Заговор среди высшего офицерского состава Минобороны, поставившего целью подчинить себе предприятия ВПК, крайне опасен для страны. Ради этого уничтожаются `несговорчивые` директора секретных заводов. Почти все их смерти обставлены так, что ни у кого не возникает сомнения — произошел несчастный случай. Но Контора не может смириться с таким беспределом, ведь безопасность страны — ее первостепенная задача. И Резидент, посланный Конторой, должен сделать все возможное, чтобы остановить эту смертельную карусель...

Андрей Ильин

Миссия выполнима

Предисловие

Люди любят смотреть новости — вечерние, дневные, ночные… Так как считают, что именно там они могут узнать правду о положении дел в их стране. Люди смотрят новости от Калининграда до Петропавловска-Камчатского, и каждый считает, что ему повезло чуть больше, чем тем, другим… Тем, что смотрят телевизоры в Петропавловске-Камчатском, кажется, что в Калининграде совсем хреново. Калининградцам до слез жалко жителей Камчатки. И от этого им становится чуть-чуть легче жить.

На самом деле плохо и тем и другим. И всем остальным.

Но не всем.

Потому что кому-то было нормально и в Калининграде, и в Петропавловске. Ведь на самом деле у нас качество жизни зависит не от географического положения, а совсем от другого — от того, есть у тебя “бабки” или нет. И тех, у кого они есть, уже не беспокоят задержки с выплатой зарплат и не волнует очередной энергетический кризис, потому что в их домах тепло, даже если те стоят на берегу Карского моря — батареи всегда горячие, вода в бассейне тридцать шесть и шесть, а в зимнем саду с пальм падают созревшие кокосы.

Так что мороз — зимой, жара — летом, дождь — весной и прочие обрушившиеся на страну климатические неожиданности здесь ни при чем. А при чем — политика.

Просто в этой несчастной стране снова, уже в который раз, взял верх классовый подход. Только теперь гегемоном был объявлен не рабочий класс, а люди с деньгами. А целью, ради которой предлагалось потуже затянуть пояса, — развитой капитализм. Потому что до этого, оказывается, шли совсем не в ту сторону. И до того — тоже не в ту. И всегда — не в ту…

В этой, обреченной на вечные муки, стране снова всё разнесли до основания, а затем поделили, что осталось. На этот раз поделили по совести, хотя обещали по-честному. И те, кто был никем, опять стали всем. Причем на этот раз действительно — всем. Со всем.

Всё снова вернулось на круги своя…

А раз так — то конца этой истории не жди, а жди нового витка дележки. Потому что есть такой закон — сообщающихся сосудов, который утверждает, что если где-то чего-то слишком много, то это много начинает перетекать туда, где его было недостаточно. В сосудах перетекает жидкостью. В России — кровью…

Глава 1

Этот день в жизни одного из Заместителей Министра обороны обещал быть обычным. Таким, как был вчерашний, позавчерашний, какими были десятки до них. Ранний, как когда-то в гарнизонах подъем, десятиминутная зарядка, холодный душ, чашка черного кофе, служебная машина у подъезда, приветствия дежурных на входе, два лестничных марша, которые можно проехать на лифте, но он всегда преодолевал пешком, кабинет, идущая по заведенному распорядку служба…

Все, как всегда!

И ни сам Замминистра, ни его подчиненные, ни кто-либо еще не могли предположить, что именно сегодня время сломает привычный свой ход и все изменится. Необратимо для самого Замминистра, кардинально для служащих под его началом людей, для его семьи и даже немного для страны, в которой он занимал не последнюю должность.

Как говорится — нам не дано предугадать… Хотя не всем, кому-то все-таки дано…

— Я буду через два часа! — сообщил Заместитель Министра обороны, выходя из кабинета.

Он действительно предполагал вернуться через два часа, потому что не первый раз был там, куда собирался ехать сейчас. Тридцать минут туда, тридцать обратно, около часа там, минут десять в резерве…

Застрять в уличных пробках Замминистра не опасался, у него были номера, которые гарантировали ему зеленую дорогу. В крайнем случае можно будет включить мигалку, и тогда гаишники расчистят трассу по всей ее протяженности, растолкав к обочинам случайные машины. Пробки — для просто граждан, а он не просто, он номенклатура. Военная номенклатура…

Отгороженный от улицы толстыми автомобильными стеклами, Замминистра был отрешен от суеты окружающего мира. Он не знал, как и чем там, за стеклом, живут люди. И никогда не знал.

Раньше, потому что не выбирался из гарнизонов, где был совершенно свой особый, ничем не напоминающий гражданку, мир. Где пурга заметала казармы и дома семей офицерского состава под самые коньки крыш и надо было их отрывать. И захаживали в гости белые медведи, которых нельзя было стрелять под угрозой уголовного преследования. И даже тогда, когда они, ошалев от безнаказанности, разоряли продуктовые склады. И все равно приходилось стрелять. В том числе лично ему, а однажды, когда тот дурак в шубе полез на детский сад, так даже из табельного “макара” всадил ему в морду две полные обоймы.

Но даже Диксон был лучше песков Каракумов, где голова болела не столько за службу, сколько за привозную воду, и не раз, когда цистерны увязали в песках, приходилось снижать личному составу водный паек. И снижать офицерским семьям и детям, которые не понимали, почему вчера надо было мыть руки перед едой, а сегодня за это шлепают по попке и почему после обеда дают лишь полстакана чая.

А гражданские там, на Большой земле, в это время страдали из-за отсутствия лишней палки колбасы. Он не понимал их. И злился на них.

Зажрались, хотя считали себя голодными!

Потом, когда народ продался за ту самую колбасу, он понимал их еще меньше. Стоило ли за жратву и за импортные сапоги без очереди отдавать великую страну? Разорять то, что семьдесят лет сами же по крупицам собирали! Повели себя как свиньи, которые дальше своего пятачка в корыте ничего не видят! Вначале на все соглашаются за лишнюю миску баланды, а потом недовольно визжат, когда их насаживают на вертел. Как будто было непонятно, что бесплатно кормят только тех, кого откармливают.

Теперь за продажность гражданских приходится отдуваться армии. Как всегда приходилось. И вот снова вся надежда на нее…

Машина остановилась перед КПП. Охрана проверила пропуск. Шлагбаум поднялся. Машина покатилась по внутренним аллеям-улицам, несколько раз повернула и остановилась возле одного из корпусов.

— Жди меня на стоянке, — приказал Замминистра.

Водитель кивнул.

В клинике Замминистра поднялся на третий этаж. Здесь он “сбросил свой китель” и стал обыкновенным пациентом. Потому что люди в белых халатах на звезды не смотрят, а смотрят на язвы, шанкры и анализы. Глупо держать форс перед теми, кому приходится подставлять голую задницу.

Замминистра открыл еще одну дверь.

Коридоры ЦКБ были просторны и были пустынны — это вам не районная больница, где из переполненных вонючих палат пациенты выползают в коридор и по стеночке бредут в далекий, в конце бесконечного, как жизнь, коридора, сортир, а к вечеру стекаются к единственному телевизору в холле. В ЦКБ туалеты и телевизоры есть в каждой палате. А пятнадцати храпящих на солдатских койках больных и еще пяти на раскладушках в проходе нет. Отчего высокопоставленным пациентам делать в коридорах нечего.

Замминистра толкнул пальцами дверь процедурной. Которая, хотя и называлась процедурной, на самом деле напоминала номер пятизвездочной гостиницы. Нашей. Или двухзвездочной их.

— Здравствуйте, — обрадовалась, как близкому родственнику, медсестра. — Проходите, пожалуйста.

Халат на сестричке был таким же белоснежным, как ее зубы, и был застегнут на одну-единственную, под горлом, пуговку. Что позволяло заметить, что ее ножки растут примерно оттуда же, откуда начинаются рукава халата.

— Здравствуй, Машенька.

— Садитесь вот сюда.

Замминистра сел.

Сестричка перехватила ему руку резиновым жгутом, затянула узел.

— Поработайте, пожалуйста, кулачком.

И опять улыбнулась.

Замминистра стал сжимать и разжимать пальцы.

— Какие у вас венки! Очень хорошие венки. Замечательные венки!..

Сестра сорвала с одноразового шприца целлофановую упаковку. Не глядя, но точно насадила на хоботок иголку. Самую обыкновенную в пластиковом колпачке иголку.

На вид — обыкновенную. Хотя на самом деле…

На самом деле эта игла была не просто игла, потому что была обработана прозрачным раствором. Снаружи. Но более всего внутри. Внутри иголки раствор закупорил отверстие по всей длине органической пробкой.

Сестра обломила ампулу с витамином и набрала его в шприц.

— Вы не бойтесь, больно не будет, — успокоила она.

Сняла колпачок и, аккуратно проткнув кожу, ввела иглу в вену.

Выдавливаемый поршнем раствор витамина вытолкнул из иглы “пробку”, и ток крови быстро разнес микрочастички неизвестного вещества по организму.

Сестра выдернула иголку, прижала ваткой, промоченной в спирте, ранку.

— Ну вот и все.

— Ловко у вас получается, — похвалил Замминистра, сгибая в локте руку.

— Вы посидите здесь несколько минут, — предложила сестра, показывая на кожаные кресла, на столик, где лежали журналы и пульты дистанционного управления телевизором и видеомагнитофоном.

— Спасибо, времени нет. Мне еще педали крутить.

— Какие педали?

— Велоэргометра.

Замминистра поднялся еще на этаж, быстро нашел нужную дверь. Очереди не было. Очереди не могло быть, потому что здесь все точно рассчитывали. Пациенты ЦКБ были не теми людьми, которых позволительно держать в коридорах.

Высокопоставленный пациент сел на сиденье велоэргометра, взялся за ручки и раскрутил педали.

Медсестра посмотрела в направление, удивленно хмыкнула и добавила нагрузку.

Теперь, для того чтобы провернуть педаль, приходилось прикладывать немалое усилие. Пациент раскручивал велоэргометр, пыхтя, покрываясь потом и багровея от натуги. Но не спорил, так как не привык спорить, привык выполнять.

Оборот.

Еще оборот.

Еще десять…

Неожиданно пациент хватанул ртом воздух и завалился чуть набок. Но выпрямился и виновато улыбнулся. Не привык он, чтобы кто-то видел его слабость.

Раскрутил с новой силой педали и рухнул грудью вперед. Теперь уже не улыбаясь, теперь уже хрипя и закатывая глаза.

Медсестра испуганно подскочила к нему, стащила с велоэргометра на пол, поймала запястье, нащупывая пульс.

Пульс не находился. Пульса не было.

Как же так?!

Сестра метнулась к двери, забыв о телефоне, о мобильнике в кармане и о тревожной кнопке на стене.

— Сюда, скорее сюда! — крикнула она что было сил. Гулкое эхо раскатилось по пустым коридорам. Из-за соседних дверей высунулись головы.

— Что случилось?

— Там… Он там… Он, кажется, умер!..

Со всех сторон, убыстряя шаги, побежали люди в халатах.

Кто-то распластал тело Замминистра по ковролину, сложил на груди крест-накрест ладони, навалился на них всем весом тела, толкнул, сплющивая ребра, продавливая в аорты замершую кровь. Еще раз толкнул… Крикнул:

— Дайте ему воздух!..

Ближайшая медсестра упала на колени, приблизила свое лицо к уже синюшному, к уже мертвому лицу пациента, стерла с подбородка выступившую серую пену, набросила обрывок бинта, прижалась губами к губам, с силой выдохнула воздух.

Грудь мертвеца расправилась, приподнялась, словно он сделал вдох. Но это был не вдох, это был выдох…

В кабинет все гуще набивались врачи, сестры и какие-то совсем посторонние люди. Распахнули настежь окна.

— Дефибриллятор сюда!

Торопясь, откинули крышку дефибриллятора.

— Быстрее, быстрее…

Тревога расходилась по коридорам, как волна цунами, вовлекая в смерть все новых людей. Этажом ниже в процедурную сунулся какой-то мужчина в белой шапочке, с испуганным, перекошенным лицом и крикнул:

— Вы чего здесь?.. Там вашему пациенту плохо! Умирает он! Берите шприцы, адреналин, и скорее, скорее!..

Медсестра метнулась к двери, забыв ее закрыть. Мужчина сделал вместе с ней несколько шагов по коридору, но вдруг остановился:

— А нашатырь, нашатырь вы взяли? Идите, идите, вас ждут! Я сам. Где он?

— Там, в шкафчике…

Мужчина быстро вернулся в кабинет, прикрыл за собой дверь, но шагнул почему-то не к стеклянному медшкафу, где на полках были разложены медикаменты, а шагнул к мусорному ведру. Быстро вытащил его на свет и собрал все, бывшие сверху, одноразовые шприцы и иголки, сунул их в карман халата. И бросил в корзину другие, точно такие же шприцы…

— Разряд!

Удар тока сотряс тело Замминистра, подбросил его на несколько сантиметров над полом.

— Разряд!..

— Еще разряд!..

Но все было напрасно, сердце не запускалось.

Еще некоторое время мертвецу делали непрямой массаж сердца и искусственное дыхание, вогнали в грудь, между ребер, пятнадцатисантиметровую иглу, проткнули сердце, влили в мышцы два куба адреналина…

Но сердце молчало.

— Всё, готов!..

Врачи встали с пола и как-то незаметно разошлись. Скоро приехали санитары, подхватили мертвеца за руки за ноги, подняли, перевалили на каталку. Сбегавшая к кастелянше нянечка принесла чистую простынку, которой накрыла мертвое тело. С головой накрыла. И недавно Заместителя Министра обороны, а теперь просто труп повезли в морг…

Внизу, на стоянке, в машине сидел водитель, от нечего делать во второй раз перечитывавший газету. Сегодня шеф почему-то задерживался…

Несколько часов Замминистра лежал в холодильнике. Потом его перенесли в анатомичку.

Вскрытие подтвердило высказанный еще там, в кабинете, где пациенту стало плохо, диагноз — острая коронарная недостаточность. Об ошибке сестры, задавшей больному на велоэргометре чрезмерную нагрузку, предпочли забыть. Тем более что то злополучное направление куда-то пропало, а лишние скандалы Центральной клинической больнице ни к чему. ЦКБ — больница элитная…

Глава 2

Генерал Крашенинников был ошарашен. Два дня назад он виделся с Заместителем Министра в его кабинете, в двух шагах от него стоял, разговаривал, доказывал что-то… И вдруг…

Как же так может быть — ведь здоровый на вид мужик. Как бык здоровый! А тут…

Генерал не думал о том, какие последствия для него будет иметь внезапная смерть его непосредственного начальника. И вообще, ни о чем таком не думал. По крайней мере пока не думал… Он находился под впечатлением чужой неожиданной смерти. Был человек, и нет… Словно какая-то потайная дверца приоткрылась, отсюда — туда приоткрылась и забрала еще одну душу. И невозможно понять и принять, что этого человека он больше никогда не увидит… Не услышит… Не позвонит ему…

Нет Замминистра, совсем нет. Потому что смерть — это не отставка и не разжалование. Это хуже чем отставка, чем разжалование в рядовые, чем даже штрафбат. Это необратимо. Это раз и навсегда!

Черт, жалко мужика, толковый был мужик! Был…

Генерал хотел вывесить в казарме портрет Замминистра в траурной рамке и даже стал соображать, где раздобыть его фото, но потом понял, что нельзя ничего вывешивать, потому что личный состав, может быть, о чем-нибудь и догадывается, но умершего прямым начальством не считает. Не должны считать. И никто не должен… Потому как на бумаге часть числится как склад, а на складах большому начальству делать нечего.

Не получится с фото…

Генерал вызвал дежурного и приказал отрядить кого-нибудь на машине в ближайший магазин, чтобы тот по-быстрому смотался и купил пару бутылок водки и какой-нибудь “сникерс”.

Водку привезли.

Генерал заперся в своем кабинете с близкими командирами, сгрудил граненые стаканы, брызгая на стол, разлил, сказал:

— Пусть земля ему будет пухом!

Ахнул залпом двести грамм и даже закусить забыл.

Эх, жизня! Сегодня ты в самых верхах ходишь, а завтра… завтра в могиле червяков кормишь. Которым все едино, генерал ты или лежащий тремя метрами дальше слесарь-пропойца. Все равно итог один…

Утром, протрезвев, генерал выгнал личный состав на полосу препятствий и гонял до седьмого пота, чтобы выбить из голов дурные мысли, чтобы показать им, что в жизни части, в характере службы ничего не меняется. Что все останется так, как было до того! Хотя сам в этом уверен не был.

Часть его была создана покойником под себя, вначале для возвращения оставленной в бывших республиках техники, потом для “наезда” на предпринимателей, срывающих поставки сырья и комплектующих на предприятия оборонки. Кроме него, никто о том, что здесь происходит, не знал. Проблем со снабжением, очередными и внеочередными званиями, квартирами не было — Замминистра прикрывал от всех и от всего. А теперь?..

Теперь ничего не понятно. Куда повернет новый начальник, можно только гадать. Приедет проверять склад, а там… Там вместо склада — полоса препятствий, городок следопыта, стрельбище и прочие атрибуты части спецназа. Не склад, а хорошо вооруженная, вышколенная, боеспособная часть. И кладовщики и грузчики, которые с двадцати шагов точно в цель метают штык-ножи и саперные лопатки и разбивают кулаками и лбами кирпичи. И ни черта ему не объяснишь!

Прямо хоть склады строй и амбарные замки на них навешивай…

Ну, замки не замки, а боевые операции пока лучше временно свернуть. Чтобы посмотреть, разобраться что к чему…

Ладно, подождем, посмотрим… И не такое в жизни бывало, и ничего, бог миловал. Не впервой…

Очень скоро на место почившего Замминистра сел новый человек. Очень странный человек, потому что почти не имеющий отношения к армии. Какое-то время он служил на Дальнем Востоке, но потом перешел в ФСБ, был избран депутатом Думы, отсидел два срока, а теперь его, уже почти гражданского человека, занесло в Минобороны. Вряд ли это будет достойная замена… Но… приказы вышестоящего командования не обсуждаются. Назначили — значит, того, кого надо, назначили. Начальству виднее.

И — “кругом” и “шагом марш”!..

Новый Заместитель Министра довольно быстро вошел в курс дела. Потому что через неделю вызвал генерала Крашенинникова на беседу.

Генерал почистил мундир, чего с ним давно не случалось, нацепил колодки медалей и прибыл в назначенное время. Благо идти недалеко.

— Вас ждут, — показал на дверь незнакомый офицер.

“Замела метла, — отметил про себя генерал, — в приемной уже чисто, в приемной уже новые лица, уже свои…”

Постучал и, не выжидая ни секунды, потому что не желал прогибаться, рывком открыл дверь.

— Генерал Крашенинников по вашему приказанию!..

Новый хозяин кабинета выглядел как… как браток. Ну или спортсмен. Потому что был довольно молодым, накачанным, с короткой стрижкой. Правда, глаза… Глаза были не братка, были умные.

А почему же тогда показалось, что…

Потому что он в гражданке — в добротном сером костюме! К чему генерал не привык. По крайней мере, в этих стенах не привык, в этом кабинете.

Замминистра встал, вышел из-за стола и, подойдя, протянул руку:

— Вот, значит, как выглядит легендарный генерал Крашенинников.

— Плохо выглядит? — усмехнулся генерал, пожимая руку. — На пенсию пора?

— Отчего на пенсию? Рано вам на пенсию! — твердо ответил Замминистра. — А легендарный потому, что мы в институте ваши афганские операции разбирали. И другие тоже. Можно сказать, с живым классиком довелось вот так вот, за ручку…

Садитесь, пожалуйста.

Генерал сел. По шерстке погладили. Значит, теперь жди против…

Замминистра перестал улыбаться. И его глаза стали не умными, стали жесткими.

— Я вызвал вас, чтобы узнать, как обстоят у вас дела?

— В каком смысле? — неопределенно ответил генерал. Потому что определенно не мог. Хоть и в том же самом кабинете, но не мог.

— В том самом, в каком я спросил. Как обстоят ваши дела?

— Нормально обстоят. Личный состав повышает боевую и политическую подготовку. То есть воспитательную… Осваивает матчасть…

— Меня интересует не это, — прервал Замминистра. — Меня интересует совсем другое.

— Охрана складов, что ли?

— Меня интересует, как выполняется последний приказ моего предшественника. С какими предприятиями вы в настоящее время работаете, сколько денег на счетах?..

У генерала отпала челюсть. Но, возможно, это было возрастное.

Так это что выходит?.. Выходит, он все знает?! Всё?!

Или он просто в своем новом кабинете сейф вскрыл и нашел какие-нибудь, которые изучил, документы…

Да какой сейф, если он сказал — последний приказ! Который не мог быть в сейфе, потому что был устным!..

Вот это да!..

Глава 3

Очередной Правитель самой большой на Евроазиатском континенте и в мире страны был не дурак. Главы государств вообще редко бывают дураками, потому что таковые высеиваются еще в самом начале политической карьеры.

Новый Правитель был настолько не дурак, что смог связать два, разделенных многими месяцами, события — непонятный разговор, случившийся в тот памятный день, когда он принимал дела у своего предшественника, и пришедшее ему со спецпочтой странное, потому что без штампов, грифов, ссылок и подписи, письмо. В котором сообщалось о заговоре среди высшего офицерского состава Минобороны, поставившего целью подчинить себе отдельные предприятия оборонного комплекса.

Возможно, он ничего бы такого не заподозрил, если бы не его память. Профессиональная память. И умение то, что помнишь, сопоставлять.

Через несколько дней после того, как он получил письмо, на котором не был указан отправитель, он вспомнил, о чем говорил прежний хозяин этого кабинета и этой страны. Он говорил о какой-то, подчиненной лично Ему, службе. Потом назвал код своего сейфа… В сейфе среди бумаг нашлась папка с финансовыми отчетами, правилами, регламентирующими порядок и форму контактов с той самой службой…

Где, кроме всего прочего, оговаривалась возможность подачи отчетов, рапортов или иных сообщений посредством спецпочты в конверте без обозначения его принадлежности.

Так, может, это именно тот случай? Ведь всех остальных адресатов, пользующихся этим каналом, он знает. Все прочие адресаты оставляют в письмах свои координаты.

А раз так, раз Президентская спецслужба не блеф, о чем свидетельствует присланное ими письмо, то с ними следует познакомиться. Причем как можно быстрее…

Новый Хозяин страны отодвинул панель, прикрывавшую его личный сейф. Девять, три, шесть, один, один, пять в одну сторону и семь, семь, четыре, три в обратную сторону. Теперь сунуть в щель пластиковый прямоугольник магнитного ключа…

Еще тогда в папку он сунул продиктованный ему телефон. Ну и где он?..

Быстро перебрал бумаги, увидел согнутый пополам стандартный лист бумаги.

Ага, есть…

Ну и что теперь — звонить? Самому звонить?! Минуя многочисленных секретарей, референтов, помощников?.. Пренебрегая протоколом, субординацией, здравым смыслом?

Как-то это не очень, не к лицу должностному лицу, имеющему в распоряжении миллионный бюрократический аппарат!

Но письмо!.. О содержании этого письма посторонним лучше ничего не знать. По этому письму придется работать самому!..

Президент вытащил “домашний” мобильный телефон. Набрал номер.

— Ага, слушаю! — ответила какая-то пожилая, если судить по голосу, женщина. — Кто сто?

Ну и что ей сказать? Император всея Руси, Белая и Малая… позвонил из Кремля, поболтать с незнакомой ему бабушкой…

Идиотское положение!

— Я слушаю! Говорите! — громче повторила бабушка.

Ну что же, что?..

Президент лихорадочно перебирал бумаги.

Ага, вот…

На листе было отдельной строкой написано, кому и что говорить. Что говорить Президенту страны безызвестной старушке.

Он почувствовал, как в нем поднимается глухое раздражение на людей, заставивших его играть по их правилам. Не по его правилам!

— Мне нужен Игорь Семенович.

— Але? Здеся такого нет.

Президент бросил трубку…

Бабушка, которая действительно была просто бабушкой, подрабатывающей диспетчерскими услугами, нашла очки, нашла свой блокнот и нашла в блокноте нужный номер.

Набрала его и позвонила по нему.

— Але. Это я… Ну, то есть мне нужно Игоря Семеновича.

— Кого?

— Игоря Семеновича, — твердо повторила бабушка.

— Вы ошиблись номером, — ответил ей недовольный мужской голос.

Зазвучали короткие гудки.

Бабушка положила трубку. И спрятала подальше блокнот.

Кому она звонила, кто ей звонил, почему спрашивали именно Игоря Семеновича, она не знала. Она даже не знала, кто ее нанял, просто однажды по телефону неизвестный ей молодой человек предложил, если кто-нибудь спросит Игоря Семеновича, перезвонить по продиктованному номеру. Игоря Семеновича спросили первый раз, а деньги на сберкнижку приходили ежемесячно.

Повезло бабушке.

Мужчина, которому она позвонила, тоже не знал, кто такой Игорь Семенович и кто к нему, по какому поводу обращается. Он ответил так, как его учили — ответил: “Вы ошиблись номером” — и сразу же достал подаренный ему мобильный телефон. Потому что должен был сразу.

Набрал длинный номер.

— Мне Игорь Семенович нужен.

Ему тоже ответили, что такого здесь нет и что он ошибся номером.

Мужчина нажал кнопку отбоя, сходил в кладовку, принес молоток и несколько раз стукнул им по телефону. Потому что должен был за это получить очень хорошие деньги. Гораздо большие, чем если бы не разбивать трубку, а продать ее.

Вышел из дома, проехал несколько остановок и оставил обломки в условленном месте…

Невидимая цепочка между Президентом и его спецслужбой замкнулась…

Вечером на “домашний” мобильник Президента позвонили.

— Я готов с вами встретиться, — коротко сказал незнакомый мужчина.

— Кто готов?.. Кто это? — не понял в первое мгновенье Президент.

— Ваш знакомый Игорь Семенович. Ах, вот в чем дело… Значит, все-таки та бабушка была не просто бабушка…

— Мне необходимо с вами встретиться. Завтра в двенадцать часов дня. Я пошлю за вами машину.

— Не надо машину. И лучше встретиться где-нибудь на нейтральной почве. Например, на вашей даче. Они и тут навязывали свои правила игры.

— Прошу вас обеспечить мне “коридор”.

Обеспечение “коридора” обозначало сведение числа возможных контактов к минимуму. То есть следовало убрать с пути следования визитера лишнюю охрану и оставить подле себя лишь самых надежных телохранителей.

— Я прибуду в указанное вами время на черной “Волге”, номерной знак…

— Хорошо — приезжайте завтра в двадцать три часа…

Пусть будет так. Пока так, потом иначе. Потом так, как посчитает нужным он…

Вечером следующего дня в районе метро “Белорусская” была угнана машина “Волга” черного цвета, с номерным знаком… С совсем другим номерным знаком. Который спустя несколько минут был заменен на тот, что нужен. На тот, о котором была предупреждена охрана.

“Волга” проскочила под “кирпич”, под еще один и в назначенное время, секунда в секунду, остановилась возле дальнего КПП. Охрана взглянула на номера, и шлагбаум поднялся вверх.

На втором КПП произошло то же самое — охрана проверила номера и время и не заглянула в неосвещенный салон. “Коридор” действовал.

На последнем КПП в машину сел молодой мужчина. Быстро осмотрел салон. Мельком, но так, что увидел все, взглянул на водителя.

Еле заметно ухмыльнулся.

Водитель был непрост, водитель подстраховался…

Нарисовать его словесный портрет было невозможно. И даже фотографировать бессмысленно. Водитель был в гриме — на голове парик, причем с подкладками, деформирующими абрис головы, усы и борода на пол-лица, нос растянут, истинный цвет глаз скрывают контактные линзы, одежда нарочито мешковатая, скрывающая пропорции фигуры. Выглядит все очень прилично, но выглядит не так, как на самом деле.

— Направо, — показал охранник. Машина повернула направо.

— Вон в тот бокс.

Заехали в бокс.

Людей видно не было, Президент держал свое слово.

Из бокса по подземному переходу перешли в дом. Возле одной из дверей охранник придержал сопровождаемое лицо.

— Если у вас есть оружие или какие-нибудь металлические предметы…

— У меня ничего нет.

Охранник открыл дверь, остановившись сзади.

Всё понятно, где-то там, за косяками, должна скрываться рамка металлоискателя. Именно поэтому гостя вежливо пропустили вперед.

Потом было еще несколько дверей. И тамбур при входе в апартаменты Президента. Где гостя еще раз спросили насчет металлических предметов в карманах и проверили ручным металлодетектором. Здесь же, невзначай, его обнюхала “случайно” оказавшаяся в помещении собачка.

Это называется — доверяй, но проверяй…

— Вам туда.

Распахнулась дверь в большую светлую комнату. В которой за необъятным письменным столом сидел Президент.

Он ничего не сказал, не встал навстречу и даже не поднял от бумаг глаз. Он выдерживал паузу, чтобы подчеркнуть дистанцию. Показать, кто здесь кто. Он собирался взять верх.

— Садитесь вон в то кресло, — негромко сказали сзади.

Гость сел.

Президент читал еще минуту, потом поднял голову.

— Я рад вас видеть, — сказал он, еле заметно кивнув. — Как мне к вам обращаться?

— Как хотите.

— Но у вас, наверное, есть имя, фамилия…

— Моя фамилия Посредник.

— Вы что, торговец? — без улыбки сказал Президент.

— Я Посредник между Вами и организацией, которую я представляю.

— То есть даже не ее руководитель? — удивился Президент.

— Это не важно, кто я. Важно, что все ваши приказы будут доведены до сведения руководства незамедлительно. Гость был скользким, как мокрый угорь.

— Кому вы подчиняетесь? — в лоб спросил Президент.

— Вам.

— Тогда почему вы не хотите быть со мной откровенными?

— Я говорю обо всем, что может представлять для вас интерес. Остальное — малозначительные технические детали.

— Позвольте мне решать это самому! — вспылил Президент.

Разговор был странным. Одним только тем, что собеседник главного в этой стране должностного лица не желал говорить правду! И наверняка не захочет говорить про письмо…

— Вы посылали мне доклад о… — Президент на мгновенье замешкался. — О сговоре в среде старших офицеров Министерства обороны.

Посредник кивнул.

— Да, это одно из дел, которое мы расследуем.

— Вы сказали одно — значит, есть другие, — быстро сказал Президент.

Посредник кивнул еще раз.

— Какие?

— Со всеми другими делами мы способны справиться своими силами.

— А вы не боитесь, что ваша деятельность может обернуться против действующей власти? — спросил Президент.

— Вряд ли это возможно. Большая часть нашей работы сегодня — это борьба с уголовными преступлениями. По политическим делам мы самостоятельных решений обычно не принимаем. Чему подтверждение посланный вам рапорт.

Это было поразительно — Президент был начальником службы, о которой ничего не знал. Он мог отдавать приказы, но не мог знать, кто их исполняет.

— Почему вы не хотите говорить мне правду? Я Президент этой страны, я Главнокомандующий ее Вооруженными Силами!..

— Вы выборный Президент и выборный Главнокомандующий, — впервые ответил гость по-человечески. — Через несколько лет вы можете стать просто гражданином. Мы не можем рисковать.

— Не хотите ли вы сказать?!.

— Я ничего не хочу сказать. Но есть опыт реформирования спецслужб под новую власть. Который в новейшей истории зачастую был равен предательству.

— Я не верю вам! Такой организации быть не может!

— И тем не менее она есть.

— Была. Я пригласил вас, чтобы сообщить, что я расформировываю вашу организацию.

Посредник прореагировал очень спокойно:

— Вы не можете ее расформировать, вы можете лишь приостановить ее работу до вступления в должность нового Президента России.

— Вы хотите сказать, что ваша организация может существовать вне опеки государства? Сама по себе?

— В техническом смысле — да. Мы умеем добывать необходимые нам деньги и техсредства, находить и подчинять исполнителей. Мы можем существовать совершенно автономно. Технически.

Политически — нет. Мы не толпа анархистов, предоставленных самим себе, мы имеем командира — Главу государства. Раньше — Генеральных секретарей, теперь — Президентов.

Но в периоды политической нестабильности мы имеем право вводить режим повышенной безопасности. Мы должны выполнять приказы, направленные на защиту интересов государства, но не обязаны раскрывать себя. По крайней мере, пока нет преемственности политического курса.

В словах гостя присутствовал какой-то здравый смысл.

В принципе Президента устраивала служба, которая готова была выполнить любой его приказ, ничего за это не требуя. Возможно, на том он бы и успокоился… Если бы не то письмо…

— Мне нужна дополнительная информация по делу офицеров Минобороны.

— Я ее не знаю.

— Тогда запросите свое начальство.

— Хорошо, я завтра же…

— Не завтра, а теперь.

— Как теперь? — не понял Посредник.

— Вот так, — Президент толкнул на край стола телефонную трубку.

— Но это невозможно!

— Бросьте, у вас должны быть резервные каналы связи. Не могут не быть. Или вы не доверяете своему командиру.

Посредник, секунду посомневавшись, взял трубку.

— Але, кто это? — спросила очередная бабушка-диспетчер.

— Передайте Семену Петровичу, чтобы он срочно позвонил по телефону… — закрыл трубку ладонью. — Какой здесь номер?

Президент продиктовал номер…

Через пять минут раздался звонок. Президент взял трубку и сразу же передал ее гостю.

— Требуется дополнительная информация по последнему письму. И после паузы.

— “Эвересту”.

“Эверест” — это он”, — понял Президент.

Посредник нажал кнопку отбоя.

— Дополнительная информация будет подготовлена, — сказал он.

Присутствовавший при встрече телохранитель, в ушной раковине которого был закреплен наушник, еле заметно кивнул. Значит, телефон был отслежен.

Ну вот и все.

Президент встал.

И гость тоже встал, предполагая, что аудиенция закончена. Но она не была закончена.

— Вы зря спешите, — сказал Президент. — Вам придется остаться здесь. Придется остаться до тех пор, пока вы не расскажете мне все, что знаете.

— Я знаю очень мало. Я знаю лишь то, что входит в круг моих непосредственных обязанностей.

— И все-таки вам придется ответить на все мои вопросы, — произнес Президент условную фразу.

Стоявший позади гостя телохранитель совершенно бесшумно сделал шаг вперед и, нависнув сверху, ухватил гостя за руки. В мгновенно распахнувшиеся двери вбежали еще несколько охранников. Посредника обступили, обыскали, защелкнули на запястьях наручники.

— Я вынужден так поступить, — сказал Президент. — Я не могу позволить действовать в стране неподконтрольной мне организации.

Хотя дело было не в организации, было в раскрытом ею заговоре…

Глава 4

Резидент был в недоумении — реакций на отправленное им в центр письмо не было. Не в смысле пространного ответа, благодарностей, наград и тринадцатой зарплаты, а в смысле дела. Головы с Олимпа власти не посыпались. Головы оставались там, где были раньше — на плечах преуспевающих чиновников, в том числе чиновников Министерства обороны.

И как это понимать?

В то, что письмо не дошло до адресата или его не прочитали, он не верил. Этого не могло быть, потому что не могло быть в принципе! В Конторе письма не теряются! В Конторе за потерянное письмо можно потерять голову. Причем не в переносном, а в прямом смысле.

Нет, пропажа исключена.

Тогда, может быть, он в чем-то ошибся? Или сделал не те выводы?

Надо проиграть еще раз…

Началось все… Началось с не в меру ретивого Помощника, который обратил внимание на то, что в стране случился повальный мор среди бизнесменов. За последние несколько лет неизвестные злоумышленники “зачистили” полтора десятка хозяев предприятий, сотрудничающих с оборонкой. В Москве, Улан-Удэ, Калининграде, Новосибирске, Перми, Владивостоке… Причем зачистили профессионально, потому что в нескольких случаях с дистанции в полтора-два километра из крупнокалиберных, противоснайперских винтовок “В-94” и “В-95”. Из которых случайному киллеру в цель не попасть, так как это оружие капризное — надо хорошо знать его индивидуальные особенности, иметь специальные “целевые” патроны, уметь брать поправки на погоду…

А ручной ракетно-зенитный комплекс “Игла”, тот, которым не установленные следствием злоумышленники сбили вертолет, в котором находился президент нефтяного концерна? Он тоже мало напоминает примитивную берданку, из него тоже надо уметь стрелять. И надо его иметь…

Да и устанавливать радиоуправляемые фугасы и мины направленного действия так, чтобы они рванули в нужное время, под нужным человеком и не оставили следов…

Хотя нет, следы все-таки были. Был индивидуальный почти во всех случаях почерк. Почерк профессиональных снайперов и взрывотехников.

И были более вещественные следы. Например, одинаковый рисунок на пулях, извлеченных из тел потерпевших, почивших в тысячах километров друг от друга. Были метки на дереве, с которого вели наблюдение за очередной жертвой. Например, лапа “кошки”, оставившая вдавленный отпечаток на ветке, соответствовала формой и заточкой “якорям”, используемым частями специального назначения Министерства обороны и Главного разведывательного управления.

Найденный там же обрывок маскировочной сетки был выпущен в семьдесят восьмом году по заказу ГРУ для нужд диверсионно-разведывательных частей.

Обнаруженный невдалеке отпечаток подошвы обуви совпал узором, рантом и прочими деталями с так называемыми “прыжковыми” ботинками. Причем не с обычными, а с теми, что копируют форму и узор обуви вероятного противника, в данном случае норвежских пехотинцев, и хранятся только в одном месте — в специализированных армейских складах.

Кроме того, в схроне, где отдыхали наблюдатели, были найдены обрывки упаковки и крошки сухпая, выдаваемого личному составу армейских спецподразделений, поступившему в армию полтора месяца назад!

Да и сам по себе схрон, он тоже как визитная карточка…

Все это и многое другое свидетельствует о том, что все эти преступления были совершены армией.

Можно, конечно, предположить, что это были случайно нанятые преступниками одиночки, но поверить в эту версию нельзя. Одиночки противоснайперские винтовки и новейшие гранатометы дома, под кроватью, не хранят. Но дело даже не в этом — дело в масштабах. Одиночки такие преступления не совершают, у них должен быть по меньшей мере десяток помощников — те, что отслеживают и ведут “объект”, прикрывают подходы, страхуют исполнителя… Это только в кино главные герои сокрушают в одиночку целые банды. В жизни им кто-то должен прикрывать спину.

В этом случае — прикрывали. Причем в нескольких местах одновременно. Так что это не одиночки и не наемники, это — армия.

Здесь ошибки быть не может.

Не может!..

Но зачем армии “мочить” бизнесменов?

Например, чтобы взять под контроль обслуживающую ее оборонную промышленность. Ведь из всех возможных предприятий убийц интересовали лишь заводы, снабжавшие своей продукцией оборонку. Казино, наркодилеров, подпольные публичные дома, рестораны они не трогали.

Почему-то они облюбовали именно оборонку, а не публичные дома.

Почему?

Да потому, что оборонку они знают как свои пять пальцев, а в публичном бизнесе любители. Этого самого бизнеса.

А самое главное — забрав под себя заводы, они могут сами себе организовывать госзаказы и, выходит, гарантированную прибыль.

Так?

Так!

А если так, то почему на его рапорт не последовало никакой реакции? Ведь в общем-целом все ясно.

Или именно из-за того, что в общем-целом? А нужно конкретно, с фамилиями, должностями, адресами, аудио — и видеозаписями, показаниями свидетелей…

Но если конкретно — то тогда вряд ли для начальства, а скорее всего… Скорее всего для Хозяина. И если это так, то в самое ближайшее время ему придет шифровка…

Шифровка пришла, в шифровке предлагалось дать дополнительную информацию по письму номер…

Верно говорится — инициатива наказуема. Причем даже не его — Помощника.

Хотя… В его фирме безынициативность наказуема еще больше, потому что безынициативность расценивается как попытка отойти от дел. И тогда — после нетяжелой и непродолжительной болезни, безвременный уход… на пенсию…

Чего не хочется… А раз так, то надо по-быстрому сообразить, где добыть эти недостающие факты.

Просто взять — и сообразить.

Ну же, ну, напряги извилины! Начни с извечного вопроса — что можно сделать, чтобы?..

— Проще всего, конечно, найти организатора и… — сам себе подал идею Резидент. И сам себе ответил:

— А где бы его взять?

— Тогда схватить за руку исполнителей! И, заломив ее за спину, задать пару вопросов по существу…

— Это тоже проще сказать, чем сделать. Где эта рука и эти исполнители?..

Тупик?

На первый взгляд — да.

На самом деле — нет. Потому что безвыходных ситуаций не бывает. Бывают трудные, очень трудные, бывают кажущиеся безвыходными. Но лишь кажущиеся, потому что обязательно имеющие выход. Ну хоть вот такусенький.

Итак, начнем с начала — с постановки задачи. Что нам требуется? Ну давай, предлагай.

— Выйти на людей, которые менее всего желают, чтобы на них кто-нибудь выходил, и о которых известно…

— Что известно?

— Немного. Но кое-что все-таки известно.

— Что конкретно?

— Например, то, что они имеют отношение к армейской разведке. Что поставили под контроль ряд предприятий, обслуживающих оборонный комплекс. Что вряд ли на этом остановятся…

— Погоди-ка, погоди… — оборвал сам себя Резидент. — Если они не собираются останавливаться на достигнутом, то рано или поздно наедут на еще какое-нибудь предприятие.

— Наедут?

— Наверное, наедут…

— Не наверное, а обязательно наедут! И если в этот момент оказаться где-нибудь поблизости, то можно…

Вот что значит поговорить с умным человеком! То есть с самим собой…

А скажи мне, любимый друг, как узнать, на какое следующее предприятие будет наезд? Ведь их по стране сотни…

Молчит друг. Как рыба, закатанная в консервную банку, молчит.

Потому что опять угодил в тупик. Вернее, в тот же самый тупик. Правда, уже с лучиком света, забрезжившим в конце тоннеля.

Так как же узнать, к кому они придут следующему?

Как?..

— Может, установить наблюдение за всеми предприятиями, которые им могут быть интересны? Для чего нанять филеров, приобрести технику…

— А если никого не нанимать? И никого не искать?

— Как так?

— Так! Никого не искать, а вынудить их прийти самих? Самих!

Так, так, очень интересно!.. Чем-то привлечь, поманить…

— Что их может заинтересовать такое, чтобы они вылезли на свет божий?

— Возможно, деньги.

— Нет, денег у них в достатке…

Что еще?

— Тогда, может быть, оружие?

— Думай, что говоришь!

— Да, действительно…

— А если… Если какое-нибудь предприятие? Завод или?..

— Завод? Ну, конечно же, завод! Именно его! Какой-нибудь перспективный, который они облюбуют и пожелают прибрать к рукам заводик.

То есть надо прикупить себе что-нибудь такое с кирпичными трубами, корпусами и десятком тысяч рабочих и ждать встречи. Просто ждать…

Всего-то!

Ну и что будем покупать?

Хорошо бы что-нибудь покрупнее и повнушительней…

Хотя нет, покрупнее не получится. Все, что покрупнее, уже разобрано, а передел собственности дело непростое. А в серьезные драки лучше не ввязываться — ты начнешь убивать, тебя начнут убивать — хлопотно это. Придется довольствоваться чем-нибудь поменьше.

Чем?

Задачка…

— Ну давай, не молчи, предлагай.

— В идеале было бы взять в собственность небольшое предприятие, делающее маленькие атомные бомбочки. И сразу стать интересным всем.

— Ну ты замахнулся!

— Ладно, пусть не всю бомбу, пусть хоть часть…

А ведь это мысль! Насчет части! Ай да умница, тот второй Резидент.

Часть бомбы, часть танка, часть крейсера… Причем такую часть, которая не требует большого производства, но без которой в военном деле зарез. И которая в идеале используется и в танках, и в самолетах, и в крейсерах…

Что это может быть?

Например, провод, экранированный или без оплетки, силовой или для связи, который везде…

Или порох! Он и в патронах, и в снарядах!

Правда, пороховые заводы находятся в ведении государства. Но можно не замахиваться на весь порох, а ограничиться какой-нибудь его частью. Какой-нибудь добавкой.

Похоже, придется засесть за химию, чтобы разобраться, что входит в состав порохов и без чего его не бывает. И сесть за электротехнику.

Похоже, придется образовываться. Ну а потом…

Глава 5

— Я собрал вас, господа, чтобы сообщить пренеприятное известие — к нам едет ревизор, — сообщил генерал Крашенинников.

На чем цитирование классики и закончилось. Потому что командиры не читали Гоголя и не знали, что надо удивленно вскрикивать: “Как ревизор? Почему ревизор?”

Они сказали проще и доходчивей:

— Вот ни… — в том смысле, что не ждали не гадали и на тебе — едет какой-то ревизор.

— И за каким… он вообще такой нужен…

— Чтоб их всех!..

В хозяйство генерала Крашенинникова решил нагрянуть с инспекцией не кто-нибудь, а вновь назначенный Заместитель Министра обороны. Как будто других частей ему мало.

— Значит, так — территорию прибрать, личный состав помыть, сапоги почистить, воротнички подшить, — приказал генерал. — И вот что еще, проведите строевые занятия, что ли. А то отвыкли строем ходить. Ясно?

— Так точно!

Ладно, хоть траву и деревья красить зеленой краской не заставил. А то некоторые не в меру ретивые командиры умудряются каждый листочек, каждый стебелек…

— Может, шашлычки сообразить? И баньку? — предложил кто-то.

— Отставить шашлычки, — сказал, как отрезал, генерал.

— Почему?

— Потому что перебьется!.. Прибрать вверенную нам часть — это одно, а спинку начальству мочалкой драить — увольте. Лета не те!

Командиры уважительно взглянули на генерала. Крут старик, ни перед кем не гнется! Такого хоть перед Министром во фрунт поставь. Он и Министра пошлет…

Два дня спецназовцы долбили плац подошвами прыжковых ботинок, отрабатывая строевые команды, поворачивались “напра-во”, “нале-во”, “кру-гом” и хриплыми голосами орали песни.

В среду утром возле КПП остановилась машина Замминистра. Генерал его возле шлагбаума не встречал, генерал ожидал в штабе.

Куда и поехала машина. Ну не возвращаться же было.

Дежурный по части сошел с крыльца, вскинул к голове ладонь и лихо доложил, что в части никаких происшествий не случилось, шагнул в сторону, давая возможность инспекции пройти в штаб.

Генерал сидел до последнего, до момента, пока Замминистра не открыл дверь его кабинета.

— Чего не встречаете? — спросил он.

— Навстречу начальству бросается тот, у кого совесть нечиста. А у меня с этим делом все в порядке. Замминистра, не дожидаясь приглашения, сел.

— Что показывать будете?

— Все, что вам угодно.

Нелюбезен был генерал. Может быть, еще и потому, что нового Замминистра не знал и, как водится, ничего доброго от него не ждал.

— Сейчас идут занятия на полосе препятствий. Если хотите…

Замминистра захотел.

Бойцы шустро скакали по бревнам, стенам, трубам, вкопанным в землю автомобильным покрышкам, проползали под низко натянутой колючей проволокой, сигали в черные дыры блиндажей, ныряли в полной выкладке в ямы, заполненные водой и нечистотами, перетаскивали на горбу сорокакилограммовые ящики с “боеприпасами”, кидали в мишени штык-ножи и саперные лопатки, долбили соломенные чучела прикладами автоматов…

И все это делали очень грамотно и быстро. Замминистра только диву давался.

Потом было стрельбище, где мишени ложились одна за одной после первых же выстрелов. Бойцы выходили на огневой рубеж и стреляли из автоматов стоя, лежа, с колена, от бедра, на бегу, всегда попадая в цель. Стреляли из пистолетов, пулеметов, снайперских винтовок. И на закуску из НРСа — ножа разведчика стреляющего. И даже из него, ухватившись за рукоятку двумя руками и развернув клинок на себя, валили мишени за двадцать с лишним метров.

Такие были у генерала Крашенинникова грузчики. Всем грузчикам грузчики.

Со стрельбища личный состав побежал в спортзал.

Наблюдая, как бойцы молотят и кидают друг друга на занятиях по рукопашному бою, Замминистра вдруг потребовал себе кимоно.

Спецназовцы одобрительно заухмылялись.

А что, нормальный, видно, мужик, раз в драку вяжется. Значит, умеет. Значит, свой…

Кимоно принесли. Замминистра скинул обувку, размялся.

— Вы осторожней с ним, а то зашибете, — тихо предупредил генерал.

— Не надо осторожней, надо в полную силу, как если между собой, — запротестовал Замминистра.

Генерал махнул рукой. Но махнул не пренебрежительно. Новый начальник, конечно, не старый, но тоже вроде ничего…

Против Замминистра выставили не самого сильного бойца и не самого опытного.

— Начали, — скомандовал генерал.

Противники сошлись и обменялись быстрыми ударами, примеряясь друг к другу. Пропущенные плюхи раззадорили и даже немного разозлили их. Боец тронул припухшую щеку и, забыв о субординации, пошел буром вперед. Спецназовцы не дерутся долго, они не могут позволить себе драться, как боксеры, пятнадцать раундов, им нужно свалить противника в считанные секунды. Свалить, убить и успеть скрыться.

Боец рванулся вперед и вдруг, словно споткнувшись, рухнул на пол. И сразу не встал, встал лишь через пару десятков секунд. Встал с трудом.

Спецназовцы одобрительно загудели.

Замминистра поклонился и отошел в сторону.

Следующий боец должен был разделать его под орех, но такой возможности ему не представилось. Замминистра снял кимоно, переодевшись в форму.

— Нам пора вернуться в ваш кабинет. В кабинете Замминистра подвел итог:

— Все очень хорошо, кроме разве строевой подготовки. Но я так понимаю, что на парадах вам не ходить.

— Хочется надеяться, — поморщился генерал.

Маршировали его бойцы действительно не очень, не умели они колотить каблуками по земле, потому как привыкли ходить тихо — “на цыпочках”.

— Еще один вопрос… Что вы делаете для сплочения личного состава?

— Проводим воспитательную работу, политинформации, поощряем внеслужебные отношения…

— Я не в этом смысле.

— А в каком? — не понял генерал.

— В смысле круговой поруки. Мне кажется, имеет смысл провести ряд мероприятий, способствующих единению ваших людей.

— Например?

— Повязать их кровью.

— У них было столько крови…

— Не такой кровью, — покачал головой Замминистра, — запротоколированной кровью. Подведите их под статью, чтобы иметь возможность в любой момент возбудить уголовное дело. Чтобы шантажировать сроком. Лучше всего, если это будет наказание кого-нибудь из своих. Кого-нибудь, кого вы приговорите за ослушание к смерти. И заставите ваших людей участвовать в казни. С одной стороны, это даст вам материал для уголовного дела, с другой — послужит предупреждением для возможных отступников. Ведь если среди ваших людей найдется хотя бы один…

— Не найдется! — резко оборвал Замминистра генерал. — Среди моих людей не найдется. Я могу за них поручиться!

— Я бы на вашем месте не был столь категоричен. История предательств знает удивительные примеры, когда недавние друзья превращались в непримиримых врагов, когда брат шел на брата, а сын на отца. Возьмите того же Иуду…

— Какого Иуду? Что вы хотите?

— Я хочу быть уверенным в ваших людях. Хочу, чтобы вы были уверены в своих людях.

— Послушайте, я был с ними в деле! Был в таких передрягах… Я знаю их, как себя.

— Вы рассуждаете слишком прямолинейно, как генерал…

— Я и есть генерал! И не умею разговаривать намеками. Я привык выполнять приказы, а не догадываться об их значении. Что вы хотите, чтобы я сделал?

— Я считаю целесообразным, чтобы вы обеспечили контроль за личным составом.

— С помощью чего?

— С помощью личного состава. Вернее сказать, с помощью добровольных, оплачиваемых либо заинтересованных иным образом помощников, которые смогут предоставлять вам требуемую информацию.

— Вы про сексотов, что ли?

— Можете называть их секретными сотрудниками. Или как вам будет угодно. Сути дела это не меняет.

Вам… Вернее, нам необходимо знать о настроениях, приватных разговорах, контактах ваших бойцов. Я понимаю всю непопулярность предлагаемой меры, но только так мы сможем не допустить утечки информации и тем защитить ваших бойцов от возможных неприятностей. Не исключено даже от тюремного срока…

Похоже, новый Замминистра действительно был не из военных, был из особистов, потому что предпочитал, вместо того чтобы резать правду-матку в лоб, обволакивать собеседника тенетами полуправды. Из которых, если хоть ноготком увяз, не вырваться…

Теперь Замминистра перестал нравиться генералу. Даже несмотря на то, что он не побрезговал выйти на татами против рядового бойца.

— Я понимаю, что там, за линией фронта, вы должны абсолютно доверять друг другу. Но сейчас вы не там, вы здесь. Где все не так очевидно, как в Афганистане. Где враг может прийти в любом обличье, в том числе под маской лучшего друга. И ударить в спину.

Это не война, генерал, это тайная война. И ее нельзя вести привычными вам партизанскими методами… Надо в соответствии с законами большой разведки. И контрразведки…

Генерал не пытался спорить, потому что чувствовал, что в словах Замминистра есть своя правда. Это действительно не Афганистан, где все было совершенно ясно — человек, говорящий по-русски — свой, а если в халате и чалме — чужой и потому подлежит уничтожению. А здесь все говорят по-русски — и те и эти. И даже этот…

Запутался генерал Крашенинников, заигрался в войнушку. Но признавать это он не хотел. Поздно ему было перестраиваться, поздно менять свои взгляды на жизнь.

— Я все понял, — тихо произнес генерал. — И хочу сказать, что мне не нравятся предложенные вами методы. Я солдат и хотя бы потому не ангел. Я нарушил не одну божью заповедь. Но я никогда не предавал своих друзей. И никогда не боялся повернуться к ним спиной. Вряд ли я смогу научиться этому теперь. Да и не буду учиться…

— Вы хотите выйти из дела? — быстро спросил Замминистра.

Генерал на минуту задумался.

Из этого дела он, кажется, действительно хотел выйти. Но не мог. Теперь уже не мог.

— Нет, я не смогу бросить своих людей. Я останусь с ними. И буду продолжать делать то, что делал. Но не по вашей указке, а в соответствии со своими представлениями о чести и долге солдата. Потому что иначе не умею.

— Хорошо, поступайте так, как считаете нужным, — легко согласился Замминистра.

Может быть, слишком легко.

И сразу же перевел разговор на более понятные темы:

— Что там у нас с заводом металлоконструкций?..

Глава 6

— У нас намечается аврал, — сообщил Резидент.

— Поездка на картошку? — грустно пошутил Помощник. Потому что лучше бы, если на картошку…

— Почти угадал — только не на картошку, а на капусту. К понедельнику нам надо набрать тысяч двести, а лучше больше долларов.

— Где бы их взять?

— Там, где обычно.

Обычно — это значит в карманах рядовых, а лучше не рядовых, а зажиточных граждан.

— Ого, — присвистнул Помощник. — Это же не спать, не есть. Это же как папа Карло!

— Поделим страну так — в понедельник-вторник ты будешь обрабатывать Сибирь и Дальний Восток. Я — европейскую часть, Урал и ближнее зарубежье. Потом поменяемся.

— У творческой интеллигенции это называется чёс.

— Ну чёс так чёс.

Придумывать другие, более замысловатые способы добычи денег было некогда. Деньги были нужны срочно. Резидент и его Помощник пошли “с протянутой рукой” по валюткам, банкам и ювелирным, авто — и мебельным магазинам, продвигаясь от окраин России к центру.

Час-полтора интенсивная работа, потом — самолет — часовой перелет — новая работа — самолет — работа — самолет… Иногда для разнообразия поезд, междугородний автобус или частник…

В общем чёс… Но с одной разницей, эстрадные и прочие звезды могут позволить себе опуститься до халтуры, а тут нельзя. Нельзя утратить бдительность, позволить, чтобы дрогнула рука, напряглось лицо или изменился тембр голоса. Нужно работать на совесть, как для себя.

Добротная, на один лишь раз одежда, приятные, чтобы никому даже в голову не пришло… манеры, располагающая улыбка, отвлекающий толчок в бок, извинения — и быстрый уход…

— Вы в очереди стоите?

— А что, не видно?

— Вы бы не могли пропустить меня вперед, а то у меня сумма большая.

— Если большая — то могу…

Через четыре дня они встретились, чтобы пересчитать улов.

Сто восемьдесят семь тысяч двести. Не густо. Обеднел нынче средний российский класс.

— Что будем делать?

— Работать.

— Так же?

— Нет, теперь по-другому…

В ближайшем магазине компаньоны купили ноутбук, хороший цветной принтер и пачку бумаги. В этой стране это все, что нужно предприимчивому человеку, чтобы сделать деньги.

Утром они снова разъехались в разные стороны света. Как в той, про комсомольцев, песне.

— Хочу взять в вашем банке кредит.

— Нужен залог.

На стол выкладывались пачки долларов.

— Что это?

— Залог. Если вы мне поможете — вам останется все это теперь и тридцать процентов того, что я получу — потом.

Девять человек из десяти сразу же отказывали. Один — соглашался.

— Но залог все равно желателен.

— Вот документы, подтверждающие мое право собственности на офис на Тверской, на восьмикомнатную квартиру с видом на Кремль, на три в ближнем Подмосковье дачи жилой площадью полтора километра, на машину “Линкольн”, и личный самолет “Боинг-777”…

— Но…

— Вот ответ на ваш запрос, который вы послали в местные органы власти, чтобы проверить подлинность этих документов. Все, что от вас требуется, — эго поверить бумагам. За что вы получите… Столько, сколько захотите получить. Потому что сумма кредита зависит только от вас…

Другой или тот же мужчина, но уже в другом городе, уверенно заходил в офис какой-нибудь преуспевающей фирмы и совал в нос секьюрити корочки следователя Генеральной прокуратуры.

— Где ваш шеф?

— Там, на втором этаже.

— Я гляжу, у вас кобура. На оружие разрешение есть? Или пойдем по статье “Незаконное хранение оружия”?

Секьюрити скрывался где-то в коридорах.

Следователь поднимался на нужный этаж, открывал заветную дверь пинком ноги, отчего все бывшие в приемной немели, пинал вторую дверь, уверенно проходил вперед, без приглашения садился и небрежно бросал на стол казенного вида бумажку.

— Ордер на ваш арест, — говорил он. — Поедете со мной в Москву. Можете позвонить жене, чтобы она приготовила еду, теплые кальсоны и носки.

— Зачем… кальсоны?

— Затем, что в камерах-одиночках холодно, а медпомощь в тюрьме сами знаете какая…

Директор фирмы бледнел и начинал коситься на телефон.

— Вы, кажется, хотите куда-то позвонить? — догадывался следователь.

— А что, можно?

— Конечно, я только подключусь. Следователь вытаскивал из портфеля диктофон и тянул к розетке провод.

— Сделайте одолжение. Больше всего нас интересует ваша связь с местным прокурором, начальником милиции и главой администрации.

Следователь стучал пальцем по аппаратуре и громко и многозначительно говорил:

— Раз, два, три… Проверка качества записи… Можно начинать.

Директор фирмы бросал трубку, словно это был раскаленный паяльник.

— Передумали звонить? Ну и ладно, со всеми, с кем вы хотели поговорить, вы сможете поговорить завтра. В Лефортове.

Собирайтесь.

После чего в ста процентах из ста звучала заветная фраза:

— Может быть, мы можем как-то договориться?

— С кем, со мной? Я ордер не выписывал. Мое дело доставить вас в следственный изолятор. Давайте, давайте, не тяните.

— Но, может быть, тогда не с вами. Может быть, с кем-нибудь другим?

— С кем с другим? С Ним, что ли? — закатывал следователь глаза куда-то в потолок. — С Ним — у вас возможностей не хватит.

— А сколько надо? Назовите цифру. Следователь минуты две сомневался, но потом брал лист бумаги и писал на нем требуемую сумму. Директор фирмы громко сглатывал слюну.

— Я понимаю, что вас может насторожить это число. Но в стране политический кризис, и всем приходится затягивать пояса.

Впрочем, вы можете сказать “нет”…

— Ну, почему, я готов. Только можно?.. Следователь предостерегающе поднимал руку.

— Можно… Можно “президентами”. Мы с вами, конечно, патриоты, но в разумных пределах. И вытаскивал мобильный телефон.

— Мы договорились? Мне можно снимать оцепление?

— Что?.. — еще раз пугался хозяин кабинета. — Да, конечно.

Следователь набирал номер.

— Снимайте оцепление Да, с дома и дачи тоже…

К исходу недели была набрана нужная сумма — миллион долларов. Облюбованный заводик был невелик, поэтому денег должно было хватить.

* * *

В городе Заозерске был всего один завод. Не было никаких достопримечательностей. И не было даже гостиницы, так как не было приезжих. Незачем им было приезжать в эту тьмутаракань.

Поэтому на появившийся на улицах Заозерска черный “Мерседес” обратили внимание все. “Мерседес” проехал по центральной улице и остановился возле запертых ворот.

— Открывай! — властно крикнул водитель.

Ворота распахнулись. Машина проехала внутрь, к самому крыльцу заводоуправления. Из нее вышел средних лет, с иголочки одетый мужчина, который поднялся в кабинет директора.

— Хочу приобрести ваш завод, — сказал он.

— В каком смысле? — не понял директор.

— В смысле купить. За деньги. Сколько просите? Директор оторопел.

— Но это завод, не пальто какое-нибудь!

— Слушай, не все ли равно — пальто… завод. Один хрен. Он мне понравился — я плачу “бабки”. Что вам еще нужно?

Директор заерзал на стуле.

— Но это как-то…

— Предлагаю двести тысяч. Долларов. Вам.

Большего ваш заводик не стоит — корпуса грязные, работники пьянь. Двести — красная цена. Больше никто не даст.

— Но завод принадлежит коллективу!

— С коллективом я договорюсь по номиналу — ведро спирта за акцию. Уверен, они согласятся.

— Местная власть не позволит вам!..

— Ладно, плюсуем сто тысяч.

— И министерство!..

— Еще сто пятьдесят. Всё?..

— Это какой-то бред!

— Нет — рыночные отношения. Где ваш завод — товар. Я — покупатель. Который дает вам хорошую цену.

— А если я откажусь, вы меня, конечно?..

— Ну что вы, зачем, — поморщился покупатель завода. — Мы же цивилизованные люди. Убивают те, кто ничего другого не умеет.

— А вы — умеете?

— Да, мы умеем.

Покупатель открыл кейс и вытащил какие-то бумаги.

— Вот письмо, которое подпишут рабочие вашего завода и которое пошлют на имя Президента, Премьер-министра и губернатора.

Показания вашего бывшего главного бухгалтера, где он дает разъяснения по ряду сделок. Между прочим, обошлись они в пятьдесят тысяч “зелени”, так что эту сумму придется удержать с вас.

Далее список принадлежащего вам и вашей семье имущества. И справка о вашей, за истекший период, заработной плате…

— Это все ерунда! Этим никто не станет заниматься!

— Бесплатно — не станет. А за гонорар в размере трети предложенной вам суммы… За такие деньги любой чиновник становится государственником.

Ну что?

— Сволочи!

— Сволочи нанимают киллеров. А мы даем деньги. Подумайте — зачем вам терять двести тысяч и терять все? До вас все равно рано или поздно доберутся. Не мы — так другие. А двести тысяч…

— Четыреста. Четыреста тысяч!

— Вы очень быстро входите в рынок. Просто семимильными шагами. Двести пятьдесят.

— Триста пятьдесят. Этот завод, если в него вложить средства, может приносить хорошую прибыль.

— Триста. И мы оставляем за вами должность заместителя директора с окладом пять тысяч долларов в месяц. Вы, кажется, неплохой специалист.

— Хорошо, я согласен.

— Мы были уверены, что поладим.

Стороны пришли к согласию. Местная администрация, министерство и трудовой коллектив отнеслись к смене собственника с пониманием. И у завода появился новый владелец.

Который начал с того, что расторг все прежние договора.

— Что вы делаете?! — возмутился нанятый замом прежний директор.

— Мы знаем, что делаем.

Они знали, что делали — они выманивали на себя заказчиков.

Которые приехали довольно скоро.

— Почему вы прекратили поставки?

— Потому что перепрофилируемся. На выпуск стиральных порошков для ручной стирки в холодной воде и женских прокладок с отечественными крылышками.

— Но это невозможно!

— Почему? У нас всегда был авиационный профиль. Или вы думаете, что мы не в состоянии конкурировать с каким-нибудь там Хейнкелем?

— У нас с вами договор!

— Не с нами, а с прежними владельцами.

— Но вы не можете так… Вы должны что-то сделать!

Новый директор раскрывал блокнот и ставил пометку против названия предприятия, откуда был разбушевавшийся снабженец.

Нет, этот к оборонке отношения не имеет. Этому можно было бы и пойти навстречу. Но… Но придется отказать… Потому что придется отказывать всем, чтобы не вызвать подозрений.

— Ничем не могу помочь.

— Вы пожалеете об этом!

— Может быть…

Снабженцы шли косяком, но шли не те… Все не те и не те… Пока однажды…

Однажды в кабинете директора раздался звонок прямого телефона. Директор поднял трубку.

— Да…

И незнакомый и никак не представившийся мужчина сказал:

— Я прошу вас продолжить прерванные вами в одностороннем порядке поставки…

Глава 7

Это была третья встреча Президента с Посредником. И была такая же бестолковая, как первые две. Посредник говорил о чем угодно, по сути, не говоря ни о чем. Ни о чем, что интересовало его собеседника.

— Я не верю, что сегодня можно кого-нибудь заставить работать за идею, то есть фактически за просто так.

Что вы получаете за свою службу? Деньги? Но вы говорите, что добываете их сами. Звания? У вас их нет. Ордена? Их никто не видит.

Невозможно управлять тем, кто ничего не имеет.

— Возможно. Например, если по законам военного времени.

— Это когда расстрел на месте за отступление?

— Или признательность потомков.

— Но теперь не война.

— У нас всегда война…

Посредник не лгал, Контора задумывалась как очень жесткая и самоорганизующаяся система. Отцом всех народов задумывалась, который хотел иметь противовес против НКВД. И лучше, чем кто-либо, понимал, что сила только тогда сила, когда о ней никто не знает. И еще понимал, что люди по натуре своей болтливы и ни уговоры, ни деньги заставить их держать язык за зубами не могут. Может только страх. Страх за свою жизнь. И еще более за жизнь близких людей.

Когда стоит выбор — умереть героем и одному или предателем и вместе с семьей, все выбирают первое. Так выигрываются войны. В том числе тайные.

Еще тогда, полвека назад, Отец народов вывел главный закон Конторы: сохранение тайны существования организации — выше жизни ее сотрудников! И набросал шкалу наказаний, где за любой проступок — излишнюю болтливость, саботаж, попытку уйти в сторону и пр. — полагалось всего лишь одно наказание — смерть. И смерть ближайших родственников.

Но одной только плетки для подчинения людей мало. Нужен еще пряник. Нужна идея. Как все на той же Великой Войне, где, кроме заградотрядов, была всеобщая, сравнимая с религиозным фанатизмом, вера в Победу. В то, что — наше дело правое…

Такой идеей стала избранность новой спецслужбы. Ее приближенность к трону. Ее почти мессианское предназначение.

Им разрешалось больше, чем кому-нибудь в этой стране. И потому спрашивалось во сто крат строже.

Схема сработала. Как работала раньше, когда сотни тысяч партийных функционеров, командиров, рядовых граждан были перемолоты в гулаговский фарш в мясорубке тридцать седьмого года и ни один — ни один! — не сопротивлялся — не отстреливался, когда за ним приходили энкавэдэшники, не пытался скрыться. Потому что была сверхидея — мировая революция и был страх за жизнь своих близких.

Только так, только то гладя по шерстке, то сдирая ее вместе с кожей, можно добиться, чтобы люди работали не за страх, а за совесть. Впрочем, и за страх тоже!

Отец народов все придумал правильно. Но воспользоваться своим изобретением не успел. Успели его преемники. Которые использовали Контору для контроля за состоянием дел в республиках и для давления на отступников надзаконными методами, потому что законными было невозможно.

— Иначе как Генсеки могли бы управлять такой махиной, как Советский Союз? Ведь КГБ и МВД запрещалась разработка руководителей республиканского уровня. А без пригляда Москвы национальная номенклатура неизбежно и быстро скатилась бы в феодально-клановую систему взаимоотношений. В которую скатилась теперь.

Контроль должен был быть. Должен был быть жестким и неафишируемым…

“А ведь действительно так! — согласился про себя Президент. — Без жесткого контроля любая схема постепенно разбалтывается и разрушается. Значит, какой-то инструмент контроля был. Так почему бы не такой?”

И хотя все это очень походило на бред, этот бред был очень похож на правду!

— Хорошо, давайте не будем углубляться в теорию, давайте вернемся к практике. Как вы поддерживаете связь со своим непосредственным начальником?

— По контактному телефону.

— Это по тому, что вы позвонили с дачи?

Посредник утвердительно кивнул.

Адрес, куда он звонил, проверили. Еще тогда проверили. И сразу поняли, что все концы оборвались. Когда вскрыли дверь однокомнатной запущенной “хрущобы”, в комнате, на диване, нашли хозяйку квартиры. Мертвую хозяйку. Вскрытие показало, что она умерла естественной смертью. И все же очень неестественной смертью. Потому что умерла примерно через четверть часа после звонка Посредника.

Она одна могла сказать, по какому номеру следовало перезванивать Семену Петровичу. А теперь не могла.

Проверка номера на телефонной станции никаких результатов не дала, потому что исходящих звонков из квартиры зарегистрировано не было. Возможно, женщина звонила по сотовому или передала информацию дальше как-то иначе.

Зря Президент настаивал на своем, только лишний грех надушу взял…

— Другие формы связи предусмотрены были?

— Нет.

Хотя дураку понятно было, что не могли не быть! Похоже, добром с ним не получится…

— И все же вам придется рассказать мне все, что вы знаете, — твердо сказал Президент. — Все равно придется…

Посредника не пытали. Пытки — это вчерашний день науки дознания. Удел следователей райотделов милиции, у которых двадцать дел в разработке, а из спецоборудования только шариковая авторучка.

В отличие от них охрана Президента авторучек не имела, потому что имела ноутбуки, карманные компьютеры и электронные записные книжки. И имела кое-что из того, что заменяет резиновые дубинки и полиэтиленовые мешки, надеваемые на голову. И что превосходит по эффективности дубинки и мешки.

Посредника перевели в помещение, которое напоминало больничную палату. Здесь тоже была кушетка, обитая зеленой клеенкой и застеленная сложенной вдвое простыней. Только, кроме клеенки и простынки, с боков свисали вниз широкие кожаные ремни, которыми можно было пристегивать буйных “пациентов”.

— Ложитесь сюда, пожалуйста.

Посредник лег. Ему стянули ноги и руки, прижав их к кушетке.

В “палату” вошел мужчина в белом халате и докторской шапочке. Он пододвинул табурет, сел. Расстегнул на груди Посредника рубаху. Прилепил к телу несколько грушевидных присосок. Потом раскрыл принесенный с собой чемоданчик.

— Дышите, — попросил он. — Теперь не дышите… Это был переносной кардиограф. Всего лишь кардиограф…

По экрану ноутбука побежали ленты зубцов.

— Все в порядке, — сказал врач. — Сердце здоровое.

— Выдержит?

— Должен.

Врач ушел. Пришел другой. Тоже с чемоданчиком.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он.

— Немного стесненно, — ответил Посредник. Врач улыбнулся.

— Не страдаете ли вы какими-нибудь серьезными заболеваниями?

— Мне кажется, теперь это не имеет никакого значения.

Врач замерил давление, проверил пульс.

Серьезно у них тут дело поставлено. На широкую ногу.

Что на самом деле не радует, что заставляет готовиться к худшему. К самому худшему…

Врач положил на колени чемоданчик. Щелкнул замками. Достал одноразовый шприц и упаковку ампул. Спросил:

— Вы что-нибудь слышали о “сыворотке правды”.

Посредник мотнул головой.

— Это отдельная группа медикаментозных средств, таких, как скополамин, пентотал, барбамил и прочие, которые путем воздействия на кору головного мозга и нервную систему человека подавляют его волю и одновременно стимулируют центры, отвечающие за память и речь. Не буду перечислять вам все фармакологические последствия приема данного препарата, сообщу лишь, что оно не безвредно. Это далеко не аспирин. После даже однократного приема могут наблюдаться различные расстройства психики, при многократном либо применении ударных доз не исключено расстройство сознания и даже летальный исход. Которых, в принципе, можно избежать. И желательно избежать. Надеюсь вы меня понимаете?

“Пациент” кивнул.

— Хотите что-нибудь сказать?

— Нет.

Врач пожал плечами и перехватил руку Посредника выше локтя резиновым жгутом. Потом, обломав хоботок ампулы, сунул внутрь иглу. Маслянистая на вид жидкость наполняла шприц.

— Поработайте кулаком.

Вена в локтевом изгибе набухла, выступила из кожи.

Врач склонился над телом и ввел иглу в вену. Медленно вдавливая большим пальцем поршень и глядя на секундную стрелку часов, опустошил шприц.

Проверил пульс. Подняв веко, взглянул в зрачки.

Наполнил еще один шприц, на этот раз чем-то прозрачным, снова толкнул иглу в вену.

“Наркотик. Наркотик плюс сыворотка, комбинированный укол…” — успел подумать, успел что-то такое вспомнить Посредник. И тут же почувствовал, что “поплыл”.

Окружающие предметы, сидящий рядом “врач” качнулись, расплылись, утрачивая четкие очертания. Потолок поехал вниз, стены наклонились, стали заваливаться вперед, грозя обрушиться на кушетку. Люстра под потолком засветилась ярко, как прожектор, слепя и обдавая жаром лицо. Звуки усилились, бухая в перепонки, словно близкие взрывы.

На месте врача оказался не он, а какой-то совсем другой человек. Без халата, с большим, наплывшим на самые глаза лицом и неестественно громким голосом.

— Вы должны отвечать на мои вопросы. Вы должны говорить правду, — сказал он. — Вы будете говорить правду?

Его голос проникал в самую душу, ему хотелось верить и хотелось с ним разговаривать.

— Вы хотите говорить?

— Да, — с трудом ворочая языком, ответил Посредник. И словно со стороны услышал свой голос.

Он хотел говорить. Он хотел понравиться этому человеку. И очень боялся, что тот может рассердиться и может накричать на него.

Препарат действовал…

Миллионы зудящих, словно зеленые мухи, слов распирали мозг, до боли давили на черепную коробку, стремясь вырваться наружу. Голова гудела и разрывалась. Единственным спасением было раскрыть рот, чтобы стравить излишки давления в окружающее пространство. Стравить речью. А если нет, если продолжать молчать, то мозг не выдержит напряжения и разорвется.

Надо лишь открыть рот…

— Говорите же, говорите, я слушаю.

“Как вас зовут? Сколько вам лет?” — прозвучали первые, совершенно безобидные, но которые должны были прорвать плотину молчания, вопросы. И за которыми в пробитую ими брешь должен был хлынуть неудержимый, как половодье, поток информации.

— Как вас зовут?

“Нельзя говорить, нельзя!..” — сопротивлялось, из последних сил сопротивлялось сознание.

“Но почему? Это же только имя… Всего лишь имя… Оно ничего им не скажет. Надо назвать ему имя, и сразу станет легче”.

— Как… вас… зовут?

— Сер…гей, — ответил Посредник.

— Молодец, Сережа, — похвалили его. — Умница. И стало очень приятно и хорошо. И захотелось, чтобы стало еще лучше.

— У тебя есть мать, отец? Где они проживают?

В этом вопросе тоже не было ничего страшного. Но этот безобидный, на который все охотно отвечают, вопрос не сработал. Вернее, сработал совсем не так, как должен был.

Он сказал мать?.. Да, мать… Она есть и, наверное, еще жива… И братья!.. И сестры!.. Они тоже живы… Пока живы…

У него много родственников, и в том числе поэтому его назначили Посредником. Наверное, в том числе поэтому…

Они живы… Но лишь пока он молчит. Пока удерживает тех зеленых зудящих мух в голове. А если не будет удерживать, то их не станет. Они умрут… Из-за него. Потому что предательство не может оставаться безнаказанным. Предатель должен отвечать за предательство не только своей жизнью, но и жизнью своих близких. И это правильно. Потому что только так можно бороться с мухами… Только защищая близких тебе людей…

— У тебя есть мать? — снова прозвучал вопрос.

Посредник молча замотал головой. И вдруг заплакал, потому что ему было очень стыдно обманывать человека, задававшего ему вопросы.

— Введи ему еще кубик, — как будто сквозь вату прозвучал голос.

— Опасно, он может не выдержать.

— Ничего — как-нибудь. Он мужик крепкий!..

В руку ткнулась игла. И тут же в голову прилила новая волна безволия. Но теперь прилила болью.

— Ты будешь говорить, Сергей?

— Да… Я буду…

И уже даже близкие ушли куда-то на периферию сознания, и осталось только желание подчиниться чужой воле.

Надо говорить.

Придется говорить… Лучше самому…

Посредник открыл рот и, не ожидая вопросов, начал болтать. Начал болтать о тайном, о том, о чем никому никогда не рассказывал, о том, что знал один только он.

— Однажды я украл у матери деньги, а сказал, что это сделал младший брат. Я купил себе мороженое, а его выпороли ремнем. И я стоял рядом и смотрел. И хотя знал, что он не брал денег, издевался над ним…

Выпорхнувшие на волю мухи ослабили давление на мозг. Стало легче и хотелось, чтобы стало еще легче, чтобы стало совсем легко…

— Потом я сжег кошку. Мне сказал сосед, что это очень весело смотреть, как горит живая кошка. Я взял дома кусочек мяса и приманил бездомную кошку. Поймал ее, унес в подвал и привязал к какой-то трубе. Потом зажег спичку и поднес огонь к шерсти…

Было стыдно рассказывать о том, о чем он рассказывал. И было приятно рассказывать.

— Кошка кричала. Я испугался и убежал. А потом долго плакал…

— Не надо про это. Не надо про кошек. И про собак тоже. Расскажи про работу. Ты должен рассказать про свою работу!

— Да, я расскажу, позже… В семнадцать лет я познакомился с девушкой, и она забеременела. Когда она рассказала обо всем родителям, они попросили меня прийти, я пришел и обвинил ее в том, что она спала с другим, что спала со многими…

Посредник говорил без умолку, вспоминая все новые и новые свои стыдные тайны. Сыворотка работала, работала абсолютно, но совсем не так, как хотелось его собеседникам.

— О работе, говори о своей работе, — уже менее вкрадчиво, уже с напором твердили они. — Кто твои начальники? Как их можно найти?

— Сейчас, сейчас расскажу… Я вспомнил, как однажды нашел кошелек, который потерял мой однокашник. Я вначале взял его, а потом не смог признаться и выбросил в мусоропровод…

Он не молчал, он рассказывал, рассказывал, рассказывал, забивая главную свою, и не только свою, тайну десятками признаний во второстепенных грехах. Так когда-то советовали ему в учебке, обучая противостоять психотропным допросам.

Говорили — если ты чувствуешь, что не можешь больше молчать — говори. Лучше раньше, пока не потерял контроль над собой. Вспоминай то, что ты предпочел бы забыть. И говори!..

— Ты молодец, но это все не то. Расскажи о главном, о самом главном, самом-самом!

Профессиональными, потому что с расчетливо подобранными тембрами и хорошо поставленными интонациями, голосами его просили, уговаривали, требовали открыть Тайну.

— Говори, ты ведь хочешь сказать. Хочешь?

— Да… Хочу. Но не могу. Я не могу!..

— Ты можешь, можешь. Не мучь себя, Сергей.

Говори!

Сознание размывалось, уплывало, растворялось в разъедающих мозг молекулах “сыворотки правды”. Хотелось перестать сопротивляться, хотелось расслабиться и плыть по течению, ощущая блаженный покой.

— Ты скажешь?..

— Да… скажу. Я скажу самое главное. Я скажу все… Однажды, это было давно, я встретил человека. Я раньше его не знал. Я встретил его и… почувствовал к нему влечение. Хотя он был мужчиной. Это было минутное ощущение, но это было!..

— Да чтоб тебя!.. С твоей любовью к мужикам и жареным кошкам! Сволочь!..

От него так ничего и не добились. Действие сыворотки закончилось, а новую инъекцию “пациент” бы не выдержал. Ему вкололи снотворное и, перевалив на носилки, вынесли из “палаты”.

Но это был еще не конец. Еще не конец…

Так легко отделаться он не мог…

Глава 8

Подполковник Максимов перелистнул последнюю, подшитую в скоросшиватель страницу и захлопнул папку.

Все, готово. Теперь уже окончательно готово!

Какую работу провернул, это же… это… вспомнить страшно! Ночи недосыпал, в командировки под надуманными предлогами мотался, коньяки за “левые” экспертизы выставлял, дома на кухне схемы вычерчивал… Такую самодеятельность развел…

Но зато теперь можно с полной уверенностью говорить о том, что к серии имевших место в различных регионах страны заказных убийств известных бизнесменов и уголовных авторитетов причастны военнослужащие частей армейского спецназа.

Теперь это не предположение, теперь это сумма доказательств, полученных в результате предпринятых им следственных действий. Пусть по собственной инициативе, пусть без санкции свыше, пусть не всегда с соблюдением существующих процессуальных норм, но… но победителей не судят. А он победил!

И теперь Безопасность, не без его помощи, может ущучить извечных своих врагов — армию. И кое с кого сорвать погоны. А если удастся доказать, что исчезновение капитана Егорушкина, который активно участвовал в расследовании, тоже их рук дело, то армейские конкуренты окажутся в такой… в общем непростой ситуации, что еще лет пять будут отписки катать!

И тогда — все, тогда честь капитана, который до Сих пор числится “пропавшим без вести”, будет восстановлена, его семья получит пенсию, его сослуживцы перестанут прятать глаза, услышав вопрос — “А где капитан Егорушкин, что-то давно его не видно”, а он, подполковник, снимет с души камень и, не исключено, просверлит в погонах еще одну дырку.

И всем будет хорошо.

И все будет справедливо.

Но до того надо сделать еще один, последний, шаг — надо пробиться в ведомственные, под грифом “Секретно”, склады, чтобы проследить путь проследовавшего через него оружия, которое было использовано киллерами в качестве орудия преступления. В том числе и в первую очередь — взрывчатки, заложенной в мобильный телефон, посредством которого был убит уголовник Хрипатый, и винтовки, из которой был застрелен другой потерпевший, несмотря на то что эта винтовка была за год до того списана в результате “не поддающихся восстановлению повреждений, полученных во время боевых действий…”. Подняв документы, дойти до последних получателей, допросив их, выйти на исполнителей и, взяв тех под стражу и как следует попугав, получить признательные показания и компромат на их командиров.

Что и станет последней точкой в распутываемом им деле.

Надо только найти ход, который позволит выйти на военных и не вспугнет их.

Но в любом случае — главное сделано, осталось совсем немного, осталось дожать!..

Глава 9

На этот раз работа предстояла плевая — день дороги туда, три-четыре дня там, день — путь назад. Неделя. Ну максимум десять дней…

Генерал Крашенинников вызвал “Дрозда”. “Дрозда”, потому что в деле, которым он занимался, желательно было обходиться без фамилий. Раньше “Дрозд” был “Восьмым”, до того “Фиалкой”, теперь вот певчим пернатым.

— Вылетаете сегодня ночью в Заозерск.

— Что там?

— Срыв поставок. У завода новые хозяева, которые расторгли в одностороннем порядке все договоры. Проверь оружие и людей…

— Есть!..

“Дрозд” вызвал “Селезня”.

— Готовься в командировку в Заозерск.

— Я всегда готов. Как пионер.

— А ты хоть знаешь, где он находится?

— Так точно — у черта на рогах. Без пятикилометровки не разобраться.

— Поддержка большими калибрами нужна?

— Думаю, нет, думаю, своими силами управлюсь.

— А если?..

— Я снайперами подстрахуюсь.

— Ладно, я тебе дам телефон местных ребят, а ты там сам решай, по обстоятельствам…

“Селезень” вызвал своего заместителя, на военном сленге — “замка”.

— Поднимай ребят. На сборы — три часа.

— Что брать?

— Личные вещи и документы. Остальное получим на месте.

“Замок” сбросил на пейджеры сообщение.

“Сбор в… Взять личные вещи, документы”.

Текст был одинаковый, время разное. В первом сообщении 21.00. В последнем 21.15.

В двадцать один ноль-ноль дежурный “газик” забрал в условленном месте первого поджидавшего его бойца. В двадцать один пятнадцать последнего. В двадцать два “газик” выехал на взлетно-посадочную полосу военного аэродрома.

Возле самолета группу ждал “Селезень”.

— Самоотводы по болезни, семейным обстоятельствам будут?

— Никак нет, — хором ответили все.

— Тогда вперед.

С транспортника сбросили трап. Бойцы по одному забежали внутрь.

— На вашу ответственность, — напомнил пилот, — У меня транспортный рейс, и люди в полетных документах не указаны.

— Ладно, ладно — на мою. Из-под колес выбили колодки. Взревели, набирая обороты, двигатели.

— Ну все, поехали.

Через три с небольшим часа самолет пошел на посадку, прокатился по полосе, замер.

— Конечная остановка, поезд дальше не пойдет! — крикнул пилот, довольный тем, что все обошлось.

Внизу уже ждала машина — армейский тентованный “Урал”…

— Куда?

— Вначале в оружейку.

Оружейкой заведовал предпенсионного возраста старшина.

— Автомат “АКС” две штуки. Так?

— Так.

— Распишитесь. Расписались.

— Пулемет один берем или два?

— Куда два-то! Война, что ли?

— Пулемет ручной “РПКС” одна штука, — громко сказал кладовщик. — Распишитесь.

— Пистолеты “ПМ” и пистолеты “ПСС”…

— Слушай, старшина, а списочно нельзя? Чтобы разом отмучиться.

— Нельзя!

— Ох и зануда же ты…

— Гранаты брать будете?

— Ну давай штуки три.

— Три гранаты “Ф-1” и к ним три запала, — сказал кладовщик. — За гранаты кто-то один распишется или каждый?..

— Снайперские винтовки?..

— Нет, спасибо, у нас свои.

После оружейки отправились на стрельбище, потому что оружие надо было пристрелять. Вскрыли цинки и часа три палили по поясным и ростовым мишеням, опустошая магазин за магазином.

— В принципе ничего, только немного влево ведет, когда стреляешь длинными очередями…

Прочее имущество — маскхалаты, бинокли, прицелы ночного видения, сухпай… — получали по разным спискам, в разных местах.

Поздним вечером к казарме подогнали микроавтобус с красными крестами на бортах.

— Документы, пропуск, — показал водитель. — Баки полные. В салоне запасная канистра. Ключи в замке.

— Добро.

К утру были на месте — в какой-то небольшой, полузаброшенной воинской части, где слонялись опухшие от сна и безделья, не знающие, чем бы себя занять, дембеля.

Машину загнали в пустой гараж. Выставили охранение.

Дальше разделились. Кто-то отправился на автовокзал, чтобы прибыть в город легально, другие легли отсыпаться, потому что ночью им предстояло уходить на задание. Что-что, а спать спецназовцы умеют — впрок, суток на трое.

Ночью выдвинулись на исходные. Машина развезла бойцов по местам. Первого бойца сбросили поближе к лесу.

— Вон туда давай, к тем деревьям. Теперь стой.

Медицинский “уазик” остановился на обочине. Водитель вышел на свежий воздух и встал спиной к дороге, расставив ноги.

— Давай, можно.

Из раскрытой дверцы вышел одетый в темный камуфляж боец. Нырнул в ближайшие кусты. Оттуда прошел по компасу метров двести до заброшенной лесной дороги, по ней протопал еще с полкилометра до поваленного дерева, повернул на северо-северо-запад и, бесшумно ступая, одолел последние сто пятьдесят метров. Минут двадцать стоял неподвижно, прислушиваясь к ночной тишине.

Нет, все спокойно…

Достал из черного пакета лохматый, как пук вытащенных из воды водорослей, маскировочный комбинезон. Сунул в него одну ногу, потом другую, натянул на тело, расправил, застегнул молнию, накинул на голову, стянул капюшон, опустил перед лицом темную вуаль.

Теперь он стал практически неразличим в темноте. Плавно продвигая вперед ногу, часто останавливаясь, прошел последний отрезок пути, ориентируясь на мелькающие среди веток огоньки. Там, где лес начал расступаться и редеть, нашел отдельно стоящую, с густыми, опустившимися до земли нижними ветками ель. Влез под крону, обломав несколько веток, расчистил себе обзор. Лег, нагреб возле себя и на себя осыпавшиеся иголки. Привязал к комбинезону несколько еловых лап.

И исчез, превратился в кучу лесного мусора.

Здесь ему предстояло лежать день или два, или три.

Но он по этому поводу не переживал — приходилось лежать и дольше и не в таких комфортных условиях. Приходилось во льдах Арктики, в пустынях, на высокогорных перевалах и даже в выгребных ямах возле кухонь полевых лагерей условного противника. В общем, где приказывали, где располагался интересующий командование объект. В данном случае — заводская гостевая дача, где временно поселился новый владелец завода…

Другой наблюдатель поднялся на чердак стоящего недалеко от заводской проходной дома и зарылся в мусор против пробитого в шифере отверстия. Отсюда, если смотреть в окуляр двадцатикратного бинокля, можно было видеть окна заводоуправления, видеть директорскую приемную и печатающую на компьютере и отвечающую на телефонные звонки секретаршу.

Еще один боец сел за руль выделенного местными военными “ЗИЛа” и остановился недалеко от перекрестка, который не могла миновать служебная директорская “Волга”. Ему предстояло, если возникнет такая необходимость, отследить маршруты движения “объекта”.

Только вряд ли возникнет, потому что маршруты были хорошо известны, маршрутов было два: гостевая дача — заводоуправление и заводоуправление — гостевая дача. Все.

В иных городах приходилось контролировать до десятка объектов и без счету маршрутов. А здесь… Вот что значит провинция.

— “Двенадцатый” на месте, — доложил “Двенадцатый”.

— “Одиннадцатый” занял исходные…

Началась нормальная, как где-нибудь за линией фронта, боевая работа.

Жизнь директора, его распорядок дня, привычки, маршруты, контакты были взяты под контроль.

“Семь ноль пять. “Объект” поднял жалюзи в номере на втором этаже гостевой дачи. В номере был один. Планировка номера…”

“Семь тридцать. “Объект” завтракал на первом этаже, в “синем” зале за третьим столиком от входа. За столиком был один… Наблюдение велось через полупрозрачные шторы шестого по главному фасаду окна…”

“Семь пятьдесят пять. “Объект” вышел на крыльцо дачи, где курил три с половиной минуты… В семь пятьдесят девять сел на заднее сиденье слева в машину “Волга”, номерной знак…”

“Восемь двенадцать. На территорию завода через восточные ворота въехала машина “Волга”, номерной знак… “Объект” вышел из машины через левую заднюю дверцу… Дверь в заводоуправление открыл сам…”

“В восемь пятнадцать “объект” появился в приемной, подошел к столу секретаря, где находился пятьдесят секунд, после чего проследовал в кабинет…”

Судя по всему, “объект” был “лох” — у него отсутствовала обученная охрана, бронированный лимузин, не было никаких, даже самых элементарных, представлений о “технике безопасности”… Он “подставлялся” по десять раз на дню — сам открывал жалюзи и двери, выпирался с сигаретой на крыльцо, торчал возле окон…

С таким, если что, возни не будет… Он либо быстро капитулирует, либо…

* * *

В кабинете нового директора Заозерского завода вновь раздался звонок:

— Мы бы хотели вернуться к разговору об возобновлении прекращенных вами поставок.

Наблюдатель, засевший на чердаке, увидел, как директор недовольно поморщился.

— Кто это? Да кто это, черт возьми! В объективах бинокля директор молчал, он лишь активно шевелил губами и жестикулировал. Говорил с ним совсем другой, который его не видел, человек. Один — говорил, другой — наблюдал.

— Мы хотим знать, что вы решили?

— Я решил послать вас подальше! Сказать куда или сами знаете?.. — Директор в раздражении бросил трубку на рычаги.

Наблюдатель отметил крайнюю степень раздражения “объекта”.

Директор бросил трубку, выругался… И очень спокойно подумал — в идеале они должны наблюдать за ним, за его передвижениями, за его реакциями, где-нибудь оттуда, с той или той пятиэтажки. И должны слушать, кому он будет звонить и что говорить.

Ну пусть смотрят и пусть слушают, если, конечно, смотрят и слушают…

Директор вызвал своего зама и долго о чем-то кричал — показывая пальцем на прямой телефон.

Потом он успокоился. Очень быстро успокоился. Слишком быстро… И занялся текущей работой.

Он не испугался, не воспринял шантажистов всерьез — по крайней мере, так это должны были понять они. И тогда им ничего не останется, как подтвердить серьезность своих намерений делом… Завтра. В крайнем случае, послезавтра…

Больше директору никто не звонил. Слова исчерпали себя. Дальше убеждать должны были поступки.

Должен был снайпер…

Ночью снайпер вышел на заранее подготовленные позиции. Не им подготовленные, для него подготовленные. Он забрался в искусственно созданный лесной завал, где в глубине была оборудована лежанка и была оставлена раскрытая в сторону цели амбразура.

Снайпер раскатал под собой коврик, расчехлил винтовку, раскрыл ее, составляя из двух половинок целое.

Это была очень большая и очень тяжелая винтовка. Внешним видом она напоминала противотанковое, времен Второй мировой войны ружье. С таким же длинным, оканчивающимся прямоугольным набалдашником пламегасителя дулом. С таким же назначением — стрелять и попадать в цель.

Стрелок поставил винтовку на сошки, присоединил нестандартный пятнадцатикратный прицел, достал патроны. Патроны тоже были не простыми, были с приставкой “спец”. Спецпатроны. Или, как говорят спортсмены-пулевики — целевые. Сошедший с конвейера “ширпотреб” давал слишком большое рассеивание, а стрелять надо было издалека.

Снайпер загнал в магазин пять пуль, проверил оружие, приложился, поводя туда-сюда дулом, проверяя, удобно ли будет работать.

Все нормально, все удобно, ничего не мешает.

Закрыл объектив и окуляр прицела специальными заглушками, набросил на казенную часть кусок черной ткани, чтобы на металл не села роса. И лишь после этого вытащил из кармана мобильный телефон, набрал номер и сказал только одно слово:

— Я готов.

Потом он лег и задремал. Спал он тихо, без храпа, вздохов и шевелений. Спал в одной и той же позе. Если ему нужно было перевернуться, он просыпался, долго прислушивался и лишь потом медленно и бесшумно перекатывался на другой бок.

Он мог и должен был спать, чтобы в результате ночного бдения “не посадить глаза”. Невыспавшийся снайпер, зевающий и протирающий глаза снайпер — плохой снайпер.

И еще ему было разрешено спать потому, что здесь, в лесу, он был не один — в десяти метрах сзади и чуть сбоку его сон и его жизнь страховал приданный ему боец. Его ангел-хранитель.

В шесть часов снайпер проснулся и первое, что сделал, — отключил на наручных часах будильник, который был поставлен на десять минут седьмого, на случай, если он вдруг не проснется. Хотя пока такого не случалось.

Он отключил будильник, бесшумно потянулся, разминая тело, нашел термос, открутил крышку, выпил горячий, крепкий и очень сладкий кофе. Глюкоза помогает быстро согреться и повышает чувствительность зрения. Но одного только кофе может не хватить. Надо, пожалуй, съесть еще таблетку кофеина. Действовать он начнет примерно через полчаса, то есть как раз тогда, когда надо…

“Объект” вставал в семь часов, плюс-минус пять минут. По крайней мере, три последних дня вставал и, значит, должен был встать и сегодня.

Должен был встать через тридцать пять минут.

Снайпер снял с прицела заглушки, прижался к холодной резине наглазника, поймал в перекрестье прицела седьмое по счету окно. Окно номера, которое “объект” открывал первым. Все эти дни открывал первым…

Подрегулировал резкость.

Вот так будет хорошо.

Дослал в ствол патрон, поставил винтовку на предохранитель и замер, успокаивая дыхание…

Теперь он был готов выстрелить в любое следующее мгновенье. Теперь оставалось только ждать. Только ждать…

* * *

…Ждать дольше было нельзя. Снайпер занял исходные позиции вон в том, искусственно созданном лесном завале. Он был там, наверняка там! Потому что завал был и раньше, но пару дней назад он выглядел по-другому.

Помощник Резидента припал глазом к окуляру телескопа. Еще раз, на всякий случай.

Нет, все точно — вон того провала раньше не было. Там был ствол, которого теперь нет. Осталась дырка от ствола, через которую, если предположить, что внутри завала находится человек, можно вести скрытное наблюдение. Или вести огонь. Кроме того, впереди завала, в сторону цели, расчищен “коридор” — убраны отдельные, далеко выступавшие ветки, кое-где примята трава.

Ну-ка, еще раз…

Прокручивая небольшой маховичок Помощник Резидента сдвинул трубу телескопа вправо… Потом влево… Снова вправо…

А это что такое?

Над завалом, но более всего вблизи провала роились комары. Много комаров. Туча комаров!

А с чего бы им интересоваться сваленными в кучу гнилыми деревьями, они же не короеды, они — кровососы! Выходит, они почуяли поживу — живую кровушку. Из чего можно сделать вывод, что там, внутри, находится человек. И теперь находится!

А раз так, то работать он будет сегодня, потому что сидеть в засаде еще целый день, “замыливая” глаза, ему не резон!

Помощник вытащил переносную радиостанцию.

В номере на втором этаже раздался зуммер.

— Слушаю, — сказал директор.

— Разбудил?

— Уснешь тут…

— Кажется, я нашел его.

— Снайпер?

— Да. И судя по расстоянию, это будет противоснайперская винтовка.

— “И-94-95”?

— Или американский аналог. Другие не достанут — до места засады около полутора километров.

Зависла пауза. Каждый думал о своем.

Резидент о тактико-технических данных крупнокалиберных винтовок, в первую очередь о величине рассеивания пуль при стрельбе на расстоянии свыше тысячи метров. Если у них обычные патроны и не очень опытный снайпер, то как бы он не промахнулся…

— Может, лучше взять его, от греха подальше? — предложил Помощник.

— Нет, снайпер может ничего не знать. Нужен командир или кто-то из приближенных к командиру.

— А вдруг они всерьез?

— Вряд ли. Им нужен покорный директор, а не его труп.

— Что мне делать?

— Ничего, ты все уже сделал, теперь моя очередь…

В семь ноль две “объект” подошел к окну и поднял жалюзи.

Но сегодня он поднял жалюзи не на том, на каком обычно, окне. А на совсем другом окне.

Снайпер дернул ствол вправо, увидел мелькнувший в окуляре “объект”, который скрылся из виду.

Черт его!..

“Слава богу! — подумал “объект”, проскользнувший в ванную комнату. — Если он будет бить навскидку, то может не успеть учесть всех поправок”.

В следующий раз снайпер увидел “объект” только в “синем” зале ресторана. Но увидел вновь мельком. “Объект” быстро прошел через зал и сел за столик, который был закрыт простенком.

Ел он долго, потому что менее всего ему сейчас хотелось выходить на улицу. Но выходить все равно надо было.

Директор встал, вытащил из кармана пачку сигарет и вышел на крыльцо. Где встал, привалившись плечом к стене… Он специально встал к стене, чтобы быть более неподвижным. И встал боком, чтобы занимать меньше места. Он закурил и замер, наблюдая за поднимающимся с кончика сигареты дымом.

“Ветер северный, метра четыре в секунду”, — подумал он…

“Ветер четыре-пять метров в секунду”, — отметил снайпер. — Влажность где-нибудь семьдесят-восемьдесят процентов. Температура двенадцать-тринадцать градусов”.

Прикинул траекторию полета пули с учетом влияния на нее погодных условий. Взял поправку на снос…

Директор стоял, курил, чувствуя, как по спине частыми струйками ползет противный, холодный пот. Не очень это приятно — стоять вот так, открытому со всех сторон, зная, что тебя сейчас выцеливает снайпер.

Ну же… ну что он медлит?.. Сколько можно так стоять, изображая каменного истукана? Это скоро может броситься в глаза…

Снайпер сунул указательный палец в спусковую скобу, полной грудью вдохнул воздух, выдохнул, задержал дыхание.

В объективе прицела был “объект”. Он стоял, привалившись плечом к стене, стоял совершенно неподвижно, что облегчало задачу.

Надо чуть левее.

Картинка в окуляре чуть сдвинулась, “поплыла”. Две тонкие, пунктирные риски, идущие перпендикулярно друг к другу, наползли на фигуру, остановились где-то в области груди.

Указательный палец мягко обжал спусковой крючок…

Во двор въехала служебная “Волга”.

Пора было отлипать от стены, но было страшно отлипать, потому что именно в это мгновение мог раздаться выстрел, и если сдвинуться хоть на сантиметр…

Снайпер медленно и плавно потянул спусковой крючок на себя. Очень медленно и очень плавно, чтобы не дрогнули риски прицела.

Раздался оглушительный в замкнутом пространстве убежища выстрел.

Тяжелая, пятидесятиграммовая пуля, в одно мгновение преодолев тысячу пятьсот метров, ударила в цель. Ударила точно туда, куда целился снайпер — в стену в десяти сантиметрах от головы “объекта”. Во все стороны брызнули куски штукатурки и камня, пуля пробила насквозь кладку из трех кирпичей и, потеряв силу, вывалилась из стены внутри дома.

— Уф! — облегченно вздохнул директор. И тут же что было сил закричал:

— А-а!!

Прыгнул вперед, спрятавшись за машину.

— Кто это?! Кто?! Кто стрелял?!

Худшее было позади. Если бы на пути пули встретилась ветка или хотя бы травинка, если бы налетел неожиданный порыв ветра, то все могло закончиться не так…

— В меня стреляли! Ищите, кто стрелял! — истерично кричал директор, тыкая рукой куда-то вперед. — Ну делайте же, делайте что-нибудь! Вашего директора убивают, а вы тут!..

Ну вот, а теперь можно набирать себе охрану, потому что теперь это не будет выглядеть подозрительно. И можно привередничать во время переговоров, навязывая свои условия.

Теперь директор может все. Потому что его чуть-чуть не убили.

Совсем чуть-чуть…

Глава 10

— Как он себя чувствует?

— Неважно.

— Когда можно будет продолжить допрос?

— Не раньше чем через несколько дней…

После того, с “сывороткой правды” в кровотоке и мухами в голове, допроса Посредник очухался только через неделю. Не врал мужик в белом халате, когда говорил, что используемое “лекарство” далеко не аспирин. И даже не водка, после которой на следующий день голова болит. Здесь голова болела не день и не два. И не только голова…

Каждый день ему вкалывали обезболивающее, после которого становилось легче, становилось почти хорошо. Боль отступала, и на ее место приходило тупое, безразличное блаженство. Блаженство покоя и отрешенности от окружающего жестокого мира.

И лишь потом, спустя несколько дней, он заподозрил, что ему ставят наркотики. Все это время ставят наркотики, планомерно и сознательно превращая в наркомана. Он осознал это, когда однажды запоздали с очередным уколом. Буквально на несколько десятков минут, но он почувствовал, как напрягся, как запротестовал его организм. Которому нужен был этот укол, и не только для того, чтобы избавиться от боли. Уже не только для этого…

Ему нужен был укол как таковой!

Его превращали в наркомана, необратимо разрушая сознание. Они надеялись, что то, чего не получилось достичь сразу, путем единовременного впрыскивания в кровь лошадиной дозы “сыворотки правды”, можно будет добиться ежедневными вливаниями наркотика. Еще через неделю, две или три он будет готов ради очередной дозы на все. И тогда ни чувство долга, ни страх, ни опасение подставить под смерть своих близких его не остановит. Потому что он перестанет быть самим собой, он станет другим, совсем другим, с которым договориться намного легче…

Его поймали, поймали не сразу, но в конечном итоге все равно поймали!

Сволочи!..

Теперь нужно было что-то делать. Причем быстро. Чтобы успеть до того, как он окончательно утратит самоконтроль…

На следующий день “пациент” попытался отказаться от очередной инъекции. Он сказал:

— Ничего не надо. Я чувствую себя очень хорошо.

— Это вам только кажется, — вежливо объяснили ему. — На самом деле курс лечения необходимо продолжить.

— Я отказываюсь! — нервно повторил он. — Категорически!

— Дайте руку, иначе нам придется применить силу.

Они не хотели отказываться от своей идеи.

Когда игла вошла в вену, он, изображая приступ страха, резко дернулся. Шприц соскочил с иглы и упал на пол.

Его не стали поднимать. Просто взяли еще один шприц и еще одну ампулу. Дефицита в наркотиках они не испытывали.

Посредник расслабился, так как понял, что они все равно добьются своего. Так или иначе. Силой здесь сделать ничего нельзя.

Жидкость из шприца перетекла в вену. Стало хорошо и спокойно. И было приятно осознавать, что вечером, и еще завтра, и наверняка послезавтра можно будет получить новые уколы. И не придется даже за них платить…

Посредник закрыл глаза и отдался нахлынувшему на него чувству…

Несколько дней спустя сестра со шприцем не пришла. Не пришла утром. Не пришла в обед. Не пришла после обеда.

Совсем не пришла.

— Почему мне не ставят лекарство? — обеспокоено спрашивал он.

— Курс лечения закончен.

— Как закончен? Почему?..

— Ну вы же сами просили… Говорили, что чувствуете себя хорошо.

— Я ошибался. Я чувствую себя плохо. Очень плохо! Я прошу вас, поставьте мне укол… Ну хотя бы еще раз…

— Это зависит не от нас. Это зависит от вас…

Он согласился дать показания. Но согласился их дать только лично Президенту…

Информация пошла наверх.

“Пациента” переодели, причесали и перевели в другое помещение. Вновь назначили “курс лечения”. Но “лекарства” давать стали меньше, чем раньше, чтобы держать больного, на случай встречи, в здравом рассудке и твердой памяти. Потому что, когда она состоится, никто точно сказать не мог — не исключено, что придется ждать неделю, три или месяц…

Но неделю ждать не пришлось. Президент прибыл на удивление быстро, что свидетельствовало о его особом интересе к информации, которую мог дать Посредник.

— Что вы хотели мне сообщить? — спросил он.

— Я хочу говорить с вами с глазу на глаз. Президент кивнул.

Все быстро вышли из помещения. Остались лишь двое телохранителей.

— А они? — кивнул Посредник.

— Может, мне тоже уйти? — раздраженно спросил Президент.

Телохранители ничего не сказали и никак на начало разговора не прореагировали. Они выдвинулись вперед, прикрывая Президента от угрозы спереди, но не перекрывая ему обзор. Они контролировали ситуацию, но никому не мешали. Они были, но как будто не были. Что говорило об их высочайшем профессионализме.

— Что вы хотели мне сказать? — повторил вопрос Президент.

— Я хотел объяснить вам свою позицию…

— Не надо общих слов. Или вы будете говорить о том, что интересует меня, или разговора не получится.

Президент навязывал свой стиль общения. Возможно, он уже знал, что “пациента” посадили на иглу и со дня на день он должен был сдаться.

— Что вы можете сообщить мне по заговору офицеров? — задал главный вопрос Президент.

— То же самое, что было изложено в письме. Что ряд вступивших в сговор генералов пытаются подчинить себе предприятия оборонного комплекса.

— Как пытаются?

— Шантажом и угрозами.

— Подробнее.

— Подробностей я не знаю.

— Кто знает?

— Тот, кто непосредственно занимается расследованием данного дела.

— Кто им занимается?

— Не могу сказать.

— Кто может?

— Руководство.

— Как на него выйти?

— Не знаю… Разговор не получался.

— Вы оторвали меня от важных, от государственных дел только для того, чтобы говорить — не знаю? Это глупо. И невежливо.

Президент привстал, продемонстрировав, что утратил интерес к беседе, что готов уйти. Что уходит.

Телохранители качнулись в его сторону.

— Погодите, — торопливо сказал Посредник. — Я скажу, скажу, как можно выйти на мое руководство.

Президент откинулся обратно в кресло.

— Говорите.

— Сейчас, сейчас… Надо набрать телефонный номер. Номер…

Посредник побелел, и на его лице выступили капельки пота.

— Мне плохо… Они ставили мне инъекции, много раз ставили, и теперь мне плохо… Надо позвонить по номеру два — двенадцать…

Президент придвинулся ближе к Посреднику, чтобы слышать его слова. Вместе с ним сделали шаг вперед телохранители.

— …Шесть… — уже почти шепотом продолжал Посредник, хватая ртом воздух и хватаясь за сердце. И вдруг откинулся головой назад и сполз на пол.

— Два, двенадцать, шесть… Какая цифра дальше? Какая?

— Дальше цифра…

Президент наклонился над телом упавшего собеседника, чтобы услышать, что тот скажет. И телохранители, страхуя его, тоже наклонились.

В нормальных условиях они бы этого никогда не сделали. И не дали бы приблизиться к лежащему телу Президенту, а предпочли, действуя издалека, поднять тревогу, чтобы с теряющим сознание пациентом разобрался кто-нибудь другой, разобрались врачи.

Но Президенту слишком важно было услышать произносимые им цифры. Он исходил из худшего, из того, что Посредник умирает и тогда другой возможности узнать контактный телефон, пароль и прочие реквизиты контакта не будет. И даже в том случае не будет, если его откачают, потому что пока он говорит, а что будет потом, еще неизвестно…

Телохранители не решились встать на пути босса. Тем более что никакой угрозы для его жизни не видели — они находились в родных стенах, за тремя периметрами охраны, два, плечами под потолок, натренированных, вооруженных амбала против одного, истерзанного, исколотого, не стоящего на ногах противника. Да и не противника даже — считай, почти покойника.

— Еще цифру, еще одну!

— Де… вять… — сказал Посредник. И потянулся к Президенту.

Никто не заметил, как он вытащил из складок одежды ампулу. Пустую ампулу с надпиленным и косо отломанным хоботком.

Просто ампулу.

Зажал ее между указательным и безымянным пальцами, уперев донышком в верхнюю фалангу большого. И улучив мгновение, когда Президент наклонился еще ниже и вслед за ним наклонились телохранители, без замаха, со всей возможной силой, ударил ближайшего к нему амбала в шею. Точно туда, где вздрагивала и билась под кожей жилка.

Острое, потому что всегда острое, когда оно не отполировано, когда надломлено, стекло легко прорвало кожу и вонзилось в мышцы. Удар был настолько силен, что, прежде чем ампула раскололась, она достигла сонной артерии и не прошла мимо, не скользнула вбок, потому что имела идеальную, как у дротика, форму — широкую у основания и зауженную на конце. И, лишь достигнув стенки артерии, ампула лопнула и распалась на осколки, которые в нескольких местах пробили стенку артерии.

Текущая под давлением кровь хлынула в разрезы, раздирая и расширяя их. Вырвалась наружу, брызнув алым фонтаном.

Телохранитель схватился левой рукой за шею, а правую ткнул за обшлаг пиджака. Рефлексы заставили его, даже умирая, искать оружие.

И почти одновременно, свободной рукой, Посредник ткнул второго телохранителя пальцами в глаза. Выбить их не получилось, но он смог на несколько секунд ослепить противника.

И успел подхватить вытащенное первым телохранителем оружие. И даже не стал его вырывать из его рук, а лишь направил в нужную сторону и надавил на засунутый в спусковую скобу чужой палец.

Бухнул выстрел. И второй, уже тоже успевший выхватить пистолет, телохранитель упал.

Посредник мгновенно направил оружие на единственного, еще живого противника.

Направил на Президента.

Тот даже не испуганно, удивленно, смотрел в черную, неподвижно застывшую против глаз дырочку дула. Он ничего не понял, он ничего не успел понять.

Поняли там, за стеной…

Из коридора, на шум, ударом раскрыв дверь, вломились люди. Вломилась изготовившая к бою оружие охрана. Они увидели два лежащих на полу тела, пока еще небольшие кровавые пятна, растекающиеся по ковровому покрытию, стоящего в странной позе, на коленях, Президента и сидящего напротив него, с взведенным и направленным ему в лицо пистолетом, мужчину.

Они мгновенно оценили ситуацию, поняли, что Президенту никто сейчас помочь не может. Даже сам господь бог. И опустили оружие стволами в пол.

— Спокойно, спокойно, не глупи, — тихо сказали они. — Мы не будем стрелять. И ты не стреляй. Это Президент, Президент твоей страны, его смерть тебе не простят…

— Пусть все выйдут, — приказал Посредник. — Или я выстрелю.

Все увидели, как напрягся, как задрожал на спусковом крючке его указательный палец.

— Уйдите все! — приказал пришедший в себя Президент. — Все!

Охрана не решалась уходить. И тогда Посредник выстрелил.

Из дула полыхнуло пламенем, и пуля, пройдя в нескольких миллиметрах от виска Президента, ударила в стену.

— Следующий выстрел в лоб! Охрана дрогнула, отступила к двери.

— Все, мужик, не глупи, мы уходим, гляди — уходим. Но все же совсем не ушли, задержались, остановились в проеме двери.

Посредник повернулся к Президенту.

— Будешь стрелять? — пытаясь оставаться спокойным, спросил тот. Но голос его чуть дрогнул.

— Это вы приказали использовать наркотики?

— Я лишь отдал приказ заставить тебя заговорить.

Значит, он!

Посреднику захотелось нажать на спусковой крючок, чтобы отомстить за боль и унижение последних дней. Как хотелось бы отомстить любому. Потому что его убивали, и, значит, он имеет полное право ответить тем же. И это будет справедливо. Просто нажать на спусковой крючок, и все… Тем более что теперь уже все равно. Ему все равно…

Но он не нажал на спусковой крючок.

Потому что тот человек, которого он хотел убить, был его командиром. И лишь потом Президентом.

Он не мог его убить, потому что ему служил.

— Запомните цифры — четыреста шесть — восемнадцать — двадцать один… Только звоните со своего телефона… — быстро сказал он. — И пожалуйста, в следующий раз не делайте глупостей. Не отталкивайте от себя людей, которые преданы вам…

Президент хотел что-то ответить, но он резко развернул пистолет на себя, сунул дуло в рот, сжав его зубами, и выстрелил. Но даже теперь выстрелил расчетливо, снизу — вверх, очередью, чтобы разорвать пулями мышцы, раздробить череп — чтобы до неузнаваемости изуродовать свое лицо…

Подбежавшая охрана выдернула пистолет из уже мертвых рук, обступила, прикрыла Президента. Но все это уже было напрасно. Потому что поздно.

Никакой угрозы для жизни Президента не было. Теперь уже не было…

Глава 11

Сегодня у подполковника ФСБ Максимова был праздник, сегодня он получил ответ на один из последних своих, посланных в Министерство обороны, запросов. На этот раз положительный ответ.

Вернее, формально получил не он, а Нижне-Вольский горотдел милиции, расследующий дело о злоупотреблениях, имевших место на одном из местных предприятий, выпускающем взрывчатые вещества для нужд армии и рудодобывающей промышленности. Повадились они, понимаешь, продавать местному криминалитету взрывчатку, маскируя недостачу “левыми”, выписываемыми на постоянных партнеров, накладными. И теперь милиции приходилось сводить баланс между тем, что написано в бумагах и что есть на самом деле.

Если бы подполковник написал запрос от себя — ему бы никто никогда не ответил. Не жалует армия Безопасность. А здесь подвоха не учуяли. И сообщили, что данная партия товара, обозначенного в складских документах как изделие ВВ-П-325, поступила в войсковую часть 02714, где хранилась в течение четырех недель и была передана в/ч 2617.

После чего стало возможно узнать фамилию ее командира. В/ч 2617 командовал генерал Крашенинников. Которого следовало допросить, но вряд ли возможно было допросить, если действовать от себя…

Подполковник Максимов обратился в Министерство внутренних дел к безотказному, как автомат Калашникова, другу Пашке.

— Опять трудности?

— Не без того. Мне нужно пригласить на допрос одного свидетеля. Но пригласить от твоего имени.

— А что же ты сам?

— Сам я могу послать повестку от своей организации. Которую они на дух не переваривают. А ты пошлешь от своей… Глядишь, они клюнут.

— Ну ладно, допустим, пошлю, а допрос ты где собираешься проводить?

— Естественно, в организации, которая послала повестку… — совершенно обнаглев, сказал подполковник.

— И все это, как всегда, за большое спасибо?

— Нет, на этот раз очень большое. И партию похищенного с воинских складов оружия, проходящее по ряду уголовных дел и предположительно хранящегося на территории части, которой заведует свидетель.

— Это другое дело…

В в/ч 2617 ушла повестка, где черным по серому было написано, что генерал Крашенинников должен явиться семнадцатого числа в кабинет номер семь к следователю по особо важным делам Тулину. А если не пожелает явиться добровольно, то будет доставлен в принудительном порядке нарядом милиции.

Генерал Крашенинников явился. Не потому, что испугался наряда милиции, просто привык серьезно относиться к казенным бумажкам.

— Вы следователь Тулин? — спросил он.

На самом деле следователь Тулин был не Тулиным и не следователем, а был подполковником Максимовым. Который сидел в казенном кабинете, за столом с синим инвентарным номером, в милицейской форме.

— Проходите, присаживайтесь, — показал он на стул. Генерал сел.

— Я предупреждаю вас об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Генерал кивнул.

— Вы командир войсковой части 2617?

— Так точно.

— Согласно имеющимся в распоряжении следствия документам, шестнадцатого апреля прошлого года вы получили в войсковой части 02714 партию изделия ВВ-П-325. Это соответствует действительности?

— Так точно. Получал.

— Вы передавали кому-нибудь изделие ВВ-П-325?

— Никак нет.

— То есть из ваших слов следует, что в настоящее время изделие ВВ-П-325 находится в вашей части?

— Никак нет, не находится.

— Тогда где оно?..

Следователь Тулин, он же подполковник Максимов, напрягся. Потому что знал, куда ушло изделие ВВ-П-325. По крайней мере, та его часть, которая была использована для изготовления адской машины, закамуфлированной под мобильный телефон, посредством которой был в туалете собственной квартиры взорван мелкий уголовник Хрипатый. Что связывало урку Хрипатого с боевым генералом и чем он тому помешал, было совершенно не понятно. Но могло стать понятно в ходе допроса. Могло стать понятно прямо сейчас.

— Где в настоящий момент находится полученное вами шестнадцатого апреля прошлого года специзделие ВВ-П-325?

— Часть у меня на складе.

— А другая часть?

— Другую мои люди должны были передать в подразделения действующей армии.

— В какие подразделения? Кому конкретно?

— Я же говорю — должны были. Но не передали. Караван попал под обстрел бандформирований, и весь груз был оставлен на месте боя. Возможно, его подобрали боевики или местные пацаны, они, знаете, любят копаться в военном барахле.

Система доказательств дала трещину. Если взрывчатку, которой разнесло на куски Хрипатого, нашли боевики, то все стрелки автоматически переводятся на них. Переводятся в никуда.

Подполковник занервничал.

— Мне кажется, вы слишком легко относитесь к подобного рода имуществу.

— На войне ко всему относятся легко. Даже к собственной жизни. Не говоря об имуществе. Или это для вас новость? Ах, ну да, вы же там не были, вы же все больше здесь…

— Здесь, между прочим, тоже убивают!

— Здесь не убивают, здесь — “мочат”. За “бабки”. А там гибнут за Родину. За то, чтобы кое-кто здесь, в тылу, мог задницей внеочередные звания выслуживать.

Следователь побелел.

— Но если вас так сильно волнует брошенное вооружение, то я могу подсказать пару адресов, где стоят бесхозные артиллерийские орудия. И танки. Правда, там постреливают… Танки вас интересуют?

— Меня интересует изделие ВВ-П-325, полученное вами…

— По нему я все, что знал, сказал. Если очень надо, могу представить копию акта. Лист бумаги найдется?

— Зачем лист?

— Акт написать.

— Мне кажется, вы не понимаете всей серьезности своего положения…

— Серьезное положение — это когда противник взял тебя в клещи, оседлав господствующие высоты, а ты внизу и у тебя осталось полрожка патронов и одна граната.

— Вы отказываетесь помочь следствию?

— Я ни от чего не отказываюсь, я даже готов предложить вам пятьсот тонн вполне исправных танков. Но вам почему-то более интересны граммы изделия ВВ-П-325.

Генерал наступал, потому что всегда наступал, даже будучи лейтенантом.

— От себя, без протокола, хочу посоветовать не лезть в дела, в которых вы не очень осведомлены.

— Это в какие такие дела?

— В дела армии. Лучше ловите своих уголовников. Генерал встал.

— Я могу быть свободным?

— Нет, не можете. Я думал, мы договоримся… Но раз так…

Следователь вытащил какую-то бумажку.

— Я задерживаю вас до выяснения всех обстоятельств дела.

И, выдержав паузу, добавил:

— И прямо сейчас, пока никто не знает о вашем задержании, мы отправимся в вашу часть, чтобы произвести выемку остатков специзделия ВВ-П-325 для проведения взрывотехнических и идентификационных экспертиз.

— На каком основании?

— На основании ордера на обыск, выданного районным прокурором.

— Боюсь, одного только ордера вам будет мало.

— А что нужно еще?

— Спецдопуск.

— Куда — на склад? Ведь ваша часть — склад, — усмехнулся подполковник.

— Не просто склад, а склад специмущества.

— А вот этого мне в ходе расследования установить не удалось. Не проходите вы в документах как “спец”, проходите как просто склад. Просто воинский склад.

Подловил подполковник Максимов генерала Крашенинникова, на ерунде подловил, на легенде прикрытия.

— Так что собирайтесь.

Следователь нажал кнопку. В кабинет вошел милиционер.

— Вызывайте машину и ОМОН.

ОМОН подполковник Максимов оплачивал сам, из своего кармана. Пашка обеспечил какой-то левый, на зачистку овощного рынка, вызов, а он выкатил пять ящиков водки и закуску. Омоновцы согласились. Часть поехала шерстить рынок, часть — поддержать “стволами” подполковника.

Генерала посадили на заднее сиденье машины между двумя дюжими оперативниками. В десяти метрах сзади пристроился автобус ОМОНа. Сквозь забранные мелкой сеткой окна смутно просматривались фигуры в бронежилетах и массивных, с забралами касках.

Движением командовал подполковник.

— Куда?

— Направо….

Теперь налево…

Прямо…

Через полчаса подъехали к воротам КПП.

— Прикажите поднять шлагбаум, — потребовал подполковник Максимов. Генерал не двигался.

— Вы хотите, чтобы мы применили силу?

К машине подошел боец с повязкой на рукаве. Заметил сжатого с боков командира, вопросительно взглянул на него.

Подполковник вытащил из кармана табельный “Макаров” и демонстративно передернул затвор.

— Пропусти, — приказал генерал. Шлагбаум медленно пополз вверх. Машины въехали на территорию части.

— Где у вас тут склады?

— Ищите, — пожал плечами генерал. Складов видно не было.

— Куда? — спросил водитель.

— Давай к штабу. Вначале изымем документацию…

Легковушка и автобус притормозили у крыльца. Навстречу выбежал дежурный по части. Он недоуменно смотрел на незнакомые, которые почему-то пропустили через КПП, машины.

— Выходите, — приказал подполковник Максимов.

Один из оперативников открыл, придержал дверцу. Генерал выбрался, встал возле машины. Дежурный шагнул ему навстречу, медленно потянув правую ладонь к фуражке.

— Стойте там, где стоите! — жестко сказал подполковник.

Он не раз бывал на задержаниях и знал, какой тон следует выбирать, чтобы осаживать случайных посторонних.

Дежурный по части остановился и так и остался стоять с застывшей на уровне плеча рукой.

Из окон второго и третьего этажей, где располагались учебные классы, привлеченные шумом, стали высовываться спецназовцы. Сверху они хорошо видели омоновцев, видели оперативников в гражданке и видели генерала.

— Что случилось? Что?..

Встретить серьезного сопротивления подполковник Максимов не опасался, и даже не потому, что за его спиной выскакивал из автобуса и разбегался по сторонам ОМОН, а потому, что за ним стояло государство со всем его могучим репрессивным аппаратом. По крайней мере, все так должны были считать. И конфликт с ОМОНом мог закончиться не только избиением дубинками и кирзовыми ботинками куда ни попадя, но и тюремным сроком.

— Еще раз прошу вас добровольно показать, где находится интересующий следствие материал.

Генерал стоял, в упор глядя на следователя. В глазах его не было растерянности и не было страха. Наверное, он действительно и не такое видел.

— Прошу вас пройти в помещение, — предложил подполковник и хотел подтолкнуть его в спину. Чтобы поторопить.

Но генерал, быстро развернувшись, перехватил его руку. И с силой сжал. Как в тисках сжал.

— Не надо… Руки распускать не надо, — напряженно сказал он. — Я пока не арестованный.

Подполковник попытался вырваться, но не смог. Он дергал рукой и чем дольше дергал, тем унизительней себя чувствовал и тем сильнее злился.

— Взять его, взять! — крикнул он. Несколько омоновцев, вскинув дубинки, побежали к генералу.

— Стоять! — рявкнул генерал.

Натасканные на командный голос омоновцы, на мгновение опешив, остановились.

— Давайте разойдемся миром, — предложил генерал. — Я приду завтра сам, приду со всеми документами.

— Никуда вы не придете, потому что уедете с нами, — рассвирепев, закричал подполковник. — Что вы встали — берите его. Он преступник!

Подбежавшие омоновцы попытались схватить генерала за руки и заломить их за спину. Но тот вырвался и ткнул одного из бойцов локтем в грудь, другого ударил затылком по лицу.

— Ах ты гад!..

С генералом перестали чикаться, огрев резиновой дубинкой по голове.

Пришедший в себя дежурный по части крикнул:

— В ружье!..

Все вокруг мгновенно пришло в движение. Из окон второго и третьего этажей разом вывалились несколько тел, шмякнулись на асфальт, отскочили от него, как мячики, перекувырнулись через головы и метнулись в сторону омоновцев. В руках у них хищно взблеснули штык-ножи.

Не тормозя, не раздумывая, какие это может иметь последствия, они выполнили приказ дежурного. На рефлекторном уровне выполнили.

Омоновцы, отшатнувшись назад, потянулись к автоматам. Но выстрелить не успели. Спецназовцы, подкатившись под ближних бойцов, пнули их по ногам и пнули под бронежилеты, с силой развернули к себе на мгновенье ослабевшие от боли тела, сунули под забрала касок, прижали к кадыкам остро заточенные клинки штык-ножей.

Омоновцы передернули затворы автоматов. Но стрелять не могли, потому что тогда бы им пришлось стрелять в своих.

На втором этаже, в противоположных по фасаду окнах, посыпались стекла и на железные подоконники вывалились стволы ручных пулеметов со свободно повисшими вниз сошками.

Характерно клацнули передернутые затворы.

Омоновцы растерянно теребили пальцами спусковые крючки автоматов, косясь на выставленные по флангам пулеметы и на своих плененных противником товарищей.

Спецназовцы злобно щерились и подрезали на шеях плененных кожу, наглядно, кровавыми подтеками, демонстрируя свою готовность перерезать горла жертвам от уха до уха.

В любую следующую секунду у кого-нибудь могли не выдержать нервы и мог начаться бой.

— Отставить! — что было сил заорал генерал Крашенинников. — Всем отставить! “Стволы” в землю!

Он был весь в крови и был страшен.

Омоновцы, мгновенье посомневавшись, опустили автоматы.

Спецназовцы отодвинули от кадыков ножи.

— Предлагаю разойтись миром. Пока еще можно миром, — сказал генерал. — Порядок будет таков: один — против одного Один милиционер отходит к автобусу, один спецназовец к казарме. Первая пара!

Спецназовец убрал нож и, пятясь и не спуская глаз с противника, отошел к крыльцу. Омоновец с удовольствием пошел в сторону автобуса.

— Теперь остальные…

Честный размен страховали пулеметчики.

— Значит, так, — повернулся генерал к подполковнику Максимову. — Наверное, вы захотите приехать сюда еще раз, если вы надумаете это сделать, то я не гарантирую, что не случится нечто подобное. Или даже худшее, потому что теперь мы будем готовы к встрече. Вы можете согнать сюда дивизию внутренних войск, и они, наверное, возьмут верх, но с вас за такую кровь снимут погоны, а может быть, и голову. Если я вам нужен — я к вам приеду. Если нужны какие-нибудь документы, я привезу документы. А устраивать такое, — показал генерал взглядом вокруг, — устраивать маленькую гражданскую войну — не стоит. Мне кажется, это очень разумное предложение. И хочу надеяться, что все с ним согласны.

Все были согласны. Кроме, может быть, подполковника Максимова. А более всех — бойцы ОМОНа, которые сообразили, в какую авантюру и всего-то за пять ящиков водки они вляпались. Да в сто раз проще те же пять ящиков выколотить дубинками из черных, где-нибудь на первом встретившемся на пути базаре. А тут чуть не зарезали!

Омоновцы быстро, возможно, даже быстрее, чем когда выскакивали, забрались в автобус и, не дожидаясь машины с оперативниками, покатили к КПП.

Оперативники себя тоже долго уговаривать не заставили.

— Поехали, поехали, — тянули они за собой следователя.

Подполковник Максимов злобно взглянул на генерала Крашенинникова и сел в машину.

— Мы еще встретимся! — многозначительно сказал он. Как только машины выехали за пределы части, генерал скомандовал общее построение.

— Первая рота, строиться!

— Вторая рота, строиться!..

Кричали, погоняли бойцов командиры. Часть прямоугольниками подразделений замерла на плацу.

— Все? — громко спросил генерал.

— Так точно, все, кроме боевого охранения.

— Значит, так, сынки — отсюда мы уезжаем. Прямо сейчас и уезжаем. На сборы два часа. Все, что сможем, — забираем с собой, что не сможем — подлежит уничтожению. Первая и вторая роты отвечают за погрузку. Третья рота обеспечивает приборку и маскировку. Всем все ясно?

— Так точно!

— Тогда с богом, сынки…

Когда через день подполковник Максимов снова прибыл в часть, он ее не узнал. Потому что это была совсем другая часть, совсем не та, что он видел несколько десятков часов назад. Полуразвалившиеся, с выбитыми стеклами и снятыми или рассроченными рамами окна, покосившиеся, висящие на одной петле двери, разбитые, частично разобранные заборы, какие-то обломки и обрывки на каждом шагу — полное запустение. Как будто здесь давным-давно никого не было.

— Что это? — спросил вылезший из машины районный прокурор. — Вы же говорили, там воинская часть, люди, оружие.

— Но они были здесь, день назад были!

— Здесь?!. Это же руины!

Вы, наверное, что-то перепутали. Может, та часть в другом месте?

— Я что, идиот? — вспылил подполковник. — Я был позавчера здесь! Был! И разговаривал с бойцами!

Прокурор пожал плечами и сел обратно в машину.

Осматривать территорию смысла не имело, и так было ясно, что там нет ни единой живой души. И что уже много лет нет. Только зря сюда приехали…

Подполковник понял, что опоздал.

На посланный им в Министерство обороны очередной запрос он получил ответ, что воинская часть, квартировавшая по указанному адресу, расформирована три года назад, а недвижимый фонд списан с баланса армии. Возможно, кто-то занял пустующие помещения, но за это Министерство обороны никакой ответственности не несет, так как к этим помещениям отношения уже не имеет.

Что же касается генерала Крашенинникова, то да, такой был, но был уволен из рядов Вооруженных Сил, и, где находится в настоящее время, неизвестно…

На чем возможности подполковника Максимова исчерпались. Продолжать заниматься самодеятельностью дальше было нельзя. Попросту опасно! Он и так уже таких дров наломал… Остается сделать вид, что ничего не было, ни взрывающихся мобильников, ни без вести пропавшего капитана Егорушкина, ни наездов на предпринимателей… ничего. Все забыть и спустить дело на тормозах…

Нет, забыть вряд ли удастся — круги по воде уже разошлись, и рано или поздно они дойдут до начальства. После чего его вызовут на ковер, и придется оправдываться.

Нет, это не подходит.

А если выйти на них сейчас? То… То, конечно, тоже схлопочешь, но уже по другой статье — за чрезмерное служебное рвение. А там как повезет…

Похоже, придется сдаваться. Тем более что другого выхода не осталось. Теперь — не осталось!

Подполковник пододвинул к себе чистый лист бумаги, написал в верхнем правом углу должность, звание и фамилию непосредственного своего начальника, написал свои звание, фамилию и инициалы, перенес ручку на середину листа и крупно, с нажимом вывел слово — Рапорт.

И все, и будем считать, что пути отступления отрезаны, что мосты сожжены!..

Глава 12

Покушение на директора Заозерского завода не прошло даром. Ни для самого директора, ни для возглавляемого им предприятия. Сидящим на проходной и в заводоуправлении вохровцам устроили боевые стрельбы и учения, максимально приближенные к боевым.

Пятидесятилетние бабушки, кряхтя и проклиная судьбу, ползали в телогрейках и повязанных поперек поясниц шалях по пересеченной местности и стреляли из револьверов системы “наган” образца тысяча восемьсот девяносто пятого года.

— И вот это вы называете охраной? — возмущался директор.

— А что? Это они с виду такие, а на самом деле ого-го, мышь не пропустят.

Директор начал подбирать себе охрану.

Первыми пришли наниматься сомнительного вида личности с синими от татуировок руками и торсами и нависшими над подбородками лбами.

— Это тебе, что ли, охрана нужна?

— Мне, да, но…

— Ты че, в натуре, сомневаешься, что мы кому угодно башку как куренку?..

— Нет, не сомневаюсь.

— Ну тогда давай, пиши бумаги, начальник. Мне — ксиву и шпалер Серому шпалер и отмазку от ментов.

— Так вы что, еще и в розыске?

— А тебе не один хрен?..

Вторым заходом пошли выдворенные в отставку милиционеры. Которых тоже более всего интересовали “стволы”. Даже больше, чем деньги.

Периодически забегали ветераны больших и малых войн. Трясли справками, медалями и контуженными головами и говорили, что если дать им “АКМ” и пару гранат, то ни одна сволочь… Когда им отказывали, они впадали в транс и, пуская изо рта пену, грозились спалить завод…

— Так, все, местные кадры нам не нужны, — заключил директор. — Будем нанимать профессионалов.

И отправился в областной центр. Не в этот областной центр, в другой, на другом конце страны. Где прошел по охранным агентствам и по военкоматам, возле которых толклись добивающиеся причитающихся им боевых наград контрактники.

— Где вы работали до поступления в охранное агентство?

— Я не работал, я служил. В армии.

— Где конкретно?

— В частях специального назначения.

— Боевой опыт есть?

— Есть — Афганистан и Босния…

— Ваша военная специальность?

— Снайпер.

— Сколько на счету бойцов противника?

— Видите ли, я не участвовал…

— Спасибо, вы свободны!

— Но я брал призы на окружных соревнованиях!..

— Это не имеет значения.

Люди, умеющие стрелять по мишеням, директору были не нужны. Мишень — это бумага, наклеенная на фанеру. Ему не нужны были стрелки по фанеркам. Ему нужны были бойцы.

— Где служили?

— В КГБ.

— Где конкретно в КГБ?

— В Девятке…

Отобранных претендентов директор вывез на полигон. Вывез в Закавказье, где тут же, на базаре, прикупил необходимое оружие.

— Задача будет такая — десятикилометровый кросс по пересеченной местности, полоса препятствий, стрельба из положения лежа, стоя, в кувырке, учебный бой, спарринг…

Я в этом деле понимаю не очень, а вот он, — показал на внушительного вида мужчину в гражданском, нанятого на один раз за три сотни на вокзале, — профессиональный инструктор и сможет оценить вашу работу и дать мне рекомендации.

Мужик с вокзала с умным видом кивнул.

— Тот, кто первым придет к финишу, получит пять тысяч долларов. Кто опоздает — с тем мы распрощаемся. Так что сачковать не советую.

Все оживились.

— Начали!

За пять тысяч баксов бойцы не давали поблажки ни себе, ни другим. Они бежали на пределе сил, без раздумий ныряли в рвы с вонючей водой, разбивали друг другу лица в жестком, в полный контакт, спарринге… И сразу было видно, кто на что способен. И дело было совсем не в скорости, было в личностных качествах, кто-то мог прийти последним, но, идя последним, не сдавался, хотя, казалось бы, все проиграл. Кто-то был слабее в рукопашке, но не отступал, лез на кулаки заведомо более сильного противника.

Этот.

И еще, пожалуй, этот.

И тот…

Нанятый на вокзале инструктор на все происходящее только глаза выпучивал и кивал, когда ему говорили, что надо одобрительно кивать…

Отобранных бойцов директор отвел в сторонку.

— Сколько вы получали раньше?

— Сто пятьдесят долларов в месяц.

— Двести…

— Значит так, ребята, хочу предупредить, что служба ваша будет не пыльная, но опасная. Можно и голову сложить.

Поэтому я плачу шестьсот. В неделю.

Решайте сами.

Все задумались. Такие деньги за просто так никто платить не станет. Значит, действительно можно и в ящик сыграть…

Двое отошли в сторону.

— А если нас… Если с нами что-то случится?

— Каждый из вас будет застрахован за счет фирмы на пятьдесят тысяч долларов. И столько же получит от меня лично или получит его семья, если я останусь жив. Так что у вас есть прямой резон защищать мою жизнь как следует.

Охрана впряглась в работу…

Но рассчитывать на нее было глупо. Тот, кто хочет убить, — убьет. Будь ты хоть кто. Будь хоть Президентом Соединенных Штатов Америки.

Спастись можно, только переиграв противника, только навязав ему свой сценарий развития событий. И новый директор знал какой.

Долгожданный звонок раздался на следующий день:

— Вы не передумали насчет возобновления поставок?..

— Так это вы?! Это вы в меня стреляли?! — заорал директор. Потому что должен был заорать.

— Не важно — кто, важно — почему, — загадочно ответил незнакомец.

— Да я теперь!.. Я вас!..

— Вы согласны возобновить прерванные поставки?! — уже другим, уже гораздо более жестким тоном спросил шантажист.

— Нет!

— Тогда, боюсь, нанятая вами охрана вам не поможет.

Одну минутку… Не бросайте трубку.

— Голос в наушнике пропал.

— Але, где вы? Куда вы…

Договорить директор не успел. Рядом с ним что-то оглушительно лопнуло, и окно кабинета разлетелось тысячами осколков. Страшно, как вечевой колокол, ухнул сейф. На его дверце, ровно посередине, образовалась глубокая, полукруглая вмятина, в центре которой чернело отверстие. Из которого, все убыстряясь, сыпался тонкой струйкой песок.

Ни черта себе!..

Это был сильный ход. Непросчитанный ход. Но тем лучше…

— Вы меня слышите? У вас там что-то упало.

— Я… Вы… У меня только что… — дрожащим голосом бормотал какую-то ерунду директор завода и, не отдавая себе отчета, шарил по столу руками, передвигая туда-сюда бумаги.

Едва ли они за ним наблюдают, но вдруг.

— Хочу вернуться к нашему разговору. Хочу услышать ваше окончательное решение, — сказал шантажист.

Директор молчал. Он пытался связать телефонный звонок с тем, что только что здесь произошло.

Так это же!..

— Ваше молчание надо понимать как отказ?

— Нет! Погодите, погодите, вы меня неправильно поняли!.. Я не против. Но я не могу так сразу. Не могу по телефону.

— Вам нужна встреча?

— Что? Да, конечно, лучше встреча.

— Тогда завтра в полдень, в парке…

— Нет, так не пойдет, — забеспокоился приходящий в себя директор. — Я не согласен в парке.

— А где согласны?

— Где-нибудь в другом месте. Там, где я сам скажу! Сейчас, погодите, я подумаю… Собеседник ждал.

— На берегу озера. На северном берегу. И лучше не завтра, лучше послезавтра.

— Хорошо — на северном берегу. Послезавтра в полдень…

Ну вот и славно…

Северный берег был идеальным местом для встречи: с одной стороны огромное — противоположный берег еле-еле различим — озеро, с другой — ровный как стол заболоченный луг. Спрятаться невозможно.

И тем не менее он согласился. Легко согласился!

На что же они рассчитывают?..

Резидент встретился с Помощником.

— Теперь все зависит от тебя…

Днем Помощник Резидента подошел к продавцу детских воздушных шаров.

— Сколько шар стоит?

— Пять рублей.

— Тогда я беру все и баллон в придачу.

— Как баллон, баллон не продается.

— За тысячу баксов не продается?

— За тысячу?! Ну за тысячу…

— А своим хозяевам скажешь, что его украли…

Желтые и красные шары покупатель выбросил в ближайшую урну. Синие и фиолетовые оставил. И даже еще прикупил.

Ночью он выехал за город на иномарке с верхним люком. Загнал машину в кусты. Открыл люк. И стал надувать шары гелием. Не для баловства, для дела.

Шары он привязывал к большой, метр на метр, крестовине, сделанной из легкого пластика. В центре крестовины было просверлено отверстие, в котором закреплена небольшая видеокамера. Шары крепились на нитках разной длины, чтобы не мешать друг другу. Больше всего их было по краям крестовины, меньше в центре. Такое расположение позволяло добиться наибольшей устойчивости “воздушного шара” в горизонтальной плоскости.

Конечно, предложенная конструкция была донельзя примитивна, но была лучше других. Радиоуправляемые модели самолетов, на которые вначале хотели сделать ставку, отчаянно трещали, плохо управлялись и падали через пятнадцать минут после запуска. Воздушные змеи рыскали и метались в порывах ветра. А вот шары, простые детские шары оказались очень даже ничего.

Помощник Резидента снял стопор с катушки привязанного к сиденью машины спиннинга и стал стравливать леску. Шары поползли вверх. На высоте их подхватил ветер и потащил в сторону, потащил к поляне.

Помощник выпустил пятьсот метров лески и заглянул в машину, на монитор. На экране мелькали кусты, деревья… Кажется, недолет.

Стравить еще сто метров.

Мало.

Еще…

На экране мелькнула вода. Озеро.

Перебор.

Надо смотать излишки. Еще немного. Пожалуй, так.

Теперь подрегулировать светочувствительность. Слегка “наехать” на землю…

Вот так в самый раз.

На экране монитора была вполне сносная “картинка” поляны, где была назначена встреча.

Помощник закрыл люк, закрыл шторки и дополнительно к ним растянул два, загораживающих монитор, полотнища. Откинулся на спинку сиденья, поерзал, устраиваясь поудобнее, и уставился в экран.

Ему предстояло “смотреть кино” всю эту ночь и всю следующую. Смотреть, смотреть, смотреть…

Что непросто, а для нетренированного человека невозможно. Ведь это не фильм и не клип, где есть хоть какой-то видеоряд, здесь одна и та же застывшая на долгие часы картинка. Которая очень быстро “замыливает” глаза и притупляет внимание.

А отвлекаться нельзя, дремать нельзя, отворачиваться, зажмуриваться, зевать, думать о чем-нибудь постороннем — ничего нельзя… Надо лишь беспрерывно смотреть в экран.

Смотреть.

Смотреть.

Смотреть…

Помощник вспомнил учебку, многосуточные, занудливые тренировки по “опознанке”, когда по экрану, на эскалаторах метро, нескончаемым потоком ползли люди, среди которых надо было узнать единственного.

И ведь узнавали!..

А здесь куда как проще, здесь никого опознавать не надо, здесь достаточно не пропустить, когда…

По экрану прошла какая-то неясная тень.

Внимание! Что это было?!

Картинка осталась прежней.

Тьфу, черт, это же птица, просто птица пролетела между землей и камерой. Какая-нибудь дурная сова…

Надо снова смотреть.

Смотреть…

Час.

Второй.

Третий…

Скоро рассвет. Похоже, сегодня они не придут. На свету не резон работать ни им, ни ему. Еще час-полтора, и надо будет сматывать удочки. Причем в прямом смысле сматывать. А завтра…

В правом верхнем углу экрана что-то изменилось, словно набежала какая-то тень.

Что это может быть? Снова птица? Или туман?..

Нет, не туман и не птица — это люди, несколько человек, почти слившихся с фоном земли, люди в маскхалатах.

Так-так…

Тени сошлись, разошлись, снова сошлись. На земле стало расти черное, более черное, чем окружающий фон, пятно. Четыре тени стали довольно быстро передвигаться куда-то в сторону, к озеру. Заходить в воду и снова возвращаться.

Что это они делают? Рыбу ловят? Так вроде не время…

Пятно увеличилось в размерах, тени стали бегать к озеру парами.

Они копают — копают землю! И сбрасывают грунт в озеро…

Тени сошлись над пятном, заслонив его на несколько минут. Разошлись, и… пятно пропало.

Раз, два, три…

И пропала одна из фигур.

Тени метнулись в другую сторону, на дальний край поляны. Снова сошлись, разошлись, забегали к озеру.

Снова копают. Второе укрытие. Однако быстро работают ребятки, как те шагающие экскаваторы. Похоже, не первый раз роют.

Тени разошлись, и их стало еще на одну меньше.

Ну вот и все… Все ясно и понятно. Теперь они дождутся “стрелки” и, если стороны не придут к согласию, вступят в дело. Двумя “стволами” вступят. И тогда согласие им гарантировано.

Хорошо придумали, ребятки! Беспроигрышно, если о тех ямах ничего не знать…

Помощник Резидента дотянулся до спиннинга и закрутил катушку.

Он свою рыбалку закончил, он, что должен был поймать, уже поймал…

Глава 13

В приемной начальника Управления Западно-Сибирской железной дороги сидели люди. Не последние в этой жизни люди. Хотя и сидели смирно.

— Теперь вы, — говорила премиленькая на вид секретарша и, задвинув в стол еще одну, метр на полтора, коробку конфет, показывала на дверь.

Очередной директор АОО или президент АОЗТ вскакивал с места. Остальные продвигались к заветной двери на один стул.

— Следующим пойдете вы.

В очередях в кабинеты венерологов и естественных монополистов демонстрировать норов не принято. Если что не устраивает — то вот тебе порог…

— Следующий.

— Теперь вы…

Последним в кабинет главного железнодорожного начальника вошел неприметный на вид мужчина.

— Так, что у вас? Только, пожалуйста, быстрее — у меня осталось не более пяти минут.

— У меня состав, который от станции Раздельная до станции Сортировочная шел семь дней.

— Ну и что, что семь?

— Ничего, если не считать, что между станциями Раздельная и Сортировочная чуть более ста километров. А задержка сырья обходится получателю в сорок с лишним тысяч рублей в час.

— Если вас не устраивает работа железной дороги — воспользуйтесь услугами автотранспорта, — предложил начальник отделения дороги.

И встал, показывая, что разговор закончен. Посетитель тоже встал. Но не ушел.

— Но этот эшелон приравнен к воинскому.

— Обратитесь в отдел военных перевозок.

— Я там был. Они ссылаются на временное снижение пропускной способности железнодорожного узла Березняки-1.

— Ну так что же вы от меня хотите?

— Чтобы эшелоны приходили вовремя.

Начальник Управления Западно-Сибирской железной дороги с удивлением посмотрел на настырного посетителя.

— Может, мне их самому за семафор толкать?

— Зачем самому, если можно приказать подчиненным дать им зеленую дорогу, — совершенно серьезно ответил проситель. — Или нам придется действовать иначе.

— Что вы сказали? — не понял начальник дороги. Он давно отвык от любых, кроме просительных, тональностей.

— Я сказал, что, если положение дел в ближайшее время не исправится, нам придется действовать иначе.

— Вы что, угрожаете?

— Советую.

— Да вы… вы с ума сошли. Да я ваш состав… Он у вас теперь не семь дней, он теперь полгода в тупиках отстаиваться будет! Вон отсюда!

— Не горячитесь. Вряд ли бы я стал разговаривать с вами в подобном тоне, если бы не был уверен в своих возможностях. Подумайте об этом.

— Я вызываю милицию!

Начальник дороги схватил телефонную трубку. Но не услышал в ней гудков, услышал незнакомый мужской голос:

— Мы временно блокировали связь с городом.

— Кто это?

— Мы восстановим связь сразу после того, как вы меня выслушаете, — сказал посетитель.

— Так это вы?!

— Мы.

Начальник дороги занервничал. Теперь такие времена, что не знаешь, что от кого ждать. Нельзя исключить и пули. Может, он псих? Или очень сильно расстроился из-за понесенных убытков.

— Хорошо, говорите. Но не более пяти минут.

— Тогда начнем с вас. Вчера вечером вы покинули работу в восемнадцать часов пятнадцать минут. Дорогу опускаем. С восемнадцати двадцати семи до двадцати двух пятидесяти вы находились по адресу: Зеленый проспект, семнадцать, в квартире сорок девять, у свой любовницы…

— Как вы смеете?! Частная жизнь неприкосновенна!

— Откуда вы сделали несколько междугородних телефонных звонков. В том числе по номеру 277-117, — продолжил посетитель, никак не реагируя на протесты. — После чего имели пятнадцатиминутный разговор с неким Суреном о сдаче в долгосрочную аренду имеющихся в распоряжении железной дороги складских помещений и подъездных путей. В разговоре неоднократно звучала цифра сто пятьдесят тысяч долларов наличными и просьба включить в состав учредителей…

— Прекратите!

— Я могу прекратить, но тогда вы не узнаете еще очень много интересного.

Начальник дороги замолчал.

— При возвращении домой на замечание вашей жены по поводу вашего позднего прихода вы сказали следующее, — посетитель раскрыл блокнот. — “Я устал, у меня был трудный день, только сейчас закончилось селекторное совещание с отделениями дороги”. На реплику жены: “Я звонила тебе, тебя не было в кабинете. Ты опять был у нее!” — вы ответили: “Отстань от меня, дура, я пашу как вол, чтобы тебе безбедно жилось”…

Начальник дороги побагровел.

— Дома из кабинета вы сделали несколько телефонных звонков…

— Не надо, я помню, куда звонил! Что вы хотите?

— Беспрепятственного прохождения указанных нами грузов. Вот список составов и вагонов, которые желательно пропускать в первую очередь. Вы будете получать треть от сэкономленных нами средств.

— Но это…

— И еще треть от сумм, которые мы выручим в результате снижения тарифов на грузоперевозки. По нашим подсчетам, это будет порядка тридцати-сорока тысяч долларов в месяц на каждые десять процентов сброшенных нам цен. А сбросить можно больше десяти. Можно и половину. Это хорошая цена, это больше, чем вам предлагал Сурен.

— Это невозможно.

— Почему — можно указать в документах заниженный вес, ошибиться в расстояниях, забыть посчитать пару вагонов… Вы лучше нас знаете, как это делается. Или мне рассказать, куда, кому и зачем вы еще звонили?

— Не надо меня пугать! Я пожилой человек, мне терять нечего!

— Вам да, нечего. Но вы почему-то забываете о ваших близких. О вашей старшей дочери, ее муже, их детях Павле и Саше, которые приходятся вам внуками, о вашем младшем сыне, вашей снохе, их детях Пете и Миле… Насколько мы знаем, вы больше всего любите Милу?

— Если вы тронете мою семью!..

— Пока никто никого не трогает. Хотите убедиться? Посетитель поднял трубку замолчавшего телефона.

— Соедини меня с квартирой. Раздались длинные гудки.

— Прошу.

Начальник дороги схватил трубку.

— Это я…

И поперхнулся, не зная, что сказать дальше.

— Что у тебя с голосом? Что случилось? — почуяла неладное жена.

— У меня?.. У меня ничего. Просто решил позвонить, спросить, что у вас нового?

— Но ты никогда…

— А сегодня решил! Что у вас?

— Все нормально.

— А Мила? С ней все в порядке?

— Ах да, забыла! Мила просила передать тебе большое спасибо.

— Мне? За что?..

— Как за что — за подарок. Ты же сам предложил купить ей все, что она захочет. Машину прислал…

— Я — машину?

— Ну конечно. Разве ты не помнишь?

— Нет… То есть да, помню. Она ездила?

— Конечно, твой заместитель, Сергей, очень симпатичный парень, жаль, что я его раньше не видела, свозил ее в “Детский мир”, и она выбрала себе большого льва.

— Она дома, ее привезли?

— Давно.

— Тогда пусть сидит и никуда!.. Связь прервалась.

— Сволочи! — свистящим шепотом сказал начальник дороги.

— Это кому как! С нашей точки зрения, сволочи те, кто держит составы неделями в тупиках! Что вы решили?

— Я ничего не могу гарантировать.

— Тогда мы тоже не можем…

— Ладно, я согласен. Но… не согласен на треть.

Началась обычная торговля. Что было хорошим признаком, потому что торгуется только тот, кто принял решение. Положительное решение. А тот, кто соглашается без раздумья, собирается или бежать в милицию, или лезть в петлю.

— Сколько вы хотите?

— Половину.

— Половина — слишком много.

Сорок процентов. И давайте на этом поставим точку.

— Ладно, согласен.

Посетитель встал. И начальник дороги встал. Он думал, что разговор закончен. Думал, что ничего хуже быть уже не может.

— Ах да, совсем забыл, — произнес, остановившись у самого порога, посетитель. — Забыл сказать, что если вы вдруг решили, что мы тут просто болтали, то… То зря так решили.

Посетитель приподнял и поставил на отставленное колено большой, квадратной формы кейс. Откинул два замка. Отбросил крышку.

В кейсе, в прозрачном полиэтиленовом пакете, лежало что-то круглое.

Посетитель взял пакет за ручки и вытащил из кейса.

— Узнаете? — спросил он. И высоко поднял пакет.

В пакете была голова. Человеческая голова с куском косо отрезанной шеи! На дне черным пятном выделялась стекшая вниз кровь.

— Но это, это же!.. — забормотал враз побледневший начальник дороги…

— Да, это ваш хороший знакомый, ваш компаньон — Сурен. Он!

Хотите посмотреть поближе?

— Нет, нет! — отчаянно замотал головой начальник дороги. — Не надо!

— Тогда возьмите вот это, — протянул посетитель видеокассету. — Это наговорил он, — кивнул на голову, — про вас.

И так и замер в позе аптекарских весов, с отрезанной головой в одной руке и кассетой в другой.

— Надеюсь, вы поняли все правильно.

Начальник дороги все понял правильно. Понял — что эти люди не шутят, что способны на все. Хотя бы потому, что Сурен был не мальчик и имел очень серьезную охрану. И все равно…

И еще понял, что в следующий раз в этом пакете может оказаться что угодно. Вернее, кто угодно…

— Я рад, что мы договорились, — сказал проситель, убирая голову в кейс. И впервые за все время разговора улыбнулся. — Надеюсь, мы не разочаруемся друг в друге…

Уже через несколько часов к застрявшему в одном из безвестных тупиков составу подогнали маневровый тепловоз. Из бытовки, торопясь и дожевывая на ходу бутерброды, побежали сцепщики, которые с ходу стали выбивать из-под колес тормозные “башмаки”.

— Чего торопят, чего им неймется, золото там, что ли?.. — ворчали они.

Маневровый тепловоз дал гудок и потянул состав из тупика. На выходном семафоре его уже ждал электровоз…

— Задержек с доставкой груза больше не будет, — информировал “Филин”.

— Вопрос с транспортом урегулирован, — доложил “Кочет” “Тетереву”. Эшелонам дан зеленый свет…

— Проблема снабжения предприятий решена… — в ряду прочей информации сообщил “Тетерев” “Ястребу”.

“Ну вот и ладно”, — подумал генерал Крашенинников. Это даст приварок в несколько сотен тысяч долларов в год только по одной этой дороге.

Но дело даже не в деньгах, дело в перспективах. “Железка” является ключевым звеном в любом серьезном начинании. Без нее ни самой паршивой войны не выиграть, ни приличного дела не наладить. Даже когда ты находишься в пункте А, а товар тебе нужно везти в пункт Б, и то без паровоза не обойтись. А здесь пунктов — никаких букв в алфавите не хватит, может, даже и в китайском. Тысячи тонн груза, сотни вагонов, платформ, контейнеров, цистерн… И если один какой-нибудь вагон застрянет в пути, то это может ударить не по одному заводу, а по десяткам. И потому убытки придется множить тоже на десять.

Раньше было проще, раньше военные эшелоны были неприкосновенны, как священные коровы в Индии. Раньше их гнали на прогон, если надо, загоняя на запасные пути даже пассажирские скорые поезда.

Теперь военной маркой не прикроешься, теперь скорость могут обеспечить только “бабки”. Или… сила. И сила, как оказалось, даже вернее “бабок”!

Генерал вытащил из сейфа карту и провел по ней красным карандашом — провел вдоль линии железной дороги, соединяя несколько красных точек.

Отрезок в сравнении с масштабами страны получился коротким. Но это было только началом, только “пробой пера”. Если сдалась одна дорога, то сдадутся и другие.

Сдадутся неизбежно. Сдадутся все…

Хотя прежней радости от этого генерал почти не испытывал. Ушла куда-то радость, после смерти прежнего Замминистра ушла… Возможно, потому, что раньше он знал, что и во имя чего делает. А теперь… Теперь просто делает…

Глава 14

— Ну все, пора. Без четверти двенадцать.

Ехать было недалеко, и поэтому опоздать было нельзя, даже если выехать за пять минут до начала встречи.

Все разом встали — директор, его заместитель, главный бухгалтер. Не встали только телохранители, потому что не садились.

— Я поеду один. Провожать меня не надо, — сказал директор.

Никто не возразил. Может быть, потому, что никто не знал, с кем и по поводу чего назначена встреча. И уж тем более не знали, какое она может иметь продолжение. И даже телохранители не знали.

— Прихватите с собой автоматы, — приказал директор.

— А автоматы-то зачем?

— Так, на всякий случай.

Кто-то из телохранителей побежал за автоматами.

— Сбор в гараже…

В гараже, как ни странно, никого не было — ни водителей, ни слесарей. Телохранители по привычке построились.

— Вы четверо со мной, — отдал распоряжение директор. — А вы, — посмотрел в сторону оставшихся, — поступаете в распоряжение… Вот его.

— Из-за машин вышел незнакомый телохранителям парень.

Вышел Помощник Резидента.

— Слушать его, как меня. Если скажет — суй голову в печь, суй без лишних разговоров! Вопросы есть?

— Есть. Затевается что-то серьезное?

— Ничего не затевается. Хотя… хотя не исключено, что я решил провести учения. Приближенные, к реальным боевым условиям.

Он так им ничего и не сказал!

— Всем все ясно?

— Так точно.

— Тогда — по коням!

Директор сел в “Волгу” на заднее сиденье. На водительское место — один из телохранителей, рядом с ним — другой, сзади, прикрывая директора с боков, еще двое.

В двенадцать кортеж вырулил на поляну. Там уже стоял изрядно потрепанный на вид “сорок первый” “Москвич”. Рядом с ним, навалившись на капот, стоял мужчина.

— Значит, так, ребята, — очень спокойно сказал директор. — Насчет учений… Сейчас здесь, возможно, будет стрельба. И очень серьезная стрельба!

— Но вы же говорили…

— Тихо! Слушать меня!

План действий такой — двое идут со мной и притираются к левому борту “Москвича”. Двое остаются здесь, прикрываясь “Волгой”. Автоматы поставьте на боевой взвод, так чтобы можно было открыть огонь мгновенно.

Телохранители подобрались. Быстро осмотрелись.

— Но здесь нет никого, он один!

— Право сорок и лево сто две засады.

— Где? Там пусто!

— Есть — они в земле! Я точно знаю!

Машина остановилась.

Директор стал испуганно выглядывать из-за могучих спин телохранителей.

“Вид профессиональный, в том смысле, что неопределенный, — отметил про себя он. — Одежда мешковатая, узнать, есть ли оружие, невозможно”.

И пошел навстречу, часто и настороженно оглядываясь Только так, только играя страх, он мог оправдать висящие на плечах охраны автоматы.

“Кретин, — в первое мгновение подумал мужчина, стоящий у “Москвича”. — И трус! Обвешал свою шайку оружием…”

Но через мгновенье насторожился, потому что не все телохранители пошли в его сторону, двое не пошли, двое отступили за машину.

Чего это они?.

Директор подошел вплотную. И совершенно тупо сказал:

— Здрасьте!

— Вы хотели меня видеть? — не отвечая на приветствие, спросил мужчина.

— Вас? Ну, наверное, вас.

— Что вы решили?

Отказываться сразу было нельзя. Надо было немного потянуть время, чтобы Помощник успел занять позиции.

— Ну… в принципе… если все хорошенько взвесить…

— Да. Или нет?

— Я же говорю, что в принципе я не против, но есть некоторые сомнения в отношении…

— Да?! Или нет?!

С этим, кажется, не договориться.

— А если — нет?

— Тогда мы все равно решим этот вопрос. Но уже без вас.

Мужчина резко повернулся, показывая, что разговор закончен.

— Погодите, так нельзя.

— А как можно?

— Обсудить все хорошенько, взвесить.

Директор приблизился к мужчине вплотную.

— Вот послушайте…

И вдруг, совершенно неожиданно для него, для своих телохранителей, для всех, рванул его за грудки на себя, одновременно навстречу ударив лбом в переносицу.

Мужчина обмяк, потеряв сознание.

— Работать! — гаркнул директор, бывший Резидентом, заметив, что телохранители удивленно смотрят на него, вместо того чтобы смотреть вперед.

В двух местах поляны земля зашевелилась, вздыбилась, и из черных ям, как черти из табакерки, выскочили пулеметчики.

— Огонь, мать вашу!

От “Волги” и сразу же от “Москвича” часто застучали автоматы. Возле ям забились, заплясали фонтанчики пыли.

Но пулеметчики уже успели развернуть свое оружие и длинными очередями били в сторону телохранителей. Мужчина, удерживаемый директором, несколько раз сильно вздрогнул. В бронежилет ткнулись прошедшие сквозь его тело пули.

Резидента отбросило назад.

“Черт, ушел, этот ушел! — в отчаянии подумал он. — В руках был…”

Пули дробно простучали по корпусу “Москвича”. Один из телохранителей вскрикнул и упал. Второй тоже упал, но упал за колесо, откуда продолжил стрельбу.

Молодец, сориентировался!

Пять стволов безостановочно стучали навстречу друг другу, выплевывая десятки пуль в секунду. В эти мгновенья спонтанно возникшего боя умение не играло никакой роли, играло — везение.

Ближний пулемет осекся и замолчал. Пулеметчик откинулся головой на бруствер и сполз вниз.

Но второй пулемет бил, бил уже туда, куда надо, нащупывая огненными струями огрызающихся врагов, загоняя их за укрытия.

Резидент залег за телом мертвого хозяина “Москвича” и, прикрывшись им, тоже начал стрелять. В отличие от своих телохранителей прицельно. Он поймал на мушку высунувшуюся из земли каску, завалил пистолет чуть ниже, к дулу изрыгающего огонь пулемета и выстрелил длинной очередью все пятнадцать бывших в обойме патронов. Мгновенно сбросил опустошенную обойму, вогнал на ее место другую и в секунду расстрелял и ее.

Пулемет замолк.

Но пулеметчик был жив. Это просто пуля сшибла коробку с пулеметной лентой.

— Живым его берем, живым! — заорал Резидент, бросаясь вперед.

До окопчика было метров шестьдесят, и если успеть до того, как он поправит заклинившую ленту…

Справа и слева, обгоняя шефа, бежали два его телохранителя. Они были моложе и быстрее. И потому добежали первыми.

С разгона, не разбираясь, они всадили в окоп по пол автоматных рожка. Наработанные в боевых действиях инстинкты подсказали им именно такое решение. Кто стреляет первым, тот остается жив!..

Пулеметчик сполз на дно окопа.

И этот ушел!

Бой был выигран, но толку от этого было чуть! Из трех потенциальных “языков” не осталось в живых ни одного!

Телохранители поняли свою ошибку.

— У него была граната, граната, — несколько раз сказали они, пытаясь оправдаться.

— Ладно, чего уж теперь… Проверьте его.

Телохранители с опаской, выставив вперед автоматы, подошли ко второму окопчику.

— Жив он, жив! — обрадовано закричали, замахали руками они.

Выдернули из окопа, подтащили громко застонавшего пулеметчика. Пуля попала ему в плечо, раздробив кость и выйдя из шеи.

— Осторожно вы, черти! — крикнул Резидент.

Подбежал, на ходу выдергивая из кармана шприц-тюбик с обезболивающим. Вколол в ногу прямо через штанину.

— Ты меня слышишь? Слышишь? — громко сказал он.

Пулеметчик остановил на нем взгляд. Осмысленный взгляд.

— Кто ты? — начал Резидент с нейтрального вопроса. — Как тебя зовут?

Но раненый не ответил даже на него.

— Как тебя зовут?!

Ткнул пальцем возле самой раны. Раненый вскрикнул и снова стиснул зубы. Ладно, не сказал теперь, скажет потом. Все равно скажет!

— Несите его в машину, — приказал Резидент телохранителям. — Только осторожно, не растрясите!

Один из телохранителей подхватил раненого на руки. Хотел что-то спросить, повернулся, сказал:

— Может быть, лучше?..

А дальше произошло непонятное. От озера что-то глухо, как отдаленный раскат грома, бухнуло, и телохранителя и раненого подбросило вверх и отшвырнуло назад чуть не на метр! Они упали и раскатились в разные стороны. Из груди телохранителя, из огромной, с кулак, раны, множеством алых струй хлестала кровь. У раненого пулеметчика был разворочен правый бок и еще более разворочен левый.

Никто ничего не успел понять. И даже тогда не успел, когда невидимая и тяжелая, как кувалда, пуля сшибла с ног второго телохранителя.

Резидент мгновенно обрушился на землю. Ему повезло, он в этом раскладе должен был быть третьим.

Снова ухнуло, но теперь два раза подряд. Первый — со стороны озера, второй — от “Волги”. Тяжелая пуля пробила машину насквозь и пробила тело спрятавшегося за ней телохранителя.

Итог боя стал другим. В одну секунду стал другим!

Только что было три чужих трупа, а теперь…

Резидент мгновенно перекатился за “Москвич”.

Кто же их? Причем первых двух — одной пулей! Но почему их? Почему пленного? Вначале — пленного… Почему своего? Чтобы не болтал?..

Снова ухнуло, и словно гигантское, величиной с лом, шило пронзило дверцы машины с двух сторон. Тяжелая чушка пули ткнулась в землю позади Резидента.

Он отпрянул в сторону.

Противоснайперская винтовка! Такая же, как на даче!

Надо куда-то спрятаться… Надо спрятаться за мотор, мотор она не пробьет!

Резидент метнулся к капоту, встал на корточки за передним колесом.

Но откуда, откуда он стреляет?

Вытащил из кармана радиостанцию. Включил на прием.

— Что у вас там, что? — сразу услышал обеспокоенный голос Помощника.

— Стреляют! Откуда-то стреляют, но я не пойму откуда. Может, от тебя?

— У меня чисто, я держу подходы под контролем.

— Но откуда тогда?!.

Бахнуло еще раз, и от колеса, за которым стояли ноги Резидента, полетели металлические ошметки. По ботинкам и голени хлестнули осколки.

“По ногам бьет! Хочет ранить, чтобы свалить, а потом добить!” — сразу понял он.

И еще понял, что в ближайшие несколько секунд выстрела не будет. Прозвучало пять выстрелов: три — в людей, два — в “Москвич”. В магазине пять патронов. Если, конечно, снайпер один и если у него отечественная винтовка.

Одна-две секунды есть, должны быть…

Рискнем?

Резидент на мгновенье высунулся из-за укрытия, окинул взором окрестности.

Ничего! Кругом голое поле, этот и тот берег прикрывает Помощник, там вода. Но откуда?..

Неужели?!.

Он внимательно пробежал взглядом по воде. Далеко, может быть, в километре, на поверхности озера просматривалась какая-то точка. Коряга или сорванный с берега куст…

— Там, на озере, какой-то предмет! — крикнул он, поднеся радиостанцию к самому рту. — Посмотри!

— Вижу! — через паузу сказал Помощник. — Это дерево.

— Они стреляли оттуда! Оттуда!

Помощник, засевший на единственной в округе высотке, поднес к глазам бинокль.

Ветки с остатком листвы, ствол, что-то черное, налипшее на кору, что-то вроде водорослей. Или… или это гидрокостюмы?

— Я вижу их, я сейчас их сниму…

— Не стрелять! — рявкнул Резидент. — Только наблюдай! Они не будут долго… Они поплывут в сторону берега. Их где-то ждет машина. Проверь побережье и прикрой дороги, ты успеешь, они будут плыть долго! Перекрой дороги!..

— Их нет, они исчезли! — уже через минуту доложил Помощник.

Резидент, не ответив, выскочил из-за укрытия и побежал к изрешеченной пулями, с осыпавшимися стеклами “Волге”.

Только бы она завелась, только бы завелась…

Движок заработал. Резидент нажал на педаль скорости. И тут же отпустил ее.

Трупы, остались трупы… И еще неизвестно, удастся ли взять аквалангистов живыми…

Он выскочил из машины, подбежал к мертвому хозяину “Москвича”, подхватил его под руки, подволок к машине, впихнул на заднее сиденье. Потом притащил ближнего пулеметчика. Дольше всего пришлось повозиться с тем, что был в дальнем окопчике. Он провалился глубоко, на самое дно ямы. Резидент ухватил его за волосы, поднял и так волоком и подтащил к машине.

Ничего, он простит, ему не больно…

Теперь ходу!

Он вырулил на идущую вокруг озера грунтовку.

С нее всего четыре съезда. Этот. Тот, что дальше, он хорошо отсюда просматривается, поэтому вряд ли они его выберут. И еще два…

Какой они изберут?

Какой?..

Помощник Резидента перехватил машину возле самого берега. И сразу понял, что это она! Слишком чисто было вокруг — ни пустых бутылок, ни консервных банок, никакого другого сора. Рыбаки так не отдыхают.

От воды на берег, по примятой траве, тянулись две мокрых полосы, словно кто-то только что вышел из воды.

— Будем брать! — тихо сказал Помощник Резидента.

И первым вышел из машины.

— Инспектор рыбохраны Стригунов, — представился он, махнув в воздухе какими-то корочками, которые держал в левой руке. Потому что в правой держал пистолет.

Он был так же похож на рыбинспектора, как стоящие напротив него люди на артель рыбаков.

— Чего, рыбку ловим?

— Ну, допустим?

— И конечно, с использованием запрещенных законом снастей?

— Да никто ничего не ловит, начальник. Мы просто так приехали, отдохнуть, — попытались решить дело миром “рыбаки”.

— Все так говорят, — гнул свое “инспектор”. — Придется машину осмотреть.

Люди “инспектора”, расходясь по сторонам, брали машину в клещи. Приказ был — брать противника живьем. Только живьем!

“Рыбаки” заметили их маневр и переглянулись.

— Слушай, давай так, ты нас не видел, мы тебя. Кто-то из “рыбаков” вытащил и бросил на капот несколько сотенных долларовых купюр.

— А мне ваших денег не надо, мне, может быть, за державу обидно, — сказал, выкобениваясь, “инспектор”.

— А если мы еще добавим?

“Рыбаки” не шли на обострение, предпочитая откупиться от опасности.

— А ну-ка, открывайте багажник! — приказал “инспектор”.

Но и тогда “рыбаки” не бросились в атаку, а покорно пошли к багажнику, уступая противнику инициативу, позволяя занять более выгодные позиции. Или они действительно рыбаки?..

В багажнике ничего не было. Ни аквалангов, ни гидрокостюмов, ни ласт. Все снаряжение они утопили в озере. Или все-таки ошибка?

Но мокрая полоса…

— А ну-ка, руки за голову!

— Разве рыбинспекция имеет право проводить личный досмотр? — усмехнулся один из них.

Но руки поднял.

И все подняли!

Вдалеке показалась быстро несущаяся по грунтовке белая директорская “Волга”. И тут же запищала рация.

Помощник щелкнул переключателем.

— Уходи, уходи немедленно! — закричал Резидент так, что услышали все стоящие рядом. — Уходи!

— Куда, почему? — ничего не понял Помощник.

— Немедленно, немедленно!..

“Волга”, свернув на целину, неслась к берегу. Стал даже слышен звук работающего мотора, хотя машина была далеко. И звук был какой-то странный, какой-то непривычный. Он нарастал, приближался, но почему-то шел не от машины, шел откуда-то сбоку.

И вдруг из-за небольшого перекрывавшего горизонт пригорка, на предельно малой высоте, на удивленно застывших людей, оглушив их и придавив к земле ветровым потоком, падающим с несущего винта, выскочил вертолет.

Он замер, не долетев нескольких десятков метров, осадив ход, как выскочившая на волка гончая.

Все удивленно уставились в небо — и “рыбинспекторы” и “рыбаки” Откуда он здесь взялся?..

— Может, это наши? — робко предположил кто-то из “рыбаков”.

Они сразу припомнили танки и самоходные реактивные установки, “взятые напрокат” в местных воинских частях, для подстраховки “большими калибрами”. Так, может, и в этот раз?

— Ну точно! “Вертушка”-то армейская!

Расклад сил мгновенно изменился.

Вертолет завис в пятнадцати метрах над землей, и все увидели направленные в их сторону сопла реактивных установок и увидели, как с борта свалилась бухта раскатавшегося до самой земли троса. Показались зависшие над пятнадцатиметровой пропастью ноги, и первая, хорошо различимая фигура с автоматом наперевес заскользила вниз.

За ней вторая, третья, четвертая…

— Сдавай оружие, ребята! — радостно приказали “рыбаки”.

— Ну все — суши весла, — подвел черту кто-то из телохранителей и швырнул в траву автомат. — Аллее капут!

Бонды, десантировавшиеся с вертолета, мгновенно раскатились в стороны, выстроились в цепь и пошли в сторону машин и замерших в растерянности телохранителей. Пошли в полный рост, не пригибаясь, не залегая. Пошли, как в психическую атаку.

Они не боялись встречных выстрелов, потому что за их спинами маячил вертолет.

И выстрелов не было, не могло быть…

Осмелевшие “рыбаки” сделали шаг вперед и потянули руки к чужому оружию.

“Ну вот и все… — подумал Помощник Резидента. — Осталось достойно умереть, потому все равно придется умереть. В бою с этими — теперь или тихо от рук своих — потом”.

Лучше теперь…

Помощник незаметно, большим пальцем, толкнул вниз предохранитель. И сделал шаг в сторону. Под прикрытие одного из “рыбаков”.

“Обойму-две расстрелять успею, а там…”

Но выстрелить он не успел. И в первое мгновение ничего понять не успел. На берег на огромной скорости, может быть, сто, может быть, больше километров, выскочила машина. Выскочила директорская “Волга”.

Подпрыгивая, срубая днищем кочки, рискуя в любое следующее мгновенье перевернуться, машина врезалась в шеренгу наступавших бойцов. Крайний, как стоящая на столе доминошка, был страшным ударом отброшен вперед, на соседа, и уже вдвоем они отлетели метров на десять в сторону. Третий боец тоже не успел среагировать, угодив под удар капота.

Машину от трех, практически слившихся в один, ударов повело влево. Но водитель каким-то непостижимым образом выровнял ее.

Четвертый боец попытался отпрыгнуть в сторону, но не успел, бампер подломил ему ноги, он обрушился на капот, перелетел через салон и рухнул на землю. Он остался жив, но был весь переломан.

Но машина уже потеряла скорость и потеряла устойчивость. Ее перевернуло через левое переднее колесо и закрутило вокруг своей оси. Но это оказалось только хуже, хуже для наступающей стороны.

Крутящаяся волчком машина подмяла под себя два тела, обрушилась на них, размяла, раздавила и наконец замерла.

От десантировавшегося с вертолета отряда осталась дай бог половина…

Первым очнулся Помощник Резидента. Машина еще летела, еще переворачивалась, давя разбегающихся в панике врагов, а он уже открыл стрельбу из пистолета. Он выцеливал тех, кто был дальше от машины, кого она не могла зацепить.

Выстрел.

Выстрел.

Выстрел…

Ближайший “рыбак” оценил обстановку и попытался ударить его по руке. Пришлось отвлечься на него. Пришлось отвлечься двумя пулями.

Еще два “рыбака”, все еще стоящие с поднятыми к голове руками, вдруг, уцепив пальцами укрепленные за воротниками метательные ножи, резко бросили их вперед, в стоящих неподвижно телохранителей.

Один из них, схватившись за лицо, упал навзничь. Из правой глазницы у него торчала ручка вошедшего почти во всю длину в тело клинка. Второму нож срезал часть уха.

Но “рыбаки” не достигли того эффекта, на который рассчитывали, достигли обратного. Заторможенные, раздумывавшие, сдаваться или нет, телохранители инстинктивно вжали спусковые крючки в скобы. Выпущенные в упор автоматные очереди скосили “рыбаков” в одну секунду.

Но, с другой стороны, из-за спин, разом застучали автоматы вертолетного десанта.

Один телохранитель переломился в поясе, другой схватился за плечо.

— Ложись! — крикнул Помощник Резидента.

И вдруг понял, что надо сблизиться с противником. Обязательно сблизиться, чтобы те утратили главное свое преимущество — огневую поддержку вертолета. Пилот не будет стрелять в месиво своих и чужих бойцов.

— Ползком… вперед! — что было сил заорал Помощник.

Его поняли. Телохранители, стреляя, перекатываясь, прячась за кочки, поползли вперед.

Но плотный, встречный огонь остановил их, заставил залечь.

— Вперед, вперед! — кричал Помощник Резидента.

Но все лежали.

Несколько стволов стали бить прицельно на голос.

— А!.. Сволочи. И снова:

— Вперед, ребята, вперед!..

Вертолет, качнувшись в воздухе, сдал чуть вперед.

Выцеливает, гад!

Из люка, высунувшись чуть не по пояс, длинными очередями стрелял из снятого со станка ручного пулемета пулеметчик Ему сверху было все видно как на ладони. Были видны распластавшиеся по земле свои и чужие.

Кто-то сдавленно охнул.

Несколько пуль зарылись в землю перед самым лицом Помощника. Одна, срикошетив от случайного камня, ударила в ногу.

Но все равно, превозмогая боль, он кричал, срывая голос, просил, требовал:

— Вперед! Вперед!

Но все лежали, боясь поднять от земли голову, и их можно было расстрелять сверху, как куропаток…

И снова судьба дала им передышку. Судьба в лице Резидента!

Вывалившись из перевернутой “Волги”, он открыл огонь по вертолету. Он бил одной нескончаемой, опустошающей магазин очередью.

Стук пулемета наверху оборвался на полуноте, и с высоты пятнадцати метров головой вниз пулеметчик рухнул на землю.

Но Резидент сделал больше, чем мог сделать на его месте кто-нибудь другой. В нарушение всех уставов и даже здравого смысла он решил атаковать вертолет. Вытащил гранату РГД и, выдернув чеку и просчитав до двух, что было сил швырнул ее вверх. Швырнул в вертолет.

Он не надеялся его свалить, вряд ли это было возможно, он хотел лишь сбить пилота с прицела, дать шанс своим ребятам проскочить опасные метры…

Он бросил гранату и успел прыгнуть в искореженный остов перевернутой “Волги”.

Раздался взрыв. Там, на высоте, перед самой кабиной. Десятки осколков хлестнули по вертолету. Они не смогли пробить бронированные стекла, но пилот дернулся, отшатнулся от взрыва и, отшатнувшись, потянул за собой рукоять управления. Вертолет на мгновение потерял равновесие и, кренясь, стал уваливаться в сторону озера.

Он не упал, граната для вертолета была что слону дробина, пилот быстро выровнял машину. Но за эти несколько десятков секунд бросившиеся вперед телохранители успели переломить ход боя. Сменив обоймы и магазины, они разом открыли ураганную стрельбу, заставив противника прижаться к земле и несколькими отчаянными прыжками сократили разделявшее их расстояние.

Ситуация для противника не была безнадежной, они могли попытаться ответить огнем на огонь… Но… не могли! Потому что с левого фланга сразу из двух упертых рожками в землю автоматов стрелял Резидент. Едва ли он мог в кого-нибудь из такого положения попасть, но он и не ставил себе такой цели. Это была психическая атака.

Десятки пуль взрывали землю в тылу десанта. В них били спереди и били сзади. Бойцы дрогнули и поползли назад. Но им не дали оторваться, им “сели на хвост”. И они снова залегли и стали отстреливаться.

Разделявшее противников расстояние не превышало десяти метров. В такой ситуации ракеты были бесполезны. Бой приобрел затяжной позиционный характер. Все выжидали…

К Резиденту подполз кто-то из телохранителей.

— Как вы?

— Ерунда. Где ваш командир? Что с ним?

— Ранен.

— Где он?

— Там, — показал телохранитель.

— Тогда придется тебе… Ползи к “Волге”, там в салоне трупы. Ты увидишь… Отыщи в багажнике пилу и… в общем, отрежь им головы и пальцы.

— Как отрезать?!

— Так — отрезать! Пилой отрезать! Головы и пальцы! Мне нужны их головы! Мы не сможем унести их с собой всех, целиком. У нас раненые! Мы сможем только так! Только так!!!

Ну, быстро!!

Телохранитель пополз к машине.

Резидент в противоположную сторону, к раненому Помощнику.

Он нашел его быстро, нашел по автоматным очередям. Помощник был плох, но он продолжал стрелять, стараясь помочь своим хоть этим. Он стрелял по противнику и стрелял по вертолету, один за одним отбрасывая опустошенные магазины. Когда они заканчивались, он подползал к ближайшему трупу и, шаря по карманам, находил снаряженные рожки. Или брал чужое оружие. И снова стрелял, стрелял…

— Куда тебя?

— В ногу.

Рана была сквозная, но все равно самостоятельно он двигаться скорее всего не сможет. Да и крови потерял…

Резидент рванул рукав рубахи, стянул ногу выше раны импровизированным жгутом. Это все, что он мог сделать.

Не повезло парню, можно сказать, первый бой — и на тебе!..

Откуда-то сбоку выполз телохранитель, которого он послал в машину. Он тащил за собой, ухватив за волосы, три головы.

“Господи, сколько крови”, — мгновенно подумал Резидент. И тут же забыл, о чем подумал. Потому что там, где стреляют, где стреляют в тебя, сантименты умирают первыми. Умирают вместе с близкими тебе людьми.

Резидент снял пиджак и завернул туда головы, а в карманы ссыпал пальцы.

— Надо сматываться отсюда, — сказал он.

И вдруг увидел, как стронулся с места висевший до того неподвижно вертолет. Он развернулся и полетел назад.

Уходит? Неужели уходит?

Или?..

Ах ты, дьявол!

— Назад! — закричал Резидент. — Назад!

И, развернувшись и толкая вперед пиджак с головами и подтягивая за собой раненого Помощника, быстро пополз к ближайшим зарослям камыша и по ним в сторону озера.

Вертолет снова развернулся и завис над водой. Он никуда не улетел, он просто отодвинулся от места боя на несколько десятков метров. Просто отодвинулся…

Ну все, сейчас начнется!..

Из раструбов ракетных установок выскочили тонкие, сигарообразные ракеты и устремились к земле. Туда, где все еще стучали автоматы.

Раздался взрыв, вернее, множество слившихся в один взрывов.

Сзади в спину и затылок дохнуло огненным ветром. Сверху обрушились комья земли и еще чего-то липкого и мягкого.

Едва ли там кто-нибудь остался в живых. Едва ли вообще хоть что-то осталось.

Они все-таки решились…

Не знающий, что делать, пилот запросил базу о дальнейших действиях и получил приказ открыть огонь на поражение. Огонь по чужим и по своим. Огонь на полное уничтожение.

Операция сорвалась, и кто-то зачистил свидетелей. И с той и с другой стороны.

Резидент дотащил до озера Помощника и сполз в воду. Растекающийся над землей дым прикрыл их с воздуха. Да и вряд ли пилот что-нибудь заметил, не до того ему было. И даже если заметил, то едва ли станет преследовать. Ему бы после того, что он тут уже сотворил, очухаться.

Но все равно, на всякий случай надо исчезнуть.

Резидент погрузился в воду и, подняв со дна грязь, зарылся в тину.

Теперь его увидеть мудрено — озеро замутили упавшие в воду осколки и комья земли.

Рядом бултыхался телохранитель.

— Тебя задело?

— Нет, только слегка оглушило.

— Бежать сможешь?

— Смогу.

Вертолет облетел место, где взорвались ракеты, и лег на обратный курс.

— Бери его.

Телохранитель присел, взвалил раненого Помощника на плечо.

— Теперь ходу! Через пять минут я сменю тебя.

Они бежали полчаса и потом еще час. Когда увидели проезжающие по дороге машины, залегли. И дальше на всякий случай передвигались ползком.

Это могли искать их. Единственных вышедших живыми из этой передряги.

Потом наступила ночь, и они пошли в рост. Пошли быстрым шагом в противоположную от города сторону. Они знали, что если их будут искать, то будут искать совсем в другой стороне.

К утру они вышли к железной дороге. Дождались проходящего товарного поезда, подсадили раненого Помощника, который повис, ухватившись за поручни, запрыгнули на подножки сами и ехали еще целый день, закопавшись втроем в уголь. Ехали молча, напряженно думая каждый о своем. Но все равно думали об одном и том же.

Резидент — о том, где лечить раненого Помощника, но гораздо больше о попутчике. Потому что с единственным оставшимся в живых телохранителем нужно что-то решать. Он видел своего шефа в деле и теперь вряд ли поверит, что тот просто директор. Знает он, конечно, немного, но о том, чего не знает, может догадываться. И этого вполне достаточно…

Надо его чистить. Как кто-то зачистил оставшихся там на берегу бойцов.

Надо…

Но кого-то еще чистить у Резидента не было ни сил, ни желания. Слишком много всего было в последние сутки. Слишком…

К тому же телохранитель оказался не дурак и, понимая что к чему, был настороже. И даже не спал. Значит, вряд ли с ним удастся справиться тихо, тем паче что на Помощника рассчитывать не приходится. А “громко” хочется меньше всего. Потому что тогда придется заглянуть ему в глаза…

“Раскис, — подумал Резидент. — Стал как кисейная барышня”.

Незаметно взглянул на телохранителя. Тот тоже быстро скосился в его сторону и напрягся.

Боится…

Сейчас его пожалеешь, а потом за это тебя… И его тоже! Если он сболтнет где-нибудь хоть полслова.

Но все равно нет сил множить смерти…

— Ладно, давай в открытую, — сказал Резидент. — Думаю, ты все понимаешь.

— Не дурак, — кивнул телохранитель.

— Если ты все забудешь, у тебя появляется шанс. И у меня тоже.

— А я ничего не видел. Я напился и два дня был в беспамятстве, — ответил понятливый телохранитель.

— Точно?

— Я жить хочу.

Оба замолчали. Но как-то нехорошо замолчали, не по-доброму.

— Если ты не веришь мне, можешь перейти в другой вагон, — предложил Резидент.

— Тогда я лучше перейду.

Телохранитель встал.

— Я пошел, — сказал он.

— Прощай И… спасибо тебе.

— Не за что, — усмехнулся телохранитель. — Если еще что-нибудь будет нужно — не зови. Не надо.

И ушел.

“Зря, — запоздало подумал Резидент. — Наверное, старею… Хотя по паспорту всего-то…”

И сам над собой усмехнулся — по какому паспорту, по первому или по сотому? Сколько их было, паспортов. Сколько будет…

Колеса поезда выстукивали на рельсовых стыках знакомую музыку. Музыку дороги. Которая ничего не обещала, которая вела в никуда…

Глава 15

— У нас потери.

— Сколько?

— Все. Кроме пилотов.

— Плохо…

Как такое могло случиться?

— Я не имею исчерпывающей информации, так как могу судить о происшедшем только со слов пилотов. Они утверждают, что наши люди встретили неожиданное сопротивление. Очень серьезное и грамотное сопротивление. Завязался бой, и преимущество внезапности было утрачено.

Кроме того, в первые секунды боя погибло сразу несколько наших бойцов.

— Каким образом?

— Их таранил автомобиль.

— Что? Какой автомобиль?

— Кажется, “Волга”. Она смяла левый фланг наступающей цепи, и противник, воспользовавшись этим, занял выгодные позиции.

— А бортстрелок? Ему сверху хорошо должны были быть видны свои и чужие.

— Он тоже погиб.

— Но можно же было что-то сделать!..

— Вряд ли. Противник пошел на сближение, порядки перемешались, и оказать огневую поддержку так, чтобы не задеть своих, было затруднительно.

Я же говорю, они действовали очень грамотно, навязав встречный бой на предельно малых дистанциях. Ни помочь огнем, ни эвакуировать их было невозможно. Возникла реальная опасность пленения кого-нибудь из наших людей. Кроме того, бой слышали свидетели, которые могли сообщить о нем в милицию. Я был вынужден отдать приказ открыть огонь на поражение.

— Ладно, отдал, значит, отдал. Оформи потери как несчастный случай.

— Уже оформил. Все?

— Нет, не все. Напиши от моего имени приказ об объявлении тебе за допущенные в работе ошибки, повлекшие неоправданные потери среди личного состава, строгого выговора.

И еще один приказ… О вынесении благодарности. За то же самое…

Глава 16

— Сколько, сколько? — не поверив тому, что услышал, ахнул “Дрозд”.

— Все, — повторил “Селезень”. — Все, кто участвовал в операции. Все до одного.

— Да ты что?!. Да меня за это… Да я тебя за это!.. — вспылил “Дрозд”. Но быстро взял себя в руки и начал разбираться: — Как это случилось?

— Пока точно неизвестно… Но, по всей видимости, их обстреляли с воздуха.

— Почему именно с воздуха?

— Свидетели видели там какой-то вертолет и слышали взрывы… Я думал, что вы знаете…

— Я знаю? Что знаю? С чего ты взял, что я что-то знаю?!

— Я подумал… Я предположил, что это был наш “борт”… Что это вы приказали поддержать группу “вертушкой”.

— Я? Ничего я не приказывал.

— А кто же тогда это?.. — растерялся “Селезень”.

Дело принимало дурной оборот. Мало приятного, когда отправленных на задание бойцов по ошибке или по приказу свыше расстреливает своя собственная “вертушка”. Но еще хуже, когда чужая.

— Похоже, вляпались… — подвел итог “Дрозд”.

И отправился на доклад к “Коршуну”.

Хотел было сам себе пожелать “ни пуха ни пера”, но быстро понял, что желай, не желай, а перо с него нынче подергают. Если вообще не ощиплют. Потому что “Коршуны” как раз “Дроздами” и питаются…

— Какая “вертушка”? — не понял генерал Крашенинников. — Откуда там взялась “вертушка”?

— Не могу знать.

— Должен знать!

“Дрозд” стоял, опустив голову и всем своим видом демонстрируя осознание вины.

— Где тела погибших?

— По всей видимости, в городском морге.

— По всей видимости… — недовольно повторил генерал. — Что это за формулировки?! Немедленно формируй группу для возвращения наших ребят. Чтобы через час!.. Чтобы через полчаса!..

“Дрозд” взял под козырек.

— Кого назначить командиром группы?

— Никого не назначать. Командовать группой буду я. Я сам!..

Два дня бойцы ползали на брюхе на месте боя, собирая среди травы и выковыривая из земли осколки. Генерал внимательно их осматривал, пытаясь найти следы маркировки, и даже пытался соединять друг с другом.

А ведь действительно “вертушка” — все более убеждался он. Но откуда? Про встречу знали только две стороны — его люди и директор завода.

Так, может, это он?

Генерал навел справки и узнал, что после той встречи директор завода пропал. И вместе с ним пропали несколько нанятых им телохранителей.

— Мне нужны материалы уголовного дела, — потребовал генерал.

— Они дорого запросят.

— Сколько бы ни запросили!..

У жены начальника горотдела милиции появился новый джип, у сына заместителя начальника горотдела — квартира, у генерала Крашенинникова — интересующие его страницы дела.

Практически все пропавшие телохранители отыскались среди трупов, собранных на месте преступления, и были опознаны родственниками. Кроме одного, оставшегося в живых и привлеченного следствием в качестве свидетеля. Но он тоже был бесполезен, так как показывал, что ничего не знает, на месте преступления не был, а был на даче, был один и был в стельку пьян. Чем следствие и удовлетворилось.

Но не генерал Крашенинников. Генерал Крашенинников приказал достать единственного выжившего телохранителя “хоть из-под земли”.

Телохранителя нашли.

— Ты был там? — в лоб спросил генерал.

Он сидел на складном стуле на краю поляны в пригородном лесу. Напротив стоял телохранитель. За ним полукругом спецназовцы.

— Так был или нет?!

— Где? — удивленно расширил глаза телохранитель.

— Не изображай идиота, ты знаешь, о чем я говорю! Ты был там, где завалили твоих дружков?

— Нигде я не был, я водку пил.

— Ты же выехал вместе со всеми!

— Выехал. Но на первом перекрестке сошел. Все поехали, не знаю куда, а я на дачу с ящиком водки.

— И больше, конечно, ничего не помнишь?

— Не помню!

— А так вспомнишь? — спросил генерал, вытащив и направив на телохранителя пистолет.

— Если вы меня убьете, вы совсем ничего не узнаете.

— А что мы должны узнать? Что ты водку пил? Так ты это уже говорил.

Или что-то еще?

Телохранитель молчал, потому что не верил, что с ним могут что-нибудь сделать, что могут убить. Он не подозревал, с кем имел дело…

Генерал поднял пистолет и, больше ни о чем не спрашивая, почти не целясь, выстрелил. И попал! Пуля ударила телохранителю в левую ногу, разбивая, разнося в куски коленную чашечку.

Телохранитель упал и завыл от боли.

— Ты был там? — повторил вопрос генерал и, привстав, ткнул дуло пистолета в правую, здоровую, ногу.

Боль в перебитом колене была страшная, но страх был сильнее боли. Если он выстрелил раз, то, значит, способен выстрелить снова! Он способен на все!..

— Не надо, — попросил телохранитель. — Я прошу вас. Я вас очень прошу!.

— Ты был там? — очень спокойно, подчеркнуто спокойно, вновь спросил генерал, буравя колено пистолетом.

— Да! Был! — заорал раненый.

— Что там произошло?.. Ну, говори! — Пауза затянулась на несколько секунд, и генерал, чуть сместив оружие, нажал на спусковой крючок.

Он знал, как надо вести “горячий” допрос. Он еще там, в Афгане, научился “потрошить “языков””.

Грохнул выстрел.

Пуля прошла вскользь, перерезав кожу и прилежащие к ней мышцы ноги. Ранение было поверхностным, было не опасным, но это ранение было предупреждением.

Генерал, вновь передвинув пистолет, больно ткнул им в колено.

— Ты начал с того, что вы поехали на встречу. Что было дальше?

— Да… Поехали. Несколько человек с директором, а мы с еще одним…

— С кем?

— Я не знаю. Директор приказал подчиняться ему во всем. Мы приехали на берег озера и задержали каких-то рыбаков.

— Как задержали? Силой задержали?

— Нет, мы представились рыбнадзором.

— Среди них был кто-нибудь из этих людей? — генерал вытащил из кармана и показал несколько фотографий. Фотографий своих бойцов.

— Да, были. Вот этот, этот и этот тоже.

— Что было дальше?

— Мы хотели их обыскать, но тут прилетел вертолет, и с него спустились бойцы с автоматами.

— Сколько?

— До отделения.

— Их вызвали вы?

— Нет, те, другие — рыбаки.

— Почему ты так решил?

— Не знаю… Нам никто не говорил, что будет вертолет. И потом, когда они спустились, они начали стрелять.

— В кого — в задержанных вами рыбаков?

— Нет, кажется, в нас. Или во всех.

Как так во всех? Не может быть, чтобы во всех. Скорее всего, он что-то перепутал.

— Ты уверен?

Телохранитель уже не был уверен так, как раньше.

— Мне показалось, что во всех. Там все происходило так быстро… Со всех сторон стреляли…

— Ты тоже стрелял?

— Нет, я не стрелял! Я в ваших людей не стрелял! Я там не был! Директор послал меня отрезать у нескольких трупов головы.

— Зачем?

— Я не знаю. Он приказал — я отрезал и принес ему.

— Что было потом?

— Вертолет открыл огонь. Ракетами. Нас осталось в живых трое — я, директор и тот его помощник. Мы взяли с собой головы и пошли к железной дороге…

Телохранитель рассказал все. Хотя не должен был. Нив коем случае не должен был! Потому что не должен был остаться в живых.

Промашку допустил Резидент. Непростительную промашку. Непрощаемую промашку! Конторой не прощаемую! Обязан был зачистить свидетелей, обязан был убить и не убил! А теперь… Теперь, чтобы прервать цепочку, надо было, по идее, выбивать следующее звено — выбивать Резидента и Помощника. Потому что если не ты — то тебя.

— Кто они были — этот директор и его помощник?

— Я не знаю…

Дальше можно было стрелять в коленку, в живот, в голову, можно было резать телохранителя на куски живьем, он все равно ничего бы не сказал, потому что больше ничего не знал.

Получается, вертолет был их и либо страховал их, либо зачищал — сделал первый вывод генерал. Хотя есть некоторые странности, есть много странностей.

Телохранителя допросили еще раз и еще… А потом убили. Потому что после “горячих” допросов “языков” всегда добивают.

Генерал Крашенинников не допустил ошибки, которую позволил себе Резидент.

— Возьмите его для морга, — распорядился он.

Мертвого телохранителя засунули в полиэтиленовый мешок и закопали, замаскировав место захоронения и сделав на подходах несколько меток на стволах деревьях.

— Что там с нашими ребятами?

— Все практически готово. Санитары согласились собрать все трупы в одно место. Сейчас мы подбираем тела на замену.

“Тела на замену” были мертвецами, которых предполагалось положить на место изъятых из морга тел. Только они не сразу были мертвецами, а вначале были живыми людьми. “Телами на замену” служили клюнувшие на бутылку водки бомжи, которых вначале прикармливали, а потом вывозили за город и… складывали в полиэтиленовые мешки. В такие же, в какой лег телохранитель, который, сам того не зная, спас неведомого ему бездомного бродягу. Спас ценой своей жизни…

Подбирать живых людей было проще, чем искать готовые трупы, например, выкапывая мертвецов на кладбищах. Суета возле свежих могил более заметна, чем пропажа бомжей. Мертвецы нужны родственникам — бомжи никому.

— Когда вы планируете проведение операции?

— Послезавтра на рассвете…

Прежде чем войти в морг, бойцы генерала Крашенинникова заблокировали подходы к больнице. Опасные направления прикрыли мобильными огневыми группами. Во двор, расположенный вблизи главного входа, загнали закамуфлированный под милицейский “уазик” с переодетыми в милицейскую форму бойцами.

Дальше действовали, почти не маскируясь. К моргу подогнали “труповозку” и занесли внутрь носилки с лежащим на них трупом. Настоящим трупом, заранее заготовленным трупом.

Спросили у санитаров:

— Все готово?

— Да, конечно, как договаривались. А вы “бабки”-то принесли?

— А как же! Вот, на, держи. Здесь для всех. Передали пачку долларов, предназначенных для санитаров и охранников.

— Давай говори, куда идти.

Деньги заплатили за изъятие только одного трупа. На все санитары бы не согласились.

— Вон туда, налево. Прошли в холодильник.

— Вот они, все здесь. А какой ваш, я не знаю, сами ищите.

На полках лежали трупы, привезенные с места боя. Рядом были сложены грудой отдельные фрагменты человеческих тел — ноги, руки, головы.

Один из бойцов достал видеокамеру и стал крупным планом снимать мертвецов.

— А это зачем?

— Вдруг мы его сразу не найдем, тогда дома разберемся. Зачем нам туда-сюда чужих мертвяков таскать.

— А-а… — все понял санитар и уважительно посмотрел на камеру. — Ежели вам еще какие куски нужны, так они не здесь — там. Мы подумали, зачем вам лишнее мясо, ежели все равно его хоронить?

— Куски тоже нужны Особенно руки и пальцы.

Санитар с готовностью бросился к двери.

— Эй, погоди, — остановили его, — ты один туда не ходи. Вот он пусть с тобой сходит.

— Да что я, не управлюсь, что ли?

— Может, и управишься, только с ним быстрее. И надежнее…

Оставшиеся бойцы быстро осмотрели тела, опознавая своих по фрагментам одежды, часам, зубам, татуировкам, шрамам и родинкам, о которых заранее вспомнили и по которым составили словесные описания тел.

— А помните, Витьку колючая проволока подрезала, когда мы склад горючки у синих рвали?

— Точно! У него еще шрам остался вот здесь на спине! Такой, в форме перевернутой запятой…

Смертных медальонов на трупах не было, равно как удостоверений личности или других, по которым их можно было опознать, деталей. Спецназ уходит на боевые задания “пустым”, оставляя документы, награды и все личные вещи на базе.

Есть шрам в двадцати сантиметрах над голенью на оторванной, отдельно лежащей ноге… Родинка в форме звездочки на правой щеке изуродованного лица…

У нескольких трупов не было голов, а срез на остатках шей выглядел ровным. Вряд ли такой могли оставить осколки.

— Вот у этих где головы? — спросили бойцы.

— Так не было. Вовсе не было! — ответил санитар. — Ни голов, ни рук!

У безголовых трупов были отрезаны еще и пальцы. Не врал телохранитель…

Сергей.

Володька.

Сашка… — опознавали спецназовцы своих друзей.

— Ну что, все?

— Вроде все.

Теперь осталось только их вывезти.

— Поди сюда, — поманили бойцы санитара. Тот подошел.

— А это у тебя что?

— Где?

— Да вон же, вон, гляди…

Санитар повернулся. Ему ловко набросили на шею ремень и, сильно потянув за концы, пережали горло. Санитар захрипел, задергался и затих.

Теперь им никто помешать не мог. Оставшись одни, бойцы намазали черной мастикой пальцы “чужих” трупов и откатали их на отдельных листах бумаги.

Достали рацию.

— “Ель” вызывает “Лиственницу”.

— “Лиственница” слушает.

— У нас все в порядке. Можешь подгонять груз.

— Понял тебя, “Ель”.

Из темных переулков одновременно выехали три труповозки, где на носилках и просто на полу лежали мертвые бомжи и лежал убитый телохранитель.

— Теперь надо тех, что в подсобке… В подсобке второй санитар и охранник пили подаренный им спирт.

— Ну чего, нашли своего мертвяка? — поинтересовались они.

— Нашли.

— Ну вот и ладно! Пить будете?

— Будем.

Дружелюбно улыбающиеся бойцы подошли к столу, но вместо того чтобы взять стаканы, двумя сильными ударами оглушили жертвы и уронили их на пол. Но добивать не стали. Рядом положили принесенного из холодильника мертвого санитара.

У входа затормозила первая труповозка.

Набросив на себя грязные халаты, бойцы перетащили в холодильник трупы, перемешали их с другими.

Осторожно вынесли, загрузили в машины “своих”.

— Где у них обогреватель?

— Там, у стены.

Обогреватель подтащили к самому столу, возле которого на стулья, рядом друг с другом рассадили бесчувственных санитаров. На раскаленную спираль плеснули спирт, как будто кто-то, перепив и уснув, случайно задел рукой и опрокинул вниз полный стакан. Пламя рванулось вверх, лизнуло столешницу стола.

Бойцы дождались, когда дерево займется, для лучшей тяги выдавили стекло в окне и распахнули все двери. Плеснули спиртом на стены.

— Ну что, уходим?

— Уходим.

Огонь быстро набирал силу, но было раннее утро и все, кто мог заметить пожар, крепко спали. А древняя противопожарная сигнализация, как водится, не сработала.

Пожар заметили, лишь когда со страшной силой рванул неизвестно откуда взявшийся баллон со сжиженным пропаном и отдельно стоящее здание морга вспыхнуло как порох.

— Пожар!

— Пожар!!

Медработники и ходячие больные похватали ведра и другие, вплоть до “уток”, емкости, чтобы попробовать потушить пожар своими силами. Но в водопроводе, как назло, не оказалось воды. Кто-то закрутил на магистральном водоводе вентиль. Позвонили 01.

Пожарники выехали за ворота части довольно быстро, но уехали недалеко. Почти одновременно и сразу три машины напоролись на какие-то острые железки и проткнули колеса… На чем неприятности не закончились. Потому что, когда добрались до больницы, ворота оказались закрыты на большой амбарный замок, а охранника не было, охранник куда-то запропастился. Сунулись с другой стороны, но запасной въезд был перекрыт неудачно припаркованной легковушкой…

В общем, когда пожарные расчеты наконец прорвались к месту пожара, там дотлевали головешки. Деревянное, постройки тридцатых годов, здание выгорело дотла вместе со всеми находившимися в нем трупами.

Конечно, если бы провести тщательную экспертизу сгоревших трупов, то, наверное, можно было бы установить подмену. Но, во-первых, это очень хлопотно и дорого, а во-вторых — кому это надо. Трупы просто сактировали, свезли на кладбище и закопали в общей могиле.

Но тех, кого там закопали, там не было…

Опознанных в морге спецназовцев по одному, по два разными маршрутами свезли в новую, еще до конца не обжитую часть, где сложили из кусков, обмыли, переодели в парадную форму, запаяли в цинки и отправили скорбящим родственникам.

На каждые похороны генерал Крашенинников выезжал лично сам. Он скорбел вместе с родственниками, выдерживая их взгляды и их упреки, пил водку за упокой души… Но одними соболезнованиями и вручением родственникам посмертных наград он не ограничивался, а передавал семьям, потерявшим кормильцев, крупные денежные компенсации, ключи от купленных им квартир и свой домашний телефон на случай, если понадобится его помощь.

Это надо было мертвым, но еще более — живым. Которым ни сегодня-завтра предстояло идти в бой и важно было быть спокойными за свои тылы. Иначе никто не захочет рисковать — не заслонит от пули командира, не ляжет на амбразуру… Солдаты только тогда готовы умирать, когда верят в своих командиров.

Генералу Крашенинникову верили! Он был свой, был “от сохи”, от той сохи, что перепахивает поля битв и перепахивает страны и эпохи. Он был стопроцентным генералом и был для солдат “батей”, который не только на смерть посылает, но, если надо, из своей генеральской шкуры вылезет, чтобы помочь, чтобы из вражеского тыла на своем горбу вынести, чтобы от произвола чиновничьей сволочи прикрыть. Генерал Крашенинников выносил и прикрывал. Наравне со всеми в атаку ходил, одной на всех плащ-палаткой укрывался, последний сухарь поровну делил. И вытаскивал своих бойцов из моргов, чтобы похоронить по-человечески… За что его любили. За что ему верили. И готовы были за него голову сложить.

И складывали… Там, в Прибалтике, в Афганистане, в Анголе, Таджикистане… Сколько их, погибших за тысячи километров от родного дома, возвращались туда в наглухо запаянных цинках. И теперь вот еще несколько…

— Ничего, сынки, мы еще пока живые. Прорвемся! И поквитаемся с ними! За каждого нашего! За всех!

Как говорится — зуб за зуб!..

Глава 17

Это случилось не теперь, случилось пару, а может, больше лет назад. Случилось в Забайкальском военном округе. Тогда — впервые.

На стоящей на боевом дежурстве пусковой ракетной установке пропало напряжение. В бетонных шахтах пусковой, там, где нес дежурство боевой расчет, мигнули лампочки, и вдруг стало темно.

— Это что еще за шутки?! — удивленно сказал кто-то в темноте.

Но это не могло быть шуткой. С межконтинентальными ракетами с разделяющимися ядерными боеголовками не шутят. В войсках стратегического назначения за такие розыгрыши могут не то что погоны сорвать, а и к стенке поставить. Потому что стратегические войска живут в режиме военного времени.

— Товарищи офицеры!.. Оружие к бою! — жестко прозвучал в кромешной темноте голос командира. Заскрипели невидимые ремни, лязгнули затворы. Кто его знает, может, это диверсия… Не верится, конечно, что кто-то может решиться атаковать пусковую установку, расположенную в самой глубине России. Но верить или не верить — это категория гражданская, верить или не верить можно, что тебе наставляет рога жена. А в уставах и документах, регламентирующих действия личного состава при возникновении нештатных ситуаций, таких слов нет. Есть четко расписанные команды и действия. И если положено приготовиться к бою, надо готовиться.

Следующий приказ должен был быть насчет автономного энергопитания.

— Запустить аварийный генератор!

На пульте крутнули ключ зажигания. Снова крутнули. Еще раз… Где-то вздрогнули, затарахтели дизельные движки, раскручивая генераторы. Лампочки тускло замигали, медленно набирая положенные им ватты.

Командир расчета открыл журнал боевых дежурств и написал:

“7.16 — отключение электропитания. 7.22 — запущен аварийный генератор”.

И поставил роспись.

Старые, которые не меняли уже лет двадцать, движки чихали, кашляли и пробуксовывали. Свет “плавал”, то притухая, то вновь разгораясь. Сколько они выдержат, было одному богу известно.

Старший офицер поднял трубку телефона, соединился с командиром части.

— У нас отключка питания.

— Знаю, — ответил командир. — У нас то же самое. Что там с движками? Тянут?

— Пока тянут.

— Ладно, держись сколько сможешь.

— Есть держаться…

Командир набрал номер подстанции.

— Что у вас там происходит?

— У нас? Ничего не происходит, — буднично ответил дежурный электрик.

— Вы мне тут ваньку не валяйте! — гаркнул командир. — У меня пусковая обесточена! Что у вас там, авария опять?

— Никакой аварии нет. Все нормально.

— А почему же нет электричества?

— Так мы же вас отключили.

— Как так отключили? — на мгновенье растерялся командир.

— Так и отключили. Рубильником. И все равно командир не понял. Не укладывалось это в его офицерской голове…

— Вы… вы почему отключили?!

— За неуплату. Вы за электричество задолжали.

— Что ты сказал?.. Что?!! Да вы что!.. Вы совсем там умом тронулись?! — взревел командир. — У меня пусковая!.. Ракета межконтинентальная! У меня движки на ладан дышат!..

— Это ваши проблемы. За электричество надо было вовремя платить.

— Это не только наши проблемы, мы в том числе и тебя, дурака, охраняем! Включай рубильник!

— Ага, сейчас… Вы вначале задолженность ликвидируйте…

— Кто у тебя начальник? Дай телефон своего начальника!

— Его еще нет. Он еще дома.

— Давай домашний!

Начальник еще спал, когда у него в квартире затрезвонил телефон. И трезвонил до тех пор, пока он к нему не подошел.

— Кто это? — спросонья спросил он.

— Командир войсковой части 54726! Немедленно возобновите подачу электроэнергии на пусковую. Вы меня слышите?

— Это невозможно, — зевнул электрический начальник. — Вы год не платили за предоставленную электроэнергию.

— Что?! А ну немедленно, я сказал!..

— Не могу я, даже если бы захотел. Нам распоряжение пришло — отключить всех должников…

Командир бросил трубку.

— Значит, так, — сказал он. — У нас боевое дежурство, то есть почти война, значит, будем решать этот вопрос как на войне! Капитана Кузнецова ко мне!

Дежурный по штабу бросился разыскивать капитана Кузнецова.

— Капитан Кузнецов по вашему приказанию!..

— Слушай, Кузнецов, боевой приказ. Берешь десять бойцов, бежишь с ними в оружейку, получаешь там автоматы и патроны…

Капитан с удивлением слушал своего командира. Точно, что ли, на пусковую диверсанты напали?..

— Можешь заодно прихватить пулемет. Не помешает. Грузишься на машину и ходу на подстанцию. Задача — включить рубильник! Вопросы есть?

— А если они будут?..

— Положишь мордой в землю! И даже лучше, если положишь! Впредь неповадно будет! Приказ ясен?

— Так точно!

— Ну тогда давай, капитан, действуй!

Поднятые по тревоге бойцы численностью до двух отделений опрометью бросились в оружейку, похватали автоматы и запасные рожки и с ходу запрыгнули в крытый “Урал”.

— На подстанцию, быстро!

На подъездах к подстанции бойцы покинули машину и, построившись в две шеренги, побежали к калитке.

— Ты глянь, что это они? — удивились завтракавшие электрики дневной смены, заметив бегущих солдат.

— Учения, наверное.

— Нашли место…

Ударом ноги бойцы вышибли калитку и, разбежавшись по сторонам, оцепили здание. Пулеметчик, разбросав сошки, шлепнулся на живот и, продернув ленту, навел дуло пулемета на окна.

— Ни черта себе! — ахнули электрики и так и замерли с открытыми ртами и надкушенными яйцами в руках.

Капитан Кузнецов ворвался в служебное помещение с автоматом наперевес.

— На пол! — гаркнул он.

И пальнул для острастки одиночным в потолок. Сверху посыпалась штукатурка и осколки бетона.

— Лежать, я сказал!

Электрики, как подрубленные, попадали на пол. Несколько бойцов, подбежав, ткнули им в спины дула автоматов я лязгнули затворами. Электрики враз покрылись потом.

— Где рубильник пусковой? — грозно спросил капитан.

— Там! — одновременно показали все электрики.

Капитан подошел и толкнул рубильник вперед и вверх. Электрическая цепь замкнулась…

О происшествии стало немедленно известно в Москве. Нештатные ситуации на ракетных пусковых не замалчиваются.

— Как отключили?.. Кто отключил?! — поразились в Штабе Ракетных войск стратегического назначения.

— Дежурный электрик отключил…

Безвестный дежурный электрик с месячным окладом пятьдесят долларов вывел из строя межконтинентальную ракету класса “земля — земля” стоимостью в несколько миллионов долларов. Просто взял и отключил…

О происшествии доложили Министру обороны.

Министр вышел на Президента.

Президент вызвал главу энергокомплекса России.

— Но они задолжали энергетикам за электроэнергию! — возмутился тот. — Если позволить военным не платить, то никто не станет платить. А мы пытаемся строить рыночные отношения! И электричество такой же товар, как, скажем, картошка или соль.

Они же не могут на том основании, что носят форму, требовать бесплатно картошку или соль?

— Ну, наверное, нет…

— Если им простить захват подстанции, то в следующий раз они ворвутся с автоматами в ближайший универмаг.

— Ты, понимаешь, чего-то не понимаешь! — ответил Президент. — Это же, понимаешь, стратегическая ракета для нашего друга Билла.

— Вопрос с ракетами — это сугубо политический вопрос. Интеграция России в международное сообщество высокоразвитых государств вряд ли может зависеть от наличия или отсутствия ракет класса “земля — земля”. Скорее от экспорта энергоресурсов, которые в немалой степени забирает на себя оборонный комплекс, имеющий хроническую задолженность по оплате электроэнергии.

— Но наказать все равно кого-то надо! Потому что если наш народ не держать в узде, тот он вконец, понимаешь, распустится!..

И виновных, как водится, отыскали.

За допущенные в работе промахи был уволен дежурный электрик подстанции, обеспечивающей энергопитание ракетной пусковой.

И был отправлен в отставку командир войсковой части 54726…

— Совсем обнаглели! Мать их!.. — в двух словах оценили происшествие в Штабе Ракетных войск стратегического назначения. — Монтеров на полковников разменивают!..

На чем все и закончилось. И после чего обесточивание войсковых частей, в том числе Ракетных войск стратегического назначения, не прекратилось, а, напротив, стало почти рядовым событием.

Глава 18

Не в одном только Министерстве обороны обратили внимание на имевшее место в Забайкальском военном округе происшествие. Но и еще в одном министерстве, и тоже обороны. В том, что за океаном. В Пентагоне.

Конечно, отключение электричества не весть какое ЧП, но это отключение случилось на стоящей на боевом дежурстве ракетной пусковой, обслуживающей территорию США. А это уже совсем другое дело.

Российское бюро выдало данную информацию в ряду другой, отметив грифом “Может представлять интерес”. Сводка попала в аналитический отдел, где благодаря грифу ее выделили из общего потока сообщений.

“Интересно, — подумали умные головы аналитиков. — А если бы отключение продлилось дольше? Ну так, чисто теоретически…”

Аналитики вывели на экран план русской пусковой и задали новые параметры — задали отключение электроснабжения и переход на резервное питание.

На восстановление электропитания до уровня, при котором мог стать возможен запуск ракет русскими, должно было понадобиться семь с половиной минут. В этом конкретном случае они справились за шесть минут.

Что в большой войне не так уж мало.

Кроме того, аварийные дизель-генераторы будут в первую очередь обслуживать шахты и командный пункт, и, значит, на какое-то время на заборы охранной зоны не будет подаваться электрический ток, а сигнальные приборы выйдут из строя.

Что можно иметь в виду, например, при планировании операций по захвату пусковых площадок диверсионными отрядами.

Но это пока так, мелочи…

А если сделать еще один шаг и подумать, что случится, если подача электричества не будет восстановлена? Сколько они продержатся на резервном питании, если известно, что оборудование в войсках самортизировано в среднем на восемьдесят процентов?

Проверяем.

Движки посыпались через шесть часов непрерывной работы…

И что с того?

Ничего. Дизеля можно отремонтировать или заменить, электричество включить…

Нет, не то…

И все же, все же во всем этом есть что-то большее, чем просто единичный сбой в системе электропитания одной из ракетных шахт. Что-то, что может сработать на великую Америку.

А если изменить масштабы проблемы? Если предположить, что электропитание будет отключено у всех пусковых сразу?

А если во всех Вооруженных Силах?

Опять-таки теоретически, потому что на самом деле это невозможно. И тем не менее…

Что случится, если Российская армия перестанет получать электроэнергию?

Одну минуту?

Пять минут?

Час?.

Компьютеры, бесстрастно перемалывая миллионы бит известной Пентагону информации, выстраивали сценарий будущей войны.

Слепли вынесенные к границам радиолокационные станции раннего оповещения, прерывалась связь со спутниками, темнели экраны авиационных диспетчерских, гас свет в пусковых шахтах и ангарах…

Даже пять минут отсутствия электроснабжения давали вполне ощутимый для страны, первой нанесшей ракетный удар, выигрыш.

Теоретически все было очень здорово. Непонятно только, как можно отключить электричество в целой стране?

Разбомбить все гидро-, тепло — и атомные станции? Взорвать подстанции? Обрушить столбы линий электропередачи?

Все и разом?.. Сомнительно.

— А если не бомбить, если просто отключить? — то ли в шутку, то ли всерьез сказал кто-то.

— Как так?

— Вот так, просто взять и отключить. Рубильником.

Аналитики ввели новую составляющую…

Переданные ими наверх рекомендации и сценарии развития будущих военных конфликтов звучали непривычно и даже чуть-чуть абсурдно.

Предлагалось начать не с армии, а со страны в целом, создав предпосылки для одновременного обесточивания наиболее важных в стратегическом отношении участков обороны вероятного противника.

Что могло быть возможно, если вывести энергетику из подчинения государства, раздробив единый энергетический комплекс России на множество составляющих. Например, передав его в руки нескольких десятков или сотен мелких, желательно частных, фирм. То есть отделить электростанции от понижающих подстанций, линии электропередачи от трансформаторных, выключатели от лампочек… Разрубить миллионы километров проводов на отдельные куски и передать их в руки частных инвесторов, желательно с участием иностранного капитала.

Что само по себе усложнит управление энергосистемой России и экономикой в целом, а в перспективе создаст предпосылки для отключения тех или иных, намеченных Пентагоном, воинских подразделений.

То есть предлагалась старая как мир формула — разделяй и властвуй. Дроби единый организм на куски, с которыми по отдельности столковаться проще.

Если не вдаваться в детали, то все должно было случиться так — в день Икс некто Игрек сбросит по известным ему электронным адресам сообщение, что деньги за предоставленные услуги переведены на указанный счет, и попросит в условленное время отключить на подстанции один рубильник. Или два рубильника. Или вывести из строя всю подстанцию, например, изобразив аварию.

Деньги будут предложены хорошие, и владелец подстанции скорее всего согласится. Ведь он будет думать, что он такой один. А он будет не один, в том-то и дело, что не один… Таких, как он, будет десять, или сто, или даже тысяча по всей территории России. И в день “X” русские на несколько минут, а в идеале на несколько десятков минут оглохнут и ослепнут.

Расчеты показывали, что таким образом можно будет связать от шестидесяти до шестидесяти пяти процентов оборонного потенциала вероятного противника…

Данную операцию предлагалось развернуть под видом перестройки закостеневшей командно-административной системы управления экономикой и борьбы с естественными монополиями. Что позволяла сложившаяся в России политико-социальная ситуация, которую можно корректировать и направлять, используя давление международных организаций, кредитно-финансовую политику фондов, банков и частных инвесторов и продвигая агентов влияния и лиц, исповедующих прозападные экономические модели, в административные и политические структуры…

Записка аналитиков легла на столы руководящего звена Пентагона…

Которые внимательно ее изучили и… посмеялись над наивностью гражданских фантазеров, предлагавших вместо накопленных за десятилетия гонки вооружений ракет и авианосцев использовать в качестве ударной силы в будущей войне рубильник.

Впрочем… Если предположить, что противник на минуту-другую ослепнет и оглохнет… То тогда действительно может создаться серьезный стратегический перевес…

Только вряд ли это можно сделать так, как предлагают аналитики. Вернее, можно и так, но можно и как-нибудь иначе.

Генералы не очень-то верили в наукообразные идеи своих высоколобых коллег, больше в превосходство техники и фланговые охваты. Но на этот раз их что-то зацепило.

Может, поручить это дело технарям? Пусть помозгуют…

И технари помозговали.

И такого намозговали!..

Знать не знал тот дежурный электрик, который дернул вниз ручку рубильника, какую волну поднимает… Знал бы — ни за что не стал дергать!..

Глава 19

— Вы служили в спецназе? — спрашивал средних лет, хорошо, вернее даже очень хорошо, одетый господин.

— Ну… допустим.

— Тогда я попрошу вас взглянуть на эти фотографии.

Господин разбрасывал по столу веером несколько цветных фотографий.

— Вы знаете кого-нибудь из этих людей?

— А почему я должен кого-то узнавать? Кто вы, собственно говоря, такой? Из милиции? Тогда предъявите ваше удостоверение!

— Нет, я не из милиции. Я вообще к органам правопорядка не имею никакого отношения.

Это была ключевая для установления контакта фраза. Потому что с органами правопорядка российские граждане и в особенности бывшие военные сотрудничать не любят.

— Чего-то я не понял, а зачем тогда фотографии? А ну говори, кто ты!

— Потерпевшая сторона.

— Кто-кто?

— Это длинная история… Меня не было, я находился в заключении по сфабрикованному прокуратурой делу…

Взгляд собеседника мягчел.

— В общем, пока я был там, на мою квартиру было совершено нападение. Они убили мою жену и покалечили моего ребенка…

При этих словах лицо господина каменело, а глаза затуманивались слезой. Слезы тоже были необходимы для установления доверительных отношений. И рассказ о семье… Люди, скорбящие о потере близких, вызывают к себе сочувствие вне зависимости от их социального положения и достатка. Беда стирает социальные границы.

— Эти люди, — кивал господин на фотографии на столе, — были с моей семьей. До конца были. Они погибли, спасая жизнь моему ребенку. Я хочу, я должен отблагодарить их близких. Единственное, что я знаю, что раньше они служили в частях специального назначения. Я прошу вас… Я буду вам благодарен.

Господин вытаскивал из кармана несколько сотен долларов.

— Здесь тысяча. Только за то, что вы взглянете на них.

Доставал еще одну толстую пачку долларов.

— И еще десять. Если вы кого-нибудь узнаете. Я вас очень прошу, помогите мне.

На фотографиях были крупные планы мертвых лиц. Только лица, и ничего больше. Потому что, хотя этого не было видно на фото, тел у этих мертвецов не было. Были только головы и пальцы.

— Вы внимательней, внимательней посмотрите!

— Нет, не видел…

— Не знаю…

— Рад бы помочь, но…

Десять раз подряд — нет, не знаю, не видел.

Двадцать.

Сто…

Но, на сто первый, вдруг…

— Да, вот этот… этого я, кажется, знаю. Это Сергунов. Он в спецназе взводом командовал.

— А кто был его командиром?

— Командиром? Кажется, подполковник Крашенинников. Да, точно, Крашенинников!

— А где он теперь, не знаете?

— Поговаривали, что его потом куда-то в округ перевели или в министерство… В общем, на повышение пошел.

А зачем он вам?

— Он может адрес родственников Сергунова знать. Все-таки бывший командир.

— Может, и знает…

Господин ненароком вытащил из кармана еще одну пачку долларов. Но на стол не положил, держал в руках.

— Если бы кто-нибудь мог мне помочь…

— Я, кажется, знаю, что делать! Надо о нем Мишку Тулина спросить. Он как-то по пьяному делу хвастался, что этого Крашенинникова в министерстве встретил в генеральской форме. И что вроде они это дело даже отметили. Вам Тулин нужен…

Тулин оказался мрачноватым и малоразговорчивым типом. Когда на трезвую голову. А вот после “первой”, за ней сразу же второй и тут же третьей оказался очень даже ничего парнем.

— Ну да, видел, прямо как тебя теперь, — припомнил Тулин. — Примерно год назад. Он теперь каким-то складом командует. Хотя и генерал. Я даже тогда удивился, это что же за складище должен быть, чтобы им генералы заведовали? Там у него или бомбы ядерные хранятся, или спирт! Это я тебе точно говорю!..

— А фотографии этого генерала у тебя случайно нет?

— Генерала-то? Генерала Крашенинникова — нет. И, выждав долгую паузу и насладившись отчаянием собеседника, добавил:

— Генерала Крашенинникова нет! А вот подполковника Крашенинникова есть. Только она общая. Оттуда, из Афгана…

— Это ничего, главное, что есть…

Дальше было несколько возможностей.

Первая — сидеть с фотографией возле входа в Министерство обороны и ждать, когда генерал из него выйдет или в него войдет. Правда, неизвестно, сколько ждать.

Вторая — обзвонить всех Крашенинниковых в городе, чтобы среди них опознать единственного нужного. Для чего просто набирать номер и в лоб спрашивать:

— Генерал Крашенинников?!

Тот, кто будет генералом, естественно, скажет да. А что скажет потом, уже не суть важно. Правда, это дня три на телефоне висеть придется.

А хочется побыстрее.

Значит, остается рискнуть…

На внутренней АТС главного здания Министерства обороны раздался звонок.

— Инспектор пожарной охраны Пилепенко. Тут такое дело, можно сказать, пожарное, мне одного вашего генерала найти надо. Крашенинникова. Который то ли завсклад у вас, то ли еще чего.

— Обратитесь в бюро пропусков.

— Да то долго будет. А мне надо быстро. У него, понимаешь, дача теперь горит. А на даче решетки и дверь во такая, с палец, железная.

— Ну и что?

— Как что? А в даче кто-то орет. Может, его жинка, может, еще кто. Я не знаю. Она орет, что ключ где-то на крыльце спрятан, только она не помнит. Она орет — генерал помнит.

Вот мне и сказали, чтоб я ему сказал, чтобы он сказал, где ключ лежит.

— Так у генерала дача горит?!

— Ну так, а я вам тут про что толкую? Скоро совсем сгорит. Вы, девочки, помогите, ладно?

— Как фамилия генерала?

— Крашенинников А.С.

Девочки быстро о чем-то друг с другом переговорили.

— Генерал Крашенинников здесь больше не работает.

— Так что же теперь делать?

— А вы попробуйте позвонить вот по этому телефону… Он там бывает…

Инспектор записал номер.

Он звонил не только этим “девочкам”, но и другим, он звонил по многим министерским телефонам, но сработал именно этот.

— Вот спасибочки. То есть я туда звякну, и мне сразу Алика Саламатовича к трубке пригласят?

— Какого Алика?..

— Как какого? У которого дача горит, Крашенинникова!

— Никакой он не Алик.

— Так это не ФСБ, что ли?

— Какое ФСБ — Министерство обороны!

— Да вы что?! Тогда мне не этого генерала надо, тогда того…

Остальное, как говорится, было делом техники. Радио, инфракрасной, оптической и прочей, прикупленной Резидентом за “нал” у охранных структур, для наблюдения за воинской частью, которой командовал генерал Крашенинников.

Вот оно — “хозяйство” загадочного генерала.

На первый взгляд ничего необычного — бетонный, составленный из отдельных плит, забор, ворота, КПП, большая трехэтажная из белого кирпича казарма, столовая, плац, котельная с торчащей вверх черной железной трубой…

Часть как часть.

Но в том-то и дело — что часть! А по документам проходит как склад. Хотя складских помещений, подъездных путей, лебедок, шлагбаумов, пожарных щитов, знаков ограничения скорости, емкостей с ГСМ и прочей складской атрибутики не имеет. И обычной для складов гражданской бухгалтерской обслуги не имеет. И что уж совсем удивительно и просто невероятно, по территории склада не слоняются прапорщики, хотя общеизвестно, что они липнут к материальным ценностям, как мухи… не важно к чему. Недаром солдатская мудрость гласит — “все, что сделано народом, принадлежит прапорщикам”.

Ну не бывает складов без прапорщиков! И значит — это не склад.

А что тогда?

Ну-ка еще разок поглядим…

Резидент сидел в специальном, пятнистой расцветки, с вплетенными в сетку зелеными, под вид еловых лап, тряпицами гамаке на вершине высокой ели. На нем был “мохнатый” маскхалат, к которому через каждые два-три сантиметра специальными ленточками были подвязаны свежесломанные еловые лапы. Перед ним, на струбцине, закреплена профессиональная, со сверхвысоким разрешением и потому сопоставимая ценой с новым “Мерседесом” видеокамера. Она тоже была “одета” в лохмотья, и к ней тоже был подвязан лапник.

Различить закамуфлированного “под елку” Резидента было почти невозможно. Хоть сейчас “срубай” и вези на новогодний утренник, радовать детвору.

Но даже если бы Резидента с елки сняли, и тогда это был бы еще не провал. Потому что висел он на елке вполне легально, так как не просто висел, а собирал материал для диссертации на тему “Оргазм у самок кукушек средней полосы России”. По мотивам которой и по заказу американской телепередачи “Мир животных” заодно снимая многосерийный фильм.

Конечно, для легального наблюдения за кукушками пришлось потрудиться, пришлось “изобразить” полдюжины удостоверений и гербовых бумаг, издать тиражом пятьсот экземпляров сборник научных трудов, куда включить свою статью, и даже повесить на дереве, стоявшем напротив, купленное на биофаке университета гнездо. Но маскировка стоила того. Такая маскировка была надежней любых маскхалатов.

Ну и что там нового?..

“Орнитолог” увел вниз и в сторону объектив видеокамеры, на кассете которой, на всякий случай, был записан полуторачасовой фильм о сексуальной жизни пернатых, и “наехал” трансфокатором на расположенную за лесом местность.

Все тот же забор, казармы, столовая…

Правда, если добавить увеличение, на верхушке забора кое-где можно заметить тонкие проводки, которые, вполне может быть, являются элементом разрывной, ультразвуковой, индукционной или еще какой-нибудь сигнализации. И если сунуться на этот забор…

Трава перед забором отсутствует. Она не скошена, не сожжена, просто не растет Словно ее какой-то отравой присыпали. А может, и присыпали.

Пошли дальше…

Труба котельной. Из которой никогда не идет дым. Хотя личный состав моется! Например, вчера мылся. Откуда же они берут горячую воду? Тэнами греют? А зачем мотать электричество, если можно подтопить котлы более дешевым углем? Или котельная неисправна? Тогда непонятно, зачем туда периодически заходят люди?

Может, они используют трубу в качестве мачты для антенн?

Посмотрим…

Резидент внимательно оглядел трубу снизу доверху. Нет, никаких антенн нет и вообще ничего подозрительного не видно. Правда, на верхушке трубы заметны какие-то дыры, как будто железо насквозь проржавело. Только как-то очень симметрично проржавело…

Ну-ка, ну-ка…

Ах, вот оно в чем дело! Оказывается, эти дырки — не просто дырки, а рукотворные дыры! Через которые можно обозревать окружающую местность.

Ай да хитрецы! Установили в верхней части трубы площадку, прорезали вкруговую амбразуры, сбросили вниз веревочную лестницу — и вот тебе НП. Сиди, поглядывай по сторонам, и никто никогда тебя не заметит и даже не подумает, что там в трубе кто-нибудь может быть!

Так, что еще?

Овраг с искусственно созданными элементами горного рельефа, городок следопыта… Все как в частях спецназа.

Полоса препятствий. Тоже на вид обычная, если не наблюдать ее в момент прохождения.

А если наблюдать…

Как идут, как идут!.. Все нормативы перекрывают, и хоть бы один упал. Вышколил генерал своих “грузчиков”.

И что уж тогда говорить о стрельбище!

Стрельбище просматривалось с дерева только частью, и то с большим трудом. Но Резидент видел бегающие, падающие, кувыркающиеся через голову фигурки. Которые не просто падали и кувыркались, а еще при этом и стреляли! И попадали, потому что далекие ростовые мишени одна за другой падали навзничь.

Хороши “грузчики”, не хотелось бы угодить таким на мушку!..

С каждым днем информации прибывало. Резидент начал узнавать бойцов “в лицо”. И начал снимать их на пленку.

Одного.

Второго.

Сотого…

Потом наиболее удачные кадры можно будет сбросить в компьютер и распечатать портреты. Целую галерею портретов.

Иногда в кадр попадал генерал Крашенинников. Он частенько бывал на стрельбище, на полосе препятствий, в физкультурном городке… Потом возвращался в казарму. Интересно, где у него там кабинет?

Резидент отмечал время, когда генерал заходил в здание и наблюдал, в каком из окон загорится свет.

Свет всегда зажигался на третьем этаже в пятом окне.

Шесть пролетов по девять ступенек, плюс коридор… Сходится.

Значит, именно там обитает “завскладом”. Учтем на будущее.

Иногда в части появлялись новые бойцы. Их подвозили мимо КПП прямо к казарме, они выгружали из машины объемные спортивные сумки, заходили внутрь и появлялись лишь через сутки, а то и позже.

Отсыпаются ребята. Значит, до того серьезно поработали.

Таких Резидент снимал особенно тщательно…

А в сумках, конечно, было оружие и амуниция. Ну не кирпичи же для ремонта здания. А раз так, то оружейка тоже находится в казарме. По всей видимости, в подвале, потому что свет после их прихода в окнах не вспыхивает.

Только если с другой стороны здания…

Ночью “орнитолог” перелез на другое, по другую сторону части, дерево. Где тоже могли быть кукушки.

“Кукушка”, наблюдающая за кукушками”, — мрачно подумал он.

Личный состав продолжал выходить на зарядку, на полосу препятствий, приезжали и уезжали бойцы с сумками…

Один раз, если судить по особо тщательной приборке территории и отсверкивающим на солнце подворотничкам и ботинкам, часть посетило высокое начальство.

В сопровождении генерала начальство проследовало на стрельбище, где благосклонно наблюдало за тем, как личный состав дырявит мишени. Затем прогулялось по территории, заскочило в казарму и в столовую и отбыло восвояси.

После чего продолжились обычные спецназовские будни — физподготовка, стрельбище, полоса препятствий, кросс, городок следопыта…

Все было понятно И… ничего не понятно…

Ну да, невооруженным глазом видно, что никакой это не склад, что боевая, причем очень боеспособная, часть. Вооруженным можно наблюдать даже лица “грузчиков”. И что с того?

Доказательств их участия в преступлениях нет. Требуется что-то, кроме догадок и портретной видеогалереи отличников боевой и политической подготовки. Нужны показания, оружие, из которого стреляли, в идеале какие-нибудь документы. Наблюдая за кукушками, их не добыть. Похоже, пора слазить с дерева.

Пора пошарить в их карманах!..

Только как это сделать, подсказал бы кто?..

Резидент еще раз чуть не по сантиметру осмотрел подходы к части.

Нет, прямолинейные решения лучше отвергнуть сразу! Это раньше бы он попер напролом. Плюхнулся на живот и пополз к забору, ощупывая землю пальцами и протыкая длинным стальным щупом. Собрал бы десятка два сигнальных и противопехотных мин, подлез под натянутыми над самой землей растяжками, зарылся на пять метров под забор, вырылся и залег где-нибудь суток на трое…

Раньше бы поступил именно так. Потому что дурак был и локтями и коленями работал лучше, чем головой. Теперь ползать, рискуя нарваться на мину или напороться на пулю, неохота. Пусть молодые коленки обдирают. А заслуженные пусть извилинами шевелят. Это всегда предпочтительней.

Итак, обозначим цель — проникнуть на охраняемую территорию, то есть туда, за забор, чтобы посмотреть на все вблизи, по возможности установить “жучки” и, если удастся, покопаться в их канцелярии. Дополнительные условия имеются? Да, имеются. Дополнительное условие одно — горячее желание по возможности остаться в живых.

Ну и как можно преодолеть этот заборчик?

Подползания, подкопы, подлет на планерах, дельта — и парапланах, сброс с парашюта из стратосферы, прорыв на тяжелом танке через КПП отбросим сразу. Это приемы из арсенала Джеймса Бонда, это в реальной жизни проходит не очень.

А если использовать мимикрию? Отсмотреть имеющийся видеоматериал, где, кроме кукушек, есть портреты “грузчиков” и прочих имеющих доступ в охранную зону граждан, подобрать кого-нибудь подходящего по типоразмеру, дождаться, когда он выйдет за ворота, подкараулить, допросить и… стать им.

Это можно, только очень рискованно, потому что здесь близких, лицо в лицо, контактов не избежать и кто-нибудь что-нибудь может заметить. Так что с гримом лучше не спешить, лучше оставить его на потом, когда все другие возможности будут исчерпаны. А пока…

А пока в голову ничего не приходило.

Может, организовать им проверку? Сшить маршальский китель и штаны с лампасами и в-наглую… Нет, могут не испугаться. Или могут знать всех маршалов в лицо. И потом маршалу свободно шага ступить не дадут.

Нет, не подходит.

Да и нежелательно самому. Нельзя — самому. Лучше Помощнику. Если рисковать, то лучше рисковать менее ценной головой…

Тогда, может быть?..

Опять ерунда.

А если?..

И снова чушь…

Кого же они могут допустить на территорию помимо Главнокомандующего и министра обороны?

Милицию?

Вряд ли.

Пожарников?

Да. Но только если случится пожар. Что тоже вариант.

Кого еще?..

“Скорую помощь”?

Разве только кто-нибудь будет при смерти. Что, в принципе, можно организовать. Но чтобы организовать, опять-таки надо проникнуть на территорию.

Не идет…

А если не проникать самому и не посылать Помощника, а запустить туда… ну, например, бешеную собаку. Она их там всех покусает, они взбесятся, приедет “Скорая помощь”…

Откроют они в этом случае ворота?

В этом, конечно, откроют. В этом с петель сорвут.

Так, может?..

А что?.. Чем не вариант!.. Надо продумать его в деталях…

* * *

На 2-м хлебокомбинате царила легкая паника — на хлебокомбинат нежданно-негаданно нагрянула ревизия. Ладно бы обычная из торгинспекции — посидели бы, кофейку попили, по два мешка муки и булочек с изюмом дали, и все. А этим как дать и сколько дать?.. Эти из самой Москвы приехали. Какой-то депутат от аграриев, с такой очень известной фамилией…

Депутат с суровым видом ходил по цехам, трогал тесто, щупал муку, пробовал на зуб готовую продукцию. И мрачнел все больше.

— Вот, допустим, эти булочки, куда они пойдут?

— В розничную продажу.

— А, к примеру, какие-нибудь детские дома, школы или другие госструктуры вы обслуживаете?

— У нас заключено несколько договоров с детскими учреждениями, со столовыми железной дороги и городской администрации, воинской частью…

— Дети на качество хлебобулочных изделий не жалуются?

— Нет, что вы.

— А солдаты? Я сам бывший офицер и знаю, что ненакормленный солдат — никудышный солдат! Как обстоит дело с питанием личного состава?

— Хорошо обстоит.

— Покажите готовую продукцию, отправляемую в воинскую часть.

— Ее еще нет, есть только замес.

— Хорошо, покажите замес.

В огромном чане перемешивалась тестообразная масса.

— Это хлеб для солдат? Это точно? Я проверю!

— Для них, не сомневайтесь.

— А это что? — грозно показал куда-то вверх депутат.

Все обернулись и задрали головы.

Депутат сбросил в чан горсть какого-то порошка.

— Грязь тут у вас, антисанитария! Паутина вон в углах! И как еще только до беды не дошло?! Вы же детей кормите!..

И точно, как в воду глядел депутат — пришла беда! В воинской части, закупавшей на комбинате хлеб, случилось массовое отравление. Может, конечно, не из-за хлеба, но поди теперь докажи.

Чуть не сто бойцов одновременно схватились за животы и разбежались по сортирам, рассчитанным лишь на двадцать посадочных мест. Отчего случились легкие потасовки и всеобщий конфуз.

Из части срочно вызвали “Скорую помощь”.

Три машины свободно въехали в распахнутые ворота. Личному составу промыли желудки и вручили по пачке активированного угля.

— Что это было? — спросил встревоженный, не знающий, вызывать генерала из дома или нет, дежурный по части.

— Ничего особенного — обыкновенное пищевое отравление. Съели что-то не то. Если будут повторные позывы — звоните.

Ну и, значит, можно не вызывать, можно утром сообщить.

Но через полчаса после отъезда машин “Скорой помощи” к воротам подъехала еще одна машина с включенной сиреной и красными крестами на бортах.

— У вас тут, что ли, массовое отравление? — спросил высунувшийся из кабины врач в белом халате и марлевой маске на лице.

— У нас.

— Больные еще живы?

— В каком смысле?

— В прямом! Есть подозрение, что это опасная вирусная инфекция.

— А вы кто?

— Областная санэпидемстанция. Открывайте быстрее.

Шлагбаум поднялся.

В казарме врач подошел к командиру.

— Надо всех больных собрать в одно место.

— Но у нас уже были врачи. Вы вторые.

— Если вы немедленно не соберете своих людей, то приедут еще и третьи — патологоанатомы.

— Но нам сказали, что это простое пищевое отравление, — начал что-то смутно подозревать командир.

— Вам что, трупы нужны?! У них с минуты на минуту судороги начнутся!

— Откуда вы знаете?

— Знаю!

И действительно, знал. Причем лучше, чем кто-либо другой. Чем даже вся медицинская академия, вместе взятая.

— Вначале будут судороги ног и рук, потом лица и шеи, затем паралич дыхания…

— Ой, — удивленно сказал ближайший к командиру боец. — Ой! Мне ногу свело.

Командир несколько секунд смотрел на схватившегося за одну ногу и приплясывающего на другой бойца. Потом что было сил гаркнул:

— Личный состав в помещение второй роты! Быстро!!

Со всех сторон стали сбегаться встревоженные бойцы.

— Приготовьте инвентарь для оказания первой помощи, — распорядился врач.

Фельдшер раскрыл чемоданчик и извлек из него полтора десятка резиновых клизм.

Бойцы глупо заухмылялись.

— Это обязательно? — показал командир на клизмы.

— Это самый быстрый и самый действенный из всех возможных методов лечения.

— Ну тогда… Что нужно делать?

— Снять штаны и лечь в горизонтальное положение. Например, вон на те койки. Только быстрее, пожалуйста.

— Слушай мою команду!.. — рявкнул командир. — Штаны сни-май! На койки ло-жись!

Бойцы замялись. Кто-то глупо захихикал. Такой команды им еще слышать не приходилось.

— Объясните им! — в отчаянии крикнул врач. — Что они как дети! Дорога каждая секунда!

— А ну — вашу мать, снимай и ложись!

Бойцы поплелись к койкам.

Фельдшеры вскрыли большие, запечатанные стеклянными пробками бутыли и набрали в клизмы какой-то мутный раствор.

— Мне нужно взять пробы и провести дезинфекцию в местах общего пользования, — строго сказал врач, надевая резиновый фартук и перчатки и навешивая на спину баллон с надписью “Яд!”. — Это очень важно.

— Петров! — крикнул командир. — Проводи доктора.

— А вам тоже следует пройти курс лечения, — строго сказал врач командиру.

— Но у меня все в порядке. И было в порядке! Похоже, командир солдатского хлебушка поесть не успел.

— И тем не менее! Профилактика должна быть обязательной для всех!

Личный состав сдавленно захихикал.

Врач и сопровождающий его Петров поднялись на второй этаж.

— Да, кстати, а вы таблетки приняли? — спросил сквозь маску дезинфектор.

— Какие таблетки?

— Да вы что?! Немедленно!.. Врач вытащил какой-то пузырек.

— Съешьте шесть таблеток.

Петров съел.

И спустя несколько минут забеспокоился.

— Доктор, а мы долго будем, это… дезинфицировать?

— Часа два-три.

— А туалет когда будем?..

— Вначале лестницу закончим, потом поднимемся на третий этаж, потом…

Боец стал часто переступать ногами с места на место.

— А может, сразу туалет? Может, сразу, а? И начал подпрыгивать на месте, закусывать губу и стучать коленками друг о друга.

— Доктор, а можно, вы сами, один, а я пока… А? А-а-а…

И стремглав бросился в сторону сортира.

В котором должен был оставаться по меньшей мере сорок минут. Врач быстро поднялся на третий этаж и, поливая для виду все вокруг из опрыскивателя, прошел к двери, за которой, по его расчетам, должно было находиться шестое окно. То, которое вспыхивало через несколько минут после того, как генерал заходил в казарму.

Быстро осмотрел дверь.

На вид — простая, деревянная.

Снял со спины баллон с “дезинфицирующим раствором”, взялся за нижнюю часть, надавил, сдвигая в сторону. Нижняя часть баллона подалась, сделала несколько оборотов, отпала. Внутри были проложенные поролоном все необходимые инструменты.

Первым из гнезда был взят детектор сигнализации.

Теперь надо успокоиться и действовать наверняка.

“Теперь руки трястись не должны, — сам себе сказал Помощник Резидента. — Глупо, когда уже почти у цели…”

Включил детектор, провел им вдоль щели между дверью и косяком.

Так и есть — магнитный размыкатель. Если дверь открыть, то смещение магнитного поля замкнет контакты и в караулке загорится лампочка или завоет сирена. Простейшая, какие устанавливают в домах и офисах, сигнализация.

Помощник быстро раскатал, прилепил скотчем к косяку металлические ленты, провода от которых подключил к прибору. Щелкнул выключателем.

Ну вот, теперь не зазвонит, потому что магнитное поле не изменится, сколько дверь ни открывай.

Можно продолжать.

Сунул в замочную скважину отмычку. Замок был довольно сложный, но был из тех, какие продаются в магазинах. То есть все равно был ширпотреб.

Повернул раз, другой. Потянул на себя, нащупывая зубчики. Опять повернул. Ткнул вперед…

Отмычка провернулась в замке. Дверь открылась.

Но Помощник ее не распахнул, а сунул в щель между полом и дверью щуп детектора.

Больше нет сюрпризов?

Нет, все чисто, можно заходить. Как видно, они посчитали, что минных полей на подходах к части, сигнализации на заборе, НП и двух рот вооруженных до зубов головорезов будет достаточно.

Неужели они даже сейф не защитили?

Помощник проверил сейф.

Нет, о нем позаботились. Сейф стерегли емкостные извещатели, реагирующие на приближение к нему человека.

Ну, это не страшно, с ними он знает, как справляться…

Равно как со всем прочим товаром, предлагаемым рынком охранных систем. Потому что на любую новую сигнализацию, появившуюся на прилавке, тут же под прилавком предлагается блокирующий ее “ключ”, стоящий раз в двадцать дороже. Рынок…

Прежде чем браться за сейф, Помощник Резидента взглянул на часы. Прошло три с половиной минуты. Долго он возится, долго…

Осмотрел замок.

Обыкновенный, конца шестидесятых — начала семидесятых годов. Такие его натаскивали открывать еще в первой учебке. Такие он может с закрытыми глазами… Тем более что последние два дня он только и делал, что отключал сигнализации и вскрывал скупленные Шефом в магазинах охранных систем замки.

Так натренировался…

Помощник сунул в замочную скважину трубку от баллончика с углекислым газом, открутил вентиль. Газ с шипением устремился внутрь, обволакивая механизм замка, замораживая смазку. Дверца сейфа покрылась инеем.

Теперь отмычка… Эта отмычка была тонкой, как спица.

Пропихнуть ее вбок, нащупать запорную пластину, надавить, нащупать следующую…

Замок щелкнул. Помощник провернул крестообразную ручку и потянул на себя дверцу. Прислушался.

Нет, все тихо.

Находящиеся в сейфе документы он не стал забирать, он лишь быстро пролистнул их. На виске у него был закреплен объектив, в кармане проматывала кассету цифровая видеокамера. Каждый лист он держал открытым не более секунды. Шестьдесят секунд — шестьдесят страниц.

Потом, дома, можно будет сбросить их в компьютер, подчистить и рассмотреть подробней.

Минута.

Еще минута.

Пять.

Десять…

Все, пора сворачиваться.

Помощник убрал папки в сейф, ровно в том порядке, в каком вытаскивал. Задвинул дверцу, закрыл замок.

Иней уже почти сошел. Еще минута-другая, и никаких следов не останется.

Камера и инструмент отправились в “дезинфицирующий” баллон. Кассета — в тайник, устроенный в каблуке ботинка.

Ну вот и все, можно уходить.

Помощник “включил” сигнализацию, прошел к двери, аккуратно прикрыл ее и прижал, ставя язычок замка против отверстия.

Дверь плотно села в проем косяка.

Внизу, у самого пола, она встретилась с тонкой, почти как волос, но твердой проволочкой, надавила на нее, вжимая ее внутрь микроскопического, много тоньше иголки, отверстия. Проволока проткнула кусочек вырезанной из детского воздушного шарика резинки и уткнулась в металлическую пластину, замкнув контакты электрической сети.

И где-то далеко, на первом этаже, в караулке вспыхнула электрическая лампочка и негромко зазвонил звонок.

Проволока, протыкающая изолятор, в данном случае резинку, была самой простой из всех возможных сигнализаций, срабатывающая на закрывание двери. Только выполненная в миниатюре.

Расчет был на то, что грабитель будет насторожен на сигнализацию, реагирующую на открывание двери. Причем на серьезную сигнализацию. И еще на то, что ему будет недосуг рассматривать косяки через лупу. Тем более что цель уже достигнута — комната открыта…

Маленькая проволочка и резинка…

Обычно так и случается, самые грамотные, самые опытные профессионалы прокалываются на ерунде. На такой ерунде…

— Что там? Слышите? — встревожено спросил командир. — Кажется, звонок!

— Да, это в караулке! Это кабинет генерала… Туда поднялся доктор.

— Тревога! — почему-то шепотом крикнул командир.

Мгновенным прыжком оказался возле упаковывающих клизмы фельдшеров, схватил их за волосы, резко придвинул к себе и что было сил столкнул их, ударил лицом о лицо.

Ни в чем не повинные, ничего не знающие, нанятые за три сотни долларов фельдшера упали, потеряв сознание.

— Тревога! — все так же шепотом повторил командир. — Разобрать оружие, перекрыть все входы и выходы! Только штаны, штаны надеть не забудьте!..

Помощник сделал шаг на первую, ведущую на нижние этажи ступеньку лестницы…

Глава 20

Жизнь Президента не сахар, хотя многие считают, что наоборот, что — не просто сахар, а кремовый эклер, обмазанный шоколадной пастой. Отчего один из тортов даже так и назвали — “Наполеон”.

На самом деле это не так, на самом деле Президенту наслаждаться жизнью некогда. Нет у него времени жить в свое удовольствие. Текучка заедает Президента — доклады, совещания, согласования, изучение документов, встречи на всех возможных уровнях, без протокола и по протоколу — оговаривающему, как стоять, что и сколько говорить, как долго пожимать руку и с кем целоваться, а кого дружески похлопывать по плечу. День, недели, годы расписаны по минутам. На собственно жизнь остаются мгновения. Но даже и они посвящены интригам… Потому что если расслабиться, если перестать контролировать ситуацию, то охнуть не успеешь, как тебя сдернут с трона и проводят в почетную отставку или проводят к ближайшей — к Кремлевской — стенке, где приведут в исполнение волю народа.

Потому что Глава государства — это, кроме всего прочего, еще и самая опасная в мире профессия, и гибнут они много чаще, чем считающиеся потенциальными смертниками шахтеры или летчики-испытатели. Раньше от яда в ухо и кинжала в сердце, теперь от выстрелов в спину, взрывов фугасов и вооруженных мятежей. Но более всего от собственной беспечности.

Нельзя расслабляться Президенту — нигде нельзя, ни в протокольном мероприятии, ни в собственном кабинете, ни даже в сортире. Везде надо быть настороже, надо ждать подвоха, держать руку на пульсе… Надо бороться за трон…

Какой уж тут сахар…

Нынешний Президент тоже боролся, как предыдущий и бывший до него. Как все… Он интриговал с теми против этих, зная, что и тех и других, когда они сделают предназначенную им работу, он подставит под подконтрольных ему третьих, а третьих уберет с политической арены руками четвертых и пятых, которых в свою очередь нейтрализуют шестые, а их… И только так, только приближая и предавая, только стравливая силу с другой силой и всех со всеми и отдавая победителя жаждущей крови толпе народонаселения, он может удержаться у власти.

Пока — так!

Пока не встанет на ноги, не подомнет под себя страну и не навяжет ей свои правила игры… Потому что этой стране можно навязать все, что угодно…

— Ваша почта.

Референт положил на стол очередную стопку спецпочты.

— Спасибо, вы свободны.

Референт ушел, как хорошо вышколенный лакей — бесшумно и незаметно.

Президент перебрал почту, раскладывая, как пасьянс, конверты.

Минобороны крыл “картой” Безопасности, которая должна была следить за всеми телодвижениями армейской верхушки, должна была вербовать там осведомителей и конкурировать и враждовать с гэрэушными коллегами, на Министерство иностранных дел бросал аппарат Внешней разведки и ту же Безопасность, Министерство внутренних дел бил тузом Прокуратуры, которой надлежало следить за всеми, Прокуратуру обкладывал своими, сидящими в Правительстве людьми, под которых, на всякий случай, копало МВД…

И это были не все карты, это была лишь малая часть тасуемой им колоды. И оставались еще кое-какие козыри в невскрытом прикупе…

Президент взял в руки очередную “карту”, очередной конверт. И вдруг замер. Потому что этот конверт в пасьянс не вписывался. Этот конверт был без обратного адреса.

Неужели опять?!

Он торопливо вскрыл письмо.

На стандартном, без обозначения отправителя, без штампов и подписей, листе были изложены факты негласных контактов одного из глав восточных регионов с высокопоставленными чиновниками соседнего государства, где обсуждались принципиальные возможности отторжения части принадлежащих России приграничных территорий В письме приводились выдержки разговоров и сценарии возможного развития событий…

Похоже, опять они.

Конверт без адреса в пасьянс не вписывался, не находилось ему места ни там, ни здесь… Нигде не находилось. Эта “карта”, похоже, могла покрыть многие другие “карты”, а ее никто Потому что о ней никто ничего не знал. И еще потому, что остальные были готовы служить за деньги и привилегии, а эти…

Президент вспомнил, как совсем недавно стоял на коленях и в глаза ему глядело дуло пистолета. Он мог запросто убить его. Но не убил — убил себя…

Так, может, это не враги, может, это друзья?.. Еще одна карта в колоде власти. Возможно, козырная карта. Возможно, покер.

Президент вспомнил телефон, который ему продиктовал, перед тем как сунуть в рот дуло пистолета и нажать спусковой крючок, тот “пациент”. И взял трубку радиотелефона.

Он уже знал, он догадывался, что ему ответят, когда он дозвонится по контактному номеру. Но он ошибся… Ему никто не ответил.

Он набрал цифры второй раз. И вновь услышал длинные гудки… Длинные, длинные, длинные гудки… Неизвестный абонент молчал, хотя, по идее, не должен был.

Возможно, они обрубили концы. Ушли в подполье, после того как он. В общем, после того случая…

Президент положил трубку.

Жаль, очень жаль... Если бы тогда он не поторопился, не стал использовать активные методы допроса. Если бы не передавил...

Раздался зуммер телефона.

— Слушаю, — сказал Президент.

— Вы только что звонили, — сказал незнакомый мужской голос. — Мы нужны вам?

Они просто воспользовались определителем! Опознали его телефон и тут же перезвонили. Все-таки перезвонили!.. — Да, вы нужны мне. Нужны срочно…

Глава 21

Помощник Резидента сидел на табурете, с вытянутой вниз правой рукой, пристегнутой наручниками к ножке.

“Раз на табурете — значит, будут бить, — сразу догадался он. — Потому что на стуле — неудобно, на стуле после первых же ударов отлетает спинка, да и эффект не тот”.

Убежать бы отсюда… Но убежать вряд ли удастся. Отсюда — вряд ли… И на Шефа надежды нет. Шеф сюда не сунется. Не имеет права соваться. Да даже если бы мог и даже если бы захотел…

Пойманный Помощник находился в самой охраняемой части казармы — в оружейке, где за сваренной из арматурного железа решеткой стояли в пирамидах автоматы и пулеметы, а на полках рядами строились какие-то ящики.

Против Помощника сидел генерал Крашенинников и уже минут десять о чем-то сам с собой разговаривал.

— Значит, молчать будем? — в который раз спрашивал он.

Помощник не отвечал — копил силы.

— Молчать будешь — убьем. Только не сразу убьем, вначале все равно все узнаем. Как у “языков”, взятых за линией фронта. Они тоже вначале молчат, а потом ничего, потом так болтают, что остановить нельзя — и про номера частей, и про командиров, и про численный состав… Только не хочется так. Они-то понятно — враги, а ты вроде свой. После таких допросов, сам понимаешь, в лучшем случае калеками становятся. Или ты сбежать надеешься? Так не выйдет, у нас здесь круче, чем в Бутырке.

Это точно, в Бутырке хоть окна, а здесь только стены. Две составлены, из бетонных, фундаментных блоков, еще одну не разглядеть, ее прикрывают стеллажи и на совесть сваренная решетка оружейки. Последняя стена, возможно, кирпичная, но она ведет в подвальный коридор, где полно вооруженных до зубов бойцов. Единственная дверь в “каземате” — двойная, из пяти-шестимиллиметрового железа, и ведет туда же, в коридор.

Мышеловка!

— Ну что скажешь?..

Пленник ничего не говорил, безразлично глядя перед собой.

— Смелый, да?

Смелость мы, конечно, уважаем. И на тебя зла не держим. За то, что ты нам клизму вставил. Ловко это у тебя получилось… — рассмеялся генерал. — Такое учудил… Они у меня все углы обгадили. Молодец!

Понятно, пытается установить контакт, перейти от политики кнута к прикормке пряником. Значит, скоро, на контрасте, рявкнет.

— Целую часть на горшок посадил! У нас в министерстве как узнали, так чуть животы не порвали. Это кто, говорят, такую противную диверсию учинил?.. Ха-ха-ха…

И вдруг, не меняя выражения лица, не стирая улыбку с губ, наотмашь ударил пленника по лицу открытой ладонью.

— Ну ты будешь говорить? А то я сейчас сюда своих бойцов подошлю. Они на тебя дюже обижены. Будешь?! Помощник молчал.

— Груздев!

— Я.

— Давай ребят сюда.

В комнату вошли три бойца.

— Последний раз спрашиваю!..

Молчание.

— Приступайте.

Бойцы лениво подошли и без замаха, не сильно, но так, что захотелось взвыть в голос, ткнули пленника кулаками в корпус.

— Больно? — участливо спросил один из них.

— М-м…

— Так это еще не больно! Это так, лютики-цветочки.

Ударил еще раз, ударил под дых, так что пленник жадно стал хватать ртом воздух.

— А если ударить еще раз туда же, то больше ты уже не вдохнешь. И все… — пригрозил спецназовец. Но второй раз не ударил.

— Очухался? Вдохнул? Ну тогда получай.

Еще один удар пришелся в спину и обжег, как плетка.

Пока бойцы били вполсилы или даже в треть силы, пока они разминались, баловались. Они не были палачами и не получали от избиения беззащитного человека никакого удовольствия. Они просто выполняли приказ.

Что было даже хуже, чем если бы они были садистами. Садист натура творческая, увлекающаяся — разволнуется и в приступе страсти прибьет. А эти будут мучить расчетливо и бесконечно долго.

В общем не повезло.

Удар.

Еще удар.

Еще…

— Ну что, хватит тебе или добавить?

Молчание.

Удар.

Удар.

Удар…

Хорошо они на грушах и друг на друге натренировались. Умеют, ничего не скажешь!

Удар…

Помощник уже не мычал, уже кричал в голос, потому что так легче — напрячься всем телом и исторгнуть из глубины страдающей плоти дикий, звериный крик.

Так гораздо легче.

— Хватит! — коротко приказал генерал. Бойцы отошли, растирая затекшие кулаки.

— Живой? — сочувственно спросил генерал.

Пленник никак не реагировал. Но по его скулам медленно сползали к подбородку слезы. Все-таки это было первое его дело.

— Больно тебе… Так, может, не стоит упорствовать? Чем позже одумаешься, тем меньше останется здоровья. Все равно твоего геройства никто не оценит…

Раздался негромкий зуммер. Генерал вытащил из кармана мобильный телефон.

— Слушаю. Прямо сейчас? Хорошо.

Убрал телефон.

— Продолжайте. Но не переусердствуйте. Я буду часа через два, и к этому времени он должен заговорить. Любой ценой!

Генерал встал, одернул китель, постучал в запертую дверь, крикнул:

— Открывай. Это я.

Вышел.

Бойцы с видимым неудовольствием встали, подошли к жертве, обступив табурет вокруг.

— Ну чего ты, мужик, упрямишься? Тебе нехорошо, у нас обед стынет… Может, договоримся полюбовно?

Пленник не раскрыл рта.

— Надо Егорку звать, он сможет ему язык развязать…

Егорка был двухметровый, гориллообразный детина.

— Ну вы что, сами не могли справиться? — ворчал он. — Чуть что — сразу я!..

Наклонился, ухватил пальцами подбородок пленника, с силой, так что хрустнули позвонки, развернул к себе его лицо, взглянул в глаза.

— Били?

— Ну так!..

— Зря, только чувствительность отбили. Ладно, тащите сюда “козел”.

— Зачем он тебе?

— Холодно!

В подвал внесли самодельный, с мощной, в палец толщиной, спиралью. Включили в сеть. Спираль быстро разогрелась и засветилась ярко-красным жаром.

Егорка вытащил из кармана плоскогубцы. И вытащил из другого большой, двадцатисантиметровый гвоздь. Который положил на спираль, положил в самый огонь. Выждал несколько минут, наблюдая, как острие гвоздя наливается красным светом. Ухватил шляпку плоскогубцами и подошел к пленнику.

— Вспомнил? — спросил он, поднеся гвоздь к самому лицу.

И, помедлив с полминуты и не дождавшись ответа, приложил раскаленный конец гвоздя к плечу пленника.

Затрещала сгорающая, обугливающаяся кожа.

Помощник закричал. Что было сил закричал, выплескивая в крике свою ненависть.

— Ну что? — спросил Егорка.

Этот больше походил на садиста, но тоже им не был, потому что, когда запахло горелой человечиной, он недовольно поморщился.

Ему рассказывали о таких, когда учили сопротивляться боли. Говорили — что не дай бог попадется вам “добряк”. Такие добряки в тысячу раз хуже дюжины Джеков Потрошителей!

Егорка еще раз нагрел гвоздь.

— Подержите его, — попросил он. Добровольные помощники подошли, навалились на руки и на ноги.

— Теперь будет больно, — предупредил палач. Как будто раньше было приятно.

Он подвел гвоздь к ноге и на этот раз не приложил его, а резко и сильно вдавил острием где-то посредине стопы. Гвоздь с хрустом и треском вошел в плоть и, пройдя ногу насквозь, выскочил наружу. С другой стороны выскочил.

— Мм-а-а!!

Это действительно было больно, хотя раньше казалось, что больнее быть не может. Может!

Егорушка вырвал гвоздь из раны.

Надо что-то делать, сквозь боль, сквозь отчаяние думал Помощник. Что делать?.. Что бы в его ситуации делал Шеф, делал Резидент?

Он бы предпочел умереть, потому что это самый универсальный и угодный Конторе выход. Умереть, чтобы не заговорить.

Шеф выбрал бы смерть, ему проще, он успел, он пожил…

И ему тоже придется выбрать смерть… Чтобы не раскрыть Тайну, чтобы близкие, мать, сестра, не отвечали за его предательство. Умереть одному, чтобы не умереть всем…

Обложить этих в камуфляже, врезать побольней, разозлить, заставить бить в полную силу, чтобы убили! Чтобы отмучиться. А если повезет, прихватить с собой кого-нибудь из них…

Только как? Их четверо против него одного. Тут никакие приемы не помогут! Четверо крепких, натренированных мордоворотов против израненного пристегнутого к табуретке…

Пристегнутого!.. К табуретке!..

Они не прикрутили табуретку к полу. Потому что здесь не тюрьма, а они не тюремщики. Они просто притащили ее с этажа…

Надо как-то вырваться, встать, расчистить пространство для замаха. Но как? Как?..

Егорка снова сказал — держите его. Снова снял со спирали добела раскаленный гвоздь. Но на этот раз он не спешил, он давал жертве возможность представить, что сейчас, через секунду или две, произойдет, давая время предвосхитить боль…

Это тоже была пытка, гораздо более утонченная, потому что психологическая пытка.

Пленник замычал, отодвигаясь от гвоздя, задрожал от ужаса. Лучше так, лучше свалиться в обморок, чтобы получить хоть небольшую, но передышку. Лучше впасть в небытие, чем видеть, как гвоздь прожигает тебе ногу.

Это был прием, преподанный в учебке, — не сопротивляться боли, наоборот, пойти ей навстречу, усилить и… потерять сознание.

Вот сейчас, сейчас этот пылающий огнем гвоздь коснется кожи, прожжет кожу и станет продавливать мясо… Будет больно, невероятно больно!..

Сознание размылось и куда-то поплыло… Еще немного, чуть-чуть…

Сейчас этот гвоздь…

И вдруг, как вспышка в мозгу — гвоздь!

Гвоздь!..

— Дурак, — с каким-то даже сочувствием сказал палач и стал вдавливать гвоздь в ногу.

— Не надо! — жутко заорал пленник. Задергал, замотал во все стороны головой, не в силах терпеть буравящую уже не ногу, уже мозг боль. Вдруг выгнулся дугой и, запрокинув голову, в отчаянии укусил бойца, удерживающего его за левую руку.

Он не играл, он действительно хотел избавиться от боли любой ценой. Хоть даже смерти!

Укушенный боец от неожиданности вскрикнул и ослабил хватку.

Пленник вырвал левую руку и вцепился в гвоздь. Он схватил гвоздь голой рукой, на которой мгновенно сгорела кожа. Но он не отпустил гвоздь, он рванул его на себя, выдергивая из раны Уже не кожа, уже мясо горело и плавилось.

Он выдернул гвоздь вместе с плоскогубцами и, мгновенно развернув, ткнул его в лицо склонившегося над ним палача. В глаз Егорушки!

Тот взвыл и рухнул на колени.

Помощник толкнул гвоздь глубже, и Егорушка умер.

Он не чувствовал боли, и не было крови, кровь мгновенно запекалась под горячим железом.

Никто не среагировал, не стронулся с места, никто не смог связать бессильного, потерявшего человеческий облик пленника и гвоздь в глазу двухметрового, только что живого, детины.

Помощник выдернул гвоздь и, развернув, с ходу ударил им в ближайшее к нему лицо. Почувствовал, как гвоздь с хлюпом вошел в тело.

Так бы действовал Резидент! Так!

Раненый заверещал, отшатнулся в сторону.

Двое других тоже отскочили к стенам и, подчиняясь наработанным в спортзалах инстинктам, приняли боевую стойку. Их осталось двое, но они были вчетверо сильнее своего противника.

Теперь счет пошел на секунды.

Помощник вскочил на ноги, дернул на себя наручник, срывая с пола табурет и прокручиваясь вокруг своей оси, чтобы набрать возможно большую инерцию, из-за спины метнул свое импровизированное оружие в ближайшего противника. Пристегнутый за одну ножку между сиденьем и перекладиной табурет летел углом. Боец попробовал отбить его, но табурет соскользнул с руки и угодил ему в голову.

Что с ним стало, Помощник не смотрел, он, продолжая движение, не давая табурету упасть, обрушил его на второго бойца. Но сила удара была уже не та, боец отбил табуретку ударом пудового кулака.

На что и был расчет!

Проталкивая табурет мимо, боец подтянул к себе пристегнутого к нему пленника, и в какое-то мгновенье тот оказался рядом с ним. Чем сразу же воспользовался.

Быстро шагнув за спину бойца, Помощник набросил ему на плечо цепочку браслета и, поймав левой рукой отбитую табуретку, дернул наручники на себя. Цепочка вдавилась в шею бойца, тот захрипел, забил руками, но сделать уже ничего не мог — его враг был за его спиной и сдавливал ему горло.

Все!

Помощник заметил первого угодившего под табуретку и теперь пытающегося встать на ноги противника. Подскочил к нему и добил ударом левой, свободной руки, в висок.

Теперь он был один. Один и… четыре трупа.

Оружие!.. У них должно быть оружие!

Он быстро обшарил карманы и пояса.

Нет, ничего нет, совсем ничего!..

Оружейка! Надо вскрыть оружейку!

Помощник метнулся к решетке. Замок был пустяковый, но его отмычек при нем не было. Надо что-то придумать…

Гвоздь… Все тот же гвоздь!

Он выдернул уже почти остывший гвоздь из лица мертвеца и сунул его в замочную скважину.

Только бы сюда никто не сунулся, только бы никто…

Щелкнул язычок замка. Дверца, ведущая внутрь, открылась.

Он схватил первый стоявший в пирамиде автомат.

Патроны, здесь где-то должны быть патроны!

Шкаф. Металлический шкаф! Там!..

Минуты три, напряженно прислушиваясь, он ковырялся в замке импровизированной отмычкой.

Есть!

В шкафу стояли цинки с патронами и лежали снаряженные магазины. Он загнал в автомат рожок, передернул затвор и лишь после этого стал искать, чем бы открыть наручники. Он обшарил шкаф и нашел скрепку, которую сунул в отверстие замка.

Браслеты раскрылись.

Ну теперь все, теперь его просто так не взять!

Что, съели!..

Вырваться отсюда, спастись он не мог. Вокруг — бетонные стены, единственный ход — в коридор и по нему на первый этаж казармы Но там везде, в коридоре, на лестнице, на этаже, на улице, — они. Кругом они!.. Нет и не может быть ухарей, способных положить в одиночку две роты врагов. Разве только целлулоидный, воюющий с картонными солдатиками Рэмбо.

Никогда еще Помощник не попадал в такую безнадежную ситуацию. Впрочем, он ни в какую еще не попадал. Никогда еще ему не противостояли двести с лишним первоклассных бойцов. Двести против него одного.

Нет, не уйти. Не уйти.

Но можно подороже продать свою жизнь. Можно очень дорого продать свою жизнь!

Он привязал к ручке двери несколько связанных друг с другом ремней, снятых с автоматов, притянул их к решетке, огораживающей оружейку.

Теперь сразу не откроют.

Подтащил, сложил перед дверью баррикадой все четыре трупа.

Воевать так воевать. С фортификационными сооружениями воевать!

Сверху на тела бросил ручной пулемет, заправил в него ленту. На всякий случай подтащил еще два. Рассовал по карманам и за пояс спереди и сзади пистолеты. Нашел ящик с гранатами, поставил возле себя.

Вспомнил, что там еще были гранатометы, но если из них бабахнуть в замкнутом пространстве комнаты, то тебе будет не лучше, чем противнику. Нет, гранатометы не подойдут!..

За дверью кто-то завозился.

Успел, кажется, успел!

В замочной скважине заскрежетал ключ. Но дверь не открывалась. Кто-то ее пнул с досады.

Нет, не теперь, пусть их соберется побольше.

За дверью заговорили, закричали, заколотили ногами и руками.

Вот теперь можно!

Помощник выдернул из гранаты чеку, взял штык-нож и пластанул лезвием по натянутым ремням.

Дверь разом распахнулась в коридор. Он дал короткую очередь из автомата, заметил, как от проема отхлынули лица, и бросил в коридор гранату, упав за баррикаду из трупов.

В коридоре раздался взрыв. В оружейку ворвались взрывная волна и дым. Послышались крики.

Что, не нравится? Ему тоже не нравится, когда дырявят ноги раскаленными гвоздями.

Помощник высунул в коридор дуло автомата и одной очередью расстрелял целый рожок. Отлетающие от стен пули должны были расчистить коридор.

Теперь минут пять они будут приходить в себя, а потом пойдут в атаку. Снова пойдут в-наглую, потому что ничего еще не поняли. И потеряют еще пять-десять бойцов. Хороший счет…

Но на этом легкая жизнь кончится.

После второй атаки они сообразят, что к чему, и больше на дуру не подставятся. А дальше…

Дальше могут быть варианты. Или, если они считают, что их приятели живы, запустят в подвал слезоточивый газ. Или подтащат взрывчатку и, подорвав, обрушат на него выходящую в коридор стену.

Но это будет потом, а пока надо приготовиться к новой атаке.

Помощник длинной очередью в упор расстрелял внешнюю металлическую дверь, пробив в ней амбразуру Теперь за дверью притаиться было нельзя, теперь он мог видеть коридор в обе стороны. Правда, недалеко. Но ничего, можно бросать в проем гранаты и стрелять длинными очередями. В узком пространстве рикошетящие от потолка и стен осколки и пули все равно найдут себе жертвы.

Чего-чего, а боеприпасов у него хватит. Это единственное, чего у него в достатке. Таким богатым он никогда еще не был.

Ничего, повоюем еще…

Скоро он услышал в коридоре слева возню. Но виду не подал, затих. Скорее всего теперь они, прилипая спинами к стенам, ползут к двери.

Пусть ползут, пусть поближе подползают.

Еще, еще немного…

Но теперь уже не слева, теперь уже справа он вдруг услышал один быстрый хлопок. Словно кто-то шлепнул подошвой по полу, словно кто-то прыгнул вперед…

С лету решили!..

Он мгновенно, раньше, чем понял, что надо делать, нажал на спусковой крючок, проведя дулом поперек двери. Пулемет забился, выплевывая пулю за пулей, в никуда, в пустое пространство… И в то же мгновенье в проеме метнулась фигура Пули сбили человека, бросив к стене. Что-то круглое выпало у него из руки и покатилось по полу.

Граната!

Помощник залег за стену из трупов.

Ухнул взрыв. Осколки шлепнулись в мертвецов, сдвигая-вороша их тела.

Он подкрался и хотел, пробежав мимо двери, забросить внутрь гранату! И забросил бы, если бы не напоролся на пулю! Хорошо, что это была “эргэдэшка”, если бы “лимонка”, то баррикада могла не выдержать.

Помощник одну за одной зашвырнул в коридор четыре гранаты. Но не услышал криков и стонов.

Похоже, он там был один, а шумели так, для отвлечения внимания. Нет, не удастся ему увеличить счет намного. Слишком опытный попался противник. Этот, решивший взять его по-легкому, скорее всего был последним.

Ну вот и все. Теперь остается только ждать, что они придумают. Ждать смерти.

Помощник еще раз оглянулся вокруг.

Эх, была бы лопата и немерено времени, можно было бы попытаться подкопаться под фундамент. Нет, пол бетонный, значит, кроме лопаты, понадобился бы еще отбойный молоток. И бригада стахановцев во главе со своим бригадиром, а лучше проходческий комбайн.

С ними бы он запросто…

Что-то Помощника в этой последней, пришедшей на ум дурацкой мысли зацепило.

Что?

Стахановцы?

Стаханов?..

Нет, не стахановцы, что-то другое.

Проходческий комбайн? При чем здесь комбайн? Какой может быть ком…

Отбойные молотки! Вот!.. Молотки… Которыми отбивают асфальт.

Но чем могут помочь в этой ситуации отбойные молотки? Ерунда какая!..

Нет, ну в принципе, если иметь молотки и компрессор, то можно вскрыть бетон пола…

Вот что его зацепило!

Только молотков нет и компрессора нет. И времени, даже если вдруг здесь отыщутся молоток и компрессор, тоже нет.

Что за чушь лезет в голову. Надо готовиться…

И все же, почему молотки, почему именно молотки?!

Да потому что ими отбивают асфальт! Черт подери!..

Молотки!.. Ну конечно же, молотки!!!

Помощник подтащил пулемет к Двери и дал две длинные очереди вначале вправо, потом влево. И бросил две гранаты.

Теперь надо будет стрелять и бросать гранаты часто — пожалуй, через каждые три-четыре минуты.

Он снова выстрелил в коридор.

И перебравшись по другую сторону баррикады из тел и спрятавшись за них, выстрелил в стену. В противоположную от двери стену! Завизжали отрекошетившие от бетона пули. Одна ткнулась в труп.

Посыпалась штукатурка, на бетоне осталось несколько неглубоких воронок.

Нет, так ничего не выйдет, надо стрелять там, где стыки! Пулемет способен с близкого расстояния пробить рельс, значит, сможет и бетон! Надо только найти бронебойные патроны.

Патроны нашлись.

Помощник швырнул в коридор еще две гранаты, и в момент, когда они взорвались и взрывная волна ударила в перепонки, он выпустил из пулемета в место, где сходились два блока, длинную очередь.

Во все стороны полетели бетонные брызги.

Вряд ли они в таком бедламе смогут понять, куда он стреляет. Ни черта не смогут понять!

От одного из блоков откололся вполне приличный кусок бетона. Вот как надо!

Он выпустил еще одну очередь, стараясь попадать в одно место, чтобы пули работали, как зубило, по которому бьют кувалдой.

И выстрелил в коридор…

Он стрелял в коридор и стрелял в стену. Швырял гранаты. И снова стрелял…

Сумасшедший и трус, — наверное, думали про него спецназовцы. Пытается, расстреливая боезапас, отсрочить свою смерть. Хотя конец хоть так, хоть этак один…

Но Помощник не собирался умирать, раньше — собирался, а теперь нет! Теперь у него появился пусть призрачный, но шанс!

Он стрелял и видел, как бронебойные пули расковыривают, разбивают бетон, как в месте стыка образуется глубокая ниша. Он вгонял в стену пулю за пулей, пока в образовавшуюся дыру не посыпалась земля.

Земля!

Бросил в коридор гранаты.

Расстреляв еще одну ленту, он расширил дыру до полуметра. Но мешали несколько высунувшихся из блока арматурин. Он сунул внутрь “эргэдэшку”, выдернул чеку, бросил такую же гранату в коридор, залег на полу, заткнув ладонями уши…

Взрывы ударили почти одновременно. Осколки и взрывная волна перерубили и загнули арматурины, расширив проход.

Он снова пошумел в коридоре. Подбежал, стал выгребать рукой землю. На полу росла куча грунта.

Свет, дневной свет!

Неужели получилось?!

Помощник разгреб дыру. Высунулся. Никого! Повезло, что вход в казарму с другой стороны.

Помощник, цепляясь за бетон, стал вкручиваться в отверстие. Он уже почти вылез, когда вдруг остановился. И сполз обратно.

Нет, так не уйти, они быстро его хватятся и организуют погоню. Нужно выгадать время, хотя бы минут пять…

Помощник, обшарив шкаф, нашел катушку толстых суровых ниток, которые использовались для опломбирования оружейки.

Ничего, подойдут, если осторожно…

Взял несколько гранат, подвязал к кольцам нити, свел вместе “усики” предохранительной чеки. Теперь стоило только чуть-чуть потянуть на себя кольцо…

Зашвырнул в коридор несколько гранат. И сразу за взрывами, пока дым и пыль еще не рассеялись, выскочил за дверь, положил там несколько гранат.

Вот теперь можно уходить.

Или?..

Он задумался всего на секунду.

Рискованно, сверхрискованно! Но и заманчиво.

А… Семь бед, один ответ!..

Он перебежал в оружейку, вытащил из ящика гранату “Ф-1” и, выпрямив “усики” и подвязав к кольцу нитку, положил гранату обратно в ящик.

Теперь ходу!

Он пролез в пробитую в бетонных блоках дыру, удерживая в зубах несколько ниток. Он полз очень осторожно, боясь зацепиться нитью за какую-нибудь арматурину или камень. Ему даже пришлось оставить автомат.

На улице было пусто. Такое впечатление, что все были в здании.

Он не побежал, он снова полез в подвал! Там, на арматурине, лежала катушка самой главной, уходящей в оружейку, нити.

Он нащупал катушку и, аккуратно разматывая, потянул ее на себя.

Он выполз и залег за стену.

Ну что, попробуем?

Выбрал первую нить и, когда она натянулась, дернул. Где-то там, в подвале, раздался взрыв. Отчего все должны были подумать, что он там, внизу.

Потянул еще, одну за другой взорвав все гранаты. И быстро пошел от здания казармы, разматывая катушку. Он шел спиной назад, постоянно оглядываясь, боясь споткнуться, упасть и раньше времени дернуть…

И разматывал, разматывал, разматывал катушку…

На втором этаже зазвенело, посыпалось стекло.

— Вот он! — удивленно крикнул кто-то, высунувшись из окна наружу.

Но он не стал обращать на него внимание, он не мог обращать на него внимание.

— Стой! — крикнул боец в окне. — Стой, гад!

Но Помощник продолжал идти, сосредоточившись на разматывающих катушку пальцах.

— Стой!!

Выстрел. И возле ног в землю зарылась пуля.

Следующие должны были ударить уже в него.

Все! Придется здесь! Близко, слишком близко, но другого выхода нет!

Помощник поднял руки, сделав вид, что сдается. И, сделав еще шаг от казармы, выбрал нить.

— Я сдаюсь, — крикнул он.

Увидел, как из-за угла выбежали люди. Натянул, дернул нить. Посчитал:

— Раз! Два! Три!..

И как подкошенный рухнул на землю, прикрыв уши ладонями и широко разинув рот.

Если она перебита, если взрыватель даст осечку…

Земля вздрогнула и лопнула гигантским пузырем. Страшной силы взрывная волна подняла его над землей и отбросила в сторону. Сверху, в кровь раздирая спину, посыпались обломки бетона и кирпичей.

Помощник вскочил на ноги и, прихрамывая, побежал от казармы. В какой-то момент он оглянулся. Казарма стояла, но у казармы не было одной стены, вторая угрожающе наклонилась, и с нее сыпались вниз кирпичи.

Быстрей, быстрей…

Забор!

Помощник подпрыгнул, уцепился за его верх, с большим трудом подтянулся на руках, забросил ногу и перевалился, упал вниз.

Хочется надеяться, что у них нет здесь настоящих мин. Не должны быть, ведь сюда могут случайно забрести люди.

Что-то хрустнуло, и справа и слева с фырчаньем и воем взвились в небо ракеты.

Он пробежал еще несколько шагов и под ногой со страшной силой рвануло, сдирая вверх одежду взрывной волной. Он упал. Уши заложило. Глаза забило землей.

Мина!

Быстро ощупал тело.

Нет новой боли, нет! И ноги целы! Безоболочная мина, пугач!..

Вперед, вперед…

Краем глаза он заметил две выскочившие из-за поворота забора фигуры, выхватил из-за пояса пистолеты и, почти не целясь, с двух рук стал стрелять в их сторону.

Но не попал! Фигуры залегли и открыли ответный огонь.

Он тоже упал и быстро пополз в сторону леса.

Несколько пуль ударили в землю возле самых его рук. Но после того, что было, — это такой пустяк…

Вслед ему, быстро ввинчиваясь в траву, ползли спецназовцы.

Не успеть, не успеть…

“Не успеет”, — быстро оценил обстановку висевший в гамаке на вершине дерева Резидент. Наехал на Помощника объективом видеокамеры.

Нет, не сможет…

Нужно бы ему помочь — сброситься с дерева и вон из тех кустов!.. Но нет, нельзя, нельзя помогать!.. Вряд ли второй ствол в корне изменит расстановку сил. Была бы снайперская винтовка или хотя бы автомат. Но их нет… И, значит, в бой лучше не соваться, лучше пересидеть. Если не обнаруживать себя, то можно остаться незамеченным. Увлеченные погоней, они не станут рассматривать верхушки деревьев. Да даже если станут…

Нужно переждать! Это разумно, это правильно!..

Помощник заполз за какую-то кочку и разом, почти не целясь, опустошил еще две обоймы в сторону приближающихся врагов.

Но испугать их стрельбой было нельзя. Менее всего спецназ боится выстрелов, потому что они всю жизнь натаскиваются на бой! Здесь им равных нет!

Не повезло Помощнику…

Спецназовцы рассредоточились, расползлись веером, заняв наиболее удобные для ведения огня точки.

Еще минута-другая…

Пуля ударила Помощнику в ногу, опять в ногу! И еще одна угодила в бок.

Резидент стиснул зубы. Но глаз не закрыл. Он продолжал смотреть и увидел то, что никто, бывший на поле боя, не заметил.

Кусты на опушке чуть дрогнули и изменили форму. Как будто кроны подросли и длинными ветками вытянулись в сторону. В сторону залегших спецназовцев.

Это были люди в “лохматых” маскхалатах, примерно таких же, как у Резидента.

Эти-то откуда взялись?!

Длинные, со свисающими вниз зелеными лохмотьями палки дернулись, и два спецназовца ткнулись головами в землю. Шквал выстрелов ослаб и оборвался. Спецназовцы, не поняв еще, что случилось, не определив направление угрозы, открыли ураганный огонь по периметру леса, под прикрытием длинных очередей отступая к забору.

От кустов к раненому Помощнику поползли три травяные кочки.

“Живым взять хотят! — мгновенно понял Резидент. — Поэтому в спецназовцев стреляли, чтобы они его не добили!.. Ах ты черт!..”

Ситуация изменилась в корне — Помощника уже не хотели убить, хотели взять в плен! Ну вот, теперь уже не отсидеться. И может, к лучшему, что не отсидеться!..

Резидент сбросил вниз трос, защелкнул на самоспуске карабин, скользнул вниз.

До места было метров триста, и поэтому он побежал. Расчетливо побежал, стараясь прикрываться с опасной стороны стволами деревьев.

Опушка!

“Кочки” придвинулись к Помощнику почти вплотную. Спецназовцы молчали — похоже, их загнали за забор.

Резидент сбросил мешающий маскхалат, вытащил, взвел пистолет.

Если ползти — не успеть. Надо рывком, хотя это и рискованно.

Он сделал несколько шагов назад, чтобы разбежаться, набрать скорость и тем выиграть несколько мгновений, несколько метров.

Шаг, другой!..

Уже разбежавшись, он выскочил на опушку, огромными шагами проскочил открытое пространство, заметил, как от кустов, навстречу ему, ударил выстрел. На ходу вскинул пистолет и длинной очередью отстрелил пол-обоймы. Развернул ствол и выстрелил в зашевелившиеся травяные кочки. Они не успели среагировать, они не могли среагировать, потому что находились в очень невыгодном положении — распластанными на земле.

Зелень маскхалатов окрасилась красным.

Резидент рухнул возле Помощника и расстрелял по кустам еще одну обойму. Что гарантировало небольшую, секунд в десять, передышку.

— Идти можешь?

— У меня гранаты, — ответил Помощник, выкатывая из кармана несколько “лимонок”.

Это кстати! Конечно, рискованно разбрасываться “лимонками”, не находясь в укрытии, но все равно кстати!..

Резидент выдернул чеку и, на мгновение привстав, зашвырнул в кусты одну за другой две гранаты — одну чуть правее, другую чуть левее. Упал, закрыв ладонями голову. И, когда грохнул взрыв, кинул еще одну гранату в сторону забора, где могли быть спецназовцы.

— Уходим!

Встал на одно колено, рывком вскинул на плечо Помощника, поднялся и, петляя как заяц, побежал к лесу. Выстрелов слышно не было.

За первыми же деревьями он резко повернул налево, потому что преследователи должны были пойти прямо. Пробежал с полкилометра и углубился в лес.

Вначале он бежал, не обращая внимания на хлестающие по лицу и груди ветки. Потом шел. Потом еле шел. Когда дыхалка сбилась совершенно, он сел на землю.

Помощник громко застонал.

— Куда тебя?

Быстро ощупал окровавленное тело. Распластал надвое ткань штанов. В рваной, заливаемой кровью ране торчали белым осколки кости.

Но это было не все и было не самое страшное. Одна из пуль вошла в бок и не вышла. Слепое ранение. Почти наверняка задеты внутренние органы.

С этим своими силами не справиться — надо искать и извлекать пулю, чистить рану, сшивать органы… И нужно отлеживаться после операции минимум недели три. К тому же такую рану не замнешь. И весь этот бой не замнешь. Неизбежно начнутся расспросы и начнутся запросы…

Но главное даже не это, главное, что в таком состоянии его далеко не унести. Только растрясешь по дороге и пометишь путь каплями падающей на землю и на траву крови.

Нет, с ним не уйти…

Резидент стиснул зубы, до боли стиснул. Помощник развернулся и теперь смотрел на него, прямо в глаза смотрел.

— Слепое? — спросил он. Резидент кивнул.

— Не повезло, — пожаловался Помощник. — Первое дело и вот…

— Ладно, я сейчас тебя перебинтую и отвезу в больницу, — сказал Резидент.

И незаметно из кармана потянул нож.

Это было единственное, чем он мог ему помочь, — мог дать умереть легко, мог убить, до того подарив надежду.

— Ничего, теперь хирурги чудеса делают, зашьют, и будешь лучше прежнего, — бормотал киношные банальности Резидент, разворачивая за спиной клинок для удара. — Сейчас я тебе морфин вколю…

— Погоди… Дай мне еще минуту, — тихо сказал Помощник. И приподнял руку, защищая лицо.

Он все понял, он знал правила игры.

Резидент почувствовал, как у него задрожали губы. Многолетняя психологическая подготовка на этот раз дала сбой.

— Кассета там, в каблуке, — показал Помощник на левый ботинок.

Он не снял ботинки, несмотря на боль в прожженных ногах. Он не снял ботинки, чтобы сохранить кассету!

— Я могу попросить тебя?

— Да, конечно.

— Сообщи матери, что я не тогда, что теперь.

— Хорошо, обязательно, — пообещал Резидент. Хотя знал, что никому ничего не сообщит. И Помощник знал, что он никому ничего не сообщит.

Проклятые законы!..

Но… законы! Которые не могут иметь истолкований.

А может, и правильно. Если дойдет до разборок, из него душу вынут, из живого вынут. А потом все равно… Только в том, в другом, случае ему, возможно, придется уйти предателем.

А раз так…

— Дай я сам, — тихо сказал Помощник. — Лучше сам. Разреши…

— Нет, — молча покачал головой Резидент, — нельзя.

Он должен был все сделать сам, чтобы с гарантией.

— Извини, — сказал он и коротким взмахом вогнал нож в сердце. В самое сердце.

Помощник выгнулся и затих.

Но это было не все, потому что убить было мало. Даже этого было мало! Конторе мало…

Резидент вытащил последнюю гранату, не “эргэдэшку”, а ребристую, как ананас, и гораздо более мощную “лимонку”. Оттянул вниз челюсть своего уже мертвого Помощника и с силой, вкручивая и ломая зубы, толкнул туда гранату, стараясь, чтобы рычаг оказался сбоку.

Подтащил к голове руки, сложил раскрытые ладони на лицо.

Так, именно так…

Удерживая руки, перевернул Помощника на живот, чтобы взрывная волна отразилась от земли. Сунул под тело руку, нащупал лицо, нащупал гранату, сунул палец в чеку.

— Извини, — сказал еще раз. — Так надо. Это лучше, чем если резать…

Выдернул кольцо, вскочил на ноги и бросился в сторону.

Раз, — считал он про себя.

Два.

Три…

На исходе третьей секунды он упал за дерево, закрыв голову руками.

Сзади глухо бухнул взрыв. По листве ударили осколки и разлетающиеся во все стороны кости черепа.

Вот и все, теперь его никто не опознает. Могли остаться куски пальцев, но даже если их найдут, то вряд ли смогут идентифицировать — отпечатков Помощника нет в архивах, не должно быть…

Он не стал смотреть на то, что сотворила граната, он побежал вперед, потому что на звук взрыва бросится погоня и очень скоро будет здесь.

Надо отрываться и уходить…

Он бежал еще час или два.

Бежал, бежал, бежал…

Бежал от разрушенной почти до основания казармы, от того места, где оставил обезображенный, обезглавленный труп своего Помощника.

Он ушел! Несмотря ни на что — ушел!

Один ушел…

Глава 22

Наверное, рапорт дошел. И наверное, того, кому дошел, заинтересовал, и он направил его выше. А тот, кто был выше, — еще выше, вверх, по замысловатой и донельзя запутанной служебной лестнице, ведущей в приемные руководителей Лубянки.

С чего он это взял?

С того, что подполковника Максимова завтра к девяти пятнадцати утра вызвал не кто-нибудь, а вызвал Сам! Которого он за всю службу “живьем”, может быть, только пару раз видел, и то случайно.

Выходит, не зря он впрягся в это дело — в командировки ездил, коньяк криминалистам ставил… Не зря! И капитан Егорушкин погиб тоже не за просто так. Все-таки все было не зря, не напрасно!.. Клюнуло начальство на приготовленную им наживку. На присутствующие в рапорте кивки на “конкурирующую фирму”, на военную разведку, которая наконец попалась! Вернее, которая вляпалась!..

Ай да он, ай да молодец!

Завтра, в девять пятнадцать, он выложит главные свои козыри, выложит протоколы осмотра мест происшествий, акты экспертиз… И все эти, по отдельности ничего не значащие, факты выстроит в цепочку причинно-следственных связей…

Подполковник включил левый поворот, заехал между двух девятиэтажек во двор, остановил машину рядом со своей ракушкой. Не заглушая двигатель, вышел, открыл замки, поднял, толкнул вверх, под потолок, створку ворот.

Жена уже, конечно, дома и уже приготовила ужин. Но он ей пока ничего не скажет. А может, и вовсе не скажет, все равно она ничего не поймет и не оценит. Оценить такое могут только люди сведущие, только свои. И хочется надеяться — вышестоящее начальство. Лучше всего, если оценит начальство, потому что одобрение и восхищение начальства выражается в звездах на погоны и на китель, в продвижении по службе, в улучшении жилищных условий…

А это лучше пожатий рук и одобрительных похлопываний по плечу. Потому что материальной.

Подполковник задвинул ворота, закрыл замки и пошел в сторону подъезда. Но даже от ракушки отойти не успел. Со стороны улицы к нему подбежал запыхавшийся, приятной наружности, молодой человек.

— Мужчина, погодите минуточку, прошу вас! — крикнул он издалека. — Может, вы мне поможете, а то я уже полчаса бегаю…

— А в чем, собственно, дело? — спросил подполковник, автоматически отступая на шаг, чтобы сохранить между ним и собой дистанцию. Приобретенные на службе привычки давали себя знать даже в собственном дворе, даже дома.

— Невесту я ищу, — сообщил молодой человек. — Невеста от меня сбежала. Прямо из загса.

Подполковник с сочувствием посмотрел на брошенного жениха.

— У нее где-то тут подруга живет, так я подумал, что она, наверное, у нее прячется Только я адреса не знаю. Вот, мне рисунок нарисовали, — вытащил парень из кармана сложенный вчетверо листок бумаги. — Я его с картой сверил — кажется, здесь Вот посмотрите.

Достал, развернул карту.

— Вот проспект, здесь перекресток…

Подполковник придвинулся на шаг и придержал свесившийся вниз угол карты.

— Я вначале зашел с той вон стороны и немного заплутал…

И молодой человек, отпустив карту, показал левой рукой куда-то в сторону и, опустив руку мимо карты, сунул ее в карман. Подполковник инстинктивно придержал падающую карту второй рукой. Теперь он стоял, удерживая ее двумя руками, и не видел, что делается под ней.

— Вот эти два дома очень напоминают…

Мельком огляделся, заметил стоящего на тротуаре между гаражами мужчину и еще одного, идущего с другой стороны асфальтовой тропинки, выдернул из кармана заточку и быстро и точно, снизу вверх, всадил ее подполковнику в подреберье Всадил в печень.

Подполковник удивленно выкатил глаза и хотел закричать, но молодой человек, не выдергивая ножа, прокрутил лезвие внутри раны “восьмеркой”, разрезая, разрывая печень на куски. Подполковник, задохнувшись от боли, даже не смог вскрикнуть Он упал, как стоял, — лицом вперед на жесткий асфальт.

Торчащий из раны нож молодой человек вытаскивать не стал. Он лишь снял с ручки тонкий матерчатый чехольчик. Быстро обшарил карманы трупа, выгреб кошелек, ключи и какую-то мелочевку, снял с руки часы.

Все это должно было выглядеть банальным ограблением.

Один из стоявших на асфальтовой тропинке мужчин закашлялся. Молодой человек его услышал, мгновенно выпрямился и, сделав в сторону два быстрых шага, скрылся между гаражами. Там он что-то уронил на землю и убыстрил шаг. Уже находясь далеко, в соседнем дворе, услышал истошный женский крик.

Приехавший минут через пятнадцать на место преступления наряд милиции, обнаружив труп, вызвал по рации следственную бригаду. Место оцепили. Криминалисты в разных ракурсах сфотографировали труп, осторожно, в перчатках, потянули из тела заточку, положили ее и другие вешдоки в полиэтиленовый пакет.

— Смотрите, что я нашел, — крикнул кто-то от гаражей. — Это же паспорт!

Паспорт был на имя гражданина Васильчука тысяча девятьсот шестидесятого года рождения, проживающего…

— Ну-ка дайте его сюда, — попросил паспорт участковый. — Это же Сохатый!

— Какой Сохатый?

— Кличка у него такая. Урка он, полгода как с зоны вернулся и, похоже, за ум не взялся. Он тут рядом живет.

— Да? Тогда давай к нему в гости зайдем.

К гражданину Васильчуку стучались минут десять, прежде чем он открыл. Васильчук был пьян вдрабадан.

— Ты что, пьешь опять? — спросил участковый.

— Ну? — мало что понимая, ответил хозяин квартиры.

— Один пьешь?

— Не-а, с Пашкой.

Оперативники обошли квартиру.

— А Пашка-то где?

— Как где — здесь!..

Но никакого Паши в квартире не было, и стакан на столе стоял только один.

— Посмотрите на кухне и в ванной.

Через минуту из ванной комнаты, держа на вытянутых руках какую-то куртку, вышел милиционер.

— Вот, за бачком унитаза нашел.

Куртка была вся в крови.

Сохатого повалили, защелкнули на руках браслеты и обыскали. В карманах у него нашли часы и ключи потерпевшего.

— А ключи-то тебе зачем, ключи-то почему не выбросил? — спросили оперативники. — Пьяный, что ли, был? И паспорт вон потерял… Вот дурак, совсем ум пропил! Ему на пузырь не хватало, а он взял и человека зарезал!

— Я? Да вы что?! Я весь день дома был! Вы чего мне мокрое шьете?..

Но отпираться было бесполезно, потому что свидетели показали, что заточка, извлеченная из тела потерпевшего, принадлежала гражданину Васильчуку, а на ее ручке были обнаружены отпечатки его пальцев…

Глава 23

По телевизору шли новости. Дикторы шевелили губами, улыбались и играли мимикой. Но слышно их не было, потому что звук был отключен.

Перед телевизором в кресле сидел пожилой человек в халате, бессмысленно уставившись в мерцающий экран. Он не видел, что происходит на экране, не видел телевизор и вообще ничего не видел…

Рядом с ним, на журнальном столике, лежал лист бумаги, шариковая авторучка и пистолет Макарова.

Он сидел так, не шевелясь, не меняя позы.

Сидел час.

Два.

Три…

В коридоре, возле входной двери, послышалось какое-то неясное шуршание, словно кто-то шарился в замке.

Но он не обратил на это никакого внимания.

Тихо щелкнул механизм замка, цилиндр сделал два оборота, втягивая внутрь металлический язычок, и дверь медленно открылась.

С лестничной площадки в квартиру быстро проскользнул человек. Бесшумно прикрыл за собой входную дверь. Замер, привыкая к полумраку. Сделал шаг вперед. Еще один…

По стенам комнаты бегали цветные, отбрасываемые экраном телевизора тени. Звука слышно не было.

Перед телевизором в кресле сидел человек в форме, с нацепленными на китель медалями. Медалей было много, и поэтому они располагались в несколько рядов. Верхний ряд начинался с двух поблекших от времени медалей “За отвагу”. С самых памятных, потому что первых медалей…

В кресле, в парадной форме, при орденах и медалях, сидел генерал Крашенинников. Теперь уже в отставке.

Это был он.

И не он…

Это был какой-то совсем другой человек — хоть и в парадном с генеральскими погонами кителе, но какой-то древний, с отвисшей челюстью и потухшим взглядом, старик.

И все-таки это был генерал Крашенинников. Мгновенно, в течение нескольких дней, превратившийся в дряхлого старца сразу после того, как его часть взлетела на воздух. А на самом деле не часть, на самом деле его дело…

Он медленно, словно с усилием, повернул голову и сказал:

— Это ты?

Он знал, кто к нему может прийти. Он ждал.

— Я, — ответил вошедший. — Можно включить свет?

— Валяй.

Щелкнул выключатель.

Человек стоял в проеме двери, в правой руке у него был пистолет. Генерал никогда его не видел, но он узнал его. По манерам узнал.

Человек совершенно бесшумно прошел в комнату, остановился недалеко от кресла.

— Это ты был возле части? Ты вытащил своего человека, чтобы потом убить его?

— Убили — вы. Я лишь прибрал за вами.

— Кто вы — он и ты?

— Люди.

— Ясно, — кивнул генерал. Другого ответа он услышать не ожидал.

— По мою душу пришел?

— По вашу.

— Тогда садись. Время есть. Успеешь еще. Человек с пистолетом сел. И как бы невзначай пододвинул к себе лежащий на журнальном столике “Макаров”. Генерал криво усмехнулся.

— Хочешь узнать у меня подробности того, чем я занимался?

— Хочу.

— Сохранением армии. Которая основа всему.

— И ради этого убивали?

— Армия всегда убивала и гораздо больше убивала. Армия и создана для того, чтобы убивать. Во благо своей страны. Всегда во благо. И теперь — во благо… Государство без армии — лев со сточенными клыками, которого может загрызть любой шакал. Я не хочу, чтобы нас сожрали шакалы.

— Так вы, оказывается, патриот… — с легкой иронией сказал пришедший.

— Патриот, — просто ответил генерал, — хотя теперь это не модно. Теперь в моде деньги. А Родина там, где больше платят.

— Но вы ведь тоже!..

— Да, я тоже. Но я не взял лично себе ни копейки. Я работал не на свой карман, а на армию. На страну! Я — на страну, а вы — против! Ты и он — вы загубили доброе дело, вы сработали на них, — кивнул генерал куда-то в сторону. — Вы как “Першинги”, вы хуже “Першингов”, потому что бьете в спину!..

Несколько минут они молчали.

И все равно нужно было делать то, зачем он сюда пришел.

— Кому вы подчинялись?

— Я уже сказал — себе.

— Только себе?

— Да! Это придумал я, я один! Мои люди ничего не знают. Я отдавал приказы, и, значит, весь спрос с меня. На том давай поставим точку. Больше я тебе все равно ничего не скажу.

— А если я спрошу так, как спрашивали у моего человека там, в оружейке? Как спрашивали вы?!

— Попробуй. Только вряд ли у тебя что-нибудь получится. Я старый человек и не смогу выдержать того, что выдержит молодой. Просто сердце остановится. Стариков невозможно пытать, их можно только убивать.

Тут он был прав — ни пытки, ни наркотики помочь здесь не могли. Если он не захочет говорить, он ничего не скажет.

— Я свой век отжил — хоть так, хоть этак отжил… Всякое в жизни бывало, но краснеть мне не за что — за наградами не бегал, от пуль за спины товарищей не прятался. И теперь прятаться не стану. Не надейся. Нужен крайний — вот он я, других можешь не искать!..

Крепок был генерал и в жизни, и в смерти. Настоящий боец из того, из уходящего, времени, где идея была выше денег, выше выгод, выше даже жизни. Где за победу были готовы платить любую цену и платили любую цену. Где личный успех не шел ни в какое сравнение с общим. Где если рубили — то щепки во все стороны… Но зато и строили!..

А как иначе? Как может быть, чтобы интересы личности были выше интересов государства, когда любому дураку понятно, что отдельно взятая личность — это в большинстве своем сволочь, которая хочет только жрать в три горла, поменьше работать и давить слабого, обогащаясь за его счет. Как выигрывать войны, если солдат может иметь особое свое мнение в отношении приказа командира? Тогда никто на смерть не пойдет, тогда все пойдут в кашевары, чтобы подальше от фронта казенную тушенку налево толкать. Как строить великое государство, если каждый заботится только о своей шкуре, а до остального им дела нет? Как можно жить в анархии, где каждый сам по себе и все против всех?..

Не понимал генерал. Честно пытался понять и даже пытался плетью обух перешибить, да вот не смог. Не смог…

— Хочу попросить тебя… Не трогай моих близких. За свои ошибки должен отвечать я, только я один!

— Хорошо.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Тогда валяй, начинай. Я готов.

Генерал отвернулся.

Резидент взял со столика пистолет Макарова, вытащил обойму, проверил, есть ли в ней патроны.

Патроны были.

Генерал сидел, не оглядываясь на него, он внимательно смотрел в экран телевизора…

Странно, раньше там, в лесу, когда он тащил раненого, с прожженными ступнями Помощника, самым главным желанием было увидеть, как генерал умрет. А теперь нет. Теперь не хочется…

Может, потому, что он в чем-то прав? В том, что сегодня государство раздирают и разворовывают по кускам, а оно не может себя защитить и потому рискует исчезнуть с карт. И вряд ли чего-нибудь можно добиться законными методами, а можно только так, можно, взяв на вооружение приемы экономического рэкета. Как это сделал генерал.

Но если так, если он действовал во благо армии и государства, то он не враг, потому что Контора занимается тем же самым и такими же точно методами.

Тогда, получается, они союзники? И тогда прав был генерал, когда обвинил его в том, что он сработал на “них”. И выходит, что свои бьют своих, а выигрывают от этого те, чужие.

Но все равно теперь отступать поздно. Теперь уже поздно…

Резидент передернул затвор, досылая в ствол патрон.

— Вы не хотите кому-нибудь что-нибудь передать?

— Нет.

Резидент быстро, отметая сомнения, отрезая себе пути к отступлению, вскинул пистолет, поднес его к виску генерала и нажал спусковой крючок.

Грянул выстрел!

Голова генерала дернулась, и он уронил голову на грудь.

Резидент всунул рукоять пистолета в безвольно повисшую руку генерала, толкнул в скобу указательный палец.

Теперь надо прибрать и уходить.

Он быстро осмотрелся вокруг, отодвинул, поставил на место стул. Что еще?

Лист бумаги — надо проверить, что там написано…

На стандартном, какие подшивают в дела, листе рукой генерала было написано:

“Я не хочу больше жить. Я ухожу из жизни по собственной воле. Во всем прошу винить одного меня”.

Число…

Роспись…

Резидент положил записку туда, откуда взял, и пошел к выходу.

На душе было муторно Хоть водку покупай...

На улице он по привычке, почти не осознавая, что делает, проверился, вгляделся в мелькнувшие мимо лица. Прошел к остановке городского автобуса.

Домой, теперь домой…

Хотя какой это дом, очередная съемная квартира, каких было сотни. Благоустроенная казарма.

Резидент сел в первый подошедший автобус, номер которого он даже не заметил, проехал три остановки, в последний момент, когда двери уже закрывались, выскочил на улицу, перешел дорогу, запрыгнул в уходящий трамвай, проехал еще несколько остановок.

Все это он делал машинально, как делал всегда…

Едва добравшись до дома, он упал в постель и уснул мертвым сном…

Когда он проснулся, было уже далеко за полдень и сильно хотелось есть. Резидент оделся и пошел в магазин. Потому что разведчики тоже ходят в магазины, потому что разведчики тоже люди.

Он вышел из дома и добежал до ближайшего гастронома, где купил хлеб, кефир, яйца… Расплатился и вышел на улицу.

И вдруг увидел…

Что увидел? Он сам до конца не понял, просто ему что-то такое показалось. Что-то, что он не мог еще осознать…

Вон тот молодой человек!.. Его лицо ему было знакомо. Или это просто сосед, с которым он раньше встречался где-нибудь здесь же, в магазине?

Вспомнить, нужно вспомнить…

Нет, это был не сосед. Этого молодого человека он видел вчера” когда выходил из дома генерала Крашенинникова. Он видел его там, именно там!

Никак не меняя своего поведения, не убыстряя шаг, не оглядываясь, он пошел в сторону дома. Но теперь он был настороже, теперь он контролировал все, что происходило вокруг него.

Парень прошел за ним два квартала и исчез. Но появился такой же неприметный другой.

Нет, это не случайность, это слежка!

Резидент шел, помахивая пакетом, зависая возле табачных киосков.

Да — слежка!

Но откуда? И кто это может быть? Кто?

Охрана генерала? Но тогда они должны были охранять…

Случайные милицейские оперативники, принявшие его за находящегося в розыске преступника?

Нет, эти на милиционеров не похожи.

Или это какая-то “третья” сила. Например, те “кочки”, что возле части генерала Крашенинникова пытались взять в плен Помощника? Потому что откуда-то они взялись! А раз там взялись, то могли и здесь…

И что теперь делать?

Домой нельзя, дома могут быть они. Хотя найти там ничего невозможно, потому что ничего нет. Даже кефира с хлебом… Если вернуться домой, они запрут его там, как мышь в мышеловке. Надо оставаться на улице, улица дает больше возможностей на отрыв.

В ближайшем киоске Резидент купил бутылку водки и купил перочинный нож. Хоть какое-то, хоть такое оружие. И купил затемненные очки.

Пошел дальше, думая, как можно от них оторваться.

Транспортом не удастся, где-нибудь здесь, рядом, у них наверняка машина или даже несколько машин. Уходить надо пешим порядком.

Местность он знал хорошо, потому что первое, что он делал, оказавшись на новом месте — отрабатывал пути эвакуации.

Поравнявшись с одним из проходных дворов, он резко свернул. И увидел, как за ним бросились его соглядатаи.

Пересекая двор, он поднырнул под развешенное на столбах для просушки белье. К сожалению, постельное белье. Только постельное… Но в последний момент он увидел халат — белый расправленный на веревках медицинский халат. Ладно, бог с ним, выбирать не приходится… Он мгновенным движением сорвал с веревки халат и сунул его за пазуху. Филеры ничего не заметили, так как он был прикрыт простынями. Теперь посмотрим, сколько их. Он сделал петлю, чтобы выявить хвост слежки. Нет, только двое. Остальные либо потерялись, либо пошли наперерез, чтобы перехватить его впереди. Надо торопиться. Еще минута, другая…

Но все дворы, как назло, были пусты. У подъездов стояли только грузовики и легковушки.

Ну не может быть, не может быть, чтобы ничего не было! Всегда бывает.

В следующем дворе он увидел то, что искал. В следующем дворе у одного из подъездов стояла машина “Скорой помощи”. Отлично!

Он не спеша, подчеркнуто не спеша прошел по двору и повернул в подъезд, в который недавно зашла медицинская бригада.

Открыл дверь, заметно тормозя, зашел в подъезд и там, в мгновение утратив медлительность, накинул поверх пиджака белый халат, застегнул его на все пуговицы, вытащил, нацепил, прикрывая глаза, купленные в киоске очки, зачесал, меняя прическу, на другую сторону волосы, откусил от купленной буханки, сунул за щеки два мякиша хлеба, выставил чуть вперед челюсть.

На все ушло не более двух десятков секунд. Вряд ли они еще даже подошли к подъезду.

“Врач” встал на выходе, между двумя — входной и второй, в подъезд, — дверями. Услышал, как кто-то пробежал по крыльцу, взялся за ручку двери. И толкнул дверь сам.

Рядом были филеры.

Он сделал шаг в сторону, и они пробежали мимо него, пробежали в подъезд. При мгновенной, нос к носу, встрече в полумраке междверного тамбура они его не узнали. Бросившийся в глаза белый халат обманул их. Униформа всегда обманывает, забирая внимание на себя.

Резидент шагнул на крыльцо и огляделся.

Никого, совсем никого. Так, может?..

Лучше было бы, конечно, уйти. Но тогда он никогда не узнает, кто и почему за ним следил.

Резидент сделал шаг назад и тихо прикрыл за собой дверь.

Внизу, на площадке, задрав голову вверх, стоял один из филеров. Второй бегом поднимался по лестнице.

Резидент сделал еще один бесшумный шаг и, резко наклонившись вперед, схватил шпика за лицо, зажимая ладонью рот и нос. В другой руке у него был купленный десять минут назад, с длинным лезвием, нож.

— Тихо! — шепотом сказал он, приставив нож к горлу и чиркнув им поперек кадыка, чтобы пошла кровь.

Шпик напрягся и замер.

Он оттянул его на два шага назад в тамбур между дверями.

— Откуда ты? Ну, быстро! Вдавил лезвие ножа глубже.

— Если не скажешь — перережу глотку. Скажешь?

Филер осторожно закивал.

Резидент разжал пальцы на ладони, заткнувшей рот.

— Кто вы?!

Лезвие подрезало мышцы. Что было страшно, очень страшно.

— Мы из ФСБ.

— Почему следили за мной?

— Не за вами, — напряженно произнес филер. — За генералом Крашенинниковым.

Так вот в чем дело! Они следили не за ним, за генералом! И когда он к нему пришел, за ним пустили “хвост”.

— Зачем вы за ним следили?

— Я не знаю. Нам не объясняют. Это было похоже на правду.

— Как давно вы установили слежку?..

— Год назад.

Год?! Они следили за ним год!..

— Прослушка была?

— Да.

Но если слежка и прослушка, то, значит, они должны знать о нем практически все. Не могут не знать!.. Наверху застучали вниз шаги второго филера.

— Лежи тихо. Если пикнешь!.. — зловеще прошептал Резидент. Быстро прохлопав карманы филера, вытащил пистолет и удостоверение личности.

Убивать он его не стал. Смысла не было. А главное, времени.

Он выскочил из подъезда, быстрым шагом прошел к машине “Скорой помощи”, стукнул в стекло. Водитель, среагировав на халат, приоткрыл дверцу.

Резидент схватил его за руку и рывком выбросил из машины. Ключи были в замке, мотор работал на холостых оборотах.

Резидент переключил скорость и тронул машину с места.

У него было пять-десять минут до того, как они объявят план “Перехват”…

И все-таки почему генерала пасла Безопасность? Почему пасла и, зная, чем он занимается, потому не могла не знать, не тронула?!

Почему?

Ну почему?..

Не узнать, теперь уже не узнать, теперь лишь бы ноги отсюда унести.

Он влился в поток машин и, включив сирену и мигалку, вдавил педаль газа в пол.

Он свое дело сделал, дальше пусть разбирается Контора. Видеокопии материалов из генеральского сейфа уже должны быть у них. Пусть теперь у них и голова болит. А у него только раны…

Все, ему хватило… С него довольно!..

Глава 24

Уже не там, уже далеко, на другом краю страны, в небольшом провинциальном городке, типичный по виду и манерам новорусский браток, лениво развалясь в гостиничном номере в казенном кресле, смотрел телевизор. Смотрел от нечего делать какую-то туфту, типа про что-то там новости.

На экране мелькали знакомые лица политиков.

“Плохо, что знакомые, — думал браток. — Несчастлива та страна, в которой население знает в лицо своих политиков. Значит, что-то в той стране неблагополучно. Политиков, как врачей, человек начинает узнавать, только когда ему становится худо”.

Не должны люди знать политиков, должны — ученых, художников, актеров, поэтов…

Многоречивые рассуждения политиков о том, как спасти Россию от других политиков, закончились.

Пошла столь любимая народом криминальная информация. Гвоздем которой было очередное громкое преступление — убийство одного из известных в стране нуворишей, “владельца заводов, газет, пароходов…”. А чего еще? Кажется, Нагатинского металлургического комбината, снабжающего титановыми и легированными сплавами предприятия оборонного комплекса.

Погоди-погоди… А как же они его?..

Диктор с удовольствием сообщил, что бизнесмен был застрелен на своей даче из крупнокалиберной снайперской винтовки…

Из какой, из какой винтовки?.. Из крупнокалиберной?..

Ничего себе! То есть известного, снабжающего продукцией предприятия оборонного комплекса бизнесмена застрелили из противоснайперской винтовки?!

Но это получается… получается, что наезды на оборонку продолжаются. Несмотря на смерть генерала Крашенинникова, продолжаются!..

Что за чертовщина?!

В новостях показывали еще какие-то трупы, но уже гораздо менее интересные трупы.

Потом прошла протокольная информация — кто где бывал, с кем встречался, кого сняли, кого назначили. Это было менее интересно, чем человеческие трупы.

Но бизнесмен вдруг вновь напрягся. В ряду прочих бюрократических перестановок прозвучала фамилия одного из заместителей министра обороны. Которого двинули на одну должностную ступень выше.

Ничего в этом сообщении необычного не было, было — в фотографии. На экране буквально в течение нескольких секунд показали фотографию делающего успешную карьеру чиновника. И бизнесмен его узнал!

Это был он, именно он, тот самый высокий начальник, что ненадолго заезжал в часть генерала Крашенинникова и ходил рядом с генералом на стрельбище и на полосу препятствий!

И вот теперь пошел на повышение. Причем пошел после разгрома части генерала Крашенинникова! То есть получается, ему этот провал не засчитали? Или он не имеет ни к нему, ни к генералу никакого отношения, а приезжал просто так в порядке плановой инспекции?

Ни черта не понятно…

Ну ладно, этого протолкнули вверх. А кого на его место назначили?

Об этом в новостях ничего не сообщили, вероятно, посчитав такую информацию малозначительной.

Но это не беда, можно покопаться в Интернете…

Вторая, выуженная из мировой паутины информация оказалась не менее занятной. На место пошедшего на повышение Зама был назначен второстепенный чиновник из аппарата Премьер-министра. И все бы ничего, если бы этот чиновник тоже не служил раньше в ФСБ, причем под непосредственным началом все того же новоиспеченного выдвиженца.

Дальше — больше!.. Был в Министерстве обороны один человек от ФСБ, а теперь их стало два. Занятные перестановочки.

Так, может, все-таки не прав был генерал Крашенинников, когда считал, что все то, что он придумал, придумал он, он один? Может, ошибся генерал? Иначе бы не было за ним слежки, и его начальник не пошел бы на повышение, а на место того начальника не сел бы его, в бытность службы в ФСБ, подчиненный.

А раз сел, то не исключено, что о двойной жизни генерала знали не только пасшие его фээсбэшные филеры, но и их руководство.

Вполне может быть, что знали!

Так почему, если знали, ничего не предприняли? Почему развязали руки людям генерала Крашенинникова? Почему позволили им охотиться на бизнесменов, как на куропаток в охотничий сезон? Почему позволили подминать предприятия?

Почему?..

Ответа на этот вопрос не было. И, выходит, тот его рапорт был не рапорт, а так, отписка. И ничего еще не закончилось, все только еще начинается…

Одно хорошо — снялся с души камень за ликвидацию генерала. Не было там никакого патриотизма, вернее, у него, может, и был, а у тех, кто дергал за ниточки, — вряд ли. Начал все это генерал, не исключено, по своей инициативе, а продолжал, хоть и не знал об этом, по чужой указке.

Так что тут все в порядке — не агнец был генерал — ястреб, и, значит, все, что случилось, было правильно.

По крайней мере очень хочется, чтобы было так!..

Глава 25

Это был не первый звонок, это был второй звонок. Первый прозвучал так давно, что о нем все забыли. Первый прозвучал пять недель назад.

— Нам кажется, что ваш первый заместитель плохо справляется со своей работой, — сказал неизвестный.

— Кому это “нам”?

— Доброжелателям, болеющим за успех вашего предприятия.

— Да? И сильно болеете? Чахнете? — весело спросил исполнительный директор Акционерного общества “Росметалл”, который не принял разговор всерьез.

— Вы зря думаете, что мы шутим.

— А чем вас так не устроил мой зам?

— Тем, что слишком рьяно взялся за конверсию. Мы хотим вам предложить на его место более подходящую кандидатуру.

Похоже, это действительно была не шутка. И исполнительный директор перестал улыбаться.

— Ты или сумасшедший, или просто дурак!..

— Мы перезвоним послезавтра, и думаю…

Директор бросил трубку.

“Ну точно дурак, — решил он про себя. — Причем пронырливый дурак, раз каким-то образом узнал прямой телефон”.

“Послезавтра” незнакомец не позвонил. И после-послезавтра тоже не позвонил. И директор благополучно забыл о нем. Поэтому, когда через месяц раздался новый звонок, он не сразу понял, о чем идет речь.

— Какой зам? Что вы мне голову морочите!..

— О вашем заместителе, который не справляется с работой, и поэтому от него следует избавиться. Лучше уволив. Для него лучше.

— Так это вы? Опять?..

Голос был незнакомый, не тот, что в первый раз. Этот говорил гораздо резче.

— Никого я не буду увольнять! Перестаньте валять дурака, или мне придется…

— Я найду вас через несколько дней…

На этот раз директор забыл о странном звонке быстрее, потому что прошлый после обещания “перезвонить послезавтра” незнакомец пропал на месяц. Ну, значит, и теперь…

Но на этот раз “проситель” сдержал слово. Он объявился через день.

— Что вы решили?

— Насчет чего решил?

— Что вы решили насчет увольнения своего первого зама?

— Я же сказал вам… Я сказал вам, чтобы вы шли к чертовой матери и перестали доставать меня своими идиотскими звонками!..

— Вы его уволите сами или предлагаете решить этот вопрос нам?

— Знаете что?.. Идите вы… — и директор послал неизвестного абонента откровенным матом.

Достал, дурак!..

Вечером он пригласил своего заместителя в гости. Назло, назло дураку-шантажисту… Они пили хороший коньяк, ели шашлыки, много шутили и смеялись. Такого вечера давно не было, если вообще был. Расстались поздно вечером.

— Мне казалось, он сухарь, а оказалось — очень даже милый человек, — удивлялась жена зама в машине, устало прижимаясь к мужу.

— Я сам удивлен. Первый раз его таким вижу…

Когда супруги зашли в свой подъезд, вслед за ними шагнул внутрь какой-то мужчина. Он не обгонял поднимающихся вверх по лестнице, обсуждающих вполголоса события вечера супругов, он тихо шел сзади.

Но на втором этаже он вытащил из кармана и спрятал за спину длинный и узкий нож. На следующем марше, перешагивая сразу через несколько ступеней, мгновенно приблизился к жертвам, оказавшись за их спинами. И делая вид, что хочет обогнать их, придержал мужчину левой рукой, а правой ударил ножом под лопатку.

Нож легко, как в масло, вошел в тело, проткнув его практически насквозь. По пути лезвие пробило, перерезало надвое сердце.

Лицо мужчины перекосила гримаса даже не боли — безмерного удивления.

— Что с тобой?! — обеспокоено спросила жена.

Муж стал оседать, падать вниз, падать на нее. Женщина подхватила его, но удержать не смогла.

Он упал на лестницу, привалившись к стене. И угасающим, уходящим взором увидел свою жену и человека с черным, потому что окровавленным, ножом в руке.

— Не надо… ее! — сказал он. И умер.

Женщина в испуге смотрела на мертвого мужа, на мужчину, на нож. И, все понимая, быстро-быстро затрясла головой.

— Нет, — сказала она. — Вы не сделаете этого! Я прошу вас…

Мужчина приблизился и очень спокойно и расчетливо воткнул нож ей в живот. Женщина схватилась за лезвие, перерезая пальцы. И тоже умерла.

Убийца спустился на несколько ступеней вниз, содрал с одежды тонкую, наклеенную на ткань и теперь забрызганную кровью, пленку, скомкал, сунул в полиэтиленовый пакет.

Уходил он быстро, но тоже очень спокойно, не убыстряя шаг, не оглядываясь, не пытаясь закрывать лицо. И поэтому не привлек ничьего внимания…

Утром директор узнал, что его заместителя и его жены нет в живых. Что их убили, зарезали в собственном подъезде, когда они возвращались домой. Возвращались от него.

Но тогда он не связал те звонки и их трагическую смерть. Тогда он лишь ужаснулся року, так страшно играющему с людьми — весь вечер веселились, а закончилось все вот так, закончилось смертью…

Он связал два эти события на следующий день, когда ему снова позвонил неизвестный и сказал:

— Вы зря нас не послушались. Вы не хотели уволить своего зама, поэтому нам пришлось решить этот вопрос так.

— Как решить?.. — не понял директор. Но тут же понял. — Так это вы?!.

— Это мы. Но мы предупреждали... Теперь, когда место вакантно, мы бы хотели рекомендовать вам своего человека.

— Сволочи! Подонки! Убийцы! Как вы смеете!.. Я немедленно сообщу обо всем в милицию!..

— Пожалуйста, но тогда вам придется сказать, что вы знали о готовящемся преступлении, что вы почти соучастник.

И еще… Если вы кому-нибудь что-нибудь скажете, вы снова кого-то убьете. Не мы — вы!

Директор не поверил, он бросил трубку и, тут же подняв ее, набрал ноль два Но вместо диспетчера ему ответил все тот же голос:

— Не глупите. Зачем вам брать на свою совесть еще одну жизнь…

Директор испугался, испугался этого своего несостоявшегося звонка даже больше, чем убийства зама. Они контролировали его, они обложили его…

Не надо звонить, надо ехать, сразу ехать в милицию…

Он вызвал служебную машину и распорядился ехать в горотдел. Но не доехал На полдороге в кармане зазуммерил мобильник.

— Вы приняли неверное решение, — сказал все тот же голос. — Возвращайтесь и заскочите по дороге к Вике. Она вас очень ждет.

Вика была любовницей директора.

— Поворачивай, поворачивай к Вике! — закричал он.

Водитель, испуганно глядя на него, развернул машину.

На пятый этаж директор вбежал, прыгая через две-три ступеньки, забыв о лифте. Дверь в квартиру была заперта. Он, лихорадочно шаря по карманам, нашел ключ, долго пытался попасть им в ускользающую замочную скважину. И все же попал…

В квартире было тихо, не было видно разбросанных вещей, не чувствовалось присутствия посторонних людей. Директор даже немного успокоился. И совсем успокоился, когда увидел Вику, лежащую на тахте в запахнутом халатике.

— Вика, — сказал он, — я так за тебя испугался.

Но Вика ничего ему не ответила, она молчала.

Директор подошел ближе и понял, что его любовница не спит. Лицо ее было безмятежно-расслабленным, но из груди торчала ручка кухонного ножа.

Он схватил его, чтобы выдернуть, почувствовал, как рукоять скользит в ладони и одновременно липнет к ней. Испугался и разжал руку.

Это была кровь, неестественно густая, потому что подсохшая кровь.

Он отшатнулся от мертвой любовницы и стал отступать к двери. Но тут раздался звонок телефона. Он звонил долго, бесконечно долго, и директор, повинуясь рефлексу, снял трубку.

— Да.

— Вы пришли? — это был тот же голос, все тот же самый голос… — Нам очень жаль. Видите, что бывает, когда стороны не могут найти общий язык.

Теперь директор уже не кричал и не грозил позвонить в милицию. Теперь он стоял, как болван, и просто слушал.

— Вы не подходили к трупу, не пытались вытащить нож, не дотрагивались до него? Если дотрагивались, то дело плохо, следствие обнаружит на нем отпечатки ваших пальцев, а свидетели покажут, что вы находились с потерпевшей в сложных отношениях.

— Но ведь это вы сказали мне, чтобы я приехал! При водителе, который подтвердит!..

— Водитель подтвердит только то, что вы, поговорив по мобильному телефону, пришли в крайнее возбуждение и приказали ехать к любовнице. Потому что кто-то позвонил и сказал вам, что она находится там с вашим соперником. Вы приехали и…

— Но это не так!

— Об этом, к сожалению, знаете только вы. Один вы.

— Но что же тогда делать?

— Найдите на кухне салфетку, оберните ручку ножа и аккуратно выдерните его. Нож положите в пакет и возьмите с собой. Потом, позже, вы выбросите его где-нибудь в укромном месте. От одежды лучше избавьтесь или хорошенько ее застирайте, так как на ней могут оказаться капельки крови. Водителю скажете, что не застали Вику дома…

Директор слушал, и ему казалось, что его собеседник говорит дельные вещи, что он помогает ему. На самом деле его топили, выстраивая его же руками законченную картину совершенного им убийства. Его заставляли делать то, что делал бы на его месте типичный убийца — изымать и прятать орудие преступления, застирывать одежду, вводить в заблуждение свидетелей.

Наверное, если бы он вызвал милицию, он мог что-то объяснить, доказать. Но только если не откладывая, если прямо теперь, а не потом, когда всем станут очевидны его попытки замести следы преступления. Когда ему неопровержимо докажут его присутствие в квартире убитой, снимут с ручек дверей, с телефонной трубки, кранов отпечатки его пальцев, когда найдут выброшенный им нож и допросят водителя…

— Да, спасибо, я все понял. Я сделаю, как вы сказали…

Он нашел салфетки, облапав полкухни руками, вытащил из раны нож, бросив его в пакет, который обязательно должен был заметить водитель, потому что раньше его не было.

Неуклюжими попытками спастись он усугубил свое положение гораздо больше, чем если бы ничего не делал. Он выкручивался и потому увязал все больше. Как если бы тонул в болоте, где каждое лишнее движение лишь погружает жертву все глубже и глубже в трясину.

Попал директор!.. Лет на пять попал… Так что не дернешься!..

Когда он вернулся домой, его встретила испуганная до бесчувствия жена.

— Где ты был? — с порога завопила, запричитала она.

— Не ори! — оборвал ее муж. — Не до тебя.

— Не до меня?! — взвизгнула жена. — Тебе не до меня, а им… Ты со всякой сволочью водишься, а они приходят в дом и…

Он мгновенно, словно споткнулся, замер.

— Что случилось?

— Случилось! — вновь закричала, заплакала жена.

Дети — понял директор и сел, где стоял.

— Что произошло?! Что?! Говори!!

— Они… Они… Они убили. Они Черныша убили!..

В гараже, на полу, на подстеленном коврике, лежал семейный любимец ротвейлер Черныш. Мертвый лежал. Он был не просто убит, у него были отрублены лапы и перерезана шея.

Директор сразу все понял, понял, что это наглядное ему предупреждение, что, если он не образумится, если будет упорствовать, точно так же поступят с его женой и его детьми. Им тоже отрубят руки и ноги и перережут горло.

Эти — перережут! Эти, еще даже не угрожая, не шантажируя, а лишь демонстрируя силу, убили трех человек. Уже трех человек!

Директор сел в гараже на пол на уголок подстилки, на которой лежал мертвый ротвейлер, и стал ждать звонка. Просто стал ждать звонка, чтобы сказать — да.

Он капитулировал. Он готов был принять любые условия…

Глава 26

Похороны генерала в отставке Крашенинникова прошли тихо, по-домашнему. Из командования никого не было — собрались только бывшие однополчане и бойцы, служившие под его началом. Гроб вскинули, поставили на плечи и несли на себе несколько кварталов. Впереди шли бойцы с венками и подушечками, к которым были приколоты награды покойного, по две-три на каждой, так как наград было много, а подушечек мало.

Бойцы шли с понурыми лицами и не только потому, что хоронили своего генерала, а и потому, что с его смертью кончилась старая, к которой они привыкли, жизнь, и что будет дальше — никто не знал. Всех их, уцелевших во время взрыва казармы, отправили по домам в бессрочный отпуск.

Бойцы опустили гроб, встали вокруг могилы, сами того не заметив, выровняв носочки.

Речей не говорили, просто стояли и смотрели на своего “батю”, который уже никогда не поведет их в бой, не “пробьет” квартиру, не предложит после боевых стакан водки.

Ушел “батя”…

Гроб опустили в могилу, о крышку барабанно застучали брошенные вниз комья земли. Могила закрылась.

На поминках бойцы пили водку и вспоминали былые сражения.

— А помнишь, как в Кандагаре нас прижали к минным полям, а “батя” приказал пробить в них тропу гранатами?

— А после, когда “вертушка” завалилась!..

— Да… Если бы не он, не сидеть нам теперь здесь…

— А полковника помните, которому он в морду съездил, когда тот попросил включить его задним числом в боевую группу, чтобы выхлопотать себе звездочку.

— Настоящий мужик был!..

После поминок разошлись не сразу, а вдруг решили отправиться к одному из спецназовцев домой. Где добавили “фронтовых сто грамм”, потом еще добавили и сидели до утра, горячо доказывая друг другу, что если бы не они, если бы не генерал, то еще неизвестно, что было бы.

Утром разбрелись по домам отсыпаться.

А через день или, может быть, два одного из взводных командиров, служивших с генералом Крашенинниковым, остановил на улице незнакомый мужчина.

— Давайте присядем где-нибудь.

— А что это я должен с вами куда-то присаживаться? Кто вы такой?

— Я когда-то служил вместе с генералом Крашенинниковым. И хочу сделать вам одно деловое предложение.

— Что, надо набить кому-нибудь морду? — сразу догадался взводный. Потому что ему каждый день предлагали бить кому-нибудь морду или идти работать охранником в коммерческую фирму.

— Нет, с мордами своих врагов я могу справиться сам. Я хочу предложить вам заняться тем же, чем вы занимались до настоящего времени.

— До настоящего времени я служил.

— Ну вот и теперь будете.

Взводный внимательно посмотрел на мужчину.

— А если я вас сейчас пошлю куда подальше… И провожу!

Мужчина не обиделся и не испугался.

— Какой смысл? — очень спокойно сказал он. — Не сегодня-завтра вас отправят в отставку, и придется искать работу на гражданке. А что вы умеете — стрелять, взрывать, ломать позвоночники, снимать часовых… В лучшем случае вы устроитесь вышибалой в бар или охранником к какому-нибудь новому русскому. В худшем вас приберет к рукам криминал. Получать вы будете меньше, рисковать больше и будете чужаком среди чужих.

— А здесь?

— Здесь вы останетесь среди своих. Вы были взводным — значит, останетесь взводным. При своем взводе. Оклад, командировочные, премии будут повышены вдвое.

— Зачем вам именно мы?

— Затем, что вы в “теме”. Вы уже все знаете: знаете, что делать и как делать. И знаете друг друга. А если набирать новичков, то пока они сообразят, что к чему, пока притрутся друг к другу…

Только теперь до взводного начало что-то доходить.

— Так вы что, хотите сказать… Вы хотите сказать, что мы будем продолжать делать то, что делали? То же самое?..

— Да. Что-то в этом роде. Вы будете делать то, что умеете делать, что у вас получается лучше, чем у кого-либо другого.

— Кто-нибудь из наших уже согласился?

— Согласились почти все.

— Почти? Значит, кто-то все же отказался?

— Все соглашаются редко.

— Кто отказался? Кто конкретно?

— Сейчас я этого сказать не могу, но вы об этом узнаете. Узнаете в самое ближайшее время…

Об отказниках взводный узнал действительно очень скоро, узнал этим же вечером.

— Ты уже слышал? — позвонил ему один из приятелей.

— Что слышал?

— Про Семена и Ивана?

— Что я должен про них слышать? Что они там опять натворили?

— Они умерли.

— Как умерли?.. Ты что!.. Когда? Мы же с ними на этой неделе!..

— Сегодня днем. Первым — Семен. Он выпал из окна, когда вешал на кухне штору.

— Откуда это известно?

— Его нашли внизу со шторой в руке. Дома была сорвана гардина, а на подоконнике была подстелена газета. Наверное, он оступился, а окно было открыто.

— А Иван?

— Убило током на дачном участке. Он работал незаземленной дрелью, сверлил что-то в стене дома, был в шлепанцах и случайно наступил в лужу. И сразу наповал.

— Как же так, сразу двое и одновременно… Просто как специально… — сказал взводный. Ничего не имея в виду сказал, что в голову взбрело. И тут же подумал: “А может, действительно? Как-то трудно представить, чтобы прошедший огонь и воду спецназовец вдруг свалился с подоконника. Чтобы не удержался, за что-нибудь не схватился. Чтобы не подумал заранее, что может случиться, если встать на газетку на высоте девятого этажа перед открытым окном. Конечно, он мог быть пьяный… Но тогда в дым пьяный, что за ним не водилось”.

Да и с Иваном не все ясно. Что он — дурак, с дрелью и в шлепанцах на голую ногу по лужам бродить? Как будто не знает, чем это может кончиться, как будто не резал колючую, находящуюся под высоким напряжением проволоку на ракетных пусковых.

И потом, два человека в один день…

Нет, что-то здесь не так…

Утром следующего дня стало известно еще об одной смерти. На этот раз несчастье случилось с бойцом из его взвода. Его нашли мертвым недалеко от собственного дома. Денег при нем не оказалось, карманы были вывернуты, часы сняты. Все это очень напоминало типичное уличное ограбление. Если бы не характер повреждений — все раны были нанесены ножом и нанесены спереди. Спереди, а не сзади!

Опытнейшего, способного выстоять в бою против двух-трех противников, вооруженных холодным оружием, зарезали хулиганы? Ладно бы неожиданным, исподтишка ударом в спину, но вот так, при открытом, лоб в лоб столкновении? Нет, не может такого быть…

Теперь все стало очевидным — кто-то зачищал спецназовцев. Одного за другим…

Кто? Ответ напрашивался сам собой…

Так вот что имел в виду тот мужик-вербовщик, который намекал, что он скоро узнает об отказниках. Сам узнает.

Получается, отказ исключен, потому что тех, кто отказывается, лишают жизни. Такие условия. А раз так, то он еще увидит этого мужика…

Он увидел его на следующий день. Тот сам нашел ею, нашел на улице, придержав за плечо и направив в тихое, безлюдное место — на какой-то пустырь.

— Что вы решили?

Вокруг никого не было. Совсем никого. А что, если его сейчас… Прямо здесь. За ребят! За Семена, за Ивана…

— Только давайте без банальностей, — предупредил вербовщик. — Встречу отслеживает снайпер. Но дело даже не в нем. Если со мной что-нибудь случится, здесь или позже, то то же самое случится с вашими близкими. Со всеми. Стоит ли разменивать одну мою жизнь на несколько?

— Сволочь!

— Только не надо изображать из себя индийского киногероя. Вы же прекрасно знаете, что делают с людьми, которые становятся обузой для выполняющей боевое задание группы. Когда встает вопрос: или кто-то один, или все?

Да, такое бывает. И у взводного было, когда в Афгане душманы сели на хвост группе и ему пришлось добить своего тяжелораненого бойца. Потому что иного выхода не было, он все равно умирал, связи с Большой землей не было, а вынести его на себе было невозможно. Хотя бы потому невозможно, что “духи” были на расстоянии прямого выстрела и надо было от них отрываться. Или надо было умирать всем.

Лейтенант принял решение, самое трудное в той своей жизни решение. Он добил раненого. Что было единственным выходом из создавшегося положения. И было милосердно по отношению к живым и к раненому бойцу, потому что если бы тот попал в руки “духов”, то все равно умер, но умер в адских муках.

Нет, лучше самому, чем доверять это им…

Он добил раненого, ничего не сказав остальным. Он добил его незаметно, ударом ножа в сердце, и сказал, что тот умер.

Да, это было. Но это было там, на войне…

— Но такое возможно только в реальных боевых!

— А здесь какие? Или вы не понимаете, чем все это время занимались? Вы же таких дел наворочали!.. Это же по верхнему пределу, если дойдет до суда. Причем с конфискацией имущества.

— Мы выполняли приказ.

— Это вы следователю расскажете… Пока ваш генерал был жив, вы могли перевести стрелки на него, но теперь его нет. Паровоза нет! Теперь каждый будет отвечать за все содеянное им сам. Потому что при генерале это могло сойти за войну, на которой гражданские законы не работают и можно безнаказанно творить что угодно. А без него это не более чем уголовное преступление. Убийства с отягчающими… Понял наконец? — перешел на “ты” вербовщик. — И тот, кто отказывается продолжить дело, кто в стороне, не со всеми, не с нами, тот против нас. Тот может вольно или невольно подвести всех под тюрьму. Подставил вас генерал своей смертью, всех подставил. Лучшее, что можно в этой ситуации сделать, это собраться вместе и продолжить дело. Только теперь на иных условиях — с двойным окладом и возможностью уйти от правосудия, сменив документы, место жительства, не исключено — даже гражданство.

Что не мог предложить вам генерал, то можем мы.

А если все оставить как есть, вас выловят поодиночке. И пересадят поодиночке. Потому что уголовные дела уже заведены.

— Откуда вы знаете?

— Вот отсюда.

Вербовщик вытащил какие-то листы. Вытащил ксерокопии дела, где фигурировала фамилия взводного.

— Пока это не более чем “висяк”, но если найдется кто-нибудь, кто даст покаяния, то делу дадут ход. Полный ход!

Капкан захлопнулся. В одну сторону был “сыр”, в другую — газетка, подстеленная на девятом этаже на подоконнике перед распахнутым окном. И был еще один выход — суд и пожизненное заключение.

Смерть генерала действительно все поставила с ног на голову. Пока был он, как командир, брал ответственность на себя. И никто ни о чем не задумывался. Теперь его нет… И выхода нет!..

— Вам нужны еще аргументы?

Взводный замешкался с ответом, что можно было истолковать как сомнение.

— Хорошо, — сказал вербовщик. И махнул рукой.

От далекого дома отделилась фигура и направилась к месту встречи. Человек шел, и его походка, посадка головы, жесты, манеры были знакомы.

Человек приблизился. Это действительно был хорошо известный ему человек. Это был его однополчанин. Его хороший приятель. Друг. Такой же взводный, как он.

— Ты согласился?

— Да. И не я один.

Это был сильный удар. И хорошо рассчитанный удар.

— Вы согласны?

— Когда я должен дать ответ?

— Немедленно.

— Тогда… Тогда да. Тогда я согласен… Согласен, черт вас побери!..

Глава 27

Технари пошли очень простым путем. Потому что привычным путем. В отличие от аналитиков они не брали в расчет человеческий фактор, брали — технический. Их не интересовало, кто и по каким мотивам дернет вниз рубильник подстанций или переведет в тупик железнодорожную стрелку. Их интересовали сам рубильник и сама стрелка. Их устройство. И в первую очередь электронная начинка. Которая теперь есть везде, в каждом телевизоре, видюшнике, утюге, чайнике. И хочется надеяться, есть на подстанциях и железнодорожных станциях. Ну не вручную же русские управляют своим хозяйством!

Технари отправились в американские электрокомпании и на железную дорогу. Где нашли не только чайники, а нашли управляющую технологическим процессом электронику. Ну просто на каждом шагу…

После чего решили сравнить технику здесь и там. Разыскали русских эмигрантов, работавших в системе энергетики и железнодорожных перевозок. Привели их на “рабочие места”.

— Нет, — замахали руками эмигранты, — у нас все не так было. У нас здесь была такая хреновина, привязанная проволокой к такой же вот фиговине, и если эту фиговину дернуть, то хреновина ударит еще одну такую штуковину, а та долбанет по такой здоровенной х… ну, в общем, заразе, и все будет тип-топ.

— К чему привязанная? — уточнили слегка растерявшиеся технари.

— Ну, елы-палы, я же вам английским, блин, языком толкую, что хреновина привязана к фиговине, и если ее как следует дергануть, то та штуковина ка-ак долбанет…

— Проволокой привязана? — не поверили обучавшиеся в Кембриджах технари.

— Ну вы, блин, тут все как пробки… Ну, конечно, проволокой, а чем еще? Алюминиевой… Нет, конечно, можно хомутом, но хомуты никто не делает. Кому охота с ними возиться? Это пока его выпилишь, высверлишь, болт найдешь… А проволокой — самое милое дело. Проволоку загнешь крест-накрест, пассатижами скрутишь, затянешь и, блин, на века.

— А скажите, аварии у вас часто случаются?

— Как у всех, иногда. А на нашем узле последний год вообще не было. Я же говорю: если хорошенько пассатижами скрутить…

На низшем производственном уровне у русских электроники не было и даже чайников с программами не было, была сплошная алюминиевая проволока. Пришлось идти по технологической цепочке вверх.

— А начальник ваш, он тоже пассатижами?

— Нет, что вы, он же начальник, он вообще без пассатижей. Он наряды выписывает.

— А его начальник?

— Он смотрит, чтобы этот в нарядах ничего не перепутал.

— А компьютеры у вас вообще-то есть?

— Да как грязи! Что мы, хуже других, что ли?

— И как вы их используете?

— Как все — в “сапера” играем, в стрелялки разные…

Компьютеры отыскались. Другие, приехавшие позже, эмигранты даже вспомнили, какие на них, кроме игрушек, были установлены программы.

— Такие синие таблицы.

— DOS? — обалдели технари.

— Во-во — ДОС.

— Вы работаете в DOS’e?

— А что, клевая программа…

— И Windows тоже был, — вспоминал кто-нибудь другой. — Мы же не дикари какие!

— А где вы его приобретали? — оживлялись технари. Потому что с инсталляционным диском можно было сбросить на русские ПК какие-нибудь вирусы. Какие — пока не ясно. Какие — вопрос второй.

— Да ничего мы не приобретали, — удивлялся в свою очередь эмигрант.

— Как не приобретали? Вы же говорите, что Windows есть!

— Ну да — есть.

— Где же тогда вы его взяли?

— На рынке купили.

— На каком рынке? Европейском? Южноазиатском?

— Да каком европейском — на нашем, на базаре, который рядом с привокзальной площадью. Там этих сидюшников, как картошки — сто баксов мешок. И Виндоус ваш от девяносто пятого до две тысячи десятого.

— Но такого еще нет!

— У вас, может, и нет, а у нас есть!

— Но это же… это же пиратство! — возмутились технари.

— Чего?.. Пиратство рвать за диск сто баксов!

— А иные пути получения программ есть?

— Конечно, есть. Халявные.

— Как понять — халявные?

— Халявные — это значит дармовые. Бесплатные.

— Как бесплатные? Как это может быть?

— Да очень просто: я СашкА попрошу, чего надо, он мне на болванку перегонит, и всего делов!..

Сидиромный путь распространения вирусов отпал, так как распространение программ в России происходило по совершенно непонятным цивизизованному Западу схемам.

Технари зашли в тупик.

Но довольно быстро из него вышли.

— А компьютеры? Компьютеры вы тоже СашкУ заказываете?

— Тоже СашкУ. Он что хочешь!..

— И материнскую плату или процессор?!

— Нет, “маму” — нет. “Мама” ваша…

— Какая “мама”? Чья мама?

— “Мама” — это материнская плата. Просто у них, в смысле у нас, так говорят — “мама” — плата, “Клава” — клавиатура…

Это меняло дело.

По идее, компьютеры должны были быть везде — у энергетиков, на железной дороге, в министерствах, в Министерстве обороны…

Везде-то везде, но не совсем понятно, как это обстоятельство можно использовать.

Сбросить вирусы по сетям?

Но далеко не все ПК подключены к Интернету. А в случае военного конфликта будут отрублены даже те, кто подключены. Кроме того, нужно знать электронные адреса… Закамуфлировать послание так, чтобы его гарантированно открыли…

Нет, почтовый путь тоже слишком трудоемок.

А что, если?..

Если использовать не сети, не диски, а сам компьютер! Как таковой. Ведь Россия не выпускает свою вычислительную технику, а закупает ее в третьих странах!

Взять и подсунуть им запрограммированно некачественную машину. Или, может быть, даже не всю машину, а только какую-нибудь его часть — плату или процессор. Который в самый ответственный момент даст сбой.

Вот только как тот процессор узнает, что сбоить нужно именно в этот момент?

Поставить в каждом из них микротаймер и поставить таймер на определенное время?

Нет проблем. Но только если знать точное время начала Третьей мировой войны. Тогда, за минуту до ее начала, таймеры закончат отсчет времени, и все компьютеры дружно…

А как узнать, когда начнется Третья мировая? Кто это может знать? Или лучше сказать по-другому — кто способен взять на себя ответственность за развязывание термоядерной войны? Потому что только так можно узнать о сроке ее начала.

Есть такие?

Нет!

И, выходит, таймеры в этом деле пригодится не могут.

А что может?

Сбросить по электронной почте сигнал…

Нет, с электронной почтой уже тоже разобрались…

Что еще?

Можно было бы подать команду с пульта дистанционного управления. Вроде тех, что используются для управления бытовой техникой. Только взять не такие, а помощней. Доставить их поближе к компьютерам…

Опять фантазии.

Хотя не такие уж фантазии… Потому что ничего никуда доставлять не надо. Все, что нужно для подачи одновременной, на все проданные русским компьютеры, команды уже есть. И уже, можно считать, есть на территории вероятного противника. Вернее, над его территорией.

Есть спутники, которые без всяких сложностей пересекают границы. И пересекают страны. А если их будет в достаточном количестве и они будут перекрывать друг друга, то смогут одновременно охватить территорию всей страны.

И тогда…

Тогда однажды из Центра управления полетами на спутники уйдет кодовый сигнал. С направленных антенн он будет ретранслирован на Землю и будет принят компьютерами. Всеми компьютерами разом!..

Вернее, даже не компьютерами, а вмонтированными в плату микросхемами, которые будут отвечать именно за это — за прием и усиление спутникового сигнала. В качестве элемента приемной антенны можно использовать корпус компьютера, если слегка подкорректировать его форму.

Вот и все!

В документах эту микросхемку можно не отображать, а на плате на нее никто внимания не обратит. Ну микросхема и микросхема, мало ли их там… Впрочем, для пущей маскировки можно лишней микросхемой не отсвечивать, а просто впихнуть в любую из уже существующих дополнительный логический блок. После чего эта микросхема перестанет быть просто микросхемой, а станет очень коварной микросхемой, завязанной на работу компьютера и запрограммированной на преднамеренную его поломку.

И тогда, по сигналу со спутника, противник лишится всех, обслуживающих его оборону, электронных машин!

Вот такая примерно схема…

Технари подготовили техническое обоснование и представили его заказчику. Представили генералам.

Генералы все прочитали, не все поняли, но все равно остались весьма довольны. Они задали лишь один вопрос.

— А каким образом компьютеры окажутся у нужных потребителей?

— Этого мы не знаем. Нашим делом было обеспечить техническую сторону проекта.

Генералы увязали проект со сценариями будущих войн и доложили свои соображения на верх. На самый верх.

Где идея показалась перспективной. И соответствующим структурам было предложено проработать детали. Из бюджета Пентагона были выделены необходимые средства, назначены сроки и исполнители…

Опытные образцы изделия были представлены назначенной комиссии через полгода.

— И что, если я отдам команду, они встанут? — показал один из генералов на компьютеры, начиненные дополнительной микросхемой.

— Должны.

— Даже если они будут не здесь?

— Даже если они будут в Антарктиде.

Генералы сделали вид, что поверили. Но на самом деле не поверили.

— Развезите компьютеры по нашим базам. И мы посмотрим, что из этого получится. Если хоть что-нибудь получится…

Военными самолетами компьютеры растащили по всему миру. Два доставили на Аляску, один — в Африку, три в Европу, пять разбросали по территории Соединенных Штатов. Военнослужащим, которым их вручили, ничего не сказали — просто дали какие-то совершенно бессмысленные задания и приказали ежедневно докладывать о их выполнении и мгновенно — в случае возникновения каких-либо технических неполадок.

В условленный день и час на один из военных спутников передали зашифрованный сигнал. И стали ждать…

Ждали недолго. Через несколько минут с базы на Аляске доложили, что выполнение порученного задания невозможно из-за внезапной поломки компьютера. И тут же доложили с другой базы. Потом практически одновременно зависли компьютеры в Европе и в Африке. Затем в США.

Генералы были поражены.

— Но почему они вышли из строя не одновременно, почему по очереди? Ведь вы говорили!..

— Потому что спутник был один и отключение происходило по мере его продвижения над поверхностью Земли. Если спутников будет много, то отключение произойдет везде.

Результаты эксперимента доложили Президенту. Тот привлек военных экспертов, которые быстро просчитали перспективы применения нового “оружия”.

— Если половина предприятий энергетики и железных дорог будут использовать компьютеры с такой начинкой, то создадутся предпосылки для единовременного вывода транспортной и энергосети России из строя.

— А если они будут обеспечивать еще и оборонку? — поинтересовался Президент.

— Если их удастся внедрить в оборонный комплекс России, хотя бы в четверть частей стратегического назначения, боеспособность армии противника снизится на… сорок пять процентов, — быстро просчитали эксперты. — Если больше половины, то высокотехнологичные рода войск будут фактически парализованы.

— Проведите эту программу отдельным пунктом в проекте глобальной противоракетной обороны и представьте мне планы и сметы не позднее…

Планы и сметы представили.

Техническая сторона включала в себя создание новых чипов и, микросхем, в том числе используемых в электронной начинке высокоточного оружия, расширение их функциональных возможностей, строительство специализированных спутников и дооборудование существующих дополнительными антеннами, всестороннее испытание нового электронного оружия…

В организационной части предусматривалась проработка каналов внедрения техсредств в русский оборонный комплекс.

План был одобрен и был завизирован Президентом.

Смета, проходящая под грифом “Совершенно секретно”, в которой отдельной и очень значимой графой были прописаны расходы на взятки российскому политическому и военному чиновничеству, прошла по закрытым спискам и была утверждена Конгрессом США.

Сотрудничающим с Пентагоном электронным фирмам дан господряд на разработку соответствующего назначения микросхем. Системы спутниковой связи и сами спутники заказаны НАСА.

Техническим службам Пентагона следовало разобраться, какие из импортируемых Россией деталей используются в электронных схемах систем наведения баллистических и крылатых ракет, в штурманском оборудовании самолетов стратегической авиации и подводного и надводного флотов.

Центральному разведывательному управлению, ФБР, МИДу и ряду аналитических институтов дано поручение выделить из наиболее значимых политических и хозяйственных руководителей России и их аппарата, из высшего командования МО и ВМФ, верхнего звена соответствующих служб и ведомств людей, которые могут способствовать продвижению на российский рынок компьютерной техники.

При этом предлагалось обратить внимание на их родственников, друзей, любовниц, любовников и прочих близких людей, через которых можно оказывать на них давление. Но более всего на родственников и друзей, занимающихся предпринимательской деятельностью. И в особенности посредническим бизнесом в области торговли оргтехникой, компьютерами и комплектующими.

Кроме того, им предписывалось выяснить, кто в настоящий момент занимается снабжением стратегических российских ведомств компьютерной техникой, кто контролирует данный рынок в России и странах постсоветского пространства и с кем из западных бизнесменов они имеют дело.

И дело пошло…

Нда… уж лучше было бы по старинке — проволокой и пассатижами. Ей-богу, лучше бы так…

Глава 28

— Вот это и есть ваше новое место службы, — сказал вербовщик.

Это место службы было очень похоже на их прежнее место службы — на первую часть покойного генерала Крашенинникова. На вторую. Равно как было похоже на десятки других, в которых они служили раньше, воинских частей. Потому что все они были скроены по одним и тем же лекалам — казармы, склады, гаражи, труба котельной, покрашенные белой известкой бордюры…

Впрочем, были и отличия, которые сразу, наметанным глазом, отметили спецназовцы. Забор на вид был самым обыкновенным, но был под сигнализацией. А за первым забором был еще один, составленный из колец закрученной спиралью колючей проволоки. То есть часть была воинской, а забор все равно как на зоне.

— Проезжайте! — скомандовал дежурный с повязкой на рукаве.

Ворота открылись. И за ними еще одни. Автобус въехал внутрь.

— Питание здесь классное, — похвастался вербовщик, — как у натовцев — три блюда на выбор. И сауна…

— И забор под током, — тихо хмыкнул кто-то. — На случай, если кто-то от сауны откажется.

— Да, под током, — подтвердил вербовщик. — И еще есть мины и другие средства, препятствующие проникновению на территорию посторонних лиц. Часть наша секретная, и лишние глаза нам не нужны.

Больше никто не шутил, как-то расхотелось.

Спецов генерала Крашенинникова разместили в отдельно стоявшей казарме и первые несколько дней сильно не кантовали — кормили обедом и действительно из трех на выбор блюд, причем доставляли еду в термосах прямо в казарму.

— Однако у них тут сервис — как в ресторане!

— Ну да, только тюремном.

— Ты что имеешь в виду?

— В зонах, между прочим, тоже баланду по камерам разносят.

— Так ты думаешь, они нас просто отсюда выпускать не хотят?

— Не думаю, а так и есть…

И так и было! Потому что, когда спецназовцы пожелали выйти на свежий воздух, дорогу им преградил часовой с автоматом и штык-ножом на ремне.

— Стой! Туда нельзя.

— Как так нельзя?

— Так — нельзя!

— А куда тогда можно?

— Вам что, здесь места мало? — огрызнулся часовой.

— А если мы размяться хотим?

— Разминайтесь в тренажерном зале.

Осмотревшись сквозь окна, спецназовцы быстро поняли, что к чему. Похоже, внутри часть была поделена на несколько секторов, куда могли попадать не все. Кое-где виднелись сеточные заборы и грибки и будки для часовых. Тот, кто хотел перейти из сектора в сектор, останавливался возле грибков и что-то показывал часовым. Вряд ли семейные фотографии…

— Круто у них тут! — удивился кто-то.

Но долго им слоняться без дела не дали, безделье в армии штука недопустимая, потому что опасная. Не должен солдат бездельничать, лучше пусть плац зубными щетками чистит, лишь бы полезным делом занят.

— Выходи строиться!

Спецназовцы привычно выстроились в коридоре, где им представили их нового командира.

— Майор Симонов. Можете меня не любить, но жаловать придется. Вопросы есть?

— Так точно! Почему нас из казармы не выпускают?

— Не только вас. Я тоже далеко не везде пройти могу. У нас за одним забором квартирует несколько частей. Каких, сказать не могу, сам не знаю. И, честно говоря, не стремлюсь узнать. Чем меньше знаешь, тем меньше шансов проболтаться.

Тоже верно…

— Распорядок дня пока будет такой — в семь ноль-ноль подъем, зарядка в тренажерном зале, завтрак, теоретические занятия в классах.

Теоретические занятия оказались полной, вроде зубных щеток, мурой — их просто выдерживали в стенах казармы, рассказывая о том, что они и так знали.

— Может, мы лучше с самого начала начнем — с алфавита? — посмеивались спецназовцы.

Потом посмеиваться перестали.

В казарму заявились люди в белых халатах, наброшенных поверх одинакового покроя серых костюмов. Спецназовцев по одному приглашали в отдельную, оформленную как медкабинет, комнату.

— Лейтенант Егоров по вашему приказанию!..

— Проходите, лейтенант.

Садитесь.

Расстегните, пожалуйста, рубаху и закатайте левый рукав.

Лейтенант садился, расстегивал и закатывал.

Ему пристегивали к указательному и безымянному пальцам небольшие прищепки, оборочивали руку резиновой лентой, под которую совали металлическую пластинку, прикрепляли к груди и вискам датчики.

— Это что, детектор лжи, который мысли угадывает? — интересовался лейтенант.

— Да, полиграф.

— А на шиша он, я и так все могу рассказать.

— На всякий случай.

Мужчина в халате проверял надежность закрепления датчиков и открывал крышку ноутбука.

— Я буду задавать вам вопросы, а вы должны отвечать на них “да” или “нет”. Только “да” или “нет”.

— А если я не знаю ответа?

— Не бойтесь, таких вопросов не будет.

— Да ничего я не боюсь...

А зря, между прочим, не боялся.

— Для начала прошу вас сказать… — небольшая пауза. — Как вас зовут?

— Сергей, — не задумываясь отвечал лейтенант. На экране задергались, поползли вверх и вниз цветные линии.

— Как звали вашего отца?

— Михаил. Михаил Федорович.

— Вы любите сладкое?

— Ну люблю, а что?

— Отвечайте только “да” или “нет”.

— Ну, тогда — да.

Кривые, нарисованные полиграфом после ответов на эти и другие простейшие и однозначно толкуемые вопросы, были довольно похожи.

— Вы когда-нибудь врали?

— Да.

— Вы могли бы переспать с женой вашего близкого друга, если бы она была очень красивой и инициатива исходила от нее?

— А друг узнает? — спросил практичный лейтенант. Мужчина в халате на мгновение задумался. Такие оговорки в вопросе предусмотрены не были.

— Допустим, нет.

— Ну, тогда… Нет, все же нет.

Линии снова задергались, но теперь задергались по-другому. Потому что если с очень красивой, да по ее инициативе и никто ничего не узнает, то тут мало кто устоит. Потому что если нельзя, но очень хочется…

— Вы когда-нибудь испытывали затруднения в сексуальной жизни?

— Кто — я?! Да никогда!..

Оператор полиграфа сделал какие-то отметки на экране. Он пытался выстроить визуальные алгоритмы правды и лжи. На его языке это называлось калибровкой респондента.

Постепенно вопросы утрачивали безобидность.

— Вы готовы убить человека, если это прикажет ваш командир?

— Да.

— Вы способны лишить жизни своего друга, если этого потребуют интересы дела?

— Смотря какого дела.

— Отвечайте только “да” или “нет”.

— Да.

— Вы согласны с утверждением, что честь выше жизни?

— Конечно… То есть — да.

— Вы любите своих близких?

— Да.

— Вы готовы ради них пожертвовать жизнью?

— Да…

— Вы способны пожертвовать жизнью… Вопросов было много, так много, что испытуемый отвечал на них уже почти механически.

— Да…

— Да…

— Нет…

— Спасибо.

— Я свободен?

— Нет, вам нужно ответить еще на несколько вопросов.

“Несколько вопросов” на проверку оказывались сотнями.

Им задавали бессмысленные и даже смешные на первый взгляд вопросы, показывали картинки с оказавшимися в той или иной ситуации персонажами, просили выбрать из множества вариантов действий единственно приемлемые…

— Спасибо, вы свободны. Слава богу!..

— Тогда я пошел?

— Да, только не сюда, вот сюда.

Оказывается, в комнате была еще одна дверь…

— Следующий!..

Садитесь, расстегните рубаху, закатайте рукав…

Как вас зовут?..

Вы когда-нибудь воровали?..

Изменяли жене?..

Удовлетворены ли вы вашим положением?..

Любите ли вы деньги?..

Готовы ли вы за деньги пойти на неблаговидный поступок?..

А за очень большие?..

Есть ли у вас какая-нибудь, о которой никто не знает, тайна?..

— Спасибо, вы хорошо поработали. Можете идти. И очередной испытуемый возвращался в казарму.

— А Лешка где? — интересовались у него друзья.

— Как где? А разве он не вышел?

— Нет, не выходил. Мы думали, он там остался.

— Никого там нет.

Вот так номер, а куда тогда Лешка девался? И Иван? Иван тоже оттуда не вышел!..

На вечерней поверке спецназовцы потребовали у нового командира отчет.

— Где Иван? И Лешка… Где наши ребята, куда вы их девали?

— Никуда мы их не девали, они находятся на медицинском обследовании.

Объяснение звучало неубедительно, но проверить его было невозможно.

— Когда они вернутся?

— Точно не знаю, но обещаю, что вы с ними скоро встретитесь. Обязательно встретитесь.

Командир не соврал. Хотя было бы лучше, если соврал…

Люди в белых халатах обработали полученную информацию, отсортировали респондентов и доложили наверх выводы.

— Эти, — показали на первую стопку листов, — потенциально готовы подчиняться и принять новые правила, если они принесут им какие-либо ощутимые выгоды. Эти относятся к категории сомневающихся и способны принять как ту, так и другую позицию, в зависимости от того, как сложатся обстоятельства.

— То есть им можно доверять?

— Если провести соответствующую работу, усилить мотивации…

— Так можно или нет?

— Скорее да, чем нет.

— А эти? — кивнул заказчик исследований на последнюю, самую тонкую стопку листов.

— Эти не приемлют предложенные им новые условия и вряд ли способны пойти на компромисс. У них четко выраженная собственная позиция, которая вступает в противоречие с предложенными установками по целому ряду основополагающих моментов…

— Их можно исправить?

— Вряд ли.

— Выходит, они те самые “горбатые”?

— Что вы сказали?

— Не важно…

Я все понял. Спасибо…

На чем психологические изыски закончились…

— Строиться!..

Первое отделение нале-во! И… шагом марш!..

Первое отделение перевели в соседнюю казарму, где развели по отдельным комнатам, окна которых были забраны решетками, а стулья и столы прикручены болтами к полу.

— Садитесь, пожалуйста. Я следователь военной прокуратуры майор Шанин, — представился майор. — Я хочу задать вам несколько вопросов, касающихся вашего прежнего места службы…

И майор, и еще несколько майоров и капитанов со щитами и перекрещенными мечами на петличках начали задавать вопросы. Много вопросов, даже больше, чем задавали психологи.

— Где?..

Когда?..

С кем?..

Кто?..

При каких обстоятельствах?..

Спецназовцы врали, но врали каждый по-своему, не зная, что говорит другой. Их показания сравнивали, их ловили за язык и ловили на противоречиях. Безобидные на первый взгляд вопросы в сравнении с другими вопросами, задаваемыми другим бойцам, превращались в улики и тянули за собой все новые и новые скрываемые до того факты.

В открытом бою спецназовцы могли бы положить батальон таких кабинетных чинуш, а может, два батальона… Но с ними воевали не в чистом поле и не их оружием. С ними воевали совсем другим, незнакомым им оружием — карандашом и ручкой. И поэтому они терпели поражение за поражением.

Тихими, вкрадчивыми голосами им ломали волю надежней, чем если бы вздернули на дыбу. Их натравливали друг на друга, заставляя друг в друге сомневаться и друг друга ненавидеть.

— А вот лейтенант Смаков утверждает противоположное, утверждает, что не совершал того, о чем говорите вы, а что это сделали вы. Вот, можете прочитать его показания…

И у спецназовца сводило от злости скулы… Ах он гад…

— Так кто — вы или он? И языки развязывались…

Каждый эпизод деятельности генерала Крашенинникова протоколировался, обрастая новыми подробностями. Следователи писали, дела пухли, спецназовцы сдувались…

Потом их вернули в казарму, но вернули уже другими — уже сомневающимися во всем и во всех, уже не бойцами, а подследственными, не подразделением, а группой лиц…

Потом их стали выводить на плац, в спортгородок, на полосу препятствий... Они с удовольствием бегали, прыгали и крутили на турниках “солнышко”. Надоело им сиднем сидеть в четырех стенах предоставленным самим себе.

— Первое отделение, строиться!

— Куда нас?

— В тир. Посмотрим, на что вы способны. Вот и хорошо, хоть пострелять… И постреляли…

В тир шли по территории части, то и дело останавливаясь возле грибков часовых.

— Стой!..

Сопровождающий вытаскивал сопроводительные документы.

— Проходи…

По разбитым ступенькам спустились в бомбоубежище, переоборудованное под стрелковый тир. Потянули на себя тяжелые металлические двери.

— Нам налево. Повернули налево.

— Теперь сюда…

В узком, уходящем куда-то в темную бесконечность помещении остановились.

Щелкнул рубильник Вспыхнули забранные в сетки лампы под потолком Высветились далекие мишени.

Тир был примитивным донельзя — без стоек, без подзорных труб, через которые можно отсматривать продырявленные мишени, и даже без висящих на стенах плакатов и инструкций, регламентирующих порядок обращения с оружием. Какой-то каменный век…

— А из чего стрелять? Оружие где?

— Сейчас.

Сопровождающий сунулся в какую-то дверь и крикнул:

— Оружие принесите, пожалуйста.

В тир стали вбегать бойцы с автоматами. Но вместо того чтобы отдать их, разбежались вдоль одной из стен. Вдоль той стены, которая смотрела в тоннель тира. Замерли, выставив вперед оружие. Спецназовцы недоуменно переглянулись.

— Вы чего, мужики, вы чего?..

Клацнули передергиваемые затворы. И спецназовцы поняли, что дело швах — спрятаться, залечь, закопаться было негде — сзади находилась бетонная труба тоннеля, заканчивающаяся тупиковой стеной. Бежать туда — все равно не добежать. Их расстреляют, как мишени в тире, потому что в тире и есть…

Может, броситься на автоматчиков? Броситься можно, успеть что-нибудь сделать нельзя — пули быстрее самых быстрых ног. Их просто сметут автоматным залпом, как мусор веником — раз, и нет никого. Нет никого в живых.

Короче, влипли.

Спецназовцы переглянулись.

Ну и что теперь делать?

Наверное, лучше ничего. Хотя бы потому ничего, что автоматы молчат и, значит, убивать их пока не собираются.

— Руки за голову и шагом марш к стене! — распорядился молодой капитан, командовавший автоматчиками.

— А не пошел бы ты!.. — огрызнулся кто-то из спецназовцев.

— Я не шучу! Дроздов!..

Крайний автоматчик завалил книзу дуло автомата и нажал на спусковой крючок.

Короткая очередь оглушительно прогрохотала в гулкой пустоте тира. Отрекошетившие пули, взвизгнув, пролетели вблизи напряженно застывших спецназовцев.

— Подойдите, пожалуйста, к стене. Или мы будем вынуждены стрелять на поражение, — уже не приказал, уже попросил капитан. Было видно, что ему менее всего хочется кого-то поражать.

Спецназовцы сделали несколько шагов в сторону.

— Разойдитесь на шаг. Разошлись.

— Давай…

В раскрытую дверь бегом внесли несколько высоких, под грудь “ежей”, перетянутых колючей проволокой, огородили ими спецназовцев. Но один из них в последний момент вдруг психанул и схватился за каркас “ежа”, толкнув его от себя.

— Руку! — потребовал автоматчик.

— Да пошел ты!..

— Руку!!

Автоматчик попытался применить силу, но спецназовец перехватил его за рукав, притянул к себе и ударил кулаком в подбородок. Это была нормальная мужская разборка, которая должна была закончиться дракой. Но закончилась не дракой, закончилась выстрелом.

Взбунтовавшийся боец с коротким вскриком схватился за ногу и упал на бетонный пол. Раньше бы они этого не стерпели, раньше они, чем бы им это ни грозило, рванули на проволоку, чтобы достать обидчика. Теперь не рванули. Теперь двое или трое качнулись в сторону раненого, но сразу же вдоль строя простучала длинная очередь, и все, мгновенно отхлынув, прижались к стене.

Это была серьезная заявка — их не пугали, их убивали.

— Всем стоять! — крикнул командир автоматчиков. — Кто шевельнется — умрет! — И, смягчив тон, добавил: — Бросьте глупить, мужики. Или вы тут все…

Спецназовцы подчинились. Потому что неподчинение было равно смерти — глупой смерти, бессмысленной смерти, бесполезной смерти.

Раненного в ногу спецназовца оттащили в сторону и, разорвав индивидуальный пакет, стали перевязывать. Остальные мрачно стояли, рассматривая мир через переплетение колючей проволоки.

Где-то хлопнула дверь. Раздвинув автоматчиков плечом, вперед вышел незнакомый офицер. Судя по реакции окружающих, кто-то из начальства.

— Командир части полковник Громов, — представился офицер. И, быстро оглядевшись и заметив на полу раненого, поморщился. — Да… нехорошо получилось. Но вы сами виноваты. Мы ведь предупреждали, просили.

— Что вы от нас хотите? — прервали его спецназовцы.

— Всего лишь найти с вами общий язык.

— И для этого за колючку загнали?

— Для этого, — кивнул полковник. — Чтобы вы не наделали глупостей. Чтобы дать вам возможность доказать свою лояльность по отношению к нам.

— И как вы собираетесь это сделать?

— Очень просто. Стрельбой по мишеням…

Далеко, в том конце тоннеля, хлопнула дверь, несколько автоматчиков выволокли какое-то тело, привалили к стене, пристегнули к выступающей из разбитого в щепу деревянного щита скобе.

Так это же… Это же!..

— Это же Иван!.. — ахнули все.

Иван мрачно, исподлобья смотрел на своих, сбившихся в кучу приятелей. В отличие от них он догадывался, что сейчас произойдет, и поэтому не обрадовался встрече.

— Вы хотели пострелять — вот вам цель.

— Кровью хотите нас повязать? — сразу все поняли спецназовцы.

— Вы сами себя повязали еще раньше. Вы в той крови по самое горло… Неужели не понятно, что половины того, что вы со своим генералом наворотили, хватит для пожизненного приговора? Для двух пожизненных приговоров…

Так что это так, формальность. Но необходимая формальность. Если его отпустить, он вложит нас, а значит, и вас, первому встретившемуся на пути милиционеру. Чего допустить нельзя. Хотя бы из чувства самосохранения.

Спецназовцы молчали.

— Давайте, как в боевых… Это же ваши правила — жертвовать одним ради всех. Ну, кто самый смелый? Смелых не нашлось.

— Тогда решение принимать буду я. Давайте вон того.

Крайнего бойца выволокли из-за ограждения, защелкнули на запястьях наручники. Подталкивая в спину прикладами, погнали к мишеням.

— На, держи.

Крепко ухватили с двух сторон под локти, сунули в руки пистолет.

— Ну, давай…

— Нет, не буду, — замотал головой боец.

— А если так?

Щелкнул взводимый курок, и ему в висок уперлось дуло револьвера.

— Или ты… Или мы… Но все равно его ты не спасешь.

Бойца колотила крупная дрожь, указательный палец прыгал на спусковом крючке.

— Жми, жми, дурак!

Пристегнутый к стене боец из той самой тонкой стопки с ненавистью смотрел на своего палача, на своего однополчанина, недавнего товарища, а теперь…

— Ну!..

— Нет… не могу…

— Дайте связь.

К голове “палача” поднесли трубку мобильного телефона.

— Ты меня слышишь? — спросил незнакомый мужской голос. — Сейчас я передам трубку твоей жене.

И тут же в наушнике закричал женский голос:

— Это ты, Боря? Ты? Ты?!.

— Маша? — удивленно и испуганно спросил боец.

— Да я! Они пришли к нам, они угрожают.

Борис дернулся, но его сжали со всех сторон.

— Боря, Боренька!.. Сделай, что они тебя просят, сделай! Все сделай! Иначе они нас…

Трубку убрали.

— Или он. Или ты и твои близкие, — сказали ему. — Выбирай. У тебя минута.

И запустили поднесенный к самому лицу секундомер. Секундная стрелка быстро запрыгала по делениям.

Десять секунд.

Двадцать.

Сорок…

Он и его семья против все равно обреченного человека. Он и семья…

Пятьдесят девять…

Дуло револьвера больно ткнулось в висок.

— Сволочи!.. — заорал он и нажал на спуск. Грохнул выстрел. Но пристегнутая к стене жертва не упала.

Он не попал?

Нет, он должен был попасть, он не мог промахнуться. Просто патрон был холостой.

— Теперь ты сделаешь то же самое, но сделаешь вместе со всеми, — сказали ему. — Это будет коллективная акция.

Замершие за колючей проволокой бойцы смогли убедиться, наглядно убедиться, что альтернативы у них нет — или ты, или тебя. Да ладно бы только тебя…

Поймал их противник, прижал, вернее, приставил к стенке… Хотя обвинять его в жестокосердии было бы несправедливо. Потому что там, “за линией фронта”, они действовали точно так же Потому что там, за линией фронта, цель оправдывает средства. Любые, даже самые грязные средства.

— Все всё поняли? — спросил полковник.

Спецназовцев по одному вывели из загородки и выстроили шеренгой перед назначенной им жертвой. В спины направили автоматы.

— Раздайте им оружие.

По рукам спецназовцев рассовали пистолеты.

— Давайте быстрее… Разом… чтобы нервы не мотать. Ну давайте, давайте!

Бойцы медленно, вразнобой подняли оружие. Не все подняли, кто-то не поднял.

— Тот, кто попытается сачкануть, встанет на его место, — предупредил полковник. — Так что лучше не надо…

Раньше, почувствовав в руках оружие, они бы приняли бой. Теперь на это решился лишь один из них.

Крайний в шеренге боец вдруг, словно ему подрубили ноги, упал на пол. Он сделал то, чего от него не ожидали. Он не пытался повернуться, потому что повернуться вряд ли бы успел — он упал, упал навзничь, на спину. И мгновенно, широкой дугой перебросив через себя пистолет и увидев на срезе дула перевернутые вверх тормашками фигуры, нажал на спусковой крючок.

Бахнул выстрел. Но неприцельный выстрел, который не причинил никому никакого вреда. И тут же ему навстречу прогремели две короткие очереди. Автоматчики находились в более выгодном положении — они стреляли сверху вниз и не могли промахнуться.

Предпочитавший позору смерть боец был еще жив, когда к нему подошел полковник и выдернул из бессильных пальцев пистолет. Похоже, с ним психологи дали промашку. Этот попал не в свою стопку.

Полковник стоял над телом, перед шеренгой спецназовцев, перед направленным в его сторону оружием. В него можно было выстрелить, но никто не стрелял. Оружие молчало. Они были сломлены. Окончательно сломлены.

Полковник опустил отобранный пистолет, ткнул его в тело тяжелораненого бойца и выстрелил. Тот дернулся, но не умер. И на его теле не прибавилось ран. Этот патрон, как и тот первый, тоже был холостой…

Все патроны были холостые!

Им выдали оружие, которое было совершенно бесполезным. Которое было хуже даже палки или обрезка железной трубы. Их просто проверяли, выявляя тех, кто способен на сопротивление. Один такой нашелся. Но только один.

Тогда ими занимались психологи, теперь — практики.

— Выдайте им новые обоймы, — приказал полковник.

Один автоматчик, пройдя вдоль шеренги, раздал обоймы.

Двое оттащили и привалили к стене еще живого бунтаря.

— Теперь у вас две цели — он и он, — показал распорядитель экзекуции. — Тех, кто собирается развернуть оружие против нас или надумал застрелиться, хочу предупредить, что новые патроны тоже могут быть холостые. А могут быть боевыми. Так что решайте сами…

Желающих бросаться с пугачом на автоматы, платя за это своей жизнью и жизнью близких, больше не нашлось.

— Тогда… отделение товсь!

Пистолеты вразнобой поползли вверх, замерли на уровне груди.

— Слушай мою команду!..

Пальцы на спусковых крючках окрепли.

— Огонь!

Пистолеты разом изрыгнули огонь. Пули ударили в жертвы, ударили в упор, дырявя и раздирая их тела.

— Разрядить и проверить оружие!

Обоймы выпали в подставленные ладони.

— Сдать пистолеты.

И пистолеты сдали.

— Нале-во!

Все разом повернулись.

Группа лиц вновь стала армейским подразделением.

— Ну вот и все. Все позади, — сказал руководивший расстрелом полковник. — Теперь, надеюсь, вы понимаете, что пути назад нет. Пули мы оставим в телах, с пистолетов снимем отпечатки ваших пальцев и вместе с видеозаписью всего этого, — кивнул на трупы, — приобщим к делу. И если что…

Дальше можно было ничего не объяснять. Дальше любому дураку должно было быть ясно, что, если только дернешься, все эти отпечатки пальцев, видеокассеты и протоколы допросов лягут на стол Прокурора…

Но, скорее всего, не лягут, потому что до Прокурора дело вряд ли дойдет, а просто еще одно полуразложившееся, без головы и рук тело выловят из какого-нибудь безымянного пруда, оформят как неопознанку и закопают в братской могиле вместе с бомжами. Как закапывают тысячами…

— Да, чуть не забыл. Вам теперь по десять тысяч баксов причитается. Можете считать их нашим извинением. Или авансом. И давайте постараемся обо всем забыть. Нам теперь вместе лямку тянуть.

И полковник запросто подошел к спецназовцем и похлопал их по плечам. Как своих. Как уже своих.

— А теперь пошли, примем по двести граммов. После такого и вам и нам не помешает.

Они выпили по двести и еще по двести. Они чокались, о чем-то говорили, спорили, знакомились друг с другом.

— Ты в Кандагаре бывал?

— Бывал.

— Когда?

— В семьдесят седьмом.

— А я в семьдесят восьмом.

— На караваны ходил?

— Ходил.

— Тогда давай за наших, которые там остались…

Водка разливалась по стаканам, и все было более-менее нормально. А трупы… трупы — что, трупов они в своей жизни повидали немало и чужих и своих. И если на все оглядываться, то шею свернешь.

Мертвым — пусть будет земля пухом. А живым надо жить. Тем более что другого выхода нет. Другой выход равен смерти!

Глава 29

В небольшом западноевропейском городке, а по масштабам России так просто деревне, проходил очередной экономический форум. Со всего мира съехалась разношерстная публика, которая желала обсудить насущные проблемы мировой экономики в деловой, но тем не менее непринужденной обстановке.

В зале, слушая очередного докладчика, с важным видом сидели не самые первые в мировой табеле о рангах политики и бизнесмены. Но и не последние.

Докладчик рассказывал о существующих тенденциях в построении единого экономического пространства и политике, проводимой в связи с этими крупнейшими международными общественными и финансовыми институтами…

Его слушали, но не так чтобы очень. Потому что все это звучало, конечно, здорово, но к реальной жизни отношение имело отдаленное. В реальной жизни все происходило проще и грубее. В реальной жизни одни уважаемые всеми люди пытались ясным днем, при стечении журналистов и прочего праздного люда придушить и ограбить других, не менее уважаемых людей, выказывая при этом хорошие манеры, присущее им чувство юмора и высочайший интеллект. И те, кого душили, лягаясь, кусаясь и норовя пырнуть противника чем-нибудь острым в живот, тоже умудрялись сохранять хорошую мину при плохой игре и лобызались со своими, с которыми сцепились в смертельной схватке, врагами. Со стороны все выглядело вполне пристойно — смертные хрипы заглушались благообразными рассуждениями об общечеловеческих ценностях, неблаговидные поступки оправдывались экономической целесообразностью, трупы жертв засыпались венками и телеграммами искренних соболезнований.

Все были улыбчивы, были в смокингах и источали елей.

Хотя на самом деле шла полномасштабная война, которая не ослабевала ни на мгновенье. И банки, корпорации, фонды вели разведку, разрабатывали планы стратегических наступлений, разворачивали боевые порядки, атакуя другие банки, корпорации и фонды или объединяясь с ними и маневрируя финансовыми потоками, а порой и авианосцами и ракетами класса “воздух — земля”, завоевывали целые государства, получая контрибуции в виде новых рынков сбыта, сырья и дешевой рабочей силы. А жертвой этих войн, как водится, становилось не участвующее в боевых действиях “мирное население”.

Шла война. Нормальная война. Масштабная война. Третья мировая война. Начало которой, по странному недоразумению, никто не заметил.

На трибуну поднимались и с трибуны спускались докладчики… Но главное происходило не здесь, не в зале заседаний, главное происходило в кулуарах. Где заинтересованные друг в друге лица сбивались кучками и оживленно болтали о насущных проблемах. Здесь тоже все было очень культурно, никто не говорил — у тебя кистень, у нас финка, подкараулим его в темном переулке, оглушим, пырнем в бок ножом, вывернем карманы и честно поделим барыш, — но все равно говорили о чем-то похожем. Мы сбрасываем акции, вы играете на понижение, обваливаем рынок, после чего мы… короче, выворачиваем у жертвы карманы.

Немалого внимания на этом форуме удостаивалась российская делегация. Ее обихаживала группа известных западных экономистов и политологов.

— Рыночные отношения не могут совмещаться с привычным вам командно-административным стилем руководства. Вы пытаетесь соединить невозможное — лед и пламень. Хотите командовать рынком, который по сути своей есть свобода! Разве можно командовать свободой? Абсурд! Именно поэтому ваша экономика пробуксовывает на месте.

— Нет, это не так! Это раньше экономикой страны единолично руководила партия, теперь тысячи собственников!

— Да бросьте вы! То, что у вас теперь нет Госплана, ничего не меняет. Вопрос не в названии, а в сути. Суть — попытка тотального контроля государства через механизм естественных монополий. Что с того, что вы отпустили цены, если можете продолжать влиять на них, используя политику энергетических и транспортных тарифов? Пока государство монополист в энергетике и транспорте, пока владеет землей, вы не застрахованы от отката назад в ваше коммунистическое прошлое.

— Вы зря пугаетесь, это невозможно, так как частный капитал владеет значительной частью основных фондов и так просто отказаться от приобретенных капиталов не пожелает.

— А если тарифы вырастут втрое? Или в десять раз? Как вы будете конкурировать с западным производителем? А если в сто? И почему бы государству не поднять цены в сто раз? Ведь оно монополист.

— Типун вам на язык! С наших точно станется…

— Единственная возможность продолжить реформу и укрепить положение вашего среднего класса — это заставить государство отказаться от поддержки так называемых естественных, а на самом деле неестественных монополий… — втолковывали экономисты. — Только приватизация окончательно добьет коммунизм…

Эксперты от политики говорили еще откровенней.

— Кто владеет энергетикой и транспортом, владеет страной. Вы — не владеете, значит, вы в ней гости. Которых, возможно, просто используют.

Вспомните ваш НЭП, где тоже разрешили все, а потом все забрали. Так, может, и в этот раз…

Поздно вечером и в гораздо более узком кругу разговор шел совсем понятный.

— Под реструктуризацию энергокомплекса и железной дороги международные финансовые клубы будут готовы списать проценты по долгам. И, возможно, списать сами долги за право приобретения интересующих западных инвесторов пакетов акций.

— Вряд ли теперь это будет возможно.

— Теперь, может, и нет, но после ряда шагов с нашей стороны и определенной работы внутри…

Через неделю российская делегация много лучше разбиралась в рыночной экономике и готова была внедрять передовые технологии в жизнь. Кто-то потому, что искренне верил в то, что Россию может спасти только дальнейшая и форсированная ее капитализация. Кто-то потому, что понял больше, чем услышал, понял, что Запад намерен, руководствуясь какими-то своими соображениями, продавливать приватизацию. И увидел прямые выгоды в том, чтобы “пробить” их заказ. Кому-то было плевать на “интерес” Запада, но, подыгрывая им, он надеялся получить свои политические и финансовые дивиденды.

Но лучшими проводниками новых экономических веяний должны были стать не они, а те первые, потому что в отличие от прочих они готовы были работать не за выгоду — за идею. А такие, если надо, бесплатно на штыки полезут…

Глава 30

В кабинет вошел среднего роста, среднего возраста, неприметной внешности, в никакой одежде мужчина. Он не улыбался, не суетился, не топтался на месте, не озирался растерянно по сторонам, как это часто делают увидевшие “живьем” Хозяина страны посетители — он просто зашел в кабинет, остановился и, выждав несколько секунд, сказал:

— Здравствуйте, я ваш новый Посредник.

Новый Посредник был очень похож на прежнего Посредника и даже не лицом, фигурой или отдельными чертами, а общей безликостью — отвернись на мгновенье, и не вспомнишь, как он выглядел, не узнаешь при встрече.

— Вы нас искали?

— Ну, вообще-то, не вас… С большим удовольствием я бы встретился с вашим начальством. Может, устроите, уж коли вы называетесь посредник? — на всякий случай, то ли в шутку, то ли всерьез, спросил Президент.

Посредник покачал головой.

— Для связи с вами выделен я. Но если по каким-то причинам я вас не устраиваю, вам может быть предложена другая кандидатура.

“Точно такая же, потому что все они на одно лицо, как инкубаторские цыплята, — подумал Президент. — Менять их, только время терять”.

— Нет, вы меня вполне устраиваете.

На этот почти комплимент Посредник тоже никак не прореагировал. Что Президент, привыкший к признательным полупоклонам, заискивающим улыбкам, взглядам, выражающим собачью преданность, сразу же отметил. И почувствовал, что это ему неприятно.

Стоящий перед ним человек не прогибался, потому что ничего не собирался выпрашивать. Он не был обычным просителем, просителем был Президент! Что было необычно. Непривычно. И злило привыкшего к своему всемогуществу Главного Чиновника страны. Который был нормальный, волею случая выбившийся из низов в “монархи” люмпен и потому особенно болезненно воспринимал чужую силу.

Взять бы его, скрутить в бараний рог и!..

Но взять-то можно, а вот скрутить… Того, прежнего, не скрутили, не смогли. И этот наверняка такой же. Таких силой не переломить, таких можно взять только лаской.

— Ваш предшественник утверждал, что я могу обращаться к вам с конфиденциальными, которые останутся между мной и вами, просьбами?

Посредник кивнул.

— Какого характера работу вы можете выполнять?

— Любую в рамках нашей компетенции.

— А точнее?

— Сбор и анализ информации, оперативная разработка…

— Что еще?

— И в том числе силовые операции, — пришел на помощь Президенту Посредник. Что тоже неприятно резануло по самолюбию.

Ходить вокруг да около дальше смысла не имело. Пора было формулировать задачу.

— Есть человек — назовем его “объект”, деятельность которого входит в противоречие с интересами государства. Решить проблему, используя существующие возможности, в силу различных причин не представляется возможным. Но не решить нельзя.

Хочу попросить вас подготовить ряд мероприятий по проверке деятельности и контактов “объекта” и созданию предпосылок положительного решения данного вопроса.

Президент завершил фразу энергичным жестом, который был выразительней слов и показывал истинное значение слов “положительное решение вопроса”. Отдельно фраза и отдельно жест были довольно безобидными, вместе приобретали новый смысл.

Даже в своей резиденции, в своем защищенном от прослушки кабинете Президент предпочитал выражаться туманно. Потому что имел дело с незнакомой, непонятной ему силой. Потому что знал, что слово не воробей… Слово произнесенное есть улика.

Скольких политиков, которые не ему чета, суды и история притягивали к ответу за много лет назад оброненные и сто раз забытые ими слова.

Это сегодня ты бог и царь, а завтра тебе даже чего не было припомнят…

— Все, что вам может понадобиться, находится здесь, — передал Президент дискету с фотографией и всей необходимой информацией. И даже теперь он не произнес фамилию “объекта” вслух.

Посредник не без уважения взглянул на своего высокопоставленного заказчика. А Президент-то не прост! И, похоже, большой дока в подобного рода делах… Очень грамотно выстроил и провел встречу, так что, дав заказ фактически на зачистку “объекта”, никак не обозначил ни себя, ни цель задания. Тут, даже имея диктофонную запись разговора, что-либо доказать будет затруднительно. Он не давал никаких прямых указаний, а жест к делу не притянешь. Если что, виновен во всем будет что-то не так понявший исполнитель.

Ай да Президент!..

Но, наверное, Посредник смог бы оценить конспиративные способности Президента гораздо выше, если бы знал чуть больше. Если бы знал, что никакого урона стране порученный ему “объект” не нанес, потому что никакого “объекта” нет. В принципе нет! А заказ он получил на совершенно случайное, выбранное “методом тыка”, то есть наугад, физическое лицо — обычного, хотя и небезуспешного бизнесмена. Что ему просто-напросто, используя терминологию спецов — “зарядили болвана”. Не для того чтобы узнать, с кем тот встречается и какие противозаконные деяния совершает, а для того, чтобы вытащить на свет божий таинственную, желающую остаться в тени, организацию, чтобы посмотреть ее в деле, оценить ее возможности и связать ее запротоколированным компроматом.

Вот какие цели преследовал, вот чего добивался Президент, вызывая на встречу Посредника. И вот почему строил беседу так, а не иначе…

— Я рад был с вами познакомиться, — попрощался Президент. И, дружелюбно улыбаясь, протянул руку.

— Я тоже, — искренне ответил Посредник. И ответил на рукопожатие.

Президент проводил его до дверей, что должно было свидетельствовать о его дружеском отношении к собеседнику. И тут же вызвал начальника Федеральной службы охраны — своего главного телохранителя.

— Вы готовы?

— Готовы.

— Я думаю, визитер не заставит себя ждать, я думаю, он объявится со дня на день.

Главный “осошник” не стал уточнять, почему Президент так считает, это было не его ума дело. Его — фиксировать контакты “объекта” и вести контрслежку, выявляя чужой к нему интерес.

— Вы свободны.

Начальник ФСО развернулся на каблуках и пошел проверять, как обстоят дела с операцией “Визит”, потому что понял, что Босс придает ей большое значение.

— Мы зарядили квартиру и дачу “Коммивояжера” электроникой, — доложили технические исполнители.

“Коммивояжером” по документам проходил тот самый, не ведающий, в какой переплет попал, случайный бизнесмен.

— Три закладки, двенадцать видеокамер, “жучки”, направленные микрофоны, три стационарных поста наблюдения… — отчитывались “технари” о проделанной работе. — В машине… На даче… В гараже… У любовницы…

Несчастного бизнесмена обложили со всех сторон, как резидента какой-нибудь очень развитой в шпионском отношении страны.

— А здесь что?..

Начальник ФСО внимательно осматривал карту, на которой были помечены места установки технических средств и наблюдательных пунктов, пытаясь найти в них какую-нибудь брешь, через которую могли просочиться враги.

— Доведите до сведения всем своим людям, чтобы они лишний раз не высовывались, — приказал командир “осошников”. — Всю информацию незамедлительно передавать лично мне…

“Ну вот теперь посмотрим, на что они способны… — подумал Президент. — Заодно и своих проверю. И заодно других своих. Потому что проверять надо всегда и всех…”

Через день Президент встречался с Директором ФСБ. И так, в порядке частного одолжения, попросил подстраховать одного “человечка”. Того же самого “человечка” — “болвана”.

— Только без моего ведома никаких активных шагов не предпринимайте…

На чем круг и замкнулся… Теперь его охрана должна была пасти ту тайную, которую представлял Посредник, организацию, их работу подстраховывать, но и их же вычислять — Безопасность, которая в свою очередь должна была угодить под колпак “осошников”. Если они, конечно, будут мышей ловить.

Вряд ли кто-нибудь будет способен проскочить незаметно сквозь столь мелкое и к тому же двойное сито. А он, Президент, кроме всего прочего, получит представление о том, какая из его служб работает профессиональней. Нормальное соревнование. В котором, кто бы ни выиграл, победителем выйдет он…

Действительно, не прост был Президент. Да и не мог быть прост. Потому что простота для российских правителей, она даже хуже воровства…

Глава 31

У главного инженера Дальэнерго шло внеочередное, чуть не десятое на дню, совещание.

— Задолженность Дальлеса на сегодняшний день составляет двенадцать миллионов триста шестьдесят пять тысяч рублей, — докладывал начальник вновь созданного отдела, занимающегося учетом и выбиванием долгов.

— Что они говорят?

— То же, что и все, — что платить не отказываются, но живых денег у них нет.

— А что есть?

— Они предлагают в счет оплаты долга бульдозер, трелевочные машины и пятьдесят бензопил “Дружба”.

— За каким нам сдались трелевочные машины?

Начальник отдела долгов пожал плечами. Лично он считал, что лучше получить хоть что-то, чем совсем ничего. В конце концов бензопилы можно толкнуть в какое-нибудь лесничество в обмен на елки к Новому году, которые продать прямо с колес на ярмарке, получив с населения наличные деньги. Все-таки вариант.

— А лес? Почему они не хотят платить лесом?

— Они готовы платить лесом, но только некондицией, которую никому не сдать.

— А вы не берите некондицию, вы потребуйте строевой.

— Строевой лес идет на экспорт и в Федоровский ДОК.

— Ничего, ДОК перебьется. Тем более что он тоже наш должник.

— ДОК не перебьется, — тихо, почти шепотом сказал начальник отдела долгов. — Федоровский ДОК принадлежит зятю главы областной администрации.

— Ах ну да, — вспомнил главный инженер.

И еще вспомнил, что Федоровский ДОК снабжает материалами мебельную фабрику, которой руководит двоюродный племянник Генерального директора Дальэнерго.

Так что те двенадцать миллионов триста шестьдесят пять тысяч рублей можно смело списывать в убытки. Плюс восемнадцать миллионов Федоровского ДОКа.

— Ладно, берите бензопилы, — согласился главный инженер. — Кто там следующий?

— Кондитерская фабрика. Три миллиона семьсот пятнадцать тысяч.

— И денег, конечно, тоже нет?

— Нет. Но они предлагают две тонны вафельных тортов, которые можно выдать в качестве зарплаты работникам второй ТЭЦ.

— А они согласятся?

— Конечно. Это же еда, а они четвертый месяц хлеба купить не могут.

— Ладно, берите тортами…

Металлургический завод…

Еще один ДОК, где заправляет сын главы местной налоговой полиции.

АОО…

ООО…

Торговое представительство…

Детский дом…

Воинская часть…

— Сколько должны детский дом и воинская часть? — оживился главный инженер.

— Если суммарно, то двести десять тысяч.

— Двести тысяч?.. Безобразие! Вот этих, последних, отключайте… Немедленно отключайте! К чертовой матери отключайте! Хватит миндальничать с должниками. Взяли моду прикарманивать электроэнергию, как будто она никому не принадлежит, как будто это ягоды в лесу.

Отключайте!..

Детский дом и воинская часть не имели высокопоставленных учредителей и покровителей. Они принадлежали государству. То есть никому. Рубильник рванули вниз…

И очень скоро, буквально через несколько дней, на столе главного инженера зазвонил телефон. И звонил, пока он не поднял трубку.

— Я же просил меня не беспокоить.

— Но это лично вас Срочно…

— По какому вопросу?

— Они сказали, что у вас случилось какое-то несчастье.

— Хорошо, соедините.

В трубке что-то хрустнуло, и незнакомый властный голос сказал:

— Я хочу сообщить, что у вас сгорела дача.

— Что?! Когда?!

— Только что. И дотла. Вещи спасти тоже не удалось.

У главного инженера упало сердце — дача была его “любимым детищем”. Он ее, можно сказать, по досочке… Красного дерева.

— Вы ничего не путаете? — надеясь на чудо, переспросил он.

— Нет, не путаю. Можете справиться в пожарной охране.

— А разве вы не… Кто тогда вы?

— Тот, кто ее поджег, — очень спокойно сказал незнакомец.

— Что?! Вы?! — ахнул инженер. — Вы подожгли?..

— Да, я.

— Но зачем?

— Затем, что хочу вас попросить об одном небольшом одолжении. Я хочу попросить вас не отключать электроснабжение у воинских частей, расквартированных на подведомственной вам территории. И попросить сменить руководителей завода ЖБИ-2, входящего в систему Дальэнерго…

— Да как вы смеете?!

— Только не надо глупить. У вас, кроме этой дачи, есть еще одна дача и есть три квартиры — две здесь и одна в Москве.

Главный инженер лихорадочно пытался сообразить, кто на него наезжает — местный криминалитет, который давно точит зуб на завод железобетонных изделий, или кто-то из местной администрации… Кто?

— Вы от кого? — осторожно спросил он.

— Я сам по себе. Если до вечера сегодняшнего дня мой вопрос не будет разрешен, вы понесете новые убытки. Лично вы.

Главный инженер заерзал на стуле.

— Но я не решаю такие вопросы, они находятся вне моей компетенции…

— Это меня не касается. Обращаться в милицию не советую, тогда вы потеряете все и сразу…

Незнакомец бросил трубку. И сразу же за ним позвонили соседи по даче.

— У нас… то есть у вас… пожар! Ваша дача!.. Такое несчастье!.. Мы когда заметили, ничего уже сделать было нельзя…

Незнакомец не блефовал. И не пугал. Незнакомец предупреждал.

Главный инженер на всякий случай велел возобновить подачу напряжения в войсковые части. Но был уже вечер, и, как водится, кто-то что-то перепутал, что-то забыл, кого-то не оказалось на месте, и дело отложили на завтра.

В три часа утра в квартире главного инженера раздался телефонный звонок. Междугородний звонок.

— Что? — испуганно, спросонья спросил он. Испуганно, потому что ему всю ночь снились кошмары.

— Вы хозяин квартиры, которая располагается по адресу Девятая Парковая, двадцать один, в городе Москве?

— Да, я… А что случилось?

— Да уж случилось… В вашей квартире кто-нибудь проживал?

— Нет, никто.

— Вы в этом уверены?

— Конечно, уверен! Она была куплена два месяца назад. Там даже мебели не было! А в чем, собственно, дело?

— В том, что в вашей квартире по адресу Девятая Парковая, двадцать один, случился пожар, при ликвидации которого в одной из комнат принадлежащей вам жилплощади пожарным расчетом были обнаружены два сгоревших трупа…

— Каких трупа?!

— Вот это мы и пытаемся выяснить… Главный инженер схватился за сердце… Днем ему перезвонил тот самый незнакомец.

— Это вы… Вы!.. Мою квартиру!.. — не владея собой, заорал главный инженер.

— Мы предупреждали.

— Но я распорядился, я еще вчера приказал!..

— Значит, вы ответили за халатность ваших работников. Можете взыскать убытки с них.

— Но там, в Москве, были еще какие-то трупы!

— Да, два. Пока не ваших, пока чужих трупов. Но если вы не прислушаетесь к нашим просьбам, то в следующем пожаре, не исключено, погибнут ваши близкие.

— Что вы от меня хотите? — срываясь на истерику, закричал главный инженер.

— Вашей помощи в смене руководства завода ЖБИ-2.

— Но это может решить только Генеральный директор Дальэнерго.

— Хорошо, мы согласуем с ним этот вопрос. Но надеемся, что все, что зависит от вас…

В ближайшую же ночь занялась огнем и сгорела дача Генерального директора Дальэнерго…

На заводе железобетонных изделий номер два, снабжающем опорами линии электропередачи и другими железобетонными изделиями Дальневосточный регион, было уволено разом все руководство и на их место поставлены пришлые, о которых никто ничего не знал, люди. Завод продолжал работать, но это был уже совсем другой завод. По городу поползли слухи, что со дня на день по инициативе трудового коллектива состоится акционирование предприятия…

Пирог единой энергетической системы начали подгрызать с краев. С самого дальнего края. С Дальневосточного края.

Сообщение о состоявшихся кадровых перестановках ушло с текущей почтой в Москву. Которая прореагировала неожиданно бурно. Потому что завод железобетонных изделий относился к предприятиям, обеспечивающим стратегическое развитие отрасли, и кто-то быстро просчитал, что если ЖБИ уйдет из-под контроля Дальэнерго, то необходимые для прокладки новых и ремонта существующих линий электропередачи столбы и фундаментные опоры придется таскать аж из Западной Сибири, отчего они станут “золотыми” И, значит, не получится таскать, а придется покупать у нового владельца завода, который сможет диктовать свои цены и влиять на энергетическую политику востока России.

Москва предложила объяснить, чем вызвана смена руководства и почему она прошла без согласования с ними.

Генеральный директор Дальэнерго мямлил по телефону что-то невразумительное насчет недостаточной эффективности и в связи с этим необходимостью реконструкции существующего производства… Но не смог по памяти назвать имя нового директора.

Из Москвы вылетела на место комиссия.

Очень скоро прибывшие ревизоры разобрались в сути проблемы и доложили руководству, что это “наезд”. Просто кто-то решил подгрести под себя обещающий хорошие “бабки” завод. Что не было особой новостью, так как на принадлежащие единому энергокомплексу предприятия покушались не однажды и раньше.

В дело вступили люди, отвечающие за безопасность энергетического бизнеса. Бригада из нескольких бывших кагэбистов и эмвэдэшников срочно отправилась на место. Где бывшие полковники и майоры вышли на местные силовые структуры, желая разобраться, кто мог отважиться на столь отчаянную атаку.

По-приятельски, под пивко, водочку, душевный разговор и щедрые подарки, они выясняли, кто есть кто в местном бизнесе и криминалитете. Пытались понять, кто бросил перчатку вызова.

— Никто, — уверенно отвечали силовики. — Местные на такое дело вряд ли подпишутся. Что они, дураки, что ли? Вы же за рубильник держитесь и можете перекрыть кислород любому в любой момент.

— Но ведь кто-то на нас наехал!

— Может быть. Но не наши, точно не наши.

— А кто тогда?

— Кто-нибудь равный вам по силам. Кто-нибудь из Москвы.

— Почему вы так считаете?

— Перейти дорогу тигру может только тигр, — витиевато ответили местные пинкертоны. — А у нас здесь одни шакалы…

Ревизоры не удовлетворились их ответом и вышли на криминалитет, отстегнув за правду немалые деньги.

— Кто наехал на завод железобетонных изделий?

— Это не наши, — открестились от происшедшего местные воровские авторитеты. — Наши хотели было сунуться, не теперь, раньше, когда делили город, так им быстро рога пообломали.

— Может, это кто-то из фирмачей?

— Местные фирмачи под нами ходят и нам отстегивают.

— Все?

— Все!

Воры слегка подвирали, но не так чтобы очень.

— Тогда беспредельщики?

— Это у вас в столице беспредел, а у нас все тип-топ…

Выяснить истину окольными путями не удалось, оставалось обратиться к первоисточнику.

Ревизоры сунулись на завод, но были остановлены вновь нанятой охраной.

— Мы приехали из Москвы!

— Хоть из Нью-Йорка. Вначале оформите пропуск. Ревизоры, скрипя зубами, отправились в бюро пропусков. Ну не через забор же лезть, в самом деле!

— С какими целями вы прибыли на наше предприятие? — строго спросила дама в окошечке. Ревизоры на мгновение растерялись.

— По делу.

— А командировочные предписания у вас есть?

— Да вы что тут все, белены объелись?! — вспылили бывшие полковники КГБ.

— Без командировочного предписания или разрешения кого-нибудь из руководства я вас на территорию завода пропустить не имею права, — сообщила дамочка и с грохотом захлопнула окошко.

Телефоны директора завода, его замов и замов тех замов молчали Секретари отвечали, что ничего не знают.

Завод попросту не желал говорить со своими хозяевами. По крайней мере, говорить миром.

Ревизоры доложили результаты инспекции своему непосредственному начальству.

— Они там забаррикадировались, как в дзоте, — на каждом шагу охрана, по периметру сигнализация Откуда только столько денег набрали?

— А вы не преувеличиваете их возможности? — выразило сомнение начальство.

— Скорее недооцениваем…

Было решено командировать на место “стрелочников”. Нет, не тех, что переводят с путей на пути поезда. Других, которые наставляют на путь истинный заблудшие души.

“Стрелочники” собрались споро, как по тревоге.

— Посмотрите, что там да как, поговорите, припугните, если надо В общем, все как всегда. Все ясно?

— Так точно!

“Стрелочники” не работали в системе энергетики и официально с нею никак связаны не были. Все они в недавнем прошлом были офицерами ФСБ и МВД, после выхода в отставку трудились под “крышами” нескольких частных охранных фирм, созданных для силового прикрытия электрического бизнеса и выполнения особо щекотливых заданий. Платили им хорошо, но в случае “засветки” помощи не обещали. О чем они прекрасно знали.

— Оружие?

Охранники вытащили электрошокеры, баллончики с “Черемухой” и взятые напрокат в милиции “ПМ”.

— Документы?

Показали удостоверения, лицензии и разрешения на ношение огнестрельного оружия.

— Сами в драку по возможности не суйтесь, оружие не светите. Ваше дело — страховка и демонстрация мускулов… — инструктировали их. — Дайте возможность поработать за вас другим…

Роль “других” в этой операции должен был сыграть местный криминалитет.

— Забьете с ними “стрелку” и предъявите, что типа они перехватили принадлежащий вам кусок.

— Но они не перехватывали…

— Кого это колышет? Вы скажете, что перехватили! Побазарите за завод, попонтуетесь.

— А потом?

— Потом тихо слиняете.

— Сколько?

— За все про все — двадцать пять “косарей” “зелени”. Вербуемые на дело уголовники быстро переглянулись.

— Слышь, давай пятьдесят, и мы кого-нибудь из них завалим.

— Не надо никого валить. Надо только побазарить. Двадцать пять! Или я найду кого-нибудь другого.

— Ладно, банкуй…

Уголовники вышли на новое руководство завода, забив “стрелку”. Те отказались с кем-либо и по какому-либо поводу встречаться. Уголовники бросили на территорию завода пару гранат. После чего договоренность о встрече была достигнута.

В назначенное время в назначенном месте стороны сошлись для решения насущных экономических проблем. Очень прилично выглядевшая дирекция завода встала против поплевывающих на свои башмаки урок. Чуть поодаль скромно стояли командированные из Москвы “стрелочники”

— Вы чего, в натуре, беспредел творите? — изложили свои претензии уголовники. — Это наша территория!

— Что вы имеете в виду? — вежливо переспросил представитель директорского корпуса.

— А чего мы имеем, того тебе, фраер, по самое горло хватит! — сально осклабились уголовники, подкрепив сказанное неприличным жестом. — Кончай баланду травить!

— Я никак не могу уяснить, с какой целью вы нас сюда пригласили?

— Ты чего, блин, на катушках фраер? — удивились уголовники. — Давайте валите с завода, пока мы вас не покоцали!

Изложили, как смогли, существо вопроса урки.

Дирекция спорить не стала.

— Хорошо, — легко согласились они. — Мы подумаем над вашим предложением. Только можно дать ответ завтра?

— Ладно, завтра так завтра!..

Но назавтра встреча не состоялась по причине неявки одной из сторон — неявки инициаторов “стрелки” — уголовников. Не пришли они не потому, что испугались, а потому, что умерли.

— Ты, блин, слышал?

— Чего?

— Того самого! Крапленый зажмурился!

— Да ты чего! Он же только вчера!..

— То — вчера, а сегодня откинулся! В петлю, дурак, залез.

— Зачем?

— А хрен его знает! Обкурился, наверное. Или нажрался…

Крапленый умер не один. В ту же ночь свели счеты с жизнью два его бывших на “стрелке” приятеля. Один по неясным причинам выбросился из окна, второй наглотался таблеток.

Это были уже не шутки!

— У нас три двухсотых, — доложил по телефону старший “стрелочник”.

— Кто?!

— Пока не наши.

“Пока” звучало зловеще.

— Приостановите операцию и немедленно вылетайте в Москву!..

В Москве “стрелочники” доложили подробности.

— Они стояли там, мы — здесь… Урки, как им велели, наехали, потребовав отдать завод. Заводские попросили перенести встречу на следующий день.

— И все?

— Все.

— И за это их убили?

Убивать было действительно не за что. Потому что дальше словесных угроз дело не пошло. А лишать за одни только слова жизни трех человек как-то слишком!..

— Может, это просто совпадение? — предположил главный “стрелочник”. И сам себе не поверил.

— Скорее предупреждение. И очень серьезное предупреждение, раз покончил с собой не один, а покончили с собой сразу трое. Раз — все, кто там был…

Отвечающие за безопасность отечественной энергетики руководители долго ломали голову над тем, кто мог наехать на Дальневосточный бетонный завод. Вернее, тех, кто мог наехать, было предостаточно. Но мало кто из них был способен в виде знакомства прихлопнуть трех человек. А из тех, кто мог, выбрали бы совсем другой способ убийства, что-нибудь попроще — финку в бок или гранату “Ф-1” за пазуху. А эти… “Эти” организовали чистую ликвидацию — так, чтобы и страшно было, и чтобы не придраться. Кто же они такие?..

Отвечающие за безопасность отечественной энергетики руководители так ничего и не смогли придумать.

— Может, отрубить им электричество?

— Уже отрубили.

— И что?

— А ничего! Им ток, для того чтобы сменить форму собственности, не нужен. Они уставы и при свечах могут переписать.

— А потом?

— И потом они тоже сильно расстраиваться не будут. Их простой нам выйдет дороже, чем им. В конце концов они могут просто распродать завод по частям.

— Тоже верно.

— А что же тогда делать?

— Похоже, драться.

— Похоже, так…

Глава 32

Встреча была неофициальной и от того не менее значимой, чем если бы прием проходил в Кремле. В огромном зале за круглым столом собрались так называемые олигархи — на вид нормальные люди, не стозадые и тысячеротые монстры, способные перемолоть и переварить за один присест пару тонн деликатесов. И тем не менее они были сильно озабочены своими прибылями, как если бы второй год голодали.

— …Отсюда, как нам кажется, государству крайне важно определить свои позиции в отношении стратегических партнеров на ближайшие два-три выборных срока, — наседали они на приглашенного Премьера.

Премьер кивал, откровенно скучая, потому что все это уже слышал и понимал больше, чем слышал.

— Короче, если мы столкуемся, то в ближайшие выборы и в те, что будут после них, мы, пожалуй, поддержим кандидатуру нынешнего Президента, — на самом деле говорили олигархи. — А если не договоримся, не поддержим…

— Сегодня все более и более прослеживается откат к командно-административным методам управления государством, которые в недалекой перспективе неизбежно столкнутся с интересами новых собственников и вызовут негативную реакцию у значительной части населения…

Что в переводе означало, что если вы будете продолжать наезжать на нас так же, как теперь, то когда вам понадобятся “бабки”, а они понадобятся обязательно и довольно скоро, их вам никто не отстегнет, и придется обходиться административным ресурсом…

Премьер знал, во что выливаются президентские выборы, и понимал, что без “спонсоров” не обойтись. За четыре года даже любимые жены хуже горькой редьки надоедают, а Президент — не жена, и, значит, прежние высокие рейтинги сойдут на нет. Реанимировать их сможет только масштабная пиар-компания с привлечением в качестве “друзей дома” мировых знаменитостей вроде Шварценеггера и Майкла Джексона, что потребует сумасшедшей “капусты”. Которой у государства нет, а у этих есть.

Конечно, можно организовать где-нибудь на окраинах России очередную небольшую и по возможности кровопролитную войну, которая сплотит народ возле вождя, что будет дешевле, потому что будет оплачиваться дармовыми жизнями солдат. Но на войну может встать в стойку Запад и общественность…

Впрочем, есть еще один вариант — взять этих ребят под микитки и накануне выборов отдать народу на растерзание, прибрав под видом национализации их капиталы. Наши люди любят, когда с плахи им под ноги чиновничьи головы катятся. Что их успокаивает и смиряет с тяжелой действительностью…

— Что вы от меня хотите? — перебил поток слов Премьер. — Гарантий?

— Продолжения курса демократизации и экономических реформ…

Значит, гарантий. Например, в форме различного рода послаблений.

Послать бы их… Но нельзя. Премьерское кресло штука ненадежная, сегодня ты на нем сидишь, а завтра придется работу подыскивать… Когда доходит до разборок с оппозицией или недовольства народа, то Премьера сдают первого. По крайней мере, когда он просто должность. А вот если за его спиной будет стоять капитал, то есть шанс удержаться. То есть имеет смысл дружить с этими против тех, равно как с теми против этих…

— Я доведу ваши соображения до сведения Президента. Как мне кажется, в них есть здравый, к которому следует прислушаться, смысл. Лично я приложу максимум усилий…

Глядишь, они потом ему деньжат подбросят и куда-нибудь в теплое местечко пристроят, так что имеет смысл немножко прогнуться…

В свою очередь вторая сторона заверила Премьера в полном своем почтении и поделилась впечатлениями об итогах последнего международного форума.

— Многочисленные встречи с видными западными экономистами позволяют нам утверждать, что при определенных условиях международные финансовые институты готовы будут пересмотреть долги России и обсудить перспективы получения новых потенциально возможных кредитов, в случае если руководство страны подтвердит свою приверженность ранее взятому курсу и продолжит реформы, направленные на развитие многоукладной экономики, путем реорганизации кредитно-денежных механизмов и разрушения естественных монополий, которые препятствуют дальнейшему развитию конкурентных отношений…

Это было уже интересней. Умудрились все-таки, проныры!..

Или это не они умудрились, а их умудрились?.. Использовав в качестве “почтового ящика” для доведения до сведения Президента своих предложений?

Премьер не высказал своего отношения к услышанной информации, но понял, что это и есть то главное, ради чего сюда имело смысл приходить. Им предлагают дружбу в обмен на…

— Они готовы простить долги, если мы отдадим энергетику и железную дорогу, — доложил Премьер Президенту.

— Откуда информация?

Премьер назвал имена олигархов и имевших с ними беседы западных экономистов.

— Спасибо, я все понял, — принял к сведению сообщение Президент. — Что у вас по текущим делам?..

А вечером просмотрел предоставленные МИДом и ФСБ списки ведущих политологов и экономистов, разрабатывающих тематику постсоветской экономики.

— Ага, вот они…

Несколько, из тех, что особо рьяно ратовали за продолжение экономических и политических реформ в России, экспертов проходили по спискам как сотрудники фондов, опекаемых через буфер различных государственных и общественных структур Белым домом.

То есть если это предложение, то очень серьезное предложение. Возможно, самое серьезное за все последнее время, потому что исходит не от фондов-марионеток, а от тех, кто над ними стоит.

А раз так, то есть смысл задуматься об этом предложении всерьез.

Глава 33

Очередная шифровка в типичном командно-бюрократическом стиле требовала убыстрить… усилить… обеспечить… обратить особое внимание… и незамедлительно доложить о выполнении. Хотя убыстрять и усиливать было уже некуда, все и так крутилось на предельных оборотах. Но спорить с начальством не приходится. Приходится исполнять.

Резидент рассортировал текущие дела по степени их значимости. То есть попросту отложил в сторону все, кроме одного — кроме дела генерала Крашенинникова, которое интересовало Контору более других и на котором предлагалось сосредоточить усилия.

Вот как занятно получается, генерала уже нет, а дело его живет… Причем с его. Резидента, подачи! Потому что не кто-нибудь, а именно он доложил о новых, с похожим почерком, убийствах бизнесменов и своих по этому поводу подозрениях Ну и, значит, получи и распишись…

Ну и что теперь с этим будем делать?

Для начала — думать...

Резидент включил компьютер и создал новый, который ему предстояло заполнить информацией, файл.

Надо попытаться найти уцелевших людей генерала Крашенинникова, которые, не исключено, продолжают его дело. Потому что кто-то продолжает.

Это раз.

Для чего использовать метод “языка, который может до Киева довести”. И уж тем более до нужных фигурантов. То есть использовать тот же прием, посредством которого он вышел на заговорщиков в первый раз.

Это два.

Последить за могилой покойного генерала, которую могут посетить его сослуживцы и привести к другим сослуживцам… И за семьей генерала.

Три.

Навести справки по поводу начальника, инспектировавшего часть генерала Крашенинникова и после его кончины пошедшего на повышение. Вполне может быть, хотя не обязательно, что он как-то завязан в этом деле.

Четыре.

Пять — разобраться, кто были те люди-“кочки”, что пытались возле части взять в плен его Помощника и ради этого даже пристрелили нескольких бойцов генерала.

Кто они — союзники или враги? Или просто погулять “вышли”.

Далее шесть…

Семь…

Восемь…

Пятнадцать…

И все двадцать пять…

Двадцать пять вариантов подходов к разгадке новых убийств. Ни один из которых не гарантирует результат. Так что желательно на них не останавливаться, а искать дополнительный двадцать шестой.

Какой?

Как можно поймать тех загадочных и очень профессиональных убийц?..

Ну или где поймать?

Пожалуй — где… Вопрос “где” почему-то представляется более перспективным.

Итак — где?..

Лучше всего на месте преступления. Примерно так же он рассуждал, когда все это начиналось. Когда жив был еще Помощник.

Итак, где будет следующее преступление?

Где-то на просторах любимой Родины.

А если точнее?

Где-то, где могут найтись подходящие кандидатуры.

Которые не сантехники или дворники, а отечественной выпечки мультимиллионеры. Отчего число претендентов на пулю калибра двенадцать и семь резко уменьшается. И еще более уменьшается, если учесть, что убийц более всего интересуют владельцы предприятий, снабжающих своей продукцией оборонный комплекс.

Сколько таких наберется?

Ну пусть сотни полторы.

Много.

Впрочем, если вникнуть в производство, рассортировать его по степени значимости для оборонки, то можно сократить данное число в пять-шесть раз.

До двадцати-тридцати претендентов. Конечно, тоже цифра немаленькая, но, в принципе, подъемная. Два десятка — это тебе не сто пятьдесят миллионов…

Приставить к каждому по нескольку наблюдателей и ждать, когда где-нибудь в кустах или на чердаке взблеснет “оптика” или из-за угла высунется фигура с гранатометом…

Возможно такое?

Ну-ка прикинем.

“Несколько наблюдателей” умножить на двадцать-тридцать, получится. До чертовой матери получится, особенно если учесть, что это должны быть специалисты высокой квалификации, которых в стране не так много. И которым, между прочим, придется работать круглосуточно, сменяя друг друга.

То есть множим искомое число еще на два-три и получаем…

Нет, похоже, охватить все объекты разом не удастся. От силы треть. Что гораздо хуже, чем все, но лучше, чем ничего.

Остается надеяться на то, что это будет именно та треть. Но еще более на то, что при таких масштабах заговора они рано или поздно угодят в расставленные ловушки. Лишь бы ловцы не подвели…

В охранные агентства в Москве, Питере, Волгограде, Нижнем Новгороде, Казани, Томске, Улан-Удэ… зашел посетитель. По сути один и тот же посетитель, хотя и разного роста, разного возраста, с разными лицами.

— Здорово! — сказал типичный по виду, речи и манерам новорусский нувориш. Хотя на самом деле не нувориш, на самом деле провинциальный актер, нанятый в качестве статиста на эпизодическую в разыгрываемой Резидентом пьесе роль.

— Только не надо по Станиславскому. И по Немировичу-Данченко тоже не надо, — воспитывал “режиссер” очередного лицедея. — Вы актер, вот пусть они в вас и умрут. Совсем умрут. И валяйте по-простому, как это бывает в жизни. Ну-ка еще раз попробуйте.

Актер уверенно расправлял плечи, добавлял во взор нагловатой тупости и делал проходку.

— Ты, это, кто? — нахально спрашивал он. — Ну че молчишь?

— Вот так уже лучше, — хвалил его режиссер. — Только не надо нажимать на голос. Не надо орать, здесь не сцена и не полковой плац. Вы же в жизни не орете?

— Когда как.

— Ну хорошо, вы, допустим, орете, а они — нет. Им незачем орать, их и так все, кому надо, услышат. Даже если они будут говорить шепотом.

Давайте еще раз…

И еще…

Статист ходил и говорил все увереннее, постепенно вживаясь в образ.

— Так?

— Да, так гораздо лучше.

— А можно вас спросить?

— Можно.

— Для какого фильма вы проводите пробы?

— Для многосерийного.

— Ой!

— Следующий…

Прошедшие предварительный отбор актеры получали распечатку одного из эпизодов будущего фильма.

— Значит, так, вы должны нанять нескольких агентов, для того чтобы они следили за одним из ваших конкурентов.

— Которого я потом убью?

— Почему убьете?

— Ну не знаю… По закону жанра. Иначе зачем за ним следить?

— Хорошо, пусть будет так. Вы заходите и вызываете главу фирмы, потому что водиться с мелкими клерками вам не к лицу. Далее вы говорите по роли. Ну, ваша реплика: “У вас есть надежные, которые умеют держать язык за зубами, люди?” На что глава фирмы отвечает: “Может быть”.

— Но в роли не так. Там написано: “Да. Есть”, — прочитал актер.

— А вы не теряйтесь, вы импровизируйте. Вы же актер.

— Хорошо, я попробую Дайте, пожалуйста, последнюю реплику.

— …Может быть.

— “Может быть” мне будет мало. За “может быть”, может быть, вам кто-нибудь и заплатит, но только не я”. Ну как?

— Браво!

— Получилось, да? Спасибо вам… И снова, но уже не там, уже в другом городе, режиссер в отчаянии кричал:

— Не верю! Ну не верю, не верю!.. Давайте пройдем этот кусок еще раз!

И они проходили этот кусок еще раз. И еще раз. И еще… Только один этот кусок. Снова и снова… В Рязани, Хабаровске, Салехарде…

Все было так, как и должно было быть — актеры играли, режиссеры ставили мизансцены и растолковывали сверхзадачи, операторы снимали пробы на видеокассеты, которые отправлялись на “киностудию” администратору фильма…

Шла активная подготовка к съемкам фильма, которому не суждено было выйти на экраны. О чем в конце концов поставили в известность окончательно утвержденных на роль актеров.

— А как же?.. Вы нам же говорили… Многосерийный…

— Говорили. Но обстоятельства изменились. Нам отказали в финансировании.

У мечтавших о телевизионном “мыле” актеров тряслись губы и на глаза наворачивались слезы.

— Но как же так!.. Я думал… Я хотел…

— Да вы не расстраивайтесь так. Мы можем предложить другую, не менее интересную работу. За которую вам очень хорошо заплатят. Даже больше, чем если бы вы снимались. Пять тысяч долларов за десятиминутный эпизод. Такое даже звездам не снилось.

— Сколько?!

— Пять тысяч. Плюс командировочные и питание. Очень хорошие командировочные и очень хорошее питание.

Актеры слегка оживлялись.

— Но только играть надо на совесть. Играть надо, как в эпизодах у Германа, и даже лучше. Согласны?

Актеры соглашались. Потому что в своих театрах получали по тридцать долларов в месяц…

— Вот и славно. Ваш билет на самолет, адрес, деньги на карманные расходы…

Актеры открывали двери в охранные агентства и, минуя референтов, проходили к начальству.

— Мне нужны люди, которые умеют хранить тайны.

— У нас все умеют. Можете справиться у наших постоянных клиентов.

— А… как я их найду? — на мгновение терялся посетитель.

— Никак не найдете. Потому что мы не даем адреса наших клиентов и не раскрываем характер данных нам поручений, — широко улыбался глава фирмы. — Чем мы можем вам помочь?

— Мне за одним человечком присмотреть нужно.

— Нет вопросов, присмотрим…

Некоторые из наиболее проницательных хозяев частных охранных фирм смекнули, что заказчик не настоящий, а липовый. Но это дело заказчика — являться самому или прикрываться подставными фигурами. Плевать, что липовый, важно, что деньги у него настоящие.

Актеры отыграли свои эпизоды, получили обещанные им гонорары и по секрету узнали, что влипли в очень нехорошую историю. Потому что, выражаясь языком закона, стали соучастниками преступления, причем не какого-нибудь мелкого воровства или мошенничества, а убийства, а если быть совсем точным, то тройного убийства, потому что по простоте душевной наняли киллеров, которым сделали заказ на три трупа.

— Вот на эти, — показывал “администратор” жутковатого вида фотографии, от которых впечатлительных актеров бросало в дрожь и панику. — Так что вы лучше не болтайте. Вам лучше. А то ведь на Колыме театров нет, зато леса…

Надеюсь вы меня поняли?

— Да… Я… Конечно.

— Вот и замечательно. Творческих вам успехов…

На чем отбор, не актеров для несуществующего фильма, а профессионалов для настоящего дела, был завершен. Из массы предложенных агентов наружки Резидент выбрал практиков — тех, которые оттрубили лет по десять рядовыми филерами в КГБ — ФСБ. Но и тех выборочно проверил, поручив наблюдение за случайными адресами.

Тайная армия была подготовлена и была выведена на исходные позиции. Осталось дать команду к наступлению. Если бы это была война, то следовало отстрелить из ракетницы три зеленые ракеты и, вскарабкавшись на бруствер и выдернув из кобуры наган, заорать: “За Родину! Вперед, ребята! Ура-а!..” Но это была не война, это была тайная война, и начало боевой операции выглядело менее эффектно.

Резидент сел за компьютер и, набрав текст, раскидал по электронным ящикам кодовые сообщения. Вслед которым, но уже в другие ящики, сбросил координаты и фотографии объектов.

Великая штука глобальные сети, потому что позволяют, оставаясь в тени, проворачивать глобальные операции.

В общем: “Вперед, ребята… за Родину…”

В разных концах страны, практически одновременно, десятки филеров прижались глазницами к окулярам биноклей и видеокамер. Работа была непыльной, была на дальних дистанциях, чтобы, имея возможность контролировать подходы к объекту, не угодить под колпак возможной контрслежки. Именно так инструктировал их невидимый заказчик по электронной почте.

Филеры за чужие деньги сняли квартиры, где под прикрытием спущенных жалюзи оборудовали наблюдательные пункты. Часами они отслеживали квартирные и чердачные окна, подозрительные дыры в кровле крыш, фиксировали лица людей, появляющихся вблизи места жительства объекта. По сантиметру осматривали фасады домов, пытаясь обнаружить выведенные наружу телекамеры.

Круг поиска постепенно сужался — отпадали квартиры, где были распахнуты настежь окна, где не было штор, где с утра до вечера толклись дети, бабушки и прочий праздный люд. Вряд ли в таком бедламе будут работать наблюдатели. Особое внимание обращали на пустые с наглухо зашторенными окнами и малонаселенные квартиры, на загроможденные балконы…

Два раза в сутки отправляли зашифрованные электронные отчеты, цифровые фотографии и видеофрагменты. Кому отправляли, куда, зачем — сами не знали. И не стремились узнать. Потому что еще на той, прошлой, работе отучились проявлять излишнее любопытство.

Про себя, конечно, понимали, что объектом интересуются неспроста, что после, когда они закончат свою работу, на него наедут по полной программе, если чего хуже не сотворят. Потому что вряд ли слежку заказала любящая и желающая выявить измену жена и вряд ли милиция, которая с такими делами справляется сама. Скорее всего конкуренты или даже друзья, которых он чем-то не устраивает.

Но это их дело. А филеров — пялиться в окуляры и держать язык за зубами. За что им и платят… Неважно, кто платит…

“…Неважно, что дорого, — размышлял про себя тот, кто платит. — Время дороже денег. Время в отличие от денег — невосполнимая величина”.

Наверное, где-то он промахнулся, переплатил, нанял не тех, кого следовало, послал не туда, куда надо… Наверняка промахнулся. Но все равно… вряд ли промахнулся. Когда бьешь по площадям, массированно бьешь, все равно куда-нибудь да попадешь. Хоть одним-единственным снарядом, да попадешь!

По крайней мере очень хочется попасть!

Ну-ка, что там нового?.

Из разбросанных по просторам мировой паутины ящиков трудолюбивый, как паук, Резидент стаскивал информацию в свой компьютер. Сортировал ее. И отбрасывал лишнее.

Лишнего было много. Почти возле каждого объекта наблюдалась какая-то возня. Но это была не та возня. Это была любительская возня воров-домушников, присматривающихся к обещающим богатую добычу окнам, местных оперативников, отлавливающих воров-домушников, и ревнивых мужей, подкарауливающих возле роскошных апартаментов новорусских “объектов” своих изменщиц-жен.

Все это была мелюзга. Настоящая рыба в расставленные сети идти не желала. Ну никак не желала!.. Ни в Москве, ни в Хабаровске, ни в Вологде…

Пока вдруг однажды…

Глава 34

В стране, где перестает работать закон, законом становится беззаконие. Ведь природа не терпит пустоты… Продавец на рынке, вступая в ежедневный конфликт с законом, обсчитывает покупателя на узаконенных пару рублей. Узаконенных, так как владелец палатки обещал их ему в качестве гарантированного приварка к зарплате. Ну или не обещал, а тот сам догадался. Потому что нетрудно догадаться, когда все так делают.

Владелец палатки, вместо того чтобы платить налоги, отстегивает дань рэкетирам, отстегивает в торгинспекцию, санэпидстанцию и много кому еще отстегивает. И покрывает расходы за счет покупателя. Совершенно по этому поводу не переживая, так как за нарушение правил торговли с него особо не спросят, а вот за “неотстежку” — по всей строгости существующего беззакония. Вплоть до исключительной меры…

Ну и спрашивается, кого будет больше уважать рядовой российский гражданин?

Нет, конечно, можно обратиться в милицию… Если есть что отстегнуть. И если можешь отстегнуть больше, чем может отстегнуть противная сторона.

А если не можешь, то остается пойти и пожаловаться на коррупционеров в погонах в Прокуратуру! Если, конечно, найти способ убедить Прокурора, что они преступили Закон.

Как убедить?

Ну как убедить… А то вы не знаете, как убедить…

И благодаря силе своего убеждения довести дело до суда!

Где все свидетели дружно откажутся от своих показаний, потому что их попросят отказаться.

Но можно попытаться опротестовать решение суда. Хотя это потребует таких весомых аргументов…

Так что же, неужели не осталось в стране честных Прокуроров и оперов?!

Остались. Например, в милицейских сериалах. Но даже и они, герои без страха и упрека, запросто перешагивают через статьи Закона — без санкции Прокурора вламываясь в жилища подозреваемых, подбрасывая им вещдоки или используя другие милицейские “хитрости”.

В чем их винить трудно, потому что с беззаконием проще бороться беззаконием.

Такая жизнь.

Такое время.

Такая страна.

И что тогда говорить о ее Хозяине, над которым вообще никого нет, которому даже отстегивать никому не надо, потому что выше его “крыши” “крыши” нет. И есть соблазн, не увязая в бюрократической волоките, решать вопросы быстро и легко…

А что вы хотели — каков “приход”, таков и “поп”. Такая религия…

— “Шестой” вызывает “Первого”.

— “Первый” слушает.

— “Объект” движется по улице…

— Понял тебя. “Шестому” отбой. “Четвертому” и “Седьмому” переместиться в квадрат семнадцать.

— Понял тебя…

— “Второму”…

Вокруг “заряженного” Посреднику “болвана” крутилась безостановочная карусель двойной слежки.

— “Двенадцатому” принять объект на пересечении улиц…

— “Девятому” блокировать подходы со стороны…

В недалекой девятиэтажке, на восьмом этаже, в затемненной комнате, перед двумя десятками мониторов сидели два человека. Они видели окна квартиры объекта, улицу в обе стороны, видели входную дверь, лестницу, кабину лифта… Видели, как на углах зависают “Шестые”, “Седьмые” и “Тринадцатые”. Как они перемещаются, изображая случайных прохожих. И видели просто прохожих, которые, если мелькали на мониторах более двух раз и не имели местной прописки, переходили в разряд подозрительных прохожих.

— “Брюнет” на четвертой камере, — кивал один из наблюдателей на монитор.

— Вижу, — отвечал его напарник. “Брюнет” за последнюю неделю появлялся трижды и примерно в одном и том же месте.

— Наезжай на него.

Четвертая камера наезжала. Лицо брюнета приближалось, росло на экране монитора. Медленно крутились кассеты в видеомагнитофонах, фиксируя его лицо на пленке.

— Есть.

— Оцифруй его.

Картинка на мониторе замирала и прокручивалась в обратную сторону.

— Стоп! Давай этот план. И этот…

Вырезанные из видеозаписи фотографии — фас, профиль и еще один фас — были рассыпаны на отдельные нечитаемые фрагменты, по отдельности сархивированы, зашифрованы и сброшены по электронной почте на два десятка электронных адресов, Где расшифрованы, разархивированы, сведены воедино и распечатаны на цветном принтере.

Мужчину с фотографии проверили по всем имеющимся в памяти машин архивам. Одно, два, сто, тысяча… лиц возникали на экранах мониторов рядом с портретом неизвестного. Они выводились строго против друг друга, чтобы их проще было сличать.

Глаза… нос… рот…

Не то…

Глаза… лоб… граница волос…

Нет…

Нет…

Некоторые лица приходилось увеличивать, приближать, накладывались на искомое фото.

Нет, опять нет…

Нет…

Нет…

Хотя… Этот, пожалуй, похож…

Фото из архива сравнивалось по контурам, по деталям, по цвету…

Да, он!

Мужчина, изображенный на фотографии, был работником Федеральной службы безопасности. Был гэбэшником.

Обе фотографии распечатали, выделили идентификационные детали, вложили в конверт и передали наверх. Передали в руки начальнику Федеральной службы охраны. Который лично курировал операцию “Визит”.

Начальник ФСО внимательно рассмотрел фотографии — одну и другую, прочитал заключение идентификационной экспертизы. Вытащил из сейфа еще несколько фотографий и еще несколько актов экспертиз.

Все сходилось.

Значит, все-таки ФСБ. Им-то он зачем мог понадобиться? Или он это не он, а какой-нибудь хорошо замаскированный шпион? О котором непонятно каким образом узнал Шеф.

Гадать бессмысленно, и лучше не гадать, так как санкции на это дано не было. Был приказ отслеживать контакты объекта и незамедлительно докладывать о них наверх.

Контакт есть. По меньшей мере три сшивающихся возле дома объекта были опознаны как работники Безопасности. Две взятые под наблюдение подозрительные машины после часового блуждания по городу прибыли на спецавтобазу ФСБ. В эфире была замечена работа радиозакладок в диапазонах, практикуемых коллегами с Лубянки…

Так что можно выходить на доклад…

Президент принял начальника ФСО незамедлительно.

— Что у тебя?

— Объект находится под колпаком.

— Уверен? — заметно оживился Президент.

— Уверен.

Начальник службы охраны выложил на стол фотографии.

— Это люди, которые были неоднократно замечены вблизи объекта. А это — они же, только в картотеке ФСБ.

Лица были одни.

— Фото машин, которые фрагментарно сопровождали объект по дороге в офис. Эти же машины с другими номерными знаками. Эти же машины на въезде в гараж ФСБ.

Начальник ФСО замолк.

— Это все?

— Все.

Президент никак не выразил своего отношения к полученной информации. Но почему-то спросил:

— Там больше никого не было?

— В каком смысле? — не понял его Главный телохранитель.

— Ну, может быть, еще какие-нибудь подозрительные люди?

— Подозрительные?.. Ну были, конечно.

— Я бы хотел взглянуть на исходные материалы…

Президент перебирал фотографии, внимательно вглядывался в лица. Тех, кто побывал возле дома объекта раз. Тех, кто два. Тех, кто угодил под объективы видеокамер три, четыре и более раз.

Среди них могли быть интересующие его люди. Должны быть!

Этот?

Или, может быть, этот?

Или эти?..

Нет, так ничего не узнать. Разве только с другой стороны зайти. Со второй стороны…

Президент набрал на “вертушке” прямой телефон Директора Федеральной службы безопасности.

Он спросил о текущих делах. О перспективных делах. О здоровье семьи. И между строк поинтересовался, как обстоят дела с операцией “Капкан”.

— Мы продолжаем разработку указанного адреса, — сообщил Директор ФСБ.

— Есть результат?

— Об окончательных результатах говорить рано, но наметились некоторые подвижки…

ФСБ не стало покупать квартир. Фээсбэшники подогнали к дому объекта спецфургон — совершенно раздолбанный на вид “КамАЗ”-рефрижератор, нашпигованный внутри электроникой. Накатили его на один из уличных колодцев связи, сняли крышку, подали вниз кабель, подцепились к “оптике”.

Видеокамеры навесили на столбы уличного освещения, ради такого случая сменив в плафонах все лампы. Впервые за многие месяцы уличные фонари светили все. И заодно передавали в фургон видеоизображение всего, что происходило на улице. Оператор сидел против стеллажа, заставленного примерно такими же мониторами, какие были установлены на НП службы президентской безопасности. Каждый монитор держал свою картинку — проезжую часть, кусок тротуара, крыльцо подъезда, окно… Справа или слева на экране появлялись машины, люди и случайные бездомные собаки пересекали его, скрывались из виду, чтобы тут же объявиться на другом мониторе. Слежка была очень плотная.

Вон та машина…

Черный джип притормозил, свернул на обочину, остановился.

Оператор дал команду на девятую камеру.

Там, на самой верхушке столба, включился электромоторчик, развернувший объектив видеокамеры чуть вправо.

Наезд.

Джип стал наплывать на экран, быстро увеличиваясь в размерах, пока не стал хорошо различим номерной знак.

Джип постоял еще минуту или две и поехал дальше.

Но тут же в ГИБДД ушел запрос по поводу владельца автомашины — марка… цвет… номер…

Джип еще до гаража не доехал, а было уже известно, кому он принадлежит, кто выдавал доверенность и где тот и другой проживают и работают.

ФСБ, конечно, не КГБ, но тоже кое-что еще может.

…Фигура человека, вышедшего из-за угла.

Дальний план.

Средний.

Крупно — лицо и одежда.

Оцифровка.

Сброс фотографий — фас, профиль, полный рост — по оптическому кабелю на Лубянку.

Отсмотр и анализ материала…

Знакомое лицо. Потому что это лицо приходило по почте раньше. Позавчера. И третьего дня… Причем вблизи места действия данный субъект не проживает, так как все фотографии жильцов соседних домов и их постоянных гостей сложены в отдельную стопочку.

Тогда кто это?..

И тот, чьи фотографии пришли двумя часами раньше?..

И те, что пришли вчера…

Ответить на эти вопросы можно было, например, под благовидным предлогом проверив у “прохожих” документы или посадив им на хвост шпиков и проследив до порога дома или учреждения, в котором они работают.

Комитетчики, не мудрствуя лукаво, так бы и сделали, потому что людей у них было до чертовой бабушки. В отличие от фээсбэшников, которые после многочисленных сокращений, чисток и реорганизаций утратили свое былое могущество. Поэтому приходится компенсировать недостаток оперативников излишками архивариусов.

— Если это профессионалы, то это наверняка бывшие наши люди, — предложил алгоритм поиска Директор ФСБ.

А профессионалов как действующих, так и уволенных в запас в стране не так уж много, и большинство из них состоят на негласном учете.

Фээсбэшники прошлись по своим и эмвэдэшным филерам. И хоть не быстро, но нашли то, что искали.

Четыре человека, запечатленных на фото, раньше работали в Первом Главном управлении КГБ и на Петровке, вышли в отставку и через несколько лет были приняты на работу в Федеральную службу охраны.

— Кто? Фээсошники? — удивился Директор Безопасности. — Вы уверены?

— Мы проверили информацию. Вот фотокопия заявления одного из проверяемых в ЖЭК по месту жительства, с указанием его нынешнего места работы.

Вот ксерокс…

“Нда… Похоже, подстраховался Президент, — как-то даже расстроился Директор ФСБ. — Не доверяет. Уже не доверяет”.

— Подготовьте мне выписку по результатам операции “Капкан”…

Выписку приготовили.

Директор вызвал машину, чтобы ехать на доклад в Кремль…

— …Нами проведен ряд оперативных мероприятий, позволяющих предположить, что объект находится в активной разработке…

Потянул паузу, отчего собеседнику пришлось уточнить:

— Чьей разработке?

— Федеральной службы охраны, — без запинки ответил Директор ФСБ, внимательно наблюдая за реакцией Президента.

— Моих ребят? — удивился Президент. Но как-то вяло удивился, неубедительно.

— На подходах к объекту был замечен ряд подозрительных лиц, в результате чего была установлена их принадлежность к Службе вашей безопасности. Вот их фотографии, адреса…

Президент мельком взглянул на фото.

— Я приказал прекратить дальнейшую разработку, потому что… потому что это ваши люди, и посчитал невозможным продолжать работу по ним, не поставив вас в известность.

Директор намеренно сделал акцент на слове “ваши”.

— Хорошо, я разберусь, — коротко сказал Президент. — Больше вы там никого не заметили? А кого еще?..

— Н-нет… — не очень уверенно ответил Директор. И тут же, поправляя себя, добавил в голосе твердости: — Нет, никого. Но работа продолжается…

“Может, их там не было? — размышлял Президент. — Ни там, ни где-либо еще. Может, их вообще нет? А тот, который в меня целился, Посредник, просто аферист. Или сбежавший из больницы псих, страдающий манией величия…”

Лучше бы так.

Но была информация о заговоре. Была!..

Нет, так ничего не выйдет. Если подчиненные ему силовые ведомства так быстро выявили друг друга, то и они тоже могли вычислить их. И могли затаиться.

Надо как-то заставить их вылезти на свет божий. Надо найти способ сократить между ними и объектом дистанцию. Для чего… Для чего форсировать последний этап операции. Тот, который при встрече с Посредником был озвучен нейтральной фразой “создание предпосылок положительного решения данного вопроса”. И был подкреплен не допускающим сомнение жестом.

В этом случае они должны пойти на сближение. И должны так или иначе засветить себя.

Директор ФСБ стоял, ожидая дальнейших указаний.

— Продолжайте наблюдение в том же объеме. Или нет… Добавьте там своих людей.

— С какой целью?

— На случай, если кто-нибудь надумает применить в отношении объекта силу.

Если они уже обнаружили слежку, то лишние люди их не испугают. А если не обнаружили… Если не обнаружили, то пусть обнаружат! И пусть попытаются преодолеть барьеры слежки.

Пусть попробуют…

— Усильте охрану объекта и будьте готовы к решительным действиям…

Это было уже не наблюдение. Это было другое задание. Совсем другое! Намечалась драчка. Только кого с кем? Ведь второй стороной была президентская охрана.

Он что, решил силами Безопасности проучить своих людей?

Или, разыграв спектакль со стрельбой и трупами, подставить ФСБ? Подставить и на этом основании отправить в отставку его, Директора?

Непонятно… Но что совершенно ясно, так это то, что Шеф темнит, преследуя какие-то свои далеко идущие цели.

О третьей, ради которой была разыграна вся эта комбинация, силе Директор ФСБ ничего не знал, потому что третья сила пока никак себя не проявила.

Хочется надеяться, что лишь пока…

— Спасибо, — поблагодарил Президент Директора ФСБ. — Вы свободны.

Дождался, когда тот выйдет из кабинета, подумал с минуту или две, набрал контактный номер и сказал то, что должен был сказать:

— Передайте Семену Петровичу, что я заинтересован в окончательном разрешении дела. — И добавил уже от себя: — В возможно более скором разрешении дела.

Чем подписал “болвану” смертный приговор.

Но что такое смерть отдельного человека в сравнении с интересами страны? Главам государств часто приходится жертвовать жизнями своих избирателей, которые с точки зрения большой политики не более чем расходный материал — дрова в топке истории. Которых чем больше переведешь, тем большим государственником прослывешь. Кем бы был Петр Первый, кабы людишек, которых тысячами в фундамент Петербурга закатывал, жалел? И какую бы карьеру сделал Наполеон, если бы крови боялся. Или Батый…

Такая философия. Философия власти.

Президент положил трубку.

Теперь, как любил выражаться один из его предшественников, станет ясно, who is who. Теперь они, если они есть и если они те, за кого себя выдают, непременно вылезут на свет божий. Ну или не вылезут… Доказав тем свою недееспособность и, значит, никчемность.

А что предпочтительней теперь, сказать трудно.

Глава 35

Единая энергосистема страны была гигантским организмом — государством в государстве, со многими атрибутами госвласти: со своей, разбросанной по всей России и суммарно большей, чем какие-нибудь Бельгия с Голландией, территорией, с занятым в производстве и социальной инфраструктуре “народом”, с “избранным” ими для защиты своих интересов “Правительством”, с собственной в виде многочисленных ведомственных приказов и инструкций “Конституцией”, с многочисленными “министерствами” — науки, транспорта, строительства, здравоохранения… С Министерством собственной безопасности. И даже маленькой, которая призвана была защищать энергосистему от посягательств извне, армией. Которая, как и всякая настоящая армия, задействовалась не часто.

Но этот случай был именно тем, когда без нее обойтись было нельзя. Электрической империи был брошен вызов. Брошен новой дирекцией Приморского завода железобетонных конструкций, которая не желала подчиняться общим правилам. Которая хотела войны.

А раз так…

Глава службы безопасности вышел на председателя спортклуба “Факел”, субсидируемого по линии шефской помощи одним из дочерних предприятий энергосистемы. Собственными ногами вышел, чтобы не засвечивать его лишний раз в приемных.

Встречу назначили на одном из арендуемых заводских стадионов. Внизу, по полю, бегали крепкие парни в бутсах и футбольной форме. Но они не были футболистами, они были боевым подразделением.

Парни бегали, падали, перекувыркивались через голову, вскакивали, перемещались по полю, собирались кучками, перекрывая друг друга, разбегались в стороны… На первый взгляд, они занимались физподготовкой. Но какой-то особой, понятной только им, физподготовкой.

Глава службы безопасности и председатель спортклуба сидели на северной трибуне, наблюдая за “тренировкой” “спортсменов”.

— Готовь своих ребят.

— Кого?

— Команду стрелков.

Стрелки в документах спортобщества числились биатлонистами, пулевиками и стендовиками. Так было удобнее и проще с получением оружия и боеприпасов, с их транспортировкой в любую точку страны. Стрелки тренировались в хорошо оборудованных тирах и даже выступали на соревнованиях и брали кубки и другие призы, которые выставлялись на стеллажах в офисе спортобщества, напротив портретов взращенных в коллективе чемпионов.

В спортивном обществе “Факел” все было как положено — были КМСы и мастера спорта, тренеры, врачи, спонсоры, загородная спортбаза… Но были иные, чем у всех прочих спортобществ, цели.

— Оформляй документы и завтра в семнадцать тридцать вылетай на место…

Команда “биатлонистов” отправилась на очередные сборы, отправилась с оружием, потому что имела на это все соответствующие разрешения.

Оружие сдали в багаж.

Спортсмены поднялись на борт самолета. Сели в кресла. И тут же заснули. Эти спортсмены имели железную психику.

В аэропорту назначения “биатлонистов” ждала машина, доставившая их на заранее откупленную базу отдыха. Где начались тренировки. Настоящие тренировки, без дураков.

На размеченной в масштабах один к одному местности “спортсмены” занимали исходные рубежи, делали работу, которую должны были сделать в реальных условиях, сверяя время по секундомеру, эвакуировались по заранее намеченным маршрутам.

Каждый день в типовой сценарий вносились те или иные нештатные вводные, на которые следовало адекватно ответить…

Спортсмены спортобщества “Факел” были слишком профессиональны, чтобы полагаться на удачу. Боевые, вроде той, что предстояла, операции не допускают импровиза. В боевых операциях расстояния должны быть просчитаны до сантиметров, время до секунд и каждый из исполнителей обязан знать, что он делает в каждое следующее мгновенье, чтобы не подставить своего напарника, чтобы что-нибудь не перепутать. Только в этом случае можно надеяться на то, что все пройдет гладко.

— Еще раз.

“Биатлонисты” разбегались по местам, вновь отыгрывая предложенный им вариант сценария…

В то время как еще одна бригада “спортсменов” общества “Факел” осматривалась на месте. Хотя осматривать особо было нечего.

Заводская гостиница, где временно проживало новое начальство — дорога к заводоуправлению. Заводоуправление — заводская гостиница... Вот и все маршруты.

Как видно, новые хозяева железобетонного производства чего-то опасались. И не зря опасались.

Добраться до них, при их затворническом образе жизни, было затруднительно. Все возможные сценарии акции постепенно свелись фактически к одному — снайперской засаде против кабинета директора завода, где открытая форточка отжимала в сторону постоянно опущенные жалюзи. Как видно, директор любил свежий воздух…

Наблюдатели внесли коррективы в ранее придуманные сценарии, и “биатлонисты” проложили новые маршруты. Теперь все работали на одного — на снайпера. Одни транспортировали его до места, другие туда же доставляли оружие и боеприпасы, третьи контролировали подходы, четвертые охраняли, пятые обеспечивали пути эвакуации — основной и резервный, шестые блокировали направления возможной погони…

Стрелял — один. Пахали — десятки.

В назначенное время люди, отвечавшие за оружие, свинтили у спортивной винтовки ствол и поставили на его место точно такой же другой, чтобы невозможно было идентифицировать оружие по рисунку на пуле.

Пристреляли оружие.

Почистили.

Разобрали.

Завернули в грязную тряпку.

Уложили в сумку.

Которая, переходя из рук в руки, была доставлена на место…

Снайпер пришел налегке. Завернул в развалины расселенной пятиэтажки, перешагивая через строительный мусор, поднялся на второй этаж.

В одной из комнат стояли грязные строительные “козлы” Стояли очень удачно, против окна, из которого хорошо просматривался корпус заводоуправления. На “козлах” лежал пластмассовый ящик из-под бутылок, который мог служить подставкой под оружие. Пол был убран и даже подметен, чтобы удобно было стоять.

Вошедший сделал несколько шагов в сторону, разгреб кучу мусора в углу, вытащил тряпичный сверток…

Он действовал очень уверенно, потому что знал, что сюда никто “случайно” не войдет. За несколько часов до его прихода дом был проверен и теперь находился под постоянным наблюдением. Всякий, кто приблизится к нему ближе чем на сто метров, будет остановлен. Так что бояться нечего. Бояться должен тот, кто работает в одиночку.

Снайпер развернул тряпки, вытащил, собрал “спортивную” малокалиберную винтовку. Поставил на место оптический прицел. Накрутил на срез дула глушитель.

— Я готов, — сказал он.

— У нас все нормально. “Персик” на месте. Можешь работать, — прозвучал голос в наушнике.

Снайпер поднял к глазам двадцатикратный бинокль. Осмотрелся.

Вот оно, заводоуправление. И окно, на две трети закрытое жалюзи. Окно директорского кабинета.

Самого его не видно, он, по всей вероятности, сидит за столом справа от окна, прикрытый стеной. Но долго сидеть не будет, так как долго никогда не сидит. Стрелять надо в тот момент, когда он встанет и шагнет к двери. Стрелять, что называется, влет.

Снайпер уложил винтовку на ящик. Прижался щекой к прикладу.

Все точно, точно по его росту. Кто-то, побывавший здесь до него, отпилил у ножек “козлов” лишние сантиметры.

Снайпер продвинул дуло винтовки вдоль фасада здания заводоуправления, поймал в окуляр прицела окно с открытой форточкой, подвигался из стороны в сторону, пытаясь найти наиболее удобное положение.

Пожалуй, так.

Дослал в ствол патрон Не простой патрон — “целевой”, предназначенный для спортивных соревнований. И для проведения акций…

Сунул в скобу спускового крючка указательный палец и замер.

Так он мог стоять полчаса, час или два. Стоять, ожидая, когда в окуляре прицела промелькнет тень жертвы.

Но ждать долго не пришлось. Через четверть часа директору зачем-то понадобилось сходить в приемную.

Изготовившийся к стрельбе снайпер вдруг понял, вдруг почувствовал, что сейчас, через мгновенье, объект появится в окне.

Возможно, это была интуиция. Но более вероятно, что глаз снайпера уловил легкое колебание жалюзи, вызванное движением воздуха в кабинете, или легкую тень, скользнувшую по ним.

Палец снайпера плавно обжал спусковой крючок.

Директор встал. Сделал шаг к двери…

Находиться в поле зрения стрелка объект должен был секунды. Вернее, доли секунды. Сопровождать его было невозможно, нужно было сразу стрелять.

Снайпер плавно потянул спусковой крючок на себя, выбирая запас хода.

Как только он покажется из-за среза стены…

Плавно повел дуло вверх, до уровня, на котором должна была появиться голова.

Директор сделал еще несколько шагов, огибая стол…

Спусковой крючок “отвердел”, встав на боевой упор. Теперь достаточно было приложить последнее небольшое усилие, чтобы прозвучал выстрел.

Директор сделал последний шаг и… И остановился. И не пошел дальше.

Но снайперу вдруг стало не до него. Каким-то шестым чувством, звериным чутьем он почуял, что его видят, что на него кто-то смотрит...

Но кто?!

Он быстро перевел винтовку на этаж вверх и еще на этаж. Повел дулом в сторону. В другую сторону… И ясно увидел в одном из окон раздвинутые в стороны планки жалюзи. Увидел темноту и в темноте какой-то неясный, массивный предмет. Какой-то черный, с дырой посередине прямоугольник…

Прямоугольник?..

Увидел, как из самой середины, из дыры ярко полыхнуло пламенем… Но до конца понять, осознать, что это был за прямоугольник и что за пламя, не успел. Потому что в то же мгновение в лоб ему ударила тяжелая пятидесятиграммовая пуля. Она отбросила его назад, к стене, и разбила, развалила на несколько частей его череп.

Снайпер лежал мертвый, без головы, и в одном из обломков его черепа, в том, что был с ухом, о чем-то тревожно трещал наушник…

Акция не состоялась. Акция провалилась…

— У нас “двухсотый”, — доложил “тренер” команды. — На этот раз наш “двухсотый”…

Теперь, после того что случилось, все стало очевидным.

Никто их не боялся, никто от них не прятался. На самом деле все было по-другому, было с точностью до наоборот. Они лишь делали вид, что смертельно напуганы и по этой причине скрываются за стенами заводоуправления и гостиницы. На самом деле они навязывали противнику свою волю, выманивали его на себя.

И, в конечном итоге, выманили, перекрыв все возможные подходы к объекту и оставив одну-единственную, через которую можно было их достать, брешь — окно директорского кабинета.

Им подсунули приманку, и они клюнули, подчинились чужой воле, выбрали предложенные им руины пятиэтажки, тем подставив своего снайпера под выстрел.

Их переиграли.

На этот раз переиграли…

Глава 36

По электронной почте пришло очередное, пространное письмо, где наряду с обычной — о погоде, ценах, хворях и родственниках — информацией была фраза:

“К Дмитрию Алексеевичу приехали гости”.

“Дмитрием Алексеевичем” был один из взятых под наблюдение объектов. “К нему приехали гости” обозначало, что нанятые Резидентом филеры выявили ведущуюся за ним слежку. Чужую слежку.

Нужны были подробности.

Резидент затребовал подробный отчет.

Собрал по виртуальным ящикам почту, разархивировал, расшифровал, соединил, вчитался.

Хм… действительно интересно…

“Дмитрием Алексеевичем” был хозяин филиала опытного производства НИИ “Мехточмаш”, снабжавшего оборонку комплектующими для производства электронной начинки систем дальней связи. И если верить филерам, то его взяли под профессиональную опеку.

“Неужели это действительно “гости”? — подумал Резидент. — Хотя пора. Давно пора!..”

И первое, что сделал, — отбил сообщение о прекращении каких-либо действий в отношении объекта до особых его распоряжений.

Менее всего ему нужно было, чтобы контрслежку раскрыли.

Два дня Резидент осматривался на месте. Лично сам осматривался. И все более убеждался, что филеры не ошиблись. Это действительно была слежка, причем профессиональная и хорошо организованная слежка.

Значит, не сегодня-завтра в кабинете “Дмитрия Алексеевича” раздастся звонок, и незнакомый мужской голос попросит его уступить ему завод. “Дмитрий Алексеевич”, конечно, не согласится, потому что не примет предложение всерьез. После чего последует предупреждение — выстрел из снайперской винтовки в окно спальни, взрыв автомобиля или что-то в этом роде…

Потому что именно так развивались события в бытность Резидента директором Заозерского завода. Его тоже просили и тоже предупреждали…

Если проследить ведущих наблюдение за “Дмитрием Алексеевичем” шпиков, поймать за руку тех, кто будет его “пугать”, или тех, кто будет вести переговоры, появится шанс добраться до их командиров. Появится шанс узнать, кто продолжает дело покойного генерала Крашенинникова.

Но только если действовать аккуратно. Сверхаккуратно! Потому что в этом раскладе верх возьмет тот, кто себя не обнаружит, кто останется в тени.

Возможно такое?

В принципе — да, если иметь более профессиональные, чем у противника, кадры.

Имеет он их?

Трудно сказать. Там, конечно, профессионалы. У него как минимум — не хуже…

Но… но “не хуже” — будет мало. Равные по квалификации шпики могут распознать друг друга.

И что тогда делать? Искать суперпрофессионалов?

Или брать числом?

А почему бы и не числом? Настоящих суперпрофессионалов — днем с огнем не сыскать, а просто шпиков у него в достатке. И если их почаще менять…

Резидент провел “всеобщую мобилизацию”. Как на войне…

Он снимал шпиков с порученных им “объектов” для того, чтобы на день, час, а некоторых всего лишь на несколько минут использовать в организованной им слежке.

Где-нибудь во Владивостоке бригада филеров получала приказ немедленно, ближайшим рейсом, вылететь на другой конец страны, где их, в аэропорту, встречал нанятый Резидентом частник. И вез километров за двести в другой город, где, остановившись в условленном месте, передавал полиэтиленовый пакет, в котором была связка ключей и мобильный телефон.

— Это вам.

И тут же раздавался зуммер вызова.

Командир группы подносил мобильник к уху.

— Пожалуйста, выйдите из машины. Один, — приказывал незнакомый голос. Старший группы выходил.

— Отойдите подальше от машины. Отходил подальше.

— В брелке на связке ключей вы найдете адрес квартиры, где вам следует остановиться. Машину отпустите. Дальнейшие инструкции получите на месте, вспомнив ваш электронный адрес.

И все.

В снятой квартире, на обшарпанном столе, стоял компьютер. Который не загружался, потому что нужно было ввести пароль.

Какой?

Известный только им электронный адрес. Их адрес.

Если пароль был правильным, на экране монитора появлялась инструкция, регламентирующая действия прибывшей группы. Если нет — начиналось форматирование жесткого диска.

“…Надлежит изучить план города, приготовить четыре смены верхней одежды… Взять напрокат подержанный легковой автомобиль…”

Но в памяти компьютера тоже была не вся информация — всю информацию филеры могли получить только непосредственно перед началом работы…

Резидент сам, лично выбирал жертву.

Пожалуй, вон тот!

В момент, когда очередной отрабатывающий “Дмитрия Алексеевича” шпик отошел в сторону, Резидент пустил за ним “хвост”.

— Мужчина в светлом в полоску костюме и фетровой шляпе…

Из ближайшего магазина выскочил и за мужчиной в светлом в полоску костюме пошел первый филер. Он шел не торопясь, издалека, через два десятка голов прохожих, наблюдая за объектом.

Неожиданно мужчина в светлом костюме перешел на другую сторону улицы. Повторять его маневр было опасно.

— Смена!

Первый филер не стал перебегать улицу, он продолжал идти туда, куда шел.

Но с параллельной улицы, в тыл объекту, вышел его напарник. И сопровождал того около двухсот метров, пока мужчина в светлом не прыгнул на подножку уходящего от остановки трамвая.

— Трамвай номер 215. Мужчина в светлом в полоску костюме…

За трамваем номер двести пятнадцать пристроились красные “Жигули” и сопровождали его до следующей остановки.

На которой в трамвай сел подброшенный вперед на машине очередной филер. Он пробил талон и сел на задней площадке, лениво глядя в окно, а на самом деле внимательно наблюдая салон.

Через три остановки он сошел. Но на его место тут же сел его коллега.

Мужчина выскочил на одной из остановок, перешел на другую сторону улицы и поехал в обратную сторону.

За ним никто не бросился, его никто не сопровождал. Даже взглядом. Вроде бы все чисто…

— Трамвай номер 175.

На первой же остановке в трамвай 175 зашел новый пассажир.

И скоро вышел, чуть не столкнувшись в дверях с другим…

При столь частой смене лиц распознать слежку было почти невозможно. Хотя шанс потерять объект был выше. Но приходилось рисковать.

— Мужчину в светлом в полоску костюме принять “Сто первому”…

Филеры переодевались, гримировались и через полчаса или час вновь появлялись возле объекта. Но только еще один раз. После чего выводились из игры.

— Объект зашел во второй подъезд дома по улице…

— Установить за домом наблюдение.

Теперь за каждым, кто выходил из подъезда, тянулся свой “хвост”.

В магазины…

На работы…

В гости…

Но один из вышедших, долго плутая по городу и меняя транспорт, в конечном итоге привел филеров туда, откуда пришел мужчина в светлом в полоску костюме.

Через час после него на улицу вышел “мужчина в светлом”. Но на этот раз вышел совсем в другом “прикиде”.

— Объект направляется на вокзал, — доложили филеры.

В очереди в железнодорожную кассу к мужчине в светлом пристроился жаждущий купить билет пассажир. Он стоял близко и поэтому смог услышать, на какой поезд и в какой вагон был куплен билет.

В тот же вагон, в соседнее от мужчины купе, сел еще один соглядатай. И ехал с ним до станции назначения, где передал другому филеру, который прибыл туда на том же поезде, но в другом вагоне.

Уходя со станции, “мужчина в светлом” уже не плутал и не проверялся. В этом городе он жил. Потому что утром отвел в детский сад ребенка, которого держал за руку и который называл его папа…

Сопровождение еще двух шпиков привело примерно к тому же результату.

Выйти через исполнителей на заказчиков не удалось. Но адреса исполнителей остались. Трогать их теперь было опасно, но можно было потом. Потом…

Через неделю шпики исчезли. Все и одновременно. По всей видимости, наблюдательная часть операции была завершена. Пришло время психологической обработки.

На съемной квартире против кабинета “Дмитрия Алексеевича” встали на штативы направленные микрофоны, снимающие с окон вибрации.

— Да! — кричал в телефонную трубку “Дмитрий Алексеевич”…

— Нет!..

— А вы дайте им на лапу…

— Конечно, люблю, дорогая…

— Да пошел ты…

И вдруг…

— С чего это я должен продать вам завод?

Что?

Ну ты, мужик, или псих, или дурак…

Предложение было сделано.

И было отвергнуто.

Дальше должен был начаться шантаж. Который начался. В формах, которых никто не ожидал. И Резидент не ожидал. Настолько не ожидал, что ничего не смог противопоставить действиям другой стороны.

Выстрелов из снайперской винтовки не было.

И взрывов не было.

И вообще никто главу филиала опытного производства НИИ “Мехточмаш” не трогал. Его — не трогал…

На следующий после звонка день на пороге собственного дома “Дмитрий Алексеевич” обнаружил какой-то сверток, перевязанный яркой синей ленточкой.

Когда сверток развернули, из него выпала и по ступеням покатилась голова. Человеческая голова. “Дмитрий Алексеевич” испугался, отпрыгнул в сторону, вскрикнул. И страшно закричал, когда понял, что это за голова.

Это была голова его матери.

Ей в рот, между зубов, кто-то засунул свернутую в трубочку фотографию. Фотографию двух детей — мальчика и девочки. Не просто детей, его детей…

Нет, это не были люди генерала Крашенинникова. Генерал не трогал родственников. Грозил, шантажировал — может быть. Но головы не резал!

Этот противник был другим, был более изощренным, жестоким и… удачливым. Потому что добивался того, чего хотел, гораздо быстрее…

Одолеть его было трудно. Но тем важнее было одолеть…

Глава 37

Новость была неожиданной, была как гром среди ясного неба.

— У нас неприятности — умер “болван”.

— Как умер? Когда? — поразился Президент.

— Сегодня, полчаса назад…

— Но как это могло… Как вы могли допустить?!

За “болваном” смотрели в оба… вернее сказать, вчетверо! За “болваном” приглядывало ФСБ и Президентская служба охраны. Там же народу должно было быть до чертовой матери!.. Видеокамеры на каждом шагу. Микрофоны! И тем не менее…

— Может, это ошибка? — довольно глупо спросил Президент.

Главный телохранитель страны достал из кармана фотографии.

Труп “болвана” фас. Профиль. Струйка крови, тянувшаяся по левой щеке от виска к подбородку. Остекленевшие, невидящие глаза.

— Как его?

— Из пистолета с глушителем.

Начальник ФСО нашел фотографию с орудием преступления и лежащей рядом масштабной линейкой.

— Он бросил оружие рядом с телом.

— Отпечатки пальцев?

— Отпечатки есть.

— Чьи?

Главный фээсошник пожал плечами.

— Кто нашел тело?

— Жена.

— Где?

— В гараже.

— Мне нужны подробности!..

Подробности были малоутешительны. “Болван” позвонил из офиса, из своего кабинета, назвал жену Киской и сказал, что скоро будет. Почти сразу же вызвал машину, спустился вниз и велел водителю ехать домой. Через десять минут машина заехала в гараж. Где еще через полчаса жена обнаружила мужа лежащим на бетонном полу с дыркой в левом виске.

— Он куда-нибудь заезжал?

— Нет, машина шла без остановок по обычному маршруту. Мои люди сопровождали их от начала до конца.

— В доме посторонние были?

— Нет, ни в этот день, ни в предыдущий в дом никто из посторонних не заходил и из дома не выходил.

— Но, может быть, почтальоны, сантехники или еще кто-нибудь?

— Нет.

— Несанкционированное проникновение?

— Исключено. Мы смотрим за домом круглосуточно.

— Никто не заходил, никуда не заезжал… Но кто-то же его убил!

Начальник ФСО упер взгляд в пол.

— Кто его видел живым последним?

— Водитель.

— Так, может, это он?

— Убить человека, у которого проработал пять лет, которому многим обязан? Вряд ли.

— Вы его допрашивали?

— Пока нет. Но как только найдем — допросим.

— Он что, пропал?

— Более вероятно, что просто не успел добраться до дома…

Водителя скоро нашли. Но допросить не смогли. Потому что водителя нашли лежащим на земле в беседке недалеко от его дома В стельку пьяным.

— Ты зачем убил своего хозяина? — в лоб спросили его.

— Никого… я… ничего… — ответил водитель. Его сунули головой под холодный душ и держали до тех пор, пока он не пришел в себя.

— Это ты стрелял? — спросили еще раз.

— Куда стрелял?

— Вот сюда, сюда! — ткнули ему пальцем в левый висок.

— Я… сюда стрелял? — удивился водитель. — И что, не попал, что ли?

Его снова сунули под холодную воду и сунули под ребра.

— Ну что, очухался?

— Почему ты стрелял в своего хозяина?

— Ни в кого я не стрелял!

Водителя переправили экспертам. Те сделали смыв с кисти правой руки и правой щеки. И обнаружили на коже пороховой нагар.

— Если ты не стрелял, то почему у тебя руки и одежда в пороховой гари?

— У меня?

— У тебя!

— Да я отродясь оружия в руках не держал!

— И этого? — показали ему найденный на месте преступления пистолет.

Водитель испуганно замотал головой.

— Нет!

— А почему тогда на нем твои отпечатки пальцев?

— Мои?

— Твои! Вот здесь и здесь…

Отпечатков на пистолете было много, и все они принадлежали одному человеку — принадлежали водителю.

— Ну что, будем признаваться или ваньку валять?

Водитель предпочитал валять ваньку. Водитель клялся и божился, что никого не убивал и пистолета не видел.

— Может, ты еще скажешь, что и водку не пил?

— Водку? Не пил!

— И пьяным в беседке не валялся?

— Не валялся.

— Нуты гад!..

Предварительные итоги следствия сообщили Начальнику ФСО. Тот незамедлительно доложил их своему Шефу.

— Преступник установлен. Им оказался личный водитель потерпевшего…

Президент слушал про пороховой нагар, отпечатки пальцев, положение преступника и жертвы в момент выстрела… и не верил тому, что слышал. Не верил, потому что имел основания не верить, потому что знал больше, чем его собеседник.

Почему водитель? При чем здесь водитель?

— Он признался?

— Нет, подозреваемый все отрицает. Но собранные улики неопровержимо свидетельствуют…

— Вы нашли людей, с которыми он пил?

— Нет. Но вряд ли это теперь…

— Найдите, — потребовал Президент. — И вот что еще — проверьте его на детекторе лжи.

Начальник Президентской охраны кивнул, хотя не понимал, при чем здесь детектор — дело-то очевидное.

Водителя прогнали через полиграф.

На все вопросы, касающиеся убийства, он отвечал “нет”.

И кривые, которые выписывал на экране ноутбука полиграф, подтверждали, что он не врет, что говорит сущую правду.

— Ваша техника ошибаться может?

— В отдельных случаях — да. Во всех — маловероятно.

Результаты опроса доложили Президенту.

— Проверьте гараж и салон автомобиля. Самым тщательным образом проверьте!..

Гараж и салон автомобиля облазили на коленках, держа в руках огромные увеличительные стекла, забрались в самые недоступные места, сняли и стряхнули над расстеленным полиэтиленом обивку… Собрали кучу мусора, который в течение нескольких дней сортировали — грязь отдельно, пыль отдельно. Одних только волосков сотни три отобрали. И каждый сравнили с каждым.

Эти волосы принадлежали покойному.

Эти — его жене.

Эти — водителю.

Эти — любовнице.

Замам…

Референтам…

Другим побывавшим в машине работникам…

А вот эти…

“Эти” волоски были необычными, потому что были из парика. Причем перекрашенными в цвет, близкий к цвету шевелюры водителя.

На сиденье водителя, на коврике, на приборной панели были найдены микрочастички грима.

На руле мазки тонального крема.

И все сразу стало очевидным…

Водитель не убивал своего хозяина, он даже не был в момент убийства в гараже. Его каким-то образом отключили, например, подмешав в еду или питье психотропные вещества, влили в рот водки, положили в беседку и, загримировавшись под него, сели в его машину.

Когда “болван” вызвал машину, в машине сидел уже не водитель, сидел убийца!

Это был гарантированный и, может быть, единственный способ проскользнуть сквозь кольца охраны. Стать тем, кто не может вызывать подозрений, спокойно сблизиться с жертвой, сделать свое дело и незамеченным, хотя и наблюдаемым всеми, покинуть место преступления.

Все очень просто!

Хотя на самом деле не просто. Не просто выполнить грим, подобрать цвет и форму парика. Еще сложнее скопировать походку, жесты, мимику, голос так, чтобы, общаясь практически в упор, никто не заметил подмены.

Покойник — не заметил.

— Мы предполагаем проверить всех людей, которые в промежуток между восемнадцатью и восемнадцатью тридцатью могли находиться…

— Можете не проверять, — прервал своего телохранителя Президент. — Меня больше не интересуют выводы следствия.

— Но я думал…

— Вы слишком поздно начали думать. Думать надо было раньше, когда объект был жив, когда я просил его защитить. А теперь — поздно. Все поздно…

Президента действительно мало интересовали выводы следствия. Он лучше, чем кто-либо, знал, кто был коллективным исполнителем заказа, и знал, кто был заказчиком.

Впрочем, нет, об исполнителях он знал не так уж и много, знал, может быть, чуть более других, знал лишь, что они есть. Что способны на самопожертвование. И способны выполнять задачи, которые другим выполнить не под силу. Потому что с этой практически безнадежной задачей справились.

Чему то ли радоваться, то ли огорчаться…

Конечно, радоваться, коли остались еще в стране профессионалы такого уровня.

Но еще более огорчаться. Тому, что в стране есть профессионалы такого уровня.

И никакого противоречия в том нет. Потому что все зависит от стоящего впереди знака — плюса или минуса. От того, по какую сторону баррикады эти профессионалы окажутся. Посредники заверяли его, что по эту. Но так ли это? И даже если так, будет ли так в дальнейшем?

Не узнать.

Как тогда проверить их преданность?

Только заставив пролить кровь. Потому что слова в этом мире ничего не значат. Значит — кровь.

Заказать им очередного “болвана”?

Нет, “болван” — это не проверка. Это лишь проверка технических возможностей. Проверка лояльности — это нечто иное. Но все равно желательно замешанное на крови!

Да, им нужно заказать человека, но не “болвана”. Не “болвана”! Им нужно заказать их человека. Так будет болезненней. Так будет вернее. Если они им пожертвуют — им можно доверять. Если нет… Если нет, то лучше их задавить теперь, пока они не ждут атаки с этой стороны. С его стороны.

Нужно заставить отдать их своего человека. Например, того, который разрабатывал тему заговора. Лучше его! И тем убить двух зайцев!..

Только не зайцев. Если учитывать масштабы игры, следует сказать не зайцев, следует сказать — медведей. Убить двух медведей! Так будет вернее. Так будет в самый раз…

Глава 38

Ситуации такого уровня Служба безопасности разрешать самостоятельно не могла. Не имела права.

Можно было, конечно, как раньше, на боевых, рискнуть взять ответственность на себя и… Только тот, кто возьмет, тот в случае неудачи и огребется. А огребаться не хочется. Отвыкли они в уютных офисных креслах рисковать. Привыкли за них держаться.

— Похоже, надо сдаваться “Рыжему”.

“Рыжий” был птицей высокого полета. Слишком высокого, чтобы тревожить его по пустякам.

— К “Рыжему? Да ты что?! Сдались мы ему с нашими проблемами…

Но “Рыжий” прореагировал на случившееся неожиданно нервно. Слишком нервно.

— Почему вы не доложили мне сразу?

— Но мы не думали…

— Надо было думать! Думать вообще полезно!.. “Рыжий” потребовал представить ему подробный отчет и затребовал в Москву директора Дальэнерго…

— Что это он из-за какого-то паршивого завода?..

Но дело было не в заводе — что такое один, на задворках электрической империи, бетонный заводик в сравнении с тысячами больших и малых предприятий отрасли, десятками тысяч километров линий электропередачи, миллиардными оборотами? Пустяк. Меньше, чем пустяк!

Дело было в том, что “наезд” на завод ЖБИ-2 был лишь первым “звоночком”. После которого прозвучал еще один, о чем начальники Службы безопасности ничего не знали. Прозвучал в прямом смысле этого слова — на столе, в кабинете директора другого, в другом конце страны, предприятия энергосистемы. О чем директор незамедлительно доложил наверх.

Один случай — можно списать на случай.

Два случая — это уже предупреждение… Только о чем?..

“Рыжий” лихорадочно соображал, от кого может исходить угроза. Угроза делу.

В стране намечается очередной этап передела собственности. Намечается с его подачи и не без его участия. Все должно начаться по хорошо просчитанному сценарию и начаться скоро…

Запад готов под распродажу естественных монополий списать долги и даже чего-нибудь подкинуть стране на бедность. Почему — пока не ясно. Но очень кстати. Эти ребята умеют продавливать угодные им решения.

Хозяин против них не пойдет. У Хозяина позиции шаткие, он, как та проститутка, которая всех должна удовлетворить — и тех и этих, со всех деньги содрать и при этом девичью честь сохранить. Что трудно.

Нет, Хозяин в драку не полезет. Хозяин будет в стороне, будет над дракой.

Кто еще? Народ?

Народ, как верно подметил Пушкин, будет безмолвствовать. Народу еще Петр языки повырвал вместе с бородами. А Сталин остатки подчистил.

Народ можно в расчет не брать.

Оппозиция? Тоже не противник. Им чем хуже, тем лучше. Внешне протестуя против “распродажи Родины”, они будут “за”, надеясь извлечь из этого процесса свои дивиденды.

Конкуренты?

Ерунда. Реальной конкуренции в стране нет. С теми, кто хоть что-то собой представляет, все уже договорено. Им мир важнее денег. А тех, что помельче, всех давно перестреляли и пересажали. Рынок силы устоялся. Никто в чужую кормушку без спроса не сунется.

Здесь тоже все схвачено.

Расклад самый удачный — верхи пока не могут, низам все по фигу, прослойка молчит в тряпочку, прикормленная спонсорскими подачками.

Путь расчищен. Как говорил их Ленин — вчера было рано, завтра будет поздно. В самый раз — сегодня, сейчас.

Подгрести основные в этой стране фонды, а там посмотрим, кто чего стоит. И сколько.

Так должно быть!

Должно было быть…

И вдруг в колоде объявляются новые козыри. Вдруг выясняется, что какие-то беспредельщики, никого ни о чем не спросив, начали свой передел собственности. Начали снизу передел не принадлежавшей им собственности. Уже фактически его собственности.

По крайней мере так можно истолковать эти два случившихся почти одновременно на Дальнем Востоке и на крайнем Западе события. Можно и не так, но лучше так! Лучше — как на попытку проверить его на вшивость, потому что слишком много поставлено на карту.

Если эти заводы отдать легко, то кое-кто может принять его легкомысленность за слабость. И тогда неизбежен передел претензий. Тогда не устоять…

— Немедленно разберитесь с этими… Как угодно разберитесь, — приказал “Рыжий”.

— Мы можем применять оружие? — на всякий случай уточнили руководители Службы безопасности.

— Можете. И даже желательно применять…

Все всё поняли. Поняли больше, чем было сказано. Поняли, что “Рыжий” заказал кровь. Чтобы другим неповадно было…

В подведомственных охранных агентствах провели повальную мобилизацию. Прямо как во время объявления войны. Охранников отзывали из отгулов и отпусков, вручали командировочные удостоверения и билеты и посылали на Дальний Восток. Спортобщество “Факел” было вынуждено отправить на соревнования и сборы чуть не всех своих спортсменов, сформировав сразу три сборные команды — легкоатлетов, футболистов и пловцов.

Прибывающие на место охранники и “спортсмены” на этот раз особо не скрывались, они демонстрировали силу. Силу пославших их сюда хозяев.

Но основную задачу решали не они, решали многочисленные, прикормленные через благотворительные фонды и напрямую — конвертиками “друзья” отечественной энергетики. “Друзья”, работавшие в правоохранительных органах.

На дачу “Рыжего” зачастили люди в мундирах.

— Мне необходимо знать, кто на нас наезжает. Необходимо знать как можно быстрее…

На других дачах, в откупленных ресторанах и роскошных гостиницах люди “Рыжего” встречались с известными бизнесменами и уголовными авторитетами.

— Если это ваши!..

— Гадом буду, не наши! Что мы, фраера, чтобы не понимать, на кого можно лезть, а за кого рога пообломают!..

Кое с кем из “серьезной братвы” “Рыжий” встречался лично сам. Встречался в офисах и в камерах люкс Бутырок и Крестов.

— Нормальненько у тебя тут. Бедно, но со вкусом…

И было действительно ничего.

В проеме окна, закрывая решетку, висели веселенькие жалюзи, по стенам были раскатаны фотообои с альпийскими пейзажами, “шконки” застелены водяными, с подогревом, матрасами, в углу стоял забитый снедью трехкамерный холодильник, в другом телевизор диагональю полтора метра и музцентр, на месте параши биотуалет.

— Выпить хочешь? Там, в баре.

В мини-баре было спиртное. На выбор.

— Так сидеть можно…

— Вот когда до тебя очередь дойдет — посидишь.

— Типун тебе!..

И то верно, зона, она хоть с “бошевским” холодильником, хоть без, а все одно — зона.

— Зачем пожаловал?

— За жизнь поговорить…

“Перетирали” долго. Всех вспомнили: и друзей, и врагов.

— Может, это черные?

— Нет. У них своя свадьба. Им этот бетон, что танцору… Разве только магаданские.

— Магаданские?.. Может, и магаданские. Счас, звоночек отобью, узнаю.

Заключенный камеры люкс выдернул из-под матраса мобильный телефон.

— Так ты еще и со связью?

— А как без нее? У меня на воле дело.

— Не шмонают?

— Шмонают. Но потом отдают. За баксы. Я эту трубку раз десять обратно покупал. Дорого, блин, стала. Как новый “шестисотый”.

Тыкая синим от татуировок пальцем в кнопки, авторитетный зэк набрал номер.

— Это ты, что ли, Дундук? А это я, узнал?

— …

— Оттуда — с крытки.

— …

— Я чего тебе брякнул-то. Тут базарят, твои кореша беспредел творят? Во Владике на фраеров наехали конкретно, заводик у них взяли.

— …

— ЖБИ-2.

— …

— Нет, не твои? А чьи тогда? Может, Ряхи? Или Косаря Хромого?

— …

— Нет? Ну тогда бывай…

Нажал кнопку отбоя.

— Не знает он ничего.

— Или не хочет сказать?

— Знал бы — сказал. Мне бы сказал! Нет, это не местные.

— А кто?

Заключенный пожал плечами.

— Тогда я пошел? Если что нужно, ты скажи, я организую…

— Ничего не нужно, все есть. Разве только с амнистией пособить.

— Сделаем. Без проблем.

— И вот что еще. Ты это, напругу здесь не вырубай, а то у них за два года не уплачено. Дядя сильно просил. И у меня жратва стухнет.

“Дядей” был начальник тюрьмы.

— Будет ему ток.

— Ну вот и ладно. Ты заходи, если еще чего надо будет…

Другие зэки тоже звонили из камер своим приятелям и отбивали им факсы.

И “друзья” с Петровки отбивали.

И с Лубянки.

А свои так вообще с ног сбились.

Но кончик ниточки не находился. Никак не находился…

Но ничего, найдется! При такой массированной облаве найдется…

Обязательно найдется! Вопрос лишь времени!..

Глава 39

Раньше границы были на замке.

Потом замки дружными демократическими усилиями сбили, и расхожая газетная фраза — безграничные просторы страны — стала звучать по-новому — без граничные.

Что, в общем-то, неплохо.

Потому что разве это дело, когда фрезеровщик Тютькин не может смотаться на пару дней на рождественские каникулы в Париж без согласования своей кандидатуры с завкомом.

Впрочем, он и теперь дальше тещиной дачи не выезжает. Наверное, не хочет… Но, главное, что может!

И это, бесспорно, хорошо!

А что же тогда плохо?

Плохо, что младшая дочь Тютькина и его старший сын употребляют наркотики. Приток которых раньше сдерживал тот самый “занавес” А теперь его нет…

Такое положение дел научный марксизм-ленинизм определял как диалектику. Когда с одной стороны — ну очень хорошо, а с другой — можно бы хуже, да хуже вроде уже некуда.

Единственно кто выиграл от открытия границ, причем без каких-либо оговорок, — это спецслужбы. К сожалению, не наши.

К примеру, раньше, чтобы провернуть на территории Советской империи какую-нибудь операцию, приходилось месяцами подбирать и разрабатывать подходящую кандидатуру, пробивать в границах “коридоры”, устраивать тайники, “снимать” пароли, проводить подводки, вербовки и акции прикрытия… Теперь ничего пробивать не надо, теперь можно подойти к первому встретившемуся в правительственном коридоре чиновнику и предложить ему…

— Мы хочет предложить вашей страна большую партию дешевых компьютеров. Если бы вы помог найти нам надежных партнеров, мы были бы вам признательны, в размере трех процентов от суммы сделки.

— Четырех. И считайте, что надежные партнеры у вас уже есть.

— О… так быстро?!.. Кто же это?

— Я.

— Но разве должностное лицо вашего уровня имеет право делать коммерческую деятельность?..

— Вы что, меня за лоха держите? У меня двоюродный племянник глава Акционерного общества “Компьютер-сервис”…

Первую партию компьютеров продали очень выгодно — продали за бюджетные деньги средним школам по ценам, вдвое превышающим рыночные, с предоплатой в размере ста десяти процентов и получением товара заказчиком через пять лет с момента заключения договора. Посредником в сделке выступила фирма “Компьютер-сервис”, освобожденная как партнер Минпросвещения от таможенных и налоговых пошлин.

Потом было еще несколько не менее удачных сделок.

И была главная, ради которой была затеяна вся эта купля-продажа, сделка.

— Мы слышали, что вашему энергетическому комплексу и железной дороге в ближайшем времени могут понадобиться персональные компьютеры.

— От кого слышали?

— От своих партнеров по бизнесу. Это очень хороший заказ. Мы бы могли взять на себя поставку необходимой техники и были бы признательны в размере десяти процентов…

Вообще-то энергетикам новые компьютеры были не нужны. Но, с другой стороны, модернизация энергосистем назревала давно. А “Компьютер-сервис” как раз была одной из самых крупных в стране фирм, специализирующихся на поставках электронной и оргтехники...

Поэтому “Посредник” нашел способ продавить обещавшую ему сверхдоход сделку — с кем надо поговорил, на кого требуется надавил, с кем необходимо поделился…

Руководящие работники быстро осознали необходимость замены “машинного парка”. Чему, конечно, способствовал научно-технический прогресс, но еще более щедрые подарки иностранных партнеров “Компьютер-сервиса”, командировки в Штаты и европейские столицы с целью ознакомления с прайс-листами предлагаемой техники и обещания еще более ценных подарков.

— Да, давно пора А то работаем, понимаешь, по старинке, чуть ли не на арифмометрах…

Тысячи компьютеров разошлись по предприятиям единой энергосистемы и отделениям железной дороги. Часть из них списали и украли — не без того. Часть — раскурочили. Еще часть растащили по приемным, бухгалтериям и прочим кабинетам, которые непосредственного отношения к работе энергосистем не имели. Но кое-что все же попало туда, куда надо — попало в управленческие и производственные отделы, отвечающие за распределение энергопотоков и организацию движения. Компьютеры исправно обсчитывали поступающую информацию, не ломались и не сбоили. Потому что не предполагалось, что они будут сбоить. Вплоть до дня “X”, когда все и разом, по сигналу из космоса, должны будут зависнуть. И тем обеспечить двух-трехчасовую неразбериху в подаче электроэнергии потребителям, в том числе армейским потребителям, в движении грузов, в том числе воинских грузов… Должны были обеспечить многочисленные локальные аварии и, не исключено, столкновения направленных не на те пути составов…

— Первая партия изделий прошла удачно, — сообщили исполнители.

— Русские проглотили пилюлю, — пошел доклад наверх.

— Первый этап операции “Система” завершен…

Второй предусматривал продажу компьютеров Министерству обороны, частям противокосмической обороны, Военно-морского флота и дальней авиации, ракетным войскам стратегического назначения, службам, обеспечивающим правительственную связь…

Эти компьютеры тоже, в самый ответственный и неподходящий момент, в час “X”, должны будут зависнуть, ослепляя и оглушая оборону противника.

И это не самое страшное, что могут сотворить внедренные в оборонный комплекс России компьютеры. Потому что на самом деле зависнут не все, некоторые будут продолжать работать. И это будет гораздо хуже, чем если бы они просто вышли из строя.

Они будут продолжать работать, но та впаянная в плату “лишняя” микросхема, получив со спутника сигнал, изменит логику своей работы и выдаст измененный, совсем другой, чем должна была, сигнал, отчего пойдет цепная реакция логических сбоев и изменений и тот результат, что должен был быть на выходе и всегда был на выходе, станет иным Потому что будет перепрограммирован. Компьютер выдаст ложный результат. Который будет командой для периферийных систем. В том числе для систем наведения и телеметрии…

Но никто ничего не заметит, потому что на экранах мониторов будет отображаться обычная и привычная картинка.

Которую задаст та самая или еще одна, работающая с ней в связке, микросхема, призванная усыпить бдительность операторов.

Все будет как всегда, а на самом деле не так!

И запрограммированные микроскопические электронные ошибки в реальной боевой обстановке начнут множиться и вырастать в проблему, равную катастрофе.

Ракеты класса “земля—воздух” на подлете к самолетам противника будут распознавать их как свои и уходить в сторону и самоликвидироваться. Потому что пароль “свой—чужой” будет изменен. И “чужой” будет отображаться в электронных мозгах ракеты как “свой”. А “свой” станет “чужим”. И “наши” ракеты начнут гоняться за “нашими” самолетами. И будут сбивать их.

Баллистические ракеты, запрограммированные на цели, изменят траектории полета, потому что получат искаженную информацию и упадут где-нибудь в океане, не долетев триста миль до материка, вместо того чтобы долететь и накрыть намеченные цели — накрыть стартовые комплексы, аэродромы, порты и базы противника.

Компьютеры, прокладывающие курс подводных ракетоносцев, “ошибутся”, и лодки врежутся в скалы или друг в друга или вдруг сорвутся в смертельное пике ко дну и уже не смогут выправиться.

Экраны локаторов противокосмической обороны вместо целей будут демонстрировать чистое небо или показывать, кроме одной цели, десять других — ложных или отображать их не там, где они есть. Разобраться в этой катавасии будет невозможно. По крайней мере, быстро разобраться.

Завязанная на ПК связь прервется.

Компьютеры в частях стратегического назначения начнут безбожно врать.

Централизованное энергоснабжение частей нарушится.

На железной дороге от Владивостока до Калининграда будет парализовано движение.

Так будет выглядеть будущая война, война технологий.

Потому что именно такой сценарий будет записан в памяти ложных микросхем, впаянных в платы приобретенных армией, энергосистемой, железной дорогой и сотнями других стратегически значимых ведомств компьютеров.

А потом в дело вступят рубильники…

Но это случится не теперь — случится потом.

Потом…

А пока первая партия мин замедленного действия, закамуфлированная под тысячи обычных на вид компьютеров, была доставлена на место, была установлена, поставлена на боевой взвод и лишь ждала своего времени.

Ждала времени “X”…

Глава 40

Нет должности выше Главы государства. Но нет Главы государства, который бы принадлежал себе. Ведь Глава государства — это не более чем должность, со множеством присущих ей обязанностей, которых гораздо больше, чем прав. Жизнью Первого человека страны распоряжается не семья, не жена, не члены Правительства, ни население, ни даже он сам. Жизнью Президента распоряжаются многочисленные помощники — от референтов и экспертов до редкостного зануды, которого все ненавидят и побаиваются — начальника Протокольного отдела. Работа Президента, встречи, отдых планируются за месяцы вперед. Жизнь его протекает в жестком графике. Он не может вздремнуть на полчасика, просто так поболтать с приятелем по телефону, вдруг отправиться в лес по грибы. Он даже в туалет без согласования со своей челядью сходить не может.

С самого утра ему зачитывают распорядок дня и… поехало-понеслось…

— В десять пятнадцать встреча с главами оппозиционных партий…

В одиннадцать ноль пять — вручение верительных грамот.

В одиннадцать пятьдесят — непростой разговор с олигархами.

В тринадцать десять — с послом Великобритании.

В двенадцать тридцать — доклад Премьера.

В четырнадцать…

И так весь день.

Весь вечер.

И часть ночи…

— Мы являемся выразителями воли значительной части населения страны, — заходили издалека оппозиционеры.

Затем жаловались на жизнь.

— Нищающее население… Задержки зарплаты… Разрушение социальной инфраструктуры… Расслоение общества… Рост напряженности…

А в конце будут просить деньги, кресла и бесплатное эфирное время. Как все просят…

Потом пришли олигархи. И тоже жаловались. И тоже на бедность. Жилось им даже хуже, чем беднякам, потому что их обирала налоговая инспекция, таможня, доставала повестками и допросами прокуратура, милиция, Счетная палата… Доставали все.

Эти тоже просили.

Но и угрожали.

— Власть не может опираться на люмпенов, потому что они, ничего не имея за душой и не опасаясь ничего потерять, инстинктивно настроены на разрушение. Если пойти у них на поводу, то можно быстро докатиться до революции и гражданской войны. Опора государства — человек дела. Бизнесмен. Но государство, вместо того чтобы его поддерживать и с ним сотрудничать, его разоряет. Возможно, недооценивая связанные с этим перспективы. И недопонимая возможные последствия. Нет, революций не будет, потому что деловые люди — не люмпены, но нельзя исключить, что они не объединятся, только уже не “за”, а “против” той или иной чиновничьей кандидатуры. А деньги — это возможности. Почти неограниченные возможности. Особенно если их вкладывать в информационные технологии и СМИ. И уж что говорить про Россию, когда даже в Америке их президент без оглядки на капитал шагу ступить не может. А если пытается, то там у них это плохо кончается. Например, если вспомнить судьбу президента Кеннеди…

Эти — могут. Могут прикончить, даже не стреляя, просто испачкав с ног до головы… Если их вовремя не остановить…

Следующим был посол Великобритании.

Посол говорил дружелюбно и долго. Говорил о роли России в мировой политике, сближении позиций, необходимости взаимного сотрудничества, экономических и культурных перспективах…

Говорил слишком много, чтобы по делу. Потому что когда по делу — обходятся протокольными формулировками. А он здесь такого тумана напустил…

Так разговаривают, когда ведут психологическую обработку собеседника, прощупывают его слабые стороны, внушают какую-то мысль…

Какую?

Чаще всего он обращался к теме геополитического положения России. Зажатой между объединенной Европой и Азией.

Ну-ка, что он там еще скажет?

Что Россия по своей исторической и социокультурной ориентации более тяготеет к Европе, чем к Азии…

И через три абзаца — что экономический бум ряда азиатских стран не может не радовать цивилизованный мир, но одновременно высказываются опасения, что “желтым драконам” может стать тесно в существующих этнических границах, а учитывая существующие тенденции в росте населения и технологическом развитии, это может вырасти в значительную проблему для европейской расы.

Ну, все понятно. “Китайский дракон” прищемил кое-кому хвост Хотя еще даже не прищемлял. Но они не сегодняшним днем живут. И даже не завтрашним…

— Нам стало известно о ряде недружественных шагов, планируемых Китаем в отношении своего северного соседа, и мы посчитали своим долгом…

Хотят сделать из России буфер, который защитит Европу от возможной военной экспансии Китая. Хотят воевать чужой кровью на чужой территории. Беспокоятся. Еще бы! Если Россия объединится с Китаем и откроет дружественным китайцам коридор в Европу, то старушки-Европы попросту не станет. Они ее даже завоевывать не станут, просто вытопчут.

Отчего они желают, чтобы Китай перестал быть дружественным, чтобы шел по России с затяжными боями. И хотят подорвать за счет гонки вооружений свою бурно развивающуюся и угрожающую ростом безработицы в Европе экономику. И обрушить набирающий силу юань, который в перспективе может схлестнуться с евро.

Ну что ж, понять их можно. Согласиться — нельзя. Но есть смысл поторговаться.

— Одновременно нельзя не выразить озабоченность ростом исламского фундаментализма…

Вот это интересней. И что они готовы предложить под сдерживание исламской угрозы на среднеазиатских границах?

Моральную поддержку?

Маловато будет.

Пусть лучше позволят России самой разрешать свои межэтнические и прочие сугубо внутренние проблемы. Пусть заткнутся и радуются, что их восточный сосед принимает на себя удар исламского фундаментализма. Что наши ребята гибнут на границе с Афганистаном, а не какие-нибудь французы с голландцами.

Но это минимум. Максимум — кредиты, реальное участие в европейской политике и экономике, откат от границ России НАТО, технологические и финансовые вливания в экономику…

Станут упрямиться, можно будет пропустить через страну транзитом пару взводов террористов, чтобы дать им возможность пошуровать в Западной Европе. Тогда эти ребята быстрее сообразят, кто им враг, а кто друг. И сразу сговорчивей станут. Тем более что уже теперь беспокоятся. Что очень хороший знак.

Не зря посол пришел. С пользой пришел.

Надо прикинуть, как можно получше разыграть среднеазиатскую карту. Только так разыграть, чтобы не заиграться…

Президент затребовал дополнительную информацию по южным и дальневосточным соседям России, назначив совещание представителей соответствующих министерств.

Геополитические прогнозы, предложенные Институтом Азии на ближайшие десять-двадцать лет, были неблагоприятными.

— В настоящее время численность Китая составляет 1, 2 — 1, 3 миллиарда человек. Но, по мнению ряда западных экспертов, эта цифра может быть существенно выше, так как Китай предоставляет искаженные цифры, скрывая истинное положение дел. К исходу первого десятилетия их будет полтора миллиарда. К середине века — до двух миллиардов. При этом, по расчетам специалистов, ресурсы Китая позволяют прокормить не более полутора миллиардов человек. Что заставит их осваивать новые территории.

При этом численность населения России каждый год уменьшается примерно на миллион человек. Уже сегодня в приграничных районах вдоль рек Амура и Уссури с нашей стороны проживает порядка десяти миллионов человек. В то время как с китайской, при той же глубине расселения — двести миллионов.

При таком дисбалансе демографическое давление Китая на Россию будет неизбежно нарастать…

— Что на это скажет армия?

— Мы проиграли несколько возможных сценариев…

— Меня интересует наихудший вариант развития событий, — предупредил Президент.

— Полномасштабная война?

— Пусть будет война.

Представители Генштаба раскатали на столе карты.

— Наиболее вероятным представляется следующий ход событий…

Первый ход был стандартным, как пешкой с Е2 на Е4. Народно-освободительная армия Китая проводит в ряде северных провинций полномасштабные войсковые учения, заранее поставив о них в известность соседей. Но проводит вовсе не для того, чтобы проверить боеспособность своих частей, а чтобы вывести на исходные позиции ударные силы.

Подразделениям выдают тройной боекомплект, выдают сухпай и грузят в эшелоны и в крытые машины, запретив под угрозой военного трибунала переписку с родными и контакты с местным населением. Что уже мало похоже на просто учения.

Командиры и политагитаторы организуют разъяснительные беседы, рассказывая о ревизионистских планах сверхдержав. В партячейках проводят закрытые партийные собрания, где призывают коммунистов к сознательности и самопожертвованию.

Воинские эшелоны идут на север, ломая графики движения гражданских поездов.

Военно-воздушные и Военно-морские силы переводятся на казарменное положение. Отпуска и увольнения отменяются. На аэродромы, морские базы подвозят дополнительный боезапас и горючку.

В части центральных и северных провинций на двухнедельную переподготовку призываются “запасники”. Вновь сформированные части довооружают, вскрыв арсеналы и расконсервировав находящуюся на хранении боевую технику.

В Москву, чтобы усыпить бдительность противника, отправляется большая партийно-правительственная делегация и национальный балет.

Ударные армии выходят в районы сосредоточения.

По плану учений “синие” играют за русских. И поэтому их силы располагаются вблизи границ. “Желтые” должны атаковать их в направлении юг — север.

День или два Китайская армия играет в войну, давая возможность противнику привыкнуть к концентрации войск на их южных рубежах.

На исходе третьих суток “желтые” начинают генеральное наступление. Вернее, изображают наступление. В воздух поднимаются три воздушные армии, хотя объявлено было об одной. С полным боекомплектом, с баками “под завязку” воздушные армады “случайно” проскакивают позиции “синих” и вторгаются в воздушное пространство России.

Радиолокационные станции противовоздушной обороны отмечают массовое нарушение воздушных границ. Операторы сбиваются со счета, фиксируя “цели”. Взревывают сирены.

Но поздно…

Из приграничных районов Китая по территории России, по заранее намеченным целям, наносится залповый удар ракет тактического назначения… Выкаченные на прямую наводку реактивные установки и дальнобойная артиллерия обстреливают погранзаставы и выдвинутые к границе части.

Значительная часть бронетехники, орудий, самолетов, склады боеприпасов и ГСМ, автотранспортный парк в считанные минуты превращаются в искореженный, горящий металлолом… Обломки стен и перекрытий рухнувших казарм давят и калечат так и не успевших проснуться солдат-срочников, которые гибнут целыми подразделениями.

С дальних российских аэродромов в воздух поднимаются истребители-перехватчики. “МиГи” и “СУшки” вступают в бой с превосходящими силами противника, отчаянно, порой в одиночку атакуют целые эскадрильи, сбивают и таранят чужие “борта” и гибнут сами.

Открывают огонь немногие уцелевшие ракетно-зенитные комплексы.

Авиация противника несет значительные потери. Но в основном за счет летящих в первом эшелоне атаки самолетов устаревших конструкций, на которые противник расходует последний боезапас.

Лишившись трети “бортов”, китайские воздушные армии тем не менее прорываются сквозь огонь противовоздушной обороны, выходят на цели и накрывают ракетно-бомбовыми ударами российские города…

— Откуда у них столько авиации и ракет? — прервал генералов Президент.

— Китай располагает самым большим авиационным парком в мире, в значительной части морально устаревшим, но в том числе закупленными в России самолетами “СУ” и “МиГ”. Занимает третье место по числу ракет среднего радиуса действия, имеет более тысячи современных танков…

— Почему имеет?!

— Потому что в отличие от нас их экономика на подъеме. И поэтому есть деньги на оборону, — вставил слово присутствующий на совещании Директор ФСБ. — С начала девяностых годов и в особенности после 95-го года, когда Китай вышел на первое место в мире среди импортеров вооружений, он значительно пополнил свои арсеналы высокотехнологичным оружием. И научился производить свое. Это вначале у них были пуховики… А теперь они, как пуховики, “пекут” танки и самолеты. В том числе по выданным нашим “Росвооружением” лицензиям. Самостоятельно производят Двадцать седьмые “Сушки” и “МиГи”, собственные межконтинентальные и баллистические ракеты с ядерными боеголовками, запускают спутники-шпионы… По нашим расчетам, у них на сегодняшний день около шести тысяч межконтинентальных и баллистических ракет с ядерными боеголовками. В то время как Россия в ближайшем будущем будет располагать лишь тремя тысячами ядерных боеголовок…

— Я понял. Продолжайте…

Бронетанковые и моторизованные дивизии первого китайского стратегического эшелона, совершив короткий марш-бросок, выходят к границе, с ходу пересекают ее и направляют свой удар в глубь территории России. Прорываясь вдоль автомобильных дорог, по железнодорожным веткам, по просекам ЛЭП, с ходу подавляя очаговое сопротивление, оставляя в тылу целые дивизии, Китайская армия рвется вперед. Скорость наступлении для них важнее уничтожения отдельных боеспособных частей. Зачисткой тылов займутся другие…

На развернутых картах китайских генштабистов жирные стрелки пронзают тонкую нитку границ и, разрывая их, ползут вперед, на север. Заштрихованные овалы попавших в окружение российских частей терзают, перерезая надвое, на четыре, на десять частей, мелкие стрелки…

В район Транссибирской железной дороги, по всей ее протяженности от Владивостока до Омска, самолетами транспортной авиации и планерами выбрасывается гигантский десант — три воздушно-десантные дивизии, которые, подрывая мосты, рельсы и опоры линий электропередачи, парализуют железнодорожное и автомобильное движение, нарушают связь, захватывают целые города, сея среди гражданского населения панику. Десятки тысяч мелких диверсионно-разведывательных групп действуют в глубоком тылу российских войск вплоть до Урала и Поволжья, выводя из строя транспортные коммуникации…

Наступление идет по четырем основным направлениям. От Харбина — на Владивосток и Хабаровск с последующим выходом к Комсомольску-на-Амуре и побережью Охотского моря, чтобы разом отсечь от Большой земли Приморье и Сахалин. Из Маньчжурии в направлении озера Байкал и вдоль его побережья на север с целью перерезать и взять под контроль Транссиб, прикрыться от русских вытянутым, как крепостной ров, Байкалом. Вдоль линии железной дороги, с ходу проскакивая монгольские степи — на Улан-Батор и на Иркутск, чтобы окончательно закрепиться на восточном берегу Байкала. И с совершенно неожиданной для врага “бездорожной” стороны, из Джунгарии и Урумчи, таежными тропами через Алтайские хребты, отдельными легковооруженными дивизиями на Барнаул и Новосибирск, не для того чтобы их захватить, на что сил не хватит, но чтобы обозначить новое направление угрозы, оттянуть на себя, не дать прорваться на Дальний Восток свежим российским дивизиям, обеспечив своим армиям передышку и возможность закрепиться на завоеванных позициях, врыться в землю, перегруппироваться, подтянуть основные силы…

— Мы победим? — задал главный вопрос Президент.

— Это будет зависеть от многих обстоятельств — от масштабов агрессии, от позиций, которые займут Япония и США.

— Их позиция понятна — помогать и тем и этим, обескровливая обоих.

Я повторяю свой вопрос — мы можем победить в случае полномасштабной агрессии?..

— В состав сухопутных войск Китая входит семьдесят одна пехотная, одиннадцать танковых и три воздушно-десантные дивизии общей численностью в два миллиона человек. У нас на дальневосточных границах сто тысяч “штыков”. Оборонительные и фортификационные сооружения, возведенные во времена Советского Союза, частью демонтированы, частью разрушены…

— Мы выстоим или нет?!

— Если удержим железную дорогу и сможем в восемь-десять раз увеличить ее пропускную способность, чтобы перебросить из Западной Сибири, с Урала свежие части, то может быть… Но если они перережут Транссиб — нет. Мы потеряем маневр и время, они закрепятся по правому берегу Байкала и смогут спокойно, не торопясь, задавить отрезанное от России Приморье. А потом, расчистив тылы, двинуться дальше. Как минимум мы откатимся до Урала.

— А дальше?

— Дальше они, по всей вероятности, не пойдут, — представили свои выкладки мидовцы. — Потому что если пойдут, то забеспокоится Европа. Будут введены экономические санкции. В дело вступит НАТО, вследствие чего в драку будут втянуты Соединенные Штаты Америки. А это мировая война, которая никому не нужна.

Они остановятся на линии Урала, при посредничестве третьих стран начнут мирные переговоры и даже пойдут на некоторые уступки. Но все равно нам придется отдать весь Дальний Восток и часть Сибири. Возможно, на их месте образуются новые, под протекторатом Китая, государства.

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Можно, — ответили генералы, — но только если задействовать ядерное оружие. Если нанести упреждающий термоядерный удар по скоплению их войск в приграничных районах Китая и нанести удар по Пекину, промышленным районам и городам-миллионникам.

— Но они тоже могут!

— Могут. В случае полномасштабного ядерного конфликта стороны реально смогут обменяться двумя-тремя тысячами ядерных зарядов.

— Но тогда… Тогда победителей не будет. Радиоактивное облако накроет не только их, но и весь наш Дальний Восток и всю Сибирь. Мы ничего не выиграем. Нам придется отселять из зон поражения население...

— Другого выхода нет. Если, конечно, они решатся на полномасштабную войну…

То есть получается, с Китаем предпочтительней дружить. Даже предпочтительнее, чем с Европой. Хотя бы потому, что Европа таких сил не имеет.

— Да бросьте вы, не будет никаких ядерных бомбежек. Они нас так возьмут, голыми руками, — сказал свое слово Директор ФСБ. — У вас устаревшие сведения. Война уже идет! Только ползучая и по этой причине не замеченная Генштабом. Они просачиваются на нашу территорию целыми дивизиями, просачиваются поодиночке, под видом торговцев и рабсилы. И остаются.

По самым скромным подсчетам, мы имеем на Дальнем Востоке и в Сибири более миллиона китайцев. Миллиона! И это лишь начало. Потому что каждый китаец, обжившись, тянет за собой двух-трех сородичей. Их скоро будет больше, чем коренного населения. Кое-где уже больше. Они активно ассимилируюся, заключая фиктивные браки, организуя совместные предприятия, беря в аренду землю и заводы. Имеют своих людей в милиции, погранслужбе, таможне. Продвигают в местные органы самоуправления лояльных к ним чиновников. А скоро будут ставить своих губернаторов, потому что у них есть деньги. Они смогли задавить даже нашу мафию. Их “Триады” подчинили местный криминалитет. При этом известно, что многие “Триады” контролируются и направляются Китайской госбезопасностью.

Война уже идет. И мы ее уже проигрываем.

Вот о чем надо говорить. А вы…

Ситуация вырисовывалась не лучшая. И стоило подумать, сто раз подумать, кому глазки строить — Западу или Востоку. Или всем подряд? Потому что выходит, что реальными силами Россия не обладает и держится лишь за счет былого военного авторитета Советского Союза. И если дойдет до драки…

— Меня интересуют долгосрочные прогнозы в отношении исламских фундаменталистов…

Глава 41

— Если дойдет до драки, то через четыре-пять недель Россия будет вынуждена капитулировать…

В “синем” кабинете Белого дома, в том, что стоит на Капитолийском холме, шло очередное совещание.

— Если говорить образно, то можно назвать Россию колоссом на глиняных ногах…

Кто-то так уже говорил. Полвека назад.

— Гитлер думал так же, как вы. И сломал себе шею.

— Гитлер имел дело с другой страной. С совсем другой страной. Та страна была империей, построенной на принципах единоначалия. Та страна сама была армией, с полувоенной управленческой иерархией, сильной идеологией, жесточайшей снизу доверху дисциплиной, созданным “под войну” промышленным потенциалом. Именно поэтому они смогли быстро перевести свою жизнь на военные рельсы. И смогли победить.

Нынешняя Россия ничего этого не имеет. У нее нет идеологии, почти нет промышленности, ее руководители не имеют реальной власти. В отличие от Советского Союза они не смогут быстро отмобилизовать экономику — ресурсы истощены, стратегические запасы распроданы, инженерные и рабочие кадры потеряли квалификацию.

— Почему же тогда она не разваливается?

— За счет остаточной централизации. Пока еще существующих общероссийских, подчиненных Москве структур — армии, Единого энергетического комплекса, железной дороги… И за счет атомного оружия и средств доставки…

Это верно, страна, обладающая атомными технологиями и межконтинентальными носителями, не может сбрасываться со счетов. Войны им теперь, конечно, не выиграть, но шарахнуть с отчаяния по территории Соединенных Штатов баллистическими ракетами они могут. Душа у русских загадочная, цивилизованным умом их не понять. И, значит, их действия не спланировать и удара не упредить. Все ракеты перехватить не удастся, и какая-нибудь непременно свалится на головы добропорядочных американцев. Что они своему Президенту не простят. Даже если он за это сотрет Россию с мировых карт. Итогом войны будет победа, но будет отставка. Что не есть хорошо.

Получается, надо наращивать противоракетную оборону и попытаться выбить из рук русских атомную дубинку, навязывая заведомо для них проигрышные проекты сокращения вооружений, “покупая” голоса членов Правительства и экспертов, продавливая угодные решения через агентов влияния и дипкорпус, формируя через СМИ общественное мнение. Имеет смысл подвязать к этому делу “зеленых”. Убедить региональные власти и в особенности национальные автономии отказаться от дислокации на их территориях атомного оружия, из-за его экологической опасности, ну и чтобы в ответ по ним не пальнули…

Получится?

Там посмотрим…

Доклады продолжались.

— Исходя из долго — и среднесрочных прогнозов, наибольшую угрозу интересам США в Тихоокеанском регионе, а в скорой перспективе в целом может представлять Китайская Народная Республика. Показатели экономического роста Китая остаются одними из самых высоких в мире. Рост торговли составляет 20 процентов.

ВНП растет в среднем на 11 процентов в год, в промышленности на 23 процента. При сохранении таких темпов в ближайшие годы могут создаться предпосылки для введения в финансовый оборот “золотого юаня”, который может составить реальную конкуренцию доллару… Не хотелось бы.

— Эксперты предлагают ряд мер, которые позволят стабилизировать курс доллара…

Все эти меры — полумеры. Нужно подрывать не юань — экономику Китая.

— Каковы перспективы отношений Китая с Россией?

— Хорошие. За счет уступок, на которые идет Россия.

— Может быть, какие-нибудь территориальные претензии?

— Претензии есть, но они решаются в пользу Китая. Русские отдали им часть своей территории в устье реки Амур, отдали Даманский…

— Это тот остров, из-за которого в конце шестидесятых годов было вооруженное столкновение?

— Да. На этот раз они сдали его без боя…

Плохо, что без боя. Лучше бы с боем. Вооруженные конфликты — идеальный катализатор политических кризисов. И девальвации национальных валют.

Нужна стрельба. Желательно большая стрельба. Громкая.

Пусть русские сцепятся с Китаем. Пусть порастрясут свои арсеналы, что подорвет не столько их вооруженные силы, сколько экономику. Дьявола тогда китайцам, а не “золотой юань”! Да и русским после драчки с Китаем лет пять оправляться. Им каждый сбитый самолет, каждая выпущенная ракета, каждый израсходованный снаряд пробивает в бюджете брешь. Их же чем-то заменять надо, а свободных денег нет, и оборонка работает вполсилы… А в перспективе, если удастся раздробить монополии и через это расшатать и дестабилизировать экономику, будет работать еще хуже.

Пусть они сцепятся с Китаем!

Пусть потянут за собой соседей, провоцируя в Азиатском регионе политический и экономический кризис.

Напугают потенциальных инвесторов, которые побегут от них на другой конец света, причем побегут не с пустыми руками.

Заставят страны Евроазиатского континента озаботиться повышением своей обороноспособности и интенсивно закупать высокотехнологичное оружие. Где надо закупать.

А если всего этого будет недостаточно, то можно стравить того “желтого дракона” с еще одним “драконом” — с миллиардной Индией. Вернее, имеет смысл стравить в любом случае, так как нынешней, ослабленной России для Китая будет мало. И пусть она тогда дерется на два фронта…

Пусть…

И пусть это будет одним из направлений перспективной политики США на Евроазиатском континенте на ближайшие годы…

Стравливать всех со всеми, раззадоривать, подталкивать и тех и других, помогать и тем и другим, самим оставаясь в стороне. И оставаясь в выигрыше.

Как совсем недавно в Европе.

И как там же полвека назад…

Всегда побеждать. И всегда побеждать за чужой счет! Нормальный для большой политики ход…

Глава 42

Тот неизвестный мужчина перезвонил через несколько дней. Сразу после того, как “Дмитрий Алексеевич” выписался из больницы. Из нервного отделения, где его лечили гипнозом и электротоком и накачивали транквилизаторами, чтобы вытравить из памяти сверток, перевязанный синей ленточкой, из которого выпала и покатилась по лестнице голова его матери. Не вытравили. Не смогли.

— Очухался? — участливо спросил он.

— Это ты!.. Сволочь!.. Мою мать!..

— Эй, потише на поворотах! Мать у тебя была старуха, она бы все равно на этом свете не зажилась. А вот дети…

— Если ты тронешь моих детей, я тебя из-под земли!.. — вяло возмутился хозяин филиала опытного производства НИИ “Мехточмаш”. Вяло, потому что детей в городе не было, детей и жену он в тот же день отправил к знакомым в Крым.

— Да как же их тронешь, когда ты их спрятал?..

“Дмитрий Алексеевич” почему-то похолодел.

— У черта на рогах… В Крыму. В расходы нас ввел…

— Не трогайте их! — совсем другим тоном, униженным, умоляющим, прошептал “Дмитрий Алексеевич”. — Пожалуйста.

— Нам твои дети ни к чему. Нам нужен ты, чтобы подписать кое-какие бумаги.

— Но я… я не знаю…

— В субботу, в пять, в…

— Но я не могу так сразу…

И тогда в трубке зазвучал, захлюпал носом, зарыдал детский голос:

— Папа, папа, это я! Папа!..

— Я согласен, сволочи! Согласен!..

Резидент отложил в сторону наушник.

Значит, в субботу… Долго он их искал, по всей стране искал, а теперь они сами на него, сами, вышли… Вернее, не на него — на “приманку”, на “Дмитрия Алексеевича”. И на его мать…

Ну что ж, в субботу так в субботу… К субботе все будет окончательно готово. Потому что давно уже готово. И будет окончательно ясно…

* * *

— Хочешь подработать? — спрашивал неопределенного вида, возраста и социальной принадлежности мужчина своего случайного собеседника.

— А какая работа?

— По специальности…

Специальностью одного из присутствовавших была стрельба из снайперской винтовки по живым мишеням. Воинской специальностью.

— Какое оружие ты предпочитаешь?

— “Сэвэдэшку”.

— Будет тебе “СВД”.

“Сэвэдешки” продавались по всему югу России из-под прилавка, как раньше дефицитная колбаса.

Неопределенного вида мужчина бродил среди россыпей огурцов и пучков петрушки и приценивался к товару.

— “Стволы” есть?

— Канечно, есть!

— И с оптикой есть?

Продавцы переглядывались. Покупатель вытаскивал из внутреннего кармана пачку долларов.

— И с оптикой есть. И без оптики есть. Для хорошего человека все, что хочешь, есть! Все, чего твоя душа попросит.

— Моя душа просит пять винтовок “СВД”, причем С, “целевые” патроны, прицелы. Может быть, пару гранатометов, — загибал пальцы покупатель. — И чтобы обязательно все с нуля.

И доставал из другого кармана еще одну пачку долларов.

— Будет тебе, дарагой, с нуля. Все, что хочешь, будет!

“СВД” действительно были “нулевыми”, потому что были в заводской смазке.

— Откуда? — по привычке интересовался покупатель.

— Я же не говорю тебе, зачем тебе ружье, что ты с ним хочешь делать…

— На уток охотиться.

— На уток? Ай, молодец! Шутник, да? Ну что, берешь товар?

— Беру, но при условии, что доставка ваша.

— Что ты, дарагой, какая доставка! Два шага спокойно не пройти. Там мент — здесь мент. Кругом менты! Машины палкой останавливают, в багажник лезут, в салон лезут, в карман лезут. Говорят, документы давай. Ничего не провезти. Нож перочинный не провезти!

— Плачу вдвое.

— Скажи, куда товар доставить, дарагой? Все сделаю! Все, что хочешь, сделаю! Такой веселый покупатель…

“Сэвэдэшки” свозились с разных базаров в одно место. Где покупатель проверял и пристреливал их.

Дерьмо!

И это дерьмо! Вначале пять сотен обойм отстреляли, а потом помыли, почистили и маслом облили. Ну жуки!

А эта винтовка ничего, бьет кучно, спуск мягкий. Эта подходит…

Винтовки разбирались, заворачивались в промасленные тряпки, упаковывались в специальные деревянные пеналы, опускались в коробки, которые засыпались доверху макаронами. И грузобагаж отправлялся на место.

Где его получали… Случайно нанятые люди. И передавали другим не менее случайным людям. А сопровождавший на почтительном расстоянии груз Резидент смотрел, нет ли за машинами слежки.

Нет, все в порядке.

Ящики вскрывались, оружие собиралось и вручалось снайперам, которые выходили на огневой рубеж.

Этот — дерьмо.

И этот тоже. Может, раньше они и были стрелками, а теперь так — стрелки-любители.

Зато этот и тот ничего. Видно, что в этом деле не новички. Хотя и не высший класс. А желателен еще и высший. Самый высший…

В дверь известного в недавнем прошлом чемпиона мира по пулевой стрельбе раздался звонок.

— Корреспондент журнала “Спортивный курьер”, — представился пришедший. — Готовлю материал об известных спортсменах страны. Вот и о вас тоже…

Ветеран пулевого спорта долго вспоминал о былых спортивных сражениях и жаловался на нынешнюю жизнь.

— Пока был нужен, все давали, чего ни попроси. А как ушел, все обо мне забыли. Даже на тренерскую не взяли. А я, может, еще могу…

— Можете?

— Еще как могу!

— Тогда я предлагаю использовать в материале такой интересный ход — недавний чемпион, тряхнув стариной, показал настоящий класс стрельбы. С тиром я договорюсь. Фоторепортажик сделаем. Мишеньки с дырками крупно. Ну что, согласны?

— А чего, конечно…

Но не все олимпийские и мировые чемпионы сохранили былую форму. Некоторые скисли. А некоторые…

— M-м… Очень хорошо. Просто замечательно. Даже обидно, что такому великому спортсмену приходится влачить столь жалкое существование. Неправильно это!

Кстати, могу предложить вам одну халтурку. Тут ребята искали… Платят они хорошо. Так платят!..

Спортсмены отказались от неуклюжих армейских “сэвэдэшек”, предпочитая использовать привычное им оружие.

— Мне бы лучше австрийскую винтовку фирмы “Штейер-Даймлер-Пух”. Я с ней когда-то “на Европе” золото взял. Ну или, в крайнем случае, “маузер”…

Спортсмены тренировались, получая за каждый день “сборов” очень приличные деньги, быстро привыкая к мысли, что придется стрелять в людей… Тем более что в окуляре “оптики” это выглядит не так страшно, как если бы ножом по горлу…

Вторым потоком шли офицеры-запасники с опытом участия в боевых действиях.

— Сколько раз вы стреляли из гранатомета?

— Кто — я? Без счету.

— Из чего?

— Как из чего? Ну ты же сам сказал, из гранатомета!

— Из какого? Они разные бывают — “РПГ 7, 16, 18, 22”.

— Вот из всех этих номеров.

— На полигоне или в реальных боевых?

— Да везде! Я знаешь, в каких передрягах бывал? Я в таких передрягах бывал, что всех в лапшу, я один живой остался. Во как!

— Тогда скажите, чем отличается “муха” от “таволги”?

— Чего?..

— “Муха” от “таволги”?

— Ну так это… это дураку понятно! Муха — насекомое. А таволга — кажись, птица.

— Спасибо. Мы найдем вас. После.

— Эй, мужик, ты же говорил — во Франции служить, в Иностранном легионе!

— Конечно. Мы запишем вас номером пять в список и вызовем повесткой… Следующий…

— Вы офицер?

— Был офицер.

— Участие в боевых действиях?

— Абхазия, Чечня. Командир взвода, потом роты. Списан по ранению.

— С гранатометами “РПГ 16, 18, 22” знакомы?..

— И еще с “РПГ 26, 27”. Со всеми.

— Что общего между “мухой” и “шмелем”?

— Ничего. “Муха” — гранатомет, “шмель”, если это “РПО-1”, — одно, если “РПО-2” — многоразовый реактивный огнемет…

Следующий…

— Вы имели дело с гранатометами?

— Что?

— Из гранатометов когда-нибудь стреляли?

— Что?!

— Из гранатомета?..

— Я плохо слышу правым ухом, говорите вот сюда, в левое…

Этот стрелял, этот много стрелял, и так понятно…

На полигоне, но так, чтобы стрелки не видели друг друга, провели испытательные стрельбы.

Этот.

Этот.

И, пожалуй, этот…

Кадры набирались, составляя вполне боеспособное подразделение. Которое пора было бросать в бой. Но бросать втемную, так, чтобы они, не зная о том, что на “поле боя” есть кто-то, кроме них, подстраховывали друг друга.

— Вы будете находиться здесь, в десяти метрах левее вот этой группы деревьев. Огонь откроете по моей команде…

И через пять минут, в соседней комнате:

— Вам следует залечь в сорока метрах от дороги, за грудой строительного мусора… Еще через четверть часа:

— Вам…

Еще через час:

— Вы…

* * *

Ожидаемые цели появились неожиданно.

На пустырь въехали две машины — вначале казенного вида “Волга”, через пару минут вслед за ней обычные “Жигули”-“шестерка”.

Так это, оказывается, “стрелка”, сразу поняли все. Но каждый понял по отдельности, потому что был уверен, что находится здесь в единственном числе.

Из машин вышли люди и двинулись навстречу друг другу. Не доходя двух шагов, остановились. Ближе ни те, ни другие не подошли и рук навстречу не протянули. Потому что собрались здесь не на пикник.

В окулярах прицела их было видно очень хорошо — один растерянный, дергающийся, нервно сжимающий кулаки, рядом с ним чуть более уравновешенный, но все равно заметно нервничающий, напротив два других — крупных, совершенно спокойных, уверенных в себе, короткостриженых мужчины. По всей видимости, они напирали, потому что их собеседник суетился все больше.

Снайперы тоже нервничали. Не все, только те, что были со спортивными винтовками. Те, что с “сэвэдэшками”, были безразличны к происходящему — их указательные пальцы расслабленно торчали в спусковых скобах, их пульс не частил, оставаясь таким, каким был раньше. Для них такая работа была не впервой.

— Приготовьтесь! — скомандовал Резидент, подняв к лицу радиостанцию.

Скомандовал всем вместе. Но каждый подумал, что только ему.

Указательные пальцы нащупали спусковые крючки, обняли, мягко потянули их назад, до упора, до последнего упора, за которым должен был последовать выстрел. Перекрестья рисок в окулярах прицелов зафиксировались на целях.

— Внимание!..

Пальцы напряглись…

Люди в кругах прицелов передавали друг другу какие-то бумаги, показывали в них пальцами, расписывались…

— Огонь…

Указательные пальцы дожали спусковые крючки, освободившиеся, сорвавшиеся под напором пружин вперед бойки накололи капсюли, которые воспламенили в гильзах порох, и образовавшиеся в результате микровзрыва газы толкнули вперед пули.

Выстрел!

“Цель” дернулась назад, всплеснула руками и упала.

И вторая упала!

И еще одна!..

Все четыре присутствовавших на встрече человека были мертвы.

Все четыре!.. Четыре, хотя выстрел был в одного!

Как же так? Нельзя же убить одной пулей четверых!..

Или пуля была не одна? Или пуль было несколько? Было четыре?..

Четыре?!

И это действительно было так — выстрел был не один, выстрелов было четыре. В четыре цели.

Только теперь, только после того, как увидел в окуляре прицела четыре агонизирующих трупа, каждый из снайперов догадался, что работал не в одиночку. Что стрелков было несколько. И что каждый бил в свою цель.

Каждый — в свою! И все вместе — во все!

И ни один не промахнулся!..

Глава 43

Отмобилизованные силы единых энергосетей — работники подведомственных частных охранных агентств, поднятые по тревоге команды “легкоатлетов”, “пловцов” и “футболистов” спортобщества “Факел” ждали приказа. Они расселились в городских гостиницах и в частном секторе, откупили для официально оформленных “сборов” базу отдыха и каждый день объявлялись вблизи завода ЖБИ-2. За забор проникнуть не пытались, просто стояли и, лениво переговариваясь, смотрели на въезжающие на территорию завода машины, на проходящих через проходную людей, на закрытые жалюзи окна заводоуправления и в первую очередь на окна директорского кабинета. Их видели все. И должны были видеть все.

Охранники и “спортсмены” были в первых цепях наступления. Им предстояло начинать. Начинать с классической “психической атаки” — с демонстрации мускулов. Заводские и весь город должны были понять, что сопротивляться такой мощи бесполезно. И что бы они ни делали, кого бы ни нанимали, хоть даже поставили под ружье слесарей и уборщиц, равных сил им не набрать. И значит, лучше даже не дергаться, а принять почетную капитуляцию, сложив к ногам победителей знамена.

Но не все из прибывших мозолили глаза местному населению. Кое-кто оставался в тени. В тени оставались главные действующие лица — исполнители. Те, которым предстояло провести акцию устрашения. О них, в отличие от первых, никто знать не должен был. Просто однажды с примыкающих к заводу улиц вдруг исчезнут слоняющиеся без дела крепкие ребята, что будет обозначать, что высокие стороны не договорились, и через день, или два, или через неделю руководители завода взлетят на воздух и неизвестные хулиганы “посадят на перо” кого-нибудь из начальников цехов, и загорится склад ГСМ или гараж… И тогда оставшиеся в живых начальники сообразят, что к чему, и уйдут. И отступят. И даже получат щедрые “подъемные”, потому что энергосистемы, когда с ними по-доброму, не мелочатся.

А еще лучше, если придут теперь, и тогда можно будет обойтись без крови. Обойтись одними “подъемными”. Ну не дураки же они переть с арматуриной против танка. Должны понять!..

Но дирекция не понимала! Дирекция работала в обычном режиме, никак не реагируя на концентрацию возле завода вражеских сил. Как будто ничего не происходило!

Может, их вообще там нет?

Да нет, никуда они не делись, потому что прослушка ежедневно предоставляла распечатки записанных разговоров. По большей части на производственные темы — о поставках цемента, марках бетона, качестве арматуры… И хоть бы слово о нависшей над ними угрозе. Они что, слепые или такие дураки?

— Они никак не реагируют на предупреждение, — доложил ответственный за проведение психологической войны.

— Значит, плохо предупреждали.

— Да весь город уже гудит! Из охраны завода уволилось двенадцать человек.

— А они?

— Они хоть бы что! Работают как работали!

— Вы пытались оказывать давление через близких?

— У них нет близких, по крайней мере, мы не смогли установить их местонахождение.

Все методы психологического давления исчерпаны. Нужны действия.

— Хорошо, проведите акцию устрашения.

На подъездах к городу, прямо на автостраде, людьми в форме и масках был остановлен идущий на завод ЖБИ-2 цементовоз. У водителя проверили документы, попросили выйти и, дав по морде и ткнув в живот ствол “ПМ”, велели убираться подобру-поздорову. И передать своим хозяевам, чтобы они подумали.

— О чем? — спросил водитель.

— Они знают.

Цементовоз отогнали по проселкам в тихое место, облили бензином и подожгли. Машина сгорела дотла.

Но и на этот демарш дирекция завода никак не отреагировала. Новая дирекция хотела войны…

Ну и, значит…

В Москву ушла шифровка: “Все возможности исчерпаны, просим разрешения на проведение силовой операции”.

— Что за идиоты! — поразился начальник службы безопасности тупоумию хозяев бетонного завода. — С ними по-человечески хотят, а они… Ну и черт с ними!..

И дал “добро” на подготовку операции.

“Спортсмены” и охранники ушли с улиц и съехали с квартир. Перемирие закончилось. Дальше должны были “заговорить пушки”!

Минеры вытащили из тайников взрывчатку, набили ею купленный по подложным документам “Москвич”, который поставили на стоянку недалеко от проходной завода. Поставили в самый крайний, выходящий на обочину дороги, ряд. Заряд расположили так, чтобы взрывная волна была направлена перпендикулярно проезжей части. Набросали полный багажник железа — рубленых гвоздей, гаек, болтов, которые должны были сработать как осколки. Установили радиовзрыватель.

Машина быстро запылилась, примелькалась и перестала привлекать внимание. Машина как машина, никогда не подумаешь, что на самом деле не машина, а фугас.

Теперь достаточно было дождаться, когда мимо пройдет машина директора, ткнуть пальцем в кнопку радиовзрывателя, и рванувший автомобиль гигантской метлой сметет с дороги все — машины, людей, осветительные столбы, бордюры, вздыбит и разломает на куски и разбросает по округе сам асфальт. Разлетающиеся с огромной скоростью гвозди будут прошивать автомобили насквозь, словно картон. Выжить, находясь возле эпицентра такого взрыва, будет практически невозможно.

Исполнители доложили о готовности. И стали ждать.

Директорский автомобиль. И окончательное “добро” на проведение акции…

Машину дождались.

Приказа из Москвы — нет!

Ни через день.

Ни через два.

Ни через три!.

— Что они там, забыли о нас, что ли? — удивлялись исполнители.

И были недалеки от истины. Потому что хозяевам отечественной энергетики вдруг стало не до завода, не до его новой дирекции и вообще не до чего. У хозяев российского энергокомплекса появились проблемы. Не у всех, но как минимум у руководителей службы безопасности.

— Серега, мои не у тебя?

— Нет.

— И не были?

— Нет, не были. А что случилось?

— Похоже, случилось…

Собираемся у меня. Все собираемся!..

У начальника службы безопасности и у одного из его замов пропали семьи. Собрались около полудня съездить по магазинам и не вернулись.

— Кто был с ними?

— Водитель и Пашков. Как всегда.

— Прозванивали их?

— Прозванивали. И вашу жену и Пашкова. Всех.

— Молчат?

— Молчат. Но, может, мобильники сломались?.. Хотя каждый догадывался, понимал, что мобильник здесь ни при чем.

— Сообщите в ГИБДД, что у нас угнали машину. Пусть объявят план “Перехват”. Чтобы они лучше шевелились, скажите, что в машине были какие-нибудь ценные вещи. Пообещайте премию. Что угодно пообещайте!

Кто-то побежал звонить гибэдэдэшникам.

— Соберите всех своих людей, если понадобится, снимите с объектов и отправьте на розыск машины. Пусть проедут по всем пригородным дорогам. Поговорят с населением.

— Но оголять объекты?.. — попытался возразить кто-то.

— Делайте, что вам сказано!

Начальника службы безопасности перестали интересовать объекты, его волновала судьба его семьи.

Сотни агентов разъехались на казенных машинах по пригородам и колесили целые сутки, докладывая результаты поиска через каждый час. Но итогом розыскных мероприятий стал лишь вызов начальника службы безопасности к “Рыжему”.

— Почему вы сняли людей с объектов? — недовольно спросил тот.

— У нас ЧП…

— Не у нас, а у вас. Не надо превращать свои личные проблемы в производственные. А что, если вашу семью выкрали именно для того, чтобы вы ослабили охрану?

Если вообще крали… А то, может, вы повздорили с женой, и она, чтобы проучить вас, уехала к родственникам, прихватив детей. Такое вы не допускаете?

— Не допускаю.

— А я — допускаю. Идите и займитесь делом. А во внеслужебное время — чем угодно…

Начальник службы безопасности, хоть давно был гражданским человеком, развернулся на каблуках и пошел к двери. И так ею хлопнул, что косяки затрещали.

Через день он подал в отставку. Но не потому, что его попросили, по своей воле. Потому что получил от похитителей весточку. Получил перевязанную лентой посылку.

— Кто ее принес?

— Никто не приносил. Охрана нашла ее на крыльце.

На крышке обыкновенного, сколоченного из фанеры почтового ящика была надписана печатными буквами его фамилия.

Получатель вскрывать посылку не стал — вызвал саперов. Те долго прислушивались и принюхивались к ней, привели натасканную на взрывчатку собаку. Потом, облачившись в бронекостюм, взрезали ленты, поддели отверткой и откинули крышку.

И тут же отшатнулись от посылки.

— Ну что там? — из-за двери спросил начальник службы безопасности. Саперы молчали.

— Вы что там — оглохли?!

В посылке, на расстеленных, темных от впитавшейся в них крови газетках лежал страшный набор — лежала отрубленная человеческая рука, лежал палец и ухо…

Палец он узнал сразу — узнал по форме ухоженного ногтя, по цвету маникюра и по обручальному кольцу. Палец был его жены. Кисть руки — телохранителя Пашкова, у которого на первой фаланге указательного пальца был след от выведенной татуировки. А ухо… Ухо было очень маленьким, совсем маленьким и нежным. Было детским. Он тоже узнал его…

И еще в посылке было письмо, в котором предлагалось оставить в покое новых руководителей завода ЖБИ-2.

— Сволочи!.. — выдохнул начальник службы безопасности и одним страшным рывком разодрал ворот рубахи, потому что вдруг стал задыхаться…

— Бумагу и ручку! Быстро!.. Ну кто-нибудь!..

Он тут же, в то же мгновение, написал заявление об увольнении. Чтобы стать никем, чтобы от него ничего не зависело, чтобы удерживать в заложниках его близких стало бессмысленным.

И последним своим приказом распорядился прекратить разработку директорского корпуса завода ЖБИ-2 и отозвать в Москву всех командированных туда работников…

И в тот же день в региональные представительства Единой энергосистемы, на несколько наиболее значимых предприятий нагрянула с проверкой налоговая полиция. По коридорам разбежались люди в камуфляже, масках с короткими автоматами наперевес, выгнали всех из помещений, изъяли документы из кабинетов руководства, бухгалтерии. Сейфы, от которых были “потеряны” ключи, вскрывали с помощью автогена. В головной офис, кроме налоговиков, прибыли еще представители Счетной палаты.

Такой облавы давно не было. Если вообще когда-нибудь была. Чтобы вот так, среди бела дня, в масках, не предупредив…

Что они там, совсем с ума посходили?!

Обычно о всех предполагаемых ревизиях руководство энергосистем ставили в известность заранее. Потому как никто с ними ссориться не желал.

Звонили “Рыжему”, долго мялись, извинялись и говорили, что через неделю, в три тридцать, в офис прибудет внезапная ревизия, что ее будут интересовать документы, касающиеся…

После чего все бывало в ажуре.

А здесь не предупредили. Никто не предупредил!

“Рыжий” вызвонил своих, которых прикармливал, приятелей.

— Ты чего это?

— Я? Ничего. А что, разве что-то случилось?

— Да уж случилось! Приехали твои архаровцы, двери посносили, охраннику нос сломали. Как это понимать?

— Когда приехали? Я ничего не знал. Сейчас разберусь и такой им втык дам!..

Хотя по голосу было понятно, что все он знает и никому никакой втык делать не будет.

Следующий тоже возмущался и обещал наказать виновных.

Что за ерунда?!

“Рыжий” надавил на все возможные педали.

И сразу почувствовал изменившееся к нему отношение. Нет, с ним продолжали знаться, его не гнали, но чуть-чуть дистанцировались. Как если бы разговаривали с заразным больным.

— Что происходит? — снова и снова спрашивал он.

— Да ничего не происходит. Все нормально. Обыкновенные плановые проверки…

— Ты скажи мне только, кто на нас навел? — менял тон “Рыжий”. — А я в долгу не останусь. Ты меня знаешь.

Собеседник молчал.

— Оттуда? — показывал в потолок “Рыжий”. И его собеседник опасливо кивал.

Что-то в сложившемся в стране положении дел изменилось. Что-то сдвинулось. Что-то, чего он не заметил. Пропустил.

Правдами и неправдами “Рыжий” вышел на избегавшего его Премьера.

— Ты что это от меня бегаешь?

— Я? С чего ты взял? Просто суета заела… Страна на подъеме, приходится крутиться…

И пытался улизнуть. Но “Рыжий” брал Премьера за грудки. Не в прямом смысле брал, но брал так, что обшлага трещали.

— Кто наслал на меня налоговиков и Счетную палату?

— Почему обязательно “наслал”? Существуют нормативные документы, регламентирующие очередность проведения финансовых проверок... Наверное, до тебя дошла очередь.

— Брось! А то мы не знаем, до кого и в связи с чем у нас доходит очередь Кто меня “заказал”? Премьер молчал Пришлось идти ва-банк.

— Я тебе в свое время помогал? — напомнил “Рыжий”.

— По крайней мере, не мешал.

— И впредь не буду мешать. Буду помогать. Если ты поможешь мне. Мне нужно знать, откуда подуло сквознячком.

Премьер молчал.

— Ну хорошо, ответь хотя бы, из-за чего все это началось? Из-за тарифов?

Премьер еле заметно мотнул головой.

— Алюминиевые короли наезжают? Опять нет.

— Газовики?

И снова мимо.

“Рыжий” мгновенно проиграл в голове события последних недель. Может, тот завод на Дальнем Востоке, из-за которого похитили семью начальника службы безопасности? Неужели из-за этого завода?

— Завод ЖБИ-2? — неуверенно спросил он.

И Премьер утвердительно моргнул глазами.

ЖБИ-2!..

Это было странно, почти невероятно. Но то, что Премьер знал о каком-то занюханном, на краю страны заводике, говорило о многом.

— Но урегулирование конфликтов с входящими в энергосистему предприятиями — это исключительно внутренняя наша прерогатива, — удивился, мало что понимая, “Рыжий”.

— Совершенно верно, — легко согласился Премьер. — Государство вообще не должно лезть в чужие дела. Главная функция государства — обеспечивать благоприятные условия для развития бизнеса и выступать гарантом прав собственников.

“А как же тогда завод ЖБИ-2?” — хотел спросить “Рыжий”. Но не спросил. Потому что понимал, что политика — это не то, что говорят, политика — это то, что делают.

— Что же мне его — отдать? — напрямую спросил “Рыжий”.

Но Премьер лишь пожал плечами.

— Государство не может вникать в частности и не имеет права разрешать подобного рода вопросы. Если у вас образовались какие-то взаимные претензии, то их следует разрешать в установленном законом порядке через суд…

Но в глазах его читалось — да отдай ты, отдай! Что тебе — жалко, что ли. Какой-то вшивый заводик…

И “Рыжий” все понял Вернее, ни черта не понял! Но понял главное — на него наезжают не уголовники, не конкуренты, не другие, надумавшие оторвать кусок пожирнее, монополисты — наезжает государство. И дело вовсе даже не в заводе ЖБИ-2… Потому что он лишь один маленький кусочек гигантского пирога. На который у кого-то проснулся аппетит.

Видно, он действительно что-то недоглядел, что-то упустил, в чем-то просчитался… Видно, дал промаху…

Глава 44

“Дмитрий Алексеевич” собирался на встречу. И страшно нервничал. Все у него валилось из рук, ноги не попадали в штанины, пуговицы не лезли в петли.

— Что же будет, что будет… — то и дело бормотал он себе под нос. — О-ох. Что будет…

И с хрустом, разрывая упаковки, жрал какие-то таблетки.

“Дурак, — думал, прослушивая квартиру “Дмитрия Алексеевича” сквозь наушники, Резидент, — доведет себя до кондрашки или лекарствами отравится — и все дело испортит…”

А портить его было нежелательно. Просто нельзя! Слишком много зависело от этой встречи.

Ну продержись ты еще пару часов. Всего-то пару часов!..

Снайперы были уже на месте. И он был в них уверен. Вряд ли теперь у них дрогнет душа и дрогнут на спусковых крючках пальцы. Теперь — не дрогнут.

Он видел их в деле, видел, как они стреляли.

Неплохо стреляли. А в следующий раз будут еще лучше.

Все десять стрелков попали в цель — в четыре цели. Он сам, лично, осмотрел тела, осмотрел и пересчитал раны. Десять пулевых ранений — и практически все смертельные. Большинство в голову. Два в грудь. Один в живот.

Он устроил им эти “учения”, потому что иного способа проверить их профессионализм и их готовность стрелять не было. Пальба по мишеням — не лучший способ узнать, кто на что способен. По мишеням — способны все, ведь это всего лишь фанера и бумага. А им предстояло стрелять в людей. Поэтому он нашел людей…

Хотя вначале дал слабину. Вначале подумывал подсунуть стрелкам холостые патроны и нанять актеров, которые по его сигналу будут падать, изображая смертельные ранения. Не из-за того, чтобы не брать на душу еще один грех, а чтобы лишний раз не следить, не возиться потом с трупами.

Подумывал…

Но быстро понял, что ничего путного из этого не выйдет. Не получится с актерами. Хотя бы потому, что настоящий снайпер “чувствует” свою жертву и знает, когда попадает в цель. Да и звук у холостого выстрела иной, чем у боевого, и толчок другой.

Нет, не получится малой кровью…

Снайперы будут “работать” в условиях, максимально приближенных к реальным. И поэтому цели должны быть тоже реальными.

Иначе никак!..

Представляясь главврачом вновь открывающегося хосписа, он собрал в четырех онкологических клиниках четырех безнадежно больных. И предложил обмен — их жизни против денег и квартир, которые достанутся их родственникам.

Конечно, можно было взять на роль покойников бомжей. Но они бы играли себя. И “прочитывались” бы, даже если бы были хорошо вымыты, одеты и накормлены “Обтесывать” их, учить актерскому мастерству было бы слишком долго. Проще найти готовый материал Который он и нашел.

— Что вы будете с нами делать? — спросили его нанятые безнадежные онкологические больные.

— Вам надо будет поприсутствовать на одной опасной встрече. Вместо людей, которые вас нанимают.

— Нас убьют?

— Не обязательно Я думаю, все закончится благополучно и вы сможете вернуться домой.

— А деньги?

— Деньги и квартиры останутся за вами. Пару дней мы поготовимся, а потом проведем репетицию…

На самом деле репетиция была убийством, но жертвы об этом не знали и поэтому были спокойны и были естественны. Они не нервничали — нервничали стрелки. Но тем не менее они не промахнулись.

Отстрелялись хорошо все. Но не все одинаково хорошо перенесли психологический шок. Кое-кто после тех выстрелов раскис. Их пришлось отсеять, до времени отселив в надежное место под присмотр охраны. Они тоже смогут пригодиться, но уже только на вторых ролях. Потом, после дела, их можно будет отпустить. И тех тоже. Вряд ли они побегут в милицию после того, что было. И тем более что будет. Потому что теперь повязаны друг с другом кровью…

Подготовка была завершена. Слабые стрелки выявлены и отправлены в запас. Остались только те, на кого можно было положиться.

Те, что заняли исходные позиции…

— “Десятый” вызывает “Первого”. Что у тебя?

— Говорит “Первый” У меня все нормально…

— “Второй”, как слышишь меня?

— Слышу тебя. У меня все в порядке…

— “Третий”?..

— Жду дальнейших указаний…

— “Четвертый”…

Увидеть “Первого”, “Второго” и всех прочих было невозможно. Потому что снайперы были зарыты по самые макушки в землю, в кучи строительного и бытового мусора так, что хоть по голове ходи — не заметишь. В убежищах у них была вода, была еда, свет и были, чтобы не демаскировать засады запахом, поставлены биотуалеты.

Резидент просчитал место встречи задолго до того, как оно было названо. Он настроился на противника, научился понимать его, прогнозировать его действия. По крайней мере, так ему казалось.

Он знал их привычки, знал, что они назначат встречу там, где будет возможность устроить засаду. И что это будет тихое, но обязательно вблизи транспортных коммуникаций, по которым можно быстро уйти, место. Что им понадобятся удобные, желательно в три стороны подъезды…

Он излазил окрестности и нашел то, что искал. То, что должны были искать и найти они. Подходящих мест было три. Но два ему активно не понравились, и он решил не пустить туда противника. Для чего… развернул строительство.

Он пригнал на площадки технику — бульдозеры, экскаваторы, грузовики. И пригнал рабочих в телогрейках, касках и желтых жилетах — сотни по полторы на каждый объект. Здесь жалеть денег нельзя — два человека с лопатами вызовут подозрение больше, чем работа целого СМУ.

На пустыре встали вагончики-бытовки. Экскаваторы вырыли глубокие котлованы, возле которых забегали люди с теодолитами. Бульдозеры отгребли отработанную землю в сторону. Рабочие спустились с лопатами вниз, чтобы выровнять дно…

Картинка получилась очень даже убедительной — ревели моторы, туда-сюда сновали строители, светили прожекторы… Все как на нормальной стройке. Вплоть до непонятно откуда взявшихся, но всегда откуда-то берущихся на стройках и бросающихся на всех подряд дворняг.

На другой площадке экскаваторы и рабочие рыли уходящую в бесконечность траншею, укладывали в сторонке друг на друга водопроводные трубы.

Так что ни туда, ни сюда теперь никто не сунется. И останется им для встречи единственное место. Облюбованное им.

Если, конечно, он не ошибся. Если только не ошибся…

Следующей ночью Резидент услышал шаги. Они напоминали радиопомехи, они шуршали и скрипели на разбросанных по земле микрофонах. И все же это были шаги!

Потом он услышал позвякивание металла о камень. И о грунт.

Похоже, что кто-то рыл землю…

Резидент включил закрепленные на кустах, по периметру пустыря, камеры. С большим трудом, но разобрал, в двух местах какие-то неясные шевеления. Причем наиболее активны они бывали в моменты, когда микрофоны передавали наибольший шум.

Ну вот теперь все понятно…

Потом наступила тишина…

Утром в кабинете “Дмитрия Алексеевича” раздался телефонный звонок. И неизвестный мужчина назначил встречу. В субботу, в пять…

Глава 45

Президенты стран Евросоюза, каждый в своей резиденции, в разное время, с разной периодичностью, но обязательно все отсматривали текущую информацию по России. Слишком она была большой, и слишком маленькой была Европа, чтобы не держать руку на пульсе русских событий.

Внешняя разведка, МИД, Минобороны и прочие работающие на “внешнем рынке” госструктуры докладывали о встречах с агентами влияния — высокопоставленными российскими чиновниками, которые из-за денег или европейского паспорта соглашались оказать содействие в “наведении справок”, в лоббировании того или иного проекта. Но не все из-за денег и паспортов, многие за продвижение по служебной лестнице, которому способствовали их хозяева.

Агенты влияния информировали о имеющих место в российской политике и экономике тенденциях, не о тех, о которых заявляли официальные лица и СМИ, об истинных — о том, кто с кем и против кого дружит, кто с кем ведет войну, под кого роет и кто будет следующей жертвой в бушующих в России криминально-политических разборках.

Каждый из них подвирал, рисуя себя в лучшем свете, но подвирали все, и усредненная информация получалась более-менее объективной.

Резидент французской разведки в Швейцарии сообщал о встрече с “Пигмеем”, который был одним из руководителей Единых энергетических систем, и прикладывал распечатку разговора.

— Мы очень дорожим нашей с вами дружбой…

— Я очень благодарен…

Обычные, которые ничего не значат и ни о чем не говорят, взаимные расшаркивания.

Далее шел “обмен мнениями”. “Пигмей” информировал, что Единый энергокомплекс переживает не лучшее свое время, что идет борьба за контроль над российской энергетикой на самом высоком уровне и что на самом деле это борьба не за энергоресурсы, а за власть…

Британский МИД сообщал, что посол США в Москве имел беседу с руководителем одной из думских фракций и лидером известной партии, на которой обсуждались внутриполитические проблемы России.

— Мы смотрим телевизор и видим, как плохо живется вашему народу Ему не платят зарплаты и отключают тепло в домах, — сожалел посол.

— Что есть, то есть, — соглашался руководитель фракции.

— Это плохо, это не есть настоящая демократия. Настоящей демократии не бывает на голодный желудок и в холодной комнате. Мы сильно озабочены жизнью вашего народа, который, если будет мерзнуть, захочет обратно в коммунизм.

Мы думаем, как можно помочь вашей экономике. Мы знаем, как надо помочь. Ваши государственные монополии — их слишком много. Они не могут поворачиваться. Нужно как у нас — много мелких компаний, которые будут продавать людям услуги и вступать в конкуренцию.

Я хочу думать, что ваши конгрессмены это понимают.

— Не все, — сожалел руководитель фракции. — Но наша фракция…

Значит, будет клянчить доллары.

— Если бы наша фракция смогла занять в Думе более достойные позиции…

Посол считал целесообразным выделить необходимые средства, заверял, что русские много не попросят, и предлагал определиться с суммой, которую он может пообещать…

В ряде отчетов был упомянут российский Премьер, который во время неофициальных встреч с “официальными лицами” намекал, что ищет возможности для положительного решения вопроса об отсрочке долгов и поддержке ряда внешнеполитических инициатив.

Премьеру обязательно нужно было решить эти вопросы положительно, чтобы удержаться в кресле. Ему не требовались деньги, он бы не взял деньги. И не нужен был европейский паспорт. Ему нужна была его должность. А для этого необходимо было продемонстрировать успехи.

Ему имело смысл помочь. Чиновникам такого уровня всегда имеет смысл помогать. Даже в одностороннем порядке, бескорыстно. Прикармливая впрок…

Президенты перечитывали документы, отчеркивали заинтересовавшие их абзацы, ставили галочки и крестики. И двумя галочками и крестиками отмечали строчки, касающиеся очередной, муссируемой в российских верхах, реорганизации экономики.

Отношение к ресурсам говорит о перспективах внешней и внутренней политики куда больше, чем сиюминутные заверения политиков-временщиков. И любое изменение в системе управления монополиями может вызвать социально-политическую сдвижку в стране и бумерангом ударить по Европе. И дело вовсе даже не в поставках газа и нефти, без них Запад как-нибудь проживет, дело в ста пятидесяти миллионах россиян, которые, если их перестанет кормить их государство, побегут в Европу. И дело в ядерных ракетах, которые могут остаться без надзора…

Хорошо Штатам, которые смело раскачивают европейскую лодку, потому что сами непотопляемы. Европе приходится быть более осмотрительной. До Европы все ближе — и баллистические ракеты, и дешевая сибирская нефть, и взрывающиеся русские атомные станции.

Надо поаккуратней с ними.

И надо активно наращивать между Западной Европой и русскими буфер в лице недавних стран соцлагеря и Прибалтики.

И помнить об экономическом и военном потенциале России.

И учесть…

Европе много о чем надо помнить и много чего надо учесть, потому что хватит с нее войн. Навоевались…

И еще нельзя забывать про бывшие республики СССР.

И про то, что там, за Россией, есть еще миллиардный Китай.

И еще…

И еще…

Вот и попробуй покрутись…

И только попробуй не покрутись!..

Глава 46

В шестнадцать пятьдесят семь на пустырь выехала машина.

“Двадцать первая” “Волга”, серого цвета, номерной знак… — автоматически отметил про себя Резидент. — Хотя наверняка не их, наверняка угнанная полчаса назад…”

И минутой позже показался служебный “Мерседес” директора филиала опытного завода НИИ “Мехточмаш”. “Мерседес” “Дмитрия Алексеевича”.

Из “Волги” выбрался крупный, выше среднего, особые приметы… мужчина.

Из “Мерседеса” долго никто не выходил. “Дмитрий Алексеевич” боялся.

“Ну давай же, давай!.. — подгонял его мысленно Резидент. — Ну не тяни резину!”

Дверца приоткрылась.

— Всем приготовиться! — скомандовал Резидент.

В убежища к стрелкам была протянута проводная связь, чтобы исключить радиопеленгацию. Провод он хоть и архаичней мобильной и радиосвязи, но надежней будет.

Снайперы дослали в стволы патроны, сняли с объективов прицелов пластмассовые заглушки…

Мужчина подошел к “Дмитрию Алексеевичу” и протянул навстречу ему руку. Но не для того, чтобы поздороваться. В руке у него была красная папка. В папке — документы, где директору филиала опытного завода НИИ “Мехточмаш” предстояло проставить росписи и печати.

Он раскрыл папку и сказал:

— Здесь и здесь.

И дал ручку.

“Дмитрий Алексеевич” взял ручку и склонился над папкой. Его пальцы тряслись, и ручка ходила вкривь и вкось.

— Не получается, — виновато сказал он. Мужчина скомкал и сунул в карман первый, испорченный, лист. И расправил второй.

— Здесь и здесь, — повторил он. Процедура смены собственника должна была закончиться быстро. И надо было торопиться.

— Теперь печать.

“Дмитрий Алексеевич” вытащил из кармана печать и припечатал ее к странице…

— “Первому” и “Третьему” работать, — приказал Резидент.

“Первый” и “Третий” положили винтовки на специальные деревянные козлы, вытолкнули палками заглушки, закрывавшие амбразуры. Из груды строительного мусора выпали несколько кирпичей и кусков штукатурки, из кучи сваленных горой бытовых отходов вывалился какой-то сор. Открылись узкие щели бойниц.

Снайперы припали к окулярам прицелов. Увидели “Волгу”, увидели “Мерседес”, стоящих возле них двух мужчин.

— Тот, что в пиджаке, — на всякий случай напомнил голос в наушниках. — Раз.

Снайперы нашли цели. Сделали глубокий вдох. Выдох. Задержали дыхание.

— Два, — продолжил отсчет голос. Указательные пальцы легли на спусковые крючки, выбрали “холостой ход”, встав на упор.

Стрелять следовало на счет “три”. Стрелять разом. “Дмитрий Алексеевич” поставил очередную роспись. Мужчина перевернул лист…

— Три!

Два выстрела прозвучали практически одновременно.

Две пули ударили в цель.

Правая нога мужчины дернулась, словно он пнул невидимый мяч. Но он ничего не пинал, ногу толкнула вперед ударившая чуть ниже коленной чашечки и перерубившая надвое кость пуля. Вторая пуля попала в правое плечо, опрокинув жертву навзничь.

“Дмитрий Алексеевич” замер с ручкой в пальцах над упавшим телом. Он ничего не понял…

Хорошо сработали “пулевики”, прямо как на чемпионате Европы. Так попасть могли только они — точно в “десятку”!

— “Второму” и “Четвертому” приготовиться…

Мужчина, несмотря на внезапность атаки, на два ранения и страшную боль, сориентировался очень быстро — он откатился на два шага в сторону, выхватил из-за пояса левой, неповрежденной, рукой пистолет, с ходу, не целясь, выстрелил в застывшего столбом “Дмитрия Алексеевича”, перехватил падающее тело, направил, завалил его перед собой и, прикрывшись им, как мешком с песком, и выставив вперед оружие, приготовился к обороне.

И в то же самое мгновение, откинув плиты дерна, из-под земли, из стрелковых окопов встали пулеметчики. И из ближайшего леса выкатился грузовик, который должен был принять раненого…

Противник не отличался изобретательностью, противник пользовался типовым, сто раз проверенным и откатанным сценарием. Который стопроцентно проходил на заводской охране и “братках” и только однажды дал сбой…

— Огонь по машине! — приказал Резидент. Три пули ударили в ветровое стекло, и водитель ткнулся лицом в баранку.

Пулеметчики дали длинные очереди над землей, наугад, надеясь зацепить невидимого противника или хотя бы сбить его с прицела. Они действовали вслепую, но действовали очень грамотно.

— “Второму” и “Пятому” работать по пулеметчикам. Только аккуратно, так, чтобы не наповал.

“Второй” и “Пятый” выцелили пулеметчиков и, выждав момент, когда они опасно высунутся, нажали на спусковые крючки. Пулеметчики с перебитыми плечами осели на дно окопов.

— “Первый”.

— Я!

— Видишь мужика за трупом? Выбей у него из рук оружие. Сможешь?

— Попробую…

Пуля попала мужчине, который залег за “Дмитрием Алексеевичем”, точно в середину тыльной стороны кисти, пробила насквозь ладонь и со страшной силой ударила в рукоять пистолета, выбив его из сжатых пальцев, деформировав и заклинив в обойме патроны.

Теперь противник был лишен возможности защищаться и не мог покончить с собой.

Но вряд ли это был конец боя… Они не оставят своих людей без помощи. Или не оставят в живых. Так было тогда. И так должно быть теперь.

И надо успеть вытащить пленных в безопасное место до того, как засевший вон в той рощице, в тех руинах или еще где-нибудь наблюдатель вызовет помощь. Для чего прикрыть тылы…

— “Сотый” вызывает “Двадцатого”, — четко проговорил Резидент, поднеся к лицу радиостанцию. Теперь не имело смысла скрываться. Теперь незачем было скрываться…

— Слышу тебя.

— Действуй, “Двадцатый”…

“Двадцатый” не был снайпером и даже не был отдельным человеком, позывным “Двадцатый” обозначалось целое подразделение.

С дороги на заброшенную, полузаросшую грунтовку свернул тентованный “КамАЗ”, в кузове которого в камуфляже с автоматами на коленях, кинжалами на поясах, с гранатами и запасными рожками, рассованными по карманам жилетов, сидели нанятые Резидентом чеченские боевики.

То, что предстояло сделать им, могли сделать только они — никакие офицеры-отставники на такую работу никогда бы и ни за какие деньги не согласились.

Не доезжая полкилометра до места, “КамАЗ” притормозил, сбросив первую партию боевиков. Через сто метров снова сбавил ход Чеченцы группами по два-три человека выпрыгивали в полураскрытые двери, разбегались по местности, залегали, беря под прицел все дороги и тропы. У них был приказ останавливать всякого, кто попытается проникнуть в охраняемую ими зону. И был приказ открывать огонь на поражение, если они увидят людей в форме или увидят милицию.

Офицеры не стали бы стрелять в милиционеров. Чеченцам терять было нечего, они все, что можно, уже потеряли…

— “Тридцатый”.

На пустырь выскочили офицеры-отставники и побежали к машинам и пулеметным окопчикам. Двое, с ходу, навалились на раненного в ногу и обе руки мужчину, еще несколько, ухватив за камуфляж, потащили из окопов пулеметчиков.

— Давай, давай ползи, гад…

Они уже почти вытащили их, но тут вдруг из одного окопа вверх ударил сноп огня и осколков. Два отброшенных взрывом офицера корчились в предсмертных судорогах. Им разворотило осколками лица, иссекло шеи и руки.

Раненый пулеметчик не захотел сдаваться и подорвал себя и пытавшихся вытащить его наверх врагов.

Но это было не самое страшное.

Где-то там, в стороне, в небе, над полосой горизонта, над далекими холмами появились две еле видимые точки. Их никто не заметил, и даже Резидент не заметил. Точки росли в размерах, приобретали очертания. Очертания капли — широкой спереди и суженой сзади.

Словно далекие раскаты грома, зарокотали работающие на полную мощность моторы. Звук приблизился, вырос…

Это были вертолеты. Боевые вертолеты.

Они шли над самой землей, отчаянно рубя винтами воздух, сбивая листву с близких верхушек деревьев.

Они летели не мимо, они летели на пустырь. И все это вдруг поняли. И поняли, что произойдет дальше. Вертолеты выйдут на цель и дадут залп ракетами “воздух—земля”, превратив всех — и правых и виноватых — в пыль, перемешанную с землей и камнями. Потом они сделают боевой разворот и, если заметят в месте атаки хоть какое-то шевеление, отработают второй залп. И никто, даже случайно, даже по недоразумению, не спасется.

— Все, мужики, каюк!..

И офицеры, пригнув головы, бросились врассыпную, кто куда. Бросились искать хоть какое-то укрытие — ямку, кочку, пень, чтобы залечь, спрятаться, вжаться в землю. Чтобы обмануть смерть.

Но побежали не все. Чуть в стороне от пустыря, из густых кустов, поднялись в рост несколько фигур. Вскинули на плечи какие-то то ли бревна, то ли трубы. Задрали их одним концом в небо.

Они не боялись вертолетов, они ждали их.

— “Сороковой” вызывает “Сотого”.

— Слышу тебя, “Сороковой”. Не спеши, “Сороковой”.

Вертолеты приблизились настолько, что стали различимы отдельные детали. Стали видны разводья камуфляжа на фюзеляже.

Вертолеты зависли. Из распахнутых люков вниз упали, раскатываясь в воздухе, тросы. Коснулись земли.

Первая фигура, застегнув самоспуск на тросе, вывалилась наружу, скользнула вниз.

За ней вторая.

Третья.

Четвертая…

На землю пошел десант. Как тогда, в прошлый раз…

“О чем он думает, почему не приказывает стрелять?! — ничего не могли понять залегшие за препятствия бойцы внизу. — Их же проще бить теперь, в воздухе. Бить влет! Почему он дает возможность сойти десанту?”

Из люка второго вертолета вниз пошел первый боец.

— “Сороковой”! Ты слышишь меня, “Сороковой”? Можешь работать. По одному работай, по нечетному. Как понял меня?

— Понял тебя — работать по нечетному.

Две фигуры развернулись в сторону правого вертолета. Поймали в визиры прицелов зависший “борт”. Вдавили в рукоять спусковые крючки.

Две выскочившие из стволов ракеты устремились в небо. Уйти от них, увернуться, сбить их было невозможно, потому что зенитно-ракетный комплекс “Игла” поражает цели, летящие с дозвуковой скоростью в девяносто пяти случаях из ста. И в ста из ста, если мишень неподвижна.

Пилот заметил атаку, но сделать ничего не смог. Ракеты врезались в “борт” и, прошив обшивку, как нож — бумагу, взорвались внутри фюзеляжа и взорвали баки с горючкой. Вертолет в одно мгновение превратился в огненный шар. Во все стороны полетели брызги раскаленного металла, обломки лопастей, лохмотья горящей резины, искореженного оружия и куски разорванных человеческих тел.

Второй вертолет шарахнулся от взрыва в сторону и с выпущенным тросом и двумя последними, не успевшими с ним расцепиться фигурами бойцов стал уходить, одновременно резко набирая высоту.

Но он мог вернуться, вернуться, чтобы подавить огневые точки. Или должен был вызвать подкрепление. Хотя не должен был…

— Работай по второму “борту”, — приказал “Сотый”, — теперь можно…

— Понял тебя!

“Труба” еще одного зенитно-ракетного комплекса развернулась в сторону уходящего вертолета и выплюнула смертоносный снаряд. Вертолет летел быстро, но ракета гораздо быстрее.

Удар!..

Второй вертолет не взорвался так эффектно, как первый, но потерял управление, завалился набок и, быстро теряя высоту, рухнул на землю.

Половина десанта была уничтожена в воздухе. Но на пустырь набегала другая, успевшая сойти на землю, половина. Бойцы развернулись в цепь и, растягивая фланги, брали поле боя в клещи.

Отсиживаться на НП дальше было невозможно. Резидент подхватил автомат и покинул схрон.

— В ружье! — рявкнул он.

И все его услышали и разом обернулись в его сторону.

Резидент был так же, как его бойцы, в камуфляже и был в надвинутой по самый подбородок шерстяной шапочке.

— Если не мы… то они нас! Всех!.. — популярно объяснил Резидент истинное положение дел.

И тут же издалека ударила первая автоматная очередь. Пули взвизгнули над головами. И бывшие офицеры сразу все поняли, поняли, что их сейчас будут убивать, причем по всем правилам ведения встречного боя. И еще сообразили, что избежать драки не удастся, потому что если бежать, то подставишь пулям спину, и, значит, есть только один выход — убить первому. И кто-то, принимая решение на себя, крикнул:

— Слушай мою команду-у!..

Офицеры быстро залегли, раскатились и ударили из всех стволов залпом. Огонь был неприцельный, но нужный эффект был достигнут — атака захлебнулась, строй наступающих рассыпался.

— В ноги, бить в ноги! — орал Резидент.

Но его никто не слышал. Бывший майор спецназа взял командование в свои руки. И, может быть, лучше, что в свои, так как тут нужен был боевой опыт.

— Первое отделение отжимает левый фланг. Второе…

Хотя в “отделениях” было хорошо если по три-четыре человека. Просто въевшиеся в плоть и кровь привычки давали себя знать.

“Отделения” расползлись выполнять приказ. Они тоже были в этом деле не новички, тоже умели воевать.

Десант залег и стал отстреливаться. Бойцы десанта, как и их противник, дрались не за победу, за жизнь.

Бой завяз и грозил перейти в затяжную, позиционную войну. До момента, пока не приедет ОМОН.

Что не входило в планы Резидента.

Он включил на передачу радиостанцию:

— “Сотый” — “Семидесятке”. Пошли…

В тыл десанта неожиданно для него и для всех ударил боевой резерв. Который решил исход боя. Правый фланг обороняющихся был смят и рассеян. Центр рассечен надвое.

Сопротивляться дальше было бесполезно, но десант сопротивлялся до конца. Расстреляв весь боезапас, они попытались броситься врукопашную, но их забросали гранатами со слезоточивым газом и им стреляли в ноги и стреляли на поражение.

Через считанные минуты все было кончено.

— Соберите всех в одно место! — приказал Резидент.

Теперь его слышали и слушали, потому что он был тем человеком, который платил деньги.

Офицеры обошли пустырь, собирая своих и чужих убитых и раненых. Чужих тащили волоком, за шиворот, не обращая внимания на стоны и вскрики.

— Добить их, сволочей! — недовольно ворчали разгоряченные боем офицеры. — Сколько наших положили… Резидент быстро осматривался.

— Этих на носилки. А этих разденьте.

— Зачем? — удивились офицеры.

— Затем, что мне надо на них взглянуть! Исполняйте приказание!

С мертвых срезали одежду. Резидент вытащил видеокамеру и пошел вдоль трупов, ведя подробную съемку. На каждом теле фломастером он надписывал номер.

— Теперь отрубите им пальцы.

— Как отрубить? — совсем растерялись офицеры.

— Как дрова рубят! Там в сумке топор…

И тут же где-то невдалеке ухнул взрыв и раздалось несколько автоматных очередей.

Там, откуда шла стрельба, были чеченцы.

Значит, началось! Значит, прибыла милиция и времени осталось совсем немного. Чеченцы долго драться не будут — не приучены. Постреляют, добьют раненых, если такие есть, и слиняют сразу же, как только заметят подход численно превосходящих сил. Они деньги зарабатывают, им гибнуть не резон!..

Бой разгорался. Среди очередей слышались отдельные хлопки — милиция отстреливалась из табельных “Макаровых”. Выходит, они живы, а раз живы, то наверняка вызвали по рации помощь.

— Уходим! — крикнул Резидент. Раненых положили на носилки. Своих убитых забросили на плечи и быстрым шагом двинулись к ближайшей роще, где стояли накрытые маскировочными сетями машины.

— Быстрее, быстрее!..

Крепкие мужики выносили своих товарищей с поля боя. И выносили “языков”. Все это очень напоминало войну… И, значит, дальнейшие события тоже должны были развиваться по законам военного времени.

Своих убитых и раненых и пленных сгрузили в два рефрижератора, в холодильнике которых были оборудованы сидячие места и были предусмотрены подвески для носилок. Рефрижераторы вышли на автостраду и влились в поток транспорта. Их никто не останавливал, а если останавливал, то водители предъявляли путевки и накладные на груз мяса и давали деньги…

Рефрижераторы загнали на территорию снятой в аренду плодоовощной базы. Осадили машины к грузовым люкам, открыли дверцы и спустили вниз раненых и пленных.

— Выставьте охранение, — распорядился Резидент. На проходной, вдоль заборов, на крышах встали дозорные.

Пленных собрали в овощехранилище.

— Мне нужно знать о вас все. Мне нужно знать, кто вы, чем занимаетесь, кто вас направляет. Жизнь я вам не обещаю, если даже я вас пожалею, вас достанут ваши хозяева. Это вы знаете не хуже меня. Но я обещаю сохранить жизнь вашим близким. Или не сохранить, если вы будете упрямиться.

Подумайте… Подумайте об их судьбе…

Пленники знали, что их не пугают, что им предлагают сделку. Но все равно они молчали…

— Давайте их мне по одному…

Пленников заводили в подсобку и оставляли один на один с человеком в маске.

— Вы будете говорить? — спрашивал он.

И, не дождавшись ответа, доставал шприц и ампулу с “сывороткой правды”.

Дозы были лошадиные, и пленники мгновенно “отключались”.

— Твоя фамилия и имя? Говори! Говори быстро! — настойчиво требовал Резидент.

— Я… Я не могу…

— Твои фамилия, имя, отчество, звание!.. Ты должен сказать. Ты обязан сказать.

Говори…

И большинство начинали говорить. Они готовы были сопротивляться самым страшным пыткам, но они не умели противостоять наркодопросу. Их этому просто не учили.

— Кто ваш командир?..

— Где вы дислоцируетесь?..

— Назовите домашние адреса ваших сослуживцев…

Каждый из допрашиваемых знал не так уж и много, но, рассказывая о том немногом, что он знал, он добавлял свой фрагмент в выкладываемую Резидентом мозаику правды.

Следующему вошедшему в подсобку пленнику Резидент называл его домашний адрес, имена членов его семьи и рассказывал, какие маршруты городского транспорта ведут к порогу его дома.

— Имеет ли смысл скрывать то, что я все равно узнаю? От других узнаю, как узнал твой адрес.

Подумай, кого ты защищаешь — хозяев, которые за твой счет набивают карманы, сами при этом не рискуя? Они подставили тебя, послав сюда, а ты их выгораживаешь. И даже готов ради их благополучия пожертвовать своими детьми!

Неужели они тебе важнее твоих детей?..

И многие начинали говорить без сыворотки.

Первыми — бывшие бойцы генерала Крашенинникова. Которые в это дело ввязались не по своей охоте. Которых, чтобы завербовать и повязать кровью, заставили расстреливать в тире, вместо мишеней, своих бывших однополчан.

Им хранить молчание было вовсе глупо. Они получили шанс отомстить своим обидчикам. Хоть так, хоть после своей смерти…

Они нарушили молчание.

— Лагерь находится…

Фамилия командира…

И другого командира…

И еще в часть приезжал один тип…

— Кто конкретно? Что он делал? Что говорил? Опишите его внешность, особые приметы… Вопросы множились.

— В каких операциях вы принимали участие?..

— Где получали оружие?..

— Боеприпасы?..

— Сколько вам платили за операцию?..

И частные, не относящиеся к расследуемому делу вопросы. Про тот первый вертолетный десант. Про бой возле части генерала Крашенинникова, где погиб Помощник.

— Так это были вы? Вы?..

Это были они, причем были с двух сторон. Были те, что пытали Помощника в подвале казармы, и те, что, прикидываясь “кочками”, пытались взять его в плен во второй раз, расстреливая из снайперской засады первых. Тогда они были еще не вместе, тогда они были порознь.

И Резидент не преминул разыграть вновь открывшиеся факты.

— Они же стреляли в вас тогда, после взрыва! Возможно, стреляли в тебя. Убили твоих друзей. А ты…

И языки развязывались все больше…

Если люди размыкают рот, закрыть его им уже невозможно. Уже бессмысленно.

Заканчивался одиннадцатый час видеозаписи, когда информация стала иссякать, когда пошли повторы. Это значило, что пленники сказали все, что знали. И перестали быть нужными.

— Что с нами будет? — спросили они.

Хотя знали, что будет. Сами не раз ходили за “линию фронта”, брали “языков”, “потрошили” и, “выпотрошив”, ликвидировали.

— Мы можем написать домой?

— Можете… — секунду помедлив, ответил Резидент. — Я опущу ваши письма в почтовый ящик.

И это было единственное, что он мог для них сделать. Только это.

— Дайте им бумагу и ручки и… после разберитесь с ними, — приказал Резидент офицерам-отставникам.

— Но мы не можем, ведь они безоружны, — тихо возразил кто-то из офицеров.

— Тогда они вас! — жестко ответил Резидент. — А потом все равно их!..

Он не ушел, хотя очень хотел уйти, он дождался, когда все закончится. Он должен был лично убедиться, что его тылы чисты.

Должен был снять все на пленку.

Чтобы показать запись офицерам. И предупредить их о возможных последствиях.

“Сволочь! — подумали офицеры. — Редкостная сволочь! Но платит хорошо, платит щедро. Платит, как никто никогда не платил!”

— Надеюсь, все всё поняли? — спросил Резидент.

— Да поняли, не дураки.

— Тогда приберите здесь. И… можете быть свободны…

Операция была завершена. Фактический материал собран. Фактического материала было более чем достаточно. И теперь с ним нужно было что-то делать.

Вот только что?

Проще всего послать информацию в Контору.

Куда он нечто подобное уже посылал. И толку вышло чуть.

И теперь нет никакой гарантии…

Так, может, взять ответственность на себя? Потому что в этом государстве рассчитывать на кого-либо еще не приходится. И, наверное, так и должно быть — за свою страну каждый должен отвечать сам. И сам расчищать завалы…

Может, так?..

Наверное, так!

Правда, одних только своих возможностей для этого будет недостаточно. Но можно задействовать чужие. Можно задействовать силы заговорщиков. Против заговорщиков.

А почему бы и нет? У них силенок побольше будет.

Пожалуй, так и надо… Пусть пауки жрут пауков…

Глава 47

В редакцию одной очень известной и популярной в стране газеты на имя главного редактора пришла ценная бандероль.

В бандероли было письмо и была аудиокассета.

В письме сообщалось о заговоре, который якобы организовали офицеры Министерства обороны с целью подчинения себе ряда промышленных предприятий. На кассете были смонтированы отрывки каких-то довольно невразумительных показаний. И еще была статья с хлестким названием “Рэкет по-армейски”, которую неизвестный отправитель просил опубликовать в газете.

Статью в номер не дали, но ее, как водится, обсуждали в курилках редакции, в коридорах, в буфете и где только не обсуждали. И потому ее содержание стало известно всем.

Отчего на следующий день в кабинет главного редактора заявились крепкие, в одинакового покроя костюмах парни и предложили отдать им письмо и кассету.

— На каком основании? — возмутился главный редактор. — У вас есть санкция прокурора?

— Есть. Вот она, — показали парни пистолет сорок пятого калибра. Со стороны дула.

— Но это произвол, — уже гораздо тише сказал главный.

— Нет, всего лишь выемка.

Главный отдал письмо, отдал кассету и отдал конверт.

На чем эта странная история исчерпалась. И скоро забылась. И никак не связалась с рядом других, не имеющих отношения к газетному делу, происшествий. С пропажей граждан, о которых заявили в райотделы милиции их родственники.

— Может, он просто запил? Или по бабам загулял? — предположили милиционеры.

— Что вы такое говорите?! Его уже больше недели нет!

— Ладно, ладно, поищем…

Пропавших отцов семейств поискали и не нашли.

Много недель позже в Чечне была случайно обнаружена братская могила с обезглавленными, с отрубленными кистями рук мужскими трупами. Определить, кто они — боевики или федералы, было затруднительно — на телах не было никакой одежды, не было посмертных жетонов, места, где предположительно могли быть татуировки или шрамы, кто-то вырезал.

Неопознанных мертвецов невозможно было использовать в пропагандистской войне ни с той, ни с другой стороны, и поэтому к ним все потеряли интерес. Трупы сняли на видеопленку, описали, перезахоронили и скоро о них забыли. Кого можно удивить на войне трупами?

Еще некоторое время спустя, когда дела были закрыты, родственники пропавших без вести обнаружили в почтовых ящиках конверты. В которых были письма от их исчезнувших мужей, сыновей и любимых!

В коротеньких, на скорую руку написанных посланиях они просили о них не беспокоиться, просили о них помнить, просили у всех прощения и в последней строке всех целовали, обнимали и со всеми прощались…

Штампов на конвертах не было, откуда и кем они были присланы, установить было невозможно. Да, честно говоря, никто ничего устанавливать не пытался…

И был еще ряд событий, которые связать с предыдущими двумя не смог бы уже никто. Вернее, не события, а скорее их отсутствие. Сразу после того, как в редакцию известной газеты пришла бандероль, а в милицию поступили заявления о пропаже мужей и отцов, прекратились наезды на несколько сотрудничавших с оборонкой заводов. До того директорам звонили и им угрожали, а тут вдруг шантажисты исчезли. Совсем исчезли…

Объяснить, почему это произошло, директора не могли. И никто не мог. А те, кто мог, предпочитали помалкивать. Потому что общеизвестно, что молчание золото. Но не всегда золото Иногда больше, чем золото. Иногда молчание — это жизнь…

Глава 48

В текущей почте был очередной, уже ставший привычным, чистый, не имеющий штампов и адресов, конверт. “Их” конверт.

В конверте — такой же стерильно чистый, без печатей, обращений и росписей лист бумаги, где сообщалось о том, что дело об офицерском заговоре закрыто в связи с ликвидацией заговорщиков.

И все. Без каких-либо подробностей.

Президент, позвонив по контактному телефону, вызвал Посредника.

Он уже не удивлялся тому, что лично сам, никому не перепоручая, должен звонить какой-то Марье Ивановне и должен называть пароль. Он уже привык.

Посредник прибыл на следующий день.

— Я хочу знать подробности этого дела, — показал Президент на присланный конверт.

— Я не знаю деталей.

— А кто знает?

— Тот, кто отвечал за разработку данной темы.

— Кто отвечал?

— Не знаю…

Не получалось у Президента наладить контакт с подчиненной ему службой. Не допускали они его к себе. К чему он тоже уже начал привыкать. Но с чем не желал мириться.

— Я хочу с ним встретиться! Посредник покачал головой.

— Мне кажется, вы не понимаете, с кем разговариваете!.. — начал горячиться Президент.

— Почему не понимаю? Понимаю. Вы — Президент, — просто сказал Посредник.

— Тогда почему вы отказываете мне во встрече?

— Вам никто ни в чем не отказывает, — подчеркнуто спокойно и предельно уважительно сказал Посредник. — Просто интересующий вас человек в настоящее время находится вне пределов досягаемости. Находится в командировке. Но я готов ответить на все интересующие вас вопросы.

— Вы не хотите мне его показывать?

— Мы не можем хотеть или не хотеть. Существуют определенные правила, регламентирующие порядок наших встреч с должностными лицами различного уровня…

— Но вас ведь я вижу! — перебил Президент.

— Моя должность позволяет мне вести подобного уровня переговоры. Я Посредник…

“Какой же ты посредник, если никого ни с кем не сводишь! — подумал Президент. — Ты не посредник… ты… ты блокиратор! Ты пятое колесо в телеге!”

И вдруг, неожиданно для себя, но еще более для своего собеседника, спросил:

— Я имею право потребовать вашей замены?

— Безусловно. Если я вас по той или иной причине не устраиваю, вы можете потребовать отозвать меня.

— Каким образом потребовать?

— Через меня.

И даже это через него! Все через него!..

— Хорошо, тогда я прошу передать вашим начальникам, что мы не сработались. Что встречаться с вами я отказываюсь. Пусть они пришлют кого-нибудь другого! Пусть пришлют… Пусть пришлют того, кто работал вот по этому делу. По офицерскому заговору, — показал Президент на присланный ему вчера отчет. — В этом случае, в случае, если он займет ваше место, я смогу его видеть?

— В этом случае?.. В этом случае, наверное, да… — растерялся Посредник.

— Ну вот и хорошо… И замечательно!..

Он все-таки ухватил их, прижал к стенке! Он все-таки навязал им свою волю!.. Он, а не они!.. И так будет всегда. Должно быть всегда!..

Глава 49

Резидент открыл дверь, вошел в кабинет, сделал несколько шагов и сказал:

— Здравствуйте. Я ваш новый Посредник…

За огромным, как аэродром, столом сидел Он — хозяин кабинета, хозяин страны и хозяин положения и внимательно, с нескрываемым любопытством, смотрел на вошедшего.

И оба одновременно подумали:

“Вот, значит, он какой…”

Нарушая протокол, Президент встал, вышел из-за стола, сделал несколько шагов навстречу, протянул для рукопожатия руку и широко улыбнулся.

— Очень рад!

Он действительно был рад и был рад очень. Он добился своего…

— Хочу воспользоваться моментом и поблагодарить вас.

— За что? — сдержанно удивился Резидент.

— Вот за это, — поднял Президент лист отчета и даже помахал им в воздухе. — Ведь этим делом занимались вы?

— Я? Каким делом? — не понял Резидент.

— Делом офицеров Министерства обороны.

Резидент пожал плечами. Точно так же, как тот, что был до него. Они все пожимали плечами, чуть только дело доходило до вопросов.

— Разве не вы расследовали это дело? Я был уверен, что вы! — повторил Президент.

И теперь он уже не улыбался.

— Какое это может теперь иметь значение? Я пришел сюда в совершенно ином качестве, пришел как Посредник.

— И все же я хочу задать вам несколько вопросов. И хочу услышать на них ответ!

— С удовольствием, — вдруг легко согласился Резидент. — Я лишь испрошу на это разрешение своего непосредственного начальника.

И развернулся к двери, чтобы уйти.

— Разве ваш непосредственный начальник не я? — удивился Президент.

— Вы вышестоящий, а я подчиняюсь непосредственному, — доброжелательно объяснил Резидент.

— Хорошо, испросите. Вот вам телефон, — вытащил он из кармана мобильный телефон. — Звоните вашей Марье Ивановне или кто она у вас там теперь…

Президент напирал, и отступать дальше было невозможно.

— Я, конечно, позвоню, но боюсь, что это будет бесполезно. Боюсь, мой начальник мне откажет.

— Даже если ему прикажу я?

— Даже если вы.

Президент еще раз, внимательно, взглянул в лицо Посредника.

— Это ваше последнее слово?

— Не мое, моего начальника.

— Ну хорошо. Тогда я вас больше не задерживаю.

И Президент снова улыбнулся и снова пожал собеседнику руку.

— Был рад с вами познакомиться.

Резидент шагнул к двери и вышел за дверь.

“Он или дурак или… или очень не дурак, — подумал он. — Вначале подставил одного Посредника, теперь пытается подставить второго. Как будто не понимает, чем иногда приходится платить за лишнее сказанное слово”.

За следующей дверью к Резиденту “на полусогнутых” подскочил кто-то из челяди и, вежливо поддерживая за локоток, стал подталкивать куда-то в сторону.

— Извините, но вам лучше пройти здесь, чтобы не столкнуться с индийской делегацией. Ради бога простите за причиненное неудобство… Сюда, пожалуйста, сюда…

И тут же, за первым поворотом, со всех сторон, разом шагнув из-за портьер, на Резидента напрыгнули несколько дюжих молодцов, ухватили за руки и за ноги, повалили на пол.

Вырваться было невозможно, но можно было попытаться нанести противнику урон в живой силе. Этому — вцепиться зубами в глотку, того — ударить в висок локтем…

Но как можно вцепиться, если они люди Президента. Люди главного командира Конторы!

И Резидент не вцепился и не ударил — замешкался. А когда решился, было уже поздно — в рот ему пихнули кляп, на кистях и щиколотках защелкнули браслеты.

Его спеленали как младенца, вскинули на руки и понесли по бесконечным коридорам.

Он пришел сюда сам, своими ногами, а ушел на чужих…

Резидента спустили вниз, на первый этаж, натянули на голову черный мешок, погрузили в машину и долго куда-то везли.

Он считал повороты и протяженность прямых отрезков пути, но проследить маршрут не мог.

Лубянка?..

Нет, не Лубянка.

И не Бутырка…

Его тюрьма была совсем другой, была комфортной, как трехзвездочный отель где-нибудь на Кипре. Вот только окна были забраны бронестеклом, по углам под потолком закреплены видеокамеры, а сам “курортник” пристегнут наручниками к койке. Причем пристегнут врастяжку, чтобы не мог дотянуться до замка.

Умеют ребята… Что умеют, то умеют…

Несколько часов пленника выдерживали, давая ему возможность пофантазировать о его дальнейшей судьбе. За это время он должен был осознать безнадежность своего положения, должен был испугаться и размякнуть.

И он эту безнадежность осознал. Но не испугался. Именно поэтому не испугался! Потому что лучше, чем кто-либо, лучше, чем даже его тюремщики, понимал, что отсюда ему не выйти. Даже если выйти… Что если представить невозможное, представить, что его помилуют эти, его не пощадят свои.

И, значит, никакого смысла пугаться нет. Пугается тот, кто на что-то надеется. Он — не надеется…

Потом один за другим к нему стали подсаживаться молодые, с сытыми рожами, “желающие ему исключительно добра” “друзья”, которые долго, одинаковыми голосами убеждали, уговаривали, призывали его одуматься, проявить сознательность и помочь власти. Добровольно помочь.

Он молчал.

Тогда его обвинили в непатриотизме, в нелюбви к отечеству и прочих антигосударственных грехах.

Он слушал, но молчал.

Стали предупреждать, пугать, грозить, стращать.

Он кивал, но все равно молчал.

Потом ему сказали, что он “дурак”, и пригласили “врачей”.

Пришел человек в белом халате, замерил ему давление, вытащил из кейса ампулы, надломил у одной из них хоботок, втянул в шприц содержимое.

Похоже, “сыворотка”. И похоже, двойная доза…

Игла вошла в вену, и Резидент “поплыл”.

Его о чем-то настойчиво спрашивали, на него надвигались лица и стены, ему неудержимо хотелось болтать, и он болтал, рассказывая о чем угодно, кроме того, о чем его спрашивали.

— Говори об офицерском заговоре! Что ты знаешь об офицерском заговоре? — направляли его.

А он им толковал о своих сексуальных пристрастиях.

— Ты об офицерах!.. А он о детских грехах.

Он растрачивал “сыворотку” на пустяковые признания.

— Вот сволочь!..

Потом в его “палату” пришел и против его койки сел крупный, с очень выразительным лицом мужчина.

— Смотрите на этот шарик, — показал он на блестящий стальной шарик в своей руке. — Внимательно смотрите. И внимательно слушайте меня.

Вам очень хорошо…

Хотя ничего хорошего.

Вы умиротворены…

Хотя непонятно чем.

Вы хотите спать…

Вот уж дудки!

Гипнотизер бился над ним часа полтора, увещевая и тыкая в самые глаза свою блестящую игрушку.

— Странно… Очень странно… Как видно, он относится к довольно редкой категории людей, не воспринимающих внушение.

— А вот мы сейчас поглядим…

И ему снова вкололи “сыворотку”. После чего сопротивляться гипнотизеру и сопротивляться “сыворотке” стало труднее. Стало почти невозможно.

— Вы должны рассказать все… Вы хотите рассказать все… Я знаю, вы хотите…

И действительно хотелось. Неудержимо хотелось! И уже почти…

Но где-то, наверное, еще была жива его мать. И были живы его родственники и его друзья… Которые отвечали за него. И за которых отвечал он… Не вообще отвечал, а теперь отвечал! Своим молчанием отвечал!..

Что было жестко. Что было спасением…

— Хватит, довольно! Если вы будете продолжать — он не выдержит… Вы убьете его…

И туманная, на краю сознания мысль — не надо, пусть продолжают. Пусть убьют! Потому что все равно убьют, но придется мучиться…

И тут же тупой укол в вену и блаженный покой. И обрывки какого-то сна из далекого и словно чужого детства. Какая-то река, купающиеся дети, смех…

И снова голос и болезненные удары ладони по щекам.

— Давай, давай, открывай глаза. Он открыл глаза.

— Живой?

К сожалению, живой…

— Ну вот и хорошо, вот и славно…

Хотя чего тут славного? Живой-то он не для жизни, для совсем другого.

В “палате” появилась еще одна фигура в белом халате. Но это был не врач, это был… парикмахер. Он разложил инструменты и обернул шею клиента белой простыней.

“А это-то зачем?!” — поразился Резидент.

И сразу понял зачем! Все очень просто — его приводили в порядок, как приводят в порядок улицы и площади городов, куда намечен визит высокого чиновника. Но к нему мог прийти только один чиновник. Самый главный чиновник…

Он пришел поздним вечером, почти ночью. Сел на стул рядом с койкой, отпустил всех присутствующих и остался один. Один на один с Резидентом.

— Хочу предложить тебе сделку — у нас ведь теперь рынок. Твой товар — информация. Мой — жизнь. Не просто жизнь — хорошая жизнь, безбедная жизнь. Твоя жизнь. Если мы договоримся, я гарантирую тебе защиту государства. В том числе от твоих прежних хозяев.

Наверное, Резидент улыбнулся или как-то иначе выразил свое отношение к высказанному предложению. Потому что Президент быстро спросил:

— Неужели ты думаешь, что твоя организация сильнее меня? Сильнее целого государства?

— Смотря какого, — ответил Резидент.

— Хорошо, пусть будет не нашего. Я обещаю тебе убежище в США по программе защиты свидетелей. Или любую другую страну на выбор.

Это больше, чем я обещал кому-нибудь другому.

Подумай!

Резидент молчал.

— Почему ты не отвечаешь?

— Думаю…

Предложение, что и говорить, было соблазнительным — начать новую, с нуля, с чистого листа жизнь. Как только что родившийся младенец, у которого ничего нет в прошлом, у которого все впереди… Начать не здесь, там, где можно затеряться, исчезнуть, раствориться. И наконец пожить по-человечески, просто пожить — не проверяясь, не оглядываясь, не подозревая в каждом встречном прохожем провокатора. Завести семью, детей…

И за все за это заплатить всего лишь информацией. А за информацию жизнью близких… А за жизнь близких — совестью… Без которой жить, наверное, можно. Но не нужно…

Нет, не пойдет…

— Не пойдет, — сказал Резидент. — И хотел бы, да грехи не пускают.

— Ты просто не знаешь, что они предлагают с тобой сделать.

Президент выдержал долгую паузу.

— Они предлагают применить ультразвук и СВЧ-излучение. А если это не поможет — торсионное излучение. Знаешь, что это такое?

Резидент знал, что это такое. Они хотят подвергнуть отдельные участки его мозга жесткому излучению, выжигая и перепрограммируя его сознание. Потом записать на вычищенное место новую программу, превратив его совсем в другого человека и уже этого, нового человека, подвергнуть нарко — или гипнодопросу. После этой процедуры он в лучшем случае станет полудурком, в худшем — травой. Или погибнет в процессе воздействия, что тоже не исключено.

Вот что они придумали… Придумали пошуровать в его мозгах без его ведома. Ценой убийства его мозга.

Это серьезно. Это, может быть, даже хуже, чем смерть…

А раз так, то можно позволить себе роскошь сыграть в открытую.

— Я могу задать вопрос? — поинтересовался Резидент.

— Если я смогу на него ответить.

— На этот — сможете. Это вы?

— Что — “вы”? — не понял Президент.

— Этот заговор был нужен вам?

Президент долго молчал, о чем-то размышляя, что-то прикидывая. И все-таки сказал:

— Не мне — стране…

— Зачем?

— Это уже второй вопрос, — сказал Президент. — Мы договаривались на один…

Значит, все-таки он…

Он!

Хотя непонятно, зачем ему все это было нужно.

А может, все просто до банальности? Может, он, пользуясь моментом, надумал создать под себя сверхмощный концерн, который будет кормить его, его детей, его внуков и прапраправнуков до конца их дней? Выборные должности штука шаткая. А деньги — они и в России деньги…

Нет, это слишком мелко. Для него мелко.

Тогда, может быть, хотел руками спецназовцев генерала Крашенинникова припугнуть не желающих с ним делиться олигархов? Запугать сверхрэкетом и принять под свою защиту, но уже на совсем других условиях, на которые раньше бы они никогда не согласились. Атак — никого ни в чем убеждать не придется, все сами придут, на все готовые придут, защиты просить придут и возлюбят своего недавнего врага, как родную маму…

Или это попытка по-тихому, по законам Дикого Запада, вернуть государству принадлежащую ему и по-глупому разбазаренную собственность. Провести ползучую национализацию, против которой ни на Западе, ни здесь никто ничего не сможет возразить. А кто сможет — сто раз пожалеет.

Тогда Он все рассчитал верно — чтобы забрать государство, мало подмять под себя его силовые структуры, времена, когда все решали голые мускулы, ушли в прошлое. Для полного подчинения государства нужен еще контроль над экономикой и финансами. И не нужен международный скандал. Которого в этом случае не будет, так как он останется в стороне, над битвой — а то, что где-то там, в низах, кто-то берет кого-то за глотку и за кошелек, то это всего лишь столь любимый Западом рынок — перераспределение капиталов.

Может, так?

А почему бы не так?

Власти никогда не бывает много, власти бывает только мало. И когда есть корона, но нет денег, это лишь полвласти. Равно как когда есть одни только деньги. А если объединить в одних руках и то и другое…

Это более похоже на правду. Но наверняка не узнать. Наверняка это может знать лишь один человек — лишь тот, кто все это задумал…

В любом случае теперь для него важнее всего вычислить источник утечки информации. И поэтому не отвяжется — душу налево вывернет, но не отвяжется!

Получается, ультразвукового и торсионного копания в мозгах не избежать. Нет у него иного выхода, как добиваться показаний, чего бы это ни стоило. Чего бы это ни стоило упорствующему молчуну.

Не сегодня-завтра они потащат его на “стол”, нацепят на голову обруч-ретранслятор и…

Нет, лучше умереть, потому что все равно придется умереть, но до того, возможно, предав. Потому что противостоять торсионному воздействию их в учебке не учили. Тогда оно еще только начинало изучаться, и, насколько шагнула вперед наука, неизвестно. Кто их знает — может, они научились вскрывать мозги, как консервные банки.

Нет, рисковать нельзя. Надо умереть, лишив их источника информации. Мертвый мозг им не выпотрошить! Нужно убить себя, чтобы убить мозг. И это единственный и не самый худший в его положении выход.

Нужно найти способ умереть…

Резидент оглядел “палату”.

Идеальная, стерильная пустота — ни гвоздя, ни вбитого в стену дюбеля, ни вазы, которую можно разбить, чтобы получить острый осколок, которым можно вскрыть аорту. И даже лампочка утоплена глубоко в потолок и забрана бронированным плафоном.

Все продумали, ничего не забыли!

Но даже если бы забыли, то толку от этого было чуть — не добраться до того гвоздя или стекла. Потому что не встать — на щиколотках застегнуты мягкие манжеты, привязанные к спинки кровати. Поворачиваться на бок можно — освободить ноги нет. На кистях “щадящие” наручники, фиксирующие руки в положении над головой. Классическая “растяжка”, лишающая возможности свести руки вместе, чтобы покопаться в замке. Можно дотянуться до стальных цепочек зубами, но нельзя их перегрызть.

Надо найти какой-нибудь предлог, чтобы его отстегнули.

Попроситься в туалет?

Просился. И напросился на “утку”.

Симулировать сердечный припадок?

Симулировал. Прибежал врач и, не отстегивая от кровати, снял кардиограмму и поставил пару уколов.

Сказать, что готов дать показания в письменном виде?

Наверняка принесут видеокамеру.

Что можно придумать еще?

А черт его знает!

Соображать, будучи распятым, почти как на кресте, получается не очень. Но все равно нужно думать.

Думать.

Думать.

Думать…

И использовать любой представившийся случай. Потому что тому, кто чего-то страстно желает, иногда везет. Часто везет. Сколько раз на своем опыте убеждался. А он желает! Он желает так, как никогда ранее не желал. Желает умереть! Всего лишь… Ну неужели судьба не может помочь ему в таком пустяке?

И случай представился…

Ночью он почувствовал еле слышный запах. Запах горящей резины. Наверное, где-то замкнул провод. И если его вовремя не потушат…

“Ну давай, давай же, разгорайся! — заклинал он. — Господи, сделай так, чтобы он разгорелся…”

И Господь, наверное, его услышал. Провод разгорался, так как пахнуть стало сильнее. Все сильнее и сильнее. Где-то сработала пожарная сигнализация, но огонь уже вырвался из-под контроля. Потянуло гарью.

Пожар…

Пожар!

Кто-то пробежал по коридору.

Кто-то где-то закричал.

Далеко на улице, но потом все ближе и ближе завыли сирены пожарных машин.

Теперь, по инструкции, чтобы выжить, нужно было лечь как можно ниже и закрыть нос и рот какой-нибудь тканью или просто ткнуться лицом в подушку.

Но он не ткнулся лицом в подушку и не попытался лечь ниже. Он потянул голову вверх, пытаясь привстать. Ему не нужен был чистый воздух, ему нужен был дым!

Он привалился затылком к спинке кровати и стал глубоко, полной грудью, дышать. Он втягивал в себя дым и задерживал его в легких.

Продукты горения, особенно если горит пластик или синтетические ковровые покрытия, выделяют сильнейшие яды, смертельно опасные яды, которые способны убить человека в считанные минуты.

Вот на эти минуты Резидент и ставил!

Он знал, что пожар быстро потушат, м нужно успеть… Нужно успеть…

Он дышал, чувствуя в ноздрях, в горле горечь и першение. Он дышал, хватая ртом просачивающийся в “палату” дым. И плакал. Но не от страха и жалости к себе, от дыма…

Натягивая цепи браслетов, он сполз к стене, чтобы привалиться к ней головой, чтобы заклиниться между ней и спинкой и, потеряв сознание, не упасть, не сползти вниз, где воздуха больше.

Главное — не упасть…

Он закашлялся. Но поборол кашель и снова сделал глубокий вдох.

Растворенные в воздухе яды, наполняя легкие, втягивались в кровь и, разносясь кровотоком по организму, убивали печень, почки, мозг.

Еще вдох!

Еще!

Еще!..

Сознание ускользало, но он не отключался, он не позволял себе отключаться.

Рано.

Нужно сделать еще один вдох!

И еще.

И еще…

Он потерял сознание и обмяк, продолжая уже неглубоко, уже поверхностно, уже, умирая, дышать.

Но в то последнее мгновение, когда в его глазах померк свет, он не пожалел о содеянном, не ужаснулся приходу смерти, он испытал торжество.

Не вышло, как хотели они. Вышло, как хотел он!

Он добился своего...

Он победил!..

Глава 50

В вечерних новостях выступал Президент.

Он говорил о политической стабильности, консолидации сил и перспективах экономического роста. О том, что никогда еще в новейшей истории у страны не было столь радужных перспектив. Что еще немного и…

Миллионы россиян смотрели в экраны телевизоров и вспоминали, что нечто подобное они уже слышали. Потому что нечто подобное им уже говорили. Раньше, причем много раз. В самом начале века, когда призывали скинуться по шапке, чтобы закидать ими Японию. И десяток лет спустя, когда теми же шапками пытались победить Германию. И когда сбрасывали с трона Николашку и кровопийц-эксплуататоров и делили нажитое ими добро, всем тоже обещали лучшую жизнь. И когда, напрягая последние силы, поднимали Днепрогэсы и Магнитки во имя светлого завтра, тогда тоже говорили, что скоро станет лучше, станет совсем хорошо. И даже пели об этом песни. А когда воевали и, отказывая себе во всем, одолевали послевоенную разруху, то только и оставалось, что надеяться. Зато потом народу наконец объявили сроки будущего счастья. До которого оставалось всего ничего — оставалось тридцать лет. И ведь почти дотянули… Но через тридцать лет формулу счастья вдруг поменяли и сказали, что счастье — это перестройка, гласность и капитализм и если немного подождать…

И вот теперь опять говорят. Говорят, что надо снова немного подождать, совсем чуть-чуть…

А жить-то когда?!

А жить в России как-то не получается.

И всегда не получалось. Всегда мы жили то в светлом, до которого никак не получалось добраться живыми, будущем. То, оказывается, в относительно благополучном прошлом, которое по собственной глупости, не заметив, проехали А так чтобы в настоящем, чтобы теперь — ни в какую.

Ну не получается у нас в настоящем…

Так и живем в надеждах и в разочарованиях. И снова в надеждах. Которые озвучивает очередной наш, вскарабкавшийся на трон Правитель. А мы уши развешиваем. И надеемся, что этот поводырь зрячей других, что этот знает, куда идет и куда всех нас ведет. А он…

Глава 51

Вверху был белый потолок. Посреди потолка — казенного вида плафон. Под спиной было мягко и чисто. Это был почти рай. Но это не был рай, потому что в раю не бывает плафонов.

— Он, кажется, пришел в себя, — сказал голос. И голос тоже не был голосом архангела Гавриила, голос был таким же казенным, как плафон.

— Ну как тебе понравилось на том свете? — спросил другой голос. Хорошо знакомый голос. — Чего там видел?

Получается… получается, он не умер.

Пациент повернул голову.

Перед ним сидел врач в белом халате и белой шапочке.

И сидел Куратор. Его Куратор.

— Как я здесь оказался? — глупо спросил Резидент.

— В дыму и огне. Как Люцифер.

Резидент замотал головой и болезненно поморщился. Он ничего не понимал.

— Объясни, — попросил он.

— Все очень просто — там, где ты “отдыхал”, случился пожар, — сказал Куратор. — Сильный пожар. Ну и, в общем, ты сгорел. Совсем сгорел. Дотла.

— Пожар? Отчего пожар? — переспросил Резидент.

— Как обычно — замыкание в проводке на первом этаже. Причем сразу в пяти местах. А противопожарная сигнализация почему-то сработала не сразу. А там кругом пластик… Пожару присвоили третью категорию, народу понаехало, машин…

— Ваших машин? — начал приходить в себя Резидент.

— Нет, натуральных, с шлангами, лестницами и брандмайорами. Все как положено.

Ну и наша одна…

Дальше можно было не объяснять. Дальше Резидент мог все представить сам.

Охрана вначале уперлась, не желая пропускать пожарные расчеты на режимный объект, но, видя, как разгорается здание, была вынуждена нарушить инструкции.

Пожарные раскатали рукава и по выдвижным лестницам полезли на крышу и полезли в окна.

И Конторские полезли.

Неразбериха царила страшная, и никто не обратил внимания на еще один, приехавший вместе со всеми, пожарный расчет.

На этажах никого не было, потому что дураков среди охраны не нашлось. Лучше получить строгач за халатное несение службы, чем получить посмертные благодарности.

Конторские пожарные прошли по коридору, выбивая подряд все двери. Пожарные им тоже не мешали, на этот этаж командир расчетов никого не направил, получив за это джип себе и пятикомнатную квартиру для выходящей замуж дочери.

Лжепожарные нашли Резидента за пятой дверью, нашли уже практически мертвого. К чему были готовы — тут же нацепили ему на лицо кислородную маску, вкололи в вену иглу шприца, “поймали” пульс. И лишь после этого открыли отмычкой наручники.

Потом пригласили в “палату” еще одного, ожидавшего в коридоре, “пожарного”. И, ухватив его за руки и прижав к стене, сорвали маску изолирующего противогаза.

Он задергался, попытался вырваться, но его очень крепко держали. И очень высоко держали, там, где было больше дыма. Держали до тех пор, пока он не обмяк и не упал на колени.

Его раздели.

И раздели Резидента.

И натянули одежду Резидента на “пожарного”.

После чего положили его на кровать, подсунули под голову подушку, застегнули на его руках и на его ногах “браслеты”.

Резидента засунули в пожарную робу, нахлобучили каску, закрыли его лицо маской. И понесли вниз.

— Ему стало плохо, видно, наглотался дыма, — сказали они.

И поволокли потерпевшего к машине “Скорой помощи”. К их машине.

Потом они долго тушили пожар.

Наконец потушили.

И уехали.

Пожарную инспекцию, вознамерившуюся осмотреть пожарище с целью установления источника возгорания, охрана взашей выгнала за охраняемый периметр.

Сгоревшее здание осматривали совсем другие люди, не имевшие никакого отношения к пожарной охране. На одном из сгоревших этажей они обнаружили дочерна обгоревший труп, пристегнутый к железной раме кровати стальными “браслетами”.

Труп не стали сразу хоронить, труп потащили на экспертизу.

Патологоанатомы обмерили головешку, бывшую недавно человеком. Провели какие-то расчеты. И заявили, что рост трупа и его комплекция в точности совпадают с данными им для сравнения цифрами.

И должны были совпадать.

Смерть потерпевшего произошла в результате отравления угарным газом и ядовитыми продуктами горения синтетических материалов.

Что соответствовало действительности.

Полученная в результате посмертного восстановления головы потерпевшего методом виртуального наращивания на уцелевшие кости черепа мышечных и хрящевых тканей маска была очень похожа на лицо сгоревшего человека.

И должна была быть похожа.

Потому что Резиденты Конторы, сами не зная, что делают и для чего делают, перебрали несколько десятков тысяч лиц в картотеках милиции, отделах кадров и актерских бирж. Они искали человека с точно заданным ростом и обмерами грудной клетки, таза, ног и рук. С лицом, похожим на лицо на присланной фотографии. С теми же размерами одежды и обуви. С той же группой крови…

И нашли его.

Того, который лег на место Резидента. И стал Резидентом.

Конечно, подмену можно установить, проведя генетический анализ… Но у следствия не окажется исходного материала — не окажется прижизненных образцов крови погибшего, потому что — кто мог знать заранее, что тот сгорит. А его родственников, у которых можно было позаимствовать кровь для экспертизы, найти, по понятным причинам, не удастся.

Дело придется закрыть. Труп — похоронить в одной из тысяч безвестных могил.

Такая схема…

— Ну все, отдыхай, ешь, спи. Поправляйся, — пожелал Куратор. И ободряюще улыбнулся.

И Резидент в ответ тоже улыбнулся. Хотя улыбаться не хотел. И улыбке Куратора не поверил. Потому что эта его нынешняя “палата” очень напоминала ту, прежнюю, “палату”. Здесь тоже на окнах были бронированные стеклопакеты, по углам были видеокамеры, и лампочка под потолком была забрана в пуленепробиваемый плафон.

Отсутствовали только наручники.

Его спасли, но для него ничего не изменилось. Его снова изолировали и снова будут спрашивать. Спрашивать о том же самом. Применяя те же самые методы. Только теперь будут спрашивать свои. Что не лучше. Что на самом деле хуже…

Когда он проснулся, перед ним вновь сидел Куратор и сидел незнакомый мужчина. Теперь Куратор не улыбался. И мужчина тоже.

— Нам необходимо знать обо всем, что случилось с тобой за последнее время. До мельчайших подробностей знать…

Он рассказал все.

Рассказал раз.

Потом рассказал второй.

Потом рассказал третий, понимая, что его показания будут сличать и будут анализировать.

Потом ответил на вопросы.

Ответил раз.

Второй.

Третий…

Ответил бессчетное число раз. Зная, что ответы будут сравнивать с данными им ранее показаниями и будут выискивать в них нестыковки.

Он говорил правду. Но понимал, что ему не поверят. Им очень важно было узнать, кто и что говорил ему. Но еще больше — что говорил он. Именно для этого они вытащили его из “тюрьмы”, устроив пожар и организовав его тушение.

Они хотят исключить утечку информации. Хотят быть уверенными в сохранении Тайны. На сто десять процентов уверенными. И поэтому им будет мало слов…

— Так ты утверждаешь, что он предлагал тебе иммиграцию в США или третьи страны?

— Предлагал.

— А почему же ты не согласился? Ведь ты же хотел, ты понимал, что имел шанс уйти и начать новую жизнь. Хотел?

— Хотел.

— Так почему же не принял предложение?

— Я был уверен, что он меня обманет. Что узнает все, что его интересует, и зачистит.

— Вполне вероятно…

Он не сбился ни разу. Он не сбился ни разу, потому что не лгал.

Но они все-таки притащили детектор лжи!

— Ты лжешь?

— Нет.

— Но, может быть, искажаешь информацию?

— Нет.

— Ты о чем-то умалчиваешь?

— Нет.

— Тебе предлагали уйти за границу. Ты хотел принять предложение?

— Да.

— И принял его?

— Нет.

— Ты рассказал о том, кто ты?

— Нет.

— Но, может быть, намекнул?

— Нет…

Полиграф ни разу не поймал его на лжи. Потому что он не лгал.

Но тем не менее они провели наркодопрос. В сцепке с детектором лжи.

— Ты должен рассказать нам все. Должен рассказать нам правду.

— Да… Я знаю…

— Тебя перевербовали?

— Нет.

— Но хотели?

— Нет, их интересовала только информация.

— Которую ты им дал!

— Нет, я ничего не сказал.

— Или все-таки сказал?

— Нет.

— Намекнул?

— Нет.

— Но хотел? Сомневался? Боялся?..

— Нет.

Да.

Да.

Нет…

Дальше должен был последовать ультразвук. И СВЧ-облучение. И торсионное излучение. Потому что, когда хотят узнать правду, все действуют одинаково.

Они подвергнут его торсионному облучению, лишат разума. И ликвидируют.

Или не подвергнут. Но все равно ликвидируют.

Потому что он засветился. И значит, бесполезен. А бесполезных работников Контора отправляет на “заслуженный отдых”. На вечный отдых. Чтобы не раскрыть себя. Чтобы не подставить действующих агентов.

Таковы правила.

А кто виноват — ты или обстоятельства, не важно. Уже не важно.

Его не убили там. Его убьют здесь. Но убьют в любом случае. И ничего тут не сделать. Хотя бы потому, что туда, спасая его, пришла Контора. А сюда никто уже прийти не может.

Все. Конечная станция. Можно освобождать вагоны…

Когда за ним пришли и вывели из “палаты”, он уже знал, куда его ведут.

Его поведут по коридору до ближайшего лифта. И спустят на лифте вниз, в подвал…

Его довели до лифта. И спустили в подвал.

Потом по коридору доведут до гаража…

По широкому, без дверей коридору они дошли до подземного гаража.

Посадят в машину, в рефрижератор или закамуфлированный под бензовоз микроавтобус…

Его подвели к бензовозу. Подняли к раскрытому люку и спустили вниз по лестнице. Внутри цистерны были оборудованы сидячие места. Рядом сел Куратор. В люк опустили емкость, которую заполнили соляркой. И бензовоз оказался под самую горловину заполнен горючкой.

Далее могли быть варианты.

Вариант первый — выстрел в затылок, расчленение, растаскивание по лесополосам частей его тела.

Вариант второй — медицинский кабинет — последний, жесткий, с наркотиками, гипнозом, излучениями, вживлением в мозг электродов и прочей подобной ерундой допрос, и далее все то же самое — выстрел, расчленение…

Бензовоз остановился. Люк открыли. Горючку выкачали, “пробку” убрали.

— Выходи!..

Они вскарабкались по лестнице наверх. Увидели подземный гараж.

Значит, вариант номер два.

Его провели по подземному переходу до лифта. Подняли на третий этаж. Сопроводили по коридору до нужного кабинета.

— Здесь. Толкнули дверь.

За дверью был медицинский кабинет, был похожий на операционный стол. И была куча каких-то приборов.

— Сюда, пожалуйста, — показал врач.

Резидента разложили на столе. В глаза ему ударил яркий свет операционного светильника. Кто-то поправил ему голову. Кто-то склонился над его лицом.

Сейчас узкий, словно остро заточенное шило, луч ультразвука, легко пройдя сквозь кость черепа, пронзит его мозг, выжигая нейроны…

— Мне все понятно, — сказал голос. И склонившаяся над ним тень ушла куда-то вбок. — Можете готовить его к операции…

Его сняли со стола, посадили на табурет, побрили голову, снова втащили на стол, обложили голову салфетками, протерли голый череп и лицо спиртом…

Значит, не ультразвук, значит, электроды… Выпилят в черепной коробке “окно”, откроют мозг, навтыкают в него тонкие металлические проволочки, на которые будут подавать электроток, подавляя волю и раздражая речевые центры…

Значит, так…

На лицо, закрывая нос и рот, легла маска. Зашипел газ.

“Жаль…” — успел подумать он.

И отключился…

Когда он пришел в себя, он понял, что помнит, кто он и что с ним было. Значит, мозг не разрушен…

И еще почувствовал, что у него болит лицо. И все сильнее и сильнее болит.

“Что вы сделали с моим лицом?” — хотел спросить он стоящего рядом врача. Но спросить не смог.

Неужели они отключили ему речь?..

— Хочешь знать, что мы с тобой сделали? — усмехнулся врач. — Сделали… А что сделали, ты узнаешь не теперь, узнаешь потом. Потерпи.

Через несколько недель с него сняли повязки.

И подняли над ним большое зеркало.

В зеркале отразился средних лет мужчина. Отразился не он.

Или все-таки это торсионка и у него просто сдвинулось сознание?

— Нравится? — спросил врач. — Лично мне — нравится. По крайней мере, это лучше, чем то, что было раньше. А будет еще лучше. Будет вот так…

И он показал фотографию. На которой был популярный западный киноартист.

— Ну, или примерно так. Почему-то меня просили не делать тебя слишком красивым. Хотя мне непонятно, я бы мог…

Врачу было непонятно. Его пациенту более чем понятно.

Люди Конторы не могут быть красавцами. Равно как не могут быть уродами. Люди Конторы должны быть посередке. Должны иметь невыразительную внешность. Такую, чтобы, только его увидев, сразу забыть.

Именно такую внешность заказали хирургам.

А раз так, то, выходит, его не списали, его готовят для дальнейшей работы. С новым лицом.

Но почему?! Почему ради него они нарушили все писаные и неписаные правила Конторы? Почему они меняют его внешность, вместо того чтобы просто использовать вместо него другого? Или Контора стала испытывать дефицит в кадрах?

Да ну, чушь, ерунда!

Что же тогда происходит? Что?..

— Ну ты просто красавец стал, — похвалил Куратор после пятой операции. — Тот, покойник, был гораздо хуже. И старее.

— Зачем все это? — спросил Резидент.

— Затем, что тебе предстоит новое задание. Очень важное задание. Всех деталей я не знаю, но должен объяснить то, что знаю.

Куратор перешел на серьезный тон.

— Твою работу буду курировать я, но буду курировать втемную. Если надо будет тебе в чем-нибудь помочь — помогу. Подстраховать — подстрахую. В общем, поступаю в полное твое распоряжение. Ну а ты… Ты будешь работать “соло”.

— А где задание?

— Задание — здесь.

Куратор протянул ноутбук.

— Здесь все. Что — я не знаю, потому что знать мне этого не положено. Ведь я на подхвате.

Куратор встал.

— Если я понадоблюсь — там должны быть телефоны и формы связи. Счастливо…

Резидент открыл и включил ноутбук.

Какие-то адреса, сканированные документы — учредительные документы, договора, счета, выписки, накладные на отпуск товара…

Что это?..

Что-то очень знакомое. Что-то такое, что он уже видел. Может быть, не один в один, но что-то очень похожее…

Что?

Ну что же?..

И он вспомнил…

Ну да, конечно… Точно так же выглядели документы в папках генерала Крашенинникова. Те, что добыл Помощник из его сейфа. Там тоже были уставы, были договора, банковские выписки…

Но каким образом?..

И для чего?..

И вдруг Резидент понял все. Понял, для чего его вытащили из той, первой, палаты и почему именно его.

Он понял и… поразился!

Он понял и… не поверил!

Но это же… Это…

Он предполагал многое. Он ожидал чего угодно, но только не это!

Нет, его не пожалели, когда устраивали пожар и его похищение.

И не решили наградить жизнью за долгую и беспорочную службу.

О нем, спасая его, вообще не думали. Им просто нужен был специалист. Узкого профиля. Тот, что знает свое дело лучше других.

Он знал лучше. Гораздо лучше.

Он подходил больше.

Вот и все объяснение! Они всего лишь решили сэкономить силы и время. И поэтому даровали ему жизнь.

Только поэтому!

Исключительно поэтому!..

Жалости, сострадания, благодарности не было — был голый расчет.

Что следовало из сути задания.

Ему предписывалось выделить ключевые предприятия, снабжающие оборонную промышленность сырьем и комплектующими, и организовать слежку, организовать шантаж и организовать силовые операции с целью смены существующего собственника. На другого собственника, который не уточнялся…

И которого не нужно было уточнять, потому что он и так знал, кто это!

В новом задании ему предписывалось делать то, что делал генерал Крашенинников, делали его люди и делали люди Президента после смерти генерала.

Ему предстояло вновь создать то, что он разрушил.

Ему!

Именно ему!!

Все встало с ног на голову и встало вверх тормашками!

Его убивал Президент за то, что он вычислил заговор. Из рук Президента его вырвала Контора. Но лишь для того, чтобы он работал на Президента…

Но зачем, для чего тогда было все?

Зачем погиб Курьер, ставший его Помощником?

Зачем погибли нанятые им под личиной директора Заозерского завода телохранители, в клочки разорванные ракетами, выпущенными с вертолета?.. Погибли вместе с вертолетным десантом, который тоже, выходит, ни в чем не виноват.

И зачем погибли люди генерала Крашенинникова, которые теперь, получается, не враги, получается, свои! Потому что тогда он их убивал, а теперь делает их работу.

Что же такое выходит — эти были свои, но и те тоже свои! Но и те и эти уже мертвецы. Его стараниями мертвецы!

И генерал Крашенинников…

Зачем он убил генерала Крашенинникова, которого убил для того, чтобы занять его место?! Потому что он делал то же самое! Во имя того же самого! И для того же самого заказчика!

Зачем было проливать столько крови, чтобы однажды, по приказу свыше, все вернулось на круги своя? Чтобы, как в древнекитайской сказке про вечного дракона, храбрый юноша вначале убил дракона, а потом стал драконом. Сам стал!

Зачем?..

Зачем была кровь?

Зачем Помощник?..

Зачем генерал Крашенинников?..

Зачем было все то, что было?..

Зачем, если было зря?..

Ну зачем?!!

Послесловие

В кабинете директора Ухтомского нефтеперерабатывающего завода зазвонил прямой телефон. И звонил очень долго, звонил до тех пор, пока директор не взял трубку.

— Да!.. Я слушаю!.. Что вы хотите?..

И незнакомый мужской голос сказал:

— Здравствуйте. Я хочу сделать вам деловое предложение. Я прошу продать мне часть акций вашего предприятия…