Alan Foster Sentenced to Prism Humanx Commonwealth

Алан Дин Фостер

Приговоренный к призме

(Челанксийская федерация-2)

Глава 1

Стоял прекрасный день, воздух был свеж и прозрачен, небо — безоблачное и яркое (и еще какое яркое!). В такой день все казалось возможным. Даже смерть. Правда на этот день в расписании Эвана Орджелла смерть не была запланирована, но именно к такому исходу он приближался. И ничего нельзя было сделать, чтобы предотвратить это.

Потому что его скафандр был безнадежно испорчен.

Все вокруг него в необычном плантокосмогоническом мире, называемом

Призмой, кишело жизнью. Его визит на эту планету имел своей целью обосноваться здесь для дальнейшей жизни. Теперь становилось похоже, что он останется здесь не для жизни, а для чего-то совсем другого.

Воздух вокруг его лица был полон кислорода, которым он не мог дышать.

Недалеко бурлил ручеек, прохладную воду которого он не мог пить. Вокруг росли леса, наполненные растениями и животными, которых он не мог употребить в пищу.

Его лицо пригревало солнце Призмы. Оно ярко сияло, но грело не сильнее, чем звезды, окружавшие мир Эвана, планету Самстэд. В полдень здешняя температура была определенно благотворной. Он мог дышать воздухом

Призмы, пить здешнюю воду, есть собственные запасы провизии, но, тем не менее, теперь ему предстояло умереть, поскольку его скафандр оказался выведенным из строя.

Так не должно было быть, ибо этот скафандр был особенным даже по уникальным стандартам Самстэда. Он был создан специально для этого визита.

Инженеры и дизайнеры сконструировали его так, чтобы уберечь Эвана от любых опасностей, какие только можно было себе вообразить, для любых мыслимых и немыслимых неожиданностей, которые можно было ожидать от такого мира, как

Призма. Но изобретатели этого скафандра не учли, да и не могли учесть, одного — крайней отчужденности обитателей Призмы, плюс к тому же еще их врожденного коварства.

Эван допускал, что это нельзя было всецело поставить в вину конструкторам. Инженеры, привлеченные к работе по созданию этого костюма делали его, имея в виду миры, жизненные формы которых представляли собой вариации на уже знакомые им темы, жизнь, основой которой являлся атом углерода. Призма не была таким миром. С самого начала жизнь здесь была не такой, как в других мирах, и по мере эволюции эти различия становились все более и более значительными.

Эта эволюция и вывела из строя ею скафандр.

Солнце продолжало опалять его беззащитное тело. Хотя температура за пределами искусственного эпидермиса оставалась приятной, внутри она неумолимо повышалась. Эвана ужасно мучила жажда. Он попытался сдвинуться с места. Сервомеханизм не действовал, и он упал, прямо как и стоял, на спину.

Его левая рука не двигалась совсем. А правая рука начала ужасно болеть, когда он протянул ее к воде. Эта рука была серьезно повреждена, точнее сломана, но он решил, что легче будет достать немного воды рукой, которая еще хоть как-то действовала, чем пытаться включить кран с водой, расположенный в шлеме.

Вскоре, однако, он понял, что, даже дотянувшись, не сможет поднести воду ко рту, этому помешает пуленепробиваемое лицевое стекло. Правая рука еле двигалась, и он решил оставить эту затею. Эта попытка утомила его так же, как утомила и сама Призма с тех самых пор, как он ступил на ее блестящую, вводящую в заблуждение поверхность.

Все казалось таким простым и честным на Самстэде. У него была бесподобная возможность для продвижения по службе внутри компании. Никому и в голову не могло прийти, чтобы он не выполнил задание. У него никогда раньше не было провалов. У кого угодно, только не у Эвана Орджелла.

Методичный, великолепный, проницательный, неукротимый. А также горящий желанием, повелевающий и самонадеянный. Все эти определения как нельзя лучше подходили к нему с самого начала его карьеры. Таким видели рядом с цветоложем каскалариана.

Благодаря этому своему незначительному достижению, он почувствовал небольшую радость, и от этого на душе у него стало немного светлее.

Каскалариан выполнял в этом мире ту же экологическую функцию, что и деревья на Земле и Самстэде. Хотя, строго говоря, его нельзя было назвать деревом. У него не было ни листьев, ни хлорофилла. Состоящий из трех частей ствол достигал в высоту трех метров. От него параллельно земле росли острые шипы. Они обеспечивали охрану прозрачно-зеленоватого ствола, в котором кишела жизнь. Некоторые части этого растения двигались. Это растение напоминало Эвану осыпавшуюся рождественскую елку.

Все части сходились в середине ствола. Это пространство было строго ограничено. Соревнование за жизнь внутри растения было жестоким и велось постоянно, хотя все его части представляли собой замкнутые системы. Велась борьба за еду, точнее, за солнечный свет.

Тонкий прозрачный наружный панцирь растения наподобие линзы усиливал падающий на него солнечный свет. За панцирем виднелись формы, окрашенные в голубой цвет и цвет морской волны. В некоторых местах можно было заметить нездорово выглядящие розовые пятна губчатого вещества. Но таких пятен было немного.

Каскалариан являлся органосиликатной структурой, как и большинство жизненных форм на Призме, ибо этот мир зиждился не на углероде, а на кремнии. Это был мир стекла, красоты и беспорядка.

«Неважно, — подумал Эван. — Неважно, дерево это или нет, тень есть тень.»

Он повернул голову и посмотрел вниз, туда где тек ручей. Прохладная, чистая, бурлящая вода могла спасти ему жизнь, но он не мог дотянуться до нее. Ручеек был полон снежных хлопьев, настолько крупных, что двадцать из них заполнили бы его ладонь.

У каждой снежинки были маленькие прозрачные ножки, заканчивающиеся плоскими подушечками. К их спинкам были прикреплены согнутые крылья размером каждое с ноготь большого пальца. На каждой спинке находилось по одному крылу. Снежинки собирались в тех местах, где вода была спокойной.

Когда всходило солнце, они делали все, чтобы получить как можно больше его света, толпились и отпихивали друг друга, стараясь занять лучшее место.

Каждое крылышко-фоторецептор было окрашено в свой цвет: красный, голубой, темно-фиолетовый или изумрудно-зеленый. На каждой голове находилось по паре крошечных кристальных глаз. Глаза были окрашены в тот же цвет, что и крылья.

Забирая силу у солнца Призмы, эти создания в полном молчании сновали туда-сюда вокруг воды. Своими маленькими ртами они всасывали богатую силикофлагелатом воду. Мысли о хищниках не давали покоя Эвану. От каскалариана или от ярко окрашенных снежинок не исходило никакой опасности. Но он знал, что Призма была домом для многих существ, которые с радостью разодрали бы его на куски и сделали бы это не ради мяса, а ради того изобилия ценных минералов, которые содержались в его теле.

Человеческое тело было просто кладовой, хранилищем множества полезных элементов. И не только тело, но и пресловутый скафандр. Для здоровенных зверюг, которые питаются падалью, нет большой разницы между человеком и его одеждой. И то и другое они пожирают с одинаковым удовольствием.

Роскошное тело, богатое металлом, калием и кальцием… Не тело, а просто рудник. «Это моя шахта», — подумал Эван, слишком измученный, чтобы смеяться. Солнце поднималось все выше и выше, и вместе с ним росла температура внутри скафандра, несмотря на то, что он находился в тени каскалариана. Эван начал обильно потеть. Надо было что-то предпринимать.

Пришла пора что-то придумать. И сделать это следовало побыстрее, потому что навстречу Эвану кто-то двигался. Он пока не мог разглядеть конкретно, что это было, зрение ему этого не позволяло. «Но чем бы оно ни было, оно выглядит очень большим, а значит не может быть серьезно опасным», — заключил Эван.

Он не мог четко видеть всего происходящего вокруг, потому что лицевая часть его гермошлема также была испорчена. Этот шлем со специальным стеклом, позволяющим человеческим глазам адаптироваться к этому миру, был также жизненно необходим, потому что бытие на планете Призма было организовано по принципу преломления. Нормальная геометрия здесь не действовала. Предметы здесь имели тенденцию делаться неясными, если пристально смотреть на них в течение долгого времени, так как человеческий глаз старался найти в этом мире несуществующие формы и организации.

Преломление происходило где-то между первым и вторым измерением (или вторым и третьим?) Никто, даже математики, не могли с уверенностью сказать этого.

Но любые подобные вопросы не будут беспокоить человека, глядящего через линзы Хаусдорфа. Именно такие линзы и были вставлены в гермошлем

Эвана. Впрочем, как уже говорилось, скафандр был сломан. В результате преломленные фигуры выглядели неправильными, когда он смотрел на них через неотрегулированное стекло. А тем временем незнакомый объект продолжал приближаться.

Это не просто приводило в замешательство. От этого можно было просто сойти с ума. К счастью, Эван был слишком уставшим, чтобы сильно волноваться. Он так измучился!

Он вел себя совершенно пассивно, чувствуя, что сейчас заснет или потеряет сознание. Он не был точно уверен, что с ним скорее произойдет. Да это и не имело значения.

Он лишь надеялся, что подкрадывающийся к нему объект первым начнет пожирать этот чертов скафандр, а не его самого.

Глава 2

Шторм бушевал во всю, в то время как Эван быстро шел по

Корбиски-авеню. Ему это нравилось. Сильные грозы были частым явлением в этой части Самстэда. Ветер, сильный дождь и вспышки молний бодрили и веселили его. В прямом смысле погода абсолютно не действовала на него, потому что, как и на всех жителях Самстэда, на нем был надет защитный костюм.

Его костюм являлся новейшим научным достижением. Внутренние регуляторы этого костюма позволяли человеку идти навстречу сильному ветру, не чувствуя при этом никакого напряжения. Специальные обезвоживающие и рассеивающие устройства следили за тем, чтобы лицевое стекло шлема оставалось чистым. Другой прибор поддерживал постоянную температуру и влажность, сохраняя костюм теплым и сухим. Легкий гибкий материал был темно-зеленого цвета. Черные диагональные полосы проходили вокруг груди, левого плеча и левой ноги. Две светло-зеленые полосы проходили по правому плечу Эвана — он был неравнодушен к нарядам.

На улицах было много горожан, спешивших по своим делам и на каждом из них был надет индивидуально окрашенный костюм. Никто из них не обращал внимания на ураган, сотрясающий город.

Все эти костюмы были удобны не только для тех, кто носил их, но и для окружающих, так как одежда отражала не только индивидуальный вкус, но и профессию, и благосостояние, и личные интересы, Эван прошел мимо женщины, с возмущением унимавшей двух своих отпрысков, которые баловались со стабилизаторами, чтобы летать свободно в воздухе на расстоянии примерно одного метра над мостовой. Эван мог слышать ее крики по универсальному коммуникатору, распространяющему свои сигналы во все стороны. Она опаздывала на какой-то деловой ленч, и у нее не было времени на игры с непослушными детьми. Кроме тот, если они на поторопятся, если они не будут слушаться и вести себя как положено, они пропустят занятия по балету.

Эти доводы убедили молодежь вернуть регуляторы в прежнее положение.

Они мягко опустились на землю и зашагали в полном молчании, следуя за своей матерью. Только один мальчик время от времени отрывался на пару сантиметров от мостовой, пока строгий взгляд матери не заставлял его немедленно вернуться обратно.

Эван улыбался, наблюдая за этой немой сценой между матерью и сыном.

Затем он завернул за угол и очутился перед постройкой, похожей на крепость, с вогнутым сводом на фасаде. Он направился к производящему впечатление входу через центральную площадку. Над входной дверью голубым хрусталем была выложена мозаика, изображающая легенду об Авроре. В центре площадки перед зданием находился трехступенчатый фонтан, сделанный в форме символа компании. Фонтан представлял собой три огромные буквы, поставленные в форме пирамиды. Несмотря на сильный ветер, фонтан работал как положено. Вода была аккуратно наполнена гидростатическими зарядами.

Дверь узнала Эвана и разрешила пройти. Как только он вошел в фойе, его костюм автоматически приспособился к теплой температуре внутри.

Прикосновение к кнопке на правом запястье — и смотровое стекло вместе со шлемом откинулось назад, на костюм, сформировав высокий аккуратный воротник в стиле британских адмиралов семнадцатого века. Когда лифт доставил Эвана на четырнадцатый этаж, его костюм уже сам высушился и расправил образовавшиеся складки.

Ничто в его виде теперь не указывало на то, что предыдущие полчаса он провел, прогуливаясь под проливным дождем. Только безумство погоды на

Самстэде послужило поводом для изобретения таких костюмов. То, что появилось по необходимости, было развито привычкой и модой в гораздо более искусно и красиво сделанные вещи. Изобретения науки постепенно прокладывали путь к зарождению общественного вкуса, что было необычно для

Самстэда.

Сирам Мачока уже ожидал его. Так как пока в президентском офисе не было заметно ни одного письменного стола, можно было заключить, что предстоящий разговор должен носить неофициальный характер. Это вполне устраивало Эвана. Он чувствовал себя гораздо лучше, когда не требовалось применять дипломатические тонкости.

Он вошел внутрь. Никто не потребовал от него никаких документов, ни человек, ни машина. Это выглядело небрежностью со стороны хозяев. Правда, за всеми его передвижениями следил глаз монитора. У них не было причин останавливать его. В компании он был своим человеком, и его костюм содержал символику этой фирмы.

Мачока улыбнулся и махнул рукой, указывая Эвану на кушетку. Несколько замкнутых окружностей и группы белых и желтых полосок украшали верхнюю часть его костюма. Узор начинался на правом плече. Левая часть костюма была легка вздута. Эта часть была набита различными регуляторами. Стол, стоявший рядом, был чистой формальностью. Костюм Мачоки давал ему право вступать в контакт с любым членом компании.

Эван терпеливо ждал, крайне самоуверенный, каким и был всегда. Но он был не в силах скрыть свое любопытство. Раньше он никогда не встречался с

Мачокой. У них просто не было повода для встреч. Эван был работником этой компании, а Мачока — ее президентом. Они находились на разных уровнях.

Теперь же появилась причина, по которой два этих уровня пришли во взаимодействие, и Эван был заинтригован.

Коллеги по работе поддразнивали его по поводу этого вызова, хотя

Эвана нелегко было вывести из себя. Это было частью его характера, иногда раздражавшей тех, кто не знал его, и отпугивал тех, кто знал. Он не мог понять, почему он мог заслужить чье-то уважение, но не любовь. Он был дружелюбен и весел, всегда был готов помочь, если появлялись какие-то проблемы. Смог ли бы он так помогать, если бы был более изящным? Конечно, его высокий рост не особенно способствовал новым знакомствам. Высокие люди только пугают, в то время как маленькие стараются понравиться. Но ведь наше сердце не зависит от роста.

Близкие друзья, которых у него было совсем не много, понимали достаточно, чтобы выслушивать его речи и шутить с ним над его недостатками. Они поздравляли его с новым достижением. За эти успехи его должно было ожидать новое повышение по службе.

По крайней мере, размеры Эвана не привели в замешательство Мачоку.

Президент компании ничуть не уступал Эвану в росте, хотя его кожа была гораздо темней, а шевелюра не такая густая, чем у его служащего. На лбу и шее у него были татуировки в виде спиралей, а в ушах висели большие металлические серьги. К его бритому лбу был прикреплен наконечник из титана. Места, на которых крепились украшения, ограничивались областью черепа. Он не носил ни колец, ни браслетов. Ничего не было прикреплено к его костюму. Наряд его был чисто деловой.

Наконец Мачока отвел взгляд от окна, сквозь которое он наблюдал за штормом, и, повернувшись, обратил внимание на своего посетителя.

— Садитесь, Орджелл.

Несмотря на все усилия владельца офиса устроить все так, чтобы посетители чувствовали себя свободно и могли расслабиться, Эван почувствовал какую-то напряженность в голосе президента.

Эван согнулся на кушетке. Она стояла недалеко от прозрачной стены. В паре метров от него находилось окно, на которое сильный ветер бросал дождевые капли.

Вдруг что-то негромко пискнуло в костюме Мачоки. Немного раздраженный этим, он посмотрел на Эвана с извиняющейся улыбкой, протянул руку к кнопке на правой стороне своего костюма и прошептал что-то, наклонив голову к воротнику. Эван расслышал несколько слов.

— Никаких звонков на весь следующий час, пожалуйста.

Нельзя было сказать, предназначались ли эти слова человеку или автоматическому устройству.

Несколько лампочек на правой стороне костюма Мачоки после этого немедленно сделались темными. Только одна по-прежнему продолжала гореть ярко-красным светом.

— Очень приятно видеть вас, сэр, — вежливо сказал Орджелл. Он не предполагал, что окажется в такой узкой компании с президентом, но стало очевидно, что они действительно оставались вдвоем. И от этого он почувствовал себя еще более самоуверенно. У него не было никаких, даже малейших, сомнений в том, что скоро ему придется снова отправиться куда-нибудь по делам компании. Ездить ему приходилось частенько.

Существует небольшая группа людей, которые уверены, что способны сделать абсолютно все, о чем их попросят. Эван Орджелл был одним из таких.

Конечно, он был не всемогущим. Он не мог выполнить абсолютно всего, что угодно. Но он был убежден, что способен на многое. И это чувство уверенности придавало ему силы.

Мачока потянул вверх свой рукав, пока не стал виден тонкий браслет.

Таким образом, Эван был не прав, когда думал, что на теле президента нет никаких украшений.

— Что вы думаете об этом?

Эван склонился вперед и внимательно осмотрел браслет. Он был ярко-желтого цвета и граненый со всех сторон.

— Я не специалист по камням. Я не могу определить, натуральный этот камень или искусственный и стоит ли он чего-нибудь.

— Он натуральный.

Мачока, казалось, пытался спрятать свое удовлетворение. Президент поднялся, подошел поближе к Эвану и вытянул перед ним свою руку.

— Смотрите. Приглядитесь повнимательней.

Эван снова посмотрел на браслет, не понимая, что такого особенного он должен там увидеть. Камень был многогранным. Из центра кристалла тянулась тоненькая ниточка, которая сплеталась с другими. Эти добавки или поддерживающий каркас были явно приделаны ювелиром, чтобы закрепить камни.

Обо всем этом Эван рассказал Мачоке.

Президент не мог больше скрывать своего удовольствия.

— Нет, ты должен приблизиться к правде.

Эван был немного озадачен. Он занимался серьезной работой. Если президенту компании захотелось поиграть с ним в «угадайку», то ему, черт побери, лучше подыскать кого другого на эту роль.

Мачока, увидев, как неловко почувствовал себя его гость, прибавил, на этот раз уже более серьезным тоном:

— Дотроньтесь до него.

Нахмурившись, Эван вытянул свою правую руку. Чувство, которое он при этом испытал, было в высшей степени необычным. У него создалось впечатление, будто он трогает что-то гладкое как воск, как вдруг острое жало заставило его отдернуть руку назад. Браслет изогнулся, прежде чем принять прежнюю форму на запястье Мачоки. Во время этого движения от браслета отделилась какая-то часть. В этом отделившемся бугорке Эван заметил два желтых невзрачных пятнышка. Это были глаза. Затем голова втянулась обратно, и браслет принял прежние очертания.

Мачока поднял руку и восторженно рассмеялся, любуясь произведенным эффектом.

— Не очень страшно, но, мне кажется, и этого вполне достаточно, чтобы отпугнуть многих хищников.

— Если вы думаете, что это хорошая шутка, то ошибаетесь, — Эван потер руку, которой он дотрагивался до браслета.

Мачока посмотрел на него.

— Мне говорили, что у тебя великолепнейшее чувство юмора, кроме тех случаев, когда шутки касаются лично тебя. — На этот раз Эван повел себя более мудро и ничего не сказал. — Мы называем это «спансет». Это органическая силикатная жизненная форма.

Любопытство Эвана сразу же перешло в недовольство.

— Как диатомовая водоросль?

— Нет, гораздо более интересная.

Браслет, не двигаясь, сидел на руке Мачоки, словно кусок обрезанного цитрина.

— Так оно — живое? Как вы его кормите? Я вижу его насквозь, но не вижу желудка и вообще никаких нормальных внутренних органов.

Мачока повернулся к прозрачной стенке и сделал движение рукой. Свет ясно прошел сквозь камни браслета.

— Их можно обучить распознаванию индивидуумов. Оно узнает меня по телесному электрическому полю. Так, по крайней мере, сказал биолог. А кормить? Это же фототрофы.

— Что? То есть я, примерно, понимаю, что это такое, но никогда раньше не слышал такого термина.

Мачока повернулся к нему:

— Это — самое интересное, что нам до сих пор попадалось. Это животное

— светоед. Оно живет на солнечном свете. — Он любовно провел пальцем по неподвижной кристальной поверхности. — У него есть своя светопоглощающая система. Вместо того, чтобы преобразовывать свет в химическую энергию, он преобразует его прямо в электрическую. Это очень хорошо для машины, но не для живого существа, и эти принципы сводят наших исследователей с ума.

Математически это возможно, но применять математику к живому существу — новая задача.

— Откуда оно появилось? Что это за мир?

— Полегче, приятель. Одно чудо за один раз, Орджелл. Что касается мира, где водятся эти твари, то мы пока толком не знаем, что он собой представляет. Но знаем, где находится. Это Призма.

Выражение лица Эвана изменилось.

— Мы, простите, говорим о физике, философии, или о прекрасных глазах нового инспектора отдела комплектации?

— Таково название этой новой планеты.

— Понятно. Я уже что-то слышал об этом, но, признаться, не очень-то представляю, что это и где.

— Так и предполагалось. Один из охотников компании случайно нашел ее.

Очень немногие в нашей организации знают об ней, и мы всячески старались, чтобы это открытие не стало добычей прессы. Теперь об этом знает еще один человек.

Чувствуя сомнительность этой чести, Эван осторожно заметил:

— Я понимаю, почему вы старались держать это в секрете. Догадываюсь, какие перед нами открываются коммерческие перспективы — представьте себе драгоценный камень, защищающийся от воров!

Президент опять повторил свой жест.

— Это ничего, просто пустяк. Безделица, забава. Если учесть, как мало мы сегодня об этом знаем, то перспективы… Пока мы не можем составить себе никакого представления о перспективах. В научном смысле я почти дилетант. Я — администратор, а не химик, не материаловед. — Он вдруг встал и принялся ходить взад-вперед перед гостем.

— Орджелл, мы об этом ничего не знаем, кроме того, что это — большое, очень большое дело. Больше, чем можно было себе представить. Этот мир — нечто новое, радикальное. Это так странно, что мои люди до сих пор спорят, кто должен проводить первичные исследования — биологи или геологи.

Вообще-то кремнийорганические формы жизни уже встречались. Некоторые существуют на Самстэде, некоторые — на Земле. Но не в таких масштабах.

Целый класс фототрофов — это уже открытие.

Эван снова поглядел на браслет.

— Он существует только на солнечном свете?

— Нет, он потребляет также небольшие дозы минералов и солей. Тоже пища в своем роде. — Он помолчал. — Вы получите полную информацию, прежде, чем отправитесь.

— Куда, сэр? — спокойно спросил Эван, хотя уже мог предвидеть ответ.

— На Призму, конечно.

— Но ведь я — не биолог и не химик, сэр.

Мачока повернулся направо и коснулся панели на груди. Видеоэкран площадью около десяти квадратных сантиметров, возник из ручки кресла.

Президент положил голову на руку и стал изучать дисплей, продолжая при этом разговаривать.

— Да, вы ни то и ни другое. Вы — междисциплинарник, мастер на все руки. Зная понемногу о том и о другом, вы можете решать любые проблемы. -

Он оторвал взгляд от экрана. — У нас уже есть специалисты, работающие с

Призмой. Но их задача отнюдь еще не выполнена. У них есть трудности.

— Какого рода трудности?

— Этого мы не знаем. Это входит в нашу проблему. Не знаем потому, что какое-то время не имеем контактов с тамошней станцией. Если бы там было что-то легко исправимое, они бы с этим уже справились. Этого не произошло.

Может быть, просто обычный обрыв связи из-за отсутствия у них каких-то подручных средств.

— Тогда при чем тут я? Отправьте им команду связистов.

— Вы были одним из ответственных за исследования в области внемировой продукции Авилла?

— Не совсем. Единственным ответственным за их развитие.

— Значит, у вас имеется собственный опыт, касающийся отдаленных миров, вы владеете компьютерной связью, и конструкции, которые вы разрабатывали, действительно успешно использовались в обстоятельствах сотен сложных кризисов в новых мирах. Правильно?

Эван кивнул:

— Это так.

— Поэтому, вы можете быть более подготовленным к решению проблем, связанных с Призмой, чем другие наши полевые работники.

— Может быть, но все же это не объясняет, почему бы вам не послать туда группу. Если хотите послать системника, я к вашим услугам, и почему бы вам не окружить меня несколькими специалистами?

Мачока побарабанил пальцами по ручке кресла. Вдруг он стукнул по видеоэкрану, отправив его обратно в гнездо.

— Вы спрашивали, почему вы не знали об открытии Призмы. Вы заслуживаете ответа.

— Я думал, что уже получил его.

— В таком случае, вы заслуживаете подтверждения. Вы не слышали об этом потому, что присутствие на ней исследовательской группы компании

«Аврора» сейчас, ну, скажем, полулегально.

Эван попытался не улыбаться.

— Значит ли это, что другие должны иметь отношение к этому тоже полулегально?

— Только при недостатке такта, — спокойно ответил Мачока. — Мы смогли создать там на поверхности маленькую исследовательскую станцию. Вот и все.

Оттуда исходит пока вся наша информация.

— Вместе с вашим интересом?

Мачока воздел руку.

— Да. Связь осуществлялась от случая к случаю, при сложном кодировании. Несмотря на эти предосторожности, их, я боюсь, засекли. Не так легко прятать вновь открытый мир от остальной части Содружества. Если мы объявим об открытии, то по законам Содружества, разрабатывать Призму смогут любые компании или лица, которые удосужатся отправиться на Землю или в крупную колонию и заполнят требование на исследование и разработку.

Вскоре появятся чины из Бюро стандартов, проверяющие, не злоупотребляете ли вы разрешением, разбирающие различные жалобы и вообще мешающие нам с вами делать дело.

— Понимаю.

Мачока кивнул:

— Я и думал, что вы поймете. Проблема в том, что, если наш проект будет засечен, нам придется свести нашу деятельность к минимуму. Это и затрудняет посылку туда полной команды. Такое событие сразу засекут эти мерзавцы из Надежности и Сотрудничества или Консорциума Гельвеция или другие, менее существенные конкуренты. А если мы наймем посторонних, мы еще более рискуем нашей секретностью. Но едва ли появление там единственного сотрудника «Авроры» привлечет особое внимание. Пока мы ничего не знаем о природе беспокойства на Призме, вот мы и решили — послать системника, чтобы он, может быть, разобрался в этом, прежде чем нам решать, что со всем этим делать.

— То есть меня?

— То есть вас. Уже то, что конкуренты не знают вас как специалиста по отдаленным мирам — в нашу пользу. Им не может быть известна ваша работа на

Авилле. — Мачока посмотрел на секцию кресла, поглотившую экран, но не стал его восстанавливать. — Вам не надо говорить, что не следует обсуждать это с другими. Если кто-то из коллег спросит, куда вы отправляетесь, скажите, что вас посылают на Интер-Канзастан на конференцию по генетическим манипуляциям с зерном. Вы и полетите в том направлении, так что ваша поездка не вызовет подозрений. Команда вашего корабля получит инструкции быстро пройти рядом с Призмой, чтобы вас высадить. Вас заберут по первому же вашему требованию.

— Простите. Как же я попрошу, чтобы меня забрали, если там проблема с системой связи?

Мачока широко улыбнулся:

— Погодите, вы еще не видели комплекта, в котором будете работать.

Если глубокое пространственное излучение не прервется из-за землетрясения или чего-нибудь вроде этого, вы с электроникой своего комплекта сможете включаться прямо в базовую систему генерирования. Этот комплект рассчитан на гораздо большее, чем ваше авилльское оборудование. Наши инженеры законно гордятся им. — Он помолчал. — В Совете есть люди, которые считают, что я в этом деле слишком осторожен. Думаю, что нет. Слишком велика ставка. Это слишком важно для меня, для компании. Если мы не будем шуметь год-два, из этот дела можно будет извлечь несметные богатства. То есть, будем держать на расстоянии жадных людей из Надежности и «Гельвеции». В это также нельзя посвящать Совет Содружества, не говоря уже о Союзе

Церквей, этой шайки благочестивых моралистов, которым лучше не соваться к

Призме, пока мы это дело хорошенько не разработаем.

Но если все будет тихо, примерно через год мы укрепимся. Тогда пусть уже все Содружество узнает о Призме. Тогда мы уже настолько опередим остальных в своих исследованиях, что другим компаниям придется платить за наши знания, так как это будет дешевле, чем начинать копаться во всех мелочах самим. То же касается правительства или церквей.

— А если нас выведут на чистую воду?

Мачока пожал плечами.

— Если это будут конкуренты, мы потеряем огромные деньги. Если правительство или церковь, мы можем потерять нашу свободу. Как ни посмотри, Призма — большой риск.

— Риск захватывает, поэтому слово «Призма» звучит для меня захватывающе.

— Тут ваша уверенность в себе, может быть, и будет полезной. Так вы принимаете наше предложение?

— Конечно. Неужели вы думали, что я откажусь? Я еще не отказывался от командировок компании.

— Мне и говорили о такой реакции, я знаю ваше отношение к делу.

— Полагаю, отношение у меня нормальное, — заметил Эван, защищаясь.

— Но мне говорили, что вы дьявольски честолюбивы.

— Я не честолюбив. Я просто верю в свои силы.

— Ну, может быть, сейчас это и понадобится.

— Я уже сталкивался с тысячами теоретических проблем отдаленных миров, работая над продукцией для виллы. Думаю, что на Призме нет ничего такого, с чем бы я не сталкивался в теории, если не на практике. Я думаю, что смогу установить проблему и предложить решение.

— Я тоже на это надеюсь, Орджелл. Хотя боюсь, что этот мир предложит вам тысячу и одну проблему, о которых вы не имеете понятия.

Эван почувствовал, что теряет терпение. Если Мачока хочет его запугать, то напрасно.

— Итак, об этом мире не известно ничего, кроме тот, что он — «иной»?

— Ну да. Обычная предварительная информация. Известно только, что климат там сносный, воздух мягкий и нет местных болезней, опасных для нас, инфекционных, конечно. Конечно, исследования — в зачаточном состоянии, но судя по всему, эта планета выглядит как экзотический рай. Для вас это может быть будет, как отпуск.

Конечно, думал Эван, не считая того, что «отпускники», перед ним отправившиеся на Призму, ни с кем не выходили на связь. Он потер то место, где его ужалил браслет. Неожиданность этого поразила его больше всего, но все же — вдруг это просто защитный механизм местных форм жизни?

— Я хотел бы сообщить вам больше, но вы сегодня же получите всю информацию, необходимую для выполнения мой миссии. Да ведь вам и не надо будет бродить по планете. Для этого есть специалисты на станции. Вы просто исполните роль прославленного агента, и я надеюсь, что вы самостоятельно решите проблему, и сэкономите компании время и деньги.

— Я сделаю все возможное, сэр.

— Ну да, так и говорится во всех донесениях. Пусть у вас не болит голова.

— Разве что, если атмосфера там окажется более разреженной, чем вы мне сказали.

— У вас есть чувство юмора, это — хорошо. Вам будут помогать вплоть до высадки. Не стесняясь, просите все, что нужно. У вас будет должное прикрытие. Вы отправляетесь первым классом на вареную межпланетную конференцию по генетике. Лучше вызубрите несколько менделевских заклинаний, чтобы это звучало профессионально. Если вам понадобится что-то из библиотеки компании…

— Спасибо за предложение, сэр, но моя — достаточно богата.

— Еще один глотатель книг по множеству предметов, а? Хотел бы я сам позволить себе такую роскошь. К сожалению, кто-то должен управлять делами компании. Я читаю только цифровые данные и личные донесения. Сухой материал. — Он снова поднял руку, чтобы полюбоваться браслетом. — Что может быть более волнующим? Завидую вашему визиту. Я бы и сам хотел повидать этот мир, но никому не могу передоверить повседневные дела. А если бы и смог, мои передвижения не удержишь в секрете от конкурентов. Так что вам предстоит быть моими глазами и ушами, Эван. — Он впервые назвал его просто по имени. Эван знал, что это — специально.

— Что из моих вещей брать с собой, сэр?

— Стандартные дорожные костюмы. Если хотите, компания даст вам и новые. Вы должны с комфортом проделать цивилизованную часть путешествия.

— Как объяснить мое отсутствие на конференции по генетике?

— Я смотрю, вы подходите к делу всерьез. Не волнуйтесь. Если кому-то и придет в голову следить за этим, подходящее объяснение подберут. Не думаю, чтобы это пришло в голову, но — на всякий случай обеспечим. Не занимайтесь мелочами. Об этом позаботятся. Отправляйтесь туда, вникните в то, что происходит, напишите доклад, понятный даже для меня и объясните, что мешает нашим людям работать. Я уже говорил, что мы хотим сохранить

Призму в секрете на год-два. Будет очень хорошо, если хотя бы на год. Но, может быть, при всех наших мерах, у нас не будет и половины этого срока.

Поэтому каждый день, каждый час сегодня укрепляет наше преимущество над конкурентами.

— Если нужно, могу отправиться завтра.

— Хорошо. — Мачока встал. Эван почувствовал, что прием заканчивается.

Он также встал и обменялся с ним рукопожатием.

— Я заинтересован в докладе из первых рук по вашем возвращении, — сказал президент, когда они шли к лифту. — Может быть, вы извлечете пользу из того, что я показал. У меня есть кусочки с Призмы в медленной заморозке, и черт меня побери, если я понимаю хоть половину из того, что вижу.

— Буду ждать новой встречи, сэр.

Эван поработал над кое-какой архивной информацией на своем домашнем компьютере и теперь понимал замешательство Мачоки. Несмотря на замечательный личный информационный банк, он постоянно вынужден был останавливать запись и лезть в справочники.

Все, что прямо касалось этого мира фототрофов и органосиликатов, было очень трудным для восприятия, но дело было еще во внешнем виде этих созданий. Формы жизни, описанные в предварительном докладе, просто не могли существовать. Они, должно быть, были созданы воображением кружка пьяных художников, выдающих свои фантазии за реальность.

Проблема состояла еще и в том, что многие из записанных образов были нечеткими. Авторы приносили свои извинения, что-то насчет трудностей фотографирования частичной геометрии без линз Хаусдорфа. Опять приходилось лезть в справочники.

У него кружилась голова, когда он на другой день делал доклад в отделении компании, о котором он до того и не подозревал. Оно было расположено в небольшом фабричном комплексе на окраине города. Снаружи здание выглядело совершенно обыкновенно, внутри же было несколько иначе.

Там они показали ему МВМ.

Глава 3

Он слышал о них, но до сих пор видел только случайно, в новостях, посвященных исследованию новых миров. Ну и конечно, не ожидал, что придется мерить самому. И все же перед ним был его собственный МВМ. Эта была новая и самая лучшая модель комплекта Мобильности во Враждебных Мирах

(как хвастались демонстрировавшие его инженеры). Он был предназначен для жизнеобеспечения и защиты путешественников в опасных мирах. Скафандр был прочным и жестким, в отличие от повседневного рабочего костюма.

Они поместили его в МВМ, сделав так, чтобы ему было удобно, а затем устроили полную проверку систем комплекта. Но даже небольшие приготовления и указания были ни к чему, потому что комплект сам инструктировал носителя, как им лучше пользоваться. Здесь не было проблем с техническими средствами, и большинство команд были вербальными. Комплект был настоящим чудом современной техники и изготовлен по его собственному размеру.

Оператор, уверяли его, его будет надежно защищен на поверхности Призмы или любого другого мира. Последние сомнения Эвана в связи с путешествием рассеялись.

Когда он возвращался, снова началась буря, но он не видел этого. Он видел только открывающееся перед ним будущее. Может быть, вице-председательство или пост первого консультанта компании. Кто-то может считать его честолюбивым (с чего только люди такое берут?), но это не замедлит его продвижения по служебной лестнице. Такие достижения много значат для людей вроде Мачоки. Тут уж Эван Орджелл постарается. Его двадцатипятилетняя служба в компании достигла пика. Оставалось только установить проблему, предложить решение и написать простой доклад.

Мачока, пожалуй, и не догадывается, что это Эвану следовало заплатить ему за случай столь заманчивый, как знакомство с Призмой.

Он шел возможно быстрее, несмотря на дождь. На улицах, как всегда, была толпа. Группа городских служащих чистила засоренную водосточную канаву. На одном был костюм с «вилками» для передачи энергии коллегам, спецодежда которых была оснащена ремонтными «руками».

Он прошел мимо доктора и медсестры. Они напоминали коробки с конфетами в своих полосатых красно-белых медицинских костюмах. Красные полоски мягко поблескивали, показывая, что оба — выходные. Их комплекты одежды содержат достаточно медицинского оборудования, чтобы делать медицинские операции на месте. А более серьезные операции потребуют дополнительных техников в особой спецодежде. Эван читал в какой-то исторической книге о так называемой «больнице». Древние даже тяжелораненых людей тащили в здание промышленного типа, чтобы там их лечить, вместо того, чтобы сделать все необходимое на месте. Подумать только, жертву несчастного случая травмировали перемещением!

Полицейский в голубом бронированном костюме стоял и болтал с уличным торговцем. У последнего на костюме было несколько светящихся экранов с распечатками для желающих сделать покупки. Глядя на экран, Эван чуть не налетел на женщину, рекламировавшую игру в тройчатку. На гибком экране от ее шеи до колен сменяли друг друга сцены предстоящей игры. Чтобы обеспечить внимание прохожих, экраны исчезали через непредсказуемые интервалы времени и экран становился совершенно прозрачным, на одну секунду, а потом реклама возобновлялась.

Трое детей остановились у кондитерской. Он заметил их потому, что их вопли заглушали все остальное на его коммуникаторе. Торопливые взрослые не обращали внимание на их крики, так как дети уже находились под покровительством их собственных костюмов, которые не переносили незапрограммированных и ненужных отклонений. Только родители или педагоги могут изменить программу, поэтому детям придется довольствоваться соками и молоком, которые предложат их костюмы.

Эти размышления навели Эвана на мысль, что он сам был голоден. Он нажал одну из кнопок, встроенных в левый рукав его костюма. Появился небольшой диспенсер, встроенный в правое плечо. За несколькими хлопьями маниоки последовала доза самстэдионского чая, горячего, очень сладкого.

Закуска была достаточной для того, чтобы добраться до дома. Конечно, он не снимал костюма, покуда не оказался в безопасности в своей квартире. Не стал также привлекать внимание, оскорбляя общественную мораль.

В просторных комнатах был беспорядок, контрастировавший с психикой обитателя. Вещи, бумаги, пленки были разбросаны в углах на мебели и даже на кухне. И, конечно, книги. Его немногие гости всегда обращали внимание на книги. Настоящие, отпечатанные на древесной бумаге.

Диски или пленки могут содержать и в тысячу раз больше информации, но держать их в руках — совсем не такое удовольствие. Настоящая книга дает еще и осязательное и зрительное удовольствие.

Он все собирался когда-нибудь навести здесь порядок. Подруги безуспешно пытались помочь ему в этом. Возможно, его резкие ответы, что так он ничего не сможет найти, мешали им провести эту работу полностью.

Может быть, дело было в том, что никто из них не задерживался дольше нескольких месяцев. Они обычно переходили в общество пусть менее блестящих, но более управляемых мужчин.

За исключением Марлы. Она была структуральным дизайнером, и довольно хорошим. И ей хватало ума, чтобы понимать его работу и поддерживать разговор с ним. Она отличалась от остальных еще и тем, что сумела проникать в его душу и понять, что при всем своем уме, в сущности, он был так же не защищен, как и всякий другой. Отношения их развивались медленно, но верно.

Еще год, и он, пожалуй, сделал бы ей предложение. Во всяком случае, оба они были слишком практичны, чтобы продолжать платить за два дома, проводя так много времени вместе. Зрелость их взаимоотношений проверялась кухней Эвана.

Там он позволил ей гораздо больше, чем другим, в смысле уборки. В результате там стало возможно готовить еду в полугигиенических условиях.

Следующей в повестке дня была ванная. Когда она дойдет до входной двери, придет пора жениться.

Она заслуживала того, чтобы знать, как прошла встреча. Марла тихо обрадовалась его звонку, признав, как важна эта командировка для его карьеры и их будущего. Еще она была, как всегда, осторожна, указав ему на потенциальные трудности и опасности, которые он просмотрел в порыве энтузиазма. Никаких криков и слез, только спокойное обсуждение. У Марлы было и еще одно отличие от других женщин, посещавших его квартиру. Можно много говорить о юной страсти, но когда тебе за сорок, надо трезво оценивать возможности. Жить с кем-то — вовсе не то же самое, что любить кого-то, тут требуется гораздо больше терпения и понимания.

Она пообещала присматривать за его коллекцией рыбок и другими домашними делами и пожелала ему скорого и благополучного возвращения, но без мелодраматизма. Добавила, что будет очень скучать. Он почувствовал теплоту и надежность, когда монитор на стене отключился. Пара нажатий кнопок наполнила комнату успокаивающими звуками Моцарта, а экран — пастельными тонами.

Потом он неторопливо разделся, поместив пустой панцирь одежды на держатель в загроможденном стенном шкафу и запрограммировав стандартную чистку и обработку. Раздевание всегда доставляло минуты неудобства, хотя, конечно, он был защищен своей квартирой, как большим костюмом. Можно было купить небольшой передвижной защитный комплект, но в этом районе пользование им запрещалось из-за большой плотности городского населения.

Это изобретение служило скорее для деревенских жителей и сторонников кочевого образа жизни.

Проверка принимающего устройства показала наличие большого количества информации, требующей обработки. Он сел за компьютер и стал изучать ее с помощью декодера.

Он уже дважды покидал свою планету: один раз был на Земле на важной конференции компании, другой — на Новой Ривьере, для дорогого, обеспеченного компанией, отдыха. Время путешествия было обозначено раньше, чем появились координаты Призмы. Они не должны были удивлять его, но все же он оказался несколько растерян. Так далеко от Самстэда он еще не бывал.

Предстояла длительная разлука с домом. Ничего, говорил он себе, с таким первоклассным МВМ нечего опасаться.

Посмотрев на монитор, он вспомнил о Марле. Он не был уверен, что ей будет приятно, если он ее навестит. Никто из них не думал о сюрпризах, оба по-своему планировали свободное время. Вот еще одна причина, почему им хорошо было вместе.

Нет, они уже попрощались. Следующий раз должен быть уже по возвращении домой, когда он расскажет ей о необыкновенных приключениях в чужом мире. Он займется Призмой, как и всеми проблемами которые ставила компания, разберется с этим, устроит дело на исследовательской станции, отдохнет, пока за ним прибудет корабль и подготовит речь на презентации, которую его, конечно, попросят произнести перед Мачокой и Советом директоров.

Он уже планировал, как они с Марлой будут тратить полученные им деньги.

Корабль с двигателем КК, забравший его с орбитальной станции летал нерегулярно. Его полет в район солнца неизученной системы не вызовет вопросов.

В от секции было много разъездных служащих компании, забрасываемых, как семена, то в один, то в другой мир в надежде, что взойдет прибыль.

Он отдыхал в салоне первого класса, глядя на проделки выдр и рыбок в аквариуме, когда его наблюдениям помешала соломенного цвета блондинка.

Кожа ее была почти прозрачной, а голубые глаза излучали ласку. Словно в противоречие со своей нежной кожей, она была крепкого сложения, но при всем том очень женственна в розовато-лиловом платье, покрывавшем ее от колен до шеи. Вдоль шеи оно было окаймлено гранатами, вшитыми в материал.

Самым интересным была изменчивая прозрачность материи: от плотного лилового до красноватой дымки, скрывавшей, много открывая. Он вспомнил девушку с рекламой, которую недавно видел. Интересно, прозрачность можно регулировать или это фиксированное свойство самой ткани?

Заметив его внимание, она улыбнулась и пошла прямо к нему.

— Привет. — Голос ее был удивительно низким. — Первое путешествие?

— Нет, третье. Замечательный у вас наряд, он вроде и есть, и как будто нет.

Она захихикала, и это заставило его пересмотреть оценку ее возраста, чуть понизив его. Она вошла сюда одна. Не замужем, без приятеля. Может, с родителями?

То ли она прочла его мысли, то ли выражение его лица его выдало, но она сказала:

— Не волнуйтесь. Я одна и я — совершеннолетняя. Показать вам документы?

— Да ну, зачем мне они? — Ситуация была двусмысленной. Тут она может повернуть по-разному. Ее реакция также была двусмысленной. Она села рядом, и они стали болтать, будто старые друзья. Кажется, ей нравилось просто флиртовать и дразнить. Это и ему подходило, тем более, что остальные пассажиры казались слишком скучными. Трудно завязать интересный разговор, будучи гораздо красноречивее других. Особенно, пытаясь, как Эван, рассказывать по большей части о себе и своих достижениях. Но девушка, кажется, была рада сидеть и слушать все рассказы о его удивительных приключениях. Звали ее Милит.

— Значит, вы до конца, до Реплера?

Он рассмеялся:

— Никто не следует до конца.

— А корабль?

— Просто доставляет груз.

— О, я не подумала об этом. — В одной руке у нее было полдюжины соломинок из стекла, соединенных вместе. Каждая была особого цвета и с особой жидкостью. Пока они разговаривали, она потягивала жидкость то из одной, то из другой. Платье никогда не было больше, чем молочно-прозрачным. Игра в угадывание в связи с этим была по-прежнему интригующей.

— Так куда вы направляетесь? — спросила она.

— На Интер-Канзастан. Конференция по генетике.

Она сделала гримасу:

— Звучит скучно.

— Должно быть, и будет скучно. Но это — не наше дело, наше дело — выполнять указания компании.

— Понятно. Я не такая энтузиастка, — она положила руку на его колено.

— А где вы бывали? Вы говорите, что это ваше третье путешествие.

Он рассказал о конференции на Земле и об отдыхе на Новой Ривьере, и она больше не задавала ему вопросов о командировке, но он почему-то чувствовал себя неудобно. Просто какая-то нервозность. Разговоры о командировках, поездках — что может быть естественнее на борту кораблей.

Они снова заговорили об ее уникальном наряде. С изобретательностью не по возрасту, даже смутившей его, она разрешила ему, если ему это интересно, осмотреть весь ее гардероб. Он долго думал над предложением, потом сказал, что сейчас очень устал и ему еще много надо почитать, подготовиться перед прибытием. Если она и была разочарована, то не показала этого, но больше к нему не подходила. Несколько раз в течение следующего дня он видел, как она разговаривает с другими пассажирами или иногда — с другими пассажирками. Он задумался, умно ли он поступил, завернув ее.

Пока она не улетела на межсистемном «челноке», он злился на себя за упущенную возможность. Он всегда был слишком осторожен. Но разум подсказывал, что он поступил правильно: сейчас не время для отступления от программы. Секретность и ставки того стоили. Но остальная часть его существа протестовала против такого решения. Огромный корабль шел через пространство — плюс по каким-то загадочным математическим законам, понятным только сверхкомпьютерам, а пассажиры и команда верили, что они прибудут в нужное место по отношению к остальной Вселенной, когда они на скорости, чуть меньшей, чем скорость света, вернуться в нормальное пространство. Еще пара таких прыжков освободила корабль от всех пассажиров, кроме одного.

Последний прыжок вывел их на орбиту безымянного мира. Сотрудник компании, который пришел за Эваном, когда тот через оконный обозреватель смотрел на облачный мир внизу, — был похож на гнома, перепутавшего время.

Гном был высок ростом. Кроме нескольких каштановых прядей, волосы его были совсем белые. У него была аккуратная острая бородка, а легкая сутулость подчеркивала сходство со сказочным персонажем. Невежливое сравнение, подумал Эван. Нет ничего сказочного в дефекте позвоночника, который не может выправить современная медицина.

Кажется, гостю было далеко за семьдесят, но голос его был сильным и уверенным. Он привык приказывать. С Эваном он разговаривал вежливо, но не снисходительно.

— Так это вас они выбрали?

— Да, меня. Время отправляться?

Старик кивнул.

— Вы видели МВМ? Хорошо. Пора вам одеваться. Я не должен задерживаться здесь больше положенного.

Эван показал на обычный светло-зеленый костюм, который был на нем:

— Как быть с этим и с другими моими личными вещами?

— Это может подойти, как внутреннее. Легкий и гладкий. Посмотрим и другое ваше снаряжение. Может быть, внутри МВМ вам ничего больше не понадобится, но вы можете захотеть чего-то более комфортабельного для пребывания на станции.

— Я тоже так полагаю. Вы уверены, что пока мне больше ничего не потребуется?

Старик усмехнулся. Эван не мог бы сказать, протезные у него зубы или свои.

— Комплект предусмотрит все ваши нужды, включая те, о которых вы сами еще не думали. Я получил подробную информацию по этой миссии. С ним вы будете играть, как с игрушкой. Да, я — Гаррет.

— Первое имя или третье?

— Среднее.

Эван улыбнулся. Если компания хочет играть в игру с полулегальной командировкой по полулегальной теме, тогда так и надо, это понятно.

Гаррет провел его по всему кораблю, через опустевший пассажирский салон и общую столовую назад, в мир проводов и работающих машин. Они прошли через двери безопасности в небольшое служебное помещение. Две женщины суетились вокруг пустого МВМ, что-то прилаживая внутри и снаружи.

Последняя проверка, подумал Эван.

Было приятно вновь посмотреть на комплект, как на старого друга из дома. Около трех метров высотой и соответствующей ширины, он возвышался над работающими с ним людьми. Серая дюралевая поверхность была чистой, как и прозрачный плексаллоевый пузырь, который позволит ему иметь трехсотшестидесятиградусное поле обзора. Входная дверца в «животе» была открытой.

— Нечто особенное, не так ли? — спросил Гаррет, и нотки гордости в его голосе удивили Эвана.

— Вы — один из дизайнеров?

Двое женщин-техников, не обращая на них внимания, занимались работой.

— Я? — Гаррет рассмеялся. — Нет, я просто полевой агент. У меня был случай принять участие в работе с прототипами этой прелести. Хорошо быть первым потребителем полностью оснащенной модели.

Эван восхищался гладкими внешними линиями.

— Глядя на него, не скажешь, что это за вещь.

— Да, — согласился Гаррет. — Я думаю, что внешность его сделана преднамеренно обманчивой. Этот комплект будет заботиться о вас, охранять вас и даже поддерживать ваше существование в пределах от абсолютного нуля до нескольких тысяч градусов выше. Впрочем, не буду перечислять вам все его характеристики, так как частично вам они уже, видимо, известны и перечисление займет слишком много времени.

— На Самстэде мне ничего не говорили о снабжении.

— Нет нужды, ваш комплект будет заботиться об этом в течение года, а вам предстоит там пробыть намного меньше.

— Надеюсь. Но ведь он не сможет запасти продуктов и воды на такой срок?

— Энергии — да, еды — нет. Она — в виде концентратов, но он может синтезировать много больше. Что же касается внешних Защитных Систем, комплект вам все объяснит.

— Да, мне так говорили. Хотя времени для инструкции было немного.

— Ничего. И шестилеток сможет управиться с этой махиной. Как только вы будете внутри и нажмете кнопки, он сам проинформирует вас обо всем, что вам будет нужно. Он станет отвечать только на ваш голос и на сигналы вашего тела. Он очень чуток. Подождите случая, когда можно будет использовать «хамелеоны». Не полная невидимость, но максимальное приближение.

Эван рассеянно кивнул, последний раз поглядев на интерьер корабля. Он волновался. Его ждали победа и слава. Ну, по крайней мере, продвижение.

Компания не гонится за внешним блеском.

— Пока, однако, начинать.

Гаррет кивнул и что-то сказал двум техничкам. Они неохотно отошли, увлеченные последней проверкой. Эван ступил на лесенку, спускавшуюся из отверстия в «животе».

— Ключевая активация МВМ-8-0-6.

— Активация принята, — ответил комплект голосом приятной модуляции. -

Прошу вас, носитель.

Гаррет подтолкнул Эвана, гордо улыбаясь.

— Меня зовут Эван Орджелл, я буду жить внутри во время визита и работы на планете внизу. Какая еще нужна личная информация?

— Никакой, мистер Орджелл. Выслушано и принято к исполнению. -

Повернувшись, комплект встал на колени, делая лестницу излишней. Одна из техничек убрала ее. — Прошу подняться.

— Спасибо. — Не обращая внимания на женщин-техничек, Эван снял свой выходной костюм и определил его в соответствующее отделение внутри правой ноги МВМ. Одетый только в нижнее белье, он пригнулся и вошел внутрь. Там было просторно, можно было стоять и поворачиваться, но он обрадованно сел на уютный, мягкий операторский стул на уровне груди. Его ноги и руки аккуратно скользнули в предназначенные для них гнезда. Теперь комплект отвечал его мускульной системе. Ради опыта он подвигал руками. Гораздо более мощные конечности комплекта задвигались соответственно. При желании он, кажется, мог бы разобрать корабль по кусочкам.

Извне через небольшой приемник до него донесся голос:

— Все в порядке, Орджелл?

— Замечательно. Я так понимаю, что вы собираетесь доставить меня к станции?

— Как можно ближе. Координаты высадки запрограммированы в комплекте и он, как нужно, управится с лодкой.

— Да, я с самого начала хотел спросить: а почему не использовали челнок?

— Вы, должно быть, и сами угадаете ответ. Мы принимаем все меры предосторожности, но все еще не можем сказать определенно, выслеживают нас или нет. Если да, то сканеры дальнего действия обнаружат челнок. Но спуск на комплекте так обнаружить невозможно. Небольшой размер и никакого выхода энергии, который можно обнаружить. Пассивный спуск. Не волнуйтесь, он доставит вас на место в целости и сохранности.

— Я не волнуюсь, просто любопытно. — Эван удивился, что он и сам себе верит.

Одна из техничек, наконец, заговорила:

— Мы в нужной позиции. Проход там, — и она показала рукой, точно Эван мог не заметить зияющего отверстия. Он кивнул, с радостью увидев, что комплект кивнул вместе с ним. Он пошел к большой грузовой двери, и комплект пошел в тандеме с его ногами. Когда дверь за ним закрылась, он обернулся и увидел, как сигнальная часть двери из зеленой становилась красной, по мере убывания воздуха.

— Нервничаете, сэр?

— Что? — через секунду он понял, что к нему обращается его комплект.

— Да нет, совсем нет.

— У вас пульс скачет.

— Волнение и ожидание, только и всего.

Комплект принял его объяснение. Эван смотрел на свой большой металлический контейнер. Так, должно быть, чувствовал себя Голиаф, неуязвимым и всемогущим.

Огни на двери люка погасли. Гаррет пожелал удачи. Открылась внешняя дверь, обнажив черную пустоту. Понимая, что это не нужно, но чувствуя потребность, он глубоко вздохнул. Потом — он ступил в ничто.

Он почувствовал легкий толчок со стороны корабельного рычага. Его правильно сориентировали и подтолкнули к планете. Он не сразу почувствовал, что движется, хотя и знал об этом. Комплект дал информацию, сообщая ему факты, цифры, относительные скорости и физические аргументы.

Скоро информативное подтверждение стало ненужным: поверхность перед ним все приближалась, так он вскоре уже видел только Призму. Большая лодка развернулась, двигатель был приглушен, спуск замедлился. Он принял положение, необходимое для спуска на поверхность. Визор автоматически затемнился, что защитить его глаза от света. Потом он стал подпрыгивать, как камешек на поверхности пруда, так как вокруг сгущалась атмосфера

Призмы. Но благодаря комплекту, Эвану было прохладно и удобно.

Постепенно он стал различать то, что было на поверхности внизу. Он увидел, что спускается на большую массу воды и на несколько секунд забеспокоился, думая, насколько точно запрограммирован комплект. Но он недооценил расстояние и его, и скоро уже опять был над почвой. Так-то лучше. Он понимал, что комплект защитит его в любом окружении, но не очень хорошо начинать командировку, проделав несколько сот километров по океану.

— Вскоре он был уже близко к поверхности, постепенно замедляя ход, пока лодка боролась с силой тяжести. Визор посветлел, но не полностью.

Интересно, почему? Дело в самой Призме, ответил ему комплект. И продемонстрировал, убрав затемнение, поверхность во всем ее ослепительном блеске, на который нельзя было смотреть. Эван, признав демонстрацию успешной, позволил комплекту вновь затемнить визор. Вдруг что-то огромное и желтое устремилось к нему из-за густого облака. Удар из набора игл при комплекте заставил неизвестное существо быстро ретироваться, прежде чем

Эван смог его хорошенько рассмотреть. Одно беглое сравнение показывало, насколько чуждым был этот мир: оно было похоже скорее на ракету, чем на птицу.

Более интересной, однако, была поверхность планеты. Это, очевидно, был лес, но не похожий ни на что из виденного им. Он был зеленый, но также

— и пурпурный, и бирюзовый, и изумрудный, с сотнями оттенков. Некоторые фигуры были широкими и раскидистыми, другие — высокими и тонкими, как фантастические башни.

— Органосиликатные растения, — объяснил комплект, согласно программе.

— Некоторые представляют собой симбиоз с паразитическими хлорофильными формами. Другие опираются на иные способы жизнеобеспечения.

— Как фототрофы, — пробормотал Эван.

— Да, как фототрофы. — Один из углов визора превратился в миниатюрный экран и Эван получил возможность быстро освежить в памяти то, что он знал об уникальной ботанике Призмы.

— На Призме, — сухо декламировал неизвестный рассказчик, — существуют и формы жизни, основанные на углероде, наряду с чисто кремниевыми формами.

Есть также органосиликатные гибриды. Это, очевидно, наиболее удачные типы, основанные на силе тех и других молекулярных структур для большей гибкости. В особенности это относится к органосиликатным формам растений, доминирующих в свой экологической нише; углеродные структуры способны к фотосинтезу, что обеспечивается при участии кремниевых форм, которые служат защитой более уязвимых древесных пород при концентрации солнечного света.

Эван продолжал слушать лекцию, но лишь вполуха. Остальное от внимание было посвящено похожим на колбасу зданиям, вдруг возникшим внизу. Они были на поляне в лесу. Рядом стояли несколько вспомогательных зданий поменьше.

Он внимательно рассмотрел территорию, пролетая над станцией, но даже с увеличителями визора не мог заметить там никакого движения. Длинная прямая площадка, конечно, была посадочной полосой для челноков.

— Дайте им знать на частотах компании, что мы садимся.

— Это уже пытались сделать с корабля, сэр, но безуспешно.

— Знаю, но если у них не работают коммуникаторы дальнего действия, это не значит, что ничего не работает и на местном уровне.

— Как хотите, сэр. — Прошло несколько минут, пока они обходили станцию по периметру. — Ничего, сэр. Никакого отклика.

Не обнадеживает, подумал он. Что-то уж совсем плохое должно было случиться, если стала невозможной даже индивидуальная коммуникация. Да, он на Призме явно не для того, чтобы обменяться приветствиями. Видно, на станции произошел не просто обрыв связи. Конечно, если бы у них работало хоть какое-то оборудование, они бы уже его заметили и вышли, чтобы помахать ему руками. Но станция выглядела пустынной. Никого не было, когда он садился всего в паре сотен метров от ее ограды. Когда он спросил, почему они не сели на территории станции, вежливый голос объяснил, что осторожная посадка была заранее запрограммирована в комплекте. Если там произошла какая-то неизвестная катастрофа, то лучше приближаться к ней постепенно. Эван согласился, поняв, что его комплект действует более осмотрительно, чем он сам.

Комплект отсоединился от ненужной больше лодки. Эван сделал несколько пробных шагов, подпрыгнул на пять метров в воздух и уверился, что все системы комплекта работают правильно. Потом он сделал небольшой круг, чтобы посмотреть на удивительный лес вокруг станции. Он был человек начитанный, интересовавшийся естественными науками, но никогда не встречал в литературе, реальной или фантастической, ничего подобного. Во-первых, несмотря на ясность и интенсивность солнечного света, трудно было выделить индивидуальные растения. Дело было не только в том, что флора на Призме состояла из асимметричных фрагментов, но и в том, что многие растения обладали высокой способностью отражения. В большинстве случаев это было естественным следствием кремниевой основы, но иногда — и целесообразным.

Отражательность превратилась в эффективный защитный механизм: трудно напасть на что-то, если видишь только то, что оно отражает.

Исследовательский комплекс был построен в лесу из кривых зеркал.

Роль деревьев играли гигантские растения, чьи плотные и прозрачные цветоложа из кремниевых диоксидов кишели собственной внутренней миниатюрной жизнью. Длинные тонкие башни из силикатов железного и медного цвета достигали двадцати метров высоты. Каждая былинка была не больше соломинки для напитков, но все вместе поддерживались подземной системой стеклянных волокон, уходящих в песчаную почву. Эвана особенно заинтересовал светло-желтый алюминосиликатный куст, напоминавший четыре сросшихся завитка. Светлые цвета были связаны со следами минералов в каждом растении, полученных из почвы, больше напоминавшей песчаную пустыню, чем нормальную землю. Вместо продуктов органического распада, почва Призмы была богата соединениями кремния. Среди высоких «деревьев» были и скопления растений поменьше. Одна из таких «полянок» была заполнена маленькими серебристыми «роторами» на стеблях. Ветерок заставлял всю поляну вращаться, как детские игрушки на полу.

Эван нагнулся, чтобы их рассмотреть. Комплект снял напряжение с его спины и мог бы держать его в таком положении постоянно, если бы тот потребовал. Визор был в нескольких сантиметрах от вращающихся цветов. Не все были серебристые, проглядывали также оранжевые и розовые. Но на всей вращающейся полянке вовсе не было зеленого.

Видно, чистые фототрофы. Интересно, какая функция у роторов? Может быть, ветры на Призме дуют от солнца, а миниатюрные пропеллеры ориентируют каждое растение на свет. Тут он заметил кое-что новое: кое-где лепестки роторов были объедены.

Вскоре он обнаружил и этих тварей, похожих на жуков, черных в белых пятнышках. Одновременно с этим открытием пришло объяснение самих роторов.

Каждый порыв ветра заставлял роторы крутиться, отчего пасущиеся жучки падали на землю. Им приходилось снова лезть на стебли, чтобы есть дальше.

Так что роторы должны были держать вредителей на терпимом уровне.

— Почему они их едят? — спросил он вслух. — Ведь если это чистые фототрофы, там не должно быть органических веществ.

— Вредители — тоже фототрофы, — сообщил комплект. — Им нужны минеральные соли, сконцентрированные в маленьких растениях. Я не располагаю химическими деталями, это не входит в программу.

Ясно, это потому, что детали еще неизвестны исследовательской группе.

Интересно, как эти «жуки» размножаются, кладут яйца или бисер, или что?

Возможности тут бесконечны, но это изматывает. Как хорошо, что он здесь не в качестве биолога.

Он выпрямился и посмотрел на базу.

Тут он увидел, что дорогу ему преградила стена «раду», решетчатых полукружий из бледно-зеленых кристаллов, слишком красивых, чтобы их давить. Когда он подошел поближе, растения явственно затрепетали. Он проверил внутренний индикатор. Ветра не было. Но движение все-таки происходило. Его шлем также воспринимал высокочастотные звуки.

— Что это они делают? — подозрительно спросил он.

— Вы — подвижная форма жизни, попавшая в область их роста. Поэтому представляете для них угрозу. Растения отвечают. Посмотрите направо: там другой подвижный объект в заповедном районе. — Он пошарил глазами вокруг и наконец увидел что-то похожее на улитку в аметистовом панцире. Она была очень близко от «раду». Вдруг она остановилось и стала вибрировать.

Пораженный, Эван заметил, что красная раковина разбилась. Углеродная улитка попыталась отступить, но была сразу схвачена десятком червеобразных существ, вылезших из песчаной почвы, которые стали разрывать ее незащищенную плоть, извиваясь среди осколков кремнистого красного вещества.

Эван отступил на два шага. Вдруг звуки исчезли и радуги прекратили движение.

— Ультразвук, — заметил комплект, — полезный защитный механизм в мире синдикатов.

Далеко обойдя изгородь из «раду», Эван продолжал путь к станции.

Механические ноги быстро несли его.

Невозможно было ступить и шагу, чтобы что-нибудь не разрушить. Почву покрывали прозрачные пузыри, сантиметра три в диаметре, с необходимыми пузырьками хлорофиллового вещества в центре. Они должны были интенсифицировать поступление солнечного света на энергоизлучающие органические вещества внутри.

На каждом шагу Эван давил их десятками, но поделать с этим ничего не мог. К счастью, поверхность почвы была очень упругой. Оглядываясь назад, он видел, что пузыри формируются заново. Все же, несмотря на эту быструю регенерацию, постоянный хрустящий звук беспокоил его.

Он начал уже думать, что ничего более, кроме несчастной улитки здесь свободно не передвигается, как некто, явно не член персонала станции, преградил ему дорогу к ближайшему зданию.

Глава 4

Несмотря на уверенность, которую ему придавал МВМ, Эван был немного испуган. Тварь была в два раза больше его комплекта; ее скользкое тело вращалось вокруг подвижного шара, выделявшего что-то, похожее на глицерин.

Шар аккуратно сидел в огромном гнезде в нижней части чудовища. Благодаря такому устройству призмит мог вращаться вокруг своей оси и перемещаться с большой подвижностью. Шар просвечивался так, что Эвану были видны его древовидные разветвленные внутренности. Четыре темно-красных глаза, как огромные рубины, зло уставились на него. Они были укреплены на толстом вращающемся кремниевом стволе. Большая шишка наверху его была снабжена ртом с зубами, похожими на зубья пилы.

— Местный хищник, эквивалент в цепи питания, — заметил Эван, — стараясь быть спокойным. — По-моему, он не может нам причинить вред.

— Конечно, нет, но явно попытается. Акция должна быть обучающей.

Комплект не ошибся: шар повернулся и хищник дернулся вперед, взрывая песок и землю. Подвижный ствол вытянулся подобно копью, пилообразная пасть ощерилась. Еще один его прием вызвал удивление Эвана.

С полдюжины стекловидных щупалец выдвинулись из туловища и выбросились вперед, чтобы захватить МВМ.

— Ваши жизненные показатели подскочили, — заметил комплект. — У вас нет оснований для беспокойства, внутри вы в безопасности.

— Я знаю — Эван был слегка раздосадован тем, что комплекту приходится его успокаивать. Он злился и на себя за детскую реакцию. Он постарался успокоиться. Пульс его замедлился. Хотя щупальца тянули его к себе, комплект не сдвинулся с места. Копьеобразный ствол с треском ударился о поверхность комплекта. Вредоносные силикатные зубы начали грызть дюраллой.

Они превратили бы в кровавое месиво хрупкую человеческую плоть, но для МВМ это означало не больше, чем царапанье. Эван с интересом следил за продолжением тщетной атаки. Когда он понял, что комплект успел записать все, что было интересного, он сказал:

— Кончайте. Мы потеряли уже много времени.

— Да, сэр.

Хищник упорствовал, хотя почти сточил зубы о дюраллой. Его ждало разочарование. Небольшая трубка выдвинулась из-под левой руки Эвана.

Раздался треск и яркая вспышка света. Шесть щупалец отдернулись, и хищник отступил, бешено раскачиваясь на шаре. Он упал, вздымая песок, и пытался снова подняться. Когда это ему удалось, он повернулся вокруг оси и убежал в лес, пьяно покачиваясь, продираясь сквозь кристаллические заросли.

— Что было использовано?

— Мощный электрический разряд, сэр. Я запрограммирован на избирательность в выборе оружия. Стандартные средства здесь могут быть не очень полезны. Так, луч лазера может быть отражен на нас. Но сильный электроразряд поражает внутренние системы кремниевых фототрофов.

Результаты удовлетворительные, притом без необходимости не убивается местная фауна. Иногда лучше посеять страх, чем смерть.

— Уверен, что консервационисты, которые вас разрабатывали, согласятся с этим. — Эван посмотрел на пейзаж, расстилавшийся перед ними. -

Что-нибудь еще нам угрожает?

— Нет, сэр.

— Так не будем терять время.

— Простите, сэр, но я бы постарался избежать контакта с растениями, расположенными прямо перед нами.

Эван нахмурился. Вплоть до станции он видел перед собою только ровную поверхность.

— Какие растения?

— Разрешите адаптировать линзы Хаусдорфа, сэр?

Визор вспыхнул мерцающим светом, потом слегка потемнел, и вдруг всего в трех метрах от него возникло шесть растений-бугорков. Они выглядели, как перевернутые сигары, образовавшиеся из кристаллизовавшегося древесного сока.

— Черт, откуда она взялись?

— Они все время здесь были, сэр. В моей программе они определяются, как «скопления Франсуса». Не вполне, правда, установлено, растения это или животные.

— В данный момент меня не интересует их классификация. Почему я их раньше не видел?

— Человеческий глаз не различает дробных измерений, сэр. "Скопления

Франсуса" существуют лишь в чисто частичном или дробном пространстве, между вторым и третьим измерением. Не все здешние формы жизни способны различать частичное пространство. Замечательный камуфляж.

— В любом случае их надо обойти.

Если что-то существует целиком в частичном пространстве, то, видимо, его оружие также действует в этом пространстве. Но Эван не хотел проверять эффективность того, что нельзя увидеть.

…Ясно было, что защитные стены станции разрушены. Почвы кишела органосиликатной жизнью. Здесь была нарушена не только связь. Широко шагая между зданиями, он видел наступление Призмы. Огромные стекловидные лозы обвивали со всех сторон одно здание за другим, а растения поменьше следовали за большими, ища трещин и разбитых окон. Стены из металла и пластика методично разлагались на составляющие, которые потом потреблялись. Извне масштаб разрушения был еще не так заметен. Теперь он уже спрашивал себя, уцелел ли здесь вообще кто-нибудь. Где люди со станции?

— Попробуйте на межперсональных частотах, — скомандовал он МВМ.

Снова никакого ответа. Он попробовал кричать через шлемовый усилитель, и голос его перекрыл все окружавшие звуки. Снова ничего.

Он проявил на визоре карту станции. Он, оказывается, стоял рядом с центром связи, который весь зарос. Длинные тонкие лианы зеленого стекла покрывали искривленную крышу и стены. Тонкие отростки из пучков и красных

«колосьев» проникали внутрь разрушенных стен. Дверь была заперта и запечатана изнутри. Он мог легко взломать ее с помощью комплекта, но, решив, по возможности, ничего не нарушать, предпочел найти другой выход.

Их было несколько, и они не были созданы строителями станции. С солнечной стороны здания, где заросли были самыми густыми, он увидел, что красные

«колосья» массивными зелеными отростками пробились сквозь стену, образовав достаточно большую дыру. Он прополз через нее. Там он увидел, как глубоко красные «колосья» проросли сквозь пластик, используя свои гибкие остья-отростки, создававшие трещины. Они были похожи на взбесившиеся ванадатовые кристаллы. В одном месте целая секция стены была обращена в груду пластиковой пены. Он запустил туда свою руку, а когда вынул ее, образовавшееся отверстие кишело черными мелкими тварями, пожиравшими пластик.

Внутри он произвел подробный осмотр того, что осталось от центра связи. Все, от пола до мебели, претерпело яростные атаки обитателей

Призмы.

— Я думал, — проворчал он, — что здания во ВМ проектируются полностью непроницаемыми для животных и насекомых.

— В нормальности так и есть, — ответил комплект, — но этот мир не нормален. Такие формы жизни не имеют прецедента среди открытий

Содружества. Уникальная экология требует уникальных контрмер.

— К которым люди здесь оказались не готовы. Это очевидно. — Эван повернулся и снова поглядел на дыру в стене. — Как это получилось?

Из-под его правой руки появился зонд, достиг пластиковых руин, сделал короткое вдувание и вернулся на место. Несколько минут работала встроенная лаборатория. Ответы появились на экране его визора в виде сложных молекулярных формул, продолжавших дробиться, пока он смотрел на них.

— Полицианоакрилаты жесткие, но очень поддающиеся искажению. В большинстве случаев калия недостает. Когда мелкие твари извлекают это, остальная часть стены обращается в хлам.

— Почему калий?

— Кто знает? — ответил комплект. — Может быть, они потребляют его, чтобы увеличить внутреннюю теплопроводность?

— Может быть. — Он осмотрелся. — И все же, что случилось с сотрудниками?

Троих из них он нашел через несколько минут в следующей комнате, где была установлена принимающая и передающая аппаратура.

Как и внешняя дверь, эта тоже была запечатана изнутри. Но через эту как-то проникли. Печать было сломана. Один человек лежал около передатчика глубокой космической связи. Может быть, он пытался послать последнюю, отчаянную весть. О деталях можно было лишь догадываться, ибо он был так же мертв, как и его компаньоны.

С трудом можно было понять, что это был мужчина. Плоть была сохранена, но кости съедены изнутри. Снова голод на калий, да и на кальций. Тело было не в лучшем состоянии. Хорошо, что его комплект способен очищать воздух. При всех кремниевых формах, здесь, очевидно, существовали обычные бактерии гниения.

Сигнальное устройство человека сохранилось. Пульсирующий свет, исходивший из маленького устройства на правом запястье, был бледным и слабым, указывая, что сигнальное устройство какое-то время было активным.

Принцип этих устройств был простым: при любой угрозе или серьезной травме владельца, прибор автоматически начинал посылать сильные сигналы о помощи.

Все, кто работал в новых мирах или в них путешествовал, должны были иметь при себе такие приборы. Несмотря на его МВМ, у Эвана тоже был такой.

Но на Призме ни один не отвечал.

У второго обитателя комнаты устройство тоже светилось. У третьего — нет. Его батарея преждевременно вышла из строя.

— Я вижу, они так и не отправили вестей.

— Нет, сэр, — спокойно ответил комплект. Лазерный указатель зашевелился, привлекая внимание Эвана к задней стороне передатчика. Два прозрачных едва заметных волокна отходили от растения, напоминавшего сосновую шишку, уцепившуюся за заднюю стенку, и сквозь дырочку в металле проникали в корпус. Эван коснулся их, и они слегка задрожали. Без инструментов, рукой, он оторвал заднюю стенку и невольно отдернул руку, когда большой клубок щупальцев вывалился на пол. Они медленно и целенаправленно двигались, словно в поисках новой добычи. Сложное внутреннее устройство передатчика было превращено в кашу. Пузыри волокон поглотили многое из того, что там имелось.

— Пробу, — сказал он.

Вновь высунулся зонд. Отростки были захвачены для анализа и вновь выброшены.

— Иттрий, — объявил комплект, — в небольшом количестве, но важный компонент во многих системах связи. Этим растениям нужен иттрий.

— Значит, оно ест все внутри корпуса, чтобы добыть немного редкого элемента? Настоящее гурманство. Он посмотрел на два отростка и «шишку». -

Но ведь они регулярно проверяли оборудование. Неужели никто этого не заметил?

— Простите, сэр, но вы исходите из неправильного представления.

Отростки не вырастают из этого маленького растения на полу, проходя потом через корпус. Наоборот, они растут изнутри наружу.

Тогда понятно, подумал он. Какая-то спора проникла сквозь фильтры здания и попала в корпус. Может быть, была занесена на чьем-то костюме и как-то уцелела в дезинфекционном отделении за входной дверью. Возможных источников было много. А персонал, видимо, не имел представления о масштабах угрозы, пока не стало слишком поздно.

Отойдя от передатчика, он направился ко второй фигуре. Это была женщина сорока с лишним лет, лежавшая на кушетке. Может быть, она спала, когда был нанесен последний удар. Тело ее было почти не тронуто.

Синие, оливковые, зеленые отростки, выраставшие из клетки, проходили через все части ее тела. Если бы не они, казалось бы, что она спокойно отдыхает.

Эван коснулся рукой одной ноги. Осязательные сенсоры комплекта восприняли ее, как нормальную. Обеими руками он приподнял рабочую одежду от лодыжки до бедра. Кожа была неповрежденной, хотя сухой и сморщенной. Он провел рукой по голому телу. Кожа снялась как кожура. Там, где следовало быть костям и мышцам, было скопление твердого зеленого стекла. Мелкие твари, похожие на микроорганизмы с ножками, шевелились на прозрачной поверхности. Они бежали, вспугнутые неожиданным светом.

Эван отпрянул, почувствовав, что его тошнит. На мгновение ему захотелось сжечь всю эту мерзость. Логика удержала его от этого. Кремация вызовет бесполезную трату энергии.

Ничего столь предательски обманчивого не было в наружности третьего обитателя помещения. Этот молодой человек был аккуратно расчленен, словно кукла, ожидающая ремонта. Руки и ноги лежали в нескольких сантиметрах от туловища, то же было с головой. Тело словно ждало, что его опять сложат.

Это было слишком аккуратно, чтобы умирать.

Эван поймал себя на том, что он оглядывается через плечо. Глупо, подумал он. МВМ предупредит от об опасности и даже справится с ней, прежде, чем он сам поймет, в чем дело. Он заставил себя вновь посмотреть на мертвое тело. Помимо расчленения, других повреждений вроде не было. Все было на месте, несомненно.

— Я не вижу крови.

— Она могла испариться к этому времени, — предположил комплект.

— Может быть, но нет даже пятен, а они должны быть.

Он опустился на колени, чтобы осмотреть пол, стандартный, прорезиненный, прочный. Но пятна на нем должны быть. Может, кровь была удалена, прежде чем достигла пола?

— Железо, сэр, — высказал гипотезу комплект, — железо и снова калий.

Разным формам жизни здесь, очевидно, нужны разные минералы. Ясно, что они не делают различий между станцией и ее обитателями. И то, и другое для них

— лишь источники ценных минералов.

Эван не смог скрыть волнения:

— Только не я. Я им не рудник.

Он вернулся к передатчику и осмотрел несколько явно поврежденных кнопок. Ни одна лампочка не загорелась. Легкое свечение в одном месте говорило о том, что генератор нуль-пространства глубоко в недрах станции был цел, но это и понятно. Он был прикрыт солидным слоем железобетона в тридцати метрах под поверхностью. Это была мощная машина системы СОШ. Так что можно было получить лучевую энергию, если очистить пространство от голодных агрессивных тварей. Трудно было сохранить положительный настрой среди такою страшного опустошения.

— Не вижу оснований для оптимизма, — проворчал он, — но мы обязаны проверить всю станцию.

— Да, сэр.

Странствия по оставшимся строениям заняли остальную часть длинного местного дня. Одни из них были пусты, если не считать множества захватчиков. В других их ждали сюрпризы и более жуткие, чем все, что они видели в здании связи.

В последнем помещении он увидел трех хищников, занимавшихся мертвым телом. Судя по остаткам одежды, это был член исследовательской группы, но это и все, что Эван мог о нем сказать. Каждый из трех хищников (термин более описательный, чем точный, как понимал Эван, так как они не охотились за мясом) — был размером с большую собаку. Они были трехногими, с

«подушечками» на лапах. Органические тела были защищены кремниевыми панцирями с острыми выступами на месте позвоночников. Занятые пожиранием останков несчастного исследователя, они не обратили на Эвана никакого внимания. С их челюстей текла слюна.

Логика оставила Эвана и он в гневе крикнул:

— Спечь их!

— Может быть, сохранить одного для изучения?

Когда комплект сделал это предложение, троица повернулась к ним и атаковала. Их мощные челюсти не могли принести вреда поверхности МВМ, как и слюна, выделяемая ими.

— Я сказал сжечь! — закричал Эван. На этот раз ответ комплекта был невербальным. Возник лазерный излучатель и методично превратил каждого из троих агрессоров в груду шлака и углей.

Они не издали ни звука, до конца борясь за жизнь, и их выносливость была так же страшна, как их вид.

— Давайте скорее отсюда, — Эван повернулся. — Мы все еще не проверили спальни.

Он нетерпеливо пробивался через заросли розовых отростков, преграждавших путь. Краткий электронный звук сопровождал каждый разрушающий взмах его руки в панцире.

Первый спальный корпус был пустым, но второй содержал сюрприз: два тела, не тронутые паразитами, в кроватях на втором этаже. У каждого было аккуратное отверстие над ухом. Один сжимал в руке игломет, другой лежал поперек кровати, под неестественным углом.

— Этот застрелил того, потом лег и совершил самоубийство.

— Почему? — спросил комплект. При всей его сообразительности, дедуктивный метод не был его сильной стороной.

— Не скажешь наверняка, потому что они уже ничего не расскажут.

Отчаяние, наверное. Воображаю, что они пережили в последние минуты.

Но особенно заинтересовали его не эти два мертвых тела, а аккуратный ряд спасательных костюмов, всего двенадцать, развешанных на вешалках вдоль стены. Все выглядели нормально. Он тщательно осмотрел один: все в порядке, годен. Обычно они создавались для каждого индивидуально, точность соответствия имела особое значение. Ни один не был таким массивным, как его комплект, но все казались достаточно прочными, чтобы противостоять нападениям черноспинных убийц и коварных растений.

Но ни один из них не был использован владельцами. Они погибли прежде.

Он снова посмотрел на двоих погибших, лежавших на кроватях совсем рядом с защитными костюмами, которые могли бы их спасти. Что за нападение было столь быстрым? Или они пали жертвой беспечности? Снова он нервозно оглядывался на темные углы. Это ведь были очень тренированные люди, прекрасно обеспеченные. Ничто, даже такой чуждый мир, как Призма, не должно бы так быстро застать их врасплох. А ведь все они были убиты, прежде чем смогли даже одеть спасательные костюмы.

Неожиданно ему стало все равно, захотелось только поскорее починить коммуникатор дальней связи и убраться отсюда к черту. Это было совершено новое ощущение, и неприятное.

— Успокойтесь, сэр. Расслабьтесь. Опасности нет. Я — не стандартный спасательный костюм, а МВМ, и все держу под контролем.

Эван замедлил дыхание и попил фруктового сока из диспенсера в шлеме.

— Сожалею. Меня не так легко вывести из равновесия. — Он отпил еще сока и в последний раз оглядел комнату. — Пойдемте в административный корпус и в архив. У нас еще есть работа.

Остаток этого дня и часть следующего он провел, изучая пленки с записями, касавшимися местной жизни, что, однако, не приблизило его к пониманию, почему двадцать четыре тренированных разведчика были взяты врасплох и погибли, даже не одев спасательных костюмов. Они не были разорваны на куски какими-то мощными хищниками, не были уничтожены изнутри паразитами или эпидемией. Кроме двоих, застреленных иглами, причины их смерти были еще не вполне ясны.

Он работал не в тишине. Лес вокруг станции, да и она сама, были наполнены голосами и криками каких-то существ, большей частью невидимых.

Иногда среди силикатных раздавался и чей-то рев, но ничто не появлялось, чтобы напасть на него. Впрочем, он не испытывал судьбу и спал в МВМ.

Записи содержали много информации, бесценной для компании. Они компактно разместились в хранилище внутри МВМ, ожидая демонстрации в компании. Ирония была в том, что эту информацию нельзя использовать, пока он не найдет объяснение катастрофе, опустошившей станцию. Но здесь, в длинных отчетах и диссертациях, написанных сотрудниками, он не находил ничего, намекавшего на грозившую им катастрофу. Ведь должно же было существовать что-то, способное на такой быстрый и сокрушительный удар.

Оставалась какая-то тайна.

Он обнаружил двадцать четыре спальных места, но только двадцать спасательных костюмов. Судя по пленкам, на станции было двадцать четыре члена персонала. Он похоронил останки двадцати человек. Теперь надо обнаружить остальных четырех. Конечно, сначала можно поработать со связью, но даже в такой тревоге, как сейчас, он, кажется, скорее умрет, чем не закончит работу.

— Они должны быть где-то в окрестностях, — сказал он МВМ. — Беда в том, что у некоторых погибших вышли из строя сигнальные приборы.

— Я включу сенситив.

Эван немного подождал, пока комплект подключит высокоинтенсивный сканер. В известном диапазоне он зафиксирует даже самые слабые эманации.

— Наблюдательная башня.

Это было единственное место, которое Эван еще не осмотрел, не надеясь там кого-то найти. Лифт там был сломан, приборы управления съедены какими-то мелкими не то растениями, не то животными. Но четыре металлические конструкции, поддерживавшие этажи сооружения, были целы, хотя по краям появились белые пузырьки, как он уже знал — прелюдия к потреблению.

Он подошел с левой стороны и начал взбираться. Благодаря комплекту, почти вертикальный подъем проходил без напряжения. Добравшись до верха, он пробил окно и влез внутрь.

Двое из четырех недостающих сотрудников лежали на полу, мертвые, в спасательных костюмах. Приборы и техника вокруг них не были затронуты, видимо так высоко деструктивные существа еще не поднялись.

Что случилось с этими? Было ли у них время надеть костюмы до свершившейся катастрофы, пришли ли они сюда в них, когда лагерь был уже опустошен? Он нагнулся над одним из них. Под защитным визором он увидел лицо старика. Седая борода и усы, энергичные черты лица. Даже после смерти он выглядел хорошо. Глаза были закрыты. Выражение лица спокойное. Тут Эван заметил небольшую трещинку в костюме на уровне ребер. Он потянулся к ней.

— Не прикасайтесь, — предупредил комплект.

Эван отдернул руку, словно обжегся.

— Что это? Опять местные формы жизни?

— Некоторые из них. Смерть здесь несомненна, не надо касаться тела.

Эван нахмурился, обнаружив, что он немного вспотел, несмотря на охладители внутри комплекта.

— Что здесь случилось? Не видно ничего, что могло бы принести вред.

— Предварительное исследование предполагает скорее осторожность, чем браваду. Спасательные костюмы сотканы из активара, их не так легко прорвать. Я расширю отверстие, чтобы увеличить обзор.

Вновь возник лазер, на этот раз для разрезания, а не для убийства.

Через секунду разрыв был уже полметра длиной.

— Теперь раскройте, только осторожно, и сохраняйте присутствие духа.

— Я всегда его сохраняю, — раздраженно ответил Эван. Несмотря на это заявление, он почувствовал, что его выворачивает. Он думал, что видел уже все, что местные твари могут учинить над человеком. Он ошибся.

Вместо живота он увидел впадину, полную темно-зеленой жидкости. В центре ее находились какие-то круглые твари, с усиками, отходящими в разные стороны, какая-то смесь морских звезд и печеных яиц. Пока он смотрел, раскрыв рот, один из усиков дернулся и прыснул в него чем-то. Оно ударилось о визор как раз напротив правого глаза. Он отскочил как ужаленный, стукнувшись шлемом о потолок. Он был защищен от последствий компенсаторами МВМ, но он все еще чувствовал возбуждение.

Второй удар пришелся против второго глаза. Жидкость ничем не повредила комплекту. А за этим вторым выпадом две оставшиеся «морские звезды» ухватились своими усиками за раскрытые Эваном полы защитного жилета и снова стали их прикрывать.

Эван заметил, что он дрожит.

— Что это еще за черт?

— Защитная реакция с использованием желудочного сока.

— Ну, если он желал вызвать шок у потенциальном противника, то это удачно придумано.

— Цель гораздо летальнее. Посмотрите вниз.

Эван посмотрел. Несколько капель с его визора стекло на пол. В этих местах жидкость въедалась в металл и поднимался дымок.

— И это — желудочный сок? — Эвану с трудом удалось говорить спокойно.

— Немногие вещества могут повредить прочным силикатным формам. Это — азотная кислота. То же — во впадине у этого несчастного. Я подозреваю, что его товарищ здесь претерпел то же самое.

— Но если у него там — кислота, то едва ли сохранилось его тело.

— Я предполагаю, что эти твари ограничили полость живота какими-то секретами, непроницаемыми для их собственного сока, чтобы оградить себя от постороннего вмешательства и иметь возможность растворять кости и плоть.

— Черт, — проворчал Эван, — я только надеюсь, что эти несчастные умерли прежде появления этих тварей. Насчет другого — это точно? — Он кивнул в сторону второго мертвого тела.

— Я устанавливаю наличие тех же кислотных компонентов.

— Ладно, но как удалось прорвать их защитные костюмы? Кажется, это не так-то легко?

— Пожалуй. Я думаю, активар резистентен к азотной кислоте, но, очевидно, костюмы были чем-то отчасти подорваны, прежде, чем на людей здесь напали. Снова, сэр, много вопросов, но мало ответов. Если же целостность костюмов была нарушена, то для местных форм жизни имелось много форм проникновения. Существует и много способов вызвать смерть.

Например, постепенное впрыскивание кислоты в кровь.

— Избавьте меня от деталей, — Эван бросил взгляд на обсервационный стол, решив проверить ящики и оборудование. Несколько больших ящиков было в порядке. Используя силу рук комплекта, он вскрыл замки. Здесь были приборы, запасы для компьютеров, личные вещи. Нигде не было видно еще двух недостающих спасательных костюмов. Не имея других собеседников, он сел и обратился к МВМ:

— Это — последнее убежище. Мы прошли всю станцию. Где же остальные?

— Думаю, правильно предположить, что костюмы там же, где их владельцы, хотя не представляю себе, в каком они состоянии. Костюмы явно не спасли этих двоих несчастных. Мы можем, по крайней мере, исходить из предположения, что и костюмы и их носители полностью уничтожены.

— Даже в этом случае, — заметил Эван, — их сигнальные приборы, должно быть, целы.

— Нет ничего надежного в этом мире. Если их кто-то сожрал, то их приборы могут быть в желудке какого-нибудь поедателя трупов далеко от станции.

Эван вздохнул:

— Я не хотел бы, чтобы подтвердилась не моя, а эта гипотеза. Во всяком случае надо посмотреть, кого не хватает.

Зажегся экран на визоре. «Техник по обеспечению Арам Хьюмула и ксенобиолог Мартина Офемерт.»

Эван подумал.

— Есть еще одна возможность. Если в момент катастрофы они были вне стен станции, занимаясь, например, полевой работой, то могли выжить.

— Почему же они тогда не вернулись?

— Могло быть несколько причин. Например, из страха. Может быть, они травмированы и где-то ожидают помощи. Или боятся, что те, кто разрушил станцию — все еще где-то поблизости. Здесь большая часть приборов в хорошем состоянии. Речь не идет об энергии. С приверженностью местных форм жизни к редким металлам и минеральным солям, представляю себе, что они сделали с генератором. Может быть, поэтому так вышло и с защитными стенами. Может быть, не было возможности остановить вторжение, потому что энергия уже была отключена, включая дублирование.

— Возможно. Специально на этот случай внутри у меня встроен локатор сигнальных устройств, но его радиус…

— Я знаю. Я знаком с характеристиками. — Он посмотрел вокруг на кристаллический «лес», думая, как здесь много всего этого, в том числе — вне поля его зрения, несмотря на хаусдорфовы линзы. — Лучшего места для поиска сигнальников, чем башня обозрения, не найти. Можно подключить сканирование на триста шестьдесят. Используйте все время, необходимое для этой работы.

— Исключительное сканирование не рекомендуется.

— Времени на подзарядку достаточно, дни длинные, а больше солнца и желать нельзя. Кроме того, у нас там много резервной энергии.

— Знаю, но я запрограммирован на осторожное экстра-расходование.

— Ну, только один раз.

Эван заметил какое-то движение. Несколько десятков мелких летающих тварей вились у его левой ноги. Они были желтые, с малюсенькими зелеными глазками и спиральными крылышками. Длина их челюстей была вдвое больше длины их туловища. Они тщетно бились о дюраллой комплекта.

Эван смахнул их, поймав одну, и посмотрел на нее на свету. Она пыталась вырваться с громким писком. Он придавил ее. Она как бы раскололась в руке. Звук затих. Между тем комплект выдвинул светящийся металлический прут. Он сложился в прямоугольную антенну.

— Сканирование началось, — сообщил комплект, хотя это было ясно.

Эван ждал и думал пока техника работала. Значит, «морские звезды» с соляной кислотой в животе… Стеклянные волокна, разбивающие кости… Все необъятные возможности продвижения по службе, связанные с визитом на

Призму, померкли перед безопасностью родного дома. Скорей бы покинуть этот проклятый мир!

Он думал удивить друзей и коллег выдуманными рассказами о своих приключениях в чужом мире, если ничего о нем толком не разузнает. Сейчас не до этого. Он не настолько понял Призму, чтобы оживлять компании своими рассказами.

— Один сигнальник засечен недалеко, — перебил его размышление комплект.

Эван кивнул, подумав, сможет ли комплект правильно истолковать это движение. Он направился к разбитому окну, в последний раз поглядел на мертвых и начал спускаться тем же путем.

Огромные шаги быстро донесли его до границ станции. На небольшой полянке с голубыми «роторами» он нашел костюм двадцать три, вместе с хозяином.

МВМ направил свет на ленты, скрещенные на его груди, анализируя частоты слабо пульсирующего сигнальника:

— Арам Гумула.

Эван кивнул и нагнулся над телом. Хорошо, что сигнальник был на запястье, потому что все остальное было расплющено.

Глава 5

«Под вопросом судьба только одного человека», — подумал он, заполнив все графы своего доклада, кроме последней. Несколько мелких существ, копающихся в почве, стремительно разбежались в поисках укрытия, когда на них упала тень от шлема Эвана. Ноги у них были длиной в четыре сантиметра, тела винтообразные, стеклянные, коричневого цвета.

— Грубая работа, — пробормотал он, обращаясь к скафандру. — По нему как будто проехался десятитонный грузовик. — Пальцем нельзя было отодвинуть в сторону то, что осталось от шлема Хьюмулы. — Иллюминатор из плексаллоя. Такой же прочный, как и стандартный скафандр выживания. А что-то превратило его в кучу мусора.

— Да, сэр. Простите, что перебиваю вас, но мне кажется, вам следует знать, что по вашей правой ноге что-то ползет.

Эван нехотя посмотрел вниз. По нему ползло изогнутое создание с гладкой спиной. Оно передвигалось не с помощью ног, а с помощью клейкого вещества, которое откладывало перед собой. Четыре длинные изящные антенны прощупывали, что творится впереди, и сообщали информацию неторопливому путешественнику. Эван не видел, есть ли у него глаза. Его заинтересовал состав клейкого вещества. Ему показалось, что в этот состав может входить кислота. — Проверить герметичность, — приказал он, повысив голос.

— Я бы немедленно предупредил вас, сэр, если бы возникла какая-либо проблема с…

— Проверить.

Проверка заняла не более десяти секунд.

— Герметичность не нарушена, сэр.

Или ему показалось, или скафандр и в самом деле немного обиделся.

— Благодарю, — ответил он язвительно. Существо прекратило движение. -

Чем оно сейчас занимается?

— Пытается проникнуть внутрь, сэр. Просто еще одна прожорливая местная форма. Я бы предположил, что своим красным цветом существо обязано наличию большого процента алюминия в его силикатном экзо-скелете. Оно — не пожиратель света.

— Я и сам это вижу. Избавься от него. — Он протянул к существу руку.

Рука замерла на полдороге.

— Вам не следует этого делать, сэр. Зачем подвергать излишним испытаниям мою внешнюю оболочку?

Внутри скафандра Эван нахмурился.

— Что ты болтаешь? Оно не в состоянии прорвать дюраллой.

— Это верно, но я сам могу причинить себе вред. Видите ли, липкое вещество, выделяемое этой тварью, обладает огромной мощностью. Даже если вы сотрете ее в порошок, слизь все равно останется на наружной ткани. Не лучше ли полностью избавиться от чужеродных веществ?

— Согласен.

— Тогда снимите контроль с левой руки, сэр.

Эван так и сделал. Он с интересом наблюдал, как вновь оживает маленький лазер. Существо погибло в ту же секунду, как его пронзил луч, но для того, чтобы уничтожить остатки удивительной слизи, потребовалось почти пять минут. К тому времени, когда с этой грязной работой было покончено,

Эван увидел, что к нему двигается еще несколько таких же клеепроизводителей. Легко сделав два гигантских шага, Эван оказался вне пределов их досягаемости.

— Еще один раз проверь герметичность, — буркнул он. Скафандр выполнил задание без комментариев.

Эван старался отогнать от себя тревожные мысли. Несмотря на то, что, по общему мнению, костюмы для выживания персонала станции никак не могли сравниться с его МВМ, все же ему было не по себе при виде того, какую неважную службу сослужили они своим обитателям. Так что он не был в настроении рисковать, да и проверка занимала всего несколько секунд.

Судьба двадцати трех из двадцати четырех обитателей станции была ему известна. Оставалось найти двадцать четвертого и можно готовиться к возвращению домой. Пока корабль компании будет лететь за ним на Призму, он сумеет выяснить, что произошло. Но желания заниматься этим у него оставалось все меньше и меньше.

— Что насчет последнего маяка?

— Стараюсь определить его местонахождение. Сигнал чрезвычайно слабый, но причина, видимо, не только в том, что сели батареи.

Это замечание пробудило интерес Эвана. Он даже забыл о трупе, лежащем в десяти метрах за его спиной.

— К чему это ты клонишь?

МВМ повернулся на северо-запад.

— Характер колебаний непостоянен.

— Ты хочешь сказать, он передвигается?

— Внутри ограниченного пространства, сэр. Это наиболее разумное объяснение.

— Это оставшийся в живых! — Оставшийся в живых мог бы подробно рассказать ему, что произошло со станцией и се персоналом, избавить его от утомительной работы и обеспечить ему триумф.

Конечно, не исключались и другие причины ограничения радиуса движения маяка. И маяк, и запястье, в которое он был вживлен, могли пребывать в брюхе какого-нибудь хищника. Или же разлагающийся труп Мартины Офемерт мог крутиться в водовороте какой-нибудь реки.

Он заставил себя сдержать волнение, когда приказал скафандру начать движение. Вряд ли кто-то мог здесь выжить. Невозможно протянуть так долго без поддержки жизнеобеспечивающих систем станции. Воды здесь было много, но пищу найти трудно, кроме того потенциальная добыча владела уникальными способами защиты. И все же, если эта Офемерт была по настоящему изобретательна и ее костюм выживания не поврежден, у нее был шанс остаться в живых.

Если эта надежда оправданна, хотя шансов на это слишком мало, ему представится случай быть героем. Он всегда хотел стать героем. Эта роль очень подошла бы ему. А в цивилизованном большом городе с размеренной жизнью, этого достичь нелегко.

Поэтому у него было много причин к тому, чтобы стремиться найти

Мартину Офемерт живой.

Львиная доля работы выпадала на долю комплекта, он выбирал курс сквозь растительность и передвигал свои длинные металлические ноги. Не мудрено заскучать.

— Покажи, куда мы идем. — Скафандр замедлил ход и остановился.

Тотчас ожило видео на экране иллюминатора. Ярко-зеленые линии образовали небольшую сетку. В левом углу и в центре этой сетки пульсировала красная точка.

— Эти абстракции мне ни о чем не говорят, — проворчал Эван.

— В зависимости от характера местности мы достигнем нашей цели за четыре или пять дней, сэр.

— Неплохо. — Это даст ему возможность наблюдать и описать большое количество местных форм жизни для архивов компании. — Иди дальше. — И сам приготовился к возобновлению движения.

Скафандр не сдвинулся с места.

— В чем дело? — Он вдруг испугался, что именно в этот момент маяк заглох. Однако слабый дразнящий сигнал оказался здесь не при чем.

— Посмотрите вниз на ноги.

Эван повиновался. По обеим ногам полз стекловидный желто-зеленый гель. Казалось, он фонтанировал, пузырясь, прямо из-под земли, и поднялся уже до колен.

— Это еще что за чертовщина?

— Циано-акриловая структура. Совершенно уникальная, сэр.

— А что здесь не уникальное? Однако на вид не впечатляет. Давай, двигай дальше. — Своим правым бедром он нажал на соответствующие сенсоры.

Серво-приводы протестующе взвыли, но нога не сдвинулась с места. Гель продолжал свой быстрый подъем по его нижним конечностям.

— Хорошо, ты меня убедил. Это уникально. А теперь освобождайся от него.

— Не могу, сэр.

— Что значит «не могу»? Это просто еще одна разновидность клейкого вещества, вроде того, что выделяло то существо.

— Простите, сэр, но это не просто другой тип клея. Он не выделяется мелким животным, а вытекает прямо из-под земли. Это более плотный состав с несравненно более универсальной молекулярной структурой.

Эван отказывался поддаваться панике.

— Тогда сожги его, как ты проделал это недавно.

— Слушаюсь, сэр. — Еще раз был приведен в действие лазер. Эван почувствовал на себе капли пота. Минуты шли, а количество геля не уменьшалось.

— Не срабатывает.

— Я бы мог сразу сказать вам об этом, сэр. Гель способен рассеивать высокую температуру луча. Но, конечно, он не может проникнуть внутрь.

— В данный момент это не слишком утешает. Тебе придется освобождаться.

— Я думаю над этой проблемой, сэр.

Эван успокоился, чтобы дать возможность компьютеру скафандра направить все свои усилия на поиски выхода из создавшегося неприятного положения. Он еще раз попробовал запустить в ход ноги, но даже не сдвинул их с места. Густой и похожий на липкий сироп, гель проворно поднимался по его бедрам.

Вот загадка, откуда он вытекает?

Что будет, когда он дойдет до шеи и начнет покрывать его шлем? Что случится, когда он полностью покроется им? Однажды они уже встретились с экземплярами, у которым вместо желудочного сока была азотная кислота. Что еще, кроме липкого геля могла произвести та гадость, что находилась под ними? Этот процесс напоминал ему то, как паук опутывает свои жертву шелковым коконом, прежде чем приступить к еде. Внизу должно быть нечто огромное, прячущееся под песчаной почвой. Оно обволакивало его медленно и методично. Если оно выделяет столько геля, значит оно должно быть внушительных размеров. Выйдет ли оно на поверхность или просто утянет его вниз? Вниз в темноту, где он будет лишен возможности видеть и будет только ощущать, как оно старается найти такое место с скафандре, чтобы проникнуть внутрь.

Но оно не могло прорвать МВМ. Он был уверен в этом, хотя и не так абсолютно, как днем раньше. А если оно сможет, тогда что? Если оно отпустит его, то все в порядке. Если нет — если нет, то возможно захочет немного подержать его. Возможно сутки, внизу под землей. Или пару дней.

Или больше. До тех пор, пока у него не кончится воздух, потому что скафандр не мог регенерировать воздух.

Он будет похоронен заживо, внутри своего скафандра. Герметичный МВМ станет герметичным гробом.

Нет, пора, он должен вырваться из этих неумолимых, ползущих объятий.

При помощи массивных металлических рук он попытался поджечь вещество.

Тянучая субстанция оказала сопротивление, и когда он попытался вытащить руки, то не смог этого сделать. Хуже всего было то, что теперь его руки оказались приклеены к бокам. Гель продолжал свое беспрепятственное шествие по его телу, залив собой руки до локтей.

— Знаете, — озабоченно сообщил ему скафандр, — если бы я мог синтезировать сильную кислоту, как некоторые здешние формы жизни, то, наверное, я бы смог поразить этот гель. К сожалению, меня спроектировали так, что я в состоянии синтезировать только пищу.

Эван пропустил жалобы МВМ мимо ушей. Его не интересовало то, что он не может делать.

«Думай» — приказал он себе. Его послали сюда, чтобы он находил ответы на вопросы и пути решения трудных проблем. Сейчас ему нужно было именно такое решение. Скафандр мог только выполнять его указания. Существовал предел, за которым скафандр не мог предлагать варианты действий, а мог только отвечать на его команды. Эван силился припомнить все, что он узнал о Призме с того самого проклятого момента, как коснулся ее поверхности.

И в то же время он как завороженный смотрел, как зловещая клейкая масса ползет по его руке, поднимается до локтя, устремляется к плечу.

Дойдя до этого места, она направится к шее.

Под землей что-то шевельнулось, почти незаметно.

Кислота, может, и помогла бы, но скафандр не может синтезировать кислоту. Что еще он может сделать? Как найти эффективное средство против нападения неживой материи? Чем еще пользуются обитатели Призмы, чтобы…

— Ведь ты можешь генерировать частоты на волне любой длины, не так ли?

— Да, сэр. Являясь частью внутренней системы связи я…

— Попробуй ультразвук. Помнишь растения с шипами, которые мы встретили за станцией? Попробуй это; вложи в эти волны всю свою силу! Даже если они могут повредить мне.

— Отличное предложение, сэр.

Скафандр наполнился тихим жужжанием. Эван знал, что он слышит не тот звук, который генерировал МВМ, а скорее звук работающих на пределе своих возможностей коммуникационных приборов.

Прошло несколько минут. Вдруг гель прекратил свой подъем. От иллюминатора его отделяли несколько сантиметров. Он начал уплотняться, затвердевать.

— Мне кажется, мы нашли возможное решение.

— Не останавливайся! Давай еще!

Он стоял и прислушивался к жужжанию внутри костюма. Если костюм перестарается и сожжет один-два своих компонента… Но МВМ продолжал наполнять воздух волнами, недоступными его слуху.

Но не слуху Призмы. Лес вокруг него внезапно ожил, обезумевшие существа в панике разбегались во все стороны, создавая фантастическую картину разнообразных форм и силуэтов.

Звуковой датчик на шлеме донес до него новый звук. Было похоже на то, как кто-то разбил о его голову целую корзину с яйцами. Звук стал повторяться с увеличивающейся частотой.

Гель, затвердевший вокруг его тела, начал распадаться на куски.

Что-то под его ногами приподнялось, и он чуть не упал. Больше никаких движений снизу не последовало. Треск продолжался, он множился и расширялся. Потом затвердевший гель начал отпадать от него, сначала мелкими кусочками, потом большими, освобождая его руки и торс. Для пробы он попытался поднять свою левую ногу. С третьей попытки ему удалось освободиться от ослабевшей хватки. Теперь он мог пользоваться руками и отдирал огромные куски затвердевшей субстанции.

Когда он очистил внешнюю поверхность скафандра от последнего кусочка, он перебрался на глыбу кристаллического сланца и с этого безопасного места посмотрел туда, где только что чуть не погиб, как муха в янтаре. Он не увидел ничего такого, что походило бы на ловушку, ничего, что говорило бы о том, что под землей притаилось нечто огромное и смертоносное, подкарауливая свою добычу.

Пока вентиляторы высушивали его потное лицо, он развлекся тем, что устроил разнос скафандру за то, что тот не смог предупредить об опасности.

— Простите, сэр. Мой проект не учитывал такую хитрую атаку. Обычно опасность грозит со стороны клыков или когтей, а не со стороны липкой грязи. Она началась так медленно, что я был захвачен врасплох. Иной раз довольно трудно отличить обычное природное явление от враждебного нападения. Существуют же миры, где дождь смертелен для местных форм жизни.

Когда оно начало выделяться, я подумал, что это всего-навсего проявления местных климатических или вулканических особенностей, с которыми я вполне готов справиться.

— В следующий раз сначала прыгай, а потом анализируй, — прорычал

Эван, отказываясь прислушиваться к логике. — Или спрашивай. Может, у меня нет твоей способности к мгновенному отбору информации, зато мой мозг лучше приспособлен к быстрому анализу.

— Конечно, сэр, — покаянно сказал МВМ, что приличествовало данному моменту. — Я не желал бы обременять вас излишними вопросами, которые касаются одномоментных операций.

— Это ничего. Можешь обременять. — Он осмотрел местность, стараясь заглянуть в глубины алмазно сверкающего силикатного леса. Небо над головой было ослепительно ярким. Прозрачные раковины захрустели под его ногами, когда он сошел со сланцевой глыбы, и их ярко-зеленые отростки торопливо выпускали защитные прозрачные пузыри.

— Давай найдем этот проклятый маяк.

— Слушаюсь, сэр.

Он возобновил путь, покрывая сразу несколько метров за один шаг с помощью не знающего усталости скафандра. Датчики цепко держали слабый электронный сигнал, который отмечал местопребывание двадцать четвертого и последнего обитателя научной станции — или ее тела.

В последующие дни у него были многочисленные встречи с формами жизни, во множестве кишевшими на поверхности Призмы. Ни одна из них не представляла угрозы для их продвижения. Все они были должным образом запоминаемы, кодированы и заперты в память МВМ для будущего изучения. Все они по своей необычности превосходили всякое воображение, а некоторые были настолько странными, что Эван не был уверен в том, что он сможет убедить своих коллег, что они действительно существуют в природе.

Особенно его впечатляли игольчатые шары.

Они наполняли собой весь овраг, почти скрыв маленький ручей, текущий по дну. Все они были разного цвета и разного размера, начиная от миниатюрных шаровидных структур не больше его кулака до гигантов с окружностью более четырех метров. Это были чисто силикатные формы, их было столько, что они напоминали застывший фейерверк. От каждого невидимого ядра в разные стороны отходили тысячи игл. Каждую иглу окружал ряд еще одной тысячи игл поменьше. Эти иголки в свою очередь были окружены еще меньшими иглами и все это повторялось, пока не доходило до микроскопического уровня.

Только с помощью «линз Хаусдорфа» он смог разглядеть порядок в этом хаосе. Голубые, сердоликовые, янтарно-желтые и металлически-зеленые, игольчатые шары создавали ложное впечатление хрупкости, которое не могло обмануть его ни на секунду. Под защитой своего скафандра он спокойно мог шагать сквозь них, оставляя за собой ковер, сверкающий всеми красками радуги, но идти без скафандра значило быть распоротым миллиардами мельчайших бритв.

Вместо того, чтобы постоянно поворачиваться вслед за солнцем, игольчатые шары оставались неподвижными. Сотни светочувствительных поверхностей были расположены таким образом, что им всегда хватало фотонов независимо от того, где в данный момент находилось солнце.

Что касается солей и минералов, содержащихся в их телах, то им не грозил никакой хищник. Самый грозный земной кактус выглядел бы беззащитным созданием в сравнении с мельчайшим игольчатым шаром.

На четвертый день пути ему преградила изгородь. «Изгородь» — еще слабо сказано. Это слово вообще не очень то подходило к описанию барьера, возникшего перед ним. Эван оказался перед стеной сплошного силикона, высота этой стены колебалась от четырех до десяти метров и простиралась от горизонта к горизонту. Каждый кристалл, из которых состояла стена, в основании достигал толщины в целый метр. Они стояли так плотно друг к другу, что между ними могла просочится разве что стеклянная мышь.

В верхней части ствола каждое «дерево» пронзали три-четыре ветки, похожие на балки. Внешние поверхности этих отростков имели гладко отполированные плоскости и вращались вокруг общей оси, чтобы отражать как можно больше солнечных лучей на светособирающую верхнюю часть стволов.

Внутренние части организма были окрашены в блестящий желто-розовый цвет.

Эта «изгородь» вытеснила всю остальную растительность. Скафандр подсчитал, что она была метров пяти толщиной. До маяка им оставался день пути.

— Неизвестно, где кончается эта стена, — проворчал Эван, посмотрев сначала налево, потом направо. — Мы сможем пробиться сквозь нее?

— Могу попробовать, сэр.

Эван приблизился к ближайшему «дереву» и внимательно изучил гладкую ничем не поврежденную поверхность. Потом он сложил пальцы в кулак и изо всех сил ударил. Большой кусок розового силикона — наверняка, алюминат лития, — подумал он — откололся, упал на землю. На секунду ему показалось, что дерево слегка содрогнулось, но это, должно быть, было игрой его воображения. И в самом деле, растение, аналогичное этому, неспособно так наглядно реагировать на незначительное повреждение. Он ударил снова. На этот раз от удара его бронированной руки отвалился кусок поменьше.

— Это слишком долго и отнимает массу энергии, — пробормотал он. -

Надо прожигать.

— Не уверен, что этот способ более эффективен, сэр. Лазер — не слишком действенное средство против высокочувствительных форм, а насколько я понял их внутреннюю структуру, эти организмы прекрасно рассеивают энергию.

— Все равно попробуй. Я не намерен тратить зря время, прокладывая себе путь кулаком, как полоумный боксер.

Он поднял руку и начал резать кристаллы лазером. Силикатная поверхность в ответ пузырилась и плавилась. Тревоги скафандра вроде бы не оправдались.

Эван с нетерпением ждал, когда скафандр прорежет проход, достаточный для того, чтобы пройти первый ряд кристаллов и приступить ко второму. Со вторым рядом пришлось повозиться больше, чем с первым, но и он вскоре был пройден. Скафандр принялся за третий. Эван уже видел за ним дневной свет

Свет лазера гладко срезал одиночное дерево толщиной более метра.

Эвану пришлось сделать шаг в сторону, чтобы оно не упало на него.

Ударившись о землю, дерево разбилось на мелкие кусочки. Эван небрежно перешагнул через них, а лазер продолжал работать над последней парой стволов, преграждавших им путь.

На середине вырубленного прохода темнело вещество, похожее на черный кварц, жутковато напоминающее сердцевину нормального дерева.

Возможно, это темное вещество служило каналом для природного кремнезема, который растение использовало для своего роста. Богатая почва для размышлений на досуге.

Вот он прошел последний барьер. В тот же миг перед его глазами как будто взорвалась миниатюрная сверхновая звезда.

К счастью видеоприборы быстро потемнели и тем самым спасли его от вечной слепоты, но от вспышки заболели глаза. По щекам потекли слезы, несмотря на усилия системы контроля влажности воздуха скафандра высушить их. В иллюминаторе было темно и он не мог видеть, что происходит снаружи.

Время от времени темноту прорезали короткие серебристые облачка, свидетельства новых вспышек.

Скафандр напомнил ему об их задаче.

— Мы должны идти вперед, сэр.

Он машинально кивнул и стал протискиваться через проход, сделанный лазером. Чем дальше он отделялся от изгороди, тем слабее становился серебристый туман. Вскоре иллюминатор посветлел. Еще немного, и он снова мог видеть. Впереди лес, над головой небо. Он повернулся на только что пройденный барьер.

Вспышки в проломе продолжались, но их интенсивность и частота значительно уменьшились. Чтобы вызвать такие вспышки, надо было обладать огромной энергией.

— Интересно. — Он повернулся и хотел идти дальше. Однако ноги не повиновались ему.

— Боюсь, я несколько поврежден, сэр.

— Поврежден? — Это слово не закладывалось в словарь МВМ. — Чем это ты поврежден? Светом? Что у тебя за повреждение?

— Кристаллы, из которых состоял пройденный нами барьер, сэр, очень медленно реагируют на нападение. Возможно потому, что на них редко кто нападает. В результате они выработали уникальный метод самозащиты.

Уникальный и вместе с тем понятный. Он вполне заслуживает внимания.

— Не сомневаюсь в этом. На этой планете все открытия заслуживают внимания. Обсудим это после. — Он снова попытался сделать шаг, но с таким же безуспешным результатом.

— Весьма опасаюсь, сэр, что у меня сгорел нижний мотор.

Эван почувствовал, как короткие волосы на его затылке начали шевелиться. — Что ты хочешь этим сказать, как это «сгорел»?

— Не сочтите за труд взглянуть вниз, сэр.

Эван повиновался. Ему пришлось приложить немало усилий, потому что датчики скафандра повиновались плохо. «Изгородь» за его спиной производила только слабые порывистые вспышки, напоминающие что-то очень знакомое.

Черные шрамы покрыли весь МВМ. В нескольких местах неуязвимое, как предполагалось, покрытие из дюраллоя, расплавилось полностью, обнажив дымящиеся конструкции и провода. Пространство вокруг правого колена было уничтожено полностью. Из дыры висели тонкие провода и сочленения. Газ со свистом вырывался из тех мест, где были повреждены изоляторы системы охлаждения. Из нескольких сочленений вытекал жидкий азот. Неудивительно, что он не мог двигаться.

В тревоге Эван обернулся к «изгороди». Еще одна вспышка света, длинная пауза, потом еще одна вспышка, последняя. В ту же минуту его осенило. То, что он видел, было ультрафиолетовымилазернымилучами в действии.

Но это же полное безумие! Лазером пользовались люди против враждебных примитивных форм жизни. Примитивные же формы жизни не применяли лазер против людей.

Скафандр подтвердил невероятную догадку.

— Удивительно, сэр, в высшей степени удивительно. В истории

Содружества еще ни разу не попадались свидетельства о живой форме, способной естественным образом вырабатывать лазерный луч. Возможно, следовало предвидеть такое развитие эволюции на этой планете.

— Но это невозможно, то есть, — поспешно поправился Эван, — очевидно это все-таки возможно.

— На наше счастье нас больше не воспринимают как опасность. Я отреагировал насколько возможно быстро, сэр. Я чуть не прозевал угрозу, но вовремя защитил вас от серьезных неприятностей.

— Я все еще не понимаю, как одно-два растения смогли выработать такое количество энергии, чтобы повредить дюраллой.

— Одно или два не могут этого сделать. Во всяком случае, нас атаковали не только те растения, через которые мы прорезались. Очевидно, что опасность, грозящая одному, рассматривается, как опасность грозящая всем. «Изгороди» потребовалось время, чтобы дать коллективный ответ на наше вторжение. На Земле деревья предупреждают друг друга об опасности химическим способом. Здесь пользуются иным методом, но не менее эффективным, а защитная реакция неизмеримо сильнее.

Эти кристаллы питаются световой энергией, как и многие уже виденные нами организмы. Но в отличие от тех, кого мы встречали раньше, эти, очевидно, выработали способность концентрировать в себе огромное количество энергии и потом освобождать ее одновременно, мощными вспышками.

По мере того, как каждый кристалл вносит свою долю энергии в пульсацию, эффект многократно усиливается. Нас атаковал единый организм десяти метров глубиной, пяти метров высотой и, по крайней мере, в несколько километров длиной, что представляет собой лазер огромной мощности. Достаточной даже для того, чтобы повредить дюраллой.

Мне очень жаль, сэр. Меня сконструировали для того, чтобы я смог справиться с неожиданными, неизвестными, чуждыми формами жизни, но поскольку никому и никогда раньше не встречалось ничего подобного, этот случай и не смогли предусмотреть. Прошлый опыт исследования новых миров предполагал, что исследователь должен быть готов отразить нападение зубов, когтей, яда или просто мускульной силы. Я способен эффективно справляться с бесконечным разнообразием подобных форм, включая даже такие необычные формы нападения как ультразвук и кислота, с чем мы уже встречались. Меня сконструировали так, чтобы я мог защищаться от враждебных форм, которые могут укусить, порезать, ударить дубинкой, плюнуть, испустить выделения или вибрацию. Но я не предназначался для борьбы с такими формами жизни которые способны вырабатывать лазерный луч.

Эван размышлял над всем этим, глядя на то, как восстанавливается изгородь. Но его это не слишком волновало. Костюм получил повреждения, вот в чем дело.

— Сколько времени тебе нужно, чтобы устранить неполадки?

— Вы абсолютно правы, предполагая, что я могу саморемонтироваться, это верно, но до определенной степени. Даже у меня есть предел. — Пауза. -

Самоанализ показывает, что повреждены внутренние системы, более сложные, чем моторы. Я пытаюсь локализовать пожар.

— Пожар? — глаза Эвана немного расширились.

— …и предотвратить его распространение на более чувствительные компоненты. Это нелегко. Интеграция затрудняет изоляцию, если не создать…

— Сколько времени тебе надо, чтобы отремонтироваться? — Эвану стало жарко.

— Вы не отдаете себе отчет в размерах повреждений, сэр, — с легким упреком заметил скафандр. — Это же не то, чтобы вдруг что-то вышло из строя. У меня большой запас запчастей и я могу заменять сломанные узлы, где это нужно. Но у меня испарились целые интегрированные блоки вместе со всеми контактами. Охлаждающая система тоже повреждена и это осложняет проблему…

«Значит, не только я обливаюсь потом», — тревожно подумал Эван.

— Мне очень жаль, что я не оправдал надежд моих конструкторов, но они не могли предвидеть, предвидеть, предвидетьпредвидетьпредвидетьпред…

Сидя в кресле он слушал, как умирает голос его МВМ, сильный, уверенный голос, который столько раз с того самого момента, как он сошел с орбиты корабля над Призмой, успокаивал его, голос всезнания, голос бесконечной изобретательности, голос технологии Содружества.

— Нам надо найти место, где бы я мог отключить несущественные системы и заняться своим ремонтом. Но это значит, нам надо двигаться… — на последнем издыхании изрек скафандр. И умолк.

Слабый сигнал маяка был забыт. Забыто было все на свете. Эван попытался шагнуть. На этот раз на его усилия не отозвался даже жалобный стон. Он, в отчаянии, прижал ногой датчики. С таким же успехом он мог бить ногой по граниту.

— Ну давай же, скафандр, — нервно шептал он, — отвечай! — Он подергал переключатели на панели около живота. — Ручное управление в экстремальных случаях! Функции базовых систем, отвечайте! Ну же, черт бы вас побрал, отвечайте!

В ответ молчание мертвого металла, молчание, молчание, гремевшее в его ушах.

В слуховые мембраны скафандра беспрепятственно проникали звуки

Призмы: электронный шорох и жужжание, резкий свист, треск и ворчание.

Звуки эти тревожили, они были чуждыми, они внезапно подобрались слишком близко. За его спиной поднимались неподвижные сухие деревья, пьющие солнечный свет, высокой, розовой стеной, отделившей его от останков станции. Их больше не интересовала высокая металлическая неподвижная фигура, застывшая неподалеку. Его больше не считали опасностью. И справедливо.

Потом он начал падать. Он не мог ни замедлить падение, ни остановить его. Он стоял на небольшом склоне и внутренние стабилизаторы скафандра в конце концов поддались проникающему разрушению. Он так же не мог хоть как-то отрегулировать падение. Его собственные мускулы ни в коей мере не могли удержать тяжелый, из металла и пластика, МВМ в вертикальном положении и противостоять силе притяжения Призмы.

Ничто не смягчило удар во время падения. Он ударился лицом о внутреннюю сторону иллюминатора, из носа пошла кровь. Слава Богу, что он упал на спину. Было ли это всего лишь слепой удачей или прощальным жестом систем скафандра, ему никогда не суждено узнать. Он откинул голову назад и подождал, пока не прекратится кровотечение. Не грозила ему и опасность ослепнуть из-за яркого света снаружи, потому что вещество, из которого был сделан иллюминатор, приспосабливалось к новым условиям автоматически. Оно реагировало на яркие дневные лучи. Эта мгновенная химическая реакция и спасла его от слепоты в момент первой вспышки лазера в «изгороди».

В скафандре было еще достаточно комфортно, хотя температура воздуха поднялась на несколько градусов выше оптимальной. Но скоро все изменится.

Он знал, что система охлаждения разрушена и что если он пролежит на солнце достаточно долго, то испечется не хуже, чем в духовке.

Однако, на поверхности Призмы ничто не оставалось долго лежать без внимания. Очень скоро у него появилась компания.

Существо ползло по иллюминатору и Эван невольно вздрогнул, хотя знал, что оно до него не доберется. Приземистое треугольное туловище сидело на коротких красных ногах. В передней точке качались два ярко-зеленых кристаллических стебельчатых глаза. Они опустились вниз и внимательно рассматривали его.

Что они видели? Что за мозг скрывался за этим блестящим туловищем с гладкой спиной? Обладало ли оно ощущениями, или же это был всего-навсего мобильный механизм? Стеклянный взгляд ни о чем ему не говорил.

Нижняя часть под глазами отпала. Наружу вышло нечто маленькое, тонкое, спиралевидное и начало сверлить иллюминатор, прямо над правым глазом Эвана, причем с большой скоростью. Он мог слышать этот звук через аудиодатчики. Его еще сильнее прошиб пот за те несколько секунд пока не стало ясно, что его гость не в состоянии пробуравить плексаллой.

Существо сверлило больше минуты, но потом решило бросить это бесполезное дело и удалилось. Оно добилось только того, что немного поцарапало иллюминатор. Но все равно Эван почувствовал, как у него скрутило живот.

Оно вернулось через несколько минут и решило попробовать на прочность то место, где иллюминатор был впаян в конструкцию скафандра. Каждая из его ног действовала самостоятельно, независимо от остальных. Снова тревожный зуд, снова герметичность костюма осталась невредимой. Конечно, если оно найдет то место внизу, где «изгородь» вспорола дюраллой, можно было прощаться с жизнью, но возможно, вовсе не это заинтересовало существо.

Может быть, оно хотело добыть минералы, находившиеся в составе скафандра?

И все же на станции Эван собственными глазами видел, что на планете сыщется немало хищников, которые найдут его тело вполне съедобным. В нем было полно магнезии, калия, кальция, цинка, железа и других вкусных элементов. Если он пролежит здесь достаточно долго, рано или поздно явится нечто такое, чему он окажется и по вкусу, и по зубам.

Спустя некоторое время к первому бурильщику присоединился второй.

Эван лежал спокойно, стараясь не обращать внимание на усиливающийся зуд, и обдумывал возможные варианты своих действий. Он всегда славился изобретательностью и организованностью при минимуме резервов, хотя последнее обычно включало в себя больше, чем мертвый скафандр выживания.

Сейчас МВМ погиб, а ему самому грозила смерть, и он никак не мог найти выход из этого положения.

Бурильщики ушли до наступления ночи и оставили его лежать в сумерках, размышляя о своей судьбе. От станции его отделяли четыре дня пути.

Четыре дня — это если считать время внутри скафандра. Для человека, идущего пешком без помощи механических мышц, это расстояние значительно больше.

До слабого сигнала маяка ему оставалось меньше, чем один день пути.

До маяка, который двигался внутри органического пространства. Даже если предположить, что Офемерт погибла, ее скафандр все еще функционировал. В таком случае он мог бы спасти скафандр и повысить свои шансы на благополучное возвращение на станцию.

А может быть, она все еще жива? Может быть, она ушла на сбор материалов, вовремя получила предупреждение об опасности, тем самым спаслась и ждала теперь сигнала к возвращению? Он мог бы сообщить ей всю необходимую информацию, и они бы вернулись вместе.

Вот только он знал, что на Призме он не обойдется без скафандра.

Скафандр жизненно необходим для его выживания. Он поддерживал нормальную температуру, снабжал пищей и водой, защищал своего хозяина от различных опасностей, обеспечивал связь, давал советы и даже развлекал. Все, что у него осталось, это легкий дневной костюм, который он прихватил с собой, чтобы носить внутри в пределах станции. Бронированная защита МВМ не шла ни в какое сравнение с костюмом из тонкой, нефункциональной искусственной ткани.

Но если он не решится на это, единственной альтернативой для него это останется лежать изо дня в день внутри мертвого скафандра и надеяться на то, что рано или поздно компания начнет искать своего заблудившегося исследователя. Когда-нибудь они до этого додумаются. Неприятность же заключалась в том, что этот день мог наступить только через многие месяцы.

К тому времени ему будет все равно, найдут они его или нет.

Несмотря на свои страхи, он хорошо выспался и утро следующего дня застало его за обыскиванием внутреннего помещения скафандра. Он обнаружил, что может левой рукой извлечь из хранилищ комплекта большинство концентратов, а также большую часть витаминов. Если он оденет на себя только нижнее белье, то из штанов от дневного костюма можно будет смастерить рюкзак. Тогда он обеспечит себя на несколько дней едой и средством ее для ее переноски.

Эвана Орджелла нельзя было назвать пассивной личностью. Несмотря на то, что судьба уготовила ему безвременную кончину, он отказывался принять это как неизбежность. Некоторые назвали бы такое поведение самонадеянным.

Эван определил бы его как стойкость под ударами судьбы.

Пусть его скафандр погиб безвозвратно, но ведь у него были и собственные ноги. Он очень много ходил пешком на Самстэде и считал, что находится в прекрасной физической форме. Он умел бегать и прятаться.

Человеческие существа уже миллионы лет и бегали, и прятались, вполне обходясь без спецкостюмов для выживания. А чем он, современный человек, хуже своих невежественных предков?

Нет, физически он сможет обойтись и без костюма. Психика, вот это другое дело. Он выходил наружу без специального костюма только два раза в жизни, и оба раза, когда шел с друзьями на берег моря покачаться на волнах. Бросая вызов опасности, они отказались от костюмов, которые предохранили бы их от ударов волны, от солнца и от соли. Это было тяжелым испытанием, но он выдержал.

Он почувствовал, что его бросило в дрожь, едва лишь он начал обдумывать план своих дальнейших действий. Это было интересно. Новый опыт.

Добро пожаловать на Призму! Он заставил себя выждать, чтобы восстановить контроль над своими мышцами, прежде чем открыть замки, которые запечатывали его внутри. Все открылись легко, при первом его прикосновении. Запасной выход в чрезвычайной ситуации, управляемый вручную, оказался немного сложнее, но, в конце концов, и тот поддался его усилиям.

Замок был открыт. Ему оставалось повернуть ручку на сто восемьдесят градусов и отодвинуть дверь. Он так и сделал, и как бы он ни боялся оказаться во внешнем мире без скафандра, еще больше он боялся того, что дверь не откроется.

Он с силой толкнул створку. Перед цыпленком, только что вылупившимся из яйца, он обладал тем преимуществом, что в отличие от него знал, какой его ожидает мир.

Если это, конечно, можно было назвать преимуществом. В тот момент он бы не отказался от блаженного неведения.

Глава 6

Когда он вышел наружу, его особенно поразили две вещи: невыносимая яркость дневного света, отраженная миллионами силикатных форм и какой-то особенный воздух, из-за чего он глубоко вздохнул. Особенный, но совсем неплохой, очень даже свежий воздух. Впервые с тех пор, как покинул

Самстэд, он вдыхал свежий воздух. Он резко отличался от атмосферы скафандра, он был таким же резким, как и свет.

Воздух не составлял для него проблемы. Это позволило ему сосредоточиться на проблеме зрения. Для того, чтобы хоть как-то видеть что-нибудь ему приходилось щурить глаза, и все равно из них лились слезы.

Следовало подумать о каком-то предохранении, если он собирается продвинуться хоть на сотню метров от скафандра.

Нырнув обратно внутрь, он добрался до иллюминатора и принялся искать способ вынуть его. Такого способа он не нашел. Иллюминатор был вставлен под воздействием высокой температуры и для того, чтобы его вынуть потребовалось бы полностью оборудованная мастерская. Поэтому следовало придумать что-то еще.

Пищевые концентраты были упакованы в тяжелые пластиковые пакеты. Он уже разорвал один пакет, чтобы изучить его содержимое, как ему пришло в голову, что у нет нет ни одного инструмента, даже походного ножа. Все было встроено в МВМ и закреплено так же надежно, как и фотохроматический иллюминатор.

Еще одна вылазка наружу и обследование окружающего пространства показали ему, что непосредственная опасность от плотоядных кристаллов ему не угрожает. Проливая слезы, как ребенок, он обошел вокруг скафандра и нашел то, что хотел: кусочек пузыристой травы, которую смял падающий скафандр. Ее изогнутый край казался достаточно острым.

Пластик поддался гораздо легче, чем он рассчитывал. Когда он закончил нарезку, он стал обладателем ленты в пять сантиметров шириной и тридцать длиной. Он наложил эту повязку вокруг головы и завязал узлом на затылке.

Он надеялся на то, что бегать с этой повязкой ему не придется.

Когда он высунул голову на свет и осторожно открыл глаза, то оказалось, что ему уже не так больно смотреть, хотя и не так ясно. Его первый опыт утилизатора оказался скорее удачным, чем наоборот. Он нырнул обратно в скафандр посмотреть, что еще можно использовать. Результат не обнадеживал.

Костюм для отдыха, который он собирался надеть по пути домой, превратился в грубый рюкзак. Штанины он завязал узлом и перетянул посередине поясом. В него много не войдет, но пока что ему особенно и нечего было нести. Больше всего его беспокоило, что он наденет на ноги.

Если его нижнее белье прохудится, он будет в состоянии выдержать жар солнечных лучей, но его легкие ботинки должны будут продержаться до конца, иначе его ноги превратятся в кровавую рану. Он еще раз возблагодарил судьбу за то, что дома много ходил пешком. По крайней мере его подошвы были покрепче, чем у кабинетного ученого.

Он впустую потратил полдня, чтобы извлечь из раздаточных устройств, вделанных в МВМ, оставшуюся еду. Без соответствующих инструментов он был обречен на неудачу, но это не помешало ему на чем свет стоит проклинать конструкторов скафандра.

До того, как он навсегда покинет скафандр, надо было сделать еще одно дело: он взял обмотки и обернул их вокруг носа и рта. Воздух хоть и казался свежим, но в нем было полно мельчайших кремниевых частиц. Он не собирался наживать себе силиконовую болезнь.

Экипированный таким образом, он глубоко вздохнул, благо температура воздуха была сносной, и вышел из скафандра в буквальном смысле голый и одинокий во враждебном чуждом мире.

Он проверил маяк на своем запястье. Маяк немедленно отреагировал, свечение сильное, батареи свежие. Свечение усилится и будет ярче, если он приблизится к другому маяку. Это было сделано для того, чтобы дать возможность оставшимся в живых после катастрофы найти друг друга. С его помощью он найдет маяк Мартины Офемерт. Радиус его действия был невелик, но он уже находится достаточно близко и маяк ему еще послужит.

Со временем маяк даст знать о его местонахождении спасателям. А до этого благословенного дня ему придется продержаться, может, несколько недель или даже больше. Именно столько времени пройдет, пока в компании не поднимут тревогу и не пошлют за ним челночный корабль.

Он вспомнил направление, взятое безвременно погибшим МВМ: северо-запад. Ориентируясь по солнцу, он отправился в правильном, по его расчетам, направлении. Если к вечеру от маяк не станет ярче, он вернется и найдет другой маршрут.

Скафандр для него теперь стал абсолютно бесполезным. И все же он покидал его неохотно. Это была его последняя связь с Самстэдом и безопасностью.

Лес сомкнулся вокруг него. Каждое растение, как бы невинно оно ни выглядело, представляло для Эвана потенциальную опасность. Ему казалось, что все его преследуют, выжидают удобного случая, чтобы устроить взрыв, или плюнуть кислотой или накрыть его какой-нибудь жуткой сетью. Ему потребовался не один час, чтобы уразуметь, что не всякое живое существо на

Призме поставило перед собой цель уничтожить его. До тех пор, пока он сам не представлял для них опасности, они оставались весьма равнодушными к его присутствию.

Кто же из них действительно был опасен, он не смог бы сказать.

Гладкие кристаллы, казавшиеся твердыми и негнущимися, вдруг оказывались мягкими и эластичными, когда он случайно задевал их, а те, которые выглядели пушистыми, оказывались напичканными страшными колючками. Он потратил целых полчаса, выдергивая крючки из своей левой ноги и, получив такой урок, решил избегать контактов с чем бы то ни было, даже если бы ради этого ему пришлось свернуть с намеченного курса и идти в длинный обход.

Положительный момент оказался в том, что его ботинки вполне выдерживали нагрузку. Подошвы были хоть и тонкие, но прочные; качество, сопутствующее современной обуви. Кроме того, большинство силикатных кристаллов, образующих поверхностный покров, были гораздо мягче чем их шипастые, колючие и более рослые родственники. На некоторых, как например, пузыристых хлорофилловых кристаллах, можно было не порезаться, а скорее поскользнуться на их стеклянных изгибах и сломать себе шею. Ему приходилось скользить по ним, как по льду.

С водой тоже не было проблем. Вот уж чего здесь было в избытке.

Поздним вечером он нашел себе приют под кондаритом. Этот большой кристалл напоминал несколько дюжин стеклянных зонтиков, растущих один внутри другого. Каждый из них был окрашен в разные цвета, но у всех был зеленоватый оттенок, благодаря живущей в нем бактерии. Между зонтичными поверхностями жили маленькие шестиногие существа с тремя пластинками на спине, поглощающими свет. Они осторожно выглядывали, чтобы посмотреть на него и немедленно прятались, как только замечали его взгляд.

Ему было любопытно, нужна ли вода для таких кристаллов, как кондарит.

Похоже на то, что вода нужна была им, чтобы доставлять соли и минералы, необходимые для роста и поддержания здоровья в свою структуру, но ведь тут не было древесной массы, формирующей тело нормального дерева. Может быть, они пользовались некой пористой силикатной мембраной? Еще один вопрос для ботаников — или скорее для геологов.

Весь следующий день и всю ночь шел дождь. Эван проснулся до рассвета и вновь отправился в путь. Его организм не сразу привык к более длинным дням и ночам. Но все же он чувствовал себя бодрым и свежим и почти обрел уверенность в себе, когда на следующее утро подошел к небольшому пруду, чтобы напиться.

Он не решился подойти сразу только потому, что нечто — похожее на стеклянную многоножку — заняло самое лучшее место у водопоя. Существо подобралось к краю пруда и опустило свои челюсти в воду.

Эван, спрятавшись за мягким клубком чего-то, отдаленно напоминавшею кактус из стальной стружки, увидел, что червяк зашипел, как на сковородке.

Эван от неожиданности отпрянул. Однако реакция дальше не распространялась и он осторожно вернулся на свой наблюдательный пункт.

Вода расступилась и из нее появилось нечто, похожее на гигантскую амебу.

Медленно и терпеливо клейкое вещество окутало мертвого червяка и всосало его в пруд. Эван осторожно приблизился и посмотрел вниз, рискнув выглянуть из-под своей пластиковой повязки, защищающей глаза. Кроме того, что пузыристая трава росла по крайней мере в двух метрах от края воды, ничто не указывало на то, что в пруду сидело что-то сильное, опасное и абсолютно прозрачное.

Неподалеку росли разнообразные светопоглощающие растения, похожие на бледно-желтый бамбук. Сложная внутренняя структура из подпорок и балок давала возможность некоторым тростникам взбираться на сорок метров и выше, несмотря на узкий диаметр и очевидную хрупкость. Ощущая в себе легкую дрожь, Эван отломил метра три тростника и сунул его подмышку. Как оружие оно никуда не годилось, но могло послужить как зонд.

Он испробовал его в следующем новом резервуаре, но только после того, как из травы выкатилось нечто ярко-красное с бежевым на четырех шариковых опорах и принялось пить воду. Оно вытянуло желтый свернутый в кольцо хобот, втянуло им воду и бесшумно укатило обратно в лес. Эван занял его место у пруда, потыкал несколько раз в воду своим новоприобретенным зондом и приготовился к прыжку или бегу в зависимости от обстоятельств. Ему не пришлось делать ни того, ни другого. Ничто не схватило его палку; ничто не растворило ее. В пруду не было ничего, кроме воды. Только абсолютно убедившись в этом, он нагнулся и стал пить.

Существо на шариковых опорах относилось к виду органосиликатных, это была протеиновая форма жизни, защищенная силикатным панцирем. Он поймал себя на мысли, какой вкус оно приобретет, если поджарить его на медленном огне. У него еще не кончились запасы МВМ. Он поел немного концентратов, добавил нужные витамины и продолжил свой путь.

Заметив, что свечение от маяка значительно усилилось, он тут же забыл о том, как чуть было не попал в лапы троглодита, обитающего в пруду.

Следовательно, он не сбился с курса и ему не придется терять драгоценное время на то, чтобы возвращаться обратно к скафандру и искать другое направление. При наступлении долгого вечера сверкание природы, окружающей его, стало минимальным. Тогда он смог снять свои самодельные защитные очки, упаковал их аккуратно в рюкзак и обследовал свои скудные запасы пищи. Ему вполне хватило бы их на возвращение на станцию, но где гарантия того, что по возвращении он найдет оставшиеся там продукты нетронутыми? Он уже видел, с какой легкостью местные формы жизни внедряются в материалы, используемые в производстве электронных компонентов и пожирают их, был свидетелем и их аппетита к основным элементам, содержащимся в теле человека. Он может вернуться, питая большие надежды, но найти всего лишь пустые полки.

Если он собирался впредь кормиться местной дичью, сейчас наступил лучший случай, чтобы попробовать, тем более, что у него еще оставались запасы нормальной еды на тот случай, если произойдет расстройство желудка.

Ему придется тщательно выбрать среди органосиликатов что-нибудь съедобное.

Почему бы не попытаться поохотиться прямо сейчас, в то единственное время суток, когда он мог обходиться без своей громоздкой пластиковой глазной повязки. Он будет импровизировать. Человечество достигло большего прогресса, чем требуется для простой охоты и собирания плодов, а граждане

Самстэда тем более. Другими словами, Эван остро сознавал свое невежество.

Впереди лежал еще один водоем в цепи прудов. Его осеняла роща, которую можно было сравнить со стеклянными шестами, верх каждого из которых украшало нечто, похожее на покинутое птичье гнездо. Гнезда эти представляли собой скопление тонких волокон, пытавшихся поймать лучи медленно заходящего солнца. Эван видел, как они шевелятся, поворачиваются вслед уходящему свету, пьют фотоны. По центру каждого шеста проходила зеленоватая вена, толщиной с его ногу. Невозможно было определить, где кончалась силикатная форма жизни и начиналась углеродистая.

Груды поваленных стволов и обломанных волокон обеспечивали ему неплохое убежище, но как бы он ни старался, ему не удавалось обнаружить что-нибудь мелкое и съедобное. Все вокруг было заключено в силикатную броню или же состояло целиком из несъедобных веществ.

Испытывая ко всему отвращение, он бросил свое занятие еще до наступления ночи, прилег и лежа смотрел, как волокна на концах шестоподобных деревьев бессильно свисали вокруг стволов. В угасающем вечере слышалось множество разнообразных звуков, поражающих своим многообразием. Сдавленные вопли, резкий свист, жужжание, писк были ему уже знакомы. Но еще он знал и то, что воздушные волны наполнены какофонией чуждых звуков, которые его ухо не воспринимало.

Большую тревогу вызывало у него то, что ночью могут проснуться ночные хищники, хотя до сих пор никто не тревожил его после наступления темноты.

Это было большой удачей, так как единственным оружием в его распоряжении был хрупкий силикатный обломок и кусочек пузырящейся травы. Он старался лежать тихо, как только возможно.

Ночью так же, как и днем, воздух был теплый, тоже большая удача, учитывая его скудное одеяние. Неужели его предки вообще обходились без одежды? Но ведь они были покрыты шерстью.

Что же, он еще не погиб, и с каждым часом своей жизни обретал все большую уверенность в себе, если не оптимизма насчет будущего. Разве он не выдержал почти целые сутки на чуждой планете без скафандра? Это был талант, уже давно ставший ненужным жителям Самстэда, и сейчас был восстановленный Эваном Орджеллом в силу необходимости. Он прошел многокилометровый путь при помощи собственных мускулов, избежал встреч с несколькими опасными формами жизни и сделал попытку, пусть и неудачную, добыть местную пищу. Он был убежден, что ему есть, чем гордиться.

В самом деле, казалось, что обитатели Призмы его полностью игнорируют. Это наблюдение привело его к парадоксальному заключению. Если бы персонал исследовательской станции не пытался защищаться, а вместо этого предоставил станцию на произвол судьбы, остались бы они после этого в живых? На такой непредсказуемой и мало исследованной планете, как

Призма, не лучше ли перед лицом чуждой атаки прибегать к пассивности, чем предпринимать активные действия?

Эти мысли на некоторое время отвлекли его от ночных звуков. Он сидел, скорчившись между двумя стекловидными деревьями и смотрел, как звезды сменяют солнце и наполняют мир своим странным светом. Когда действие адреналина в его крови уменьшилось, он почувствовал, как им овладевает усталость и осознал, что он по настоящему измучен.

Он не заметил, как уснул, и не собирался просыпаться до самого утра.

Он так утомился, что для того, чтобы поднять его среди ночи потребовалось бы нечто невообразимое.

Ему показалось, что ему в глаз пытается забраться звезда.

Она была ярко-синяя и щекотала, как соломинка. Он яростно замотал головой. Подумав, что ему на лицо что-то опустилось, он быстро сел и попытался смахнуть звезду правой: рукой. Она улетела и тогда он открыл глаза.

До этого момента он всегда спал в чреве своего МВМ, иллюминатор при этом темнел, чтобы никакие внешние источники света не мешали от отдыху.

Сейчас между ним и ночными видениями Призмы не было никакого иллюминатора.

Одно из таких видений село на его щеку и разбудило его.

Ночь ожила пляшущими самоцветами. Первое, что пришло ему в голову — это светляки на Земле или булавочная пыль Хайвхома, но вскоре стало очевидно, что явление, которое он наблюдал, не имело ничего общего со знакомыми фосфоресцирующими формами жизни. Это было нечто совершенно иное.

Они светились гораздо ярче, чем их чисто углеродные аналоги и искрились всеми цветами радуги, тучей кружась над прудом. Пока он смотрел, как завороженный, двое существ отважились приблизиться к его лицу и зависли над ним. Они были ярко-красные, алые. К ним присоединилось третье, четвертое, одно зеленое, другое удивительного нежно-сиреневого оттенка.

Они висели над ним в ночном воздухе, как колибри. Их крошечные, хрупкие силикатные крылышки нежно звенели в отличие от резкого жужжания насекомых.

Они не мигали, а светились ровно, сила их свечения, как и цвет, была мощной и стабильной.

Эван замахал руками, и они отодвинулись на сантиметр. Эта туча производила достаточно света, чтобы он мог осмотреться. Он пытался представить себе, какая же система могла породить подобные существа и пришел к теоретическому выводу о том, что днем они должны проводить каждый час на солнце, набираясь солнечной энергии для того, чтобы летать и светиться ночью.

Они окружили его и он замахал на них обеими руками, отгоняя их, и они рассыпались во все стороны, как драгоценные камни с ладони раджи. Встав на ноги, он увидел, что они прятались в деревьях и кустах, сберегая собранную энергию для производства света. Силикатный лес, наводивший страх днем, сейчас превратился в захватывающее зрелище живого огня.

Однако, кругом была не только невинная красота. Что-то зашевелилось в многокрасочном полумраке, и Эван поспешно спрятался между спасительных пней. Оно урчало как небольшой механизм. В каком-то смысле оно и было им.

Оно представляло собой цельный черный боросиликат, жесткий и негнущийся, украшенный тремя ярко-розовыми глазами. Негнущейся хлопающейся пастью оно вдыхало летающие алмазы, носясь за ними в танцующем облаке на жестких изогнутых крыльях. Похожие на пальцы крючки на конце каждого крыла, сжимались и разжимались, загоняя злосчастные жертвы в открытую пасть чудовища. Эван был не слишком силен в древней истории и поэтому не признал в этом устройстве пропеллер, но тем не менее восхитился его эффективностью. Одиночный хищник не мог нанести заметный урон тысячам танцующих самоцветов и они, безразличные к тому опустошению, которое он производил среди них, продолжали свой ночной балет.

Он смотрел на них до тех пор, пока о себе не дал знать его желудок.

Он с трудом поборол искушение порыться в своем запасе концентратов. Лучше ограничить себя в еде. Однако, желудок требовал свое, поэтому он оставил свое место отдыха и подошел к пруду, уверенный, что не представляет интереса для черного летуна.

Кончиком палки он попробовал воду. Ее не растворила кислота, на нее не напал никакой подводный хищник, но она привлекла к себе внимание круглых водяных жучков. Они не были острыми и гладкими, как снежинки, которые жили на поверхности воды в дневное время. Они были потолще и состояли из силикатной решетки, похожей на пчелиные соты, скорее воздушной, чем плотной. Так же как и летающие самоцветы, они объявляли о своем присутствии ночным свечением. Однако они были голубыми или серо-голубыми, презрев яркие одежды своих воздушных родственников.

Постороннее присутствие в воде казалось сбивало их с толку. Они постоянно натыкались на палку и, кружась, отскакивали от нее.

Вытащить один экземпляр для более внимательного изучения оказалось делом несложным. Эван встал на колени и сгреб одного к себе на ладонь.

Сотовое тело украшал винтообразный, как буравчик, хвост. Под светящейся голубой раковиной находилась небольшая масса розовой протоплазмы. Хвост слабо дергался на его ладони, не в силах столкнуть своего хозяина на свободу.

После минутного колебания он положил добычу на песчаный берег, где она беспомощно извивалась и дергалась. Камнем величиной с кулак он разбил панцирь. В ответ на это разрушительное действие не послышалось ни одного звука, но бледное голубое свечение погасло и существо перестало дергаться.

Пальцем он взял остатки сотового панциря. На его ладони лежал кусочек розового мяса. Свет от танцующих алмазов не открыл ничего, что могло бы походить на органы; не было ни рта, ни глаз, ни сердца, ничего знакомого.

Просто кусочек твердого мяса и хвост из чистого силиката.

Задержав дыхание и закрыв глаза, Эван поднес мясо ко рту и откусил его там, где оно прикреплялось к хвосту.

Мясо было плотным, но не жестким, по консистенции похожим на резину и совсем не имело запаха. Крови тоже не было, только бесцветный сок, на вкус солоноватый. Он запил мясо свежей водой, снова ткнул свою палку в пруд и выудил второго сотового водяного жука, немедленно убил его тем же способом, что и первого. Он подождал несколько минут, и так как его не вырвало, то угостился еще одной порцией жучиного мяса, устроив себе таким образом плотный ночной ужин.

Он обнаружил, что бледно-голубые водяные жучки глотаются лучше, в то время как серо-голубые вызывают легкую тошноту. Поэтому он съедал только чисто голубых, а серых выбрасывал обратно в пруд. Охота на диатомовые формы шла все с большим энтузиазмом.

Когда он наконец наелся, рядом поднялся небольшой холмик из разбитой скорлупы и откушенных хвостов. Живот немного побаливал, но это неудобство возникло скорее от переедания, чем от пищевых качеств избранной им добычи.

Мечтая о мягкой подушке, но довольствуясь кучей волокон, упавших с дерева-столба, он откинулся назад и скрестил руки на своем набитом животе.

Тотчас сверху опустились несколько коричневатых существ и шумно принялись пожирать кучу объедков, которую он оставил после еды. Он не видел, были ли у них глаза. Казалось, они состояли только из зубов и когтей.

Не много времени понадобилось существам, чтобы подчистить то, что осталось от его пиршества и подняться в небо на гибких, парашютных крыльях. За собой они оставили только чисто силикатные структуры.

Пожиратели углерода, как и те падальщики, которые кормились телами злополучных обитателей станции. Как бы хорошо он себя ни чувствовал, он поступит правильно, если найдет более безопасное место, чтобы выспаться и переварить свой ужин.

Он поднялся и принялся искать подходящее место, радуясь туче танцующих алмазов и свету, который начинал бледнеть по мере расходования солнечной энергии. Ему нужно было найти убежище как можно скорее, пока полная тьма не поглотила поверхность Призмы. Хорошо бы забраться на подходящее дерево, если найдется такое, что выдержало бы его вес.

Но оказалось, что он нашел нечто более доступное: там, где течением ручья, образовавшего цепь прудов, вымыло в мягком грунте берега небольшую пещеру. Он вполз в пещеру и обнаружил, что внутри сухо и ровно. По возможности прикрыв вход в пещеру камнями, он сделал из песка нечто вроде подушки под голову и тотчас уснул…

Поток солнечного света, проникший в пещеру через входное отверстие наконец разбудил его. Он перевернулся на бок, не желая расставаться с уходящим сном. Тело его затекло, стало немного сыро, но не холодно. Солнце светило неумолимо.

Он перекатился на спину. Во время этого движения его правая рука наткнулась на что-то твердое и скользкое. Существо зашевелилось. Это пробудило его гораздо скорее, чем непрошенные лучи солнца. В пещере он был не один! Неизвестный организм находился между ним и входом. Эван в панике прижался к дальней стене своего убежища, хватаясь за жалкий кусочек пузыристой травы, и приготовился отразить нападение.

Сосед по пещере наблюдал за его действиями ничего не говорящим взором оливково-зеленых глаз. Глаз было два, но кроме этого никаких утешительных признаков в организме не наблюдалось. Он был чуть меньше метра в длину и напоминал собой французскую булку испеченную в темно-синем стекле.

Туловище поддерживали десять канареечно-желтых ног. И туловище и ноги были непрозрачными, так что по виду его Эван затруднялся определить, что это за форма жизни: органосиликатная или чисто силикатная.

Пока он опасливо наблюдал за существом, оно вдруг сделало то, что ему здесь не приходилось видеть раньше: оно моргнуло. Оба зеленых глаза на время прикрылись, а потом открылись парой черных силикатных створок, двигающихся с боков. Его взгляд переместился на спину существа, всю покрытую лесом жгутиков. Сначала ему показалось, что желтые жгутики представляют собой нечто вроде меха. Но теперь он мог разглядеть, что каждая ресничка, каждый жгутик увенчивался миниатюрной тарелочкой. Все они были направлены к солнечным лучам, льющимся в пещеру, и пили свет. Еще один пожиратель световой энергии, решил он.

Его предположение подтвердилось, когда существо отошло на несколько шагов назад, чтобы лучше подставить свои рецепторы свету. Оно не сводило с

Эвана своего взгляда и тому пришла в голову мысль, что оно так же боится его, как и он. Это его немного успокоило.

Попав под прямые солнечные лучи, рецепторы-жгутики затрепетали. Это существо не только управляло своей системой; оно еще и наслаждалось ранним утренним теплом, так как проводимость силикона увеличивалась с повышением температуры. Оно нагнулось и начало поедать песок, вгрызаясь в него полудюжиной малюсеньких щипчиков, расположенных вокруг рта.

Первоначальный страх, охвативший Эвана, рассеялся; когда он стал наблюдать существо за едой. Он услышал мягкое ровное урчание. Оно исходило откуда-то изнутри его гостя и было похоже на рокот небольшою мотора, работающего вхолостую. Сначала он думал, что этот звук постоянен, но чем дольше он прислушивался, тем отчетливей различал в нем легкие модуляции.

Этот звук обезоруживал, успокаивал, облегчал, это было похоже на механическое мурлыканье.

Он заставил себя сосредоточиться на хрустящих челюстях. Сколько времени потребуется этому чуждому организму, чтобы осознать, что в пещере есть более легкий доступ к полезным минералам, чем сырой песок?

Стараясь держаться как можно подальше от существа, Эван начал осторожно продвигаться по внутренней стенке пещеры ближе к выходу. Пока он так двигался, чужак продолжал завтракать. Одновременно он поворачивал голову, следя за ним. Жгутики на спине поднимались следом за поднимающимися солнечными лучами.

Он почти совсем приблизился к выходу из пещеры, как ровное урчание чужака вдруг стало немного громче. Эван прыгнул на четвереньках к выходу, но тут же ударился головой о что-то невидимое. Оглушенный, он сел, потирая лоб, ожидая, когда посветлеет в глазах. Неужели он так скверно рассчитал свой прыжок в безопасность?

Он все рассчитал правильно. Ночью кто-то загородил вход в пещеру прозрачной дверью.

Он быстро ощупал пальцами гладкое препятствие и резко оглянулся на своего неожиданного коллегу по ночлегу. Что-то вроде защитных выделений, решил он. Другого объяснения этой конструкции он придумать не мог. Чуждый организм забрел в пещеру ночью, не обратил внимания или не увидел другого жильца и поставил экран, чтобы нежелательные особи не мешали ему спать.

К несчастью, закрывшись от врагов, он запер внутрь Эвана. Урчание немного стихло. Все время держа в поле зрения создание, наблюдавшее за ним с таким же интересом, Эван ударил кулаком по прозрачному экрану. Он не выглядел слишком толстым и, кроме тот, его пронизывали мелкие дырочки, но внешнее впечатление оказалось обманчивым, как всегда на этой планете.

Несмотря на все его усилия, экран не реагировал на обыкновенные человеческие мышцы.

Он повернулся и принялся искать камень побольше. Когда он поворачивался, чумное создание двинулось в его сторону Присев на корточки, он попятился в небольшое углубление в стене и приготовился защищаться, пока хватит сил.

В это время, не обращая на него никакого внимания, существо приблизилось к прозрачной преграде. Один раз оно обернулось, словно хотело убедиться, там ли он продолжает сидеть, и затем повернулось головой к стеклянной стене. Из-под его рта выдвинулась крошечная гиподермическая трубочка и выпустила струю жидкости, лишенную всякого запаха, прямо на преграду. Эван замер, вспомнив, как раньше он был свидетелем опасных кислотных выделений, но сама жидкость не действовала разъедающе. Не было ни шипения, ни испарений, и прозрачная преграда не превратилась в кучу силикатного шлака.

Жидкость перестала выделяться. Существо отошло немного назад и стало ждать. В это время Эван подобрал довольно тяжелый камень. Как оружие он был, конечно, слабоват, но Эван почувствовал себя уверенней. Существо все так же игнорировало его.

Послышался резкий хрустящий звук. На глазах Эвана в прозрачной преграде появилась ломаная трещина. За ней последовала вторая, затем третья. Трещины соединились и прозрачность начала распадаться, хрустя, как рассыпанный сахар. Через две минуты стена, которую он так и не смог пробить, превратилась в кучу пыли на полу пещеры. Ферменты или кислоты, но какая в сущности разница, подумал он, важен результат.

Но между ним и выходом из пещеры все еще стояло чуждое создание. Он видел, как оно съело силикатную пыль, как паук пожирает клочки своей собственной паутины и потом отодвинуло парочку камней со своей дороги.

Жгутики на спине поворачивались к солнцу независимо от положения его тела.

По-видимому, удовлетворенное тем, как оно очистило выход, создание перелезло через оставшиеся камни и выползло на песчаный берег. Потом оно повернулось и посмотрело в лицо Эвану. Хмурясь и не сводя с него глаз,

Эван выполз из пещеры вслед за ним. Когда он оказался на берегу, существо отпрянуло.

Передвигалось оно комичной походкой вразвалку и Эван едва удержался от улыбки. Какими бы мощными ни были его челюсти, при таком способе передвижения его нельзя было воспринимать всерьез. Кроме того, если оно затаило против него недоброе, то этим замыслам давно пора было проявиться.

Он встал и потянулся, стараясь размять свои затекшие мышцы; Он все еще крепко сжимал камень на случай, если существо внезапно проявит резкую смену настроения. Но сейчас, оказавшись вне пещеры, он почувствовал себя намного уверенней. Существо представляло для него куда большую опасность, когда Эван был вынужден передвигаться на четвереньках. Вне пещеры он горой возвышался над этим созданием. Он мог легко переступить через него.

Уверенность вернулась к нему настолько, что он решился вернуться в пещеру за своим многочисленным имуществом. Вернувшись на берег, он взял обломок пузыристой трав и пользуясь им, как чашкой, зачерпнул воды из пруда. Напился воды, стараясь представить себе, что глотает холодный фруктовый сок, который обычно готовил ему скафандр по его заказу.

Утолив жажду, он плеснул холодной водой в лицо, вытерся рукавом нижней рубашки. Серия неритмичных сигналов заставила его обернуться.

Он был почти уверен, что существо уже ушло, проковыляло куда-нибудь в траву, чтобы найти лучшее место погреться на солнце. Но оно не только не ушло, а напротив, придвинулось поближе. Оно остановилось, когда Эван обернулся и посмотрел на него, но не отступило. Наоборот, оно присело на свои десять ног и продолжало рассматривать его, испуская удивительные электронные посвистывания и завывания в весьма странной последовательности.

— Ты еще более странный, чем вся местная фрактальная фауна, приятель,

— сказал Эван. — Мои кости тебя, по-видимому, не интересуют, но ты не спешишь оставить меня в покое.

В самом деле, среди местных форм жизни должно существовать разнообразие в интеллекте, размышлял он, продолжая выбираться. Возможно, этот экземпляр стоял на вершине эволюции Призмы. Возможно, по интеллекту и силе разума оно приближалось к домашней собаке. То, что оно не отходило от него, могло означать чувство территории или любопытство, или то и другое вместе. Можно ли его приручить? Было бы неплохо обзавестись компанией до конца его пребывания на планете, учитывая тот факт, что Мартина Офемерт могла разделить судьбу остального персонала станции. И если он сможет приручить его, какое замечательное впечатление он произведет, когда вернется и сделает свой первый доклад компании. Даже живой браслет Мачоки будет иметь бледный вид по сравнению с его псиной.

Он сел у кромки воды и опустил в пруд свою палку, слегка помешивая.

Но ни один из органосиликатов, которые обеспечили его ночным ужином, не появился. Очевидно, они вели ночной образ жизни. Возможно, они закопались для безопасности в мягкий песок на дне пруда.

Но его желудок не оставлял его в покое, поэтому он неохотно полез в свой рюкзак за концентратами. Дернув за ушко, он открыл банку и стал ждать, когда содержимое приготовится само собой. Пока шел пар, он удобно устроился у большого валуна и задумчиво рассматривал своего гудящего и пищащего приятеля.

— Я бы хотел, чтобы ты представился. — Ему было приятно слышать свой собственный голос, перекрывающий чуждую какофонию леса. — Ты меня до смерти напугал. — Голова существа несколько раз дернулась как у ящерицы, обозревающей окрестности. Оно продолжало издавать свои удивительные по разнообразию звуки.

Эван припомнил свою прежнюю мысль о том, что от повышения температуры повышается проводимость силикона.

— Значит, поэтому ты и присоединился ко мне? Не из-за безопасности пещеры, а из-за тепла моего тела? Это я помог тебе сохранить энергию на лишний час-два?

Он пожал плечами, съел свой завтрак и после тщательно вымыл пакет из фольги, в которую была упакована пища. Из этой фольги выйдет удобная чашка, которая дополнит обломок пузырчатой травы. Упаковав свою самодельную утварь в рюкзак, он надел грубую защитную повязку от солнца.

Пульсация в глазах от поднимающегося солнца начала уменьшаться, когда блеск окружающих кристаллов снизился.

Как это ни странно, но теперь ему казалось, что он может различать фантастические формы более ясно, мог разглядеть больше деталей — хотя все еще затруднился бы сказать, где кончались одни и начинались другие.

В продолжение завтрака, его странный приятель ни разу не шевельнулся и не выказал ничего, что говорило бы о его интеллекте. Идиот, ругал себя

Эван. Если хоть что-то на Призме обладает мозгами крысы, это будет научным открытием. Его желания и эмоции на какой-то миг победили здравый смысл. На этой стерильной планете никто не мог составить ему компанию, даже непреднамеренно. Из чувства одиночества он приписывал этому существу свойства, для него чуждые. Обитатели этого мира были механизмами в той же мере, что и животными.

Нельзя было даже сказать, были ли эти организмы живыми, в нормальном смысле этого слова. Можно ли назвать живым прибор, работающий на солнечной энергии? Была ли у него душа? Это правда что, что на других мирах развились крайние экземпляры отклоняющей интеллектуальной эволюции, но как бы фантастически они не выглядели внешне, все подобные формы жизни состояли из плоти и крови.

Но у него еще будет время подумать на эту тему, когда он закончит свои поиски. Если он обнаружит маяк Офемерт в следующие два дня, все будет прекрасно. Если нет, тогда он пойдет обратно на станцию и будет решать серьезную проблему, как связаться со своей спасательной группой.

Проверив свое местоположение по солнцу, он выбрал курс и отправился в фантастический разноцветный лес. Как только он двинулся, гигантская серая гусеница за его спиной произвела серию громких жужжаний и заковыляла следом. Пройдя примерно дюжину метров и заметив, что странный силикатный спутник сопровождает его не случайно, Эван остановился. Остановилась и гусеница. Приподняв правую пару ног, она смотрела на него холодными стеклянными глазами и очевидно ждала, когда он возобновит свой путь.

Желтые жгутики на спине колыхались и устанавливались в сторону солнца.

Это существо преследовало его потому, что он чем-то привлекал его или оно надеялось, что он погибнет и обеспечит его безопасным доступом к минералам? Он прожал плечами. — Ну ладно, тащись за мной, если хочешь, но не мешай мне. — Ему было приятно разговаривать с существом, хотя и безответно. Вопрос понимания был довольно спорный. У гусеницы не было ушей.

Она не могла делать такие же широкие шаги, как он, но обладая в пять раз большим количеством ног, она умудрялась не отставать от него.

Постепенно она нагнала его и заковыляла не позади, а рядом с ним.

Большую часть времени оно сосредоточенно разглядывало свой путь следования, но время от времени бросало взгляд наверх, чтобы убедиться, на месте ли он.

Эвану показалось, что оно опять дожидается наступления темноты и уютного тепла, исходящего от его тела. Ладно, он не против провести ночь с этим существом. Теперь он вполне убедился в его безвредности.

«Постельная грелка», — подумал он. — «Да, вот до чего сузился его статус в этом сумасшедшем мире. Всего лишь источник тепла!»

Любое безопасное общество было ему по душе. Кроме того, если в этих стеклянных лесах ночью возникнет какая-то опасность, его компаньон среагирует и разбудит его.

«Грелка» и гусеница-часовой. Материал, более подходящий для поэмы, чем для диссертации по экобиологии.

Глава 7

Длинный день медленно клонился к вечеру. Ничего не падало с небес, чтобы раздавить его. Ничто не выползало из леса, чтобы разорвать его массивными силикатными лапами. Плюющие кислотой оставили его в покое; поедающие кварц не обращали на него внимания, ползая по полям цитрина и халцедона.

Его первоначальный страх бродить здесь без специального костюма, почти исчез. Наоборот, он был уверен в себе как никогда. Все, что требовалось для самосохранения в этом мире, это просто быть поосторожней, держаться подальше от неприятностей, и ничто не помешает мирно продолжать путешествие. Путешествие без МВМ было не только возможно; оно было воодушевляющим и образовательным. Он не умер, не собирался делать этого в ближайшее время и вовсю продвигался к месту расположения сигнального маяка.

По мере продвижения он пытался оценить расстояние, которое покрыл с тех пор, как бросил свой костюм. Оно оказалось значительным, как он сам себе заметил. Пребывая в приятном расположении духа, он решил побаловать себя ранним ужином из настоящей пищи.

Поблизости не было никакого ручейка или водоема, но жажда и не мучила его особенно. В результате коротких поисков места для отдыха он обнаружил неглубокую лощину, покрытую совершенно новым типом растительности.

Вместо ветвей или листьев или цветоложа новое растение состояло из широких розовых пластин, растущих на коротких толстых стеблях. Каждая пластина была около четырех сантиметров толщиной и более двух метров в диаметре. Росли они друг над другом, соревнуясь за место под солнцем. Этот вид обладал несколькими огромными фоторецепторами вместо сотни более мелких.

Эван залез под их сень и перекусил. Закончив, он упаковал остатки и растянулся под полупрозрачными розовыми пластиками. У просвечиваемых солнцем пластин он мог рассмотреть тонкий рисунок субструктур каждой из них, сетку, вытягивающую энергию из солнца и направляющую ее в толстые стебли, уходящие корнями в почву.

«Розовые очки», — подумал он, вспомнив старинный стишок. Он смотрел на весь мир через гигантские розовые очки. Тень под этими пластинами была столь густой, что он смог наконец снять свои эффективные, но весьма неудобные защитные очки. Из этой тени он смог смотреть сколько угодно на окружающие его высокие растения. Как приятно было снять этот кусок пластика со своего лица.

Он лежал спокойный и умиротворенный, в то время как пища его переваривалась. Часок сна ему совсем не повредит.

Когда время истекло, он приготовился продолжить путь. Но не смог. Он принялся крутиться и извиваться. Ноги не слушались его. Единственное, что ему удалось, это сесть. Он бросил взгляд на свои ставшие неподвижными ноги. То, что он увидел, доставило его желудок сжаться в спазмах.

Что-то или, скорее, кто-то двигался по его ногам. Это было извилистое зудящее движение, равномерное и легкое. На глазах его бежевые брюки окрасились красными пятнышками. Кровь.

Его кровь. Несомненно, потому что у обитателей Призмы не было ничего похожего на эту густую не вызывающую сомнений жидкость. Никакой боли он не ощущал.

Он протянул руку и шлепнул себя по правой ноге. Несколько извивающихся существ прорвались сквозь тонкую брючную материю. Они были не толще мизинца.

Эти черви сливались своей окраской с песчаной почвой, на которую он прилег. Около полудюжины таких же карабкались по каждой штанине, лепясь друг к другу, голова к хвосту, с помощью маленьких мощных присосок.

Он повернул голову и посмотрел на свой левый бок. Там червей было еще больше, все они плотно прилегали друг к другу, образуя живую сеть, которая и удерживала его неподвижно на месте отдыха. И еще множество их собратьев прибывало с каждой минутой.

Земля под ним и вокруг казалась ожившей, сотрясаемой движением сотен голодных, алчущих созданий.

Ужас прибавил ему сил. Он отчаянно дернул ногами и ему удалось освободить левую. Слившиеся черви полетели во все стороны. Едва коснувшись земли, они снова начинали ползти к нему, соединяясь по двое и по трое, стремясь снова образовать кокон вокруг него.

Эвану пока что не удавалось высвободить правую ногу. Повернувшись на живот, он цеплялся пальцами за землю, пытаясь дотянуться до ближайшего стебля растений, осенявших его. Спокойное место отдыха превращалось в его собственную могилу, и достаточно омерзительную, если только ему не удастся вытащить себя из нее.

Стебель рос слишком далеко. Снова сев, он попытался ухватиться за одну из свисавших пластин. Однако его надежды превратились в прах вместе с пластиной, рассыпавшейся у него в руках. Подобно основным видам флоры

Призмы, это растение оказалось более хрупким, чем казалось на первый взгляд. В отчаянии он пытался нашарить взглядом какой-нибудь камень, жалея, что не сохранил ни одного при себе. Но вокруг простирался лишь голый песок.

Его молчаливые захватчики вновь облепили освободившуюся было ногу, и в этот раз ему показалось, что он не сможет повторить свою попытку вырваться. Начиная от колен обе его ноги были измазаны кровью. Неожиданно ему пришло в голову, что червей привлекали минеральные соли в составе крови. Он с удовольствием поделился бы ими, если бы они просто отпустили его. Но зачем же им нужно делиться, подумал он в бешенстве, когда они могут иметь все. Они будут удерживать его на месте, пока не высосут все до последней капельки и не бросят его на съедение пожирателям падали. Сначала растворится и переварится его кожа, а затем и богатые кальцием кости.

Найдя маленький камушек, он принялся разбивать живые цепи, сковавшие его бедра. Но черви оказались прочнее, чем их земные собратья. Да они не были мягкими и мясистыми или хрупкими, как те растения, под которыми его терпеливо поедали. Они казались гибкими, пружинистыми и прочными, словно силикатные жгуты. Когда ему удалось наконец убить одного, размозжив ему голову, его место тут же заняли двое новых.

Эван опирался на свою левую руку, размахивая правой с зажатым в ней камнем, когда из-под земли вынырнули слипшиеся в цепочку три червя и обвили большой палец поддерживающей его руки. С криком он повернулся и забил их обратно в почву. Однако за этой троицей следовали другие. Ему пришло в голову, что он, должно быть, выбрал неудачное место в самом гнезде этих отвратительных существ. Его сопротивление лишь разбудило остальных, привлеченных его движениями и вкусом свежей крови. Если им удастся связать его по рукам, он окажется совершенно беспомощным.

Хотя он терял кровь медленно, черви высосали из него не меньше пинты.

Он начинал слабеть именно тогда, когда сила была ему нужна как никогда.

Однако Эван был не тем человеком, который сдавался без борьбы. Он продолжал отбиваться своим несовершенным оружием.

Каким-то чудом ему удалось освободить ноги до того, как потерять сознание. Но по мере того, как силы его уходили, удары становились все беспорядочнее, и он попадал по себе так же часто, как и по своим противникам. Он снова подперся левой рукой, удерживая равновесие, высоко поднял камень над головой и неожиданно повалился назад. Более тридцати червей образовали двойной канат, чтобы притянуть его вниз.

Он перекатился на левый бок и попытался отпихнуть их. На третьем взмахе камень выскользнул из его рук. Обессиливший, он лежал, тяжело переводя дух и пристально рассматривая крошечную форму жизни, победившую совершеннейший мозг, имеющийся в распоряжении человечества. Эван Орджелл не мог пожаловаться на недостаток скромности даже перед лицом неминуемой гибели.

Странно, он чувствовал себя удивительно спокойным. Владеющим собой.

Величайшим разочарованием для него было то, что он умрет, так и не узнав истинную причину своей смерти.

Как глупо, как смешно так умирать, думал он устало, выжив после поломки костюма МВМ и множества опасных инопланетных форм жизни, и погибнуть от колонии каких-то червей. Пища для червей. Но до этого еще далеко, пока ты еще не мертв. Черви не торопили очевидную развязку событий. Конечно, они же были не земными червями. Им никто не показал, где находится их место в мировом порядке вещей.

Они прижимали его к земле точно так же, как в свое время лилипуты пленили Гулливера, и им удалось это намного лучше. Он потерял сознание.

Когда он снова открыл глаза, солнце стояло высоко, но в неположенном месте небосвода. Он невероятно устал, больше чем мог даже вообразить себе.

Это был не просто упадок сил. Онемение всего тела носило скорее неорганический характер, как у камней и металла, нежели бренной плоти и крови.

Особенно крови. Он поднял голову и посмотрел на свое тело сверху вниз. Начиная от колен, брюки его исчезли, разорванные непонятно кем. Он ясно видел шрамы, оставленные червями, длинные и тонкие, в запекшейся крови. Он не имел понятия, сколько они высосали из него, но очевидно недостаточно, чтобы погубить его.

Розовые фоторецепторы, нависавшие над ним, исчезли. Его незащищенные глаза тут же сузились, избегая невыносимо яркого света, но он все же мог рассмотреть кое-что в непосредственной близости. Он лежал под растением, очень напоминавшим обыкновенное дерево. Более пристальное изучение показало, что оно покрыто длинными полосами коричневого кварца, но с зеленой сердцевиной. Он отчаянно пытался убедить себя, что это древесина.

По обеим сторонам от него ярко-желтые цветы напоминали по форме голубо-зеленые сверхзвуковые прожекторы и лениво покачивались под нежным ветерком, но не забывая при этом ориентироваться на солнце. Они действительно могли быть сверхзвуковыми прожекторами, сказал он себе, учитывая в каком сумасшедшем мире они росли.

Дерево и цветы — это приятно, но где же черви? Как долго он пролежал

Без сознания? Минуты, часы, еще дольше? В желудке было пусто, но голода он не испытывал, значит прошло не много дней, если речь шла о днях. Тогда не более одного дня. Вернее, около тридцати часов бессознательности, пока его тело набирало сил после атаки. Голова была на удивление легкой и не только от потери крови.

Потом он вспомнил, что видел перед тем, как отключиться. Или то, что он думал, что видел.

Голубая гусеница спускалась по небольшому склону, пробираясь сквозь беспорядочно ползающих червей и разбрасывая их ногами, набивая ими рот и опрыскивая их какими-то загадочными флюидами из гиподермического органа, расположенного под жвалами. Капли этой жидкости заставляли червей размыкать свои цепи, корчиться в судорогах, с треском раскрываться и умирать.

Несомненно, гусеница была послана в ответ на его молитвы, поедая червей, которые облепили Эвана. Возможно, потому насекомое это и шло за ним следом. Но это казалось ему неверным. Скорее всего гусеница следовала за солнцем, судя по многочисленным светопоглощающим ресничкам у нее на спине.

Но даже в таком случае ей необходимы были минералы. И она получила их, когда представилась соответствующая возможность, из маленьких телец червей, где эти минералы концентрировались. Конечно. Гусеница питалась тем же, чем и эти черви.

Тогда почему она не напала на Эвана накануне ночью?

Теперь это было неважно. Имело значение лишь то, что неожиданная атака гусеницы погубила такое множество червей, что остальным пришлось отступить и скрыться в их подземном убежище. Ослабевший, едва удерживаясь в сознании, Эван должен был уползти из этого места смертельного отдыха туда, где его израненное тело могло бы немного окрепнуть.

Подчинившись инстинкту, гусеница оказала ему огромную услугу. Он надеялся повстречаться с ней снова. Возможно, ему удастся хоть как-нибудь отплатить ей. Если только с памятью его все в порядке и если все это с ним действительно происходило. Возможно, она последует за ним вновь. Если бы он мог заставить ее вернуться вслед за ним к станции, он накормил бы ее досыта остатками химической лаборатории. Наконец-то ее душенька будет довольна, если, конечно, у нее есть душа, а не скопище силикатных батареек.

Легкость в голове не проходила. Его тело сделало все от него зависящее, но теперь оно нуждалось не только в отдыхе, чтобы восстановить силы. Его желудок давал о себе знать. Когда он попытался сесть, он обнаружил, что его клонит влево. Что-то вцепилось в его левое ухо.

Поморщившись, он потянулся, чтобы почесать зудящее место и снять кусочки коры, попавшей сверху, пока он слал.

Пальцы нащупали два тонюсеньких усика, свисающих с его головы. Они не закрутились вокруг уха, не запутались в волосах и не прилипши к царапинам.

Они свисали из самого уха.

Он резко повернул голову влево. Пара ярко-зеленых стеклянных глаз смотрела прямо на него с расстояния в несколько сантиметров. Это была гусеница.

Она сидела на его плечах, обвернувшись вокруг его шеи подобно силикатному боа. Ножки ее охватили его ключицы и мышцы плеча, вцепившись почти неощутимо, но крепко. Мощные жвала, способные разгрызать камни, лежали на коже предплечья.

Два тонких усика высунулись из ее головы, чтобы войти в ухо Эвана, минуя барабанную перепонку, не причиняя ей вреда и проскальзывая глубже в череп. Что-то пощекотало мозг Эвана. Словно ему устраивали легкий шок.

В следующий момент он как бы отключился, не теряя сознания. Иными словами, он слегка сошел с ума на некоторое время, вскочил на ноги и принялся бегать кругами, натыкаясь на стеклянные растения вокруг, одновременно пытаясь стряхнуть насекомое с плеч и убрать усики, проникшие к нему в мозг. Он вцепился и дергал за тонкие нити. Однако они не поддавались, и даже приложив все усилия, он не смог ослабить эту хватку в десять ножек.

На протяжении всей этой сцены гусеница не шелохнулась, не издала ни единого звука. Лишь ее черные веки реагировали, прикрывая зеленые глаза-линзы от размахивающего руками Эвана. Это было все равно, что сражаться с зеркалом. Он причинил больше вреда себе, натыкаясь на деревья и камни, чем гусенице.

Когда он попытался вытащить усики, торчащие из его уха, то вызвал этим только невыносимую боль.

Первым сдалось его горло, охрипшее от постоянных воплей. Продираясь сквозь лес, он растерял последние капли уверенности в своих силах, которую ему удалось укрепить с того момента, как он оставил свой костюм и остальное снаряжение из цивилизованного мира. Сначала эти черви, потом кажущееся спасение, а теперь еще и это. Только непоколебимая вера в свою способность к выживанию каким-то образом продолжала удерживать его в здравом уме. Остальные назвали бы эту уверенность самонадеянностью.

Усталость сковала ему ноги и он рухнул на колени. Закрыв лицо руками, он разрыдался. Гусеница же обвила его плечи, стеклянная и невозмутимая, не реагируя ни на его эмоциональный взрыв, ни на истерические попытки согнать ее с насиженного места.

Эван повалился на правый бок. Он лежал, вздрагивая, пытаясь не думать о том, что с ним произошло, о том, что еще может случиться. Лучше бы он безболезненно скончался от червей. Хуже всего было то, что он понятия не имел, что это существо собирается с ним сделать. Съесть его? Устроить в его мозгах кладку яиц?

Поскольку он не мог больше ни кричать, ни бежать, ему оставалось лишь лежать неподвижно и ждать. Ждать и думать. Внутри у него все разрывалось.

Да, теперь следовало ожидать растворения его мозга и постепенного поглощения его через эти два усика. Он начнет терять контроль над собой.

Больно будет только потому, что он знает, что так должно быть.

Новые попытки освободиться от усиков лишь вызвали резкую боль. На затылке началось тупое пульсирование. Первые сигналы, подумал он. Он слишком устал, чтобы продолжать сопротивление. Все равно оно ничего не меняло. Его положение было полностью безнадежным.

Да, насекомое разрушало его изнутри. Он уже видел, что это существо могло вытворять тем гиподермическим подчелюстным органом. Может, оно уже начало испускать флюиды у него в голове? Странно, но боли не было и, пока он не тянул за усики, то ощущал только легкую пульсацию, то нарастающую, то затихающую, пропадающую без предупреждения и возникающую без боли. Он невероятно устал от мучений.

Эти пульсации можно было сравнить с морским прибоем. Мягким и совершенно безболезненным. Слова тоже были безболезненными.

— Извини, Мягкотелое, — прозвучало в пульсации, — что мне так долго пришлось пробиваться к тебе, но я едва нашел пробку.

Эван перекатился на живот и сел, покачиваясь, прежде чем прислушаться к эху слов, раздающихся в его голове. Слова продолжали звучать.

— Ты понимаешь меня? Я чувствую, что ты меня принимаешь, но не передаешь ответ.

Значит это и есть сумасшествие, тихо размышлял Эван. — Твой разум не поврежден, — заверил его голос. — Смущен и устал, да, но ясен. Твои импульсы организованы соответственно. Сначала они мне были совершенно непонятны, но умозрительно они переводились отлично.

— Что отлично переводилось? — Эван понял, что он задал вопрос мысленно. Он не открывал рта с тех пор, как перестал кричать, я боялся делать это снова. Ему этот даже не хотелось. Неистовство приводило к обратным результатам.

— Коммуникативные импульсы рождаются в твоем мозгу. Несколько смущенные, но это не удивительно. Все коммуникативные импульсы, испускаемые размягченными мозгами, слегка дезорганизованы.

— Ты не говоришь, — пробормотал Эван, на этот раз вслух. Звук собственного голоса успокаивал. Может, он и сошел с ума, но по-прежнему держал себя в руках.

Он заставил себя повернуться и посмотрел прямо в голубо-зелено-желтое тело стеклянной гусеницы, усевшейся на его плечах.

— Что ты делаешь со мной?

— Я беседую. Прими это за факт. — И как бы в подтверждение сказанного гусеница подмигнула ему.

Заинтригованный, Эван коснулся тонких серебристых усиков, тянущихся из головы существа в его левое ухо. Пробиться? Пробка?

— У меня в голове нет никакой пробки, — буркнул он.

— Конечно есть, — гусеница казалась очень уверенной в себе. — Каждое разумное существо имеет пробку. Просто твою мне было трудно отыскать.

Любопытно, но, кажется, ей никогда не пользовались прежде. В результате она атрофировалась и изменилась. Чтобы наладить связь потребовались некоторые модификации, которые я произвел, пока ты приходил в себя.

Эван сделал глубокий вздох. Это помогало ему унять дрожь.

— О чем ты говоришь, о каких «модификациях»? Ты что-то сделал в моей голове? Что ты сделал со мной?

— Просто счистил кое-какие наросты и дал твоим природным органам возможность нормально функционировать, чтобы открыться мне, — тон гусеницы был смущенным. — Я думал, ты будешь мне благодарен.

— Я чертовски благодарен за то, что ты вытащил меня из этого гнезда червей. Насчет остального я пока придержу свое мнение при себе. Почему я так ясно тебя понимаю?

— Чистота — это следствие проникновения. Она возникает, когда два разумных существа соединяются друг с другом. Все коммуникативные импульсы становятся одинаковыми.

Импульсы. Гусеница расшифровала электрические импульсы, которые вместе создавали разумные мысли в мозгу Эвана. Точно так же и он, вероятно, поступал с импульсами гусеницы. Но каким образом? Через

«пробку»? Был ли это вопрос физиологии или фантазия?

Как бы там ни было, кажется, у них получилось.

— Последовательность и интенсивность импульсов варьируется, — объяснила гусеница, — но в определенных пределах. При определенной аккуратности все импульсы понятны. Я не думал, что ты разумен, когда впервые встретился с тобой в пещере. Меня привлекло огромное количество растрачиваемого впустую тепла твоего тела. Во всяком случае ты не продемонстрировал свою способность контактировать. Я вызывал тебя много раз, но ни разу не получил ответа.

— Ты говоришь о том попискивании и чириканьи? Для меня они звучали просто как шум.

— Как и твои модулированные звуковые волны для меня. Ты и сейчас генерируешь их в сочетании со своими мыслями, но я не могу понять ни единой мысли.

— Когда ты не ответил на мои сигналы, я решил было, что мне просто не с кем контактировать. Я не счел твою новую форму интересной, так как, по моему мнению, ты демонстрировал сплошную бессмыслицу.

Эван слегка разозлился, но обнаружил, что в какой-то мере согласен с оценкой гусеницы. Разумеется, его решение развалиться прямо на гнезде червей не убедило бы местное разумное существо в том, что он яркая индивидуальность.

— Что заставило тебя изменить мнение?

— Методичность, с какой ты пытался освободиться от пут червей. Я подумал, что попытка более глубокого контакта может принести свои плоды.

Поэтому я сделал усилие, и достаточно значительное, обнаружил и модифицировал твою пробку, подготовив ее для нормального проникновения. И какую награду я получил за свои попытки? Сначала ты попытался нарушить связь. Едва ли это поступок разумного существа.

Пульс Эвана приблизился почти к норме.

— Прости. Я не знал, что со мной твориться. Я смутно помнил твою атаку на червей, хотя я и не знал, что ты делал это ради меня. Я — мои особи, мой тип не знаком с таким видом коммуникации, который ты называешь проникновением. Моя пробка, как ты говоришь, это что-то у меня в мозгах, с чем я не знаком. Я никогда не слышал о ней прежде. И когда ты называешь этот метод коммуникации глубоким, то для нас это чертовски сдержанно.

Мысль о чем-то, проникающем в наши головы, ну, не особенно приятна. -

После паузы он добавил. — Слушай, ты уверен, что у меня есть этот орган — пробка или что-то вроде этого в моей черепушке или ты добавил что-то от себя и просто не говоришь мне всей правды?

— Я только модифицировал то, что уже было у тебя в мозгу. Когда ты запаниковал, я подумал о том, чтобы оборвать связь и оставить тебя в покое. Но твои муки были столь очевидными, а твое невежество таким потрясающим, что я не представлял, как ты можешь выжить без помощи.

Поэтому я продолжал настаивать, пока ты не успокоился, и предпринял очередную серию попыток к разумной беседе.

— Прости еще раз. Я не привык разгуливать здесь в таком виде. С тех пор, как я бросил свой костюм…

— Костюм?

Эван описал МВМ и его функции, пытаясь воссоздать для гусеницы как можно более ясную картину.

— А-а. Значит ты обладаешь твердым панцирем, подобно многим мягкотелым, но тебе пришлось расстаться с ним.

— Нет, нет, — нетерпеливо продолжал Эван. — Это — костюм. Он не естественный, не часть наших тел. Это продукт производства, изготовленный из различных металлов и химикалиев.

— Так я и говорю — панцирь.

— Но панцирь растет на теле. А костюм изготовлен на станках, машинами.

— Что значит машины?

Эван растерялся. Высокоразумный инопланетянин совершенно не знаком с машинами?

— Мы обсудим это позже, — он стал шарить вокруг.

Гусеница не тронула его рюкзак, лежавший неподалеку. Либо пожиратели падали не обнаружили еще его содержимое, либо его спаситель отпугнул их.

Свертки с едой были разбросаны вокруг там, где выпали из рюкзака. Он встал, пытаясь не обращать внимании на тяжесть на своих плечах, подошел и стал собирать свертки обратно в рюкзак.

— Что это такое?

— Пища.

— Правда? В них нет никакой яркости.

— Они содержат химическую энергию. Я не охочусь за фотоэлементами как ты. Мое тело вырабатывает энергию, окисляя определенные химические соединения и расщепляя их на сахар и другие элементы, которые… — впрочем, органической химией мы займемся попозже.

— Я знаю, что мягкие формы жизни забирают энергию, потребляя другие мягкие формы, но никогда не видел, чтобы они были такими ограниченными. Я знаю, что ты должен быть потребителем мягких форм жизни, потому что ты держишься в тени, в то время как все разумные существа инстинктивно стремятся к свету.

— Мне не нужен солнечный свет для поддержания жизни, — начал было

Эван, но поправил себя, — лишь время от времени легкая доза, чтобы мое тело могло вырабатывать определенные витамины. Я не могу превращать солнечный свет в направленную энергию подобно тебе.

— Следовательно, как и остальные потребители мягких форм, ты обязан проводить большую часть времени в поисках химических соединений, пригодных для еды. Какая чудовищная растрата драгоценной жизни.

— Согласен. С другой стороны, я могу уносить пищу с собой в кромешную тьму и жить так довольно долго.

— Кому это может понравиться? — гусеница мысленно пожала плечами.

Усики легонько пощекотали шею Эвану, когда он нагнулся, собирая вещи.

— Слушай, а не могли бы мы перестать общаться через пробку и выучиться модулировать звуковые волны?

— Я уже пытался. Не думаю, что это может быть когда-нибудь осуществимо. Твои модуляции слишком напоминают настоящий шум. Тем более, что большая их часть была на едва различимой низкой частоте. А что, мое проникновение причиняет тебе боль?

— Нет, больше нет. Наверное, я еще просто не привык.

— Я все еще не могу поверить, что ты не подозревал о существовании пробки у себя в голове.

— Поверь, что это первое упоминание о ее присутствии. Мои особи общаются только речью.

— Все более и более невероятно. Как же вы поддерживаете одновременную беседу в группе?

— Мы этого не делаем. Один человек говорит, а остальные слушают.

— Печально. Это, должно быть, страшно замедляет ваши контакты, обмен информацией. Вам, верно, трудно работать в гармоничных группах.

— Иногда, — признался Эван, вспомнив бесконечные споры со своими коллегами по работе. — Мы, люди, большие спорщики.

Эван почувствовал, что начал расслабляться, несмотря на присутствие в голове чужеродных щупов. Его новый знакомый был не только любопытным и удивительно разумным, он также умел сочувствовать. И он спас его от червей-вампиров. Правда, он захватил его тело без разрешения, но это была последняя и вынужденная попытка установить контакт. По своим собственным этическим меркам, он поступил верно. Эван отлично понимал, что никогда не позволил бы осуществиться проникновению, будь он в сознании и понимай, что происходит.

— У тебя есть личность или ты составная часть целого?

— Как это? Я не понимаю.

— Среди моих особей каждый индивидуал идентифицируется наглядным периодом, соответствующим самому индивидуалу. Я, к примеру, Лазурная

Поверхность с Пироксеново-Дендритными Вкраплениями.

Эван переварил все это.

— Что если я буду называть тебя просто Голубым?

В ответе гусеницы сквозило разочарование.

— Это описание не совсем точно.

— Намного лучше, чем мое. Я — Эван.

— Э-ван. Это описание или что?

— Это мое описание.

— Ты определяешь себя своим "я". Отсутствие информации.

— Это абстракция.

— Я не очень хорошо в ней разбираюсь, Голубой. Это дело философов и учителей. Я всего лишь разведчик.

— Это твоя профессия?

— Профессия? — больше смущения. — Я просто такой, какой есть. Учитель

— это учитель. Воин — это воин. Я всего лишь разведчик. Каждый — тот, кто он есть.

— Это к нам не относится. Мы можем менять род занятий, когда захотим.

— Теперь я совершенно запутался. Для разумного существа у тебя сплошной беспорядок в голове.

— Ничего себе заявление стеклянной гусеницы, — огрызнулся Эван.

Голубой не обиделся.

— Более полный образ, хотя не совсем верный и основанный на смутных представлениях инопланетянина.

Эван провел пальцами вдоль усиков-щупов,

— Ты уверен, что не причинил вреда моему мозгу, уху или еще чему-нибудь?

— Я действую только там, где уверен, — успокоил его Голубой. — Я и не пытался пройти там, где реакции не последовало.

— Реакции?

— Импульсивного ответа. Сигналы, передаваемые твоим мозгов, служили моим ориентиром в поисках пробки. Представь мое удивление, когда я наконец установил контакт и обнаружил, что твой орган не развит и ни разу не использовался. Я еще никогда не пытался проникнуть в другой мозг с неиспользуемой пробкой, но реакции твоего мозга и тела были настолько адекватными, что я решился продолжать. Теперь, после необходимой модификации, тебе в будущем будет легко устанавливать контакт с кем-либо.

Да, только вряд ли мне это может понадобиться, сказал себе Эван. Он мог сохранить свои мысли в тайне, не желая оскорбить своего друга. Он был способен на это, поскольку для двустороннего контакта ему нужно было думать направленно на инопланетянина.

Он пожалел, что под рукой не оказалось зеркала, хотя если бы ему уж очень необходимо было взглянуть на себя, лес вокруг был полон отражающими поверхностями. Слегка потянув за усики, он почувствовал моментальный укол боли.

— Ты хочешь прервать связь? — быстро спросил Голубой. — Я чувствую, что ты испытываешь неудобство.

— Все нормально. Просто не могу держать руки при себе. Мне постоянно нужно убеждаться, что это не сон. Мне совершенно не больно, когда я не трогаю их. Кроме того, это самая большая новость в области внутренней коммуникации за последние три столетия.

— Тогда, ты — библиотека?

— Что?

— Библиотека. Хранилище знаний, пополняемых разведчиками, — маленький инопланетянин казался очень взволнованным. — Не удивительно, что мне так легко удалось установить связь. Ты был просто создан для этого.

— Погоди, я не библиотека, то есть, не библиотекарь. Я инженер-исследователь, специализируюсь по макроконцепциям, — но мы снова говорим об описаниях. Да, частью моей работы является накопление и хранение знаний, но это не все, чем я занимаюсь.

— Конечно, нет, но каждый создан для выполнения основной функции, вашей является библиотека. Строение твоей пробки подтверждает это.

— Давай прекратим говорить об этом.

Он пытался не думать об особенностях места, в которых парочка инопланетных щупов щекотала его мозг.

Неужели все люди такие? Неужели и у всех остальных есть маленькие неиспользуемые органы для внутреннего контакта с индивидуумами из других миров. Если так, то что же говорить о конвергентной эволюции, не упоминая о потенциальном теологическом смысле? Неужели вся разумная жизнь, даже совершенно чуждая, основанная на силиконе жизнь Призмы, происходит согласно какому-то первозданному плану? Неужели и транксы и Аанны обладают одинаковыми органами?

Если так, то это было полным откровением. При подтверждении это станет огромным открытием, самым великим с тех пор, как человек сделал шаг из своего родного дома-планеты.

Он не мог раздумывать над этим. Он был слишком занят, пытаясь прожить этот день. Если эта гусеница, Голубой, могла способствовать его выживанию, засунув пару стеклянных усиков в его ухо, он с радостью принял бы это вторжение.

— Чем занимается разведчик?

— Подобно всему прочему, название говорит само за себя, но раз уж ты требуешь подробностей: разведчик находится далеко от говоруна. Моя задача

— собирать знания о мире, окружающем говоруна, о хороших местах, богатых минералами и металлами, необходимыми для нашего здоровья, а также быть готовыми отразить нападение потенциальных врагов.

— А что такое говорун? Название города, сообщества? Значит, там много таких, как ты?

— Конечно, есть и другие разведчики.

— Нет, я не это имел в виду, — Эван попытался перефразировать вопрос.

— Я хотел узнать, есть ли среди вашей группы кто-то, выполняющий иные функции для сообщества?

— Естественно, а из чего же может состоять говорун? А разве в вашем обществе иначе?

— Нет, все верно. Я сам в общем-то специалист, хотя и не совсем ясно понимаю, что ты имеешь в виду под словом «специализироваться». Кажется, у вас это понятие выходит за принятые нами рамки. — Он помолчал и потер лоб.

— Больно?

— Нет, больше похоже на пульсацию, когда ты разговариваешь со мной, словно легкая мигрень.

— Похоже, это доставляет неудобство мягким формам.

— Разве вы никогда не испытываете моральных стрессов и дискомфорта?

— Не физически. Это концепция мягких форм, — Голубой замолчал недолго, потом радостно воскликнул: — Я придумал определение для тебя. Я буду звать тебя Гибкий Модульный Аргументирующий Быстродвигающийся

Углеродный Концентрат.

— С меня вполне хватило бы Эвана.

— Ты предпочитаешь неописательную идентификацию, — разочарованно проворчал инопланетянин.

— У нас и так достаточно сложностей в понимании друг друга. Взгляни на это как на сжатие информации.

— Если тебе от этого будет легче, — Голубой все еще звучал неуверенно.

— Будет, будет. Если хочешь, я и для тебя могу подыскать несложную абстракцию. Скажем, тебе нравится имя Эже? — И ввиду того, что инопланетянин ничего не ответил, пытаясь осмыслить необычное имя, Эван продолжал: — Могу я спросить? — Он повернулся, чтобы указать на находившееся в отдалении гнездо червей, где он чуть было не истек кровью.

— Ты называешь их «сиарузи», этих червей; они охотились за элементами моей крови?

— За металлами и минералами, входящими в состав жидкой части твоего тела.

— Они не интересуют тебя? Эти усики, которые ты воткнул мне в голову, они только служат для коммуникации? Ты ведь не ведешь со мной этот приятный, вежливый разговор, одновременно высасывая какую-нибудь жизненно важную для себя субстанцию, например, цинк?

Ужас Голубого был почти ощутимым.

— Конечно нет! Некоторые существа получают необходимые им элементы из тел других, но большинство извлекают их прямо из почвы. Я разомкну нашу связь и покажу тебе.

— Ладно.

Он обхватил себя руками, но когда инопланетянин прервал контакт, не последовало никакой боли. Два усика свободно и бескровно выскользнули из его уха. Голубой ослабил хватку и спрыгнул с плеч Эвана на землю, легко приземлившись на свои десять ножек.

Найдя подходящий участок, он расчистил его от пенной травы и принялся высасывать песчаную почву через короткий гибкий хоботок. Он задержался на несколько минут, посмотрел на Эвана и зажужжал.

Несмотря на предупреждение, Эван вздрогнул, когда инопланетянин вспрыгнул ему обратно на плечи. Инопланетянин. У него ведь есть имя. И он разумен!

Было намного труднее и потребовалась вся сила воли Эвана, чтобы оставаться неподвижным, пока Голубой снова устанавливал контакт у него в мозгу.

Глава 8

Ему не помогло, что на этот раз он оставался полностью в сознании, пока процедура не закончилась. Он чувствовал, как скользкие щупы гладко входят в его ухо, минуя барабанную перепонку, все глубже проникают в голову. И снова он не почувствовал никакой боли, только легкий холодок.

Никакого ощущения, что к его мозгу «подключились». Но когда усики прекратили двигаться, пульсирующий голос возобновился.

— Я чувствую твою напряженность, — промурлыкал Голубой, теперь прозванный Эже. — Для этого нет никаких причин. Пробка существует для того, чтобы ей пользовались.

— Я знаю хирурга, который поговорил бы с тобой на эту тему.

— Хирург? Ты имеешь в виду врача? Возможно, ты захочешь поговорить с моим.

Эван сразу заинтересовался. Какие открытия готовит силикатный шаман?

Как можно поправить повреждения, нанесенные существу, состоящему из силикона, бериллия и примесей бора?

— Я еще никогда не встречался с такими, как ты, — сказал Голубой.

Эван слегка улыбнулся.

— У меня есть знакомые, которые могли бы то же самое сказать мне про тебя.

— Ты должен прийти из отдаленного места, — и здесь он (Эван начал думать о своем друге, как о «нем», хотя по всем признакам до сих пор Эже был совершенно бесполым) употребил термин, который не очень поддавался переводу.

— Дальше, чем ты можешь представить себе. — Найдя удобное место, Эван сел и сделал все возможное, чтобы объяснить свое поведение, свое происхождение и причину своего пребывания в мире Эже.

Когда Эван закончил, чужак быстро ответил:

— Восхитительнее всего восхитительного! Ты должен возвратиться со мной в Ассоциацию и сообщить все это библиотекам.

— У вас их больше, чем одна?

— Конечно. У нас прогрессивная Ассоциатива.

— Вы, должно быть, приобрели много книг.

— Что такое книги?

Теперь пришла очередь Эвана смущаться.

— Книги, и магнитофонные записи, и относящиеся к ним материалы для хранения — это то, что входит в библиотеку.

— Материалы для хранения. Это я понимаю.

— Я не могу поехать с тобой прямо сейчас, Эже. Как бы я ни хотел, я не могу. — Он показал свое запястье с равномерно светившимся маяком. — Мне придется попытаться найти этого другого человека. Я говорил тебе об этом.

Эже подумал.

— Но ты не уверен в местонахождении своего коллеги?

— Нет. Я только могу использовать это устройство, чтобы оно перенесло меня вообще поближе к ней. Затем мне придется провести визуальный поиск, и я надеюсь, мне повезет.

— Возможно, мы сможем помочь. Нет ничего необычного в частоте твоего маленького радиопередатчика. — Он показал парой ног на радиомаяк. -

Возвращайся со мной, и я поставлю твой вопрос перед нашими ораторами. Они могут точно установить, кто ведет радиопередачу.

Эван нахмурился. Казалось невероятным, что собратья Эже имели что-либо такое сложное, как направленный локатор, — разве он уже не признался в незнании орудий труда? И кем был оратор? Все же, если и было что-то рациональное в том, что утверждал его друг, это могло привести его прямо к трупу Офемерт и избавить его от дней блуждания в сверкавшем враждебном лесу.

— Хорошо. Давай посмотрим, что могут сделать эти ваши ораторы.

— Отлично! Очень приятно! — Эже изогнулся, чтобы показать свое удовольствие. Блестящие зеленые глаза несколько раз оглядели фигуру Эвана.

— Но сначала мы должны что-то сделать с твоей уязвимостью. Мы должны постараться сделать тебе наружный каркас из литер. Ты не можешь расхаживать, как ты есть, мягкотелый и беззащитный. Ты говоришь, что твой собственный наружный каркас этот костюм или что бы это ни было, теперь бесполезен для тебя?

— Я боюсь, что так. Не думаю, что я мог бы привести его в движение своими собственными силами.

— Еще одно странное представление. — Эже поднялся на свои шесть задних ног, осмотрел окружающую флору, и под конец задвигал своими жвалами. — Сначала мы должны сделать что-то с твоим сверхчувствительным зрением.

Эван последовал за чужестранцем на небольшое расстояние в густые заросли деревьев. Они остановились перед порослью, почти достойной этого названия. Бурые шары росли прямо на серовато-буром стволе. Там не было листьев или ветвей, но Эван не увидел и никаких вездесущих фоторецепторов.

Это была структура с углеродным основанием, предмет, наиболее походящий на настоящее дерево из всех, что он видел с тех пор, как высадился на Призме.

Насыпь из разбитых шаров накопилась вокруг основания дерева.

— Встань на колени, пожалуйста, — сказал Эже. Эван повиновался. Когда он наклонился, чужестранец поднял и стянул полоску хрупкого пластика с глаз Эвана.

— Эй, мне это нужно!

— Я надеюсь, уже нет. — Эже отсоединился, все еще держась за полиэтиленовую пленку, и упал на землю.

Всеподавлявший свет Призмы вызвал слезы на глазах Эвана. Он сильно прищурился, стараясь следить за действиями чужака.

— Давай, верни это.

— Бесполезное указание. Он не был подключен.

Эже, казалось, делал что-то с силикатными осколками, оглядываясь изредка на присевшего человека, затем сортируя осколки разбитого шара. В конце концов, выбрав пару лучших черепков, он начал подравнивать и прилаживать их. Эван наблюдал, как ротовые части чужеземца резали твердый материал, как будто это была бумага. Он мог легко представить себе, что они могли бы сделать с его собственной плотью, если бы Эже внезапно невзлюбил его.

Больше задумчивых взглядов в сторону Эвана. Шаровидные осколки были подрезаны и склеены в четыре секции, две ровные и изогнутые, две круглые и вздутые. Эти четыре части стали единым целым под умелыми лапами Эже. Когда он закончил, результат был вручен Эвану. Это была удивительная работа, великолепно отшлифованная, легче было поверить в то, что это дело рук какой-нибудь машины, чем чужого рта. Эван опустил прямые перекладины на свои уши и сцепил их вместе у себя на затылке. Спаренные полушария, с которыми они были соединены спереди, точно прикрывали его глаза. Они были немного большими и, вероятно, придавали ему вид огромного жука, но он не очень интересовался внешностью.

Коричневый силикат защищал от большей части солнечных лучей и болезненных отблесков окружавших зарослей. В первый раз с тех пор, как он был вынужден покинуть гидромагнитный транспорт, он мог видеть ясно и без труда. Светлый, теплый дождь начал падать.

— Откуда ты знал? — Он снова наклонился и позволил Эже взобраться обратно на свои плечи и опять зацепиться. — Скажи, откуда?

— Назначение тонкого материала, которым было обернуто твое лицо, было очевидно и явно недейственно, — ответил Эже. Он сделал жест по направлению к полоске пластика, которая теперь лежала смятая на земле. — Я думал, куски фруктов Эрна будут служить лучше. Это лучше?

— Это чудесно. Не могу достаточно отблагодарить тебя. — Он осмотрел местность, наслаждаясь возможностью полностью открыть глаза в первый раз за много дней. — В какую сторону теперь?

— Мы еще не закончили здесь.

— Все, что ты скажешь. — Что еще было на уме у Эже для него? Еще одна пара очков, возможно, сделанных из какого-то более темного материала?

Эже показывал ему дорогу через лес, пока они не натолкнулись на маленький прудик. Он стоял сам по себе, без какого-то видимого стока. Как можно было ожидать вода была темной и богатой массой диатомовых водорослей.

— Войди, — сказал ему Эже.

— Что? — Эван неуверенно разглядывал жидкий мясной бульон.

— Погрузись — и непременно держи голову над водой.

— Почему? Какая опасность?

— Никакой опасности. Только мера предосторожности, которую нужно принять мягкой форме.

Эван нагнулся и попытался понять тайну заводи.

— Что может случиться со мной?

— Тебе нужна защита. Заводь обеспечит ее. — Когда Эван снова заколебался, Эже добавил с тенью раздражения: — Я сделал что-нибудь, чтобы причинить тебе вред?

— Не-е-е-е-т. — Эван подумал. Это была только вода. Он мог всегда быстро вылезти, если бы это показалось необходимым.

Он вошел туда и медленно принял лежачее положение, его голова опиралась на сухой берег. Теплая вода начала просачиваться сквозь его легкую одежду. Что-то начало раздражать его ноги.

Он потянулся вниз, чтобы почесаться, но его предупредил Эже который выполз на берег около его головы, все еще подключенный к своему высокому мягкому другу.

— Не делай этого. Расслабься и позволь фропории сделать свое дело.

Эван сделал, как ему было сказано, хотя ощущение мурашек, ползущих по телу усилилось, и было трудно держать руки по бокам тела. Это не было болезненно: только неудобно. Он приподнял голову, чтобы посмотреть вниз на себя.

Тонкий слой двуокиси кремния образовался на его теле. Когда он затвердел, его одежда лопнула и порвалась изнутри. Потеря легкого нижнего костюма не очень расстроила его. Он был изношен и уже порван так или иначе. Процесс было интересно наблюдать. Миллионы микроскопических живых существ склеивались вместе не более, чем на сантиметр над его кожей; почти таким же образом кораллы образуют барьерные рифы, только этот процесс происходил намного быстрее.

Он изогнулся и слегка повернулся. Там, где было противодействие, фропория оставляла большие места для движения. Он начал прокладывать себе путь вниз вдоль своего собственного тела, отодвигая загустевшее наслоение подальше от своей кожи около суставов и складок, сгибая свои мышцы отдельно, где возможно. Когда покрытие стало приблизительно сантиметровой толщины, рост прекратился.

Подчиняясь указаниям Эже, он лежал так неподвижно, как мог, в течение нескольких часов, после чего его друг сказал:

— Теперь ты можешь встать.

Эван взглянул вниз на мягкую белую упаковку, покрывающую его, и попытался согнуть ноги. Наслоение было таким же неподатливым, как металл.

— Как?

— Действительно, как? Я забыл.

— Ты забыл? — Эван постарался изгнать из своих мыслей всякий намек на панику. Если его обманывали все это время, и он пошел и упаковался для неторопливого потребления…

Эже быстро подошел и схватил Эвана за плечи. С неожиданной силой он вытянул упакованного человека из заводи. Затем он начал работать над телом

Эвана, подрезая и выделяя жидкость около суставов. Как только Эван догадался, что он делает, он предложил советы и указания.

Сначала правая рука стала свободнее в плече, локте и запястье, затем левая. Пальцы были последними, и Эже продолжил работать над туловищем. В конце концов, работа была закончена, и чужестранец снова занял свое место на плечах у Эвана.

— Я собираюсь встать, — сообщил тот своему сегментному другу. Это потребовало небольших усилий, поскольку его новый костюм был жестким.

Призма обеспечивала его новыми доспехами. Они были кремово-белыми и легкими, как соединение графита. Он интересовался, были ли они такими прочными, какими они казались.

— Фропории, действительно, твердые, — заверил его Эже. — Именно так они и защищаются, упаковывая тех, кто мог бы съесть их. Вынутые из воды, они умирают. Мы сделали тебе новый внешний каркас из множества маленьких каркасов.

«Ходячее кладбище», подумал Эван. Неприятная мысль, но он не собирался отказаться от своих новых доспехов из-за скорби по погибшим микроорганизмам. Кроме того, прудик казался таким же полным жизни теперь, каким он был, когда он сначала лег в него.

Не то, чтобы он сомневался в Эже, но он хотел увидеть только на что был способен его новый костюм. Он нашел камень, который весил добрых пять кило и с некоторой тревогой уронил его на свою правую ногу. Тот отскочил, едва поцарапав гладкую белую поверхность. Хорошее начало. Он взял камень во второй раз, поднял его над головой и бросил его на большой палец своей ноги изо всех сил. Он вздрогнул чисто мысленно. Еще раз камень безвредно отскочил прочь. Из чего бы ни состояло белое вещество, оно очень мало поддавалось. Он посмотрел вниз на свою неповрежденную ногу, интересуясь какие еще сюрпризы его членистоногий друг держал про запас. Возможно, даже что-то вроде «рупора», что могло бы точно указать местонахождение радиомаяка Офемерт? Он потрогал свои новые солнцезащитные очки и усмехнулся.

Снова в безопасности, внутри своего костюма, Эван почувствовал себя более похожим на свое прежнее самоуверенное "я", хотя нынешний скафандр и был выращен в чужом пруду диатомовой фауной вместо того, чтобы сойти со сборочного конвейера одной из фабрик Самстэда.

— Здесь есть опасные живые существа, которые могут проникать через оболочку фропории, — проинформировал его Эже, — но они не широко распространены. Я сожалею о том, что пришлось оставить твою голову открытой, но ты являешься мягким объектом, и, я полагаю, тебе необходим постоянный прием газа, чтобы поддерживать жизнь.

— Мне нужно дышать, если ты это имеешь в виду. — Он постучал по своей бронированной груди. — Это вполне подойдет, спасибо.

Он согнул свою левую руку, наслаждаясь свободной игрой своих пальцев там, где Эже размягчил суставы. Уничтожив его первоначальный костюм,

Призма заботливо обеспечила его новым. Лучшим же приобретением после темно-коричневых солнцезащитных очков, которые Эже сотворил для него, были его новые чистые белые «ботинки». Теперь он мог преспокойно шагать через кучи острых, как бритвы, силикатных осколков и похожие на мечи поросли.

Неожиданно некая часть его тела, расположенная повыше ног испытала резкую боль, предупреждая еще об одной области, с которой ему все же придется справляться. Он объяснил это Эже, который задумчиво слушал. В конце концов, ему было знакомо понятие отходов, даже если от имели гораздо более твердый состав, чем у чисто органических форм жизни.

Временно отсоединившись от мозга своего спутника, он произвел необходимые изменения в панцире. Эван испытал оба способа и успокоился, когда обнаружил, что они работали так же гладко, как и остальной его костюм. И еще раз он поразился башне из ярких золотистых кристаллов, которые вытекли из земли через несколько минут после того, как он закончил.

Терпеливые организмы, жившие в почве Призмы, набросились на неожиданное «золотое дно» мочи, чтобы использовать ценные соли, содержавшиеся там. Хрупкая кристаллическая структура, которая поднялась за время пиршества, была результатом этого.

Он поднялся и позволил Эже подключиться.

— Итак, пойдем искать твою деревню и посмотрим, что эти ваши

«ораторы» могут сделать.

— Это не деревня, если я правильно понимаю этот термин, — строго ответил Эже, хотя он сделал жест на запад. Эван отправился в указанном направлении, уверенно шагая через сверкавший лес. — Это ассоциация свободно специализированных особей. Ассоциатива.

— Ладно, в таком случае, Ассоциатива. — Пока он шел, Эван искал на земле в лесу что-нибудь, что было бы лучшим оружием, чем его кварцевый посох. — Скажи мне кое-что. Ты совершенно независим. Вы получаете свою энергию прямо от солнца, поэтому нет необходимости сотрудничать на охоте.

Зачем беспокоиться из-за ассоциации? Мне кажется, что тебе не нужен никто, кроме тебя самого. Зачем жить вместе с другими такими же? Просто для компании?

— Есть много причин, предпочитать стадность одиночеству. Наверняка, как независимый организм, ты сам должен признавать некоторые из них. В жизни есть большее, чем собирание пищи. Например, есть общие опасности, с которыми можно скорее можно справиться на кооперативной, чем на индивидуальной основе.

Итак, даже такое на вид неразрушимое живое существо, как Эже, чувствовало, что ему угрожали невидимые и все еще неизведанные опасности леса. Это была достаточно отрезвлявшая мысль для такого хрупкого создания, как человек, чтобы хорошенько подумать над ней. Возможно, Призма была домом для созданий, даже более смертоносных, чем разбрызгиватели кислоты и ультразвуковые генераторы. Процесс эволюции приспособления на Призме проходил не более гладко или вежливо, чем в любом другом мире, несмотря на ее отклонение в мир кремния.

Он посмотрел вниз на пузырчатую траву, хрустевшую под его ногами.

Здесь даже простейшие, низшие формы жизни выставляли напоказ защитную оболочку. Где организмы, подобные Эже приспособились к такой окружающей среде? Были ли ему подобные на высшей ступени в цепи питания? Но фотофоры стояли вне цепи питания, независимые от нее. И все же он опасался нападения. Это расстраивало Эвана, неприятно было думать о больших, более сильных тварях, живущих за счет такого разумного да и симпатичного живого существа, как Эже. Но разве на Земле не было такой эпохи, несколько эр тому назад, когда человек сам был вынужден довольствоваться положением некоего звена в середине цепи питания? Это дало ему много пищи для размышления, пока он нес своего вновь обретенного друга через лес чудес и сюрпризов.

Весь мир раздражал его чувства. Везде, куда он ни смотрел, были твердые, неподатливые формы. Они могли быть красивыми и экзотическими, но ни в одной из них не было нежности. Даже кремниевые волокна, которые имитировали внешний вид ветвей с листьями и стебли растений были грубыми на ощупь и мигом распороли бы обнаженную кожу, едва коснувшись ее. Он снова подумал о червях-сиарузи, о том, как легко они пронзили его плоть и более чем когда-либо был благодарен, за те доспехи, которыми обеспечил его

Эже.

Глава 9

Они выбрали место, где провести ночь, и Эван задремал, когда его разбудило тихое жужжание в правом ухе. Кружившиеся драгоценности проносились над головой, хотя и не в таком изобилии, как несколькими ночами раньше.

Жужжание донеслось снова. Он сел и посмотрел в темноту, все предостережения Эже сразу же вспомнились ему.

— Там что-то выдвигается, — мысленно сказал он своему другу.

— Я знаю. — Ответ был медлительным и сонным, как будто бы Эже не мог встряхнуться и проснуться. Если хорошенько подумать, он никогда не обсуждал вопрос сна с маленьким чужеземцем.

Он не намеревался делать это и теперь. Он был слишком занят, пытаясь вглядеться в окружавшую темноту. Лунный свет добавлял жуткие тени к уже тревожному силуэту леса. Другие ночные звуки заполнили воздух. Они были недостаточно громкими, чтобы заглушить то постоянное, монотонное жужжание.

— Я ничего не вижу.

— Я тоже, — прошептал Эже.

«Почему его голос звучал так устало? — удивился Эван. — Разве он не ехал весь день на человеческих плечах?»

Фигура отделилась от деревьев и пошла к ним. Она была немного больше собаки и приняла форму гладкого полушария, передвигавшегося на четырех коротких и толстых бурых ногах. Пара блестящих красных глаз смотрела на мир прямо из-под переднего края стеклянного лба. Имелось еще по два глаза на каждой стороне и пара обращенных назад, но сначала он не заметил их.

Оно двигалось с тяжеловесной осторожностью, не демонстрируя ничего по части клыков или когтей и выглядело как угодно, но не угрожающе.

Эже увидел его и впал в панику.

— Это баск! Мне придется отсоединиться. Беги, Эван, и не оглядывайся!

Я постараюсь найти тебя позже.

— Эй, обожди минуту! — закричал Эван, но Эже уже вытащил усики связи из его уха и упал на землю.

Баск продолжал неуклюже двигаться по направлению к ним на леденящей скорости, возбужденно жужжа. Эван был убежден, что он мог обогнать его, прыгая на одной ноге, тем более на двух здоровых ногах. Он пристально смотрел на баска и напрасно искал на нем какой-то признак наступательного вооружения. Если это был разбрызгиватель кислоты, то выдающийся орган-шприц был полностью скрыт от взглядов. В любом случае, Эже уверил его, что его костюм должен быть способен противостоять действию всех, кроме самых сильных кислот.

Он потянулся вниз, чтобы попытаться удержать своего друга, в первый раз чувствуя себя неловко и одиноко во время отсоединения. Но Эже, казалось, интересовался только бегством.

Возможно, приближавшееся животное существо превосходило по массе его, но не Эвана, который был в несколько раз больше его по размерам.

— Эй, что-то не так? Оно не выглядит очень уж гроз…

Шар света, который заполнил место их стоянки был столь же ослепительным, как и неожиданным. Это походило на то, как если бы кто-то запустил дюжину осветительных магниевых ракет под самими ух ногами. Эван, снявший свои солнцезащитные очки на ночь, был временно ослеплен. Эффект был увеличен отражающими поверхностями лесной поросли.

Он покачнулся назад, потирая свои обожженные вспышкой глаза обеими руками, пока он не натолкнулся на твердую глыбу большого кондарита. Тот, стоя позади него, немедленно начал вибрировать, и Эван отпрянул от него.

Посредством вибрации кондарит мог генерировать довольно много тепла. Это была защитная реакция, предназначенная для отпугивания любителей объедать молодые побеги, чья проводимость была бы выведена из равновесия внутренним теплом. Трудно грызть что-нибудь, если оно жжет тебе рот.

Постепенно избыток крошечных звезд начал пропадать с задней стороны его век. И именно в тот момент, когда он снова был в состоянии видеть, вспышка света повторилась. Но на этот раз он успел отвернуться от баска.

Прикрыв глаза одной рукой, он искал свой рюкзак, пока опять не надел солнцезащитные очки. Они должны дать некоторую защиту.

Он был в состоянии рассчитать время и таким образом предсказать, когда баск вновь собирался вспыхнуть, поскольку его импульсы появлялись с равномерными промежутками. Животное направилось к нему, но когда он отступил назад, оно вновь обратило свое внимание на Эже. К потрясению и удивлению Эвана, вместо того, чтобы бежать, хотя он заявил о своем намерении сделать это, маленький инопланетянин стоял неподвижно там, где приземлился, спрыгнув с плеч Эвана.

— Эже, беги! Почему ты не бежишь? Идиот! — обругал он себя. — Ты же не подключен! — Недостаток движения у его товарища было полной тайной.

Особенно поскольку стало вполне очевидно, что баск направлялся прямо к нему. Приблизившись, он начал медленно подниматься на своих четырех ногах. Они, казалось, вытягивались, как гидравлические опоры, вместо того, чтобы развертываться или раскручиваться. Каждую пару минут он генерировал еще одну ослепительную вспышку света, его полусферическое тело действовало как огромная всенаправленная линза.

Не нужно было быть биологом, чтобы разгадать намерения хищника. Он собирался подниматься до тех пор, пока не окажется достаточно высоко над землей, чтобы подпрыгнуть над телом Эже и затем упасть вниз, полностью накрыв его. Эван на хотел и мысленно представлять себе его всасывающие, разрывающие ротовые части, которые, должно быть, были спрятаны под стеклянной головой, — массивные жвалы, которые разорвут Эже на куски.

Все же его друг не двигался. Логика быстро протянула связь между неподвижностью Эже и периодическими вспышками света. Световой волны особой длины было достаточно, чтобы парализовать его товарища, проникнув через силикатную оптику, чтобы вызвать онемение мозга. Эван слышал о животных, которые могли парализовать, используя звук, но он впервые столкнулся с хищником, который применял свет, чтобы парализовать свою жертву.

Баск занял положение непосредственно над оцепеневшим Эже, и начал снижаться. Как и его походка, снижение этого стеклянного купола было медленным, очень медленным. Вспышки света причиняли боль, но оптика и мозг

Эвана были не так чувствительны к длине их волны, как обитатели этого мира. И двигался он быстро.

Чувствуя себя неловко, как человек, ненароком сунувший под гидравлический пресс, он протиснулся вперед, между ног баска, схватил Эже за две из его десяти ног и вытащил его наружу. Баск не сделал попытки помешать этим дерзким усилиям, хотя, насколько Эван знал, он мог бы издавать крики возмущения на частотах за пределами его слышимости.

Вот, что он в конце концов сделал: прекратил опускаться к земле, повернулся и начал преследовать двуногого перехватчика, ослепительно пульсируя. Свет совершенно не действовал на Эвана.

У него было достаточно времени, чтобы собрать вещи, уложить их, и уйти в ночь. Изредка оборачиваясь, он мог все еще различить далекие световые импульсы, которые генерировал преследовавший от баск. Он продолжал его преследовать даже после того, как Эван оказался в безопасности вне пределов его досягаемости, не в состоянии поверить, что его жертва убежала. Эван посочувствовал его замешательству. Эта зверюга была предназначена не для преследования, а скорее для неторопливого поедания полностью парализованных жертв, таким же образом, как морская звезда переваривала бы устрицу. Бегство Эвана было вне пределов его опыта.

Несмотря на то, что баск продемонстрировал весьма медлительную походку,

Эван не останавливался, пока последний след света не был поглощен зарослями леса.

Эже не пошевелился во время бегства. Не зная что еще делать, Эван осторожно посадил его и растянулся поблизости, чтобы подождать. Он не смог хорошо подобрать скрученные усики для связи и вставить их в свое ухо, не в состоянии он был и оказать первую помощь. В сущности, он не мог сказать был ли его товарищ парализован или мертв. Все, что ему оставалось, это ждать, надеяться и обеспечивать остаточное тепло.

Он попытался заснуть, но не смог и его терпение было вознаграждено на следующее утро, когда сначала ноги и затем ротовые части Эже начали шевелиться. Чтобы его другу не пришлось делать значительный прыжок с земли на плечо, Эван придвинулся как можно ближе к вялой силикатной фигуре.

Усики распрямились и вытянулись по направлению к его — голове. На полпути внутрь нее был приступ острой боли, но Эван заскрежетал зубами и удержал голову в одном положении. Мгновением позже включение снова было полным.

— Я причинил тебе боль, — это были первые слова Эже с прошлой ночи.

— Все в порядке, это ничего. — Эван проигнорировал несколько капель крови, которые пролились из его уха.

— Что случилось? Когда мы не убежали вовремя, я подумал, что все пропало. Свет баска проникает даже сквозь плотные колпаки. — Он подмигнул со значением. — Я не ожидал, что сознание вернется ко мне.

— Его свет не повлиял на меня таким же образом, — объяснил Эван. — Он ослепил меня на мгновение, но паралича не было. Он как раз собирался пообедать тобой, когда я выхватил тебя и ушел в лес. Мне не пришлось двигаться очень быстро.

— Баск не полагается на скорость.

— Удобно. Не волнуйся. Он находится далеко позади нас теперь.

— Да, легко убежать от баска. Опасность состоит в том, он увидит тебя прежде, чем ты увидишь его. Я обязан тебе жизнью. Если бы не ты, я был бы уже порошком.

Шумное выражение признательности Эже не смущало Эвана. Он вполне наслаждался такими овациями, исходили ли они от коллег или от чуждой силикатной формы жизни.

— Ты много сделал для меня. Я просто рад, что оказался отплатить за любезность.

— Прекрасно иметь способность не чувствовать влияния света баска. Она отчасти компенсирует слабость твоего тела. Если ты извинишь меня, я должен сейчас…

— Я знаю. — Эван улыбнулся. Он быстро сделал себе завтрак, пока Эже лежал на солнце, перезаряжая свою сильно истощенную систему. Причина необъяснимого истощения его друга прошлой ночью была вынесена на обсуждение, когда Эван упомянул о вопросе сна. Оказалось, что Эже не

«спал» в том же самом смысле, что и человек. Его состояние более походило на зимнюю спячку. Когда запас солнечной энергии истощался, такая дневная форма жизни, как Эже постепенно прекращала работу всех внутренних систем, кроме тех, которые требовались, чтобы поддерживать память и другие функции мозга. В таком состоянии он был во власти ночных органосиликатных хищников и животных, питавшихся падалью, которые вместо солнца полагались на круглосуточную выработку химической энергии. Неудивительно, что Эже потратил порядочно времени, чтобы закрыться в пещере, которую он разделил с Эваном.

Эван не стал объяснять, что он был в состоянии, как любой баск, функционировать непрерывно в течение долгой призмической ночи. Пусть Эже предполагает, что может, о привычке своего высокого товарища спать по ночам. Несмотря на все, что чужак сделал для него, Эван все еще не мог заставить себя доверять ему полностью. Без сомнения, он был несправедлив к

Эже, но когда само выживание человека находится под угрозой, не время строить предположения об истинных побуждениях инопланетян. Поэтому один маленький секрет он держал пока про себя.

Ничего больше не выпрыгивало на них, чтобы прервать их поход, и на следующий день они достигли Ассоциативы Эже. Это было не совсем то, что представлял себе Эван. Он предполагал, что Эже и его друзья жили в большой пещере, или за какой-то грубой каменной оградой, или в общинной хижине.

Он, конечно, не ожидал, что они обитают в соборе.

Еще менее, что в естественном соборе.

— Неужели это то, о чем ты говорил?

В голосе Эже звучало искреннее удовольствие:

— Мы — Дома. Это — Ассоциатива.

Эван протянул руку и сдвинул назад свои очки. Он хотел ясно и четко разглядеть это чудо, даже если от этого у него будут слезиться глаза.

Кто-то взял тысячу радуг, заморозил их все и бросил в чашку, наполненную тысячей галлонов прозрачного лака. Гладкие изгибающиеся стены завершались хитроумными завитушками и шпилями, столь же острыми, сколь красивыми. Они сверкали в солнечном свете, как сияющее доказательство архитектурных способностей расы, которую больше нельзя было называть примитивной.

Как оказалось, он был совершенно неправ и притом из-за совершенно неверных предпосылок.

— Изумительно, — бормотал он, снова опуская очки на глаза и пускаясь в путь. — Кто спроектировал и построил это?

— Спроектировал? Построил? Ты что-то путаешь. Никто его не строил.

Это — Ассоциатива.

— Мы не понимаем друг друга. — Эван не мог глаз оторвать от отражающих радугу валов. В некоторых местах стена поднималась на восемь метров над уровнем леса. — Кто-то же возвел это строение для тебя и твоих друзей, чтобы вы в нем жили, правильно?

— Кажется, я понимаю причину твоего смятения. Ассоциатива — не только то, живет внутри, но то, что внутри, само по себе является частью

Ассоциативы.

— Это ничего не проясняет, — Эван с сомнением покачал головой и замедлил шаг. Внезапно перед ними появились два существа.

Они доходили Эвану до пояса. Оба были черными, как уголь, с багровыми потеками. Они были плотные, приземистые, коренастые, ноги их были скрыты закругленными черными щитками, прикрывающими также их бока. Колючие острия покрывали их бока и спины. Каждый протягивал вперед две руки, кисти которых заканчивались четырьмя пальцами. Пальцы были треугольными, и боковинки их были острыми, как скальпель. В каждой челюсти с большой скоростью, издавая угрожающие, ноющие звуки, вращался диск с пилообразными зубами.

— Это воины. Я поприветствую их.

Эван кивнул и терпеливо стал ждать, пока его друг общался с двумя устрашающего вида стражниками какими-то пронзительными взвизгами и мычанием.

Какое-то время эти двое, посовещались друг с другом, затем отступили в сторону. Оглянувшись назад, Эван заметил, что они продолжают наблюдать за его продвижением вперед к радужной стене, но остаются на месте.

— Их пристанище расположено за нами, — объяснил Эже.

— Какое-то другое племя, ставшее вашим союзником? Они, точно, хорошо вооружены для боев.

— Другое? Нет, они такие же самые. Они — члены Ассоциативы. Они — воины, а я — разведчик.

— Но ты абсолютно не похож на них.

Эже растерянно смотрел на друга.

— Какое отношение ко всему этому имеет внешний вид?

Эван воздержался от ответа, потому что как раз в это время они остановились перед стеной. Сверкающая, резко отражающая все поверхность была составлена из гексагональных форм, тесно переплетенных друг с другом.

— А где ворота?

— Ворота? А, отверстие? Я начал уже думать, что мы потеряли способность понимать друг друга, разные понятия и так далее…

Он оборвал фразу, испустив быстро ряд пронзительных пикающих звуков.

В верхних секциях у нескольких дюжин блоков появились глаза.

Короткие, похожие на обрубки руки, появились в стыках блоков. Невероятно сильные захваты были отпущены, и, как группа акробатов, блоки рассоединились и спустили себя на землю, образовав двойной ряд, обрамляющий вновь созданный вход.

Раскрыв от изумления рот, Эван проследовал в магически созданное отверстие, после чего блоки подползли и вспрыгнули снова на свои места позади него. Стена снова стала сплошной.

— А это кто был? — он продолжал оглядываться на барьер. Там, казалось, цельная конструкция слегка изгибалась, как будто один или два блока старались получше рассмотреть чужака-пришельца, не нарушая при этом сцепления рядов.

— Стены, разумеется, — Эже показал передней парой ног вперед. — Вот и другие члены Ассоциативы.

Обширное помещение, созданное стенами, было заполнено десятками в корне отличных друг от друга форм жизни, причем каждая решала свою жизненную задачу. От такого количества совершенно непохожих форм и цветов у Эвана захватило дух. Это был рай для ксенобиолога. Эже вел его через эту суетящуюся массу к какой-то определенной цели.

Каждое из существ отличалось от своего соседа, так же, как и от Эвана.

Каждое было специализировано на обеспечении какой-то службы для всей

Ассоциативы. Все были, как уверял Эже, на самом деле индивидуальны, хотя некоторые были более независимы, чем другие. Стены, например, сходили с ума, если их надолго лишали общества других стен. Так же вели себя проводы, длинные коричневые трубчатые формы, связанные друг с другом короткими щупальцами, вся работа которых заключалась в сбросе избыточной дождевой воды из Ассоциативы.

Высоко над сообществом поднимались крутые зеркальные поверхности, составленные из тонких полированных тел, называемых блесками. Их работой было следить за ходом солнца по небу и отражать насколько возможно его жизнетворную энергию на своих товарищей-ассоциатов внизу.

Они направлялись к низкому бугру, возвышавшемуся в центре

Ассоциативы. Его сначала вычерпали внутри собиратели, а потом, как объяснил Эже, наполнили редкими землями и минералами, необходимыми для поддержания хорошею здоровья силикатов. Процессоры обрабатывали эти ценные вещества по мере их необходимости для сообщества, восстанавливая и очищая их в своих прочных и многочисленных пищеварительных каналах.

Некоторые с любопытством окликали Эже. Каким-то он отвечал, каких-то игнорировал. Он объяснил, что стены были любопытны, но глупы, а процессоры ничем кроме своей работы не интересовались.

Они прошли мимо существа, которое возвышалось над самой высокой из стен сообщества. Оно состояло из спиральной раковины почти в десять метров ростом, которая заканчивалась короной, составленной из нескольких дюжин изумительно изогнутых силикатных выступов. Эван не видел у этого существа рук, но его основание было окаймлено дюжинами ног.

— Говорун, — коротко заметил Эже, а потом объяснил, что такие живые коммуникаторы обеспечивали членам Ассоциативы возможность всегда находиться в контакте, даже будучи на значительном расстоянии друг от друга.

— Подвижные релейные станции, — пробормотал Эван.

— Я не знаю, что это такое. Говоруны говорят, вот и все.

Эван наблюдал, как сканеры карабкались вверх и вниз по стенам и говорунам, чтобы изучить то, что делалось снаружи вокруг Ассоциативы.

Они почти целиком состояли из огромных множественных линз, укрепленных на коротких неприглядных телах. Силикатные щупальца позволяли им лазать по абсолютно гладким поверхностям. Сканеры, как объяснил Эже, стараются всегда оставаться поблизости от говорунов, на случай, если около

Ассоциативы появится какая-нибудь-опасность.

На земле лежал поврежденный блеск, а над ним стояло какое-то маленькое существо. По словам Эже, это был врач. Он был снабжен набором специальных рук и обладал в высшей степени чувствительным прикосновением.

— А кто всем этим руководит? — Эван широко обвел вокруг рукой. — Кто говорит стенам, когда им надо подниматься, воинам, куда становиться? Где ваши правители?

— Правители?

— Да. Кто-нибудь отвечает за все это? Разве у вас нет какого-нибудь вождя, или короля, или премьера, или кого-то, кто говорит каждому, что ему делать?

Этот вопрос привел Эже в полную растерянность и удивление. Когда он стал отвечать, Эван увидел, что вокруг них собрались небольшая свита из свободных от дежурств стен, нескольких сборщиков, одного неуклюжего процессора и врача.

— Ассоциатива сама принимает все свои решения, — подвел, наконец, итог Эже.

— Да, конечно, но кто принимает окончательные решения за всю

Ассоциативу? Боюсь, что я, все равно, не понимаю.

— Ты недостаточно внимателен. Новая информация собирается разведчиками и сканерами, которые сообщают ее говорунам. Говоруны сообщают об этом всей Ассоциативе одновременно. Вслед за этим происходит обсуждение, до тех пор, пока не будет достигнуто согласие.

— И мнение каждого имеет одинаковый вес? Ты говорил, что стены довольно-таки глупые. Мнение стены имеет такой же вес, как и мнение врача?

— Естественно нет, но врачей всего лишь несколько, а стен много.

Мнение каждого принимается во внимание, прежде чем выносится решение, касающееся всей Ассоциативы.

— Так что же, вместо иерархии, у вас анархия?

— Я понимаю этот термин, и он неприменим к Ассоциативе. Там где есть рассудок, не может быть анархии.

«Замечательно, — подумал Эван. — Я стою здесь и обсуждаю со стеклянной гусеницей философию политики посредством антенны, воткнутой в мой слабый мозг. Более тот, я получаю от этого удовольствие».

Ассоциатива, решил он, ответственна за развитие разумной жизни на

Призме. Такие существа, как блески или стены, которые могли выживать, но будучи предоставлены сами себе развивались лишь до определенной точки, сделали громадный скачок в умственном отношении, когда стали функционировать в гармонии и тесной близости с более разумными индивидуальностями, вроде врачей. Со своей стороны более хрупкие и уязвимые врачи и процессоры выживали, процветали и развивали свои мозги под защитой, предоставленной им более примитивными видами, вроде стен.

Облегчает ли такая кооперация воспроизведение? Хотя он говорил об Эже

«он» — это было всего лишь удобным языковым приемом, чтобы не описывать его. В своем поведении Эже определенно не проявлял никакой половой принадлежности. А как обстоит дело с проводами и блесками?

— А что вы делаете, если кто-то умирает?

— Ты имеешь в виду если кто-то из членов Ассоциативы теряет умственные способности? Когда это происходит, то родственнику предписывается произвести другого, такого же вида, — после этих слов Эже повел Эвана довольно далеко в обход, чтобы продемонстрировать ему стену в процессе выращивания своей копии. Действительно, крохотный гексагон вылезал из бока своего взрослого родителя. Процесс этот больше напоминал ему почкование, чем любой другой способ воспроизводства, какой он только мог себе вообразить.

— Как же мне описывать тебя другим? — спросил Эже, когда они снова вышли на прежнюю дорогу. — Ты — носитель множественных функций. Эта концепция покажется многим слишком сложной для понимания. Стена и копатель не способны сопереживать.

Эван подумал и, в конце концов произнес:

— Полагаю, что по своей функции я ближе всего подхожу к твоей. Так что назови меня разведчиком, — Эже был в восторге. — Это не очень надуманно, — продолжал Эван, — у себя дома я принадлежу к организации, подобной Ассоциативе, и моей работой является ездить туда-сюда и делать для нее полезные новые открытия.

Они приближались к дальней стороне центрального бугра. Он мог разглядеть темное отверстие в голой скале.

— А, собственно, куда мы направляемся?

— Тебя надо изучить. Я тебя нашел и привез сюда, но я не подготовлен, чтобы делать какие бы то ни было предположения на твой счет или решать, как поступить.

— И что же будет дальше? — Эван внезапно почувствовал настороженность. — Вы собираетесь изучать меня? Кто будет изучать? — в голове у него промелькнули картины основательной и не слишком деликатной вивисекции. Он немногое мог сделать, чтобы помешать Ассоциативе предпринять такое действия. Во всяком случае, не теперь. Он не мог перелезть стеклянистый барьер, замыкающий собой сообщество, и сомнительно было, что стены расступятся, чтобы его пропустить.

— Кто будет изучать? Конечно, библиотеки.

— А-а, — он несколько расслабился. Если бы Эже упомянул врачей или воинов, предчувствия Эвана стали бы совсем грустными, но само название существа «библиотека» звучало безобидно и успокаивающе.

— Сюда, — Эже повел его к неглубокой пещере, скорее просто нависающему камню, там было полно света, благодаря усилиям нескольких дюжин блесков. Говорун терпеливо стоял рядом.

Отверстие было расположено на высоте, едва достаточной чтобы Эван мог, ссутулясь, туда войти. Пол был размечен чистым белым песком. Блески немедленно перестроились, чтобы свет направить на него.

В центре этого водопада света сидели на корточках три фигуры. Шесть ног выглядели слишком тонкими и слабыми, чтобы поддерживать их округлые бугристые тела. Восемнадцать глаз разного размера уставились на него.

Спереди каждой головы вздымалось несколько рогообразных органов, которые загибались и ложились концами на двухметровые тела. Эван задумался об их назначении. Явно не признак пола, и так так, казалось маловероятным, что библиотекам придется себя защищать, то, по-видимому, это не было их оружием. Может быть, это было чем-то вроде накопительных органов? Надо будет ему спросить об этом Эже.

Он сел и стал ждать. Один из этого трио жевал что-то, похожее на медную стружку. Он был связан с двумя другими усиками подобными паре тех, которые болтались из левого уха Эвана. Для частных разговоров, объяснил

Эже.

Может быть, от него ждали первого шага? От Эже не было никакого намека. Поэтому Эван слегка наклонился вперед и протянул к ним раскрытую ладонь в общем, как он надеялся, для всего живого мирном жесте.

— Привет, — он хорошо понимал, что это слово ничего не скажет находящемуся перед ним трио, но он предлагал дружбу и приветствовал их единственным способом, какой знал. Ближайшая библиотека отшатнулась от протянутой руки, а третий в ряду издал какой-то шумный звук.

— Вторая библиотека говорит, что ты не должен делать никаких необъявленных заранее движений, — торопливо сообщил ему Эже. — Ничего не делай, пока не будет решено, что с тобой делать.

— Хорошо, — Эван убрал руку назад. Только после этого он обратил внимание на то, что снаружи пещеры материализовался строй воинов, которые уселись перед ней, как черные бомбы. Он не сомневался, что если библиотеки укажут им, они в одну минуту разрежут его на куски.

Судя по всему Эже почувствовал его нервозность.

— Не беспокойся. Я знаю, что ты не опасен и желаешь нам только хорошего.

— Да, но не ты отдаешь здесь приказы.

— Надо ли напоминать тебе, что здесь никто приказов не отдает? Помни, что любое решение должно быть принято по общему согласию.

— Даже те, которые надо принимать срочно?

— Это очень просто, когда все связаны друг с другом через говорунов.

— Но ведь никто не обращает внимания на то, что здесь происходит, — протестующе проговорил Эван, кивая назад, туда, где копатели, сборщики и остальные занимались своими повседневными делами.

— Напротив. Все знают об этой встрече. Им сообщили об этом говоруны в своих объявлениях. Для нас возможно слушать, решать и работать в одно и то же время.

— Понимаю, — пробормотал Эван, все еще чувствуя себя неуютно. Какой уж тут уют, когда снаружи пещеры стоят наготове эти воины со своими вращающимися пилами вместо челюстей.

Когда он занял первоначальную позицию, первая библиотека издал еще несколько писков. «Было бы легче, если бы у них были нормальные глаза», — подумал Эван. Глаза называют зеркалом души, но он ничего не мог увидеть за этими ярко-зелеными и синими многочисленными линзами. Они не больше раскрывали, что за ними, чем объектив фотоаппарата.

— Они меня боятся, правда? Разве ты не сказал им, что у них нет причины бояться меня?

— Я именно это как раз и объясняю им, и еще, как мы встретились в лесу и что между нами произошло. Они не боятся тебя, Эван. Они просто осторожны. Это свойственно библиотекам.

— Эти чувства у нас взаимны! — Еще писки и жужжание. Затем пришла очередь Эже говорить нерешительно.

— Не то, чтобы они мне не верили. Они приняли тот факт, что ты разумен, несмотря на то, что состоишь целиком из органики, но они не могут считать тебя равным интеллектуально, базируясь только на моих словах.

— И что мы теперь будем делать?

— Они хотят пообщаться непосредственно с тобой.

— Постой, минуточку, — он дернулся назад и сильно ударился головой о низкий твердый потолок. Постучав по левой стороне черепа, он заметил: -

Здесь не так уж много места, чтобы еще включаться.

— Это не так уж сложно. Там достаточно места для усика говоруна. А когда ты будешь присоединен к говоруну, с тобой сможет общаться вся

Ассоциатива.

Эван поглядел на высокое существо со спиралевидным туловищем, смявшее снаружи. Один невероятно тонкий усик уже тянулся по песку к нему.

— Я уже проинструктировал его, как лучше произвести соединение, сказал

Эже, пытаясь успокоить друга.

— Что ж… если ты уверен, что проблем не будет…

— Это самый лучший способ.

— Тогда ладно, — и все-таки Эван старался не смотреть на усик, когда тот зазмеился по его груди.

Он был гораздо длиннее, чем у Эже, но тоньше. Эван почувствовал, как усик вошел в его ухо. Больно не было.

Пока не произошло включение.

Его руки невольно схватились за голову. Череп превратился в амфитеатр.

Он был актером перед орущей многосотенной аудиторией, и все требовали, чтобы он им ответил и немедленно. Яростное кипение мыслей грозило захлестнуть его.

Он завопил им в ответ.

— Это не соединение! Все говорят сразу… Пожалуйста… это слишком… Я не могу!..

Какой-то новый голос, более мощный, чем голос Эже, перекрыл шум толпы.

— Это не всеобщее совещание.

Раздался единый большой вздох согласия, и голоса исчезли. Эван заморгал, и облегченно чихнул.

Тот же голос зазвучал снова:

— Так лучше?

Эван посмотрел вниз. Мысли шли от веретенообразной библиотеки посередине. Это было мощное мысленное воздействие, полное уверенности в себе, ясно показывающее недюжинные умственные способности того, кто его осуществлял. Он осознал, что такое библиотека: не многоротое кристаллическое чуждое существо, а старый мудрец. Но он не был этим напуган. Эван Орджелл был слишком высокого мнения о себе, чтобы пугаться чего бы то ни было.

Одна тонкая нога указала на Эже.

— Этот разведчик объяснил, как вы встретились. Он рассказал, что ты не из нашей Вселенной.

— Не из вашего мира, — поправил Эван, после чего пустился в краткий экскурс по основам астрономии. Библиотеки внимательно слушали. Они мало знали о галактике за пределами Призмы, так как должны были впадать в спячку сразу после наступления ночи. Трудно изучать звезды, если видишь их только час или два после заката солнца. Эван уже понял, почему Эже так боялся ночи. Во весь ночной период, он и ему подобные были совершенно беспомощны.

Когда он закончил, три библиотеки, посовещавшись, пришли к согласию.

— Мы приветствуем тебя в нашем обществе, — сообщила ему вторая библиотека. В это же время воины, окружавшие место встречи, начали расходиться, возвращаясь на свои посты. Никто не проявил никакого желания задержаться. Эван подумал, что, может быть, у них резкая неприязнь к чуждому мягкому существу, вдруг появившемуся среди них.

— У нас очень мало контактов с органиками, — сказала третья библиотека. — Нам трудно представить себе разум в таком хилом теле. Не могу себе представить, как ты сумел выжить, пока наш разведчик не помог тебе.

Эван попытался объяснить понятие «Искусственно сделанный костюм». Но и с мудрыми библиотеками он не продвинулся дальше, чем с Эже…

— Этот маяк, о котором ты говорил ранее, — проговорила третья библиотека, — ты считаешь, что он указывает на присутствие еще одного тебе подобного?

— Или ее тела. Я надеюсь, что она как-то выжила в катастрофе, разрушившей нашу исследовательскую стан… нашу ассоциативу, и всех ее членов. Может быть, у вас есть какая-нибудь идея, как это могло случиться?

— Этот мир — место опасное, — торжественно объявила первая библиотека. — В нем могут выжить только члены самых бдительных и проворных

Ассоциатив. Ваши воины, наверное, плохо выполняли свои обязанности.

— У нас нет специальных воинов. По крайней мере, на этой станции не было. Все жившие там были подготовлены к выполнению более, чем одной функции.

Можно было почти видеть, как библиотеки горестно покачали головами, переваривая эту удивительную информацию.

— Множественные функции! Как неэффективно! Сама идея предполагает возможность самонаведенных параноидальных осложнений.

— Многие могло разрушить вашу Ассоциативу, — мягко сказала первая библиотека, единственная из трех, которая проявила больше сочувствия, чем критики. — Ты говоришь, что эта опасность теперь ушла?

— Ну, я этим не интересовался. Я решил, что то, что разрушило станцию, передвинулось куда-то до моего прихода.

— Возможно, это знает твой сородич.

— Если она еще жива. Она могла убежать в лес, чтобы избежать опасности, а может быть, она там работала, когда что-то нанесло удар по станции.

— Ты говоришь «если», — сказала вторая библиотека. — Как же она может сигнализировать, если она мертва?

— Мы не то, чтобы сами сигнализируем. У нас в руки вживлены искусственно сделанные маяки. Они действуют независимо от того, жив или нет их владелец. Они активируются только в случае крайней необходимости и помогают находить друг друга. Видите? — он вытянул руку и показал им светящуюся ровным слабым светом занозу у себя на запястье.

— Знаю. Я что-то улавливаю, — объявила третья библиотека. — Такая низкая частота!

— Почти неслышная, — согласилась вторая, — я ее едва слышу.

— Наши говоруны более универсальны, — заметила первая.

— Так и говорил мне Эже. Я надеялся, что вы сможете указать мне местонахождение маяка. Это сбережет мне много драгоценного времени. И еще, если бы вы позволили Эже пойти со мной, мне бы очень пригодилась его помощь.

Снова библиотеки засовещались. По своей отдельной связи, своими двойными усиками. Наконец, первая библиотека ответила через говоруна.

— Мы постараемся помочь тебе, мягкое существо Эван.

— Я очень ценю это. Может быть, я смогу что-нибудь сделать для вас в ответ, когда меня подберут с помощью вашего народа. У нас есть много приборов, которые…

— Нас не интересуют приборы, — объявила третья библиотека. — Мы — библиотеки. Нас интересуют знания. То, что вы называете астрономией… Мы хотели бы узнать об этом больше. О таких органических формах, как ты; мы бы хотели узнать, как вы действуете. У вас много удивительных новых понятий. Нам хотелось бы познакомиться со всеми. Такие знания стоит накопить для дальнейшего изучения, ими стоит поделиться с другими

Ассоциативами.

— Буду счастлив. Но сначала, если вы не возражаете, мне необходимо что-нибудь поесть.

Трапеза не замедлила расспросов бесконечно любознательных библиотек.

Между глотками Эвану пришлось подробно объяснить процесс, благодаря которому его тело превращало твердое органическое вещество в химическую энергию. Предмет этот стал источником бесконечного завороженного внимания библиотек, и он не мог прожевать ни куска, чтобы его не прерывали залпом новых вопросов.

К вечеру все утряслось. Не только говоруны Ассоциативы взялись за триангуляцию положения маяка Офемерт, но и Эже разрешили его сопровождать до конца путешествия. Еще Ассоциатива решила послать с ними дополнительное число своих членов, чтобы обеспечить успех их поиска. Эван даже не ожидал такого бурного отклика на свои просьбы. Он отправился спать в более оптимистичном настроении, чем за все время момента оставления МВМ.

Всего один случайно найденный друг привел его к сообществу союзников.

Их усилия сберегут ему многие дни бесполезного хождения туда-сюда по опасной поверхности Призмы. Если окажется, как он опасался, что Офемерт погибла, то он, наверное, сможет убедить своих вновь обретенных друзей проводить его до самой станции.

Он свернулся калачиком во временном убежище, которое ему подготовила пара копателей. Эже лег рядом, предварительно отсоединившись, чтобы Эван мог ворочаться и переворачиваться во сне. Полдюжины блесков собрались снаружи, чтобы обеспечить возможность последним лучам солнца попасть в эту выемку. Провод подошел к Эвану и дал ему, как следует, напиться воды, полностью очищенной от минеральных примесей, а затем заторопился принять остаток от ленивого сборщика.

Эван собирался проспать всю долгую ночь, но у Призмы были в Запасе другие Планы…

Звуки были хриплыми, резкими, совершенно не похожими ни на что, ранее слышанное им. Они разбудили его мгновенно. Сначала он ощутил полную растерянность, какую всегда испытываешь, просыпаясь в незнакомом месте, но затем узнал гладкий изгиб камня над головой и арку из цепочки спящих блесков.

Свет всех трех лун планеты освещал неподвижное тело Эже. Его свернутые коммуникационные усики мягко поблескивали в лунном Свете.

Снова повторился этот звук. Эван не был удивлен. В отличие от Эже и его друзей, в отличие от блеска и танцующих драгоценностей, на Призме были существа, которые могли ночью двигаться в лесах: органосиликаты, гибридные существа с силикатными оболочкой и некоторыми другими органами, но с органическими, протеиновыми внутренностями.

Он уже встречал таких. Маленьких он ел.

Шум продолжался. Эван выполз из ямки и выпрямился. Ничто не двигалось внутри стен Ассоциативы. Все ее члены закрылись на ночь и терпеливо ожидали солнца, чтобы снова зарядить их фотоэнергетические сердца.

Эван вышел на лунный свет. Ему не понадобилось много времени, чтобы обнаружить источник шума.

Несколько кусков стен лежали разбросанными по земле, панцири их были расколоты и внутренняя жидкость разлилась по леску. Одна из них еще слабо шевелилась, а короткие ручки и ножки вертелись, как бы в поисках привычного соединения с товарищами, тратя оставшиеся жизненные силы на бесплодные инстинктивные движения.

Барьер был проломлен, стены разодраны, и какие-то создания маршировали через отверстие внутрь. Каждый из них был ростом по пояс

Эвану, но гораздо массивнее его. Они медленно двигались на четырех коротких толстых щупальцах, кончики которых загибались назад. Четыре более тонких, хотя тоже достаточно мощных и коротких, щупальца атакующие держали перед собой наготове. Пара глаз, очень больших, чтобы обеспечить ночное зрение, смотрела на мир. Это были нормальные глаза, до ужаса обыкновенные, не стеклянистые линзы, как у Эже и его сородичей.

Они были целиком органическими, за исключением блестящих защитных панцирей.

Существ этих было больше дюжины, и первые уже начали собирать тела мертвых стен, складывая их в корзины. Следующая полудюжина направилась прямо к центру Ассоциативы, где собрание цилиндрических стен создало хранилище редких земель и минеральных солей, жизненно важных для здоровья и роста силикатов. Органосиликатам также требовались регулярные дозы таких веществ для обеспечения хорошего состояния и роста их силикатных оболочек.

Намерения захватчиков были очевидны. Они собирались воспользоваться преимуществом, которое давала им их способность передвигаться ночью, чтобы заняться грабежом и убийствами.

Они, казалось, не торопились, хотя возможно и не могли выбирать свою скорость. Толстые сильные загнутые назад щупальца, на которых они передвигались, не были приспособлены для быстрых движений.

Эван чуть не споткнулся об умирающую стену. Видя, что она была практически целой, он потратил некоторое время на то, чтобы оттащить ее с дороги захватчиков. Стараться поставить ее на место было бесполезно. У нее не было энергии сцепиться снова с другими стенами.

На пути нападающих оказался воин Ассоциативы. Один из них дотянулся до воина и презрительно оттолкнул с дороги. Неподвижный воин, такой впечатляющей и неуязвимый днем, просто свалился набок. Нападавший на него начал оттягивать ему ноги, двумя щупальцами придерживая туловище, а двумя другими откручивая и дергая, пока не вырвал весь сустав целиком. Каждый такой сустав тоже бросался захватчиками в корзинку. Из суставов текла маслянистая внутренняя жидкость.

Весь этот разбой проходил тихо без малейшего сопротивления. Тем временем Эван отчаянно пытался найти хоть какое-то оружие. Он пробежал мимо неподвижных блесков и безмолвных врачей, недоумевая, сознают ли они, что на них напали. Еще он размышлял о том, насколько часты эти ночные нападения?

Почти в центре Ассоциативы стоял силикатный пень каскалариана. Его срубили кинжалами, чтобы уничтожить нежеланную тень. Теперь этот пень торчал одиноко, весь в отщепах и зазубринах. Эван схватил этот метровый обломок кварцеподобного материала с острыми зубчатыми краями и обеими руками поднял его. Он был плотным и тяжелым.

Первые захватчики уже почти подобрались к хранилищу. На их пути стояли лишь трое неподвижных воинов. Первый нападающий отшвырнул двоих в сторону.

Падая на землю, один из воинов разбил себе глазную линзу.

Эван издал вопль и закрутил над головой своей кварцевой палицей, широкой дугой опуская ее в центр силикатного щита прикрывавшего голову, целясь в лицо за ним. Странно было видеть, как поддается плоть этого мира, видеть поток настоящей крови.

Взмахнув щупальцами, захватчик упал на бок, хватаясь за разбитое лицо. Его спутники переключили внимание на это неожиданное вмешательство, двигались они так медленно, что Эван смог легко уклониться от их щупальцев. Он атаковал двоих сразу, беспорядочно, но энергично, колотя их по конечностям и корпусу.

Перед лицом такой яростной защиты захватчики отступили, издавая какие-то звуки, похожие на сильный кашель, звуки, производимые голосовыми связками и мясистым горлом, а не особыми неорганическими клетками. На помощь к ним заспешил остаток отряда нападающих, с корзинками лишь наполовину загруженными частями тел членов Ассоциативы.

Но они были ужасно неповоротливыми. Даже когда они почти совсем его окружили, ему было достаточно перепрыгнуть через ближайшего, чтобы избежать поимки. Прыгучесть также не относилась к их талантам. Если подумать, то Эже был единственным из своих сородичей, который проявил, хоть какие-то способности к прыжкам. Все прочие обитатели Призмы (и силикаты, и органосиликаты) были приземленными в буквальном смысле этого слова.

Когда они развернулись вслед за ним, он быстро опять оказался у них за спиной, энергично размахивая дубинкой и нанося сокрушительные удары.

Силикатным доспехам она особого вреда не причиняла, но конечности и черепа были защищены далеко не так хорошо, как их коренастые туловища. Всегда, когда удары попадали в мягкие части тела, раздавался раздраженный кашель.

Столкнувшись с безжалостным напором этого демона-чужака, так внезапно возникшего среди них, захватчики оставили свою попытку овладеть хранилищем. Унося с собой добычу, которую успели награбить, они начали медленное отступление. Эван неотступно преследовал их, подгоняя к пролому.

Он получил огромное удовлетворение, убив двоих грабителей: одному он вышиб глаз первым ударом, а другому размозжил в кашу щупальца, остальные спасались изо всех сил и даже развили большую скорость.

Наконец, последний из них исчез в проломе. Эван остановился и, тяжело дыша, стал оглядывать окружающий лес. В правой руке он держал дубинку. В этот момент он не очень-то походил на высшее достижение высокоразвитой цивилизации. Правда, ему было на это наплевать. У него не было никаких сомнений, что он должен попытаться помочь Ассоциативе. И не только из-за того, что Эже, библиотеки и другие ее члены согласились ему помогать. Одно дело был честный бой, и не ему было судить наследственные свары чужаков, но нападать и расчленять противника, когда он скован спячкой и совершенно беспомощен… Это было совсем другое. Возможно Эван был более сходен с захватчиками, чем Эже и его сородичами, но у него даже вопроса не возникло, кто из них больше стоит его дружбы. Выйдя из своей родной системы на галактический простор, человечество быстро разобралось, что цивилизация и цивилизованное поведение не зависит от формы существа и его состава.

Легкость, с которой грабители смогли осуществить свое нападение, поразила его. Если бы он не вмешался, если бы его здесь не было, они несомненно, не торопясь, опустошили бы хранилище и вдобавок сильно уменьшили бы население Ассоциативы. Должен был найтись способ, чтобы Эже и его сородичи смогли организовать защиту от подобных ночных нападений. Но какой?

Несмотря на усталость он в эту ночь больше не уснул.

Глава 10

Блески зашевелились первыми, они почувствовали лучи восходящего солнца. Набравшись энергии, они занялись привычной работой: изливать свет на своих еще сонных сподвижников. Следующими включились в жизнь воины. Они сразу обратили внимание на происшедшее за время их сна и начали грустную работу по очистке и приведению в порядок. Стены поспешили заделать пролом в защитном барьере сообщества.

Эвану хотелось бы послушать их разговоры, но расшифровать какофонию жужжания, взвизгов и мычания, звеневших в утреннем воздухе, он никоим образом не смог. Пришлось ему ждать пока не проснется Эже, а затем, подключившись к нему, и к башне, ждать пока активизируются библиотеки.

Наверное, из-за их обширной памяти им требовалось больше энергии для пробуждения к жизни.

— Ввакориты, — пробормотала первая библиотека, когда труп одного из убитых Эваном воины принесли им на обозрение. — Наше проклятие. К несчастью, мы ничего не можем с ними поделать, разве только надеяться, что стены ночью продержатся. На этот раз очевидно, что они не справились, хотя винить их в этом нельзя. Иногда мы встречаемся с этими существами днем.

Когда это происходит, наши воины убивают всех из них, кого только найдут.

Днем им против нас не устоять. Но в мире все уравновешено. Ночь принадлежит им, и уж тут они мстят нам.

— Где же тут равновесие? — вопрошала третья библиотека. — Они могут бегать и воевать днем, мы же ни того, ни другого в течение долгой темноты не можем.

— Это факт, о котором я особенно сожалел прошлой ночью, — объявила вторая. — Какое, наверное, это было грандиозное зрелище, когда наш чужестранный друг прогнал их прочь. Они же не могли знать, что вы чистая органика и что ваш экзоскелет является продуктом искусственным, а не частью вашего тела. Если бы они это знали, то были бы потрясены еще больше.

— А они образуют такие же сообщества, как ваша Ассоциатива?

— Мы с подобными не сталкивались, — в голосе третьей библиотеки прозвучала грусть. — Ввакориты не единственные, кого нам надо бояться в часы темноты, но они хуже других, потому что собираются группами.

— Это все так несправедливо, — промямлил Эван. — Должны же вы найти хоть какой-то способ, чтобы защитить себя ночью.

— Хотелось бы, чтобы был. В большинстве случаев мощности стен хватает. У очень немногих существ достает сил пробиться через здоровые стены до того, как мы проснемся. Только ввакориты представляют для нас постоянную угрозу, — у Эвана создалось впечатление, что она вздохнула. -

Разум несет с собой и соответственное проклятие. Наверняка, у вашего вида те же проблемы.

Эван задумался над этим утверждением. Он был все еще возмущен тем, чему был свидетелем ночью. Всю площадь Ассоциативы заняли сборщики, терпеливо собиравшие остатки стен, и воинов, и всех других убитых.

Хранилище снова сохранялось тремя воинами. Врач работал над восстановлением линзы у одного из потерявших ее воинов.

— Разумеется, нам нечем отблагодарить тебя соразмерно тому, что ты для нас сделал.

— Каждое цивилизованное существо сделало бы то же самое.

— Тебе нет нужды в ложной скромности.

Эван слабо улыбнулся.

— В этом меня до сих пор никто не упрекал. Послушайте, когда я снова свяжусь со своим народом, мы как-нибудь эту проблему для вас решим. У нас разработаны системы защиты и оружие, которое одинаково хорошо действует днем и ночью.

— И эти защитные средства будут действовать вечно? И без вашего присмотра?

— Ну, не вечно, но… — он заколебался, осененный неожиданной идеей.

— Конечно, вам нужно что-то такое, что вы сможете поддерживать в рабочем состоянии сами. Возможно, то, что вам нужно, в действительности не является чем-то новым. Всегда гораздо практичнее видоизменить существующее устройство, чем заменить его.

— Мы не понимаем, что ты имеешь в виду, — проговорили хором все три библиотеки.

— Может быть это пустое. Ну, моя идея. Но мне хотелось предложить ее на ваш суд.

— Давай, предлагай, — сказала третья библиотека.

— Сначала мне что-то необходимо сделать, — он был рад, что они не могут читать по его лицу.

Конечно, они были ему обязаны за прошлую ночь, но все-таки, неизвестно, как отнесется к его идее чуждый разум. Они, казалось, обладали здравым смыслом и логическим умом, но что без длительных наблюдений можно было сказать об их обычаях?

Но он зашел слишком далеко, чтобы отступать.

— Мне нужен, — невозмутимо произнес он, — один из ваших трупов.

Наступила пауза, которой он напряженно ждал.

Библиотеки переговаривались друг с другом. По-видимому они передали свой вывод говоруну, стоявшему снаружи, потому что вскоре после этого появилось двое сборщиков. Они несли мертвого воина.

Эван двинулся осматривать труп. Он лежал на спине, его яркие краски изменились, они лишь сделались как-то тусклее, а красные линзы стали темными. Нескольких суставов не хватало, их унесли ввакориты. Над телом стоял уксусный запах высохших внутренних жидкостей.

Тяжелые доспехи треснули в нескольких местах, но Эван не мог заглянуть внутрь. Он объяснил, что ему требуется Эже, который передал все библиотекам. Эван ждал и надеялся, что не задел никаких местных суеверий.

Но труп необходимо было вскрыть.

Пока они дожидались, блески периодически меняли свое положение, чтобы те, кто разговаривали в пещере получали максимум света. Иногда кто-нибудь напоминал им, что надо отвернуться от Эвана, который меньше всех в этом нуждался.

Вскоре к ним присоединилось четверо врачей. Вместе они представляли половину медицинского состава Ассоциативы. Их имена были длиннее и сложнее, чем у Эже. Эван удовлетворился, обозначив их для себя по номерам, как сделал ранее с библиотеками.

Когда им объяснили его просьбу, они быстро принялись за работу.

Выглядели они очень похоже на библиотеки, хотя и не были такими большими и не имели таких отличительных загибающихся назад рогов. Как бы в компенсацию они были снабжены просто необыкновенным набором щупалец и ресничек, не считая еще более специализированных суставов, которые когда-либо видел Эван у живого существа. Все это они применили к трупу воина с замечательной эффективностью.

Вскрытие привлекло внимание других членов Ассоциативы. Хотя они продолжали свои повседневные занятия, но, проходя мимо, заинтересованно поглядывали на то, что происходит, удивляясь тому, что делают там библиотеки и странный чужак. Только самые прозаичные и самые неумные, вроде стен и проводов не обращали на происходящее никакого внимания.

Эван внимательно наблюдал и пытался осмыслить, как устроен воин внутри. Впрочем, это ему не очень удавалось, потому что выглядело все не как внутренности живого существа, а как механизм машины, и притом чуждой, без металла и пластмасс.

Так что на долю врачей выпало, через посредство говоруна, просветить его в том, что он собственно видел. Третий врач изящно повел щупальцем.

— Вот орган, которым вы так интересовались.

Эван наклонился над раскрытым телом. Врач указывал на цилиндрическую силикатную форму заполненную тонкими слоями и почти незаметными включениями. Она была полупрозрачная, светло-желтого цвета. Эван увидел, что слои соединялись волокнами, которые расходились по всему телу.

Несмотря на отсутствие крови и мяса, ему понадобилось приложить усилие, чтобы взять себя в руки, пока врач, по его просьбе, извлекал интересующий его орган. Затем этот орган был передан Эвану, попытавшемуся осмотреть его с научной отрешенностью, в обладании которой он постарался самого себя убедить. Пучки волокон свисали с обоих концов, и сам он был довольно легким.

Эван спросил врачей, как этот орган называется, и не был особенно удивлен, когда мысленная картина, нарисованная ими, переводилась, как сердце.

— Я видел, как вы заменяли ноги и глаза. Почему бы вам просто не нарастить эти органы? Разве вы это не умеете?

— Мы не настолько невежественны, — ответил второй врач, — и мы тоже думали об этом. Но как бы мы не пытались увеличить размер сердца, оно от этого не начинает генерировать дополнительную энергию.

«Вот тебе и блестящая идея», — расстроился Эван.

Он еще внимательнее стал вглядываться в этот орган. Он был сухим на ощупь. Очевидно он не мог накапливать солнечную энергию. Несколько часов темноты полностью исчерпывают ее резервы.

Если бы удалось его переохладить, он смог бы обеспечить достаточно энергии, чтобы кому-то вроде Эже хватило на целую ночь. Он вообразил себе, как это будет. Если погрузить этот орган в ванну из жидкого азота, то, наверное, влияние его на тело будет меньшим. Осторожно он вернул орган на место в тело воина и отступил на шаг.

Но сама идея была здравой, хотя задача с ходу и не решалась.

Казалось, что Эже и его сородичи были обречены зависеть от милости ночных органосиликатных бандитов.

Из того, что рассказали библиотеки, следовало, что ввакориты, почти наверняка, вернутся. Возможно на этот раз они будут лучше вооружены и подготовлены к борьбе даже с незванными чужаками.

— Это несправедливо, — сказал он, в конце концов, не подумав, что его мысли будут подхвачены говорунами и переданы всем окружающим.

— А кто, когда утверждал, что жизнь справедлива? — усмехнулся четвертый врач. — С этим ничего не поделаешь. Когда садится солнце, укладываемся и мы.

— Ваши тела так хорошо устроены, так эффективно приспособлены. Это вас и сдерживает. Может быть, настанет день, и вы получите доступ к передовой технологии моего народа. Вы — естественные биосиликатные инженеры, и я могу себе представить, как в будущем вы создадите нечто столь же технически развитое, как наши достижения, но без помощи машин, — и он показал им на маяк для крайних случаев, который пульсировал у него на запястье.

— Это прибор, производящий сигнал, который мы собираемся уловить и проследить до источника. Он представляет собой маленький передатчик, локатор и идентификационный маяк одновременно, питаемый крохотной литиевой батарейкой.

Одна из библиотек дернулась.

— Батарейкой? Это похоже на сердце.

— Нет, это не одно и тоже, — он нахмурился, сосредоточенно, напряженно соображая. Сумасшедшая идея! — Они совершенно разные.

Один из врачей подполз поближе. Многочисленные линзы сфокусировались на тихо мерцающем маяке.

— Можно я посмотрю на него поближе?

— Хорошо, но будьте с ним очень осторожны.

— Мы осторожны во всем, — последовал слегка оскорбленный ответ.

Они ему поверили. Он мог ответить им только тем же, даже если это касалось последнего связующего звена с человеком, возможно, спасшегося после катастрофы на станции. Конечно, они будут чрезвычайно осторожны.

Волыним и указательным пальцами он вытащил прибор из его асептической оболочки в запястье и передал любознательному инопланетянину. Врачи столпились вокруг странного артефакта. Специфические суставы и конечности бережно — бережно знакомились с ним.

— Интересный вкус, — пробормотал первый врач.

— Майориан, янкот, серириджиа, — добавил второй.

— А как внутреннее строение?

Эвана передернуло, когда они вскрыли заднюю крышку ячейки, но он сдержался и не стал вмешиваться.

— Потрясающе. Видите вот здесь? — заметил третий. — Отличается, но не сложнее.

— Назначение четко выявляется в строении, — прокомментировал первый.

Наконец, они отдали его обратно Эвану.

— Я полагаю, — торжественно объявил первый врач, — что мы можем его скопировать и приспособить к нашим телам.

Эван вставил его в запястье и ласково улыбнулся.

— Мне не хочется принижать ваши способности, но не думаю, что вам это удастся. Этот маяк — продукт высокоразвитой современной технологии. Его не выращивают, как цветок.

— Разумеется не весь орган. Нас интересует только его сердце.

— Даже оно. Здесь используется литий. А со свободным чистым литием обращаться не просто, с ним нельзя работать на воздухе. Он слишком реакционноспособен.

— О чем это он говорит? — пробормотал второй врач.

— По-моему он имеет в виду бекванел, — ответил третий.

— А-а. И всего-то?

Четверо врачей стали совещаться. Затем последовало обсуждение с участием библиотек. Двое из врачей исчезли с тем, чтобы вернуться спустя немного времени, приведя с собой двух процессоров. Место собрания закипело от бурной деятельности. На какое-то время об Эване забыли.

— Что они делают?

— По-моему, пытаются построить маленькое сердечко вроде того, которое у тебя в запястье, — сообщил Эже.

— Я этого боялся. Я не хотел пробуждать ложных надежд. Я надеялся, что ваши сердца удастся видоизменить, чтобы они накапливали некоторый запас энергии. Нельзя же просто добавить в ваши тела еще один орган, даже если его точно скопировать, без использования сложных контролируемых микропроцессорами машин.

Эже простодушно уставился на него:

— А почему нельзя?

— Ну… потому что.

— Я не врач и не библиотека, но это объяснение не кажется мне резонным. Ты не должен недооценивать искусство наших врачей. Они могут воссоздать любую часть тела. Конечно, за исключением разума. Нельзя восстановить память.

— Я не думаю, что вы сумеете работать с чистым свободным литием, но кажется в этом вам придется убедиться самим. — Он подумал, что когда дело дойдет до последнего разочарования, ему бы не хотелось быть этому свидетелем.

Он поднялся. Остальные не обращали на него внимания.

— Я хочу посмотреть на остальную Ассоциативу в работе. Мне еще много надо узнать о ней.

— Поистине, — несколько двусмысленно согласился Эже.

Остаток дня Эван провел, наблюдая, как обитатели сообщества занимаются повседневными делами, подивился сноровке сборщиков, обменялся взглядами с большеглазыми сканерами-собирателями, поболтал с разведчиками.

День уже почти кончился, когда они с Эже вернулись в место собрания. Он сел и почти не обратил внимания, когда к нему сам подключился наружный говорун.

— Видите ли, — как можно деликатнее, заметил он, — есть некоторые вещества, с которыми не управиться руками; или даже любой другой конечностью.

Первый врач ответил извиняющимся тоном.

— Вообще-то, мы уже поместили новые выращенные органы в наши тела и библиотеки. Теперь мы будем работать над воинами.

Эван нахмурился.

— Новые органы?

— Подобные тому органу-накопителю, который ты нам показал. Очень хитроумно устроено. Нам пришлось внести некоторые изменения, например, мы не любим использовать в таком количестве металлы. От этого чешешься.

— Послушайте, батареи нельзя выращивать, как пшеницу. Они должны быть…

— Да, мы их так и назовем, — не обращая внимания на своего растерянного гостя, врачи быстро обменялись потоком информации. Второй посмотрел на него.

— Хотите сами увидеть?

Эван ничего не ответил, и врачи истолковали его молчание, как согласие.

Снаружи места встречи стояла в ожидании очередь воинов. Каждый входил и ложился перед врачами. Через минуту он оказывался неподвижным и застывшим, хотя Эван не мог определить была ли эта кома самопроизвольной или результатом какою-то врачебного воздействия.

Врачи, молча, начали работать. Двое подсоединили себя непосредственно к неподвижной фигуре с помощью цилиндрических суставов. Другая пара отодрала в сторону полосы и пластины силикатного материала, обнажив внутренности охранника. За все время операции воин не шевельнулся.

Двое врачей, производящих тонкую работу, повернулись лицом друг к другу. Из кончиков их органов стали выступать капли вещества и формироваться по мере затвердевания вязкого материала в некое крошечное образование. Конечный продукт был немногим больше кулака Эвана. Он был тускло-серым за исключением многочисленных тонких стеклянных нитей, выступающих с обеих концов.

Он никогда ничего подобного не видел.

Они вернулись снова к своему пациенту и стали рыться в нем глубже, пока не вытащили наружу желтоватый орган в форме трубки. Эван узнал силикатное сердце. Разумеется, оно не билось. В отличие от сердца млекопитающих оно несло своему владельцу ровный поток энергии тихо и без какого-либо видимого движения.

Он уставился на это зрелище, а тем временем врачи отсоединили несколько маленьких пучков нитей, выходящих из одного конца этого органа.

В нем была вырезана ямка, в которую осторожно поместили только что образованную массу. Волокна соединили и припечатали. Затем полость тела была снова закрыта.

Другая пара врачей отсоединилась от него, предоставив воину функционировать самому. Один из них коснулся тонкой конечностью прочно защищенного черепа. Черные линзы сомкнулись под красными глазами. Еще одна минута и пациент снова стоял на своих многочисленных ногах.

С удивлением наблюдал Эван, как он поблагодарил врачей перед тем, как повернуться и уйти. Снаружи товарищи ждали его, чтобы расспросить. Второй воин двинулся вперед в предвкушении собственной операции.

— Разве вы не чувствуете боли?

— Обычно ее можно уменьшить, отключив некоторые части тела, — сообщил ему первый врач. — Это зависит от размера повреждения и того, насколько велика восстанавливаемая площадь. Мы благодарим тебя за то, что ты подарил нам этот изумительный новый орган.

— Но это же не орган, — возразил Эван. — Это батарея, а ее по делают просто из выделяющейся жижи.

— А что ты считаешь органом?

— Ну, это часть тела, целостная структура, которая выполняет четко определенную функцию и тем способствует поддержанию тела в здоровом состоянии.

— Я сам не смог бы определить лучше. Вещества и структуры, используемые при этом крайне просты. Мы всего лишь улучшаем природу.

Неужели вы со своими телами никогда не делаете такого?

— Нет. Я имею в виду, у нас иначе.

Ну, конечно, иначе. Скольких человек знал он там на Самстэде с искусственными органами, или теми или иными конечностями? "Нет, не мысль о помещении в тело члена Ассоциативы искусственного органа привела в смятение его традиционное мышление, — решил Эван. — Метод их создания был каким-то возмутительным. Не могло это работать. Не могли они просто слепить литиевую батарею, потому что ее структура была…

Очень простой, ведь так?

Неужели она, действительно заработает? И если заработает, какие еще произведенные машинами устройства смогут воспроизвести врачи Призмы?"

— Если оно будет действовать, как задумано, — объяснил ему третий врач с едва скрываемым ликованием, — ввакоритов ожидает неприятный сюрприз.

— Узнаем сегодня ночью, — заметил четвертый. — Мы к этому времени переделаем всех воинов.

— Не говоря уже о разведчиках, — добавил Эже.

Ввакориты действительно вернулись позднее этой ночью. На этот раз они явились вооруженными какими-то луками голубого стекла, которое могло стрелять зазубренными осколками кварца. Они в клочья изрезали бы Эвана или любого другого вмешавшегося органика. Но у Эвана не было никакого намерения подставлять себя под эти кварцевые стрелы, и он этого не сделал.

Воины стояли на своих местах, пока сигнал не бросил их в атаку на захватчиков. Их контратака была такой неожиданной и подавляющей, что грабители не оказали никакого сопротивления. Они просто не могли поверить в происходящее. Что-то изменилось в естественном порядке вещей, перевернулось вверх дном. Ввакориты не могли с этим освоиться.

Мощные челюсти и конечности раздирали более уязвимых захватчиков на части. Пилообразные зубы и челюсти взрезали силикатные экзоскелеты и добывали мягкую внутреннюю плоть.

Уязвимые ввакориты едва опомнились, чтобы отступить в лес. Если бы дело было предоставлено воинам ни один бы не избежал засады, но библиотеки предписали, что надо оставить некоторое количество в живых, чтобы они сообщили своим сородичам, что по крайней мере эту Ассоциативу надо оставить в покое не только днем, но и ночью. Больше не будут члены этого сообщества бояться темноты. Не будут больше плоды тяжелого труда сборщиков и процессоров безнаказанно отниматься невидимыми грабителями.

Показав им пластинчатую литиевую батарею, Эван сделал нечто большее, чем продемонстрировал какое-то достижение человеческой техники. Он вернул ночь самым разумным обитателям Призмы.

Он уже осознал, что члены Ассоциативы не склонны к бурному проявлению чувств, но это не помешало им устроить на следующий день короткое празднество. Много восхвалений было обращено к солнцу, этому источнику всей жизни.

Эван одобрил это, потому что, как все живое, он тоже черпал свою силу у солнца, хотя и не так непосредственно, как его новые друзья. Еще было проведено что-то вроде концерта, в котором библиотеки (через говорунов) испускали разнообразные шумы, очень напоминающие электронную музыку.

— Я думал… — начал объяснять Эван первому врачу во время случайного затишья в этой какофонии.

— Похвальное занятие.

Он улыбнулся.

— Если вы способны анализировать, а затем воспроизводить естественным путем такую простую структуру как слоистая батарея, то думаю вы смогли бы сделать более сложную систему накопления энергии. Вы могли бы воссоздать ячейку, которая позволила бы вам функционировать в течение нескольких дней темноты.

— Эта мысль уже появилась у нас, — проговорил Эже. — Врачи сейчас над ней работают, — в его мысленных волнах звучала гордость.

Эван надеялся, что его слова не прозвучали покровительственно.

— Воспроизвести существующую структуру это одно, но я не уверен, что у вас нет своего, что стоило бы улучшить. У вас же нет прошлого опыта в микроинженерии или производстве.

— Возможно, ты прав, — согласился первый врач. — Я не понимаю значения этих двух терминов. Все что мы знаем, это как починять наши собственные тела. Но будет забавно попытаться.

— Ну, вы ведь знаете, что вы можете повредить, а что нет.

— Да, это так.

У Эвана было странное чувство, что врач изо всех сил пытался сделать так, чтобы его слова не звучали снисходительно.

— Действительно, — продолжал иноземец, — мы оба обдумали, какие у нас есть возможности, чтобы вставить для вас улучшенный орган на батареях.

Эван потер запястье ниже светящегося сигнального фонаря.

— Все в порядке. В этом осталось еще достаточно энергии. Он только недавно был активизирован.

— Нет, вы не так меня поняли, — доктор, переваливаясь, сделал несколько шагов вперед и провел рукой вокруг груди Эвана.

— ДЛЯ ВАС.

Если бы другой человек наблюдал в этот момент за Эваном, он удивился бы, увидев, как резко изменилось выражение его лица.

— Вы не понимаете, — промолвил наконец Эван, произнося слова медленно и отчетливо. — Я могу использовать только химическую энергию, а не солнечную. У меня нет батарей. Мое сердце не накапливает энергию, как это делаете вы, и нет никаких способов наполнить его этой энергией. Хотя у меня есть миллионы гораздо более маленьких батарей. Они называются клетками.

— Я понимаю, — сказал доктор после нескольких секунд глубоких раздумий. — Мы еще многом не знаем об органике, но когда у нас появляется такая возможность, мы всегда стараемся получше изучить ее.

«Я НЕ НОВАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ», — подумал Эван, как будто действительно сообщал им об этом в очень грубой форме. Но произносить это вслух не было необходимости.

— Я действительно ценю ваше предложение. Идея о батарее была совсем не плохой. Может быть, с ней я не чувствовал бы холод так часто, как это случается в последнее время. Но, боюсь, по отношению к моему организму ваша идея не осуществима.

— Какая жалость, — пробормотал четвертый доктор. — Но, надеюсь, вы не будете иметь ничего против того, чтобы мы продолжали обсуждение этого вопроса лишь для удовлетворения нашего любопытства. Мы так удивлены!

— Нет, нет, я не имею ничего против, — ему самому было любопытно, какие еще причудливые идеи придут им в голову. Может быть, один из них предложит Эвану второй желудок?

Да, ему было любопытно, потому что он видел, на что они способны. А это значило, что он мог получить с их помощью выгоды, которых никто не мог предвидеть. Эти существа, очевидно, были способны синтезировать сложные структуры из простых необработанных материалов. Вот если бы их назначили в экипаж корабля! Эван размышлял о том, какая у них должна быть терпимость к экстремальному холоду и жаре. Они ведь не дышали! Потом, он представил себе, как несколько опытных врачей, живя на поверхности корабля, занимались сложными и опасными работами. Они занимались починкой без специальных костюмов и инструментов, выращивая необходимые для замены детали из собственных тел.

Неестественно? Определенно. Но все это было не страннее того, что он уже видел раньше на Призме.

Представители Ассоциативы легко провели тригонометрические съемки.

Сигнальный огонь светился все слабее и слабее. И было решено отправить экспедицию для сопровождения Эвана. Среди тех, кто должен был войти в эту процессию были два врача, специально выделенные для этой операции воины и, конечно, Эже. После обсуждения было решено, что первая библиотека тоже должна пойти. Это было нужно в основном не для того, чтобы помочь Эвану в достижении его цели, а для того чтобы убедиться, что все знания, которые когда-либо были собраны по крупинкам, будут сохранены для всего общества.

Эван занимался упаковкой, так как на следующее утро экспедиция должна была отправиться. А все остальные из их группы собрались снаружи.

— Почему бы нам не воспользоваться услугой представителя? Тогда мы смогли постоянно держать контакт с Ассоциативой.

— Но тогда нам потребуется в десять раз больше времени, чтобы достичь друга Эвана, — начал объяснять разведчик, — а он дал нам понять, что ее надо найти как можно быстрее. Эти представители не очень то подвижны. Они передвигаются куда-нибудь лишь в тех случаях, когда сама Ассоциатива переезжает на новое место. — Эже, казалось, колебался какое-то время, а потом прибавил: — Этот вопрос о представителях и переговорах был причиной многих дискуссий, которые шли последние несколько дней. Также это породило своего рода эксперимент. Врачи, библиотекари и другие члены экспедиции работают над этим.

— Действительно? — спросил Эван, уже почти заканчивающий с упаковкой, посмотрев вверх на стеклянное лицо, находившееся в нескольких сантиметрах от него. — Какой эксперимент?

Прежде чем ответить Эже снова некоторое время колебался.

— Этот эксперимент касается подарка, который готовится для вас.

— Да что вы! — Эван не заметил, чтобы в ассоциации процветало какое-нибудь ремесло или искусство, но, чтобы не показаться невежливым, он был готов принять любую безделушку, которую они решат ему подарить.

Пока он ждал, процессия выстроилась в линию перед ним. Первый врач сделал шаг вперед. Эван вытянул вперед руку, чтобы принять предназначавшийся ему подарок. Врач посмотрел на эту вытянутую конечность и начал что-то быстро говорить Эже.

— Это не то, что можно унести с собой, — пытался объяснить разведчик

— это носят в себе.

— Хорошо, это кое-что проясняет, — сухо вымолвил Эван.

— Это специальная вставка, — продолжал свои разъяснения Эже.

Эван нахмурился и отдернул руку.

— Что-о-о?!

— Мы усердно занимаемся изучением органических форм и нам уже удалось собрать достаточно большое количество знаний об их устройстве.

Библиотекари и врачи накапливают такого рода информацию. Кроме того, у них была возможность незаметно изучать анатомию по вашему телу. Я много занимался этим в последние дни. В основном мне приходилось вести свои наблюдения, когда вы спали. Полученные сведения я передал в библиотеку.

Эван чувствовал, как натягиваются его нервы.

— Вы изучали меня, когда я спал? И я ничего об этом не знал?

— Я не хотел вам мешать. Мне казалось, что это вас не беспокоило.

— Зато это беспокоит меня сейчас! — Эван представил, как конечности инопланетян ощупывают его чужеземное тело. От этого он почувствовал себя так неудобно. Он как-то болезненно воспринял это. Не то чтобы это открытие вызвало у него отвращение. Несмотря ни на что, его ни разу не разбудили.

Просто все случившееся выглядело, по его мнению, очень невежливым.

Неучтиво было изучать его тело без его спроса. Ведь это ЕГО тело!

Человеческое тело — его крепость.

Но Эже так не считал. Для него, как и для всех остальных здесь, он был новой книгой, которую можно было читать и изучать.

— Я извиняюсь за то, что все так вышло. Что мы будем делать с подарком?

Он поднял обе руки.

— Никто не может ничего воткнуть в меня, не зависимо от того, каковы его убеждения, как бы не старался.

— Прошу прощения, но ведь вы допускаете, что усики, которыми здесь пользуются для коммуникации, не причиняют никакого вреда, никакой боли?

Эван опустил руки пониже. Он не испытывал ненависти к чужакам, а кроме того, был любопытен.

— Хорошо. В любом случае, давайте посмотрим, что это за чертова штука.

После небольшой дискуссии, третий врач сделал шаг вперед и вытянул руку. Вся рука была не больше, чем ноготь на мизинце Эвана. Вокруг ладони находились пальцы. А в центре лежало что-то, выглядевшее как осколок хрусталя коричневого цвета. Эван наклонился вперед, чтобы лучше разглядеть то, что лежало на ладони. Он предполагал, что ему подарят нечто гораздо больших размеров.

— Это подарок?

Эже ответил утвердительно.

— Ну и куда же это должно войти, если предположить, что я разрешу этой штуки куда-либо входить? Для чего она предназначена?

— Эта вещь будет выполнять функцию связи, — медленно проинформировал

Эже Эвана. — С помощью нее вы сможете не только связываться с любым членом

Ассоциации, не прибегая к коммуникационным усикам, она поможет вам и говорить так, как это делаем мы. Для частных разговоров усики все еще будут необходимы, но нам нечего от вас скрывать. И, кроме того, в любом случае, у вас нет усиков.

Эван с удивлением пялил глаза на осколок. Он был сделан, нет, выращен членами Ассоциации. Этот подарок был создан специально для Эвана. Было ли возможным применение этого устройства для Эвана? И, если такое было возможным, то какие нереальные возможности перед ним открывались! Если бы два человека были бы снабжены такими приспособлениями, то смогли бы ли они мысленно вести разговоры между двумя полушариями мозга?

Было ли возможно осуществление такой заветной и древней мечты человечества в этом примитивном, бешеном мире? Может быть, это телепатия?

«Ну нет, — сказал Эван сам себе. Это не телепатия. Это, скорее своего рода радио-мозговая трансляция».

Этот процесс был похож на телепатию, но не являлся таковым. А может ли он позволить этим тяжеловесным чужеземцам шутить шутки с его мозгом?

А разве они уже не начали делать это?

— Вы должны доверять нам, — умоляющим тоном говорил Эже. — Они врачи и точно знают, что делают. Я могу с уверенностью говорить об этом, так как они располагают большим объемом информации, добытой библиотеками. Они не стали бы делать ничего такого, в выполнении чего они не были бы абсолютно уверены.

Эван глубоко вздохнул.

— Ну и где вам для этот потребуется резать меня?

— Нигде. Вас совсем не надо будет резать. Мы просто соединим вас с этим.

Это было уже что-то. Так как пересадочный материал был составлен не из органического материала, иммунная система его организма должна была отвергнуть это.

— А как насчет боли?

Первый врач обратился к нему через представителя, который находился неподалеку. Его голос звучал обиженным.

— Мы врачи!

Все, что до сих пор делали члены Ассоциативы было на очень высоком уровне. Они помогали Эвану, даже когда он их об этом не просил, и он отплачивал им за это, как только мог. Все сделки между человеком и членами

Ассоциации были основаны на взаимной выгоде. Было бы, конечно, замечательно, если бы удалось совершить предстоящее путешествие без Эже, задрапированного вокруг шеи Эвана, если бы Эван был в состоянии общаться с каждым компаньоном без помощи посредников.

Наконец, Эван согласился принять подарок и разрешил вставить его в себя. Он поступал так, потому что думал о тех преимуществах, которые дает ему это устройство. Но все же он не был до конца уверен в правильности выбранного им решения.

«Что я делаю, думал он. Я совсем сошел с ума».

— Лягте на землю, — давал ему указания Эже.

Эван подчинился. Он лег на землю и закрыл глаза. Он был готов к проведению операции. В его тело должны были что-то вставить. Он чувствовал, как что-то закружило его голову, двигая ее в сторону. Усики

Эже были удалены. Эван чувствовал странное головокружение, это состояние обычно сопровождает тех, кто находится на пороге какого-то великого открытия, или крупных перемен. Теперь когда Эже при Эване не было, поймет ли хоть один из членов Ассоциации его?

Он чувствовал прикосновения к своему левому уху. Они были такими слабыми и деликатными. Можно было подумать, что это просто легкий бриз. Он слышал нежные звуки, приятные и расслабляющие. Ему, должно быть, сделали анестезию, потому что он не чувствовал боли. Он думал о музыке и, чтобы его мозг ни на минуту не прекращал работать, пытался вспомнить определенные произведения искусства, сравнивая и противопоставляя их в уме. Где-то в глубине его сознания чуть слышно раздавался голос: «Что ты делаешь?» Но Эван старался не обращать на это внимания. Вместо этого он старался сосредоточится на еле слышном шуршании, которое происходило вокруг его головы.

Он уже был готов сделать жест и попросить, чтобы ему снова вставили

Эже. Он хотел спросить, почему операция затянулась так долго, как вдруг услышал знакомый голос.

— Все уже закончено, Эван, — произнес голос мягко. — Устройство установлено.

Операция завершилась. Он открыл глаза и медленно сел. Его мускулы были напряженными и уставшими. Ему казалось, что он был в полусознательном состоянии еще пару минут. Он дотронулся рукой до своего уха. На ладони появились несколько капелек крови, но не больше. И Эван по-прежнему не чувствовал боли.

— Кажется, все прошло хорошо, — сказал другой голос, более низкий, чем голос разведчика. Он посмотрел вниз и увидел первого врача, который в этот время осматривал его.

— Как вы себя чувствуете?

— У меня такое ощущение, как будто я только что сделал огромный шаг куда-то в пустоту, — прошептал Эван, который все еще находился в каком-то оцепенении, не приходя до конца в себя. Он чувствовал, что внутри него произошли какие-то изменения, в области его левого уха. Теперь у него было устройство, настроенное на радиотрансляцию, и он получал сигналы от этих существ, хотя сам не представлял, что происходило с его мозгом или как работало его новое устройство. Он не мог сказать, каким образом ему передавались слова. Он столкнулся с такими аспектами науки, которые были выше его понимания.

Примитивные доктора на Призме только сделали то, что было не под силу выполнить ни одной человеческой медицинской лаборатории. Здесь они сделали все естественно, не пользуясь никакими сложными машинами, если, конечно, их самих не считать машинами.

«Да разве все мы не машины? — задумался Эван. Стоит только поменять расположение атомов в молекулах, и вы получите металл вместо человеческой плоти. Жизнь сама определяет, а все остальное — не более чем косметика».

Оставшиеся члены Ассоциативы разошлись по своим ежедневным делам, в то время как поисковая группа отбыла, хотя проводы их еще не закончились и кое-где слышались прощальные крики. Вместо того, чтобы просто дать путешественникам пройти, стены сформировали временную арку внушительных размеров, а тем временем за счет кривизны поверхности были созданы яркие радуги и фонтаны лучей. Затем стены сомкнулись за их спинами, арка исчезла, и маленькая экспедиция отправилась в путь, следуя по курсу, определенному представителями. Сигнальный огонь маяка на руке Эвана разгорался и ярко светил, в то время как они шли, убеждаясь в точности произведенных тригонометрических съемок.

После того как были побеждены от коллеги-исследователи, Эван думал, что он является единственной жизненной формой на Призме. Но вот шел уже второй день, когда он все больше и больше убеждался в обратном. Призма являлась домом для нескольких думающих форм, все они боролись с враждебными лесными видами, и в то же время шла борьба за превосходство между ними самими.

Неожиданно они услышали какой-то шум. Но причину этих звуков удалось обнаружить не сразу. Где-то шла битва. Наконец источник шума был найден.

Он исходил от равнины у горы, по которой они взбирались. Когда они поднялись на самый верх, перед ними открылись просторы равнины, и они увидели происходящее там сражение.

Эван не мог различить отдельные фигуры, потому что все это происходило внизу, на очень большом расстоянии от него. Его компаньоны смогли разглядеть не больше, чем сам Эван, за исключением Эже. Он давал подробные описания для всей остальной группы. Для разведчика очень важно было иметь острое зрение.

Пока Эже описывал все, что происходило внизу, библиотека делал записи, которые должны были остаться для потомков. В конфликте, происходившем на глазах участников экспедиции, не было ничего уникального, как сказали потом Эвану. Такие вещи постоянно происходили среди

Кью-Ваколии.

Из того немногого, что мог рассмотреть Эван, он заключил, что члены этой третьей мыслящей расы сильно-напоминают ввакоритов, которые нападали на Ассоциативу. Они являлись органосиликатными формами, и их тяжелый экстерьер защищал то, что находилось внутри. Они дрались копьями и дубинками, сделанными из сложных силикатных образований. Даже с такого расстояния на оружие было приятно смотреть, такое оно было красивое, хотя цель, с которой применялось это оружие, нельзя было назвать красивой.

— Из-за чего они воюют?

— Кто знает? — ответил библиотека. — Территория? Пища? А, может быть, у них идет борьба за право оставить после себя потомство? Все эти их бои крайне нерациональны, так как они могли бы достичь всех своих целей другими путями, через сотрудничество, а не воюя. Но они так не поступят, -

Эван почувствовал стеклянные линзы, уставившиеся на него. Они принадлежали не только члену библиотеки.

— А с вами такие вещи происходят? — задал Эвану вопрос библиотека.

— Иногда. Но мы стараемся находить решение в сотрудничестве. Нам это неплохо удается уже последние несколько сотен лет. Могу сказать, что мы преуспели в этом. Но, к сожалению, и до сих пор изредка случаются конфликты, в основном из-за всяких пустяков. Как вы говорите, лучше все решать в сотрудничестве.

— Понимаю, — библиотека повернулся и снова посмотрел на происходящее внизу сражение. — Одна группа передвигается на другой конец.

После тот, как рассеялась пыль, Эван разглядел отдельные группы, разбросанные по земле. Эже счел нужным прибавить свои комментарии.

— Они все очень похожи по форме. Они могут различаться по внешнему виду, но у всех одинаковое количество одинаковых конечностей, глаз и чувствительных органов. И тем не менее они воюют друг с другом, в то время как мы, так отличающиеся друг от друга, живем в мире.

«Это точно, подумал Эван. Трудно представить себе более сильно различающихся существ, чем библиотеки и воины», — мысленно усмехнулся он.

— Похоже, что специализация порождает гармонию, в то время как многосторонность приводит к вражде, а не к сотрудничеству, — произнес он вслух.

— Может быть, мы более продвинулись вперед в таких вещах, мы привыкли преодолевать многие из наших древних инстинктов. Хотя физически я, скорее всего, гораздо ближе к тем воинам, что участвуют в сражении, что идет сейчас там, внизу. Но с другой стороны, у меня гораздо больше сходства с вами. Это сходство духовного и морального свойства.

— Я достаточно этого насмотрелся, — библиотекарь был не в состоянии скрыть отвращение, которое он испытывал. — Мы не задержимся здесь ни на минуту дольше.

Пока они шли, Эван обдумывал все то, что он сейчас увидел и услышал.

Действительно ли то, что устройство, которое они вставили ему в голову, лишь способствовало облегчению общения? Не решили ли они поработать над его разумом вместо его тела? Не исказили ли они его сознание, чтобы иметь гарантию его дружбы?

Нет, это был бы нонсенс. Его мнение на все осталось таким же, его мышление по-прежнему основывалось на холодном анализе того, что он видел вокруг. Он остался самим собой, Эваном Орджеллом. Трансляционно-приемное устройство, которое было встроено в его голову, и костюм с органическим оружием не изменили его. Он не стал бы говорить об этом только потому, что его новые друзья хотели это слышать. Он сказал так, потому что это было правдой.

Он посмотрел вниз на свое блестящее белое обмундирование. Оно выглядело, как обыкновенная одежда. Он мог свободно двигать любой его частью. Но ему просто не хотелось, вот и все. Вооружение было очень красивым и в то же время обладало отличным практическими качествами.

Их путь проходил через рощу, в которой росли растения, похожие на гигантскую спаржу изумрудно-зеленого цвета. Эван сказал, что намерен взять образцы с одного из этих огромных растений. Его компаньоны не имели ничего против этой странной просьбы, даже выказали желание помочь ему. Но стволы растений не поддавались даже очень значительной режущей силе челюстей воинов. Все усилия ни к чему не привели, несмотря не то, что стволы были внутри полыми. Внутри этого растения жили маленькие животные красного и голубого цвета. Они ползали вниз-вверх по внутренним коридорам. Это был еще один вид жизни. К сожалению, у Эвана не было времени для того, чтобы исследовать его.

По мере того, как часы бежали один за другим, Эван становился все более и более уверенным в том, что с его телом происходят какие-то перемены. Его мускулы обычно получали небольшие нагрузки. Длинные прогулки, которые он совершал, помогали, на протяжении последних дней, проведенных им на Призме. Небольшой живот, которые он наел себе за последние месяцы, исчез. Ноги и живот стали значительно более крепкими, дав таким образом реакцию на необычную для Эвана деятельность. Эван чувствовал себя таким сильным и здоровым, как никогда до этого. А все это являлось результатом того, что он освободился от прежнего костюма.

На самом же деле он не остался совсем без костюма. Он просто обменял свой бывший комплект МВМ на более примитивный местный аналог. Этот новый костюм больше поддерживал, чем подавлял развитие самого организма. Его теперешний костюм не мог делать то, на что был способен прежний образец

МВМ, но, с другой стороны, теперь тело Эвана получило гораздо большую свободу по сравнению с теми временами, когда он был упакован в сверхвысококачественный продукт технологии Самстэда. Какая комбинация лучше подходила для путешествий по чужим мирам: суперкомплект и слабое тело или более сильное тело и примитивный костюм?

В любом случае, у Эвана не было выбора.

Когда он проснулся на следующее утро, его немного покачнуло. Он еще больше удивился, когда увидел одного из воинов, стоящих рядом с ним.

Неподалеку стоял и смотрел на него врач.

— Мы произвели кое-какие улучшения с вашим скелетом, — сообщил ему воин в своей обычной грубоватой манере. Сам факт того что ему это объявили, был необычен. Разговор не являлся сильным местом воина.

Эван сел на кровати, щурясь спросонья.

— Улучшения… чего? — он посмотрел в ту сторону, где стоял врач. -

Какие улучшения?

— Не достаточно быть в состоянии выдержать атаку. Иногда должны применяться и более сильные методы защиты. Я и другие воины заметили, что у вас нет способностей к такой защите. Мы внесли свое предложение. Врачи согласились с нами. И вместе мы произвели кое-какие улучшения, в то время как вы спали.

— Это было очень любезно с вашей стороны, — Эван поднял глаза и осторожно посмотрел на эту военную машину. — Да, а как мне пользоваться этим усовершенствованием? — Эван поднялся, так как чувствовал себя более уверенно, когда воин вынужден был смотреть на него снизу вверх.

— Согните очень сильно пальцы вашей правой руки.

Эван сделал то, о чем его просили. Он тут же подпрыгнул от удивления, увидев, что, когда он сжал пальцы в кулак, из-под костяшек над его пальцами появились четыре острых шипа длиной по десять сантиметров. Согнув пальцы, он начал разглядывать эти шипы. С ними его руки стали похожи на когтистую лапу кошки. Такими же приспособлениями была снабжена и левая рука. Силикатная основа этот приобретения чудесно входила в его защитную броню, покрывая запястье и часть руки, обратную ладони.

Упругость этого устройства каким-то образом активировала оружие.

Новая вставка хорошо соединилась с его собственными сухожилиями. Продолжая держать руку сжатой в кулак, Эван начал проверять шипы на своей правой руке. Они были идеально прямыми. На каждом из них был заостренный конец.

Это устройство было достаточно внушительным, чтобы отразить нападение многих силикатных жизненных форм, и было в состоянии уничтожить любую органику.

— Спасибо вам, — сказал он, обращаясь к воину. — Очень приятно, когда в тебе самом есть такое оружие. Признаться, я чувствовал себя довольно беспомощным с тех пор, как перестал носить свой бывший костюм. От этого я испытывал жуткую неловкость. Ведь все это время я должен был полагаться на ваши силы, взваливая на вас всю заботу о моей защите.

— А что здесь такого? — спросил Эвана библиотека. — Мы всегда полагаемся на воинов, когда дело касается защиты. И только на воинов.

— И разведчиков, — поправил его Эже, — так как воины чувствуют себя немного спокойнее, зная, что есть такая установка. Я в этом уверен, — он повернулся и сделал жест. — Я всегда впереди, такова моя работа. И теперь я должен сообщить вам: что впереди еще один каньон, который потребуется преодолеть.

Глава 11

Второй раз за это утро Эван был сильно удивлен, когда после того, как они вышли из леса, он увидел каньон, о котором сообщал Эже. В техническом плане описания разведчика были абсолютно правильными. Но он, однако совсем забыл упомянуть об одном весьма немаловажном факте.

Каньон был полон воды.

— Да это же река, — воскликнул Эван. — Даже не ручек, а широкая, медленно текущая река, да причем значительных размеров.

Его спутники уставились на него. И Эже повернулся назад и посмотрел на своего друга, недоумевая, что явилось причиной его колебаний.

— Да, каньон наполнен густым воздухом. Ну и что? В чем проблема?

— Я не могу просто так пройти через это, вы же знаете, — ответил

Эван.

Эже с удивлением посмотрел на него.

— Не можешь?

— Мы забываем о сущности энергетической системы нашего спутника, — заявил библиотека. — Его дыхательные пути рассчитаны на передвижение по ним газа, но не жидкости. Иначе он не выживет. Погружение в жидкость вызовет затруднения для поступления воздуха.

— Но ведь можно вместо воздуха пользоваться этим густым газом, — возразил библиотеке один из докторов.

— Я не рыба, если вы это имеете в виду, — сообщил Эван. — Боюсь, что я могу жить, используя только легкий газ, негустой воздух.

— А не могли бы вы выключиться на какое-то время? — предложил один воин. — Мы перенесли бы вас через каньон, пока вы будете отключены.

Эван покачал головой.

— Прошу прощения. Мне очень жаль, но если существо моего типа выключить, это останется навсегда, процесс необратим, — вздохнул он.

— Как неудобно, — проворчал другой воин.

— Я согласен, но боюсь, что тут уж ничего не поделаешь. Таково реальное положение вещей.

— Я уже встречался с этим раньше, — Эже взглядом измерил ширину реки.

— Если органосиликатному существу хотя бы на какое-то время перекрыть поступление газа, оно умирает. Мне следовало бы вспомнить об этом раньше.

— Органосиликатные жизненные формы не обладают такими же способностями, как и мы, — прибавил библиотекарь. — Для них выключение и смерть означают одно и то же.

Каждый начал рассуждать над создавшейся проблемой, хотя это была проблема одного Эвана, и он знал об этом. Поскольку у его спутников не было ни нужды, ни необходимости в постоянном обеспечении кислородом, они, без сомнения, могли пройти через реку, не обращая никакого внимания на воду, как будто бы ее там вообще не было. Для них это была просто более плотная часть атмосферы.

— Если бы со мной был мой прежний комплект МВМ, — прошептал Эван, — я просто переплыл бы через эту водную преграду.

— Переплыл бы, — Эже задумался над этими словами. — Как амарэкс, — произнес он.

По направлению к ним плыли неизвестно для чего предназначавшиеся ряды ромбовидных форм. Каждая из них состояла из подушечек яркого оливково-зеленого цвета, наполненных красивыми розовыми цветами. Тут и там были видны отходившие от тычинок лепестки. Они были таких огромных размеров, что просто дух захватывало. Из каждой подушечки торчали прозрачные поплавки, поддерживающие эти довольно тяжелые цветы. Из середины подушечек высовывался один тоненький лист, он быстро качался из стороны в сторону и, используя ветер, таким образом работал как пропеллер.

За счет этого амарэкс двигался по реке.

— А не могли бы вы собрать несколько амарэксов, лечь на них и с их помощью перебраться на другой берег реки? — спросили у Эвана.

Он задумался. Амарэкс выглядел достаточно прочным, но одно бревно подошло бы ему гораздо больше. Целлюлозных растений на Призме было достаточное количество. Часть таких плавающих созданий или их части часто выбрасывались на берег. Наверняка он сумел бы найти что-нибудь, что смогло бы выдержать его на воде. Его костюм весил не так уж много.

Главная проблема заключалась не в этом. Дело было в том, что он за всю свою жизнь никогда по-настоящему не плавал. И у него были довольно-таки смутные представления об этом процессе, а также о том, какие механизмы при этом использовались или какие движения совершались. Эван, однако, повидал достаточно много, чтобы осознать, какая большая разница между тем, когда плывешь сам или когда пользуешься техникой. Уметь плавать так, как амарэксы было недостаточно. Река — это вам не озеро. Ему пришлось бы бороться с течением. Значит ему для передвижения по воде требовалась дополнительная сила.

Не то, чтобы он никогда раньше не проводил время в воде. Несколько раз он совершал очень приятные поездки к океану Самстэда. Но при этом он, обычно, брал с собой специальный самообеспечивающий костюм, который поддерживал давление, напор, пищу, кислород и гарантировал полную свободу движений в окружающей среде. Никак иначе к океану и не ездили. Сама мысль о пересечении водной среды без защитного костюма в месте, где глубина была достаточной, чтобы покрыть человека с головой, была ужасной. Он знал, что влечет за собой плавание. Различного рода спортивные соревнования в других, не сильно продвинутых вперед мирах, вызывают радостный трепет. Но для Эвана было привычно использовать вместо собственных физических сил какое-нибудь устройство. Он даже и не мечтал о том, чтобы попытаться преодолеть водное препятствие без чего-нибудь, что удерживало бы его на плаву. Но в этой ситуации у него не было выбора. А если и был, то безрадостный: попытаться плыть или ему суждено было утонуть.

Эван оставил своих компаньонов на берегу, с удивлением следящих за ним, и поплыл к тому месту, где на воде плавали амарэксы. Они стояли в молчании, с нетерпением ожидая его возвращения.

— Что вы думаете обо всем этом? — спросил наконец второй врач.

— Он довольно умен, и у него хорошие намерения, — библиотека и врач разговаривали с помощью коммуникационных усиков, поэтому их разговор не был слышен посторонним. — Но физически он очень несовершенен. С первого взгляда кажется просто невероятным, как такие хрупкие формы сумели столь многого достичь. Особенно сильно я был удивлен, когда узнал, что они находятся в такой большой зависимости от различных искусственных приспособлений. Просто невероятно, насколько неадекватны его тело и ум.

Несовершенство тела способствовало развитию его мозга.

— А я удивлен высокой степенью способности к адаптации, которую он нам продемонстрировал, — врач продолжал методично чистить некоторые свои конечности: процедура, которая никогда не прекращалась. Это нужно было не для санитарии, а для поддержания работоспособности, или эффективности.

Ведь кремний не мог быть местом распространения инфекций.

— Эван гораздо более многосторонен, чем многие из нас, — добавил Эже, подключившийся к этой дискуссии, — как он уже продемонстрировал. Смотрите!

Он возвращается. Он нашел что-то, что поможет преодолеть его физическое несовершенство. Не говорите о нем в его присутствии. Это будет ему неприятно. Я обнаружил, что он очень чувствителен к таким вещам. Я подозреваю, что эта черта свойственна вообще всем представителям его вида.

— Чувствительность к реальности?

Да, этому врачу нелегко давалось преодоление уже давно сложившихся представлений на вещи. Ему трудно было признавать все эти странные явления.

— Мы имеем дело с нормальным существом, — поспешил вмешаться Эже.

Второй врач и библиотекарь вздрогнули одновременно. — Я понимаю к чему вы клоните, — быстро выговорил Эже, обращаясь к своим друзьям.

— Это должно сгодиться, — и Эван показал какой-то неизвестный органосиликатный каркас, состоявший из целой серии соединенных друг с другом яйцевидных форм. Он нашел их в небольшой бухточке. Эван связал эти фигуры вместе, использовав для этой цели волокна тонкого гибкого растения, которое росло в реке.

Прежде всего он разместил свою грудь напротив центрального узла и испробовав это средство на прочность в том месте, где было достаточно мелко. Когда стало совершенно ясно, что эти яйцевидной формы фигуры спокойно выдерживают его, он поболтал ногами, и с удовольствием обнаружил, что благодаря этому движется вперед.

— Наконец-то, — проворчал один из воинов.

Эван мог не только разговаривать со своими друзьями, которые в это время уже вошли в реку и сейчас шагали по ее дну. Он мог также и видеть их, потому что вода была довольно прозрачной. Они маршировали прямо под ним. По краям для защиты шли воины, а впереди, как всегда, находился разведчик.

— Все хорошо? — мысленно спросил у своих друзей Эван.

— Дно здесь немного рыхлое. Хорошо, что вода такая прозрачная.

— Это хорошо, потому что вы видите путь и знаете, куда идти.

— Нет. Это хорошо, потому что через прозрачную воду до нас доходит солнечный свет.

Если бы вода не была прозрачной, его друзьям пришлось бы плохо. А для него это не имело такого значения. Мутная вода не беспокоила бы его, если бы у него были жабры.

«Мы хорошо дополняем друг друга, — думал Эван. — Мы друзья. А надолго ли? На тему возраста разговоры еще не велись. Изнашивались ли их внутренние компоненты, как у других живых существ или они их просто заменяли со временем? Меняли с помощью врачебного вмешательства? И сохранялась ли при этом память?» Он понятия не имел, как долго функционирует мозг на кремниевой основе, не деградируя.

Неожиданно ему в голову пришла мысль, что, может быть, Эже, библиотекарю, врачам и другим старшим членам ассоциации уже больше тысячи лет. Невероятно? — Да. Невозможно? — Нет. А что если они живут уже хотя бы две или три сотни лет? Что случилось бы, если бы такие умные и хорошо адаптирующиеся создания имели бы допуск к высокой технологии? Они ничего не сообщили о своих достижениях. Если они могли создать способ общения посредством мышления без использования речевого аппарата, употребив для этого изобретения лишь собственные тела, что они могли бы достичь, если бы у них были технические средства? Могли бы они создать компьютер?

Эван видел, что государственная технология на Призме приводилась в жизнь под строгим контролем. Осторожность стала ключевым атрибутом и его компании.

А тем временем ему предстояло преодолеть еще более, чем пол-реки, и следовало бы сосредоточится на движении своих ног, иначе его ждали не очень приятные перспективы в будущем.

Эван был вполне доволен собой, сознавая, что практически сам проплыл такое расстояние по реке, не пользуясь при этом мотором, который был в его прежнем костюме. Мышцы его ног проделали всю эту работу сами, да, да, те самые мышцы, которые были не в состоянии выполнять то, что от них требовалось, когда Эван только высадился в этом мире. Его ноги окрепли в результате прогулок, которые он здесь совершал.

Обитателям Самстэда не требовалось делать никаких упражнений. Зачем тратить время и калории на такой примитивный вид деятельности? В сутках и так очень мало часов, когда мы не спим и можем заниматься умственной работой. Все, что вам захочется сделать, любой вид активной деятельности, на открытом воздухе например, — всем этим можно было бы заниматься, не отвлекаясь на такие глупости. Для всего существовали специально разработанные костюмы: были костюмы для полетов, для ныряния, для скалолазания и длительных забегов. Физическими упражнениями занимались только слабоумные.

Без сомнения, отсутствие физической подготовки способствовало различным катастрофам и бедствиям. Из всего этого Эван развил целую теорию, которую собирался сообщить своему директору по возвращении. В определенных случаях, казалось, были весьма веские причины для того, чтобы использовать наше собственное тело не только в качестве передвижного хранилища мозгов.

Пока Эван размышлял обо всем этом уже три четверти водного пути были позади. Но Эван и не собирался расслабляться. Наоборот, ему начинали нравиться упражнения. Поскольку его костюм не был водонепроницаемым, вода давно уже просочилась сквозь него. Другой, белый костюм, тоже промок, и кожа Эвана стала влажной. Эван чувствовал тепло, как если бы принимал ванну. К тому же теплая вода действовала успокаивающе, как и не сильное течение, и мягкий бриз, который осторожно колыхал поверхность реки. Эван чуть было не заснул. Но сигнал Эже быстро вывел его из дремотного состояния.

— Эван, у нас здесь внизу проблемы. Эван!

Он поморщился. Не только его тело, но и сознание куда-то плыло. И вот его оторвали от приятных мыслей.

— Какие еще проблемы? — Задав этот вопрос Эван начал всматриваться вниз.

Яркие цвета спутников исчезли из его поля зрения. Он мог разглядеть лишь песчаное дно, находившееся на шестиметровой глубине под его свисавшими в воду ногами.

— Где вы? Я вас больше не вижу.

— За тобой, я думаю.

Эван начал разворачиваться, гордясь тем, что может совершать этот морской маневр. Затем он поплыл обратно к середине реки. Время от времени он проглядывал дно. Когда Эван перестал бултыхать ногами, остановившись в четвертый раз, то замер от ужаса.

Дно исчезло.

Вместо дна появилось что-то огромное и черное. Течение качало из стороны в сторону ресницы этого существа, но оно оставалось на месте, удерживаясь за счет других ресничек, расположенных по бокам. Оно лежало внизу, извиваясь как огромное покрывало.

— Я вижу что-то под собой, — подумал он «громко». — Оно покрывает значительное пространство. Это — самая гибкая силикатная жизненная форма которую я когда-либо видел.

— Это существо схоже с вашим типом. Внутри него есть скелет, — проинформировал Эвана Эже. Как видно, это животное не представляло трудностей для связей со спутниками Эвана. — Мы видели, как оно плескалось на берегу.

— Это первый грампион, которого я вижу, — прибавил библиотека. — Мы всегда раздумывали над тем, как они охотятся. Ведь эти существа не находятся на солнце ни на протяжении жизни, ни после смерти. Теперь я все понял. Они просто перекрывают жертве доступ солнечной энергии и ждут, пока добыча умрет.

— Это существо кажется мне не очень плотным. Разве вы не можете проложить себе путь через него?

— Его внутренности чертовски крепки, — говорил один из бойцов. — Он нам не по зубам.

— Оно наблюдает за нами, ждет, когда мы потеряем способность двигаться, — сказал Эже.

— Оно смотрит и на меня, — подал голос Эван. — Интересная конструкция глаз, они очень подвижные.

Удивительно подвижные, думал он, а в это время второй глаз, затем и третий появились из мрака и уставились на него. Золотистые глаза на фоне черного морщинистого тела. Эван крутился вокруг, рассматривая его со всех сторон, а глаза грампиона двигались по черной поверхности, неотрывно глядя на Эвана.

Оно было не менее двадцати метров в поперечнике, не считая других, возможно, невидимых частей, обволакивающих его друзей. Должно быть, оно медленно душит их, именно душит, хотя в несколько ином смысле этот слова — лишает их не воздуха, а света.

— Мы сводим наши действия к минимуму, насколько это возможно, чтобы сохранить наши силы, — сказал Эже. — Если бы не наши новые батарейные органы, мы были бы уже в большой опасности.

— Может быть, когда оно убедится, что ты не собираешься выползать наверх, то подумает, что ты не фотофор, и уберется, оставит тебя в покое.

— Не думаю, что все так просто. Похоже, оно не собирается уходить, оно будет оставаться здесь сколь угодно долго. Если мы не избавимся от этой напасти до сумерек, у нас кончится запас энергии, а когда мы уже будем впотьмах, то окажемся совсем беззащитны.

— Если ничего нельзя сделать, то надо делать хоть что-нибудь, — мудро возвестил библиотека.

Может быть, и так, но что же делать? Если воины не смогли освободиться, то что он, Эван, сможет сделать с этой громадиной? Он даже плавать не умеет без спасательного пояса.

Хороший удар мог бы несколько обескуражить и испугать это чудовище, тогда оно, может быть, занялось бы поисками более податливой жертвы.

Множество больших камней лежало на обоих берегах реки, но Эван не сможет один доплыть с тяжелым камнем до середины речного потока, он утонет без всякого сомнения.

Библиотека, однако, предложила замечательный выход из положения.

— Не обязательно нужен камень. Существует другой, более подходящий в этой ситуации метод нанесения требуемого удара. У нас имеется нечто, чем легко маневрировать в данной позиции.

— Что же это такое?

— Ты сам. Ведь ты достаточно велик, и тяжелее всех нас. Если ты ударишь грампиона как следует там, где он менее всего ожидает, то он, без сомнения, ретируется прочь от неожиданного нападения.

Эван задумался. Это была неплохая идея, вполне здравая, а если не получится, тогда можно будет попробовать что-нибудь другое. Но было одно препятствие.

— Но это значит, что мне придется окунуться с головой в воду. Без всякой защиты.

— Ты можешь пробыть под водой без воздуха некоторое время, я знаю, — сказал Эже.

— Всего одну-две минуты. Что будет, если грампион не смоется, а засосет меня на дно, как тебя? Не буду же я сидеть на дне и ждать, пока ему надоест держать меня. Я утону, мои легкие пропитаются водой.

— Одного хорошего удара должно быть достаточно, чтобы заставить его отступить, — сказал библиотека.

— Должно быть, а если не будет достаточно?

Библиотека не ответил, но Эван и не ждал ответа. Если он каким-то способом не освободит своих компаньонов из объятий грампиона, все они погибнут.

Если порядочность — это закон чести — так почему они, черт возьми, не дают тебе принимать легкие и простые решения, а постоянно осложняют жизнь?

Так он ворчал и проклинал все на свете, пока плыл к месту, под которым просматривалась черная морщинистая масса. Насколько сильно это чудовище? Чем больше он об этом думал, тем меньше видел смысла в своих попытках бороться с ним.

— Отвлеките его, если оно вдруг полезет ко мне. — Чей это голос?

Неужели это голос Эвана, храброго Эвана Орджелла.

— Мы сделаем все возможное, — ответили воины. — Как для члена

Ассоциативы.

— Я не член Ассоциативы. Я сделан на углеродной основе, и дышу воздухом, а не светом, я не фотофор.

— Это не имеет значения, — сделал замечание библиотека. — Ассоциатива

— Это организация единомышленников, а не стая существ с одинаковой суперструктурой.

Разводить философию не было времени. Примериваясь, как бы половчее ударить грампиона по спине, он отстегнул спасательный пояс. Когда-то Эван видел картинки с изображением ныряющих людей вокруг кашалота, и теперь вспоминал их.

Сделав несколько глубоких вздохов и выдохов, он нырнул и стукнул грампиона обоими кулаками. Всплывая, ударил чудовище ногой, этот удар получился лучше.

Реакция была энергичнее, чем он ожидал. Черная масса всколыхнулась,

Эван закувыркался в бушующих волнах, полностью потеряв ориентировку. Вдруг вместо мрака он увидел под собой светлый речной песок.

Мрак отступил. Эван барахтался, дико молотя руками и ногами по воде, но вскоре вспомнил прочитанные когда-то инструкции, заставил себя успокоиться, и поплыл по течению. Осмотревшись, он начал грести к берегу.

Ему не хватало воздуха, легкие работали изо всех сил, готовые, казалось, разорваться. Спасательного пояса нигде не было видно. Эван сообразил, что это барахтание каким-то образом держит его на поверхности, он не тонет, но в желаемом направлении почти не продвигается. Неумело шлепая по воде конечностями, Эван мучительно медленно приближался к берегу, и никак не мог вытрясти воду из выпуклых солнцезащитных очков.

— Оно ушло, — голос Эже был полон энтузиазма. — Оно покрывало нас, словно ночь над каньоном. Ты не ранен?

— Нет. Странно, что оно смылось так быстро. — Эван заметил своих товарищей, движущихся по дну реки.

— Ты, оказывается, умеешь плавать.

— Мне трудно плыть. Но мы, люди, немного легче воды, мы сами состоим в основном из воды. Как мне удается плыть, сам не понимаю?

— Мы будем рядом.

— Это неплохо, когда я утону, вы как раз поймаете меня. — Больше он не мог говорить, все силы уходили, чтобы не утонуть, как-то удержаться на воде. Не удивительно, что мудрые граждане Самстэда предпочитают избегать этого сомнительного удовольствия. Подумать только, ведь жители некоторых миров почитают это за развлечение.

Наконец, он выбился из сил. Эвану не достичь берега, все его усилия напрасны, вскоре он пойдет ко дну. Неожиданно что-то поддержало его снизу.

Это был Эже. Разведчик стоял на бойце, тот на другом бойце, другой на третьем. Так они несли Эвана до мелководья, где тот уже сам смог принять вертикальное положение и выбраться на берег. Выбравшись, он, тяжело дыша, свалился в изнеможении.

Его товарищи столпились вокруг, глядя на стекающую с него воду. Лежа на солнце, Эван впервые радовался их зрячему вниманию. Долго, однако, сохнуть было нельзя — мог появиться загар, что для жителей Самстэда было явлением чуждым и непрестижным. Эван не хотел загара.

— Ты поступил достойно, — похвалил библиотека.

— Мне некогда было бояться, — Эван взглянул мимо библиотеки, и его лицо нахмурилось. — Что случилось с собирателем?

— Он серьезно травмирован во время бегства грампиона. Больше никого не задело.

Даже на неискушенный взгляд Эвана было видно, как сильно было истерзано это существо. Один бок был распорот, оттуда виднелись внутренности, непонятные биологу и любопытные для инженера.

— Он умирает?

— Ну что ты, нет, конечно, — спокойно сказал Эже.

Два врача советовались с процессором, собираясь починить поврежденного товарища.

Эван спросил у недвижимого собирателя:

— Тебе больно?

— Что такое боль? — голос был медленнее, чем у разведчика и библиотеки.

— Ты не чувствуешь боли? Каких-нибудь неудобств?

— Есть сознание того, что тело повреждено и нуждается в ремонте.

Плохо, что утрачены некоторые функции тела. Ты это имеешь ввиду, Эван?

— Не уверен, — засомневался Эван. Поскольку врачи уже были готовы к операции, он обратился к Эже: — Послушай, я не хочу вторгаться в чью-либо частную жизнь. Может быть, я пока побуду в лесу?

— Какие у нас могут быть тайны от члена Ассоциативы?

— Но я не член…

— Член. Ты стал членом Ассоциативы с тех пор, как твои знания помогли нам изгнать Ввакоритов.

— Но никто не сказал мне об этом.

— Об этом не обязательно говорить. Хотя мы не избирали тебя, но ты сам сделал себя членом Ассоциативы. Мы думали, что ты сам мог понять это.

— Как видно, я немного бестолковый.

Эже наблюдал как работают врачи.

— Кроме того, мы очень обязаны тебе.

Эван потер висок.

— Ты имеешь в виду коммуникатор? Пустяки.

— Это не пустяки. И это, и то, что ты чувствуешь, что ты думаешь, что ты сделал для нас.

— Вы оказали мне большую честь, я, наверное, должен поблагодарить всех?

— Лучше помолчи, мы консультируемся, — сказал врач не оборачиваясь.

Эван, смутившись, умолк. Писк высокой частоты щекотал его уши. Писк был направлен на собирателя, лежащего на боку, и Эван догадался, что это была электронная анестезия, с которой он был немного знаком. Незнакомым и новым были узкие и мощные пучки света, исходившие из области рта у каждого из врачей, пучки освещали внутренности их подопечного. Врачи работали быстро. Они были соединены между собой тонким коммуникационным кабелем. Им помогал процессор, поставляя материал для изготовления недостающих органов. Все трое работали как одно целое, четко и эффективно.

Так они чинили собирателя, производя недостающие части тела внутри своих тел, и вставляя их затем в нужные места. Задача, для решения которой понадобились бы усилия тысяч людей, решалась этими тремя инопланетянами, работающими, к тому же, без инструментов. Несколько часов они работали, передвигаясь все это время не более, чем на несколько сантиметров. Как ни был утомлен Эван, но не мог оторваться от этого захватывающего зрелища.

Ему хотелось спать, и он прилег на песок. Утомительное плавание, битва с грампионом, или же снотворное действие высокочастотного писка врачей сделали свое дело, и Эван крепко уснул.

Засыпая, он увидел, как Эже о чем-то спорит с первым врачом, но, может быть, это уже был сон, а не явь.

Глава 12

Он проснулся с пульсирующей головной болью. Спал он очень долго, операция, должно быть, уже кончилась. По солнцу он понял, что проспал всю ночь и утро. Был уже полдень. Его заботливые друзья не стали будить Эвана, дали ему выспаться как следует, а теперь, наверно, терпеливо ждут, когда он проснется, чтобы вместе продолжить путь. Эван встал, потянулся и увидел

Эже. Или это не Эже?

Очень похож, но что-то изменилось. Раньше Эже был синим. Эван не помнил, чтобы раньше на нем были эти красные и зеленые пятна, которыми теперь усеян от друг. Местами красный цвет переходил в желтый, сияя где ярче, где слабее.

— Эже, что случилось с тобой?

— Я же говорил им, — голос его друга был немного печален, — что ты не будешь знать, как реагировать.

— На что реагировать? — Эван повернулся к лесу и отпрянул — лес кишел крошечными ползающими и пляшущими существами, которых еще вчера не было.

Даже воздух, казалось, был наполнен этой невесть откуда взявшейся живностью.

Голова все еще болела. Эван приложил руку ко лбу. Солнцезащитных очков, подаренных ему Эже, не было. Тем не менее, Эван видел хорошо, несмотря на ярчайший свет Призмы, несмотря на слепящие блики флоры, как будто и не было всего этого ослепительного блеска.

Наверно, сегодня пасмурный день, решил Эван. Запрокинул голову и посмотрел в небо, но облаков не было. Раньше, сделав так, он упал бы, обливаясь слезами из ослепленных глаз. Сейчас было все иначе. Эван заметил, что на него смотрят — воины, библиотека, врачи и только что отремонтированный собиратель. Все уставились на него, как на диво. Тишина, в которой они созерцали Эвана, была красноречивее слов.

Глядя на Эже, он медленно произнес:

— Что ты имел в виду, когда сказал, что я не буду знать, как реагировать? — но друг молчал, и тогда Эван обратился к врачам: — Что вы со мной сделали?.

Те тоже молчали.

Эван вышел из круга обступивших его товарищей и подошел к опушке леса. Здесь в тени росли небольшие кустики. Из-под их прозрачной коры торчали стекловидные стебли, на кончиках которых блестели причудливые цветы в форме плоских шестигранников. Эван сорвал один такой цветок и посмотрелся в него, как в зеркало.

Если не считать отсутствия очков, все было без изменений — на него смотрело озабоченное лицо Эвана Орджелла. И что-то все же было не так. Но что именно, трудно было понять. Нечто неуловимое и, тем не менее, существующее. Он смотрел на это нечто, и не замечал.

— Конечно же! Его коричневые глаза стали фиолетовыми! Это было бы невозможно, если бы не контактные линзы. Эван улыбнулся. Это врачи постарались. Они заменили не вполне удобные очки на маленькие и хорошо подогнанные контактные линзы. Подогнаны настолько хорошо, что Эван даже не чувствует их. Он осторожно протянул палец, чтобы потрогать линзы.

Едва коснувшись зрачка, он моргнул. Линз не было. Головная боль не унималась. Эвана начинали терзать сомнения.

— Что вы сделали со мной? — спросил он настойчивее. — Вы закапали мне что-то в глаза, чтобы я мог видеть без солнцезащитных очков? И это изменило цвет радужной оболочки моих глаз.

— Не совсем так, — сказал первый врач, подходя к Эвану. — Мы решили, что можем помочь тебе. Мы хотели избавить тебя от этот неуклюжего приспособления, которое ты вынужден был носить на глазах.

Эван сел, положил подбородок на колени, и воззрился на врача.

— Каким образом вы это сделали? Поскольку линз нет, наверно это капли. Сколько времени они будут действовать?

Эван посмотрел на лес, теперь он мог видеть дальше, чем раньше. Яркие вспышки поблескивали на деревьях, ранее казавшихся мертвыми. Новый мир открылся теперь его взору.

— Я вижу теперь, наверно, как и вы, в ультрафиолетовом и в инфракрасном диапазонах спектра в добавок к видимому, верно?

— Я не знаю, что ты называешь видимым спектром, — ответил первый врач. — Но наши исследования показали, что ты был частично слепым. Мы знали, как это исправить, и, кроме того, дать тебе возможность хорошо видеть при дневном свете без утери способности видеть в сумерках. Ты доволен?

— Это хорошо, конечно. Но отчего же у меня болит голова, может быть от капель?

— Капель? Что такое капли? — спросил второй врач. Эван улыбнулся. -

Это то, что вы закапали мне в глаза.

Врачи переглянулись.

— Мы не применяли капель.

— Вы вставили мне линзы? Как их протирать?

— Я говорил вам, — сказал Эже врачам, — я же говорил…

— Твой организм сам будет чистить их, — сообщил Эвану второй врач. -

Во всяком случае, так должно быть.

— Эван, ты не должен извлекать их, — предупредил Эже.

— Твои старые линзы были несовершенны, как я уже объяснял тебе, — начал втолковывать Эвану первый врач. — Поэтому мы заменили их.

— Я вижу, — кивнул Эван на очки, лежащие неподалеку.

— Нет, твои прежние линзы здесь — Первый врач достал из полости внутри себя пару небольших поблескивающих предметов. Овальные, если смотреть сбоку, круглые спереди.

Эвана затрясло. Он отвернулся, не в силах смотреть на такое. Несмотря на яркое солнце, его прошиб холодный пот. Правда, боль в голове уже почти утихла. Эван испугался за свои глаза.

— Это оказалось не так сложно, как нам казалось поначалу. — Не замечая переживаний Эвана, врачи как будто обсуждали ремонт несложной кухонной утвари. — Мы достаточно хорошо изучили органы мягкотелых существ.

Мы всего лишь заменили ваши несовершенные линзы на новые, лучшие, а также внесли некоторые усовершенствования в устройство обработки изображения, которое находится за линзами.

— Вы что-то сделали с палочками и клубочками? — бормотал Эван. -

Что-то сделали, и теперь я вижу не только видимый спектр…

Осторожно ощупывая вокруг глаз, Эван думал: «А что, если бы у них не получилось? Я бы проснулся слепым!»

— Ты должен больше доверять нам, — подал голос библиотека. — Эти врачи из самых искусных.

— Твои глаза имеют довольно простую форму, и очень похожи на то, что мы уже когда-то изучали, — успокаивал его второй врач. — Модификация была не слишком существенной. И мы в любой момент можем вернуть на место твои прежние глаза, как только пожелаешь.

Не существенной… Господи, что еще они могут вытворять? Какие еще операции, Господи, ты им позволишь?

Первый врач поближе подошел к Эвану.

— Мы посвятили немало исследований этим проблемам. Если хочешь, мы можем…

Эван поспешно запротестовал:

— Нет, нет, что ты, вы и так сделали для меня более чем достаточно! А ты уверен, что вы сможете вернуть мне прежние глаза?

Врач снова достал старые глаза Эвана.

— Разумеется, поэтому я и сохранил их. — И жестом, достойным самого закоренелого сюрреалиста, опустил их обратно в небольшое отверстие в своем теле.

— Я все же надеюсь, что ты захочешь остаться с твоими новыми линзами,

— вмешался второй врач. — Было бы жалко пустить по ветру такую замечательную работу.

— Я подумаю над этим, — заколебался Эван. — Но обещайте мне больше не делать ваших экзотических усовершенствований. Даже если эти усовершенствования необходимы с вашей точки зрения. Обещаете? — Врачи дали слово, но, как показалось Эвану, крайне неохотно.

— А если мы предупредим тебя заранее о наших благих намерениях, ты согласишься на операцию? — спросил второй врач.

— Ради Бога, — взмолился Эван, — никаких операций. Тем более, в то время, когда я буду спать!

Они пробирались сквозь лес, оставив реку далеко позади. Дело шло к вечеру. Эже, шедший впереди, вернулся назад к группе, поднялся на задние ноги и прислушался.

— Что случилось? — спросил библиотека.

— Я думаю, он хочет посоветоваться с нами, чтобы мы подтвердили или опровергли его опасения.

— Какие опасения?

— Что-то надвигается на нас. Очень грубые сигналы, исходящие от этого объекта, свидетельствуют о его низком интеллекте.

Вместе с остальными товарищами Эван начал прислушиваться и присматриваться к окружающей растительности. В этом месте леса чисто кремниевая растительность почти полностью подавила кремнийорганику. Пучки стекловидных стеблей всюду поднимались вверх, и лишь кое-где среди них пробивались толстые коричневые арки, на верхушках которых росли огромные переплетающиеся фоторецепторы.

Эван резко повернулся налево.

— Там, кажется я тоже слышу что-то. — И тут раздался громкий треск.

Врач, находившийся рядом, начал нервно оглядываться.

— Но я ничего не слышу.

До Эвана дошло, что друзья, по-видимому, не слышат звуки низких частот, поскольку настроены на радиочастоту, служащую им для связи между собой. Странное существо с шестью крыльями, по три на каждом боку изящного кремниевого тела, выпорхнуло из леса. Оно не нападало, да и вообще не обращало внимания на путешественников. Чудовище было ярко розовое с желтыми полосками.

За ним взлетело еще несколько столь же причудливых существ. А затем и весь кремниевый зоопарк пришел в движение: все побежали, покатились, полетели на восток. Эван не успевал разглядывать всевозможные разновидности убегающих диковинных тварей. Все они отчего-то убегали. Эже тоже понял это.

— Может быть, нам тоже лучше побежать с ними? — начал паниковать

Эван. — Бежать назад к реке.

— Бессмысленные порхания не являются для интеллектуала достаточным основанием для паники, — съязвил библиотека. — Мы не должны отступать, пока нет реальной фазы.

Не было необходимости добавлять, что ни Эван, ни врачи не были приспособлены к быстрому бегству. Эван пытался рассмотреть хоть что-нибудь сквозь густые заросли. Пожара, похоже, нет, не видно ни дыма, ни огня.

Вдруг слева от него упали два гигантских кремниевых дерева. Густая жидкость потекла из разломов. Глаза Эвана расширились.

— Это шерван! — закричал библиотека.

С тех пор, как появилась Призма, Эван встречал множество самых фантастических форм жизни, но сейчас его взору предстало доселе невиданное. Это были длинные и толстые щупальца, покрытые непрозрачными оболочками, их можно было назвать шеями с челюстями. Каждая такая шея имела на торце пасть с несколькими вращающимися рядами зубов. Эван насчитал двенадцать щелкающих хищных щупалец-шей с челюстями, объединенных одним телом в виде серой глыбы, не имеющей ни глаз, ни ушей, ни каких-либо других органов чувств. Чудовище передвигалось на конечностях, похожих на гусеничный механизм, и эти гусеницы вращались с бешеной скоростью, неся чудовище с невероятной быстротой.

Прежде, чем Эван и его спутники успели разбежаться по сторонам, один из воинов был схвачен мощной пастью чудовища. Она зажала его железной хваткой, а две другие пасти тут же с двух сторон начали грызть бойца, корчащегося и извивающегося. Боец был растерзан на куски, но все же успел прогрызть своими зубами одну из шей.

Эван спрятался за деревом, но не заметил, как еще одна длинная шея схватила его пастью. Зубы шервана прогрызли скафандр и вырвали кусок живота. Ошеломленный Эван увидел свои кишки.

Подскочивший боец начал быстро точить зубами шею чудовища, во все стороны полетели кремниевые стружки. Шея отпустила Эвана и набросилась на бойца. Превозмогая боль, Эван побежал прочь с зияющей дырой в животе.

Шерван с демонической быстротой нагнал его и ударил в спину. Затрещали кости. Отпущенный чудовищем боец снова бросился на выручку, и на этот раз ему удалось перерезать адскую шею.

После таких ран человек может жить лишь короткое время, пока еще жив мозг. Последнее, что помнил Эван — чувство падения в бездну. Теперь он лежал в полубессознательном состоянии, пытаясь понять, что произошло.

Шерван, кажется, ушел. Потеряв одно то ли щупальце, то ли шею, он, наверное, пошел искать более подходящую жертву. Первый врач обрабатывал многочисленные раны бойцов. Один боец был почти убит и большей частью съеден, другие отделались более легкими повреждениями.

Эван, к сожалению, был сделан из мяса и крови.

Его нашли в траве, лежащим недвижно там, где он упал от удара шервана. Врачи разрезали и сняли с него скафандр. Их познания в устройстве органических существ подсказывали им, что раны очень серьезны.

Во избежание проникновения инфекции второй врач покрыл раны Эвана тонкой прозрачной пленкой, обладающей антисептическими свойствами. Раны под пленкой заполнились кровью. Даже бойцы поняли — без серьезного хирургического вмешательства их непрочный товарищ из органического мира не протянет и до вечера.

Начались срочные консультации. Этот самобытный насос, качающий красную жидкость сквозь весь организм, был полностью испорчен, но пока еще судорожно и неритмично работал. То же можно было сказать о двух зеркально симметричных воздушных насосах. Расположенные ниже устройства, служащие для проведения некоторых химических реакций, были раздавлены. Эван потерял сознание с мыслью о том, что все кончено, ведь с такими ранами выжить невозможно.

А в это время его товарищи бесстрастно обсуждали предстоящий ремонт

Эвана.

— Это будет любопытно, — поделился впечатлениями библиотека, — мы никогда раньше не ремонтировали органические существа, поврежденные до такой степени.

— Ему это может не понравиться, — оторвался Эже от процессора, поворачиваясь к врачам.

— У него нет выбора, — констатировал библиотека, — и у вас тоже. Если вы не почините его сейчас же, он умрет. Вы посмотрите на это месиво. Вы же знаете, сколь хрупки органические системы. Надо срочно принимать меры.

— Я догадываюсь, как он будет потрясен, когда придет в себя, — пробормотал разведчик.

— Давайте обсудим это после, когда он придет в сознание, — сказал первый врач. — Пока мы будем думать и гадать, как он к этому отнесется, он умрет, и уже никогда не сможет удивляться. — Врач повернулся к органическому телу. — Это займет некоторое время. Начнем с насоса для жидкости.

Второй врач не возражал. Тонкие кремниевые щупальца протянулись к красному органу, уже едва бьющемуся…

Сквозь тьму послышалось слабое жужжание. Эван открыл глаза.

Он лежал на спине, над ним склонились лица, вернее произведения скульптора-абстракциониста. Скульпторы удалились, кроме двух. Эван узнал

Эже и первого врача.

Постепенно Эван пришел в себя, вспомнил нестерпимую боль от безжалостных зубов шервана, вырванные из тела куски, брызги крови. Он вспомнил, как видел собственные кишки, вырванные чудовищем из своего распоротого живота. Он вспоминал все это так, как будто он лишь посторонний наблюдатель, а не жертва жуткого побоища.

Эван вспомнил о смертельных ранах, полученных от шервана. Почему до сих пор жив — после таких ран? У него было ощущение, как будто по нему несколько раз проехались большой и тяжелой машиной. Внутренности болели, но это и означало, что он жив. Остальное, кажется, в порядке, в том числе и коммуникационное устройство, вживленное ему врачами. Он был уверен в этом, так как четко расслышал, как Эже обратился к товарищам.

— Все работает нормально, — сказал им разведчик.

— Да, я пока работаю, — пробормотал Эван мысленно, — но почему я все еще жив, и могу разговаривать с вами?

Конечно, он понял, почему: врачи поработали. Каким-то чудесным образом они сумели собрать его из кучи мяса, в которую его превратил шерван. Эван боялся осмотреть себя из-за страха увидеть, каким он стал.

Это глупый, бессмысленный страх, — пытался он уверить себя. Ведь что бы там не было, это лучше, чем быть мертвым.

Эван поднялся, посматривая своими модифицированными глазами, глаза видели превосходно. Поскольку он мог видеть инфракрасные лучи, то заметил, что в животе его находится источник тепла и энергии. От нижней части живота и до шеи тело было покрыто прозрачной пленкой, а под ней виднелось нечто незнакомое и непонятное. Эван не мог оторваться взглядом от своего нового облика.

— Ты несколько удивлен? — поинтересовался первый врач.

— Вряд ли. — Второй врач подошел ближе и прикоснулся тонким щупальцем к правой ноге Эвана. — Мы не смогли восстановить прежнее покрытие, оно было слишком изорвано. Мы не можем регенерировать органические материалы, входящие в состав покрытия, называемого тобой кожей. Наших знаний не хватает для этого. Но мы сделали лучшее из того, что могли.

Эвану было не до разъяснений. Он был поглощен изучением нового себя.

Первый врач начал оправдываться:

— У нас не было выбора. Иначе ты бы умер. Ты умирал, а мы трудились над тобой. Мы сделали все, что могли. Другого выбора у нас не было.

— Я предупреждал вас, что он расстроится, — сказал Эже.

— Расстроен? — Эван уловил в своем голосе сварливые нотки. — Я знаю, что я умирал. Черт возьми, я должен быть мертвым. Я знаю, что остался жив только благодаря вашему искусству. Но я никогда в жизни не видал ничего подобного. — Эван смотрел задумчиво. — Знаете, есть у нас такое выражение: душа нараспашку. — Он осторожно надавил на прозрачную пленку, она оказалась гибкой и прочной. За ней Эван мог видеть свои живые внутренности.

Человек со слабыми нервами на его месте упал бы в обморок или сошел с ума. Но не Эван Орджелл. Он не из таких. Мир не хотел отпускать его, не давал ему умереть.

Первый врач жестикулировал длинным усиком.

— Мы решили, что это самый важный орган, поэтому заменили его первым.

Эван взглянул внутрь грудной клетки, там пульсировали два серебристых шара. От левого шара отходили пульсирующие пластмассовые трубки.

— Два насоса, один для жидкости, другой для газа, — сказал первый врач.

— Вот так дела!

— Ты сам можешь видеть, где мы заменили органические материалы.

Заменили эти трубки, и еще кое-что.

Эван смотрел на новые вены и артерии, гибкие шланги из стекловидного блестящего материала. Они были полупрозрачными.

— Насосы причинили нам меньше хлопот, чем некоторые менее важные для жизни органы, расположенные ниже. Вот эти, — показал второй врач.

Эван посмотрел в ту сторону, куда показывал второй врач. На земле, аккуратно сложенные, лежали его прежние внутренности. Зрелище не для слабонервных. Эван пытался смотреть отстраненно, не принимая это близко к сердцу.

Из прежнего хозяйства у Эвана остался желудок, кишки были заменены трубками. Сбоку и немного ниже желудка виднелось нечто, похожее на ломоть хлеба. Присмотревшись внимательнее, Эван подумал, что печень и селезенка остались нетронутыми.

Второй врач повернулся к Эвану, продолжая говорить о куче внутренностей на земле.

— Они были слишком сильно повреждены. Для их ремонта потребовалось бы много времени. И вообще, твое внутреннее устройство удивило нас своим несовершенством. Органы, например, занимали слишком много места. — Врач усиком указал на один из лежавших не земле органов, это была печень. -

Вместо этого мы сделали другое устройство, оно лучше накапливает и распределяет энергонесущие вещества в организме. — Голос врача имел оттенок юмора. — Ты помог нам создать батарею для наших собственных тел.

— Это абсурдное устройство с газом и прочие устройства для снабжения организма энергией поражают, — добавил библиотека.

— Это простой прибор для выведения отходов метаболизма, — продолжал первый врач. — Меньше опасность загрязнить остальные части тела. Мы также установили одно выходное отверстие вместо двух, как было у тебя раньше.

Нам показалось неразумным такое дублирование. Кроме того, устраненное нами отверстие могло влиять на тот метод, который у органических существ употребляется для размножения. Ты согласишься, я уверен, что новая конструкция более эффективна.

— Знаешь, — глубокомысленно сказал библиотека, — я никак не могу понять, зачем вам, органическим, нужно убивать и потреблять другие органические существа, ведь необходимые вам для жизни вещества можно добывать прямо из земли. Я думаю, твоя модифицированная метаболическая система сможет это сделать. Это будет эффективнее, ты сэкономишь время.

— Вряд ли я смогу есть грязь… — сказал Эван и подумал: «Хорошо, что они еще не вставили в тебя мигающие лампочки. Кто ты теперь, все еще человек, или уже нет? Может быть, Эже и другие считают, что ты стал похож на них?»

— Ты можешь встать? — спросил Эже.

Эван кивнул, уперся ладонями в землю и поднялся. Он думал, что задребезжит, но пустые места внутри его тела были заполнены прозрачным антисептическим гелем. Остальные органы, как оказалось, тоже были уже не на углеродной основе.

Он не чувствовал голода — пока он спал, врачи накормили его через трубки. Не только его желудок, но и новый орган для хранения и распределения энергии были заполнены глюкозой и прочими веществами, необходимыми для метаболизма.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Эже.

— На десять килограммов легче. — Эван немного размялся, боли не было.

Нагнулся и легко достал до земли пальцами. Он чувствовал себя превосходно, если не считать непривычного впечатления от прозрачного торса.

— Тебе повезло, что твои репродуктивные органы не пострадали от шервана, — подбодрил его второй врач. — Их, так же как и твой мозг, мы вряд ли смогли бы заменить на новые.

— Да уж, повезло. Мне хочется прыгать от счастья. — Эван представил себе, какой вид был бы у этих органов, если бы их коснулась фантазия его врачей.

— То, что вы сделали, потрясающе. Выбросили сердце, легкие и прочее, и сделали новые, лучше прежних.

— Их строение не очень простое, а мы раньше изучали лишь похожие органические системы, — заметил первый врач. — В конце концов, тело — лишь аппарат для перемещения мозга в нужное место. Разведчику удалось отговорить нас от дальнейших усовершенствований твоего тела.

Эван с благодарностью посмотрел на Эже.

— А какие усовершенствования вы хотели бы сделать?

— Во-первых, — начал второй врач, — мы хотели предусмотреть возможность замены твоей абсурдной системы окисления на такую, как у нас.

— Спасибо, — ответил Эван, — но самой вашей замечательной идеей было все-таки сделать мне прозрачную кожу, теперь каждый может с интересом разглядывать мои потроха.

— Мы можем заменить ее непрозрачной пленкой, и даже подобрать такой цвет, как у твоей оставшейся естественной кожи.

— Только не теперь, ради Бога, как-нибудь в другой раз.

— Все сделано из прочнейших материалов, — сказал первый врач. -

Процессор следил за этим. Из прочных, но мягких, чтобы не травмировать оставшиеся естественные органы.

— Вы спасли мне жизнь. Я очень благодарен вам. Пусть даже и были бы некоторые неудобства.

— Ты должен позволить нам заменить тебе всю систему энергоснабжения,

— настаивал второй врач.

Эже заступился за Эвана:

— Оставь его в покое, Эван и так уже настрадался, физически и морально. И все за одни сутки. Поставь себя на его место. Хотел бы я посмотреть на тебя, как ты проснешься одним прекрасным утром и вдруг обнаружишь, что вместо глаз у тебя мягкие органические шары, плавающие в углублениях, называемых глазницами.

— Какой кошмар!

Разведчик повернулся к своему отремонтированному другу.

— Ты пришел изучить нашу жизнь, но при этом, похоже, изучил ее ближе, чем тебе хотелось бы.

— Верно говоришь. Никак не ожидал столь близкого знакомства, — хохотнул Эван. Он понемногу привыкал к новому состоянию. — По возвращении я буду в центре внимания. Не хочет ли кто-нибудь из вас составить мне компанию?

Эван подумал о том, как он вернется с впечатлениями о врачах, оперировавших смертельно раненого человека, как врачи заменили безнадежно разрушенные органические органы на кремниевые.

— Вначале мы должны добраться до маяка, — напомнил Эже. — Может быть, твое мировоззрение изменилось вместе с телом?

— Нет. Я остался человеком, как и был. Изменилось только мое восприятие мира, — сообщил он доверительно Эже. — Одно лишь восприятие.

Ничего, что у него теперь искусственное сердце и легкие. Всего лишь разные методы хирургии. Команда органических хирургов не смогла бы спасти его обычными человеческими методами.

Нижняя часть его скафандра сохранилась и была отремонтирована бойцами. Эван надел остатки скафандра, сожалея об утрате. Может быть, они смогут восстановить скафандр полностью.

— Мы близки к цели. — Эже заволновался, что для него было нехарактерно. Волнение Эже хорошо было видно. Эван знал, что Эже, когда волнуется, начинает слегка флюоресцировать. — Я слышу сигнал маяка.

— Я тоже, — сказал библиотека, — хотя мой слух не такой острый, как у разведчика.

Эван, как видно, был тут не единственным, думающим о предстоящей встрече. Если, конечно, они там кого-нибудь встретят.

Они поднялись на вершину крутого холма, пробираясь сквозь низкую растительность, как будто сделанную из топазов. С вершины холма они увидели внизу небольшую долину. Мартины Офемерт нигде не было видно. Было нечто совсем другое.

— Вот где находится твой маяк, — тихо сказал Эже. — Твоего товарища тут нет. Боюсь, он разделил участь других органических существ.

— Я никогда не видел такого за всю свою жизнь, признался библиотека, хранящий все знания, накопленные членами Ассоциативы. — Я думаю, нам лучше уйти отсюда.

Эван жадно всматривался в долину. Там не было привычной кремниевой и кремнийорганической флоры. И даже места для нее не было. Вся долина была заполнена одним-единственным организмом, находящимся в непрерывном движении. Даже новые глаза Эвана не смогли заметить какой-либо закономерности в этом суетящемся хаосе невиданной буйной жизни, от которой рябило в глазах. Там и здесь высовывались антенны из выпуклостей, многочисленные конечности всех видов цеплялись за любой открывшийся клочок земли или освободившейся растительности. Щупальца и лапы, усики и клешни…

Розовые полусферы висели колоссальными гроздьями, украшенные тонкими голубыми и зелеными полосками. Из этих кровавых букетов торчали ромбовидные растения с черными вкраплениями, они пульсировали, как гигантские легкие. Многочисленные конечности двигались без всякого порядка и ритма.

— Хаос, — пробормотал один из врачей. — Как могла возникнуть такая чудовищная форма жизни, какой несчастный случай привел к этому безумию?

— Где же маяк? — подумал Эван, с ужасом догадываясь об этом, глядя на катастрофически агрессивную жизнь, невесть откуда взявшуюся в долине.

Эже показал на волнующееся море.

— Он погребен здесь.

— Твои опасения оказались не лишены оснований. Мартина мертва, — сказал первый врач. — Она уничтожена вместе с десятками других, непохожими на эту новую жизнь.

— Именно так. Смотрите, вон их останки, — Библиотека показал на поверхность вздыбливающейся массы, поднявшейся метров на тридцать над уничтоженной долиной.

— Да, — согласился врач, — там видны конечности котаров и эвиолов, они, как видно, все еще продолжают бороться.

— Оно поглощает свои жертвы, — прокомментировал библиотека. — Оно оставило их в живых и использует их. Это, наверное, и есть ответ на твой вопрос. Правильнее сказать, перед нами не одно существо. Здесь их сотни, объединенные некой страшной силой. Но в этом не видно никакого смысла, нет порядка, один лишь хаос.

— Ты хочешь сказать, что поглощенные хаосом существа остаются живыми?

— Эван пытался уловить ход мыслей Библиотеки.

— Возможно, они остались в живых, но погибли как личности. Они не столько поглощены, сколько включены в общую массу, они кооптированы, если так можно выразиться.

— Но как могло возникнуть такое, кто управляет этим, если, конечно, оно управляемо?

— Не знаю. Может быть, это возникло как результат эволюции другого общества, ответ надо искать в истории этого хаоса… — Библиотека взглянул на Эвана. — Мы, повторяю, должны уйти отсюда. Твоей подруги уже нет, вернее, она жива, но находится где-то в этой хаотической массе. Смотри, под ее тяжестью проседает земля.

— Возможно, мы видим не всю массу, — предположил Эже. — Часть массы может быть под землей.

Увы, не успели они вдуматься в смысл этих слов, как восемь гигантских кремниевых щупалец высунулись вдруг из-под земли рядом с ними. На концах щупалец были оранжевые мощные захватывающие приспособления, напоминающие пальцы.

Библиотека и врачи моментально оказались опутанными оранжевыми нитями, трех бойцов толстые и прочные нити окутали столь плотно, что те не могли пошевелиться и воспользоваться своими зубами. Эван попытался бежать, но тоже был схвачен. Их опускали в долину. Они были как муравьи в руках гиганта, и этим гигантом была заполнена вся долина.

— Кооптированы! — закричал библиотека, пытаясь вырваться из цепких объятий щупалец.

Они увидели, как на склоне холма открылось отверстие в ожидании их прибытия. В отверстии не было видно зубов, это было больше похоже на дверь. Ус длиной около метра перехватил их из оранжевых щупалец и втянул всех их внутрь.

Дверь закрылась за ними, крыша начала опускаться.

Быть раздавленными — не самый приятный способ уйти из жизни.

Получится тонкий лист спрессованного мяса. Но потолок остановился в центре от пола. Глаз величиной с кулак, желтый с черным, бегал как пчела в ведре, рассматривая Эвана и его друзей.

Стены и потолок были прочными. Снизу поползла желтая масса, ее уровень медленно повышался, затопляя пленников. Эван прикинул, что к вечеру они будут затоплены полностью.

Эван уже представлял себе, как скверная масса вливается в его ноздри, заполняет легкие, и он задыхается. Но вскоре ему пришлось прервать свои фантазии — из вязкой массы высунулся длинный ус и пополз вверх по его груди. Эван начал стряхивать его, но тут что-то стукнуло его по голове.

Когда Эван пришел в сознание, была уже ночь. Он сидел весь в желтом сиропе, прислонившись к стене. Свет от многочисленных лун Призмы серебрил небо. Эван почувствовал ус, змеившийся по его плечу к левому уху, ус нащупывал ушное отверстие.

Справа можно было различить силуэты, наверно останки его товарищей.

Эван не хотел, чтобы наступил завтрашний день. Библиотека и Эже — все под слоем полупрозрачной желтой массы. Может быть, еще живые, ведь им не нужен кислород. О постигшей их участи можно было только догадываться.

Есть ли смысл кричать, звать на помощь? Эван криво усмехнулся. Он проделал трудный путь в поисках Мартины Офемерт, и вот теперь они, он и она, будут слиты вместе с сотнями других жителей Призмы в одну безумную массу.

Он прошел десятки световых лет, чтобы погибнуть, став частью большого супа. Как глупо!

— Неправда, — сказал неизвестный голос почти в голове Эвана.

Очевидно, ус был средством связи, а не забытым независимым существом.

— Всякое новое приобретение служит всеобщему благу.

Это был новый голос, не библиотека и не Эже. Сильный, вибрирующий голос, на грани истерики. Голос самоуверенного сумасшедшего.

— Ты уже поглощал таких как я. — Это было больше утверждением, а не вопросом.

Ответ привел Эвана в замешательство:

— Я видел мягкую вещь, похожую на тебя, но не смог уговорить ее соединиться со мной.

— Неправда. У тебя есть прибор, принадлежащий тому существу, о котором ты сейчас сказал, этот прибор излучает свет и звук.

— Прибор, о котором ты говоришь, любопытен и очарователен, и он действительно есть у меня. Но владелец этого прибора не поддался на мои уговоры и остался сам по себе.

Другой бы на месте Эвана засмеялся или заплакал бы. Эван же сохранил самообладание, несмотря на нахлынувшие чувства. Он еще был в состоянии насладиться пикантной иронией своего положения. Замечательно! Смех! Правду говорил философ: жизнь — самый большой шутник. Эван шел, полз и карабкался по враждебной территории, надеясь выступить в роли благородного спасителя, а в самом конце пути сам оказался нуждающимся в спасении. И спасти его, возможно, могла та, которую он собирался спасти.

Но эта мысль была еще преждевременной и маловероятной. Каким способом чудовище смогло завладеть маяком Мартины Офемерт? Эван мог попробовать догадаться как-нибудь на досуге, но неизвестно было главное — жива ли она?

Если она съедена прожорливыми обитателями Призмы, тогда не удивительно, что ее маяк оказался здесь.

— Чем ты расстроен? — поинтересовался голос. — Я надеюсь, что ты не пострадал?

Эван при всей трагичности положения готов был рассмеяться.

— Ты считаешь, мы нисколько не пострадали? Ты напал на нас, унес в эту тюрьму, залил нас этой желтой гадостью, которая, как я предполагаю, является частью тебя, и после этого ты заявляешь, что ничего особенного не произошло?

— Я думаю, с вами все в порядке. Вы участвуете в великом эксперименте.

— Что за эксперимент?

— Эксперимент — это я. Я — интегратор. Я — это вы, а вы — это я. Все станут мной, и я стану всеми.

Не новая философия, размышлял Эван. Если заглянуть в историю, такое было присуще многим тиранам и диктаторам. Но вряд ли когда-нибудь это воплощалось на биологическом уровне. Моя смерть будет поистине уникальной, он будет убит колоссальной маниакальной меланомой.

— Войдут все. Особенно я ценю интеллигентность. Ты и твои товарищи — интеллигентны. Они пришли из Ассоциативы, но я — самая большая Ассоциатива из всех, что были, из всех, что будут. Я — единственная истинная

Ассоциатива.

— Ты — не Ассоциатива, потому что ты хаотичен и не организован. -

Эван узнал голос библиотеки, звучавший теперь горько и обвинительно, но очень слабо.

— Организация будет потом. Я интегратор, и моя цель — объединить все формы жизни в один огромный механизм, это будет Ассоциатива во всем мире, и ничего, кроме нее.

Библиотека, обессиленный и беспомощный, не соглашался:

— Твой рост так же хаотичен, как и твои намерения, ты не Ассоциатива, а анархия, ты не интегрирован.

— Для создания организации надо только интегрировать достаточное разнообразие форм жизни. Это пока не сделано.

— Ты не понимаешь себя. Ты можешь расти количественно, но не качественно. Высокая организация не возникнет сама собой.

— Ты — лишь фрагмент, — с презрением ответил Интегратор — Что ты можешь знать? У меня есть несколько библиотек, и каждая отдает мне свои знания.

— У тебя есть их знания, таланты, но ты не можешь использовать их как следует, потому что ты лишил их индивидуальности. Они уже не могут спорить, обсуждать и сравнивать. Они могут только накапливать данные. Ты уничтожил в них самое ценное.

— В истинной Ассоциативе нет места индивидуализму. Ты оценишь это, уверяю тебя. Ты обретешь свое истинное достоинство библиотеки, как части великого ценного.

— Без индивидуальности не может быть новаторства, а значит, развития.

Ты будешь расти, но не будешь созревать. Ты сможешь повторять, но не сможешь творить. Ты не способен оригинально мыслить.

— Ты не прав, не являюсь ли я сам самой оригинальной идеей? Ты, наверное, нигде и никогда не видел такого?

— Только в ночных кошмарах, — пробормотал Эван.

— Ты — сумасшедший, — добавил библиотека, — и не понимаешь этого. -

Индивидуальности не могут быть интегрированы силой.

— Нет, ты не прав! Это можно и нужно сделать. Я сделал это.

Поверхность Интегратора вокруг Эвана сверкала ярким зеленым светом, выплескивая свои чувства, этот свет был воплощенным криком.

— Ты прав, — тихо сказал Эван. — Это можно сделать. — Он почувствовал удивление товарищей. — Это возможно, и доказательством являюсь я.

Посмотри: я, воины, библиотека, врачи и разведчик, собиратель и сканер, все в одном. Ты не можешь объединить два Интегратора.

— Именно так, — подтвердил Эже, уловив мысль Эвана. — Отпусти нас.

— Нет, меня не так просто обмануть. Во мне много чисто органических форм жизни. Некоторые полезны, другие бесполезны, но я ни от кого не отказываюсь. Когда-нибудь любой может оказаться полезным.

— Ты пойми простую вещь, — снова вмешался Эван. — Я не питаюсь светом, мне нужен кислород. Как только эта желтая масса покроет меня, я умру.

— Это не важно. Я буду использовать твои останки, как я это делаю со многими подобными тебе мягкими телами. — Для иллюстрации сказанного десятки конечностей вылезли из поверхности и закружились в хороводе вокруг

Эвана. Когда-то они принадлежали их первоначальным владельцам. Эвана чуть не вывернуло наизнанку.

— Когда ты полностью интегрируешься, тоже вступишь в этот кооператив,

— любезно ободрил его Интегратор.

Интегратор хочет показать себя во всем блеске, подумал Эван, подобно тому, как дешевое дерево оклеивают тонкими листами дерева ценной породы, когда изготовляют мебель. Эвану предстояло влиться в поток сотен и тысяч несчастных. Его мозги будут помещены в одно место, глаза в другое, уши в третье, куда сочтет нужным Интегратор. Интегратор поглотит все разумное на планете, если его не остановит непредвиденная катастрофа. И когда поглощено будет все, чем тогда займется Интегратор? Интересный вопрос.

Эван передавал свои размышления по радиосвязи друзьям, но те не отвечали. Может быть, у них уже изъято коммуникационное оборудование. Или они слышали, но не могли ответить. Как только солнечный свет упадет на их рецепторы, они оживут. В отличие от Эвана. Эван задохнется, как только его голова погрузится в сиропообразную жидкость. К утру его судьба будет решена. И даже, если выберется отсюда, все равно погибнет от голода и жажды.

Страх и напряжение, беспокойство и тревога истощали его силы, он погружался в сон. Если ему повезет, он задохнется прежде, чем проснется.

Глава 13

Но даже такого подарка судьбы он был лишен. Утреннее солнце разбудило его, когда желтая масса достигла его подбородка, свободной оставалась лишь голова. Скоро Эван попробует это вещество на вкус. Может быть, проглотить что-нибудь, чтобы быстрее умереть?

Эже и товарищи не отвечали на вопросы Эвана. Возможно, Интегратор уже управлял ими. Эван с благодарностью вспоминал их мастерскую работу, глядя на восходящее солнце сделанными ими глазами. Не долго пришлось ему наслаждаться новым восприятием мира.

Вдруг Интегратор начал содрогаться под ним, началась штормовая качка.

Мощные вспышки красного света заставляли Интегратора биться в конвульсиях.

Свет бил в бурлящую толщу не несколько метров ниже того места, где был заключен Эван с товарищами. Желтая масса начала таять и стекать вниз.

Красный луч света бороздил поверхность Интегратора. Громадные щупальца, клешни и лапы взметнулись над долиной, пытаясь закрыться от уничтожающего света, но их усилия были напрасны. Не понимая, что происходит, Эван молился, чтобы луч не попал в него.

Библиотека смог подать еле различимый сигнал в ответ на запрос Эвана:

— Не знаю, каков источник света, но он не причинит нам большего вреда, чем Интегратор, хотя лучше не попадать под луч.

— Это, похоже, баррин. — Эван прислушался, пытаясь понять, откуда исходит голос. Это говорил один из воинов. — Очень похоже на баррина, но намного мощнее.

— Что это такое, баррин?

— Это редкое существо, живущее отшельником, оно защищается от своих врагов ярким пучком света.

Эван почувствовал смущение всезнающего Библиотеки.

— Хотелось бы посмотреть на это. Хороший пример тот, как можно бороться с Интегратором.

Эван имел лучший обзор, чем его товарищи, но видел немногим больше.

Источник пучка сливался с восходящим солнцем, и в ослепительном сиянии рассмотреть что-либо было невозможно.

— Кажется, я кое-что вижу! — заговорил второй врач. — Он не больше баррина, но другой формы. Когда солнце поднимется выше, я смогу рассмотреть все как следует.

У Интегратора начались спазмы. Изрядный кусок откололся от него, медленно сползая по земле. Интегратор впал в неистовство. Щупальца и клешни всюду цеплялись за грунт, земля содрогалась. Отколовшаяся от

Интегратора часть пыталась подняться, но неумолимо сползала в долину.

Красный луч приблизился к Эвану, и он закрыл глаза. Если попадет в меня, думал Эван, смерть будет быстрой и легкой, это все же лучше, чем грозившее мне медленное потопление. Но смертоносный луч пощадил его, сфокусировавшись на желтой кремниевой массе. Вязкое вещество разжижалось и стекало. Луч был чертовски горяч, желтая масса вскипала и исчезала на глазах. Эван и его друзья оказались на свободе. Ноги, бывшие в долгом заточении, затекли, Эван упал.

У его товарищей не было таких проблем, и они поспешили к нему на помощь. Два бойца схватили его за руки и потащили подальше от агонизирующего Интегратора, мучимого недосягаемым противником, и уже не обращавшего на них внимания.

На полпути к вершине холма, когда Эван уже пытался встать на ноги, послышался голос со стороны восходящего солнца, уверенный и четкий.

— Быстрее поднимайтесь и уходите. Если Интегратор очухается, вам не будет спасения.

Это был голос человека.

— Я — Мартина Офемерт. Быстрее уходите.

Значит, каким-то образом ей удалось избежать порабощения, и у нее даже есть оружие, лазер или что-то более мощное. Эван изо всех сил заставлял идти свои затекшие ноги, ковыляя вверх. За ним двигались Эже и остальные, жадно направляя свои рецепторы на солнце. Эван полз и бежал, спотыкаясь, взбирался по крутому склону, цепляясь за колючую растительность, не обращая внимания на возникавшие на лице царапины.

Прозрачная пленка на торсе и скафандр на нижней половине тела защищали от повреждений все, кроме лица.

Наконец, они вскарабкались на вершину и оглянулись. В долине оранжевый кремниевый океан бился в судорогах.

— Спасибо тебе, — Эван искал глазами фигуру посреди солнечного сияния, — мы били близки к гибели, ты спасла нас от смерти.

— Теперь вы в безопасности. — До Эвана дошло, наконец, что голоса

Мартины он не слышал, а принимал ее сигналы через устройство, вживленное в его мозг, как принимал сигналы от Эже, библиотеки и врача. Как Мартина смогла это? Призма добавила еще одну загадку к нараставшему с каждым днем скопищу нераскрытых тайн.

— Вы свободны, члены Ассоциативы. А этого гада я убью. — Эван вдруг с ужасом понял, что речь идет о нем. Он не знал, что и сказать на это.

Мартина продолжала:

— Я не хотела предоставить это удовольствие Интегратору. Я хочу увидеть, как ты будешь трепетать перед смертью, но сейчас я не могу увидеть, каким будет твое лицо, когда придет твоя смерть. Я дождусь, когда увижу его, и тогда убью.

Эван почувствовал, что может разрыдаться.

— Что ты сделал в лагере, подлый, жалкий ублюдок? Ты прошел на маяк, я так и думала, я молилась, чтобы это случилось. Ты ведь не мог успокоиться, не доведя свое дело до конца.

Прикрыв рукой глаза от солнечного света, Эван лихорадочно высматривал невидимую потенциальную убийцу.

— За что ты хочешь убить меня? Я не сделал ничего плохого на станции.

Я шел спасать тебя. — На всякий случай он спрятался за некое подобие бревна. Красная смерть была рядом, пока он говорил с Мартиной. Но вдруг она отодвинулась. Голос единственной из оставшихся в живых на станции

Призмы сказал смущенно:

— Так ты не Гумула? Где же Гумула?

Эван сел, продолжая всматриваться в лес. Даже его модифицированные глаза с трудом выдерживали яркие блики солнечного света.

— Кто такой Гумула? Это имя мне ничего не говорит. А, кажется, вспомнил! Арин Гумула, это техник со станции?

— Арам, а не Арин, — поправила Мартина. — Да, так его зовут. Я думала, что это ты привел своих тварей прикончить меня, довершить свое дело.

Эван вздохнул с облегчением.

— Наш разговор был бы более осмысленным, если бы ты объяснила мне кое-что. Я Эван Орджелл, из компании «Аврора» с Самстэда. Я послан сюда выяснить, почему со станции нет вестей вот уже несколько месяцев.

— Они послали тебя одного? — недоверчиво спросила она.

— Нет, со мной был МВМ, самая новая модель, лабораторный образец. Но он оказался плохим.

Женщина хихикнула:

— Для Призмы это, что слону дробина!

— Я решил искать твой маяк. Мне повезло, по дороге я встретил друзей,

— он махнул в сторону Эже и товарищей, счищавших с себя желтую гадость. -

Когда чудовище изорвало меня, они спасли мне жизнь, и даже усовершенствовали мое тело. В это трудно поверить, но… — Он почувствовал на себе пристальный взгляд. — Они отлично сработали. Врачи Ассоциативы — настоящие кудесники. Они революционизируют весь курс нашей медицины. Я шел на твой маяк, и он привел меня сюда. — Эван кивнул на долину. Интегратор уже казался лишь прошедшим дурным сном.

— Интегратор пытался поглотить и меня, но это оказалось не простым делом.

— Но ты вооружена, а я безоружен.

— Да, у меня есть неплохое оружие. Интегратор хотел меня использовать, но я сама решила использовать его. Я подарила ему маяк, зная, что Гумула пойдет на его сигналы. Вместо Гумулы, к сожалению, попались вы. Я подумала, что это он пришел, и не могла понять, почему рядом с ним члены Ассоциативы. Неужели вы нигде не встречали Гумулу?

— Я нашел его мертвым, как и все остальные на станции. Разве ты не знала об этом?

— Я знала, что убиты все, кроме меня, но не знала, что Гумула тоже мертв. Как он умер?

Эван пожал плечами.

— Я не знаю подробностей. Он убит Призмой.

Она долго молчала.

— Призма лишила меня удовольствия убить его, но я не жалею о этом. Я присоединюсь к вам. У тебя крепкий желудок, Эван Орджелл?

Он нахмурился. Какого черта она спрашивает об этом?

— Как ты думаешь, сюда послали бы слабака?

— Не знаю. Теперь я не уверена, что компания способна набирать стоящих людей.

Силуэт вышел из зеленых кристаллических зарослей и направился к

Эвану, подойдя, протянул правую руку. Из кончиков пальцев блеснул красный смертоносный свет. Эван прыгнул в сторону, уклоняясь от опасности.

Стоявшие за ним товарищи разбежались в стороны. Но луч целил не в них и, пройдя мимо, угодил прямо в пару длинных щупалец, взбиравшихся по склону холма.

— Здесь опасно. Интегратор упрям. — Рука опустилась и красный свет погас. — Теперь на некоторое время он оставит нас в покое, но лучше уйдем отсюда, поговорим в другом месте. — Мартина улыбнулась ему полуулыбкой. У нее была только половина ее прежнего лица. Эван смотрел на красивое лицо и хорошую фигуру. Но лишь левая половина ее тела была из мяса и костей, да и та местами в заплатах. Цвет заплат был приятен, но все же эти куски искусственной кожи бросались в глаза. Вся правая половина была сделана из голубого кристалла, вместо правого глаза — линза. Эван подумал о том, какая часть мозга у нее сохранилась.

Длинные голубые нити свисали до земли с правой половины головы. Такие же по длине, но естественные черные волосы были на левой половине. Марта рассматривала его так же внимательно, как и он ее. То, что с ним сделали врачи, конечно, тоже было достойно удивления. Но Марта была чудом, синим чудом. Товарищи с любопытством обступили их.

— Я вижу тут двух врачей, это они потрудились над тобой? — Ее сапфировая рука потрогала его прозрачную кожу на торсе.

— Так было необходимо. Но это пустяки по сравнению с тем, что сотворили с тобой. Никогда бы не поверил, если бы сам не увидел, что можно заменить половину человеческого тела.

— Я тоже. — Она улыбнулась половиной лица. Странная, но очаровательная улыбка. Правая половина лица оставалась неподвижной. Кто-то сумел дать ей новое сердце, целую половину тела, но не смог изменить суть ее улыбки. — Однажды я шла по лесу в скафандре, полагая, что это надежная защита, но тяжелый кондарит упал на меня и раздавил всю правую часть тела.

Меня нашли члены Ассоциативы, и вот теперь ты видишь их работу. Они, видишь ли, весьма любопытны, и чтобы иметь возможность задать мне некоторые вопросы, спасли мою жизнь. Не знаю, как это им удалось, до сих пор удивляюсь этому.

— Когда мы увидели луч, спасающий нас, — сказал библиотека, — мы вначале подумали, что это баррин.

— Мне рассказывали о баррине, я была зачарована и попросила их сделать мне такую же вещь. — Она показала свою правую руку. Из кончиков пальцев вышел когерентный пучок красного света и тут же погас. — Это мой собственный лазер. В мои пальцы вставлены искусственные рубины, они называют его корундом, а внутри руки — газ аргон. Где-то в области спины накапливается энергия, которая поступает в лазерную установку, когда я прижимаю друг к другу четыре пальца. Они сделали мне это устройство, чтобы было чем защищаться от Гумулы. — Она опустила руку и согнула голубые пальцы. — Я могу регулировать интенсивность движением пальцев. Вот так все и получилось. Я всегда интересовалась биоинженерией, но никогда не думала, что придется испытать это на себе.

— Я тоже.

Марта посмотрела в долину.

— Интегратор не забыл о вас. Пошли отсюда. — Они начали спускаться за ней по другому склону холма, уходя от беснующеюся Интегратора.

— Я была уверена вначале, что ты — Гумула, продолжала она свой рассказ. — Единственное, что меня смущало, — присутствие членов

Ассоциативы. Я не могла вообразить себе, как Гумула мог втереться в общество врачей и библиотеки.

— Расскажи, наконец, что произошло, кто такой Гумула. Я уже кое-что понял, но хотелось бы знать подробности.

— Ты видел, что произошло на станции. Ты, наверное, вообразил, что это сделали какие-нибудь жуткие чудовища. — Эван утвердительно кивнул. -

На самом деле было иначе. Это сделал не Интегратор, и это не ошибка

Призмы. Мы, разумные люди, имеем диких чудовищ внутри себя. Как можно было застать врасплох сотрудников станции, оснащенных оружием и экранами? Это не так уж трудно. Они ждали опасности снаружи, а Гумула оказался внутри.

Он все точно рассчитал. Отключил сигнализацию, пришел на работу ночью, когда все спали, кроме ночного сторожа. — Она говорила без особых эмоций, ее переживания и горечь покрылись пеленой времени.

— Он все рассчитал, но забыл про тебя.

— Нет, его подвела случайность. Мне не спалось, и я пошла поохотиться на спаргеноксов.

Эван удивленно вскинул брови. Марта объяснила:

— Это слово составлено из двух латинских слов, «spargere» — искра, и

«nox» — ночь. Получается спаргенокс, что означает ночная искра.

— Это то, что я называл танцующим самоцветом.

Она кивнула.

— Я пошла охотиться, никому не сказав об этом. Ия Эрландер не одобрила бы такую экскурсию, тем более ночью и в одиночку. Она тоже убита, бедная Мама Ген. Мы все любили ее.

Эван тихо ждал, пока лились ее слезы. Конечно, только из одного глаза.

— Я сама видела, как Гумула убил Эдди Чангэ. Гумула имел доступ ко всему оружию, а у меня была только оборонительная система моего скафандра.

Я не имела шансов уцелеть против него, поэтому пришлось убежать. Я бежала, как сумасшедшая, я знала, что он, не обнаружив меня в лагере, будет искать повсюду. У меня было немного времени, пока он будет шарить по всем строениям и подвалам в поисках меня. Мне удалось уйти от одной беды, но попала в другую, — на меня свалилось огромное дерево.

— Он всех убил? — спросил Эван.

— Всех. Эдди, Маму Ген, Раджаншара — всех моих друзей. Он убил их тщательно и продуманно. Почему убил, ты наверно, сам догадался. Он работал на конкурирующий концерн. Должно быть, очень большой концерн, желающий, как и наша компания, приобрести ресурсы Призмы. Управившись с сотрудниками, Гумула хотел завладеть станцией, передать своим хозяевам собранную нами информацию. Затем он собирался ждать «помощи», значит тебя.

Дождавшись, он убил бы тебя, в расчете, что после этого компания уже больше не будет проявлять интерес к этому месту. Или мог поступить иначе, выдумать историю о неуязвимых и враждебных тварях, от которых не может защититься никакая колония, а он, Гумула, мол, случайно уцелел.

— А я, может быть, поверил бы ему, — сказал Эван.

— Почему бы и нет? Я и сама поверила бы ему, если бы не знала правды.

Поэтому он должен был убить меня как единственного свидетеля, как угрозу его тщательно продуманному плану. Но Призма остановила его. Если бы я знала, что он мертв, вернулась бы назад, и сообщила бы все, — вздохнула она. — Ну черт с ним. Все обошлось.

— Тебя отремонтировали члены Ассоциации, когда на тебя упал кондарит?

— Я чуть не умерла от шока. Придя в сознание, я была уже далеко от того места. Они принесли меня за свою стену и приступили к работе. Они вернули мне жизнь. Они также сохранили маяк. Упавший кондарит не задел его. Они изучали и обсуждали батареи.

— Мои друзья тоже приобрели полезный опыт, — Эван показал на своих кремниевых спутников.

— Мы теперь можем вернуться на станцию. Мне это будет нелегко.

— Я помогу. Нам трудно будет послать сообщение. Я осмотрел станцию перед тем, как идти на поиски твоего маяка. Местные уборщики мусора там хорошо поработали.

— Представляю себе. Местные существа потребляют редкоземельные металлы и прочие химические соединения, едят их как конфеты. — Она села на лежащее желтое дерево. Эван залюбовался ее плавными движениями. Ее мастерски отремонтировали.

— Не знаю, как об этом спросить, — сказал Эван, — поэтому спрошу просто — как ты себя чувствуешь в таком виде?

Она засмеялась.

— Лучше некуда. Я не задумываюсь об этом. У меня ничего не болит, если тебя это интересует. Главное — я жива. Я теперь даже меньше подвержена боли, мой врач сделал мало нервных окончаний всюду, кроме кончиков пальцев. Еще мне немного трудно говорить, иногда вместо звука "с" получается свист. Но они внесли некоторые усовершенствования. Мой правый глаз видит то, о чем никогда не мечтал левый. Во мне есть хранилище энергии, поэтому я могу долго не есть. И, наконец, у меня есть эта игрушка, благодаря внимательному изучению устройства баррина. — Она подняла правую руку и, слегка сдвинув пальцы, направила лучик света на ногу. Синяя кожа отразила красный цвет. Она посмотрела ему в глаза. -

Итак, ты теперь сам можешь судить, каково мне в моем новом обличье. А как у тебя с этим обстоит дело?

Эван облизнулся.

— Синий цвет идет тебе.

Она засмеялась. Эван лишь теперь обратил внимание на слегка светившиеся обертона, совсем, впрочем, не портившие ее красивый смех.

— Дипломат. Ты мне нравишься, Эван Орджелл.

— Зови меня просто Эван.

— А меня зови просто Мартой. Хотя ты уже не вполне человек. — Она бросила взгляд на его прозрачное тело. — Немного не хватает мяса, но его заменитель, как видно не менее крепок. Только не понятно, тебя теперь надо мыть или полировать? — Они вместе захохотали. — Призма переделала нас по своему образу и подобию. Мы оба теперь другие. — Она стала серьезной. -

Знаешь, в этом мире можно открыть множество удивительных вещей, если люди, пришедшие сюда, будут смотреть на него открытыми глазами, без предубеждения. Мы с тобой стали другими по воле случая, по необходимости, но ведь могут найтись и добровольцы, желающие поэкспериментировать на себе. Представь себе, как смогут помочь изувеченным людям врачи

Ассоциации, если они получат наши знания по медицине. Они и без этого творят чудеса.

Марта кивнула в сторону холма.

— Даже Интегратор, возможно, вылечится от своего безумия.

Эван, глядя на нее, думал о том, как он смог бы справиться с такими обширными изменениями, какие вытерпела она.

— Ты так красива, когда философствуешь!

Она усмехнулась.

— Ты не просто дипломат. Ты слишком долго не видел женщин.

— Здесь всюду преобладает синий цвет. Почему это? — перевел разговор на другую тему Эван.

— В здешнем кремнии много меди. Наши предварительные исследования показали это. Если бы было больше хрома, здесь были бы красные деревья.

Очаровательно.

— Чепуха все это. Синий цвет — самый красивый, потому врачи и придали тебе этот цвет.

Это утверждение вызвало спор между синим Эже и черными воинами, явно не согласными с такой оценкой синего цвета. Постепенно в спор включились все, кроме библиотеки, безразличного к таким глупостям.

— Скажи, — тихо сказала Марта, когда спор немного утих, — ты похоронил кого-нибудь на станции?

— Нет, я был слишком занят, надо было выяснить, остался ли кто-нибудь в живых. Мы можем похоронить их, когда придем туда, если их останки сохранились.

— Я много думала о моем положении здесь, у меня было для этого время.

Когда мы свяжемся с компанией и объясним, что произошло, они захотят расширить станцию, пришлют новых людей. Им надо будет объяснить многое, предостеречь от ошибок. По понятным причинам мне нелегко будет вернуться к прежней жизни в Самстэде или еще где-то. Я бы хотела остаться здесь, если компания мне позволит.

— Мне кажется, ты ошибаешься в том, что не сможешь вернуться домой.

Именно там, в Самстэде тебе будет лучше. Ты будешь носить костюм, а правую половину лица можно будет закамуфлировать.

— Рано или поздно все узнают о моей внешности. Все будут пялиться на уродку.

— Тебя можно полностью закамуфлировать, ты будешь выглядеть как все.

И я собираюсь поступить так же. — Он похлопал себя по желудку.

— Может быть, я буду выглядеть, но не буду такой как все, Эван. С этим ничего не поделаешь. А все средства массовой информации будут охотиться за мной. Я не справлюсь с этим. Я застенчивая, Эван. Поэтому и выбрала такую профессию, как у меня сейчас. Я сторонюсь больших кампаний, мне лучше работать в лаборатории с двумя людьми, чем в офисе с сотнями.

Нет, я приняла решение неделю назад в лесу, я остаюсь здесь. Надеюсь, компания согласится. Кто еще сможет так легко работать в этом диком мире без специального скафандра? Я привыкла к этому месту больше, чем кто-либо другой.

Эван заметил, что она неуверенно произнесла слово «кто-либо другой».

— Я уже не такая женщина, как остальные. Да и раньше была не такой, как все. Призма окончательно провела границу между мной и другими. — Они оба долго молчали. Наконец она улыбнулась. — Как домоседка я не особенно заботилась о своей одежде. Я не думаю много об украшениях, а теперь могу забыть их дома навсегда, мои украшения всегда при мне.

— Почему после того, как твои друзья вооружили тебя, ты не искала

Гумулу?

— По двум причинам. Я не была уверена, что застану его врасплох, если он находится за защитным периметром станции. И я не знала, как найти дорогу к станции без моего скафандра.

— Разве ты не могла ориентироваться по солнцу?

— Я не умею ориентироваться по солнцу. Кто же думает об этом, если скафандр делает все, в том числе показывает дорогу домой, если человек заблудился. В костюме невозможно заблудиться.

Эван согласился, вспомнив свое полное доверие к МВМ. Может быть, были времена, когда некоторые просвещенные жители Самстэда могли некоторое время находиться без скафандра. Стоит ли чересчур надеяться на технологию в нашей жизни? Эта мысль заслуживала внимания.

— Вы говорите о возвращении к вашей Ассоциативе, — раздался голос.

— Это мой друг Эже, — пояснил Эван.

— Лазурная Высокого Разума Поверхность С Пироксиновыми Древовидными

Включениями — если не возражаете. Но поскольку вы, люди, испытываете необъяснимую неприязнь к полным именам, можете называть меня тем словом, которое использовал мой товарищ.

— Очень рада познакомиться с вами, разведчик.

Эван выглядел немного озабоченным. — Знаешь, из их имен я способен выговорить только имя Эже. — Он посмотрел на друзей. — Библиотека, как зовут тебя?

— Называй меня «библиотекой», в противном случае тебе пришлось бы до вечера выслушивать мое полное имя. Когда мы передаем информацию между собой, то делаем это намного быстрее, чем вы можете себе вообразить.

— Если ты хочешь вернуться в свой лагерь, мы можем сделать это в любое время, — сообщил Эже Эвану.

— Как? Я без своего скафандра могу только ориентироваться по солнцу, и мы должны идти не спеша, чтобы не сбиться с пути. Чтобы дойти до станции, нам придется поплутать.

Эже издал отвратительный звук.

— Вам, возможно, да. Я функционирую иначе. Как вы думаете, почему меня называют разведчиком?

Эван улыбнулся.

— Ты помнишь все пути, по которым ходил?

— Разумеется, это моя работа.

— Если не возражаешь, мы пойдем с тобой, — сказал библиотека. — Мне еще многое надо изучить в людях.

— То же самое говорили мне мои врачи, — вставила Марта, — но начинали блуждать.

— Конечно, мы будем рады, если вы присоединитесь к нам, — сказал

Эван. И снова обратился к Эже. — Ты хочешь найти путь от моего скафандра до станции?

— Ты до сих пор не знаешь всех способностей разведчика. Я покажу тебе путь, по которому надо идти.

— Замечательно. Пошли.

Глава 14

Во время долгого путешествия обратно в Ассоциативу было предостаточно времени для разговора, а симшиты и органоиды смогли сообщить друг другу много информации. Их возвращение было воспринято довольно спокойно и без особого шума, так как члены Ассоциативы были довольно сдержанны. Но присутствие Марты вызвало столько замечаний и комментариев, сколько только позволяла работа Ассоциативы.

Прощания последовали сразу же за приветствиями, и они отправились на поиски заброшенного МВМ Эвана, правда теперь количество путешественников увеличилось за счет прибавления еще нескольких воинов. У защищенного таким образом Эвана было время смотреть по сторонам и восхищаться удивительными окрестностями, которые совсем недавно так его пугали.

Марта постоянно показывала на какие-то маленькие удивительные силикатные диковинки, на которые Эван наверняка не обратил бы внимания, если бы не она. Временами он не вникал в смысл того, о чем она говорила, даже после долгих и подробных объяснений. Это беспокоило ее больше, чем его, потому что она боялась, что это отражало то, что в ней было потеряно что-то, свойственное человеку. Через несколько дней она не смогла себя пересилить и поделилась с ним своим внутренним беспокойством: что врачи, которые спасли ее жизнь и вынуждены были внести изменения в некоторые части ее разума для того, чтобы сделать возможным ее выживание, и они скрыли от нее то, что они сделали, чтобы избавить ее от еще большей травмы в будущем.

Он ее уверял еще (но не уверял, однако, себя), что ее усилившееся восприятие окружающего мира было единственно результатом изменений, которым были подвергнуты ее уши и глаза, и что реально она была таким же человеком и так же воспринимала окружавшее ее, как и он сам. Это вызвало у них обоих смех, и она больше никогда не упоминала о своих тревогах. Но он знал, что беспокойство все еще не покидало ее, и, возможно, никогда не покинет.

Эже выполнил все свои обещания и привел их прямо к МВМ, полая внутренняя сторона которого стала домом для полдюжины интересных местных жизненных форм. За исключением одной только вещи, все там выглядело так, как и тогда, когда Эван отправился оттуда на поиски Марты. Но это исключение было очень заметным и значительным.

В одном конце необработанной посадочной площадки находился светящийся летающий аппарат с двумя крыльями.

— Будь я проклят, — возбужденно проговорил Эван. — Они, должно быть до того устали волноваться обо мне, что изменили план и вернули спасательный корабль! — Он сделал один шаг вперед, и сразу же его удержала кристаллическая рука.

— Может быть, — Марта во все глаза смотрела на корабль. — Не забывай, люди Гумулы, вероятно, тоже ждали от него известий все это время.

Эван колебался.

— Конечно, они бы не стали идти на такой риск и садиться здесь, пока не получили ясную и точную информацию от их агента?

— Это было бы благоразумно с их стороны, но люди, которые одобряют хладнокровных убийц ради денег, не всегда поступают благоразумно.

— Мы должны это выяснить. Мы должны войти внутрь и выяснить. — Он смотрел с тревогой и тоской на место, где находился корабль, похожий на гигантское насекомое. Оно как будто сидело на корточках на расчищенной узкой полоске. Каково бы ни было его происхождение, корабль представлял цивилизацию, которую он и не надеялся увидеть когда-либо еще раз. Он не смог преодолеть соблазна, который внушил ему корабль.

— Если это от компании и они не найдут меня здесь, — взволнованно сказал он, — они могут все бросить и улететь. Обязательно.

Марта стояла, колеблясь, разрываемая между разумом и неразумными эмоциями.

— Это возможно. Я согласна, мы должны проверить, но, кроме этого, мы должны проявлять осмотрительность.

— Хорошо. Ты оставайся здесь, а я войду туда один, без тебя, — он слегка шлепнул себя по голове и широко улыбнулся. — Спасибо моим друзьям.

Я смогу сказать тебе, как у нас обстоят дела, как только сам узнаю.

— Если это наши друзья, а не друзья Гумулы. Нет, я не оставлю тебя одного, даже если бы это и было правильно. Здесь лежат мои умершие друзья.

Если это корабль компании, они помогут нам похоронить их. Если нет… если нет, я бы хотела разобраться с кем-бы то ни было лично. Мы пойдем оба.

— Мы понимаем, — важно ответил библиотека. — Вы еще раньше все это объяснили нам, и мы понимаем. Мы будем ждать здесь и приготовимся сделать все, что будет необходимо.

— Я уверен, мы пробудем там всего лишь пару минут. Затем вы можете войти.

Со стороны корабля все еще не было видно никаких признаков жизни.

— Да, возможно, Эван прав. Я провела так много дней, волнуясь, что я позабыла, что это значит — жить, подозрительно относясь ко всему, что движется.

Они вместе направились по направлению к станции. Под ногами у них скрипела хрупкая, пузырчатая трава. Они пытались наблюдать одновременно и за станцией, и за летательным аппаратом.

Они были уже на полпути к станции, когда на лице Эвана появилась широкая улыбка. Он указал на нос корабля.

— Видишь? Все ясно. Теперь ты можешь расслабиться.

Было вполне очевидно, что на носу находился экипаж компании. Марта тоже попыталась улыбнуться. Но ее улыбка была менее естественной.

— Я все еще удивляюсь, что они пришли искать тебя, не получив от тебя ни одного сообщения и не будучи уверенными в том, чего следует ожидать.

Ты, должно быть, довольно важный член корпоративной структуры.

— Да, это верно, — жизнерадостно ответил он. Очевидно, кто-то не решается пойти на риск и устроить анонимную проверку моего положения.

Одним из первоначальных предположений компании был полный крах всех коммуникаций станции. Возможно, они пришли к выводу, что происшедшее здесь впоследствии тоже оказало влияние на мою способность вступать в контакт.

Это, конечно, не имеет ничего общего с действительностью но, может быть, объяснит этот названный визит.

Он чуть не испустил радостный крик, когда первая фигура в защитном костюме появилась между зданиями. Женщина, казалось, не замечала их и производила детальный и всесторонний осмотр нефункционирующего защитного слоя станции, не столько пытаясь отремонтировать его, сколько пытаясь найти причину, которая вызвала поломку. Она стояла на коленях, опираясь в землю руками, внимательно исследуя переключательный пилон, и была так охвачена своим занятием, что не заметила, как они приблизились к ней.

— Привет, — сказал Эван.

Она никак не отреагировала на его слова, и ему пришло в голову, что ее аппарат внешнего звукового восприятия, возможно, был отключен. Костюм, в который она была одета, был почти так же массивен и сложно устроен, как его пропавший МВМ. Ее рабочие инструменты были сложены в портупею, закрепленную вокруг пояса, и свешивались вниз.

Наконец она оторвалась от своего занятия, и ее глаза расширились при виде двух пришельцев. Эван мог только посочувствовать ее реакции.

Он помахал рукой.

— Привет!

Явственный щелчок последовал за тихим и глухим звуком, похожим на жужжание. Она включила свой аппарат внешней слышимости.

— Какого черта вы здесь делаете? — она взглянула на Эвана и его спутницу. — И что это, черт побери, такое?

— Я Эван Орджелл. Старший научный сотрудник компании, ничего особенного. Специалист по аварийным случаям, который был высажен здесь, чтобы выяснить, что здесь случилось. Тебе об этом должно быть известно.

— О… да, все правильно. Я просто забыла. — Она повела рукой в сторону его прозрачного туловища. — Я просто не ожидала встретить вас здесь, в этом месте. Не говоря уже о том, как странно вы выглядите.

— Выглядеть можно по-разному, — спокойно добавила Марта.

Женщина подошла поближе и оглядела спутницу Эвана с ног до головы.

— Кто она? Какой-то местный гибрид?

— Что-то вроде этого, — торопливо проговорил Эван ей в ответ. — Это

Мартина Офемерт, единственный и последний член первоначального состава станции, которой удалось спастись. Она знает, что здесь произошло и знает причину этого. В любом случае нам надо поговорить с руководителем.

— Конечно, конечно. Скажите мне, что же здесь случилось?

— Немного больше, чем обыкновенный промышленный шпионаж, — ответила

Марта. — Какой-то конкурирующий концерн сумел внедрить своего агента в штат станции. Он подождал, пока подойдет время и убил всех за исключением меня. Вот и все, что здесь произошло.

Женщина задумчиво покачала головой. Она хорошо поняла суть вопроса, подумал Эван.

— Да, я видела, что-то вроде этого здесь и стряслось. Мы как раз убирали здесь тела. Я свяжусь с нашими и скажу им, что вы пришли.

Последовала тишина, пока она устанавливала связь по коммуникационной системе, которая была вмонтирована в ее костюм. В конце концов она подняла глаза и направила свое внимание на Эвана. Он заметил что получеловеческий, полусиликатный взгляд Марты нервировал другую женщину. Ну, это было можно понять.

— Что же случилось со шпионом?

— Он начал преследовать меня, — сказала Марта, не обращая внимания на пристальный взгляд женщины. — Но Призма убила его. В этом мире самоуверенные нахалы не живут долго.

— Мы уже видели, на что способны некоторые из местных жизненных форм,

— неожиданно ответила женщина. — Но мы не ожидали встретить ничего подобного тому, что обнаружили.

— Никто не ожидал, — просто сказал Эван. — Не было никаких оснований предполагать, что стандартные операционные процедуры окажутся недостаточными для того, чтобы защитить станцию и ее персонал. Я все еще придерживаюсь мнения, что персонал мог бы благополучно спастись, если бы этот Гумула не вмешался.

— Возможно, здесь ты рассуждаешь правильно. О, простите, меня зовут

Винона. Винона Стрэнд. Следуйте за мной. Я только что говорила с Фрейзи и он велел сейчас же привести вас обоих. Мы сейчас занимаемся старым административным зданием, точнее говоря, тем, что от него осталось. — Она покачала головой. — Мы все еще вычищаем естественные жизненные формы. Они чертовски твердые, и мы пытаемся восстановить внешнюю сторону. Но у нас с трудом получается вернуть электрический ток на линию.

Эван усмехнулся.

— Кто-то, вероятно, съел большую часть прокладки электрического провода. Я уже не говорю о солнечных батареях.

— Съел? Да. — Женщина все продолжала оглядываться назад на Марту.

Каждый раз, когда та обращала внимание на ее взгляд, она отворачивала лицо. Марта не высказывала по этому поводу никаких замечаний.

— У местных силикатных и органо-силикатных биологических разновидностей ненасытный аппетит на редкоземельные компоненты. Они выработали новые способы извлечения таких элементов из земли и более сложных соединений.

— Я вижу, — пробормотала Винона. — Я уверена, вы оба узнали очень много нового с тех пор, как находитесь здесь. Наши люди собираются хорошенько вас расспросить. Ваши доклады будут очень ценными для нас.

— Бесценными, — поправил ее Эван. — Что за человек этот Фрейзи? Мне не знакомо это имя.

— Неудивительно. Строго внешнемировые операции.

В этот момент они уже находились среди зданий и начали встречать членов экипажа корабля. Ожидаемые выражения удивления и неверия встречались им на пути. Эван мог болтать с Мартой про себя при помощи ассоциативных радиопередатчиков.

— Ну, и как ты чувствуешь себя, снова очутившись в лагере?

Глаза Мартин пристально разглядывали окружающее пространство, строения, возведенные с ее помощью Большая часть их была покрыта зарослями растений Призмы.

— Здесь все знакомое и в то же время чужое мне. Прошло довольно много времени. Ничто не выглядит абсолютно так же, как выглядело, когда я была здесь в последний раз.

— Это благодаря врачам, которые так переделали твое зрение. Мне тоже кажется, что здесь все изменилось, но я, в отличие от тебя, был здесь только недавно.

Она покорно вздохнула.

— Я ожидала почувствовать, что я вернулась. Я этого не чувствую. Я предполагаю, что отчасти это заслуга моих докторов.

— Это несправедливо. Ты можешь чувствовать себя отчужденным от дома, когда вдали от него, а не тогда, когда туда возвращаешься.

— Возможно, это никак не связано с моим собственным восприятием. -

Голубоватый блик света танцевал на ее плече. — Может быть, я почувствую себя по-другому, когда мы войдем внутрь.

Здание администрации действительно выглядело лучше. Спасательные команды уже вычистили оттуда местных непрошенных гостей. Мешки с продовольствием были сложены около одной стены, и упакованное оборудование лежало рядом. Но ничто на указывало на то, что новые пришельцы планировали обосноваться здесь надолго. В этом был смысл… это была спасательно-розыскная команда, а не новая группа переселенцев. С перестраиванием пришлось бы подождать до прибытия другой экспедиции, которая была бы больше размером и лучше оснащена.

Одна из комнат была уже совершенно очищена. Один человек сидел за рабочим столом изогнутой формы, пока какие-то мужчины и женщина стояли за столом и пристально разглядывали компьютер, стоящий неподалеку, и спорили по поводу его регулировки. Так как внутри здания они были в безопасности, на них были надеты стандартные рабочие костюмы вместо громоздких и неудобных в носке защитных комплектов. Их инструменты свободно свисали из их карманов и крепительных ремней на поясе.

Винона провела их вперед и откинула свой капюшон. Эван уже начинал привыкать к ее взглядам. Их проводник обратился к человеку, сидевшему за рабочим столом.

— Эван Орджелл и Мартина Офемерт, мистер Фрейзи. Она член первоначального персонала станции; он был прислан сюда потом, чтобы выяснить стояние станции на сегодняшний день.

— Хорошо. — Фрейзи по очереди внимательно осмотрел их и его взгляд остановился на Мартине. — А этот человек, Гумула?

Она повторила свою историю еще раз. Он слушал ее спокойно, внимательно, пока она не закончила, наконец, свое повествование.

— Я не собираюсь сейчас расспрашивать вас о том, как с вами расправились. Для этот у нас будет много времени потом. Сейчас достаточно того, что вы — существо самой необыкновенной внешности из всех, которых мне доводилось видеть.

— Я знаю, что я уникальна, — сухо ответила Мартина. — И уверена, если бы вы узнали детали, то еще больше удивились бы.

— Без всякого сомнения. — Он перевел взгляд на Эвана. — Итак, вы — тот самый человек, который был послан сюда, чтобы выяснить, что здесь происходит. Мы думали, что вас убили вместе со всеми остальными.

— Почти.

Высокая женщина, стоящая рядом, заговорила. Ее голос был требовательный, резкий и неприятный, не похожий на голос Фрейзи.

— Что случилось с вашей одеждой?

— Мартину задело падающее дерево. Мой скафандр был… ну, вы уже видели, на что способны нынешние жизненные формы, когда дело касается чужаков.

Фрейзи кивнул.

— Мы и минуты не прожили еще в состоянии мира с тех пор, как здесь приземлились. Мне пришлось приставить круглосуточную охрану ко всему: зданиям, продовольствию, приборам. Здесь есть какое-то подземное медленно передвигающееся животное, которое продолжает попытки съесть распорки, на которых стоит наш корабль. — Он покачал головой. — Что за мир!

— Вы не имеете представления о нем, — сказала ему Марта.

— Чертовщина, — лязгающим голосом проговорила высокая женщина, — но здесь все может случиться.

— Больше, чем вы можете себе представить, — заверил ее Эван.

— Да, я уверен, что лаборанты компании будут корпеть над вашей информацией несколько месяцев, пытаясь принять решение, какое развитие одобрить в первую очередь.

Фрейзи быстро поднял глаза на Марту.

— Я уверен, что вы сможете указать им на наиболее выгодные направления в работе.

Она внимательно посмотрела на него.

— Я могла бы. Если вы сможете сначала объяснить мне кое-что.

Улыбаясь, Фрейзи подался вперед.

— Все, что угодно, мисс Офемерт.

— Когда вы разговаривали с Эваном минуту назад, то произнесли любопытную фразу: «Мы думали, что вы были убиты вместе со всеми остальными». Эти слова предполагают то, что вы знали, что все были убиты до того, как вы приземлились. Почему же вы думали, что все здесь были мертвы? Ведь было вполне возможно, что станция потерпела не более чем аварию коммуникаций.

Фрейзи пожал плечами.

— Вполне естественное предположение после такого долгого периода времени, когда от вас не поступало никаких сигналов.

— Правда? Я бы подумала, что более естественно было бы предположить поломку средств связи, а не то, что здесь никого уже не осталось, чтобы использовать их.

Последовала неудобная и напряженная тишина. Эван переводил глаза с

Марты на Фрейзи, а мысли вихрем вертелись в его голове. Эта его улыбка… не была ли она чуть-чуть наигранной?

— Кто был вашим связным в проекте Призма? — резко спросила его Марта.

— Кто одобрил ваше путешествие сюда?

— Хоултон. Габриэль Хоултон.

— Кто информировал вас о моем приезде? — тихим голосом спросил Эван.

— Кто приказал вам искать меня до того, как вы получили от меня известия?

Фрейзи бросил быстрый взгляд на него.

— Самнер.

Эван медленно покачал головой.

— Не очень хорошо, Фрейзи. Самнер — второстепенный служащий, и к тому же занимающийся связями с общественностью. Вам, может быть, известно лишь его имя… — Когда Фрейзи продолжал сохранять молчание, Эван продолжил. -

Дело в том, что вряд ли кто-нибудь из вас мог знать о моей поездке сюда.

Это сохранялось в максимальном секрете ото всех. Только некоторые люди из высших инстанций знали о том, что я направляюсь сюда.

— Она спрашивала о Гумуле. — Мартин резко указала пальцем в сторону

Виноны. — Вы спрашивали о Гумуле.

— Я не знаю, о чем вы говорите, Офемерт.

— Боюсь, что это именно так. Пойдем, Эван. Нам надо поговорить. — Она повернулась к двери.

Винона встала между ними и двумя людьми, которые теперь охраняли вход. Все они держали в руках спицы.

— Мне жаль.

По ее голосу не чувствовалось, что ей жаль, подумал Эван. Он повернулся к Фрейзи.

— Естественно, — наигранно вздохнул тот — Как, к несчастью, заметила твоя подружка-получеловек, мы предположили, что все вы были мертвы, когда прилетели сюда, но когда мы не получили никаких известий от Гумулы, то стали волноваться. Мы представляли, чего можно ожидать от этой планеты, но не могли утверждать наверняка. Но как бы то ни было, наш корабль «Судария» ждет нашего возвращения на расстоянии в несколько планетарных диаметров отсюда.

— Мне известно это название, — голос Эвана звучал зловеще. Концерн, которому принадлежала «Судария» и другие такие же суда, не был прославлен своей благотворительностью и добротой. Ему была отвратительна вся эта ситуация. Больше всего ему был отвратителен он сам, потому что был так легко обманут таким простым трюком. Он оказался слишком увлеченным мыслью о предстоящей спасательной работе, чтобы продумать все как следует.

— Я так и думал, Орджелл. — Он перевел свое внимание обратно на

Марту. — Я знаю, что он Эван Орджелл. Ты уверяешь, что ты — Мартина

Офемерт. Я знаю, кто это был. Я не уверен, что ты — это она. Ты выглядишь более похожей на местную жизненную форму, чем на ученого-исследователя.

Насколько мне известно, ты — это умная подделка, сумевшая обмануть

Орджелла. Тебя легче принять за оригинальную чужеземную конструкцию вместо отремонтированного человеческого существа. Откровенно говоря, ты меня очень нервируешь, и я уже подумываю о том, не застрелить ли тебя прямо на месте.

— Я рада слышать, что нервирую тебя, — с опасной нотой в голосе сказала Марта, ни на йоту не заботясь о собственном спасении.

— Она — человек, — торопливо сказал Эван. — Я могу поручиться за это.

— Я и хочу признать это. Но не потому, что ты ручаешься за это

Орджелл, а потому, что она отремонтирована как человек; Стыдно за Арама, — пробормотал он высокой женщине. — Он был хорошим парнем.

— Он был лжец и убийца, — ровно сказала Марта.

— Звучит довольно по-человечески. — Фрейзи щелкнул пальцами, пристально глядя в ее сторону. — Это хорошо. Информация, которую тебе, без сомнения, удалось получить во время твоего продолжительного пребывания в этих кристаллических жилах, будет неоценимой. Она сэкономит нам кучу усилий и времени.

— Если вы думаете, что можете завладеть этой станцией и с помощью силы… — начал Эван.

Фрейзи прервал его речь громким смехом.

— С помощью силы? Почему же мы должны использовать силу, Орджелл?

Твоя компания давно славится своим консерватизмом. Сначала они потеряли контакт с персоналом станции, затем они перестанут получать известия от

«специалиста», которого они послали сюда, чтобы выяснить, что здесь случилось. Я не думаю, что они будут проверять в третий раз. Нет, если ваш совет директоров оправдывает наши ожидания, они просто поставят вопрос на голосование и решат не бросать хороших денег на плохие и бесполезные дела.

Они свернут этот проект и забудут об нем по крайней мере года на два. За это время мы уже хорошо обоснуемся здесь.

— Шел бы ты… — произнесла Мартин.

Высокая женщина в это время что-то курила. Запах дыма был похож на запах старых роз. Он щекотал ноздри Эвана.

— Вы будете с нами сотрудничать — во всяком случае то, что от вас осталось. У нас есть и собственные специалисты, вы знаете. Легче извлечь информацию из человека, чем из планеты. Я думаю, что в вас еще осталась достаточная доля человеческого. — Она повернулась и посмотрела сквозь

Эвана. — Я знаю, что большая часть тебя — человеческая.

— Нет такого средства, с помощью которого ты или кто-нибудь другой могли бы заставить меня сообщить хотя бы самую незначительную информацию о

Призме, — сказала Марта.

— Хорошо, может быть, ты права, и я ошибаюсь. В этом случае, я не сомневаюсь, мы сможем получить много сведений, если разлучим вас и допросим по отдельности.

— Ты кое-что забываешь, — вмешался в разговор Эван. — Нет никакой разницы в том, что вы можете сделать с нами. Вы не можете построить ничего более сложного, чем исследовательская станция в этом мире, потому что

Призма классифицируется как Класс А.

На этот раз впервые заговорил мужчина, державшийся на заднем плане:

— Что это значит? — Он взволнованно поглядел в сторону Фрейзи. — Это неправда. В картотеке станции нет никакой информации о разумных естественных жизненных формах.

— Там есть кое-что другое. — Эван с удовольствием наблюдал за их замешательством. — Очевидно, вы не обратили внимания, достаточного внимания на историю Мартины. Она и я были вылечены существами, которые действовали, руководствуясь разумом, а не инстинктами. Они разумны, разумны достаточно для того, чтобы квалифицироваться как жители Класса А.

Вы знаете, что это значит. Миры Класса А запрещены для экспансии.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. — В голосе Фрейзи чувствовалось некоторое смущение. — С тех пор, как мы находимся здесь, мы не встретили ничего, кроме того, чего и ожидали: примитивных местных жизненных, форм.

Хороший прием, Орджелл, но он не прошел.

— Вам нужны доказательства? Кто же, по вашему мнению, сделал нам эти операции? Деревья?

— Может быть. Я не удивляюсь ничему, что касается этого мира.

— Если здесь и есть какие-нибудь разумные жизненные формы, им придется держаться от нас подальше, — прибавила высокая женщина. — Мы вложили много средств в это дело. Слишком много, чтобы нас могла остановить ваша сказка. Полагаем, вы сделали операции друг другу, или вам их сделали хирурги до того, как Гумула добрался до них. Если это тот случай, я посмотрю в картотеке, когда у нас будет время пройтись по ней. Я намного охотнее поверю этой версии, чем той, что вас вылечили какие-то местные жизненные формы.

— Вы не сможете навсегда скрыть существование своего нового мира.

Когда правительству станет известно о том, что вы здесь делаете, наступит конец для всего вашего совета директоров.

— Может быть, но, возможно, это будет лишь спустя сто лет, — ответил

Фрейзи. — Наши люди смогут тогда с этим справиться. У нас не будет причин для волнений. Мы к этому времени уже найдем нашу удачу, успеем ею насладиться и отправимся на вечный отдых.

— Здесь что-то странное. — Напарник высокой женщины уже повернулся лицом к компьютеру и пристальным взглядом смотрел на экран. — Но о них пока все еще нет ничего.

— Будет, вот увидишь, — уверенно сказала женщина. — Они пытаются получить немного независимости с помощью истории, которая слишком невероятна, чтобы ее проверять.

— Что же мы будем делать с ними до этого времени? — спросил ее напарник.

— Фрейзи искоса оглядел Эвана и обратился к Виноне.

Посади этих двоих в наблюдательную башню. Они не смогут причинить никаких неприятностей, находясь там. Завтра мы доставим их на «Сударию».

Ноудвей и его люди могут начать работать с ними, а мы сможем заняться своим делом здесь. — Он оглянулся назад на своих пленников. — Я бы вам посоветовал не пытаться ничего предпринимать. Мои люди очень квалифицированны. Вы сможете сослужить нам гораздо более ценную службу, будучи живыми, чем быть мертвыми. За вами будет установлено тщательное наблюдение. — На его лице снова появилась улыбка, та, которой он встретил их. — И поверьте мне, что здесь ничего личного. Это чисто деловые проблемы.

— Да, — высокая женщина подошла поближе. — Мы всего-навсего выполняем свои обязанности, точно так же, как и вы выполняете свои. Я уверена, наши люди сделают вам очень привлекательное предложение, чтобы обеспечить ваше сотрудничество. Сейчас ведь абсолютно неважно, на кого работать, не правда ли?

Марта плюнула ей в лицо и сказала сквозь зубы:

— Нет. Но очень важно с кем мне придется работать.

Женщина медленно вытерла плевок со щеки.

— Может быть, мне повезет. Может быть, вы будете продолжать отказываться сотрудничать. Подождите, когда вы увидите Ноудвея… Гумула был сущий ребенок по сравнению с ним.

Винона сделала шаг вперед и начала подгонять их к выходу из комнаты.

Марта бросила через плечо:

— Я не потерплю никакого плохого обращения с местными жизненными формами.

— Местными жизненными формами? — Фрейзи, казалось, развеселили эти слова. Он огляделся вокруг себя. — Ты действительно все еще намерена продолжать рассказывать эту нелепицу, не правда ли? — Он поднял глаза на женщину. — Ты видела какие-нибудь местные жизненные формы?

— Нет, мадам, — заверила та Марту. — Мы не видели ничего, кроме богомерзкой ерунды, которая пытается обвернуться вокруг ног, и маленьких существ с твердым панцирным покрытием, которые все время пытаются найти дырку в скафандре и ползают по телу. Но никаких «местных жизненных форм».

— Тогда здесь не с кем плохо обращаться, не правда ли? Кроме вас, если вы будете продолжать упорствовать и не станете покладистее. — Фрейзи, обернулся к Виноне. — Проследи за тем, чтобы они получили все, что захотят: любую пищу и напитки. — Он снова глянул на Эвана. — Возможно, вы будете удивлены, начав получать регулярную пищу каждый день после стольких дней, проведенных в дикости. Может быть, вы станете более сговорчивыми на сытый желудок.

Их провели через помещение станции и заставили взбираться на вершину наблюдательной башни, потому что лифты все еще не работали по причине отсутствия энергии. Платформа была пустынна, инструменты были герметически упакованы в целях защиты от пыли и жизненных форм, рожденных ветром.

Теперешние обитатели станции абсолютно не интересовались научными исследованиями.

Ремни безопасности были использованы для того, чтобы связать запястья и лодыжки пленников. Эван и Мартин усадили, прислонив их к стене. Пленники не выглядели чересчур ужасающими. Без сомнения, не было смысла тратить впустую время на то, чтобы стоять и наблюдать за двумя такими беззащитными незваными гостями. И потому охранники решили между собой бросить жребий, кто останется на дежурстве, а кто уйдет.

Винона и один из мужчин удалились, оставив своего невезучего товарища жаловаться на свое дурное счастье. Бросив мимолетный взгляд на своих неподвижных пленников, он сосредоточил все внимание на разглядывании блестящего, завораживающего чужеземного пейзажа. Он не знал, да и не мог знать, что его пленники, которые, казалось, молчали, вели между собой непрекращающийся разговор.

Эван незаметно кивнул вниз в сторону тоненького ремешка, который связывал его лодыжки.

— Самогерметизирующиеся углеродосодержащие наручники. То же, что и на твоих запястьях.

— Я бы могла перерезать их в одну секунду, но мне надо вытянуть руку, чтобы хорошенько выровнять оптические линзы.

— Это напоминает другое: почему ты не пристрелила парочку этих типов, когда у тебя была возможность для этого?

— Вокруг слишком много вооруженных людей. Я решила подождать до лучшей возможности.

— Я думаю, она нам представится. — Он попытался взглянуть поверх низкой внутренней стены, чтобы увидеть лес, простирающийся за ней. — Я надеюсь, мы сможем попросить наших друзей предоставить нам ее.

— Я бы не стала втягивать местных в человеческие конфликты.

— Их уже и без того втянули, независимо от того, хотели бы мы этого или нет. Они оказались вовлеченными в этот конфликт, уже когда их мир был обнаружен. Если мы не предпримем что-нибудь для того, чтобы остановить

Фрейзи и других, подобных ему, нашим друзьям будет от этого только хуже.

— Неужели? — Марта заговорила сардоническим тоном: — Или наша компания состоит из чистых альтруистов?

Эвана возмутила эта мысль, но что-то в словах Мартин все же было близко к истине. Кто мог ручаться за то, что их наниматели более справедливо поступят с Эже и его товарищами, чем с Фрейзи? Он мог просто сказать ей, что они смогут обдумать это потом, но это было не в характере

Эвана Орджелла. Он был органически неспособен к тому, чтобы оставить без ответа вызов, брошенный ему.

— Нет они не такие. Если бы это было так, они бы немедленно передали это открытие соответствующему правительственному институту Они вне исключительных прав на развитие по крайней мере на годовой срок, тебе известно это. И они не приказывали никого убивать. Я могу с уверенностью сказать, что я и ты — люди более хорошие, чем Фрейзи и та женщина, которая была с ним в той административной комнате.

Она все еще улыбалась своей слабой улыбкой.

— Ты уверен в этом?

— Абсолютно.

— Если бы я так же была уверена в своих положительных качествах, как и ты!

— Тогда поверь моему слову.

Она отвела взгляд от него и посмотрела на их дремлющего охранника.

— Если бы мы смогли принести сюда переговорное устройство. Я не уверена, что кто-нибудь сможет найти нас в этом радиусе

— После переговорных устройств разведчики имеют самую лучшую слышимость, правда? Помнишь того самого, кто путешествовал со мной, Эже?

Он и я стали, ну, близки. В смысле ощущений. Если кто-нибудь нас и освободит, то это будет он. Мы позовем его вместе. И внимательно наблюдай за левой стороной своего лица. Мы не должны показывать никакого напряжения. — Он слегка кивнул головой в направлении караульного. — Он не обращает на на нас внимания, потому что мы не показываем вида, что делаем что-то не то. Давай продолжать в том же духе.

— Предположим, они нас подберут. Что же они должны делать?

— Я еще об этом не думал. Но ты же знаешь лучше, чем я, как хорошо они умеют чинить то, что сломалось.

— Ты предполагаешь, что они пойдут на риск прийти нам на помощь?

— Я не сомневаюсь в этом ни на минуту. Я член их Ассоциативы. Дружба не различает форм.

— Хорошо. Если мы когда-нибудь отсюда выберемся…

— Готова? На счет три. Раз, два…

Караульный продолжал смотреть в окно на блистающий горизонт. Он думал, когда же Фрейзи прикажет покинуть эта красивое, но такое опасное место и не слышал и не чувствовал крика о помощи, исходящего от его связанных подопечных.

Не было никакого неправильного понимания, не было подыскивания слов.

Их крик был пойман и одновременно расшифрован.

— Что случилось? — спросил Эже. Эван знал голос разведчика так же хорошо, как свой собственный. — С вами все в порядке? Что случилось?

— Люди, которые пришли сюда, вовсе не наши друзья. Они хозяева человека, который убил товарищей Марты и принудил ее спасаться бегством.

Они сделали нас своими пленниками и планируют увезти с собой на своем корабле. Они имеют планы и на вас и на ваш мир, — и он продолжал рассказывать в деталях о возможном порядке эксплуатации и развития, который будет проведен на планете под тяжелой рукой начальников Фрейзи.

Наконец ответил библиотека.

— Ты жил вместе с нами, боролся вместе с нами и помогал нам. Ты член нашей Ассоциативы. Твоя подруга — член Ассоциативы вместе с тобой, и, может быть, даже более, чем ты. У нас не было достаточно времени на то, чтобы исследовать философское значение всех этих недавних развитий, но мы знаем, кто наши друзья. Конечно, мы придем вам на помощь.

— Вам придется быть очень осторожными. Эти люди одеты в защитные костюмы. Они не так хорошо оборудованы, как тот, в котором прилетел я, но более чем достаточны для того, чтобы иметь дело с большинством местных животных.

— Но мы не животные, — ответ Эже был спокоен и уверен.

— Может быть, придется нанести вред некоторым из них, для того, чтобы защитить себя, пока мы будем вас освобождать. — Этого и следовало ожидать от библиотеки — он, как всегда, беспокоился о нравственности — Эван это знал.

Марта имела наготове ответ на такие сомнения.

— Делайте, что вам будет необходимо. Вы говорите, что я член вашего

Ассоциативы по родственным связям. Эти люди — убийцы. Они убивают не для того, чтобы защитить себя или получить пищу, а ради абстрактных целей. Они не будут колебаться и убьют любого из вас, только чтобы узнать, как вы устроены внутри.

Они нечаянно услышали, как библиотека обращался к другим членам

Ассоциативы.

— Все так, как я и предполагал. Эти люди более развиты в области знаний, чем мы, но их система нравственных принципов жалка и неразвита.

Ни Эван, ни Мартин ни слова не сказали, чтобы оспорить это утверждение. Если местные жители хотели пребывать в уверенности, что они нравственно превосходят их друзей-людей, пусть так и думают. Это не приносило вреда.

— Мы придем и освободим вас, — сказал Эже.

— Это будет не так просто. Я знаю, на что вы способны, но вы не имеете представления о том, что может сделать современное оружие. Это типа того, что другие доктора вмонтировали в Марту. Ну, и эти люди носят на себе примерно такие же приспособления. Вы знакомы со способами защиты от него?

— Мы уже имели опыт борьбы с таким оружием, — Эже пытался разуверить своего друга. — Я сам уклонялся от него несколько раз. — Последовало несколько едва слышных замечаний членов Ассоциативы, которые были похожи на электронное хихиканье. Эже не обратил на них внимания.

— Мы поможем вам выйти из положения, в котором вы сейчас находитесь, с минимальной потерей жизней, — с благородством произнес библиотека. -

Оставайтесь там, где сейчас находитесь. Не показывайте и виду, что вы вступили в контакт с нами и что вы информированы о том, что происходит.

— Естественно. Подождите минутку. Вы разве не хотите, чтобы мы посоветовали вам, как начать действовать?

Легкий намек на усмешку.

— Доверяйте нам. У нас есть разум, о котором вы говорили захватившим вас. Мы придем за вами до захода солнца, после того, как мы накопим достаточно сил. До этого нам надо обсудить то, как мы будем действовать между собой.

В конце концов жизнерадостное «Не беспокойтесь!» донеслось от Эже.

Следующим в его голове прозвучал голос Марты.

— Нам следует попробовать немного отдохнуть. Нам надо быть как можно более физически подготовленными к тому моменту, когда твои друзья придут за нами.

— Интересно, а можно ли спать в таком положении. — Он долго вертелся пока, наконец, ему не удалось занять удобное положение, склонившись на одну сторону. — Я в этом сомневаюсь.

Но он ошибся.

Глава 15

Его разбудила смена караула, Марта уже не спала. Эван сонно помигал глазами и увидел, что блестящее красное солнце Призмы уже начинало садиться. Их новая караульная имела что-то общее с большой пикой, которую она держала в кобуре.

— Винона, это ты?

Женщина только слегка улыбнулась ему.

— Привет. Не доставляйте мне неприятностей, и я не причиню вам ничего плохого. Заткнитесь и можете спать снова. Это будет проще для всех нас. -

Она отвернулась от него и стала смотреть в другую сторону.

В его голове прозвучал тихий голос:

— Начинается.

— Что? — Он был так удивлен, что произнес это вслух. Винона оглянулась в его сторону и нахмурилась.

— Повторить?

— Нет, не надо, — робко сказал Эван. — Я просто еще не совсем очнулся от плохого сна.

— Тебе будет лучше привыкнуть к ним. Я слышала, что они все-таки хотят передать вас обоих Ноудвею.

— Возможно, они восстановили защитную поверхность станции, — говорила тем временем Марта тем, кто собирался идти на штурм станции. — Это мощное электрическое поле, которое проходит между подпорками и металлическими сваями. Вам придется найти какой-нибудь способ избежать его. Я уверена, это поле достаточно сильное для того, чтобы лишить вас памяти, если не убить вас совершенно.

— Мы знаем об этой опасности, — сказал им Эже. — Мы уже избежали ее.

— Что? — Эван попробовал взглянуть за ободок ветрозащитного стекла за караульным. Ничто не указывало на то, что что-нибудь было не в порядке в лагере.

Марта была тоже удивлена этим.

— Если заслон защищен электрическим током и вы перешли через него, для этого вам надо было отключить систему сигнализации.

— Мы решили ничего не беспокоить. — Это говорил библиотека. — Поэтому мы послали нескольких наших членов повернуть поток энергии в сторону, пока мы проходили.

— Это невозможно, — решительным голосом сказал Эван.

— Ты забыл о наших друзьях-проводах, мой друг. Они могут переносить и многое другое вещи, кроме воды.

Эван попытался нарисовать в своем воображении приближение его друзей, несколько проводов, соединенных друг с другом, которые, возможно, сформировали аккуратную дугу между двумя подпорками, ответственными за энергозащиту, которые пропускали смертельное напряжение через свои тела, не причиняя себе ни какого вреда, в то время как другие члены Ассоциативы спокойно пробирались в лагерь под этим проходом. Не было никакой опасности вмешательства, так как постоянный электрический ток продолжал идти свободно между подпорками. Никакого вмешательства — это значит никаких громко ревущих сирен внутри отгороженной территории станции. Это было прекрасное решение проблемы.

— Вам придется все же остерегаться оружия, — напомнила им Марта. -

Пика не будет разрушать ваше собственное электрическое поле, но она просто проколет вас насквозь.

Последовала тишина, которая показалась им мучительно долгой. Эвану показалось, что атаке что-то помешало. Не переменила ли библиотека свое решение? Не решили ли они, что их друзья-люди не стоят стольких смертей членов Ассоциативы?

Затем пара воинов перебралась через защитное ограждение, и события начали развиваться очень быстро.

Один прыгнул к Виноне, а другой бросился освобождать пленников.

Острые вращающиеся зубы разрезали ленты, связывающие руки и лодыжки Эвана.

Он услышал стон Виноны. Промелькнувшая в голове мысль о кислоте и других видах местного оружия заставила его содрогнуться, он не пожелал бы такой судьбы даже врагу Как обычно, воображение оказалось слабее, чем реальность. Их охранница лежала на наблюдательной платформе с подогнутыми под себя ногами, ее руки слабо подергивались, рядом с ней стоял второй воин. Освобождая от пут Марту, спаситель Эвана объяснил:

— Никаких кислот. Библиотека запретил, — говорил воин характерными отрывистыми, сжатыми фразами. — Анализировали ваш старый экзоскелет.

Собиратели нашли необходимые ингредиенты, обработчики синтезировали их.

Распылить вещество на ваш тип экзоскелета, и оно убьет его.

— Убьет? — прошептал Эван.

— Убьет подвижность, — поправился воин.

Мартина склонилась над охранницей, которая все еще обнадеживающе стонала. Действительно, темное липкое вещество склеивало теперь скафандр в нужных местах. Там, где вещество уже затвердело, стал твердым и скафандр, и в результате все суставы застыли в неподвижности. Она не могла потянуться за оружием, не могла встать, не могла даже убежать. Ее скафандр превратился в смирительную рубашку. И ни капли крови пролито не было.

Воин протянул руку. Стоны Виноны превратились в вопль, но могучие когти тянулись к ней. Они открыли кобуру и вытащили спицу. Воин исследовал его с профессиональным интересом.

— Выглядит не очень опасным.

— И вы тоже.

— Хм. Собственное тело лучше, чем посторонние приспособления.

Силикатные когти сжались. Металлический кожух оружия смялся, будто фольга.

— Что… что вы со мной сделаете? — заикаясь произнесла Винона. Ее давешняя бравада полностью улетучилась. — Что вы сделали с моим скафандром? Откуда взялись эти чудовища?

— Тихо, — приказал ей Эван. — И не называйте их чудовищами. Они очень чувствительны.

Он протянул руку и выключил ее аккумуляторы, прекратив подачу энергии в устройство связи скафандра.

— Не волнуйтесь о вашем скафандре. Вы слишком долго жили на Самстэде.

Единственный скафандр, который вам необходим, это тот, что вы носите на ваших костях. — Он снова протянул руку и отстегнул ее шлем.

— Пожалуйста, не надо! — простонала она.

Жалкое зрелище, подумал Эван. Он снял собственный шлем, потом выбросил его через край платформы, и в это время до него донеслись крики и проклятия снизу. Там начиналось столпотворение.

Он подошел к Мартине, стоящей у перил. Из зданий выбегали люди.

Некоторые из них были полураздеты. Время от времени раздавался сухой треск иглострела.

Первоначальное смятение постепенно уступало место подобию организованности, по две, три фигуры стали собираться у западного крыла административного здания. Передвигаясь группами, они стреляли на ходу, начиная отступать в направлении челнока.

— Ваши друзья прерывают свой визит, — сообщила Мартина. Глаза охранницы широко раскрылись.

— Нет, пожалуйста, позвольте мне уйти с ними! Не дайте им оставить меня здесь! — Она в ужасе смотрела на воина, стоящего над ней.

— Почему мы должны отпустить вас? — Ответ Мартины прозвучал холодно.

— Вы предали нас и передали в руки Фрейзи. Вы бы не задумываясь убили нас, если бы кто-либо из нас попытался бежать.

— Пожалуйста, я только выполняла задание.

— Черт, Мартина, отпусти ее. Кроме того, если Фрейзи и его люди все еще питают какие-то иллюзии насчет того, что Призма служит домом для населения класса А, она сможет помочь рассеять их.

Мартина подумала, потом обернулась, наклонилась и схватила свою бывшую охранницу хрустальной рукой цвета сапфира.

— Вы видите, что эти люди, — а они действительно люди, — обладают высшим разумом. Мы говорили об этом Фрейзи, а он не захотел нам поверить.

Напомните ему об этом. — Женщина лихорадочно закивала головой. — Этот мир не подлежит коммерческой эксплуатации.

— Несомненно. — В ее голосе звучала горечь. — Но и ваша компания должна будет отказаться от своих инвестиций и уйти, правда?

— Правда, — ответил ей Эван, удивленный собственными словами. — Мы собираемся довести это до сведения соответствующих властей. Никакой бесконтрольной эксплуатации Призмы не будет. Разумные существа этой планеты получат возможность развиваться по-своему и в своем собственном темпе, пока не станут достаточно развитыми, чтобы претендовать на членство в Содружестве. — Он мигнул и посмотрел на Мартину затуманенным взором. — Я действительно произнес только что то, что, как мне кажется, я произнес?

— Конечно, да, — с гордостью ответила она, затем обратилась к терпеливо стоящему рядом с ней воину..

— Освободи ее скафандр, чтобы она могла ходить.

— Боюсь, такого способа не существует.

— Тогда разрежь его и достань ее.

Воин послушно шагнул вперед, его вращающиеся зубы замелькали, став почти невидимыми. Воздух наполнился пронзительным визгом, когда они приступили к разрезанию скафандра охранницы. Она съежилась, но ей не стоило волноваться. Хоть он и не был хирургом, однако воин ухитрился так осторожно разрезать костюм, что не задел его владелицу. В считанные секунды скафандр был разрезан точно посередине.

Как змея, сбрасывающая кожу, охранница отбросила в сторону бесполезную одежду. Без единого слова благодарности, она пулей выскочила из окна и соскользнула вниз по одной из опор.

Перегнувшись вниз, Эван и Мартина смотрели, как их бывшая охранница мчалась изо всех сил, стараясь догнать своих отступающих соратников. Пока они смотрели, Эван заметил, что не все вспышки света, возникающие там и сям на поле боя, вылетают из оружия людей. Он спросил об этом воина.

— Врачи проделали большую работу. Проводники теперь могут нести много груза, а блеск могут концентрировать большое количество энергии. Врачи посоветовались с Библиотекой. В результате мы получили новый вид существ в

Ассоциативе; такое существо частично является блеском, частично проводником, частично собирателем, а частично воином — и еще чем-то.

Чем-то новым. — Многочисленные руки сделали жест в сторону Мартины. -

Нечто, связанное с тем, что вы носите в правой верхней конечности.

Он приблизился перилам и приподнялся, чтобы заглянуть через их край.

Плоские линзы осмотрели местность внизу.

— Посмотрите, вон один из наших родственников в действии.

Эван и Мартина посмотрели. Воин показывал на некое существо, ярко красное внизу и серебряное вверху, покрытое углублениями, в которых находился глубоко внедренный серебряный силикат. Этот новый житель

Ассоциативы напоминал хрустальную сороконожку.

Она выпрямила трубкообразное тело и наклонила голову. Из задней части ее головы появился тонкий луч света и ударил по группке отступающих людей.

Луч светил несколько секунд, пока голова не поднялась снова. Сороконожка исчезла из поля зрения, в то время, как боевики Фрейзи в панике пытались отстреливаться.

— Будь я проклята. — Мартина с изумлением уставилась на это последнее произведение содружества гениальных врачей. — Лазер на ножках!

— Так же, как и ты, в некотором смысле.

— Не совсем, вон еще один. — Эван указал на то место, где вторая сороконожка выгоняла людей Фрейзи из-под прикрытия водоочистной станции.

Было много шума и вспышек, но мало смертей, так как, по-видимому, скафандры людей способны были отражать такие удары. Или, возможно, сороконожки могли генерировать гораздо более мощные лучи, однако не делали этого, следуя приказам библиотеки? Воины, которые спасли их, подтвердили, что так оно и было.

— Библиотека приказывает, чтобы смертей было как можно меньше. — Воин фыркнул. Такие указания отрицательно влияли на его карму.

Люди Фрейзи, спотыкаясь, забирались в челнок, теперь их паника и замешательство были явственно видны даже на расстоянии.

— Их загоняют на борт. — Мартина усмехнулась. — Вероятно, они даже не понимают, что с ними делают.

Двигатели челнока кашлянули, потом взревели. Смешное сборище полуодетых людей упаковано на борту, как сельди в бочки, подумал Эван. Им придется терпеть вонь друг от друга всю дорогу до базового корабля.

Рокот двигателей челнока усилился, вырос до воя. Неожиданное чувство тоски по дому пронзило Эвана, когда корабль с ревом пронесся по взлетной полосе и, круто задрав кос, взлетел, направляясь к ионосфере. Он продолжал смотреть ему вслед еще долго после того, как он исчез в облаках, оставив за собой только эхо своего взлета. Эхо и несколько нелегких вопросов.

— Ты думаешь, они вернутся и попытаются снова захватить станцию?

Мартина, казалось, сомневалась.

— Чем? Если бы они взяли с собой какое-либо тяжелое оружие, они бы уже применили его. Сомневаюсь, чтобы оно у них было.. Они явились, ожидая, что здесь командует их человек, Гумула, или, в худшем случае, что им придется справиться с несколькими упрямцами. Разумная жизнь, способная защитить себя от достижений современной техники, — это нечто такое, чего они не предвидели в самых кошмарных снах.. Им придется полностью перестроиться и изменить свои планы. Фрейзи предстоит нелегкая задача: заставить своих начальников поверить ему. — Она тихо хихикнула. — О, возможно, у них есть намерение вернуться домой и собрать получше вооруженную экспедицию для посадки на этой планете, но к тому времени мы уже дадим знать, куда следует, и на орбите будут дежурить один-два корабля миротворческих сил.

— Я бы на это пока не очень-то рассчитывал, — неожиданно ответил он, указывая в дальний угол лагеря. В чистый воздух утра поднимался дым.

— О боже, — прошептала Мартина, когда поняла, откуда идет дым, — нуль-пространственный коммуникатор. Я думала, у них не хватит времени вспомнить о нем.

— Я тоже так думал. — Выражение лица Эвана было мрачным. — Нам лучше побыстрее добраться туда и посмотреть, можно ли спасти что-нибудь.

Хотя станция и большинство ее оборудования были построены из негорючих материалов, но определенные компоненты содержали горючие вещества. К несчастью, из них состояла большая часть аппаратуры управления и передачи луча связи через глубокий космос, сложного устройства из электронных компонентов, которые превратились в золу к тому времени, когда они с Мартиной смогли справиться с огнем. То, что им не удалось бы сделать ничего большего, даже если бы они прибежали раньше, слабо утешило Эвана.

Стандартное оборудование для тушения пожаров не в силах погасить горящий порошок магнезии, а именно это вещество поджигатели Фрейзи обильно посыпали по всем приборам, прежде чем поджечь их.

Сам генератор луча, находящийся в шахте глубоко под поверхностью

Призмы, не пострадал, но был совершенно бесполезен без средств активации и наведения его на цель.

Эван отбросил огнетушитель и устало опустился на стул, который чудом избежал огня и внимания жадных мародеров Фрейзи.

— Ну вот. Мы попались.

Мартина печально уставилась на все еще тлеющую панель управления.

— Я не подумала об этом. Нам следовало сказать Эже и другим, чтобы первым они захватили это здание. Я не подумала.

— Возможно, это не имело значения. — Эван потер глаза. — Требуется всего минута, чтобы рассыпать воспламеняющийся порошок и бросить спичку в это место.

— Я не инженер, но если бы у нас были запасные детали, то, может быть, можно было бы отремонтировать передатчик.

— Уверен, что можно, — саркастически ответил Эван, — только я тоже не специалист в этой области, и, наверное, у нас нет достаточного количества запасных частей для ремонта, и даже если бы они у нас были, и мы знали, как это сделать, то, вероятно, нам бы не хватило времени. Зная, что мы отрезаны, Фрейзи со своими людьми вернется и устроит на нас охоту, как только сможет достать тяжелое вооружение.

Их друзья и спасители постепенно стекались к ним, привлеченные двумя магнитами — поднимающимся дымом и растущим отчаянием. Воины и сороконожки-новорожденные инстинктивно занимали оборонительные позиции вокруг здания связи, между ними передвигались врачи. Было несколько пострадавших. Два воина и один из новых гибридов были необратимо разрушены выстрелами.

Был еще один смертельно раненый, весть о котором немедленно вывела

Эвана из состояния летаргии.

— Нет! — Эван бросился наружу, и его отвели к тому месту, где один из врачей работал над неподвижной и такой знакомой фигурой.

— Эже!

Пространство вокруг Эвана содрогнулось от силы его молчаливого вскрика:

— Он не умер! Скажите мне, что он не умер!

— Он балансирует на тонкой линии между самим собой и уходом, — сказал ему врач, не поднимая головы. Его тонкие руки и щупальца двигались с невероятной скоростью, работая над разорванными внутренностями разведчика.

— Теперь уходите, пожалуйста, и не кричите так громко.

Эван подчинился, умерив интенсивность своих мыслей, но отказался уйти.

— Эже, Эже! Не отвечает. Значит ли это…

— Не значит. Это значит только то, что система серьезно повреждена, настолько, что все несущественные функции отключены телом, — проинформировал его врач. — В том числе и коммуникативные. Имеется тепловое поражение в области мозга, но я пока не могу определить его размеры. Хвала Ассоциативе, центры памяти коры головного мозга не пострадали. Я могу только повторить вам: уходите.

Эван отступил назад на несколько шагов, пытаясь проанализировать свою совершенно неожиданную эмоциональную реакцию. Почему он так расстроен? Что такое Эже, в конце концов? Ничего, кроме примитивной формы жизни, состоящей из твердых, чуждых человеку материалов. Едва ли нечто большее, чем говорящая скала. Конечно, он обладал индивидуальностью, даже был в некотором роде личностью, но то же можно сказать и об определенных видах рыб. Что-нибудь еще?

Только то, что он был другом.

Раздавшийся рядом с ним голос заставил его вздрогнуть, потому что это был настоящий голос, а не мысленное послание.

— Ты, наверное, был очень привязан к нему, — пробормотала Мартина.

— Если бы не он, — чем бы ни был Эже, — меня бы здесь не было. Я бы лежал в обломках где-нибудь в лесу, стал бы пищей для сиарузи и какого-нибудь другого прожорливого зверя. Не думаю, что «привязан» — достаточно верное слово.

— Что с ним?

Эван не мог смотреть ей в глаза, ни в один из них.

— Я сам недостаточно силен, чтобы произнести это. — Он с трудом сглотнул.

Она обняла его своей человеческой рукой.

— Постарайся не волноваться. Ты же видел, на что способны эти врачи.

— Я знаю, но Эже получил выстрел в голову из иглострела. Не знаю, смогут ли даже эти врачи исправить такое повреждение.

Она мягко потянула его прочь.

— Нет ничего, что ты или я могли бы сделать для него. Вернись внутрь, и давай подумаем вместе. Может быть, мы сможем сделать что-нибудь с передатчиком.

— Конечно, сможем. Мы можем помочиться на него. Это принесет столько же пользы, как и все остальное. — Однако, он позволил ей увести себя.

— Одно я знаю наверняка, — говорила ему Мартина несколько часов спустя, когда темнота окутала мир. — Я никуда не пойду с этими ублюдками.

Я лучше вернусь в лес и проживу там остаток жизни. Попытайся заставить другие Ассоциативы работать вместе. Это будет нелегко. Они ограничивают население каждой Ассоциативы, потому что убеждены, что определили ее оптимальные размеры для удобного взаимодействия с окружающей средой. В этом они, возможно, и правы, но эта угроза совершенно новая, нечто, с чем они раньше не сталкивались. Это угроза не просто для одной-двух

Ассоциаций, но для их общего будущего. Опасность угрожает им всем, и справиться с ней можно только общими усилиями. Библиотеки проявляют достаточно здравого смысла. Если мне удастся уговорить их, то, возможно, удастся убедить и остальных.

— Мой друг интегратор, — пробормотал Эван.

— Что? — Она резко взглянула на него. — Что ты сказал?

— Ничего. Просто болтаю.

— Мог бы, по крайней мере, проявить какой-то интерес. — Когда Эван не ответил, она отошла к ближайшему столу.

Позднее, когда батареи станции были полностью заряжены, они смогли наслаждаться роскошью горячей воды и света. Им также удалось пропустить информацию станции через уцелевший терминал. Библиотека проявил сильную заинтересованность и настоял на том, чтобы Мартина научила его работать с терминалом. Так как это было достаточно просто даже для ребенка или для неспециалиста, библиотека скоро уже играл с файлами и диаграммами без их руководства.

— Развлекаешься?

— Вполне, — ответил ей библиотека жизнерадостно. — Ваша информация записана простыми терминами. Мы выражаем их в терминах, которые узнали от

Эвана и впоследствии от вас.

— Очень умно с вашей стороны.

— Вы так считаете? — Маленькое щупальце показало на экран. — Конечно, я многого не могу понять. Графики и визуальные изображения прямолинейны, но я не понимаю ваших письменных кодов. Скажите мне, есть ли коды, которые описывают эту систему связи?

Эван заставил себя вернуться к действительности.

— Все, что касается организации и работы станции, хранится в памяти.

А что?

— Просто мысль. Если бы вы могли руководить нами, интерпретируя эти письменные коды, мы, возможно, смогли бы починить то, что сломано. — Пучок жгутиков указал на почерневшую панель.

— Не знаю, — медленно произнесла Мартина. — Это ужасно сложная аппаратура.

— Более сложная, чем вы? Или Эван? Нет никакой разницы. Только в конструкции. Давайте попытаемся. Мне понадобится помощь других библиотек, многих собирателей и обработчиков.

— Вот твой шанс начать силикатное восстание. — Эван криво усмехнулся

Мартине. — Воспользуйся им.

После того, как объяснили причину кризиса, члены многих Ассоциатив предложили помощь. К началу следующего дня в здании связи не осталось места для Эвана и Мартины, настолько оно было переполнено работающими библиотеками и обработчиками. Они перешли в ближайшую спальную комнату и попытались расслабиться. В любом случае, им почти нечего было делать, а объяснять библиотекам чертежи и изображения с тем же успехом можно было с терминала спальни, как и с любого другого. Кроме того, спальня была забита грудами продовольствия, которое бросили люди Фрейзиера во время своего поспешного бегства. В первый раз за многие недели Эвану и Мартине удалось как следует поесть.

Но ничто из всего этого не произвело на Эвана такого впечатления, как появление однажды утром голубой фигуры, которая, прихрамывая, вошла в их временное убежище. Невозможно было спутать эти очертания, даже принимая во внимание отсутствие части спины.

— Эже! — он поднялся с сидения, потом остановился. Мысленного приветствия будет достаточно. Форма Эже исключала возможность объятий.

Потом Эван слегка нахмурился. Что-то было не так в его ковыляющей походке.

— Ты хромаешь?

— Повреждение моторного управления, здесь. — Он похлопал себя по макушке. — Невозможно исправить как следует без риска повредить более чувствительные области. Буду жить с этим недостатком, хоть он и ограничит мою эффективность. Разведчику, который не может бегать, поневоле придется ограничить свою деятельность.

— Мне очень жаль. Это моя вина, я втянул тебя в наши проблемы.

— Чепуха. Мы уже говорили о том, что ваши проблемы — это также и наши проблемы. Кроме того, принято решение, что важнее оставить меня при тебе разведчиком, пусть и с небольшим радиусом действия, чем вернуть к моим прежним обязанностям. Я также буду служить посредником между тобой, твоими людьми и Ассоциативами, если возникнет необходимость. Вы давно не выходили отсюда?

— Давно. — Эван взглянул на Мартину, которая лежала на своей походной кровати, пристроив на животе переносной визор.

— Пойдем. Вы должны увидеть кое-что.

Они вышли за ним наружу. Скорость их передвижения была ограничена тем, что дорожки были полны народу. Эван увидел воинов, собирателей, стенки и блесков, даже медленно перемещающиеся башни, осторожно пробирающиеся в толпе своих более мелких сородичей. Он также заметил пару огромных, массивных созданий, которые держали перед собой вытянутыми огромные руки и щупальца.

— Это строители, — объяснил Эже, отвечая на их вопрос. — Они прибыли сюда издалека. Только те Ассоциативы, которые применяют стены, используют строителей для сооружения искусственных заграждений для защиты своих членов. — Он указал на нечто, напоминавшее передвигающуюся иноходью взрывающуюся звезду.

— Это дистрибутор, который работает в паре с говорунами самых крупных

Ассоциаций. А вон там — экскаваторы, близкие родственники собирателей и копателей.

Земля дрожала под ногами деловито снующей взад и вперед силикатной орды. Эван взял Мартину за руку.

— Думаю, нам лучше поговорить с библиотекой. События выходят из-под контроля.

— С какой библиотекой? — спросил Эже. — Здесь сейчас работают десятки.

— С нашей библиотекой.

Этот индивид лежал вытянувшись на столе, где Мартина знакомила его с компьютером станции несколько дней тому назад. Они вынуждены были осторожно прокладывать себе путь сквозь толпу вновь прибывших библиотек, которые деловито обменивались друг с другом информацией. Поблизости от них несколько недавно замеченных взрывающихся звезд вели одновременно десятки частных бесед, отбирая их из невообразимого мысленного шума голосов.

Позади библиотеки задняя стенка административного здания была разрушена. Строители, процессоры и врачи суетились вокруг чего-то огромного и почти невидимого. То, что удалось рассмотреть Эвану, напоминало огромную головоломку, блестящую и сверкающую, как лунный камень.

Ему удалось добраться до стола библиотеки.

— Что происходит? — Он кивнул головой в сторону бурной деятельности, происходящей в разрушенном конце здания, деятельности, напоминавшей кишение пчел в улье.

— Если вы не можете починить управление передатчиком, это еще не означает, что нужно разрушать все остальное, пытаясь добиться результата.

— Знаете, это странно. — Библиотека говорил рассеянно, не отрывая взгляда от вспыхивающего терминала компьютера.

Эван постарался, чтобы в его голосе не прозвучало отчаяние.

— Что именно странно?

— Насколько ненужной может оказаться сложная техника.

Хорошо вооруженная женщина опустила мощный монокуляр и отвернулась от порта приземления челноков.

— Мне он кажется покинутым. Если они все еще живы, то возможно, услышав, что мы приземляемся, они спрятались в лесах.

Фрейзи наклонился и заглянул ей через плечо.

— Неважно. Нам не надо их искать, хоть у меня и есть личные причины желать этого. Но это не так важно. Все, что нам нужно сделать — сжечь это место дотла. Изолировать их — все равно, что убить. Ах да, мы не называем местную флору «лесами». Лес — более точно. Вы убедитесь, когда мы высадимся. — Он выпрямился и крикнул человеку, стоящему в глубине каюты. -

Все готово?

— Все установлено, сэр.

Фрейзи проговорил в микрофон интеркома:

— Орудие?

— Разогрето и готово, сэр.

— Хорошо. Если ничего нового не появится, держите под прицелом ту высокую наблюдательную платформу в центре лагеря. — Он оглянулся на человека, стоящего у выхода. — Открывай.

Двадцать вооруженных, одетых в защитные скафандры людей, мужчин и женщин, сбежали вниз по самовыдвигающемуся трапу и заняли оборонительную позицию вокруг корабля, в то время как большой лазер, установленный на вращающейся башне на верху корабля, молчаливо нацелился на центр исследовательского лагеря. Никакой видимой реакции на эти враждебные действия не последовало.

— Здесь не о чем беспокоиться, сэр. Я не вижу ничего, из-за чего стоило бы поднимать такую суету.

Пожилая женщина, стоявшая рядом с Фрейзи, небрежно держала свое ружье под мышкой.

— Вас не было тут в прошлый раз, а то бы вы так не говорили.

Фрейзи вручную затемнил визор своего скафандра, осмотрел местность и повел свой десант от корабля к станции.

Никто не попытался им помешать, когда они прошли за бездействующую ограду. Они остановились и подождали, пока подтянется подкрепление. В этой второй группе находилась высокая женщина, которая была заместителем командира в прошлый их визит на Призму.

Ее взгляд с интересом обежал здания.

— Они многое успели сделать, пока нас не было. Много расчистили.

Может быть, нам не следует разрушать до основания это место и строить что-то новое? Возможно, мы просто обоснуемся здесь опять. Это сэкономит массу времени и денег компании.

— Если эти двое ненормальных все еще где-то здесь и планируют устроить нам засаду, то именно на это они, наверное, и рассчитывают.

— Так давайте пойдем им навстречу. — Высокая женщина улыбалась нечасто, и на этот раз она тоже не улыбнулась.

Они прошли к старому административному зданию, повернули за угол и внезапно остановились.

— Что это? — резко спросила женщина. — Я не помню, чтобы это было здесь, когда мы улетали.

— Его не было, — огрызнулся Фрейзи. Его палец слегка поглаживал курок пистолета.

Направо от них, за зданием связи, находился массивный непрозрачный силикатный купол, в три раза превышающий размерами любое из первоначальных строений станции. Казалось, он менял цвет в зависимости от угла, под которым на него смотрели.

— Вы не думаете, что… — начал Фрейзи, но его помощница прервала его.

— Ни малейшего шанса. Я сама подожгла порошок в здании. Потребовался бы целый корабль техников и инженеров связи, чтобы только начать восстанавливать управление лучом.

— Тогда что, черт возьми, это такое?

Поскольку ответа она не знала, они изменили маршрут и осторожно приблизились к зданию, стоящему перед загадочным куполом. Внешние двойные двери оказались незапертыми, точно так, как они их оставили. Внутренние двери тоже.

Однако внутри оказалось нечто такое, чего они там не оставляли.

— Долго же вы добирались. Мы уж начали думать, что вы не вернетесь.

Входите же.

— Орджелл. — Фрейзи начал поднимать пистолет.

— Не делайте этого. Лучше поговорим, — произнес другой мужской голос.

Из-за шкафов и панелей появились люди. Не у каждого из них было видно оружие, но это не означало, что они не были вооружены. Гораздо больше

Фрейзи беспокоила та уверенность, которую они проявляли. И форма, которую они все носили. Большинство ходило в ярко-красных цветах Содружества, но некоторые были одеты в аквамариновые мундиры Объединенной Церкви. В дальнем конце комнаты улыбалась своей незабываемой получеловеческой, полупризматической улыбкой Мартина Офемерт.

Пожилой человек, который произнес последние слова, вышел вперед и остановился перед Фрейзи. Он был лыс и носил на голове черно-красную повязку с замысловатым узором.

— Меня зовут Руа Таравера. Я ваш начальник, мистер Фрейзи. — Он протянул коричневую руку. — Ваше оружие, пожалуйста.

Когда Фрейзи заколебался, офицер заговорил более твердо:

— Пожалуйста, не надо неприятностей. Ваш корабль уже пристыкован к

«Риозензузексу», а экипаж разоружен и находится под арестом.

Фрейзи сдался, протянул свой иглострел. Бежать было некуда.

— Как это получилось? — спросила у Эвана стоящая рядом с ним высокая женщина, сдавая свой пистолет. — У вас же не было возможности послать сообщение. Никакой возможности. — Она смотрела мимо него, мимо Мартины, на новую блестящую панель связи. — Эти терминалы были разрушены до основания.

Я знаю. Я сама это сделала. Вы не могли восстановить их, просто не могли.

— Вы правы, мы не могли, — с готовностью призналась Мартина. — Но вы забили о наших друзьях.

— Друзьях? — Фрейзи нахмурил брови. — Каких друзьях? Этих животных?

— Вы видели купол снаружи? Да, конечно, видели, иначе не зашли бы сначала сюда. Это сделали «животные». Наши друзья. Если дать им достаточно подробные чертежи и немного помочь, они могут продублировать, что угодно.

Это для них игра, головоломка, вызов. Они также способны внести некоторые интересные усовершенствования в то, над чем работают в данный момент наши ученые. Приборы, которые они собрали, необычны, но они работают.

Сообщение, посланное нами, в конце концов, с их помощью было не слишком понятным, но достаточно эффективным.

— Это было нечто вроде отчаянного призыва, — сказал Эван. — Но то, чего не удалось выразить словами, компенсировали мощностью. Зов был услышан и записан, и кому-то стало любопытно, потому что он был отправлен из той области пространства, которая считалась необитаемой. Поэтому кто-то из чиновников приказал проверить. Когда я выясню, кто именно, я представлю его или ее к канонизации святой Церковью.

Фрейзи в изумлении уставился на него.

— Так вы все рассказали!? Теперь, когда правительству известно об этой планете, ваша компания не сможет извлечь прибыль из этой планеты, так же, как и наша, или любая другая. Эта планета будет взята под контроль. Ее эксплуатация будет запрещена под страхом смерти.

— Это не имеет значения. — Эван улыбнулся. — Видите ли, наша компания уже больше не наша.

Мартина подошла и встала рядом с ним.

— Мы оба подали в отставку. Мы собираемся остаться здесь и работать с аборигенами. У них богатые возможности, и они полны энтузиазма и желания учиться. Они не заинтересованы в том, чтобы присоединяться к нашей механической цивилизации, потому что им это не нужно, но они очень хотят научиться у нас другому. Тот новый усилитель луча связи сзади вас — он наполовину живой. Он не может ходить и говорить, но, Боже мой, как он умеет усиливать! Это нечто вроде сверхразвитого варианта говорящей башни, являющейся членом любой Ассоциативы — но вам об этом ничего неизвестно. Ее не построили, ее вырастили искусственно. Эти «животные» изменят технологии

Содружества так, как мы пока не можем даже представить себе.

— Подумайте, от чего вы отказались, — высокая женщина бросила с презрением, когда ее уводили. — Огромные прибыли. Власть. — Она покачала головой. — Идиоты.

— Думаю, что не мы, — невозмутимо ответила Мартина. — Кто из нас под арестом?

Когда последний десантник был взят под стражу, представитель

Объединенной Церкви на Призме пошел их искать. Отец Мангейм был послан со спасательной партией заниматься моральным совершенствованием аборигенов — если таковое потребуется. Из того, что он пока узнал об Эже, библиотеке и других друзьях Эвана и Мартины, любое продолжительное присутствие Церкви на Призме было бы в лучшем случае излишним. Он был в восторге. Церковь терпеть не могла вмешиваться в чужие проблемы.

Он нашел их на наблюдательной платформе, глядящими вдаль на лес.

Солнце Призмы начинало заходить. Слабеющий свет, предвещающий долгую ночь, делал лес больше, чем когда либо, похожим на безбрежный океан эльфийских замков, каждая башня которых светилась, каждый бастион был усыпан драгоценными камнями.

— Привет, папаша Мангейм, — рассеянно сказал Эван, не отрывая глаз от пейзажа. Священник не обиделся. На сверкающую панораму смотреть было гораздо приятнее, чем на его собственную пухлую физиономию. Он присоединился к ним, наслаждаясь огненным пейзажем.

— Я понял, что вы двое хотите вернуться в лес и попытаться основать город аборигенов, то есть, простите, большую Ассоциативу, где другие аборигены смогут усваивать человеческую философию и идеи. Вам известно, что вы не сможете дать им никаких передовых технологий? Пока не сможете.

Это против указов Церкви.

— Нет нужды спешить с технологией. Им надо осознать, что пришло время расстаться с их племенной организацией. Это первоочередная задача.

Знакомство с технологией можно отложить. У нас нет намерений попытаться нарушить ограничения Церкви, — голос Эвана звучал твердо.

Мангейм улыбнулся.

— Я и не хотел обвинить вас в подобных намерениях. У меня была возможность просмотреть ваши предварительные доклады. Мне хотелось бы посмотреть на этот Интегратор.

— Это как-нибудь можно устроить, — ответила ему Мартина. — На расстоянии, конечно. Интегратор не питает уважения к рангам. И к святости тоже.

— Подобная осведомленность и является причиной того, почему аванпост, который будет основан здесь, должен будет полагаться на вас двоих, чтобы люди могли прожить ближайшие два года в безопасности. Вы — единственные люди, знакомые с этим миром. Полагаю, вас можно считать первыми колонистами.

Мартина взглянула на свой правый бок.

— Больше похоже на то, что Призма колонизировала нас.

Эван кивнул в знак согласия.

— То, что вы сделали для этих… э… людей — чудесно. Я намерен рекомендовать Церкви оказывать вам полную поддержку в любых проектах, которые вы собираетесь осуществить.

— Мы будем очень благодарны, — ответил Эван искренне. — Оградите нас от контактов с бюрократией.

Мангейм понимающе кивнул.

— Прошу простить меня, я бы с удовольствием остался до захода солнца, но у меня дела, которыми необходимо заняться. Совместное подписание официального обвинительного акта и другие неприятные дела, с которым лучше покончить как можно быстрее. Увидимся позднее.

— Будем ждать с нетерпением.

Они смотрели ему вслед, пока он спускался с платформы и пересекал открытое пространство, уже покрытое тенью, направляясь к административному зданию.

— Что ты об этом думаешь? — прошептала Мартина. — О том, что ожидает

Фрейзи и его людей?

Эван и не пытался скрыть сарказма в голосе.

— Я гораздо больше тебя сталкивался с тем, как ведут себя крупные компании во время кризиса, Мартина. Работодателям никогда не предъявляют никаких обвинений. Фрейзи и его подчиненные прикусят языки и будут терпеливо сносить любое наказание, которое придумает суд. Но ты никогда не увидишь ни одного из директоров, направленных для исправления. Они будут все отрицать, заявят, что Фрейзи действовал по собственной инициативе и без официального разрешения своего начальства, предъявят в подтверждение документы. Обвинения и контробвинения будут подшиты в папку, средства массовой информации порезвятся денек, а через пару лет снова начнут обычный бизнес. Нельзя посадить в тюрьму компанию. Можно побеспокоить ее, пустить ей кровь, подорвать ее силу, но нельзя запереть ее под замок.

— Это несправедливо и аморально.

— Это бизнес.

Долгое время на платформе царило молчание. Солнце почти село, когда к ним присоединилась третья фигура. Она вышла, прихрамывая, из только что отремонтированного лифта и пожаловалась на его неудачную конструкцию.

Кнопки управления были слишком высоко расположены.

Эван с любовью улыбнулся, глядя вниз на пришедшего.

— Добрый вечер, Эже.

— Приветствую вас во время простоя, друзья мои. Как идут дела?

— Неисправные члены нашей Ассоциативы задержаны и будут починены. -

Эже не смог бы понять значение слова «наказание».

— Однако, мы здесь встречаемся с одной небольшой проблемой.

— Какой именно небольшой проблемой?

— Наша более крупная Ассоциатива имеет законы, которые определяют, сколько информации, какой объем знаний мы можем передать прими… нашим друзьям. Возможно, нам не удастся помочь вам развиваться настолько быстро, насколько этого хотелось бы библиотеке и некоторым другим.

— Мартина рассказала нам об этих законах. — Неужели он подмигнул?

Всего лишь вечерний свет, решил Эван. — Библиотеки занимались с врачами.

Они уже усвоили большую часть знаний, которые содержались в мертвой библиотеке. Они сохранят их для последующего изучения.

Эван поднял брови.

— Ты ничего об этом не говорил. Никто ничего мне не сказал до сих пор.

— Мы не видели необходимости обременять тебя такими тривиальным вещами, пока ты был занят поимкой своих поврежденных родственников. — Эже мысленно пожал плечами.

— Понимаю. А что библиотека и другие планируют делать с этой информацией, которую они тихо украли?

— Нельзя украсть информацию, Эван, — сказал Эже с упреком. -

Библиотека говорит, что ее можно только одолжить. Библиотеки уже придумали пару проектов.

— Улучшенные системы батарей для ваших тел? — с интересом спросила

Мартина. — Новые варианты защитного луча для границ?

— Не знаю. В действительности, нам для себя ничего в данный момент не нужно. Проекты были составлены, чтобы отблагодарить вас, за то, что вы для нас сделали.

Оба человека выразили свое удивление.

— Что же это такое, что вы задумали для нас, Эже?

— Ну, думаю, что одна из групп пытается сконструировать устройство, которое заменило бы этот ужасный мягкий мешок в вашем туловище, а также избавило бы вас от необходимости постоянно наполнять его органическими составляющими, и снабдить вас системой, похожей на нашу, чтобы вы смогли жить так же, как и мы, на чистой пище от солнца.

— Это мне и раньше предлагали, — поведал ему Эван, — врачи твоей

Ассоциативы. Оригинальная идея, но даже если им это удастся, не уверен, что готов променять хороший бифштекс на самый чистый и яркий солнечный луч. Что еще?

— Они работают над тем, как стенам защитить себя от приспособлений, которые вы называете иглострелами. И наконец, существует особенно заманчивый проект, который еще только в стадии обсуждения, но который очень волнует всех, особенно врачей и процессоров. Он еще на стадии обсуждения, потому что для его завершения потребуются объединенные усилия сотен врачей и тысяч процессоров. Они также опасаются, что ваши люди не поймут его, поэтому и вынуждены попросить вас не упоминать о нем среди своего народа.

Серьезный тон Эже исключал возможность того, что разведчик шутит с ними.

— Ну, это звучит серьезно. Что это такое? Какая-то разновидность супербатареи, которая позволит вам функционировать круглосуточно?

Усовершенствованная система связи на основе взрывающихся звезд и говорунов?

— Нет. — Голос Эже звучал одновременно озабоченно и взволнованно.

— Видите ли, пока вы не появились среди нас, Эван, мы никогда не думали о путешествиях по ночам, и еще меньше о путешествии сквозь ночь, которая разделяет звезды. В вашей машине содержится много информации о таких вещах. Так сказал мне библиотека.

Потребовалось несколько секунд, чтобы слова разведчика просочились сквозь предубеждения Эвана.

— Не хочешь ли ты сказать, — смеясь произнес он, — что библиотеки думают над тем, как построить звездный корабль?

— Нет, конечно, нет. — Эже был очень серьезен. — Нам не известно, как организовать строительство корабля для путешествия среди звезд. Мы просто хотим попытаться вырастить такой корабль.