не разорвешь, на то и рассчитан. Потом Римму приподняли за шиворот и посадили, прислонив спиной к рифленому боку контейнера.

– Как выключить эту штуку?

– Ее сначала надо поймать, – буркнула Римма.

«Волчок» скоро сам остановится, жужжание постепенно затихало, и скачки были уже не такими сумасшедшими. Наверное, Лагайм это понял, потому что гоняться за ним не стал, вместо этого начал обыскивать пленницу. Когда его пальцы задели грудь, Кирч рефлекторно напряглась.

– Извини, я только оружие заберу.

Это немного смущенное «извини» ее успокоило: незийский полицейский, что с него взять… Уж она-то никогда не стала бы извиняться перед побежденным врагом! Сейчас в нем не было ничего демонического – исчезло так же внезапно, как появилось. Он отобрал у нее бластер, парализатор, пару миниатюрных пистолетов, ножи. «Торпеда» тоже досталась ему, и это было особенно досадно: вряд ли удастся так же запросто украсть вторую, в Отделе мобильной связи наверняка хватились пропажи.

Пока «сканер» рассовывал трофеи по карманам, Римма его рассматривала, изучала. Она уже видела его на «Сиролле» и в домберге и помнила снимки из досье. Поль Лагайм был красивым парнем: тонкие, почти девичьи черты лица, прямой нос, большие и выразительные темно-карие глаза, но сейчас от этой красоты следа не осталось – опухшие скулы, разбитые запекшиеся губы. Кожа темная от грима, при этом гладкая, без щетины – видимо, пользуется дорогими эпиляторами долговременного действия (Римма осуждала тех, кто разорялся на дорогую косметику). А глаза на изуродованном побоями лице сохранили свою привлекательность, было в них что-то вызывающее невольную симпатию – возможно, и Зойг на это купился.

Одна деталь, особо отмеченная в досье: на Незе Поль Лагайм постоянно затевал драки, однако на него ни разу не подавали в суд. Это каким же чудовищным влиянием на людей надо обладать… У Риммы дыхание перехватило от нахлынувшего страха, и, чтобы не поддаться наваждению, она проворчала:

– Физию-то тебе здорово попортили… В зеркало еще не смотрелся? Красавец хоть куда.

Он в это время разглядывал «торпеду». Услышав слова Кирч, безразлично пожал плечами, словно отмахнулся от ерунды. Значит, для него не имеет значения, красив он или нет, и этот наскок вызвал у него только презрение… Римма почувствовала себя задетой.

Убрав «торпеду» в карман, Поль поднял голову, и вдруг его глаза расширились, он замер. Там, куда он смотрел, не было ничего интересного: опрокинутое ведро, облезлые оранжевые контейнеры.

– Ты все еще здесь, не ушел? – тихо спросил «сканер». – Жаль, что так получилось. Зато теперь ты свободен и никто не сможет удержать тебя тут, понимаешь? Я тебя вижу, но не слышу, что ты говоришь. Есть какие-нибудь места, которые тебе нравятся? Тебе теперь достаточно захотеть, чтобы там оказаться.

– С кем ты разговариваешь? – не выдержала Римма.

– С Робертом.

– Он же вон где! – чувствуя, как по коже ползут мурашки, она оглянулась на труп.

– Нет, он стоит перед нами, – возразил Поль. – Ты его не видишь, а я вижу. Послушай, тебе не стоит здесь задерживаться, – он опять обращался к пустоте. – Лучше не оставайся в облаке Тешорва, отправляйся на какую-нибудь хорошую планету. Счастливо тебе, и спасибо за помощь. – После паузы, в течение которой Кирч вся взмокла, «сканер» сказал: – Все, ушел. Те, кто уходит, обычно очень переживают из-за того, что другие люди их не замечают, а их просто почти никто не видит. Зачем ты его убила?

– Предателей надо наказывать.

– Фраза-клише.

Кирч угрюмо засопела: ну вот, еще один умник на ее голову выискался, мало ей было Саймона Клисса! Потом спросила сквозь зубы:

– Что такое клише?

– То же самое, что стереотип или шаблон, – объяснил Поль. – Удобная бессмыслица, которую используют, чтобы не вникать в суть. Теперь понятно?

– Предательство – это не бессмыслица.

– Роберт рассказал мне, как он попал в «Контору Игрек». Его завербовали обманом, так что он ничего не был вам должен. Предать можно своих, а не мошенников, которые тебя обманули.

У Риммы был кое-какой опыт в спорах, в последнее время она полемизировала со всем «Гиппогрифом» и уступать «сканеру» тоже не собиралась. Это всего лишь незийский гражданин, изнеженный, бесхарактерный, привыкший плыть по течению, как все люди с Неза. То, что он одержал верх в драке, а перед этим расправился с Пергу и санитарами, ничего не меняло: культурного незийского гражданина загнали в угол и вынудили защищать свою шкуру! Просто так он не стал бы все это делать, поэтому Кирч по-прежнему ощущала свое превосходство над ним, хоть и сидела на полу со связанными руками.

– Если ты в команде, ты не имеешь права плевать на ее интересы, а как ты попал в команду, сам пришел или тебя за уши притащили – это не важно.

– Наоборот, это ключевой момент, – возразил Поль. – Если меня притащили за уши – значит, команде наплевать на мои интересы, и тогда я не обязан считаться с ее интересами.

Типично незийский менталитет. Ехидное сопение Кирч «сканер» проигнорировал, словно она вообще не издала ни звука, это ее тоже задело.

– Ты, наверное, хочешь, чтобы тебе было удобненько, чтобы с тобой происходило только то, чего ты сам захотел? А Вселенной нет дела до твоих щенячьих желаний! Во Вселенной есть силы, которым тьфу на твои интересы! – для большей убедительности Римма сплюнула на пол. – Вот так – видел? Можно называть их Богами, можно Учителями, можно Высшими Силами, и они всех нас учат и испытывают, и если ты не хочешь остаться пешкой, ты должен быть хорошим стажером, не слабаком, потому что мы все для них вроде как стажеры, и в офицеры производят тех, кто этого заслуживает. У них все под контролем, понял?

– Да нет там ничего подобного.

– А что есть?

– Бесконечность. Много разного. Если поискать, возможно, и найдется такое, как ты говоришь, но это будет крохотная частица бесконечности – клуб для тех, кто нуждается в Высших Силах. Можно вступить в него, а можно пройти мимо.

От этих рассуждений Римме стало жутковато: словно заглянула в окошко, за которым предполагалось что-то вполне определенное, знакомое, – и вместо этого увидела провал в бездну, ту самую бесконечность, о которой говорил «сканер».

– Ты гонишь. Ты такой же слабак и дезертир, как Роберт. Привык у себя на Незе к тепличным условиям… Тебя, наверное, и Лиргисо этим купил? Почему не поработать на врага, если тебе по утрам подают в постель на золотом подносе настоящий кофе с четырьмя ложками сахара!

– С двумя, – возразил «сканер». – Зато со сгущенкой, иначе я не стал бы на него работать. А у вас тут настоящий кофе только для избранных?

– Чтобы что-то получить, надо это заслужить! Надо самому искать трудностей, а если ты от них бегаешь и становишься героем только чтоб защищаться, к тебе и отношение будет вот такое – тьфу! – на этот раз Кирч изобразила плевок символически. – А Роберт даже на вынужденный героизм был не способен. Слабак, из которого так и не удалось человека сделать.

– Зачем вы вербуете неподходящих людей?

– А подходящих мало. Человечество – это сонное болото, не замечал? – В голосе Риммы появились нотки горечи, совсем как у Маршала. – Мы их защищаем от таких, как ты, а им на все наплевать, они пасутся себе на мыльных сериалах, пьют пиво, балуются мелкими дрязгами – и так живет восемьдесят процентов человечества! Тех, кто чего-то стоит, очень мало, – она тяжело вздохнула.

– Вот это да! – Поль усмехнулся. – Знаешь, когда я смотрю на человечество, я вижу совершенно другую картину, но дело даже не в этом. На Незе я работал в полиции, и все мы там знали, что люди, которых мы должны защищать, достойны хорошей жизни, мы относились к ним с уважением. А у вас тут настоящий театр абсурда: защищаете – и при этом ненавидите и презираете, зачем тогда защищать?

Опять умничает… Кирч не стала спрашивать, что такое театр абсурда. Еще раз вздохнула и объяснила:

– Массы не заслуживают другого отношения, на то и массы. Главное ведь не это, а то, что мы – команда, мы не боимся трудностей, мы умеем выигрывать! Ваша незийская полиция – это ребята-дилетанты, а мы из высшей лиги!

– Послушай, тебе сколько лет?

– Двадцать пять.

– Ты думать никогда не пробовала?

От неожиданного вопроса она растерялась и ляпнула:

– Как?

– Мозгами. Не знаешь, как это делается?

– В отличие от уважаемых тобой масс, я все время думаю, – исподлобья глядя на него, процедила Римма.

– Твои убеждения и твое нежелание что-то понимать – твое личное дело, но ведь Роберт не первый. Ты многих убила.

– С чего ты взял?

– Я «сканер», – напомнил Лагайм. – Я вижу, что ты профессиональная убийца, наивная и твердолобая. Что мне теперь с тобой делать? В драке я мог бы тебя убить, а вот так, связанную, не могу. В судьи и тем более в палачи я не гожусь. Сдать бы тебя в Космопол, но его здесь нет… Кстати, почему ты сказала, что людей надо защищать от таких, как я?

– От таких, как ты, в первую очередь, – Римма прищурилась, чтобы скрыть нарастающую неприязнь, смешанную со страхом. – Вначале «Подразделение Игрек» было создано специально для борьбы с такими, как ты.

– Со «сканерами»?

– С зомбировщиками.

– Но я же никого не зомбирую, – его недоумение казалось искренним. – Я даже не знаю, как это делается.

– А Зойга кто обработал?

– При чем тут Зойг?

Ага, не удивился, услышав имя… Не «какой Зойг?», а «при чем тут Зойг?».

– Ты ведь знаешь, кто такой Зойг? – Римма задала вопрос обличительным тоном, хотя в животе у нее похолодело от страха.

– Офицер, который не позволил вашей шпане переломать мне кости. Я запомнил имя.

– У нас не шпана, а бойцы! – обиделась за товарищей Кирч. – Такие, как ты, даже разницы не видят. Что ты сделал с Зойгом?

– Ничего.

– Такое ничего, что он против своих пошел! Он убивает тех, кто тебя ищет, и «глушилок» повсюду насовал, чтобы связь и слежение наладить не могли. И медавтомат с собой таскает – как думаешь, для кого? Все, как тебе надо!

«Сканер» обрадовался, даже скрыть это не попытался, в его темных глазах вспыхнула отчаянная надежда. Значит, до сих пор он не знал, удалось зомбирование или нет?

– Как можно найти Зойга?

«Создал зомби и потерял над ним контроль? Не такой уж ты опытный…»

– Между прочим, это оч-чень опасные дела! – Кирч решила припугнуть его, чтобы не попробовал то же самое проделать с ней. – Смотри, наполучаешь хороших щелчков по лбу! Тот, кто зомбирует других, понемногу свихнется сам, а если ты ослабишь контроль и твои зомби взбунтуются, тебе очень не поздоровится. Учти, Зойг такого, как ты, одним пальцем убьет. В общем, не обрадуешься!

– Я никого не зомбировал.

– Ага, конечно, не зомбировал, у Зойга это просто роковая любовь с первого взгляда! – съязвила Римма. – Между прочим, контроль над зомби ты можешь упустить в любой момент, мало ли какие факторы сработают. Раз – и он уже не зомби, и тебе уже голову откручивают, как пробку от бутылки, – ей вспомнилась сценка из одного натуралистического ужастика. – Опомниться не успеешь, как нарвешься. Бывают еще всякие последствия, еще похуже…

Ей удалось-таки напугать его. То ли тревожно-многозначительный тон так подействовал, то ли угроза насчет головы, но надежда угасла, ее сменило растерянное, почти затравленное выражение.

«Слабак ты все-таки!» – с торжеством отметила Римма.

Он смотрел мимо нее и о чем-то напряженно размышлял. За контейнерами вяло жужжал издыхающий «волчок». Почувствовав, что связанные руки совсем затекли, Кирч засопела, чтобы привлечь внимание «сканера». Тот вздрогнул, поднял взгляд.

– Ты проводишь меня туда, где стоят машины. Если поможешь мне отсюда выбраться, останешься жива.

– А если откажусь?

– У тебя нет выбора. Или ты проводишь меня к машинам, или я тебя зомбирую, и тогда ты все равно проводишь меня к машинам.

– А вдруг ты не сможешь меня зомбировать?

– А вдруг смогу?

Мерзкий холодный страх выползал из каких-то неприметных щелок, Римма и не подозревала, что в ней так много этого страха. Вдруг он сможет?..

– Дай мне подумать, хоть полчаса.

– Пять минут.

Ему нужно добраться до машин раньше, чем закончится действие допинга. Потом он свалится без сознания… и достанется команде Лорехауна? Этого допустить нельзя, Лорехаун может использовать его против Маршала. Склонить «сканера» к сотрудничеству недолго (раз он готов продаться за кофе со сгущенкой!), и тогда враги новой Организации, которая существует пока только в мечтах Риммы Кирч, получат тактическое преимущество. Вдобавок угроза зомбирования… Когда Римма заговорила о последствиях, он и в лице переменился, и Зойга искать раздумал, но она чувствовала, что сейчас его это не остановит.

– Время истекло. Идем – или я начинаю зомбирование.

– А если у тебя не получится?

– А если получится?

«Ладно, есть тут одна машина специально для тебя!»

– Я помогу тебе сбежать, но меня оставишь на корабле, согласен?

– Да.

– Развяжи мне руки.

– Пойдешь так.

– Я, что ли, должна буду объяснять всем встречным, что люблю прогуливаться со связанными руками?

– Что-нибудь накинем сверху.

Он подхватил ее за локти, поставил на ноги и начал озираться.

– Там есть подсобка, можно взять робу. Идем.

Он выбрал робу почище, набросил ей на плечи, застегнул на верхнюю пуговицу. Что ж, весь «Гиппогриф» привык к тому, что Римма Кирч одевается как попало, – удивляться не будут.

– Один полезный совет, – буркнула она, глядя на него искоса. – Если не хочешь, чтоб тебя узнали, щурься посильнее, понял? У тебя запоминающиеся глаза, а у нас тут все натренированы подмечать детали.

Глаза у него поразительно красивые, но говорить такие слова Римме не хотелось.

– Идти далеко?

– Не близко. Ангаров несколько, мы пойдем туда, где стоят машины высшего комсостава. Там проще выбраться.

Наверное, он заподозрил подвох, потому что предупредил:

– Если попробуешь меня выдать – убью. И тех, кто окажется рядом, тоже убью.

Разве так угрожают? Слабак, не умеешь давить на психику… Римма ухмыльнулась: угрозу он произнес слегка сбивчивым голосом воспитанного молодого человека, словно что-нибудь вроде: «Если уйдешь без меня, я с тобой больше не разговариваю».

– Не важно, как я это сказал, – он то ли уловил, то ли просто угадал ее мысль. – Изображать бандита я не собираюсь, но в случае чего перестреляю всех, кого смогу. Мне терять нечего.

– Пошли, – угрюмо позвала Римма.

Пробираться по родному «Гиппогрифу», как по одному из тех сверкающих и грязных рубиконских супермаркетов, где она шесть лет назад воровала, чтобы прокормиться… или как по вражеской территории. Да это и есть вражеская территория, здесь теперь заправляет Лорехаун, а команда Риммы – там, где Маршал. Она умела быстро избавляться от старых привязанностей, когда ситуация менялась, и гордилась этой способностью.

«Сканер» шел с ней рядом напряженный, как натянутая струна, готовый схватиться за оружие. Он не доверял ей, а напрасно: Римма не собиралась звать на помощь и сдавать его клике Лорехауна, сейчас она хотела только одного – без помех довести его до машины и отправить туда, откуда он не вернется.

– Обними меня, – шепнула она, увидев впереди ребят из Отдела ликвидации. – И лицо ко мне поверни!

Те ничего не поняли, прошли мимо. Все они сочувствовали Римме, у которой никак не складывалась личная жизнь, а теперь, видно, решили, что у нее наконец-то начали налаживаться отношения с парнем. Вот будут гадать, кто это с ней был…

«Сканер» только делал вид, что обнимает ее, – едва касался, с миллиметровым зазором. Что это, деликатность или отвращение? Когда разминулись с ребятами, Кирч сглотнула: ей было немного обидно.

Несколько раз им приходилось прятаться где придется. Однажды с полчаса просидели под гармошкой межпалубной лестницы, в то время как неподалеку топталось шестеро эсбэшников. В СБ уже с десяток сотрудников недосчитывались, но так и не поняли, чья работа. Поль сжимал бластер, а Римма думала о том, что эсбэшники, если обнаружат их, ни черта не поймут и отправят обоих на гауптвахту за неуставный внешний вид.

Наконец дошли до маршальского ангара с серебристым «Торнадо». Дверца мышеловки приоткрыта, вокруг ни души.

Почувствует он или нет троянскую программу в бортовом компе? Не почувствовал…

Пока Поль, выложив оружие на пол, надевал найденный в кабине скафандр (предусмотрительный, только это его не спасет), Кирч медленно пятилась к нишам с сервисными роботами.

– Стой! Ты не сказала, что надо сделать, чтобы меня выпустили наружу.

– Когда включишь комп, он запросит пароль. Набери цифры 0123, потом пробел, потом «Маршал тире вылет», и автоматика откроет шлюз.

– Стой, где стоишь. Не бойся, тебя я с собой не возьму.

Римма смотрела, как он неумело прилаживает кислородные баллоны, как рассовывает оружие по карманам скафандра. С сожалением проводила взглядом «торпеду» – где бы еще одну украсть…

Несмотря на свою очевидную неопытность, «сканер» вполне толково проверил, все ли баллоны закреплены как надо, потом шагнул к машине, но вдруг повернулся к Римме:

– Я должен тебе кое-что сказать. Я тебя обманул. Я не умею зомбировать и никогда этого не делал.

– А как же Зойг?

Он не ответил, молча забрался в кабину. Дверца закрылась, спустя несколько секунд дрогнули и разъехались створки шлюза.

Римма смотрела вслед серебристому «Торнадо»: легендарная машина Маршала так и не предала своего хозяина… Створки вновь сомкнулись, и Кирч услышала звук, свидетельствующий о том, что открываются внешние створки.

«Счастливого пути в миксер-море!»

Теперь надо уходить, пока не застукали. Кирч испытывала удовлетворение как после хорошо выполненной работы, но мысль о возможных осложнениях портила настроение. Ясно, что она не могла сама себя связать, так что придется объясняться… На худой конец, чья-то дурацкая шутка: накинули на голову тряпку, скрутили руки, убежали… Только ведь позор – так могут пошутить с «салагой», а не с младшим офицером!

Ловко двигаться со связанными руками Кирч умела – одно из обязательных упражнений на тренировках, для нее это детская игра. Не возбраняется ведь прохаживаться по корабельным коридорам, заложив руки за спину… Лишь бы не встретить Зойга. Зомби все без разницы, но… вдруг Поль сказал на прощание правду и гинтиец – не зомби?.. Тогда он убьет Римму, если узнает, что она сделала. Убьет и аккуратно запакует в черную пленку.

Торжество, охватившее ее, когда обреченный «Торнадо» покинул корабль, выветрилось без остатка. Настроение было слякотное. Кружным путем, выбирая, где поменьше народа, и холодея всякий раз, когда какая-нибудь фигура в конце коридора казалась похожей на Зойга, Римма добралась до кают, носком ботинка постучала в дверь Энзо. Ей повезло – тот был дома, и один, без соседа.

– Помоги мне, – проворчала она.

– Чего – помочь?

– Сними с меня этот балахон, и сам увидишь.

Энзо присвистнул, с сочувствием спросил:

– Лорехауновцы? Вот гады…

– Да похуже, – понизив голос, с расстановкой произнесла Кирч. – Уф, теперь я знаю, что темные силы существуют… Связали – это ерунда, меня зомбировать могли, но я ведь не слабачка!

Безжизненная круговерть каменных глыб, больших и малых обломков, пылевых облаков. Тусклое светило, наполовину спрятанное за горизонтом, проглядывало словно сквозь туман. Не имеет значения, восход это или закат. Поль не хотел умирать в темноте, но смерть в холодном розовом свете Норны – ничуть не лучше.

Он сразу понял, что с машиной что-то неладно, потому и надел скафандр. Сканировать технику он не умел, зато почувствовал, что та девушка что-то замышляет. Он решил, что машина, принадлежащая высшему начальству, попросту неисправна – или двигатель заглохнет, или кабина разгерметизована, и рассчитывал катапультироваться, когда бортовой компьютер сообщит о неполадках. А вместо этого попал в миксер-море.

Надо было потребовать, чтобы девушка отвела его к Зойгу, но Поля ужаснула ее фраза насчет «роковой любви с первого взгляда».

Ему удалось выбраться из машины, и теперь он лавировал среди подвижного каменного хаоса, избегая столкновений с опасными обломками. Периоды невесомости и гравитационных возмущений сменяли друг друга внезапно, приходилось быть начеку. Действие допинга еще не закончилось, и пока он держался.

А что будет потом? Он останется без кислорода, или его, обессилевшего, раздавит глыбами во время очередного миксер-периода, или он просто потеряет сознание, когда перестанет действовать хминк, и больше не очнется. Последний вариант самый гуманный и потому самый предпочтительный.

Не будет никаких прогулок по Кошачьему городу. Он свернул не там, где надо. Опустошение и тоска, и нет сил даже для ненависти к розовощекой девчонке с «Гиппогрифа».

Телепортироваться? Тогда он попадет в другую точку миксер-моря, из этой ловушки ему не уйти. И никто не узнает, что с ним стало. «Торпеда» у него есть, но если бы он еще держал в памяти хоть один код… Он все время пользовался готовой связью, кроме того раза на Рубиконе, когда ему пришлось настраивать «торпеду» на передатчик Лиргисо.

Код он запросил у бортового компьютера дерифлодобывающей станции, с терминала, который находился в кладовке. И если он вспомнит, если код не изменился, если Лиргисо успеет (и, самое главное, захочет!) связаться со Стивом и передать картинку – тогда он, возможно, останется жив.

Поль дрожащими пальцами вытащил из кармана скафандра «торпеду». Только не уронить, другого шанса не будет.

Цифры и буквы, всего их было семь, прыгали перед глазами, складывались то в одну комбинацию, то в другую. Разве можно спустя столько времени что-то вспомнить?

«Я „сканер“, и сейчас я наберу правильную комбинацию, не раздумывая, с первого раза».

Набрав, он нажал на кнопку.

– Это я, привет. Я немного не похож на себя, меня избили на конторском корабле, а на лице грим. Я оттуда сбежал, но угодил в миксер-море. Я тут долго не продержусь. Пожалуйста, сообщи Стиву, он один может меня отсюда вытащить. А если не получится, тогда все прощайте, – зубы начали стучать, хотя Поль старался говорить ровно. – Я всех вас очень прошу, если я… останусь тут, не показывайте эту запись Ивене и моим родителям. Не надо, чтоб они увидели меня таким. Флагман «Конторы» все еще на Рузе, у них там какие-то конфликты, вроде как руководство поменялось…

Импульс «торпеды» иссяк, Поль замолчал.

Теперь надо ждать – Стива или конца, посреди колышущегося каменного моря, под огромным светилом, которое все-таки ползет вверх, а не заходит.

Глава 6

– Ты опять прозрачный.

Стив просвечивал, как голограмма, сквозь его лицо виднелась белая стена в рельефный ромбик.

Это началось вскоре после возвращения с Норны. Стив был одновременно здесь и не здесь; частично он находился в своей Вселенной, в гиперпространстве, где-то еще, и никак не мог оказаться здесь полностью. Словно пытаешься нырнуть в сверхплотную жидкость, а тебя выталкивает наружу, – так он это объяснял.

Если Тина его обнимала и они прижимались друг к другу, через некоторое время он становился таким же материальным, как раньше, не отличить от обыкновенного человека. «Ты для него, как камень на шее для утопленника», – заметил однажды Лиргисо.

Этой материальности хватало ненадолго. Стоило Стиву воспользоваться своими возможностями сверх некоего предела – и его снова начинало «выталкивать».

– Несовместимость на уровне фундаментальных информационных структур. Я нарушаю базовые законы природы, и это приводит в действие защитные механизмы – система пытается ассимилировать меня либо выдворить. Для ассимиляции сейчас не время, сначала надо найти Поля.

Стив разгромил рузианскую базу «Конторы» – в одиночку, он теперь не нуждался для этого ни в оружии, ни в технике, ни в спутниках – и заодно выяснил, что Поль находится на флагманском корабле, но разыскать этот корабль до сих пор не удалось. На Рузе бессчетное множество затопленных аммиачным туманом впадин, тут можно хоть целую флотилию спрятать.

Им достался фильм, снятый Саймоном Клиссом, но он сильно пострадал: изображение размыто, ни одного кадра, который Стив и Лиргисо могли бы использовать как ориентир для телепортации на «Гиппогриф».

– Я пошел, – перед тем как исчезнуть, Стив улыбнулся Тине.

Она села в надувное кресло, колыхнувшееся под ее весом. Штаб-квартиру на Канпеи бросили, оставив там сторожевую автоматику, новая находилась на Ичане. Потолки здесь высокие – не то что в приплюснутых канпеанских комнатах.

Сейчас Тина ждала Лиргисо, который отправился на встречу с командиром своих наемников, тоже задействованных в поисках «Гиппогрифа», и ждала уже долго. Он давно должен был вернуться.

«Еще полчаса – и улетаю на яхту», – Тина засекла время.

Как будто смотришь на руины разрушенного города, и вдали виднеется среди обломков единственное уцелевшее здание – темный прямоугольник на фоне сияющего сквозь пылевую завесу огромного солнца. Если кто-нибудь здесь выжил, они, наверное, находятся там. Все тело болит и голова кружится, потому что закончилось действие лекарств и сил почти не осталось, но далекая темная многоэтажка сама плывет навстречу…

Удар в плечо вернул Поля к реальности. Опять начинается миксер-период, и нет на востоке никакого здания – это каменная глыба величиной с дом, лучше убраться с ее траектории.

Еще один оживший обломок толкнул сбоку, вызвав острую вспышку боли. Надо лавировать и уворачиваться, а он вот-вот потеряет сознание. Единственный выход – добраться до того большого здания и укрыться в нем от взбесившихся обломков. Как здесь все разрушено, а раньше был город…

«Я сам его уничтожил, и теперь умираю среди развалин – это справедливо».

Кое-кто все же сумел уцелеть: в десятке метров от Поля невесть откуда появился человек в скафандре. Удлиненное треугольное лицо за щитком шлема – Лиргисо, этот выживет где угодно.

– Это я разрушил твой город, – прошептал Поль. – Я сам себя осудил, я не смогу отсюда уйти.

Лиргисо что-то крикнул, но его голос потонул в оглушительном каменном шорохе.

Нет, это не развалины, а миксер-море. И помощь все-таки пришла, хотя и не та, на какую Поль рассчитывал. Он почти невменяем из-за передозировки обезболивающих и допинга, не отличает снов от реальности. Может быть, и Лиргисо ему снится?

Камни шевелились как живые. Поль скорее инстинктивно, чем осознанно уклонился от медленно вращающегося булыжника, чуть не влепившегося в щиток. Пыльное розовое светило дрожало, словно отражение в воде.

Оттолкнувшись от серой, в сверкающих наплывах льда, глыбы, Лиргисо поплыл к нему, протягивая руку. Поль попробовал выполнить встречный маневр, но из-за боли в мышцах и сухожилиях он плохо владел своим телом, к тому же мешала гравитационная болтанка. В течение некоторого времени они кружили в каменном хороводе и не могли сблизиться, наконец им удалось оказаться почти рядом, кончики пальцев соприкоснулись, но буквально пары сантиметров не хватало, чтобы взяться за руки.

«Безнадежно, сейчас опять унесет в разные стороны…»

Перчатка Лиргисо скользнула по перчатке Поля, слабое мгновенное пожатие – и руки снова расцепились. Навстречу качнулся выложенный бирюзовой плиткой пол.

«Получилось?»

Кто-то перевернул Поля на спину. Потолок ярко сиял, он зажмурился.

– Снимите скафандр! – прозвучал рядом голос Лиргисо. – Режьте скафандр, только осторожно, могут быть раны и переломы.

– Я не ранен, – возразил Поль, когда чьи-то руки сняли с него шлем. – Только ушибы.

Насчет переломов он после миксер-моря не был уверен.

Над ним склонились Хинар и Амина с ножами. Хинар вспорол перчатку, и в палец сразу же вонзилась игла медавтомата, но укола Поль не почувствовал. Когда его в четыре руки подняли и переложили на пружинящую платформу, он, забывшись, стиснул зубы, чтобы сдержать стон, – и хрипло вскрикнул от нестерпимой боли в деснах.

– Поль, что с тобой сделали эти грубые животные… – Лиргисо выглядел искренне расстроенным.

Сняв шлем, он наблюдал за работой своих помощников, алмазное напыление на его черном скафандре так искрилось, что Поль опять прикрыл глаза.

– Ничего… Телепортируй меня к Стиву, он в два счета все поправит.

– С ним сейчас не связаться.

– Босс, гляньте на анализ крови! – озабоченным шепотом позвал Хинар.

Поль почувствовал, что вот-вот разрыдается. Ему было стыдно, он пытался сдерживаться, но слезы сами текли из глаз.

Кто-то гладил его по голове. Он испугался, что это Лиргисо, но оказалось – Амина.

– Успокойтесь, их здесь нет, – жалостливо бормотала женщина-киборг. – Все в порядке, больше никто не будет вас обижать…

– Это другое, – задыхаясь от рыданий, объяснил Поль. – Срыв после передозировки, не могу себя контролировать… Я принимал обезболивающие, разные, много, еще фергон, тоже много, и двойную дозу хминка…

Замолчав, он услышал, как Лиргисо отдает распоряжения насчет «кокона». Только не в «кокон», разве нельзя обойтись без этого?

Амина утешала его, как ребенка. Лиргисо рассказывал, что она очень страдает из-за невозможности иметь детей; она ведь еще не знает, что дети у нее будут – после того как Стив трансформирует ее изношенное киборгизованное тело в нормальное человеческое. Надо сказать ей об этом.

– Амина, у вас их будет трое. Два мальчика и девочка.

Амина, шагавшая рядом с платформой, замолчала на полуслове и отшатнулась.

– Он «сканер»! – придержав ее за локоть, шепнул Хинар. – Он знает, что говорит!

– Ты сейчас лучше не напрягайся, – посоветовал Лиргисо. – Потом будешь пророчествовать, когда поправишься.

Поль встретил взгляд его желтых глаз, внимательный, встревоженный и, несмотря на это, чуть насмешливый.

– Берегись огненного шквала, – все-таки стоит предупредить его. – Ты сможешь, но не захочешь избежать гибели.

Живущий-в-Прохладе слегка приподнял бровь, больше его эмоции никак не проявились.

«Кокон» стоял в комнате с перламутровыми папоротниками на зеленоватых стенах. Уютная была бы комната, если б не плавали в ней студенистые клочья страха, совсем недавно пережитого здесь кем-то, смутно знакомым.

– Сколько человек на яхте?

– Пятеро, считая тебя, – Лиргисо успокаивающе улыбнулся. – Мы, а также мой повар, которому я закажу праздничный обед в честь твоего возвращения.

– У меня зубы выбиты. Несколько штук.

– «Кокон» усыпит тебя, удалит сломанные зубы и вырастит новые. Это модель из самых лучших, – Живущий-в-Прохладе погладил его грязную, с ободранными костяшками, руку. – Ни о чем не тревожься, а я сейчас обрадую Тину.

Это немного успокоило Поля, он прошептал:

– Скажи ей, чтоб меня поскорее забрали домой.

Заметив, что дверь открывается, Саймон съежился. Не раз бывало, что лярниец первым делом бил его и уже потом задавал вопросы.

На губах Лиргисо играла счастливая ухмылка, длинные зеленые волосы разметались, как у русалки, глаза мерцали сквозь свисающие пряди оживленно и загадочно. Следом за ним в комнату въехал робот с какими-то приборами на транспортировочной платформе. Все это, вместе взятое, ужаснуло Саймона.

Не обращая на него внимания, Лиргисо начал расставлять приборы вдоль стены, по окружности, тщательно отмеряя расстояние между ними, а последний, седьмой, поставил в центре круглой комнаты. Лишь после этого он соблаговолил посмотреть на Клисса.

– Саймон, если ты здесь что-нибудь сдвинешь или просто заденешь – молись своим эксцессерским богам! Чтоб не прикасался к аппаратуре! Ты меня понял?

– Я ничего не трону, – заверил Саймон. – Я все понимаю!

Приборы выглядели странно: в бронзовых корпусах, с причудливым рельефным орнаментом и кнопками в виде зашлифованных драгоценных камней в золотой оправе.

– Дизайн какой интересный! – льстиво заметил Саймон. – Зачем они, господин Лиргисо?

Он не очень-то рассчитывал на объяснения, но Живущий-в-Прохладе снизошел до ответа:

– Для экранировки. Это древняя лярнийская техника из коллекции нашего с тобой покойного патрона. Пока она работает, ни один «сканер» тебя не обнаружит. Поль нашелся. Как его избили на твоем флассовом «Гиппогрифе» – я содрогнулся, когда увидел… Даже его красота не тронула и не остановила этих животных!

Саймон знал, как могут отделать чужака ребята с «Гиппогрифа», а остановит их только начальство, ежели вовремя подоспеет. Испугавшись, что Лиргисо, как водится, захочет сорвать злость на нем, он попятился, чуть не наступил на прибор и тут же схлопотал от лярнийского выродка.

– Я как раз об этом! – прошипел тот, когда Саймон перестал мычать от боли. – Тебя предупредили – и что же?! Поль сейчас лежит в «коконе», его ничто не должно беспокоить. Твое присутствие может подействовать на него угнетающе, созерцание столь гнусной твари способно лишить равновесия даже обладателя более крепких нервов.

«Сам-то какими тварями стенки разрисовал! Я их тут круглосуточно созерцаю…»

– Я не трону этих приборов, даже дышать в их сторону не буду, ни нарочно, ни случайно. Господин Лиргисо, раз Поль нашелся, прошу вас, проявите милосердие, отпустите меня на волю. Я не буду вам мешать, сдамся Космополу. Я же про вас ничего не знаю, только про «Контору», – Саймон умоляюще заглянул ему в глаза. – Только, пожалуйста, отдайте мне копию фильма, надо по-честному, я же снимал этот фильм…

– На волю?.. – Лиргисо скорчил недоуменно-ироническую мину. – О, нет, Саймон, ты мне еще понадобишься, – он ухмыльнулся. – Для шантажа.

– Я вам нужен как консультант? Ага, я знаю все о шантаже, не прогадаете!

– Да Фласс меня упаси у тебя консультироваться. Ты будешь объектом торга.

– Это как? – растерялся Клисс. – А-а, понимаю, вы им всем скажете, что отпустите меня на волю, если вам денег не заплатят, несколько миллионов, и пусть вся Галактика платит, ежели не хотят Саймона Клисса на свободе, хоть вскладчину, хоть как… Угадал, ага? Умно придумано! А можно еще сказать…

Но Лиргисо, не слушая его больше, с блуждающей на лице ухмылкой вышел из комнаты. Саймон сник и уселся на пол, подальше от лярнийских приборов, недобро поблескивающих яхонтовыми глазами.

Тина прождала еще полтора часа, просматривая в поисках полезных данных длинную, как многолетний мыльный сериал, хронику Саймона Клисса, – и опешила, когда Живущий-в-Прохладе наконец-то появился.

Он улыбался. Вокруг его глаз прихотливо ветвились узоры «лярнийской полумаски», зеленые и золотые, с голубыми, сиреневыми, чайно-розовыми цветочными бутонами. Губы – изумрудные с золотистым отливом, и на веках такие же тени.

– Потрясающе выглядишь! – опомнившись, процедила Тина. – Значит, я здесь столько ждала, пока ты сделаешь свой обалденный макияж?

– С макияжем я уложился в двадцать минут, – улыбка Лиргисо стала еще загадочней. – До этого я решал другие проблемы. А Стив где?

– На Рузе. Ищет Поля.

– Хм, я готов поспорить, что ищет он не там, где надо.

– Ты что-то узнал? – Тина вскочила с кресла.

Лиргисо кивнул, насмешливо щурясь из прорезей цветущей весенней полумаски.

– Где он? Можешь сказать сразу, без этих наворотов?

– У меня на яхте, в «коконе».

Он рассказал, что Полю удалось бежать с «Гиппогрифа»; Лиргисо вытащил его из миксер-моря, после того как получил послание, отправленное «торпедой», при этом оба чуть не погибли. Сейчас Поль находится в тяжелом состоянии из-за передозировки обезболивающих препаратов и стимуляторов, вдобавок на корабле его избили, но серьезных травм, хвала Флассу, нет.

– Почему ты не доставил его сюда? Стив его вылечит.

– Тина, ты ведь знаешь о том, что Стив не умеет эффективно лечить отравления, он сам об этом говорил. «Кокон» работает в режиме детоксикации по системе доктора Суйме, прерывать курс лечения нельзя. Через семь-восемь стандартных суток вы снова увидите Поля, живого и здорового.

– Почему через семь-восемь, если этот курс, насколько я помню, рассчитан на двое суток?

– А вот это уже вторая новость, – Лиргисо на шаг отступил. – Плохая. Буквально четверть часа назад я получил информацию о том, что противнику известно местонахождение этой штаб-квартиры, а также моей яхты. Тина, отсюда нужно уходить. Хинару потребуется около недели, чтобы довести яхту по «капиллярам» до запасного укрытия. По истечении этого времени встретимся на Аглоне, свяжемся через местную Сеть, и я передам вам Поля.

– Погоди, ты хочешь меня запутать! Зачем столько ждать, если ты можешь телепортироваться вместе с Полем хоть на Рузу, хоть на Ичану?

– Тина, куда телепортироваться? – Он улыбнулся с бесконечным терпением и еще дальше отступил. – На данный момент у нас нет ни одного надежного места для встречи. Твое недоверие для меня оскорбительно! Сама подумай, если бы я намеревался насильно оставить Поля у себя, зачем бы я сообщил о том, что он нашелся? Я бы утаил эту радостную новость, и вы бы ничего не узнали.

Резонный довод, и все равно Тине казалось, что Живущий-в-Прохладе морочит ей голову.

– Если что-нибудь ему сделаешь – ответишь за это, понял?

Лиргисо закатил глаза к потолку.

– Клянусь, что с моей стороны не будет ни малейшего насилия! Чем поклясться, чтобы ты поверила? Все равно не поверишь, а я говорю искренне. Через восемь стандартных суток на Аглоне. Вот записи, здесь послание Поля и показания медавтомата.

Лиргисо бросил ей коробочку с компьютерными кристаллами, Тина машинально поймала, и в то же мгновение он исчез.

– Мерзавец… – сунув коробочку в карман джинсов, прошептала Тина.

Соврал ведь он насчет того, что ичанийская штаб-квартира засвечена! В некоторых вопросах он был не то чтобы порядочен (к Лиргисо это определение неприменимо), но достаточно надежен, и если б оставаться здесь было опасно, он бы Тину одну не бросил, захватил с собой.

Удирать с «Гиппогрифа» пришлось в спешке. В ангаре с маршальским «Торнадо» были установлены потайные видеокамеры, и самозваное начальство вскоре узнало о том, что ликвидатор Кирч ликвидировала кого не надо. Лорехаун строжайше наказал эсбэшникам взять «сканера» живым, так что Римме грозил трибунал за преступное самоуправство.

Сказала об этом Сона, которая спала с шефом Отдела информационных систем, почему и знала много, и разгуливала в неуставной юбке с бахромой – ей можно.

Предупредив единомышленников, Кирч пошла в Отдел мобильной связи. Там вовсю искали пропавшую «торпеду», она вызвалась помочь, стала вместе со всеми заглядывать под столы и рыться в коробках. Насчет кражи никому не пришло в голову: на «Гиппогрифе» воровства не было, Маршал давным-давно с ним покончил. Между делом еще одна «торпеда» перекочевала к Римме в карман.

На обратном пути навстречу попалась Сабрина, с которой они после операции в домберге почти не разговаривали.

– Ты на ужин? – бросив холодное «привет», спросила Сабрина. – А то тебя Зойг зачем-то искал. Загляни в столовую, он туда пошел.

Зачем-то!.. Кирч отлично понимала, зачем ее может искать Зойг. Застегнув карман, чтобы «торпеда» ненароком не выпала, припустила по коридору в противоположную от столовой сторону – туда, где ждали товарищи.

– Очень тут нехорошая обстановка… – сообщила она тревожным шепотом. – Мне что-то не нравится, все хуже и хуже пахнет! В общем, рвать когти надо сейчас, пока совсем погано не стало. А то здесь что-то такое затевается…

В подробности Кирч не вдавалась, но ее таинственно-многозначительные интонации произвели впечатление: остальные тоже занервничали и согласились на немедленный побег.

– Ты те штучки «сканера» захватил? – спросил Энзо у худого чернявого Тимура, до сих пор не снявшего медицинский корсет, стягивающий сломанные ребра (Тимур тоже пострадал от Зойга).

– Здесь, – он похлопал по карману.

Что за штучки, Римме рассказали потом, когда выбрались с корабля, загнали машину с погашенными огнями в одну из ложбин Беспамятного плоскогорья и отправили весточку Маршалу.

…В ангаре избитый «сканер» потерял сознание, а Пергу хлопотал над ним и никого не подпускал, но Тимур стоял достаточно близко и все видел, хоть у него и болели ребра. Профессор ощупал голову «сканера», вдруг потребовал у санитара ножницы и срезал две небольшие штуковины наподобие клипс. Они были спрятаны под шапкой густых вьющихся волос, справа и слева, Пергу отстриг их вместе с рыжими прядями, поскольку просто так снять не смог. Он их сунул в карман своего замызганного халата, а Тимур подумал: вдруг такие штучки Маршалу пригодятся?

Пергу и его санитары до сих пор лежат в холодильнике для трупов, Тимур с Энзо сегодня там побывали и «клипсы» забрали. Какие-то приборчики, Маршал разберется.

– Маршал во всем разберется, – согласилась Римма.

На душе опять было слякотно, словно блуждаешь по грязному городу в серый дождливый день, словно сделала что-то не так. Если допустить, что Поль Лагайм никого не зомбировал – надо ли было его убивать?

«Надо! – решила Римма. – Он был опасен. Все, что он говорил, сплошная отрава, и Зойг из-за него стал если не зомби, то предателем. Тех, кто не уважает силу, надо ставить на место или уничтожать, иначе… иначе нам будет плохо».

Ждали долго. Из-за горизонта выдвинулось огромное полукружие Норны, потом она показалась целиком и облила Беспамятное плоскогорье мгновенно застывшим розовым сиропом, не спеша проползла по темному небу, канула за другой горизонт. Тимур предложил лететь в Солбург – что еще делать? – и тут появился Маршал. Он подобрался на бреющем полете и машину посадил незаметно, так что встрепенулись они, лишь когда увидели на обзорном экране высокую фигуру в скафандре.

– Ох и дурашки же вы! – вздохнул Маршал, выслушав их сбивчивые воодушевленные излияния. – Авантюристы… И Кирч, конечно, верховодит? Ну, пошли в гости, не бросать же вас тут.

Небольшая база, о которой на «Гиппогрифе» не знали, находилась в Грогелевских каньонах. Маршал укрылся там вместе с Грушей и еще несколькими соратниками, давно уже посвященными в его тайну. Римму кольнула ревность: как же так, почему он ей не открылся? Не счел достойной?.. Но еще большее смятение вызвали у нее рассуждения Маршала: такие, как он, вредны для человечества; до сих пор его существование оправдывалось тем, что он организовал Великую Чистку и избавлял род человеческий от себе подобных, а теперь оправдания нет… Когда он умолк, в обшитом металлом помещении, которое казалось холодным, несмотря на исправную работу термосистемы, воцарилась печальная тишина. Кирч угрюмо засопела.

– Римма, прекрати! – взорвался Груша. – Если ты простужена, воспользуйся медавтоматом. Взрослый человек ведь… Давно пора избавиться от этой привычки, девушка ты или кто?

Римма покосилась на разволновавшегося психолога с недоумением и досадой. Нормальная привычка, что он имеет против? Такая же была у сержанта Хруббе с «Аркана», который шесть лет назад муштровал новобранца Кирч. Как тот умел сопеть – и насмешливо, и задумчиво, и сочувственно, и неодобрительно, и попробовал бы кто придраться!

– Маршал, все не так, вы нужны человечеству, – заговорила Римма, рассудив, что поругаться с Грушей можно будет и после. – Такие, как вы, имеют право на способности, которых нет у массовых людей. Это особый дар от Высших Сил – вы это заслужили, и вы это получили! Идите вперед, а мы пойдем за вами и будем у вас учиться. Нельзя же прекращать борьбу! Вы создадите новую Организацию, где все будут с такими способностями, как у вас, вы всех научите, и мы станем бороться с Лиргисо… ну, и с кем-нибудь еще. Главное, что мы будем непобедимой командой и не возьмем к себе никаких бюрократов, чтоб они снова все не развалили. Учить вы станете только тех, кто этого заслужил, после испытательного срока, чтобы среди нас не завелось предателей. И вам не придется скрываться, нашу команду вся Галактика будет знать и уважать!

Она говорила горячо, с энтузиазмом, Энзо и ребята ей поддакивали, потом вдруг и психолог начал поддакивать. В пронзительных белесых глазах Маршала зажглись огоньки, лицо словно помолодело, и еще до того, как он ответил, Кирч поняла, что одержала победу.

– Бывает, что яйцо курицу чему-нибудь да научит! – проворчал повеселевший Маршал. – Нельзя отказываться от своей ответственности, раз уж взвалил – тащи до конца… Мы с вами – элитный спецназ человечества!

Римме человечество представлялось неинтересной вялой массой, для нее главным было другое: борьба продолжается, и Маршал опять стал Маршалом.

По закругленному потолку расползлись цветы с большими изогнутыми лепестками, розовые и пурпурные, чувственно-хищные. Нарисованные, и все же было в них что-то почти живое: морок, пытающийся преодолеть границу между сном и явью, – все работы Лиргисо производили такое впечатление.

«Главное, что я не на „Гиппогрифе“».

Поль лежал на кушетке, ничего не болело, под головой удобный валик. Сжал зубы – тоже не болят. На нем была шелковая рубашка цвета морской волны, с пуговицами из лунного камня, и брюки из слабо искрящейся ткани более темного оттенка. Не его одежда.

– Смотри, он очнулся.

Повернув голову, Поль увидел Лиргисо и Хинара.

– Ты провел в ненавистном тебе «коконе» трое с половиной суток, – отвесив церемонный поклон, сообщил Живущий-в-Прохладе. Вид у него был непривычно скромный – в белой водолазке, без украшений и почти без макияжа, только глаза подведены и ногти покрыты золотым лаком. – Вначале ты бредил и столько всякого наговорил… Что это за фантазии насчет города?

– Какого города?

– Моего города, который ты, по твоим же словам, смел с лица земли. Ты плакал и просил у меня прощения и тут же добавлял, что простить тебя нельзя, потому что там погибло много людей и ты не знаешь, что с ними стало после смерти.

– Это один старый сон, – нехотя пояснил Поль. – Плюс глюки из-за передозировки.

– Я сам валился с ног от усталости, но сидел около «кокона» и слушал – интересно было. Ты утверждал, что это был мой город и что мы уже встречались раньше, в прошлых жизнях.

– Я же сказал – глюки.

– Еще ты признался мне в любви, – Лиргисо чуть улыбнулся, пристально глядя на него.

– А вот это уже твой глюк.

– И рассказывал о какой-то девушке с «Гиппогрифа», которая хотела тебя убить.

– Девушка была на самом деле, а все остальное – глюки.

Поль сел, спустил ноги на пол, надел стоявшие возле кушетки замшевые туфли. Страха он не испытывал, только нарастающее напряжение. К нему подъехал робот-официант с бокалом сока на подносе. Пока Поль пил (виноград, яблоко и что-то еще), Лиргисо вполголоса бросил Хинару:

– Проиграешь.

– Нет, босс. Выиграю.

– Заранее соболезную.

Заметив, что Поль смотрит на них, Лиргисо рассмеялся:

– Ничего особенного. Просто у нас с Хинаром пари.

– На ухо? – вспомнив историю Саймона Клисса, спросил Поль.

– На мою зарплату за три месяца вперед, – буркнул Хинар нехотя, словно что-то его смущало. – Но я не проиграю.

– Какая самонадеянность… – промурлыкал Лиргисо и уже серьезным тоном спросил: – Поль, куда делись твои мьярлы?

– Разве их нет? – Поль провел рукой по волосам. – Не знаю… Я не снимал их, точно помню. Когда меня избили, я на какое-то время отключился – наверное, тогда их забрали.

– Ты сделал «Конторе» недурной подарок, – по лицу Живущего-в-Прохладе скользнуло презрительное выражение. – Надеюсь, это не повлечет роковых для нас последствий…

Несмотря на чувство вины, Поль понимал, что Лиргисо, по своему обыкновению, пытается его подавить, играя на эмоциях, это раздражало.

– Тебя допрашивали?

– Не успели. Я сбежал сразу, как меня притащили в лабораторию. У них там переворот в верхах, из-за этого на корабле кавардак.

– Нас ждет парадный обед в честь твоего избавления, – Лиргисо сделал приглашающий жест в сторону двери, с безмятежно-светской улыбкой, словно до сих пор болтали о пустяках. – Прошу!

Сервированный на двоих лярнийский стол на дюжине тонких витых ножек стоял в соседней комнате. Потолок и стены здесь тоже были оккупированы жутковатыми цветами – в первый момент роспись производила праздничное, радужное впечатление, а потом, если присмотришься, становилось не по себе.

– Где Стив и Тина?

– Увидишь их через несколько дней. Мы идем по «капиллярам» к Аглону, встретимся с ними там.

Наверное, он побледнел.

– Поль, расслабься, ты в полной безопасности. Мы союзники, ты у меня в гостях, и я не собираюсь вести себя навязчиво или неучтиво. Тебе здесь ничего не угрожает, Хинар свидетель, – Лиргисо взглянул на шиайтианина, тот сдержанно кивнул. – Таю надежду, что ты будешь разочарован, но я намерен разрушить свою репутацию оголтелого насильника. Фласс, это же была на девяносто процентов игра, а вы с Тиной всерьез поверили! Меня и смех разбирал, и досада. К твоему сведению, я предпочитаю не принуждать, а соблазнять – спроси у своей сестры, как я это делаю. Сейчас я делю ложе с Аминой, а к тебе, увы, приставать с домогательствами никто не собирается, – он подмигнул и скорчил пародийно-грустную гримасу. – Разве что ты сам сделаешь мне какое-нибудь непристойное предложение… Вот, возвращаю твое смертоносное оружие – как залог того, что я говорю правду, – он выложил на зеркальный столик у стены стилет в ножнах. – Кстати сказать, я владею холодным оружием лучше, чем ты, но состязаться не будем. Какие могут быть игры в насилие после того, что тебе пришлось пережить на «Гиппогрифе»?

Поля ошеломил и экспрессивный монолог, произнесенный подкупающе мягким голосом, и эта неожиданная демонстрация благородства. Он чувствовал, что Лиргисо не лжет, но что-то здесь было не так. Молча взял стилет, спрятал в карман.

– Прошу, – Лиргисо с улыбкой указал на кресло возле стола.

– А Хинар с нами не останется?

– Хинар сейчас пойдет в рубку, чтобы поскорее довести яхту до Аглона.

– И Амину не пригласишь?

– При ней мы не сможем беседовать откровенно, она ведь не знает об альянсе. Поль, ты должен рассказать мне о своих приключениях от начала до конца, по порядку. Что будешь пить?

Лиргисо был сама обходительность. Он слушал внимательно, с интересом и сочувствием, между делом угощая Поля изысканными винами и редкими деликатесами вроде бифштекса из настоящей говядины с Земли (земные коровы – почти вымерший вид, как это мясо раздобыли – целая история, а повар приготовил его по древнему классическому рецепту). Куда делся Саймон Клисс, он не знал. Когда Стив вернулся после спасательного рейда и они телепортировались на опушку кристаллической рощи, там лежали пустые баллоны из-под кислорода, но никого не было.

– Скорее всего, Клисса подобрала другая поисковая группа «Конторы», – доливая в бокалы вина, рассеянно заметил Лиргисо. – Поль, ты должен был вызвать меня сразу, как только увидел его. Это же эксцессер! Ну да ладно, ты уже поплатился за свою неосмотрительность. Я продержал тебя в «коконе» трое с половиной суток, чтобы следы побоев полностью исчезли. До чего отвратительна эта бессмысленная групповая жестокость, присущая вашей расе!

– Не расе, а подонкам расы, – возразил Поль. – Не обобщай. «Контора Игрек» – организация того же типа, что и какая-нибудь уличная банда, только с более сложной структурой. То, что рассказывал о ней Роберт, это подтверждает. Роберт – парень с «Гиппогрифа», который мне помог, до него я еще не дошел. У нас в полицейской школе был предмет – «Психология антисоциальных групп», так все характеристики совпадают. И на меня они отреагировали, как стая шпаны. Они просто вымещали на мне злость, за все сразу.

– О, я на их месте отомстил бы тебе иным способом! – Живущий-в-Прохладе ухмыльнулся, но тут же, видимо, вспомнил о том, что решил быть безукоризненно вежливым, без пошлых намеков, согнал ухмылку и вернулся к участливо-заинтересованным расспросам.

Продолжая повествование, Поль одновременно попробовал провести сканирование в ближнем радиусе. Лиргисо заэкранирован – едва ощутимая тень. Вот Хинар. Вот Амина. Это, должно быть, повар, которого ни он, ни Тина ни разу не видели. А это что?.. Как будто вращается карусель, и, если подойти к этой штуке вплотную, она и тебя потащит по кругу…

С трудом оторвавшись от странного объекта, Поль откинулся, задыхаясь, на спинку кресла.

– Ну, и каковы результаты? – невинно осведомился Лиргисо.

– Ты о чем?

– Поль, такое беззащитное и сосредоточенное выражение лица бывает у тебя, когда ты сканируешь. Обнаружил что-нибудь достойное внимания?

– У тебя на яхте есть странная зона, – испытывая легкую неловкость, объяснил Поль. – Что внутри, не видно, и мельтешит, словно карусель.

– Вот и не суй туда нос. Это работает кое-какая лярнийская аппаратура, потому что мне так надо. Ты в гостях, а воспитанный гость не станет без спросу шариться по всем кладовкам. Переходим к десерту? Сейчас будет дворец из мороженого. Рекомендую не набрасываться, а то горло простудишь.

– Я умею есть мороженое.

– Мы с Лейлой однажды съели такой дворец и простудились. Хинар пытался нас образумить, но мы его, увы, не послушали… – Лиргисо рассмеялся. – Это было еще на Ниаре. Продолжай свою историю. Почему та безымянная девушка решила, что ты можешь ее зомбировать?

– Не знаю. Наверное, какое-то суеверие, связанное со «сканерами».

О Зойге Поль не стал рассказывать. Упомянул только, что от дальнейших побоев его спасло вмешательство одного из офицеров.

– Откуда ты знаешь код моего передатчика? – спросил Лиргисо, когда Поль дошел до миксер-моря.

– Вспомнил.

– Положим, вспомнил, но откуда ты его знаешь?

– На Рубиконе я запросил его у бортового компа, вы с Хинаром в это время выкачивали дерифл и ничего не заметили. Иначе как бы я в тот раз «торпеду» настроил?

– Поль, я с тех пор дважды менял код. И ты набрал правильный, вот что поразительно.

Поля передернуло: значит, его спасла случайно угаданная комбинация!

– Спасибо, что ты меня оттуда вытащил.

– Ограничишься «спасибо»? – Лиргисо улыбнулся.

Поль молча вертел в пальцах холодную от мороженого серебряную ложечку.

– Что ж, нет так нет… Сколько времени ты там находился?

– Не знаю. Может, несколько часов, может, полчаса.

– Мы с тобой кружили там двадцать шесть минут, я засек время перед телепортацией. Там трудно маневрировать, но у меня, по счастью, уже был некоторый опыт, я несколько раз посещал миксер-моря.

– Зачем? – Поля это удивило.

– Ради острых ощущений. Признаюсь, у меня была невинная мечта: телепортироваться туда вместе с тобой и посмотреть на твое испуганное лицо, я бы получил безумное удовольствие! Однако действительность оказалась и драматичней, и романтичней моих тайных грез – я тебя спас, как в банальнейшем кино. Правда, в кино благородные герои спасают девушек, но, учитывая своеобразие наших отношений… – Он усмехнулся и тут же сменил тему, словно подчеркивая, что не отступает от своего решения быть деликатным: – Поль, что такое огненный шквал? Когда тебя везли в медотсек, ты предсказал мою смерть. Это было очень мило с твоей стороны, но меня, сам понимаешь, интересуют подробности.

– У тебя впереди развилка. «Огненный шквал» – это сказанные кем-то слова. Ты сам пойдешь навстречу своей гибели, хотя у тебя будут шансы избежать ее и жить долго – вот все, что я уловил. Будущее вероятностно. Даже у тех, кто на этом специализируется, в лучшем случае совпадает восемьдесят процентов предсказаний, я интересовался статистикой. Тебе надо учесть это предупреждение, тогда попадешь в остальные двадцать процентов. – Желая хотя бы таким образом отблагодарить его за свое спасение, Поль добавил: – Не лезь туда, где что-нибудь называется «огненный шквал», – это как бы ориентир.

– Оригинальная рекомендация… – Живущий-в-Прохладе спрятал свои эмоции за иронией. – Я не боюсь смерти, но хочу жить долго. Допьем шампанское? Увы, последняя бутылка, здесь его не достанешь.

– На Рузе есть, Тина покупала.

– Фласс, до чего грустно это слышать… На Рузе есть дешевые подделки. Пить фальсифицированное шампанское, пусть оно даже совсем как настоящее, – это дурной тон, это беспринципно, однако поди объясни это Тине! Тебе смешно? А я бы ужесточил наказание за изготовление таких фальсификатов, вплоть до смертной казни. Я хочу быть уверен, что мое вино, мои духи, мой кофе – настоящие. Кстати, вот и кофе, – Лиргисо кивнул на подъехавшего робота-официанта. – На золотом подносе и со сгущенкой – как ты просил, когда бредил в «коконе».

– А я просил?

«Похоже, от этой передозировки у меня здорово крышу снесло…»

Взяв чашку с украшенного гравировкой золотого подноса, Поль вернулся к эпизоду с девушкой на «Гиппогрифе» и пересказал свой разговор с ней.

Он был немного пьян, и общение с Живущим-в-Прохладе его утомило. Хотелось побыть в одиночестве.

– Спасибо за обед. Мне бы сейчас отдохнуть… Ты сказал, до Аглона несколько дней. Можно, я устроюсь в медотсеке? Здесь у тебя много такого, что бьет по подсознанию, ты ведь и сам это знаешь.

Он окинул взглядом комнату. Из приоткрытой чашечки нарисованного цветка высунулась бледная человеческая рука, пальцы скрючены в агонии. Выключатель в виде глазного яблока, полупрозрачный, внутри застыло мертвое черное насекомое.

– Весьма польщен, – Лиргисо слегка поклонился. – Но тебе незачем прятаться в медотсеке, Хинар уступает тебе свою каюту. Она обставлена в шиайтианском стиле, ничего пугающего. Сам он займет пока другую комнату, у него нервы крепкие.

– Я не хочу его беспокоить. Пойду лучше в медотсек.

– Да он сам предложил, ты ему нравишься.

– Ему тоже?

Будь Поль трезвый, у него бы это не вырвалось.

– О, не в том смысле. Хинара интересуют только женщины, а в последнее время – только Лейла, просто он тебе симпатизирует. Сейчас я его позову. Прислать к тебе Амину?

– Зачем?

– Чтобы твой отдых был приятным. Она немолода, но очень пластична, как и все женщины-киборги, с которыми я имел дело. Я ее многому научил, останешься доволен.

– Не надо. Секс по распоряжению босса – только этого не хватало…

– Уверяю тебя, у Амины возражений не будет, ей ты тоже понравился. Тебя трудно не полюбить, ты умеешь располагать к себе. Впрочем, нет, немного не так… Это я умею располагать к себе, я рано овладел этим искусством и никогда не уставал его совершенствовать, а у тебя сие природный дар – такой же, как этот невероятный цвет твоих волос или пленительно изящные черты лица, – Лиргисо снисходительно рассмеялся, словно природный дар был чем-то незначительным по сравнению с наработанным искусством. – Так прислать Амину?

– Спасибо, не надо. Я не хочу как-то ее задеть, просто не надо, и все.

– Так я и думал, что от женщины ты откажешься, но долг гостеприимства требовал, чтобы я это предложил. Хинар проводит тебя в каюту.

Яхта была большая, Лиргисо всегда старался устроиться с комфортом. Здесь была даже гидропонная оранжерея, Хинар и Поль прошли мимо толстой прозрачной стены, за которой сияли лампы дневного света, блестела влажная зелень. Поль замедлил шаг: взгляд цеплялся за листья и плоды – островок привычной для него гармонии, – а потом, за очередной аркой, опять завертелся водоворот завораживающих деталей, изгибов, цветовых переливов, бередящих что-то полузабытое, мучительное, как будто тебя затягивает в омут.

К тому времени, как дошли до каюты, Поля вовсю била незаметная со стороны мелкая дрожь. Переступив через порог, он понял, что до прибытия на Аглон отсюда не выйдет. Тем более все необходимое здесь есть: просторная комната, за дверью – душевая и санузел; терминал внутренней связи, аптечка, робот-официант, которого можно послать за едой.

– Сколько мы сюда шли?

– Около минуты.

А ему показалось – долго. У него чувство времени нарушилось, словно он битый час блуждал по яхте и разглядывал творения Лиргисо. Не могло столько наводящих оторопь деталей уместиться в одну минуту.

– Хинар, это ничего, если я не буду отсюда выходить? В смысле, вообще не буду?

– Как раз это я и хотел тебе посоветовать, – невозмутимо отозвался пилот.

На полу лежал красно-желтый, рябью, шиайтианский ковер. На стенах голограммы: тонкое весеннее деревце с набухшими почками, серебристый водопад, два портрета – на одном Лейла, на другом незнакомая сероглазая девушка с короткой стрижкой и алыми ресницами.

– Это тоже она, – сказал Хинар. – Такой она была вначале, когда босс взял ее к нам. Поль, смотри, здесь музыка – у меня много всякого, найдешь что-нибудь на свой вкус. Вот плеер-наушники. Если тебе какой-нибудь шум будет мешать, воспользуйся, они удобные.

– А что, у вас тут бывает шумно?

– Обычно нет.

– Хинар, мне бы что-нибудь протрезвляющее. Я напился.

– Сейчас устроим, – Хинар открыл дверцу аптечки. – Только нет необходимости, разве плохо быть пьяным? Ты ведь не пилот. Лучше послушай музыку и ложись спать. Босс сюда не придет и ничего тебе не сделает.

Поль взял у него капсулу-инъектор. Сдвинув манжету, вонзил в запястье, поморщился от укола.

– Поль, хочу дать совет, – немного выждав, заговорил Хинар. – Что бы здесь ни происходило – оно тебя не касается, понял? Ничего не бойся и ни во что не вмешивайся. Через несколько суток увидишь своих на Аглоне, все остальное пусть тебя не волнует.

– Что здесь может произойти? Какие-нибудь неприятности у Амины или у вашего повара?

– Да нет, с ними все в порядке, босс ими доволен. Поль, здесь не будет ничего несправедливого, ничего такого, на что тебе надо обращать внимание. Ну, я на всякий случай предупредил.

– Ты своему боссу доверяешь?

– Совсем без доверия нельзя, даже у таких, как мы, – Хинар суховато усмехнулся. Его худое лимонно-желтое лицо было серьезным и слегка одеревеневшим – полная противоположность артистичной мимике Лиргисо. – Я ведь пилот босса, так что он должен мне доверять, а значит, ему нельзя обманывать мое доверие. У меня нет поводов жаловаться.

– А как же пари на твою зарплату?

– Это другое. Босс тут поделился со мной одним своим планом, а я сказал – ничего не выйдет, мы поспорили, слово за слово, и заключили пари. Оно такое, что боссу нипочем не выиграть и я эту зарплату в десятикратном размере получу.

Хинар показал, где что лежит, а также разные режимы освещения каюты.

– Если хочешь, включи «солярий» и прямо здесь загорай, как на пляже. Смотри, вот регулировка…

– Спасибо, у меня в каюте такая же система.

– Я только в соляриях и загораю, – добавил шиайтианин с кривой усмешкой. – Не люблю пляжи. Я там однажды чуть не умер.

Видно было, что ему хочется рассказать эту историю, и Поль спросил:

– От перегрева?

– От лучевого ожога.

– На Тихаррои или на Марне?

– Так и знал, что не угадаешь.

Поль попытался припомнить, где еще солнца выкидывают такие номера, но Хинар опередил:

– На ниарском курорте. Это было девять лет назад, еще до того, как меня из военного флота уволили. Я был в отпуске. Лежал на пляже с банкой пива, на девушек смотрел – они играли в мяч. Ну, представляешь: теплый песок, синее море, девчонки смеются, всякого народа полно… Вдруг раз – и этот рай превращается в ад, словно кто-то нажал на кнопку и режим переключил. Вокруг уже не смеются, а кричат, и ты тоже кричишь, и бьешься, как рыба, которую живьем бросили на раскаленную сковородку. Рядом все обожженные, а у кого-то вместо лица сплошной волдырь. Что стало с девушками, на которых я перед этим смотрел, не знаю, для меня тогда все перемешалось. Мертвого ребенка запомнил – два-три года, сердце маленькое, не выдержало, а его мать, красная от ожогов, корчилась и хрипела. Выжила она или нет, тоже не знаю. Потом «Скорая помощь» прилетела, медики со стазерами, и очнулся я уже в больнице, в «коконе».

– Что это было? – тихо спросил Поль. – Какая-то катастрофа?

– Саймон Клисс. Он тогда ничего не соображал от своего мейцана, угнал машину с бортовыми бластерами и развлекался как умел. Меня после вызывали в суд давать показания, государство компенсацию выплатило, а Клисс за свои подвиги так и не ответил.

– Его же посадили.

– Ну и что, посадили! Полноценное трехразовое питание, медицинское обслуживание, гуманное обращение… Да он потом вспоминал эту тюрьму как рай земной, обратно туда хотел. Поль, все эти гуманные законы, как на Ниаре или у вас на Незе, негуманны по отношению к пострадавшим. Делай с другими, что хочешь, истязай, убивай, а тебя за это будут хорошо кормить, телевизор в камеру поставят – это называется справедливость? Я понимаю, тебе странно слышать все это от меня… Случалось, я убивал по приказу босса, но это были наши противники. Даже когда босс на Савайбе устроил локальный геноцид тамошним племенам – ты, наверное, об этом слышал, – и то логика была, потому что они объявили ему священную войну и все, от мала до велика, охотились за его головой. Это был ответный удар. Так, как Клисс, мы никогда не убивали – бессмысленно, без повода, без причины… Если б я такое совершил, оно бы у меня камнем на душе лежало, а Клиссу хоть бы хны.

– Я на «Гиппогрифе» десять раз пожалел, что не пристрелил его, – вспомнив о том, что Хинара не было рядом, когда он рассказывал, Поль пояснил: – Я встретил его на Рузе, и он стащил у меня «торпеду», которую дал твой босс. Он тоже сбежал из «Конторы».

– Мне пора. Я ведь тебе все здесь показал? Это заберу, все равно не для твоей шевелюры, – Хинар взял с туалетного столика маленькую, с частыми зубьями, гребенку. – Тебе вот, босс прислал, – он кивнул на роскошный набор расчесок и щеток для волос. – Поль, давно хотел спросить, как ты расчесываешься?

– С трудом.

– Ясно…

Машинально пригладив свои жидкие прилизанные волосы, шиайтианин шагнул к двери.

– Спасибо за каюту.

– Не за что. Если понадоблюсь, свяжись со мной через терминал. В общем, отдыхай и ни во что не вмешивайся.

– Во что я не должен вмешиваться?

Дверь за пилотом закрылась. Поль, почти протрезвевший и ничуть не успокоившийся, остался один посреди красно-желтой шиайтианской комнаты с прохладными пейзажами на стенах.

…Маршал шагает впереди, бодрый, властный, непобедимый, а за ним, изо всех сил стараясь не отставать, спешат остальные, и ближе всех к вождю Римма Кирч – рядом, по правую руку, уж она-то ни за что не отстанет! Так ей это представлялось, словно клип или какая-нибудь там картина.

Тот рыжий мерзавец спросил, не пробовала ли она думать. Да она все время только этим и занимается!

У Маршала была тайная база на Вьянгасе. Планета ничья, раньше там находилась вайоксианская колония, но вайоксу ее бросили, когда нашли себе мир получше, с более благоприятными и предсказуемыми условиями. Сейчас там есть городишки третьеразрядных компаний, добывающих сырье, какого и на других планетах полно, тергаронская военная база, несколько отелей для туристов-экстремалов. И берлога Маршала.

Он собирал там аппарат, который давно хотел опробовать, а материалы для него можно было раздобыть только на Норне и ее спутниках, почему «Гиппогриф» и наведывался регулярно в облако Тешорва.

Маршал не только владел телекинезом и прочими фокусами – он мог, воздействуя на чужую психику, пробуждать совесть.

– Каждый человек к кому-то привязан, кем-то дорожит, или пусть не кем-то в отдельности, а делом, обществом, человечеством, и обязательно найдется, в чем он виноват перед своим объектом, – объяснял Маршал. – Сделай так, чтоб он в полной мере почувствовал свою вину, и ему станет не до драки. Но для этого человек должен находиться близко, и чтоб ничего не мешало. Во время той передряги в Солбурге сплоховал я, каюсь, не сумел это применить против Хэдис и Лиргисо – они меня сразу так взяли в оборот, что было не до того. А если не надо разрываться на части, чтоб и на видимом, и на невидимом фронте отражать удары да всех своих прикрывать, тогда оно действует вернее всякой пули. Один только раз оно меня подвело, – и хоть убей, не пойму, в чем тут казус…

Он наморщил лоб и задумчиво потер подбородок. Груша вздохнул, отчего колыхнулись его массивные покатые плечи, и скроил озабоченную мину – видимо, он уже знал, что Маршал хочет сказать.

– А в чем дело? – нарушила всеобщее молчание Римма Кирч.

Теперь это была ее привилегия – задавать вопросы, когда Маршал сделает паузу.

– Да в Клиссе… – Маршал поморщился и махнул рукой. – Когда он убегал от меня на «Гиппогрифе», я ударил по нему вдогонку его же собственной совестью, думал – сломается, так он еще быстрее дал деру!

Слушатели начали издавать уважительные сочувственные междометия, как полагается в таких случаях.

– Я думаю, это не феномен, просто недавний поединок с Лиргисо истощил ваши силы, – глубокомысленно заметил психолог. – Я ведь уже излагал свою точку зрения.

– Да все тут понятно! – возразила Римма. – Это же Клисс – он только себя, любимого, и жалеет, еще б он перед кем-то другим вину почувствовал!

– Все-то ты, Риммочка, знаешь, молодая да ранняя, – с добродушной насмешкой хмыкнул Маршал, покачав головой.

И Груша тоже с осуждением покачал головой. Римме стало неловко: дала маху! Разве можно ей раньше всех понимать то, чего сам Маршал не понял, да еще вот так, прилюдно, выскакивать? Надо было потихоньку ему об этом сказать, с глазу на глаз, в виде неуверенной догадки, а то получилось не по старшинству… Что касается психолога – черт с ним, он и на турнике висит колбасой, и по неподвижной мишени с десяти шагов мажет, а перед Маршалом умничать – стыдно!

На вьянгасианской базе Маршал давно уже монтировал пси-усилитель, с помощью которого можно будет пробуждать чувство вины сразу у многих людей, на большом расстоянии. Это позволит останавливать войны, обезвреживать банды, влиять на политиков… Груше эта идея очень нравилась, а Римме – не очень.

Совесть, исправиться, хорошо себя вести – похоже на то, чем ее пичкали в детстве задерганные родители и болтливые суматошные соседки. Ей хотелось воевать с сильным противником и учиться у Маршала, чтобы самой стать сильнее всех, и она дала себе слово, что вырвет Вождя из-под влияния тихони-психолога. Грушу она определила как скрытого врага, замаскированного ренегата, от которого при случае надо будет избавиться.

А пока их маленькая команда захватила припрятанное в тайнике сырье с Норны и отправилась на Вьянгас. Впереди долгий путь по «капиллярам», заняться нечем, так что пусть Маршал учит своих приверженцев экстрасенсорным приемам! Кирч поставила вопрос ребром, не забывая, конечно же, о субординации.

Чуть слышный шорох. Это из норы, замаскированной раздвижной панелью, появился робот-уборщик. Приоткрыв глаза, Поль наблюдал, как большая черепаха с вороненым панцирем ползает взад-вперед по ковру, ероша красно-желтый ворс. Потом она юркнула обратно, панель бесшумно встала на место, и он опять задремал – до следующего шороха.

На этот раз в комнату вторгся робот с букетом свежесрезанных роз (видимо, из оранжереи) и бутылкой незийской шакасы – легкого газированного вина, которое Поль любил. Розы он тоже любил. Наверное, Лиргисо знает об этом от Ольги. Последнее письмо от нее Поль получил на Рубиконе: сестра сообщала, что ее фирму пригласили участвовать в «Проекте ЗИП», совместно организованном Землей и Ниаром, и теперь работы будет – зашибись, но что означает ЗИП, расшифровать забыла. Поль спросил, что это такое, а она в ответ улыбнулась: «Ты ведь уже сам видел!»

Он понял, что разговор с Ольгой ему снится, и снова открыл глаза. Робот ретировался, на низком столике стояли розы в вазе из молочного опала и бутылка шакасы – вне всяких сомнений, настоящей, с Неза. Еще б она оказалась фальсификатом после вчерашней тирады хозяина яхты!

Тот напомнил о себе вскоре после того, как Поль позавтракал и выпил кофе. Тактично воздержавшись от визита, Живущий-в-Прохладе связался со своим гостем через терминал. Любезно поинтересовался, как Поль себя чувствует, понравились ли ему цветы; сообщил, что до Аглона осталось четверо суток пути – час назад миновали маяк с автоответчиком. Яхта идет без остановок, Хинар и Амина несут вахту по очереди, и, хотя участок впереди сложный, задержек не предвидится. После этого Лиргисо вежливо попрощался и отключился, не предприняв никаких попыток навязать Полю свое общество.

Словно закончился спектакль, и голографические декорации растаяли, и актер, сыгравший главного злодея, в жизни оказался довольно приятной личностью. Смесь ошеломленности и облегчения, и почему-то немного грустно. Но… это ложный финал.

Поль знал, что ему опасаться нечего, и в то же время знал, что неприятности вот-вот начнутся. У кого? Просканировать ситуацию не удалось. После четвертой попытки он понял, что ему мешает обнаруженная вчера «карусель».

Он налил себе шакасы, включил музыку. Запах роз наполнял каюту сладким туманом.

Похоже, что Хинар, кроме музыки, признавал только изобразительное искусство: ни книг, ни сюжетных фильмов, зато множество кристаллов с картинами, фресками, скульптурами, архитектурными ансамблями разных миров или просто пейзажами. Поль смотрел все подряд.

На экране была репродукция гинтийской картины: желтовато-зеленое море под кирпичным, грубоватыми мазками, небом и строение с многоярусной крышей на песчаной косе, когда раздался истошный, приглушенный стенами крик.

Кричали так, что у Поля по спине поползли мурашки. Человек то заходился в визге, то почти хрипел, но ни на секунду не умолкал. Проверив, на месте ли стилет, Поль дернул дверь – не заперто, и вышел в коридор.

Это дальше, за оранжереей… Крик вплетался в изгибы арок, придавал жизни паукообразным светильникам, словно вся эта яхта была гигантской ловушкой, наконец-то поймавшей добычу.

За плавным поворотом коридора возле приоткрытой двери стоял Лиргисо, в небрежной позе, скрестив на груди руки. Увидев его, Поль застыл: Живущий-в-Прохладе выглядел точь-в-точь как наутро после истории с домбергом – рубашка и брюки из сверкающей черной ткани, ворот расстегнут, на шее колье из черных алмазов. И макияж тот же самый: черно-серебряная с алыми крапинками «лярнийская полумаска». Только волосы тогда были платиновые, а сейчас зеленые. Кричали за дверью.

– Что здесь происходит?

– Поль, рад тебя видеть! Решил прогуляться по яхте? Я готов быть твоим гидом.

Из-за непрекращающегося крика обоим приходилось говорить громко.

– Что случилось? – повторил Поль.

– Тебя потревожил шум? О, приношу глубочайшие извинения, – изобразив огорчение и раскаяние, Лиргисо достал из кармана небольшой пульт, и крики перешли в приглушенное мычание. – Надо было сразу это сделать, я безмерно виноват перед тобой. Еще раз прошу меня извинить, – он отвесил учтивый поклон.

– Что там? – хрипло спросил Поль.

– Да ты зайди, посмотри сам. Разве тебе кто-то запрещает?

Поль на непослушных ногах шагнул к двери. Вообще-то, он и так знал, что там, – он ведь уже видел это во сне.

Комната залита ярким светом. К металлическому столу прикован обнаженный человек, тощий, мертвецки бледный, окровавленный. Рот заклеен куском скотча. Нависающий робот блестящими щипцами рвет тело на куски, рядом раскорячился темной кляксой робот-охранник модели «цербер».

– Кто это? – Поль не узнал своего голоса.

– Не кто, а что, – поправил Живущий-в-Прохладе. – Саймон Клисс.

Все совпадает.

– Ты же сказал, что не знаешь, где он. Ты соврал.

– По сравнению с тем, как ты обманывал меня, это совсем невинная ложь… Вообрази, у Клисса хватило ума вызвать меня «торпедой»! Зато он снял любопытный фильм о «Конторе», хотя запись, к сожалению, пострадала при его побеге, качество плачевное. Возможно, там есть твоя загадочная девушка, я бы хотел на нее взглянуть – меня всегда интересовали странные экземпляры.

– Прекрати это. Ему же больно.

– Фласс, ты бы знал, как мне было больно, когда я получил долгожданный сигнал и увидел вместо тебя эту довольную тварь!

– Останови робота, – стараясь не стучать зубами, потребовал Поль.

– Идем-ка отсюда, – Лиргисо подхватил его под руку и силой вытащил в коридор. – А то еще в обморок упадешь.

– Я знаю, что Саймон Клисс – сволочь, но так нельзя. Надо просто убить его.

– Он и так умрет. Робот только начал и пока рвет кожу, но постепенно доберется до внутренних органов. Впрочем, это будет не скоро.

Оттолкнув его, Поль шагнул в комнату, выхватил стилет, но «цербер» загородил дорогу, не подпуская к столу.

– Поль, да уймись же ты! – раздался позади голос Лиргисо. – Жалеть Саймона Клисса – неблагодарное занятие. Один раз ты его пожалел, и чем это кончилось? Вы оба заслужили наказание, и я сейчас выполняю своего рода общественный долг…

Ударить его стилетом после миксер-моря Поль не мог. Медленно, словно уже сдался, он убрал оружие в карман – и бросился на Лиргисо. Они чуть не врезались в дверь, но та успела раздвинуться во всю ширину, и оба вывалились в коридор.

– Дай пульт!

– Попробуй отними! – Живущий-в-Прохладе рассмеялся, весело и заразительно, – если не знать, что происходит за стеной, можно было бы поддаться обаянию этого смеха. – Прелесть, как у тебя сверкают глаза…

Поль снова бросился на противника. Тот, не переставая смеяться, сбил его с ног.

– Не ушибся? Умоляю, не вынуждай меня быть грубым.

Саймон Клисс продолжал мычать и негромко утробно визжать, несмотря на скотч. Надо или убить его, или остановить робота.

– Ты еще будешь объясняться за это перед Тиной и Стивом!

– Они знают, что Клисс находится у меня. Но подумай вот о чем: когда им станут известны подробности твоего спасения, они будут так рады и благодарны, что Клисса мне простят. Видишь, я все предусмотрел.

– Я тебе тоже благодарен, но то, что ты делаешь сейчас, – последняя мерзость! У нас таких, как ты, на пожизненный срок сажают.

– С твоей точки зрения, это преступление, а с моей – акт возмездия. На Лярне мне приходилось жестоко наказывать рабов-преступников. Уверяю тебя, между ними и Клиссом нет никакой разницы.

Новая попытка отобрать пульт закончилась тем, что Поль отлетел к противоположной стене коридора.

– Перестань беситься, все равно я сильнее. Я же не хочу тебя бить! Поль, ты истощен после «Гиппогрифа», такие упражнения лучше отложить на потом.

Сменить личность? Это выручило его на «Гиппогрифе», когда он дрался с санитарами и с той девчонкой-убийцей. Но проблема в том, что Черная Вдова не станет драться из-за Саймона Клисса.

– Прошу тебя, прекрати это. Пожалуйста. Я знаю, какая дрянь Саймон Клисс, но давай просто убьем его, без этой мерзости.

– Поль, меня невозможно разжалобить, но иногда со мной можно договориться… Я готов выслушать твои предложения.

Поль прислонился к стене. Он был близок к обмороку.

– Послушай, если тебе небезразлично, как я к тебе отношусь, ты остановишь робота без всяких условий. Немедленно, сейчас.

– Это что – просьба, ультиматум или завуалированное обещание? – Желтые глаза слегка прищурились.

– Ультиматум. Я не хочу лгать и ничего не обещаю. Но если ты это не прекратишь – тогда того, что ты хочешь, наверняка не будет. И даже просто разговаривать, как вчера, мы с тобой никогда больше не будем.

– «Никогда» – страшное слово, – усмехнувшись, Лиргисо достал пульт. – Готово.

Поль заглянул в комнату: робот с окровавленными щипцами замер, но истерзанный Клисс продолжал корчиться и мычать.

– Теперь анестезию.

Робот ожил, манипуляторы снова потянулись к жертве.

– Ты что?.. – Поль оглянулся на Живущего-в-Прохладе.

– Сейчас будет анестезия, – успокоил тот. – Это медробот, я его немного перепрограммировал, но он и основные свои функции не забыл.

– Идиот… – прошептал Поль. – А если он начнет глючить и выполнять твою долбаную программу, когда кому-нибудь понадобится лечение?

– О, это было бы забавно… Не волнуйся, я потом все сотру и заново поставлю стандартный пакет.

Из отверстия на конце манипулятора прозрачным червяком выползал ранозаживляющий гель. Клисс перестал дергаться.

– Только ради твоих прекрасных глаз… – ухмыльнулся Лиргисо. – Доволен?

Они подошли совсем близко. Саймон зажмурился от ужаса.

– Можешь убедиться, пострадали только кожные покровы на груди и на животе. Это вроде обширных ссадин, ничего страшного. Геля хватит, в другом лечении он не нуждается.

– Убери скотч, – сдавленным голосом попросил «сканер».

– Саймон, чтобы ни звука, – предупредил лярниец.

Несмотря на это, Клисс чуть не завизжал, ощутив прикосновение манипулятора, но робот всего лишь содрал с губ липкую полоску.

– Видишь, ему не больно, – сказал Лиргисо.

Молчание. Потом в прохладной и вязкой, как антисептический гель, тишине прозвучали затихающие шаги. Ушли.

Саймон лежал один-одинешенек в центре мироздания, озябший, дрожащий, измученный. От холода он покрылся гусиной кожей, на груди и на животе блестит застывшее красноватое желе. Горло саднит. А чувств никаких не осталось, словно все они умчались в пространство, как воздушные шары, пока он заходился в крике.

Время тянулось и тянулось – вроде бы одно мгновение, но невероятно эластичное. Что будет, если оно не выдержит натяжения и порвется? Наверное, после этого уже ничего не будет. Или, наоборот, все перемешается, свернется в клубок, и Саймон навеки останется в его сердцевине – такой, как сейчас, на этом липком от крови столе под слепящими лампами.

Нетвердые шаги в коридоре. Сюда?..

Поль Лагайм. Он направился было к Саймону, но тут его повело в сторону, и он уселся на пол у стены. В течение некоторого времени сидел неподвижно, с закрытыми глазами, как будто уснул, потом вдруг открыл свои жутковатые темные глазищи, со второй попытки встал. Вытащил из кармана небольшой серебристый предмет, подошел, пошатываясь, к столу.

– Что ты делаешь, нельзя… – пролепетал Саймон, когда Поль занес руку, примериваясь, куда всадить лезвие. – Я же раненый, безоружный, разве я кому-то мешаю? Во всем, что я сделал, я раскаиваюсь! Я как ненужный ребенок, меня никому не жалко…

– Он опять будет тебя пытать. Я бы на твоем месте выбрал смерть.

Страх смерти и жалость к себе – хотя бы эти два чувства вернулись. Саймон заплакал.

Поль спрятал стилет и возился с браслетом, фиксирующим правое запястье. Щелчок. Рука свободна.

– Подожди, сейчас открою второй, – бросил «сканер». – Ты должен убраться с яхты.

– Как? – всхлипнул Саймон.

– Как угодно. Здесь должны быть боты. Мне надо от тебя избавиться.

До чего откровенно и цинично сформулировал… От Саймона Клисса много кто хотел избавиться, но он стреляный воробей, он их всех переживет. Вторая рука свободна.

Саймон с кряхтением сел. Из-за анестезии ему казалось, что в теле зияют заиндевелые полости.

– Где твоя одежда?

– Кажись, вон там, – он показал на кучку тряпья у стены.

– Давай быстро. Тебе надо смыться, пока он не протрезвел. Если не успеем, я тебя убью.

Саймон с трудом слез со стола, доковылял до стены. Поль не шевельнулся, чтобы ему помочь. Стоял и смотрел, с неприязнью щурясь. Кое-как одевшись, Саймон сказал:

– Мне бы допинга, хоть самого завалящего, хоть одну дозочку. Ей-богу, нужно. Иначе я не человек. И глоток воды.

– Пошли в медотсек. Там есть.

Клисс покосился на «цербера», но тот бездействовал, даже глазок индикатора не светился. Издох, туда ему и дорожка.

Вышли в коридор. Саймон был очень слаб, его шатало, и «сканер» тоже находился не в лучшем состоянии. Не пьяный, больше похож на истощенного. Вдруг прислонился к стене, прошептал:

– Подожди, голова кружится.

Дать ему сейчас по затылку, забрать нож и рвануть отсюда… Клисс так и сделал бы, да сил не было.

– Что с тобой?

– Вроде шока. Не выношу, когда кого-то пытают. Сейчас пройдет, подожди секунду.

– Главное, чтоб не тебя. Тогда, ежели поглядеть со стороны, эффектные кадры…

Это здравое высказывание вызвало неожиданную реакцию: «сканер» развернулся, как пьяный танцор, и ударил Саймона кулаком в лицо.

– Убью…

– А я чего… – Саймон горестно всхлипнул, поднялся на ноги, хватаясь за стенку. – Я же только сказал…

– Пошли.

– Меня всю жизнь кто-нибудь хотел убить. Все, что я делал, я только для того делал, чтоб от них защититься. Ты когда-нибудь был в безопасности? Наверное, был – у себя на Незе, пока вся эта каша не заварилась. А я – никогда, – Саймон шмыгнул носом. – Куда ни сунусь, везде одно и то же.

– Найди Кошачий город. Там ты будешь в безопасности.

– Кошачий?.. Ненавижу кошек! У моей бабки был кот, морда – во, и она его любила больше, чем меня. Чертов кошак для нее был дороже человека! Его она вперед меня кормила, его никогда не ругала, меня за все ругала. Когда я его с балкона спихнул на двенадцатом этаже, он шлепнулся в гравитационную сетку, живехонек, а меня бабка так побила туфлей, что соседи полицию вызывали. Больше она меня к себе домой не пускала, и все из-за кота! – Саймон снова начал всхлипывать. – Дерьмо сплошное… Мне тогда было восемь лет. Меня с самого начала все ненавидели…

– Заткнись! – оборвал Поль. – Тихо.

Они уже миновали арку, разделяющую два коридора. Позади – негромкий звук. Не шаги, скорее шелест колес по бархатистому покрытию пола.

Поль заглянул за арку и отшатнулся, еще сильнее побледнев.

– Давай скорее в медотсек!

– Что там?

– Робот. Тот, которого Лиргисо запрограммировал для пыток. Тащится за нами.

У Саймона чуть не вырвался вопль.

– А медотсек далеко?

– Я не знаю точно, где он.

Робот догонял их, его манипуляторы были сложены и прижаты к бокам, как лапки насекомого, и на конце одного из них по-прежнему болтались, позвякивая, щипцы, покрытые засохшей кровью. Саймон попытался спрятаться за спиной у Поля. Тот прижался и стене и вытащил нож.

– Если он нападет, я позову на помощь, но сначала убью тебя.

Клисс опустился на корточки и завыл, пока еще тихонько и тоненько.

Автомат поравнялся с ними. Не замедляя хода, проехал мимо.

– Заткнись! – Поль толкнул Саймона ногой. – Идем за ним, живо.

– З-зачем?

– Это робот из медотсека. Видимо, на место поехал. Он приведет нас куда надо.

Выдерживая дистанцию, они двинулись за роботом вдоль стены, на которой была нарисована длинная-предлинная рыба, составленная из мелких рыбешек. Вся эта мелюзга пожирала друг друга, дралась, сладострастно сплеталась, и в рыбьих рыльцах, если приглядеться, было что-то неприятно антропоморфное. Роспись нигде не прерывалась, переходила со стены на створки раздвижных дверей, потом снова на стену. У основной рыбины морда была лишена всякого выражения: к кипящим внутри ее страстям она непричастна.

Сразу после морды находилась дверь, куда свернул робот со щипцами, и на ней начертан бело-зеленый знак вроде иероглифа.

– Ага, нам сюда, – заметил Поль. – Это лярнийский символ медицины.

Робот стоял в нише, как и трое его собратьев. Когда вошли Поль и Саймон, он шевельнулся, и оба подались назад, но он только положил щипцы на выдвинувшийся сбоку лоток для дезинфекции, после чего замер.

Осмотревшись, «сканер» открыл прозрачный шкаф с лекарствами.

– Дай, я быстрее найду, – Саймон попытался его отодвинуть. – У меня нюх на допинг, как у свиньи, когда она свои трюфеля ищет, ты меня только пусти…

Лагайм оттолкнул его.

«Ладно, вот приму дозу – и посмотрим, кто кого убьет!»

– Я нашел хминк.

Саймон, направившийся было к умывальнику, ринулся к Полю – выхватить стандартную упаковку с пятью чудесными капсулами! – но растянулся на полу, рыжий подлец подставил ему подножку.

– Сначала я.

«Сканер» вскрыл упаковку и проглотил капсулу. Не так он прост, соображает: кто первый примет – тот первый станет сильным.

– Дай мне! Ты даже не знаешь, что это такое… Это сама жизнь!

– Это всего лишь пилюля. Держи.

Он бросил капсулу на пол. Саймон подобрал ее, проглотил.

Положив хминк на край стола, Поль снова повернулся к открытому шкафу, высматривая что-то на полках. А Саймон – он ведь тоже не дурак! – на четвереньках подполз к столу, схватил вскрытый пластиковый пакетик, вытряхнул и отправил в рот вторую капсулу. Но тут его опрокинул пинок, так что он чуть не подавился, и драгоценный пакетик вырвали из рук. Поль тоже принял вторую дозу, а потом вытащил пятую капсулу. Последнюю.

– Отдай мне! – попросил Саймон. – Куда тебе столько? Я к ним привычный, поэтому мне вдвое больше надо, а тебе одной за глаза хватит, две – уже много, а с трех у тебя передоза будет. Знаешь, что такое передоза?

– Знаю.

Поль проглотил последнюю капсулу. Теперь только локти кусать… У него тройная доза, а у Саймона – двойная минус эффект привыкания.

Саймон с тоской смотрел на шкаф: может, там есть еще? Наверняка есть.

Опередив его, Поль встал и дверцу захлопнул. Его уже не шатало – хминк начал действовать. Клисс тоже почувствовал прилив сил.

– Идем, быстро. В боте должен быть медавтомат и аптечка, и запас еды. Лиргисо предусмотрителен.

Упоминание о Лиргисо подстегнуло Саймона, да и способность думать благодаря двойной дозе к нему вернулась. Надо спешить. Оглянулся на умывальник: так и не напился ведь…

Поль опять вытащил стилет, его движения стали плавными и ловкими. Сейчас он напоминал ненавистных Саймону кошек.

Они крались по коридорам в кормовой отсек, бортовые ангары у яхт обычно расположены там. Поль ориентировался плохо, не иначе его постоянно держали взаперти. А яхта размером с небольшой лайнер – есть, где блуждать.

Вдруг Саймон остановился, сраженный.

– Погоди! Я не могу уйти отсюда без моего фильма. Это мой фильм, я его снял, долго снимал, а он забрал, присвоил! Надо взять мой фильм.

– Какой фильм?

– О «Конторе Игрек». Я только ради фильма и торчал там столько времени, а ты думал – просто так? В этом фильме вся моя жизнь. Где-нибудь в сейфе лежит…

– Я к нему в сейф за твоим фильмом не полезу. Идем, некогда.

– Без фильма я не уйду, пусть меня лучше пристрелят!

– Хорошо, сейчас пристрелю, – Лагайм начал терять терпение.

Пистолета у него нет, но Саймон все равно перестал спорить. Не пристрелит, так заколет.

На оставшемся отрезке пути Клисс мысленно прощался со своим фильмом. Как будто на этой кошмарной яхте остается в плену частичка его души… Даже не частичка – большая часть, и как же он, с разорванной душой, будет жить дальше?

Ангар с тремя ботами, обычное корабельное помещение с добротной отделкой. Глаз отдыхает: здесь Лиргисо еще ничего не успел разрисовать.

– Залазь и проваливай, – Поль указал на ближайшую машину. – И вот что запомни, если ты мне еще когда-нибудь попадешься – убью.

Створки шлюза уже разъезжались. Саймон забрался в кабину, пристегнулся. Поглядел в иллюминатор: «сканер» стоит посреди ангара, кулаки сжаты, взгляд темный, ненавидящий. И правда ведь убьет, ежели встретит… Только он того не учел, что бот оснащен бортовыми бластерами.

Саймон начал разворачивать машину, чтобы поймать его в перекрестье прицела, однако Лагайм понял, в чем дело (тройная доза кого хочешь сделает понятливым!), и отскочил к двери.

Огонь! Снова огонь! Все-таки ушел, укрылся за бронированным корпусом другого бота. Освещение замигало, переливы сирены. Саймон спохватился: ему тоже надо уходить, поймают ведь, сцапают, а он им еще и ангар разнес…

«Это вам прощальный эксцессик, типа знай наших!»

Ухмыляясь, пьяный от хминка Саймон направил бот в шлюзовую камеру. Заблокировать автоматику никто не успел, и он благополучно вывалился в пустоту, окруженную слабо подсвеченной мутью киселя.

Поль сидел, прислонившись к стене, слушая удары собственного сердца. Рядом возился, исправляя какие-то повреждения, ремонтный робот. Кровь кипела от адреналина, несмотря на это, двигаться не хотелось.

– Поль, что случилось?

Он открыл глаза: над ним стоял Хинар.

– Саймон Клисс сбежал. Извини, я его отпустил. Он стрелял из бортовых бластеров, что-то здесь повредил.

– Ты не ранен?

– Нет.

– Я же говорил тебе – не вмешивайся! – пилот смотрел на него сверху вниз без гнева, но с досадой. – Клисс еще не то заслужил.

– Это надо было прекратить, и я прекратил. Ты не проиграл свое пари, не беспокойся.

– Не в пари дело… Отпустил-то зачем, не мог ты ему шею свернуть? Если сам не смог, меня бы позвал.

– Прости, – глухо произнес Поль. – Если хочешь, дай мне по морде.

– Да разве на тебя можно сердиться? – вздохнул Хинар. – Лучше скажи, как вы с Клиссом шлюз открыли?

– Он сам открылся.

– Поль, тут ничего само не открывается. Как ты ухитрился?

– Не знаю.

– И что ты сотворил с «цербером»?

Поль вздрогнул, услышав этот голос. Когда они два часа назад, после мучительного для обоих объяснения, расстались, Живущий-в-Прохладе достал из бара большую бутылку коньяка – это было последнее, что Поль увидел перед тем, как выскочить в коридор. Не глядя на Лиргисо, он повторил:

– Не знаю, само получилось.

– Босс, мы что делаем, следуем прежним курсом или ловим Клисса? – спросил Хинар.

– Ловим Клисса! Я хочу вернуть свой бот… ну, и так далее.

Пилот бегом бросился в рубку.

– Поль, пойдем отсюда, – позвал Лиргисо.

– Иди. Мне и здесь хорошо.

Живущий-в-Прохладе присел напротив. Он был трезв и бледен, нарисованная полумаска немного скрадывала эту мертвенную бледность – результат приема антиалкогольного препарата шокового действия.

– Поль, теперь-то в чем дело?

– В Клиссе. Ты зря это сделал. Главное, после миксер-моря в этом не было необходимости. Я помню, как мы кружили среди камней, и ты мог умереть вместе со мной. Я боялся, вдруг ты решишь, что это безнадежно, и уйдешь, а я опять останусь один. В общем, если бы ты пришел ко мне в каюту, я бы не стал хвататься за стилет. Из-за миксер-моря мое отношение к тебе чуть не изменилось, но ты сам все испортил. Теперь, после этой мерзости с Клиссом…

Поль замолчал. Он сам не понимал, почему разочарование в Лиргисо, о котором он и раньше был не лучшего мнения, причиняет ему такую боль.

– Если бы я пришел к тебе, ты позволил бы мне сделать то, что я хочу?

– Не знаю. На меня однажды напали на темной улице. Мне было пятнадцать, и драться я тогда не умел. Меня выручил полицейский патруль, все обошлось, но до чего было противно… – Поль уже рассказывал эту историю Тине, во второй раз проще. – Думаю, это были нелегалы. Если б наши граждане или туристы, они бы пошли туда, где можно кого-нибудь снять, за деньги или просто так. И разговаривали они, как последнее отребье криминального пошиба. Я для них был не человек – словно я неодушевленный предмет, и в то же время им хотелось меня унизить. Раньше меня никогда так не унижали. Они ничего не успели, сбежали от патруля. Из-за этого я потом пошел работать в полицию и попросился в иммиграционный контроль, у меня была вполне конкретная цель – очистить Нез от нелегалов. И если кто-то обращал на меня внимание… ну, в этом смысле, я сразу вспоминал тех двух ублюдков и что они говорили. Иногда я из-за этого бил, кого не стоило. Наверное, надо было сходить к психотерапевту, но связываться не хотелось.

– Психическая травма. Поль, я ведь об этом не знал, – Лиргисо не то искренне расстроился, не то искусно изобразил сострадание и огорчение.

– А если б знал, ты бы не стал ко мне клеиться?

– Я бы тогда действовал мягче и осторожней. Теперь я понимаю, как тебя пугала моя агрессивность… Но ты сказал, тебе было пятнадцать лет, неужели у тебя до этого не было никакого опыта?

– Не было. Не веришь? Я и девочками начал интересоваться поздно. Задержка в развитии. Умственно отсталым я не был, просто у меня в переходном возрасте было по горло проблем, каких у нормальных людей не бывает, – из-за того, что я «сканер». Для меня тогда жизненно важным было разобраться, что вижу и воспринимаю только я, а что – все люди, и как относиться к тем вещам, которые вижу только я. Физически я развивался так же, как остальные, но наблюдения, условно говоря, за призраками доводили меня до полного истощения, и было не до секса. До того случая я игнорировал, если меня пытались снимать такие, как ты. Меня это не злило, просто не интересовало.

– За шесть лет я полностью адаптировался в человеческом теле, – улыбнулся Лиргисо. – Тебя, человека, я люблю так же, как мог бы любить другого энбоно в Могндоэфре. Мое чувство к Тине изначально было иным – я полюбил ее, как любят странное, чуждое, непостижимое. Возможно, когда-то в прошлых рождениях я уже был человеком, потому и адаптация прошла так быстро. А мой покойный патрон за несколько веков не сумел адаптироваться и вечно был недоволен! – Он коротко рассмеялся и опять сменил тему: – Поль, поверь, тогда на Незе я действительно не собирался тебя пытать. Я хотел только напугать, в отместку за твою беспардонную попытку убить меня. Я не изверг. Когда я был маленьким, бывало, что другие дети отрывали лапки декоративным ящерицам и смотрели, как те умирают, а я никогда так не делал. Мне было жалко ящериц, таких красивых и беззащитных.

– Ага, ты мучил не ящериц, а рабов.

– Поль, рабы – это всего лишь рабы, – Лиргисо говорил с бесконечным терпением, словно объяснял прописные истины ребенку. – И Саймон Клисс – всего лишь раб. Давай забудем о нем. Представь, что этого столь страшного для тебя эпизода не было, – он заговорщически подмигнул. – Тебе ведь иногда снятся кошмары? Будем считать, что это был один из них, а теперь ты проснулся, и жуть рассеялась.

– Сделаем вид, что ничего не было? Гениально…

– Пойдем, – Лиргисо дотронулся до его колена. – Мы с тобой роботам мешаем.

Поль стряхнул его руку.

– Ты, что ли, ничего не понял? Сегодня утром я почти ждал тебя. Думал, мы поговорим и после этого что-то будет по-другому, несмотря на всю нашу несовместимость. А ты устроил эту мерзость с Клиссом… Тот, кто может так поступить с кем бы то ни было, не заслуживает ни уважения, ни привязанности.

– Поль, уверяю тебя, ты заблуждаешься…

Все-таки тройная доза хминка – страшное дело. Лиргисо, вновь протянувший руку, отшатнулся, получив молниеносный удар в лицо. Еще секунду назад Поль не собирался его бить. Просто боль разочарования стала вдруг нестерпимой и выплеснулась наружу.

Оба вскочили.

– Что ты принял? – Лиргисо отступал, из носа у него текла кровь. – Ты нажрался допинга вместе с Саймоном Клиссом!

– Так, как ты поступил с Саймоном Клиссом, нельзя поступать ни с кем! Запомни это, понял?

Удар сзади, под колени – Живущий-в-Прохладе начал использовать телекинез. Поль моментально оказался на ногах и снова ему врезал.

– Больно? Клиссу на том столе тоже было больно! Ни с кем больше так не поступай, никогда, понял?

Лиргисо не хватало скорости, чтобы парировать удары, а Поль даже от оживающих предметов успевал уворачиваться. Внезапная боль под ложечкой, волна тошноты. Противник сумел-таки достать его?.. На разбитом лице Лиргисо появилась злая ухмылка: видимо, решил прибегнуть к энергетическому вампиризму. Поль постепенно терял силы, теперь драка шла более-менее на равных. Они налетели на робота, паявшего провода, – тот, чтобы не повредить людям, шарахнулся в сторону и потянул за собой кабель, толкнул другого робота, кабель заискрил.

– Босс, Поль, прекратите!

Поль отклонился, пытаясь уйти от коварного бокового удара, и тут тело перестало ему подчиняться, все поплыло. Оседая на пол, он увидел в дверном проеме пилота с парализатором. Живущий-в-Прохладе тоже медленно оседал, его длинные зеленые волосы слиплись от крови, как у избитой русалки.

«Хинар парализовал нас обоих?»

Эта удивленная мысль была последней.

«Он меня все-таки убил, как обещал!»

Несмотря на то что действие допинга до сих пор не закончилось, Саймон готов был расплакаться: Поль вышвырнул его с яхты на верную погибель. По извилистым «капиллярам» в облаке Тешорва нельзя носиться на космических скоростях, а Саймон забыл об этом, забыл – когда увидел, что яхта Лиргисо его преследует, все мысли разом испарились, остался только неистовый, визжащий страх. Даже хминк не выручил.

Он рванул на околосветовой, а здесь это нельзя, все инструкции строжайше воспрещают, вот и увяз в киселе, как муха в смоле. Недаром у пилотов-профессионалов облако Тешорва считается второй по сложности зоной после гиперпространства.

Клисс включил аварийный передатчик: SOS, а также сигнал, означающий, что на борту находится преступник, разыскиваемый Космополом (хотелось надеяться, что Космопол его ищет). Связь тут никудышная, все глохнет, но, может, повезет, может, кто-нибудь услышит его призыв?

Он вспомнил, что давно уже хочет пить, и достал из холодильника бутылку витаминизированной воды. Руки так дрожали, что он облился.

Очнулся Лиргисо на кушетке в медотсеке. Ноющая боль в солнечном сплетении, а в сознании плавают какие-то бредовые картины… Да нет, не бредовые. Все это было на самом деле.

– Босс, как вы себя чувствуете?

– Как полупереваренная жертва Фласса. Меня-то зачем парализовал?

– Прошу прощения, босс. Я использовал минимальный заряд, вы находились без сознания всего четверть часа. Как пилот, я отвечаю за безопасность своих пассажиров, а вы с Полем мешали ремонтным работам и усугубляли аварийную ситуацию. По закону, я имею право при чрезвычайных обстоятельствах применить парализатор, а также посадить нарушителей порядка под арест.

– О, это мысль… Посадим Поля под арест. Но зачем ты парализовал меня? Это вольность, граничащая с оскорблением.

– Извините, босс. Я опасался, что вы сгоряча его убьете. Если бы вы это сделали, вы бы сами потом пожалели. Еще раз прошу прощения.

– Я бы этого не сделал, – из-за перегородки донесся вздох. – Где он?

– Здесь, рядом.

– Доложи, какова ситуация. Сам понимаешь, меня снедает любопытство.

– В рубке Амина, и мы потихоньку идем к Аглону. А Клисс разогнался и увяз в киселе – он там как в зыбучке, и надеюсь, не найдется доброхотов его спасать.

– Мы могли бы его вытащить?

– Для этого понадобится специальное оборудование, которого у нас нет.

– М-м, постой, Хинар… Какой бот он угнал?

– «Двойку».

Разочарованный стон.

– Фласс, я же никогда не пользовался «двойкой»! Иначе я мог бы телепортироваться и притащить сюда Клисса. Насколько серьезен ущерб?

– У нас неисправен кормовой шлюз, там что-то заклинило, и внешние створки не могут сойтись до конца. В ангаре Клисс располосовал три силовых кабеля, плюс еще один кабель порвал робот во время вашей драки. Я сейчас займусь ремонтом. Пока не устраним неполадки, нам лучше идти на малой скорости, и на Аглон попадем примерно через шесть-семь суток.

– Сие не столь уж плохо… Что ты на меня так смотришь?

– Извините, босс, вам нужна медицинская помощь.

– Он несколько раз ударил меня кулаком по лицу. Как я, по-твоему, должен после этого выглядеть?

– Именно так, как выглядите, босс.

– Иронизируешь?

– Разве я когда-нибудь иронизировал? Это, как вы говорите, не мой стиль.

– Что ж, Хинар, хотя бы ты можешь радоваться – получишь свою зарплату в десятикратном размере, – помолчав, сказал Лиргисо примирительно. – А сейчас я хочу навестить его, достань мою маску.

Поль оглядел небольшой бокс: у изголовья кушетки вмонтирован в стену медавтомат, в жемчужной стене напротив прорезаны очертания откидного столика и сиденья. В случае новой драки здесь не развернешься… Он сел и отметил, что сил у него благодаря допингу по-прежнему хоть отбавляй, но голова кружится – в этом сочетании силы и слабости было что-то от скольжения по льду: вроде бы и управляешь своим телом, и в то же время оно тебе неподвластно.

Дверь бокса отъехала в сторону. Лицо Живущего-в-Прохладе прикрывала ажурная серебряная маска, усыпанная мелкими голубоватыми бериллами, Поль уже видел ее однажды – когда избил его в прошлый раз, на Кутакане.

– Извиниться не хочешь?

– Нет.

– Напрасно… Мне ведь есть чем тебя шантажировать. Берегись, если ты меня разозлишь, вся Галактика узнает о том, что это ты выпустил на свободу Саймона Клисса! – в словах Лиргисо сквозила усмешка: похоже, он еще не потерял надежды перевести все в шутку.

– Он же в киселе.

– Я не слишком удивлюсь, если он оттуда выберется.

«Я тоже».

– Он погибнет или останется жив? – видимо, Лиргисо внимательно следил за выражением его лица.

– Я «сканер», а не оракул.

– Кто-то его спасет?

– Будущее вероятностно.

Живущий-в-Прохладе подошел ближе, дотронулся до лица Поля. Тот молча оттолкнул руку.

– Ты невыносим… – процедил Лиргисо. – Значит, война продолжается? Сейчас ты ляжешь в «кокон» – ты ведь этого не любишь, не так ли? Будешь там двое суток лежать, как музейный экспонат под стеклом. Можешь сколько угодно просить и умолять, все равно не отвертишься!

Повернувшись, он вышел, из-за стены донеслось:

– Хинар, в «кокон» его. Будет сопротивляться – примени силу. Фласс, мне тоже придется лечиться…

Поль прекрасно понимал, что «кокон» для него сейчас, после повторной передозировки, – насущная необходимость, но Лиргисо постарался преподнести это как наказание, и его переполняло бешенство. Когда он попытался вскочить, голова обморочно закружилась.

Появился Хинар.

– Поль, пойдем. У тебя анализ крови неважный, токсины. Обопрись на мою руку. У нас один «кокон», и босс, видишь, уступает его тебе, а что он говорит – не обращай внимания, – последние слова шиайтианин произнес чуть слышным шепотом. – И никогда больше не принимай хминк, тебе нельзя. Я в этом малость разбираюсь. Будет случай, у врача проконсультируйся. Ты на Незе тогда сильно перебрал с допингами, и с тех пор, видно, у тебя в организме что-то сдвинулось.

– Ага, я проконсультируюсь, – согласился Поль. – Спасибо.

Комнату с похожим на хрустальный саркофаг «коконом» и папоротниками на стенах Поль запомнил смутно. Сейчас он обнаружил, что папоротники перламутровые, а фон бледно-зеленый – в его воспоминании было наоборот.

Уже устроившись в «коконе», он спросил:

– А со шлюзом – это серьезно?

– Диагностику я еще не делал. Мы с Аминой все починим.

– Если надо, я помогу вам, когда отсюда выйду.

– Нет уж, ты лучше от этого шлюза держись подальше! – обычно невозмутимый пилот слегка заволновался.

– Я ведь не нарочно. Сам не знаю, как это получилось.

– Вот-вот, – угрюмо подхватил Хинар. – Оно и плохо. Если б нарочно, ты бы не стал больше его ломать, а раз сам не знаешь – даже близко не подходи. А то подойдешь, и оно опять само сломается…

Крик за стеной заставил Поля судорожно дернуться на анатомическом ложе, а Хинара – на полуслове замолчать и выскочить из комнаты. Через мгновение Поль услышал:

– Босс, что такое?

– Флассов робот…

– Вы ранены?

– Анестезию мне, живо!

Звуки суеты. Что-то уронили. Потом Лиргисо, уже расслабленно, со следами муки в голосе, произнес:

– Я его пережег… Фласс, не знаю, что бы я делал, если б не владел магией. Хвала демонам хаоса и Тине, у которой я вырвал сии драгоценные знания! Обработай гелем.

– Что случилось? Чтобы медицинский робот напал на человека…

– Это, Фласс, тот самый робот, которого я перепрограммировал для шутки с Саймоном, – объяснил Живущий-в-Прохладе. – Он вернулся на свое место, и я по прихоти рока избрал именно его. Он не должен был на меня нападать, это программный сбой.

– Босс, это единственный робот, с которым вы таким образом экспериментировали? – с тревогой поинтересовался пилот.

– Да, да, единственный… Фласс, какие омерзительные сюрпризы иногда преподносит непредсказуемый рок!

«Получил? И не говори потом, что я, „сканер“, тебя не предупреждал!»

Понимая, что за стенкой его могут услышать, Поль старался смеяться беззвучно.

Вся «Команда Игрек» (так они теперь себя называли, не путать с «Конторой Игрек»!) собралась в тесной кают-компании, исключая дежурного пилота. Перед каждым лежал какой-нибудь небольшой предмет – ложка, расческа, отвертка, – и надо было усилием воли его передвинуть, но получалось только у Груши. Римму Кирч разбирала обида: неужели они так и не станут элитным отрядом боевых экстрасенсов?

Красная и сердитая, она сосредоточенно смотрела на неподвижную ложку с искривленным черенком и сопела, не замечая укоризненного взгляда психолога, когда в дверях появился пилот. Он принял сигнал бедствия: какой-то недотепа увяз в киселе и теперь звал на помощь во всех диапазонах. Поймать сигнал можно только вблизи, и то один раз через десять.

– У них на борту преступник в галактическом розыске, – добавил пилот. – Кроме SOS, передают ПРИЗ, но это может быть уловка, чтобы поскорей вытащили.

– А вдруг там Саймон Клисс? – неуклюже сострил Энзо. – Мы его опять спасем, ха-ха, и он опять нам нагадит!

– Тьфу на тебя… – пробормотал Маршал. – Еще накаркаешь.

Корабль прошел мимо, не замедляя хода, и Кирч, оставив ложку в покое, начала мысленно возражать моралисту, упрекающему их в жестокости: они – Команда Сильных и не должны терять время из-за каждого неудачника, который сам виноват, что вляпался в кисель. Победы в таких воображаемых спорах всегда поднимали ей настроение.

Глава 7

Они появились, когда Тина уже почти перестала надеяться.

– Авария, – кисло объяснил Лиргисо. – Ты ведь знаешь эти прелестные законы Мэрфи: если что-то может сломаться – оно ломается. Пока шел ремонт, мы двигались медленно, и я даже вообразить не смел, как ты кипишь, подобно раскаленной плазме, подозревая меня Фласс знает в чем и вынашивая планы мести.

В самом деле, бывают же всякие поломки, сбои, неполадки – это Стив разбирается с ними за считаные минуты, а обыкновенным космолетчикам, даже таким одержимым, как Хинар, для этого требуется больше времени.

И у Лиргисо, и у Поля вид был безрадостный, но подавленным Поль не выглядел. Скорее наоборот, напоминал выздоравливающего после затяжной болезни. Тину разбирало любопытство, и одновременно ей было досадно и неловко за свое любопытство: речь ведь идет не о ком-то постороннем, а о Поле.

– Кроме аварии, что-нибудь еще случилось? – спросила она у Живущего-в-Прохладе.

– Ну, разве одна мелочь… Тина, ты будешь смеяться, но Саймон Клисс опять сбежал.

– Это уже не смешно. Чертов эксцессер в третий раз от тебя убегает! Где он сейчас?

– У него спроси, – Лиргисо мотнул головой в сторону Поля. – Он знает, но не говорит. Может, хотя бы тебе скажет?

Вернулся Стив, полупрозрачный, как некачественная голограмма, окруженный ореолом слабого радужного сияния – он теперь всегда был таким.

– Что с тобой? – Поль, пораженный, шагнул к нему, протягивая руку. – Ты ведь не здесь, это вроде терминала…

– Ты первый понял это сразу, – усмехнулся Стив. – Я у себя дома и с вами могу теперь общаться только таким образом. Ваша Вселенная защищается от меня как может, и до того, как она перекроет мне все каналы, с «Конторой» хорошо бы покончить.

– Хорошо бы, – отозвался Лиргисо. – Но как, Стив?

Тина оглянулась на него: он стоял у стены, скрестив на груди руки, осторожный, корректный, выжидающий.

– «Контора» перестанет существовать, если потеряет свои корабли, базы, предприятия и банковские счета, если одновременно с этим обнародовать сведения обо всех, кто ее поддерживает.

– И ты полагаешь, это можно устроить? – улыбнулся с оттенком скепсиса Живущий-в-Прохладе.

– Я могу это сделать. Ваша Вселенная для меня все равно, что глобальная Сеть какой-нибудь планеты, и я смогу разрушить принадлежащие «Конторе» информационные узлы за короткий отрезок времени. Мы ждали вас. Меня интересует, что об этом думает Поль, а ты должен сверить данные – на случай, если у тебя есть сведения о «Конторе», которые я пропустил.

К Лиргисо подплыла коробочка с компьютерными кристаллами, тот невозмутимо взял ее.

– Когда состоится следующее рандеву?

– Дай знать «торпедой», когда закончишь сверку. Сразу после этого.

Отвесив общий официальный поклон, Живущий-в-Прохладе посмотрел на Поля:

– Все еще сердишься?

Тот молча пожал плечами.

Стив телепортировал Тину и Поля на яхту, сам тут же исчез. Если он задерживался надолго, растревоженные его присутствием глубинные защитные механизмы Вселенной активизировались, и давление выталкивающей силы возрастало. Тина рассказала все это Полю, ходя взад-вперед по салону и отхлебывая из стакана шампанское, – пусть алкоголь на нее не действовал, его вкус и запах помогали расслабиться.

– По-моему, вы со Стивом и дальше будете вместе, как бы все ни повернулось, – выслушав, сказал Поль и добавил неохотной скороговоркой: – Погрешность моих прогнозов – двадцать процентов.

Тина кивнула, допила последний глоток.

– А Ивена и Лейла где?

– На Овиаме. Это силарская планета. Стив телепортировал их на Овиаму прямо отсюда, он теперь это может. Там хорошо и не опасно.

– Да, так лучше, – согласился Поль.

Его темно-карие глаза стали, казалось, еще больше на побледневшем и похудевшем лице. Сделав себе крепкий кофе, он начал рассказывать, изредка поглядывая на часы – видимо, хотел успеть до того, как продолжится общий разговор.

– …Думаю, зря я выпустил Клисса, но я тогда из-за шока плохо соображал, что делаю. Он здесь, на Аглоне. Кто-то вытащил его из киселя.

– Хочешь, я убью его? Если ты определишь, где именно он находится…

– Тебе не трудно будет?

– Клисса-то? Нет проблем.

– Наверное, Лиргисо тоже будет его искать, – при упоминании о нем лицо Поля еще сильнее осунулось. – Достал он меня… Помнишь, ты когда-то сказала, что он способен заболтать собеседника насмерть? Еще двое-трое суток – так бы и случилось.

– Это же энбоно. Вся их раса такая.

– Зато в один прекрасный момент я понял, что не особенно его боюсь, – Поль улыбнулся, и все же за этой улыбкой сквозила гримаса боли. – Мы теперь на равных.

– Тогда в чем дело?

– Заметно? Ага, по мне всегда все заметно… Просто после миксер-моря я не могу относиться к нему по-старому. Там было страшно, когда камни начинали двигаться, и ему тоже было страшно – я видел его лицо за щитком шлема. Обычно он хорошо владеет своей мимикой, но в миксер-море не та обстановка, чтоб еще и за этим следить. Болтанка усиливалась, нас обоих могло раздавить, и он боялся умереть, но все равно не бросил меня. А потом на яхте – эта выходка с Клиссом, дурацкая попытка шантажа… Если он хотел хороших отношений со мной, ничего глупее он не мог придумать.

– В своем репертуаре. Затратить массу усилий ради какой-то цели, а после одним толчком все развалить – это вполне в его духе.

– Из-за Клисса я отравился хминком и двое суток пролежал в «коконе», а он приходил ко мне и произносил пламенные речи на тему, почему он не мог поступить иначе. Настоящие перлы, какой в нем адвокат погибает… И потом, когда я вышел из «кокона», не оставлял меня в покое. Словно пытался собрать и склеить то, что разлетелось на мелкие кусочки, причем половины кусочков не найти, и не хотел видеть, насколько эти попытки абсурдны. Клисса на столе я никогда не забуду. Не знаю, как мне теперь совместить то и другое – миксер-море и Саймона Клисса.

Пришел сигнал от Живущего-в-Прохладе. Тина вызвала Стива (пусть он находился в своем мире, ее передатчик, вживленный в нёбо, по-прежнему действовал – еще одно нарушение законов природы), и они снова телепортировались в штаб-квартиру на Аглоне. Комната без окон, с мозаикой на стенах, изображающей скалистые зеленоватые пейзажи. Посередине комнаты клубилась голографическая модель Галактики, пораженная красной сыпью, – планеты и искусственные объекты, так или иначе затронутые деятельностью «Конторы Игрек».

– Организация-паразит, – сказала Тина. – Кажется, это сравнение принадлежит Зелгони, моему адвокату.

– В вашем мире масса таких организаций, в каждом государстве, на каждой обитаемой планете, – отозвался Стив. – В большинстве они относительно безобидны – консервативные бюрократические структуры, которые присваивают энное количество денег, не принося пользы и в то же время ничего не разрушая. Почему-то принято считать, что без них не обойтись. В отличие от них «Контора Игрек» – опасный паразит, и она будет уничтожена. Я все-таки нашел «Гиппогриф», уже после твоего побега, – он взглянул на Поля. – Моего визита не заметили, а я изъял данные, которые позволят выйти на любой корабль и на любую базу «Конторы». Удары я нанесу одновременно. Что скажешь?

– Вездесущий и всемогущий… – пробормотал Лиргисо, но вопрос был адресован не ему, и Стив оставил его реплику без внимания.

– Вероятность успеха – почти сто процентов, – ответил наконец Поль, – но после этого может усилиться сопротивление природных механизмов, которые на тебя реагируют.

– Я это знаю, но не вижу другого способа раз и навсегда покончить с «Конторой».

Стив посмотрел на Тину, потом снова на Поля.

– Жертвы будут? – спросил тот.

– Убивать я не собираюсь, но без них вряд ли обойдется, как при любой техногенной катастрофе.

– Тогда у меня просьба, чтобы один человек с «Гиппогрифа» не пострадал. Это возможно?

– Думаю, да, – кивнул Стив.

Поль с видимым облегчением откинулся на спинку кресла.

– Твоя беспощадная голубоглазая девушка? – насмешливо фыркнул Лиргисо. – Как романтично…

– Нет. Этой стервы, кстати, уже нет на «Гиппогрифе», и группа, с которой она удрала, беспокоит меня больше, чем остальная «Контора». По-моему, там же находится их лидер-экстрасенс. Они уже за пределами облака, где-то далеко.

– Они будут номером два после «Конторы», – решила Тина. – А твоего человека мы выдернем из-под удара перед началом операции. Стив забросит меня на «Гиппогриф», и я найду его. Кто это?

– Офицер, который остановил их, когда меня били. Если б не он, меня бы так отделали, что никакая смена личности не помогла бы.

– Поль, его великодушие объясняется расчетом, – снисходительно заметил Лиргисо. – Офицер понимал, что ты много знаешь, и хотел сохранить тебя для допроса. Можно удовлетворить твою детскую прихоть, если для Стива сие будет необременительно, однако подумай сам, насколько наивна твоя благодарность!

Слегка поморщившись в ответ на колкости, Поль возразил:

– Он действительно хотел меня спасти. Та девчонка сказала, что он потом искал меня, с медавтоматом, и убивал корабельных секьюрити, которые тоже меня искали. Она решила, что я его зомбировал. Он даже пытался телепатически со мной связаться – однажды я, когда был в полусонном состоянии, уловил его мысль, но ничего не вышло, раз мы оба не телепаты.

– Не беспокойся, вытащим его, – заверила Тина.

– Фласс, началось… – процедил Лиргисо. – Поль, как его зовут?

Тина удивленно взглянула на него:

– Послушай, ты чего?

– Поль, я спросил, как зовут офицера?

– Не твое дело, – буркнул Поль.

– Ошибаешься… – прошипел Живущий-в-Прохладе, но Стив положил этому конец:

– Хватит. У меня мало времени. Мы сейчас говорим о «Конторе» и о нашей операции. Лиргисо, я что-нибудь упустил?

– Несколько мелочей.

Когда обсуждение закончилось, Лиргисо подошел к Тине.

– Умоляю, останься, мне надо поговорить с тобой.

– Да можешь не умолять, у меня к тебе тоже пара встречных вопросов.

Стив и Поль исчезли. Живущий-в-Прохладе упал в кресло и трагически прошептал:

– Совершив добрый поступок, я сам выпустил на волю демонов, которые будут меня терзать! Тот, кто заботится о других, губит себя, – и после этой сентенции уже без всякой патетики деловитым тоном добавил: – Тина, Поля надо проверить на допинг-совместимость. У него с тройной дозы хминка было форменное отравление.

– Знаю. Идиот чертов.

– О, все же не надо о нем в таких выражениях…

– Да я, вообще-то, не о нем, а о тебе.

– Премного благодарен. Насколько я понимаю, он уже успел рассказать тебе, какой я изверг? И вы оба даже не подумали о том, что я мог сделать, но не сделал! Я ведь мог не говорить вам, что он нашелся, оставить его у себя пленником… Фласс, у меня было искушение так поступить, но Поль бы тогда сильно страдал, а этого я не хотел. Разве кто-нибудь оценил мое великодушие? Увы…

– Послушай, я тебе очень признательна и за то, что ты спас Поля, и за то, что не сделал так, как сейчас говоришь, – до сих пор Тина стояла над Лиргисо, глядя на него сверху вниз, а теперь придвинула другое кресло и уселась напротив. – Но зачем был этот спектакль с Клиссом?

– Я надеялся, что Поль не выдержит и капитулирует. Фласс, если бы я не любил его, я бы не проиграл! Произошло непоправимое: этот мерзавец наконец-то понял, какую ужасающую власть он надо мной имеет, и начал бессовестно этим пользоваться. Тина, как он надо мной издевался… Видишь ли, я изначально задал такие правила игры, что не мог применить силу – это был бы дурной тон. Фласс, за эти несколько дней я вытерпел невообразимую пытку… Иногда он позволял мне какую-нибудь невинную вольность – например, взять его за руку или дотронуться до лица, но в следующий момент отстранялся. Знаешь, как ускользает из-под пальцев блик лунного света? Порой мне хотелось его придушить! Я умолял его не быть жестоким, а он в ответ произносил только два слова: Саймон Клисс. – Лиргисо прикрыл глаза, как будто последние силы его покинули, и, выдержав паузу, прошептал: – Доберусь я до этого Клисса… Кто-то должен за все ответить, и это будет Саймон Клисс!

– Он-то здесь при чем?

Не открывая глаз, Живущий-в-Прохладе сделал небрежный досадливый жест.

– Я так и не поняла, что за демоны будут тебя терзать?

– Увы, сие лежит за пределами твоего понимания, а то я ведь и забыл, с кем разговариваю… – он скорбно вздохнул.

– В зубы хочешь? – поинтересовалась Тина.

– Фласс, нет. Ты слышала, о чем Поль попросил?

– Спасти офицера, который за него заступился. Это вполне естественно.

– «Вполне естественно!..» – передразнил Лиргисо. – Ты что же, никакой подоплеки тут не видишь?

До сего момента настоящих проблем у них не было – это Тина только теперь поняла. Раньше от нее как-то ускользало то, что Лиргисо, в придачу ко всему остальному, еще и дико ревнив.

– …Лживое чудовище! На яхте он рассказывал мне о своих приключениях во всех подробностях, но об офицере – ни слова, а сейчас проболтался, как тебе это нравится?

– Я думаю, офицер просто переоценил свои прежние взгляды и поступки и решил спасти ни в чем не повинного человека. Иногда такое бывает. Почему ты не допускаешь такой возможности?

– Потому что прекрасно его понимаю, – Лиргисо не то скривился, не то усмехнулся. – Из-за Поля можно потерять голову, говорю тебе это как специалист в таких вопросах. Позволь полюбопытствовать, куда ты денешь этого благородного офицера?

– Он исчезнет – и для нас, и для Космопола, и для недобитых остатков «Конторы». Ему надо будет сменить имя и внешность, денег я дам. Думаю, Поль его никогда больше не увидит.

– А я думаю, что он через некоторое время начнет разыскивать Поля. Как агент «Конторы», он знает, что Поль с Неза, что у Поля там есть родственники, их имена, адреса… Полагаю, он объявится на Незе – и умрет, потому что я все равно выясню, кто это такой.

– Я скажу ему, чтобы держался подальше от Неза.

– Готов поспорить, он тебя не послушает. Тина, тебе неведомы страсти. Когда ты кого-то любишь, это похоже на теплый солнечный день, где все безобидно и предсказуемо, а наши с Полем отношения – лунная ночь, полная всяческой ночной жути. Ты по ночам крепко спишь… Да не протестуй, я же выражаюсь фигурально! Прошу тебя, присматривай за Полем и никуда не отпускай его одного, так для всех будет лучше. Однажды в Могндоэфре несколько Живущих-в-Прохладе поспорили, на что похожа ревность – на яд или на огонь…

– На вывих головного мозга.

– Неизящно сказано, энбоно подняли бы тебя на смех. Тина, разве ты знаешь, что такое ревность?

– Ты забыл, с кем разговариваешь. Я выросла в манокарском доме на женской половине, и знаю, что ревность – это болезнь, тяжелая и некрасивая, причина ссор, скандалов, подлостей. Только этого нам не хватало.

– Тина, ты тоже забыла, с кем разговариваешь, – Лиргисо грустно и высокомерно улыбнулся. – Ревность на Манокаре – нечто низкое, не спорю, но я – Живущий-в-Прохладе.

Руперт Вештура, смотритель маяков в облаке Тешорва, не любил копов. Они везде одинаковые, и встреча с ними добра не сулит, будь ты хоть самый что ни на есть распрочестный человек.

Когда Саймон, вызволенный из киселя после растянувшейся на несколько часов спасательной операции, рассказал о том, что в бот его запихнул один чокнутый бывший коп, смотрителя это не удивило. Человек пострадал от копов. Такого человека надо пожалеть, накормить, приютить… А вот когда он просит сдать его за деньги Космополу – это уже какая-то несуразица. Не иначе, в уме повредился.

– Ты, Саймон, одумайся, – рассудительно говорил Вештура, и его доброе, красное, заросшее грязновато-седой щетиной лицо сочувственно морщилось. – Копы у тебя последнее отымут да еще поколотят и потом на весь остаток жизни в каталажку засадят. Оно тебе надо?

– Надо, – шмыгнул носом Клисс. – Я как раз туда и хочу, в каталажку. Попрошу, чтоб в одиночку посадили, в Космополе с такими пожеланиями считаются – это предусмотрено Галактической Конвенцией о Правах Личности. А отнимать у меня нечего. Один фильм был, так его Лиргисо отнял.

– Ну, тогда тем более поколотят – по злобе, что взять с тебя нечего. От копов прятаться надо, а самому к ним идти – это неправильно.

– Погляди еще раз на это, – Саймон задрал фуфайку и показал сплошную кровавую ссадину, залитую анестезирующим гелем. – Это Лиргисо меня пытал, он беспредельщик, отморозок с Лярна, меня от него спасет только Космопол!

– Это копы – беспредельщики, – веско возразил смотритель. – Все до единого.

– За меня тебе денег дадут, типа за поимку, потому что я тот самый Саймон Клисс. Столько денег, что будешь в облаке самым богатым! Ты о Саймоне Клиссе из «Перископа» слыхал?

– Нет. А вот о копах я много всякого слыхал… И я буду не я, ежели сдам за деньги парня, которому нужно скрываться от копов. И сдаваться Космополу я тебя не пущу, хоть тресни, потому как не по-человечески это выйдет. Лучше посажу тебя на Аглоне на какой-нибудь грузовой корабль, который идет из облака в Галактику, – и пускай копы где хочут тебя ищут!

Клисс и так, и эдак его уговаривал. Вештура не особенно с ним спорил – с больными ведь не спорят, а он считал Саймона за больного – но по прибытии на Аглон посадил под замок. А потом обрадовал известием о том, что грузовоз с Рубикона (капитана Вештура хорошо знает, тот копов тоже не любит) вот-вот уйдет в большой мир, и тогда тебя поминай, как звали. Это же святое дело – копов провести!

Наконец настал день, когда он спозаранку потащил тоскующего, покорного, изнывающего без допинга Саймона в портовое заведение, где собирался передать с рук на руки капитану. Тускло освещенная малолюдная подземка аглонианского городка, ярусом выше – разноцветный карнавал плохоньких голограмм и невзрачные стены, оживленные номерами и указателями. Сам космопорт находился на поверхности спутника, но его близость чувствовалась: туда-сюда сновали роботы и автопогрузчики со складов, то и дело попадались люди в форме. Саймон высматривал среди них космополовцев, но ему не везло, а как выглядят местные полицейские, он не знал. Позовешь на помощь, а это окажется космолетчик или менеджер в форме своей компании. Вештура тогда решит, что у Саймона психоз обострился, и сделать вторую попытку не позволит.

Заведение (его хозяйка, давняя знакомая Вештуры, тоже на дух не переносила копов) встретило их недобрым оскалом битых зеркал и страдальческими ужимками покалеченной и наспех подремонтированной мебели. Вчера тут случилась большая драка между посетителями, а потом ворвались копы и начали ни за что ни про что всех подряд колошматить.

Несмотря на пережитое бедствие, кабак функционировал. Саймон и Вештура могли наблюдать за посетителями из тайника под стойкой: снаружи перегородка темно-зеркальная, изнутри прозрачная. Вештуре не от кого было прятаться, но он залез в тайник вместе с Клиссом, чтобы подбодрить его, и шепотом увещевал:

– От копов добра не жди, у них все виноватые! Ежели тебя заберут, век воли не увидишь.

– А я и не хочу, – прошептал в ответ Саймон. – На фига мне воля. Видишь эти тупые морды за столиками? Если они узнают, кто я такой, они меня убьют, а если сразу не убьют, то будут пытать. Уже проверено. Сдал бы ты меня Космополу – и я спасен, и ты деньгу зашибешь.

– Тебе от копов надо спасаться, – наставительно возразил Вештура, но тут же умолк, потому что возле их укрытия прислонилась к стойке проститутка, перед этим поцапавшаяся с другими проститутками – те хотели ее выгнать, потому что она была не из их компании, пришлая.

Саймон и Вештура видели сквозь перегородку стройные ноги в узорчатых лосинах и кроссовках, а в уцелевшем куске зеркального покрытия на противоположной стене отражалась вульгарно накрашенная блондинка в длинной, прикрывающей бедра куртке с множеством позолоченных «молний». Она спросила бутылку шампанского и «какую-нибудь посуду», облокотилась о стойку, рассеянно оглядывая зал. Другие шлюхи посматривали на нее косо, но ссору пока не затевали. Ропот среди них поднялся, когда рядом с блондинкой прислонился к стойке молодой человек в серо-голубой форме какой-то транспортной компании.

– Хотите, я угадаю, как вас зовут? – расслышал Саймон негромкий вкрадчивый голос.

От этого голоса ему стало не по себе. Может, обознался?.. Господи, пусть окажется, что он обознался!

В зеркале напротив молодой человек, совсем не похожий на Лиргисо – и лицо округлое, а не треугольное, и волосы темные, короткие, – придвинулся к блондинке и что-то шепнул ей на ухо. Та хранила молчание.

– Это же ты, еще бы я тебя с кем-нибудь спутал! – не отставал от нее темноволосый. – Посмотри на этих представительниц весьма уважаемой мною древней профессии – все они в изящных туфельках, а ты что надела? С лосинами, с таким макияжем – да ведь это сплошной срам! Это безвкусно. Тебя выдают твои дурные привычки: ты расстанешься с чем угодно, только не со своей излюбленной обувью!

– Когда я впервые посетила твою родную планету, на мне были красные лакированные туфельки, – заговорила вполголоса его собеседница. – Сколько я шлепала в этих туфельках по болотам и по камням, и как они под конец раскисли… С тех пор я изящную обувь не ношу.

– Что-то не помню я красных туфелек. На тебе были уродливые ботинки вроде солдатских, на три-четыре размера больше, чем тебе надо.

– Я сняла их с трупа.

– Убила из-за ботинок! – молодой человек сопроводил свое восклицание выразительной гримасой, и Саймон, наблюдавший за его лицом в зеркале, с ужасом узнал одну из характерных ужимок Лиргисо.

– Хозяина обуви загрыз суллам, а суллама убила я, в том числе из-за ботинок. Что ты здесь делаешь?

– А ты?

– Шампанское пью.

Суллам. Лярнийская мода – столики из сулламьих панцирей. Саймон начал икать от страха и обеими руками зажал себе рот.

– Ты чего? – сиплым шепотом спросил Вештура.

– Тихо! – выдавил Клисс. – Это они…

– Мне сдается, мы с тобой пришли сюда за одним и тем же, – негромкий жутковатый смех Лиргисо, так хорошо знакомый Саймону.

– У меня заказ на убийство, так что не путайся под ногами.

– Тина, прошу тебя, уступи добычу мне! Убить Саймона Клисса, просто убить его одним ударом кулака или одним выстрелом, как ты обычно делаешь, – это будет такая же безвкусица, как твоя обувь! Я отнюдь не моралист, но в данном случае хочу справедливости – Клисс должен умереть под пытками. А Поль об этом не узнает, – Лиргисо подмигнул своему и Тининому отражению. – Зачем его лишний раз нервировать?

– Разве «сканер» может о чем-то не узнать? – холодно спросила Тина.

– У меня есть кое-какая экранирующая аппаратура, так что не узнает. Кстати, перед тем как покинуть яхту, Клисс пытался его убить – неужели ты хочешь оставить безнаказанным сие отвратительное злодеяние? Сейчас ты допьешь свое гадкое поддельное шампанское, выйдешь на улицу и больше сюда не вернешься – и тогда я буду твой должник. Что-нибудь хочешь взамен?

– Если бы тебе можно было верить, я бы, пожалуй, подумала…

– Вдруг тебе в будущем что-нибудь от меня понадобится? – продолжал искушать Лиргисо. – Ты напомнишь мне наш сегодняшний уговор, и я уступлю.

– Я намерена выполнить заказ. Уходи ты.

– Узнаю несгибаемую и несговорчивую великолепную Тину! Клисс прячется в этом здании, не правда ли? Что ж, давай искать вместе. Ты, верно, думаешь опередить меня, но я тебе это сделать не позволю. Захватывающее будет состязание! Начинаем?

Дверцы стенного шкафа сами собой со скрипом распахнулись, и оттуда хлынул на пол какой-то хозяйственный хлам. Без видимой причины опрокинулась ширма с объемными пальмами, заслонявшая задвинутую в угол кучу поломанной мебели. Грянула музыка, и Вештура, пошарив ладонью по полу, сдвинул крышку люка, прежде Саймоном не замеченную.

– Давай, лезь туда!

Они выбрались на задний двор соседнего магазина, тоже принадлежавшего товарке смотрителя. Саймон с тоской озирал серые бетонные стены, покрашенное серебристой светоотражающей краской «небо», похожего на рака помятого робота, притаившегося возле ящиков с наклейками продуктовых компаний.

– Идем, – поторопил Вештура. – Это я врубил музыку, чтоб нас не услышали. Эх, как быть-то, друган мой с корабля придет, а нас нету…

– Ты слышал, что они обо мне говорили? – давясь рыданиями, перебил Саймон. – Меня убьют или будут пытать, а ты не верил! Нет, меня только закон от них спасет, только закон…

– Раз так, плохи твои дела, – сокрушенно согласился Вештура. – Не знаю, что и делать…

– Веди меня в Космопол! Поскорей, пока они за нами не погнались, иначе я не жилец. Заодно денег на халяву получишь.

Аглонианское Управление Космопола находилось неподалеку, тоже в районе космопорта.

– Я вам Саймона Клисса привел! – с порога объявил смотритель, как научил его Саймон. – Его по всей Галактике ловят, а я поймал. Давайте его поскорей в камеру, а то сбежит – это же экс… – на незнакомом слове Вештура запнулся, – эксцессер, таких надо стеречь в оба.

Несчастный дрожащий Саймон переминался рядом с ноги на ногу, словно ему невтерпеж хотелось в туалет по малой нужде. Поскорей бы оказаться в надежно запертой камере…

– Какого Саймона Клисса? – без энтузиазма спросил дежурный.

– Ну, этого самого… – растерялся от такого приема Вештура.

– Который в галактическом розыске, особо опасный, награда за него полагается! – срывающимся фальцетом подхватил Саймон.

Дежурный уставился на них и после непродолжительного молчания спросил:

– Кто из вас Саймон Клисс?

– Я! – крикнул Саймон. – А это Руперт Вештура, смотритель маяков, поймал его… тьфу ты, меня. Я гражданин Ниара, был приговорен к пожизненному заключению, восемь лет отсидел, а потом меня выпустили… А теперь мне обратно надо!

Дежурный включил комп, что-то там смотрел, смотрел, еще раз переспросил: «Саймон Клисс?», и наконец объявил:

– Не значится такой в розыске. Идите отсюда.

– Как это не значится? – запротестовал Клисс. – Вы меня арестовать обязаны! Позовите ваше начальство!

– Очистите помещение! – потребовал дежурный.

– Пошли отсюда, – махнул рукой Вештура. – Копы есть копы, чего от них ждать?

– Никуда я не пойду! – уперся Саймон. – Про «Контору Игрек» вы тоже не слышали? Это террористическая организация, я оттуда!

– А, еще один из «Конторы Игрек»? Ваших уже явилось с повинной несколько штук. Так бы сразу и сказал, а то насчет розыска голову морочишь – как будто мы всех вас наперечет знаем. Садись, форму протокола заполним. Оружие, деньги, матценности, наркотики есть?

Подошло еще двое космополовцев. Вештура тоже топтался посреди вестибюля. Саймона неприятно поразила будничность и незначительность происходящего: если вспомнить, с какой помпой его арестовали в прошлый раз, девять лет назад!

– Не может быть, чтоб меня не искали… – прошептал он, глотая слезы.

У него сняли отпечатки пальцев, сделали снимки радужки и сетчатки, взяли пробу крови, одновременно с этим дежурный ответил на вызов, космополовцы переговаривались между собой:

– Сказали, там двое злоумышленников с утра пораньше разносят забегаловку «Облачное диво», ту, что вчера не до конца разнесли. Ну, совсем охренели – этим здешняя полиция должна заниматься.

– Они говорят, ситуация внештатная.

– Ага, у них каждая ситуация внештатная. Работать не хотят… А вы чего ждете? – последний вопрос был адресован Вештуре.

– Я привел его… – смотритель кивнул на Саймона.

Столкнувшись лицом к лицу с живыми копами, он стушевался, словно не мог определиться, как себя с ними вести.

– Привели, и хорошо, – равнодушно бросил офицер. – Вас никто не задерживает.

– Так ведь награда за него… Он так сказал.

– Никто за него награды не назначал, у нас в компьютере таких данных нет.

– Не может быть, чтоб за меня никакой награды! – вмешался Саймон. – Посмотрите в компьютере получше, это сбой, у вас данные потеряны! Я же Саймон Клисс, эксцессер из «Перископа»!

Не то чтобы он сочувствовал обманувшемуся в своих ожиданиях Руперту Вештуре – ему за себя было обидно.

Кончилось тем, что космополовцы, скинувшись, вручили смотрителю несколько мятых кредиток и какую-то мелочь – «за исполнение гражданского долга».

– Зажали награду копы! – вместо благодарности проворчал Вештура. – Эх, я же тебе говорил…

И ушел, хлопнув дверью.

– Это, что ли, все? – возмутился Саймон. – Не может быть, чтобы я стоил так мало!

– Арестованный, молчать! – оборвал офицер. – Ферноус, проводи его в камеру.

Ну, наконец-то…

– Я стою дороже! – огрызнулся воспрянувший духом Саймон. – Дайте мне дозу – сами убедитесь!

Ферноус сгреб его за шиворот и потащил во внутренний коридор.

В канализационных трубах под крайней раковиной хрипело и клокотало, словно там издыхала жаба от приступа удушья. Мелкие неисправности, которые никто не спешит устранять, – верный признак того, что на корабле разброд.

Грязновато-зеленые стены с крючками для одежды, изношенный плитчатый пол, узкая полоска зеркала над раковинами – отражается только лицо, слегка сплющенное по горизонтали, остальное срезано. Возле двери приклеен листок глянцевой водостойкой бумаги, над столбцами текста броский заголовок: «Инструкция». На всем лежит печать казенного места. «Оставь надежду, всяк сюда входящий…» Тина не смогла вспомнить, откуда эти слова.

– Порядок. Я пошла.

Лицо вымазано белым кремом – косметическая маска, на голову намотано тюрбаном истрепанное махровое полотенце. Тренировочный костюм цвета чернослива, на плече висит спортивная сумка – предполагается, что там смена белья и банные принадлежности.

Приоткрыв дверь, Тина вышла в коридор. Оглянулась. На двери табличка: «Женская душевая № 3», ниже еще одна: «Душ не работает». Тина поздравила себя с первым промахом, но в коридоре никого не было, и она повернула в ту сторону, где лампы светили ярче.

На «Гиппогриф» ее забросил Стив, и он же заберет ее отсюда. А всемогущим (как назвал его Живущий-в-Прохладе, с кислой иронической улыбочкой) он не был, иначе заметил бы воспрещающую табличку.

Перекресток двух коридоров, тягучий сквозняк. Возле стены, покрытой темным свалявшимся ворсом, прямо под тусклым оком терминала, сидит на корточках насупленная девчонка в болотно-коричневой форме, неспешно двигает челюстями. Дежурная или кого-то ждет?

– С помывкой! Разве душ починили?

– Старую грязь долой, – благодаря фильму Клисса Тина заучила с десяток здешних ритуальных фраз. – Я была в другом душе. Я Зойга ищу.

– А что ему здесь делать?

– Вот и я думаю, нечего, а мне сказали, он сюда пошел.

– Кто сказал?

– Лонпе.

Имя из фильма. Хорошо, если этот Лонпе до сих пор жив и не дезертировал.

– Трепло. Это ж «салага»! Надавай ему щелбанов, чтоб в другой раз не болтал.

– Так и сделаю.

– Выполняешь приказ Лорехауна? – с ехидцей спросила девчонка, когда Тина шагнула наугад к левому коридору.

– Который?

– Чтобы бойцы женского пола были похожи на женский пол, – она передразнила чью-то торжественную интонацию. – Чем это ты намазалась?

– Что-то питательное. Я в Солбурге на рынке взяла тюбик, на пробу.

– А мне такого не надо, у меня хорошая кожа. Но пахнет приятно, как будто скошенной травой. Хорошо, когда нюхалка в порядке, – девушка потрогала свой небольшой аккуратный носик. – А то, когда этот мутант-«сканер» хрястнул по ней, совсем было дерьмово. Мне в первый раз нюхалку расколбасили.

«Значит, она была среди тех, кто набросился на Поля в ангаре. И получила по заслугам. Н-да, если бы Лиргисо окунулся в здешнюю языковую стихию, его бы удар хватил. Расколбасить нюхалку, надо запомнить. Скажу ему как-нибудь, если он вконец меня достанет».

На борту «Гиппогрифа» находилось, по спискам, тысяча триста с лишним человек. Сейчас, наверное, поменьше, кое-кто сбежал, и все равно людей тут достаточно, чтобы творожисто-белая косметическая маска и полотенце на голове превратили Тину в невидимку. Дважды ее называли Сабриной, один раз Жанной и один раз Жекой, имена здешних девушек окутывали ее зыбкой маскирующей дымкой. В качестве Сабрины-Жанны-Жеки, только что из душа, она могла сколько угодно слоняться по кораблю.

«Гиппогриф» напоминал ей нутро вечно запертой кладовки, с виду таинственной, а на поверку забитой неинтересным хламом, который давно пора выкинуть, с тараканами и паутиной по углам. Паутины тут не было, и чистоту пока еще поддерживали, однако все равно возникало впечатление запущенности, неистребимой казенной бедности (видите ли, финансирование недостаточное…). А может, дело было в том, что любой нестандарт «Конторой» не поощрялся, подлежал искоренению, и это проявлялось во всем – и в отделке корабельных помещений, и в облике людей.

В фильме Клисса из-за размытости изображения невозможно было разобрать детали, а теперь Тина видела все в деталях, и, несмотря на это, «Гиппогриф» по-прежнему казался ей смазанным, как вид за окном, по которому долго возили грязной тряпкой.

Если, опять же, верить Клиссу, эта махина кочевала по Галактике на протяжении нескольких столетий, притворяясь торговым кораблем с торгово-экономической академией на борту (это чтобы объяснить при необходимости, зачем здесь столько народа). Скоро ей придет конец, как и всему конторскому флоту. «Гиппогриф» получит повреждения, летальные для космического транспорта; системы жизнеобеспечения при этом не пострадают, и люди смогут дождаться эвакуации, поскольку Стив сообщит Космополу координаты атакованных кораблей. Поль хотел, чтобы Зойг избежал общей участи, потому-то Тина здесь и находилась.

Она решила, что без Зойга отсюда не уйдет. Хватит того, что «заказ на убийство» она так и не выполнила: Саймон Клисс улизнул, пока они с Лиргисо громили заведение с тайником под стойкой, обнаруженным слишком поздно. Оставалось надеяться, что Живущий-в-Прохладе на территорию Космопола за Клиссом не полезет. В интервью, которые он давал при каждом удобном случае, он столько распинался о своей законопослушности и о том, что с Космополом не воюет, что зарваться сейчас – это значило бы пустить все насмарку.

Тина по запаху нашла столовую, и там ей (Жанне) сказали, что Зойга видели в тире. Еще бы догадались объяснить, где здесь тир… В конце концов она набрела на дверь с соответствующей табличкой и обнаружила зал с кабинами, парадными портретами метких стрелков, убогими коричневыми диванчиками и выключенным пивным автоматом. Когда Тина вошла и остановилась, озираясь, сидевшие на сдвинутых в кружок диванчиках начали на нее коситься, словно чего-то ждали. Зойга среди них не было.

– Привет, – бросила Тина.

– Жека, это уже свинство! Что нужно сказать?

«Хоть убей, не помню. Знала, но забыла».

– Где Зойг? Его к Лорехауну, срочно.

– Что нужно сказать, когда заходишь в тир?! – гаркнул, поднимаясь, рослый альбинос.

На дверцах занятых кабин высвечены имена и цифры – число сделанных выстрелов, число попаданий, коэффициент меткости. Вот где Зойг. Рванув дверцу, Тина увидела повернувшегося навстречу смуглого черноволосого гинтийца с резко очерченными скулами.

– Э, подруга, знаешь, кто ты после этого? – альбинос дернул ее за локоть. – Штатская шлюха!

Тина швырнула его обратно в угол – не могла она отказать себе в таком удовольствии. Загремели диванчики. Чей-то зашибленный возглас.

Выбив у Зойга оружие, Тина поймала его руку, включила передатчик и негромко позвала:

– Стив, готово.

Услышав это, гинтиец попытался ударить в горло. Тина была в ускоренном режиме и без труда перехватила его вторую руку; они упали на искристый сиреневый пол в комнате с зеркальными стенами и позолоченными умывальниками.

– Зойг, выслушайте меня. Я Тина Хэдис, но вам с моей стороны ничего не угрожает. Мы уже не на «Гиппогрифе»…

Зойг слушал, неподвижный (не доверяя этой неподвижности, она не выпускала его запястий), глубоко посаженные темные глаза утонули в прищуре. Закончить объяснения Тина не успела – в зеркальную комнату ворвался негодующий цветной вихрь.

– Ах ты, кобель! Отпусти девочку!

Гинтиец поморщился, получив пинок.

– Леди, это мой муж, – сквозь зубы процедила Тина. – Мы поссорились, отношения выясняем. Пожалуйста, не мешайте нам.

– Я думала, деточка, он к тебе пристает.

Пожилая, очень полная дама в колышущемся кинетическом манто, которое вдобавок то и дело меняло цвет – переливами, от закатно-пурпурного до неоново-синего, – величественно поплыла к выходу.

– Мы на Камане, – продолжила Тина. – Это пересадочная станция в открытом космосе, отсюда черт знает сколько парсеков до облака Тешорва. Нас сюда перебросил Стив Баталов. «Конторе» конец, а вас я оставлю здесь. В этой сумке набор для грима, кое-какие вещи и деньги. Возьмите билет туда, где вас не знают. Вам надо будет сделать пластическую операцию и сменить имя. Надеюсь, вы не пропадете.

Разжав пальцы, она встала. Зойг тоже поднялся. Он отлично владел собой, никаких признаков шока.

– Что вы от меня хотите?

– Ничего. Ваши коллеги скоро будут арестованы Космополом, а вы сами решайте, что вам делать дальше. Возьмите, – Тина протянула ему сумку.

Гинтиец не шелохнулся.

– Почему?

– За вас попросил человек, которому я не могла отказать. Мой друг. Вы его недавно выручили.

Не то чтобы на лице Зойга появилось какое-то определенное выражение, но что-то в нем ожило, оно перестало походить на вырезанную из темного дерева маску хладнокровного бойца. Теперь это было нормальное человеческое лицо.

– Могу я увидеть вашего друга?

– Нет. Вам надо исчезнуть. На Камане можно нанять персональный транспорт для гиперброска на любую планету, денег вам хватит.

– Он жив… или нет?

Вопрос Тину озадачил, но, вообще-то, она ведь сама ввела Зойга в заблуждение, предоставив ему догадываться, почему Поля нельзя увидеть.

– Жив. Он отобрал у вашей коллеги «торпеду» и успел вызвать помощь. Держите, мне надоело ее таскать.

Тина сунула в руки Зойгу сумку, подошла к ослепительно-золотой раковине и смыла с лица засохшую маску. Вытерлась полотенцем, бросила его в корзину для мусора (тоже позолоченную), пригладила растрепавшиеся волосы.

– Остроумная маскировка, – заметил Зойг.

– Идемте отсюда, пока не выгнали. Если не ошибаюсь, мы в дамской туалетной комнате.

Широкий коридор с движущимися дорожками, за прозрачными стенами с обеих сторон чего только нет – кафе, парикмахерские, магазинчики, салоны психологической разгрузки, игровые автоматы. Бытовой сектор для людей. Толпа текла по стеклянному каналу, как теплая вода.

Они завернули в кафе с бушующим на внутренних стенах штормовым морем – в интерьере было что-то тоскливое, под стать настроению Зойга; наверное, поэтому его сюда и потянуло. Разумеется, «рыбный день». Зойг взял рыбу по-гинтийски, в запекшейся корке приправ, и гинтийский алкогольный напиток, вкусом похожий на бренди, – Тина из любопытства тоже попробовала. Быстро и аккуратно расправившись с едой, он кивнул на стенку, возле которой стоял их столик:

– Совсем как на Рубиконе в тот день. С вами когда-нибудь было такое, чтобы встреча с кем-то перевернула всю вашу жизнь?

– Один раз было. Когда я встретила Стива.

На стене бесились серо-зеленые волны в белесых лохмотьях пены. Издали производит впечатление, а вблизи видна зернистая фактура.

– Я давно в «Конторе». Завербовался туда совсем мальчишкой, из-за одной истории… Если вкратце, мой соплеменник, обладавший экстрасенсорными способностями, оказался той еще сволочью, а «Контора» с ним разобралась, это меня и подтолкнуло. Разочарование накапливалось постепенно. В «Конторе» есть механизмы для выявления инакомыслия, но их нетрудно обойти, если умеешь держать свои чувства и мысли при себе.

«Это точно. Даже Саймон Клисс сумел их обойти, да еще какой фильм о „Конторе“ сделал!»

– И наконец, этот случай на Рубиконе. Все мы, вступая в ряды бойцов «Конторы», давали клятву защищать людей, и хоть бы кто об этом вспомнил… У «Конторы» была возможность спасти домберг, успели бы до начала бури – если бы доложили Маршалу и если бы Маршал отдал приказ, но ему было наплевать, как и всем остальным. Наша задача – спасать не утопающих, а человечество! Я был в домберге, в числе тех, кто охотился за Полем Лагаймом. Делаешь свое обычное дело, а на душе пакостно, потому что делаешь совсем не то, что надо. Но я не подавал вида, инстинкт самосохранения, – Зойг усмехнулся углом узкогубого темного рта. – Чтобы выжить в «Конторе», надо быть конформистом. Потом я, как последний дурень, надеялся, что Маршал отменит приказ о преследовании Поля Лагайма – в порядке исключения, потому что он чуть не погиб, спасая людей. Конечно, это был идеализм несусветный, ничего не отменили. Тогда я понял, что больше в грош не ставлю Маршала.

Гинтиец замолчал, глядя с прищуром на серо-бело-зеленые зернистые завихрения на стене. Тина тоже молчала. Она случайный слушатель, Зойгу просто надо перед кем-нибудь выговориться, у него много лет не было такой возможности.

– Самое странное то, что я дожил до сегодняшнего дня, не застрелился. Собирался, но все откладывал. Я несколько раз перечитал его досье, рассматривал снимки. Я никогда не видел более красивого лица…

«Сейчас, чего доброго, выяснится, что Лиргисо был прав насчет твоих мотивов… Но разве это имеет значение? Я ведь тоже оказалась права».

– Я хотел поговорить с ним, иногда начинал придумывать эти разговоры. Увидеть его – это у меня было навязчивое желание, почти как болезнь. И вот наконец увидел… Он был весь в крови, растерзанный, с разбитым лицом – и я, офицер «Подразделения Игрек», ничего не посмел сделать, – Зойг опять умолк.

– Вы сделали, – возразила Тина. – Поль сказал, если бы вы не вмешались, у него не осталось бы сил для побега. Это правда, что вы убивали на «Гиппогрифе» секьюрити и вывели из строя систему видеонаблюдения?

– Откуда вы знаете?

– Об этом догадалась девушка, которая посадила Поля в ту чертову машину. Она сказала ему, а он рассказал мне.

– Римма Кирч. Встречу – шею сверну. Да, это моя работа. Я убивал их и думал: наконец-то я, ликвидатор, ликвидирую тех, кого надо! Я облазил весь корабль, в седьмой отсек тоже заглядывал, но его не нашел. Одному недоумку он спьяну померещился в кормовых отсеках, где мастерские, поэтому искали в основном там. У меня машина стояла наготове. Сбежать с корабля, найти для него врача, потом скрываться и от наших, и от того типа с Лярна – такие были планы. Вероятно, я попытался бы связаться с вами. И тут мне говорят, что Римма Кирч его прикончила, отправила в ловушку, приготовленную для Маршала. Вы верите в Бога?

– Что?.. – вопрос застал Тину врасплох. – Пожалуй, нет. Ни одна из религий меня не убедила. Я не отрицаю того, что Бог, возможно, существует, но ведь считается, что ему надо молиться и поклоняться, а это мне чуждо на все сто.

– А я верю. И я тогда решил, что это Божья кара за мои прежние дела. Я был хорошим ликвидатором, и убивать, кого приказывали, всегда успевал, а захотел спасти – не успел.

Зойг выплеснул себе в рюмку остатки темного гинтийского бренди.

– Я не застрелился, даже не напился. Пошел к Лорехауну и попросился в опергруппу, которую формировали для ликвидации Маршала и его сторонников. Решил, что сначала отправлю в ад Маршала и Кирч, а потом уже сам…

– Поль жив, с ним все в порядке.

– Разрешите мне поговорить с ним. На «Гиппогрифе» я видел его в двух шагах, как вас сейчас, но мы ни слова друг другу не сказали. Господи, как он выглядел… Лицо в крови, а глаза такие, что смотришь в них – и пол из-под ног уходит. Я его чуть не застрелил, – голос Зойга стал горьким, надтреснутым. – Его должны были отправить в лабораторию для исследований, это хуже смерти. Если бы он согласился – молча, глазами, – я бы выстрелил, но он не хотел умирать, и я не смог. Я тогда решил, что после отбоя проберусь в лабораторию и вытащу его оттуда или, если не получится, все-таки убью, но он меня опередил. Ну вот, я вам все рассказал. Могу я теперь его увидеть?

– Это невозможно.

– Почему?

– По ряду причин.

– Каких причин? Вы мне не доверяете? Я тоже считаю, что «Контору» давно пора ликвидировать, моя помощь не будет вам лишней.

– С «Конторой» кончено. Через несколько часов Стив выведет из строя все ее корабли и другие объекты и сообщит Космополу их координаты. Отсутствующих Космопол будет разыскивать, так что вам надо исчезнуть.

– Я ликвидатор, убийца. Я заслуживаю расстрела.

– Зачем? Ваша смерть ничего не изменит, – Тина говорила медленно, стараясь облечь ощущения в мысли, а мысли в слова. – Но вы, с вашей подготовкой, могли бы, например, стать спасателем. Вы сказали, что вы верующий. Ваша религия предполагает искупление грехов?

– Да. Но я был слишком хорошим ликвидатором, – он опять усмехнулся одними губами, глядя на Тину воспаленно и пристально. – Послушайте, если вы хотите раз и навсегда покончить с этой раковой опухолью, надо уничтожить Маршала. Иначе скоро появится новая организация, под другим названием и, возможно, с другими лозунгами, но суть будет та же. Не отказывайтесь от моей помощи, вместе мы быстрее его найдем.

– Маршал от нас не уйдет, а вы теперь свободны от «Конторы» и можете заниматься своими делами.

– У меня нет никаких своих дел. Я прошу о встрече с Полем Лагаймом, хотя бы на четверть часа.

– Я же сказала, это невозможно.

– Почему?

Тина безмолвно разглядывала охваченные непогодой стены, рыбьи кости на тарелке – словно развалины изувеченной штормовым ветром белой беседки, людей за соседними столиками.

– Потому что я из «Конторы»? – не дождавшись ответа, спросил Зойг. – Или потому, что я не такой, как вы, простой смертный?

«Чертов гинтиец, недаром о вашей въедливости и упрямстве ходят анекдоты… Лично мне ты симпатичен, и твоя помощь нам, наверное, пригодилась бы. Но не могу же я сказать тебе, что Лиргисо – наш союзник в войне против „Конторы“ и что в последнее время он совсем ошалел от ревности, причем больше всех страдаю из-за этого я. Считается, что я должна его выслушивать и выражать сочувствие, этот театр одного энбоно у меня уже в печенках… И если взять тебя к нам, он тебя убьет, даже если для этого нет никакого реального повода, а если повод все-таки есть, тем более убьет. Это единственная причина, и хватит вытягивать из меня объяснения!»

– Ситуация такая, – сказала Тина вслух. – Не появляйтесь на Незе, ладно?

Она ждала, что Зойг опять спросит «почему?», но он молчал, задумчиво и невесело щуря глубоко посаженные черные глаза.

– А насчет простых и непростых смертных – это неправильно, это расхожие представления, – заговорила Тина. – Разница между теми и другими такая же, как между киборгом и человеком, который не подвергался операции, или между вами и той девушкой, – она указала на хрупкое костлявое создание за крайним столиком, изнывающее над крохотной порцией рыбного салата, – или между хорошим бухгалтером и мной – я в бухгалтерии ни черта не смыслю. Короче, неравные возможности, но это внешнее, это не значит, что кто-то стоит выше, а кто-то ниже. Я могу пробить кулаком стену или разнести эту же стену вдребезги одним усилием воли, а она, – Тина опять кивнула на девушку, сидевшую к ним вполоборота, – не сможет. Отсюда следует, что она простая смертная, а я – нет? Но, допустим, она одаренный музыкант, и мы с вами оцепенеем от восторга, если услышим ее игру… а я умею всего лишь крушить стены, традиционным либо сверхъестественным способом. Видите, как тут все переменчиво. Поль говорит, что мы живем как бы внутри калейдоскопа, – стоило произнести имя Поля, и спрятанные в глубоком прищуре глаза гинтийца раскрылись шире, словно для того, чтобы ничего не упустить. – Этот калейдоскоп в постоянном движении, элементов и возможных картинок бесконечное множество, и любая иерархия – только временная иллюзия. Вообще-то, для меня одна постоянная разница есть – между хорошим и плохим, между Полем и Саймоном Клиссом.

– Клисс сбежал с «Гиппогрифа», – вскользь, думая о чем-то другом, сообщил Зойг.

– Он арестован Космополом на Аглоне.

– Вы так и не сказали, почему мне нельзя увидеться с Полем Лагаймом.

«Ага, пошли по новому кругу… Надо прощаться, пока ты из меня душу не вытянул».

– Зойг, мне пора. Сейчас отдам вам свой подарок, и мы расстанемся, – Тина сунула руку в карман.

– Подарок? – изломанные темно-красные брови гинтийца слегка приподнялись. – Хватит того, что вы спасли меня от ареста.

– Спасла я вас по просьбе Поля, а это – лично от меня, – она выложила коробочку с компьютерным кристаллом, та звякнула о столешницу – получилось эффектно, хотя к этому Тина не стремилась. – Честно говоря, я не знала заранее, отдам вам это или нет, но теперь решила, что отдам.

– Что здесь? – сильные смуглые пальцы с блеклыми ногтями осторожно взяли коробочку. Зойг словно пытался на ощупь определить, что находится внутри, потом сдался и взглянул на Тину.

– Это не имеет отношения ни к Полю, ни к «Конторе». Точнее всего назвать это учебным пособием. Делайте с ним, что хотите. Можете выкинуть в мусоропровод, а можете воспользоваться, заодно проверите на собственном опыте, есть ли между вами и нами принципиальная разница.

– И вы даете это мне, бывшему ликвидатору «Конторы»? – после нескольких секунд тишины произнес гинтиец.

– Я даю это вам, Зойгу, человеку, который заступился за Поля на «Гиппогрифе» и позже пытался его спасти. Прощайте. А может, до свидания, заранее не угадаешь.

Тина поднялась из-за столика, она двигалась в ускоренном темпе, и Зойг не сумел бы ее удержать, даже если бы попытался, а угловатая девушка в клетчатом жакете (вот интересно, вдруг действительно музыкантша?) вздрогнула и проводила ее взглядом.

Позвать Стива Тина могла в любой момент, но вместо этого бесцельно блуждала в густой, как суп, толпе. В облаке Тешорва она скучала по таким местам, как Камана. Остановилась около кофейного автомата в нише под люминогласовой аркой – старой, в мелких трещинах, но до сих пор испускающей розоватое свечение. Выпила две чашечки кофе, сначала черный, потом капуччино, и пошла дальше, сворачивая из одной стеклянной улицы в другую, скользя взглядом по лицам.

В этом было что-то от ее скольжения по жизни. Она вечная путешественница, и даже не потому, что у нее нигде нет дома, только яхта, одна на двоих со Стивом. Все дело в том, что она не способна пустить корни, к чему-то намертво прирасти, из-за этого и Манокар не смог ее удержать. А Зойг сначала прирос к «Конторе», теперь к Полю. Наверное, своим отказом дать какие ни на есть объяснения она причинила ему боль.

Вспоминая его глаза, интонацию, невеселую усмешку, Тина испытывала нарастающую досаду. Если понять другого – это значит почувствовать то же самое, что чувствует он, Зойга она вряд ли поймет по-настоящему, но приблизительно, в общих чертах… Вернуться в морское кафе, если он еще там, и объяснить все как есть? Только хуже будет.

Сойдя с эскалатора на нижнем, транспортном ярусе – лес разноцветных колонн, подходящее место для исчезновения, – Тина включила передатчик.

– Стив, ты на связи? Забирай меня.

Маршала надо спасать. Он все больше поддавался влиянию Груши, тихого умника, увлекшегося идеей «разбудить в людях совесть в масштабах всей Галактики». Психолог много знал и умел гладко говорить, на этой территории Кирч перед ним пасовала, а Маршал его слушал, словно тот мог сказать что-то такое, до чего Маршалу самому не додуматься.

Решено было, отладив усилитель эмоций – УЭМ-1, как его назвали, – испытать его тут же, на Вьянгасе. Персонал тергаронской военной базы, уйма рассеянных по всей планете экстремалов и ролевиков, работники добывающих компаний – человеческого материала для эксперимента достаточно.

Римма их не жалела (влипнут – сами виноваты, невиноватый не влипнет), но ей виделось другое: наводящие трепет коммандос, появляющиеся в ореоле звездного сияния то тут, то там, чуждые сантиментам, бесстрашные, непобедимые… Когда она попыталась поговорить об этом с Маршалом, откуда ни возьмись нарисовался Груша (подслушивал за дверью?) и припечатал ей ярлык «инфантилизм, комплекс неполноценности, мания сверхчеловеческого», с обычным своим сонным выражением на оплывшем интеллигентном лице. Кирч ввязалась было в спор, однако ей, как всегда, не хватало для победы ученых слов и знаний.

Зато она все-таки научилась двигать предметы и чувствовать технику – пока слабенько, но ведь главное – сделать первый шаг.

А Маршала она не уступит, пусть Груша не надеется. Ей нужен вождь, за которым можно пойти и в огонь, и в воду, и этот вождь должен вести ее туда, куда ей надо. Груша с его затеями тут лишний.

«Никакой катастрофы…» Тина протянула блестящую от антисептического геля, в порезах, руку и взяла снимок. Воронка, словно от мощного взрыва. Там еще и радиационный фон в несколько раз выше нормы.

Наверное, Стив предчувствовал, что это может произойти, когда арендовал заброшенную базу на темной стороне Аглона. Если бы он в тот момент находился на яхте, Тина и Поль остались бы без яхты, а если бы в штаб-квартире – в подземном городке с искусственной атмосферой пострадал бы по меньшей мере целый квартал.

– Тина, делать из этого трагедию – неостроумно.

– А ты и рад, – оторвавшись от снимка, Тина в упор посмотрела на Лиргисо. – Ты давно об этом мечтал.

– Да, рад! И ты бы тоже порадовалась, если бы не твой ненасытный эгоизм. Стив наконец-то ушел в свой божественный мир, и это наилучшая развязка и для нас, и для него. Наша Вселенная не для богов.

Операция удалась, «Контора Игрек» приказала долго жить, однако защитные механизмы пространственно-временного континуума окончательно взбесились, и Стива отсюда вышвырнуло. Поль сказал, что он сейчас находится невероятно далеко, среди других подобных себе существ, – лишь на мгновение Поль сумел установить контакт с тем миром, и это истощило его силы почти до обморока. Он полулежал в кресле бледный, с рассеченной скулой и в разговоре не участвовал.

– Скажи спасибо, что тебе руки не оторвало, – вновь обратился к Тине Лиргисо. – Из-за тебя мы все трое могли погибнуть.

Ее порезало осколками, когда мониторы один за другим начали взрываться. Она успела отвернуться, прикрыв лицо согнутым локтем.

– Уходите отсюда! – потребовал Стив. – Мне пришлось пренебречь причинно-следственными цепочками, я все сделал одновременно, это вызвало реакцию… Лиргисо, телепортируйся вместе с ними!

– А ты? – спросила Тина.

– Мне с вами нельзя, я к себе, – он просвечивал насквозь и все сильнее пульсировал. – Со мной ничего катастрофического…

– Тина, идем!

Лиргисо, уже державший за руку Поля, потянулся к ней, но она бросилась к Стиву. Ее словно ударило током.

– Уходите! – отступая, повторил Стив, вокруг него как будто сам воздух плавился. – Скорее!

– Не может быть, чтобы не было способа… – успела произнести Тина.

Живущий-в-Прохладе схватил ее за рукав, и они очутились у него на яхте.

– Смотри, это из-за тебя! – он обвиняющим жестом указал на скулу Поля. – Фласс, да ты ранена…

Сколько прошло времени? Отправленный к базе зонд заснял воронку, больше там ничего не осталось. «Вселенная защищается от меня, как может…» А Тина чувствовала тупую боль в области сердца и пустоту. Как выдранное из земли растение с оборванными корнями. Всего несколько часов назад она бродила по многолюдным стеклянным улицам Каманы и думала о том, что не способна ни к чему прирасти.

– Вам обоим надо научиться жить без Стива. Тина, тебе еще не надоело быть монахиней? Как истинная монахиня, ты способна любить только бога, в этом, знаешь ли, есть нечто жалкое. А ты, – Лиргисо повернулся к Полю, – ты ведь сейчас еле живой от страха, словно с тебя одежду сорвали. У тебя в телохранителях должен ходить всесильный бог, только на таких условиях ты будешь чувствовать себя в безопасности! Однако богов больше нет, и теперь вам придется заново осваивать правила игры, принятые в этом мире. Я-то изучил их давным-давно и никогда не забывал…

Тина перебила:

– Разве кто-то сказал, что мы нуждаемся в твоей компании?

Это сбило с него спесь, и он примирительным тоном заговорил о том, что им лучше и дальше держаться вместе, поскольку Полю нужна защита, немало найдется желающих его эксплуатировать, а у Тины нет денег, и телепортироваться они так и не научились, и т. д., и т. п.

– У меня есть деньги, – процедила Тина. – А кончатся, работу найду.

– Ты уже ее нашла, – Лиргисо подарил ей подкупающую дружескую улыбку. – Я беру тебя на работу, размер оклада определишь сама.

– Кем?

– Кем угодно. Телохранителем, секретаршей, пилотом, моей ходячей совестью…

– Твоей совестью? Да я лучше в уборщицы пойду.

– Значит, я беру тебя уборщицей. Тина, прояви же благоразумие! Стива с нами больше нет, и если ты получишь серьезную травму, что ты станешь делать? Мне доводилось видеть киборгов-калек – печальное и поучительное зрелище, а регенерацией ты владеешь не настолько, чтобы тебе все было нипочем.

– Это угроза?

– О, нет, я-то тебе вреда не причиню, но почем знать, что может случиться… «Коконы спасения», предназначенные для обыкновенных людей, для тебя не годятся, не так ли? Тебе нужен тергаронский «кокон», разработанный специально для киборгов твоей модификации, и я такой достану.

– Каким образом? Тергаронцы их не продают.

– Я пущу в ход все свои связи и возможности, и «кокон» у нас будет.

Это обещание заставило Тину призадуматься. Пока Стив был рядом, она не нуждалась ни в какой медицинской аппаратуре, а теперь придется быть осторожней. О тергаронском «коконе» она могла только мечтать.

– Тина, мы нужны друг другу, – Живущий-в-Прохладе присел напротив, заглянул ей в глаза. – Ты не желаешь видеть, насколько я изменился с тех пор, как мы познакомились. Перед тобой уже не тот Лиргисо, который когда-то был первым помощником Сефаргла на Лярне. Я познал и доброту, и сострадание, и порядочность, я давно стал другим.

– Ты говоришь это после того, что делал с Клиссом? – вмешался Поль.

– Так ведь с Клиссом, а не с тобой! – оглянувшись на него, бросил Лиргисо с досадой.

– Не думай, что ты хозяин положения, – сказала Тина. – Мы уйдем с твоей чертовой яхты, когда захотим.

– Да разве кто-нибудь возражает? – Живущий-в-Прохладе улыбнулся почти вымученно. – Расстанемся друзьями. Хинар возьмет бот – один из моих ботов Поль подарил неблагодарному Саймону, осталось всего два – и отвезет вас, куда прикажешь. Но прошу, подумайте…

Он посмотрел на Тину, потом на Поля. Волосы он подрезал до плеч и осветлил, снова превратившись в платинового блондина, из-за этого его треугольное лицо казалось совсем молодым. Он словно ждал приговора и готов был покорно его принять – безусловно, в этом присутствовала толика игры, но игра скорее подчеркивала, чем маскировала его чувства. Энбоно смертельно боятся одиночества.

– Решай ты, – Тина взглянула на Поля. – Как скажешь, так и поступим.

Тот поднял полуопущенные веки. Разбитая скула (задело каким-то обломком, когда все начало разлетаться на куски) придавала ему отрешенный вид. До чего разные у них глаза: у Лиргисо непроницаемые, с холодным блеском золотистого драгоценного камня – натыкаешься на отшлифованную грань, за которой что-то жутковатое, колдовское, а у Поля – словно провалы в полные жизни миры, окутанные теплыми весенними сумерками.

Вдруг лицо Поля болезненно дернулось.

– Зачем ты экранировку снял?

– Чтобы ты видел, как я отношусь к тебе и к Тине. Суди сам, искренен ли я, когда говорю, что не собираюсь вредить вам и что я тебя люблю.

– Я бы предпочел, чтобы ты меня не любил.

– Поль, да разве это от нас зависит? И моя безумная страсть, и твое ответное чувство ко мне – я, между прочим, не забыл, что ты сказал, когда бредил в «коконе», – все это игры рока. Мы можем держать свои чувства в узде, но не в нашей власти противиться им.

– Во-первых, управлять своими чувствами, в принципе, можно, силарцы это практикуют, во-вторых, когда я бредил, я по определению ничего не соображал.

– Во-первых, силарцы, в принципе бесконечно далекая от нас раса, во-вторых, что до твоей способности соображать, так даже когда ты вполне вменяем… – спохватившись – сейчас неподходящий момент для колкостей! – Лиргисо проделал почти акробатический словесный трюк, – …ты вряд ли контролируешь себя полностью, ибо сие невозможно, идеалы по определению недостижимы.

– Сделай опять экранировку.

После этой фразы Поль две-три минуты молчал, потом сказал:

– Остался Маршал, он что-то готовит, так что нам лучше действовать вместе. Но только если ты примешь мое условие.

– Какое?

Они безмолвно смотрели друг на друга, и Тина отметила, что Живущего-в-Прохладе гложет мучительное беспокойство: натренированные лицевые мышцы сохраняли неподвижность, но в глубине золотисто-желтых глаз проплыла тревожная тень.

– Ты никого больше не будешь пытать, понял? Ни ради информации – для этого есть целая куча «сывороток правды», ни для шантажа, ни из мести. Никого – это значит вообще никого. Если я о чем-то таком узнаю, мы разойдемся в разные стороны, какая бы ни была ситуация.

– Я присоединяюсь к Полю, – поддержала Тина. – Если мы будем вместе, ты не должен делать вещи, которые мы отвергаем.

– Принимаешь условие? – спросил Поль.

– Да, конечно, принимаю, – Лиргисо усмехнулся, как показалось Тине, с облегчением. – Для меня пытки всегда были средством, а не целью, и я готов принести сие эффективное средство в жертву нашей дружбе. Но вы же знаете, сколько подвигов мне приписывают собратья Саймона Клисса! Допустим, на меня возведут напраслину, как прикажете оправдываться?

– Я смогу отличить ложь от правды.

– Ты прелесть. Пойдем теперь в медотсек, – Лиргисо сменил тон на снисходительно-нежный. – Надо вылечить твою бедную скулу.

– Лучше я попробую регенерировать, как учил Стив. Кстати, я не считаю, что он не вернется. Может, он еще найдет способ обойти эту механику, которая его отсюда вышибает.

У Тины это предположение вызвало вспышку надежды, а по лицу Живущего-в-Прохладе скользнуло чуть заметное выражение недовольства.

И «Гиппогриф», и рузианская база «Конторы» были захвачены Космополом, арестованные интернированы на Руз в ожидании транспорта из большого мира. После того как это известие дошло до Аглона, Лиргисо расплатился со своими наемниками (не забыв сказать Тине и Полю, что сей поступок превосходно иллюстрирует его честность и порядочность), и обе яхты отправились по «капиллярам» к выходу из облака Тешорва. Посоветовавшись с Полем, Тина согласилась на стыковку: у Лиргисо двое пилотов, а ей, чтобы не сбавлять темпа, пришлось бы сидеть в рубке круглосуточно.

– Застукаю тебя у нас на яхте – неделю из «кокона» не вылезешь, – предупредила она Живущего-в-Прохладе.

Тот рассыпался в уверениях, что и в мыслях такого не держит, и вообще никогда не телепортируется вслепую, ему для этого непременно нужна картинка.

Чтобы попасть на его территорию, Поль и Тина пользовались ботом. Тина познакомилась с Аминой, уже без всяких масок, в этом больше не было необходимости. Они словно двигались в противоположных направлениях: Амину, в пятнадцать лет проданную спившимися родителями в одну из рубиконских подпольных клиник, производящих киборгов, привлекало все то, от чего Тина сбежала, – домашний очаг, оседлая семейная жизнь.

«Все мы разные, и главное, чтобы каждый мог жить так, как ему надо, чтобы нас с Аминой не принуждали жить одинаково. Вот что не способны понять люди „Конторы“ и все им подобные. Равноправное сосуществование разного – если разобраться, „Контора Игрек“ боролась именно против этого. И проиграла».

Яхта Стива напоминала опустевший дом, из которого все внезапно разъехались. Тина и Поль спали теперь в одной каюте. В темноте у обоих возникало чувство, как будто лежишь на берегу неподвижного сонного моря безлунной ночью и со всех сторон – погруженное в дремоту бескрайнее пространство. А стоило включить свет, и вещи возвращались на свои места, вырастали стены, все это за долю секунды, словно так и было.

– Со Стивом все в порядке. Я пытался до него дотянуться, но это слишком далеко, даже для меня. Попробуй как бы открыть для него коридор.

– Какой коридор?

– Знаешь, вроде того, что аэродиспетчеры на Ниаре называют «зеленой улицей». Мысленный, но чтобы он в то же время был настоящим.

– А ты не сможешь? Мысленный, но настоящий – для меня это абракадабра.

– Это должна сделать ты. Если Стив вернется – он вернется к тебе, с тобой у него самая сильная связь, поэтому только ты можешь ему помочь.

Немного сумбурно, путаясь в образах, Поль попытался объяснить насчет коридора и в конце добавил:

– В лярнийских трактатах по магии, которые есть у Лиргисо, наверняка должны быть описания таких вещей, но он их ни за что не даст. Он сразу поймет, зачем нам это нужно.

– Они еще и на каком-то древнем языке, у нас нет программы для перевода, – заметила Тина. – Может, силарцы тоже что-нибудь об этом знают? Вот выйдем из облака, и можно сразу на Овиаму, заодно Ивену и Лейлу навестим.

– Я тоже очень хочу увидеть Ивену, но сейчас надо поскорее найти шайку Маршала, пока они на планете, а не на корабле, – голос Поля звучал невесело. – Иначе будем потом целую вечность за ними гоняться. Если мы не успеем, они начнут террор.

– Возможно, Хинар и Амина смогут увеличить скорость, я поговорю с Лиргисо.

– Тогда мы с гарантией опоздаем.

Тина не видела его лица, но уловила скептическую усмешку.

– Почему?.. Маршал ведь ему тоже враг. Что он потеряет, если избавится от Маршала?

– Нас. Он боится, что после победы мы от него уйдем, и постарается сделать так, чтобы это была бесконечная война.

Тина шепотом выругалась.

– Вот сукин сын… Похоже на него, как я сама не додумалась… Не лучше ли от него избавиться? Когда выйдем из облака и расстыкуемся – нырнем в гиперпространство, черта с два догонит.

– Нет. Лучше как сейчас. Только не спрашивай почему, я не знаю. Некоторые вещи проявляются для меня отчетливо, и я могу что-то объяснить, а другие – как неопознанные предметы в тумане.

– Значит, Маршала надо уничтожить так, чтобы наш драгоценный союзник не успел помешать. Буду иметь в виду. Пока ты был у него на яхте, Стив учил меня защищаться от экстрасенсорных ударов, и Маршал больше не сможет меня отделать, как в прошлый раз. Но он сильный киборг и сильный экстрасенс, и я не уверена, что справлюсь с ним без оружия, а любое оружие мы друг у друга мигом выведем из строя. Патовая ситуация.

– Как в шахматах, – Поль закинул руки за голову – легкое движение в темноте, словно качнулась ветка от порыва ветра.

– Найти бы оружие, которое не накроется от наших бесконтактных приемов. Разве что нож, но против киборга это несерьезно. Что-нибудь эффективное и в то же время простое, без электроники и без механизма, который можно заклинить. Примитивное и поэтому неуязвимое для экстрасенсорного воздействия…

– Ага, мечи против магии, что-нибудь в этом роде?

– Мечи?..

– Ну, как в этих фильмах, которые Ивена и Лейла любят.

Девочки увлекались фильмами-фэнтэзи с героями, колдунами, драконами и всякими магическими существами. Тину это не особенно захватывало – возможно, потому, что приключений у нее и в жизни было хоть отбавляй, и она в последнее время больше интересовалась таким искусством, где действие происходит во внутреннем пространстве человека или не-человека; ей казалось, она сможет найти там что-то такое, чего ей не хватает. А Поль нередко присоединялся к девочкам, и тогда они втроем смотрели какую-нибудь волшебную историю, обмениваясь впечатлениями и комментируя: Ивена – сочувственно и тактично, словно сказочным персонажам не все равно, что о них говорят, Лейла – с угрюмым подростковым цинизмом, бравируя своей поверхностной развращенностью, Поль – аналитично и вдумчиво, как зритель несколько более взрослый и вдобавок с полицейским прошлым.

Фехтовальных сцен в этих фильмах было много, на любой вкус.

– То, что надо! – Тина села на постели. – Мне нужна пара клинков с термоизолированными рукоятками и хорошей аэродинамикой – при моей скорости это важно. Лучше не металл, а какой-нибудь заменитель, чтоб электромагнитные поля не могли повлиять. Плюс учебное пособие по фехтованию. Приемы я усваиваю быстро, достаточно повторить движение несколько раз. Маршал – труп. Хотя он ведь тоже мог додуматься…

Познания Поля в этой области ограничивались азами: мечи, как устаревшее оружие, не входили в арсенал манокарских киллеров, и технике фехтования Сенегав его не учил. Зато Лиргисо сказал, что умеет фехтовать. В Могндоэфре этим занимаются в специальных залах, где пол разрисован прихотливыми двуцветными узорами, и во время поединка нельзя заступать за линию, ограничивающую твой цвет. Энбоно надевают шлемы с ажурными забралами и легкие доспехи, кисти рук защищены гардами изысканной формы, клинки отполированы до зеркального блеска. Победителем считается тот, кто выбьет у противника оружие либо заставит его сойти с узора. Похоже на красивый балет, и все же многие из Живущих-в-Прохладе находят сие развлечение слишком грубым и жестоким: все-таки имитация боя, удары, хотя и по доспехам, можно получить синяк.

– А мне нравилось, – заключил Лиргисо. – Могу показать приемы, но боюсь, Маршал не оценит их восхитительного изящества. Если бы Поль заинтересовался, мы могли бы разыгрывать очаровательные поединки, побежденный выполняет любое желание победителя…

– Я пожелаю, чтобы ты целые сутки держал рот закрытым.

– Фласс, и кто из нас после этого изверг, я или он? Хинар что-то знает о шиайтианском фехтовании, вот закончится его вахта – спросим.

У Хинара нашлась и видеоколлекция шиайтианского холодного оружия, и учебные фильмы. Тина тренировалась с двумя мечами, отлитыми в мастерской яхты из тяжелого пластика по образцу шиайтианских «герэдги». Когда вышли из облака, она заказала на Шиайте настоящие «герэдги», там же взяла у мастера фехтования несколько уроков и приобрела робота для спаррингов, с комплектом учебных программ.

За время перехода по «капиллярам» Лиргисо отреставрировал, насколько это было возможно, и отредактировал фильм Саймона Клисса и после передал его, со своим предисловием, информационному агентству «Гонг Вселенной».

«Контору Игрек» разгромил Стив, а фильм разрушит тот романтический ореол, которым постаралась окружить себя эта организация, похожая, по словам Поля, на чудовищно разросшуюся грибницу. На многих планетах разразились политические скандалы, связанные с разоблачением высокопоставленных сторонников «Конторы», в том числе на Манокаре, где благодаря этому пошатнулись позиции противников реформ. Кое-кто из членов Галактической Ассамблеи поспешно ушел в отставку. Полное впечатление победы… Но Маршал остался, и Поль считал, что надо торопиться. Раз за разом он погружался в «состояние поиска», не считаясь с усталостью, – как на Рубиконе, когда искали дерифл, – Хинар, следуя его указаниям, делал очередной бросок, и состыкованные яхты, постепенно сужая круги, приближались к цели.

«Висит груша, нельзя скушать» – плакатик с этим старым-престарым детским стишком Римма прилепила к стене в клуб-холле и внизу, в скобках, мелкими буквами приписала отгадку: «Груша повесился». Все смеялись, кроме психолога.

Борьба за Маршала продолжалась. На днях Римма одержала серьезную победу: ей удалось убедить шефа в том, что «Команде Игрек» нужен молодняк и надо вербовать рекрутов из тех экстремалов и ролевиков, которые болтаются по всему Вьянгасу и бьют баклуши. Маршал дал добро.

Вчера Кирч совершила первую вылазку, присмотрела группу молодежи и вечером, у костра, долго говорила о том, что играть в светлые и темные силы – это фигня, а вот есть в Галактике тайная организация, которая реально борется со злом, и берут туда только самых достойных, не слабаков и не нытиков, потому что это настоящая Команда Сильных с большой буквы! Аудитория не проявила особого интереса к ее речи, но все же она отметила две-три пары внимательных глаз: этими ребятами стоит заняться вплотную. Скоро в «Команде Игрек» появятся свои «салаги», которых можно будет гонять и муштровать, – одна мысль об этом делала Кирч счастливой.

Зловредный Груша постарался испортить ей настроение:

– Риммочка, ты бы видела себя со стороны! Смешная растрепанная девчонка в давно не стиранной фуфайке и солдатских штанах гармошкой, на три размера больше, косит под бывалого вояку. Несолидно… Контингент, который нам нужен, не почувствует к тебе доверия, а те, кто за тобой пойдет, – это будут, я думаю, инфантильные неврастеники, непригодные для работы в нашей организации.

– А ты Клисса проморгал! – огрызнулась Римма. – Кто посоветовал Маршалу его взять? Из-за тебя в организацию внедрился внутренний враг.

– Ребята, кончай базар, – недовольно и как будто даже смущенно проворчал Маршал – он, оказывается, стоял за дверью и все слышал. – Кто Клисса помянет, тому глаз вон.

– А кто забудет, тому оба, – буркнула Кирч.

И наутро, встав раньше всех, повесила в клуб-холле обидный для Груши плакатик.

Облитые горячим солнечным сиропом известняковые скалы, колючий кустарник с жиденькой листвой и мохнатыми бледно-серыми цветами, чьи-то норы в белесой почве. Горбатые ящерицы пепельной окраски, застывшие, словно каменные изваяния – Тина, с ее сверхострым зрением, первая заметила, что их тут полно. Вдали, на фоне блеклого безоблачного неба, темнеет приземистая постройка.

– Они там, – сказал Поль.

– Подлетим ближе? – предложил Лиргисо.

– Не стоит, спугнем их, – отозвалась Тина.

Лиргисо пытался настоять на своем, но она, не слушая, повернула обратно. Она помнила о том, что Живущий-в-Прохладе не заинтересован в скорой победе над Маршалом.

Вьянгас – мир сухой, насквозь прожаренный солнцем. Тергаронская военная база находится на другом материке, в полярной зоне, а здесь – только экстремалы да ящерицы. И Маршал со товарищи.

Тина была приятно удивлена, обнаружив, что на Вьянгасе можно спокойно разгуливать с парой мечей за спиной и никого это не шокирует. Экстремалы делились на спортсменов и ролевиков, последние тоже ходили при мечах, топорах, ятаганах, шпагах.

– Фласс, какая досада, что у меня нет ничего подходящего… Надеюсь, тут можно найти оружейный магазин? До завтра постараюсь что-нибудь раздобыть.

– Зачем тебе? – спросила Тина. – Хочешь соблазнить Маршала могндоэфрийским балетом?

– Маршал не в моем вкусе, но нельзя же пренебрегать модными аксессуарами! Поль, ты предпочел бы меч или шпагу? Я и для тебя подыщу что-нибудь безукоризненно изящное.

– Не надо. Я завтра пойду без оружия, даже ножа с собой не возьму.

Голос Поля, тихий, слегка сдавленный, встревожил Тину.

– В чем дело?

– Если я буду вооружен, я умру. Я знаю, что это так, но не знаю почему.

– А мы?

– На вас это не распространяется.

Над соляным озером, обрамленным сверкающей белой каймой, их бот разминулся с другой машиной, которая шла встречным курсом, тоже на малой высоте.

– Это была она, – сообщил Поль, когда чужой аэрокар скрылся из виду.

– Кто – она?

– Девушка с «Гиппогрифа». Римма Кирч.

– Что же ты сразу не сказал?

– Она не в твоем вкусе. И наша цель сейчас – Маршал, любой инцидент с его людьми насторожит его.

Яхты стояли среди холмов, заросших все тем же кустарником, усыпанным похожими на пауков «траурными цветами», как называл их Лиргисо (на Лярне серый – цвет траура). Без маскировки: еще одна компания туристов, кому это интересно… Несмотря на тергаронское военное присутствие, на Вьянгасе уже много лет царили мир и покой. Тергаронцы проводили маневры на своем полярном континенте, и к ним туда никто не лез; иногда они устраивали тренировочные марш-броски за пределами своей территории, но праздношатающуюся публику не трогали. В Абиене – официальной столице Вьянгаса, небольшом городишке с увеселительными заведениями для туристов – находилось около дюжины консульств и местная резиденция Космопола. Поскольку пиратов и прочую такую же шушеру отпугивало наличие тергаронской базы, космополовцы прохлаждались, занимаясь в основном спасательными операциями, если кто-нибудь из экстремалов попадал в неприятности.

– Надеюсь, ты за аксессуарами не в Абиен собираешься? – спросила Тина. – Тебе там обрадуются, как манне небесной. Они, наверное, совсем извелись от безделья.

– Я сначала в тот лагерь, который мы видели с воздуха. И я, разумеется, буду в гриме, – Живущий-в-Прохладе усмехнулся. – Хотя в этом нет необходимости… Вы слышали о том, что появилась мода на пластические операции а-ля Лиргисо? Фласс, сколько моих двойников уже ходит по улицам Ниара, Земли, Неза… Притвориться своим собственным двойником – довольно пикантный способ маскировки, вы не находите?

Солнце село, и мохнатые серые цветы, которые при дневном свете выглядели отталкивающе, начали испускать нежное призрачно-зеленоватое мерцание, а также постепенно усиливающийся сладкий аромат. Вокруг них вились, наполняя сумерки трепетом, почти невидимые большекрылые насекомые. Лиргисо исчез, а Тина вытащила наружу робота для спаррингов – до сих пор она не упражнялась в фехтовании на открытом пространстве. Поль, Амина и Хинар наблюдали за ней из сборного пластикового домика с раздвижными стенами, поставленного на полпути между двумя яхтами. Этот домик напоминал уличное кафе: одна из стен во всю ширину раздвинута, с балок свисает пара незийских цветных фонарей, посетители устроились в шезлонгах. Хинар включил музыку, а из яхты Лиргисо выполз повар, пожилой шиайтианин, похожий на морщинистую черепаху, с чашками кофе и пирожными на подносе. Тина прервала тренировку и пошла пить кофе. Потом появился Живущий-в-Прохладе.

– Фласс, да вы тут настоящую гулянку устроили! Стоило ненадолго оставить вас без присмотра…

– Здесь повсюду так, – возразила Тина. – Типичный лагерь туристов, мы не выделяемся.

– У туристов принято заглядывать на огонек без приглашения. Только нам гостей не хватало!

– Не сердись на своих, это я попросил, – негромко сказал Поль.

Лиргисо взял его за подбородок – резкий, бесцеремонный жест – и повернул лицом к свету.

– Умереть собираешься?

Поль оттолкнул его руку.

– Нет, собираюсь выжить.

– Не зарывайся, – процедила Тина, в упор глядя на Живущего-в-Прохладе.

– Тина, ты в глаза ему посмотри! Я знаю, как смотрят те, кто готовится умереть. У него же глаза, как у энбоно, который завтра уйдет во Фласс!

– Поль, тебя могут завтра убить?

– Нет, – он постарался улыбнуться. – Меня не убьют. Просто как-то не по себе… Наверное, из-за того, что меня тогда на «Гиппогрифе» так отделали. Потому и захотелось устроить гулянку, чтобы отвлечься. Все в порядке.

– Тина, мы пойдем завтра без него, вдвоем. А его запрем у меня на яхте, и я прикажу Хинару ни на шаг от него не отходить.

– Мы должны пойти вместе. Без меня вы упустите Маршала.

– Пойдем послезавтра, – решила Тина.

Оба в первый момент хотели возразить, но передумали.

В ночной тишине чуть слышно шуршали крылья насекомых да звякали чашки на подносе, который повар уносил в темноту, семеня за роботом, освещавшим ему дорогу к яхте.

– Ты не заметила, какое обреченное выражение у него было? – шепнул Лиргисо, когда Поль ушел. – Предчувствие это или он просто перетрусил? В его случае возможно и то, и другое.

Утром Поль сказал Тине, что вчера на него просто накатило – как во сне, когда знаешь, что вот-вот увидишь что-то страшное. Короче, нервы. Это не только со «сканерами» бывает.

Еще он добавил, что завтра обязательно нужно добраться до Маршала, иначе на днях произойдет первый теракт – прямо здесь, на Вьянгасе.

– Под носом у тергаронцев? Им же только повод дай, я их знаю.

– А Маршалу наплевать.

Залитые солнцем массивы кустарника опять стали серыми и невзрачными, и пахло только сухой нагретой почвой, ночные чары без следа рассеялись. Крылатые насекомые, сновавшие в темноте, тоже словно вымерли.

Жара не мешала Тине тренироваться, а Поль расположился в тени, под навесом домика с раздвинутыми перегородками. Казалось, его больше ничто не беспокоило и не мучило. Его кожу покрывал золотистый «тропический» загар (во время обратного путешествия по облаку Тешорва он регулярно пользовался солярием), в сочетании с рыжей шевелюрой это производило экзотическое впечатление. И бледности не видно, даже если кровь от лица отхлынет.

Подошел Живущий-в-Прохладе, к его широкому, серебряному с чернью поясу был пристегнут меч в ножнах, сделанных в виде агонизирующей змееподобной твари с судорожно разинутой пастью, а замысловатая, но, похоже, практичная гарда напоминала странный цветок, которым мерзкое создание подавилось. Когда Поль об этом сказал, Лиргисо рассмеялся и ответил, что именно такого эффекта он и добивался.

– Помнишь этот лагерь неподалеку от логова Маршала – целый импровизированный городок? Там есть мастерская, где подобные вещицы делают на заказ. Я на месте набросал несколько эскизов и потребовал, чтобы мне изготовили пробные экземпляры. И дизайнер, и оператор, обслуживающий аппаратуру, были очарованы моими рисунками, сразу предложили мне работу – помощником дизайнера. Забавно, не правда ли? Меня тронули их наивные восторги, и я, пока ждал свой заказ, сделал им еще полторы дюжины эскизов. Как они умоляли меня остаться! Даже пообещали, кроме зарплаты, ежедневно ставить мне бутылку «Хакерской». Соблазнять меня гадкой дешевой водкой – это Фласс знает что! Я не выдержал и расхохотался, а после, не слушая их стенаний, забрал этот прелестный меч и откланялся. Однако же приятно, когда тебя ценят как должно и принимают без предубеждения… Поль, ты можешь сказать, добьюсь ли я того положения в обществе, какого заслуживаю, – чтобы во мне видели не преступника, а законодателя моды и поклонника прекрасного, чтобы вся Галактика восторгалась мной так же, как эти двое юношей на забытом богами и демонами Вьянгасе?

Сражаясь с роботом в не слишком быстром темпе, Тина одновременно прислушивалась к разговору. Крутанувшись в пируэте, она заметила, что Поль откинулся в шезлонге с закрытыми глазами – видимо, сканирует будущее.

– Сказать-то могу, но мой ответ тебе вряд ли понравится.

– Говори. Я давно уже не боюсь никаких издевок рока.

– Так, как ты хочешь, будет, но после твоей смерти. Зелгони. Аукцион на Незе.

– Незиец Зелгони, Тинин адвокат? При чем тут он?

– Вероятно, он будет иметь к этому какое-то отношение, – глаза Поля все еще были закрыты. – Дождливый день, и ко мне пристает тип с Земли, который хочет написать твою биографию. Меня достали его вопросы, и я телепортируюсь, чтобы от него отделаться.

– На свалку?

– Нет. Я научусь телепортироваться.

– М-м, вот это уже сомнительно… Не скажу, что я в восторге от твоего пророчества, но я принадлежу к расе, которая не слишком боится смерти. Как я умру?

– Я уже говорил. Тебя убьет огненный шквал.

– Надеть, что ли, завтра огнеупорный скафандр?

– Это будет не завтра.

– И на том спасибо. Поль… а приговоренный к смерти имеет право на последнее желание?

– Нет. Вспомни Саймона Клисса.

– Фласс, ну сколько можно! Я искренне сожалею об этом, я раскаиваюсь, неужели ты не видишь?

– Вижу. Но раскаиваешься ты совсем не в том, в чем нужно.

– Не понимаю, что ты хочешь сказать.

– Ты раскаиваешься в том, что сделал неверный ход и упустил свой шанс, только и всего.

– Конечно. И поверь, я жестоко страдаю из-за своей ошибки. В чем же еще я должен раскаиваться?

– В том, что ты истязал беззащитного человека. Дошло?

– Разве я тебя истязал? Да, я уложил тебя в «кокон», но у тебя ведь начался токсикоз после передозировки хминка, и ты прекрасно об этом знаешь. Право же, ты рассуждаешь как ребенок.

– Я имею в виду не себя, а Саймона Клисса.

– О, Фласс, это невыносимо… Тина, ты слышала, что сказал этот сумасшедший?!

– Отстань, – сквозь зубы бросила Тина, отражая выпад робота. – Не видишь, я тренируюсь.

– Отчеты ежеквартально писать – это, ребята, святое, основа всего, вроде как закон всемирного тяготения! Это не нами заведено, и не нам ломать. Против традиции не попрешь, поэтому даю вам четыре дня, и чтоб каждый боец «Команды Игрек» в срок сдал мне отчет по установленной форме, это приказ. Или кто-то здесь легкой жизни хочет? Кирч, неуставную физиономию отставить!

Раз Маршал сказал – значит, надо, но зачем Команде Сильных все эти бюрократические заморочки, вот чего Римма не могла понять. Она-то надеялась, что это осталось в прошлом. Но Маршалу виднее, приказы не обсуждаются.

Мыслеусилитель был готов, провести первое испытание Маршал собирался в ближайшее время. В радиусе действия – несколько лагерей туристов, да еще тергаронское подразделение, которое находится на марше в гиблом скалистом краю, изрезанном пересохшими каньонами.

Туристам Римма не сочувствовала – лоботрясы, которым все бы в игрушки играть, а солдат ей было жаль: это же крутые ребята, не слабаки. Но Маршал слушал не ее, а Грушу, а тому не терпелось посмотреть, какие реакции проявят в ходе эксперимента представители разных социальных групп, и он категорически отсоветовал ждать, когда тергаронцы выйдут из зоны поражения.

Угрюмая, в глубине души разочарованная – все идет не так, как ей мечталось! – Кирч отправилась в близлежащий лагерь ролевиков. Яркий городок, заметный издали посреди залитой солнцем серой пустоши, раздражал своим вызывающим легкомыслием. В нем было что-то дразняще-аттракционное, и Римме хотелось, чтобы на него обрушился ураган или еще какое-нибудь стихийное бедствие, – тогда бы здешние обитатели узнали, что почем!

Разноцветные модульные домики и украшенные голограммами палатки, беспечные лица, умопомрачительное бутафорское оружие… Над Кирч тут уже начинали посмеиваться, а ее речи слушали, как байки. Здесь постоянно рассказывали байки, и Риммина агитация тонула в океане всевозможной пестрой ерунды; никто не понимал, что вместо детской игры, где все понарошку, она предлагает игру на порядок более серьезную.

Вот и сегодня в трактире «Бешеная бочка» (домик из полых пластиковых бревен, имитация древесины) ее даже слушать не стали. Все обсуждали свежую новость – или свежую байку, здесь это одно и то же. Оружейник Влад и его подмастерье Джек – тот, что недавно усидел на спор две бутылки «Хакерской», не закусывая, – с утра пораньше носятся по всему Вьянгасу и ищут Золушку. Ну, не Золушку, а какого-то гениального рисовальщика, который приходил к ним вчера вечером заказывать меч. Он захотел, чтобы оружие изготовили по его собственному эскизу, и на месте набросал целую кучу эскизов с массой оригинальных деталей, Влад и Джек только рты разинули. Те, кому Влад показывал рисунки, говорили, что это супер. Влад простить себе не может, что свалял дурака: предложил ему место своего помощника, а надо было звать в долю. Если кто знает этого парня – дизайнер просил передать, что готов платить ему, кроме зарплаты, приличный процент с каждого заказа, и потом, на Ниаре, они могли бы продолжить сотрудничество (у него ниарский выговор, и Влад тоже с Ниара). А тому, кто поможет его найти, оружейники выпивку поставят! Приметы: парень лет двадцати пяти – двадцати восьми, высокий и стройный, светлокожий, светловолосый, носит желтые контактные линзы, руки очень ухоженные, на ногтях лак, и еще от него пахло дорогими духами.

Вначале Римма слушала вполуха, раздраженная тем, что пустячное событие и обещанная Владом и Джеком дармовая выпивка вызывают больше интереса, чем ее рассказы о Команде Сильных. Потом в голове у оперативника Кирч что-то тихонько щелкнуло, и она стала слушать внимательно.

Разыскала Влада, попросила посмотреть рисунки. Дизайнер предупредил, что по всем эскизам уже сделаны заказы, мигом расхватали, но, если она хочет, можно что-нибудь скомбинировать. Полузвери-полуцветы, прихотливые отталкивающе-чувственные узоры… Кирч все это не нравилось – как будто над ней издеваются, и в то же время хотелось рассмотреть получше, ничего не пропуская. Она протестующе засопела: не хватало еще, чтоб ее всякая гадость завораживала! Этот парень цены себе не знает, сказал Влад, такая работа хороших денег стоит, а он взял фломастер – и небрежно, с насмешливой улыбочкой, словно это детская забава… И отдал за просто так.

«А может, наоборот – слишком высоко себя ценит? Наконец-то назревает заварушка! Настоящая заварушка, не то что Грушины каверзы. Без врагов можно закиснуть… Но почему он так по-глупому выдал свое присутствие? Или это неспроста и тут кроется какая-то ловушка?»

Лиловатая скала, похожая на рояль, заслоняла перспективу с темным прямоугольником, приметным издали среди известняковых складок и серых пятен кустарника. Тина и Поль сидели в тени, у ее подножия. Оба в бронекостюмах с покрытием «хамелеон», Тина с мечами за спиной, Поль без оружия, как и собирался.

И вчера вечером, и сегодня утром Лиргисо донимал Тину ехидными замечаниями насчет ее экипировки. Мол, к таким мечам нужна не спецназовская броня, а что-нибудь узорчатое, декоративно-сквозистое – символические доспехи, едва прикрывающие стройное обнаженное тело, и побольше браслетов, и диадема поверх распущенных волос, и непременно изящные сапожки, украшенные стразами. Тогда Тина будет выглядеть стильно, совсем как персонажи тех фильмов, где все дерутся на мечах.

На сапожках он настаивал всерьез, нарисовал, какие они должны быть, и предлагал заказать в Абиене. Тинины ботинки вызвали лавину ядовитых восклицаний и уничижительных сравнений, но Тина сказала, что таким способом он ее заказать сапожки не вынудит, а будет продолжать в том же духе – она ему нюхалку расколбасит. Цитата из лексикона бойцов «Конторы Игрек» заставила Живущего-в-Прохладе онеметь. Фласс, этого он от Тины не ожидал! Но для лекции о чистоте языка не было времени, и последнее слово осталось за Тиной.

Сюда они телепортировались, и потом Лиргисо в одиночку телепортировался к базе. По плану, он должен вывести из строя оружие, транспорт и средства связи, после чего вернется за Тиной и Полем, и они отправятся туда уже втроем.

– Долго его нет. Можешь определить, с ним все в порядке?

– Не могу. Он же заэкранирован.

У них были гиперпередатчики и «торпеды» для связи с Хинаром. В крайнем случае, тот за ними прилетит – если Живущий-в-Прохладе будет ранен и без сознания либо по какой-то еще причине не сможет телепортироваться.

Поль сказал, что Лиргисо их не подставит, они нужны ему живыми, а вот обеспечить Маршалу лазейку для бегства – это с него станется.

– Когда будем около базы, прежде всего проверь машины. Думаю, он грохнет все, кроме одной.

– У меня с этим медленно, ты же знаешь. А корабль? Логичней сохранить для Маршала космический транспорт.

– Это рискованно. Там наверняка полно бортовых орудий, и ходовые гравиторы можно использовать как оружие против тех, кто на земле. Лиргисо это понимает и глупости не сделает. А угнать чью-нибудь яхту на Вьянгасе несложно, тем более такому типу, как Маршал.

– Тут кто-нибудь есть, кроме нас?

– Никого. Ящерицы не в счет.

– Автоматики тоже никакой. Подожди меня, хорошо? Я попробую поймать его в бинокль и вообще посмотрю, что там. Все-таки он в таких делах дилетант, а у конторских большой опыт и в диверсиях, и в контрмерах. Боюсь, он переоценит свои силы и вляпается. Если он вернется, идите ко мне. Ты ведь сможешь меня найти?

– Конечно.

Тина доползла до известняковой скалы, которая торчала выше других; цепляясь за выступы, забралась наверх. Взглянула на экранчик биосканера: Поль по-прежнему один – и Лиргисо не появился, и чужих вокруг нет; прибор также сообщал о присутствии в километровом радиусе неподвижных живых объектов в количестве двадцати четырех штук, массой от трех до десяти килограммов, – это ящерицы, распластавшиеся на солнцепеке.

Наведя бинокль на здание базы, Тина вскоре заметила притаившегося возле стены человека. На Лиргисо тоже была броня-«хамелеон», свой сногсшибательный меч он оставил на яхте, взяв вместо него нож – практицизм возобладал над пижонством.

«Зря я сказала ему эту гадость. Не стоило. Сапожки он нарисовал красивые, а я – ни слова одобрения… Ну да, он меня достал, но разве я сама лучше? Только и разницы, что я не помешана, как он, на сексе и на власти над другими. Зато я к массе вещей нечувствительна, из-за этого часто бываю бестактной».

Известняковый пейзаж под ослепительным солнцем словно отпечатан на папиросной бумаге и кажется менее реальным, чем картинки воспоминаний. Сколько раз она говорила Стиву что-нибудь невпопад или плоско острила, когда лучше бы промолчать? Стив не обижался, он никогда не обижался на слова, и все равно это было с ее стороны отвратительно. Она следила за собой, чтобы ничем не задеть Поля, Ивену и Лейлу, – и то хорошо, зато все остальные от нее натерпелись!

Зойг. Разве трудно было объяснить ему, как обстоит дело? Да она просто испугалась, что разговор затянется надолго; ей было не до него, хотелось поскорее окунуться в мажорную суету пересадочной станции, побродить по стеклянным улицам-коридорам Каманы.

Гирта Нектал. Давным-давно, в детстве, они дружили, вместе играли, а когда стали постарше, вместе мечтали о побеге с Манокара. Потом, спустя много лет, случайно встретились на Незе, Гирта была женой манокарского дипломата. Тину поразило, насколько она изменилась: превратилась в типичную манокарку из высшего общества, «кроткую и плодородную», добродетельную и ограниченную, от объединявшего их подросткового бунтарства следа не осталось. Полтора года назад, когда Тина, Стив и Поль прилетели на Манокар, чтобы поддержать реформаторов, они снова встретились, и Гирта, к этому времени овдовевшая, искала сближения, но Тине было с ней скучно. Пользуясь своим новообретенным влиянием, Тина выбила для нее прибавку к государственной пенсии и помогла пристроить ее сыновей в престижные учебные заведения, а в гости заглянула всего один раз, и то на двадцать минут. Сунула подачку и отмахнулась…

А когда умирала мама, она только всхлипывала и твердила: «Мамочка, ты мне нужна», но не нашла тех слов, которые могли бы маму спасти. Намного позже Тина узнала от одного тергаронского психолога, что «излечимый» и «неизлечимый» рак – понятия условные; одни и те же формы этой болезни поддаются лечению либо нет в зависимости от того, хочет ли сам пациент выжить.

Она такая же бесчувственная и равнодушная, как все эти серые ящерицы вокруг. Раздавленная ящерица, которая корчится от боли на плоской верхушке скалы… Она даже плакать не способна, а говорят, слезы облегчают душевную боль.

Лиргисо осторожными перебежками пробирался обратно. Почему он не телепортируется? Видимо, не может. Однако его не преследуют, и никакой стрельбы… Это отвлекло Тину от рефлексии. Она посмотрела на биосканер – Поль на том же месте, в безопасности, посторонних не наблюдается, – сползла со скалы и двинулась навстречу Живущему-в-Прохладе.

Здание базы казалось необитаемым. Должно быть, Лиргисо нанес урон противнику, но при этом получил сдачи. Помимо всего прочего, он энергетический вампир, а Маршал тоже умеет воздействовать на чужую психику, Ивена и Лейла рассказывали… Тину осенило: значит, Маршал! С девочками было то же самое, когда они столкнулись с ним в Солбурге. Как он достал ее на расстоянии в два с лишним километра? Судя по прежним данным, раньше он так не мог.

Лиргисо появился из-за скалы, на его бледном треугольном лице блестели дорожки слез.

– Тина, ты когда-нибудь сможешь меня простить?

– За что? – опешила Тина.

– За все…

Он упал на колени, обнял ее ногу и заплакал навзрыд.

– Пусти. Мы попали под психотронный удар.

– Бедные милые ботинки, я так перед ними виноват… Я должен извиниться перед ними за все оскорбительные слова…

– До тебя дошло, что я сказала? Это психотронная атака. Перед моим правым ботинком ты уже извинился, хватит.

– Да, да, теперь перед левым…

Он выпустил ее правую ногу и припал к левой, лобзая пыльную обувь. Тина оттолкнула его; удерживая за плечи, присела напротив; на ее ботинках расплылись мокрые пятна.

– Помнишь, что случилось с Ивеной и Лейлой на Рузе? С нами сейчас то же самое. Это работа Маршала.

Лиргисо задыхался от рыданий, но это не мешало ему говорить, он не мог остановиться. Когда он был ребенком, кхейгла-мать однажды чуть не растерзала его – жалко, что не успела, тогда для всех было бы лучше. Тина ведь не знает о том, что во время секса он забирает энергию у своих партнеров? Он пристрастился к этому давно, еще на Лярне, начитавшись древних оккультных трактатов. Попробовал один раз – понравилось, и с тех пор он уже не мог без этого обойтись. Изредка он себя контролировал, например с Ольгой или с Лейлой, у них он брал немного, чтобы не повредить им, но обычно он буквально выкачивает энергию, так что его любовники потом полуживые. Из-за этого он часто меняет партнеров, поскольку не хочет, чтобы те умирали от истощения, – со временем он научился соразмерять свои и чужие силы и быть осторожным, а в молодости он убил таким образом больше дюжины энбоно, в том числе своих покровителей. Ужасная, пагубная привычка…

– Я за тобой такого не замечала, – улучив момент, сказала Тина, чтобы хоть немножко его успокоить.

– У тебя невозможно ничего забрать! Я пытался, но это все равно что кидаться на запертую стальную дверь. Я всегда губил тех, в кого влюблялся, ты была единственным исключением, как я тебе за это благодарен… На Лярне многие из тех, к кому я был привязан, из-за меня умирали…

Новый пароксизм рыданий. В промежутках между приступами он что-то бормотал о кошмарных снах, в которых испытывал такую же боль, как сейчас наяву; это странное, без названия, чувство, которое его мучает, пришло оттуда, из долин сновидений, погруженных в сплошные темные туманы.

– Это странное чувство называется совесть. Помнишь, ты добивался, чтобы я тебе объяснила, что это такое? А теперь выслушай меня внимательно! Это психотронная атака, ответный удар Маршала, – Тина опять глянула на биосканер: ничего не изменилось. – Ты меня понял? Понял или нет?

– Понял… – жалостно всхлипнул Живущий-в-Прохладе.

– Черт, и это мой бывший любовник! Расскажи, что было около базы и почему ты не телепортировался?

– Не смог. Помнишь, после дуэли с Тлемлелхом я телепортировался в полуобморочном состоянии, истекая кровью, а сейчас я не ранен – и все равно без сил. Я привел в негодность оружие и машины, потом началась эта флассова жуть, и я пошел к вам, чтобы поговорить… Мне вслед не стреляли – наверное, я успел уничтожить все. Где Поль?

– Ждет нас за той скалой.

– Тина, как же чудовищно я с ним поступил… Нельзя было показывать ему Саймона Клисса, ему нельзя показывать такие вещи – это для него хуже собственной боли. Фласс, до чего это было гнусно…

Лиргисо уткнулся лицом в ладони – беспомощный жест, так ему не свойственный. А те, кто засел в далеком темном здании, по-прежнему не проявляли никакой видимой активности.

– Все еще можно изменить, даже в твоем случае.

– Я насмехался над ним, пренебрежительно отзывался о его умственных способностях, хотя прекрасно знал, что он отнюдь не глуп, – не слушая, продолжал Лиргисо. – Его суждения о произведениях искусства, людях, городах, о многих других вещах нередко доставляли мне истинное наслаждение – настолько они утонченны, несмотря на шероховатость его речи, но я никогда не показывал, что ценю их, вместо этого я всячески старался его принизить! А как я вел себя с Лейлой?.. Если бы здесь был Фласс, я бы ушел во Фласс…

– Прекрати! И послушай меня! – Тина встряхнула его за плечи. – Между прочим, мне тоже тошно и плохо, но я держу себя в руках.

– Но ведь ты никогда не делала таких ужасных вещей, как я, – он безнадежно усмехнулся.

– Я делала другие ужасные вещи. Послушай, мы сейчас можем сломаться, к радости Маршала, а можем выбраться отсюда и начать жить по-новому, не повторяя старых ошибок. И знаешь, если ты сломаешься только потому, что так захотелось Маршалу, я скажу, что раньше я была о тебе лучшего мнения, несмотря на все твои заскоки. У тебя осталась хоть капля самолюбия?

– Нет, – незряче глядя на Тину, прошептал Лиргисо. – Я себя ненавижу… И энбоно, и людям я приносил только боль.

– Я хочу, чтобы ты кое-что вспомнил, – мельком посмотрев на экран биосканера, заговорила Тина. – Это было два года назад, на Савайбе.

– Да, я устроил там геноцид… Ты пыталась меня отговорить, но я тебя не послушал.

– Сейчас ты должен вспомнить кое-что другое: как мы шли вдвоем по куполу рахады, под таким же, как здесь, солнцем, и ты поделил поровну нашу последнюю воду. Если бы ты этого не сделал, я бы не выжила.

– Мы тогда попали в неприятности по моей вине, и ты из-за меня находилась в теле Вероники Ло.

– И на Рубиконе ты спас домберг.

– Только ради Поля.

– И потом вытащил Поля из миксер-моря.

– А после устроил ему тот жестокий сюрприз… Он никогда не сможет мне этого простить.

– И еще я знаю, что на Ниаре ты подбирал и отвозил в зооприюты бездомных или потерявшихся домашних животных, если они попадались тебе на улицах.

– Животных я всегда жалел больше, чем людей или энбоно. Я сентиментален, но это не мешало мне быть жестоким.

– И шесть лет назад ты предотвратил взрывы в валгрианских городах.

– Это было в моих интересах.

– Главное, что ты все это сделал. Видишь, ты приносил не только зло и боль.

– Этого так мало… – бледное мокрое лицо с размытыми пятнами макияжа вокруг покрасневших глаз страдальчески скривилось. – Крупицы, которые не могут уравновесить другую чашу весов.

– И все же эти крупицы не дают другой чаше обрушиться вниз. Все, что ты когда-либо сделал лично мне, я тебе прощаю. Отсюда надо смываться, пойдем!

Тина встала и подала ему руку. К ее облегчению, он подчинился.

– Идем скорее, – поторопила она. – Поль там один, а он ведь тоже все это чувствует.

– Думаю, он в лучшем положении, чем мы. Он так добр и невинен, что ему просто не в чем себя упрекнуть. За ним разве какие-нибудь пустяки…

Они обогнули скалу, похожую на рояль, но Поля там не было. Он нашелся чуть дальше. Его шлем лежал на земле, а сам он пытался разбить себе голову об известняковую стенку. На изжелта-белесой, как ископаемая кость, каменной поверхности алели брызги крови.

– Поль, не надо!

Он оглянулся.

– Все в порядке, – Тина уже была рядом и потянула его в сторону от окровавленной скалы. – Это психотронная атака, неужели ты не понял?

– Понял, – его побледневшие губы едва шевельнулись. – Это не имеет значения. Что я сделал, то сделал. Я должен убить себя.

Тина заставила его сесть, поверх его головы бросила Живущему-в-Прохладе: «Аптечку, быстро!» Лиргисо, единственный из троих, захватил с собой аптечку первой помощи. Рану обработали антисептическим гелем, сверху наложили повязку; во время этой процедуры Поль вытащил из ножен у Лиргисо нож, но они были начеку и отобрали оружие раньше, чем он успел вонзить его себе в горло, в зазор между подбородком и воротником-стойкой.

– Поль, ты-то в чем виноват? – спросил Лиргисо. – Допустим, со мной все понятно, но ты что сделал такого, чтобы казнить себя?

– Я убийца, – перемазанное кровью лицо Поля оставалось неподвижным, он смотрел на них с тоской – так смотрят на тех, кто находится по другую сторону. – Я сжег город. Оттуда никто не спасся.

– Какой город? – растерялась Тина. – Когда?

– Не знаю. Может, миллион лет назад, может, раньше или позже.

– Тебе двадцать пять.

– Ну и что, это было в прошлой жизни.

– Его приснившийся город! – шепнул Лиргисо. – Он рассказывал о нем, когда бредил в «коконе» после миксер-моря.

– Знаешь, почему я тебя с первого взгляда возненавидел? Не за то, что в тебе много темного и жуткого, и даже не за то, что у тебя были насчет меня определенные мысли, – это все так, довесок. Просто я сразу почувствовал, что ты оттуда. Уцелевший свидетель моего преступления… Или не уцелевший, а вернувшийся с того света – ведь ты погиб вместе со всеми. По-моему, ты был там главным, что-то в этом роде, но это не важно.

– Ты его прощаешь? – в упор глядя на Живущего-в-Прохладе, спросила Тина.

– Да. Поль, все прощено, ты не должен больше мучиться из-за этого.

– Ты слышал? Он тебя простил.

– Прощать можно только за себя. Там было много народа… Лучше дай мне нож.

– Попробуй телепортировать нас на яхту, – потребовала Тина. – По-моему, будет лучше, если мы все это обсудим без участия Маршала.

Телепортироваться Лиргисо по-прежнему был не в состоянии, остался запасной вариант – вызвать машину, предупредив Хинара, чтобы перед вылетом он принял армейские антидепрессанты.

Лиргисо достал передатчик и стал вызывать яхту (ему долго никто не отвечал), а Тина тем временем попыталась применить к Полю ту же тактику, с помощью которой она привела в чувство Живущего-в-Прохладе, – напоминая обо всем хорошем, что он когда-либо сделал, но это не сработало.

Слишком они разные… Лиргисо, адаптабельный и, несмотря на свою утонченность, невероятно живучий, после короткого сопротивления мертвой хваткой вцепился в спасительные аргументы, а Поль отметал их, почти не слушая. Для него простые доводы не годились.

– Тина, за нами никто не прилетит. У них то же самое!

– В смысле?

– Поговори с Хинаром, – Лиргисо протянул ей передатчик.

Услышав невнятный рыдающий голос пилота, Тина стиснула зубы. Маршал, что ли, весь Вьянгас контролирует?..

Как бывший военный космолетчик, Хинар вовремя сообразил насчет внешнего влияния и действовал согласно армейским инструкциям: обездвижил Амину и повара во избежание попыток суицида, а сам накачался антидепрессантами, однако те не дали заметного эффекта. Вдобавок у него туман в глазах и координация нарушилась, как у пьяного.

Пока Тина с ним объяснялась, Поль начал вспоминать, какие колонны были в разрушенном городе, а Лиргисо гладил его слипшиеся от крови рыжие волосы, и оба плакали. Если они здесь умрут, виновата будет Тина. Фокусы Маршала на нее действуют слабее: она оказалась то ли самой безгрешной, то ли самой бессовестной из них троих, и она должна, черт побери, что-то сделать! Ее будет вина… Нет, не вина. «Ты виновата в том, в другом, в третьем, вот тебе за это», – ее еще на Манокаре этим достали, с нее хватит.

– Остался последний вариант: я пойду туда и разнесу психотронную установку. Вы должны продержаться до этого момента, потом станет легче.

– Это не установка, – все тем же сдавленным голосом возразил Поль. – Источник – сам Маршал, прибор только усиливает его ментальные импульсы. Очень мощно усиливает… Маршал и те, кто с ним, находятся в одном месте, в мертвой зоне, и покинуть ее не могут, иначе сами попадут под удар, поэтому на нас до сих пор не напали.

– Значит, я уничтожу Маршала. – Она повернулась к Лиргисо: – Ты все, что стреляет, вывел из строя?

– Да. Тина, я сомневаюсь насчет аэрокаров… Оружие было моей первой целью, а транспорт – второй, и я мог немного не успеть. Возможно, там осталась какая-нибудь исправная машина… Если ты не доберешься до Маршала, попробуй угнать ее. Тогда мы сможем хотя бы сбежать отсюда.

Тина не стала комментировать это полупризнание, только сказала:

– Хорошо, так и сделаю. Отойдем на минутку.

Не сводя глаз с Поля – тот сидел, ссутулившись, и смотрел в одну точку, – она тихо попросила:

– Не дай ему умереть. Несколько раз ты поступал с ним очень плохо – подожди, дослушай! – а сейчас он нуждается в твоей помощи, и у тебя есть шанс что-то исправить. Это лучше, чем словесные извинения.

– Я сумею удержать его от суицида.

– Этого мало, – Тина еще сильнее понизила голос. – Я боюсь, что он, если захочет, просто умрет – и все. Может, он до этого пока не додумался. Или сойдет с ума. Ты должен это предотвратить. Заговаривай ему зубы, говори что угодно – лишь бы он тебя слушал и не уходил в себя. Только не надо гладить его по голове и рыдать вместе с ним, это не поможет. Разубеди его насчет города – ты ведь Живущий-в-Прохладе, и не мне тебя учить словесной акробатике. Ты умеешь оправдываться, когда тебе надо, а теперь сделай то же самое для Поля! И пусть он наденет шлем, а то получит солнечный удар.

Надеть на себя шлем Поль позволил безропотно. Предупредил:

– Когда Маршал тебя увидит, он постарается усилить воздействие.

– Ты уверена, что выдержишь? – спросил Лиргисо.

– Уверена. Вы оба выросли не на Манокаре, Нез и Лярн – это совсем другое. А у меня против такого давления с детства иммунитет, я этим сыта по горло. Меня Маршал не остановит.

К горизонту приклеен темный прямоугольник: словно вырезали из тусклого городского ландшафта и перенесли сюда, в необитаемый солнечный край, здание-коробку немудреной казенной архитектуры. До него меньше трех километров, но оттуда надвигается сокрушительная волна боли, она тащит с собой обрывки Тининого прошлого – словно беспомощные студенистые тельца медуз и ошметья водорослей, и негде от нее укрыться. Пока рядом находились те, кто нуждался в поддержке, о своем Тина не думала, а теперь она осталась с этим наедине.

«Это всего лишь Маршал… Да не важно, что это! Никто не смеет лезть ко мне в душу и манипулировать моими эмоциями».

Тина почувствовала, как в ней поднимается встречная волна несогласия и ярости, по силе не уступающая той, первой, которая шла со стороны темного прямоугольника.

Эти две невидимые волны сшиблись над известняковыми скалами, залитыми тягучим солнечным сиропом.

– Убей меня, – попросил Поль, когда шаги Тины стихли. – Ты же запросто можешь.

Он начал расстегивать бронекостюм на груди. Солнечный свет казался туманным, растворяющим твердые предметы.

– В сердце, ладно?

– Хорошо, – неожиданно легко согласился Лиргисо. – Убью тебя и потом себя. Это будет по-своему романтично… Только сначала ты должен убедить меня в том, что заслуживаешь смерти. Как на суде. Не хотелось бы мне отягощать свою душу еще одним злодеянием. Что, если ты невиновен?

– Я знаю, что виновен.

– Но я-то не знаю!

– Дай мне нож. Я сам.

– Не торопись. Я же сказал, я тебя убью – после того как ты докажешь мне, что действительно совершил это преступление. Не будем пренебрегать презумпцией невиновности.

– Какие доказательства, если это было в другой жизни?

– Да хотя бы умозрительные. Будем считать, что идет суд и я представляю защиту. Итак, почему ты уверен в том, что это сделал ты?

– Эта картинка преследует меня с раннего детства. Развалины зданий, трупы людей и животных, многие из них обгорелые, небо как будто пепельное. Маленький я не мог бы такое придумать, это воспоминание. И я точно знаю, что ты тоже был там и умер. Если бы ты все это помнил, ты мог бы свидетельствовать против меня.

– Или, наоборот, в твою пользу. То, что ты описываешь, напоминает картину последствий землетрясения или какой-нибудь техногенной катастрофы вроде аварии на энергостанции. Несчастный случай.

– Там не могло быть энергостанции. Ты хорошо знаешь историю?

– Лярнийскую – великолепно, вашу – фрагментарно.

– В общем, это была культура с примитивными технологиями. Ручной труд, никакой автоматики. Ремесла, скотоводство, земледелие.

– М-м, тогда позволь полюбопытствовать, как же ты ухитрился учинить там такие разрушения?

– Так же, как Стив громил конторские базы. Такое впечатление, что я тогда много чего мог.

– Почему ты это сделал?

– Не помню. То ли из идейных соображений, то ли выполнял чей-то идиотский приказ. Не важно.

– Поль, мне сдается, что ты был не преступником, а жертвой обмана. Тебя заставили думать, что ты преступник. Древний трюк, жестокий, но эффективный. По твоему же собственному признанию, ты обладал в то время большим могуществом. Вероятно, ты кому-то очень уж мешал, вот и заставили тебя поверить, что ты уничтожил город. Неизвестно, что там случилось на самом деле – извержение вулкана, землетрясение, ураган… И я, увы, не помню, что за стихия стала причиной моей безвременной кончины. Для тех, кто хотел от тебя избавиться, это был подарок судьбы – тебе внушили, что это сделал ты.

– Я не поддаюсь внушению.

– Вернее сказать, у тебя сопротивляемость выше, чем у большинства людей, но тебя ведь никогда не обрабатывали по-настоящему. Наркотики, физическая боль и гипноз – уверяю тебя, от такой комбинации ты бы сломался. Мой покойный патрон весьма интересовался подобными методиками, и я кое-что на эту тему читал. Хвала року, сам я этим не увлекался. Для того чтобы подчинять себе других, мне хватало моего обаяния и личных способностей, и я презирал патрона – так же, как танцор мог бы презирать калеку, который двух шагов не ступит без сервисной автоматики. Странно, я ведь даже сейчас не испытываю никаких угрызений из-за того, что убил патрона! Скорее наоборот, сожалею о том, что не сделал этого раньше… Жаль тех, кого я уничтожал по его приказу.

– Наверное, ты совсем не был к нему привязан.

– Ты угадал. Я не питал к нему ни грана симпатии, однако мой хитроумный патрон этого не замечал, ибо я постоянно демонстрировал беззаветную преданность, на которую он был до неприличия падок.

– Маршал использует нашу вину перед теми, кому мы хоть немного симпатизируем. Все-таки если бы я стал жертвой внушения, как ты говоришь, я бы это почувствовал.

– Стоило ли стараться ради кратковременного результата? В том-то и суть, чтобы ты ничего не почувствовал и не заподозрил. Ты сам себя казнишь, ты добровольно отказался от могущества, тебя сковывают навязчивые страхи – они, кто бы ни были эти они, своего добились, не правда ли? Если тебе не терпится умереть, ты должен опровергнуть версию защиты.

Их пришло трое.

Взвыла подключенная к биосканеру сирена, и все бросились в комнату, где стоял мыслеусилитель – с виду ничем не приметный аппарат, соединенный пучком проводов с ничем не приметным шлемом.

Три крупных живых объекта на расстоянии двух с половиной километров от базы появились внезапно, как снег на голову. Еще секунда, и один из них оказался рядом, под стенами здания. Компы сообщали о том, что единицы оружия друг за другом выходят из строя, потом и сами компы зависли. Римма взглянула на свой бластер: индикатор не светится, и у всех ребят то же самое.

Маршал, даже не пытаясь противостоять атаке, окружил глухой защитой самое ценное – мыслеусилитель, и возился с последними настройками. Если эта штука сработает, другое оружие не понадобится.

– Хорошо бы взять Лиргисо живым, для исследований… – пробормотал Груша. – У него феноменальная приспособляемость! Сменить тело и расу, в невероятно короткий срок адаптироваться к чужой культуре, усвоить множество присущих ей социальных и психологических нюансов – это вызов научным теориям. Без крайней необходимости не убивать его! Он нуждается в тестировании, в изучении…

– А если у него другое мнение, в чем он нуждается? – буркнула Кирч.

– Маршал его прищучит, так он уже ни в чем нуждаться не будет, бери и вяжи, – сказал кто-то из ребят – то ли Энзо, то ли киборг Наджит.

Они стояли тесной кучкой внутри круга, для пущей наглядности начерченного на полу зеленым люминесцирующим маркером. Безопасная зона. Ступи за черту – и попадешь под удар Маршала. Хоть комната и находилась на третьем этаже, вид у нее был подсобно-подвальный: голый бетонный пол, по стенам тянутся кабели и трубы, серый потолок – не понять, то ли грязный, то ли у него изначально такой цвет, лампы в проволочных намордниках. Впрочем, здесь все помещения так выглядели. А за окнами купались в солнечном свете известняковые скалы, этот незатейливый пейзаж ослепительно сиял и отсюда, из комнаты, казался загадочным и манящим.

У Риммы порой возникало ощущение, будто она сидит взаперти и никак не может выбраться на простор, где светит солнце, – и сейчас это чувство буквально пронзило ее.

– Он уходит, – сообщил Наджит, наблюдавший за показаниями биосканера.

Лиргисо не телепортировался, а именно уходил, и это свидетельствовало о том, что он получил свою порцию. Стрелять ему вслед было не из чего – все оружие он успел-таки угробить.

– Маршал, не прекращайте воздействия, – деловитым тоном научного консультанта предостерег Груша. – Если он еще не готов и вы его отпустите, последствия будут непредсказуемые.

– Знаю, – угрюмо отозвался Маршал. – Глянь-ка, умник, что там с радиусом?

– Судя по сообщениям из эфира, вы контролируете в радиусе пятисот километров. Власти в Абиене решили, что это проснулась какая-то природная аномалия, и выслали в зону бедствия две группы спасателей, – психолог издал булькающий смешок. – Аккумуляторов мыслеусилителя хватит еще на час сорок минут… Уникальный будет материал для изучения!

Он снова приложил к уху приемник, его толстый бледный палец то и дело шевелился, переключая каналы.

А Маршал, самый высокий в их кучке, казался Римме похожим на древнего полководца, бесцветные глаза горели под низко надвинутым шлемом.

«Маршал не может быть не прав. Если мне кажется, что он не прав, – значит, я чего-то не понимаю, еще не доросла».

– Он идет обратно! – воскликнул Наджит. – Что он тут забыл, мутант …?

– Это и забыл! – хихикнул кто-то.

Это оказался не Лиргисо, а один из его спутников. Тоже в бронекостюме с мимикрирующим покрытием и вдобавок с парой мечей за спиной, как у здешних туристов. Люди не могут бегать с такой скоростью…

– Киборг, – определил Наджит. – Тина Хэдис!

Римма еще не успела удивиться, а снизу уже донесся грохот – Тина пыталась выбить дверь.

На базу просто так не вломишься: на первом и втором этажах окон нет, только на третьем – ситаловые, многослойные; двери внизу – толстенная корабельная броня. Когда Маршал обустраивал свое тайное гнездо, он имел в виду соседство тергаронцев и тергаронских киборгов.

Лиргисо и Тина Хэдис пришли вместе, а кто с ними третий? Баталов или кто-то другой? И как они нашли «Команду Игрек»? Неужели Поль Лагайм выжил? Перед тем как покинуть «Гиппогриф», он отобрал у Риммы «торпеду», и если он успел вызвать помощь, если его спасли… Но если третий – он, где сейчас Баталов?

Шум внизу не прекращался.

– Маршал, увеличьте мощность, – потребовал Груша. – Почему на нее не действует?

– Может, потому что она тергаронский киборг? – высказал догадку Энзо. – Модифицированные ткани черепной коробки…

– На других действует! Я поймал разговор космополовцев с тергаронским лагерем, там все в депрессии либо в истерике. Один киборг вспорол себе живот, чтобы уничтожить имплантированные аккумуляторы, потому что в детстве он грубил маме, а потом она погибла из-за несчастного случая на маневрах. Среди космополовцев есть священник, и все хотят ему исповедаться. Любопытно, что он сохранил самообладание в большей степени, чем остальные… Комплекс профессионала: он чувствует свою ответственность за других, и это помогает ему справляться с собственным дискомфортом. Маршал, да сделайте же с ней что-нибудь!

– Не дергай Маршала, – угрожающе проворчала Кирч.

– Риммочка, ты знаешь, что будет, если она до нас доберется?

– Рагу из психолога.

– Я все-таки думаю, что мечи у нее бутафорские, – с оттенком сомнения заметил побледневший Груша.

– Индюк тоже думал и в суп попал, – злорадно припомнила Кирч слышанную когда-то в детстве поговорку.

Если Тина вместо грубой силы использует телекинез, она в конце концов дверь высадит… А если Маршал, чтобы разобраться с ней, прекратит ментальную атаку, есть риск, что сюда еще и Лиргисо телепортируется, – при его «феноменальной приспособляемости» он, наверное, быстро придет в себя. Вчера Маршал с психологом долго совещались и решили, что для устойчивого результата воздействие должно быть достаточно продолжительным.

– Ответственность, вот в чем дело! – прошептал Маршал, его тонкие спекшиеся губы казались старческими. – Она чувствует свою ответственность за других, как тот священник из Космопола, поэтому ее не остановишь. Надо переубедить ее, объяснить ей…

Грохот и скрежет, оглушительный удар – Кирч по звуку определила, что наружная дверь выбита.

– Она понимает, в чем дело! – с нотками паники произнес Груша. – Объект эксперимента не должен знать об эксперименте и о природе воздействия, это условие номер один, а она знает, иначе не рвалась бы сюда. Маршал! Маршал, вы меня слышите?! Расширьте радиус мертвой зоны до десяти метров, пусть Наджит и Лойгур ее встретят!

Судя по предварительным расчетам, расширение мертвой зоны приводило к сужению, в геометрической прогрессии, зоны поражения, но это уже не важно, потому что внутренние двери поддаются быстрее, чем внешние, и через минуту Тина будет здесь…

Двое киборгов, Лойгур и Наджит, вышли вперед.

Последняя дверь слетела с петель, Тина стоит в проеме, серые глаза холодно и яростно светятся на испачканном пылью загорелом лице.

Римма всегда мечтала быть такой, именно такой, и сейчас она смотрела на Тину Хэдис не столько со страхом, сколько с тоскливо-завистливым чувством.

Тина вырвала из ножен клинки. Мельтешащий вихрь, словно голофильм пустили на повышенной скорости. Что-то стукнуло Кирч по лицу и влажно шлепнулось на пол. Отрубленная кисть. Ошибся Груша – мечи у нее не бутафорские.

Наджита и Лойгура больше не было. Вместо них – разлетевшиеся по комнате куски и лужи крови.

– Стой! – прогремел голос Маршала. – Тина Хэдис, остановись! Слушай, что я тебе скажу!

При этих звуках мухи замирали на лету, не говоря уж о людях; так и хотелось вытянуться в струнку и ловить каждое слово шефа… А Тина даже не сбавила темпа.

Совсем близко от Риммы клинок со свистом рассек пучок проводов, соединяющих шлем Маршала с аппаратом.

Маршал успел увернуться, отскочил и что-то швырнул в Тину – кажется, стол, – но она тоже увернулась. У него мечей не было, и он избегал ближнего боя, а те, кто очертя голову кидался ему на помощь, сразу умирали, они ведь не могли двигаться в таком же бешеном темпе, как Маршал и Тина.

С шипением ударила струя воды из рассеченной трубы – прямо в одно из окон, и до мельчайших деталей четко прорисованный солнечный пейзаж в мгновение ока разбух и растекся.

Кирч выжидала. Она, боец-ликвидатор с шестилетним стажем, вдруг почувствовала себя маленькой и беззащитной, как в детстве, когда ей было три-четыре года и во дворе дрались большие ребята. Она сказала себе, что это не трусость, а здравое тактическое мышление. Груша, первый умник «Подразделения Игрек», тоже в драку не лезет… Неизвестно, скоро ли подвернется другой такой шанс от него отделаться. Сейчас или никогда.

Маршал один за другим швырнул в Тину два тяжелых металлических стола, сгреб Римму в охапку и бросился вон из комнаты.

– Команда, за мной! Отходим!

За ними последовало двое или трое уцелевших. Маршал захлопывал перед Тиной все двери, задвигал чем придется, а она их тут же вышибала. До гаража Маршал и Римма добрались вдвоем, он чуть ли не под мышкой ее тащил. Швырнул в кабину, и машина ринулась наружу, в блеклые и слепящие вьянгасианские небеса.

Кирч скорчилась на полу, вцепившись в кресло. Она да Маршал – вот и все, что осталось от Команды Сильных. Почему он именно ее выбрал, чтобы спасти? Потому что она была единственной девушкой в их группе? Или на то есть более серьезные причины: он угадал в ней ферзя, будущего игрока-лидера?

«Спроста ничего не случается. Я не слабачка, я выдержала испытание».

Римма с сопением забралась в кресло, пристегнулась. Покосилась на жестко очерченный профиль Маршала. Жалко ребят, да, видно, была в них какая-то слабина, раз с ними так вышло… Зато она от Груши избавилась. Во время всеобщей неразберихи, когда дерутся боевые киборги, и вода из труб хлещет, и столы летают, заколоть под шумок перепуганного растяпу – это для ликвидатора с ее опытом раз плюнуть. Больше этот горе-экспериментатор мешать не будет. Маршал достался Римме Кирч, и теперь он наконец-то поведет ее туда, куда надо!

Ледяная вода хлестала по бронекостюму, проникала под шлем, текла за шиворот. Крови на броне давно не осталось, но Тину все еще мутило. В тех киносказках, которые смотрели Ивена и Лейла, любая резня выглядела красиво и романтично – их ведь снимали в расчете на подростков, без особого натурализма.

«Гадость… – подумала Тина, запрокидывая мокрое, исхлестанное струями лицо к дырчатой полусфере душа. – Лучше из бластера или кулаком…»

Душевую с несколькими тесными кабинами она отыскала на втором этаже, после того как убедилась, что преследовать Маршала не на чем – исправная машина, как Поль и предполагал, была только одна.

Покорябанные перегородки из невзрачного пластика. Потолок тускло светится, как небо в царстве Аида. Бурлящая вода убегает в забранное решеткой сливное отверстие – вначале она была розовой, потом стала нейтрально-прозрачной.

Состояние аффекта. С Тиной это и раньше иногда случалось. По-настоящему на нее накатило под стенами базы, пока она высаживала дверь. Бесцеремонное вторжение в ее душу – уже одно это могло довести ее до бешенства, а тут еще тревога за Поля… Ему досталось хуже, чем Лиргисо или ей, хотя он из них самый добрый, цивилизованный, порядочный. Если Лиргисо отделался бурной истерикой, а Тина – горькими размышлениями о своей черствости и оба прощаться с жизнью все-таки не собирались, то с Полем произошло что-то намного более серьезное и страшное. В таком распределении Тине виделась издевка. Его-то за что?

«Убью!» – это была даже не мысль, а импульс, охвативший все ее существо. Норадреналиновая реакция.

Последняя капля – когда Тина ворвалась в ту комнату и увидела кучку людей на очерченном зеленой линией островке безопасности. Сами они подвергнуться этому не хотели…

Дальше она кромсала и сметала с дороги все, что находилось между ней и Маршалом. На этот раз ему не удалось, как на Рузе, нанести ментальный удар по ее полуискусственному организму – она держала защиту, как научил Стив, но Маршал был сильным и быстрым противником, она так и не смогла его догнать. Он мчался по коридорам, волоча за собой кого-то маленького и растрепанного, то ли девушку, то ли подростка; планировку здания, в отличие от Тины, он знал, и дверей по дороге хватало – достаточно крепких, чтобы задержать ее на секунду-другую.

Внезапно Тина хрипло рассмеялась, чуть не захлебнувшись ледяной водой: непобедимый Маршал, живая легенда «Конторы Игрек», улепетывал от нее, как уличный воришка от полицейского!

Но радоваться нечему – он от нее ускользнул, и значит, то, что случилось на Вьянгасе, может повториться где угодно.

Тина выключила душ. Сверху все еще доносилось шипение воды, вырывающейся из поврежденных труб, видимо, она поступала в водопроводную систему базы из артезианской скважины. И голоса… Тина смахнула капли влаги с экранчика биосканера: поблизости два живых объекта.

– Смотри, что это?

– По-моему, рука. Обыкновенная человеческая рука, сама по себе. А вон там лежит остальное, но почему-то без головы… Здесь прошла великолепная Тина! Я всегда говорил, что ей нельзя давать режущие и колющие предметы опаснее пилочки для ногтей. Поль, да что с тобой?

– Сейчас… Меня тошнит…

– Ты никогда раньше такого не видел? Впрочем, я тоже… О, какой оригинальный натюрмортик! Подожди, я должен рассмотреть это вблизи, во всех деталях. А ты лучше не смотри. Закрой глаза и дай мне руку, вот так…

Тина прислонилась к перегородке. Результаты собственных подвигов вызывали у нее омерзение. Лиргисо можно не брать в расчет – ему это «оригинальные натюрмортики» и повод для острот, а перед Полем ей было нестерпимо неловко.

– Осторожно!.. Чуть не наступил на кишки. Запах отвратительный, мне тоже не нравится. Она слишком увлеклась рубящими ударами… Спокойно, это просто вода, капает с потолка. Идем отсюда. Ты что, подсматриваешь?

– Я умею видеть с закрытыми глазами – в черно-белом варианте, размыто. Тина в той стороне, пойдем.

Тина вышла из душа им навстречу, приготовившись объяснить насчет состояния аффекта, но Поль ее опередил:

– Ты вовремя остановила их. Мы прослушивали эфир – в лагерях туристов начались самоубийства, как эпидемия.

– Нелтхо умер, – добавил Лиргисо. – Инфаркт.

– Какой Нелтхо? – Это имя Тина услышала впервые.

– Мой повар. Хинар приковал его наручниками к креслу, но не догадался поставить около него медавтомат. Он был очень стар, слабое сердце. Хинар тоже собирался умереть и сел писать завещание в пользу Лейлы, но, пока он припоминал все свои рассредоточенные по разным банкам счета, добро одержало победу над злом и над водопроводными трубами. Тина, зачем надо было рубить трубы? Они тебе мешали?

– Под руку подвернулись. Этот подонок удрал.

– Фласс, какое чудо, что ты в кои-то веки называешь подонком не меня! И как же я благодарен и Флассу, и року, и демонам хаоса, и кому угодно за то, что мы с тобой союзники, а не враги! После того, что я здесь увидел, мне, знаешь ли, никогда не захочется с тобой враждовать… Но Маршала я уничтожу, клянусь вам, уничтожу, – нервно-оживленное треугольное лицо Лиргисо омрачилось. – Где бы он ни спрятался, чего бы мне это ни стоило…

– Ты в состоянии телепортироваться? – спросила Тина, когда Живущий-в-Прохладе умолк.

– Мы с Полем не пешком сюда пришли.

– Хорошо. Тогда сейчас я свяжусь с Космополом, коротенько объясню, что случилось, и сразу свалим.

Саймона продали. Менеджеру из межзвездной корпорации «Иллюзориум», для какого-то «Проекта ЗИП». Покупатель сунул кому надо взятку, внес за Клисса предусмотренную законом гарантию – и готово. И никаких там неотъемлемых прав личности! Сначала Лиргисо твердил, что Саймон Клисс раб, но ведь он лярнийский отморозок, садист, бывший рабовладелец, а теперь и Космопол туда же – взяли и продали в рабство.

Объяснить несчастному объекту сделки, что такое «Проект ЗИП», никто не удосужился, однако Саймон нутром чувствовал, что это что-то очень нехорошее: ЗИП – звучит почти как визг циркульной пилы.

Покамест он маялся в изоляторе временного пребывания при отделении Космопола на пересадочной станции Растоби. Ему сказали, что представители «Иллюзориума» скоро его отсюда заберут.

Обращались с ним отвратительно. У охранников накрылся видик, а им не терпелось посмотреть какую-то ошизенную документальную киношку про террористов, и тогда они изъяли видик из камеры Клисса. Нарушение прав заключенных, ему по закону положена аппаратура для интеллектуального досуга! Когда он об этом напомнил, его послали.

От помещения охраны Саймона отделяла дверь с небольшим оконцем. Хоть бы одним глазком глянуть, что они там собираются смотреть такое интересное?

«Фильм о „Конторе Игрек“, снятый Саймоном Клиссом…»

– Послушайте, это же мой фильм! – крикнул Саймон. – Вы чего, не сечете?! Саймон Клисс – это я!

– Да не мешай ты, – отмахнулись космополовцы.

Могли бы развернуть экран так, чтобы и ему было видно… Жалко им, что ли, если он тоже посмотрит? Саймон колотил в дверь и кричал, что это его фильм, его, его, понимают они это или нет?! Вначале на него не обращали внимания, потом захлопнули оконце и прибавили звук.

Усевшись на пол под дверью, он с тоской прислушивался к репликам персонажей, пытаясь определить, кто говорит и какой идет эпизод. Охранники о нем совсем позабыли, он даже свой вегетарианский ужин вовремя не получил.

Снятое им кино они смотрят – за уши не оттащишь, а до него хоть бы кому было дело… Но с другой стороны, философски подумал Саймон, может, вот это и есть настоящий первосортный успех?

Глава 8

Одно из тех местечек, где над побережьем в это время года висят теплые жемчужные туманы, и море, белесое от онгоету – «млечных водорослей», – можно увидеть только фрагментами, а пляжи так усыпаны мелкими ракушками, что те на каждом шагу хрустят под ногами.

Они прилетели на Нез, потому что так захотел Поль. Он сказал, что ни с кем из них ничего здесь не случится, а ему, чтобы прийти в себя, необходимо хоть немного побыть на Незе.

Родителей он уже навестил, сестру не застал: корпорация «Иллюзориум» предложила ее фирме контракт на дизайнерские работы для «Проекта ЗИП», и Ольга улетела на Землю-Парк – планету, где будут воссозданы города, существовавшие в разные исторические эпохи на древней Земле.

Поль не особенно прятался: то, что он объявился на Незе, его личное дело. Нез был полной противоположностью «полицейскому государству», за что его и не одобряли идеологи организаций вроде «Конторы Игрек».

– Кроме незийских властей, тут есть Космопол и мало ли кто еще, – напомнила Тина. – Ты бы поосторожней.

– Мне надоела эта игра в прятки, – он прислонился к колонне, подпирающей навес над террасой, взгляд его тонул в светлых туманных сумерках. – Если меня достанут – напросятся. На яхте у Лиргисо я пережег «цербера» и заклинил дверь шлюза. Это неподконтрольно мне, но, если на меня опять начнут охотиться, оно сработает. В общем, я не беззащитен. Когда я гуляю по Незу, я точно знаю, что я Поль Лагайм, и мне двадцать пять лет, и это мой родной мир, а иначе я словно размазан во времени. С тобой такое бывает?

– Нет.

– То, что было раньше… Ну, раньше, чем мои двадцать пять лет назад, – сплошной туман, как вот этот, но местами он редеет, и я кое-что вижу. Не знаю, как на самом деле было с тем городом, – так, как говорил Лиргисо, или так, как запомнил я. Наверное, никогда этого не узнаю.

– По-моему, это не важно. Не бери в голову.

– Не могу.

Хруст шагов. На белую квадратную террасу поднялся Живущий-в-Прохладе.

– Флассовы ракушки повсюду. Откуда их столько за полосой прилива?

– Улитки сивдэ выползают на берег, сбрасывают их и зарываются в песок, – объяснил Поль.

– Зачем?

– Они там вроде как закукливаются. Это часть их жизненного цикла. Ты еще не нашел в своих трактатах то, о чем говорил?

– Нашел. Я приготовлю Маршалу сюрприз, который сведет его с ума и в переносном, и в буквальном смысле. Наши флассовы муки будут отомщены!

– Мы не мстить должны, а обезвредить его, чтобы он нигде больше такого не выкинул, – напомнила Тина.

– Почему бы не совместить полезное с приятным?

– Не покажешь, что ты там нашел?

– О, с удовольствием, если ты научилась читать на сау-вангларе и понимать смысл анахесанских высоких метафор.

– Я пойду погуляю, – Поль направился к лестнице, за которой белела слабо просвечивающая туманная завеса.

– Ты куда? – Лиргисо заступил ему дорогу.

– Куда угодно. Может, на Орибы, может, в Элакуанкос или в столицу. Мне так надо.

Обогнув Живущего-в-Прохладе, он сбежал по ступенькам, вскоре из жемчужной мглы донесся негромкий звук поднимающегося аэрокара.

– В Элакуанкос! – процедил вслед Лиргисо. – Набережную искать…

– Он рассказывал тебе про этот случай? – удивилась Тина. – Это было десять лет назад. Сейчас он взрослый парень, бывший полицейский, и с «Гиппогрифа» выбрался самостоятельно – не каждый бы так смог. Кроме того, он сказал, что неприятностей не будет.

– Его настроение переменчиво. Если ему вдруг захочется неприятностей, те сразу прибегут на его зов. Я тоже отправляюсь гулять.

– Стой! Ты, что ли, посадил ему метку?

– С чего ты взяла?

– Ему не понравится, что ты за ним следишь.

– Да он, по-моему, уже догадался, но до сих пор ничего не сказал. И почем знать, может, неприятностей не будет именно потому, что я незримо сопровождаю Поля во время этих сумасшедших бесцельных прогулок. Реальность – это мозаика, составленная из мириадов кусочков. К тому же мне так спокойней. – Лиргисо доверительно понизил голос. – Боюсь, если оставить его без присмотра, он подцепит Фласс знает кого… Или встретит того офицера с «Гиппогрифа». Я уверен, мерзавец ошивается где-то на Незе, я это чувствую, хоть я и не «сканер». Знать, что Поль кому-то может позволить то, в чем отказывает мне, – ты не представляешь, какая это пытка! Ревность – одна из самых кошмарных напастей…

– Против нее есть простое средство: не ревнуй.

– Фласс, да разве от тебя дождешься чего-нибудь другого? Я ведь серьезно… Фобия Поля дала трещину. На смену страху пришло осторожное любопытство, и скоро он сам начнет искать приключений – не потому ли его носит по всему Незу?

– Я не думаю, что твоя версия верна.

– «Я не думаю» – сие изречение ты могла бы сделать своим девизом!.. Шутка, – добавил он с покаянным вздохом, выдержав паузу. – Фласс, как же я ненавижу Саймона Клисса… Если бы не этот презренный проходимец, Поль наконец-то уступил бы мне.

– На редкость презренный проходимец, – согласилась Тина. – Сам себя приковал к столу и запрограммировал медробота на вивисекцию – и все для того, чтобы скомпрометировать тебя перед Полем.

Живущий-в-Прохладе скорчил несчастную мину, потом взглянул на приборчик, вмонтированный в браслет на запястье.

– Он уже достаточно далеко, так что пора мне превратиться в его ангела-хранителя… Или в демона-хранителя – это мне больше подходит, не правда ли? Не говори ему, ладно?

– Ты же сказал, что он знает.

– Подозревает. В этом есть что-то от детской игры… Все мы стали немного странными после Вьянгаса, ты не находишь?

Он тоже сбежал по лестнице в затуманенный двор, и вскоре Тина снова услышала звук стартующей машины.

Маленькая квадратная терраса из шершавого, местами потрескавшегося белого камня. Пахнет морем, гниющими водорослями, а из дома – жареным мясом и незийскими специями: это Амина затеяла приготовить какое-то кушанье по местному рецепту. Первое время после Вьянгаса она была совсем потерянная, но потом Поль поговорил с ней, неизвестно о чем, и она более-менее отошла.

Да, все они стали «немного странными»… Вьянгас объявили зоной бедствия, туда отправились психотерапевты и целители – оказывать помощь нескольким тысячам пострадавших, но пятеро пострадавших улизнуло. По Лиргисо и Хинару плакала галактическая тюрьма. Тине после резни на базе не хотелось общаться с космополовцами, которые побывали там и видели ее работу. Претензий к ней не было: остановила психотронных террористов, спасла неизвестно сколько людей, находившихся на грани самоубийства, – а у нее все равно что-то в душе ныло, когда вспоминались подробности. Вряд ли она когда-нибудь сможет получать удовольствие от фильмов-сказок, где сражаются на мечах… И ведь если бы она всех там попросту перестреляла – сразу бы выбросила из головы; ее поразила страшная наглядность смерти: лужи крови, разлетевшиеся по полу внутренности, куски разрубленных тел.

«Ты придаешь чрезмерное значение внешнему оформлению», – заметил по этому поводу Живущий-в-Прохладе.

Поль от психотерапевтов и раньше бегал, а сотрясение мозга у него оказалось не опасное, хватило лечения в «коконе».

На что рассчитывал Маршал – они могли только строить предположения, но ничего хорошего из его затеи не вышло. Взять хотя бы Лиргисо: в нем появился надрыв, которого не было раньше, однако его взгляды ни на йоту не изменились; оправившись от шока, он опять стал прежним. Или почти прежним. Единственная заметная перемена: с Полем он теперь вел себя осторожней, мягче, воздерживался от уничижительных насмешек – для такого типа, как Лиргисо, это уже много. Но его отношение к «черни», «развращенным демократией рабам», «неразвитому большинству» переоценки не претерпело. Неужели Маршал думал, что сможет таким способом кого-то переделать к лучшему? Тине казалось, что его мотивы могли быть и такими, хотя черт его знает, что он там на самом деле думал.

Одно Тина после Вьянгаса знала наверняка: в давней катастрофе с «Эдлоосом» она не виновата. Если бы она была к этому причастна, во время атаки Маршала оно бы всплыло, заодно со всем остальным. Восемнадцать лет назад не было у нее скрытых экстрасенсорных способностей, и не она вызвала те сбои в бортовом компьютере космолайнера, врезавшегося в пересадочную станцию. Случайность.

Ивена и Лейла по-прежнему находились на Овиаме, у силарцев.

«Лучше пока не забирать их оттуда. И мы сейчас… немного странные, и Маршал, может, еще попробует отыграться. Хорошо, что их не было с нами на Вьянгасе».

Поль вернулся за полночь.

– Я был в Пелаодге, там сейчас вечер. Небо цвета чайной розы, а в Городе Водопадов уже включили подсветку и водяные фонари. Кого там только нет – как будто попадаешь в какой-то густонаселенный сон.

– Лиргисо, часом, не встретил?

– А он постоянно следит за мной, – Поль усмехнулся. – Если я вижу кого-то обычным зрением и в то же время не вижу зрением «сканера» – ясно, что он наглухо заэкранирован, а это большая редкость. Кроме того, Лиргисо хороший актер, но в профессиональные конспираторы его никогда не готовили, и некоторые моменты выдают его. Походка, осанка, характерные движения… Хотя если б не его фирменная экранировка, я бы не обратил внимания.

– Тебя это не очень достает?

– Да пускай… После миксер-моря и Вьянгаса я стал относиться к нему терпимее. Раньше я за каждый повод хватался, чтобы полезть в драку, даже без повода, а сейчас никаких разборок не хочу. Я смертельно устал от насилия. Хочется просто быть среди людей и никого не трогать, и чтобы меня не трогали. Если за мной по пятам ходит добровольный охранник, который при необходимости полезет в драку вместо меня, ничего не имею против.

– Он не полезет в драку. Он или заберет энергию, или воспользуется своими лярнийскими приемами – одно прикосновение, и человек в обмороке, никакого парализатора не надо.

– Тем лучше.

«Глаза, темные от тоски. Нет, они у него просто темные, сами по себе, а тоска – выражение, которое в последнее время никак из них не исчезает».

– Если бы с нами был Стив, на Вьянгасе все бы вышло иначе. Я бы такого не натворила.

– Против тебя не выдвинуто никаких обвинений. Я специально смотрел, я же изучал галактическое право. Защита от особо опасной формы терроризма – состава преступления нет. В Сети, кстати, полно адресованных тебе открытых писем от родителей тех ребят, которые на Вьянгасе оказались в зоне поражения. Почитай – может, хоть тогда перестанешь из-за этого переживать. И еще официальное письмо от тергаронских властей, они тебя к какой-то награде представили, потому что тергаронцы тоже там были.

– Но я-то знаю, что рубить в лапшу людей Маршала было незачем. Я просто озверела, как кот из того древнего мультика – помнишь, мы смотрели?

– Все они были убежденные конторские террористы, готовые пойти за Маршалом до конца. Таких, как Зойг или Роберт, среди них не было.

– Хуже всего то, что Маршала я упустила. Если бы он не ушел, я бы ни о чем не жалела.

– Я его найду, как в прошлый раз нашел.

Где-то в глубине дома Хинар включил музыку, такую же прозрачную и зыбкую, как туман за приоткрытым окном.

– Фласс… – пробормотала Тина.

– Что ты ругаешься, как Лиргисо? – удивился Поль.

– Я не ругаюсь. Это для энбоно ругательство, а вообще-то – имя лярнийского океана, который может проникать в другие измерения. Надо попробовать через него связаться со Стивом. На Незе у него точка выхода в районе Орибского архипелага…

– Идем, – Поль, сидевший на каменных перилах террасы, рывком встал.

– Куда?

– Возьмем машину и полетим на Орибы.

– Прямо сейчас?

– Да. Пока Лиргисо куда-то смылся. Он сразу почувствует, что мы от него что-то скрываем, а если узнает об этой идее – постарается помешать.

– На тебе его метка.

– Ага, надо снять и оставить здесь, у меня в комнате. Сможешь найти?

Аэрокар плыл сквозь туман, внизу время от времени мелькали оконца темной воды, просвечивающие сквозь молочную дымку, – единственный признак того, что машина куда-то двигается, а не зависла на месте. Полетом управлял бортовой компьютер, Тина и Поль сидели как пассажиры.

– У нас получится? – Тине пришлось сделать над собой усилие, чтобы нарушить молчание.

– Не знаю.

– Клисс, тук-тук, к вам стучится хорошая новость! – с порога объявил румяный и жизнерадостный, как распорядитель на свадьбе, менеджер корпорации «Иллюзориум». – Вы не вернетесь в тюрьму, у вас теперь есть интересная работа!

Саймон забился в угол и оттуда глядел на визитера со всякими нехорошими подозрениями. Уже было… Сперва Лиргисо предложил ему «интересную работу», потом – деятели из «Конторы Игрек». Ну когда же его наконец-то оставят в покое?!

– Не надо меня на работу принимать, – пробубнил он уныло, без особой надежды на успех. – Типа сами не обрадуетесь. Опасный я очень. Или что-нибудь подорву, или кино про вас такое сниму, что вся Галактика ахнет. Короче, сделаю пакость, я не могу иначе.

– Вот-вот, как раз такой персонаж нам и нужен! – Менеджер излучал энтузиазм и деловую эйфорию. – Вы, Клисс, будете изображать телеведущего – неврастеника, тайного пакостника, прирожденного черного пиарщика, любителя трупов, дерьма и криминальных кошмаров. По рукам?

– Такого телеведущего никто не станет держать, чтоб не разориться на штрафы, – резонно возразил Саймон.

– Это сейчас не станут держать, – посетитель уселся на единственный в камере стул, привинченный к полу. – В нашем цивилизованном мире. А я говорю о диком прошлом, о древней Земле на рубеже двадцатого – двадцать первого века. Мы раскручиваем «Проект ЗИП», это значит «Земля – Исторический Парк», и вы будете играть роль телеведущего в городе-музее, для воссоздания колорита эпохи. Мы все уладили, внесли за вас гарантию. Работа несложная: будьте самим собой – это единственное, что от вас требуется.

Саймон слушал и постепенно оттаивал: получается, что справедливость, в которую он не верил, все-таки существует и его страдания будут вознаграждены. Жратва как в ресторане; первоклассное медицинское обслуживание; комфортабельное жилье; охранять будут, как президента, поскольку «Иллюзориум» берет на себя ответственность за то, чтобы Саймон Клисс не сбежал из своей золотой клетки.

– Когда вы меня туда засадите, в этот город-музей?

Оказалось, не так скоро. Сперва надо все построить, набрать персонал и разрекламировать Землю-Парк – на это уйдет полтора-два года, не меньше. Зато у Клисса будет время, чтобы основательно изучить свой исторический период, познакомиться с сохранившимися видеоархивами конца двадцатого – начала двадцать первого века.

– Вы пока нужны Космополу, – добавил менеджер. – Космопол совместно с тергаронскими военными готовит операцию по уничтожению Маршала, бывшего главы «Конторы Игрек».

– А тергаронцы каким боком тут замешаны?

– Вы разве не слышали о психотронном теракте на Вьянгасе?

Саймон ничегошеньки не слышал, ведь жадюги-охранники так и не вернули ему видик.

– Там пострадали тергаронские солдаты, и теперь их правительство рвет и мечет, – менеджер все с тем же деловито-жизнерадостным видом покачал головой. – Отдавить мозоль тергаронским воякам, какая глупость! Вы понадобитесь им как консультант.

Саймон осторожненько ухмыльнулся. Вот так-то, Саймон Клисс в цене, всеми востребован… А те недоумки-космополовцы на Аглоне еще не хотели за него деньги платить!

– …Раз меня до сих пор не выбросило – значит, мне удалось договориться с вашей Вселенной. Или скорее замаскироваться так, чтобы ее защитные механизмы перестали реагировать на меня как на раздражитель. Кое-чего я делать не должен, иначе они опять проснутся, и все начнется по новой.

Спокойное серебряное море под ночным небом. Небольшой островок, сплошная скала, залит звездным светом, и Стив выглядит совсем как обыкновенный человек: высокий, жилистый, широкоплечий, с неправильными чертами длинного худого лица и немного искривленным носом. Такой же, каким он был до облака Тешорва, пока не начал превращаться в живую голограмму. Прижавшись к нему, Тина почувствовала тепло его кожи и знакомый слабый запах пота, а Стив привычно провел пальцами по ее спутавшимся волосам. Словно не было ни воронки посреди пыльного аглонианского плато, ни Вьянгаса.

…Фласс отозвался сразу. Как будто прямо у тебя в голове кто-то чужой произносит странные ломаные фразы, вперемешку с ними возникают картинки, и вдобавок – ощущение чего-то мощного и громадного, как бескрайний лес или океан.

– Ты знаешь место, где живут такие существа?

Тина поняла, что Поль сопроводил вопрос мысленным образом: Стив, но не человек, а вихрь радужного пламени – таким Поль видел его, когда смотрел зрением «сканера».

– Знаю. Далеко. Там пространство тянется не в три стороны, как здесь, а в разные стороны.

– Существо-Стив находится там. Пожалуйста, найди его и позови. – Поль повернулся к Тине: – Открывай зеленую улицу!

– Как?..

– Как сумеешь.

Тина представила себе дорогу – широкую, светлую, безопасную, специально для Стива, и сама она ждала его в конце этой дороги.

Через некоторое время Поль сообщил:

– Он здесь, но он в пространстве Фласса. Нет гарантии, что его отсюда не выбросит. Он попытается… принять условия насчет некоторых ограничений, чтобы здесь остаться.

Они стояли рядом и ждали, слушая тихий плеск волн. Двое людей возле аэрокара на скалистом островке, а над морем ветвится туманное древо – щупальце Фласса, протянутое на Нез с Лярна. Потом на камень упала еще одна тень: появился третий.

Стив и Тина отстранились друг от друга. Поль уже забрался в машину, он в таких случаях старался быть незаметным.

– Вы для меня одежду не захватили? – спросил Стив.

Как раз об этом они и не подумали…

– Попробуй натянуть мои джинсы, – после заминки предложила Тина.

– Они на Стиве не застегнутся, – возразил из кабины Поль. – Тут есть полотенце – сойдет как набедренная повязка.

Наверное, Стив мог бы создать себе одежду из ничего, но стоит ли с первых же минут дразнить несговорчивую чужую Вселенную?

По дороге Тина рассказала о Вьянгасе.

– …Тергаронцы обещают мне медаль за проявленный героизм. Может, я и героиня, но за этой медалью к ним не сунусь. Я же помню, как они хотели меня прикончить, когда Сефаргл нас подставил. Пусть лучше лежит под стеклом в каком-нибудь музее боевой славы на Тергароне, чтобы новые поколения киборгов смотрели на нее и знали, на кого равняться.

– Они теперь наверняка начнут вооружать своих киборгов еще и мечами, вдобавок ко всему остальному. Кстати, как ты смотришь на то, чтобы стать киборгом другого класса?

– Зачем?

– Чтобы ты смогла побывать в моем мире. Мы тогда сможем быть вместе и здесь, и там. Я за это время кое-что смоделировал и просчитал, надо видоизменить тело на энергетическом уровне, добавить новые органы восприятия… Это вполне реально.

– Думаешь, получится? – слегка охрипшим от неожиданности голосом спросила Тина.

– Получится, – опередив Стива, ответил с заднего сиденья Поль. – Я видел это во сне.

Оставив аэрокар во дворе под навесом, они поднялись на квадратную террасу, свернули в галерею и столкнулись с Живущим-в-Прохладе. Тот сумел не выказать разочарования при виде Стива. Побледневшее после ночных развлечений треугольное лицо осталось натренированно-бесстрастным, ни вздоха, ни гримасы. Дежурно улыбнувшись, он вежливо, но с оттенком упрека заметил:

– Стив, это мое полотенце.

– Постираю и верну, – буркнул Стив.

Телепортация в пределах планеты не входила в перечень запретных действий, и они втроем отправились на яхту, где Стив сменил обмотанное вокруг бедер полотенце с пауками и розами на мешковатый комбинезон цвета ржавчины.

На другой день состоялся разговор о Маршале – в домике на туманном берегу, в комнате с белеными стенами и множеством пыльных стеклянных полочек, на которых были разложены разнообразные раковины. Словно кто-то собирался устроить тут морской музей, но внезапно остыл к этой затее, не доведя дело до конца. В углу за креслами стояло еще две коробки раковин, прикрытых сверху рваным ковриком из искусственного меха, и все это имело вид заброшенный и немного печальный.

– Надо решить, как быть с Маршалом, – начала Тина. – Можно его убить, а можно взять живым и сдать Космополу. Без машины-усилителя он ничего по-крупному натворить не сможет, а его способности пригодились бы для обезвреживания преступников, особенно террористов.

– Хочешь получить от Космопола награду? – скривился Живущий-в-Прохладе. – Тина, это не тот случай, когда стоит проявлять присущую человеческой расе меркантильность. На Вьянгасе ты пострадала меньше всех, однако вспомни, что было с другими, – он выразительно скосил глаза в сторону Поля – тот не заметил, взгляд предназначался Тине, сидевшей напротив.

– Я ничего не забыла. Я просто предлагаю обсудить этот вопрос. Мне пришло в голову, что против террористов и других таких же отморозков Маршал был бы незаменим.

– По-твоему, Космопол удержит под контролем боевого киборга и в придачу – мага? – Лиргисо саркастически выгнул бровь. – Тебя они удержали бы против твоей воли?

– Вряд ли.

– А ведь Маршал не в пример сильнее тебя как маг и умеет подчинять себе окружающих. Мы с ним делаем это по-разному, но я способен оценить чужое искусство… Поверь, он будет слишком опасным пленником.

Тина машинально протянула руку, взяла с полки шипастую раковину, окраской похожую на картофелину. Она вовсе не собиралась защищать Маршала и скорее склонялась к тому, чтобы убить его, а вышло наоборот… Потому что Лиргисо сразу же завелся и начал язвить, и она по привычке едва не начала с ним спорить. Она держала хрупкую раковину на ладони, опасаясь раздавить неосторожным движением: когда ее одолевала досада, с ней такое случалось.

– Поль, что скажешь о Маршале ты? – спросил Живущий-в-Прохладе.

– Рассмотреть его как следует я не могу из-за экранировки, но это действительно очень сильный человек. И в нем много горечи… Он хочет передать свою горечь всем остальным, вот что плохо.

– Выпускать такого, как он, против террористов, может, было бы эффективно, – заговорил Стив. – Но ведь он и раньше мог заняться борьбой с терроризмом, а вместо этого сколотил «Контору». Даже не сам сколотил, а прибрал к рукам организацию, которая когда-то была подразделением космической полиции. Так что не остаться бы Галактике без Космопола, если мы сдадим туда Маршала и его там посчитают полезным.

Тина была благодарна Стиву за то, что он не стал блокироваться против нее с Лиргисо, а изложил свое мнение чуть позже, задумчивым бесстрастным тоном, как будто рассуждал на отвлеченную тему. Впрочем, Живущий-в-Прохладе тоже вдруг стал странно сдержанным и покладистым и заявил, что готов согласиться с решением большинства.

Дальнейший разговор протекал почти идиллически – ни споров, ни пикировок. Говорили в основном Стив и Тина, Лиргисо изредка вставлял одну-две реплики – словно умный, но нерешительный дипломат, который никак не может определиться насчет своей позиции. Потом он с любезной улыбкой откланялся и ушел; Тина услышала, как он зовет из галереи Хинара.

– Вечер уже, – Поль посмотрел на часы. – Долго мы просидели.

– У тебя что-то вызывает тревогу? – взглянув на него, спросила Тина. – Опасность?

– Что-то есть, но не опасность. Не могу понять, что это. Я пока в душ.

Судьбу Маршала они так и не решили. Если будет драка – он умрет, но если он захочет сдаться и сам потребует, чтобы его передали Космополу?.. Тина надеялась, что он окажется непримиримым.

– Главное, ведь то, что он делает, – бессмысленно. Сильнее всего это подействовало на Поля, у которого и доброты, и порядочности, и сочувствия к другим столько, что хватит на троих и еще останется. Причем для таких, как Поль, воздействие Маршала смертельно опасно. Это было полезно разве что для Лиргисо, но с ним тоже вышло не лучшим образом. Вот если бы он вдруг обрел совесть, сохранив при этом свои хорошие качества – ум, смелость, художественный вкус, – тогда бы я, может, в чем-то признала правоту Маршала. А то как вспомню этого несчастного типа, который извинялся перед моими ботинками и рыдал у меня на груди, – так и смешно, и оторопь берет. Не знаю, во что бы мы превратились, если бы это продолжалось достаточно долго… В общем, Маршала надо прикончить.

– Вероятно, Космопол захочет его использовать, а он, в свою очередь, захочет использовать Космопол, – отозвался Стив. – Тот случай, когда лучше убить.

Поль постоял во внутреннем дворике – в этой емкости с туманом, наполненной влажным запахом водорослей, – потом поднялся по узким истертым ступенькам в открытую галерею и повернул в устланный циновками коридор, где находилась его комната. Впотьмах обо что-то споткнулся.

При его появлении должен был вспыхнуть свет, но система, видимо, опять накрылась. Надо сказать Хинару, тот уже два раза чинил эту рухлядь.

Переступив через порог комнаты, Поль даже не удивился темноте: и здесь то же самое. Кажется, выключатель слева. Он повернулся, ощупывая холодную оштукатуренную стенку, и тут ему на горло легла чья-то рука.

Нападение застало его врасплох. Его не душили, прикосновение было почти нежным, но он стремительно скользил в обморочную пустоту… На долю секунды вспыхнуло изумление: почему он не почувствовал опасности?! А потом сознание угасло.

Не было такого грязного слова, которым Маршал не определил бы Тину Хэдис. В «Конторе» издавна вошло в традицию внимать забористой маршальской ругани с благоговением, но сейчас Римма все чаще ловила себя на том, что это начинает ей надоедать. С утра до вечера слушать про суку …, из-за которой все пропало на …, потому что совести и раскаяния в ней нет ни … (Кирч про себя с крамольной ехидцей отметила, что ее шеф первым додумался измерять количество совести и раскаяния в таких единицах!), которая поубивала на … хороших ребят, чтобы спасти от справедливой кары своих дружков, двух …, а если бы ее там не было, все бы прошло как надо… Римма понимала, что Маршал в первый раз потерпел настолько сокрушительное поражение и переживает тяжелый душевный кризис, но роль няньки-утешительницы никогда ее не привлекала.

Тина Хэдис призналась в интервью, что на Вьянгасе Лиргисо был с ней – они заключили союз против остатков «Конторы Игрек», так как Стиву Баталову пришлось срочно вернуться в свой родной мир, а третьим был Поль Лагайм.

«Значит, вот кто нас нашел… Этот слабак с Неза выбрался из миксер-моря специально для того, чтобы погубить Команду Сильных! И неужели правда, что Тина была любовницей Лиргисо?»

Последний момент вызывал у Риммы негодование, смешанное с нездоровым, по ее же меркам, любопытством. Как всегда, когда речь заходила об интимных отношениях. Ей недавно исполнилось двадцать шесть, однако эта область жизни так и осталась для нее чужой – «взрослой», запретной и стыдной. Что ж, по словам Маршала, заниматься этим самым стоит только ради продолжения рода; внутриконторские служебные романы он не одобрял, хотя и закрывал на них глаза – до поры до времени, пока не проштрафишься. Так что боец Кирч жила правильно и все равно не могла задушить в себе проклятое любопытство.

Всех троих, и Тину, и Лиргисо, и «сканера», Маршал заочно приговорил к смертной казни.

Пока же они с Риммой укрылись на Сагатре. Промозглый бессолнечный мир с заброшенными бункерами-катакомбами, осклизлыми от постоянной мороси скалами и темными, спутанными, хлюпающими зарослями – это так называемая «суша», занимающая скромный участок на поверхности Сагатры, а все остальное пространство принадлежит океану.

– Мы здесь, как древние пираты на острове, побитые в морских сражениях, но не сдавшиеся, – значительным шепотом произнес Маршал.

Кирч это понравилось: они с Маршалом – гроза галактических морей, уцелевшие остатки прежней Команды Сильных и ядро новой.

– Эта сука …, эта … убийца нас не победила! – И после очередной порции мата в адрес Тины Хэдис Маршал с раздумьем добавил: – Перед тем как мы вернемся, я должен, Риммочка, сам себе ответить на вопрос: что еще я могу сделать для людей – кроме того, что мной уже сделано?

– Умыкнуть тебя оказалось проще, чем я думал. Фласс, ты попался на примитивнейший трюк с выключенным светом!

Поль полулежал в мягком кресле. На запястьях браслеты, но руки свободны… Нет, не свободны, эти штуки соединены цепочками с подлокотниками. Лиргисо сидел напротив и смотрел на него с насмешливым любопытством; видно было, что он получает от ситуации почти чувственное наслаждение.

– Если это шутка, то довольно глупая, – сказал Поль. – А если ты намерен взыскать с меня долг… Тоже глупо. Банально и пошло, понял?

– Не угадал. Ни то, ни другое, цель у меня самая что ни на есть благородная… Не бойся, я похитил тебя на время, так что расслабься и не дергайся – ты не Тина, эти цепочки не порвешь.

– Чего ты хочешь?

– Найди мне Маршала. Он должен умереть.

– А кто-нибудь возражает?

– Ты же слышал, что она сказала! «Можно его убить, а можно взять живым, его способности пригодились бы Космополу…» – Лиргисо передразнил, утрируя, Тинину интонацию. – Флассова идеалистка, упрямая, как лярнийская кхейгла! Я никогда не забуду, что она сделала для меня на Вьянгасе, но порой она проявляет поразительную недальновидность… А Стив поступит так, как захочет она. Ничего, я скормлю Маршала демонам хаоса, не справляясь насчет ее мнения!

Наверное, они на одной из яхт Живущего-в-Прохладе. Круглая комната, стены задрапированы лярнийскими гобеленами, на белом потолке закручен в яростную спираль вихрь черных, синих и фиолетовых цветов.

– Твоя работа? – спросил Поль, глядя на роспись.

– Моя. А гобелены из Могндоэфры – когда-то они принадлежали мне, и потом я выкупил их у расхитителей моего имущества через подставное лицо. Поль, как тебе это удается?

– Что именно?

– Говорить без дрожи в голосе, – Лиргисо нарочито гнусно ухмыльнулся.

– Переигрываешь. Лучше скажи, как ты сумел подобраться ко мне незаметно?

– Я ведь заэкранирован.

– Все равно я должен был почувствовать опасность, хотя бы неясную угрозу, а я не почувствовал ничего. Как тебе это удалось?

– О, это моя маленькая тайна, – Живущий-в-Прохладе подмигнул. – Интересно, хватит у тебя ума ее разгадать?

– Какой-нибудь лярнийский магический трюк?

– Холодно.

Поль его почти не боялся. Это отсутствие прежнего страха создавало странный эффект: словно видишь все то же самое при другом освещении.

– Гоняться за Маршалом без Тины и Стива – неоправданная авантюра. У Тины иммунитет, а нас с тобой Маршал сделает за пару минут.

– Умоляю, давай без сленга, – Живущий-в-Прохладе слегка поморщился. – Говоришь, неоправданная? А если Стив и Тина вместо того, чтобы уничтожить его, решат договориться с ним? Согласились ведь они на союз со мной…

– Сначала они спросят, что об этом думаю я.

– И что же об этом думаешь ты?

– Не знаю заранее. Тут нужно глубокое сканирование.

– Очаровательный ответ… И я тоже не знаю, поэтому рисковать не хочу. Фласс, только представлю, что вы трое пришли к полюбовному соглашению с Маршалом, и вот он среди нас – громогласный, безапелляционный, лишенный изысканных манер и вкуса, обросший предрассудками, как старый корабль ракушками…

– Какие ракушки в вакууме? У тебя что, глюки?

– Я имею в виду морской корабль. На Лярне мне принадлежало несколько грузовых галер, ходивших по Внутреннему морю, и две прогулочных яхты. На той части судна, которая погружена в воду, селятся моллюски, полипы и прочие странные создания. Когда корабль вытаскивают на берег, его днище похоже на причудливый парк, умирающий и каменеющий под безжалостными зелеными лучами солнца. Фласс, как бы мне хотелось побывать на Лярне… после того, как убью Маршала. Могу вообразить, как он будет всех нас поучать и плоско острить, говорить гадости Тине, по всякому поводу некрасиво ругаться – и я должен буду все это терпеть! Еще и к тебе начнет приставать с домогательствами…

– Думаешь, оно ему надо?

– Почему бы и нет? Ты очень привлекателен, ты ведь и сам об этом знаешь, а твои подавленные желания окружают тебя ореолом, подобным сиянию тех ночных цветов, которые мы видели на Вьянгасе. Тина этого не замечает, потому что ее это не касается, а Стив – иное существо, ему наши страсти чужды, но на многих это действует безотказно, – Живущий-в-Прохладе говорил с академическим спокойствием, словно речь шла о предмете отвлеченном, умозрительном, но вдруг его желтые глаза жестко сузились, и он процедил: – Маршал тебе нравится?

– С чего ты взял?

– Ты сказал, что он сильный. Я давно заметил, что сила тебя влечет и возбуждает. Ты не ответил на мой вопрос – да или нет?

Внезапно он одной рукой сдавил Полю горло – ошеломляюще резкий жест, нажим намеренно болезненный.

– Нет!.. – прохрипел Поль. – Не надо, пусти… Убивай его на здоровье, мне не жалко…

Лиргисо разжал пальцы.

– Извини, я должен был убедиться, что ты не солжешь.

Мягкий вежливый тон, словно ничего не произошло.

– Сволочь ты. По-другому убедиться не мог?

– А тебе известен другой пригодный способ?

«Сыворотки правды» для Поля не годились – противопоказаны, как и любые фармацевтические препараты, кроме разве что витаминов. Последствие повторной передозировки на «Гиппогрифе». Когда прилетели на Нез, Лиргисо разыскал доктора Суйме, известного токсиколога, она лечила Поля после первого отравления. Пожилая незийка удивления не выказала. «Так я и думала, что еще увижу вас обоих», – проворчала она со вздохом, когда ее телепортировали на яхту, а потом, проведя анализы и тесты, выдала заключение: никаких лекарственных препаратов без крайней необходимости, полный запрет на допинги, стимуляторы, снотворное, психотропные средства – результаты непредсказуемы. Так что воспользоваться нермалом или другим аналогичным снадобьем Лиргисо не мог.

– Ты зря паникуешь. Речь шла не о том, чтобы договориться с ним, а о том, чтобы сдать его Космополу в живом виде. Тина сказала именно это.

– Почему бы после первого шага не сделать второй?

– Потому что она знает о «Конторе» все то же, что знаешь ты. Тина договорится скорее с чертом, чем с Маршалом.

– Хотел бы я в это верить… – прошептал Лиргисо, прикрыв глаза, словно разговаривал сам с собой. – Не должно быть даже крохотной вероятности, что он уцелеет. Я не хочу пережить это еще раз.

– А ты думаешь, я хочу? Поэтому я и предлагаю преследовать его в полном составе.

– Поль, буду откровенен, есть еще одна причина, в силу которой убить его должен я. Это мой единственный шанс что-то изменить в своем нынешнем положении. Драма на Вьянгасе повергла всех в ужас, и тот, кто уничтожит Маршала, станет героем Галактики. А героям, как тебе известно, многое прощается… Пусть они хотя бы снимут формулировку «вне закона» и отменят награду за мою голову, я ведь никогда не был террористом, как Маршал или мой покойный патрон! Если я окажу Галактике столь важную услугу, это, надеюсь, примирит их с моим существованием. Они будут иметь в виду, что на меня и в дальнейшем можно рассчитывать, и я с нелегального положения перейду на полулегальное – и то хорошо… Так что я это сделаю, а ты мне поможешь, хочешь ты этого или нет. Пытать тебя я не собираюсь, одна мысль об этом для меня невыносима, и шантажировать тебя, как тогда с Клиссом, тоже больше не стану. Однако не радуйся, я буду держать тебя здесь в полной изоляции до тех пор, пока не согласишься выполнить мою просьбу. Цена твоей свободы – Маршал.

– Ты уверен, что справишься с ним? И что мы не получим, как в прошлый раз?

– Не волнуйся, уверен. Все, что Маршал использует против нас, вернется к нему обратно в приумноженном виде, а мы для него будем недосягаемы. Прелестный прием, называется «эаргно» – «зеркало».

– Хорошо, я согласен. Только убивать его будешь сам.

– Ну конечно, сам, – ухмыльнулся Лиргисо. – Тебе я комара прихлопнуть не доверю. Киллер…

– Кстати, мне уже надоело в наручниках. Разве ты меня боишься? Ты ведь сильнее и дерешься лучше.

– Пока ты в наручниках, ты предсказуем. Я еще не забыл, как ты пытался заколоть меня осколком бокала.

– После миксер-моря я раздумал тебя убивать. Если помнишь, даже когда мы дрались из-за Клисса, я не пустил в ход стилет.

– Твой стилет у меня. Пока ты был без сознания, я тебя обыскал. Естественно, получил ни с чем не сравнимое удовольствие… Правда, я торопился и сейчас думаю: не стоит ли повторить процедуру?

– Сделай мне кофе.

Холеная, с серебряным маникюром рука, потянувшаяся было к «молнии» на джинсовой рубашке Поля, замерла в воздухе.

– Две ложки сахара и сливки, – добавил Поль.

В течение нескольких секунд Живущий-в-Прохладе смотрел на него так, словно увидел впервые, потом поднялся и вышел, не проронив ни слова.

«Я не боюсь… По-настоящему страшно только то, что ты сам можешь сделать другим. Это я понял на Вьянгасе, когда вернулся в прошлое, на место преступления, и снова увидел погибающий город, горящих заживо людей… А он пытался скормить мне спасительную ложь, хотя его я тоже тогда убил, выполняя приказ… Маршала. Маршал! Почему это раньше не всплыло? Маршал был заказчиком… точнее, боссом, и я сделал то, что он хотел, а потом ужаснулся и ушел от него. Или все было так, как говорил Лиргисо? Его версия нравится мне больше… Но я предпочел бы знать о себе правду».

Лиргисо принес две чашки черного стекла, на черном стеклянном подносе, который выглядел так, словно его пытались расколотить. Впрочем, прихотливо ветвящиеся трещины были на самом деле художественным изыском; если присмотришься, они складывались в рисунок: раскинувшее крылья существо наподобие летучей мыши.

– Прошу, – с изящным, отчасти пародийным полупоклоном он поставил одну из чашек на подлокотник, возле кисти руки Поля.

Длины цепочки едва хватило на то, чтобы взять чашку и поднести к губам.

– Ты совсем ошизел? Сколько там сахара?

– Я же просил воздержаться от сленга!

– А я просил снять наручники.

– Две ложки.

– С верхом, да? Надо было без верха.

– Фласс… – процедил Живущий-в-Прохладе и опять ушел.

Поль рассматривал гобелены: по болотному фону рассыпаны сценки из жизни энбоно, ни одна не повторяется, и множество оттенков всех цветов радуги, но доминирует болотная зелень.

«Я должен узнать, что там было на самом деле, совершил я преступление или нет. Единственный источник информации – Маршал. Смогу я залезть к нему в память… даже еще глубже, туда, где хранятся заархивированные файлы миллионолетней давности, и найти то, что мне нужно?»

Лиргисо принес новую чашку.

– Две ложки без верха. Ни одной лишней крупинки.

– Гадость, – отхлебнув, заключил Поль. – Ты экономишь сливки или самые остатки выцедил? Их же тут чуть-чуть!

Закатив глаза к зловещему цветочному вихрю на потолке, Лиргисо достал из кармана пульт. Дверь открылась, появился робот-официант; блеснув хромированным манипулятором, добавил в чашку сливок.

– Смею надеяться, теперь ты доволен?

– Все равно гадость. Это уже не кофе. Это сливки, слегка разбавленные кофе.

– Издеваешься? – догадался Лиргисо.

– Я хочу получить, наконец, приличный кофе. Я же вроде как твой гость.

– Пленник.

– И ты нуждаешься в моей помощи. Знаешь, что такое забастовка?

– Знаю. Когда я был Крисом Мерлеем, директором компании «Кристалон», бригада моих рабочих однажды устроила забастовку – из-за того, что я запретил им пить пиво на стройплощадке. Увы, пришлось уступить, иначе был риск, что я не успею в срок сдать объект заказчику. Фласс, зато потом я отыгрался! Я штрафовал их каждую неделю на вполне законных основаниях, предлоги находились.

– Довольно гнусная месть.

– Поль, сию дерзость нельзя было оставить безнаказанной. Они вздумали мне перечить, а ведь я был их боссом – их господином, как сказали бы на Лярне. Удел низших – повиноваться.

– Ты не пробовал объяснить это ниарским профсоюзам?

– Увы, меня бы все равно не поняли.

– Освободи мне руки. Ты ведь забрал у меня оружие. Поиск займет не одни сутки, и я все это время буду в наручниках?

– За тобой будут ухаживать сервисные роботы.

Поля передернуло.

– После всех твоих прежних фокусов мне не хотелось бы рисковать, – примирительно добавил Лиргисо.

– Смотри, ты опять делаешь ошибку. Как тогда, с Клиссом.

Живущий-в-Прохладе зажмурился и прислонился к затянутой гобеленом стене.

«Ему совсем недолго осталось жить», – глядя на него, подумал Поль.

– Ладно, рискну, – открыв глаза, со вздохом сдался Лиргисо.

С каждым браслетом он возился около минуты, кроме обычных замков, там была шнуровка нитью, свитой из мономолекулярных волокон, – страховка на случай, если Поль сумеет применить телекинез.

– Вот ты и свободен, – констатировал он с гримасой, завершив работу. – Можешь теперь сам сделать себе кофе!

– Этот сойдет. Я не привередливый.

Остывший кофе показался Полю очень вкусным. Хотя бы физическую свободу он себе отвоевал…

Лиргисо тоже выпил свой кофе, подогретый роботом, и уселся на подлокотник кресла, в его расслабленной позе угадывалась готовность к мгновенной мобилизации. Наверное, он не слишком доверял Полю и ожидал нападения.

– Надо отправить послание Тине.

– Отправь.

– Ты должен сказать ей хотя бы несколько слов.

– Я-то при чем? Ты затеял эту авантюру, ты и объясняйся.

– У вас же всякие кодовые фразы, известные только вам… Скажи ей, что с тобой все в порядке. Иначе она подумает что-нибудь плохое и будет все больше свирепеть, а потом, как увидит меня, сразу схватится за мечи, не слушая никаких оправданий. Тебе ничто не угрожает. Ты еще не понял, почему твое хваленое чувство опасности на сей раз подвело? Потому что никакой опасности для тебя нет. И ты прекрасно об этом знаешь, иначе не посылал бы меня за кофе с таким неподражаемо царственным видом, а сидел бы тут тихий и бледный, как вот эти сливки, и я бы слушал, как у тебя зубы стучат. Кстати сказать, не понимаю, чем может нравиться кофе со сливками. Ты бы еще сметаны туда положил!

– Не нравится – не пей.

– Хвала Флассу, я не извращенец, чтобы это пить. Я пью только черный кофе – сие элегантно и респектабельно. Объясни Тине, что ты здесь в полной безопасности.

– Ага, твоя недавняя попытка свернуть мне шею сие подтверждает.

– Я же перед тобой извинился, – напомнил Лиргисо с упреком. – Не каждый может похвастать, что слышал от меня извинения, это редкая честь.

– Учти, если гоняться за Маршалом мы будем все вместе, ты гарантированно останешься жив. А если так, как ты собираешься, – можешь погибнуть. Я бы на твоем месте подумал.

– Я все же рискну сыграть в эту игру. И надеюсь выиграть. Почем знать, вдруг ты опять морочишь мне голову? Сейчас я включу видеокамеру, и ты скажешь Тине, что повода для беспокойства нет. Не забывай, чем скорее мы покончим с Маршалом, тем скорее ты вновь обретешь свободу шататься по всяким сомнительным незийским закоулкам и набережным.

Лиргисо взял с кресла пульт, что-то переключил и кивнул ему.

– Привет, – заговорил Поль. – У солнца десять лучей длинных, остальные короткие, – фраза-пароль означала, что ничего страшного не случилось и все, что будет сказано дальше, соответствует действительности. – Он спятил, поэтому охотиться на Маршала мы будем вдвоем. Я не могу переубедить его.

– Спятил!.. – передразнил Живущий-в-Прохладе, когда запись закончилась. – Ты не мог употребить выражение поизящней? Например – впустил в свою измученную душу вкрадчивого демона безумия…

– По-моему, «спятил» к твоему теперешнему состоянию больше подходит.

Знатный лифт на тергаронском крейсере: с зеркальными и деревянными полосками на стенах, с позолоченным ячеистым светильником, а пол выложен мраморной плиткой. Нагадить бы в таком лифте… И после, стоя в сторонке, послушать, как будут ругаться, словно ты ни при чем, – на целый день хорошее настроение!

Саймон с сожалением шмыгнул носом: ничего не получится, за ним по пятам ходит конвой: жизнерадостный Браун из «Иллюзориума», придирчивый подозрительный космополовец и двое тергаронских солдат, вся эта компания с него глаз не спускает. Но лифт у оголтелых милитаристов шикарный, не сравнить с аскетическими кабинами на «Гиппогрифе».

Крейсер должен был найти и уничтожить врага, применившего психотронное оружие против тергаронских Вооруженных Сил. На борту находились также представители Космопола, поскольку дело международное, и с ними Клисс. Он спросил у Брауна, почему в консультанты взяли именно его, а не кого-нибудь из арестованных конторских, тот объяснил – и Саймон понял, что снова вляпался.

Самим тергаронцам нипочем бы Маршала не отыскать, но обнаружилась еще одна заинтересованная сторона: кудонцы. Такая же страховидная пакость, как синиссы, их и не отличишь друг от дружки, но это не мешает им питать взаимную неприязнь. Наверное, у них что-то вроде того, как иные краснобровые гинтийцы не любят лимоннокожих шиайтиан или шиайтиане – гинтийцев, хотя и те, и другие не люди.

Кудонская сторона требовала ликвидации Лиргисо, поскольку тот стакнулся с синиссами и помогал им в каких-то каверзах против кудонцев. И синиссы, видно, его помощь очень ценили, у их дипломатических представительств даже было тайное предписание: в любой момент предоставлять ему убежище, ежели попросит, – по крайней мере, так утверждали кудонцы, которым он был как кость в горле.

Они прислали своих «сканеров» для поиска Маршала при условии, что после него тергаронцы прихлопнут лярнийского отморозка. Самим тергаронцам на Лиргисо было глубоко наплевать – еще один штатский из тех, что не умеют ходить строем и занимаются всякой штатской дурью, пусть с такими возится Космопол – но они нуждались в ищейке, которая приведет их к Маршалу, поэтому пошли на сделку.

Саймон все это узнал от Брауна и из обрывков разговоров. Его привлекли как консультанта по Лиргисо, и он охотно рассказывал всем желающим про свое съеденное ухо и про Топаза, а также о том, как якобы гуманный Поль Лагайм сперва чуть его не прирезал, а потом выкинул подыхать в киселе. Хорошо хоть выговориться дают… Но присутствие на корабле оравы блестящих, как влажные темные кораллы, цефалоподов действовало на него угнетающе. Их поместили в отдельном отсеке, с оптимальным для них микроклиматом, однако Саймону все равно было не по себе. Знать, что эта кудонская нечисть где-то рядом, под боком… Тьфу.

Вдобавок его грызли опасения: вдруг Лиргисо опять ускользнет от смерти и после до него доберется? Когда становилось невмоготу, он забивался в угол каюты и тихонько подвывал от тоскливого ужаса, не обращая внимания на охрану, пока не получал дозу успокаивающего. Его настроение скакало, как мяч, то вверх, то вниз.

Вместе со своим конвоем Клисс миновал блистающий милитаристическим великолепием холл и свернул в коридор налево. Он уже наизусть выучил дорогу до лаборатории техдосмотра. Ежедневная проверка на наличие взрывчатки и видеоаппаратуры, с помощью всех мыслимых технических средств. Они, что ли, думают, что Саймон Клисс способен создать бомбу из воздуха, словно он тоже полоумный мутант-экстрасенс? Или что съемочная аппаратура самозарождается в нем, как средневековые мыши в куче сора? Ей-богу, замучили! Но военным ничего не докажешь, особенно тергаронским.

От удара стена раскололась. На циновки, прикрывающие каменный пол, посыпалась, как снег, штукатурка. За проломом виднелась темная полость соседней комнаты.

– Полегче, – посоветовал Стив. – Домик твой или арендованный?

– Недвижимость Лиргисо. Когда его поймаю – отделаю, как эту стенку, потом две недели будет упражняться в регенерации. Пусть собственной шкурой рискует, но как он смеет рисковать Полем? Мы должны их догнать.

– У тебя есть идеи как?

Тина обхватила руками плечи и прислонилась к стене, по которой перед этим треснула кулаком. Опора за ее спиной пошатнулась, тогда она отступила и присела на циновку.

– Посмотрим запись еще раз? – предложил Стив.

Поль не просил о помощи. В их тайном словаре было несколько фраз, означающих, что его надо выручать, но он ни одной не произнес. И на жертву не был похож. Он выглядел так, словно принял вызов.

Возможно, постоянно демонстрируемая Тиной готовность защитить его от Лиргисо начинала Поля тяготить и сейчас он нуждался не в защитниках, а в противнике, носителе потенциальной угрозы? Он ведь из тех людей, что вначале могут показаться простыми и понятными, как прозрачный кристалл, – а потом вдруг проваливаешься в бесконечный лабиринт играющих радужными бликами граней, они вроде бы не отменяют первоначального впечатления, но в то же время дают совсем другую картину… бессчетное множество картин.

– Я погорячилась, – с досадой признала Тина, поглядев на разбитую гипсовую стенку. – Но если Маршал успеет нанести удар первым – жутко подумать, чем это для них кончится. Пока известно, что частичный иммунитет против Маршала есть у меня и в меньшей степени – у Ивены, преимущества манокарского образа жизни… Лиргисо утверждает, что Саймон Клисс обладает абсолютным иммунитетом, но мне что-то слабо верится. Да он и сказал это – не поймешь, всерьез или нет. Мол, если бы Поль Клисса не отпустил, мы бы его расспросили и выяснили точно. И все это с такой улыбочкой, мерзавец… – Тина то непроизвольно сжимала кулаки, то, спохватившись, заставляла себя расслабиться. – Знаешь, чего он хочет? Воспользоваться победой над Маршалом, чтобы изменить свой статус в Галактике, – типичное для Живущего-в-Прохладе решение, если б я раньше об этом подумала! Трудно сказать, насколько хороши эти лярнийские приемы, которые он откопал. При всем своем прагматизме он всегда был чокнутым авантюристом, иначе до сих пор бы оставался благополучным магнатом на Лярне.

– Нам их не засечь, поэтому будем искать Маршала, – дождавшись, когда она выговорится, сказал Стив. – Постараемся опередить их. Я скопировал все, какие мог, материалы «Конторы», включая личные архивы командования и бортовые журналы. Попробуем вычислить нору Маршала. Придется проверять все варианты подряд, один за другим.

Полю казалось, что его жизнь завязалась в узел и он пытается, обламывая ногти до крови, этот узел развязать.

Убить Маршала – одна из составляющих. Важнее другое: вскрыть его заархивированную память и выяснить, что на самом деле произошло… когда? Двадцать тысяч, сто тысяч, миллион лет назад?

– Я бы на твоем месте отказался от этой безумной идеи, – скептически щуря холодные желтые глаза, бросил Лиргисо. – Зачем тебе это нужно?

– Хочу узнать правду.

– Зачем? Сие не имеет значения.

– Ты ведь не веришь в мою невиновность, несмотря на свою блестящую адвокатскую речь на Вьянгасе.

– Поль, ты наивен. Адвокат и не должен верить в невиновность подзащитного, его задача – представить дело в нужном свете, независимо от того, какова правда. Скажи на милость, что ты станешь делать, если выяснится, что ты действительно разрушил этот несчастный городишко? Переживать и резать себе горло из-за злодейского поступка миллионолетней давности? Поверь, это будет неостроумно. Лучше выбери тот вариант ответа, который тебе больше нравится, и считай его правдой, ибо истина есть то, что мы считаем истиной, – Лиргисо говорил вкрадчиво, с мягким нажимом, и Поль про себя отметил, что он опять пытается применить суггестию.

– Меня интересует истина, не зависящая от того, что мы считаем.

– Когда ты бредил в «коконе», ты несколько раз обмолвился, что это был мой город, и я официально заявляю, что за давностью срока не имею к тебе никаких претензий, – Лиргисо подмигнул. – Так что можешь раз и навсегда об этом забыть.

– Там было несколько тысяч жителей, в том числе женщины и дети. Погибли все.

– Умопомрачительная цифра! Однако же флассов городишко, со всем его внушительным народонаселением, принадлежал мне – по твоим же словам, и я тебя великодушно простил. Обвинения сняты. Можешь успокоиться, хоть ты и привык, в силу недостатков своего воспитания, закрывать глаза на разницу между господином и рабом, боссом и последним клерком.

– А для меня имеют значения как раз те люди, которых ты в грош не ставишь. Ты-то, наверное, и тогда был таким же типом, как сейчас.

– А может, наоборот, я в той жизни был благородным героем, а ты – кошмарным злодеем? – Лиргисо ухмыльнулся, наслаждаясь новым поворотом разговора. – Или же мы оба рьяно защищали добро, но вкладывали в сие понятие разный смысл? Ибо добро есть то, что мы считаем добром, и зло есть то, что мы считаем злом. Желаешь возразить?

На сегодня Поль устал с ним полемизировать. Пусть он был уверен в своей правоте, Живущий-в-Прохладе куда более искушен в интеллектуальных играх и схоластических спорах, и победа обычно оставалась за ним. Нередко случалось, что удачные аргументы приходили к Полю уже после разговора.

«Я должен научиться спорить с такими, как он. Но поиск съедает слишком много сил, поэтому я медленно соображаю».

Злость и нежелание уступить боролись с утомлением, окутавшим его, как тяжелое толстое одеяло.

– Отправляйся спать, – снисходительно усмехнулся Лиргисо. – Наблюдать за тобой сейчас – одно удовольствие, но тебе необходим отдых.

В каюте Поль растянулся на постели, не раздеваясь; сквозь накатывающее забытье почувствовал, как робот снимает с него обувь. Он сразу предупредил, что любое насилие выбьет его из рабочего состояния, тогда поиск затянется надолго, – Лиргисо вынужден был принять это к сведению, так что покушений Поль не опасался, и все равно что-то внушало ему тревогу. Словно грозовая туча появилась над горизонтом и ползет в твою сторону, постепенно сокращая дистанцию. Поль не знал, что это, он никогда раньше с подобным не сталкивался. «Туча» ему не нравилась, и он не мог ее рассмотреть – возникали ощущения, схожие с туманом в глазах или онемением в мышцах. Засыпая, он снова ощутил ее присутствие над условным горизонтом.

Саймон узнал от Брауна, что у их экспедиции есть конкуренты: еще кто-то ищет Маршала, кудонцы засекли. Они сказали, это похоже на луч, который шарит по космосу, причем его источник раз за разом перемещается (видимо, находится на корабле, совершающем броски через гиперпространство). Кудонцы предположили, что это Поль Лагайм; тогда и Лиргисо, по всей вероятности, находится на том же корабле.

Они заверили тергаронское командование, что сумеют защитить от обнаружения и самое себя, и крейсер: все-таки у них многовековая школа, а Лагайм, при всех его выдающихся сканерских способностях, никакой специальной подготовки не получил, к тому же он один, а их несколько десятков.

Командование успокоилось, а Саймон – нет. Вдруг кудонцы, по случайности или нарочно, спрячут всех, кроме него, так что Поль узнает о нем и настучит Лиргисо? Браун и охранники, к которым он приставал с этими соображениями, отмахивались и говорили, что это чушь собачья. Ну, там, собачья или нет, а мало ли что… Потом Саймона стали донимать еще и другие подозрения.

– Вы настоящие космополовцы и военные или вас Лиргисо подговорил меня обмануть? – спрашивал он у своих стражей. – И кудонцы эти – они на самом деле не синиссы? Они же одинаковые, вот и дурят вам головы! Чем докажете, что вы взаправдашние?

Вместо предъявления доказательств его обзывали психом, а однажды он подслушал, как один из тергаронцев тихонько говорил другому:

– Пристрелить бы этого Клисса, чтобы сам не мучился и нас не мучил. Жаль, без приказа нельзя.

После этого Саймон уверился в том, что против него точно плетется заговор.

Наконец-то Римме удалось подтолкнуть Маршала к нужному решению. Будет новая Команда Сильных! Вначале они займутся пиратством (главное ведь не средства, а цель, и кто им попадется – сам виноват), а потом, обеспечив себе достаточную материальную базу, начнут искоренять… Тут Маршал и Римма никак не могли сойтись во мнениях, потому что для Кирч главным злом были слабаки всевозможного толка, а для Маршала – незаурядные и в то же время аморальные личности вроде Лиргисо. Впрочем, можно ведь искоренять и тех, и других, главное – не прекращать борьбу.

А первым делом надо набрать людей. Римма с увлечением занялась составлением проекта: брать лучших из лучших, и побольше испытаний, в том числе смертельно опасных, – этот пункт ей особенно нравился, до сладкого холодка в животе. И все должно быть очень таинственно, чтобы рекрут получал одну легенду взамен другой, а правду о Команде Сильных узнавал бы только в самом конце, когда станет ее полноправным членом.

Римма чувствовала себя счастливой: уж теперь-то все пойдет так, как ей хочется! Даже промозглая сагатрианская погода не могла испортить ей триумфа.

Сагатра напоминала темный заиленный пруд. Вечно пасмурное небо, скользкие от плесени скалы, пышная спутанная растительность – все это выглядело как отражение в поверхности такого пруда, слегка рябящей от непрерывной мороси.

– Впору почувствовать себя утопленником, – заметил с ухмылкой Лиргисо. – Я знаю эту флассову планету, хотя не бывал здесь раньше. Когда мой покойный патрон сбежал с Лярна, он первое время прятался на Сагатре, изредка совершая вылазки к людям. Построил себе изумительный подземный лабиринт, у меня есть и план, и голографическая модель. Судя по этим записям, катакомбы оформлены во вкусе патрона – нечто монументальное и омерзительно скучное, ни одного приятного штриха. Вот забавно, что теперь его опустевшее логово занял Маршал! Они ведь очень похожи – Маршал и мой трижды бедный патрон… И Маршал тоже умрет от моей руки. Вот с кого я спрошу за город!

– Ты же говорил, что тебе это без разницы, – напомнил Поль, разглядывая промозглые пейзажи на занимающем целую стену экране, разбитом на сектора.

– О нет, я злопамятный! Я готов быть великодушным с тобой, но не с Маршалом.

– Босс, идем на посадку, – доложил Хинар. – Ныряем в океан.

Яхта была не та, которую Поль запомнил по облаку Тешорва. Небольшая, исключительно маневренная, снабженная несколькими системами защиты от обнаружения, в том числе древнелярнийской – последняя, по словам Лиргисо, не позволит Маршалу засечь присутствие чужой техники магическим способом.

– Заходим в подводный грот, – сообщил Хинар, не поворачиваясь от пульта.

Живущий-в-Прохладе взглянул на Поля и вопросительно выгнул бровь.

– Маршал и Римма Кирч находятся на северо-востоке от нас. Видимо, на материке. По-моему, других людей рядом с ними нет. Если хочешь знать мое мнение – драпать отсюда надо, не задерживаясь, времени в обрез. Иначе живым ты с Сагатры не уйдешь.

– Интригуешь и ничего не объясняешь… Источник опасности – Маршал?

– Вроде бы нет. Не могу определить, мне что-то мешает. Оно похоже на грозовую тучу или туман, в котором что-то прячется. Оно пока далеко, но скоро будет здесь.

– Фласс, и хорош я буду, если откажусь от предприятия из-за твоих неопределенных страхов, в то время как победа – на расстоянии вытянутой руки!

– Я бы на твоем месте подумал.

Живущий-в-Прохладе скорчил одну из своих выразительных иронических гримас и отвернулся к экранам.

Поль испытывал по отношению к нему сложные чувства, и это было частью того «узла», который необходимо развязать, чтобы жить дальше. С одной стороны, он был бы рад избавиться от Лиргисо, с другой – тот ведь вытащил его из миксер-моря и потом, на Вьянгасе, утешал и уговаривал, пока Тина прорывалась к Маршалу… Сбросить все это со счета Поль не мог. И в-третьих, невозможно убить того, кто тебя любит. Во всяком случае, Поль обнаружил, что для него это непреодолимое препятствие, пусть даже речь идет не об убийстве как таковом, а об умолчании со смертельной развязкой. В конце концов он решил предупредить Лиргисо об опасности и дальше пустить все на самотек: захочет – примет к сведению, не захочет – его дело.

– Босс, мне здесь тоже не нравится, – вступил в разговор пилот. – Поль верно сказал, как перед грозой.

– Да вы что, сговорились? – с досадой процедил Лиргисо.

– Просто наши ощущения совпадают. Я «сканер», а Хинар, как ты знаешь, навигатор-гиперпространственник, у него интуиция развита сильнее, чем у большинства людей. Мы чувствуем одно и то же. Тебе этого недостаточно?

– И я из-за ваших предчувствий должен скормить Флассу мои планы? Благодарю покорно! Это всего лишь аргхмо. Так называют на Лярне злой рок, следующий по пятам за своей жертвой. Я не раз и не два ощущал у себя на затылке его ледяное дыхание, но я неизменно оказывался сильнее аргхмо. К тому же, Поль, ты ведь раньше говорил, что бояться мне надо огненного шквала, а какой может быть огненный шквал на Сагатре? – Глядя на своих собеседников с усмешкой превосходства, Лиргисо указал на экраны. – Вы посмотрите на эту слякоть, там просто нечему гореть!

Бетонный бункер, в котором жили Маршал и Римма, изнутри был весь расцвечен синими, зелеными, багровыми, бурыми пятнами. В полумраке отсыревшие помещения с низкими потолками выглядели неряшливо и напоминали склепы, а если включить яркий свет – все это сверкало, словно расплескали краску.

Ответственной за борьбу с плесенью Маршал назначил ликвидатора Кирч (а кого еще, если у них ни одного «салаги»?), и она ежедневно опрыскивала эту пакость специальным аэрозолем. Плесень чернела и умирала, однако несколько часов спустя по соседству с обработанными участками расцветали свежие пятна.

Пока Римма вела эту безнадежную войну, утешаясь тем, что ей, очевидно, послано очередное испытание, Маршал медитировал. Он все еще не мог определиться, кого же их Команда будет теперь искоренять и под каким лозунгом, а когда Римма попробовала подвести его к мысли, что это, по крупному счету, все равно, обругал ее и прочитал нравоучение. Однако же Кирч почувствовала, что в глубине души он с ней согласен, только не хочет говорить об этом вслух – в воспитательных целях, за ним такое водится.

Сквозь щелевидные окна под потолком сочился внутрь грязноватый дневной свет, и Маршал, застывший на волглом бетонном полу в позе лотоса, походил на деревянного истукана, а его лысый череп блестел, как отполированный. Римма, насупленная и взъерошенная, в затрапезном комбинезоне, бродила по залу с баллончиком отравы – здесь, на первом сверху этаже бункера, плесени развелось особенно много.

Встряска. Хруст стекла. Потолок раскроила косая трещина.

Рефлекторно стиснув баллончик, Кирч отпрыгнула к двери. Маршал поднял опущенные веки, в его пронзительных белесых глазах мелькнуло выражение усталости.

– Курт Баштон, именующий себя Маршалом! Сей гордый псевдоним – это, надо полагать, реализация тайной детской мечты? Или скромная дань мании величия? В этом есть нечто от наивной похвальбы дикаря… Так и быть уж – Маршал! В облаке Тешорва мы не закончили наш поединок, и я предлагаю продолжить. Выходи, жду снаружи. Или ты опять намерен удрать, как на Вьянгасе? Увы, бедный экс-непобедимый Маршал…

Когда этот вкрадчивый язвительный голос умолк, побагровевший от гнева Маршал выругался и буркнул:

– Болтунов надо пачками стрелять…

– Маршал, вы пойдете? – спросила Римма, глядя на шефа снизу вверх с восторгом отчасти искренним, отчасти театральным.

– Надо проучить болтуна! Жалко, мыслеусилитель не готов, да я его и так… Сейчас, только броню надену. А ты, боец Кирч, иди покамест вниз. Твоя задача – остаться в живых.

Маршал говорил ворчливо и веско, совсем как в былые времена, до краха «Конторы Игрек», и Римма ощутила новый прилив восторга.

В последний момент космополовцы спохватились: есть, оказывается, межзвездное соглашение, по которому совместные антитеррористические операции с применением оружия массового поражения должны проводиться в присутствии представителей СМИ. Эта операция – и совместная, и антитеррористическая, а на крейсере ни одного журналиста! Нарушение, могут последовать штрафные санкции со стороны Галактической Ассамблеи.

Неизвестно, чем бы все это закончилось (тергаронский генерал уже склонялся к тому, чтобы повыбрасывать иностранных граждан за борт – тогда, мол, формального нарушения не будет), но тут кто-то вспомнил о Саймоне Клиссе – тоже ведь, считай, представитель СМИ! – и его быстренько притащили на командный пост.

Ему объяснили, что он здесь находится ради соблюдения протокола, а не для того чтобы снимать пасквили, так что пусть сидит смирно и помалкивает, но Саймон все равно не терял надежды выпросить хотя бы плохонькую камеру.

Ему надо снимать кино, чтобы нервы успокоить. Вон сколько рядом кудонской нежити – в левом секторе зала, за прозрачными раздвижными перегородками. Словно там оранжерея с отвратительно лоснящимся черным кустарником или террариум, битком набитый змеями, которые так переплелись друг с дружкой, что превратились в подобие единого организма.

Внезапно по этой шевелящейся массе как будто прошла судорога, а потом скользящие створки раздвинулись, чтобы выпустить наружу мобильный «кокон спасения» со скрючившимся внутри черным цефалоподом.

По залу пронесся ропот. «Еще один выбыл!» Саймон ничего не понял, но порадовался, что кудонцев стало на одну тварь меньше.

Потом из-за стеклянной стенки выбрался другой кудонец, подскочил к тергаронскому генералу и что-то заверещал по-своему.

– …Мы перед этим чудовищем бессильны. Каждый раз, когда он пытается прорваться, кто-нибудь из наших теряет сознание, уже одиннадцать пострадавших, – разобрал Саймон реплики автопереводчика. – Ваша человеческая раса порождает монстров!

В разговор включились офицеры Космопола, разгорелся спор. Саймон изо всех сил прислушивался и наконец понял, что речь идет о Поле Лагайме. Все вместе взятые кудонские «сканеры» еле-еле могли с ним справиться и сомневались, что их хватит надолго: еще несколько потерь – и перевес будет на его стороне. Они требовали немедленного нанесения удара, а представители Космопола настаивали на том, чтобы Лагайма эвакуировали с Сагатры и передали им. Поскольку он сотрудничал с Лиргисо под принуждением, по законам своей планеты, равно как и по галактическим, он не несет за это ответственности.

Генерал, на которого насели с двух сторон, ответил, что работа на врага – в любом случае предательство, и на Тергароне его бы расстреляли, и вообще все планеты, которые хотят выращивать не штатских хлюпиков, а бравых боевых парней и девок, должны перенять опыт Тергарона и ввести поголовную воинскую обязанность. Это заявление вызвало взрыв негодования у космополовцев, принадлежащих к более миролюбивым культурам.

– Ну, чего они друг на друга собачатся, уйдут же Лиргисо и Маршал! – возопил Саймон.

Его горестный возглас совпал со стихийно возникшей паузой. Все стали оглядываться на Клисса, и он пожалел о том, что у него нет раковины, как у улитки. Эх, был бы он сейчас под дозой…

– Вот-вот, ваши штатские понятия не имеют о субординации! – указав на него пальцем, прогремел генерал. – Позор!

Космополовцы уступать не хотели, особенно горячились двое серокожих незийцев – они требовали десантный бот и людей для спасения незийского гражданина Поля Лагайма. Видимо, у них было секретное предписание сцапать рыжего мерзавца и вернуть домой. Еще бы – «сканер», который один стоит целого выводка кудонских экстрасенсов! Небось его бывшее полицейское начальство локти кусало, когда узнало, какими кадрами разбрасывается… И предъявлять ему обвинений, конечно же, никто не станет, разве что для острастки. Все простят и на прежнюю работу возьмут, еще и с повышением оклада! И никто не припомнит ему Саймона Клисса, выкинутого с яхты в облаке Тешорва на верную погибель.

– Все люди – чудовища, – зная, что его все равно никто не слушает, произнес Саймон вполголоса. – Иногда и негуманоид сболтнет правду…

Мокрое безымянное плоскогорье Лиргисо упорно называл плоскогорьем Сефаргла – в честь своего «бедного патрона», построившего здесь подземный лабиринт. Остальные сагатрианские территории для архитектурных упражнений не годились: сплошное болото, и водится там черт знает что.

Крыша бункера, сооруженного позже и прилепившегося к катакомбам возле одного из входов, поднималась над каменистой землей на полтора метра.

– Так, Маршал, между прочим, не спешит нам навстречу, – сообщил Поль. – Он удаляется. Обиделся и не хочет с тобой общаться. Может, тоже пойдем отсюда?

– Удаляется один или вместе с девушкой? – уточнил Лиргисо.

– Они расходятся в разные стороны. Она, похоже, спускается вниз.

– Тогда это может быть обманный маневр.

Перед телепортацией, когда надели броню, Поль еще раз попытался отговорить Живущего-в-Прохладе от этой затеи.

– Нет, – усмехнулся Лиргисо. – Ты не понимаешь… Я должен как можно скорее с ним покончить. Раньше мне изредка снились сны, в которых я испытывал невыразимую тоску и душевную боль, это началось давно… Вскоре после того, как меня чуть не убила кхейгла-мать – помнишь, я тебе рассказывал? На Вьянгасе я то же самое пережил наяву, и с тех пор эти сны меня преследуют, через каждые три-четыре раза. Я должен от них избавиться, а для этого надо убить Маршала.

– Все ясно… Ты же не привык к угрызениям совести. Попробуй немного напрячь свой хваленый интеллект и посмотреть на вещи здраво. Думаешь, убив Маршала, ты избавишься от этой боли? Ее источник не в Маршале, а в тебе. Ты рассказывал, когда кхейгла за тобой погналась, из-за тебя погиб другой ребенок – ты его оттолкнул, чтобы спрятаться в нише. С этого все и началось, а потом сюда много чего еще наслоилось… Тебе надо разобраться с самим собой, отказаться от непорядочных поступков – это альтернатива твоей авантюре с охотой на Маршала. Между прочим, мне он тоже позарез нужен, ради информации о городе, но я понимаю, что лезть сейчас за ним на Сагатру – самоубийство.

– Все сказал? – Желтые глаза Лиргисо непримиримо сощурились – то ли презрение, то ли просто нежелание согласиться. – А теперь надевай шлем. Действуем так, как решил я.

Так и есть, Маршал хочет обойти их с фланга… Поль с трудом различал его: что-то ползет на периферии восприятия, словно подхваченный сквозняком клок пыли. Но это еле заметное «что-то» вызывало у него ощущение мучительного дискомфорта – люди, которые боятся насекомых, испытывают похожее чувство, обнаружив возле себя таракана или паука. Дискомфорт вернее, чем зрение «сканера», помогал Полю определить местонахождение Маршала.

«Если потусторонняя память не подводит, это мой бывший босс! Какого черта я с ним в той жизни связался?»

– Смотри, он там, – показал Поль. – Приближается.

Восприятие по-прежнему оставалось затуманенным из-за присутствия «тучи». Она была со всех сторон, застилала перспективу, а когда Поль пытался сквозь нее прорваться – тяжело содрогалась, словно получившая удар живая туша, и в ее недрах раздавался всхлип, но возникшая на долю секунды прореха мгновенно затягивалась, и он не успевал ничего понять.

– Теперь и я засек его, – прошептал Лиргисо. Его синие, в алмазных блестках губы искривила жестокая азартная усмешка охотника. – Вот за теми камнями… Идиот воображает, что подкрадывается к нам незаметно!

– Послушай, давай отсюда свалим, – хрипло попросил Поль. – Иначе мы умрем. Я ничего не могу объяснить и доказать, но счет пошел на минуты.

– Где находится источник опасности?

– Не знаю. Я его не чувствую, хотя мне все хуже и хуже, как будто меня душат.

– Нервы, – подвел итог Живущий-в-Прохладе. – Ты слишком впечатлительная и утонченная натура, чтобы сидеть в засаде среди этой мокрой мерзости. Потерпи. Я разделаюсь с Маршалом, а потом полетим на Рубикон, и я там буду каждый день спасать по домбергу, лишь бы доставить тебе удовольствие. А может, ты просто не хочешь, чтобы я убил Маршала? Какие отношения связывали вас в той жизни, где был город?

– Я вроде как на него работал, я же тебе говорил.

– Только работал – или было что-то еще?

– Достал… – процедил Поль и перевел взгляд на просвет меж валунами, за которыми они прятались.

– Убью Маршала у тебя на глазах! – услышал он мстительный шепот Живущего-в-Прохладе.

Небо, как серая губка, блестящие под вечным дождем скалы. Из расселин, заполненных жидкой земляной кашицей, выплескиваются пышные султаны зелени. Размытые бледно-серые кучи среди каменных россыпей – не то чей-то помет, не то растоптанные чьими-то лапищами грибы. Но все это принадлежит к сагатрианской биосфере и не таит в себе никакой необъяснимой угрозы. Угроза пришла извне.

Поединок между Лиргисо и Маршалом начался, а Поль мог только наблюдать за ним со стороны, изнывая от сознания обреченности и собственного бессилия: «туча» мешала ему добраться до заархивированной памяти Маршала, он словно тонул в зыбучке.

Еще один рывок. По нервам резанул беззвучный визг, исторгнутый «тучей». Поль больше не сомневался в том, что она живая и в ее недрах кроется какая-то ужасная опасность.

В промежутках между схватками он пытался уговорить Лиргисо прекратить дуэль и вернуться на яхту. Кажется, тот наконец-то поверил, однако доводы Поля по-прежнему игнорировал.

– Я же говорил, что ты спятил, – холодея от безнадежности, прошептал Поль, когда противники, измотанные незримым сражением, в очередной раз сделали передышку. – Мы скоро умрем.

Лиргисо в ответ ухмыльнулся.

Прикрыв глаза, Поль привалился спиной к камню, поднял щиток шлема. Пахло болотом.

– Поль… – негромко позвал Живущий-в-Прохладе.

– Что?

– Да нет… Ничего.

Оба дуэлянта собирались с силами для нового раунда, но уже не имело значения, кто победит, потому что «туча» убьет всех.

– Ладно уж, скажу… – снова заговорил Лиргисо. – Тут совсем рядом есть вход в катакомбы, он у меня на плане отмечен. Если спустишься ниже десятого уровня – будешь в безопасности, даже если на поверхности взорвется водородная бомба. Возьми план и ключ. Останешься жив, что бы здесь ни случилось.

План был не электронный, глянцевая книжечка карманного формата с рисунками, фотографиями и лярнийскими иероглифами, а ключ – металлический цилиндр размером с карандаш.

– Вход под аркой, вырезанной в скале, – добавил Лиргисо. – Смотри, видно даже отсюда.

– Пойдем туда вместе, если телепортироваться не можешь.

– О нет, сначала я прикончу Маршала!

– Спасибо.

Положив книжечку и ключ в карман на поясе, Поль закрыл щиток и направился к невысокой скале с двухметровой стрельчатой аркой, полускрытой космами травы.

– Поль! – окликнул Лиргисо.

Он остановился и обернулся.

– Я с тобой не прощаюсь. Если Маршал меня убьет, я буду навещать тебя в ночных кошмарах.

Поль знал, что в этой жизни видит его в последний раз.

После того как из-за прозрачной стенки вынесли сразу четверых бесчувственных кудонцев, тергаронский генерал и космополовцы наконец-то пришли к компромиссу.

– Если этот ваш раздолбай каким-нибудь чудом уцелеет, сможете его забрать, – с отвращением разрешил генерал. – Официально заявляю. Нам экстрасенсы не нужны. Мы, тергаронцы, привыкли надеяться на наши мускулы, на наше оружие и на наш боевой дух, а не на мистическую штатскую хренотень!

Пропаганду качает, отметил Саймон. Если б не содействие кудонской нечисти, их экспедиция до сих пор бы моталась по Галактике вслепую в поисках Маршала.

Видимо, не один Клисс об этом подумал, потому что блондинистая пожилая шиайтианка в форме Космопола с подковыркой поинтересовалась:

– А как же Тина Хэдис? Она ведь тоже обладает экстрасенсорными способностями!

– И несмотря на это, леди, на Вьянгасе она решила проблему не мистическими штучками-дрючками, а с помощью древнего как мир холодного оружия! – парировал генерал. – Всю живую силу неприятеля – на куски, ни одного целого трупа не нашли! Вот это было по-нашему! – И, помолчав, добавил мечтательно, с благоговением в голосе: – Какая женщина!..

– Я всегда знал, что Тина Хэдис – клиническая убийца, еще как в первый раз ее увидел, – торопливо шепнул Саймон Брауну. – Все киборги – убийцы, а меня никто никогда не слушает!

Сотрудник «Иллюзориума» сделал сочувственную мину и вновь повернулся в сторону генерала, рассказывающего космополовцам о дезинтеграторе «Омега-78», который будет использован против Маршала и Лиргисо. Впрочем, Саймон давно уже заподозрил, что этот блаженный представитель менеджерского племени на самом деле ему не сочувствует, только притворяется. Клисса тошнило от его назойливой жизнерадостности.

– …Все, что находится в зоне поражения радиусом до двухсот километров, будет дезинтегрировано. Заметьте, дамы и господа, речь идет о распаде вещества на молекулы, а не о ядерной реакции. Радиационное заражение исключено – таким образом, Хлаттская конвенция не будет нарушена. – Генерал сделал паузу, а потом раскатистым громовым басом, от которого у Саймона заложило уши, провозгласил: – Всем постам – боевая готовность номер один! Начинаем операцию «Огненный шквал»!

Нелепица… Сам же только что объяснял, что оно будет не гореть, а рассыпаться на молекулы! Клисс пихнул локтем Брауна и хотел обратить его внимание на это несоответствие, но тот проигнорировал тычок.

Вздохнув, Саймон смирился: «Огненный шквал», так «Огненный шквал», военные любят эффектные названия.

Лабиринт Сефаргла оказался не настолько обширным и запутанным, как Поль ожидал. Двенадцатиэтажные катакомбы повторяющейся планировки, на каждом уровне широкий центральный коридор пересечен несколькими поуже, за арочными проемами – пустые темные комнаты. Воздух затхлый, промозглый.

Укрепленный на плече фонарь освещал тускло-зеленые стены волнистого рельефа, бронзовые маски энбоно и декоративные панно с чеканными узорами – во всем этом было нечто безысходно торжественное, надрывно-официозное: приют изгнанного Императора, отчасти свихнувшегося, но не сдавшегося.

Две лестничные шахты находились в противоположных концах подземного строения. Поль сбежал вниз и там, где по-змеиному извилистая лестница заканчивалась, сел на ступени, приглушив свет фонаря.

Никого рядом нет. Римма Кирч далеко, и «туча» его здесь не достанет. Предчувствие гибели отпустило. До сих пор оно мешало Полю сосредоточиться на сканировании маршальской памяти, а теперь он мог предпринять еще одну попытку. Надо успеть, пока Маршал жив.

С кем-нибудь другим Поль не поступил бы так, его остановили бы этические соображения, но все то, что он знал о шефе «Конторы Игрек», развязывало ему руки.

Отчаянный рывок сквозь рыхлую массу «тучи». На этот раз она не выдержала. Существа, из которых она состояла, закружились, потеряв опору, путаясь в ошметьях своей разорванной паутины, однако у Поля не было времени их рассматривать. Его цель – Маршал. Где-то в подспудной памяти Маршала, к которой даже он сам не имеет доступа, должны храниться картинки города с глинобитными и каменными домами, украшенными резьбой колоннами, прохожими в долгополой одежде, верблюдами, овцами, собаками, мощенными белесым булыжником кривыми улочками. Древняя Земля или что-то другое в этом роде. Картинка словно висит в тумане – слайд, не помеченный никакой датой, без названия. А на следующем слайде тот же город лежит в руинах под страшным пепельным небом, на улицах и в заваленных обломками двориках – обугленные трупы людей и животных.

Кто был исполнителем?

Маршал, занятый изнурительным ментальным поединком с Живущим-в-Прохладе, все же почувствовал постороннее присутствие. Кто-то чужой беззастенчиво рылся в его памяти, а он ничего не мог поделать с наглецом, все его силы уходили на противостояние врагу.

Нашел! На долю секунды – или, может, на несколько минут, на полчаса? – Поль оцепенел. Там, в прошлом, все было не так, как он думал, и в то же время не так, как пытался убедить его Лиргисо.

Обрывки воспоминаний и впечатлений – если сложить их вместе, выходило примерно следующее: он получил приказ уничтожить город, принадлежавший противнику и оппоненту Маршала (их прежние имена стерлись, исчезли, да и не важно, как их тогда звали). Противник: смуглое худощавое лицо, дразняще надменное, холеные пальцы унизаны перстнями, в линии губ и в насмешливом выражении непроницаемых черных глаз есть, пожалуй, что-то общее с нынешним Лиргисо. Себя Маршал временами тоже видел со стороны: благородный бородатый патриарх в ореоле сокрушительной мощи и величия (оно и понятно, мимоходом отметил Поль, это ведь его память, и эмоциональные акценты расставлены им же).

Сам Поль был тогда очень молод, почти подросток. Волосы прямые и светлые, хотя кожа смуглая, как и у всех остальных, кого он там видел. По мнению Маршала, он был до отвращения дерзок, независим и непочтителен – проявлялось это в том, что он задавал вопросы, каких задавать не полагалось, и обо всем старался составить свое собственное мнение. Вот и насчет города он начал спорить: нельзя истреблять мирное население из-за разногласий с правителем, – а потом ушел. И не просто ушел. Когда трое верных адептов Маршала, привыкшие выполнять его приказы беспрекословно, не допуская даже тени сомнения, отправились туда во всеоружии, их бывший товарищ вышел им навстречу вместе с врагом-правителем.

Драки там были с современной точки зрения странные: ментальные удары, телекинез и вдобавок использование управляемых природных катаклизмов, поэтому сколько бы город ни выставил мускулистых потных воинов с копьями, пращами и бронзовыми мечами, все они в счет не шли. Реальной силой обладали только правитель, о котором Маршал не мог думать без скрежета зубовного, и переметнувшийся на его сторону мальчишка-предатель. Вдвоем они разделались с пришельцами, но на следующий день Маршал явился туда самолично и привел с собой целый карательный отряд.

Их задавили числом, и город был стерт с лица земли. Его хозяин отделался легко – успел вонзить кинжал себе в сердце, у Маршала это вызвало прилив желчной досады. Как Поль уловил, там было иное, чем в настоящее время, отношение к смерти и к самоубийству – во всяком случае, у тех существ, к числу которых они все трое принадлежали. Злейший враг Маршала ускользнул от расплаты, его знания и способности позволят ему совершить перерождение по собственному выбору, и лет через двадцать-тридцать о нем снова услышат. Недаром на его мертвом женственно-гладком лице (тогдашний Маршал плевался от негодования при виде бритых мужчин) застыла такая загадочная усмешка.

Зато изменника взяли живым. Поль видел себя глазами Маршала: избитый, израненный, весь в крови – наверное, так же он выглядел после побоев на «Гиппогрифе». Его швырнули на колени перед вождем. Тот испытывал праведный гнев (его предали!), к которому примешивался тщательно скрываемый страх (мальчишка обладает слишком большой силой – и это сейчас, когда ему еще и восемнадцати нет, так чего ждать от него в будущем?), а пленник смотрел на своего бывшего шефа с откровенным презрением и раскаяния не выказывал. Удар ногой в лицо – рассчитанный, чтобы не насмерть, чтобы только погас этот нестерпимо презрительный взгляд…

Наказание для него Маршал придумал достойное проступка: пусть он считает, что это он уничтожил город. Поскольку он убежден, что так делать нельзя, эта мысль отравит все его дальнейшее существование, заставит отказаться от силы, навеки лишит душевного равновесия.

«Себя презирай, щенок паршивый!» – это Маршал добавил мысленно, так как рядом стояли его адепты и он должен был являть собой пример величия, чуждого мелочным человеческим чувствам.

Очнувшись после внушения, мальчишка долго бродил среди развалин, потрясенный и раздавленный, а потом покончил с собой – но эта была не та смерть, вслед за которой наступает благоприятное перерождение. Маршал был удовлетворен.

«Так вот как все было на самом деле! Я отказался выполнять этот маразматический приказ и пытался защитить людей из города, а мне внедрили ложное воспоминание, будто бы это я их убил! И все это время я подсознательно чувствовал себя преступником… Вот тебе за мою перекроенную память!»

В этот момент Поль не думал ни о «туче», ни о том, что вмешиваться в чужую дуэль – не по правилам. Можно сказать, что он врезал Маршалу по морде – пусть не физически, а ментально, зато изо всей силы. Затрещина нарушила равновесие между противниками, и Лиргисо получил преимущество, которым не замедлил воспользоваться. Ладно, пусть добивает Маршала сам… Но откуда здесь взялось столько народа? Наконец-то Поль увидел, что скрывалось в недрах растерзанной «тучи»!

Выхватив из поясного кармана «торпеду», он вдавил кнопку.

– Смывайся оттуда! Над вами военный корабль, сейчас он шарахнет! Скоре…

Договорить он не успел. Катакомбы содрогнулись, сама земля тяжело содрогнулась, его бросило на пол у подножия лестницы. От удара фонарь погас, и все погрузилось во тьму, а где-то наверху ревел ураган, напоминая о тех доисторических разборках, сведения о которых Поль почерпнул из памяти Маршала.

Свершилось! Двое полуживых цефалоподов, враскорячку стоявших перед тергаронским генералом (остальные их собратья вповалку лежали на полу за стеклянной перегородкой), утверждали, что и Маршал, и Лиргисо уничтожены. То же самое отрапортовали операторы, наблюдавшие за местностью с помощью разведывательных зондов.

– Теперь надо, чтобы событие прокомментировал представитель СМИ, – напомнил какой-то чин из Космопола. – Этого требует протокол в соответствии с принципами гласности и свободы информации.

Все начали оглядываться на Саймона, смутившегося от такого внимания (он же который день ничегошеньки не принимал – не дают!); потом его вытолкнули вперед, к экранам, показывающим не то бушующее море, не то взбесившуюся пустыню.

– Ну давайте, Клисс, комментируйте! – дружески похлопал его по плечу Браун. – Это же ваша репортерская работа!

– Это чего там? – нерешительно спросил Саймон, показав на экраны.

– Это поверхность Сагатры после применения «Омеги-78», – с гордостью пояснил генерал. – Пылевая пустыня радиусом двести с лишним километров – и никакого, заметьте, радиационного заражения!

– Их больше нет? – почему-то шепотом спросил Саймон. – Ни Маршала, ни Лиргисо? Их правда больше нет?

– Там даже микроорганизмы не уцелели, – подтвердил тергаронец. – Все дезинтегрировано!

Ураганный ветер гонял клубы пыли, но его порывы понемногу стихали. Кроме пыли, на экранах ничего не было.

– Их больше нет! – повторил Саймон громче, а потом взахлеб, едва не приплясывая, то и дело срываясь на нервное хихиканье, затараторил: – Они превратились в пыль, распались на молекулы, а я остался! И Лиргисо нет, и Маршала нет, а я остался! Они оба хотели меня убить – ишь, чего захотели, Саймон Клисс бессмертен!

– Да что он несет? – озабоченно прошептал кто-то из космополовцев. – Это и есть комментарии? Он же сумасшедший!

– Какая разница! – возразил его коллега. – Главное, что протокол соблюли.

Вот именно, какая разница? Может быть, завтра появятся новые недоброжелатели и новые напасти (даже не может быть, а наверняка), и «Иллюзориум» окажется еще одной западней, и все пойдет по-старому, – но сегодня Саймон Клисс был самым счастливым человеком в этой Галактике.

Римму Кирч осаждали полузабытые детские страхи. Она одна в темном подземелье, многоэтажном, как громадные дома-коробки на Яхине; наверху завывает ветер, и неизвестно, что стало с Маршалом… Хотя он, разумеется, не может не победить.

Для всякой безымянной жути, выползающей из темноты, слабаки – законная добыча, поэтому нельзя поддаваться слабости… Римма твердила это про себя, ежась под броней от накатывающего страха. А началось с того, что она поднялась на верхний этаж – и закашлялась от пыли. Как будто забралась во чрево гигантского пылесоса… Откуда это взялось? Приоткрыв дверь, соединяющую катакомбы с бункером Маршала, Римма едва не задохнулась от хлынувшего навстречу пылевого потока. Опомнившись, перепуганная и ослепленная, захлопнула дверь.

Творилось что-то непонятное. Пылевой потоп. Наверное, это месть мертвецов – всех, кого она убила, пока была ликвидатором, мужчин, женщин, детей… Их много, она давно сбилась со счета, но несколько сотен точно наберется. Поднялись из взорвавшейся Преисподней вместе с тучами пыли… Кирч не раскаивалась – не дождетесь, такие чувства для слабаков, к тому же она работала в команде и правил своей команды не нарушала, так что не в чем ей раскаиваться, но все равно ее охватил противный озноб. Силы зла существуют на самом деле, и сейчас они перешли в наступление. Разве эта сверхъестественным образом появившаяся пыль – не их работа?

Она чувствовала себя заблудившейся маленькой девочкой. Хуже всего было то, что она ничего не знала о Маршале и не понимала, что происходит. Потом ей начало казаться, что в темноте кто-то есть. Животное, укрывшееся в катакомбах от урагана и удушливой пыли?.. Существо двигалось тихо, но не бесшумно, с мистической ловкостью избегало встреч с Риммой и в то же время следило за ней – издали, осторожно, всякий раз успевая вовремя исчезнуть. Слишком разумное поведение для животного.

– Эй, ты меня слышишь? – в конце концов не выдержала Римма. – Выходи, хватит играть в прятки! Мы тут заперты, и если ты хочешь меня съесть – я тебя убью, понял? У меня есть питательные капсулы, одной штуки на сутки хватает, могу поделиться!

Ее голос звучал в застоявшемся полумраке тонко, сипло и настороженно, и поблескивающая в луче фонаря бронзовая маска энбоно – их тут полно – надменно ухмылялась со стены.

– Снаружи светопреставление, – продолжала Римма (главным образом для того, чтобы совсем уж не перетрусить). – Какую дверь ни откроешь, оттуда сыплется пыль. Какие-то силы порезвились… Нам с тобой надо дружить, чтобы отсюда выбраться, поэтому лучше не пробуй меня съесть – сразу получишь! Наверху случилось что-то нехорошее, очень-очень странное…

– Военный корабль обстрелял наш район из бортовых дезинтеграторов.

Римма не очень-то надеялась на ответ и вздрогнула, услышав человеческий голос – молодой, как будто даже знакомый. Одновременно вспыхнула досада: ну почему ей самой не пришло в голову наиболее простое и логичное объяснение?

– Почем ты знаешь? – прищурилась она с вызовом, сверля угрюмым взглядом темноту.

Бледный луч света упал поперек коридора. Из зияющей сбоку черной арки выступил человек в бронекостюме и шлеме, с мерцающей на плече звездой фонаря, в сдвинутых на лоб очках ночного видения.

Узнав его, Римма выжидательно засопела: этот сумасшедший «сканер» всегда был для нее непредсказуем.

– Твой Маршал проиграл дуэль, но корабль убил их обоих. Мгновенная дезинтеграция. – Помолчав, Поль добавил негромко и печально, словно разговаривал не с Кирч, а сам с собой: – Никогда бы не подумал, что буду жалеть о его смерти.

– Ты о Маршале? – агрессивно уточнила Римма.

– Нет.

– Маршал не мог проиграть дуэль! Ты врешь!

– Не нравится – не верь.

– Тебе, что ли, все равно?

– Ты упертая серийная убийца, и мне без разницы, веришь ты мне или нет.

– Я ликвидатор, – прищурилась Кирч. – Советую запомнить! Есть силы, которые на тебя плюнут и ногой разотрут, а я для них другое дело… Пока они меня испытывают, как «салагу», зато после я стану ферзем, а ты останешься пешкой, потому что сам виноват, потому что я тебя выше!

– Полтора метра спеси.

Они оба в броне (перед тем как подчиниться приказу Маршала, Римма успела надеть боевое снаряжение), но хотя бы сбить с ног, чтобы вспомнил, как его проучили на «Гиппогрифе»… Поль увернулся, погасил свой фонарь, надвинул на глаза прибор ночного видения и исчез в зеве арки. Теперь ищи его в потемках…

– Струсил! – крикнула Римма.

– Я не люблю драться с женщинами, – голос донесся откуда-то из-за стены.

– И спать тоже, – злорадно буркнула Кирч, но этот выпад остался без ответа.

Ситуация вернулась в исходное состояние, однако теперь Римма знала, кто прячется в темноте, и не боялась. Поль Лагайм – ее враг, и все же ее успокоило то, что это именно он, а не кто-то другой. По крайней мере, он не будет пытаться ее изнасиловать, а его стремление поступать согласно расхожим представлениям о так называемой порядочности делает его относительно неопасным.

И насчет зомбирования он ей голову заморочил. Покойник Груша после въедливых расспросов категорически заявил, что Зойг не был зомбирован. Оказалось, у Зойга давно уже были выявлены при тестировании подавленные гомосексуальные наклонности, сам он об этом не знал, поскольку материалы тестов хранились под грифом «Секретно». Его поведение ни у кого не вызывало нареканий (образцовый офицер, пример для товарищей), но встреча на Рубиконе с Лагаймом стала для него роковой: Зойг влюбился во врага. В общем, проглядели моральное разложение… История вышла гнусная и грязная, и Маршал, выслушав Грушино резюме, трехэтажно ругался, зато ничего мистического тут не было, и Римме пришлось с холодной яростью констатировать, что ее надули как простоватую деревенскую девчонку. Ничего, она с обманщиком поквитается… но сначала его надо найти в затопленных тьмой катакомбах.

Жизнь Поля была переполнена преследованиями, причем преследовали обычно его, а не наоборот. Лиргисо, Вероника Ло, «Контора Игрек», а до этого – агенты госслужбы безопасности на Манокаре (позже из охотников превратившиеся в коллег), и еще раньше, в детстве, какие-то странные призраки, насчет которых Поль так и остался в неуверенности, были они на самом деле или он их придумал. Сейчас его с угрюмой настойчивостью выслеживала в катакомбах Римма Кирч – то ли хотела убить, поскольку ожидала от него агрессии, то ли просто подчинялась инстинкту агента «Конторы», не задумываясь над тем, есть ли в этом какой-то смысл.

После столкновения на «Гиппогрифе» и фильма Саймона Клисса Поль составил о ней достаточно полное представление. Поступки, которые он оценил бы как неэтичные (хотя и мог бы, при определенных обстоятельствах, оправдать) – например, удар в спину в драке, или шантаж, или распространение заведомой неправды, – вызывали у Риммы Кирч ребячески восторженное отношение: это круто, попрание предрассудков толпы, игры для избранных! Не то чтобы ее восхищали все преступления подряд, но у нее был двойной стандарт: если грабеж совершит обкурившийся тинейджер с куцым словарным запасом или Саймон Клисс – это уголовщина, а если Маршал – это нечто продвинутое, и надо еще дорасти, чтобы это понять.

В ней даже внешне было что-то незрелое, от девчонки тринадцати-четырнадцати лет. Небольшой рост, пухлые румяные щеки, наивно-упрямые голубые глаза. В то же время в ее экономных плавных движениях сквозила неотвратимость убийцы со стажем.

Это даже к лучшему, что она здесь: лишний стимул, чтобы не уснуть. Спать ему нельзя (он не забыл о предсмертном обещании Лиргисо: «я буду навещать тебя в ночных кошмарах»), и принимать допинг тоже нельзя. Заэкранироваться, отгородиться? Он попытался создать вокруг себя защитную оболочку, но скоро понял, что ничего не получится. Проблема заключалась в том, что ему хотелось еще раз увидеть Лиргисо – неважно, живого или мертвого – и поговорить с ним о той истории, извлеченной из памяти Маршала. Может быть, вместе они смогли бы вспомнить новые подробности, заполнить пробелы? Этот интерес мешал Полю сделать оболочку непроницаемой, обязательно оставалась трещинка, лазейка для возможного контакта, из-за чего вся затея теряла смысл.

Рассудком он понимал, что лучше бы им не встречаться. От Лиргисо можно с равной вероятностью ждать и бескорыстной помощи, и какой-нибудь изощренной пакости, все будет зависеть от его настроения на данный момент.

Они с Риммой Кирч кружили по катакомбам, то сближаясь, то удаляясь друг от друга (наверное, у нее тоже был план подземных помещений, снятый Маршалом), пока наверху не послышались шум, приглушенные голоса, низкое мощное гудение какого-то аппарата. Люди с корабля, скоро они очистят от пыли верхний уровень и спустятся сюда.

Поль осветил фонариком план. Кроме «лабиринта Сефаргла», тут есть еще и катакомбы естественного происхождения, попасть туда можно через двери на пятом, восьмом и одиннадцатом этажах.

Он сейчас на девятом, а Римма на восьмом – судя по звукам, пытается открыть дверь.

– Поль Лагайм, если вы здесь – оставайтесь в безопасной зоне и ожидайте спасателей, – голос звучал громко и отчетливо – видимо, его транслировал миниатюрный робот, пробравшийся через забитый пылью первый этаж. – Это Космопол. Если можете, дайте о себе знать.

Поль прикрыл глаза. Короткое сканирование ближайшего будущего: что его ждет, если он послушается и даст о себе знать? Ничего плохого… но и ничего хорошего. Они его не отпустят. Он станет собственностью Космопола – в офицерском чине, с приличным денежным содержанием, под неусыпной опекой врачей и психологов… О свободе придется забыть. Все уже решено за него, его личные планы значения не имеют.

Его не устраивало такое будущее. На Незе он служил в полиции, потому что сам так захотел, а принуждения он не выносил.

Опять развилка, на этот раз его собственная. Надо, чтобы с Сагатры его забрали Стив и Тина, тогда он останется свободным и осуществится тот вариант будущего, где они с Ивеной гуляют по Кошачьему городу.

Поль спустился на одиннадцатый этаж. Дверь находилась в одной из комнат, соединенных арочными проемами с коридором. Два узорчатых засова, лярнийский иероглиф из позеленелой бронзы (кажется, знак, отгоняющий злых демонов, – Сефаргл был суеверен), запах плесени. Ключ со скрежетом вошел в скважину и намертво застрял.

Эта дверь давным-давно приросла к раме. В сыром и теплом сагатрианском климате, где все цвело, разбухало, захлебывалось от влаги, процессы коррозии протекали быстрее, чем где бы то ни было.

Лиргисо и Поль отправились к укрытию Маршала в десантной экипировке, и сейчас это оказалось очень кстати. В одном из кармашков ячеистого пояса Поль нашел взрывкомплект, выдавил по периметру двери клейкую пасту сначала из одной тубы, потом из другой, обработал аэрозолем-катализатором и отступил за угол, про себя отсчитывая секунды. Раньше, чем он закончил работу, наверху раздался грохот – Римма Кирч сделала то же самое.

В другом кармашке нашелся мобильный фонарь размером с грецкий орех, мощный, как сверхновая, к нему прилагался пульт-браслет. В полицейской школе Поля научили обращаться с множеством подобных приспособлений, и сейчас он все делал быстро, не тратя времени на раздумья. Чувство огромного, ни с чем не сравнимого облегчения, охватившее его, когда выяснилось, что не он разрушил тот древний город, а также непонятно откуда взявшаяся печаль (он ведь совсем недавно хотел убить Лиргисо, так почему смерть врага вызывает у него такую реакцию?) не мешали ему действовать.

За проемом было светло как днем, в воздухе уже висел один слепящий светляк – Риммин фонарь. Пространство изломано и скомкано, повсюду покрытые каменной щетиной складки, сталактиты, сталагмиты. Поль замер на пороге, пораженный этой картиной, однако Римма уже спускалась по извилистой металлической лестнице в расщелину, где блестела черная вода и лежал меж двух сталагмитов продолговатый предмет – возможно, лодка.

Поль тоже начал спуск. В проворстве они друг другу не уступали и до лодки добрались одновременно. Кирч глядела исподлобья, с классическим хладнокровным прищуром (перед зеркалом, что ли, тренировалась?), но Поль уловил ее скрытые колебания: она понимала, что без напарника лезть в здешние карстовые пещеры слишком рискованно. Он тоже это понимал.

– Будем драться за лодку или смоемся вместе? – спросил он, пытаясь определить, что происходит в лабиринте.

– Вместе, – буркнула Кирч и, когда он шагнул вперед, зловеще предупредила: – Только чтоб никакого нытья, никакого щенячьего скулежа! Кто распустит сопли, тот сразу получит! Этот мир не для слабаков…

Ее последние слова заглушил треск сдираемой с лодки защитной пленки. Римма поперхнулась, потом стала помогать. Под их подошвами хрустел каменный щебень, оставшийся еще со времен постройки лабиринта.

Небольшая узкая лодка, оснащенная антигравом, напоминала запакованную в пластик рыбину. С виду новенькая, хотя пролежала здесь, наверное, несколько столетий. Вдоль бортов закреплена пара коротких весел и телескопический шест.

Опередив Римму, Поль занял место на корме около пульта. Недовольная пассажирка смотрела на него с ухмылкой «старика», твердо знающего, что «салага» вот-вот облажается, ее глаза блестели в ожидании этого радостного момента. Поборов искушение вышвырнуть ее из лодки, Поль включил двигатель, и они в сопровождении двух светляков понеслись по туннелю с гофрированными известняковыми стенами.

– А ты почему от них убегаешь? – убедившись, что с управлением он справляется и повода для злорадства пока не предвидится, спросила Римма. – Тебя-то в тюрьму не засадят.

– Меня заставят работать на Космопол, а у меня другие планы.

– То есть ты против них?

– Не против. Просто у меня совсем другие планы, я же сказал.

– Так они тебя потом заграбастают, куда ты денешься?

– Если я доберусь до адвоката на Незе, это нельзя будет сделать без моего добровольного согласия.

– Ага, тебе надо, чтобы с тобой случалось только то, что тебе захотелось, как на блюдечке, да? – Кирч осуждающе сморщила вздернутый нос. – А кое-каким силам наплевать на твои щенячьи планы, они с тобой считаться не будут, не надейся! Ты для них пешка.

– Тогда мне тоже на них наплевать. Будешь отвлекать – перевернемся.

Она замолчала.

Закоулки безмолвного каменного царства приоткрывались перед ними и снова схлопывались позади, сверкая то ли блестками, то ли глазами в свете мчавшихся наперегонки мобильных фонарей.

Романтическое путешествие вдвоем с симпатичным молодым человеком! Мечта накрашенной куклы, которая по десять часов в день киснет перед телевизором, уминая за обе щеки чипсы и шоколадки. Думая об этом, Римма Кирч угрюмо ухмылялась: судьба что-то напутала и отправила перевязанную розовой ленточкой бандероль не по тому адресу.

«Сканер» не скрывал своей неприязни к ней, зато не ныл и не паниковал – последнее обстоятельство немного портило Кирч настроение, поскольку не было повода его осадить. Он сказал, что погоня потеряла их, но возвращаться к лабиринту не стоит, в зоне поражения не осталось ничего, кроме пыли, надо пробираться на запад, к морю.

– Если заблудишься или заведешь нас в тупик, вспомнишь золотые денечки на «Гиппогрифе», – пригрозила Римма.

– Спасибо. Если я пойму, что заблудился, я тебя сразу утоплю.

– Меня за просто так не утопишь, а ты же не любишь драться с женщинами, – с ехидцей напомнила Римма, невольно покосившись на черную глянцевую воду.

– Для тебя сделаю исключение.

– Как ты выбираешь дорогу? – Она перешла на грубовато-примирительный тон.

– Просто чувствую, куда надо свернуть. Не бойся, я не ошибусь. Стараниями твоего Маршала на мне висело обвинение в массовом убийстве, но теперь я полностью реабилитирован и не хочу умирать.

– О чем ты говоришь?

Больше он ничего не стал объяснять, а Римма не знала, о каком обвинении идет речь, Маршал ей об этом не рассказывал.

Лодкой они управляли по очереди, спали тоже по очереди. Поль попросил будить его, если Римме покажется, что ему снится кошмар, – «иначе я буду не в форме, чтобы искать дорогу». Карстовые пещеры тянулись на десятки километров, и конца этому странствию не было видно. Они то плыли по мрачной речке под нависающими каменными зубьями, то карабкались посуху, волоча за собой лодку. Иногда, чтобы протиснуться через очередной лаз, приходилось снимать бронекостюмы, раздеваться до плавок и натираться «слипом» – препаратом из десантного комплекта, который, застывая на коже, превращался в скользкую пленку, предохраняющую от царапин и сводящую коэффициент трения почти к нулю.

Римма не стеснялась, и в глубине души ей хотелось, чтобы «сканер» проявил к ней мало-мальский интерес как к девушке – хотя бы для того, чтобы появился повод поставить его на место. Она заранее придумала, как жестко осадит его и что ему выскажет, но Поль был равнодушен к ее наготе. Или этот мерзавец мысли читает, или под влиянием Лиргисо потерял всякий интерес к женщинам, одно из двух. Третье предположение – он просто не считает Римму Кирч привлекательной, а будь на ее месте другая, давно бы начал приставать – было слишком обидным и болезненным, и едва оно мелькнуло, Римма сразу же запихнула его подальше. Пусть лучше одно из двух.

Несмотря на взаимную вражду, ей нравилось исподтишка наблюдать за ним, когда он раздет, хотя удовольствие смешивалось с неодобрением. Худощавый и очень стройный, гладкая кожа золотится в свете фонарей, точеные запястья и щиколотки, словно вылепленные мускулы – в этом скульптурном изяществе было, по мнению Риммы, что-то неприличное для парня, свидетельствующее об изнеженности. Так же, как и в том, что он регулярно стирал свои носки в ледяной воде, после чего подолгу растирал закоченевшие руки, а примерно на третий день путешествия, придирчиво ощупав подбородок, смазал нижнюю часть лица кремом-депилятором и потом тщательно умылся, дрожа от холода. Пижон.

Вода в подземной речке была жуткая, от нее через несколько секунд немели пальцы, и зубы ломило. Для питья они набирали ее во фляжки и подогревали на термоплите, которая нашлась под сиденьем лодки.

Наконец Поль объявил, что они выбрались из «зоны распыления», пора искать путь наверх. Вовремя. Рангоновые пластины для антиграва закончились, а на веслах далеко не уйдешь.

Счет дням они потеряли. Римма чувствовала, что блуждания по каменным кишкам Сагатры могут свести ее с ума, и держалась только на кураже: пусть этот слабак с Неза сломается первым, чтобы можно было бросить ему в лицо все давно заготовленные убийственные фразы. Но Поль не ломался. Бледный, осунувшийся, с беспокойно мерцающими глазами, он ни разу не подвел и не пожаловался, и получалось, что в такой передряге он ничуть не хуже ребят из «Конторы Игрек», которые слабаков вроде него в грош не ставили. Это было несправедливо, словно он незаконно присвоил то, что не могло ему принадлежать, и у Кирч все внутри клокотало от подспудного раздражения.

Узнав, что подземное путешествие подходит к концу, она повеселела и разговорилась, даже ее недовольство приутихло.

– Еще немножко, и мы выдержали это испытание, – заметила она во время привала. – Надеюсь, они засчитают нам баллы… даже тебе засчитают.

– Кто – они? И какие баллы?

Поль не отставал со своими вопросами, пришлось объяснять ему насчет миропорядка и Высших Сил. Полагалось бы самому знать, «сканер» все-таки.

– …Никто не предоставлен самому себе, и ни с кем не бывает ничего случайного, понял? – заключила Римма наставительно, пересказав все то, что вычитала в отнятой у Саймона Клисса потрепанной брошюре, с кое-какими произвольными дополнениями.

Поль выслушал внимательно, хотя и со скептическим выражением на лице.

– Неверно. Во Вселенной слишком много существ и причинно-следственных цепочек, чтобы все укладывалось в твою схему. Бывает по-разному, одни события происходят из-за вины или скрытого желания человека или потому, что кто-то их подстроил, другие – случайно, в результате стечения обстоятельств. Твое описание охватывает лишь некоторую часть явлений, а действительность намного разнообразней, до бесконечности.

Римме стало неуютно. Жизнь представлялась ей чем-то вроде бассейна, где полно всяких опасных тренажеров, но на берегу стоит инструктор – опытный и всесильный, вроде Маршала, он не скупится на оплеухи, зато готов в крайнем случае выдернуть тебя за шкирку из воды. А у Поля вместо бассейна – безбрежный океан, никому не подвластный, и никакого инструктора там нет и в помине.

– Это хаос! – бросила она обвиняющим тоном.

– Смесь упорядоченного и хаотичного. Только в хаосе, если разобраться, нет ничего страшного.

– Эту мысль тебе кое-какие силы вложили… – с расстановкой произнесла не пожелавшая сдаться Кирч. – Силы зла в щенячьих мозгах хозяйничают, как в своем родном компе!

– Глядя на тебя, охотно верю.

– Да что ты вообще знаешь о жизни? – Пора переходить в наступление, иначе он смешает ее мир с хаосом и не будет больше ни бассейна, ни мудрого инструктора, ни шахматной доски, по которой Римма Кирч целеустремленно ползла с одной клеточки на другую, чтобы в конце концов стать ферзем. – Ты же с Неза! Я видела твое досье. Избалованный мальчик из интеллигентной обеспеченной семьи, тебе никто не мешал учиться, тебе карманных денег давали не считая. Твои родители хотели, чтобы ты стал дизайнером или археологом, но, когда ты пошел в полицейскую школу, никто не заставлял тебя изменить решение – никаких семейных скандалов, уважение к свободе выбора! – Она с отвращением выплевывала слова. – Незийская тепличная культура! И после этого ты что-то знаешь о проблемах?

– У меня были другие проблемы, не связанные с деньгами или отношениями в семье, – спокойно возразил Поль.

– Это не проблемы. Ты когда-нибудь подыхал на помойке?

– Однажды я чуть не умер на свалке.

– И чем кончилось? – недоверчиво сощурилась Римма.

– Меня подобрали ребята из незийской общины коммунистов.

– Наверное, попал туда с какой-нибудь вечеринки в невменяемом состоянии!

– Точно. У нас была вечеринка с дракой и фейерверком, а потом меня занесло на Рье-Тьядо, остров-свалку. – Его лицо стало задумчивым, и он тихо добавил: – До чего по-другому все это сейчас выглядит…

– А я на Рубиконе искала еду на помойках, пока не научилась воровать. Ты в это время служил в иммиграционном контроле, чистенький мальчик в новенькой форме, и вышвыривал со своего благоустроенного Неза таких, как я. А ты знаешь, что такое быть некрасивым, когда тебе противно в зеркало посмотреться? Люди ведь судят друг о друге по внешности!

– Если ты о себе, то напрасно, с твоей внешностью все в порядке. Проконсультируйся у хорошего имиджмейкера, тебе посоветуют подходящую прическу, одежду и общий стиль.

Ну конечно, незийское воспитание: если речь заходит о физических недостатках, неудавшейся личной жизни и тому подобном, следует проявлять тактичность, даже если собеседник – твой злейший враг.

Римма не нуждалась в этих сладеньких незийских пилюлях.

– Я своим имиджем довольна, – буркнула она сердито. – Я к тому, что ты, весь такой благополучный, ничего об этом не знаешь, а я в пятнадцать-шестнадцать лет жить не хотела, когда видела себя в зеркале. Сейчас мне наплевать и на то, нравлюсь я кому-то или нет, и на то, что ты от моих носков нос воротишь, я не собираюсь ради тебя постирушки устраивать. Но я через это прошла, а ты – нет, поэтому я знаю о жизни побольше твоего.

– Когда мне было пятнадцать-шестнадцать лет, я тоже комплексовал из-за своей внешности.

– Ты? Давай-ка не ври! Или тебя дразнили, потому что рыжий?.. Ты же всегда был красавчиком!

– Вот именно. Мне говорили, что я похож на девчонку, что в этом хорошего? Потом я сменил имидж – постоянно ходил битый, в синяках, и очень гордился собой.

Вроде бы он и не защищался от ее нападок, и в то же время удары проскальзывали мимо цели. Маршала бы сюда… Римма не хотела верить в поражение и смерть Маршала: тот еще вернется, обязательно вернется!

– У вас на Незе не настоящая жизнь, – снова начала она после непродолжительного сопения. – Вы не знаете, что почем. Вот придут какие-нибудь силы и с потрохами вас сожрут.

– Не сожрут, – усмехнулся Поль. – На Незе много таких, как я.

Вот это был уже прямой вызов, но Римма предпочла его не заметить и продолжила:

– Настоящая жизнь – это мат, казарма, грязь, это не украдешь – не пообедаешь. А у вас на Незе всякие там картинные галереи, пляжи, бесконфликтные посиделки с друзьями, маленькие кафе в больших городах и остальная дребедень, которая отвлекает людей от настоящей жизни.

– Тебе не кажется, что ты сейчас ляпнула глупость?

– Не кажется, – огрызнулась Римма. – Между прочим, я сделана из того же теста, что Тина Хэдис. Она знает, что почем, и она поняла бы все то, чего никогда не поймешь ты.

– Между тобой и Тиной нет совершенно ничего общего, – он опять усмехнулся – или скорее поморщился, как будто его задело то, что она смеет сравнивать себя с Тиной Хэдис.

– Она киборг, а я человек, ты это хочешь сказать?

– Не это. Тина не делит людей на ферзей и пешек. Тина любит все то, что ты презираешь, – картинные галереи, бесконфликтные посиделки с друзьями, маленькие кафе в больших городах. Тине тоже приходилось убивать, но для нее убийство – это всегда убийство, а для тебя это что-то вроде игры в пятнашки. И самое главное отличие – внутренняя свобода. Ты не знаешь, что это такое, а Тина просто не способна быть несвободной.

Как он это сказал – словно дверь перед Риммой захлопнул. У нее пропало желание продолжать разговор, и все-таки она проворчала:

– Внутренняя свобода – это выдумки. Почему ты так по-дурацки поступил на Рубиконе?

– Потому что не было другого способа спасти людей из домберга.

– Но зачем тебе это понадобилось?

– Нет смысла объяснять тебе.

Поставив таким образом точку в разговоре, он вытряхнул из упаковки питательную капсулу, проглотил, запил несколькими глотками воды. Ну хоть бы разок пожаловался на отсутствие своего любимого кофе со сгущенкой – как бы она за все отыгралась!

Последний отрезок пути оказался самым тяжелым, тем более что «слип» закончился и скоро они были с головы до пят в ссадинах и кровоподтеках, как после хорошей драки. Порой им приходилось проделывать почти акробатические трюки: стоя на плечах у Поля, Римма дотягивалась до щели наверху, забиралась туда и закрепляла фиксатор с веревкой, по которой после подъема багажа взбирался Поль.

Даже во сне она не могла отдохнуть: стоило сомкнуть глаза, и опять куда-то лезешь, плывешь, карабкаешься, судорожное движение вперед на последнем дыхании, ценой неимоверных усилий.

Наконец настал день, когда они очутились в пещере с иным, чем до сих пор, освещением: сумрак здесь был водянистый, словно разбавленный.

– Гасим фонари! – охрипшим голосом потребовал Поль.

Дневной свет. Он сочился издалека, из-за поворота, и оттуда же доносился шелест нескончаемого сагатрианского дождя.

Они долго сидели на мокром травянистом склоне, заново привыкая к открытому пространству и привычному для человеческого глаза освещению. Позади была гора, из которой они выбрались, впереди – пологий спуск в заболоченные низины, и в головокружительной дали у горизонта – что-то серое.

Римма только теперь увидела, насколько Поль изможден, раньше это скрадывал полумрак. Наверное, сама она выглядела не лучше.

А Маршала больше нет, душный сырой ветер разносит его прах по всей Сагатре… Римму пронзило чувство одиночества. Пока она не знала, выживет ли сама, ей было не до того.

Глядя сверху вниз на виновника смерти Маршала – тот лежал на траве, закинув руки за голову, опьяневший от простора, и смотрел в небо, – она глухо проворчала:

– Расстрелять бы тебя на месте…

– За что?

– За то, что ты сделал! У меня была команда, был Маршал, было дело… Не важно, гуманное или нет, но по размаху игры – великое дело, а ты все разрушил. Ты «сканер», без твоей информации у них ничего бы не получилось. И нечего лопаться от гордости: то, что ты нашел дорогу через пещеры, – фигня, это каждый «сканер» сумеет. Это не твое, это тебе дали Высшие Силы, в которые ты не веришь!

Кирч говорила все громче, все возбужденней, ей хотелось заразить его своим смятением, а он удивленно щурил бездонные темно-карие глаза и как будто не понимал, о чем идет речь, словно их разделял языковой барьер.

– У меня больше ничего не осталось! Я не могу жить просто так, как живут бездельники вроде тебя на всяких загнивающих курортных планетах!

Поль встал, подобрал лежавший рядом шлем от бронекостюма.

– Нам больше нечего делать вместе. Ты у меня уже вот где, – он провел ребром ладони по горлу. – Вместе с твоими высшими силами и твоими носками.

– Это хорошие солдатские носки, еще три-четыре месяца прослужат, – процедила сквозь зубы Кирч. – Не нравятся – нюхай в другую сторону.

– У нас в полиции за это снимали проценты с премии.

– Хм!

Римма ограничилась презрительным хмыканьем. Тоже, наказание… В «Конторе» за то же самое посылали на штрафные работы в седьмой отсек, но ее это не касалось, потому что она была первоклассным ликвидатором. Подумав о «Конторе», она снова почувствовала себя одинокой, как потерявшийся ребенок на огромной улице в час пик, и, чтобы не раскиснуть, деловито буркнула:

– Как лодку будем делить?

– Никак. Лодка моя, но мне она больше не нужна, уступаю тебе.

– С какой стати твоя? – Римма заступила ему дорогу, угрожающе сжав маленькие, но твердые, как камень, кулаки элитного бойца «Конторы Игрек».

– С такой. Раньше лабиринт со всем содержимым принадлежал Сефарглу, потом его наследство присвоил Лиргисо. Теперь Лиргисо погиб, а у меня больше прав на его имущество, чем у тебя, в том числе на лодку, – Поль пнул лежавший на траве предмет спора. – Забирай, дарю.

– Ну да, я же с Лиргисо не спала!

Ему было все равно. Что бы она ни сказала, ее слова не имели для него никакого значения, и от этого усиливалось охватившее Римму ощущение потерянности.

– Значит, тебя кто-то подберет? – спросила она, пятясь перед ним, не давая уйти. – Вы с Лиргисо пилоты средней паршивости – значит, вас сюда кто-то привез, какой-то профи, и он остался жив, ты же «сканер», ты можешь это определить. Ты так и не понял, что из-за тебя все пропало? Мы с Маршалом могли создать Команду Сильных, какой Галактика еще не знала, а теперь ее не будет! Что мне делать дальше?

– А, вот ты о чем… Найдешь себе нового Маршала и новое великое дело.

Римма словно с разбегу врезалась в препятствие. Или, наоборот, словно ринулась вышибать дверь, а та возьми да и распахнись, и по инерции летишь кувырком вперед.

– А ты? – Она сказала первое, что пришло в голову, чтобы хоть как-то сохранить равновесие в этой словесной стычке.

– А я никогда не нуждался ни в том, ни в другом.

Обогнув Римму, Поль начал спускаться по склону, держа шлем под мышкой. Наверное, после промозглых пещер ему нравилось идти с непокрытой головой под теплым дождем.

Глядя ему вслед, Римма в бессильной ненависти сжимала кулаки.

Их с Полем разделяет пропасть, и дело вовсе не в том, что он родился на Незе, получил хорошее образование, наделен привлекательной внешностью и способностями «сканера», а она всего этого лишена. Нет, их неравенство лежит куда глубже, это истинное неравенство, по сравнению с которым внешние, физиологические или социальные различия – ерунда. Римма Кирч словно заперта на тесном клочке пространства и отчаянно борется за то, чтобы хоть на пядь этот клочок расширить, а ему принадлежит бесконечность. И в то же время он сам – бесконечность. Это не зависит ни от положения в общества, ни от красоты, ни от достатка – это просто у него есть, и все. И даже то, что чужую жизнь он ценит больше, чем свою собственную, ничего не меняет: бесконечность не нуждается в том, чтобы ее ценили.

Можно заработать или украсть кучу денег, сделать пластическую операцию, стать киборгом, развить такие же способности, как у Маршала и Лиргисо, – и все равно это ужасающее неравенство не исчезнет. Тут ничего не поделаешь… кроме одного.

Ухмыльнувшись (Кирч знала, что ухмылка у нее жесткая, как и полагается в таких случаях), она вытащила из кобуры бластер.

Поль спускался по склону, и его «хамелеон» стал серовато-зеленым, выделялась только рыжая голова. Отличная мишень.

Он ушел уже далеко, зато укрыться ему негде. Римма целилась тщательно, без спешки, как в тире на «Гиппогрифе». Нажала на спуск.

Поль продолжал идти, хотя должен был упасть. Промазала… Римма еще раз выстрелила. Опять мимо? Только после третьей неудачи она догадалась взглянуть на индикатор: тусклый, как капля мутной воды, хотя совсем недавно, в пещере, светился рубиновым огоньком.

Кирч с чувством выругалась. Или «сканер» умеет больше, чем признавался, и на прощание угробил ее оружие, или вмешалась какая-то третья сила, не желающая его смерти… Или сработал закон Мэрфи: все, что может сломаться, – сломается, причем в самый неподходящий момент.

Ничего. Не сейчас, так после. Когда-нибудь она его еще встретит, и в следующий раз ее оружие не даст осечки.

Дождавшись, когда Поль скроется за грязно-зеленой пеной кустарника, Римма достала непромокаемую глянцевую карту. На юго-западном побережье несколько научно-исследовательских баз, туда она и отправится. И по дороге надо придумать легенду: с какой она планеты, из какой экспедиции, что за беда с ними стряслась… Волоча за лямку подаренную лодку, она тоже начала спускаться по склону.

Скорбь по Маршалу понемногу отступала. Людей на свете много, а сильных людей не особенно много, но все же попадаются. Поль прав, кого-нибудь она себе найдет.

Тихо моросящий дождь, травяные кущи, запах болота. Белые с прозеленью цветы походили на хризантемы – громадные, с велосипедное колесо; аромат у них был совсем не цветочный, скорее напоминал о мясном бульоне. Один из цветов слегка подрагивал: в гущу лепестков зарылся кто-то крупный и целеустремленный – кто это, не рассмотришь. В грязи мокли растерзанные перья. Кущи были густо населены, их обитатели только и делали, что поедали друг друга, но при виде непонятного существа все попрятались и затаились.

Поль остановился, надел шлем. Еще в самом начале странствий по пещерам он отправил Хинару послание «торпедой», во время привала, пока Римма спала. Хинар ждал его. И военный корабль тоже до сих пор находился на Сагатре – что он здесь делает столько времени? Засечь короткий импульс «торпеды» практически невозможно, а от тех, кого Поль вначале воспринимал как «тучу», он постарался заэкранироваться. Но для того, чтобы Хинар за ним прилетел, нужно дать наводку, и поймать ее сможет кто угодно…

У Поля оставалось еще две «торпеды». Просто чудо, что Римма Кирч их не стащила. Впрочем, она ведь не знала, что они у него есть.

«Привет. Я вышел из-под земли. Где нахожусь, не знаю, координаты сообщить не могу. Похоже, на горизонте – море. Сможешь меня забрать?»

Вскоре передатчик негромко просигналил: пришел ответ.

«Готовлюсь к вылету. Мне понадобится маяк, чтобы тебя найти. Включишь его по моему сигналу. Как понял?»

«Включу маяк сразу после твоей „торпеды“. Жду».

Поль прислонился к зеленоватому стволу дерева, тот упруго покачнулся. Толстый, в полтора обхвата, травяной стебель – наверное, полый внутри. На Сагатре нет настоящих деревьев, они еще не появились… а может, их здесь вообще не предвидится.

Он уселся прямо в слякоть (герметичный бронекостюм не пропускал влагу) и снова прислонился к шаткому стволу. Его знобило. Скорее всего, это из-за переутомления, вряд ли он успел так скоро подхватить какую-то местную болотную заразу.

Путешествие по пещерам, да еще в компании Риммы Кирч, измотало Поля до предела. Хорошо хоть, никакие кошмары его не мучили. На первом же привале, перед тем как уснуть, он сформулировал мысленную просьбу, обращенную к Лиргисо: «Я не виноват в том, что тебя убили. Пожалуйста, не трогай меня, пока я отсюда не выберусь. Потом можешь сниться мне сколько угодно, а сейчас не надо, иначе у меня не останется сил, чтобы найти путь наружу».

Так или иначе, а сновидения у него были незначительные и безобидные, он их даже запомнить толком не мог. Зато, открывая глаза, он видел около себя Римму Кирч – с ухмылкой бывалого сурового командира, которая на круглом девчоночьем лице смотрелась странно, с затаившимся в глубине зрачков ожиданием: ну, когда же ты, наконец, совершишь промах?

«Кошмарная девушка… Если б я знал заранее, как это будет, застрелился бы или сдался Космополу».

Он, конечно, не поступил бы так, но эта мысль вызвала у него приступ лихорадочного веселья, словно выпил бокал шампанского или шакасы.

Когда Поль уходил от Риммы, он внезапно ощутил исходящую от нее опасность – однако опасность эта была скомпенсированная, не могла его достать, поэтому он даже не оглянулся.

Он едва не задремал под бормотание дождя, но тут пришло сообщение от пилота:

«Готов. Включай маяк».

Лишь бы Хинар опередил тех, с корабля… Веки сами собой смыкались. То ли из приоткрывшейся щели в мир сновидений, то ли из ближайших зарослей папоротника вылезло странное бледное существо: щетинистое туловище с кулачок и три-четыре пары неимоверно длинных и тонких членистых ног. Нерешительно переминаясь, оно уставилось на человека выпуклыми стекловидными глазами, протянуло к нему покрытый серым пушком хоботок: «Это съедобно?»

И тут же юркнуло обратно в свою щель, потому что сверху спикировала машина.

Преодолевая головокружение, Поль встал. Хинар помог ему забраться в кабину, усадил в кресло.

– Нас могли засечь. Где маяк?

– Вот.

Шиайтианин забросил маяк в кусты, и машина рванула прочь, сбривая верхушки травяных гигантов.

– Они нас ищут? – спросил Поль.

– Теперь да. Это тергаронцы, застряли здесь из-за неполадок на корабле.

По словам Хинара, Лиргисо явился ему во сне и рассказал, что его убили, а он в отместку вывел из строя бортовой компьютер и систему гиперпространственной навигации тергаронского корабля и вдобавок до полусмерти напугал Саймона Клисса, так что у того случился второй инфаркт. Теперь Клисс лежит в «коконе» в медотсеке и со слезами требует, чтобы в помещении не выключали свет и кто-нибудь постоянно возле него дежурил.

Лиргисо велел пилоту дождаться Поля и сказал, что завещает свое состояние Лейле, Амине, Полю, его сестре Ольге, Хинару и Тине и распорядительницей назначает Тину – она все поделит справедливо, но половину наследства должна получить Амина. Хинара удивила неожиданная забота босса об Амине: он просил, чтобы Тина обязательно обеспечила ей смену тела, как угодно, хотя бы с помощью силарцев, и после этого Амина должна любым способом добиться незийского гражданства. Амина будет идеальной матерью – нежной и терпеливой, не то что свирепые лярнийские кхейглы, и надо, чтобы ее дети родились на Незе, со всеми правами незийских граждан. Почему-то Лиргисо придавал этому очень большое значение, хотя какое ему дело до детей Амины, которые должны родиться в неопределенном будущем, неизвестно от кого? Он добавил, что, если все будет сделано так, как он хочет, он никому не причинит зла.

– Я попросил его телепортировать тебя на яхту, а он сказал, что не сможет. Сказал, для этого нужен физический контакт, а он теперь бесплотная тень – и, как зашла об этом речь, таким злым стало его лицо, будто в кино, когда всякую жуть показывают. И после этого он исчез. Наверное, что-нибудь еще повредил на этом долбаном корабле, теперь они долго будут ремонтироваться…

Вскоре Поль почувствовал погоню и сказал об этом. Их отрезали от моря и пытались взять в клещи, но Хинар, не уступавший в мастерстве тергаронским пилотам, в конце концов оторвался, и машина погрузилась в болото.

Поль находился в полузабытьи, однако смог определить, что Саймон Клисс действительно на корабле. Даже здесь без него не обошлось.

– Сколько прошло времени?

– Сегодня восьмой день, как мы на Сагатре.

Он думал, больше. В пещерах время для него растянулось, как бесконечная резиновая лента.

– У тебя температура, – заметил Хинар озабоченно, включая медавтомат.

Потом надел ему на шею что-то вроде медальона, застегнул на запястьях какие-то браслеты. Поль решил, что это медицинские приборы, но, посмотрев, увидел безделушки из серебряной проволоки, плетеных кожаных ремешков, цветных ниток и гладких просверленных камешков.

– Это зачем?

– На всякий случай.

– Что это такое?

– Амулеты, обереги, – нехотя пояснил шиайтианин.

– От чего обереги?

– От босса.

– Ты же сам их не носишь.

– Мне и не надо, – буркнул Хинар. – Я ему никаких невыполнимых обещаний не давал.

– Он собирается отомстить? – Поль мгновенно замерз, несмотря на лихорадочный жар. – Он что-нибудь сказал об этом?

– Когда пришел ко мне после смерти, ничего не сказал, зато при жизни постоянно об этом говорил, и каждый раз с новыми метафорами, как будто читал поэму в прозе. Я эту вашу историю раз пятьдесят, наверное, выслушал. Да нет, больше… Так что амулеты не снимай, даже если не веришь в них. Они настоящие, с Шиайта. И если знаешь какие-нибудь там защитные обряды или молитвы, тоже не помешает.

– Я ничего такого не знаю. Никогда не увлекался мистикой.

– Ты же «сканер»!

– Ну и что? В моем отношении к потустороннему нет ничего мистического, – он взглянул на экран медавтомата. – Все-таки инфекция.

Можно быть современным человеком, пилотом-гиперпространственником и верить в первобытную магию, в силу оберегов… Удивление мелькнуло в затуманенном сознании Поля, как просверк от фар машины, проносящейся в сумерках мимо окон высотного дома.

После антибиотиков ему стало лучше, жар спал, но еще четверо суток они с Хинаром прятались по болотам и никак не могли прорваться к морю, где осталась яхта. Тергаронцы устроили на них настоящую охоту – возможно, от нечего делать, чтобы скоротать время, пока техники и компьютерщики налаживают бортовые системы. К счастью, преследователи не стреляли, и они тоже воздерживались от стрельбы, чтобы не осложнять ситуацию.

А потом просигналил передатчик, и они услышали голос Тины.

Оказалось, Космопол только сейчас официально сообщил о ликвидации Маршала и Лиргисо на Сагатре, так что Стив и Тина до последнего времени не знали, где их искать.

С появлением Стива расклад изменился. Получив «торпедой» картинку, тот телепортировался прямо в машину, забрал оттуда Поля с Хинаром, потом состыковал яхты – и после короткого разгона они ушли в гиперпространство.

Глава 9

Тина сняла квартиру на тридцать втором этаже небоскреба на проспекте Шал-Макерб, иногда ей нравились такие заоблачные жилища. Необъятное, как над океаном, небо. Внизу расстилается мозаика крыш, вдоль и поперек разрезанная оживленными улицами, и там, в теплом мареве, идет нескончаемая суета.

Мебели было немного, и большая белая комната окнами на закат казалась почти пустой. То, что надо, чтобы отдохнуть от изобилия предметов роскоши, дорогой бытовой автоматики, шикарных машин, ценных бумаг и денег, которое обрушилось на Тину, как пестрая куча детских игрушек из распоротого пластикового мешка.

Вообще-то, бывает и хуже. Этот дележ имущества протекал мирно, без ссор, все наследники полагались на справедливость Тининых решений. Сама она в деньгах не нуждалась (обнуляя банковские счета «Конторы Игрек», Стив перебрасывал средства на ее счета) и решила, что возьмет себе символическую долю, а Хинар обязательно должен получить космическую яхту, даже две, драгоценности достанутся Лейле и Ольге, а собранные Лиргисо картины, скульптуры и антиквариат лучше бы передать музеям… Поскольку все это надо было провернуть нелегально (по галактическим законам выморочное имущество Лиргисо подлежало конфискации), Тина, чтобы не влипнуть, обратилась за помощью к Ликарту Йорму Чил Зелгони, своему адвокату.

Втроем с Хинаром они отправились на одну из вилл Лиргисо, где стояла в подземном ангаре яхта, знакомая Тине по облаку Тешорва. Тина решила отдать ее Хинару.

Адвокат посоветовал всю недвижимость не мешкая обратить в деньги, потом выразил желание осмотреть яхту. Тина с Хинаром замялись и переглянулись: они-то привыкли, но какое впечатление произведут непристойные художества Лиргисо на добропорядочного юриста? Зелгони настаивал, им пришлось уступить.

– Эту яхту я вам тоже рекомендую продать, – произнес адвокат после короткой экскурсии, в течение которой он сумел сохранить невозмутимый вид и не проронил ни слова. – Господин Хинар сможет купить себе другую.

– Да, пожалуй, – согласилась Тина. – Только сначала здесь надо сделать небольшой ремонт, все это ободрать, закрасить…

Рисунок на стене напротив: полудеревья-полулюди с наивным удивлением смотрятся в зеркальное озеро, где отражаются они же, но сцепившиеся друг с дружкой в сладострастных объятиях.

– Госпожа Хэдис! – Невозмутимость Зелгони наконец-то дала трещину, и он уставился на Тину почти с ужасом. – Боги, я надеюсь, это была шутка… Ничего здесь не трогать! Я берусь все устроить за разумный процент, как ваше доверенное лицо. Если не возражаете, сегодня же составим договор. Яхта будет выставлена на аукционе, и вырученных денег вам хватит, чтобы купить два десятка новых яхт такого же класса. Только ничего не трогайте, никакого ремонта! Еще надо собрать все его рисунки, эскизы, наброски на клочках бумаги, все это стоит больших денег. В рекламной кампании нет необходимости… Я бы хотел сделать видеозапись, чтобы показать это искусствоведам.

– Вы думаете, что-то получится? – с сомнением спросила Тина. – Все-таки он был преступником…

– Это в прошлом, госпожа Хэдис. Он умер и больше не будет создавать проблем, а это, – Зелгони обвел рукой вокруг, – принадлежит искусству. Лет через триста о нем будут вспоминать не как о преступнике, а как об оригинальном художнике. Прошу вас, никаких актов вандализма! Возможно, я все же сумею добиться для его наследников официального статуса… Он оставил завещание?

– Только устное.

– Видеозапись есть?

– Нет.

Адвокат осуждающе поджал губы. О том, что свою последнюю волю покойный сообщил, явившись Хинару во сне, ему сочли за лучшее не рассказывать.

– Тогда хотя бы для вас, госпожа Хэдис, я постараюсь добиться статуса законной наследницы, поскольку вы одно время состояли с ним в близких отношениях. В вашей честности я не сомневаюсь, но, ради всего святого, не уничтожайте произведения искусства, даже если вам, как представительнице консервативной манокарской культуры, они кажутся странными и шокирующими.

«Представительницу манокарской культуры» Тина стерпела. Сама напросилась. Иногда она, к собственному изумлению, обнаруживала у себя типично манокарские реакции – те самые, что вызывали у нее раздражение или иронию, когда она замечала их у других.

Зелгони занимался подготовкой к аукциону, а Тина разбиралась с имуществом Лиргисо, не имевшим отношения к его художественному творчеству. Нужные документы нашлись в сейфах, вскрывать которые пришлось Стиву.

«Из Стива сделал взломщика, а из меня – бухгалтера. Ну, спасибо! Явился бы ты мне, как Хинару, во сне, я бы тебе сказала, что об этом думаю…»

Может, он и пытался, но Тина словно стеной была отгорожена от всего потустороннего, и он не смог к ней пробиться.

Эта морока с дележом наследства отнимала массу времени, однако Тина решила, что доведет дело до конца. Во-первых, все наследники – это люди, к которым она хорошо относится, во-вторых, она была признательна Лиргисо за то, что он все-таки дал Полю возможность спастись. На Сагатре все могло закончиться хуже.

Почему он умер – сколько Тина ни задумывалась об этом, остановиться на однозначном ответе не могла. Не успел вовремя телепортироваться, на какую-то несчастную секунду опоздал? Или он возомнил себя полубогом и думал, что ему все нипочем, какое бы оружие против него ни применили? Или это было самоубийство?

В последнее время он как будто начал меняться, особенно после Вьянгаса, даже его чувство к Полю понемногу становилось все менее жестоким и эгоистичным. Также удивившая всех забота об Амине и ее будущих детях… Впрочем, Тину не покидало ощущение, что с Аминой у него связан какой-то отчаянный расчет… хотя какие могут быть расчеты, если его больше нет в живых? Но если допустить, что у него появились зачатки доброты и порядочности – качества, которые он всегда считал гибельными, ненужными! – эта внутренняя перемена могла настолько напугать его, что он воспринял ее как свой крах и предпочел смерть. Тине это объяснение казалось правдоподобным.

Однако перемены могли быть и мнимыми. Он ведь был могндоэфрийцем, Живущим-в-Прохладе, и всегда стремился нравиться окружающим. Если он, все больше усваивая человеческую культуру, принял к сведению, что люди ценят доброту и порядочность, – при его-то адаптабельности… Ради хороших отношений с Полем и Тиной он мог проявлять качества, которыми на самом деле не обладал. А его смерть могла быть следствием лярнийских стереотипов: энбоно – раса самоубийц, и пусть Лиргисо не отдал себя на съедение Флассу, как того требовала традиция, его подсознание нашло окольный путь для выполнения программы, заложенной могндоэфрийской культурой.

Размышления об этом настраивали на грустный лад, но вид из окна помогал Тине стряхнуть зыбкое и неопределенное, липнущее к душе настроение.

Ивена и Лейла вернулись на Нез, поскольку «Конторы Игрек» больше не было. Лейла носила траур. А Ольга Лагайм улетела на Землю-Парк, Тина ее так до сих пор и не видела.

– К ней в телохранители какой-то гинтиец напросился, – сообщил Тине Джеральд, их общий друг. – Вроде как бывший спецназовец, служил неизвестно где, без рекомендаций. Я отговаривал, не послушала.

– Гинтиец, говоришь? – переспросила Тина. – Может, я его знаю.

– Тогда, конечно, другое дело.

Амину по новым документам звали Белинда Марваль. Темноволосая девушка лет восемнадцати-двадцати, с шелковистой смугловатой кожей и выражением лица, неуловимо напоминающим прозрачный и печальный осенний пейзаж. Стив постарался сделать ее привлекательной. Превращение тела киборга в человеческое плюс омоложение организма – слишком дерзкий вызов законам природы, но Стив нашел лазейку: он провел трансформацию в пространстве Фласса, которое хотя и принадлежало этой Вселенной, было в то же время автономным, обособленным.

Стук в дверь – за ней находилась по-незийски просторная квадратная прихожая с мозаичным полом, где только что никого не было.

– Да! – отозвалась Тина.

Дверь открылась, вошел Поль.

– Привет. Это ничего, что я так нагло сюда телепортировался? Если б тебя не оказалось дома, я бы смылся.

С тех пор как он проник в маршальскую «протопамять», он перестал считать себя смертельно опасным для окружающих субъектом и сейчас учился у Стива всему тому, от чего раньше отказывался. Его страх перед телепортацией тоже сошел на нет. «Я вдруг понял, что больше этого не боюсь, – объяснил он, слегка пожав плечами. – Жаль, что понял уже после Сагатры, там бы пригодилось». Учился он быстро, все схватывал на лету. Теперь Тина была спокойна: тот, кто рискнет на него охотиться, обломает зубы.

– Это тебе, – она протянула ему толстую пачку потертых золотисто-фиолетовых кредиток. – Надеюсь, я никого из вас пока не обсчитала.

Поль взял деньги, молча сунул в карман, потом сказал:

– Он ни разу мне не приснился. Ни на Сагатре, ни после. Я хотел бы поговорить с ним, но он не идет на контакт.

– Вполне в его духе. Вот если бы ты не хотел с ним общаться, он бы давно уже объявился, и ты бы не знал, как от него отделаться.

– Наверное, он таким образом мстит мне за то, что я когда-то пытался его убить. Ну и за остальные наши разногласия.

«Для него слишком мучительно будет с тобой – живым – встретиться. Ты словно воплощение всего того, что он вместе с жизнью потерял, всех навсегда ускользнувших возможностей. Он избегает боли, которая может оказаться нестерпимой».

Тина не сказала об этом, так как не могла предугадать реакцию Поля: вдруг это его заденет?

– Может, он сейчас где-то далеко – например, на Лярне, – заметила она вслух. – И уже забыл о нашем существовании.

– Нет, – Поль усмехнулся. – Где он, я знаю. В ближайшее время он будет держаться около Амины и по мере сил оберегать ее от любых возможных неприятностей – как свою будущую мать.

– Ты серьезно?

Для Тины это было предположение из разряда фантастических.

– Если мы жили раньше и встречались в прошлых жизнях, почему это не может продолжаться? Он наверняка что-то знал о перерождениях, знал, но не говорил – это для него типично. Кстати, я бы хотел получить те его древнелярнийские трактаты, если они найдутся, можно ведь заказать перевод. А что касается Лиргисо, его пожелания насчет будущего Амины этим и объясняются. Фактически половину своего состояния он завещал самому себе.

– Ловко, если так… А вдруг будут и другие желающие родиться у Амины? Передерутся ведь.

– Думаю, что его конкурентам не поздоровится, – Поль опять усмехнулся, потом добавил, негромко и сумрачно: – Начать с нуля – это, наверное, лучшее, что он мог сделать.

– Знаешь, меня это не пугает. Пусть рождается. Меня больше беспокоит другое: сколько еще осталось организаций, похожих на «Контору Игрек», и зачем людям это надо? – повернувшись к окну, Тина оперлась ладонями о теплый гладкий подоконник. – Смотри, как там хорошо… Но получается, что какая-то часть этого мира не может обойтись без «Конторы» – пусть не здесь, не на Незе, я имею в виду мир в целом. А уничтожить «Контору» смог только Стив, и то ему пришлось для этого нарушить причинно-следственные связи, сделать невозможное. Зачем нужно то, от чего один вред, – вот вопрос.

– Этого я тоже не знаю, хоть я и «сканер», – отозвался Поль. – Но в истории масса подобных примеров.

В одной из комнат Ольгиного дома находилась голографическая модель Земли-Парка. Глобус двухметрового диаметра. Синий, зеленый, желтый, коричневый, кое-где белый – обычные цвета для планет земного типа. Он висел над черным лакированным паркетом, как забытое школьное пособие. Поль с Ивеной наткнулись на него случайно.

Поль, проживший в доме сестры несколько лет, знал здесь каждую ступеньку, каждую царапину на стене, а Ивене планировка запомнилась расплывчато, и он был ее экскурсоводом – как два с лишним года назад, когда привез ее с Манокара на Нез.

Вначале за ними по пятам ходил пушистый дымчато-белый кот, с достоинством отстранявшийся, если его пытались погладить. Вдруг он замер на месте, навострил уши и стремглав умчался по коридору, сразу растеряв всю свою величавую неприступность.

– Куда он? – удивилась Ивена.

– На кухне открыли холодильник. Ольга нарочно выбирала модель с самой бесшумной дверцей, а он все равно слышит.

– Вот здесь – комната с плетеным абажуром и Ольгиной фреской, – Ивена показала на закругленную дверь узорчатого стекла.

Она пыталась угадывать, совмещая кальки своих воспоминаний с рисунком действительности, но попадала в точку один раз из трех-четырех.

– Фреска дальше, – возразил Поль, – где коридор заворачивает. Здесь Ольга держит большой голопроектор.

Он распахнул дверь, и взгляд наткнулся на планету, парящую в тесном пространстве комнаты, а за ней, сбоку, – фрагмент окна, выходящего на восток, во внутренний дворик. Это окно в первый момент показалось Полю совсем уж нереальным.

Распечатка с описанием Земли-Парка лежала в стенной нише рядом с пультом проектора. Можно включить города – на планете вспыхивали огоньки, около них возникали призрачные имена: Вена, Хэйан, Лондон, сразу два Рима, Пекин, Венеция, Спарта, Париж, Бухара, Москва, Амстердам, Прага, Александрия, Мадрид…

Несколько десятков городов. Закончив читать вслух, Ивена спросила:

– И там все по-настоящему – с дымом из труб, каретами и древними автомобилями, смогом на улицах?

– Это все пока только в проекте, – объяснил Поль. – Наверное, вместо смога сделают какой-нибудь безвредный туман… Я только знаю, что где-то там будет Кошачий город и когда-нибудь мы с тобой в нем побываем.